Фарсаны (Художник Ю. Ефимов)

Нет, решительно не клеится у меня сегодня работа. Какая-то глухая тревога, предчувствие чего-то недоброго не дают мне покоя еще со вчерашнего утра.

Цефеиды, загадочные пульсирующие звезды… Какая все-таки увлекательная тема! Но я никак не мог начать сегодня вторую часть своего многолетнего труда о цефеидах. Три часа назад заложил в клавишный столик чистый кристалл для записей. Но на нем так и не появилось ни одного слова. Я всячески пытался освободиться от непонятного чувства тревоги и войти в привычный ритм. Но ничего не помогало. Работа не двигалась…

Наконец я встал и подошел к иллюминатору. Нажал кнопку- и внешняя, противометеоритная шторка отошла в сторону.

Засверкала многоцветная звездная пыль.Наша Галактика…Я любил часами стоять у иллюминатора и, вглядываясь в пылающую Галактику, в эту непрочитанную огненную книгу, чувствовать себя словно шагающим по межзвездным просторам.

Одним словом, вид Космоса приносил мне радость. Но сейчас… Сейчас Космос показался мне угрюмой и пугающей бездной. Чудилось, что с ледяной улыбкой сфинкса он смотрит на тщету жизни, на тщету усилий человека, вторгшегося на крохотном корабле в его безграничные холодные просторы.

И снова вспомнился Вир-Виан… Не знаю почему, но в последнее время я все чаще вспоминаю этого выдающегося ученого и странного мыслителя. Все чаще и чаще забредаю в сумрачные дебри его космической философии- философии ущербной, закатной и так соответствующей моему теперешнему подавленному настроению.Вот и сейчас,глядя в бездонную звездную пучину, я словно слышу шепот Вир-Виана: «Вселенная активно враждебна жизни… Жизнь — это крошечный водоворотик в огромном потоке звезд и галактик… А разум человека?… Мертвая материя, безграничный Космос всегда торжествует над разумом Вселенной, над мудростью человека- над этим зыбким и кичливым духом…»

Я закрыл внешнюю шторку иллюминатора и, чтобы освободиться от смутных, тревожных мыслей,снова сел за клавишный столик.Но не для того, чтобы продолжать свой научный труд. Нет, я решил писать нечто вроде дневника. Быть может,это занятие принесет мне облегчение,и я забуду о недобрых предчувствиях. Во всяком случае, попытаюсь разобраться в своих ощущениях.

Прямо против меня на стене тускло поблескивает экран внутренней связи. После квантового торможения связь расстроилась,и я был доволен,что никто не нарушит моего одиночества. Но, к моей досаде, экран вдруг засветился. На нем возникло лицо Рогуса. Больше всего мне не хотелось видеть именно его.

— Эо, капитан!- начал он виноватым голосом.- Как изображение? Я сейчас в кают-компании.

На своем экране Рогус не увидит и не услышит меня до тех пор, пока я не включу связь с этой стороны. Что делать? Быть может, не включать? Но я все же протянул руку к правому краю столика и нажал кнопку.Рогус обрадовался, увидев меня.

— Чего вы хотите, Рогус?- нетерпеливо спросил я.

— Извините,капитан.Я исправил внутреннюю связь и хотел проверить, как она работает. Вижу, что все в порядке.

И он улыбнулся.Удивительная улыбка у Рогуса- простодушная, как у ребенка, получившего удовольствие.Но она мне почему-то не понравилась с самого начала,с первого дня межзвездного полета,а сейчас показалась еще неприятней.

— Спасибо, Рогус,-сухо поблагодарил я.- Не ожидал,что так быстро наладите связь. Вы хороший бортинженер.

Положив палец на кнопку,я хотел уже выключить связь, как вдруг подумал: «Сэнди-Ски… Каким он мне сейчас покажется- таким же необычным и чуждым, как вчера, или нет?»

— Сэнди-Ски в рубке внешней связи? — спросил я.

— Да.

— Позовите его.

На экране возник улыбающийся Сэнди-Ски.И такое дружелюбие было написано на его крупном и выразительном лице,что я невольно улыбнулся в ответ. Тут же внутренне упрекнул себя: как я мог заподозрить в чем-то Сэнди-Ски!

— Эо, Тонри! — радостно приветствовал он меня.

— Эо!-воскликнул я.- Что нового на экране внешней связи? Как видна планета Голубая?

— Плохо,-вздохнул Сэнди-Ски.Улыбка на его лице погасла.- Вся освещенная часть Голубой затянута облаками.Видимость отвратительная.Пока веду наблюдение за другими планетами.

— Как только улучшится видимость, позови меня.

— Хорошо,Тонри.А ты, я вижу, начал вторую часть своего труда о цефеидах?

— Да.

— Успешно?

— Успешно,- ответил я,смутившись: я впервые солгал своему другу.

— Отлично, дружище. Не буду мешать.

Сэнди-Ски выключил связь.Его лицо затуманилось и исчезло с экрана.

В моей каюте снова наступила тишина.Лишь со стороны кормы доносился едва слышный гул планетарных двигателей.Чистый и ровный,он свидетельствовал об их отличном состоянии. Вообще на корабле все благополучно. И все же мое сердце снова сжала тревога. Ощущение неведомой опасности, гнетущее чувство чего-то недоброго вновь охватило меня.

Что же,собственно,произошло?Почему я стал избегать членов экипажа и чего-то бояться?Пожалуй,с этого Сэнди-Ски все и началось.Вернее, с одного случая в рубке внешней связи. Было это утром 8-го дня 109-го года Эры Братства Полюсов- знаменательного дня в нашей жизни. В этот день мы приблизились к окраине планетной системы- цели нашего полета.Кибернетический пилот корабля, используя всю мощь двигателя,очень быстро погасил межзвездную, субсветовую скорость до межпланетной.Мы же в это время, одетые в специальные скафандры, спасались от перегрузки в магнитно-волновых ваннах и висели там в паутине силовых полей. Если бы звездолет не был оснащен тормозными устройствами и магнитно-волновыми ваннами, наше торможение затянулось бы на годы…

Когда заработали планетарные двигатели и корабль перешел на межпланетную скорость,мы выползли из ванн.Именно выползли,устало и ошалело оглядывая друг друга. Даже в ваннах, опутанные защитными силовыми полями, мы чувствовали удушливую, свинцовую тяжесть невероятной перегрузки.

Члены экипажа разбрелись по своим каютам. Лишь один Сэнди-Ски остался в кают-компании. Растянувшись в мягком кресле, он проговорил:

— Отдохну и здесь.

У меня же было много дел.Да и чувствовал я себя, пожалуй, всех бодрее. Я уселся в глубокое кресло перед пультом управления и по приборам долго следил за работой всех агрегатов корабля.Торможение почти не отразилось на показаниях приборов.Все было в норме.Молодец все-таки Рогус,хороший, знающий бортинженер. Затем по приборам и по гулу, доносившемуся со стороны кормы, я тщательно проверил работу планетарных двигателей.

Только после этого вошел в рубку внешней связи. Субсветовая скорость до сих пор мешала получать хорошее изображение.Сейчас же мне хотелось посмотреть на планеты при замедленной скорости корабля.

Я сел перед огромным круглым экраном связи и включил телескоп- мощный глаз корабля, дающий возможность производить локацию отдаленных космических тел. На экране развернулась изумительно четкая картина целого хоровода планет.

Обернувшись назад, я крикнул в кают-компанию:

— Сэнди! Ты отдохнул?

— Немного отдышался. А что?

— Иди сюда! Здесь такое зрелище…

Сэнди-Ски вошел в рубку и встал за моей спиной,опираясь руками о спинку кресла. Касаясь пальцами кнопок, я стал увеличивать изображение. На экране выплывали отдельные планеты. Первой показалась полосатая гигантская планета -самая большая в этой системе. На ее поверхности бушевали неимоверной силы атмосферные бури.Она имела около десятка спутников.Небольшой поворот тумблера — и на экране возникла соседняя планета,чуть меньше, но с оригинальным украшением — ярким кольцом.

— Зачем выхватываешь планеты из середины?- проворчал Сэнди-Ски.- Ты давай по порядку.

Я перевел луч телескопа туда, где находилась орбита планеты, ближайшей к центральному светилу. С трудом нащупал маленькую, юркую планету, лишенную атмосферы.

— Я так и знал: мертвая планета,- сказал Сэнди-Ски. — Она похожа на нашу Зиргу. Давай дальше.

Сэнди-Ски хотел поскорее рассмотреть третью планету — Голубую, как мы назвали ее раньше. Но я все же сначала показал ему вторую от центрального светила планету. Она имела плотную и совершенно непрозрачную атмосферу. Таинственной незнакомкой назвал ее как-то Сэнди-Ски.

— Давай дальше, — нетерпеливо шептал за моей спиной Сэнди-Ски.

Я стал нащупывать Голубую.Вот она!Отчетливо,как никогда раньше, мы видели голубые океаны, зеленые материки, белоснежные полярные шапки и облака.

— Жизнь!- воскликнул Сэнди-Ски. — Я же говорил, что здесь есть жизнь. Голубая- настоящая жемчужина этой планетной системы. Какая пышная, богатая биосфера! Да это настоящая оранжерея! Не то,что наша Зургана.

«Жемчужина»,"оранжерея» — как естественно прозвучали эти образные слова в устах Сэнди-Ски.И все же,когда он сравнивал Голубую с нашей родной Зурганой, я почувствовал,что в его речи чего-то не хватает. Чего? Я и сейчас не могу дать на это определенный ответ.Если бы вместо Сэнди-Ски был Рогус или пилот Али-Ан,я бы не удивился.Тех я считал людьми несколько скучноватыми. Но ведь это Сэнди-Ски с его необузданной,причудливой фантазией,Сэнди-Ски я знаю, как самого себя! Почему же в его упоминании о нашей родной планете я не уловил какой-то живой и дорогой сердцу нотки? Словно Сэнди-Ски никогда не жил на Зургане,а имел о ней основательное,но книжное представление. Неужели он не помнит,например, как мы совершили с ним труднейший пеший переход по Великой Экваториальной пустыне до оазиса Хари?Я до сих пор чувствую,как немилосердно палило тогда солнце, как захлестывали нас горячие бури, а на зубах противно скрипел песок. Но мы шли и шли по бескрайнему океану песков, гордясь своей силой и выносливостью.

Нет,я не прав! Сэнди-Ски хорошо памятен этот эпизод из нашей жизни на Зургане.Он сам тут же вспомнил о нем.Но вспомнил так,что я не почувствовал жаркого дыхания пустыни,как-то рассудочно… И нельзя сказать, что речь Сэнди-Ски была унылой и плоской,как та пустыня,о которой он говорил, сравнивая нашу обожженную солнцем планету с многоводной планетой Голубой.Его речь была по-прежнему сочна и метафорична.Но странное дело: все метафоры и живописные слова словно потускнели.Да,именно такое впечатление, как будто Сэнди-Ски не жил на Зургане.Он словно не впитывал всеми порами своего тела жарких лучей нашего буйного солнца,словно никогда не ощущал упоительной прохлады северных лесов…

Когда я подумал об этом, сидя за экраном внешней связи, я почувствовал вдруг какое-то смутное беспокойство,даже тревогу и невольно обернулся. Меня не удивило выражение жадного любопытства на лице Сэнди-Ски. Именно таким я и ожидал увидеть лицо моего друга в этот момент. Но его глаза! Не знаю почему, но я вздрогнул, взглянув в его глаза!…

Хрусталев отодвинул рукопись в сторону, достал папиросу и, улыбнувшись, взглянул на своих слушателей Кашина и Дроздова- давних друзей и сослуживцев по научно-исследовательскому институту. На их лицах он увидел любопытство с некоторой долей недоумения. И не мудрено. Хрусталев позвал их вечером к себе домой, чтобы прочитать какую-то рукопись и услышать их мнение. Но какую рукопись, он толком не объяснил.

Хрусталев не спеша закурил,придвинул рукопись и, еще раз взглянув на друзей, приготовился снова читать.

— Подожди,Сергей,-остановил его Кашин.-Признаюсь,ты нас заинтриговал.- И, насмешливо сощурившись,спросил:- Ты что, на старости лет ударился в научную фантастику?

— Нет,друзья,это не фантастика,-рассмеялся Хрусталев.-Я вас, видимо, еще больше заинтригую, если скажу, что это дневник астронавта, прилетевшего на Землю в начале нашего века.

Дроздов, невозмутимый, несколько располневший человек, сидевший в мягком кресле в ленивой и удобной позе, усмехнулся и, махнув рукой, сказал:

— Конечно,фантастика.Я даже догадываюсь,о какой планетной системе говорится в твоей рукописи.О нашей Солнечной системе.Самая большая планета — это Юпитер, другая, поменьше, с ярким кольцом,- Сатурн. А планета Голубая с богатой биосферой — это, конечно, наша Земля.

— Верно,-сказал Хрусталев.-Между прочим, тебя эта рукопись особенно должна заинтересовать.Ты же участник одной из экспедиций в район Подкаменной Тунгуски, и ты работал над разгадкой тайны тунгусской катастрофы.

— Никакой тайны уже нет, Сергей,- лениво возразил Дроздов. — Сам знаешь, что это был метеорит, а вернее всего,- комета.

— Да, я раньше тоже был сторонником метеоритной гипотезы. Но сейчас нет. Давайте вспомним общеизвестные факты. Утром 30 июня 1908 года жители Сибири видели в небе огненный след. Затем в районе Подкаменной Тунгуски раздался чудовищный,ни с чем не сравнимый в те времена взрыв.Лишь в наши годы ученые сравнивают его со взрывом многих водородных бомб. Ослепительную вспышку сибиряки видели на расстоянии 400 километров. Воздушную волну зарегистрировали даже в Лондоне,она дважды обошла земной шар.Подсчитано, что такой взрыв мог произойти только в том случае,если бы метеорит весом в сотни тысяч тонн,войдя в атмосферу с огромной,космической скоростью, ударился бы о землю.Но в том-то и дело,что,как вы знаете,никакого удара о землю не было. Все экспедиции, побывавшие на месте катастрофы,в центре взрыва нашли совершенно неповаленный лес.Однако деревья стояли голые, как телеграфные столбы.Ветви с них содраны.До сих пор стволы носят на себе следы мгновенного и очень сильного ожога.Лишь на большом удалении от эпицентра деревья повалены в сторону взрыва.Все это говорит о том,что взрыв произошел на большой высоте в воздухе.Это первая и ничем не объяснимая загадка метеорита. Вторая загадка заключается в том, что от огромной массы небесного тела не осталось ни малейшего следа,ни одного осколка. Факт невероятный! Ведь даже намного меньший Сихотэ-Алинский метеорит распался на тысячи осколков от одного миллиграмма до нескольких тонн весом.А вспомните Аризонский метеорит! Весил он также десятки или сотни тысяч тонн. Но он сохранился почти целиком. А вот от Тунгусского метеорита,от его колоссальной массы не осталось ничего. Чем вы это объясните?А все загадки- и то,что взрыв произошел в воздухе,и то, что от небесного тела не осталось ни следа,- все эти загадки объясняются очень хорошо и просто, если предположить, что в воздухе взорвался…

— Космический корабль!- рассмеявшись, прервал его Кашин. — Брось, Сергей. Все это выдумки безответственных фантастов и немногих романтически настроенных ученых. Ты лучше почитай свою фантастику, а мы послушаем.

— Нет, это не выдумки,- спокойно возразил Хрусталев.-Раньше я тоже считал эту гипотезу слишком романтической, чтобы быть правдивой. Но я для этого и позвал вас, чтобы представить доказательство в пользу этой гипотезы, которая уже перестает быть гипотезой.

Хрусталев вынул из ящика письменного стола небольшую странного вида шкатулку и открыл ее.Внутри лежал прозрачный многогранный кристалл величиной с голубиное яйцо.

— Вот это доказательство- кристалл, — чуть волнуясь, сказал Хрусталев.

— Похож на алмаз, — проговорил Дроздов.

— Похож,-согласился Хрусталев.-Но это не алмаз.Присмотритесь внимательно.

Внутри кристалла вспыхнула оранжевая искра. Она все больше разгоралась. И вдруг весь кристалл заполыхал буйным многоцветным пламенем. На мгновение он погасал, образуя как бы паузы, затем вспыхивал с прежней силой.

Закрыв шкатулку, Хрусталев сказал:

— Когда шкатулка закрыта,пламя гаснет. Я не хочу зря тратить энергию, источник которой еще неизвестен.Вероятно,вы догадываетесь,что этот кристалл и есть дневник астронавта.Дневник написан разноцветными пламенеющими, как огонь,знаками- буквами, которые образуют слова. Слова и фразы разделены паузами. Жителям планеты Зурганы,откуда прилетел астронавт, такие кристаллы заменяют книги.Когда обитатель Зурганы хотел сделать какую-либо запись, он вставлял неиспользованный кристалл в особый аппарат- так называемый клавишный столик. После этого человек- я так буду называть разумных обитателей Зурганы — садился за столик и пальцами нажимал разноцветные клавиши.Он словно играл на клавишном музыкальном инструменте. Аппарат настолько чуток, что на кристалле в цветах, в их трудноуловимых оттенках воспроизводил душевное настроение человека.Каждое слово наполнялось не только логическим,но и лирическим, эмоциональным содержанием.Таким образом, каждая фраза, запечатленная в гармонии цветов, захватывает, чем-то волнует, производит впечатление какой-то неземной музыки- то радостной,то торжественной,то печальной- в зависимости от настроения человека,сделавшего запись. Но о цветовой музыке немного позже.

— Все это очень интересно,- задумчиво проговорил Кашин. Он был серьезен и больше не подтрунивал над Хрусталевым. — И все это так фантастично, что с трудом верится. Но кристалл!Он убеждает меня, заставляет верить. Кристалл действительно любопытный. Как он попал к тебе?

— Как попал,спрашиваешь?Случайно попал.Летом прошлого года,как вы знаете, я проводил отпуск у себя на родине,в Красноярском крае. Как-то я пошел на охоту и забрел в небольшую деревню,затерявшуюся в тайге. Она расположена в ста километрах к югу от Подкаменной Тунгуски. Заночевать пришлось в избушке старого охотника Вавилова.Утром мы вместе отправились на охоту. Зашли очень далеко и сделали привал на небольшой поляне, на которой рос раскидистый могучий кедр.Вавилов рассказал случай,который произошел с его отцом здесь,на этой поляне,свыше восьмидесяти лет назад.Из его рассказа я догадался,что это случилось 30 июня 1908 года,в день падения Тунгусского метеорита. Вавилову-старшему было тогда 17 лет.Охотясь в лесу, он неожиданно увидел в небе огненный шар,пролетевший на север.Затем в небе он заметил какую-то медленно опускающуюся точку.Скорость ее стремительно нарастала. И вдруг почти к самым ногам упал какой-то предмет, напоминающий небольшой ящичек или шкатулку. Вавилов взял ящичек,но тут же,вскрикнув от боли,выпустил из рук. Ящичек был горяч, как уголь, взятый только что из костра. В тот же миг ослепительная вспышка заставила Вавилова закрыть руками глаза.Ему показалось,что в тайгу, совсем рядом,упало солнце.Когда он открыл глаза,то с любопытством и страхом осмотрелся вокруг. Ничего не изменилось. Тайга имела обычный вид. Вавилов подождал, пока остынет ящичек, и снова взял его. В этот момент раздался оглушительный грохот. Воздушной волной Вавилова сбило с ног. Оглушенный и испуганный,он пролежал,заткнув уши,около четверти часа. В тайге бушевал ураган,трещали деревья. Когда Вавилов, наконец, встал, ему показалось, что тайга чуть поредела. И в самом деле,у многих деревьев верхушки и ветви были сломаны.Со страхом взирая на ящичек- причину,как ему казалось,всех непонятных и грозных явлений,он подошел к разлапистому кедру и сунул ящичек в дупло.Там он и пролежал более полустолетия.Потом отец показал его сыну и положил на место.

Выслушав рассказ Вавилова,я подошел к кедру, сунул руку в дупло и действительно нашел в трухе ящичек,напоминавший небольшую шкатулку, сделанную из неизвестной пластмассы.Вавилов разрешил мне взять с собой этот напугавший в детстве его отца ящичек.Вернувшись с охоты,я попытался открыть шкатулку,но не смог,так как поверхность ее была немного оплавлена. И только дома, в Москве, я с трудом открыл шкатулку и увидел кристалл.

— И ты заинтересовался им как геолог?-спросил Дроздов,слушавший Хрусталева с нескрываемым любопытством. Его обычной апатии и невозмутимости как не бывало.

— Ну, конечно,я же геолог!- воскликнул Хрусталев.- Пляшущие цвета поразили меня, а сам кристалл не походил ни на один земной минерал. В шкатулке я обнаружил небольшой осколок кристалла.Я тщательно осмотрел кристалл и нашел его в полной сохранности.Создавалось впечатление, что осколок положен специально.Но зачем?Ответ напрашивался сам собой:для того, чтобы произвести анализ кристалла,не нарушая его целости.Я так и сделал. Вот что дал анализ: углерод- 53 процента,азот- 19,кремний- 12,магний- 10 и золото- 6 процентов. Итого — пять элементов. Вглядываясь в загадочные пляшущие цвета, я словно почувствовал звучание какой-то музыки и смену моего собственного настроения. Я переживал то страх,то радость,то грусть. И тут меня ошеломила догадка: на кристалле огненными знаками записаны какие-то сведения. Я, конечно, тогда еще и не думал, что кристалл- дневник астронавта.Но начал предполагать, что все это связано с тайной Тунгусского метеорита. Но как расшифровать эти сведения?Я тщательно изучал запись на кристалле, особенно начало, и уловил некоторые закономерности.А именно: вначале шли пять огненных знаков, разделенных небольшими паузами.Эти пять серий повторялись трижды. Затем длинная пауза,за ней- целая группа серий.В ней наряду с другими я уловил уже знакомые мне серии.Я начал соображать: пять серий, разделенных небольшими паузами,- это пять слов, а целая группа серий- это уже фраза. И тут меня осенила еще одна счастливая догадка.Пять слов- это пять элементов, из которых состоит кристалл: углерод, азот, кремний, магний и золото.А фраза, повторенная дважды,должна была,на мой взгляд,переводиться так:«Этот кристалл состоит из пяти элементов- углерода,азота, кремния, магния и золота». Таким образом, у меня было что-то вроде ключа к неведомому языку.

— Молодец,Сергей!-воскликнул Кашин и добавил со своей обычной добродушной иронией: — Я давно подозревал, что ты смышленый малый.

— Вот именно,- усмехнулся Хрусталев.- То же самое, только иными словами, сказал и Хабанов.Это мой приятель- очень способный лингвист из института языкознания.Дело в том,что один я не смог бы расшифровать запись и попросил помочь мне Хабанова.Я ему все рассказал, и он одобрительно отозвался о моей догадке: пять слов- пять элементов кристалла. Но своей особой заслуги я не вижу.Ведь я уже знал,что кристалл состоит из пяти элементов.И догадаться было нетрудно. Вся материя Вселенной состоит из одних и тех же элементов, записанных в таблице Менделеева. Предположим, что житель другой планеты захочет научить нас своему языку.Он постарается дать к нему ключ.И начнет, конечно, с элементов — с этого универсального языка Вселенной.

Цветные знаки кристалла мы с Хабановым сняли на цветную пленку.Хабанов часто брал ее с собой в институт языкознания,чтобы поработать там,привлекая на помощь компьютер.Эта машина специально запрограммирована на расшифровку языков.В общем,не буду рассказывать о том, как мы работали, чтобы узнать морфологию,синтаксис, весь строй неземного языка. Скажу сразу, что через некоторое время мы имели перевод дневника астронавта.Правда, еще далеко не совершенный.В тексте было немало пропусков, неясных мест. Ведь в дневнике говорится о понятиях и явлениях,совершенно неизвестных на Земле.Я продолжал работать над текстом дневника,чтобы приблизить его, так сказать, к земным условиям.О многом мне пришлось догадываться, а многое- просто домысливать. Поэтому не удивляйтесь, что в дневнике неземного астронавта так много земных понятий, образов и представлений.

— Вот теперь ясно,что за рукопись ты начал читать,-проговорил Дроздов. — Неясно пока одно:почему космический корабль не мог совершить посадку? Почему он взорвался в самый последний момент?

— Справедливые вопросы,- одобрительно сказал Хрусталев.- Станислав Лем, Казанцев и другие писатели-фантасты,а также те ученые,которые поддерживали их романтическую гипотезу,утверждали,что астронавты хотели совершить посадку,но не смогли.Корабль взорвался над тайгой в самый последний момент якобы из-за технических неисправностей.Это было,пожалуй,самое уязвимое место их гипотезы.Ведь чем совершеннее техника,тем она надежней. Поэтому трудно и даже невозможно предположить,что такое чудо техники,как звездолет,взорвался, словно старый паровой котел Джемса Уатта.Почему же все-таки взорвался корабль? Все станет ясно,если скажу,что капитан корабля мог совершить посадку,мог,но не захотел.Хотя посадка на Землю и была целью экспедиции. Но капитан корабля боялся, что посадка на тысячелетия задержит прогресс земной цивилизации.Поэтому он сам взорвал звездолет, сам уничтожил себя и всех членов экипажа.

— Сам?!- воскликнули Дроздов и Кашин. — Невероятно!

— Между тем,это так.Когда я прочитаю дневник до конца, вы поймете, что у астронавта не было иного выхода.

— Твоя гипотеза довольно занимательна,-сказал Дроздов.-Но как ты объяснишь один удивительный факт:космическое тело взорвалось,даже не коснувшись Земли. Признаюсь,для меня, сторонника метеоритной гипотезы, причины этого явления неясны. Не может объяснить этот факт и романтическая гипотеза. Ведь если корабль погиб из-за технической неисправности, то он должен был взорваться, ударившись о Землю. Однако взрыв произошел на сравнительно большой высоте.

— Этот действительно удивительный факт хорошо объясняет мой вариант романтической гипотезы,- сказал Хрусталев и, улыбнувшись, добавил: — Кстати, когда я дочитаю дневник, вы все же согласитесь, что моя точка зрения уже не гипотеза, а факт.Утверждаю,что звездолет был абсолютно исправен. Капитан корабля относился с исключительным уважением к инопланетным цивилизациям,и он не хотел взрывом причинить вред биосфере Земли.Поэтому, пролетев над сибирской тайгой на высоте нескольких километров и сбросив свой дневник, он в районе Подкаменной Тунгуски, как я предполагаю, сделал попытку повернуть вверх и взорвать корабль за пределами атмосферы.

— И что же ему помешало? — спросил Кашин.

— Ему помешали члены экипажа.Когда капитан делал поворот, они в его действиях почувствовали что-то неладное и набросились на начальника экспедиции.И капитану ничего не оставалось, как немедленно взорвать корабль.

— Это уж совсем любопытно!- воскликнул Кашин.- Тогда читай.Фантастика это или нет, но мы готовы слушать.

— Но перед этим посмотрите, как выглядит в цветных знаках хотя бы начало дневника. Цветная запись на кристалле передает не только смысл речи, но и самое затаенное настроение астронавта.Она совершенна и музыкальна, в буквальном смысле музыкальна.

Хрусталев открыл шкатулку.Через минуту кристалл заискрился, запламенел многоцветными знаками.В чередовании и интенсивности цветных знаков Дроздов и Кашин почувствовали что-то тревожное. И вдруг им почудилась какая-то музыка, какие-то певучие, волнующие звуки.В них послышалось чувство такого одиночества и скорби, что все вздрогнули.

— Что это? — спросил Кашин.- Почему такая скорбь?

— Дальше вы все поймете,когда я прочитаю дневник,- сказал Хрусталев, закрывая шкатулку.- Это лишь начало. Не весь дневник написан в таких трагических и скорбных тонах. В нем много ликующих красок и звуков. И вообще весь дневник в целом звучит как гимн,как радостная,жизнеутверждающая музыка. А теперь наберитесь терпения и слушайте.

Хрусталев зажег погасшую папиросу, раза два затянулся и, придвинув рукопись, принялся за прерванное чтение.

Глаза Сэнди-Ски… Я лишь мельком заглянул в их глубину. И они мне почему-то не понравились, что-то чуждое отразилось в них. В чем дело?

Встревоженный, я встал с кресла.

— Что с тобой, Тонри?- спросил Сэнди-Ски.

В его словах было неподдельное участие. Да, с таким нежным участием мог обратиться ко мне только мой друг Сэнди-Ски. И все же мне не хотелось остаться сейчас наедине с ним.

— Видимо, устал, Сэнди,- проговорил я как можно спокойнее. — Я же не отдыхал после торможения. Пойду к себе в каюту.

— Конечно, отдохни…

Я вышел и попал в соседнюю рубку- рубку управления. Члены экипажа успели отдохнуть и приступили к своим обязанностям. Над приборами пульта управления склонилась тонкая и длинная фигура пилота Али-Ана.Рядом,у главного электронного мозга,возился аккуратный и трудолюбивый,как муравей,бортинженер Рогус. Он взглянул на меня и улыбнулся.

У меня не было желания с кем-либо разговаривать,и я постарался поскорее уйти в кают-компанию.Там никого не было. Спустился по лестнице в коридор, по обеим сторонам которого расположены наши каюты — святая святых каждого участника экспедиции. По нашим обычаям,в каюту никто не заходит без особого приглашения хозяина, икто не мешает заниматься научной работой, отдыхать, слушать музыку, читать. Вместе собираемся лишь в кают-компании.

Я закрылся в своей каюте и сел за клавишный столик.Что меня,собственно, встревожило?- спрашивал я себя.- Глаза Сэнди-Ски?Да я их и не рассмотрел как следует.Но вот Рогус… Минуту назад, когда я проходил через рубку управления, Рогус обернулся ко мне.На его некрасивом лице появилась обычная по-детски бесхитростная улыбка. Но сейчас, вспоминая эту улыбку, я подумал, что она не такая уж простая и бесхитростная. На какой-то миг в ней проскользнуло нечто наглое и торжествующее.

«Неужели?- обожгло вдруг страшное подозрение.- Неужели Рогус и Сэнди-Ски — это те… из банды Вир-Виана?» — Я встал и начал ходить из угла в угол. «Какая чепуха! — говорил я себе. — Какая нелепая мысль! Как они могли появиться на корабле? Вздор! Просто в последнее время у меня расшалились нервы и стала мерещиться всякая чертовщина».

Снова сел за клавишный столик и, чтобы успокоиться, решил продолжать свой труд о цефеидах.Но работа не клеилась…

Это было вчера. А сегодня еще раз попытался, но безуспешно. И вот вместо научного труда на новом кристалле я пишу сейчас этот странный дневник.

В каюте раздался трехкратный мелодичный звон.Я взглянул на часы.Через полтора часа начнутся на корабле новые сутки.Через полтора часа спать… А сейчас по традиции все члены экипажа собираются в кают-компании.Мой помощник Али-Ан сделает доклад о событиях прошедшего дня. После этого все станут высказывать свои мнения, строить планы на завтра. А под конец Лари-Ла будет рассказывать свои забавные истории.

Мне всегда нравились эти вечера в кают-компании. Но сегодня, впервые за много лет межзвездного полета, не хотелось идти туда. Но надо идти…

…Сейчас члены экипажа спят.Один лишь я нарушаю режим. Вернувшись из кают-компании, снова сел за клавишный столик, чтобы записать все, что там произошло сегодня вечером.

Когда я вошел в кают-компанию, все уже сидели в креслах.

— Как самочувствие,капитан? — послышались участливые голоса.

Я успокоил всех,сказав,что отдохнул хорошо и что самочувствие,как всегда, отличное.

— Начинайте доклад, — обратился я к Али-Ану.

Али-Ан встал,вышел на середину каюты и с минуту молчал,собираясь с мыслями.Я уважаю этого поразительно хладнокровного пилота,умного и волевого. Высокий и стройный,он был бы красив, если бы не сухое и несколько надменное выражение лица.В противоположность Лари-Ла и Сэнди-Ски, он постоянно строг и серьезен.Лишь изредка на его бледных губах появляется тонкая улыбка,острая, как клинок.И вообще Али-Ан холоден и логичен,как учебник геометрии. Никаких эксцентричностей, никаких причуд,как у Сэнди-Ски.Но и взлетов никаких. «Под таких,как Али-Ан,очень легко и с большим совершенством подделываются молодчики Вир-Виана»,- подумалось мне. Но я постарался отогнать эту вздорную мысль.

— Сегодняшний день,-начал Али-Ан,-самый знаменательный, переломный в нашей экспедиции.Мы произвели торможение на дальних подступах к планетной системе — цели нашего полета.Все члены экипажа чувствуют себя удовлетворительно. Механизмы и приборы в полной исправности. До орбиты самой близкой к нам планеты осталось около десяти дней полета на межпланетной скорости. Начинаем готовиться к посадке на планету.А на какую планету- об этом полезно выслушать мнение планетолога Сэнди-Ски.

Вот и все. Али-Ан, как всегда, краток и точен.

Сэнди-Ски встал и начал крупными шагами ходить по кают-компании. Я посмотрел на его горящие вдохновением глаза,на его оживленное лицо — и мне стало стыдно за свою мнительность.

— Нам повезло,-остановившись, заговорил Сэнди-Ски.- Чертовски повезло. Я просто не ожидал,что мы найдем здесь такую необычайно сложную и богатую систему.Вокруг центрального светила вращаются девять планет.Девять!И у многих- спутники.

Жестикулируя,Сэнди-Ски кратко,но живописно охарактеризовал каждую планету. Он еще больше оживился,когда стал под конец рассказывать о жемчужине системы — о планете Голубой.

Я с любопытством взглянул на нашего биолога и врача Лари-Ла. Как он воспримет весть о богатой биосфере Голубой?

Добродушный толстяк Лари-Ла обычно не сидел, а полулежал в свободной, ленивой позе.Но сейчас он, упираясь руками в подлокотники глубокого кресла, привстал и с живейшим интересом слушал планетолога.

— Что? — прошептал он. — Зеленая растительность? Органическая жизнь?

Он вскочил и начал кружиться вокруг Сэнди-Ски.

— Это же здорово!- восклицал Лари-Ла, размахивая руками. Хлопнув по плечу Сэнди-Ски,он сказал:- Ну, дружище, ты меня обрадовал. Наконец-то я займусь настоящей работой. Как я устал от безделья!

Лари-Ла и в самом деле изнывал от безделья.На корабле никто не болел.И ему никак не удавалось обогатить медицинскую науку открытием новых, космических болезней.Особой склонности к теоретической работе он не имел и все дни только и делал,что писал у себя в каюте своеобразный юмористический дневник, напичканный разными анекдотами и происшествиями. Мы иногда смеялись над тем, что к моменту возвращения на Зургану у нас будет не только серьезный, академический бортовой журнал,записываемый в памяти главного электронного мозга, но и дневник Лари-Ла, рисующий нашу экспедицию в весьма своеобразном освещении.

— Однажды от безделья,-заговорил Лари-Ла,когда Сэнди-Ски сел в кресло,- я превратился знаете в кого?В колдуна!Да-да!Не удивляйтесь:в древнего колдуна. Это было, конечно, на Зургане.Я работал одно время врачом в археологической экспедиции. Археологи- неприлично здоровый народ, и меня томила скука. От одного из археологов я узнал,как выглядели и чем занимались древние колдуны. И вот я решил напугать археологов,сыграть с этими здоровяками злую шутку. Однажды ночью археологи сидели около костра.Я же в это время, спрятавшись в кустах, наспех переодевался и гримировался.Вы только представьте себе такую картину: темная ночь, тревожный шум кустов, первобытный костер и разговоры о древних суевериях и прочей чертовщине.И вдруг перед археологами из-за кустов появился самый настоящий колдун- в живописном костюме, с густой и длинной, до колен,бородой и с нелепыми телодвижениями.Вы бы только посмотрели — эффект был поразительный!

И Лари-Ла показал нам, как он изображал перед оторопевшими археологами колдуна Лари-Ла обладал незаурядным актерским талантом, и все мы смеялись от души.Его артистическому успеху способствовал сегодняшний костюм.Он, единственный у нас,зачастую нарушал форму астронавта. Мы все носили простые, крепкие и удобные комбинезоны. А Лари-Ла питал пристрастие к праздничной одежде,иногда крикливой и сверхмодной.Сегодня вечером, как нарочно, он был в живописном, экстравагантно красочном костюме, сильно смахивавшем на одеяние древних колдунов.

— А вот еще один случай…

Но в это время снова раздался трехкратный звон, и все жилые помещения корабля наполнились звуками ночной мелодии. Это своеобразная музыка, ласковая и усыпляющая. В ней слышатся звуки ночной природы: и шелест травы, и легкий перезвон листвы, и мягкое шуршание морского прибоя.

Лари-Ла больше уже ничего не рассказал. Он строг и придирчив, когда дело касается режима.

— Об этом случае завтра,- сказал он.

Все разошлись по каютам. Лишь молодой штурман Тари-Тау остался дежурить у пульта управления.

Вечер в кают-компании мне понравился. Смешно, что у меня возникли какие-то нелепые подозрения. И все же… Все же мне почему-то грустно и немножко не по себе. Почему- и сам не знаю.

Звуки ночной мелодии становятся все нежней и нежней. Невольно слипаются глаза. С завтрашнего дня буду вести дневник систематически. А сейчас спать.

11-й день 109-го года

Эры Братства Полюсов

Утро!…Трудно сказать, что мне больше нравится в нашей строго размеренной жизни: уютно-интимные вечера в кают-компании или бодрые утренние часы.

Проснулся я от громкой,медно-звенящей утренней мелодии.В противоположность усыпляющей- ночной- она полна энергии и бодрости, в ней много ликующих, солнечных звуков.

Быстро одевшись, я поспешил в кают-компанию и присоединился к членам экипажа, которые проделывали гимнастические упражнения. После гимнастики мы, весело толкаясь, вошли через узкую дверь в кабину утренней свежести.

Кабина утренней свежести- это бассейн, наполненный морской водой и прикрытый сверху серебристой полусферой-экраном.Раздевшись,мы выстроились на песчаном мысе.Было холодно и неуютно. Но вот Али-Ан дотянулся до кнопки у двери и нажал ее. И вмиг все преобразилось.

Мы по-прежнему стояли на песчаной отмели.Но перед нами был уже не бассейн, а бескрайний океан.Вода, до этого неподвижная,заколыхалась,и наши ноги начал лизать пенистый прибой. Блестящая полусфера превратилась в беспредельный голубой небосвод. Оттуда полились жаркие лучи искусственного солнца, так похожего на солнце родной планеты.Далеко впереди зеленел островок, покрытый густой растительностью. С той стороны подул ветер, чудесный соленый ветер, несущий аромат трав и древних морских приключений…

Здесь,в кабине утренней свежести,мы забываем,что находимся на звездолете, затерянные среди холода безграничных пространств. Каждой частицей своего тела мы ощущаем родную планету…

На песчаной отмели становилось жарко. Мы бросились в воду и поплыли наперегонки. Вперед вырвался Лари-Ла. Меня всегда изумлял этот располневший увалень:плавает он превосходно.Я кое-как догнал его. Но далеко плыть нельзя: впереди все же не настоящий морской горизонт, а экран, создающий иллюзию бесконечной стихии.

Когда мы,освеженные и веселые,вышли на песчаную отмель,хлынул дождь, который сменился ультразвуковым душем.Ультразвуковые волны,пронизывая тело, то сжимают,то растягивают каждую клетку организма.Получается исключительно приятный и полезный микромассаж.

Натянув комбинезон, я первым вышел из кабины- вышел бодрым и свежим, как росистое утро. Вслед за мной выскочил Сэнди-Ски. Его густые, мохнатые брови забавно шевелились: Сэнди-Ски испытывал блаженство.

— Словно заново родился,- рассмеялся он. — Кабина мне напоминает остров Астронавтов. Удивительный остров!

— На Зургане ты отзывался о нем несколько иначе,-возразил я.- Предполетную подготовку,доказывал ты,астронавт должен проходить в суровых условиях, где-нибудь в пустыне или в горах, а не на этом тепличном острове, где разнеживается человек, размягчается его воля.

— Я говорил тогда чистейший вздор.Я переменил свое мнение после одного случая, помнишь?

И Сэнди-Ски ушел в рубку внешней связи, а я уселся в кресло перед пультом управления. Сэнди-Ски напомнил почти забытый мною эпизод. Я живо представил этот трудный переход через остров, вспомнил, как мы преодолевали густые заросли, стремительные реки,скалистые горы.Сэнди-Ски передал все скрупулезно точно.И в то же время в его рассказе чего-то не хватало,чего-то конкретного, живого, трепещущего…

На минуту мной снова овладела тревога,снова зашевелились подозрения, сдобренные изрядной порцией страха, отвратительного, липкого страха.

Надо посоветоваться с Лари-Ла.Ведь мнительность — один из признаков расстройства нервной системы…

Я был настолько погружен в невеселые мысли,что не услышал, как сзади подошел Али-Ан.

— Извините, капитан,- Али-Ан коснулся моего плеча.

Я обернулся и внимательно посмотрел на него. Только сейчас я заметил, как постарел Али-Ан.На лбу и около глаз появилось множество морщинок. А ведь в начале полета это был почти юноша.

— В чем дело, Али? Вы хотите сесть в кресло? Ваша очередь дежурить?

— Да.И, кроме того,капитан,вам необходимо побывать в рубке внешней связи. Оттуда иногда доносятся едва слышные, но крепкие выражения. Сэнди-Ски чем-то, мягко говоря,недоволен.

И на бледных губах Али-Ана вспыхнула обычная улыбка, острая, как клинок, с оттенком тонкой и чуть надменной иронии.

Я зашел в рубку внешней связи и застал Сэнди-Ски в сильном гневе. Он отчаянно и виртуозно ругался.Я рассмеялся, все мои недостойные подозрения мгновенно исчезли. Ведь это же Сэнди-Ски! Мой необузданный друг Сэнди-Ски! В полной мере я мог оценить всю живописность его метафор.

— Что случилось, Сэнди?

Сэнди-Ски, успокоившись, проворчал:

— С экраном творится что-то неладное.Видимо,торможение все же отразилось на его дьявольски нежных блоках.

— Но вчера же он работал.

— Работал на пределе. А сейчас посмотри, какая чертовщина!

Изображение планет на экране двоилось, троилось, было расплывчатым и туманным. Наконец, экран совсем погас.

Пришлось позвать бортинженера. Рогус долго просвечивал каждый блок. Потом, виновато взглянув на нас, сказал:

— Повреждения серьезные.И не в одном, а в нескольких блоках. Ремонт займет два-три дня.

Сэнди-Ски еще раз выругался и,махнув рукой, ушел в рубку управления, к экрану локатора. Но этот экран невелик, да и работает на ином принципе. На нем видны лишь очертания планет.

Почти весь день Сэнди-Ски ходил,насупив брови,молчал. И только вечером он оживился. Дело в том, что Сэнди-Ски, как и я, до самозабвения любил поэзию. И сегодня вечером в кают-компании мы были очевидцами рождения гениального поэта.

А случилось это так.Али-Ан сделал свой короткий и четкий доклад. Лари-Ла лениво пошевелился в кресле и уже открыл было рот,чтобы рассказать очередную смешную историю или анекдот.Он считает,что смех полезен для членов экипажа, особенно перед сном. Но ему помешал штурман. Тари-Тау встал и смущенно попросил разрешения прочитать свои стихи из космического цикла. Он хотел узнать наше мнение.

— Конечно,читай!- воскликнул Сэнди-Ски,с любопытством глядя на Тари-Тау. — Читай! Мы слушаем.

Лари-Ла снисходительно согласился послушать, как он выразился, «убаюкивающие» стихи. Чтение таких стихов перед сном он тоже находил полезным делом.

Мы давно знали,что Тари-Тау,этот не очень общительный, углубленный в себя юноша, пишет стихи. Но никто из нас их ни разу не слышал.

Штурман вышел на середину кают-компании и сначала робко,а потом все более уверенно стал читать стихи.

Мы были буквально ошеломлены,ничего подобного никто не ожидал.Стены корабля словно раздвинулись, и мы почувствовали безграничный Космос, его ледяное и манящее дыхание… Стихи таили в себе глубокую философию.

Сэнди-Ски не выдержал и бросился обнимать поэта. Даже Али-Ан,холодный и рассудочный Али-Ан, горячо и искренне поздравил Тари-Тау.

Сейчас, сидя у себя в каюте за клавишным столиком и вспоминая этот вечер, я испытываю хорошую зависть. Да, я завидую этому мечтательному юноше, почти мальчику.Я тоже иногда пишу стихи.Но какое это убожество по сравнению с поэзией Тари-Тау! Ну что ж, придется примириться с тем, что я всего лишь астронавт и ученый. Великую, сказочную радость художественного творчества я всегда считал привилегией редких счастливцев. Таким счастливцем оказался Тари-Тау. Я рад за него.

Прекрасный, незабываемый день пережил я сегодня, начиная с солнечного утра в кабине утренней свежести и кончая вечером. Правда, на минуту я поддался какому-то нелепому страху и тревоге. Но быстро взял себя в руки. А вечер в кают-компании окончательно развеял сомнения.

12-й день 109-го года

Эры Братства Полюсов

От наблюдения за планетами мне и Сэнди-Ски пришлось отказаться. Рогус до винтика разобрал аппаратуру экрана внешней связи.

Но Сэнди-Ски нашел занятие. Весь день он ходил по кают-компании и шептал стихи Тари-Тау, изредка восклицая:

— Молодец! Какой молодец! Просто удивил.

Лари-Ла вчерашний успех Тари-Тау считает своим поражением. Ведь все время он буквально царил в кают-компании, по праву считаясь остроумным и веселым рассказчиком.Впрочем,сегодня вечером Лари-Ла взял реванш. Он рассказал сначала одну любопытную историю,случившуюся на Зургане,а потом два анекдота, умных и невероятно смешных. Мы хохотали так безудержно, что Лари-Ла стал опасаться, как бы это не перевозбудило нашу нервную систему. Он заботился о полноценности сна членов экипажа.

13-й день 109-го года

Эры Братства Полюсов

Лари-Ла сегодня вечером опять рассказал необыкновенно смешной случай. Он вообще в последние дни просто в ударе,он возбужден,его круглое лицо излучает радость.Да это и понятно:биологу,изнывающему от безделья,приятно сознавать, что скоро мы садимся на планете с богатейшей биосферой. Перед Лари-Ла — океан увлекательной работы.

Сейчас все спят, а я сижу за клавишным столиком и пишу этот дневник. Так не годится. По ночам надо спать, надо соблюдать мной же установленный режим. Да и писать больше не о чем.

15-й день 109-го года

Эры Братства Полюсов

Фарсан!. Сэнди-Ски- фарсан!

Самые мрачные,самые зловещие предчувствия мои оправдались!Страшно подумать об этом. Но это, видимо, так.Сегодня утром на какое-то мгновение я увидел в Сэнди-Ски фарсана.

Только сейчас, уже поздним вечером,ко мне вернулось самообладание, и я могу спокойно рассказать, что же произошло в рубке внешней связи.

Когда я вошел туда после кабины утренней свежести,за экраном уже сидел Сэнди-Ски.

— Молодец Рогус,-сказал он, поворачиваясь ко мне.- Сейчас экран работает отлично.

Он уступил мне место, а сам встал сзади, положив руки на спинку кресла.

Почти весь экран занимал зелено-голубой диск планеты, обрамленный сияющей короной атмосферы. Планета Голубая! Это было великолепное и пышное зрелище. Голубая стала намного ближе к нам,чем несколько дней назад. И мы отчетливо видели все ее материки и океаны,желтые пустыни и неоглядные зеленые леса. Отдельных деревьев,конечно,еще не различали. Но огромные массивы были бесспорно лесами. Над ними лениво проплывали белые хлопья облаков.

Одно белое пятнышко на зеленом поле оставалось неподвижным.Не знаю почему, словно предчувствуя великую тайну планеты, я неотрывно смотрел на это пятно. Я увеличил изображение на экране настолько, насколько позволял телескоп. И сразу увидел, что пятно разделено, расчерчено темными линиями на квадраты. Едва ли это естественное образование.

— Город!- взволнованно прошептал Сэнди-Ски. — Неужели город?!

Я обернулся и посмотрел в его широко раскрытые от изумления глаза. И тут же отвернулся, похолодев от ужаса.Пронзительного, мгновенно поразившего ужаса…

Даже сейчас, у себя в каюте,я вздрагиваю,вспоминая глаза фарсана… Да, это не глаза живого Сэнди-Ски.

«Глаза как глаза»,- сказал бы любой другой на моем месте.Любой другой, но не я.Я-то хорошо знал своего самого близкого друга. Сэнди-Ски был необычайно и разносторонне одаренным человеком. Я бы даже сказал — причудливо,витиевато одаренным,впечатлительным, остро реагирующим на внешние события. Его чувства и мысли играли,как пламя.И в его глазах,широко открытых в минуты вдохновения и радости, словно чувствовался отблеск этого пламени. Более того, в глазах у влюбленного в Космос Сэнди-Ски за долгие годы межзвездного полета появилось что-то новое, какое-то трудноуловимое выражение. В них словно запечатлелся блеск неведомых солнц,бесконечность космических просторов. Да, это были говорящие глаза.

Но глаза сегодняшнего Сэнди-Ски… Да,они были широко открыты,как это бывало у Сэнди-Ски в минуты радости,изумления.В них читалась даже взволнованность. И все же они поразили меня,как в прошлый раз,в тот день, когда мы произвели торможение. Но сегодня-то я понял, в чем дело. Глаза Сэнди-Ски пугали своей холодной глубиной, вернее- пустотой, бездонной пустотой. «Это глаза мертвого Сэнди-Ски»,- обожгла меня сегодня страшная мысль.Да,это были глаза мертвеца, несмотря на все виртуозные усилия фарсана придать им выражение живого, пламенного Сэнди-Ски.

Глаза человека всегда были трудным орешком для фарсанов…

Но как это могло произойти? Каким образом фарсан оказался на корабле?

Вспомнилось,что во время войны с фарсанами на Зургане уничтожили тысячу восемьсот тридцать два таких чудовища.А было их всего тысяча восемьсот тридцать три.Один,под номером четыреста десять,исчез.Его долго искали,но не нашли.Решили,что он погиб,занесенный песками в Экваториальной пустыне, в районе самой жестокой битвы.И на этом успокоились,несмотря на предупреждение архана Грона-Гро:«Стоит уцелеть хоть одному фарсану,и он начнет размножаться,как микроб». Значит, «микроб» (конечно,это был во всяком случае не Сэнди-Ски!) каким-то образом проник на корабль и стал размножаться…

Кто же он? Всех членов экипажа я хорошо знал. Особенно подружился с ними во время предполетной подготовки на острове Астронавтов.

Вот только Рогус…И меня словно обожгло: конечно,он! Только он мог быть тем «микробом», проникшим на корабль.До этого я находился еще, так сказать, в области предчувствий. Но интуиция превратилась в почти полную уверенность, когда я вспомнил один случай…

У Рогуса за день до старта заболел маленький сын- он единственный из членов экипажа оставлял на Зургане семью. Его отпустили с корабля в город Сумору проведать сына.Всего на два часа! Рогус вернулся с небольшим опозданием,что было непохоже на пунктуального бортинженера.

А перед самым стартом председатель Совета Астронавтики Нанди-Нан отозвал меня в сторону и спросил:

— Помнишь,как Грон-Гро предупреждал,что воспроизводящий фарсан под номером четыреста десять мог уцелеть?

— Помню.

— Он оказался прав. Того фарсана обнаружили недалеко от Суморы.

Сумора! Помню, меня тогда заставило поморщиться это совпадение.

— Как же его обнаружили?- спросил я Нанди-Нана.

— Он ждал,когда на Зургане забудется вся эта нелепая и страшная история с фарсанами. Но прошло всего полгода- и не выдержал: проявил активность и разоблачил себя.

— Активность? — в ужасе переспросил я, догадываясь, о чем говорит Нанди-Нан: фарсан убил человека!

— Да. Ученые,исследовавшие захваченного фарсана, нашли, что за полгода он проявил активность всего один раз,и совсем недавно.Но ты не беспокойся. Этот воспроизводящий фарсан мог оставить после себя только простого фарсана. А простые фарсаны нам сейчас не страшны, и мы его быстро найдем…

Так фарсан (теперь-то я почти уверен, что Рогус и был тем самым простым фарсаном) стал участником первой межзвездной экспедиции.

Рогус выглядел типичным представителем племени сулаков, которые веками, до наступления Эры Братства Полюсов, угнетались шеронами.

В его сутулой фигуре было что-то пришибленное и виноватое.В лице ничего запоминающегося, ни одного броского штриха.Лишь своеобразная, бесхитростно-детская улыбка иногда озаряла это лицо.Именно улыбка мне всегда и не нравилась. Что-то в ней искусственное…

Другим членам экипажа Рогус пришелся по душе. Он покорил всех своей скромностью, трудолюбием и громадной технической эрудицией.

— Удивляюсь,- говорил мне Али-Ан, — почему Рогус вам неприятен. Хороший бортинженер, скромный товарищ. Чего еще надо?

С первых дней полета Рогус показал себя превосходным бортинженером. Все приборы корабля, вся аппаратура и кибернетические устройства работали безотказно.В самом деле,чего еще надо? И я успокоился. Все мы, представители расы северян,стали относиться к этому скромному и способному сулаку с большим уважением и участием. Али-Ан даже подружился с ним.

Почти все свободное время Рогус проводил в своей каюте. Там он упорно работал над каким-то фантастическим изобретением. Кажется, он конструировал нейтринную пушку,которая давала бы возможность произ водить локацию звездных недр.От кого же я впервые услышал об этой пушке?Ну да,от Али-Ана! Он первый получил приглашение Рогуса посетить каюту.И я снова похолодел от ужаса: Али-Ан- фарсан!…Если Рогус фарсан, то Али-Ан никак не мог избежать страшной участи.Дружба Али-Ана с Рогусом погубила его.За ним первым дверь каюты Рогуса захлопнулась, как дверца мышеловки.Оттуда Али-Ан уже не вышел. Вместо него из каюты Рогуса появился фарсан,с ювелирной тонкостью скопировавший не только внешность, поведение и привычки Али-Ана, но и его духовный облик.

Да,но Рогус… Рогус не мог быть воспроизводящим фарсаном.Значит… Неужели у него в каюте дьявольская аппаратура Вир-Виана? Что же делать?

Насколько мне помнится,это случилось в первый год нашего полета. И все остальные годы никто не подозревал, что вместо Али-Ана его обязанности на корабле выполнял- да еще как безупречно!- фарсан.Быть может,остальные члены экипажа тоже стали жертвами Рогуса, который действовал уже вместе с Али-Аном? Но когда?

Во всяком случае,я хорошо помню,что совсем недавно,за день до торможения, дверь каюты Рогуса захлопнулась за Сэнди-Ски…

Когда думаю обо всем этом, кровь холодеет в моих жилах, и я снова задаю себе вопрос: что же делать?

Бороться? Но бороться с фарсанами невозможно,бессмысленно.Голыми руками их не возьмешь.Они обладают страшной физической силой. Правда, на корабле, в грузовом отсеке,хранится лучевое оружие на случай, если обитатели других планет проявят агрессивность. Это оружие я мог бы незаметно взять. Но лучи, смертельные для людей, бессильны против фарсанов. К тому же лучами я могу случайно поразить живого человека.

Но кто же остался в живых? И почему я жив?Почему фарсаны Рогус и Али-Ан не убили в первую очередь меня, начальника экспедиции, капитана корабля?…

Вот с этими отчаянными мыслями мне и надо сейчас попытаться заснуть. Заснуть обязательно.Ведь мне предстоит завтра вести себя среди фарсанов так, чтобы они не знали о моих догадках.Одному мне не справиться с фарсанами. Поэтому надо рассказать живым членам экипажа о своих подозрениях. Но кто же остался в живых? Кто?

Несколько раз я прошелся из угла в угол. Взбудораженные нервы немного успокоились. На минуту я присел за клавишный столик, прочитал сегодняшнюю довольно сумбурную запись и удивился:получилось так, что Сэнди-Ски, Рогус и даже Али-Ан- фарсаны,и только фарсаны. Стопроцентная уверенность! Да откуда она? Какие у меня реальные, убедительные доказательства? Нет таких доказательств. Мало ли что могло померещиться?

16-й день 109-го года

Эры Братства Полюсов

Спал отвратительно.Почти все время снились фарсаны.Особенно часто один из них,с хитрой,плутоватой физиономией:мне слишком близко пришлось столкнуться с ним на Зургане во время войны с фарсанами.Снилось,что я спасался от него бегством.Кругом- ни души, лишь бескрайняя знойная пустыня,пески, раскаленные камни и огненный глаз солнца на белесом небе.Я оглянулся и с ужасом обнаружил,что фарсан догоняет, что он совсем близко. Я уже хорошо видел его наглую ухмылку и насмешливо сощуренные глаза.Обливаясь потом, задыхаясь от жары,я снова бросился вперед,туда,где за высокой грядой барханов находились люди.Они спасут меня…Но фарсан неумолимо приближался.Вот-вот он схватит меня и раздавит,как мошку. Неожиданно я ощутил в своих руках увесистый металлический стержень. Развернувшись, я молниеносно обрушил его на фарсана. Его голова с хрустом развалилась… Этот хруст показался мне во сне таким омерзительным и реальным, что я тотчас проснулся.

Я лежал с открытыми глазами. Воображение, распаленное страшным сном, рисовало одну картину за другой. Чаще всего вспоминался Вир-Виан- главарь космической банды фарсанов. Вспоминалась его теория чередующейся гибели цивилизаций.Каждая цивилизация,возникнув на какой-либо планете с благоприятными условиями,достигает более или менее высокого уровня развития, а затем бесследно исчезает в водовороте космических сил.Таков, говорил Вир-Виан,неизменный круг железного предначертания. Так было миллиарды веков назад,так будет всегда, если мы не установим благодетельную диктатуру нашей Зурганы над всеми населенными мирами.Нужна железная власть одной избранной планеты, чтобы успешно бороться с враждебными космическими стихиями. А для установления диктатуры, утверждал Вир-Виан, для вечного цветения цивилизации на нашей планете необходимы космические завоеватели, вот эти чудовища — фарсаны.

Какая все-таки чепуха лезет в голову! Не могу же я согласиться с бредовыми теориями Вир-Виана.Это означало бы,что я не только поддался минутному ужасу перед его фарсанами, но даже капитулировал перед ним…

Я сел и зажег свет.Из зеркала на стене незнакомо глянуло бледное, растерянное лицо. «Хорош», — сумрачно усмехнулся я.

Я вскочил и, чтобы освободиться от хаоса мыслей, успокоиться, долго ходил по каюте. Почувствовав усталость,лег в постель и решил во что бы то ни стало заснуть.Надо отдохнуть,обрести выдержку и бороться.Не сдаваться,а бороться…

Но нет!.Едва я прилег,как с шумом открылась дверь каюты Рогуса. По звуку я точно определил, что это была дверь именно его каюты.

Я встал и прислушался.В коридоре происходила какая-то возня. Затем раздались быстрые и решительные шаги. Кто-то,тяжело дыша, остановился у моей двери. После этого послышались знакомые шаркающие шаги Рогуса.

— Его нельзя трогать,-сказал Рогус. — И вообще, чтобы это своеволие было в последний раз.

Кто-то незнакомым, гнусавым голосом ответил:

— Мне нужна индивидуальность.Я не могу без нее.Сэнди-Ски имеет индивидуальность, Али-Ан тоже…

— Подожди,- прервал его Рогус.- Со временем приобретешь…

Я, похолодев от ужаса,слушал этот странный разговор.Итак,никаких сомнений: Рогус, Сэнди-Ски и Али-Ан — фарсаны.

Незнакомец не назвал Лари-Ла и Тари-Тау.Быть может, Лари-Ла и Тари-Тау — люди? Или он не успел назвать их?

— Но мне нужна индивидуальность сейчас, — снова загнусавил незнакомец.

— Довольно.Идем,- грубо сказал Рогус.- Я запру тебя в каюте, и ты оттуда не выйдешь до посадки на планету.- Смягчившись,он добавил: — Я тебе потом объясню, в чем дело.

— Ладно, — чуть помедлив, согласился тот.

Они ушли. Я хорошо слышал шарканье Рогуса и твердую поступь незнакомца. Дверь каюты Рогуса захлопнулась.

Что все это значит? Кто этот незнакомец? Фарсан? Еще один фарсан? Но это немыслимо. Так не бывает. Каждый фарсан имеет реального прототипа. Фарсан обретает существование только тогда, когда имеет за своей спиной убитого человека.

Но кто же тогда этот тип с гнусавым голосом?

19-й день 109-го года

Эры Братства Полюсов

Два дня не притрагивался к дневнику,настолько был подавлен внезапно свалившейся на меня бедой.Но все же я нашел силы, чтобы казаться спокойным. Фарсаны ни о чем не догадываются.Иначе они меня давно бы прикончили. Фарсаны и не могут догадаться, пока не получат ясных,убедительных доказательств. Они почти лишены таких человеческих качеств,как предчувствие,прозрение,интуиция. «Фарсаны беспомощны в области неясных идей и догадок»,-говорил архан Грон-Гро.

Внешне на корабле ничего не изменилось. Жизнь течет по давно заведенному порядку. Вчера вечером, как всегда, все собрались в кают-компании. После Али-Ана выступил Сэнди-Ски.Он сообщил последние данные о планете Голубой. Затем Лари-Ла,как всегда,стал рассказывать о своих приключениях на Зургане. Своих ли?…

К этому времени я окончательно владел собой.Внимательно присматривался к Тари-Тау,прислушивался к рассказам Лари-Ла. И ничего подозрительного не нашел,решительно ничего!Так кто же они, Лари-Ла и Тари-Тау? Люди?Это было бы замечательно! Тогда нас было бы трое против троих фарсанов и одного таинственного незнакомца. Но открыться Лари-Ла и Тари-Тау я еще не решался.

Вчера же вечером я узнал, почему фарсаны оставили меня в живых. Когда зазвучала ночная мелодия и стали расходиться по каютам,я спросил Али-Ана:

— Кто ночью дежурит у пульта управления?

— Тари-Тау.

— Пусть отдыхает. Дежурить буду я.

«Все равно ночь буду плохо спать», — подумал я.

— Нет,капитан,-возразил Али-Ан.-Впереди у вас трудное и ответственное дело — посадка на планету. Вам надо отдыхать. А с обычным дежурством справится и Тари-Тау. Он, кстати,за пультом и слагает стихи.

— Без вас, капитан,- сказал поблизости стоявший Рогус,- я не ручаюсь за сохранность всей тонкой аппаратуры при посадке.

Вот оно,оказывается,в чем дело!Как я раньше об этом не догадался? Фарсанам пока что я нужен.Али-Ан,конечно, неплохой пилот.Он может точно по курсу вести корабль в межзвездном пространстве, может даже совершить посадку на благоустроенный космодром Зурганы.Но чтобы без аварий посадить корабль на чужую планету с незнакомым рельефом,с неизвестными свойствами атмосферы…Нет, для этого у Али-Ана не хватает какого-то особого чувства пилота,вдохновения. В этом отношении фарсан,заменивший Али-Ана, еще слабее. Фарсаны, конечно, обладают сверхъестественной выдержкой,быстротой и четкостью логического мышления.Но у них нет и не может быть человеческой интуиции, подлинного, а не наигранного вдохновения.

— Хорошо. Пусть дежурит Тари-Тау, — согласился я и ушел в каюту.

Здесь я с облегчением вздохнул,усаживаясь за клавишный столик. Итак, впереди у меня еще много дней. Фарсаны не убьют меня по крайней мере до тех пор, пока корабль не возьмет обратный курс на Зургану.

На минуту я представил себе картину возвращения корабля на родную планету. Жители Зурганы встретят астронавтов, не подозревая, что это уже не люди, а фарсаны. На планете появится новое поколение. Вир-Виана давно уже не будет в живых.Но фарсаны,это жуткое воплощение программы и философии Вир-Виана,снова начнут убивать людей, принимать их облик, действуя при этом более тонко и осторожно, чем в прошлый раз. Под видом людей они проникнут в индустриальные и энергетические центры, чтобы установить свое бессмысленное господство. Вероятно, люди справятся с фарсанами и на этот раз. Но каких жертв будет стоить борьба!

Нет, этого допустить нельзя!

20-й день 109-го года

Эры Братства Полюсов

У меня сегодня до смешного разыгралось воображение. Не так уж плохо: я способен к юмору, а это значит, что я спокоен и готов бороться.

Вечером,прежде чем засесть за дневник, который полюбил как своего единственного собеседника,я долго стоял у открытого иллюминатора.Я смотрел на нашу Галактику,на эту огромную звездную колесницу,и думал о том, что было бы, если бы осуществилась безумная мечта Вир-Виана и его единомышленников — шеронов. Сначала Вир-Виан с помощью фарсанов установил бы свое господство на Зургане.А потом… Потом на экране своего воображения я увидел Вир-Виана на троне диктатора Галактики. Его лицо торжественно и вдохновенно- Вир-Виан погружен в видения. Он созерцает сияющий космический апофеоз воинственной и могучей расы шеронов. Одетая в броню властолюбия, закованная в сталь высших научно-технических достижений, она победно шагает по Вселенной…

Вот Вир-Виан очнулся от сладостных видений и властной рукой посылает новые звездолеты для покорения новых отдаленных планет.А в звездолетах его гордость — фарсаны, завоеватели Вселенной…

Я рассмеялся над пышной картиной, нарисованной моим воображением. Но это был горький смех.Все же Вир-Виан отчасти добился своей цели: его фарсаны у меня на звездолете,и в их задачу входит завоевание планет.Но я сегодня принял твердое решение:буду бороться до конца. И уж во всяком случае не допущу, чтобы корабль с фарсанами совершил посадку на планету Голубую. Высадившись,они погубят молодую,неокрепшую цивилизацию.А в том, что на этой планете есть зачатки цивилизации, я сегодня окончательно убедился. В разрыве облаков я видел тот же город, расчерченный темными линиями улиц на квадраты. Я видел на улицах какие-то передвигающиеся темные точки. Вероятно, это разумные обитатели планеты.

Сегодня же, оставшись один в рубке внешней связи, послал на Зургану космограмму: «На корабле фарсаны. Ищу среди экипажа живых союзников. Приму все меры к ликвидации фарсанов. В случае неудачи не ждите возвращения. Тонри-Ро».

21-й день 109-го года

Эры Братства Полюсов

Из кабины утренней свежести я сразу же зашел в рубку управления. За пультом,который беззвучно и дружелюбно подмигивал разноцветными огоньками, сидел Али-Ан.

Он внимательно всматривался в экран радиолокатора, на котором виднелись четкие контуры материков планеты Голубой.

— Да, экран маломощный,-сказал он, обернувшись ко мне.- Но скоро и здесь можно будет увидеть следы разумной жизни на планете.

Я спросил его о курсе корабля.

— Курс в плоскости эклиптики,-ответил он четким языком доклада.- Мы только что прошли орбиту самой отдаленной планеты.

— Вот как! Выходит, мы уже внутри планетной системы. Сейчас возможны встречи с кометами и метеоритами. Надо быть особенно осторожными.Передайте это Тари-Тау.И пусть он сейчас стихи слагает не за пультом управления, а у себя в каюте.А локатор теперь же переведите с ручного управления на автоматическое, на фиксацию метеоритов.

Рука Али-Ана потянулась к тумблеру переключения.На экране исчезло изображение Голубой. Локатор стал шарить в пространстве в поисках опасных метеоритов.

На экране появилась точка, отливающая тусклым светом.

— Вот и метеорит,- сказал я.

Мерцающая точка вначале металась в разные стороны, но вскоре замерла в центре экрана.Электронно-вычислительный мозг,соединенный с локатором, быстро определил массу и орбиту метеорита. Тот, видимо, был далеко в стороне, так как автопилот никак не реагировал на него и корабль не изменил курса.

— Удары мелких метеоритов корпус корабля выдержит,- рассуждал Али-Ан. — А большие встречаются здесь редко.

— Как знать, — возражал я, прислушиваясь к голосам, доносившимся из рубки внешней связи.Там находились Сэнди-Ски и Лари-Ла. Я зашел туда.

— Смотрите, капитан,-восторгался Лари-Ла.-Какая буйная зелень! Безбрежные моря зелени,целые океаны хлорофилла!А какие диковинные животные бродят там, под зелеными сводами! Скоро мы их увидим.

Такая ребяческая радость, такой восторг были написаны на его полном лице, что в эту минуту я нисколько не сомневался: он человек!

— Рад за вас, Лари,- улыбнулся я.- Для биолога эта планета- находка.

Сэнди-Ски встал и предложил мне свое место за экраном. Но я отказался, солгав при этом, что сейчас безраздельно увлечен научным трудом о звездах-цефеидах. Я ушел, мрачно поздравив себя с немалым успехом: я научился врать фарсану Сэнди-Ски без малейшей тени смущения.

22-й день 109-го года

Эры Братства Полюсов

Сегодня мне удалось около часа провести за экраном внешней связи в одиночестве,без омерзительного соседства фарсана Сэнди-Ски. Здесь у меня возникла счастливая мысль: передать свой дневник, записанный на кристалле, разумным обитателям планеты Голубой. Пусть он будет весточкой о моей родной Зургане.Наше путешествие, таким образом,пройдет не совсем бесцельно. Это на случай, если посадка на планету из-за фарсанов не состоится.

Наблюдая за Голубой,я задавал себе вопросы: смогут ли разумные обитатели этой планеты прочитать мой дневник? И каковы вообще эти обитатели? Как они выглядят?Быть может,они имеют самые неожиданные и безобразные формы, которые подействовали бы угнетающе на наше эстетическое чувство? Надо спросить об этом вечером Лари-Ла.

Присутствие на вечерах в кают-компании стало для меня неприятной обязанностью.Но я,надеюсь,искусно подавлял омерзение и даже вместе со всеми смеялся сегодня рассказу Лари-Ла.Рассказ был проникнут неподражаемым человеческим юмором. Но главное- в нем при описании нашей планеты присутствовали такие живые, чувственно-конкретные детали, что я обрадовался: человек! Но тут же подумал,что фарсан может черпать свои рассказы из юмористического дневника убитого биолога.А Лари-Ла был талантливым рассказчиком, умеющим повествовать живописно и красочно.

— Скажите, Лари,-спросил я,как только тот закончил свой рассказ,-как могут выглядеть разумные обитатели Голубой? Похожи они на нас или нет? Смогут ли они понять нас?

Улыбка сошла с лица Лари-Ла. Он стал серьезным.

— Я уже думал об этом,капитан.Конечно,данных, взятых с экрана квантового телескопа, маловато,но кое-какие выводы у меня уже есть.-Лари-Ла вытащил из кармана своего широкого экстравагантного костюма шкатулку. Он раскрыл ее и несколько хвастливо продемонстрировал всем кристалл с записью, пытаясь показать этим,что и для него настала увлекательная пора научных исследований. Я вглядывался в танцующие цветные знаки-буквы, стараясь запомнить почерк. У меня отличная зрительная память.

— Вот они,предположения и предварительные данные,-сказал Лари-Ла и, захлопнув шкатулку, продолжал поучительным тоном:- Мир животных планеты Голубой может поразить нас, когда мы высадимся,самыми неожиданными, самыми причудливыми формами. Таких зверей и птиц мы на Зургане и во сне не увидим. Однако закон наиболее целесообразного, наиболее адекватного приспособления к окружающей среде приводит к принципиально схожим формам разумных существ на планетах со схожими условиями.А что такое природа? Это огромная кибернетическая машина.В процессе своей эволюции она действует статически, по методу проб и ошибок,учитывая успешные и неудачные действия. Создавая в процессе эволюции мыслящий дух,орган своего самопознания, она стихийно, вслепую миллионы лет перебирает множество вариантов,стремясь найти для высших организмов наиболее рациональное решение,наиболее целесообразную форму.Все эти хвостатые,бегающие,прыгающие,ползающие,четвероногие, десятиногие и прочие животные — все это пробы и ошибки, неудачные варианты, так сказать, отходы производства.Высшая целесообразность развития узка. Она приводит,повторяю,на разных планетах Вселенной к принципиально схожим формам для носителей разума.И я думаю,что разумные обитатели планеты Голубой очень похожи на нас.Они такие же двуногие,с вертикальной походкой существа, как и мы с вами.

«Любопытно»,- думал я,слушая биолога.Но Лари-Ла не был бы подлинным Лари-Ла, если бы тут же не проявил своей несравненной иронии.Его убеждения не всегда выдерживали набегов его же собственного бесшабашного скептицизма. Усмехнувшись и отбросив докторальный тон,Лари-Ла начал говорить о том, что не исключена и другая возможность. И он обрисовал разумных обитателей иных планет в самых фантастических,удручающе безобразных формах. Но говорил он об этом несколько шутливо,иронически предположительно, в виде любопытного курьеза.

Как все это похоже на настоящего,на живого Лари-Ла!

Конечно,он не фарсан! Или, может быть, прав ВирВиан, утверждающий, что он добьется абсолютной адекватности фарсана и человека?

Но почерк!Он поможет мне разрешить сомнения.Почерк человека исключительно индивидуален. Его невозможно подделать,особенно в наше время, когда широкое распространение получил такой тонкий,почти музыкальный инструмент для записей,как клавишный столик.Разные люди неодинаково нажимают на клавиши,по-разному вибрируют их удивительно чуткие пальцы. В огненно-танцующих знаках на кристалле, в их особом цветовом и ритмическом рисунке запечатлевается вся душа человека,весь диалектически-противоречивый строй его мыслей и переживаний. Скорее бы уйти в каюту… Вот, наконец, послышались звуки ночной мелодии.

В своей каюте я сразу подошел к библиотеке- ячейкам в стене,где хранились шкатулки с кристаллами.В разделе «Астробиология» я нашел шкатулку с надписью: «Лари-Ла. Высшие организмы Вселенной».

Закрыв на минуту глаза,я до мельчайших подробностей, до тончайших оттенков вспомнил почерк, который видел сегодня. Затем открыл шкатулку.

В кристалле запламенели цветные знаки. И я словно увидел Лари-Ла — то серьезного,то шутливого,то иронически-бесшабашного Лари-Ла. Сначала я не нашел в почерках никакой разницы.Но,вглядываясь внимательней, я все же обнаружил едва заметное,но существенное отличие.В почерке сегодняшнего Лари-Ла не было какой-то певучести, всего многообразия чувств. Короче говоря, не было главного — души. Сердце сжалось у меня от этого открытия.

Нет, душу человека, как и его почерк, не подделать,не воссоздать никаким фарсанам.Слова Вир-Виана об абсолютной адекватности, идентичности человека и фарсана — это чепуха, это софизм антигуманиста.

Как тяжело признать, что Лари-Ла- фарсан, а не человек… Остается только Тари-Тау. Но спешить нельзя. Надо к нему присмотреться.

Тари-Тау! Милый юноша! Неужели мы остались только вдвоем?

Сначала я всматривался лишь в форму знаков,в почерк Лари-Ла. Но вот до сознания стал доходить и смысл отдельных фраз: «Природа, словно кибернетическая машина,действует по методу проб и ошибок… Отходы производства…»

Я рассмеялся. Вот откуда, оказывается, любопытные рассуждения фарсана о высших организмах Вселенной!

23-й день 109-го года

Эры Братства Полюсов

Жители планеты Голубой, если они сумеют прочитать мой дневник, будут, вероятно, в недоумении: кто же такие фарсаны? Несколько позже я подробно расскажу о фарсанах, о том, как они у нас появились.

Но сначала хочу рассказать собратьям по разуму о нашей родной планете.

Я подошел к ячейкам и стал искать кристалл, в котором были бы просто и сжато изложены сведения о Зургане. Наугад взял одну шкатулку: «Рой-Ронг». Здесь записаны стихи Рой-Ронга- первого поэта Зурганы. Первого… Если Тари-Тау не фарсан, а живой человек,он затмит всех поэтов Зурганы. Я положил шкатулку обратно и взял другую. «Тонри-Ро»- прочел я и улыбнулся.

Здесь мои собственные стихи, записанные на кристалл еще в школе астронавтов. Стихи наивные, подражательные, но искренние.

Я раскрыл шкатулку и прочитал:

Передо мной словно распахнулся мир моей юности,мир,полный звуков, красок, света…Густой и прохладный парк около школы астронавтов. В перерыве между занятиями я и Сэнди-Ски,спасаясь от палящих лучей солнца, зашли под могучую крону гелиодендрона,тихо звеневшего широкими плотными листьями. Здесь я впервые прочитал свои стихи Сэнди-Ски.Тот в шутку предложил записать стихи на кристалл, а шкатулку всегда ставить рядом со шкатулкой Рой-Ронга…

Возникшее в моем воображении казалось настолько реальным,что я почувствовал запах мохнатой коры гелиодендрона, услышал свист ракетоплана, пролетевшего в чистом, без единого облачка небе. Именно в таких картинах я и решил показать разумным обитателям Голубой нашу планету.Это лучше, чем излагать сухие книжные сведения о Зургане.К тому же,вспоминая прекрасные дни моей юности, я хоть на короткое время забуду об окружающих меня фарсанах.

Но с чего начать? В памяти хорошо сохранились лишь отдельные, разрозненные моменты моей жизни на Зургане. И тут сам случай помог мне. В глубине той же ячейки,где хранились мои стихи,я нашел не совсем обычную шкатулку, изящную, голубую и без надписи. Аэнна-Виан… Самая красивая девушка Зурганы… Во время нашего последнего свидания она подарила мне эту шкатулку.

— Если ты в Космосе захочешь увидеть меня,- сказала она,-то две-три таблетки тебе не повредят.

В шкатулке лежали три белых шарика — таблетки приятных сновидений. Эти возбудители приятных сновидений получили широкое распространение на Южном полюсе Зурганы в эпоху заката древней империи шеронов. В наше время, в эпоху Братства Полюсов,таблетки применяются лишь по рекомендации врачей, да и то в редких случаях. Их принимают на ночь.Засыпая,надо думать о тех минутах своей жизни, продолжение которых хочешь увидеть во сне. Клетки головного мозга, на которых как бы записана память об этих минутах, возбуждаются. И во сне видишь все, что было, с изумительной логичностью и красочной яркостью.

24-й день 109-го года

Эры Братства Полюсов

Наконец-то я у себя в каюте.Первую половину дня вынужден был провести в обществе фарсанов- то в рубке управления, то перед экраном внешней связи.

В каюте я сразу же сел за клавишный столик, чтобы записать свой сон. Он был настолько конкретен и многозвучен, что я задаю вопрос: сон ли это? Я словно побывал на Зургане.Я страдал от знойного дыхания Великой пустыни, чувствовал приятную прохладу северных парков, видел людей, слышал их голоса…

Но сначала коротко о нашей планетной системе.Она не отличается разнообразием.Вокруг центрального светила, нашего солнца, вращаются всего три планеты.Самая ближняя к солнцу- Зирга,настоящее адское пекло. Атмосфера ее давно сорвана мощным потоком светового излучения.Зирга- мертвый раскаленный шар.Среди дышащих жаром гор сверкают озера расплавленного олова и свинца. На этой планете можно изжариться в самом термостойком скафандре. Лишь один Нанди-Нан, прославленный астронавт и крупнейший ученый, сумел однажды совершить посадку на теневой стороне Зирги.

Вторая планета- наша Зургана,колыбель разума и человеческой культуры. Ось ее вращения не имеет наклона к плоскости эклиптики. Поэтому у нас нет смены времен года.Зургана в шесть раз дальше от центральной звезды, чем Зирга. Но и здесь чувствуется могучее и жаркое дыхание яростно пылающего светила. Его жгучие лучи давно,еще на заре человечества, превратили обширную экваториальную часть в раскаленную пустыню. Зато на полюсах царит вечное лето с весело шумящей зеленью, с редкими грозами и дождями.

Тутус- самая отдаленная планета, полная противоположность Зирги. Солнце отсюда кажется не больше того шарика,который я проглотил вчера перед сном. Здесь вечные снега,голубые льды,тонкая и ядовитая атмосфера.Планета холодная и неуютная,но более удобная для освоения, чем Зирга. Здесь уже несколько лет существовали небольшие поселения зурган-добровольцев.Они добывали редкие на Зургане металлы.Одно время я- молодой, но уже опытный астролетчик — совершал регулярные рейсы между Тутусом и Зурганой, перевозя редкие металлы для строительства транспланетной дороги.

Проглотив вчера таблетку приятных сновидений, я улегся в постель и стал вспоминать свой последний рейс на Тутус. Ибо день возвращения на Зургану из этого рейса был для меня счастливым днем.

Мой планетолет,задрав в фиолетовое небо тускло поблескивающий нос,стоял на ровной площадке небольшого космодрома. В раскрытую пасть грузового отсека поселенцы затаскивали слитки.Дело продвигалось медленно:подъемные механизмы на этой насквозь прохваченной космическим холодом планете часто выходили из строя.

Около рабочих суетился начальник нашей экспедиции Данго-Дан,нерешительный, слабовольный и ворчливый пожилой человек.

— Не мешало бы побыстрее,ребята,- уговаривал он их.

В это время я, разминаясь после долгого сидения за пультом управления, с удовольствием бродил по льдистому берегу речки.Вместо воды здесь,дымясь, текла жидкая углекислота. Долго стоял около памятника Тутусу — первому астронавту из сулаков,погибшему здесь при посадке. В его честь и названа эта морозная планета.

Когда планетолет был загружен, Данго-Дан направился ко мне, и я услышал в наушниках его голос:

— Тонри-Ро!Хорошо,если бы ты,Тонри, поторопился.Строители транспланетной ждут материалы.

Весил я на этой планете раз в пять меньше,чем на Зургане.Поэтому быстро, в два-три приема, поднялся на площадку верхнего люка и стал ждать, когда неповоротливый Данго-Дан взберется ко мне.

Сняв скафандры,мы разместились в тесной каюте грузового планетолета.Я — у щита управления,Данго-Дан- сзади.

Планетолет легко оторвался от космодрома и быстро набрал скорость. Трасса Зургана-Тутус- была спокойной:ни метеоритов, ни комет. Я переключил планетолет на автоматическое управление и стал мечтать о первой межзвездной экспедиции, которая была приурочена к столетию Эры Братства Полюсов. Меня могли зачислить в экипаж звездолета.Ведь я ученый-астрофизик и второй пилот после Нанди-Нана.Я согласен быть на корабле кем угодно,хоть третьим,запасным пилотом. Возглавит экспедицию, конечно, Нанди-Нан.

Погруженный в мечты о межзвездной экспедиции,я чуть не упустил момент, когда надо было переходить на ручное управление.Почти весь экран локатора занимала Зургана- огромный полосатый шар. На полюсах находились благоустроенные космодромы.Оттуда металл на грузовых гелиопланах доставляли строителям.

— По-моему,сегодня лучше садиться на южный космодром.Оттуда ближе к дороге,- сказал Данго-Дан.

Но у меня появилась дерзкая мысль — совершить посадку в пустыне, прямо на пески, совсем близко от строительства.

Планетолет вошел в атмосферу и стал приближаться к пустыне. На экране возникли желтые волны песчаных барханов.

— Что ты делаешь?- забеспокоился Данго-Дан.- Не видишь разве, где космодром?

— Строители транспланетной ждут материалы,- повторил я его же слова.

— Не надо было этого делать,- умоляюще проговорил Данго-Дан, — разобьешь планетолет.

— Не бойтесь. Самое большее — слегка деформирую опоры.

— Не позволю своевольничать!- вдруг закричал он. В его голосе слышалось отчаяние.

Мне стало жаль его,но было уже поздно.Двигатели перешли на режим торможения.На экране замелькали барханы и многочисленные извилистые трещины. Их надо опасаться больше всего. Для посадки я выбрал самый пологий и мягкий бархан.Планетолет должен сесть на него, как на подушку. Нужен безошибочный расчет,чутье,вдохновение пилота, чтобы точно посадить планетолет в необычных условиях. И мои руки замелькали на щите управления среди многочисленных кнопок и верньеров.

Наконец опоры мягко вонзились в песок бархана.Двигатели заглохли. Планетолет слегка накренился, но по аварийным огонькам щита управления я видел, что даже опоры в полной исправности. Я ликовал.

Едва мы вышли на площадку верхнего люка, как на нас с визгом обрушился песчаный шквал. Данго-Дан встал сзади и,прикрывая глаза от пыли, с облегчением вздохнул:

— Повезло тебе, Тонри, с посадкой.

— Это не просто везение…

Но тут я заснул.Таблетка приятных сновидений, наконец, подействовала. Вернее, не заснул, а провалился в сон, как в яму. Заснул мгновенно и крепко.

Первое, что ощутил во сне,это песок. Он набивался в уши, в ноздри, противно хрустел на зубах. А сзади услышал облегченный вздох Данго-Дана:

— Повезло тебе, Тонри,с посадкой.

— Это не просто везение,а точный расчет,-несколько самоуверенно ответил я.

Спускаясь вниз, мы чувствовали жаркое дыхание пустыни. От раскаленных песков поднимался горячий воздух, сверху немилосердно-жгучим потоком лились солнечные лучи.Но песчаный шквал, к счастью, затих.

Мы увидели группу людей в серебристых комбинезонах. Они махали нам руками.

— Приглашают нас под купол дороги.Там прохладно, — пояснил Данго-Дан. — Идем туда.

Как я ни всматривался, никакого купола не видел. Заметив мое недоумение, Данго-Дан рассмеялся:

— Его и не увидишь. Он прозрачен, как воздух, — в словах Данго-Дана чувствовалась гордость энтузиаста транспланетной магистрали.

— Видишь вон там,- он показал рукой,-матово-белую полосу,прямую,как стрела?Это и есть основание дороги.Над ним прозрачный купол — тоннель из стеклозона.Вернее,два купола:внешний и внутренний. Когда дорога протянется от полюса к полюсу, из внутреннего купола выкачают воздух.В вакууме по белой гладкой полосе с огромной скоростью помчатся в электромагнитных полях скользящие поезда.

— Дешевле было бы обойтись воздушным транспортом.

Это замечание рассердило Данго-Дана.

— А пустыня?- недовольно спросил он.- Пустыня пусть,по-твоему, так и остается? Дорога- не только средство сообщения полюсов.Она нужна как первый этап для наступления на пустыню. Видишь по краям большие вогнутые чаши?

— Это верно,гелиостанции?- спросил я,вытирая пот с лица.Данго-Дан почти в три раза старше меня, но он не страдал от жары и шагал по раскаленным пескам довольно легко. «Привык он, что ли?» — с завистью думал я.

— Да, это гелиостанции. Для них-то мы и привезли редкие металлы. Гелиостанции превращают лучистую энергию жаркого экваториального светила в электрическую.А энергия нужна для синтеза воды и холодильных устройств. Вдоль дороги скоро зазеленеют сады и парки,появятся жилые дома. Это будет не просто дорога, а дорога-оазис.

Данго-Дан говорил, все более воодушевляясь. Я всегда любил слушать энтузиастов своего дела.Но сейчас изнемогал от жары, поэтому почувствовал большое облегчение,когда мы вошли под купол дороги. Здесь и в самом деле было прохладно.

— Стеклозон,- с восхищением проговорил Данго-Дан,постучав по куполу. — Он не пропускает жаркие инфракрасные лучи. Потому здесь и прохладно.

— Наши дома ведь тоже строятся из стеклозона?

— Из вспененного стеклозона,- поправил он.- Наши дома- это легкая пена стеклозона,на девяносто процентов состоящего из воздуха,вернее- из воздушных пузырьков. Кроме того, туда добавляются красящие вещества: голубые, зеленые, пепельно-серые.Но купол дороги делается из чистого и монолитного стеклозона. Эта дорога просуществует тысячелетия,и никакие песчаные бури не нанесут куполу ни малейших царапин… Я ведь специалист по стеклозону,-продолжал он. — И зачем я согласился стать начальником экспедиции на Тутус? Но нам так нужен был металл. Теперь откажусь от этого. Стеклозон! Перспективный строительный материал! Культура стекла- самая древняя. На нашей песчаной планете человек научился варить стекло раньше, чем металл. А стеклозон — это высшая ступень производства стекла.В сущности, это не стекло. Какое же это стекло, если оно прочнее всех металлов? Архитектурные и скульптурные ансамбли из стеклозона нетленны…

Данго-Дан разошелся.Он бы еще долго говорил,если бы ему не помешали.К нам подъехал большой гусеничный вездеход.Такие вездеходы,с кухней, душем и прочими удобствами,заменяют кочевникам-строителям жилые и служебные помещения.

Из кабины выскочила загоревшая почти до черноты девушка и крикнула нам:

— Вас вызывают к экрану всепланетной связи!- Подойдя ближе, она спросила:

— У вас авария? Или горючего не хватило?

— Какая там авария,-проворчал Данго-Дан.- Мальчишке захотелось отличиться — вот и все.

Девушка с любопытством посмотрела в мою сторону. Она узнала меня: изображения астронавтов часто показывают на экране всепланетной связи.

Я не заметил восхищения своим поступком. Более того, на ее губах дрогнула ироническая улыбка, когда она сказала:

— Вам предстоит, видимо, крупный разговор с самим председателем Совета Астронавтики. Нанди-Нан ждет вас обоих у экрана.

— Идем, Тонри, — вздохнул Данго-Дан.

— Идите один. Вы же начальник экспедиции.

Мне было неудобно перед Нанди-Наном за нарушение строгих правил космической навигации.Только сейчас я начал осознавать глупость своего лихачества.

Вздохнув еще раз, Данго-Дан нерешительно направился к вездеходу.

Вернулся он сияющий.

— Все в порядке,я уже не начальник экспедиции,-радостно объявил он.-Нанди- Нан больше всего расспрашивал о тебе.Он ждет тебя в Совете Астронавтики, хочет лично побеседовать.

Настроение у меня совсем упало. Я вышел из прохладного купола в опаляющий зной пустыни.

Подошел к одноместному гелиоплану и с удовольствием положил руки на его приятно-холодноватый корпус.Покрытые полупроводником корпус и крылья не накалялись и не отражали тепло. Наоборот, они почти без остатка поглощали лучистую энергию и превращали ее в электрическую. На этой даровой энергии гелиоплан летал по воздуху, раскинув свои широкие крылья.

Одной ногой я уже забрался в кабину,но кибернетический пилот, вмонтированный в пульт управления, бесстрастным голосом доложил:

— Энергии всего на пятьдесят лиг.

Это означало,что гелиоплан после недавнего полета не успел накопить в аккумуляторах достаточно энергии. Пришлось снова идти по горячим пескам. К счастью,одноместных гелиопланов было много. Киберпилот соседней машины металлически отчеканил:

— Энергии на тысячу лиг.

«С избытком хватит», — думал я, усаживаясь в мягкое кресло. Прозрачный колпак кабины захлопнулся.

— Куда? — спросил киберпилот.

— В Совет Астронавтики, — ответил я. Меня так разморило, что не хотелось самому вести машину. Доверился автомату, чего я вообще-то не любил.

Гелиоплан легко и бесшумно взлетел и, набирая высоту, взял направление на Северный полюс. На большой высоте воздух был прохладней, и мне захотелось впустить в кабину струю свежего ветра. На мою попытку открыть колпак киберпилот предупредил:

— Сейчас не рекомендуется этого делать. Разогревшись в пустыне, вы можете простудиться.

— Подумаешь, какая забота, — с неудовольствием проговорил я.

Но автомат был прав, и я не стал открывать колпак. Не хватало еще, чтобы к Нанди-Нану явился законченный космический разбойник с осипшим голосом.

Через два часа внизу зазеленели поля, сады и парки Северного полюса, заискрились реки и водоемы. Вдали, среди высоких раскидистых гелиодендронов и вечноцветущих кустов, засверкали купола и шпили Зурганоры — столицы Зурганы.

Гелиоплан пошел на снижение и вскоре плавно приземлился около Дворца астронавтов- величественного голубого здания,всеми своими легкими,воздушными линиями устремленного ввысь. Архитектор придал ему форму звездолета, каким представляли его себе писатели и художники-фантасты. Дворец, напоминающий космический корабль в момент старта, хорошо отражает мечту человечества о звездных полетах.

Во Дворце я узнал, что Нанди-Нан находится в галактическом зале. Я вошел в зал и словно очутился в Космосе. В темноте сверкала мириадами звезд наша Галактика. На фоне светлой туманности вырисовывался четкий профиль Нанди-Нана.

Вспыхнул свет,и зал приобрел обычный вид.Нанди-Нан направился к клавишному столику, чтобы сделать какую-то запись. Нанди-Нан, как и Данго-Дан, давно перешагнул за средний возраст.Но какая разница! В противоположность располневшему и нерешительному Данго Дану,Нанди-Нан сухощав,строен,энергичен в движениях.

— Ага, лихач! — засмеялся он, увидев меня. — Космический авантюрист!

Я с облегчением заметил,что, несмотря на несмешливые слова, Нанди-Нан улыбался дружелюбно.

— Ну-ка, расскажи, как ты ухарски посадил в пустыне грузовой планетолет.

Не дослушав до конца, Нанди-Нан строго осведомился:

— Ты был уверен в успехе или рисковал?

— Абсолютно уверен.

— Я так и предполагал.Узнаю себя, когда я был таким же молодым. Все же ты нарушил правила навигации,и многие предполагали от имени Совета Астронавтики выразить тебе порицание. Но я отстоял тебя.

Помолчав немного, он внимательно посмотрел на меня и предложил:

— Давай сядем и поговорим.

Мы уселись в кресла друг против друга.

— Ты не догадываешься, зачем я тебя вызвал?

— Сейчас нет. До этого думал…

— Знаю,о чем ты думал.Но речь сейчас не о том. За время твоего отсутствия произошло несколько важных и,думаю,очень приятных для тебя событий. Начну с менее важного.Круг арханов рассмотрел твою работу по астрофизике и нашел ее хоть и незаконченной,но очень перспективной и оригинальной.Твои смелые поиски в области переменных звезд получили всеобщее признание,и Круг арханов избрал тебя членом Всепланетного Круга ученых.

— Если это менее важное событие, то что же дальше! — воскликнул я.

— А дальше то,что Круг арханов совместно с Советом Астронавтики определил состав будущей межзвездной экспедиции.

— И я назначен вторым пилотом?.- от волнения я даже привстал с кресла.

— Ты назначен первым пилотом, капитаном корабля, начальником экспедиции.

Я был до того ошеломлен, что долго не мог вымолвить ни слова.

— А как же… А как же вы?- наконец спросил я.

— Я слишком стар.То есть не то, чтобы очень уж стар.Летать еще могу и буду летать в пределах системы.Но для межзвездной экспедиции не гожусь. Она продлится много лет,и нужны самые молодые. На Зургану должны вернуться не дряхлые старики,а люди в зрелом, цветущем возрасте.

— Ну, и чтобы окончательно добить тебя,- усмехнулся Нанди-Нан,- скажу еще одно: в экспедицию зачислен твой друг планетолог Сэнди-Ски.

Это было уже слишком для одного дня. Я буквально онемел от счастья.

— Вижу, что на сегодня хватит,-засмеялся Нанди-Нан и, положив руку на мое плечо, добавил: — Рад за тебя. Обо всем подробней поговорим в следующий раз. А сейчас иди отдыхать.

Я вышел из Дворца Астронавтов и бросился к гелиоплану.Но его не оказалось на месте. Кто-то уже улетел на нем. Однако я быстро нашел другую машину.

— Куда? — спросил киберпилот, едва я уселся в кабине.

— Домой! — воскликнул я.

— Где ваш дом?- сухо и,как мне показалось,недружелюбно спросил киберпилот. Можно было показать на карте щита управления точку, где надо совершить посадку. Но я всегда недолюбливал автоматику, слишком уж подделывающуюся под человека. К тому же от переполнявшего меня счастья хотелось двигаться, что-то делать.Я отключил киберпилота и взялся за штурвал.

Поднявшись в небо, я сделал круг над Зурганорой. Прекрасные голубые арки, серые, под цвет гранита, набережные и лестницы, разноцветные, но простые и удобные жилые дома- все сделано из пеностеклозона,о котором с таким увлечением рассказывал Данго-Дан,из материала,который прочнее стали и легок, как кружева.А дворцы!Создавая их, архитекторы вложили все свое мастерство и вдохновение.Каждый дворец — это оригинальное, неповторимое произведение искусства.

Я любил Зурганору…

Повернув штурвал,я направил гелиоплан домой, вдоль темной ленты гелиодороги.Дорога эта, как и корпус гелиоплана, покрыта полупроводниковым слоем, жадно впитывающим лучи, льющиеся сверху мощным золотым потоком. На гелиодороге я заметил под тентами людей. Странные люди! Видимо, они не очень спешили, если пользовались дорогой, движущейся не быстрее бегуна. Я всегда предпочитал более современные способы передвижения:гелиопланы и ракетопланы.

Поднявшись выше, я открыл верх кабины и полетел с максимальной скоростью, опьяняющей и захватывающей дух.

Внизу проносились поля, сельскохозяйственные постройки, плодоносные сады и заводы со светлыми, как оранжереи, цехами. А вот большая огороженная и тщательно охраняемая территория самой мощной на планете аннигиляционной энергостанции.На меня она производит гнетущее впечатление.Видимо,потому,что там во время опасного эксперимента погиб мой отец. Сверху я видел отдельные неземные сооружения энергостанции.Там,глубоко под землей, стоит несмолкаемый грозный шум гигантских турбин.

Показалась Тиара- город, в котором я живу.Тиара — это скорее не город, а буйно зеленеющий парк с редкими вкраплениями многоцветных домов и дворцов. Я посадил машину около моего дома на открытой,незатененной площадке, где гелиоплан мог бы накапливать солнечную энергию.В саду собирал плоды покорный и неутомимый кибернетический слуга, похожий на вертикально поставленного огромного муравья.

— Гок!- позвал я его.

Гок проворно подбежал ко мне на своих гибких ногах-сочленениях.

— Где мама? — спросил я.

— На аннигиляционной энергостанции. Вернется не скоро.

Значит,снова под землей, на гигантской фабрике энергии. Работая в экспериментальном цехе, она старается заменить отца.

Я направился в свою комнату.Только сейчас я почувствовал усталость. Слипались глаза, хотелось спать.

Слуга послушно плелся сзади.Он вызывал во мне безотчетную неприязнь, словно живое существо. Мать же, наоборот, любила часами беседовать с ним.

Гок- последнее слово малой,так называемой, домашней кибернетики. По своей универсальности он не уступает огромным электронным «думающим» машинам, построенным по старинке- на полупроводниках.Его толстое муравьиное брюхо, до отказа напичканное миллионами микроэлементов,- бездонное хранилище знаний. Гок способен производить с молниеносной быстротой сложнейшие вычисления.Без него я запутался бы в черновых расчетах,и моя работа по астрофизике затянулась бы на десятки лет. Но- странное дело!- чем больше я нуждался в нем, тем неприятнее он мне становился.

В комнате было светло, как на улице. За прозрачными стенами гнулись под свежеющим ветром деревья. Скоро, видимо, будет дождь.

— А вчера мама была дома? — спросил я, раздеваясь.

— Да. Вчера мы вычисляли коэффициент аннигилируемой меди.

— Меди?

— Да, меди.Архан с Южного полюса Ронти-Рот и несколько ученых-северян выдвинули предположение, что медь с успехом можно использовать в наших аннигиляционных станциях. Я же считаю, что медь скоро вытеснит более дорогую ртуть и антиртуть.

И откуда только Гок знает все эти новости?Мне захотелось посадить в лужу этого тупицу-всезнайку.

— Вчера Круг арханов составил список членов межзвездной экспедиции,-сказал я.- Кого,по-твоему,назначили начальником экспедиции?Ну-ка,сообрази,пошевели своими железными мозгами.

— Конечно, Нанди-Нана.

— Вот ты и ошибся. Назначили меня.

— Не может быть. Потому что…

— Ну ладно, хватит! — прервал я его. — Хочу спать.

Слуга знал мою привычку спать под открытым небом.Он быстро проковылял к стене и нажал кнопку.Стены потемнели.Надо мной раскинулся купол искусственного темно-фиолетового неба,усыпанного огненной звездной пылью. Беззвучно заработали невидимые вентиляторы.Легкими порывами подул свежий ночной ветер.

Я повалился на постель и мгновенно заснул.Проснулся от шума,доносившегося со стороны экрана всепланетной связи. Не открывая глаз, я прислушался. Там происходила какая-то перебранка. «Кто мог быть на экране? — гадал я. — Сэнди-Ски! Ну конечно, он! Только он мог так сочно выражаться». Гок что-то пытался ему объяснить. На это вспыльчивый планетолог разразился градом проклятий.

Я слегка приоткрыл один глаз и увидел забавную сцену.На светящемся экране -сердитое лицо моего друга,его густые брови грозно хмурились.Перед экраном, облитый призрачным светом, стоял Гок и однообразно тянул:

— Он спит всего три часа. Не стану его будить.

— Молчи,дурак!- стараясь сдержаться, говорил Сэнди-Ски.- Он срочно нужен.

— Но поймите, он вернулся из межпланетного полета…

— Но-но, болван, железная побрякушка, ты еще учить меня вздумал!

Рассмеявшись,я вскочил, подбежал к экрану и оттолкнул Гока. Тот отлетел в сторону, едва удержав равновесие.

— Так его,хама,- злорадствовал Сэнди-Ски.- Эо, Тонри!

— Эо!- приветствовал я его.- В чем дело?

— Ты разве не знаешь? Сейчас загорится огонь над Шаровым Дворцом знаний. Я жду тебя у Дворца.

Огонь над Дворцом знаний означал,что там собрался Всепланетный Круг ученых, обсуждающих какую-нибудь важную проблему.

«Почему Нанди-Нан ничего не сказал об этом?-думал я.-Видимо,хотел,чтобы я хорошо отдохнул».

Я быстро оделся и выскочил на улицу.

Через час я был в Зурганоре.

Шаровой Дворец- своеобразное здание. Это гигантский сиреневый шар, находящийся на большой высоте.Создается впечатление,что шар ничем не связан с поверхностью планеты и свободно парит над столицей Зурганы, купаясь в синеве неба.Но на самом деле он неподвижен и стоит на очень высоких и совершенно прозрачных стеклозонных колоннах.

Я посадил гелиоплан на свободную площадку. Под колоннами Дворца меня ждал Сэнди-Ски.

— Какие вопросы обсуждаются на Круге?- спросил я его.

— Ты даже этого не знаешь?- засмеялся он.- Ты совсем одичал за время межпланетного полета.Вопрос один- генеральное наступление на пустыню.Пойдем скорее, мы и так опоздали.

На прозрачном эскалаторе мы поднялись на головокружительную высоту и встали на площадке перед входом во Дворец. Отсюда,с высоты полета гелиоплана, была видна вся столица Зурганы.Мы вошли внутрь,в гигантский круглый зал. Он напоминал сейчас огромную чашу, наполненную цветами, — так праздничны были одежды присутствующих.

В центре чащи, на возвышении, образуя круг, расположились арханы- самые выдающиеся ученые.Поэтому высший совет ученых планеты так и называется — Круг арханов.

Мы с Сэнди-Ски прошли в свой сектор астронавтики и уселись на свободные места. Здесь были знакомые мне астрофизики, астробиологи, планетологи, астронавты.

— Имеется два основных проекта освоения Великой Экваториальной пустыни, — услышал я голос одного из арханов.- Первый проект вы сейчас увидите.

Погас свет.Огромный полупрозрачный светло-сиреневый купол зала стал темнеть,приняв темно-фиолетовый цвет ночного неба. На нем зажглись искусственные звезды.

И вдруг в темноте,в центре зала,возник большой полосатый шар- макет нашей планеты.

— Последнее слово инженеров-оптиков, — шепнул мне Сэнди-Ски.

Это был изумительный макет Зурганы- в точности такой планеты, какую я не раз видел в Космосе со своего планетолета. На полюсах — зеленые шапки с правильными линиями гелиодорог и аллей, с квадратами и овалами парков и водоемов.Зеленые шапки-оазисы отделялись от пустыни узкими серовато-бурыми полосами.Здесь растительная жизнь в виде желтой травы и безлистного кустарника отчаянно боролась с песками и жаром пустыни. Три четверти поверхности занимал широкий желтый пояс Великой Экваториальной пустыни. Безжизненный край,край визжащих бурь и смерчей. А вот и транспланетная магистраль,для которой я недавно доставлял редкие металлы. Правда, здесь, на макете,она была изображена уже готовой.Примыкая к магистрали, протянулись с Севера на Юг полосы зеленых насаждений. «Дорога-оазис», — вспомнились мне слова Данго-Дана.По меридиану,параллельно первой магистрали, появилась вторая, третья… Десятка два магистралей-оазисов. Они соединились темными лентами гелиодорог — солнечной энергии на экваторе хоть отбавляй. В пустыне появились сверкающие квадраты водоемов, первые города. И вот вся планета была расчерчена парками и аллеями, гелиодорогами и каналами. Она напоминала гигантский чертеж. У меня вызвала досаду эта математически правильная, геометрически расчерченная планета.

Сэнди-Ски сердито хмурил брови.

— Нравится? — спросил я его.

— Чертова скука, — ответил он.

Такое же мнение,хотя и не так энергично, высказали многие участники Круга, когда в зале снова вспыхнул свет.

— Что мы сейчас видели? Бедную,израненную планету! — с горечью воскликнул Рут-Стренг из сектора биологии.- Планету, изрезанную на куски аллеями, исхлестанную гелиодорогами.Человек на такой планете окончательно оторвется от природы, породившей его.Нет,с таким проектом согласиться нельзя.

Рут-Стренг ушел с трибуны под одобрительный шум зала. На трибуне появился архан Грон-Гро, высокий, еще сравнительно молодой человек. Он поднял обе руки, призывая к тишине.

— Еще в эпоху классового разобщения и вражды полюсов,-начал он,- высказывалась правильная мысль о том,что человек не может быть по-настоящему свободным, радостным и духовно богатым, если он смотрит на природу чисто утилитарно, потребительски.Переделывая мир,человек соответственно переделывает и себя.Вот почему мы должны относиться к природе как к источнику радости и эстетической ценности.Автор проекта не очень оригинален. Он просто распространил на всю планету то,что имеется сейчас на полюсах. Но уже давно сложилось мнение,что цивилизация наша приобретает неверный,слишком утилитарный,слишком технический характер. Мне по душе другой проект, который вы сейчас увидите.

В зале погас снова свет.И снова в космическом пространстве, искусно созданном инженерами-оптиками,кружился огромный полосатый шар Зурганы. По меридианам пролегли транспланетные магистрали-оазисы. Они так же, как и в первом проекте,соединялись лентами гелиодорог с поселками по обе стороны. Но вместо аллей и геометрически правильных водоемов и каналов на планете зазеленели огромные массивы возрожденных древних лесов. Это были настоящие джунгли, края непуганых птиц и зверей, заповедные места с крутыми горами, с извилистыми реками,со звенящими водопадами.Мир предстал перед нами непостижимо разнообразным — могучим, буйно зеленым, радостно шумящим…

— Вот это я понимаю!- восторгался Сэнди-Ски.- То, что надо здоровому человеку. Согласен?

— Да, согласен…- пробормотал я. Мне было сейчас не до разговоров. Словно завороженный, я смотрел в соседний, гуманитарный сектор. Там сидела девушка своеобразной красоты.Я видел четкий, прекрасный профиль, густую волну темных волос, чуть скрывавших загорелую, словно выточенную из бронзы шею. Это была типичная представительница расы шеронов, расы, которая всегда боготворила женскую красоту.Но не красота ее поразила меня: я встречал не менее миловидных девушек, и ни одна из них не взволновала меня, не затронула мою душу и сердце. А эта!…Девушка была не просто красивой. Лицо ее — музыка, запечатленная в человеческих чертах.

Девушка,словно почувствовав пристальный взгляд,посмотрела в мою сторону.По ее лицу скользнула грустно-ироническая улыбка.

Я отвернулся и стал смотреть на трибуну,стараясь вникнуть в смысл выступлений.

— Человек должен взаимодействовать с естественной средой обитания на условиях,адекватных его сущности,его гуманистической сущности,- говорил один из рядовых членов Круга.Выражался он слишком мудрено. Видимо, такой же новичок здесь, как и мы с Сэнди-Ски.

В противоположность ему речь архана Нанди-Нана,выступившего следующим, отличалась простотой и образностью.

— Второй проект не лишен частных недостатков, но в целом он мудр и дальновиден.Автор его правильно подчеркивает,что живая,первозданная природа, в лоне которой появился человек,необходима нам, как воздух. С детства человек испытывает ее благотворное влияние.Ребенок,изумленно уставившийся на жука,ползущего по зеленой качающейся травинке,полюбит живую природу,найдет в ней что-то бесконечно ценное и доброе.Природа в большей степени, чем искусство, формирует гуманиста.

— Мы овладели ядерной энергией,-продолжал Нанди-Нан,-наши ученые проникли в тайну самой могущественной энергии- энергии всемирного тяготения. И я считаю позором, что столь высокая цивилизация до сих пор терпит у себя на планете громадный безжизненный край раскаленных песков. Правда, наша планета не так густо населена. Но это может служить отчасти объяснением, но никак не оправданием.

Мне всегда нравился Нанди-Нан,и взгляды его я полностью разделял. Стройный и сухощавый,он стоял на трибуне и говорил вдохновенно и темпераментно. Но сейчас я слушал его невнимательно.Мои мысли были заняты иным, и я снова то и дело смотрел в сторону гуманитарного сектора.В это время девушка повернулась к соседке и что-то шептала ей, мягко жестикулируя.Меня поразила естественная грация ее движений, высокая культура каждого жеста,свойственная нашим знаменитым танцовщицам. «Но кто она?- гадал я.- Может быть, действительно танцовщица? Или поэтесса?»

Я словно сквозь сон слышал разгоревшиеся споры,гул голосов в зале.И вдруг наступила тишина.Я невольно взглянул на трибуну. На ее возвышение, не спеша, поднимался архан Вир-Виан- выдающийся ученый и тонкий экспериментатор, личность почти легендарная.Он был из тех немногих шеронов, которые высокомерно,неприязненно относились к новому,гармоничному строю, установившемуся на всей планете.

Выступал Вир-Виан очень редко.Большей частью он молчал,угрюмо и отчужденно глядя в зал. Его редкие и короткие выступления выслушивались в глубокой тишине,ибо они всегда поражали новизной, неожиданностью научных и философских концепций. Но на этот раз он выступил с большой программной речью.

Изложить сегодня ту речь не успею. На наших корабельных часах вечер, и фарсаны уже собрались в кают-компании, дожидаясь меня. К тому же сильно разболелось плечо.Ушиб я его при обстоятельствах, которые нарушили мой сон и чуть не привели к гибели всего корабля. Об этом стоит упомянуть, но уже после того, как целиком опишу свой сон.

26-й день 109-го года

Эры Братства Полюсов

Пусть не думает неведомый читатель,что моя жизнь на корабле — это приятная оргия воображения, этакое сладостное погружение в мир воспоминаний. Ничего подобного! Я ни на минуту не забываю о фарсанах.Раздираемый мучительными сомнениями, присматриваюсь к Тари-Тау. Кто он? Фарсан или человек?

Вчера ни строчки не записал в своем дневнике.Весь день вместе с фарсанами проверял все системы звездолета,приводил в порядок корабельное хозяйство. Но об этом потом.Сначала о программной речи Вир-Виана, которая объяснит социально-философские предпосылки появления фарсанов.

Итак,в зале царила непривычная тишина.На трибуне- Вир-Виан.Как все шероны, он был высок и строен. Однако его лицо нельзя назвать красивым в обыденном понимании этого слова. Мощно вылепленное, оно было даже грубым, но патетично вдохновенным и поражало своей духовной силой.

— Общественный труд, борьба за существование и природа — вот три фактора, сформировавшие человека,-начал Вир-Виан своим звучным голосом.- Здесь правильно говорили о том, что для гармонического воспитания человека необходима новая, первозданная природа, развивающаяся по своим внутренним законам, а не природа выутюженная, математически расчерченная. Но спасет ли человечество от биологического и духовного вырождения одна природа? Нет, не спасет. Как ни важна природа, но она фактор второстепенный. На ваших лицах я вижу удивление:о каком это вырождении я говорю?…

И Вир-Виан перечислил признаки начавшегося, по его мнению, биологического и духовного угасания. Он представил перед нашими изумленными взорами карикатурно искаженный образ современного человека- с механизированными и нивелированными чувствами, неспособного к психологическим нюансам и сложному мышлению. Процесс вырождения особенно нагляден, по его мнению, в искусстве, которое является зеркалом человечества.

— Почему,- спрашивал он, — нынешний человек отвергает великолепную поэзию прошлых веков, монументальное искусство шеронов — искусство тонких интеллектуальных раздумий и переживаний?Да потому, что человек перестает понимать его.Оно,дескать, устарело.И начались поиски какого-то современного стиля, рассчитанного на стандартизацию человеческих чувств. Процесс «обесчеловечения» искусства особенно заметен в таком популярном среди юношества жанре,как научная фантастика, которая все более и более превращается из философского человековедения в машиноведение.