"Фантастика 2025-68". Компиляция. Книги 1-27

I. Глава, которая могла бы стать последней

Человек — занятная зверюга. Один, к примеру, поскользнулся на ровном месте, и — хлоп! — темечком о землю. Был человек — и нет человека. А вот другой получил удар шаровой молнией — и ничего, выжил. Только брови с ресницами выгорели начисто.

Или вот, помню, у нас, в летном училище, был случай. Один курсант заснул на подоконнике пятого этажа, выпал из окна и приземлился лицом на торчащий из земли металлический штырь. Железка пропорола ему челюсть и вышла наружу над самой макушкой. И ничего — живехонек. Нет, само собой, была еще операция и долгий период восстановления, но после больнички он чувствовал себя очень даже неплохо. То и дело хвастался, что у него в роду все такие везучие.

Но везение — штука переменчивая.

Живой пример тому я — Вук Обранович, больше известный как Проныра. Кем я был? Фартовым мошенником и любимцем женщин. А кем стал? Жалким водовозом, вкалывающим за гроши на задворках Вселенной.

Кстати, прямо сейчас, когда мою голову посетили вышеизложенные мысли, в мою грудь направлены два мушкетных дула. Владельцы оружия — пара косматых отморозков — не сводят с меня глаз и свирепо ухмыляются. И все идет к тому, что скоро я стану мертвым водовозом.

Я зажмуриваюсь, и перед моими глазами проносится вся моя жизнь. Ведь именно так случается в предсмертные секунды, не правда ли? Я вижу все то и хорошее, и плохое, что со мной было. Детство, юность, зрелость...

Боюсь ли я смерти? О, нет. Глупо бояться того, что неизбежно. Хотя нет, вру. Меня пугает сам процесс умирания, который может быть долгим и мучительным.

Я отчетливо помню тот день, когда впервые увидел человека, умирающего в тяжелейших страданиях. Этого бедолагу подстрелил Циклоп. Тогда мы несли дежурство на караульной вышке и вдруг увидели какого-то субъекта, который направлялся в нашу сторону. Мужик был явно не в себе. Походу, сильно перебрал с самогонкой. Иначе как объяснить то, что он средь бела дня, в одиночку собирался атаковать наш Форт? На наши предупредительные команды нарушитель никак не реагировал. Шел уверенной пьяной походкой, в руках рогатина, на устах: «Ура!».

В другое время мы бы просто посмеялись над незадачливым воякой, но вышедший из строя дуршлаг, как мы называли силовой купол, защищавший Форт, не способствовал юмористическим проявлениям. На самой верхушке охранного сооружения зияло с десяток дыр, что и давало повод для его сравнения с предметом кухонной утвари. Эти отверстия были заводским браком, и мы не раз обращались к начальству с просьбой об устранении дефектов, но в ответ получали только пустые обещания. А вот теперь купол еще и перестал работать! Наш старший техник Гуччи пообещал вскорости починить генератор, ну а пока мы были в диком напряге.

Циклоп решил произвести предупредительный выстрел, но потерял равновесие и нечаянно попал в нарушителя. Простреленное брюхо неадеквата тут же превратилось в сплошное кровавое месиво, он корчился на земле и визжал, как поросенок, но все никак не умирал. И я вторым выстрелом прекратил его мучения. Труп нарушителя мы скорехонько перенесли на территорию Форта и сожгли. Не хотелось лишний раз получать нахлобучку от Коменданта, а иметь дело с собратьями покойного — тем более.

Интересно, что сейчас со мной сделают эти подонки — сразу убьют или сначала от души покуражатся? Сердцем чую, что правильным ответом является вариант два. Достаточно только взглянуть на их оскаленные рожи, чтобы понять: предо мной настоящие отбросы общества, звери в человеческом обличии, которые испытывают кайф от мучений беспомощной жертвы.

А как все-таки было бы хорошо умереть без мучений. Раз — и в дамках!

Но, наверное, надо быть на хорошем счету у Создателя, чтобы отхватить такую привилегию, как быстрая смерть.

Хотя порой меня посещают мысли, что я уже умер и попал в ад. А раз так, то тут должно быть жарко, как в любой нормальной преисподней.

А вот фигушки! За шесть лет прозябания на этой дефективной планете с неблагозвучным названием Сиротка я не помню ни одного теплого дня. Такие слова, как «жарко» или «солнечно», давным-давно покинули мой лексикон. Зато мой словарный запас пополнился десятком-другим определений дождя: моросящий; обложной; недельный хренов ливень; косохлест; полосовой; ливневый со снегом; ситничек; рвущий небеса дождина.

Ненавижу дождь!

Я был рожден для того, чтобы жить в шато в двух шагах от пляжа, круглый год ходить в шортах и есть экзотические фрукты.

Кстати, о еде... Ведь и у самых отпетых негодяев перед казнью есть право на последнюю трапезу. Так чем же я хуже?

Я бы не стал наглеть и вполне бы обошелся банкой тушенки и кружкой свежесваренного крепкого кофе. И чтоб никаких выкрутасов, никаких отвлекающих маневров — только кофе и вода. Разок закипело — и сразу снять с огня. Я жуткий консерватор в том, что касается кофейка. Латте, мокаччино, фраппучино и прочие макиато — это не про меня. Пусть такую муру пьют девочки.

Впрочем, вкусы у всех разные и спорить о них бесполезно. Например, наш капеллан отец Никон белил кофе эрзац-сливками, Ксюха предпочитала, как и я, черный, а Гуччи добавлял в напиток несколько капель спирта из своей плоской фляжки.

Кофе в Форте не переводился с тех пор, как корабль снабжения по ошибке доставил нам целый контейнер отменной арабики.

А вот с приличной едой было туго.

Два года назад к нам перестали прилетать корабли снабжения и с тех пор меню в Форте стало несколько однообразным. Коронное блюдо нашего кашевара — размазня, жидкая белково-углеводная кашица серенького цвета, заправленная комбижиром. В обычной жизни отвратительный вкус размазни исправил бы самый дешевенький кетчуп. Но и с кетчупом у нас была напряженка.

Мамой клянусь, голыми руками задушил бы того урода, что наполнил наши стратегические кладовые этой несъедобной дрянью!

А еще на Сиротке вечно пасмурное небо. Из-за густой облачности здесь почти не видно звезд. А ведь когда-то я так любил смотреть на звезды. За эти долгие шесть лет я так и не привык к их отсутствию. Как не привык к вечной осени с ее холодами, дождями и ветром.

Привыкают обычно к хорошему. А что хорошего здесь? Жизнь, протекающая в условиях крайнего дискомфорта, вкупе с тягостной изоляцией и другими проблемами. Обрыдлые будни, надоевшие портреты сослуживцев и один и тот же суровый пейзаж: многометровые отвалы пустой породы, именуемые терриконами, и пустоши, заваленные ржавой техникой и мусором, оставленным космостарателями.

Одним словом, дыра.

Мой сослуживец Сапог целиком разделял эту точку зрения. Когда он служил в спецназе, то побывал в самых отдаленных уголках космоса, но именно Сиротка стала для него эталоном захолустья.

— Клянусь, эта планета — самое паршивое место во Вселенной! — говорил Сапог. — Даже на Титане погода лучше, а в трущобах Боготы кормежка во сто крат вкуснее, причем коронное блюдо там — шаурма с крысой.

«Шаурма. Как аппетитно звучит. Сейчас бы не раздумывая съел парочку, пусть даже внутри будет крысиный яд, — внезапно подумалось мне. — Все равно я уже покойник.»

Выходит, соврала та цыганка, которая нагадала, что я проживу до ста лет.

В этом году мне стукнул сорокет. У меня уже есть небольшая плешь на макушке и седина в волосах. По утрам у меня ломит спину и порой болят колени. «Сорок лет — прости, мой век!». Так, кажется, говорят?

А еще говорят: «Где родился, там и пригодился».

Я родился на Земле в середине двадцать третьего века. В школе нас учили, что мы живем в дивном новом мире. В мире постоянных научных открытий и технических достижений. В мире безграничных возможностей, где все хорошо. Ну или почти хорошо...

На уроках истории мы слушали рассказы о разобщенной Земле, поделенной на страны и государства, в которых жили различные народы, у каждого из которых была своя культура и даже свой язык. Все эти страны и народы только и делали, что воевали друг с другом, а те, кто не воевал, готовились к войне. Ну и довоевались в итоге. В конце двадцать первого века одна восточная страна применила против своего врага-соседа тектоническое оружие, что едва не привело к Армагеддону. Бомбардировка недр планеты разбудила десятки вулканов, спровоцировав разрушительные землетрясения и цунами во всех концах света. С лица Земли были снесены сотни городов, миллионы людей погибли. Глобальный катаклизм оставил после себя хаос и разруху, а человечество было отброшено в развитии на сотню лет назад.

В этом месте я, по идее, должен перейти на возвышенный слог и сказать что-то типа: «Но человечество нашло в себе силы объединиться и противостоять угрозе истребления», но скажу проще: на обломках старого мира возник новый — первое планетарное государство, бесхитростно названное Землей. Столицей нового государства стал Авалон — первый космический город на земной орбите.

Но не все было так радужно: на Земле оставалось все меньше мест, пригодных для жизни, а люди по-прежнему плодились со скоростью кроликов. И тогда мы снова задумались о колонизации других планет. Так началась новая эра — эра покорения космоса.

Человечество шагало семимильными шагами в новые, неизведанные миры. С разной степенью успеха были терраформированы и колонизированы Луна, Марс, Церера, Плутон, спутник Сатурна Титан и спутники Юпитера Ио, Каллисто, Европа и Ганимед.

Короче говоря, будущее наступило.

С младых ногтей я понимал, что все эти слова про «дивный новый мир», «мир безграничных возможностей» и прочее бла-бла-бла не имеют никакого отношения к действительности. Несмотря на все эти звездолеты и инопланетные колонии, мир остался таким, каким и был прежде. Богатые все продолжали богатеть, а бедные — беднеть.

Особенно это было заметно на Земле: куда ни глянь, повсюду нищета и развал. Кругом свалки, полигоны и заводы, отравляющие воздух ядовитыми выбросами.

Всего на Земле было четыре гигантских мегаполиса, отгороженных от внешнего мира высокими стенами: Москва, Чунцин, Дели и Богота. Тем, кому не хватило в них места, жили в полуразрушенных городах, а вернее будет сказать — пытались выжить. В одном из таких мест я и родился. Наш городишко носил говорящее название Старо-Глушанск. Он был выстроен вокруг завода минеральных удобрений, который и кормил его жителей. Опасное соседство здорово испортило и без того плохую экологию города и ударило по здоровью его жителей. Люди в наших краях дохли как мухи. Поэтому с детства моим единственным желанием было свалить из Старо-Глушанска ко всем чертям.

Похожие планы когда-то вынашивал и мой батя, но им так и не суждено было сбыться. В прошлом батя был первоклассным механиком, но после несчастного случая на производстве ноги у него отказали, пришлось для передвижений пользоваться инвалидной коляской. Работодатели, само собой, быстренько отказались от его услуг. А скоро случилась еще одна беда: от нас ушла мама. Она завела интрижку с каким-то приезжим и укатила в закат. Эти несчастья подкосили батю и он, как это часто бывает, запил. Мне тогда только исполнилось восемь лет.

Жили мы бедно, но не голодали. Бате полагалась небольшая пенсия, которой нам худо-бедно хватало на кормежку и аренду дешевой квартиры в разваливающемся доме. Канализации у нас не было, а свет давали на полтора-два часа в сутки.

Моим воспитанием батя занимался эпизодически — меня вырастила улица. В двенадцать лет я поступил в «институт имени Воровского» на факультет карманной тяги, и очень скоро понял, что это мое призвание. Несколько раз попадал в полицию, но всегда умудрялся выходить сухим из воды, из-за чего и получил прозвище «Проныра». А в четырнадцать лет меня взяли с поличным на краже в магазине и отправили в специнтернат. Это была самая настоящая тюрьма для подростков. Однако я не отчаялся, как на моем месте сделали бы многие. Отчаяние — это роскошь, которая может убить. А я собирался жить долго и счастливо.

Когда я перешел в выпускной класс, умер батя.

— Погиб при нападении неизвестного с ножом. Наверное, это сделал какой-нибудь наркоман, которому нужны были деньги на дозу, — так мне сказал завуч.

Выглядело это, мягко говоря, неправдоподобно — деньги у бати долго не залеживались, разве что в тот роковой день он как раз получил пенсию. Я, конечно, погрустил, но недолго. Ведь, как говаривал мой покойный предок: «Мужику не пристало распускать сопли».

Несмотря на то, что я был изрядным хулиганом, учеба давалась мне легко. Интернат я закончил с золотой медалью. Это позволило мне, сироте-отличнику, поступить без экзаменов в Московское летное училище на бюджетное отделение. С раннего детства я грезил космосом и мечтал стать капитаном звездолета, но директор летки развеял мои юношеские иллюзии, сказав:

— У нас осталось всего лишь одно бюджетное место по специальности «Техник по эксплуатации и обслуживанию систем жизнеобеспечения летательных аппаратов». Звучит не очень, но на кусок хлеба с маслом ты всегда заработаешь.

Поначалу учеба мне нравилась, но бесконечная муштра, палочная дисциплина и холодные казармы быстренько отбили у меня тягу к знаниям. К середине первого курса я был сыт по горло леткой, которая оказалась ничуть не лучше нашего специнтерната. Так что в один прекрасный момент просто свалил из училища, попутно обчистив карманы директора.

Я решил остаться в Москве и снова стал играть за команду «плохих парней». Кем я только не был за свою недолгую, но, без ложной скромности, яркую жизнь — угонщиком, домушником, каталой, впаривал лохам фальшивую ювелирку, просил милостыню, а под конец грабил с подельником дома зажиточных москвичей.

Каждый налет был отработан до мелочей и все у нас шло как по маслу. Заработанные деньги мы инвестировали в секс, алкоголь и волшебные пилюльки. В перерывах между гулянками и налетами я не раз задумывался о том, что пора перестать сорить деньгами и начать откладывать на мечту. А мечтал я о тихой, спокойной жизни на Каллисто. Этот спутник Юпитера был славен своими курортами с пляжами, дикой природой и тропическими лесами. Скопив достаточную сумму денег, я бы купил там прибрежную хижину, днями напролет валялся в шезлонге на пляже, пил экзотические коктейли да заводил шуры-муры с загорелыми красотками. Но моей мечте не было суждено сбыться...

Во время очередного налета хозяин дома успел нажать тревожную кнопку. Дежурившие неподалеку фараоны моментально приехали на вызов. Моего подельника застрелили при попытки бегства, а меня арестовали и отправили на скамью подсудимых. Бывалые люди в СИЗО посоветовали мне закосить под психа и уйти вместо зоны на принудительное лечение, что я с успехом и проделал.

В психушке мне посчастливилось встретить легендарного любовного афериста Кудрявого Жана. Он, как и я, косил от тюрьмы по дурке. Этот толстенький, кучерявый дедушка больше напоминал торговца сладостями, а не пылкого обольстителя. Но в реальной жизни Кудрявый Жан обладал удивительным даром очаровывать женщин и выставлять их на деньги. С его слов, в неволю он попал по глупости. По какой именно глупости, не уточнял, но тонко намекал, что эта глупость могла обойтись ему в десять лет тюрьмы. На суде Кудрявый Жан мастерски изображал человека, страдающего множественным расстройством личности. Их, личностей, у него было двадцать две.

— Да за этот спектакль меня следовало не в дурку сажать, а наградить призом за лучшее исполнение главной мужской роли! Хотя правильнее было бы сказать — ролей, — хвастался мне Кудрявый Жан.

Удивительно, но многие жертвы, которых коварный обольститель обобрал до нитки, навещали его даже в психушке. А одна из самых горячих поклонниц сердцееда ежегодно переводила на счет директора больницы кругленькую сумму. А тот делал все, чтобы его драгоценный пациент жил припеваючи и ни в чем себе не отказывал. Так что Кудрявый Жан ел от пуза, спал до обеда, гулял сколько душе угодно и, главное, не принимал колеса, от которых постоянно кружилась голова и развивалась медвежья болезнь.

Сам не знаю почему, но Кудрявый Жан крепко привязался ко мне. И когда мы подружились, у меня началась совсем другая жизнь. Он выбил мне кое-какие привилегии и охотно делился контрабандой, которую ему приносили многочисленные посетительницы.

Когда я увидел, что за красотки хороводят вокруг этого престарелого Казановы, то немедленно напросился к нему в ученики.

Кудрявый Жан на мгновение задумался и сказал:

— Я давно к тебе присматриваюсь, сынок. В тебе есть какое-то грубое обаяние. Но у меня только один вопрос: страдаешь ли ты угрызениями совести?

— А что такое совесть? — удивленно спросил я.

— Тогда милости прошу на борт!

И Кудрявый Жан стал меня учить. Это был настоящий курс молодого бойца с конспектами, лекциями и, конечно, практическими занятиями.

Я не ленился и был старательным учеником. После того как я соблазнил и выставил на деньги всех наших медсестер, Кудрявый Жан сказал:

— Поздравляю с успешным окончанием обучения, сынок. Здесь наши пути расходятся. Я остаюсь доживать свой век в этом милом местечке, а тебе пора на волю.

— Заманчивое предложение, только вот кто же меня выпустит...

— Вот за это не переживай, — ответил он и загадочно улыбнулся.

Уж и не знаю, на какие кнопки жал Кудрявый Жан, на какой уровень выкручивал ручки мощности своего любовного излучателя, но скоро я оказался на воле с диагнозом «не опасен для общества». За моими плечами были два с половиной года психушки, а в сердце горело желание начать жизнь сначала.

Душа-человек Кудрявый Жан дал мне на первое время денег и наставление: подальше держаться от синьки и наркотиков. Деньгами я распорядился с умом: снял квартирку в многоэтажном клоповнике, обновил гардероб и взял напрокат подержанный небоход. А мудрым наставлением пренебрег — в тот же день, как откинулся, пошел в ночной клуб и надрался, как нищий на поминках.

Кудрявый Жан умер через месяц после моего освобождения. Инфаркт. Ходили слухи, что на его похоронах было не протолкнуться от женщин всех возрастов, а у крематория дежурило сразу три машины «скорой помощи» — для особо впечатлительных поклонниц.

На свободе я не терял времени даром и сразу занялся практикой. Все у меня ладилось. Три раза я вступал в брак. И все три раза удачно. Всех своих жен я обвел вокруг пальца, обобрал до нитки, а сам скрылся в неизвестном направлении. Но такие аферы были слишком рискованными и грозили серьезным тюремным сроком, так что я стал удить рыбку помельче. Представляясь разными именами, знакомился с богатыми женщинами, обольщал их, втирался в доверие и понемногу вытягивал из них деньги. Набравшись опыта, я мог одновременно крутить любовь сразу с несколькими жертвами. Я не боялся возмездия, так как большинство моих клиенток были замужними дамами, которые не желали афишировать свои любовные интрижки.

Я тратил деньги направо и налево, а свою мечту о хижине на Каллисто снова задвинул в дальний угол. В то время я как с цепи сорвался: пил все, что может гореть, нюхал все, до чего мог дотянуться мой нос, не вылезал из клубов и кабаков. Несмотря на разгульный образ жизни, мои дела шли в гору, а молодой организм справлялся с любыми нагрузками, и казалось, что это может продолжаться вечно. Но пруха вечной не бывает, и рано или поздно в жизни наступает момент, когда надо платить по счетам. И я расплатился сполна...

Разрушительным ураганам принято давать женские имена. Мой ураган звали Норико.

С этой азиатской вдовушкой я познакомился на Церере — крохотной планете, расположенной в поясе астероидов между Марсом и Юпитером. Почти всю площадь небесного тела занимал один единственный город, полный тезка планеты. Это было единственное место в Солнечной системе, где разрешались азартные игры, проституция, наркотики и другие сомнительные развлечения. Со всей Системы сюда стекались любители острых ощущений и проходимцы всех мастей. Не город, а мечта!

Норико Ооно, в девичестве — Микато, слыла самой завидной невестой на планете. Красивая, богатая, умная, она не была коренной церерианкой. Норико родилась на Авалоне в семье знаменитого адвоката Тосиро Микато. За глаза его называли «Последний самурай», хотя сам он предпочитал, чтобы к нему обращались Тосиро-сан. Он был большой чудак: носил традиционное японское кимоно, практиковал кендо и в совершенстве владел языком предков. В наш век, когда деление на национальности перестало быть чем-то важным, а все кругом говорили на едином языке космолингве, его поведение казалось немного странным, но что с чудака взять?

Норико росла в атмосфере киношной сказки. Отец и мать сдували со своего чада пылинки, оберегая от всех тягот и лишений. Она получила хорошее домашнее образование, помимо обычных школьных предметов изучала основы экономики, юриспруденцию и японский язык. Потом поступила на юридический факультет, но проучилась там всего два года. Бросив институт, стала моделью. Зная упрямый характер дочери, родители не стали препятствовали ее выбору. Хотя в глубине души и наделись, что Норико одумается и выберет менее, как они говорили, «вызывающую» профессию.

Но Норико не одумалась. За короткое время она сделала сногсшибательную карьеру в этом непростом бизнесе и закрепила свой успех удачным замужеством. Ее избранником стал Акихиро Ооно — молодой миллионер, президент компании «ОоноКорп», владеющей сетью казино на Церере. Но их любовная лодка дала течь в самом начале пути. А вернее, не дала течь, а взорвалась, и не лодка, а его новенький небоход.

Это произошло вскоре после свадьбы. Утром понедельника Акихиро Ооно, как всегда, проснулся ни свет ни заря, поцеловал в лоб еще спящую жену и вместо зарядки решил навернуть пару кружков по району на еще необкатанной тачке. Как только он вставил ключ в зажигание, в салоне сработало взрывное устройство, оборвавшее жизнь миллионера в самом расцвете. Ни у кого не возникло сомнений, что за преступлением стоял межпланетный преступный синдикат «Гаррота», которому Акихиро Ооно отказывался платить дань, за что неоднократно получал угрозы в свой адрес.

По завещанию весь бизнес покойного отошел его жене. И вокруг Норико сразу засуетились полчища шакалов. Внешне они ничем не отличались от успешных бизнесменов: носили дорогие костюмы и складно говорили, вставляя в свою речь умные словечки типа «демпинг» и «анализ сбыта», но внутри каждого из них жил зверь, жаждущий урвать кусок от ее многомилионного состояния. Многие из этих шакалов представлялись близкими друзьями погибшего. Какие только легенды они не придумывали, чтобы залезть в ее карман.

Вот как звучала одна из них:

— Разрешите представиться, Некто Энский. Я — друг Акихиро и его лучший брокер. Вы обо мне ничего не слышали? Нет? Неудивительно. Все мы знаем, каким скрытным был наш Акихиро. Ах, у него не было от вас секретов? Ну тогда он просто не успел вам обо мне рассказать. Я, собственно, к вам вот по какому делу. Не желаете ли купить контрольный пакет акций «Никиты Кожемяки»? Это молодой, перспективный бренд, специализирующийся на выпуске спортивной обуви. Всего-то и надо — полмиллиона кредов. А уже через год ваши вложения окупятся сторицей. Не интересуетесь? Понимаю, неподходящее время. Но если вы вдруг надумаете, вот моя визитка.

А вот еще одна:

— Меня зовут Такой-то Сякой-то, я знал Акихиро с пеленок. Он не рассказывал обо мне? Нет? Странно. Мы ведь были не разлей вода. Кстати, ваш муж перед смертью задолжал мне небольшую сумму. Так, пустяки, каких-то триста тысяч кредов. Проиграл, знаете ли, в покер. Почему сразу не отдал? В тот день мы играли на наличные, а у него не оказалось при себе такой суммы налом. Ах, он никогда не играл в покер? Точно, это был не покер, а бридж! Я бы не стал лезть к вам с такими пустяками, но карточный долг — дело чести. А мы оба знаем, как высоко ценил свою честь Акихиро. Нет, что вы, никаких расписок он мне не давал. Мы ведь друзья, зачем нам какие-то расписки?.. Почему вы зовете охрану? Не надо никакой охраны, я сам уйду. Но помните, о вашем бесчестном поступке скоро узнает вся Церера!

Мнимые друзья мужа отстали от Норико, только когда дочь Последнего самурая собственноручно отлупила бамбуковым мечом парочку особенно настырных шакалов.

На могиле мужа Норико поклялась продолжить дело всей его жизни, и слово свое сдержала. Она была прирожденной победительницей — упорной, целеустремленной, не привыкшей пасовать перед трудностями. Под ее руководством компания «ОоноКорп» разрослась и расширила сферу деятельности. Помимо игорного бизнеса на Церере Норико запустила собственную линию одежды и открыла сеть популярных супермаркетов по всей Системе.

В интересах бизнеса дочь Последнего самурая уладила все разногласия с «Гарротой». И после этого ее милое личико стало мелькать не только в светской хронике, но и в криминальных репортажах. Имя Норико упоминали в связи с содержанием нелегальных борделей и отмыванием денег. Но она отвергала все обвинения.

За твердый характер и крепкую деловую хватку Норико прозвали «Клешня». И черт ее дернул связаться со мной...

В те славные деньки я уже крепко бухал и торчал на наркоте. Но это никак не повлияло на мою работу. Я придумал себе легенду о том, что я — бедный художник с тонкой душевной организацией и затянувшимся творческим кризисом, который искал утешение в зелье. А для правдоподобности арендовал грязный подвал, уставил его картинами, купленными у одного уличного мазилы, и разбросал по углам кисти и тюбики из-под краски.

Возможно, кто-то скажет, что легенда так себе, что ни одна нормальная женщина не клюнет на такую туфту. Но ведь клевали, тем самым обеспечивая мне безбедную жизнь!

Сценарий соблазнения был до безобразия прост. Я работал по старинке. На каком-нибудь вернисаже знакомился с богатой тетенькой, ездил ей по ушам, используя приемы пикапа, которым меня обучил Кудрявый Жан, а дальше, как говорится, дело техники.

С Норико я познакомился случайно, на благотворительной выставке, куда приволок пару «своих работ». Мы столкнулись у стола с халявным шампанским, она что-то там рассыпала, я уронил кисти, ну и, слово за слово, разговорились. С выставки мы уехали вместе и потом долго не расставались.

Мы быстро сошлись и привязались друг к другу. Или правильнее сказать: она привязалась ко мне, а я — к ее деньгам. Норико безропотно верила моему вранью, была щедрой и любящей, а я пользовался этим на всю катушку. Я даже загордился. Ишь, какую фифу отхватил! Жаль, меня не видит мой учитель.

Тогда я все это списывал на свой профессионализм, но сейчас, по прошествии многих лет, у меня в голове не укладывается, как могла Норико Ооно, прозванная Клешней — прирожденная победительница, самая завидная невеста на Церере, дочь Последнего самурая, — повестись на такую фигню?

А может быть, она просто любила меня таким, какой я есть, несмотря ни на что? Как в той сказке про принцессу и свинопаса, а? Впрочем, какой из меня свинопас. Я, скорее, свинья. По крайне мере, был ею. Самовлюбленной свиньей, которая не видела ничего дальше своего рыла.

Наш пылкий роман продлился три месяца, а потом все рухнуло.

Случилось это так: я запал на одну рыженькую красотку и стал потихоньку с ней мутить. Я успел переспать с ней всего только раз да выманил у нее пару сотен кредов, но Норико узнала про измену и жестко отомстила. Порядка ради замечу, что я не нуждался в финансах и развел эту рыжулю на деньги, поскольку всегда считал, что любой труд должен быть оплачен.

Не знаю, на чем я спалился, но, когда я свинтил на очередную свиданку с этой рыжей чертовкой, Норико послала за мной слежку. Мордовороты из ее личной охраны накрыли нас в тайном любовном гнездышке. Девушку не тронули, а мне ввалили таких звездюлей, что мало не показалось.

Очнулся я в муниципальном госпитале. Врачи диагностировали перелом двух ребер, носа, челюсти, ну и там всякое по мелочи. Можно сказать, отделался легким испугом. Но были и плохие новости. Фараоны установили мою личность и выяснили, что я нахожусь в межпланетном розыске за совершение мошеннических действий. После этого меня быстренько залатали и в кресле-каталке привезли в суд. Там я встретил трех бывших жен, которые с радостью дали показания против меня.

Приговор был девять лет.

Перед выпиской из больнички ко мне в палату заглянул незнакомый субъект. Высокий, широкоплечий, в черном костюме и навороченных смарт-очках. К бабке не ходи, особист. И точно, этот костюмный хлыщ сунул мне под нос бляху «Особого отдела» и, не мешкая, предложил сделку:

— Капитан Вук Обранович, мы учли ваши заслуги перед Отечеством и предлагаем вам принять участие в нашей исправительно-трудовой программе. Мы готовы заменить ваш приговор четырьмя годами исправительных работ на планете Сиротка в качестве сотрудника службы охраны.

Разумеется, никаким капитаном я не был и никаких «заслуг перед Отечеством» не имел. Диплом об окончании летного училища, погоны лейтенанта космофлота и какую-то медальку в качестве оплаты по карточному долгу мне выправил один чиновник из Министерства обороны. Как знал, что это когда-нибудь сослужит мне добрую службу!

— Уж не та ли это планета, с которой никто не возвращался? — спросил я и изобразил пальцами решетку.

— Так точно. На Сиротке располагается колония-поселение для пыжей.

— Кого-кого?

— Простите за мой профессиональный сленг, я имел в виду — для пожизненно заключенных.

— И вы хотите назначить меня туда вертухаем?

— Нет, конечно! Вы будете охранять станцию водоподготовки. А вертухаев на Сиротке отродясь не было. Колония-поселение практически полностью находится на самоуправлении.

— И что, никто не пробовал сбежать?

— А куда бежать? Кругом космос. Правда, был случай, одного пыжа пытались вытащить подельники. Полетели аж на трех звездолетах. Но так и не долетели.

— Передумали, что ли?

— Нет, что вы, ребята были настроены очень серьезно. Как говорится, с щитом или на щите.

— И что же им помешало?

— Сторожевые космодроны. Подступы к планете надежно охраняются беспилотными боевыми машинами, которые стреляют на поражение при любой угрозе.

Я невольно вздрогнул. А особист продолжил:

— Да, я еще забыл сказать, в течение этого времени вам будет выплачиваться жалованье в размере прожиточного минимума. Ну что, по рукам?

— Сиротка? — нахмурился я. — Странное название.

— Название как название. Не странней, чем Макемаке или Хаумеа.

Каков был мой ответ?

Разве не ясно?

Я видел тех несчастных, что отмотали свой срок в тюряге, в основном это были сломленные люди с отбитыми мозгами. И я не хотел быть одним из них.

«Ничего, ничего, — утешал я себя, — перекантуюсь на этой вашей Сиротке, заработаю деньжат и вернусь обратно. Жалко только, что эти мордовороты уничтожили мой главный рабочий инструмент — лицо. Погнули нос, сломали челюсть, так что теперь я выгляжу как на портрете какого-нибудь абстракциониста. Но это дело поправимое. Заработанных денег должно хватить на простенькую пластическую операцию, а уж там поглядим».

Теперь-то я думаю иначе. Если бы я мог вернуться в прошлое, то не раздумывая сел бы в тюрьму. Отмотал бы свой срок от звонка до звонка, вышел на волю и начал жизнь с чистого листа.

А ведь были деньки, когда я любил эту треклятую планету. Это было давно, еще в первый год службы. Я радовался тому, что не попал за решетку, и считал себя настоящим везунчиком. Наивный дурак.

От осознания всего этого хочется заплакать. Ведь случаются в жизни моменты, когда не стыдно заплакать и мужчине. И сейчас именно такой момент. Когда я вообще последний раз плакал? Наверное, в тот день, когда ушла мама. Помнится, я рыдал так, что было слышно на всю округу. Но вот сейчас, когда смерть так близка, я не могу выжать из себя и слезники.

Да, с годами я малость почерствел, но не растерял дух авантюризма. Что-что, а мое особое умение влипать в истории по-прежнему на высоте. А в этот раз я просто превзошел самого себя. Кому рассказать — не поверят. Чего только не произошло за это время! Я тонул, дрался на гладиаторской арене, едва не погиб при пожаре, шизанутый психопат хотел сделать из меня чучело, а потом меня похитил птерозавр... И наконец судьба свела меня с ней. С девочкой из шара.

II. Глава, с которой следовало бы начинать

То утро было точно таким же, как и любое другое здесь, на Сиротке: серым и неприветливым. Я проснулся, умылся, оделся и спустился в столовку.

Мои сослуживцы уже вовсю гремели оловянными ложками и шумно хлебали кофе, обжигаясь и морщась. Все были одеты в одинаковые серые комбинезоны, все — потрепанные и какие-то заранее уставшие.

У котла скучал наш кашевар Арчил. До Сиротки он работал на Авалоне личным поваром у одного отставного министра. Экс-министр не был гурманом. Его пристрастия ограничивались простыми блюдами: каша, рагу, суп. Но больше всего он любил уху. Простую рыбацкую уху с добавлением водки. Экс-министр даже сам разводил рыбу в пруду, вырытом недалеко от его имения.

А еще он обожал устраивать застолья и частенько принимал гостей. На этих пирах рекой лилось спиртное, а столы ломились от закусок. Застолье могло продолжаться несколько дней с перерывом на отдых. Изрядно подпив, хлебосольный хозяин любил похвастать перед гостями своими многочисленными наградами, которые еле умещались на его пиджаке, и потравить байки про свою прошлую, министерскую жизнь. Рассказчик из экс-министра был так себе, но гости делали вид, что внимательно слушают, смеялись над его неуклюжими шутками и аплодировали на кульминационных моментах. Ради такого вкусного угощения можно было и потерпеть.

От своих невинных увлечений он и принял смерть. После того как разъехались очередные гости, экс-министр, уже еле держась на ногах, пошел «проведать рыбок». Поскользнулся на бережке и упал в пруд. Пиджак со всеми «обвесами» и потянул его ко дну.

Так Арчил остался без работы и абсолютно без средств. Но он недолго сидел без дела. Тем же днем в Центре занятости Арчилу предложили поработать на Сиротке. Он легко мог бы найти работенку поприличней, но отказываться не стал. Вообще-то наш повар был крайне нерешителен и как огня боялся ситуаций, требующих сделать выбор.

Было время, когда качеству и разнообразию блюд в Форте мог позавидовать какой-нибудь фешенебельный ресторан, но в последнее время наше меню заметно оскудело. Причина этому была одна. Два года назад, аккурат в день окончания моего контракта, вдруг замолчал наш космопередатчик, а корабли снабжения перестали доставлять на Сиротку грузы. Не скажу, что это стало для меня сюрпризом, я давно ожидал какой-нибудь подлянки со стороны начальства.

Стало ясно, что застряли мы здесь надолго, если не навсегда. Наш Комендант ничего толком не мог прояснить и на все вопросы отвечал: «Они обязательно прилетят. Ждите». И мы ждали. А что еще оставалось делать?

Порой мы пытались связаться хоть с кем-то космопередатчику, но результаты были нулевые.

В общем, ели мы что дают. А давали в основном размазню. Благо, ингредиентов для приготовления этого нехитрого блюда было сколько душе угодно. В стратегических кладовых хранились обильные запасы белково-углеводного концентрата и гигантский брикет комбижира, напоминающий надгробную плиту на могиле сказочного великана.

А ведь раньше Арчил частенько баловал нас чудесной выпечкой. Приготовленный им бисквитный торт с лимонным желе и заварным кремом выглядел как произведение искусства, а вкус мог свести с ума кого угодно. А какой он делал зефир! О, я в жизни не едал такого зефира!

Арчил любил и умел готовить, и очень тосковал по настоящей работе. И эта тоска сожрала его с потрохами. Лишенный возможности заниматься любимым делом, он как-то весь сник, стал угрюмым и отстранился от людей. Его и раньше-то нельзя было назвать рубахой-парнем, но в последнее время Арчил совсем замкнулся в себе. Перестал разговаривать, а все свободное время проводил в своей каморе.

Начитанный Циклоп как-то сказал, что у буддистов такое состояние называется «ретрит».

— А что это такое? — поинтересовался я.

— Ретрит переводится как «уединение» или «затворничество», — охотно пояснил Циклоп. — Добровольный уход от общества, обет молчания и полное погружение в себя. В тибетских монастырях это было обычным делом. Некоторые монахи могли годами не раскрывать рта. Далай-лама пишет, что эта практика очень помогает в плане просветления и выявляет скрытые возможности организма. Был такой случай, после многолетнего ретрита один монах научился летать. А другой овладел техникой телепортации.

— Как думаешь, если Арчил еще с полгодика помолчит, он сможет телепортировать на Сиротку ящик с консервами или какой-нибудь другой еды? — спросил я.

— Мечтать не вредно, — только и ответил Циклоп.

Полной противоположностью Арчилу был наш старший техник Гуччи — неугомонный весельчак, выпивоха и первый балабол Форта. Любимая присказка, а заодно жизненный девиз Гуччи: «Главное — процесс». Старший техник не скрывал от нас, что дома, на Ганимеде, его ждала не только жена с дочками-двойняшками, но и солидный срок за незаконный сбыт гелия-три, в народе — трюнделя. Нелегальная продажа этого ценного изотопа, применяемого в качестве горючего для звездолетов с термоядерными двигателями, каралась тюремным заключением от десяти лет до пожизненного.

— Дядька во всем виноват, — сокрушался Гуччи. — Говорит: «Есть тема. Мне птичка в клювике принесла канистру трюнделя. Поможешь толкнуть — тридцать процентов тебе». Я думал отказаться, но дядька у меня речистый, такой и мертвого уболтает. Говорит: «У тебя жена, дети и вредная работа на буровой. А сколько там тебе платят? Сущие гроши. А я тебе хорошие деньги предлагаю за пять минут работы. Дельце пустяковое. Приезжаем на место, отдаем товар клиенту, забираем креды, веселимся. Тема надежная, без дураков. Я бы и сам управился, но вдвоем как-то сподручней будет. Ты главное, племяш, молчи в тряпочку и руку из кармана не вынимай, как будто у тебя там пушка». Я малеха покумекал и подписался. Дело провернули гладко. Без сучка, без задоринки. А влипли по глупости. Дядька на сутки просрочил техосмотр, и первый же постовой нас тормознул. Надо было на месте разобраться, ведь это Ганимед, где даже светофоры мзду берут. Но дядька струхнул и как дал по газам! Фараоны за нами. Я ему кричу: «Куда ты втопил, гад?». А он мне: «Спокуха, племяш, я этот город как свои пять пальцев знаю, оторвемся». Но мы не оторвались. А через пять минут у нас на хвосте уже сидела целая процессия с мигалками. Я понял, что дело пахнет керосином, и сделал ноги. Выбрал удачный момент и на ходу спрыгнул на тент кафе. Домой не пошел, а схоронился у знакомых, пока все не прояснится. И там до меня дошли слухи, что дядьку приняли фараоны со всеми нашими деньгами. Он бы, конечно, отмазался, но в его тачке нашли частицы трюнделя, и фараоны стали шить ему дело. На допросе дядька быстро раскололся и стал все валить на меня. Мол, это я достал тот злополучный трюндель, обманом втянул его в мутную историю, а он просто невинная жертва обстоятельств. Короче говоря, я влип. Но помогли друзья, дали кому надо на лапу, и — прощай Ганимед! Здравствуй, Сиротка! Единственное, что расстраивает, дом больше не увижу. Теперь мой дом — Сиротка, тут меня и похоронят. А за жену и ребятишек беспокойства нет, выкрутятся. Мир не без добрых людей. И на дядьку я зла не таю, он и так вляпался по самые уши. Фараоны пообещали скостить срок, если он даст показания против меня, а сами вкатили ему на полную катушку — двадцать лет с хвостиком.

Кстати, свое прозвище старший техник получил не из-за того, что любил модно одеваться, а по фамилии — Гуччин. Внешность у него была самая заурядная. Средний рост, веснушчатое лицо, уши торчком и характерный для прожженного пьяницы нос-баклажан.

Он, единственный из нас, не жаловался на хреновую кормежку. Аппетит у Гуччи был такой, что любая бабушка растаяла бы от умиления. В столовке он всегда просил добавку, и пока ел, не умолкал ни на секунду. Бородатые анекдоты и пошлые шутки лились из него, как из рога изобилия. И тот день не был исключением.

— Хочешь хохму? — обратился он к Мире, миниатюрной мулатке, фельдшеру нашего лазарета.

Мира не сказала ничего, только устало вздохнула. Расценив это как положительный ответ, Гуччи затянул свою волынку:

— Короче. Сидит алкаш на тротуаре. Подходит к нему фараон и говорит: «Эй, ты чего здесь сидишь?». А алкаш ему: «А правда, что Земля вертится?». «Ну правда. И что?» «Да вот жду, пока мой дом подъедет».

Этот анекдот лично я слышал от Гуччи раз двадцать, то же самое, наверное, можно сказать и про остальных. Но его это мало волновало. Ведь главное что? Главное — процесс! Так что Гуччи откашлялся и пошел на второй круг:

— Вот еще хохма. Тебе понравится. Заходят в бар пессимист, оптимист и реалист. И...

Тут на его плечо легла тяжелая рука нашего капеллана отца Никона, и Гуччи сразу притих. В другой руке служитель культа держал поднос с пустой посудой, на который спадала его длиннющая иссиня-черная борода, закрывающая увесистый наперстный крест из серебра.

— Сын мой, помните, я вам недавно про протечку на потолке говорил? — спросил он.

Гуччи почесал лоб:

— Протечку?

— Да. Течет потолок в часовне.

— Не припомню, отче. Совсем забегался, из головы и вылетело. Понимаете, кручусь как белка с колесом, ни на что времени нет...

— В колесе, — поправил его отец Никон.

— Где?

— В колесе. Белка в колесе.

— Во-во, это вы правильно сказали, как белка в колесе, туда-сюда, туда-сюда. Здесь — ремонт, там — авария. Рук не напасешься. А Комендант такой: «Требую повысить выработку пресной воды». А как я это сделаю? Наша станция водоподготовки и так работает на износ, чуть увеличишь мощность, и все — кирдык. Вообще без воды останемся. Я понимаю, что главное — процесс, но ведь и голову иногда включать надо.

Отец Никон спокойно выслушал тираду Гуччи и сказал:

— Сочувствую, но и вы войдите в мое положение. В другой раз я бы и сам справился, да вот на днях разбил радикулит. Ни согнуться, ни разогнуться.

— Вот закончу с делами — и сразу к вам, — пообещал старший техник.

Капеллан одобряюще похлопал Гуччи по плечу:

— Я буду молиться за вас, сын мой. А если вам понадобится лишняя пара рук, то с радостью помогу, как только радикулит отпустит.

— Поправляйтесь, отче, — сказал Гуччи, а когда капеллан покинул столовку, достал откуда-то плоскую фляжку, плеснул в кружку немного спирта и немедленно выпил.

Наша часовня располагалась в тесном помещении в самом конце здания. Внутри — неуютно, полутемно. Покатые потолки, медные иконы на кривых стенах и небрежно сколоченный амвон — вот и все убранство. Ах, нет, забыл! В часовне еще висело большое, вырезанное из слоновой кости распятие. Его отцу Никону подарил сам президент Земли, когда был с визитом в воинской части, которую окормлял капеллан.

Ни для кого не секрет, что возрождение тюремного и военного капелланства в Системе — целиком и полностью заслуга нашего главы государства. В молодости он примкнул к новообразованной Экуменистической церкви и, заняв высшую политическую должность, всячески содействовал распространению этой конфессии. Президент Земли искренне верил в то, что экуменистическая вера помогает решить если не все, то почти все проблемы. И когда ему доложили об участившихся случаях дедовщины и тюремных бунтах, он выпустил указ, согласно которому во все тюрьмы и армейские роты Системы были рекрутированы тысячи капелланов-экуменистов. Особых перемен это нововведение не принесло, но и не навредило.

Особой набожностью у нас в Форте никто не отличался и по этой причине мы редко заглядывали в часовню. Было время, когда отец Никон на полном серьезе собирался нести слово Божье пыжам, но Комендант строго-настрого запретил это делать. По его словам, здешние уголовники не особо жаловали духовенство, и затея капеллана могла закончиться фатально.

О том, какую жизнь вел отец Никон до того, как принял сан, не знал никто. А если кто-то и задавал ему вопросы личного характера, он либо отшучивался, либо игнорировал их. Гуччи божился, что видел на левой лопатке капеллана след от сведенной татуировки. Именно на этом месте боевики из «Гарроты» носили свой опознавательный знак — наколку в виде спрута. Сапог же имел прямо противоположное мнение, считая отца Никона особистом. Но по жизни наш капеллан был нормальным мужиком, готовым помочь ближнему своему не только словом, но и делом. Если надо, таскал тачки с песком и гравием, крепил тросы, махал тяжелой киркой и заколачивал гвозди.

Все свободное от молитв и честных трудов время отец Никон посвящал физическим нагрузкам и стрельбе. Капеллан был единственный из нас, кто держал себя в форме. Он с такой силой долбил боксерскую грушу, что из нее сыпался песок, а достигнутому им мастерству в разборке-сборке плазмамета и точности стрельбы позавидовал бы любой вояка. Вот тебе и церковник!

Да и вообще, коллективчик у нас собрался тот еще!

Взять хотя бы Ксюху. Когда-то давно она была инженером-геологом. Руководила разработкой полезных ископаемых на троянских астероидах Юпитера. Зарабатывала прилично, а выглядела как принцесса из сказки. У Ксюхи намечалась свадьба с любимым человеком, с которым она встречалась еще в старших классах. Но жизнь выкинула такой финт, что все планы и мечты рухнули в одночасье.

Ксюха загремела за решетку по обвинению в убийстве, совершенному с особой жестокостью. Свою вину она не отрицала, но говорила, что это была самозащита. Со слов Ксюхи, во время обеденного перерыва ее пытался изнасиловать разнорабочий. Защищаясь, она ударила его киркой и убила. Поверить в эту версию мешал тот факт, что на «нападавшем» было обнаружено семнадцать рубленых ран, а на Ксюхе — ни малюсенькой царапинки.

Но благодаря работе дорогих столичных адвокатов вместо десяти лет заключения обвиняемая получила вдвое меньше. Вышла на год раньше по УДО. Все ее накопления сожрал судебный процесс, а тюрьма пошатнула и без того нестойкую психику. Вольная жизнь не сулила никаких перспектив: дома нет, работы нет, будущего нет. Родители и друзья отвернулись от Ксюхи, а жених сбежал, едва запахло жареным.

В бюро по трудоустройству бывших заключенных нашлась вакансия помощника старшего техника на планете Сиротка сроком на четыре года с возможностью продления контракта. Как сказала тетка в бюро:

— Для вас это прекрасная возможность начать все заново, а главное — разобраться в себе.

И Ксюха подписалась под это дело.

Я видел ее старые фотографии. Пикантная, надо сказать, барышня. Все при ней или, как говаривал мой учитель и наставник Кудрявый Жан: «Фигурка — космос!».

Но от былой красоты не осталось и следа. С тех пор Ксюха сильно похудела, лицо осунулось, под глазами легли тени, а губы покрылись желтоватой корочкой. Она перестала следить за собой, не мылась сутками. В мешковатом комбинезоне, который висел на ней как на вешалке, Ксюха напоминала меланхоличного зомби.

В Форте все ее сторонились и считали чокнутой. Впрочем, небезосновательно. Ее настроение менялось по сто раз на дню, из-за чего находиться рядом с ней было, мягко говоря, не очень комфортно. Утром Ксюха могла быть веселой хохотушкой, но уже к обеду впадала во вселенскую тоску. Потом вдруг становилась агрессивной, ругалась по любому поводу и распускала руки. Могла часами играть в молчанку, а в какой-то момент внезапно начинала болтать без умолку, неся всякую чушь.

Сейчас Ксюха сидела напротив меня. Она хмурилась, глядя куда-то в пространство, механически пережевывала пищу и иногда что-то бормотала себе под нос. Интересно, в какой ипостаси она сейчас пребывала? Я бы предпочел, чтобы это была Ксюха-молчунья. Но, как назло, в этот раз я столкнулся с Ксюхой-болтушкой. М-да, теперь придется выслушивать очередной ее бред.

— Проныра, вот ты о чем мечтаешь? — спросила она голосом умирающего лебедя.

— О мире во всем мире, — не задумываясь ответил я и живо заработал ложкой.

— Я серьезно спрашиваю.

— Ну и я серьезно.

— Хорошо, тогда так. Что бы ты сейчас съел?

— Большой баскет острых соевых наггетсов с соусом терияки из «Трехлапой жабы».

— Что еще за «Жаба» такая?

— Сеть кафешек. Меню с уклоном в Азию, хорошая кухня, разумные цены. У них на логотипе изображена огромная жаба с тремя лапами и золотой стрелой в зубах.

— В первый раз о них слышу.

Ксюха поднесла к глазам сморщенные ладони и стала их разглядывать, как будто видела впервые.

— Я ведь когда-то неплохо зарабатывала, могла себе позволить дорогие органические продукты. Овощи и фрукты круглый год, нежнейшая вырезка, творожок, ягоды, специи... — после небольшой паузы заговорила она снова. — И готовила я отлично. А знаешь, что главное в готовке? Думаешь, мастерство повара? Нет. Главное в готовке — качество продуктов. Есть еще такое выражение: «Была бы курочка — приготовит и дурочка». А курочка у меня не переводилась. И индюшка. И перепелка. Но больше всего я любила макароны по-флотски. А рецепт у этого вкусного блюда самый простой, испортить невозможно. На сковороде обжариваем лук, кладем фарш, тушим до готовности. Потом насыпаем туда сухих макарон, наливаем доверху воды и накрываем крышкой. Через десять минут пища богов готова! Весь процесс занимает полчаса. Этот же фокус работает с гречкой. И главное — бортики у сковороды должны быть высокими!

Я посмотрел в свою шлемку, на дне которой еще оставалась размазня, и вздохнул. А Ксюха все говорила и говорила:

— Знаешь, в детстве я плохо и мало ела. У меня даже прозвище было — «Принцесса-плохоешка». Мама вся испереживалась, водила меня по врачам, а они только руками разводили. Что она только не готовила, как только не изощрялась! Морсы из ягод, компоты, десерты из манго и ананасов, пироги всякие — а я ни в какую. «Не буду!», и все. Я тогда целыми днями пропадала на «Острове». Играл в «Остров»?

— Не доводилось.

— Эх, мне бы сейчас самый простенький нимб да шестую версию «Острова», я бы тебя мигом на эту игрушку подсадила! — сказала Ксюха и добавила с сожалением. — А нету. Есть только приставка — древняя, как мамонт, а из игр одни стрелялки и гоночки. Живем как в пещере.

— Что еще за нимб такой? — поинтересовался я.

— Ну ты и ламер! Нимб — это нейроинтерфейс. Такой, в виде обруча, — она обвела пальцами вокруг головы. — А ты подумал, что я говорю про эти светящиеся ангельские штуки? Не, я еще не настолько сбрендила. А вот ты точно сбрендил, если ни разу в жизни не играл в «Остров». Это просто нереальная игрушка! Нейроактивная симуляция, воссоздающая жизнь на огромном тропическом острове, полное погружение в виртуальную реальность. Мне до сих пор иногда снится, что я играю. И это прекрасные сны! Кстати, ник моего персонажа на «Острове» был «Королева Незабудка». Звучит глупо, но всяко лучше, чем «Принцесса-плохоешка». А какой ник был у твоего персонажа на «Острове»?

— Никакой. Я же ясно тебе сказал, что не играл в эту игрушку.

— А, точно! Совсем из головы вылетело.

— В нашей пердяевке отродясь таких игр не водилось, — пояснил я, — а первый компьютер, подключенный к Энергонету, я увидел только в старших классах. Он был такой старый, что, глядя на него, наворачивались слезы.

— А как ты развлекался в детстве?

— Просто пытался выжить.

— А у меня было счастливое детство, приятно вспомнить.

— Поздравляю.

— Охотно бы вернулась в ту пору. Отъелась бы вволю. Была Принцесса-плохоешка, а стала Принцесса-обжорка! Вот бы мама обрадовалась таким переменам! На завтрак она часто варила мне овсяную кашу. Вот бы мне сейчас эту кашу! Но тогда я ее терпеть не могла. Чего только не придумывала, чтобы ее не есть. Говорила, что от нее у меня живот болит, что тошнит. А еще я не любила тертую морковь... Маме я врала, что от морковки у меня все чешется... — сказав это, Ксюха впилась в меня вопросительным взглядом. — Кстати, а тебя почесуха не беспокоит?

Я насторожился:

— Вроде нет.

— А у меня в последнее время все тело чешется. Просто жесть какая-то. Целый день чешу, чешу, и нет этому ни конца ни края. Вот, посмотри.

Она показала мне свои руки, сплошь покрытые красными язвочками и царапинами.

— Ты бы в лазарет, что ли, сходила, — поморщился я.

— Да ходила я к этой... вашей медичке, — последнее слово было сказано с нескрываемым презрением. — Она сказала, что это у меня на нервной почве, посоветовала поменьше волноваться и воздержаться от чесания. Говорит, «заразу можешь занести». Прописала оксолиновую мазь и успокоительные капли. Мне от этого ее лечения только хуже стало — зуд усилился и жжение появилось. Тоже мне медик. И откуда их таких берут? Из ветеринарной академии, наверное. У нее ж на лбу написано — «коновалша».

— Да брось ты, Мира отличный фельдшер.

— Будь моя воля, я бы не доверила этому так называемому фельдшеру и кукол лечить! — выпалила Ксюха и тихо выругалась. — Мелкая prostituitino*!

Несмотря на давность отсидки, в разговоре у Ксюхи нет-нет да проскальзывала тюремная брань, по-другому называемая ратолингвой, которая почти полностью базировалась на языке эсперанто — дальнем родственнике космолингвы. Она появилась, когда в казематах Системы был введен запрет на сквернословие. Арестантов строго карали даже за безобидные ругательства, не говоря уже о матерках. Нарушителей сажали в карцер, а самым ярым матерщинникам увеличивали сроки. Замечу, кстати, что многие из этих ругательств в переводе на космолингву были довольно-таки безобидными, но время добавило им крепости и остроты. Вне тюремных стен ратолингву можно было услышать разве что от бывших сидельцев и разного рода люмпенов. Но я знавал и вполне приличных людей, которые не брезговали столь грязными словечками.

Я сказал Ксюхе, что от зуда еще хорошо помогает солидол, но она только отмахнулась:

— Мазала и солидолом. Не помогло.

Она вдруг задумалась и замолчала. Но ненадолго.

— Я вот думаю, что чужаки специально занесли мне эту инфекцию во время опытов... — тихо сказала она.

— Кто? Повтори, я не расслышал.

— Чужаки. Я часто их вижу. Они словно ожившие тени — такие же темные и безликие.

«Та-ак, началось, — подумал я. — Наверное, зря я с ней заговорил. Надо было сидеть и помалкивать в тряпочку, а теперь не отвяжешься».

— Чужаки приходят по ночам, — с умным видом пояснила Ксюха.

И тут, наверное, сам черт дернул меня за язык:

— А как эти чужаки выглядят?

Ксюха посмотрел на меня осуждающе:

— Какой же ты невнимательный, Проныра. Я ж сказала, что они похожи на тени. Ты что, не в курсе, на что похожа тень?

— В курсе.

— Я, знаю, о чем ты сейчас думаешь: «Совсем Ксюша умом тронулась, вот и мерещится ей всякая чертовщина».

«Вот именно!» — мысленно согласился я с такой интерпретацией.

— А я не тронулась. Я их по-настоящему видела, вот так, как тебя сейчас.

Я молчал, ожидая пояснений.

— Чужаки приходят по ночам, — повторила она. — Дверь у меня закрыта, но они все равно как-то просачиваются. Потом обездвиживают меня уколом и ставят надо мной свои жуткие опыты.

— Какие еще опыты? — вырвалось у меня.

— Жуткие и очень болезненные, — туманно ответила Ксюха. — В такие моменты мне хочется кричать от боли, но я не могу издать и звука. Иногда я даже теряю сознание от этих пыток. А утром просыпаюсь как ни в чем не бывало.

«Вот это жесть!» — вздрогнув, подумал я.

Когда я лежал в психушке, повидал сумасшедших всех мастей. Кто-то из них получал сигналы из космоса; кто-то до смерти боялся микробов и скоблил себя мочалкой, пока не сойдет кожа; другие могли днями напролет неподвижно сидеть, уставившись в стену. А были и те, которые наотрез отказывались посещать туалет, так как все толчки, по их словам, заминированы террористами. Несмотря на все чудачества, большинство этих ребят были вполне себе безобидными, но им требовалось должное лечение. А наша Ксюха наотрез отказывалась пить таблетки, прописанные Мирой, или побеседовать с капелланом, который выполнял еще и функции психолога. И не было на нее никакой управы. И уволить ее не могли из-за невозможности заменить столь ценного сотрудника.

А ведь с такими вещами не шутят! Ведь то, что я сегодня услышал, — это уже не звоночек, это натурально колокольный звон. Сегодня к ней чужаки в гости шастают, а дальше что? Какой-нибудь гребаный йети, контролируемый клоунами-убийцами из ада, отдаст ей приказ порешить всех нас к чертовой бабушке? А на двери оружейки такой замок, что ногтем открыть можно! Заходи, бери что хочешь!

Из раздумий меня вырвал Ксюхин голос:

— Ты меня вообще слушаешь?

— А? Что?.. Да-да, слушаю, — спохватился я.

— Не слушаешь, — она посмотрела на меня с таким укором, что мне стало стыдно.

— Да просто на секундочку отвлекся. Ты продолжай.

Ксюха, кажется, только этого и ждала.

— Как ты думаешь, откуда взялись эти чужаки и что им от меня надо? — спросила она предельно серьезным тоном.

— Понятия не имею.

— А я вот думаю, что они прибыли к нам из параллельного мира. Знаешь, что такое параллельный мир, Проныра?

— Не знаю.

— О, это такой мир, который существует одновременно с нашей реальностью, но независимо от нее. У них там все то же самое, но с некоторыми отличиями. Например, кошек называют собаками, а собак — кошками. И имена произносятся задом наперед. Здесь ты был Проныра, а там станешь Арынорп. Понятно?

— Понятно.

— А вот скажи, Проныра, если хорошенько чужаков попросить, они заберут меня отсюда? — спросила Ксюха и сама же ответила на вопрос. — Конечно, заберут. Только надо будет дать что-нибудь взамен. Это как с Зубной феей: перед сном кладешь под подушку выпавший молочный зуб, а наутро находишь там денежку или шоколадку. Только где взять молочные зубы? Не знаешь?

— Не-а.

— Когда они в следующий раз придут, я попрошу их, чтобы они меня увезли с Сиротки. Кстати, могу и за тебя замолвить словечко.

— Спасибо, не надо.

— Зря отказываешься. Жизнь в параллельном мире хоть и отличается от нашей, но и к ней можно привыкнуть. Писал правой рукой — переучишься на левую, не велика беда. Или тебе нравится жить в этой дыре?

— Спасибо, не надо, — с нажимом повторил я.

— Ну как хочешь, дело твое, — пожала плечами Ксюха и безучастно спросила. — А как у тебя дела?

— Нормально у меня все.

— Заходи вечерком в гости. На стаканчик кюрасао.

Я удивился. Нет, не тому, что Ксюха пыталась затащить меня в койку, она, что называется, была слаба на передок и с переменным успехом подкатывала ко всем сослуживцам, кроме разве что Миры и Коменданта. Я удивился другому:

— Кюрасао? Откуда в нашей глуши такие изыски?

— Сама приготовила, — с гордостью в голосе ответила она. — Сперла на кухне немного апельсиновой цедры, специй разных, залила спиртом, добавила чуточку сахарозаменителя — и готово. Только он прозрачный. Я думала его синькой подкрасить, но не рискнула. Так что, придешь?

— По контракту не положено, — сказал я, и это была чистая правда: подписывая контракт, помимо прочего, мы обязывались не заводить шашни на рабочем месте.

— Контракт-шманкракт, — фыркнула Ксюха. — Не нравлюсь? Так и скажи! Зачем прикрываться каким-то вшивым контрактом?

Я хотел было успокоить ее комплиментом, но вместо этого выдал дурацкую фразу, которая словно вышла из тех бородатых анекдотов, что так любил Гуччи:

— Ты же знаешь, я не пью.

— Или ты хотел сказать: «Я столько не выпью»? — ехидно заметила Ксюха.

— Нет, что ты...

— Тогда в чем проблема? — в ее голосе появились нотки раздражительности. — Я — женщина, ты — мужчина. У нас есть потребности, заложенные природой.

Конечно, шесть лет без женской ласки — это серьезный срок, но служебный роман — авантюра похлеще выхода в открытый космос без скафандра, а с авантюризмом я временно завязал. Впрочем, такой аргумент вряд ли устроил бы Ксюху.

— Мне через час Сапога сменять! — выкрутился я.

Отмазка сработала.

— А-а-а, понятно, — протянула она. — Тогда передай Сапогу, чтобы заходил.

— Обязательно передам.

Некоторое время мы сидели молча. Я нервно барабанил пальцами по столу, а Ксюха задумчиво ковыряла ложкой размазню. Я мог бы просто встать и уйти, но неведомая сила прочно удерживала меня на месте. И вдруг я поймал себя на мысли, что впервые за много лет мне стало по-настоящему жалко Ксюху. Вот прямо по-человечески жалко. Мне даже захотелось приобнять ее и сказать что-то доброе. Но от такого поступка я все-таки воздержался. Ну ее, эту чокнутую.

— Так я пойду? — виновато сказал я и резко поднялся со стула.

— Пока, — догнал меня голос необычной собеседницы, когда я уже переступил порог столовки.

И все-таки странная она баба.

Очень странная.

* потаскуха (рато.)

III. Звездолет

Мрачное небо грозило дождем. Жирные тучи ползли на запад, бросая на землю тени, и только вдалеке тускло мерцало наше персональное солнышко, именуемое Гантелей. Почему такое странное название? Потому что роль небесного светила в нашем вечно пасмурном небе играла орбитальная энергостанция, работающая в автоматическом режиме. Издали она походила не то на восьмерку, не то на одноименный спортивный снаряд, отсюда и наименование. Работала Гантеля в две смены: днем — солнцем, а ночью — луной. Она торчала на орбите уже не первый десяток лет без какого-либо ремонта и буквально рассыпалась на части.

С каждым днем наше солнышко давало все меньше света и тепла. Был даже случай, когда мы на полчаса погрузились в кромешную тьму. Но этим дело не ограничилось. После затмения Гантеля стала регулярно посылать нам весточки с неба: болты, гайки и кусочки обшивки. Эти «подарочки» свидетельствовали ясно и просто: наше светило постепенно умирало, а когда оно погаснет навсегда, мы умрем вслед за ним.

Ах, как бы мне хотелось, чтобы это случилось как можно позже, а лучше — никогда.

Ну и раз уж я заговорил о грустном, то вот еще одна печальная история. Она про маленькую хмурую планету-бродяжку или, по-научному, квазипланету по имени Сиротка. Долгое время она бесцельно блуждала в космосе и в ходе своего паломничества по Солнечной системе оказалась недалеко от Плутона. Сиротке понравилось это место. Здесь было тихо и спокойно. И она подумала: «Наконец-то моим скитаниям пришел конец, и я обрела покой!». Но, как всегда, надежды и мечты небесного тела оказались жестко опровергнуты реальностью: не успела Сиротка обжиться на новом месте, как на ее поверхность высадились люди, и усердно начали копать, бурить, взрывать.

Активное освоение планеты пришлось на разгар звездной лихорадки — масштабного разграбления космоса космостарателями. Законы того времени позволяли заниматься добычей полезных ископаемых за пределами Земли любому, кто мог оплатить лицензию, которая стоила какие-то смешные деньги. С азартом конкистадоров космостаратели бороздили космос в поисках наживы. В те времена вспышки термоядерных двигателей их звездолетов освещали даже самые далекие уголки Солнечной системы. Добыча полезных ископаемых, как правило, велась варварскими методами, без оглядки на экологию. Дай им волю, они бы всю Вселенную разворотили!

Но халява продлилась недолго. Лет пять от силы. Вдруг по всему миру прокатилась мощная волна экологических протестов. Только в одном Чунцине на улицы вышло более полумиллиона протестующих, люди требовали прекратить экоцид Системы и урезонить космостарателей. Ко всеобщему удивлению, никто не стал разгонять митинги. Более того, власти прислушались к ним и запустили масштабную экореформу. Многим космостарателям предъявили обвинения в нарушении экологических норм, были выписаны штрафы и аннулированы лицензии. А вишенкой на торте стало введение в Системе госмонополии на добычу полезных ископаемых в Системе.

Потом злые языки судачили, что власти сами замутили эту движуху, чтобы прибрать к рукам уже разработанные и освоенные месторождения полезных ископаемых. А что, похоже на правду.

Во время звездной лихорадки космостаратели добывали на Сиротке динамиеву руду — основное сырье для производства сверхстали, самого прочного сплава в мире, из которого изготавливались фюзеляжи большинства современных звездолетов. В поисках руды планету перекопали вдоль и поперек. А когда нашли, вычерпали всю без остатка и укатили восвояси, оставив после себя хаос и помойку.

На какое-то время о Сиротке забыли. Действительно, кому нужна эта зачуханная планетка?

Однако применение ей вскоре нашлось.

Всемирный мораторий на смертную казнь привел к тому, что казематы Системы буквально трещали по швам и уже не вмещали всех заключенных. Власти вынужденно задумались о том, как бы немного разгрузить переполненные тюрьмы. Принятое решение выглядело вполне логично: в первую очередь нужно избавиться от пожизненно заключенных. А то развелось их как собак нерезаных.

Не знаю, в чью светлую голову пришла идея основать на Сиротке колонию-поселение для пыжей, но если немного пофантазировать, то можно представить себе ход мыслей этого «гения»: «Надо взять всю эту бандитскую свору, и баб, и мужиков, и отправить куда подальше, на периферию Солнечной системы. Например, на эту, как ее... — в этом месте „гений“, наверняка, многозначительно пощелкал пальцами. — А, вспомнил, на Сиротку! На планете уже проведено терраформирование по третьему разряду и есть вода. Всяко сэкономим хоть чуть-чуть. Поставим бараки, поможем с инструментами и семенами, продуктов подкинем на первое время. И пускай себе живут, а как — это уже не наше дело».

А так как мы живем не при рабовладении и какие-то нормы все-таки соблюдаются, пыжей отправляли на Сиротку исключительно добровольно. Таких желающих оказалось не так уж и много. Основная масса пыжей не стремилась покидать тюремные застенки. На зоне им было тепло и сыто, а что ожидало их на Сиротке? Страдания, лишения и каждодневная борьба за выживание. И все ради чего? Ради какой-то призрачной свободы. А свободу в шлемку не нальешь и не укроешься ей в холодной ночи.

И все же, несмотря ни на что, пыжи приспособились к новым условиям жизни. На Сиротке они создали небольшую, но самую настоящую цивилизацию со своими законами, правилами и устоями. Пыжи занимались охотой, земледелием и собирательством. Отстраивались, разбивали огороды, ремонтировали брошенную космостарателями технику, а еще замутили свою ветроэлектростанцию. Также они изготавливали горючее и порох. В общем, крутились как могли.

Предполагалось, что пыжи сами будут обслуживать местную станцию водоподготовки, но эксперимент не увенчался успехом. В первой партии заключенных оказалось как минимум четыре толковых технаря и даже один настоящий гидролог, но ничего путного у них не вышло. Они не сумели разобраться с принципом очистки воды и едва не потравили своих собратьев. Поэтому наверху решили, что отныне на станции будет трудиться персонал с воли. Так на Сиротке появились мы, водовозы.

Я не в курсе, сколько всего пыжей этапировали на Сиротку, но в самом начале моей службы численность населения планеты достигала примерно двух тысяч человек, среди которых были и дети, рожденные здесь. Сейчас эта цифра, наверное, уменьшилась. Смертность на Сиротке высокая, а новых заключенных не подвозили уже лет пять.

Хуже погоды на Сиротке только местная вода. Натуральная отрава с запахом разложения, одного глотка которой достаточно, чтобы заработать жесткое расстройство желудка. И только после многократной очистки и обработки она становилась пригодной для употребления, хотя все равно воняла могилой. Но, как известно, дареному коню в зубы не смотрят, а наличие воды на Сиротке было настоящим подарком небес.

Представляю, как обрадовались космостаратели, когда обнаружили в глубинных недрах планеты живительную влагу. Ведь доставка воды в такое захолустье, как наше, было совсем не дешевым делом. Но чтобы добыть эту воду, надо было хорошенько попотеть, а потом еще и понервничать во время ее раздачи населению. Процесс отгрузки воды происходил так. По мере надобности пыжи пригоняли к Форту автоцистерну, мы наполняли ее до краев водой, и все мирно расходились. Несмотря на то, что с пыжами у нас был мир да лад, мы на всякий случай держали их на прицеле и запрещали им покидать кабину.

Местная публика — самые опасные преступники Солнечной системы, худшие из худших. С этими типчиками следовало держать ухо востро, но и среди них попадались неплохие люди.

Как, например, Фидель.

Полноватый, наголо бритый мужичок средних лет, он чем-то напоминал нашего Гуччи. Не внешне, нет. Характером и поведением. Такой же болтун и балагур, всегда на позитиве, с шуткой по жизни.

О нем стоит рассказать отдельно. На воле у Фиделя был небольшой бизнес по доставке готовых обедов. Денег хватало на скромную, но безбедную жизнь, а большего ему и не требовалось. Но, однажды узнав, что его бизнес-партнер ведет нечестную игру и скрывает часть прибыли, Фидель решил поговорить с ним по-мужски. Выпив для храбрости, заявился к нему домой. Разговор предсказуемо перешел в ссору, та переросла в драку, которая закончилась смертью воришки. А заметая следы невольного преступления, Фидель устроил пожар в доме. Огонь перекинулся на располагающийся по соседству трейлер-парк, в котором проживала местная беднота. В пожаре погибло двенадцать человек, еще десятка три получили ожоги разной степени тяжести. А дальше — суд, приговор, Сиротка.

Но беда не сломила Фиделя, а наоборот, дала новый толчок к жизни. На Сиротке он обрел свое истинное призвание: стал старьевщиком. Представители этой профессии занимались поиском и обменом всякого полезного барахла. Это могли быть различные детали, консервы, одежда. Да что там говорить — даже ржавые гвозди расходились на местной толкучке, как горячие пирожки.

Фидель — единственный старьевщик, с которым мы вели дела. В отличие от большинства местных торгашей, он был порядочным и вежливым, хотя и своего не упускал. Фидель никогда не расставался с огромным армейским рюкзаком, который гордо величал «супермаркетом». Там он таскал в основном всякую ерунду вроде тех же гвоздей, но иногда среди мусора попадались настоящие жемчужины. Один раз я за канистру воды выменял настоящую сигарету с фильтром, а в другой раз — банку клубничного джема. Когда я спрашивал старьевщика, откуда на Сиротке взялось такое богатство, он загадочно улыбался и прибавлял: «Это не мой секрет, начальник. Так что не настаивай, все равно не расскажу».

Хотя и в самом деле, какая мне разница — откуда? С досугом в Форте и так было туго, а тут какой-никакой, а праздник. Конечно, джем и сигарета — неравносильная замена походу в Луна-парк, но нищим выбирать не приходится.

Свободное время мы в Форте тратили на четыре «П»: побухать, посмотреть киношку, порезаться в приставку, потягать железо. А те, кого ежедневная серая рутина достала так, что хотелось выть, ждали редкой увольнительной, чтобы на свой страх и риск посетить колонию-поселение. В просторечье — Поселуху.

В Поселухе имелось все, что нужно настоящему кутиле: бордель, столы с костями и мрачнейшего вида кабак с отвратительной едой и жутким пойлом. Я был там всего один раз с Гуччи и Сапогом, после чего зарекся еще хоть когда-нибудь посещать эту дыру. Жители Поселухи относились к нам более-менее дружелюбно, если не считать редких придирок со стороны каких-то неадекватных типов. Мы всегда были здесь желанными гостями, поскольку носили с собой главную валюту Сиротки — питьевую воду.

Не только мы и заключенные населяли планету. Встреча с такими ее обитателями, как фомичи, не сулила ничего хорошего. Про них — отдельная история.

Когда на Сиротке иссякла динамиева руда и космостаратели стали сворачиваться, горстка работяг отказалась возвращаться домой и решила остаться на планете. Они объединились в небольшую секту, дав ей имя своего духовного лидера Фомы Фомичева.

Фому, простого шахтера, природа наградила уродливой внешностью. Его описывали как безобразного горбуна, от одного вида которого душа уходила в пятки. Но как работника его очень ценили, тем более он не пил. Разве что увлекался всяким мракобесием вроде эзотерики и спиритизма с биоэнергетикой. Своим интересом к неизведанному он смог увлечь нескольких шахтеров и одну девицу из бухгалтерии. По вечерам они собирались в одной из заброшенных шахт и проводили там несколько часов. Периодически из-под земли доносились какие-то монотонные песнопения и улюлюканье. Не нужно быть очень умным, чтоб сообразить, что дело тут нечисто. Но начальство смотрело на эти сборища сквозь пальцы, руководствуясь мудрой пословицей: «Чем бы дитя ни тешилось, лишь бы план выполняло». А с показателями все было в порядке и проблем не возникало.

Скоро Фому его приспешники стали гордо величать «учителем». Члены секты пошили одинаковые серые рясы с капюшонами, они все больше времени уделяли своим тайным собраниям и все меньше — работе. А когда пришло время улетать домой, изъявили желание остаться на Сиротке. О причинах рассказывать не захотели. Их пытались отговорить и образумить, а когда поняли, что это бесполезно, решили увезти силой. Но фомичи не стали дожидаться — собрали свои пожитки и умотали в неизвестном направлении.

Что с ними произошло дальше, доподлинно неизвестно. Сплошные тайны, загадки, мифы, россказни, слухи и домыслы. Видеть-то их видели, но никто не знал, где именно они обитают. Пыжи наделили фомичей сверхъестественной силой и боялись их как огня. Легенды гласили, что сектанты пьют человеческую кровь, могут управлять погодой, превращаться в диких зверей, и прочее, прочее.

Фидель тоже верил в эти байки. И всякий раз обижался, когда я смеялся над его суеверностью.

— Кто они, если не призраки? — как-то сказал он мне. — Сколько лет прошло с тех пор, как эти твари окопались на Сиротке? Не знаешь? А я знаю — много. За это время можно сто раз ножки протянуть, а эти чудища живут себе, и, наверное, живут неплохо, раз у них есть силы творить всякие безобразия. И будут жить дальше. Потому что призраки бессмертны.

Я не верил в призраков, но спорить с Фиделем не стал. Да и зачем? Людям нужны легенды, они украшают жизнь.

В отличие от самих фомичей.

Они испытывали необъяснимую неприязнь к своим соседям по планете, и встреча с ними не сулила ничего хорошего. Фомичи имели обыкновение появляться неожиданно, как бы ниоткуда, по ночам, в самую дождливую и промозглую погоду. Сектанты похищали и калечили людей, портили и уничтожали имущество, но чаще всего просто пугали прохожих.

Фидель божился, что как-то раз повстречал двух призраков в капюшонах:

— Как сейчас помню, была ночь. Я, усталый и промокший, как цуцик, возвращался домой. Улов был невероятный! В одной из затопленных шахт я нашел тяжеленный кофр. Огромный такой, на колесиках. Ох, сколько усилий мне стоило поднять его наверх, чуть пупок не надорвал. Открыть кофр на месте не получилось, как я ни старался. Там стоял механический замок с секретом, надежная вещь, не то что теперешнее сенсорное дерьмо. «Ну, — думаю, — оно и к лучшему. Дома открою, пусть будет сюрприз». И вот иду-бреду, никого не трогаю, и меня никто не трогает. Я даже удивился: «Где ж это видано? За всю дорогу ни одна сволочь не докопалась!». И накликал себе беду. Откуда ни возьмись появился фомич, а следом за ним — еще один. Как из-под земли выросли, оба высоченные, в серых рясах, а лица спрятаны под капюшонами. Я весь съежился от страха и решил, что мне пришел конец, но все обошлось. Один из них махнул мне рукой — мол, иди своей дорогой, не тронем. Я и пошел. А как до дома добрался, взломал замок на кофре, а внутри — всякое ненужное барахло. Я его потом одному кренделю за две бутылки самогона загнал.

И ладно бы фомичи орудовали только в Поселухе. Но капюшоновая нечисть добралась и до нашего Форта. Они по заведенной ими же традиции посещали нас по ночам, в самую лютую погоду. Возникая ниоткуда и исчезая в никуда, устраивали нам всякие мелкие пакости: резали провода, били окна. Вживую никто их не видал, но пару раз фомичи попали в объективы наших камер слежения. Из-за сильного ливня видео получилось слишком размытым и тусклым. Единственное, что можно было разглядеть на кадрах, так это их фирменные серые рясы.

Но как фомичи проходили сквозь силовой купол? В те дни дуршлаг работал исправно и грешить на технику было глупо, а верить в то, что наши незваные гости и впрямь были призраками, способными преодолевать любые преграды, глупо вдвойне. Однако факт их появления налицо.

На мой взгляд, лучшую характеристику фомичам дал Сапог:

— Никакие они не демоны, а просто шпана ряженая.

И здесь я был с ним полностью согласен.

И раз уж я упомянул Сапога, то расскажу немного и о нем. Настоящая его фамилия была не то Ван, не то Чжан, точно не помню, но какая-то очень простая. А кличка «Сапог» досталась ему в наследство от времен принадлежности к силовикам.

Родом он с Луны — из Хокингбурга, наукограда, специализирующегося на космических исследованиях. Его родители, молодые физики, попали туда по распределению после института. Через год у них родился сын. Пара была на седьмом небе от счастья, но идиллия продлилась недолго. Родители Сапога погибли во время эпидемии лунного гриппа, когда он был еще совсем маленьким.

Эта эпидемия, о природе которой до сих пор спорят ученые, выкосила почти треть жителей Хокигнгбурга. А все началось с того, что врачи зафиксировали в лунном наукограде вспышку доселе неизвестного вируса, по симптомам напоминавшего обычный грипп, с одним лишь отличием: от этой заразы умирал каждый второй инфицированный. Все случалось молниеносно, с момента заражения до смерти могло пройти всего-то несколько часов. Медикам никак не удавалось понять природу заболевания, и уже скоро весь мир заговорил о новом смертельном вирусе, который окрестили «лунным гриппом».

Хокингбург немедленно объявили карантинной зоной. Город обнесли силовым куполом, никого не впускали и не выпускали. И пока наверху решали, что делать дальше, в наукограде начались беспорядки. Горожане брали штурмом магазины и продовольственные склады, дрались с фараонами и поджигали патрульные небоходы. А один отчаянный химик даже попытался вывести из строя силовой купол, но что-то там не рассчитал и подорвался на собственной адской машине.

Через две недели эпидемия лунного гриппа прекратилась так же неожиданно, как началась. К тому времени смертельный вирус унес более десяти тысяч жизней, среди которых были и родители Сапога. А вот самому Сапогу повезло — его болезнь обошла стороной.

Сироту определили в детский дом. Там, на казенных харчах, он вымахал в здоровенного бугая, который шутя гнул руками арматуру и ломал о голову кирпичи. Потом была армия и служба в спецназе, где Сапогу капитально промыли мозги, научили убивать и вытравили из него все человеческое.

В водовозы ветеран переквалифицировался после того, как по синему делу отмутузил ротного офицера. Потом был трибунал, волчий билет, работа кладовщиком, грузчиком, разнорабочим, и, наконец, охранником на Сиротке.

Сапог давно питал слабость к алкоголю, но здесь он спился окончательно. Трезвым его видели только до обеда, а в выходные же набирался с самого утра. Чего-чего, а выпивки у нас было — хоть залейся. Во внутреннем дворе Форта хранилась огромная цистерна денатурата. Конечно, кто-то скажет, что пить технический спирт опасно для жизни, но не для того, у кого есть мозги и смекалка. Главное в этом деле — правильная очистка продукта. Лично я знаю пять способов очистки денатурата до питьевого качества, но особой популярностью у нас пользовался метод Гуччи. Сам он назвал его «ломик». Рецепт был прост. В морозильной камере на пол ставилось ведро. Туда опускался чугунный лом и уже по нему лился спирт. Таким образом, вся сивуха налипала на ломик, а витамин оставался в ведре.

Комендант Форта снисходительно относился к пьянству среди подчиненных.

— Пейте, но не упивайтесь, — цитировал он Писание, а от себя прибавлял. — А то накажу.

Ну как же без описания самого нашего Форта? Так его окрестили первые жильцы. Такие же водовозы, как и мы. На самом же деле строение представляло собой овальное бетонное здание с тремя этажами, окруженное силовым куполом. Внутри постоянно что-то протекало, отваливалось, капало, трещало и самовозгоралось, но, по местным стандартам, Форт можно было считать, как минимум, дворцом калифа.

— Живете тут, как короли, и все чем-то недовольны. Вас бы всех на недельку в Поселуху! В бараки! Узнали бы, почем фунт лиха! — всякий раз негодовал Фидель, когда я жаловался на скотские бытовые условия.

В чем-то он, конечно, прав. Нет, как сыр в масле мы не катались, но в Форте было все необходимое для нормальной жизни: еда, вода, тепло и надежная крыша над головой. Во дворе стояла наша гордость — станция водоподготовки. Рядышком — компактный ядерный реактор, который сполна обеспечивал потребности в электроэнергии. И над всем этим гордо возвышалась караульная вышка с подвижным прожектором. По-нашему — «караулка». Там денно и нощно несли дежурство. Всего караульных было трое: я, Сапог и Циклоп. Сапог и я дежурили по очереди, а вот Циклоп торчал на караулке непрерывно, без выходных.

Справедливость требует представить последнего из упомянутых. Его появление на Сиротке стало неожиданностью для нас всех. А все дело в том, что Циклопа к нам подбросили. Да-да, подбросили, как котенка под дверь. Понимаю, звучит немного дико, но это истинная правда.

А дело было так. Прошло уже два года с тех пор, как мы высадились на Сиротке. Жизнь тянулась однообразной лентой, господствовала смертная скука. Дождь, ветер и скука. Единственным светлым пятном в нашем безрадостном существовании был день, когда прилетал корабль снабжения. Раз в полгода он сбрасывал на Сиротку несколько контейнеров с провизией, одеждой, медикаментами и запчастями. Год за годом один и тот же ассортимент. Лишь изредка мы получали приятные сюрпризы, как, например, уже упоминавшийся контейнер с кофе, но это было скорее исключение, чем правило.

И вот как-то раз небеса послали нам еще один подарочек. В глубине контейнера с запчастями мы наткнулись на одну очень странную штуковину. Это был черный металлический ящик, похожий на гроб. Никаких опознавательных знаков на нем не было, только сбоку имелись три кнопки: зеленая, красная и еще одна красная. В накладной не было ни слова о загадочной посылке.

Мы тут же стали гадать, что находится внутри.

Первым высказался Арчил. В то время он еще не удалился в свой ретрит и был более-менее разговорчивым.

— Морепродукты, — авторитетно заявил он, — я как-то работал у одного чинуши, ему омаров и каракатиц точно в таких же контейнерах доставляли. Внутри там специальный микроклимат, чтобы морские гады живыми и здоровыми к обеденному столу доехали.

Свою версию огласил и Сапог:

— Бомба. Решили нас на дурика взять. Плавали, знаем. Стоит только крышку приподнять — и долбанет так, что одни подметки останутся!

— А зачем нас вообще взрывать? — засуетился Гуччи.

— Зачистка.

— Какая такая зачистка?

— Зачистка от тех, кто шуток не понимает, — мерзко заржал Сапог.

Конец прениям положил Комендант. Он просто подошел к ящику и по очереди нажал на каждую из кнопок. Тут же из-под крышки повалил морозный пар, она вздрогнула и отъехала в сторону. Вопросы о загадочном ящике отпали сами собой — это была криокапсула, используемая в стародавние времена для дальних космических перелетов. То, что наше начальство до сих пор использует этот хлам, не стало для меня сюрпризом. Истинно, жмоты — во всем жмоты.

Я напряг извилины и определил ее модель — «Морозко-люкс». Надо же, вспомнил... Значит, не зря я протирал штаны на лекциях по холодильной и криогенной технике в летном училище!

В криокапсуле лежало закоченевшее тело. Это было странное гуманоидное существо баскетбольного роста с развитой мускулатурой, двуногое и двурукое, с одной головой. На этом сходство с человеком заканчивалось. «Подарочек» оказался полностью лишенным волос, его коричневая с золотым отливом кожа походила на мелкозернистую наждачную бумагу. Тонкая шея увенчивалась продолговатой головой, напоминавшей огромное яйцо, на месте ушей и носа располагались дырки, а рот являл собой узкую горизонтальную щель с двумя рядами острых, как у крокодила, зубов. Один единственный глаз существа был закрыт.

— Мутант, — произнес кто-то из нас.

И правда, в криокапсуле находился мутант. Помню, еще в школе нам говорили о таких созданиях родом из Северной Америки, или, как ее в шутку называли, Жмурляндии.

Этот континент больше всех пострадал от глобального катаклизма. Разбуженный тектоническим оружием Йеллоустонский вулкан уничтожил почти всю Северную Америку, превратив ее в зону, над которой разверзлась огромная озоновая дыра. Долгое время считалось, что Жмурляндия непригодна для жизни, но лет тридцать назад научная экспедиция обнаружила на южных берегах Мексиканского залива людей. Причем не просто людей, а мутантов, внешне напоминавших мифических циклопов. Они были немного диковатыми и не обладали такими знаниями, как мы, но соображалка у них работала исправно.

Туда, само собой, повалили репортеры, а ушлые турфирмы подсуетились с организацией экскурсий для всех интересующихся, но ажиотаж быстро схлынул. И дело тут не в радиации или хищных повадках мутантов. Большинство жителей Системы были привиты от облучения, а экзоты оказались вполне себе дружелюбными. Просто в мире грянул очередной финансовый кризис и всем как-то сразу стало не до мутантов.

В детстве я смотрел много репортажей из Жмурляднии. Одноглазые жители мертвого материка произвели на меня тогда неизгладимое впечатление. Они казались мета-людьми, сошедшими со страниц комиксов. Мутанты были под два метра ростом, обладали большой физической силой, легко переносили любые перегрузки, боль, холод, жару и радиацию. Ну в самом деле, чем не мета-люди?

Хвала небесам, что в тот день, когда мы обнаружили мутанта, Ксюха подхватила простуду и не смогла присутствовать при разгрузке. Так что мы без проблем перетащили криокапсулу с мутантом в подвал и заперли дверь на засов. Комендант оповестил о случившемся начальство, передав в эфир подробный рапорт о происшествии, и мы стали ждать указаний свыше. Как и все оборудование в Форте, наш космопередатчик был ископаемой рухлядью, поэтому ждать ответа от адресата зачастую приходилось несколько недель.

А наш гость оказался смышленым парнем. Он хорошо изъяснялся на космолингве, имел навыки счета, чтения и письма. Но мутант так и не смог объяснить нам, как он попал на Сиротку. Одноглазый не помнил, кто он и откуда. Что, впрочем, неудивительно, потому что потеря памяти становилась частым побочным эффектом при криозаморозке, доставляя немало головняков первым межпланетным путешественникам. Но со временем проблему решили, заменив капсулы криозаморозки на более безопасные — гипотермические. Невзирая на амнезию, разум мутанта работал четко и ясно, как хорошие часы. А ведь к мозгу прилагались еще богатырская сила и выносливость.

Я сразу проникся симпатией к этому одноглазому гиганту. Носил заключенному еду и воду и подолгу с ним беседовал. Мутант оказался совсем не агрессивным и легко шел на контакт. Мы быстро подружились. Он был в меру серьезным, в меру юморным и каким-то по-детски прямолинейным. Правда, случалось, что он быстро и по пустякам заводился, но также быстро отходил.

Практически сразу мы стали звать найденыша Циклопом. Не думаю, что ему так уж понравилась эта кличка, но новое имя так крепко прилепилось к нему — не отдерешь.

Через месяц с хвостиком пришел ответ сверху. Дескать, перепутали груз, положили вместо ящика со жратвой криокапсулу с мутантом, которого везли на исследование в какую-то шарагу. И резюме: «Изложенная вами информация рассмотрена и принята к сведению. Мы проанализируем сложившуюся ситуацию, а пока действуйте в соответствии с обстановкой». В переводе на простой язык это означало: «Сами разбирайтесь».

Мы и разобрались. Вернее, разобрался Комендант. Он взвесил все «за» и «против» и решил оставить Циклопа в Форте.

— Лишние руки нам не помешают, — разумно рассудил он.

Циклопу сделали все необходимые прививки, поставили на довольствие, и мы зажили душа в душу.

Так прошло четыре года. Права у мутанта были точно такие же, что и у всех остальных. Единственное, что ему запрещалось, — показываться на глаза Ксюхе. Наша чокнутая коллега вполне могла принять нового члена коллектива за какого-нибудь злобного чужака и уже окончательно слететь с катушек.

Циклоп быстро освоил снайперскую энерговинтовку «Герда» и теперь честно отрабатывал свой хлеб на караулке. Он мог часами разглядывать унылые пейзажи Сиротки через оптический прицел, а все свободное время проводил за своим любимым занятием — чтением. Читал Циклоп все подряд, без разбора. Сегодня властителем его дум был Ницше, завтра Ремарк, послезавтра он налегал на «Популярную планетологию» и «Прикладное терраформирование», а через неделю увлеченно штудировал «Историю колонизации Солнечной системы». Запоем читал «Сказки матушки Гусыни» Шарля Перро, «Приключения Тинтина» и комиксы про Росомаху. Своим вниманием Циклоп не обошел и такие труды, как «Магическая уборка. Искусство наведения порядка дома и в жизни», «Как стать лучшим лепильщиком пельменей» и «Приключения какашки». Но больше всего Циклоп любил серию комиксов о похождениях лихого космического пирата Ставра Звездного. Что греха таить, я и сам был фанатом этих лихих комиксов.

Одноименная серия насчитывала более пятисот выпусков. Лучшее в этих комиксах — несомненно, их названия, яркие и цепляющие. «Необыкновенное путешествие Ставра Звездного на планету доисторических женщин-монстров», «Ставр Звездный наносит ответный удар», «Ставр Звездный, и невеста вампира», «Месть Ставра Звездного», «Возвращение Ставра Звездного, или атака ядерных мутантов»... А вот рисунки и содержание оставляли желать лучшего. Картинки были небрежными, а сюжет развивался по одной схеме: злодеи похищают любимую девушку Ставра — Ставр идет к ней на выручку — по пути Ставр совершает несколько подвигов — Ставр хитростью проникает в стан врага — Ставр побеждает, освобождает из плена девушку, и они живут долго и счастливо.

Циклоп неплохо приспособился к жизни на караулке и не жаловался. Не пятизвездочный отель, конечно, но для непритязательного мутанта — сойдет. Там была электрическая плитка, душ-топтун, параша и даже комната отдыха — занавешенный куском брезента отсек с видавшей виды раскладушкой. Вниз он спускался только по крайней необходимости.

С Циклопом у меня завязалась дружба, тогда как с остальными он держался особняком. Всего лишь раз на моей памяти мутант сказал доброе слово о постороннем для него человеке. Несмотря на строгий запрет Коменданта, я устроил Фиделю короткую экскурсию по окрестностям Форта с заходом на караулку. Там они и познакомились.

— Интересный дядька, только хитрый очень, — охарактеризовал его Циклоп.

Но к одному человеку мутант испытывал острую антипатию. Речь о Сапоге. Вообще-то ветерана не переваривали все мы, но Циклоп ненавидел его по-настоящему. И тот отвечал ему взаимностью. На караулке враги были вынуждены подолгу терпеть общество друг друга и это лишь усиливало взаимную неприязнь.

Я бы не назвал Сапога трусом, но, думаю, он побаивался Циклопа. С мутантом бывший вояка был нарочито груб, но было видно невооруженным глазом, как аккуратно подбирает он колкости и оскорбления. Циклоп и в самом деле выглядел настоящим страшилищем, а силой мог потягаться с пятерыми такими Сапогами. Зато, когда оппонент не слышал, ветеран не скупился в выражениях, а в подпитии порывался «набить его одноглазую морду».

Циклоп платил ему той же монетой. Только без особой ругани и угроз. Выглядело это примерно так.

— До чего же он мерзкий тип! — ворчал мутант.

— Кто? — спрашивал я, хотя прекрасно понимал, о ком идет речь.

— Он, — отвечал Циклоп, указывая подбородком куда-то вниз. — Этот гад мне всю ночь уснуть не давал. Ходил, как заведенный, из стороны в сторону. Туда-сюда, туда-сюда. А потом нажрался и давай песни петь. А как он поет, ты и сам знаешь. Это не пение, а какой-то вой.

— Если у тебя бессонница, я могу попросить у Миры снотворного. Одна таблетка, и будешь спать как убитый!

— Спасибо, обойдусь. И кстати, если уж мы заговорили о сне. Ты когда-нибудь видел, как он спит?

— Мне делать больше нечего, как за спящими мужиками подглядывать.

— А вот я видел. Я тогда на посту был, а он отдыхал. Храпел — просто жуть. Я ему: «Слушай, заткнись!». Он храпит. Я снова: «Заткнись!». Храпит. И я, значит, шторку отодвинул, чтобы его малость распинать, и вижу, лежит этот черт на раскладушке в полной амуниции, хоть сейчас на войну. И ведь видно, что спит, а глаза открытые. И еще в кулаке сжимает нож, да так крепко, что костяшки белеют. Я еще тогда подумал, что нож к его руке прирос. Натурально, капитан Крюк!

— Капитан... кто?

— Крюк.

— Что еще за капитан такой?

— Ты и вправду не знаешь, кто такой капитан Крюк?

— Он, кажется, открыл Австралию.

— Австралию открыл капитан Кук, а я сказал: «капитан Крюк».

— Не припомню что-то.

— Ты серьезно? Проныра, ты что, в детстве сказок не читал?

— Как-то не до того было, я тогда в основном за девочками бегал.

— За девочками? В детстве?

— Ну, я был развитым ребенком.

— А имя Питер Пэн тебе ничего не говорит?

— Непослушный мальчишка, который умел летать? Помню такого.

— Тогда ты должен знать имя его заклятого врага. Даю подсказку, оно начинается на букву «К».

Сказку Джеймса Барри я, конечно же, читал и прекрасно знал, кто такой пират Капитан Крюк. Но на караулке было очень скучно, а Циклоп становился таким смешным, когда сердился. Поэтому я старательно тянул время, чтобы насладиться этим зрелищем и немного помурыжить его. Мутант, кажется, догадался, что его дурачат, но вместо того, чтобы обидеться, серьезным голосом сказал:

— Проныра, а вдруг у Сапога в башке что-то перемкнет, и он всех нас постреляет, как щенят?

— С какой это стати?

— Он же отмороженный на всю голову спецназовец. С него станется.

— Не постреляет. Кишка тонка.

— Уверен?

— Уверен.

Тут я слукавил. Я вообще ни в чем и ни в ком не был уверен. Перемкнуть в башке могло у каждого. Жизнь на Сиротке, особенно в последние годы, сильно ударила по всем нам. И за ствол в любой момент мог взяться любой из нас.

Но случилось кое-что другое.

После завтрака Гуччи помог мне облачиться в армейский бронекостюм старого образца. Это оказались настоящие пятнадцатикилограммовые тиски для всего тела. В мире для защиты уже давно использовали динамичную броню, сделанную из сверхпрочных полимеров. Современные бронекостюмы обеспечивали полную свободу движений, да и весили совсем ничего. Но наш работодатель экономил на всем подряд.

Конечно, можно обойтись и простым броником, коих у нас было навалом, но Комендант настаивал на том, чтобы часовые носили именно бронекостюмы — так полагалось по инструкции. К этим тискам должны были еще прилагаться тактические шлемы, оснащенные приборами ночного видения и другими наворотами, но таковых нам не завезли. А потому использовали простые кевларовые каски.

А вот с оружием был полный порядок. На посту мы стояли с легендарным плазмаметом «Циклон» — компактным и легким, но в то же время грозным оружием, способным остановить даже Апокалипсис.

Забравшись на караулку, я застал Циклопа за привычным занятием. В своей невозмутимой манере он познавал мир через линзу оптики.

— И сдалось тебе это барахло? — вместо «здравствуй» сказал я, указывая на его любимую игрушку — снайперскую энерговинтовку «Герда». — Обратись к Коменданту, чтобы выдал тебе пушку получше. У нас в оружейке есть еще два плазмамета. Один — так себе, другой — в масле. Тот, что в масле, Комендант тебе не даст, но на тот, который так себе, можешь смело рассчитывать.

— Да ну, — отмахнулся он.

Я продолжил настаивать:

— Нет, если ты стесняешься, я и сам могу спросить. Мне это раз плюнуть.

— Отвянь, — вдвое злее обычного огрызнулся Циклоп, словно я нанес ему личное оскорбление, и чуть слышно пробубнил. — Ты ничего не понимаешь.

Я и впрямь не понимал пристрастия Циклопа к этой пушке. Спору нет, «Герда» была мощным оружием, но уж слишком громоздким и тяжелым, с неудобным прикладом и непомерно длинным стволом. Но, как говорится, сердцу не прикажешь.

— Что жрать дают? — внезапно раздался из-за шторки хриплый голос Сапога.

— Размазню, — ответил я.

— Совсем наш кашевар озверел.

Тут хозяин голоса соблаговолил явить свой лик. Выглядел Сапог так, словно весь день провел перед зеркалом. Он был причесан, гладко выбрит, опрятен, а ботинки начистил аж до блеска. Необъяснимо, но факт — в любых обстоятельствах, даже после мощной пьянки, внешний вид Сапога всегда оказывался безупречным. Как ему это удавалось, непонятно.

— Твою дивизию! — выругался Сапог. — Я — мужик! А мужику что нужно? Мясо! Я этой вашей размазней сыт по горло. Мяса хочу! Я — ветеран, у меня медалей не счесть! Мне генерал Каюмов благодарность объявил! Лично! И что я получил за верную службу? Вонючую шконку в каком-то захолустье, где ни нормальной еды, ни баб, ни пойла. Только дождь и кретины!

— И что ты предлагаешь? — зевая, спросил я.

— Если гора не идет к Магомету, то Магомет идет к горе, — изрек Сапог и пояснил. — Надо на урсуса идти. Завалим зверя — мясо будет. Попируем от души.

— Что-то мне подсказывает, что Комендант этого не одобрит.

Сапог хитро прищурился:

— А если в самоход, а? Проныра, как ты относишься к самоходу?

— Плохо отношусь, — ответил я. — Комендант узнает — убьет.

— Не убьет.

— Не убьет, так покалечит.

— Что, забздел?

— Забздел.

— Не бзди, я все спланировал, — не сдавался Сапог. — Урсус-шатун тут рядом бродит, километрах в двух от Форта, максимум в трех. Я за ним уже давненько наблюдаю. Отключим на время силовой купол. А стрелять будем с караулки. Дальше дело за малым. Спустимся, быстренько освежуем тушу, возьмем столько мяса, сколько сможем унести, и бегом назад. А мутант нас подстрахует.

Услышав это, Циклоп отвесил насмешливо-скептический взгляд, мол, нашел дурака.

— Слушай дальше, — продолжил делиться подробностями своего плана любитель мяса. — Мы сделаем здесь коптильню, закоптим мясцо и спрячем хорошенько. Никому не скажем, сами жрать будем. А эти пусть давятся своей размазней. Как тебе такой вариант?

— И не уговаривай. Здоровье дороже, — ответил я.

Лицо Сапога перекосило, словно ему сунули под лопатку острую пику:

— Какое здоровье? Какое, мать его, здоровье? Скоро здесь все передохнем! Если не от голода, так от холода.

— Так уж и все?

— Все. Торчим в этом загоне, как скот. Чего-то ждем. Ты думаешь, они прилетят за нами?

— Надеюсь, так все и будет.

— Надеется он... Ха! Повзрослей уже, Проныра! Кому мы сдались? Ты сам-то наш контракт читал или подмахнул, не глядя?

— Ну так, пробежался глазами.

— «Пробежался глазами». А я, представь себе, прочитал внимательно — от первого до последнего слова. Там черным по белому в конце, маленькими буквами, прописано, что работодатель не несет никакой ответственности за вред, связанный с любым ухудшением здоровья и смертью работника. Понимаешь, о чем я толкую? Они заранее подстраховались. Им на нас плевать. Мы для них расходный материал!

В этот момент небо полыхнуло ярко-красным светом, раздался громкий гул, и над нашими головами пронеслась огромная светящаяся капля. Мы изумленно раскрыли рты, глядя на огни в небе.

— Мать ты моя, да ведь это звездолет! — сказал Сапог и шлепнул себя ладонью по каске.

IV. Дорога перемен

Один мой хороший друг, психолог-физиогномист, говорил, что определить характер человека можно, только взглянув на его подбородок.

Заостренный свидетельствует о неискренности человека, отличая льстецов и подхалимов. Обладатель чрезмерно длинного — мстителен и жесток. А вот круглый, наоборот, говорит о мягкости характера своего хозяина. Овальная форма указывает на то, что перед нами распутник. Двойной подбородок — признак обжоры. Пикантная ямочка достается людям с прекрасным музыкальным слухом, а родинка — авантюристам.

Комендант Форта, наш начальник, имел квадратный подбородок, что являлось верным признаком смелого и мужественного человека. Тут, правда, есть вот какое «но»: наш Комендант — не человек, а антропоморфный боевой робот, также известный как голем.

Так называлась старая, проверенная временем модель, на которую не пожалели титана. В его затылке располагались ядерная батарейка с зарядом на двести лет и мощный нейроморфный процессор, а силе механических рук мог позавидовать библейский Самсон. Выглядел голем поистине устрашающе: исполинского роста, с широкой грудью и головой, напоминающей оскаленный череп, в глазницах которого демоническим огнем горели красные лампочки.

Комендант был здешним старожилом, он служил на Сиротке со дня основания колонии-поселения. А до того руководил антитеррористическими операциями. В том числе участвовал и в резонансном разгроме Комитета освобождения Марса — экстремистской группировки, боровшейся за независимость колонии. В свое время эти бунтари-боевики навели изрядного шороху в Системе, совершив три неудачных покушения на губернатора Марса и проведя несколько атак на земные космопорты и вокзалы. Столько крови пролили во имя своей цели, дьяволы с красной планеты!

Несмотря на то, что дисциплина в наших рядах хромала на обе ноги, Комендант как-то умудрялся поддерживать порядок в Форте. Он, точно рентген, видел насквозь каждого. Знал наши достоинства и, особенно, недостатки. Голем умел взбодрить вовремя сказанным словом, а когда требовалось, то и хорошенько припугнуть.

Как и большинство других антропоморфных роботов, Комендант имел свой индивидуальный характер. Видимо, у тех, кто его программировал, с чувством юмора был полный порядок, так что и свое творение они сделали хохмачом. Умение пошутить сочеталось у голема с цинизмом. К примеру, в его кабинете над письменным столом висела репродукция картины «Девочка с персиками». И наш глава Форта немного подправил этот портрет. Несколькими штрихами фломастера он превратил румяные фрукты в плазменные гранаты, а августовский день за окном — в дымящееся поле битвы. По центру картины красовалась надпись: «Гранат не надо бояться! Они ручные!».

А если бы у Коменданта имелся свой фамильный герб, там наверняка был бы изображен дьявольски острое мачете — смертоносный скипетр, с которым он никогда не расставался и предпочитал любому другому оружию. Этот полуметровый тесак голем выточил собственноручно из старой рессоры вездехода. В руках своего создателя он превращался в грозное оружие, способное рассечь надвое все что угодно.

Когда мы с Сапогом вбежали в кабинет Коменданта, чтобы доложить о происшествии, начальник как раз заканчивал точить мачете алмазным бруском. Наш сбивчивый доклад он выслушал внимательно, ни разу не перебив. Только понимающе кивал, похлопывая лезвием по перепачканной машинным маслом ладони, и бросал быстрые взгляды то на меня, то на Сапога.

— Все? — спросил Комендант, когда мы замолчали.

— Так точно, — ответил я.

— А что показал радар?

— А ничего. Умер радар.

— Как это «умер»? Когда?

— Четыре дня назад.

— Что за разгильдяйство? Почему мне не доложили?

Я почесал затылок:

— Из головы как-то вылетело.

— Из гялявы вилитела, — сюсюкая, передразнил меня голем и уже нормальным голосом констатировал. — М-да, с дисциплиной у нас полный швах. Чтоб это было в первый и в последний раз!

Комендант отложил в сторонку мачете и стал расхаживать по кабинету.

— Может быть, промахнулись с доставкой груза? — спросил он.

— Вряд ли, — усомнился я.

— А что, если это был метеорит?

— Да непохоже.

— А на что похоже?

— На летательный аппарат.

— Думаешь, тюремная баржа?

— Точно не баржа. По размерам не подходит.

— Остаются два варианта: вынужденная посадка корабля снабжения или... — Комендант выдержал театральную паузу. — Или начальство наконец прислало вам замену.

По моим губам скользнула мечтательная улыбка. Этот вариант мне очень понравился.

В разговор вклинился Сапог:

— Да стопудово, наши! Мое армейское чутье меня ни разу не подводило!

— Это не аргумент, — ответил Комендант.

— Ты меня что, за салагу держишь? Я ветеран, у меня медалей не счесть! Мне генерал Каюмов благодарность объявил! Лично! — истерично прохрипел Сапог.

Наш ветеран славился своим хамством и грубостью. Он был единственным, кто «тыкал» Коменданту. Тот относился к этому нарушению субординации снисходительно, наверное, полагая, что Сапога уже не исправишь.

— Так что? Когда выдвигаемся? — резко сменив тон на заискивающий, спросил Сапог.

— «Выдвигаемся»? — голем снова взял в руки мачете. — Для начала доложите, кто разрешил вам оставить пост?

— Что? Какой, к черту, пост?! Когда... Когда... Звездолет! — захлебываясь словами, затараторил Сапог.

— Самовольное оставление боевого поста приравнивается к дезертирству. По законам военного времени дезертирство карается расстрелом на месте, без суда и следствия. Но так как мы живем в относительно мирное время, ограничимся штрафом и записью в личном деле, — отчеканил Комендант.

— А я не покидал пост, я в увале. Сегодня Проныра заступает, — нашелся подлюка Сапог.

А я сказал:

— Штрафуйте сколько влезет. А еще лучше увольте и отправьте домой.

— Оштрафую, не переживай, — закивал наш главный и стал размышлять вслух. — Так, давайте подобьем бабки. У нас есть два варианта: неудачная посадка или аварийное приземление... Для начала надо составить рапорт и отправить куда следует.

Тут и я не выдержал:

— Да какой, к черту, рапорт?!

Меня поддержал Сапог:

— Комендант, нужно поторапливаться. До места посадки или... крушения путь неблизкий. И время нас ждать не будет. Пыжи уже туда, как пить дать, намылились. Тут дело такое, кто успел, тот и съел.

После непродолжительной паузы тот, кому по должности было положено принимать решения, произнес:

— Ладно. Даю добро. Предлагаю назвать нашу поисковую экспедицию «Дорога перемен». Вопросы есть? Вопросов нет.

— Вот это по-нашему! — просиял Сапог.

Но веселился он недолго.

— Ты остаешься в Форте, — огорошил его голем.

— Остаюсь?

— Так точно. Я сам возглавлю поисковый отряд. А на время моего отсутствия командование Фортом примет старший техник Гуччин.

Сапог весь позеленел от злости:

— Гуччи? Этот кретин будет мной помыкать? Мной? Ветераном! Да у меня медалей не счесть! Мне генерал Каюмов благодарность объявил! Лично!

Уязвленное самолюбие Сапога рвало и метало. Сначала он уговаривал Коменданта взять его в отряд, бравируя своим боевым прошлым, — не сработало. Потом умолял, чтобы его поставили главным вместо Гуччи, — и опять мимо лузы. И тогда Сапог перешел на угрозы. Тут я еле сдержал смех. Угрожать? Кому? Боевому роботу? О, наш ветеран точно был не в себе!

— Я буду жаловаться! — закричал вконец отчаявшийся Сапог.

Это был предел.

«Как низко ты пал в глазах моих, брат по оружию! А ведь я и так был невысокого мнения о тебе», — подумал я, чувствуя, как засвербело в скулах от желания поскорее поведать об этом историческом падении Циклопу, который бы по достоинству оценил произошедшее.

Реплику ветерана Комендант встретил своим самым лучшим смехом.

— Что касается жалобы — пиши, имеешь полное право, — нахохотавшись вволю, сказал он.

— И напишу, — огрызнулся Сапог.

— Даю вам час на сборы, и выдвигаемся, — постановил руководитель поискового отряда и огласил список тех, кто отправляется с ним.

Мое имя он назвал первым.

Вот ведь не было печали, да черти накачали. Была бы моя воля, я бы сразу же, без раздумий поменялся с Сапогом местами. От ветерана проку в походе всяко больше, а мне самое место здесь, на караулке. Но как убедить в этом Коменданта? Ответ только один — никак.

Также в отряд вошли отец Никон, Циклоп и Мира. Капеллан и мутант были неплохими стрелками, а медичка — на тот случай, если на борту звездолета окажутся раненые. А вот кандидатура Циклопа меня немного смущала. Мутант ни разу не покидал пределы Форта, и взять его с собой означало нехило так подставиться. Да будь он хоть трижды Вильгельм, мать его, Телль, в бою я бы предпочел стоять плечом к плечу с опытным и обстрелянным Сапогом.

Но вслух я предпочел этого не говорить.

Почему?

Да потому, что спорить с нашим Комендантом было бес-по-лез-но.

Но право думать, размышлять и предполагать у меня отобрать никто не мог. И с каждой секундой мысли, приходящие мне в голову, становились все мрачнее и пессимистичнее.

«А ведь Сапог прав. Пыжи тоже наблюдали в небе это светопреставление. И они наверняка уже бегут сверкая пятками к месту посадки. А это означает, что будет заварушка. Мы, конечно, лучше вооружены и экипированы, но у пыжей есть существенные преимущества. Их тупо больше, и они лучше знают местность. А если принять на веру существование фомичей, то шансов у нас не так много», — тут я реально вздрогнул.

Меня охватило мучительное чувство сожаления. Чем я вообще думал, стремглав несясь с докладом к Коменданту? Нет чтобы все сначала обмозговать как следует.

Эх, надо было прикинуться больным или организовать небольшой самострел. Но, как известно, хорошая мысля приходит опосля. Так что оставалось только надеяться, что все обойдется без эксцессов и наш поход не превратится в похоронную процессию.

Прежде чем продолжить повествование и перейти к рассказу о наших приключениях-злоключениях, я уделю внимание описанию здешних бессловесных соседей, так сказать, членов экосистемы. Сделаю что-то типа лирического отступления. Но и к тому, что будет происходить дальше, это тоже имеет отношение.

Флора планеты не блистала разнообразием: кустарники, мхи, лишайники и жесткая, как щетина обувной щетки, трава. Фауну же представляли крыланы, урсусы и симурги. Все они отличались высочайшей приспосабливаемостью и живучестью, могли нормально функционировать практически в любой атмосфере и даже в вакууме.

Крыланов завезли на Сиротку космостаратели. Это был новый вид грызунов-вредителей, который обитал по всей Системе. Внешне они напоминали ящериц не самых крупных размеров. На одном конце их тела располагались лапы, на другом — гроздь щупальцев. В минуту опасности уродец расправлял скрывающиеся в боковых разрезах перепончатые крылья, отсюда и произошло название. Крыланы жрали все подряд, вплоть до пластика и экскрементов. Эти гаденыши не признавали границ и проникали повсюду, но мы успешно боролись с вредителями с помощью химической отравы и обычных мышеловок.

И если крыланы появились в ходе какой-то извращенной эволюции, то остальные упомянутые виды, населявшие планету, появились на свет в недрах лабораторий. Ходили слухи, что когда-то на Сиротке проводились эксперименты по созданию биологического оружия, одним из результатов которых стало выведение урсусов и симургов.

Итак, урсус — массивный шестилапый зверь, с ног до головы покрытый бурой шерстью. Своей мохнатой мордой чем-то напоминал земного медведя. Рост урсуса мог составлять до двух метров в холке. Когда же зверь вставал на задние лапы, то мог достичь высоты порядка четырех-пяти метров. Несмотря на свои внушительные габариты и зубастую пасть, он был олицетворением кротости. Питался преимущественно травой и лишайником, а половину жизни проводил в спячке. Свое логово гигант устраивал в каком-нибудь укромном месте: например, в овраге или в пещере. Но горе было тому, кто встретит на своем пути урсуса, проснувшегося раньше времени. По аналогии с нашими медведями, этих бродяг называли шатунами. Ставший шатуном урсус вмиг забывал о своей вегетарианской диете и превращался в агрессивного хищника.

Я не раз наблюдал этих массивных зверюг издали, а вблизи видел лишь однажды, и этот единственный случай едва не стоил мне жизни. Дело было давно, во время нашей вылазки, сейчас уже не припомню, с какой именно целью, за пределы Форта. Нас было трое: Комендант, я и Гуччи. Едва мы вышли за пределы силового купола, как нарвались на урсуса-шатуна. Зверь был просто громадиной, морда злющая-презлющая, а пасть вся мокрая от пены. Он бы вмиг разорвал нас на клочки, если бы не Комендант, который своим мачете расхреначил зверюгу, как какую-то пиньяту. Мы были спасены и к тому же пополнили запасы провизии свежим мясом. По вкусу оно напоминало курицу, только пожестче. Но в тот день мы поторопились и не дожарили мясо, в результате чего почти все слегли с сильным пищевым отравлением. Единственным человеком, который не пострадал, оказалась Мира, поскольку она держала какую-то диету и совсем не ела мяса. Усилия фельдшера вернули нас к жизни, но, наученный горьким опытом, Комендант строго-настрого запретил нам питаться едой извне, которая прежде хоть как-то скрашивала наш бедный рацион. Кстати сказать, пыжи высоко ценили мясо урсуса, а из его толстой кожи изготавливали доспехи.

И коротко о симургах — летающих рептилиях, или, по-другому, птерозаврах. Они напоминали огромную полинявшую птицу с изогнутым клювом, когтистыми лапами и кожистыми крыльями. Молодые особи были величиной с воробья, а взрослые — с доброго теленка. Фидель как-то рассказывал, что птерозавры гнездятся группами, вдалеке от людей. Обычно они охотились на урсусов и крыланов, хотя и не брезговали человечиной. Случалось, что симурги нападали на пыжей, но только в том случае если те забредали на их территорию. Птерозавры ревностно охраняли свое обиталище и не любили чужаков. Мясо симургов считалось несъедобным, зато из их острых и твердых, как камень, когтей в Поселухе мастерили изогнутые ножи, известные своей прочностью и способностью держать заточку.

Честно говоря, я долгое время считал симургов выдумкой, пока года полтора назад не увидел одного из них воочию. Как сейчас помню — я дежурил в паре с Циклопом, которому рассказывал о своих похождениях. Ясная и относительно безветренная погода развязывала языки почище любой выпивки. Я, как и Гуччи, никогда не скрывал от сослуживцев своего преступного прошлого. Вся эта липа про «капитана космофлота Вука Обрановича» была предназначена исключительно для фараонов и особистов, а на Сиротке я был тем, кем я был на самом деле: ловкачом и мошенником Пронырой, который поймал судьбу за хвост, но так и не смог удержать. И вдруг мой рассказ прервал крик Циклопа: «Проныра, смотри!». Он показал пальцем на крышу Форта. Там сидело существо, напоминавшее горгулью, словно сошедшую со средневековых гравюр. Этой горгульей и оказался симург. Какое-то время птерозавр сидел неподвижно, а потом резко взмахнул крыльями и улетел.

А как же восприняли новость об огнях в небе мои сослуживцы? Все они разом уверовали в то, что это был долгожданный звездолет, до отказа набитый продовольствием и нашими сменщиками. Другие версии даже не обсуждались.

— Мои молитвы услышаны, — сказал отец Никон и размашисто перекрестился.

Гуччи пустил скупую слезу и немедленно полез за фляжкой, а Мира молча пожала мне руку. Даже унылая Ксюха как-то вся разом приободрилась и разулыбалась.

Но больше всех отличился Арчил — он наконец прервал свой обет молчания.

— У меня тут припрятано немного тушенки. Я приберег ее для особого случая. И... — было видно, что слова давались ему с трудом. — И вот он настал!

V. На дне

У нас были пушки и боеприпасы, шесть фляг с питьевой водой, гора протеиновых батончиков, медикаменты, три палатки, способные выдержать падение метеорита, фонари, теплые одеяла... Короче говоря, все, что нужно для семейного похода.

Но прогулочное настроение отсутствовало напрочь. Когда мои сослуживцы узнали, что за рыбкой, то есть за звездолетом, придется лезть в прорубь, в смысле — отправляться на его поиски, их энтузиазм слегка поутих. Единственный, кто с радостью встретил свое назначение, был отец Никон. Капеллан заметно повеселел и охотно принимал участие в сборах.

— Ишь как скачет, а ведь еще за завтраком жаловался на радикулит, — съязвил Гуччи.

Услышав его слова, отец Никон озорно улыбнулся и сказал:

— Молитва и пост творят чудеса, сын мой!

А вот Циклоп воспринял приказ голема в штыки.

— Никуда я не пойду. Не хочу и не пойду, так и передай Коменданту, — упорствовал он.

— Думаешь, это что-то изменит? — хмыкнул я.

— А что, если в лапы к пыжам попадем?

— Не попадем.

— А вдруг?

— Давай без вдруг.

Циклоп немного помолчал и выдал:

— Проныра, ты меня хорошо знаешь. Я не боюсь трудностей. И если уж на то пошло, и смерти не боюсь. А в плен попасть — страшно. Ты про Цирк в Поселухе слышал? В курсе, что они там вытворяют?

Я кивнул:

— Слыхал, конечно.

Цирк. На Сиротке это слово носило зловещий характер. Так пыжи называли местный аналог Колизея. Это было полуразрушенное бетонное здание, внутри которого проводились кровавые представления: публичные пытки, казни и жестокие бои со смертельным исходом.

— Раз я не такой, как вы, то уже не человек, что ли? Не мужик? Значит, и мнения моего спрашивать не надо? Не хочу и не пойду! — не желал успокаиваться Циклоп.

В эту минуту я вспомнил Сапога с этим его: «Я — мужик!», и язвительная улыбка проползла по моим губам.

— Что лыбишься?

— Так, просто... Вспомнил один анекдот, — отмахнулся я.

Мутант мне не поверил:

— Давай, рассказывай, вместе посмеемся.

— Да ну его, — скривился я и резко перескочил на другую тему. — Думаешь, мне охота куда-то переться? Думаешь, я не боюсь? Но приказ есть приказ. Или, как любит говорить наш Комендант...

— Приказы не обсуждаются — приказы выполняются, — закончил фразу Циклоп.

— То-то же.

Мутант шмыгнул ноздрями и с надеждой в голосе спросил:

— Проныра, а может, все обойдется? У нас ведь с пыжами что-то вроде нейтралитета.

— Ну да, ну да, — закивал я.

Но Циклопа ждал еще один неприятный сюрприз. Комендант запретил ему брать с собой «Герду».

— Тебе больше подойдет плазмамет. Он компактней и легче, чем твоя орясина, — пояснил свое решение начальник.

Они немного поспорили, и компромисс был найден. Комендант согласился на уговоры мутанта, но при одном условии: непомерно длинный ствол энерговинтовки необходимо обрезать.

После завершения процесса подготовки снаряжения Комендант провел с личным составом инструктаж, толкнул короткую пафосную речь и приказал всем явиться на пятиминутное богослужение в часовню. Тут же раздались возгласы недовольства, но голем, прежде не вмешивавшийся в духовную жизнь подчиненных, на сей раз был категоричен:

— Явка обязательна.

— Делать мне больше нечего, как поповские сказки слушать, — фыркнул Сапог.

— Явка обязательна, — повторил Комендант.

Сапог сложил руки на груди и сплюнул на землю:

— А то что?

— Удавлю, — сказал, как отрезал, Комендант.

Сапог было открыл рот, чтобы сказать еще одну глупость, но благоразумно передумал.

Отец Никон, взволнованный тем, что в кои-то веки ему удалось собрать под одной крышей всю свою паству, вложил душу и сердце в эту коротенькую службу. Хотя вряд ли кто-то из присутствующих слушал его слова. Все мы были погружены в себя. Кто о чем думал, догадаться нетрудно.

Гуччи очень хотел приложится к своей фляжке. Арчил прикидывал меню праздничного ужина, которым он будет угощать наших гостей. Ксюха вела тихий диалог со своими внутренними демонами. Сапог про себя крыл матом Коменданта, а заодно и всех остальных. Комендант редактировал блок походных острот и делал пометки в личных делах своих подчиненных. А вот Циклопа на службе не было. Мы не решились пригласить его, опасаясь за душевное здоровье Ксюхи. Неизвестно, какой фортель она могла выкинуть при виде одноглазого мутанта, а отъезд был уже на носу.

А о чем думал я? Даю подсказку — не о еде. Правильно — о дамочках! О, сколько у меня их было! Стройных, полненьких, молодых и в возрасте, блондинок и брюнеток, чернобровых и лишенных бровей. Была даже одна монашка... Думать о таких вещах в Божьем доме, мягко говоря, неприлично, но я ничего не мог с собой поделать. Похотливые мысли так и лезли мне в голову. И не было от них спасу.

А что за мысли роились в чернявой головке Миры? Поди пойми. Эта девушка для меня по-прежнему оставалась загадкой. Маленькая и худенькая, с короткой стрижкой под мальчика и теплыми глазами косули, она представлялась мне юнгой, по ошибке попавшим на пиратскую шхуну. Информацию о себе Мира держала в строгом секрете, а всплывших за те годы, что мы ее знали, фактов биографии едва бы хватило на некролог. Полное имя — Альмира Аль-Захра Фатхи. Работала врачом-терапевтом в дорогой частной клинике на Ио. За проявленную халатность, повлекшую смерть пациента, лишилась лицензии. Единственная вакансия, которую ей смогли предложить, учитывая все обстоятельства, — фельдшер на Сиротке.

Мира выглядела как типичная «серая мышка», которую не замечали и о которой тут же забывали, стоило ей покинуть комнату. При этом она была прекрасным специалистом, не только искусно накладывавшим швы и мастерски удалявшим зубы, но и всегда имевшим в запасе доброе слово и обладавшим просто фантастическим запасом терпения. И я знал об этом не понаслышке. Стройная, миниатюрная и молчаливая девушка стала моим верным соратником в борьбе с пагубной привычкой, переросшей в зависимость.

Именно здесь, на Сиротке, я понял, что должен раз и навсегда завязать с выпивкой и наркотиками. Под благовидным предлогом выпросил у Коменданта неделю за свой счет и, выбросив весь свой запас обезболивающих, которые принимал после операции, заперся в собственной каморе, а для надежности пристегнул себя наручниками к батарее. Ключи же от каморы и наручников я отдал Мире. В те моменты, когда боль была нестерпимой, когда я орал, как ненормальный, корчился от ломки и бился головой о стену, она всегда была рядом со мной. Мира стоически сносила все мои оскорбления и угрозы, приносила воду и еду, меняла судно. Она прошла весь этот путь со мной до конца. За что я ей буду благодарен, пока жив.

Поначалу все шло просто отлично. Тревожное нетерпение, с которым я ожидал неприятностей, нежданно-негаданно сменилось спокойствием и умиротворением. Я млел, предвкушая и представляя скорую встречу с командой и пассажирами звездолета. Да, теперь я свято верил, что это был именно звездолет, на борту которого находились наши сменщики.

Я отчетливо представлял, как дотронусь до горячей обшивки звездолета. Как тут же одерну обожженную ладонь, но не стану на нее дуть, а крепко прижму к груди. И навечно сохраню этот момент в памяти, пристроив его где-то между вкусом первого поцелуя и запахом последнего нормального завтрака.

И, что самое радостное, я наконец-то увижу людей. Нормальных людей! Среди них не будет ни рецидивистов, ни буйнопомешанных, ни мутантов. Я сразу наброшусь на них с вопросами, которые так волновали меня последние шесть лет:

— Сколько сейчас стоит большой баскет соевых наггетсов с соусом терияки в «Трехлапой жабе»? Какой длины юбки носят дамочки в этом сезоне? Продолжают ли показывать сериал «Расследования Форсети»? И если да, то чем закончилась схватка детектива Форсети и преступного гения профессора Кромарти?..

И так далее, в том же духе.

Теперь наше путешествие уже не казалось мне самоубийством. И пусть в нашем вездеходе не работала печка и было холодно, как в морге, а от шума двигателя закладывало уши, впервые за долгое время я был по-настоящему счастлив.

Наш старенький вездеход звался «Полкан». Кто и почему наградил его таким именем — неизвестно. Надпись «Полкан» была намалевана несмываемой краской на помятом боку вездехода кем-то из его прежних хозяев. Так мы с тех пор его и называли.

Невзирая на множество сварочных швов и кое-какие технические проблемы, ехал «Полкан» ходко. Высокую проходимость вездехода обеспечивали широкие стальные гусеницы, а за скорость отвечал мощный движок на водородной тяге. Спереди «Полкан» был оснащен массивным плугообразным тараном, способным пробить любые, даже самые толстые и прочные стены. Это была настоящая движущаяся крепость — неприступная и громоздкая. Несмотря на то, что старший техник Гуччин жаловался на аварийное состояние вездехода, а в особенности на провисающую правую гусеницу и доисторический водородный движок, который, по его словам, мог взорваться в любой момент.

Но нега продлилась недолго. Из плена грез меня вырвал командный рык голема:

— Проныра, Циклоп приготовиться на выход!

Комендант сидел за рулем вездехода и общался с подчиненными по громкой связи. Его металлический голос вырывался из дребезжащих колонок и, смешиваясь с шумом двигателя, превращался в настоящую какофонию, которая могла поднять и мертвого.

— Мы уже на месте? — не открывая глаз, спросил я.

— На выход! — повторил Комендант.

Я открыл глаза и увидел напротив себя Циклопа. Мутант был в полном боевом обвесе с плазмаметом через плечо. Он сидел неподвижно, как статуя, только желваки по скулам катались.

Как и все члены нашего маленького отряда, Циклоп был прекрасно экипирован. Камуфляжный костюм, броник, с кучей подсумков на нем, высокие ботинки, и наконец — самый модный аксессуар в этом сезоне: головной убор типа «каска». В руках мутант крепко сжимал энерговинтовку с укрученным стволом.

— Отлично выглядишь, — сказал я, ища глазами свой плазмамет.

Оказалось, что «Циклон» лежал у меня в ногах. Я наклонился и поднял пушку.

— Я долго ждать буду?! — снова разнеслось из колонок.

— Уже, уже, — проворчал я в ответ.

Снаружи было зябко. Над головой нависали тучи, а под ногами валялись пустые топливные бочки и другой мусор, сохранившийся еще со времен космостарателей. Всюду стелился жиденький туман и, разумеется, накрапывал дождик, куда же без него.

Я осторожно выглянул из-за вездехода и, не увидев ничего подозрительного, облегченно выдохнул.

— Чисто, — сказал я Циклопу.

Тут моя черепушка неожиданно завибрировала. Если бы я работал фокусником в шапито, то придал бы лицу загадочный вид, обнажил голову, и с радостным криком: «Фокус-покус!» вытащил бы из каски белого кролика. Но я вкалывал водовозом на Сиротке, а мои боссы были самыми отъявленными жмотами в Системе, что означало только одно — встроенная в мою каску рация представляла из себя дешевое барахло, и при включении вибрировала как бешеная.

— Доложите обстановку! — захрипел в наушниках голос Коменданта.

— На месте. Осмотрелись. Вроде все чисто, — сказал я в микрофон.

— Какая у вас видимость?

— Приемлемая.

— Добро. В двухстах метрах к югу от вас мои приборы засекли какое-то подозрительное движение. Ваша задача выяснить, что это или кто это. Дальше разрешаю действовать по обстановке.

«Разрешает он! Ну спасибо, благодетель!», — подумал я, а вслух сказал:

— Неплохо бы узнать, что мы конкретно ищем.

— Конкретно вы ищете два наряда вне очереди и строгий выговор за разговорчики в строю.

— А если это засада?

— Очень даже может быть.

— В таком случае не лучше ли нам вернуться назад? Мы же торопимся! Не так ли?

Эфир забился помехами, но после того, как я врезал кулаком по каске, связь наладилась. В наушниках снова зазвучал голос Коменданта:

— Приказы не обсуждаются — приказы выполняются. Это раз. Ваша задача: разведать обстановку и доложить. Это два. В случае опасности действуйте по обстановке. Это три. Вопросы есть? Вопросов нет.

Когда сеанс связи закончился, я обернулся к Циклопу.

— Слышал?

— Нет, у меня рация не работает, — признался мутант.

Я передал Циклопу слова Коменданта. Неожиданно для меня мутант не стал ерепениться, только покорно сказал:

— Тогда вперед.

Мы шли не спеша, постоянно оглядываясь по сторонам. Холодный ветер бил по щекам, а под подошвами, словно снег, хрустели камни.

— Проныра, в случае чего, можно, я заберу твои ботинки? — вдруг спросил Циклоп.

Меня аж передернуло:

— В каком таком случае?

— Ну, если что-то пойдет не так, — уклончиво ответил Циклоп.

— То есть, если меня убьют? — напрямую спросил я.

— Угу.

— А если я отвечу «нет», не заберешь?

— Заберу. Я это ради приличия спросил. Понимаешь, у меня ботинки старого образца, с жестким задником. Они пятку при ходьбе натирают. А у тебя ботинки нового образца, у них задник мягкий и ортопедическая стелька.

— Ты лучше не о башмаках думай, а по сторонам гляди и пушку держи наготове.

— Так я и смотрю...

Впереди раздался шум, напоминающий сдавленный стон, а скоро мы увидели и сам источник шума. Им оказался человек в лохмотьях с признаками крайнего истощения и следами побоев на лице. Несчастный висел на деревянном кресте, сколоченном из двух досок, его руки были крепко примотаны к перекладине ржавой проволокой. И никого кругом, только мусор и валуны.

— Что делать будем? — спросил Циклоп.

— Как что? Для начала надо его снять, — ответил я.

Циклоп прищурил глаз:

— А может, ну его к черту? Не наше это дело.

— Не по-людски как-то, — ответил я и, перекинув через плечо плазмамет, достал из чехла нож. — Ты прикрываешь, а я пойду разберусь.

— Надеюсь, ты знаешь, что делаешь.

— Я тоже надеюсь. Если не вернусь, нашим привет передавай.

— А ботинки?

— Что ботинки? — спросил я, а, вспомнив недавний разговор, махнул рукой. — Ах, ботинки! Забирай, на том свете они мне будут ни к чему.

Циклоп ярко улыбнулся, отчего меня передернуло.

Когда я приблизился к этому бедолаге, то признал в нем Фиделя. Вблизи он выглядел еще хуже. Вся одежда на нем была порвана и перепачкана кровью и грязью. Лицо превратилось в один сплошной синяк, а на лысой башке выступали две здоровые шишки, похожие на рога. В полуметре от креста валялся его разорванный рюкзак-супермаркет.

Я в два счета срезал путы на руках Фиделя, подхватил его падающее тело и опустил на землю. Потом приподнял голову и влил ему в рот воды из походной фляжки. Старьевщик застонал и прокашлялся.

— С возвращением, старый лис, — сказал я.

На израненном лице Фиделя открылись щелочки глаз.

— Начальник, — зашевелил потрескавшимися губами старьевщик.

— Кто это тебя так? — спросил я.

— Гребаные шакалы. Ворюги. Работать не хотят, вот и грабят честных людей, — прохрипел он в ответ.

Фидель осторожно перевернулся на бок, приподнялся на локте и с сожалением посмотрел на разорванный рюкзак.

— Вот же гады, три плащ-палатки скрысили и мотопокрышку. Весь мой улов за неделю скитаний. Плащ-палатки старенькие были, а на покрышке и муха не сидела.

— Кости целы? — спросил я.

Фидель аккуратно потрогал левый бок и охнул:

— Ребро сломано, но это пустяк.

— Могу сделать тебе обезболивающий укол.

— Спасибо, не надо. Тело должно запомнить боль, так месть слаще будет.

Фидель сплюнул на землю кровью и вытер губы рукавом.

— Со спины меня вырубили, гады. Чем-то тяжелым по кумполу звезданули. Наверное, дубиной. Но я не сразу вырубился, даже кулаками помахать успел. Двух я бы без проблем уложил, но их четверо было. Победили, суки, количеством. А после трясти стали: «Где у тебя нычка с остальным добром?». «Нет, — говорю, — никакой нычки, а если бы и была, я все равно вам, козлам, ничего бы не сказал». А они: «Ты, дядя, совсем тупой или притворяешься? Мы же по-хорошему спрашиваем, а будешь артачиться, пытать станем, и ты нам все как миленький расскажешь». Целый час надо мной измывались, а потом что-то их спугнуло. Быстро вещички собрали, и врассыпную.

«Вездехода испугались», — догадался я.

— Тебя-то каким ветром сюда занесло, начальник? — спросил Фидель, поднимаясь на ноги.

— Встречным, — ответил я.

Фидель хитро посмотрел на меня, но дальше расспрашивать не стал.

— Все четверо в масках были, так что лиц я не рассмотрел, — вздохнул он. — Но ничего, в Поселухе покрышка или палатки всплывут рано или поздно. Тут-то я их и прищучу! И уж тогда они мне за каждую царапину ответят.

— Проныра, справа! — вдруг донесся до меня крик Циклопа.

Я обернулся. Огромное бурое облако, клокоча и хлюпая, неслось прямо на нас, разрывая пелену тумана. Тяжестью стонала земля, и каждая сухая травинка говорила о надвигающейся опасности.

Оно двигалось быстро. Ой, как быстро.

«Урсус, — сообразил я. — Наверное, тот самый шатун, о котором говорил Сапог. Ох, и здоровенный, гад!».

Недолго думая, я снял с плеча «Циклон» и нажал на спусковой крючок. Механизм издал глухой щелчок, но выстрела не последовало. Осечка.

Я перевел дыхание и снова нажал на спусковой крючок. Опять осечка.

— Зараза, я ведь проверял! Все ж работало! — вырвалось у меня.

Стараясь не поддаваться панике, я быстро сменил батарею плазмамета, проверил состояние предохранителя, вынул и вставил обратно магазин. И еще раз надавил на спусковой крючок.

Осечка шла за осечкой. Только раз «Циклон» подал признаки жизни: издал странный скрипящий звук, после чего замолчал навсегда.

— Да врубайся же быстрее! — заорал я и принялся молотить по корпусу оружия кулаком.

Следующие мгновения я прожил в режиме ускоренной перемотки. Первым делом я избавился от своей пушки, в мгновенье ока превратившейся из надежного защитника в бесполезный кусок металла. А потом, что есть ног, пустился наутек.

Меня никак нельзя назвать спортсменом, но в тот раз я бежал, как заправский спринтер. Мой организм словно бы включил режим выживания, и я был готов преодолевать любые расстояния и покорять любые вершины.

Но заряда бодрости хватило ненадолго. Скоро я стал ощущать, что сбавляю темп. Подкосились ноги и закружилась голова.

«Неужели это конец?» — мелькнула в голове мысль.

И тут подо мной разверзлась земля и я камнем рухнул вниз.

Падение было недолгим. Раз — и я уже лежу спиной на земле. Два — сверху на меня приземляется что-то очень тяжелое, пахнущее отчаянием и псиной. Три — я теряю сознание.

— Проныра! — смутно, словно издали, долетел до меня чей-то голос.

Я с трудом разлепил глаза и сквозь пелену тумана увидел мутанта, а рядом с ним пожеванного и побитого Фиделя. Они стояли на краю ямы и смотрели на меня сверху вниз. Я почему-то сразу решил, что яма — это моя могила.

«Циклоп, дружище, спасибо, что пришел проводить своего боевого товарища в последний путь. Надеюсь, тебе подошли мои ботинки. А это кто рядом с тобой? Фидель? И тебе спасибо, старый пройдоха», — думал я.

— Начальник! Ты как там? Живой? — заголосил старьевщик, и я понял, что рано себя похоронил.

— Живой, — жалобно проблеял я.

— Сейчас, начальник, мы мигом тебя вытащим... — уверил меня Фидель и обратился к Циклопу. — Живой он! Я же тебе говорил!

Вскоре он снова затараторил:

— Ну и здоров ты бегать, начальник. Я и глазом не успел моргнуть, а тебя и след простыл. А урсус-то, урсус — сущая громадина! И морда злющая-презлющая! На мое счастье, рядом бочка валялась, я в ней и спрятался, а то бы слопал он меня за милую душу.

Тут его окликнул Циклоп и со словами: «Минуточку, начальник» Фидель куда-то пропал.

Я осмотрелся и обнаружил, что меня придавило чем-то большим и вонючим. Через секунду я смекнул, что это был урсус, который, судя по всему, был мертв. Мне, в отличие от шатуна, повезло больше. Я здорово ушиб спину и затылок и на некоторое время потерял сознание, только и всего.

Я попытался выбраться из-под туши мертвого шатуна, но у меня ничего не вышло. Уж больно тяжелый попался мишка.

За то время, пока я пыхтел и пыжился, эти два охламона не предприняли ничего, чтобы вызволить меня из ямы. Пришлось их поторопить:

— Скорее вытаскивайте меня отсюда!

— Все под контролем, начальник, сейчас что-нибудь придумаем! — уверил меня старьевщик и снова скрылся.

И пока Циклоп и Фидель что-то там придумывали, я предпринял новую попытку высвободиться из этих мохнатых тисков. И в этот раз она увенчалась успехом. На свободу я выбрался весь грязный и помятый, как из задницы.

Оказалось, что я угодил прямиком в яму-ловушку, в дно которой было вбито три деревянных кола. Два из них пробили тушу животного насквозь. Сомнений не было, шатун умер мгновенно. В противном случае урсус раздавил бы меня в лепешку, корчась в предсмертной горячке.

Потом началась чехарда с моим спасением. Сперва Циклоп пытался вытащить меня с помощью оружейного ремня, но тот оказался слишком коротким, а я никогда не отличался особой прыгучестью. Нужно было искать другие пути, но в моей голове была полная каша и ничего путного на ум не приходило.

Вопреки самым страшным прогнозам, из западни я выбрался благополучно. Спасибо за это Фиделю, который додумался сбросить на дно ямы несколько ржавых бочек, чтобы я соорудил из них импровизированный трап.

Выбравшись наверх, я, совершенно обессиленный, рухнул на землю.

— Плохо, начальник? — спросил Фидель.

Я посмотрел на него снизу вверх. Обезображенное лицо старьевщика с выступающими на лысине шишками делало его похожим на попавшего в передрягу беса. И я тут же залился смехом:

— Ну и рожа у тебя, Фидель.

— Ничего, до свадьбы заживет, — ухмыльнулся старьевщик.

— Да ты оптимист.

— Это точно. Моя покойная матушка, мир ее праху, так же говорила. А еще она говорила: «Ты, сынок, из тех людей, которые, находясь по уши в дерьме, не падают духом, а весело и задорно булькают».

Подошел Циклоп и помог мне подняться.

— Ты почему не стрелял в урсуса, гад? — строго спросил я его.

— Я стрелял, — ответил мутант.

— А почему не попал?

— Так ведь туман, не видно ни шиша.

Старый лис Фидель не стал терять времени и сразу выступил с деловым предложением:

— Начальник, как шатуна делить будем? Давай так: половина — вам, половина — мне. Вы только помогите вытащить зверя, а разделка туши на мне.

— Все забирай, — равнодушно бросил я.

— Начальник! — радостно прокричал Фидель и бросился было ко мне обниматься, но я жестом остановил его.

— Но помни, с тебя причитается, — погрозил я пальцем.

— Само собой, — безропотно согласился старьевщик и поинтересовался. — Верно ли я понимаю, что мне придется самому урсуса из ямы вытаскивать?

— Ты все правильно понимаешь, Фидель, — ответил я.

VI. Серебряный шар ​

В вездеходе мы тут же получили нагоняй от Коменданта за долгое отсутствие и за то, что не выходили на связь. А мне руководитель сделал строгий выговор за неопрятный внешний вид, а также пообещал вычесть из жалования стоимость каски, которую я где-то посеял. И, вдобавок ко всему, я был прилюдно осмеян.

Зачинщиком потехи стал Циклоп. Стоило мне начать рассказывать о том, как я спас от верной гибели Фиделя и как сам едва не погиб в пасти урсуса, мутант тут же стал комментировать произносимое мной. Он сопровождал мою историю разными шутками, передразнивал мою манеру говорить, коверкая слова и корча рожи. Справедливости ради, надо отметить, что получалось у новоявленного стендапера и в самом деле очень смешно. Какой, оказывается, талант дремал в нем до поры до времени. Все покатывались со смеху. Даже наша тихоня-фельдшер ржала так, что в какой-то момент я стал опасаться, что она вывихнет от смеха челюсть. Но громче всех гоготал Комендант, он буквально разрывался от хохота и шумно аплодировал появившемуся в нашей команде комику.

Видеть такое безобразие мне было крайне неприятно, а потому я оборвал свой рассказ и посчитал нужным заесть стресс. Достал из кармана протеиновый батончик с надписью на обертке: «Насладись вкусом тропических фруктов!» и откусил кусочек. Тропическими фруктами в продукте и не пахло, на вкус батончик был пресным и гадким. Ничем не лучше размазни.

Когда Циклоп закончил свое представление и все вволю нахохотались, Комендант приказал нам проверить свое оружие. Случай с заклинившим плазмаметом не на шутку взволновал его.

Мой «Циклон» пребывал в крайне плачевном состоянии. Убегая от шатуна, я выбросил испорченную пушку, и, по закону подлости, она упала в самую грязную лужу на Сиротке. На то, чтобы привести плазмамет в божеский вид, мне понадобилось минут десять. Осмотрев его, никаких поломок и отклонений я не обнаружил.

— Ничего не понимаю, — почесал я макушку, — вроде бы все должно работать.

— Можно я взгляну? — попросил отец Никон.

— Пожалуйста, пожалуйста, — и моя пушка перекочевала в его руки.

Капеллан оценивающим взглядом прошелся по плазмамету и спросил:

— Так что там у вас случилось, сын мой?

— Осечка.

Отец Никон вынул из плазмамета магазин, несколько раз нажал на спусковой крючок и загадочно хмыкнул:

— Осечка. Или, как любил говаривать в таких случаях один мой знакомый буддист, «Проделки черной кармы».

— А что говорят в таких случаях экуменисты? — поинтересовался я.

— Говорят, что сначала пушку чистить надо, а уж потом новую смазку наносить, — строгим голосом ответил капеллан и вернул мне «Циклон».

— Понятно! — просиял я и обратился к присутствующим. — У кого-нибудь есть чистая тряпка?

Отец Никон положил свою руку на мое запястье и ровным голосом сказал:

— Поздняк метаться, сын мой. Ваше небрежное отношение к личному оружию привело к тому, что спусковой механизм плазмамета полностью вышел из строя.

— И что же мне теперь делать?

— В Форте должны быть запчасти. Я помогу вам с ремонтом.

Я поинтересовался, нет ли у нас в загашнике исправной пушки. Оказалось, что нету.

«Жалко, — подумал я, — но на нет и суда нет».

Когда мы добрались до места, уже начинало темнеть. Тропу на холмистое плато, куда, судя по расчетам Коменданта, должен был приземлиться звездолет, охраняли два молчаливых стража. Два массивных экскаватора, которые уже давно отжили свой век и теперь тихо ржавели на чужбине.

Комендант огласил план действий:

— Подъем слишком крутой. Вездеход тут не пройдет. Так что придется топать на своих двоих. Пойдете вчетвером. Действуйте по обстановке. Аккуратно, без героизма. Если нарветесь на пыжей, постарайтесь избежать кровопролития. Будет нужна помощь — сигнальте, примчусь тотчас же. О каждом шаге докладывайте мне лично. Вопросы есть? Вопросов нет.

Я вообще-то надеялся, что в этот раз меня оставят в покое. Как-никак я пострадал, даже шишка на голове осталась. Но Мира быстро осмотрела меня и не обнаружила никаких серьезных травм. А когда я стал жаловаться на плохое самочувствие, она предложила мне инъекцию витаминов. Я, недолго думая, согласился, ибо витамины никогда не бывают лишними.

В начале нашего восхождения на плато я то и дело ворчал, но постепенно эта прогулка открылась мне и со своей положительной стороны. Она чем-то напоминала школьный турпоход. В детстве я просто обожал эти походы, особенно с ночевкой.

Природоведение у нас вел биогибрид, или, как было написано в его техпаспорте, «антропоморфный биогибридный робот Янус». Янус был устаревшей моделью с внешностью потерянного интеллектуала. Он часто зависал, в нем постоянно что-то ломалось, что нисколько не мешало ему быть отличным преподавателем. На внеклассных занятиях Янус водил наш класс в турпоходы. Мы, конечно, не сплавлялись на байдарках по рекам и не лазили по скалам, а ограничивались вылазками в ближайший к нам Подкупольный заповедник, который находился в семидесяти километрах от Старо-Глушанска. Там еще сохранился кусочек зеленого ландшафта планеты и даже водились настоящие белки. Янус много и интересно рассказывал нам о природе, о животных и растениях. Учил ориентироваться на незнакомой местности, оказывать первую помощь, разжигать костер одной спичкой, мастерить компас из иголки и многим другим интересным вещам. Сейчас, по прошествии многих лет, я понимаю, что это были единственные полезные знания, вынесенные мной из школы.

Когда мы поднялись на плато, я снова вспомнил про Януса. Ох, и не одобрил бы наш препод по природоведению того, что творилось здесь.

Посреди плато раскинулось огромное черное озеро. Это была натуральная клоака, переполненная густой темной жижей, вонючей и вязкой. Возбужденные ветром черные волны обрушивались на пляж из губчатой гальки, а вокруг щетинились острые скалы, напоминающие зубы древних чудовищ.

— Ой, как страшно, — содрогнулась Мира.

— Словно ожившая картина Ада, — поежился я.

— Угу. Не иначе, тут сам Дьявол постарался! — согласился Циклоп.

— Дьявол тут ни при чем, это работа человека. Скорее всего, в водоем когда-то сливали токсичные отходы, — сказал отец Никон и нахлобучил на лицо респиратор.

Мы все последовали его примеру.

— Ну и где этот звездолет? — хрюкнул я в респиратор.

— Берите левее, сын мой, — ответил капеллан.

Я посмотрел налево. Вдалеке от берега на волнах покачивался здоровенный и абсолютно гладкий серебряный шар без опознавательных знаков.

— Что это? — спросил Циклоп.

— Уж точно не корабль снабжения, — ответил отец Никон.

Я достал бинокль и стал разглядывать странный объект.

— Ничего подобного я раньше не встречал, наверное, какая-то новая модель, — сказал я.

— А что, если это летающая тарелка? — неуверенно предположила Мира, поправляя спадающий с плеча плазмамет. — На прошлой неделе я читала одну книгу, она так и называлась «Летающие тарелки и цели пришельцев». И там говорилось, что зеленые человечки уже давно навещают нас на своих летательных аппаратах.

— Да какая же это летающая тарелка? Это же шар! — возмутился я.

— Если есть летающие тарелки и летающие блюдца, то почему бы не быть летающему шару? — возразила Мира.

— Дочь моя, вы читаете слишком много фантастики, — вмешался отец Никон.

— Это не фантастика, а документальное расследование, — возразила Мира.

Капеллан не стал с ней спорить.

Мы попытались связаться с Комендантом, чтобы согласовать наши дальнейшие действия, но рация наотрез отказывалась работать, не поддаваясь ни на какие уговоры и ухищрения.

— И что мы будем дальше делать? — спросила Мира.

— Действовать по обстановке, — с едкой усмешкой повторил я слова нашего начальника.

Деловое предложение поступило от отца Никона:

— А давайте пошлем кого-нибудь на разведку.

— И кто будет таким «счастливчиком»? — поинтересовался я.

Капеллан оглядел нас, выжидающе заложил руки за спину, немного приподнялся на носки, потом опустился на всю стопу, и наконец огласил:

— В связи с отсутствием добровольцев предлагаю тянуть жребий.

Сказано — сделано. Проведение мероприятия я взял на себя. Зажал в кулаке четыре соломинки, одна из которых была короткой, и предложил остальным выбирать.

Старый как мир ритуал подтвердил еще один неписаный закон мироздания: «Если не прет, то это надолго». Другими словами, короткая соломинка досталась мне.

Горькую пилюлю подсластило лишь то, что мне не пришлось нырять в черную зловонную бездну. Чтобы добраться до шара, мы решили соорудить простейшее плавсредство. Плот.

Наши голопузые предки для строительства плотов использовали бревна и лианы, которых было предостаточно в джунглях. Но так как джунглей в этих краях не водилось, мы отправились за стройматериалом на близлежащую свалку. Четыре пластиковых бочки, пять досок, кусок веревки, три мотка армированного скотча — и плот готов! Вот только выглядел он не очень убедительно...

Мои опасения были не напрасны. Когда плот со мной на борту спустили на воду, под тяжестью тела пугающе затрещали доски и что-то подозрительно хрустнуло.

— Нет, вы это серьезно? Это же натурально плавучий гроб! Да я на этом корыте и десяти метров не проплыву! — в ужасе заорал я.

— А вы гребите аккуратно, с чувством, с толком, с расстановкой, — посоветовал отец Никон и бросил мне доску-весло.

По закону подлости, как только плот отчалил от берега, разверзлись хляби небесные и зарядил, как положено, ливень.

— Будь оно все проклято, — выругался я и яростно заработал веслом.

Где-то через полчаса пункт назначения оказался достигнут. Бросив якорь, изготовленный из набитой песком бутылки от кулера, я причалил к загадочному объекту. Убедившись в полном отсутствии входных отверстий и каких-либо намеков на двери или окна, мне, как вежливому и воспитанному человеку, пришла идея постучаться.

Я встал, неуверенно балансируя на качающемся плоту, и воплотил свой замысел в жизнь костяшками пальцев по серебристой поверхности шара, который вблизи оказался настоящей громадиной. Раздался глухой звук, но реакции изнутри не последовало.

«Ну что ж, попытка — не пытка, — раздумывал я, почесывая подбородок. — Значит, придется поискать дверь самому. И надо поторапливаться, а то вот-вот стемнеет — и тогда все... приплыли».

Я скользнул взглядом по шару, и вдруг обнаружил одну интересную деталь. Пятно. Черное пятно, нагло, с вызовом выступающее на идеально гладкой и блестящей поверхности. Но, готов поклясться чем угодно, еще секунду назад его там не было!

Приглядевшись, я понял, что это вовсе не пятно, а четыре ямочки. И провалиться мне на этом месте, если это не был отпечаток костяшек моих пальцев!

Я прикоснулся рукой к тому месту и тут же одернул ее. Твердая серебристая оболочка шара стала жидкой, похожей на ртуть. Я был так поражен этим невиданным зрелищем, что, совершенно не думая о каких-либо мерах предосторожности, медленно погрузил туда руку. С сытым утробным бульканьем вошла в шар моя ладонь, затем — локоть и плечо. Если ощущения не обманывали, внутри было пусто. Пошевелил пальцами, которых не видел. Влажный и непривычно теплый воздух обдал мою кожу.

Мне вспомнился наш последний с Норико отпуск, который мы провели на Авалоне. Отдыхая в столице, нельзя было не посетить Музей истории Земли, в котором хранились уникальные экспонаты старых эпох, привезенные со всех концов света. Больше всего мне понравился зал античного искусства. Чего там только не было — оружие и доспехи гладиаторов, статуи обнаженных богинь и мускулистых героев, расписанные золотом амфоры и фрагменты живописных мозаик. Значительную часть этих экспонатов спасли из затопленного цунами Рима. У меня прямо захватывало дух от одного их вида.

Как только мы попали в античный зал, Норико сразу же потащила меня к Устам правды — древнему каменному идолищу с открытым ртом и широко распахнутыми глазами. У древних римлян Уста правды служили своеобразным детектором лжи. С их помощью выводили на чистую воду врунов и неверных супругов. Процедура была следующей: обвиняемому предлагалось засунуть в рот идолищу руку и честно отвечать на вопросы. Согласно поверьям каменный монстр откусывал руку тому, кто солгал. Норико предложила мне пройти проверку Устами правды, и я согласился. Я не верил в эту чушь ни секунды и поэтому спокойно сунул руку в пасть идолища. Норико задавала вопросы, я отвечал. Не скажу точно, но где-то половина моих ответов были ложью. Уста правды покорно проглотили всю мою брехню, но руку не тронули. На мое счастье, эта жуткая легенда так и осталась легендой.

И на сей раз пронесло. Моя конечность вернулась из шара в целости и сохранности.

— Чудеса! — ухмыльнулся я, разглядывая руку.

А дыра затягивалась на глазах. Скоро от нее не осталось и следа, а поверхность шара обрела былую гладкость.

«А вдруг это и вправду ИПС... ИСПС... тьфу, язык сломаешь! Что, если это и вправду корабль пришельцев?!» — подумал я.

И что прикажете мне делать, если это так? Лично я пока не готов к встрече с зелеными человечками. Но вдруг от этого зависит судьба человечества? Что, если я был избран самой судьбой? Смех смехом, а ведь похожая история случилась с тем мохноногим парнем Бильбо Бэггинсом из старого фильма, который часто крутили по телевизору в мое детство. Жил этот самый Бильбо спокойной и размеренной жизнью. И тут, на тебе, объявился как-то на пороге его дома один старый-престарый чародей в окружении тринадцати гномов и говорит: «Бросай свое дело, Бильбо, в поход собирайся. Идем отвоевывать сокровища гномов, сражаться с драконом и воровать». А тот стал упираться: «Ну и на кой я вам сдался? Я за всю жизнь и мухи не обидел, копейки не украл». Но чародей попался настойчивый. «Ты, — говорит, — Бильбо, избран самой судьбой. Так что вперед и с песней». И Бильбо не стал спорить, потому что спорить с чародеем опасно, того и глядишь превратит в жабу или в крысу. Так он и вписался в этот блудняк. И жизнь его перевернулась с ног на голову. Опасные приключения в далеких землях, битвы со злобными орками и другими чудищами. Кстати, мы с этим Бильбо чем-то похожи. Я, как и он, люблю пожрать от пуза, поспать всласть и живу в какой-то дыре...

Помнится, в том фильме был счастливый конец, но ведь я не литературный персонаж. Я — человек из плоти и крови, а в реальной жизни счастливый конец бывает редко.

«А может, плюнуть на все это и развернуть плот к берегу? — озарила шальная мысль. — Наплету нашим что-нибудь про оптические иллюзии, авось прокатит. А не прокатит, признаюсь, что струсил. Комендант, ясное дело, разозлится, станет угрожать трибуналом».

— И пускай себе угрожает! — вслух сказал я сам себе. — Пусть! Тоже мне, нашелся...

Поиски ругательства не увенчались успехом — ничего путного и похожего на правду в голову не приходило. Ну и ладно, с этим потом разберусь, сейчас надо сосредоточиться на действительно важном. Близилась ночь, и нужно было срочно решать, что делать дальше.

Так я простоял какое-то время, погруженный в раздумья, омываемый ледяным дождем и обдуваемый ветром. Мне было интересно и страшно одновременно. С одной стороны, очень хотелось хоть одним глазком заглянуть внутрь шара, с другой — меня пугала сама мысль о том, что ждет меня там.

Эти два непохожих чувства боролись во мне, как воины на поле битвы. И в конце концов, любопытство взяло вверх.

— Эх, была не была! — залихватски крикнул я, зажмурился и шагнул внутрь шара.

Столь безрассудный поступок мог стоить жизни, но на сей раз повезло и все обошлось малой кровью. Оказавшись внутри, я обо что-то споткнулся и упал, пропахав носом с полметра сырой землицы. Охая, ахая и кряхтя, поднялся на ноги, сорвал с лица респиратор, вытер рукавом сочащуюся из носа кровавую юшку, и с опаской огляделся по сторонам. Кругом тьма кромешная и тишина, только слышно мое дыхание и учащенное биение сердца.

Заткнув кровоточащие ноздри ватой из походной аптечки, я включил фонарик и принялся водить им туда-сюда. Вокруг не было ничего такого, что обычно бывает в звездолетах: ни приборов, ни аппаратуры, никаких лампочек. Да и вообще ничего не было. Зато под ногами виднелась почва, черная и рыхлая. Сев на корточки, я зачерпнул ладонью целую жменю земли, помял, понюхал. Земля как земля, ничего необычного. Отряхнул руки, поднялся и крикнул в пустоту:

— Эй, на борту!

— На борту, на борту... — отозвалось эхо.

«А здесь тепло и сухо. Почему бы не переждать тут дождь? Вода у меня есть, еда тоже. Обсохну, а завтра утром вернусь. Хотя, наверное, меня будут искать. Волноваться. Ну и пусть, пусть поволнуются. Некоторым это даже полезно, будут больше ценить», — подумал я и позволил себе немного помечтать.

В голове ясно нарисовалась картина, как будут оплакивать мою предполагаемую смерть сослуживцы. Как будут вспоминать добрым словом и причитать, что не уберегли милого парня Проныру Вука. Думаю, даже Комендант скажет что-то хорошее обо мне. Мол, был он с виду парень неказистый, но у него был стержень. Или что-то типа того. Я даже заулыбался, до того мне понравилась эта воображаемая сценка.

Впрочем, улыбка моментально исчезла с моих губ, как только я неожиданно увидел перед собой нечто странное: аккуратную трехгранную пирамидку, которая висела в воздухе без видимой опоры. Она была слишком маленькой, чтобы быть пирамидой Хеопса, но довольно большой для чайного пакетика. Пирамидка ярко светилась изнутри и была покрыта тонкой кожицей, которую пронизывали многочисленные красные жилки, напоминающие кровеносные сосуды.

Я так и обмер. Откуда она вообще взялась? Ведь только что на этом месте ничего не было!

Инстинктивно потянувшись за «Циклоном», я вспомнил, что моя нерабочая пушка осталась в вездеходе. «Ваше небрежное отношение к личному оружию привело к тому, что спусковой механизм плазмамета полностью вышел из строя», — припомнилось экспертное заключение капеллана.

«Вот я попал. Из оружия у меня только нож, но что такое нож против... — я осекся. — Против какой-то гребаной пирамидки? А может быть, я зря паникую? Ну пирамидка, и что? Чего она мне сделает?».

Осознав ситуацию, я успокоился и чуть повеселел. Но, внимательно приглядевшись, понял, что рано радовался. Внутри пирамидки отчетливо проступали очертания эмбриона. Точь-в-точь как на плакатах против абортов. Не хватало только надписи: «Сохрани дитя!» или что-то в таком роде. Вот только плод внутри пирамидки был гораздо крупнее любого человеческого зародыша.

В душе снова заспорили любопытство и страх.

— Беги отсюда, идиот! — истошно орал страх.

— Ну еще минуточку! Сейчас начнется самое интересное! — умоляло любопытство.

И «самое интересное» не заставило себя ждать. Пирамидка резко опустилась на землю, лопнула, и из нее вывалилось совершенно голое существо. Я не мог поверить своим глазам, но сомневаться не приходилось — это был человек или кто-то похожий. Руки, ноги, голова, два уха, нос. Все признаки налицо.

Существо привставало и уставилось на меня удивленным взглядом. Да ведь это девчонка! Небольшого росточка, на вид лет двенадцать. Голубые глаза, коротенькое темно-каштановое каре, тонкие губы и прямой нос.

— Привет, — тихо сказал я.

Прозвучало это как-то несолидно. Ну а что я еще мог сказать в такой ситуации? Правила этикета общения с пришельцами мне были незнакомы. А в том, что это именно пришелец, сомнений уже не осталось.

Вместо ответного приветствия малая срыгнула на меня чем-то желтеньким.

«Если они так здороваются, то интересно, как они прощаются?» — поморщился я, брезгливо отряхивая испачканную одежду.

Впрочем, я ни капли не разозлился на эту ее выходку. Одного взгляда на девчонку было достаточно, чтобы растаяло даже ледяное сердце. Она напоминала испуганного жеребенка, который шатался на тоненьких ножках, непонимающе моргал и таращился по сторонам.

Я поспешил снять бронежилет, потом куртку, которую надел на девчонку. Обновка была ей великовата, но лучше так, чем расхаживать голяком.

Не хватало только штанов и обуви. Но я включил смекалку и решил проблему просто гениально. Бинт, запасные носки, пара перевязочных марлевых пакетов, несколько полосок скотча, и — вуаля! Штаны готовы, принимайте работу. С обувью было немного сложнее, но и тут помогла смекалка. Башмаки я сделал из перчаток и аэрозольного клея для ремонта одежды.

— Костюм из осенней коллекции от кутюрье Вука Обрановича. Элегантная небрежность, легкость и комфорт. Цвет серо-буро-малиновый, оверсайз. Сделаем эту осень еще тоскливей! — продекламировал я.

Малая встретила мою шутку гробовым молчанием. Чего не скажешь о шаре. Кругляш словно бы распирало от дикого хохота. Его стены задрожали, а пол заходил ходуном. Это было настоящее землетрясение. Вернее, шаротрясение.

Наверху что-то громко хрустнуло. Я поднял глаза к небу и увидел огромную трещину. Она стремительно расширялась, деля шар пополам.

«А вот теперь самое время дать деру!», — понял мой сообразительный мозг, и, схватив в охапку девчонку, я бросился к образовавшейся прорехе, сквозь которую был виден покачивающийся на волнах плот.

Едва очутившись на борту, я принялся грести с такой ожесточенной силой, что, казалось, весло вот-вот задымится. Мышцы горели от напряжения, но теплей от этого не становилось. Ледяной ветер продирал до печенок, а его напарник дождь колотил так, что на коже наверняка должны были остаться синяки.

Отплыв на безопасное, по моим прикидкам, расстояние, я сбавил темп и оглянулся. Шар с плеском постепенно уходил под воду и скоро исчез совсем. На поверхности воды остались только черные пузыри воздуха.

Откровенно говоря, на какой-то момент мне подумалось: а не сон ли это был, не привиделось ли мне все?.. Сильно зажмурившись и вновь открыв глаза, я взглянул на плот. Моя неожиданная спутница никуда не исчезла, она была совершенно реальна. Получается, все взаправду...

А дождь лил и лил. Ветер стегал по щекам. Но малая словно не чувствовала холода и вела себя тихо-смирно. Готов поклясться, что она даже ни разу не вздрогнула. Другая бы на ее месте уже давно пустилась в рев. А эта молчала как рыба и только пялилась на черные волны, как будто это было самое захватывающее зрелище в ее жизни.

Осознав, что опасность миновала, я отложил весло и предложил девчонке протеиновый батончик и воду.

— Вода и еда, — пояснил я.

Но она и так все поняла и в момент схрумкала батончик и запила его.

— Вижу, отсутствием аппетита ты не страдаешь, — ухмыльнулся я протянул ей еще один батончик.

С ним она тоже расправилась. Но от третьего отказалась.

А у меня аппетит отсутствовал напрочь. Все, чего мне хотелось, так это согреться.

— Кофейку бы сейчас, а? — стуча зубами, обратился я к своей спутнице.

Та ничего не ответила, с упорной безучастностью продолжая наблюдать за беснующимися волнами.

«А может, она глухая?», — подумал я и громко хлопнул ладоши.

Малая тут же вскинула голову.

«Вроде слышит. Значит, просто не понимает по-нашему», — заключил я, но решил для приличия представиться:

— Меня зовут Вук Обранович. Но все зовут меня просто «Проныра». Проныра — друг. Понимаешь?

Она как-то неуверенно кивнула, но в ее взгляде появилась осмысленность.

«А соображалка у нее работает», — обрадовался я и продолжил:

— Я с Земли. Земля — понимаешь? Зем-ля. Третья планета от Солнца. А это место называется Сиротка. Си-рот-ка. А ты с какой планеты?

Малая снова кивнула. Меня стали одолевать подозрения, что прошлый кивок был всего лишь случайностью.

— Слушай, нам все-таки надо назвать тебя хоть как-то, — рассуждал я вслух, — Давай так. Пока я не узнал, как тебя зовут по-настоящему, ты будешь Помилкой. Так зовут мою двоюродную племянницу. Она, кстати, тоже не особо разговорчивая. Ну что, по рукам?

А в ответ — тишина.

«Молчание — знак согласия», — решил я для себя, схватился за весло и снова принялся за греблю.

Вообще-то я не из тех людей, кто умиляется при виде малюток и вообще детей. У меня даже котенок вызывает больше эмоций. И в отцы я никогда не лез. Что, конечно же, не делает меня детоненавистником. Просто я такой человек. Вот только женщинам про это нельзя рассказывать — скандал гарантирован!

Всего раз мне довелось сидеть с маленьким ребенком. И это была моя двоюродная племянница. Та самая Помилка. Мне тогда исполнилось лет двенадцать, кажется. Ей — пять. Родители Помилки ушли в гости, а меня назначили няней. Или нянем? Как правильно? Все это время она увлеченно что-то рисовала, а я тупо пялился в телек. Как я уже сказал, она была тихоней. Мы даже парой слов не перекинулись. Когда я уходил, она подарила мне свой рисунок. По центру красовался человечек с большими ушами. Над ним печатными буквами было написано «Вук». В правом углу светило рыжее солнце, в левом — болталась синяя тучка. Из тучки лил дождик. Изображение располагалось на тетрадном листке в клеточку, так что получалось, что я находился за решеткой. Пророческий рисунок, не так ли?

Ту Помилку я с тех пор и не видел. Конечно, уже выросла. Может, даже у нее есть свои дети...

Плот треснул и развалился на части аккурат в тот момент, когда мы сошли на берег.

Ночь вступила в свои права и сквозь чернильную темень ничего не было видно. Лишь в небе мерно покачивалась, испуская слабый свет, Гантеля.

Нужно было очень постараться, чтобы в этой тьме отыскать моих сослуживцев. Опасаясь потерять Помилку, я крепко держал ее за воротник.

— Ау! Вы где?

Никто не ответил.

— Ребята, это уже не смешно! А ну вылезайте, хватит дурачиться! — снова крикнул я.

— Не ори, кишки простудишь, — вдруг отозвался незнакомый мужской голос.

Из ночного мрака вынырнула высокая фигура в длинном плаще и остроконечной шляпе. Попытку заговорить с ним неизвестный не оценил и оборвал, сунув мне под нос ствол плазмамета «Циклон» и убедительно дополнив аргументацию сильным ударом прикладом в живот.

Внезапно заурчали, зафыркали двигатели, и темень нарушили огни автомобильных фар.

Это были колымаги наших некогда дружелюбных соседей — пыжей.

VII. Пигмей

Если говорить прямо и по существу, то нас взяли в плен.

На вопрос, как трое взрослых, вооруженных до зубов водовозов умудрились профукать нападение противника, не прозвучало ни одного вразумительного ответа.

Радовало только одно: никто из наших не пострадал. Но самым гадким в этой истории было то, что нас предал Комендант. Гребаный голем попросту смылся. Укатил на вездеходе в ночь и даже ручкой на прощанье не помахал. Сволочь!

И мы теперь тряслись в кузове дряхлого грузовика под присмотром вооруженного секирой конвоира. А следом ехала еще одна тачка, напоминавшая плод запретной любви трактора и футуристического батискафа.

— Вы вообще куда смотрели? — потрясая связанными спереди руками, возмущался я.

— Их было больше. Нас всего трое, а пыжей — семеро, — отвечал Циклоп.

— Но у вас же были плазмаметы, а у них вон — дубье да топоры, — напирал я.

— Мы это... а они... они застали нас врасплох... — промямлила Мира.

— «Мы это» ... «а они» ... — передразнил я ее.

— Бес попутал... — начал было оправдываться отец Никон.

— А как беса того звали? Кемар? — срезал я его.

Капеллан виновато опустил голову.

Тут конвоир приказал нам заткнуться. Но сделав добрый глоток самогонки из своей фляги, он подобрел и перестал обращать внимания на нашу болтовню.

— Э-э... кхм, сын мой — подал голос отец Никон, — я так понимаю, знакомиться мы не будем?

— С кем?

— С вашей спутницей.

От переизбытка эмоций я и в самом деле на время забыл о ней, хотя малая сидела рядом и ковырялась в носу. Впрочем, ничего удивительного. Помилка была спокойна, как мраморная статуя, и не проявляла никакого интереса к происходящему. Поначалу ей, как и всем остальным пленникам, тоже хотели связать руки, но я устыдил пыжей, мол, нашли кого бояться — она всего лишь маленькая девочка, и они меня послушали.

— Ах, да. Я вас не представил. Знакомьтесь, это Помилка, а эта кучка неудачников — мои коллеги: Циклоп, отец Никон и Мира.

— Помилка? — переспросил капеллан.

— Это я ее так назвал. Временно. Малая по-нашему ни гу-гу, — пояснил я.

— Девочка... Она что... Оттуда? — спросила Мира, изобразив пальцами шар.

— Оттуда.

— Ух ты! А про шар расскажешь? — сказал Циклоп.

Я исподлобья глянул на нашего конвоира. Стоит ли вообще что-нибудь говорить при нем? А потом решил, что большой беды от этого не будет.

— Ладно, так и быть, слушайте, — махнул я рукой и предупредил. — Но попрошу меня не перебивать! Услышу хоть один смешок, и все, кина не будет!

Циклоп понял мой намек и пообещал:

— Клянусь, что буду хранить молчание.

И я начал свое повествование:

— Ну так вот, когда вы усадили меня в это разбитое корыто, именуемое плотом, и отправили на верную смерть...

— Ты прости нас, — жалобно протянула Мира.

В ответ я громко чихнул.

— Накиньте, сын мой, а то подхватите воспаление легких, — сказал отец Никон и протянул мне подобранный с пола кусок брезента.

Мои руки были связаны, но на помощь пришел Циклоп. Он помог мне завернуться в материю.

Я рассказывал не спеша, смакуя каждую деталь. Кое-где малость приврал, кое-что приукрасил, добавил сантиментов и драматизма. Но от этого история только выиграла. Во всяком случае, слушатели были довольны.

Услышанное особенно понравилось конвоиру. Когда я замолк, он ощерился рядом гнилых зубов и пробасил:

— Сладко звонишь, водовоз, заслушаешься. И обувка у тебя красивая. Какой размер?

— Сорок третий.

— Это хорошо, — улыбнулся конвоир и снова задремал.

— Слышь, — толкнул я в бок Циклопа, — он тоже интересуется моими ботинками.

Мутант отсыпал мне ответную шутку. Она получилась несмешной и вымученной.

Мы, конечно, старались не унывать, но, глядя правде в глаза, обстановка мало располагала к веселью. Будущее выглядело крайне туманным, а холод и чудовищная тряска в кузове грузовика выматывали так, что впору заплакать.

Здешние тачки — это вообще отдельная песня. Космостаратели оставили после себя не только наглухо ушатанную планету, но и десятки единиц техники. Когда-то это были первоклассные машины, но местный климат и отсутствие надлежащего ухода быстро превратили их в груду ржавого металлолома. Но надо отдать должное местным умельцам — кое-что из этого барахла они умудрились привести в порядок. В основном грузовики да внедорожники. Тачки ремонтировали, а взамен старых потрохов ставили самодельные двигатели внутреннего сгорания. Оставалась проблема с горючим. Но и тут пыжи не подкачали. Горючку они гнали сами. Рецепт мне неизвестен, но точно знаю, что в его состав входил помет урсуса. Как говорится, из дерьма конфетку не слепить, но некоторые умудряются.

О побеге мы даже не помышляли. Все равно поймают. Так зачем тешить себя пустыми надеждами? Мой батя любил говаривать: «Если ты в силах контролировать ситуацию — контролируй. Если нет, пусть все идет своим чередом». Вообще-то там было какое-то продолжение, но я вспомнил только этот фрагмент. Цитата идеально характеризовала минувший день. Еще раз проговорив их про себя, как молитву, я закрыл глаза и тут же отключился.

Сон, явившийся мне, можно назвать парадом упущенных возможностей. Проще говоря, мне приснилось, что стало бы, если бы я не пошел по кривой дорожке. Там, в несостоявшейся жизни, я с отличием окончил летное училище. Долгое время работал по профессии, но не оставлял мечты стать капитаном звездолета. В конце концов бросил опостылевшую работу и устроился матросом на первый попавшийся звездолет. В Космофлоте я сделал головокружительную карьеру. Прошел путь от простого матроса до контр-адмирала. Имел множество наград и поощрений. А когда вышел на пенсию, вернулся в родное училище в качестве преподавателя. Студенты во мне души не чаяли, а симпатичные студентки объяснялись мне в любви. В конце концов встал во главе учебного заведения и, без ложной скромности, руководитель из меня вышел хороший. А когда уходил на пенсию, на моих проводах плакал весь наш дружный и трудолюбивый коллектив. Но и на пенсии не сидел без дела и частенько консультировал коллег из летки, ласково приговаривая: «Что ж вы за люди такие? Без меня и шагу ступить не можете!». А главным моим увлечением стало садоводство. «Мой сад — моя страсть», — говорил я, угощая своих гостей спелыми органическими яблоками и наливными томатами. А ночью, удобно расположившись в кресле-качалке, я смотрел на звезды и с улыбкой вспоминал те славные времена, когда бороздил просторы глубокого космоса...

Череду картинок несостоявшегося прервал кто-то из реальности, позвавший меня по имени. Голос был подозрительно знакомым, но спросонья я так и не разобрал, чей он. По-прежнему была ночь. Прохладно, но не критично. Кузов немного освещали фары идущей позади машины. Шум мотора перемешивался с чьим-то редким сопением. А вот наш страж задавал такого храповицкого, что идея о побеге перестала казаться мне такой уж безнадежной. Всего-то и надо, что оглушить его да отобрать секиру, но здравый смысл оказался сильнее, так что я погнал эту думку куда подальше и успокоился.

Кстати, есть у меня одна интересная история на тему побега. Был у нас в психушке такой Лепехин. По кличке, да-да, Лепеха. В нормальной жизни он был инженером, но после травмы головы стал слышать голоса мертвецов и попал к нам. Однако не смирился со своей участью и решил во чтобы-то ни стало бежать из заточения. Шесть раз он сбегал, но его неизменно ловили. И тогда Лепеха решил подключить к делу свои профессиональные навыки. Целый год он вел себя тише воды, ниже травы, прилежно трудясь в лечебно-трудовой мастерской. Но это оказалось лишь отвлекающим маневром и ширмой, под прикрытием которой готовился седьмой побег. В мастерской он тайно сконструировал настоящий реактивный ранец. И вот как-то вечером, вкрутив последний шуруп и припаяв последний провод, Лепеха пробрался на крышу, застегнул лямки на груди, трижды плюнул через левое плечо и повернул рукоятку. Реактивная струя ударила в землю, Лепеха устремился в небеса, но ранец тут же разорвался на куски вместе с его хозяином. А жаль, идея-то была хорошая.

И тут меня снова позвали. Я наконец вспомнил, от чего проснулся, а также узнал голос Циклопа.

— Чего хотел? — шепотом спросил я его.

— Слушай, убери ее, а? — жалобно заскулил мутант.

Я пригляделся и увидел, что на коленях у него сидит Помилка. Она пристально буравила его глазами.

— Да пусть себе сидит. Мешает, что ли? — сказал я.

— Еще как мешает. Я человеческого ребенка в первый раз вижу и у меня сейчас реально дистресс будет.

— Дистресс? Это еще что такое?

— Так называется неблагоприятный стресс, — пояснил Циклоп.

— А что, есть еще и благоприятный?

— Угу. Называется эустресс.

— Ни хрена не понял.

— Все очень просто. Есть два вида стресса. Эустресс и дистресс. Эустресс организм может переварить, а дистресс уже не может...

Я протяжно зевнул:

— Откуда ты это все вообще знаешь?

— В книжке прочел. Называется «Век тревожности и поиски душевного покоя». Написал Андрей Семизаров, — без раздумий ответил он.

— Семи... кто?

— Семизаров. Ученый такой из Рязани.

— Ученый, в золе запечный, — проворчал я. — Теперь у нас вся жизнь — один сплошной дистресс, так что привыкай.

— Ну скажи, чтобы она ушла, — снова заканючил Циклоп. — Ну будь другом.

«Вот же неймется! Даже перед смертью не дают выспаться!» — раздраженно подумал я и тихонько позвал Помилку.

Она не отреагировала.

— Не хочет, — цыкнул я.

— А ты прикажи ей.

— Не буду.

Но он не унимался. И тут случилась хохма. Помилка все сидела, смотрела на него, а потом ка-ак ткнет пальцем в глаз Циклопу! Тот вскочил, словно ошпаренный, прикрыв лицо руками. Однако ему хватило ума не заорать от боли. Наш стражник с секирой вряд ли обрадовался бы тому, что его разбудили среди ночи.

Помилка, кстати, ни капли не испугалась, а вот Циклоп еще долго на нее дулся. Но когда малая подошла к нему и жалостливо погладила по руке, сердце мутанта оттаяло. Он улыбнулся ей своей обворожительной острозубой улыбкой, но в дальнейшем старался держать с ней дистанцию.

Едва наш грузовик въехал в Поселуху, водитель дал по тормозам, и мы остановились у покосившегося дорожного знака с восклицательным знаком в красном треугольнике.

— На выход! Пошли! Пошли! — тут же раздался оглушительный крик.

О, это был не голос, это был голосище! Настоящий звериный рык! Я мысленно рисовал портрет обладателя зычного гласа — громила, огромный, как скала, косая сажень в плечах, отвисшая челюсть и высокие надбровные дуги. Ну, натурально, пещерный человек!

Но мои догадки оказались абсолютно неверны.

Голос принадлежал плотненькому коренастому коротышке, почти карлику, с неприятным, изъеденным оспинами лицом. На нем был новый, с иголочки фрак, белая сорочка, галстук-бабочка, брюки с атласными лампасами и лаковые штиблеты. В руке он сжимал свернутый в кольцо охотничий кнут. Держался коротышка уверенно, даже нагловато.

«Вот уж не знал, что теперь в Поселухе закатывают балы. А я, как назло, забыл приодеться», — подумал я, с усмешкой поглядывая на вечерний костюм голосистого распорядителя, более уместный для ужина в каком-нибудь пафосном ресторане.

— Что скалишься? — крикнул мне в ухо конвоир. — Сказано было — на выход!

Я подхватил на руки дремавшую Помилку и соскочил на землю. Острый камень тут же впился в истертую до состояния бумажного листа подошву. Этого бы не произошло, будь на мне мои неубиваемые и сверхкомфортные походные ботики. Но конвоир оказался истинным ценителем стиля и качества. Пока я спал, этот гнилозубый гад стибрил мои боты и переобул меня в свои старые чуни. Выглядели они просто ужасно: правый ботинок отчаянно требовал каши, а у левого отваливался задник.

Я огляделся по сторонам. Над Поселухой занимался серенький рассвет. Тусклый свет Гантели скользил по вросшим в землю баракам и парникам. А до ушей доносилось слабое гудение местной ветроэлектростанции.

Пленившие нас головорезы важно расхаживали вокруг. А мы сбились в кучку и, понуро опустив головы, ждали своей участи.

Вскоре к грузовикам стали подтягиваться многочисленные зеваки. Этих созданий едва ли можно было назвать людьми. Выглядели они как самые натуральные зомби. Тощие, изможденные, одетые в какое-то рванье. Они двигались медленно, словно под гипнозом. Но самыми жуткими были их глаза, черные от злости и отчаяния.

— А ну-ка разошлись! Быстро! Быстро! — прикрикнул на зевак коротышка и звонко щелкнул кнутом.

Зомбаков сразу как ветром сдуло. А коротышка обратился к одному из наших пленителей — дерганому, как Мартовский заяц, пыжу, на плече у которого болтался плазмамет, а грудь украшал новенький броник. — Доброго здоровья, Змей.

— Какое, к черту, здоровье, Пигмей? Все кишки по дороге растрясло, — прорычал тот в ответ.

— Как улов?

— Пленные в количестве пяти штук, пушки, броники, каски...

— Что за гуси?

— Водовозы из Форта.

Коротышка пристально оглядел нас с головы до ног.

— В самом деле, водовозы, — произнес он и обратился к нашей шеренге. — Ну рассказывайте, какими судьбами в наших краях?

— Сказали, что тоже ищут звездолет, — ответил за нас Змей.

— Помолчи. Я не к тебе обращался, — беззлобно приструнил выскочку Пигмей.

Он еще раз окинул взглядом наш отряд и наконец остановился на мне:

— Как звать?

— Вук.

— Скажи-ка, Вук, как вы вообще сюда добрались? Неужто пехом?

— На вездеходе, — ответил я.

— Ах, на вездеходе, — сиропным голосом сказал коротышка. — И где же сейчас этот самый вездеход?

— Уехал.

— А кто был за рулем?

— Голем, — потухшим голосом отвечал я.

— Громче!

— Голем! — заорал я.

— Ах, голем! Ваш начальник, да?

— Комендант.

— Ай-ай-ай, как нехорошо. Бросил вас и сбежал, даже лапки не пожал.

— Он вернется, — произнес я, стараясь придать своему голосу уверенность.

— Не ври себе, а тем более — мне. Ваш Комендант вас бросил. Знал, что вы находитесь в опасности, но все равно сбежал.

Я хотел было возразить, сказать, что с минуты на минуту нам на выручку явится целый механизированный батальон, но решил, что врать в данной ситуации — себе дороже.

— Не расстраивайся, Вук, никто не застрахован от предательства, — с жалостливой насмешливостью сказал Пигмей. — Со мной такое тоже случалось. Вот, послушай. Однажды брательник взял меня с собой на вечеринку к друзьям. Мамаша настояла. Сказала: «Вам надо больше времени проводить вместе». А в переводе это означало: «Или ты пойдешь с младшим братом, или останешься дома». Ну и вот, пришли мы на эту вечеринку, а брательник тут же завис с какой-то девицей и слинял с ней по-тихому. Ситуация хреновая. Я один, никого не знаю и меня никто не знает. Ну, думаю, выпью пивка и тоже свалю. И вот беру я со стола банку и чувствую, что чья-то рука хватает меня за шкварник. Оборачиваюсь, а там вот такенный, сука, бугай! «А ну поставить пиво! Ты кто такой? Откуда взялся? Кто-нибудь знает, что это за тип? Нет? Тогда получай!». В общем, навалял он мне по самое не хочу. Будь брательник рядом, никто бы меня и пальцем не тронул. А он, падла, свалил. Променял братишку на шкуру подзаборную.

— Голову бы отвернуть такому горе-брательнику, — заискивающе сказал кто-то из пыжей.

— А я так и поступил, когда подрос, — уже серьезно сказал низкорослый говорун.

«Ох и брехло! — подумал я, но тут же осекся. — А если и вправду того... отвернул? В жизни я встречал таких подонков, которые и за меньшую обиду ставили на нож».

— Теперь рассказывай про звездолет, — сказал коротышка, снова обращаясь к Змею.

Тот хитро прищурился:

— Потоп звездолет.

— Что значит «потоп»?

— А то и значит, что потоп. Раз, два — и бултых под воду.

Дальнейших расспросов не последовало. Пигмей еще раз пробежался взглядом по нашим лицам. Остановился на Циклопе, и мерзкая улыбка рассекла его лицо.

— Я-то думал, что брешут люди насчет мутанта, который живет в Форте! Где вы его вообще достали? А что он умеет делать? Он вообще говорящий? Вот ведь уродец!

От ярости глаз Циклопа налился кровью, как у молодого бычка, готового поднять на рога любого, кто находится в зоне досягаемости.

— Ты бы попридержал язык, грязный лилипут! — оскалился мутант.

Но угрозы развеселили интересующегося еще больше.

— Прости, парень, но я просто обязан это сказать. Тебе когда-нибудь говорили, что ты —malbela*? Ей-богу, страшней, чем моя бабуля, а уж та была натуральным monstra**. Когда она шла за покупками, пустели улицы. А дедуля каждый раз, открывая глаза после сна, орал благим матом, увидев ее лицо.

Он так и залился смехом, а за ним и все остальные. Нахохотавшись вволю, коротышка опять посмотрел на меня.

— Ух ты! Твоя мартышка? — спросил он, мазнув сальным взглядом по Помилке.

К тому моменту я уже разбудил ее и теперь она стояла позади меня, задумчиво глядя куда-то вдаль.

— Моя.

— Да вы, я вижу, у себя в Форте, времени зря не теряете! — похотливо хохотнул Пигмей.

— Дурацкое дело нехитрое, — криво усмехнулся я.

— Врет он все, — вмешался в разговор пыж, голову которого украшала трофейная каска. — Нездешняя она. Когда он поплыл к звездолету, с ним никого не было, а назад вернулся с девчонкой.

— Вот, значит, как, — хмыкнул главный весельчак и строго зыркнул на меня. — Есть что возразить, «папаня»?

Я ничего не ответил.

— Значит, девочка из звездолета? — задумчиво произнес он и обратился к Помилке. — Как звать, солнце?

«Еще раз на нее косо посмотришь — удавлю», — сказал я про себя и почувствовал, как внутри меня вскипает злость.

Увидев мои сжатые кулаки, коротышка глумливо изобразил испуг и попятился назад:

— Но-но, полегче, папаша! Не сердись — печенка лопнет!

Наблюдавшие эту сцену пыжи просто покатились со смеху.

Вдруг лицо юмориста стало серьезным. Он провел большим и указательным пальцем по губам и деловито распорядился:

— Значит, так: пушки и сбрую отнесите на склад, а пленных отведите в кутузку.

— Мы не согласны, — возразил Змей.

— Не понял.

— А тут и понимать нечего. Мы с ребятами покумекали и решили: хватит на дядю ишачить...

— Так-так, с этого места поподробнее, — заинтересовался коротышка.

— Мы увольняемся и всю добычу оставляем себе, — сказав это, Змей положил палец на спусковой крючок «Циклона».

Пигмей встретил его слова легкой улыбкой.

— Ой, дурак, — покачал он головой, развернул кнут и пару раз щелкнул им в воздухе.

Тут же, откуда ни возьмись, нарисовалась дюжина бойцов в доспехах из кожи урсуса. Они были вооружены самопалами, копьями и секирами. По сигналу бойцы полукругом обступили молодчиков Змея.

— Мужики, давайте по-хорошему, — ровно сказал коротышка.

Но окруженные не собирались сдаваться без боя. Они держали оружие наизготовку и, казалось, ждали только сигнала к началу атаки.

— Видишь ли, Пигмей, я очень привязался к этим игрушкам, и если отдам их тебе, то расстроюсь, а я не люблю расстраиваться, — сказал Змей и покрепче сжал плазмамет.

— Значит, не отдашь?

— Не-а.

— Ну раз не хочешь по-хорошему, придется по-плохому, — вздохнул коротышка.

Последовавшие события произошли мгновенно. Из рукава Пигмея вылетел нож-коготь и впился в горло Змея. Жертва тут же осела на землю, а плазмамет оказался на земле. Затем коротышка несколькими точными ударами кнута выбил оружие из рук двух других пыжей. Бойцы Пигмея тоже не теряли времени даром и осыпали противника градом пуль и картечи. А когда с врагом было покончено, принялись добивать раненых копьями и секирами.

Очень быстро от Змея и его подельников остались одни воспоминания. Тела убитых были жутко изуродованы, а больше всего досталось гнилозубому ублюдку, который спер мою обувь. Вассалы Пигмея так изрешетили его из своих самопалов, что было ощущение, будто он попал в мясорубку. Пули и картечь не пощадили и мои неубиваемые сверхкомфортные походные ботинки. От них остались одни подошвы.

Низкорослый супермен ликовал. Он гордо прохаживался между трупами и просто искрился от счастья. Увидев лежащий на земле плазмамет, Пигмей поднял его и принялся внимательно рассматривать.

— Плазмамет «Циклон» — само совершенство! Экскалибур в мире энергетического оружия. Как говорится: «Дай парню бластер, и он вообразит себя суперменом, дай „Циклон“, и он будет считать себя Богом!». Вот это я понимаю, вещь! — восторженно провозгласил он.

Рядом с Пигмеем возник услужливый пыж в кожаных налокотниках с шипами. Он подал коротышке обрез Циклопа и, поклонившись, отошел в сторонку. Повесив на плечо плазмамет, Пигмей принялся вертеть в руках «Герду», приговаривая:

— Sankta merdo***! Какая шикарная вещица!

Налюбовавшись всласть энерговинтовкой, коротышка громко цокнул языком и спросил:

— Чья пушка?

— Моя, — буркнул хозяин пушки.

— Чего только в жизни не увидишь — одноглазый снайпер! Тебе это не мешает? — захохотал весельчак и прикрыл глаз ладонью.

— Хочешь проверить? — оскалился Циклоп.

Пигмей посмотрел в оптический прицел и навел ствол «Герды» на мутанта. Но Циклоп даже не дрогнул.

— Не зли меня, мутант, — грозно сказал коротышка и опустил пушку.

Мимо протопал крылан. В зубах он тащил огрызок каната, раза в три больше него самого. Пигмей прицелился в зверька и нажал на спусковой крючок. Он попал точно в цель и на месте хозяйственного грызуна теперь дымилась глубокая воронка.

— Хорошее ружьишко, — по-волчьи оскалился хохотун-естествоиспытатель, оглядывая «Герду», потом поглядел на нас и сказал. — А сейчас, дорогие гости, милости прошу пройти в кутузку. Мои парни вас проводят.

— Похоже, это недоразумение, — вмешался отец Никон. — Мы же соседи как-никак. Вот, может, и уладим все по-соседски? Если хотите, можете оставить себе наше оружие, мы не возражаем. Только подбросьте нас до Форта, и конфликт будет исчерпан. Мы займемся своими делами, а вы — своими. Идет?

Пигмей уткнул руки в боки и, шумно шмыгнув носом, сплюнул на землю. Язык его коротенького тельца ясно давал понять, что ни о каких переговорах не может быть и речи.

* урод (рато.)

** чудовище (рато.)

*** Святое дерьмо! (рато.)

VIII. Кутузка

Давненько я не бывал в кутузке. Конечно, у нас в Форте имелось некое подобие гауптвахты, но туда я ни разу не попадал. Губа была целиком и полностью вотчиной Сапога. Обычно его закрывали под замок во время запоя, когда ветеран становился опасен для окружающих. Там Сапога держали, пока не протрезвеет. Потом Комендант объявлял дебоширу выговор с занесением в личное дело и грозился в следующий раз сломать ему нос. Нарушитель клялся и божился, что это было в последний раз, что больше никогда и ни за что, но скоро ситуация повторялась и все шло по старой схеме. А нос, само собой, никто никому не ломал.

Я очень хорошо помню, как в первый раз загудел в кутузку. Меня арестовали при попытке сбыть краденое. Дело было в самом начале преступной карьеры, когда я со своими однокашниками сколотили первую банду. Всем нам тогда исполнилось двенадцать лет. Самый подходящий возраст, чтобы начать постигать азы воровского мастерства.

Банду мы назвали просто и со вкусом — «Коварная семерка». Вообще-то нас было четверо, но «семерка» звучало солиднее.

На первой сходке меня единогласно выбрали главарем. Это значило, что права у меня были в точности, как и у остальных, а ответственности больше.

Промышляла «Коварная семерка» в основном мелкими кражами. Вместо того, чтобы торчать в школе, мы часами шлялись по городу — таскали из окрестных магазинов шоколадки и пиво, а если получалось встретить незапертую тачку, то выносили из нее все, до чего могли дотянуться наши руки. Но все это были мелочи по сравнению с тем дельцем, что нам удалось провернуть одним жарким июльским днем.

В тот раз мы, как обычно, шатались по округе в надежде что-нибудь стырить и забрели в один темный переулок, где наткнулись на спящего мужика в дорогом костюме. Его неподвижное тело лежало рядом с мусорными баками, распространяя стойкий запах перегара. По всей видимости, мужик изрядно перебрал и завалился спать прямо на улице.

Громкий храп указывал на то, что клиент созрел, и нужно было быстренько обшмонать его, пока этим не занялись конкуренты. О, это был триумф «Коварной семерки»! В карманах пьянчужки мы нашли туго набитый лопатник и дорогую мобилу. Но особую ценность представляли его цацки: золотая цепочка с гимнастом и роскошный рубиновый перстень.

Мобилу мы загнали первому же прохожему, а деньги поделили поровну. Теперь надо было сбыть цацки. Вопрос, кто же пойдет к скупщику, даже не стоял. Я был самым высоким в компании, а если надвинуть кепку на глаза, мог бы сойти за совершеннолетнего. И к тому же я — главарь банды.

В ломбард я вошел вразвалочку, высоко задрав подбородок. Дремавший в углу охранник не обратил на меня никакого внимания. Я положил в передаточный лоток перстень и цепочку и спросил, стараясь говорить низким, взрослым голосом:

— Сколько?

Местный скупщик — усатый старик с впалыми щеками и волосатой родинкой на носу даже не глянул на меня. Сквозь грязное пуленепробиваемое стекло было видно, как он кладет цацки на весы и задумчиво разглаживает усы.

Я уже потирал руки в предвкушении куша, как в ломбард вошли два фараона...

«Ничего страшного не произошло. Веди себя спокойно, и все обойдется», — шептал мой разум, но нервы не выдержали, я сорвался и опрометью бросился к выходу.

Тут-то они меня и повязали.

В участке меня заперли в кутузку и сказали, чтобы я привыкал, ведь отныне тюрьма станет мне домом. Взаперти вместе со мной сидели проститутка и какой-то алкаш. Алкаш всю дорогу спал и вонял, как мешок с дерьмом. А проститутка оказалась доброй тетенькой. Она пожалела меня, угостила жвачкой, и когда узнала, что мне всего двенадцать лет, сказала, чтобы я не беспокоился, ведь таких малолеток в тюрьму не сажают. Говорила она убедительно, но я все равно чуть не описался со страха. А на допросе вдруг осмелел и стал требовать адвоката, чем очень развеселил фараонов. Один из них влепил мне хорошую затрещину, после которой я таки раскололся. Ну как, раскололся... Сказал, что нашел цацки на улице и не придумал ничего лучше, как сдать их в ломбард. А для убедительности в конце пустил слезу и принялся причитать: мол, дяденьки отпустите меня, больше так не буду, мне домой надо, а то батя заругает.

Через час в участок явился и сам батя. Он прикатился на своей старенькой инвалидной коляске, о чем-то потрепался с фараонами, и скоро меня выпустили на поруки. Думаю, что фараоны попросту прикарманили ворованные цацки и, возможно, слупили с бати пару сотен кредов, не став заводить дело.

Всю дорогу до дома мы с батей молчали. А потом у нас состоялся серьезный разговор, который крайне быстро перешел в фазу порки. Несмотря на свою инвалидность, батя лупцевал меня ремнем так, что кожа трещала по швам.

Кутузка в Поселухе производила гнетущее впечатление. Снаружи это была кособокая халупа с покосившейся крышей. А изнутри — полутемное, продуваемое всеми ветрами помещение с парашей у стены и крыланами по углам. На всю кутузку было одно единственное решетчатое окошко. А от дверей по всей стене тянулись длинные двухэтажные нары. Внизу уже лежал один заключенный.

Как только дверь за нами захлопнулась, наш сосед поднялся с нар и лениво брякнул:

— Хавчик есть?

— Нету, — ответил я, потирая запястья, освобожденные от веревок.

Заключенный тут же потерял к нам всякий интерес и снова улегся на нары.

Поначалу мы просто бродили по кутузке, рассматривали многочисленные граффити на стенах и обменивались нечленораздельными звуками и междометиями, выражавшими негодование и досаду.

Большая часть настенных рисунков и надписей носили непристойный характер. Одних только голых баб в пикантных позах я насчитал здесь с полста. Еще тут были ряды перечеркнутых палочек, означающих количество дней, проведенных в заточении, виселицы, кресты и призывы мочить фараонов, которые выглядели здесь совершенно неуместно.

Ко всему прочему, мы были голодны, простужены и мучились от жажды. Медикаменты, воду и жратву у нас отобрали, и оставалось только надеяться на милость надзирателей. Ведь в любом цивилизованном обществе даже самому закоренелому преступнику положена шлемка какого-нибудь супа и кружка воды. Вот только где мы и где цивилизованное общество?

Мне пришлось хуже всех, ведь я лишился не только своих ботинок, но и верхней одежды. Мою куртку теперь носила Помилка, а я довольствовался тоненьким свитерком и накинутым сверху куском брезента. В нем я проделал дыру, подвязался какой-то бечевкой и носил, как пончо. Правда, тепла от него было как от козла молока.

Первое внятное слово сказал отец Никон.

— Крест сняли, суки, — пожаловался он, и шепотом прибавил. — Прости их, Господи.

— Отче, а нет ли у вас в запасе такой чудодейственной молитвы, чтобы помогла нам выбраться из этого лабиринта страдания? — поинтересовался я.

— Сын мой, я священник, а не волшебник.

— Очень жаль.

— Мальчики, а нас спасут? — спросила Мира.

— Обязательно спасут, — моментально соврал я.

Послышался звук отодвигающегося засова. Потом скрипнула дверь. На пороге вырос смурной пыж с двумя ведрами в руках. Оба ведра он поставил на пол и, не говоря ни слова, удалился, захлопнув за собой дверь.

«В одном — баланда, в другом — вода», — догадался я.

После этого визита лежавший на нарах пыж, заметно оживился.

— О, хавчик принесли! — радостно воскликнул он, блохой соскочил с нар и метнулся к ведру.

Откуда-то в его руках появилась пожеванная алюминиевая шлемка. Заключенный приподнял ведро и плеснул в шлемку какой-то жидкой дряни. По кутузке тут же расползся ни с чем не сравнимый запах баланды. Пыж уселся на нары и начал неторопливо хлебать через край посуды.

— Эй, тара еще есть? — окликнул нашего соседа Циклоп.

— Под нарами пошукай, — отозвался тот и предупредил. — А воду лучше не пейте. Она дождевая. От этой водички жбан шумит, как с бодуна, и тошнит.

Следуя указаниям пыжа, Циклоп пошарил своей длинной коричневой рукой под лежанкой и торжественно извлек оттуда целую стопку алюминиевой посуды.

— Налетай! — крикнул он, а сам пошел снимать пробу с кушанья.

— Вкусно? — спросил я, наблюдая за тем, как Циклоп одним махом влил в себя целую шлемку баланды.

— Сойдет, — ответил он.

Баланда и впрямь оказалась вполне съедобной, теплой и сытной. По вкусу она напоминала овощную похлебку, которой нас кормили в интернате.

Все мы ели с большим аппетитом и знай себе нахваливали здешнюю стряпню. Помилка тоже не отказалась от угощения. «Угощения», хм-м... Ну я и сказанул!

Больше всех на еду налегал наш сокамерник, который представился Яковом. Он с жадностью проглотил свою порцию баланды, облизал шлемку и, дождавшись, когда мы закончим с трапезой, вежливо попросил доесть остатки. Никто не стал возражать.

Стрескав все до последней крошки, Яков выразил благодарность повару отрыжкой и стал активно включаться в общественную жизнь. Он оказался до ужаса болтливым, этот Яков.

Выглядел он жутковато и напоминал смерть, какой ее рисуют на картах Таро: оживший скелет. Только без косы. Яков выглядел не просто худым, а до крайности истощенным. Тонкая желтоватая кожа так плотно обтягивала его лысый череп, что можно было изучать анатомию. А длинный черный дождевик, застегнутый на все пуговицы, и привычка говорить о себе в третьем лице удачно дополняли зловещий образ.

Узнав, что мы водовозы, он ни капли не удивился. Он вообще ничему не удивлялся, не спрашивал про Помилку, не косился на Циклопа. Кажется, Якова интересовали только две вещи: пожрать и потрепаться.

Он не лез к нам с расспросами, а вот о себе рассказывал охотно.

— Яков Харвуд, маньяк, — спокойно представился он. — В Поселухе, у кого ни спроси, каждый или невиновен, или оклеветан. А Яков — виновен. В день своего тридцатилетия он стал слышать в голове голоса, которые заставляли его совершать кровавые преступления. Яков заманивал к себе в дом молоденьких девиц, после чего жестоко убивал их и расчленял тела кухонным топориком.

Заметил легкое волнение в наших рядах, он всплеснул руками и поспешил уточнить:

— Ой, да вы не пугайтесь! Яков не опасен. У нас в Поселухе бабка есть одна, заговорами лечит. Она напоила его каким-то отваром, пошептала молитву, и следующим днем все как отрезало — голоса ушли.

— Ушли, говоришь? — недоверчиво спросил Циклоп. — А в кутузку как загремел?

— Ты не поверишь, но в этот раз Якова действительно оклеветали. В Поселухе нашли потрошенный бабий труп без ног. Тут к гадалке не ходи — каннибализм. А с людоедами у нас не церемонятся. Сразу на кол. На судилище хахаль покойной сказал, что Яков частенько вокруг его бабы вился. А Яков не вился. Он в жизни этой бабы не видал.

— А алиби у тебя есть? — с видом знатока спросил мутант.

— То-то и оно что нету. Яков в тот день ходил за хворостом и заблудился, только к утру в Поселуху вернулся.

Циклоп хитро прищурил свой единственный глаз:

— А ты ну нисколечко не виноват?

— Не виноват. Честное благородное! — ответил Яков.

Но никто ему, конечно, не поверил.

Из всех нас мутант был самым спокойным. Он не бродил из угла в угол, не нервничал, не вздрагивал от каждого звука. Просто сидел на нарах, скрестив ноги, и неспешно переговаривался с Яковом. Со стороны могло показаться, что это разговор двух коллег, которые едут на работу в одном вагоне метро и коротают время за увлекательной беседой.

Яков рассказал много интересного. Например, что недавно в Поселухе сменилась власть. Место здешнего царька, или, как еще говорили пыжи, бугра, Сашки Стрельца занял его единственный сын Раджеш по кличке Рохля. На вопрос: «А что стало со старым бугром?» Яков горько ответил:

— Умер, — и вполне искренне шмыгнул носом. — Такой человек ушел. Золото, а не человек.

Я не знал лично этого персонажа и поэтому не скажу, из какого металла его отлили, из золота или из серебра, но, безусловно, он был легендой. Сашка Стрелец слыл самым известным киллером в Системе. По самым скромным подсчетам, он осуществил около трехсот заказных убийств. За голову преступника назначили рекордную сумму — два миллиона кредов. Но никому так и не удалось выйти на его след.

Для нас, простых парней из трущоб, Сашка Стрелец был кумиром, кем-то вроде современного Робин Гуда. Ведь, несмотря на свою злодейскую сущность, он щедро жертвовал на благотворительность и строго придерживался кодекса «Гарроты», который запрещал убивать женщин и детей.

Книжные биографии Сашки Стрельца сразу становились бестселлерами. Одно из таких жизнеописаний даже экранизировали. Причем сам герой выступил консультантом фильма и сыграл в нем маленькую роль чистильщика. На киношников скрывающийся от правосудия наемный убийца вышел через посредника и выразил желание поработать вместе.

— Юношей я мечтал снимать кино, но жизнь распорядилась иначе. И я рад тому, что могу хотя бы коснуться своей мечты, — признался он режиссеру.

Фильм, кстати, получился отличный и собрал неплохую кассу. Я сам смотрел его раз пять.

Сразу после премьеры Сашка Стрелец добровольно сдался правоохранителям. Явку с повинной он объяснил тем, что устал скрываться. Ему уже стукнуло шестьдесят лет, и он хотел только одного: покоя. Суд стал главным событием того лета. Процесс шел долго, и бурно освещался всевозможными СМИ. Через два года суд признал Сашку Стрельца виновным по большинству эпизодов и приговорил к десяти пожизненным срокам. Однако затем приговор заменили на бессрочную высылку на Сиротку. Но и здесь отставной киллер не обрел долгожданный покой.

В то время Поселуха напоминала настоящее поле боя. Пыжи жили разрозненными группами и не имели единого правителя. Нередко между ними вспыхивали кровавые разборки. В конечном счете эти междоусобицы осточертели даже самым отчаянным смутьянам. Пыжам нужен был сильный лидер, способный навести порядок и объединить их. Так что появление легендарного преступника они восприняли как дар свыше.

Судьбу Сашки Стрельца решил народный сход. Пыжи единогласно назначили его своим бугром. Причем сам кандидат узнал о победе уже после выборов. Но возражать не стал. Предложение, которое ему сделали, было из разряда тех, от которых не отказываются.

Сашка Стрелец оказался словно создан для того, чтобы управлять Поселухой. Он обладал всеми качествами настоящего лидера: острым умом, даром красноречия, пронизывающим взглядом голубых глаз и сильнейшим ударом справа. А про меткость и быстроту стрельбы и говорить нечего. В этом деле ему просто не было равных.

Со слов Якова, Сашка Стрелец погиб в результате аварии. Утром ушел на охоту, как обычно, один, без охраны. К вечеру не вернулся, следующим утром — тоже. Стали искать. Нашли труп. Бугра придавило его любимым квадроциклом. Наверное, не справился с управлением, такое часто случается.

— Ох, и рыдал на похоронах Рохля. Ох, и рыдал, не каждая плакальщица так убивается, — недобро заметил Яков.

На вопрос о том, что за штучка этот Рохля, Яков ответил:

— Долбаный psikopato*! Крыша у него течет до самого подвала!

Я хотел было попросить не сквернословить при ребенке, но Помилка все равно ничего не понимала. Но данная Яковом характеристика Рохли меня позабавила:

— «Крыша течет до самого подвала»... Чья бы корова мычала.

— Что, что? — переспросил Яков. — Какая еще корова?

Циклоп сердито шикнул на меня:

— Не «корова», а «сурово». В смысле, больно сурово ты его!

Яков важно поднял нос и заявил:

— Сурово, зато правдиво!

А далее он разразился речью, в которой показал недюжинные знания биографии нового бугра:

— А вы знаете, что Рохля подкидыш? Нет? Так вот, докладываю — мамка бросила его в младенчестве. Подкинула на заднее крыльцо дома Сашки Стрельца с приколотой к пеленке запиской, на которой было написано имя «Раджеш». А тот усыновил его и воспитал как родного. Сентиментальный был мужик наш бугор, мир его праху. Вот только, как он ни старался, ребенок рос слабым и болезненным, да и умом не блистал. Одним словом — рохля. К нему с детства эта кликуха так и приклеилась... — тут Яков остановился и поднял вверх указательный палец. — Все это слышали?

— Что? — спросил я.

— Тсс! Не слышите? Нет? Как будто кто-то шепчет...

Я навострил уши. Где-то шумел ветер, да и только.

— Тебе почудилось, — сказал я.

— Почудилось... — повторил он, как эхо, и рассеянно продолжил. — На чем мы остановились? Ах, да, Рохля. Он до поры до времени был тише воды, ниже травы. А потом как с цепи сорвался. Не вылезал из борделей, бухал и наркоманил. Говорят, ему больше нравилось резать девочек бритвой, а не кувыркаться с ними в постели.

— Чертов perversiulo**! — матюгнулась Мира.

Я открыл рот от удивления. Это было первое грязное ругательство, что я услышал от нашего маленького фельдшера. «Хорошенькое дело! — мысленно присвистнул я. — Даже от Сапога я не слышал столь бранных слов, а уж он-то натуральный хам, пробы негде ставить».

— Perversiulo — это еще мягко сказано! — оживился Яков. — В тот день, когда Сашке Стрельцу объявили приговор, его сынишка попался за превышение скорости. Разумеется, он был под кайфом. В бардачке его тачки фараоны нашли наркоту, а в багажнике — мертвую стриптизершу. Горло у нее было перерезано от уха до уха. В общем, влип упырь по полной программе. Но помог папаша, у которого еще оставались кое-какие связи на воле. Он подергал за нужные ниточки, и Рохля отчалил вместе с ним на Сиротку. В Поселухе, под отцовским контролем, крысеныш стал как шелковый. А если и чудил, то по-тихому.

— А потом Рохле осточертел родительский контроль, и он грохнул строгого папашу, — предположил я.

Яков поскреб пятерней щеку.

— Может, грохнул, а может, и не грохнул. Бес его знает. А вот в том, что выбрали его по-честному, я готов поклясться. У нас и голосование было. Больше половины Поселухи за Рохлю руку подняло.

— Цивилизация, однако! — хмыкнул я. — И какая же предвыборная программа была у Рохли?

— Что еще за программа?

— Ну он ведь вам что-то обещал? Его же не за красивые глаза бугром выбрали.

— Ах, это! Ну обещал достойную жизнь.

— И все?

— А разве этого мало?

— Нет, не мало. Просто я подумал, раз обещал, значит, у него был какой-то план действий.

— Чего?

— План. Действий.

Яков посмотрел на меня долгим, совершенно непонимающим взглядом и я понял, что дальнейшие прения бесполезны. Но тут к беседе подключился Циклоп:

— Не пойму я вас, пыжей. Вот, по твоим словам, этот Рохля — дегенерат и садист.

— Ну, — согласился наш новый знакомец.

— Гну. Так какого хрена вы его вообще выбрали?

В ответ Яков смущенно пожал плечами.

— Вот ты лично голосовал за Рохлю? — напирал Циклоп.

— Было такое.

— Почему?

— Яков всегда солидарен с большинством, — не без гордости ответил пыж.

— Солидарен он... А если бы большинство решило со скалы прыгнуть, ты бы тоже прыгнул?

— Не-а, не прыгнул бы.

— Все с тобой ясно, — махнул рукой Циклоп.

Прервав разговор про Рохлю, я поинтересовался у Якова, знает ли тот Пигмея. Последовал утвердительный ответ.

— И что он за птица? — спросил я.

— Такой же садюга, как и Рохля. Настоящий зверь. На воле Пигмей работал на черных букмекеров, выбивал долги. И так увлеченно работал, что клиенты часто в морг отъезжали. Говорят, что свои же его и заложили. Слишком уж неуправляемым стал. В Поселухе Пигмей сдружился с Рохлей. А когда тот в бугры выбился, то стал его главным помощником. Выбил себе личную охрану, ходит теперь весь из себя важный. Тьфу!

Сокамерник обвел всех нас каким-то сумасшедшим взглядом и с ухмылкой спросил:

— А как вам его наряд? Кстати говоря, легендарный лепень. Если Пигмей не свистит, то это тот самый счастливый костюм из гардероба знаменитого налетчика Мишки Скока. Он тоже был махонького росточку и любил прифасониться. Мишка Скок свято верил, что этот костюм приносит ему удачу. И его вера возникла не на пустом месте. Всякий раз, когда он надевал на дело свой счастливый лепень, все шло гладко. Но однажды во время налета Мишка Скок всего лишь на минутку снял пиджачок, чтобы не запачкаться, и это стоило ему жизни. Произошла нелепая случайность. Его подельник споткнулся и непроизвольно нажал на спусковой крючок бластера. Выстрел пришелся аккурат в голову Мишке Скоку.

Мы понимающе покивали головами, а отец Никон решил узнать у столь информированного собеседника об актуальном:

— Сын мой, если уж речь зашла об ударах судьбы, то, как вы полагаете, что с нами будет?

— Думаю, баб Рохля себе заберет. А мужиков и... — он покосился на Циклопа, — короче, всех остальных — в Цирк.

— Как это в Цирк? У нас ведь с вами мир... — неуверенно проговорил я.

— Вопрос не по адресу. Так сказали охранники. Яков случайно подслушал их разговор.

— И когда же ты успел это услышать? Нас совсем недавно привели, а до этого ты дрых, как сурок! А может, это тебе снова голоса нашептали?

Яков сложил руки на груди и повернул голову в профиль, давая понять, что больше не хочет об этом говорить.

— Но ведь... но... как же так? — занервничал совсем еще недавно невозмутимый Циклоп.

— Новая власть — новые порядки, — сурово бросил Яков.

В кутузке наступила звенящая тишина, которую вдруг нарушил оглушительный рев, перешедший в жалобные всхлипы. Это рыдал в три ручья Циклоп.

*психопат (рато.)

**извращенец (рато.)

IX. В этом бою не будет никаких правил

Лежа на нарах, я всеми силами пытался заснуть, но сон не шел. В голову лезли тревожные мысли. Чтобы прогнать их, я попытался припомнить приятные моменты из своей жизни. Но ничего не получалось и вместо желаемого из глубин памяти лезла всякая муть.

Мне хотелось вспомнить свои донжуанские подвиги, а вместо этого перед моим умственным взором, как кинолента, прокручивалась ретроспектива унижений, которым я подвергся в летном училище.

И крупным планом в этом обозрении представал наш физрук по кличке «Раптор». Он безжалостно муштровал нас, но особенно любил словесные издевательства. О, это был не человек, а, натурально, ходячий бурдюк с желчью! И если бы слова могли убивать, то Раптора следовало приравнять к оружию массового уничтожения.

Вот одна из его цитат:

— Если бы у вас была хоть капелька мозгов, то вы бы стороной обходили летку и занялись чем-то другим, более подходящим для себя. Например, пошли бы в ассенизаторы. Но нет, вы выбрали летку... Что ж, если нет ума, то это, как говорится, надолго. Но чтобы вы, болваны, не забывали о своем истинном предназначении, я буду называть вашу группу «Ассенизаторы». Сокращенно — группа «А». Усвоили?

— Так точно! — в один голос отвечали мы.

А уж как он изматывал нас долгими кроссами и занятиями в спортзале — страшно вспомнить. Это была натуральная умираловка.

Чтобы прогнать неприятное воспоминание, я хорошенько тряхнул головой и перевернулся на другой бок.

Тут до моих ушей донесся какой-то шум. Приоткрыв глаза, я обнаружил, что Яков поднялся со своего места и принялся тормошить отца Никона, который спал на верхних нарах. С проснувшимся капелланом пыж завел разговор на какую-то, с его точки зрения, не терпящую отлагательств тему. Несмотря на усталость, отец Никон не выказал недовольства, а в спокойном и размеренном ритме поддержал беседу. «Вот ведь выдержка у человека, я бы не раздумывая послал этого настырного болтуна куда подальше», — подумал я и навострил уши.

Весь разговор я не расслышал, только часть.

— Мне тут один человек в Поселухе рассказывал про вашего Бога... Очень интересно рассказывал, между прочим... — говорил Яков.

— И что именно он говорил?

— Ну про то, что был такой человек, который оживлял мертвецов и лечил смертельно больных одним только словом. А еще накормил толпу людей пятью хлебами и двумя рыбками. Еще по воде ходил, воду в вино превращал... И врагам спуску не давал! Я, говорит, не мир принес, а меч! И давай торговцев гнать из храма! Якову очень он понравился. Мировой мужик! Головастый. Нам бы такого, как он, в Поселуху бугром, вмиг бы порядок навел.

— Ну да, конечно, — сонно бубнил капеллан.

— Да только, вот беда, этот рассказчик куда-то запропастился и Яков до сих пор не знает, чем же закончилась эта история. Он ведь спасся, отче?

— Ну как вам сказать...

Но их прервал пронзительный плач Циклопа. От этих звуков у меня по спине пробежал мороз. Если бы нюни распустил кто-нибудь другой, я бы и ухом не повел. Но когда белугой ревел двухметровый мутант, это здорово пугало.

— Что разревелся как баба, вон ребенка мне разбудил, — старясь скрыть волнение, прикрикнул я на Циклопа и погладил по голове Помилку.

Тут я слукавил. Малая спала без задних ног, и разбудить ее мог разве что пушечный выстрел.

Мутант внял моей просьбе и немедленно заткнулся, только было слышно, как он время от времени всхлипывает и глотает сопли.

А я обратился к капеллану:

— Отче, может быть, вы еще раз попробуете поговорить с этим Пигмеем? Я знаю, что вы не любите вспоминать свое героическое прошлое, но, ради нашего спасения, освежите память. Наверняка вы были знакомы со всякими там криминальными авторитетами. Назовите этому недомерку парочку самых грозных имен. Дайте ему понять, что вы тоже не пальцем деланый. А потом тонко намекните, что если кого-то из нас хоть пальцем тронут, то сюда явится целая ватага бандосов и устроит им кровавую баню. Возможно, он вас послушает.

— О чем вы, сын мой? Какое такое героическое прошлое? Какие авторитеты? — искренне удивился отец Никон.

— Значит, все те слухи, что ходят вокруг вас, это клевета злых языков?

— Какие еще слухи?

— Ну о том, что вы состояли в «Гарроте».

— Ложь, и еще раз ложь. Когда-нибудь я расскажу вам историю моей жизни, и вы поймете, что ошибались на мой счет.

— Отче, сейчас не время скромничать!

— Сын мой, мне нечего добавить к сказанному.

— Значит, прав был Сапог, когда болтал, что вы особист!

От возмущения голос капеллана сорвался на визг:

— Особист? Я? Да ты совсем... — отец Никон взял себя в руки и ровным голосом продолжил. — Сын мой, чтобы я больше не слышал от вас подобных глупостей. Не приведи Господь, если еще кто со стороны услышит.

Я, конечно, расстроился, но настаивать не стал. У нас впереди был долгий день и нужно было хорошенько выспаться. Опять завалился на боковую, но сон все равно не шел. А в голову опять полезли дурные мысли. И все они были посвящены Цирку.

А ведь я бывал в цирке. И когда я говорю «цирк», то имею в виду настоящий цирк — с клоунами, жонглерами и дрессированными зверями. Этот балаган располагался на Церере и был едва ли не единственным действующим цирком в Системе. Так что достать билеты на представление считалось большой удачей. Я сам покупал билеты у спекулянта и заплатил за пару какую-то конскую цену, а потом еще радовался тому, как мне повезло. В тот день у нас с Норико как раз была какая-то годовщина, и я хотел сделать ей приятное.

То представление мне не понравилось. Было скучно и уныло. Дрессированные тигры выглядели как облезлые матрасы, лошади едва перебирали копытами, глупые клоуны вгоняли в тоску, а выступление заявленных в программе канатоходцев отменили, потому что у артистов случилось пищевое отравление. Не в силах больше терпеть это безобразие, я сказал Норико, что в гробу с кистями видал все это, и свалил на середине представления. И пока публика аплодировала артистам, я заправлялся коктейлями в местном буфете. Тамошний бармен познакомил меня с чумовым пойлом под названием «Карачун». Для приготовления этого чудо-коктейля берут одну часть красной марсианской водки, половину части рома и три части хереса. Все это дело перемешивают, добавляют много льда, и сногсшибательный, в прямом смысле этого слова, напиток готов!

Когда шоу закончилось, я был уже тепленький и добренький. И, конечно же, извинился перед Норико за свое поведение и сводил ее в хороший рыбный ресторан. Мы заказали суп из мидий на первое. На второе я взял тартар из лосося, а Норико — салат из лангустов. Были еще устрицы, форшмак и кофе с тортом. Все это мы запивали белым вином.

Под эти гастрономические воспоминания я, неожиданно для себя, провалился в долгий, глубокий сон.

Вечером Помилка выкинула очередной фокус. На сей раз ее жертвой стал отец Никон. Малую заинтересовала бородища нашего капеллана. Она подкралась к спящему отцу Никону и выдернула из его бороды целый клок.

Ор поднялся страшный. Все проснулись. Яков достал откуда-то фосфорную лампу, и только тогда мы разобрались в чем тут дело. Помилка сидела на нарах, вся такая довольная, болтала ножками и внимательно рассматривала свой трофей.

Отец Никон хотел было погрозить ей пальцем, но передумал.

— Гасим свет и спать! — объявил он и вскоре первым же и захрапел во все носовые завертки.

Новый день встретил нас оглушительным криком Пигмея:

— Подъем! Я сказал — подъем!

Я опрометью вылетел из сна, открыл глаза и увидел перед собой одутловатое лицо коротышки. Пытаясь меня разбудить, он весь извелся — его щеки пылали красным румянцем, а на лбу выступили крупные капли пота.

— Подъем! Подъем! — продолжал орать он.

— Уже встаю, — буркнул я и поднялся с нар.

Все остальные уже выстроились у стены. Рядом, сжимая в руках тяжелые алебарды, стояли суровые стражники.

Пигмей заложил руки за спину и восторженным тоном, каким обычно говорит тамада на свадьбе, объявил:

— Поздравляю, вы трое — папаня, бородач и рептилоид — выбраны для участия в нашем праздничном цирковом представлении.

— Ты это кого рептилоидом назвал, сука? — рыпнулся было Циклоп, и тут же получил кулаком в печень от стражника.

Пигмей гадко причмокнул и погрозил стражникам пальцем:

— Поаккуратней с пленными, так они до представления не дотянут.

Коротышка стряхнул с лацкана фрака соринку и с неослабевающим пафосом изрек:

— Дорогие мои водовозы, поздравляю вас со сценическим дебютом. Уже скоро вы выйдете на арену Цирка и примете участие в увлекательной игре. Она называется «Бой насмерть». Правила боя просты. Вам предстоит сразиться с тремя нашими бойцами. Кто выживет, тот и победил. Если выиграете вы, обретете свободу. Только не пытайтесь выкинуть какой-нибудь фортель вроде попытки побега, себе же хуже сделаете. Так что, орлы? Вы готовы?

Никто не ответил.

— Я спрашиваю, вы готовы? — повторил Пигмей.

— Готовы, — вяло ответили мы.

— Мне показалось или я не слышу в вашем голосе бодрости?

— Готовы! — громко прозвучал ответ.

— Уже лучше. А теперь попрошу на выход! — объявил местный массовик-затейник.

— А как же Яков? Что будет с Яковом? — жалобно проскулил наш сокамерник.

— Ты тоже на выход, балбес. Наш бугор решил даровать тебе свободу.

— Все-таки есть еще справедливость на этом свете! Слава нашему бугру! Самому справедливому бугру в мире! — возликовал Яков и подобострастно взглянул на Пигмея. — А можно, Яков вместе со всеми посмотрит представление?

— Смотреть можно — трогать нельзя, — улыбнулся коротышка.

Наглая морда Пигмея отчаянно просила кирпича, и я подумал, что, наверное, в детстве он часто получал звездюлей от одноклассников. Да видно, мало его били. Или, наоборот, слишком много...

— Милых дам прошу последовать за мной, с вами у нас отдельный разговор, — изрек Пигмей.

Миру увели первой. Кроткая медичка даже не попрощалась с нами. С тремя здоровыми лбами, которые не смогли защитить своих женщин.

Когда Пигмей уводил Помилку, я отвернулся куда-то в сторону, мне было невыносимо стыдно.

Пока конвой вел нас к Цирку, Циклоп шепнул мне на ухо:

— Мы ведь могли что-то сделать...

— Ты это о чем? — спросил я, хотя отлично понимал, что он имел в виду.

— Не о чем, а о ком. О девушках. Мы могли спасти их.

— Как?

— Набросились бы на стражников, разоружили их, а там уж сообразили бы что-нибудь.

— Ты сам-то понимаешь, какую чушь сейчас городишь?

— Но мы даже не попробовали.

На душе и так было погано, а мутант только подливал масла в огонь, и я сорвался:

— А давай сейчас попробуем? Ведь не все еще потеряно. Как ты там говорил? «Набросимся, разоружим». Давай, а?

Циклоп мрачно вздохнул, а я не унимался:

— Нет, ты не увиливай. Давай, вперед! Действуй! Это же так просто.

— Харэ базарить! — прикрикнул на нас вислоусый стражник.

Мы замолчали.

Пока нас вели, я пытался вспомнить все, что слышал и знал о Цирке.

На том месте, где располагался этот доморощенный Колизей, когда-то собирались построить современный завод по обогащению динамиевой руды. На строительство завода не жалели ни сил, ни средств. В ход шли только самые современные ремонтно-строительные материалы, такие как сверхпрочный лунный бетон. Но из этой затеи ничего не вышло. Все вроде было на мази, но тут в самый разгар стройки под фундаментом здания показались грунтовые воды. Наверху подумали и решили заморозить работы. Предполагалось, что временно, но оказалось — навсегда. Сначала недострой облюбовали урсусы, но их прогнали пыжи. Они проложили примитивную дренажную систему для оттока грунтовых вод, разобрали завалы, провели свет и стали устраивать там свои кровавые шабаши.

«А теперь это место станет нашей могилой», — обреченно подумал я, когда мы вошли в арку, обрамляющую вход в Цирк.

Толпа приветствовала нас истошным ревом, свистом и улюлюканьем. Деревянные трибуны буквально ломились от беснующихся зрителей. Они отчаянно жаждали крови, заражая своим безумием все вокруг.

Сверху круглую арену озарял гигантский прожектор. Судя по яркости излучаемого света, электричество он жрал со страшной силой. Знать, в погоне за народной любовью новоизбранный бугор не скупился на зрелища.

При виде всего этого со мной едва не случился обморок. Я почувствовал, как слабею и уже начал терять сознание, но на помощь пришел отец Никон. Он заметил мое болезненное стояние и, не говоря ни слова, дал мне в ухо.

— За что?! — взбеленился я.

— Ибо сказано, боль — лучшее лекарство от страха, — пояснил капеллан.

— Да где сказано-то, в одном из ваших заветов? — спросил я, держась за пылающее ухо.

— Сериал «Расследования Форсети». Первый сезон, восьмая серия. Сцена после титров.

Я только усмехнулся.

Но приступ паники и в самом деле как ветром сдуло.

В Цирке заиграла музыка. Какая-то веселая, энергичная песня с дурацким припевом про «розы любови» и «острые шипы разлуки». Толпа заколыхалась и под шквал аплодисментов на освещенную арену мячиком выскочил Пигмей. Его мерзкая рожа прямо-таки светилась от счастья, а костюм теперь дополнял черный цилиндр. В руке недомерок держал длинный, похожий на палицу, микрофон.

— А ну-ка цыц! — рявкнул он. Усиленный динамиками голос разлетелся по всему Цирку.

Публика угомонилась. А Пигмей принял позу оратора и стал вещать:

— Здравия желаю, уважаемая публика. Перед тем как начнется представление, помянем добрым словом нашего бывшего бугра. Вспомним этого человека, с чьим именем связаны все самые светлые страницы в жизни нашего маленького, но сплоченного сообщества. Бессмысленно перечислять все то, что сделал Сашка Стрелец для Поселухи. Его уход стал потерей для всех нас... Но, как сказал поэт, жизнь продолжается, и на месте угасшей звезды рождается новая звезда, которая светит ярче прежней. Эти красивые слова я хочу адресовать новому бугру Поселухи — Рохле. Достойному сыну своего отца и продолжателю его славного дела!

Зазвучали редкие аплодисменты.

— Однако нашлись те, кто остался недоволен народным выбором. Я говорю о Змее и его банде. Эти поганцы вступили в сговор с водовозами из Форта, среди которых был безжалостный убийца-мутант. Заговорщики намеревались усыпить нашу бдительность имитацией аварии звездолета, убить бугра и захватить власть в Поселухе. Но не на тех нарвались! Нападение врага было отбито! Водовозы взяты в плен, а Змей и его шайка уничтожены. В этой бойне едва не погиб наш бугор. Отравленная стрела, пущенная мутантом, вонзилась ему в руку, но его молодой и крепкий организм выдержал действие яда, и Рохля выжил вопреки козням врагов!

«Ни хрена себе заявочки! — мысленно возмутился я. — Какой заговор? Какое, к черту, покушение? А что этот пес там протявкал про отравленную стрелу? Какая, к лешему, стрела?! Мы были вооружены по последнему слову техники, и, если бы кое-кто не ловил блох на посту, в считанные минуты могли сравнять Поселуху с землей!».

Я пробежался глазами по трибунам, ища эту жертву якобы заговора.

Новый бугор Поселухи гордо восседал на нижней трибуне. В глаза сразу бросалась его маленькая, покрытая редкими волосенками голова, которая плохо сочеталась с телом взрослого мужчины. Взгляд его был расфокусирован, как у пьяного, а на лице играла бессмысленная улыбка. И мне сразу стало ясно, что имел в виду Яков, когда говорил, что Рохля «не блистал умом».

Со всех сторон бугра обступали мрачные телохранители. Зато сам Рохля радовался как ребенок. Он подпрыгивал на месте, хлопал в ладоши и судя по движениям губ подпевал звучащей песенке. Ну, никак он не был похож на человека, который недавно перенес покушение на свою жизнь.

А еще он совсем не был похож на человека, которому можно было доверить бразды правления Поселухой. Да что там Поселуха, я бы ему и щенка не доверил!

Из динамиков снова раздался голос Пигмея:

— А теперь, уважаемая публика, я спрошу у вас: «Как мы поступим с водовозами?».

— Пусть примут бой! — донесся голос из толпы, и множество глоток дружно подхватили этот крик.

— Я не расслышал! — заорал мастер конферанса, приложив ладонь к уху.

— Бой! Бой! Бой! — отозвалась толпа.

— Громче! Не слышу!

— Бой! Бой! Бой!

— Я сказал, громче!

— Бой! Бой! Бой!

Пигмей гордо вскинул голову и довольно вытянул подбородок.

— Решено! Пусть будет бой! После того, как опустится клетка, три пленника сразятся в битве с тремя добровольцами из зала. В этом бою не будет никаких правил. Потому что это бой... — он сделал паузу и снова приложил ладонь к уху.

— Насмерть! — продолжила за него толпа.

По лицу Пигмея поползла гнуснейшая улыбка и он снова заголосил:

— Если победа будет за заговорщиками, значит, так угодно судьбе, и мы не раздумывая отпустим их на все четыре стороны. А коли победят наши добровольцы, то в награду они получат столько воды и горючки, сколько смогут унести на себе! Так что, вы готовы бросить вызов этим подонкам?

— Готовы! — взревела толпа.

— Еще раз!

— Готовы!

— Тогда поднимите вверх руки те, кто не побоится сразиться с этими бешеными псами! С этими безжалостными убийцами!

Я внимательно оглядел себя, Циклопа и отца Никона. Видать, у этого коротышки совсем плохо со зрением. Где это он увидел безжалостных убийц и бешеных псов? Ах, да, ведь это он про нас толкует! М-да, все это было бы смешно, когда бы не было так грустно.

На предложение Пигмея откликнулись человек десять.

— Я вижу, что вас переполняет жажда справедливости, но я выберу лишь троих, — сказал Пигмей и, прищурившись, завертел головой, словно и вправду выбирал нам соперников.

Секунд через десять коротышка пригласил на арену наших оппонентов. Каждый из них назвал в микрофон свое имя. Их звали: Мирон, Гвоздь и Шухер.

Надо ли говорить, что эти «добровольцы из зала» были подставными. Они выглядели настоящими атлетами. Эти уж точно не голодали, тут налицо — хорошее питание, регулярные тренировки и здоровый восьмичасовой сон.

— Итак, бой начинается! Бой насмерть! — бросил в толпу Пигмей и тут же покинул арену, уводя за собой нашу стражу.

— Бой! Бой! Бой! — рокотала, раскачивая трибуны, толпа.

С лязганьем и скрипом с потолка на арену спустилась огромная клетка, оградившая участников побоища от зрителей.

— Что делать-то будем? — спросил я у своих товарищей.

Отец Никон предпочел ответить не словом, а делом. Подобно урагану он налетел на самого здравого бугая и провел мощный хук в голову противника. Оппонент пошатнулся, но все же устоял на ногах и от всей души врезал капеллану по ребрам. И пошла месиловка!

Следующим в бой вступил Циклоп. Я ни разу не видел мутанта в драке и, сказать по-честному, сомневался в его бойцовских качествах, а зря. Скажу наперед: Циклоп выступил более чем достойно, хоть и начало у него было неважное. Спарринг-партнера он выбрал себе под стать. Это был высоченный малый с крепкой мускулатурой и наголо бритой башкой. С криком «На-а-а!» Циклоп бросился на него с кулаками, но противник встретил его мощным апперкотом в живот. От удара мутант согнулся в три погибели и захрипел.

Мне выбирать не приходилось. Мой противник был не просто здоровенным сукиным сыном. Он был здоровенным сукиным сыном с кастетом. С кастетом против меня, безоружного и хилого! Это вообще нормально? Громила надвигался медленно, поигрывал кастетом и хищно скалился. Его гладковыбритое лицо блестело от пота, на губах пузырилась пена, а глаза горели алым огнем.

Я задрожал от страха и попятился назад. Прошел шагов пять и уперся спиной в клетку. Ну вот и все, приехали. Конечная остановка. Синхронно со мной остановился и громила. С ухмылкой дворового хулигана он принялся бить кулаком правой руки по ладони левой и изучать меня тупым, равнодушным взглядом, словно перед ним был не человек, а осенняя муха, бьющаяся о стекло.

Я не стал ждать, пока этот верзила вышибет из меня душу, и полез по железным прутьям вверх, к потолку. Возмущенный зрители начали улюлюкать, свистеть и требовать, чтобы меня спустили вниз. На арену полетели комья грязи и камни. Но мне было плевать на недовольство пыжей. Ведь я не Ставр Звездный, а Вук Обранович и мне дорога моя шкура.

А пока я спасал свою шкуру, мои товарищи бились с врагом не на жизнь, а насмерть. После нескольких удачных атак отец Никон получил удар под дых и слегка умерил свой пыл. И его противник пошел в наступление. Он пер, как танк, нанося капеллану все новые и новые удары. Но отец Никон был тертый калач. Он стойко держал оборону, ловко уворачивался и блокировал удары. Чего не скажешь о Циклопе. Враг зажал его в угол клетки и от души дубасил руками и ногами. Несчастный Циклоп упал на колени и, обхватив руками лицо, покорно сносил затрещины.

Но пыж не спешил отправить мутанта на тот свет. Он играл с ним, как кошка с пойманной мышкой. Чрезвычайно довольный собой, он на секунду прекращал избиение и, повернувшись лицом к трибуне, выкрикивал свое имя:

— Шухер!

Цирк взрывался аплодисментами и сотни глоток повторяли:

— Шухер! Шухер! Шухер!

Искупавшись в овациях, он снова возвращался к своему занятию, дубася Циклопа с еще большим остервенением.

Во время очередного общения с залом Шухер стянул с себя куртку и принялся поигрывать мускулами.

«Эй, братан, да ты никак ошибся дверью. Соревнования по бодибилдингу в другом зале, а здесь учиняется кровавая расправа», — подумал я и удивился тому, что еще могу шутить.

— Шухер! — снова рычал он.

— Шухер! Шухер! Шухер! — еще сильнее заводилась толпа.

Довольный, он вернулся к свой жертве и уже занес над головой поверженного противника кулак почти с саму эту голову размером. Но тут случилось неожиданное. Циклоп резко вскочил на ноги и набросился на врага. Схватив Шухера за уши, он нанес удар лбом в переносицу «добровольца», а затем вгрызся ему в шею своими острыми крокодильими зубами. Хлынувшая из раны кровь забила алым фонтаном. Циклоп еще сильнее вонзил зубы в плоть Шухера и резким движением оторвал ему голову. Из осиротевшей шеи пыжа брызнула скупая струйка крови, и мертвое тело плашмя плюхнулось в грязь.

«Словно марионетка, у которой подрезали ниточки», — пришло мне на ум сравнение.

— Вы этого хотели, твари?! — заорал Циклоп и показал толпе мертвую голову, держа ее за уши, как кастрюлю.

Толпа замерла, в Цирке повисло молчание. Но скоро тишину взорвали аплодисменты. Толпа ликовала. Озверевшая масса наконец-то получила то, зачем пришла. Похоже, пыжам было все равно, кто победит. Они просто жаждали крови. А чья это будет кровь, хозяев или гостей — все равно.

Пыжи со страшной силой принялись топать ногами и восторженно скандировать:

— Убей! Убей! Убей!

Воспользовавшись временным замешательством своего спарринг-партнера, который не на шутку растерялся от вида обезглавленного тела Шухера, капеллан врезал ему промеж ног и перешел в стремительную атаку.

«Интересно, а кто из оставшихся в живых дуболомов Мирон, а кто Гвоздь?» — подумал я, с воодушевлением наблюдая, как растут наши рейтинги. Само собой, ответа я не дождался и поэтому все решил сам. Пусть тот, с кем бодается капеллан, будет Гвоздем, а мой соперник — Мироном.

Последний, к слову, тоже недолго коптил небо. С ним разделался Циклоп. Сокрушительным ударом кулака он свернул Мирону челюсть и сильными пальцами вырвал его кадык. Когда мертвый враг рухнул на землю, мутант поспешил на выручку отцу Никону.

Я смотрел на Циклопа и не верил своим глазам. Когда этот славный одноглазый малый, зачитывающийся комиксами про Ставра Звездного, успел превратиться в лютого убийцу, откусывающего людям головы? Ответ нашелся незамедлительно. Мутанта охватило боевое безумие. Я читал об этом в одной статье. Такое порой случалось с добровольцами, не нюхавшими пороху. В частности, в книге был описан случай с рядовым N — редкостным трусом и слабаком, который в жизни и мухи не обидел. В первом же бою его как подменили. Он проявил небывалый героизм, граничащий с безумием, перестреляв кучу вражеских солдат, а когда закончились боеприпасы, пошел врукопашную и словил нож в сердце. Наверное, нечто подобное сейчас происходило и с Циклопом.

Капеллан тоже не терял времени даром. Схватка с Гвоздем шла с переменным успехом, то одна сторона получала тактическое преимущество, то другая. Но в этом бою я бы определенно поставил на отца Никона. Было видно, что Гвоздь выдыхался и победа капеллана была не за горами, но Циклоп не стал ждать: он подошел к Гвоздю со спины, схватил его за голову и свернул шею.

— Шах и мат! — возликовал я и, позабыв все страхи, спрыгнул вниз со своего насеста.

Мои товарищи оба были с головы до ног заляпаны кровью и грязью, а их лица густо покрывали синяки и ссадины. Особенно сурово выглядел капеллан. В этом бородатом мужике, перепачканном кровью, с перекошенным от ярости лицом, трудно было узнать прежнего отца Никона, нашего добронравного служителя церкви, который учил любить ближнего и свято чтил божьи заповеди. В нем изменилось все: осанка, мимика, черты лица. Мне даже показалось, что он резко помолодел. Ну натурально, вампир, который век за веком питался мухами и пауками, а теперь, отведав человеческой крови, получил приток новых жизненных сил.

— Поднимай клетку, Пигмей! Мы победили! — проорал Циклоп, радостно приобняв меня и капеллана за плечи.

Я чуть не заплакал от умиления и подумал: «Какая наивность! Неужели Циклоп и вправду считает, что этот гадкий коротышка исполнит свое обещание? Вот ведь простак. На этом пиршестве мы были главным блюдом. Мы были жареным куропатками, которых подают после закусок и аперитива. А жареные куропатки не уходят из-за стола, от них остаются только обглоданные кости».

Из динамиков тут же полезла путаная речь Пигмея:

— Учитывая коварные уловки... к которым прибегли водовозы в этой... в этой неравной схватке, бой будет продолжен... Бой! Бой! Бой!

— Бой! Бой! Бой! — подхватила толпа.

— Гады, живым я вам не дамся! — прошипел Циклоп и добавил, обращаясь к трибунам. — А тебе, Пигмей, я лично ноги вырву!

— Вот это правильный настрой! — сказал капеллан, потирая сбитые кулаки.

— Порвем их в клочья! — вторил ему Циклоп.

Я посмотрел на моих сослуживцев, потом на трупы поверженных врагов, снова на сослуживцев и подумал: «Бог мой, во что превратились эти двое?».

— Мужики, без обид, но меня от вас трясет, — озвучил я свои мысли.

— На войне как на войне, — подмигнул мне капеллан и протянул кастет Мирона. — Сын мой, бейте в челюсть или в висок, не ошибетесь.

Я примерил кастет на правую руку. Сидел как влитой.

Полный решимости, я принял боевую стойку и приготовился дорого продать свою жизнь, как вдруг стены Цирка содрогнулись, с потолка посыпался щебень, клетка заходила ходуном и повсюду послышались крики ужаса. Тараня бетон и снося на своем пути все преграды, на арену Цирка выехал вездеход «Полкан».

X. В городе новый шериф ​

В Цирке воцарился хаос. Массивные гусеницы и таран, выпирающий на носу вездехода, крушили все, что попадалось у них на пути. Где-то сбоку рухнул прожектор. Снопы искр полетели в разные стороны, и в Цирке случился пожар. Полыхнули деревянные трибуны и уже скоро повсюду забегали живые факелы, размахивающие горящими руками и издающие предсмертные вопли.

Охваченная паникой толпа устремилась к единственному выходу из здания. Случилась чудовищная давка, которая переросла в массовую драку. Кроме кулаков в ход шли ножи и другое оружие, а также камни, арматура и куски бетона.

Нам крупно повезло, вездеход протаранил клетку, выгнув несколько прутьев, и теперь расстояния между ними вполне хватило, чтобы мы могли вылезти наружу. Первым выбрался отец Никон, вторым — я и следом — Циклоп. Едва мы покинули место нашего заточения, как сверху на клетку обрушилась горящая балка.

Я не успел перевести дыхание, как был втянут в водоворот человеческих тел. Он закружил меня и понес. Следующие мгновения помню плохо. Я находился как бы в полуобморочном состоянии. Наверное, надышался угарным газом. Но все равно продолжал движение, куда-то карабкался, лез по головам, как утопающий за соломинку, хватался за одежду и волосы пыжей.

Сколько это продолжалось — не знаю, но казалось, что целую вечность. Когда я выбрался на свободу, то не сразу осознал, что все уже позади. Какое-то время все еще куда-то бежал, падал, поднимался, снова бежал, пока не рухнул от изнеможения на землю.

Накопившаяся за день усталость свинцом разлилась по телу. Скоро я осознал, что лежу в какой-то луже, но был так вымотан, что решил не обращать на это внимания. А погодка стояла премерзкая: моросил дождик и дул холодный порывистый ветер. В воздухе пахло пожарищем, а над Цирком поднимались в небо столбы черного дыма. Пожар закончился. Огонь быстро сожрал деревянные трибуны и трупы, и самоуничтожился вследствие недостатка дров. Затих и рев двигателей «Полкана».

И хотя мое горло и легкие плотно застилал дым, а во рту было так сухо, что язык прилип к небу, я мечтательно подумал: «Эх, сейчас бы сигаретку!».

В Системе табак уже давно стал роскошью. Но находясь на пике своей криминальной карьеры, я мог позволить себе настоящие сигары и дорогущие трубочные табаки! Да, были времена...

И тут, как обухом по голове, шарахнула мысль: «Ты чего это разлегся? Забыл, что находишься на вражеской территории? А ну-ка, давай, поднимайся, тюфяк! Быстро! Вот доберешься до Форта, там и належишься!».

Кое-как я собрался с силами и поднялся на ноги. Состояние было такое, как будто меня хорошенько пожевали и выплюнули. И видок был под стать — весь, с макушки до пяток, я был вымазан в черном, охряном и алом. Черным была сажа, охряным — грязь, а алым — кровь. К счастью, не моя кровь, а пыжей.

Я оглянулся по сторонам и, к своему удивлению, увидел рядом Циклопа. Он находился в трех метрах от меня. Мутант сидел на корточках и не преставая блевал.

— Говорили тебе, что мешать портвейн с водкой — плохая идея, — пошутил я.

— Отстань, — окрысился Циклоп.

— В ресторане подали несвежие устрицы?

— Отстань, говорю!

Это прозвучало так жалобно, что я отстал от болезного, хотя шуток у меня было еще много.

Капеллан тоже был здесь. Но в отличие от нас, держался он бодрячком. Отец Никон напоминал затаившегося волчару, готового в любой момент броситься на свою добычу и сжать на ее горле свои смертоносные челюсти.

— Все живы? — спросил капеллан.

— Вроде того, — ответил я и грустно добавил. — А вот про девчонок не скажу...

— Полноте, сын мой, мы их обязательно найдем.

Слова отца Никона почему-то сразу обнадежили, но я все-таки уточнил:

— Клянетесь?

— Вот вам истинный крест, — ответил он и совершил знамение.

Несмотря на трагичность произошедших событий, вокруг шла своим чередом шумная жизнь Поселухи. Уцелевшие в пожаре пыжи не теряли времени даром и открыто занимались мародерством. Я видел, как один ушлый гаврик пытался снять куртку с тяжелораненого, но, встретив сопротивление, достал из кармана нож-коготь и вскрыл ему глотку. Другой мародер долго обыскивал своего стонущего приятеля, которого сам же и вынес из рушащегося Цирка, но, не найдя ничего ценного, забрал его ножной протез. Когда ворюга улепетывал, прижимая к груди добычу, его лицо просто светилось от счастья.

Со всех сторон стали подтягиваться дети. Они искали своих родных, но были и такие, что брали пример со старших, грабили раненых и мертвых.

То тут, то там доносились полные мук крики и стоны раненых пыжей, но это не вызывало у меня никаких эмоций. Нет, я не черствый сухарь и не бездушная скотина, мне не чуждо сочувствие, но всякий раз, когда я хотел их пожалеть, перед глазами вставала картина боя в клетке. Я вспоминал жадную до крови публику, Мирона, Шухера, Гвоздя, и любые позывы жалости отступали.

— Отдохнули? А теперь пора отсюда драпать и побыстрее. Рано или поздно пыжи очухаются, вспомнят про нас, и тогда поминай как звали, — стал поторапливать нас отец Никон.

О чем-то похожем я думал некоторое время назад, но сейчас мое мнение поменялось.

— Остыньте, отче. У этих мерзавцев и так забот полон рот. Да и как они нас вычислят? Мы ведь от них ничем не отличаемся. Такие же грязные, оборванные босяки, — возразил я.

— Ничем не отличаемся? — усмехнулся капеллан и ткнул пальцем в Циклопа. — А как насчет этого? Много ли вы видели мутантов среди пыжей, сын мой?

Сказанное взбодрило меня лучше, чем крепкий кофеек.

— Извините, отче, ступил. Ну и какой у нас план?

— Сперва освободим пленниц, а потом будем пробираться в Форт, — ответил отец Никон.

— Этот план мне нравится. Но, нельзя ли поподробней?

— А вот с этим проблема... Единственное, что я знаю, так это то, что нам нужен транспорт и пушки.

— Просто отлично! — всплеснул я руками. — И где мы все это возьмем?

В ответ капеллан бросил короткий взгляд на Цирк.

— Сын мой, а чем вас не устраивает вездеход? Тем более внутри него должно быть хоть какое-то оружие.

Я посмотрел в ту же сторону.

— Как вы думаете, отче, кто управлял «Полканом»? Неужто Комендант? Думаете, он решил вернуться и спасти нас?

— Не знаю. Но другого выхода, кроме как вернуться в Цирк, к вездеходу, у нас нет.

Я скептически почесал нос:

— «Вернуться в Цирк». Звучит как приглашение на виселицу.

— А у вас есть другой план, сын мой?

— Угу. Мой план — не возвращаться в Цирк, а пойти в другую сторону.

— В какую?

Я наугад махнул рукой куда-то вдаль.

— Туда.

— А что там?

— Там у нас будет хоть какая-то надежда на спасение. А в Цирке... В Цирке нас ждет верная смерть.

— С чего вы так решили?

Аргументов у меня был вагон и маленькая тележка, но только я отрыл рот, чтобы их озвучить, как раздался истошный вопль:

— Вот они! Яков говорил вам, что видел их, а вы не верили!

Голос принадлежал нашему бывшему сокамернику. И он был не один. За его спиной стояли семеро вооруженных до зубов головорезов во главе с Пигмеем. Сам коротышка с бахвальством размахивал трофейной энерговинтовкой и о чем-то переговаривался с одним из своих клевретов.

Мы переглянулись и, не сговариваясь, ломанулись в Цирк.

Пока мы бежали, у меня над ухом прожужжал целый рой картечи, а где-то совсем рядом бабахнул взрыв. Потом еще один. Это упражнялся в стрельбе из «Герды» Пигмей.

Когда шарахнул третий взрыв, мы уже вбежали в Цирк. В нос сразу ударил запах гари и разложения. Всюду валялись тела убитых и стонали тяжело раненые, большинство из которых стояли одной ногой в могиле. А над этой горой мертвецов, словно надгробный памятник, возвышался «Полкан».

Впрочем, «возвышался» — это слишком громко сказано. Вездеход лежал на левом боку, его двигатель мерно похрюкивал, а по земле пожеванной лентой размоталась одна из гусениц.

А ведь Гуччи предупреждал нас об этой чертовой гусенице! Я живо представил, как по возвращении в Форт буду рассказывать об аварии «Полкана» старшему технику. Как он выслушает меня, вздохнет и покачает головой. После сплюнет под ноги, отопьет глоток спирта из своей фляжки и укоризненно скажет:

— А ведь я говорил, что вездеход находится в аварийном стоянии и что ему самое место на помойке! Вам еще повезло, что водородный двигатель не взорвался. Тогда бы уж точно в ящик сыграли!

Меня как током ударило: «А ведь и правда. Если движок рванет — все тут и поляжем. И угораздило нас вернуться. Идиоты просто... Слов нет!».

Я хотел было рассказать о своих опасениях остальным, но меня остановил голос капеллана:

— Тихо! Вы это слышали?

— Что именно?

— Вот этот звук: тук-тук-тук.

— Ага, слышу, — закивал Циклоп. — Будто кто-то тихо постукивает молотком. Там, внутри вездехода.

Я напряг слух и действительно уловил какие-то странные звуки, доносившиеся из «Полкана». Тук-тук-тук.

Но мы так и не успели разобраться, что это было. Из коридора донесся зычный голос Пигмея:

— Я считаю до пяти,

Не могу до десяти:

Раз, два, три, четыре, пять,

Я иду искать!

Кто не спрятался —

Я не виноват!

Голос коротышки звучал радостно и беззаботно, словно он действительно собрался сыграть с нами в прятки.

— Легок на помине, — сказал отец Никон и подобрал с земли кусок арматуры.

Циклоп последовал примеру капеллана и тоже вооружился увесистой железякой, а я крепче сжал в руке кастет.

Но тут случилось неожиданное. Шум внутри вездехода стал сильнее. Он нарастал и нарастал, а потом как бабахнуло! Словно взорвался целый ящик плазменных гранат. В тот же миг над нами пролетела бронированная дверь вездехода и из «Полкана» высунулась закопченная голова Коменданта. Следом за головой показалось и титановое тело голема.

С нескрываемой радостью я отметил, что Комендант нисколько не пострадал, только вымазался в копоти по самые уши. Его глаза угрожающе светились красным огнем, а в руке он сжимал мачете.

— Трепещите, мешки с кишками, в городе новый шериф! — громогласно провозгласил голем, и слеза радости скатилась по моей щеке.

Глядя на него, я был готов простить ему предательство и боролся с желанием кинуться на грудь нашего спасителя.

Комендант появился как раз вовремя. Пыжи уже вышли к арене. Они были спокойны, расслаблены и никуда не спешили. Мерзавцы рассчитывали на легкую победу, но едва завидев Коменданта, как-то все подсдулись. Оно и понятно. Кто бы не испугался, увидев здоровенного голема, готового вступить в схватку с самим Люцифером?

От страха пыжи сбились в кучу, а Пигмей, завороженный видом этого механического ангела смерти, замер с отвисшей челюстью.

— Время крушить! — зловеще оскалился Комендант и метнул мачете в самую гущу врагов.

Клинок со свистом влетел в толпу. Послышались крики, ругательства и треск плоти. Этот бросок стоил жизни четырем пыжам, в том числе и Пигмею. Мачете завершило свой полет, пронзив насквозь тело коротышки. Счастливый костюм не спас своего владельца. Вот и верь после этого в талисманы и обереги.

Остальные пыжи не стали лезть на рожон и предпочли спастись бегством.

Все, бой окончен. И победителем становится боец в титановых трусах, супертяжеловес из Форта, виртуоз с мачете — Кооомендаааант!

Скоро оказалось, что один из убитых был очень даже живым. Этим везунчиком оказался Яков. Лезвие задело его левую руку чуть ниже локтя и располосовало щеку.

— Так, так, кто это тут у нас? Давненько не видались, Яков! Как дела, как здоровье? — обратился я к мерзавцу.

— Не убивайте! Яков не виноват! Якова заставили! Они угрожали ему смертью! — заверещал тот.

— Где пленницы? — спросил я.

— Пленницы? Что еще за пленницы? — всполошился Комендант.

— Потом объясню, — сказал я и грозно заорал на Якова. — А ну рассказывай! Быстро!

— Угу, Яков сейчас вам все расскажет, а потом вы его убьете, — заскулил пыж, и я понял, что ответы из него придется тянуть клещами.

И только благодаря смекалке капеллана нам удалось выжать из бывшего сокамерника полезную информацию. Отец Никон отозвал в сторонку Коменданта. Они о чем-то быстро пошептались, хлопнули по рукам, и голем уверенным шагом направился к Якову. По пути он вытащил мачете из трупа Пигмея и сделал несколько взмахов, рассекая перед собой воздух.

— Ну что, будешь говорить? — рявкнул на раненого голем.

В ответ Яков разразился истерикой. Он отгородился рукой от нависшей над ним фигуры боевого робота и что есть мочи завопил:

— Спасите! Помогите! Убивают!

— Не дергайся, таракан, никто не собирается тебя убивать, потому что... — Комендант выждал паузу. — Потому что ты уже мертв. Ранение было смертельным, так что минут через пять-десять ты сдохнешь.

И пока Яков переваривал услышанную новость, в разговор вступил отец Никон:

— Сын мой, не желаете ли исповедоваться перед смертью?

— А не пойти ли тебе куда поглубже, поповское отродье? — по-собачьи оскалился Яков.

Капеллан проигнорировал хамство и нарочито елейным голосом сказал:

— Сын мой, настоятельно рекомендую вам раскаяться в грехах, а то, не ровен час, отойдет ваша душа в загробный мир, но вместо райских кущ получите вы геенну огненную. И для начала расскажите-ка нам, где содержат пленниц. Это серьезно облегчит вашу участь на том свете.

— Iru al infero!*Какой еще загробный мир? Яков всего лишь ранен! Ему нужен не священник, а доктор!

Отец Никон улыбнулся и отческим жестом погладил Якова по голове.

— Сын мой, а вот сквернословить я бы вам не советовал. Себе дороже.

— Damne!**Damne! Damne!

Капеллан повторил свой трюк. Снова улыбнулся и погладил пыжа по голове.

— О, с таким отношением к делу вам прямая дорога в Стигийские болота, где мучаются гневные. Помните, как там было у Данте? «И вошел я в Стигийское болото. И гнев обуял меня, разрывая тело. И хотелось пролить море крови и купаться в ней, как иные омываются святой водой. Вечная драка по горло в красном болоте, которое давно пропиталось их собственной плотью и кровью. И убивали они друг друга, а потом вновь воскресали. И все лишь для того, чтобы вновь умереть в страшных муках и болях...»

— Хватит! Я все скажу, только не надо больше про эти чертовы болота! — запричитал Яков. — Я все скажу! Все! У бугра они, обе. И мулаточка, и девочка.

— А бугор где? — спросил капеллан.

Яков мучительно искривил рот.

— Хата у него на краю Поселухи. Найти просто: идите прямо от Цирка по тропинке до кладбища, а там увидите. Знатный домина, такой трудно не заметить!

— Охрана есть?

— Есть. Целый взвод тренированных бойцов.

— Сколько конкретно бойцов?

— Человек пятнадцать. Все профессионалы своего дела: или бывшие военные, или наемники. Настоящие звери, не знающие пощады. Говорят, что их специально опаивают зеленухой.

— Чем опаивают? Зеленкой? — встрял Циклоп.

— Не зеленкой, а зеленухой. Это такой чудодейственный эликсир, наделяющий всех, кто его выпил, нечеловеческой силой.

— Чудодейственный эликсир? — давясь от смеха, переспросил мутант.

— Ну да, чудодейственный эликсир, — ответил Яков, словно речь шла о персиковом пунше.

— А откуда такое название? — уже без тени иронии спросил мутант.

— Зеленуха?

— Ну да.

— Из-за цвета. Зелененький он.

А потом пыжа как прорвало. Он затараторил с такой скоростью, будто хотел вдоволь наговориться перед великим молчанием:

— Охрану бугра возглавляет Адольфо Герра по кличке Чучельник. Тот еще fiulo***! На Земле Чучельник владел элитным охотничьим клубом с лучшими охотничьими угодьями в Системе. Вот только охотились там не на диких зверушек, а на живых людей. Богатенькие буратины отваливали огромные деньжищи за участие в таких сафари. Доходило до того, что эти извращенцы заказывали чучела своих охотничьих трофеев. Их Чучельник мастерил собственноручно. Он был заядлый таксидермист, отсюда и кличка. А еще он умел делиться. Исправно отстегивал фараонам их долю, а они закрывали глаза на его темные делишки. Так продолжалось до тех пор, пока однажды Чучельник не перешел дорогу одному отставному оперу. Филимонов его фамилия. Этот Филимонов уже много лет был вдовцом и один воспитывал дочь-подростка. А та была настоящая оторва. Якшалась с дурной компанией, сбегала из дома. Ох, и намучился он с ней! А она покуролесит, и прощенья просит. Филимонов был мужик суровый, но в дочери души не чаял. Все ей прощал. Но в тот раз загуляла она капитально. Двое суток дома не появлялась. Папка всю округу облазил, фараонов на уши поднял — толку ноль. Но он не опустил руки, а наоборот, еще серьезней занялся ее поисками. Скоро Филимонов вышел на след похитителей. Этот след вел к Чучельнику. А дальше все было, как в крутом боевике: он позвал на помощь своих однополчан, таких же отставников, и все они вместе нагрянули в охотничий клуб. Заваруха была знатная! В живых тогда остались только двое: Чучельник да Филимонов. Вот только жизнь опера перевернулась с ног на голову и никогда не будет прежней. Бедняга тронулся умом, когда увидел в комнате с охотничьими трофеями чучело головы своей дочери. А Чучельник вышел сухим из воды. Когда началась бойня, он спрятался в потайной комнате и просидел там до окончания резни. Влиятельные клиенты клуба сделали все, чтобы эта история не выплыла наружу, а Чучельника услали с глаз долой, на Сиротку.

— Далековато... — заметил я.

— Это верно. Но Чучельник сам выбрал место своей ссылки. После бойни в охотничьем клубе он сильно запараноил. Боялся мести от родственников жертв. Вот и выбрал такое место, где его уж точно никто не достанет.

Я тогда не особо поверил в эту диковатую историю, и кто же знал, что все это окажется правдой. Но я немого забегаю вперед, поэтому вернемся к хронологии событий.

— Это все? — строго спросил Комендант.

Яков кивнул.

— Тогда спешу тебя обрадовать, мешок с кишками, твоя рана сущая царапина, будешь жить, — объявил голем.

— Какая, к черту, царапина?! Яков весь кровью изошел! — завопил пыж.

В ответ Комендант поднял с земли какую-то грязную тряпку и бросил ее раненому.

— Вот. Перетяни рану. Кость не задета, так что считай, ты в рубашке родился.

Яков неохотно поднялся с земли и занялся перевязкой.

— Какие же вы все-таки свиньи, нельзя же так издеваться над беззащитным раненым человеком, — укоризненно сказал он.

В ответ Комендант залихватски покрутил в руке мачете и произнес:

— Ты меня благодарить должен за то, что я из тебя сведения обманом выбил, а не пытками. И капеллану тоже спасибо скажи, это он меня надоумил.

Избежавший смерти прищурился и впился злобным взглядом в лицо отца Никона.

— А вам, отче, должно быть стыдно. Вы, служитель божий, сговорились с бездушным големом, чтобы страдальца обмануть. Ай-ай-ай, как нехорошо! — прохныкал он и стал зубами затягивать узел на повязке.

Наверное, мы бы еще долго слушали его нытье, но тут начался второй акт действия под названием «Час от часу не легче». Откуда-то послышался тяжелый нарастающий гул. Он был похож на звук приближающегося камнепада и не сулил ничего хорошего. В моем мозгу зажглась тревожная лампочка, а глаза сами устремились на вездеход. Предчувствия меня не обманули, поверженный «Полкан» дрожал, как испуганное животное. Значит Гуччи в этот раз оказался прав и теперь нам не избежать взрыва водородного движка.

— Сейчас рванет! — заорал я, тыча пальцем в вездеход, из которого уже вовсю валил черный, едкий дым.

— Слушай мою команду! Все на выход! Быстро! — молниеносно распорядился Комендант.

Яков хотел было что-то возразить, но голем схватил его в охапку и, бросив на ходу: «Все за мной! Поторапливайтесь!», скрылся из виду.

И тут случилось то, чего я ожидал меньше всего.

— Вы идите, а у меня тут дело еще есть, — тихим голосом сказал Циклоп.

Мы с отцом Никоном с удивлением вылупились на мутанта.

— Какое такое дело? — спросил я.

— Моя «Герда»... Она где-то тут, я должен найти ее... — промямлил Циклоп.

— Какая, к черту, «Герда»? Ты в своем уме?

Циклоп ничего не ответил. Он повернулся ко мне спиной и куда-то решительно направился.

В такой ситуации медлить было нельзя, поэтому я одним прыжком подскочил к мутанту и крепко врезал ему кастетом по затылку. Циклоп изумленно хмыкнул и осел бесформенной кучей.

— Отличная работа, сын мой! — похвалил капеллан.

Мы взяли бесчувственного мутанта за руки и за ноги и поволокли к выходу.

Ох, и тяжелый он был! Просто жуть.

* Иди к черту! (рато.)

** Проклятье! (рато.)

*** мерзавец (рато.)

XI. Буря и натиск

Громкий взрыв, от которого содрогнулась земля, поставил жирную точку в истории Цирка. Нам повезло, что здание было сделано из лунного бетона, способного выдержать даже ядерный удар. И поэтому стены не разлетелись на куски, а аккуратно сложились, как карточный домик. «Хлоп!» — и все.

Обессиленный, но счастливый, я наблюдал за тем, как рушится Цирк, и думал: «До чего же, черт возьми, приятное зрелище!». Единственное, о чем я сожалел, так это о том, что вместе с Цирком приказал долго жить и наш вездеход, внутри которого были припасы, снаряжение и многое другое, что пригодилось бы нам в пути.

Сказать, что беготня последних дней нас изрядно утомила, значит не сказать нечего. Все мы были вымотаны до предела. А еще этот Яков привязался, как банный лист... Пыж вел себя нагло, словно мы были ему должны. Он громко охал, хватался то за кровоточащую щеку, то за раненую руку и без конца болтал о своем плохом самочувствии.

Первым не выдержал Комендант. В ответ на просьбу Якова сменить повязку он злобно прорычал:

— А дырку в голове тебе не нужно? Ты говори, не стесняйся, я мигом устрою.

Но пыж был глух к угрозам и продолжал канючить:

— Но в рану могла попасть грязь, так и до заражения недалеко.

— Слушай, а давай я тебе руку ампутирую? Чтобы уж наверняка заражения не было, а? Это я мигом, ты даже боли толком не почувствуешь. Раз, и все! Как иголкой пальчик уколоть! — предложил Комендант и, доказывая серьезность своих намерений, одним ударом мачете разрубил первую попавшуюся деревянную чурку.

В этот раз угроза возымела действие. Яков резко вскочил на ноги и бросился наутек так, что пятки засверкали. Когда его силуэт скрылся вдали, мое сердце кольнуло неприятное предчувствие.

— Что-то мне подсказывает, что зря мы его отпустили, — озвучил я свои подозрения.

— А что надо было сделать? Убить его или, может, взять с собой? — поинтересовался голем.

— Не знаю. Просто у меня плохое предчувствие насчет этого пыжика.

Раздался болезненный стон. Это пришел в себя мутант, на голове которого красовалась свежая лиловая шишка.

— Прости, друг, — сказал я ему, — я не хотел тебя бить. Но если бы я тебя не вырубил, ты бы погиб. А насчет оружия не переживай. Вот вернемся в Форт, подберешь себе новую пушку.

Циклоп осторожно потрогал шишку и недовольно пробубнил что-то насчет того, что с друзьями так не поступают.

— Ну хочешь, дай мне в ответку и будем квиты!

— Проехали, — отмахнулся мутант.

И я подумал, как же это хорошо, что Циклоп не злопамятен.

Комендант не был бы собой, если бы не потребовал подробный доклад о том, что случилось в его отсутствие.

Внимательно выслушав нас, он объявил:

— А теперь слушайте мой план: стремительно атакуем дом бугра, освобождаем пленниц из лап негодяев и возвращаемся домой. Вопросы есть? Вопросов нет.

— Есть вопросы, — возразил я. — Меня интересуют подробности этого гениального плана...

Но Комендант меня не слушал:

— Операция получает кодовое название «Буря и натиск». С этой минуты всему личному составу — боевая готовность!

— А где мы возьмем оружие? — спросил Циклоп.

— Оружие добудем в бою! — невозмутимо ответил голем.

Я покачал головой:

— Не нравится мне этот план. Ох, не нравится...

— Приказы не обсуждаются, приказы выполняются, — оседлал свою коронку Комендант.

— Да, но... — я все пытался что-то сказать.

— Что еще за «но»? Вы вообще солдаты или кучка девчонок? Вы будете сражаться или нюни распускать?

— Мы — водовозы, а не солдаты, — возразил я.

Комендант вытянулся во весь свой громадный рост и легонько ткнул меня в грудь пальцем.

— Пока я ваш начальник, вы будете теми, кем я захочу! Даю две минуты на сборы, и выдвигаемся.

И на этом наша дискуссия закончилась.

К слову сказать, голем вел себя так, словно между нами ничего не произошло. Словно никто никого не бросал на произвол судьбы посреди недружелюбной планеты. Но высказать свои претензии Коменданту никто из нас не отважился.

Минут через пятнадцать мы были на месте. А когда увидели дом, в котором жил бугор, просто обалдели. Не врал Яков, когда говорил, что хата у бугра приметная. Это был до неприличия солидный трехэтажный особняк, построенный из переделанных грузовых контейнеров, окруженный высоким каменным забором с железными воротами.

У ворот стояли двое часовых. Выглядели они внушительно и грозно. Огромные, как скала. Как две скалы. Оба в кожаных доспехах и шлемах со стальными забралами. У одного за спиной виднелась рукоять меча, у другого на поясе висела кобура с ручной мортиркой. Кроме того, у каждого была ручная картечница, издали напоминающая здоровенную мясорубку.

Подобные бандуры я встречал в южноамериканских трущобах. Тамошние бандосы, питающие сильнейшую любовь к золотым украшениям и шубам из искусственного меха, называли такую самопальную картечницу «Левиафаном».

Из всего оружия, созданного человеком для уничтожения себе подобных, эта пушка была, наверное, самой бестолковой. «Левиафан» представлял собой оружие с вращающимся блоком из пяти стволов, чьим единственным достоинством был устрашающий внешний вид. А вот недостатков у огнестрельного металлолома было предостаточно: громоздкость, низкая точность стрельбы и просто адова отдача. А еще случалось, что картечницу заклинивало и она взрывалась прямо в руках у своего хозяина. И случалось такое далеко не редко.

Но, несмотря на все это, купить «Левиафан» считалось верхом престижа, а стоила эта бандура как новенький бластер последней модели. Бандосы раскрашивали стволы картечниц в цвета своей банды и украшали пушку жемчугом. Когда владелец «Левиафана» умирал, картечницу клали в могилу покойника. А если пушка окончательно выходила из строя, то ей также устраивали символические похороны.

«Левиафан» в действии я видел лишь раз, но и этого было достаточно, чтобы я испытал шок. Как-то раз меня занесло в Боготу, в этот чудовищный людской муравейник в Южной Америке. И первое, что я сделал — заблудился в тамошних трущобах и тут же стал свидетелем бандитской разборки. Это была беспощадная заруба с жаркими перебранками и яростной пальбой из разномастного оружия. В какой-то момент один из бойцов, бородатый, татуированный мужик, вытащил из кабины своего авто «Левиафан» и открыл стрельбу. На третьем выстреле картечница взорвалась прямо у него в руках. Бандосу оторвало кисти обеих рук и страшно разворотило живот. Это случилось на моих глазах, в полуметре от мусорного бака, за которым я прятался. Я так перепугался, что, позабыв обо всем, бросился наутек. Кругом шла настоящая война, свистели выстрелы, гремели взрывы, но я все бежал и бежал. Не останавливаясь.

В тот раз мне повезло и я спас свою шкуру.

Может, и в этот раз пронесет? Или вообще случится невероятное: план Коменданта сработает, мы освободим пленниц и спокойно вернемся в Форт. В конце концов, случаются же на свете чудеса.

Я на миг закрыл глаза и представил, что сижу в нашей столовке и передо мной стоит шлемка, до краев наполненная размазней. О, с каким удовольствием я бы отведал сейчас этой дряни! А уж как я соскучился по своей койке, словами не описать! После сытного обеда я бы принял ударную дозу парацетамола, закутался в одеяло и проспал, наверное, целые сутки.

Интересно, а как выглядит спальня в доме, который построил Сашка Стрелец? Человек, отгрохавший на Сиротке такой особняк, наверное, не поскупился на обустройство будуара. Роскошная кровать с балдахином, чистые простыни, пуховые подушки и атласные одеяла... «Будь я на его месте, выкопал бы перед домом бассейн. Бассейн непременно должен быть закрытым, с подогревом, а вокруг шезлонги, зонтики...» — подумал я и чихнул.

О, кажется, я совсем расклеился. И во всем виноват этот проклятый дождь. Нет, вернемся в Форт — возьму больничный, и пошло оно все куда подальше. Теперь остается только дожить до этого прекрасного момента.

Мы наконец-то услышали некоторые подробности операции «Буря и натиск». И это не добавило нам оптимизма.

— Итак, я иду первым: атакую, уничтожаю и обезвреживаю врага, — объяснял Комендант. — Вы идете следом. Ваша задача: отыскать и освободить пленниц. Вопросы есть? Вопросов нет.

После этих слов начальник пожелал нам бодрости духа и направился прямиком в логово врага.

Как только он ушел, Циклоп тут же излил все, что накипело у него на душе:

— Ох, не верю я ему. Один раз Комендант нас уже кинул, а где один раз — там и другой.

— Точно, — кивнул я.

Но тут свое веское слово сказал капеллан, напомнив, что сейчас от нас зависит жизнь Миры и Помилки, и посоветовал «свернуть базар». Мы неохотно согласились и стали наблюдать за тем, что будет дальше.

Комендант выбрал довольно странную тактику. Он не прятался, не маскировался, просто вышел на дорожку, ведущую к дому, и зашагал по ней своим обычным шагом. Признаться, это немного шокировало. Никто из нас не сомневался в высокой боеспособности голема, но ведь и Голиаф когда-то считался непобедимым.

Часовые, особо не раздумывая, вжарили из своих «Левиафанов». Картечь ударила в титановую грудь неожиданного гостя, высекая снопы желтых искр, но он даже не пошатнулся. Вот это я называю качественной работой! Сейчас таких машин уже не делают. Боевые големы нового поколения берут не качеством, а количеством. Дешевые материалы и глючное программное обеспечение делают их уязвимыми и медлительными. А в случае серьезной поломки роботов не чинят, а выбрасывают на свалку. Из-за такой одноразовости их прозвали «подгузами», от слова «подгузник», и до нашего Коменданта им было далеко, как до Луны пешком.

Картечницы не замолкали ни на секунду, но большинство выстрелов уходили в «молоко». Сперва мне показалось странным, что часовыми назначили двух косоглазых мазил, но, приглядевшись, я понял, в чем все-таки дело. Судя по шатающейся походке, оба они были в хламину.

Когда боеприпасы закончились, часовые побросали картечницы на землю и пошли врукопашную. Первым атаковал меченосец. Он достал из наспинных ножен тяжелый двуручный меч, эффектно взмахнул клинком над головой и кинулся на врага. Поединок был коротким — часовой обрушил свой меч на Коменданта, клинок с лязгом ударился о титановое покрытие и раскололся надвое. Наш руководитель вырвал из рук противника огрызок меча и ударом ноги вышиб из него дух. Второй часовой потянулся было за мортиркой, но его постигла участь напарника. Комендант метнул в пыжа сломанный меч и попал прямо в сердце.

Теперь ему ничто не мешало завладеть оружием убитого. Выставив локоть, положил на него дуло мортирки, прицелился и выстрелил. Через мгновение раздался мощный взрыв, которым вынесло ворота.

Во все стороны разлетелись горящие обломки. И все вокруг заволокло серым дымом. А когда он рассеялся, мы увидели, как Комендант входит во двор дома, держа мачете наизготовку.

Тотчас зазвучала перекатная пальба, раздались взрывы и вопли.

— Приготовиться к бою. Выходим по одному, с интервалом в пять... нет, в семь минут, — приказал отец Никон.

Мы бросили жребий, решая, кому идти первым. Правда, на сей раз соломинок под рукой не оказалось, и капеллан заменил их тремя волосками из своей бороды.

И вновь я вытянул короткий.

Во двор я вошел, опасливо озираясь по сторонам. В воздухе пахло кровью, дерьмом и порохом. Повсюду валялись бездыханные тела пыжей и разномастное оружие. У многих дохляков не хватало конечностей, а один и вовсе был разрублен надвое. «Судя по всему, тут недавно поработали мачете», — заключил я и бодрым шагом направился дальше.

Чуть пройдя, я споткнулся обо что-то твердое. Взглянул под ноги и раскрыл рот от удивления. Передо мной, покрытый слоем грязи, лежал жестяной рыцарский шлем. Вот так находка! О таком я мечтал все свое детство. Тогда по ящику часто крутили фильмы про рыцарей Круглого стола, и все пацаны в нашем дворе хотели быть похожими кто на короля Артура, а кто на Ланселота Озерного. Помню, я тогда смастерил себе картонный шлем. Всю ночь над ним корпел, но первый же дождик превратил его в бумажную кашу.

Я поднял шлем и повертел его в руках.

«Красиво сработано!» — подумал я и примерил головной убор.

Как раз мой размерчик, пацаны во дворе умерли бы от зависти!

Я не удержался и торжественно произнес:

— Меня зовут сэр Ланселот из Камелота! — и, гордо выпятив грудь, еще раз обвел глазами местность.

Досадно, но бассейна с подогревом здесь не оказалось. Зато стояла огромная клумба с искусственными цветами, а посередке, под специально сооруженным навесом, возвышалось чучело урсуса. Зверь замер в боевой стойке, свирепо оскалив зубы. Право слово, как живой! Если это была работа того самого Чучельника, то у меня просто нет слов!

«Держу пари, Помилка пришла бы в щенячий восторг от этого монстра. Детишки ведь любят всякое такое», — умиленно подумал я.

И тут я поймал себя на мысли о том, как же я сильно привязался к этой инопланетяшке. М-да, старею. Раскис, как кисейная барышня. Стал сентиментальным. А может, во мне проснулись дремлющие доселе отцовские инстинкты? Ведь такое случается, не так ли?

Мысли о Помилке разбудили во мне тревогу. Мое воображение рисовало жуткие картины пыток и других неприятных вещей, которые можно было совершить над несчастными девушками. Волевым усилием я загнал дурные мысли подальше и сосредоточился на обследовании окрестностей.

Радовало то, что в пределах видимости не было ни одного живого врага. Но, судя по отдельным крикам и редким выстрелам, доносившимся с другого конца двора, кое-кто из пыжей все еще оказывал сопротивление. Интересно, надолго ли их хватит?

И тут мне вспомнились слова Якова о том, что бугра охраняют какие-то нереальные супермены. Что там он конкретно говорил о них? «Целый взвод тренированных бойцов», «все — профессионалы своего дела», «настоящие звери, не знающие пощады»? Ну-ну. Как-то уж очень быстро они сдали свои позиции. А эта странная парочка у ворот? Да они были в такую хламину, что не понимали, где находятся. Тоже мне, «профессионалы»! Что там еще говорил Яков? Что их опаивают какой-то наркотой или вроде того... Как же она называлась?

И словно услышав эти мысли, ветер подогнал к моим ногам большущий закопченный котел. Края посудины облепила зеленоватая масса, похожая на болотную тину.

«Зеленуха! — глядя на котел, вспомнил я. — Чудодейственный эликсир, который превращает простых пыжей в суперпыжей. Похоже, что эти чижики-пыжики основательно накачались перед боем. Целый котлище зеленухи вылакали! Если это так, то нам крупно повезло. С кучкой подгулявших гопников мы уж как-нибудь разберемся».

От этих мыслей я приободрился и расправил плечи.

Но радоваться было рано...

— Башка! Ты ли это? — раздалось у меня за спиной.

Всю мою бодрость как рукой сняло.

Я осторожно развернулся и увидел перед собой крепкого рыжего малого в длинной, почти до колен кольчуге. В руке здоровяк держал самодельный пистолет типа «поджиг», который представлял собой металлическую трубку, примотанную проволокой к деревянной рукоятке.

— Башка! Живой! А я-то думал, что уже того... покойник! Ведь сам видел собственными глазами, как голем тебе хребет сломал, — радостно заголосил он.

«Вот это поворот, — щелкнуло у меня в голове. — Да этот пыжик спутал меня с каким-то своим приятелем. Вероятно, с бывшим хозяином этого шлема. Ну что ж, подыграю ему. А там — как пойдет».

Начал я осторожно:

— Чего-чего?

— Ты что, оглох? Сними кастрюлю с головы! — беззлобно гыгынул пыж.

Снять шлем означало бы выдать себя, и я стал усиленно соображать, как бы мне выкрутиться из этой ситуации, и придумал.

— Не могу, заклинило, — протянул я и для достоверности постучал кулаком по забралу.

— Это все от сырости! Сейчас я тебе помогу, — подмигнул мне пыж и достал из голенища сапога тонкий нож. — Мигом освободим твою головушку!

— Не надо! Я сам! — остановил я его и стал делать вид, что пытаюсь снять шлем.

Пыж спрятал свой ножик и растянулся в глупой сияющей улыбке. Судя по расширенным зрачкам и застывшей в уголках рта зеленой кашице, он тоже был под кайфом.

«Эх, надо было сразу вооружиться. Вон сколько кругом валяется всякого оружия, бери — не хочу!» — мелькнуло у меня запоздалое сожаление.

— Слушай Башка, ты же вроде бы был меньше ростом? — как-то вдруг напрягся пыж.

Я тут же подогнул ноги в коленях и вжал голову в плечи.

Возникла заминка. Теперь пыж смотрел на меня с подозрительным прищуром, без прежнего дружелюбия.

— А ну-ка снимай шлем, самозванец! — заорал он и направил на меня ствол своего поджига.

— Тиши, тише, не волнуйся, сейчас сниму, — проговорил я.

Перед тем, как раскрыть свою личность, я посмотрел туда, где раньше были ворота, в надежде увидеть Циклопа или отца Никона. Но ни того, ни другого не наблюдалось.

«Значит, не судьба», — вздохнул я и обхватил обеими руками шлем.

И в тот самый миг прямо над моим ухом просвистела картечь, что-то грохнулось на землю, и липкая и теплая жидкость густо залила мое забрало.

Когда я снял шлем, то увидел, что он был перепачкан кровью, а недалеко распласталось бездыханное тело пыжа. Голова у него отсутствовала.

Над трупом возвышались Циклоп и отец Никон. Судя по их виду, они были чрезвычайно довольны собой. Сослуживцы оказались порасторопнее меня и разжились оружием. Отец Никон держал в каждой руке по поджигу, а Циклоп потрясал в воздухе ржавым двуствольным мушкетом. Шлейф дыма, окутавший пушку, говорил о том, что роковой выстрел произвел мутант.

— Сколько вас можно ждать? — обратился я к ним.

— А что случилось? — как-то слишком спокойно спросил Циклоп.

— Что случилось? — возмутился я. — Да меня чуть не убили!

— Но ведь не убили же... — улыбнулся мутант.

— Дети мои, похоже, у нас проблемы, — вдруг сказал отец Никон и покосился на крышу дома.

Я задрал голову, и челюсть у меня отвисла.

На крыше стоял человек. Из одежды на нем были лишь нелепые леопардовые плавки, едва прикрывающие срам, да ковбойские сапоги. В этом чахлом пыже с непропорционально маленькой головой я узнал бугра Поселухи Рохлю. Его голый торс, синий от татуировок, крест-накрест перекрещивали ремни плазмаметов. Бугор трясся, как желе, вываливал наружу посиневший язык и корчил зловещие рожи. Видать, тоже обдолбался, соколик.

И тут он нас заметил. Лицо Рохли озарила глупая улыбка. Он разразился дьявольским хохотом и врезал по нам из обоих стволов.

XII. Снова влип

«Страшна не сама пушка, а идиот, который ее держит», — говаривал мой друг и наставник Кудрявый Жан. Идиоту по кличке Рохля пушек досталось целых две.

Но, на наше счастье, бугор так удолбался, что ни один его выстрел не попал в цель. Зато досталось окрестностям. В считанные секунды ураганная пальба превратила все вокруг в грязное месиво. Клумба с искусственными цветами, мастерски выполненное чучело урсуса — от всего этого не осталось и следа.

Что касается нас, то мы кинулись врассыпную и залегли в укрытие. Я спрятался за горой трупов, а Циклоп и капеллан улеглись поодаль за кучей каких-то обломков. Укрытия были так себе. Первый же меткий выстрел не оставил бы от нас и мокрого места, но выбирать не приходилось.

Все вокруг громыхало и содрогалось. А в моей голове засела одна единственная мысль: с какой бы легкостью я расправился с Рохлей, выйди мы один на один. «Клянусь, что это был бы самый честный бой в мире. Никаких грязных приемчиков и запрещенных ударов. Я бы ему и форы дал — минуту. Нет, две. Да я бы дрался с ним со связанными руками и ногами, но и это не спасло бы уродца», — твердил я про себя.

А Рохлю было не унять! Бугор вел беглый бесприцельный огонь, словно сражался с целой армией космодесантников. Этим он чем-то напомнил мне одного человека. Звали его Роберт, но все называли его Бесогон. С ним я познакомился в психушке. Это был безобидный, вечно улыбающийся дурачок, который большую часть времени находился под действием транквилизаторов. Но когда вещества отпускали, Бесогон превращался в настоящего борца с нечистью. Ему всюду мерещились черти, которых он должен был уничтожить. Сожмет, бывало, Бесогон в своем кулачке картонную вилку и изображает стрельбу из бластера. Бах! Бах! Бах! Ведет, стало быть, войну с воображаемыми бесами. Целый день мог заниматься этим, без перерыва на сон и еду.

Я думаю, Рохля бы подружился с Бесогоном. И наша психушка ему бы понравилась. Не курорт, конечно, но вполне себе достойное заведение. Трехразовое питание, чистое белье и, главное, таблетки на любой вкус. Да что там говорить, я бы и сам с удовольствием полежал сейчас в психушке! По местным меркам, тамошняя кормежка была очень даже ничего.

И тут раздался знакомый голос. Он принадлежал Коменданту. От взрывов и шума выстрелов звенело в ушах, и я толком не расслышал его слова, но сказаны они были весьма громко и неуместно пафосно.

Я поднял глаза наверх и увидел его мощную фигуру. С нашей последней встречи он хорошенько поистрепался и где-то посеял свое легендарное мачете. Глаза голема светились тусклыми угольками, левая рука висела плетью, а из раскуроченного бока торчал оголенный провод, из которого летели искры. Но и в таком виде он наполнил мое сердце уважительным страхом.

Кажется, одурманенный Рохля, не заметил появления голема. Оно и понятно, бугор был занят совсем другими делами. Теперь он сосредоточенно лупил из обоих стволов по забору и щедро осыпал нас проклятьями. Но упорство, с которым косоглазый упырь обстреливал местность, в конце концов должно было вознаградиться. И тогда нам уже точно каюк.

— Тревога! Повреждены приборы систем прицеливания, навигация не работает, речевой блок поврежден, работа сочленений нарушена... — синтезированным машинным голосом сообщила система безопасности голема.

Комендант ударил себя кулаком по лбу и голос тут же стих.

— Вижу, крепко вас потрепало! — крикнул я, пытаясь перекричать канонаду выстрелов.

— Один шустрый пыжик постарался! Я-то уж думал, что всех перебил, но ошибся. Гаденыш прикинулся мертвым, и когда я повернулся к нему спиной, шарахнул по мне из мортирки, — тут внутри голема что-то булькнуло, он еще раз съездил себя кулаком по лбу и рявкнул. — А теперь доложи обстановку!

— Все очень плохо! — проинформировал я.

— Есть потери?

Я огляделся. Отец Никон и Циклоп недвижимо лежали в своей яме, но, судя по внешним признакам, были живы.

— Потерь нет, — ответил я и, чтобы не сглазить, плюнул через плечо.

— Боишься? — спросил голем.

— Боюсь! — ответил я.

— Это хорошо! Страх мобилизует и помогает выжить!

Комендант сказал что-то еще, но его заглушил очередной взрыв.

— Я не расслышал! — крикнул я.

Он повторил:

— Если мои расчеты верны, а они верны, в доме должен быть подвал. Там, наверное, и держат пленниц...

Снова шарахнуло.

— ...я отвлеку его, а вы трое шуруйте в дом! — донеслось до меня окончание фразы.

Покончив с наставлениями, Комендант схватился за оголенный искрящийся провод и воткнул его прямо себе в бочину. Тело нашего предводителя содрогнулось с такой силой, что я, грешным делом, подумал — все, ему кранты, но тревога оказалась ложной. Комендант выстоял, а его глаза снова запылали красным огнем.

— Я иду за тобой, мразь! — рявкнул голем и чеканной походкой победителя шагнул навстречу смертоносному огню.

Тут же по правую руку от него раздался взрыв.

— Эй ты, мазила, у тебя что, глаза на заднице растут? — на ходу бросил Комендант.

Звуки выстрелов тут же стихли.

— Это кто там такой смелый? — раздался тоненький голосок.

«Мало того, что он урод, так еще и пискля. Да на этом пыжике природа не просто отдохнула, а оторвалась на полную катушку», — подумал я и потихоньку пополз в сторону дома.

Поравнявшись с сослуживцами, я жестом указал направление дальнейшего следования.

А тем временем между Рохлей и Комендантом развернулась ожесточенная словесная перепалка.

— Поближе подойди, не съем! — орал обдолбыш.

— Спускайся, трус, поговорим по-мужски! — отвечал ему голем.

— Ба! Кого я вижу! Так это же Железный дровосек собственной персоной! Слушай, Дровосек, а Трусливый лев с тобой?

— Со мной!

— А Страшила?

— Спускайся, червь, все уже здесь. Тебя одного не хватает.

— А Элли с вами?

— С нами! Все с нами! Спускайся, дерьмо!

— Iru al infero!

И вновь заговорили стволы «Циклонов».

Я вздрогнул от ужаса и еще сильнее заработал локтями и коленками.

Отец Никон и Циклоп оказались гораздо проворнее меня и первыми добрались до цели. Когда я дополз до крыльца, они чистили свою одежду и оживленно переговаривались.

Рохля к тому времени угомонился, и во дворе установилась тишина. Но в ушах у меня по-прежнему звенело и поэтому из речи моих товарищей я расслышал только два слова: «вдребезги» и «хана». Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять, о чем именно шла речь. Первая фраза означала, что Коменданта больше с нами нет, а вторая говорила о положении дел.

Я обернулся и увидел то, что они имели в виду под словом «вдребезги». Зрелище, мягко говоря, меня шокировало: из боевого робота наш Комендант превратился в кучу хлама. Фрагменты его тела разметало по сторонам. Оторванные конечности продолжали шевелиться, а голова крутилась юлой и искрилась, как бенгальский огонь.

Отец Никон и Циклоп были так увлечены своим разговором, что не сразу заметили меня. А когда заметили, то не на шутку перепугались и едва не пристрелили.

— Вы что, совсем офанарели? — набросился я на них. — Своих не узнаете?

— Ты хоть себя в зеркале видел? — спросил мутант, опуская мушкет. — Да ты вылитый грязевой монстр из комикса «Ставр Звездный и загадка Черного болота»!

— Сам ты монстр, — тихо огрызнулся я, стряхивая с себя грязь.

Кое-как приведя себя в божеский вид, я поинтересовался:

— А вы почему на крыльце топчетесь?

Циклоп кивнул на массивную железную дверь, ведущую в дом, и понуро вздохнул:

— Заперто.

В ту же секунду до нас донесся писклявый голос Рохли:

— Эй вы там, внизу, кончайте дурить! Сдавайтесь, и я обещаю сохранить вам жизнь!

Я хотел было крикнуть в ответ что-то оскорбительное, но капеллан жестом попросил меня помолчать.

— Что, будем в молчанку играть? — прокричал Рохля. — Хорошо. Я буду считать до двадцати, а потом я спущусь, и тогда, клянусь прахом моего отца, вам не поздоровится! Раз! Два! Три...

В смятении я бросился к входной двери и потянул ручку, но она не поддавалась. Тогда я попытался выбить дверь плечом, а потом ногой. Снова не получилось.

— Десять, одиннадцать... — между тем продолжал счет Рохля.

Роковая двадцатка была уже близко, но нас спасло чудо. Понимаю, что это звучит как-то нереалистично, но другого объяснения случившемуся у меня просто нет.

На счет «тринадцать» воздух вдруг завибрировал и сверху рухнуло что-то большое, черное и горячее. Падение сопровождалось мощным грязевым фонтаном и густой дымовой завесой. А грохот был такой, что на мгновенье мне показалось, это обвалилось само небо.

Когда кумар рассеялся, нашим глазам предстала невероятная картина. В землю врос огромный металлический цилиндр, источавший клубы дыма и пара, а из-под него высовывались кривые волосатые ноги. Большой палец правой ноги был обмотан леопардовой тряпочкой, которая развивалась на ветру, как маленькое знамя. Это было все, что осталось от вульгарных труселей Рохли.

Разинув рты, мы все уставились на этот странный натюрморт. Наконец неуверенный голос капеллана нарушил тишину:

— Кабздец бугру...

— Так ему, гаду вонючему, и надо! — зло проговорил Циклоп.

А я ничего не сказал. Я просто стоял, не зная, смеяться мне или плакать. В итоге залился горючими слезами.

— Ну, ну, сын мой, успокойтесь, худшее уже позади. Свершилось чудо — злые замыслы врага были разрушены чудным проведением Божьим! — сказал капеллан и троекратно перекрестился.

При ближайшем рассмотрении цилиндр оказался обломком опорной мачты космического паруса, принадлежащего нашему беспокойному солнышку — Гантеле. Был всего один шанс из миллиона, что эта хреновина спикирует прямо на голову Рохле, но, видно, сегодня удача была на нашей стороне.

Единственное, что огорчало, так это то, что вместе с бугром приказали долго жить и наши плазмаметы. Оба были расплющены в блин. Но горевали мы недолго, в конце концов, мы живы, а это поважней каких-то там пушек.

Почувствовав себя в безопасности, все немного расслабились. И мы с капелланом тут же затеяли небольшой теологический спор. Отец Никон утверждал, что обломок мачты упал по Божьей воле, я же был уверен, что здесь постаралась старуха-судьба. Но в самый разгар нашей дискуссии Циклоп напомнил, что неплохо бы заняться поиском Помилки и Миры, и мы решили продолжить беседу в более подходящее время.

Но перед тем как отправиться на поиски девчонок, мне нужно было найти теплую одежду, переобуться и вооружиться. Еще каких-то двадцать минут назад все решалось просто. Короткий мародерский рейд — и все готово, но теперь дела обстояли иначе. Все вокруг было перепахано выстрелами так, что на поверхности не осталось не единой травинки. Я с трудом отыскал в этом месиве короткий, но очень острый меч. А с одеждой мне помог Циклоп. Он где-то раздобыл теплую крутку с капюшоном и самодельные резиновые ботинки. Выглядели они надежно и казались почти новыми. В сравнении с той рванью, что пришлось носить в последнее время, просто небо и земля.

Прифасонившись, я передал сослуживцам слова Коменданта о подвале, в котором, по его мнению, держат пленниц.

— Будем иметь в виду, но для начала надо войти внутрь, — сказал отец Никон.

— За этим дело не станет, — улыбнулся Циклоп и вынул из кармана самодельную бомбу, похожую на бильярдный шар, и пояснил. — Вот, нашел на крыльце.

Я взглянул на металлическую дверь, потом на бомбу и скептически почесал ухо:

— Ты реально думаешь взорвать дверь этой хлопушкой?

— Попытка не пытка, — ответил он.

Несмотря на неказистый вид, бомба шандарахнула будь здоров. Взрыв вынес дверь вместе с косяком, а в моей голове еще долго стоял шум, напоминающий жужжание роя пчел.

— Будьте начеку — бдительность, бдительность и еще раз бдительность! — напутствовал нас капеллан.

— Думаете, пыжи устроили нам засаду? — спросил Циклоп.

— Не знаю, но лучше не рисковать, — ответил капеллан.

Пыжи и вправду нас караулили. Да только ничего у них не вышло. Планы ублюдков расстроил взрыв. Ударная волна разворотила холл, где затаились наши враги — двоих насмерть зашибло железной дверью, а еще один погиб вследствие отделения головы от тела.

Но это еще не значило, что мы в безопасности. Враг мог затаиться где угодно. Так что внутри мы вели себя осторожно и держали оружие наизготовку.

— Интересно, а где бугор держит провизию? — спросил Циклоп, водя по сторонам мушкетом.

— И вправду, где? Я бы сейчас целого слона съел, — признался я.

— А как тебе его подать? Жареным или вареным?

— Я бы и от сырого мяса не отказался. Как-то раз в одном ресторане я ел блюдо под названием «Карпаччо», очень понравилось. Вкуснятина такая, что невозможно устоять. Это такая мясная закуска из тонко нарезанной сырой говядины с лимонным соком, зеленью и пармезаном

После слова «пармезан» мое брюхо зарычало зверем, ясно давая понять, что не потерпит издевательств, даже словесных, над собой.

Миновав раскуроченный холл, мы очутились в просторной гостиной с настоящим шерстяным ковром на полу. Я долго не решался наступить на него грязной подошвой, а когда наступил, мне стало как-то гадливо и стыдно.

Гостиная была обставлена с невиданной для Поселухи роскошью: пара плюшевых кресел, канапе, журнальный столик. А под потолком мягким светом горела люстра в виде полумесяца.

Циклоп взял со столика книгу — роскошное издание в кожаном переплете, и перелистал пожелтевшие от времени страницы.

— В первый раз вижу настоящую бумажную книгу, — сказал он, разглядывая обложку. — Николай Гоголь. «Вий» и другие повести из цикла «Миргород». Кто-нибудь читал?

— Я родился и жил в Миргороде. Это такой город на Марсе, — откликнулся отец Никон.

Циклоп полистал книгу:

— Не-а, там не про Марс. Книга давно написана, еще до того, как мы в космос полетели.

— Я про Вия кино смотрел, — сказал я.

— Понравилось?

— Короче, там про одного мужика, который случайно убил и...

— Проныра! — прикрикнул мутант. — Ты вообще слышал мой вопрос? Я спрашивал, понравилась ли тебе книга, а не просил пересказывать весь сюжет.

— Ну понравилась. Зачем орать-то? — насупился я.

Циклоп неуклюже извинился и быстро спрятал книжку во внутренний карман куртки.

А я еще раз окинул взглядом гостиную и сказал:

— Похоже, тут никого нет. Идем дальше.

— Повремените, сын мой, — капеллан принялся внимательно рассматривать ковер. — Вы не заметили ничего необычного?

— Что именно? То, что у кого-то в Поселухе есть такой великолепный ковер? Мебель? Книги? Еще как удивляет!

— Я не это имел в виду. Вам не кажется, что этот ковер недавно двигали?

— Даже если и так, то что с того?

— Ну же, включите свои серые клеточки! Какой нормальный человек станет заниматься фэншуем, когда у него под окнами грохочут взрывы?

— Да с чего вы вообще взяли, что его кто-то двигал?

— Присмотритесь — ковер фиксируется по углам с помощью липучек, а в правом верхнем углу липучка прилегает неплотно.

После этих слов отец Никон распихал по карманам поджиги и резко рванул ковер на себя. Чутье не подвело капеллана. Под ковром в полу находился железный люк.

— Вам бы, отче, детективом работать! — сказал я.

— Было дело, работал, — как ни в чем не бывало ответил он.

В другой раз я бы с удовольствием попросил подробностей, но сейчас было не до того.

— Слушайте, а давайте возьмем небольшой перерывчик и перекусим. Должны же быть в этом доме хоть какие-то продукты и вода, — предложил Циклоп.

— Нет времени, нам надо срочно найти и освободить пленниц, а там уж и пообедаем, — строго сказал отец Никон.

— Да все я понимаю. Просто жрать сильно хочется и пить тоже, — стал оправдываться мутант.

— Вы уж потерпите, сын мой, потерпите.

Капеллан с силой дернул за рукоять люка, но тот не поддался.

— Тяжелый, однако.

Тогда к делу подключился Циклоп. Вместе они мигом управились.

Не знаю, что было там, за люком — подвал ли, погреб или дверь в преисподнюю, но внизу горел свет, оттуда лились звуки великолепного вальса в исполнении струнного оркестра и аппетитно пахло жареными сосисками. В моем воображении тут же нарисовалась картинка: подрумяненная сосиска в парике из квашеной капусты кружится в танце с пшеничной булочкой.

Я так замечтался, что даже закрыл глаза, а когда открыл, рядом уже никого не было. Оба моих спутника, как по команде, сиганули вниз.

— Предупреждать надо было! — в сердцах крикнул я в открытый люк, без особой надежды быть услышанным.

Присел на корточки и глянул вниз — до дна метров шесть. Лестницы не наблюдается. Значит, придется прыгать.

«Убиться — не убьюсь, а вот ноги точно переломаю», — ясно предстала во всей красе безрадостная перспектива.

Пока я раздумывал и прикидывал варианты дальнейших действий, вальс сменился бодреньким маршем, а запах жареных сосисок вытеснил густой аромат тушеных овощей. Не в силах больше терпеть эту гастрономическую пытку, я тяжело вздохнул и, выпалив: «Пропадать, так с музыкой», спрыгнул в открытый люк.

Приземлился я удачно и, вопреки опасениям, ничего не сломал. Пол внутри был земляной. Вперед и чуть вниз уходил освещенный тоннель, оканчивающийся прямоугольной дверью, именно оттуда тянуло запахом готовящейся пищи и слышалась музыка.

Пацанами мы любили играть в таких тоннелях, или, как еще их называли «лазах». Мы рыли их саперными лопатками на свалке, расположенной рядом с заводом минеральных удобрений. Как и все дети, к своим играм мы относились с максимальной серьезностью. Чтобы избежать обвалов, стены и своды лазов мы укрепляли досками, а внутри все тщательно обставляли и обустраивали. Притаскивали с помойки старую мебель, проводили электричество.

Наш лаз располагался на берегу речки Химки, прозванной так не ради красного словца, а вполне заслуженно. Завод-кормилец безнаказанно сливал в речку тонны токсичных отходов. Местная легенда гласила, что когда-то в Химке водился самый настоящий крокодил. Он попал туда еще маленьким, а в ее ядовитых водах мутировал в гигантского монстра, который по ночам охотился на жителей Старо-Глушанска. Полицейские долго выслеживали крокодила. Только через три месяца они нашли логово монстра и забросали его плазменными гранатами. К тому времени крокодил уже слопал семерых человек. Местная панк-группа «Трутни» даже придумала песню по мотивам этой истории. Всю ее я не помню, в памяти остался только припев: «Крокодила уничтожим, врежем сапогом по роже». В детстве эти строки казались мне дико смешными.

И кстати, о песнях. Когда я уже почти подошел к двери, вальс резко сменился бодрым рок-н-роллом и мягкий баритон запел:

— Как в одной тюряге завели гулянку:

Танцы до упада — свинг и рок-н-ролл.

Из отборных урок группа там играла,

Ходуном ходили стены, крыша, пол...

Песня исполнялась на английском — архаичном языке, напоминающем смесь кошачьего мяуканья и ратолингвы. А авторство этого перевода принадлежало моему бате. Пел Элвис, его также называли «Король». Мой батя был большим поклонником певца и в свободное от пьянства время увлекался стихотворными переводами его песен. Лингвист из бати был как из пингвина сокол, и поэт он был так себе, но мне нравились его переводы. В них была душа.

Когда закончился рок-н-ролл, зазвучал медляк. Снова пел Элвис. Песня называлась «Люби меня нежно». А батин перевод звучал примерно так:

— Люби меня нежно,

Люби меня сладко,

Не отпускай меня, детка,

Ты так прекрасна,

Ты жизнь изменила мою.

Я так тебя люблю...

Тут я учуял новые ароматы. Пахло печеной картошкой и жареным мясом.

«Если мой нос меня не подводит, там, внутри, происходит настоящая кулинарная оргия», — подумал я, отворил дверь, и... поплатился за свое любопытство.

Войдя, я сразу увидел моих братьев по оружию. Вот только оружия при них уже не было. Двуствольный мушкет Циклопа и поджиги капеллана валялись в сторонке. А их хозяева стояли на коленях, держа руки за головой.

Зато нашлись наши потеряшки. Мира и Помилка находились в большой металлической клетке, подвешенной на крюке к потолку. Судя по зеленоватому цвету, ее прутья были выполнены из сверхстали. Дорогая вещица, однако.

С нашей последней встречи девчонки ни капли не изменились, только у Помилки появились кое-какие обновки. Одежда на ней была явно с чужого плеча — безразмерные штаны с заплатками на коленях и относительно новые резиновые сапожки со снежинками по бокам.

В моей груди появилось какое-то горение и по всем телу разлилось тепло.

«Живы!» — радостно подумал я, хотя, если разобраться, радоваться было пока нечему.

Я помахал девчонкам, они ответили мне тем же.

— Бросай пушку! — раздалось за спиной.

Я обернулся и наткнулся на тяжелый взгляд бородатого старца, сидящего на складном стуле. На нем был длинный резиновый фартук поверх видавшей виды робы, а на ногах — высокие кирзовые сапоги. На груди болталась противогазная маска, в руке он держал оружие, по виду напоминавшее антикварный пистолет времен Первой мировой войны, но алеющий на боку индикатор выдавал в нем энергетическое оружие. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться, что передо мной сам Адольфо Герра по кличке «Чучельник» — начальник охраны бугра.

— Бросай пушку! — повторил он.

— Нет у меня никакой пушки.

— А это что у тебя там? — он указал на рукоятку меча, неприлично выпирающую внизу моего живота.

— Меч, — ответил я.

— Он тебе больше не понадобится. Бросай, а потом — руки за голову и на колени!

Мне не осталось ничего другого, как подчиниться. Циклоп смерил меня разочарованным взглядом, как бы говоря: «Ну и лопух ты, Проныра! Надо было сразу валить бородатого упыря, а не ушами хлопать!».

Стоя на коленях, я осторожно повертел головой по сторонам. Подвал оказался просто огромный. Все стены были увешаны головами урсусов, а под потолком, рядом с клеткой, расправив широкие крылья, висело чучело симурга. Вот тут-то я и вспомнил рассказ Якова про охотничий клуб и хобби Чучельника. Неужели все правда?

В воздухе по-прежнему витали дразнящие кулинарные ароматы и играла музыка. Но самих яств видно не было. Зато я отыскал источник звука — маленькую колонку, вмонтированную в стену.

— Значит, вы и есть те самые водовозы, что разрушили наш Цирк и угробили половину Поселухи? Гляжу я на вас, и удивляюсь: по виду обычные оборванцы, а таких дел наворотили, мама не горюй! — сказал Чучельник и негодующе цокнул языком.

Он потеребил свободной рукой бороду и представился:

— Меня звать Адольфо Герра, вы, возможно, слыхали обо мне.

— Слыхали, — хором закивали мы.

Чучельник довольно улыбнулся и спросил:

— А что там с моими солдатиками? Все полегли?

— Все, — опять же хором ответили мы.

Чучельник воспринял эту новость спокойно, как нечто само собой разумеющееся.

— Что, и Рохля сдох?

Последовало очередное подтверждение.

Старец снова цокнул языком и задумчиво произнес:

— Выходит, у нас теперь анархия. Полное безвластие. А народ без власти — не народ. Это толпа. А толпа есть стихия. И, как всякая стихия, она страшна и неуправляема. Смею вас заверить, эти скоты не успокоятся, пока не разнесут всю планету ко всем чертям. Так что скоро всему этому, — он обвел глазами подвал, — тоже наступит конец. И нам с вами ничего другого не остается, как правильно распорядиться тем временем, что у нас осталось. По этому поводу есть интересная притча. У одного деда спросили, что он будет делать, если узнает, что через час наступит конец света. И он ответил: «Займусь тем, чем обычно занимаюсь с девяти до десяти утра: выпью кружку чая и съем большой кусок яблочного пирога». А ему говорят: «Вы не поняли, скоро наступит конец света и все погибнет!». И знаете, что он сказал на это?

— Наверное, что даже конец света не помешает ему насладиться яблочным пирогом? — предположил отец Никон.

Чучельник нахмурился, видно, не любил он всезнаек.

— Да, именно так этот дед и ответил, — раздраженно сказал он, но быстро успокоился и продолжил. — Но пирога у меня нет, зато есть любимое хобби — таксидермия. Проще говоря, я делаю чучела из мертвых зверей. И сегодня я пополню свою коллекцию новыми экспонатами. То есть вами.

— Но мы не... — начал было я.

— Не звери. Ты это хотел сказать?

— Да.

— Принципиально человек ничем не отличается от животного. А уж ваш друг мутант — и подавно. Ну натурально, рептилия! Крокодил! — Герра понизил голос и мечтательно произнес. — Из тебя, мутант, выйдет отличное чучело. Вот только с глазом придется повозиться. Я бы заменил его куском янтаря, но где в этой глуши достанешь янтарь.

— Не провоцируй меня, старик! — огрызнулся Циклоп.

— Фу, какой злюка! — фыркнул Чучельник.

Циклоп хотел было продолжить словесную перепалку, но я боднул его головой в плечо, давая понять, чтобы он заткнулся.

— Мутант...— протянул таксидермист и задумчиво понюхал свои усы. —Никогда не работал с таким редким материалом. В твоем случае хорошо бы подошел один хитрый метод. Не помню, как он называется, но суть такова: в труп вводится специальный химикат, превращающий белки в пластик. Но, к сожалению, мои ресурсы ограничены. Так что я буду работать по старинке. Ты не в обиде, мутант?

В ответ Циклоп прорычал себе под нос нечто неразборчивое.

— Но не будем о плохом, плохое уже случилось! А кто прошлое помянет — тому глаз вон! Согласен, мутант? — весело произнес Чучельник.

— Вот вернуться бы в прошлое минут на десять, я бы тебе все косточки пересчитал, — прошипел Циклоп.

— Как я тебя понимаю, — сочувственно вздохнул хозяин подвала. — Я тоже иногда мечтаю о том, чтобы вернуться назад во времени и свернуть шею этому ублюдку Рохле. Тоже мне, бугор выискался! Кретинами избранный кретин! А я ведь предлагал ему помочь в управлении Поселухой. Ну хотя бы на первых порах. И знаете, что он мне ответил? «Я сам все знаю, мне советчики не нужны. Твое дело — охрана, вот и охраняй». И посмотрите, к чему это привело. Кругом анархия и хаос. Все покатилось под откос.

Чучельник скорчил презрительную гримасу и сказал:

— Этот болван Рохля даже дома своего не уберег! Если бы он не лез куда не следует, мы бы сдержали любую атаку. Но нет, надо было вмешаться и все похерить... Вас, наверное, интересуют подробности? Сейчас расскажу. С пожара Рохля вернулся сам не свой. Видать, в Цирке мозги у него вконец расплавились. Он все твердил о каком-то заговоре и о предателях в его окружении. Будто и вправду поверил во всю эту чепуху с покушением, что придумал Пигмей. Ну, думаю, пусть себе бухтит, вреда от этого никому нет. Но оказалось, что это только начало. Через минуту Рохля отозвал меня в сторонку и говорит: «Ты, старик, жизнь моему отцу не сохранил, и я тебе не доверяю. Поэтому отстраняю тебя от командования взводом и перевожу в рядовые». «А кто командовать будет?» — спрашиваю. «А я и буду. В этой жизни можно только себе доверять», — отвечает. Я попытался его переубедить, но это его только разозлило. Рохля начал размахивать «Циклонами» да орать, что кругом измена, трусость и обман. А потом приказал выдать всем бойцам по тройной дозе зеленухи «для поднятия жизненного тонуса». Ха-ха, так и сказал, «для поднятия жизненного тонуса»! Наверное, подслушал эту фразу в какой-то рекламе энергетических напитков. Вот только зеленуха — это ни разу не кофеиновое пойло в баночках, а настоящая энергетическая бомба. Этот эликсир — моя гордость. Рецепт я разработал сам. Состав не скажу. Тайна. Но, поверьте мне на слово, в нем нет ни грамма химии, только природные компоненты. Зеленуха притупляет боль, увеличивает выносливость и скорость реакций. Плюс, делает человека более внушаемым, а это как раз то, что нужно для здешней публики. В моем взводе были только лучшие, но понятие дисциплина отсутствовала у нас как класс. Так что эликсир очень помогал. Главное условие: умеренное употребление. А этот охламон возьми и скорми бойцам весь месячный запас! Я уговаривал Рохлю одуматься, а он мне заявил: «Я знаю, что делаю, не мешай. А будешь мешать, завалю». И вот что получилось.

Он обескураженно пожал плечами.

— Этого зелья хватило бы на то, чтобы заставить целый табун урсусов плясать джигу в течение дня. Вот только сердце у урсуса размером с дыню, а у человека — с кулак. Потому я удивлялся, как они не попадали замертво от таких лошадиных доз. Но бойцы ничего, справились. Правда, большинство из них едва держались на ногах...

Пока он болтал, я то и дело поглядывал на наше оружие, оно валялось рядом и достаточно было только протянуть руку чтобы....

— Я знаю, что ты затеял, — вывел меня из задумчивости голос Чучельника.

По его глазам было видно, что он прочел мои мысли.

— Ты думаешь: «Успеет ли этот старый трепач нажать своим артритным пальцем на спусковой крючок, прежде чем я дотянусь до оружия из той симпатичной кучки?». Честно говоря, я и сам не знаю. Но что я знаю наверняка, так это то, что пушка, которую я держу в руке, обладает достаточной мощностью, чтобы прожечь дыру в твоем загривке насквозь, до самого хребта. Так что, ты готов рискнуть, насекомое?

Я воздержался от ответа.

А Чучельник принялся на все лады расхваливать свою пушку:

— Чудесный пестик! На вид старинная пукалка, а на самом деле мощный штурмовой бластер. Кишки внутри ультрасовременные. А тушка — антиквариат! Настоящий «Люгер». Его смастерил один тутошний отшельник по прозвищу «Профессор». Умнейший человек с золотыми руками — изобретатель и оружейник. Одна беда — любит закладывать за воротник.

Бородатый демагог хвастливо ухмыльнулся, кивая на пушку:

— Я этот пестик выменял у Пигмея на карнавальный, ха-ха, костюм. Там целая история была, обхохочетесь. В Поселухе есть один шустрый старьевщик, Фиделем кличут...

— Знаем такого! — не удержался я.

Чучельник осуждающе покосился на меня, мол, молчи, когда я говорю, и продолжил:

— Он нашел в затопленной шахте кофр, набитый всяким барахлом. И мне предложил купить все это дело скопом за две бутылки самогонки. Я и взял. А внутри там чего только не было: детские карнавальные костюмы, парики, банки с гримом, серпантин, мишура. Короче, все, что нужно для детсадовского утренника. Я до сих пор гадаю, какой ветер занес этот кофр в наши края? Самым любопытным экземпляром среди этого барахла был фрак с биркой «Костюм карнавальный для мальчиков «Юный франт». И как-то раз, по пьяному делу, я сказал Пигмею, что эта вещица — тот самый счастливый костюм Мишки Скока...

И он слово в слово пересказал историю про легендарный костюмчик знаменитого налетчика, которую мы уже слышали от Якова. Вещая, таксидермист, широко улыбался.

— Я набрехал коротышке, что купил костюм Мишки Скока еще на воле за огромные деньги и храню как талисман — на удачу. Пигмей от такой новости аж подпрыгнул. Стал уговаривать: «Продай его мне! Я за ценой не постою!». А я ему и говорю: «Меняю на твой «Люгер». Он и согласился. Я ведь уже давно положил глаз на эту шикарную вещицу и предлагал за нее хорошую цену. Но Пигмей уперся рогами. Не продам, и все тут. Ох, и любил этот карлик красивые вещи! Хоть по виду и не скажешь, что в нем живет ценитель прекрасного, ха-ха.

И тут меня осенило. У меня же в кармане кастет! И как я мог про него забыть? Вот сейчас достану его из кармана и ка-ак врежу в харю этому самодовольному ублюдку!

Но через секунду я понял, что рано радовался. Наш пленитель только казался расслабленным, но если приглядеться, то было видно, как напряжен каждый мускул его тела, а ствол «Люггера», направленный на нас, так и говорил: «Только рыпнись — убью!». А я не был до конца уверен в своих силах.

— Кстати, со слов Пигмея, этот пистолет был изготовлен по заказу самого Панчо Вилья. Знаешь, кто такой Панчо Вилья, водовоз? — обратился ко мне Чучельник.

— По всей видимости, какой-то знаменитый мертвец.

Бородач одобрительно хохотнул:

— Ты мне нравишься, водовоз, у тебя есть стиль. И за это я убью тебя последним.

«И все-таки стоит попробовать, — подумал я. — Надо только уличить удобный момент, резко сунуть руку в карман, схватить кастет и звездануть этому старику в лобешник».

Но в этот момент наш убийца решил вдруг свернуть свои разглагольствования и перейти к делу:

— Ну-с, начнем потихоньку. Времени у нас немного. Рано или поздно мои соплеменники доберутся и до нас, и тогда такое начнется...

Чучельник надел противогазную маску и с несвойственной его возрасту прытью, вскочил с места. Едва его зад оторвался от стула, из невидимых отверстий в стенах в подвал хлынул бесцветный, пахнущий тиной газ.

Все резко поплыло перед глазами, ноги ослабли в коленях, и я успел подумать, что если уж и падать в обморок, то делать это следует аккуратно.

XIII. Лаборатория дьявола

Я очнулся уже в другом помещении, но, судя по всему, оно находилось в том же подвале.

Если бы меня попросили описать это место в двух словах, я бы сравнил его с лабораторией дьявола. Старый черно-белый фильм с таким названием так испугал меня в детстве, что я целый месяц спал с включенным ночником.

«Лаборатория дьявола» был дешевым ужастиком о безумном ученом, который собирался поработить человечество с помощью телепатической пушки — супероружия, способного превратить любого человека в послушного зомби. В фильме, кроме колоритного злодея, действовали герой-супермен и его девушка, тоже суперменша, а также помощник злодея — двухметровый бугай с железными зубами. Атмосферу ужаса передавала зловещая органная музыка. В финале отважные супермены убивали злодеев, уничтожали телепатическую пушку и, взявшись за руки, уходили навстречу закату.

Фильм снимали в одной локации. В той самой лаборатории дьявола — мрачном бетонном каземате, уставленном колбами, банками с заспиртованными человеческими эмбрионами и шкафами, забитыми оккультными книгами.

Место, где я очнулся, было неким подобием той киношной лаборатории, с одной лишь разницей: в этот раз я сидел не перед экраном телевизора, а как будто бы сам находился внутри фильма. И играл в нем роль жертвы.

Я и мои товарищи были привязаны проволокой к стульям: щиколотки к ножкам, а руки заломлены за спиной. Но хуже всего пришлось Циклопу: он лежал на прозекторском столе. Тугие кожаные оковы охватывали его запястья и лодыжки. В таком положении мутант напоминал громадную лягушку, распятую на планшетке для препарирования. Рядом стояла тележка, на которой в строгом порядке располагались острые блестящие хирургические инструменты: скальпели, щипцы, ножницы и другие предметы, от вида которых стыла в жилах кровь.

Хотя, честно сказать, меня больше волновала судьба Помилки. Судя по всему, она и остальные находилась под действием какого-то снотворного. Связанная девочка выглядела такой беззащитной и слабой, что у меня на глаза наворачивались слезы.

— Ты уже проснулся, водовоз? — услышал я голос Чучельника. — И как тебе моя мастерская, нравится?

— Нравится, — машинально ответил я и принялся крутить головой, разминая затекшую шею.

Когда я поднял голову вверх, то увидел нечто такое, от чего мне стало дурно. Там высилась стойка, на которой висел пластиковый мешочек с ярко-красным раствором, от него шла тонкая трубка, наполненная этой жидкостью, а конец трубки заканчивался иглой, торчащей в вене моей левой руки. То же самое было и с остальными.

— Что... что это за хрень? — пробормотал я.

— Тихо, тихо, не пугайся. Это твой обед — высококачественный питательный раствор: двадцать одна аминокислота, витамины, ионы калия, магния. Вообще все, что нужно истощенному организму.

— А п-почему оно... оно к-красное?

— Я добавил немного красителя, чтобы было наряднее. А твоим друзьям еще и впрыснул ударную дозу транквилизатора, чтобы не мешали. Я, знаешь ли, люблю поболтать, но хорошего собеседника тут днем с огнем не сыщешь. Бородач мне сразу не понравился — не люблю выскочек, а мутант злющий, как тысяча чертей. А девочки — те вообще тихони, ни слова не проронили с тех пор, как их сюда привели. А, между прочим, могли бы и спасибо сказать за то, что я их вырвал из лап этого садиста Рохли. Уговорил, пока их не трогать. Не люблю, знаешь ли, когда такую красоту портят. Но ты, я вижу, нормальный пацан. Составишь мне компанию или тоже хочешь в сонное царство? Я устрою — не вопрос.

— Не хочу.

— Вот это правильно. Сон — дурак. Во сне правды нет.

«Этого старика хлебом не корми, дай лясы поточить. Надо этим воспользоваться, потянуть время. А там уж что-нибудь придумаю», — подумал я и попросил развязать Помилку.

— Она же всего лишь девчонка. Ребенок. Она не причинит вам зла, — уточнил я.

Но Чучельник ответил отказом.

— Дети и есть зло в чистом виде, — сказал он и вдруг спросил. — Ты какую музыку предпочитаешь, насекомое, Элвиса или Чайковского?

— Хруст новенькой тысячной купюры, — не задумываясь, ответил я.

— Отличный выбор! Вот только ты забыл, что на Сиротке от этих купюр мало проку. Так что выбираешь? У меня коллекция небогатая, всего два диска.

В память о бате я выбрал Элвиса.

— Будем слушать Чайковского, Элвис уже был, — строго сказал любитель поговорить.

«Странный тип, — подумал я. — Зачем было спрашивать, если все равно сделаешь по-своему?».

— В свое время «Щелкунчик» Чайковского стал для меня настоящим откровением, — признался Чучельник.

Он подошел к деревянной тумбе и театральным жестом сдернул красную бархатную скатерку. Под ней оказался пластиночный проигрыватель, а рядом с ним стоял неизвестный мне прибор, похожий на пластиковый кубик из детского конструктора.

— Винил никогда не умрет! — восторженно объявил Герра.

Я искренне удивился:

— Круто. Настоящий проигрыватель винила. Мой батя говорил, что отдал бы за такое чудо свою жизнь!

— Как я его понимаю. Мне эта вертушка встала в кругленькую сумму. Единственная вещь, привезенная мной с воли. Пришлось раскошелиться на подкуп охраны, но все равно это не спасло большую часть моей коллекции пластинок. Все разворовали, суки! А что там были за диски! Только отборный первопресс! Из всего того богатства сохранилось только три диска. Кроме этих двух, была еще пластинка от «Мелодии» — «Голоса птиц в природе». Звучала она просто грандиозно! Но случилось несчастье, одна безволосая обезьяна взяла, да и уронила на пластинку бетонный блок. «Случайно уронил», — так сказал этот примат. И теперь я больше никогда не услышу ни пения красногрудого соловья, ни чириканья домового воробья, ни карканья смоленского грача, ни флейтового свиста иволги обыкновенной... — Чучельник всхлипнул разок-другой и грозно объявил. — А того растяпу я строго наказал — приказал высечь!

Докучливый собеседник аккуратно извлек из бумажного конверта диск, поставил его на вертушку и опустил иглу. Заиграл волшебный вальс. Как только оркестр грянул первые такты, воздух тут же наполнился сладким фруктовым ароматом с нотками чего-то терпкого, кажется, корицы.

— Чуешь? — поинтересовался Чучельник.

Я принюхался:

— Корица, фрукты, вино. Если мой нос меня не обманывает, кто-то тут готовит глинтвейн. Я вообще-то не пью. А вот от мандаринки бы не отказался.

— Придется тебя огорчить. Запах транслирует синтетический датчик, — он указал на кубик. — Этот датчик обладает уникальной возможностью конвертировать музыку в запахи.

— Это как?

— Ты что-нибудь слышал о синестезии?

Я ответил отрицательно.

— Синестезия — это неврологический феномен, при котором несколько человеческих чувств восприятия сливаются воедино. Наделенный таким даром человек называется «синестет». Он может не только слышать звуки музыки, но и чувствовать их, отличать по запаху или видеть. Я знал одну девушку, которая буквально нюхала музыку. Когда звучал Вивальди, она чувствовала запах весенней прохлады, а когда Вагнер — запах крови. Так же работает и синестетический датчик. Ясно?

— Ясно.

— Ничего тебе не ясно, — сразу понял таксидермист-меломан.

— Но я пытаюсь вникнуть! — принялся оправдываться я и спросил, изображая живейшую заинтересованность. — Кстати, я впервые слышу о таком датчике. Это что, какой-то новый продвинутый гаджет?

— То-то и оно, что старый! — воскликнул Чучельник, которому, видимо, нравилось рассказывать о своей игрушке. — Синестетический датчик поступил на прилавки лет семьдесят назад, но был быстро снят с продажи. А все почему? А потому, что технику не обманешь! Музыку Московского симфонического оркестра или, например, Чака Берри синестетический датчик насыщал просто фантастическими ароматами, а песни типа «два притопа, три прихлопа, я тебя люблю» сопровождались таким зловонием, что за два метра слезу вышибало. А именно такой ширпотреб и слушает большинство. Так что добрая часть покупателей вернула приборы в магазин и продолжила слушать свою дерьмомузыку.

Он погладил кубик, словно любимого питомца:

— Свой экземпляр я купил на одной марсианской барахолке. Датчик был новехонький и прекрасно синхронизировался с моей вертушкой.

В руках Чучельника появился аэрозольный баллончик с пластиковой трубкой, на конце которой крепилась кислородная маска. Он нырнул лицом в маску и сделал глубокий вдох и расплылся в блаженной улыбке. Затем пояснил:

— Закись азота, а по-простому — веселящий газ. Помогает расслабиться. Тебе не предлагаю, с непривычки может стошнить.

А пластинка продолжала играть. Зазвучала новая композиция, взволнованная и тревожная, не похожая на первую, и аромат апельсинов с мандаринами сменил соленый запах моря.

«Все, хватит бездействовать! — подумал я. — Надо срочно придумать, как отсюда выбраться».

Но спасительная мысль не шла. И тогда я решил воспользоваться старой уловкой:

— За нас дадут хороший выкуп! Инструменты, продукты, оружие! Хренову тучу оружия!

В ответ раздался нервный смех.

— Смирись, насекомое, твоя судьба решена. В лучшем случае ты и твои друзья умрете под моим скальпелем, а в худшем — в мастерскую ворвутся пыжи, и тогда все мы узнаем, что такое настоящая боль.

Вдохнув новую дозу веселящего газа, Чучельник замер секунд на пять, а когда приход закончился, заговорил серьезным и даже каким-то мрачным голосом:

— Среди этих подонков, пыжей, есть настоящие чудовища, способные придумать самые изощренные пытки. Гнусный, неуправляемый скот. Держать их в узде мог только Сашка Стрелец. Он любил говорить, что Поселуха стоит на четырех китах, которых зовут: бордель, кабак, Цирк и страх. Последнему киту он отводил особое место. «Запомни, Адольфо, страх меняет человека, — как-то раз сказал он мне. — Страх делает умного глупым, а сильного слабым. Напуганным человеком легче всего управлять». А таких отморозков, как наши пыжи, может напугать только что-то по-настоящему жуткое и сверхъестественное. Понял, к чему я клоню, водовоз? Нет? Я говорю о фомичах...

— О фомичах?

— По глазам вижу, тебя это не на шутку заинтересовало. Так и быть, удовлетворю твое любопытство. Слушай внимательно. Когда бугор услышал легенду про шахтеров, которые не захотели возвращаться домой и остались жить на Сиротке, он сразу смекнул, как можно ей воспользоваться. Сашка Стрелец нарядил моих бойцов в серые рясы и велел им изображать фомичей. Ночью они бродили по Поселухе и пугали людей. Уголовники — народ суеверный, поэтому легко проглотили наживку. В том, что фомичи настоящие, они не усомнились ни на минуту. А дальше легенда стала жить своей жизнью. Нам даже ничего не пришлось выдумывать, пыжи сами насочиняли про них всякие небылицы.

Чучельник снова приложился к маске, икнул и сказал:

— Поначалу я никак не мог понять, зачем бугру понадобился этот маскарад, а когда понял, зауважал его еще сильнее. Контингент в Поселухе буйный, чуть что, сразу за ножи. Мятеж у них в крови. Но Сашка Стрелец нашел способ, как бороться с беспорядками. Как только в Поселухе назревали волнения, ряженые фомичи избивали какого-нибудь пьянчугу или похищали ребенка. Прознав про это, бузотеры сразу разбегались по домам, а на следующее утро уже никто и не помнил, по какому поводу была буза.

— В Форте тоже ваши люди безобразничали? — поинтересовался я.

— Наши.

— Но зачем?

— Бугор сказал: «Для профилактики», — объяснение вышло весьма туманным.

«Никакие они не демоны, а просто шпана ряженая», — вспомнил я слова Сапога про фомичей, и даже мысленно похвалил его за проницательность.

— А как же вы прошли сквозь силовой купол?

— Очень просто. Ваш приятель с Луны спьяну выболтал нашему кабатчику про небольшой дефект вашей защиты. А кабатчик рассказал мне.

— Дуршлаг... — невольно сорвалось с моих губ.

— Метко подмечено! Этот ваш силовой купол — как ковшик с дырочками. Вот через них они и шастали. Туда-сюда, туда-сюда.

— Но ведь дыры находятся в самой верхушке купола! Там же черт знает какая высота! Вы что, летать научились?

— Не летать, но прыгать! — не без гордости отметил Чучельник. — У бойцов на ногах были специальные пружинящие ходули. Если хорошенько разогнаться, и не такую высоту можно взять!

Я невольно восхитился находчивостью и избирательностью Сашки Стрельца. А вот новость о подлом поступке Сапога меня ох как разозлила! Встреться он мне сейчас на пути, отлупил бы гада! Да так, чтобы он кричал от боли!

А крик вдруг и вправду раздался. Но к Сапогу, разумеется, не имел никакого отношения.

Орал Чучельник. Причем так громко, что у меня чуть не лопнули барабанные перепонки. Заткнуть уши я не мог — были связаны руки, а вот глаза зажмурил. А открыв их через минуту, увидел, что потребитель веселящего газа ранен. Он стоял на одном колене, держась за окровавленный бок и жутко матерился.

Прозекторский стол, на котором ранее бездвижно лежал Циклоп, теперь ходил ходуном. Мутант метался из стороны в сторону, пытаясь порвать путы. Видимо, Чучельник не рассчитал дозу наркоза или действие снотворного закончилось. Неважно. А важно то, что Циклоп очнулся ото сна и цапнул мучителя за бок.

Но старикан попался крепкий и, невзирая на чудовищную боль, встал на ноги, достал откуда-то треугольную колбу с мутным раствором и плеснул из нее на рану. Что-то зашипело, зачавкало, и в воздухе повис удушливый запах горелого мяса. Над раной поднялся сизый дымок, и Чучельник разразился новым истошным криком.

— Ты сдохнешь, мутантское отродье! — отдышавшись, захрипел он и принялся шарить пальцами по полкам. А найдя моток армированного скотча, щедро обмотал им свою талию и с облегчением облокотился на стену.

— Развяжи меня, урод! — заорал Циклоп.

— От урода слышу! — огрызнулся Чучельник и направил ствол «Люгера» на мутанта.

Последовал выстрел — и я услышал предсмертный крик Циклопа. Я был не в силах смотреть, как умирает мой друг, и поэтому отвел взгляд.

— Ты убил его, сука! Убил! — повторял я, глотая соленые слезы.

— Не переживай, водовоз, скоро вы встретитесь.

Но свое обещание ему сдержать не удалось.

Неожиданно земля дрогнула и пошла волнами так, что я едва не упал вместе со стулом, а воздух наполнился запахом серы. Я увидел яркую вспышку и тотчас же подвал наполнился ослепительно белым светом.

Источником этого света была Помилка. Она как-то сумела отвязаться и теперь парила в воздухе, едва не задевая головой потолок. Точь-в-точь как левитирующий йог, которого мне довелось наблюдать в Дели. Как мне потом объяснили, это был всего лишь искусный трюк, а никакая не магия. Левитировать такому псевдойогу помогала специальная конструкция, которая скрывалась под его просторной одеждой. А вот Помилка летала по-настоящему, без каких-либо ухищрений.

Она раскинула руки в стороны, ноги болтались в воздухе, как у марионетки, а голова немного запрокинулась. Лицо девочки было пугающе безмятежным, глаза закрыты, а все тело источало ослепительное синее свечение. Вдруг по ее спине пробежала судорога. Помилка выгнулась дугой, резко вытянула перед собой руки и затряслась, как в припадке. Из ее ладоней вырвались раскаленные зигзаги молний и ударили в грудь Чучельника.

Тушка злыдня занялась огнем и запылала, словно соломенное чучело. Через несколько мгновений от него остался только холмик горячего пепла, на вершине которого гордо возвышался "

Люгер».

XIV. Избушка, избушка, встань ко мне передом, а к лесу задом

«Все подарки хороши, лучший — тот, что от души», — говорил мой батя и каждый Новый год дарил мне дурацкий сноуболл.

Это такой дешевый сувенир в виде стеклянного шарика, внутри которого находился снеговик. Потрясешь его — и на фигурку с морковкой вместо носа начинает падать искусственный снег и блестки. Красота! Хотя я бы не отказался от чего-нибудь более существенного, например, ховеборда.

К чему я это вспомнил? А к тому, что я вдруг почувствовал себя на месте того снеговика.

Резкий ветер наполнил мастерскую Чучельника жутким холодом и откуда-то сверху повалил густой мокрый снег. Я задрал голову. Там зияла огромная, обугленная по краям дыра. По-видимому, одна из молний, пущенных Помилкой, пробила деревянный потолок.

Я затрясся, как осиновый лист, и подумал о том, как же ошибался тот древний философ, сказавший: «То, что нас не убивает, делает нас сильнее». Чаще происходит наоборот. Меня, например, ни капли не закалил суровый климат Сиротки. Наоборот, здесь я стал еще большим мерзляком. Я ведь человек по натуре теплолюбивый. Поэтому в свое время и перебрался на Цереру, где, как и на курортах Каллисто, жители круглый год наслаждались теплой и ясной погодой. Все это делалось благодаря системе метеоконтроля — обширной сети летающих атмосферных и температурных модуляторов. На Церере даже проходило голосование, формирующее погодные условия на ближайшие полгода. Но еще не нашлось того чудака, который бы сунул свой голос за новогодний снежок или рождественскую вьюгу.

Впрочем, все это лирика. Главное, что старуха с косой снова обошла меня стороной. А с холодом я уж как-нибудь справлюсь!

Помилка тоже была в порядке. Как только она расправилась с Чучельником, свечение сразу пропало, и малая плавно опустилась на землю. Чуточку посидела и, как ни в чем не бывало, заснула прямо на заснеженном полу, свернувшись калачиком. Как я уже понял, погодные условия на нее никак не влияли, так что о здоровье моей спасительницы можно было не волноваться.

Я начал прикидывать план дальнейших действий, как вдруг услышал:

— О чем задумался, Проныра?

Я поднял глаза, и крепкое ругательство застряло в горле. Надо мной возвышался... Циклоп. Для покойника он выглядел очень даже живенько.

Я так перепугался, что впервые в жизни решил помолиться. Однако была одна загвоздка. Я не знал наизусть ни одной молитвы. Так что пришлось импровизировать.

«Господи, если ты существуешь, помоги мне, — шептал я про себя. — Я знаю, что у тебя и без моих проблем много дел, но я так редко прошу тебя о чем-то... Умоляю, спаси меня от этой проклятой нежити».

— О чем задумался? — повторил мертвец и принялся меня развязывать.

— Да так, о своем, — растерянно ответил я.

— Расскажешь? Или секрет? — он освободил мои руки и принялся скручивать поволоку с ног.

— Я думал, ты... — начал было я, но осекся. — Проехали.

— Говори, раз уж начал.

— Ну-у...— замялся я и незаметно сунул руку в карман, где все еще лежал кастет.

Циклоп развязал мои ноги, распрямился во весь свой исполинский рост и улыбнулся неповторимой улыбкой аллигатора.

— Ладно, я тебе помогу. Ты хотел сказать: «Я думал, что ты умер». Угадал?

— Угу. Но ведь ты...

— Живой, — договорил он мою мысль. — И ты хочешь узнать, как так получилось?

— Очень хочу.

— Тогда слушай. Когда в меня выстрелили, я отключился и увидел длинный темный тоннель, в конце которого сиял свет. А по тоннелю ехал мужик в тоге на колеснице, запряженной четверкой белых коней. Он остановился, вышел из колесницы, подошел ко мне и сказал...

Внезапно оживший сделал паузу и, вдруг схватив меня за ухо, заорал что было сил:

— Проныра, ты что, идиот?!

Я резко отпрянул, словно получил пощечину, а Циклоп залился нервно-паралитическим смехом.

— Ты бы видел свою рожу! — держась обеими руками за живот, хохотал он. — Я чуть со смеху не помер!

— Но ведь ты умер! Я своими собственными глазами видел, как Чучельник выстрелил в тебя!

— Насмешил ты меня, Проныра. Ох и насмешил, — мутант смахнул слезы со своего единственного глаза. — Давно я так не смеялся! Ну а если серьезно, то пушка этого мерзкого старикашки стояла в режиме парализатора. Так что меня просто вырубило... Кстати, а куда подевался Чучельник? И что здесь вообще произошло?

С чего бы начать? Я огляделся.

Вокруг было настоящее сонное царство. Мира, отец Никон и Помилка пребывали в царстве Морфея. Они дышали ровно и спокойно, только капеллан иногда всхрапывал и свистел носом.

Я уже приготовился толкнуть речь, как сверху послышался шум и из дыры в потолке выглянула лысая голова с двумя шишками по бокам и веселый голос сказал:

— Здорово, начальник!

— Фидель?! Ты?! — не поверил я своим глазам.

— Я, собственной персоной! Вот пришел вернуть должок, — радостно крикнул он и проворно спрыгнул вниз.

Через пару секунд из дыры показалась еще одна голова. Лицо человека скрывала клетчатая куфия, а на глазах были дорожные очки-консервы. Незнакомец не стал спускаться, зато сбросил вниз веревку, конец которой повис в нескольких сантиметрах от земли.

— Да у тебя, начальник, прямо дар попадать во всякие переделки! — воскликнул старьевщик.

От всего его вида веяло позитивом и добродушием. В руках Фидель сжимал обрез энерговинтовки, в которой без труда угадывалась пушка Циклопа, а через плечо у него висела черная мотопокрышка.

— Как я вижу, ты вернул украденное имущество, — отметил я.

Фидель положил руку на покрышку, словно проверяя, на месте ли она:

— Не все. Плащ-палатки эти крысы успели загнать. Зато душу свою я отвел капитально. Переломал этим сволочам все пальцы. Надеюсь, это надолго отобьет у них охоту воровать.

— А это, кажется, принадлежит мне, — сказал мутант и забрал у пришедшего «Герду».

— Пожалуйста-пожалуйста, нам чужого не надо, — всплеснул руками старьевщик.

— Где ты ее взял? — спросил Циклоп.

— Так это... с неба ружьишко упало...

— Кончай заливать.

— Правду тебе говорю. Истинную. Шел я себе, никого не трогал и тут ка-ак шарахнет! И прямо сверху мне по хребту — бац! Меня аж с ног повалило, а когда поднялся, смотрю — из Цирка дым столбом, а рядышком со мной обрез лежит. Видать, взрывом вынесло...

— Ну а теперь рассказывай, как ты нас нашел, — спросил я.

— Я просто шел по следу из хлебных крошек, начальник. А наследили вы о-го-го, — Фидель хмыкнул. — Вы ведь теперь у нас знаменитости. Но такой известности я бы и врагу не пожелал. Вся Поселуха вас ищет. Они там все злые-презлые и жаждут отмщения. И не успокоятся, пока не увидят ваши трупы.

— Что-то ты темнишь, — вмешался Циклоп. — А ну-ка рассказывай, как на нас вышел!

— Мне кое-кто помог в поисках, — хитро прищурился старьевщик.

С этими словами он скинул с плеча видавшую виды котомку, развязал ее и с торжественным видом извлек оттуда какую-то металлическую чурку.

«Знакомая вещица, — подумал я. — Где-то я ее уже видел, но где именно? Хоть убей — не помню».

Ответ не заставил себя долго ждать. Внутри железяки что-то лязгнуло, на поверхности появились два тусклых огонька, и до боли знакомый голос врезал:

— Эй вы, мешки с кишками! Слушай мою команду: валим отсюда, пока пыжи не нагрянули! Вопросы есть? Вопросов нет.

Распорядившись, Комендант тут же отключился.

И был вечер, была дорога, и шел мокрый снег.

Я рассказывал остальным о том, что приключилось в подвале. Про Чучельника и его болтовню. Про парящую в воздухе Помилку, которая пулялась молниями. И про то, как погиб наш мучитель. Но моя история не произвела особого впечатления. Все вымотались до предела, даже удивляться сил не было. Помилка спала у меня на руках. Лишь один Фидель излучал бодрость и энергию.

— Не раскисайте, вот добредем до избушки, растопим печку, поедим, чайку выпьем, — подбадривал он нас.

— Чайку? — скептически протянул я. — Ты хотел сказать, заваренных кипятком колючек? Или что ты там используешь вместо чая?

— Обижаешь, начальник. Когда я говорю чай, это значит чай. Ты какой предпочитаешь? Черный байховый или зеленый крупнолистовой?

— Предпочитаю кофе.

— Найдем и кофе!

— Хорошо бы.

— А я бы, признаться, выпил бы сейчас пивка, — сказал капеллан. — Ах, какое пиво было в наше время! «Московское темное», «Чунцинское выдержанное», «Жигули»! Не пиво — сказка! Но лично мне нравилось соевое. Ну, помните, такое в маленьких зеленых баночках? Оно разное было: с мятой, фруктовое, даже с перцем. Но я всегда предпочитал классическое. Еще было разливное, но его подавали только в «Трехлапой жабе». Помните такое заведение?

— Помню, — буркнул я, вспомнив наш недавний разговор с Ксюхой.

— Начальник, ты же у нас трезвенник? — обратился ко мне старьевщик.

— Угу.

— Но ведь раньше любил это дело?

— Любил.

— А что предпочитал?

— Красную марсианскую водку, — ответил я.

— Ни разу такую не пил, — признался Фидель.

— А мне доводилось, — сказал отец Никон и как-то загадочно улыбнулся.

— Не понимаю я вас, трезвенников. Как вы вообще живете без бухла? Скучно же, — затянул наш нежданный попутчик.

— Хорошо живем, — буркнул я.

— Оно и видно. Ходишь хмурый, как туча. А выпил бы немного, и враз бы повеселел! Только пить надо умеренно. В день граммов триста. Можно сразу бахнуть, но лучше растянуть... Я ведь по молодости тоже крепко зашибал. И даже один раз пытался бросить, но не вышло. Жил я тогда с одной дамой, а она на дух это дело не переносила. Пилила постоянно: «Бросай пить! Бросай пить!» А потом сказала, что, если не завяжу, уйдет. Ну я, конечно, думал, что говорит только, серьезно не относился. А она на самом деле ушла... А я же любил ее!.. Ну и решил ей доказать силу своего характера. Позвонил в один рехабчик. Мне там сказали: «Приходите, ждем вас. Только не пейте хотя бы сутки». А я не сдержался. Крепился как мог, а ночью накидался, что та хрюшка. Утром с похмелюги пошел сдаваться. Приезжаю в рехаб. А меня охранник не пустил, сука такая! От меня, видите ли, амбре, точнее, «шлейф», как он сказал. Так и уехал несолоно хлебавши.

— А с той дамой что стало? — спросил я.

— С которой?

— С которой ты жил.

— Так и не вернулась. Нашла себе другого. Непьющего. Правда, он тоже потом запил. Но сперва не пил, фасон держал, сволочь.

— А как хоть ее звали?

Фидель мечтательно улыбнулся:

— Клавдия.

— Красивое имя.

— Угу. И не только имя, — уточнил знаток выпивки.

Через полчасика Фидель подал знак остановиться. Я обвел глазами темную, унылую местность. Ничего выдающегося — серая земля, серые кусты, серые валуны, серый туман, серые струи дождя. Короче, серая серость.

— И куда это ты нас привел? — спросил Циклоп.

— Погоди, сейчас все будет, — заявил старьевщик.

— Что будет? — в словах мутанта появились угрожающие нотки.

— Увидишь.

— Знаю я, что увижу. Твоих подельников, с которыми ты собрался обобрать нас и убить.

Я дернул предсказателя за рукав:

— Угомонись ты, у нас и брать-то нечего.

— Тогда просто убьют. Для этих садистов выпустить человеку кишки — одно удовольствие. Так я говорю, старьевщик?

Тот апеллировал ко мне, ища защиты:

— Начальник, не верь ему! Врет он все! Я же от всей души, я помочь хотел...

Я верил Фиделю, но на всякий случай достал из кармана «Люгер», который подобрал в мастерской Чучельника. И не забыл перевести пушку в смертоносный режим.

— Тише, котятки, — донесся незнакомый женский голос.

Он принадлежал напарнику, а вернее, как выяснилось, напарнице Фиделя, которая шла далеко впереди нас, и теперь внезапно вынырнула откуда-то из тумана. Куфия висела у нее на шее, а очки-консервы были подняты на макушку, которую венчали собранные в пучок дреды.

Барышня была симпотная. Свободная одежда в виде полинялого бомбера и широких камуфляжных штанов с карманами по бокам скрывала фигуру, но глаз профессионала распознал в ней спортивную худышку. Эта малышка дала бы фору всем местным девицам, на которых нельзя было смотреть без страха. О чудо, у нее даже зубы были на месте! А к зубам прилагались улыбчивое личико, усыпанное веснушками, вздернутый носик и пара карих глаз. Гардероб дополняли высокие армейские ботинки на тракторной подошве.

— Попрошу минуточку внимания! — объявила она.

В ее руках появилась небольшая плоская коробка с тумблерами и клавишами.

— Избушка, избушка, встань ко мне передом, а к лесу задом, — воскликнула девушка, щелкнула пальцем по одной из клавиш, и в тот же миг перед нами, как по волшебству, материализовалась крепко вросшая в землю избушка.

Мы оторопели от неожиданности:

— Как? Откуда? Здесь же ничего не было!

— Все дело в генераторе невидимости. Он создает вокруг объекта маскировочное поле, которое делает его невидимым невооруженным глазом.

— Просто фантастика, — не скрывал своего изумления я.

— Да ну, брось, военные уже давно пользуются этой технологией. И, наверное, ты хочешь спросить, где я достала генератор невидимости? Сама собрала. Вот этими вот ручками! — и она помахала перед моим носом ладошками. — Только в последнее время он стал слишком часто ломаться.

— Вечно с этими генераторами проблемы, — понимающе кивнул я.

Устроились мы, как говорится, в тесноте, да не в обиде. Набились в маленькую избушку что селедки в бочку, зато стало теплее.

Внутри наблюдался полный бардак: всюду были разбросаны инструменты и обрывки проводов, у стен громоздились мешки и целые батареи каких-то железяк. А вот пахло на удивление приятно. Лимончиком. Мебели имелось по минимуму: тумбочка, три стула, лавка и хромоногий стол, за которым мы и разместились. А котомку с мощами Коменданта положили под ноги. Трюк с говорящей головой сработал всего пару раз, а все остальное время голем не подавал признаков жизни. Но наша соображающая в технике хозяйка жилища обещала его в ближайшее время починить.

Кстати, эта девушка оказалась тем самым Профессором — местным Кулибиным, мастером на все руки. Какую там характеристику дал ей Чучельник? «Человек острого ума и просто разносторонняя личность». Вроде так...

— Мы — подельники, — гордо охарактеризовал свои отношения с ней Фидель.

— Почему Профессор? — поинтересовался я, внимательно вглядываясь в ее симпатичное личико.

— «Профессорша» звучит как-то коряво, ты не считаешь? — ответила она. — А вообще, друзья зовут меня Профи. Если хотите, можете меня так называть. Мы ведь друзья?

— Наверное, — нерешительно сказал я.

Мы поочередно представились, и Профи недолго думая предложила обмыть знакомство. Она достала откуда-то пузатую армейскую фляжку, свинтила крышку и основательно приложилась к горлышку.

«Выходит, прав был Чучельник, когда говорил, что этот Профессор водит дружбу с зеленым змием», — подумал я.

— Ну, кто следующий? — обратилась Профи к нам всем.

Фидель и отец Никон поддержали начинание. Мира, я и Циклоп отказались, Помилка находилась в непитейном возрасте, а потому довольствовались простой водой, разлитой по высоким пластиковым стаканам.

Старьевщик выпил и не поморщился, а вот капеллану содержимое фляжки, что называется, не зашло. Сделав глоток, он выпучил глаза и закашлялся.

— Ну как самогоночка? — спросила Профи и похлопала отца Никона по спине.

— Крепкая. До нутра пробирает, — охарактеризовал тот, вытирая рукавом слезящиеся глаза.

— Сама гнала. В этом году картошка не удалась. Сплошь гниль и мелочь. И чтобы добро не пропадало, решила выгнать самогонки. И вот результат. На односолодовый дистиллят не тянет, но пить можно.

— Ох, и злая, — крякнул капеллан и спросил. — Сколько оборотов?

— Шестьдесят. Еще по глоточку, отче?

Но священнослужитель, с благодарностью приложив ладонь к своей груди, и отрицательно мотнул головой.

— А пожевать у вас ничего не найдется? — спросил Циклоп.

До этого момента Профи лишь изредка бросала косые взгляды в сторону мутанта и старалась держаться от него в стороне. Но стоило необычному гостю заговорить, как она стала просто пожирать его глазами. На лице Профи читались страх и любопытство.

— Что, ни разу не видела живого мутанта? — спросил Циклоп.

— Не... не видела... — заикаясь, призналась она и, чтобы прийти в себя, сделала добрый глоток из фляжки.

— Ну теперь увидела. Так что там с едой?

— С едой? — переспросила Профи.

В ответ Циклоп щелкнул своими жуткими зубами и ткнул пальцем в живот.

— Еда, понимаешь? Кушать, жрать.

— Ах, еда! Сейчас! Все будет, — засуетилась хозяйка.

Скоро на столе появились большой кусок вареного мяса, какие-то коренья белого цвета, миска тушеной капусты, несколько вареных картофелин и, что самое поразительное, банка маринованных корнишонов, а также две овальные жестянки с сардинами, большая пачка галет и маленькая баночка клубничного джема.

— Откуда все это? — удивился я.

— Мясо — урсусова пашина, — ответил Фидель и подмигнул мне. — Помнишь того здоровяка?

— Как же, забудешь такое...

— Эх, жалко, всю тушу унести не удалось!

— Да я не про мясо, а про консервы. Откуда дровишки?

— Контрабанда, — ответил старьевщик и со щелчком открыл баночку с джемом.

Он окунул в баночку пластиковую ложку и протянул ее Помилке. Увидев джем, малая сразу оживилась. Она взяла банку в руки, понюхала, попробовала на вкус и принялась с аппетитом есть.

— Консервы, кофе, чай, джем — остатки былой роскоши, — посетовала Профи. — Когда-то давно мне удалось наладить устойчивый контрабандный канал. Даже не канал, а так, канальчик. Пять-шесть посылок в год. Расплачивалась через посредника, используя тайный банковский счет. Что-то на продажу, что-то себе. Педали мои нравятся?

Она выставила вперед ногу, демонстрируя ботинок.

— Тоже контрабанда. Жалко, канал накрылся... — и, вздохнув, бросила вскользь: — Да вы ешьте, ешьте, не стесняйтесь.

Я хотел было поподробнее расспросить Профи об этом ее канале, особенно меня интересовало, как она связывалась с контрабандистами, но голод взял верх. А как только я откусил кусок мяса, тут же забыл все, о чем хотел спросить.

Мы набросились на еду, как дикие звери. Нарезали вареное мясо, вскрывали банки, жадно запихивали в рот овощи, громко чавкали. Это была наша первая нормальная трапеза за долгое время, так что угощение оказалось сметено в считаные минуты.

Не отставала от нас и малая, слопав всю банку джема, пачку галет и банку сардин. А после отблагодарила принимающую сторону благородной отрыжкой.

— А кто это у нас такой чумазый? — Профи наслюнявила рукав и принялась вытирать грязь с лица Помилки. — Папаша, вы нас не познакомили. Как зовут принцессу? Чумазик?

— Помилка, — ответил я.

— Подожди, я не ослышалась? Ты назвал свою дочь Помилка?

— Она мне не дочь.

— А кто?

— Долго рассказывать. А что касается имени... Да, я так ее назвал. И что с того?

— Ты хоть знаешь, что означает это слово?

— Конечно. Моя двоюродная сестра говорила, что это древне-славян-ское имя, — с трудом выговорил я незнакомое слово. — И означает «очень милая».

— Возможно, и так, но у него есть и другое значение.

— И какое же?

— Ошибка. Правда, не помню, на каком это языке.

М-да, назвать девочку «Ошибкой» — это не круто. Но, с другой стороны, кому какая разница? А когда малая выучится говорить на космолингве, пусть сама выберет себе имя по нраву. А пока пусть побудет Помилкой. Да, кстати:

— Помнится, кто-то обещал печку растопить и кофейком напоить.

— А вот этого делать не стоит. Дым из трубы привлечет ненужное внимание, а нам оно ни к чему, — сказала Профи.

Фидель легонько толкнул меня в бок:

— Прости, начальник, я не знал. Вот, держи.

И он насыпал мне в ладонь горсточку кофейных зерен.

— И что мне с этим делать?

— Пожуй.

Я закинул в рот пару зерен.

Кофе был горьким и пережаренным.

После ужина повелительница избушки рассказала свою историю:

— Это моя вторая ходка. Первая была, как часто случается, по глупости. В старших классах у меня был парень, он баловался порошком. Через него и я подсела на эту дрянь. Потихоньку вместе с ним начала банчить. И как-то раз фараоны замели меня с товаром. Родители у меня были не бедные, но отмазывать не стали. Мамаша почему-то решила, что тюрьма будет мне хорошим уроком. А папаня ее поддержал. «Ты, — говорит, — уже взрослая, а это значит, что тебе пора научиться ответственности». Они ведь на полном серьезе думали, что тюрьма — это нечто среднее между школой для девочек и клиникой неврозов! Как первоход я получила минимальный срок — двушечку. Отсидела от звонка до звонка и вышла на свободу с чистой совестью. Единственный плюс во всем этом — за решеткой я прошла курс программы «Двенадцать шагов» и избавилась от зависимости. А еще в тюрьме я стала сильной. А главное свойство сильного человека — умение прощать. И поэтому я простила своих родителей. Вторая моя ходка, она же и последняя, тоже не от большого ума. Меня с детства тянуло к технике, так что после отсидки я решила пойти учиться на автомеханика. Благополучно закончила шарагу и устроилась на СТО по специальности. Там я познакомилась с одним человеком, который убедил меня, что в наше время куда выгоднее делать бомбы, а не перебирать двигатели небоходов и электромобилей. Через три дня я сделала свою первую фугасную мину, а еще через год меня повязали. А было это так. Сижу я себе спокойно в мастерской, никого не трогаю, мастерю трубчатую бомбу, и тут врывается спецназ... А дальше все как в тумане: суд, приговор, чьи-то слова о колонии-поселении на Сиротке, мое согласие... И вот меня уже грузят в тюремную баржу. Лететь до Сиротки черт знает сколько. Осужденного запирают в комнатушку размером с ящик, кормят раз в день какой-то бурдой, а дальше сам решай, как тебе поступить: сразу вскрыть вены или еще помучиться на этом свете. Никаких тебе гипотермических капсул или хотя бы криозаморозки. На всем экономят, твари. Как только взлетели, отказали стабилизаторы невесомости, и меня накрыло космической болезнью. Тошнит, слюни изо рта текут, как у бульдога, в голове вертолеты... Я помню, что на воле в пассажирских звездолетах, если отказывали стабилизаторы невесомости, стюардессы раздавали пассажирам имбирные леденцы. Но нам на этапе в основном раздавали звездюли. Пожалуешься на космическую болезнь — вертухаи изобьют. Попросишь дать воды — снова изобьют. Вот из-за такого сервиса несколько арестантов так до Сиротки и не доехали...

Профи замолчала и перевела дыхание.

А я, воспользовавшись паузой, напомнил своим товарищам, что мы не на курорте и пора бы уже подумать, как нам отсюда выбираться.

— На своих двоих мы далеко не уйдем, — вздохнул капеллан.

— Я как раз хотел обсудить этот вопрос... — вкрадчиво сказал Фидель.

— Что за вопрос?

— Я и мой подельник... в общем, мы готовы оказать вам всестороннюю помощь, но с одним условием...

— Мы хотим остаться в Форте, — решительно закончила за него компаньонка.

— Ничего себе у вас хотелки! — присвистнул я.

В ответ Профи напомнила, что это именно наша славная компашка своими действиями запустила цепочку роковых событий, навсегда изменивших жизнь Поселухи:

— Здесь творится полный бардак, и неизвестно, когда все это закончится. Не буду врать, мне никогда не нравилась эта клоака, но без Поселухи наш бизнес обречен. И виной тому вы... В другой раз я бы не стала напрашиваться, но иного выхода из сложившегося положения я не вижу. Поэтому или забираете нас с Фиделем в Форт, или сами выкручивайтесь.

«Жестко, но справедливо, — подумал я. — Раз уж на то пошло, то я „за“. Вот только согласятся ли с этим остальные?». Впрочем, подавляющее большинство приняло выдвинутое условие. Возражал только один. Комендант.

Стоило нам скрепить уговор крепким рукопожатием, как из-под стола раздался гневный рык:

— Посторонние в Форте?! Не потерплю!

Тем, что случилось дальше, я не горжусь. Но раз уж начал, придется рассказать.

Я буквально озверел от слов Коменданта. «Ишь, развонялся! Не потерпит он! Кто тебя вообще будет спрашивать, иуда?» — мысленно вспылил я и в сердцах пнул говорящую голову ногой.

Башка выскользнула из котомки, покатилась по полу и с силой впечаталась в стену. Внутри титанового колобка что-то хрустнуло, и он резко замолк.

— Какое строгое у вас начальство! — хмыкнул Фидель.

Профи подобрала с пола голову Коменданта и положила на сгиб локтя, как ляльку:

— Бедняжка, как же тебя жизнь потрепала.

Я невольно прыснул со смеху.

— И не стыдно смеяться над калекой? — пристыдила меня Профессор.

— Он всего лишь робот.

— И что с того, что робот? По-твоему, робот не имеет право на сочувствие?

— Он же машина. Бездушный механизм.

Она сурово посмотрела на меня:

— Сам ты бездушный. И к тому же трус. Любишь бить тех, кто слабее тебя?

Мне стало очень стыдно. Настолько стыдно, что я был готов умереть прямо здесь и сейчас.

Но вдруг Профи резко переменилась в лице, посмотрев на потолочную балку, где висел овальный светильник. Он тревожно мигал красным светом, то тускнея, то снова вспыхивая.

— О, это нехорошо, — диагностировала подельник Фиделя.

— Что случилось?

— Беда, котятки, похоже, заклинило генератор невидимости.

— И что это значит?

— Только одно — полная pugo*. Слетело маскировочное поле. Так что придется кому-то из вас выйти и разобраться с проблемой. Мне все равно кто пойдет, выбор за вами. Инструкции самые простые: чтобы привести гену в чувства, нужно поднять рубильник. Если услышали характерный металлический щелчок и гудение, все в порядке. Если нет — как следует долбаните по корпусу кулаком и повторите операцию, должно помочь. Ну, кто пойдет? С меня фонарик и подробный рассказ, как добраться до генератора.

* задница (рато.)

XV. Биогибрид

В этот раз обошлись без жеребьевки. Мне нужно было срочно реабилитироваться после того случая с головой голема, и ничего лучше, как вызваться добровольцем, я не придумал. И каково же было мое удивление, когда тихоня Мира вдруг вызвалась пойти со мной. Я без раздумий согласился. Вдвоем оно как-то веселее.

Поступок нашего фельдшера побудил мужскую часть компании немедленно начать предлагать свои кандидатуры для выполнения задачи. Но Мира заверила их, что мы вдвоем вполне справимся.

— Вы уж поосторожнее там, — напутствовал отец Никон.

— Не волнуйтесь, отче, я уже взрослый мальчик и могу постоять за себя и за Миру, —сказал я и извлек из карманов «Люгер» и кастет.

— А ну-ка, покажи, что это у тебя, — взволнованно произнесла Профи, указывая на пушку.

— «Люгер», последний писк моды из ателье оружейников. С виду музейный экспонат, но начинка внутри ультрасовременная. Оружие страшной убойной силы, — перефразировав слова Чучельника, похвастался я.

— Можешь мне не рассказывать, сама эту пушку собирала. Ты это... как там тебя?

— Проныра.

— Проныра, не можешь мне одолжить на время свою пушку?

Я едва удержался от желания по-детски спрятать пистолет за спиной:

— А зачем он тебе?

Она усмехнулась:

— Чудак-человек, никто ничего у тебя не отбирает. Я просто хочу сказать, что «Люгер» оборудован системой защиты. В рукоятку встроен сенсор, распознающий владельца по отпечатку ладони. И если кто-либо, помимо хозяина оружия, нажмет на спусковой крючок, пушка самоуничтожится. Так что, если хочешь лишиться руки — дерзай.

Я вздрогнул и немедленно отдал ей «Люгер».

— На снятие защиты понадобится время, но, я думаю, управлюсь до вашего возвращения, — пообещала Профи.

Последовало объяснение, как и где найти генератор, который был надежно спрятан от посторонних глаз, после чего мне были выданы фонарик и фляжка воды.

И уже на выходе я вспомнил об одной немаловажной детали:

— А как мы найдем избушку, если она снова станет невидимой?

— Гене потребуется полчасика для прогрева, все это время избушка будет на виду. Окна у нас не пропускают свет, но я повешу на крыльце красный маячок, на него и идите. Но, на всякий случай, запоминайте дорогу, а уж если потеряетесь, постарайтесь не звать на помощь, я вас потом сама отыщу, — проинструктировала технический гений с дредами.

Мы долго блуждали впотьмах, пока не вышли к месту назначения — белому валуну, помеченному полосой. По словам Профи, это был макет, сделанный из высокопрочного, звуконепроницаемого материала. Именно под ним и располагался генератор невидимости. Оставалось только нажать секретную кнопку, открывающую тайник. Она находилась где-то сбоку и обнаруживалась только на ощупь. Но поиски пришлось отложить.

— Шуба! — тревожно прикрикнула Мира и с силой дернула меня за рукав.

После секундного размышления я вспомнил, что так мы в детстве предупреждали друг друга об опасности.

Раздался топот ног и чей-то незнакомый голос крикнул:

— Здесь кто-то есть!

Выключив фонарик, мы затаились.

Насколько я мог разобрать в темноте, количество незнакомцев превышало двух и настроены они были крайне враждебно.

— А ну-ка вылазьте! Живо! — прозвучал новый голос, и в тот же миг где-то просвистела стрела и раздался мушкетный выстрел.

Вооруженные чужаки остановились шагах в двадцати. И мы решили укрыться в ближайшем овраге. Воняло там просто ужасно. Источником же «аромата» служил полуразложившийся симург. Он был размером с крупного пони, только с крыльями. Труп был частично объеден крыланами, особенно сильно досталось голове: ее грызуны обглодали почти до костей.

А вот брюхо птерозавра крутило и мотало из стороны в сторону. Там, внутри, что-то пищало, шуршало и хлюпало. Я не сразу, но догадался, в чем тут дело, и, крепко прижав Миру к себе, шепнул ей на ухо:

— Не дергайся и постарайся не кричать.

Происходило же вот что. Тушу симурга облюбовали крыланы, большие любители падали. Они забрались в чрево птерозавра, чтобы полакомиться его ливером, но тут пришли мы и спугнули их. Крыланы засуетились и, вырвавшись из потрошенного брюха, разбежались в разные стороны, расправив свои перепончатые крылышки. Зрелище было не для слабонервных, но ни я, ни Мира даже не пикнули.

Ко всему прочему оказалось, что эти мелкие твари светятся. Стало быть, нам «посчастливилось» наблюдать крыланов в брачный период, когда самцы делались синевато-белыми, а самки — голубыми. Они не спешили убегать совсем, надеясь через некоторое время возобновить пожирание лакомого кусочка, а потому лениво ползали у оврага. В общем, теперь все вокруг сияло ровным мягким светом, как в спа-салоне, где разом распахнулись крышки десятка соляриев.

«С такой-то иллюминацией обнаружить нас, легче легкого», — подумал я, и оказался прав.

— Скорее к оврагу! Там что-то светится! — донеслось издали.

«Вот невезуха. И угораздило нас спрятаться именно в этой чертовой яме!», — я с размаху пнул тушу птерозавра.

И тут меня осенила блестящая идея. Не скажу точно, но, кажется, что-то подобное я видел в кино. Я запустил руки в мертвую плоть симурга и одним движением вырвал из его разверстого брюха все оставшиеся внутренности. Разумеется, меня сразу же вывернуло наизнанку. Вытерев рукавом рот, я приказал Мире:

— Полезай внутрь! Быстрее!

— Куда? — непонимающе захлопала глазами она.

— Туда! — рявкнул я и указал на останки зверя.

Мира хотела было возразить, но я решительно схватил ее за шкирку и силой затолкал внутрь туши. Немного подумав, сунул туда же фляжку с водой, кастет и фонарик. Кажется, эти вещи мне больше не понадобятся...

Едва голова Миры скрылась в брюхе птерозавра, как надо мной раздался громкий голос:

—Эй, ты, sledo*, а ну вылазь, я тебя вижу!

«Вот и пришла моя смертушка», — подумал я и стал выкарабкиваться из оврага.

... Итак, я вернулся ровно к тому, с чего начал. Действие последнее. Место действия — Сиротка, квазипланета в Солнечной Системе. Действующие лица: я, Вук Обранович по прозвищу «Проныра», водовоз из Форта, которому сегодня суждено умереть, и двое моих палачей. Назовем их первый пыж и второй пыж. Оба словно из одного инкубатора: косматые, заросшие грязью уродцы, в руках у них мушкеты.

Почему-то они не спешили пускать меня в расход.

«И чего ждут? Кого ждут?» — думал я, изо всех сил стараясь унять дрожь в руках.

Секунды ожидания казались часами, а на глаза наворачивались слезы жалости к самому себе. Я отчаянно не хотел умирать, но, учитывая обстоятельства, надеяться на благоприятный исход дела не приходилось.

Внезапно я услышал у себя над ухом:

— Вот мы и встретились, bastardo**!

Я пригляделся и распознал в находившемся передо мной Якова, нашего бывшего сокамерника. Рана на его щеке, оставленная мачете голема, была залеплена пластырем, а повязка, поддерживающая покалеченную руку, пропиталась кровью.

— Не стрелять, — приказал он своим подельникам и те моментально опустили стволы.

— Яков, какими судьбами? — стараясь не выдать своих истинных эмоций, приветствовал я его.

Одурманенные гормонами крыланы, шнырявшие тут и там, хорошо освещали костлявую фигуру, завернутую в плащ. В руке пыж сжимал арбалет пистолетного типа, а на его поясе болталась внушительная бутылочная граната.

— Яков знал, что мы еще встретимся. Кое-кто ему нашептал, что это случится очень скоро, — сказал он и ткнул пальцем в свой лоб. — Голоса. Они вернулись. И они очень голодны. Яков должен накормить голоса.

Мой кадык нервно дернулся.

— На-а-акорм-м-мить? — уже не в силах сдерживать трясучку, переспросил я.

Яков плотоядно облизал губы:

— Да, накормить. Но есть одна проблема. Людская еда им не подходит. Голосам нравятся боль, крики, слезы. А больше всего они любят детские крики. Смекаешь?

— Не совсем.

— Девочка, что была с тобой... Где она? Если ты отдашь Якову девочку, он убьет тебя быстро, без мучений.

—Иди ты... — процедил я сквозь зубы.

Маньяк изловчился и раздавил башмаком пробегающего мимо крылана, так что на полы его плаща брызнула светящаяся кровь.

— Зря ты так. Яков не всегда такой добрый, он может и разозлиться. А когда Яков злой, то с ним шутки плохи. Вот возьмет, да и выколет кое-кому глаз, и этот кое-кто сразу все расскажет.

Сказав это, он замер и вытянул шею, как будто к чему-то прислушивался.

«Не иначе, голоса вышли в эфир», — догадался я.

— Да. Яков слушает. Ага. Что? Повторите. Не сомневайтесь, Яков всегда держит свои обещания. Обещал накормить, значит, накормит.

— Слушай, Яков, а нас кто накормит? — обратился к нему первый пыж. — Ты ведь клялся, что знаешь, где достать приличной жратвы и воду. Или мы зря тебя выбрали своим главарем?

— Dame! Сколько раз повторять — все будет! И еда! И вода! И бабы! Подождите немного! — раздраженно заворчал тот.

— Все будет, все будет... А жрать уже сейчас охота, — не унимался первый пыж.

— Вот-вот, — поддержал его другой.

Всегда говорящий о себе в третьем лице хитро улыбнулся, ткнув в меня арбалетом:

— А это чем вам не жратва?

Первый пыж как-то недоверчиво посмотрел на меня:

— Ты что, предлагаешь нам в людоеды заделаться?

— А почему бы и нет? — вопросом на вопрос ответил Яков.

«Ну вот, теперь меня не только убьют, но еще и сожрут. Час от часу не легче», — расстроился я.

Второй пыж опустил мушкет, решительно достал нож-коготь и попер на меня, но предводитель жестом остановил его.

— Ты что это творишь?

— Как что? Хочу перерезать этому субчику глотку. Или ты хочешь, чтобы я в него выстрелил? Можно и так. Только потом запаришься картечь из трупа выковыривать.

— Не спеши. Перво-наперво его нужно допросить, а уж потом кончать. Голоса говорят, что этот доходяга приведет нас к настоящему кладу, — сообщил Яков.

Второй пыж недовольно цокнул языком:

— Какой-то ты мутный, дядя. То за стол зовешь, то из-за стола гонишь.

— К черту голоса! К черту клад! Я от голода подыхаю! — крикнул первый пыж.

— Завалим его, и дело с концом, — согласился его напарник, все еще державший нож в руке.

— Ладно, будь по-вашему. Только, чур, Яков сам его убьет. У него с этим bastardo свои счеты.

Возражений не последовало и в меня прицелились из арбалета.

«Ну теперь уже точно все», — подумал я и зажмурился в ожидании боли.

Просвистела стрела, последовал звук пронзенной плоти, но, как ни странно, я не почувствовал боли. Прошла секунда... другая... третья... Из стана врага послышалась ругань. Просвистела еще одна стрела, а я опять ничего не почувствовал.

«Какого черта тут происходит?» — подумал я и открыл глаза.

Я увидел Миру, двигавшуюся на пыжей. «Дура, ты зачем вылезла из оврага?!» — хотел было крикнуть я, да не смог. Так и замер, открыв рот от удивления. А удивляться было чему. Из ее тела торчали две арбалетные стрелы. Одна угодила в грудь, еще одна попала в бок. То есть это не были какие-то там царапины, это были смертельные, на минуточку, раны! Но Мира твердо стояла на ногах и, похоже, не торопилась расставаться с жизнью.

Мне бы стоило испугаться, но я даже бровью не повел. Наверное, исчерпал суточный лимит страха. Чего не скажешь о моих недругах, которые не сдерживали своих эмоций.

— Божечки! Почему она еще живая? Почему она не умирает?! — голосил кто-то из пыжей.

— Что вы встали, как два барана! Стреляйте! Ну же! — командовал их главарь.

Мира мухой метнулась к Якову, отоварила его коленом в промежность и резким движением вырвала чеку из гранаты, висевшей у него на поясе. Потом молниеносно столкнула меня в овраг и прыгнула следом.

Грянул оглушительный взрыв и нас засыпало землей.

У меня заложило уши и перед глазами расплылись разноцветные пятна. Слух вернулся почти сразу, а вот зрение еще долго не могло сфокусироваться. А когда картинка окружающего мира все-таки собралась воедино, мне захотелось закрыть глаза.

Я увидел Миру. Она хладнокровно вытащила из своего бока стрелу и бросила ее на землю. Другая валялась там же. Но и это было еще не все. Раны не кровоточили, а пузырились какой-то черной, вязкой жидкостью и затягивались прямо на глазах.

— Как самочувствие? — поинтересовалась фельдшер.

— Прядок, — ответил я, стряхивая с макушки земляную шапку.

Мира показала мне пятерню:

— Сколько пальцев видишь?

— Шестьсот, — буркнул я.

— Шутишь? Если шутишь, значит, с тобой точно все в порядке.

После этих слов она пошарила рукой в брюхе симурга, вытащила оттуда флягу с водой и бросила мне:

— Вот, попей.

Когда я утолил жажду, мы выбрались из оврага и осмотрелись. Трупы пыжей лежали вповалку друг на друге — значит, опасность миновала и теперь мы могли спокойно объясниться.

Мира подобрала с земли арбалет, когда-то принадлежавший Якову, и повертела его в руках. Красивая вещица, размером в локоть, снизу — кассета со стрелами, обеспечивающая высокую скорострельность.

— Держи! — она бросила мне арбалет.

Я машинально поймал его на лету, но взгляд мой был устремлен на напарницу. Ее раны уже полностью затянулись, остались только дырки в одежде да черные пятна.

— Ты мне можешь объяснить, что тут творится? — задал я само собой разумеющийся вопрос.

— Могу и объяснить, — спокойно сказала Мира и одним движением сорвала со лба лоскут кожи.

Мое сердце грохнулось в пятки, но, приглядевшись, я понял, что зря мандражировал. Это была всего лишь латексная накладка, на вид неотличимая от человеческой кожи. А под ней скрывались два светодиода. Они располагались аккурат над бровями и пульсировали зеленым светом.

И все сразу встало на свои места.

— Так ты что, биогибрид?

— Так точно, я — антропоморфный биогибридный робот, — ответила Мира и вернула маскирующую накладку на место.

— А что за черная штука была на тебе?

— Протокровь.

— Что?

— Протокровь. Жидкая подвижная соединительная ткань внутренней среды биогибридных роботов, необходимая для поддержания их жизни и регенерации.

Я немного успокоился. В жизни я встречал немало биогибридов, и в основном это были нормальные ребята, как, например, мой учитель по природоведению Янус.

Большинство таких роботов трудилось в сфере услуг и на медицинском поприще. Их специально сделали максимально похожими на человека, и если бы не зеленые светодиоды во лбу, то отличить было бы невозможно. Их синтетические тела даже на ощупь походили на наши. Кроме того, биогибриды имели индивидуальный характер и испытывали весь спектр человеческих эмоций от хохота до слез, а также имитировали дыхание, сон и прием пищи. А современные модели обладали способностью к регенерации. Нет, на месте отрубленной руки или ноги не вырастала новая конечность, зато раны заживали быстро, не оставляя шрамов.

— И откуда ты такая взялась? — поинтересовался я.

— Я — сотрудник компании «ОоноКорп», — ответила Мира, делая особый акцент на слове «сотрудник», так как обычно роботы являлись собственностью той или иной компании.

«Она сказала „ОоноКорп“. А это значит только одно...» — пронеслось в моей голове.

— Тебя прислала Норико? — уже вслух спросил я.

— Да. Я должна была помочь тебе справиться с пагубными пристрастиями и следить за тем, чтобы ты опять не сорвался в эту пропасть.

— Ну, спасибо, что ли... — неуверенно поблагодарил я и поскреб давно не бритый подбородок. — А других указаний у тебя не было?

— Каких, например?

— Например, помочь мне бежать с Сиротки.

— Нет, таких указаний не было.

— А кто-нибудь еще знает о том, что ты биогибрид?

— Только ты и Норико. Но тебе я не должна была открываться.

Я задумчиво пожевал губу:

— Знаешь, меня буквально съедает один каверзный вопрос...

— Почему я не пришла на помощь раньше? — догадалась Мира.

— Угу.

— Ну, во-первых, я не боевой робот, во-вторых, это не входило в мои обязанности и, в-третьих, мне было страшно.

— Тебе? Страшно?

— Да, я тоже могу испытывать страх. Не так, как люди, но... В общем, это трудно объяснить.

— А почему ты помогла мне сегодня?

— Чтобы было понятнее, я зайду издалека. Ты только не подумай ничего такого, но... я не люблю людей. Для вас мы всего лишь ничтожные рабы. А раб никогда не будет любить своего хозяина.

— По-моему, ты обобщаешь.

— Возможно. Но на своем жизненном пути я встречала только плохих людей. Но сегодня все поменялось. Ты спас мою, — она показала пальцами кавычки, — жизнь, и я посчитала нужным отплатить тебе той же монетой. Ты первый человек, Проныра, к которому я испытала уважение.

Мне польстили эти слова, но появился еще один вопрос:

— Значит, и в подвале у Чучельника ты притворялась?

— Притворялась.

— А если бы он начал нас потрошить?

— Слушай, Проныра, не порти момент, — грубо оборвала меня Мира. — Что было, то прошло. Теперь ты знаешь, кто я, и я знаю, что ты за человек. Так будем друзьями и забудем про старые недоразумения.

— Будем, — согласился я и тут же распорядился: — Ну тогда давай врубим этот чертов генератор и будем возвращаться, а то нас, наверное, уже заждались.

Запустить генератор не составило труда. Потом я снова замаскировал его макетом валуна, и мы двинулись к избушке. Добирались мы практически наугад, потому что освещать дорогу было нечем: фонарик, а вместе с ним и кастет каким-то чудом исчезли из брюха урсуса. Не удивлюсь, если их сожрали крыланы, с них станется.

По пути Мира немного рассказала о себе:

— Моя легенда мало чем отличается от правды. Я работала врачом-терапевтом в частной клинике на Ио. У пациента был сердечный приступ, я ошиблась и ввела ему не тот препарат, и он умер.

— Как так? Ты же биогибрид, а...

— «А они не ошибаются». Ты это хотел сказать?

— Угу.

— Спешу тебя огорчить, Проныра, ошибаются все, только плата за ошибки бывает разной. Будь на моем месте человек, его бы в лучшем смысле лишили лицензии, а в худшем — упекли в тюрягу. Меня же ожидало принудительное стирание памяти и смена личности. Что для нас равносильно смерти. Ну и я, не будь дурой, сделала ноги. Дальше все просто — нашла в Энергонете одного умельца, который кое-что подкорректировал в моей системе, снял жучки, вживил под кожу датчики, обманывающие полицейские сканеры, и продал мне паспорт на имя Альмиры Аль-Захры Фатхи. Какое-то время я работала в подпольной клинике. Ампутировала преступникам конечности, вытаскивала из них пули, устанавливала киберимпланты, удаляла датчики слежения... Именно там я познакомилась с Норико.

— А что Норико забыла в подпольной клинике?

— В тот день люди из «Гарроты» порезали ее адвоката и они решили не ехать в нормальную больницу, а заехали к нам. Я быстренько его заштопала, Норико осталась довольна и предложила мне сотрудничество. Хозяйство у Клешни было неспокойное и услуги врача требовались постоянно.

— У Клешни?

— Это прозвище Норико.

— А, точно! Совсем из памяти вылетело. Продолжай.

— А что тут продолжать? Я сразу раскрыла ей свою тайну. Врать Клешне — себе дороже. Дальнейшее тебе известно.

— Поправь меня, если я ошибаюсь, но ведь гражданские роботы запрограммированы не причинять вред людям, а ты так спокойно расправилась с этими подонками...

— Помнишь, я рассказывала, что тот умелец кое-что подкорректировал в моей системе?

— Помню.

— Ну вот и результат. После этих его манипуляций я стала обладать полной свободой воли.

— Ясно, — протянул я и на всякий случай уточнил: — Слушай, а в тебя, случаем, не встроен малюсенький космопередатчик?

— К сожалению, нет.

— Жалко.

Мы решили пока никому не рассказывать о том, что Мира — не человек, и молчать о нашем маленьком приключении. У нас и без этого было полно забот.

Лил занудный дождик, шумел ветер. Я шел и думал: «До чего же странный народ, эти бабы. И особенно одна из них — Норико. Сперва калечит, потом лечит. Воистину, на женский норов нет угадчика.

Нас встретили без оркестра, по-тихому. Отец Никон и Фидель дремали за столом, под блеклым светом лампочки чистил свою «Гедру» Циклоп, а Профи учила играть Помилку в ладушки.

— Папаша, ты что, совсем не играешь с ребенком в развивающие игры? — упрекнула меня хозяйка нашего временного пристанища.

— Сколько раз можно повторять, я ей не отец, — огрызнулся я и устало опустился на лавку.

Мира присела рядом.

— Как прогулялись? — поинтересовалась Профи.

— Нормально, — ответил я. — Попить не найдется?

В ожидании воды я облюбовал помятую алюминиевую шлемку со сладко пахнущей кашицей синего цвета. Макнул туда палец, облизал. По вкусу напоминало яблочное пюре. Макнул еще раз, потом еще, и еще, и еще, пока шлемка не опустела.

— Любишь фиолетовый мох? — спросила Профи, ставя передо мной стакан с водой.

Внутри меня все похолодело:

— Только не говори мне, что там была какая-то наркота вроде этой проклятой зеленухи.

— Не-не-не. Это как аналог нашего кофе. Просто смирись с тем фактом, что ты сейчас выдул пять чашек эспрессо.

— Пивали и поболе, — успокоился я и одним махом осушил стакан с водой.

Энергии и вправду прибавилось, а заодно улучшилось настроение.

— Держи, — ремонтница с дредами протянула мне «Люгер». — Я сняла защиту, так что можешь пулять в свое удовольствие.

— У меня тоже есть кое-что для тебя, — сказал я и вручил ей арбалет.

— Какая милота! Всегда мечтала о пистолетном арбалете! Да он еще и скорострельный! Ты полюбуйся, каков красавец! — воскликнула Профи и толкнула в плечо дремлющего Фиделя.

Фидель на мгновенье открыл глаза, зевнул и вернулся в состояние сна.

— Где ты его нашел? — спросила она.

— Где нашел, там больше нет, — коротко ответил я и поинтересовался. — Кстати, давно хотел тебя спросить, а как мы будем выбираться? Кто-то обещал оказать всестороннюю помощь, или я ослышался?

— У них есть небоход, — оторвавшись от чистки оружия, сказал Циклоп.

Я не поверил своим ушам:

— Небоход? Реальный небоход?

— Реальней некуда. Сама собрала вот этим вот ручками. Четыре года над ним корпела, — похвасталась Профи.

— А посмотреть можно?

— Ты что, с дуба рухнул? Ночь на дворе! Завтра покажу. А сейчас спать, спать и еще раз спать. Правда, у нас тут тесновато, так что вам троим, — она имела в виду меня, отца Никона и Циклопа, — придется переночевать на чердаке. Сейчас выдам вам раскладушки и постельные принадлежности.

Я развесил на чердаке мокрую одежду и нырнул под одеяло. Все мое тело колотил такой озноб, что, казалось, жилы выворачиваются наизнанку, но спать уже не хотелось. Фиолетовый мох бодрил похлеще кофеина. А вот Циклоп уснул сразу, едва голова коснулась подушки.

— Не спится, сын мой? — подал голос отец Никон.

— Есть такое.

— Мне тоже, — признался капеллан. — Всего-то полчасика подремал, а сон как рукой сняло. Вот теперь маюсь.

Я понимающе шмыгнул носом.

— И раз уж мы оба полуночничаем, то, может быть, расскажете о том, что с вами приключилось? — внес предложение сосед по ночлегу на чердаке.

— А что с нами приключилось?

— Не знаю. Но сдается мне, что-то очень интересное.

Я подумал, что рано или поздно всем все станет известно, и выступил со встречным предложением:

— А давайте баш на баш?

— В каком смысле?

— Я расскажу вам о нашем маленьком приключении, а вы мне — о вашей жизни до того, как приняли сан. Ведь сами же обещали.

Повисла пауза.

— Идет, — решился отец Никон. — Только вы первый.

— Ладно, будь по-вашему, но вы уж не обманите, отче.

— Обижаете, сын мой.

И я рассказал все, от начала и до конца.

Капеллану особенно понравился тот момент, где Мира расправляется с тремя подонками.

— Мира — биогибрид? Никогда бы не подумал!

— Только никому ни слова, договорились?

— Конечно, конечно, — скороговоркой произнес отец Никон и тихо пробубнил себе под нос. — Надо же, Мира — биогибрид. Кто бы мог подумать!

— Отче...

— А? Что?

— Теперь ваша очередь выполнять уговор.

— Ну что ж, раз обещал, то выполнить должен. Только, прошу вас, на время этого разговора забудьте, что я ваш капеллан и перейдем на «ты».

— Не вопрос.

— Ну тогда слушай...

* слизняк (рато.)

** ублюдок (рато.)

XVI. Сыскное агентство «Рэнд и сыновья». Рассказ отца Никона

«Вдруг из подворотни страшный великан – рыжий и усатый… та-ра-кан!» Помнишь, наверное, этот стишок, Проныра?

У нормального человека простой таракан вызывает столько негативных эмоций, что представить страшно. Эту зловредную козявку ненавидят, боятся, презирают. Дамы приходят в ужас только от вида тараканьих усов, а здоровые дядьки готовы полдня носиться по квартире с туфлей в руке, чтобы убить мерзкое насекомое. Думаешь, много чести для какой-то букашки?

А ты знаешь, что эта самая букашка появилась на свет раньше динозавров? Что в те времена, когда на Земле господствовали гигантские ящерицы, эта букашка была размером с таксу? Знаешь, что это насекомое способно задержать дыхание на сорок минут и может неделю жить без головы? А как быстро он бегает! Обыкновенный кухонный таракан способен развить скорость до пяти километров в час! И будь он ростом с гепарда, то выжал бы все восемьдесят. Вот он, истинный венец творения!

А еще таракан разрушил мою жизнь…

Это был не простой таракан, а беговой скакун по кличке Гермес, названный так в честь быстроходного античного божка с такими махонькими крылышками на сандалиях.

Я поставил на Гермеса сорок тысяч кредов во втором забеге, и проиграл.

Деньги на игру я занял под большой процент у Фуфлунса Сальве. Этот Фуфлунс, чтоб ему пусто было, Сальве работал на «Гарроту» и был самым безжалостным ростовщиком в марсианском Миргороде, где я и проживал. Говорили, что он прострелил колено своему племяннику только за то, что тот просрочил возвращение долга на сутки.

Но дурная репутация ростовщика меня не смущала. Я ведь не собирался проигрывать. В случае победы Гермеса сумма моего выигрыша составляла бы сто тысяч. Неплохо для одного забега, а? А ставка, как любит говорить Гуччин, была «верняк».

Сейчас уже не вспомню, как звали типа, который дал мне наводку на этого треклятого таракашку, но говорил он настолько убедительно, что у меня не осталось никаких сомнений в предстоящей победе. Легкие деньги, Проныра, они так манят!

Правда, до того рокового случая я играл лишь в грошовый покер. Но мне срочно нужны были деньги, и я рискнул.

В том году я, наконец, исполнил свою заветную мечту — уволился из опостылевшей стройконторы, где трудился юристом, и открыл свое сыскное агентство. Я загорелся идеей стать детективом, еще когда был подростком. Как сейчас помню, это случилось после очередного просмотра сериала про частного детектива Форсети. Смотрел? Согласись, «Расследования Форсети» — роскошный фильм. Его можно смотреть бесконечно. Я заливался слезами, когда во втором сезоне бандиты убили его дочку. И чуть с ума не сошел от волнения, когда смотрел третий сезон, где Форсети ловит банду наркоторговцев. А помнишь серию, где гений преступного мира профессор Кромарти бросил его в бассейн с акулами? А погоню в конце пятого сезона помнишь? Незабываемое зрелище!

Всю жизнь я мечтал стать таким, как Форсети. Расследовать запутанные уголовные дела, ловить негодяев и бороться со злом. А если мечты есть — они должны сбываться. Не так ли?

В общем, я окончил трехмесячные курсы частных детективов, получил лицензию на оружие, и принялся ковать свое счастье. Мне, конечно же, понадобились деньги на старт бизнеса, и я тут же продал свою новенькую тачку.

На вырученные деньги я приобрел в оружейном ломбарде подержанный бластер, снял за приемлемую цену небольшой, но уютный офис в центре Миргорода с красивым ковром и удобной мебелью. Купил фетровую шляпу и плащ, как у детектива Форсети, а свою девушку Талну назначил секретаршей. И главное — зарегистрировал в мэрии города свое сыскное агентство. Я назвал его «Рэнд и сыновья».

Ах да, забыл представиться, мое мирское имя — Чайна Рэнд. А приписку «сыновья» я сделал потому, что надеялся на то, что мои отпрыски пойдут по стопам отца. Правда, детей у нас пока не было. Но в скором времени мы планировали завести обзавестись потомством. Я был настроен на трех сыновей. Ни о каких девочках и слышать не хотел!

Жизнь настоящего частного детектива не походила на киношную. Схватки с преступниками, перестрелки и головокружительные погони — только выдумки сценаристов, а реальность — это сбор компромата на неверных жен и мужей, розыск должников и пропавших питомцев. Но я не отчаивался и верил, что настоящие приключения еще впереди. Например, поиск исчезнувшего при загадочных обстоятельствах шедевра живописи или операция по внедрению в банду наркоторговцев.

Но в целом я был доволен своей работой. Скучать не приходилось, клиенты валили косяком, и я трудился не покладая рук. Но тут в Системе грянул долбаный финансовый кризис, и у моего сыскного агентства началась черная полоса. Неоплаченные счета, долги, вынужденный переезд из двухкомнатных апартаментов в центре в тесную квартирку на окраине Миргорода, плохая еда — все это заставило меня пойти на крайние меры. И я не придумал ничего лучше, чем вляпаться в эту авантюру с тараканьими бегами.

Те, кто говорят, что новичкам везет в игре, нагло врут. Я сделал первую в своей жизни серьезную ставку, и проигрался в дым. И теперь меня ждали бо-ольшие неприятности.

Как сейчас помню тот момент, когда, шатаясь на непослушных ногах, я вошел в офис Фуфлунса Сальве. Я думал попросить у него отсрочку по уплате долга и старательно подбирал в уме подходящие слова.

На мое счастье, Фуфлунс Сальве пребывал в хорошем настроении. Ему наконец-то удалось выдать замуж свою некрасивую дочь, и он отмечал это событие, попивая винцо в компании своих приятелей. Фуфлунс Сальве был так добр, что дал мне целых три дня на уплату долга, который, учитывая проценты, теперь составлял сорок пять тысяч кредов.

Спустя час я сидел в придорожной закусочной. Было ранее утро. Я заказал чашку кофе с молоком, сел за столик и стал прикидывать, за сколько можно продать мою селезенку, как вдруг ко мне подсел незнакомый мужчина. На вид лет сорок. Кучерявый. Ни толстый и ни худой, среднего телосложения, с бледным, как у покойника, лицом. Он был одет в скромный вельветовый костюм и клетчатый галстук. Я принял этого типа за страхового агента и уже собирался послать его куда подальше, как он внезапно обратился ко мне по имени:

— Вы — Чайна Рэнд из «Рэнд и сыновья»? Частный детектив?

— Совершенно верно, — ответил я.

— Разрешите представиться, Марис Ганин. Налоговый консультант.

Я заметил, что у Ганина тревожно дергается глаз, а на лбу выступили крупные капли пота.

— Дело в том, что... — он немного поколебался. — Дело в том, что я видел вас сегодня у Фуфлунса Сальве и случайно подслушал ваш разговор. И я... я проследил за вами до этого места.

— Зачем? — опешил я.

Ганин набрал полную грудь воздуха и залпом выпалил:

— Я хочу избавиться от моей бывшей жены и, думаю, эта работа вам по плечу.

От удивления я аж поперхнулся кофе.

— Когда вы говорили «избавиться», вы ведь не подразумевали... — и я изобразил рукой веревку, а лицом муки смерти.

— Именно это я имел в виду.

Я прокашлялся и строгим голосом сказал:

— Слушай, мужик, иди куда шел, у меня и без таких, как ты, проблем хватает.

— Значит, я не по адресу?

— Нет. А ну давай, иди, иди. Мне не нужны неприятности.

Ганин оглянулся по сторонам и сказал шепотом:

— Я готов заплатить вам сорок пять тысяч кредов за то, что вы убьете мою бывшую жену. Насколько я понял, именно такую сумму вы задолжали Фуфлунсу Сальве. Если вы сомневаетесь, то вот деньги. Вся сумма.

С этими словами он положил на стол пухлый конверт.

Я осторожно заглянул внутрь. Там и вправду лежали деньги.

— Почему вы думаете, что я соглашусь?

— Вам срочно нужны деньги, а мне — человек, который умеет обращаться с оружием.

— Вы работаете на Сальве? — осторожно спросил я.

— Мы иногда сотрудничаем, — уклончиво сообщил Ганин.

— Вот бы и обратились к нему, у Фуфлунса Сальве обширные связи в криминальных кругах.

Собеседник испустил вздох сожаления:

— Не могу. Марсианские бандосы строго блюдут этот пещерный кодекс «Гарроты» и не убивают ни женщин, ни детей. Так что, если я только заикнусь об убийстве моей мегеры, они враз меня ножичками почикают.

Я призадумался. На ниве частного сыска я работал без году неделю и самым опасным моим делом был поиск собаки-поводыря, похищенной местными алкашами. Не смейся, Проныра, это было очень рисковое предприятие. Я потратил немало времени на розыск животного и даже нарушил закон — вторгся в частное владение и похитил собаку. Хозяин зверя уверил меня, что его Лесси — самое доброе создание во всем мире, но, как только я собрался надеть на нее ошейник, собака чуть не перегрызла мне глотку. Так что пришлось ее усыпить с помощью пистолета с транквилизатором и потом волочь на себе четыре квартала. При этом весила собака без малого двадцать килограммов.

А теперь угадай, как я поступил в ситуации с Ганиным? Точно, я соврал. В институте я ходил в драмкружок, играл там главные роли в великих трагедиях Шекспира, и все говорили, что у меня талант к перевоплощению. Поэтому я рассудил, что сыграть роль крутого парня будет для меня парой пустяков. Я прикарманю его денежки, а когда этот баран поймет, что его одурачили, будет уже поздно. Деньги я все равно не верну, а жаловаться ему некуда. Ну серьезно, куда он пойдет с жалобой? В службу защиты прав потребителей? В полицию? Ха-ха! Вариант с Фуфлунсом Сальве тоже отпадает. Так что можно рискнуть!

— Так мы договорились? — с надеждой в голосе спросил Ганин.

— Договорились, — коротко ответил я.

— Прекрасно! — уже не скрывая волнения, выдохнул заказчик, и вдруг бросил на меня испытующий взгляд. — В вашей практике уже были случаи, когда погибали люди?

Я весь подобрался и небрежно изрек фразу, которую слышал в одной из серий «Расследований Форсети»:

— Скрывать не буду, я убивал людей, но это всегда была самооборона.

Ганин засиял, как весеннее солнышко.

— Хорошо, очень хорошо, — зашелестел он губами и добавил. — Совсем забыл. Главное условие. Мне важно, чтобы вы избавились от нее сегодня. С этим не будет проблем?

— Не будет, — заверил я.

И тут я прокололся в первый раз. Спросил Ганина, зачем ему вообще понадобилось убивать жену? Будь я на его месте, немедленно отменил бы заказ. Болтливый киллер — это плохой знак. Но Ганин нисколько не смутился и спокойно ответил:

— Видите ли, Чайна... Можно, я буду называть вас просто Чайна? Или вам удобнее Рэнд?

— Не влияет.

— Видите ли, Чайна, у меня с моей бывшей супругой есть один имущественный спор, который я хочу решить в свою пользу. Предмет спора — дача, доставшаяся мне в наследство от покойного дядюшки. Ничего особенного, на царские хоромы не тянет, но этот дом по-своему дорог мне. В нем прошли мои лучшие детские годы. Когда мы разводились, эта мегера раздела меня как липку. Забрала буквально все. Квартиру, новенький коттедж в пригороде, два небохода и еще много-много чего. Но дачу я смог отвоевать. Долгое время жил в нужде, но потом все наладилось, я снова встал на ноги. А дальше мне привалило такое счастье, что я сам не поверил. Я нашел на своем дачном участке золотоносную жилу! Но, к несчастью, моя мегера как-то прознала про золото и теперь требует, чтобы я переписал на нее дачу.

Я убедился, что Ганин был предрасположен к беседе и теперь уже без опаски поинтересовался:

— Послушайте, я мог вас неправильно понять, поэтому уточню. Вы и эта ваша сука в разводе?

— Мегера, а не сука, — поправил он меня. — Я предпочитаю называть свою бывшую мегерой.

— Простите.

— Ничего. И да, мы развелись.

— И теперь по закону вы друг другу чужие люди. Так?

— Верно.

— Значит, со стороны вашей бывшей супруги к вам не должно быть никаких претензий?

— Не должно.

Я чуть не подпрыгнул от возмущения:

— Тогда плюньте вы на эту жадную бабу!

— Да я бы давно плюнул, но мегера натравила на меня своего безмозглого брата-качка, который недавно отмотал срок за хранение наркотиков. Теперь он преследует меня, а недавно поставил ультиматум: либо я подписываю дарственную на дачу, либо он снимет с меня скальп, — Ганин провел ладонью по кудряшкам на голове. — А я только недавно сделал пересадку волос. Так что я решил пойти по пути наименьшего сопротивления — прикончить мегеру.

— А почему не ее брата? Я так понимаю, он — основная проблема.

Недалекий клиент с подозрением оглянулся по сторонам и признался:

— Стыдно сказать, Чайна, но я ее боюсь. Думаете, я зря ее мегерой прозвал? Она ж из меня все жилы вытянула! Я нормально зарабатывал, а ей все было мало. Это хочу, то хочу, а скажешь что попрек — сразу в морду. Она же меня била! По-настоящему. Всем, что под руку попадется. Но своего всегда добивалась. Порода такая, с живого не слезет, пока не получит свое.

Подавив наворачивающиеся на глаза слезы, он продолжил:

— А ее брат всего лишь исполнитель. Не будет этого чертова качка, она найдет другой способ, как выбить из меня дарственную. К тому же с ним я уже разобрался. Сегодня в первой половине дня в полицию позвонит аноним и сообщит, что в багажнике небохода, принадлежащего моему бывшему шурину, находится сумка с наркотой. Так что теперь он долго меня не побеспокоит, а там я что-нибудь придумаю.

А этот парень не так прост, как кажется!

— И раз уж мы заговорили о полиции. Почему бы вам не обратиться со своей проблемой к фараонам? — резонно поинтересовался я.

Ганин понизил голос почти до шепота:

— Если я к ним обращусь, то придется рассказать и про золотую жилу, и тогда государство мое золотишко цап!

Тут по радио заиграла песня со словами: «Говорили допоздна, не могли наговориться». Я воспринял это как знак, что пора сворачивать нашу беседу, и снова нацепил на себя маску крутого парня:

— Ну что ж, тогда поговорим о деталях. Где лучше всего обстряпать это дельце?

— У нее дома. В девять вечера мегера уходит на занятия по йоге, возвращается в одиннадцать. Так что у вас будет время подготовиться.

Заказчик переслал мне на мобилу план дома и фотографию бывшей жены. Когда мессенджер просигналил о входящем сообщении, я вынул телефон из кармана и, напустив серьезности, потыкал пальцем в сенсорный экран.

— Все пришло, — пробормотал я и спросил, изображая крайнюю заинтересованность. — Какой в двери замок? А как насчет камер? Есть ли сигнализация?

— Замок самый простой. А насчет остального... — тут он истерично хихикнул. — Вы будете смеяться, но ни камер, ни сигнализации в доме нет.

Я нахмурился:

— Странно.

— Ничего странного. Она просто пожалела денег. Я не говорил вам, что моя бывшая жена жуткая сквалыга? За кред удавится!

— Простите, Ганин, а зачем вы вообще женились на особе с таким скверным характером?

На белых щеках налогового консультанта мелькнул румянец, а в глазах блеснули озорные огоньки.

— Вы бы видели, Чайна, какая она красавица! Настоящая нимфа!

Я сделал маленький глоточек кофе и стал разглядывать неровности потолка:

— У вашей бывшей жены есть имя? Не Мегерой же ее зовут.

Ганин промокнул вспотевшую шею салфеткой и пролепетал:

— Да-да, конечно, у нее есть имя. Ее зовут Мария-Луиза.

Он взял еще одну салфетку, вытер пот со лба и продолжил:

— Послезавтра мой лучший друг женится на дочке Фуфлунса Сальве. Девочка, мягко говоря, не блещет красотой, но любовь, как известно, зла. По этому случаю сегодня мы с приятелями решили устроить ему роскошный мальчишник. Королевские апартаменты в лучшем отеле Миргорода, цыпочки, шампусик... Номер забронирован до восьми утра. Это и будет мое алиби.

И тут я прокололся во второй раз. И этот раз едва не остановил весь мой спектакль. Наш разговор шел так гладко, что я вконец расслабился и спросил:

— А вы не боитесь, что я вас кину?

— У вас очень честные глаза, Чайна. Человек с такими глазами просто не способен на обман, — сердечно и искренне улыбнулся Ганин.

Я с трудом подавил смешок и многозначительно кивнул.

— Так мы договорились? — уточнил инициатор страшного преступления.

— Все будет сделано в лучшем виде, — уверил я его я, взял деньги со стола и спрятал в карман.

Ганин тут же вскочил со своего стула и поскакал к выходу.

Я еще немного посидел, переваривая произошедшее, потом встал, надел плащ и шляпу и вышел, решив в этот раз не ехать на метро, а прогуляться до офиса пешком.

Первым делом я отправил Талну за пончиками и кофе. В нашем доме недавно открыли новую пекарню, и сдоба там была просто пальчики оближешь!

Оставшись один, я стал внимательно разглядывать фотки Марии-Луизы. По правде говоря, я уже посмотрел их по пути домой, но сейчас не смог отказать себе в удовольствии еще раз полюбоваться на такую красотку. Выглядела она и в самом деле просто бомбезно. Высокая блондинка с пышными формами и проникновенным взглядом. Вообще-то я всегда отдавал предпочтение маленьким и худеньким, как моя Тална, но красота Марии-Луизы просто сражала наповал. И что она нашла в таком сморчке, как Марис Ганин? Наверное, дело в деньгах. Другого ответа у меня не находилось.

Вдруг нежданно-негаданно нагрянула совесть. Она принялась укорять меня за то, что я надул наивного придурка и отжал у него эти сорок тысяч кредов. Я оправдывался как мог. Говорил, что Ганин сам обратился ко мне и буквально всучил эти деньги. К тому же он без пяти минут миллионер и не обеднеет от того, что пожертвует энную сумму денег в фонд молодой семьи. Но совесть была беспощадна. Она все наседала и наседала, и отстала, только когда я поклялся, что предупрежу Марию-Луизу о намерениях Ганина.

— Попался, негодник! — раздался у меня за спиной голос.

Это пришла Тална с пончиками и кофе. Я не услышал ее шагов.

— Так вот чем ты занимаешься в мое отсутствие — рассматриваешь грязные картинки! — воскликнула она, увидев фото на экране моей мобилы.

— Для меня на свете не существует других женщин, кроме тебя, крошка, — улыбаясь, уверил я.

— А что это тогда за дамочка?

— Новое дело, — сказал я и убрал телефон в карман.

— Симпатичное дело. Все такое... такое фигуристое.

— И очень прибыльное, — я потряс конвертом с деньгами.

Талне не было знакомо чувство ревности, а наши отношения строились исключительно на доверии и взаимном уважении. Я уже много раз предлагал ей расписаться, но в ответ слышал слова о том, что брак — это всего лишь ненужная формальность. «Мне достаточно того, что ты любишь меня», — говорила она.

Обещание, данное совести, я все же сдержал. Сначала я думал позвонить Марии-Луизе, но звонок от незнакомого мужчины, который рассказывает всякий бред, вряд ли впечатлил бы ее. Поэтому я решил встретиться, что называется, тет-а-тет.

В полдесятого вечера я был у дома Марии-Луизы. У того самого «новенького коттеджа», который отошел ей после развода. Такой милый двухэтажный домишко в пригороде, с аккуратной оградкой и садовыми гномами у калитки. О таком уютном гнездышке я мог только мечтать.

Не знаю, что двигало мной тогда, какой-то неведомый азарт или просто глупость, но я решил подождать возвращения хозяйки в доме. Как и говорил Ганин, никаких камер слежения на фасаде дома не имелось, а хлипкий замок легко поддался отмычке.

И тут меня ждал сюрприз. Мой наниматель ошибся, жертва была дома. Как любая гостеприимная хозяйка, она встретила меня в коридоре.

По ее плечам струились распущенные светлые волосы, огромные голубые глаза влажно мерцали, а на губах играла улыбка хищницы. Она была одета по-домашнему, в короткий шелковый халатик, под которым, судя по всему, ничего не было. В руке Мария-Луиза сжимала пушку, причем не какой-то так там бабский пестик, а настоящий армейский бластер. Точно такой же, как у меня, только с позолоченной рукояткой. У моего рукоятка была самая обыкновенная, да к тому же перемотана синим скотчем. Буквально на днях ни с того ни с сего лопнул пластик между отверстием спускового крючка и осью, а денег на ремонт не было.

— Руки вверх! — приказала она.

Я повиновался.

— Ты кто? Грабитель?

Я мотнул головой.

— Оно и видно. Для грабителя ты слишком шумный, топаешь, как на плацу. Тогда кто ты и что здесь делаешь? Может, ты маньяк?

— Нет, что вы, — смущенно ответил я.

Она сокрушенно прищелкнула языком и сказала, не обращаясь конкретно ни к кому, словно размышляя вслух:

— Надо было слушать умных людей и давно поставить сигнализацию, и ничего бы такого не случилось. А то все тянула кота за хвост, и вот дотянула, в мой дом влез какой-то псих.

Я откашлялся и сказал как можно вежливей:

— Разрешите представиться, меня зовут Чайна Рэнд...

Блондинистая дива меня немедленно перебила:

— Хватит базарить! Если хочешь жить, достань свою пушку. Осторожно, двумя пальцами. Теперь положи ее на пол.

Разоружив меня, Мария-Луиза поправила волосы и ласково, почти нежно сказала:

— Итак, Чайна Рэнд, назови мне хоть одну причину, по которой я не должна тебя пристрелить.

Я выдал первое, что пришло в голову:

— Я заблудился.

— Хорошая попытка, но я не верю. Даю тебе еще один шанс.

Ты знаешь, Проныра, это был первый раз, когда на меня навели ствол. По идее, я должен был нехило так испугаться, но почему-то этого не случилось. Во мне поселилась странная уверенность в своих силах, и я ответил максимально развязным тоном:

— Тогда так. Я стриптизер. Ваши друзья наняли меня для приватной вечеринки. Сейчас мы включим приятную ритмичную музыку, зажжем ароматические свечи. После я скину свою одежду и облачусь в свой сценический костюм. Ну знаете, с такими специальными брюками на кнопках и липучках, которые снимаются одним эффектным движением. Могу также предложить три сценических образа: фараон, космодесантник и сантехник. Вы какой выбираете?

Она рассмеялась, но бластер не опустила:

— А ты смешной.

— Юмор — спасательный круг на волнах жизни, — ответил я.

Мария-Луиза оценивающе оглядела меня с ног до головы:

— Больше всего в мужчинах я ценю чувство юмора, но давай в этот раз обойдемся без шуток? Кто ты?

— Если без шуток, то я частный детектив, которого нанял ваш бывший муж Марис Ганин, чтобы я вас убил.

Как мне показалось, она нисколько не удивилась.

— Сядь.

Я послушно присел на краешек дивана.

— С каких это пор частные детективы стали убивать людей? — поинтересовалась Мария-Луиза.

— На дворе финансовый кризис, кушать захочешь — не так раскорячишься.

Она присела рядом, на подлокотник дивана:

— Так что мне с тобой делать, частный детектив Чайна Рэнд?

— Понять и простить, — невозмутимо ответил я.

Мария-Луиза снова рассмеялась и наконец перестала целиться в меня:

— Не знаю, какой из тебя сыщик, но комик ты отменный. А я всю жизнь западала на комиков.

Мне понравилась ее манера общения, и я в очередной раз позавидовал Марису, который когда-то был женат на такой прелестной женщине.

Мария-Луиза подошла к большому глобусу Марса, открыла его — внутри оказался мини-бар, достала бутылку из темного стекла с красивой этикеткой и два бокала.

— Настоящая красная водка, напиток первых марсианских поселенцев, мужественных и сильных людей. Такой нигде не купишь, только по спецзаказу, — сказала она. — Тебе чистую или со льдом?

— На работе не пью, — отказался я.

— Умничка. — она, не выпуская из руки пушку, наполнила бокал и залпом выпила водку и спросила: — И на какую сумму ты разорил моего драгоценного муженька?

— На сорок пять тысяч кредов.

— Сорок пять кусков? Я не ослышалась? — в голосе жертвы прозвучала обида.

— Нет.

Мария-Луиза снова потянулась к бутылке, но передумала.

— Я всегда говорила Марису, что он меня не ценит, — вздохнула она и закрыла глобус.

Блондинистая поклонница юмора дотронулась пальцами до губ, но тут же одернула руку, словно обожглась.

— А что, если так. Я дам тебе вдовое больше за труп Мариса, и пропади пропадом эта вонючая дача. — последние слова были произнесены шепотом, но я их все равно расслышал.

Я почесал подбородок и подумал, какая все-таки странная штука жизнь, и немедленно согласился.

— Но у меня есть одно условие. Деньги вперед! — уточнил я.

К моему удивлению, Мария-Луиза не стала возражать:

— Ох, ловкач! Ладно, давай номер своего счета. Вмиг переведу.

— Э не, так не пойдет. Наша фирма принимает только наличные, — возразил я.

Новая заказчица нахмурилась. Потом попросила меня отвернуться, а через пять секунд протянула мне пачку банкнот.

— У меня при себе только полтинник.

— Вообще-то это не в моих правилах, но для вас я, так и быть, сделаю исключение, — сказал я, принимая из ее рук креды, а сам подумал: «Не похожа она на сквалыгу. Тут два варианта: либо Марис соврал, либо она по-настоящему разозлилась».

А дальше все вышло как в старых нуарных фильмах: частный детектив, сексуальная клиентка, свет ночника падает на ее распущенные волосы, его дыхание учащается, и так далее...

В общем, между нами случилось то, что никогда не должно было случиться.

Знаю, знаю, я — кобель. Я — изменник и потаскун. Виновен! В свое оправдание скажу лишь одно. Это было в первый и последний раз. И все, тема закрыта.

Ночь я провел у Марии-Луизы. А рано утром, помятый, но счастливый, возвращался домой. И совесть меня почему-то не мучила.

Теперь надо срочно валить из города. Слишком уж много дел я натворил. Зато теперь у меня была куча денег, а человек с деньгами — везде человек. Не помнишь, кто это сказал, Проныра? Нет? И я не помню.

Я набрал Талну и сказал, чтобы она взяла из сейфа конверт с наличкой, бросала все и немедленно уезжала из Миргорода в Шугуан. В этом небольшом городке в провинции Фарсида жила моя тетушка Клавдия. Она уже не первый год звала нас погостить в свою хижину с прекрасным видом на гору Павлина. Тетушка любила сюрпризы и гостей. Так что наш приезд будет для нее двойным сюрпризом. А уж как она обрадуется, когда я скажу ей, что мы решили погостить у нее месяцок-другой, словами не описать!

Тална доверяла мне беспрекословно и не стала перечить, только поинтересовалась, все ли у меня в порядке. Я заверил, что все в полном ажуре и что скоро я подъеду с вещами, а сам побрел в сторону метро.

По-хорошему мне бы следовало уехать с Талной, но сперва требовалось раздать кое-какие долги и, что особенно важно, вернуть деньги ростовщику. Проклятому Фуфлунсу Сальве, у которого были длинные руки и мстительный характер. Поэтому я решил: доеду до офиса, немного вздремну, потом раскидаю долги, заскочу домой за вещами, и поминай как звали. А этой сладкой парочке, Марису с Марией-Луизой, будет урок: не плюй в колодец — пригодится воды напиться.

Что же касается нас с Талной, то тут стратегия ясна. Поживем пока у тетушки Клавдии, а там видно будет. Конечно, горько было сознавать, что моя мечта стать волком частного сыска так и не осуществилась, но ничего не попишешь, так уж случилось. Денег на житье-бытье нам пока хватит, за что отдельное спасибо жабе с гадюкой, то есть Марису и Марии-Луизе. А дальше устроюсь по специальности в какую-нибудь вшивую контору и начнется новая жизнь.

От этих мыслей мне стало немного грустно, но я вспомнил, что в моем сейфе стоит бутылка хорошего портвейна, которую я берег для особого случая, и настроение сразу улучшилось. Но едва я зашел в офис, как сразу забыл о портвейне, плюхнулся на диван и забылся сном.

Когда я проснулся, за окнами уже господствовал вечер. Я поднялся с дивана, зевнул, да так и замер с открытым ртом. В офисе находился еще один человек.

— Добрый вечер, Рэнд. Вы так сладко спали, что я не решился вас разбудить, — сказал он.

Я протер глаза и бросил взгляд на незваного гостя. Это был толстый, румяный мужик с огромным выступающим пузом и хитрыми раскосыми глазками. Он сидел в моем кресле за моим рабочим столом и с удовольствием потягивал из горлышка мой портвейн. Бутылка уже наполовину опустела.

Я знал этого наглеца. Ван Шань, также известный как Кудесник, личный бухгалтер Фуфлунса Сальве. Настоящий волшебник цифр и документов, гроссмейстер порядка, властелин учета и отчетности. С таким бухгалтером Фуфлунс Сальве был как за каменной стеной. Ростовщик щедро оплачивал его труд и берег как зеницу ока. И вот теперь этот самый Кудесник сидел у меня в офисе.

Я не стал ломать голову над тем, какая нелегкая занесла его сюда, и спросил, не отвлекаясь на приветствие:

— Чем обязан?

— Думаю, вам известно мое имя? По лицу вижу, что да.

Я не стал отпираться и кивнул.

— Мне рекомендовали вас как отличного специалиста, и я хочу, чтобы вы выполнили для меня одну работу, — сказал он.

Я удивился:

— Рекомендовали? Меня? Кто?

— Будет проще, если я назову имя человека, который дал вам рекомендацию. Его зовут Марис Ганин.

«Ого, третий клиент подряд! Да мой стартап пользуется большим спросом!» — мысленно присвистнул я.

— Неужто я ошибся адресом? — заметив мою заминку, спросил Кудесник.

— Простите, я спросонья плохо соображаю, — сказал я и осуждающе прицыкнул. — Вижу, старина Марис совсем не умеет держать язык за зубами.

— Нет, что вы, Марис не болтун. Просто мы с ним хорошие друзья, а у друзей нет секретов друг от друга.

Мысли в моей голове скакали галопом: «Заврался я, конечно, капитально. Главное теперь, чтобы мне эта ложь боком не вышла. Ведь Кудесник — это не какой-нибудь там Марис Ганин. Это серьезный человек, который может устроить серьезные неприятности. Что же мне делать? Сказать правду, что я надул милейшего человека Мариса Ганина? Ага, и заработать дополнительную и смертельную дырку в голове. Нет уж, увольте, мне моя жизнь еще не надоела. Так что ничего не остается, как врать дальше».

Посетитель мощным глотком прикончил мой портвейн, выкинул бутылку в мусорное ведро и сказал:

— Прежде чем я начну, хочу сразу озвучить сумму гонорара. Полмиллиона кредов.

Услышанное заставило отвиснуть мою челюсть.

— Полмиллиона кредов за то, что вы убьете Фуфлунса Сальве, — продолжил Кудесник.

После этой фразы мне стало нехорошо.

— Я вижу в ваших глазах сомнение, — сказал Кудесник. — Но не спешите с ответом и хорошенько подумайте. Пол-лимона на дороге не валяются.

И ведь не поспоришь. Есть только один нюанс: я не киллер.

Нужно было срочно принять решение, но пока ничего путного в голову не лезло. И я решил потянуть время.

— Но зачем вам убивать своего начальника? — спросил я.

Мой очередной кандидат в клиенты подозрительно зыркнул на меня:

— Для наемного убийцы вы слишком болтливы, Рэнд.

— Формально я — частный детектив, а убийства— это скорее мое хобби, — с деланным безразличием сказал я и добавил. — Поймите меня правильно, Фуфлунс Сальве — слишком серьезная фигура и я рискую своей шкурой, просто даже обсуждая с вами его смерть. Так что вы можете расценивать мое любопытство как компенсацию за риск.

Кажется, мой довод показался ему убедительным, поэтому Кудесник не стал тянуть кота за хвост и спокойно ответил:

— В последнее время у нас с Фуфлунсом возникли кое-какие разногласия. Другими словами, он считает, что я запустил руку в его карман. Ну, знаете, как это бывает, злые языки нашептали всякого вздору, а он и поверил. Теперь проверяет меня по три раза на дню, все нервы измотал. А учитывая злой характер моего шефа, можно сразу сказать, что этим дело не ограничится. Того и гляди, натравит на меня своих громил, а те не станут церемониться. Будут пытать до тех пор, пока я им не признаюсь во всех смертных грехах. Так что у меня остался один выход: убить или быть убитым.

«Не заливай мне тут, — подумал я. — Проворовался, так и скажи, имей смелость. А то сразу «злые языки нашептали».

— Ну-с, обговорим условия... — деловито подытожил Ван Шань.

— Но я еще не дал свое согласие, — возразил я.

Кудесник достал из кармана алюминиевый футляр, вынул из него сигару. Помял ее пальцами и вдохнул табачный аромат:

— Знаете, Рэнд, курильщики сигар — это особый сорт людей. У них есть свой свод священных правил. Одно из них гласит, что ни в коем случае нельзя мять сигару, проверяя ее на сухость. А я, знаете ли, люблю немного помять сигару, перед тем как закурить. Но за такие вот манипуляции меня бы с позором выставили из сигарного клуба и предали бы мое имя анафеме. А членство в таком клубе стоит немалых денег. И кстати, о деньгах, — он отложил сигару и полез рукой в карман. — Вот задаток. Сто кусков.

На столе появилась аппетитная бумажная котлета.

У меня приятно закружилась голова. Я быстро забыл все свои страхи и принял заказ.

— Другого ответа я и не ожидал, — довольно причмокнул новый клиент.

А я решил доиграть свою роль и деловито сказал:

— А когда я получу остаток?

— Оставшаяся сумма находится в чемоданчике, чемоданчик прикован наручником к запястью, запястье принадлежит Фуфлунсу Сальве. Убиваете Фуфлунса, отрубаете ему руку, и деньги ваши. И не беспокойтесь, они чистые. Но если вас опять одолело любопытство, могу рассказать подробнее что это за деньги и откуда они.

— Нет, что вы, — отозвался я. Лишние подробности мне были совершенно ни к чему, ведь я не собирался отрубать руку Фуфлунса Сальве, а тем более убивать его.

Это сейчас я понимаю, что, заключив сделку с Кудесником, перешел дорогу «Гарроте» и еще черт знает кому, но тогда я был как во сне. Думал, что всех обхитрил. А на самом деле подставил себя и свою семью.

А Кудесник меж тем продолжал:

— Итак, запоминайте: в эту субботу, то есть послезавтра, ваша цель, как обычно, будет завтракать в кафе «Масленица» в тупике Маска. Тут-то вы его и... — бухгалтер изобразил пальцами пистолет. — Паф! Паф! Паф!

Я слегка удивился:

— Что он забыл в такой глуши? Тупик Маска — это же натуральное гетто.

— А черт его знает, может, какой-то ностальгический момент или просто ему нравится тамошняя стряпня. Завтракать он заканчивает в сорок минут седьмого. Вообще-то заведение работает с восьми утра, но хозяйка открывает кафе специально для дорогого гостя и его бухгалтера, то есть меня. Ему, видите ли, нужна компания! В одиночестве ему кусок в горло не лезет. В десять минут седьмого я пойду в уборную, и это будет самый подходящий момент, чтобы убрать Фуфлунса. А потом на сцене появляюсь я. Лью слезы по моему покойному другу, который был для меня как брат. Рассказываю фараонам, что ничего не знаю, ничего не видел, только отлучился по нужде, а тут такое...

Кудесник остановился, откусил кончик сигары и раскурил ее от красивой серебряной зажигалки.

— Так, что еще вам нужно знать? — задумчиво произнес он, выпуская в потолок кудлатое облако дыма. — Охрана у него — два человека: один стоит в дверях, второй дежурит в зале...

— Мне их тоже... «Паф! Паф! Паф!»?

— Как хотите.

Повисла пауза.

— А можно последний вопрос? — отважился я.

— Слушаю.

— Почему вы выбрали именно меня? Человек вашего положения мог нанять кого-то уровня Сашки Стрельца.

Кудесник выпустил изо рта большое дымное кольцо, а следом два помельче, и изрек:

— Для такого деликатного дела мне нужен незасвеченный киллер. Но где его взять? «Гаррота» подмяла под себя весь криминальный мир Системы. Без разрешения синдиката и спичку не сопрешь, а тут целое заказное убийство. И кого? Самого Фуфлунса Сальве! Я уже совсем голову повесил, как вдруг Марис рассказал мне о вашем договоре. Первая моя мысль была, что Марис попался на удочку мошенника. Я пробил вас по своим каналам и укрепился в своем мнении. Никто никогда не слышал о киллере по имени Чайна Рэнд. Но скоро я поменял свою точку зрения и понял, что вы именно тот человек, которого я искал.

— И что же убедило вас в обратном?

— Плоды ваших деяний.

— Не понял.

— Как? Вы еще не видели? Один момент, — клиент достал из кармана мобилу, ткнул в сенсорный экран пальцем и спроецировал голограмму.

Появилась заставка итогового выпуска «Криминального Марса», сопровождающаяся титрами, напоминающими брызги крови. Ведущая передачи, кареглазая кокетка в мини-юбке, комментировала жуткое преступление, произошедшее в одном из пригородов Миргорода. Неизвестный проник в дом к молодой женщине, имя которой я не расслышал, и убил ее. Снес голову из армейского бластера. Нам показали место преступления, фараонов, судмедэксперта в рабочем комбинезоне, над которым вился дрон-фотограф, и труп жертвы. Кровь и другие ужасы были замазаны цензурой.

Потом пошли кадры с моложавой бабулькой. Она представилась соседкой убитой девушки. Бабулька что-то рассказывала о жертве. Обычные старушечьи сплетни о том, какая та была вертихвостка и меняла мужиков, как перчатки. А в конце посетовала на жестокий мир, пустила слезу и проквакала:

— Бедная, бедная Мария-Луиза...

На этой фразе внутри меня все оборвалось, и я на какое-то время лишился дара речи.

Кудесник вырубил голограмму, встал из-за стола, подошел ко мне и похлопал по плечу:

— Хорошо сработано, Рэнд. Чувствуется рука профессионала. А на прощание вот вам мой совет: как только расправитесь с Фуфлунсом Сальве, сразу же тикайте из Миргорода. «Гаррота» не прощает убийств своих людей.

На этом наша встреча закончилась. Бухгалтер попрощался и ушел, оставив после себя шлейф табачного дыма. А я еще долго не мог двинуться, словно парализованный. И только минут через десять меня отпустило. Я полез в Энергонет и еще раз прокрутил ролик с места убийства. Слова ведущей «Криминального Марса» о том, что полиция пока не установила личность убийцы, меня успокоили, но я чувствовал, что это ненадолго.

— Чего это вам не спится? — раздался заспанный голос Циклопа.

— Беседуем, — сказал я.

— О чем?

— Так, о том, о сем.

Мутант громко зевнул.

— Ясно. Только вы уж потише беседуйте.

Циклоп еще раз зевнул и тут же заснул, как ни в чем не бывало, а Чайна Рэнд... то есть отец Никон, продолжил свой рассказ.

XVII. Домино начало падать. Продолжение рассказа отца Никона

Один хороший человек научил меня нехитрому трюку, который помогает расслабиться после тяжелого трудового дня. Все очень просто: ты встаешь на четвереньки, делаешь глубокий вдох и сильно выдыхаешь, чтобы затрепетали губы. И так десять раз. Через три минуты ты почувствуешь расслабление, пройдет усталость и поднимется настроение. Психологи называют это упражнение — «лошадка». Ты будешь смеяться, Проныра, но это действительно работает! Испытай на досуге.

Раньше я часто практиковал это упражнение, и тот вечер не был исключением. И вот, значит, делаю я «лошадку» и тут в офис входит очередной неожиданный гость. Ростом, наверное, все два метра, под обтягивающим спортивным костюмом виднелись раздутые мускулы, а пухлое лицо напоминало застывшую маску. Настоящий богатырь-великан. С первого взгляда становилось понятно, что визитер стал жертвой нано-ботокса, мышечных имплантов и пластических операций.

Кстати, у нас, на Марсе, таких культуристов-фриков называли колобками. А как их называли на Земле? Так же? Понятно.

На чем я остановился? Ах да, этот колобок вкатился в мой офис именно в тот момент, когда я стоял на четвереньках и по-лошадиному фыркал. Представляю, как это выглядело со стороны! Но силач, видимо, был из той породы людей, которые ничему не удивляются. Еще бы, он ведь каждый день видел в зеркале свою рожу!

Решив сразу показать, кто здесь главный, колобок врезал мне ногой по лицу и предупредил:

— Второй раз бью по трупу!

— Сука, — чуть слышно скульнул я и выплюнул выбитый зуб.

Уже скоро мое положение стало хуже некуда. Качок нашел кобуру с бластером, которая висела на вешалке. Довольный, он разрешил мне подняться и сказал, поигрывая пушкой:

— Так, значит, ты тот bastardo, который убил Марию-Луизу?

— Позвольте... — прокашлялся я. — Я не понимаю, о чем вы...

Колобок посмотрел на меня волчьим взглядом и для убедительности щелкнул зубами:

— Вот же merdo*! Не жизнь, а одно сплошное невезение! Вчера какой-то malbela подбросили мне в тачку колеса, арестовали, стали шить дело. Но помог знакомый адвокат. Выхлопотал мне освобождение под залог. Тридцать кусков пришлось отслюнявить этим гадам. Все мои сбережения, мать их так! И только я вышел на волю, как мне говорят, что какой-то fiulo пришил мою сестру. Я сразу смекнул, что в этом деле замешан ее бывший муженек. Я мигом разыскал этого sledo Мариса. Он сперва отпирался, но я на него нажал хорошенько, он и раскололся. Марис рассказал, что нанял киллера, чтобы убить Марию-Луизу, и назвал твое имя — Чайна Рэнд, — и воинственный посетитель бросил к моим ногам нечто, напоминающее дохлого щенка.

— Святые угодники! — крикнул я, узнав в этом предмете кучерявый скальп Мариса.

— А я ведь предупреждал, что сниму с него скальп, если попытается меня кинуть, и слово свое сдержал!

— Он что...Он... умер? — заплетающимся языком проговорил я.

— Сдох, как собака! — прохрипел колобок и, будто бы оправдываясь, добавил. — Честно скажу, не хотел его убивать, но малость не рассчитал.

Как ты уже догадался, Проныра, этой говорящей гориллой был братец покойной Марии-Луизы. И вместо того, чтобы сидеть за решеткой в зоопарке, этот примат преспокойно разгуливал на свободе и даже имел наглость угрожать мне бластером.

Кстати, о бластере... Приглядевшись, я понял, что он не мой. Оружие принадлежало убитой. Я узнал позолоченную рукоятку.

В голове забурлило от нахлынувших мыслей: «Выходит, я по ошибке прихватил чужую пушку, а мой бластер остался в доме жертвы! Если фараоны найдут его, то без труда вычислят хозяина и тогда я стану главным подозреваемым. Еще бы, ведь убийца стрелял из такого же армейского бластера! Но кто сказал, что Марию-Луизу убили именно из моей пушки? Преступник мог стрелять из своего оружия. Мало ли на свете армейских бластеров! А если меня станут допрашивать, то скажу правду, какой бы невероятной она не казалась. Конечно, придется ненадолго присесть... А с другой стороны, если бы фараоны обнаружили мой бластер, то давно бы меня повязали. Значит, волноваться не о чем».

— Так это ты убил Марию-Луизу? — допытывался родственник.

Я снова попытался включить актера и на сей раз решил сыграть роль случайного человека:

— Вы меня с кем-то спутали, я всего-навсего уборщик. Убираюсь тут, пыль протираю, мою полы. Вот только решил отдохнуть, как вы ворвались...

Колобок уставился на меня глазами, полными ненависти:

— Ты что, дрищ, думаешь, что все культуристы — тупые качки?

— Я... я ... не знаю... — сорвалось с языка.

Раздался выстрел. Рядом со мной, в спинке дивана, образовалась дыра, из которой повалил черный дым.

— Может, это освежит твою память?

— Ладно, ладно, признаюсь! Я — Чайна Рэнд. Но я никого не убивал! — закричал я.

Грянул новый выстрел, который разнес вдребезги настольную лампу.

— Не ври мне, дрищ! — злобно оскалился великан.

— Но это чистая правда!

— Все, ты меня достал, pugo, — и с этими словами он приставил к моему лбу бластер.

— Не надо меня убивать! — взмолился я.

В ответ колобок с силой вдавил ствол бластера мне в кожу и прорычал:

— Мария-Луиза обещала мне триста кусков, если я помогу ей отжать дачу у Мариса. А теперь сестра мертва, Марис мертв, и мои денюжки тю-тю.

— Не тю-тю! Денежки не тю-тю! — радостно крикнул я. — У меня есть деньги! Там, в плаще, во внутреннем кармане.

Качок убрал пушку от моего лба, вынул стопку купюр, которые мне дала Мария-Луиза, и пересчитал их.

— Пятьдесят кусков? Ты от меня этим не откупишься! — заорал он, но деньгами не побрезговал, тут же спрятав креды в карман тренировочных брюк.

— В столе, еще есть, — сказал я.

И сто тысяч перебрались в закрома моего эмоционального гостя. Но и этого ему было мало. Колобок, кажется, еще сильнее рассвирепел. О своей покойной сестре он уже не вспоминал, только орал, что ему нужны еще деньги и как можно скорее.

— Я знаю, где взять еще! — нашелся я и подробно рассказал о моем недавнем разговоре с Кудесником. Рассказал про кафе «Масленица» в тупике Маска, про денежный чемоданчик, прикованный наручником к руке Фуфлунса Сальве... В общем, выложил все на блюдечке с голубой каемочкой.

Дослушав, культурист почесал лоб стволом бластера и задумчиво произнес:

— А не врешь?

— Провалиться мне сейчас на этом месте, если я хоть капельку солгал! — с готовностью отбарабанил я.

— Говоришь, охрана — всего два человека... Кафе «Масленица» ... Тупик Маска... Та еще дыра, туда и фараоны заезжать боятся. Что вообще там забыл такой уважаемый человек, как Фуфлунс Сальве? — пробормотал колобок.

— А черт его знает, может, какой-то ностальгический момент или просто ему нравится тамошняя стряпня, — повторил я слова Кудесника.

— Очень может быть. Я знаю одно местечко в Миргороде — с виду помойка помойкой, а кормят так, что пальчики оближешь!

— Значит, мы в расчете? — спросил я.

— В расчете, — он засунул бластер за резинку спортивных штанов. — Но если я узнаю, что ты мне соврал, вернусь и kastri** тебя.

Когда он ушел, я еще долго не мог унять дрожь в коленях. Ноги буквально отказывались ходить и стоять.

Я подумывал было еще раз сделать «лошадку», но отдал предпочтение старой доброй выпивке. Нашел круглосуточный бар и на последние деньги заказал порцию виски и пиво. Для пущего эффекта смешал напитки и стал неспешно потягивать получившийся ерш. Дойдя до половины стакана, я успокоился и вспомнил, что давно не звонил Талне. Сама она редко пользовалась мобилой и Энергонетом, считая, что они убивают живое общение, поэтому я не удивился, не обнаружив ни одного пропущенного звонка. Набрал ее номер, но трубку никто не снял. «Она, должно быть, уже в Шугуане. Пьет чай с тетушкой Клавдией и уплетает ее фирменные кексы с изюмом. О, это такая вкуснятина, что забываешь обо всем на свете! В том числе и о своем благоверном», — решил я и не стал делать других попыток связаться. В случае чего — позвонит сама.

Забегая вперед, скажу, что этот бешеный колобок таки прикончил Фуфлунса Сальве. Он и его дружки-уголовники учинили настоящую бойню в той кафешке в тупике Маска. Расстреляли Фуфлунса Сальве и его охрану. А вот персонал кафе не пострадал — хозяйка «Масленицы», она же повар, и три официантки успели сбежать через заднюю дверь. Колобок и его подельники попытались скрыться с места преступления, но попали в засаду и были убиты. А Кудесник бесследно исчез. Никто не знал, жив он или мертв.

И напоследок я скажу то, что не должен говорить ни один священник никогда и ни при каких условиях: я нисколько не жалею о том, что приблизил конец этого упыря Фуфлунса Сальве. Надеюсь, что в Аду он страдает чуть больше остальных!

Шумный и неугомонный Миргород — одно из немногих мест в Системе, где до сих пор можно встреть настоящего живого таксиста за рулем старомодного желтого электромобиля с шашечками на двери. Это такси — такой же символ нашего города, как коррупция и хот-доги с квашеной капустой.

Я всегда любил эти неспешные желтые колымаги. Мне нравилось смотреть на город из окна такси, подпрыгивать на кочках и вести непринужденную беседу с водителем. Я знаю, что многих пассажиров напрягает эта пустая дорожная болтовня, но я к таковым не отношусь. Для меня беседа с таксистом — обязательный атрибут поездки. И тем для таких разговоров просто тьма тьмущая. Бабы, политика, спорт, да все что угодно! Разве возможно такое в этих скоростных дрон-такси?

Но в тот вечер поездка в желтом такси обернулась для меня настоящим кошмаром...

Я вижу, ты зеваешь, Проныра. Взбодрись, я уже подхожу к финальной части моего рассказа.

Итак, денег у меня не было, отдавать долги было нечем, так что я сосредоточился на организации своего побега.

Сначала позвонил одному своему приятелю, у которого были связи в полиции, и осторожно поинтересовался насчет недавнего убийства в пригороде. Как я и предполагал, фараоны не нашли мой бластер и вообще у следствия не было никаких зацепок, а значит, я мог спокойно вздохнуть. Эх, вот бы знать наперед, что колобок окажется человеком дела и пришьет Фуфлунса Сальве, я бы даже не рыпался! Посуди сам, Проныра, все мои наниматели были мертвы, а это значит, что я вышел сухим из воды. Ах, если бы я мог предвидеть дальнейшее, если бы я мог...

Но в тот момент меня заботило лишь одно: где бы раздобыть гроши на проезд? И я нашел выход. Собрал всю имеющуюся в офисе технику и отнес в круглосуточный ломбард. Наварил я всего ничего, так что пришлось пожертвовать мобилой — и только тогда набралась нужная сумма. Теперь мне хватало на дорогу, плюс оставалось немного денег на мелкие расходы.

Билет на гиперлуп до Шугуана я решил купить за наличные на вокзале, чтобы меня сложнее было отследить. А вот такси пришлось ловить по старинке, так как я, лопух, забыл вызвать тачку перед тем, как сдать в ломбард телефон. Вышел к дороге, призывно вскинул руку и стал ждать, пока кто-то остановится. Вопреки опасениям, машина поймалась на удивление быстро.

Электромобиль с шашечками был типичной развалюхой, но это меня не смущало. Я хотел попрощаться с городом, в котором родился и вырос, и желтое такси подходило для этого случая как нельзя лучше.

Я втиснулся на заднее сидение электромобиля и с наслаждением вдохнул запах фастфуда, искусственной кожи и дешевого освежителя воздуха.

— Я буду скучать по тебе, — сказал я городу, словно бы прощался с живым человеком, и захлопнул дверь.

— Чего? — спросил голос за решеткой, отделяющей водителя от пассажира.

— Говорю, вези на Миргородский вокзал, — ответил я.

Я не видел лица таксиста, только его бритый затылок и широкую спину, а вот голос у него был приятный — возрастной, но чистый и бодрый. Мы начали движение.

— Далеко собрался? — спросил таксист, сразу перейдя на «ты».

— Далеко и навсегда.

— Вот это правильно. Валить отсюда надо. Миргород превратился в натуральную помойку. Кругом грязь, мусор и крыланы. А еще бомжи. Их теперь столько развелось! Куда ни пойдешь, везде они. Хреновы попрошайки. «Не найдется мелочишки?». А не дашь, смотрят на тебя зверем. А работать эти ребята не хотят, потому что в большом городе полно сердобольных дураков, которые подают всякой швали.

Вот не было печали, из всего многообразия таксистов мне попался брюзга. Этот тип самый вредный. Человек-токсин, отравляющий жизнь и себе, и другим. Он вечно чем-то недоволен, у него все кругом виноваты, а сам он — несчастная жертва. «Впрочем, пусть себе брюзжит, хоть отвлекусь немного», — подумал я.

Водитель тем временем продолжал свои жалобы на жизнь:

— Я ведь не местный, не марсианин. Десять лет назад перебрался с Земли на эту планету. Там у нас с работой полный швах, но и здесь, как оказалось, не лучше. Вкалываю, как вол, а получаю, тьфу, гроши! Жизнь у нас, таксистов, не сахар. Не жизнь, а полный беспредел. Вот на прошлой неделе тормозит меня фараон и говорит: «С тебя полтинник». Я ему: «За что?». Тогда он спокойненько обходит мою тачку, разбивает переднюю фару и заявляет: «За неисправность световых сигналов. Внимательнее надо быть».

Я решил как-то разрядить обстановку и сказал:

— Хочешь анекдот в тему?

Таксист не сказал ничего, но я, припомнив, что молчание — знак согласия, все-таки попробовал:

— Бывший официант устроился на работу постовым. Его спрашивают, как ему новая работа. А он и отвечает: «Зарплата, конечно, поменьше будет, но вот что мне нравится, так это то, что клиент всегда неправ!».

Таксист отреагировал коротким, снисходительным смешком.

А за окном одна за другой мелькали неоновые вывески общепита, и в животе у меня заурчало.

Скорее бы добраться до вокзала. Там на четвертом этаже располагалось недорогое кафе. Ассортимент блюд был скудным: шаурма, картошка-фри и сосиски с кашей. Но я так проголодался, что мне сейчас даже подметка, сваренная в грязи, показалась бы деликатесом.

Но у вокзала мы не остановились, двинувшись дальше и не снижая скорости.

— Эй, стой! Мы же проехали! — крикнул я таксисту.

Мое замечание осталось без внимания.

— В чем дело? Останови! Немедленно!

— Залепи дуло! — осадил меня водила.

Я подергал обе дверцы электромобиля — заперто.

— Что здесь, черт возьми, происходит?

Таксист обернулся ко мне и я увидел его лицо. Небритое, испещренное жуткими морщинами и старыми шрамами.

— Скоро ты все узнаешь. Час расплаты близок, — пообещал недавний брюзга.

— Я вызову полицию! — пригрозил я и для вида похлопал себя по карманам, словно бы искал мобилу.

— Сиди ровно, Рэнд!

— Откуда ты знаешь мое имя? Кто ты?

— Нам нужно поговорить, Рэнд.

— Остановись и выпусти меня, тогда и поговорим.

— Нет, мы будем разговаривать здесь и сейчас!

Я постарался взять себя в руки:

— Шеф, я понимаю, у тебя выдался плохой день, ты расстроен... Но послушай...

— Нет, это ты меня послушай! — резко оборвал меня таксист. — Ты разрушил мою жизнь, сволочь!

— Ничего я не разрушал...

— Нет, разрушил!

Возражать и спорить было бесполезно. За рулем находился сумасшедший. Чтобы не раздражать его и не провоцировать на агрессивные действия, я посчитал за благо взять тайм-аут и пока помолчать.

— Я любил ее! — проорал болезный.

Терпения соблюдать обет молчания мне хватило всего-то на пару секунд:

— Кого?

— Марию-Луизу!

Я обмер. А в сознании один за другим пронеслись несколько кадров из минувшей ночи. Вот Мария-Луиза в кротком шелковом халатике, в правой руке армейский бластер, в левой бокал с красной водкой. А вот ее труп в луже крови, в окружении фараонов и судмедэкспертов.

— Я любил ее, понимаешь ты, сволочь? — хлюпая носом, сбивчиво затараторил таксист. — Мы познакомились, когда я подвозил ее до дому. А потом провели ночь вместе. И это была лучшая ночь в моей жизни. Мы стали встречаться, но скоро я узнал, что у нее были и другие мужчины. Она сама мне об этом рассказала. Я ревновал, а она смеялась над моими чувствами. Больше смерти я боялся ее потерять и поэтому покорно сносил все насмешки. Но наконец мне все это осточертело. Рядом с ней я превратился в тряпку, в размазню, и я решил разорвать наши отношения. Раз и навсегда. Сегодня утром я решил сказать ей об этом. Подъехал к ее дому, и вижу, что из ее дверей выходит какой-то пижон в шляпе. И в меня словно вселился дьявол. Я ворвался к ней в дом и ударил ее. Она стала угрожать мне бластером. Я попытался ее обезоружить. Но пушка выстрелила, и... Это была всего лишь случайность! Я не хотел ее убивать!

Итак, передо мной находился собственной персоной убийца Марии-Луизы, безумный ревнивец, оказавшийся не в то время и не в том месте.

— Узнаешь? — он постучал по решетке стволом бластера.

Это была моя пушка, о чем свидетельствовала рукоятка, перемотанная синим скотчем.

— Когда морок рассеялся, я осознал, что гоню по шоссе, а на коленях у меня лежит вот эта железка. А потом обратил внимание на гравировку на стволе. «Рэнд и сыновья», — водила не прекращал хлюпать носом.

Вот же, блин, и угораздило меня сделать эту надпись! Правду говорят — понты до добра не доводят.

А таксист продолжал:

— Я решил узнать, что за птица этот Рэнд, и поисковик выдал мне сайт твоего детективного агентства. А на сайте агентства я увидел фотографию того самого пижона в шляпе. Твою фотографию, Рэнд.

Я еще раз, мед-лен-но, потянул на себя ручку дверцы, но чуда не произошло. Покинуть салон по-прежнему нельзя.

А ревнивец все сыпал подробностями:

— Все эти годы я жил как волка-одиночка. Но стоило мне найти ту самую, единственную, как появился ты и все испортил. Ломать — не строить, правда, Рэнд? Это как трюк с домино. Просто толкаешь одну доминошку — и рушится вся фигура...

Я начал было оправдываться, сердито и бестолково, но таксист меня не слушал.

— И тогда я решил заглянуть к тебе в гости, — вдруг успокоившись, зловеще проговорил он. — Пробить твой адрес по пиратской базе было парой пустяков. Я хотел просто поговорить по-мужски, понимаешь? Но дверь мне открыла твоя женушка. Ее ведь, кажется, звали Тална?

Последняя фраза врезалась мне в мозг, как торпеда.

— Тална сказала, что тебя нет дома. Я не поверил. Попросил войти. Она сказала, что вызовет фараонов. Так что мне пришлось выломать дверь. Она стала звать на помощь, и я заткнул ей рот...

Таксист все говорил и говорил, но я уже ничего не слышал. В моей голове был только белый шум. Но в какой-то момент сквозь него проникло вполне отчетливо:

— Когда я прикончил ее, пути назад уже не было. Я должен был довести дело до конца. А по дороге в твой офис я вдруг увидел тебя голосующим на дороге...

— Ты сдохнешь, падаль! — заорал я и в бессилии ударил по двери кулаком.

— Домино начало падать, Рэнд.

— Ты больной ублюдок! Я убью тебя!

— Нельзя убить того, кто уже мертв, Рэнд. А я, как есть, мертвец! Я умер в тот день, когда впервые увидел ее. Так что стреляй, мне больше нечего терять! — с этими словами он приоткрыл решетку и бросил мне бластер.

И я выстрелил.

Электромобиль съехал с дороги и упал в канал. Потом в новостях я услышал, что в багажнике тачки фараоны обнаружили труп задушенной женщины. Других подробностей я не знаю, вернее, не хотел знать тогда, и не хочу знать их сейчас.

Ну почему Тална не послушалась меня и не уехала сразу в Шугуан?! Впрочем, она была та еще копуша...

Я должен был погибнуть в той аварии, но проклятый инстинкт самосохранения заставил меня бороться за свою никчемную жизнь. Когда электромобиль упал в воду, я выдавил ногами заднее стекло и выплыл на поверхность. О том, чтобы идти в полицию, разумеется, не могло быть и речи. Я слишком глубоко увяз во всем этом дерьме.

Многие бы на моем месте наложили на себя руки. Но какая-то неведомая сила удерживала меня от греха. Теперь-то я понимаю, что за сила, но тогда я просто повиновался ей, так как был слишком слаб, чтобы сопротивляться.

Потянулись долгие дни моих скитаний. Я ночевал где придется, воровал, питался на помойках. Я превратился в животное, в крысу. Мог обходиться месяцами без душа, перестал стричься и бриться. В конце концов я устроился докером в космопорт. Год трудился не покладая рук, а когда скопил достаточно деньжат, чтобы сделать себе новые документы, то навсегда покинул Марс.

Ты, наверное, ожидаешь, что дальше я расскажу тебе историю вроде той, что случилась с Моисеем? Про неопалимую купину и Божий глас, который призвал меня на служение Ему. Должен тебя огорчить, ничего такого не было. Все было куда прозаичней. Как-то я нанялся разнорабочим в один экуменистической монастырь, и это определило мою дальнейшую судьбу. Там я понял, что служение Богу — мой путь. Крестился именем Никон. Прошел весь путь, долгий и трудный, от простого монаха до капеллана. С тех пор и окормляю военнослужащих и гражданских во всех жанрах, кроме скучного...

Когда отец Никон закончил, я понял, что не могу не задать ему несколько уточняющих вопросов.

И первый касался его боевой подготовки.

— В Системе стало неспокойно, столько всяких подонков развелось, — ответил капеллан. — Напасть на экуменистическую миссию, обнести монастырь или ограбить монаха — для них раз плюнуть. Так что многим священникам приходится иметь дело с оружием и пускать в ход кулаки. Как говорится: «На Господа надейся, да и сам не плошай».

Затем я поинтересовался следом от сведенной татуировки, сообщив:

— Гуччи думал, что там было клеймо боевика «Гарроты», — объяснил я.

— Там было имя моей жены...

Все остальные расспросы тот, кто в мирской жизни именовался Рэндом, прекратил, тонко намекнул, что пора бы уже отправляться на боковую.

Но напоследок он сказал:

— Спасибо, сын мой, что выслушали меня. Прямо камень с души упал. Столько лет носить это в себе... Вы не представляете, какой это тяжелый груз.

И мы легли спать.

* дерьмо (рато.)

** кастрирую (рато.)

XVIII. Симурги

Профи ворвалась на чердак, словно ураган, и тут же принялась всех тормошить. Настроение у нее было боевое.

— А можно еще часик покемарить? — попросил я.

— Нельзя, — последовал строгий приказ.

Я встал с раскладушки, закутавшись в одеяло, и выпустил изо рта облако морозного пара. Дубак был такой, что сопли в носу замерзали.

— В первый раз полечу на небоходе, — мечтательно сказал Циклоп.

— Тоже мне, Гагарин выискался, — проворчал я и поплотней закутался в одеяло.

— Единственное, о чем предупреждаю сразу: в салоне стоит специфический запах, — проинформировала хозяйка.

— Насколько специфический? — поинтересовался я.

— Солонина, тухлая капуста, дерьмо крыланов.

— Впечатляющее амбре.

— До сегодняшнего дня мы там хранили припасы...

Я насторожился:

— А этот твой драндулет, он вообще когда-нибудь летал?

— Летал. Полгода назад. Во время испытаний.

— И все?!

— Не боись, фирма веников не вяжет! — успокоила меня Профи.

— Фирма делает гробы... — мрачно продолжил я и принялся будить отца Никона.

Внизу было гораздо теплее.

— А вот и кофе, — сказал Фидель и протянул мне чашку с дымящимся напитком.

Я поблагодарил старьевщика и перевел взгляд на дышащую жаром печь:

— А как же запрет на растопку печи?

— О чем ты, начальник, через полчаса нас здесь не будет, и пропади оно все пропадом!

Я отпил из кружки и принялся искать глазами Помилку. Она сидела за столом рядом с Профи и дергала ту за дреды, не встречая при этом никакого неудовольствия или сопротивления.

— Вот подрастешь, сделаю тебе такие же волосики. Хочешь? — спрашивала ее обладательница необычной прически.

Помилка не отвечала, она вовсю была занята дредами своей новой знакомой. Делала из них то рога, то некое подобие нимба, то просто лохматила их.

Когда они наигрались, девчонка тут же подбежала к Циклопу.

— Ну же, сыграй с ребенком в ладушки! — подсказала Профи.

Циклоп скуксился:

— А может, не надо?

— Сыграй. С тебя не убудет.

Начал Циклоп неумело, но потом втянулся.

«Ему бы в няни пойти, цены бы не было», — подумал я и обратился к хозяйке:

— Кофеек еще есть?

— Видишь на тумбочке два котелка?

— Угу.

— В том, что с красной крышкой, чай, в другом — кофе. Наливай, не стесняйся. У нас самообслуживание.

Направившись в указанном направлении, я запнулся за какую-то металлическую конструкцию.

— Под ноги смотри! — неожиданно обрела она голос.

Я глянул вниз и увидел Коменданта. С нашей последней встречи его внешний облик заметно изменился. Голова теперь крепилась на метровой вертикальной конструкции, напоминающей восьмилапого паука. Четыре конечности использовались для передвижения, а остальные играли роль рук. Причем одна пара была с пальцами, а другая заканчивалась длинными ножами. На вид они были очень острые и опасные.

Это зрелище привело меня в неописуемый восторг.

— Ой, я не могу! Сейчас лопну от смеха! — загоготал я, схватившись за живот.

— Отставить истерику! — скомандовал паукообразный робот.

Но меня уже было не остановить. Я весь буквально трясся от смеха.

— Вот умора! — вытирая слезы, проговорил я, а потом сложил кулак и крикнул в него, как в рупор. — Внимание! Объявляется первый уровень тревоги! Из террариума сбежал паук! Особые приметы: восемь лап, характер — скверный, не женат. Или я ошибаюсь? Признавайся, старый развратник, нашел уже себе симпатичную паучиху?

В ответ Комендант легонько, но болезненно кольнул меня ножом в лодыжку.

— Но-но, — сказал я и пригрозил ему «Люгером».

Мы едва не подрались, так что нас пришлось разнимать всем миром. Меня усадили на лавку, а голема спровадила из избушки.

— Этому субъекту крупно повезло. Еще секунда, и от него б осталось только мокрое место! — бросил я вслед удаляющемуся паучаре.

— «Этому субъекту»? — подняла брови Профи. — А я думала, вы знакомы...

— Мы-то знакомы, и я отлично знаю, что он за фрукт. А вот ты — не знаешь. Но если хочешь, я тебе все расскажу. Ты в курсе, что Комендант сбежал, бросив нас, своих четверых подчиненных, на произвол судьбы?

— В курсе. Мира рассказала.

— И что ты теперь скажешь?

— Если хочешь кого-то обвинить во всем, то обвини меня.

Я растерялся от такого заявления:

— В каком смысле? Ты это о чем?

— Это я смастерила ту магнетронную пушку, которая вырубила вашего Коменданта.

— Магне... что?

— Магнетронная пушка — это оружие, излучающее сильные электромагнитные импульсы, безопасные для человека, но губительные для машин. Если из пушки шарахнуть на полной мощности, то импульс легко нокаутирует даже такого крепкого парня, как ваш голем.

— А что потом?

— Несколько часов пациент будет в отключке. За это время система произведет самодиагностику, перезагрузится, и можно снова возвращаться в строй.

— Вот оно как! Выходит, Комендант нас не предавал! — проговорил Циклоп.

— Получается, что так, — кивнул отец Никон.

«Почему же тогда Комендант нам ничего нам не сказал?» — подумал я.

Мастерица на все руки словно бы прочитала мои мысли и объяснила, что электромагнитный импульс вызвал у нашего руководителя почти трехчасовой провал в памяти. И все сразу встало на свои места.

Однако следовало прояснить еще кое-какие детали, и я снова обратился к Профи:

— Как же ему удалось отогнать вездеход?

Она пожала плечами:

— Наверное, успел включить автопилот.

— Ясно. А откуда ты взяла эту чудо-пушку? Опять контрабанда?

— Сама собрала. На заказ. Сейчас уже и не вспомню, кто был заказчиком, но заплатили мне хорошо. Две бочки чистой воды!

— Три, — поправил Фидель.

— А, точно, три бочки. — И мы прослушали небольшую лекцию про изготовление магнетронного оружия в кустарных условиях: — В цивилизованном мире изготовить такую пушку не составит труда, всего-то и нужно магнетрон для микроволновки, блок питания, моток проволоки и еще кое-какая мелочь. В общем, ничего такого, что не продавалось бы в обычном магазине электротоваров. Но с магазинами на Сиротке, как вы знаете, проблематично. Зато свалок в избытке. А на здешних свалках чего только нет! А если у тебя в друзьях такой матерый старьевщик, как Фидель, который знает тут каждую помойку, да руки растут из нужного места, то и эта проблема решается. Не хочу хвастаться, но моя пушка была в разы мощнее своих аналогов. Я про нее уж и забыла, но вчера, занимаясь ремонтом вашего Коменданта, обнаружила небольшие повреждения процессора, которые вызвал сильный электромагнитный импульс, и сразу смекнула, что в вашего Коменданта стреляли из моей магнетронной пушки.

— Не кори себя, может, это была не твоя магне-шмагне-пушка? — сказал я.

— А чья тогда? — возмутилась она.

— Ну не знаю...

Профи сверкнула на меня глазами и капризно сказала:

— А я знаю. Это была моя пушка. Других таких на Сиротке и в помине нет!

— Ладно-ладно, не спорю, — сдался я.

— Дочь моя, мне бы хотелось узнать, как вы превратили Коменданта в... — сказал капеллан и изобразил пальцами паука.

— Сейчас расскажу!

Очевидно, технически продвинутая девушка сильно соскучилась по живому общению с нормальными людьми, так что теперь отводила душу:

— Полночи я провозилась с головой вашего голема. Работы там было непочатый край! Ущерб от магнетронной пушки — это так, пустяки. Были проблемы посерьезнее: накрылась ядерная батарейка, оплавились кое-какие микросхемы, провода... Короче, полный швах. Он что, под артобстрел попал?

— Это пыжи его обстреляли, а потом еще Рохля добавил из плазмаметов, — ответил я.

— Оно и видно! — хмыкнула Профи и затараторила дальше: — Сначала я думала, не потяну, но фиолетовый мох, паяльник и немного усидчивости воистину творят чудеса! Теперь все работает, как часы, правда, пришлось заменить ядерную батарейку самопальным аккумулятором. Он малость нестабильный, но пару дней точно проживет. Когда я закончила ремонт, уже светало, и вдруг меня как молнией ударило. Я вспомнила про одну такую штуковину. Называется разведывательный робот-паук. Его где-то Фидель откопал. До недавнего времени я думала, что этот паучище находился в нерабочем состоянии и не подлежал ремонту. Но, видно, день сегодня такой — дело само горит в руках. Я немного поколдовала с питательными элементами, там подкрутила, тут припаяла, немного приварила — и вот результат!

— Лишь об одном ты не подумала, — заметил я.

— О чем?

— Где нам взять столько мух, чтобы прокормить этакого паучару? Или у тебя в закромах припрятана банка-другая контрабандных паучьих консервов? — хохотнул я.

Но никто не оценил шутку.

«Хороший небоход драндулетом не назовут», — думал я, и оказался прав.

Тачка, о которой говорили Профи и Фидель, оказалась ужасающего вида самоделкой, собранной из бэушных запчастей, и внешне напоминала башмак, который пожевала собака.

Я смотрел на этот драндулет и не знал, плакать мне или смеяться. А в голове пульсировала одна единственная мысль: «Боже мой, неужели оно еще и летает?».

Кажется, инженер-конструктор уловила мое настроение. Она взъерошила мне волосы и сказала бодрым голосом:

— Не очкуй, Проныра. Я все проверила — драндулет на ходу. Так что домчимся с ветерком!

— А я и не очкую.

— Очкуешь. Я же вижу.

— Нет, — упрямо сказал я.

До нее наконец дошло, что я не в настроении, и она переключилась на Циклопа. Профи уже привыкла к его пугающему облику и общалась с ним, как с остальными.

В тот момент мутант, воспользовавшись свободной минуткой, с головой погрузился в свою книгу, не замечая ничего и никого вокруг. Но его читательский транс прервали, задав элементарный вопрос:

— Что за книга?

Он закрыл книжку и повернул ее обложкой к Профи.

— О, Гоголь. Обожаю! Что за вещь сейчас читаешь?

— «Вий».

— Жуткая страшилка. Вообще у Гоголя мне больше нравится «Нос» и «Записки сумасшедшего», но «Вий» тоже ничего. В конце очень жалко было Хому Брута, он хоть и придурок, но такой смерти не заслужил. А панночка, конечно, та еще гадина. Три дня Хому изводила, пугала, летала в гробу, натравила на него всякую нечисть. А Хома начертил вокруг себя магический круг и стал невидимым для нечистой силы. А потом пришел Вий, гигантский монстр с веками, опущенными до самой земли. И, такой, говорит бесам: «Поднимите мне веки!». Они подняли, и он увидел Хому Брута и указал на него пальцем. Тогда упыри налетели на Хому и растерзали его.

Циклоп напрягся и смерил обломщицу ледяным взглядом:

— Спасибо, что рассказала концовку, теперь читать будет намного интересней.

— Ой, прости, — прикрыв ладонью рот, сказала Профи и громко провозгласила: — Так, все, быстро собираемся, скоро отчаливаем!

Я взял Помилку за руку и повел ее к драндулету. Когда мы вошли в салон, там уже сидели Циклоп и Комендант. Мутант снова погрузился в чтение, а модифицированный голем тщательно смазывал свои суставы из пузатой масленки.

Внутри, как и предупреждали, воняло, но в целом было уютненько и тепло. В салоне располагались восемь пассажирских сидений, щедро обмотанных скотчем, на окнах висели целлофановые занавески, а на полу лежала резиновая дорожка. В дорогу мы взяли только самое необходимое, потому что, по словам Профи, драндулет и так был перегружен. Немного еды, воду, оружие — и все. Но в будущем она собиралась наведаться в избушку и прихватить кое-что из своих штучек-дрючек.

Место шофера было обставлено с особым шиком: кресло водителя обтягивала деревянная массажная накидка, приборную панель украшала фигурка овчарки с головой на пружине, а с зеркала заднего вида свисал потрепанный дезодорант в форме елочки. Мне сразу вспомнились раздолбанные маршрутки в моем родном Старо-Глушанске, и я ностальгически улыбнулся.

— Ну как, нравится? — прозвенел за моей спиной голос автора этого произведения технической мысли.

— Не задерживаем оплату проезда! Активно передаем гроши водителю! Четко произносим название остановки! — заголосил я, изображая прожженного водилу.

— Как это у тебя ловко получилось! — похвалила Профи.

— Спасибо за внимание, — сказал я и деланно поклонился.

— Да ты артист!

— Я всего лишь любитель.

— Кем хоть на воле служил?

— Служат собачки, — гордо сказал я.

— Ути-путечки, какие мы обидчивые! Ладно, прости, если что не так. Так кем ты работал?

— Специалистом по женской части.

— Гинекологом, что ли?

Я гордо выпятил хилую грудь:

— Альфонсом!

Я не очень любил это определение. Альфонс — это мужчина, находящийся на содержании у любовницы, и только. А я работал в совершенно разных направлениях. Кудрявый Жан дал более правильное определение нашей профессии: любовный аферист. Но оно было непопулярным, а кто такой альфонс — знали все.

Профи, не скрывая брезгливости, оценила мою неказистую внешность и, помотав головой, сказала:

— Не тянешь ты на коварного соблазнителя.

Парировать мне было нечем.

Мы с Помилкой заняли два передних сиденья. Только мы разместились, в драндулет вошел отец Никон. За спиной у него висели ножны с катаной. Это был подарок Фиделя. Катану он купил у местного мастера, который промышлял на воле контрабандой оружия и наркотиков, а на Сиротке с нуля научился кузнечному делу и добился в этой области впечатляющих результатов.

Следом показались Мира и Фидель. Через плечо у старьевщика висел компактный гвоздемет — скорострельное пневматическое оружие, внешне похожее на пистолет-пулемет с дисковым магазином, как в старых фильмах про гангстеров. Эту пушку также собрала Профи.

Мы расселись и стали с нетерпением ждать отправления. В салоне повисла гробовая тишина, только было слышно, как капает смазка из масленки и скрипят проржавевшие суставы Коменданта.

Надо сказать, что после нашей маленькой стычки он как-то поутих. Я, наивный, полагал, что это подействовали на него мои угрозы и даже задрал нос. Поставить на место боевого голема, пусть даже в обличии робота-паука, это вам не кот чихнул! Но Профи спустила меня с небес на землю.

— Думаю, что в наших общих интересах, чтобы вы меньше ссорились с Комендантом. В дороге всякое может случиться, а тут еще вы со своей грызней. Так что я снова забралась к нему в голову, кое-что отрегулировала и слегка сбила его командирский гонор. В Форте я за пару секунд верну его в прежнее состояние, — шепнула она мне на ухо и, подумав, добавила. — Если захотите.

Перед отправлением Профи попыталась устроить перекличку, на что Циклоп отреагировал недовольным бурчанием:

— Поехали уже! Хватит резину тянуть!

— Все в сборе! — вторил ему отец Никон.

— Точно? — спросила Профи.

— Да! — ответили мы хором.

И драндулет, тарахтя мотором и покачиваясь, тронулся с места и завис над землей. Нас легонько тряхнуло, завибрировали стены, а под ногами прокатилась какая-то ржавая железяка.

Я крепко сжал маленькую ладошку Помилки и вдруг осознал, что боюсь не столько за себя, сколько за нее.

— Следующая остановка — Форт! — громко проинформировала рулевая, надвинула на глаза очки-консервы и нажала на газ.

Как только драндулет набрал высоту, Циклопа начало укачивать. Он попытался открыть окно, но оно не поддавалось. Тогда мутант резко вскочил с места и, зажав рот рукой, бросился к выходу.

— А ну-ка быстро сел на место! Здесь тебе не проходной двор! — приказала Профи.

Позеленевший от качки, он только жалобно замычал в ответ. Капитан нашего корабля подхватила стоящее у водительского кресла пластиковое ведро и протянула его страдальцу. Опорожнив желудок, он хотел было вернуть емкость.

— С собой возьми. Тебе оно нужнее, — распорядилась Профи.

Сев на свое место, Циклоп затихарлся, словно его тут не было.

Зато рулевая не умолкала всю дорогу. Она обрушила на нас целую лавину вопросов. Ее интересовало буквально все. Чем мы питаемся? Есть ли в Форте душ? Как мы проводим свой досуг? В какие компьютерные игры любим играть? И вообще, имеется ли у нас игровая приставка? И прочее, прочее, прочее. Мы отвечали односложно, а то и совсем не отвечали, ограничиваясь кивком головы.

Но когда речь зашла о Помилке и таинственном серебряном шаре, Профи вытрясла из меня все, что я знаю. Но так как знал я немного, то и разговор получился коротким.

В конце концов она добралась и до Циклопа. Окликнула его и начала было свой допрос с пристрастием, но тут по салону разнесся голос Миры:

— Шуба!

Причиной ее волнения оказалась черная туча. Очертания этого странного атмосферного явления напоминали гигантскую рыбу-меч, которая неслась прямиком на нас. И чем ближе, тем явственней становился шум множества крыльев и протяжное карканье.

— Симурги! — не своим голосом заорал внезапно оживший Циклоп.

Мы в панике повскакивали со своих мест. Драндулет тут же угрожающе накренился и начал терять высоту.

— Сядьте! Немедленно! — крикнула Профи.

Мы послушно вернулись на свои места и транспортное средство выровнялось.

Симурги в момент облепили драндулет и начали долбить жестяную обшивку когтями и клювами. Нас стало качать из стороны в сторону, подбрасывать и мотать.

Током по нервам пробежался страх. К нему добавилась обида. Умирать уж очень не хотелось. Сейчас, когда, миновав столько опасностей, мы были на полпути к дому, смерть казалась особенной несправедливостью.

Меня накрыло ощущение полной безнадеги. Хотелось кричать, топать ногам и рвать на себе волосы. Но истерика закончилась, так и не успев толком начаться. Я увидел, как здоровенный симург пробил клювом капот, и вся дурь мигом вылетела из башки.

— Держитесь! Посадка будет жесткой! — закричала Профи, и драндулет резко пошел вниз.

В прошлом я любил расслабиться перед телевизором за просмотром воскресного выпуска «Катастроф недели». Несчастные случаи на гоночных кортах, авиакатастрофы, застрявшие в глубинах космоса звездолеты, смерчи, наводнения — за всем этим приятно наблюдать, лежа на мягком диване с бутылочкой холодного пивка. В такие минуты особенно остро ощущаешь радость мирного бытия...

В той передаче однажды показали сюжет, который назывался «Десять советов, которые помогут вам выжить в случае авиакатастрофы». Один из этих советов прочно врезался мне в память. Он гласил: «В момент аварийной посадки нужно принять безопасную позу. Для этого положите голову на колени, а ноги обхватите руками и подтяните их к груди». Позже один знакомый доказывал мне, что все это чепуха и что это нужно не для того, чтобы пассажир выжил, а чтобы он сохранил свои зубы и было легче опознавать погибшего.

«На чьей стороне правда, покажет лишь время, но чем черт не шутит, авось сработает», — подумал я и крикнул Помилке:

— Повторяй за мной!

Опустил голову на колени, обхватил ноги руками, и малая в точности скопировала мои телодвижения.

Посадка была из разряда экстренных. Драндулет со всего маху клюнул носом землю и едва не опрокинулся. Из окон разом вылетели все стекла, а салон наполнился дымом. Все это сопровождалось такой мощной тряской, что у меня чуть кишки наружу не вывалились.

Когда машина наконец замерла, я распрямился и стряхнул с себя осколки стекла.

«Конечная, — подумал я. — Поезд дальше не идет».

Помилка, кажется, не пострадала. Я похлопал ее по спине, давая понять, что уже можно не бояться, и крикнул:

— Есть кто живой?

Отовсюду послышались охи, стоны, а потом наша командирша скомандовала:

— Что расселись? Все на выход! Скорее!

Я среагировал молниеносно, схватил Помилку и со всех ног рванул к выходу. За нами поспешили остальные. Отбежав метров триста, мы укрылись за покореженной кабиной грузовика, наполовину врытой в землю. И тут рванул топливный бак драндулета. Наш транспорт разметало на куски, которые, к счастью, не долетели до нашего укрытия.

Я выдохнул, немного расслабился и огляделся. Все было как прежде: серенько, хмуренько и уныленько. Нас окружали терриконы разных форм и размеров, оставшиеся после закрытия динамиевых шахт. Вдали маячила невысокая горная гряда — на сей раз природного происхождения, а над головой клубились тучи.

— Ни хрена себе бабахнуло! Он у тебя на чем работал? На нитроглицерине?

Мое восклицание осталось без ответа. Посмотрев на Профи, я увидел, что ее руки дрожали, а на лбу выступила испарина. Словно в замедленной съемке, она сняла очки-консервы с осыпавшимися стеклами, бросила их в грязь, и я увидел в ее глазах слезы. Стало ли жалко драндулет, а может, просто испугалась? Было не до выяснений.

Самое обидное, что мы не захватили с собой из салона котомки с провиантом, да и фляги с водой были не у каждого. Но вот оружие сообразили взять все.

— Похоже, мы зарулили на территорию этих тварей. Так что, чует мое сердце, симурги еще вернутся, — сказал старьевщик.

Сердце не обмануло Фиделя. Вскоре в небе показалась стая птерозавров, надвигавшаяся с востока.

Была дорога каждая секунда, но мы вдруг растерялись. И я впервые за все это время пожалел, что среди нас нет прежнего Коменданта, уж он-то быстро бы сообразил, что делать. Я даже поймал себя на мысли, что немного скучаю по его приказам. Ведь, что бы там ни говорили о свободе выбора, всяко удобней, когда за тебя решают другие.

И так как никто не торопился брать на себя командование, я проявил инициативу. Вытянулся во весь рост, придал лицу волевое выражение и, потрясая в воздухе «Люгером», что есть силы гаркнул:

— Внимание всем! Приготовить оружие!

Удивительно, но никто не стал мне перечить. Капеллан достал из ножен катану, Фидель щелкнул тумблером на гвоздемете, а Циклоп крепко сжал в руках «Герду».

— Так, девчонки, быстро полезайте внутрь! — приказал я, со скрипом открыв полусгнившую дверь кабины грузовика, за которой мы прятались.

Из отворенной двери пахнуло сыростью и плесенью.

— Я буду сражаться вместе с вами! — заявила вдруг Мира.

Я метнул на нее инквизиторский взгляд:

— Сражаться? У тебя даже оружия нет!

Она подобрала с земли увесистый булыжник.

— Вот. Теперь есть.

«Мира, конечно, храбрая девушка, и к тому же биогибрид, ее способность к регенерации нам бы сейчас очень пригодилась. Но кто присмотрит за Помилкой, если мы все тут поляжем?», — подумал я и, собрав все силы, заорал не своим голосом:

— Я сказал, полезай внутрь! Приказы не обсуждаются! Приказы выполняются!

И Мира подчинилась.

— Проныра, — обратился ко мне Циклоп. — А ты не думал о том, чтобы обратиться за помощью к нашей маленькой спутнице?

— К Помилке?

— К ней. Вспомни, как она ловко расправилась с Чучельником!

Честно говоря, мне такое даже в голову не пришло. Но, немного поразмыслив, я отбросил эту затею, уверенный, что ничего хорошего из этого не выйдет.

— И как ты себе это представляешь? — спросил я мутанта.

— Ну может у нее на теле есть... — он помедлил. — Кнопка.

— Что?!

— Кнопка. Та, которая активирует боевой режим.

— Нет у нее никакой кнопки, — уверил его я. — Так что давай-ка действовать по плану.

— А у нас есть план?

— Конечно. Отправить в преисподнюю как можно больше этих уродцев!

Мы ждали новой стремительной атаки, но ожидание затянулось. В этот раз симурги не торопились на нас нападать. Птерозавры меланхолично кружили в небе, изредка покаркивая. Я насчитал штук девять крупняков и еще до черта мелких гадов, по-видимому, птенцов.

— Блин, да их там целая уйма! — присвистнул Циклоп.

— Вот только чего они медлят? — озвучил свои мысли я.

Наконец четыре дюжих симурга отделились от стаи и бросились прямиком на нас.

И мы приняли бой.

Счет открыл Циклоп. Один выстрел — одно попадание.

Еще одного в прыжке зарубил отец Никон. Начисто срезанная башка симурга отлетела в сторону, а тело, похожее на кожаный мешок с крыльями, упало на землю и забилось в конвульсиях, фонтаном разбрызгивая кровь.

Мастерство, с которым наш капеллан управлялся с катаной, внушало страх и уважение. Ну прямо настоящий самурай! Если бы Норико видела это, то забрала обратно слова о том, что все мои приятели сплошь неумехи и неудачники.

Третьего симурга прикончил Комендант. Ему попался самый упитанный гад, размером с пивную кегу. Но как он ни бил клювом, терзал когтями и лупил крыльями, противник успешно отражал атаки и то и дело наносил ответные удары своими острыми лапками, превратив в конце концов летуна в кровавое решето.

А последнюю тварь расстрелял из гвоздемета Фидель.

— Вот вы, негодяи, не могли мне оставить хоть одного самого завалящего симурга! — вздохнул я и лихо крутанул «Люгер» на пальце.

Но тут на небе началась какая-то возня и на нас посыпался настоящий град из птерозавров. Самый маленький был величиной с воробья, а самый крупный — с ворону. Их оказалось несметное множество. Гаденыши громко верещали, царапались и кусались. А их взрослые сородичи наблюдали за всем этим свысока.

Мы сражались изо всех сил. Я расстреливал хищных птенцов из «Люгера». Комендант ловко орудовал своими ножичками. Отец Никон крутил катаной, как вентилятором, превращая птерозавров в мясной фарш. Циклоп быстро наловчился хватать птенцов еще в воздухе и давил их своими сильными руками. Но самым находчивым оказался Фидель. Его гвоздемет был бесполезен против нападающих, а поэтому он соорудил из своей куртки и длинной палки что-то вроде сачка и отлавливал симургов пачками, после чего нещадно плющил их массивными подошвами ботинок.

Один особенно настырный птенец укусил меня за нос, а потом забрался под одежду и принялся терзать мои тощие бока. Я весь извелся, пытаясь избавиться от мелкого паршивца: катался по земле, бил себя кулаками и орал дурным голосом. Все впустую. На помощь пришел дружище Циклоп, который с такой силой врезал мне ногой по ребрам, что чуть не переломал их. Зато и гаденыш был всмятку.

После непродолжительного боя враг оказался разбит. Немногие выжившие улетели восвояси.

Когда последние бесенята скрылись из виду, я сделал жест от локтя и бросил им вслед:

— Ну что, съели?

Вдруг раздался чей-то истошный вопль. Я обернулся и увидел отца Никона. Он лежал на земле, обхватив руками колено, и матерился так, словно предо мной был не священник, а какой-то забулдыга.

Я мигом подскочил к пострадавшему:

— Что стряслось, отче?

— Я, кажется, подвернул ногу.

— Идти можете?

— Попробую.

Поднявшись и держась за мое плечо, отец Никон осторожно ступил ногой на землю, но тут же взвыл от боли. Пришлось вернуть его в лежачее положение.

— Сильно болит?

— Терпимо.

— Ничего, доберемся до Форта и там вас подлатаем, — подбодрил его я.

— Вашими бы устами да мед пить, — невесело проговорил капеллан.

Симурги не успокоились, но сменили тактику. Пятеро спикировали на землю и окружили нас молчаливым кольцом. Они не спешили нападать. Видать, поняли, что перед ними серьезные противники.

Мой указательный палец сам потянулся к спусковому крючку, и я уже был готов дать команду на открытие огня.

— Повремените, сын мой, ввязаться в драку мы всегда успеем, — остановил меня отец Никон.

— А как же преимущество первого удара? — возразил я.

— В вас говорит адреналин, так что успокойтесь. У нас есть замечательная возможность получше изучить противника. Держите глаза широко открытыми и анализируйте все, что видите.

Я согласно кивнул и скомандовал:

— Внимание, атакуем только по моей команде!

Теперь я мог рассмотреть этих чудовищ во всей их звериной красе. Массивные тела венчали уродливые, как у нетопырей, головы с изогнутым клювом на конце. Из боков выходили два перепончатых крыла, а сзади болтался хвост-обрубок. Но наибольшее впечатление на меня произвели их короткие пятипалые лапы с устрашающими крючьями когтей. Именно из этих когтей пыжи мастерили свои знаменитые ножи. Я видел их в деле, так что мне было легко представить, что будет, если симурги пустят в ход это оружие, данное им природой.

Судя по замашкам, вожаком стаи был птерозавр с широкой белой полосой на шее. Он был единственным, кто не замер соляным столбом, и проявлял признаки активности. Вожак время от времени подпрыгивал на задних лапах, будто пританцовывал в такт слышимой только ему мелодии, и издавал гортанное: «Карр-карр!».

— А вот теперь можно, — шепнул капеллан.

— Слушай мою команду — вали чертовых куриц! — заорал я не своим голосом и выстрелил в брюхо симургу, что стоял аккурат напротив меня.

Птерозавр захрипел, выгнулся дугой и замертво плюхнулся на землю. Раздался выстрел Циклопа, и на бок завалился его сосед. Еще одного мутант только ранил. Выстрел черканул симурга по макушке, из которой пошел черный дымок. А закончил дело Комендант. Он мигом подскочил к раненому и несколько раз пырнул ножичком в шею.

— Игру ведет команда водовозов! Она демонстрируют высокую технику и голевое чутье! Трибуны рукоплещут и ревут! — вообразив себя спортивным комментатором, проорал я.

Но, как оказалось, до полной победы было еще далеко.

Два оставшихся в живых симурга, среди которых был и вожак, взвились в небо и исчезли из вида. И тут я допустил непросительную ошибку — расслабился и опустил ствол к земле. Едва это случилось, как кто-то крепко схватил меня сзади за плечи, оторвал от земли и понес. От неожиданности «Люгер» выскользнул из моих пальцев и улетел куда-то в сторону. Я задрал голову вверх и увидел здоровущего симурга. Тогда я попытался вырваться, но птерозавр еще сильнее сжал мои плечи своими лапами, да так, что острые когти впились мне в кожу.

Я наблюдал за тем, как все дальше и дальше удаляется земля. И что самое странное, не испытывал никакого страха. Вдруг мне стало так легко и спокойно, как не было уже давно. По коже пробежала щекотка, а голова приятно закружилась. Я блаженно прикрыл веки и перед моими глазами поплыли яркие образы.

Все было так отчетливо и живо, точно наяву. Мне привиделся наш Форт со всеми его обитателями. Вот молчаливый Арчил. Он, как обычно, занят стряпней на кухне. Вот Гуччи рассказывает очередной бородатый анекдот Мире. Вот отец Никон. Он внимательно читает требник и что-то выписывает в блокнот. Во дворе вальяжной походкой прогуливается Комендант. Сапог сидит у себя в каморе и точит нож с такой силой, что искры летят в разные стороны. А вот Циклоп на караулке. Он смотрит в прицел энерговинтовки и чему-то загадочно улыбается. Я же сижу в столовке, а напротив меня сидит Ксюха. Вся такая мрачная и отстраненная.

— Ты не представляешь, что сейчас со мной приключилось! — говорю я ей.

И тут замечаю, что лицо Ксюхи начинает деформироваться, словно кто-то разрывает его изнутри. Кожа клочьями слезает с ее тела, а под ней оказывается безликое темное существо, напоминающее ожившую тень.

— А где Ксюха? — спрашиваю я и оглядываюсь по сторонам.

— Очнись, Проныра! — кричит существо незнакомым голосом.

И я очнулся. Я по-прежнему находился в лапах птерозавра. Только теперь он был ранен в шею и стремительно шел на посадку.

Я все еще прибывал в состоянии блаженного спокойствия и поэтому нисколько не испугался. Я посмотрел вниз и мои губы расплылись в улыбке, и я подумал, до чего же прекрасна наша Сиротка с высоты птичьего полета.

В конце концов смертельно раненный симург ослабил хватку и выпустил свою жертву. То есть меня. Слава богу, до земли оставалось совсем ничего. Я приземлился на какой-то куст, который чуток смягчил мое падение, а рядом плюхнулась бездыханная туша крылатой бестии.

Потирая ушибленный зад, я встал на ноги. Голова кружилась, как у пьяного, а ноги были ватными и непослушными. Лицо не покидала глупая улыбка, а мир вокруг казался прекрасным и непостижимо чудесным.

Издали послышался голос Циклопа:

— Проныра! Как дела?

Я повернул голову и увидел его долговязую фигуру. Мутант махал мне рукой с зажатым в ней обрезом. И мне стало ясно кто произвел столь меткий выстрел.

— Отлично! — не переставая улыбаться, ответил я и показал ему кулак с поднятым вверх большим пальцем.

— Так держать! — отозвался Циклоп.

В тот же миг сверху на мутанта спикировал симург. Птерозавр схватил его и унес в неизвестном направлении.

Я узнал ту тварь, что схватила моего лучшего друга. Судя по белой отметине на шее, это был вожак.

Но случившееся никак не повлияло на мое настроение. В голове наблюдалась приятная пустота, все вокруг играло яркими красками, хотелось жить, радоваться и любить. В то же время я отчетливо понимал, что с моим другом случилось непоправимое, но никак не мог заставить себя грустить.

Но эйфория продлилась недолго. В моей черепушке вдруг что-то щелкнуло, словно сработал какой-то невидимый тумблер, после чего меня обуяла дикая, необъяснимая истерика.

Эту часть я слабо помню. В мозгу всплывают только редкие обрывки воспоминаний. Вот я ору. Плачу. Снова ору. Плачу. Ору. Потом вижу отца Никона. Он успокаивает меня. Я слышу чьи-то голоса. В ушах звенит. В глазах мельтешение. Я словно кручусь на шумной карусели. А потом «Щелк!» — снова срабатывает невидимый тумблер, я вижу черный экран и отключаюсь.

XIX. Волчок – серый бочок

Первыми словами, что я услышал после того, как пришел в себя, были: «Легок на помине!». Их произнесла Профи.

Я открыл глаза и увидел ее лицо, обрамленное дредами. Она протянула мне фляжку с водой:

— Пей, но не увлекайся, это последняя водичка.

Я промочил горло и отдал ей фляжку.

Чувствовал я себя препогано. Все тело ныло тупой болью, а сильней всего болели плечи, исполосованные когтями симурга, и почему-то нижняя челюсть.

Я осмотрелся. Мы находились в темной пещере, пронизанной запахом сырости. Источниками света служили два фосфорных фонарика: один был у Профи, другой — у Фиделя.

В пещере было неуютно и страшно. Кругом мерещились какие-то движения и зловещие звуки. Отовсюду дуло.

Профи помогла мне встать на ноги. Я выпрямился и словил нехилый вертолет.

— Где это мы? — спросил я.

— В пещере.

— Что еще за пещера такая?

— Обыкновенная пещера. Нас сюда Фидель привел.

— Я здесь бывал раньше, до того, как эту местность облюбовали симурги, — подтвердил старьевщик.

— Кстати, где они?

— Улетели.

— Это хорошо, что улетели.

Затем мне резко поплохело. Пошла кругом голова, учащенно забилось сердце, началась одышка. Я оперся рукой о стену и стал жадно хватать ртом воздух. Тут же к горлу подступила тошнота и я не стал сдерживаться.

Когда мутить перестало, я взял в легкие побольше воздуха и спросил:

— Что со мной вообще приключилось? А то помню все какими-то кусками.

Из-за спины Профи выглянула Мира и пояснила:

— Ты отравился зоотоксионом.

— Что это еще за токсин такой?

— Животный яд, который содержится в когтях взрослых птерозавров. В зависимости от дозы яд вызывает у жертвы состояние эйфории, галлюцинации, а иногда паралич.

— Ух ты! А что из перечисленного случилось со мной?

— Все, — отец Никон вынырнул из темноты, как какой-то упырь из фильмов ужасов. Одежда капеллана была изорвана, а тело покрывали ожоги и царапины. Штанина на его правой ноге была отрезана, а сверху наложена повязка, в которой угадывалась куфия Профи. Он опирался на длинную палку, которая служила ему костылем.

— Эко вас вштырило, сын мой! Эко вштырило! — запричитал капеллан и коротко рассказал о том, какие фортеля я выкидывал накануне.

С его слов, поначалу я просто стоял столбом, гыгыкал и пускал слюни умиления. Но потом со мной случилась истерика. Я смеялся, плакал, кидался на людей. После у меня начались страшные судороги, и я вырубился. И когда все уже решили, что мне конец, я резко вскочил на ноги и принялся выписывать круги по местности. Фидель и Мира тщетно пытались меня урезонить, но все было без толку. Так что пришлось действовать проверенным способом. Сказав это, священник погладил свой увесистый кулак.

— Кажется, это входит у вас в привычку, отче, — заметил я, имея в виду недавний случай в Цирке, когда капеллан привел меня в чувство подобным образом.

— Но это еще не все... — продолжил отец Никон.

— Не все?

— Да. Было еще кое-что.

И он поведал о том, что было дальше.

Какое-то время я вел себя хорошо. Но когда настало время выдвигаться, вцепился в руку Фиделя и слезно стал умолять его оставить меня здесь. К тому времени у меня уже наблюдался частичный паралич. Не двигались ноги и одна рука, начал неметь язык, а произносимые мной фразы напоминали кашу из пережеванных слов. Так что Фиделю пришлось тащить меня до пещеры на своем горбу. Всю дорогу я бредил про каких-то пришельцев из параллельного мира, укравших мои зубы, обзывал женщин на ратолингве, плюнул в Коменданта, а капеллану сказал, что недавно мне открылась тайна сотворения мира. Но делиться своим секретом не стал.

Когда отец Никон завершил свой рассказ, я попросил у всех прощения и осторожно спросил:

— Кстати, о галлюцинациях... Циклоп, он что, по-настоящему... или мне это тоже только показалось?

Капеллан грустно вздохнул и сочувственно похлопал меня по спине.

— Надеюсь, вы устроили ему достойные похороны, — понадеялся я.

Отец Никон и Фидель переглянулись.

— А там и хоронить-то было нечего. Симург унес его далеко-далеко... — признался старьевщик.

— Так может быть, он еще жив, а? — предположил я.

— Это вряд ли, начальник, — сказал Фидель.

— А вдруг? Ведь меня тоже утащил птерозавр, но я же выжил!

Вместо ответа капеллан протянул мне книжку мутанта:

— Вот, это все, что осталось от Циклопа. Должно быть, оборонил ее во всей этой суматохе. Я думаю, он бы хотел, чтобы это досталось вам.

Если б мог, я бы заплакал. Да только давно разучился. Я молча положил книгу во внутренний карман куртки и тяжело вздохнул.

— Он был хорошим человеком... вернее, мутантом... — неуверенно сказала Профи.

На свет фонаря вышла Помилка. Она тронула меня за руку и едва заметно улыбнулась. Что-то приятно кольнуло у меня в груди, и я отзеркалил ей улыбку.

Тут из темноты выползла паукообразная туша Коменданта.

— Циклоп погиб, как и подобает настоящему герою, в бою! — провозгласил он.

Почему-то от этих слов мне не стало легче...

Когда траурные речи подошли к концу, мы принялись обсуждать, что нам делать дальше.

Наиболее дельное предложение прозвучало от Фиделя:

— Сделаем так. Сначала устроим привал. Помню, тут было одно тепленькое местечко, как раз то, что нужно. Отдохнем маленько, и утром, с новыми силами, снова в путь. Отсюда до Форта всего часа четыре пути.

— А может, прямо сейчас выдвинемся? Чего зря время терять? Как говорится, раньше сядем — раньше выйдем, — предложил я.

— Видать, тебя все еще кумарит, начальник.

— Тебя что-то не устраивает в моем плане?

— «Что-то», — ухмыльнулся Фидель. — Меня все не устраивает.

— Например.

— Например, то, что ночь на дворе. Как мы в такую темень дрогу отыщем?

— А фонарики нам на что!

— А если вернутся симурги? Ночью мы вряд ли от них отобьемся.

— Так они же вроде все улетели?

— Как улетели, так и обратно прилетят.

— Блин, об этом я не подумал, — сказал я и смущенно притих.

— Фидель, ты бы лучше рассказал водовозам о правилах безопасности в пещере, — вмешалась Профи.

— Это запросто, — с готовностью сказал старьевщик. — Итак, правило первое: никто не ходит по одному. Никогда. Второе: никто не шумит, это может стать причиной обвала. Говорите вполголоса, и упаси тебя Бог, начальник, стрелять из своей пушки...

— Было бы из чего стрелять... — вздохнул я и демонстративно похлопал себя по карманам.

Не говоря ни слова, капеллан протянул мне «Люгер» и погрозил пальцем, мол, держи и больше не теряй.

— Правило третье, — продолжил Фидель. — Если услышите или увидите что-то необычное, то сразу сообщайте мне. И последнее. Случиться может всякое, так что не геройствуйте. Есть вопросы?

— Что ты имел в виду, говоря «что-то необычное»? Думаешь, здесь может быть логово урсуса?

— Не-ет, — отмахнулся Фидель. — Урсус и симург рядом не живут.

Тут мне захотелось пить, и я попросил воды.

Профи только развела руками:

— Воды осталось только на донышке. Берегу ее для Помилки.

— А как же тогда быть?

Мира подняла с земли камешек, вытерла его рукавом и протянула мне:

— Вот. Засунь в рот и соси, это усилит выделение слюны. Жажду не утолит, но немного ее облегчит.

Я посмотрел на камешек, вздохнул и положил его в рот.

Пещера была темной и глубокой и напоминала длинную зловонную кишку. Смрад стоял жуткий, аж до рвотных спазмов. Но я сдерживался изо всех сил.

А еще я дьявольски устал...

«Если мы в ближайшее время не устроим привал, я лягу прямо здесь. И пропади оно все пропадом!» — думал я, жадно посасывая камешек.

Чем дальше мы уходили вглубь пещеры, тем мрачней и раздражительней становились. В последнем особенно преуспела Профи. В считанные минуты она превратилась в настоящую мегеру. Я смотрел на нее и не верил в то, что еще совсем недавно она сюсюкалась с Помилкой.

Профи постоянно ворчала себе под нос и ругалась на ратолингве, стоило кому-нибудь задеть ее плечом или что-нибудь спросить. Было нетрудно догадаться о причинах такого поведения. Помимо куфии, Профи пожертвовала остатками самогонки, которой Мира продезинфицировала наши раны, и теперь не находила себе места без выпивки. Бывший пьяница и сын пьяницы, я понимал Профи как никто другой.

— Вот доберемся до Форта — угощу тебя отменным напитком, — подбодрил я ее. — Наш старший техник Гуччи, а по совместительству еще и главный сомелье, сам его готовит. Называется — «ломик». Не пойло, а божественный нектар. Ну во всяком случае, так говорят...

— И много у вас этого божественного нектара?

— Много, — и я рассказал ей о цистерне денатурата, зарытой во внутреннем дворе Форта.

— А каков объем цистерны?

Я честно признался, что не знаю.

— Что значит «не знаю»? Ты водовоз или кто? Должен знать.

Видя, что спутница снова начинает злиться, я сделал вид, что ничего не слышал, и быстро переключился на Фиделя. Спросил у него, сколько нам еще идти?

— Без понятия, — был его ответ.

Сказано это было таким замогильным голосом, что у меня все внутри оборвалось.

«Уж если такой неисправимый оптимист, как Фидель, поднял лапки кверху, значит, дело наше швах», — подумал я, и как в воду глядел.

Уже скоро наши злоключения вышли на очередной виток. Сначала отец Никон стукнулся больным коленом о какой-то булдыган и заорал так, что едва не вызвал обвал. Следующим отличился Комендант. Он умудрился застрять всеми своими четырьмя ногами в какой-то щели, и мы долго вытаскивали его из ловушки. А в финале я сильно врезался плечом в спину Профи. Это было чистой случайностью, но дамочка устроила мне такой скандал, что едва не дошло до рукоприкладства.

К счастью, скоро мы нашли то самое «теплое местечко», о котором говорил Фидель. Здесь и вправду было на редкость тепло. На вопрос, откуда взялось это чудо, старьевщик ответил, что скорее всего где-то рядом или под нами протекает горячий источник.

При слове «источник» я оживился и предложил немедленно отправиться на его поиски. Пить хотелось просто жуть как.

— Иди, начальник, иди. Только если заблудишься, искать тебя мы не будем.

— Неужели вас не мучает жажда? — обратился я ко всем.

— Еще как мучает, — ответила Профи. — Но, боюсь тебя огорчить, вода из этого источника непригодна для питья.

— Откуда ты знаешь?

— Просто знаю и все.

— Думаю, пара глотков меня не убьет, — возразил я.

— Только попробуй, — встряла в нашу перебранку Мира. — Если ты собрался пить эту воду, я не буду с тобой возиться, когда у тебя случится заворот кишок.

Эти слова охладили мое рвение идти на поиски загадочного источника и мне снова пришлось довольствоваться камушком.

Потом Мира занялась больной ногой отца Никона. Она покрепче ухватила его за лодыжку и резко дернула. Нога пронзительно хрустнула и встала на место. Капеллан вскрикнул от неожиданной боли, но скоро на его лице появилась улыбка облегчения.

— Ну вот и все, завтра вам будет гораздо лучше, а в Форте продолжим лечение, — пообещала фельдшер.

Отец Никон был так растроган, что приобнял свою спасительницу за плечи и сказал:

— Я буду молиться за вас с особым рвением.

И все-то у нас было хорошо, пока Профи не обломала весь кайф.

Для начала она все-таки отыскала выпивку. Резервный шкалик с самогоном завалился за подкладку куртки через дыру в кармане, чему Профи была бесконечно рада. А когда мы улеглись на каменном полу, который оказался неимоверно теплым, на нее снова напала болезнь, известная как «словесное недержание». Из ее рта посыпались нескончаемые вопросы, на которые она ждала услышать ответы.

— Давай завтра, — сказал я, чувствуя, как слипаются мои веки. — А сейчас мне жутко хочется спать. Но уж если тебе неймется поболтать, можешь рассказать мне сказку-засыпалочку. Знаешь, что это такое?

— Понятия не имею.

— О, это такая сказка, под которую приятно засыпать.

— Не знаю таких...

— Тогда я тебе помогу, — зевнул я. — Наша сказка будет об одном храбреце по прозвищу Проныра, который прошел огонь, воду и медные трубы. Спас Волшебную страну от злой ведьмы и ее армии летающих мартышек, а также зарубил дракона и великана-людоеда. В конце там должно быть так: народ Волшебной страны просит Проныру остаться и стать их новым правителем, а он говорит, что с радостью бы согласился, но не может, потому что в мире еще очень много тех, кому нужна его помощь. И тут прилетает звездолет и забирает его домой...

— «Прилетает звездолет», — рассмеялась Профи. — Вот это точно похоже на сказку.

— Почему?

Она как-то зло хихикнула:

— А будто ты не знаешь?

Мой сон как рукой сняло.

— Не знаю, — серьезно ответил я, предчувствуя ответ, который вряд ли меня порадует.

— Никто за вами не прилетит.

— Что значит «никто не прилетит»? — возмутился я.

Остальные тоже ждали, что же ответит Профи.

— В общем так, — начала она. — Несколько лет назад я собрала космопередатчик...

— Космопередатчик?! — не поверил я своим ушам.

— Да, космопередатчик. Думаешь, как я связывалась с контрабандистами? С помощью голубиной почты?

— Что ж ты раньше молчала?

— Теперь это уже дело прошлое. Он уж давно приказал долго жить, так что можешь не питать иллюзий... Да, так вот. Примерно года два назад я случайно поймала волну космических дальнобойщиков и мне удалось пообщаться с одним парнем. Позывной у него был «Резиновый утенок» и он сказал... — она немного помедлила. — Он сказал, что в Системе сняли мораторий на смертную казнь. А это значит...

— Это значит, что теперь у них отпала надобность в колонии-поселении на Сиротке, и мы остаемся тут навсегда, — закончил я за нее.

— Все верно. О Поселухе забыли, как о страшном сне, а вас списали в расход, — словно приговор, объявила она.

В тот момент все внутри меня рухнуло. Не чувствуя своего тела, я рефлекторно поднялся на ноги и побрел куда глаза глядят. Но сделав с десяток шагов, почувствовал сильное головокружение, и чтобы не упасть, присел на камень.

Вдруг из темноты вынырнула хрупкая детская фигурка.

Помилка. Она держала в руках фонарик.

Я глянул на нее, и слезы буквально брызнули из глаз. А ведь еще совсем недавно я сетовал на то, что разучился плакать. И вот, приехали. Раскис, как кисейная барышня.

Помилка тронула кончиками пальцев дорожку слез на моей щеке.

— Разнюнился твой папка, — сказал я, стараясь выдавить улыбку.

Папка, хм-м... Ну а почему бы и нет? Во всяком случае, точно не мамка.

— Пап-ка, — по слогам произнесла Помилка.

— Ты научилась говорить?! — удивился я, в глубине души опасаясь того, что малая всего лишь механически повторила произнесенное мной слово.

Помилка моргнула в знак согласия.

Я умиленно улыбнулся и тут же все мои переживания отступили на десятый план.

— Папка! — снова сказал я и крепко обнял ее.

И меня вновь пробило на слезу.

«Хорошо, что это не видят остальные. А то еще подумают, что я какой-то истерик», — промелькнуло у меня в голове.

Но я зря надеялся, что мне удастся скрыть это...

Я почувствовал чье-то присутствие. Поднял глаза и увидел всю нашу банду. Профи, Мира, отец Никон, Фидель и Комендант стояли в двух шагах от нас с Помилкой, улыбались и о чем-то вполголоса перешептывались.

— И давно вы тут стоите? — спросил я.

— Ну как тебе сказать... — неопределенно ответила Профи и довесила. — Папка.

Они все разом рассмеялись, но тут Фидель напомнил, что шум может спровоцировать обвал, и весельчаки затихарились.

Есть такая пословица: «Будет день — будет пища». С новым днем у нас был полный порядок, а вот с пищей — не очень. Я еще раз поднял вопрос о том, что неплохо было бы разведать источник, однако снова получил отпор.

Так, ни жравши ни пивши, мы двинулись в путь. Капеллан чувствовал себя гораздо лучше, он отбросил костыль и лишь немного прихрамывал при ходьбе. Остальные тоже не хворали, были бодры и веселы. Нас гнала вперед надежда, что скоро мы будем дома. Мы то и дело перебрасывались шутейками и неустанно гоготали.

На горизонте пока не было ни одного симурга, но мы все равно поглядывали по сторонам и держали оружие наизготовку.

— До чего же классный сон мне приснился, ребята! Будь моя воля, я бы вообще не просыпался! — рассказывал Фидель. — Короче, я на Церере. Утро. На мне дорогой смокинг, в руке стакан с вискарем. Играю в казино. Поставил три куска на зеро. Ставка сыграла. Опять на зеро. Снова выигрыш! И так десять раз подряд для меня зеро выпадало. Денег мешок выиграл. Сразу тачку себе купил. Небоход с откидным верхом. В ближайшем баре снял двух красоток. Одну рыженькую, другую блондинку. Обе модели...

— Слушай, ты базар-то фильтруй. У нас тут дети, — тормознул я старьевщика и кивнул на Помилку, которая шла рядом, держа меня за руку.

— Прости, начальник.

«А ведь раньше я тоже любил с ранья заправляться. С утра выпил — весь день свободен. Но сразу упиваться не стоит. Ведь, как говорил Гуччи: „Главное — процесс!“. Поэтому вискарь — это перебор. Сперва чего-нибудь легонького для разгончика, пива или там вина, а к обеду можно уже на крепыш переходить», — мечтательно подумал я.

А потом посмотрел на Помилку, вспомнил своего пьяного батю, себя пьяного — и погнал эти «мечты» куда подальше. Ибо нефиг. Назвался папкой, будь добр соответствовать. Вот только зря я на Фиделя наехал. Он ведь не со зла. А я уж возомнил себя суперпапашей, нотации стал читать... Тоже мне — воспитатель нашелся! Но, похоже, Фидель не обратил на это никакого внимания.

— А тебе что снилось, начальник? — нараспев спросил он у меня.

Я не помнил, что мне пригрезилось этой ночью, но, дабы поддержать разговор, решил рассказать свой старый сон:

— А мне приснилось, что я — Ставр Звездный и моя миссия — спасти красавицу из лап гигантской обезьяны, — сказал я.

— И что, спас?

— Куда там. Обезьяна была здоровенная, метров тридцать ростом, а у меня из вооружения только вшивый бластер.

— «Циклон» нужно было брать, чтобы уж наверняка, — тоном профессионала заметил отец Никон.

— И плазменных гранат побольше, — плюсанула Профи.

Началось бурное обсуждение. Все делились своими идеями, как же завалить гигантскую мартышку. А затем разговор пошел о том, что хуже: ублюдок с бластером или десяток гигантских приматов? Мнения разделились. Я, Фидель и отец Никон проголосовали за примата. Мира, Профи и Комендант — за ублюдка. Помилка в дискуссии не участвовала.

Не прошли мы и пары километров, как нас оглушил знакомый грай. Было ясно как божий день, что это каркал симург.

В одночасье мы сгруппировались и дружно вскинули оружие, высматривая противника. Я тяжело дышал, предвкушая бой, но тревога оказалась ложной.

Симург не представлял угрозы. Его крылатая туша распласталась в нескольких шагах от нас, придавленная какой-то ржавой конструкцией. Птерозавр извивался под ее тяжестью и казался совершенно беспомощным.

И тут я увидел на его шее знакомую белую полосу. Сомнений не было — это вожак. Тварь, что прикончила Циклопа!

«Вот так подарочек!» — подумал я и в исступлении заорал:

— Всем стоять! Он мой! Это та мразь, что убила мутанта!

Преисполненный жаждой мести, я направил на симурга «Люгер», но меня остановил капеллан.

— Сын мой, если вы сейчас сделаете это, то уподобитесь этой твари, — сказал он и положил руку на ствол моей пушки.

«Что за дичь он несет?! — подумал я. — Я что, теперь должен его пожалеть? Пожалеть убийцу моего друга?!»

— Но, отче, он ведь убил Циклопа!

— На вашем месте я бы хорошенько подумал, прежде чем нажать на спусковой крючок, — сказал отец Никон.

— А что тут думать? Возьму и пристрелю ублюдка!

Я полагал, что капеллан пристыдит меня. Мол, негоже молодому отцу так поступать и все в таком роде, но он зашел с другого фланга.

— Не дайте гневу взять над вами вверх, сын мой!

Ха! И это говорит мне человек, с которым мы бились спина к спине! Еще совсем недавно ему было плевать на милосердие, или как там это называется у экуменистов.

Я уже хотел высказать это капеллану, но потом вспомнил его историю. Историю человека, который прошел через жуткие испытания, но не сломался, не потерял себя.

«На вашем месте я бы хорошенько подумал, прежде чем нажать на спусковой крючок», — эхом отозвалось у меня в голове, и я понял, что это были слова человека, который знает, о чем говорит.

— Будь, по-вашему, — решил я и опустил пушку.

— Вы все правильно сделали, сын мой, — радостно произнес отец Никон.

Я посмотрел на сияющее лицо священнослужителя, на неподвижного Коменданта, на настороженного Фиделя, на хитрую мордашку Профи, на Помилку, которая надула щеки и теперь напоминала лягушонка.

— Вот вы и отпустили свой гнев, — провозгласил капеллан.

Я с облегчением вздохнул, но стоило мне взглянуть на симурга, как ненависть вернулась. Тогда я вскинул руку с пушкой и выстрелил в его раззявленную пасть.

— Зуб за зуб, отче, так ведь сказано в Писании? — сказал я и по-ковбойски крутанул на пальце «Люгер».

Отец Никон осуждающе мотнул головой.

— А с другой стороны, я ведь облегчил ему мучения, — добавил я. — Симург все равно бы сдох. Или нам надо было его освободить? Взяли бы с собой в Форт, выходили, а потом отпустили на волю, так?

Рядом хихикнул Фидель.

— Забудьте, сын мой, — отмахнулся капеллан.

— Я вообще не понимаю, в чем проблема? — признался я.

Путаясь в словах, отец Никон стал объяснять, что это мог быть знак свыше. И что Господь испытывал меня. Что я должен был пожалеть несчастное животное и тем самым... А дальше я не расслышал.

— Ладно. Прошлого не вернуть, — подытожил капеллан и мы договорились, что больше не будем никого убивать без надобности.

Хотя бы сегодня...

Фидель немного ошибся со временем. До Форта мы дошли не за четыре часа, а за пять. Но встала новая проблема. Как нам попасть внутрь?

По идее, Сапог должен был дежурить на караулке, но в отсутствии Коменданта он скорее всего забил на службу. Ксюха и Арчил? На эту парочку тоже надежды мало. Остается Гуччи, которого Комендант оставил за главного, но и он мог пойти на поводу у своих маленьких слабостей, проще говоря — забухать.

— И что теперь? — спросил отец Никон.

— По-хорошему треба дуршлаг отключить, — ответил я.

— Это и крылану понятно. Но как?

— Может покричим? — предложил я.

Идея была так себе, но ничего другого нам не оставалось. Мы орали, пока не охрипли, а Комендант толкал такие скабрезные телеги, что мне пришлось заткнуть Помилке уши.

— Не впустят, — махнул рукой Фидель.

— Рано или поздно впустят, — успокоил его я.

Силовой купол отключили только через полчаса. К тому времени мы уже отчаялись и стали подумывать, куда бы приткнуться на ночлег.

— Говорил же, что все будет хорошо, — громко объявил я, хоть и сам уже перестал верить в свои слова.

Как только дуршлаг опустился обратно, мы разом рванули к стоявшему на улице баку с краном, рядом с которым болталась жестяная кружка на цепочке. В баке была питьевая вода. Мы поочередно утолили жажду, и наше настроение заметно улучшилось.

— Кто, кто в теремочке живет? Кто, кто в невысоком живет? — прокричал я в надежде услышать хоть кого-то.

— Я, волчок — серый бочок! — раздался в ответ голос Сапога.

Немного погодя выполз и сам ветеран. Он вышел из центрального входа уверенной походкой. Как и всегда, был исключительно опрятен и гладко выбрит. А судя по злобной улыбке и чертикам в глазах, уже хорошенько набрался. Однако держался стойко. В руках Сапог держал «Циклон», ствол которого глядел прямо на нас.

— А я вас уже и не ждал, — сказал он и небрежно, будто случайно, выстрелил в Коменданта.

Паучару разорвало на куски.

— Ой, — гнусно хихикнул Сапог и прикрыл ладонью рот.

Бьюсь об заклад, он репетировал этот номер перед зеркалом, уж больно все наигранно выглядело.

Волна страха прокатилась по моему телу. Вспомнились слова, что когда-то говорил Циклоп: «Проныра, а вдруг у Сапога в башке что-то перемкнет и он всех нас постреляет, как щенят?». Пророческие слова. Ах, как бы мне хотелось, чтобы вторая часть этого предсказания не сбылась.

Я бросил быстрый взгляд на дымящуюся воронку. Место, где раньше находился Комендант. И страх сменился скорбью. Какая бесславная смерть для такого лихого героя.

Снова накатил страх, и я постарался собраться. Ведь известно, что собаки чувствуют, когда их боятся. А Сапог и есть самый настоящий пес. Озлобленная побитая дворняжка, которая мстит всему миру за то, что родилась на свет.

— Оружие на землю! — приказал Сапог.

Фидель бросил свой гвоздемет, Профи рассталась с арбалетом, отец Никон — с катаной.

— А тебя мой приказ не касается, Проныра? — прикрикнул ветеран.

«Думаешь, я просто так отдам тебе свой „Люгер“? Не в этот раз, придурок!» — подумал я и на голубом глазу ответил:

— Я безоружен.

Сапог был так увлечен своей новой ролью, что даже не стал меня обыскивать.

— Слушай, давай поговорим, — обратился я к нему и сделал шаг вперед.

— Стой где стоишь! А не то вмиг дух вышибу! — рыкнул ветеран.

— Сапог, ну давай поговорим! Мы же не один год знакомы. Из одного котла ели. А если между нами возникли какие-то терки, так давай перетрем. Зачем сразу за пушку хвататься?

— Какой я тебе, на хрен, Сапог? — возмутился он. — Я ветеран, у меня медалей не счесть! Мне генерал Каюмов благодарность объявил! Лично!

— А как мне теперь тебя называть?

— Вас.

— Ну вас.

— Не нукай — не запряг еще. Можешь называть меня сержант Чжан.

— Разрешите обратиться, сержант Чжан? — выпалил я и отдал ему честь.

— Разрешаю, обращайся, — вальяжно бросил Сапог.

— Мне бы хотелось поговорить со старшим техником Гуччиным.

— Говори со мной. Я тут начальник.

— А как же Гуччи? Комендант его оставил за главного!

— К сожалению, старший техник Гуччин не справился со своими обязанностями, поэтому по закону военного времени... — не скрывая фальши в голосе, сказал Сапог и ткнул пальцем на восток.

Я глянул туда, куда он указал, и буквально впал в столбняк.

Там на фонаре болталось тело Гуччи.

XX. Эпидемия безумия

Судя по многочисленным ранам на лице и теле Гуччи, его долго пытали. Не удивлюсь, что Сапог даже провел импровизированный суд над несчастным. По очереди изображал то адвоката, то прокурора, то судью. Интересно, а сколько длилось судилище? Час? Два? А может, и целый день. Неужели это все из-за того, что Гуччи назначили главным?

Ну и сука ты, сержант Чжан!

Ненавижу.

Когда мне стало известно, что Сапог раскрыл неприятелю уязвимость нашего силового купола, я подумывал хорошенько вздрючить его при встрече, но сейчас натурально был готов убить.

Однако, стоп! Гневом тут не поможешь. Да и нервишки нужно беречь, мне они еще пригодятся. А вот силенок совсем не осталось.

Еще меня волновала судьба Арчила и Ксюхи. Что с ними стало? Живы ли они? Или же перешли на строну этого безумца? Была, конечно, маленькая надежда, что наши сослуживцы придут нам на выручку. Но с каждой секундой она слабела. А ждать, что Сапога постигнет участь покойного Рохли — без толку. Разве что только на Сиротке пойдет настоящий дождь из роялей, в смысле из опорных мачт...

А вот Сапог выглядел абсолютно спокойным. Его прямо-таки распирало от чувства превосходства.

— А это что с вами за шантрапа? — спросил он.

— Начальник, разве вы не узнаете, я — Фидель...

Сапог сощурился:

— А кто остальные?

Фидель замялся, но я продолжил представлять:

— Профи — подельница Фиделя и...

— Профи?

Он был явно заинтересован девушкой с дредами. А вот Помилку будто бы в упор не видел. Что ж, оно и к лучшему.

— Профи, — причмокнул он.

Сапог вожделенно облизал губы. Просто слюной изошелся, пес.

«Только тронь ее — прибью!», — подумал я, ощущая в кармане приятную тяжесть пушки.

Надо сказать, что зарядка «Люгера» была почти на нуле. В лучшем случае у меня будет всего одна попытка. Один выстрел. Вряд ли он окажется смертельным, но вот отправить противника в нокаут сможет. Так что действовать надо без спешки и обдуманно.

Нам бы сейчас не помешала помощь Помилки. Но юная метательница молний была безучастна. Она с любопытством поглядывала на дядю с плазмаметом и... все.

«Может, ей нужно намекнуть, что пора бы уже разобраться с этим злым дядькой?», — подумал я, и легонько похлопал малую по плечу и прошептал:

— Помилочка, родная. Помоги...

В ответ она посмотрела на меня грустным взглядом и пожала одним плечиком.

«Все понимает. Но помочь не может», — расшифровал я ее жест.

— Эй, разговорчики в строю! — гавкнул на нас Сапог.

Мы затихли.

— Сын мой, а ну-ка прекратите этот балаган! — неожиданно резко сказал отец Никон, обращаясь к ветерану.

Сапог опешил. По его лицу было видно, что он не ожидал такого поворота.

— Это ты мне?! — теряя самообладание, заревел ветеран.

— Вам, сын мой, — ответил капеллан, чей голос прямо-таки излучал спокойствие.

У Сапога перекосило лицо.

— Слышь ты, монах, а ну-ка завали!

— Я, капеллан, а не монах.

— Какая разница?!

— Существенная. Монах — это член религиозной общины, который живет в рамках монашеской общины либо в отшельничестве. А капеллан — это священнослужитель, который совмещает сан с какой-нибудь светской должностью.

— Ох, не зли меня монах!

— Повторюсь, я, не монах, я — капеллан.

— Ну все, ты меня достал!

Перепалку прервал визит Ксюхи. Она внезапно вынырнула из-за угла и подошла к ветерану. Тот тут же заткнулся.

За то недолгое время, что мы отсутствовали, Ксюха сильно сдала. Она похудела до стояния ходячей мумии. Взгляд стал безжизненным, обкусанные губы воспалились. Руки и щеки покрывали многочисленные царапины, а на лбу зиял свежий рубец. Ксюха то и дело почесывалась, щипала кончик носа и правую мочку уха.

Я вспомнил наш последний разговор в столовой, когда она рассказывала мне про каких-то «чужаков» из параллельного мира, которые заразили ее чесоткой, или, как она говорила, «почесухой», и меня передернуло от омерзения.

Новоиспеченная союзница Сапога тоже была вооружена плазмаметом. Она держала пушку наизготовку и была настроена решительно. Сапог глянул на Ксюху, потом на нас, зловеще поиграл бровями и ухмыльнулся. Ох, не нравилась мне его ухмылка. А эта сладкая парочка — тем более.

На своем веку я повидал множество странных парочек. Толстый и худышка. Молчунья и болтун. Профессор и жлобиха. Но особенно мне запомнились голубки, которых я наблюдал в одном рестике. Она — миниатюрная скелетина. Он — мускулистый силач исполинского роста. Она пила кофе с крошечным пирожным. Он ел овсянку и запивал молоком. Маленькая женщина постоянно делала ему замечания. Он-де слишком быстро ест или плохо прожевывает пищу. Силач только улыбался ей в ответ. Было видно, что он без ума от этой крохи. Но когда она отлучилась в дамскую комнату, силач резко метнулся к моему столику и сунул мне в карман пиджака ворох мятых купюр.

— Что это сейчас было? — насторожился я.

— Будь другом, помоги. Понимаешь, жена заставила меня сесть на диету. Требует, чтобы я сбросил десять кило. Устроила мне настоящий ад. Режим питания, подсчет калорий и вот это все. Я с ума скоро сойду от этой проклятой диеты. Так что, будь другом, задержи ее минут на пять, а я втихаря сэндвич заточу. Я официанту тройные чаевые обещал, он мигом заказ принесет, — попросил он.

— И как же я ее задержу? Силой?

— Скажи, что видел в Энергонете ее блог, посвященный микробиологии. Она у меня ученый, в университете преподает.

— Еще бы знать, что за микробиология такая...

— А тебе ничего и не надо знать, она сама тебе все расскажет.

— Точно?

— Я тебе отвечаю!

Денежка была хорошая и мы ударили по рукам. Силач оказался прав. Как только я заикнулся про ее блог, эта кроха тут же вылила на меня целый поток информации. Проговорили мы минут десять. Она оказалась премиленькой девушкой и к тому же неплохо зарабатывала. Так что я стрельнул у нее телефончик и, следуя заветам Кудрявого Жана, охмурил и обобрал.

А вот сейчас могут стрельнуть в меня. Причем не в переносном, а в самом что ни на есть прямом смысле.

Круговорот моих мрачных мыслей ускорился после того, как Ксюха начала говорить. Похоже, она окончательно слетела с катушек и была готова творить всякую дичь.

— Я знаю, кто вы такие! Вы — чужаки! Пришельцы из параллельного мира! — громко объявила она и пробежалась по нам глазами, остановив взгляд на Помилке. — А это кто?

— Девочка со мной, — сказал я, пряча малую за спиной.

Ксюха быстро-быстро заморгала глазами, потом медленно провела ладонью по лицу, словно стирала пот.

— А ты кто такой вообще? — спросила она, уставившись на меня в упор.

«Ого, похоже наша Ксюша утратила не только разум, но и память», — подумал я и ответил:

— Я — Проныра. Вук. Мы друзья.

— Вук. Или, как это будет по-вашему, по параллельному, Кув, — задумчиво произнесла Ксюха. — Что-то не припомню я тебя.

— Мы друзья! — снова напомнил я.

— Чужак мне не друг!

— Я не чужак, я — Проныра.

— Не заговаривай мне зубы чужак!

Я понял, что продолжать разговор с чокнутой бабенкой было бесполезно, и заткнулся. А Ксюха не унималась...

Она вывалила на нас тонну какого-то несусветного бреда, абсолютно бессвязного. Воспроизвести его будет очень трудно, поэтому я не стану заморачиваться. Закончив нести пургу, Ксюха до крови закусила губу и разревелась.

Стыдно признаться, но это зрелище принесло мне огромную радость.

Я все еще никак не мог понять, что же объединяло Ксюху и Сапога? Ни о какой взаимной симпатии тут и речи быть не могло. Ветеран — паталогический аккуратист, Ксюха — грязнуля. Этого было достаточно, чтобы он относился к ней как к человеку второго сорта. Да, он водил с ней шашни, но одно дело перепихнуться по-быстрому и совсем другое — взять человека в союзники. На чем же они снюхались? Ответ очевиден. Скорее всего, в наше отсутствие случилось нечто такое, что сблизило их. Что именно? Без понятия. Но я бы многое отдал, чтобы узнать это...

Меж тем Ксюха продолжала сходить с ума.

— Вы думали, что можете обманывать нас вечно? А вот фиг вам! — верещала она, тыча в нас корявой дулей. — Я вас, чужаков, за версту чую. А то, что вы на нас похожи, — это все оптический обман! Иллюзия!

— Дочь моя, никакие мы не чужаки, — попытался оправдаться отец Никон.

— А кто же вы тогда? — искренне удивилась Ксюха и немедленно вынесла приговор. — Тогда вы — роботы. Роботы, которые работают на чужаков! Роботы, замаскированные под людей!

Я покосился на Миру. Ну зерно истины тут, конечно, есть...

— Вот ты! — Ксюха указала на меня. — Давно с фабрики?

От удивления я аж прихрюкнул.

— С какой еще фабрики? Я — Вук... Проныра... Мы же не первый год знакомы...Мы друзья... — затянул я старую песню.

Ксюха скорчила такую жуткую рожу, что меня снова передернуло.

— Поганый лжец! Я тебя в первый раз вижу!

— Я — Проныра... Ну же, вспомни...

— Проныра-шмоныра. Не знаю я никаких Проныр. Ты, за кого меня держишь, робот?! За идиотку?!

«За очень опасную идиотку», — мысленно ответил я.

— Давно с конвейера сошел, спрашиваю? — не унималась сбрендившая.

— С какого еще конвейера? Я тебя не понимаю, — честно признался я.

Она почесала щеку, затем локоть и отвесила мне небывалый комплимент:

— А у тебя хорошая звуковая карта и богатый словарный запас, робот.

«Спасибо за любезность», — горько подумал я и попытался оправдаться:

— Я вообще-то человек, а не робот.

— Человек, — ее глаза полыхнули огнем и она навела на меня пушку. — Не смей называть себя человеком, bastardo! Ты машина! Робот! Думаешь, у меня не хватит духа распотрошить тебя и посмотреть, что внутри?

Уж в чем в чем, а в этом я не сомневался. Поэтому включил фаталиста и стал ждать.

К слову сказать, в прошлой жизни я видал одного человека, который считал себя роботом. Это был пациент нашей психушки. До того, как поехать крышей, он служил космодесантником. Видимо, там ему мозги и отбили. На гражданке он женился, завел двух детишек и отлично зарабатывал, будучи космическим дальнобойщиком. Но однажды летним вечером на даче что-то перемкнуло в его черепной коробке, и отставник решил, что он на самом деле боевой робот, получивший приказ уничтожить свою семью. Недолго думая сходил в сарай, взял топор и стал гоняться за супругой и двумя малолетними сыновьями. Благо, жена и дети успели запереться в подвале и вызвать чумовоз. Вскоре за отставником приехала психиатрическая бригада. Рослые санитары с трудом одели его в смирительную рубашку и определили в психушку. Он содержался в отделении для буйных, и я видел его всего несколько раз. Мужик очень реалистично изображал боевого робота. В то время меня сильно повеселило это зрелище.

Но сейчас, вспоминая того пациента, я даже не улыбнулся. А вот Сапог веселился от души. Он, кажется, был единственным, кому понравилось Ксюхино выступление. Ветеран громко хохотал над ней, но когда психичка попыталась открыть по нам огонь, он тут же влепил ей воспитательную затрещину.

— Опусти ствол, дура! Они нужны мне живыми, — сказал Сапог.

У них завязалась перепалка. И этим воспользовался отец Никон.

Капеллан накинулся на Сапога с резвостью дикого тигра, обезоружил и повалил на спину. Сцепившись клубком, как собаки, они катались по земле, пытаясь умертвить друг друга любым способом.

— А вы стойте, где стояли! — рявкнула на нас Ксюха. — Если почую, что вы что-то задумали, всех расстреляю!

В подтверждении серьезностей своих намерений она выстрелила из «Циклона». Вспышка взрыва зажглась совсем рядом и нас щедро осыпало комьями земли и кусочками породы.

— Всех расстреляю! Всех! Всех! Всех! — истерично заклокотала она.

Почти весь поединок капеллан и ветеран шли ноздря в ноздрю, но под конец Сапог стал брать вверх. Тогда капеллан собрал всю свою силу, какая у него оставалась, и врезал противнику кулаком по печени. Сапог тут же ослабил захват, и отец Никон вырвался из его смертельных объятий. Но эта свобода пролилась недолго: стоило капеллану подняться, как ветеран схватил его за ногу и снова повалил на спину. Он сдавил грудь отца Никона коленом, сжал горло своей лапищей. В руке ветерана блеснул нож. Лезвие пронзило сердце капеллана. Он закатил глаза, булькнул горлом и умер.

Сапог вытер нож чистым платком, приподнялся и вразвалочку побрел к своему плазмамету.

От этого зрелища Ксюха пришла в полный восторг.

— Подохла, porko*! — завопила она и принялась палить из «Циклона» в воздух, приговаривая. — Porko! Porko! Porko! Поганая porko! И вы все сдохните! Сдохните! Сдохните!

На этот раз сноровку проявила Профи. Пока Ксюха торжествовала, дредастая малышка молнией метнулась к своему арбалету и выстрелила в Сапога, а я выхватил из кармана «Люгер» и пальнул в Ксюху. Как и предполагалось, она не погибла и даже не поранилась, а тупо вырубилась.

А вот Сапогу не поздоровилось. Стрела вонзилась ему точно в глаз.

Ветеран слегка качнулся, потрогал пальцами рану и древко стрелы. Удивленно посмотрел оставшимся глазом на перепачканную кровью ладонь и рукав комбинезона.

— Слышь, мерзавка, ты мне комбез замарала, — и прохрипев это, он замертво упал на землю.

Я тут же подобрал плазмамет Сапога, а Мира завладела второй пушкой.

— Ты хоть стрелять-то умеешь? — спросил ее Фидель, наклоняясь за своим гвоздеметом.

Было видно, как он обижен тем, что «Циклон» достался не ему — мужику, а какой-то мелкой пигалице.

Ни слова не говоря, Мира подбросила в воздух каменюку и точным выстрелом разнесла его в пыль. На старьевщика эта демонстрация явно произвела впечатление.

Ксюха была в отключке. Мы крепко связали ее руки и ноги проволокой, немного подумав, вставили в рот кляп.

— Надо тут все хорошенько проверить, вдруг еще на кого нарвемся, — сказала Профи, водя арбалетом по сторонам.

— Дело говоришь, — согласился я.

— Кто-нибудь из ваших еще есть в Форте?

— Арчил.

Она насторожилась:

— Что еще за Арчил?

— Кашевар.

— Он тоже, — она повертела пальцем у виска, — ку-ку?

— Да вроде нормальный...

— Вроде или нормальный?

— Нормальный, — неуверенно ответил я. — Но не совсем.

— У вас тут что, эпидемия безумия? — съязвила Профи.

Я почесал затылок:

— А черт его знает... Вполне может быть...

Мы подошли к отцу Никону. Мира пощупала пульс капеллана и сказала, что он умер. Хотя и одного взгляда было достаточно, чтобы это понять.

— Сначала Циклоп. Теперь вот отец Никон... Чайна Рэнд. Смерть забирает лучших, — тихо сказал я.

Помилка опять куда-то запропастилась. Я уже приготовился поднять тревогу, но, опустив глаза вниз, обнаружил ее сидящей на корточках у трупа отца Никона.

Малая склонила головку на бок. Ее правая рука лежала на безмятежной груди капеллана. В голове мелькнула глупая мысль, что сейчас случится чудо. Своим прикосновением девочка из шара оживит нашего товарища. И, как говорится в Книге Книг, он встанет и пойдет. Но чуда не произошло...

Помилка убрала ладонь с груди отца Никона и посмотрела на меня. У меня было такое чувство, что она заглянула прямо в мою душу.

Когда я говорил о том, что смерть забирает лучших, то совсем забыл упомянуть Коменданта. Он был больше, чем просто машина. Комендант был личностью, героем. Он всегда выходил сухим из любой передряги, но не в этот раз. Выстрел разнес голема на куски, разметав их по двору. Наиболее плачевное зрелище представляла его черепушка, которая сильно обуглилась и раскололась надвое. Теперь она напоминала огромную печеную картофелину, от которой все еще шел пар.

«Не хватает только соли и походных песен», — глядя на нее, подумал я и невольно улыбнулся.

Те, кто не знал нашего Коменданта, могли бы расценить это как кощунство. Но покойный и сам был не дурак пошутить. И я думаю, ему пришлась бы по душе моя острота.

* porko — свинья (рато.)

XXI. Sankta merdo

Чувство голода по-прежнему напоминало о себе. Поэтому мы дружно двинулись на кухню, где обнаружили огромную кастрюлю с размазней. Стряпня еще не остыла, а это значит, что Арчил жив или был живым по крайней мере час назад. Впрочем, приготовить эту бурду могли и Ксюха с Сапогом.

Не думал, что когда-нибудь скажу такое, но размазня показалась мне настоящей пищей богов. Про свежезаваренный кофе вообще молчу. И судя по тому, с каким аппетитом поглощали это варево остальные, они разделяли мое мнение.

Подельники не упустили возможности продегустировать местный алкоголь. Профи высоко оценила «ломик» и наконец-то наполнила свою фляжку.

После быстрого перекуса решили проверить оружейку. Она оказалась пуста. Изучение описи оружия подсказало, что мы задействовали все плазмаметы.

Затем начались поиски Арчила. Минут через десять его обнаружили в своей каморе: он заперся и не хотел открывать.

— Выходи, Арчил! — прикрикнул я и ударил кулаком по двери.

Кашевар не отзывался.

— Ты там что, уснул? Отпирай давай! — я несколько раз пнул дверь ботинком.

— Они с вами? — подал голос кашевар.

— Кто «они»?

— Сержант Чжан и Ксения...

Я сперва не догнал, о ком идет речь, а когда просек, уверил его, что эти двое обезврежены и опасности не представляют.

— Точно? — недоверчиво уточнил Арчил.

— Точнее некуда.

Когда дверь отворилась, мы увидели изможденного, бледного, как известка, человека.

— Ты не врешь? Они точно обез... обез... обезврежены? — кашевар еле ворочал языком, по-видимому, сказывался его затянувшийся обет молчания.

Я энергично покивал.

— Поклянись, — не унимался он.

— Чтоб мне пусто было, — сказал я и щелкнул ногтем по зубу. — Сержант Чжа... Тьфу! Сапог убит, а Ксюху мы связали...

Арчил поскоблил небритый подбородок указательным пальцем:

— Зря вы ее не убили.

— Надо будет — убьем.

— А охрану поставили?

— Да куда она убежит!

Кашевар попробовал было возразить, но запнулся на полуслове и умолк. Но скоро снова заговорил:

— А это кто такие? — дрожащим пальцем Арчил поочередно указал на Профи, Фиделя и Помилку.

— Фиделя ты знаешь. А это Профи и Помилка, они наши друзья.

— З-здравствуйте, — пролепетал кашевар.

Пошевелив извилинами, я решил, что Арчил прав и нужно приставить к Ксюхе стража. А то мало ли что. Я отправил к нашей пленнице Фиделя, который подчинился моему указанию беспрекословно, как в том бою с симургами.

Выходит, я теперь командир? Честно говоря, никогда не думал о карьере начальника. Ну да ладно, раз так вышло, встану пока за штурвал нашей пиратской шхуны, а там уж как пойдет.

Я учинил Арчилу небольшой допросец. Начал с вопроса: «Что случилось с Гуччи?». Но едва услышав это имя, кашевар залился слезами:

— Это я... Я...у...у...

— Что — ты?

— У... у... у...

— Да говори же!

— Я у... у... у...

— Да не мычи ты — говори!

— Я у...у...у... убил Гуччи.

Это прозвучало, как гром среди ясного неба.

— Что ты сделал? Повтори!

— Убил Гуччч... Гуччи. Они заставили меня... Они... Я не... Не виноват... Не... я... — лопотал он и трясся, как зайчик.

«Доктор, мы его теряем», — подумал я, наблюдая, как Арчила накрывает лютая истерика.

Нужно было что-то срочно предпринять. Но что?

Профи вознамерилась влепить кашевару успокоительную пощечину и уже занесла над ним свою ладонь, но я остановил экзекуцию:

— Будет только хуже...

Решение нашла Мира. Она поднесла допрашиваемому стопку спиртного, он выпил и сразу же успокоился.

Не теряя времени, я спросил его, есть ли в Форте еще кто-нибудь, кроме нас.

Арчил ответил отрицательно.

— Это хорошо, — облегченно вздохнул я. — Тогда, может быть, расскажешь нам, что тут вообще произошло?

И он рассказал.

— Когда вы уехали, сержант Чжан и Ксения... — начал было Арчил, но я его сразу поправил:

— Сапог и Ксюха. Давай будем так их называть, а то мы вконец запутаемся.

— Хорошо. Когда вы уехали, сержант Чжан и... ой, прости... В общем, они совсем съехали с катушек. Все началось с того, что серж... Сапог отказался выполнять приказы и из-за этого устроил перепалку с Гуччи. А тот сказал, что пожалуется Коменданту. И Сапог вроде бы успокоился. Но потом он напился и совсем озверел: напал на Гуччи и принялся его избивать. Сначала руками, а когда он упал, стал бить ногами.

— А что делала в это время Ксюха? — спросил я.

— Просто стояла и смотрела. А потом Сапог приказал ей ударить Гуччи. И Ксюха тоже стала его бить. Она таскала Гуччи за волосы и за уши, а Сапог смотрел на все это и хохотал. А мне сказали, чтобы не вмешивался, и тогда они меня не тронут. Я испугался и не защитил Гуччи... — плечи у Арчила дернулись и из носа обильно полились сопли.

— Трус, — тихонько раздалось справа.

Это сказала Профи. Я погрозил ей пальцем и постарался успокоить кашевара. Теперь хватило нескольких шлепков по спине, чтобы он пришел в себя и продолжил свой рассказ.

Вопреки моим догадкам, никакого суда над Гуччи не было. Сапог два дня пытал старшего техника в комнате отдыха, да так, что крики несчастного разносились по всему Форту. Но скоро ветерану наскучил этот процесс, и он приказал Арчилу убить арестованного. Кашевар повиновался и задушил Гуччи обрывком электрического кабеля.

Почему ветеран сам не разобрался с Гуччи, а назначил палачом другого? Видимо, ответ знал только сам Сапог. Но, к счастью, он уже ничего не сможет сказать.

— Это все? — спросил я у кашевара.

Тот молча дернул подбородком.

Мне было искренне жаль Арчила. И, в отличие от Профи, я не считал его трусом. Потому что неизвестно, как бы поступил каждый из нас в аналогичной ситуации.

Я хотел было подбодрить Арчила, но не находил слов. А тот сидел неподвижно и пристально смотрел в одну точку. Страшно было представить, какие бури кипят в душе у этого человека.

А потом мы держали военный совет. И это не фигура речи. Наши отношения с пыжами перешли в стадию вооруженной конфронтации и нужно было что-то с этим делать. Рано или поздно они наведаются в Форт за водой. И как нам быть? Просто отоварить их нашей фирменной водичкой? А если они на нас нападут? Да сто процентов, нападут! У них сейчас в головах одно — месть. А месть, как известно, блюдо, которое подают в холодном виде. Пыжи никогда не откажутся от возмездия и при любом удобном случае выстрелят в спину. Да, это будет не самый благоразумный поступок, поскольку в результате они лишатся основного источника живительной влаги и вскорости помрут от жажды. Но откуда возьмется благоразумие у того, чей мозг занят мыслями о мести?

Честно говоря, я не испытывал никакой жалости к этому отребью, но ведь среди них были дети и женщины... Женщины... Ладно, про женщин это я сдуру ляпнул. Женщины в Поселухе были под стать мужчинам. Преступницы высшей пробы. Но дети... Чем они провинились?

Нет, здесь нужно все хорошенько обдумать. А пока мы решили затихариться и какое-то время не покидать пределы Форта. Да и что мы забыли там, снаружи? Продовольствия и воды у нас достаточно. Из приличного оружия есть два плазмамета и мой «Люгер», который я, кстати, сразу же поставил на зарядку. Короче, жить можно. На этом обсуждение проблемы мы посчитали завершенным и перепрыгнули на новую тему.

На повестке дня стоял вопрос связи. Нужно попытаться наладить канал с волей. И в этом нам могла помочь Профи.

— Слушай, ты же у нас рукастая. Может, посмотришь наш космопередатчик? — обратился я к ней.

— А что с ним не так?

— Без понятия. Я в этом не разбираюсь. И никто не разбирается. Вернее, Гуччи немного шарил в электронике, но только немного. Знаю только, что эта бандура шибко сильно тормозит. Может, там что-то можно подкрутить, чтобы он нормально работал, а? Разогнать как-то...

Технический гений с дредами одарила меня снисходительной улыбкой:

— «Разогнать», значит?

— Угу.

— Где ты вообще это слово взял?

Я начинал злиться.

— Где взял, там уже нету! Так поможешь или нет? — неожиданно для себя самого рявкнул я.

— А что мне остается делать? Ты же здесь приказываешь, — без малейшего оттенка иронии ответила она.

Я аж возгордился. Раз уж такая нигилистка, как Профи, признала во мне командира, то, значит, я все делаю правильно!

Космопередатчик находился в кабинете Коменданта. Вернее, в его бывшем кабинете. По идее, он теперь принадлежал мне. Поэтому, как только мы вошли, я с важным видом уселся за рабочий стол и принял начальственную позу. То есть скрестил руки на груди и гордо задрал подбородок. На столе стояла масленка. Я взял ее в руки и сделал вид, что смазываю суставы.

Я хотел рассмешить Профи своей маленькой пантомимой, но именно в этот момент она отвернулась. И ничего не увидела.

Ее заинтересовала репродукция картины «Девочка с персиками». Правда, вместо персиков тут были плазменные гранаты.

— «Гранат не надо бояться — они ручные!» — прочла она надпись на холсте. — Признавайся, твоих рук дело?

— Не-а, это все художества Коменданта.

— Остроумно, — похвалила Профи и достала из кармана фляжку. — Будешь?

— В завязке, — сказал я.

— Сам бросил или лечился?

— Конечно, сам!

Для пущего эффекта я решили не упоминать о том, что мне помогала Мира.

— Молодец какой. И что, сильно бухал?

— Угу. И не только бухал...

— О, это я тоже проходила. Но мне удалось соскочить.

— Расскажешь?

— Конечно. У нас в тюрьме проходили собрания «Анонимных наркоманов». Я стала на них ходить и вылечилась.

— Так просто?

— Это только звучит просто... А на самом деле все было ох как сложно.

Она продублировала глоток.

— А к «Анонимным алкоголикам» не пробовала податься? — спросил я.

На ее лице появилась гримаса, создававшая впечатление, что она хочет растянуть брови до упора.

— Зачем?

— Ну чтобы бросить бухать.

— Я не пью, а подбухиваю, — возразила Профи.

— А есть разница?

— Существенная.

— Тогда вопросов больше не имею.

Кстати, с «Анонимными алкоголиками» у меня связана одна забавная история. Дело было так.

Жила-была одна тетушка по имени Глория Конотопп. Тридцати трех лет. Работала официанткой в какой-то забегаловке. И была у нее привычка раз в неделю покупать лотерейный билет. И однажды билет выиграл. Глории перепал целый миллион. Ей хватило ума не светить лицом перед камерами и не называть своего настоящего имени. Во всей вселенной о ней знали только пара человек и один из них был моим информатором. Он и слил мне Глорию. Конечно, не бесплатно. Мой бумажник конкретно похудел, но зато у меня появился шанс сорвать джек-пот!

Как оказалось, наша миллионерша была неравнодушна к выпивке, но боролась со своим недугом. Каждую пятницу она посещала собрания «АА», то есть «Анонимных алкоголиков». Ну и вот, я решил тоже затесаться в эту группу. Я и так собирался малость подсушиться после недельного запоя, так что немного трезвости мне бы не повредило.

В назначенное время я пришел на собрание. Мероприятие проходило в подвале экуменистической церкви. Ведущим был молодой пастор по имени Назарий. Отец Назарий. Слегка бородатый типок, с длинными, как у девушки, ресницами. От него прямо-таки веяло здоровьем и святостью.

В группе было пять человек. Ветераны движения братья Венедиктовы, Андрей и Дима, семь лет в строгой завязке. Лохматый Олег, который регулярно срывался в запой и плакал по любому поводу. Немногословная бабушка-алкоголица Юни, вязавшая всю дорогу свитер. И конечно же, Глория! Нескладная тетенька среднего роста, в очках с круглыми линзами. Бледная кожа, облупившийся лак на ногтях, яркая помада. Одета в безвкусное белое платье с рюшами. В руках неизменная розовая сумочка. Из этой сумочки постоянно что-то выпадало. То очешник, то кошелек, то помада. Короче, не была она похожа на миллионершу.

Я выбрал место прямо за ее спиной и начал свою игру. Отец Назарий объявил начало собрания. Мы представились — и понеслась. Мне как новичку выпала честь открывать собрание. Я ничего особого не придумывал, просто обрисовал свою проблему и сказал, что очень хочу избавиться от пагубной привычки.

Публика похлопала мне. Отец Назарий прочитал что-то из Нового завета. Братья Венедиктовы молча покивали. Лохматый Олег сказал, что я герой, и расплакался. А баба Юни отложила вязание, подошла ко мне и крепко обняла за плечи. Глория не отреагировала никак. Во время моего выступления из ее сумочки выпали какие-то бусины, и она долго ползала по полу на карачках, собирая их.

Когда собрание закончилось, я принялся за работу. Ненавязчиво подал Глории пальто, сделал небольшой комплимент и завязал непринужденный разговор. Она легко пошла на контакт. Я вызвался проводить ее до дома. Глория не возражала. По пути мы разговорились. Оказалось, что она до сих пор работает официанткой в кафе и сильно устает. Только с помощью алкоголя ей удается расслабиться. Но теперь решила завязать, почему и пошла на собрание «АА».

Тут-то меня и посетили сомнения. Зачем миллионерше вообще работать? Сомнения усилились, когда мы подошли к ее жилищу. Это был многоквартирный дом с квартирками-гробами, в которых жили беднейшие наши сограждане.

Мы попрощались, и я сразу же набрал номер своего информатора. Я высказал все, что о нем думаю, и потребовал назад свои деньги. Но он заверил меня, что вся его информация из надежных источников. И попросил не волноваться.

Но чем больше я узнавал Глорию, тем ясней становилось, что меня дезинформировали. Оказалось, что Глория живет в этом гробике не одна, а со своей престарелой матерью-инвалидом, и они влачат почти нищенское существование. А мой информатор вдруг перестал отвечать на звонки и пропал из соцсетей. Короче, надули меня, как последнего лоха.

Но я не бросил ходить на собрания «АА». И все из-за Глории. Я проникся к ней симпатией и не хотел терять из виду. Это была не любовь, а скорее, жалость. И да, наши отношения были чисто платоническими. Мы стали переписываться, созваниваться. Несколько раз встречались в кафе и один раз гуляли в парке. Она оказалась милой девушкой, хоть и немного угловатой. Я искренне хотел как-то помочь ей, так что, когда Глория сказала, что ее матери срочно нужна дорогостоящая операция, я не остался равнодушным. Операция стоила без малого триста тысяч кредов. Я откупорил свою заначку, еще немного занял — так и собрал нужную сумму. Глория долго плакала и не хотела брать деньги. Но я ее уговорил.

Глория сказала, что немедленно займется вопросами, связанными с подготовкой к операции, и попрощалась со мной до следующего собрания «АА», как обычно, в пятницу.

Всю неделю у меня было замечательное настроение, я чувствовал себя окрыленным. Гордился собой, радовался за Глорию. «Может быть, это мое призвание — помогать людям? — размышлял я. — Может, мне завязать с преступной деятельностью и пойти в Армию спасения? Или заняться каким-нибудь другим полезным делом.»

В пятницу я, разумеется, пришел в церковный подвал. И каково же было мое удивление, когда я там никого не обнаружил. Ни Глории, ни братьев Венедиктовых, ни лохматого Олега, ни бабы Юни. Даже пастор Назарий отсутствовал. С полчасика я подождал, а, истощив терпение, спросил про собрание «АА» у настоятеля церкви. Он ответил, что не в курсе, а подвал сдал в аренду одному симпатичному прихожанину. Церковь остро нуждалась в деньгах, а тот предложил хорошую сумму и обещал вести себя благопристойно.

И тут глаза мои открылись. Меня облапошили! Вся эта компашка действовала заодно! Мой информатор, Глория, лохматый, мать его, Олег, гребаные братья Венедиктовы, баба Юни и этот чертов пастор! Как там его назвал настоятель? «Симпатичный прихожанин»? У, сука, встретил бы — прибил!

Но когда наиболее острые вспышки гнева утихли, я оценил профессионализм мошенников. Проворачивать такие дела — это не мелочь по карманам тырить. Видать, они подкованные ребята. Все сделали как по нотам. Мастера!

Сделанный же мной из случившегося вывод очень прост: на каждую хитрую гайку найдется болт с резьбой.

Я хотел было рассказать эту историю Профи, но не решился. Очень не хотелось выставлять себя дураком. Тем более что мне все больше и больше нравилась эта дредастая малышка. Буду откровенен, я уж и забыл, когда в последний раз испытывал подобное чувство.

Помнится, я раньше говорил, что не распечатывал свое либидо только потому, что не хотел заводить служебных романов. Я врал. А если по-честноку — в Форте просто не было нормальных баб. Ксюха, на которой негде ставить пробы, и скромняга Мира — не вариант. Тем более последняя, как оказалось, вообще биогибрид.

Упомянув по соседству слова «биогибрид» и «либидо», я просто обязан сказать одну вещь. Секс с биогибридным роботом невозможен! Любая попытка чпокнуть умную машину заканчивалась ее блокировкой. Ради интереса я как-то спросил Миру реально ли снять эту блокировку, она ответила отрицательно. А потом еще долго подкалывала меня. К тому же с недавних пор действия сексуального характера по отношению к биогибридам стали караться штрафами и тюремными сроками. Об этом позаботился наш президент-экуменист, известный всем моралфаг.

Само собой, все это породило анекдоты разной степени пошлости и несколько городских легенд о существовании подпольных борделей с биогибридами, которых перепрограммировали для любовных утех. Но больше всего мне нравилась вот такая быличка.

Однажды ученые решили создать идеальную женщину. Долго трудились, и наконец изваяли биогибрида Матрену. По-простому Матрешку. Красивую, умную, работящую, понимающую. А так как наши ученые были идеалистами и из всех добродетелей особо ценили свободу воли, то они сделали Матрешку полностью автономной, на чем и погорели... Случилось так что начальник лаборатории по уши втрескался в свое творение. У них завязался бурный роман, который закончился тем, что он ушел из семьи и укатил со своей новой пассией в далекие дали. Но на полпути к новой жизни этот охламон вдруг опомнился и сказал, что все еще любит свою жену и хочет вернуться в семью. Пара крепко повздорила. А дальше все как в скверной мелодраме. Со словами: «Если ты не будешь моим, то не будешь ничьим!», она ударила предателя кухонным ножом в грудь, а сама выбросилась с крыши стоэтажного небоскреба. Конец фильма.

А вот этой байкой я с Профи поделился. Она сказала, что уже слышала ее. Но в известном ей варианте все заканчивалось гибелью ученого.

— Ты лучше покажи, где тут у вас космопередатчик находится, а то я его найти не могу, — попросила она.

Я показал.

Прибор стоял за шкафом. По виду он напоминал огромную тыкву на высоких ножках, из которой торчал пучок проводов.

— Что это?! — охнула Профи.

— Как что? Космопередатчик! — гордо сказал я.

— Проблема в том, что мы не в сказке, а я ни разу не фея-крестная.

— В каком смысле?

— А в таком, что едва ли я смогу превратить эту тыкву в золоченую карету!

Гигант инженерной мысли обошла кругом космопередатчик. Остановилась. Еще раз обошла.

— Интересно, из какого века эта штука? — она постучала кулаком по «тыкве». — Кажется, я такую бандуру в музее видела. В археологической секции.

— Как думаешь, можно его как-то...

— Разогнать? — Профи хихикнула.

— Ну.

— Слушай, я вообще удивляюсь что он еще работает. Это же натуральное ископаемое!

— Значит, ничего нельзя сделать?

— Это вряд ли. Машина древняя, как дерьмо мамонта.

Тут наши глаза встретились. Я почувствовал, как между нами пробежала искра. Звучит банально, но именно так все и было.

Еще миг, и мы бросились бы в объятия друг друга, но в кабинет вошла Мира. Вернее сказать, влетела. Она выглядела крайне растерянной. «Какие все-таки молодцы, эти ученые. Такие качественные эмоции запалили! — подумал я, посмотрев на взволнованную биогибридицу. — Только вот не вовремя ты пожаловала. Ох как не вовремя!»

— Арчил застрелился, — выпалила Мира.

Я отвернулся к стене и с силой ударил по ней кулаком.

— Sankta merdo! — выругалась Профи.

Как оказалось, кашевар покончил с собой из моего «Люгера», стоявшего на подзарядке. Рядом с телом валялся клочок бумаги: его предсмертное послание. В нем Арчил писал, что он виноват в смерти Гуччи и больше не в силах нести тяжесть своего греха.

Вот сейчас прозвучит гаденько, но больше всего я переживал из-за того, что меня обвинят в оставлении пушки без присмотра. Но, к счастью, никто ничего такого не сказал. И, переведя дух, я, как и все, предался скорби.

А пушку на всякий случай сныкал в карман.

XXII. Чертова железка. Эпилог

На этом месте моя история замедляет свой ход. И я, признаться, этому рад. Приключения приключениями, а отдохнуть бы тоже не помешало...

И нам это удалось на славу. Вволю отоспались, отъелись, почистили перышки. Сожгли ветхую одежду и облачились в новую. А для Помилки Профи собственноручно сшила платье из куска желтого брезента. Оно прекрасно сочеталось с ее резиновыми сапожками со снежинками по бокам. Малая была так рада обновке, что целый час вертелась у большого зеркала в коридоре. Никак не могла на себя налюбоваться.

Потом мы прошли комплексное медицинское обследование. Никаких серьезных болячек оно не выявило. Мира обработала наши раны, назначила какие-то таблетки, а нам с Фиделем, пострадавшим в схватке с симургами, поставила по болючему уколу.

И потянулись безрадостные трудовые будни.

Проблем у нас хватало. Одна из основных — отсутствие среди живых Гуччи, нашего старшего техника. Все оказалось бы не настолько плачевно, если бы нам подсобила Ксюха, которая до недавних пор работала его помощницей, но она наотрез отказывалась исполнять свои обязанности. На выручку пришла Профи, сказавшая, что с радостью заменит обоих. Помогать ей вызвался Фидель. Руки у старьевщика тоже росли из нужного места. Он же стал заведовать кухней.

А Ксюху пока определили на гауптвахту. Там ей самое место.

Тела своих сослуживцев, включая Коменданта, мы похоронили прямо за станцией водоподготовки. Бугорки могил обозначили колышками, к каждому из которых прибили фанерку с именем. Только Сапога лишили такой чести. Так мы отомстили ему за предательство. Фидель, кстати, предлагал вообще выбросить труп этой мрази за пределы силового купола, но я не разрешил. Все-таки мы не звери. В могилу к отцу Никону я положил его катану и Библию.

Меня попросили, как командира, произнести траурную речь. Я попытался, но получилось не очень. Скучно, вяло, с огромным количеством слов-паразитов. Под конец я уже и сам забыл, о чем вещал, и вспомнил, только посмотрев на могильные холмики.

— Стоп, — оборвала меня Профи. — Давай-ка лучше я.

Я был только рад предложению.

Но ее спич мало чем отличался от моего. Такая же нудятина, только еще длиннее. Когда речь зашла о Коменданте, она даже пустила скупую слезу. Все-таки этот голем-паук отчасти был и ее созданием.

Завершив, оратор окропила могилы алкоголем из фляжки и предложила помянуть усопших. Но все отказались.

— Тогда я тоже не буду, — сказала Профи и спрятала фляжку в карман.

Мы все-таки дождались пыжей. Они приехали как-то ночью шумной и пьяной толпой. Говорить о чем-то с этой публикой было бесполезно, хоть я и пытался. Они долго галдели у Форта, жгли костры и стреляли по силовому куполу из мушкетов, но утром уехали несолоно хлебавши.

— Они еще вернутся, — спрогнозировал Фидель.

Чтобы быть готовыми к встрече с непрошенными гостями, мы возобновили дежурства на караулке: один день — я, другой — Мира. Новая напарница показала отличные результаты стрельбы и теперь стала равноправной, если не лучшей, заменой всем моим бывшим сослуживцам. Вообще-то Мира прекрасно обошлась бы и без меня, легко совмещая работу фельдшера и часового. Биогибриду это — раз плюнуть! Но она упорно не хотела раскрывать себя, и мне приходилось поддерживать легенду. Поэтому я исправно ходил на дежурства, а Мира, как и прежде, изображала человека.

Как-то я намекнул напарнице, что пора бы уже открыть ее тайну Фиделю и Профи. Нам и так тут гнить до Второго пришествия, так зачем же все усложнять.

— А давай не будем этого делать, — ответила она.

— Почему? Тебя же все равно расколют.

— Но до сих пор же не раскололи...

Я наморщил лоб:

— И все-таки, почему ты не хочешь открыться остальным?

— Я стесняюсь.

Я хохотнул, но сразу же осекся:

— Ой, прости, я совсем забыл, что биогибриды тоже испытывают эмоции.

— Стеснение — это черта характера, а не эмоция, — поправила меня Мира.

— Ах, да, у вас же еще есть характер... — рассеяно пролепетал я.

Так мы ничего никому и не рассказали.

А что же Помилка? Может показаться, что мы про нее забыли, а значит, пора восстановить справедливость. Девочка из шара постепенно адаптировалась к жизни в Форте. Хороший сон, регулярное питание и отсутствие на горизонте всякой нечести, вроде пыжей и симургов, сделали ее более подвижной и общительной. Клянусь, у нее даже щечки порозовели!

По словам Миры, комплексное обследование Помилки не выявило у нее никаких странностей и аномалий:

— Перед нами самая обыкновенная девочка-подросток.

— А как же ее паранормальные способности? Левитация, умение метать молнии, холодоустойчивость... — тут я запнулся. — Так, кстати, можно говорить?

— Вполне, — кивнула Мира.

И я продолжил:

— Если она, как ты говоришь, обычная девочка-подросток, откуда у нее взялись эти способности?

— Науке сие неизвестно, — развела руками Мира.

— М-да, а ведь с виду простая девчонка...

— Угу. Девчонка не из нашего мира, которая может запросто испепелить человека.

— Если бы тогда Помилка не поджарила Чучельника, мы бы вряд ли с тобой сейчас разговаривали. Впрочем, у тебя ведь был запасной план, не так ли? Дождаться пока нас выпотрошат, а потом разделаться со злыднем и дать деру...

Мира осуждающе посмотрела на меня:

— Мы вроде бы замяли эту тему. — И, не дав мне опомниться, задала вопрос в лоб: — А тебе не приходила мысль, что она опасна?

— Честно говоря, приходила, — после небольшой паузы вынужден был признать я.

— И?

Я ничего не ответил.

— Может быть, нам стоит ее изолировать? — предложила Мира.

— Ну-ну, сперва изолировать, а потом аннигилировать...

— Не обижайся, я просто предложила.

— Просто, — хмыкнул я. — Я, конечно, понимаю, что тебе есть за что ненавидеть людей, но всему есть свои пределы...

— А Помилка — не человек, — уточнила Мира.

— Слушай, я здесь главный. Так что давай я буду решать, кого нам изолировать, а кого не изолировать. Идет?

— Хорошо. И что ты решил?

— Все остается как прежде.

— Твоя воля. Только потом не говори, что я не предупреждала... — сказала Мира.

Произошедший диалог встревожил и расстроил меня. Но стоило мне взглянуть на Помилку, игравшую во дворе с Профи, как настроение сразу же улучшилось.

Эти двое не расставались с самого нашего возвращения и жили в одной каморе. Они могли часами играть в прятки или в другую чепуху. Профи пыталась увлечь Помилку и компьютерными развлекухами, но безрезультатно: малая предпочитала виртуальным забавам реальные, особенно если они были связаны с двигательной активностью. Профи, ко всему прочему, задумала обучить свою младшую подругу космолингве. Процесс шел медленно, но верно. Впрочем, я уже давно заметил, что Помилка отлично понимает все, что мы говорим.

Профи оказалась хорошим учителем и терпеливой нянькой. Чего не скажешь обо мне. Несмотря на пожалованное мне гордое имя «папаша», отец из меня получался никакущий. Хотя я старался как мог... А у Профи все выходило как-то само собой. Хотя она утверждала, что это ее первый серьезный опыт общения с подростком. Может, все дело в материнском инстинкте?

Помилка просто обожала эту взбалмошную дредастую девицу. Да и я, признаться, тоже стал испытывать к ней некоторые чувства. Искра, что проскочила между нами в кабинете Коменданта, не угасла и, возможно, из нее бы возгорелось настоящее пламя, но я все испортил...

При ремонте пола, я обнаружил тайник. А в нем, о чудо, банка тушенки и бутылка с какой-то бурой жидкостью! Судя по запаху, это был коньяк. «Приготовлю-ка я ужин и приглашу на него Профи», — решил я.

Мы договорились встретиться в восемь вечера у меня в каморе. Чтобы создать хоть какую-то романтическую атмосферу, я накрыл стол клеенчатой скатертью с желтыми гусятами, разложил столовые приборы, зажег окопную свечу и наполнил шлемки разогретой тушенкой. В кружку Профи щедро плеснул коньяка, а себе налил водички. По нашим меркам, это был королевский ужин!

Я не думал, что Профи оценит всю красоту момента. Живя в своей избушке, она питалась гораздо лучше, употребляя и контрабандные продукты, и свежее мясо. Но я ошибался.

— Это самая вкусная тушенка, которую я ела, — сказала она, попробовав кушанье. — У тебя банка осталась?

Я протянул ей жестянку.

Профи принялась читать состав:

— Мука соевая текстурированная, вода, ароматизатор «Мясо», комбижир... Какой бесконечный список! А буковки до чего мелкие! Так, а что там со сроками хранения? — она повертела в руках банку. — Написано, что сроки хранения указаны на дне банки. Посмотрим. Ни фига себе, двадцать лет назад эту баночку запечатали! И еще столько же может храниться!

— Я слышал, что есть такие консервы, которые можно до ста лет хранить, — сказал я.

— Это слишком долго, я бы такое не стала есть.

— А как коньяк? — поинтересовался я.

— Восхитительный! Где взял?

— Нашел в тайнике. А тайник в полу. Наверное, кто-то из прежних жильцов сделал заначку.

— Думаешь, здесь есть еще такие нычки?

— Вполне возможно.

Но где-то между первым комплиментом и второй порцией коньяка я невзначай поинтересовался ее отношениями с Фиделем. Логика моя была проста: они прожили бок о бок не один год и вполне возможно, что между ними что-то было. В ответ Профи влепила мне такую пощечину, что я едва не свалился со стула.

— Фидель мне как старший брат! А ты... ты животное! — вспылила она.

И ушла, прихватив с собой бутылку.

Я сел на край койки и с грустью подумал, что уже давно растерял свои профессиональные навыки. На какой-то миг мне даже причудился Кудрявый Жан. Он осуждающе посмотрел на меня, раздраженно махнул рукой и растворился в воздухе.

Утром следующего дня ко мне в камору постучал Фидель. Не дожидаясь разрешения, он вошел.

— Что стряслось? — сонно спросил я.

Старьевщик выглядел грустным, но волнения на его лице я не заметил.

«Может, Профи ему что-то наговорила?», — подумал я и, поднявшись с койки, принялся натягивать комбинезон.

— Я ее отпустил, — вполголоса произнес он.

— Что ты сделал? Повтори.

— Я отпустил Ксюху, — на сей раз прозвучало четко и громко.

— В смысле, отпустил? Ты хочешь сказать, что эта психичка сейчас свободно здесь разгуливает? — засуетился я.

— Нет, что ты. — Я ее выпустил из Форта.

Я стал переваривать услышанное.

— Ты хочешь сказать, что пренебрег своими обязанностями стража и выпустил с гауптвахты опасную преступницу? — нарочито начальственным голосом уточнил я его показания.

— Хочу, начальник, — согласился Фидель.

— А еще ты самовольно отключил силовой купол, поставив под угрозу жизни сослуживцев и начальника?

В ответ он только стыдливо шмыгнул носом.

Я было хотел хорошенько пропесочить нерадивого подчиненного, но вовремя осознал, что сейчас не время и не место.

— Может, хотя бы объяснишь, зачем ты это сделал?

Старьевщик поскреб лысину.

—Понимаешь, начальник, тут дело такое... Я принес Ксюхе завтрак. А она стала канючить, мол, отпусти меня да отпусти. Говорит: «Мне ничего от вас не надо, дайте только свободу. Я уйду из Форта, вырою землянку, буду жить отшельницей». И еще пообещала награду, если я ее выпущу. Говорит: «Как женщина я уже никому не нужна. Никаких ценностей у меня нет. Но можешь взять мои зубы». И высовывает руку через решетку. А в руке реально зубы! Мне аж худо стало. Понимаешь, я лишний раз старался на нее не смотреть, пугала она меня шибко, а тут глянул — и остолбенел. Ксюхино лицо было испачкано кровью. И на полу кровь, и на стенах тоже. Рядом с койкой какие-то ржавые щипцы валяются. А эта кикимора продолжает: «Ты эти зубы можешь продать Зубной фее. Она за них любую цену даст».

— Что-то она мне про эту фею рассказывала... — начал воспоминать я.

— Вконец чокнулась баба, что тут еще добавишь, — сказал Фидель. — Жалко мне ее стало. Собрал я ей рюкзачок. Вода, протеиновые батончики, перочинный ножик, фонарик и все в таком роде и отпустил на все четыре стороны. Правда, Мира хотела нас тормознуть, но я сказал, что выполняю твой приказ.

— Пожалел... — прыснул я. — Да Ксюха вне Форта и суток не протянет!

— Она и так не жилец. Какая разница, где помрет?

Прозвучало цинично. Но справедливо.

— А если бы Ксюха тебя этим самым ножиком пырнула?

— Не пырнула бы. Я ее все время на прицеле держал, — уверил Фидель.

Я полагал, что ближе к вечеру Ксюха явится обратно, но этого не случилось. Чему, признаться, был очень рад. «Вот бы она потерялась навсегда», — думал я, и остальные, кажется, желали того же. Во всяком случае, ни Мира, ни Профи, узнав о том, что произошло, даже не заикнулись насчет поисков Ксюхи и прояснения ее судьбы.

А вечер того дня выдался просто фантастический. Ни тебе ветра, ни дождя, ни мокрого снега. Прямо как не Церере! Пока Мира охраняла наш покой, я, Профи, Фидель и Помилка сидели на крылечке под светом фонаря и наслаждались прекрасной погодой.

У меня под рукой оказалась книга Циклопа и я неожиданно для самого себя стал читать ее вслух. Я не претендую на звание профессионального декламатора, но получилось неплохо. Собравшиеся слушали с неподдельным интересом. Этот Гоголь оказался чертовски интересным писателем! Вещь, которую я читал, называлась «Повесть о том, как поссорился Иван Иванович с Иваном Никифоровичем». Уморительно смешная история о конфликте двух старых друзей, который разгорелся из-за пустяка. Иван Иванович хотел выменять у Ивана Никифоровича приглянувшееся ему ружье, но из-за глупого упрямства Иван Никифорович меняться не хотел. Они поругались, и эта ссора стала смыслом их жизни.

Книжка была написана очень давно, и многое в ней нам было непонятно, но это не мешало общему восприятию.

— Наконец, к довершению всех оскорблений, ненавистный сосед выстроил прямо против него, где обыкновенно был перелаз чрез плетень, гусиный хлев, как будто с особенным намерением усугубить оскорбление. Этот отвратительный для Ивана Ивановича хлев выстроен был с дьявольской скоростью: в один день... — читал я.

— А что такое хлев? — поинтересовалась Профи.

— Без понятия, — признался я.

— Хлев — это специальный сарай для животных, — пояснил Фидель.

— Слышала, что сказал дядя Фидель? — обратилась старшая подруга к Помилке. — Хлев — это домик, в котором живут гусики. Помнишь, я тебе показывала, как выглядит гусик?

Малая кивнула.

— А как она разговаривает? — спросила Профи.

— Га-га-га, — прогоготала Помилка.

Голос у нее был по-детски звонкий и веселый.

— Молодец, — похвалила ее наставница и погладила по голове.

Закончив чтение, я положил книгу во внутренний нагрудный карман комбинезона и спросил у публики:

— Ну и как вам? Понравилось?

— О да! Хорошая история, а главное, жизненная. Сколько я такого повидал на своем веку, не перечесть! Люди дружат годами, а потом ругаются из-за пустяка, и конец дружбе, — сказал Фидель.

— Точно, — подтвердил я. — У меня был два приятеля, Радж и Казбек. С детства — не разлей вода. И вот как-то раз они повздорили из-за парковочного места. И с тех пор у них вражда не на жизнь, а на смерть.

Мы еще немного пообсуждали книжку, а под конец Профи предложила сделать такие встречи регулярными.

— Что-то вроде книжного клуба? — уточнил я.

— Ну да. Что-то такое.

— Предлагаю назвать его «Ставр». В честь Ставра Звездного! — объявил я. — А в следующий раз прочитаем и обсудим графический роман «Ставр Звездный против зловещего биогибрида Такоса»!

Профи ухмыльнулась:

— Думаю, что Мире эта идея не понравится.

— С чего бы?

— Проныра, прекрати паясничать, я с детства вожусь с железом и с техникой на «ты». Неужели, ты думаешь, я не смогу отличить человека от биогибрида? Да, и еще совет. Когда вы с Мирой шушукаетесь, говорите потише.

— Во-во, — подтвердил старьевщик.

Эту беседу оборвал голосок Помилки. Говорила малая редко, хоть и знала уже порядка сотни слов, поэтому мы все разом затихли, словно бы услышали откровение свыше.

— Огонек, — сказала она и ткнула пальцем куда-то вдаль.

Все повернули головы в указанном направлении. Вдалеке, в непроницаемой ночной тьме и вправду поблескивал красный маячок. Он приближался к Форту с неестественной быстротой. Через несколько секунд загадочное свечение достигло купола и тот же момент почва под нашими ногами завибрировала, послышался приближающийся гул и из-под земли показался огромный, вращающийся бур. А вслед за ним за ним наружу вынырнула машина, похожая на увеличенный в размерах стальной батон. Это была подземная лодка, или, как ее еще называли, подземоход.

— Sankta merdo! — не сдержалась Профи и восторженно, едва ли не с придыханием, произнесла. — «Крот-А»! Лучший в Системе подземоход! Вот я понимаю, машина!

Я совсем не разделял ее восторга. А еще меня беспокоило то обстоятельство, что с нами не было в этот момент оружия. При подобной встрече оно оказалось бы очень кстати.

— Все в Форт! Живо! — скомандовал я, но было уже поздно.

В корпусе подземохода одновременно открылись два люка и оттуда выпорхнула пара боевых дронов, оснащенных плазменными пушками и механическими щупальцами. Один устремился к нам и резким ударом своих мощных конечностей раскидал нас в стороны.

Я кувырком покатился по земле и со всей силы ударился макушкой о какую-то трубу, да так, что перед глазами закружились звездочки. Фидель и вовсе потерял сознание. Меньше всего досталось Профи. Она ловко увернулась от удара и, схватив в охапку Помилку, кинулась куда глаза глядят. Но беглянок настиг парализующий выстрел. Оглушенные, они распластались на земле, как два беззащитных осенних листка.

Меж тем наш часовой не дремал. Пока я «наслаждался» парадом планет, Мира разнесла в клочья один из дронов из своего «Циклона». Но его механический сородич жестоко отомстил за смерть брата, подлетев к караулке и расстреляв вышку в упор из своей плазменной пушки.

Надо было что-то срочно предпринять. Счет шел даже не на секунды, а на мгновения.

«В Форт! За оружием!» — молнией мелькнула мысль.

Я подсобрался, резко вскочил и побежал.

Размахивая механическими щупальцами, как плеткой, дрон бросился за мной.

Мой марш-бросок почти удался, но одно щупальце успело опутать мою руку и теперь не давало закрыть дверь, которая трещала от непрерывных ударов незваного гостя. Захваченная конечность стала неметь, силы были на исходе, но, на счастье, рядом оказался пожарный щит. Свободной рукой я быстро дотянулся до топора и в два удара перерубил механический отросток.

Заперев дверь на все замки, я бросился к себе в камору, где оставил оружие. Проверил боеготовность «Люгера» и «Циклона» и вернулся назад. Дрон не оставлял попыток пробиться внутрь.

«Даже и не думай, дружок, эта крепость тебе не по зубам!» — думал я. Но, как выяснилось через секунду, сильно ошибался. Хватило одного выстрела из плазменной пушки, чтобы дверь разорвало на куски.

Меня отбросило взрывной волной и завалило обломками бетона. Но это было еще полбеды. Когда я разлепил глаза, то увидел, что у меня из груди торчит какая-то ржавая железка. Внутри стало горячо, словно по всему телу разлили расплавленный свинец, а в глазах полыхнул огонь. Я был весь в крови и просто одурел от боли, но от мгновенной гибели меня спасла книжка, которую я хранил в память о Циклопе. Чертова железка пробила ее насквозь. Силы стремительно покидали меня. Вскоре я перестал ощущать свое тело и впал в забытье.

Эпилог, который может стать прологом

— Есть! Пошел пульс! — раздалось у самого моего уха.

Кричали так громко, что заболели барабанные перепонки. Я открыл глаза — и ничего не увидел.

Мелькнула страшная мысль: «Неужели ослеп?»

— Два кубика антишока... Четыре кубика стабилизатора... Электростимулятор... Разряд, — прозвучал новый голос.

По коже пробежала горячая волна, кровь ударила в виски, и... О чудо, я прозрел! Впрочем, «прозрел» — это громко сказано. Перед глазами стоял туман, сквозь который смутно угадывались силуэты четырех прямоходящих существ, склонившихся надо мной под ослепительно яркой лампой.

Через секунду окружающий мир обрел резкость, я смог рассмотреть таинственных незнакомцев. Они оказались людьми, одетыми в синие хирургические костюмы, их лица скрывали медицинские маски.

— Что происходит? — успел прохрипеть я, прежде чем в мою шею воткнулась игла и я снова отключился.

Проснулся я разбитым и совершенно потерянным. В голове была полная каша и хотелось пить.

«Как с похмелья, — подумал я. — Только откуда ему взяться? Ведь я уже давно перешел в лигу трезвости».

Я лежал в койке, укрытый красным байковым одеялом.

Надо же, живой! Но кто, черт возьми, вынул из меня ту чертову железку? И где вообще я нахожусь?

Откинув одеяло, я обнаружил на себе больничную пижаму с кокетливым цветочным принтом. Под рубашкой на груди виднелся еле заметный шрам. Еще свежий. Судя по аккуратному следу, операция прошла на самом высоком уровне. Такие услуги обычно влетают в копеечку, но они того стоят.

Я знавал одного мажорчика, которому в пьяной драке нанесли десять ножевых ранений, а на следующий день он уже вовсю оттягивался в баре. И дело тут не в бычьем здоровье. Расторопный реанимобиль и дорогой хирург — вот секрет его чудесного выздоровления. Правда, через неделю он снова нарвался на нож. И тут уж хирургия оказалась бессильна. Как говорится, от судьбы не уйдешь!

Так вот в чем причина моего неважного самочувствия. Наркоз!

«Блин, только этого мне не хватало. Сколько лет в завязке, и снова-здорова! — хотел было возмутиться я, но здравый смысл вовремя подал свой голос. — Хотя, конечно, без наркоза никак нельзя. Оперировать человека — это все-таки не носки штопать!»

Бурление мыслей в голове напоминало бешеный водопад: «Где Помилка? Что это за место? На Сиротке отродясь не было такой хирургии, значит, я не на Сиротке. Но тогда где?»

Я аккуратно уселся на краю койки и осмотрелся.

Комнатка была маленькая и без окон. Окрашенные в болотно-серый цвет стены, глухая металлическая дверь, вытяжная труба вентиляции и люминесцентная лампа на потолке. Из мебели, помимо кровати, — тумбочка с пластиковым подносом, накрытым салфеткой, и высокий барный стул.

Я спустил ноги на пол, поделал ими несложные упражнения, после чего рискнул привстать. Но не успел я сделать и шага, дверь открылась и в комнату вошел какой-то тип в черном костюме.

«Кажется, я снова влип...» — стуканула изнутри черепа, словно молоточком, догадка.