— Есть! Пошел пульс! — раздалось у самого моего уха.
Кричали так громко, что заболели барабанные перепонки. Я открыл глаза — и ничего не увидел.
Мелькнула страшная мысль: «Неужели ослеп?»
— Два кубика антишока... Четыре кубика стабилизатора... Электростимулятор... Разряд, — прозвучал новый голос.
По коже пробежала горячая волна, кровь ударила в виски, и... О чудо, я прозрел! Впрочем, «прозрел» — это громко сказано. Перед глазами стоял туман, сквозь который смутно угадывались силуэты четырех прямоходящих существ, склонившихся надо мной под ослепительно яркой лампой.
Через секунду окружающий мир обрел резкость, я смог рассмотреть таинственных незнакомцев. Они оказались людьми, одетыми в синие хирургические костюмы, их лица скрывали медицинские маски.
— Что происходит? — успел прохрипеть я, прежде чем в мою шею воткнулась игла и я снова отключился.
Проснулся я разбитым и совершенно потерянным. В голове была полная каша и хотелось пить.
«Как с похмелья, — подумал я. — Только откуда ему взяться? Ведь я уже давно перешел в лигу трезвости».
Я лежал в койке, укрытый красным байковым одеялом.
Надо же, живой! Но кто, черт возьми, вынул из меня ту чертову железку? И где вообще я нахожусь?
Откинув одеяло, я обнаружил на себе больничную пижаму с кокетливым цветочным принтом. Под рубашкой на груди виднелся еле заметный шрам. Еще свежий. Судя по аккуратному следу, операция прошла на самом высоком уровне. Такие услуги обычно влетают в копеечку, но они того стоят.
Я знавал одного мажорчика, которому в пьяной драке нанесли десять ножевых ранений, а на следующий день он уже вовсю оттягивался в баре. И дело тут не в бычьем здоровье. Расторопный реанимобиль и дорогой хирург — вот секрет его чудесного выздоровления. Правда, через неделю он снова нарвался на нож. И тут уж хирургия оказалась бессильна. Как говорится, от судьбы не уйдешь!
Так вот в чем причина моего неважного самочувствия. Наркоз!
«Блин, только этого мне не хватало. Сколько лет в завязке, и снова-здорова! — хотел было возмутиться я, но здравый смысл вовремя подал свой голос. — Хотя, конечно, без наркоза никак нельзя. Оперировать человека — это все-таки не носки штопать!»
Бурление мыслей в голове напоминало бешеный водопад: «Где Помилка? Что это за место? На Сиротке отродясь не было такой хирургии, значит, я не на Сиротке. Но тогда где?»
Я аккуратно уселся на краю койки и осмотрелся.
Комнатка была маленькая и без окон. Окрашенные в болотно-серый цвет стены, глухая металлическая дверь, вытяжная труба вентиляции и люминесцентная лампа на потолке. Из мебели, помимо кровати, — тумбочка с пластиковым подносом, накрытым салфеткой, и высокий барный стул.
Я спустил ноги на пол, поделал ими несложные упражнения, после чего рискнул привстать. Но не успел я сделать и шага, дверь открылась и в комнату вошел какой-то тип в черном костюме.
«Кажется, я снова влип...» — стуканула изнутри черепа, словно молоточком, догадка.
Тип вскарабкался на стул и, глядя на меня сверху вниз, произнес скрипучим голосом:
— Вук Обранович, присядьте.
Я подчинился и в свою очередь стал внимательно рассматривать незнакомца. Если бы меня попросили описать его одним словом, я бы выбрал прилагательное «мерзкий». На вид ему было лет тридцать с хвостиком. Среднего роста, дерганый, бледный, с зачесанными назад черными сальными волосами. Под большими жабьими глазами свисал горбатый нос, едва не касаясь кончиком толстых слюнявых губ.
Пришедший взобрался на стул и теперь стал похож на хищную птицу на насесте. При этом он нервно постукивал пальцами по коленям, словно по невидимой клавиатуре. От него исходило такое сильное внутреннее напряжение, что, казалось, его вот-вот разнесет на куски.
— Где я? Откуда вы знаете, как меня зовут? Где Помилка? — затараторил я.
Жабоглазый подчеркнуто проигнорировал первые два вопроса, дав ответ лишь на последний:
— С девочкой все в порядке.
— Я спрашиваю, где, мать твою, Помилка? — раздраженно повторил я.
Мерзкий тип подпрыгнул на месте, словно какая-то невидимая сила подбросила его вверх:
— Я же сказал, с девочкой все в порядке.
— А ты вообще что за хрен с горы?! — я решил сразу показать свой настрой.
Он нервно заерзал на стуле.
— Сбавьте обороты, Обранович! Иначе мне придется вас угомонить, — человек профессиональным жестом расстегнул пиджак и продемонстрировал жестяную бляху какой-то спецслужбы, а заодно и кобуру с бластером, закрепленную под мышкой.
Вид пушки слегка остудил мой пыл.
— Как мне к вам обращаться? — я снова вспомнил о правилах хорошего тона.
— Спецагент Пятеркин. Агентство Неопознанных Явлений.
Название организации мне ни о чем не сказало, но звучало оно одновременно угрожающе и таинственно.
Не нужно было быть семи пядей во лбу, чтобы понять: этот спецагент здесь из-за Помилки. Тревога моя усилилась, но я постарался взять себя в руки, чтобы ничем себя не выдать и держаться спокойно.
«Не бзди, Проныра! — мысленно скомандовал я. — Прежде всего надо узнать, во что меня хочет втянуть этот странный Пятеркин. А ведь он хочет, по глазам вижу. Иначе зачем нужно было меня оперировать? Оставили бы истекать кровью на Сиротке и дело с концом».
— Скажите, спецагент Пятеркин, а где я нахожусь? — вкрадчиво спросил я.
— Вы в безопасности, — сообщил он.
— В безопасности, значит, не на Сиротке, — продолжил я размышлять вслух. — А где именно?
Мой гость не сдержался и сорвался на крик:
— В безопасности! Что вам не ясно в моих словах?!
Его кадык заходил ходуном, сам он весь затрясся, посинел и пропел оглушительным фальцетом:
— В мячик или в догонялки на дороге не играй! Будь внимательным всегда, безопасность соблюдай!
От столь неожиданного перехода я аж поперхнулся.
«Ему бы в ужастиках сниматься, идеальный типаж», — определил я.
Внезапно воздух наполнил металлический гул, а лампа на потолке часто заморгала.
— Чертова дыра! — окончательно вышел из себя Пятеркин. — Дыра! Дыра! Дыра! Ни хрена не работает! Это не секретная база, а хлев! Хлев! Хлев! Хлев!
Лицо спецагента посинело, он нервно дернул головой, а потом резко вскочил на ноги, разъяренно повторяя, словно речевку:
— Merdo!*Pugo!**Damne!***Merdo! Pugo! Damne! Merdo! Pugo! Damne!
Сомнений в том, что передо мной психически нездоровый человек, практически не оставалось. И кто его только взял на такую должность, да еще и оружие доверил?
Через пару минут приступ утих. Пятеркин отрывисто дышал, по его лицу струился пот, нижняя челюсть слегка подрагивала. А когда его рука полезла под пиджак, я всерьез перепугался, что сейчас на свет появится бластер. Но он вытащил из внутреннего кармана желтого резинового утенка с красным клювом и стал сжимать и разжимать игрушку, которая издавала пронзительный писк.
На губах спецагента проступила блаженная улыбка.
— Кряки... Кряки, — любовно прошептал он и погладил утенка по голове. — Кря-кря!
Я сидел на своей кровати ни жив ни мертв. Если бы не отходняки после наркоза, ей-богу, наложил в штаны! Страшно, аж жуть. Особенно когда не знаешь, чего от этого типа ждать в следующее мгновение.
Вдоволь намяв свою пищалку, Пятеркин убрал ее обратно. Сделав глубокий вдох и медленный выдох, он взобрался на стул, дотянулся до лампы, произвел с ней какие-то манипуляции, и та заработала нормально.
Спецагент вытер потное лицо большим, едва ли не с простыню платком, подошел к тумбочке, взял с нее поднос, поставил его мне на колени и снял салфетку. Я увидел открытую бутылку минералки, из которой торчала соломинка. Выкинув соломинку, я разом осушил всю бутылку. Надо признать, стало немного полегче.
— А нет ли чего-нибудь пожевать? Например, сосисок? Или может, яичницы?
По лицу Пятеркина пробежала быстрая судорога и он снова выдал песенку:
— Ешьте, дети, утром кашу — будете здоровы!
— Ну хотя бы бутер, — тихо попросил я.
— Никакой еды. Послеоперационный режим, — безапелляционно заявил он.
Немного помолчав, Пятеркин перешел к сути. Было видно невооруженным глазом, что каждая фраза давалась ему с трудом, словно слова вытягивали из него клещами.
— Итак. Вы в безопасности. АНЯ — это правительственная организация. Мы исследуем паранормальные явления и отслеживаем внеземные контакты.
— Какая еще Аня? — простодушно поинтересовался я.
Спецагент напрягся и впился в меня ледяным взглядом.
— Агентство Неопознанных Явлений. А-Н-Я, — сжав зубы, расшифровал он аббревиатуру.
Я решил не провоцировать и молча кивнул.
— Так вот. АНЯ — это правительственная организация, — повторил Пятеркин. — Мы исследуем паранормальные явления и внеземные формы жизни. Главные наши направления — это оккультизм, парапсихология, НЛО... Вам знакомы эти термины?
«Еще бы! — мысленно ответил я. — Зря я, что ли, прочитал столько комиксов про космического пирата Ставра Звездного?! А он там как раз боролся с пришельцами, колдунами, мутантами и прочей нечистью».
Да и мой любимец детектив Форсети тоже успел прикоснуться к неизведанному. В одной из серий он сталкивался с бандой психопатов-экзорцистов. Называлась она «Синдикат Икс». Там детектив Форсети расследовал исчезновение человека по фамилии Туран. Пропавший работал в крупной юрфирме. Однажды он вышел пописать и бесследно пропал. Полиция оказалась бессильна. Ни улик, ни свидетелей, ни каких-то других зацепок. Но для детектива Форсети нет ничего невозможного! Вскоре он взял след и нашел Турана. Оказалось, что того похитили агенты «Синдиката Икс». Они посчитали, что в него вселился древний демон, властелин бездны Аббадон, и собирались сжечь чувака, предварительно задушив и четвертовав. Форсети проник в логово психопатов, вступил в схватку с целой толпой, и освободил Турана. Добро победило зло!
Так что я еще раз кивнул.
Собеседник удовлетворенно принялся вещать дальше:
— Особое внимание мы уделяем уфологии и поискам контактов с иными цивилизациями. Некоторое время назад мы получили информацию, что на квази-планету Сиротка прибыл неопознанный летающий объект, неизвестным способом миновав сторожевые дроны... Мне продолжить рассказывать или сами догадаетесь, что было дальше?
«А чего там догадываться? Все и так ясно. Сперва нас забросили на эту помойную планету, а потом и вовсе забыли о нашем существовании. Живите как хотите, а если сдохнете — еще лучше. Кому вы вообще такие нужны, отбросы общества? А тут — раз! Шарик из иного мира прилетел. И про нас сразу вспомнили! А дальше — подземоход, атака боевых дронов, железка у меня в пузе», — раздраженно подумал я, а вслух сказал:
— Мне все понятно.
— Спасибо, что сэкономили мое время, — с натужной вежливостью произнес Пятеркин.
Он даже улыбнулся, хотя лучше бы этого не делал. У него были просто ужасные зубы. Даже не зубы, а какие-то коричневые огрызки. Просто отвратительное зрелище. А я-то думал, что у спецагентов хорошая медицинская страховка...
Тут зазвенела мобила. В качестве рингтона стоял гимн Земли:
В мире всего превыше
Лишь Земля одна.
Она — наш дом и крепость,
Она — наша судьба.
Пятеркин лихорадочно полез в карман брюк и выудил мобилу. Модель была такой древней и убитой, что впору было удивляться, как аппарат еще работает.
Поднеся мобилу к уху, он спрыгнул со стула и вытянулся по струнке:
— Здравия желаю, товарищ полковник!.. Слушаюсь! Разрешите исполнять? На выход, — скомандовал спецагент мне, трясущимися руками запихав мобилу обратно.
Но я решил проявить твердость и выпалил:
— Я никуда не пойду, пока не узнаю, что случилось с Помилкой и остальными.
В ответ ствол его пушки уткнулся мне прямо в лоб.
— На выход! Быстро! — не терпящим возражений тоном рявкнул Пятеркин.
Аргументов против у меня не нашлось.
Я и мой конвойный медленно плелись по плохо освещенному коридору. Наверное, со стороны мы выглядели очень забавно. Дерганый мужик в черном костюме и заросший босой охламон в больничной пижаме— ну о-очень странная парочка.
Вокруг царили разруха и грязь. С потолка свисали обрывки проводов, на полу была разлита мутная с синеватым отливом вода, а стены покрывала черная плесень. Атмосферное местечко, ничего не скажешь.
Наконец мы дотопали до металлической двери, которую охранял антропоморфный робот, вооруженный черным длинноствольным бластером. Внешне он выглядел точь-в-точь как наш Комендант. Это был подгузник, или сокращенно подгуз — удешевленная модель боевого голема. Так их называли из-за одноразовости, поскольку изготавливали из дешевых материалов и в случае серьезной поломки сразу выбрасывали на свалку, как использованный подгузник.
Завидев нас, страж опустил торчащий из стены рычаг.
Тяжелая дверь, лязгнув, отъехала в сторону и явила взгляду просторный зал, освещенный множеством ламп. В центре стоял длинный стол, уставленный компьютерами, перед которыми суетились несколько человек, одетых в блестящие огнеупорные комбинезоны, сапоги на толстой подошве и в шлемы с прозрачными забралами. У всех на поясах в кобурах висели бластеры. Никакой другой мебели, кроме примостившегося в углу шкафа с надписью «Спецодежда» и располагавшейся рядом пузатой гипотермической капсулы, не имелось.
К нам подошел человек в шлеме и сказал что-то про технику безопасности.
— Мы ненадолго, — раздраженно бросил ему Пятеркин.
— Но...
— Свободен, — взгляд и тон моего провожатого заставил адепта правил замолчать и покорно удалиться.
Тем временем от стола отъехало и направилось к нам инвалидное кресло на магнитной подушке, в котором сидел человек в зеленом кителе с орденскими планками.
* Merdo! — дерьмо (рато.)
**Pugo! — задница (рато.)
*** Damne! — проклятье (рато.)
— Здравия желаю, товарищ полковник! — вытянулся в струнку Пятеркин и отдал честь офицеру, остановившемуся в двух шагах от нас. — Заключенный Вук Обранович доставлен на допрос!
В кресле находился сухонький старичок с добродушным, подвижным лицом. Макушку полковника венчал ежик седых волос, а над верхней губой пролегала полоска франтоватых черных усиков. Несмотря на преклонный возраст, глаза блестели молодцеватым задором, а на щеках проступал румянец.
А его средство передвижения просто поражало воображение. Я бы сравнил его с новеньким спортивным небоходом, от которого за версту разило большими деньгами. Мой батя-колясочник и мечтать не мог о таком!
«Так вот куда уходят заработанные налогоплательщиками денюжки!» — про себя заключил я.
— Полковник Годар, — представился старик. — А вы у нас, получается, Вук Обранович?
— Он самый, — отозвался я, созерцая чудо-кресло.
— Нравится? — полковник проследил за моим взглядом.
— Угу.
— Выполнено по спецзаказу, — с гордостью пояснил Годар и нежно провел рукой по кожаному подлокотнику. — В этом кресле вся моя жизнь! Оно нашпиговано умной электроникой, которая позволяет мне хотя бы на время забыть о недуге... У меня редкое заболевание позвоночника и оно, увы, не лечится.
Он тяжело вдохнул и с горечью добавил:
— Подумать только, живем в двадцать третьем веке, в космос летаем, а поставить на ноги больного человека не можем...
— Полковник, пора принять лекарство, — раздался из недр чудо-кресла нежный девичий голосок.
— Позже, Нора, — ответил Годар.
— Не забывайте, у вас режим, — настаивал шедевр технической мысли.
— Да помню я, помню.
Кресло слегка дернулось и голосок произнес:
— Мне придется сообщить об этом вашему лечащему врачу!
— Хорошо, хорошо. Сдаюсь, — полковник театрально поднял руки вверх.
Из спинки поднялась механическая рука со шприцем, которая сделала инъекцию в шею пациента, после чего убралась обратно.
— Познакомьтесь, это Нора, — сообщил Годар.
Я подумал, что старичок совсем сбрендил, но он уловил мое недоумение и растолковал:
— Креслом управляет суперкомпьютер с системой искусственного интеллекта «Новый разум». Сокращенно Нора.
— АНЯ. Нора. Прямо бабье царство какое-то, — хмыкнул я.
— Для меня нет никого дороже этих двух барышень. Моя организация и моя спутница жизни. И пусть вас не смущает, что я говорю о них как о живых существах. Мы, старики, любим иногда почудить, — по-кошачьи прищурился полковник.
Его речь прервал звук, похожий на попытки задыхающегося набрать воздух. Источником аудиопомех оказался Пятеркин. Его лицо перекосило, как отражение в кривом зеркале, спецагент весь напрягся и даже прикрыл рот рукой.
— Товарищ полковник, разрешите обратиться? — глухо произнес он.
— Обращайтесь.
— Разрешите выйти.
Годар смерил Пятеркина насмешливым взглядом и сказал:
— Идите. А когда закончите ваши... — полковник не смог сдержать улыбки, — ваши дела, приведите сюда других заключенных.
Спецагент пулей бросился к двери.
— Несчастный юноша, — покачал головой полковник. — Мы с ним чем-то похожи. Он тоже болен и тоже, увы, неизлечимо. Но я болен физически, а он — душевно.
— Да, я заметил. А что с ним? — я не стал скрывать интереса.
— Синдром Туретта. Может, слышали?
— Нет, никогда.
Годар кашлянул в кулак.
— Нора. Расскажи нам про синдром Туретта.
— Синдром Туретта — это болезнь нервной системы, характеризующаяся наличием у пациента множественных простых или сложных двигательных тиков...— начало было чудо-кресло.
— Спасибо, Нора, достаточно, — решил полковник. — В общем, страшная вещь, да еще и в таком возрасте.
Он понизил голос до шепота:
— Подозреваю, что у него серьезные проблемы с противоположным полом. Какая девушка будет терпеть его выходки? И это в пору бурной молодости, когда кровь кипит...
Я изо всех сил старался вести себя спокойно и уверенно, хотя создавать такое впечатление было нелегко. На самом деле тревожные мысли и опасения за дальнейшую судьбу не отпускали меня ни на секунду, но окружающим об этом знать совсем не обязательно.
— А что здесь у вас такое? — нарочито непринужденно спросил я у полковника.
— Лаборатория.
Память без спроса вернула меня в жуткий подвал Чучельника, и я машинально произнес:
— Лаборатория дьявола...
— Какого еще дьявола?
— Проехали... — опомнился я. — А где мы находимся?
— На нашей секретной базе.
Я переступил с ноги на ногу. Пол был очень холодный, а никакой обуви мне не выдали.
— А кто все эти люди в шлемах?
— Наши лаборанты.
— И чем же вы тут занимаетесь? — вопросы возникали сами собой.
Годар ласково улыбнулся, словно я был не пленник, а его старый приятель:
— Изучаем Помилку.
— Помилка жива? — еле сдерживая нахлынувшие эмоции, воскликнул я.
— Нора, зеркало! — скомандовал полковник.
Из спинки показалась все та же механическая рука, стальные пальцы сжимали небольшое круглое зеркальце. Годар поглядел в него, указательным пальцем пригладил усики и подмигнул своему отражению.
— Нора, ножницы! Подравняй мне правый ус.
Стальные пальцы с маникюрными ножничками в считанные секунды справились с его приказом.
«Сука, да он издевается!» — выругался я про себя.
— Успокойтесь, молодой человек, с Помилкой все в порядке, — медовым голосом произнес Годар.
— А откуда вам известно ее имя? — спохватился я.
— Пока вы были в отключке, мы допросили Профи и Фиделя. Они все нам рассказали. Вернее, все рассказал Фидель. А Профи оказалась крепким орешком, так и не раскололась.
— А что с Фиделем и Профи?
— С ними тоже все порядке.
— А Мира... Девушка, она была на караулке, что с ней?
— Наши боевые дроны отправили ее на небеса.
«Биогибрид попал на небесах...Представляю, какой бы поднялся переполох в райских кущах», — невольно подумалось мне.
Впрочем, у биогибридов отсутствует душа и путь на небеса им заказан. Хотя кое-кто бы с этим не согласился. Например, один бродячий проповедник, который уверял меня, что у всех роботов, включая дронов, душа как раз есть и они тоже могут попасть в загробный мир.
Да что там роботы! Встречал я и таких чудил, что верили в одушевленность деревьев.
Это было давным-давно, еще во времена зеленой травы...
Я — молодой, подающий надежды любовный аферист и, казалось, весь мир у моих ног. В ту пору мне не давала покоя одна молодая особа. Звали ее Лилли-Энн Экзич. Ее папа, Бела Экзич, был известным на всю Систему писателем-фантастом. Неплохой, кстати, писака. Автор бесконечной эпопеи «Покорители пространства». Писал он с какой-то удивительной скоростью. Мог запросто выдать до трех толстенных томов в год. И при этом качество его произведений всегда оставалось на достойном уровне. Злые языки поговаривали, что Бела Экзич подпитывал свое трудолюбие стимуляторами и алкоголем, но я свечку не держал, поэтому не берусь судить. Свою эпопею писатель так и не окончил. Остановился на сороковом томе и умер во сне от сердечной недостаточности.
Лилли-Энн, его единственная дочь, получила многомилионное наследство и шикарный особняк под названием «Белая дача», расположенный в подмосковном Королеве. Вокруг особняка был разбит парк с экзотическим деревьями. Очень красивый. А сверху все накрывалось навороченным климатическим куполом, под которым царила вечная весна.
Мысли о денежной составляющей наследства Лилли-Энн не давали мне спокойно спать. И я решил во что бы то ни стало охмурить ее и обобрать.
Скажу откровенно, дамочку не назовешь красавицей. Мелкого росточка, пухленькая, с жидкими волосенками. Короче, не мой типаж. Но работа есть работа...
Лилли-Энн была ботанкой. То есть участником одноименного субкультурного движения. Ботаны протестовали против пуританской морали, пропагандировали стремление вернуться к природной чистоте через любовь и миролюбие. Они поклонялись деревьям, считали, что у них есть душа и особая миссия: охранять, исцелять и усиливать жизненную энергию человека. И как только Лилли-Энн заполучила отцовские деньги, сразу же организовала в особняке ботанскую общину. Сборище вышло внушительным. Человек под двести, а то и больше. Поэты, художники, музыканты... Короче, бездельники всех мастей.
Чтобы добраться до ее капиталов, мне требовалось стать частью этой тусовки. И я стал готовиться. Читал, смотрел фильмы и ролики, чтобы вникнуть максимально подробно в суть и частности субкультуры ботанов. Попытался пособирать сведения и о самой Лилли-Энн, но тут меня ожидало фиаско: информация практически отсутствовала. Она не вела соцсетей, не светилась в обществе, не давала интервью.
Сочтя, что пришла пора, я отправился на собеседование, которое требовалось пройти для вступления в общину. Меня спросили о гражданской позиции. Ответ, что я сторонник мира во всем мире и категорический противник войны, а «доброта» — мое жизненное кредо, всех устроил. Еще мне показывали карточки с изображениями деревьев, а я угадывал, как они называются. Подготовился я хорошо, так что не сделал ни одной ошибки. Тем же днем я прошел обряд посвящения. Я отрекся от прошлой жизни, поклялся служить матушке-природе и бороться за мир во всем мире, и так далее, и тому подобное...
Подчиняясь правилам, я избавился от своей одежды, мобилы, бумажника и прочих предметов «мирского культа». Мне выдали просторную белую тунику, расшитую бисером тюбетейку и заставили выпить какое-то пойло. Как выяснилось позже, это был абсент — крепчайшая настойка на полыни. Потом меня привели к священному дереву, которому они все поклонялись. Им оказался ясень. И я трижды облобызал его корни. Далее предстояли пляски у костра, хоровые песнопения и прочий бред. Очнулся я только под утро рядом с какой-то обнаженной девицей. Кажется, это тоже была часть ритуала посвящения...
И потянулась череда беззаботных дней. Бесплатная кормежка, ничегонеделанье, беседы обо всем и ни о чем, свободная любовь. На «Белой даче» имелся огромный винный погреб, куда я стал наведываться, как на работу. Ботаны не гнушались пьянства, но перед тем, как приложиться к бутылке, следовало прочесть специальную молитву.
За все это время я видел Лилли-Энн всего несколько раз, да и то мельком. Наследницу окружала целая свита лизоблюдов и прихлебателей, которые не давали к ней приблизиться. Скажу наперед, доступа к ее телу я так и не получил...
Кроме вечно пьяных и обсаженных ботанов, на «Белой даче» имелся целый легион слуг. Они выполняли всю грязную работу: готовили, обстирывали, убирали, разве что не подтирали нам задницы. Целая бригада врачей круглосуточно следила за тем, чтобы все хорошо себя чувствовали. Были и охранники — громилы в черных очках, вооруженные бластерами. Они с равнодушием взирали на творящийся здесь бедлам, но стило кому-то затеять драку или попытаться что-то спереть, провинившийся тут же брался за шкирку и выдворялся из общины.
Я быстро понял, что изначальный мой план невыполним, я тут бесполезно трачу время, занимаясь черт знает чем. Однако уйти я не особо спешил: халявная выпивка и доступные девицы удерживали от окончательного шага.
А свинтил я после того, как стал свидетелем одного кощунственного акта, о котором до сих пор вспоминаю с содроганием. Оказалось, что раз в месяц ботаны проводят ритуал «Сжигания мерзости». ю они называли деньги.
Ритуал проходил так. Все собирались у костра и Лилли-Энн бросала в его пламя пачки новеньких кредов, приговаривая: «Гори, мерзость! Гори!». При этом ботаны шумно аплодировали и хохотали. Только мне было не до смеха. Я едва не потерял сознание, видя, как в огне сгорают сотни хрустящих бумажек.
Под впечатлением я впечатляюще напился, после чего подрался с одним бородатым дядькой по кличке «Борода». Оригинальный позывной, не так ли? Этот урод присел мне на уши и стал рассказывать о том, что уже десять раз наблюдал «Сжигание мерзости» и теперь жить не может без этого зрелища. Я не стал сдерживаться и от души врезал ему. На следующий день меня вытурили из общины.
Ну и на этой ноте закончу-ка я экскурс в прошлое, тем более что настоящее мое весьма драматично и неопределенно.
И вот стою я в пижаме перед полковником-инвалидом, переминаюсь с ноги на ногу, а в башке елозит одна единственная мысль. Решив не таить ее, спросил напрямую:
— А зачем вам понадобились мы, если вас интересует только Помилка?
Полковник провел ладонью по серебристому ежику волос и сказал с усмешкой:
— Не «мы», а вы, Вук. Ваши друзья нам ни к чему.
— В смысле, ни к чему? Вы собираетесь пустить в расход Профи и Фиделя? — возмутился я.
— Ни в коем случае, ни о чем подобном мы и не думали!
— Ага, не думали... Да все вы уже придумали! Не удивлюсь, если вы и Сиротку очистили.
— Правильнее сказать, «зачистили», — поправил Годар.
— Да без разницы — очистили, прочистили, зачистили! Короче, перебили всех пыжей к едрене фене, а заодно и симургов с урсусами.
— Скажете тоже, молодой человек! — прыснул полковник. — Мы же не изверги! Пыжи пусть себе живут-доживают. А местные зверушки мне очень даже понравились. Я, кстати, приказал доставить к нам одного живого урсуса. Великолепный экземпляр! Будет подарок моему другу генералу Каюмову. Он держит в своем имении небольшой домашний зоопарк. Всякие там экзотические пташки, зверушки, бабочки, жучки, паучки...
Тут он словно бы спохватился, откашлялся и придал лицу серьезное выражение:
— Однако я заговорился. Перед тем, как ответить на ваш вопрос, спрошу. Вам известен термин «контактер»?
Я не стал отвечать.
— Контактер — это человек, который вступил в контакт с пришельцами. В вашем случае с одним пришельцем, — последовали пояснения. — Но вы не только установили контакт с Помилкой, но и подружились с ней. Так что на вас и инопланетянку у нас обширные планы.
— Что, теперь посадите нас в клетку и будете изучать, как каких-то диких зверей?!
— Почему сразу «диких»? — искренне удивился полковник. — Вы очень даже домашние. Сладкая парочка — папа и его детеныш. Но в целом вы, конечно, правы. Только это будет не клетка, а комфортабельная космическая станция, оборудованная по последнему слову техники.
— А если я не соглашусь?
— Вы согласитесь.
— Силой заставите, да?
— Зачем же силой? Сейчас спецагент Пятеркин приведет Фиделя и Профи, и вы вмиг образумитесь. А если будете выеживаться, я прикажу моим лаборантам переломать им пальцы на руках и ногах, вот тогда вы сразу станете как шелковый.
Я на секунду представил, как уроды в шлемах пытают Профи и Фиделя, и вздрогнул.
— Ну хорошо, раз я вам все-таки нужен, дайте мне увидеться с Помилкой, — предъявил я свое условие.
Годар звучно хлопнул в ладоши.
Долговязый лаборант подошел к гипотермической капсуле и покатил в нашу сторону, как носильщик тележку, остановив ее в полуметре от нас. Капсула поблескивала разноцветными лампочками, а сверху имелось квадратное окошко. Туда я и заглянул. Там, внутри, лежала Помилка. Ее глаза были закрыты, лицо выражало безмятежность, а лоб «украшали» два датчика, приклеенные лейкопластырем.
— Вы довольны? — полковник одарил меня белозубой улыбкой.
— Что вы с ней сделали, мрази?! — не в силах больше сдерживаться, заорал я.
Долговязый лаборант решительно выхватил бластер из кобуры, но полковник остановил его, выставив вперед ладонь с растопыренными пальцами, и отослал восвояси.
— Не стоит волноваться, молодой человек, она отдыхает, — мягким голосом произнес Годар.
Эмоции во мне извергались вулканом. Я был готов сделать с этим усатым старикашкой такое...
— Кажется, вы хотите причинить мне боль? — неожиданно изрек он. — И какую же кару вы мне уготовили?.. Наверное, вы желали бы затолкать мне в задницу это кресло. Я прав?
«Да он читает мои мысли!» — мелькнуло у меня в голове.
Но ни подтверждать, ни опровергать высказанное им предположение я не стал.
Годар слегка покачал головой и звонко цокнул языком.
— Можете не притворяться, я вижу вас насквозь.
— Вы что, телепат?
— Ну что вы! Просто я немножко знаю людей. Профессия, знаете ли, обязывает.
— А что вы еще обо мне знаете?
— Вук Обранович, сорок лет, родился на Земле в...
— Об этом написано в моем досье, — оборвал я.
— Нора! Массаж! — внезапно распорядился полковник.
Чудо-кресло завибрировало. Годар прикрыл глаза и блаженно вдохнул. Его лицо выражало умиротворение и бесконечное спокойствие.
— Массаж. Очень полезная штука, особенно в моем возрасте, — посчитал нужным сообщить он. — Снимает стресс, утихомиривает тревожность, успокаивает. Я, конечно, люблю, когда его делают ручками. Женскими ручками. Или ножками... Только представьте, лежите вы на спине, а по вам ходит обворожительная девушка. Топ-топ, топ-топ... Знаете, в молодости у меня была одна массажисточка. Звали ее Лейла. Сама крошечная, весит как пушинка, личико тупенькое-тупенькое, но при всем при этом — богиня массажа! И ножками, и ручками, и...
Полковник осекся:
— Простите, отвлекся. Итак, что я о вас думаю? Вернее, что я о вас знаю... Человек вы по-своему неглупый. Добрый. Но не любите это показывать. Еще вы очень непрактичный. Больше руководствуетесь эмоциями, чем здравым смыслом. К тому же вы пытаетесь казаться хуже, чем вы есть на самом деле. У вас было много женщин, — собеседник хитро подмигнул мне. — А вот об этом я прочитал в вашем досье... Признаюсь, впервые вижу живого альфонса.
От его любопытного взгляда, которым он окинул меня с головы до ног, мне стало не по себе. Хрен его знает, что на уме у этого облаченного званием и лишенного способности ходить старого болтуна.
— Я не альфонс, а любовный аферист, — возразил я.
— В первый раз слышу такой термин, — хмыкнул полковник. — Нора, запомни: «любовный аферист».
— Хорошо, — отозвалось чудо-кресло.
Годар снова переключился на меня:
— Хотите вы того или нет, но теперь мы будем проводить много времени вместе. И в ваших же интересах, чтобы мы стали друзьями. Я бы с большим удовольствием послушал истории из вашей жизни. Видите ли, я старомоден и люблю живое общение. Особенно с людьми такой редкой и интересной профессии.
«Надо осторожней и внимательней с этим волчарой, — понял я. — Скользкий тип. И зубки у него острые. Чуть зазеваешься — сожрет с потрохами».
— У меня тоже есть ребенок, — доверительно сказал он, подъехав к капсуле с Помилкой и заглянув внутрь через стекло. — Сын. Только уже взрослый. Его мать, увы, умерла при родах. О, что это была за женщина! Как я любил ее! Врачи советовали ей сделать аборт, а она не послушалась и решила рожать. И мелкий паршивец убил ее.
Что бы означал такой внезапный приступ искренности? У людей, подобных полковнику Годару, не бывает ничего «случайного», такие, как он, просчитывают все ходы наперед. Значит, старый хрыч просто хочет завоевать мое расположение. Что ж, подрыгаю ему и сделаю вид, что клюнул на этот крючок:
— Жизнь — штука несправедливая.
—Именно так, молодой человек. Именно так... А какое же милое создание, эта Помилка! Кстати, вы в курсе, что означает ее имя?
— Знаю. «Ошибка».
— Вы ее так нарочно назвали или...
— Или, — не дал я ему закончить фразу.
— И все-таки откуда такое странное имя?
— Так звали мою двоюродную племянницу.
— Интересно, интересно, — промолвил полковник. — Впрочем, я не удивлен. Каких сейчас только имен у деток не встретишь! Вот один мой подчиненный назвал дочку Дурдоной. Представляете? Вот ведь имечко! А между прочим, в переводе, кажется, с какого-то древневосточного языка, это означает «единственная жемчужина» ... Ох, что-то я опять заболтался. Итак, Помилка.
Мне было сообщено, что девочку из шара тщательно обследовали и не выявили у нее никаких странностей и аномалий, придя к выводу, что она ничем не отличается от обыкновенной девчонки. Также я узнал, что на допросе Фидель рассказал о паранормальных способностях Помилки и ее умении вызывать молнии.
— Вижу, что вам неприятно видеть вашу ээээ... дочурку в этом ээээ... саркофаге, — Годар похлопал ладонью по гипотермической капсуле. — Целиком и полностью разделяю ваши отцовские чувства, но, судя по рассказам ваших товарищей, девочка может быть опасной для окружающих, так что сделано это сугубо из соображений безопасности. А данная капсула, да будет вам известно, изготовлена из особо прочных материалов и снабжена супернадежным замком... Кстати, а вы не знаете, откуда она прилетела?
Я отрицательно мотнул головой.
— И не пытались узнать?
Странный вопрос. Конечно, пытался. Спрашивал у Помилки, подсовывая ей звездные карты и пробывал с помощью разных уловок выудить из нее хоть какую-то информацию. Но результата это не дало. Конечно, тут можно было сослаться на ее скудный словарный запас. Но мне почему-то казалось, что девочка понимает, что я говорю, но отвечать не хочет. Поэтому я прекратил свои попытки, полагая, что всему свое время.
Я не счел нужным скрывать это от принимающей стороны.
— Очень жаль, — отреагировал полковник.
Тут с потолка что-то упало. Кажется, кусок штукатурки.
— Бардак, полный бардак, — сердито сказал Годар. — У нас серьезная организация, а не какая-то там шарашка! В этих стенах куется будущее человечества, проводятся важнейшие исследования. А министерству на это наплевать! Вы бы знали, с каким трудом нам приходится выбивать финансирование. Вместо того, чтобы работать, я мотаюсь как угорелый по кабинетам, стелюсь перед каждым чинушей. И все равно получаю гроши. Так что приходится на всем экономить. Денег нет на простейшую систему видеонаблюдения, не говоря уже о более серьезных вещах.
Он погрозил кулаком куда-то в пространство.
— Эти крохоборы еще смеются над нами! Они думают, что АНЯ занимается ерундой, а полковник Годар выжил из ума. А ведь я чуть не поймал снежного человека! Три с половиной года угробил на его поиски, но в самый ответственный момент эти гады из министерства урезали нам бюджет. Пришлось полностью расформировывать отдел криптозоологии. Годы непосильного труда коту под хвост... Но ничего, будет и на нашей улице праздник! Когда я предоставлю им полный отчет по Помилке, у них глаза на лоб полезут.
Годар с довольным видом потер руки:
— Дело попахивает большими деньгами. Ух, как я развернусь! Построю новую секретную базу с современным оборудованием и, конечно же, закажу космическую станцию. Специально для вас с Помилкой. А еще уволю к чертовой бабушке всех своих старых сотрудников и вместо этих раздолбаев наберу новых. Суперпрофессионалов! И самое главное — заново создам отдел криптозоологии. И никуда ты от меня не денешься, снежный человек!
Вдруг за дверью раздались выстрелы. И что-то тяжелое рухнуло на пол.
Дверь в лабораторию распахнулась и под звуки тревожной сирены на пороге в клубах дыма возникли четыре фигуры. Когда дым немного рассеялся, я не поверил своим глазам. Это были Профи, Фидель, Пятеркин и... Циклоп.
Фидель и Профи были одеты в такие же, как у меня, пижамы, только с другим принтом — то ли елочки, то ли ежики. Короче, что-то колючее. Держались они бодренько и не выглядели замученными и истощенными. Чего не скажешь о Циклопе. Он был грязный как черт, страшно исхудал, а осунувшееся лицо мутанта покрывали многочисленные синяки и ссадины. Дырявая рабочая роба висела на нем как на вешалке. В одной руке Циклоп сжимал бластер, а другой держал за шкирку трясущегося, как банный лист, Пятеркина. Фидель тоже вооружился бластером, судя по всему, совсем недавно принадлежавшим охраннику-подгузу. А вот у Профи руки были свободны.
От неожиданности лаборанты испуганно замерли, а потом все разом, как по команде, потянулись за пушками. Но бесполезно: бластеры Циклопа и Фиделя застрекотали, как хорошо отлаженные швейные машинки. В живых остался только разговорчивый полковник. Он, единственный, поступил разумно: как только началась стрельба, поднял руки вверх и прокричал: «Сдаюсь! Я безоружен!»
Мутант отпустил Пятеркина, который теперь лежал на полу лицом вниз. Из его рта грязным потоком лилась ратолингва, а руки отчаянно сжимали резиновую тушку желтого утенка.
Все произошло так неожиданно и быстро, что я не успел ничего осознать и почувствовать.
— Держи, начальник! — Фидель подошел ко мне и протянул свой бластер, а сам освободил от ненужной ноши кобуру одного из лаборантов и встал у двери, чтобы не пропустить возможное появление «гостей».
Я взял на мушку полковника, который, не понимая толком, что произошло, издавал какие-то непонятые звуки. Нечто среднее между поросячьим хрюканьем и повизгиванием. От его напускного лоска не осталось и следа. Теперь в чудо-кресле сидел обычный беспомощный старик, охваченный страхом.
— Ну что, старый хрен, как тебе такой поворот? — я коварно улыбнулся.
— Но-о-рааа, — заблеял Годар.
— Заткнись и не норкай тут! — рявкнул я и обратился к своим товарищам. — Помилка жива, надо ее освободить!
— Где она? — встрепенулась Профи.
Я кивнул на гипотермическую капсулу:
— Открыть сможешь?
— Слишком сложный замок, без пароля не открою, — заключила девушка, бегло осмотрев объект.
— Какой пароль? — я подошел вплотную к полковнику, угрожающе нависнув над ним.
— Но-о-рааа... — завел он старую шарманку.
— Я же ясно сказал, не норкать! Пароль говори, сука! — взорвался я.
— У вас неприятности, полковник? — проявило инициативу чудо-кресло, задав вопрос взволнованным тоном. — Мои приборы показывают, что вам пора принять успокоительное. И кто все эти люди? Мне следует вызвать охрану?
— Выруби чертово кресло и говори пароль! — заорал я и в знак серьезностей своих намерений выстрелил в потолок.
— Нора, отключись! — приказал Годар и рассеянно пояснил. — Это такой пароль... Нора...
Нет, все-таки некоторых жизнь ничему не учит. Что это, черт возьми, за пароль? А где цифры? Знаки где? Эх, полковник, полковник, вы меня разочаровали.
Набрав пароль, Профи открыла крышку, быстро отклеила датчики и взяла девочку на руки.
— Она проспит еще около суток, — полковник натужно улыбнулся.
— Что лыбишься, мразь? — осадил я его и приказал. — А ну брысь с кресла! Посадим на него Помилку!
Лицо Годара волнообразно задергалось, а белоснежные зубы принялись отбивать чечетку.
— Умоляю... Не надо... В этом кресле вся моя жизнь... Умоляю... Пощадите... — заскулил он и из его глаз брызнули слезы.
— Пошел вон! — я наклонил чудо-кресло и скинул седока.
Профи усадила малую на освободившееся место, провела рукой по ее волосам и поцеловала в лоб.
— Я достану вас! Слышите! Достану и вырву ваши поганые сердца! — в бешенстве орал оказавшийся на полу свергнутый полковник.
По лаборатории разнесся звук, издаваемый резиновым утенком, а сквозь всхлипы пробивался дребезжащий голос Пятеркина:
— Кряки, Кряки, Кряки!
Он бился лбом об пол, словно хотел забить неподдающийся гвоздь, тело его содрогалось в конвульсиях, рука при этом не прекращала терзать игрушку.
— Харе возюкаться! Пора! Уходим, пока горизонт чист, — внес разумное предложение Фидель.
Мы двинулись к выходу.
— Надо захватить с собой этого психа, — остановился Циклоп.
Я бросил взгляд на Пятеркина, не вызывающего у меня ничего, кроме отвращения:
— Зачем он нам нужен?
— А кто нас выведет отсюда?
С мутантом было трудно не согласиться.
Тут я вспомнил про шкаф с надписью «Спецодежда», и мне пришла в голову блестящая идея. Я бросился к этому хранилищу огнеупорных костюмов, сапог и шлемов, открыл его и скомандовал:
— Всем срочно переодеться! Будем маскироваться.
Коридор, по которому мы шли, казался бесконечным. А костюм, доставшийся мне, оказался размера на два больше, так что я буквально утопал в этом наряде.
На потолке мигали редкие красные лампы в защитных металлических сетках и уныло выла тревожная сирена. Впереди несся Пятеркин, погоняемый Циклопом, далее двигались Фидель и Профи, которая толкала вперед чудо-кресло, а я замыкал строй.
— Как нам отсюда выбраться? Говори! Быстро! — на ходу допрашивал мутант спецагента.
— Через канализацию, — с готовностью ответил тот, словно бы давно ждал этого вопроса.
— Куда идти?
— До конца и направо, там будет грузовой лифт. Надо спуститься вниз на цокольный этаж, а дальше через люк.
Циклоп покосился на спящую в чудо-кресле Помилку и возразил:
— Это нам не пойдет. Есть еще варианты?
— Только через центральный выход.
— Иди далеко?
— Нет. Выход аккурат напротив лифта. Тут рядом.
— Внимание, кто-то идет... — предупредил Фидель.
Мы остановились, мои спутники взяли оружие наизготовку.
— Опустите пушки, — приказал я. — Пострелять всегда успеем. А сейчас сделаем вид, что мы одни из них. Вдруг прокатит...
— Не нравится мне эта затея, начальник, — покачал головой Фидель.
— А если их больше? И не забывай, с нами Помилка, — урезонил я старьевщика и обратился к Пятеркину. — Слушай меня внимательно и запоминай. Лаборатория была атакована террористами, и мы везем девочку в безопасное место. Так и скажешь своим. А выкинешь какой-нибудь фокус — на месте пристрелю. Понял?
Спецагент нервно качнул подбородком.
В этот момент из-за поворота показались четверо бойцов в полной боевой амуниции с «Циклонами» наперевес. Увидев нас, они настороженно замерли и направили в нашу строну стволы плазмаметов.
Нашему пленнику жизнь, видимо, была очень дорога, так что порученную ему роль он сыграл весьма убедительно.
— Опустить, оружие! Я — спецагент Пятеркин! Лаборатория атакована террористами, мы везем подопытную в безопасное место! — отчеканил он и продемонстрировал свою бляху.
Вперед выдвинулся широкоплечий боец. Достав из кармана портативный сканер, он направил красный луч на бляху спецагента, удовлетворенно кивнул и отошел назад.
— Что еще за штуки? Кто дал вам право сомневаться в моих словах? — взбеленился Пятеркин и весь пошел багровыми пятнами.
— У нас приказ. В случае ЧС проверять, а, при необходимости, задерживать всех подозрительных лиц, — объяснил здоровяк.
— Это я-то подозрительный?! Да как ты смеешь?! Ты с кем разговариваешь?! Я — спецагент Пятеркин! Код доступа «Сигма».
— У нас приказ, — повторил атлет.
— Что в словах «код доступа «Сигма» тебе непонятно?
— Но...
— Фамилия и должность!
— Агент Вей Сунь! — пробасил тот.
— Так вот, слушай меня, агент Сунь-вынь. Если ты продолжишь препятствовать выполнению моего задания, я лично позабочусь о том, чтобы ты и твои дружки первым же звездолетом отправились на Титан!
От этих слов я непроизвольно вздрогнул. Хоть мой бывший сослуживец Сапог и считал Сиротку самым дремучим местом в Системе, по сравнению с Титаном та была просто райским уголком. В народе этот спутник Сатурна прозвали «Дристаном» из-за метановых дождей, которые шли там круглый год. На Титане, имевшем бессчетное количество скважин, шахт, карьеров и заводов, не покладая рук трудились тысячи работяг со всех уголков Системы. В погоне за кредом, и отнюдь не «длинным», они гробили свое здоровье, поскольку экология и условия работы были просто чудовищными.
Угроза сработала. Бойцы расступились и дали нам дорогу.
Пятеркин приложил палец к биометрическом замку и двухстворчатые металлические двери разъехались, погрузившись в стены.
Я ощутил прилив свежего воздуха и сделал максимально глубокий вдох. Стояла чудесная погода: светило искусственное солнышко, дул прохладный ветерок. О, какое блаженство! Сейчас бы на шашлыки... Но пока не до того.
Обернувшись, чтобы повнимательней разглядеть покидаемое нами здание, я с трудом сдержал ругательство: вместо чего-то похожего на футуристическую крепость, взору предстала ушатанная двухэтажная панелька, за которой виднелась находящаяся в аналогичном состоянии пятиэтажка.
Рядом располагалась взлетная площадка, где стоял грузовой шаттл. Чуть в стороне пристроились два грузовика на гусеничном ходу и здоровенный колесный вездеход. Там же громыхал поржавевший робот-погрузчик и стояли два подгуза с плазмаметами.
Всю территорию опоясывал высокий бетонный забор с массивными воротами, судя по зеленоватому цвету, отлитыми из сверхстали — самого прочного в мире сплава, из которого изготавливаются фюзеляжи большинства современных звездолетов.
Людей поблизости не наблюдалось.
Нужно как можно скорее драпать отсюда. Но сперва неплохо бы определить, где мы находимся.
— Слушай, Пятеркин, а что это вообще за место? — спросил я.
— Это наша секретная база.
— А какая планета?
— Церера.
Ого! До боли знакомое название. Именно на Церере прошли мои лучшие годы, здесь я встретил Норико... Малюсенькая планетка с одним единственным густонаселенным городом-тезкой располагалась в поясе астероидов, аккурат между Марсом и Юпитером. Любители острых ощущений валили сюда толпами. Еще бы, единственное место в Системе, где разрешены казино, бордели и наркоторговля. Надо сказать, что здесь, на Церере, федералы не имели никакого веса. Об этом позаботился мэр города, властный и упрямый человек, не любящий подчиняться чужим правилам. Он создал у себя государство в государстве, со своими законами, своей армией и полицией. Наш святоша-президент не лез в дела церерианцев, тем более что казино, бордели, продажа психоактивных веществ приносили огромные доходы, а мэр исправно платил налоги.
— Вы что, лучше места не нашли для секретной базы? У вас же тут под боком настоящий людской муравейник.
Спецагента тряхнуло, его правый глаз задергался.
— Если хочешь что-то спрятать, спрячь это на самом видном месте, — просветил он.
Внезапно, словно соткавшись из воздуха, рядом появился усатый типок в черном костюме и черных же очках. Лицо его было слегка помятым, а волосы на голове торчали в разные стороны.
— Пятеркин! Как дела? — неискренне улыбнувшись, спросил он.
— Н-нормально, — прогундел спецагент.
— Что тут у нас на базе творится? А то я тут в отпуске был. Три дня в городе зависал. Всю получку в казино просадил, водки выпил море. До сих пор штормит.
— Не знаю, — буркнул Пятеркин и, щелкнув себя по бедру, присвистнул и заголосил. — Ой, а я не знаю, не знаю, где найду, где потеряю!
— Все песенками балуешься, — хмыкнул разудалый отпускник. — Кстати, услышал вчера в такси отличный трек. Не знаю, кто поет. Там такие слова: «Ветер волосы трепал, а я вдаль смотрел тоскливо, ничего не понимал» ... Слушай, а кто это с тобой?
— Неважно.
— Как это неважно?
— А вот так. Неважно.
Усач напрягся и повысил голос до командного:
— Вы, кажется, совсем забыли про субординацию, спецагент Пятеркин! Или вы хотите, чтобы ваш код доступа упал на пять... нет, на шесть позиций?
Ситуация приближалась к критической, но положение спас Фидель. Он что есть мочи саданул привязавшегося хмыря рукояткой бластера по темени. Тот тихо ойкнул и мешком осел на землю.
— Сваливаем отсюда! — постановил я.
— Каким образом? — поинтересовалась Профи.
— Сопрем шаттл! Полетим с ветерком!
— А ты справишься с управлением?
— Наверное. Я как-никак в летке учился. Целых полгода.
— Слушай, Проныра, сейчас не до шуток...
— А я и не шучу. Или ты сомневаешься в моих силах?
— «Сомневаюсь» — не то слово.
— Проще будет угнать вездеход, — влез в разговор Фидель. — Протараним ворота — и на волю!
— А ты видел, из чего сделаны ворота? Это же сверхсталь! Их хрен пробьешь! — возразил я.
— Разуй глаза, начальник, эта тачка не так проста, как кажется, — подмигнул старьевщик.
Я пригляделся. Как и наш героический «Полкан», спереди машина была оснащена тараном, менее массивным, но более продвинутым: молекулярным. Активация такого боевого модуля создавала перед вездеходом мощную плазменную дугу, наносящую урон всему, чего коснется.
— Слушай мою команду! — радостно распорядился я. — К вездеходу бегом марш!
— А что делать с этим? — Циклоп указал на Пятеркина, который, увидев, что стало с усатым, совсем сник и только что-то бормотал себе под нос и почесывал большую синюшную шишку, венчавшую лоб.
— Пусть идет на все четыре стороны, — решил я. — Или у кого-то есть другие предложения?
Таковых не последовало.
— Чеши отсюда, — приказал я спецагенту.
Болезный не стал ждать развития событий и, взяв ноги в руки, пустился наутек со всей скоростью, на которую был способен.
Механическую стражу мы расстреляли из бластеров. А перед тем, как забраться в вездеход, я подобрал с земли подсумок одного из подгузов. Внутри оказались плазменные гранаты и одна ионная бомба, в просторечии называемая ионкой. Вот подфартило, так подфартило! Эта круглая малышка, умещающаяся в ладонь, при срабатывании разбрасывала кругом заряженные частицы и выводила из строя всю электронику противника.
Я завел таймер на ионке. Три минуты — думаю, должно хватить. А напоследок мы забросали технику противника плазменными гранатами и под грохот взрывов покинули секретную базу.
Молекулярный таран прекрасно справился с задачей и снес громоздкие ворота. Мы оказались на свободе и взяли курс на Церера-сити.
Передвижение происходило с невиданным комфортом. Никакой тряски, вибраций и посторонних шумов. Внутри тачки было достаточно просторно, что неудивительно для армейского вездехода, предназначавшегося для перевозки большого количества бойцов на дальние расстояния.
За баранкой сидела Профи. Она мигом, без помощи ключей завела мотор и теперь не скрывала своего восхищения от доставшегося ей оборудования:
— Ай да тачка! Просто шик! Первый раз веду такую машину, а ощущение, что уже лет сто за этим рулем!
Фидель был расслаблен и весел, я тоже. Помилка тихо посапывала в чудо-кресле. И только Циклоп сидел как на иголках:
— Как думаете, они послали за нами погоню?
— Ты что, прикалываешься? После нашей диверсии эти олени еще не скоро оправятся, — успокоил его я.
Старьевщик обследовал вездеход и наткнулся на рюкзак с сухим пайком, состоящим из протеиновых батончиков, мятной жвачки и минеральной воды. А еще там было несколько банок энергетика «Мозговой штурм» — вкусного и бодрящего пойла с кофейным вкусом. Когда-то я очень уважал этот напиток.
Мы скорехонько набили желудки и только тогда я в полной мере осознал, насколько рад видеть чудесным образом воскресшего Циклопа.
— Дружище, я до сих пор не верю, что ты живой! — я крепко обнял мутанта, но тут же отпрянул от него. — Чем это от тебя так несет?
— Дерьмом, — ответил он.
— В каком смысле?
— В том самом.
— Вот, умойся, — Фидель протянул полторашку воды и чистое полотенце. — Дойдешь до конца и сразу увидишь душевую кабину. Только душ там не работает.
Одноглазый заметно приободрился.
— А чистых шмоток не найдется? — спросил он, тряхнув рукавом своей замызганной робы.
— Бери мой костюмчик, он мне все равно великоват, — не задумываясь, сказал я.
— А как же ты?
— Предпочитаю пижамы.
Мутант скрылся в душевой кабине, а когда вернулся, я нетерпеливо набросился на него с вопросами о том, как же ему удалось выжить.
— Не тарахти, Проныра. Сейчас все расскажу по порядку.
И Циклоп начал свое повествование.
— Значит, дело было так... Когда меня сцапал симург, я не на шутку перепугался. Ну сами представьте, вас хватает огромный-преогромный птерозавр и тащит куда-то ввысь! Такое и в самом страшном сне не привидится! Я собирался было пульнуть в него из «Герды», но, пока примеривался, мы набрали слишком большую высоту. К тому же мне вдруг похорошело. На душе стало спокойно, на сердце радостно. Моя рука разжалась, и я выронил «Герду». Эх, хорошая была пушка...
— Это все зоотоксин, — не удержался я, от проявления своей осведомленности.
— Чего?
— Яд, который содержится в когтях взрослых птерозавров. С его помощью симург нейтрализует жертву. Эта отрава может вызвать эйфорию, разные галлюцинации, паралич...
Фидель дернул меня за рукав, и я, поняв его бессловесную просьбу, покорно затих.
— А дальше не помню — как отрезало, — продолжал рассказчик. — Очнулся уже на земле. Сознание приходило медленно, в голове гудело и все плыло перед глазами. Я лежал на спине в какой-то луже. Ветер дул со страшной силой, дождь лил, как из ведра. Моя одежда была порвана в лоскуты, а тело превратилось в один сплошной кровоточащий синяк. Будь я человеком, пришлось бы тяжко, может, и не выжил бы. Но мы, мутанты, легко переносим боль и холод.
Встал на ноги, осмотрелся и понял, что нахожусь в неглубоком метеоритном кратере. Там было полно какого-то тряпья, металлолома и прочего хлама. А уж как там воняло! Просто жуть. А посреди всего этого стояло нечто, напоминающее гигантскую чашу, но сооруженную из сучьев, глины и травы. Внутри там что-то копошилось и издавало звуки.
Решил я подойти поближе к этой посудине. Сделал шаг — и под моим ботинком раздался противный хруст. Глянул вниз — а там истлевший от времени человеческий череп. А из чаши тем временем показалась уродливая голова с изогнутым клювом. Птерозавр. Вернее, птерозавриха. А сооружение оказалось гнездом с кладкой яиц. Я когда-то читал учебник по палеонтологии, и там было написано, что древние летающие ящеры, обитавшие на Земле, были заботливыми родителями. Пока самка высиживала яйца, самец защищал ее, когда чувствовал опасность, и приносил ей пищу.
В этот раз пищей был я.
Мне бы сразу дать деру, но мозг мой, теперь понимаю, что из-за этого яда, воспринимал действительность искаженно. И я никак не отреагировал, когда птерозавриха выскочила из гнезда, расправила кожистые крылья и двинулась на меня. Она была почти моего роста, клюв по форме напоминал ботинок. Но стоило этой твари приблизиться на расстояние вытянутой руки, инстинкт самосохранения все-таки проснулся во мне. В меня будто зверь вселился. И я со всей силы врезал кулаком ей в морду. А потом впился зубами ей в шею. И снова давай колошматить по морде. Короче, пинал и молотил ее тушу какое-то время, даже понимая, что она уже сдохла, но остановиться никак не мог. Успокоился только когда вырвал ее поганые крылья.
Весь в крови и грязи, выбрался наверх и понял, что нахожусь в месте гнездования птерозавров. Вокруг было еще несколько таких же метеоритных кратеров, а в них высиживали птенцов самки симургов. Учуяв чужака, мамаши оживились. Но не спешили покидать насиженные места, только громко каркали и хлопали крыльями.
Разумеется, я дал деру. Мне казалось, что, судя по звукам, в погоню отправилась целая стая. Но я не оглядывался. Все бежал и бежал, напрягая до предела мышцы. Но были и другие ощущения, новые, непонятные. Я как будто то увеличивался в размерах, то превращался в крохотного гнома, потом снова вырастал, а затем делился на части, чтобы впоследствии стать опять единым целым. И земля под ногами то исчезала, то появлялась вновь. А в небе возникали новые источники света, с которых на меня глядели какие-то пухлые рожицы, они подмигивали мне и кричали что-то на непонятном языке. Сейчас-то я понимаю, что все это, включая гнавшихся за мной симургов, было одной большой галлюцинацией от этого самого, как его, зоотоксина, но тогда я был уверен, что все это происходит со мной на самом деле.
А в какой-то момент в голове все поплыло, во рту почувствовалась горечь, и я отключился.
Очнувшись, я обнаружил, что лежу, свернувшись калачиком, в какой-то ржавой бочке. Сердце бешено колотилось и очень хотелось пить. Видимо перед тем, как потерять сознание, я инстинктивно забрался сюда, спасаясь от якобы погони. Осторожно выбрался наружу, осмотрелся. Ранее утро, тускло светит Гантеля, справа от меня — исполинский террикон, слева — еще один, прямо передо мной — свалка, позади — тоже свалка. В общем, обычный пейзаж для Сиротки.
А главное, никаких симургов поблизости.
Окружающий мир обрел прежние очертания и все встало на свои места. Но надо было уносить ноги оттуда, и поскорей, не дожидаясь следующего «сюрприза» от судьбы. Я двинулся в направлении Форта. В смысле, в том направлении, где, как мне казалось, он находится.
Так я шел и шел вперед, словно какая-то сила вела меня и не позволяла останавливаться и отчаиваться. Удивительно, но мне не встретились ни пыжи, ни симурги, ни урсус. Повезло, наверное.
Наконец я увидел вдалеке маленькую каменную хижину. Я решил направиться туда, и будь что будет.
Знаете, что такое заимка? Это такой охотничий домик, где всякий уставший или заблудившийся путник может переночевать, согреться, перекусить. Я про такое читал в одной старой книге, «Стрелок из глубинки: мемуары охотника-любителя» называлась. Не читали? Рекомендую. Очень интересно. Там описывается жизнь одного сибирского охотника, книжка небольшая, страниц сто всего. А вот автора забыл, помню только, что фамилия у него заканчивается на «ов».
Короче, домик как раз и оказался заимкой. И там на момент моего визита было пусто. Обстановка скромная: камелек — примитивный глиняный камин, стол да две дощатые шконки. Больше там ничего и не могло поместиться. Только два больших металлических ящика у стены. И у двери лежала вязанка хвороста, а под ним — огниво.
Я первым делом принялся искать воду. Пятилитровая баклажка с мутноватой жидкостью обнаружилась в одном из ящиков. Я приложился к горлышку и меня чуть не вырвало. Вкус у жижи был просто отвратительный, а пахла она так, словно в нее нагадил крылан. Но жажда пересилила, и я через силу все-таки влил в себя несколько глотков, и, обессиленный, упал на шконку. Она для меня была слишком мала, пришлось скрючиться, чтобы хоть как-то разместиться там. Но усталость сделала свое дело — я заснул и спал крепко, как младенец.
Сколько я проспал? Несколько часов или несколько дней, не знаю. Отдых придал мне сил, но я по-прежнему чувствовал себя разбитым. А еще дико проголодался, а потому занялся поиском пищи. На дне второго ящика лежали комок вяленого мяса и какая-то непонятная штука с белыми прожилками. И то, и другое покрывал толстый слой плесени. Но это меня не смутило, есть очень хотелось. Кстати, жилистый продукт оказался довольно вкусным. Вот уж не знаю, что это было.
Заморив червячка, я хотел было еще чуток соснуть, но, поразмыслив, решил сначала обследовать заимку. Покопавшись в ящиках, я обнаружил изогнутый нож из когтя симурга, три пакета залежалой крупы желтого цвета, две полторашки с какой-то зеленоватой бурдой, моток бечевки, котелок, две пластиковые кружки, ложку и вилку, мешочек соли, катушку ниток с иголкой и толстенную тетрадь в кожаном переплете с огрызком карандаша. Плюс к тому, имелся самодельный пневматический пистолет, изготовленный из простой ПВХ-трубы, к которому прилагались боеприпасы: четыре длинных дротика. Честно говоря, даже суперметкому стрелку убить кого-то из этой воздушки вряд ли удалось бы. То ли дело моя «Герда». Ну как я мог прошляпить такую пушку?!
Открыл одну из полторашек. Понюхал. Самогонка. И я сделал глоток. Вы же знаете, я не пью и другим не советую, но мне нужно было хоть немного прийти в себя. От выпитого внутри меня словно что-то вспыхнуло, все тело полыхнуло. Я ожидал, что меня стошнит, но обошлось. Зато сразу стало спокойно и легко.
В том, что нужно идти в Форт, у меня сомнений не было. Но как найти дорогу? Если я попрусь наугад, то, десять из десяти, заблужусь, а в итоге умру от голода и жажды. А ведь можно нарваться еще и на диких зверей или пыжей, которые похуже любого зверя. Оставаться на заимке тоже небезопасно. Чего доброго, сюда заявятся люди, которые точно не сочтут меня своим другом.
Не подумайте, что я не вспоминал про вас. Еще как вспоминал! Представлял, как вы добираетесь до Форта. А когда сделал еще глоток, ко мне пришла уверенность, что вы все живы-здоровы. Почувствовав, что глаза начали слипаться, я снова лег на шконку и заснул.
Конечно, меня, непьющего, потом мучало такое похмелье, что я был готов застрелиться из той самой воздушки из ящика. Вы, наверно, удивитесь: с чего бы, ведь выпил-то всего ничего. Но, видно, такой уж у нас, мутантов из Жмурляндии, организм, мы плохо переносим алкоголь. Хотя не знаю, наверняка, других-то мутантов я никогда не знал и не видел. А может быть, знал и видел когда-то раньше. Но меня лишили памяти, теперь у меня нет прошлого. Кто я теперь? Одноглазое чудовище, помесь крокодила и Полифема. Был такой ужасный монстр в мифах про Одиссея.
В общем, чтобы привести себя в порядок, я решил сварить обед. Или завтрак. А может, ужин. Определить время было невозможно, за окном бушевал настоящий буран. Из кулинарных книг я знал, как приготовить кашу из крупы. Затопить камелек у меня получилось с первого раза. Налил воды в котелок, насыпал крупы, посолил. Однако получившееся варево вышло несъедобным, и я пожалел о том, что так поторопился схомячить все мясо и ту штуку с прожилками.
Любопытство побудило взять из ящика тетрадку. Это была своего рода гостевая книга. Посетители заимки оставляли в ней свои заметки. Какие только темы там не затрагивались! Например, один типа писал о том, как едва не погиб в когтях симурга. Симптомы и состояние у него в точности совпадали с моими. Он уверял, что виной этому была отрава, что содержалась в когтях птерозавра. Так я узнал о яде симургов.
А какой-то чудак написал сказку. Автор подписался как Босяк с Сиротки. Его сказка была про отважного рыцаря, которого пленил злой волшебник. Волшебник заточил рыцаря в башню. Посадил его на цепь. Кормил только хлебом и водой. Рыцарь с честью сносил все невзгоды. Он ни разу не попросил о пощаде. Ни разу не заплакал. В башне рыцарь просидел тридцать лет и три года. Но однажды его увидела дочка злого волшебника. Она уговорила стражу дать ей взглянуть на несгибаемого пленника. Ведь она была очень любопытной. И дочка злого волшебника влюбилась в рыцаря с первого взгляда. И рыцарь тоже полюбил ее. Она помогла ему бежать из плена. Но злой волшебник устроил погоню за влюбленными. Наслал на них огнедышащего змея о трех головах. Потом рыцарь вступал в схватку со змеем и отрубал все его головы своим мечом. Ах еще забыл сказать, что сказка была написана в стихах! Автор прекрасно владел слогом. Ну и сюжет был динамичным. Единственное что меня напрягало, так это меч. Он появлялся неожиданно, и Босяк с Сиротки не объяснял, откуда рыцарь достал оружие. Неужели все время хранил при себе? Если так, то интересно в каком месте?
А еще там была интересная история про двух неудачливых грабителей. Короче, дело было так. Два преступника Милко Папакристи и Йорам Глобус решили ограбить банк. Но ограбление пошло не по плану, охранник нажал тревожную кнопку и вызвал фараонов. Тогда Милко и Йорам взяли заложника. Заложницу. Юную девицу, что пришла в банк обналичить чек. С сумкой полной денег и заложницей в багажнике они кое-как оторвались от преследователей и скрылись в загородном доме. Решили переждать кипеш, а потом поделить деньги и залечь на дно. С заложницей они обращались хорошо, да и девица попалась покладистая. И Милко с Йорамом расслабились. Они иногда развязывали заложницу, а она стала готовить им пищу и работать по хозяйству. Девицу звали Индирой. Она сказала, что сбежала от отца-тирана, который ее бил и не стремится вернуться в ту дыру, откуда приехала. И у Милко, и у Йорана были жены и дети. Они прониклись к Индире отеческой любовью и решили поделиться с ней деньгами, когда все это закончится. Но конец этой истории был печальным. Индира оказалась беглой преступницей. Правда, про отца она не врала. Он действительно был тираном и иногда распускал руки. Но Индира забыла сказать, что зарубила его топором. Ей удалось бежать из зала суда, и она уже долгое время скрывалась от властей. Жила в ночлежке, зарабатывала тем, что сдавала в металлоприемку пустые алюминиевые банки. Когда ее похитили, Индира не на шутку перепугалась, но потом придумала хитроумный план. Она вошла в доверие к своим похитителям, чтобы потом убить их и завладеть сумкой с деньгами. Сперва она расправилась с Милко. Перерезала ему горло, когда тот завтракал. А вот с Йорамом пришлось помучиться. Он был покрупней своего подельника и, как оказалось, живучей. Для начала Индира треснула его ломом по голове. Йорам упал, истекая кровь, но быстро поднялся. Он достал из кобуры бластер и погнался за обидчицей. Индира спряталась от Йорама на чердаке, и он долго искал ее. Палил из бластера туда и сюда. Весь дом изрешетил. В итоге ей удалось подкрасться к нему сзади и воткнуть отвертку прямо в затылок. Йорам погиб. Дальше Индира расчленила Йорама и Милко, а части тел утопила в местной речушке. И девица кинулась в бега. Долгое время она скрывалась от фараонов. Три раза ее чуть не поймали, но Индира всегда уходила от преследователей. А повязали ее в придорожной гостишке. Индира взяла в заложники уборщицу и старика-постояльца, никаких требований она не предъявляла. Фараоны пошли на штурм. Заложники выжили, и Индира тоже. Она получила серьезные ранения и была доставлена в тюремную больницу. Несколько раз Индира приходила в сознание. Она дала показания, но не раскаялась. Через месяц Индира умерла. Ее последними словами было: «Все мужики — скоты!»
Эту историю записал фараон, который принимал участие в том штурме. Судя по тому, что он очутился на Сиротке, я думаю, что его судьба тоже сложилась не лучшим образом. Наверное, влип в какую-то историю...
Еще в тетрадке были кулинарные рецепты и рисунки. Пыжи почему-то предпочитали рисовать всякие жуткие рожи. Одна страшней другой.
Имелись и призывы к порядку вроде: «Будьте людьми! Справляете нужду за пределами заимки!», «Все припасы складывайте в ящики, крылан не дремлет!», «Не забывайте чистить камелек от золы!»
Но преобладала все-таки разная ерунда и пошлятина.
На заимке я провел несколько дней. Как ни пытался экономить, скоро крупа закончилась, а воды осталось на донышке. Стал охотиться на бегающих по домику крыланов, придумав на них ловушку: перевернул котелок вверх дном, чуть наклонил и упер один его край на ребро овального камушка, а под котелок положил в качестве приманки немного крупы. Когда крылан забирался за приманкой, неустойчивая конструкция падала и котелок накрывал его. Тушки зверьков я потрошил, тщательно опаливал на огне и тушил. И знаете, не такая уж это и гадость. Но вскоре крыланы прочухали мою хитрость и стали обходить ловушку стороной.
К тому же меня донимала скука. Просто невозможная скукотища! В Форте у меня были книги, комиксы про Ставра Звездного и живое общение, а тут...
Но в одну из таких ночей все разом переменилось.
Я проснулся от громких голосов и скрипа входной двери. Успев схватить воздушку, которую на всякий случай держал при себе, юркнул под шконку и затаился, хотя мне и пришлось для этого буквально сложиться пополам.
По помещению забегало пятно фонарика. В его свете я сумел разглядеть ноги в черных армейских ботинках.
— Здесь и заночуем, — сказал голос. — Заходи, все чисто!
Вошел еще один человек в таких же ботинках.
— Слышь, Зохан, а тут точно безопасно? — хрипло спросил он.
Стало светло как днем. Похоже, кто-то из этих двоих включил переносной светильник.
— Не парься, я все проверил. Но если у тебя очко играет, сам посмотри. И обязательно загляни под шконку, вдруг там притаился Бука, — расхохотался тот, которого назвали Зоханом, и страшным голосом добавил. — Бу!
— Вечно ты со своими шуточками. Ничего я не боюсь, — ответил хриплый.
— Боишься, Гвидон, боишься. Помнишь, как тебя в школе называли? «Родничок»! А все потому, что ты в первом классе обмочил со страха штаны, когда на тебя физрук наорал.
— Ничего и не со страха, у меня тогда была почечная инфекция, и ты отлично об этом знаешь, — огрызнулся тип по имени Гвидон.
— Ладно, проехали.
Они присели на шконки. На той, под которой прятался я, расположился Гвидон, не замедливший поинтересоваться:
— Ты что, реально думаешь здесь заночевать?
— Очень даже подходящее место. Нет, ты, конечно, если хочешь, можешь спать в грузовике, а как по мне, так уж лучше дрянной шконарь, чем сидушка в кабине. Когда за нами прилетит шаттл, неизвестно, а так хоть отоспимся по-человечески.
— А как же урод? Полковник Годар приказал глаз с него не спускать.
— Не очкуй, он крепко заперт, а ключ у меня в кармане, надежней места нет во всем свете. И вообще, я вколол этой твари такую дозу барбитуры, что он еще не скоро очухается. Может, и тебе укольчик сделать, а то ты какой-то нервный сегодня? — хохотнул Зохан.
— Себе коли эту дрянь! — фыркнул Гвидон.
— Ты же знаешь, я больше по бухлу. И кстати, о птичках, — он направился к ящику и поднял крышку. — Гуляем, дружище!
— Да ты бутылку и в аду отыщешь! Как это у тебя получается?
— Считай, что это моя суперспособность.
Как вы понимаете, эти двое нашли самогонку. Но сначала они решили спрятали плазмаметы в кабину грузовика.
— Чтобы не было, как в прошлый раз, — прокомментировал Зохан.
Гвидон возразил. Мол, как же они без оружия?
На что Зохан заметил:
— Чему быть тому не миновать.
Через полчаса оба уже порядком захмелели. При этом они болтали без умолку, прерываясь только на выпивку и закуску.
— Как, говоришь, называется это место? — спросил Гвидон.
— Сиротка. Раньше здесь добывали динамиеву руду, из нее делают сверхсталь, а потом создали колонию-поселение для пожизненно заключенных. Но после того, как в Системе снова ввели смертную казнь, лавочка схлопнулась, — ответил Зохан.
— М-да... Жутковато здесь.
Они выпили еще.
— А кому вообще понадобился этот урод? — продолжал интересоваться Гвидон.
— Генералу Каюмову.
— А это что еще за хрен с горы?
— Это очень старый хрен, но не с горы, а из Министерства обороны, какой-то зам по чему-то там. Лютый дед, чудо-богатырь. У него орденов и медалей на кителе столько, что можно нарядить елку.
— Но урод-то ему зачем? — не унимался Гвидон.
— Как это зачем? Чтобы жрать! — на полном серьезе ответил Зохан.
— В смысле?
— В смысле, кушать. Со спаржей, чесноком, молодым картофелем и соусом бешамель.
— Опять дуркуешь? Серьезно не можешь ответить, что ли?
— Да не знаю я! Чего ты привязался? Наше дело маленькое — приказ выполнить. А вопросы свои задай лично полковнику Годару, если такой смелый.
Говорили они долго. Смеялись, вспоминали детство, спорили о политике, обсуждали тачки, ругали начальство, сослуживцев, обсуждали детей и жен. Я бы уже давно свалился от такого количества выпивки, но эти все никак не могли дойти до кондиции.
— Знаешь, что моя недавно заявила? Ты, говорит, Гвидоша, давай завязывай с бухлом. Представляешь?
— А ты что? — спросил Зохан.
— А я такой: «Да конечно». Но нет...
— А у меня друг недавно завязал. Два месяца уже не пьет. Занимается всякими нудистскими практиками, — поделился Зохан.
Гвидон аж поперхнулся самогонкой:
— Какими практиками?
— Тьфу, то есть этими... инду... индуиск... индуистскими, вот какими! — все-таки сформулировал Зохан.
— А почему завязал-то?
— Говорит, пить стало не с кем. Народ измельчал. Деградировал. А пить с дегенератами, которые жрут бухло, чтобы сбежать от себя и от жизни, без толку.
— Небось профессор какой-нибудь...
— Еще чего! Простой слесарь.
— И он тебя дегенератом назвал.
— Он не называл.
— Как это не называл?! Погодь! — Гвидон размашисто ударил по столу. — Ты же сам, ну то есть он, как ты говоришь, сказал: «Народ измельчал. Деградировал». Так?
— Так.
— А ты что, не народ?!
— Народ...
Снова выпили.
— А хорошая самогонка, — сказал Гвидон. — Интересно из чего они ее гонят?
— Поверь мне, лучше тебе этого не знать, — заметил Зохан.
— Почему?
— Потому что, из чего только ее не гонят!
— Например?
— Говорю же, из всего! Некоторые в самогонку керосин добавляют или аккумуляторную кислоту.
— Это зачем еще?
— Чтобы с ног валило.
— И ты такое пил?
— Не-а, но видел того, кто пил. Ты его знаешь. Марат Кривомазов.
— Ты о Кривом говоришь?
— О нем!
— Но он же слепой как крот.
— Догадайся теперь почему.
— А ведь я когда-то спортом занимался, — жалобно протянул Гвидон. — Помнишь?
— Угу. Штангу поднимал. А теперь тяжелее стакана ничего не поднимаешь, — заметил Зохан.
— Захочу и снова начну.
— Ну-ну.
— А что? Какие мои годы? Сегодня побухаем, а завтра брошу. Хватит здоровье губить.
— Что мне не верится.
— Вот и моя тоже самое говорит. А мне может мне нужна ее поддержка! Я, может быть, и бросил пить. Но она в меня не верит.
— Бабы, — вздохнул Зохан.
— Угу. Тяжело с ними... Но без них никак...
— Рано ты женился, Гвидон. Ох, рано. Мог бы еще погулять.
— Зачем? Меня все устраивает.
— Ну да. Ну да. Сам же рассказывал, что она тебя бьет.
— Это всего раз был. Я сам накосячил. Пришел в лоскуты, ругаться стал при ребенке. Ну она меня и...
Зохан хмыкнул.
— По роже сковородкой.
— Моего соседа как-то жена скалкой ударила, так он ее в ответ ножичком пырнул, — сказал Гвидон.
— Убил?
— Только порезал. Но все равно ему шесть лет дали. Сидит сейчас на киче, а жена ему передачки носит. Говорит, что любит, обязательно дождется и все такое.
— М-да, высокие отношения...
Затем Зохан затянул длинную и нудную историю про то, как был когда-то влюблен в девушку по имени Люси. Им было тогда по двадцать лет. Они познакомились в Энергонете. Сходили на два свиданья, переспали. Стали встречаться. Им было хорошо вместе. Они ходили в кино, на выставки, в кафе. А потом она сказала, что замужем. Муж Люси был гораздо страшнее нее. Ему было пятьдесят с хвостиком. Когда-то он был ее преподавателем в институте. Люси полюбила его за острый ум, обаяние. Ее муж был богат. Но в последнее время их чувства притупились. Семейная жизнь стала рутиной. Люси говорила, что собирается развестись с ним. Она признавалась в любви к Зохану, и он отвечал ей взаимностью. Но однажды Люси пропала. Перестала отвечать на звонки. А потом Зохан узнал, что она вместе с мужем переехала в другой город. И с тех пор он о ней ничего не слышал.
— Дружище, а так почему ты мне этого никогда не рассказывал? — пьяно сморкаясь в платок, спросил Гвидон.
— Не знаю. Наверное, не было повода...
Гвидон причмокнул.
— Вот оно женское коварство!
— И не говори, — всхлипнул Зохан.
— Коварство в мире любви — извечный гость! — провозгласил Гвидон.
— Сам придумал?
— Не-а. Какой-то умный человек.
Они выпили за ум. За любовь. И далее ударились в философию, да в такие ее дерби, что сами там запутались. А потом снова вернулись к политике, обсуждению начальства, сослуживцев, детей и жен, и так по кругу, пока наконец все-таки не вырубились.
Когда это долгожданное для меня событие все же произошло, я аккуратненько выбрался из своего укрытия. В свете переносной лампы я хорошо разглядел неожиданных посетителей заимки. Зохан и Гвидон словно были созданы под копирку: черноволосые, красномордые, средних лет, крепкого телосложения, одеты в камуфляж. Они даже спали в одинаковых позах: на спине, раскинув руки и ноги в разные стороны. Их разгрузки, каски и броники валялись на полу в окружении пустых полторашек из-под самогонки, консервных банок и смятых оберток. Они совсем не выглядели опасными, но мой внутренний голос подсказывал, что это плохие парни.
Лежа под шконкой, я перебрал в голове все возможные варианты своих последующих действий и склонялся к тому, чтобы попытаться связать пьянчуг, а, когда протрезвеют, допросить. Но для этого мне необходимо оружие, да и наручники бы не помешали. И то, и другое я надеялся отыскать у них в грузовике. Дело было за малым: найти ключи, чтобы его открыть. Обыскал спящих и нашел связку на ремне у Зохана. Какой из них именно от машины, разберусь на месте.
Увидев, что стол заставлен разнообразной едой, я основательно подкрепился, запил все какой-то розовой водичкой и выполз наружу. В одной руке я держал зажженный фонарик, в другой — воздушку. Так, на всякий случай.
Черная тентованная махина на гусеничном ходу стояла в пяти метрах от заимки. Я выбрал из связки первый попавшийся ключ, но он не подошел к замку двери. Стал пробовать остальные. На четвертом вдруг небо осветилось яркими огнями: на посадку стремительно шел какой-то летательный аппарат. Его приземление не предвещало для меня ничего хорошего, а потому нужно было срочно где-то укрыться.
Быстро осмотрев грузовик, я увидел, что на воротах кузова стоит простейший штанговый запор, открыть который — раз плюнуть. Внутри находилась квадратная клетка высотой до потолка, накрытая брезентом. Туда я и зашел, чтобы спрятаться. В нос ударил запах нечистот. Источником вони оказался урсус, который лежал прямо посередине. Судя по мерно вздымающемуся боку, он спал. Так вот, значит, о каком уроде они говорили. Я спрятался за тушей великана, надеясь, что никому не придет в голову заходить в клетку к опасному зверю.
Снаружи раздался сильный гул, потом послышались грохот и скрежет металла. «Орел» прилунился«, как выразился в свое время астронавт Армстронг.
Минуты через три до меня донеслись голоса. Судя по тону диалога — это разговаривали начальник и подчиненный.
— В грузовике пусто! — объявил подчиненный.
— А урод на месте? — начальственным тоном спросил второй.
— На месте. Но кузов открыт настежь.
— Так закрой его, болван!
— Есть!
Главный откашлялся и возмутился:
— Где этих двоих носит?! И рации молчат. Они охренели?! Я им не нянька! Я — кадровый офицер, у меня забот полно, и поважнее, чем отслеживать местонахождение всякого сброда!
— Нашли! Оба пьяные, лыка не вяжут, — прозвучал первый голос.
— Пьяные?! Да за такое... За такое... А ну-ка тащите их сюда. Но сначала загоните грузовик в шаттл. Через шесть минут отчаливаем.
— Не можем найти ключи. Все перерыли — пусто.
— Так найдите запасные. Или мне самому поискать?
Скоро грузовик тронулся с места. Пока мне везло, но вот что будет дальше — вопрос.
Из своего убежища, то есть из-под туши урсуса, я вылез, когда клетку доставили на борт шаттла и поместили в отдельный отсек с бронированной дверью. На случай, если зверюга очухается, у меня была наготове воздушка. Но доза снотворного, которое ему вкололи, и в самом деле оказалась гигантской, Зохан не соврал.
«Если выстрелить в висок с близкого расстояния — он покойник», — рассуждал я.
Но к моей великой радости, урсус так и не проснулся.
Каждый день, в одно и то же время в отсек приходили два работника и ставил животному огромные капельницы. Одну с питательным раствором, другую со снотворным. Об этом я узнал, подслушав их разговор.
Но была одна проблема. За урсусом никто не убирал, шестилапый гигант гадил под себя во сне и всем было на это пофиг. Всем, кроме меня. Иногда я думал, что умру от этой вонизмы, но со временем привык.
От голодной смерти и обезвоживания меня спас старенький торговый автомат, или как называли его работники — торгомат. Прямоугольная коробка из стекла и металла стояла в углу. Кто его сюда приволок — загадка, но этому человеку я бы поставил памятник. Внутри торгомата находились всякие сладости: шоколадные батончики, мармеладки, конфеты и банки с газировкой. Негусто, конечно, но хоть что-то.
Принцип работы торгомата я освоил быстро. Однажды я заметил, как один из работников долбанул по его основанию кулаком и из окошка выдачи показалась банка газировки. И это спасло мне жизнь.
Как только шаттл совершил посадку, я опять забрался в свое укрытие и просто ждал, чем и как закончится путешествие.
Выждав немалое время, очень осторожно выглянул из-за брезента. Теперь клетка стояла у бетонного здания. Где-то гудели машины, доносились редкие человеческие голоса. Я насторожился и крепче сжал в руке воздушку.
Услышав сзади какой-то звук, я резко обернулся и с ужасом увидел то, чего так опасался. Мой вонючий сосед очнулся от сна и стал медленно подниматься, недовольно фыркая и клацая челюстями, полными острых смертоносных зубов. Медлить было нельзя. Я сделал шаг вперед, направил ствол воздушки в висок зверю и выстрелил. Голова урсуса дернулась и окрасилась кровью, он завалился на бок, все три пары лап задергались в предсмертных конвульсиях. Секунд через десять все было кончено.
«Скоро сюда явятся люди. И когда они обнаружат убитого урсуса, количество трупов возрастет до двух», — подумал я, тоскливо взглянув на воздушку.
Теперь это был просто бесполезный кусок пластмассы, потому что единственный боеприпас, который мне удалось взять с собой, использован. А идти в рукопашную я бы не рискнул, поскольку не уверен в своих силах. Существовал еще один вариант — сдаться, но, держу пари, эти парни не станут церемониться, а пристрелят на месте.
Оставалось одно: делать ноги, и чем быстрей, тем лучше...
На этих словах Циклоп снова замолчал и скривил такую рожу, что меня передернуло.
— Остановите, — тяжело дыша, произнес он.
— Тебе плохо?
Мутант обхватил руками живот и выдал оглушающе громкую отрыжку:
— Это все хрючево из клетки.
— Чего? — недопонял я.
— Да жратва урсуса! Ему поставили там, на случай если проснется. А я решил подкрепиться на дорожку. Съел-то совсем ничего, — простонал Циклоп и, сжав зубы, добавил. — Мне срочно нужно выйти, скажи Профи, чтобы тормознула.
— А если за нами погоня? Ты об этом не подумал?
— Ты же сказал, что эти олени еще не скоро оправятся.
— Мало ли что я сказал.
— Проныра, ну будь ты человеком, я больше не могу!
— Сортир там, — я ткнул пальцем на дверь сбоку, украшенную черно-белым стикером, на котором был изображен толчок. — Привыкай к цивилизации, дружище!
Осторожно, чтобы не произошло казуса, Циклоп поднялся с места и побрел в указанном направлении.
— Впредь тебе наука — не тяни в рот всякую дрянь! — крикнул я ему вслед.
А потом принялся за Фиделя:
— Ну, старый лис, теперь ты рассказывай, что произошло с вами?
Тот пожал плечами и почесал лоб:
— Да было бы что рассказывать... Я очнулся на корабле. Привезли меня на секретную базу, заперли в одиночку. Потом допрашивать стали... Ты уж прости, начальник, но я раскололся, — он извинительно вздохнул. — Испугался очень. Я ведь, грешным делом, подумал, что вы все уже того... Мертвые... Так что...
— Все нормально, никто тебя не винит, — сказал я, но, вспомнив о своем статусе командира, строгим голосом довесил. — В следующий раз будешь отвечать головой!
Старьевщик показушно отдал мне честь и продолжил:
— А сегодня приперся этот нервозный гусь в пиджачке.
— Пятеркин?
— Ну да. Шестеркин. Такая у него кликуха среди сослуживцев. Я случайно узнал, подслушал разговор за дверью. Базарили двое, костерили этого черта на чем свет. Мол, шестерит на какого-то полкана, выслуживается перед ним... В общем, явился этот Пятеркин-Шестеркин. Давай, говорит, на выход! Я еще шутканул, мол, вещи брать? А он как зыркнет на меня — я чуть не обделался со страха!
Из сортира, как по заказу, послышались жалобные завывания Циклопа.
— Короче, вывел меня из камеры в коридор, а там — опа, сюрприз! Профи, живая и невредимая, но в наручниках. То-то я обрадовался! Только вот мне обидно стало, почему ее заковали, а меня нет? Я что, уже ни на что не годен?
— Я этому вашему Пятеркину во время допроса нос разбила! Кровищи было немерено, — подключилась к беседе Профи. — И я ему ничего не сказала, в отличие от некоторых.
— Мне показалось или ты хочешь меня в чем-то упрекнуть? — отреагировал Фидель.
Вместо ответа она звонко провозгласила:
— Девчонки рулят!
Вздохнув, Фидель быстренько зафиналил свою речь. По его словам, мутант заприметил их еще издали, подкрался и разоружил Пятеркина, тем более что сделать это было несложно: спецагент перетрухал только от одного вида нападающего. Они выяснили у захваченного наше с Помилкой местоположение и бросились на помощь.
— Подтверждаю, все именно так и было! — сказал Циклоп, к тому моменту вышедший из сортира.
К нему у меня остался один вопрос: как никто не заметил разгуливающего по секретной базе одноглазого мутанта?
— Во-первых, я был очень осторожен и старался никому не попадаться на глаза. А во-вторых, нашел рядом с клеткой старую рабочую робу и сварочную маску и переоделся, чтобы сойти за какого-нибудь местного работягу. А маска, между прочим, спасла мне жизнь, когда в перестрелке с подгузом мне в лоб прилетела шальная гайка. Маску разнесло вдребезги, а я, как видишь, остался цел и невредим. Как сказал бы отец Никон, «Бог отвел». Кстати, где он?
Я вздохнул и рассказал Циклопу обо всем, что с нами приключилось за то время, что мы не виделись. Выслушав, он злобно прорычал:
— А я говорил тебе, что Сапог опасен! А ты не верил!
— Ну прости.
— А капеллана жалко. Отличный был мужик, — добавил Циклоп.
Сорок минут в пути — и мы остановились у контрольно-пропускного пункта, где местный фараон в золотистой форме с эполетами и в высокой папахе потребовал какие-то спецпропуска.
— Что еще за фигня? Никогда такого не было! — возмутился я.
— Не было, а теперь есть, — лениво протянул фараон.
— Это безобразие! Вы нарушаете мои гражданские права!
— Мы не нарушаем, мы исполняем указ мэра, который... — он зевнул, а потом отчеканил заученный текст. — Который гласит: «Въезд на территорию осуществляется только при наличии специального пропуска, дающего право на посещение города Церера. Оформить спецпропуск вы можете прямо здесь. Цена за сутки — тысяча кредов. За нарушение сроков пребывания на территории города Церера — штраф пять тысяч кредов».
— Да вы что, совсем тут офонарели? Откуда у меня такие деньги?! — выпалил я.
— Если нет денег, тогда... — фараон изобразил недвусмысленный жест в районе ширинки.
Препираться было бесполезно. Мы отъехали в сторонку и стали думать, что делать дальше.
— Нет, ну вы это слышали? Кусок только за въезд! Грабеж средь бела дня! — я никак не мог успокоиться.
— А почему у него такой странный прикид? — задумчиво спросила Профи.
— Тут своя полиция и форма у них своя, оригинальная, — все еще нервно пояснил я.
— Да уж, оригинальнее некуда! В таких шмотках только в ночной клуб!
— Угу, зато лупят эти гаврики от души. Фараон, он и на Церере фараон. Таких люлей я во всей Системе не отхватывал!.. А ты что, ни разу здесь не бывала?
— Не-а.
— Многое упустила. Тут что ни бар, то находка. И пойло лучшее в Системе.
Услышав слово «пойло», Профи рефлекторно проглотила слюну.
Вдруг кто-то постучал в окошко кабины. Предположив, что это сотрудник автоинспекции, я сказал спутникам:
— Сидите тихо, как мышки, а я пойду разберусь, что к чему. Нам еще штрафа за неправильную парковку не хватало.
Снаружи меня встретил долговязый юнец, одетый в красный плащ на голое тело, желтые брюки-клеш и плетеные сандалии на высокой подошве. Его вытянутое, остроносое лицо покрывал автозагар, на лоб спадала челка-штрихкод, а под правым глазом виднелась татуировка в виде катящейся слезы.
— Баюн.
— Проныра.
Мы обменялись рукопожатием.
— Послушай, батя, мне тут птичка напела, что тебе нужна моя помощь, — сразу перешел к делу он.
— Что еще за птичка такая?
— Птичка породы «дрон». Порхает туда-сюда, все видит, все слышит... Короче, тебе нужен спецпропуск?
— Угу. И не один.
— Что ж, могу устроить.
— И почем?
— Как говорится в одной рекламе, цены вас приятно удивят.
Я потер подбородок:
— Видишь ли, тут есть одна загвоздка...
— У тебя мало денег?
— Хуже. У меня совсем нет денег.
— Договоримся, — хитро прищурился Баюн.
— И как же?
— Старый добрый бартер, — и он внимательно посмотрел на наш вездеход.
— А ты хоть знаешь, сколько стоит эта тачка, пацан?
Баюн кивнул.
«Раз пошла такая пьянка, то надо поинтересоваться у паренька, сможет ли он достать нам чистые документы. Вроде бы на КПП их не спрашивают, но мало ли... Да и вообще ксивы бы нам не помешали», — подумал я и сказал:
— Тогда добавь в корзину покупок четыре мультипаспорта. Три мужских, один женский и один на ребенка.
— Пол ребенка?
— Девочка.
— Тогда одного вездехода будет мало.
— Да у тебя губа не дура! — ахнул я.
— С волками жить — по-волчьи выть, — огласил свое кредо Баюн. — У тебя ведь есть еще что-нибудь на бартер? Оружие там, шмотки...
— Есть, — с неохотой признал я и снова потер подбородок.
Этот пижон не внушал мне доверия. Как вообще можно верить человеку, который носит желтые штаны?
— А не кинешь? — обратился я к нему.
— За кого ты меня держишь, батя? — подпустив в голос нотку обиды, произнес Баюн.
— За незнакомца, который легко может оказаться кидалой.
— Я честный бизнесмен, батя, можешь мне доверять! — с гордостью опроверг он.
Я чуть не подавился смешком. Бизнесмен, ха! Честный! Да кого ты лечишь, щегол?! Я тебя за версту чую!
Но несмотря на мои сомнения, сделка состоялась. А что мне еще оставалось делать? Нам нужно было срочно попасть в город, и другого выхода, кроме как поверить Баюну на слово, не имелось.
— Похожи на настоящие, — Профи тщательно проверила мультипаспорта и пропуска.
— Похожи? Они и есть настоящие! — уверил Баюн.
В результате сделки с Баюном мы лишились и транспорта, и оружия. Он даже забрал наши огнеупорные костюмы. Пацан — прирожденный торгаш, надо отдать ему должное! Баюн хотел купить и полковничье кресло, за которое обещал дать «целых три тысячи». На мои доводы, что эта машинка стоит как минимум в сто раз больше, он без всякого смущения ответил, что, «так и быть, накину еще пятихатку». Само собой, чудо-кресло ему не досталось.
— Тебя погубит жадность, пацан, — напутствовал его я.
— А это уже не твоя забота, батя, — ответил Баюн и лучисто улыбнулся, довольный собой.
Ну еще бы он не был доволен. Денег, вырученных c продажи нашего имущества, хватит надолго. Если только не проиграет их в казино, не прогуляет или не проторчит. А может, и вовсе пожертвует всю выручку в Фонд защиты детей? Хотя нет, это отпадает. В Баюне я видел себя в молодости, а уж я бы точно не стал заниматься благотворительностью, спустил бы все на развлечения.
Ну, впрочем, пусть делает с выручкой что хочет, мне-то теперь что. Главное, что мы получили мультипаспорта и пять спецпропусков, каждый сроком на месяц, и триста кредов наликом.
Когда мы проходили контроль, фараон на КПП задал всего два вопроса: почему мы босиком и в пижамах и что это за длинный хрен в бинтах? Последнего эпитета удостоился Циклоп, голову которого для маскировки мы обмотали бинтами из походной аптечки.
— Это наш друг, он недавно получил ожог лица, — пояснил я.
А на первый вопрос ответили, что это сейчас такая мода.
— Проходите, — невозмутимо пробасил охранник.
Наш вид мог бы показаться, мягко говоря, странным в любом другом месте, но не здесь. Цереру посещала разномастная и разношерстная публика. А уж какие фрики заезжали сюда на ежегодный рейв-фестиваль «Громкодром»! Словами не опишешь! Как-то раз на танцполе я видел одного кренделя, на котором из одежды был лишь носок, да и тот висел у него на причинном месте.
Церера-сити. Как много в этом слове для сердца моего слилось, как много в нем отозвалось!
Город являл собой олицетворение торжества порока. А где порок, там и я! Во всяком случае, так было раньше. Большую часть своей жизни я провел в диком угаре. Пил, гулял, торчал и делал много других вещей, ради которых человек рождается на свет. И теперь, когда я остепенился, меня малость потряхивало от перспективы снова окунуться в этот омут. Надо признать, что на Сиротке было не так уж много соблазнов, а тут...
Тут было все, что я когда-то любил...
«Спокуха, Проныра, ты справишься! И не с таким справлялся, — мысленно подбадривал я себя. — Ты теперь другой человек! Шесть лет в чистоте — это вам не кошка чихнула. Для этого нужен стальной характер, а он у тебя есть!»
А еще у меня теперь появилась Помилка.
На Сиротке я часто представлял, что будет с нами дальше. Рисовал в уме картины, как Помилка подрастет, наконец выучит наш язык, как мы будем с ней общаться тихими вечерами в Форте, любуясь мерцанием Гантели. Я буду читать ей комиксы про Ставра Звездного, мы вместе посмотрим все сезоны сериала про детектива Форсети, и я научу ее всему тому, что знаю сам.
Звучит как-то самонадеянно. Много ли я знаю? Недоучка с самомнением величиной с Юпитер... Девочке нужно в школу, учиться наукам, общаться со сверстниками, чтобы адаптироваться в этом жестоком мире. Хотя нет, школа тоже не вариант. Вдруг малая снова впадет в транс и спалит дотла класс вместе со всем учениками и училкой? М-да, здесь надо крепко подумать.
Иногда в моих фантазиях появлялась Профи. Я представлял, что мы пара и вместе воспитываем Помилку. А иногда мне виделась другая девушка: прекрасная блондинка в купальнике из звериных шкур по имени Лаванда, которую я однажды спас от кровожадных симургов. Она влюбилась в меня с первого взгляда, и мы стали жить вместе. Я, Профи, Лаванда и Помилка...
Так, харэ! Не о том сейчас.
О погоде. Она была просто великолепна. Тепло, ясно и никакого ветра с дождем. А все потому, что на Церере имелась система метеоконтроля, благодаря которой жители планеты круглый год наслаждались теплом. Многие и не ведали, что такое холод. Счастливчики! «Эх, сейчас бы потюленить в шезлонге рядом с бассейном, потягивая безалкогольную «Кровавую Мэри», — мечтательно зевнул я.
А ведь в прошлом я потешался над теми, кто заказывал в баре подобные напитки. Сам я предпочитал коктейли позабористей. О, какую только дрянь я не пил! От одних названий можно забалдеть: «Лунная бомба», «Невесомость», «Касание пустоты», «Звездная месть», «Ширка», «Удар марсианских богов», «Галлюцинат», «Изжога», «Телепорт», «Бешенство», «Двойной нокаут», «Венерианский зомби», «Катапульта», «Вырви глаз», «Цирроз», «Ржавчина», «Уличный боец», «Землетрясение», «Черная дыра», «Ядерный рай», «Вулканический заряд», «Солнечный шторм», «Автопилот», «Лавина», «Бетономешалка», «Экспресс в ад», «Океан лавы», «Садом и Гоморра», «Парад планет», «Кувалда».
Последний особенно запал мне в душу. На литровой банке с пивным коктейлем был изображен увесистый зеленый молот. Этот напиток не смешивали в барах, а продавали в магазинах и винных лавках. Стоила «Кувалда» сущие гроши, но срубала так, что мама не горюй. Словом, незаменимая вещь в период безденежья. И когда Профи взяла в супермаркете две банки именно такого наименования, я немного напрягся:
— А ты не лопнешь, деточка?
— Не лопну, — последовал уверенный ответ.
— А то, что там двенадцать оборотов, тебя не смущает?
— Не-а.
— Может быть, ограничишься одной банкой?
На меня посмотрели, как на врага:
— А может быть, ты перестанешь быть таким придурком?
— А тебе не кажется, что ты забываешься? — сурово одернул я забывшую о субординации подчиненную.
— Нет, не кажется.
— Я все еще ваш командир.
— Командир полка — нос до потолка, уши до забора, а сам как помидора! — пропела Профи и дружески шлепнула меня по плечу. — Не бзди. Не первый год замужем.
Сузив глаза до тоненьких щелочек, она выдала улыбку, которая растопила бы сердца большинства мужчин. Мое не стало исключением.
Помимо пойла, мы приобрели пять спортивных костюмов, дешевенькие кеды для каждого, нательное белье, средства гигиены и прочую жизненно необходимую чепуху.
Олимпийки были дополнены капюшонами. Это было единственное средство от «умных» камер, которое мы могли себе позволить.
Отобедать решили в первом попавшемся кафе. Забегаловка была самой обычной, но, глядя на обшарпанные стены, выцветшие скатерти и суетящихся официанток в клетчатых фартуках, у меня чуть не потекли слезы. Боже, как же мне всего этого не хватало! Мы заказали бургеры, блинчики с вареньем и кофе, и немедленно набросились на еду. Бургеры оказались так себе, кофе жидковат, а вот блинчики удались на славу. Пока мы ели, Профи то и дело прикладывалась к банке «Кувалды» и постепенно становилась все веселее. Обслуживающая нас официантка с выбритыми висками и тоннелями в ушах спалила нарушительницу, но вместо того чтобы пожаловаться менеджеру, принесла бумажный пакет для маскировки емкости. Как говорится, свой свояка видит издалека.
Уже проснувшаяся к тому времени Помилка тоже принимала участие в нашей трапезе. Малая была верна себе — ничему не удивлялась и вела себя так, словно бы это был обычный семейный обед в компании папы — меня, мамы — Профи, дяди — Фиделя и какого-то мужика, с замотанной бинтами головой. Кстати, о мутанте. Колбасило его не по-детски. Циклоп впервые попал в цивилизованный мир и теперь испытывал настоящий шок, испуганно озираясь и вздрагивая. На Церере для него новым было практически все. Благодаря своей необузданной тяге к информации Циклоп изучил наш мир вдоль и попрек, но одно дело знать все в теории, а другое — видеть собственными глазами. В смысле, глазом. Наверное, что-то подобное ощущали индейцы, которых бледнолицые колонисты привезли с собой в Европу.
Поначалу я и сам побивался этого места. От него исходила бешеная энергия, которую я буквально ощущал на вкус. Это был вкус денег, азарта и какого-то сумасшествия. Здесь всюду кипела жизнь. Круглосуточно работали казино, бордели, кафе и рестораны. А современные небоскребы из бетона и стали соседствовали с настоящими трущобами, где средь бела дня можно было нарваться на нож грабителя. С наступлением темноты Церера-сити превращался в неонового монстра, который пугал и притягивал одновременно. Он мог сожрать вас с потрохами, но мог и щедро наградить. К слову, первое случалось чаще.
Покончив с едой, мы обсудили наши дальнейшие планы. Денег оставалось — кот наплакал, что-то надо было с этим делать.
— Начальник, ты же местный, должен знать все ходы и выходы, — предположил Фидель.
— Не такой уж я и местный.
— Ну уж какой есть. Так что давай кумекай, как нам дальше жить-воевать.
Я почесал репу:
— Есть тут у меня один надежный человечек...
— Норико? — предположил Циклоп.
Я отрицательно мотнул головой.
Мутант прекрасно знал про Норико: на караулке у нас было полно свободного времени, чтобы обсудить все на свете.
— Что еще за Норико? — вдруг спросила Профи.
— Да так, одна... знакомая, — небрежно бросил я, а сам подумал: «Неужели ревнует?»
Я искоса глянул на Профи. Ее щеки налились румянцем, лицо выражало растерянность. Точно, ревнует! А может, всего лишь влияние содержимого «Кувалды»? Но мне больше нравился вариант под номером один, на нем и остановился. Я ведь все еще испытывал чувства к этой дредастой малышке и мне было приятно думать, что это взаимно.
— Так про какого надежного человека ты говорил, начальник? — напомнил Фидель.
— Да есть тут у меня один приятель... — не вполне уверенно протянул я.
— И как же его звать-величать?
— Абубакар.
— А далеко идти?
— Минут десять пехом. Только попрошу вас об одном: не болтайте лишнего.
Абубакар, или попросту Абу, держал в центре маленький магазинчик комиксов. Крохотный подвал без вывески был настоящим раем для гиков. Здесь можно было найти все: фигурки персонажей, настоящий реквизит со сьемок, настолки и всевозможный мерч. А самое главное — настоящие бумажные комиксы. Абу, как истинный ретроград, всеми фибрами души ненавидел их электронные версии, считая кощунством. А я частенько забегал сюда купить свежий номер «Ставра Звездного» и просто почесать языком с болтливым владельцем магазина — типичным гиком средних лет, какими их принято представлять: низкорослым, вечно растрепанным, с пузцом и в очках с толстенными линзами.
Долгое время Абу был девственником, что весьма тяготило его. Но, живя на планете, где публичные дома росли как грибы, он был до смешного застенчив с противоположным полом, а борделей сторонился как огня. И я оказал Абу помощь, скормив тому одну волшебную пилюльку с выбитым на ней смайликом. Ну а дальше уже — дело техники... Надеюсь, моя доброта не забыта.
Хозяин магазина встретил меня с распростертыми объятиями:
— Проныра! Какими судьбами? Сто лет тебя не видел! Где пропадал?
— То там, то сям, — отбрехался я.
— А я слышал, ты снова загремел в психушку.
— Вздор! Кто сболтнул тебе такую чушь?
— Костя Карлик.
— Костя Карлик? Нашел кому верить! Такие, как он, наплетут — недорого возьмут!
Абу окинул взглядом моих спутников:
— А это что за ребята с тобой?
Я представил всю компанию.
Мы перекинулись парочкой общих фраз, и я перешел к делу:
— Абу, мне нужна помощь. Закрой магазин.
Он не стал задавать лишних вопросов.
— Так, орлы и орлицы, все на выход! Технический перерыв! — объявил он немногочисленным покупателям и замахал своими маленькими ручонками.
Все подчинились, кроме одного пацана с оранжевым ховебордом под мышкой, который так сосредоточенно копался в стопке комиксов, что, кажется, позабыл обо всем на свете.
— Чеши отсюда, пацан. У нас технический перерыв, — повторил специально для него Абу.
— Но мне очень нужно найти спецвыпуск «Человека-парашюта», — умоляющим тоном пролепетал пацан.
— «Человек-парашют» закончился еще в прошлом месяце. Допечаток нет и не будет.
— Но мне очень надо... Пожалуйста! Заяра и Фред видели вчера у вас один экземпляр.
— Не может такого быть!
— А вот и может, они мне и фотку прислали. Вот, — и пацан продемонстрировал свою мобилу.
— Странно. Как я мог не заметить? Я знаю в своем магазине каждую трещинку.
— Я вам не буду мешать, — взмолился пацан. — Просто покопаюсь тут немного... Ну пожалуйста.
Еще пара секунд — и над пацаном бы сжалились и разрешили продолжить копаться в бумажных залежах, но тут в дело вступил я, выдернув из стопки цветастую книжицу и протянув ее парню:
— Держи! Это лучше любого «Человека-парашюта». «Ставр Звездный против роботов-гигантов с планеты Тонг». Не читал?
— Нет.
— Завидую. Тебя ждут потрясающие открытия, дружище, — я похлопал его по плечу.
— Что это за старье? — проскулил пацан и презрительно бросил комикс на пол.
Я поднял его, протер рукавом обложку и проявил настойчивость:
— Это классика. Каждый, кто увлекается комиксами, просто обязан иметь этот выпуск в коллекции.
— Только не я!
— С чего это вдруг?
— Ставр Звездный устарел. Он — человек с серой моралью, мизогинист и садюга. В современном мире это недопустимо, — заявил пацан и добил меня фразой. — А еще он точная копия Доктора Психо. Комиксы про него вышли на шесть лет раньше.
От таких слов меня, старого фаната Ставра Звездного, знатно бомбануло:
— Доктор Психо, говоришь? А ты в курсе, что этих персонажей рисовал один и тот же художник?
— Конечно. Но это ничего не меняет.
— Меняет!
— Не меняет!
— Меняет!
— А вот и нет!
— А вот и да! Тебе же ясно сказали: иди отсюда, мелкий ублюдок!
Видимо, произнося это, я выглядел весьма угрожающе, потому что пацан прокричал: «Больше никогда не приду в этот гребаный магазин!» и пулей выскочил за дверь.
— Что еще за «Человек-парашют»? — спросил я Абу.
— Новая манга. Дико популярная.
— Манга? Я думал, этот жанр уже давно себя изжил.
— Все когда-то возвращается, — философски заключил Абу.
— И не стыдно маленьких обижать? — вмешалась Профи.
— Я никому не позволю топтать мои идеалы, — ответил я.
— Твой идеал — летающий мужик в трико?
— Ты спутала Ставра Звездного с другим героем комиксов. А Ставр никогда не носил трико!
— Неважно. Ты только что чуть не подрался с малолетним. И как ты собирался воспитывать Помилку?
— Не бойся, как-нибудь воспитаю.
Продолжать перепалку она не стала. Видимо, ей все было со мной понятно.
Абу жил прямо в магазине, где оборудовал себе все необходимое: крохотную спаленку, диванчик, туалет и душевую.
В душ сразу выстроилась очередь, в которой я оказался последним. Так что, когда пришел мой черед подставить тело под струи, тюбик с шампунем уже опустел, а от мыла остался только крошечный кусочек. Самым же большим неудобством стало отсутствие мочалки, на что я не замедлил указать Абу. Он обозвал меня фаплапом и сказал, что предпочитает губку мочалке.
— Губка — это ни о чем, — изрек я и спросил, что такое фаплап.
— Популярное ругательство, — расшифровал Абу.
— В первый раз слышу, — признался я.
— Новая фишка.
— Матерное?
— Нет.
— И что означает?
— То же самое, что хлюндик.
— А хлюндик — это что?
— То же самое, что фаплап.
— А если на космолингве?
— Ну типа болван.
И Абу продолжил разговор с Циклопом, который, как выяснилось, я прервал своей претензией.
Эти двое быстро закорешились.
Когда мутант наконец снял бинты, Абу впал во временный ступор, но быстро отошел. Нет, это был не испуг, а состояние крайнего удивления, смешанное с безудержным восхищением и пламенным восторгом. Абу отнесся к мутанту как к ожившему персонажу из продаваемой им продукции или фантастических сериалов. Такое внимание поначалу немного смутило Циклопа, но стоило им заговорить о комиксах, как стало понятно, что они нашли друг друга. А у стойки с новыми выпусками про Ставра Звездного мутант и вовсе завис, как примагниченный.
Рассказывая Абу о наших приключениях, я на всякий случай опустил некоторые детали. В частности, умолчал о побеге с секретной базы, Агентстве Неопознанных Явлений, серебряном шаре и загадочном происхождении Помилки. Малую я назвал своей приемной дочерью.
Услышанное произвело колоссальное впечатление. Когда я закончил, он признался, что уже давно мечтает написать фантастическую книжку и попросил разрешения взять за основу будущего произведения мою историю, даже предложил соавторство.
— А что, неплохая идея, — задумчиво проговорил я.
— Да твоя история тянет на миллион! — уверил Абу.
— А еще бы кино снять, — мечтательно произнес я.
— Нет, не кино. Сериал. На три-четыре сезона. А лучше — на пять.
— А как сейчас дела обстоят с фантастикой? Снимают?
— Снимают. Особенно про пришельцев. Но больше всего популярно фэнтези.
— Драконы, гномы, феи, эльфы?
— Угу. Собрались вот ставить новый сериал по «Властелину колец»?
— Это уже какая по счету экранизация?
— Двадцать шестая.
— Я последнюю не смог без отвращения смотреть. Особенно напрягали бородатые подружки гномов.
Мы синхронно поморщились, словно съели по целому лимону.
— А новые выпуски про Ставра Звездного выходят? — поинтересовался я.
— Выходят. Только лучше их не читать, — с сожалением в голосе ответил Абу.
— Почему?
— Расширенную вселенную Ставра списали в неканон. А про новую я и говорить не хочу.
— Настолько все плохо?
— Ужасно. Они придумали Ставру Звездному сайдкика. Биогибрида по имени Люмен. Мерзкое существо, с противным голоском и повадками воришки. Молодняку он очень нравится, а старая гвардия восприняла его в штыки. Мы уже тысячи петиций подписали, а все без толку.
— Деньги решают.
— Угу. Всем плевать на фан-базу.
А дальше пришел мой черед расспрашивать о новостях и событиях, произошедших за время моего отсутствия. И вот основное, что я узнал.
Мини уже не в моде — дамочки предпочитают длинные юбки и брюки. Огромную популярность набирает шахбокс — гибрид шахмат и бокса в чередующихся раундах. На Ганимеде испекли самую большую пиццу в мире — ее общая площадь составила три с половиной километра. Историки доказали, что картина «Спаситель мира», которую приписывали кисти Леонардо Да Винчи, — фальсификация. Снеки из насекомых теперь самая популярная закуска к пиву. В музыкальных хит-парадах лидирует панк, только теперь он пишется с буквой «г» на конце — панг. И, самое печальное, моя любимая сеть закусочных «Трехлапая жаба» обанкротилась и закрыла все заведения.
А Марс захлестнула волна насилия. Убийства, уличные беспорядки, поджоги, вандализм, массовые протесты стали неотъемлемой частью жизни марсиан. Волнения длились уже несколько месяцев. Коррупция на красной планете приобрела катастрофические масштабы, а экономика держалась на соплях. Во всем этом местные граждане винили Землю, относящуюся к Марсу как к сырьевому придатку.
Рулил беспорядками КОМА — Комитет освобождения Марса — экстремистская организация, выступавшая за деколонизацию. Командиром повстанцев была некая особа, скрывшаяся под псевдонимом Мина Лепесток. Президент Земли объявил награду в размере восемнадцати миллионов кредов за информацию о ее местонахождении. Как нередко бывает, в народе популярность боевой командирши росла как на дрожжах. В народе Мину считали женским вариантом Робин Гуда, защитницей всех угнетенных и просто классной девицей. Граффити с ее ликом появлялись повсюду.
Ушлые коммерсы, уловив настроения в обществе, вовсю штамповали футболки, где героиня изображалась с коктейлем Молотова в руке и терновым венцом на лбу, а модные панг-группы посвящали ей свои хиты. Загадочный андеграундный художник и писатель комиксов, именующий себя Гаврошем, даже создал про Мину Лепесток графический роман «Адская КОМА», который вышел подпольно и тут же стал библиографической редкостью. Персонаж изображался там короткостриженой девицей анорексичного вида в черных очках и футболке с принтом «Веселый Роджер». Художества Гавроша, конечно же, были всего лишь плодом фантазии, поскольку как она выглядит, не знал никто.
Книгу Абу бережно хранил в своем сейфе и не упустил возможности показать мне. Там описывались приключения Мины и ее товарищей по борьбе. Они грабили богатых, раздавали награбленное бедным, рубились с фараонами, похищали коррумпированных политиков, устраивали массовые беспорядки. Все сопровождалось рассуждениями о свободе и социальной справедливости, вместе с тем находилось место и шуткам.
— Четкая вещица, — сказал я, перелистывая страницы.
— «Четкая вещица», — передразнил меня Абу и вырвал книгу из моих рук. — Да это истинный шедевр! Лучшее из того, что создал Гаврош! Между прочим, «Адская КОМА» находится в списках экстремистских материалов. За его хранение могут впаять реальный срок. К счастью, я живу на Церере, так что это мне не грозит. У нас тут настоящий островок свободы!
— Раз тебе нечего опасаться, почему ты прячешь свой графический роман в сейф? — поддел я.
— Так ведь сопрут, глазом не успеешь моргнуть.
Я, зная, что он порой покуривает, попросил сигаретку.
— Одну на двоих, — обозначил сразу Абу, доставая из ящика стола смятую пачку.
— Да не жлобись ты, я шесть лет не курил!
— Да я б тебе блок подарил. Но нету. Месяц назад в Системе уничтожили последнюю плантацию табака, вот добиваю остатки, а больше взять неоткуда. Так что скажи спасибо нашему дорогому президенту.
— У дедушки снова случился приступ экуменизма?
— Ну да. Объявил крестовый поход на пороки общества. Хотел было еще ввести сухой закон...
— Что?! — раздался из глубины магазина возмущенный голос Профи.
— Хотел, да не ввел, — успокоил Абу.
С нашей последней встречи он стал вести себя более расковано. В былые времена места бы себе не находил при виде живой женщины, а тут прямо разошелся. Вот ведь прогресс до чего дошел.
— Да, это дело такое... опасное, — подхватил Фидель. — В свое время на Дристане тоже пытались провернуть такую штукенцию. Местные там бухают до талого, в результате — низкая производительность труда, рост преступности. Ну и властям это в конце концов надоело, и они ввели сухой закон. И что из этого вышло? Народ такую бучу поднял, что мама не горюй. Через сутки-двое власти все вернули на место, даже цены на пойло понизили. А вы говорите, Марс, беспорядки, деколонизация... Игрушки это все. Вот если у народа отнимут его соску с водярой, то тогда полыхнет так, что мало не покажется!
К разговору подключился мутант, оторвавшийся от очередного комикса:
— Но раз уж ваш... наш президент такой весь из себя аллилуйный святоша, то почему он допускает все эти притоны и игорные дома на Церере?
— Деньги и святость — половина половины, мой друг, — мудро заметил Абу.
Мы с Абу вышли покурить. Следом выскочила Профи, которой понадобилось в магазин.
— Опять за «Кувалдой»? — поинтересовался я.
— Не-а, слишком забористое пойло. Лучше возьму какого-нибудь лагера. Тебе взять баночку? Ах, я забыла. Ты же в завязке.
— И тебе не советую.
— Ну, папочка, ну всего одну баночку, — она икнула. — Вернее, три.
— Какой ты пример подаешь ребенку! — не удержался я.
Не то чтобы это меня сильно заботило... Хотя нет, вру. Заботило, да еще как. Ведь я был воплощением пословицы «Дурной пример заразителен». Воспитанный батей-алкоголиком, я в итоге и сам превратился в законченного забулдыгу, и только злая судьба вернула меня к нормальной жизни. И я не хотел такого будущего для Помилки.
Профи словно прочла мои мысли:
— Ладно, возьму чего-нибудь безалкогольного, — и, со вздохом достав из кармана полиэтиленовый пакет, удалилась.
Мы пялились на соблазнительную фигурку, которую не мог скрыть мешковатый спортивный костюм, пока она не исчезла из вида.
— Твоя новая подружка? — поинтересовался Абу.
— Еще чего!
— Да ладно врать-то! Я видел, как ты на нее поглядываешь.
Какой внимательный, однако. Но я решил соскочить на похожую тему:
— Про Норико что-нибудь известно?
— Про Клешню?
— Про нее.
— Да все по-прежнему. Жива-здорова, процветает. По-прежнему возглавляет эту свою компанию... Как там ее?
— «ОоноКорп».
— Во-во. Казино, бутики, супермаркеты... Кстати, судя по рисунку на кульке у твоей подружки, вы затаривались в ее лавке. «Циклон» называется.
— Как плазмамет?
— Нет, как вихрь. И слоган у них подходящий: «Круглый год циклон скидок».
Он вытряхнул из пачки сигарету, поджег, сделал глубокую затяжку и передал мне.
О, как долго я мечтал об этом!
Но стоило мне сделать тягу, как из груди вырвался хриплый кашель.
— Не, ну его на фиг, — я вернул сигарету.
— Не зашло?
У меня было такое ощущение, будто я проглотил целую горсть пепла, а потом заел горстью песка.
— Вообще никак, — я прислонился к стене, размалеванной яркими граффити.
— Если будешь блевать, блюй за мусоркой, — Абу указал на проржавевший мусорный контейнер, на боку которого черной краской была нарисована кошечка с заштопанными глазами, буковка «А» в кружочке и над всем этим — дуговая надпись: «Новый прекрасный мир».
— Какая гадость эти ваши сигареты! — прокряхтел я. — И как я раньше курил?
— А мне нравится. Ощущаю себя драконом! — Абу выпустил из ноздрей две полоски синего дыма.
— Кстати, совсем забыл. Не мог бы ты пробить для меня кое-какую информашку?
— Какую еще информашку? — насторожился Абу.
— Разузнай, не ищут ли нас.
— Так и знал, что у тебя неприятности.
— Еще какие! Только тебе я ничего не скажу. Меньше знаешь — крепче спишь. Так что, поможешь?
— Думаешь, это так просто?
— Вот только не строй из себя дурачка. У тебя же брат — хакер, любую инфу за пять секунд отыщет.
Он докурил до фильтра и щелчком запульнул окурок в лужу:
— Хорошо, посмотрю, чем смогу помочь.
— И еще одна просьба...
— Нужны деньги?
— Какой догадливый! И оружие...
Мы притихли, потому что мимо чапали два фараона. Они вели под белы руки толсторожего мужика в роскошном полосатом костюме, который был вдрызг пьян и от души костерил «проклятого крупье», вытянувшего у него «все состояние». В какой-то момент горе-игрок попытался вырваться из крепких рук блюстителей правопорядка, но тут же получил сильный удар по печени, после чего заплакал и попросил пристрелить его, причитая: «Жизнь кончилась, все бессмысленно. Как теперь я буду смотреть в глаза своей жене? Что скажу деловому партнеру?»
Выждав паузу, Абу сказал:
— С оружием помочь не могу, а денег дам.
— Вот за это спасибо!.. Слушай, я вот еще что у тебя хотел спросить, а что ты такой борзый стал?
— Как ты сказал? Борзый?
— Извини, не так выразился, — поспешил я снять напряжение. —Хотел сказать, раскрепощенный.
— А, ты об этом... — он сложил пальцы в замок и хрустнул костяшками. — Ну я хожу к мозгоправу.
— И какой размер груди у твоего мозгоправа?
— У моего мозгоправа нет груди.
— То есть ты хочешь сказать, что твой мозгоправ мужчина?
— Именно.
— Омерзительно.
— И не говори. Он лысый, старый и зовут его Тюрьен Тюрьен.
Я хмыкнул:
— Звучит как Дерьмо Дерьмо.
— Может, и так, но он отличный специалист.
— Охотно верю. И с девушками у тебя все в порядке?
— Лучше всех. Встречаюсь сразу с тремя.
— Ого!
— Шучу. Только с двумя.
Что-то давненько я не упоминал про Помилку. Если бы мы с Абу и вправду написали книжку, я бы наверняка отхватил от читателей за такое пренебрежение к одному из главных персонажей повествования. Но что я могу поделать, если малая — тихоня по жизни?
За все время нашего пребывания в магазине Помилка не проронила ни слова, и вообще вела себя тише воды, ниже травы. Гостеприимный хозяин усадил ее за отдельный стол и высыпал на него целый ворох уцененных фигурок, пускай, мол, играет. Девчонка сразу же принялась за дело и стала увлеченно возиться с пластиковыми супергероями и трансформерами.
Я поймал себя на мысли, что идея Абу про написание романа вообще-то не лишена смысла. Может, и вправду заняться этим делом? Заодно деньжат заработаю... А название придумаю броское и интересное. Например, «Девочка из шара». Звучит загадочно и привлекательно, разве нет?
С прогулки вернулась Профи. В одной руке она держала пакет чипсов, а в другой — двухлитровый пластиковый баллон химического оранжа, который сразу же и открыла, отчего наружу полезла пена.
— Как настроение? — спросила она.
— С твоим появлением улучшилось, — отозвался я.
— Ко мне так в младших классах мальчики подкатывали.
— Ну извини.
Профи шумно отхлебнула из горлышка:
— Проныра, а ты точно на воле был этим... ну, как ты там говорил... А, вспомнила! Любовным аферистом.
— Был... Да весь вышел, — признался я.
— Это заметно.
Я не то чтобы обиделся на эти слова, но внутри неприятно кольнуло. Впрочем, с правдой не поспоришь.
— Слушай, Проныра, а ты чем собираешь заняться в дальнейшем? — внезапно поинтересовалась Профи.
— В каком дальнейшем?
— Ну когда все это закончится и начнется тихая, спокойная жизнь.
— Пока еще рано об этом думать.
Профи не унималась:
— Ты хоть умеешь что-нибудь делать-то?
Я призадумался.
Откровенно говоря, ничего толкового я делать и в самом деле не умел. В преступники мне тоже путь заказан. У меня же теперь ребенок на руках, да и сноровка уже не та... Еще имелся вариант с книжкой, но выгорит ли он. Остается только одно: пойти работать охранником в супермаркет. Не лучшая перспектива, но, как известно, все работы хороши. Вслух же я произнес:
— Умею, но не с тобой.
Она, кажется, пропустила эту фразу мимо ушей и громко спросила, отхлебывая оранж из горлышка:
— В этом доме есть посуда?
Абу указал рукой на черный шкаф:
— На верхней полке между шлемом центуриона и фигуркой тираннозавра.
На свет появилась разноцветная стопка пластиковых стаканчиков, по которым и расплескался напиток. Один из них Профи поставила перед Помилкой. Та не обратила на это никакого внимания, продолжая забавляться со своими игрушками.
Профи потрепала малую по голове.
— Какой миленький автобот! — умилилась она, коснувшись пальцем фигурки робота, которую Помилка держала в руках.
— Это не автобот, а десептикон, — заметил Абу.
— А в чем разница?
— Автоботы добрые, а десептиконы злые.
— Лично мне этот парняга не кажется злым.
— А ты присмотрись к глазам. У автоботов они синие, а у десептиконов — красные.
— Ах, вот оно что. Теперь буду знать, — Профи шумно вскрыла пачку чипсов.
Одна чипсина упала на пол. Она подобрала ее, подула и отправила в рот, пояснив:
— Правило пяти секунд. Упавшую на пол еду можно спокойно есть, если она пролежала там не больше пяти секунд. Ученые доказали.
Я пригляделся к пакету с чипсами. На нем был нарисован огромный зеленый кузнечик.
— Они что из насекомых? Фу, гадость!
— Это ты зря. Хавка что надо! — сказала Профи. — В магазине были чипсы из каких-то жуков и еще из сверчков. Но я взяла эти.
— Из кузнечиков?
— Из саранчи. В следующий раз попробую сверчковые.
— И не жалко несчастных насекомых?
— Нисколечко.
— Знаешь, кто еще не любил сверчков?
— Нет.
— Один деревянный мальчишка в колпаке и с большим носом. Он едва не зашиб бедного сверчка молотком.
Профи захрустела новой чипсиной.
— А все, потому что тот постоянно лез к нему с глупыми советами, — сказала она.
Тут у Абу зазвонила мобила.
— Простите, у меня важный разговор, — бросил он, и рыбкой выскочил на улицу.
Стоило Абу выйти, Помилка проявила себя.
Дело было так.
В углу магазина стояла статуя пришельца в полный рост. Дорогущий раритет, которым Абу очень гордился. Изваяние имело каноничный вид: маленькое тело, большая глазастая голова, серая кожа, тонкие пальцы. Но это была не простая статуя. Пришелец был аниматронным. Если его включить, он начинал шевелить рукам и ногами и говорил зловещим голосом: «Я уничтожу вас, мерзкие людишки!». А чтобы завести машинку, требовалось просунуть в щель для денег один кред. Именно так и поступила Профи, воскликнув:
— О, я в детстве видела такого, на ярмарке. Ох, и боялась его!
Денежка исчезла, но пришелец не включался.
— Некоторые вещи никогда не меняются. Сколько лет прошло, а этот фаплап так и не починил гребаного пришельца! — констатировал я, козыряя новым словечком, которое мне так понравилось.
— Так он что, сломан?
— Не-а. Ты вынь вилку из розетки, подожди пять секунд и снова вставь, — со знанием дела посоветовал я.
— А где розетка-то?
— Да за его задницей.
Профи исполнила все, как я сказал. Статуя вмиг ожила. Пришелец грозно затопал ногами, замахал руками и захрипел: «Я уничтожу вас, мерзкие людишки!»
Вдруг магазин озарился ослепительным светом. В воздухе резко пахнуло серой. Стены затряслись, с потолка посыпались куски штукатурки.
В следующее мгновение две молнии пронзили статую, в считанные секунды оставив от нее лишь горстку пепла.
Надеюсь, не нужно объяснять, что статую пришельца испепелила Помилка.
Столько времени бездействовала, и вот — на тебе!
Но не к месту и не ко времени. Как бы ее суперспособности нам пригодились на Сиротке, например, в битве с симургами, но пришелице зачем-то понадобилось испепелить аниматронного истукана.
Из всех присутствующих один лишь я видел, как малая метает молнии и левитирует, остальные же знали об этом только с моих слов. Так что для них увиденное стало настоящим потрясением. Профи, Фидель и Циклоп с открытыми ртами наблюдали за тем, как Помилка свободно парила в воздухе без всякой опоры. Ее глаза были закрыты, мышцы расслаблены, а тело источало ослепительное синее свечение. Через несколько секунд все прекратилось, девчонка плавно опустилась на стул и, как ни в чем не бывало, вернулась к своим игрушкам.
— Вы это видели?! — взволнованно произнес Фидель.
— Ви... де... ли... — дрожащим голосом ответила Профи.
А Циклоп ничего не сказал. Он стоял, как вкопанный, не шевелясь, не в силах произнести и слова.
— Когда вернется Абу, всем молчать! Говорить буду я! — решительно объявил я.
Тот, едва переступив через порог, ужаснулся и заорал благим матом:
— Что, черт возьми, здесь произошло?!
— З... Землетрясение!
Мой ответ немного охладил его пыл:
— Вот же черт! Третье за месяц, да сколько можно!
Он задумался:
— Но если было землетрясение, почему я его не почувствовал?
— Наверное, привык уже.
Абу почесал пальцем переносицу:
— Все может быть... Все может быть... А что это за запах?
Повернув голову, он с ужасом уставился на горку в углу и, едва не плача, взвыл:
— Что вы сделали с Игорьком, ироды?!
— С Игорьком?
— С моим гуманоидом! Я так его называю... называл.
— Да ничего мы с ним не делали, — сказал я. — Когда трясти начало, он того... заискрился и... и это... загорелся.
— Но как?!
— Как факел.
— Что?
— Ну такая палка, обмотанная тряпкой, смоченная горючим раствором...
— Я знаю, что такое факел! Мне непонятно, как такое вообще могло произойти.
— Я же говорю, заискрилось, потом загорелось...
— Все! Ни слова больше!
Он быстро сунул руку в карман, вытащил ингалятор и сделал несколько глубоких вдохов.
— Успокойся. Купишь нового, делов-то, — попытался успокоить я его.
Абу тряхнул шевелюрой и повторил за мной:
— «Купишь нового» ... «Делов-то» ... Да таких Игорьков во всей Системе только три, включая моего...
— Два! — крикнула малая со своего места.
Это была первая шутка, которую я услышал от Помилки. И надо сказать, она возымела действие. Все присутствующие разулыбались, только Абу было не до веселья.
— Я вижу у нас завелся стендап-комик? — с перекошенным лицом, заорал он.
— Не ори, она всего лишь ребенок, — осадил я его.
Абу извинился.
— Я и так еле-еле свожу концы с концами, а тут еще это... — с трудом сдерживая слезы, пожаловался он.
— Что поделать, стихийное бедствие, — сказал я.
— Жалко Игорька!
Абу высморкался, после чего сообщил:
— Помощь братца-хакера не потребовалась. Вашими изображения, с припиской «Внимание, розыск!» пестрит весь Энергонет.
У меня разом онемели ноги и сперло дыхание.
— Не знаю, что вы там натворили, но дела ваши плохи... Вас разыскивают за совершение особо тяжких преступлений. И награду объявили, — продолжил Абу.
— И много? — спросил я.
— Три лимона.
— Ни хрена себе! — вырвалось у меня.
Откуда у полковника Годара такие деньги? Он же сам жаловался, с каким трудом ему приходится выбивать финансирование. Кажется, кто-то где-то соврал. Но в каком месте? Я этого не знал. С одинаковым успехом он мог вешать лапшу на уши и мне, и пользователям Энергонета.
— С местными властями у вас проблем не будет, — заверил нас Абу. — Наш мэр плевать хотел на всю эту легавую шоблу. Бывали случаи, что он отказывался выдавать преступников, но если на него хорошенько надавить, то и он прогнется. А еще есть добропорядочные граждане, которые с радостью заложат вас и за меньшие деньги...
— И что же нам делать?
— Залечь на дно, и чем глубже, тем лучше.
— Было бы где залечь... — грустно протянул я.
— Спокуха, есть у меня одна мыслишка.
— Ну же, не томи, рассказывай!
— Тут в одном месте есть община ботанов. Знаешь таких?
Еще бы я их не знал! Мне припомнились подробности пребывания на «Белой даче». Но вслух я пробормотал:
— Что-то такое слышал...
— Короче, это такая субкультура... Ботаны поклоняются деревьям, проповедуют любовь и этот, как его... пофигизм... А, нет, напутал. Пацифизм! Словом, мирные овечки. Общину основала Лили-Энн Экзич, дочка Белы Экзича, который написал «Покорителей пространства». Она у них за главную. Ботаны как-то заходили ко мне в магазин, просили милостыню. Мы разговорились, оказалось, они нормальные ребята, только немного чокнутые. Хотя кто из нас нормальный?.. В общем, я им иногда отдаю бракованный товар, а они толкают его на улицах. Мне не жалко, а ребятам хоть какой-то прибыток. Всего их одиннадцать человек. Живут на окраине города, в заброшке. Власти их не трогают. Скажу больше, сам мэр им покровительствует.
— Вот так так! За какие это заслуги? — удивился я.
— Все просто. Когда-то наш мэр приятельствовал с Белой Экзичем и стал крестным отцом его дочери. И теперь помогает своей крестнице.
Абу подобрал с пола пачку комиксов. «Человек-пупок атакует!» — прочел я на одной из обложек. Интересно, какими силами обладает этот супергерой?
— В общем, можете пока у ботанов перекантоваться, я договорюсь. Денег на первое время я вам дам. Только есть одно «но».
— Какое?! — разом выпалили мы.
— Циклоп. Больно он приметный. Надо его как-то замаскировать, не ходить же ему вечно в образе мумии Тутанхамона.
По хитрющему лицу Абу было видно, что у него есть какой-то план. И я не ошибся.
Абу подошел к колченогому шкафу, отпер его и выудил оттуда пыльный предмет, напоминавший пожеванный кусок резины из которого торчало что-то вроде пакли:
— Вуаля! Латексная маска детектива Форсети! Материал, из которого она сделана, не отличить от человеческой кожи. Маска плотно садится, и в точности повторяет мимику лица. Я ее всего пару раз надевал.
Маска была зачетная! Просто один-в-один детектив Форсети. Не хватало только фирменной фетровой шляпы и плаща.
— Начальник, тут у нас небольшая проблемка нарисовалась, — подал голос Фидель.
— Ты это о чем?
— О ком. О Циклопе. У маски два глаза, а у него всего один, да и тот по центру.
Я почесал подбородок:
— М-да, незадача...
— А если дырочку посредине проковырять? — робко предложил мутант.
— А вот это не надо, — предостерег я.
— Почему же? — вмешался Абу. — Отличная идея!
Он снова полез в шкаф:
— Не то... Не то... Опять не то... Снова мимо... А тут у нас что?.. Нет, не годится... О, нашел!
В его руке сверкнули плоские солнцезащитные очки с монолинзой, которые он вручил одноглазому мутанту:
— Вот! Носи на здоровье.
Мутант примерил маску. И стал точной копией детектива Форсети. Готов поклясться всем на свете, я не отличил бы ее от настоящего лица.
— Удобно?
— Как вторая кожа! — восхитился Циклоп.
— Вот только ты поменьше рот открывай, — посоветовал Фидель.
— А что такое?
— Зубы, — старьевщик хищно клацнул челюстями.
Мутант инстинктивно прикрыл ладонью рот.
— И рукавицы тебе не помешают, — заметил я, глядя на его коричневую, похожу на наждак кожу.
— У меня где-то была пара мотоциклетных перчаток, — сказал Абу.
— Да ты никак в байкеры подался? — подколол его я.
— В шмайкеры.
— Ты что, обиделся?
— Шмайк — это такое плавсредство. Вроде огромной надувной селедки с моторчиком. А перчатки нужны, чтобы крепче держаться за плавники.
— Впервые слышу.
— Это новый тренд. Очень модный.
— А шмайкер — это человек, который занимается шмайком?
— Совершенно верно! Хочешь посетить нашу сходку в бассейне? Обещаю, будет интересно.
Я на секунду представил эту тусу. Мое разыгравшееся воображение нарисовало кучу абуподобных челов в полосатых купальных костюмах и мотоциклетных перчатках, которые колошматили друг дружку по головам надувными селедками и при этом почему-то протяжно тянули: «Ни!»
— Пожалуй, откажусь, — сказал я, отключил воображение и подумал: «Определенно, этот мир совсем обезумел».
Итак, мы пошли в общину ботанов. Заброшка, о которой рассказывал Абу, выглядела не такой уж и заброшенной. Это был миленький одноэтажный домик, расписанный цветами и ягодами, огороженный аккуратным белым забором. Прилегающая к нему территория сияла от чистоты, повсюду стояли бородатые садовые гномы в ярко-красных колпаках, а посреди двора рос шикарный вековой дуб, ветви которого украшали разноцветные тряпочки. Судя по всему, это было их священное дерево.
Колышек с табличкой перед калиткой сообщал: «Здание является памятником истории и охраняется мэрией города. Повреждения караются законом». Хм-м, видать здешний мэр и впрямь благоволил этим чудакам.
Нас встретила высоченная сухопарая тетка с высоким лбом и длинными седыми волосами, достающими до попы. На ней были голубые застиранные джинсы и желтая футболка, на которой красовалось кривляющееся солнышко.
— Мир вам, братья и сестры. Меня зовут Свобода. Я управляю хозяйством в этой общине, — гортанным голосом сообщила она. — Наш общий друг Абу сказал, что вам нужна помощь.
— Мы ненадолго. Буквально недельку-две перекантуемся, пока суть да дело, — заверил я.
— Живите сколько хотите, — благосклонно сказала она. — Друзья Абу — наши друзья.
От Свободы мы узнали, что в их общине живут семь женщин и четверо мужчин. И все они дружелюбные и борются за мир во всем мире. Среди них я не увидел ни одного знакомого, кроме разве что Лили-Энн. Она изрядно подурнела. Состарилась, сгорбилась и отрастила здоровенные мешки под глазами.
На вопрос, не желаем ли мы стать ботанами и присоединиться к их общине, мы дружно ответили отрицательно.
Свобода тонко намекнула, что у них в общине никто не прохлаждается и все работают. Профи она сразу определила в прачки, а остальных забрал к себе в помощники тонкошеий шатен в рваной джинсовой куртке, которого все называли Филом.
Как оказалось, Лили-Энн довольно быстро разбазарила денежки своего покойного папочки. «Белая дача» ушла с молотка, обслугу распустили, а большая часть бездельников и подпевал разбрелись по белу свету в поисках очередной халявы. Многие из них уносили в своих рюкзаках вещи из особняка — одежду, кухонную утварь, бытовую технику. А один ушлый тип умудрился даже спереть унитаз, оставив в туалете размашистую надпись: «Ботаны — лохи!».
С Лили-Энн остались только самые преданные единомышленники. Долгое время они скитались по Системе, зарабатывая пропитание попрошайничеством и давая уличные концерты, пока не оказались на Церере. А дальше все получилось, как в сказке. Мэр города случайно увидел в толпе Лили-Энн и узнал ее. Немного пожурив крестницу, он предложил ей работу в мэрии, жилье и хорошие подъемные, но только при условии, что она изменит свой образ жизни. Последовал отказ. Мэр, зная об ее упертом характере, не стал настаивать. Но и не бросил на произвол судьбы: безвозмездно передал ботанской общине пустующее здание, которое некогда было частным детским садиком, и подкинул немножко грошей на ремонт. В общем, ребята хорошо устроились!
Со времен «Белой дачи» жизнь ботанов кардинально поменялась. Теперь в общине не было никакой халявы. Членам приходилось честно зарабатывать на кусок хлеба и вести хозяйство. Каждое утро они разбредались по городу — просили милостыню, пели в переходах незатейливые песенки под аккомпанемент расстроенных гитар... Короче, крутились, как могли. Община перестала быть похожей на студенческое братство с бесконечными пьянками и перепихоном, и все больше напоминала дружную семью, где каждый был занят своим делом. И когда я говорю «дружная семья», то нисколько не иронизирую. Ботаны никогда не скандалили друг с другом и решали все проблемы сообща. Что, впрочем, не отменяло их странностей.
Например, каждое утро и вечер они водили хороводы вокруг священного дуба, распевая странные песни на непонятном языке. А еще ботаны не гнушались шариться по помойкам в поисках бесплатных продуктов. Такое занятие они называли «пройтись по ништякам». А заведовал всем этим Фил, чьими помощниками мы теперь являлись.
Нашим первым заданием было обыскать окрестные мусорные баки на предмет ништяков. Как оказалось, многие магазины выбрасывают вполне себе съедобные продукты только за непрезентабельный внешний вид. В первый же день мы нашли на мусорке у супермаркета целый ящик персиков, некоторые из которых были лишь слегка помяты, и восемь банок соевой тушенки, чей срок годности истекал через три дня. На Сиротке мы и мечтать не могли о такой жратве!
Прозвище нашего наставника происходило от слова «философ», и он оправдывал свою кличку. Фил мог часами рассуждать об экологии, пацифизме, антиглобализме, обществе потребления и других подобных вещах.
— Магазины и супермаркеты ежедневно выбрасывают на помойку кучу еды, потерявшей товарный вид, или с едва истекшим сроком годности. Но часто эти продукты еще пригодны к употреблению, — рассказывал он. — Если ты не дурачок, то легко можешь определить качество пищи. Например, по запаху и внешнему виду. Я уже не первый год питаюсь ништяками и еще ни разу не отравился. Пищевая промышленность создает избыток еды, а люди покупают больше, чем могут съесть. В результате какая-то их часть уходит в мусор. Это просто тонны жратвы! И, что самое главное, эта жратва абсолютно бесплатна. Бери — не хочу. Кто-то считает это постыдным занятием, но не мы, ботаны. На помойках мы находим не только еду, но и одежду, бытовую технику, мебель. Солнечные батареи, благодаря которым мы получаем энергию, я тоже нашел на помойке. Почти новенький комплект!
Риторика ему явно нравилась, а потому он с явным наслаждением изрекал и наставлял:
— В нашем высокотехнологичном мире многие люди до сих пор живут в нищете, некоторые голодают, но при этом помойки ломятся от ништяков. Где здесь, скажите, логика? Иногда мне кажется, что это какой-то гребаный заговор. Но потом я вижу бедняков, которые осуждают наше поведение, и тогда все сразу становится на свои места. Никакой это не заговор, а тупо зашоренность мозгов. Такой человек будет подыхать с голоду, но никогда не возьмет со стола в закусочной недоеденный кем-то пирожок. У него, видите ли, есть гордость! Он, знаете ли, высоконравственный человек! Я в его понимании — паразит на теле общества, аморальное ничтожество. Таких, как я, нужно убивать. Но за что? За то, что я не гну спину на дядю, за то, что наслаждаюсь жизнью? Мы, кстати, не воруем, не продаем наркотики, не нарушаем законов. Так откуда взялся весь этот негатив?.. А существует такой человек по принципу: «Живи! Работай! Сдохни!» и хочет, чтобы так жили все остальные.
Фил понимал, что надо помолчать, чтобы информация устаканилась в головах слушающих, и, выдержав нужное время, продолжал:
— Но ничего, скоро люди одумаются. Сама жизнь их заставит. С глаз спадет пелена, и все устремятся в светлое будущее, где не будет государств, фараонов, буржуев и прочей мерзости. Общество потребления обречено. Мы разрушим старый мир, а на его месте возведем райские кущи. Там будет царить мир и добро, все будут любить друг друга. Не будет злобы, неприязни, вражды к ближнему. Не будет смерти! Но это случится не скоро. Нам еще предстоит долгая работа, — он шумно выдохнул и, подняв указательный палец, вывел. — В первую очередь упраздним креды — причину всех наших бед. Будем жить по заветам Кропоткина и Прудона. Слышали про них? А про экономику дара?
Честно говоря, пламенные речуги ботана меня нисколько не трогали. Такое хорошо заходит в молодости, под стаканчик дешевого пива и ревущий из колонок музон. А я уже старенький, мне протест строго противопоказан. Мне милее комфорт и стабильность. Вот только где их взять?
В доме, где жили ботаны, располагались три общие спальни с разбросанными на полу матрасами, кухня, столовая, гостиная, совмещенный санузел, подвал и гнездышко — малюсенький закуток, который раньше был кладовкой. Там уединялись парочки, жаждущие плотских утех. В помещениях не имелось ни телевизоров, ни радио, ни компьютеров. Зато бытовая техника наличествовала в разнообразии: кухонный комбайн, микроволновка, электроплита, кофемашина, стиралка и гладильные машины. Всю эту технику, как гордо заявил Фил, ботаны нашли на свалке.
В общине был строгий запрет на любое оружие. Еще не разрешалось пользоваться мобилами. Ботаны считали их порождением зла, а Энергонет и телевидение называли информационным наркотиком.
Мобил не было и у нас. На полученные от Абу деньги мы легко могли позволить себе такую роскошь, но посовещавшись решили, что безопаснее будет обойтись без средств связи. Ведь мы были объявлены в розыск и опасались слежки. А мобила всегда оставляет след.
В общине нам нравилось. Особенно Помилке. Я всегда брал с собой малую, когда мы шли перетряхивать мусорные баки. Она воспринимала все это как игру и увлеченно лазила по помойкам, почти всегда отыскивая лучшие ништяки. Самым богатым ее уловом стал бумажник с наличкой.
— По нашим правилам, если мы находим деньги или документы, то относим их в полицию, — сказал Фил. — Но так как вы не ботаны, в этот раз я сделаю исключение.
Он достал из бумажника шестьсот кредов, положил их себе в карман, внимательно изучил все пластиковые карточки и бросил лопатник назад в контейнер.
— Сегодня у нашей сестры Лили-Энн день рождения, и на эти деньги мы купим ей подарок, — постановил он.
Шестьсот кредов, найденные Помилкой, Фил потратил на подарочный сертификат лучшей медицинской клиники на Церере. Лили-Энн уже давно мучалась ревматизмом и очень обрадовалась подарку.
В тот день был накрыт роскошный стол. Чего на нем только не было: хот-доги, жареные цыплята, фруктовые и овощные салаты, печеная и вареная картошка, пирожные с кремом и без крема, разноцветные желе...
Специально ко дню рождения Лили-Энн ботаны сварили корневое пиво, или корневуху — «магический» напиток, изготавливаемый с использованием корней священного дуба. Варево было безалкогольным и очень сладким, от пива там осталось одно только название. Корневуха готовилась только по особым случаям. Ботаны считали, что она продлевает долголетие и лечит от всех болезней, но часто пить не рекомендовали, чтобы не испортить ауру и не нарушить биополе.
В честь именинницы говорили тосты и поднимали стаканы с ягодным морсом. Девушка по имени Лана и ее друг Андрей исполнили свой хит «Любовь порвет меня в клочья», который пользовался дикой популярностью на улицах Церера-сити. Он тренькал на укулеле, а она пела. Песня была ничего так. Прилипчивая, мелодичная. Проникновенное пение прекрасно ложилось на неплохой аккомпанемент. Мне понравилось.
После музыки настало время стихов. Фил прочел длинную поэму, в которой обличал общество потребления и призывал взяться всем за руки и пойти навстречу Солнцу. Поэма получилась неряшливой и чересчур пафосной. На три с минусом.
Были еще танцы под психоделический рок, разгадывание шарад, запуск небесных фонариков и игра в городки, где наша команда соревновалась с командой ботанов. Само собой, мы продули, потому как противники были более опытными, а никто из нас отродясь не держал в руках биты.
А еще в этот день мне перепало немного женского тепла.
Об этом ниже.
В самый разгар веселья ко мне подошла Лана, подружка Андрея.
— Вук, тебе понравилась наша песня? — робко спросила она.
Я сразу весь подобрался. Мозг заработал в активном режиме и во мне воскрес прежний Вук Обранович — любовный аферист, лучший ученик Кудрявого Жана, любимец женщин и хладнокровный барыга.
Отвечая, я был краток, сдержан, но при этом не скупился на комплименты. «Комплиментов не бывает много» — первое, чему научил меня Кудрявый Жан. И я следовал этому совету неукоснительно. От моих слов глаза Ланы заблестели, как две маленькие звездочки.
Это был сигнал! Девушка клюнула на мою наживку.
— Вижу, тебе не чуждо поэтическое видение мира, — сказала она, откинув со лба кудряшку.
Лана была миловидным, добродушным существом. Вдвое младше меня, кудрявенькая рыжуля с алыми губками и выдающейся грудью. Каждая уважающая себя ботанка считала бюстгальтер символом притеснения женщин, и Лана не была исключением. По тем же причинам некоторые из них не брили ноги...
«Интересно, придерживается ли этого правила Лана?» — подумал я, рассматривая ее бедра, плотно обтянутые джинсовой тканью.
— Я хочу с тобой уединиться, — вдруг сказала певица.
От услышанного моя кожа покрылась мурашками. Да что там мурашки, я едва не грохнулся в обморок! Шесть долгих лет без женской ласки — это вам не хухры-мухры. Конечно, со временем ко всему привыкаешь, но привыкнуть — не значит смириться. И об этом моменте я давно мечтал...
— Я хочу показать тебе одну... одну вещицу, — краснея, сказала она.
— Вещицу?
— Да, вещицу. Но у меня это в первый раз, и я немного волнуюсь. Понимаешь?
— В смысле, в первый раз? А как же Андрей?
— Я хочу попробовать одна... Без Андрея.
Я решил не заострять внимания на формулировках и просто кивнул в знак согласия. Лана шепнула, чтобы я шел в гнездышко, а сама обещала подскочить минут через десять.
Забыв обо всем на свете, я метнулся в душ, переоделся и забрался в закуток. Внутри стояла кровать, трюмо, а на стене висел самотканый ковер. На подзеркальном столике располагалась подставка для благовоний, из которой торчала ароматическая палочка, рядом лежала дешевенькая зажигалка. Я подпалил палочку. В нос тут же ударил запах сандалового дерева, душистый и такой знакомый.
Наконец пришла Лана. В одной руке она держала стакан с морсом, в другой — укулеле.
— Я недавно написала вещицу и хочу, чтобы ты ее послушал, — сообщила она. — В первый раз в жизни. Сама. Раньше мы все песни писали вместе с Андреем, а недавно мне приснилась одна веселая мелодия, которая идеально легла на один мой старый стишок...
— Стишок? — я, разумеется, ожидал не этого.
Лана смущенно опустила серые глаза и принялась теребить бисерную фенечку на запястье:
— Да, стишок. И мне хочется, чтобы ты стал моим первым слушателем. Меня очень тронули твои слова о музыке и творчестве.
Честно говоря, я уже и позабыл, что именно наплел романтичной деве, а потому сбивчиво залепетал:
— Именно. Творчество, музыка... И это... Поэтическое видение мира... Оно, это самое... Так сказать в масштабе... И стихи... Стихи! Поэзия живет в нас.
Лана смущенно улыбнулась:
— Ну тогда слушай.
А дальше началась настоящая пытка для моих ушей. Эта ее «вещица» оказалась на порядок хуже ранее слышанной мной песни. Пела-то Лана хорошо, а вот играла просто отвратительно, о стихах же я тактично промолчу... Думаю, в их дуэте лямку композитора и поэта тянул Андрей, никак иначе не объяснить такой чудовищный диссонанс. Расстраивать девушку я не хотел и поэтому скупо сказал, что ее пение мне понравилось. К счастью, Лана не стала продолжать концерт. Она одарила меня улыбкой, поцеловала в губы и поспешила прочь из гнездышка.
Когда я вошел в нашу комнату, все уже готовились ко сну, только Помилка играла со своим браслетом-головоломкой. С виду он напоминал обычные часы, но вместо циферблата под стеклом находился маленький лабиринт с шариком. И нужно было провести шарик из одного конца лабиринта в другой. Этот браслет малой подарила Чика.
Чика, черная, как смоль, девица с руками, вдоль и поперек исполосованными шрамами, называла себя провидицей. Денег в общую кассу она заносила больше всех. Каждое утро Чика выходила на центральную площадь, садилась на коврик и ставила перед собой картонку, на которой маркером было написано «Гадания на все случаи жизни». Народная тропа к ней не зарастала.
Ну и будет несправедливо, если я не упомяну о других членах общины. Значит, так... Лили-Энн, Андрея и Лану, Чику, Фила и Свободу я уже называл. Кто же там был еще? Алиса — синеглазая нимфа с носиком пипкой, кухарка. Лиса — очкастая девица, не расстающаяся с мольбертом и красками, которая зарабатывала тем, что рисовал портреты. Волга — пухленькая хохотушка с татуировкой на щеке в виде пацифика, талантливая попрошайка. Кай — витающий в облаках юноша, тоже попрошайка.
И Ярик... Чернокожий толстяк c прической «взрыв на макаронной фабрике». Здоровый детина, но рыхлый и медлительный. В отличие от остальных, он оказался крайне неприятным существом. Говорили, что до поры до времени Ярик был нормальным мужиком, но потом в его дурной башке что-то щелкнуло, и он стал ощущать себя ребенком, который живет в теле взрослого мужчины. «Прозрев», Ярик выбросил в помойку все свои шмотки, нацепил памперс и стал вести себя, как неразумное дитя.
В нормальном обществе за такие закидоны бьют ногами, но где, скажите на милость, ботаны и где нормальность? Ботаны считали, что каждый человек волен сам выбрать свое «я». Мужик, если захочет, может стать женщиной, женщина — мужчиной, старушка — молодухой. А вот Ярик захотел стать ребенком. Так почему бы и нет?
Между прочим, когда-то давным-давно, во времена разобщенной Земли, подобные штуки были в порядке вещей. Например, тогдашний мэр города Нью-Йорк идентифицировал себя как кота и носил на голове ободок с пушистыми ушками, прицеплял к штанам хвост, панически боялся собак и шипел на журналистов, когда те задавали неуместные вопросы.
Ботаны относились к Ярику с пониманием. Находились и те, кто называли его поступок смелым, а самого толстячка отважной личностью. Они всячески потакали его безумию. Сюсюкались, играли и кормили с ложечки.
На работу Ярик не ходил, ведь детям не полагается работать, не так ли? Целыми днями недоребенок только и делал, что спал да жрал, а когда это ему надоедало, он, как бы это помягче сказать... проказничал. Например, мог плюнуть в проходившего мимо человека или перебить всю кухонную посуду. Ругаться на чудика, а тем более наказывать его физически, строго запрещалось.
— Любое наказание — это насилие! А насилие — это зло! Ботаны против зла и насилия! — так Свобода объясняла это решение.
Как-то раз Ярик помочился на свежевыстиранную одежду, и Профи, занимавшаяся постирушками, врезала ему в челюсть. Увидев это, Свобода провела с нарушительницей воспитательную беседу. Рассказала ей о том, что каждый человек вправе отождествлять себя с кем и с чем угодно, что мы должны с пониманием относиться к таким людям, как Ярик. Также в ее речи звучало много странных слов, таких как «гендер», «бинарная система» и так далее. Что самое паршивое, она потребовала, чтобы обиженному были принесены извинения.
— Еще чего! —возмутилась Профи и наотрез отказалась извиняться.
Намечался большой скандал, который мог привести к нашему выдворению из общины. И тут в дело вступил Фидель. Они с Профи о чем-то немного пошушукались в сторонке, и проблема решилась. Ярик не только услышал извинения, его даже погладили по голове. В ответ он ласково мурлыкнул и попросился на ручки, но Профи пожаловалась на боль в руке и сбежала к своим постирушкам.
Что-то опять меня унесло в сторону... Итак, вернемся к моменту моего возвращения в нашу комнату.
Циклоп лежал на спине, подложив руки под голову. Маску детектива Форсети, очки и перчатки мутант не снимал даже ночью. Ботаны не одобряют замки и щеколды и поэтому все двери в доме были нараспашку. Профи ковырялась отверткой в чудо-кресле. Фидель взбивал подушку.
Я подошел к Помилке и потрепал ее по волосам.
— Все, Нора наша! — гордо сказала Профи, утирая со лба пот.
— Какая Нора? — не сразу сообразил я.
— Кресло полковника Годара... Ты что, забыл? «Новый разум». Но-ра.
— А, вот ты о чем... И что с ней? В смысле, с ним?
— Теперь она может выполнять все наши команды. А прежнего хозяина я удалила из списка пользователей.
— А эту Нору не засекут?
Профи сунула отвертку в карман спортивных брюк и улыбнулась:
— Не-а. Не буду вдаваться в подробности, но полковник Годар позаботился, чтобы кресло оставалось незамеченным. Отродясь не видела такой защиты от шпионажа. Видать, старому хрычу тоже есть что скрывать.
— Нора, который час? — решил я протестировать средство передвижения.
— Я ее временно отключила. Больно много энергии жрет, а аккумулятор совсем дохлый.
И вдруг я неожиданно для самого себя тихо ляпнул:
— У нас с Ланой ничего не было.
— Ну не было и не было. Какое мне до этого дело? — холодно сказала Профи.
— Ну так, просто сообщил...
Я ожидал от нее всего, только не равнодушия.
Обиженный, я лег на свой матрас накрылся пледом с головой, недовольно крикнув:
— Свет погасите! Тут люди спят!
— А здесь люди делом заняты... Спи давай, герой-любовник, — расхохоталась в ответ Профи.
«Надо было держать язык за зубами, — ругал я сам себя. — Теперь насмешек не оберешься».
Я ворочался с бока на бок, пытаясь уснуть, но мысли о сегодняшнем позоре не давали мне сомкнуть глаз.
И чтобы немного успокоится, я стал думать о книге. О романе «Девочка из шара», который планировал написать.
Да, я решил писать сам, в одиночку. На фиг мне сдался этот продавец комиксов? Справлюсь и без него! Но я помню добро и обязательно отблагодарю Абу каким-нибудь ценным подарком. К примеру, подарю ему нового аниматронного Игорька. Пусть порадуется.
С главным героем моего романа, кажется, все ясно. Им буду я сам, Вук Обранович по прозвищу «Проныра». Писать ли мне от третьего лица либо от первого? Пожалуй, от первого будет лучше. Лучше и проще. А простота — ключ к успеху.
Хм-м, ведь если задуматься, то моя жизнь достойна не одного романа! Можно написать целую серию. «Приключения Вука Обрановича». Звучит? Или «Приключения Проныры». А может, просто, коротко и понятно: «Проныра»? Да, над этим нужно хорошенько подумать...
Но ведь серия может не зайти читателю? Бывает же, и нередко, что после отличного первого романа, просто хорошего второго и так себе третьего автор ударяется в самоповторы, и потекло дерьмо по трубам... Читатель, даже самый преданный, перестает покупать книги своего кумира. Критики награждают его уничижительными эпитетами типа «безыскусный штамповщик» или просто «бездарь». А дальше — забвение, алкоголизм, паперть и одинокая смерть в бесславии.
Так может, тогда хрен с ним, с романом? Может, взяться за комиксы? Писать буковки в облачко всяко легче... Комикс, кстати, может получиться забористым! Главное, подыскать хорошего художника. И побольше колоритных злодеев, публика это любит. Мне и выдумывать особо не надо: Пигмей, Чучельник, Рохля, безумец Яков... А полковник Годар и Пятеркин! Кстати, а что, интересно, происходило на секретной базе после нашего побега?
И я тут же вообразил себе это...
Полутемный кабинет. В углу кулер с водой, тут же — бронированный сейф. Посреди кабинета стол, на нем — компьютер, стопка разноцветных папок и пресс-папье в виде чугунной литой гирьки. На стене висит огромная фотография снежного человека в полный рост: он идет, широко раскинув руки. За столом сидит полковник Годар, он вот-вот лопнет от распирающей его злости. Рядом стоит растрепанный Пятеркин. Шишка на лбу крест-накрест заклеена лейкопластырем, с его носа свисает огромная сопля.
Полковник Годар отчитывает спецагента:
— Трус, мразь, сволочь, червяк! Ты у меня в Дристане сгниешь!
Пятеркина трясет так, словно он только что пришел с лютого мороза, и он заплаканным голосом мямлит:
— Но товарищ полковник...
— В Дристан! — не унимается Годар. — Ты должен был костьми лечь, но не дать им уйти! Трус, сволочь, тряпка!
Полковник достает из ящика стола бутылку коньяка, делает глоток, занюхивает рукавом пиджака.
— Нора, сообщи мне... — кашляя, говорит он, но потом вспоминает, что лишился своего чуда-кресла и в ярости бросает бутылку в угол.
Бутылка разбивается о стену. Пятеркин становится на четвереньки и начинает собирать осколки.
— Боже мой, боже мой, — причитает Годар, глядя на обтянутый черной тканью зад спецагента. — Какое же ты ничтожество...
— Но товарищ полковник...
— Я-то полковник, а ты сгниешь на Дристане! — в немощном бессилии он обхватывает голову руками и шепчет. — Ничего не понимаю... Ни-че-го не по-ним-маю... Кругом одни идиоты. Им честь была дана Родине служить, а они... Нет, с такими кадрами мы далеко не уйдем. Куда катится мир?!
— Катилось колесо по росе, плакала Аленка по косе! — доносится фальшивое пение Пятеркина. — Коса моя косанька...
— Да как же ты задолбал! — орет Годар, хватает со стола пресс-папье и запускает им в спецагента...
На этом моя фантазия оборвалась, и я заснул.
Утром на меня напала икота. Я все икал и икал. Ничего не помогало. Ни вода, ни присказка про Федота, ни другие способы. Пару раз она вроде прекращалась, но через некоторое время начиналась снова, и не было этому ни конца, ни края. Ботаны выражали мне искреннее сочувствие, а вот Фидель, Профи и Циклоп потешались над моим недугом. Да что там говорить, даже малая несколько раз хихикнула! Ну не свинство ли?
Отпустило меня только к обеду, когда мы вернулись с промысла. Измученный, я присел на скамеечку в ожидании обеда. Алиса, здешняя кухарка, готовила просто отлично. Сегодня в нашем меню значились рагу, уха, несколько видов овощных салатов и шоколадный торт на десерт. В воздухе витали одуряющие ароматы еды, заставляя наполняться рот слюной.
— Дай погадаю, красавец, всю правду скажу, — прозвучало у меня за спиной.
Я обернулся и увидел Чику. На ней была длинная футболка с психоделическим рисунком, а на шее висел ксивник, обрамленный пушистой бахромой.
— Не верю я в это ваше колдовство, — признался я.
— При чем здесь колдовство? — возмутилась Чика.
— Ну как же... Это же черная магия... Сатанизм там, все дела...
— Ты что, верующий?
— Да нет...
— Атеизм тоже религия, — многозначительно заметила она.
— Ну я не то чтобы совсем атеист... Просто... Как бы это правильно сказать... Не верю конкретно в Бога...
— Ты — агностик.
— Угу, — тут же согласился я.
— А гадание, между прочим, — это не колдовство, а всего лишь один из видов энергетического обмена.
Я промолчал. Только ее бредней мне еще не хватало для полноты ощущений.
Тут нарисовалась Лили-Энн и потухшим голосом сообщила, что обед задерживается, так как у нас сломалась плита. Профи обещала починить агрегат, но на это требовалось время.
— Так как насчет того, чтоб погадать? — не унималась Чика.
— У меня нет денег, — соврал я.
— Для своих услуга свершено бесплатна.
— А я, значит, уже свой?
— Это образно говоря.
— Нет, не хочу.
— Неужели тебе не хочется узнать свое будущее?
Назойливая Чика уже подбешивала, но я продолжал говорить спокойным и ровным голосом:
— Зачем?
— А если завтра тебе кирпич на голову упадет.
— И что с того?
— Как что? Если ты будешь об этом знать, то сможешь не допустить падения.
— Нет. Не хочу. Чему быть, того не миновать.
Чика поправила свой ксивник:
— Да ты еще и фаталист к тому же!
— Я — обыкновенный пацан из Старо-Глушанска, который просто плывет по течению жизни.
— Из Старо-Глушанска?
— Место, где я родился. Та еще дырень! Слыхала?
— Нет, но в целом представляю. Мой родной городишко носил гордое имя Тухляев. И поверь мне на слово, оправдывал свое название, — подмигнула она и снова взялась за свое. — Ну давай погадаю, чего ты?
«Вот же приставучая баба! — подумал я. — И что ей неймется? Так-то, конечно, большой беды от этого не будет... Да и делать все равно нечего, а обед еще не скоро».
— Ладно, валяй... — нехотя согласился я. — Только чур без негатива...
— Это как?
— Ну я хочу, чтобы ты мне нагадала долгую счастливую жизнь.
— Это как получится, — сказала Чика.
— А как гадать будешь? По руке? На кофейной гуще? Или на картах Таро?
— На куриных потрохах. Шутка. Я буду гадать по фотографии. Сейчас щелкну тебя и...
Она расстегнула ксивник и достала оттуда... мобилу.
— Ничего себе! Вы же не одобряете такие штуки! — удивился я.
— Не одобряем. Но одна мобила у нас все же есть. Для экстренных случаев.
— А сегодня именно такой случай?
— Нет, конечно. Но ты ведь меня не заложишь?
— Не волнуйся. А в чем фишка твоего гадания? В мобиле типа стоит специальное приложение, которое угадывает судьбу клиента по фотографии?
Чика вздохнула и слегка наклонила голову набок:
— После того как я сделаю снимок, закапываю мобилу в свежую могилу, поливаю водой, настоянной на сушеных дождевых червях и моче крыланов. А ночью на место посадки придет волшебный гномик и опустит в ямку сундучок, в котором будет лежать свиток с подробным описанием твоего будущего...
— А если серьезно?
— Если серьезно, то долго рассказывать.
— Ладно, валяй, гадай. Что мне надо делать?
— Стой как стоишь и не двигайся.
Она направила камеру мобилы на меня и сделала снимок. Посмотрела на экран.
— Еще раз. Ты моргнул.
Сделала новую фотку.
— Вот теперь хорошо, — и принялась водить пальцем по сенсорному экрану.
— Ну что там видно? Учти, что мне нужна вилла на Каллисто, яхта, мешок денег и жена-красотка, на меньшее я не согласен, — заявил я ей.
— Помолчи, пожалуйста.
Просьба была исполнена.
Минуты через полторы Чика с довольным видом отвела взгляд от экрана.
— Ну так что там с виллой? — зевнув, спросил я.
— Все как ты говорил: вилла, мешок денег, жена-красавица и судно.
— Под судном подразумевается больничная утка? — нарочито испуганным голосом произнес я.
— Нет, в смысле, каравелла.
— Ты хотела сказать, «яхта»?
— Именно так.
Я приложил руку к груди и фальшиво выдохнул:
— Ух, а я уж весь испереживался...
А про себя подумал, что Чика мало того, что прохиндейка, так еще и лентяйка. Тоже мне провидица! Она даже не стала придумывать красивую приличную ложь, а тупо повторила мою телегу про мешок денег и жену-красавицу. М-да, мельчает мошенник.
Тут Лили-Энн позвала всех к обеду. Чика сунула мобилу обратно в ксивник и сказала:
— Пошли, а то все остынет.
За обедом Чика о чем-то перешептывалась с Филом и бросала на меня подозрительные взгляды. А я знай себе уплетал за обе щеки вкуснейшее рагу и запивал его не менее вкусным морсом. Сидевшая рядом Помилка ела без аппетита.
— Кака, — сказал она, показывая на свою тарелку.
— Тсс, — я приложил палец к губам. — Съешь еще пару ложек, а то тетя-повар обидится.
Помилка послушалась меня, но доедать рагу не стала.
А вот десерт и в самом деле не задался. Шоколадный торт выглядел так, словно его уже один раз переварил чей-то желудок, да и на вкус был так себе... Что ж, и у хорошего повара случаются проколы.
После обеда мне вдруг дико захотелось спать. Желание оказалось столь сильным, что я решил прислушаться к нему и направился в комнату, на ходу бросив:
— Вы как хотите, а я, пожалуй, всхрапну чуток.
Сон пришел, едва моя голова коснулась подушки. Приснился кошмар. В нем за мной охотились, а в дальнейшем пленили, три чудища.
Кто бы знал, что сон окажется вещим.
Я уже говорил о самоповторах.
Каждый писатель рано или поздно сталкивается с такой проблемой. Виноват в ней творческий кризис или, как его еще называют, «писательский блок». У автора заканчивается фантазия и он просто не в состоянии придумать что-то новое, интересное и оригинальное.
Но в моем случае все иначе. Роман, который я планирую написать, — это история моей жизни, там нет места вымыслу. А реальная жизнь, как известно, циклична. Так что если мой будущий читатель вдруг скажет, что следующая сцена напоминает наши злоключения в подвале Чучельника, то пусть он сперва взглянет на свой жизненный путь. Боюсь об заклад, что там каждый день похож на предыдущий.
Короче, нас отравили во время обеда. Подсыпали какого-то снотворного.
Когда я очухался, то обнаружил, что нахожусь в подвале, руки и ноги привязаны к стулу, а рот залеплен скотчем. Фидель, Профи, Помилка и Циклоп пребывали в таком же положении.
Подвал выглядел, как... Да как обычный подвал. Бетонные стены, пол, потолок, покатая деревянная лестница. По центру потолка прямоугольный светильник. Ну и всякие там полки с инструментами, ящики с ветошью, длинный горизонтальный холодильник у стены, газонокосилка...
Перед нами стояли Фил, Чика и Ярик. В этот раз недоребенок вел себя вполне по-взрослому. Он уверенно стоял на ногах, не сюсюкал и не пускал слюни. Но прикид у него был все тот же: белоснежный памперс, в руках погремушка, а во рту соска-пустышка в форме ромашки.
Ботаны о чем-то шушукались и изредка поглядывали на нас.
Донеслись голоса Фила и Чики. Внутреннее чутье подсказывало мне, что эти двое и заварили всю эту кашу.
— Так значит, девчонка не из нашего мира? — спрашивал он.
— Ну да, не из нашего!
— А откуда тогда?
— Этого я не знаю. Может быть, с планеты Нибиру, где много-много рептилоидов... Шутка.
— Можно не уточнять, что ты пошутила. А то получается, как в том анекдоте про лопату.
— Что еще за анекдот?
— Потом расскажу. А ты давай не отвлекайся от темы.
— Ну в общем, у меня было видение...
Лицо Фила побагровело:
— Ты что, опять взялась за старое? Говорил же тебе, завязывай с наркотой — это прямой путь в могилу.
— Да ничего я не употребляла! Клянусь!
— И какая уже это по счету клятва? Десятая, двадцатая? Если снова схватишь передоз, я тебя не буду вытаскивать!
Да между ними, оказывается, имелись чувства.
— Фил, миленький, поверь, у меня по-настоящему было видение! — чуть не плача, пролепетала Чика.
— Ладно, продолжай... — снисходительно разрешил он.
— В общем, мне привиделась эта девочка... Помилка... Она левитировала...
— Чего-чего? — встрял Ярик.
— Левитировала — значит летала, — разъяснила Чика. — А еще она вся светилась и из ее рук били молнии...
Ярик мерзко заржал.
— Она вся светилась, а из ее рук били молнии... — с нажимом повторила Чика.
— Итак, ты хочешь сказать, что замутила все это из-за того, что тебе приснился кошмар? — почесав макушку, спросил Фил.
— Не кошмар, а видение. Не забывай, я потомственная провидица и могу отличить дурной сон от настоящего пророчества.
— Потомственная провидица, — гыгыкнул Ярик. — Потомственная шарлатанка, вот кто ты!
— По себе не равняй! — огрызнулась Чика. — Сидишь тут у людей на шее, врешь им. А мы, между прочим, пашем, пока ты соску сосешь!
— Эта штука хорошо успокаивает нервы. Попробуй на досуге, а то вон злая, как собака, стала, скоро на людей кидаться начнешь, — Ярик вытащил соску изо рта и принялся разглядывать ее, словно видел в первый раз. — Думаешь, мне самому приятно расхаживать в подгузнике и изображать ребенка? Нет, не приятно. Но что поделать, такова моя миссия.
У нормально владеющего речью толстяка был грудной голос и, когда он говорил, казалось, что у него в горле что-то клокочет.
— Твоя — что?
— Миссия, — со значением повторил он. — Я смешу людей, а веселье продлевает жизнь.
— А вот мне было совсем не до смеха, когда ты испортил солнечные батареи и вся община на неделю осталась без электричества. А посуду ты побил тоже ради смеха?
— Посуда сама разбилась. Я не виноват.
— А кто неделю назад высыпал пачку соли в кастрюлю с борщом?
— Это я, — гордо выпятив грудь, сказал Ярик. — Забавно было, да? Особенно, когда Волга подавилась и у нее в носу застряли кусочки свеклы.
— А то, что она чуть не задохнулась, это как?
— Ну малость перегнул палку, с кем не бывает.
Глаз Чики задергался:
— Какая же ты все-таки сволочь! Не будь ты моим двоюродным братом, давно бы тебя сдала.
— Только попробуй, prostitutino!*
В перепалку вклинился Фил:
— Смотрю я на вас и удивляюсь. Можно сказать, родные души, а грызетесь, как собаки.
Ярик почесал спину погремушкой.
— Вот и я о том же. Сестричка, кровинушка, а к брату относится как к последней скотине.
— Да как ты смеешь такое говорить?! — пуще прежнего взбеленилась Чика. — Да я с тобой ношусь как с писаной торбой с самого детства. А кто тебя из тюряги вытащил? Кто адвокатов нанимал? Забыл?
— Я, между прочим, тебя об этом не просил.
— Да лучше бы ты сдох за решеткой!
— Iru al infero!**— парировал Ярик.
— Отставить семейные разборки! — приказал Фил. — Чика, милая, рассказывай дальше. А ты, Ярик, помолчи пока!
— Да, все правильно, я — шарлатанка, — продолжила она. — Но это не значит, что у меня нет дара. В моем роду была бабка, потомственная провидица, от нее мне передались кое-какие способности... И порой у меня бывают видения. Правда, редко. Это такая смесь образов, слов и ощущений... Трудно объяснить...
— А ты не объясняй, просто рассказывай все по порядку, — подсказал Фил.
И Чика рассказала... К моему удивлению она довольно точно описала наши приключения, но вкратце, без подробностей. И про Сиротку, и про шар, и про Помилку, и про молнии. Секретную базу тоже не забыла.
— ... их объявили в розыск, за их головы объявлена награда, — завершила она.
— Это тоже было в твоем видении?
— Нет, на всякий случай я сфотала вот этого чижика, — Чика показал на меня, — и пробила снимок по поиску.
Она вынула мобилу, ткнула в нее пальцем и поднесла экран к любопытным глазам своих собеседников.
— Три миллиона! А неплохо! — мечтательно произнес Ярик, глаза его заблестели, как у бывалого картежника в момент небывалого везения. — По лимону на брата. Да мне этих денег до конца жизни хватит! Вот же подфартило! Все, сегодня же свалю из этой гребаной общины. Выкину к чертям этот памперс и заживу, как нормальный человек. Пошью костюм с отливом, вставлю новые зубы и открою бар. «У Ярика». Как вам название? Меню я уже придумал. Никаких выпендрежных коктейлей, только пиво и водка. Закуска тоже самая обыкновенная: острые куриные крылья, гренки, яичница с беконом, чипсы, маринованные яйца и гороховый супец на опохмелку. Гороховый суп — это тема! Я сам буду его готовить. С копченостями, свиным мясом и красным перцем. Побольше красного перца! Чтобы кишки прожигало насквозь. Люблю острое. А бекон нужно не жарить, а кремировать. Чтобы хрустел на зубах! Вот так! А в маринованные яйца добавлять побольше соевого соуса и укропа. И никаких чипсов из насекомых. Только из картошки. Пусть насекомых жрут ящерицы. А гренки будут из черного хлеба, посыпанные тмином и чесноком! У меня будут самые большие порции куриных крыльев. Самые жирные, нажористые куриные крылья в Системе! И еще будет текила! И такие, знаете, девочки-текильщицы в откровенных нарядах, чтобы все выпирало. У каждой — кожаный пояс с бутылкой текилы в кобуре и патронташем шотов. А над стойкой бара повешу свой портрет. В полный рост. И никакой новомодной музыки. Никакого панга! Поставлю в углу музыкальный автомат с рокабилли и готик-кунтри...
— Готик-кантри.
— Чего?
— Музыкальный стиль называется «готик-кантри», а не «готик-кунтри», осел! — Фил резко выкинул вперед правую руку.
Из рукава джинсовки выскользнул нож, который он ловко поймал за рукоять и вонзил Ярику в низ живота.
Фил спокойно наблюдал за тем, как Ярик пытается остановить кровь, хлеставшую из рассеченной бедренной артерии. Он в отчаянии зажимал рану обеими руками, но это было бесполезно. Скоро белый памперс стал красным, словно он обмочился кровью.
В воздухе запахло тухлой сладостью.
Ярик выплюнул соску и захрипел:
— Сучара, да я тебя...
Убийца медленно двинулся к истекающему кровью недоребенку:
— Давай я помогу тебе, дружок, — он оторвал руки Ярика от раны в паху и с каким-то маниакальным наслаждением стал наблюдать, как тот истекает кровью.
— Успокойся, дружок, скоро все закончится, — нежно прошептал Фил.
Ярик тяжело осел на пол, завалился вперед и врезался лицом в стоящую на его пути газонокосилку. Раздался противный хруст, кровища брызнула в разные стороны. Но Ярик продолжал отчаянно бороться за свою жизнь. Его рыхлое тело билось в конвульсиях, а из горла вырывался тихий, напоминающий детский, плач.
— Что ты наделал, Фил?! — захлебываясь слезами, заорала Чика.
Она закрыла глаза и обхватила голову руками:
— Нет! Нет! Нет! Я хочу, чтобы это прекратилось!
— Легче легкого, — отозвался тот и, подойдя ко все еще трепыхающемуся Ярику, перерезал ему горло одним отточенным движением, от уха до уха.
За последнее время я повидал много разного дерьма, но гаже этой херни не припомню. Отношение к происходящему моих товарищей, судя по всему, тоже было однозначным. Циклоп и Профи отчаянно ерзали на стульях, пытаясь освободиться. Фидель в бессильном ужасе таращился по сторонам и скрежетал зубами. Даже тихоня Помилка проявляла активность: вертела головой, как заводная кукла, и барабанила ножками по полу.
Чика, словно в забытьи, повторяла:
— Ярик, бедный Ярик...
— Зато мы теперь богатые, — ухмыльнулся Фил, подошел к ящику с ветошью, выбрал из него тряпку и вытер лезвие ножа.
— Ярик, бедный Ярик...
— Ты же сама желала ему смерти! Буквально недавно.
— Я же не всерьез! — взвизгнула она.
— В любом случае сделанного не воротишь.
Его слова произвели на Чику отрезвляющее действие. Она мигом успокоилась, дыхание стало ровным. Клянусь, это была самая короткая женская истерика, что я видел.
— С такими деньжищами будем жить на Каллисто, как короли... Как король и королева! — произнес Фил.
«Какая же ты все-таки мразь, Фил! Жадная, подлая мразь! А как нам баки заливал, а? „Упраздним креды“, „разрушим старый мир“, „будем жить по заветам Кропоткина“ ... Но как только речь зашла о больших деньгах, все твои идеалы куда-то улетучились, революционер хренов», — негодовал я.
Чика вытерла ладонью слезы:
— А как же община? Как же остальные?
Человек, совсем недавно притворявшийся гуманистом и только что хладнокровно отправивший на тот свет ближнего, сунул нож в механические ножны, крепившиеся на предплечье, подошел к Чике и погладил ее по волосам:
— Забудь про остальных. В этом мире есть только мы... Я так люблю тебя, Чика.
Та посмотрела на Фила влюбленными глазами, обняла его за шею, и они слились в долгом слюнявом поцелуе.
«Не хватало только, чтобы они занялись любовью рядом с трупом», — подумал я и поморщился.
Но события пошли по иному сценарию. Ладонь Чики змейкой скользнула в рукав куртки Фила и в ту же секунду она завладела ножом. Хрясь! И лезвие вонзилось в плечо убийцы по самую рукоятку.
С перекошенным от страха лицом Чика резко отпрянула от своей жертвы.
— Ты что это творишь? — в голосе Фила смешались гнев и удивление.
Он пошатнулся, готовясь упасть, но вовремя облокотился о стену.
— Зачем ты убил Ярика?! — завопила она.
— Я сделал это потому, что люблю тебя...
Кровь водопадом стекала из его раны на плече.
— Пойми, детка, этих денег нам хватит на долгую и безбедную жизнь, — Фил сжал зубы и вытащил из плеча нож.
— Но он мой брат. А ты, ты зарезал его... — ее голос дрожал, в нем звучала нескрываемая злоба.
— Перевяжи мне рану... Там, в ящике есть тряпки...
Эмоции на лице Чики сменялись, как в калейдоскопе: то она хмурила брови, то гневно сверкала глазами, то рассеянно закусывала губу.
— Чего ты медлишь, я сейчас кровью истеку! — прикрикнул Фил.
Она вздрогнула и всхлипнула, убрав прядь волос с потного лба:
— Прости меня, Фил! Я... я не знаю, что на меня нашло.
— Просто принеси мне тряпку, — последовала настоятельная просьба, произнесенная тоном, не терпящим возражения. — Пожалуйста.
— Да, да, сейчас.
Чика пошла к ящику с ветошью, присела на корточки и стала сгребать в охапку тряпки.
Ну что за дуреха! Забыла, чему нас учат старые добрые страшилки про маньяков? Никогда не поворачивайся спиной к человеку с ножом! А тот медленно, неслышно ступая, подбирался к ней.
— Знаешь, Фил, я никогда не была на Каллисто. Говорят, там красиво! Давай съездим туда, а? — в этот момент обреченная привстала и обернулась, прижимая к груди целый ворох тряпья.
И тут же нож вонзился ей в бок.
— Фил? — изумленно произнесла Чика, уронив тряпье.
— Гадюка, я же для нас старался, а ты... Ненавижу... — он провернул нож в ране и с мерзкой улыбочкой наблюдал, как уходит жизнь из тела женщины, которой пару минут назад признавался в любви.
Чика повалилась наземь и теперь лежала на спине, захлебываясь слезами и задыхаясь от боли.
— Гадюка, мерзкая тварь! Мы могли бы жить, как в раю, а ты... Ты все испортила... Тварь! Ты сама во всем виновата! Ты и твой долбаный братец.
Это уже был не человек, а зверь. Настоящий лютый зверь с пылающими глазами и искривленным в хищном оскале ртом.
Внезапно дверь в подвал распахнулась и в подвал быстрыми шагами кто-то вошел. Тут же грянул выстрел и в животе Фила образовалась большая сквозная дыра, через которую можно было разглядеть стрелявшего. Вернее, стрелявшую.
— Что здесь, черт возьми, происходит?! — рявкнула Свобода, сжимавшая в руках охотничью двустволку.
Продырявленный выронил нож, удивленно поглядел на дыру в своем пузе и перевел взгляд на женщину с ружьем:
— Ах ты сука...
Свобода еще раз нажала на спусковой крючок. Голова Фила лопнула, как перезревшая виноградина, а тело отбросило к стене. Кровавые брызги разлетелись во все стороны. Меня, Профи и Циклопа запачкало красной жижицей, а на Фиделя и Помилку не попало ни капли.
Свобода преломила ружье, достала из стволов стреляные гильзы, вставила два новых патрона и подошла ближе, держа оружие наизготовку.
— Что здесь, черт возьми, происходит?! — повторила она свой вопрос.
Я промычал что-то, давая понять, что могу ответить. Свобода подошла ко мне и сорвала скотч.
— Они свихнулись! Собирались нас убить! — выпалил я, жадно хватая ртом воздух.
Она, держа палец на спусковом крючке, посмотрела на труп Ярика, на безголового Фила, на скрючившуюся в предсмертных муках Чику.
— Здесь кто-нибудь еще есть?
— Нет. Только мы.
Свобода повесила ружье на плечо, подошла к Чике и, присев, внимательно осмотрела рану и проверила пульс.
— Здесь уже ничем не поможешь... Вот сердцем чуяла, что вы нам доставите хлопот! Сами-то целы?
Я кивнул.
Свобода покосилась на труп Фила и сокрушенно вздохнула:
— Эх, Чика, Чика, говорила же я тебе, что с этим типом каши не сваришь, а расхлебывать придется.
Избавившись от веревок, Профи тут же бросилась к Помилке и принялась ее осматривать:
— Помилка, девочка, тебя не задело?
— Не-а, — протянула малая.
— А разве у вас в общине оружие не запрещено? — поинтересовался я у Свободы и указал на ружье.
— Это не оружие, а молоток, — ровным голосом произнесла наша спасительница.
— А мне почему-то кажется, что это двустволка...
— Если бы ты увидел, как я заколачиваю этой штукой гвозди, то переменил бы свое мнение.
Ладно, молоток, так молоток. Сейчас меня волновал вопрос поважнее:
— И что теперь будет с нами?
— Я не провидица, — Свобода злобно зыркнула на Чику. — Не знаю, что тут у вас произошло, и, честно говоря, знать не хочу, но... Чешите отсюда и побыстрее.
Я обвел взглядом залитый кровью подвал.
— А как же...
— Хочешь помочь мне расчленить трупы и зарыть их во дворе?
— Не то чтобы хочу...
— Тогда чешите.
— А что ты скажешь остальным?
— Какая разница? — она забарабанила пальцами по прикладу. — Скажу, что вы смылись и прихватили с собой эту троицу.
Циклоп было направился к Чике, которая уже совсем ослабла и с виду казалась мертвой, но Свобода сразу взяла его на мушку:
— Тебе что, жить надоело?
— Я просто хотел помочь, — жалобно проблеял мутант.
— Она без пяти минут покойница. Тут уже без шансов.
— Врачи помогут, нужно только отвезти ее в больницу.
— За тройное убийство дадут вышку. Все под суд пойдем. Ты этого хочешь?
— Но ведь ее еще можно спасти...
— Можно, — Циклоп все еще находился на мушке. — А их кто спасет?
— Кого «их»?
— Кого-кого... Алису, Волгу, Лили-Энн, Лису, Кая, Лану, Андрея... Я понимаю, для тебя эти люди ничего не значат, но каждый из них мне дорог. Кстати, ты знал, что Андрей и Лана собираются пожениться и Лили-Энн согласилась обвенчать их под кроной нашего священного дуба? А Лиса ждет ребенка от Кая... И ты хочешь разрушить их будущее?
— Не хочу.
— То-то же.
Мутант замолчал. Да и что тут, в самом деле, можно было сказать? Лично я полностью разделял позицию Свободы. Мне нисколько не было жаль хренову провидицу, ее хахаля и этого долбонавта в памперсе. За что боролись, на то и напоролись!
— Мотаем отсюда! — распорядился я.
— Вот это правильно, — одобрила Свобода. — А я пока тут приберусь. Наши все спят, так что никто ничего и не заметит.
— А может, вам все-таки помочь? — подал голос Циклоп.
«Ну что за фаплап! — подумал я. — Сказано же было: „Мотаем отсюда!“ Еще не хватало с трупаками возиться!»
— Сама управлюсь. Мой отец держал скотобойню, при ней была небольшая мясная лавка, так что кое-какой опыт у меня имеется.
И только мы собрались отчалить, как по подвалу разнесся сиплый стон Чики. Она из последних сил подняла голову и рукой поманила меня к себе.
И зря я надеялся, что никто этого на заметит.
— Она зовет тебя, Проныра, — прошептал Циклоп.
— Вижу, не слепой.
— Так чего же ты стоишь?
«Не ожидал я от тебя такой подставы, дружище», — мысленно произнес я с укоризной.
— Последняя воля умирающей для нас, ботанов, священна, — сказала Свобода и жестом велела мне подойти к Чике.
Я вынужденно подчинился, поскольку двустволка все-таки сильный аргумент.
* prostitutino — проститутка (рато.)
** Iru al infero!— Иди к черту! (рато.)
Последняя воля умирающего. Тот еще штамп.
Вот, представим, умирает старик.
Лежит он на кровати в тесной, бедно обставленной комнатушке. Рядом на столике пузырьки с лекарствами, шприцы. Под кроватью больничное судно. Старика недавно соборовал священник, а врач сказал, что жить ему осталось считанные минуты. Вокруг умирающего стопились родственники. Все, конечно, в полном расстройстве.
Старший сын уже где-то успел назюзиться и пьяно жует сопли. Средний сын хнычет, как девчонка. И только младшенький держится молодцом. Хоть это и нелегко ему дается. Он больше всех любил своего отца и ему сейчас очень плохо. Но младшенький не показывает своего горя. У него крепкий характер и железная воля. Так воспитал его отец.
Снохи ревут как белуги. Одна рыдает, потому что по жизни плакса. Другая — за компанию, она вообще компанейская тетка. А у третей снохи, жены младшего сына, просто такой характер. Она стремится быть лучшей во всем и поэтому ревет громче других.
Внуки откровенно скучают, они все как один малыши и не понимают, зачем их привели в эту комнатушку, где пахнет сыростью и лекарствами. Уж лучше бы они играли на лужайке в мяч или резались в «Остров». А их заставляют смотреть на лежащего в постели дедушку, который выглядит, как мумия, и воняет, как куча дерьма.
Жена умирающего причитает: «На кого ты нас оставил, Василь? Тебе бы еще жить да жить! Как же мы без тебя? За что нам такое наказание? Ох, Василь, Василь».
Василь — это имя старика.
И тут старик молвит дрожащим голосом:
— Все идите прочь. Пусть здесь останется только мой любимый сын. Мой младшенький.
Семейство покорно удаляется.
— Подойди ко мне, сынок, я хочу шепнуть тебе на ушко один секрет.
Младшенький склоняется над умирающим.
— Ближе, сынок, наклонись ближе.
Младший наклоняется так, что сухие губы старика едва не касаются его уха.
И старик рассказывает, что в молодости был космическим пиратом, грабил и убивал. И где-то на Ганимеде зарыл сундук с награбленными сокровищами, который теперь завещает любимому сыну.
— Ты единственный, кто достоин моего наследства, — заключает он.
А еще на смертном одре старик открывает сыну душу. Говорит, что ненавидит свою жену, которая в молодости изменила ему с известным диджеем Падме Крипалани — сценический псевдоним диджей Парашурма. Обзывает двух других сыновей бездельникам и лоботрясами. Про их жен говорит, что они проститутки, а их детей называет мерзкими ублюдками. А вот жену младшенького и его сына он любит всем сердцем.
Тут начинает моргать люстра.
Старик вздрагивает и закрывает глаза.
— Вот мне и пора, — шепчет он и умирает.
Красиво, да? В этой сцене есть напряжение, драма и чуть-чуть юмора. Она могла бы стать украшением любого романа, чего не скажешь о сцене, которую я хочу описать дальше.
Я понятия не имел, что хочет от меня умирающая. Встав рядом с ней на одно колено, легонько сжал ее холодную ладонь и шепнул:
— Держись.
Шут его знает, зачем я это сделал? Не иначе, подсмотрел в каком-то фильме. Только в каком, убей меня бог, не помню.
В тот момент мне, наверное, следовало бы подумать о скоротечности жизни или чем-то подобном, но я думал про ее нос. Слегка приплюснутый, с большими ноздрями, он напоминал странный черный гриб.
«Нос-грибонос. Хорошая рифма для дразнилки», — подумалось вдруг мне.
— Проныра, ты должен знать, — захрипела Чика и из уголка ее рта потекла струйка крови. — Помилка мол... уяз...
— Ты хочешь что-то сказать про Помилку? — насторожился я.
— Све... све... све...
— Не понимаю.
— Све... све... све...
Я попытался помочь:
— Свет? Свечка? Сверчок? Светофор? Сверстник?
— Све... све...
— Сверло? Священник? Свежий?
— Сверх... — наконец выдавила из себя Чика.
«Это какая-то бесконечная шарада», — чертыхнулся я про себя, вытирая пот со лба.
— Чика, я не понимаю, что ты хочешь сказать, — чуть не плача, пролепетал я. — Что еще за сверх? Сверхновый? Сверхсекретный?
Тут она сжала зубы, напряглась, превозмогая боль, приподняла голову и выдохнула:
— Сверхсталь.
И отошла в мир иной.
Мы сидели в круглосуточной кафешке. Я, Фидель и Циклоп пили кофе из полосатых бумажных стаканов, а Помилка и Профи потягивали из трубочек молочные коктейли, их стаканы были из красного пластика с прозрачными купольными крышками.
Мужская часть компании была погружена в свои не очень-то веселые думы. Только девчонки же весело перемигивались и похохатывали.
Несмотря на поздний час, народу в кафешке было прилично. Церера-сити — ночной город, настоящая жизнь здесь начинается после захода солнца, а утром народ в основном отсыпается: кто в гостиничном номере, а кто и в сточной канаве.
Тишину нарушила Профи:
— Может пончиков закажем?
— Как ты вообще можешь думать о еде? — укорил ее мутант.
— Вообще-то я проголодалась... Ну так что, все будут пончики? — она поднялась, намереваясь идти к прилавку.
— Да, — мрачно ответил я за всех.
— А с какой начинкой?
— Возьми на свое усмотрение.
— Тогда я возьму три с апельсиновым джемом, три со сгущенкой, шесть простых и еще три бэби-пончика для Помилки. Всех устраивает?
— Да. Иди уже.
Профи протянула мне руку ладонью вверх и пошевелила пальцами:
— Деньги.
Я выудил из кармана несколько купюр.
— Тогда я еще возьму что-нибудь выпить. Представьте, тут у входа есть торгомат, где продают бухло. Никогда такого не видела!
— Это Церера-сити, детка, — кисло улыбнулся я.
Когда она ушла, минуты мы продолжали сидеть молча.
Я раз за разом прокручивал в голове кадры с умирающей Чикой и думал: «А когда на смертном одре буду лежать я, кто будет держать меня за руку?»
Из задумчивости нас вывело возвращение Профи. Карман ее штанов оттягивал какой-то предмет. Скорее всего, стеклянная фляжка с пойлом.
— Пончики принесут через пять минут.
Как я и предполагал, она достала из кармана плоскую трехсотграммовую бутылочку бренди и влила немножко в свой стакан с коктейлем. И у нас спросила:
— Кто-нибудь будет?
Фидель залпом допил кофе и протянул стакан.
— Мне самую капушку.
— Проныра? — хитро щурясь, обратилась ко мне Профи.
— Издеваешься?
— Нисколько.
— У меня же завязка.
— Ну может, развязался, кто тебя знает.
— Нет, не развязался, — отрезал я.
Циклопу не предлагали. Да он и не стал бы.
— Все, надеюсь, помнят, что сказала Чика перед смертью? — вдруг спросила Профи. И сама же напомнила. — Она сказала: «Помилка, мол...уяз...». А еще она сказала: «Сверхсталь».
— Наверное, это был предсмертный бред, — предположил я.
— Я тоже так думала. Но сейчас, когда я покупала бренди, меня вдруг осенило. «Мол» — значит молнии! «Уяз» — уязвимость, ну или уязвимое место. А «сверхсталь», она и на Церере сверхсталь.
— И что?
— Помилка, молнии, уязвимость, сверхсталь... Ну же! — подбадривала она наши мозги.
Я высунул язык и издал неприличный звук. Помилка хихикнула и повторила за мной.
— Помилка, деточка, никогда так не делай. Это неприлично, — пожурила малую Профи, а мне сказала. — Попрошу впредь не делать так при ребенке.
— Слушаюсь, мамочка, — невольно улыбнулся я.
— Что ж, если вы все такие тугие, объясню, — не стала тянуть кота за хвост Профи. — Сверхсталь — уязвимое место Помилки!
— И-и-и? — вопросительно уставился я на нее.
— Сверхсталь ослабляет суперсилы Помилки.
— Суперсилы? — услышав знакомое слово, встрепенулся Циклоп.
До меня наконец дошло.
«Вот оно как! А мы-то все думали, почему малая престала нам помогать?! Сверхсталь, значит».
— Сверхсталь делают из динамиевой руды, которую добывали на Сиротке, — уже вслух размышлял я. — Там же каждый сантиметр завален пустой породой из динамиевых шахт! А клетка, куда заточил Миру и Помилку Чучельник, была сделана из сверхстали. И только когда он освободил ее, малая включилась! А силовой купол, окружавший Форт, насколько я помню из занятий в летке, включает в себя наночастицы сверхстали.
— А почему Помилка не помогла нам в подвале? — задал резонный вопрос Фидель.
— Во-первых она была связана. А во-вторых...
Профи взяла Помилку за запястье и показала нам ее браслет-головоломку. Шарик внутри имел зеленоватый оттенок.
— Надеюсь, вам не нужно объяснять, из какого сплава изготовлена эта дробинка?
— Да, Чика все предусмотрела, — признал Фидель.
— Выходит, сверхсталь — это криптонит для Помилки, — задумчиво проговорил мутант.
— Криптонит?
— Криптонит — это минерал, который ослабляет силы Супермена, — объяснил Циклоп.
— Это что-то из комиксов? — уточнила самый сообразительный член нашей команды.
— Ну да. Из очень старых комиксов.
— Погоди, я, кажется, вспомнила, — сказала Профи. — Супермен этот тот тип, что носил трусы поверх трико.
— Он самый, — кивнул я.
— Никогда не понимала этой темы.
Посвящавшись, мы решили пока не снимать браслет с запястья Помилки. Так. На всякий случай.
Я жевал свой пончик со сгущенкой. На вкус он был как подметка, обваленная в сахаре. То ли дело пончики из моего детства! У нас в Старо-Глушанске на пересечении улиц Азимова и Саймака стояла пончиковая под названием «Глазировочка». О, что там были за пончики! Пальчики оближешь. А молочные коктейли — это просто бомба. Нигде я не пил такого вкусного клубничного милкшейка. Хотя, конечно, в детстве все кажется вкусным. Но и вкусы с возрастом меняются. В детстве тянет на сладкое, а когда ты взрослый — на крепкое.
Алкоголь мне понравился с первого раза. Моей первой выпивкой было пиво. Помню, мне лет десять, и батя дал отведать золотистого напитка с пенной шапочкой, который сам он вкушал с таким удовольствием. Пиво называлось «Фобос. Светлое». Недорогое, очень плотное, с резким хмельным духом. Раньше оно продавалось по всей Системе, но по каким-то причинам его сняли с производства. А жаль, пойло было просто отпадное.
Еще было хорошее пиво под названием «Ломовое». Душистое и крепкое. Не такое крепкое, как «Кувалда», но тоже хорошо било по мозгам. «Ломовое» продавалось в магазинах до сих пор. Я видел его на Церере. Только размер тары уменьшился. Раньше оно продавалось в поллитровых бутылках, а теперь стало разливаться в маленькие банки объемом ноль тридцать три. В мое время был еще вариант в пластиковых полторашках. Но в пластике «Ломовое» было больно ядреным.
А вот снеки я никогда особо не любил. Чипсы, орешки, сухарики — это не мое. Ну разве что такие длинные копченые колбаски. Забыл, как они называются. Очень пряные и жирные. Еще были такие штуки вроде воздушных шариков, посыпанных солью. Тоже ничего.
Кстати, если я соберусь писать книжку, то надо будет договориться с брендами, которые я укажу. Ради хорошего куша я могу сделать пьющим и главного героя. Меня. Пусть всю дорогу хлещет «Ломовое» или «Кувалду». Деньги не пахнут!
— Проныра! В каких облаках ты где витаешь? — крикнула Профи мне в ухо.
— Да вот батю вспомнил.
— Где он сейчас?
— Умер.
— Скучаешь по нему?
— Да как сказать... Не особо, — ответил я и тут же сделал себе выговор.
Так говорить о родном отце при ребенке... Помилка сидела слева от меня в чудо-кресле, которое мы, разумеется, забрали, уходя от ботанов, и с аппетитом уплетала свои бэби-пончики. Вряд ли она поняла смысл моих слов, но все-таки надо следить за помелом...
— Начальник, надо искать гостишку, не всю же ночь нам здесь торчать, — сказал Фидель.
— Да поспать бы нам не помешало, — согласился я и, остановив проходящую мимо официантку с синими волосами, задал соответствующий вопрос.
— Выйдете из дверей, пойдете прямо, никуда не сворачивая, и увидите вывеску «Доступный отдых», — бросила она и умчалась выполнять свои рабочие обязанности.
— В гостинце с таким названием, наверное, водятся крыланы, — скривилась Профи.
— Главное, чтобы там не водились фараоны, — сказал я.
— И чтобы на дверях стояли замки, а то я уже давно маску не снимал, боюсь, как бы латекс к коже не прирос, — добавил Циклоп.
В тот вечер мы влипли еще в одну переделку.
По пути нам попался роскошный розовый лимузин, припаркованный под квадратным рекламным щитом, мигающим разноцветными огнями. На щите была изображена грудастая кокетка, а сверху написано: «Дивизия развлечений».
На капоте тачки стояла батарея пивных бутылок и большой баскет с жареными крыльями. Все это поглощали трое, судя по внешнему виду, местные сутенеры. Высокие чернокожие парни в шубах, с ног до головы увешанные брюликами. Они о чем-то оживленно беседовали и смеялись. Заводилой был самый длинный из них, который громче всех гоготал и выразительно жестикулировал.
Когда мы проходили мимо, длинный крикнул:
— Эй, парни, почем девочек брали?
— Не обращайте внимания. Спокойно идем дальше, — шикнула на нас Профи.
И тут нам вслед полетела пивная бутылка. Она приземлилась аккурат в полуметре от чудо-кресла с Помилкой и разлетелась на сотни осколков.
Фидель остановился и повернулся к парням.
— Слышь, ты, козел, что это сейчас было? — прикрикнул на сутенера старьевщик.
Длинный сразу сделался серьезным:
— Эй, bastardo*, ты это кого козлом назвал?
— Тебя!
— Да ты знаешь, с кем разговариваешь? Я — Илюша Гогенцоллерн-Зигмаринген, король сорок третьей и Бродвея!
— А я — Фидель, старьевщик с Сиротки!
Профи потянула его за рукав:
— Не лезь, пойдем.
Я знал, что Фидель не робкого десятка, но таким видел его впервые. Обычно он вел себя крайне осторожно и не лез на рожон, а тут его словно подменили.
— Да я тебя в бараний рог согну, козел! — бушевал старьевщик.
— Это кто еще кого согнет! — Илюша Гогенцоллерн-Зигмаринген вынул из кармана шубы нож.
Так же поступили и его дружки.
Намечалось что-то очень нехорошее. Но положение спас Циклоп.
— Я разберусь, — сказал он и выдвинулся вперед.
— Только в этот раз постарайся обойтись без откусывания голов, — попросил я.
Мутант резко сорвал латексную маску, явив сутенерам свое истинное обличие.
Результат превзошел все ожидания. Всех троих вмиг как ветром сдуло.
Гостиница «Доступный отдых» оказалась точно такой, какой я ее себе и представлял. Замызганная, пропитанная вековой вонью. Старые желтые обои свисали со стен лохмотьями, полы чернели от грязи, под ногами шмыгали тараканы.
Имелось только два свободных номера, оба двухместные. Каждый стоил как хороший люкс на Каллисто. Но, что поделать, это Церера-сити, цены здесь кусаются.
В один заселились Профи с Помилкой, а нам пришлось располагаться втроем. Это было не по правилам гостиницы, и мне пришлось дать портье на лапу. Он оценил свою услугу в двести кредов. В двести, мать их, кредов! Да раньше за такие деньги я мог знатно покутить в баре!
Ясен пень, все мы зарегистрировались под вымышленными именами. Я обозначил себя как Гудвин, мутант стал Страшилой Мудрым, Фидель — Железным дровосеком, Профи — Тотошкой, а Помилку я назвал Элли. Был бы с нами отец Никон, я бы окрестил его Смелым львом. А для Миры подошло бы имя Стелла. Так звали добрую волшебницу Розовой страны.
— Если что-то понадобится, обращайтесь. В номере есть стационарный телефон. Чтобы меня вызвать, просто нажмите циферку «шесть». Мое имя Тайгер, — сообщил, улыбаясь, портье.
Это грозное имя больше подошло бы боксеру или борцу, но никак не ему, худощавому юноше с румянцем и зализанными назад волосами. Тайгер был одет в серые брюки и серую же рубашку с коротким рукавом. На груди висели два значка. На одном изображался черный крест — символ экуменистической церкви, на втором красовалась надпись: «Быть добру».
Наш номер оказался не таким уж плохим. Две кровати, душевая кабина с горячей водой и телевизор. Ввиду банального отсутствия третьего спального места кровати пришлось сдвинуть. В тесноте, как говорится, да не в обиде.
— Ну и как тебе гостишка? — поинтересовался я у Циклопа. — Роскошное местечко, правда?
— Что я, гостиниц не видел?
— Да? И где же?
— У меня на Сиротке была уйма времени, чтобы познакомиться с вашим миром.
— Ну одно дело увидеть на картинке или видео посмотреть, а другое — пощупать.
Я демонстративно надавил рукой на матрас и оттуда сразу вылезла пружина. Мутант отреагировал ехидным смешком.
Замечу, что он довольно быстро адаптировался к местным условиям и уже давно ничего не боялся. Может, и вправду помогли знания, а может, у него на подкорке сохранились какие-то воспоминания о пребывании в цивилизации... Не знаю, да и вряд ли узнаю когда-нибудь.
Тем временем Фидель врубил телевизор. Ящик был старым и пыльным, изображение не транслировалось, только звук. Шло какое-то политическое ток-шоу.
— В чем, на ваш взгляд, подоплека беспорядков на Марсе? — вкрадчиво-холуйским голосом вопрошал ведущий.
— В моральном разложении. Кучка бессердечных варваров попросту забыла заповеди. Им невыносимо мыслить о том, что они в проигрыше. Играй они по правилам, их жизнь обрела бы смысл, — отвечал ему собеседник.
Этот голос я бы узнал из тысячи. Елейный, немного ленивый. Так говорил наш президент.
— Выключи ты эту шарманку, — попросил я Фиделя.
— Как скажешь, начальник, — он щелкнул на пульте кнопку.
Зазвонил телефон. Я поднял трубку. На другом конце провода был портье Тайгер:
— Вам ничего не нужно?
— Нет, спасибо.
— Алкоголь? Девочки? Наркотики? — не успокаивался сотрудник.
— Я же ясно сказал: ничего не надо.
— Все, что пожелаете, любая дурь: стимуляторы, барбитураты, галлюциногены, трава.
— Нет, спасибо, — с нажимом сказал я.
— Тогда могу предложить вам билеты на новый анти-мюзикл «Все это и мировая война». Очень популярное представление, билетов нет ни в одной кассе.
— Анти-мюзикл? Это как?
— Ну как обычный мюзикл, только без музыки, песен и танцев.
— То есть это просто спектакль?
— Формально да. Так сколько билетов вам нужно?
— Нисколько.
— Тогда, может, хотите подключить порно-канал? Не вопрос, я устрою.
— На хер пошел, фаплап, — не выдержал я и бросил трубку.
Фидель осуждающее покачал головой:
— Зря ты так, начальник. Парнишка крутится как может. А ты...
— Сдался мне твой парнишка. Нам о другом думать нужно, — резко ответил я.
— Вот-вот! Нужно сматываться с Цереры. А то здесь мы как на ладони, — поддержал меня Циклоп, который уже улегся на кровать и втирал в кожу лосьон, обнаруженный в душевой комнате.
— Но как? — спросил Фидель. — В космопорт нам путь заказан. Только сунемся и сразу заметут.
— Делать нечего, придется подключать тяжелю артиллерию, — задумчиво протянул я.
— Ты про Норико? — догадался Циклоп.
— Про нее.
* bastardo — ублюдок (рато.)
Сколько бессонных ночей я провел в таких вот гостишках, не сосчитать! Эти клоповники славились тонкими стенами и несмолкающим шумом. Жизнь в номерах бурлила с утра до ночи. Проститутки с их клиентами, наркоманы, горе-игроки и пьяницы спешили поскорее прожить свои никчемные жизни. Все происходило под аккомпанемент стонов, громкой музыки, криков и непрекращающейся ругани.
Но гостиница «Доступный отдых» меня приятно удивила. Здесь не орали, не били посуду, а по коридорам не шастали похожие на зомби торчки. Только иногда за стенкой смурной мужской голос пел по полчаса одно и то же: «Сижу на полу хмурый, хмурый». Но пел он так тихо, что это нисколько мне не мешало.
И все же спал я плохо, беспокойно. Всю ночь ворочался с боку на бок. О причинах, видимо, нетрудно догадаться. Связываться с Норико уж очень не хотелось. С нашей последней встречи прошло немало лет. Да и расстались мы, мягко говоря, не очень хорошо. Но деваться было некуда — нужно спасать свою и своих подчиненных шкуры.
Подчиненные, хм-м. Не люблю я это определение. Да и к моим раздолбаям оно не шибко подходит. Кто из нас кому подчинится в критический момент, вопрос сложный. А вот называть себя командиром мне нравится. «Командир» — это не какой-нибудь там вшивый «руководитель» или «начальник». «Командир» — это звучит гордо. Но плохо, когда командир трус. Да-да, я говорю про себя.
Признаюсь, я боялся Норико. Вернее сказать, Клешни, как ее прозвали за твердый характер и крепкую деловую хватку. Ни для кого не являлись секретом их общие дела с межпланетным преступным синдикатом «Гаррота», и мыcли об этом не прибавляли мне храбрости.
На Сиротке я вспоминал о Норико с нежностью и ностальгией. Представлял, как мы однажды встретимся, о чем станем говорить, над какими шутками смеяться. Но теперь мне было не до смеха. В голове охотно воскресли травмирующие воспоминания о расправе, которую учинили надо мной головорезы, которых подослала Норико.
И тогда я вспомнил слова полковника Годара про массаж. Про то как хорошо он снимает стресс и успокаивает нервы. Что греха таить, раньше под словом «массаж» я понимал нечто совсем другое, но за неимением лучшего сгодился бы и классический вариант.
А для этого мне было необходимо чудо-кресло.
Стояло ранее утро. Фидель и Циклоп еще спали. Я вышел из нашего номера и постучался в дверь к Профи. Она открыла босая, заспанная и помятая:
— Ты чего это с утра пораньше?
— Мне нужен массаж, — сходу заявил я.
— Что ты сказал? Повтори, я не расслышала.
— Мне нужен массаж.
Профи вспыхнула, как подожженная спичка:
— А ты часом не офигел?
— Ты меня неправильно поняла. Мне нужна Нора. Она прекрасно делает массаж.
— Ах, Нора. Это та, которая живет в чудо-кресле? Так она временно не у дел. Там надо аккумулятор поменять, ты что, забыл?
— Забыл.
— А зачем тебе массаж?
— Да хотел немного расслабиться...
Профи протяжно вздохнула:
— Все у вас, у трезвенников, не как у людей. Ладно, будет тебе массаж. Сама сделаю. Только без глупостей!
— Понял. Принял.
Профи вынесла из номера стул и поставила его посреди коридора:
— Падай.
Я сел. И тут начались настоящие мучения, а от ее щипков на коже оставались самые настоящие синяки. В общем, полученную процедуру я бы оценил на «кол». В какой-то момент я не выдержал и резко сказал:
— Хватит!
— Тебе не понравилось? — искренне удивилась Профи.
— Ну что ты, наоборот. Все было просто отлично. Но на сегодня достаточно.
Чмокнув ее в щечку, я, поглаживая плечо, скорым шагом направился к лестничному пролету. Несмотря ни на что, «массаж» немного успокоил мои нервишки, и я чувствовал себя уверенней.
Выскочив из гостиницы, я купил в ближайшем магазине одноразовую мобилу и набрал Норико. На мое счастье номер не поменял владельца.
Опасения, что после первых же сказанных мной слов в трубке раздадутся гудки, оказались напрасными. Норико была приветлива и, как мне показалось, даже ждала этого звонка. Мы договорились встретиться в полвторого у нее в квартире на площади Ефремова.
— Я буду не один.
— Знаю.
Видимо, она следила за последними событиями.
— Где вы находитесь, я пришлю за вами... — начала было она, но оборвала себя. — Впрочем, не говори, мало ли... Сами доедете. Охрану предупрежу о вашем приходе. Адрес ты помнишь, надеюсь?
— Угу.
Еще бы я не помнил. Наша квартира на Ефремова! Сколько незабываемых ночей мы провели в этих апартаментах. Четырехкомнатное жилье в центре Церера-сити купил покойный муж Норико Акихиро Ооно. Славное местечко. Не будь я дураком, жил бы там до сих пор.
Завершая разговор, Норико сказала, чтобы я на всякий случай скинул мобилу.
— Сделаю, — ответил я и мы попрощались.
Мобила попалась крепкая. Все попытки разбить ее о стену привели лишь к тому, что кокнулся экран. Короче, пришлось постараться и попотеть, прежде чем удалось окончательно раздолбать это чудо техники.
Путь до площади Ефремова был не близким. А транспорт в этот день не ходил, потому что во всей Системе бастовали водители. И Церера не стала исключением. Так что нам пришлось пройтись пешком.
Но это никого не расстроило. Времени у нас было навалом, да и погодка располагала к прогулкам. По пути Профи забежала в магазин электротоваров, купила новый аккумулятор и сразу же включила Нору.
Я сразу же обратился к чудо-креслу:
— Нора, ты кого больше любишь, папу или маму?
Вопрос, конечно, идиотский. Но надо же было с чего-то начинать.
— Я не человек и у меня нет ни папы, ни мамы, — зажурчал нежный девичий голосок.
— А знаешь, кто я?
— Знаю. Вы — Проныра.
— Вообще-то меня зовут Вук.
— В списке пользователей вы указаны как «Проныра», — возразила Нора.
— А я сам не могу выбрать себе имя? — спросил я у Профи.
— Нет.
— Почему?
— По кочану.
— Не хами. Мне просто неприятно, что какое-то там кресло зовет меня так.
— И как же ты хочешь, чтобы к тебе обращались? Хозяин? Господин? Или просто царь?
— Ну уж точно не Проныра, — заметил я.
— Слушай, оставь свои хотелки при себе. Ты — Проныра. Она — Помилка. Я — Профи. Эти двое — Фидель и Циклоп. Все просто и ясно.
«Ну что за вздорная бабенка! И на пустом месте может раздуть скандал! — мысленно чертыхнулся я. — А ведь я строил на нее планы. Нет, ну ее на фиг».
Профи достала из кармана чекушку, на сей раз водки, свинтила пробку и сделала глоток из горла.
— Брр, — поморщился я. — Как ты ее пьешь? Да еще и на пустой желудок.
— Пью я залпом. А про пустой желудок ты зря. Мы с Помилкой позавтракали сэндвичами из гостиничного торгомата, а еще Тайгер угостил нас шоколадкой.
— Тайгер? Портье?
— Он.
Я состроил недовольную физиономию:
— Отвратительный тип. Он вам, кроме шоколадки, больше ничего не предлагал?
— Например?
— Например, вмазаться или подкурить дурман-травы.
— Мы, кажется, говорим о разных людях...
— Ваш Тайгер был в серой рубашке со значком «Добро случается»?
— «Быть добру», — поправила Профи.
— Неважно. Значит, это один и тот же человек. Гадкий и мерзкий мальчишка.
— А мне он показался милым.
— И зря.
— Сам-то ты тоже не ангел.
— И что с того?
— И ничего! Порой ведешь себя, как настоящий козел!
— Это гены, — не без гордости ответил я, хотя гордиться здесь было нечем.
Добрались мы без приключений. Жилой комплекс, в котором располагалась квартира Норико состоял из четырех многоэтажек. Верхняя часть зданий была стилизована под старинный замок с остроконечными башенками, а облицовка имитировала каменную кладку. Во дворе имелись парковка и уютный садик, а сами дома окружал высокий металлический забор с острыми пиками.
Мускулистый охранник в синей униформе без проблем пропустил нас, едва я сообщил, к кому мы идем. Грузовой лифт поднял нас на последний этаж.
Меня ощутимо потряхивало. И это был не нежный трепет влюбленного сердца. Я всерьез побаивался той, к кому мы шли, поскольку от нее можно было ждать чего угодно.
Когда мы оказались у двери, я не смог выбрать, что мне сделать: нажать кнопку звонка или постучать в дверь. Просто стоял и потирал вспотевшие руки.
— Нервничаешь? — заметила мое волнение Профи.
— Есть такое.
И она сама нажала кнопку звонка.
Дверь автоматически распахнулась, и мы вошли внутрь.
Просторный холл встречал мягким пастельным тоном стен, квадратным паркетом и большим зеркалом.
— У вас нужно разуваться? — спросила Профи и уже приготовилась нагнуться, чтобы развязать шнурки на кедах.
— Проходите в обуви, — прозвучал красивый, чуть надломленный женский голос.
Мы вошли в зал. Обстановка была самая простая: столик с несколькими бутылками минералки, длинный диван, пара кресел, этажерка, на которой беспорядочно лежали книги, скромная плазма на стене и большая, похожая на ракету, лавовая лампа.
Норико была не из тех богатеев-показушников, что захламляют свои жилища антиквариатом и другими дорогими штучками-дрючками. Она предпочитала аскетичный интерьер и ценила свободное пространство.
Норико встретила нас с бокалом виски в руке.
Выглядела она шикарно. Ни капли не изменилась с нашей последней встречи. Точеная фигурка, милое личико с тонкими азиатскими чертами, в движениях было что-то кошачье, а в глазах горел холодный огонек. Ей идеально подходили брючный костюм темно-синего цвета и туфли-лодочки. Свои роскошные каштановые волосы Норико скрутила в пучок и закрепила шпильками.
— Здравствуй, — изобразив улыбку, произнес я.
— Привет, Вук, — спокойно, будто мы виделись только вчера и между нами ничего не произошло, сказала она.
Мои страхи разом потухли, но я все еще был настороже.
Норико отпила из бокала, обвела отсутствующим взглядом всю нашу компанию и указала на диван:
— Располагайтесь.
Мы присели.
— А теперь расскажите, что у вас произошло. Только давайте по существу. Без лирики. Представляться не надо, я уже прочитала полицейские сводки и навела о вас кое-какие справки. Кто будет говорить?
Вызвался я.
Рассказ длился недолго. Несколько раз Норико прерывала меня, чтобы уточнить ту или иную деталь. Но чаще просила опустить подробности, поясняя: «Я в курсе». А известно ей было многое. И про наше житье-бытье на Сиротке, и про побег с секретной базы, и даже про трупы в общине ботанов. Где она нарыла эту информацию, одному богу известно. Больше всего Норико расспрашивала про загадочный шар и Помилку. Я рассказал все, что знаю, но решил пока умолчать об опасности сверхстали для девочки.
Интерес Норико был неудивителен и объясним. Но вот во что выльется это отнюдь не праздное любопытство? Впрочем, иного пути у нас все равно не было. Оставалось держать ушки на макушке.
Когда я закончил свой рассказ, Норико извинилась, сказав, что ей нужно сделать деловой звонок и вышла на кухню. Вернувшись, она залпом допила свой виски и спросила:
— Значит, говоришь, за вами охотится полковник Годар?
— Ты его знаешь?
— Знаю. Довелось общаться. Он как-то наведался ко мне в офис. Искал финансирование для своей организации, как там ее... Юля, Света, Анжела...
— АНЯ, — тихонько подсказал Циклоп.
— Точно. АНЯ. Как вспомню этого старикана, так сразу в душ хочется. Отмыться от его сальных взглядов. А его сынишку видели?
— Сынишку?
— Да. Он приперся в «ОоноКорп» со своим отпрыском. Нервный такой паренек с гадкой рожей по фамилии Пятеркин.
— Спецагент Пятеркин — сын полковника Годара? Вот те на! — присвистнул я.
А потом вспомнил, что старикан действительно рассказывал о том, что у него есть сын. У них там что, семейный подряд?
— Этот полковник Годар реально болен головой, — продолжала Норико. — Рассказывают, что, когда он был в экспедиции в Гималаях, то пристрастился к шаманским грибам и после этого поехал крышей. Мне он рассказывал, что видел Шамбалу и священную гору Пэнлай, а дома у него живет настоящий гремлин.
Я взял со столика бутылку минералки, открыл и сделал глоток. Пузырьки ударили в нос, я едва не чихнул, но удержался.
— А про снежного человека он ничего не рассказывал? — поинтересовался я.
— Рассказывал. Это его конек.
Норико улыбнулась мне, я улыбнулся ей в ответ. На душе вдруг стало тепло, и я подумал, что, может быть, зря наговаривал на нее?
— Ладно. Мне пора, — вдруг спохватилась хозяйка. — Из дома попрошу не выходить, все, что нужно, вы найдете здесь. В холодильнике — еда и напитки. Если кому-то захочется выпить, на кухне, в шкафчике, бутылка виски и вино. За свою безопасность можете не беспокоиться. Я недавно выкупила этот жилой комплекс. Тут моя тихая гавань, все дома пустуют, никакой прослушки и видеокамер. Так что можете расслабиться. Вук, ты меня проводишь?
Я поднялся с дивана и пошел за ней следом. У входной двери мы смогли немного поговорить.
— Ну а как ты вообще? Как дела? — спросил я.
— Да нормально.
— Как родители?
— Все хорошо. Папа оставил адвокатскую практику и увлекся дайвингом.
— Ого! А сколько ему уже годков?
— В этом году будет девяносто три.
— А не опасно в его-то возрасте?
— Я ему то же самое сказала, но он у нас упрямый. Говорит, что для настоящего самурая не существует слова «опасно».
— А мама как?
— Как обычно, вся в уборке и в готовке. Открыла для себя среднеазиатскую кухню. Теперь ее фирменные блюда — это манты, самса и бешбармак. Знаешь, что такое бешбармак?
Я вскинул плечами.
— Блюдо из отварной баранины, лапши и лука, — пояснила Норико.
— Звучит аппетитно.
— На вкус тоже ничего.
От такой тихой и спокойной беседы я на какое-то время забыл про свои злоключения и вернулся в прошлое, в котором были только я и Норико. Я прекрасно понимал, что это иллюзия, скоро все закончится, но так хотелось еще хотя бы на секундочку продлить момент...
— А как твой бизнес? — поинтересовался я.
Норико нахмурилась:
— Хотелось бы сказать, что все хорошо, но, увы, это не так.
— Фараоны или «Гаррота»?
— Второе. В последнее время эти мрази совсем оборзели. Ходят в мои заведения, как к себе домой. Жрут, пьют, играют на рулетке и ни гроша за это не платят. А если требуешь заплатить, то сразу лезут в драку. Их хлебом не корми, дай в человека ткнуть бутылочной розочкой. Особенно борзеет одна кодла — Арт, Лоб, Пухлый и Зельц.
Я не удержался от того, чтоб хихикнуть:
— Зельц? Что еще за кличка такая?
— Ему в прошлом году пересадили свиное сердце, когда родной мотор от наркоты накрылся. Этот — самый паскудный из всех. Настоящий черт. Его я бы собственными руками удавила.
— Так в чем же дело?
— А в том, — Норико взяла на тон выше, — что они там, в этой своей «Гарроте», почти все — чьи-то родственники. Тронешь одного — тронешь всех. Так что мне только и остается, что покрепче сжать зубы и терпеть.
Из моих рук выскользнула бутылка, и минеральная вода растеклась по полу.
— Гадкий мальчишка. Весь пол извазюкал, а люди, между прочим, убиралась, — с напускной строгостью сказала Норико.
На моем лице сразу расцвела улыбка. «Извазюкать» — это было наше с ней словечко.
— Ладно, я пошла. Ведите себя хорошо.
— Ты бы на себя в зеркало посмотрел, начальник, — порекомендовал Фидель.
— А что такое?
— У тебя такое выражение лица, словно ты обкурился.
— Это улыбка счастливого человека, Фидель. Я просто рад, что мы наконец в безопасности, — пояснил я.
— Ну-ну, в безопасности, — причмокнула Профи.
Она уже отыскала бутылку виски, нацедила полстакана и теперь употребляла напиток маленькими глоточками.
— Я не понял, что тебя не устраивает? — несколько раздраженно спросил я.
— Не доверяю я этой курице.
— Фу, как неприлично. Человек нам помог, пустил в свой дом, а ты?
— А что я? Я просто высказала свое мнение, — сказала Профи и как бы невзначай напомнила. — Мы как-никак в бегах, поэтому не стоит расслабляться.
— А кто здесь расслабляется?
— Ты! Стоило тебе увидеть свою... знакомую, как ты сразу потек, как эскимо на солнышке.
— Неправда!
— Правда! Ты сейчас думаешь другим местом. И это место точно не голова.
— Ты просто ревнуешь!
Профи сделала вид, что подавилась, и прикрыла ладошкой рот:
— Я ревную?
— Да! Ревнуешь, — я сложил узлом руки на груди.
— Вот еще! Очень нужно!
— Прекратите ссориться! — вмешался Циклоп.
К этому времени он уже снял маску и сейчас, блаженно зажмурившись, наслаждался свободой.
— Да мы и не ссоримся вовсе, — сказал я.
— А что это такое, если не ссора?
— Небольшое недопонимание.
Мутант задумался, а потом сказал:
— А вообще я согласен с Профи.
— Так. Да вы что, все сговорились? — напрягся я. — Фидель, а ты что скажешь?
Старьевщик был занят бутербродом с сыром и ответил лишь после того, как прожевал очередной кусок:
— Я скажу, что надо было пушек намутить. Мир, он, конечно, не без добрых людей, но злых всяко больше на этом свете.
— А вот виски у твоей крали просто обалденный, — оценила Профи. — Наверное, стоит бешенных денег.
В поисках хоть какой-то поддержки, я бросил испытующий взгляд на Помилку. Малая стояла у лавовой лампы и завороженно наблюдала, как внутри светильника вальсировали разноцветные масляные шарики.
Само собой, она мне ничем не помогла.
«Да это мятеж! Натурально бунт на корабле! — подумалось мне. — Надо что-то срочно предпринять, иначе эта компашка выдаст мне черную метку, и тогда плакало мое капитанство».
— Не забывай про Нору, — не унималась Профи. — Мы еще ее мнения не спрашивали. Она ведь теперь тоже в нашей банде. Итак, Нора, что ты думаешь о Норико?
— Вы говорите о той девушке в костюме? — откликнулось кресло.
— О ней.
— Судя по моими сведениям, Норико Ооно может быть опасна. Ее неоднократно уличали в связях с «Гарротой» и неуплате налогов.
— Ай-яй-яй. Как нехорошо обманывать государство, — цыкнула Профи. — А про бандосов я вообще молчу... Неужто тебя не учили, что очень опасно играть с ребятами из плохой компании?
Все это стало меня порядком напрягать.
— Пойду сделаю себе бутер, — сказал я и двинулся на кухню.
Настроение было испорчено вконец. Оставалось только заесть стресс.
— И мне сделай! — попросил Циклоп.
— С чем тебе?
— С арахисовым маслом и джемом. Я читал про такой на Сиротке, жутко хочется попробовать.
Но тут кто-то позвонил в звонок двери. Я как находящийся ближе всех отправился открывать.
«Наверное, Норико. Забыла что-то», — подумал я и немножко прибодрился.
Ее общество было мне весьма приятно.
— Кто там? — весело пропел я и, не дожидаясь ответа, открыл дверь.
Тотчас мой нос встретился с огромным татуированным кулаком.
Удар был не слишком сильным. Кровь из носу не пошла, но в глазах сразу потемнело, и я на время потерялся в пространстве.
— Что за на?! — засипел я.
— Закрой хлеборезку! — приструнил меня грубый голос.
Следом чья-то рука схватила меня за шкирку и поволокла вперед, а затем швырнула на пол.
Когда в глазах прояснилось, я увидел трех незнакомцев. Молодые ребята, которым нет еще тридцати. Долговязый парень, чье лицо полностью покрыто татуировками. Бородатый толстяк в черных очках. И лобастый блондин с прыщавыми щеками. Все трое одеты в дешевенькие костюмы, мятые и замызганные. В руках они держат бластеры, направленные на нас.
За моей спиной на диване сбились в кучу Профи с Помилкой, Фидель и Циклоп.
— А ну не двигаться! Приросли к месту! Одно движение — и вы трупы. Стреляю без промаха и без предупреждения, — трубно провозгласил татуированный.
Он слегка потряс бластером и приказал мне:
— На диван! Быстро!
Я присел рядом с Фиделем.
—Damne! Настоящий мутант! — с мальчишеским восторгом воскликнул лобастый.
Маска детектива Форсети лежала у Циклопа на коленях. Он не успел ее нацепить и теперь выглядел растерянным.
— Ненавижу мутантов! — брезгливо произнес татуированный.
— Да ты всех ненавидишь, Арт, — гыгыкнул лобастый.
— Мутантов я ненавижу особенно.
— Почему? Тебя что, в детстве покусал одноглазый урод?
— Нет. Просто так ненавижу. Не раздумывая бы, его завалил.
— Пасть свою завали лучше. Эти гаврики денег стоят. Впрочем, если ты хочешь пожертвовать своей долей, базара нет, — флегматично заметил толстяк.
— Если бы не долги, я бы это животное, не раздумывая вальнул, — в голосе татуированного прозвучали нотки сожаления.
Лобастый почесал стволом переносицу:
— Кстати, о животных. А где Зельц?
— С охранником завис, — ответил татуированный.
— Наш хрюня завел себе нового друга?
— Зельц срисовал у него на пальце золотую гайку. Пытается снять.
Хлопнула дверь и в комнату вошел еще один персонаж. Он был прикинут, как какой-то гаучо. Клетчатая рубашка; поверх рубашки жилетка, на шее красный платок, светлые брюки заправлены в высокие сапоги, на голове черный берет. Казалось, он не замечал ничего вокруг. Тип завороженно пялился на золотую печатку на указательном пальце и странно шевелил губами, словно бы молился или читал заклинание.
«Ага! Да ведь это те самые бандосы, о которых говорила Норико! — догадался я. — Расписной злыдень — Арт. Флегматичный толстяк — Пухлый. Псевдогаучо — Зельц. А лобастый весельчак — соответственно, Лоб. Все сходится».
Не сказать, чтобы я часто пересекался с бандосами из «Гарроты», но такие встречи имели место в моей жизни. В общей массе это были гнусные подонки с одной извилиной в мозгу. И незваные гости в полной мере соответствовали такому образу.
— Зельц, ты можешь поживее шевелить булками? — прикрикнул Арт.
Тот сразу отвлекся от своей сорочьей радости, достал из-за спины бластер и нехотя направил на нас:
— Не обессудьте, пацаны, этот bastardo меня совсем вымотал.
— Как-то это двусмысленно прозвучало, — хмыкнул Арт.
— Чего?! — уставился на него Зельц.
— Шутка.
— Не шути так больше, а то будешь запевалой в хоре кастрированных мальчиков.
Зельц вытер пот со лба.
— Реально запарился. Пришлось палец у него отнять. Вон, весь кровью перемазался.
Он оттянул рубашку, на груди и вправду виднелись рыжеватые брызги.
— Такую шмотку запорол, падла!
— Не беда, новую купишь, — произнес Пухлый.
— Где? Это лимитированная модель. Настоящий кэжуал от «Корги Ла Буфф», а не это ваше сиротское тряпье, — и Зельц обратился к нам. — Эй, горемыки, в этом доме есть перекись?
— Чего? — тихонько спросила Профи.
— Перекись водорода. Мне нужно срочно избавиться от пятна.
— Не знаю. Собственно говоря, это и не наш дом вовсе. Мы в гости пришли. Можно мы пойдем?
— Э, нет, — протянул Зельц.
— Но мы и вправду здесь не живем. Вы нас с кем-то спутали.
— Как же, спутаешь вас! На всей Церере едва ли найдется такая же славная компашка! — усмехнулся Лоб.
— Слушай, а как называется твоя прическа?
Профи сильнее прижала к себе Помилку:
— Дреды.
— А-а-а, точняк! А правда, что их нельзя мыть?
— Почему нельзя? Можно, но реже, чем простые волосы.
— И что, не воняют?
— Нет... Не воняют.
— А можно понюхать?
Тут Зельцу прилетел звонкий подзатыльник от Арта:
— Нашел время, malbela*! Тебе случайно ничего от свиньи больше не пересадили? Мозги, например?
Зельц издал противный шипящий звук и направил пушку на обидчика. Но Арт был невозмутим, ни один мускул не дрогнул на его лице. При этом он продолжал держать нас на мушке. Пухлый и Лоб тоже никак не отреагировали. Видимо, такое для них было в порядке вещей. А вот я реально весь похолодел от страха, представив, чем для нас может обернуться их ссора.
— Слышь, pugo, а ну пушку убрал! — приказал Арт.
Глаза Зельца налились кровью:
— Как ты меня назвал?!
—Pugo. Тупая pugo.
Зельц покраснел от злости, как спелый помидор:
— Свиньи — не тупые! Они очень умные. Ты знаешь, что они имеют долгосрочную память, запоминают расположение предметов в пространстве и могут проходить лабиринты?
— Чего? Какие еще лабиринты? — чуть не подавился от смеха Лоб.
— Обыкновенные. А еще свиньи хорошо поддаются дрессировке!
— А почему же ты такой неуправляемый?
— А почему ты такой тупой?
— Так, пацаны, кончай базар, — вмешался Пухлый. — Пакуем этих гавриков, и валим.
— Пусть они сначала извинятся! — взвизгнул Зельц.
Возможно, мне это показалось, но в его голосе и вправду было что-то от поросенка.
— Извинись, Арт, — распорядился Пухлый. — И ты, Лоб.
Последний без возражений добродушно склонил набок голову:
— Не обессудь, дружище.
А вот Арт не собирался идти на уступки:
— И не подумаю.
— Извинись, — настойчиво повторил Пухлый.
— Вот еще!
— Тебе трудно извиниться?
— Вот уж фиг! Пусть он первым извиняется!
— Ладно, давай так. Я прощаю твой карточный долг, а ты забываешь про это недоразумение.
Арт хитро поднял бровь:
— И сотку, что я у тебя вчера одалживал.
— И сотку. Черт с тобой!
Арт засветился, как лампочка, и с надменной вежливостью произнес:
— Прощу прощения.
Зельц прищурился:
— А можно добавить чуточку уважения?
— Можно Машку за ляжку.
Здесь я, пожалуй, достану из кармана воображаемый пульт дистанционного управления жизнью и нажму на кнопку с двумя вертикальными черточками.
Изображение замирает, и что же мы видим? Зельц целится в Арта. Арт кривит в злобе рот, отчего видно, как поблескивают его золотые фиксы, и продолжает целиться в сидящих на диване. Туда же направлены стволы Пухлого и Лба.
А как дела у положительных героев?
Я застыл с гримасой ужаса на лице. Циклоп напряженно вцепился обеими руками в подлокотник дивана. Фидель крепко сжал кулаки, аж костяшки побелели. А Профи пытается незаметно снять защитный браслет с запястья Помилки, чья помощь пригодилась бы нам сейчас как никогда. Но застежка никак не поддается. Сама же малая, как обычно, спокойна и расслаблена. Все, что ее интересует в данный момент, — это лавовая лампа. Ох, мне бы ее спокойствие! А еще бы мне не помешала ее суперсила. Долбанул бы по этим уродам молниями — и нет проблем. Но, к несчастью, я всего лишь человек со своими слабостями и проломами. И моя единственная суперспособность — влипать в разные истории.
Ну а теперь прерываем паузу в воспроизведении и едем дальше.
Четверо бандосов тем временем так увлеклись своими разборками, что не заметили, как в квартиру вошли новые посетители. Трое мужчин в черных костюмах. Среди них я узнал нашего старого знакомого спецагента Пятеркина. Как я и предполагал, его лоб украшал крестик из лейкопластыря. А в остальном он не изменился. Такой же гадкий и противный. Двое других выглядели как типичные сотрудники спецслужб. Шкафоподобные, угрюмые, с квадратными подбородками. Все они тоже были вооружены бластерами.
Люди из «Гарроты» синхронно перевели стволы пушек на новые объекты.
— Именем закона, вы арестованы! Бросьте оружие и поднимите руки вверх! — в один голос прогорланили оба шкафа.
— Кто вы, мать вашу, такие? — прикрикнул Арт.
— Бросьте оружие и поднимите руки вверх! — повторили спецслужбисты.
В воздухе повисло такое напряжение, что его можно было буквально потрогать.
— Сдается мне, вы не совсем понимаете сложившуюся ситуацию, — с легким надрывом в голосе произнес Пятеркин. — Мы работаем на правительство, а эти люди — особо опасные преступники. Мы пришли их арестовать.
— Нашли дураков! Знаю, что вам нужно. Хотите заграбастать наши денежки! Не выйдет! — ощерился Зельц.
— Если вы мне не верите, я могу показать вам свою бляху, — спецагент, судя по тому, как дергалась его скула, был на взводе.
— Засунь ее себе в задницу! — крикнул кто-то из бандосов.
Ох, зря он это сказал. Голова Пятеркина странно дернулась, нервно задвигался кадык, а зубы скрипнули так, что с них, похоже, осыпались остатки эмали.
— Я сказал, бросайте пушки! — с пеной у рта проорал он.
— Катись на хрен колбаской под горку! — отозвался Арт.
Рука Пятеркина затряслась, бластер в ней ходил ходуном.
— Пацаны, чего это с ним? — не на шутку перетрусил Пухлый.
— Этот припадочный сейчас нас всех тут положит, — спрогнозировал Лоб.
— Эй вы, угомоните своего шефа или кто он там у вас! — обратился к шкафам Арт.
Ноль реакции. Те недвижимо застыли в позах стрелков. Натурально, гипсовые скульптуры. Со стороны казалось, что они даже не дышали.
— Угомоните! И не тяните! Нити! Нити! Моей души вы нити! — пропел спецагент, чем поверг бандосов в полный шок.
Первым не выдержал Арт:
— Да что здесь, мать вашу, происходит?!
— Что происходит? Что происходит? Ко мне любовь в дверь не заходит! Я нараспашку держу все двери. Она придет! Я в это верю! — снова запел Пятеркин.
— Кто придет?! Во что ты веришь?! Ты что, сука, с дуба рухнул?! — заорал Лоб.
— Из-под дуба, из-под вяза! Из-под вязова коренья! Ой, клина! Ой, малина! Из-под вязова коренья бежит зайка-горностайка! Ой калина! Ой малина! — протяжно затянул спецагент.
— Звали хавальник, bastardo! — истерично взвизгнул Пухлый.
А ведь раньше он казался мне уравновешенным человеком.
«Когда самообладание начинают терять такие люди, пиши пропало», — подумал я.
А Профи все никак не могла одолеть застежку на браслете Помилки.
— Чего ты копаешься? — шепнул я.
— Не поддается, просто так не откроешь.
— А если порвать?
— Пробовала, не получается. Нужны ножницы, нож или что-то вроде того...
«Нора! — вдруг осенило меня. — Вот кто нам поможет».
Я оглянулся. Чудо-кресло стояло аккурат за диваном.
Обстановка накалялась все сильнее. Наши гости шумно выясняли отношения, угрожая друг другу оружием. Вот-вот должна была начаться пальба.
Внезапно в квартиру ворвался охранник жилого комплекса. С нашей последней встречи в его внешнем виде произошли значительные изменения: нос превратился в сливу, под глазами набухали свежие фингалы, а правую руку скрывала самодельная повязка из пропитанной кровью тряпицы, левая же сжимала пожарный багор.
— Ну что, суки, не ждали?! — рявкнул он.
Все внимание противоборствующих сторон переключилось на нового участника конфликта.
Я, не теряя времени, негромко скомандовал:
— Нора, ножницы!
Из спинки выдвинулась механическая рука с запрашиваемым предметом. Никто из наших визитеров не обратил на это внимания, у них имелось более важное занятие.
— Срежь браслет! Немедленно!
— О, каком браслете идет речь? — поинтересовалось чудо-кресло.
— На руке Помилки. Срежь его!
— Вы находитесь в опасности? Мне вызвать помощь?
— Не надо никого вызывать! Просто срежь чертов браслет!
— Это что еще за хрень?! — прозвучал чей-то вопль.
Раздался выстрел, срезавший механическую руку. Следом разлетелась вдребезги лавовая лампа. Волна осколков и горячего парафина окатила Пятеркина с ног до головы. Спецагент выронил пушку и, закрыв ладонью окровавленное лицо, упал на колени.
И все вокруг загудело от выстрелов.
Счет открыли бандосы. Выстрелом в затылок одному из шкафов снесло полбашки. В падении он успел нажать на спусковой крючок и лишил жизни Арта. Охранник тоже не терял времени даром. Испустив боевой клич, он пробил багром висок Пухлому. Но вскоре и сам заработал дырку в груди, хотя и сумел все-таки утащить за собой в ад Лба, попав тому своим оружием прямо в сердце. Легче всего отделался Зельц, получивший ранение в ногу. Корчась от боли, он стал палить из бластера во все стороны.
Мы чудом вышли живыми из этой передряги. Стоило начаться пальбе, я приказал всем лечь на пол и ползти на кухню. На полпути я обернулся и увидел, что по комнате мечется второй шкаф. На месте глаз у него зияли окровавленные отверстия. Сослепу он вынес своим телом окно и с криком ввалился наружу.
Стрельба прекратилась.
— Куда вы подевались, мрази? — раздался голос Зельца.
На кухне, где мы прятались, творилась невообразимая суматоха. Я, Фидель и Циклоп искали хоть какое-то оружие. Перерыли все шкафы, но ничего путного не обнаружили. Даже столовых ножей не было. Пришлось довольствоваться тем, что имелось. Я вооружился половником, Фидель — скалкой, а мутант — огнетушителем. Девчонки забрались под стол, Профи вооружилась штопором.
— Батя в здании, сучки! — злобно объявил оставшийся в живых Зельц.
Он, прихрамывая, вошел на кухню.
— Не подходи! — крикнул я, размахивая половником.
— А то что? Приготовишь из меня суп?
Мутант поднял над головой огнетушитель.
— Опусти баллон, чупакабра! — приказал Зельц.
Циклоп отрицательно мотнул головой, и бандос не придумал ничего лучше, чем выстрелить из бластера в огнетушитель.
Прогремел взрыв. Устройство для тушения пожаров разорвало в клочья, а кухню заполонила белая дымка. Я откашлялся. Судя по ощущениям, я не пострадал. Фидель и Циклоп тоже отделались легким испугом.
— Ничего себе, бабахнуло, — сказал мутант, взглянул на свои руки и с облегчением выдохнул. — На месте.
— Живы? — я заглянул под стол.
— Живее всех живых, — сказала Профи, крепко прижимавшая к себе Помилку.
— А где этот ублюдок с пушкой? — я огляделся вокруг.
Бластер бандоса валялся у меня под ногами, я поднял его и пошел разведать обстановку, жестом приказав остальным оставаться на местах.
Зельц распластался на полу в прихожей. При взрыве из огнетушителя на бешеной скорости вылетела какая-то деталь и пробила ему череп. Судя по увечьям, Зельц был мертв, как гвоздь в притолоке. Но я все равно ткнул ногой ему в ребра. А то мало ли что, в жизни ведь всякое случается.
— Ну как там, начальник? — крикнул Фидель.
— Все ровно.
— А что с этим подонком?
— Пациент скорее мертв, чем жив, — диагностировал я.
Пятеркин находился все в той же позе: стоял на коленях, закрыв ладонью лицо. Костюм спецагента был перемазан воском и маслом, а из плеча торчал осколок стекла. В другой руке он сжимал желтого утенка и тихонько плакал.
Я подошел, поднял с пола пушку Пятеркина и сунул себе за пояс. Мне почему-то стало жалко этого гаденыша. Резким движением я выдернул из него стекло и сказал:
— Руку убери.
Лицо Пятеркина напоминало кусок зажаренной колбасы, обильно политой кетчупом.
— Пустяки. До свадьбы заживет, — подбодрил я его.
— Кряки, кряки... милый, кряки, — ныл спецагент, с силой давя на игрушку.
Подошла Помилка, посмотрела ему в глаза и улыбнулась. В ответ Пятеркин тоже изобразил какое-то подобие улыбки. Выглядело это зловеще.
— Проныра, чего ты там копаешься? — раздался голос Циклопа.
Профи, Фидель и мутант бродили между тел, собирали бластеры и бросали их в большую спортивную сумку, обнаруженную под мойкой.
— А что с этим делать? — я указал на спецагента.
— Предлагаешь его кокнуть? — спросила Профи.
— Ничего я не предлагаю. Просто спрашиваю.
— Надо кокнуть. Один раз мы его оставили в живых. И где благодарность?
— Сама сможешь?
— Нет, я не могу. Я девушка. А все девушки добрые.
— Да? А по тебе и не скажешь.
Раздался отчаянный вопль Пятеркина. Но кричал он не от боли. Помилка, этот маленький чертенок, вырвала у спецагента резинового утенка и бросилась с ним наутек. Раненый вдруг резво вскочил на ноги и с яростным рыком бросился на обидчицу. Но его оставил и отправил в нокаут мощный удар в лобешник от Циклопа.
— Отдохни, паря, — произнес мутант. — А нам, кажется, пора валить.
Мы вернулись в гостиницу «Доступный отдых». Место неплохое и, как мне показалось, безопасное. Пока пересидим тут, а дальше посмотрим.
Портье Тайгер встретил нас приветливо:
— Решили опять к нам?
— Угу. У вас тут классно.
— Да, у нас уютно, — он, кажется, не понял иронии.
Мы взяли те же номера.
Настроение было поганое. Особенно у меня. Всю дорогу Профи костерила Норико и меня заодно, поскольку сомнений, кто нас подставил, у нее не было. И я не мог ничего сказать ей в ответ, потому что, скорее всего, она права.
«Дурак, дурак, дурак! — корил я себя. — Кому ты поверил? Клешне? В какой уж раз эта хитрая баба обвела тебя вокруг пальца, а ты все не угомонишься. Ты не только себя подставил, ты подставил своих товарищей! Командир хренов!»
На ум пришел анекдот, который рассказывал мне Комендант.
Сын военного спрашивает у отца: «Пап, а тяжело быть командиром?». Отец отвечает: «Нет сынок, это то же самое, что сидеть в бассейне с дерьмом на горящем велосипеде, но он не едет, потому что в дерьме. И вот у тебя из-за этого задницу печет, во рту дерьмо и выбраться из этого у тебя не получится, как бы ты сильно не крутил педали. А все вокруг тыкают в тебя пальцем и кричат, что ты гад, из-за которого все плохо».
Вот примерно так я себя ощущал. В отличие от Профи, Фидель и Циклоп меня ни в чем не винили, но я чувствовал их немой укор.
Но раскисать было некогда. Бойня в квартире на Ефремова не могла остаться незамеченной. Поэтому я дал указания Норе, мониторить эфир. Но пока все было чисто. Никто нас не искал. К счастью, в этот раз мы были вооружены. Но если начнется серьезная заваруха, придется сдаваться.
Вдруг в дверь постучались.
Циклоп и Фидель проверяли оружие на исправность, то есть были заняты. Так что дверь поневоле пришлось открывать мне.
— Ну что там еще? — сказал я и, приготовившись увидеть улыбчивое лицо нашего портье, потянул за ручку.
На пороге стояла Норико.
*malbela — урод (рато.)
Кто-то сказал, что человеческая злость — это базовая эмоция. Природная жизненная сила, которая необходима каждому человеку для выживания. Я не согласен с этим утверждением. Не сказал бы, что я человек отходчивый и всепрощающий, но уж точно не злой. Это и полковник Годар заметил. Вот мой батя — другое дело. К концу жизни его можно было сравнить с асфальтовым катком, покрытым шипами ненависти и заправленным желчью. Зрелище, прямо скажу, оказалось не самым приятным, так что таким же, как он, я становиться не хочу. Я не живу злобой. Во всяком случае, стараюсь. Поучается, конечно, не всегда. А если уж говорить начистоту, намного реже, чем хотелось бы. Но, как сказал другой умник, признание проблемы — половина успеха в ее разрешении. Не так ли?
Поэтому при виде Норико я постарался смирить рвущиеся на волю эмоции. Выйдя в коридор и притворив за собой дверь, я холодно спросил:
— Зачем пришла?
— Спустимся вниз. Есть разговор.
Я уперся руками в бока:
— А может, зайдешь? Чайку попьем. Обсудим все в нашей тесной компании. Ребятам будет очень интересно.
— Лучше не надо.
— Почему?
— Не паясничай, Вук. Пошли.
Ее тон не позволял сомневаться в серьезности дела.
— Сейчас.
Я вернулся в номер, чтобы предупредить товарищей об отлучке.
— Кто там? — поинтересовался Циклоп.
— Выйду на минутку, портье попросил помочь с... ээээ... с кулером.
— Начальник, если не сложно, купи жратвы. Гамбургеров или пиццы, — отреагировал Фидель.
— А сделать заказ религия не позволяет?
Фидель показал рукой на оружие, разложенное на кровати.
— Некогда. Мы тут делом заняты
— Ладно. Куплю.
— И попить чего-нибудь! Миндального молока, например! — в вдогонку крикнул кто-то из этих двоих.
— Хорошо!
В фойе гостиницы тихо поскрипывал потолочный вентилятор. Тайгер что-то печатал на древнем компьютере, а в ободранном кресле дремал в стельку пьяный пузатый мужик в костюме клоуна. Грим на его лице размазался из-за выступившей испарины, рыжий парик лежал на коленях, а под ногами валялась пустая квадратная бутылка.
Где-то бубнило радио.
— С вами радио «Церера-сити», — доносилось из колонок. — Сегодня в городе второй уровень опасности из-за смога. Органы контроля за качеством воздуха рекомендуют носить медицинские маски во время пребывания на открытом воздухе. А теперь к другим новостям...
— Да экология у нас не ахти... — протянула Норико.
— Ты позвала меня, чтобы поговорить о проблемах окружающей среды? — язвительно спросил я.
— Нет.
— Тогда что тебе от меня нужно?
Она поправила прическу и устало произнесла:
— Ужасно выглядишь.
— Ты тоже не похожа на королеву бала.
Я соврал. Собеседница моя, как всегда, была сногсшибательна. А вот меня жизнь поистрепала. Факт.
— Прости меня, — сказала Норико. — Это я навела на вас бандосов и... и тех других...
— Это и ежу понятно... Что еще? — грубо отрезал я.
— Постарайся успокоиться, Вук, и выслушай, что я скажу, — она аккуратно взяла меня под локоть. — Сначала я просто хотела помочь тебе...
— Неужели?
— Ты мне не веришь?
— Не очень.
— И зря. Между нами было много хорошего. И я это помню, — слова звучали искренне. — Но когда ты рассказал про девочку... про Помилку и ее сверхспособности, то я подумала, что она поможет решить наши проблемы. Мои — с распоясавшимися бандосами и ваши — с Агентством... Короче, это я вас сдала им... Ну а потом...
— Суп с котом, — закончил я. — Помилка не участвовала в побоище. Эти ублюдки сами друг дружку постреляли. А мы едва не погибли, между прочим.
— У меня с утра во рту не было и маковой росинки, — неожиданно сказала Норико. — Если ты не против, я куплю что-нибудь поесть, и мы продолжим разговор.
Не дожидаясь моего ответа, неспешно направилась к торговому автомату.
— Торгомат не работает. Я уже вызвал мастера, дай бог, завтра починят, — не отрываясь от клавиатуры, сообщил Тайгер и положил на стойку плитку молочного шоколада. — Угощайтесь.
От звуков голоса проснулся клоун и, удивленно вылупив глаза в пустоту, спросил:
— Где мы находимся?
— Церера-сити, — ответил я.
Он яростно тряхнул головой, пытаясь сосредоточиться:
— А который час?
Я назвал время.
— Черт, мне же через двадцать минут нужно быть на дне рождения Вадика!
— Клепа, день рождения Вадика был вчера, — напомнил Тайгер.
— А где был я в это время?
— Дрых у себя в номере.
Рыжий обескураженно хлопнул себя ладонью по колену:
— Вот же гадство! А ты почему меня не разбудил? Я же просил!
— Как же, разбудишь тебя!
Клоун тоскливо посмотрел на пустую бутылку:
— Тайгер, будь другом, займи двести кредов.
— Еще чего!
— А сотку?
— И не проси.
— Ну тогда полтинник.
Портье наконец оторвался от клавиатуры:
— Клепа, ты уже месяц номер не оплачивал.
Клоун состроил страдальческую гримасу:
— Оплачу. Как только, так сразу. Ты же меня знаешь. Просто у меня сейчас черная полоса. Помоги, артисту, а?
— Нет.
— Тайгер, ты же верующий. А верующие всегда помогают ближним.
— Ты все равно деньги пропьешь.
— Пропью. На пропой и прошу. И не скрываю этого... Ну, одолжи полтинник, а?
Норико достала лопатник, вынула из него купюру и протянула Рыжему. Тот замер, глядя на бумажку, затем осторожно взял ее двумя пальцами, встал с кресла и поклонился:
— Разрешите представится, Клепа, клоун-эксцентрик. Позвольте облобызать вашу ручку?
— Пожалуй, не стоит, — ответила она.
— Деньги я вам обязательно верну. Вот только выйду из пике — и сразу все отдам!
— Ни в коем случае! Это подарок.
— Вы — моя спасительница! А хотите фокус?
Не став дожидаться ответа, Клепа произвел несколько пассов руками, торжественно воскликнул: «Сим-салабим! Ахалай-махалай!» и замер. Но ничего не произошло.
— Фокус не получился. Я сегодня не в форме, — грустно сказал он после некоторого молчания.
— Ничего страшного, так тоже иногда случается, — подбодрила его Норико.
— Впрочем, не беда! У Клепы всегда найдется что-нибудь в загашнике! Вот, к примеру, хохма! Слушайте! На одном корабле работал фокусник. И так как пассажиры постоянно менялись, он все время показывал одни и те же фокусы. К его несчастью, капитанский попугай неоднократно видел его выступления и разгадал все секреты. И попугай стал срывать фокуснику все выступления, выкрикивая: «Это не та шляпа!», «Он прячет пиковую даму в кармане брюк!», «В коробке дырочка!». Фокусник злился, но ничего не мог поделать. Попугай-то как-никак капитанский... И вот однажды корабль потерпел крушение. Чудом выжили только фокусник и попугай. Они продолжали плавать в море на каком-то бревне. Фокусник злобно посматривал на попугая, который, в свою очередь, тоже не упускал из поля зрения фокусника. Наконец через неделю попугай не выдержал: «Ну ладно, ладно, я сдаюсь! Где корабль?!»
Мы никак не отреагировали. Мне анекдот показался не смешным, а почему не засмеялась Норико, мне неведомо. В конце концов, я же не телепат. Хотя, видимо, по тем же причинам, что и я.
— Ну тогда я пошел, — то ли спросил, то ли поставил перед фактом клоун.
Дрожащими рукам он нахлобучил на макушку парик и, шатаясь, направился к входу, напевая:
Да, я шут, я циркач...
Так что же?
Пусть меня так зовут вельможи,
Как они от меня далеки, далеки —
Никогда не дадут руки.
— Зря вы ему деньги дали. Не вернет, — сказал Тайгер.
— Знаю, — ответила Норико.
Ее поступок меня растрогал, это было мило.
— Так что ты хотела мне сказать? — спросил я.
Она сорвала с шоколадки обертку, откусила маленький кусочек и стала жевать:
— В общем, так. Вам нужно срочно бежать с Цереры. Транспорт я обеспечу.
Я насторожился:
— У нас проблемы?
— Да. Мой план дал трещину...
— Что еще за план?
— Я хотела заманить этих гавриков в ловушку. Вы были наживкой. А Помилка — оружием возмездия...
— Это я уже понял. Дальше.
— Когда я рассказала Зельцу и его дружкам, какая награда объявлена за ваши головы, то надеялась, что они не станут трепать языками. Захотят прикарманить все себе. Так и случилось. И до поры до времени никто другой про вас не знал.
— Но все-таки узнали. И как же?
— Зельц и его дружки взяли на дело еще одного типа. Он ждал их на улице, в электромобиле. И когда они не вернулись, тип решил самолично проверить, что к чему. Заглянул в квартиру, увидел то, что увидел... Перепугался до чертиков, сбежал и все рассказал своему боссу. Но следует отдать ему должное, не стал впутывать меня во все это. Знает, на что я способна в гневе...
«И не только он», — сказал я про себя и вспомнил, как меня мутузили охранники Норико.
— Кстати, а куда делись тела спецслужбистов? Они ведь тоже погибли, не так ли?
— Наверное, их забрал Пятеркин, — предположил я.
— Вы что, оставили в живых этого хмыря?
— Так получилось.
— Глупо. Очень глупо. Никогда нельзя оставлять свидетелей, — деловито заметила Норико.
— А что сказали бандосы из «Гарроты», когда узнали, что в твоей квартире зажмурилось четверо их корешей?
— Они потребовали объяснений.
— А ты?
— А я... — она сделала удивленное лицо и скороговоркой протараторила. — Знать ничего не знаю! Ведать ничего не ведаю! У меня в городе полно недвиги, за всем не уследишь! Кстати, и к этой гостишке я уже давно присматриваюсь...
— И они поверили?
— Как видишь. Иначе я бы с тобой сейчас не разговаривала.
Я забарабанил пальцами по подбородку:
— Так, так, так. А как же фараоны?
— Они стараются не лезть в дела «Гарроты». Спустили все на тормозах. Теперь этим делом занимаются чистильщики.
— Кто?
— Люди, которые зачищают место преступления и избавляются от любых следов. У «Гарроты» их целый штат. Скоро квартирка обретет прежний блеск, а тела сожгут в городском крематории.
— А АНЯ? Все-таки убийство сотрудников спецслужбы, пусть даже такой ничтожной — это серьезное преступление.
— Все поступки и решения Годара — чистой воды самодеятельность. Даже его начальство не в курсе произошедшего. Так что, я думаю, он будет помалкивать... А вообще я надеялась, что он сам явится, и тогда бы мы убили двух зайцев сразу. Вы бы помогли мне, а я — вам.
— Слышал я уж эту песню, — вздохнул я. — Помогла ты нам. Ой, как помогла.
— Прости.
— Да что уж теперь. Что было — то прошло, — вздохнул я.
— Да уж...
— А охранник? Ты тоже планировала его прикончить?
— Нет, он должен был сидеть, помалкивать и держать меня в курсе событий. Сожалею, что он погиб.
Мы малость помолчали.
— И что теперь? — спросил я.
— Бандосы из «Гарроты» жаждут мести. Вас приговорили к смерти.
— Всех? Даже Помилку и Профи?
— Всех.
— Но ведь «Гаррота» не убивает женщин и детей.
— У них сейчас новый кодекс. Теперь им можно мочить всех.
Мое сердце упало:
— И что же нам теперь делать?
— Я помогу вам смыться.
— Куда?
— Завтра в одиннадцать утра с Центрального космопорта улетает звездолет «Дзета-Йота-Эпсилон». Это мое частное судно, и я гарантирую вашу безопасность.
Я поморщился:
— Сто лет на Земле не был.
— Ты ведь сам оттуда, да? — вспомнила Норико.
— Именно так. Ужасное местечко. А у тебя нет на примете планеты получше?
— На Земле вам будет проще затеряться.
— А как же мы пройдем через контроль? Мы же в розыске!
Норико торжествующе улыбнулась:
— Мои источники говорят, что все это липа.
— Полковник Годар постарался?
— Он. Я узнала об этом час назад и сразу же отдала распоряжения о блокировке всех сайтов, где размещена информация о вас. Так что можешь не переживать.
— И про три лимона кредов вранье?
— Вранье. Ну сам посуди, откуда у этого старикашки столько денег? Его организация на ладан дышит!
— Знаешь, а мне это даже немножко польстило. Никогда бы не подумал, что столько стою, — мечтательно произнес я.
— Не обольщайся. Ты, в конце концов, не Мина Лепесток, а Вук Обранович.
Я пораскинул мозгами. В истории, рассказанной Норико, было много белых пятен, но я почему-то ей верил. Конечно, где-то что-то она недоговаривала, но все это походило на правду.
— И последний вопрос: как ты меня нашла?
— Я поставила на тебя жучок, — она сняла с моего воротника круглую нашлепку. — Все, теперь за тобой нет никакой слежки.
Норико улыбнулась, но через секунду ее лицо вновь обрело серьезное выражение:
— Вам следует быть предельно острожным. «Гаррота» заказала вас Шкету.
— Это еще кто?
— Самый опасный наемный убийца в Системе. Мужику тридцатка, а выглядит он как десятилетний пацан.
— Карлик, что ли?
— Нет, не карлик. У него редкое генетическое заболевание. А так как он похож на подростка, никто и не заподозрит малого в преступлении. Шкета повсюду сопровождает, — Норико сделала пальцами кавычки, — «мамочка». Зовут ее Ева Баумгартен. Коварная бестия, мастерица перевоплощения.
— Хуже женщины — врага нет! — иронически заметил. — А уж с малым я как-нибудь разберусь. Дам ему хорошего леща, и пусть катится колбаской!
— Ты зря смеешься, Шкет — хитрый и опасный противник. На его счету не один десяток убийств. Если интересно, почитай на досуге «Записки убийцы». Это отрывки из дневника Шкета. По легенде один фараон спер их из комнаты хранения вещественных доказательств и продал газетчикам. Леденящее кровь чтиво!
— Спасибо, обязательно прочту.
— Ну вот и все, что я хотела сказать, — закончила Норико.
Она достала из кармана брюк стопку банкнот с тяжелым золотым зажимом и протянула мне:
— Возьми. Этого хватит на первое время.
Отказываться я не стал, деньги нам были нужны.
— Если потребуются мультипаспорта, то я могу дать контакт одного мастера, быстро сделает.
— Спасибо, но я уже об этом позаботился.
— Билеты покупать не надо, вы уже внесены в список пассажиров. Просто назовите пароль «Аспарагус».
— Аспарагус? Почему? Это вроде как спаржа?
— Чтобы никто не догадался, — туманно сказала она и добавила. — И убедительная просьба, не вздумайте проносить на борт оружие. У нас это строго запрещено.
Настала пора прощаться. Я понимал, что больше мы никогда не увидимся, и мне хотелось, чтобы мои последние слова навсегда остались в ее памяти. Но вместо этого я додумался спросить:
— А ты не знаешь, где тут поблизости можно купить пиццы и миндального молока?
— За углом есть хорошая пиццерия. Называется «Сырный Витторио».
Норико провела ладонью по моей небритой щеке, улыбнулась одними губами и ушла.
Я глядел ей вслед и думал, какой же я все-таки дурак.
— Проныра! — вывел меня из задумчивости голос Профи, которая подошла ко мне и проследила направление взгляда. — Это была она?
Я кивнул и вздохнул.
— Чего хотела?
Я дал краткий расклад.
— Ну Земля, так Земля, хотя я бы предпочла местечко почище.
Я не верил своим ушам:
— Что-то ты быстро согласилась. Неужели на сей раз поверила Норико?
Профи выпятила губы трубочкой, издала какой-то булькающий звук и сказала:
— Снаряд два раза в одну воронку не попадает. Да и какой у нас выбор?
— Никакого, — согласился я.
— Вот и я о том же.
Она подошла к торгомату и стала рассматривать его содержимое.
— Торговый автомат на работает! — не дремал Тайгер.
— Если хочешь есть, могу угостить тебя пиццей, на углу есть хорошее заведение под названием «Сырный Витторио», — сказал я. — Тем более я обещал нашим принести жратвы.
Профи удивленно поиграла бровями:
— Ты что, приглашаешь меня на свидание?
— Нет, я и сам собирался туда идти, но в компании будет веселее.
— Хорошо. Тогда попрошу Фиделя, чтобы он пока присмотрел за Помилкой.
Мы медленно брели по улице. В воздухе периодически проносились дрон-такси и небоходы. Повсюду шастали люди. Кто-то из них уже продулся в прах, а кто-то только намеревался проверить, насколько к ним благосклонна удача. Один веселый мужик в красной кепке шел в обнимку с двумя длинноногими проститутками и пил баночное пиво. Завидев нас, он прокричал:
— Айда с нами! У меня сегодня праздник! Сын родился!
— Извини, мужик, у нас дела, — отбрил я выпивоху.
И мы потопали дальше. Я был погружен в свои мысли. Но ни о чем конкретном не думал, так, размышлял о том о сем. Профи шла рядом, удивленно поглядывала по сторонам и по-кошачьи щурилась от неонового света.
— Ты ее любил? — вдруг спросила она.
— Кого? — не сразу сообразил я.
— Маму свою!
— Мама бросила отца, когда я был маленьким.
— Болван, я про Норико.
— А-а-а. Наверное, любил.
— «Наверное», — передразнила Профи. — В любви нет такого слова. Или да, или нет. Третьего не дано.
— Думаю, что любил.
— А она тебя?
— Не знаю.
— Какой же ты тюфяк, Проныра, аж противно! «Думаю», «наверное». Так бы и врезала тебе по носу.
— За что?
— За то, что ты такой тюфяк!
Скандал, образовавшийся на ровном месте, так и не получил развития. Навстречу нам вырулила знакомая фигура Клепы. На упавшие, как с неба, деньги он уже поддал и сейчас пребывал в необычайно веселом состоянии духа, а из кармана клоунских штанов торчала бутылка. Он широко шагал и размахивал руками, словно бы дирижировал невидимым оркестром, и пел:
Со смертью играю,
Смел и дерзок мой трюк.
Все замирает,
Все смолкает вокруг.
Слушая скрипку,
Дамы в ложах вздохнут,
Скажут с улыбкой:
«Храбрый шут».
Завидев меня, Клепа отвесил поклон и воодушевленно выкликнул:
— Как прекрасно жить на этом свете! — затем перевел свой взгляд на Профи и заверил ее. — Деньги я вам обязательно верну. Дайте только время.
Видимо, он не запомнил, как выглядела женщина, облагодетельствовавшая его.
Затем клоун снова затянул песню.
«Ему бы спеть в дуэте с Пятеркиным, славно бы вышло», — ухмыльнулся я про себя.
Клепа снова поклонился мне и направился в сторону гостишки.
— Твой друг? — поинтересовалась Профи.
— Нет. Сегодня только познакомились.
— Колоритный тип.
Пиццерия оказалась так себе.
Во-первых, внутри было очень тесно. Во-вторых, там дико воняло. И в-третьих, официанты напоминали сонных мух. Кстати, о насекомых, Профи зачем-то заказала пиццу со сверчками. А вот я не стал экспериментировать и остановил свой выбор на классической «Маргарите».
— Попробуй, очень вкусно, — она протянула мне кусочек.
— Я это есть не буду. Ни за что, — категорически заявил я.
— Ну хоть кусочек! Ну пробуй!
— Нет, нет и нет!
— На Сиротке ты тоже был таким привередой?
— Там я готов был сожрать что угодно, лишь бы едой пахло. А отсюда надо бы навынос еще взять чего-нибудь. Я Фиделю обещал.
— Возьмем.
— Слушай, а чего ты вечно ко мне цепляешься?
— Бесишь.
Сказано это было так твердо и однозначно, что я не стал продолжать диалог.
«Вот так всегда. Собачимся почем зря, а никак не можем толком объясниться», — подумал я и принялся за свою пиццу.
Профи наконец отрегулировала застежку на браслете. Теперь его легко можно было снять. Однако мы до сих пор ничего не знали о природе смертоносного дара, которым обладала Помилка, и, посовещавшись, решили лишний раз не прибегать к ее помощи. А пока я научил малую одному хитрому трюку: когда я произносил фразу: «Помилка, действуй!», она должна была снять с руки браслет и поразить молниями того, на кого я показывал рукой. Далось это без особого труда. Девочка хоть и не спешила осваивать космолингву, но соображала весьма шустро. Испытания мы провели прямо в гостиничном номере. Во имя великих целей пришлось пожертвовать телевизором, превратившимся в горстку пепла.
Словно почуяв неладное, тут же явился Тайгер, укоризненно взглянул на бардак, скорчил страдальческую мину и произнес:
— С виду приличные люди, а ведете себя... Нехорошо.
Но получив от меня денежную компенсацию понесенных гостиницей убытков, он сразу заулыбался и не замедлил поинтересоваться:
— Сколько еще вы у нас пробудете?
— Сегодня уезжаем.
— Жаль. Но если вам снова понадобится уютный гостиничный номер, вы знаете наш адрес, — с безупречной вежливостью напомнил портье и нежно провел пальцами по нагрудному карману рубашки, куда пару минут назад отправились денежные купюры.
Путь нам предстоял неблизкий и непростой, а потому следовало запастись всем необходимым. В том числе сменить одежду. Ну сколько же, в самом деле, можно щеголять в спортивных костюмах? В ближайшем торговом центре яприобрел себе камуфляжные штаны, армейские ботинки на тракторной подошве, безрукавку и темно-зеленый бомбер. Циклоп и Фидель последовали моему примеру. Профи долго присматривалась к красивой черной юбке, но, поразмыслив, выбрала то же, что и мы, только вместо ботинок взяла высокие белые кроссовки. В итоге мы стали похожи на банду уличных хулиганов, не хватало только татуировок да велосипедных цепей и деревянных бит в руках. Зато Помилку Профи приодела, как куколку: белое платье в красную крапинку, носочки и блестящие сандалики. Красота! Прикупили также пару ноутбуков, мобилы, еду, воду и рюкзаки, в которые и запихали все имеющиеся пожитки.
Звездолет «Дзета-Йота-Эпсилон» оказался той еще развалиной. Казалось, он целиком стоит из ржавчины, сварочных швов и всевозможных заклепок. Смотреть на эту посудину без слез было невозможно.
— Выглядит ужасающе, — озвучил актуальное ощущение Циклоп.
— Сердцем чую, будем лететь целую вечность, — дополнил Фидель.
— Если это ведро с болтами не развалится по пути, — невесело подытожил я.
И только Профи пребывала в приподнятом настроении: улыбалась, играла с Помилкой в прятки и шутила.
— Нормальная машина, — заявила она. — И не на таких летали! Эту тачку бы да в хорошие руки — цены б ей не было!
— Да от нее за версту несет опасностью!
— Ой, да брось ты.
Как потом выяснилось, я оказался прав: звездолет «Дзета-Йота-Эпсилон» был судном контрабандистов, в трюмах которого перевозилась наркота и другая запрещенка.
Пассажиров было немного. Кроме нас, еще человек десять. Скорее всего, у всех них имелись проблемы с законом. Вопреки предупреждениям Норико, мы все-таки пронесли на борт оружие, тщательно спрятав четыре бластера в чудо-кресле. Удивительно, но на контроле никто ничего не заподозрил.
Каждому из нас полагалась отдельная просторная каюта. Мне, Фиделю и Циклопу — одноместные, а Профи с Помилкой — двухместные. Также на борту было несколько гипотермических капсул, где любой желающий мог за дополнительную плату провести полет в анабиозе. Как только Фидель услышал, что в пути мы пробудем несколько недель, он сразу же запросился в капсулу.
— Не люблю долгие путешествия, — сказал он, и мне пришлось раскошелиться на пятьсот кредов.
Через день после того, как ее стошнило в седьмой раз, компанию Фиделю составила и Профи, всю жизнь страдавшая космической болезнью. Она долго прощалась с Помилкой, категорически не желавшей отправляться в анабиоз, и давала мне наставления: как ухаживать за малой, чем кормить, во что одевать...
— Ты думаешь, я с дитем не управлюсь? — возмутился я.
— Думаю.
Моим контраргументам она явно не поверила, но спорить не стала. На словесные перебранки просто уже не было сил.
После того, как Профи залегла в спячку, я собрал свои шмотки и перебрался в ее двухместную каюту.
Почему мы с Циклопом остались бодрствовать? Ответ прост. «Дзета-Йота-Эпсилон» был, наверное, самым медлительным звездолетом во всей Системе, и выпавшее свободное время мы решили провести с пользой.
Мутант горел желанием поближе познакомиться с нашей культурой. Вооружившись ноутбуком, он заперся у себя в каюте и с головой погрузился в Энергонет. Читал, смотрел, слушал. Встречались мы только в столовке за обедом и завтраком, ужинать он не выходил. Кстати сказать, столовка оказалась приличной: пища была съедобной, а вода чистой.
Я же намеривался прокачать навыки общения с Помилкой. Побыть, так сказать, в шкуре отца. А еще твердо решил написать роман «Девочка из шара». Просмотрев несколько десятков роликов о литературном ремесле, я пришел к выводу, что в писательстве нет никаких правил. Так, один литературный блогер утверждал, что сперва нужно разработать подробный план романа. Другой говорил, что следует составить анкету на каждого из персонажей. Кто-то заявлял, что работать над книгой нужно каждый день, а кто-то — что нужно ждать вдохновения. А один престарелый автор, грустный и разочаровавшийся в жизни человек, сказал коротко: «Если можете не писать — не пишите».
«Буду фигачить как на душу ляжет», — решил я.
Сначала дело никак не ладилось. Казалось бы, у меня уже была готовая история, но она все никак не хотела складываться в предложения и абзацы. Но в какой-то момент меня как прорвало. Весьма быстро я набросал первый черновик. Двадцать две главы. К концу работы кофе буквально капал у меня из носа, а перед глазами постоянно скакали буквы и знаки препинания. Начинался мой роман с наших приключений на Сиротке, а заканчивался уже на секретной базе. Последняя глава обрывалась на самом интересном месте: в тот момент, когда ко мне зашел Пятеркин. Это был задел на сиквел. Или, как еще говорят, клиффхэнгер.
Кто не писал, тот не знает, какое же это счастье, поставить финальную точку в своем произведении. Ни с чем не сравнимое чувство!
Этот момент навсегда останется в моей памяти. Было ранее утро. Я работал как проклятый, почти не спал. Глаза слипались, болели пальцы, а в голове стоял странный гул. Но я был счастлив. Внутри все ликовало и радость распирала грудь.
Я сохранил файл, выключил ноутбук и стал будить Помилку. Надо было идти на завтрак.
С малой мы ладили. Вопреки скепсису Профи, я успешно справлялся с обязанностями молодого папы. Но тут больше заслуги Помилки, чем моей. Она оказалась просто идеальным ребенком — послушная, спокойная, не капризная. Чудо, а не девочка!
Каждое утро мы с Помилкой шли в столовую, далее наступало время уроков. Мы вместе читали азбуку, смотрели развивающие программы. Иногда меня подменяла Нора — нянька, воспитатель и телохранитель в одном лице. Помилка не любила учебу, а у меня напрочь отсутствовали навыки воспитателя. Тем не менее, ее словарный запас стал существенно богаче. Говорила она по-прежнему неохотно, и я очень радовался, когда малая мурлыкала незатейливые фразочки вроде: «Хочу пить» или «Пойдем гулять».
Я пытался заинтересовать ее компьютерными играми, подсовывал прикольные видео, мультфильмы, но Помилка осталась равнодушной ко всей этой чепухе, предпочитая прятки, догонялки и прочие жмурки. Еще она обожала возиться с резиновым утенком Кряки, вероломно похищенным у Пятеркина. По-хорошему, ей бы не помешало общество сверстников, но таковых на звездолете не наблюдалось.
Большинство пассажиров предпочли залечь в гипотермические капсулы. Кроме нас, бодрствовать остались только двое: плешивый мужик в потертом вельветовом костюме и готического вида девушка с кольцом в носу. Лысоватый был необщительным, а вот с готкой удалось познакомиться.
Звали ее Кора Лавлейс и одевалась она во все черное. Черная юбка, достающая до пят, черный же балахон с черепом, черный лак на ногтях и такого же цвета ботинки. За спиной у нее болтался рюкзачок в виде розового гробика, на крышке которого была вышита летучая мышь со светящимися глазами. Лицом Кора напоминала сельскую простушку с маленькими колючими глазками и носом-картошкой. В отличие от большинства готов, она не перебарщивала с косметикой, лишь красила ресницы и подводила брови.
В младших классах я был знаком с одним готом по имени Марик Кадар. Это был мрачного вида паренек с непропорционально большой головой. Он тоже одевался во все черное, носил на шее собачий ошейник и слушал мрачный, практический замогильный рок. Школьники побивались Марика, как боятся всего непонятного. Насколько я помню, у него даже клички не было. Кстати, происходил он из самой обычной семьи: батя трудился сантехником, а матушка мыла полы в нашей школе. Ходили слухи, что Марик любит потусоваться на кладбище и где-то раздобыл настоящий человеческий скелет, который стоит у него дома рядом с кроватью. Спустя много лет я встретил его на Церере. Он потолстел и отпустил длинную бородищу. Голову Марика украшал полинялый полосатый берет, а на носу поблескивали очки в металлической оправе. За спиной мольберт и матерчатая сумка, откуда выглядывали кисти и подрамник с натянутым холстом. Он сразу узнал меня, и мы немного поболтали. Марик рассказал, что стал художником, пишет картины в стиле наив и абстракция. Дела у него идут не важно и поэтому он иногда подрабатывает курьером. Неделю назад Марик подал заявку на получение гранта, чтобы улучшить свою финансовую ситуацию и свободно работать над проектом мечты — монументальным плотном «Новая Герника или аномалии и извращения отвратительного доктора Тюльпа». Затем он перешел от слов к делу и предложил купить его новую картину под названием «Сад земных наслаждений или червивый пасынок». Это было как нельзя кстати. В то время я изображал из себя художника и скупал у уличных мазил их работы, выдавая за свои. Благодаря этой лжи я закадрил уйму богатых дамочек, в том числе и Норико. Так что я, не раздумывая, купил мазню Марика. Там был изображен сидящий на стуле мужчина, а за его спиной распускались пухлые кровавые розы. Картина выглядела так, словно ее нарисовал ребенок. Короче, современное искусство во всей красе.
Ну а с Корой судьба свела нас на ужине. Она подсела за наш столик, завязался разговор, собеседница оказалась очень разговорчивой девушкой. Сообщила, что учится на последнем курсе Педагогического университета по специальности «литературный критик»; что ей двадцать четыре года; что пишет курсовую по творчеству андерграундного писателя-фантаста Килгора Траута, автора таких книг, как «Человек без кишок» и «Маньяки четвертого измерения»; что ее любимый цвет — черный, любимое блюдо — тирамису и пирожное безе, любимый напиток — вишневая кола, а фильмы — про вампиров. Кроме того, Кора рассказала, что слушает готик-кантри, особенно группы «Дантисты Дракулы» и «Лютый шоггот», а дома у нее живет настоящая крыса. Сейчас она на каникулах и путешествует по Системе, знакомится с интересными людьми и познает мир.
Выдав максимальный объем информации о себе, Кора поинтересовалась родом моих занятий. Я сказал, что пишу книгу.
— Какое совпадение! Вы — писатель, а я — литературный критик! — заохала она.
— Я — начинающий писатель.
— А я — будущий критик. В каком жанре пишете?
— Фантастика.
— Ух ты! Совпадение номер два! А это ваша дочь?
— Угу.
— Как тебя зовут, лапушка?
Я обратился к малой:
— Представься тете.
— Помилка, — неохотно ответила та, ковыряясь вилкой в ядовито-зеленом желе.
— Привет, Помилка. А меня зовут Кора. А где ваша мама, Помилка?
— Спит, — поморщила носик девочка.
— Мама в гипотермической капсуле. Она плохо переносит полеты, — уточнил я.
— Ваша мама тоже писатель?
— Нет, она работает в жанре разговорного выступления, — я хитро подмигнул Помилке. — В стендапе. Ее сценический образ — сварливая тетенька, которая вечно цепляется к своему муженьку.
— Ух ты! — Кора взяла в руки мобилу. — А как ее имя? В Энергонете есть записи выступлений?
— Нет. Она в основном выступает по барам и не любит видеосъемку.
— А где я могу почитать ваши произведения?
— Пока нигде. Я только начал и ничего еще никуда не выкладывал... — и тут я неожиданно для самого себя выпалил. — Хотите ознакомиться?
Я еще никому не показывал свой текст. Подумывал дать Циклопу, он парень начитанный, его мнению я доверял. И вдруг предложил совершенно незнакомому человеку. Как-то само собой вышло...
— С удовольствием! — прямо-таки засветилась Кора.
Я быстренько сбросил ей текст на мобилу. Будущий критик пробежалась глазами по строчкам:
— Очень, очень интересно. Но у меня сейчас нет времени, давайте встретимся через два часа в вашей каюте, и я выскажу свое мнение.
— В моей каюте?
— Именно так. Я бы пригласила вас к себе, но у меня там полный бардак.
— Что ж, давайте.
— Какой у вас номер?
— Четыреста четыре.
— Договорились. Только не обижайтесь, я хоть и студентка, но кусаюсь, как матерый критик!
Итак, у меня наклевывалось свидание! А это значит, что надо было куда-то сплавить Помилку. Но куда? Как вариант, можно оставить ее с Норой. Чудо-кресло никогда меня не подводило... А что, если Помилка в кои-то веки закапризничает, попросится домой и они завалятся в каюту в самый ответственный момент? Нет, это не вариант. А если сплавить малую Циклопу? Человеку, в смысле, мутанту, дравшемуся со стаей симургов, не составит труда справиться с маленьким ребенком. К тому же он мой друг, а друзья не бросают в беде.
Но мутант не горел желанием стать нянькой:
— Слушай, Проныра, обратись к кому-нибудь другому, в этом деле я тебе не помощник.
— Других нет.
— А если подумать?
— На тебя одна надежда, — взмолился я.
— Оставь ее с Норой.
— Я не могу доверить ребенка машине.
— Раньше доверял, а теперь вдруг не можешь?
Я нахмурился:
— Ты на что это намекаешь?
— На то, что я чаще вижу Помилку в компании с этой самой машиной, чем с тобой...
В его словах была доля правды. В последнее время я много работал и часто привлекал Нору для помощи.
— Понимаешь, у меня появились кое какие дела... — начал было оправдываться я, а потом махнул рукой. — Ну и хрен с тобой!
— Ладно, так и быть, посижу, но в первый и последний раз, — все-таки сжалился мутант и добавил: — Только ничего у тебя с этой фифой не получится.
— С Корой?
— А с кем же еще-то?
— Тебе-то откуда знать?
— Я хорошо подкован в теории, — важно сказал Циклоп.
«Только бы не случилось, как тогда, с Ланой. Второго такого позора я не переживу», — мысленно взмолился я.
Девушка с розовым гробиком пришла как договорились, минута в минуту. По такому случаю она приоделась, сменив балахон с черепом на балахон с уродливым кадавром. Зрачки ее были расширенными, кажется, она пребывала под кайфом.
— Царские хоромы! — оценила мою каюту Кора.
— Да, мне тоже нравится.
— А где Помилка?
— Она...— я замялся. — Она в гостях у подружки.
— У подружки? А я не видела здесь других детей.
— Я хотел сказать, у друга семьи.
— А-а-а-а, — Кора присела на койку.
— Чем вас порадовать? Чай, кофе? — поинтересовался я.
— Можно на «ты».
— Нужно! — просиял я. — Чем тебя порадовать? Кофе или чай?
— Все равно, — она сняла рюкзачок и положила себе на колени.
— Тогда кофе, — я достал из шкафа банку и включил чайник. — Извините, у меня нет кофеварки.
— Ничего страшного. И мы же договорились не выкать!
— Ах, да, извини, сорвалось... Слушай, а о чем пишет этот твой Килгор... забыл фамилию.
— Траут, — напомнила Кора. — Сейчас он уже не пишет, потому что умер. Давным-давно.
— Ясно. Так о чем он писал?
— Основные темы его произведений — пертурбации во времени, сверхчувственное восприятие и другие необычайные вещи.
Я глубокомысленно выпятил губы:
— Богато. Но, стыдно сказать, не читал ни одной книжки Килгора Траута.
— Неудивительно. Это настоящий арт-хаус. Очень на любителя, — Кора пригубила заваренный кофе. — Итак, я прочитала твою рукопись, Вук.
— Так быстро?
— У нас в институте преподают скорочтение. Очень полезный навык. Скажи, сколько времени ты писал свой роман?
— Ну около двух недель...
— Ого! Принимал стимуляторы?
— Только кофе.
— Похвально. А я вот иногда балуюсь, особенно во время сессии, — она облизала губы розовым язычком. — Это твой первый роман?
— Угу.
— Ну это чувствуется. Слог хороший, но повествование немного корявое. Много грамматических ошибок, а со знаками препинания вообще беда. Еще уйма болтовни и маловато действия. Это плохо. Современному читателю подавай движуху, да побольше! Чтобы на каждой странице что-то взрывалось, кого-то убивали...
— Да у меня и так с убийствами нормально. Вон в Цирке сколько народу полегло.
Критик кровожадно ухмыльнулась:
— Нужно еще больше! Я бы на твоем месте в конце разнесла эту Сиротку к чертям собачьим!
Я хотел было сказать, что моя история — не выдумка, но вовремя притормозил. Пусть думает, что это плод фантазии, так будет безопаснее.
— Еще один момент, — продолжила Кора. — Ты называешь свой роман фантастикой, а фантастических элементов у тебя кот наплакал. Ты бы давал побольше всякой паранормальщины: летающих тарелок, пришельцев, параллельных миров и всего такого.
— Учту.
— Ты ведь назвал девочку из шара в честь своей дочери?
— Ну да, так вышло...
— Как это мило! — она улыбнулась, обнажая маленькие белые зубки. — Вот только она у тебя какая-то... неживая, что ли.
— Есть такое, — согласился я. — Мне сложно даются детские образы.
— Так сделал бы ее болтушкой! У тебя славно выходят диалоги.
— Я подумаю над этим.
— А кто такой Скопец? У тебя несколько раз появляется это имя.
Как-то раз мы хорошенько повздорили с мутантом. И я решил отомстить ему. А как мстят писатели? Они убивают обидчиков на страницах свои произведений! В тот момент я был очень зол и придумал нечто похуже смерти: я кастрировал мутанта и вдобавок наградил его обидным прозвищем Скопец. А когда эмоции малость улеглись, удалил написанные сгоряча слова. Да видно, что-то все-таки осталось — проглядел.
Но я не стал вдаваться в детали, и сказал, что это просто опечатка.
— Бывает, — лениво протянула Кора. — А еще я бы заменила отца Никона. Персонаж хороший, выпуклый, но могут придраться экуменисты.
— В честь чего это? Отец Никон весь такой положительный!
— Поверь мне, лучше не надо. Замени.
— На кого?
— Ну сделай его... сделай его буддистским монахом, который изучал боевые искусства в храме Шаолинь. Так даже будет интересней. Он мог бы мастерски владеть нунчаками, а в свободное время играть на флейте. Кстати, флейту можно использовать как оружие. Пускай он пускает из нее отравленные дротики!
Я призадумался. В чем-то Кора была права. Мы, конечно, живем не во времена инквизиции, и никто не станет сжигать автора на костре лишь за то, что он написал что-то неугодное церкви. А вот штраф влепить могут! Нет, тут надо хорошенько все обмозговать...
— Спасибо, я обдумаю твои замечания.
— Я так понимаю, ты решил написать серию романов?
— Угу.
— И сколько всего книг планируется в цикле?
— Две.
— А концовка у тебя есть?
Вопрос не по адресу. Об этом лучше спросить у моего соавтора. Его зовут Жизнь, и у него очень извращенная фантазия.
А вслух я сказал:
— Нет, пока еще не придумал.
— Это ты зря. Когда пишешь роман, главное — знать, чем он закончится, иначе ничего не получится... Кофе еще есть?
— Конечно, конечно, — засуетился я.
Но прежде чем я успел взять банку, руки Коры легли мне на плечи. Я обнял ее за талию, и наши языки сплелись воедино.
Здесь могла быть эротическая сцена.
Пылкая и страстная.
Сцена, которая придала бы пикантности происходящему.
Но ее тут не будет.
А все потому, что меня опять бортанула девушка. Я, помнится, говорил, что больше не переживу такого позора, но, как выяснилось, оказался неправ. Пережил.
Короче, дело было так.
После серии поцелуев Кора вдруг отстранилась и сказала:
— Вук, у тебя неприятно пахнет изо рта. Сходи, почисти зубы.
— Будет исполнено!
Продемонстрировав готовность исполнить любое ее желание, я юркнул в санузел, где быстренько отполировал свои бивни и прополоскал ротовую полость. Но с такой же скоростью вернуться назад не смог: никак не желала открываться дверь. Я крутил замок, дергал ручку, давил плечом — ничего не помогало.
— Корочка, у меня, кажется, дверь заклинило, ты мне не поможешь? — крикнул я.
Ответа не последовало.
— Кора!
Тишина.
— Кора!
— Кора!
— Кора!
Тишина, тишина, тишина.
Наконец до меня дошло, что эта мерзавка заперла меня.
Попытки выбить дверь ни к чему не привели — она оказалась крепкой и не поддавалась. Позвонить Циклопу не представлялось возможным, поскольку мобила моя осталась в каюте. Третий вариант — орать во всю глотку и звать на помощь я решил оставить на крайний случай. Все-таки ситуация пикантная, и привлекать посторонних не хотелось бы...
— Когда я выйду отсюда, этой готической жабе не поздоровится! — зло подбодрил я сам себя и приступил к спасательным работам.
Выбраться удалось минут через пятнадцать, поковырявшись в замке случайно найденной шпилькой.
Само собой, Кора меня обнесла. Увела мобилу и деньги. Найти их ей не составило никакого труда: мобила лежала на койке, а креды — в прикроватной тумбочке. Но и мне не составит труда найти эту готическую лахудру... О чем она вообще думала, когда грабила меня? «Дзета-Йота-Эпсилон» — крохотное суденышко, спрятаться тут негде, выйти наружу невозможно. Эх, дура ты, девка!
Далеко ходить не пришлось. Стоило мне оказаться в коридоре, как я сразу увидел знакомую спину cрозовым рюкзачком-гробиком. Кора шла, уткнувшись в свою мобилу, кажется, даже и не пытаясь скрываться.
Я нагнал ее и грубо схватил за локоть:
— Попалась, воровка!
— Это ты, Вук? Чего хотел? — как ни в чем не бывало спросила она.
— Чего я хотел?! — я чуть не задохнулся от возмущения.
— Да. Что тебе от меня надо? — Кора спокойно положила мобилу в карман балахона и продолжала внимательно смотреть на меня.
Я-то думал, она устроит истерику или начнет оправдываться, но Кора выбрала другую тактику.
— Деньги верни и мобилу, — прорычал я.
— Цапку убери!
— И не подумаю.
Зрачки Коры вспыхнули хищным, желтым огнем.
— Вук, не делай глупостей.
— Деньги и мобилу, — я слегка сжал ее локоть.
— Вук, ты же вроде умный человек, книжку написал, а ведешь себя как полный фаплап...
— Верни то, что украла, и можешь валить подобру-поздорову!
— Разбежался!
— Тогда я отведу тебя к капитану.
Кора тихонько рассмеялась:
— И что дальше?
— Он заставит тебя вернуть то, что ты сперла, а когда мы прибудем на Землю, сдаст властям.
— Ты все-таки не умный, ты дурак, — заключила воровка. — Вук, неужели ты до сих пор не понял, что «Дзета-Йота-Эпсилон» — судно контрабандистов? Тут у каждого есть свой скелет в шкафу. И никто не хочет иметь дело с фараонами. Предполагаю, ты тоже не чист на руку. Признайся, Вук, скрываешься от закона? Интересно, что ты натворил? Стырил идею «Девочки из шара»?
— Я все равно отведу тебя к капитану.
Кора широко и коварно улыбнулась:
— У тебя нет свидетелей, а в каютах отсутствуют камеры слежения. И я тоже умею говорить. Ты будешь утверждать, что я украла твои деньги и мобилу, а я — что ты пытался меня изнасиловать. Твое слово против моего...
— Тебе не поверят.
Кора театрально откашлялась, шмыгнула носом и надрывным голосом залепетал:
— Этот подонок... он... он... простите, мне трудно говорить... он... — она буквально захлебывалась слезами, — он хотел надо мной надругаться... не дайте ему уйти безнаказанным...
«Она права, черт возьми! — подумал я. — Мне запросто могут не поверить, а у девицы явные актерские способности. С такой в одиночку не справишься. Может, позвать Циклопа? Но чем он мне поможет? Откусит этой гадюке голову? Да как бы Кора сама ему кое-что не откусила».
— И все равно мы пойдем к капитану, — решился я.
Иного пути у меня попросту не было.
Кора не сопротивлялась. К капитану, так к капитану. Она была спокойна, даже слишком. Это бесило меня еще сильнее.
Капитанская каюта была тесной и пахла сыростью. А вся меблировка состояла из письменного стола со стулом, вешалки и койки. На одной из стен висели два небольших постера. На одном — обнаженная темнокожая красотка, на другом — веселая слониха в красном платьице и розовой широкополой шляпе. Когда мы вошли, капитан сидел за письменным столом и собирал кубик Рубика.
В детстве я грезил космосом, и капитан звездолета был для меня героической фигурой. Сверхчеловеком, бросившим вызов силам природы. В моих тогдашних представлениях капитан звездолета — это подтянутый, в выглаженной форме, никогда не унывающий красавец-мужчина. Он всегда держит голову высоко и не опускает! Капитан звездолета строг, но улыбчив в душе. Он может справиться с любой, даже с самой сложной задачей. Однако от этих иллюзий не осталось и следа. За свою жизнь я повидал немало капитанов звездолетов и все они были обычными людьми. А капитан «Дзета-Йота-Эпсилон» оказался настоящим чмом.
Он был хмур, словно грозовое небо. Землистое, испещренное морщинами лицо напоминало засохшую отбивную, к которой кто-то пришил два стеклянных глаза. Капитан носил мышиного цвета бушлат с золочеными пуговицами и засаленную форменную фуражку с крабом.
— Кто такие? Зачем пришли?
— Мы пассажиры. Я — Вук Обранович, а это — Кора Лавлейс.
Отложив в сторону кубик Рубика, он оценил нас усталым взглядом:
— Дальше.
— Меня обокрали... Кора меня обокрала.
— Очень интересно. И чем я могу помочь?
— Хотелось бы вернуть свое имущество...
— А что скажет девушка?
Кора гордо вскинула подбородок и эмоционально сообщила:
— Он врет! Этот мерзкий тип пытался меня изнасиловать, но я дала ему отпор, вот он и выдумал этот бред, чтобы прикрыть свою задницу.
Капитан свел брови на переносице:
— Запутанная история...
— Я думаю, вам нужно изолировать этого насильника. Он опасен, — продолжала Кора.
— Или выбросить насильника в открытый космос, — выдвинул встречное предложение капитан. — Как тебе такой вариант?
— Можно и в космос, — поддержала она. — Этому подонку там самое место!
— Я подумаю над этим, — протянул капитан и меланхолично подергал мочку уха. — Была бы моя воля, я бы и с воришками не стал церемониться. Когда-то давно я служил младшим помощником капитана на пассажирском звездолете «Жаворонок». И на одном рейсе у нас завелся такой крадун. Каждый день кто-то из пассажиров обнаруживал пропажу. То кошелька, то сумочки, то часов. И никто не мог его поймать. Настоящий профи... И как-то у одного толстосума пропала ценная коллекция нэцкэ. В курсе, что это? Такие маленькие фигурки, из кости вырезанные. Как по мне, полная херь. А стоят сумасшедших денег! Потому что очень древние. И толстосум весь изошелся на дерьмо. Рвал и метал. Грозился всех засудить, посадить и распять. Стали мы искать крадуна. Нулевой результат. А вещи все пропадают и пропадают... Попался случайно. Забрался в каюту к одной бабульке, когда та вышла на обед, но она что-то забыла и вернулась. А он там, и спрятаться некуда. Попробовал дать деру, но бабулька не растерлась, схватила со стола банку с маринованными корнишонами и запустила ему вслед. И попала в затылок. А он от удара возьми да помри на месте. Бабулька-то в молодости чемпионом по метанию молота была.
— И что с ней стало? — поинтересовалась Кора.
— С кем?
— С бабулькой.
— Отделалась условным сроком. Убийство по неосторожности, такие дела.
Внезапно капитан переменился в лице. Его скулы вздрогнули, рот растянулся в усмешке, глаза странно запрыгали.
— Я придумал, как вас рассудить!
— И как же? — спросил я.
— Вы будете драться! Кто победит — того и правда.
Я опешил:
— Драться?
— Угу.
— В смысле, махать кулаками и раздавать друг другу тумаки?
— Вот именно!
— А может, лучше провести расследование? Допрос там, очная ставка и все такое?
— Не вариант. Вы оба не вызываете у меня доверия. Вылитые жулики.
— Вы ведь сейчас пошутили, да? — осторожно уточнил я.
— Я никогда не шучу.
— Но ведь...
— Деритесь! — грозным рыком перебил меня капитан и, достав из ящика стола бластер, взял нас на мушку.
На сей раз я нисколько не испугался. Только подумал: «Вот я и вляпался опять в историю. Прямо невезение какое-то!»
— Не буду, — твердо сказал я и скрестил руки на груди.
— Это еще почему? — искренне удивился капитан.
— Я не бью девчонок.
Стоило мне это произнести, Кора зарядила мне ботинком промеж ног.
— Боль-но, — фальцетом ойкнул я и, прикрыв руками причинное место, согнулся пополам.
Было такое ощущение, словно на меня вылили целое ведро ледяной воды, а потом бросили в кратер вулкана с кипящей лавой. Перед глазами плыл туман, а к горлу подбиралась тошнота. По-хорошему, мне бы следовало прилечь, поджав к подбородку колени, но тогда бы я пропустил очередной удар. А возможно, и проиграл бы схватку. Поэтому я собрал последние остатки сил и резко выпрямился. Пелена спала с глаз, и я увидел, как в нос мне несется кулак. Я успел увернуться и, изловчившись, сделал подсечку, опрокинув Кору. Она шумно грохнулась на пол, но тут же вскочила на ноги:
— Это так ты не бьешь девчонок?
— Извини, не хотел.
Теперь я был максимально внимателен и, разгадав ее маневр, перехватил запястье руки, летевшей мне в живот.
— Отпусти! — взвизгнула Кора и попыталась пнуть меня ногой, но промазала.
— Брейк! — прикрикнул на нас капитан.
Я отпустил противницу. Она сделала шаг назад и принялась массировать запястье.
Я наконец расслабился и стал жадно глотать воздух. Боль в паху не унималась, а вместе с ней в голове отчаянно пульсировала мысль о том, что моя карьера любовного афериста подошла к концу.
— Вы мне подходите, — неожиданно сказал капитан.
— Подходим для чего? — удивленно спросил я.
— Для одного дельца...
В углу комнаты что-то зашуршало. Приглядевшись, я увидел крылана. Он был упитанный и крупный, размером с котенка.
— Это Юрка, мой ручной крылан.
Капитан сочно цокнул языком, питомец подбежал к нему и проворно забрался по штанине прямиком на плечо. Получив в качестве угощения сахарок, с аппетитом умял его и преданно потерся о щеку хозяина.
— Юрку я нашел покалеченным, он застрял в вентиляторе и переломал себе две лапки, — в голосе появились несвойственные его суровой внешности нотки нежности. — Полтора месяца его выхаживал. Кормил из пипетки, колол антибиотики. И вот какой он вымахал! Умнейшее создание! Никаким трюкам я его не обучал, Юрка до всего сам допер.
Капитан снял своего воспитанника с плеча, поцеловал его и опустил на пол. Это было бы мило, если бы не было так противно. Крыланы по праву носили звание самых отвратительных существ в Системе. Внешне эти грызуны-вредители напоминали ящериц. На одном конце их тела располагались лапы, на другом — гроздь щупалец. Едва почуяв опасность, уродец расправлял скрывающиеся в боковых разрезах перепончатые крылья.
Увидев крылана, Кора взвизгнула и спряталась за моей спиной, и сейчас дрожала от страха, да так сильно, что у нее стучали зубы. А ведь еще совсем недавно она казалась мне храброй и решительной.
Помнится, знавал я одну отважную девицу, которая боялась грызунов. Ее звали Нино Джугашвили, также она была известна под кличкой «Базука», поскольку занималась рестлингом. Многократно побеждала на всевозможных турнирах по смешанным единоборствам, каратэ и дзюдо, прославилась сокрушительными нокаутами и агрессивным стилем боя. В общем, в драке с ней я бы уж точно продул. Зато в постели она была просто ураган! А склеил я ее элементарно. Притворился преданным фанатом, навешал на уши комплиментов, прочитал какой-то незамысловатый стишок — и она моя! Скажу откровенно, Базука оказалась глуповатой, к тому же не умела ни читать, ни писать. Да и с мужским полом у нее не клеилось, потому что на лице у рестлерши росла щетина из-за последствий приема анаболических стероидов. Многих мужчин это отталкивало, но не меня. Мне требовались деньги Базуки, а их у нее хватило бы на пол-Системы. Но об одной маленькой тайне непобедимой рестлерши не знал никто. Она ужасно, просто панически боялась мышей! Мне об этом стало известно совершенно случайно. Однажды подарил ей на день рождения брошку в виде мышки, при виде которой именинница тут же упала в обморок. Я, не будь дурак, сообразил, что напал на золотую жилу, и стал шантажировать свою щетинистую пассию. Не лично, конечно, ведь Базуке переломить мне хребет было раз плюнуть. Посылал анонимки, угрожая, что раскрою ее тайну всему свету, и тогда карьере придет конец. Что это за рестлерша, которую может лишить чувств всего лишь мышиный хвостик?! Она исправно платила, а я продолжал жить с ней, пытаясь ничем себя не выдать. Когда же Базука рассказала мне о шантажисте, я притворно повозмущался и пообещал ей, что найму хорошего частного детектива, который быстро найдет вымогателя. Само собой, под эти цели я вытянул у недалекой спортсменки еще немного денег. Финансовый поток мог бы еще долго течь в мои карманы, если б меня не подвели длинный язык и алкоголь. По синей дыне я разболтал о фобии одному знакомому, а тот слил инфу ее сопернице. И однажды, когда Базука вышла в октагон, оппонентка «обрадовала» ее свежей татуировкой в виде мышки, показывающей средний палец. В общем, то, чем я грозил в анонимках, случилось. Ну а я, пока не поздно, в темпе джайва скрылся в тумане, прихватив кое-что ценное из ее квартиры.
А вот сам я к мышам отношусь нормально. И к крысам тоже. И к хомякам.
Впрочем, я отвлекся, надо вернуться в реальность, на борт звездолета, где были я, Кора и наш капитан, который явно задумал что-то недоброе. Но что именно?
— Кажется, вы что-то говорили про «одно дельце», — напомнил я, бросив взгляд на ствол бластера, все еще направленный на нас.
— Ах да! — спохватился капитан. — Я решил продать вас в рабство.
— Чего?!
— Мне очень нужны деньги. Жена на сохранение, ждет четвертого ребенка, а теще необходима операция на желчном пузыре. А еще у нас — ипотека, неоплаченные счета и штрафы за неправильную парковку...
— Какое, к черту, рабство?! — возмутился я. — Мы живем в цивилизованном обществе. На дворе, между прочим, двадцать третий век!
Капитан громко зевнул:
— Ты это расскажешь своим новым хозяевам. Владельцам нарколаборатории где-нибудь в Боготе. А девку я продам в бордель, там ей самое место.
— Что вы такое говорите?! Как это возможно?! — я просто не верил своим ушам.
— Спрос рождает предложение.
— Но мы же люди!
— Ничего личного, только бизнес.
— Нас будут искать!
— С этим я тоже как-нибудь разберусь, — уверил капитан.
— Я могу выкупить себя. У меня есть деньги! — прервала молчание Кора и выступила вперед.
Он многозначительно поднял правую бровь:
— Сколько? За такую крошку, как ты, мне отвалят приличный куш...
— Много.
— Много — это растяжимое понятие. Для кого-то и сотня кредов — капитал.
— Я говорю о большой сумме...
— Наличные? А то я безналу как-то не доверяю...
— Наличные.
— А можно взглянуть на деньги?
Кора вытащила из рюкзачка знакомую стопку банкнот, скрепленную тяжелым золотым зажимом.
— Вот, — она помахала в воздухе бумажной котлетой.
— Я же говорил, что она воровка! Это мои деньги! — выкрикнул я и попытался было броситься на Кору.
— Сдай назад, придурок! — на меня навели оружие. — А ты, милочка, брось-ка мне денежки.
Кора недоверчиво насупила нос, не спеша расставаться со своей добычей.
— Я неясно сказал?
Кора нехотя распрощалась с кредами.
— Вот и ладушки, — сказал капитан, осмотрев подачку. — Ух ты! Да тут настоящий клад!
— Так что, я свободна?
— Обожди...
— Что еще? Ты сказал, что отпустишь меня, если я заплачу выкуп.
— Ничего такого я не говорил, — возразил капитан и обратился ко мне. — Так ведь?
«Ну что, доигралась, гадина? — злобно подумал я. — Если уж мне суждено пойти ко дну, я и тебя потяну за собой. Будет тебе наука!»
— Не говорил, — поддержал я слова капитана.
— Какой же ты гад, — покачала головой Кора.
А как она хотела? Думала, что я в сложившихся обстоятельствах забуду наши разногласия и встану на ее сторону? Ага, как бы не так! Не на того напала! Да и вряд ли капитан отпустит ее. Он наверняка уже все спланировал, а сейчас просто играет с нами в кошки-мышки, чертов садюга. Так что все вполне справедливо. Подло, но справедливо.
Капитан привстал и повращал головой, разминая шею.
— Но вы не волнуйтесь. Если будете вести себя хорошо, не обижу, долетите с комфортом. А жить вы будете здесь, — он сунул левую руку в карман и достал оттуда миниатюрный пульт управления, усеянный разноцветными кнопками.
Нажатие на одну из них заставило часть стены за письменным столом беззвучно отъехать и открыть внутренне убранство потайной комнаты, разделенной перегородкой из толстого стекла.
— Вот, полюбуйтесь. Прекрасная двухместная камера со звуконепроницаемыми стенами. Внутри туалет, раковина, мягкая койка, запас воды и пищи. И много времени, чтобы хорошенько обдумать ваше прошлое, настоящее и будущее.
— Значит, вы заранее спланировали наше похищение? — догадался я.
— Пусть это останется моей маленькой тайной.
Тут я вспомнил про Помилку, Циклопа и остальных, и на меня накатила волна беспокойства.
— А как же другие пассажиры? Вы их тоже продадите в рабство?
— Если ты тревожишься о своих друзьях и дочурке, то не стоит. Мне с лихвой хватит вас двоих, — благодушно сказал догадливый капитан.
У меня словно камень с души упал. Но напоследок я задал ему логичный вопрос:
— Тогда зачем был нужен этот поединок?
Капитан поправил спадающую на глаза фуражку и ответил:
— Люблю, знаете ли, поглазеть на хорошую драку.
Капитан тщательно обыскал нас. Я был пуст. А Кора рассталась со своим рюкзачком-гробиком и двумя мобилами, одна из которых когда-то принадлежала мне.
— Позвольте мне предложить вам переехать на новую квартиру, — добродушно сказал наш тюремщик и сделал приглашающий жест.
Стена за нами закрылась, и мы стали обживаться в отведенных камерах.
Впрочем, местечко оказалось довольно уютным. Исправно работали свет, канализация и водопровод. Также там имелась пятилитровая бутыль воды и целый мешок со жратвой, представленной тюбиками с космоедой, баночкой витаминов и шоколадными батончиками. Не забыл капитан и о духовной пище: на койке, которая и вправду была мягкой, лежала электронная читалка со стилусом. Я немедленно включил ее и оценил подборку текстов. Наш работорговец оказался тем еще пошляком. В его коллекции преобладала романтическая фантастика, женские романы и тому подобная белиберда. Да даже мои любимые комиксы про Ставра Звездного, тоже далеко не шедевры мировой литературы, будут получше романов типа «Красотка Джейн в плену развратных тентаклей» или «Мир плотских утех Каролины Уайт»!
Кора же сразу, едва за нами закрылась стена, подняла шум. Звуконепроницаемая прозрачная стена между нашими комнатами не позволяла мне услышать ее голос, но орала она так, что на шее вздулись жилы. Кора сопровождала свои вопли ударами кулаками по стенам и пинками ботинками по трубам. Но результат был нулевым. Подустав и, наверное, охрипнув, она переключилась на меня и стала показывать неприличные и угрожающие жесты. В ответ я только кивал и пожимал плечами, что злило ее еще сильнее. Вскоре она совсем выбилась из сил, рухнула на кровать и, накинув на голову капюшон, отвернулась к стенке.
А я был спокоен как тюлень. В последнее время смерть практически ходила за мной по пятам. Но всякий раз мне удавалось сбежать. Возможно, прозвучит излишне самонадеянно, но я верил в свою звезду.
Я снова обратился к читалке и стал искать, чем бы себя развлечь. Перед глазами одна за одной мелькали цветастые обложки с соответствующими названиями: «Невесты для дракона», «Лишия Нафф — трехгрудая богиня любви», «Лена — нимфоманка с Вернера», «Новая Лолита», «В погоне за удовольствиями», «Кошкодевочка Айко в мире запретных удовольствий», «В гареме все спокойно», «Песня невесты крокодила», «Пленница двух королей», «Хрустальная туфелька для подлеца», «Школьные забавы», «Выпускной экзамен для ведьмы», «Поцелуй феи», «Наложница кракена. Книга шестая», «Пикантная особенность Линды Чао», «Академия любовников. Урок первый: никогда не перечь директору», «Некромант из Вальхаллы. Сок любви», «Твои глаза — мой оберег», «Все ведьмы делают это», «Кофеек, круассан и джаз», «Демоны любят погорячее», «Уши, лапы хвост и чашечка эспрессо», «Целуй меня на Каллисто», «Загадочная история Сильвии», «Мой муж — сексуальный вампир, и это нормально», «Кот с тобой! На мягких лапах», «Море, запах фиалки и кое-что о нем», «Забавы ради», «Лорд Клинок, генерал Призрак и девушка с крыльями дракона», «Ведьмак и наложница дракона» и все в таком же духе. Прежде я думал, что такую литературу пишут женщины для женщин, пока не повстречал одного типа. Пузатый карапуз с необыкновенно маленькими ручками, он трудился журналистом, а на досуге как раз и ваял подобные творения. Звали его Люсьен Ганцелевич, писал же под псевдонимом Алиса Снежинка. И писал, надо сказать, хорошо, книги имели определенный успех. Он-то и рассказал мне, что мужчины составляют около тридцати процентов аудитории его читателей.
Вдруг я увидел обложку книжки «Записки убийцы» — той самой, которую рекомендовала мне Норико. Речь там шла о Шкете — безжалостном наемном убийце с редким генетическим заболеванием, из-за которого он, взрослый мужчина, выглядел как десятилетний пацан. Именно его «Гаррота» наняла, чтобы убить нас. Книжка была коротенькой. Больше половины объема занимала документальная хроника с различными протоколами, интервью экспертов и свидетелей, описание мест преступлений. А вот дальше публиковался дневник главного героя.
Я вытащил из пакета первый попавшийся шоколадный батончик, содрал обертку, открыл файл и стал читать...
«Облака. Какие же они все-таки разные. Одно напоминает слона. Другое — сказочный замок. Вот мимо проплыл лохматый пес. А вот — пароход. Я люблю смотреть на облака. Это меня умиротворяет.
Час назад я убил одну старушку. Она сама себя заказала. Старушка была одинока. Ее муж давно умер, а единственная подруга отправилась в сумасшедший дом.
— Я просто устала жить, — сказала старушка.
Но перед смертью она захотела выпить чайку. Делала это старушка из малюсенькой фарфоровой чашечки с розовым бутоном на боку. На столике стоял пузатый чайничек и розетка с малиновым вареньем, которое она ела серебряной ложечкой.
Она говорила о себе:
— Жизнь меня не обидела. Судьба дала многое. И молодость была, и здоровье было. И хороший муж, упокой боженька его душу. Лишь одного счастья я не знала. Не дал мне боженька детей. Так получилось...
Рассказала, какой была в молодости красавицей и как за ней увивались мужчины. Про любимые фильмы рассказала. Про любимую музыку. Про то, как однажды, когда ей было шестнадцать, незнакомый курсант подарил ей букет цветов и она до сих пор помнит их запах. Я молча слушал ее, а она все говорила и говорила.
И я выстрелил ей в голову.
Старушка соврала. Она не хотела умереть, ей просто нужен был человек, который бы ее выслушал.
Но я не соцработник и не психолог. Моя работа — не слушать, а затыкать рты.
Я — киллер.
Я смотрю на облака.
Я почти не пользуюсь плазменным оружием. Предпочитаю огнестрел. Иногда использую сапожное шило или взрывчатку. Очень редко — яд.
Один бизнесмен заказал мне своего партнера. Он хотел, чтобы тот умирал долго и мучительно. Я остановил свой выбор на шанхайском коктейле. Этот смертельный яд не имеет вкуса и запаха, не оставляет следов, его невозможно обнаружить при вскрытии. Партнер бизнесмена умер в мучениях. За две недели он превратился в глубокого старика. Волосы выпадали клоками, с тела сошла кожа, один за другим отказывали внутренние органы. Но даже на смертном одре, испытывая жуткую боль, этот человек молил об одном. Пожить еще немного. Еще полчасика пожить...
Я смотрю на облака.
То, что я не такой, как все, обнаружилось не сразу. В младших классах я был самым маленьким. Но в учебе и по физподготовке всегда оказывался лучшим.
Отца у меня не было. Только матушка. Очень набожная женщина. Она не верила диагнозам врачей и постоянно таскала меня в экуменистическую церковь и показывала разным священникам. Меня заставляли держать пост и читать молитвы, с ног до головы обливали святой водой. А один священник загнал меня в ледяную прорубь. Тем днем я слег с высокой температурой и неделю провалялся в постели.
Мы даже ездили к сибирскому старцу. Он жил в монастырской келье и носил рубище. На его шее висела пудовая верига — кусок якорной цепи. В уши были вдеты два гвоздя, а на голове он носил венец из колючей проволоки. Все говорили, что старец обладал даром чудотворения, лечил от любой болезни. Когда матушка рассказала о моем недуге, он велел закопать меня в землю. Старец называл это «духовным погребением». Чтобы я не умер от недостатка воздуха, мне в рот вставили дыхательную трубку. В земле я пролежал несколько часов. Когда меня откопали, старец сказал, что теперь бесы покинули мое тело и я здоров. Матушка щедро его вознаградила и отдала ему все наши сбережения. Когда мы уходили, я незаметно потрогал его вериги. Цепь была пластиковой.
Чуда не произошло. Я не выздоровел.
Матушка разочаровалась в экуменизме и стала таскать меня по всяким экстрасенсам, колдунам и гадалкам. Все это стоило денег. Тогда она устроилась на вторую работу. А потом продала нашу квартиру и купила комнату в коммуналке. Там познакомилась с Варварой.
Варвара была членом большевистской партии «Пожар». Эмблема пожарников, как они сами себя называли, — черный горящий факел в белом круге на красном фоне. Они хотели разжечь пожар мировой революции и построить новую сильную Империю от Земли и до Проксимы Центавра. Матушка прониклась их идеями и стала членом партии. Платила солидные взносы, собирала пожертвования на дело революции, пропадала на их митингах и собраниях. Несколько раз за нарушение общественного порядка ее забирали в кутузку. Она очень этим гордилась.
Пожарники прекратили свое существование после того, как при обыске в подвале их партийного бункера правоохранители обнаружили цех по производству контрафактного алкоголя и потайную комнатку, где партийные боссы погружались в садомазохистский угар.
Я смотрю на облака.
Наемным убийцей я стал случайно. Окончив школу, работал разносчиком пиццы и случайно познакомился с бандосом по кличке Индеец. Когда я принес ему заказ, он спросил не рано ли мне еще работать. Я назвал свой настоящий возраст. Слово за слово, мы разговорились. Он был веселым парнем. Смуглый, бородатый, с выбритым на голове ирокезом. Индеец работал на «Гарроту». Собирал дань с мелких коммерсантов.
Мы подружились. Индеец часто брал меня на тусовки. Там мы пили пиво, курили траву и веселились. Его любимой фишкой было спорить с людьми о том, сколько мне на самом деле лет. Спорил он на деньги. И всегда оказывался в выигрыше. Он спорил со всеми: с друзьями, с охранниками клубов, с барменами и даже с фараонами. Деньги мы честно делили пополам. На круг выходила хорошая сумма. Я бросил работу и стал постоянно тусоваться с Индейцем.
Как-то утром мы возвращались из клуба на электромобиле, за рулем которого сидел бандос по кличке Сифа. Всю дорогу он жаловался, что его кинул киллер. Взял деньги за работу и смылся, а теперь нужно искать нового исполнителя. Я спросил, на какую сумму его нагрели. Он назвал цифру. Я сказал, что за такие деньжищи сам кого хочешь завалю. Сифа дал по тормозам и спросил, не шучу ли я? Я сказал, что абсолютно серьезен. Сифа сказал, что готов отдать заказ мне, но перед этим я должен доказать, что умею убивать. Он указал на бомжа, что лежал на картонке у мусорного бака.
— Завалишь нищеброда, и ты в деле, — сказал он и протянул мне нож.
Я вышел из машины. Оглянулся по сторонам. Вокруг никого не было. Бомж открыл глаза.
— А ну-ка проваливай, шкет, — прохрипел он.
Я наклонился и несколько раз ударил ему в сердце ножом.
Когда я вернулся, Сифа нажал на газ. Нож был выброшен в сточную канаву.
— Я видел, что этот нищеброд что-то тебе сказал. Что именно?
— Он сказал: «А ну-ка проваливай, шкет».
Сифа рассмеялся:
— Считай, что это было твое боевое крещение, Шкет.
С тех пор все меня так и называли.
Я смотрю на облака.
Оружие мне изготавливают на заказ. У меня телосложение ребенка, и я не удержу в руках нормальную пушку. Это дорогое удовольствие, но моя работа хорошо оплачивается. У меня богатая коллекция таких пушек. Их не отличить от детских игрушек. У меня есть маленькая снайперская винтовка и крохотный складной автомат, замаскированный под простой чемоданчик. Стоит нажать потайную кнопку на ручке, как он превращается в оружие. А еще есть компактный гранатомет.
Я смотрю на облака.
Довольно быстро я стал самым востребованным киллером в Системе. А вместе с популярностью росли и гонорары. Мне было далеко до таких матерых профессионалов, как Сашка Стрелец или Майк Фауст, но, думаю, скоро мы сравняемся в счете.
Когда меня объявили в розыск, я сделал пластическую операцию. Еще у меня появилась напарница. Верная и надежная. Ева Баумгартен. Она бывшая актриса и мастерски умеет перевоплощаться, что безусловно является ценным подспорьем в нашей работе. Мне с моей внешностью приходилось непросто, и Ева взяла на себя часть моей работы. Мы придумали легенду, что мы — мать и сын. Идеальное прикрытие.
Однажды мне пришел заказ на одного барыгу. Он жил в отеле на сто четвертом этаже. Мы с Евой сняли номер двумя этажами выше. Неделю готовились, выясняли распорядок дня жертвы. Когда пришел момент, Ева переоделась официанткой и проникла к нему в номер, а я спрятался в сервировочной тележке за длинными полами белой скатерти. Барыга даже понять ничего не успел, как с ним было покончено.
Я смотрю на облака.
Я не кровожадный. Убивать людей — моя профессия. И я хорош в этом.
Никто никогда не учил меня обращаться с оружием. Все знания получены на практике. Индеец говорил, что у меня врожденный талант. А сам он умер полтора года назад. Его убил я. По заказу боссов «Гарроты». Я, не раздумывая, исполнил заказ. И не потому, что мне были нужны деньги. Просто моя работа — единственное, что у меня есть, и я ей очень дорожу. А деньги меня не волнуют. Я вообще мало трачу. Живу, стараясь не привлекать внимания. Не общаюсь с людьми, выхожу на улицу только с Евой. У меня нет ни электромобиля, ни небохода, ни шикарного дома. Я мало пью и почти не употребляю наркотики. У меня никогда не было женщины.
Я смотрю на облака.
Как-то раз мне приснился сон, что в стене моей квартиры поселилось Нечто. Небольшого роста, сплошь покрытое длинными грязными волосами. У него были черные узловатые ручки и ноги с огромными ступнями. Весь день Нечто чем-то шуршало, сопело и царапало ногтями стену. А ночью выходило наружу, заходило на кухню, садилось на стул и водило по столу пальцами, словно лаская его. Мне бы следовало испугаться, но я был совершенно спокоен. Я быстро свыкся с его присутствием в доме. Мы не общались.
Однажды Нечто заговорило. Сначала это был просто какой-то шум, а потом до меня донеслись слова:
— Тесно. Тесно. Тесно.
Голос был гулкий, как из турбины.
Я проснулся в холодном поту.
Тем днем я узнал, что умерла моя матушка. Впервые за много лет я заплакал. Несколько лет мы не общались, но я исправно слал ей деньги. Как потом выяснилось, их она жертвовала детским домам.
Я организовал роскошные похороны, но сам на них не пришел. Боялся, что меня заметут. За похоронами наблюдал с помощью микродрона. Дорогой дизайнерский гроб не проходил в отверстие крематория, так что пришлось отламывать ручки.
Тесно. Тесно. Тесно.
Я смотрю на облака.
Когда у меня нет заказов, я могу часами сидеть в кресле и пялиться в одну точку. Я словно умираю. И оживаю только, когда получаю сообщение о новом заказе.
Я смотрю на облака.
Кровь на снегу похожа на мякоть арбуза.
Я смотрю на облака.
Всего лишь раз я облажался.
Моя жертва, известный банкир, жила в пентхаузе элитного отеля на сто тринадцатом этаже. Подобраться к нему было невозможно. Но рядом с отелем стояла заброшка, идеально подходящая для выполнения поставленной задачи. Я выбрал там удобное место, откуда мне хорошо было видно окно номера банкира, вооружился снайперской винтовкой и стал ждать. Ждал долго. Почти весь день. Наконец банкир появился. Но не один. С ним были маленькая дочь и жена. И я облажался. Попал в спину женщины. Банкир тут же схватил дочку в охапку и пропал из поля зрения. В номере засуетились охранники. Я быстро собрал свои пожитки и свалил.
А банкира я убил на следующий день. Подорвал его небоход из гранатомета.
Однажды я убил священника. Я пролез в форточку его квартиры на первом этаже и уже направил на него пистолет, но священник сложил руки замком и стал молиться. Я опустил пушку.
— Ты экуменист? — спросил я.
Он кивнул.
— Почему тебя заказали?
— Я задолжал ростовщику. Вчера был последний день уплаты долга.
— Игрок?
— Игрок.
— Ты веришь в Бога?
— Я — священник.
— Не все священники верят в Бога.
— Я верю.
— Ты веришь в то, что Бог всемогущ? Тогда помолись, чтобы он остановил пулю.
Он беззвучно зашевелил губами. Я дал ему несколько секунд, потом выстрелил.
Бог не помог ему.
Я смотрю на облака.
На меня всегда работал фактор неожиданности. Увидев ребенка с пистолетом, жертва редко хваталась за оружие. Одна пьяная шлюха затряслась от смеха, когда я направил на нее ствол.
— Мальчик, ты что, хочешь напугать меня своим игрушечным пестиком?
Она смеялась так, что из ее рук выпал бокал, а шампанское пошло носом. Я нажал на спусковой крючок, и она заткнулась.
Оказалось, что у нее есть служанка-биогибрид, которая и прибежала на звук выстрелов. Вывести биогибрида из строя — непростая задача. Они способны к регенерации. Огнестрельное оружие против них зачастую бессильно. Но у меня была с собой обойма разрывных патронов, и я разнес голову биогибрида буквально в брызги.
Я смотрю на облака.
Ева молчаливая. Мы живем с ней в разных комнатах и почти не разговариваем. У нас рабочие отношения.
У Евы непримечательная внешность, таких девушек называют серыми мышками. У нее нет особых примет, она — как невидимка. Любит играть в приставку. Режется в шутеры и квесты. Ест всегда одну и ту же еду: рис, куриная грудка, овощной салат.
Мы разговариваем только о работе.
Я слежу за своим здоровьем. Регулярно прохожу медосмотры. Занимаюсь спортом и единоборствами. Я сильный, мне не составит труда справится со взрослым мужчиной. На меня работает хакер, который может вывести из строя любую аппаратуру. Мы никогда не виделись. Общаемся по Энергонету. Знаю только, что это девушка.
Я смотрю на облака.
Я всегда ношу с собой капсулу с ядом. Она зашита у меня в воротнике. Не хочу попадаться в руки фараонов.
Один поэт сказал, что «мир — это мусорная корзина, в которую брошена горящая зажигалка». Очень верное сравнение. Тушить мир бесполезно. Это все равно, что поливать из пожарного шланга солнце.
В телевизоре я вижу только смерть. Перехожу с канала на канал. Тут взорвали, там убили. Бесконечный круговорот крови и страданий. Меня не трогают эти вещи. Эмоции вредят моей работе. Я ощущаю внутри себя пустоту. Я сам и есть пустота.
Я смотрю на облака..."
Я закрыл файл. Продолжать читать не хотелось. От таких текстов и в самом деле кровь стыла в жилах — Норико была права в своей аннотации. И сейчас я всерьез разволновался. Не столько за себя, сколько за своих товарищей.
«Этот Шкет — натурально робот-убийца, — думал я. — Он из кожи вон вылезет, чтобы исполнить заказ».
В общем, я должен выбраться на волю, и спасти всех нас. Но как это сделать?
Взгляд мой упал на прозрачную стену, за которой лежала, отвернувшись к стенке и накрыв голову капюшоном, Кора. А потом я услышал странный шуршащий звук. Источником звука был крылан. Он сидел у моей койки и буквально пожирал меня глазами.
— Юрка, — догадался я и улыбнулся.
Крылан был одновременно противным и в то же время беззащитно-трогательным. Я отщипнул крошку от шоколадного батончика и бросил ему. Юрка тут же слопал подачку и умчался по своим делам.
И в моей голове созрел план.
Я постучал костяшками пальцев по прозрачной стене, которая разделяла наши комнаты. Никакой реакции не последовало.
— Прикидывается, паршивка, — выругался я и принялся долбить по стеклу кулаком.
Наконец Кора лениво перевернулась и посмотрела на меня. Я открыл на читалке приложение «Заметки» и, написав стилусом: «У меня есть план», показал ей.
Девушка мгновенно оживилась, бойко соскочила с койки и подошла к стеклу.
«Тут есть видео-камеры?» — написал я.
Кора неопределенно дернула головой. Я жестом показал, что не понял ответа.
— Есть, — беззвучно проговорила она и указала пальцем на потолок. Я тщательно все обследовал взглядом, но ничего не обнаружил.
«Не вижу».
Она стукнула себя ладонью по лбу и немного выпучила глаза. Наверное, это можно было перевести как: «Дубина, смотри внимательней».
Вернувшись в режим поиска, я наконец увидел в правом верхнем углу тусклый красный огонек.
Я показал Коре вертикальный кулак с вытянутым вверх большим пальцем и написал: «Я кое-что придумал».
План был прост, как все гениальное, и коварен, как все судьбоносное.
Я решил приманить сладеньким ручного крылана Юрку, чтобы поймать его и держать в заложниках до тех пор, пока не явится его хозяин, которому я прикажу освободить нас. В том, что капитан ради своего питомца пойдет на все, я не сомневался. Но провернуть такое дельце одному — задача сложная, так что мне требовался сообщник.
Юрку я изловил при помощи наволочки. Положил на пол приманку и затаился. Ждать долго не пришлось. А дальше... Цап! И он в ловушке!
Я встал перед красным глазком и принялся махать рукой. Внимание на меня обратили где-то через полчаса.
— Чего хотел? — раздался откуда-то сверху капитанский голос.
Я вынул из наволочки крылана и продемонстрировал его.
— Ты что это задумал, мерзавец?!
— Если через минуту вы не выпустите нас, то, клянусь своей селезенкой, я раздавлю эту мразь! — угрожающе прокричал я и снова сунул крылана в наволочку.
— Слышь, ты, козел, а ну-ка отпусти Юрку!
— И не подумаю!
— Я тебе приказываю!
— А хуху не хохо?
— Чего ты сказал, падаль?!
— Говорю, время пошло. Раз, два, три, четыре...
— Послушай, парень, не делай глупостей!
— Пять, шесть, семь, восемь, девять, десять...
Голос смягчился:
— Подожди, подожди, приятель! Как там тебя? Извини, совсем из головы вылетело.
— Вук.
— Слушай, Вук, отпусти Юрку. Он ни в чем не виноват!
Но на меня такие доводы не действовали:
— Одиннадцать, двенадцать, тринадцать, четырнадцать... Слышишь, ему больно! Он страдает! Если через минуту тебя здесь не будет, я оторву гаденышу одно крыло, потом другое. Пятнадцать, шестнадцать, семнадцать...
— Хорошо, хорошо! Я мигом, только не делай Юрке больно.
Я довольно улыбнулся, посмотрел на Кору и подмигнул. Она в ответ показала мне язык.
Что делать дальше, я пока не придумал. Придется импровизировать. Но главное — выбраться из плена. А там уж будем действовать по обстоятельствам.
Стена отъехала в сторону и перед нами предстал капитан с раскрасневшейся рожей. Из-под фуражки по щекам стекал пот, ноздри широко раздувались, а рот жадно глотал воздух. Похоже, он мчался сюда со всех ног.
Я сделал шаг вперед, прижимая наволочку с пленником к груди. Гаденыш отчаянно вертелся, пытаясь вырваться, но я был сильнее.
— Без лишних движений, иначе я переломаю ему хребет! — предупредил я.
— Пожалуйста, не делай этого. Христом богом молю! — простонал капитан.
— Подними руки! Чтобы я их видел! Кора, разоружи его!
Моя сокамерница метнулась к горе-работорговцу, изъяла у него бластер, а заодно деньги и связку ключей, и взяла его на мушку.
«Ну, что, капитан, чья взяла? — мысленно злорадствовал я, глядя на этого гнуса в фуражке с крабом. — Тоже мне, злодей! Чучело огородное — вот кто ты на самом деле. Неудачник, грязнуля и мразь. Захотел нас продать в рабство! Ишь чего вздумал!»
Я был сильно возбужден и, не рассчитав сил, слишком крепко сжал крылана пальцами. Раздался противный чавкающий звук, и наволочка окрасилась в серый цвет. Крылану пришел каюк.
— Убью! — в бешенстве заорал капитан и бросился ко мне, но выстрел успокоил его навсегда.
Кора сдула дым со ствола бластера, подошла к трупу и пнула его ботинком.
— Мертв? — спросил я.
— Мертвее не бывает, — она посмотрела на меня и скорчила гримасу. — Да выбрось ты уже эту дохлятину!
Я рассеянно шмыгнул носом и швырнул останки крылана в угол.
А полноценно обрадоваться свободе мне помешал бластер, уставившийся прямо в сердце.
— Не рыпайся, Вук. Будешь вести себя хорошо — и мне не придется дырявить твою шкуру, — сообщила Кора.
— А я думал, что мы напарники...
— Петух тоже думал... Знаешь, сколько человек в экипаже?
Я знал:
— Осталось семеро, включая двух пилотов.
— Очень хорошо. А сколько пассажиров?
— Человек пятнадцать. Трое в строю, остальные в анабиозе.
— А ты глазастый! Короче, план таков. Мы врываемся в кабину экипажа, захватываем судно и летим на Марс!
— Зачем?
— Меньшее знаешь — крепче спишь! А теперь вперед шагом марш!
— А может, не надо? — тихо спросил я.
— Разговорчики! — гаркнула она, и мы пошли захватывать звездолет.
Вот я и стал космическим пиратом. Конечно, до Ставра Звездного мне как до Луны пешком, но начало злодейской карьере положено. А ведь когда-то я мечтал стать капитаном звездолета. Все-таки жизнь — штука непредсказуемая.
Из-за угла вырулили два матроса. Кора без раздумий пустила их в расход.
— Ты что творишь?! — заорал я.
— Тише, Вук, тише. Не суетись, иначе прострелю тебе ногу.
— Зачем было их убивать?!
— Есть такое слово «надо». Может, слыхал?
«Чертова готка! Такими темпами она укокошит весть экипаж, а потом примется за пассажиров. Она что, маньячка или это просто издержки субкультуры?» — подумал я.
Из глубины коридора показался очередной матрос. Шансов остаться в живых у него тоже не было.
— Остались еще двое, — констатировала Кора.
Оставшиеся обнаружились на кухне. Один — высокий, с черной повязкой на глазу, другой — пониже, усатый и смурной. Они оказались проворнее и увернулись от выстрела. Одноглазый набросился на Кору, повалил на спину и стал душить. А усатый прописал мне кулаком в грудь. Я пошатнулся, едва не потеряв равновесие. Удар у него был поставлен хорошо. Не знаю, чем бы закончилась эта потасовка, если бы мне под руку не подвернулся тяжелый чугунный сотейник, которым я со всей силы ударил противника по голове. По лицу матроса заструилась кровь, он хрюкнул носом и рухнул.
Одноглазый между тем явно одерживал верх над Корой. Я размахнулся сотейником и долбанул и этого по макушке. Тот на секунду замер и завалился на бок.
Кора медленно поднялась на ноги и откашлялась:
— Еще немного, и этот фаплап бы меня придушил, — прохрипела она.
— Пожалуйста, — не дожидаясь благодарности, сказал я.
Поверженные противники, как нетрудно догадаться, не удостоились пощады и были хладнокровно расстреляны.
— Тебе мало трупов?!
— Если что-то не устраивает, могу найти и тебе местечко в коллекции мертвяков, — огрызнулась она и скомандовала. — Шуруй вперед. Мне не терпится обрадовать пилотов новостью о том, что скоро посадка.
Я нахмурился, прикидывая, сколько же нам еще лететь до красной планеты:
— Скоро? Ну это ты загнула...
— Я все рассчитала. Если вдарим по газам, то к завтрашнему утру будем на месте. Вперед! Шевели мослами!
В коридоре нам встретился один из пассажиров: плешивый тип в вельветовом костюме. Он держал в руках здоровенный глазированный бублик, половину которого уже сожрал. Но убивать его Кора не стала, а строго спросила:
— Ты где пропадал?
— Ну я того... Этого...
— Пока ты тут жрешь, меня чуть не убили!
— Прости, товарищ Мина.
«Какая еще Мина?» — мысленно изумился я, но вмешиваться в разговор не стал.
— Ладно, потом разберемся. У меня есть оружие и ключи от кабины экипажа. Мы летим домой! — объявила переименованная и помахала в воздухе пушкой.
Глаза у мужика заблестели:
— На Марс?
— Да, товарищ Ревволь, на Марс. По прямой. И без пересадок.
— Вот везуха!
— Удача на нашей стороне.
— А это что за тип? — мужик подозрительно покосился на меня.
— Вук. Пассажир. Ты что, не помнишь его?
— Не-а. У меня плохая память на лица.
— Мы с ним за одним столом сидели.
— А ... ну ладно...
Ревволь пожал плечами и надкусил свою глазированную ношу.
— Да брось ты этот чертов бублик! У нас есть дела поважнее! — Кора отняла у него глазированный руль, бросила на пол и для верности растоптала.
В кабине сидели два пилота. Увидев вооруженную Кору, один из них протяжно вздохнул:
— Только космических пиратов нам не хватало...
— Мы не пираты! — гордо провозгласила Кора.
— А кто?
— КОМА. Комитет освобождения Марса! Мы экспроприируем ваш звездолет! Следующая остановка — Марс!
Пилот выпятил вперед нижнюю губу и слюняво причмокнул:
— Мне будут нужны посадочные координаты...
— Они есть у товарища Ревволя.
— У кого?
— У него, — она хлопнула источник информации по плечу. — Пушки на звездолете есть?
— В кабинете у капитана, в оружейном шкафу.
— А у вас?
Пилот неохотно сунул руку под пиджак, осторожно вытащил из наплечной кобуры бластер и отдал Коре, виновато сообщив:
— Нам по инструкции положено.
Пушка уперлась ему в висок.
— Ты что, сука, думал завалить нас?! Признавайся, где остальное оружие!
— Нет ничего больше! — заверещал он и из его глаз брызнули слезы. — Умоляю, не убивайте! У меня жена и ребенок! Я даже стрелять не умею!
— Он говорит правду? — вопрос адресовался второму пилоту.
Тот дрожал, как осиновый листок, но голос был уверенным:
— Чистую правду, клянусь здоровьем мамочки.
— Вот тебе я верю. Не знаю почему, но верю, — сказала Кора и вручила реквизированную пушку Ревволю. — Сиди тут и следи, чтобы эти кретины не выкинули какой-нибудь фокус. Если будут чудить, разрешаю тебе их пристрелить.
— А как же мы без пилотов? — почесав за ухом, резонно поинтересовался он.
— Ладно, разрешаю убить одного.
— Слушаюсь, товарищ Мина!
— Не надо стрелять. Мы будем хорошо себя вести, — утирая слезы рукавом, жалобно прогундел первый пилот.
Я призадумался: «Черт возьми, если эти двое из Комитета освобождения Марса, то значит, что Кора, которую соратник назвал другим именем, — это... командир тамошних повстанцев, легендарная Мина Лепесток!»
Но Кора никак не тянула на неуловимую фурию, держащую в страхе всю красную планету. Бабенка она боевая, здесь не поспоришь, но этого недостаточно, чтобы быть лидером экстремистской организации. Хотя реальный злой гений не обязан выглядеть как суперзлодей из комиксов. Вспомнить хотя бы исторические примеры: все диктаторы, через одного, коротышки с обманчивыми внешними данными.
Кажется, мой друг Абу говорил, что власти назначили награду в восемнадцать миллионов кредов за информацию о ее местонахождении. Огромные деньги! Мне бы и половины хватило, чтобы безбедно прожить остаток своих дней. Да что там половина! Мне бы хоть четверть...
— Так ты и есть та самая Мина Лепесток? — все-таки проявил я свое любопытство, когда мы покинули кабину летного экипажа.
— Так точно.
— А все, что ты рассказывала про Педагогический университет и про учебу на литературного критика — враки?
— Не совсем. Я действительно училась на литературного критика, но потом бросила это занятие.
— А почему?
Бывшая Кора, в руке у которой по-прежнему находился бластер, приказала мне остановиться. Она выудила из кармана таблетницу, достала синюю пилюльку и закинула в рот. Поинтересовалась и у меня:
— Хочешь взбодриться?
— Нет, мне не надо.
— Ну смотри, второй раз не предлагаю. Дурь просто обалденная!.. О чем ты там спрашивал?
— Почему ты бросила учебу?
— Понимаешь ли, я люблю свою Родину и не могу оставаться в стороне, когда ее рвут на части.
— Но вы же... Вы же террористы. От ваших рук гибнут невинные люди.
— Невинных людей не бывает, — заявила Мина.
— А дети? Ведь в терактах гибнут дети...
— Не надо давить на жалость, Вук.
— Ни на что я не давлю...
— Давишь.
— Хорошо, зайдем с другого конца. Вот предположим, вы одержали победу и Марс получил независимость. Что дальше?
— А это уже не наша забота. Мы всего лишь рабочие, производящие революцию.
— Тогда какой прок убивать невиновных, если вы сами не ведаете, что будет дальше?
— Все революции сделаны из террора, — воодушевленно произнесла Мина. — Революционер без бластера и бомбы — не революционер! И без человеческих жертв здесь не обойтись. Но когда Марс наконец станет свободным, все скажут нам спасибо.
— А вы у людей спросили, хотят ли они получить свободу такой ценой?
— Зачем? Многие из них попросту не понимают, что происходит, так что нам приходится думать за них.
— И ты считаешь, что ваш Комитет освобождения Марса может решать за других?
— Конечно. Ведь мы делаем революцию для марсиан и только ради них.
Мина говорила так уверенно, что я невольно вздрогнул. Хладнокровная бестия, под стать Шкету из «Записок убийцы»!
— А к чему ты затеял этот разговор? — ее щеки налились багрянцем, зрачки расширились — это начала действовать наркота.
— Да так... просто... — честно говоря, я и сам не знал.
— Может, хочешь вставить меня в какую-нибудь свою книжонку? Например, в продолжение «Девочки из шара»?
— Да ничего я такого не хочу...
— Врешь. По глазам вижу, что врешь. Вы, писаки, как сороки тырите все, что блестит. А история моей жизни — это натурально алмаз. Не какая-нибудь там «Адская КОМА». Читал, надеюсь? — голос Мины изменился, стал громче, а речь ускорилась.
— Ну так... полистал...
— Этот чертов выдумщик Гаврош, конечно, насочинял всякой ерунды. Но надо отдать ему должное, брешет он мастерски. А какие рисунки! Закачаешься! Да и нам его графический роман на пользу пошел. Ведь кем мы были раньше? Террористами и убийцами! А после «Красной КОМЫ» стали героями-освободителями. Так что я на него не в обиде. Но все-таки хотелось бы, чтобы про нас написали правду. Ты бы смог написать книгу про нашу борьбу, Вук?
Я глянул на бластер, вспомнил, как был уничтожен почти весь экипаж «Дзета-Йота-Эпсилон», и решительно сказал:
— Да. Я бы смог.
— Вот и ладно. Я такое тебе расскажу, закачаешься! Но в рамках разумного. Кое-что, само собой, придется изменить. А чтобы книжка прошла цензуру, поставишь дисклеймер «Все персонажи и события вымышлены, любые совпадения случайны».
— Понимаю, — кивнул я. — Конспирация.
— Она самая! Искусством конспирации я владею в совершенстве. Именно поэтому меня еще не поймали.
— Значит, Кора Лавлейс — не твое имя?
— Нет, конечно. Как меня зовут, я тебе не скажу. Ни за что на свете. А Мина Лепесток — моя кличка, если ты не догнал.
— Не надо думать, что я идиот.
— А я и не думаю! Ты умный. Вон какую книжку написал и так быстро!
Признаться, я был польщен. Ничто так не греет душу начинающего писателя, как старый добрый коммент с сердечком.
— У нас у всех клички, — поделилась революционерка-аноним и приложила палец к губам. — Конспирация. Например, товарища Ревволя на самом деле зовут Ми... Ой, чуть не проболталась. В общем, у него тоже другое имя. А Ревволь — это сокращение от «революционная воля». Вообще это старая традиция, чтобы у революционеров были говорящие прозвища. Как Сталин, например. От слова «сталь». В курсе, кто такой Сталин?
— Что-то слыхал...
— О, это был великий человек! Я тебе о нем расскажу.
Сейчас Мина напоминала мне ботана Фила. Тот тоже сыпал именами известных людей, гнал какую-то революционную пургу, а когда дело коснулось дележки добычи, без зазрения совести вальнул двух своих подельников. Неужели все эти борцы только прикрываются благими идеями, а на самом деле их единственное желание — обогатиться? По мне, так бандосы гораздо честнее этих «вольнодумцев», они хотя бы не скрывают своих истинных целей.
Тем временем язык у недоучившегося литературного критика развязался, ее болтовня текла бурным потоком.
«Ишь как ее таращит! Наверное, и вправду обалденная дурь», — подумалось мне.
Марс — пожалуй, самое депрессивное место в Системе. Тут удивительным образом слились воедино мрачные пейзажи, хреновый климат и толпы хмурого плебса. Если бы в Системе проводили конкурс на самые унылые рожи, то Марс занял бы первое место, я точно говорю. И будь я президентом, не раздумывая даровал бы красной планете независимость. Может быть, после этого местные жители стали бы хоть немного счастливей.
А если откровенно, то вся наша Система — одна большая выгребная яма. Есть, правда, исключения: Церера, Авалон... Ну может быть, Венера, и то с бо-ольшой натяжкой. И конечно же, планета-курорт Каллисто, место, где я бы хотел провести остаток жизни. И кажется, у меня появился шанс осуществить свою мечту...
Впрочем, я опять нарушаю порядок повествования.
Мина отконвоировала меня в свою каюту, взяв клятвенное обещание, что я никуда не скроюсь. Было бы куда, ведь мы находились в открытом космосе. Хотя в моей голове уже зрела одна интересная мысль...
— Посиди пока тут и хорошенько все обдумай, — назидательно сказала Мина.
— Что именно?
— Ты что, забыл, Вук? Ведь мы договорились, что ты будешь писать про меня книжку. Отныне ты мой биограф! Так что не трать время — составляй план, делай наброски и все остальное, что должны делать писатели.
— А ноутбук у тебя есть? Или хотя бы мобила?
— Вот, — она достала из кармана карандаш и протянула мне. — Это лучше любого ноутбука. В тумбочке есть блокнот. На Марсе займемся книгой вплотную. Я покажу тебе в нашу штаб-квартиру. А потом... Ладно, сейчас не буду говорить, сам увидишь.
Мина вышла, но вскоре вернулась в компании Циклопа и Помилки, восседавшей на чудо-кресле, как на троне.
— Сидите тихо и не трепыхайтесь, иначе накажу, — ласково сказала Мина и, помахав на прощание бластером, заперла на ключ дверь.
— Надо срочно выбираться отсюда, — сразу же засуетился мутант. — В кресле есть оружие и...
— Ни в коем случае! — перебил я.
— Это еще почему?
— Потому что восемнадцать миллионов на дороге не валяются.
Циклоп застыл в недоумении:
— Восемнадцать миллионов чего?
— Ну не крыланов же! Кредов, дружище!
Он недоверчиво поглядел на меня:
— Ты что, под кайфом?
— Нет.
— Значит, сбрендил?
— Ты только послушай, что я придумал!
Мой очередной гениальный план заключался в том, чтобы сдать Мину Лепесток фараонам. Вообще-то я стараюсь не связываться с правоохранительными органами, но в этот раз решил сделать исключение. Шутка ли, восемнадцать лимонов! Получим денежки, купим шале на Каллисто, и будем жить, как у Христа за пазухой. Но действовать нужно было с умом.
— Надо накрыть мятежников в их логове, — объяснял я детали задуманного. — Принесем их фараонам на блюдечке с голубой каемочкой!
— Рискованно это...
— Но ведь у нас есть пушки и Помилка — метательница молний. Победа будет за нами!
— Что-то ты больно смелым стал, Проныра. Не замечал за тобой такого раньше.
Честно скажу, во мне заговорила алчность. Неприятно признаваться, но чего уж отрицать очевидное.
— А может, не будем усложнять? Прямо сейчас их скрутим и сдадим, — предложил мутант.
— Э нет, торопиться не надо. Я видел Мину Лепесток в деле, она любому зубы заговорит. Обведет фараонов вокруг пальца, а мы потом еще и виноватыми окажемся.
— Опасное это дело.
— Игра стоит свеч!
— Так-то оно так, но лучше не рисковать.
— На кону восемнадцать лимонов. Когда еще выпадет такой шанс?
— И все-таки я опасаюсь.
— Не очкуй! Все будет тип-топ, — я перевел свой взгляд на малую и подмигнул ей. — Помилка, деточка, ты только посмотри на этого трусишку!
— Я не трус!
— Прости, дружище, но ведешь ты себя именно так.
— Слушай, Проныра, а если все у нас получится, я смогу купить себе новую снайперку? — задумчиво произнес Циклоп.
— Ты сможешь купить себе целый арсенал!
В положенное время наш звездолет совершил посадку рядом с заброшенной фермой в кукурузном поле недалеко от марсианского города Колоколамск.
— Конечная, поезд дальше не идет, просьба освободить вагоны! — объявила Мина, переступив порог каюты.
За спиной у нее крест-накрест висели два плазмамета, а на бедрах болталась кобура с бластером. По всей видимости, пушки были из оружейного шкафа, что стоял в капитанской каюте.
— Они пойдут со мной, — указал я на Циклопа и Помилку.
Возражений не последовало.
— А что будет с остальными пассажирами? — не мог не спросить я, ведь среди тех, кто сейчас лежал в гипотермических капсулах, были Фидель и Профи, за которых я искренне беспокоился.
Мина почесала подбородок:
— Через несколько дней они проснутся, выйдут наружу, и охренеют. Ну конечно, если до раньше звездолет не обнаружат бомжи... Но это вряд ли. Места здесь глухие.
— Хочется верить...
«Нехорошо вообще-то получается, — подумал я. — Наши товарищи в опасности, а у меня одни деньги на уме. Нехорошо».
Но успокоил я себя быстро, повторив шесть раз, как мантру: «Такой шанс выпадает лишь раз в жизни».
В ближайшем сарае ожидал небоход, надежно укрытый от посторонних глаз.
— Домчимся с комфортом! — подмигнула предводительница повстанцев.
Тачка оказалась вместительной и малотоннажной. Но нам все равно было тесно. К тому же Мина и Ревволь основательно почистили трюмы звездолета «Дзета-Йота-Эпсилон», набив здоровенные тюки оружием и контрабандой в виде бутылок алкоголя и пакетов с пилюлями, травой и порошком.
— А что с пилотами? — поинтересовался я.
Молчание в ответ означало только одно: они мертвы.
Колоколамск был шахтерским городом с населением триста тысяч человек. В окрестностях располагались медные рудники, так что с экологией тут наблюдался полный швах. А среди местных жителей процветали пьянство и синтетические наркотики. Об этом провинциальном захолустье я знал из новостей, где Колоколамск часто мелькал в сводках происшествий. Городу тотально не везло. То в шахте случится обвал с жертвами. То произойдет самое массовое в Системе отравление паленой водкой. То передерутся местные работяги, и махач перерастет в настоящий городской бунт.
Весь полет Мина пила виски из горла и одну за одной щелкала разноцветные пилюльки. Ревволь был за баранкой, поэтому ограничился вином. Добрались, впрочем, без проблем. Приземлились на крыше многоэтажки, оборудованной под стоянку. Навстречу нам вышел лысоватый старичок в полосатой пижаме и тапочках.
— Давненько вас не было, — прокряхтел он.
— Дела, Захар, дела, — скороговоркой произнесла Лепесток, протянула ему ключи от небохода и несколько сотенных бумажек. — Будь добр, припаркуй тачку и отнеси вещи в нашу халупу.
Захар глянул на нас из-под кустистых бровей:
— Вижу, в этот раз с друзьями пожаловали.
— Это мои дальние родственники. С Дристана. У них жизненные неурядицы, пока у нас поживут.
— А у нас недавно пожар был. На первом этаже. Три квартиры сгорели, — проинформировал старичок. — Пожарные час добирались, но слава Богу, возгорание дальше не пошло.
— Опять нарколаборатория взорвалась?
— Нет, пожарные сказали, причины не установлены. Там в одной квартире проживала мамаша с выводком, в двух других — студенты.
— Жертвы есть?
— Обошлось.
Мина достала из кармана стеклянную фляжку с водкой:
— Держи гостинец!
Захар взял в руки фляжку и стал любоваться ею:
— «Вольница»! Тройной очистки!.. Ох, знаешь, чем порадовать старика. Ее же выпускать перестали. Где взяла?
— Секрет фирмы, — она сунула в карман пижамной куртки консьержа еще несколько купюр. — А это погорельцам. Если еще деньги понадобятся, обращайся.
Тот пожал ее руку и удалился, бросив на ходу: «Храни тебя Господь».
— Хорошо-то как! — задорно крякнул Ревволь, сделав глубокий вдох.
Я не разделял его восторга. Вокруг царила угнетающая серость, а в воздухе припахивало парашей.
— Ну а сейчас куда? — спросил я.
— Немного терпения, Вук, — протянула Мина и, бросив недопитую бутылку вискаря через плечо. — На кого Бог пошлет!
Стеклянная граната улетела за край крыши. Раздался звон бьющейся посуды и чей-то громкий голос выразил свое отношение к произошедшему трехэтажным матом.
Мину чуток штормило, но держалась она бодрячком. В лучшие годы меня бы давно вырубило от такого количества алкоголя и наркоты. А этой — хоть бы хны!
Штаб-квартира Комитета освобождения Марса располагалась в той самой многоэтажке и занимала самую обычную двушку.
Предводительница отперла ключом хлипкую фанерную дверь. За ней находилась вторая — с бронеконвертом и кодовым замком. Мина не глядя набрала код, и мы прошли внутрь.
Там царил натуральный бардак. Создавалось впечатление, что в хате никто не убирался лет эдак сто. На полу валялись засаленные коробки из-под пиццы, смятые алюминиевые банки и горы разноцветных фантиков. А стены напоминали лохмотья из обоев и штукатурки. На потолке кто-то написал красной краской: «Революции — локомотивы истории».
Ох, не так я представлял штаб-квартиру главных экстремистов нашего времени!
Мы прошли в гостиную. Все помещение заполняло электронное оборудование, как в каком-нибудь центре управления полетами. За длинным столом, на котором размещались три монитора, сидел широкоплечий человек с длинной черной челкой, спадающей на глаза, во рту у него, торчком к потолку, примостилась незажженная сигара, пальцы шустро бегали по клавиатуре. Мужик был одет в джинсовую безрукавку и спортивные шорты. Все его лицо покрывали татуировки. Каких только изображений тут не имелось: и пентаграммы, и кресты, и молнии, и готические руны, и смайлики, а на лбу вообще красовался гроб, из которого выглядывал скелет в подвенечном платье.
— Знакомьтесь. Товарищ Чевенгур, мозг Комитета освобождения Марса! — познакомила Мина.
Представленный даже не взглянул в нашу сторону.
Внезапно, словно из воздуха, в комнате материализовался курносый человечек в зеленом пиджаке и красном галстуке. Его рожица напоминала крысиную мордочку — такая же вытянутая и хитрая, а красные глазки бегали, как загнанные зверьки.
— А это — товарищ Дванов, — такой аттестации удостоился он.
— Очень интересно, очень интересно, — просипел появившийся мерзким, хриплым голосом с ощутимой нотой насмешки.
— Отойдем на секундочку, — командирша взяла его под локоть и увела на кухню.
— Зря я тебя послушал, Проныра, — шепнул Циклоп.
— Успокойся. Все будет чики-пики.
— Чики-пики?!
— Все будет в ажуре.
— Проныра, ты меня удивляешь.
— Да не парься ты. Потянем еще немножко время, а потом накроем всю шайку разом. И хрен они отвертятся!
— Ты уверен?
— Еще как! Скажу больше: восемнадцать миллионов — это только цветочки. Если сдадим карбонариев всем скопом, нам отвалят вдовое больше!
— С чего ты взял?
— Простая логика.
Мутант помотал головой и грустно вздохнул:
— Мало того, что мы бросили Профи и Фиделя, так ты еще и Помилку впутал в эту историю.
Это был удар ниже пояса. Но я не стал спорить. Еще пару-тройку раз прокрутил в голове спасительную мантру и твердо сказал:
— Доверься мне.
В этот момент вернулись Мина и Дванов. Могу ошибаться, но, кажется, они что-то там употребили. Не то чтобы в их поведении произошли какие-то изменения, просто я это почуял на каком-то интуитивном уровне.
Раздался грохот. Это Помилка дала задний ход, и чудо-кресло задело колонку, которая повалилась на пол.
Чевенгур наконец оторвался от клавиатуры и удивленно воззрился на нас:
— Почему здесь посторонние?!
— Они не посторонние, — успокоила его Мина.
Компьютерщик обвел нас подозрительным взглядом, пожал плечами и снова принялся молотить по клавишам.
— Мы, наверное, тут мешаем, — озвучил свою догадку Циклоп.
— Будет лучше пройти в другую комнату, — согласилась Мина.
Комната, куда мы переместились, выглядела почище. Конечно, и тут царил бардак, но не в таких объемах. Мебели почти не было. На полу валялись четыре матраса с покрывалами, да у окна состоял колченогий стул. На одной из стен висела огромная картина, выполненная масляными красками. На ней — улыбающийся толстяк-азиат в однобортном зеленом кителе и военной кепке с красной звездой на околыше. Под потолком висела громоздкая люстра с имитацией свечей. Две «свечи» не горели.
— Товарищ Чевенгур — гений с большой буквы. На его плечах держится КОМА. Я порой удивляюсь его работоспособности. Он может несколько дней сидеть за компом без перерыва на сон, — восхищенно говорила Мина. — Товарищ Чевенгур — величайший хакер в Системе. Таких, как он, днем с огнем не сыщешь!
— Вот только беда, он — долбаный коммунист, — добавил Дванов.
— А я считаю, что это как раз хорошо! Мы, люди с разным мировоззрением, должны выступить одним фронтом ради общей цели: сделать Марс свободным!
Дванов недовольно пожевал губы:
— Ненавижу коммуняк. Они все больны марксистским триппером, компромиссной гонореей и политическим трихомонозом. В наше время нужно быть решительным. Нужно драться!
— А мы чем, по-твоему, занимаемся?
Щеки Дванова покрылись бурыми пятнами, на лбу выступил пот:
— Мы топчемся на одном месте. Марс — всего лишь верхушка айсберга. Мы должны уничтожить современную цивилизацию! Посеять всеобщий хаос!
— Не гони лошадей, товарищ Дванов.
Тот сделал глубокий вдох, достал из кармана пиджака назальный ингалятор в форме единорога и впрыснул в ноздрю какую-то дрянь. Постепенно краска отхлынула от его лица.
— Прости, товарищ Мина, я начинаю нервничать, когда речь заходит о мировой революции.
— Извините, что вмешиваюсь, — произнес я. — А каких вы придерживаетесь взглядов?
— Я — нигилист! — не без гордости ответил Дванов.
— Это что еще такое?
— Нигилизм — это полное отрицание правил и законов.
— А во что вы тогда верите?
— Ни во что.
— Даже в нигилизм?
— Особенно в нигилизм.
«А ведь эти ребята тоже когда-то были детьми, кушали кашку, лепили куличики в песочнице. И вот что из них выросло», — подумал я.
— Я рассказала о тебе товарищу Дванову, и он поддерживает мою точку зрения, — сообщила Мина. — Мы будем писать книгу!
— Ура, — тихонько сказал я. — Но мне бы хотелось познакомится с другими членами комитета.
Мина хохотнула:
— А никого больше нет. Только мы. Я — сердце комитета, товарищ Чевенгур — разум, товарищ Дванов — душа, а товарищ Ревволь... ну, он закадычный друг товарища Чевенгура. Они просто постоянно ходят вместе.
— Я ничего не понимаю...
— Давай, я объясню, — встрял Дванов. — В наш век высоких технологий не обязательно иметь армию вооруженных до зубов бойцов. Оружие современного революционера — компьютер, подключенный к Энергонету. Достаточно создать информационный шум, и дело в шляпе.
— А как же беспорядки? Это же не понарошку.
— У нас все по чесноку! И беспорядки, и студенческие бунты, и забастовки.
— И все-таки я не догоняю...
— Мы прониклись идеями революции еще в студенчестве. Нашими кумирами были борцы Комитета освобождения Марса, когда-то наводившие шороху в Системе. Большинство из них уже сидят за решеткой, а те, кого не поймали, отошли от дел. Но сам бренд остался! Сечешь?
— Кажется, начинаю понимать. Значит, ваша организация — фальшивка?
— Скажешь тоже! Мы и есть КОМА. Только в улучшенной версии. Мы создали миф про Мину Лепесток, про возрожденный Комитет освобождения Марса, нашли на просторах Энергонета сочувствующих революции людей — и понеслось! Маховик закрутился! Марсиане сами стали создавать ячейки комитета. Миф стал жить своей жизнью. Сейчас мы только подбрасываем в топку дровишки. А паровоз разогнался, да так, что его не остановить!
— Но ведь люди гибнут. Марс на пороге гражданской войны.
— Хорошая гражданская война лучше прогнившего мира. Это раз. Два — лучше умереть, захлебнувшись в крови врага, чем в куче дерьма.
«Да они совсем заигрались в свои кровавые игрища. Ну ничего, скоро придут взрослые дядьки и отшлепают их по попке», — подумалось мне.
И я наконец-то принесу пользу обществу. И деньжат срублю заодно. Совмещу, так сказать, приятное с полезным. Впрочем, деньги в данном случае для меня важнее, хотя и от медальки я бы не отказался. Надеюсь, Баюн не соврал, и наши мультипаспорта настоящие, а то есть шанс загреметь на скамью подсудимых вместе с этими гавриками.
Странные они, конечно, ребята. Особенно Мина Лепесток. Зачем ей вообще понадобилась книга? Если написать все как есть, то умрет сам миф о Комитете освобождения Марса. А она ведь просила, чтобы я изложил все правдиво. Наверное, дело тут в наркотиках. У малышки потек колпак, только и всего.
Кстати, вот и новая сюжетная идея: написать о том, как я, Вук Обранович, ликвидировал ячейку опаснейших экстремистов. Если дело выгорит, могу и литературную премию отхватить. Да не одну!
Но из гипотетического будущего я вынужден был резко вернуться в актуальную реальность.
У Циклопа сдали нервы. Пока мятежники рассказывали о себе, он места себе не находил. А потом вдруг заорал:
— Нора, пушки!
Подлокотник кресла открылся, и к нашим ногам упали четыре бластера. Мутант схватил два из них.
— На колени! Руки за голову! — зарычал он, направив оба стола на комитетчиков.
Взяв оставшиеся, я обыскал и разоружил наших пленников.
Мина и Дванов выглядели растерянными. Зрачки у обоих были размером с чайные блюдца, а у предводительницы революции к тому же из носа брызнула юшка.
— Вук, ты чего? — спросила она, вытирая пальцами окровавленный нос.
— Руки за голову! — прикрикнул я.
— Хорошо, хорошо. Не кипятись.
— Нора, звони в полицию. Скажи, что по этому адресу находится Мина Лепесток, пусть готовят вознаграждение.
— Если вы не возражаете, я опущу последние три слова, — отозвалась Нора.
— Не возражаю.
— Вук, ты чего? Мы же друзья. Ты же мне обещал написать книгу, — промямлила Мина.
— Молчать! — рявкнул я.
— Слушай, приятель, я здесь ни при чем. Просто мимо проходил, — до Дванова, кажется, стало доходить, что дело плохо.
— Ах ты, сука! — взвизгнула Мина и больно пнула своего революционного товарища ногой.
— Отпусти меня, начальник! Я эту курву в первый раз вижу! — все равно продолжил он.
— Завали хлебало, товарищ! — приказал я и улыбнулся. — Вот мы и миллионеры!
— А ну-ка бросьте оружие! — вдруг раздалось за нашими спинами.
Голос принадлежал Чевенгуру, который держал в руке «Циклон». Рядом с ним с тем же оружием стоял Ревволь.
— Мужики, давайте, успокоимся... — начало было я.
— Не булькай, повидло! Здесь командую я! — проорал Чевенгур и пальнул в воздух.
Выстрел пришелся в потолок прям над моей головой. Сверху посыпалась серая штукатура, раздался протяжный пронзительный скрип и что-то тяжелое ухнуло мне по темечку.
— Помилка, действуй... — простонал я и отключился.
Мне привиделось вот что.
Стою я на какой-то свалке. Вокруг — огромные кучи мусора, все гниет и воняет. Небо алеет закатом, где-то вдали возвышаются небоскребы и нещадно коптящие трубы заводов. Кружатся стаи огромных мертвенно-бледных птиц с неизбежным, как рок, криком: «Текели-ли!». Справа от меня — смятый в гармошку небоход, изъеденный ржавчиной. Вдруг багажник тачки открылся и из него вылезла Ксюха. Она нисколько не изменилась с нашей последней встречи — натуральный зомби в комбинезоне.
В моем видении я был спокоен, как слон. Ничему не удивлялся, словно так оно и должно быть на самом деле.
— Привет, — сказал я.
Ксюха не спешила с ответом. Долго отряхивалась, потом достала из кармана маленькое зеркальце и стала прихорашиваться. Поправила волосы, увлажнила языком губы.
— Здравствуй, — наконец откликнулась она, устремив на меня пристальный взгляд. — Неплохо выглядишь.
— Спасибо. Ты тоже ничего... Как дела?
— Да потихоньку. Сам как?
— Тоже не жалуюсь. Слушай, мне вот интересно, что с тобой случилось, когда ты покинула Форт?
— О, это целая история! Помнишь, я рассказывала тебе про чужаков?
— Смутно.
— Ну я тебе рассказывала, что ко мне приходят по ночам черные человечки...
— А, все, вспомнил!
— Так вот. Я думала, что они из параллельного мира, но оказалось, что чужаки живут на Сиротке. Только они невидимые. И у них есть свой город. Тоже невидимый. Настоящий оазис. Много растительности, свежих фруктов, чистый воздух и всегда хорошая погода. Живут чужаки в зданиях, похожих на огромные тыквы. Они забрали меня к себе. Сделали своей царицей, и я живу там среди них, и в ус не дую. Они даже возвели мою статую в натуральную величину. Из чистого золота. Каждый день я принимаю ванны из молока и ем бананасы. Гибрид ананаса и банана. Очень вкусно! А еще у меня есть питомец. Маленькая собачка. У нее красивая шелковая попонка, расшитая изумрудами, и хрустальные туфельки. Когда она ступает своими крохотными лапками по мраморному полу в тронном зале, каблучки звонко цокают. Цок-цок-цок!
— Что, правда?
Ксюха рассмеялась:
— Ну ты и лопух, Проныра! Нет, конечно. В тот же день меня задрал урсус-шатун.
—Так значит, ты умерла?
— Окончательно и бесповоротно.
— Нет, знаешь, выжила! Урсус меня лишь немножко поцарапал...
— Опять шуткуешь?
— Есть такое.
— И каково это?
— Что именно?
— Быть мертвой?
Она поскребла лоб ногтем:
— Особых различий не нахожу. Разве что чесотка прошла. А так — все по-прежнему.
— Ясно.
Ксюха вдруг рассеянно взмахнула руками:
— Ой, что-то я с тобой заболталась! У меня дел полон рот. Пока, я полетела.
На сей раз никаких шуток: действительно взмахнула рукам и устремилась небо.
Достаточно быстро она пропала из виду, а передо мной возник новый персонаж. Тоже покойный. Мой батя. Он ехал мне навстречу в своей инвалидной коляске. Мрачен, рот дугой, седые брови сошлись на переносице домиком. Одет в серый костюм и клетчатую рубашку, а на голове вместо шапки желтая эмалированная кастрюля. Кое-где эмаль облупилась и на этих местах чернели пятна.
Увидев меня, батя притормозил:
— Ты какого черта тут забыл?
— Не знаю.
— А кто будет знать? Элвис?
Он потянулся, размял усталые руки, и достал из кармана чекушку с прозрачным пойлом. Отхлебнул, поморщился, немного подумал, дублировал глоток и вернул бутылочку на место.
— Давненько мы не виделись, сынок.
— Что верно, то верно.
— Почему ко мне не заходишь? Крест на могилке покосился, оградка упала. А про цветы я вообще молчу...
Мне стало нестерпимо стыдно. Я ни разу не был у него на могиле.
— Да все как-то некогда... — попытался оправдаться я.
— Некогда ему! Ишь! Занятой человек! Это все мамкины гены! Та тоже бросила меня с малым дитем на руках, и как в воду канула. Словно ее и не было! А то, что сын у нее растет обалдуй и муж инвалид — по херу.
— Прости меня, пожалуйста.
— Опять разнылся, мямля. Ты безнадежен, сынок. Нет в тебе стержня. Не нашей ты породы, не Обранович. Весь в мать пошел!
Внезапно батя встал с каталки.
— Ты снова можешь ходить? — вскрикнул я.
Он пнул кресло, да так, что оно отлетело в сторону на добрых пару метров.
— Все, не хочу тебя больше видеть, — проворчал батя и скрылся из виду.
Мне стало грустно и обидно. Я чуть было не пустил слезу, но тут на сцене появилось еще одно действующее лицо. Мужчина, которого прежде я никогда не видел. На вид ему было лет сорок. Пузико, очечки, растрепанные волосы, нос с горбинкой. Грудь плотно обтягивает дырявая футболка с пятном кетчупа и принтом «Кот Шредингера жив!», в левом ухе висит увесистая серьга.
— С кем имею честь? — поинтересовался я.
— Вы ведь Вук Обранович?
— Он самый.
— Писатель?
— Только планирую им стать.
— Значит, я ваш гипотетический читатель.
— Вы из будущего?
— В некотором роде. Я читаю фантастику с детства, хожу на конвенты, состою в фандоме. У меня есть книга с автографом самого Белы Экзича. Я закончил курсы писательского мастерства и курсы сценаристов. Три моих рассказа изданы в сборниках, и я подумываю написать роман. Пока есть только подробный план, я пишу его уже шесть лет. Скоро закончу, осталось только прописать арку главного злодея. Роман будет называться «Изысканный господин Некто, или Звезды светят всем одинаково». Жанр — боевая фантастика с элементами соларпанга и ромфанта. Планирую серию.
Я неуверенно покосился на незнакомца:
— Вы тоже мертвец?
— Что вы, нет, — улыбнулся он, обнажая острые, как у вампира, клыки.
— И вы читали мои произведения?
— Разумеется. Обе книги из цикла про Проныру.
— Вам понравилось?
— Нравятся девочки, а литература — это точная наука. Со своими законами. А у вас в книгах сплошь разброд и шатания... Вам нужно поработать над сюжетом. Серьезно поработать.
Читатель порылся в карманах и выудил оттуда толстенный блокнот:
— Тут все мои замечания. Ознакомьтесь на досуге. Всего их триста двадцать пять. Все важны. Поверьте, я знаю писательскую кухню изнутри.
Страницы были исписаны мелким каллиграфическим почерком.
Я прочел первую попавшуюся на глаза строку:
— «Добавьте в текст побольше красок». Это как?
— Мрачновато как-то у вас получается, коллега, — мужичок похлопал ресницами и состроил ироничную гримасу. — Ну да ладно, это поправимо. Теперь мы будем часто встречаться. Обсуждать ваше творчество и прокачивать стиль.
Я скептически вздохнул, не глубоко, но тяжело:
— А может, я как-нибудь сам справлюсь?
— Не думаю. Вам нужен наставник.
— Не уверен.
— Поздно, я беру вас на буксир. И это не оговаривается, — Читатель щелкнул своими острыми зубками. — Сдается мне, это начало прекрасной дружбы.
— Но знаете ли... — начал было я, однако собеседник вдруг испарился, словно его и не было.
Сказанное Читателем меня расстроило. Никогда бы не подумал, что буду так болезненно реагировать на критику. Наверное, возраст сказывается.
И тут я увидел Помилку. Она стояла рядом с ржавой бочкой, из которой поднимались языки пламени, и пристально всматривалась в груду покореженного металлолома. Приглядевшись, я с удивлением распознал в этом хламе марсоход. Видел такой на картинке в школьном учебнике. Я даже вспомнил, как он назывался — «Оппортьюнити». В двадцать первом веке аппарат пропал после бури на Марсе. Как он оказался здесь, на свалке, одному богу известно.
В руке Помилка держала бластер.
— Деточка, а ну-ка отдай мне эту пушку, — негромко попросил я.
Но она направила ствол на меня.
— Ты что это творишь? А ну опусти бластер! Немедленно! — повысил я голос.
Малая нажала на спусковой крючок, последовал выстрел. Позади меня раздался громкий хлопок, что-то липкое забрызгало мне затылок. Я обернулся и увидел мертвую птицу, одну из тех, что кружились над свалкой. При ближайшем рассмотрении оказалось, что у животного был длинный клюв наподобие утиного, розовый хохолок на голове и всего одно крыло.
— Текели-ли! Текели-ли! — бесновалась птичья стая над нашими головами.
— Ох, не нравится мне эта музыка, — проговорил я и бросил Помилке: — Пора выбираться из этой дыры!
Мы взялись за руки и побрели наверх по тропинке.
Закапал дождик, и я подумал, что неплохо бы сейчас найти какое-нибудь укрытие...
— Очнулся наконец, — раздался голос Циклопа.
Я приоткрыл тяжелые, словно налитые свинцом, веки и увидел мутанта. Он поливал мою голову водой из смятой полторашки.
— Ты что, хочешь, чтобы я захлебнулся? — проворчал я и осмотрелся.
Тусклый свет, двуярусные нары, дверь-решетка, ржавый умывальник.
Где мы? Мы в кутузке!
Осознав этот факт, я даже обрадовался. Далеко на самое худшее место, где можно очнуться.
Однажды я хорошенько надрался, а наутро очухался в кровати с незнакомой девицей. Я не помнил обстоятельств прошлой ночи, но предположил, что снял ее в баре, после чего мы неплохо оттянулись, а потом забылись пьяным, безмятежным сном. Когда девица наконец проснулась, то выглядела удивленной и испуганной. Сказала, тоже не помнит, что было вчера. И вдруг в дверь квартиры позвонили. Она испуганно сообщила, что это пришел с ночной смены муж, и теперь дело пахнет керосином. Быстренько одевшись, я взял разводной ключ и притворился сантехником, юркнув в ванную. На мое счастье, муж оказался недалеким, хотя и выглядел настоящим великаном, и купился на ложь. А мне пришлось устранить протечку бачка, чего я прежде никогда не делал, но пришлось научиться в экстренном порядке.
В другой раз я проснулся в холодильнике морга, в кромешной темноте и жутком холоде. Такого страху натерпелся, не передать. Но, как оказалось, это был всего лишь розыгрыш моих собутыльников, один из которых как раз там и работал.
— Черт, как башка болит, — простонал я и приложил ладонь ко лбу.
Голова была щедро обмотана бинтами наподобие тюрбана.
— На тебя упала люстра, — пояснил Циклоп. — Еще ты бормотал что-то во сне... Кошмары снились?
— Угу. Всякая шиза.
Я лежал на нижних нарах. Кроме нас с мутантом, в кутузке был еще один арестант: старичок в пижаме и тапочках, которого мы повстречали на крыше. Кажется, его звали Захаром. Он дремал на верхнем этаже, распространяя тяжелый запах перегара.
— Где Помилка? — спросил я.
— Не знаю, — пожал плечами Циклоп. — Фараоны куда-то увели.
— Она не пострадала?
— Жива-здорова.
Только сейчас я осознал, как же глупо я поступил. Вся эта затея представлялась мне сущим бредом.
«Совсем берега потерял! — корил я себя. — Мы ведь могли умереть! А все проклятые деньги!»
Но, с другой стороны, все обошлось, и теперь мы могли получить награду. Можно сказать, повезло.
— Ну рассказывай, что там приключилось, — обратился я к мутанту.
Рассказ не занял много времени. Дело было так. Когда на меня упала люстра, я таки успел произнести заветную фразу: «Помилка, действуй!». Малая сняла браслет и пронзила молниями Чевенгура и его подельника.
— А что с остальными буревестниками революции? — спросил я.
— Когда фараоны объявились, Дванов дал стрекача, и его застрелили при попытке к бегству. А наркоша здесь...
Циклоп указал на камеру, расположенную напротив нас. Там на бетонном полу, прислонившись затылком к стене, сидела Мина Лепесток. Она что-то шептала себе под нос, мелко тряслась и наматывала прядь волос на палец, выдергивая их целыми клочьями. Ее взгляд был пустым и безумным, адресуясь куда-то в другое измерение.
— Чего это она? — спросил я.
— Шарики за ролики заехали после того, как увидела фокусы Помилки.
— А фараоны наблюдали это Тесла-шоу?
— Нет, они позже пришкандыбали.
— А деда за что забрали?
— Захара-то?
— Угу.
— Да он пьяный был в зюзю. Принял фараонов за грабителей, пытался их клюкой отлупить.
— И как? Удачно?
— Одному нос сломал.
Я уважительно кивнул:
— Геройский дед.
Раздались шаги, появился фараон. Вернее, фараонша. Высокая девушка атлетического телосложения с грубоватыми чертами лица, зелеными глазами и темно-рыжими волосами. Она достала из кармана связку ключей и отперла нашу камеру.
— Вы двое, — фараонша указала на меня и мутанта. — На выход.
В соседнем каземате вернулась в реальность Мина. Она на четвереньках подползла к решетке и, запрокинув голову, бросила на тюремщицу жалобный взгляд:
— Офицер, офицер...
— Я сержант, — последовало строгое уточнение.
— Сержант, не отпускайте их. Умоляю, не отпускайте. Они служат дьяволу! С ними еще была маленькая девочка, она и есть дьявол!
Мина просунула руку сквозь прутья решетки и схватила фараоншу за ногу. Ни слова ни говоря, та сняла с ремня резиновую дубинку и саданула арестантке по запястью. Мина заорала благим матом и отползла назад, прижимая к груди ушибленную руку.
— Сержант! Не отпускайте их! Я сделаю все, что угодно, только не отпускайте! — Мина затряслась мелкой дрожь. — Черт, откуда лезут все эти пауки?
— Какие пауки?
— Да вот эти! Огромные! Рыжие! Мохнатые!
— Нет здесь никаких пауков.
Мина разрыдалась, перевернулась на спину и принялась что есть сил щипать себя за руки и за ноги, приговаривая:
— Кыш! Кыш! Кыш!
На верхней полке зашевелился Захар. При виде фараонши дедок пьяным голосом затянул:
— Падла легавая, а ну иди сюда. Я тебя, сука, на ремни порежу. Всю жизнь мне испоганили, гады!
Когда нас уводили, дед Захар сидел на нарах, свесив ноги, и пронзительно горланил старую арестантскую песню:
Случай на Севере был в отдаленном районе.
Срок в лагерях отбывал паренек молодой.
Всюду по зоне звучал его голос чудесный,
Все уважали и дали кликуху «Седой».
Как-то приходит к Седому письмо заказное,
Пишет Седому из дому родимая мать:
«Я заболела... О, горе какое, сыночек,
И не хотелось, не видя тебя, умирать».
И надо сказать, голос у Захара был звучный. Да и песня брала за душу, хоть я и не поклонник такого творчества.
Я шел по полицейскому участку и улыбался. Мысль о восемнадцати миллионах кредах будоражила воображение.
«Вот теперь заживем! — думал я. — Ни в чем себе не будем отказывать!»
Сорить деньгами, впрочем, не стоит, равно как и делать инвестиции. Я читал одну статью про мужика, который приобрел на заправке лотерейный билет и выиграл миллион кредов. В тот же день он накупил всяких акций и облигаций. А через неделю фондовый рынок рухнул, и мужик остался ни с чем. Но судьба снова ему благоволила. В тот же год он выиграл еще один лимон. И на сей раз накупил на всю сумму новых лотерейных билетов, но выиграл только электромясорубку. Ну а когда курьер принес ему приз, мужик проломил ему этой самой мясорубкой голову.
Нас привели к тучному, розовощекому майору, который что-то чиркал в блокноте красной ручкой с обгрызенным колпачком. Воротничок его рубашки был расстегнут на несколько пуговичек, а на бычьей потной шее виднелся золотой тросик с гимнастом. Кабинет, где он обитал, напоминал джунгли: всюду стояли горшки с яркими цветами, с потолка свешивались кашпо с вьющимися растениями, а вдоль стен располагались кадки с фикусами. Рабочий стол же был завален бумагами, среди которых я заметил наши мультипаспорта.
— Майор Долбня! — представился розовощекий.
Отправив прочь конвоиршу и сверкнув улыбкой, он крепко пожал мне и Циклопу руки и разродился пафосной речью о том, какой героический подвиг мы совершили и как горячо жители Марса благодарят нас. На пухлых щеках майора сверкнули две жемчужные слезы, которые он артистично смахнул мизинчиком, украшенным рыжим кольцом с драгоценным камешком.
— По ряду причин мы не можем публично афишировать ваше участие в операции по поимке злоумышленников, но у нас есть для вас подарки. Вот ваши поздравительные грамоты, подписанные Министром внутренних дел, и лично от меня... — Долбня достал из-под стола серый плетеный горшок. — Настольное кашпо! Сплел специально для вас. С недавних пор, знаете ли, увлекся. Врачи рекомендуют, успокаивает нервы.
Я взял горшок и заглянул внутрь, надеясь увидеть там чек на восемнадцать миллионов.
— А как же награда? — обнаружив пустоту, поинтересовался я.
— Ой, совсем забыл! — спохватился Долбня.
Он полез в стол и достал оттуда какую-то бумаженцию.
— Бесплатный сертификат на три тысячи кредов для магазина спорттоваров «Бицу-ха-ха!».
Я сунул бумажку в карман и потер шею:
— Вообще-то я имел в виду восемнадцать миллионов...
— Какие еще миллионы? Вы в своем уме?
— Но ведь было объявлено...
— Вы только посмотрите на них! — майор сделал широкий жест рукой, как будто комната была полна людей. — Им мало нашей благодарности! Мало того, что сам Министр внутренних дел объявил им благодарность! Одни деньги на уме... Поколение Золотого тельца, тьфу!
— Вы же сами писали про награду...
Долбня презрительно нахмурился.
— А ну отдавай кашпо и проваливайте! — он вырвал из моих рук плетеный горшок. — И заберите ваши мультипаспорта!
У дверей кабинета нас ждали рыжеволосая сотрудница полиции и Помилка. Малая сидела в чудо-кресле и ела лимонное эскимо.
— Мне приказано доставить вас в мэрию, где вы подпишете документ о неразглашении, — проинформировала фараонша. — Постойте здесь, пока я схожу за ключами от автотранспорта.
В это время по коридору два могучих фараона провели Мину Лепесток. Руки и ноги девушки сковывали кандалы, соединенные длинной цепью. На ее голове были видны проплешины, а с губ капала слюна.
Увидев нас, Мина затряслась и заорала во всю глотку:
— Дьявол! В эту девчонку вселился дьявол! Разве вы не видите?!
— Заткни ей пасть! — скомандовал один из фараонов своему напарнику.
Тот мигом затолкал в рот арестантке шариковый кляп, и они поволокли ее к выходу.
— Что с ней теперь будет? — спросил Циклоп.
— Думаю, до суда она не доживет, — предположил я.
— В смысле?
— Например, произойдет несчастный случай. Или заболеет. А может быть... — я нарисовал пальцем петлю вокруг горла.
— Почему ты так думаешь?
— Если на суде выяснится, что причиной беспорядков на Марсе стали четверо отморозков, многим придется несладко. Особенно фараонам и особистам. Это ж надо так облажаться!.. А если придумать байку о том, как они ликвидировали банду опасных преступников, то они все будут в шоколаде! Получат повышения, награды, премии... Ну а настоящие герои останутся в тени и, что самое обидное, не получат ни копейки.
— А кто положит себе в карман восемнадцать миллионов? Майор Долбня?
— Начальство между собой поделит.
Появилась фараонша с ключами и велела следовать за ней.
Мы погрузились в автозак и тачка тронулась. Внутри было сыро и прохладно. Я попытался согреть дыханием руки и с завистью посмотрел на Циклопа и Помилку. Эти двое не чувствовали холода. Везунчики.
— Что дальше будем делать? — шепотом спросил мутант.
— Надо вернуться к звездолету и освободить Профи с Фиделем, — ответил я. — Мы могли бы заказать дрон-такси и добраться до места посадки. Только денег у нас ноль. И где их взять — ума не приложу. Разве что ограбить какой-нибудь магазинчик...
— Не получится. Пушки остались в штаб-квартире.
— М-да, попадос.
— Опасность! Опасность! — подала голос Нора.
— Что стряслось? — спросил я.
— Концентрация вредных веществ в воздухе превышает предельно допустимые нормы.
Я и в самом деле ощущал легкое головокружение, но грешил на свою травму. Однако после слов Норы внимательно осмотрелся и увидел, как через небольшие отверстия в потолке в автозак поступает зеленоватый газ.
«Нас хотят отравить!» — пронеслась ужасающая своей ясностью мысль.
— Не дышать! — крикнул я, спешно закрывая себе рот руками и зажимая нос пальцами.
— Помилка, действуй! — крикнул я, указав рукой на дверь автозака.
Сверкнули молнии, раздался грохот и лязг, во все стороны полетели искры. Дверь вылетела, как пробка из шампанского, и свежий воздух ударил мне в лицо. Водитель резко дал по тормозам, отчего тачка пошла в занос, боком проехала по пешеходному переходу, выскочила на тротуар и врезалась в столб.
Мы отделались легким испугом.
— На выход! Быстро! — скомандовал я.
Первым выскочил Циклоп, потом Помилка, я покинул автозак последним. Кругом уже суетились зеваки, кто-то снимал аварию на мобилу, кто-то звонил в полицию. Из покореженной двери кабины на асфальт вывалилась фараонша, к которой вдруг подбежал встревоженный ребенок — лупоглазый пацан лет двенадцати в олимпийке с вышитыми на плечах маковыми головками и в потертых джинсах. Мальчишка помог пострадавшей опереться спиной о колесо и поглядел на меня. Его рука моментально скользнула за пазуху и тут же вернулась с небольшим, почти игрушечным пистолетом.
«Да это же Шкет! — осенило меня. — А наша конвоирша — Ева Баумгартен!»
— Проныра, давай быстрее! — раздался крик мутанта.
Он с Помилкой успели уже отбежать на порядочное расстояние. Я метнулся к ним, петляя, как заяц. И мы дружно погнали без оглядки, возглавляемые малой на чудо-кресле.
Выдохнувшись, притормозили минут через пятнадцать в каком-то глухом районе. Это было типичное гетто. С наркоманами, бомжами и висящими на проводах электросетей кроссовками.
— Что это было? — переводя дух, спросил мутант. — Что за фигня тут творится?!
Я облокотился рукой на стену, пытаясь восстановить дыхание. Голова кружилась, словно карусель, а сердце так и норовило выскочить из груди. Все-таки бегать после сотрясения было плохой идеей...
— Кажется, мы в полной... — я бросил взгляд на нашу маленькую спутницу и удержался от грубого слова. — Мы в беде.
— Выходит, киллеры взяли наш след? — дрогнувшим голосом спросил Циклоп.
Я угукнул в ответ.
— Как думаешь, Проныра, это когда-нибудь закончится?
— Непременно.
— А ты, я смотрю, не унываешь.
— Стараюсь.
— Я где-то слышал, что многие пессимисты скрываются под маской оптимистов.
— Здесь в маске только один человек, и это точно не я.
— Уел, — он грустно улыбнулся и почесал покрытую латексом щеку. — Как же чешется, черт подери!
А вообще мутант правильно подметил: я только притворяюсь оптимистом и шутником. А на деле я самый душный парень на районе. Дай мне волю, себе мозг проем и других не пожалею. Весь в батю! Но, видит бог, я с этим борюсь. Стараюсь не отравлять жизнь себе и окружающим. Но надолго ли меня хватит? В старости точно превращусь в несносного брюзгу. Правда, до нее еще нужно дожить...
Циклоп поднял с земли какую-то смятую бумажку, прочитал написанное, и лицо его засветилось радостью.
— Смотри, Проныра, — он протянул мне находку.
— Уже пятый год подряд в нашем Колоколамске проходит ежегодный гик-фестиваль «МарсКон». «МарсКон» — это настоящий праздник для всех поклонников поп-культуры! Здесь вы познакомитесь с новыми фильмами и сериалами, компьютерными и настольными играми, книгами и комиксами. Вас ждут встречи со звездами кинематографа, вы получите возможность сфотографироваться с ними и взять автограф. Конкурсы и розыгрыши, презентации, яркий косплей, красочное шоу и отличное настроение! В обширной торговой зоне можно приобрести эксклюзивные и уникальные товары из любимых вселенных!" — прочел я. — И что такого? Обыкновенный провинциальный конвент, каких сотни. Вот «Лунария» — совсем другое дело! Всем конвентам конвент.
— Что еще за «Лунария»?
— Грандиозный фестиваль поп-культуры! Проводится на Луне каждый год.
— Ого! Ты там был?
— Был. Один раз.
— И как?
— Просто отвал башни. Накупил гору комиксов, выпил бочку пива и замутил с кошкодевочкой.
— Прикалываешься?
— Нет. Она была косплейщицей.
— А-а-а-а.
— А ты что, подумал, я реально мутил с настоящей кошкодевочкой? Может, я тебя расстрою, но это все выдумки больного воображения, вроде Деда Мороза или гомеопатии.
Мутант замялся, готов поклясться, что я видел, как покраснели его латексные щеки:
— Ничего я такого не думал!
— Ладно, не дуйся.
Он притворно зевнул и заискивающе спросил:
— Так что, идем на «МарсКон»?
— А про Профи и Фиделя ты забыл?
— Да все я помню. Но ты пойми, я ни разу не был на конвенте, а очень хочется...
Услышанное поразило меня до глубины души:
— Ты это сейчас всерьез? Наши товарищи находятся черт знает где и...
— Да ничего с ними не случится! — оборвал меня Циклоп. — Ну продрыхнут чуть подольше, делов-то. И вообще, мы сейчас находимся в большей опасности. Может, это вообще последний день нашей жизни. Так давай проведем его весело!
— Ты это брось! Выкрутимся, всегда выкручивались! А через полгодика на «Лунарию» поедем всем кагалом.
— Ладно, извини, я что-то перегнул... Просто очень хочется на конвент... Ну пожалуйста!
— Предположим, я соглашусь. Но где нам взять деньги на билеты?
— У нас же есть сертификат на три тысячи, — вспомнил мутант.
— И что ты с ним собрался делать? Накупить протеина и этого, как его, беса... креатина и загнать по дешевке?
— Зачем усложнять? Проще загнать сам сертификат.
— Да кому он сдался?
— Дурак всегда найдется.
Циклоп оказался прав. Дурак нашелся сразу же. Сертификат мы впарили первому попавшемуся прохожему. Высокий скуластый молодец в дутой синей куртке и шапке-петушке долго вертел бумажку в руках, приговаривая:
— Очень заманчиво. Очень заманчиво.
— Так что, берете? Всего две тысячи, считай даром, — стал напирать я.
— Моя жена просит на день рождения тренажер для гребли. А денег не хватает... Очень заманчиво. Очень...
— Берите! Другого шанса не будет! — подключился к уговорам мутант.
— Даю тысячу, — наконец решился прохожий.
— Сколько? Да это грабеж! — возмутился я.
— Ищи дураков! — подхватил Циклоп.
В итоге сошлись на тысяче двести. Нам хватило на то, чтобы поесть хот-догов и купить два билета, Помилка прошла бесплатно. А пятихатку мы оставили на дрон-такси.
«МарсКон» проходил в заброшенном военном ангаре. У входа копошилась пестрая многоголосая толпа гротескных персонажей. Кого тут только не было! Косплейщики и косплейщицы в разноцветных костюмах. Брюхатые гики, надевшие по такому поводу свои лучшие, то есть чистые, шмотки. Дредастые, с ирокезами, бритые наголо и в откровенных нарядах девицы. Разнообразные фрики, среди которых мне особо запомнился один паренек с восемью имплантами рогов на черепе. А также корреспонденты, блогеры и городские сумасшедшие.
Мы встали в очередь, и Циклоп отметил:
— Смотри, сколько народу! А ты говорил, провинциальный конвент.
— На «Лунариуме» людей раз в пять больше!
Тут позади нас вырос подкачанный мужик в полосатом костюме и шапке-котелке. Он положил на плечо Циклопа тяжелую и мохнатую лапищу:
— Парень, у тебя есть лицензия?
— Что тебе надо, мужик? — зло отреагировал мутант.
— Предъяви лицензию, — повторил качок.
— Какую еще лицензию?!
— На использования образа детектива Форсети, — качок указал на маску Циклопа. — Компания-правообладатель обязала всех косплейщиков Форсети покупать лицензию. Так что или плати денежки, или снимай маску.
— А ты вообще кто такой?
— Меня зовут Ганс и я слежу, чтобы на «МарсКон» не просачивались халявщики типа тебя.
Кулаки Циклопа сжались с такой силой, что послышался скрип суставов. Назревала драка, и я решил вмешаться:
— Я регулярно хожу на конвенты, но про такое впервые слышу.
— Этой теме уже сто лет в обед. Ты что, с Луны свалился?
— Не с Луны, а с Сиротки.
— Это где такое?
— Квазипланета. Рядом с Плутоном.
— Никогда не слышал. Но это ничего не меняет. Или твой друг снимет маску, или пусть проваливает.
И тут меня осенило, и я вполголоса сказал Циклопу:
— Да сними ты эту чертову маску.
— Ты в своем уме? Как я могу ее снять?
— Да ты посмотри по сторонам!
Последовав совету, он увидел то же, что и я. Справа стояли два чувака в мегареалистичных костюмах пришельцев. Остроухие, с носами-пятачками, они о чем-то перешептывались и потягивали газировку из пластиковых стаканов. Слева же находился человек в костюме тираннозавра из фильма «Вселенная Юрского периода», выполненном необычайно подробно и детально.
Мутант все понял и уверил контролера:
— Нет проблем, шеф, я на секундочку.
Отлучившись, он вернулся в своем натуральном обличии.
— Ну ни хрена себе! — удивился Ганс. — Офигенная маска! Только вот никак не могу вспомнить твоего персонажа, брат. Это из какого комикса?
— Из книжки, — уточнил я. — Называется «Девочка из шара».
— Не читал. А кто автор?
Я гордо выпятил грудь:
— Вук Обранович.
— В первый раз слышу.
— Он дебютант.
— Хм-м. А какой жанр?
— Фантастика. Улетная книга, очень советую.
— А как зовут персонажа?
— Скопец... Ой, в смысле, Циклоп.
— Круто. Обязательно почитаю.
На прощание качок даже крепко пожал нам руки.
— Что еще за Скопец? — недоуменно спросил Циклоп.
— Потом как-нибудь расскажу, — отмахнулся я.
Внутри ангара было суетно и шумно. Царила настоящая атмосфера праздника. Всюду сновали разодетые гики, писатели и художники раздавали автографы, шла бойкая торговля мерчем. На одной из множества сцен выступала панк-трио «Антивсе». Вместо баса у них были клавиши, а вокалистка мазала мимо нот.
Единственный глаз мутанта не успевал все фиксировать. Помилка, как обычно, реагировала сдержано. Я купил им сладкой ваты и молочные коктейли.
— Смотри, — дернул меня за рукав Циклоп. — Это же Гаврош.
Он указал рукой на мрачного задохлика в черной водолазке и с козлиной бородкой, который сидел за широченным столом, заваленным комиксами, и подписывал свои работы поклонникам.
— Тот самый Гаврош? Таинственный андеграундный художник и писатель, который прославил Мину Лепесток в своем комиксе «Адская КОМА»? — удивился я.
— Совершено верно. Я недавно читал в Энергонете него статью про него, там и фотка его была.
— Если мне не изменяет память, Гаврош всегда был в глубоком подполье. Никто его в глаза не видел.
— А теперь видят. Он буквально на днях вышел из тени.
— В честь чего?
— Одно крупное издательство предложило хороший контракт, и теперь он — медийная личность.
— Ишь ты! Но ведь «Красная КОМА» признана экстремистским материалом, и значит, Гавроша должны судить.
— Ну он типа раскаялся, а все деньги от продажи запрещенного графического романа направил на благотворительность. И его простили.
— Надо же! А я и не знал, что так можно!
— Выходит, что можно.
Я сложил руки в замок и хрустнул костяшками пальцев:
— Слушай, а может, этому художнику-передвижнику морду набить?
— Зачем?
— Чтоб неповадно было писать всякую хрень.
— Не стоит руки марать.
Я пораскинул мозгами:
— И то верно. Жизнь его сама накажет.
— И ты в это веришь?
— Честно говоря, не очень.
Печально, но факт: большинство злодеев уходят от возмездия. Маньяки-убийцы, диктаторы и рассказчики старых анекдотов зачастую остаются безнаказанными, а кары небесной удостаиваются ни в чем не повинные люди. Некоторые религии называют это испытанием. Мол, кто больше мучается в миру, тому воздастся на небесах. А я вот не хочу страдать. Я желаю получить свою жирную пайку здесь и сейчас, и гори все оно синим пламенем! Мне нравится быть веселым, а не грустным. Нравится, когда меня гладят по головке, а не бьют по ней дубиной. Но мои хотелки — это только мои хотелки. А мир как вертелся, так и будет вертеться. Со мной или без меня.
Мы прокатились на каруселях, послушали выступление какого-то писателя-фантаста, потолкались у прилавков с комиксами. Честно говоря, я скучал. Флегматичная Помилка тоже была не в восторге от происходящего. А вот Циклоп выглядел очень довольным. Многие хвалили его «костюм» и хотели с ним сфотографироваться. Постепенно мы добрались до сцены, где проходил конкурс на лучший косплей. Любой посетитель «МарсКона» мог в нем поучаствовать, достаточно было зарегистрироваться и оплатить взнос в размере ста кредов. Выигрыш составлял десять тысяч.
Десять кусков! Нам эти деньги ох как пригодятся!
И я предложил мутанту стать одним из претендентов на победу.
— Ну пройдешься по сцене туда-сюда. Порычишь, поморгаешь глазом, пощелкаешь своими роскошными зубами. И десять тысяч у нас в кармане! — убеждал я.
Он покосился на проходящих мимо кошкодевочек в компании с уже знакомым нам тираннозавром, который уже порядочно нализался и шатался из стороны в сторону, на шее у него висел бейджик участника конкурса на лучший косплей.
— У меня нет ни одного шансов против этого чувака, — промолвил Циклоп.
— Не волнуйся, долбоящера я беру на себя, — успокоил я.
План был прост: я решил напоить тираннозавра. Правда, на «МарсКоне» не продавали алкоголь, так что пришлось сунуть охраннику взятку и метнуться в ближайший маркет. Я взял бутылку виски объемом ноль семь.
Вернувшись, я нашел искомый объект в кафе, где он покупал попкорн, и завязал с ним непринужденный разговор. И уже через пять минут мы хлебали вискарь, разлитый в большие стаканы из-под лимонада. В смысле, хлебал один тираннозавр, а я только притворялся. Мой новый приятель, которого звали Серегой, оказался славным малым, правда, немного шизанутым. А быстро напившись, начал нести какую-то чушь:
— Это мой третий «МарсКон». Сюда я прилетел из Миргорода. А костюм мне помогал делать отчим. Он костюмером в театре работает. Четыре месяца делал... — Сергей вдруг осекся на полуслове, словно укушенный змеей и перепрыгнул на другую тему. — Лучше расскажу о моем сне, который мне приснился, когда я ехал сюда на автобусе. Тебе когда-нибудь снились реалистичные сны?
— Конечно, — кивнул я и притворился, что сделал большой глоток.
— Мне такие сны снятся часто снятся. Там все время происходит какая-то странная хрень. Однажды во сне я обедал с президентом, в другой раз меня переехал электромобиль, и я умер. Но в этот раз в моем сне ничего такого не было. Я был в городе, в котором совсем не было людей. Я бродил там, бродил, заглядывал в окна домов, заходил в пустые магазины... А потом нашел на асфальте бумажную книгу и стал ее читать. Тебе когда-нибудь снилось, что ты читаешь?
— Не-а.
— Вот и мне тоже. Ну и прикинь, в моем сне я прочитал эту книжку. Там было написано, что каждая наша мысль формирует собственную реальность, а каждое наше действие, которое мы не осуществили, становится основой для отдельной реальности. Сечешь?
— Не совсем.
— Объясняю. Ну вот, например, ты стоишь на перепутье трех дорог. Выбираешь одну из них, идешь по ней и попадаешь в какое-то место. Например, на автовокзал. А другие направления тем временем стали отдельными мирами только потому, что ты про них подумал и в них остались твои копии, которые проживут там свои жизни.
— Что-то не догоняю...
— Ну, смотри. Пока ты стоял на перепутье, ты думал, по какой дороге идти и тем самым создал две других реальности, в которых теперь существуют твои доппельгангеры. Например, в одной из этих реальностей дорога привела тебя не на автовокзал, а на площадь старого города, где ты встретил красивую девушку. Вы влюбились. Поженились. Завели детей. Прожили долгую счастливую жизнь и умерли в один день. А другая дорога привела в мрачный район, где бандосы поставили бы тебя на ножи. Понял?
— Надо это обдумать. Тебе еще плеснуть?
— Только немного. Скоро начнется конкурс.
Через некоторое время я сказал, что мне надо отойти отлить, а сам подошел к охраннику и шепнул ему, что вон тот паренек в костюме тираннозавра нажрался. Ну а что произошло дальше, и так понятно. Нарушителя порядка выпроводили из ангара.
Но радость моя оказалась недолгой. Вернувшись к сцене, я увидел Еву Баумгартен. Она стояла позади Помилки, положив руку ей на плечо. Тут же был и Шкет. Киллер злобно щурился, пряча пистолет под мышкой.
Кругом царила атмосфера праздника, радости и всеобщего веселья. На сцене, рядом с другими косплейщиками, кривлялся Циклоп, и, видимо, был на седьмом небе от счастья. Зрители ему аплодировали.
А вот мне сейчас было не до восторгов...
— Не делай лишних движений, иначе девчонка умрет, — произнес Шкет и на секунду продемонстрировал свой пистолет.
Само собой, я нервничал, но не настолько, чтобы потерять самообладание и способность рассуждать.
Они не станут убивать нас прямо в ангаре. Тут полно народа, охрана и видеокамеры, а профессионалам несподручно мараться. Скорее всего, поведут наружу.
— Слушайте, а давайте все решим мирно, — предложил я, поправляя тюрбан бинтов на голове.
— Как это? — поинтересовался киллер.
— Ну вы нас отпустите, и мы пойдем своей дорогой, а вы — своей.
— Нет, так не пойдет. Сейчас мы дождемся, пока твой друг спустится со сцены, а потом все вместе, не спеша покинем этот вертеп, — проинформировал Шкет.
Мои предположения подтвердились, но я все-таки возразил:
— Никуда мы отсюда не пойдем!
— Тогда моя напарница сломает девочке шею.
Я невольно вздрогнул, но быстро собрался и подумал, что, если бы эти гаврики знали о суперспособностях Помилки, они бы так не задирались. Но пока я не был готов озвучить заветную фразу: «Помилка, действуй!», опасаясь невинных жертв. Поэтому оставалось только тянуть время и ждать милости от высших сил.
Возможно, стоило бы помолиться или произнести какое-нибудь магическое заклинание. Но ничего такого я не знал. Зато в памяти всплыл студенческий ритуал, про который говорили старшекурсники в летке: чтобы успешно сдать зачет или экзамен, надо троекратно выкрикнуть: «Халява, приди!». Сам я никогда не проверял действенность этого способа. Не пришлось и теперь.
Вмешательство высших сил выразилось в виде появления... полковника Годара и его долбанутого сынули, внезапно вынырнувших из гущи толпы.
На спецагента Пятеркина нельзя было смотреть без содрогания. Его лицо напоминало зону боевых действий: повсюду торчали кусочки лейкопластыря, плохо скрывающие следы ожогов и язв, а глаза прятались за темными очками-авиаторами.
Ну а сам полковник был бодр и прямо-таки лучился здоровьем. К тому же теперь он сидел в новехоньком кресле, покрытом позолотой и обитом элегантным красным бархатом.
Поначалу у меня, конечно, возник вопрос, как они нас нашли. Но стоило мне вспомнить про вездесущих цифровых контролеров и подглядывальщиков и все сразу стало понятно. В современном информационном пространстве, увы, невозможно остаться незамеченным.
— Вот мы и встретились, — хищно облизнулся Годар.
Шкет внимательно смотрел на полковника. Я нутром почувствовал исходившее от них напряжение. Два матерых хищника видели друг друга насквозь. Им не требовалось лишних слов, чтобы понять друг друга. Каждый из них долго выслеживал жертву и теперь, загнав ее в угол, не собирался делиться столь желанным блюдом.
Кашлянув в кулак, я произнес:
— Как я заметил, у нас тут намечается небольшой конфликт интересов. И для его урегулирования я предлагаю переместиться в более подходящее место.
— Поддерживаю, — согласился полковник.
Шкет молча кивнул, подал рукой сигнал Еве, и мы перебрались к ларьку с мангой. Вокруг не было ни души, а пухлый продавец в черной бейсболке мирно дремал. А ведь мой друг Абу говорил, что в современном мире манга пользуется бешенным спросом.
— А что с нами за мальчик? — иронично поинтересовался Годар.
— У этого мальчика есть заряженный пистолет, который бьет без промаха, — Шкет продемонстрировал свою пушку.
В ответ из отверстия в подлокотнике кресла показалась небольшая пузатая ракета с красным ободком, после чего последовало словесное уточнение:
— У нас тоже оружие имеется.
— Так, стоп, давайте успокоимся, — сказал я. — Тут же люди кругом. А мы ведь не хотим, чтобы наш маленький конфликт перерос в бойню, не так ли?
— Отдайте девочку и Нору, и проваливайте, — предложил полковник.
Я поглядел на Помилку. Малая ковыряла пальчиком в носу, не проявляя особого интереса к происходящему.
— А ты вообще кто такой? — решил уточнить киллер.
— Я — полковник Годар из Агентства неопознанных явлений. С кем имею честь?
— Не твое собачье дело, папаша.
— Фу, как некрасиво. И этими губами вы целуете маму, молодой человек?
— Папаша, мне кажется, ты чего-то не понимаешь...
— Во-первых, я вам не отец. А во-вторых, сбавьте тон.
— Он на самом деле не ребенок, — вмешался я.
— А кто тогда? Карлик? С карликовой пушкой? И чем же она стреляет? Горохом?
— Я не карлик, я просто так выгляжу. Но это не имеет отношения к делу, — проворчал Шкет. — А мой пистолет стреляет разрывными пулями. Желаешь в этом убедиться?
Ситуация накалялась, так что я попытался хоть как-то ее разрядить и обратился к полковнику:
— Вижу, у вас новое кресло...
Уголки его рта приподнялись, складывая губы в кривую ухмылку.
— Этому креслу не один десяток лет! Настоящая боевая машина, оснащенная плазменными пушками и мини-ракетной установкой. И что самое главное, никаких тебе модных наворотов вроде искусственного интеллекта. Такая машина никогда не подведет. Не так ли, Нора?
Подождав ответа от чудо-кресла Помилки, он вопросительно взглянул на меня:
— Почему Нора не реагирует на мои слова?
— Мы удалили вас из списка пользователей.
— У-у-у, предательница! Ну ничего, я еще с тобой поквитаюсь! Ты будешь долго мучаться! Так и скажите ей.
— Нора, твой прежний хозяин сказал, что он с тобой поквитается и ты будешь долго мучаться, — исполнил я просьбу.
— Я — искусственный интеллект, и меня невозможно подвергнуть мучениям. Ни моральным, ни физическим, — отозвалась Нора.
— Я найду способ, как сделать тебе больно, уж поверь!
— Это невозможно!
— Возможно! Я...
Речь полковника прервал густой поток брани:
— Merdo! Pugo! Damne! Merdo! Pugo! Damne!
Это был Пятеркин со своим бенефисом. Матерясь, он лупил себя по лбу ладонью и показывал грязный, похожий на синего слизня, язык.
— Не обращайте внимания. У мальчика проблемы с психикой, — пояснил Годар, покрутив пальцем у виска. — Итак, на чем мы остановились?
— На том, что ты, папаша, здесь лишний!
С этими словами Шкет нажал на спусковой крючок своей пушки. Пуля попала полковнику в грудь, он удивленно откинул голову назад и принялся лихорадочно сжимать рукой подлокотник. Боевой агрегат на колесиках закружился волчком, издавая противный механический звук. Из бархатной спинки вылезли три механические руки, вооруженные бластерами.
Началась беспорядочная стрельба. Один из выстрелов разнес вдребезги пенопластовую статую Ставра Звездного, еще несколько проделали дыры в крыше ангара. Толпа шарахнулась. Люди побежали, роняя свои пожитки. Кругом стоял отчаянный гам и неразбериха.
Дальнейшее было похоже на вспышки: осатаневшая толпа несется к выходу, сметая все на своем пути; плазменный заряд, выпущенный из бластера, превращает лицо Евы в кровавую лепешку; из подлокотника боевого кресла вырывается ракета и, оставляя дымный след, летит в сторону Помилки...
Последнее, что я помню, — яркая вспышка в глазах и дичайший холод, сковавший каждую клеточку моего тела.
Вот и сказочке конец...
В голове что-то звонко щелкнуло, и я приподнял веки. Было ощущение, что меня заморозили, а потом нажали на кнопку мгновенной разморозки. Мышцы дико болели от сильного напряжения, бил озноб, а в глазах плавали всполохи.
Все вокруг непонятным образом замерло. Царила пугающая тишина, а воздух стал густым и тягучим, словно остановилось время. Люди и предметы замерли, как в детской игре «Море волнуется».
Вот девочка с синими волосами и огромными наушниками на голове прижимает к груди стопку разноцветных комиксов, ее детское личико наполнено ужасом. Великовозрастный гик в футболке, на которой изображена голова робота с торчащей из нее антенной, застыл в падении. Женщина с двумя детьми, мальчиком и девочкой, неподвижно уставилась куда-то вдаль, ее отпрыски улыбаются. Рядом стоит пузатый охранник с рацией на ремне, он выглядит как заправский вратарь: широко расставил ноги, уперся руками в колени и выпучил усталые глаза. Пацан в клетчатой рубашке и джинсовом жилете с нашивкой на спине «Перебить охрану тюрьмы», воспользовавшись общей неразберихой, крадет с прилавка настольный светильник в форме кулака Халка, а его карманы уже оттопырены от награбленной сувенирки. У овального торгомата невесомо застыли оброненные кем-то комиксы «Ледяной Чарли против женщины-березы», «Алеша Газенваген на планете тысячи баров» и «Война супер-клонов. Сага». Рыжеволосая косплейщица в костюме амазонки обхватила руками голову. Аниматор, изображающий незнакомого мне аниме-персонажа, напоминающего большеглазого подростка-великана, правой рукой отталкивает худощавого очкарика, в левой руке у него зажата стопка флаеров с надписью «Добро пожаловать на мою рейв-вечеринку». Шкет выронил свой пистолет, пушка повисла в воздухе в паре сантиметров над полом. Лицо полковника Годара скривила страшная гримаса боли. Пятеркин сидит на корточках, заткнув пальцами уши. А кресло Помилки пустовало. Ракета замерла, не долетев до него каких-то пятнадцать-двадцать сантиметров.
— Эй, Проныра!
Я обернулся на голос. Это кричал Циклоп, который пробирался сквозь ряды людей-статуй, с удивлением таращась по сторонам своим единственным глазом.
— Что тут такое произошло? — спросил он.
— Без понятия. Впечатление, будто кто-то остановил время.
Чтобы убедиться, я щелкнул по носу одного из охранников. Реакции не последовало.
— А где Помилка? — взволнованно спросил мутант.
— Мы тут, — неожиданно раздалось сзади.
Я обернулся и увидел Помилку с высокой женщиной средних лет, обладающей красивым овальным лицом с выпирающими скулами и немного раскосыми водянистыми глазами. На ее худые плечи спадали длинные каштановые волосы, а лоб стягивал плетеный хайратник. На даме было зеленое платье до колен, пальцы босых ног украшали тонкие серебряные кольца.
— Помилка, деточка, ты как? — позабыв про все на свете, я бросился к малой, присел на одно колено и обнял.
— Она в полном порядке и прекрасно себя чувствует, — оповестила незнакомка.
Я встал на ноги и пристально посмотрел на нее:
— А вы, собственно говоря, кто такая?
— Меня зовут Кира. Я прилетела, чтобы забрать девочку домой.
— Кира? Странное имя для пришельца.
Я был крайне взволнован появлением нового действующего лица, к тому же явно знающего про малую и ее родную планету все. Но с языка вместо вопроса по существу почему-то сорвалась эта глупость.
— Вообще-то меня зовут иначе, — ответила женщина. — Но на вашем варварском языке мое имя будет звучать несколько странно.
— А вы попробуйте.
Она положила руку на горло и издала протяжный гортанный звук.
— Ясно. Ну что ж, имя Кира меня вполне устраивает, — согласился я. — Я — Вук. А моего одноглазого приятеля зовут Циклоп.
— Знаю. Помилка мне все про вас рассказала. Вернее, я прочла ее мысли. Кстати, вы в курсе что означает имя, которым вы нарекли свою воспитанницу?
— О, боже, ну сколько можно! — вздохнул я. — Знаю. Это слово означает «ошибка».
Кира мило хихикнула.
К разговору подключился Циклоп:
— Значит, вот это все... — он обвел глазами ангар. — Ваших рук дело?
— Конечно. Там, откуда я родом, у всех есть, как бы сказали у вас, суперспособности. Например, мой дядя обладает воистину железным желудком и может переварить даже подшипник. А мама обладает феноменальной памятью и может выучить любой язык за считанные секунды. Ее дар частично передался и мне, но основная моя суперспособность — останавливать время.
— И читать мысли...
— О, это пустяки! Все взрослые люди в нашем мире — телепаты.
— Так вы с Помилкой с одной планеты? — продолжал расспросы мутант.
— Совершенно верно.
— И как же она называется?
Кира снова приложила руку к горлу и воспроизвела громкий булькающий звук.
— А если на космолингве?
— Эта планета еще не открыта вами, поэтому у нее нет названия.
— И как там у вас?
— У нас хорошо. Можно даже сказать, отлично.
— Ты бы еще про погоду спросил, — шикнул я на мутанта и поспешил удовлетворить свое любопытство: — Расскажите о Помилке.
— Только если коротко. У нас мало времени. Мы торопимся. — Кира стряхнула со лба прядку волос. — Я воспитательница интерната, где живет и учится девочка...
— Интернат? Помилка что, сирота?
— В нашем мире не существует такого понятия, как семья. Все дети с рождения и до совершеннолетия содержатся в интернатах... Так вот, некоторое время назад наш класс отправился на экскурсию в соседнюю галактику, и биозвездолет той, кого вы назвали Помилкой, угодил в гравитационно-пространственную аномалию и переместился в Солнечную Систему...
— Что еще за аномалия?
— Это когда в космосе формируется локальное гравитационное поле в виде туннеля с бесконечным ускорением свободного падения на входе и таким же, но с обратным знаком, на выходе.
— Ничего не понял.
— Поищите в Энергонете, там про это дело уйма статей... В общем, я приняла решение не поднимать шумиху и заняться поисками пропавшего ребенка самостоятельно...
— Обождите, — прервал я. — Исправьте, если я понял неправильно. Помилка угодила в аномалию, а вы даже не сообщили в полицию. Или куда там у вас принято обращаться...
— В нашем мире действует строгая политика конфиденциальности. Ни одна живая душа за пределами нашей планеты не должна знать о нас и, если такое случится, последствия могут быть катастрофическими, — расплывчато ответила Кира.
— Насколько катастрофическими?
— Например, как-то раз три наших биозвездолета совершили аварийную посадку на планете с примитивной жизнью по типу вашего Каменного века. И нам пришлось уничтожить эту планету.
Циклоп икнул то ли со страху, то ли от неожиданности, а по моей коже пробежал озноб.
— Понимаю вашу реакцию, — сказала наблюдательная Кира. — Но таковы наши законы.
— Хорошенькое дело, — хмыкнул я.
— Я же считаю, что любая жизнь священна, и поэтому пошла на этот шаг. Если бы я сразу сообщила об исчезновении девочки, возможно, мы бы сейчас с вами не разговаривали.
— И что вы сделали? — нетерпеливо спросил Циклоп.
— Я договорилась с начальством, чтобы не поднимали шум, взяла отпуск за свой счет, села на свой биозвездолет и тоже занырнула в ту самую аномалию... Вот, собственно, и все.
— Нет, не все, — возразил я. — Как вы нашли Помилку?
— У всех наших воспитанников под кожу вживлен маячок слежения.
— И как давно вы прибыли?
— Минут двадцать назад. Должна была на несколько дней раньше, но сломался двигатель биозвездолета, еле починила.
— А вы многогранная личность! И в космических аномалиях шарите, и движок починить можете. Вы точно простая воспитательница?
— Точно. Просто я очень любознательная, — она достала из кармана небольшой кубик, подбросила, поймала, положила назад в карман. — Ну все, нам пора. Прощайтесь, и мы полетели. И вы тоже поторопитесь. Через пятнадцать минут вся эта публика оттает, и здесь будет настоящая свалка.
Перед нами, словно ниоткуда, возник серебряный шар, точно такой же, как тот, который я видел на Сиротке.
Я подошел к Помилке, наклонился и обнял ее.
— Я буду скучать, — шепнул я ей на ушко и поцеловал в щеку.
Малая улыбнулась. Потом охнула, подбежала к неподвижно сидящему на корточках Пятеркину и сунула ему в руку резинового утенка Кряки.
Я тоже не остался без подарка: Помилка сняла браслет и протянула мне.
— Я буду скучать, — повторил я, и из моих глаз брызнули слезы...
Перед тем, как покинуть «МарсКон», мы с Циклопом удостоверились в том, что никому из публики не угрожает опасность. Вооруженное чудо-кресло с мертвым полковником мутант вывез за пределы ангара и выбросил в протекавшую рядом речушку. Туда же отправилась и ракета.
Я разоружил Шкета и хотел было пристрелить его, но обойма его пистолета была пуста. Тогда я вспомнил про капсулу с ядом в воротнике, о которой он упоминал в «Записках убийцы».
— Гори в аду, мелкий ублюдок! — сказал я и запихал ему в горло отраву.
Досталось и Гаврошу. Я не удержался и пару раз съездил по физиономии гнусному комиксоделу, а также увел у него пачку сигарет и всю наличность. Две с половиной тысячи кредов.
И вскоре скоростное дрон-такси несло нас к звездолету «Дзета-Йота-Эпсилон».
Мы с Профи сидели на покрытой сухой травой кочке и курили. С непривычки мы кашляли после каждой затяжки. Тут и там, словно тени, блуждали пассажиры, выведенные из многодневного анабиоза.
— Жалко, что мне не удалось проститься с Помилкой, — горько вздохнула Профи.
— Да уж... — сказал я и с грустью посмотрел на браслет, подаренный мне Помилкой.
— Ты-то как?
Я задумчиво посмотрел в небо:
— Нормально. Думал, будет хуже. Я сильно привязался к этой соплюхе...
— Понимаю, — сочувственно кивнула она.
Мы малость помолчали.
— А тебе не кажется это странным? — прервала молчание Профи.
— Что именно?
— Да финал всей этой истории. Похоже на какой-то третьесортный боевик. Рояль на рояле. Сперва появились эти киллеры, потом, откуда ни возьмись, полковник Годар. А под конец вообще атас! Деукс экс махина в лице Киры! Прямо-таки хочется крикнуть: «Не верю!»
— Деукс экс... чего?
— Махина. Переводится как «Бог из машины». Прием такой был в древнегреческом театре, когда на сцене внезапно появлялось божество. Проще говоря, неправдоподобная кульминация какая-то получилась.
Я развел руками:
— Какая есть! Если не веришь, спроси у Циклопа, он подтвердит мои слова.
Она затянулась сигаретой и отрывисто кашлянула:
— Да верю я. Просто очень ненатурально вышло. Как в плохом романе.
— Понимаю.
Мимо прошел Фидель:
— Бросайте ваши раковые палочки, пойдем глянем, чем можно в звездолете разжиться.
— Да не суетись ты, успеем, — сказал я.
Он махнул на нас рукой и, подозвав Циклопа, забрался внутрь корабля.
— И вот что еще мне непонятно. Зачем Кира вас «оживила»? Могла бы просто втихаря улететь с Помилкой. Так нет же, ей надо было выступить с целой лекцией!
— Да мне вообще много чего непонятно...
Профи бросила дымящийся окурок на землю и затоптала его подошвой:
— Ладно, пойду нашим помогу.
— А я еще посижу маленько...
— Ну сиди.
На прощанье Профи обняла меня и жарко поцеловала в губы.
— Ого! А вот это было неожиданно, — признался я.
— Это только аванс, — прозрачно намекнула Профи и удалилась.
«Ну в этот раз мне уж точно перепадет!» — возрадовался я.
Я еще долго сидел на кочке и думал. О Помилке, о Профи, о мое будущем и прошлом. И конечно же о своей писание...
— А ведь Профи в чем-то права, — рассуждал я вслух. — Если все-таки допишу эту историю, то надо серьезно поработать над финалом.
Я почесал затылок и принялся мысленно ругать себя: «Что значит, „если“? Коль взялся, так допиши. Доведи дело до конца! Сегодня же... нет, завтра продолжу работу!»
Угу, именно так и поступлю.
А если с этой книжкой не заладится, напишу другую. Например, про принцессу и дракона. И назову это дело «Невеста царя-дракона»!
Звучит, а?