"Фантастика 2025-21". Компиляция. Книги 1-25

Часть первая

Год выдался жарким, а лето – ранним. Лес бережно хранил утреннюю прохладу, но солнце, едва оторвавшись от горизонта, принялось припекать совсем по-июльски. Даже под сенью дубов становилось душно. А ведь едва-едва отметили день апостола и евангелиста Иоанна Богослова… Ищейка Рианон тут же себя поправила: началась четвёртая неделя мая. В некоронованной торговой столице империи время мерили по светскому календарю, расчерченному ещё на Старых землях каноником Григорием. И год нынче тогда одна тысяча семьсот шестьдесят второй от рождества Христова. А не как было принято считать среди инквизиторов Ордена – четыреста девяносто седьмой от путей Господних. Поскольку дознаватель по особым делам в этот раз в Шеннон прибывала тайно, под видом молодой дворянки, то и в мыслях ей стоило перейти на принятые в городе обычаи.

Откуда-то с востока загрохотало, забасило отзвуком далёкой пока грозы. Поток из телег и пешеходов заволновался, люди обеспокоенно начали вглядываться в ещё прозрачную голубизну неба. Все заторопились, прежде свободная дорога мгновенно стала тесной. Командовавший сопровождением ищейки капитан тут же приказал четверым своим парням сдвинуться и занять место по бокам, отгонять от госпожи прижимавшихся слишком сильно простолюдинов. Ещё двое чуть обогнали небольшой отряд, и послышались грозные окрики:

– Куда прёшь, деревенщина! Дорогу благородной леди!

Как назло, в это время дувший всё утро лёгкий ветерок затих, перестал нести прохладу с реки – едва отряд выбрался на открытое пространство, воздух сразу стал сухим и противным. Ехавшая рядом с ищейкой молоденькая охотница сморщила нос. Чихнула от пыли и мускусной вони сотен людских и лошадиных тел, потеющих на открытом пространстве под жарким солнцем. Недовольно посмотрела на начальницу: зачем? Перед ловчими Ордена господня дорогу мигом бы расчистили. Да и в Шеннон они добрались бы намного быстрее и комфортнее. Не пришлось бы торговаться каждый раз за комнату на постоялом дворе, лошадей можно было бы сразу менять на почтовых станциях. И защита из десятка наёмных телохранителей тогда не понадобится. Даже самые отпетые душегубы не рискуют связываться с инквизиторами. Не раз, завидев охотницу с двумя красными крестами на плаще, разбойники бросали грабить торговый обоз и сломя голову бежали в лес. Вместо этого ищейка надумала изображать состоятельную молодую благородную леди, а двух своих охотниц вырядила в служанок. Спасибо хоть, напялить платье и ехать в карете не заставила. И второе спасибо, что всех троих обрядила в дамские дорожные костюмы – чулки и широкие панталоны из дорогой, мягкой оленьей замши, полотняные рубашки тонкого льна, верхнее платье с укороченной юбкой и плащи.

Рианон недовольство Хилли тоже заметила и подумала, что если девчонка так ничему и не научится, на следующее задание подчинённую для старшей охотницы Риджайны придётся выбирать новую. В отличие от большинства своих коллег, Рианон не смотрела на людей без особых способностей как на досадную обузу, навязанную правилами ордена. Скорее, наоборот: во всех её расследованиях телохранители становились полноценными помощниками. С одной стороны, их опыт, особенно опыт капитана, прожившего вдвое больше Рианон, мог подсказать то, что она пропустит по незнанию или небрежности. С другой стороны… Команда инквизиторов обязана учитывать возможность гибели, причём внезапной. Простые люди одержимым малоинтересны, их тварь во время стычки редко замечает. В самом худшем случае информация от капитана поможет Ордену не потерять след.

Риджайна ехала молча, её широкоскулое лицо не выражало вообще никаких чувств, кроме положенной прислуге угодливости и готовности исполнять прихоти госпожи. За семь вёсен службы старшая охотница повидала куда больше, чем её пятнадцатилетняя напарница, меньше года как выпустившаяся из орденской школы. Методы и характер ищейки, при которой состояла последние три весны, Риджайна тоже усвоила хорошо и была с ними полностью согласна. В этот раз их дичь – самая опасная тварь в Десяти христианских королевствах. Человек, заключивший контракт с Дьяволом. Въехать в город при всех регалиях – самый верный способ насторожить одержимого. А если, вдобавок, нечисть попадётся неопытная и глупая, можно нарваться на встречный бой. Мол, если уничтожишь случайно обнаружившую тебя команду, то и дальше спокойно прячься в городе. Молодняк – это расходный материал, всё равно до двадцати лет доживала лишь каждая десятая охотница. Собой же рисковать не хотелось. До отставки и перехода к спокойной жизни в службе охраны императора Риджайне оставалось всего четыре года. И охотница твёрдо намеревалась до этого дня дожить.

Последний кусок дороги к Северным воротам оказался так сильно забит телегами и пешеходами, что даже благородные всадники вынуждены были двигаться шагом. В толпе сновали торопившиеся заработать разносчики, со всех сторон доносилось:

– Пироги горячие!

– Кому воды, воды кому?

– Редиска, лучок! Свежие, отборные, связка за медяк!

К счастью, лес обрывался оборонительной вырубкой всего за три стадия от города[1]. И с этой стороны – никаких предместий, где из-за каждого забора в тебя пялятся жадные до любопытства глаза, а ты медленно плетёшься, глотая пыль и утопая в ароматах навоза. Хоть и положено каждой лошади сзади привязывать мешок, чтобы она не пачкала дороги, приятнее от подобной предусмотрительности скопившийся в холстине за пару часов навоз не становится, да и мух над грузовыми телегами меньше не становится тоже.

Стража, заметив благородную леди, соизволила выбраться из тени стены на солнцепёк и ненадолго расчистила пятачок возле ворот от телег и пешеходов. Пусть госпожа проедет без суеты и лишнего ожидания. Толпа ненадолго стихла, благородная леди с телохранителями – хоть какое-то зрелище. Через приоткрытую створку изнутри города донеслись зазывающие крики:

– Травим крыс, мышей! Трубы, канавы чистим!

Рианон слегка кивнула, как бы благодаря охрану города за службу, и медленно двинула коня вперёд… Поинтересоваться насчёт документов начальник смены всё же не забыл. Выглянул из караулки, погладил окладистую чёрную бороду. Пару мгновений колебался, потом всё-таки накинул поверх камзола форменный плащ с гербом Шеннона. Степенно вышел из ворот и встал напротив хозяйки отряда. Как подобает при обращении простолюдина к благородной, сначала сделал полупоклон, но заговорил без подобострастия. Смотрел цепко, стараясь на всякий случай запомнить детали внешности и одежды чужаков.

– Рад видеть высокочтимую госпожу и её спутников в пределах свободного имперского города Шеннона. Дозволит ли госпожа поинтересоваться насчёт подорожной?..

Рианон улыбнулась в ответ, и стражник невольно сглотнул. Ищейка и сама по себе была хороша – густые золотые волосы, тонкие черты лица с острыми скулами и прямым носом, большие сине-серые глаза. Сейчас же, вдобавок, фигуру подчёркивал охотничий дорожный костюм – сильно приталенное платье или камзол дозволено носить только дворянам. Благодаря притираниям и тому, что последние полгода девушка провела в самой северной из провинций, кожа оставалась бледной, молочно-белой. Точь-в-точь идеал красоты, каким его рисуют художники и показывают актёры. Нередко броская, запоминающаяся внешность Рианон мешала, следователю удобнее быть серой незаметной мышкой. Но сейчас, наоборот, мужик растаял от внимания: девушка не зря бросила ему самую чарующую из своих улыбок. Запомнит он только ослепительно-красивую дворянку, фантазия потом дорисует уйму несуществующих подробностей. И пусть в страже мужик не один год – даже случайно не соотнесёт сегодняшнюю гостью с тощей нескладной пятнадцатилетней девчонкой, которая одиннадцать лет назад проходила в Шенноне обязательную для всех выпускников Инквизиториума практику.

– Так, госпожа, – мужик опять кхекнул в бороду и невольно сглотнул, – позволит, это? Бумаги посмотреть?

Рианон дозволяюще кивнула. Капитан отряда, не слезая с коня, достал из-за пазухи и сунул в руки стражнику бумаги. Ищущая отметила, что читал старший смены бегло, не по слогам, не шевеля губами. Ещё один признак – Шеннон богатеет, посещать уроки не в монастырской школе, а у частного ритора могут себе позволить не только купцы и старшины гильдий.

Стражник оказался дотошным, пусть до конца и не сумел подобрать слюни от внимания роскошной женщины. Но понять его можно: десять до зубов вооружённых профессионалов в городе натворить могут всякое, а спросят потом с него. Потому, хоть и бросал, как ему казалось, незаметные взгляды, поедая глазами фигурки всех трёх девушек, внимательно прочитал выданный имперской канцелярией патент наёмников. Потом два раза перечитал разрешение благородной виконтессе нанимать охранников числом до десяти. Не понадеявшись только на память, отцепил с пояса томик гербовой книги и сверил герб. Рианон служаку мысленно похвалила. Взирала же на действо со снисходительным спокойствием, бумаги были самые настоящие. Изготавливали их в типографии императора, а в гербовых и цеховых книгах по всей стране всегда имелся особый резерв как раз для инквизиторов, когда им надо было надеть ту или иную личину. Ну а специальный отдел в Ордене подчищал возникающие время от времени нестыковки.

Закончив, стражник ещё раз уважительно поклонился, вернул бумаги, получил от капитана заранее приготовленный мешочек с деньгами. Пересчитал, улыбнулся: Рианон бросила туда несколько монет сверх положенного. Не так много, чтобы считать взяткой, но на пяток кувшинов прошлогоднего яблочного вина хватит. Потом старший караула достал из-за пазухи пояс, где были спрятаны верёвочки со свинцовыми пломбами и щипцы: опечатать оружие охраны. Капитан Саутерн на него цыкнул:

– А ну, куда! Читать не умеешь? В подорожной написано – для охраны госпожи без печатей.

Старший караула скривился, как от зубной боли. Взглядом сжёг широкоплечего чужака от сапог до медно-рыжей ухоженной бороды, роскошных усов и сломанного носа. Остальные стражники до этого смотрели на отряд с завистью – как же, чулки и сапоги из кожи тонкой выделки, панталоны, рубахи и камзолы мало того что из дорогого восточного льна, так ещё и кружевами украшены. На оружие лучше вообще не глядеть, сплошь привезённые из-за Южного моря сабли: такие без труда перерубят и кованый гвоздь, и шёлковый платок на лету. Теперь же караул исколол наёмников неприязненными, злыми взглядами. Порежь этот десяток в городе кого-нибудь – в магистрате потом и не вспомнят, что не охрана ворот на оружие по недомыслию печати не поставила, а наёмники властью имперской канцелярии отказались.

Старший стражник чисто символически поклонился в третий раз и сквозь зубы скороговоркой произнёс:

– Доброй вам дороги, госпожа, и да пребудет с вами Господь.

Рианон в ответ перекрестилась. Чуть натянула поводья и двинула своего коня вперёд, за ней тронулись остальные. А за спиной уже зашумела, загомонила толпа. Каждый старался наверстать задержку и первым занять место в новой очереди к воротам.

Завершив практику, девушка так ни разу и не побывала в городе снова. Поэтому теперь, не скрывая любопытства, вертела головой, сравнивая, как изменился Шеннон. Естественно, Северные ворота выводили на одну из центральных улиц-трактов. Идущая от ворот мостовая теперь была замощена не булыжником, а плитами из недавно изобретённого бетона. Дороже, зато дорога не щербатая, и служит без ремонта раз в десять дольше. Началась переделка, ещё когда Рианон уезжала, но теперь плитами закрыли и улицы поменьше, и некоторые мелкие проулки. У домов прежде лишь первые этажи были каменными, а вторые, третьи, а то и четвёртые – деревянными. Теперь всё сплошь из кирпича, даже на окраинах – никаких срубов, и улица широкая. Верхние этажи хоть и нависали над мостовой, но больше не смыкались. Внизу – лавки и мастерские, выше, через открытые ставни, виднелись жилые комнаты. А помнится, раньше возле стены был настоящий лабиринт, где с трудом разъезжались две телеги. Душегубы этим частенько пользовались. Столкнут встречную телегу с каретой, а сами – прыг на подножку, и пассажирам – нож к горлу.

Проехав пару перекрёстков, ищейка махнула рукой капитану наёмников. Тот двинул коня вперёд так, чтобы оказаться рядом для приватного разговора. Ему не пришлось расталкивать пешеходов, на центральном проспекте без труда могли разъехаться и три телеги.

– Саутерн, вы когда-нибудь в Шенноне бывали?

Капитан сразу понял второй смысл вопроса. Рианон перед ним не особо скрывала, как работают её способности. За исключением некоторых вещей, запретных для тех, кто не входил в орден. Чтобы молитвы ищейки получили наибольшую силу, надо как бы настроиться на новое место. Рианон предпочитала делать это за бокалом хорошего вина или чашечкой кофе в каком-нибудь трактире или ресторане.

– Да, госпожа. Проездом. Те заведения, где я бывал, вам не подойдут. Да и репутация у них не самая лучшая.

Рианон грустно вздохнула:

– Жалко. Когда я тут проходила практику, коллеги тоже предпочитали меня таскать по харчевням и трактирам не лучшего пошиба. Разве что… «Ворон и ветвь». Интересное заведение, специально не делит посетителей по сословиям, и место приличное. Надеюсь, за десять лет оно не изменилось, – девушка задумчиво провела рукой по шее коня. – Всё равно туда не верхом и не в таком виде. Только мы вдвоём. Если ничего не изменилось, через один перекрёсток будет подходящая улочка.

Капитан кивнул.

– Понял.

Тут же отстал, поравнялся со своими людьми, торопясь отдать указания. Ищейка приказала помощницам:

– Риджайна, Хилли. Через один перекрёсток я создаю морок, перехватите коня. Встречаемся в гостинице, Риджайна изобразит меня.

Всадники пустили коней медленным шагом, будто бы давая хозяйке отряда рассмотреть город. Когда они добрались до нужного места, у Рианон мелькнула мысль, что удача им сегодня решила подыграть. Несмотря на день, улица оказалась немноголюдна. Значит, отвести глаза будет намного проще. Ищейка зашептала молитву, одновременно представляя себе результат:

Ангел Божий, хранитель мой святый,

на соблюдение мне от Господа с небес мне данный,

прошу тебя, молю тебя, сохрани и глаза чужие отведи,

к благому деянию наставь и на верный путь меня направь.

Аминь!

Небесная сила ответила сразу. В груди захолодело, чуть ниже пупка собрался ледяной комок. И тут же выплеснулся ввысь, разлетелся тысячей снежинок, видимых лишь Рианон. Они осыпали людей на улице, проникали сквозь стены домов. Любой, кому попадала в глаза невидимая ледяная пыль, замечал теперь лишь то, что хотела ищейка. Отдельно толстый слой тумана лёг на лица Рианон и Риджайны, затвердел, поменяв облик местами. Номер в гостинице заказан заранее, причём хозяин потом будет клясться хоть на Библии, что встречал и отдавал ключ от апартаментов лично виконтессе в руки. Пробить божью благодать не могли даже члены императорской фамилии, хотя они по праву считались сильнейшими магами страны, а, возможно, и всех Десяти королевств. У охотниц же внешность самая заурядная, в королевствах таких девушек – двенадцать на дюжину, через день столкнёшься на улице – и не узнаешь. Ещё в первый год обучения их лица специально переделывали особые монахи-маги. Встреть кто потом настоящую Риджайну, не сопоставит её и сегодняшнее посещение «Ворона».

Рианон подхватила заранее приготовленную сумку и спрыгнула с лошади. Чуть завистливо посмотрела на помощницу: Риджайна без усилия перескочила с седла на седло прямо на ходу. Пусть и расплачиваются охотницы за свои возможности к старости сурово, всё равно, такая игривая, волшебная лёгкость вызывала восторг. Отряд сразу поспешил дальше, кроме приотставших капитана и молодого парня-бойца. Эти свернули в проулок. Хороший, с обеих сторон глухие заборы высотой в два роста. А стены всех четырёх этажей доходных домов за ними – без окон. И хозяева, и жильцы в таких местах не любопытны и не любят глазеть на улицу, рассуждая «меньше видел – дольше проживёшь». Ночами в подобные места лучше вообще не заходить, да и днём прохожие заглядывали редко и с опаской.

Бойцы с двух сторон поставили коней поперёк дороги, ненадолго оградив кусок улочки от посторонних. Рианон проскользнула за спину капитана. Сняла украшения и стёрла губкой с лица дорогую косметику – даже небедной горожанке всё это не по карману. Быстро переоделась, стараясь превратиться в обычную девушку: нижнее платье – из украшенного вышивкой белёного льна, а верхнее – из выкрашенной лазурью грубой ткани. Причём, как бы подчёркивая, что монеты у модницы всё-таки водятся, лиф верхнего распашного платья застёгивался не на деревянные и не на оловянные пуговицы, а на железные, да и воротник был с кружевами. Немного подумав, Рианон все же вытащила из сумки чепец и спрятала под него короткие тёмно-русые волосы – с непокрытой головой удобнее, но к незамужней девушке больше внимания. Саутерн ограничился лишь тем, что сбросил с плеч дорожный плащ, оставшись в коротком зелёном кафтане. После чего оба под руку вышли обратно на центральную улицу. Парень задержался: по отработанному сценарию он даст командирам время отойти подальше, затем вместе с конями кружной дорогой отправится в гостиницу.

Идти пришлось хоть и недалеко, но по времени – почти две с половиной лепты[2]: перекрёсток перегородил кортеж из десятка паланкинов, а простые горожане дворян и купцов золотой сотни обязаны пропускать. Но стоило пройти перекрёсток, как сердце Рианон призывно забилось, ноздри защекотал аромат знаменитых на весь город ореховых кексов. Ещё немного – и они стояли возле крыльца, в тени огромной вывески с чёрным вороном. Как полагается воспитанной девушке, Рианон пропустила мужчину вперёд. Саутерн толкнул дверь и сразу вошёл. Рианон же на миг замерла на пороге, лишь потом переступила его. И, стараясь делать это незаметно, улыбнулась: по крайней мере, здесь всё осталось по-прежнему. Быстрый взгляд подтвердил, что и в мелочах ничего не изменилось. На стенах – знакомые обои из рисовой бумаги, украшенные орнаментами из веток, листьев и цветов. То есть наверняка за столько лет обивку меняли, но на точно такую же. Над стойкой хозяина, над полками с рядами пузатых глиняных бутылок, прибиты оленьи рога, где горделиво восседало чучело огромного ворона. Чуть прищурившись, смотрело на посетителей проницательным взглядом. Столы из полированного каштана точно как раньше располагались подковой. Возле каждого стола – не лавка, а пара низких стульев. Причём голова животного, украшавшая верх спинки и конец подлокотников, была для каждого стула иной породы. Шестеро парней-официантов в аляпистых узорчатых портах и рубахах – будто бы только что приехали от северных варваров, и четверо вышибал в углу, кажется, ничуть не изменились.

Саутерн невольно поморщился. Он родился и вырос почти на границе, в молодости часто сталкивался с северными язычниками, клановые вышивки знал назубок. Бессмысленная мешанина на рубахах и портах прислуги вызывала раздражение, и если бы не госпожа – капитан бы вообще сразу ушёл.

«Ворон и ветвь» только считался простым трактиром – плати и не буянь – в остальном был очень приличным заведением. Стоило гостям переступить порог, один из официантов немедленно подошёл. Мгновенно оценил: воин не из бедных, но прямо с дороги, и при нём – горожанка. Оба держатся со спокойным достоинством. Отец с дочерью, муж с молодой женой или с любовницей. Официант пригласил за собой, провёл до столика на краю подковы. В просторной зале было пока немноголюдно – в самом центре дуги отмечали что-то пятеро школяров из университета, да на другом краю подковы спал, положив голову на столешницу, растрёпанный мужик в дорогом, расшитом мелким жемчугом камзоле. Но лучше пусть каждый посетитель чувствует себя так, будто он здесь один. Как только мужчина и девушка уселись, официант легонько поклонился и поинтересовался:

– Господа прочитают меню сами или вам зачитать?

Рианон бросила умоляющий взгляд на своего спутника. Саутерн нахмурил лоб, как бы ненадолго заколебался и всё же решил:

– Несите. Дочка у меня грамоте учёна, мне прочитает.

Словно по волшебству тут же на столе появилась вощёная доска, где было начертано сегодняшнее меню. А Рианон подумала, что вот он – ещё один признак богатства города. Умеющей читать женщиной никого теперь не удивишь, десять лет назад такого не было.

Саутерн негромко буркнул:

– Только не местной кухни. Я здешней преснятиной ещё в прошлый раз чуть не подавился.

Рианон хмыкнула и с вредной назидательностью ответила:

– Наоборот. Это у меня, пока мы на севере были, кусок в горло не лез. А на тарелку страшно смотреть было, сплошной шафран и специи.

Быстро пробежавшись глазами по аккуратным строчкам записей, посоветовала:

– Ладно, тогда рекомендую олья. Это довольно острое рагу из курицы со свининой. Ещё – карпа, его в Шенноне жарят так, как нигде больше. И, обязательно, ореховые кексы. А мне… Пожалуй, тоже карпа. И курицу в горшочке. И вина. Настоящего вина, – она сделала ударение, – а не северной кислятины.

Саутерн тихонько жалобно вздохнул: он всё-таки предпочитал сухие вина и терпеть не мог сладкие южные. Подозвал официанта, сделал заказ. Дальше оставалось только ждать, пока всё принесут. Рианон тем временем постаралась раствориться ощущениями в воздухе и ароматах кухни, возродить в себе чувства, с которыми покидала Шеннон.

Уже почти получилось, когда всё разрушил громкий вопль пьяного мужика напротив. Он поднял голову, заметил Саутерна и закричал:

– Ты кто такой?! Я тебя не знаю! – в пару скачков пересёк свободное пространство и оказался возле их стола. – Признавайся! Из этих?

Попытался схватить за грудки и сорвать со стула, но не успел. Двое вышибал уже стояли рядом и заломили буяну руки.

– Иди, проспись, – буркнул один из них. – Пора и просохнуть.

А трактирщик подошёл извиняться:

– Вы уж простите его. Дочка у него пропала. Шестнадцать, в самом соку, на выданье… Вы ведь в городе недавно?

Саутерн кивнул:

– Только сегодня с караваном вернулся, а до этого больше года ходил на север, к поганым[3], меха торговать. Упросил зятя дочку отпустить, день вместе провести.

Трактирщик вздохнул.

– Душегуб вот у нас тут недавно объявился. За невинными девками охотился, чёрным колдовством соблазнял и портил, а двоих, прости Господи их грешные души, вообще убил. Месяц назад, как поймали, признался – не поддались, вот со зла да в жертву нечистому их и убил. У него, – махнул рукой в сторону буяна, – как раз и убил.

– Врёшь! – мужик с силой сумасшедшего так рванулся из рук вышибал, которые волокли его к выходу, что те на секунду пьяницу выпустили. – Врёшь! Не убивал он её. Её для принца украли, сам видел, как на седло подняли и уволокли. Врёте вы все, а я…

Договорить ему не дали. Один из вышибал треснул буяна по затылку. Трактирщик скривился. Одно дело во хмелю оскорбить посетителя, и другое – прилюдно возвести хулу на семью императора. Но Саутерн лишь замахал рукой, потом сделал жест, как будто прикрыл уши руками – я ничего не слышал. И показал на студентов. Трактирщик помотал головой: эти так напраздновались, что потом ничего не вспомнят. Рианон же вздохнула. Неистребимые слухи о том, что совершеннолетие молодые принцы отмечали, подражая Солнечным императорам по другую сторону Большого южного моря, бродили не одно столетие. Якобы месяц не просыхают и участвуют в развратных оргиях, для которых свозят девственниц со всей державы. Нашёптывали отвратительные байки про все царствующие династии по всем Десяти королевствам и по всем Десяти королевствам, несмотря на то, что уклад жизни везде разный. Королевские семьи были не только сильнейшими магами обитаемых земель. Лишь мужчины царственного рода умели в одиночку закрывать бреши в Преисподнюю. Причём без последствий для себя и окружающих, а не так, как у северных язычников. Там Привратники должны были, сразу после того как сведут и сошьют края прорехи, убить не меньше полусотни быков, а лучше – людей. Иначе погибнут сами, а собранная внутри них дьявольская сила разорвёт Привратника и уничтожит всё живое на половину дня пути вокруг. Потому-то королевские семьи для тёмного простонародья – что-то недостижимое, невероятное. А непонятное всегда рождает слухи и суеверия.

Саутерн и трактирщик разговорились, обсуждая и пойманного душегуба, и похожие случаи, про которые «часто сопровождавший караваны наёмник» слышал по всем Десяти королевствам. Рианон не обращала на болтовню внимания, если капитан узнает что-нибудь интересное, потом доложит… Трактир для неё на мгновение сжался в крохотную точку, аж в глазах потемнело – а потом лопнул во все стороны разноцветными искрами, будто фейерверк, который Рианон видела на дне рождения императора.

Окружающий мир исчез. Остался, но превратился в мешанину из пятен разных цветов и температуры. Вот сладкий мёд – это квартал, где расположен «Ворон и ветвь». Шагнуть сознанием чуть дальше, и окутают зелень мяты и душицы – квартал аптекарей. А за ними – сталь, запахи сажи и железа, меди и тяжёлого свинца... Квартал за кварталом Рианон касалась города, он же в ответ шептал: «Добро пожаловать домой, девочка. Я соскучился». И Рианон отвечала Шеннону каждой капелькой своей души. Её город, её семья. Другой не надо и не будет. Ведь божественный дар Ищеек редок, и Господь забирает его, стоит только возлечь с мужчиной и потерять невинность. Девочек воспитывают в закрытом пансионе монахини. И если не покинет дар раньше отмеренной Господом сороковой зимы, быть ей одной. Но девушка не жалела, плотские утехи – малая цена за свободу. И за возможность вот так, как сейчас, говорить с душой целого города.

Из трактира на улицу Рианон не вышла, а выбежала. Хотелось, как в детстве, прыгать на одной ножке, хохотать без повода. Или сделать шалость пополам с глупостью из тех, за которые сёстры святой Урсулы сажали в тёмную комнату на хлеб и воду или отправляли на кухню драить котлы. Чтобы не уронить свою репутацию перед капитаном отряда, Рианон попробовала заставить себя сосредоточится на деле.

– Саутерн, услышали что-нибудь интересное?

Умудрённый жизнью наёмник еле слышно хмыкнул себе в бороду, в глазах заиграли весёлые искры: не первое лето друг друга знаем, госпожа. Но ответил Саутерн уважительным тоном и по-деловому:

– Только то, о чём мы уже знаем и догадываемся. Хозяин мельком знал парня. Хороший медник и чеканщик был, а потом разом словно разучился.

Рианон закивала.

– Ну что же, если за то, чтобы ни одна девушка ему не отказала, медник расплатился своим умением… Одержимый не устоит перед соблазном попробовать себя в новом украденном искусстве. Пройтись по лавкам? Или?.. – она вопросительно посмотрела на Саутерна.

Капитан задумчиво провёл рукой по бороде.

– То-то и оно, что глупые люди среди тех, кого коснулся Лукавый, не водятся.

Девушка вздохнула: Саутерн прав. Не каждый понимает, что чем больше дано от Бога, тем больше ответственность. Им хочется ещё, больше чем положено по установленному миропорядку, больше чем заслужили… Таким и нашёптывает Враг рода человеческого, и не все могут устоять. Человек соглашается подселить в себя беса, а тот за это помогает ему без многих лет учения с помощью чёрного колдовства получать чужое мастерство. Капитан тем временем продолжил мысль:

– Одержимый не может не испробовать новое умение, которое, потакая греху Алчности, сумел обманом выманить из человека. Так? К этому его толкает грех Гордыни. Пусть не узнают мастера в лицо, но обсуждать и нахваливать искусную работу будут. – Рианон кивнула, и ободрённый капитан закончил: – Бес понимает: именно по этому признаку мы его и начнём искать. Но схожие навыки и у медников, и у ювелиров. Кольца, браслеты, бляхи на попону… Надо проверить среди них.

– Спасибо, Саутерн, – ищейка совсем как девчонка прокрутилась вокруг себя на одной ножке, чем вызвала неодобрительный взгляд и прохожих, и патруля городской стражи, и у капитана. – Что бы я без вас делала? А давайте пройдёмся по ювелирным лавкам? Раз уж мы свернули в их квартал. Ну пожалуйста…

Наёмник вздохнул. Он отвечал за безопасность госпожи и считал, что в нынешнем состоянии, когда мир видится в радужном свете и хочется приключений, лучше возвращаться в гостиницу. Но знал и то, что спорить с Рианон сейчас бесполезно. Только схватить в охапку – и тащить силком.

– Хорошо. И с чего начнём, госпожа?

Рианон задумалась. Улицу Ювелиров назвали так, когда два поколения назад гильдия золотых и серебряных дел выкупила целый квартал. С тех пор большинство ювелиров предпочитали селиться и торговать именно здесь. Для тех, кто добился права состоять в гильдии мастеров или торговой сотне золотых дел, иметь здесь дом вообще стало обязательным условием. Несколько мгновений девушка рассматривала расположенные на первом этаже лавки. Потом ткнула пальцем наугад в ближайшее крыльцо.

– Вот сюда. Мне кажется…

– Сюда так сюда, – поторопился согласиться капитан.

Стоило толкнуть дверь, как зазвенел колокольчик. Стоявшие возле прилавка и болтавшие приказчик и охранник встрепенулись. С одного взгляда оценили благосостояние и платёжеспособность клиентов. Охранник, дюжий, гладко выбритый мужик, так и остался стоять в углу, чуть опираясь на длинную трость. Полую, со свинцовым шариком внутри – намётанным глазом определили и Саутерн, и Рианон. Умеючи такой палкой можно с одного удара остановить бешеного быка. Приказчик, наоборот, засуетился. Выбежал навстречу, сглатывая от нетерпения окончания слов, поинтересовался, что посетители хотят увидеть. Сразу же нырнул в дверь за прилавком и вынес оттуда лоток с разнообразными браслетами, кольцами и серьгами. Причём не только из бронзы, попалось и несколько серебряных вещиц.

Когда одно из серебряных колец, стоило его коснуться, слегка кольнуло подушки пальцев, Рианон поначалу не поверила. Ведь это мечта любого расследования – сразу обнаружить улику. Боясь спугнуть удачу, девушка капризно надула губки и спросила:

– Но это ведь не всё? У вас наверняка есть что-нибудь особенное, и обязательно из серебра.

Приказчик с сомнением посмотрел на посетителей, но Саутерн, который сразу всё понял, уже достал из пояса кошель и покатал на ладони кругляш золотого византина. Глаза приказчика масляно и алчно засверкали, как по мановению руки на столе показался обитый бархатом ящик, где лежали серебряные украшения. Дорогие, работы не ученика, а, самое меньшее, подмастерья. Тонкой чеканки и выделки. Девушка медленно перебирала кольца и браслеты одно за другим, примеряла. На очередном узорчатом браслете, сплетённом из медной и серебряной проволоки, сердце замерло, а потом забилось вдвое чаще. От украшения отчётливо тянуло невидимым простому человеку серным пламенем и запахом вереска. Эту вещь делал одержимый, и не очень давно! Не учёл одного: вещь не продалась сразу, а осталась лежать в ящике. И тёмная сила не расплескалась в воздушном эфире, не исчезла без следа, а лишь медленно принялась стекать на случайно коснувшиеся его соседние украшения.

Саутерн, заметив интерес, равнодушно поинтересовался:

– Сколько стоит?

Но приказчик тоже заметил, какими глазами на браслет смотрела девушка, и цену задрал вдвое.

– Шесть милиарисиев.

– Да имей совесть, у тебя серебро с медью мешано, а ты полновесную монету просишь. Твоему браслету пять нуммиев цена, я десять дам, – возмутился капитан.

Игру «один надбавляет, второй сбрасывает» дети впитывают с молоком матери, но приказчик на предложение вместо полновесных серебряных монет дать с десяток медной мелочи взвился.

– А вы работу посмотрите, так с золотом не работают, как здесь с серебром! За такой браслет вообще надо полновесными византинами платить, а я всего шесть милиарисиев прошу!

– Ну, – добродушно хмыкнул капитан, – насчёт золота ты загнул. Хорошо. Дам один кератий.

Несколько минут оба сердито торговались… Саутерн – больше из азарта и спортивного интереса, платил всё равно Инквизиториум. К тому же, если лавка как-то связана с одержимым, то согласиться сразу будет подозрительно. Наконец, со страдальческим видом, Саутерн отсчитал пять кератиев из медно-серебряного сплава. Пока приказчик смотрел у монет клеймо и сверял вес и пробу, поворчал на тему «разорили вконец». Потом раздражённо отобрал у приказчика браслет и вручил девушке. На мгновение Рианон показалось, что приказчик и охранник в этот момент как-то странно, алчно и хищно на неё посмотрели и переглянулись. Но тут же девушка про непонятный интерес забыла, её слишком захватила находка.

Когда оба вышли из квартала ювелиров, Саутерн, затаив дыхание, негромко спросил:

– Госпожа, это оно?

– Да. Хвала вашему острому уму, капитан, и руке ангела, который повёл нашу дорогу именно в эту лавку. На браслете – чёткий след, не больше трёх недель. Тварь скрывается где-то в городе.

До гостиницы добрались быстро и молча. Скорым шагом поднялись на второй этаж по лестнице чёрного хода. Увиденное в номере в другое время бы изрядно позабавило. Риджайна, недолго думая, села уплетать доставленный обед, рассудив, что из харчевни начальница вернётся сытой. Младшая охотница явно отказалась, потому сидела и смотрела голодными глазами, как напарница догрызает жареного цыплёнка. Стоило ищейке войти, Риджайна, не вставая, помахала надкушенным птичьим крылышком:

– Ну как? – и тут же вцепилась в него зубами.

Лицо у Хилли осветилось надеждой: ох, сейчас командир и устроит скандал за съеденный обед. Не зря взор так и полыхает жаром испепеляющего праведного гнева. Старшая охотница знала ищейку намного дольше и, в чём было дело, сообразила мгновенно, едва заметила лихорадочно блестевшие глаза Рианон. Встала даже не вытирая рук, в два шага оказалась рядом. На миг девушки прижались лбами друг к другу. Со стороны показалось, будто чужой облик принялся стекать, как воск с горящей свечи. Едва последние снежные пылинки осыпались и растаяли в воздухе, Риджайна негромко уточнила:

– Он всё-таки здесь.

– Да. Спасибо острому уму Саутерна и удаче. Вот, – ищейка положила в подставленную ладонь украшение. – На нём чёткий и свежий след. Завтра с утра пойду к отцу-командору оформлять бумаги на нашу охоту.

Риджайна не выдержала и издала протяжный стон. Она хорошо знала, как руководство командорий относилось к появлению на своей территории Ищеек, особенно с расширенными полномочиями, как у их команды. Мало того что чужаки, вдобавок, за любой проступок отчитываться будут только перед генералитетом Инквизиториума и императором. Беготня с документами иногда длилась целую неделю, за которую и ищейка, и её помощница умудрялись обойти канцелярских крыс раз по пять.

Рианон, глядя на полное печали и страдания лицо помощницы, невольно улыбнулась.

– Не трясись заранее. В кои-то веки нам повезло. Начальствует здесь отец Даций, я его немного знаю. Тот ещё карьерист, но с одной очень полезной чертой. Дело ставит выше амбиций. Разрешение на свободную охоту подмахнёт сразу, едва я покажу ему первую улику, – ищейка ненадолго задумалась, потом закончила мысль: – Прямо завтра, после воскресной литургии, я с отцом Дацием и поговорю. Да, – Рианон посмотрела на подчинённых, – остальным тоже надо сходить и причаститься. Саутерн, я нисколько не сомневаюсь в ваших людях, но всё же напомните.

Капитан и старшая охотница чуть поклонились и перекрестились – наказ поняли. Затем Риджайна уточнила:

– Госпожа, вы ведь пойдёте в главный собор?

Рианон удивлённо кивнула. Те из инквизиторов, кто имел духовный сан, обязательно состояли при какой-то церкви и там исполняли литургию. Поэтому найти кого-то из начальства и передать через него отцу-командору просьбу о встрече проще всего в Богоявленском соборе.

Риджайна помотала головой.

– Тогда, госпожа, если можно, я лучше пойду в церковь Архангела Михаила. Не люблю толкотню, да и…

– Мы тоже, пожалуй, пойдём туда, – поспешил присоединиться Саутерн.

– Конечно. Думаю, так лучше, – согласилась Рианон.

И мысленно себя поругала за невнимательность, а капитана и Риджайну похвалила за сообразительность. Им, воинам, очищения души после долгого пути лучше просить у вождя небесной стражи архангела архистратига Михаила. Тут Рианон заметила недовольную гримасу на лице Хилли, и резко, словно щёлкнула кнутом, поинтересовалась:

– Младшая охотница Хилли. Ты не рада тому, что утро проведёшь в церкви? У тебя есть более важные дела?

Девушка была слишком молода, чтобы в ответ на прямое обвинение сохранить выдержку. На миг дрогнула, отвела взгляд, и лишь потом нацепила на лицо выражение сговорчивой почтительности. Рианон мгновенно взъярилась.

– Забыла, что сказано в Евангелии от Матфея? «Приступил к Нему искуситель и сказал: если Ты Сын Божий, скажи, чтобы камни сии сделались хлебами. Он же сказал ему в ответ: «Не хлебом одним будет жить человек, но всяким словом, исходящим из уст Божиих». А ты надумала вместо воскресной литургии идти и развлекаться? – Хилли испуганно вжала голову в плечи, и Рианон разозлилась ещё больше. – Забыла, что ты не просто страж, который ищет и наказывает грешников, пусть и самых закоренелых?

На этих словах Риджайна и Саутерн невольно перекрестились и беззвучно зашептали несколько стихов поминовения павшим в битве. Помимо всего прочего, инквизиция преследовала тех, кто нарушил закон и приговорён к смерти хотя бы в пяти из десяти королевств. Именно так полгода назад погибла и прежняя напарница Риджайны, и двое из отряда. Предводитель шайки «Золотых братьев» не зря гордо носил прозвище «Сын дьявола». Чудовищной силы и жестокости людоед, он и в шайку подобрал отборных душегубов. Грабил не только караваны, но и города. Подкупал и запугивал стражу, с лёгкостью уходил из облав, оставляя за собой трупы солдат и даже королевских гвардейцев… Пока не иссякла чаша небесного терпения, и за грешниками не отправилась команда инквизиторов.

Хилли открыла было рот что-то сказать в своё оправдание и поперхнулась словом. Рианон пригвоздила девчонку колючим взглядом и с точно отмеренным бешенством в голосе закончила:

– Забыла?! Ad maiorem Dei gloriam![4] Ты забыла, что ты в первую очередь воин Церкви, потому должна быть разящим клинком веры и примером для остальных. Ты забыла, что наш главный враг – Нечистый, и дети его. А без благословения Христова победы нам не одержать, – словно забивала гвозди, коротко, резко, ищейка вынесла приговор: – Завтра с утра после литургии исповедуешься. Остаток дня проведёшь в церкви. В посте и молитве. Поняла? – Хилли молча кивнула, не пытаясь скрыть слёзы в глазах. – А теперь пошла отсюда. На ночь прочитаешь «Символ веры» шесть раз, – к остальным Рианон обратилась уже мягко, попросила: – И вы, пожалуйста, меня оставьте. Хочу отдохнуть перед завтрашним разговором.

Воскресное утро оказалось чудо как хорошим: ясно, небо без единого облачка, но день обещало нежаркий – с реки тянуло влажной прохладой. Если всю прошлую неделю ещё ощущалось зябкое дыхание весны, то сегодня воцарилось настоящее лето. Стоило оказаться на улице, как на душе стало легко и радостно, ни с того ни с сего захотелось вместо церкви пойти по лавкам или погулять. Рианон тут же себя сурово одёрнула: только вчера выговаривала Хилли, и вот уже сама готова впасть в грех. На исповеди надо обязательно в этом покаяться. Заодно в грехе гордыни: вышла на крыльцо и первым делом злорадно подумала – в такой день младшей охотнице особенно обидно будет до самого вечера не покидать церковь и молиться.

Остаток пути Рианон проделала быстрым шагом, не оглядываясь по сторонам. Богоявленский собор порадовал ещё издали, тем, что здесь горожане не поддались моде последних лет и не стали перекрывать крышу глазурованной черепицей, а стены украшать цветной штукатуркой и изразцами. Главная церковь Шеннона по-прежнему блистала сусальным золотом куполов и строгой побелкой стен. Внутри собор гордо сиял фресками и драгоценными окладами иконостаса, но девушка на богатство не обращала внимания. Её взглядом сразу завладела знаменитая чудотворная икона Богоматери «Всех скорбящих Радость». Когда Рианон жила в Шенноне, она ни разу её не увидела – икону увезли в Новую Антиохию, где лучшие богомазы поправляли тронутые временем места. Сейчас икона вернулась в Шеннон, и девушка сочла это хорошим знаком – расследованию будет сопутствовать удача. А ещё Рианон удивилась: храм оказался полон, причём сплошь людьми состоятельными. Платья и камзолы из шёлка и бархата, у некоторых кружев больше, чем ткани. Раньше за местными торгашами особого рвения в вере Рианон не замечала.

Но вот диакон затянул тенором:

– Благослови, владыко.

К пастве вышел иерей, пробасил:

– Благословенно Царство Отца и Сына и Святаго Духа, ныне и присно и во веки веков.

И Рианон улыбнулась. Литургию сегодня вёл отец Наталиан, во время практики бывший духовником юной выпускницы-следователя. Невысокий, полнощёкий, кругленький, рано облысевший, он получил от Господа редкий дар проповедника. Даже в Новой Антиохии про иерея здешнего собора уважительно говорили: «Можно победить еретика в философском диспуте, можно обратить еретика в истинную веру. Но и то, и другое разом под силу лишь отцу Наталиану». Неудивительно, что послушать его собирались со всего города и окрестностей.

Тем временем священник и оба его помощника отчитали молитвы, благословили вино и хлеб, превращая их в кровь и плоть Христовы, испросили Бога благословить Святые Дары. Дальше пошли остальные молитвы, просьбы о здоровье, напоминания о смирении и благочестии. Но вот хор затянул: «Слава, и ныне. Господи, помилуй. Благослови».

Иерей произнёс:

– Воскресый из мертвых, Христос, истинный Бог наш, молитвами Пречистый Своея Матере, помилует и спасет нас, яко Благ и Человеколюбец.

– Аминь! Аминь! Аминь! – дружно грянул хор.

Дальше началась проповедь, ради которой многие и пришли сегодня именно сюда. Начал её отец Наталиан, словно университетский профессор – читать лекцию. Если, конечно, хотя бы в одном из городов обитаемых земель найдётся другой такой ритор, который одной только интонацией в самом простом рассказе может и поставить вопрос, и пообещать ответ, и при этом намекнуть, что ответ лишь первый шаг к самостоятельному постижению мудрости.

– Сегодня я бы хотел поговорить с вами о магии, или, иначе, о чаровничестве. Хорошо ли оно или плохо, от Бога ли оно или от Лукавого? Те, кто защищает чародеев, говорит, что всё в мире создано Господом и дар сей чист. Но и возражают им: яблоко в Эдемском саду тоже создал Всевышний, но грех был совершён, когда Адам и Ева покусились на него…

Рианон слушала проповедь, находя в ней чистое удовольствие души. Ибо сразу догадалась, к чему приведёт отец Наталиан: магия подобна воде в реке. Без влаги не взойдут посевы, но если слишком алчно разбирать её на полив, то река станет болотом. Потому без чародейства не обойтись, но стоит применять его лишь там, где оно необходимо. Иначе прорвутся завесы, отделяющие людей от преисподней, и полезут оттуда адские твари. Тезис довольно спорный. Если в возможность перехода между мирами никого убеждать не надо – четыреста девяносто семь лет назад Господь внял молитвам и спас часть города от штурмовавших Антиохию мусульман, перенёс в иной мир, чтобы открыть язычникам Слово Божие – то взаимосвязь магии и прорех бытия до сих пор оспаривали не только многие светские учёные, но и немало каноников. Зато проповедь отца Наталиана удержит паству от излишнего мотовства. Про законы и уложения «что кому носить дозволено» местные богатеи и не вспоминают, в соборе – сплошь приталенные камзолы и платья из расшитого золотом шёлка и бархата. А недавно вообще надумали в некоторых домах свечи и лампы на земляном масле заменять лампами, горевшими от чародейства.

После окончания проповеди люди покидали церковь молчаливыми, задумчивыми, одухотворёнными. Рианон уходить не торопилась. Поставила свечку перед иконой святого Матфея-евангелиста и начала молиться покровителю всех хранящих покой за успех расследования. За этим занятием её и застал молоденький служка. Осторожно коснулся руки, привлекая внимание.

– Госпожа, пойдёмте со мной.

Стоило переступить порог небольшой, прежде скрытой за гобеленом дверцы в боковой стене, как Рианон и её сопровождающий оказались в настоящем лабиринте из сияющих свежей побелкой комнат и коридоров. По привычке ищейка внимательно огляделась. Как и всегда, место, где прятался охранник, она так и не заметила. Хотя точно знала – проход стерегут, да и внутри скрывается немало готовых к бою людей. Слишком дорого в былые годы обходилась инквизиторам сытая беспечность мира. Родившийся же на побережье Южного моря, где частенько совершали набеги на быстрых галерах язычники-самураи, отец Даций к уставам и безопасности относился трепетно.

Лестница вывела на обширный подземный этаж. Дальше служка пошёл уверенно, но в одном месте всё-таки задумался, куда свернуть. Ищейка мягко подсказала:

– Направо. И через один перекрёсток по лестнице вниз. Это самый короткий путь к кабинету отца-командора, – поймала ошеломлённый взгляд парня и весёлыми колокольчиками тихонечко рассмеялась: – Я не была здесь десять лет, но всё помню хорошо. Тогда я точно так же водила гостей к отцу-настоятелю.

Остаток пути они прошли молча, но Рианон нет-нет, да и ловила на себе любопытные взгляды.

В кабинет отца Дация вела хлипкая на вид дверь, ничем не отличавшаяся от десятков таких же, щедро разбросанных по коридорам. Но Рианон хорошо знала, что под досками спрятан кованый стальной лист, усиленный наговорами. Когда хозяин внутри, без его дозволения дверь только вышибать тараном. И неудивительно, что сопровождающий открывал створку с заметным усилием.

Светлый просторный кабинет дышал уютом. В углу потрескивал камин, на плитке пола – пушистый тёплый ковёр с вытканными цветочными узорами. Не поддался хозяин моде и в остальном, гобелены с житиями святых заменять обоями не стал. Не знаешь – и не догадаешься, что здесь – второй подземный этаж, а сверху – ещё и громада собора. Дышалось легко, как на улице. А вот запах лаванды, который любил прежний владелец, теперь сменился ароматами василька и других полевых трав. Во время практики Рианон бывала в кабинете не так уж редко и всё равно каждый раз восхищалась мастерством строителей, искусно проложивших систему воздуховодов и зеркал, отражающих свет. Днём здесь можно было писать без свечей.

Отец-командор ждал в одном из двух кресел возле камина. Даже сидя – высокий, черты лица грубые, кость тяжёлая. Старший инквизитор махнул рукой, отпуская служку. Затем встал навстречу гостье. Рианон отметила про себя, что за годы с их последней встречи отец Даций похудел, лицо теперь совсем топор-топором. Но седины нет. Ни в тёмных волосах, ни в аккуратной бородке и усах – ни единого белого волоска. Наверняка по-прежнему очень силён: время вытопило из мужчины жир, но не мясо.

– Доброго вам здравия, ищейка Рианон. Они всё-таки прислали ищейку и всё-таки прислали вас.

Рианон виновато отвела взгляд, хотя до сих пор считала – её старый проступок лишь в излишней огласке. Перед самым отъездом приятель из следователей городской стражи нарыл, что аббатиса расположенного поблизости монастыря прячет под своим крылом элитный бордель. Проститутки жили под видом послушниц, причём некоторых склонили к греху и удерживали силой. А клиенты приезжали якобы на богомолье, ведь в монастыре хранилась чудотворная икона Иоанна Предтечи, которая избавляла от мигреней. Парень опасался, что, заяви он про своё расследование открыто, ему просто сунут нож под ребро где-нибудь в тёмном переулке. И не только потому, что среди завсегдатаев было несколько эшевенов городского магистрата. К посещению обычных домов терпимости Церковь относилась как к греху, хоть и смотрела сквозь пальцы – человеческая плоть слаба. Но за превращение монастыря в лупанарий для садистов одной епитимьёй и пожертвованиями не отделаешься. Головы лишились все хоть как-то причастные к делу.

Став старше и мудрее, Рианон поняла, что самым правильным было всё-таки не поднимать шум на месте. По возвращении в Новую Антиохию доложить о творившемся непотребстве и попустительстве местной инквизиции кому-нибудь из старших отцов Ордена заветов Господних. Вопрос решили бы без лишнего шума и ущерба для репутации Церкви: только назначенный в герцогство Эдмонтон вместо скоропостижно скончавшегося предшественника отец Даций был неплохим специалистом по политическим интригам и улаживанию скользких дел. Но, когда тебе неполные шестнадцать, хочется справедливости немедленно. К тому же ищейка – это не только должность, ищейка – это меч истины и Божественной справедливости. Рианон своим красивым почерком написала всё в подробностях и с именами, в ночь перед отъездом расклеила листы на двери Ратуши, управления городской стражи, собора и в остальных людных местах. А утром покинула Шеннон, оставив за спиной разгорающийся скандал. По слухам, отец Даций справился блестяще. Заодно воспользовался удобным случаем, чтобы не обидеть Его светлость Эдмонтон и в то же время окончательно перенести резиденцию из столицы герцогства в главный торговый город империи. Якобы лично приглядывать за слишком уж потерявшими страх грешниками из купцов… Несмотря на прошедшие годы, неприязнь к ищейке отец Даций сохранил.

– Они всё-таки прислали вас, – повторил отец-командор и показал на кресло. – Присаживайтесь, госпожа Рианон. Судя по тому, как горит ваш взгляд, приехали вы, к сожалению, не зря. И разговор у нас окажется небыстрый.

Рианон в ответ достала и протянула инквизитору браслет, лишь потом заняла второе кресло. Отец Даций сначала присел на корточки, решив, что в свете пламени из камина будет лучше видно. Внимательно рассмотрел украшение со всех сторон и вернулся на своё место.

– Итак, вы нашли?..

– Пока след. Но очень чёткий, – торопливо ответила ищейка. – Не больше трёх недель. Молодой или старый одержимый, пока сказать не могу. Но интуиция подсказывает, что молодой.

Отец Даций ненадолго застыл, уставившись в языки пламени. Затем негромко заговорил:

– Наслышан про ваши умения. Но как же всё это не вовремя, – и резко добавил: – Четыре дня назад в городе обнаружили младшего друида культа Змея. Живым взять не удалось. Но, точно известно, его целью был Шеннон.

Рианон поджала губы. Шеннон вёл свою историю задолго до тех времён, как здешние земли осенил свет Христа. Торговый город глядел в прозрачные воды А’Шейны ещё во времена Древних империй, тысячу лет назад. Потом всё пришло в упадок и полное разорение, но, подчинив себе окрестные земли, друиды именно здесь поставили одно из главных своих капищ. Когда в мир пришло Слово Божье, язычников особо не преследовали – крестись или уезжай, второй епископ Эгмонтон вообще когда-то был когда-то одним из младших волхвов при капище богини любви… За исключением друидов: и герцоги, и церковь убивали их на месте. За то, что их обряды требовали обязательные человеческие жертвоприношения Дьяволу и его воплощению – Змею. За отчаянное сопротивление, когда друиды в устрашение истребляли целые деревни. Схватка была хоть и яростной, но недолгой: местные крестьяне устали бессильно смотреть, как прямо посреди улицы их дочерей хватали на седло и увозили на алтари. Вот только друиды так и не смирились, выискивая нестойкие души, присасываясь клещом, отравляя сердца. Если друид успел хоть кого-то соблазнить службой нечистому, жди в городе кровавых убийств. О самом худшем, что под носом отца командора спрятался целый кружок сатанистов, и друид шёл именно к ним, не хотелось даже думать.

Но заговорил отец Даций про то, что серьёзной помощи в расследовании оказать пока не может.

– Тревожные времена настали, – обычно звонкий голос неплохого оратора и проповедника сейчас зазвучал глухо. – Нечисть просыпается и собирается в город. В старых каменоломнях забеспокоились кобольды, есть свидетельства, что пару раз там замечали тролля. В придачу ещё и одержимый… Не зря друиды зашевелились.

Рианон замерла. В голову пришли богохульные ругательства, которыми в особо трудную минуту отводил душу Саутерн и за которые Рианон всегда его отчитывала. А вот сейчас очень хотелось повторить все разом. Каменоломни, в десяти милях выше по течению реки, возникли ещё во времена строительства самого первого древнего города, на развалинах которого и возвели Шеннон. Оттуда же брали материалы и для новой стройки. Потом шахты и штольни забросили, а лет сто назад протянувшиеся на тысячи стадий подземные выработки облюбовали кобольды. Во время практики Рианон наслышалась страшных историй про мелкую нечисть, которая любит утащить случайного прохожего в своё логово и полакомиться человеческим мясом. Впрочем, все трактаты в один голос утверждали – солнечный свет кобольды переносят плохо, да и далеко по земле ходить не любит. Держитесь от штолен подальше, особенно ночью – и ничего не случится. Поэтому и горожане, и жители окрестных деревень заброшенных каменоломен боялись как огня и обходили дальней дорогой. Имперский тракт в той стороне тоже специально огибал нехорошее место. Совались под землю только бесшабашные искатели сокровищ: по слухам, именно в старых выработках, перед нападением войска друидов, волхвы бога-солнца спрятали храмовое золото. Не вернулся пока ни один, лишь изредка находили разодранные трупы: если нечисть оказывалась сыта, вырывала наиболее лакомые куски, а остальное выбрасывала.

На всякий случай ищейка уточнила:

– Это не может быть обманом? Помнится, полтора года назад я вот также выслеживала шайку волколаков. Потом оказалось, что это душегубы переодевались в волчьи шкуры.

Отец Даций щёлкнул по подлокотнику кресла и раздражённо ответил:

– Хорошо, если бы так. Три дня назад кобольды напали на одну из ближних деревень. Возвращаясь обратно в норы, перебили на имперском тракте запозднившийся до темноты отряд барона Мекинок. Трупы осматривали отец Строфий и два профессора университета, независимо друг от друга. Все трое единодушны: следы когтей и зубов в точности соответствуют бестиарию. Это именно кобольды.

Рианон кивнула: со Строфием она была знакома ещё во время практики. И уже тогда только-только вступивший в Орден и даже не принявший сан молодой послушник был отличным хирургом и экспертом по разного рода ранам. Наверняка, и профессора – специалисты не хуже. Девушка закусила щёку, ненадолго задумалась. Потом всё-таки уточнила:

– От города и гарнизона помощи не будет совсем?

– Нет, – мрачно подтвердил отец Даций и раздражённо добавил: – Хотя следователя в помощь я с них вытребую. Скажу, что мы разыскиваем ювелира, связанного с контрабандой золота из Бакатонских приисков и подделкой денег. Пару месяцев назад по этому делу и в самом деле арестовали мелкую сошку, – инквизитор и ищейка понимающе переглянулись: для местных купцов угроза кошельку страшнее угрозы смерти. Едва заслышат про фальшивомонетчиков, сразу забегают, как ошпаренные. – Гарнизон почти весь рассредоточили по окрестностям, защитить тракт и деревни. Жаль, но…

– В старые шахты для зачистки они не полезут, – усмехнулась Рианон. – Хотя и хочется решить вопрос с нечистью раз и навсегда.

Про себя же отметила, что новость про солдат – самая неприятная. Одержимые в драке вдвое сильнее и быстрее нормального человека. Не зря против них выходят только охотницы и всегда – парой. В отличие от Адама, первую женщину Господь создавал не из глины, а из мужской плоти – и потому девочек могла переделать даже несовершенная людская магия. Сделать пусть не такими же сильными, как бесы, зато не менее быстрыми и ловкими. Но оцепление можно ставить и из простых солдат, сила одержимого проиграет выучке и слаженности полусотни бойцов. А там и охотницы подоспеют… Теперь же тварь получает шанс, если придётся туго, попросту сбежать.

На пять-шесть мойр повисла тяжкая пауза. Отец Даций молчал, ожидая реакции собеседницы. Ищейка же просчитывала варианты. Наконец решив, что тишина затянулась, а пауза выглядит достаточно естественной и случайной, заговорила о том, ради чего с самого начала и пришла. Тем более что в нынешней ситуации её просьба вполне закономерна.

– Тогда я прошу вашего разрешения на свободную охоту на территории командории. Для меня и всех моих людей.

Отец Даций с интересом вгляделся в лицо девушки, на мгновение криво ухмыльнулся краешком губ.

– Всем? Вы уверены? Я понимаю – ваш капитан. Мэтр Саутерн на особом доверии Церкви. Но вы готовы поручиться за остальных своих людей?

– Это мои люди, – вышло излишне резко, лающе, но Рианон стало наплевать. – Всё, что ими будет сделано – сделано на пользу Церкви и к славе Господней.

И приготовилась ругаться. Но отец Даций неожиданно спорить не стал. Осел, обмяк в кресле и глухо ответил.

– Я подпишу. Хотя, вспоминая ваше последнее расследование в Шенноне и скандал, которым оно закончилось… Знаете, почему я всё же подпишу?

Рианон растерянно помотала головой. И вдруг почувствовала себя несмышлёной девчонкой, которой мать-настоятельница мягко и при этом твёрдо выговаривает за проступок, дозволительный мальчику, но не подобающий девочке и будущей ищейке.

– Позавчера пришли новости из королевства Гоэлан. Пока не знает даже император. Про мистасинские зеркала и стразы можете забыть, города больше нет, как и всей округи. Южная часть Мглистого хребта тоже полностью обезлюдела. Там всё-таки родился демон.

– Господи, помилуй грешные души, – побелела Рианон. – Как?

– Тот самый мистасинский стекольщик, – горько ответил Даций.

Ищейки во время обучения обязательно знакомились с архивом Инквизиториума, поэтому сухие строчки досье в памяти всплыли мгновенно. Тысяча семисот тридцать второй год, город Мистасин. Никому до этого неизвестный подмастерье придумывает новый способ лить стекло, получая большие листы, годные закрывать окно почти до середины цельным куском. Он же изобретает стразы. Получает рецепт прочной амальгамы для обратной стороны зеркала. И одновременно на улицах начинает литься кровь. Несколько поколений враждовавшие и соперничавшие за власть над городом кланы мастеров схлестнулись в открытую. В итоге выяснилось, что подмастерье был фальшивый. Одержимый подделал свой возраст, нанялся якобы в обучение… и начал менять тайны мастерства на воинские умения и таланты ночных убийц. Ценой гибели трёх команд – найден и уничтожен.

– Тварь оказалась намного хитрее, – сиплым и блёклым голосом закончил отец Даций. – Истёкший кровью труп на месте последней стычки принадлежал, похоже, какому-то бедняге. Одержимый бежал и спрятался в Мглистых горах. А там питался умениями диких горцев, затаился.

Рианон закусила губу и кивнула: ну да. В горах до сих пор вера в Бога перемешана с дикими суевериями, много знахарей-шарлатанов, обещающих охотникам удачу в обмен на участие в поганом обряде. Затеряться среди десятков обманщиков тому, кто и в самом деле может исполнить желание – раз плюнуть. Но тут до сознания дошло название королевства, и Рианон судорожно вцепилась в подлокотник от страшной догадки: Его величество повелитель Гоэлана не имел братьев, только троих несовершеннолетних детей. А сила смыкать бреши просыпалась только после совершеннолетия! Рисковать остальным королевством и участвовать в самом сражении правителю никто не даст.

– Совершенно верно, – инквизитор уже справился со своими чувствами и дальше говорил с привычными властными, генеральскими нотками. – Демон успел открыть две прорехи в горах, третью – прямо в Мистасине. Во время сражения – ещё три. Когда демона наконец удалось уничтожить, командории Гоэлана потеряли девять десятых охотниц и треть отцов и послушников, королевская армия и гильдия чародеев – каждого второго. Только тогда к Мистасину смог подъехать Его Величество… И то, пока они пробивались ко всем прорехам, потеряли не меньше половины гвардейцев.

– На зачистку от адских тварей сил уже не хватило? – уточнила Рианон, хотя насчёт ответа уже догадалась.

– Да, – мрачно подтвердил отец Даций. – Юг Мглистого хребта и Мистасин теперь надолго пригодны лишь для свершения геройских подвигов. Патриарх скоро выпустит эдикт о Божьем мире для Гоэлана на десять лет.

Рианон кивнула, соглашаясь: это правильно. Остудит головы тех, кто впадёт в грех Алчности и захочет, пока королевство ослаблено, пойти войной и отрезать себе кусок.

– Браслет я пока заберу, с него снимут описание и рисунки, вечером вернут, – оповестил о своём решении отец-командор. – Как далеко с его помощью вы сможете чувствовать?

И вопросительно посмотрел на ищейку. Такие, как она, могли унюхать адскую силу в вещах, которые делал одержимый. Без ошибок определяли беса, коснувшись рукой голой кожи человека. С помощью особой молитвы чуяли нечисть за полторы сотни шагов… Но часто этот способ применять нельзя, ангелы не любят, когда их беспокоят. Да и действовала молитва недолго. Приходилось вычислять одержимого обычными способами, как и остальных преступников. Зато, имея в руках вещь, в которой дьявольская сила не выветрилась, ищейка без каких-либо усилий могла почуять беса за десять, пятнадцать, а то и двадцать шагов.

– След очень свежий. Думаю, шагов двадцать. Возможно даже тридцать.

– Хорошо. Рианон, – зазвенел голос инквизитора. – Делайте что хотите, но найдите тварь. Моё вам на это разрешение и благословение. Чтобы ни горожане, ни тем паче их внуки не заплатили за наш с вами недосмотр. Идите, и Господь да пребудет с вами.

– Аминь, – отозвалась девушка.

Встала, поклонилась и покинула кабинет.

На улицу Рианон вышла в отвратительном настроении. Но солнце в безоблачном небе светило ярко и приветливо, в окружавших церковь деревьях весело пересвистывались птицы. Не выбирая направления, девушка неторопливо зашагала вперёд по первой попавшейся улице. Стоило оказаться на соседней площади, где к небу устремился шпиль Ратуши, как в ушах прозрачным хрусталём зазвенел фонтан. Его прохладная вода весело играла яркими бликами от солнечных лучей, а на бортике нежились две пушистые рыжие кошки. Рианон подошла поближе, но кошки не испугались. Наоборот, дали себя погладить – чувствовали родственную душу, ведь во всех ищейках есть что-то кошачье. И настроение само собой начало подниматься. Недолго думая, Рианон зашла в ближайшую кофейню, съела чашечку шоколада. Потом решила, что если в такой погожий день сидеть на постоялом дворе и ждать, пока вернут браслет – можно впасть в грех уныния. Немного поборовшись с чувством долга, в итоге в гостинице девушка решила не ждать, а заглянула в ближайшую лавку, где торговали шёлковым товаром. Потом в другую. Дальше прошлась через рынок и порог своих апартаментов переступила, когда колокола уже давно отзвонили обедню.

Саутерн и Риджайна уже ждали. Даже не стали переодеваться после церкви. Как всегда, если они оставались только вдвоём, Риджайна флиртовала, пытаясь соблазнить капитана. Охотницы, в отличие от ищеек, обета безбрачия не приносили. Вот и сейчас девушка то разворачивалась в профиль, чтобы стала заметна стройная фигура и полная грудь, то устраивалась в кресле так, чтобы платье случайно поднялось до колена, открывая голую кожу изящной ножи – на грани приличия, ведь чулки под платье Риджайна не надела. При этом с намёком стреляла глазками. И, как всегда, капитан с удовольствием девушкой любовался, но любовным чарам не поддавался. Ещё только когда они все начали работать под началом Рианон, охотница из интереса по разу переспала с каждым из отряда, а вот на капитане нашла коса на камень. Но Риджайна не оставляла надежды. И соревнование «кто кого» не прекращалось все три последних года.

Заметив вошедшую ищейку, оба тут же прекратили баловство и впились взглядами в начальство. Едва заняв свободное кресло, Рианон сразу перешла к делу.

– Новость хорошая. Нам разрешили всё, что угодно. Лишь бы мы принесли голову одержимого на блюде. Новость плохая. Никакой помощи не будет. В городе поймали младшего друида Змея, а в старых каменоломнях расшалились кобольды. Самое большее – выделят кого-нибудь из городских следователей. Но его используем втёмную. Якобы занимаемся контрабандой золота и заодно ищем ювелира, причастного к заказным убийствам.

Саутерн и Риджайна внешне остались невозмутимыми. Но, если присмотреться, без труда можно было угадать все нехорошие слова, которыми помощники крыли излишне капризную удачу. Поманила, а дальше повернулась спиной.

– Облик меняем, – дальше начала отдавать приказы Рианон. – Раз уж мы ловим обычного грешника, гостиницу выбираем попроще, а командовать станете вы, Саутерн. Риджайна, проследи за Хилли. Чтобы без глупостей.

Охотница привстала и слегка поклонилась: будет исполнено. Такой спектакль они уже несколько раз разыгрывали. Суровый церковник, под началом которого отряд бойцов, и приставленная к нему девушка-следователь. И ладно бы только то, что охотницы в таком случае играют роль молодых парней. Увидев, как Саутерн гоняет или распекает «подчинённую», или как с Рианон по-простому, запанибратски, общаются остальные, Хилли может сорваться. Девочка пока ещё, как и многие молодые выпускницы, мнит охотниц и ищеек избранными, таким простые люди близко не ровня. Саутерн на приказ начальницы открыто начал усмехаться: ну, держитесь, госпожа.

Комната Рианон на новом постоялом дворе оказалась всего одна и куда меньше прежней спальни. Всей обстановки – узкая кровать и сундук в углу. Он же при нужде используется и как стол, и как лавка. Принимать здесь гостей Рианон не собиралась, и, когда в дверь раздался вежливый стук, была изрядно удивлена.

– Войдите.

Тут же дверь громко хлопнула, петли от рывка жалобно заскрипели, споткнувшись и чуть не полетев через порог, в комнату ворвался гость. Высокий, немного полный для своих тридцати – тридцати пяти лет, с маленькой, аккуратно подстриженной русой бородкой, лохматыми кудрями, карими чуть-чуть раскосыми глазами на костлявом длинноскулом лице – хозяйка комнаты привычно, вдруг придётся диктовать писцу описание, мысленно нарисовала портрет. И тут же мужчину узнала, вскочила с кровати и кинулась навстречу.

– Теслин! Не может быть! Какими дорогами тебя привело?

Мужчина поймал девушку в объятия, крепко прижал к себе.

– Это скорее к тебе вопрос, как ты здесь оказалась. Впрочем, догадываюсь, – он вздохнул. – Твоё образование могло стать замечательным приданым. Но ты всё-таки решила служить у Стражей Господних.

Рианон фыркнула. Да, образование в одной из школ ордена бенедектинцев в качестве приданого вошло в моду не только у дворян, но и у горожан. Даже сирота из приюта, добившаяся своим умом права на полное обучение за счёт казны – какой все считали Рианон во время практики – была вполне неплохой партией. Особенно с учётом выбранной специализации: пусть женщина могла занимать только самую низкую должность в магистрате или на императорской службе, хорошее знание законов и умение ладить с судебной системой среди зажиточных буржуа или мастеровых ценилось особо. Вот только даже не будь она ищейкой, судьбы примерной домохозяйки, тихой матери семейства и послушной тени при муже Рианон никогда не желала.

Теслин понял всё верно.

– Ты всегда была слишком независимой и ценила свободу. И как ты только уживаешься со своим начальником? Суровый дядька, я ему браслет отдал и с тобой захотел поговорить – так еле убедил разрешить.

Рианон плюхнулась на кровать и вздохнула: иногда Саутерн переигрывал. И не поругаешься. Сама так приказала себя вести. Потом внимательно осмотрела старого друга от сапог до вовсю начавшей лысеть макушки. Следователи городской управы – люди небедные, особенно старшие следователи, если судить по медальону на шее. С каждого изобличённого преступника они получают процент… Впрочем, и за ошибку несут ответственность своим имуществом, но Теслин не ошибался никогда. Яркий камзол, чулки и панталоны ему теперь шил хороший портной и из дорогой ткани, а не как десять лет назад – из рыхлого, дешёвого сукна и без кружевов. Но вот заодно появилась в облике Теслин какая-то ухоженность, тот же камзол явно поправляла заботливая женская рука. Значит, кольцо на пальце всё же обручальное.

– У самого – дома такой же суровый начальник. Смотрю, плешь тебе проела. И давно ты женился?

Теслин заулыбался, сел рядом на краешек кровати.

– А вот десять лет назад и женился. Мою будущую невесту силком увезли в тот самый монастырь. Так что – мы оба твои должники.

Рианон промурлыкала:

– А я-то думала, чего это ты с таким усердием копаешь? – хлопнула по плечу. – Мои тебе поздравления. Честное слово, тебе женитьба пошла на пользу.

– Спасибо, – дальше Теслин стал серьёзен. Воспоминания закончились, начался разговор двух коллег. – Итак, почему же неведомого ювелира так усердно ищет инквизиция? Настолько, что на его поимку отправила больше десятка своих воинов, да придала им хорошего следователя?

Рианон невольно зарделась, похвала от Теслина, которого она во время практики считала образцом для подражания, была приятна вдвойне.

– Хватило бы одной контрабанды золота. Этот человек участвовал в подделке слитков. Сверху золотой лист, внизу золото низкой пробы. Очень хорошо подобрали состав примесей, по весу и магической проверке слитки точь-в-точь как настоящие. Даже в хранилища Церкви попытались с ними сунуться.

Теслин присвистнул: неприятность серьёзная. Церковь не имела права заниматься ростовщичеством, но её хранилища славились надёжностью, как и система учёта. Поэтому нередко вместо перевозки золота и серебра те же купцы шли в одно из хранилищ Церкви, там обменивали золото на вексель с магической печатью, а по приезду получали точно такие же слитки. Церковные оценщики славились дотошностью и неподкупностью, слитки с оттиском архангела Михаила нередко принимали к оплате без проверки на пробу. Неудивительно, что по следу фальшивомонетчиков отправили инквизиторов.

Рианон продолжила:

– Этот человек делал сплав из краденого на приисках золота. Но ему показалось мало. Неплохой ювелир, он начал делать особые вещицы на заказ. Для тех, у кого есть слишком зажившиеся богатые родственники. Вот на этом его и поймали. Он бежал и затаился в Шенноне. С деньгами у него плохо, потому, думаю, и рискнул продать браслет. Даже если подозревал, что мы знаем, какие украшения он успел прихватить из мастерской во время бегства.

Теслин задумчиво почесал кончик носа, недолго помолчал и начал рассуждать слух:

– Итак, как он выглядит, мы не знаем?

– Нет.

– Ювелир, мужчина… Мало. Попробую узнать, откуда эта игрушка попала в лавку. К слову, я проверил. Клеймо на ней и в самом деле фальшивое. Хозяйка лавки тут ни при чём, это уже можно сказать почти наверняка. Три года назад после смерти мужа наняла приказчика с рекомендациями от гильдии, чтобы не потерять членство, пока сын не подрастёт и не сможет торговать сам.

Рианон не удержалась от ехидного смешка. В этом весь Теслин: во время расследования доверяй, но всё проверяй. Потом с сожалением вздохнула. Окажись клеймо настоящим, со всеми положенными записями в пробирной городской палате – они бы и сами легко вышли на одержимого.

– Тогда я пока займусь приказчиком, – предложила Рианон. – Хватать рано, спугнём дичь. Не сам же ювелир на продажу браслет нёс? – Теслин кивнул: стоит донестись слуху, что приказчика трясёт стража – перекупщик заляжет на дно. – Но всё же… Не в темноте живёт, кто-то хоть что-то, но видел.

– Связями приказчика могут заняться и мои люди…

Рианон изобразила на лице кислую мину.

– Теслин, ну что ты, в самом деле? Я не девочка, которую надо оберегать от плохих мальчиков. А твоих парней весь город в лицо знает. Нет уж, давай каждый займётся своей половиной.

– Договорились. Тогда до завтра.

Мужчина встал, поцеловал руку и вышел.

Утро Рианон начала с долгих сборов и обсуждений с Риджайной. Нужно было одеться и сделать причёску так, чтобы сойти за незамужнюю девушку лет шестнадцати. Хоть и выглядела ищейка достаточно молодо, любая мелочь может разрушить образ, заставить всмотреться. Но когда они закончили и спустились вниз, капитан и выбранный в сопровождении парень восхищённо ахнули. Рядом с охотницей стояла милая юная горожанка, которая никогда не перечит родителям и готова послушно выполнить любой наказ отца. Или старшего брата – под такой личиной сегодня и выступал Андросан.

Поиски решили начинать не с квартала Ювелиров. Этих и так проверит стража, да и записи там ведутся чётко и подробно. Но если приказчик и в самом деле связан с торговлей в обход пробирной палаты, товар он брал у мелких мастеров на рынке. Впрямую, конечно, никто ничего не скажет. Но всё равно кто-то, возможно, браслет узнает, можно отыскать и другие поводы завязать беседу. А дальше сработает талант Андросана: этот любитель почесать языком белобрысый веснушчатый увалень самого что ни на есть простецкого вида как-то на спор умудрялся в разговоре выманить сведения даже у Рианон. А уж неготовых к допросу торговцев и ремесленников выжмет досуха.

Стоит выйти через Малые северные ворота – и ты сразу оказываешься посреди шумного людского моря. Осады Шеннон не видел больше полувека, посему Большой городской рынок и ежемесячную ярмарку давно вынес за пределы городских стен. Заодно поближе к реке и торговым причалам. День выдался погожий, потому, кроме тех, кто пришёл что-то купить или продать, на ярмарке толпился праздный люд. Если глядеть от ворот, человеческое сборище напоминало огромный муравейник или рой жуков вокруг поваленного временем дерева – причалов и складов. А люди все прибывали. Побродить между линий постоянных навесов или расстеленных прямо на земле холстин с товаром, бочек и мешков, рассказать и послушать новости, поглазеть на выступавших то тут, то там бродячих жонглёров или музыкантов. Посетить ряды ювелирные, книжные, меняльные, лавки с одеждой, железными изделиями, вдохнуть аппетитные запахи мясных колбас, свежей рыбы и всяческие другие, которых витало над ярмаркой превеликое множество. Находившаяся ближе к стене часть ярмарки ещё была погружена в тень, тогда как серебряная лента реки золотилась в утреннем свете, синевой щедро споря с голубизной неба. Со всех сторон неслись призывы что-то купить, кричали шарлатаны, выхвалявшие чудодейственные снадобья и обещавшие угадать зарытые дедушкой клады. Басили толкователи снов. С дальнего края через гомон и ор пробивались звуки барабана, трубы и флейты: на краю рынка на высоких столбах и натянутых между ними канатах колыхались цветастые флаги – это собиралась давать представление бродячая труппа актёров.

Ещё на городской улице Рианон показалось, что спину кольнул слишком уж пристальный взгляд. Никакой слежки потом она не заметила, да и некому за ней следить: третий день всего в городе – а перед этим не приезжала десять лет, срок большой. Но на всякий случай сразу к ювелирам они не пошли. Сначала не меньше получаса праздно шатались по ярмарке, посмотрели начало выступления и кинули несколько монеток – очень уж ловко жонглёры подбрасывали и ловили мячи, стоя высоко на канате – и только после вышли к постоянным прилавкам в ряд стекольщиков. Здесь Рианон опять показалось, что одного мужика в старом, латаном плаще она уже видела рядом с собой, причём несколько раз. Поэтому возле навеса, под которым торговали ручными зеркальцами, девушка разыграла целую сцену, упрашивая «брата» купить ей стеклянное зеркало, а то старое медное совсем помутнело... Заодно незаметно показала на возможного топтуна. Андросан хмурился, спорил… Но мужик прошёл далеко стороной, к причалам, и затерялся в толпе ожидающих паром. Парень с девушкой переглянулись – всё-таки случайное совпадение. Андросан уже хотел было сказать: «Нет, обойдёшься и старым медным», как повод не терять времени на торговлю с зеркальщиком… Но тут вмешался продавец.

– Ну сделайте сестре приятное, молодой человек. Вам десятую часть цены уступлю, – и показал на браслет. – Вижу, люди хорошие, раз вам его Ликург продал.

Андросан сразу напрягся, словно почуявший добычу охотничий пёс… Впрочем, это заметила только очень хорошо знавшая своего подчинённого Рианон. Для торговца парень ещё немного поломался, поинтересовался ценой зеркалец. Пока новость про Мистасин ещё не дошла до империи, получалось недорого, вполне по карману обеспеченному горожанину. Так что Андросан «согласился и великодушно разрешил выбирать, что понравится», а сам принялся убалтывать хозяина. Но тот и без осторожных наводящих вопросов был рад порассказать «как его хороший человек выручил».

– Свояк тогда удачно зерно сторговал. На зиму взял запас, а к весне оказалось – лишнего остаётся. Ну, он так удачно сторговал, что ещё и в прибытке остался хорошем. Пошли энто дело отметить, – мужик чуть смущённо посмотрел в сторону. – Выпили да показалось мало, ещё штоф взяли. Да не нормального вина, а креплёного. А за соседним столом, пока мы гуляли, трое каких-то парней сидели. Как вышли на улицу, тут эти же трое парней опять пристали. Типа должен им свояк. Ну, мы ж дурни, пока пили, похвалялись друг перед дружкой. Ну, свояк им и сказал, чтобы они шли... – торговец виновато посмотрел на девушку, сдержал бранное слово и, вздохнув, закончил: – это самое, подальше. Ну, один сразу меня ударил. Второй – свояка. А когда я поднялся, смотрю: тот, что меня ударил, уже лежит и башмаки на стороны – это его Ликург приласкал. Ну а я закричал, а тут стража прибежала, душегубы и дёру дали. Я потому с дочкой потом в лавку, где Ликург торговал, пошёл. Как бы отблагодарить, дочке на обручение украшений именно у него подобрать. Он тут меня ещё раз выручил. Мне браслетик энтот самый приглянулся, а он-то меня и отговорил. Говорит, дочке не подойдёт, к нему серьги нужны, а их-то и не привёз пока мастер. А я хорошим людям подешевле найду, сказал, и вместе с серьгами. Ну и точно, угадал. Я подарил, так дочке именно они к наряду и подошли, правильно мне Ликург присоветовал.

Дальше пошла пустая болтовня, ничего интересного мужик больше не сказал. Поэтому Рианон быстро выбрала и купила зеркальце, а дальше они пошли, как и хотели, в ряды ювелиров. Занозой в голове ищейки осталась загадка: почему приказчик не стал отдавать браслет дочери торговца и при этом постарался, чтобы его купила Рианон? Даже цену чуть сбавил, когда Саутерн «засомневался». Судя по деталям, которые Андросан выудил из продавца зеркал, и его дочка, и Рианон в лавке выглядели примерно одного возраста, достатка, схожий типаж внешности. Так в чём же разница?

Торговец подсказал хороший повод обратиться к ювелирам на ярмарке: «Серьги в комплект к браслету нужны, а в лавке не нашлось, так и не привезли. Делать же на заказ у гильдейских мастеров выходит слишком дорого. Может, отыщутся подходящие, или кто-то из мастеров возьмётся недорого изготовить?» Но никто из ювелиров на рынке браслета не узнал, услышав, какую цену думает предложить парень за серьги – сразу от работы отказывались. Некоторые насмехались, мол, хотят и быстро, и дёшево, и красиво. А вот с Ликургом, наоборот, был знаком чуть ли не каждый второй – в своё время приказчик выручил многих. Так что после ювелиров парень с девушкой отправились по тем, чьи имена прозвучали в разговоре. Ещё раз прошлись по стекольщикам, затем по кузнецам, медникам и торговавшим оловянной посудой ремесленникам, по остальным... Рынок покинули только под вечер, с мешком ненужного барахла и ворохом информации.

Покупать на ярмарке что-то, кроме зелени или лепёшки прямо с печи, Рианон поостереглась, ибо хорошо знала торговавших здесь ловкачей. Изготовители глазков на бульоне: такие набирали в рот ложку рыбьего жира и распыляли его над котелком, придавая постному пустому вареву вид наваристого мясного бульона. Мясники, которые из кости, оставшейся от съеденного свиного окорока, и мясных обрезков изготавливали новый, а потом его аппетитно запекали и всучивали простофилям. И хорошо, если этот окорок ещё вчера не пищал в подвале и не похвалялся серой крысиной шкуркой. Мошенников смотрители ловили и наказывали, но хитрецы не переводились. Поэтому, добравшись до гостиницы, хотелось упасть и не вставать до утра: весь день на ногах и без горячего. Но ищейка всё-таки сумела заставить себя переодеться, а затем спуститься в трапезную. Там, заняв укромный уголок, за ужином вместе с Саутерном и Андросаном устроили совещание.

Когда подали первое блюдо, парень и девушка, не сговариваясь, сначала набросились на еду, и лишь выхлебав половину горячей похлёбки, перешли к делу. Начали с Андросана. Он вкратце пересказал для Саутерна всё, что удалось разузнать, и закончил словами:

– Странный тип, – парень задумчиво поскрёб столешницу ложкой, стараясь уложить общее впечатление в лаконичный вывод. – Вроде все про него всё знают, со всеми знаком, душа нараспашку, готов помочь. Знаете, есть по ту сторону Южного моря такая манера сады делать? Издалека смотришь – на склоне горы картина целая, а поближе подойдёшь, и сплошная мешанина из кустарников и деревьев. Вот и здесь так же. Начинаешь сводить детали воедино: не пишется картина. Вроде и всё про себя этот Ликург рассказал, и про папу с мамой – а откуда он родом и чем занимался раньше, не сообразишь.

– Рекомендательное письмо настоящее, – задумчиво прокомментировала Рианон. – Эх, – вздохнула девушка, – жаль, нельзя отправить запрос в Банталор и сразу получить ответ, как выглядел настоящий Ликург.

– Думаете, подделка? – уточнил капитан.

– Четыре из пяти, – не задумываясь, ответила ищейка. – Иначе зачем так тщательно плести небылицы? Не просто врать, пытаясь скрыть прошлый грешок. Всё равно бесполезно. Считай, через Банталорскую гавань уходит каждая вторая торговая шхуна Империи, кто-то в клювике весточку оттуда да принесёт. А сейчас его даже на вранье не поймаешь, будет отнекиваться: вовсе не так я говорил, вон и этот с этим подтвердят. И ещё. Зачем торговцу по ювелирной части заводить такие разные знакомства? Да причём тесные, одна попытка ухлестнуть за дочкой кожевенника говорит, что в дом, как доброго знакомого, его приглашали многие.

– Наводчик? – предположил Андросан. – Мастера про постоянную клиентуру многое сболтнуть могут.

Саутерн ответил не сразу. Подождал, пока товарищи закончат с похлёбкой, сам тем временим не торопясь пил из кружки вино, размышляя. Когда тарелки опустели, степенно, как бы раскладывая выводы по полочкам, начал рассуждать:

– А попробуйте посмотреть с другой стороны. Если отбросить историю с кожевенником. Может, и в самом деле девка так хороша была, как про неё рассказали? Ликург не устоял и захотел её на блуд уговорить. А не попали мы и в самом деле пальцем в небо? Рианон, забудьте ненадолго, что версию про фальшивое золото мы придумали как прикрытие. Подумайте, с кем этот Ликург завёл знакомства. Как раз подобрать список слабых духом мастеров для подделки драгоценностей.

Рианон досадливо хлопнула себя ладонью по второй руке, потом, не вставая, изобразила уважительный полупоклон. А ведь и в самом деле, сосредоточившись на поисках одержимого, всерьёз даже на миг не задумалась о правдивости рассказанной Теслину истории. Ведь одержимый не дурак, понимает, что на след фальшивомонетчиков рано или поздно выйдут власти и не успокоятся, пока не отправят на виселицу всех, кто хоть краем причастен к делу. Если он и в самом деле только-только заключил договор с Лукавым, а до этого входил в банду, рисковать продажей через подельников не станет. Уголовники первые забьют тревогу, когда, к примеру, вчерашний вор засядет за верстак – и результат сразу на уровне мастера.

– Спасибо, Саутерн. Очень похоже на правду. Хотя как тогда браслет с поддельным клеймом оказался в лавке? – начала рассуждать вслух девушка. – Рука должен сидеть тише воды ниже травы…

Мужчины синхронно кивнули: вполне возможно, что Ликург был «Рукой». Это мелкие партии фальшивых монет разбойник сам сварганил и потом сам или через знакомого трактирщика сбыл. Крупные банды работают иначе. Схема отработана не одним поколением. Курьер или на жаргоне «Нога» привозит золото в город, так называемый «Рука» подбирает на месте мастеров, потом готовые фальшивки прячет в тайник. И продают всё обязательно только в других городах… Каждый из ремесленников выполняет свою технологическую операцию, не знает никого, кроме посредника-Руки. Ликург подходит идеально: со многими знаком, везде бывает. Схвати стража кого и покажи он на Ликурга – посредник легко отбрехается: ничего не знаю, по дружбе заглядывал, и вообще, я ко многим так хожу. Рука больше всех рискует, его, если поймают – сварят живьём. И соглашаются на это место не только ради самой крупной доли от прибыли. Где-то в стороне тихонько стоит Глаз, как правило, на достаточно крупной должности в страже. Он-то и обязан или предупредить о подозрениях, а если что – обеспечить побег.

– Странно, – так и не пришла ни к чему Рианон. Картина, как сказал Андросан, никак не хотела рисоваться. – Саутерн. Напишите, пожалуйста, о наших подозрениях Теслину. На всякий случай пусть приставит топтунов и последит за этим Ликургом.

После дня на ногах девушка провалилась в сон мгновенно, едва добралась до кровати. Даже не осталось сил раздеться. Когда посреди ночи раздался стук, первые несколько мгновений ей показалось, что это ещё продолжается сон. Но тут в дверь снова забарабанили, разум отделил морок от яви, и ищейка смогла разобрать:

– Рианон, вас зовёт капитан. Зайдите к нему немедленно.

В это мгновение из приоткрытого окна донёсся перезвон колоколов, возвещавший полночь.

– Бегу.

Сон был окончательно изгнан прочь, а сердце в тревоге погнало по жилам кровь вдвое быстрее. Произошло нечто чрезвычайное, иначе Саутерн дождался бы утра.

Капитану, как важной шишке, трактирщик отыскал аж сразу две комнаты, в одну из которых притащили стол и устроили кабинет. Теперь за столом расположились двое: Саутерн… и Теслин! Весь растрёпанный, сапоги и камзол – в грязи и пыли, будто следователь мчался через весь город. Заметив девушку, Саутерн жестом попросил плотно закрыть дверь и присаживаться. Едва она заняла свободный табурет, торопливо заговорил Теслин:

– Я записку вашу получил, ещё когда в управлении стражи был. Сразу вызвал свободных топтунов. Парнишка там есть, молодой ещё совсем, но очень старательный. Так он вспомнил, что этого самого Ликурга видел пару раз на площади Цветов. Там, где находится… дом императорского интенданта и представителя в магистрате.

Теслин ненадолго умолк, с удовольствием вгляделся в оторопелые лица коллег, затем продолжил:

– Это не всё. Пользуясь бумагой, которую вы мне выправили, мэтр Саутерн, я без предупреждения вломился и в канцелярию ратуши, и в канцелярию управления дорожных сборов. Документы успели подделать не все. Нестыковки мелкие, особенно в свежих бумагах… Похоже, именно интендант покрывает доставку контрабанды в Шеннон. Он если не Глаз, то кто-то из верхов шайки, – и тихо закончил. – Я могу помочь с бойцами из стражи, но дворянина арестовать мне никто не даст. Это если я найду улики… Которые утром, едва узнают про мой визит в канцелярию, улики уничтожат.

– Ну, – хмыкнул Саутерн, – его можем арестовать и мы. Пусть попробуют оспорить решение инквизиции, заверенное императором. Но это не всё?

Теслин побарабанил пальцами по столешнице.

– Не всё. Ликурга наверняка предупредили. Ночного пропуска у него нет, он или в своём доме, или забился где-то в своём квартале. Но арестовать его надо, без его показаний мы не сможем вздёрнуть барона и императорского чиновника на дыбу, – и уточнил: – Сразу не сможем.

Саутерн и Рианон переглянулись: действительно, если они хотят размотать клубок, вопрос времени решающий. Пока остальные из банды не забились по щелям. Их можно выковырять – но одержимый про это узнает и постарается сбежать.

– Теслин, вы хотите, чтобы я отправил Рианон за Ликургом, пока мы занимаемся главарём?

Следователь кивнул. Капитан посмотрел на ищейку и спросил:

– Рианон, вы справитесь?

Вторым смыслом прозвучало: «Одобряете? И не слишком ли для вас рискованно, госпожа?»

– Справлюсь. Кроме стражников, дайте мне двоих... нет, лучше плюс ещё одного бойца. Этого хватит. Вместе с десятком стражи. Ликург нам тоже интересен, только он знает всех исполнителей. Упускать нельзя.

«Двух воинов с охотницей и стражниками – хватит вырезать любую банду. А приказчик нам тоже нужен, выпытаем про браслет».

– Добро. Теслин, мы с вами – на площадь Цветов, а Рианон – за приказчиком, – капитан хищно оскалился. – Утром они у меня будут обживать пыточную.

Стоило выйти на улицу из уютной, залитой светом ламп и свечей гостиницы, как ты оказывался совсем в ином мире. Бледный, красноватый свет огромной луны и фонарей на перекрёстках лишь немного рассеивал темноту. Небо перекатывалось оттенками чёрно-сине-серого – бледное, словно разбавленные водой чернила. Дома – тёмные, молчащие, сейчас напоминали пустые коробки. Ни одно окно не освещало улицу. Тишина, только шорох шагов. Скрежет торопливо закрытой трактирщиком двери и стук запоров непонятно с чего напомнил Рианон жуткие истории о существах, обитавших в полуночном мраке. Девочки в пансионе любили шёпотом рассказывать такие друг другу на ночь. Ищейка тут же себя одёрнула: она давно взрослая, рядом больше десятка опытных бойцов – пусть чудовища сами боятся. Но бегающий по спине холодок не слышал доводы рассудка и пропадать не желал. Чёрные дома, чёрные деревья, серо-красные отблески. Казалось, в мире безраздельно воцарились лишь два цвета – тоскливо-чёрный и безнадежно-красный.

Спустя четверть часа они встретили первый ночной патруль. Стражники узнали Теслина, вытянулись по струнке, когда Саутерн показал бумагу с печатью императорской канцелярии. Дальше по дороге история повторилась ещё трижды.

В управлении стражи, контрастом с пустотой ночных улиц, царила деловая суета. Теслин, не объясняя зачем, заранее приказал целому отряду его ждать. Быстро посовещавшись с десятниками – чьи люди какой район города знают лучше – пятнадцать человек отдали под начало Рианон, остальные вместе с Теслином и Саутерном поспешили к дому императорского интенданта.

До нужного квартала ищейка и приданный отряд добрались бегом и без задержек, своих ночная стража не останавливала. Уже на месте Рианон большую часть отряда городской стражи и удачно подвернувшийся под руку патруль оставила в оцеплении. Вдруг Ликург попробует выбраться из дома незамеченным тайным ходом и убежать? Сама же в сопровождении двоих бойцов, Риджайны и пятерых стражников быстрым шагом направилась к цели.

Стоило войти, как стало понятно – хозяин не очень-то следил за домом. Первый этаж был тёмен и забит старыми изломанными сундуками и шкафами, каким-то хламом. Пахло затхлостью, сыростью и плесенью: здесь редко убирались. В дальней комнате ставни оказались растворены, свет луны падал через узкие окна и освещал комод с пустыми выдвинутыми ящиками, чёрные грязные следы на полу и разбитое зеркало на стене в углу. Рианон подошла и осмотрела зеркало особенно внимательно, дорогая вещь не вязалась с обстановкой. Возникло ощущение, что стекло разбили, когда пытались отодрать от стены наглухо закреплённую раму. Зачем?

Внимательно проверив нижний этаж, по лестнице – на удивление крепкой и новой, она тоже плохо вязалась с разваливающимся домом – поднялись дальше. Здесь к запахам пыли и затхлости добавился какой-то смутно знакомый и неприятный аромат. Верхняя часть казалась более-менее обжитой, но была завалена разным тряпьём. Явно и тут кто-то совсем недавно пошуровал. Всё перевёрнуто вверх дном, одежда раскидана. Рубахи, камзолы, чулки, какие-то лоскуты. Рианон присела на корточки, перебрала ближнюю кучу. Одежда хорошая, новая. Совсем не к месту в захламлённом старом доме. Рядом другой ворох, рубахи и шаровары, старые и латаные. Ещё один аргумент за то, что здесь временное пристанище, сам же Ликург был вхож к очень разным людям – от нищих подёнщиков до богатых мастеровых.

Стоило ищейке переступить порог спальни, как в лицо остро дохнуло нечистотами, и не так сильно – кровью, успела подсохнуть. Полуодетый, на лавке, отклонившись назад и удерживаемый в таком положении только упором тела в стену, сидел хозяин дома. Или, точнее, то, что было когда-то приказчиком по имени Ликург. Он сидел, разбросав голые босые ноги, ступни которых были прибиты к полу, а пальцы ног сжаты в диком последнем напряжении. Ногти выдраны. Голова запрокинута настолько, насколько позволяла гладко выбритая длинная шея с выдающимся вверх острым кадыком, и упиралась в стену. Вокруг – тот же погром, как и в соседней комнате. Перина на кровати разодрана, всё усыпал пух. Вещи выброшены из сундуков и шкафа, пол покрывал слой из пуха, черепков, каких-то порошков.

Рианон приказала:

– В комнату не заходить.

Сама в свете фонаря принялась внимательно осматривать все вокруг, пока не прикасаясь к телу. Умер ли хозяин от пыток – лицо почти не избито – или, всё узнав, его добили, пока не имело значения. Всё равно завтра с утра тело осмотрит хирург, а дом разберут по камешку. И если неведомая вещь ещё в тайнике, обязательно отыщут. Следов ног было много, но грязь не сохранила точную форму обуви, и трудно было понять, сколько же всего здесь побывало людей. Не меньше трёх, но не больше пяти, навскидку определила ищейка.

Дом был старый, сухой, все комнаты прослушивались насквозь. А те, кто пришёл вместе с Рианон, старались не шуметь и не отвлекать следователя. Потому, когда внизу ударила дверь и послышались уверенные тяжёлые шаги, сразу стало понятно – чужой. Даже двое, и пришли они к хозяину как к старому знакомому. А ещё сумели просочиться через оцепление. Выглянув в соседнюю комнату, ищейка жестами приказала: как поднимутся – брать живьём.

Видимо, беспорядок первого этажа гостям был привычен, так как они сразу же направились по лестнице наверх. Рассохшиеся ступени заскрипели. В силу профессиональной привычки Рианон запомнила их количество, сейчас внимательно считала. Осталось десять ступеней. Пять. Одна. Скрипнула ведущая в комнату дверь.

Стоило гостям оказаться на втором этаже, два ближних к двери стражника шагнули чужакам навстречу. С криком-шипением: «С-с-ша!» – гости выхватили шпаги[5], ближний стражник получил колющий удар в грудь, захрипел. Второму распороли горло. И одновременно, с тем же шипением, остальные трое кинулись с ножами на инквизиторов! Охотница стояла ближе всех, но успела присесть. Пропустила удар выше головы и воткнула предателю кинжал в низ живота, где кожу прикрывал не камзол, а лишь ткань рубахи. Не сплоховали и двое наёмников. Один подставил плащ, который снял, собираясь бросить на головы чужакам, а сам пнул стражника, толкая навстречу гостям. Там на несколько мгновений образовалась куча мала. Другой перехватил руку предателя с ножом. Этого хватило, чтобы Риджайна вскочила и воткнула кинжал в спину. Уцелевшие враги не стали рисковать и сразу выскочили обратно на лестницу. Снизу в тоже время послышался шум множества ворвавшихся людей.

– Заперли, твари, – ругнулась Риджайна. – Парни, давай этого, – она ткнула пальцем в один из трупов, – к окну. Будто вылезать собирается. А я считать буду.

Наёмники синхронно кивнули. Если дальняя комната, где пытали Ликурга, была глухой, то во второй имелось окно. В доме и в тесноте скорость и ловкость охотницы дают минимальное преимущество. Но если Риджайна сумеет выбраться на улицу, то либо устроит среди нападающих резню, либо без труда оторвётся и позовёт на помощь. Погасив фонари и осторожно, стараясь не показаться в проёме, парни подтащили тело и пихнули в окно. Стоило «беглецу» показаться на залитом лунном светом карнизе, как в него воткнулось сразу четыре арбалетные стрелы. И почти сразу ещё четыре.

– Не пройду, – с сожалением подвела итог Риджайна. – Много, и все четверо – хорошие стрелки.

– Друиды Змея, – от холодного голоса Рианон остальные вздрогнули. – Я узнала клич, читала про него в книгах.

В это время снизу послышались скрип и шум. Враг пошёл в атаку. Опасаясь арбалетов, которые были у телохранителей, обороняющиеся к лестнице не вышли. Друиды спокойно поднялись. Ударом вышибли хлипкую стенку, и в комнату сразу ворвался целый десяток. Наёмники рассредоточились, оставив в центре бешено махавшую саблей Риджайну, защищая её с боков. Охотница ощерилась в зверином оскале: нанести удар, отвести вражескую шпагу, с восторгом ощутить, как кончик твоего клинка распарывает чужую плоть. Вместо раненого перед Риджайной возник новый друид, сходу попытался ударить в образовавшуюся брешь – но пустота ему только показалась. Сабля охотницы уже летела навстречу, скорее отбросить чужой клинок и опять напиться крови…

Встретив отпор, друиды отступили, утащив четверых раненых. Снова пошли в атаку, сумели поцарапать одного из парней – и опять откатились. Инквизиторы переглянулись: врагов больше, они могут сменять бойцов, но защитники лучше выучены. Шаткое, но равновесие. Рианон закусила губу, остро кольнуло ощущение собственной бесполезности в такие вот моменты. Будь здесь только воины, можно было бы попробовать пробиться. Но хотя ищеек и учили владеть оружием, в настоящем бою Рианон всё равно – обуза.

Кусок стены возле трупа повернулся совершенно бесшумно, открывая проход. И сразу оттуда начали выбираться люди. Прятавшаяся в дальней комнате Рианон успела крикнуть, предупреждая товарищей, когда сильные руки скрутили девушку. Последнее, что увидела Рианон – как трое инквизиторов в окружении рубятся спина к спине. Она попробовала ткнуть нападавшего локтем в живот, с силой прокусила зажавшую рот ладонь. Удар! В голове вспыхнули и разлетелись во все стороны цветные фейерверки, и девушка потеряла сознание…

Сознание вернулось раньше, чем возможность двигаться. Первые мгновения тело плавало словно глубоко под водой: не поймёшь, где верх, где низ, тепло или холодно. Постепенно Рианон ощутила покалывание в кистях и ступнях, спина заныла от ложа из жёсткого камня. Сразу возник вопрос – нет стылого холода, так почему она думает именно про камень, а не про доски или землю? И сразу пришёл ответ. Пахнет сухой затхлостью, пылью, прогоревшим маслом от ламп или факелов. Так бывает лишь в подземных каменных мешках, и никогда – даже в самых глухих комнатах на поверхности. Голова не болела – то ли стукнули аккуратно, то ли сознание она потеряла не от удара, а оттого что под нос сунули чем-то пропитанную тряпку. Друиды славились умениями по части различных ядов и всякой алхимической гадости.

Не поднимая век, стараясь дышать по-прежнему ровно, чтобы никто не заметил – она очнулась – ищейка вознесла молитву:

Ангел Божий, обращаюсь к тебе со всей душой и сердцем.

Повергаюсь перед тобой во всей скорби своей, и прошу помощи твоей с верою в силу твою.

Обращаюсь к тебе – даруй силы глазам моим, видеть незримое и прозреть сокрытое.

Небесная сила отозвалась мгновенно, подогретым вином заполнила голову, потекла из глазниц наружу, сразу во все стороны, проникая не только через воздух, но и через толщу земли. Только виделось всё теперь исключительно в оттенках красного, да вдобавок детали проступали ненормально чётко, а предметы в целом, наоборот, расплывчато.

Рианон лежала в просторной, цвета красного виноградного вина, тюремной камере, на одной из лежанок-выступов у стены. Рядом ещё три лежака, на двух из которых видны контуры сидящих, телесного цвета с перламутровым блеском. Люди. Видимо, тоже пленники – четвёртой стены нет, её перегораживает запертая, рябинового оттенка решётка, дальше по коридору – вторая, тёмно-красная с розоватым оттенком… Не к месту из глубин памяти выскочило название цвета – цикламен. Сам коридор – клубничный, в закутке между решётками – три мутных жёлто-розовых силуэта, с рябинового цвета оружием на поясе. Охрана. Рианон внимательно ощупала взглядом кинжал и окованные железом палки, подивилась необычно хорошему качеству стали. Вернулась внутренним взором обратно к пленникам, осмотрела ещё раз… Точно. У каждого на руке цикламеновый браслет. Чем-то похожий на её, только почти нет серебряных нитей в плетении и узор намного проще. Слабым эхом в обоих украшениях плещется след одержимого. Но настолько тихо, что без помощи ангела Рианон бы его не заметила. Все пленники – меченые… Теперь хотя бы понятно, зачем за ней так охотились друиды – даже рискнули выдать своих людей в страже и у следователей.

Пока небесная помощь не иссякла, Рианон торопливо начала шарить взглядом по окрестностям. Над камерой – толща камня, выше – лабиринт безжизненных красно-коричневых туннелей. Позаброшенных. А ещё выше – красно-чёрная масса гранита, до поверхности не дотянуться. Слишком глубоко под землёй. Потому субстанция взгляда потекла из камеры в обжитую часть подземелья, чтобы попробовать найти дорогу там.

Коридоры, которые использовали люди, выглядели клубничными, лишь в некоторых местах решётки или двери светились цикламеновым огнём. Немного поразмыслив, девушка решила, что так она видит магию. Сама же система туннелей напоминала гребень. Широкий коридор, от которого отходят поперечные тупики. Такие же, как проход к камере. Главный коридор одним концом тоже заканчивался тупиком, вторым – упирался в большую комнату или залу. Но там Рианон не прошла, в центре цикламен густел до гранатового, потом до чёрного. И эта чёрная вязкая темнота не пускала дальше, немедленно попытавшись присосаться к ищейке. Девушка благоразумно решила лишний раз не рисковать, а вернулась назад и заглянула в одну из комнат, запертую цикламеновой дверью.

Внутри оказалось довольно объёмное помещение, похожее на бывшую пещеру, только слегка обработанную. В стены на разных высотах вбиты крюки, на которых висели… перчатки с когтями? Капканы непонятной конструкции, такие, чтобы захлопывать рукой? Словно челюсти… Всмотревшись, Рианон почувствовала, как в груди жарким пламенем разгораются ярость и гнев.

– Ублюдки! Шлюхино вымя! – девушка не смогла сдержать ругательства, причём высказала их вслух.

Теперь она знала, куда её принесли. Старые разработки. И вот они, «кобольды», висят на стене в кладовой. Неудивительно, что раны точь-в-точь соответствовали клыкам и когтям кобольдов. Друиды тоже читали бестиарий. Следом за пониманием пришла догадка, что за чернота в большом зале. Против воли накатили страх и отчаяние, тело сразу заледенело. Не оттого, что снаружи похолодало, мороз пришёл изнутри. Капище, причём старое и действующее. «Кобольды» приносят на нём жертвы лет сто, не меньше. Вдобавок, даже если забыть, как толща земли глушит любые поисковые наговоры – в логово нечисти никто не полезет. Непонятно с чего друиды столько таились, а теперь вдруг проснулись, но из рассказа отца Дация можно сообразить: последнюю неделю жертвы на тёмный алтарь шли потоком, один набег на деревни и тракт чего стоят. Ликург был не Рукой, он выискивал подходящих юношей и девушек. Завершить же ритуал должна молодая женщина и не девственница, потому-то в лавке друид и продал браслет не невесте, а замужней девушке… Впрочем, для Рианон это не имеет значения. Друиды всегда волю судьбы ставили выше мелких отклонений в обрядах. И раз уж браслет попал именно к ней, и соглядатаи на рынке видели, что она его носила…

– Умная слишком? Умолкни, – бархатистый грудной девичий альт выплеснул на Рианон волну раздражения.

– С вами всё в порядке? – другой голос был тоном повыше, полон участия. Кажется, пока ищейка осматривалась ангельским зрением, вторая девушка беспокоилась за новенькую уже не первый раз.

Пришлось открывать глаза, всё равно ищейка уже выдала, что пришла в сознание. После яркого и монохромного ангельского зрения смотреть обычным взглядом было тускло и странно. Трудно заставить себя сосредоточиться, понять и хоть что-то разобрать – хотя камера и коридор освещались очень хорошо. Не меньше десятка факелов и три фонаря. Впрочем, все по ту сторону решётки. Пленники не должны покончить с собой, не зря лежаки вырублены в скале стены.

Рианон всё-таки заставила глаза шевелиться и огляделась. В коридоре – трое в серых хламидах, лиц под капюшонами не разглядеть. Оружие напоказ, но, скорее, для устрашения пленников. По другую сторону решётки вместе с Рианон заперли ещё двух девушек. Обеим на вид лет по шестнадцать, обе без чепца – скорее всего, незамужние. Та, что ругалась – высока и широка в плечах, про таких принято говорить «кровь с молоком». Из зажиточной семьи, одежду шили явно для неё первой, а не подгоняли из нарядов старших сестёр. Кружева, на верхнем платье пуговицы стальные. Рианон сразу для себя сделала вывод: крепка телом, привыкла жить в своё удовольствие, не знала ни в чём отказа – потому-то и сейчас пытается командовать. И это хорошо. Вторая – худенькая, ниже рослой ищейки самое меньшее на голову, из небогатой семьи, платье без заплат, но порядком поношенное. Перешивали, и досталось даже не от сестёр, а от матери – такой фасон давно вышел из моды. Привыкла из-за бедности склонять голову, но девочка с характером. На соседку хоть и втихаря, но бросает негодующие взгляды.

– С вами всё хорошо? – вновь спросила она у Рианон.

– Отстань от неё, оклемается, – высокая девушка опять попробовала сорвать раздражение на соседке по несчастью.

Рианон встала, имитируя слабость, опираясь на заботливое плечо худенькой девчонки. Мягко и спокойно остановила ссору:

– Хватит. Лучше скажите, где мы? И как вас зовут?

– Какая тебе разница? Сидим не знаю сколько. Кормили вот раза четыре, но давно уже, – пожаловалась: – Есть хочется.

И с неприкрытым намёком посмотрела по другую сторону решётки, где на невысоком, грубо сколоченном столе из досок курились паром три миски с горячей похлёбкой или кашей, накрытые сверху ломтями хлеба. Ищейка всей кожей ощущала злорадные ухмылки стражников, пусть лиц и не разобрать под капюшонами.

– Я – Саломе, – ответила вторая девушка и нерешительно, скорее по привычке, добавила: – Госпожа.

– Какая она тебе госпожа, – хмыкнула первая, явно сравнивая свой ухоженный вид и потрёпанную в драке Рианон.

Девушка открыто нарывалась на ссору, но не успела. Видимо, друиды ждали только, как очнётся третья пленница. Загрохотала решётка, отделявшая проход к камере от основного коридора. Вошли ещё человек десять, а стражи подтянулись. Начальство. В серых хламидах друиды казались одинаковыми, пока один из них не подошёл к решётке и не заговорил. Низкий завораживающий голос, богатый модуляциями, сразу выдавал умелого ритора. Но и без этого Рианон догадалась, что перед ними один из старших сектантов.

– Здравствуйте, наши гостьи. Да-да, гостьи, пусть и пришлось вас приглашать не по своей воле. Вы нужны нам, чтобы завершить праздник Змеи, к которому мы готовились долго.

Рианон непроизвольно передёрнула плечами, представив, сколько народу умерло на алтаре за время подготовки. Остальные девушки ничего не заметили, их вниманием завладел друид. После нескольких дней заточения и неизвестности – хоть какая-то перемена.

– Одна из вас должна станцевать для нас. Вы ведь знаете, мужчинам перед мужчинами танцевать грешно, про это говорит и наш, и ваш бог. Потому нам и нужна юная девушка, – палец указал на Рианон. – Ты не можешь выбирать, только остальные двое. Ту, которая согласится, мы отпустим.

Друид выдержал точно отмеренную паузу, дальше, после пряника, вытащил и кнут.

– Если откажетесь – вас закопают живьём.

Рианон имела хорошее воображение, потому слишком легко представила, как её связали, кинули в яму. Держат, наступив на поясницу, Рианон пробует руками отпихнуться от дна, а сверху уже беспощадно сыплется и сыплется земля, ты задыхаешься и кричишь, а земля лезет в рот, ноздри... Представили и остальные девушки, побледнели. Саломе мелко задрожала, отступила назад, прижалась спиной к стене. Дрожащим, срывающимся голосом негромко и торопливо заговорила:

– Нет, нет. Но я всё равно не буду. Господь один, а ваш обряд – от Лукавого.

Вторая девушка презрительно на неё посмотрела и громко ответила:

– Станцую, конечно. Только станцевать? И ничего?

– Да. Потом тебя отпустят.

– Тогда я согласная.

Друид кивнул, помощник отпер решётку и закрыл за девушкой. Саломе крестилась, Рианон осталась стоять неподвижной статуей. Лишь в мыслях молилась, чтобы её расчёт оправдался до конца.

Как только согласившаяся на танец дурочка оказалась в толпе друидов, ей сразу же заломили руки. Старший из жрецов достал острый как бритва нож, умелыми движениями разрезал ткань верхнего платья. Жертва завизжала. Не обращая внимания, скупыми и точными движениями друид срезал нижнее платье и чулки, потом другой помощник сорвал башмаки, и девушка осталась полностью нагой. Друид медленно провёл ладонью по гладкой коже плеча, затем груди, неторопливо двинулся вниз, задержавшись лишь на гениталиях. Повинуясь жесту, девушку подняли в воздух, развели ноги, выставили на всеобщее обозрение потаённые места – девственница.

Красная как варёный рак, жертва сначала пыталась вырываться и кричать, потом лишь скулила и плакала. Но сразу десяток человек держали её крепко. И когда появилась чаша с каким-то дымящимся варевом, которое силой начали вливать несчастной в рот, ничего поделать девушка не смогла. Лишь кашляла, чихала, но всё равно продолжала глотать. Влив последнюю каплю, друиды затянули протяжную песню на незнакомом языке и понесли жертву сначала в главный коридор, потом свернули к залу с алтарём. Тюрьму покинули все, кроме одного охранника, не забывшего вновь запереть узниц.

Саломе дрожала и всхлипывала, хотя и старалась делать это незаметно. Рианон по-прежнему стояла неподвижно. Сейчас она очень жалела, что не слушала учителя и вместо нудной зубрёжки урока сбегала купаться на речку. Ведь капища друидов в христианских землях давно разорены… Судя по осевшим в памяти крупицам знаний, сатанисты готовились вызвать в Шенноне колдовскую чуму. А для этого необходимо позвать Великую матерь змей. Кровавой основой стали захваченные в деревнях и на тракте люди, сейчас же пошёл завершающий ритуал «трёх шагов». В этот ритуал укладывалось и то, что у первой девушки надо вырвать, пусть обманом, но добровольное согласие. Вторая должна испугаться. Её поведут на алтарь силой и, желательно, чтобы жертва сопротивлялась. Про участь третьей, «чрева змеи», лучше вообще не думать – перед смертью успеешь первым двум жертвам позавидовать раз сто.

Но вот по коридорам разнёсся ритмичный барабанный рокот, и Рианон негромко, чтобы услышала лишь Саломе, произнесла:

– Началось. Покойся с миром, слабая духом и верой, и пусть мученический венец станет искуплением твоим за согласие участвовать в сатанинском обряде.

Саломе перестала всхлипывать, закусила губу и испуганно спросила:

– Что значит «мученический», госпожа? Что они с нами сделают?

Ищейка равнодушно произнесла:

– Что сейчас происходит с этой дурой, рассказать могу. Сначала – танец змеи. Ты – голая, на алтаре. Вокруг – дрессированные змеи, делают вид, что хотят укусить. В определённом ритме. Ты уворачиваешься от одной, прыгаешь в сторону, а там уже следующая. Со стороны и в самом деле выглядит как танец. Недолго, меньше одной лепты. Легко выдержишь. А когда пройдёшь «очищение», тебя разложат на алтаре и начнут насиловать. Сначала все по очереди, потом сразу вдвоём и втроём. Пока не сдохнешь.

Саломе побелела, из глаз покатились градом крупные слёзы. Рианон закончила:

– И не надейся, что потеряешь сознание. Та дрянь, которую они влили перед началом ритуала – не даст. Будешь чувствовать всё до конца. Сколько их там? Человек тридцать, не меньше.

Саломе затряслась, сиплым опустошённым голосом зашептала:

– Господи, спаси и сохрани.

– Тихо. Господь обычно помогает тем, кто и сам не впадает в грех лени и уныния. Поняла? А ты молодец, сумела устоять перед искушением. Потому тебе Господь обязательно придёт на помощь.

Саломе часто закивала.

– Хорошо. Тогда выполняй всё, что я скажу, – в это время барабаны смолкли, и донёсся приглушённый расстоянием рёв нескольких десятков мужских глоток. – Ну что, началось? Дура – жилистая, полчаса, самое меньшее, у нас есть.

Тем временем охранник скинул капюшон. Сторожил девушек совсем молодой парень самого простецкого вида. Сердце у Рианон ёкнуло. Повезло! Наиболее удачный вариант, неофит. Таких ещё называют «слуга двух господ». Друиды часто заманивали в секту обещанием: можно и к ним на собрания ходить, и церковь посещать, молиться. Тогда тебе будут покровительствовать сразу два бога, а в спорной ситуации ты сможешь выбирать правила поведения из той священной книги, которая сейчас тебе самая выгодная. Балбес наверняка ещё не забыл вбитых в детстве христианских проповедей о том, что хорошо и плохо. А сейчас вдобавок завидует товарищам, развлекающимся на алтаре.

Рианон обратилась к пареньку клейким, медоточивым, томным голосом:

– Они там развлекаются, а мы тут сидим, – поставила ступню на лежак так, чтобы ткань платья медленно поползла, открывая сначала не прикрытую чулками кожу лодыжки, потом обнажила колено. – Иди сюда, мальчик.

Видно было, как парень заворожённым взглядом прилип к девушке, заколебался. В уголке рта потекла ниточка слюны. Чтобы его подтолкнуть, Рианон неторопливо расшнуровала завязки платья, приспустила плечи, чтобы ткань освободила сначала одну грудь, потом вторую. Чуть повернулась наполовину в профиль и сладостно заворковала:

– Ну, иди же ко мне, я хочу тебя.

Несколько мгновений парень колебался, потом всё же приказ «охранять и только» взял верх над похотью. Охранник не стал отвечать, поправил кинжал, чтобы ножны оказались на животе – так лучше видно. С самым грозным видом, на какой был способен. посмотрел на Рианон. Но взгляд по-прежнему так и прилип к девушкам: сообразительная Саломе всё поняла, и тоже подыграла. Вслед за ищейкой расстегнула платье и обнажилась до пояса.

– Не хочешь? Жаль. Ну, тогда мы сами, вдвоём, – ехидно поддела: – А ты смотри и завидуй.

Рианон положила ладони Саломе себе на грудь, томно застонала. Потом резко повернулась так, чтобы оказаться к парню спиной, и издала губами звук, будто девушки взасос поцеловались. Саломе покраснела, и испуганно негромко затараторила:

– Что вы делаете, госпожа? Это грех, это страшный грех, когда мужчина с мужчиной или женщина с женщиной…

– Цыц, – шёпотом рыкнула ищейка. – Я инквизитор, и никто тебя грешить не заставит. А теперь – мой приказ. Встань на колени и прижмись ко мне, будто мы и в самом деле грешим.

Саломе мгновенно исполнила. Рианон приподняла юбку, со спины казалось, что Саломе забралась под одежду. Инквизитор томно застонала, старательно изображая голосом приближающийся оргазм. В придачу со стороны алтаря опять донеслись крики распалённой ритуалом толпы. Парень не выдержал. В голове перемешались и рвущая душу похоть, и обида, что его не взяли на ритуал, и гнев на тяжкий грех однополой любви.

– Да что ж вы, блудницы-то, делаете!

Схватив висевший на стене ключ, парень прыжком оказался перед решёткой. Отпер замок, ворвался в камеру. Замахнулся что есть силы ударить ищейку… Рианон толкнула Саломе под ноги охраннику. Сама тут же оказалась рядом. Выхватила кинжал, про который парень забыл. Полоснула друида по лицу, стараясь попасть в глаза. Парень дико заорал. Вслепую нанёс удар и попал по Саломе – девушка взвизгнула от боли. Рианон ткнула друида кинжалом в пах. Парень согнулся, захрипел, свалился на пол. Последний удар ищейка нанесла в шею и отскочила, чтобы хлынувшая кровь окончательно не замарала платье.

Тело ещё дёргалось в агонии, как Рианон уже зашептала:

Ангел Божий, обращаюсь к тебе со всей душой и сердцем.

Повергаюсь перед тобой во всей скорби своей, и прошу помощи твоей с верою в силу твою.

Обращаюсь к тебе – даруй силы глазам моим, видеть чары незримые, дай силы рукам тронуть колдовство сокрытое.

Всё вокруг окуталось оттенками жёлтого. Жемчужная Саломе, янтарные стены, горчичного оттенка кровь вокруг табачного цвета трупа, шафрановые стальные решётки. И лишь магия сияла знакомым темно-красным с розоватым отливом. Рианон как бы разделилась. Одно тело осталось стоять на месте, а второе, воздушное, в котором и пребывало сознание, двинулось вперёд. Решительно сорвало и раздавило красных пауков в браслетах, воспарив к потолку, стёрло и развеяло в пыль сигнальные метки, потом девушка разорвала чародейское кружево на решётке главного коридора. Не тронула Рианон лишь охранный амулет на шее Саломе, висевший на одной верёвочке с крестиком. Ещё раз оглянувшись и не заметив больше ничего подозрительного, вернулась обратно.

Стоило очутиться в настоящем теле, как сразу заболели мышцы, захотелось присесть и передохнуть. Жалеть себя не было времени. Магическую сигнализацию делали халтурно, её, наверное, мог бы обезвредить даже амулет Саломе. Но девушку не обыскали, как не обыскали и саму Рианон: пара зашитых в ткань платья отмычек осталась на своём месте. Значит, не боялись побега – ритуал будут проводить без обычного перерыва и скоро придут за следующей жертвой.

Рианон в несколько шагов оказалась у внешней решётки. Дверь закрывал сложный висячий замок. Отмычками ковыряться – слишком долго. Быстро обыскав тело друида, а потом стены коридора, инквизитор досадливо поморщилась: второго ключа нет. Саломе, заметив удручённый вид Рианон решила, что всё пропало. Надежду опять вытеснили страх и обречённость... Не объяснять же девчонке, что причина раздражения совсем в ином. Ангелы отзывались самое большее три раза подряд. А потом рассчитывай только на себя. Но иначе им не вырваться.

– Саломе, закрой глаза и ничего не бойся. Я немножко маг, сейчас попробую сломать решётку.

Девушка часто закивала, вжалась в стену и крепко зажмурилась. А Рианон беззвучно зашептала:

Царю Небесному, Утешителю, Душе истины, прииди и вселися в нас, и очисти нас от всякия скверны, и спаси, Блаженный. Благослови, Господи, и помоги мне, грешной, совершить начинаемое мною дело во славу Твою. Дай силы рукам моим, дай чужие руки мне на подмогу в трудном деле моём. Аминь.

Протяжный стон, с которым уже отлетевшая душа вынуждена была вернуться в только что покинутое тело, заставил кровь захолодеть в жилах. Завоняло, как на бойне. С шумом только что убитый человек поднялся. Оставляя за собой кровавые отпечатки, мёртвый друид подошёл к замку, на мгновение замер, а потом рывком переломил дужку, выжимая из себя остатки силы. И упал, теперь навсегда, грудой безжизненной плоти.

– Можешь открывать глаза.

Рианон боялась, что Саломе испугается, завизжит – но девушка даже не побледнела. Радостно захлопала в ладоши:

– Госпожа! У вас получилось! – вздрогнула, но решительно продолжила: – Госпожа, дальше первой пойду я. У вас кинжал, а я не умею драться. Если заметят и схватят, лучше меня. А вы убежите и приведёте сюда инквизиторов.

Рианон уважительно поклонилась храброй девушке. И непроизвольно потёрла грудь, где поселилась непривычная, сосущая пустота. Потом ответила:

– Обещаю, мы выберемся отсюда только вместе.

Рианон осторожно выглянула в главный коридор. Убедилась, что, осматривая туннели первый раз, она, к сожалению, не ошиблась. Выход отсюда был только один – и в жертвенный зал. Зато факелы с той стороны не горели: змеи любят темноту, потому ритуалы проводятся обязательно при минимальном освещении. Рианон шепнула:

– Что бы ни случилось – молчи.

Взяла Саломе за руку и повела за собой.

Чем ближе они продвигались к выходу, тем сильнее были слышны выкрики друидов. У самого поворота в зал Рианон заранее ненадолго зажмурила глаза, чтобы привыкли к темноте. И выглянула. Зал оказался большим, не меньше полутора сотен ступней в диаметре. В центре алтарь: за толпой голых, одетых лишь в маски мужиков ничего не видно, но инквизитор знала – там большая плита чёрного камня. Высотой до пояса. Именно на ней приносят подношения Нечистому змею. Жертва ещё жива, в толпе шевеление: на глазах ищейки один из мужиков встал в полный рост и спрыгнул с алтаря, а его место тут же заняли два других. Сектанты замолкли, потом отчётливо послышался мучительный стон-всхлип, дальше толпа опять взревела… Рианон ткнула Саломе в плечо, показала на второй выход с другой стороны, и вдоль стены по дуге обе девушки поспешили туда.

Они успели заскочить в коридор, когда их заметили. Поздно! Рианон подхватила из кольца на стене факел и ткнула им в свисавший с потолка запальный шнур. Пропитанный маслом и селитрой, он занялся мгновенно. Пламя лихо побежало от фонаря к фонарю на потолке и стенах жертвенного зала – их приготовили освещать завершение церемонии. Сейчас фонари вспыхнули ярким светом, ослепили всех. Рианон заранее наметила для себя один из боковых коридоров – туда вело больше всего следов. Ухватила Саломе за руку и помчалась вперёд.

Сколько они так бежали, Рианон не поняла. В какой-то момент силы её покинули, сердце зашлось в бешеном ритме, лёгкие запылали. Пришлось остановиться передохнуть. И заодно попробовать понять, где они оказались.

Эта часть подземелья явно была обжита куда меньше. Фонарей не видно, пахло сыростью и плесенью, вдалеке гулко капала вода. Но было довольно светло: потолок флуоресцировал слабым жёлтым светом. Девушки неторопливо пошли вперёд. И чем дальше, тем яснее становилось, что и эта часть лабиринта – дело рук человеческих. То там, то здесь на стенах попадались остатки фресок или росписей. Старые рисунки почти совсем стёрты или испорчены трещинами, заросли грязью. Ищейка присмотрелась к одной из картин: человек стоял на цветах, в руках держал скипетр и какое-то блюдо, вокруг головы – что-то вроде сияния святых на иконах, только с солнечными лучами. Провела ладонью: в гладкой стене в камне когда-то выдолбили бороздки, заполнили красками. Потому картина и выдержала испытание столетиями.

– Что это? – удивилась Саломе.

– Это культ солнца, – печально вздохнула Рианон. – Его последователей истребили друиды. Легенды оказались правы. Они и впрямь прятались здесь…

– Язычники? – вежливо-равнодушно поинтересовалась девушка. – Их много было до Христа…

– Не язычники, – ищейка вздохнула. – Они услышали и ждали слово Божие. Сказано было Иоанном Крестителем: «Я крещу вас водою, но идёт Сильнейший меня, у Которого я недостоин развязать ремень обуви; Он будет крестить вас Духом Святым и огнём». Так и солнечники, словно Святой Иоанн, жили по заповедям Его, и с миром ждали слова Его… Нечистый и натравил на них своих слуг. Друидов змея. Солнечники прятались здесь, ждали… Но не дождались.

Девушки пошли вперёд, несколько раз наугад сворачивая на перекрёстках. Саломе молчала, потрясённая. Рианон тоже не стала продолжать рассказ. Голову занимали совсем другие мысли. Нехорошие. Лабиринт огромен и хорошо замаскирован, если его до сих пор не нашли – а ведь окрестности Шеннона хорошо обжиты. И даже если кто-то, не испугавшись рассказов о кобольдах, заберётся под землю, может блуждать годами. Как не выбраться и им самим. Пусть, судя по изредка попадавшимся следам – отпечаткам башмаков, копоти на стенах и огаркам факелов – идут они примерно в нужном направлении. Всё равно друиды отыщут девушек раньше, чем те доберутся до нужного прохода. За несколько столетий сектанты наверняка подробно изучили каждую пядь катакомб, пусть и приспособили для себя лишь небольшую часть. Но и сдаваться Рианон не собиралась. Прятаться и драться девушки будут, пока осталась хоть капля сил.

Сколько они блуждали, Рианон не знала. Но когда очередной коридор вывел в огромный зал-пещеру, ищейка поняла, что надо передохнуть. Ноги болели и казались неподъёмными колодами, хотелось пить, глаза слипались. Последние шаги Рианон делала на одной лишь воле, Саломе приходилось буквально волочить за собой. Быстро осмотревшись – удачно, что здесь потолок светился особенно ярко – девушки обнаружили в стенах на разной высоте многочисленные ниши. Осторожно они забрались в одну из них, выбрали ту, где был небольшой каменный «бортик», из-за которого потом можно будет незаметно осмотреться. Стоило оказаться на ровной поверхности, как навалилась такая усталость, что на погоню и остальное стало наплевать. Главным врагом теперь был холод, поэтому девушки покрепче прижались друг к другу, так и уснули.

Разбудил зычный сверлящий голос:

– Почему их до сих пор не нашли? Близится час второй ступени!

Ответ прозвучал слабо и сдавленно:

– Простите, владыко. Мы гнали их по левому коридору, они должны были выйти сюда. Но встречные отряды их не видели, и здесь нет.

Рианон зажала рот проснувшейся следом Саломе, чтобы та случайно их не выдала. Поднесла палец к своим губам.

– Я сам вижу, что нет, – в словах неведомого начальника прозвучали жуткие нотки, у Рианон аж мороз продрал по коже. – Я ещё спрошу с тебя, как они смогли усыпить метку Змея. И запомни. Если к началу второй ступени невесты Змея не вернутся, их место займёшь ты, это я тебе обещаю, – и дальше сектант елейно добавил: – Заодно опробуем допущение, что иногда мужчина может заменить женщину.

Рианон аккуратно выглянула, пользуясь тем, что в бортике часть камней выпала, и получилась как бы зубчатая стена. В зале столпились больше двух десятков сектантов в знакомых хламидах, только капюшоны были откинуты. Командовал гладко выбритый, даже лишенный бровей, мужик лет сорока. Кожа бледная, почти пепельная, будто друид давно не вылезал на поверхность при свете дня… А может, так казалось из-за освещения. Круглое скуластое лицо сейчас уродовала гримаса гнева.

– Может, незнакомый нам коридор нашли? – подобострастно выразил мнение другой помощник. – Сейчас внимательно проверим, и никуда они не денутся. Сквозные проходы мы перекрыли и здесь, и на выходе, и по сквозным туннелям ждут младшие братья.

Рианон успела с тревогой подумать: получается, в зале с алтарём были только жрецы? Сколько же здесь прячется сектантов?

– Ad maiorem Dei gloriam! – донеслось слабым эхом.

Рианон замерла, потом переглянулась с Саломе. Сердце заметалось бешеным зайцем по всему телу. Не может быть! Их нашли?! Или показалось?..

Друиды в зале тоже оторопело застыли. А из дальнего от укрытия беглянок тоннеля уже снова, теперь совершенно отчётливо, донёсся клич:

– Ad maiorem Dei gloriam! Ad maiorem Dei gloriam!

И следом в зал ворвались вопли боли и лязг сталкивающегося железа.

Главный друид опомнился первым. Махнул рукой, приказывая разобраться. Сам отступил назад и начал делать какие-то пассы и тихонько бормотать. Рианон не слышала, но видела, как шевелятся губы.

Сектанты кинулись в туннель, и почти сразу выскочили обратно. Следом в проходе, ощетинившись пиками, закрываясь высокими щитами и прячась под доспехом, показался первый ряд. Рианон еле удержалась, чтобы не захлопать в ладоши. Её люди не побоялись слухов про кобольдов! И, видимо, ограбили арсенал местного гарнизона. Баталия три бойца в ширину полностью перекрывала туннель, а три-четыре ряда в глубину позволяли давить противника массой и силой строя.

Сразу в пещеру отряд втягиваться не стал, а замер, укрывшись за щитами. Часто захлопали тетивы арбалетов строго по уставу атакующей пехотной баталии. И судя по тому, как арбалетчики точно били на слух, стреляли охотницы. С высоты Рианон хорошо видела – один из сектантов задёргался, захрипел, получив прямо в горло навылет тяжёлым арбалетным болтом. Троих серьёзно ранило, и из боя они выпали. Ещё один в панике попытался выскочить в туннель – но стоило ему оказаться в проходе, как в спину и в затылок попали сразу два болта. Пользуясь добравшейся из остальных туннелей подмогой и укрытиями в зале – сталагмитами, грудами камней – друиды попробовали напасть. Подобрались поближе, кинулись разом со всех сторон. Пусть сектанты вооружены лишь короткими клинками и окованными палками-копьями, их в разы больше. Первый ряд инквизиторов заработал мечами, второй – пиками. В третьем стояли алебардисты: созданное для борьбы с кованым латным доспехом, лезвие алебарды с одного удара могло располовинить незащищённого человека. Свалка длилась недолго. Оставив под ногами с десяток распотрошённых трупов и троих, пришпиленных стрелами арбалетов, друиды отступили. По пещере, нагоняя страх, опять полетел клич Ордена Господня: «Ad maiorem Dei gloriam!»

И никто из сектантов не обратил внимания, что арбалет начал стрелять реже, к тому же не так точно. Призрачными тенями из-за строя выскользнули две охотницы. В просторной пещере, к тому же спрятавшись в укрытиях мелкими группками, друиды были обречены. Лишь следившая пристально и глядевшая сверху Рианон смогла заметить, как Хилли нырнула за самую близкую ко входу кучу камней и вскоре метнулась дальше. Риджайна вообще осталась неуловима. Конечно, вырезать, как баранов, всех не получилось. Очередная группа оказала сопротивление, потом другая. Но ничего поделать сектанты не смогли. Двое попробовали прийти на помощь товарищам – не добежал ни один. Третья линия баталии уже сменила алебарды на арбалеты, и вместе с капитаном они утыкали друидов стрелами.

Нечеловеческий рёв, раздавшийся из тоннеля, через который пришли девушки и куда скрылся главный друид, заставил всех вздрогнуть. Охотницы вместо резни очередной группки отступили ближе к строю пехоты. Послышались тяжёлые шаги, и в пещеру вошёл… Самый настоящий тролль.

Присмотревшись, Рианон сообразила – нет, всё-таки человек, одетый в крашенные зелёным шкуры. Огромный, больше двух метров роста, и настолько широкий, что кажется квадратным. Голова огромная… нет, не звериная – высокая шапка или шлем в виде головы тролля. А из-под неё выглядывает мясистое, толстогубое и вислощёкое лицо дегенерата. В руках – чудовищного размера дубина. А ещё от гиганта тянуло чёрной магией, защитный амулет Саломе сразу нагрелся, предупреждая хозяйку.

– Грызь, растопчи их! – показал на врагов друид.

Дегенерат поднял дубину. Тяжело шагая, двинулся вперёд. Две арбалетные стрелы отскочили, третья застряла в шкуре, будто и в самом деле наступал самый настоящий каменный тролль. Охотницы метнулись навстречу. Закружили вокруг чудища. Тот в ответ замахал дубиной. Для своих размеров дегенерат был очень ловок, но охотницы всё равно быстрее… Толку с этого – никакого. Вот Хилли оказалась за спиной. Рубанула саблей, но под шкурой оказалась кираса. Риджайна, увернувшись от дубины, попробовала подсечь ноги. Но и там – стальные поножи. Да вдобавок пришлось уходить от падающей дубины пируэтом на грани возможностей. И снова охотницы атаковали – и снова без толку. Ссадины, царапины, синяки от ударов дегенерат наверняка получал. Но будто их и не чувствовал. Рианон закусила губу, услышала, как рядом Саломе с жаром зашептала молитву с просьбой помочь воинам Господним.

Долго так продолжаться не могло. В какой-то момент Хилли всё-таки ошиблась. Получила удар, хоть и по касательной. Сабля тут же полетела в сторону, переломанная рука повисла плетью. Мгновенно оценив ситуацию, Риджайна подхватила напарницу, и обе нырнули за строй щитов. Друиды радостно завопили. Дегенерат заревел своим животным кличем. Поднял дубину и шагнул к инквизиторам.

Бойцы не побежали. Начали синхронно колотить рукоятями своего оружия по щитам, выкрикивая:

– Саутерн! Саутерн!

Потом расступились, и навстречу «троллю» вышел капитан. В правой руке – алебарда, причём держал её Саутерн легко. Будто ладонь сжимала лёгкую шпагу-игрушку из тех, что вместо боевого оружия любили цеплять придворные щёголи на балах. Левой, также без усилия, капитан подхватил высокий пехотный щит. Расхохотался:

– Ну что, дьяволово семя? Готов отправиться на встречу с хозяином?

Рианон заулыбалась. Издали не разберёшь, но она и так знала: глаза у капитана сейчас без зрачка, сплошной фиалковый глянец с золотыми прожилками. Много-много лет назад молодой подмастерье-сапожник мечтал стать военным. Обменял своё умение у одержимого на способность пусть ненадолго, но становиться во много раз сильнее и ловчее обычного… И оказался одним из немногих, кто сумел обмануть Лукавого. Обратил подарок себе не во вред, а людям на пользу. Первым делом свернул шею одержимому и отнёс труп в инквизицию. Та в благодарность помогла ему поступить в армию не рядовым солдатом, а сразу получить младший офицерский чин десятника-декарха. А когда Саутерн оставил военную службу и собрал собственный отряд, Рианон частенько нанимала капитана. Причём не «пушечным мясом», а для разного рода деликатных дел. Именно его способности спасли всех во время нападения сына Дьявола. Можно не сомневаться – «тролля» капитан тоже разделает.

Противники сблизились, оценивая друг друга. Сектант замахнулся дубиной. Саутерн вскользь принял её на щит так, чтобы дубина ушла левее. И тут же нанёс удар алебардой. Детина успел сделать шаг назад, но всё равно полностью уклониться не сумел. Алебарда пусть не разбила толстую кирасу, но помяла металл и поранила тело. Дегенерат завопил, теперь от боли. Остервенело замахал дубиной. Кинулся в атаку. Саутерн защищался умело, лишь пару раз позволив себе ответные выпады. Снёс с головы «тролля» шлем. Ещё раз рубанул в корпус. Время играло на инквизитора: он цел, противник теряет силы. На зелёной шкуре-одежде в месте последнего удара выступила кровь и расползалась всё сильнее. Ещё минута – две, и врага останется только добить.

Внимание девушек привлёк шум прямо под их укрытием. Рианон осторожно выглянула. Незнакомый пожилой друид установил на подпорке что-то вроде арбалета, только вместо лука на ложе крепилась длинная трубка. Несколько мгновений ищейке понадобилось, чтобы сообразить: да это же аркебуза! Лет сто назад, когда научились вплавлять магическую вязь в структуру металла, например, в наконечники стрел, и разработали чары, от которых взрывался порох, в армии остались лишь большие пушки. Ведь не приставишь же мага к каждому пехотинцу! Аркебузой теперь пользовались только любители или во время охоты на крупного зверя. Ещё из засады – как сейчас, на капитана. В руках у стоявшего рядом помощника уже тлел фитиль…

Привлекая к себе внимание криком, Рианон спрыгнула вниз. Прямо на спину стрелку. Ткнула в шею лезвием. Дальше помощник выбил из её рук кинжал. Враги покатились по полу, сцепившись в драке. Девушку подстёгивали ярость и отчаяние, мужчина был сильнее. Несколько раз он ударил Рианон затылком о камень – и всё равно не успел. Прежде чем провалиться в темноту беспамятства, Рианон успела почувствовать-увидеть, как Саутерн страшным ударом разрубил «троллю» ключицу и грудь, а сильные руки телохранителей стащили с неё друида.

Следующие сутки Рианон провела, мечась в бреду. Лица Саломе, лекаря, капитана и остальных перемешались в причудливом калейдоскопе яви и сна. Второе утро девушка тоже встретила в постели: помял её друид изрядно, да и драка в доме Ликурга не прошла даром. Вдобавок в пещерах просквозило. Но голова работала, поэтому ищейка приказала звать Саутерна. Просто так, без дела смотреть в окно или изучать балдахин над кроватью не было времени.

Пока служанка бежала на первый этаж звать командира телохранителей, пока тот поднимался, Рианон успела над собой посмеяться. Всегда забавляла мода последнего десятилетия – делать в доме спальню-гостиную и принимать гостей полулёжа в огромной кровати под балдахином. А вот неожиданно пригодилось. Но, едва за дверью послышались тяжёлые шаги, согнала с лица улыбку и настроилась на деловой разговор. Капитан вошёл, поклонился. Непроизвольно поморщился: острый запах лечебных мазей, как любой военный, он не любил. Слишком хорошо знал, что в таких случаях скрывают повязки. Сел в кресло напротив кровати.

– Спасибо вам, госпожа. Я обязан вам жизнью.

– Это вам спасибо. Всем. Я уже не надеялась выбраться живой. В логово кобольдов, думала, никто не полезет. Как Хилли?

– Перелом, но закрытый. Целитель сказал – ничего страшного, кость не раздроблена, – Саутерн зло ощерился: – Мы как раз начинали обыск, когда парни и Риджайна примчались. Вас утащили, так под сабли никто больше лезть не захотел. Ну, мы этого индюка толстого прямо там и выпотрошили.

Рианон вопросительно посмотрела на капитана, и он ответил:

– У отца Дация хорошие лекари. До костра доживёт. А ноги и хер будущему покойнику без надобности. Оказалось, что сатанисты давно с бандюками сговорились. Деньги всем нужны, а друиды могли золотишко и кое-что ещё возить так, что никакая стража не сообразит. Под пыткой вчера уже напели, что в катакомбах много барахла лежит. Дальше – сразу взяли в городе связного. В общем, уж простите, – капитан виновато отвёл взгляд, – связного мы порезали на куски. Дальше по наводке пошли, хватанули одного из младших посвящённых. И его, и охрану на входе – тоже в куски. Нам планы лабиринта были нужны.

Рианон кивнула и пусть слабым, но твёрдым голосом прокомментировала:

– Саутерн, вы действовали совершенно верно. Бог им теперь судья. Зато только благодаря вам и вашим людям мы отыскали капище. Как встану и если забуду – напомните, чтобы я поговорила с отцом Дацием. Вам, как захватившим капище, положена двадцатая доля с добычи. И пусть только, – взгляд ищейки грозно потемнел, – кто рискнёт поспорить. И обязательно включите в долю Саломе. Без неё я бы не выбралась.

Капитан встал, уважительно поклонился. Потом сел обратно в кресло и продолжил:

– Девочка тут, в доме. Я приказал накормить и приставил к ней Риджайну. Ей и нам спокойнее.

Ищейка преисполнилась благодарности к помощнику. Наверняка с контрабандой повязано немало народу и в Шенноне, и в окрестностях. За связь с друидами всех четвертуют или сожгут, а Саломе – одна из главных свидетелей того, что в катакомбах располагалось не просто убежище секты, а действующее капище. Рианон попробовала чуть присесть, изображая ответный поклон, не смогла – накатила слабость, откинулась обратно на подушки. Потому ограничилась лишь словами:

– Спасибо, Саутерн.

Тот тепло улыбнулся.

– Девочка и сама не хочет уходить. Если позволите совет... Пока мы здесь, оставьте её при себе. Будет вам проверенное и доверенное лицо, к тому же она хорошо знает город.

– Согласна. А что с остальными? Про браслеты узнали? И Ликург?

Саутерн отрывисто вздохнул и сумрачно отвёл взгляд.

– Узнали. Как пауки в банке. Этот Ликург оказался и в самом деле тем, за кого себя выдавал. В Шенноне был связным между интендантом и друидами. Ну и заодно приглядывал подходящих девушек. А потом, без ведома главаря, начал помогать их на алтарь таскать. Браслеты продавал, кражей людей, маскируя под разбой, занимался. В доме комнату для пленников и потайной ход сделал.

Рианон кивнула: вот она, история про дочку кожевенника. Саутерн продолжил:

– Интендант про это узнал и решил, что пора с друидами расставаться. Ликурга пустил в расход. Навёл душегубов. Они его и пытали, где тайник с золотишком, полученным за чистые души. Не зря друиды хотели нашими руками интенданта убрать.

Рианон понимающе кивнула: барон про сектантов бы смолчал. Лучше каторга за контрабанду и подделку императорских документов, чем костёр. А может, и вообще из тюрьмы сразу в ад переселился бы, накрой город колдовская чума.

– А браслеты? Кто их делал?

– Когда им понадобились браслеты невест Змея, даже подпольные ювелиры мастерить отказались. Подозревали. И тут казначей как-то вышел на одержимого.

Рианон кисло скривилась: вот уж точно говорят на севере: «Рыбак рыбака видит издалека» и «Ворон ворону глаз не выклюет». Воистину слуги Нечистого всегда друг друга отыщут и стакнутся.

– Все переговоры шли через казначея. Вы именно его и зарезали. И помощника мы в том же зале стрелами утыкали.

– Ну и ладно, – Рианон сразу оборвала самобичевание капитана. – Главное – одержимый ещё в городе, а мы все живы. Найдём. Не можем не найти.

Всю следующую неделю Рианон, хоть и выздоровела, провела в одном из домов, принадлежавших инквизиции. Сказала, что ещё недостаточно хорошо себя чувствует. Заодно писала отчёт генералитету Ордена в Новую Антиохию. Тоже повод не вылезать на улицу и не ходить в командорию. Ведь формально ищейки имели статус, равный старшему дознавателю. На допросах по делу действующей секты сатанистов такой высокий чин присутствовать обязан. Но пытки не просто так считались чисто мужским делом, с этим Рианон была согласна. Для подобных занятий лучше подходили Саутерн и его парни. Вот они-то и помогали братии, щедро делясь богатым опытом с местными инквизиторами, привыкшими к тихой жизни в центре страны. Не хотелось участвовать и в общегородском празднике по поводу сожжения друидов и связанных с ними разбойников. Учитывая тяжесть содеянного, обычную милость преступникам – когда пламя только начинало разгораться, палач натягивал заранее накинутую петлю на шею, чтобы жертва лишнего не мучилась – в этот раз даровать не стали. Хотя совсем спрятаться не получилось: к Саутерну стекались жители Шеннона и окрестностей с благодарностями. И первым – тот самый мужик, которого ищейка и капитан встретили в «Вороне и ветви». Досталось восторгов и остальным, но тут Рианон крепостной стеной выставила перед собой довольную Саломе. Даже простила ей небольшой грех гордыни. До их встречи в катакомбах у девушки была тяжёлая жизнь. Так пусть теперь получит за свои достоинства заслуженные почёт и уважение, которых из-за бедности раньше была лишена.

Гостей Рианон категорично приказала к себе не пускать. Исключением стали лишь те, кто был связан с расследованием. Потому, когда Саломе доложила о чиновнике из городского магистрата, про Теслина девушка даже не подумала и приказала звать в рабочий кабинет. Но, завидев старого друга, тут же выскочила из-за стола и поспешила навстречу.

Она успела сделать всего два шага, когда Теслин заговорил. Не стал, как обычно, балагурить или шутить, что Рианон совсем важная стала, не пробьёшься. Вместо этого голос зазвучал ровно и с нотками почтительности к важной персоне:

– Рад, что с вами всё в порядке, госпожа.

Рианон замерла на месте, словно налетела на стену. Недоверчиво осмотрела старого друга с ног до головы. Подозрительно поинтересовалась:

– Теслин, с тобой всё в порядке? Что ты, как будто синего дурмана нажевался? Старых друзей не узнаёшь? Какая я тебе госпожа?..

– Не стоит. Госпожа, – мужчина подчеркнул голосом последнее слово.

– Но мы…

– Простите, если мои слова прозвучат резко. Но я дружил с весёлой девчонкой, которая ценила свободу выше сытого спокойствия. И потому-то пошла не замуж, а в Орден Господень. У меня не очень получается объяснить… Надеюсь, вы меня всё-таки поймёте. Оказалось, что всё это лишь маска, ширма. На самом деле вы, госпожа – ищейка. За другой в старые шахты не полезли бы … Да и не выбраться оттуда без магии. Только ищейка могла погасить метку Змея. Претендовать на дружбу с вами я не имею права.

На несколько мгновений Рианон будто ослепла. В горле встал комок, глаза застило подступающими слезами. Стало тяжело дышать. А ещё захотелось на Теслина заорать: я всё та же, с тобой я никогда не притворялась! С трудом устояв, на деревянных ногах девушка вернулась обратно за стол и рухнула в кресло. И лишь там, когда уже не надо было сдерживать подгибающиеся колени, сумела собраться с силами. Ровным, почти без дрожи голосом ответила:

– Да, я ищейка. И что в этом такого? И ещё. Я не маг. Наша сила совсем в ином.

– Разящий меч Ордена Господня, – Теслин сказал, как бы продолжая неоконченную фразу Рианон. – «Не думайте, что Я пришёл принести мир на землю; не мир пришёл Я принести, но меч, ибо Я пришёл разделить человека с отцом его, и дочь с матерью её, и невестку со свекровью её».

– Евангелие от Матфея, глава десятая, – холодно парировала ищейка, одновременно пытаясь не разреветься. – Только сказано в послании апостола Павла: «Укрепляйтесь Господом и могуществом силы Его. Облекитесь во всеоружие Божие, чтобы вам можно было стать против козней диавольских, потому что наша брань не против крови и плоти, но против начальств, против властей, против мироправителей тьмы века сего, против духов злобы поднебесных. Для сего приимите всеоружие Божие, дабы вы могли противостать в день злой и, все преодолев, устоять. И так станьте, препоясав чресла ваши истиною и облекшись в броню праведности, и обув ноги в готовность благовествовать мир; а паче всего возьмите щит веры, которым возможете угасить все раскалённые стрелы лукавого; и шлем спасения возьмите, и меч духовный, который есть Слово Божие». Мы – тот самый меч духовный и щит веры. Потому что сила наша не от чар людских, а от Господа.

Дальше она всё-таки поперхнулась, слишком уж душили слёзы. Но сумела продолжить:

– Я знаю твоё отношение к магии, точнее, к излишне частому её использованию без нужды. Но повторюсь: я не маг… Теслин, десять лет назад для тебя не имела значения разница в нашем общественном положении. Теперь мы поменялись местами. Неужели дело именно в этом? И почему именно сейчас, когда мне нужна поддержка? Особенно от старых друзей?

Теслин не ответил, но губы непроизвольно шевельнулись в такт мысленно сказанным словам. Тем, что он не решился произнести вслух: «Если Бог за нас, кто против нас? Если встанет для тебя выбор между Верой и человеком, между Церковью и другом – я не хочу оказаться на острие твоего выбора, ибо знаю, что ты выберешь».

Рианон почувствовала, как закипает. Очень захотелось кого-то слегка придушить, чтобы пришёл в чувство. И в то же время гнев получался каким-то… фальшивым? Ведь её и в самом деле учили, что истина превыше всего, а ищейка – сияющий меч веры, любой ценой разрывающий тьму. Хорошо читавший в людях скрытое, Теслин заметил внутреннее смятение ищейки. Но продолжил прежним уважительно-серьёзным, деловым тоном:

– Тогда, госпожа, позволите небольшую просьбу? В знак нашей давней дружбы в юные годы.

Рианон ненадолго задумалась: очень хотелось просто из вредности отказать не выслушав. Потом девушка всё же решила, что такая мелочность ищейки недостойна. Да и Теслин не стал бы просить из пустой прихоти.

– Хорошо. Я тебя слушаю.

– Я хотел попросить вас поговорить с одним человеком. Он из братства мудрецов-алхимиков. Наедине. Я провожу.

Рианон удивлённо приподняла бровь. Философское течение мудрецов-алхимиков провозгласило девиз: «Я мыслю, следовательно, существую» и призывало опираться в познании мира и Бога на разум, а не на магию. Теслин обозвал ищейку магом, и сам при этом хочет, чтобы она пообщалась с противниками магии?

– Когда?

– Если вы согласитесь, то через три дня.

– Хорошо. Я приду.

Едва Саутерн и Риджайна узнали о планах начальства, Рианон пришлось выдержать с ними нешуточный бой по поводу безопасности. Друидов переловили ещё не всех. К тому же, они вышли из подполья, приняв события с околдованным медником за знак. Возможно, Нечистый подал весть и другим своим слугам. Однако все знали, что если начальнице втемяшилось, хоть кол на голове теши – не откажется… Всё равно Саутерн и Риджайна всерьёз были готовы скрутить и запереть Рианон силой. Пришлось идти на компромисс. До нужного места она идёт в сопровождении охотницы и пятёрки телохранителей, а дальше те ждут на улице.

Теслин привёл всех в один из районов пригорода, к просторному дому с небольшим садом, где и расположилась охрана. Рианон сразу для себя отметила, что хозяин небеден. При этом не выставляется богатством напоказ – но умный поймёт. Не только первый, но и два остальных этажа из кирпича, а не из дерева. Пусть фасад не разукрашен заметными издали дорогими росписями, а крыша – яркой глазурованной разноцветной черепицей. Зато окна – не прорубленные щели, а полуциркульные. И вокруг прямой части, и вокруг верхнего полукруга из стены выступают прямоугольные блоки-квадры, украшенные резным орнаментом. Фронтон тоже весь в орнаменте, причём, если присмотреться – повсюду не гипс, а камень. Внутри первый этаж отделан новомодным паркетом, а не плиткой, и лестницу на второй этаж тоже перестраивали капитально. Не просто подлатали старую и узкую, заменив свисавший с потолка канат перилами – а расширили, сделали более пологой, и перила стали частью общей композиции. Под стать дому и хозяин – словно тоже решил собрать в себе противоположности. Не молод. Уже грузная, но ещё совсем не старческая фигура. Окладистая тёмная борода, а волосы подстрижены коротко и почти седые. Курносое лицо, высокий лоб избороздили морщины, но глаза сверкают по-мальчишески задорно и живо. Рубаха и камзол простого покроя, без кружев, но пошиты из дорогих тканей, а пуговицы – серебряные.

Стоило ищейке войти, Теслин поклонился, а хозяин подошёл и поцеловал девушке руку. После чего следователь вышел на улицу, и Рианон услышала, как он прощается с сопровождением. Старик приглашающе махнул рукой и направился по лестнице на второй этаж. Рианон ничего не оставалось, как идти следом.

Кабинет девушку поразил ещё раз. Большая комната, по всем стенам заставленная шкафами. И везде книги, какие-то древности или старинные предметы. Поверхностных знаний ищейки хватило лишь опознать пару медных кувшинов времён Древних империй и глиняный сосуд, судя по росписи, выполненный ещё раньше – в Золотом веке. Запросто может оказаться, что и остальные предметы такие же древние. Стоит всё это огромных денег – и как хозяин только не боится? Живёт один, охраны никакой.

Старик сел в одно из кресел возле пока незажжённого камина, показал на второе. Спросил:

– Меня зовут Хайрок или, если хочешь, мэтр Хайрок. Можешь называть профессор Хайрок, но я давно не преподаю. Как мне обращаться к тебе, дитя моё?

Рианон ненадолго помедлила с ответом. Она не знала, что про неё рассказал Теслин. Обращение на «ты» к дворянке и ищейке можно считать и оскорбительным, но можно и не считать. Возраст и мудрость имеют свои привилегии.

– Рианон.

Старый учёный вновь показал на соседнее кресло, но садиться девушка не торопилась. Что-то в комнате смущало её. Не спрашивая разрешения, коснулась стоявшей на полке чаши – и отдёрнула пальцы, словно обожглась. От предмета тянуло знакомым вереском! Хотя и без примеси серы… Заметив испуг и смущение, хозяин ласково улыбнулся. В его руке загорелся небольшой шарик огня, полетел в камин. Там сразу занялись дрова, потянуло дымом. Рианон с облегчением вздохнула, ощутив, как горло перестала сжимать рука страха. Одержимым магия недоступна. Хайрок тем временем похлопал по ручке кресла, приглашая всё же присаживаться. Заодно прокомментировал:

– Если тебя утешит, ты не первая ищейка, которая ошибается. Предметы Золотой эпохи до сих пор хранят тень силы Ключников и Привратников. Очень похоже на одержимых, но всё-таки отличия есть.

Слова хозяина помогли собраться. Ну что же, раз он знает, кто перед ним, разговор будет напоминать словесный поединок. Тезис – антитезис, слово против слова, когда каждый старается убедить в своей правоте оппонента. Для того Теслин её сюда и позвал. Только непонятно, зачем он всё это затеял. И философ напротив очень странный.

Угадав ход её мысли, мэтр Хайрок добродушно негромко рассмеялся.

– Да-да, я маг. И при этом отношусь к тем философам, кто… Нет, не считает магию злом. Лишь против её неразумного использования.

На память сразу пришла проповедь отца Наталиана.

– Без влаги не взойдут посевы, но если слишком алчно разбирать её на полив, то река станет болотом. Потому без чародейства не обойтись, но стоит применять его лишь там, где оно необходимо. Так?

– Не совсем, – пожилой чародей щёлкнул пальцами и со стола по воздуху к нему подплыли два бокала с вином. Один он сразу вручил гостье. – Я как раз сторонник того, чтобы в быту и труде магию не ограничивали. Но она должна стать лишь инструментом, не более. Быть конём, а не всадником. Сейчас же слишком часто и бездумно на неё перекладывают то, что человек обязан делать своими руками и понимать своим разумом.

Рианон отпила вина – хорошее красное полусладкое с какими-то травами, покатала глоток на языке, наслаждаясь вкусом. Снисходительно ответила:

– Вы намекаете на столичный университет? Между прочим, именно их опыты помогли победить холеру или отыскать способ долгого хранения вина.

Мэтр Хайрок хмыкнул.

– Ну-ну. Путём нагревания. Всё хорошо и замечательно, только никто так и не понял, почему оно стало храниться дольше. И почему именно этот сорт следует нагревать именно до этой температуры. Всё – методом тыка. Подогрели плошку с вином, сделали магией, чтобы для неё прошло полгода. Посмотрели, что вышло. Нагрели другую[6]. – Он щёлкнул пальцами и раздражённо добавил: – Право слово, не сочтите за хулу… Но по тем же оптике и алхимии в записках того же мистасинского стекольщика мы отыскали больше нового, чем придумала вся императорская академия за пару десятков лет. И, к сожалению, подобные случаи не единичны.

Рианон стало обидно. Не обращая внимания, что слова Хайрока прозвучали на грани ереси одобрения одержимых, девушка резко поставила на пол возле ноги бокал – вино расплескалась, и раздражённо парировала:

– Ваши примеры лишь подтверждают, что разум, особенно если им движут заповеди Христовы, способен и тёмное знание обратить на пользу и к свету, – и гордо завершила: – Вы привели частные случаи, которые ни о чём не говорят.

– Всего лишь? – зарокотал голос мэтра. – Вы уверены, барышня? Вы помните историю Золотой эпохи?

Рианон невольно вздрогнула: то ли от резкого перехода с «ты» на «вы», то ли от недовольства в голосе. Снова, будто и не прошло многих лет, почувствовала себя недоучившей урок ученицей за партой. Постаралась как можно твёрже ответить:

– Две тысячи лет назад наступило время, которое потом назвали Золотым. Все счастливы, врата адских тварей запечатаны. Период высочайших магических умений. Чародеи той эпохи считали себя равными Богу. За гордыню небеса на какое-то время лишили мир магии, и наступил Железный век, когда правила сила. Или, по-иному – Эпоха Древних империй.

Мэтр ответил таким насмешливым взглядом, что Рианон невольно втянула голову в плечи. Ещё сильнее накатило чувство невыученного урока.

– Вы, барышня, повторили чужие слова и даже ни на минуту над ними не задумались. Магия вплетена Господом в ткань бытия в момент акта творения. Её нельзя изъять, как товар с фальшивым клеймом из лавки торговца. А вот перемениться она вполне может, как меняются ветер, тучи и зима с летом. И в таком случае общество, построенное только на магии – обречено. Да, их маги были способны на то, что мы сделать не можем и не сможем ещё долго.

Мэтр показал на стоявшую на полке стеклянную вазу, где в прозрачный материал были вкраплены частички какого-то камня, образуя картину. А ещё можно было различить отдельные мазки, будто рисовали красками и кистью прямо внутри стенок.

– Да, магия позволяет немало результатов получать без промежуточных шагов и размышлений. Но она – искусство, а не наука. Главное в ней – личность, а не метод, – Хайрок ехидно фыркнул. – А ещё маги придумали себе много кумиров и божков. Язычники верили, что каждый божок кроит мир только по своему желанию. Как нерадивый крестьянин нарезает своё поле, стараясь посадить побольше. Золотые маги так и не увидели, что за всем стоит единый замысел Господень. Хотя это очевидно… Но только если увидеть стройность законов нашего мира, неразрывность причин и следствий.

Мэтр недолго помолчал, допил вино и отправил бокалы обратно на стол. Задумчиво продолжил:

– Ещё на Старой Земле, незадолго до Открытия путей Господних, жил мудрец Ибн ал-Хайсам. Он советовал: продумай свою мысль, объясни её, посоветуйся с другом. Ещё раз подумай – что подскажет тебе мысль, не нарушая логики? Послушай, что тебе подскажет друг. А потом всё обязательно проверь, а лучше поручи проверить другу. И вот с этим у магов были трудности. Их обуяла гордыня, они не делились секретами. Они не смогли услышать, понять – и кесарь, и пахарь равны перед Богом. А ещё, как самый талантливый художник не может идеально скопировать чужую картину, так и два мага не могли повторить один опыт и получить одинаковый результат. Повторюсь, они не увидели единых законов мира. Даже на шаг не приблизились к истине понимания мира, которую мы хоть и потеряли в первородном грехе – но Господь обещал, что достойные смогут когда-нибудь к ней прикоснуться. Золотые чародеи увидели лишь внешнюю шелуху. И когда ветер магии переменился, снова поймать они его не смогли. Разучились воспитывать Ключников и Привратников, и сразу через оставленные без присмотра границы в наш мир полезла всякая гадость.

Чувствовать себя нерадивым школяром было унизительно и неприятно, поэтому Рианон резко, на грани грубости, лекцию оборвала:

– Это всё интересно, но зачем? Я не интересуюсь древней историей.

– А зря. На ошибках предшественников стоит поучиться. Особенно нам, магам.

– Сколько раз говорить? – раздражение всё-таки выплеснулось, голос задрожал от возмущения. – Я не маг. Наша сила – от ангелов.

И тут же девушка постаралась успокоиться. Медленно начала вдыхать и выдыхать, стараясь унять ярость.

– Вас так учат, – снисходительно парировал Хайрок.

– И кто только что говорил об опыте, как о проверке любого предположения? – съязвила Рианон. – А опыты говорят, что просьбы ангелов не преодолеть, а зачастую не увидеть даже самым сильным магам.

– Или опыты ставят неверно. Сознательно или случайно, – холодно ответил хозяин дома.

Встал, подошёл к стеллажу с древностями и вскоре вернулся с небольшим, с детский кулак кубиком, выточенным из белого горного хрусталя. Внутри навеки как бы застыло дымчатое облако. Хайрок кубик сжал за противоположные стороны двумя пальцами, подышал на грань. Кубик засветился неярким синим светом, запахло вереском.

– Это один из немногих определителей магов, сохранившийся с тех времён. Попробуйте тоже.

Рианон с опаской взяла артефакт в ладонь. Тот погас. Но стоило повторить действия учёного, как кубик запылал ослепительным янтарным светом, нос заложило от возникшего из ниоткуда аромата мяты.

– Видите? Ваш потенциал намного сильнее моего. Цвет же показывает предрасположенность к тому или иному виду магии.

Девушка силой вручила кубик обратно хозяину и сердито сказала:

– Вы меня не убедили. Мало ли что он показывает. Да я даже не знаю, правду ли вы мне сказали про его назначение! И вообще, мне кажется, я и так засиделась. Я пришла по просьбе Теслина, и она выполнена. Прощайте.

Рианон уже начала вставать, когда резкий, повелительный тон хозяина бросил её обратно в кресло.

– Не торопитесь. Вам нужно ещё одно доказательство? Хорошо.

Хайрок взял из шкафа другой артефакт, похожий на путаницу металлических нитей с маленьким матово-чёрным шариком внутри.

– Это накопитель для восполнения энергии. Из старых, мы сейчас не умеем такие делать. А теперь опустошите свой резерв. Призывайте, как вы их называете, ангелов.

Голос был настолько властный и требовательный, что противиться ему Рианон не смогла. Позвала ангельское зрение – заодно проверила дом и хозяина на связь с одержимым. Из шалости заморозила огонь в камине, дрова аж покрылись коркой льда. Потом отогнала в сторону грозовую тучу. Потёрла грудь, где поселилась сосущая пустота. Взяла в руку протянутый шарик с нитями… И сразу ладонь, руку, потом остальное тело закололи, защекотали приятные иголочки, полился тёплый мёд, заливая пустоту в груди.

– Давайте же! Разожгите огонь.

Повинуясь, Рианон привычно воззвала… Пламя в камине жарко вспыхнуло, выбросило сноп искр. Словно дрова не промёрзли насквозь. Рианон, только что собиравшаяся съязвить, застыла. Потом растерянно зашептала:

– Не может быть. Этого не может быть. Четвёртый раз никто и никогда не отзывается.

Хайрок грустно прокомментировал:

– Вас обманывают, и сознательно. Когда-то таких, как вы, называли Ключами. Обучать полноценно вас давно не умеют. Разучились ещё во времена Древних империй. Но Инквизиториум нашёл вам применение. Выплёскивать энергию настолько мощным и необычным потоком, что ему не может противостоять никто. А чтобы не возникло подозрений – пичкают историями про избранных.

Рианон поверила сразу, хотя сердце и протестовало. Но вот оно, доказательство невозможного, в её руке.

– Зачем? – прошептала она, не замечая, как из глаз потекли слёзы. – Зачем? И зачем вы мне это рассказали? – и закричала: – Лучше бы я верила, как раньше! Как мне жить теперь?!

Хайрок пожал плечами.

– Как и раньше. «Дабы мы не были более младенцами, колеблющимися и увлекающимися всяким ветром учения, по лукавству человеков, по хитрому искусству обольщения, но истинною любовью все возращали в Того, Который есть глава Христос. Посему, отвергнув ложь, говорите истину каждый ближнему своему». Так передавал нам слова Господни апостол Павел. Считайте это прощальным подарком Теслина. Из вас, ищеек, куют мечи Ордена Господня. Так будь же не слепым орудием, а останься человеком, сотворённым по образу и подобию. Пусть ведут тебя, дитя моё, лишь собственные помыслы и слово Христово. Ибо генералитет Ордена уже давно борется не за одну лишь Веру и Церковь, а в первую очередь за свою власть. Помни об этом. А теперь прощай.

Старого учёного Рианон покинула как в тумане. Грубо отказалась отвечать на расспросы Риджайны – всё ли в порядке. Дома заперлась на целый день, пытаясь отыскать хоть один изъян в рассуждениях мэтра Хайрока. Ни-че-го. Хотя контраргументы в защиту Инквизиториума она и нашла, заодно подобрала соответствующие цитаты из того же «Апостола Павла послание к ефесянам». Пусть кто-то из Ордена и погряз в грехе, зато такие, как она, всегда действуют во спасение людей… Старалась не слушать шепоток раз за разом заглядывающего червячка сомнения. Не подыми она десять лет назад шума – дело с монастырём просто замяли бы. Встань перед ней в день приезда выбор: жизнь Теслина в обмен на поимку друидов – подарила бы другу мученический венец и ни на мгновение не задумалась бы, не сожалела.

Девушка очень хотела нового разговора с мэтром Хайроком. Вот только ни она сама, ни сопровождение дорогу к дому старого учёного не запомнили. И отыскать не получалось, хотя бродили потом по всему району дней пять. Теслин же упорно избегал даже мимолётной встречи с Рианон. Можно было не сомневаться, что и на прямой вопрос ответит: «Ничего не знаю, никогда там не был». Не пытать же его, в самом деле?.. Оставалось лишь убеждать себя, что старый учёный неправ, девочек не обманывают, а просто наставники не знают сами. И поступки пары-другой нечистоплотных псов Господних не дают никому права судить о помыслах всего Ордена… На исповеди про разговор с мэтром Хайроком девушка не сказала ни слова. Смолчала первый раз в жизни. И почему-то, к своему удивлению, не считала, что поступила неправильно.

[1] Три стадии – это чуть больше полукилометра. В Десяти христианских королевствах используется так называемая «олимпийская стадия», принятая в Византии. 1 миля (1389,17 м) = 7,5 стадий (185,22 м) = 600 ступней (329,3 мм)

[2] Две с половиной лепты – это 15 минут. В Десяти христианских королевствах используется византийская система, рассчитанная в XIII веке Михаилом Пселлом. 1 час = 5 стигм = 10 лепт = 150 мойр = 1200 рип = 14 400 эндиксов = 864000 атомов. Сутки делятся на 24 часа aequinoxiales, т.е. «одинаковых по длительности»

[3] Тут необходимо отметить. Поганый не оскорбление, а от латинского paganos – язычник. Негативный смысл в русском языке это слово приобрело довольно поздно

[4] Ad maiorem Dei gloriam – «К вящей славе Божией», геральдический девиз ордена иезуитов. В Десяти королевствах этот девиз носит Иквизиториум или Орден заветов Господних, во многом схожий с иезуитами, но при этом помимо всего прочего несущий функции инквизиции

[5] Тут необходимо уточнить. Первые шпаги появились в Испании в 1460-х годах, долгое время оставались холодным колюще-рубящим оружием как облегчённое производное от меча (рубяще-колющего оружия), состоящее из длинного (около 1 метра и более), прямого одно-двухлезвийного или гранёного клинка и рукояти (эфеса) с дужкой и гардой различной формы. Облегчённый вид, хорошо знакомый по фильмам, шпага примет лишь к 18 веку. В Десяти королевствах шпага ещё используется в своём «исходном» варианте

[6] Процесс пастеризации вина. Возможность заболевания вина наиболее успешно устраняется прекращением жизнедеятельности микроорганизмов путем нагревания до известной температуры от 60 до 70 градусов для разного вида вина

Часть вторая

К дому, который сняла для себя Рианон, когда стало ясно: поиски в городе затянутся, отец Даций подъезжал с неохотой. Сам себе признавался, что дело отнюдь не в поведении столичной ищейки. Девушка ни разу не нарушила правил формальной субординации. Не лезла в местные дела, хотя полномочиями обладала огромными. В истории с друидами Змея открыто поддержала отца-командора. Он, дескать, не виноват. Даже наоборот – именно при нём было найдено и уничтожено действовавшее больше ста лет капище. Только слишком отвык Даций, что на его территории действует кто-то, имеющий право на любой приказ главы целой командории ответить: «Нет». Безо всяких объяснений. Да, вдобавок, инквизитор чувствовал себя обязанным Рианон. Не подыми она десять лет назад публичного скандала, вычистить засидевшихся на тихих должностях карьеристов и наказать всех прикрывшихся церковным саном грешников могло и не получиться. А чувствовать себя обязанным, пусть про услугу оказавший и не вспоминает, Даций терпеть не мог… Но и решить нынешнюю проблему могла одна лишь ищейка. Потому-то Даций скрипел зубами, но всё равно не позвал к себе, а поехал сам. Причём негласно и без свиты.

Район, где поселилась ищейка, был респектабельный. Здесь обитали пусть не дворяне и не торговая аристократия Шеннона, но люди весьма небедные. Кого попало сюда не пускали. По улице не торопясь вышагивал патруль городской стражи, и не было нищих. Увидев всадника, сразу три здоровых лба отделились от основного десятка и двинулись навстречу. Потом заметили рясу священника, притормозили. Отец Даций привычно благословил парней. И тут же направил коня к уютной двухэтажной усадьбе без лепных излишеств, зато в окружении симпатичного пышного садика.

В воротах гостя встретили двое: девушка-прислуга – та самая, что выбралась вместе с ищейкой из катакомб – и телохранитель. Утихшее было раздражение вспыхнуло опять. По городу шлялся десяток опытных головорезов, не подотчётных ни светскому закону, ни Дацию – и ничего поделать нельзя. Что самое неприятное, служили наёмники не только за немалое жалованье – одна доля с последней добычи сделала всех довольно состоятельными людьми – но и из искренней любви и уважения к своей госпоже. И этим были опасны вдвойне.

По песку дорожки сада Даций специально шёл не торопясь, поэтому, когда нога ступила на крыльцо, сумел взять себя в руки и настроиться на деловой лад. От помощи Рианон и от успеха расследования зависели будущие отношения с герцогом. Ведь, хотя инквизиторы имели немалую власть, окончательное слово на землях домена всё равно оставалось за его светлостью Эдмонтон.

Пока девица Саломе вела священника к дому, воин уже успел сбегать с докладом: пусть отца-командора он и знал в лицо, входить без приглашения – невежливо. Теперь ждал на крыльце, поклонился:

– Вас просят, отче.

И распахнул дверь. Служанка сразу проводила гостя к госпоже и вышколенно удалилась. Разговор не для её ушей. Рианон ожидала, стоя в гостиной. Причём убрана комната была по старой моде: безо всяких кроватей или пуфов, лишь два кресла напротив камина. Украшенных резьбой, но жёстких, из парадного светлого ясеня без всяких подушек, словно намекая: встреча по нужде, не для отдыха. Девушка сделала учтивый книксен, склонила голову. Дождалась, пока сядет священник, лишь потом заняла кресло напротив. Сложила руки на коленях, потупила взор… Даций невольно восхитился. Ни дать ни взять барышня лет девятнадцати из хорошей семьи переволновалась из-за визита важного гостя. Не знаешь – и не скажешь, что ищейке на шесть лет больше. И что только она первая за несколько столетий сумела вырваться чуть ли не с самого алтаря дьяволопоклонников живой и невредимой.

– Внимательно слушаю вас, святой отец.

От мягкого бархата сопрано по коже мужчины против воли побежали мурашки. Поэтому инквизитор торопливо фыркнул:

– Не стоит на мне упражняться в ваших талантах, госпожа Рианон, – он не удержался и хмыкнул, – а визу на ваших полномочиях я ставил лично.

– Хорошо, – покладисто согласилась девушка. Вот только бархат голоса стал жёсткой замшей, лезвие меча полировать: – Я вас слушаю.

– Я хотел бы попросить вашей помощи как следователя в одном деликатном деле. Немедленно.

– Вот как? – Рианон удивлённо подняла бровь. – Почему, если вы по каким-то причинам не хотите привлекать своих людей, не можете попросить городскую стражу? Я проходила в Шенноне практику. И без лишней скромности могу утверждать, что даже за прошедшие десять лет до умений того же мэтра Теслина мне ещё расти и расти.

Отец Даций сцепил руки на животе, молчал почти минуту. Затем потёр подбородок, где, несмотря на тщательное бритьё, уже пробивалась щетина, и ответил:

– Дело в том, что помощь нужна герцогу Эдмонтон. И вопрос не только в прохладных отношениях его светлости и магистрата с бургомистром. Привлекать городскую или церковную стражу – значит придавать делу ненужную огласку.

Рианон кольнула собеседника проникающим, острым, разъярённым взглядом. Перестала играть в благовоспитанную барышню и откровенно враждебно уточнила:

– Я понимаю, герцог. Но его нет в городе. Переговоры вы вели с кем-то из его людей. Они знают, кто я на самом деле?

Инквизитор поднял ладонь, словно останавливая удар.

– Нет, что вы. Барону Кокрану, он заправляет всеми делами герцога в городе и окрестностях, я сказал, что знаю одну благородную девушку, которая закончила столичную школу Святого Арсения Великого. И выбрала для себя судебное дело. Якобы я знал её отца и её саму в школе и обещал попробовать уговорить.

Рианон кивнула и задумалась. В самом деле, прикрытие выходило идеальное. Образование в одной из школ ордена бенедектинцев в качестве хорошего приданого вошло в моду не только среди зажиточных горожан, но и у дворян. Не удивит никого и специализация. Пусть женщина могла занимать только самую низкую должность, на которую дворянка никогда не согласится, девушка с хорошим юридическим образованием будет в цене на рынке невест даже у первого сословия. Выбор судебного дела означал ещё и то, что в школе Рианон обязательно хотя бы полгода была помощницей имперского дознавателя. А ещё захотелось утереть нос Теслину – я не хуже… Пусть бывший друг про это и не узнает.

– Хорошо. В чём суть дела?

– Я не знаю подробностей. Барон Кокран лишь рассказал, что в нескольких часах верхом отсюда у герцога – поместье и небольшой дом. Там работает какой-то человек из свиты его светлости. У него вчера пропала некая тетрадь с важными записями. Он точно знает, что вор или где-то близко, а если и ушёл, то недалеко. И ещё… – Даций замялся, рука невольно скомкала ткань рясы. – Барон очень настаивал, что поехать можете только вы. Ваших людей придётся оставить в городе. К тому же поместье расположено в необычном месте… Своими особыми способностями ищейки вы пользоваться не сможете.

Рианон фыркнула: слова «вы останетесь без защиты» сказаны не были, но всё равно прозвучали между строк. Глава командории слишком долго находился на своей спокойной должности. Взвешенный и разумный риск – это неизбежная часть работы любой ищейки. Да и вряд ли барон рискнёт ссориться с одним из влиятельных столичных кланов, чьей дальней родственницей сейчас прикидывалась Рианон. Пылинки будет сдувать, лишь бы «с девочкой ничего не случилось».

Барон Кокран оказался мужчиной среднего роста, с ястребиным лицом, острым носом и колючими холодными серыми глазами. Рианон тут же отметила для себя особые приметы – серповидный шрам над левым глазом, прихрамывает на правую ногу. Молчаливый: познакомился, проговорил все положенные знатной даме любезности, быстро объяснил суть дела, подсадил девушку в седло… И больше ни слова. Такими же немногословными оказались и трое сопровождающих. Оставалось лишь разглядывать дорогу, сначала петлявшую через поля, затем нырнувшую в лес и принявшуюся причудливо огибать высоченные берёзы. От нечего делать ищейка принялась сортировать в голове скудную информацию, полученную от барона.

Ещё отец герцога сумел заманить к себе на службу некоего Фейбера, гениального механика. Мэтр рассорился с городским цехом кузнецов, но не хотел уезжать из Шеннона. Вот его светлость и предложил ему жить и работать в лесном доме неподалёку от города. За прошедшие годы мастер сумел открыть немало секретов, изрядно пополнив казну герцога. Чем и вызвал жуткую зависть городских властей. Сейчас механик трудился над новым изобретением и уже был готов выехать в резиденцию герцога, но вчера пропала тетрадь, куда мэтр Фейбер записывал результаты. Всё указывало, что тетрадь выкрал помощник старика, некий пропавший Кведжин. Вот только парни, охранявшие границу поместья, в голос божились, что мимо никто не проходил. Ради секретности дом расположен на болотах, безопасных троп немного и все под присмотром. Да и не верил барон в виновность Кведжина. Подобранный мастером на улице талантливый сирота был предан учителю как собака.

Первыми о приближающемся стоячем водоёме рассказали комары. Появились и сразу же начали искать, куда впиться. А ведь в городе кровососов не видели уже с пару недель, их пора закончилась. Деревья постепенно пошли на убыль, белых великанов понемногу сменили низкорослые карлики. Вскоре показалось само болото. Сырость в воздухе, чахлая зелёно-бурая трава, пятна ряски в такой же бурой воде. Пригоршней камушков рассыпаны островки-кочки, на которых прилепились совсем уж худосочные берёзки. Прямой как копьё мост на толстых дубовых сваях, разрезающий болото на две половины, смотрелся чужеродно. Барон прокомментировал:

– Всё болото принадлежит его светлости. В центре – большой остров в окружении пяти мелких. С острова на остров перебраться можно, а у меня мало людей всё обыскать. Выбраться с болота получится только по мосту и двум потайным гатям. Там везде стоят мои люди.

Рианон кивнула: поняла, вор ещё где-то здесь. Уточнила:

– Вы так и не рассказали. Кроме охраны и самого мастера, кто ещё на острове?

Барон сделал вид, что смущён, но обоим было понятно: поступил он так специально. Рианон еле сдержалась, пытаясь не обругать за лишнюю секретность и не повернуть обратно.

– Два сына мэтра, Кведжин. Эконом с женой и дочкой, они же – кухарка, прачка, и убираются в доме.

– Сколько лет дочери?

– Этой зимой стукнет восемнадцать.

Рианон не сдержалась и фыркнула: понятно, как девица прибирается. Точнее, где прибирается днём, а что вытирает ночью. Мастер безвылазно сидит на острове уже года два. И если парни из охраны имели возможность ездить в город, то сыновья и помощник – нет. Остаётся, как человеку, порадоваться разумной предусмотрительности герцога, а как сыщику – выругаться. Если девица своим положением недовольна, сразу превращается в сообщника. Если же её всё устраивает, но глупа – запросто перескажет постороннему то, о чём мужчина болтает в постели.

– Ещё старик-конюх. Но его я бы, если позволите, посоветовал не подозревать. Он из бывших герцогских лесничих. Предан. Его светлость в награду назначил полный пансион старику до самой смерти, но тот попросил ему дать какое-нибудь место. Мол, не привык задаром хозяйские деньги проедать. Его светлость назначил старика сюда.

Раздражение из-за девицы, смешавшей все предварительные построения – с чего начинать поиски – всё-таки прорвалось. Поэтому Рианон ответила излишне резко:

– Позвольте, барон, мне самой решать, кого и в чём подозревать.

Кокран на это явно обиделся: чужая, впуталась в размеренную жизнь поместья случайно, да вдобавок женщина. Щека задёргалась, ноздри гневно расширились, барон быстро задышал. Но сумел угомонить ярость и взять себя в руки, лишь замолчал и двинул коня вперёд так, чтобы дальнейший разговор стал невозможен.

Мост вывел отряд на самый большой из островов. Рианон восхитилась: стоит отъехать на сотню шагов, дорога свернёт, густые ветви высокого стройного ельника скроют буро-зелёную гладь, и сразу забудешь, что ты посреди болота. А что воздух по-прежнему напоен влагой, лягушки дерут горло кваканьем и комары летают – так это и в обычном лесу не редкость. За очередным поворотом показался дом. Двухэтажный, из брёвен, побуревших от времени, а может, рано состарившихся во влажном климате. И топилось всё, судя по торчавшей трубе, по-белому. Барон проследил за взглядом и подтвердил:

– Мэтр Фейбер придумал для герцогского дворца: в печи греют воду, а потом насосами гонят по трубам, и она уже греет дом. Здесь – то же самое. Нижний этаж – кухня и трапезная. Наверху – малая лаборатория и жилые комнаты. Склады – за домом, эконом живёт отдельно. Кузня, где мастер работает с отливками, на соседнем острове. Там же вторая лаборатория. Да, вот ещё.

Кокран достал из пояса стальное полированное кольцо, надел девушке на палец и коснулся сапфиром своего перстня. Рианон, чьи способности чувствовать колдовство после визита к пожилому учёному и опыта с накопителем изрядно расширились, ощутила лёгкий ток магии. Барон заметил удивлённый взгляд и пояснил:

– Рядом с домом живёт с десяток мелких брехливых шавок. Они натасканы облаивать любого без кольца на пальце. У охраны поместья колец нет, снимать с трупа или потерявшего сознание владельца бесполезно – кольцо заснёт. Заговаривал лично маг его светлости, без моего камня на чужой руке – это безделушка.

Ищейка кивнула: хорошо, круг подозреваемых уменьшился.

О том, что прибудут гости, предупредили заранее, поэтому обед задержали. Хозяева встретили гостей в трапезной, где полная женщина средних лет и такая же склонная к полноте, а в остальном – бесцветная девица лет восемнадцати готовили парадный стол. При этом пахло так вкусно, что живот непроизвольно забурчал, отвлекая хозяйку от дела. Рианон постаралась задавить чувство голода и всмотрелась в потенциальных преступников. Причём не исключала пока и Фейбера: предан-то предан, но чужая душа всегда потёмки. Сразу отметила для себя, что гениальный механик (небольшого роста старичок, с белой реденькой бородкой, с усталыми, немного слезящимися глазами) – явно приверженец устаревших традиций. Из столовых приборов только ложка и нож, вилок нет. Хотя даже в полумонашеском пансионе, где воспитывались будущие ищейки, вилку уже не считали вредным и опасным изобретением. На стол водрузили первую перемену блюд – суп и рыбу… Тоже по старому обычаю: большая кастрюля и блюдо – в центре, а обедающие накладывают себе сами.

Барон быстро представил гостью, на мгновение запнулся. Формально Рианон приехала в дом к мэтру, и хозяин здесь Фейбер. Но она – дворянка, а механик – нет. Мэтр несколько раз сморгнул, рассматривая гостью, хотя света от десятка расставленных свечей и льющихся сквозь окна лучей полуденного солнца было достаточно. У Фейбера явно началась возрастная дальнозоркость. Девушка решила старика не смущать и, как представиться, выбрала сама. Подошла, но остановилась за шаг. Фейбер поклонился, поцеловал руку, отвесил поклон барону. Рианон отошла на свою сторону стола и опустилась в кресло. Рядом уселся барон, потом расположился во главе стола хозяин и сразу надел услужливо поднесённую старшей служанкой войлочную шапку. У него явно мёрзла от болотной сырости голова, но встречать девушку и дворянку в головном уборе – оскорбление.

Следом подошли засвидетельствовать своё почтение гостье оба сына хозяина. Рианон поразилась, насколько они разные. Младший – среднего роста, белобрысый, полноватый, со щекастым крупным лицом, что особенно подчёркивал высокий лоб. Нос какой-то приплюснутый. Старается держаться бесстрастно, с эдакой затаённой высокомерностью умелого мастерового перед белоручкой, которой с детства всё достаётся просто так. Даже оделся подчёркнуто скромно, строго по императорскому уложению о дозволенной роскоши сословий. Представился:

– Арбур.

Опытный взгляд ищейки сразу подметил: взгляд не очень твёрдый, так и норовит соскочить в сторону от гостьи, лоб непроизвольно прорезала несколько раз морщина. Когда делал поклон, колени на миг дрогнули. Волнуется от близости высокородной особы? Старший – высок, строен, в отличие от брата не выглядит нескладёхой. Фигура бравая, черты лица тонкие, миловидные, пшеничные локоны завиты. При этом многочисленные кружева камзола, посеребрённые пуговицы и украшения на одежде не делают его похожим на женщину, хотя очень гладко выбрит, не то что заросший густой щетиной брат.

– Гарман.

Ищейка мысленно поморщилась. Не придерёшься, даже поклон выполнен идеально по этикету. И при этом сказано с такими обертонами в голосе, что одним словом удалось показать всё то, что у младшего не получилось продемонстрировать. Хотя Арбур и очень старался. И самое неприятное – поганец совсем не рисуется, он и в самом деле считает себя как минимум равным дворянам. Потому и в гостье видит не особенное существо, а нечто, способное принести ему пользу или вред. И никак иначе.

Первая половина обеда прошла в молчании. Рианон продолжала наблюдать и отметила ещё одну деталь. Судьба словно в насмешку руки братьям поменяла. Старшему дала крупные, непривычно для механика холёные. У младшего кисти вытянутые, пальцы тонкие, все в следах въевшейся смазки, со множеством царапин, ссадин и с несколькими мелкими подживающими ожогами. Явно привык возиться с тиглем, химикатами и инструментами.

Выдержки старого мастера хватило ровно до того момента, когда гостья чуть откинулась на спинку, ощущая в желудке первую сытую тяжесть. Мэтр сварливо заговорил:

– Я рад, что нашёлся человек, который решил взяться за нашу проблему.

Рианон поймала испуганный взгляд Арбура. Боится вызвать её недовольство? Или что-то знает?

– Для начала. Барон ввёл меня в курс дела, но хотелось бы услышать именно от вас.

Объяснять начали все: то сам мастер, то присоединялись остальные, добавляя уйму нужных и ненужных подробностей. Рианон воспринимала рассказ отстранённо, ибо воображение само рисовало картину так, будто девушка видела произошедшее своими глазами.

Вечер прошёл на удивление спокойно. Не то что день и вся предыдущая неделя, занятая подготовкой к отъезду в столицу герцогства. Все были расслабленные и сонные, еле передвигали ноги. Старый механик сидел в качалке возле дома, закутавшись в шерстяной отрез ткани – от воды тянуло зябкой сыростью – и слушал бодрое кваканье лягушек. Гарман зевал, глядя, как Кведжин и Арбур играют в комнате первого этажа в шахматы. На середине партии ему надоело, и он пошёл наверх спать. Следом за ним поднялся отец. Оставшись без зрителей, партия заглохла. Арбур тоже начал зевать.

Кведжин посмотрел на партнёра с молчаливым упрёком, но делать было нечего: судя по тому, как у Арбура слипались глаза, и по его согнувшейся спине было понятно, что младший механик тоже заснёт, едва ляжет в постель.

– Ложитесь и вы. Завтра рано выезжать, – посоветовал он Кведжину.

– Благодарю, – помощник мастера покачал головой, – мне пока не хочется. Пойду ещё прогуляюсь, пожую.

Это был самый настоящий ритуал: пристрастившийся ещё на улице жевать табак, перед сном Кведжин выходил прогуляться, чтобы резкий запах ароматических добавок не мешал остальным.

– Спокойной ночи.

– Спокойной ночи.

Едва поднявшись в свою комнату, Арбур немедленно уснул. Именно он паковал инструменты и вымотался настолько, что мгновенно провалился в чёрную бездну без сновидений. Будто закрыл глаза, открыл – а на дворе яркое солнце и новый день. Когда Арбур спустился вниз, завтрак уже ждал, но, несмотря на поздний час, парень оказался самым первым. Впрочем, ненадолго. Через половину лепты раздались шаги. В трапезную вошёл заспанный и недовольный Гарман.

– Безобразие, – сказал он. – Кведжин обещал меня разбудить. Я мог бы ещё забежать к Манике. А то сегодня в доме хозяйничает её мамаша.

Арбур поморщился, пожал плечами.

– А почему Кведжин должен тебя будить? Может, он ещё спит.

– Давно встал, в комнате его нет.

Вздыхая, Гарман уткнулся в тарелку и начал жевать – отсутствием аппетита он не страдал ни при каких обстоятельствах. Спустился отец. Укоризненно посмотрел на сына. Старший помощник считался членом семьи. Мэтр же полагал, что за исключением случаев, когда кто-то занят по работе, пищу следует принимать всем вместе. Гарману пришлось прекратить. И тарелку он отодвинул с крайне недовольным видом.

– Ждать, ждать! – бурчал он вполголоса. – С голоду помру, пока кое-кто шатается неизвестно где.

Ждали Кведжина не меньше получаса, когда заглянул барон.

– Отъезжаем, метр? А где Кведжин?

Мастер Фейбер встал, собираясь подняться к себе и забрать из потайного ящика чёрную пергаментную книжицу со своими записями.

– Не знаем, сами ждём, – ответил за всех Гарман.

– Странно, – удивился барон. – В мастерских его нет, и шаперона [1] его нет.

– Жарко же,– удивился Гарман. – Зачем ему шаперон?

Старый мастер переменился в лице и кинулся наверх к себе. Обратно он спустился старческой шаркающей походкой.

– Отперто! – сказал он тусклым голосом. Добавил почти шёпотом: – Её нет!

Рианон замахала рукой, останавливая рассказ. Поинтересовалась:

– Я поняла. Мешок с вещами тоже пропал. Так что же такого было в этой тетради?

Фейбер вяло покачал головой, затем ткнул пальцем в младшего сына:

– Покажи ей.

Тот стремглав выбежал из комнаты и вскоре вернулся, держа в руках большой ларец. Судя по тому, как парень его нёс – довольно тяжёлый. Арбур водрузил ларец на стол, поднял крышку… Рианон ахнула. Это оказались часы! Такие маленькие, да ещё невероятно точные: кроме часового циферблата имелся второй, отсчитывающий лепты. Эта штука обогатит мастера и озолотит герцога. Или того, кто первым наладит изготовление. Опять заговорил изобретатель:

– В тетради всё записано. Главное – не конструкция, она вот тут, – он постучал себя по лбу. – Но – точная форма шестерёнок и пружин, сорта металла. Тысячи часов мы провели в кузне и мастерской. Сейчас дело пойдёт быстрее, но надо повторить сотни опытов. Это не меньше года. Не меньше, – он грозно посмотрел на старшего сына, – что бы кто там ни думал.

Рианон сухо кивнула. На память сразу пришёл разговор с профессором Хайроком, процитированные им советы Ибн ал-Хайсама. И замечание, что исследования ведутся в основном методом тыка. Будь иначе, старый механик не причитал бы, что ему надо заново перепробовать все сорта железа. Судя по всему, Гарман думал схоже с ищейкой. Не зря на его лице в ответ на слова отца появилась недовольная гримаса. Но перечить родителю сын не стал.

– Хорошо. Я постараюсь найти вашу пропажу. И для начала позвольте осмотреть дом и комнату, где хранилась тетрадь.

За время своей практики не меньше половины дел ищейка начинала уже после того, как совершалась самая тяжкая часть преступления. Не раз ей приходилось осматривать места, в которых произошли убийства и кражи. И сейчас она поднималась по лестнице – рабочие помещения занимали не первый этаж, как обычно, а что-то посередине между первым и вторым – с ясным ощущением бессмысленности своих действий. Кведжин хорошо знал и кабинет, и расположенную рядом малую лабораторию. Мог найти самое мелкое колёсико в самом тёмном углу, никого при этом не потревожив. Представить себе, что в последний момент вор надумал оставить подробную исповедь, было абсолютно невозможно. И всё-таки Рианон производила осмотр тщательно и аккуратно. Хотя бы этим успокоить мэтра, чтобы не мешался под ногами.

Лаборатория впечатляла. Здесь стояли верстаки, сверкала медь и сталь инструментов, блестело стекло тиглей. Рианон старательно осмотрела каждый угол, потом прошла в кабинет мэтра. Чуть ли не след в след ходили остальные. В другое время ищейка бы их вежливо выпроводила со словами: «Оставьте меня одну и дайте мне спокойно подумать». Но сейчас всё было в первую очередь спектаклем, приходилось терпеть.

В кабинете досмотр повторился. Рабочая комната мэтра была обставлена аскетично. Шкаф и полки, заполненные книгами и исчёрканными листочками рисовой бумаги – записи и чертежи с расчётами. Стол, кресло и три стула без спинки. На столе чернильница-непроливайка и ручка с новомодным стальным пером. Девушка вместе с сопровождающими внимательно обшарила каждую пядь. Заглянула и на полку, где за книгами был спрятан потайной ящик. Убедилась, что он открыт и там ничего нет. Уточнила:

– Ящик был заперт?

– Да, – ответил за всех Гарман. – Ключ был у отца или у Кведжина.

Рианон тут же отложила в памяти важный факт. Мастер своему ученику доверял больше, чем сыновьям. Ещё один кирпичик в стену подозрения, что всё не так просто, как кажется на первый взгляд.

– И в тот день?

– У Кведжина, – проскрипел Фейбер. – Я на радостях позволил себе хлебнуть вина. Пока работа не закончена, хмельного брать нельзя. Только отпраздновать завершение.

– Обычай, – подтвердил Арбур.

Рианон выглянула в окно: проём смотрел прямо в лес. Деревья стояли густо, кроны переплелись, земля поросла кустарниками. Не знаешь – и не подумаешь, что всего через одну-две стадии начинается болото. Некстати пришла мысль, что, наверно, здесь много берёзовиков. Пройтись бы с лукошком, а вечером сварить грибного супа. А ещё накатило радостное напряжение, ощущение, что ты – натянутая тетива. Такое испытываешь лишь тогда, когда перед тобой загадка, и ты только начинаешь распутывать клубок. Чистое счастье поиска истины, пока не отягощённое подробностями преступления.

– Где Кведжин гулял по вечерам?

– Здесь, под окном, – чуть не в ухо прогундосил стоявший прямо за спиной Арбур.

– Всегда здесь?

– Да, это было его любимое место. Походит под окном, а дальше – спать.

– Далеко от дома он обычно не отходил?

– Нет.

– Был случай, – вмешался барон. – Года четыре назад мои молодцы аж на Лягушином острове его встретили. Говорил, что заблудился. Но это и не мудрено. Острова, кроме главного, как горошины в стручке.

– Двери не запираются?

– Нет, – пожал плечами барон. – Воров и посторонних тут нет. В самом начале, ещё когда в обслуге другая семья была, мужик попробовал кое-что уворовать. Так мои парни махом всё нашли. Потому красть что-то бесполезно.

Рианон посмотрел в окно на зелёный ельник, на кусты и утоптанную землю возле дома. Вот здесь ещё позавчера, закутавшись от зябкой ночной сырости в шаперон, ходил Кведжин. Жевал табак, думал… О чём? Вот погасла свеча в окне – лёг Арбур. Надо подождать, пока он уснёт. Мэтр уже крепко спит, как и Гарман. Один бокал вина после года воздержания действует не хуже настоя сон-травы, а в тот день все выпили не меньше чем полбутылки каждый. Дальше – пробраться, чтобы не услышали, взять, чтобы не увидели. Он мог даже не входить в дверь.

Рианон высунулась в окно. С этой стороны земля выглядела плотной, рядом со стеной валялись обрубки брёвен. По рассказу Кокрана, ученик был мужик рослый и сильный. Заранее спрятать на улице мешок с вещами. Подтащить обрубок. Встать на него, подтянуться, перелезть через подоконник. В кабинете отпереть ящик, бесшумно выпрыгнуть на улицу и пропасть в густом ельнике. Или, может быть, Кведжин пробрался через дверь? Все равно получалась ерунда. Рианон не нравилась именно полная ясность. Вот преступление, вот преступник. Только мотива нет. Мало того что Фейбер верил ученику как себе, он даже ключ отдал именно ему. Имея ключ и возможность работать в кабинете мастера, Кведжин без труда мог просто скопировать записи. Дальше по дороге уничтожить оригинал и сбежать. Так почему он украл тетрадь? Против Кведжина было так много улик, что это настораживало: ясно и однозначно злодея видно только в дешёвой пьесе низкопробного балагана.

Барон и Фейбер почти вне подозрений. Они от пропажи страдают больше всех, к тому же им не затеряться. И они могли просто «не отыскать» в городе следователя. Особенно если вспомнить про натянутые отношения с магистратом. Охрана поместья доступа к дому не имеет. Тогда, если не Кведжин, то кто? Сыновья? Прислуга? Конюх? Хотелось сесть и внимательно всё обдумать. Поискать деталь, за которую можно зацепиться. Но вокруг, глядя напряжёнными, ожидающими глазами, стояли люди, для которых ищейка была последней и единственной надеждой. Спектакль с осмотром дома пришлось продолжать. Заодно старательно расспрашивать свидетелей и делать вид, что интересуешься каждой мелочью в поведении Кведжина.

Попросив всех ещё раз вспомнить день перед кражей во всех подробностях, Рианон ушла обратно в трапезную. Ей приглянулось удобное кресло возле камина. Тонкая резьба так и приглашала сесть, пальцами «осмотреть» каждый завиток и листик в орнаменте, отрешиться от суеты и подумать.

К сожалению, поразмышлять не получилось: туда же пришёл и Гарман. Старший сын мастера слегка поклонился, пододвинул к камину второе кресло и сел. Потом, не ходя вокруг да около, спросил:

– Вы поймаете вора?

– Кведжина?

Гарман недолго помолчал, затем ответил:

– Я немного изучал юриспруденцию. Не доказано – нет вины, так? Меня убедила бы и четверть улик. Но все это может быть и наветом, и стечением обстоятельств. Потому – пока без имён.

– Подозревать всех? Даже вас? – уколола Рианон, внимательно наблюдая за реакцией собеседника.

– Вас так учат, – последовал ответный выпад. – Но я теряю от кражи слишком много.

– Почему же? Открытие озолотит любого.

Гарман махнул рукой.

– Глупость. Самое большее – принесёт неплохой доход. Думаете, мы одни такие? Мы просто первые. И только с поддержкой герцога, разом продав сотни часов, пока остальные отстали, можно заработать. Но это всё равно ерунда. Главное – это поддержка герцога. С ней я смогу куда больше.

Рианон мысленно поставила себе отметку разобраться с Гарманом поплотнее. Он не зря ей показался мужчиной, который привык жить по закону и установленному порядку, поскольку считает невыгодным его нарушать. Если и нарушать – то только за большой куш. Если его слова – правда, то он вне подозрений. Если Гарман врёт, то он будет наиболее опасным противником. Такой просчитывает свои действия наперёд очень далеко. И у него всегда наготове много запасных вариантов. Мужчина тем временем продолжил:

– Империя не та, что раньше.

Заметив, как девушка недовольно поджала губы, Гарман негромко грустно рассмеялся.

– Не беспокойтесь, я не собираюсь возводить хулу на императора. Но Его величеству Лодовико Пятнадцатому далеко до своего прадеда. Того не зря прозвали император-кузнец. Он и сам был сведущ в делах, и страну обустроил. Одни мануфактуры Шеннона чего стоят. Лодовико Пятнадцатый же… – мужчина расстроенно махнул рукой.

Рианон вздохнула, вынужденно соглашаясь. Нынешний император был бледной тенью своего предка. Все дела свалил на министров, сам же предавался сплошным балам, развлечениям и подвигам. Храбро выезжал к каждой бреши, участвовал потом в изничтожении успевших пробраться через Прореху тварей. А ещё очень любил развлекаться с женщинами и при этом презрительно считал их чуть ли не скотиной, предназначенной для мужских утех. И, хотя огласки не допускали, Рианон точно знала, что отказ, как правило, заканчивался тем, что девушку волокли в постель императора силой. По-иному случалось крайне редко. Например, когда император воспылал похотью к одной из ищеек. Тогда Церковь быстро напомнил: кесарю кесареву, а Богу – Богово. Оставалось надеяться, что наследник будет иным, лучшим правителем… Но, вспоминая случайную встречу с кронпринцем год назад, Рианон с грустью приходила к выводу: скорее всего, нет.

Гарман угадал ход мыслей собеседницы, потому продолжил:

– Наступают трудные времена. Если я и дальше хочу жить спокойной жизнью и продолжать свои работы, мне нужно покровительство герцога. Найдите вора.

Мужчина встал и вышел, оставив Рианон размышлять в одиночестве. Сначала над тем, что, к сожалению, Гарман прав. Герцогство в составе империи фактически держит только страх перед адскими тварями. Откровенно идиотская система внутренних тарифов, введённая императором, чтобы получить деньги на увеселения, фактически убивает торговлю между провинциями. Доходит до того, что иногда дешевле продать соседям, а потом снова купить – чем везти товар напрямую. Если кронпринц окажется таким же, как и отец – править за него будут подобные его светлости Эдмонтон. Не зря Гарман так стремится в свиту герцога… Следом пришла новая мысль. И если бы не разговор со старым учёным, Рианон никогда бы не додумалась. Сейчас же кривая ухмылка, мелькнувшая на лице старшего сына, когда отец говорил про «тысячи опытов», заставила вспомнить ворчание профессора Хайрока. А что если Гарман тоже работает по советам мудрецов-алхимиков? Ищет не только результат, но и причину. Тогда он сможет восстановить записи намного быстрее отца, докажет полезность герцогу… Ради такого куша можно и рискнуть.

Раздался шум. В комнату кто-то вошёл. Нить размышлений была оборвана, и Рианон недовольно повернулась к двери. В трапезную заносил новое кресло незнакомый человек. Невысокий, очень широкоплечий, большая лысая голова крепилась к туловищу будто и без шеи, как бы плавно перетекала в плечи. Человек поклонился, и Рианон поняла, что он горбун. Скорее всего – тот самый эконом, про которого упоминал барон Кокран.

– Здравствуйте, госпожа. Вам нравится?

И он показал на тонкий орнамент резьбы, украшавшей кресло, в котором сидела девушка.

– Да, очень искусная работа. И здесь, и стол, и мебель у метра.

– Это я сделал, – расплылся в довольной улыбке горбун.

– И как вас зовут?

– Калгар, госпожа.

– Вы настоящий мастер, – без лишней лести похвалила Рианон.

Сама же мысленно начала прикидывать. Имеет доступ в дом. Не только дочка, но и жена спит с господами – ищейка подметила, как заботливо старшая служанка ухаживала за мэтром. Радуется монеткам, которые идут в его мошну? Или затаил злобу и обиду? Вопрос второй. Искусный мастер, мог бы в Шенноне грести деньги лопатой, но сидит на болоте. Какой-то грешок, забился в глушь… и его на этом поймали, шантажируют? Явно очень силён. Мог просто убить Кведжина и кинуть в болото.

Рианон уже хотела порасспросить Калгара поподробнее, когда со стороны лестницы в рабочую часть дома раздались возбуждённые голоса. Дверь трапезной хлопнула, вбежал Арбур с листом тростниковой бумаги в руках.

– Госпожа, – взволнованно сказал он, – смотрите. Отец нашёл письмо от Кведжина.

Рианон поднялась, сделала шаг навстречу.

– Мэтр его прочитал?

– Да, вслух всем нам. И велел отдать.

Рианон взяла бумагу, всмотрелась. Это был кусок, оторванный от большого листа с какими-то чертежами. Оторвано неаккуратно, записка написана тоже второпях – свинцовым карандашом, не чернилами. Листок не измят, не согнут, буквы не смазаны – значит, записку не выносили из дома. Подойдя к окну, Рианон всмотрелась в текст и удивлённо негромко присвистнула. Письмо было написано на заморском языке нихонцев-самураев. Не принесённые с собой со Старой земли иероглифы-кандзи. Короткие прямые линии и острые углы знаков. Хотя и похоже на иероглифы, но на самом деле – слоговое письмо, катакана. Причём знаки подобраны так, чтобы воспроизвести текст на языке Десяти королевств.

«Учитель, простите меня. Я не мог поступить иначе. Он хотел, чтоб я Вас убил. У меня не поднялась рука, я лишь забрал тетрадь. Но Вы и сейчас для меня мой учитель и свет всей моей жизни. Прощайте и простите. Пишу так, ибо не хочу, чтобы кто-нибудь, кроме Вас, читал это письмо».

Рианон замерла. Вот он, мотив поступка Кведжина… И опять всё слишком просто и понятно. Допустим, он боится разоблачения. Скажем, он встретил человека, который знал про какой-то грех из его жизни до встречи с мастером. Но кого? Новых людей здесь нет уже давно. Свежий проступок? Кто-нибудь из охранников застал его за каким-нибудь непотребным занятием, потому Кведжин бежал? Но почему тогда охранник не сообщил начальству? Или просто передал предупреждение, шантаж, а потом… Опять кража тетрадки не укладывалась в цепочку событий. Кведжину проще записи скопировать или подменить. Разве что… Не одно, а два события. И пропажа ученика – лишь совпадение, которым кто-то надумал замаскировать кражу.

Следом пришла другая мысль. Катакана вроде бы имело смысл писать лишь в том случае, если никто, кроме мэтра, не знает языка нихонцев.

– Где остальные?

– В кабинете.

– Пойдёмте, Арбур.

Сразу, как вошла, Рианон спросила:

– Где нашли записку?

– В трактате «Механика» Каллисфена Новоантиохийского, – ответил Фейбер. – Это настольный труд любого механика. И да, я читаю её и тогда, когда мне надо поразмышлять или восстановить душевное равновесие.

– А где была книга? Кто-нибудь мог её взять?

– У меня в кабинете, конечно, – удивился мастер. – Где ещё?

– Все время?

– Я… Я не помню… – растерянно сказал Фейбер.

– Кведжин позавчера заходил в кабинет, забыл табакерку, – вспомнил Гарман. – И никого здесь не было.

– А в последние дни вы читали трактат? – уточнила Рианон.

– Куда там! — махнул рукой старый мастер. – Разве мне до чтения было? Сначала сборы, потом кража.

– Хорошо, – покладисто согласилась Рианон. – Мы и раньше знали, что украл Кведжин, – девушка зевнула: – Давайте спать. Утро вечера мудренее. Барон, не покажете мне комнату?

Едва оба оказались наедине, Кокран не выдержал.

– Теперь вы твёрдо уверены, что это Кведжин? – спросил он, нервно дёрнув щекой.

Рианон демонстративно пожала плечами:

– Скорее, наоборот. Самое большее – слепое орудие, не по своей вине. Судя по записке, какие-то люди руководили им, угрожали ему. Кто это мог быть?

Барон растерянно заморгал:

– Вы думаете, кто-нибудь из охраны?

– Может быть. Иначе на ваших болотах спокойно разгуливают чужие люди.

Барон поморщился.

– Нет. У меня посты на всех проходах, мы тут каждый кустик знаем, никак нигде невозможно.

– Значит, в страже есть предатель.

– Они тоже проверены многократно, в том числе и делом.

– Тогда или сыновья, или эконом. Кведжин писал по-нихонски?

– И читал, и писал. Как и мэтр Фейбер, – криво улыбнулся Кокран. – Никто, кроме них, этого языка не знает.

Рианон негромко рассмеялась.

– Тогда я уже сейчас скажу, что виноваты или сыновья мастера, или кто-то из семьи эконома. Они ведь тоже грамотные?

Барон отсутствующим взглядом посмотрел сквозь ищейку.

– Кроме самого эконома. Вы так уверенно говорите. Почему?

Рианон села на кровать, прислонилась к стене, закинув руки за голову.

– Ещё когда Арбур прибежал и сказал, что нашли письмо, я подумала, что слишком уж вовремя. Поступку Кведжина никак не хватало обоснования, причины – и вот она. Шантаж. Однако кое-что другое в этом письме подозрительно. Точнее, вообще всё. Зачем писать по-нихонски, да ещё прятать в книгу?

– Он не хотел, чтобы остальные прочли признание? – осторожно предположил барон. – Положил его в такое место, где его найдёт лишь мэтр. В книгу, которую наставник читает постоянно.

– А почему не сложить и не запечатать письмо сургучом, с пометкой «мастеру Фейберу»? Посторонние письмо вскрывать остерегутся. Можно вложить в потайной ящик вместо тетради, это надёжнее. Мэтр свою книгу может не взять в руки долго. И почему катакана? К слову, с ошибками.

Барон попробовал возразить.

– Кведжин предавал близкого человека, возможно, из-за шантажа. Следует ждать поступков странных, нелогичных. Он волнуется, ему кажется, что остальные про его грех знают, что сейчас его разоблачат. Под руками нет сургуча или воска, запечатать письмо. Ему приходит в голову дурацкая идея написать письмо по-нихонски, чтобы скрыть его содержание от посторонних. На мой взгляд, к слову, удачная мысль. Этот язык знает только мастер.

Рианон хмыкнула.

– Ну-ну. Ваше рассуждение звучит убедительно, вот только если мэтр захочет довести его содержание до всеобщего сведения, то он его переведёт. Так он, кстати, и сделал. А если не захочет, так никому не расскажет, будь оно написано на самом что ни на есть понятном языке. Удивительно нелепая идея – писать письмо катакана. Это само по себе уже подозрительно. К тому же содержание. Это письмо человека слабого, нерешительного, письмо труса, ханжи и фарисея, который лжёт даже самому себе. Пытается оправдаться. Похоже на Кведжина?

Барон помотал головой: действительно, не такой это был человек.

– Теперь насчёт того, что письмо написано по-нихонски. Иероглифы катакана не могли возникнуть невольно, Кведжин родился и жил в Шенноне. Сначала учил нормальную азбуку и лишь потом выучил нихонский. Отсюда делаю вывод: так написано сознательно, это не могло быть случайностью. Зачем же так делать в торопливо набросанной записке, да ещё в полутьме сумерек?

Барон кивнул: написанная свинцом надпись в полутьме сливается с бумагой.

– А её специально писали именно карандашом, чтобы не просушивать чернила. Каждая минута была на счету. Все утверждают: Кведжин не настолько хорошо владел собой, чтобы скрыть возможное волнение. За день до кражи он был абсолютно спокоен и весел, днём – тоже. Значит, что-то случилось незадолго до вечера.

Рианон взяла лежавшую на столике вощёную табличку и стило. Положила рядом записку. Написала: «Учитель, простите меня. Я не мог поступить иначе». Под ней пару других, посторонних фраз, стараясь сменить почерк. Достаточно было одного взгляда, чтобы все стало понятно. Во всех фразах одни и те же буквы были написаны похоже. Сразу становилось заметно, что это писал один человек.

– Тут могли быть два варианта. Первый: Кведжин не хотел, чтобы узнали его почерк. Это глупо. По тексту понятно, кто писал. Следовательно, остаётся второй вариант: кто-то другой написал письмо именно катакана. Для того чтобы мы не сообразили, что это почерк не Кведжина.

– Логичное подозрение, – осторожно согласился барон, нервно закусив щёку.

– Не только подозрение, вызванное слишком уж своевременной находкой. Стоило в разговоре с Гарманом засомневаться в уликах, и уже через полчаса-час находят письмо. Уверенность. Стоит присмотреться, и видно, что иероглифы копировали из книги.

Рианон написала ту же строчку из письма, но уже катакана.

– Видите? Когда пишешь, особенно второпях, неизбежно некоторые линии деформируются. Здесь же всё идеально точно, как в словарях, а Кведжин бы написал примерно как я. Именно отсутствие навыка автора и подвело. Нет. Записку подготовили заранее. Видимо, её должны были подкинуть позже, а тут пришлось импровизировать. Писали или переписывали второпях, но писали днём. Потому – карандаш, а не чернила.

Барон уважительно поклонился.

– Значит, ученик мастера, скорее всего, жертва навета и мёртв, а змея ещё среди нас.

– Да. Человек, который всё так тщательно подготовил, не может быть случайным преступником. Ключ был у Кведжина. Для того чтобы украсть тетрадь, нужно было сначала украсть ключи.

– Ломать шкаф бесполезно, – подтвердил барон. – А в дороге рядом с мэтром постоянно двое моих парней. И да, вы правы. Я мог и сам догадаться. Кведжин мог попросту переписать дневник, а наш вор не мог.

– Утром я пройдусь по окрестностям. Ваши люди наверняка хорошие следопыты… Но иногда надо знать, что искать. И заодно пообщаюсь с этим вашим лесничим. Опять же, он мог что-то заметить и сам не понять, что видел.

– Надо знать, что спрашивать, – понимающе согласился барон. – Доброй ночи.

– Доброй ночи.

На следующий день Рианон встала раньше всех. Заглянула на кухню, на ходу перекусила куском вчерашнего холодного мяса и хлеба, чем вызвала недовольство поварихи. Но перечить госпоже тётка не осмелилась, лишь поворчала себе под нос. Ищейка, не слушая, уже бежала по тропинке прочь от дома. Надо продолжать охотиться за Кведжином, как бы веря в то, что записка подлинная. И что единственная трудность только в том, что нет людей прочесать болото. А самой тем временем – сузить число подозреваемых. И приготовить ловушку. Поставить виновного в такие условия, чтобы он растерялся и указал на себя. Желательно, чтобы заодно выдал место, где спрятал тетрадь.

Первые минут десять тропинка плутала через ельник, дальше сворачивала и шла напрямую. Здесь заканчивались большие деревья и плескалось, пузырилось болото. Тишина и покой царили над ним. Жаркое солнце палило над стоячими озерками, медленно-медленно текущими ручейками, однообразной болотной зеленью, лозняком, зарослями камыша. Ветерок чуть-чуть шевелил траву и ветви. Стоило только наступить на край берега, под ногами тоже показалась вода, прямо сквозь траву. Противно звенели комары. Стайки маленьких мошек вились над землёй и болотом, норовили окутать незваную гостью. Ветерок донёс еле уловимый запах тления.

Рассудив, что жилые дома будут на высоком месте, Рианон вернулась обратно до места, где вбок отходила другая тропинка. И двинулась уже по ней. Вскоре дорога начала подниматься, хотя и здесь почва тоже оставалась сыроватой. Между деревьями густо рос папоротник. А тропинка петляла всё выше и выше. Вот закончился папоротник, завеселела зелёная трава. Вскоре Рианон вышла на освещённую солнцем полянку. Уже ничто не напоминало о болоте. Густо рассыпались повсюду жёлтые одуванчики и белые ромашки, пышным розовым и лиловым хвастались заросли мелких цветков ибериса. Со всех сторон окружали полянку высокие ели, но сейчас они совсем не казались мрачными, а наоборот, светло-зелёными, праздничными. На краю поляны стоял маленький дом. Ветви нависали над его крышей, и казалось, что дом прячется от солнца в прохладной, свежей тени деревьев. Сбоку – крыльцо, в нескольких шагах от него – колодец. А перед домом – врытая в землю скамейка.

Ставни двух окон на первом и втором этажах были распахнуты настежь, но ни внутри, ни около дома не видно ни одного человека. Из трубы лениво поднимался дым. Рианон громко позвала хозяина, вошла. В кухне – никого, но очаг растопили не так давно, дрова не прогорели, тянут душистым смоляным дымом. В просторной комнате тоже никого. Очень чисто. Бревенчатые голые стены. Стол покрыт полотняной скатертью с бахромой и узорами – дорогого стоит. Как и два тяжёлых стула с высокими неуклюжими спинками. Хозяин не бедствует, если сидит не на кровати или сундуке. На столе в большом глиняном горшке – каша.

Рианон только успела окинуть комнату взглядом, как на крыльце послышались шаги. Входная дверь распахнулась, и на пороге возник сутулый жилистый старик. Кожа побурела от возраста, лицо избороздили морщины, седые волосы поредели. Вошёл он, опираясь на палку. Одет в старый, но тщательно зачиненный и опрятный камзол. Зато нож на поясе, судя по рукояти и ножнам, новый. Наверняка – хорошей стали. И откуда-то возникло ощущение, что, несмотря на возраст, старик сноровки не растерял. Понадобится всадить этот нож под ребро – фору даст любому из молодых охранников.

Увидев гостью, старик расплылся в улыбке.

– А-а-а, госпожа дознаватель? – поинтересовался он. – Наконец-то. А я вас ещё вчера ждал, думал, заглянете. Потом решил, что поначалу вам дом осмотреть надобно, а потом уже со мной калякать. Дозвольте представиться: Дидиан, бывший старший лесничий его светлости Эдмонтон. Ну а сейчас, значит, за парнями присматриваю. Чтобы, значит, лишнего себе не позволяли.

Рианон не удержалась и хмыкнула. Теперь понятно, отчего барон Кокран был так уверен в непричастности «конюха». Слуга, не привык хозяйский хлеб задаром есть. Как же. Фактически, пусть и негласно, второй человек в охране. И раскрыл себя наверняка с дозволения барона. Не зря сейчас открыто продемонстрировал гостье на пальце колечко с сапфиром… Точь-в-точь как у начальника.

– Старуха моя померла, а дочки-то замуж повыскакивали, так и живу здесь, – разговорился старик. – Вот, стряпать научился. Вы не сумневайтесь, хорошо. Отведайте, госпожа. Небось с утра так и убежали голодная.

Рианон слегка поклонилась, скорее, изображая поклон: как бы показывая, что дистанцию благородный-простолюдин блюдёт, но заслуги лесничего и опыт возраста молодая дворянка уважает.

– С удовольствием присоединюсь, мастер Дидиан.

Старик на это расплылся в довольной улыбке.

Ели молча. И пусть миска Рианон опустела первой, уважая хозяина, девушка дождалась, пока со своей порцией управится и он. Наконец Дидиан положил ложку.

– А теперь можно и покалякать. Только на улицу пойдём, зябко в стенах мне сидеть. А там и солнышко радует.

На поляне старик неторопливо добрался до лавочки, уселся поудобнее. Подождал, пока рядом устроится ищейка. Какое-то время помолчал. Наконец заговорил:

– Вам, госпожа, интересно послушать про?..

– Сыновей. Эконома и его семью. Про Кведжина не нужно. Я уже точно знаю, что он или жертва навета, или его побег – случайное совпадение.

Старик уважительно кхекнул.

– Вот, значится, как. Быстро вы. Хорошо… – Дидиан ненадолго задумался. – Про младших мастеров мало что скажу. Я в дом не вхож. Разве что старший – мужик башковитый, а младший… Как был подручным, таким и останется на всю жизнь. Вот вам моё впечатление от него. Но о них вы лучше Манику порасспросите, – подмигнул. – Дочку эконома. Девка в энтих делах, сами понимаете, – причмокнул Дидиан, – лучше любого мужика видит, что у другого мужика за душой, – бывший лесничий махнул рукой, показывая: – Там, за домом, тропа. По ней к ручью выйдете. Мамка в доме сегодня, значит, девка там бельё стирает. А вот про эконома и его семью скажу, – Дидиан постучал палкой по траве. – Этот самый Калгар – резчик хороший. И вообще, мастер на все руки. Ну, и сами видели.

Рианон кивнула: резьба на мебели была выполнена очень искусно.

– Далече он тогда отседова жил, деньга водилась. Женился. А что горбун, так с лица воду не пить. Имя доброе было, а что жинку поколачивал, первенца не доносила, выкидыш – дело грешное, но и так бывает. Баба же терпела? Да потом оказалось – из страха терпела. У него, понимаешь, на энто дело не встаёт, пока бабу не выпорет. Сначала жинку порол. Как дочка подросла, начал дочку пользовать. Жинку, значит, с задранным подолом ставит, а рядом дочку ставит. Девку порет, а сам в это время жинку приходует. Ну, от этого всё наружу и выплыло. Особливо за ребятёнка-то: священник епитимью наложил, соседи за непотребство чуть до смерти не забили. Пришлось бросать всё и в Шеннон перебираться. Страху Калгар натерпелся, пока сюда не прибился. Но мастер умелый, за троих работает.

Ищейка кивнула. Понятно, зачем его взяли: меньше народу в обслуге, а этот будет предан душой и телом – деваться ему некуда. Жена и дочка – преданы вдвойне, для них спать с господами – единственный способ жить по-человечески.

Рианон представила себе.

Вот Кведжин ходит, жуёт табак. От вина и табачной жвачки он расслаблен, медлителен, думает о чем-то своём. Глубокий вечер, в лесу уже темно, виден только его силуэт на фоне сизого неба. Совсем вблизи от него, в тени елей, не дыша, стоит Калгар. Вот погасла свеча в окне – это Арбур лёг. Надо подождать немного, пока он крепко уснёт. Что дальше? Удар по голове. Может быть, крепкие пальцы душат, ломают горло – горбун очень силён. Всё против Кведжина – неожиданность нападения, растерянность. Одурманенный усталостью, вином и табаком, он почти не сопротивляется. Эконом взваливает на плечи бесчувственное тело. Относит… Куда? В любое топкое место. Всплеск, и человек погружается в гниющую воду, чтобы, если ещё жив, захлебнуться. Скорее всего, к шее на всякий случай привязан камень. К утру ряска затянет поверхность болота, все следы исчезнут… Ключ теперь у эконома. Дальше – книгу с записями он достаёт из потайного ящика и кладёт за пазуху…

Тут рассуждения оборвались. Эконом неграмотный. Кто писал записку? Добычу надо продать и быстро – эконома будут подозревать первого, если невиновность Кведжина вскроется. Требуется знающий человек. В одиночку Калгар не справится. Да и не найдёт он без шума в темноте потайной ящик. Старик посмотрел на Рианон, угадал ход её мыслей и ответил:

– Если хотите моё мнение, трус он. Сам на дело не пойдёт. А вот если прижать его или деньгу посулить большую… Думает, не знаю я, зачем он в город ездит и в какие бордели и как ходит. И сколько за девок, чтобы без шума, хозяевам платит. Здесь-то ему ничего не светит.

Следующий вопрос Рианон задала не сразу. Наклонилась, сорвала несколько цветков, в задумчивости начала плести венок. И лишь когда ладони раскрасила разноцветная пыльца, отбросила цветы и поинтересовалась:

– Как Фейбер собирался делить наследство?

Старый лесничий присвистнул.

– Вот, значит, куда клоните. Старшему он хотел почти всё оставить. Младший, как бы сказать… Руки есть, а голова не приставлена. Смекалки нет, сноровки, как к новому делу подступиться.

Сразу возникла новая картинка.

Гарман зевал, глядя, как Кведжин и Арбур играют в комнате первого этажа в шахматы. На середине партии ему это надоело, и он пошёл наверх спать. Следом за ним поднялся отец. Оставшись без зрителей, игроки заскучали, и партия заглохла. Арбур тоже начал зевать.

– Стоит лечь. Завтра рано выезжать, – посоветовал он Кведжину.

– Благодарствую, – помощник мастера покачал головой, – мне пока не хочется. Пойду, ещё прогуляюсь, пожую.

– Тогда и я проветрюсь за компанию. Не стоило пить вино после долгого воздержания, – вздохнул Арбур. – Голова начинает болеть, не уснуть.

Глубокий вечер, в лесу уже темно, видны только два силуэта на фоне сизого неба. Совсем вблизи от них, в тени елей, не дыша, стоит Калгар. Надо подождать немного, пока Арбур отвлечёт Кведжина. Дальше – бросок. Крепкие пальцы душат, ломают горло – горбун очень силён. Арбур тоже наносит удар ножом. Всё против Кведжина – неожиданность нападения, растерянность, предательство близкого человека. Эконом взваливает на плечи бесчувственное тело. Относит… Куда? В любое топкое место. Всплеск, и человек погружается в гниющую воду, чтобы, если ещё жив, тут же захлебнуться. Скорее всего, к шее на всякий случай привязан камень. К утру ряска снова затянет поверхность болота, все следы исчезнут… Ключ же забирает Арбур. Никого не потревожив, достаёт из потайного ящика тетрадь и кладёт в новый тайник. Утром вместе со всеми негодует. Сам же размышляет, сколько нужно выждать и кому лучше продать расчёты…

А может, всё-таки всё было не так?

Кведжин ходит по своему любимому месту, жуёт табак. От вина и табачной жвачки он расслаблен, медлителен, думает о чем-то своём. Глубокий вечер. Из дома выходит Гарман, закутавшись в шаперон Кведжина. Подбирается. Наносит неожиданный удар ножом. Беззвучно падает тело. Гарман оттаскивает его в топкое место. Всплеск, к утру ряска снова затянет поверхность болота, все следы исчезнут… Туда же летит испачканный кровью шаперон и нож. А потом и тетрадь вместе с ключом…

Нужна улика, зацепка. Хотя бы незначительная, весомая лишь в глазах ищейки. Понять, какую именно версию распутывать. Рианон встала, распрощалась со стариком и торопливо пошла к ручью. Успеть застать там и расспросить служанку.

Вдогонку полетело:

– Удачи вам. Надеюсь, вы сумеете отыскать веские улики и изобличить преступника.

Рианон невольно поморщилась. Прозрачный намёк: без серьёзных доказательств и по одному лишь подозрению на дыбу никого из своих людей барон вздёрнуть не даст.

На границе поляны дорожка раздвоилась, но оба пути вели вроде в одном и том же направлении. Девушка выбрала правую тропку. Та спряталась под сень деревьев, чуть не затерялась в папоротниках. Дальше упорно ныряла в кусты, обвилась мимо нескольких буревых выворотней. Вернуться и признать ошибку – стоило всё-таки уточнить, куда же идти – Рианон не хотела. Став еле заметной, тропка змейкой побежала среди высоченных елей, слева и справа густым ковром встал лесной хвощ. Местами он смыкался над дорогой, так что она становилась совсем невидимой. Наконец, уже заслышав звон ручья и почти выйдя на опушку, Рианон упёрлась в высокие стебли борщевика. Дорога однозначно уходила сквозь них дальше. Девушка со вздохом повернулась спиной вперёд и сделала широкий шаг в заросли, закрывая лицо от жгучего сока рукавом.

Под ногой что-то хрустнуло, сапожок заскользил на глине и раздался истошный вопль:

– Госпожа, осторожнее!

Поздно. Рианон уже запнулась о корзину и полетела в ручей. Не упала: её ухватила за платье чья-то рука… Но чистое бельё посыпалось в глину и грязь. Когда Рианон сумела твёрдо встать на земле, она сообразила, что спасла её та самая Маника.

– Хорошо, что с вами всё в порядке, госпожа, – слова прозвучали так уныло, что было понятно: будь на месте Рианон не дворянка, а кто-то другой, служанка с удовольствием бы виновника треснула корзиной.

– Я-то в порядке, зато стирка, смотрю, погибла. Так. Мыло сталось?

– Д-д-да.

– Тогда давай. Помогу.

– Г-г-госпожа, как же… – оторопело залепетала Маника.

– Не переломлюсь. Я ведь виновата? Да не беспокойся, умею я. Нас в пансионе заставляли. Ибо жена – опора мужа не только в радости, но и в горе, а жизнь может сложиться по-разному. Да к тому же, настоящая хозяйка обязана уметь всё, что делает прислуга. Иначе не понять, когда работа сделана плохо по неумению, когда по недомыслию, а когда из лени.

Засучив рукава, Рианон взяла одну из рубах и начала оттирать с неё глину. Маника посмотрела на Рианон с обожанием и восторгом, после чего тоже взяла камзол и принялась его полоскать. За камзолом последовали панталоны, потом – другой камзол. Ищейка осторожно, стараясь не выдать своего интереса, внимательно следила за каждой вещью. Помогала так, чтобы рубашка с подозрительным пятном на груди досталась именно ей… Стоило взять рубашку в руки, как сердце зашлось в бешеном ритме, застучало, норовя выскочить из груди и радостно запрыгать по лесу. Пятно от раздавленного свинцового карандаша! Крошку вытряхнули, но свинец характерно вступил в реакцию с краской ткани, оставил после себя грязное пятно.

Рианон неторопливо попробовала отстирать, потом разочарованно сказала:

– И кто этого его так? Не отчистишь.

Маника тяжко вздохнула.

– Новая совсем рубашка ведь. Они часто в мастерской пачкают, а тут – новая. И где только господин Арбур её так замарал? И чем? Я уж и тёрла-тёрла…

Рианон еле удержалась от довольной улыбки. Записку писал младший сын! Вот она, улика. Пусть пока не для барона – только для ищейки. Разыграв задумчивость, Рианон осторожно предложила:

– А давай мы его застираем? Подождём, пока мыло впитается, заодно передохнём.

– Но я должна…

– Скажешь – я задержала. Остальные дела подождут.

Маника благодарно отвесила низкий поклон и, счастливая, села на траву. Наверняка вот так побездельничать и полюбоваться красотой неба и лета ей удавалось очень редко. Рианон примостилась рядом.

– Пока расскажи мне, а какие они? Мэтр, сыновья, Кведжин. Мне так легче будет понять…

– Кто, – Маника вздохнула. – Вы не верите, что это Кведжин, да?

– Почему ты так думаешь?

– Он хороший, – девушка зарделась. – Всегда такой нежный, ласковый. Осторожный. Заботливый. И мастер для него – как второй отец. А Гарман для него – как старший брат. Он всегда говорил, что судьба не зря их свела. Гарман, он, – Маника покрутила рукой в воздухе, – он не любит с железом работать. Он вообще грязь не любит. Зато придумать может всё что угодно. Штуку, с трубами в доме, это именно он придумал. А отец потом уже всё сообразил, как сделать. А Кведжин – он для Гармана всегда руками был. С полуслова друг друга понимали: один ещё не договорит, второй уже делает.

Рианон закивала, мысленно поставив ещё один крестик подозрений напротив младшего сына. При таких отношениях Гарман вряд ли стал бы убивать Кведжина. Скорее, убедил бы. Или подставил бы эконома. А может, и младшего брата.

– А сам он какой? Гарман. И как они с Арбуром ладили?

Маника отвела взгляд в сторону, захлопала ресницами. В уголке глаза выступила слезинка.

– Он тоже хороший. Властный, особенно когда… – Маника смутилась, не сказала вслух, но Рианон и так догадалась: в постели. – Он вообще любит показывать, какой он строгий и суровый. Но он добрый на самом деле. Просто боится показать. И меня читать научил, – девушка густо покраснела. – Он любил, когда я ему потом ещё рядом лежала и читала.

Маника смущённо умолкла и начала мять рукой ткань платья. Рианон ободряюще коснулась её рукой: всё хорошо, продолжай. Заодно чуть подправила разговор в нужном направлении.

– А младший мастер?

– Арбур? – Маника сморщилась. – Он холодный. Внутри холодный, не снаружи. И весь ну… Всегда других слушает, завидует. Знаете, госпожа, он даже у меня пытался узнать – он в постели лучше, чем Гарман и Кведжин, или нет. А когда его отец про наследство заговорил, ему бы защищаться… А он только угодливо: «Как скажете, папенька». За него тогда Гарман вступился, представляете? С отцом поругался. Мол, они с Кведжином не пропадут, а брата обделять – это не по совести.

Рианон не стала спрашивать дальше. Откинулась назад, опёрлась на руки, вглядываясь в облака на небе и вслушиваясь в пересвист птиц. Сама же принялась размышлять. Понятно, с чего отец и старший сын так сухо поглядывают друг на друга. И вот он – мотив. Зависть и ощущение никчёмности. Гарман, не подумав, нажил в младшем брате врага. Фактически, когда его защищал, дал понять, что считает пустым местом, не способным добиться ничего самостоятельно. А судя по тому, насколько очень разные люди единодушны – этот Арбур и в самом деле ничтожество. Заработать на краже изобретения и заодно ударить по старшему брату – вполне на такого человека похоже.

Маника приняла паузу в разговоре на свой счёт. Какое-то время елозила, потом не выдержала и виновато, грустно поинтересовалась:

– Вы меня считаете блудницей? Ведь я спала со всеми троими…

– Ерунда, – отмахнулась Рианон. – Одно дело – поступать так тайно, повинуясь похоти и разврату. Ты же делала это по воле господина и повинуясь отцу. Всего лишь исполнила свой долг и службу перед бароном. Этого даже самый строгий священник не посмеет назвать блудом.

Маника просветлела лицом. Потом нахмурилась и отрезала:

– По воле господина барона. И только. Отца?! Да я его и слушать не буду! Пусть меня осудят, только он нехороший и грешный человек. Вам дядька Дидиан рассказал? А если бы не соседи, он и меня заставил бы с собой согрешить. Видела я, как он на меня смотрел, и помню, как стоять заставлял рядом и бил, – она гневно хлопнула ладонью по земле. – От него всегда только зло. И младшего мастера он с пути собьёт…

Рианон резко вскочила. Благодушное настроение как рукой сняло.

– А вот тут рассказывай. Точно вспоминай, что видела.

Маника растерянно залепетала:

– Ничего такого… Ну, весной я как-то… – она покраснела. – Мы с Гарманом немножко того, заигрались. Я тогда совсем ночью вышла. Иду к себе, вижу – стоит в лесу кто-то. Чужих-то нет, но я спряталась. Охрана и посмеяться может. Парни пару раз подкатывали, я им от ворот поворот дала, – гордо добавила: – Я им не шлюха, которая с любым за деньги спит. Так вот, я тихонько шагаю. Луна стояла полная, вот я и увидела. Это отец с младшим мастером о чём-то говорили. Ну, я обошла их подальше, пока не увидели – и сама бежать.

Рианон ощерилась в злой усмешке, пусть со стороны это выглядело страшновато и некрасиво. Теперь сомнений не было. Именно Калгар был исполнителем и сообщником.

– Так. Маника, про нашу встречу рассказать можешь барону или мастеру Дидиану. Но только про встречу! Про что мы говорили – молчи. И для остальных – мы не виделись.

Обратно к дому ищейка шла торопливым шагом. Словно стараясь отобразить творившийся в её душе сумбур, погода начала портиться. Небо выглядело грозно, на глазах мутнело и серело. Тишина и покой болота теперь казались тревожными, настороженными, враждебными. Большая лиловая туча медленно выползала из-за горизонта. Парило так, что не поймёшь: где вода, где земля, а где воздух. По всем приметам приближалась гроза. Не успеешь под кров – вымокнешь до нитки. Но Рианон больше волновало другое: письмо. Зачем оно появилось вообще и почему сразу после разговора с Гарманом, если виноват его брат? Ведь ни Арбур, ни эконом не подслушивали.

Когда ищейка уже подходила к дому, облака заволокли последние просветы, опустились чуть ли не к верхушкам елей. Прогремел и стих гром, потом ещё раз. Издали, нарастая, приближался шум – ветер трепал вершины деревьев. Пронёсся над самой головой, пригибая и раскачивая длинные ветки, и ушёл дальше, а потревоженные деревья стихли снова, напряжённо ожидая шторма. Стоило ей заскочить под крышу крыльца, как упали первые капли дождя.

Рианон сразу пошла в трапезную – самую большую и тёплую комнату первого этажа. Там как раз сидел мэтр с сыновьями, и хлопотала старшая служанка, убирая со стола. Девушку встретило общее недовольство. Мэтр Фейбер открыто демонстрировал негодование, что прошёл уже почти целый день, а Рианон до сих пор не нашла ни беглеца, ни тетради. Сердился и Арбур. Может быть, искренне боялся, что ищейка суёт везде нос и может накопать лишнего? А может быть, притворялся и подражал отцу. Гарман, ещё вчера приветливый, бросил на девушку уничижающий взгляд, как на последнюю бездельницу: похоже, решил, что вместо следствия Рианон ушла на прогулку.

Рианон, не обращая внимания, пододвинула кресло к разожжённому камину.

– У вас, конечно, ничего нового? – ехидно осведомился Гарман.

Рианон со всей возможной беззаботностью ответила:

– Нет, конечно. Мне пока надо оценить обстановку в общем, вникнуть в душу преступника. Тогда я смогу понять, куда он бежал и где спрятал тетрадь.

И краем глаза незаметно посмотрела на Арбура – его рука на мгновение вздрогнула, хотя внешне он остался спокоен. Из-за слов ищейки? Или она выдаёт желаемое за действительное? Гарман хмыкнул, Арбур же примиряюще сказал:

– Мы уже поели, но вам сейчас принесут.

Служанка поняла и без указаний, так что вскоре перед Рианон появилась тарелка с горячей похлёбкой и вторая – с рагу. Девушка, не обращая внимания на укоризненные взгляды, с аппетитом поела, затем опять подсела поближе к камину. Все чаще и чаще, набегающими волнами, тарабанили по крыше крупные капли дождя. Быстро темнело. В окнах уже с трудом получалось различить силуэты деревьев. Шторм вот-вот должен был обрушить всю свою мощь на поместье, и все никак не мог решиться. Воздух стал душным, вязким. Нервы у обитателей дома были напряжены, как у человека, который стоит с мешком на голове, ждёт удара и не знает, ударят или нет. Больше всех не мог сдержать раздражение Гарман. Он ходил взад-вперёд по комнате. Потом выглянул на улицу, вернулся.

– Ну и ливень будет! – сказал он. – Ненавижу воду. За последние два года куда ни глянь – вода и вода… Ненавижу. Я уже часы считал, когда мы окажемся в замке герцога. Представляете? Сухо, вокруг поля и деревни, город… И никаких болот.

И тут началось. Громко хлопнули ставни. Сквозняк промчался по комнате. На двор перед домом, на деревья, на весь остров ринулись потоки воды. Слепили молнии, казалось, что они раз за разом ударяют где-то совсем рядом. Вековые ели изгибались под напором ветра, как тростинки. Косой дождь хлестал в комнату, на полу сразу образовалась лужа. Арбур подбежал к окну и, борясь с ветром, закрыл ставни. Стало темно. Камин лишь загадочно мерцал, но почти не давал света.

Рианон с наслаждением смотрела на всполохи и угли. Будто вернувшись в детство, вообразила себе, что это расстелилась перед ней карта звёздного неба из тех, что составляли астрологи столичного университета. Или вспышки пламени больше похожи на диковинных животны? На память пришла ещё со Старой Земли легенда о Дикой охоте, которую она прочитала совсем недавно, уже в Шенноне. Страшна единственная ночь в году, когда изгнанные старые боги вырываются из заточения. Пронесётся лишённый силы прежний владыка. С громом ступает он по воздуху, над городами и лесами, полями и реками. За ним мчится свора призрачных пламенноглазых адских псов. Алчут они душу любого, неосмотрительно покинувшего кров после заката. Страшна ночь, когда с воем ветра сплетутся звук рога и яростные крики загонщиков. Страшна ночь, когда Дикий охотник преследует свою дичь. И пусть сегодня за окном грохот, ливень и молния – в этот раз по болоту летит Белая охота. Во главе её – ищейка, впереди несётся завет «каждому по делам его», с ней – острый ум и свет истины. И пусть преступивший закон человеческий и закон Божий, поднявший руку на родичей – трепещет.

Долго сидеть в полумраке и наслаждаться пламенем не получилось. Служанка принесла несколько свечей, Гарман лучиной зажёг их от камина. Когда огоньки разгорелись, в комнате посветлело, зато за окнами стало темно как ночью. Мэтр Фейбер так и остался сидеть в кресле. Он очень горбился, буквально за день постарел на годы. Служанка принесла отрез шерстяной ткани и заботливо накинула его на плечи. До Рианон донеслись негромкие слова:

– Холодно. Простудитесь, господин.

– Спасибо. Да, в грозу у нас всегда холодно.

Ищейка не к месту подумала, что, несмотря на погоду и темноту, охрана всё равно ходит по болотам. Ищет Кведжина… А в здешних краях и в солнечный день не всюду можно пройти. Но барон наверняка погнал своих людей без жалости. Виновный не должен заподозрить, что они уже знают: старший ученик чист.

Где-то в доме заверещал сверчок. Под его пиликанье Рианон неспешно принялась размышлять, как подтолкнуть Армана? Зачем было написано письмо?

Еле слышно, себе под нос, замурлыкала песенку:

Темнота. Луна светила,

Летний луг снегами скрыт.

И телега протащилась

Еле-еле в один миг.

В ней сидели стоя люди,

Молча, в шумной болтовне,

И вживую мёртвый заяц

На коньках скользил в песке.[2]

– Пойду посплю, — громко уведомил всех Гарман. – В такую погоду ничего нет лучше, как лечь, укрыться одеялом и ждать нового дня.

Брат и отец проводили его взглядами: первый – неприязненным, второй – рассеянным и потухшим. Ни от кого не укрылось, как Гарман смотрел на ухаживавшую за мэтром жену эконома. Наверняка, будь сегодня в доме Маника, они бы уединились в комнате молодого мастера. Дверь закрылась. Снова воцарилась тишина. Фейбер по-стариковски пожевал губами и заговорил негромким, усталым голосом:

– Это неважно, что пропала работа многих лет. Я считал Кведжина третьим сыном, а он меня предал. Вот что страшно.

Рианон осталась внешне бесстрастной. Мучительно было слушать жалобы пожилого мастера и не иметь возможности утешить его. Хоть как-нибудь намекнуть, что ученик не виноват. Фейбер продолжил, все так же тихо и безучастно:

– Не могу простить себе…

Рианон оторвала взгляд от камина. Нет, мэтр надумал не просто жаловаться и по-стариковски причитать. Тут было что-то другое. Если бы из комнаты ушёл Арбур, а не его брат… Ищейке пришлось сделать усилие над собой, чтобы не показать, как она заинтересована.

– Какая же вина? – выдавливая из себя сочувствие, спросила Рианон. Но при этом как бы случайно в голос вплелась нотка равнодушия.

Довольно отметила про себя, что Арбур расслабился, в глазах потух отсвет голодного хищника. Поверил: ищейка погружена в свои мысли, все её ответы лишь дань вежливости. Гостья поддерживает разговор только из уважения к возрасту собеседника.

– Когда мы начинали работу, – сказал Фейбер, – обуял меня страх и грех гордыни. Знал я, что опередил всех механиков. Испугался, что мои записи украдут, я не стану первым… Я решил зашифровать записи. Это была ошибка…

– «Лучше знание, нежели отборное золото, – процитировала Рианон. – Потому что мудрость лучше жемчуга, и ничто из желаемого не сравнится с нею. Я, премудрость, обитаю с разумом и ищу рассудительного знания». Притчи, глава восьмая. Господь ненавидит злой путь и коварные уста, потому я не вижу ничего греховного, чтобы скрыть труд свой от нечестивых мыслями и намерениями.

Фейбер позволил себе горькую усмешку.

– Я вижу, бенедиктинцы вас хорошо учили в этой вашей школе Святого Арсения Великого. Но ошибка была в другом. Мне трудно оказалось шифровать одному. Я попросил его мне помочь… Кведжина.

Рианон вздрогнула. И тут же принялась хлопать себя по ноге, как бы стряхивая прилетевшую из камина и уколовшую искру. Вот оно! Тетрадь была зашифрована! Ещё подтверждение того, что не мог похитить записи человек посторонний, случайно увидевший тетрадь в руках мастера и соблазнившийся лёгкой возможностью обогатиться. И вот оно, объяснение письма. Не слышал никто разговора с Гарманом. Видимо, сразу выпытать у Кведжина шифр не получилось, преступникам понадобилось ещё время. А тут барон нашёл следователя и сообщил, что везёт его в поместье. Вот и пришлось спешно придумать и использовать фальшивое письмо. Запутать, выиграть хоть немного времени. Писал младший сын, а эконом подложил записку в книгу – он постоянно шастает по дому по мелким хозяйственным надобностям. Если кто и заметит его в кабинете, потом не вспомнит. Как не вспомнит, скажем, про стол или кресло. Каждый день видят, примелькалось.

Как бы сквозь толстое одеяло до сознания ищейки донеслось продолжение исповеди старого мастера. Он всё говорил и говорил, печально и неторопливо:

– Я сам дал ему в руки всё. Быть может, я сам этим навёл его на мысль о краже… Я, пусть невольный, но соучастник греха.

Рианон очень хотелось Фейбера оборвать, рявкнуть: никакой ошибки он не совершил. Скорее, наоборот. Спас тетрадь и, возможно, жизнь своего ученика. Но приходилось играть свою роль дальше.

– Возможно, – рассеянно отозвалась Рианон. – А возможно, и нет.

Но мэтра, видимо, очень мучила его вина.

– Вы считаете, что я виноват? – поинтересовался он.

– Кроме вас и Кведжина, никто не знал тайной записи? Ни один человек?

– Нет, конечно. И одного-то помощника много. Тайную запись должен знать только тот, кто шифрует.

– А кто знал, что тетрадь зашифрована?

– Это я ни от кого не скрывал, – старый мастер помолчал немного, пожевал губу и продолжил: – Всё равно, видите, к чему это привело?

Мысль окончательно оформилась. Преступник не знал шифра. Но знал, что тетрадь зашифрована. Убить Кведжина только ради ключа от потайного ящика он не мог. Нельзя и представить, что некто в одиночку набросился на Кведжина здесь, у самого дома, где спят брат и отец. Возможны шум, крики: механик или эконом – не солдаты, чтобы незаметно подобраться и оглушить жертву с первого удара. Ученика требуется связать, заткнуть ему рот, унести куда-то и спрятать. Виновен Калгар, но у него обязательно есть сообщник в доме. Едва закончится непогода – просеять главный остров мелким ситом. Кведжина не могли унести слишком далеко. Выпытывать у него шифр можно, лишь скрывшись ненадолго под видом хозяйственных дел. Длительное отсутствие сразу выглядит подозрительно. Хватать Калгара, и на дыбу: пусть отвечает, где они прячут Кведжина. Прислуга, для обвинения барону хватит и косвенных улик. Эконом – трус. Стоит его припереть к стенке – напомнить и про разговор весной, и показать рубашку, сделать вид, что всё знаешь… Расколется как миленький. Сдаст подельника, лишь бы самому уйти от петли.

– Пути небесные неисповедимы, – пожала плечами ищейка. В голосе жестяным дребезгом зазвучало раздражение, но старик этого не заметил. – Пока не свершится, никто из нас не знает точно, что и к чему приведёт.

– Думать, что ставший мне ещё одним сыном человек, – не обращая на неё внимания, продолжал Фейбер, – с которым я пережил веселье и горе, делился всеми мыслями…

Договорить до конца у него не вышло. Сквозь вой ветра и шум дождя до них донёсся отчётливый человеческий крик.

В комнате сразу стало тихо.

– Рядом, – неуверенно сказал Арбур. – И голос вроде знакомый.

– Где-то близко, – подтвердила Рианон.

Про себя же подумала: «Торопишься, мальчик. Не можешь ты разобрать сквозь шторм, чей там голос. Спешишь отвести от себя подозрения. Сейчас первый бросишься на помощь. И если что – Кведжина прирежешь. Вместе с Калгаром».

Арбур выскочил из комнаты, в темноте нашарил шаперон и уже натягивал его.

– Я проверю.

Не успел он открыть дверь, как с верхнего этажа раздался отчаянный крик Гармана:

– Сейчас!

Дом был богатый, везде – большие стёкла. Они мешали видеть чётко, потому лицо неизвестного человека на улице, особенно сейчас в грозу, казалось лишённой всякого выражения маской нихонского театра. А со двора уже раздавался шум. Гарман спрыгнул прямо из окна второго этажа. Грохнула входная дверь, Гарман принялся затаскивать в дом грузного мужчину, кажется, без сознания. Выглянувшая в сени Рианон заметила, что в спине у незнакомца торчит стрела. Он хрипло дышал, но был жив.

– Кведжин, ты? Ты жив, мой мальчик? – в сени, пытаясь отпихнуть ищейку, уже протискивался Фейбер.

Кведжин открыл глаза, взгляд стал осмысленным. Тело вытянулось, рот открылся, оттуда показалась струйка крови. Он хрипло дышал, судорога сотрясала его тело, но всё равно Кведжин тянулся к стоявшим в сенях людям и пытался что-то сказать. В это время во дворе с характерным гудением хлопнула тетива арбалета. Стрела ударила прямо над головой Гармана.

– Гасите свет! – крикнула Рианон.

Задуть свечи промешкали несколько мгновений. Этого хватило выстрелить ещё раз. Вторая стрела воткнулась в спину Кведжина возле шеи. Тело дёрнулось от удара и бессильно осело в руках Гармана грузным мешком.

Через открытый дверной проём хлестал дождь, заливая дом, людей и мёртвого Кведжина. Ветер выл и слепил глаза. Гарман наклонился, пытаясь нащупать пульс. С ярость и болью в голосе крикнул:

– Мёртв! Я убью тебя, Калгар, мерзавец!

– Почему он? – уточнила Рианон, хотя и была уверена: Гарман прав.

– Кто, кроме него? Только ему хватит силы рукой натянуть тетиву.

Рианон кивнула: и это тоже. Две стрелы ударили одна за другой. Причём арбалет мощный, не облегчённая игрушка для охоты на птицу, которую взводят рычагом. Даже поясным крюком так быстро тетиву не взвести.

Не слушая никого, Гарман выскочил на улицу. В это время истошно залаяли собаки. К дому бежали барон и десяток охранников, все при оружии.

– Кто? – сразу понял барон.

– Кведжин. Видимо, сбежал, Калгар за ним гнался. Убил на пороге, – ответила за всех Рианон.

– Проклятье… А вы зачем вышли из дома? – рявкнул барон на Гармана. – Сейчас же обратно!.. Зажигаете свечу – ставни не открывать. – Раздражённо хлопнул себя по бедру. – Проклятье, сейчас даже собака не возьмёт след.

– Перенесите его в дом, – ищейка показала на труп. – Нужна комната со столом. Мне надо его осмотреть.

– Хорошо. Поможете, – барон ткнул пальцем в двоих подчинённых. – Потом останетесь здесь. Головой отвечаете.

Остальные охранники и барон тут же скрылись в темноте. Шавки мгновенно умолкли. Впрочем, шансов, что стража поймает Калгара, было мало. И в сухую погоду на болоте прятаться можно не один день. А уж в такой ливень в двух шагах пройдёшь – не заметишь.

Двое охранников внесли труп Кведжина в лабораторию. Убрали с одного из верстаков инструменты и положили туда. Рианон попросила служанку принести несколько свечей. Зажгла и приказала:

– Всем выйти.

Сыновья и охранники замялись. ищейка, не особо вспоминая про роль молоденькой барышни, рявкнула:

– Вышли! Я не первый раз вижу труп. Помощь не нужна, в обморок не упаду.

Всех как ветром сдуло. Но Фейбер всё же сначала подошёл к ищейке.

– Вероятно, это плохо, госпожа, – осторожно произнёс он, – мальчик погиб на наших глазах. Но… Вы осмотрите его одежду? Может, там моя тетрадь?

Рианон резко, безо всякого уважения ответила:

– Можете мне не мешать? Если найду чего-то интересное, я скажу. А теперь – вон отсюда!

После этого, наконец оставшись одна, принялась раздевать и осматривать тело. Кведжин был крупным человеком, с широкими плечами и большими руками в следах смазки. Таким Рианон себе и представляла его по рассказам. Молчаливый, угрюмый на людях, добросовестный и аккуратный в работе. Панталоны и рубаха порвались во многих местах. Ищейка дотошно осмотрела одежду. Она насквозь промокла и была выпачкана в грязи. При этом грязь просачивалась сквозь одежду, была и на теле. Два цвета: чёрная земля, видимо, из леса или со двора, а ещё – рыжая глина. Такая есть у ручья, но её нет возле дома.

Рианон осмотрела руки и ноги. Следы верёвок были ясно видны. Руки натёрты до крови. На ногах образовались кровоподтёки. Множество характерных ссадин. Вязали крепко, но неумело. Кведжин долго лежал связанный и, видимо, все время пытался освободиться. Но были не только следы борьбы. На него набросили мешок, его связали, он сопротивлялся. Не оглушили одним ударом, на голове не осталось соответствующих следов. Зато лицо, руки – да вообще все тело было покрыто ранами и ожогами. Появилось от неумелых пыток? На этом осмотр можно было считать законченным. Но, прежде чем спускаться, ищейка решила окончательно упорядочить свои выводы.

Кведжин вышел на улицу, стоял и жевал табак. В это время на него набросились. Ученик был сильным человеком, он сопротивлялся. Даже такой силач, как Калгар, не смог бы связать Кведжина, не дав ему вскрикнуть. Крик перебудил бы весь дом. Значит, нападавших было по меньшей мере двое. Один – точно Калгар. Кто второй? Чужак или охранник исключался. Рианон только что видела, как собаки, несмотря на грозу, подняли лай. К тому же люди, пришедшие со стороны, не могут знать, заснул ли Арбур, или ещё нет. Они должны были допустить возможность если не крика, то, во всяком случае, шума борьбы, случайных звуков. Но те, кто напал на Кведжина, точно знали, что Арбура бояться нечего. Даже если сам он не участвовал в нападении, а Калгар сумел кому-то передать второе кольцо, нападение было совершено с ведома и согласия младшего сына. Свинцовый карандаш и поведение тоже говорили за одного человека. За Арбура.

Все до конца было ясно, кроме одного. Где тетрадь? Хорошо, если Калгара поймают. Он укажет на Арбура, парня вздёрнут на дыбу. А если нет? И нельзя просто войти в трапезную и крикнуть: «Это ты». Арбур сразу начнёт возмущаться, картинно пожмёт плечами и с обидой скажет: «С ума вы сошли! Это вы от бессилия, чтобы хоть кого-то, но назначить виновным, раз уж не получилось отыскать пропажу». И барон, скорее всего, его поддержит. Ибо след на рубашке – не абсолютное доказательство. Как и разговор с экономом.

Уже подходя к трапезной, Рианон услышала голоса. Чуть задержалась, прислушиваясь.

– Он писал, что не может меня убить и потому бежал, – устало прозвучал голос Фейбера. – Зачем же он вернулся?

Ответил Арбур. Говорил страстно, уверенно, обвиняюще… Интонации казались Рианон деланными и фальшивыми. Но для брата и отца его слова звучали трогательно.

– Мне не хочется думать о том грехе, который он совершил. Я все только вспоминаю, как он протянул руку и позвал меня…

– Не за этим же он приходил! – резко ответил Гарман.

– Пусть он был виноват, – продолжал Арбур, – но раз он пришёл, значит, раскаялся. Он попался в чьи-то сети и не сумел выпутаться. Но он мучился и всё-таки на самое страшное, на грех убийства, не пошёл.

– Я не понимаю, – всё так же резко оборвал его Гарман. – Ты говоришь про Кведжина. Но он убит. И его убил Калгар. Именно он виновник всего.

Арбур с точно дозированной насмешкой парировал:

– Ты ещё не догадываешься? Тогда попробую объяснить. Представь себе, что каким-то образом Кведжин совершил проступок и про это узнал посторонний человек. Его шантажировали. Скажем, чтобы сорвать нашу работу. Кто-то из соперников, работающий на врагов его светлости Эдмонтон. Шаг за шагом, пугаясь, увязал Кведжин в тенётах все глубже. Я не оправдываю его, я просто пытаюсь себе представить, как было дело. Он любил и уважал отца, но был бессилен что-либо изменить. От него требовали... Убить? Возможно, через Калгара передали: «Если ты сегодня ночью не убьёшь…»

Арбур помолчал. Стало тихо, остальные его слушали внимательно.

— Может, ещё живя на улице, он случайно познакомился с друидами? Не знал, кто этот его приятель, а сейчас, когда за это отправляют на костёр… И вот, в отчаянии, в растерянности, – продолжал Арбур, – он крадёт тетрадь вместо убийства и пишет прощальное письмо. Что происходит дальше? Кведжин прячется где-то на болотах. Он плачет, когда вспоминает вас, отец. Стыд мучит его, ужас перед встречей с вами, отец, невозможность посмотреть вам в глаза…

На этом Рианон открыла дверь и вошла в комнату. Осмотрелась: ну да, кроме мастера и двух его сыновей – никого. То-то Арбур осмелел. Но на остальных рассказ, кажется, произвёл впечатление: картина слабого, мятущегося человека была изображена мастерски. Гарман сидел и, не двигаясь, смотрел в окно в темноту. Фейбер закрыл лицо руками.

– Я рассказываю, госпожа, свою версию происшедшего, – торопливо доложил Арбур.

– Очень интересно. И совершенно неверно. Вы, может, и хороший механик, но следователь из вас никудышный, – подколола его Рианон, и Арбур бросил на неё раздражённый взгляд, но тут же взял себя в руки. – Не Кведжин украл тетрадь, а Кведжина похитили. Не Кведжин прятался, а Кведжина прятали. И сюда он бежал, пытаясь спастись.

Рианон говорила негромко и пристально смотрела на Арбура. Пусть думает, что в любой момент она скажет: «И похитил его ты». Арбур держался, но тень страха промелькнула на его лице – лёгкая, заметная лишь тому, кто её искал.

– Он боролся за вас, мэтр. Его пытали, стараясь выведать тайну ключа. Но он молчал, а потом сумел освободиться и бежать. Его преследовал… думаю, Калгар. Он же и пытал.

– Если так, – растерянно зашептал Фейбер и осел в кресле, – я виноват перед ним. Я обвинял его... Он мне как сын… Он сражался за меня…

Только присутствие Рианон удержало старика от того, чтобы заплакать.

– Вы уверены? – спросил Арбур у Рианон, причём немного поспешно.

– Уверена. И уверена, что охрана тут не при делах. Кведжина пытали, но слишком неумело. Люди барона же в пытках худо-бедно, но разбираются.

– Калгар! – с ненавистью прошипел Гарман. – Надеюсь, барон возьмёт его живым, и подыхать эта тварь будет долго.

– Мэтр, вам стоит отдохнуть, – деликатно, но твёрдо сказала Рианон. – А с вами, Гарман, мне нужно поговорить. И с вами, Арбур. Но наедине. Потому, Арбур, подождите здесь. А мы с вами, Гарман, сначала поможем мэтру добраться до комнаты, а потом уже поговорим.

Стоило им остаться наедине, Гарман отрывисто, настойчиво, не думая о приличиях, тут же задал вопрос:

– Вы поняли, что Кведжин не виноват, ещё вчера?

– Да, – не стала скрывать ищейка, – очень быстро. С уликами – как со смазкой. Если влить слишком много, механизм просто встанет. Я не знала лишь про шифр, поэтому искала труп, а не место, где можно спрятать живого пленника.

– И этим мы его убили, – Гарман с силой сжал кулаки. – Понятно. Зачем вам сейчас я?

Рианон начала вдохновенно врать.

– Я нашла место, где схватили Кведжина. Не возле дома. Калгар его выманил в сторону. Но Кведжин был сильный и рослый человек. Он сопротивлялся. Ваш эконом один не мог осилить и связать Кведжина, не дав ему даже крикнуть. Значит, нападавших было по меньшей мере двое. Кто же второй?

– Вы подозреваете всех. И охрану, и меня, и Арбура? – Гарман не столько спрашивал, сколько утверждал. – И теперь будете один на один рассказывать о своих домыслах. Потребуете, чтобы про разговор – никому ни слова. Пусть иуда потом вспоминает разговор, объясняет себе и истолковывает ваши слова, интонации, жесты. Ему-то будет казаться, что вы уже знаете всё или почти всё, и вот-вот его разоблачите. То, наоборот, он решит, что вы ничего не знаете, что все это он себе придумал. От таких мыслей станет неуверенным, кинется в тайник за тетрадью, пока не поймали Калгара. Хорошо, я вас понял.

Рианон внутренне восхитилась Гарманом. И порадовалась, что её врагом выступает не старший сын: этого поймать было бы намного труднее. Именно так она и хотела поступить с Арбуром. Задать ему вопрос про арбалет. Оружие явно делали здесь, тайно от остальных. Вряд ли скрытных мест на острове много, так что, скорее всего, Кведжина держали в потайной мастерской. Подкинуть мысль, что, возможно, виноват Гарман и что стоит только найти место, где сделали арбалет, то сразу станет ясно, кто сообщник. А дальше – поймать Арбура с поличным, когда он поспешит уничтожить улики. Но спектакль перед старшим братом – подозреваю всех, но делаю вид, что просто спрашиваю – надо было доиграть. Потому Рианон назидательно сказала:

– Что вы, если бы я вас подозревала, то разговор шёл бы намного суровей. Мне нужно, чтобы вы кое-что вспомнили. Примерно с месяц назад Маника видела, как её отец с кем-то разговаривал, причём постарался это сделать в укромном месте. Вы с ней особенно близки, она упоминала, что говорила про это и вам. Вы можете вспомнить? Может, какие-то детали?

Гарман ехидно посмотрел на собеседницу: так я и поверил. Но ответил:

– Ближе всего они сошлись с Кведжином… Хотя и да, мы тоже. Но нет. Не помню. Если вспомню, то скажу.

– Вот, значит, как? – постаралась удивиться Рианон. И как бы начала рассуждать вслух: – Тогда, возможно, кража тетради – это лишь отвлекающий манёвр. И Калгар хотел заставить замолчать Кведжина.

Гарман взглянул на ищейку как на полную дуру. Ага – и для этого Калгар его украл и выпытывал шифр, а не сунул нож под ребро. Значения его недоверие не имело. Всё равно хоть обрывки разговора, но дойдут до Арбура. Плюс факт допроса по отдельности, плюс история про мастерскую. Младший сын – не Гарман, ему наверняка не хватит выдержки замереть. Этим он себя и выдаст.

По-хорошему надо было идти в трапезную сразу. Но Рианон вдруг почувствовала усталость. Она не любила проигрывать. А убийство Кведжина прямо на её глазах и бегство Калгара – это поражение. Пусть она пока проиграла лишь одно сражение, но не войну.

Дождь перестал тарабанить по крыше, ветер стих. Сквозь открытые ставни на второй этаж доносилось лишь шуршание капель, стекавших на землю. Падая, они ударялись о мокрую травянистую землю, и звук у них был совершенно другой, чем во время грозы. Неторопливый, деликатный. Голос тишины и покоя. Вечерело. Ветер разогнал тучи, сквозь просветы заглянули первые звезды. Наступил тот краткий момент, когда вечер переходит в ночь. Смазанные сумерками контуры предметов обретают чёткость, зато цвета пропадают, их сменяют оттенки чёрного. Заголосили птицы, торопясь завершить перед сном прерванные грозой дела. Рианон задержалась, любуясь красотой за окном. Не больше чем на одну лепту. Этого хватило.

Из трапезной раздался грохот, треск и почти сразу за этим – крик боли. В два прыжка Рианон была у двери. Охрана оказалась ещё быстрее. Бесцеремонно оттолкнув девушку, парни пинком распахнули дверь, ворвались… И замерли. Следом уже без спешки вошла Рианон. Посреди комнаты, рядом со столом, стоял Арбур, дрожащей рукой сжимая нож. У окна, на полу, хрипел грязный, мокрый Калгар. Из разорванной артерии хлестала кровь, заливая одежду и пол. Эконом несколько раз дёрнулся в агонии и замер. Уже навсегда.

– Кажется, я убил его! – задыхаясь, вскрикнул Арбур. Посмотрел на остальных растерянными, полубезумными глазами. – Боже, я убил его.

Рианон склонилась над трупом. Не думая о том, что может испачкаться, ощупала одежду. Потом внимательно осмотрела Арбура с ног до головы. Пуговицы и завязки на трупе расстёгнуты, словно Калгар что-то доставал из-за пазухи. Или у него достали. Арбур, наоборот, застёгнут. Если это была тетрадь, он спрятал её где-то в комнате.

В это время в трапезную вбежали отец и брат.

– Что здесь было?! – резко, не давая прийти в себя, спросила Рианон.

– Я ждал вас. Услышал шум и увидел: он лезет в окно… Я закричал и ударил раньше, чем он…

У Арбура опять задрожали руки.

С улицы за окном раздались голоса.

– Быстрее, быстрее!

Рианон узнала барона, выглянула в окно. К дому бежал десяток бойцов вместе с начальником. Барон заглянул в комнату, потом приказал своим людям оставаться на улице. Сам вошёл. Грозно посмотрел на остававшихся при доме сторожей.

– Как это могло произойти?

– Они не виноваты, – вступилась Рианон. – Ваши люди стерегли оба входа, а Калгар полез в окно трапезной.

Барон негодующе хлопнул себя по плащу, во все стороны с мокрой ткани полетели брызги.

– Кто знал, что нечистый его сюда понесёт? Мы на него чуть не нос к носу напоролись. Мерзавец так припустил! Ненадолго в лесу потеряли. Кто мог думать, что он сюда прибежит? Это кто так?

Рианон ткнула пальцем в Арбура.

– Вот он, герой. Боевитые у вас, смотрю, механики. А теперь все – вон отсюда. Труп прихватили – и вон. Мне тут кое-что посмотреть надо.

Люди переглянулись. Помедлили – но вышли, не посмев пререкаться.

Ночной лес за открытым окном шумел своей жизнью. Шуршали ветви, попискивали лесные мыши, вдалеке ухнула какая-то птица. Всё отвлекало. Рианон заставила себя собраться. На первый взгляд, Калгар уже мёртвый вывалился в окно комнаты. Тело примерно так и лежало. Упал, даже не успев встать на пол. Это подтверждало слова Арбура. Калгар выбил переплёт и полез, тут его и ударил Арбур. Рианон внимательно, со свечой, осмотрела подоконник. Весь мокрый и грязный. Удивляло, что многовато натекло воды и грязи за те несколько мойр, которые понадобились Арбуру подбежать и ударить ножом.

Свинцовый переплёт был выбит целиком. Одна створка ставен полностью открыта, другая приотворена. После того как убили Кведжина, барон потребовал окна тщательно закрыть во всём доме. Калгар аккуратно поддел ножом ставень через щель, полез в окно. Грузный, широкоплечий, к тому же, из-за горба, невысок ростом – эконом с трудом забрался и пролез. Рама открылась, от случайного толчка окно хлопнуло о стену, разбился переплёт. А почему всё не было закрыто на крючок? Рианон поднесла свечу и тщательно осмотрела запор. Крючок слабый, разболтанный, края сильно обтёрлись. Если чуть оттянуть окно на себя, появится щель, и крючок тоже без труда можно откинуть со стороны улицы ножом. В поместье не очень-то обращали внимание на крепость запоров. Как говорил барон Кокран, воров здесь нет.

Если рассуждать именно так, все объяснимо. Калгар осторожно вскрыл окно, пытался пролезть в дом и в этот момент был убит. А зачем ему нужно было лезть в дом? Застрелив Кведжина, он побежал. Всё кончено, преступление раскрыто, его преследует барон со своими людьми. Он в смятении из-за неудачи, тщательно разработанный и осуществлённый план кражи и обогащения – псу под хвост. Попытка свалить преступление на ученика мастера провалилась. Надежды вывернуться мало: спасая репутацию, барон перероет болото сверху донизу, а мост и гати перекрыты. Да и мэтр Фейбер в свите герцога – человек не последний. Выполняя долг сюзерена, его светлость объявит за голову эконома награду, и от охотников из вольной корпорации наёмников будет не скрыться. Особенно без денег. В такой ситуации человек обычно теряется и совершает бессмысленные и нелогичные поступки. Калгар пытался затаиться, рассчитывал, что его потеряют. Погоня пройдёт мимо него, потом у барона не хватит людей всё обыскать, а дальше он уж как-то выберется. Да вот незадача: его заметили, преследователи – на хвосте. Теперь надежда только на неожиданный, отчаянный ход. Тогда дом мастера – и в самом деле единственное место, где его не стали бы искать. Он несётся к дому… Тут стройные размышления споткнулись. Не стал бы барон прочёсывать поместье. Утром бы вывез мастера с семьёй, послал бы гонца за подмогой. Можно и в Шеннон обратиться, не кражу среди своих теперь расследуют, а убийцу ищут. Стража, егеря с собаками. Беглеца отыщут за день-два.

Но Калгар всё-таки побежал к дому. Рискованно, ведь там наверняка тоже охрана. Почему? Дальше он через щель в ставнях заглянул в окно трапезной. Увидел, что в комнате никого нет, кроме его сообщника. Арбура. Тихо постучал, знаками умоляя впустить его? Шёпотом попросил спрятать. Но Арбур тоже понимает, что дело проиграно. Надо спасать себя, а если у него в комнате найдут эконома – не отвертишься. Отказался? В ярости и отчаянии, понимая, что последний шанс – это взять заложника, Калгар попытался влезть в комнату. Защищаясь, Арбур его зарезал. Всё логично: убивая Калгара, он прятал концы в воду. Стал из потенциального преступника жертвой.

Чёткая и понятная картина… Совсем как с уликами против Кведжина. Потому опять неубедительно. Калгар прекрасно понимал, что грохот разбитого окна переполошит весь дом. Так и произошло, но Калгар всё-таки лез в комнату. Предположим, растерянность и решимость отчаяния. Так бросается на преследователя загнанная крыса. Возможно, надеялся на чудо: сумеет обезоружить, скрутить Арбура и приставить нож к горлу раньше, чем добегут остальные. Или думал не о спасении, а хотел только отомстить? Нет, всё это не укладывалось в собственное впечатление и рассказы остальных про Калгара. Эконом – трус, он скорее забьётся в щель, чем кинется с отчаянием обречённого на ножи.

Больше всего Рианон раздражало, что Арбур выходил сухим из воды. Она была уверена: задумал и исполнил всё именно младший сын. Но единственный свидетель и жертва преступления убит. Соучастник, который мог его выдать, тоже убит. А голые рассуждения, даже самые логичные, для барона не значат ничего. Ему нужна лишь улика. А её-то пока и не было. Заодно вспомнилось, что одежда Калгара была расстёгнута. Рианон на несколько мгновений замерла. Тренированная память точно восстановила увиденную картину. Вот стоит Арбур. Вот у окна лежит Калгар. Что тогда показалось странным? Калгар прятался в дождь в лесу. Ползал по земле. Грязь была и на плечах, и на спине, и на лице. Да он был в грязи с головы до ног. Ищейка дотошно осмотрела место смерти эконома. Подоконник – весь в грязи, но ставни почти чистые, как и разбитый переплёт. И боковые части рамы тоже чистые. А ведь Калгар широк в плечах, да ещё подтягивался. Не мог же он, протискиваясь, не оставить нигде следов?

Кроме того, одежда тоже была цела. Ни на рубахе, ни на панталонах нет прорех. А ведь если он выбил окно, хоть раз, хоть обо что-то – но зацепился. Рианон почувствовала, как от догадки захолодело в груди и застучало сердце. Вот что ещё показалось странным! Вскрик Арбура раздался сразу же вслед за грохотом разбитого окна. Калгар ударил о стену переплёт, и сразу же за тем был убит. Слишком мало времени пролезть в трапезную так, что после удара труп свалился не наружу, а внутрь дома. Да, Арбур мог не сразу услышать, как лезет Калгар. Вскочить, подбежать, ударить. И окно разбил уже мёртвый эконом. Зацепил, когда падал. Но это объясняло лишь то, что вскрик последовал сразу за грохотом и то, почему труп в доме. Зато порождало другой вопрос: если Арбур сидел далеко у двери, почему, завидев убийцу, бросился навстречу, а не выскочил из комнаты? Ведь за стеной – вооружённый до зубов охранник.

Следов нет, значит, Калгар лез в отворенное окно? При этом ему помогли? Это сразу повернуло размышления в другую сторону. Рианон села, поставила перед собой свечу. Сосредоточила взгляд на колеблющемся язычке огня, постаралась отрешиться от посторонних мыслей и возможной неудачи. Итак, застрелив Кведжина, эконом пытается скрыться в потайной мастерской, но в темноте чуть не сталкивается с людьми барона. Чудом ему удаётся ускользнуть, преследователи отстали, но времени почти нет. Калгар бежит к господскому дому, надеясь, что Арбур его укроет. Заглянув в щёлку, Калгар видит, что Арбур в трапезной один. Как-то привлекает его внимание. Арбур подходит и открывает окно. Они договариваются. Эконом просит его спрягать, Арбур соглашается взамен на?.. Соглашаясь, он уже знает, что сейчас убьёт сообщника. Но перед этим ему надо забрать… Записи! Теперь сомнений нет. Калгар должен был учитывать, что Кведжин сумеет добраться до помощи или сказать хоть слово про тайное убежище. Забрать деньги из своего дома эконом уже не успевает. К тому же там его будут искать в первую очередь. Потому наверняка берёт тетрадь с собой. Продать, и даже без Арбура – хоть что-то выручить. Особенно если сумел выпытать шифр.

Итак, Арбур удостоверился, что тетрадь у Калгара с собой. Он говорит: «Полезай». Подаёт руку. Поэтому-то нигде нет грязи. Пока Калгар стоит на подоконнике, достаёт из-за пазухи тетрадь. Это хорошо объясняет, почему именно на подоконник так много накапало грязи. Когда он уже готов спрыгнуть на пол, Арбур наносит удар ножом и уже потом разбивает окно. Калгар понимает, в чем дело, только когда сталь входит в тело. Картина понятна, осталось её только доказать остальным. Нужны не рассуждения, не предположения, а улика. Вот если бы нашлась тетрадь… Рианон вскочила, чуть не опрокинув стул и свечу. Вот оно!

Когда раздался вскрик, Рианон была уже на лестнице и в комнату ворвалась практически сразу. Калгар был почти мёртв. От такой раны умирают быстро, это никого не удивило. Но если удар нанесён был только что, агония должна быть чуть дольше. Калгар же затих чуть ли не мгновенно, на глазах. Арбур спрятал тетрадь до крика. У него было очень мало времени, но он сумел.

Калгар постучал. Арбур открыл окно. Забрал тетрадь. Убил Калгара. Схоронил записи. И только потом – удар по окну и крик для привлечения внимания. Именно разоблачения и что кто-то заметит – вот чего боялся Арбур, а не первого в жизни убийства. Рианон быстро осмотрела трапезную. Доски пола крепко сколочены и подогнаны, тайник там давно бы нашли. В бревенчатых стенах тоже спрятать ничего невозможно. Камин? Не зная, не отыщешь. Придётся опять рисковать расследованием. Но пусть грешник изобличит сам себя.

Закончив с комнатой, Рианон поинтересовалась, куда положили труп Калгара. Один из охранников ответил, что туда же, в лабораторию. На соседний верстак. Рианон придала себе усталый вид. Впрочем, особо стараться не пришлось. Осмотр тела эконома был сейчас бессмыслицей, частью спектакля для остальных. Поэтому Рианон опять выгнала всех, быстро постаралась оставить следы внимательного обследования, а следующие полчаса отдыхала и с любопытством осматривала лабораторию.

– Ну как, обнаружили что-нибудь важное? – обратился к ищейке Фейбер, стоило той выйти из лаборатории.

Остальные тоже смотрели с любопытством и настороженностью.

– Нет пока. Но некоторые надежды найти пропажу у меня появились. Только завтра. Все дела – завтра. Два осмотра трупа за день меня утомили.

Чтобы никто не сомневался, Рианон, когда пошла, споткнулась на выбоине пола от усталости. Так удачно, чтобы шепнуть барону:

– Знаю кто и где. Ничему не удивляться, завтра выполнять мои указания.

Утром Рианон проснулась, посмотрела в окно и увидела, что уже совсем светло. Тихое, ясное небо. Чистое, безоблачное. Лес, до блеска вымытый дождём, стоял не двигаясь, не дыша. В голос защебетал щегол, откуда-то снизу раздалось фырканье. Рианон на память сразу пришёл ёжик, который жил у них в саду в пансионе. Далеко за болотами, над кромкой леса взошло солнце. Тысячи капель на траве и на листьях засверкали одна другой ярче. Длинные тени деревьев легли на поляну. Первый нежно-розовый луч солнца осветил комнату. День начался. И такой он был хороший, такой радостный, этот день, что захотелось выбежать, вдыхать запах свежей зелени и влажной земли, пройтись босиком по холодной, влажной от росы и вчерашнего дождя траве. Вместо этого опять приходилось нырять в зловонную клоаку обманов, интриг и преступлений.

Маника помогла одеться, заодно получила несколько указаний, что ей надо сделать, когда она будет прислуживать за столом. После чего ищейка отправилась завтракать. Остальные уже сидели и ждали, но явно недолго. Мэтр Фейбер посмотрел на девушку из-под сердито нахмуренных бровей. Судя по всему, по приезде в столицу готовился жаловаться герцогу. И на барона, который свалил ответственейшее дело на недоучку, да ещё женщину, и на Рианон. Ведь она проявила не только неопытность и неумение, но и недопустимую лень: вчера пошла гулять вместо следствия, а в результате не успела отыскать Кведжина. Рианон, не обращая внимания, положила себе рагу и великолепный кусок индейки и принялась неторопливо есть. К ней сразу присоединился Гарман, давно поглядывавший на еду голодными глазами, потом и остальные.

Рианон постаралась, чтобы у неё был как можно более простодушный вид. Пусть остальные за столом подумают, что она огорчена неудачей, но не обижается на чужое недовольство и готова пошутить над собою и своей нерасторопностью. Лишь когда трапеза уже подошла к завершению, обратилась к барону:

– Дозволите мне сказать?

Тот кивнул, Рианон чарующе всем улыбнулась и продолжила:

– Вчера Арбур пытался ненадолго стать дознавателем и понять историю преступления. А я хочу поиграть в рассказчика. Знаете, есть такие на базарах, за монетки рассказывают истории. Весёлые и страшные.

Рианон говорила спокойно, неторопливо, как будто встраивая мысль на ходу, точно не зная, что она скажет в следующий момент. Барон, Гарман и Арбур слушали с вежливым интересом. Фейбер, отвернувшись, смотрел в окно и беззвучно барабанил пальцами по столу, как бы всем своим видом показывал: рассказ и прочие подобные глупости совершенно его не интересует.

– Итак, как в сказке, жил мастер. И было у него три сына. Старший умный был детина, средний сын и так и сяк, младший вовсе был дурак.

На этом Арбур побледнел от гнева, часто задышал, бросил негодующий взгляд – намёк был открыт и понятен. Но сдержался и промолчал.

– Так вот. И решил мастер своё наследство, нажитое долгим и тяжким трудом в поте лица своего, разделить. Почти всё старшему, что-то среднему. Ну а младшему – ничего. Всё равно в навоз обратит. Старшие братья поначалу спорили: не по чести так. Да отец настоял, жалко ему было трудов своих тяжких.

Тут Арбур всё же не выдержал. Вскочил и срывающимся голосом заорал:

– Да как вы смеете! Виновного упустили, теперь меня под монастырь? Дозна…

– Сел, – ледяным голосом остановила его Рианон. – И умолк. Забыл, что говоришь с дворянкой? Ещё слово – и получишь плетей.

Арбур взглянул на барона за поддержкой. Ведь сейчас угрожают пусть простолюдину, но из герцогской свиты. Барон остался спокоен, неподвижен лицом. Ищейка сейчас знает, что делает. К тому же, она и в самом деле дворянка. Может, что-то ей Кокран и выскажет… Но потом и только наедине.

– Итак, младшему не досталось ничего. А ему хотелось много, пусть незаслуженно, и братьев он ненавидел. Потому сговорился со слугой. Рассказать, где и когда был разговор? И о чём?

– Это серьёзное обвинение моего брата, – осторожно уточнил Гарман. – Вы уверены?

– У Калгара должен быть сообщник. Найдём мы ваши записи или не найдём, а грешника, нарушившего заповедь «не убий», найти мы обязаны. Пусть нарушил он её и чужими руками, но своей волей. А сообщник точно есть. Убить вашего ученика, мэтр, Калгар мог и один. Но связать, заткнуть рот и спрятать… Кведжин был здоровый, сильный мужчина. И на голове нет следов сильного удара. К тому же, никому не показалось странным, что Калгар так уверенно сначала прямо под окнами дерётся с Кведжином, а потом заходит к мэтру, не зная, спит Арбур или нет? Ведь, согласитесь, это очень рискованно. А ещё, откуда Калгар знал, кто помогал шифровать записи? Если тайнопись он видел, то про Кведжина знали только свои.

Гарман явно поверил сразу, посмотрел на брата, как на гадюку. Фейбер переводил испуганный взгляд с ищейки на сына и обратно. Рианон же говорила по-прежнему спокойно, ни на кого не глядя, как бы размышляя вслух:

– К тому же записка. Даже если забыть, что эконом был неграмотен. Только свой человек всегда сможет воспользоваться словарём так, что никто не обратит на это внимания. Эконом на виду все время, и стоит ему заняться не тем делом – сесть за книгу – все сразу заметят и задумаются. Писал же записку по словарю человек, не владеющий нихонским. Рассказать, как было дело?

Рианон пристально посмотрела на Арбура, тот аж вздрогнул. Негромко произнесла ту правду, что выкристаллизовалась из многих вариантов:

– Глубокий вечер, в лесу уже темно, видны только два силуэта на фоне сизого неба. Совсем вблизи от них, в тени елей, не дыша стоит Калгар. Надо подождать немного, пока Арбур отвлечёт Кведжина. Дальше – бросок. Крепкие пальцы душат, ломают горло – горбун очень силён. Арбур набрасывает мешок на голову. Всё против Кведжина – неожиданность нападения, его растерянность, предательство близкого человека. Эконом взваливает на плечи бесчувственное тело. Относит в потайную мастерскую. Ту самую, где вы делали арбалет, а может, и ещё что-то незаконное. И там начинает пытать, стараясь выведать шифр. Ключ же забирает Арбур. Никого не потревожив, достаёт из потайного ящика тетрадь и кладёт в новый тайник. Утром вместе со всеми негодует. Сам же размышляет, сколько нужно выждать и кому лучше продать расчёты. «И сказал Господь Каину: где Авель, брат твой? Он сказал: не знаю; разве я сторож брату моему? И сказал Господь: что ты сделал? Голос крови брата твоего вопиет ко Мне от земли; и ныне проклят ты от земли, которая отверзла уста свои принять кровь брата твоего от руки твоей».

– Это серьёзное обвинение, – Арбур сумел справиться с паникой и говорил спокойно. Пусть голос один раз сорвался и пальцы подрагивали. – Только зачем тогда я, по-вашему, отдал всё потом Калгару?

– Вот незадача, – зло усмехнулась Рианон. – Утром господин барон сообщает, что везёт дознавателя. В доме такую улику теперь держать нельзя. Кто заметит, та же Маника во время уборки – версия про вину ученика разрушится. А когда Кведжин сбежал… Калгар взял из потайного места самое ценное с собой. Важнее всего для вас, Арбур, не выдать себя. Поэтому вы вовсе не хотели помогать Калгару. Но события поворачиваются так, что Калгар ищет последнего убежища у вас. Что вы будете делать? Пообещать спрятать, потом убить. Вас подвела жадность, Арбур. Вам бы оставить тетрадь Калгару, но когда вожделенный куш у вас в руках… Вы не устояли. Спрятали тетрадь в доме.

В этот раз Арбур смолчал. Ему нелегко дался новый удар. Он ясно почувствовал, что хозяином в разговоре окончательно стала ищейка. Он понимал, что наделал глупостей, и закончиться всё может на плахе. Это лишало его уверенности в себе, взгляд заметался. Рианон с удовольствием отметила, что Арбур теперь в том состоянии, когда люди, чувствуя, что надо исправить сделанные ошибки, совершают новые, ещё более тяжёлые.

– Это серьёзное обвинение, – барон встал. – У вас есть доказательство?

– Два. Одно на теле Кведжина. Сейчас мы пойдём, я его продемонстрирую. Точнее, это ещё не доказательство, а повод серьёзно подозревать конкретного человека. А второе… Мэтр, вы поедете с часами к его светлости, а мы разберём дом по брёвнышку. Если тетрадь найдётся именно в доме и именно в трапезной, это и станет окончательной уликой. Пойдёмте.

Рианон заметила, что барон набрал воздуха позвать стражу с улицы.

– Не надо. Без доказательства нет вины? Господин Арбур у нас пока не грешник, а лишь подозреваемый. И никуда он у нас из поместья не сбежит. Потому пойдём все, посмотрим на Кведжина. Пока без лишних глаз.

Барон посмотрел на ищейку недовольно. Явно не согласный. Но вчера он обещал выполнять любые, даже странные просьбы. Лишь в общей куче пошёл так, чтобы держаться рядом с Арбуром.

Стоило мастеру сделать несколько шагов по лестнице наверх, как он зашатался, хватаясь за стену. Начал заваливаться на руки шедшего следом Гармана.

– Воды! – закричала Рианон. – У мэтра, кажется, приступ грудной жабы!

На крик прибежали обе служанки. Началась суета. Фейбера понесли в его комнату, Маника поспешила за лекарством… Рианон подумала, что девчонка – просто золото. Точно поняла указания, в питьё подлила ровно столько, сколько надо. Безвредные снотворные капли. В сочетании с вином от малейшей нагрузки кружится голова, появляется одышка, слабость. Если поднять шум, все обязательно увидят симптомы грудной жабы. Неудивительно: от переживаний у старика сердце прихватило. В склянке, как лекарство, принесёт самый обычный нашатырный спирт.

Воспользовавшись общей суматохой, Арбур исчез. Рианон половину лепты суетилась, потом кинулась в трапезную. Барон сообразил не сразу и побежал следом только через несколько мгновений. Остальные ничего не поняли. Бесшумно ищейка подкралась к двери, на мгновение замерла, приложив ухо к щели между дверью и косяком. В трапезной раздался еле слышный звук, там кто-то был и что-то делал. В коридор просочился запах палёной кожи. Барон догнал и уже открыл рот, чтобы спросить, но Рианон приложила палец к губам. В это время раздался тихий удар металла о металл. Рианон распахнула дверь и ворвалась в комнату. Арбур сидел у камина и мешал там кочергой. Даже не обернулся, когда кто-то вошёл. Поза его была неестественна и неудобна: готов в любой момент выскочить в окно. Рианон схватила со стола блюдо и метнула, выбивая кочергу. Барон оттолкнул Арбура в сторону. Рианон же схватила заранее приготовленные ведро с водой и щипцы. Плеснула в камин и выхватила тетрадь. Первый раз порадовалась, что мэтр Фейбер – ярый консерватор. Страницы из пергамента легко гореть отказались, лишь чуть покоробились. Рисовая бумага вспыхнула бы, несмотря на сырые дрова, подложенные Маникой.

– Что же вы, Арбур? – поинтересовалась ищейка. – Труд вашего отца, дело всей его жизни жжёте? Труд, за который ваш названый брат заплатил жизнью.

Мгновение Арбур смотрел безумными глазами. Он глотал воздух, как рыба. Потом всё же попробовал выскочить в окно. Барон этого ждал, сшиб Арбура на пол, прижал и скрутил.

– Стража, ко мне!

В это время в трапезную вошёл Гарман, следом, опираясь на руку старшей служанки – Фейбер.

– «И сказал Господь Каину: где Авель, брат твой? Он сказал: не знаю; разве я сторож брату моему?» И сказал Господь: что ты сделал? Голос крови брата твоего вопиет ко Мне от земли», – произнёс Фейбер надтреснутым голосом. Он сказал это спокойно, но губы его дрожали, и столько откровенной ненависти было в его взгляде... – Было у меня три сына. Два по крови, но все три – по духу и делу. Остался один. Ибо ты предал брата своего и потому мне больше не сын.

В это время в комнату ввалились четверо охранников. Старый мастер вяло махнул им рукой: делайте своё дело. Взял из рук Рианон тетрадь и, шаркая, опираясь на служанку, вышел.

Гарман не стал разводить долгих речей. Лишь пристально всмотрелся, негромко спросил:

– Зачем?

Не дождался ответа и тоже вышел.

Барон Кокран уважительно поклонился ищейке.

– Спасибо. Честно говоря, я сомневался. Ухватился за вашу помощь как утопающий за соломинку. Я был неправ. Вы блестяще справились. Не только отыскали пропажу, но и истинных виновников.

– Что вы с ним собираетесь делать? – Рианон ткнула в безучастно обвисшего в руках охранников Арбура.

– Парни прямо сейчас отволокут подальше и повесят негодяя, – равнодушно ответил барон и показал пальцем сначала на Арбура, потом на деревья за окном: действуйте.

И тут Арбур словно очнулся. Задёргался, вырываясь, растерянно, как бы обращаясь к кому-то невидимому, закричал:

– Ты обманул! Ты обещал, что всё получится, когда заявил, что моих умений тебе без тетради мало. Лжец!

Рианон переменилась в лице.

– Барон, стойте. Я, кажется, знаю… кто этот «обманщик». И догадываюсь, что Арбуру и Калгару обещали в качестве платы. Я слышала про этого человека от отца Дация. И лучше бы нам с вами про него не слышать. Отдайте Арбура отцу Дацию. Он вытрясет всё, что нужно, чтобы настоящий заказчик убийства не ушёл от расплаты.

Барон и охранники обеспокоенно переглянулись. Потом сноровисто, не обращая внимания на сопротивление, заткнули Арбуру рот, и с хмурыми лицами начали вязать так, чтобы пленника можно было довезти до Шеннона. Псы Господни занимались самыми отъявленными негодяями Десяти королевств. Девушка права: нормальному человеку от подобных дел лучше держаться подальше, а младшего мастера лучше сплавить инквизиторам как можно быстрее…

*****

Вернувшись от барона Кокрана, следующий месяц Рианон безвылазно просидела в Шенноне. И пролетел этот месяц как одно мгновение и без особых успехов. Когда от отца Дация пришла просьба встретиться ещё раз, причём тайно, Рианон вдруг подумала, что это связано недавним с расследованием на болотах. И тут же над собой посмеялась. Дело закрыто, причём – полностью. А вспомнила она про него лишь по двум причинам. Первое – последние недели имена Гармана и его отца были в Шенноне у всех на устах. Никто не вспоминал, что Фейбер рассорился с гильдией и уехал в поместье под крыло герцога. Зато каждый гордо хвалился, особенно перед приезжими: именно наш мастер придумал, как сделать первые в мире настольные часы. Второе – именно слова Арбура стали единственной зацепкой в поисках одержимого. Молод, не старше восемнадцати-девятнадцати, невысок. Из состоятельной семьи дворян или богатых купцов: речь, как он ни старался, выдавала хорошее книжное образование. Столичный университет или дорогие частные учителя. И на этом всё. Разве что пара найденных у Калгара вещей с довольно свежими следами. Достаточно, чтобы понять: тварь ещё в городе. Но не узнать, где именно прячется нечисть.

Местом встречи отец Даций выбрал трактир недалеко от речного порта. Рианон, нацепив личину одного из своих парней, пришла туда заранее под видом наёмника из Свободной корпорации. Здесь уже было шумно и весело, хотя до заката – ещё далеко. Бряцали, ударяясь о доски столов, большие глиняные кружки. Громыхал хохот, и весело орали компании работяг, заглянувших перекусить. В спёртом воздухе стоял густой аромат пива, подгорелого жареного мяса и перетушенных овощей. Время от времени из общего гула доносились отдельные реплики:

– … и тут он уронит! И чуть мне на ногу не попало, – гудел в нос чернобровый лохматый детина с рябым лицом.

– … а я ему как дам в морду, чтоб костями не мухлевал…

Рианон села в дальний угол и заказала обед и вина. Ей сидеть, изображая ожидающего кого-то наёмника, долго. Это телохранители и Риджайна будут сменять друг друга, под видом очередной заглянувшей перекусить компании. Глотнула из кружки и поморщилась: хозяин вино изрядно разбавил водой. Хорошо хоть не надавил ягод и не развёл их спиртом. От нечего делать принялась угадывать характер того или иного работяги. Вон тот, рыжебородый и бритый налысо, с квадратной челюстью, наверняка вспыльчив, жену и детей поколачивает. И вообще, в драку готов лезть по любому поводу, не зря нос сломан. Вот этот – выпивоха: красные прожилки на носу. А его сосед с печально-коровьими глазами – наверняка вечно находящий поводы для страданий нытик.

Понемногу народа в таверне прибавлялось, и люди менялись. Работяг сменяли матросы с кораблей: река была широкая, по воде до устья всего два дня пути. Судов в Шеннон заглядывало не меньше, чем в иной морской порт. Группки матросов сменяли друг друга, но очередная компания задержалась надолго. Сплошь мужики, ни одного молодого сопляка – отмечали назначение товарища боцманом. А там, глядишь, счастливчик и до шкипера дослужится.

В подступивших сумерках фигуры сидевших за столами расплывались в мареве густого табачного дыма и тусклом свете масляных ламп, чад прогорелого масла сливался с вонью с кухни и хмельными парами.

– Хозяин, ещё рому![3] Да поживее!

Монета, пущенная уверенной рукой, завертелась на стойке с журчащим звуком, обратившись в сияющее веретёнце. Трактирщик осторожно прихлопнул её ладонью и бережно смахнул с липкой столешницы в подставленную пятерню:

– Сию минуту!

– За здоровье боцмана Агриколы! – проревел рябой моряк с чёрной клочковатой бородой и окосевшим от хмельного взглядом. Опрокинул кружку в глотку и громко хлопнул дном о столешницу. – Эй, да она пустая!

Кружка разлетелась вдребезги, ударившись о стену таверны.

И тут же в стену полетели ещё несколько кружек и бутылка, ненасытные глотки завопили нестройным хором:

– Рому! Ещё рому! Шевелитесь, рыбье вымя!

– Сейчас-сейчас! – трактирщик торопливо сунул в руки девушке-подавальщице бутылки, принесённые из чуланчика. Подтолкнул в спину. – Всё, ступай!

– Хозяин, я боюсь! – прошептала дрожащим голосом девушка, в глазах выступили слезы.

– Ступай! – грубо прикрикнул на служанку трактирщик и подтолкнул её в спину уже сильно.

Собрав всё своё мужество, девушка на подгибающихся ногах приблизилась к столу, за которым пировали матросы. Торопливо начала расставлять бутылки, стараясь поскорее закончить и не смотреть на эти красные, обветренные лица с уже бессмысленными, осоловевшими или горящими от похоти глазами.

– Эй, красыотка! – дочерна загорелый матрос с непонятного цвета замусоленным платком на грязной шее положил одну ладонь девушке на ягодицу, другую на плечо и потянул на лавку: – Садись, вы-и-пей с нами!

Девушка отстранилась, сбросив его руку, но мужик неожиданно быстро вскочил, облапил девушку, дыша ей в лицо перегаром.

– Такая крысыоткыа должна вы-пить с нами.

Стиснув зубы, чтобы не закричать, девушка вывернулась, оттолкнула грубияна и отшатнулась, оставив в его руках сорванную с плеч косынку.

Борьба распалила матроса. Он уже собирался броситься вдогонку, но тут вмешалась Рианон, которой неожиданно стало жалко молодую женщину. Хозяин здешних девок спать с клиентами не заставляет, но и спорить с пьяной компанией не станет.

– Не стоит, – прозвучало хоть и негромко, но гуляки услышали. – Не портите репутацию заведению. Мне тут нравится. А если сюда по жалобе за блуд с проверкой Псы заглянут…

Пьяный мужик тут же перевёл мутный взгляд на Рианон. Сделал шаг, покачиваясь на неверных ногах, уже приготовился выхватить нож.

Сидевший с ним рядом боцман Агрикола его удержал:

– Успокойся, Тюлень! Твоё от тебя не уйдёт.

Словно в подтверждение, в дальнем углу таверны раздался визгливый женский смех. Там две шлюхи уже сидели на коленях у клиентов. Но блудить они пойдут в другое место.

– Сядь, Тюлень, – спокойно повторил Агрикола. Бросил внимательный взгляд на Рианон.

Мысли можно было прочитать на лице: и один головорез для подвыпивших матросов – много. А в таверне ещё трое из Свободной корпорации. И в драке наёмники не раздумывая вступятся за своего, пусть и чужой роты. Да и прав этот рыжий парень. Не стоит портить хорошему месту репутацию и привлекать внимание церковников.

– Выпей ещё, Тюлень. А потом найдём тебе лучшую девку. Хозяин, рома и мяса!

К следующей девчонке уже никто особо не приставал, а перед Рианон в благодарность возникла бутылка неплохого вина. В подарок от заведения.

Почти сразу к столу ищейки подсел отец Даций. Тоже под личиной: грим и одежда сделали его среднего достатка и сильно пожилым мастеровым-кожевенником.

– Вы, как всегда, неподражаемы и эффектны, Рианон. Завтра и девка, и остальные будут нахваливать вступившегося наёмника, зато никто не вспомнит никаких примет.

Рианон прохладно посмотрела в ответ. Не говорить же, что никакого расчёта не было. Просто стало жалко девчонку. Даже если – о чудо! – жалобу стража примет, ночь, когда её силой заставили переспать с несколькими пьяными мужиками, грязью в душе останется надолго.

– Какая разница? Лучше скажите, что такого случилось, что мы с вами говорим вот так.

Даций широко и добродушно улыбнулся, только вот глаза остались ледяные.

– С красивой женщиной всегда приятно пообщаться наедине.

– Даже если она сейчас парень, а говорит с ней священник. Из тех, кто принял безбрачие. Вам не кажется, что тут попахивает грехом мужеложества?

Даций вздохнул, теперь искренне.

– К сожалению, и без него у людей много грехов. Особенно, смертных. Вчера я получил письмо от одного из генералов ордена. Про него пока знаю только я и мой секретарь. Но секретарю я верю, как себе. Вас хотят отозвать из Шеннона. Причём желательно без огласки.

Рианон поперхнулась.

– Они с ума сошли? И это при том, что след одержимого очень чёткий?

Даций потёр подбородок.

– Своей успешной помощью барону Кокрану мы с вами сами того не желая… скажем, затронули многих. Далеко отсюда. Вы знаете, что герцог начал возводить в столице целую слободу часовщиков и хочет оформить их в отдельную гильдию?

Рианон кивнула: что-то подобное она слышала. Во главе новой гильдии, скорее всего, встанет Гарман. Причём, если она правильно запомнила свои с ним беседы в поместье уже когда всё закончилось – механик собирается внедрить новый, революционный способ изготовления часов. Подручные будут каждый изготавливать только одну деталь по шаблону, а потом несколько лучших мастеров уже собирать из этих деталей часы.[4] Впрочем, если прикинуть количество заказов и сложность, очень разумное решение.

Даций опять потёр подбородок и продолжил:

– Казна его светлости уже изрядно приросла за счёт одного только аванса за будущие часы. Добавить, что род Эдмонтон всегда славился как крепкие хозяева… Пока спокойно, золото пустят не на балы, а на мануфактуры и дороги, на ссуды крестьянам под новые поля. И когда начнутся тяжёлые времена, герцог и наследники богатством и властью сравнятся с императором.

Рианон криво улыбнулась.

– И когда же наступят эти тяжёлые времена? И при чём тут я?

Даций тускло посмотрел и отвёл взгляд.

– Не завтра, но и не очень далеко. Лет через десять… Если наше императорское величество загнётся от загульной жизни. И меньше, если его подымет на рога какая-нибудь адская тварь во время очередного подвига. Вы же… Вы наступили на хвост светским интересам митрополита Таврина.

Рианон не выдержала и беззвучно выругалась. Заодно подумала, что до Шеннона такого безобразного поведения себе не позволяла. Насчёт «светских интересов» отец-командор выразился обходными словами, но очень точно. Столичный митрополит Таврин вовсю водил дружбу с кронпринцем, вплоть до отпущения явных грехов. Всё сходилось к тому, что после коронации Таврин получит назначение Первым министром. А если вспомнить, как наследник похож на отца – терпеть не может заниматься скучными государственными делами – именно Таврин и станет править империей. Если, конечно, не вмешаются Эдмонтон и ещё несколько самых влиятельных дворянских семей и связанных с ними торговых династий.

– Месть? За наполненную казну герцога?

– И это тоже. Уже сейчас герцог Эдмонтон без труда купит место Первого министра для своего человека. А уж если его поддержат остальные влиятельные дворянские кланы, или хотя бы удержат нейтралитет. К сожалению… Не хочется возводить хулу на одного из старших отцов нашей Церкви, но боюсь, что митрополит Таврин готов пойти слишком далеко.

Несколько мгновений Рианон не могла поверить. Потом сиплым голосом всё же спросила:

– Он что?.. Готов ради своей выгоды обречь Шеннон на судьбу Мистасина?

Даций поставил локти на стол, сплёл в замок пальцы. Опёрся подбородком и твёрдо посмотрел глаза в глаза.

– Да. Сместить меня и назначить своего человека не помогут даже связи отца Таврина в Ордене. Особенно сейчас. А вот устроить гадость – с удовольствием. На демона, конечно, надежды мало… Но и одержимый крови испортит герцогству много. История с этим самым дураком Арбуром хорошо это показала.

Рианон скривилась. Прав, прав был старый профессор Хайрок. Генералы Ордена и остальные, те, кто поставлен следить за стадом Господним, начали воровать овец.

– Что вы хотите от меня? Не просто же так вы упомянули, что про письмо никто не знает.

Глаза священника загорелись фанатичной яростью и лихорадочным блеском.

– Я клялся защищать эту землю. Мне плевать на столичные разборки и на то, кто станет править империей. Мой долг, чтобы ни под солнцем, ни под луной эту землю не тревожила ни одна дьявольская тварь. И я его выполню. Вот.

Даций достал и положил перед собой потёртый кошель.

– Здесь векселя на предъявителя. Чистые, не проследить. Много. Понадобится, добавлю ещё. Скроетесь, переедете, чтобы я не знал куда. Сегодня же. Хотя бы пока всё успокоится, на пару месяцев. Тогда завтра я не найду адресата, и письмо застрянет в моей канцелярии. А вы – переройте город хоть сверху донизу, но найдите тварь. И уничтожьте.

Рианон не колебалась ни мгновения.

– Ad maiorem Dei gloriam. Пусть некоторые грешники про это и забыли. Я переверну Шеннон сверху донизу, найду тварь и уничтожу. Обещаю.

Протянула руку, и кошелёк с векселями скрылся за пазухой.

[1] Уличная, похожая на плащ накидка из грубой ткани, с капюшоном

[2] Стихотворение «Dunkel war’s, der Mond schien helle…». Автор неизвестен, иногда эти строфы приписывают Гете, но потом появилось множество народных вариаций этого стихотворения. Перевод Марины Васильевой

[3] Строго говоря, именно ром матросы Десяти королевств пить не могут. Считается, что впервые ром изобрели в древних Индии или Китае, а Европа познакомилась с ромом через Марко Поло – намного позже штурма Антиохии мусульманами. Но аналогичный напиток, скорее всего, будет изобретён. Так что назовём его привычным словом «ром»

[4] Такой «предок» конвейера и в самом деле существовал в конце XVII – начале XVIII века. В России его впервые применили тульские оружейники Демидовы. Ремесленники делали по их шаблонам детали фузей, а сами Демидовы их собирали, подгоняли и продавали уже готовые ружья

Часть третья (1)

Осени в этом году почти не было. За пару недель осыпались листья, полетели на землю густым роем белые мухи. И вот уже воцарилась зима, капризная и непостоянная. То на пару дней приходил трескучий мороз, когда от холода лопались деревья и не спасали ни печи, ни камины. А потом наступала недельная оттепель, дороги превращались в жидкую грязь – даже по мощёным имперским трактам можно было проехать не без труда. Леса стояли сизые, по-весеннему оживающие. Дальше тепло сменялось торжественными снегопадами, от которых воздух становился молочно-белым. Небесный купол затягивала серо-свинцовая низкая пелена. Деревья торопливо одевались обратно в белое и словно вспоминали, что ещё не закончилась зима. Потом снова ударяли холода, небо прояснялось, жидкие лимонные закаты рождали яркие звезды и морозы, после тепла кажущиеся свирепыми. Радовались только охотники. Уходили в леса: по свежему снегу хорошо вырисовывались следы зверя и птицы, дышалось легко и радостно. Потому, несмотря на зимний сезон, на рынке было полно мяса, а скорняки жаловались на упавшую цену выделанных шкур.

Очередная декабрьская оттепель закончилась незадолго до конца месяца. Потянул северный ветер, прекратилась капель, в ожидании новых вьюг стало тревожно-тихо. Рианон же скучала. Это чувство пришло впервые за последние месяцы, и оттого стало куда тягостнее, чем можно было представить. Стоило закончиться осени и выпасть первому снегу, Шеннон сразу напомнил ищейке о своём коварстве. Сильный ветер и влажный от незамерзающей реки воздух делали здешнюю зиму в чём-то суровее, чем в северных провинциях. Рианон один раз сумела поморозиться, а сейчас вообще простудилась. Оставалось пить горькие микстуры и до одури перечитывать несколько случайно оказавшихся в доме романов – предыдущего арендатора хозяин выгнал за неуплату, книги оставил в счёт долга, но так и не смог продать. Поэтому сдавал теперь «дом с библиотекой». Но слезливые любовные истории вскоре так надоели, что от нечего делать Рианон даже вспомнила, как её учили вышивать. Заодно пристрастилась смотреть на игру капитана в шахматы[1]. Причём играл Саутерн не только с Риджайной. Капитан выучил служанку, и Саломе неожиданно оказалась способной ученицей – теперь уверенно выигрывала у Саутерна по крайней мере одну партию из трёх.

Вот и сегодня капитан и Саломе расположились в той же комнате, где сидела Рианон. Играли, и заодно служанка пересказывала городские сплетни, которые услышала, общаясь во время покупок в лавках и на рынке или с соседями. Сбор слухов входил в её главные обязанности: прислуга любит почесать языками и подмечает многое. Умный человек почерпнёт из этого немало полезного.

Саломе и капитан двинули на две клетки королевские пешки, девушка ответила, напав на красную вражескую пешку рыцарем. Пока Саутерн размышлял, начала рассказ-доклад:

– В трактире «Сытый бык» один из посетителей устроил драку с поножовщиной. Сорок трупов. По слухам, убил всех разом в одиночку. Но скорее всего, просто угорели. Было много пьяных, а виновник обыгравшего его в кости сунул в очаг, тот и задымил. А повара и трактирщика убийца тоже зарезал.

Рианон кивнула: согласна. Не их клиент. Саутерн в это время защитил свою пешку соседней. Саломе в ответ мгновенно двинула на две клетке свою пешку «от королевы» и атаковала красную королевскую пешку. Капитан опять задумался. Девушка продолжила:

– Стража поймала сразу четырёх скупщиков краденого. Сдал их Тексада по прозвищу Каин, – хихикнула: – Якобы совесть замучила, небесное прозрение, вот он в стражу и помчался каяться.

Рианон скептично улыбнулась: тоже не то. Две седмицы назад герцог объявил, что кто в течение месяца сдаст своих подельников, и если нет на человеке крови, то будет полностью прощён. Вот знаменитый вор Тексада Каин и решил сыграть с судьбой в кости. Если свои потом не убьют, может и получиться выбросить шестёрку. Наверняка скопил денег, чтобы забиться в глушь да попробовать прожить остаток дней припеваючи.

– Ещё в городе видели младшего сына графа Редонда. Похоже, в этот раз он решил спрятаться от отца в Шенноне. И у него получилось. Мне рассказали – служанка леди Сквамиш нашептала – что барон в городе не меньше месяца. И каждый день к даме Сквамиш в спальню заглядывает.

Саутерн и Рианон переглянулись, оба с ехидной усмешкой. Они как раз тогда видели всё своими глазами. История второго сына графа Редонда полтора года назад шума наделала по всей столице. По традиции младшие сыновья делали карьеру либо в армии, либо в Церкви. Милорд Арторий, барон Редонда, драться не любил. Любил женщин и был ими ценим. Столичный университет закончил на год раньше сверстников. И категорично отказался следовать семейной стезе. Причём сделал это публично: так и заявил, что ради замшелых идей папеньки не собирается отказываться ни от вина, ни от красивых женщин, поскольку любит и то, и другое, а грешить в тайне, если примет сан, считает позором. Граф Редонда на это отказал отпрыску в наследстве и содержании. Арторий, недолго думая, пошёл в ближайший трактир с чернильницей и пером, заявив, что любой труд зазорным не считает. А труд писаря – и того более. Не зря же он учился столько лет!

В первую же неделю парня завалили заказами. Хотя, скорее, не только из-за аккуратного красивого почерка, но и в поисках экзотики. Где ещё отыщешь барона, который самолично пишет для неграмотных крестьян жалобы? Над графом потешалась вся столица. Взбешённый, Редонда-старший силой увёз сына в поместье. Отпрыск сбежал, был сразу пойман, ещё раз бежал и был опять пойман, затем сослан в самую глушь под охрану. Год про него ничего не было слышно. И вот, судя по всему, Арторий опять улизнул от отца, теперь уже успешно.

Саутерн двинул епископа, угрожая рыцарю, а – если Саломе уведёт фигуру из-под удара – то и белой королеве. Теперь надолго задумалась девушка. Пользуясь передышкой, капитан порассуждал вслух:

– А это не может быть одержимый? Молод, из состоятельной семьи дворян, имеет хорошее книжное образование столичного университета.

Рианон задумалась, тут же невольно ойкнула – отвлеклась и уколола палец иглой. Ответила:

– Вряд ли. Рост не тот, да и возраст. Я мимоходом встречалась с Арторием в столице на одном из приёмов. Двадцать шесть в восемнадцать не превратить и не изобразить. По крайней мере, я не представляю как. Помимо этого тварь в городе с марта как минимум, а Арторий столько скрываться не смог бы. Он слишком любит светскую мишуру и внимание к своей персоне.

– Да-да, – подтвердила Саломе. – Та же служанка леди Сквамиш говорила, что полтора месяца назад видела барона в столице герцогства. А потом он уже оказался в спальне хозяйки.

И съела своей пешкой королевскую пешку. Саутерн тут же атаковал рыцаря епископом. Саломе опять задумалась, как вывести королеву из-под удара. Рианон же подвела итог:

– Нет, Арторий нам не интересен. А вот насчёт этой Сквамиш… Наверное, стоит к ней присмотреться. Если это она смогла провести барона в Шеннон, да так, что отец не догнал и не поймал.

Саутерн кивнул: начальница права. По столице про Артория ходили слухи как про отменного любовника. Пусть злые языки и утверждали, что он одинаково любит и мужчин, и женщин, и даже иногда развлекается в кровати сразу с обоими. Не зря некоторые детали одежды покупает себе у женских мастеров. Дама Сквамиш могла и соблазниться. Потребовать оплатить услуги постелью. Но дилетант-любитель тайно провезти опального графского сына в Шеннон под носом графа не сумеет. Всех крупных криминальных вожаков герцогства Эдмонтон инквизиция на предмет связи с одержимым уже прощупала. И тут появилось новое лицо. Шансов мало, но хоть что-то… Рианон вздохнула. Уж самой-то себе можно не врать. Ей сейчас нужна хотя бы видимость деятельности, чтобы оправдать своё присутствие в Шенноне. Ибо тварь они, похоже, всё-таки упустили. Но как только дело прекратится, Саутерн не станет продлевать контракт и уйдёт. За него хорошо уцепилась Саломе: крепкий, надёжный мужчина. Сорок пять – возраст, когда уже хочется семейного очага и покоя. А не болтаться по дорогам, как перекати-поле. Тут вдобавок появилась девушка, которая станет верной женой, умной и готовой мужа холить и лелеять. Наверняка сразу после завершения дела капитан передаст отряд заместителю и женится. А может, и остальные бойцы останутся в городе вместе с капитаном. Такой десяток слаженных профессионалов с руками оторвут хоть отец Даций, хоть магистрат. Как сыр в масле кататься будут.

– Что ещё было стоящего? – вопрос прозвучал немного резковато, но утихомирить беспричинно накатывающее раздражение Рианон не смогла. Всегда ценила свою свободу, а тут неожиданно подступила зависть к будущей счастливой семейной жизни Саломе. И заодно непонятно с чего вспомнилось приглашение Теслина на именины старшего сына… Пока они не поссорились.

Саломе торопливо убила красного епископа своей королевой и ответила:

– Опять говорят про эшевена Касба. Уже не только то, что в магистрат он попал через подкуп и что открыто берёт взятки и ворует. Но и суммы. Сколько украл и сколько спустил на любовниц.

Ищейка махнула рукой – дальше, не интересно.

– На тракте недалеко от города убили светского инспектора Ордена, который, как обычно, приехал проверять школы и университет на соответствие правилам Церкви…

– Не интересно. Дальше.

– Ещё одно… Не уверена, просто слух. В рыбном конце появился новый уличный музыкант. Говорят, один пожилой рыбак сошёл с ума и начал играть на флейте. Но так играет, что оторваться невозможно.

Рианон опять укололась, отбросила шитьё и чуть ли не рявкнула на Саломе:

– Вот оно! Сразу начинать надо было. На пустом месте – и сразу как мастер играет. Вот он, след. Но – только не через инквизицию. Опять спугнём. Саутерн, завтра же отправьте Андросана. Пусть пообщается с этим рыбаком и с соседями. Выудит всё. Денег не жалеть. Если понадобится – пусть споит хоть весь район, но…

Договорить Рианон не успела. Раздался громкий стук на весь дом, со стороны входной двери послышались шум и ругань. Вскоре вошёл один из телохранителей.

– Госпожа. Там к вам какая-то молодая женщина. Говорит, вы её знаете, – телохранитель замялся, а Рианон удивлённо подняла бровь: после разговора с отцом Дацием она постаралась сделать так, чтобы даже случайно не встретиться ни с кем из знакомых. – Говорит, её зовут Маника. Вы должны её помнить в связи с каким-то Гарманом.

Ищейка кивнула. Непонятно, как её отыскала служанка из поместья. Но раз нашла и так отчаянно рвётся, не гнать же.

– Зови.

Когда Маника вошла, Рианон краем сознания отметила: гостья одета по городской моде, волосы убраны под чепец как у замужней. А женщина уже кинулась в ноги и затараторила:

– Госпожа, прошу вас, помогите! Только вы можете, только вы спасёте моего мужа!

Несколько мгновений Рианон удивлённо моргала. Потом легонько хлопнула Манику по щеке, остановить надвигающуюся истерику. Строго произнесла:

– Так. Сначала встань. Потом скажи, как меня нашла. Потом остальное.

Маника встала, отошла на шаг назад, поклонилась.

– Я вас пару месяцев назад видела со служанкой. А сейчас вот за ней, – показала на Саломе, – проследила.

Ищейка и капитан переглянулись. Сами рассуждали, сколько можно почерпнуть от слуг, на которых никто не обращает внимания. И сами на том же попались.

– Продолжай, – приказала Рианон.

– Когда господин Гарман уезжал, мама с мэтром поехала. Я осталась. И он оставил запись, что я с Кведжином была помолвлена. А господин барон подтвердил. И вот…

Рианон улыбнулась краешком губ. Изворотливости барона Кокрана можно позавидовать. Ну, что старшая женщина поехала за мэтром, вполне понятно. Тому уже поздно менять привычки, особенно если вспомнить: вдова эконома и сама не против. А бывшей любовнице Гармана – заткнуть пасть статусом и деньгами. В империи помолвка приравнивалась почти к браку, невеста даже получала небольшую долю наследства в случае смерти жениха. Заодно – благопристойное объяснение, почему некая девушка уже не девушка. На секс между женихом и невестой после помолвки смотрят сквозь пальцы, хотя официально и не поощряют.

– Я осенью замуж вышла. За охотника одного, крупным зверем промышляет. А тут его схватили, какого-то инспектора, сказали, убил. Видели рядом с телом. А он мимо проходил. Богом клянусь, не убивал! Никто не верит! Только вы сможете! Вы так тогда убийцу нашли!

У Маники опять начиналась истерика, она снова собиралась упасть в ноги. Потому Рианон со всей теплотой поспешила ответить:

– Успокойся, дитя моё. Обещаю, я съезжу и посмотрю. И постараюсь помочь.

Про себя же подумала, что, если случай с рыбаком окажется очередной пустышкой, расследование убийства – хоть какой-то повод задержаться в Шенноне и дальше. А там, может, след всё-таки отыщется.

Маника всё же не выдержала, упала в ноги и разрыдалась.

К месту убийства Рианон вместе с капитаном и его людьми выехала на следующий же день, с утра пораньше. Сильный западный ветер разметал по небу вчерашние плотные тучи, в голубых просветах заиграли яркие солнечные лучи. На сизых и зелёных макушках елей и берёз прозрачными бриллиантами заблестели снежные россыпи. Народу на тракте было ещё мало, многие предпочитали сократить дневной переход, но выехать попозже, когда солнце хоть немного отгонит стылую ночную стужу. В лесу, где и нашли тело, холод не так сильно давал о себе знать. Да и снег после оттепели просел, недавний снегопад сугробов особо не добавил. Сначала верхом, а потом и пешком можно добраться до нужного места без труда.

По рассказу Маники, дня три назад, утром, по тропе, которая бежала от тракта дальше к вырубкам, прошли дровосеки. Они-то и заметили рядом с тропой, в ельнике, припорошённое свежим снежком тело человека, под которым ярко алело пятно крови. Сообщили об этом в городскую стражу. Поскольку убит был хоть и мелкий светский чиновник, но всё же из Ордена Господня, дознаватели прибыли не откладывая. Осмотрели и сам труп, и окружающую местность. Как назло, утренний снегопад, по словам дознавателей, уничтожил все следы. Разве что на белой ткани снежного покрывала обнаружилась стежка полузанесённых снегом заячьих отпечатков, и неподалёку шли другие – человеческие. Настороженные и словно бы крадущиеся.

Убийца шёл, несколько раз останавливался. Не доходя до ельника, цепочка обрывалась, хозяин потоптался и пошёл обратно, ступая в свои же следы. Убитый лежал в сугробе между деревьями, словно в последние мгновения жизни пытался хоть как, но выползти на тракт. Но в целом снег вокруг тела остался неутоптанным. Отсюда дознаватели заявили, что умер инспектор без борьбы. Уже в городе выяснили: застрелили его из аркебузы. Штука достаточно редкая, на крупного зверя ходят немногие. Одного такого, мужа Маники, вспомнили сразу – видели в тот день в тех же краях. Потом и он признался: был там, возвращался с охоты. Заметил свежие заячьи следы, заинтересовался, подошёл. Чуть прошёл по следам, посмотрел, подосадовал, что с собой аркебуза – на такую мелочь жалко пулю тратить. Развернулся и ушёл. Этого оказалось достаточно, чтобы дознаватели радостно оформили «чистосердечное признание вины» и упекли мужика в тюрьму. А там суд и каторга недалече. Объяснения охотника, что в тот день он даже ни разу не выстрелил, никто, кроме жены, слушать не стал.

Оказавшись на месте, Рианон поёжилась. В лесу было теплее лишь относительно, всё равно – зима, и подступают очередные морозы. Приказала сопровождающим подождать на тропе, сама же принялась изучать следы. Окинула взглядом небольшую поляну. От тропы совсем недалеко и всё хорошо видно. Легко заманить прохожего. Жалованье инспектора школ невелико, такой обязательно польстится, скажем, на лежащий кошелёк. Когда подойдёт – застрелить. Стража на лишний кошель не обратит внимания, а то и вовсе кто-то запросто сунет бесхозную вещь за пазуху и «забудет» упомянуть. Рианон по описанию Маники и по отпечаткам следов дознавателей нашла и встала рядом с местом, где этот неизвестный человек… ждал? Словно устраивался поудобнее.

Впереди сквозь сплошную стену густых елей пробивалась через снег тропка. Рианон, а значит, и возможный убийца, что топтался здесь, видели тропку значительно дальше того места, где был обнаружен труп. Следовательно, преступник мог заранее увидеть человека, идущего по тропинке. Закинуть на поляну наживку, не опасаясь сделать это слишком рано, с риском, что её подберёт сторонний человек. Хотя вопрос, почему инспектор свернул с тракта, остаётся открытым. Вряд ли надумал поохотиться, как говорили сплетники.

Рианон немного прошла по следам. После вчерашнего тепла снег чуть тронулся и осел, заполнил ямки и выемки, которые уже были на неоднократно уплотнённом оттепелями насте. Насколько разбиралась в этом ищейка – вот здесь, недалеко от тропы и поляны, чем-то напуганный заяц сделал огромный прыжок в сторону и скрылся дальше в ельнике. Но ничего нового, кроме свежей стежки чьих-то ямочек, Рианон не обнаружила. Вернулась и задумалась. Вот стоит человек, вот – жертва. Заранее установлена аркебуза – след от подпорки или потом снегом занесло, или убийца заровнял. Зажжён фитиль. Даже новичок не промахнётся с такого расстояния, а тут – матёрый добытчик. Точный выстрел, мгновенная смерть. Всё прозрачно и понятно, не зря охотника допрашивать с пристрастием не стали… Рианон и раньше-то не любила такие прозрачные дела, а после расследования кражи на болоте невзлюбила вдвойне.

– Саутерн, пусть всё осмотрят ваши люди.

Капитан остался на тропе, к нему присоединилась Рианон. Четверо лучших следопытов отряда разошлись по окрестностям. Вскоре раздался крик одного из бойцов, подзывавшего к себе. Когда начальство подошло, парень ткнул в ещё одни заячьи следы. Тоже давние и засыпанные когда-то снегом, теперь проявленные оттепелью. И принялся пояснять:

– Я в северной тайге рос, с батяней часто ходили. Смотрите. Вот эти следы не такие длинные и не очень глубокие, не то что возле поляны. Здесь заяц двигался настороженно, но так, словно знал: опасность есть, но я от неё уйду. Она меня не догонит. А первые – оставлены испуганным зверем. Косой мчался во весь опор и падал на снег всей тяжестью, потому и оставил такие глубокие следы. Вот оттуда он пришёл.

Рианон всмотрелась. Вторые следы шли от поляны и обрывались под жидким кустом. От этого куста и начинались те испуганные следы, по которым прошла ищейка. Треугольник, где основанием была поляна, вершина – куст, а сторонами – заячьи следы. Левые – почти спокойные и короткие, правые – размашистые и испуганные.

– У зайца здесь была лёжка. Кстати, если бы в тот день снега не выпало, а потом не потеплело и следы не стали резче, вторую стёжку я мог и не заметить, – пояснил следопыт. – Я дальше потом двинулся по второй стежке следов. Что его так спугнуло? – парень пожал плечами. – Будь глубоко, может, и поленился бы, а тут наст. В хорошие сапоги такой плотный снег не набьётся.

Парень ткнул в плотную группку елей, расположившихся на небольшом пригорке. Возле них заячьи следы оказались более заметны, они не так густо покрылись снегом: он оседал на густом переплетении ветвей. Заячий пунктир пропадал именно там. Нагнувшись, чтобы проследить заячий путь, Рианон увидела сломанную ветку. И тут же заговорил следопыт:

– Я тоже её не заметил поначалу, со стороны не видно. А когда наклонился, увидел и подумал: а кто её сломал? Подошёл и…

Что обнаружил следопыт, Рианон и капитан увидели сами. Площадка тщательно утоптанного снега. Человек стоял здесь долго, хорошо укрывшись от постороннего глаза. Тропа и поляна отсюда тоже просматривались отлично, поляна – вообще идеально. И картина происходящего теперь вырисовывалась совсем иная, чем та, что радостно и торопливо нарисовали городские дознаватели. Похоже, некто точно знал, когда и куда покойный инспектор придёт. Что он свернёт на поляну. Некто ждал. Заяц спешил по своим делам, заметил человека поздно, испуганно затаился под кустом. От близкого выстрела испугался и рванул не разбирая дороги. В сторону от поляны к тропе. Именно его вторые следы и видел муж Маники, а первые – не мог. Как легко мог не заметить за сугробом и кустом лежавшее тело, поскольку ушёл обратно в сторону вырубки, а не к тракту. Не заметили второго человека и ленивые дознаватели, точнее, даже не искали. Тем более, убийца тщательно постарался уничтожить следы, доказывающие, что с этого места стреляли. Например, яму от подпорки для аркебузы засыпал и тоже утоптал. Но небольшое количество пороха, когда заправлял запальную полку, преступник всё же просыпал. Тоже постарался затереть снегом, но до конца не смог. Часть серых крупинок застряла возле изогнутого корня старой ели. Рианон сразу же про себя отметила: не будь зайца и сомнений в виновности охотника – так тщательно не искали бы и ничего бы не нашли.

Теперь, определившись, откуда и куда двигаться и что искать, люди Саутерна начали внимательно осматривать местность. И вскоре обнаружилась новая странность. Вокруг утоптанной площадки был чистый снег. А на расстоянии пары ростов – определённо человеческие следы. Они обнаружились у подножия одной из молоденьких елей и были надёжно прикрыты нижними, опускающимися почти до самой земли ветвями. Дальше мерцала и искрилась на солнце ничем не тронутая целина. Но пройдёшь на то же расстояние вперёд – и опять увидишь странные следы: парные, общие для обеих человеческих ног. Будто через лес шёл великан, запросто перешагивающий целые ряды деревьев. И так на протяжении полумили. Потом новая утоптанная площадка, от которой убегал засыпанный когда-то снегом и теперь проявленный оттепелью лыжный след.

Оставив пока неизвестного лыжника или убийцу, команда вернулась к поляне. И тут лучший следопыт отряда снова удивил ищейку. Он прополз на коленях сначала от тропы до места обнаружения трупа, потом, также уткнувшись носом в снег, осмотрел поляну.

– Капитан, госпожа, смотрите. Я всё-таки не ошибся.

Следопыт осторожно разгрёб снег возле дерева на краю поляны. Там был чёткий отпечаток сапога, на подошве гвоздики образовывали вензель. Какой именно, не разберёшь, смазано. Но явно именная отметка мастера-сапожника. Обувь дорогая, лесорубам и даже дознавателям не по карману. А ещё размер мелкий. Подросток? Женщина?

– Там, где убийца по дороге к лыжам вставал, я к следу присмотрелся. Сапоги, причём небольшой размер. И тут мне показалось, что в общей куче следов на поляне тоже небольшой размер попадается. И вот. Похоже, гад торопился. Прошёл по дуге краешком, чтобы потом никто не обратил внимания. Снег прикроет. Да встал на раскисшую землю, не заметил. А потом припорошило и приморозило.

Рианон задумчиво потёрла щёку.

– После того как убийца выстрелил, он ещё и пошёл проверить, действительно ли его выстрел достиг цели. Ведь инспектор не был ограблен. Значит, только за этим? Нет, это точно не случайный выстрел и не первого попавшегося убили, – принялась вслух рассуждать Рианон. – Нужно обладать изрядным хладнокровием, чтобы не просто убить человека, а ещё и подойти к нему, проверить – убит или ещё жив. И при этом рисковать. Тропа людная, в любой момент кто-то пройдёт. Ещё повезло, что разминулся с мужем Маники. Вот что, парни, – приказала ищейка. – Осмотрите-ка ещё раз всё вокруг. Такое ощущение, что мы чего-то пропустили. И ещё. Не нравится мне, как тело лежало. Вот жертва входит на поляну. Подходит?

Рианон посмотрела на следопыта, и тот подтвердил:

– Вот сюда. В дальний конец. Затоптали, но понять можно.

– Да, самая близкая точка к укрытию. Почему убийца не стреляет сразу? Лишняя задержка – лишний риск. Да и бить в упор надёжнее. А тут он ждёт, пока жертва чуть ли не к тракту отойдёт обратно, и тогда стреляет. Ищите, надо понять, почему.

По поляне и округе рассыпались все, даже Рианон. Сейчас отыскать следы – важнее, чем с начальственным видом смотреть, как ползают подчинённые. И первой удача улыбнулась именно ищейке. Она заметила сбитую кору на одном из деревьев, подошла поближе.

– Эй, помогите кто-нибудь.

Подоспевший телохранитель в два счёта выковырял застрявшую пулю. Рианон ошалело уставилась на кусок свинца, как будто вместо волка из зимнего леса выполз навстречу заморский зверь крокодил. Девушка видела их перед самой поездкой в императорском зверинце. Выстрелов было самое меньшее два… Как? Хорошо, у убийцы железные нервы. Он может по бегущему человеку стрелять, как в тире. Он феноменальный стрелок, меньше одной мойры на выстрел. По какой-то причине промахнулся в упор, выстрелил снова. Попал с расстояния больше полусотни шагов.[2] Почему жертва успела пробежать только от одного края поляны до другого, а не добраться до тропы?

Почти сразу раздался крик с другого конца поляны.

– Госпожа! Смотрите.

И вскоре Рианон и капитан оторопело разглядывали метательный нож, который отыскал подчинённый. Самый обычный нож. Вот только костяная рукоять местами треснула и частично осыпалась в пыль, показывая скрытый внутри цилиндрик из горного хрусталя. Раньше прозрачно-белый, сейчас мутный, будто наглотавшийся сажи. Знакомая, редкая, дорогая вещь. Испорченный накопитель для заклятий. Их носят с собой маги, можно заранее вложить туда плетение, а когда надо – его использовать. Или же применить для обороны: если ты сильный маг, вложи в пустой накопитель боевые чары и кинь во врага. Можно устроить неплохой взрыв, отбиться чуть ли не от десятка латников. Судя по помутневшему накопителю, покойник так и сделал: на ходу засунул в нож магию, метнул во врага, высвободил ударом, разрушение накопителя ещё и подстегнуло чары… И всё равно его убили… Вдобавок, сильный маг, способный на такое действо, не стал бы служить школьным инспектором за нищее жалованье.

«Отец Даций про второе дно покойника явно не знал, иначе обязательно бы свалил дело на меня, оторвав от поиска одержимого. Или хотя бы известил, как положено по службе. И вообще не дал бы провести следствие настолько халатно и формально. В какую политику я опять вляпалась?»

На память – к месту, но неприятно – пришли мысли про митрополита Таврина и его конфликт интересов с герцогом. Рианон постаралась эти мысли отогнать: не её дело. А вот странного убийцу должна найти. И раз уж замешаны чары… Конечно, любой состоящий при страже маг снимет отпечаток эфира быстрее и качественнее. Но это значит тратить время – если догадка насчёт магической стычки верна, следы будут жить ещё не больше суток-двух. Да и посвящать в свои открытия стражу пока рано.

– Все отойдите к тропе, – приказала ищейка.

Сама же зашептала:

Господи, как люди не забывают Тебя,

И как, Господи, Ты не забываешь меня

И весь род человеческий,

Так чтобы и я, раба Твоя, ничего не забывала, из памяти своей не потеряла:

Того, что есть, того, что было.

Покажи мне сбывшееся, дай сохранить в памяти увиденное.

Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа. Аминь.

И пусть уже давно она знала, что сила на самом деле в ней самой, затверженные с детства формулы продолжали помогать безотказно. Вот и сейчас деревья вокруг заискрились прозрачным хрусталём, запахло морозной свежестью. Люди и кони превратились в фигуры розового мрамора с прожилками. А потом эфир начал показывать магические отпечатки произошедшего несколько дней назад. Рианон тут же пожалела, что площадка стрелка слишком далеко. Это на поляне, где бушевал эфирный вихрь, события впечатались в окружающее пространство. На холмике под старой елью был всего одни всплеск от заклятья в ноже, потому всё давно разгладилось.

Вот на поляну вошла размытая сумрачная фигура. Цвет должен быть тёмно-красным, а тут, скорее, сизый с красным оттенком. Ещё один довод, что убитый был неплохим магом и маскировал ауру. Лицом к лицу не разберёшь, но с отпечатками, как со следами зайца: со временем эфирные потоки, будто снег, резче показывают следы. Вот тёмная фигура подошла к краю поляны, замерла ненадолго. Точно не разберёшь, но инспектор, похоже, ждал с кем-то встречи. Стоял вполоборота к деревьям и поглядывал на тропу. Вспышка первого выстрела! И ярко-синий прямоугольник полога. Щит маг явно держал заранее – опасался. Второй выстрел… слишком быстро. Припасена ещё одна заряженная аркебуза? И, кстати, почему, если уж маг держал полог от стрелы или пули, заодно не дополнил его простеньким наговором на поиск огня? Обязательно должен был почуять фитиль издали и заранее. К слову, наёмные убийцы, охотясь на магов, предпочитают именно арбалет – хотя пуля убивает надёжнее. А тут преступник явно знал, на кого охотится.

Грохнул третий выстрел, от которого маг сумел увернуться в последний момент, упав на снег. Полог не выдержал. И это было уже полным бредом. Стрелок точно был один, а сразу три аркебузы на той утоптанной площадке не поместятся. Да и не притащить их за один приём, а убийца приходил и уходил на своё место единожды. Маг вполне логично предположил, что стрелков много. Тут же создал не заранее приготовленное, а свежее и мощное плетение. Рианон увидела его как плотный голубой купол, накрывший инспектора. Стрелок продолжал вести огонь. По-прежнему куда чаще, чем возможно. Купол содрогался от попаданий. И так же странно долго маг соображал, откуда палят. Почему-то он никак не мог ощутить горящие фитили, хотя Рианон насчитала целых три поисковых заклятья на открытое пламя. В разные стороны. Наконец, инспектор рискнул. Ненадолго снял защиту, которая мешала видеть. Примерно обнаружил простым глазом, откуда ведётся огонь. И бросил нож, вложив заклятье воспламенения пороха. Даже если основная часть в сумке с защитными рунами, на запальной полке аркебузы порох взорвётся с удвоенной силой, а от него – остальной заряд. Аркебузу разорвёт в руках стрелка… Тут – ни-че-го.

Ошеломлённый маг ещё примерно половину мойры стоял на месте, ждал, что заклятье всё же сработает. Потом кинулся к тропе. Это и стало фатальным. Энергии держать защиту уже не хватило. Рианон увидела, как от выстрела превратившийся в стену купол лопнул, пуля ударила тёмную фигуру. Она упала.

Рианон погасила видение прошлого. Задумчиво подошла к тропе, молча поднялась в седло. Потом, словно очнувшись, приказала:

– Возвращаемся в город. Больше тут искать пока нечего.

[1] Шахматы пришли в Европу и Византию примерно в IX-X веках, немного видоизменились и во многом походили на современные. Разве что цвета предпочитали благородный красный и белый. Слон и ферзь ходили на меньшее число клеток за раз. Первый ряд – пешки, второй ряд (от края к центру – аналогия соблюдается): ладья или викарий короля, конь или рыцарь, епископ, королева, король, епископ, рыцарь, викарий.

[2] Тут стоит дать пояснение. 1 мойра = 24 секунды. Опыты реконструкторов показывают, что в спокойных условиях на полигоне из фитильной аркебузы очень хорошо натренированный и сосредоточенный стрелок в состоянии сделать примерно 5 выстрелов за 2 минуты. В бою скорость падала до 3 выстрелов за 2 минуты. Прицельная дальность 30 м, уже на 50 м точность попадания 20%

***

Конец ознакомительного фрагмента.

Продолжение можно найти на сайте или в мобильном приложении Author.Today: https://author.today/work/11319