Рафал Косик Гражданин, который подвис[34]

Почтальон. Мне хотелось его придушить, едва сдержался. Квитанцию подтверждения доставки подписал ему, словно деревянная кукла. С деланой улыбкой на лице я отдал ручку, вместо того, чтобы проткнуть ему ею ладонь.

Похоже, что-то он заметил. Побледнев, он отшатнулся и ушел неестественно быстрым шагом. Заказное письмо. Чего они снова хотят? Ничего больше я им не дам.

Поручик Вишневский сидел на холодном асфальте за колесом темно-синего «пассата». Он менял батарейки в небольшом мегафоне. Четыре пальчиковые батарейки, купленные только что за собственные, частные средства. Ситуация самая стеснительная. Пришлось послать молодого полицейского в киоск, чтобы иметь возможность вести переговоры далее.

А подкрепления до сих пор не было. Всего три патрульные машины. Дом с забаррикадировавшимся хозяином, включая его самого, окружало всего семь человек.

С писком шин подъехала очередная полицейская машина. Наконец-то! Рядом с Вишневским на корточки присел молодой человек в кожаной куртке.

— Капитан Прейс, — представился он. — Вы просили подкреплений.

— Я просил прислать антитеррористическую бригаду.

— Они уже едут. А кто там, внутри?

— Зовут его Лукаш Вроньский. Бывший бизнесмен. У него была фирма, торгующая растениями в горшочках. А сейчас — прямая дорога к психоаналитику, а еще лучше — в морг. На территории домовладения валяются тела четырех охранников и двух наших.

— Господи Иисусе! Чего это ему стукнуло?

— Он отказался выплачивать какие-то деньги в государственное казначейство. После трех повесток прибыл судебный исполнитель, только мужик послал его на три буквы, в связи с чем исполнитель вернулся с подкреплением. Подкрепление теперь валяется в садике у дома, исполнитель — в госпитале.

— А наши?

— Пытались силой вскрыть задние двери. А мужик завалил их через бойницу.

— Бойницу?

— Это не дом, а настоящая крепость. Окна пуленепробиваемые, двери из бронированной стали. Даже тел нам не позволил забрать.

Молодой полицейский приложил щеку к крылу машины и спросил:

— И сколько же он должен?

— Триста восемнадцать злотых и пятьдесят три гроша.


Мне, просто-напросто, хотелось выращивать и продавать растения, а превратился в бюрократа, ежедневно обрабатывающего несколько сотен бессмысленных бумажек. Бывало, что целую неделю не мог я прикоснуться к зеленому листочку. Растения превратились в позиции в базе данных. Количество проданных горшочков, соответствующий НДС, налог на доходы, Управление Социального Страхования, выплаты в пенсионный фонд, коррекция счетов-фактур, бланки врио, командировки, расчеты карт грузовых и легковых автомобилей, формуляры наличия радиоприемников в автомашинах… Практически всю свою энергию я тратил на заполнение обязательств в отношении к государству и на предоставление доказательств очередным органам, что никак не пытаюсь их обмануть. Все новые и новые обязанности я сбрасывал на секретаршу, бухгалтера, юрисконсульта, менеджеров, и все равно, у меня не было времени, чтобы стереть пыль с fantasia japonica.

В конце концов, цветы засохли у меня дома — я позабыл их поливать.


Три полицейских автомобиля, подъехав с различных сторон, остановились с писком, блокируя улочки пригорода. В мгновение ока из них выскочила дюжина мужчин в черной униформе. Они устроились за мусорными баками, фонарными столбами, заборчиками и припаркованными машинами.

Командир бригады по борьбе с террористами представиться не посчитал нужным. Он присел за фонарем рядом с автомобилем Вишневского и спросил:

— Заложники есть?

— Нет.

— Чего он хочет?

Вишневский предпринимал безуспешные попытки закрыть крышечку батарейного отсека в мегафоне.

— Он хочет покоя.

— Я спрашиваю, какие его требования?

— Он требует, чтобы мы немедленно отступили и оставили его в покое. Дали ему полный покой.

— Ненормальный?

— Наверняка.

Командир в черном поднес ко рту собственный мегафон и заскрежетал:

— Ты окружен. Выходи через передние двери с поднятыми руками.

— Это я уже пробовал, — сообщил ему Вишневский. — Только батарейки разрядил. Так он не ответит. Высылает электронные письма через сервер в Штатах. Дежурная нам их зачитывает.

— А почему он не говорит нормально?

— Спроси его сам.

Командир опустил голову в интенсивном размышлении. Затем пролаял в «уоки-токи» быстрые приказы.

Гранаты со слезоточивым газом и дымовые отскочили от окон и упали на газон. Стрелковые бойницы оказались слишком узкими, чтобы с такого расстояния попасть вовнутрь. Впрочем, уже через несколько десятков секунд дом окутали клубы дыма.

Три борца с террористами перескочили ограду с тыла. Они пробежали всего лишь несколько шагов, как вдруг земля под ними провалилась. Трест ломающихся веток заглушил тихие чавкания заостренных кольев.

Двое других с металлическим тараном направилось к передней двери. Еще пара припала к стене по обеим сторонам крыльца. Таран громко зазвенел, отскакивая от брони. Звон раздался еще три-четыре раза. После этого прозвучало несколько выстрелов.

Дым развеялся, открыв неподвижные тела на ухоженном газоне.

— Курва, ведь спросить же вы могли! — крикнул Вишневский.

— А пан тут уже не командует, — пояснил ему черный. Первый выстрел в плечо отбросил его от фонарного столба, через четверть секунды второй размазал его мозги по асфальту. Каска покатилась по асфальту, грохоча застежками.

— Пан тоже… — сказал Вишневский, прижимаясь к земле.

А через секунду взорвалась первая полицейская машина.


Ведение хозяйственно-предпринимательской деятельности в этой больной стране переросло меня. На ежемесячные проверки из очередных органов не хватало никаких сил. Не помогали взятки, не помогло привлечение второго бухгалтера и замена юрисконсульта. Государство желало от меня все больше денег и забот. Главной, как раз была забота: мне следовало заботиться о том, чтобы обихаживать чиновников Системы. Очередные бланки, которые я должен был лично доставлять и визировать собственной подписью.

Пояснения, которые я обязан был давать, и очереди, в которых был обязан выстаивать. Если бы я желал читать все то, что подписываю, и знать параграфы, на которые мне приказывали ссылаться, не хватило бы никакой жизни.


Снаряды из пушечки, которую полицейские называли базукой, разрывались на дверях, не причиняя тем никакого вреда, разве что окружающие окна сделались матовыми. Когда погибла очередная пара борцов с террором, остальные отступили за ближайшие дома.

Прошел двадцатый час осады. Более сотни жителей окружающих зданий были эвакуированы. За беспрецедентной ситуацией с безопасного расстояния следили несколько машин телевизионщиков.

— Похоже, у мужика имеется собственный колодец и электрогенератор, — сказал безымянный полицейский. — Во всем этом бардаке оросительные установки на газонах продолжают работать.


Понятное дело, каждый нарушает закон, чтобы иметь возможность функционировать, или даже неумышленно — не поспевая за лавиной новых, никак не связанных друг с другом предписаний. Человек, который бы попробовал жить в соответствии со всеми параграфами, очень скоро оказался бы в доме без дверных ручек.

Благодаря этому, на каждого имеется крючок. Каждый является потенциальной жертвой системы.


— Не могли бы вы сказать, каковы требования пана Вроньского? — спросила журналистка информационного канала. Пресс-атташе Столичного Управления в немодной кожаной куртке глядел куда-то в сторону.

— У убийцы, забаррикадировавшегося в собственном доме, — медленно ответил он. — никаких требований нет. Скорее всего, он психически болен.

— Но наши источники говорят о чем-то совершенно ином. Якобы, охрана судебного исполнителя первой применила оружие.

— Ваши источники недостоверны.

— И, вроде бы, пан Вроньский желает только того, чтобы его оставили в покое. Это правда?

— Проше пани… каждый преступник желает, чтобы полиция прекратила его преследовать.

— А в чем его обвиняют?

— Он будет обвинен в многократных убийствах.

— В нашу редакцию поступило письмо, которое пан Вроньский написал три недели назад. Уже тогда он утверждал, что он желает лишь того, чтобы государственные служащие перестали его преследовать.

— Передайте это письмо в прокуратуру. Это доказательный материал по делу.


То было последнее дело, с которым мне хотелось закончить. Я пошел в учреждение в назначенное время. Очередь состояла исключительно из людей с повестками на назначенное время. Стиснув зубы, я простоял там два часа, пока чиновница не собралась и извиняющимся тоном не сообщила, что ее рабочее время закончилось. И я на нее вовсе даже не злился. Ей платят гроши, так что она работает, как работает.

Я порвал повестку и пообещал себе, что с этого времени прекращаю обхаживать государственную администрацию. Чиновник обязан служить гражданину, а не валиться на спинку, заставляя почесывать себе животик. Буду их игнорировать.


К полуночи прилетел военный вертолет. Грохоча и заставляя деревья качаться, он завис над домом. Две черные фигуры начали сползать по тросам. Одна, а через секунду и вторая сорвались и упали на крышу со слишком большой высоты. На брюхе вертолета заплясали золотистые искры. Из кабины повалил черный дым, стекая по корпусу серным, траурным платьем. Задний винт разлетелся с грохотом, который был слышен несмотря на работающий двигатель. Машина наклонилась, несколько раз обернулась вокруг оси и упала на улицу. Через мгновение это была уже только груда бесформенного, горящего металла.


Я уволил всех сотрудников, порвал все договоры, выплатив все штрафные санкции. Никто не был обижен. Фирму я закрыл. Всем выплатил выходное пособие, но уже через пару месяцев два кладовщика пронюхало про параграф о групповых увольнениях. Они потребовали дополнительных денег. Я заплатил. Мне хотелось одного — покоя.


Ход операции в живом эфире передавали CNN, Sky News, BBC, TVN 24 и более десятка других станций. Из прицепа военного КРАЗа задом съезжал танк РТ-91 «Тварды». Во время разворота на сто восемьдесят градусов он превратил в щепки уложенные для защиты асфальта доски. Весящая более сорока тонн машина неуклюже пересекла газон, уничтожая по ходу бордюры, клумбу с маргаритками и жестяную мусорную урну.

— Это твой последний шанс, — орал в мегафон сержант в полевом мундире. — У тебя две минуты на то, чтобы выйти с поднятыми руками. В противном случае, дом будет уничтожен.

Все, даже те, что держали дом на мушке, глянули на часы. Через полторы минуты «уоки-токи» Вишневского затрещали:

— Пришло очередное электронное письмо: «Уходите. Я не желал и до сих пор не желаю никого убивать. Хочу только покоя, ничего более. Оставьте меня в покое».

— На это уже несколько поздно, — буркнул сержант, следя за секундной стрелкой. Когда та дошла до верхней точки циферблата, он скомандовал: — Огонь!

Грохот выстрела и взрыв фугасного снаряда. Стоявшие близко люди почувствовали это всем телом. Деревья дернулись в неожиданном порыве стихии. От стоящего ближе всего «трабанта» отвалилось крыло.

Пыль опала, открывая взгляду надгрызенный фрагмент фасада. Мелкое углубление открыло погнутые армирующие прутья. Стена даже не была пробита.

Зато раздался глухой звук, и над домом вознесся небольшой султанчик дыма.

— Что это?

— Всем в укрытие! — заорал Вишневский, стартуя по направлению ближайшего дома. В небо поднималась небольшая черная точка. Она достигла высоты в пару сотен метров, притормозила и начала падать.

На сей раз грохот был даже громче. Во всех окружающих домах посыпались стекла. Танк превратился в пылающие развалины с разбросанными по сторонам фрагментами гусениц. Останки башни выбили дыры в мостовой в радиусе пары десятков метров.

Вишневский, с белыми от пыли волосами выглянул из-за угла дома, приложив бинокль к глазам. На прилегающем к дому Вроньского газоне снова включились оросительные установки.


Официальными письмами я уведомил все учреждения, что фирма прекратила свою деятельность, и что все свои обязательства я оплатил. Понятное дело, что для этого предусмотрены специальные процедуры. Если все делать в соответствии с ними, я провел бы добрый шмат жизни, шастая по лабиринтам комнат, заполненных сонным бабьем. У меня уже не было сил почесывать чудовище за ухом.


— И что можно со всем этим сделать? — спросил президент города, Кральский, выпрямляясь над лежащей на столе для совещаний картой района. — Ведь это продолжается уже три дня.

— Вообще-то, можно было бы обстрелять дом с дальнего расстояния, — предложил генерал Мазур, — но это требовало бы эвакуации гражданского населения в радиусе километра.

— Уже за тот танк у вас могут быть серьезные неприятности… А люди… они и сами выехали. Это те, у которых хоть что-то в голове осталось.

— А бомбу нельзя сбросить? — спросил кто-то из собравшихся в ратуше.

— Понимаете… наша авиация не располагает бомбардировщиками. Конечно, может быть ракета «воздух-земля». Попадание с точностью до пятидесяти метров.

— Разброс слишком большой, — заметил Кральский. — И не забывайте, что это вам не вражеский город.

— Такими уж располагаем средствами, — генерал выпятил грудь с парой орденов. — Со всем моим уважением, но это ваша фракция обрезало бюджет Министерства Обороны.

— Хмм… Ну да, правильно… Но ведь должна быть хоть какая-нибудь альтернатива. Что это за армия, которая не способна справиться с одним человеком.


Я чувствовал, что этот номер не пройдет, ведь я был всего лишь мертвой позицией в какой-то базе данных, точно так же, как и мои цветы. Виртуальный мир бумажных документов напомнил о своей доле ласки уже через два месяца.


Жаркий вечер перешел в уже четвертую ночь осады. Генерал Мазур, президент Кральский, министр внутренних дел и еще несколько чиновников разглядывали план канализационных сетей, разложенный на капоте синей «лянчии». Пальцами они тыкали в совершенно случайные точки, позируя для фотографий в утренней прессе и информационных порталах. Когда фотографы отошли, официальные лица тут же потеряли интерес к карте, поскольку читать они ее и так не умели.

— Какие будут идеи? — спросил Кральский.

Специалист по канализации в желтой каске указал в место, заполненной непрерывными и пунктирными линиями различной толщины.

— Неподалеку от дома проходит сборный канализационный канал, — сообщил он. — Полтора метра высотой. В садике, в пяти метрах от заднего входа, имеется ревизионный люк.

— Наш парень слишком хитер, он не мог пропустить такого. Впрочем, вход в садик — это не проблема. Хуже с тем, чтобы выжить там хотя бы минуту.

— Заложим взрывные заряды под домом, — сказал Мазур. — Двадцати кило пластида должно хватить.

— Так весь канал же завалится на приличную длину, — робко вмешался спец по канализации.

— Вы что, половину улицы хотите на воздух поднять? — пронзил взглядом генерала Кральский. — Вы знаете, сколько стоит восстановление инфраструктуры?

— Для Польши это уже вопрос чести, — вмешался министр внутренних дел.

Генерал молча кивнул.

Через час специалист по канализации с двумя саперами спустился по железным ступенькам в вонючий люк. Чавкающие шаги, повторяемые эхо, постепенно затихали в темном канале. Чиновники обменивались гордыми взглядами, размышляя о заголовках в завтрашних газетах.

Приглушенный взрыв встряхнул служебными лимузинами раньше, чем предполагалось. В сотне метрах перед домом Вроньского улица вздыбилась и с оглушительным грохотом выстрелила высоко вверх в гейзере пламени, земли, бетона и асфальта. В радиусе нескольких сотен метров канализационные крышки взлетели в воздух. Фасад пятиэтажного дома, утратив опору, съехал вниз. Через минуту грохот перешел в отдельные удары валящихся меньших обломков.

Отовсюду доносились стоны раненых.

— Не могу поверить! — воскликнул генерал. — Эта сволочь заминировала канал!

При этом никто не услышал нескольких приглушенных пыханий со стороны дома. Первая противопехотная граната взорвалась рядом с правительственной лянчией, прибавив шрамов от обломков на стенах окрестных домов.


Первое письмо я вскрыл с надеждой. Они хотели, чтобы я в течение трех дней объявился и дал все пояснения. В ответ я написал, что для меня вопрос уже закрыт. Если хотят какие-нибудь деньги, с охотой заплачу. Пускай только напишут: сколько, и сообщат номер счета.


— Мы потеряли тридцать семь человек, в том числе: министра, президента города, бригадного генерала и главного полицейского коменданта. Более пятидесяти человек находится в госпитале, некоторые из них — в критическом состоянии. Этот гражданский уничтожил наши девять полицейских автомобилей, танк, вертолет и три правительственных машины. Не стану уже говорить о приличном шматке города. И даже некого наказывать, поскольку виноватых уже нет в живых. Ожидаю от вас предложений.

Собравшиеся переглянулись.

— Нужно будет несколько танков, которые одновременно атакуют с нескольких сторон.

— Танки на улицах вызывают нежелательные ассоциации… Для оппозиции это просто манна небесная. А минометов разве недостаточно?

— Мы пробовали. Во время монтажа огневых позиций… Только Вроньский был быстрее.

— Кто вообще этот тип? Растениевод или пиротехник?.. Ладно. Запустим танки. Чего ждете?

— Несколько танков бросятся в глаза. Официально, в соответствии с законом, чтобы вывести армию на улицы городов, необходим письменный приказ президента державы.

— Хорошо. Колпачок с ручки я уже снял.


Через неделю пришло очередное письмо. Очень официальное такое письмо, сообщающее о том, что все дело крайне сложное, так что все объяснения я обязан дать лично. Помимо того был указан длинный перечень документов, которые я должен буду приготовить, и действий, которые мне в обязательном порядке следует исполнить, чтобы мои пояснения могли быть рассмотрены.


— А давайте оставим его в покое! Вы что, даже не допускаете подобной мысли?

— Что за шутки! Он убил несколько десятков человек. Министра убил!..

— Так ведь он же убивает исключительно в целях самозащиты. Министр утвердил план взрыва дома. И гляньте, ведь ни один посторонний не погиб. Он убил четырех охранников, которые попытались ворваться к нему в дом. После них пришел полицейский патруль. За ними — борцы с террористами, а в самом конце — армейские коммандос. Мы наваливаем пирамиду трупов ради защиты трехсот восемнадцати злотых.

— Ради защиты процедур, уж если…

— Бессмысленных процедур. Это государство относится к гражданам будто к собственности. Подобным образом уважения нельзя добиться; самое большее, при этом образуется картина бессмысленной машины.

— А знаешь, что я думаю? Мне кажется, что ты еще не вышел из шока. Кто мог предвидеть, что этот псих продвинется столь далеко? Можно ли гражданину становиться над законом только лишь потому, что у него дома имеются, совершенно незаконно, миномет с калашом?

— Но ведь можно было признать долг таким, который не взыскивается, а еще лучше — отцепиться еще до того, как долг образовался. Что это вообще за сумма?

— Штраф за неподачу в срок декларации плательщика НДС. Я все исследовал. Но это лишь вершина айсберга.

— Но ведь он прикрыл свою фирму восемь месяцев назад.

— Он не завершил всех формальностей, в связи с чем фирма все еще официально существует. Помимо того, вот уже пару лет тянутся проверки от нескольких учреждений. Его провинности заключались исключительно в несоблюдении формальностей. Через какое-то время любой проступок автоматически разрастался, ведь неизбежно поступали новые повестки, на которые он не реагировал. И штрафы, которые не уплачивал, поскольку не расписывался за получение напоминаний. Можно сказать, что он порвал контакт с системой. И его мелкие проступки теперь выросли до ранга серьезнейших преступлений. Он слишком строптив и переступил все возможные границы.

— Гражданин с подвесившейся системой… Как ты думаешь, кто будет следующий? Кого он убьет теперь?


Все книги, счета-фактуры, абсолютно все я упаковал и отослал им, не указывая обратного адреса. Данные из компьютеров стер. Теперь, даже если бы они захотели, им нечего было бы контролировать.

Через несколько дней пришло очередное письмо. Я его не вскрыл. Вообще ни одного больше не вскрывал, а их вскоре стало приходить по несколько за день. Из самых различных организаций.

Фирма не существует. Ну как они не способны этого понять?


«Сегодняшний день был объявлен днем национального траура. Несмотря на продолжавшуюся несколько часов борьбу за жизнь, Президент Жечипосполиты Польски умер вчера, в двадцать три часа двадцать минут…»

Их кухни раздался грохот падающей посуды.

— Тихо там, старуха! — заорал втупившийся в телевизор пенсионер.

В ответ из кухни раздался сварливый голос:

— А какого черта ты засунул кастрюли в шкафчик?! Я только дверцу открыла, а оно все и вывалилось!..

— Ты знаешь, что нам президента пристрелили?

— Шо, Буша убили?!

— Та нет, дура-баба! Слушай, шо гутарю, вместо того, чтобы сразу болтать. Самолетом его попали.

— Господи Иисусе! Настоящим?

— Таким, что от радио работает. Кто-то стоял подальше, и во время речи, оно и влетело ему в голову. Так что назад сложить уже не получается.


В каждое учреждение я собственноручно написал письмо с одинаковым содержанием: «Я ничего вам не должен. Прошу, оставьте меня в покое». Только письма все так же продолжали приходить. А в самом конце пришел судебный исполнитель.


На огромном металлическом столе лежали останки летательной машинки с дистанционным управлением.

— Обратите внимание, пан генерал, на вот этот небольшой цилиндр в передней части корпуса. — Металлической ручкой техник указал на фрагмент внутренностей мертвой машины. — Это камера. Сразу же за ней находится мощный приемно-передающий многоканальный модуль дистанционного управления.

— И что это означает?

— Этой штукой можно управлять с расстояния в несколько километров. Подобные камеры, только стационарные, мы выявили сегодня во многих местах, на расстоянии даже нескольких сотен метров от его дома. Он видел каждое наше движение.

— Ну все, шутки кончились! — генерал Миклуш грохнул кулаком по столу, обернувшись к стоявшему за ним офицеру, он сказал уже потише: — Поднимайте F-16. Обосновывать все будем потом. Пускай выпустит «Maverick» с безопасного расстояния. Истребитель ему же ведь не сбить.

— А я и в самом деле считаю, что нам следует отступить и затушевать все это дело. Я думаю о том, что еще может случиться. До сих пор Вроньский ограничивался лишь оборонными действиями.

— Господи! Но ведь он же убил президента!

— За час до того президент подписал приказ о нападении на его дом. Я пытался вас остановить, когда жертв было еще не так много.

— Сейчас уже, чтобы не произошло, мы отступить не можем.

— И тот же самый механизм действует с самого начала, с того самого момента, когда Вроньский не подал во время декларацию плательщика НДС.

— Вы считаете, что он нас убьет? А как это он может сделать?


Когда же я заметил, что со всем этим как-то не так? Это тогда, когда у меня пропал цветок — polyscias. Не очень-то ценное тропическое растение, но этот экземпляр необходимо было довести до приличных размеров, тогда его стоимость вырастает. В базе фигурировало семь штук, а на складе было только шесть. История цветка была записана в моей системе, начиная с закупки семечка. После того: очередные пересадки в большие горшки, удобрения, почвы, были еще и отчеты контроля качества на очередных этапах. Цветок прошел длительную дорогу через мою документацию, но в реальности я его никогда не видел. У меня не было времени им заниматься.

Быть может, его кто-то украл? Может — он засох, или небрежный работник его сломал?

Иногда я думаю, что этот цветок никогда не существовал.


Спотыкаясь, Вишневский первым пересек то, что когда-то было границей участка. Дымящиеся останки дома, окруженные зоной смерти шириной в пару десятков метров — развалинами, усеянными кратерами от неточных попаданий ракет. От газона ничего не осталось. Вместо деревьев торчали обугленные культи. Дома в радиусе взгляда были уничтожены или серьезно повреждены. Улицу блокировали останки нескольких танков, на детской площадке валялись куски истребителя.

Стоявшие среди развалин в сотне метров далее чистенькие темно-синие лимузины выглядели, словно прибыли из иной сказки. Высшие офицерские чины и представители гражданских властей разглядывали ground zero в бинокли.

Вишневский забрался на куску обломков высотой в несколько метров и глянул себе под ноги. «Ну вот, ты и получил свой покой», — подумал он.

Носком ботинка он отбросил кусок бетона. Снизу блеснул фрагмент цилиндрического корпуса из матовой стали. Красные цифирки отсчитывали последние секунды.


Варшава, 2002 год

Загрузка...