Татьяна Лаас Чумная Полли и маскарад

© Лаас Т., 2024

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2025

«У нас есть удивительная возможность взглянуть на город Вечного карнавала Аквилиту не через кружево маски. Это гремучая и гремящая смесь детектива и фэнтези. Яркая, будоражащая и немного тревожная история о красоте и смерти».

СОФИЯ БАЮН,

автор «Эксмо»

Глава 1 Неожиданный отпуск

За окном Управления полиции Восточного дивизиона Олфинбурга летели последние желтые листья. Осень сдалась предзимью, и скоро, буквально на днях, замерзнут лужи на узких улочках столицы, покроются корочкой льда немногочисленные речки, и снег сперва забьется в щели тротуарной плитки, а потом заметет их полностью. Наступало время замирания природы, время спокойствия и сна. Только город отказывался засыпать вместе с природой. Жизнь в Олфинбурге, столице Тальмы, не затихала никогда – даже ночью, даже зимой, а не только в предзимье.

В кабинете главы Управления пахло ванилью из-за старых бумаг в картотеке, пылью и кислой самодельной полиролью для дубовых стен. Окно было открыто настежь. Один из золотых листьев нагло прилип к краю верхней рамы и теперь трепетал на ветру, как флажок, отвлекая Вик.

Она стояла навытяжку вместе с сержантом Кирком перед столом суперинтенданта, держа свой кожаный шлем под мышкой. Левую руку ломило от боли. От рукава спешно надетого нового мундира пахло кровью. Значит, кровотечение все же не остановилось. Вик старательно делала вид, что ее в кабинете нет. От самого суперинтенданта Эвана Хейга невыносимо сладко несло розами из-за воды после бритья и огнем, и это значило, что он безумно сердит.

Хейг был магом и высокородным лером. Пусть официально считается, что звание суперинтенданта доступно любому констеблю, прояви он достаточно рвения на службе, на самом деле это далеко не так. Немаги до такой должности просто не дорастают, а неры, представители так называемого среднего класса, и керы-простолюдины не могут оказаться в кресле суперинтенданта в столь молодом возрасте, как Хейг, – ему было чуть за тридцать.

Нельзя сказать, что эту должность Хейг не заслужил – его уважали все констебли Восточного дивизиона, – но получил он ее весьма и весьма быстро. Пара громких дел – и старший инспектор стал главой Восточного дивизиона, одного из самых тяжелых районов столицы. Тут немногочисленные благополучные дома среднего класса медленно, но верно переходят в трущобы керов и фабричные районы. Кто-то даже говорил, что Хейга наказали этим повышением. Так ли это, точно никто не знал, но слухи на пустом месте не появляются.

Хейг сидел за своим столом, откинувшись на спинку кресла, и мрачно выслушивал сержанта Кирка, игнорируя замершую Вик. Сержант, затянутый в темно-синюю форму столичной полиции, молодцевато вытянувшись, докладывал:

– …окружили место предполагаемого нахождения банды карманников в потогонке Уильямсов. Нерисса Ренар…

Вик все же не выдержала – оторвалась от созерцания окна, за которым начался тихий осенний дождь вперемежку со снегом, и веско поправила его:

– Констебль Ренар, попрошу.

Стоять ровно было сложно, левую раненую руку сильно тянуло, несмотря на магобезболивание, но от предложения сесть она сама отказалась – позволишь себе слабость, позволишь себе быть женщиной, и тебя тут же выпнут из этого царства мужчин. Допустить подобное она не могла. И поэтому стояла навытяжку, сцепив зубы и уговаривая себя потерпеть.

Сержант бросил на нее косой взгляд, но все же поправился:

– Констебль Ренар, несмотря на мой запрет…

Она вновь решила вмешаться – никто, кроме нее самой, защищать ее не будет:

– Не было запрета, сержант! При всем моем уважении, фраза «а ты, детка, постой в стороне и съешь конфетку» не приравнивается к приказу не вмешиваться!

Сержант побагровел:

– Я попросил бы не перебивать меня, констебль Ренар, если вы действительно констебль!

Вик сцепила зубы и старательно проглотила все, что просилось на язык. Сержант нагловато улыбнулся ей – он знал, что применил грязный, зато действенный прием. Это нериссе Ренар позволено перебивать кера Кирка, а констебль Ренар должна подчиняться четкой субординации.

Суперинтендант молчал, старательно не вмешиваясь. Кирк, вдоволь налюбовавшись побелевшей от гнева девушкой, продолжил:

– Констебль Ренар самовольно приняла участие в задержании банды карманников, но они оказали сопротивление. Один из них, некто Коротышка Джек, нанес ножевое ранение нери… констеблю Ренар. Медицинская помощь была ей оказана на месте.

Медпомощь выражалась в перевязке и громкой, очень громкой ругани сержанта. В основном ругался он потому, что Коротышку повязала сама Вик, несмотря на рану. Пару выражений сержанта Вик даже старательно запомнила – самым страшным ругательством ее отца был «всеблагой Созидатель!», а это немного не то, что уважают на улочках восточных окраин Олфинбурга. Сержант же являл собой просто кладезь всевозможных ругательств. Жаль только, что он был упертым, хуже барана. Наверное, это свойство связано с возрастом – сержанту уже перевалило далеко за пятьдесят.

Он по-прежнему, даже спустя три луны службы Вик в полиции, глупо надеялся на слезы, истерики и на «я больше не хочу этим заниматься, серж!», но не на ту напал. Вик не могла себе позволить ничего из перечисленного. Она рвалась в Отдел сыска Восточного дивизиона, метила на вакантную должность детектива-инспектора, и если для этого нужно отслужить положенные полгода на улицах, она отслужит эти проклятые полгода, и плевать на предубеждения констеблей, ненависть в глазах сержанта, ночные дежурства на посту, усталость и постоянно желание спать. Плевать даже на преступников, которые, видя женщину в полицейской форме, машинально считают ее слабым звеном и именно ее атакуют при попытке побега.

Хейг, буравя глазами Ренар, которая старательно выпрямилась, хваля себя за то, что сегодня не отказалась от корсета под мундиром, уточнил у Кирка:

– Банду задержали?

– Так точно, лер!

Ренар позволила себе улыбнуться – про задержание Коротышки ею лично сержант не сказал ни слова. Хейг, заметив ее улыбку, приподнял вопросительно бровь, но промолчал. Вик тоже решила, что сейчас важнее промолчать – ей под Кирком еще три луны ходить.

– Позвольте добавить, лер!

Хейг разрешающе качнул головой, и Кирк выпалил:

– Констебль Ренар у нас как красная тряпка для быка. Если она стоит в оцеплении, то все преступники просто бегут на нее.

– А она?

– Простите, лер?

– Она что? Бежит, кричит, просит о помощи или что?

Ренар влезла вновь:

– Я лишь честно выполняю свой долг, лер. Так, как могу. Так, как меня научили.

– Да она!.. – взревел сержант и тут же заткнулся под ледяным взглядом Хейга.

Одного у Кирка было не отнять – он знал, когда надо молчать. Он подумал и все же добавил, уже тихо и без ругательств:

– Хочу напомнить, что у констебля Ренар это уже третье ранение за время службы. Я советую перевести ее в архив – там нужны машинистки и телефонистка.

Вик с трудом проглотила все только что выученные ругательства. Из архива она уже не выберется, да и не засчитывают службу там для доступа к экзаменам на должность детектива.

Хейг кивнул и сухо сказал:

– Хорошо, сержант Кирк. Я вас выслушал и учту ваше мнение. Прошу вернуться к службе. И… погуляйте сегодня в «Королевском петухе», я оплачу счет. Вы отлично поработали с парнями…

Ренар предпочла не напоминать о себе, только вот Хейг сам добавил:

– …и с первой девушкой на службе в полиции. Вы заслужили отдых.

Сержант козырнул и направился к двери. Туда же, ловко развернувшись через правое плечо, заспешила Вик, но вслед ей прозвучало:

– А вас, констебль Ренар, я попрошу остаться. Есть серьезный разговор.

Она громко и страдальчески выдохнула, явно обрадовав пожилого сержанта – тот широко улыбался, закрывая за собой дверь. Скоро весь дивизион будет знать о выволочке, устроенной «выскочке-нериссе».

Вик вернулась к столу. Хейг кивнул в сторону дивана:

– Присаживайтесь, констебль Ренар.

– Можно я постою, лер?

– Не можно, – отрезал Хейг, вставая и обходя стол.

Вик опустилась на диван, старательно расправила простую форменную юбку в пол и замерла, ожидая головомойку. Мысленно она приготовила кучу оправданий, еще когда возвращались с задержания на полицейском паробусе.

Хейг подошел к двери и закрыл ее на замок. Еще и магией запечатал на всякий случай. Любопытных в управлении было много. Гораздо тише, но все так же холодно он сказал:

– Можешь расслабиться, Виктория.

Хейг сел рядом с ней и провел рукой над раной на плече, не прикасаясь к ткани мундира – неприлично же. Хотя, как маг огня, он мог прижечь кровящие сосуды. Только вряд ли он перенесет ее вид в одном корсете без сорочки. А иначе рану не обработать – кинжал неудачно вошел в верхнюю треть плеча, оторванным рукавом блузки тут не отделаешься.

Вик чувствовала, как начал намокать манжет. Хуже то, что при этом мог намокнуть и кожаный браслет, удерживающий на запястье защитный механит. Магохлыст с батареей из потенцита когда-то подарил ей отец для защиты. Он, как никто иной, знал, что даже столичные улочки бывают опасны.

– Плохо? – уточнила на всякий случай Вик.

Хейг… точнее, Эван был темнее тучи.

– Плохо, – подтвердил Эван. – Сейчас же отправляйся к Деррику, пусть осмотрит тебя. И это не обсуждается.

Нер Деррик был семейным доктором семьи Хейг, а Эван Хейг, к сожалению Вик, был ее женихом, еще с колыбели. С ее колыбели, не с его. Это же надо было отцу так удружить…

Во времена Южных Колониальных войн он умудрился спасти жизнь старшему Хейгу, графу Игнису Двенадцатому, отцу Эвана. Заслонил его собой от заклинания водной сети. Потом две луны с ожогами валялся в госпитале. Граф этого не забыл – после войны он оказывал протекцию Ренару, открывшему свое детективное агентство – довольно процветающее, кстати, и отошедшее после его смерти брату Вик. Поэтому-то она и штурмовала сейчас полицию в надежде стать детективом-инспектором, а не продолжала семейное дело – брат был против ее работы в агентстве.

Когда в семье Ренар после первенца-сына Чарльза родилась Вик, граф Игнис предложил соединить два рода в один. Семья Ренар была богата даже по меркам неров, и Вик могла принести много денег лерам Хейг в качестве приданого. Отец не отказался. Как же! Возможность для потомков поменять класс, стать титулованными особами – от такого не отказываются! Мнения Эвана, которому на тот момент уже было двенадцать, никто, разумеется, не спрашивал – долг жизни и деньги затмили все. И вот, когда все леры вовсю входили в пору юности, флиртовали, влюблялись и сами присматривали себе невест, Эван Хейг терпеливо ждал, когда его невеста заслужит право носить платья ниже колен и будет прогуливаться с гувернанткой, а не с няней.

Надо ли объяснять, что между Эваном и Вик не то что любви – даже сердечной симпатии не сложилось? Разница в возрасте оказалась катастрофической. К чести Эвана, жалоб на загубленную молодость он Вик не предъявлял, а терпеливо ждал ее полного совершеннолетия, чтобы расторгнуть ненужную им обоим помолвку. Двадцать один год Вик исполнится в следующем году, так что терпеть ее общество подле себя Эвану оставалось совсем недолго.

– Хейг…

Он холодно ее поправил:

– Эван, пожалуйста. Сейчас нас никто не слышит, Виктория.

– Эван, – послушно поправилась она.

От манер Эвана скулы сводило – хоть бы раз назвал ее «Вик» или еще как-нибудь! Нет, только «Виктория», и никак иначе. Даже наедине. Ненависть у леров такая – вежливая, несмотря ни на что.

– Я не пойду в архив.

– Знаю.

– И телефонисткой работать не буду, – продолжила настаивать Вик.

– Знаю.

– И… Эван…

Он оборвал ее:

– Я все знаю. У меня прекрасная память, Виктория.

Она старательно улыбнулась, перебарывая боль в плече.

– Тогда… я пойду, да? И завтра с утра отправлюсь на дежурство.

– Нет.

Он продолжал пристально смотреть на нее.

– Эван?

– Ты берешь отпуск по состоянию здоровья. Я подпишу его.

– Нет! – громче, чем было нужно, возразила Вик.

Только ее, как обычно, не услышали.

После смерти отца опека над ней как над незамужней девицей могла перейти или к брату, или к жениху. Вик выбрала Хейга и, кажется, прогадала. Но Хейг хотя бы не заставлял ее срочно выходить замуж, в отличие от брата. Ее свадьба не была в интересах Эвана.

Он твердо сказал (холод так и чувствовался в каждом слове):

– Это не обсуждается. Ты берешь отпуск на десять дней и едешь на курорт залечивать раны. На твой выбор – термальные источники Дады, морские прогулки в Грейдене или карнавал в Аквилите. Не выберешь сама – выберу я.

Это больше походило на ультиматум, чем на дружеский совет. Вик возмутилась:

– Я же умру от скуки в Даде или Грейдене! Ты смерти моей хочешь, Эван?

Тот сухо сказал:

– Я тебя услышал, Виктория.

– Я никуда не…

– Карнавал в Аквилите, – решил за нее Эван. – То, что тебе и требуется, – отоспишься вволю. Пиши заявление. Я же пока телефонирую Деррику и заодно вызову тебе паромобиль. Поезд на Аквилиту – сегодня в восемь вечера. Тебе хватит времени собрать вещи?

– Что?! – опешила Вик.

Эван холодно повторил:

– Заявление. Паромобиль. Деррик. Вещи. Поезд в восемь. Я заеду за тобой.

– И почему у меня ощущение, что ты это спланировал заранее, без привязки к моему сегодняшнему ранению?

– Потому что я это действительно спланировал заранее. В Аквилите лечишь рану, отсыпаешься, наслаждаешься жизнью. Я приеду сразу же, как освобожусь тут. Дней через пять, скорее всего.

Вик попыталась воззвать к благоразумию жениха и суперинтенданта в одном флаконе:

– Эван… Аквилита же – последний Вольный город…

– Именно.

– Ты суперинтендант. Тебе не дадут разрешение на посещение Аквилиты.

– Как суперинтенданту не дадут. Как твоему жениху – куда они денутся? Тем более за пару дней я не уничтожу их прелестный городок. Главное для меня – ты. Ты лечишься и отдыхаешь.

– Эван…

Он встал и напомнил:

– Ты могла выбрать источники Дады. Было бы проще.

Эван протянул ей руку. Вик по-детски хотелось проигнорировать его помощь, но рана болела сильнее и сильнее – не время доказывать самостоятельность, тем более что со стороны Эвана это обычное соблюдение этикета, не более того. Он еще раз оглядел ее, явно заметив, с какой силой она оперлась на его протянутую руку, и сказал:

– Впрочем, приказ я подпишу сам и привезу его к поезду. Там и ознакомишься с ним. А сейчас – срочно к доктору. Я провожу.

Вик качнула головой:

– Нет, дойду сама, я в порядке. Тебе даже не стоит вызывать паромобиль – сама на площади поймаю…

– Виктория, это неразумно.

Она строго напомнила:

– Неразумно – нарушать наш договор, а то я могу подумать, что ты тоже против моей службы в полиции.

Вик, как и Хейг, скрывала детали своей помолвки на службе. Ни к чему это – еще начнут придумывать всякие нелепицы. Это только ухудшит и так шаткое положение Вик в дивизионе. Хорошо, что Восточный дивизион – не высший свет, где даже спустя двадцать лет помнят о чужих помолвках и отношениях.

Восточный дивизион набран в основном из низшего сословия, которое не читает светскую хронику, тем более двадцатилетней давности. Да и три луны назад, подавая заявление о приеме на службу, Вик и не подозревала, что Эвана переведут именно сюда. И кем! Суперинтендантом! Конечно, он тут начинал детективом, но все равно это было неприятно и неожиданно.

Хейг молча прошел к двери и, убрав магзащиту, открыл ее.

– Счастливо отдохнуть! – пожелал он выходящей из кабинета Вик и тут же распорядился своему секретарю: – Гудвин, проводите нериссу Ренар и поймайте ей паромобиль на площади.

Вик обернулась и прожгла Эвана недовольным взглядом. Вот любят некоторые оставлять за собой последнее слово! Впрочем, дверь за Хейгом уже закрылась.

Неприятные мысли, что сюда она, быть может, уже не вернется, одолели Вик. Поездка Хейга в Аквилиту, да еще в качестве жениха… В дивизионе только и будут говорить о его протекции. Такого констебли, а уж тем более сержант, ей не простят. Она сцепила зубы, хотя мать не раз ругалась на нее за такое – нерисса всегда должна быть красива, мила и уютна, ведь женщины созданы богами именно для этого…

Ничего. Не получится тут – есть еще Северный дивизион. Западный. Центральный. Два Южных, хотя соваться туда совсем не хотелось. Железнодорожный дивизион. Дивизион метро. Она все равно станет детективом, ведь главное рекомендательное письмо о том, что у нее есть данные для службы детективом, Эван уже написал, причем давно, еще три луны назад. Вик улыбнулась – наверняка он уже жалеет об этой глупости! Но письмо есть, осталось набрать три луны службы на улицах.

Вик справится. Она сможет.

Глава 2 Поездка

Стемнело. Вик собрала вещи в дорогу. Получилось немного – саквояж и портплед.

Брат был принципиален, когда она заявила, что выбрала опеку Хейга, но Чарльз не был тварью. Он не запрещал ей забрать все свои вещи, хотя по закону они принадлежали отнюдь не Вик – у женщин Тальмы своей собственности нет. Вик тоже оказалась принципиальной – зачем ей в новой жизни вечерние или тем более бальные платья? Она забрала с собой только самое необходимое: деловые троттеры, блузки, платья-реформы. Так что отправлялась в Аквилиту она налегке – не было у нее нарядов для маскарада. Может действительно удастся отоспаться в бурлящем весельем городке?

Надо же – Аквилита… Вик все еще не могла в это поверить. Сперва Аквилита была недоступна Вик в силу возраста, потом из-за деятельности отца. Его бы туда не пустили – городок тщательно хранит свою независимость, связанную с проклятием Чумной Полли. В Аквилиту даже королю требуется разрешение на въезд.

«Проклятая», «веселая», «безумная» Аквилита – как только не называют этот городок, до которого все никак не может добраться храм во главе с Владыкой – Вечный карнавал им как кость в горле. Он начинается в период поста на Явление Созидателя, длится ровно луну и заканчивается четко за день до Явления – смешивать два праздника даже властям Аквилиты показалось неразумным. Вся знать веселится на карнавале вместо покаяния и смирения, как предписывают традиции.

Храм уже пять веков терпит это, потому что, согласно проклятию Чумной Полли, если не будет Вечного карнавала, если не будет в последнюю луну года маскарада в Аквилите, то чума вернется в город и продолжит свою кровавую жатву. Возможно, слишком вольным городом бы и пожертвовали, но ведь чума может вырваться и за пределы городка, как уже было, когда один из королей попытался окоротить вольности Аквилиты.

А вот храм дореформистов, чудом уцелевший в Аквилите, карнавалу потакает. Их Владыка организовал продажу храмовых милостей, прощающих все прегрешения, совершенные в карнавал. Не можешь остановить безумие – научись получать с него прибыль. Дело дошло до того, что даже тальмийцы стали покупать милости запрещенного храма как приятный сувенир из Аквилиты.

Городок тщательно хранит свою свободу, не пуская на свою территорию под видом традиций карнавала проклятийников, высоких полицейских чинов и прочих, кто бы мог сунуть нос в изучение проклятия. Власти и Аквилиты, и Тальмы понимают, что, как только будет разгадана тайна проклятия, дающая городу свободу от власти храма и короля как Защитника Веры, сразу же падут и все вольности города. Поэтому Вик сомневалась, что Хейга пустят, даже с учетом того, что он ее жених.

Впрочем, это его трудности, а не ее. Ее трудность в том, что ехать все же придется – воля опекуна не подлежит оспариванию.

Вик посмотрела на часы на каминной полке своей небольшой комнаты, которую она снимала в доходном доме неры Клариссы Эртон. Реклама, на которую купилась в свое время Вик, утверждала, что тут «домашний уют за умеренную плату!». Скорее «благородная бедность за приличную плату». Комната оказалась отчаянно мала, в ней уместились только кровать, умывальный столик и старый шкаф для вещей. Уборная и душ – одни на весь этаж. Зато Вик повезло – в ее комнате есть камин, а значит, и тепло, правда, за отдельные деньги.

Время приближалось к семи вечера – пора одеваться. Вик выбрала удобный дорожный костюм: блуза, свободная юбка, короткий жакет, привычно скрывающий защитный механит. Правда, его пришлось надеть на правую руку – левой, на которую наложили пять швов, нер Деррик настоятельно просил не пользоваться. Короткое пальто и шляпка без полей, на которой закреплены гогглы. В Олфинбурге они не понадобятся, тут везде газовое уличное освещение, а вот что ждет в Аквилите, куда поезд прибудет под утро, кто знает. Искать гостиницу в темноте – не самое приятное занятие. Тут без гогглов, обеспечивающих в том числе и ночное зрение, не обойтись.

Вик посмотрела в последний раз в небольшое зеркало над камином, поправила медные, почти неуправляемые локоны, выбившиеся из простого пучка, и вздохнула, смиряясь со своим видом. Красавицей она никогда не была – слишком много взяла от отца, а уж после третьего ранения ей тем более не впечатлять мужчин. К огромным, практически бесцветным глазам и слишком длинному носу добавились бледная, почти болезненная кожа, на которой сейчас особенно сильно выделялись неистребляемые веснушки, и узкие бескровные губы. М-да. Она подмигнула своему отражению:

– Впрочем, замуж ведь мы не собираемся, подружка!

Так что нет разницы, как она выглядит.

С улицы донесся одиночный свист паромобиля – Хейг выполнил свою угрозу и заехал за Вик. Она подхватила свой багаж и пошла на выход, уже представляя, как на нее будут смотреть девушки-соседки и хозяйка Эртон. Паромобили леров – нечастое явление в этой части города, особенно такой мобиль, как у Хейга. Любили Игнисы пафос. Собранный под заказ, на высоком шасси, с сияющими в ночи защитными механитами, с ярко-алым капотом и гербом Игнисов на дверцах, паромобиль потрясал воображение обитавших в доме неры Эртон юных девиц, буквально прилипших к окнам. По возращении из Аквилиты ей прохода не дадут, поняла Вик, останавливаясь на крыльце дома и замечая, как из гостиной, старательно поправляя статуэтки на каминной полке, через окно зачарованно смотрит на паромобиль сама нера Кларисса.

Поймав ее осуждающий взгляд, Вик поняла, что ее выпнут. Не станут даже разговаривать. По возвращении ее будут ждать вещи на пороге дома и полное осуждения молчание неры Клариссы. Вик передернула плечами – не только от холодного ветра, пробравшегося под тонкую ткань пальто, но и от нравов Олфинбурга. Тут не любят вмешиваться в чужую жизнь, компенсируя это любовью к домысливанию. Так сплетни и рождаются на свет.

Из паромобиля навстречу Вик выскочил водитель в форме дома Игнисов и забрал ее вещи. Эван тоже вышел к ней – не мог отсидеться в теплом салоне, что ли?!

Девушки на верхних этажах заахали – да, с Эваном потом кому-нибудь повезет. Он был хорош, это даже Вик понимала. Высокий, атлетически сложенный, темноволосый, с благородной сединой на висках, с правильными чертами лица – ходячая девичья погибель, особенно когда улыбается.

К счастью, улыбался он редко. Во всяком случае, Вик нечасто видела его улыбку, с ней он всегда был сказочно серьезен. Ненависть – она такая, да. Неулыбчивая.

Эван, несмотря на снег, был в одном черном костюме. С небольшим букетом в руке он подошел к замершей Вик и предложил ей руку.

– Добрый вечер, Виктория. Как твое самочувствие?

Она горько улыбнулась, принимая букет и спускаясь по ступенькам.

– Если скажу, что плохое, отменишь поездку?

Он остановился, внимательно осматривая ее.

– Если все настолько плохо, то я поеду с тобой.

Вик качнула головой:

– Прости, неудачно пошутила. Со мной все в порядке.

Эван еще раз оглядел ее с ног до головы и обратно:

– Виктория, я…

– Едем! – твердо сказала она, нервно оглядываясь назад.

Нера Кларисса уже перестала делать вид, что занята наведением порядка. Она, как и все, замерла в окне эркера, наблюдая странную сцену, разыгравшуюся у порога ее дома. Эван проследил за взглядом Вик… и водитель, послушный одному неуловимому жесту господина, достал из паромобиля шикарный букет и направился в дом неры Эртон. Вик нахмурилась. Хотела бы она знать, что происходит… Эван добровольно пояснил:

– Приручение одной домоправительницы. Не хочу, чтобы кто-то строил нелепые домыслы о наших с тобой отношениях.

– Эван…

Он вновь подал руку Вик и направился по ступенькам вниз.

– Виктория, я помню наш договор. Я помню все его пункты, от финансовой независимости до свободы выбора жилья. Просто поверь, пункта об отсутствии заботы о тебе как о своей невесте там нет. Или ты хочешь, чтобы по возвращении в Олфинбург тебя ждали вещи на пороге этого дома?

Он сам открыл дверцу паромобиля, помогая Вик подняться в салон по крутой лесенке.

Вик замерла – она не ожидала, что Эван настолько хорошо разбирается в нравах восточных районов Олфинбурга. Впрочем, он же здесь начинал службу. Наверняка история об увезенной любвеобильным лером девушке из бедного района всплывала не раз.

История эта стара как мир. Сколько потом бастардов растет в трущобах, куда после великосветских кутежей попадают такие вот простушки! Сопливых, в чужих обносках, босоногих виконтов, баронов и герцогов пруд пруди в бедных районах города. Доказать родство невозможно, а молодые леры не отягощены муками совести. Всегда найдется дурочка, которая согласится уехать в ночь с богатым лером – все мнят себя «другими». «Той не повезло, потому что она дурочка, но я-то совсем не такая, меня не бросят!» Вот и облагораживаются кровью леров и богатых неров трущобы…

Водитель вернулся и, садясь на руль, отчитался:

– Нера Эртон усмирена. Она пожелала невесте сиятельного хорошего отдыха и к ее возвращению обещала сделать ремонт в комнатах.

Чуть заскрежетал кулисный механизм, переключаясь, и паромобиль стронулся с места и влился в загруженное вечернее движение проспекта.

Вик только застонала, поняв главное: Эвану плевать на договор, он всегда и во всем оставляет за собой последнее слово. «Комнаты»! На деньги, которые получает за службу в полиции, она могла себе позволить всего лишь комнату с ужином, не более того. А теперь… Эван явно оплатил разницу между «комнатой» и «комнатами». Удивительно, что он влез только сейчас. Надо было объявлять об эмансипации, а не надеяться на честность Хейга!

– И как ты выдержал три луны, Эван? – тихо проговорила она.

За окном, на которое быстро налипал снег, проносились ярко освещенные дома и улочки с неспешно прогуливающейся приличной публикой.

Хейг не стал отпираться и признался:

– С трудом. И с таким же трудом выдержу остальные луны до твоего совершеннолетия.

Вик заметила, что он не сказал «до расторжения помолвки». Это ему в плюс, но все же…

– И как же пункт о финансовой независимости, Эван?

– Его никто не отменял. Просто нашей семье никто и никогда не отказывает в скидках и небольших уступках. Твоя финансовая независимость никак с этим не связана. Твоя арендная плата не изменилась и не изменится. Я не внесу ни летты, как мы и договаривались, Виктория.

– Ты просто отплатил нере Клариссе иначе, нематериально.

– Это не запрещено, – возразил Эван.

– Почему сейчас?

– Я… оказался в небольшом долгу перед тобой.

Вик на чем угодно была готова поклясться, что пауза между словами ей не показалась. Эван был смущен! Впервые смущен!

– За Аквилиту? – не отстала она.

Эван как-то слишком легко согласился:

– Да. За Аквилиту.

Вик прищурилась, рассматривая жениха в полумраке салона, но, кроме промелькнувшего смущения, больше никаких эмоций уловить не удалось. Он опять был спокоен и непроницаем.

– Это как-то связано с проклятием Аквилиты? – напрямую спросила она.

– Виктория, пожалуйста, давай не будем об этом.

Он, явно меняя тему, взял с небольшого столика папку и бархатную коробочку, задумчиво подержал их в руках и протянул Вик.

– Это тебе. В папке билет на поезд, справка от Деррика с рекомендациями по твоему дальнейшему лечению, адрес гостинцы, где ты остановишься, и чековая книжка, чтобы ты ни в чем не нуждалась. Я старался предусмотреть все, но это, сама понимаешь, крайне сложно.

Вик медленно ответила:

– Хорошо…

Просматривать папку она не стала – еще будет время в дороге. Ее больше заинтересовала бархатная коробочка – уж больно она была похожа на те, в которых дарят ювелирные украшения.

– Что это?

Вместо ответа Эван лишь сказал:

– Открой – и увидишь.

– Эм…

Она замерла. Знакомая эмблема одного из домов моды пугала. Это очень дорогой дом.

– Не бойся. Этот подарок тебя ни к чему не обяжет.

– Я не боюсь, просто…

Эван вопросительно выгнул бровь. Вот же… сдержанность!

Вик решительно открыла коробочку. На атласной подложке лежала кружевная маска без прорезей для глаз – кружево и так было достаточно тонким. И дорогим, надо заметить. Эван сказал:

– Прошу, носи ее в Аквилите, не снимая. Особенно по ночам.

– По ночам я собираюсь спать!

Эван улыбнулся. Вик замерла – он улыбнулся! Он, даже даря подарки на ее дни рождения, был чрезвычайно серьезен, а сейчас улыбался! Вик поняла, что сказала какую-то глупость, хотя и не поняла какую.

– Я не хочу, чтобы Чумная Полли добралась до тебя.

– Это пятисотлетние предубеждения.

– Это пятисотлетняя защита от чумы или что там на самом деле было. Маска защищает от проклятия и от Полли.

– Ты веришь?..

– Я не верю – я знаю.

– Но…

Вик не договорила – Эван оборвал ее:

– Виктория, пожалуйста, сейчас не время устраивать спор. Просто прошу, носи маску не снимая. Это несложно.

И пусть Эван проговорил это ровно, Вик почувствовала себя ребенком, которого отчитали. Она отрешенно согласилась – глупо показывать Хейгу свои настоящие эмоции.

– Хорошо. Ради твоего спокойствия буду носить не снимая.

– Спасибо!

В его голосе не было даже намека на насмешку. Вик отвернулась к окну, лишь бы не видеть Эвана и не продолжать нелепую беседу.

Скорее бы приехать на вокзал! Скорее бы!.. Вик не сдержала смешок… Скорее бы в Аквилиту! Подальше от Эвана!.. Как быстро иногда меняются желания!

Паромобиль как раз въезжал на территорию Южного вокзала. Причем он не свернул на стоянку, а поехал мимо массивного здания вокзала прямо на перрон. Привилегии леров – это что-то. Мир потихоньку меняется, стремится в более равноправное будущее, а леры по привычке остаются в прошлом, отказываясь меняться даже в мелочах. Вик слышала, как вслед паромобилю несутся сдавленные проклятия грузчиков и случайных прохожих, вынужденных спешно уступать дорогу.

Поезд уже ждал пассажиров. Вик и Эван одновременно выругались – состав сплошь состоял из каретных вагонов. С одной стороны, это очень удобно, сразу с перрона попадаешь в свое купе, не толкаясь в общем проходе, но с другой – еще неизвестно, кто окажется твоим попутчиком, а сбежать из купе некуда, пока поезд не остановится. Узкая ступенька вдоль всего вагона – так себе путь для побега. По статистике, добрая половина всех преступлений на железной дороге приходится именно на такие вагоны.

Вик не боялась преступлений, она могла за себя постоять. Все, что пугало ее, – это словоохотливые старушки-попутчицы. От них сбегать неприлично, а выспаться в дороге хотелось ужасно.

Водитель лихо притормозил у нужного вагона и выскочил, чтобы открыть дверцу паромобиля. Эван вышел первым, игнорируя его помощь и оборачиваясь к Вик с протянутой рукой. Вик могла выпорхнуть сама, как делала раньше, но рана… Рана делала ее неуклюжей и слабой. Вик тяжело оперлась на руку Эвана, и того явно скрутило от ненависти – так заходили желваки на его обычно спокойном лице. Пахнуло жаром. Точно, он недоволен. Как обычно, ненавидит ее. Вик спешно спустилась по ступенькам и буквально вырвала свою руку из ладоней Эвана. В Аквилиту, к рогам Сокрушителя – куда угодно, лишь бы подальше от Хейга! Вик неуклюже попрощалась, дождалась, когда проводник проверит ее билеты и поможет с багажом в крайнем, полностью свободном купе, и захлопнула дверь прямо перед носом Хейга.

Вот за что это все?! Можно подумать, она специально сунулась под кинжал! Можно подумать, она сама себе враг!

Вик села на диван в купе, поправила шторку на двери и успела заметить, как в нагрудный карман железнодорожного мундира проводника Хейг запихнул бумажный ройс. Что ж… Присмотр за ненужной невестой он обеспечил. Небеса, скорее бы день рождения и полная независимость от мужчин!

Прогудел паровозный гудок, заставив вздрогнуть, проводник что-то прокричал на перроне, заспешили провожатые, огибая паромобиль, а Хейг так и стоял у двери, словно чего-то ждал. Еще один гудок – и вагон медленно, почти незаметно тронулся. Поезд начал плавно набирать ход.

Аквилита ждала Вик. Жаль, сама Вик не особо ждала встречи с ней.

* * *

Эван проводил глазами растворяющиеся в темноте красные сигнальные фонари последнего вагона. Вик… Его Вик уехала, и – боги! – пусть она будет осторожна! Тут он мог защитить ее, ставя на дежурства на спокойные и безопасные улочки, отправляя вместе с самыми надежными констеблями и самым опытным сержантом, хотя даже Кирк не смог справиться с ее темпераментом и тягой к приключениям. А там, в Аквилите… Остается только надеяться, что после трех лун службы она мечтает об одном – о сне. Во всяком случае, он после положенного полугода в патруле с шести утра до девяти вечера мечтал только о подушке.

Он сел в паромобиль и приказал:

– В клуб «Дуб и корона»!

У него было одно неоконченное дело…

Эван быстро пересек погруженный в полутьму зал мужского клуба, на ходу здороваясь со знакомыми, которые проводили сегодняшний ненастный день здесь. Ему было не до них.

Заместитель комиссара полиции Олфинбурга Стаффорд нашелся в дальнем углу в компании самого комиссара и суперинтенданта Центрального дивизиона. Не обращая внимания на их присутствие, Эван стащил перчатку.

– Добрый вечер, леры. Приятного аппетита.

Он кинул перчатку на стол прямо перед заместителем комиссара лером Стаффордом.

– Завтра на рассвете. Выбор места и оружия за вами, Стаффорд.

– Вы обезумели, лер Хейг? – рыкнул вместо Стаффорда комиссар Тернер, откладывая в сторону столовые приборы – Хейг им ужин сорвал.

– Никак нет, комиссар, – четко ответил Хейг. – Я предупреждал, что сам решу все с поездкой в Аквилиту. Настолько торопить меня, как это делал сегодня лер Стаффорд, я не просил. Я предупреждал – на следующей седмице! Я просил одного – не вмешивать мою невесту в происходящее!

– Сядьте, – веско велел Тернер. – Это приказ, суперинтендант.

– Да, лер.

Старательно демонстрируя недовольство на лице, Хейг сел.

– Доказательства, суперинтендант?

– Допрос Джека Смита по прозвищу Коротышка проводил сержант Кирк. Все записи уже отосланы вам, лер. Он назвал и тщательно описал того, кто нанял его, чтобы нанести ранение констеблю Ренар. Что-нибудь еще?

Стаффорд, отодвигая перчатку в сторону, пробормотал:

– Время поджимает.

– Ничего. Мы пять веков терпели – король может потерпеть пять дней, – ответил Хейг, переводя взгляд на Стаффорда – бледного, напуганного и явно недоумевающего, за что же его вызвали на дуэль.

Непотизм – зло Тальмы!

Тернер повторил за заместителем комиссара:

– Времени почти нет.

Хейг криво улыбнулся:

– За ошибки разведки пусть разведка и отвечает, а не моя невеста. Я не извинюсь и не отступлю. Завтра на рассвете. Игнисы не прощают, леры. Вам ли не знать.

Он встал:

– Не буду напоминать, что женщин никогда не вмешивают в дела страны.

– Она не женщина. Она констебль. Не вы ли это доказывали, когда уговаривали дать ей шанс на службе в полиции, лер Хейг? – сурово сказал комиссар.

– Тогда предлагаю вам всем нанести себе по ранению в плечо проклятым кинжалом. У меня все. Еще возражение, и – леры, слово чести! – я вызову на дуэль каждого присутствующего за этим столом… Честь имею!

И он пошел прочь.

– Какого… демона, Стаффорд?! – не выдержал Тернер, отбрасывая салфетку прочь. – Что за самодеятельность?! Просил же напугать, а не покалечить!

– Ее и должны были только напугать, лер…

– Утром хоть на коленях извиняйтесь перед Хейгом… И да, проклятый кинжал я вам пришлю – попробуете его в деле. На себе попробуете!.. Хотя-я-я… Так даже лучше…

Глава 3 Руки вверх, конфетка!

Ложиться спать было еще рано – пока поезд крался по предместьям Олфинбурга, в купе в любой момент могли сесть попутчики. Темнота за окном сменялась неприятным электрическим освещением на перронах. Стоянки, шум вокзалов, крики проводника, хлопанье дверей, гудки паровоза… Поезд жил своей жизнью. Из слухового окна соседнего купе доносились девичий смех и бормотание – кажется, там юные леры ехали в Аквилиту веселиться. Через час закончатся остановки, и поезд въедет в Серую долину – место битвы за столицу, прошедшую четверть века назад. Тогда Тальма чуть не пала, увлеченная битвами в колониях и ослабившая собственные земли.

Серая долина представляла собой место взрыва потенцита. Тогда этот редкий металл, стоящий дороже золота, собирали со всей еще не захваченной врагами страны. Все ювелирные лавки, сокровищницы леров, украшения лер и нер, вся храмовая утварь, все механиты – тогда королевские гвардейцы забирали все, лишь бы страна уцелела. Горстка королевских гвардейцев, вставшая Тонкой Золотой Линией на пути врага, соединенных войск Ондура и Моны, приняли бой, совершив подвиг… и уничтожили активированным потенцитом все лиги страны вместе с собой и врагами – во имя короля и страны, как и принято в Тальме. До сих пор что-то сделать с Серой долиной, чтобы вернуть этим землям жизнь, ни магам, ни ученым не удалось. Здесь властвуют только потенцитовая пыль и прах.

Как только поезд заедет в Серую долину, можно будет лечь спать – три часа без остановок гарантированы.

Вик задернула шторы на боковых окнах, отгораживаясь от мира. Была очередная остановка, и на перроне смешались провожающие, уезжающие и пассажиры поезда, для которых накрыли столы с чаем и легкими закусками.

В купе кто-то вежливо постучал, и Вик откликнулась, разрешая войти. Это был проводник. Отрабатывая деньги, он принес на небольшом подносе закуски и чашечку чая.

– Не побрезгуйте, лера!

Кажется, положение Вик в обществе он не так понял, но кто виноват?

– Скоро поедем. Следующая большая остановка только перед долиной будет, лера. Отдыхайте, вас никто не потревожит – уж я прослежу.

Проводник суетливо поклонился и вышел из купе спиной назад, словно она королева. Вик вздохнула – раболепство некоторых ничем не вытравить.

Стукнула дверь, и Вик вновь осталась одна. Недолго думая, она быстро стянула с себя тяжелые зимние ботинки и, с ногами забравшись на диван, принялась просматривать содержимое папки, которую ей передал Эван. Кроме документов, там заботливо лежала и газета. «Вестник Тальмы» – солидное издание, неподвластное современным вольнодумным веяниям. Самое то для чтения сиятельными и, как оказалось, Вик. Она сама предпочитала более демократичную и дешевую газету «Утренний Олфинбург». Мир как-то ее мало волновал, а вот новости столицы – да.

Вик, отдавая должное сэндвичам с бараниной, просмотрела первую страницу – там была огромная статья в честь поминального поста. Не самое интересное событие. Из года в год всегда писали одно и то же: покаяние, смирение, ожидание чуда – мир может и не пережить Явление Созидателя, приходящееся на самый короткий день в году. Храм до сих пор внушал, что каждое зимнее солнцестояние может оказаться последним, несмотря на расчеты астрономов.

Минут через десять проводник вернулся, забрал поднос с пустой чашкой и укрыл увлеченную научной статьей на второй странице газеты Вик пледом. Услужливый проводник еще где-то и дорожную подушку нашел и принялся с кучей извинений уговаривать «сиятельную» отдохнуть. Тревожить на остановке перед долиной он ее не будет, если «сиятельная» сама не захочет полюбоваться видом на Серую долину со смотровой площадки. Вик от любования отказалась и была оставлена проводником со сплошными заверениями в том, что теперь можно спать и ее никто не побеспокоит.

Больше Серой долины Вик заинтересовала статья в газете. Очень тревожная статья. Просто невероятно, что редакторы ее пропустили, потому что перспективы вырисовывались страшные. Или никто так больше не считал, кроме Вик? Отец часто говорил, что у нее живое воображение и она часто видит все в негативном свете.

В пример при этом он всегда приводил почему-то Хейга-младшего.

В статье рассказывалось о гениальном открытии процесса электролиза потенцозема, в результате которого получается чистейший потенцит без гигантских затрат на амальгамирование и дальнейшую его очистку – единственный известный метод его получения до последнего времени. Это открытие кружило голову от одного только осознания дальнейших возможностей. Вот оно – будущее, которое уже не на пороге, оно уже вошло в мир!

Потенцит – единственный металл, легко накапливающий магию и так же легко ее отдающий. Он применяется для изготовления механитов, амулетов, оружия и везде, где требуется магия. Только его цена зашкаливает, не дает технологиям развернуться. Немногие могут себе позволить изделия с потенцитом. Пусть залежей потенцозема полным-полно, пусть он есть почти повсеместно (где-то больше, где-то лишь мелкие месторождения) и влияет на магический фон, его добыча всегда была тяжелой и дорогой.

Тальма, кстати, самая богатая потенцоземом страна. Именно это и обеспечивает ее господство в мире. Магов тут рождается много.

Электролиз потенцозема гарантирует доступ к нужному металлу почти всем слоям населения. Прогресс шагнет семилиговыми шагами. Одна проблема – открыли электролиз в Вернии. Это бывшая провинция Тальмы, отсоединившаяся четверть века назад под шумок Тройственной войны. Верния до сих пор находится под торговой блокадой Тальмы. И, насколько помнила Вик, как раз в Вернии нет залежей потенцозема. Вообще. В Вернии не рождаются маги. Она славится своими учеными. И вот за головы этих ученых, открывших электролиз потенцита, уже было заранее страшно. Их же или уничтожат, чтобы сложившийся рынок потенцита не обрушился, или выкрадут – разведка Тальмы любит такое… Или… Вик грустно улыбнулась, шурша газетой. Или она привычно видит все в черном свете, а мир ожидает небывалый рассвет маготехнологий.

Поезд набирал ход, вагон мягко покачивался, стуча на стыках рельс, гомон в соседнем купе стих. Можно было подремать. Последние луны научили Вик засыпать при любой возможности, а уж в пустом купе под перестук колес, под теплым пледом сам Созидатель велел! Ей даже что-то снилось, она не заметила продолжительной остановки перед Серой долиной, когда пассажирам предлагалось освежиться перед долгим перегоном.

Что ее вырвало из сна, она в первый момент не поняла. Только лежала, прислушиваясь. И вот звук снова повторился – громкий хлопок, за которым последовали сдавленные крики. Вик резко села на диване, приникла к слуховому окну и прислушалась. Какое-то бормотание, кажется, женский голос читал молитву. Само окошко было закрыто с той стороны – кто-то не поленился и заткнул его тряпками.

Вик сдавленно выругалась, отодвигая штору. За окном быстро неслась чернота со вспышками редких молний от взрывов потенцитовой пыли – Серая долина во всей красе.

– Ох ты ж белочки! – пробормотала Вик.

Так ругался ее брат Чарльз, никогда не поясняя тайну белочек. Правда, скрутив не одного пьяницу на своем участке, Вик поняла, какие белочки имелись в виду.

Руки уже застегивали крючки на ботинках. Она констебль, а это значит, что она закон и порядок, несмотря ни на что, даже на бешеную скорость поезда! Грабитель или убийца, проникший в соседнее купе, на такой скорости явно не будет выскакивать из поезда. Он предпочтет другой способ избавления от свидетелей – просто выкинет лер из купе, и все. Значит, надо спешить.

Вик стащила с себя жакет – он только будет сковывать движения. Поддернула вверх манжет блузы, освобождая механит на правой руке. Проверила его зарядку. Стрелка уверенно держалась в синем секторе шкалы – потенцитовая батарея полностью готова к применению.

Вик сцепила зубы и резко дернула дверь купе. В лицо ударил ветер, перехватив дыхание. Вик уцепилась правой рукой за поручень, идущий снаружи вдоль всего вагона, левой рукой – за дверцу, и высунулась из купе в поисках проводника. Левую руку заломило от боли – ветер пытался шире открыть дверцу. Длинная подножка была пуста вдоль всех вагонов, вплоть до паровоза. Скорость потрясала, только сумасшедший выйдет из купе, когда поезд так мчится. Помощи от проводника можно было не ждать.

Вик подалась назад в купе. Штора больно ударила ее по лицу и заставила снова подумать о белочках. Еще чуть-чуть, и Вик вспомнит утреннюю фразу сержа – самую подходящую по настроению.

Вик не была особо религиозна, но… она наложила на сердце священный треугольник – так спокойнее будет. Повернувшись спиной к проносящейся долине, пустой и пыльной, Вик заставила себя сделать шаг на подножку. Нога предательски повисла в пустоте. Пришлось, ругаясь на себя, сильнее податься из вагона. Наконец под ногой оказалась узкая полоска подножки. Вик выдохнула и заставила себя встать на нее двумя ногами. Правой рукой она кое-как, преодолевая сопротивление, смогла закрыть дверь купе.

Ветер трепал ее кудри, кидая их в лицо. Проклятая свободная юбка тут же обвилась вокруг ног, мешая шагать. Вик пришлось бороться за каждый вдох – семейный доктор не раз говорил, что у нее слабые легкие, вот их и перехватывает постоянно от малейшего ветерка. Ему бы такой ветерок в лицо!

Шаг за шагом, перехватывая поручень то левой, стонущей от боли, рукой, то правой, то сразу обеими, когда становилось особенно страшно. Надо было дойти до двери чужого купе. Если дверь не вовремя откроется… Вик просто скинет с подножки в пустоту.

Пугая до смерти, завыл гудок паровоза. До Вик не сразу дошло, что машинист поприветствовал идущий ему навстречу состав. Увидев яркий фонарь приближающегося по другому пути поезда, Вик ускорилась, забыв о страхе, – ей не удержаться на подножке, если она попадет между двумя составами. Ее просто затянет под колеса.

Вик, даже не успев толком рассмотреть происходящее в купе, рванула дверь на себя.

Дама солидного возраста, гувернантка или компаньонка, осела на диване. На груди полностью закрытого черного платья расплывалось темное пятно. Стало ясно, что за легкий хлопок вырвал Вик из сна.

Лера лет пятнадцати, не больше, лежала под раненой (или убитой) без сознания. Видимых ранений не было.

Лера лет двадцати пяти сидела с закрытыми глазами на другом диване и судорожно шептала молитвы. Из порванных мочек текла кровь. Кажется, грабитель был совершенно неразборчив и ничего не боялся.

Еще одна лера, тоже лет двадцати трех – двадцати пяти, забилась в угол купе и тряслась от страха.

Мужчина, хорошо одетый. Возраст… Да плевать! Главное, что он стоял к Вик спиной, а в чуть отведенной в сторону руке у него был «питбуль». Короткоствольный. Пятизарядный. Калибр 450. Очень любимый грабителями и лерами за компактность. Потенцитовое глушение отдачи и подавление звуков. Дорогая игрушка.

Вик, не задумываясь, полностью разрядила магохлыст в спину хозяина «питбуля». Тот только судорожно охнул, когда его прошил электрический разряд, и, рухнув на пол, перегородил и так узкое купе.

Вик выругалась – на нее смотрело дуло длинноствольного «питбуля» в ондурской модификации. Семизарядного. Самовзводного. Без потенцитовых наворочек. Дешевая, но крайне убойная модель.

– Да твою же мать через!.. – Вик добросовестно процитировала всю фразу сержанта Кирка – пригодилась-таки!

– Руки вверх, конфетка!

Мужчина, явно кер (настолько неавантажно он выглядел в старом затасканном костюме), стволом подсказал нужное движение. Вик обреченно выполнила команду – пять или чуть менее пуль, оставшихся в его «питбуле», намекали, что лучше подчиниться. Пусть купе и небольшое, ударить и вывести из строя преступника Вик не могла – ей мешало тело оглушенного магохлыстом. Ну кто бы мог подумать, что не одна она способна на подвиги!

– Даже не пробуй свою игрушку на мне! – ощерился мужчина.

– И не думаю, – прошептала Вик. – У нее скорость восстановления медленная. Пять минут.

Левая рука просто расцвела огнем боли.

Мужчина у ее ног застонал и зашевелился, пытаясь прийти в себя. Крайне не вовремя! Длинноствольный «питбуль» опустился вниз. Вик видела, как медленно стал надавливать указательный палец на спусковой крючок. Только этого не хватало… Она закрыла глаза и повторно выругалась:

– Да твоего отца туда, и!..

Она выпустила из себя магию и остановила на несколько секунд сердце преступника. Ему этого хватило. Он кулем рухнул вниз, на первого пострадавшего от рук Вик. Надо отдать тому должное – тот успел чуть отползти, вывернуть револьвер из рук преступника и резко опустить его дулом вниз. Пуля прошила деревянный пол вагона.

С трудом вставая после удара магохлыстом, мужчина пробормотал:

– И… что… это… было?..

Вик, спешно поднимая с пола его короткоствольник и выбивая из камор пули одну за другой, пробормотала:

– Сомлел.

Только после этого она позволила себе обернуться и закрыть дверь купе.

– От… чего?..

Язык у мужчины заметно заплетался. Трясущимися пальцами он проверил длинноствольный «питбуль» и сунул его себе в карман шинели.

– От моей невоспитанности, – пояснила Вик, убирая пули в карман юбки и протягивая уже разряженный пистолет его владельцу. – Ваше?

– Мое…

Он неуклюже достал из кармана шинели наручники и надел их на преступника. Тот так и валялся без сознания.

– Детектив-инспектор… полиции… Аквилиты… Томас… Дейл… К вашим услугам…

– Приятно познакомиться.

Вик тем временем склонилась над пожилой дамой, проверяя ее пульс. Магия подсказывала, что если ее доставить в больницу в течение часа, то она выживет. Своим платком она затампонировала рану как могла.

– Раненой нере срочно нужна медицинская помощь. Очень срочно… Леры, все хорошо. Можно перестать читать молитвы – преступник задержан и будет передан в руки правосудия. С вами констебль полиции, больше ничего страшного не случится.

Ответом ей были испуганные взгляды лер, тут же бросившихся друг другу в объятия, и смешок инспектора. Довольно симпатичного, кстати. Коренастый блондин, не старше двадцати пяти (может, двадцати восьми) лет, с голубыми глазами и смешинками в уголках полных губ. Вик старательно отвела взгляд в сторону – не дело так разглядывать мужчину.

Она не удержалась и украдкой магией обезболила рану у женщины. Только в этом она никогда не признается. Жаль, что на большее она не была способна.

Магии в Тальме для женщин нет. Храм это объясняет особенностями строения женского организма. Якобы магия, и особенно потенцит, плохо влияют на женское здоровье. Отец же говорил, что все дело в том, что мир просто не знает, что делать с женщинами-магами, только и всего. Процедура запечатывания дара обязательна для всех новорожденных девочек. Только вот Вик она не коснулась.

Вик была своевольной и родилась на корабле во время плавания. Корабельный храмовник запечатал дар Вик как мог, а мог он несильно много. Отец же, узнав о проснувшейся магии у дочери, не только не потащил ее в храм, а принялся сам обучать девочку – в жизни все пригодится.

И вот пригодилось. Только признаваться Вик не собиралась ни в чем и никому. Запечатать себя она не даст.

Бедняга инспектор без сил опустился на диван.

– И все же… Что случилось с грабителем, лера?..

Вик, приводя в чувство молоденькую девушку, которую от выстрела защитила гувернантка, представилась:

– Виктория Ренар.

Дейл не сдержал смешок, услышав родовое имя. Вик свернула глазами.

– Не смешно. Мы даже не родственники тех самых Ренаров. Просто однофамильцы.

В Тальме при королевском дворе был небольшой клан оборотней-лис, приехавших сюда из далекой островной колонии Нерху. Личная гвардия короля, самые верные его телохранители.

– Простите, у вас волосы просто…

Вик кивнула. Она знала, что они на свету отдают красным оттенком – тем самым, присущим лисам клана Ренар.

– Знаю. Поэтому сразу и говорю: это просто совпадение.

– Хорошо… И все же, лера Ренар…

Версия о сомлевшем преступнике его явно не устроила.

Хорошо, что в этот момент открылась дверь, и в купе ввалился бледный, но настроенный крайне воинственно проводник. Он замер, удивленно рассматривая Викторию, Дейла и все так же продолжающих обниматься лер.

– Леры, нер… прошу прощения.

Он опустил дубинку.

– Станция скоро? – строго спросила Вик.

– Через десять минут, лера…

Виктория поднялась с дивана и улыбнулась:

– Хорошо. Я думаю, инспектор Дейл дальше справится сам. Простите, леры, неры и кер… Я вас покину!

Она резко открыла дверь, запрещая себе бояться, ступила на подножку и направилась в свое купе.

– Вот это девуш… – донеслось до нее, но остатки восхищения в голосе Дейла заглушила громким хлопком закрывшаяся дверь.

Небеса, как же она хочет спать!.. У нее есть еще часа три на сон.

Глава 4 Знакомство с городом

Назвать это утром сложно, но им всем надо было на службу, так что…

Эван твердо сказал:

– Примирение невозможно!

Он без напоминаний скинул с себя пальто и пиджак, дождался, когда секундант Стаффорда проверит его на отсутствие бронезащиты, и спокойно надел на запястье магблокиратор. Сразу стало холодно, утренний морозец стал пощипывать через тонкую ткань сорочки.

Было темно. Небо утопало в звездах – снежные тучи к утру растащило. Деревья замерли, укутанные в иней, как в серебро. Аллеи Аллонского парка, привычные к дуэлям, были тихи и пустынны. Желтый, мягкий свет газовых фонарей рисовал круги на белоснежном покрывале из снега, которого за ночь прилично нападало. Хорошее утро, и отнюдь не для смерти, а просто хорошее.

Хотя за честь женщины и умереть не грех.

Секундант Эвана, Роберт Янг, проверил Стаффорда на броню и проследил, чтобы тот надел магблокиратор. Бледный, все еще не верящий в происходящее, Стаффорд поджал губы и замер, выбирая пистолет из дуэльного ящика, протянутого секундантом.

Место в полиции Стаффорд получил по протекции семьи. Даже в Тальме не бывает двадцатисемилетних заместителей комиссаров, тем более курирующих отделы сыска и тем более таких идиотов, посылающих на встречу с дном восточных районов своего легко узнаваемого секретаря. Еще бы на гербовом паромобиле его отправил!

Но дурость и наглость Стаффорда сыграли на руку Эвану, иначе он бы еще долго искал заказчика нападения на Вик. Заказавшего второе нападение он до сих пор не нашел – тот оказался умнее и действовал через подставное лицо.

Николас Деррик, сын семейного доктора Игнисов и друг Эвана, держал в руках его одежду. Свой медицинский саквояж он поставил на ближайшую парковую скамью. Ник явно злился. Игнисы не были вспыльчивыми, у того же Эвана за всю жизнь была всего пара дуэлей, да и те в Королевском университете, но вот упертыми Игнисы были, хуже баранов. Иногда свой гонор надо усмирять и решать трудности иначе, нежели смертоубийством.

Эван спокойно взял оставшийся пистолет из дуэльного ящика и пошел на отмеченную на заснеженной поляне метку. Стреляться решили с двадцати пяти шагов. Он встал в дуэльную стойку, прижав холодный пистолет к виску. Высоко в небе хищно закаркали вороны, словно что-то предвещая.

Стаффорд замер у своей отметки. Видно было, что он дрожит, но не отступит.

Его секундант начал отсчет:

– Один…

Эван медленно выпрямил правую руку – стрелять надо не позднее, чем он скажет «три».

– Два…

Стаффорд не выдержал, и правое плечо Эвана обожгло алой болью. Он стрелял на поражение. Эван чуть покачнулся, сцепил зубы и прицелился тщательнее. Ничего. Некатастрофично. Снимет магблокиратор и тут же огнем запечатает раневой канал. Главное сейчас – не промахнуться.

Под громкое «три!» пуля четко вошла в верхнюю треть плеча Стаффорда. Туда, куда была ранена Вик. Эван остался доволен выстрелом. Он опустил пистолет, сделал шаг назад и… чудом не упал в снег – Янг показал чудеса бега, подставил плечо и тут же сорвал магблокиратор. Эван огнем запечатал рану. Ничего, потерпит. Сорочку жаль, придется заезжать домой, переодеваться… И только потом на службу.

Перед глазами так и стояла бледная, прикусившая губу его маленькая храбрая девочка. Отомщенная девочка.

* * *

Город Вик сразу не понравился. Да и кому он понравится в пять утра, когда поезд, громыхая колесами, еще медленно въезжает в предместья, а услужливый проводник уже разбудил «прелестную леру», чтобы она насладилась видами.

Тем не менее эти виды впечатляют. Город утопает в свете уличных фонарей. Он купается в музыке, слышной даже в поезде. Он взрывается огромными шапками разноцветных фейерверков, отражающихся в темном спокойном море. Он танцует, веселится и…

Стала понятна улыбка Эвана – выспаться ночью в этом сумасшедшем городе практически невозможно. Созидатель, Эван просто издевался, советуя отоспаться в Аквилите! Если такое веселье тут бурлит ночью, то день даже представить страшно.

Паровоз, издав короткий предупреждающий свисток, медленно вполз в туннель. Стало гораздо тише и спокойнее. Тут же включилось электрическое освещение в купе, но прогнать остатки сна ему не удалось. Вик отчаянно хотелось спать, ей не хватило урванных после Серой долины трех часов.

Кстати, поезд опаздывал на час – из-за нападения в соседнем купе стоянку сразу после Серой долины продлили для полицейского опроса лер и Вик. Инспектора Дейла, кажется, ссадили с поезда. Впрочем, Вик не была уверена, она не отслеживала его дальнейшие передвижения после того, как санитарная карета увезла раненую неру в больницу. Дорожных полицейских, как и Дейла, тоже не удовлетворило объяснение Вик о внезапно потерявшем сознание напавшем, но упоминание Игнисов усмирило их любопытство. Игнисов упомянул проводник, а не Вик. Она не привыкла прятаться за громкими именами. Ничего, первый же медик, который обследует нападавшего, подтвердит, что он недавно перенес инфаркт, ставший причиной обморока. Оставалось надеяться, что к магу преступника не потащат. Больно дорого для какого-то грабителя.

Вик передернула плечами – было зябко. Она не могла согреться, хотя печка в купе и работала вовсю. С Вик всегда так бывало, стоило ей только проснуться чуть раньше, чем обычно.

Раненая и перетруженная рука опять ныла, и Вик обезболила ее. Жаль, залечить не получалось – не хватало магических навыков и знаний. Забавно, убивать проще, чем лечить. Впрочем, это везде так, не только в магии.

Вик принялась приводить себя в порядок. Поезд вынырнул из туннеля, пробитого в скалах, чтобы можно было объехать запрещенный участок.

Пять столетий назад власти Аквилиты не нашли ничего проще, чем засыпать охваченный чумой район города. Долину, полную домов, улочек, умирающих и еще живых горожан просто сровняли с землей. Сокрушитель на том свете им судья! Сотворить такое – и остаться в разуме… Вик не могла себе такого представить. Хорошо, что понятие гуманности с тех пор сильно изменилось.

Поезд все больше и больше замедлял ход, приближаясь к вокзалу Аквилиты. Вик зевнула. Хотелось побыстрее добраться до кровати в гостинице и спать, спать, спать… Если это возможно в Аквилите.

Вик поправила прическу, руками собрав волосы в низкий хвост. Пусть некрасиво, пусть жутко неизящно, но бороться сейчас со своими кудрями, когда левая рука хочет капитулировать и болезненной слабостью напоминает, что, вообще-то, она ранена, не хотелось. Все равно все скроют шляпка и ночная предзимняя тьма.

Вик надела пальто, застегнулась, приготовила свой багаж… Поезд с облегченным выдохом, окутавшим клубами дыма перрон, остановился. Приехали.

Дверь купе открылась, и проводник, удивленно охнув, напомнил:

– Сиятельная, маску, пожалуйста! Ночь на дворе! Чумная Полли может узнать вас!

Вик мысленно выругалась. Точно. Про маску-то она и забыла. Пришлось ее достать и завязать. Как раз время убила, пока подходили проверяющие паспорта и оформляющие доступ в город дорожные констебли Аквилиты. Быстро поставив штамп доступа в их сумасшедший город, они пожелали Вик хорошо повеселиться и покинули купе.

Вик с облегчением шагнула на перрон. Сейчас нужно поскорее поймать мобиль – и в гостиницу, спать! Только она забыла, что поездку ей организовал Эван. На перроне Вик у паромобиля уже ждал водитель в форменной куртке гостиницы «Королевский рыцарь».

Эван – это Эван. От его странной заботы нигде не скрыться. Даже в гостинице, где он, оказывается, забронировал для нее королевский люкс. Целое крыло ненужных комнат с персональным лифтом, приставленной лично к Вик горничной, водителем и лакеями.

Интересно, как он еще персонального доктора ей тут не нашел? Не успел? Или решил наказать за глупость с облавой на банду? Ничего, Вик негордая. Отоспится, если сможет в гудящем весельем городе, и отправится в больницу. Не впервой.

Проснулась Вик в полной, практически нереальной тишине. Солнечные лучи пробивались через плотные портьеры. Старинные напольные часы показывали час дня. За окном не было ни звука. Как и в гостинце. Вик даже встала с кровати и подошла к окну, в чем была, в ночной сорочке.

Пустой, полыхающий золотыми листьями парк. Пустые улочки за ним. Только чинно, в белоснежных фартуках поверх простых рабочих одежд, метут улочки многочисленные дворники, собирая мусор, бумажные конфетти и длинные полоски гирлянд. Медленно проехал поливальный паромобиль с огромной круглой желтой цистерной на платформе, чем-то напоминая светляка.

– Сумасшедший город! – не удержалась Вик и отправилась в ванную, перед этим телефонировав на кухню и заказав себе плотный завтрак.

Или уже обед? Даже в свой единственный выходной она так поздно не просыпалась.

* * *

Вик замерла на тротуаре перед гостиницей, знакомясь с Аквилитой. Утром она мечтала только о подушке и сне, и ей было не до того. Она вдохнула воздух полной грудью…

Он тут другой, не как в Олфинбурге. Чистый. Сырой. Пьянящий запахом близкого океана. Без примеси вечного угольного дыма, как в столице. Близость Вернии сказывается – тут до нее всего ничего, граница проходит по полноводной Ривеноук. До торговой блокады Аквилита переняла многие научные новинки Вернии, в том числе и паровое отопление, превратившее город в один из самых чистых уголков Тальмы. Если считать этот вольный город частью Тальмы, конечно. Олфинбург задыхается в туманах и смоге от многочисленных каминов и печей, здесь же воздух упоительно чист и свеж.

Правда, из-за близости океана он еще и сильно влажный, отчего одежда быстро отсыревает и плохо согревает. Вик еще на вокзале заметила, что местные жители предпочитают не пальто, а кожаные куртки с обильной вышивкой или металлическими накладками. Даже гостиничный придверник не в ливрее, а в кожаной куртке, вышитой золотом. Наверное, надо и себе что-то подобное приобрести… Впрочем, нет. Бюджет Вик не предусматривал таких трат.

Улицы Аквилиты тоже разительно отличаются от улиц Олфинбурга. Столица была капитально перестроена в прошлом веке, практически весь центр был снесен и отстроен заново. Там, где были узкие старинные улочки и смыкавшиеся над головой крыши домов, теперь располагаются широкие проспекты и зеленые бульвары. До Аквилиты же веяния реконструкций не добрались. Она вся в узких улочках, построенных более пятисот лет назад. Низкие дома с узкими окнами еще видели саму Полли, местную знаменитость и проклятие городка.

Вик огляделась и, вспомнив карту, которую нашла в номере, направилась в сторону остановки паровика. Добраться до своей цели, больницы, будет быстрее на нем, чем пешком.

Улочка, по которой ходит паровик, была сонной и безжизненной. На железной, простой остановке без крыши никто не сидел, хотя Вик внимательно изучила расписание, наклеенное на тумбу. Ближайший паровик должен был приехать через минуту, но… Ни стука колес по рельсам, ни предупреждающих сигналов – ничего не было. Улочка по обе стороны была девственно пуста. Однако!

– Ох ты ж белочки, сумасшедший город! – в который раз не удержалась от ругательств Вик, когда не пришел и третий обещанный расписанием паровик.

Дольше ждать не было смысла. Снова вспоминая карту, она прошла через квартал и вышла на широкую пустынную улочку. Складывалось впечатление, что во всем городе только она не спит.

Хотя…

Вик замерла. У одного из столбов уличного освещения, тут тоже весьма современного, электрического, стояла хорошенькая нерисса в деловом троттере и коротком кожаном пальто с вышивкой. Девушка, которой на вид было не больше двадцати лет, нагло нарушала порядок в городе – она наклеивала на столб какое-то объявление. Вик не удержалась и как представитель закона, пусть и неместного, подошла к ней.

– Простите, нерисса…

Та вздрогнула и повернулась к Вик, прижимая к себе стопку распечатанных объявлений и баночку с клеем. На глаза Вик попалась большая надпись «Помогите, пропал человек!». М-да… Нарушительница замерла, хлопая огромными наивными глазами, в уголках которых уже собирались возможные слезы.

– Извините… вы что-то хотели?

Голос девушки подозрительно дрожал. Вик кивнула и сорвала рукой в перчатке объявление со столба.

– Вы нарушаете закон. Для объявлений есть специальные тумбы.

– Но я…

– Тут указан ваш домашний адрес, нерисса. Полиции не составит труда найти вас и выписать вам штраф за каждое неправильно наклеенное объявление. Прошу прощения, но это важно прежде всего для вас.

Слезы все-таки потекли из глаз девушки. Вик вздохнула:

– Вы в полицию обращались по поводу пропажи?

– Да, конечно, – прошептала девушка, опуская глаза.

– И?..

– Мне сказали, что сейчас Вечный карнавал, молодые люди легко уходят в загул и не вспоминают о семьях, но Эрик не такой! – Она, забыв о слезах, выпрямилась и стала горячечно доказывать Вик: – Он совсем не такой! Он архивариус, очень серьезный и ответственный! Он никогда бы!.. А они говорят, что поиски в карнавал начинаются только спустя пять дней – якобы чаще всего через столько дней нерадивые мужья и братья приполз… возвращаются к семьям. Статистика у них.

Вик мрачно улыбнулась и протянула свой платок.

– Не плачьте, пожалуйста. Возьмите… Я нерисса Виктория Ренар.

– Стелла… Стелла Бин. Нерисса.

– Вы уверены, что ваш брат не мог увлечься карнавалом?

– Исключено, нерисса Ренар. Он из тех, кого зовут пыльными червями. Он даже праздники умудряется пропускать, когда находит в архиве нечто важное. Он работает над научным проектом по восстановлению старого облика Аквилиты. Он бы…

Рыдания все же прорвались, и Стелла замолкла, промокая платком слезы.

Вик не удержалась от улыбки. Точно, уж если пропускаешь праздники, то ты архивариус до кончиков ногтей.

– Он не мог уйти с головой в работу, найдя что-то интересное?

С отцом Вик такое бывало, и не раз.

– Мог, – призналась Стелла. – Но… Я навестила всех его знакомых и друзей – его никто не видел. И в архиве грозятся его уволить, если он не явится в ближайшее время.

Она неожиданно громко прочистила нос в платок и посмотрела на Вик:

– Простите! Простите… Вам совсем неинтересны мои проблемы, наверное. Простите, я веду себя крайне невежливо.

Вик сунула объявление себе в карман пальто.

– Не извиняйтесь, нерисса Бин. Я констебль полиции Олфинбурга. И пусть у меня тут нет полномочий для поиска, поставить на уши местную полицию и заставить их выполнять свои обязанности я могу. Как вы смотрите на то, если мы сейчас пройдем в ближайшее отделение и напишем новое заявление о пропаже вашего брата?

Стелла неуверенно замерла, подалась к Вик, потом отшатнулась, улыбнулась.

– Вас, наверное, само провидение послало мне!

– Полноте! Мы все люди и должны помогать друг другу… Так. Давайте сейчас для начала сорвем все наклеенные объявления, а потом пойдем в полицию.

Стелла вздохнула и призналась:

– Я сейчас не могу. У меня обеденный перерыв на службе. Мне нужно вернуться, иначе меня уволят.

Вик согласно кивнула:

– Хорошо. Как вы смотрите на то, чтобы встретиться после вашей службы? Я могу подойти к вам.

– В пять. Я возвращаюсь домой в пять… Вас это действительно не затруднит?

– Что вы! – старательно улыбнулась Вик. – Мне все равно нечем заняться в вашем городке. Значит, в пять?

– Да, в пять. С меня чай и угощение! Простите, но придется добираться пешком – паровики начнут ходить только в шесть, когда город проснется. – Стелла посмотрела на наручные часы, ойкнула и улыбнулась на прощание. – Мне пора!

И она помчалась по улице, спешно срывая объявления.

Вик вздохнула. Сумасшедший город! У них и общественный транспорт с заворотами, и полиция туда же! Она направилась обратно в гостиницу – зря, что ли, Эван ей водителя с паромобилем нанял? Доберется до больницы с комфортом, а вечером будет ставить на уши и воспитывать местных констеблей вместе со Стеллой. Нельзя обижать хорошеньких нерисс!

Жаль, но вечером Вик ждала уже мертвая Стелла. Она лежала на тротуаре в трех ярдах от дома с разбитой о бордюр головой. Струйка крови ползла по щели между тротуарной плиткой, уличная пыль сворачивалась клубочками вдоль алой дорожки. Хотелось плакать, но было нельзя.

Окно на третьем этаже дома было открыто нараспашку, шторы печально развевались на ветру. Учитывая расстояние от дома до тела Стеллы, выпала она из окна не сама – ее кто-то столкнул.

– Сволочи, – процедила сквозь зубы Вик, присаживаясь на корточки возле тела Стеллы и закрывая ей глаза. – Ничего, девочка, твари, убившие тебя, от правосудия не уйдут.

Она встала и направилась к дому, скомандовав замершему в дверях придвернику:

– Никого из дома не выпускать! Заднюю дверь закрыть! Вызывайте полицию, а я – в комнаты нериссы Бин!

Она подвернула рукав пальто, освобождая защитный механит – он может пригодиться.

Глава 5 Паяц

Вик в придверницкой, бросив в угол свой мешающийся зонт-трость, схватила со стенда запасной ключ от апартаментов Стеллы и помчалась вверх по ступенькам. Сейчас самое главное – время! Успеть до того, как преступник, убивший девушку, скроется с места преступления!

Запыхавшись, Вик пронеслась через общий коридор, застеленный ковром. Солидный, комфортный доходный дом, не то что ее благородная бедность! Дорогие панели на стенах, свежая краска, электрические бра, огромные напольные вазы со свежими цветами, консольные столики у дверей апартаментов – здесь приятно жить.

Вик замерла у двери под нужным номером – его она запомнила еще по объявлению о поиске брата Стеллы. Девушка присела на корточки, натягивая на глаза гогглы и рассматривая накладку замка под увеличением. Фиксаторы в очках тут же засняли состояние замка – потом Вик рассмотрит его внимательнее. На первый взгляд, признаки взлома отсутствовали. Вик вставила ключ в замок и медленно, стараясь избежать ненужных звуков, провернула его. Выпрямилась, положив руку на дверную ручку. Встала, прислушиваясь, – убийца может быть внутри до сих пор, а она совсем не серж, который одним криком кладет на землю матерых преступников.

Тишина. Вик открыла дверь и сделала шаг в апартаменты. Показалась та самая гостиная с распахнутым окном. Кажется, никого. Дверь за ее спиной хлопнула – замок оказался самозакрывающимся. Вик быстро промчалась магическим поиском по комнатам – никого.

Левая рука заныла без предупреждения. Вик стиснула зубы – только этого не хватало! Да-да-да, нужны удерживающая повязка и покой, но к Сокрушителю покой!

На всякий случай, понимая, что зря теряет время, Вик ураганом пронеслась по остальным комнатам, двум спальням и маленькой кухне – инструкции ведь не на пустом месте пишутся, и визуальный контроль еще никто не отменял. Фиксатор гогглов делал снимок за снимком и сохранял их в потенцитовом кристалле памяти – потом Вик просмотрит зафиксированное внимательнее. На первый взгляд все было в порядке, никаких признаков борьбы или грабежа.

Вик сейчас отчаянно жалела, что не поговорила со Стеллой тогда, днем. Надо было проводить ее до службы, надо было тщательно расспросить ее о брате, но кто же знал! Кто знал…

Вик подошла к огромному открытому ондурскому окну в пол, внимательно выискивая следы сопротивления – Стелла была хрупкой девушкой, но даже хрупкую девушку просто так не вытолкнешь из окна… Или она полностью доверяла своему гостю, не ожидала нападения.

Кстати, признаков присутствия гостя нигде не было – ни лишних чашек на столе, ни каких-то бумаг, отодвинутых стульев… ничего. Если не считать за улику расстояние от дома до места падения Стеллы, убийца мог оказаться плодом воспаленного воображения Вик.

Она, держась за край окна, выглянула на улицу. Постовой констебль уже прибыл на место и теперь старательно отгонял любопытствующих. Кто-то сердобольный накрыл простыней тело Стеллы – полицейские за это по головке не погладят… Вдалеке раздался противный, легко узнаваемый свист полицейского паромобиля – кажется, ехала подмога, или эксперты, или судебный хирург. Из окна узкая улочка с прикрытым телом Стеллы, с прижатыми друг к другу домами, с припаркованным навороченным пароциклом и с бурлящей, что-то обсуждающей толпой казалась игрушечной и нереальной.

– Безумные белочки, ну чего мне стоило прийти чуть раньше! – вздохнула Вик и направилась прочь.

Стоило проверить еще крышу. Преступник мог как остаться в доме, так и покинуть его через крышу – выходы-то перекрыты.

Вик захлопнула за собой дверь апартаментов и понеслась дальше – по горячим следам проще раскрыть преступление. Лестница на чердак была пуста, чердачная дверь – открыта нараспашку. Вик вышла на плоскую крышу, тут же фиксируя виды направо и налево. Дома стоят плотно друг к другу, почти соприкасаясь крышами, – проклятая старинная застройка города! Уйти крышами можно запросто, и искать в этом плотном переплетении садиков, слуховых окон, каминных труб, телефонных проводов и сушащегося белья можно бесконечно. Если убийца и был, то он уже благополучно ушел. Его не найти.

Вик стащила с глаз гогглы, запихнула их в карман пальто и устало пошла назад к лестнице. Надо переговорить с местными констеблями.

Она вышла из дома и тут же услышала:

– Вот она, серж! Это она тут раскомандовалась! Она утащила запасной ключ от апартаментов нера Бина! – тыкал в нее пальцем широкоплечий молодой придверник.

– Я, я, – легко согласилась Вик, протягивая ключ затянутому в кожаный, весьма затейливый мундир констеблю с нашивками сержанта на рукаве и высоким воротом. – В апартаментах семьи Бин никого. Следов взлома предварительно не обнаружено, но позже эксперты, обследовав замок, скажут точнее. В самих комнатах следов борьбы нет. Проход на чердак открыт – убийца мог уйти по крышам. Вроде все, серж!

Тот лишь крякнул от удивления, и, опережая его вопрос, Вик представилась:

– Нерисса Ренар из Олфинбурга. Остановилась в «Королевском рыцаре». Сюда прибыла для поправки здоровья. Вопросы, серж?

– Сержант Сыскного дивизиона Аквилиты Остин к вашим услугам! Вопросы будут у…

Он не успел договорить – один из мужчин, до этого внимательно рассматривавший, сидя на корточках, тело Стеллы, с которого на время сдернули простыню, выпрямился.

– Остин, вот так надо докладывать, а не «не имею ни малейшего понятия, инспектор!». – Томас Дейл широко улыбнулся Вик и подошел ближе. – Добрый вечер, нерисса Ренар! Вот мы и встретились опять!

Да-да, его все же не высадили с поезда для расследования нападения.

Дейлу удивительно шла странная местная форма полиции: темная кожаная куртка с нашивками, многочисленными шлевками и ремнями, к которым крепятся наручники, фонарик и кобура с оружием – тем самым потенцитовым револьвером, если судить по торчащей короткой ручке в виде хвоста питбуля. Здешним полицейскими везет, им положено оружие – не то что в Тальме…

Безумные белочки, но ведь Аквилита – хоть и вольный город, но часть Тальмы! Вик хотелось ругаться от обиды.

Дополняли форму Дейла темно-синие брюки, весьма помятые, и пилотка на голове.

Пилотка… Однако!

Интересно, у них все детективы обязаны носить форму или Дейла сдернули с какого-то официального мероприятия?.. Впрочем, неважно.

Вик чуть склонила голову в приветствии:

– Не очень добрый вечер, инспектор Дейл.

Он, стаскивая с себя перчатки и запихивая их в карман куртки, вздохнул.

– Простите… Погибшая нерисса Бин была вашей подругой? Примите тогда мои самые ис…

– Нет, – оборвала ненужные извинения Вик. – Я познакомилась с нериссой Бин сегодня днем, когда она искала пропавшего брата Эрика, местного архивариуса.

Дейл чуть наклонил голову набок, с любопытством рассматривая Вик.

– Вы имеете какое-то отношение к детективному агентству Тальмы «Ангелы мщения»?

Вик поджала губы. Да, отец любил пафос. Вместо названия типа «Ренар и сыновья, сыск и защита» он выбрал вот такое, говорящее немного не о том. Иногда к ним действительно приходят те, кто ищет мщения не самыми законными способами. Их разочарование от неоказанных услуг, как правило, заканчивается в полицейском участке под пристальным взглядом Хейга-младшего.

– Да, вот теперь вы правы – я та самая Ренар. «Ангелы» сейчас принадлежат моему брату.

– Я должен вам напомнить, нерисса Ренар, что это Аквилита. Тут запрещены любые детективные агентства и их деятельность. Вам нельзя вмешиваться в ход расследования… Хотя… тут и так все ясно – это дело не полиции, а храма.

Вик возмутил его однозначный вывод. Она насколько могла спокойно сказала:

– Вы не правы, инспектор. Это явно убийство – нериссу Бин вытолкнули из окна.

Дейл со странным удивлением посмотрел на Вик.

– Вы так уверенно это говорите…

Она рукой указала на тело.

– Расстояние от тела до дома однозначно говорит о том, что это убийство. Это реальный факт. Нерисса Бин днем была напугана, она волновалась за брата, в поисках которого ей отказала полиция. Ее убийство может быть связано с пропажей брата.

– Может быть, так, а может, и… несчастный случай. Банально у нериссы Бин закружилась голова, ей стало плохо – и как итог, падение…

Вик оборвала Дейла:

– Кажется, вы плохо для своей должности разбираетесь в девушках, их психологии и принципах расследования убийств. Или вы просто не хотите искать убийцу?

Дейл вновь улыбнулся:

– Я всего лишь человек и склонен ошибаться, но обещаю, что приложу все старания, чтобы расследовать это дело. Прошу, нерисса Ренар, проявите благоразумие и не нарушайте закон Аквилиты. Я понимаю, вас задело за живое это дело, но детективная деятельность тут запрещена. Тут действует только полиция.

– А вы невнимательны, инспектор Дейл. Я уже говорила в поезде, что я констебль полиции.

– О! – Он сверкнул глазами. – Так тогда вы говорили не обо мне?

Кажется, он искренне обиделся. Помнится, он в поезде довольно усмехался – оказывается, принял слова Вик на свой счет.

– Нет, когда я предупреждала лер в поезде, что им бояться нечего, я имела в виду себя. Вы на тот момент хоть и представились, свои документы не предъявили. А я никогда не верю на слово.

Дейл быстро справился с обидой и понятливо сказал:

– Так вот почему вы забрали мои патроны…

– Именно.

– А почему не обыскали?

Он принялся пытливо рассматривать Вик.

– Не стала подвергать вас этой унизительной процедуре – вы мужчина, а я девушка, – пожала плечами Вик – ее поразила недогадливость Дейла. – Могла возникнуть неловкость. Да и заново незаметно зарядить револьвер вы бы не смогли.

Он вновь расцвел улыбкой:

– Кстати! Вы не в курсе, а я звонил, узнавал по поводу грабителя! По свидетельству медика, кер Томпсон пережил инфаркт в поезде.

Вик лишь кивнула:

– Я же говорила – сомлел. Только и всего.

– Вы везунчик, нерисса Ренар.

– Возможно, – согласилась она. – А возможно, у меня был план, как остановить грабителя без инфаркта в его биографии.

Медленно темнело. Где-то недалеко звякнул колокольчиком паровик. Неумолимо надвигалась ночь.

Дейл мягко сказал:

– Я вам верю. Впервые встречаю такую необычную девушку, как вы! Но все же… Даже как констебль вы не имеете права вмешиваться в мое расследование.

Она послушно кивнула:

– Конечно… Но как констебль я могу направить жалобу в Главное управление полиции Тальмы на халатность, допущенную в расследовании смерти нериссы Бин и похищении нера Бина.

– С вами опасно иметь дело, нерисса Ренар, – рассмеялся Дейл.

– Увы! – развела она руками.

Ее мало кто принимал всерьез, все видели только молоденькую нериссу. Но им же хуже – упорство в достижении цели ей досталось от отца.

– Это напоминает угрозы при исполнении.

И прежде чем Вик взвилась, он миролюбиво заметил:

– Мне это нравится, нерисса! И халатность не будет допущена, я вам обещаю. Дождемся результатов от судебного хирурга? Исследование содержимого под ногтями и изучение тела на предмет возможных признаков оказанного сопротивления решат наш спор, не так ли?

Вик легко кивнула. А этот Дейл небезнадежен!

– И делу о пропаже нера Бина я тоже дам ход, – пообещал Дейл. – Что-нибудь еще, нерисса Ренар?

– Нет, больше замечаний нет, инспектор. Когда и куда мне явиться для дачи показаний по делу? Желательно завтра.

Ей еще информацию с фиксаторов обрабатывать…

– Все можно оформить сегодня, нерисса. Я провожу вас в гостиницу.

Вик чуть наклонила голову набок, не понимая такого внимания к ней.

– И чего же вы так боитесь?

Дейл рассмеялся. Настолько невоспитанного… или открытого и не играющего в поддельные эмоции (в отличие от того же Хейга) человека Вик еще не встречала в своей жизни.

– Я не боюсь, что вы сбежите, или что-то утаите, или займетесь расследованием – вы крайне трезвомыслящая для этого особа, нерисса Ренар. Я просто хочу показать вам город и проводить вас в этот прекрасный…

– Хм… Инспектор…

Вик напомнила ему, что они все же находятся на месте преступления. Придверник, все так же стоящий на крыльце дома, прислонившись спиной к перилам, фыркнул:

– Во хвост клеит!

Фразу Вик не совсем поняла, но смысл уловила – и по медленно краснеющему Дейлу, и по смешкам окружающих констеблей.

Пока она решала, что же сказать в ответ, рядом зажегся фонарь и разогнал сгущающиеся сумерки. Серж громко объявил:

– Маски, неры! И нерисса!

Один из экспертов у тела Стеллы хохотнул:

– Полли не дремлет!

Он стащил с себя перчатки и принялся надевать простую черную маску. Его примеру последовали остальные полицейские. Придверник скользнул в дом. Кажется, никто тут не собирался встречаться с Полли.

Дейл достал из кармана маску и замер – Вик обследовала свои карманы и поняла, что маску-то она и не захватила. Не привыкла к нравам этого сумасшедшего городка.

– Не побрезгуете? – протянул ей Дейл свою маску. – Полли – не суеверие. Она существует. Стоит ей заметить кого-то без маски – и она сразу же бросается к нему и забирает с собой. И да, чума этому несчастному гарантирована. Я не шучу.

Вик неуверенно посмотрела на маску. Не то чтобы она брезгует, но…

– А как же тогда вы, Дейл? Или вы не боитесь чумы?

Вместо ответа он расстегнул куртку, сорвал с шеи шелковый шарф и повязал его на лице, как заправский грабитель.

– Как-то так, Ренар.

Он последовал ее примеру и опустил вежливое обращение.

Привратник, выползший из дома обратно уже в белой маске, не удержался от восклицания, заметив, что Вик надевает на себя маску:

– Склеил-таки! Эй, нериссочка! Надеть чужую маску в Аквилите – все равно что признаться в любви!

– Врет как дышит, – сказал ей Дейл.

Но Вик обратила внимание, что кончики ушей у инспектора покраснели. Покраснели ли щеки, было не видно из-за шарфа.

– Так что, Ренар, вы позволите проводить вас? Я покажу вам Аквилиту.

Этот нахальный чичероне еще и отвесил Вик шутливый поклон! И как не стыдно при подчиненных?! Впрочем, те, будучи знакомы с его нравом, почти никак не отреагировали на это. Последовала лишь пара смешков при полностью невозмутимых лицах.

– Паяц… – не удержалась Вик.

Дейл не обиделся:

– Вообще-то, близкие меня кличут Шутом.

– У вас тут расследование, Дейл, вы не забыли?

– Не забыл. Все, что нужно, я осмотрел, остальное закончит моя команда. Секунду…

Он подошел к сержанту и протянул ему небольшой механит.

– Пристроишь мой пароцикл в служебном гараже?

– Будет сделано, – отозвался сержант, пряча улыбку в усах.

Вик сглотнула – ну точно, Дейл тут местный паяц и повеса.

Инспектор вернулся к ней:

– Прогуляемся?

Вик вместо ответа ткнула указательным пальцем в кобуру.

– У вас служебное оружие?

– Тысяча демонят! Ренар, вы хуже моего сержа! – не удержался Дейл, отстегивая кобуру, наручники, фонарик и что-то там еще.

Сержант довольно ухнул, принимая все это от Дейла:

– Констебль Ренар, вы чудо!

– Стараюсь, – без ложной скромности ответила Вик. – Вашего инспектора еще воспитывать и воспитывать.

Дейл, разоруженный и сунувший пилотку под клапан на плече, мягко парировал:

– Так разве я против?

Придверник вновь вмешался:

– Еще бы он был против! Нериссочка, пользуйся на все сто!

На него чуть надвинулся сержант, и придверник спешно подался обратно в дом.

– Ничего, – угрюмо сказал серж, – и этого воспитаем, не беспокойтесь, нерисса Ренар.

Дейл прочистил связки:

– Ренар, не обращайте внимания на глупого придверника. Пойдемте, я познакомлю вас с Аквилитой – этой прекрасной жемчужиной у сердца океана!

– Настолько прекрасной, что жители должны прятаться за масками от проклятия.

– Хм… А вы все видите в негативном свете?

– Нет, – улыбнулась Вик.

– Тогда все просто замечательно!

Кажется, Дейл улыбался под своей бандитской повязкой.

Глава 6 Кровавый каталь

Город проснулся. Он гудел, он пел, он танцевал, он взрывался еще несмелыми шутихами в небесах, он звучал танцевальными мелодиями на площадях, он сотнями масок заглядывал в лицо Вик. Он был пестрым, нахальным, громким и полным жизни. Неслись с хохотом в масках шутов и двуцветных костюмах парни, задирая молоденьких нерисс и подшучивая над солидными матронами. Орали с проезжающих, украшенных лентами паромобилей двусмысленные комплименты уже нетрезвые леры, кидая в толпы прогуливающихся то цветы, а то и звонкие кругляши монет. Кружились в воздухе конфетти и спиральки бумажных гирлянд. Где-то натужно снова и снова подавал сигнал паровик, дорогу которому преградила праздничная процессия. Смех, музыка, крики и перебор гитар доносились откуда-то с канала.

Дейл, шедший сбоку и чуть впереди Вик, качнул головой в сторону.

– В Дельте сейчас интереснее. Хотите туда? Там можно прокатиться на лодке по каналам под серенаду.

– Вы споете?

Вик хотела только одного – добраться до гостиницы и поспать, если это вообще возможно в таком гаме. Кошачий концерт, а не современный степенный город! Сумасшествие какое-то! Надо было выбирать Даду и умирать там от скуки, а не пытаться выспаться тут, в Аквилите.

Дейл рассмеялся:

– Почему бы и нет?

Вик повернулась к нему, внимательно всматриваясь, – точно паяц какой-то! Мало того что бросил расследование, так еще и ухлестывает неприкрыто!

Мимо промчался парень в шутовском колпаке с колокольчиками и костюме-мипарти. Он, воспользовавшись тем, что Вик отвлеклась на Дейла, мимоходом поцеловал ее в щеку и помчался дальше. Впрочем, далеко он не убежал. Вик не стала разряжать в напавшего свой механит, ей хватило и собственного зонтика-трости, с которым она никогда не расставалась. Небольно, но весьма ощутимо нахал получил по спине, охнул и был таков, скрывшись в многочисленной толпе, из которой Вик и Дейл в своих простых одеждах сильно выбивались. Фиксаторы гогглов, которые Вик надела обратно поверх шляпки с короткими полями, щелкнули, делая снимок напавшего. Вик не была мстительной, она была справедливой.

– Он вправе, – заметил Дейл. – Карнавал же…

Вик дернула плечом и тут же пожалела об этом – рана ответила проснувшейся болью.

– Простите, таким вольностям даже карнавал не оправдание.

– Вы слишком серьезны, Ренар.

– А вы слишком легкомысленны, хотя чаще всего эту черту приписывают нам, девушкам.

Она оглянулась. Полицейских мундиров в веселящейся толпе почти не было. Даже жалобу на хулигана подать некому. Только в ясном сейчас небе скользили, закрывая звезды, темные рыбины-дирижабли со знаком полиции на полужестких корпусах и моторных гондолах.

– Должен же кто-то быть легкомысленным рядом с вами, Ренар, – вкрадчиво сказал Дейл, неожиданно предлагая ей свою руку. – Обопритесь, тогда вас не будут задирать.

Вик в ответ лишь гордо выпрямилась и вновь зашагала по тротуару. Она сама в состоянии за себя постоять.

Людей на улочках Аквилиты становилось все больше и больше, скоро не протолкнуться будет. И как они тут обеспечивают защиту горожан? Ведь малейшая паника, и… Последствия трудно предсказать – толпа неуправляема.

Дейл делано вздохнул и устремился за Вик.

– Ренар, я не настолько безголовый, как вам кажется…

– Вы бросили расследование, – напомнила она.

– Потому что все, что нужно, я уже осмотрел. Я же говорил уже, остальное сделают мои люди. Это называется «правильное планирование и делегирование».

– Вы не вернулись на службу.

– Потому что сегодня я не на службе. Я лишь показался пред светлые очи начальству и по горячим следам взялся за расследование дела, которое и так утром упадет на меня… Рена-а-ар, будьте снисходительнее ко мне!

Вик не удержалась от шпильки:

– Дейл, вы уверены, что правильно держите путь? Мне кажется, что «Королевский рыцарь» немного в другой стороне.

– Я коренной аквилитец! Я не могу заплутать в улочках! Я лишь хочу показать вам площадь Танцующих струй. Там сейчас очень красиво. И это по дороге в гостиницу, слово чести!

Он отвесил почти шутовской поклон, прижимая правую ладонь к груди, к тому месту, где находится сердце.

– Паяц… – вновь не выдержала Вик.

Дейл как ни в чем не бывало продолжил:

– Вы же любите танцевать?

– К чему это?

Кажется, он сегодня решил достать ее во что бы то ни стало.

– К тому, что один тур танца на площади Танцующих струй – обязательный пункт любого посетившего Вечный карнавал в Аквилите. Вы влюбитесь в этот город раз и навсегда!

– В этот сумасшедший город? Увольте. Никогда и ни за что.

– Вы слишком предубеждены против Аквилиты.

– Скажете, что для этого нет оснований?

Дейл впервые, кажется, стал серьезным. Он твердо сказал:

– Чума была бедствием, которое пять веков назад не могли остановить иным путем.

Точно. Коренной аквилитец, уверенный в правоте предков.

Вик продолжила за него:

– Иным путем. За ночь возвести стены вокруг кварталов, где живут не только больные, но и здоровые.

– Они уже были заражены.

– Может, да, а может, и нет.

– Это…

Вик перебила его:

– …не доказано. Любой человек имеет право на жизнь. И запереть полгорода с мертвыми, умирающими и только-только заболевшими без еды, воды, доступа к лекарствам и лечения… Это страшно. Хуже того, эту часть города взяли и просто засыпали от греха подальше.

Дейл заметил:

– Уже после смерти всех жителей.

– Это не доказано, – вновь оборвала его Вик.

– Я знаю, что это было…

– Тогда как вы объясните появление Полли? Чтобы проклясть – надо еще быть живой.

Дейл как-то скис, это было заметно по его ставшему усталым голосу.

– Я не говорю, что родители Полин, приведшие ее в ту часть города и сбежавшие от нее, были правы, но они были напуганы…

– Люди бросили свое дитя в переулке незнакомого квартала? Оставили ее умирать в одиночестве?.. Вот эти люди не заслужили жизнь.

– Эти люди и смерть не заслужили, потому что суда над ними не было. Вы не вправе судить их, Ренар.

Вик впервые со знакомства с Дейлом была потрясена его словами, так совпавшими с ее мнением. Она лишь добавила:

– Но я вправе осуждать их. И я вправе не любить Аквилиту, стоящую прямо на самом большом кладбище погребенных заживо и веселящуюся как ни в чем не бывало.

– Вам кажется, что лучше провести эту луну года в покаянии?

– Именно. В покаянии перед теми, кто здесь умер.

– Тори… – Он тут же поправился: – Ренар, прошло пять веков. Жизнь не стоит на месте, она продолжается. И карнавал тоже продолжается.

– И ваш нелепый маскарад.

– Да, и маски, – он поправил шарф на своем лице.

– Уже давно бы нашли Полли и сняли ее проклятие.

– Но тогда сюда придет Тальма.

– Чем плоха Тальма? – не удержалась Вик.

Ее всю жизнь учили, что Тальма – венец цивилизации. Сокровище, в котором хотят жить все.

– А чем она хороша? – пожал плечами Дейл.

– Тальма – закон и порядок. Тальма – прогресс и стремление к лучшему будущему для всех.

– Тальма – закостенелая вера в Храм, где инакомыслящих до сих пор преследуют.

– Реформа Храма… – начала было Вик.

Но теперь пришла очередь Дейла перебить ее. Самое обидное, что сказал он почти правду.

– Она была нужна вашему королю Артуру Пятому лишь для оправдания своего блуда. Желание жениться в восьмой раз, отправив предыдущих жен на плаху, – плохая причина для реформы Храма. Тори… Ренар, давайте не будем спорить. Это бессмысленно. С вашей точки зрения, Аквилита ужасна, с моей точки зрения, ужасна Тальма – хотя бы своими гонениями на другие верования в того же Созидателя. Лучше ответьте на мой вопрос: вы любите танцевать? Ни за что не поверю, что ваш отец не обучил вас танцам!

– О, вы не представляете, чему только он меня не научил! И танцам в том числе.

Дейл вздохнул:

– Я всегда восхищался вашим отцом, еще в детстве зачитывался газетными заметками о его расследованиях. Его метод, опирающийся на поиски улик, а не на выбивание признания, произвел революцию в сыске. Жаль, что Артур Ренар так и не поделился своим опытом в мемуарах. Это была бы невероятная книга.

– Почему не поделился? – улыбнулась Вик. – Такая книга есть. Отец написал научное пособие для сыска.

Жаль, что лица Дейла в этот момент не было видно.

– Тогда почему я слышу о ней впервые?

– Потому что мой брат был против этой затеи. Книгу напечатали уже после смерти отца, и брат скупил весь тираж.

– Но почему?! – искренне не понимал Дейл.

– Он считает, что нельзя делиться таким опытом. Дескать, обучая детективов поиску улик и новейшим методам расследования, мы учим также и преступников не оставлять за собой этих улик. Тот же метод дактилоскопии быстро приучил преступников пользоваться перчатками.

Дейл задумчиво кивнул, машинально заслоняя Вик от очередного шута, рвущегося поцеловать ее.

– Да, в этом что-то есть, но… Тысяча демонят, я душу бы продал за то, чтобы хоть одним глазком заглянуть в труд вашего отца!

– Продавайте! – царственно разрешила Вик.

– Вам?

– Мне. Я могу прислать вам экземпляр, хотите?

– Я навеки ваш!

Этот паяц еще и на одно колено опустился перед Вик, прикладывая ладонь к сердцу.

– Дейл! Прошу, прекратите, а то я передумаю дарить вам книгу!

Он послушно встал:

– Тысяча демонят, вы так чопорны!

– Влияние Тальмы, знаете ли.

– Ренар, это Аквилита! Это радость и… – Он осекся под взглядом Вик. – Впрочем, я буду медленно вас приучать к Аквилите. Слышите шорох воды? Площадь Танцующих струй ждет нас!

– Как вы что-то можете слышать в этой какоф…

Вик не закончила фразу – она сделала очередной шаг и попала под магический звукоподавляющий щит, отсекающий шум улочек Аквилиты. Тут, за щитом, слышалась легкая, захватывающая душу и сердце мелодия ондурского каталя. Сразу вспомнился строгий голос учителя танцев, задающего ритм: «Раз-два-три, раз-два-три!» Почему-то захотелось улыбаться. Просто так. Каталь нельзя не любить – он грациозен, вечен, прекрасен. Он навсегда остается в памяти. Особенно первый каталь на первом балу.

Представшая перед Вик площадь огромна даже по меркам Олфинбурга. В центре располагается фонтан в виде молящихся ангелов. Сейчас тонкие струи воды были ярко подсвечены магией – и не жаль дорогой потенцит расходовать на такое! Звездными лучами расходятся от площади узкие улочки, по которым плотным потоком идут маски в нарядных костюмах. Вик среди этого блеска тканей, украшений, блесток и кристаллов казалась серой мышью в своем сером троттере и таком же уже отсыревшем пальто. Она замерла у края площади, не спеша в толпу. Люди огибали их с Дейлом, словно река, торопясь влиться в танец – площадь в едином порыве танцевала каталь. Откуда-то сверху летели лепестки цветов, создавая розовую метель.

– Не хотите присоединиться? – вновь подал Вик свою руку Дейл. – Один тур…

– Красиво… – невпопад ответила Вик. – Очень красиво…

– Если забыть, что это Аквилита? – шепнул ей в ухо Дейл.

Она дернулась и посмотрела на него:

– Если учесть, что это Аквилита. Красота и смерть тут всегда рядом.

Дейл не выдержал и сорвал с себя платок. Сейчас он был чрезвычайно серьезен.

– Тори, вы всегда все видите в черном свете?

– Нет, просто… Аквилита так на меня действует, Дейл.

Она еще раз обвела глазами толпу и… вздрогнула от крика:

– Полли! Чумная Полли!!!

Вик еще успела посмотреть на так и не натянувшего на лицо шарф Дейла, а потом… толпа стала одним перепуганным существом, рвущимся прочь с площади по узким улочкам, не приспособленным для этого. Дейл выругался и, схватив Вик за рукав, к счастью, правой руки, потащил ее за собой прочь с площади, на которой начинался ад.

Вик оглянулась. Над площадью летел тихий шепот, заглушивший взвизгнувшие и замолкшие скрипки оркестра. Слова пробирали до глубины души даже не знакомых с историей Полли:

– Мамочка… Я хочу домой… Мамочка, вернись… Я буду хорошей девочкой… Я больше не буду болеть… Только вернись…

Мелкая светящаяся фигурка девочки в старинных одеждах летела над площадью, осыпая всех прахом. Фиксаторы послушно делали снимок за снимком. Магический импульс, посланный Вик, тут же вернулся, отскочив от Полли – призрака он бы прошил насквозь, а значит, девочка была из плоти и крови.

Ор, крики, плач и истерические молитвы доносились со всех сторон. Локти, толчки в спину, а впереди – напирающая толпа, спешащая на площадь и еще не понимающая, что тут уже властвует смерть. Дейл что-то орал, пробираясь вперед и таща за собой Вик. Кричали и плакали молоденькие леры. Падали и не успевали подняться люди. Толпа пыталась вырваться с площади любыми путями, даже по телам других – все равно их всех уже коснулась своей рукой Чума.

Было трудно дышать. Вик задыхалась в толпе, молясь только об одном – не упасть, иначе она не встанет. Кто-то истерически вскрикнул рядом, и Вик успела – она поймала левой рукой и вздернула вверх, помогая себе магией, перепуганную девушку лет шестнадцати, одетую в костюм кошки. Дейл почти сорвал голос, пытаясь образумить толпу, но ничего не выходило. Он удерживал Вик, не давая ей упасть, а толпа тащила и тащила их дальше, чтобы разбить об узкое горлышко улочки.

Вик заметила проулок с выступающими со стен домов пожарными балконами и выдвижными лестницами.

– Туда! – крикнула она Дейлу в ухо.

– Там… нас… раздавят! – хрипло ответил он, перекрикивая чьи-то стоны.

– Туда!!!

Вик дернула его в сторону, преодолевая разум толпы и заставляя рядом находящихся двигаться в нужном ей направлении. Ее зонт застревал в плотном потоке людей, цеплялся за одежду, сопротивлялся.

– Я не достану до лестницы! – проорал Дейл. – Не хватит роста!

Начало лестницы находилось на уровне второго этажа, чтобы бездомные не шастали и не спали на балконах.

– Я достану! – отозвалась Вик.

Первую пожарную лестницу из-за упрямого зонта Вик пропустила. Вторую она не могла себе позволить пропустить, иначе им не жить. Воздушный щит, спешно созданный Вик, принял на себя напор толпы, но надолго его не хватало – не так много было у Вик магических сил.

Сцепив зубы и укрепив правую руку магией, она остановилась и что есть сил выбросила руку с зонтом вверх. Закругленной ручкой она зацепила пожарную лестницу и потащила ее на себя. Со скрежетом лестница опустилась на землю. Дейл руками уперся в кирпичную стену и лестницу, давая Вик пространство, чтобы она могла влезть по ней. Ей оставалось только молиться, чтобы ее сил хватило удержать щит, иначе Дейла просто размажет по лестнице напор толпы.

Следом по лестнице на балкон полезла перепуганная, не верящая в спасение лера-кошка, потом еще кто-то. Дейл стоял насмерть, удерживая лестницу и помогая женщинам выбраться из толпы. Вик проорала лерам, чтобы они не останавливались и поднимались на крышу. Сама она осталась на балконе – ей еще спасать Дейла.

Левая рука Вик полыхала от боли. Рукав пропитался кровью – рана опять открылась, несмотря на обработку в больнице и свеженаложенные швы.

Лестница дрожала под напором толпы, металл ходил ходуном, крепления трещали. Вик сперва села на балконе, а потом легла, протягивая Тому руку.

– Давай! Ну же, Томас! Цепляйся за лестницу!

– Ты… меня… не вытянешь…

Щит Вик ослабел, собственные силы Дейла заканчивались. Его лицо побелело, вены на висках набухли. Толпа почти вдавила его в перекладины лестницы. Том еле дышал – кажется, ему сломали ребра.

– Держись, бешеные белочки!!! – не выдержала Вик, дергая лестницу вверх и надеясь, что Том удержится.

Кто-то склонился рядом с Вик и схватил почти потерявшего сознание инспектора за ворот мундира. Вик ругалась, держа тяжелое тело Тома, и тянула, тянула и тянула его на себя, вверх, на спасительный балкон. Том, машинально цепляясь скрюченными пальцами уже за переплетение металлического пола балкона, прошипел:

– Тори… Тори… отпусти…

– Иди к бешеным белочкам! – прохрипела она и, взглядом поблагодарив перепуганную и бледную леру-кошку, скомандовала: – Поднимаемся по лестнице – будем уходить крышами! Том, вставай!

Хорошо сержу Кирку – его голос и мертвых поднимает! Вик же добилась лишь легкого трепыхания Дейла. Пришлось перевернуть Тома на спину, нагло залезть ему под рубашку, нащупать переломанные ребра и обезболить.

– Вставай!

Магия – это все же сила, с которой не спорят. Пусть Вик и не умела сращивать ребра и лечить, но влить силы она могла. И этого Дейлу хватило, чтобы встать, качаясь и опираясь на плечо Вик.

– Чудесная… девушка…

– Я такая, мертвого достану! – подтвердила Вик. – А теперь – вверх!.. Эх, не время вашу Полли искать…

Она принялась подниматься по узким ступенькам, таща за собой Тома.

– Ее нельзя искать… Она же призрак…

– Призрак не летает на проводах, уж поверь, – хмыкнула Вик. – Я потом снимок предоставлю полиции.

– Ур-р-рою! – прохрипел Том, с трудом взбираясь на крышу.

– Меня?

– Храм, который… устроил… эту… бойню…

Вик, снова подставляя Томасу плечо, возмутилась:

– Храму хватает своих магов! Им провода не нужны для полетов!.. И Том… Буду рада, если ты вспомнишь, что ты чичероне…

– Кто? – ошеломленно посмотрел он на Вик. – Я думал… я кавалер…

– Кавалер, где ближайший доктор? Ты не продержишься долго.

А ей не хватит сил снова оживить Дейла.

– Туда… – Томас качнул рукой куда-то прочь от площади. – Надеюсь… ты знаешь… что делаешь…

Вик зашагала в указанном направлении, таща Тома за собой.

Все внутри выло, что надо расследовать по горячим следам! Надо вернуться и найти Полли и ее помощников! Но тяжело опирающийся на нее Дейл и измученные леры и нериссы сами не спасутся.

Потом. Потом она вернется на эту крышу. Или на другую – надо будет уточнить по снимкам в фиксаторах. Соберет улики. И найдет тварь, устроившую этот кровавый каталь. И даже не помешает Тому расправиться с ней. Или с ними. Один человек с таким бы не справился.

Глава 7 Жертва отцовских амбиций

Вик быстро поняла, что далеко их измотанный, напуганный и пытающийся расплакаться отряд не уйдет. Это она способна перебираться с крыши на крышу, а та же лера-кошка, которая безропотно подставила ей свое плечо, помогая идти, ни за что не перепрыгнет даже локоть расстояния между домами. Заметив первое же подходящее слуховое окно, Вик выбила стекло и, расчистив путь, стала помогать лерам и еле дышащему Тому пробраться на чужой чердак.

Небеса, как же она устала! Сердце трепыхалось в горле, дыхания не хватало, хотелось одного – сесть и забыться, но если не двигаться, то они все умрут. Точнее, умрет Том, о травмах лер она не знала. И значит, придется снова подставить плечо Тому, снова прошептать слова благодарности лере-кошке (наверное, потом надо будет представиться ей, когда все это закончится) и пойти, сцепив зубы, через гулкий, почти пустой чердак, облюбованный голубями, к двери, ведущей на половину слуг.

К запертой двери.

– Ох ты ж белочки! – выругалась Вик – времени взламывать отмычками замок не было.

Да, отец в том числе и этому ее учил. Он надеялся, что из нее вырастет хороший детектив, вопреки общественному мнению. Он не раз говорил, что Вик Ренар еще утрет нос чопорному обществу Тальмы. Жаль, что брат после смерти отца заупрямился и сказал: или Вик перебирается в кабинет и забывает об оперативной работе, или… где дверь, она знает. Вик бумажкам, анализу улик и построению гипотез выбрала дверь.

– Я… сейчас…

Том честно попытался выпрямиться, но Вик опередила его. Отпустив его и убедившись, что он не падает, она собралась с силами и выбила дверь, помогая себе остатками магии.

На миг стало темно перед глазами – не сразу Вик поняла, что чуть не потеряла сознание. Или все же потеряла, чего с ней отродясь не бывало. Отчаянно тошнило, голова кружилась, под ухом кто-то плакал, умоляя потерпеть, а Том куда-то запропастился…

Заставив себя все же открыть глаза, Вик поняла, что сидит на холодном кафельном полу лестничной площадки, рядом плачет лера-кошка, а здоровенный мужик куда-то тащит Тома прочь.

– По… ли… ция… Олфи… Тьфу!

Мысли Вик путались. Том как-то излишне радостно подсказал:

– Аквилиты!

Вик, цепляясь за железные стойки перил, встала и пошла вниз, опираясь на верную леру-кошку.

Свежий ночной ветер прогнал дурноту. Было странно оказаться на продолжающей веселиться улочке – происшествие на площади Танцующих струй для большинства масок осталось незамеченным из-за звукоподавляющего щита. Только спешащие прочь в растерзанных, помятых костюмах напоминали о давке. А в небе над площадью хищно кружили дирижабли, с которых по веревочным лестницам спускались констебли, чтобы подавить беспорядок. Лерам из отряда Вик пришли на помощь слуги дома, в котором они случайно оказались. Они поймали для большинства из них паромобили и отправили их по домам.

Том мужественно и, главное, беспрекословно оперся на плечо Вик и указал направление:

– Туда… Тут пара домов всего… Во двор… Там есть доктор…

Он кашлянул в ладонь и тут же вытер кровь о штаны.

– Надеюсь, – устало ответила Вик.

Ее силы были на пределе. Левый рукав пальто пропитался кровью. Капало даже с пальцев.

Хорошо, что Тому с другой стороны кто-то пришел на помощь, тоже подставив плечо и вызвавшись проводить до тихого двора-колодца. Молодой парень в костюме шута даже помог ему подняться по крутой лестнице заднего крыльца. Вик оставалось только молиться, что дверь им все же откроют – обойти весь дом и зайти как положено, с парадного входа, она была не в силах.

Удивительное дело – дверь открылась, и слуга в черном костюме безропотно впустил их в дом. Впрочем, когда навстречу из ближайшей комнаты вышел чем-то смутно напоминающий Тома мужчина в домашнем костюме, вопросы у Вик отпали.

– Отец… знакомься… это… Тори Ренар… – еле выдавил Том. – Моя буду…

Вик перебила его, сообщая старшему Дейлу:

– Сломанные ребра, ушиб легкого, легочное кровотечение и где-то потерянные мозги. Предполагаю, с рождения.

Мужчина лет пятидесяти, такой же блондинистый и улыбчивый, как и Том, представился, шире открывая дверь комнаты, из которой только что вышел.

– Нерисса Ренар, я хирург Алистер Дейл. Проходите в кабинет.

– Сперва Том…

– У вас кровотечение, нерисса.

Вик отмахнулась:

– Ничего, мне не привыкать. Сперва Том – он тяжелее.

– Хорошо, – согласился старший Дейл. – Тогда оба в кабинет!

Том, при поддержке слуги заходя в кабинет и почти падая на ближайшую кушетку, негромко выругался:

– Тысяча рыжих лисят… Я думал, не переживу эту ночь…

Вик, садясь на кушетку с другой стороны кабинета, хотела возмутиться – так ее родовым именем еще не ругались, – но потом махнула рукой. Сокрушитель с ним, с Томом! Она просто решила наслаждаться покоем.

Кабинет был большим – по две кушетки с каждой стороны, ширмы с белоснежными простынями, огромный рабочий стол у окна, множество стеклянных шкафчиков и столиков с колесиками. Старший Дейл быстро мыл руки в тазу, готовясь оказать помощь. Том же, с трудом стаскивая с себя куртку, продолжил:

– Отец… никогда не спорь с Тори… Упрямее я еще никого не встречал… Все равно настоит на своем…

– Что с вами случилось? – спросил Алистер Дейл.

У Вик не было сил отвечать. Она сидела, прислонившись к стене, и пыталась не провалиться в сон.

Ответил Том – вот от кого Вик не ожидала железной воли! Ей казалось, что этот паяц сдастся при первой же возможности, но это оказалось далеко не так.

– Давка… на площади Танцующих струй… Боюсь, там много пострадавших… Отец, ты нужен в больнице…

Давясь стонами, Том стащил с себя жилет, подтяжки и рубашку, то ли забыв о Вик, то ли совсем ее не смущаясь. Вик и раньше видела обнаженных на службе в Восточном дивизионе, так что смутить ее голым торсом было сложно. Правда, впервые она видела неодетым того, кто ей симпатичен.

Да, Дейл неожиданно вызвал в ней интерес, оказавшись не безнадежным шутом.

Том устало подмигнул Вик. И все же паяц! Но весьма симпатичный паяц – с развитыми мышцами на груди и прессе, с ровной загорелой кожей… и наливающимися чернотой отпечатками лестницы. Вик прикусила губу – и как он еще руки не сломал там, сдерживая толпу, чтобы Вик и леры выжили! Ей пришлось проморгаться, чтобы сдержать слезы.

Старший Дейл, вытирая полотенцем руки, тут же отдал распоряжение слуге:

– Стен, срочно ставь под пары мобиль – я сейчас тут разберусь, и отправим их в больницу.

– Никакой больницы!

– Только не это!

Вик и Том возмутились одновременно. Младший Дейл не удержался от нахальной улыбки:

– Тоже боишься докторов, Тори?

Он нагло сейчас воспользовался тем, что Вик простила ему своеволие с переходом на «ты».

Она, кстати, боялась не больниц. Вик боялась магов, всегда присутствующих в больницах на правах консультантов, а то и целителей.

– И зря, – сухо возразил старший Дейл, начав обследование Тома.

Сперва он его осмотрел, потом принялся слушать через деревянный стетоскоп, потом, странно при этом посмотрев на Вик, стал пальпировать грудную клетку. Закончилось все весьма быстро – уколом в плечо, тугой повязкой и капельницей. Том послушно лег на кушетку, укрытый одеялом, и моментально заснул. Жаль, Вик не видела, как горит синим огонек на его служебном фиксаторе на запястье.

Старший Дейл поставил ширму у кровати сына.

– Что ж, нерисса Ренар, ваша очередь. Не бойтесь, он спит и ничего не слышит. А подглядывать я его отучил еще в двенадцать лет.

Он все же раздвинул и вторую ширму, стоявшую возле кушетки Вик.

– Простите, что не расшаркиваюсь и прочее, но времени мало – надо ехать в больницу. Пожалуйста, разденьтесь, мне надо осмотреть место кровотечения.

– Конечно, – кивнула Вик и стала стаскивать с себя пальто и жакет.

– Не стесняйтесь меня, я хирург. И давал клятву врача. Ничего из того, что я увижу и услышу, не уйдет дальше меня и моих коллег по консилиуму, если это будет нужно.

Дейл помог ей стащить мокрую от крови блузу и тут же вгляделся в рану. Вик, оставшаяся в одном корсете, передернула голыми плечами.

– Когда вы поранились? И чем?

– Вчера на службе. Я констебль полиции Олфинбурга. Напоролась на нож. Говорят, что он проклят.

– Чушь, – отозвался старший Дейл. – Обычная рана, уж поверьте.

Вик пожала плечами. Кажется, ей не повезло (или повезло?) напороться на мага…

– Уже дважды накладывали швы, вчера и сегодня. А она все кровоточит и кровоточит…

Дейл безжалостно чуть холодными пальцами прощупал края раны и вынес вердикт:

– Надо шить.

Он принялся быстро набирать лекарство в стеклянный шприц.

– Простите, усыплять вас веселящим газом нет времени. Выдержите местную анестезию?

Вик бледно улыбнулась:

– Конечно. Делайте, что считаете нужным.

Он принялся делать укол за уколом вдоль раны.

– Позвольте уточнить, Тори…

– Да?

Она старалась смотреть в сторону, на белую простыню ширмы, за которой спит Том.

– У вас часто бывают кровотечения? Особенно в последнее время.

– Да, – подтвердила Вик – смысла скрывать свои недуги от доктора нет.

Дейл же продолжил, протирая руки спиртом и готовясь шить:

– Головокружение, учащенное сердцебиение, необъяснимая слабость, женские недуги?

– К чему вы клоните?

Он принялся шить.

– Не шевелитесь. Я наложу прочный обвивной шов, чтобы наверняка. А вы ближайшие дни не пользуйтесь магией.

Вик вздрогнула:

– Что?!

Дейл сухо напомнил:

– Не шевелитесь, Тори. Я хирург, я не выдам ваши секреты. Как давно у вас слетела печать?

Вик замерла, не зная, стоит ли отвечать.

– Тори, я вам не враг… Чуть-чуть потяну, потерпите…

Он завязал узел. Вик решилась и все же ответила:

– В шесть лет.

– Ясно. В ближайшее время постарайтесь дойти до храма и поставить новую печать.

– Ни за что!

– Тори, не шевелитесь! Я не желаю вам зла, я медик!

– Тогда вы должны понимать, что магия – это благословение!

Он оторвался от раны и посмотрел прямо в глаза Вик:

– Магия вас убивает.

– Ложь! – не задумываясь выпалила Вик.

– Простите, но Храм никогда этого не скрывал.

– Я не верю Храму! Отец говорил…

Дейл вздохнул:

– Ох, ясно. Обычная история самоуверенного родителя. Он хотел, чтобы вы выросли сильной девушкой и утерли всем нос, да? А сам при этом явно не был магом.

Вик прошептала:

– Не говорите так.

– Я медик и знаю, что говорю. Магия вас убивает. Каждый раз, когда вы пользуетесь ею, у вас открывается кровотечение – носовое, из десен, женское. У вас в последнее время постоянная депрессия, вы видите везде негатив. Вам трудно дышать – малейший ветер вызывает остановку дыхания… Откуда бы я знал ваши симптомы, если бы не изучал в университете болезни женщин-магов? Поверьте, это факт. Не верите мне – сходите в храм или к другому доктору, в библиотеку… А хотите, я дам вам справочник по болезням? – Он вновь заглянул ей в глаза.

– Я все решу сама, – твердо сказала Вик.

– Тори, не будьте жертвой желавшего утереть нос миру! Не будьте жертвой невоплощенных амбиций вашего отца, прошу! Все очень серьезно! Уже доказано, что гены, смягчающие воздействие магии, есть только у мужчин. Единственное, что коренным образом отличает мужчин от женщин, – это Y-хромосома. Именно там прячется ген, смягчающий разрушительное воздействие магии на организм. Я утешу вас, если скажу, что исследования, спасающие женщин от негативного влияния магии, уже идут вовсю? Быть может, скоро магия будет доступна и женщинам. Надо только чуть-чуть потерпеть и довериться прогрессу, защищая себя печатью… Тори, прошу, прислушайтесь к моим словам!

– Сколько у меня времени?

Он завязал последний узел на ране:

– Сколько вам лет, Тори?

– Почти двадцать один.

Дейл кивнул каким-то своим мыслям, положив пинцет с иглой в лоток.

– Сейчас наложу вам повязку… У вас максимум год, Тори. Потом начнутся необратимые изменения в организме, которые вам никто уже не вылечит. К двадцати трем – двадцати пяти годам вы сгорите. Вы уже умираете, Тори. Просто поверьте моему опыту.

– Я…

– Простите, что говорю это, но вам необходимо отказаться от магии во что бы то ни стало… И еще… Я не поблагодарил вас за жизнь Тома. Вы его выдернули с того света. Пусть мой сын обормот, но он мне очень дорог. Я в долгу перед вами за его жизнь.

Вик скривилась – стало понятно, в кого такой паяц Том. В отца, конечно же.

– Тори, обещайте, что мы с вами вернемся еще к разговору о вашей магии.

– Обещаю, – мрачно ответила она.

Все же Дейл не ошибся, когда описывал симптомы, беспокоящие ее последние годы. Ее доктор в Олфинбурге не был магом, поэтому все списывал на привычную женскую хрупкость организма.

– Я сейчас очень спешу. В доме, кроме вас и Тома, никого нет. Вы присмотрите за ним? Когда «Вита» закончится в сосуде, вам придется перекрыть капельницу и выдернуть иглу. Справитесь?

Вик улыбнулась:

– Попытаюсь.

– Спасибо, Тори… А сейчас прошу меня извинить, мне надо ехать.

Дейл принялся отмывать в тазу руки от крови Вик.

В кабинет вошел слуга, сообщая, что паромобиль готов. Заодно он положил на стул, не заглядывая за ширмы, свежие рубашки для Тома и Вик.

* * *

Вик осталась одна. Почти одна – спящего Тома можно не брать в расчет.

Она отмыла от крови руку, надела на себя мужскую сорочку. Ее блузу, жакет и пальто слуга куда-то унес, пообещав привести их в порядок. В мужской сорочке было непривычно, особенно от запаха – она пахла Томом. Чем-то неуловимо горьким и пряным. Приятным.

Вик, заправив сорочку в юбку и закатав слишком длинные рукава, отодвинула ширму, скрывающую Тома, и вернулась на кушетку, закутываясь в одеяло. Плечо было плотно забинтовано, так, что и не пошевелить им лишний раз. Дейл заодно сделал ей еще и поддерживающую повязку перед отъездом, уговаривая пользоваться ею, иначе на плече останется уродливый шрам. На шрам Вик было плевать, а вот утверждение, что он может повлиять на движения в плече, заставило воспользоваться повязкой.

Медленно капала «Вита» – дорогое лекарство, обогащенное магией. Том спал. Глаза метались под тонкими веками. На подбородке уже появилась щетина. Вик улыбнулась – дома ни отец, ни брат себе такого не позволяли. Кожа Тома приобрела почти живой вид – «Вита» любого поставит на ноги, причем быстро. Капля за каплей перетекало лекарство из стеклянного бутылька в резиновую капельницу, кое-где переходящую в стеклянные трубки, чтобы можно было следить за ним.

Капля за каплей… Уж лучше их считать, чем думать об отце. О магии. О собственной скорой смерти. О брате, которого Вик, кажется, не так поняла. Но он сам балбес – мог бы и открыто поговорить! Семья же, на нее принятые в обществе правила о невмешательстве в чужие дела не распространяются! В чем-то Том прав: чопорность Тальмы – иногда большое зло.

Тут же в голову пришла глупая мысль. Том не маг. А она? Уже тоже не маг? Но если бы не магия, Вик бы не остановила Коротышку после ранения, не смогла бы его арестовать. Если бы не ее магия, она бы не обезвредила грабителя в поезде. Если бы не магия, сегодня Том погиб бы. Отказаться от печати и прожить короткую, но яркую жизнь, как, видимо, хотел ее отец? Или пойти в храм и стать беспомощной на службе, отказаться от мечты стать первым детективом-женщиной?

Впрочем, чья это была изначально мечта? Отца или ее?..

Капли в бутыльке закончились, и Вик с трудом перекрыла зажимом толстую резиновую трубку. Выдернула иглу из Тома, наложила ватку на сгиб локтя… Потом Вик вернулась на свою кушетку, снова закутавшись в одеяло. Теперь, когда не было капель, отвлекающих от мрачных мыслей, стало совсем плохо.

Умереть или жить, будучи никем?

Вик зажмурилась и… к счастью, провалилась в сон.

* * *

Том проснулся среди ночи и уставился в белый потолок, пытаясь понять, что происходит.

Точно. Тори. Каталь. Толпа. И усыпивший его отец.

Том повернул голову набок. На соседней кушетке спала, свернувшись калачиком, Тори. Такая хрупкая, сильная и язвительная. Нежная и невероятная… Хотя нет, с нежностью он дал маху. Это не про Тори.

Том сел, осторожно проверяя, как отреагирует тело на движения. Было немного больно, но не более того. Бутыль на штативе сияла этикеткой. «Вита».

Странно, что отец его усыпил. Как-то после ранения в брюшную полость он вытаскивал пулю из Тома под местным обезболиванием, а тут расщедрился на сон. Странно это.

Том натянул на себя свежую сорочку, подошел к Тори и бережно взял ее на руки. Спать – так с комфортом, а не на жесткой кушетке. Он понес Тори в собственную спальню на второй этаж. Нет, в доме имелось несколько гостевых спален, но там было сыро и не натоплено в отличие от его спальни. Сам же он поспит на диване в кабинете, не привыкать. Все равно ему надо узнать, что такое отец хотел скрыть от него.

Уложив Тори в постель и укрыв ее одеялом, Том направился в кабинет. Включил свет, потом запустил вычислительную машину Брауна-Эрха. Та замигала лампами, загудела, готовясь к работе. Включать мелкий экран, для удобства оснащенный лупой, Том не стал. Служебный фиксатор на запястье, записывающий только звуки (его функция – помощь при опросе свидетелей), Том отключил, вытащил из него потенцитовый кристалл и загрузил его в приемник вычислителя. Подкрутил верньер звука и принялся прокручивать запись.

Разговор с начальством – мимо.

Расследование смерти Бин… Том не удержался и пару раз прокрутил вперед-назад запись, где Тори ругалась: «Паяц…» Голос звонкий, с капелькой усталости, но такой… родной, что ли. Бывает же – раз увидишь человека и понимаешь: вот тот, кого ты всегда ждал!

Крики, шум площади, свой собственный хриплый голос… Хм… Пожалуй, это лучше пропустить. Потом сделает копию и сдаст начальству.

И вот – голос отца:

– Магия вас убивает.

– Ложь!

Том замер, ничего не понимая. Чуть вернулся назад, на начало разговора на фоне собственного храпа. Потом еще раз.

И как он не понял? Как не заметил, что Тори – маг?! Впрочем, он сам был слаб, а во время Вечного карнавала применяется столько магии, что неудивительно, что он не заметил. Иногда и маги-ищейки сдаются и теряют след от буйства магии в Вечный карнавал.

Том вытащил кристалл и загрузил его обратно в фиксатор. Отключил вычислитель и открыл окно. На улице еще было темно. Ветер принес запахи океана и прелых листьев.

Том пытался осознать две простые вещи: Тори маг и она умирает. А значит, выхода нет. Надо писать письмо в Инквизицию. Он не мог представить себе мир без нее.

Глава 8 Закрытые дела

Вик с трудом открыла глаза под громкий стук и непонятное «завтрак в номер!». Обстановка вокруг была незнакомая. Стены приятного кремового оттенка, обитые шелком, крепкая мебель в мужском стиле – уж стулья точно мужские, с высокой спинкой и подлокотниками. Камин, над которым висит оружие. Через неплотно закрытые шторы пробивался яркий солнечный свет. Это совершенно точно не номер в «Королевском рыцаре». Она до него вчера… сегодня ночью так и не добралась. И это был не кабинет, в котором Вик заснула.

– Тори-и-и, еда стынет! – надрывался за дверью Том.

Вик прошипела себе под нос:

– Невоспитанные белочки!

Заявиться в девичью спальню! Это же за гранью воспитания!

– Тысяча ренарят, вот так романтические порывы и гибнут на корню! – смешливо раздалось ей в ответ.

Вик села в кровати и поняла одно: сюда, до этой спальни, она добралась не сама, а значит, ее принес Том. Тогда, получается, он ее и так видел. Шокировать его нечем.

Вик глубоко вдохнула, выдохнула и мягко сказала:

– Входи.

Он вошел – с подносом в руках и бумажной папкой под мышкой. Том был неожиданно домашним, в сорочке с расстегнутым воротом и темно-синих брюках на подтяжках. Впрочем, брюки были форменными. Вик не удержалась от вопроса:

– И почему же ты, Том, улизнул со службы? Опять!

Парень кашлянул, подал Вик столик-поднос с завтраком и нагло сел рядом, благо широкая кровать с балдахином это позволяла.

– Я не улизнул.

– Улизнул! Если бы ты взял отпуск по состоянию здоровья, что неудивительно после вчерашнего, я бы еще поняла. Но ты вышел на службу и сбежал.

– Не сбежал. Тори, откуда такие сведения?

– На тебе форменные брюки.

– Тысяча все замечающих ренарят! – хмыкнул Том и резко сменил тему: – Знаешь, Тори, тебе безумно идут моя сорочка, моя кро… – Он спешно поправился под грозным взглядом девушки: – Моя подушка, мое одеяло и мой дом. После сегодняшней ночи я просто обязан это сказать: выходи за меня замуж, Тори!

Вик не сдержала первых попросившихся на язык слов:

– Сумасшедший паяц! У меня уже есть жених.

Впервые в жизни она была благодарна отцу за помолвку с Хейгом.

– Отобью! – расплылся в улыбке Том.

– Как-то это некрасиво звучит по отношению ко мне, словно я легкомысленная особа, – не удержалась Вик, заставив Тома подавиться булочкой, которую он неосмотрительно откусил.

– Тысяча… бешеных… ренарят! Я не это имел в виду! Тори, ты спасла мне жизнь, украла мое сердце! Ты та, кого я, кажется, всю жизнь ждал!

– Сватаются, когда уже не кажется, – строго сказала Вик. – И Том… давай не будем об этом больше. Я человек, а не переходящий приз за долг жизни.

Том согласно кивнул:

– Хорошо. Давай не будем об этом.

Вик, отпивая непривычный черный чай без сливок, снова спросила:

– Так что тебя подвигло сбежать со службы?

Парень со стоном выдохнул:

– Тори-и-и… Сейчас обеденное время – мое законное время находиться где угодно. Мне угодно здесь. Я очень спешил, потому что, хоть и предупредил прислугу, чтобы она удерживала тебя в доме всеми правдами и неправдами, я боялся, что невысохшие после стирки блузку, жакет и пальто ты объявишь отговорками и сбежишь.

Вик, аккуратно намазывая джемом тост, согласилась с ним:

– Да, это совершенно точно отговорки.

Он без слов протянул ей папку.

– Что это?

– Дело нериссы Стеллы Бин. Я его закрыл за отсутствием состава преступления.

– Разве все экспертизы уже готовы? И ты пришел к однозначному выводу?

– Уже, Тори. Кстати, дело о пропаже нера Эрика Бина тоже скоро будет закрыто с той же формулировкой – за отсутствием состава преступления.

Вик отложила в сторону тост.

– Не поняла, если честно.

Том залпом выпил свою чашку чая и предложил:

– Давай, ты пообедаешь, а я тем временем тебе все расскажу?

Она неуверенно кивнула:

– Давай… Ты просто гений сыска – за полдня справиться с двумя делами!

Том пожал плечами:

– Просто повезло. Стеллу Бин никто не убивал. Мне жаль, Тори, но это так.

Вик выгнула бровь, совсем как Эван:

– Аргументируй.

– Во время осмотра тела судебный хирург нашел спрятанную в рукаве записку, объясняющую поступок нериссы.

Вик серьезно посмотрела на Тома. Не мог же он поверить в такую простую уловку преступника? Том не удержался и пробурчал, теряя свою привычную уже улыбку:

– Тори, вот откуда в тебе столько недоверия? Смотри.

Он забрал папку себе, развязал завязки, достал небольшой лист бумаги и принялся зачитывать вслух:

– «Дорогая моя Стелла! Я вынужден с прискорбием сообщить, что Эрик во время нашего с ним похода сорвался в пропасть на Сокрушительном мосту. Я ничего не мог поделать, мне ужасно стыдно, но, когда я смог спуститься к нему, он уже был мертв. Я вызвал к нему егерей, они обещали достать из пропасти тело Эрика и доставить его домой. Твой…»

Он закончил читать. Вик потянулась за письмом:

– «Твой» кто?

Том пожал плечами.

– Уже не прочитать. Все письмо в каплях слез.

Вик повертела в руках бумагу, всю закапанную… слезами? Уж водой точно.

– Как удачно, больше всего слез попало на имя отправителя.

Она всматривалась в почерк, старательно запоминая его особенности. Завитушки у букв «б» и «в» довольно интересные – может пригодиться для опознания почерка. Жаль, что гогглы далеко и нельзя зафиксировать само письмо. Память – довольно ненадежная штука.

– Тори-и-и! Иногда так бывает – слезы непредсказуемы! И предполагаемое имя отправителя письма нам известно – это некий Элайджа Кларк. Во всяком случае, именно это имя назвали егеря. Констебли уже ищут его.

Вик одобрительно кивнула:

– Хорошо. Что показали обыск в апартаментах и результаты дактилоскопии письма и оконных ручек?

Вик подтянула к себе папку и принялась быстро просматривать бумаги.

– Впрочем, можешь не отвечать, уже вижу. Твои констебли несильно и старались с осмотром комнат.

Том грустно улыбнулся:

– Тори, ты все никак не можешь смириться с тем, что это не убийство?.. На оконных ручках отпечатков не обнаружено – слишком много слоев краски, неровная поверхность, так что ничего найти не удалось. На письме отпечатки пальцев Стеллы и незнакомые нам «пальчики» – их пробивают по базе, полагаю, это и есть отпечатки пальцев Кларка. Я звонил егерям леса Сокрушителя. Коронер еще не прислал свое заключение, но егеря сказали, что причина гибели Эрика Бина не криминальная – обычная невнимательность. На Сокрушительном мосту регулярно происходят несчастные случаи… Ты, наверное, не знаешь, но на самом деле там нет никакого моста. Тропа заканчивается обрывом и начинается снова через пять ярдов. Вот эти пустующие пять ярдов и называют мостом. Хозяйка доходного дома нера Кьяри подтвердила, что Бин часто ходил в походы – он был местным краеведом. С кем он ушел в последний поход, она не знает. Придверник тоже не в курсе. Все логично и обычно, Тори.

– Кроме того, что Эрик не предупредил о походе, и расстояния от дома до тела Стеллы.

Том возразил:

– Расстояние легко объяснимо состоянием аффекта у нериссы Бин. И я сегодня утром встречался с парой коллег Бина. Они как один утверждают, что Бин был невероятно рассеян и увлечен своим делом – восстановлением истинного облика Аквилиты. Когда ему попадалась интересная карта, или зарисовки, или какие-то заметки, он был потерян для общества и семьи. Так что легко объяснить и то, что он не сказал о походе. В день предполагаемого похода Бин был невероятно встревожен и утверждал, что нашел что-то невозможное. Сказал, что ему необходимо время для проверки, пообещал объяснить все позже.

Том широко улыбнулся, считая, что закрыл все дыры в расследовании.

– Еще вопросы, Тори?

– Где список знакомых Стеллы и Эрика? Его твои констебли не составили?

Том мурлыкнул:

– Тор-р-ри-и-и!.. Конечно, список есть! Просто я его не захватил с собой. И даже их опросы уже оформлены и подписаны. Напоминаю: это Аквилита, тут запрещены самостоятельные расследования. Я не хотел бы тебя вытаскивать из камеры, а ведь, зная имена знакомых и приятелей семьи Бин, ты бы не остановилась и пошла сама их расспрашивать. Я прав?

Вик поджала губы – а он неплохо изучил ее за эти неполные сутки знакомства… Или почти двое суток, если учитывать происшествие в поезде. Том победно кивнул:

– Я прав!.. Тори, небесами клянусь: если что-то будет странное в отчете коронера, если будет хоть малейшее сомнение в ненасильственной смерти Бина, – я тебе сообщу. И даже посоветуюсь с тобой. И даже разрешу принять участие в расследовании. Но пока ничто не говорит о том, что было преступление.

Вик посмотрела в его довольное, расплывшееся в улыбке лицо и сдалась:

– Хорошо.

– Я молодец?

Том хитро посмотрел на Вик. Той пришлось подтвердить:

– Молодец.

Он заливисто рассмеялся и откинулся на подушки, удивляя Вик своим поведением. Одно дело, когда так ведет себя брат, и совсем другое, когда так поступает почти незнакомый парень.

– Хорошо, когда тебя хвалят умные и красивые девушки! – пробормотал Том куда-то в балдахин.

– Паяц, – вновь не удержалась Вик.

– Счастливый паяц, Тори!

– Ладно, с делом Бинов все почти ясно. А что по поводу давки на площади Танцующих струй?

Том скривился и сел:

– Сложно все, Тори.

Он явно собирался с мыслями, и Вик, желая помочь, забросала его вопросами:

– Много погибших? Когда объявят траур? Что решили с Вечным карнавалом? Кто ведет расследование?

Том громко и крайне обреченно вздохнул – вот любит он театральщину!

– Погибли тридцать шесть человек. Раненых – больше двух сотен. Всем пострадавшим в давке выплатят компенсацию. Траура не будет – из-за звукоподавляющего щита город давки не заметил. Пострадавшие спешно покидают город, но приезжают новые гости.

Он бросил на Вик виноватый взгляд:

– Что-нибудь еще?

Вик хмурилась, ничего не понимая:

– Как могут приезжать новые гости и покидать город пострадавшие, если власти должны были объявить карантин из-за явления Полли?

Том напомнил:

– Но Полли-то ненастоящая.

Вик серьезно посмотрела на него.

– Это мы с тобой знаем об этом.

– Все были в масках, так что чумы не будет.

– То-о-ом, ты был без маски!

Тот парировал, повторяя:

– Так Полли ненастоящая! Никакой угрозы чумы нет, поэтому и карантина нет, Тори!

Она грустно улыбнулась:

– Значит, карнавал продолжится? Прямо на костях погибших в давке?

Том встал с кровати и прошелся по комнате:

– Тори, ты преувеличиваешь. Никто не будет пля…

Вик его перебила:

– Но именно так и будет, если карнавал продолжится! Это просто неуважение к мертвым!

– Никто не может закрыть карнавал – ты же помнишь про проклятие?

Том встал у окна и раскрыл плотные шторы, впуская день в спальню. Судя по низкому солнцу, Вик хорошо поспала – вечер не за горами.

Вик отставила в сторону столик с едой:

– Я не знаю настоящих условий проклятия.

Том тихо отозвался:

– Их никто точно не знает. Тайна.

– Еще бы, – согласилась с Томом Вик. – Зная точные слова проклятия, легко найти в катакомбах вашу Полли и развеять эту тайну.

– И тогда…

– Не подсказывай, – оборвала она Тома. – Я помню. Придет ужасная Тальма, запретит храмовникам-дореформистам продавать ваши храмовые милости, а городскому совету – наживаться на веселье в поминальную луну. Я помню. И я заметила, что главным вы считаете маски от проклятия, а не веселье. Это… Том, это бесчеловечно – веселиться, когда погибли люди. Даже если город их смерть не заметил.

– Тори, я… Мне самому тошно. Мы с тобой же там были.

Он сложил руки на груди, привычно меняя беседу, – любитель уходить от неприятных тем.

– Тебе, кстати, компенсация положена.

– И тебе, да? Ты поэтому такой покладистый?

– Мне не положена, я же констебль.

– М-да, что я еще могу сказать… Только ругаться! Кто будет вести расследование?

– Особый отдел полиции. Даже не проси, я ничем не смогу помочь. Я там никого не знаю. И, поскольку дело касается Храма, к расследованию также подключили Инквизицию.

– Кого?! – опешила Вик.

Том повторил:

– Инквизицию. А что?

Вик качнула головой. Вот кого она всегда избегала, так это инквизиторов. Если от отца Сэмюэля, викария их прихода, еще можно было скрыть магию, то от инквизиторов скрыть подобное сложно, если не невозможно.

Том повторил вопрос:

– Что не так?

Вик мрачно сказала, обдумывая, стоит ли вмешиваться в расследование:

– С Инквизицией все не так. Они же до сих пор ведьм ищут, словно Темные века продолжаются. – Вик вздохнула и честно призналась: – Как любая девушка, я боюсь, что меня могут признать ведьмой и запечатать.

– Тори, печать, блокирующая магию, – это же благо! Она спасает жизни! Это благо!

Она печально глянула на Тома.

– Ты уверен, что все объявленные ведьмами так считают? Почему-то для мужчин магия – благо, и только за женщин все решили Храм и Инквизиция.

Том уперся взглядом в пол.

– Тори… понимаешь… запечатанные ведьмы… они же не сами по себе живут… У них есть родственники… Отцы, братья, сыновья, женихи, мужья… Вокруг этих женщин есть те, кто не сможет жить без них… Нельзя такой вопрос решать единолично, потому что многим эти женщины нужны и важны, как воздух… Их любят и нуждаются в них… И печать – это право мужчин защитить свою возлюбленную… Во всяком случае, так считают у нас в Аквилите…

Вик, прежде чем Том привычно начнет хвалить свой город, меняя тему, оборвала его:

– Бешеные белочки, Том! Ты сейчас лихо испортил мое впечатление о тебе! И это притом, что я не ведьма!

– Тори… прости…

Она призналась:

– Знаешь, всех девочек чуть ли не с рождения начинают пугать: «Попадешься инквизитору, и он заберет тебя!» Мы же все с рождения запечатанные, и никто из нас не знает, ведьмы мы или нет, слетела печать или нет. Попадешься ты инквизитору или нет.

– Тори…

Том выглядел таким виноватым, так залился румянцем, что Вик прогнала страхи прочь и тихо сказала:

– Ладно, Том, давай не будем об этом.

Наверное, это у нее скоро станет самой частой фразой – «давай не будем об этом».

– Расследование будет вести инквизитор Аквилиты и Вернии адер Дрейк. Инквизитор Тальмы отец Корнелий сейчас далеко в Лиссе, так что…

– Дрейк – дореформист?

– Именно, – подтвердил кивком Том и храбро добавил: – Если ты не знала, то я тоже дореформист. Хотя чаще мы просто говорим «Храм», обозначая вас реформистами.

Вик нахмурилась и не удержалась от вопросов – прежде дореформистов она не встречала:

– И ты ходишь на службы, внимая языку, который вымер шесть столетий назад и который никто не понимает, даже сами храмовники? Храмовники, которые опускаются до блуда и заключения браков с монашками! Ты…

Том опустил глаза, но твердо произнес:

– Тори, прошу, не начинай. Я же не говорю ничего обидного про твою веру. В любом случае, несмотря на разные Храмы, боги у нас одни. Это важнее языка, на котором мы произносим молитвы.

Вик стало стыдно за свою горячность. Том вправе выбирать свою веру, если она вправе выбирать жизнь с магией или без. Иного не бывает.

– Прости, Том. Я не права. Признаю.

– Собственно, что я хотел предложить. Адер Дрейк сейчас где-то в Вернии. Полагаю, он прибудет не раньше вечера, так что у нас мало вре…

Вик тут же вскочила с кровати, все поняв:

– На крыши!

Том бледно улыбнулся:

– Именно. Это наш единственный шанс узнать, что же произошло ночью. Что скажешь, если мы полностью разденем меня?

– Что?!

Вик моментально вытянула вперед правую руку с механитом. Стрелка как раз была в синем секторе.

– Повтори!

Том вздохнул:

– Вот не понимаешь ты шуток, Тори… Я имел в виду свой гардероб. Твоя одежда – в плачевном состоянии. Могу предложить к уже одобренной тобой сорочке теплый рыбацкий свитер, брюки, подтяжки и куртку. Что скажешь?

Вик опустила руку:

– Скажу, что ты был в секунде от отключки. – Она все же нашла в себе силы улыбнуться. – Но одежду приму. Только… Меня за непотребный вид не отправят в тюрьму?

Том в который раз напомнил:

– Это Аквилита. Тут во время карнавала Городской совет постоянно устраивает маскарады в мэрии.

– И?..

– И часто бывают маскарады с переодеванием в одежду противоположного пола. Тут никого не удивить нериссой в брюках. Что-нибудь еще?

Вик честно призналась:

– Кусочек твоей вечной самоуверенности.

– Запросто! Это всегда пожалуйста.

Он шутливо принялся раскланиваться.

– Паяц, – в который раз не удержалась Вик. – Лучше иди за одеждой. А я пока приведу себя в порядок.

Он выпрямился, лихо щелкнул каблуками и кивнул:

– Будет сделано!

Том вышел из спальни, а Вик села обратно на кровать. Ноги не держали. Несмотря на всю браваду перед Томом, ей было страшно.

Инквизитор. Настоящий. Будет тут вечером, если уже не приехал. Что ж…

Проверив свои догадки на крыше, дело Полли она легко забудет, хотя странное отношение к случившемуся у местного лер-мэра не могло не настораживать. Зато будет больше времени на расследование убийства Стеллы. Вик еще помнила ее слова: «Я навестила всех его знакомых и друзей – его никто не видел». Так что некий Элайджа Кларк, незнакомый Стелле, не может не настораживать. Томасу же лучше об этом не знать – не будет отговаривать и переживать. Просто надо быть чуть-чуть осторожнее, чем обычно, и держаться подальше от дела Полли. Пожалуй, даже снимки с фиксаторов гогглов она распечатает в Олфинбурге.

Да. Так она и поступит. Полли – Храму, дело Стеллы – себе. Это важнее.

Глава 9 Инквизитор

Дрейк стоял, прислонившись плечом к медленно остывающей каминной трубе, и сосредоточенно грыз леденец-трость. Клонило в сон, несмотря на выпитый кофе, – день Дрейка начался слишком рано. По телу расползалась не слишком приятная усталость. Работы еще предстояло много, время поджимало, а результатов было ноль. Гордиться было нечем.

С крыши доходного дома Денев площадь Танцующих струй видна как на ладони. Сейчас она была почти пуста – не то что этой ночью. Полицейские еще на рассвете на дирижаблях вывезли все тела, следственные действия были завершены. Последние эксперты уехали час назад. Пожарные смывали кровь с мостовой. Вода с журчанием уходила в дождевую канализацию – никто не увидит, никого не потревожит странно розовая вода. Кто-то уже сворачивал брандспойты и убирал насосы. Дворники мерно подметали ближайшие улочки, готовя площадь к вечернему веселью. Клерки из мэрии собирали в мешки многочисленные игрушки, лежащие у фонтана, которые принесли обитатели ближайших домов. Считается, что только игрушками можно откупиться от Полли.

И никому не было дела до погибших тут. Только мраморные ангелы в фонтане оплакивали загубленные души. Алчность, сребролюбие и аморализм давно поселились в Аквилите. Траура не будет. Город не узнает о случившемся. В газетах лишь напишут о неприятном инциденте, не более того.

Городской совет уже лихорадочно думал, как вернуть в городскую казну потраченные на выплату компенсации деньги. Когда Дрейк на рассвете осматривал тела погибших, адер Теодор шепнул ему, что на ночном совещании было решено устроить бал Королевы Аквилиты. Корону за определенную мзду вручат нужной девушке, если ее родственники вовремя подсуетятся. Вырученные за корону деньги пойдут на покрытие дефицита после выплаты компенсации, если не осядут в карманах нужных людей. В Аквилите это часто случается. Большие деньги портят людей.

Дрейк крепко сжал челюсти. Аквилита и ее нравы были ему не по душе. Леденец хрустнул в зубах, ломаясь, и Дрейк сунул в рот остатки сладкой трости. Не чревоугодие, конечно, но тяга к сладкому – тоже в какой-то степени грех. Пожалуй, единственный грех, от которого Дрейк не собирался отказываться. И от гордыни тоже. Считать, что за тобой водится лишь один грех, – это гордыня и есть. Дрейк захрустел остатками леденца, брызнувшего вкусом сладкой клубники с кислинкой лимона. Забавный вкус. Единственное хорошее, что с ним случилось за этот долгий день. Надо будет наведаться в лавку сладостей и купить себе еще леденцов.

День не спешил заканчиваться. Он начался часа в два ночи, когда Дрейка вырвал из сна звонок адера Теодора – его храм как раз выходил на площадь Танцующих струй. Потом вслед за адером телефонировал владыка Венсан. Последним, когда Дрейк уже спешил к стоящему под парами мобилю, позвонил владыка Джастин из храма реформистов Тальмы.

Ему пришлось опуститься до общения с Дрейком по одной простой причине – его инквизитор отец Корнелий не успевал вовремя приехать в Аквилиту. Даже дирижабль доставил бы его к вечеру, не раньше, поскольку дирижабли не летают через Серую долину – слишком опасно. Отказывать владыке Джастину в помощи Дрейк не стал, ведь боги у них общие. Но даже не это главное. Понятие справедливости – одно на всех в этом мире.

Он полночи добирался до Аквилиты, а потом сразу же принялся за расследование – нельзя подвергать веру в Храм и богов недоверию. В мире вовсю поднимается учение агностицизма, а от него до атеизма один шаг. Жаль, что боги, даруя миру свое дыхание – то, что простые люди называют магией, а ученые – эфиром или информационным полем, – не подарили каждому способность видеть его. Иначе сомнений в существовании богов не было бы.

Вот как раз сейчас серый, хватающий языками боли сердца прохожих эфир волновался и бунтовал на площади Танцующих струй. Надо будет попросить адера Теодора провести службу и успокоить встревоженное дыхание богов на площади. Ни к чему новые жертвы.

Дрейк выпрямился, похлопал себя по карманам в надежде на самый последний леденец, который, конечно же, не нашелся, и решил, что его отдых подошел к концу, надо возвращаться к службе.

Он вновь прокрутил в голове показания очевидцев, которых успел опросить и на месте, и в ближайших больницах. Все сходились в одном – Полли летела высоко над площадью со стороны телефонной станции. К сожалению, куда именно летела Полли, никто точно сказать не мог – тогда уже началась давка, и людям было не до этого. Адер Теодор тоже был свидетелем лишь начала полета, в чем признался, покраснев не хуже помидора, – тяжко каяться инквизитору в грехе праздности и тяге к обычным человеческим слабостям вроде танцев. Бедняга Теодор всерьез верил, что именно любовь к каталю приведет его к суду Сокрушителя. Пришлось отпустить ему грехи прямо посреди опроса о полете Полли. И ни одного снимка, ни одного четкого описания Полли. Она летела высоко на фоне черного неба, и испуганным людям было некогда к ней присматриваться. А ведь в музее сохранились ее прижизненные портреты. Людям было не до того, они пытались выжить.

Дрейк никогда не сталкивался с призраком Полли. Его назначили в Аквилиту чуть больше года назад, но он сильно сомневался, что Полли – та самая ужасная Полли, держащая в страхе Аквилиту, ищущая своих родителей и готовая обрушить чуму на город, – летела ровно, не опускаясь вниз, не ища безмасочников, не заглядывая в глаза и не спрашивая никого про родителей. Это не походило на поведение призрака, озабоченного поисками, – уж этих он встречал на своем пути. Обеспокоенных, уставших, злых, потерявших надежду, желающих одного – найти свою цель и упокоиться. Интересно, Полли какая из призраков-поисковиков? Озлобленная или уставшая? Хотя глава инквизиции адер Нолан в корне не был согласен с Дрейком, называя Полли призраком-проклятием. Вот только такие призраки не ищут родителей…

Мужчина посмотрел на телефонную станцию, которая располагается с другой стороны площади. Это высокое здание с монструозной антенной, от которой, как щупальца осьминога, расползаются во все стороны телефонные провода, закрывающие небо над площадью. Только узкие улочки-выходы с площади не опутаны проводами. Полицейские дирижабли дежурят именно там, поэтому они не сразу смогли прийти на помощь.

Дрейка волновал один вопрос, который не давал покоя и владыкам: явление Полли этой ночью – мистификация или нет? Он лично перед Вечным карнавалом обновил печати на всех оставшихся входах в катакомбы, а их всего три на всю Аквилиту. И его печати были не из тех, что сами слетают. Дрейк по прибытии в город первым делом объехал все входы и проверил печати – все были целы. Вот только никогда нельзя упускать из вида возможность появления новых входов.

Страх чумы витает над Аквилитой, смешиваясь с алчностью. В катакомбах под городом скрыты сокровища пятивековой давности. Всегда найдется человек, в котором жажда наживы побеждает страх перед чумой. Вдобавок, нередки в Аквилите землетрясения, трещины после них могут достигать не только катакомб, но и более поздних штолен. В горах Аквилиты до чумы чего только не добывали – мрамор, известняк, гранит, кремнезем… Это сейчас все шахты закрыты, а входы в них завалены – чума выбиралась и из них. Смертельным бациллам все равно, был бы сквозняк, разносящий их.

То, что печати не сорваны, не означает, что эта Полли – мистификация. А вот странный полет…

Глаза Дрейка вновь уперлись в телефонную станцию. Тут тысячи, если не десятки тысяч проводов, по которым умелый акробат может пролететь над площадью. Даже веревки натягивать не надо. Пора искать материальные признаки Полли, и чем быстрее он разберется в случившемся, тем лучше.

Храм в любом случае обвинят в халатности, если Полли вырвалась из катакомб, или в специальной мистификации, чтобы закрыть Вечный карнавал. Владыка реформистов только вчера произнес очередную гневную речь о недопустимости карнавала в Аквилите. И тут эта мистификация… Ситуацию можно вывернуть как угодно, смотря кто больше заплатит газетчикам в стремлении довести до читателей свою версию происходящего. В чем-то лер-мэр, накладывая запрет на сообщения о случившемся, даже прав.

Надо работать. Надо искать следы Полли. Сейчас эфир не может показать следы призрака – слишком он был встревожен многочисленными смертями, – а значит, работать придется по старинке, роя носом землю.

Со стороны пожарной лестницы донеслись шаги и голоса. Дрейк нахмурился и чуть подался назад, скрываясь за каминной трубой, – пословица, что преступников тянет на место преступления, неспроста родилась. Быть может, мистификаторы Полли вернулись, чтобы проверить, не остались ли улики на крыше?

– Том, как ты себя чувствуешь? – послышался женский, высокий, довольно красивый голос.

Дрейк чуть подался из-за трубы. Говорящая и сама будет красива, если вылечить ее малокровие – слишком бледна, с болезненно-восковидной кожей, на которой живы только веснушки. Тонкие губы, классический нос, интересные глаза. Одежда странная, явно с чужого плеча: мешковатые брюки, рыбацкий свитер с ярким рисунком и распахнутая кожаная куртка на меху. Течение эфира неправильное. В норме он обтекает запечатанную, но здесь… явно сорвана печать – эфир проникает в девушку. Маг или нет? Дрейк знал: не каждая женщина с сорванной печатью – маг, не каждая женщина-маг – ведьма. Уж с ведьмами он сталкивался. Одна из встреч закончилась плачевно для него – луной в храмовом госпитале и ранней сединой. И назначением в Аквилиту. Дрейк прищурился. Неужели это та самая Виктория Ренар, на которую этим утром поступил донос? Секретарь еще спешно докладывал, что, судя по всему, девушке недолго осталось.

– Я в порядке, – выдохнул парень, шагая следом за девушкой и сияя примесью чужого эфира в теле – кажется, его недавно вернули с того света.

Полицейский мундир с нашивками инспектора с головой его выдал. Том Дейл, доносчик собственной персоной. Забавно.

Дейл продолжил:

– Как твое плечо?

Ренар – если это она, конечно, – вздохнула:

– Терпимо.

Дрейк проверил оба плеча. Эфир замер, не отвечая. Ладно, потом уточнит… И все же… Маг или нет? Дейл утверждал, что ведьма. Причем одной ногой в могиле.

Тем временем девушка вытянула правую руку вперед, указывая куда-то в небеса и на многочисленные провода.

– Видишь? Я же говорила – тут даже веревки натягивать не надо. Телефонная компания хорошо поработала для Полли. Делаешь блок и летишь над площадью, изображая призрака. Изобретательно и отвратительно.

Дрейк не сдержал улыбку. Невероятно, но она пришла к тем же выводам, что и он.

– Тори, проверим слуховые окна? – предложил Дейл, и Дрейк кивнул своим мыслям.

Точно, Ренар. Виктория Ренар. Тори или Вик.

Она ответила Дейлу:

– И выходы на чердаки. Этот дом и как минимум три следующих. Полли, судя по траектории, летела куда-то сюда… Жаль, что нельзя расспросить придверников о посетителях, интересовавшихся чердаками, и о неполадках с телефонной связью…

Дрейк чуть наклонил голову набок. А вот про это он не подумал.

Впрочем, ему не нужен именно тот самый провод, по которому летела Полли. Ему нужны сама Полли и те, кто ее отправил в полет. Жаль, добиться осмотра телефонной станции ему не удалось. Зато если будут найдены следы Полли тут, то владелец станции сдастся и допустит его до осмотра.

Ренар присела на корточки у первого слухового окна. Том засуетился рядом:

– Тори, может, я?

Она подняла глаза на парня, и Дрейк подался чуть назад, чтобы его не заметили.

– Скажи на милость, это где тебя на службе учили взламывать окна?

– Тысяча ренарят, Тори! Я как бы детектив! Меня такому не…

Ренар его оборвала:

– А меня учили. Никогда не знаешь, что может пригодиться молодой девушке.

Жаль, Дрейк не видел, что именно она делает – обзор заслоняла широкая спина Дейла. Эфир молчал – магию Ренар не применяла. Маг или нет?

Хлопок, скрип… Дейл наконец-то догадался сесть рядом с Ренар. Та, нацепив на себя откуда-то появившиеся гогглы, принялась тщательно осматривать подоконник и окно.

Дрейк фыркнул. Вот откуда потоки эфира в Ренар! Потенцитовые механиты разрешены для использования женщинами, хотя их эфиропотоки ослабляют печати и допускают проникновение эфира в тело.

Значит, возвращаемся к первому пункту: запечатанная или нет?

Опять что-то заскрипело, кажется, закрывающееся слуховое окно. Ренар выпрямилась.

– Пусто. Здесь никого, изображающего Полли, не было. Продолжим поиски?

Дейл с видимым усилием тоже поднялся.

– Продолжим.

Дрейк решил, что пора бы вмешаться и возглавить поиски. Он выступил из-за трубы и мягко улыбнулся:

– Во имя Храма, я так понимаю?

Ренар вздрогнула и почему-то первым делом уткнулась взглядом в белоснежную (ночью она точно была белоснежной) сутану. Дейл побелел и склонился в легком поклоне.

– Добрый день, адер Дрейк.

Тот в свою очередь чуть наклонил голову в приветствии:

– Добрый день, инспектор Дейл. Добрый день, нерисса Ренар. Полагаю, вы во имя Храма вмешались в расследование?

Ренар быстро взяла себя в руки и поправила его:

– Во имя справедливости. Это важнее в данном случае.

Дрейк внимательно рассматривал ее. Он чувствовал исходящий от нее страх и видел, как она пытается справиться с ним. Это удивило Дрейка. Такие девушки редкость, а если она маг, то ее победа над собственным страхом в разы ценнее. Он улыбнулся.

– Храм – это сердце богов. Вы думаете, что в божьих сердцах нет справедливости? Это же ересь.

Дейл чуть подался вперед, прикрывая собой Ренар.

– Она не это имела в виду, адер…

Дрейк его перебил:

– У нериссы Ренар есть свой язык, не стоит затыкать ее. Она сама в состоянии ответить. И… нерисса, вы же знаете, что слово «ересь» означает лишь «школа мысли»? Ничего страшного я не сказал. – Он перевел взгляд на Дейла. – Кстати, инспектор Дейл, вас уже больше трех часов разыскивает мой секретарь для дачи показаний. Он сейчас как раз опрашивает придверников дома Денев. Вас не затруднит спуститься к нему и ответить на вопросы?

– Я…

Дейл поперхнулся словами. Дрейк добавил:

– Пожалуйста. Это в ваших интересах. Ведь это вы отправили запрос…

Дейл побелел и бросил затравленный взгляд на Ренар. Дрейк мысленно усмехнулся. Как строчить доносы и называть знакомую женщину ведьмой, так мы храбрецы, а как давать показания Инквизиции, так сразу страшно! Ничего. Давид, его секретарь, проучит этого инспектора.

Ренар вновь удалось удивить Дрейка. Она сделала шаг вперед.

– Том, я пойду с тобой. Все будет хорошо.

– Не стоит, нерисса Ренар, – вмешался Дрейк. – Мы с вами продолжим расследование. Так будет быстрее.

Ренар явно победно улыбнулась, ничем иным эта ехидная улыбка и сияние сокрушительно умных глаз быть не могло.

– Какое расследование, адер Дрейк? Я законопослушная гражданка и не провожу никаких расследований. Как и Дейл. Просто ночью, спасаясь от давки, мы повредили замок на слуховом окне и теперь вот явились, чтобы его починить. Правда, кажется, ошиблись крышей – темно было… Мы пойдем?

Дрейк прищурился. В этой паре явно лидировала Ренар, Дейл лишь послушно за ней кивал. Скорость мыслей Ренар просто поражала. Если она маг… это будет очень интересно.

– Ренар, я все же вновь попрошу вас остаться.

Кажется, он сказал что-то не то, судя по вспыхнувшим румянцем щекам девушки.

– Хо. Ро. Шо, – медленно, по слогам ответила Ренар. – Том, я свидетель, что тебя забрала Инквизиция. В случае…

– …чего? – предпочел Дрейк оборвать ее. – Мы давно изменились, нерисса Ренар. Костры – которые, кстати, зажигали не мы, а светские власти – давно догорели и запрещены. Инквизиция даже цвет сутан изменила с красного на белый, потому что на белом…

Ренар подхватила его мысль:

– …слишком хорошо видна кровь. Только я не знаю, как часто вы меняете сутаны, адер Дрейк.

Последние слова прозвучали откровенно ядовито. Если она маг, то уже на стадии превращения в ведьму. Все видит в черном свете, всех подозревает, готовится к худшему. И ошибается, как все ведьмы.

Дрейк развел руками:

– Не так часто, как хотелось бы, Ренар… Охота на ведьм запрещена. Мы лишь отыскиваем женщин-магов – или, по-другому, эфирниц, – с которых слетела печать, и спасаем им жизни.

– Как-как? – не поняла его Ренар.

Он терпеливо пояснил:

– Женщины, владеющие магией, называются у нас магами, а у реформистов – эфирницами.

Про последнюю стадию болезни, которая и приводит к появлению ведьм, сейчас лучше не упоминать.

– Перечницами и солоночницами, – пробормотала Ренар, чем рассмешила Дейла, тот даже губу прикусил, чтобы сдержать смех.

Дрейк поправил ее:

– Солонками. Сосуды для соли называются «солонки»… Некоторые горячие головы предлагали называть бывших ведьм эфирками по аналогии с мужчинами-эфирниками.

– И что же их остановило?

Ренар ткнула в бок давящегося смехом Дейла. Она явно пыталась его образумить, но получалось у нее плохо.

Дрейк крайне серьезно сказал:

– Аналогия с зефирками, конечно же.

Дейл все же сдался и рассмеялся, разряжая атмосферу, чего Дрейк и добивался. Он заметил, что тревожность у Ренар заметно снизилась. Она даже прошептала Дейлу:

– Паяц. – И почему-то тут же уточнила: – Два.

Может, она и не обречена стать ведьмой…

Дрейк махнул рукой в сторону пожарной лестницы.

– Дейл, идите уже. Треугольник на сердце, с вами все будет в порядке! Как и с нериссой Ренар, которая поможет мне в расследовании.

Он проводил взглядом моментально сникшего Дейла, попрощавшегося с Ренар и направившегося к лестнице. Оставалось надеяться, что его мучает проснувшаяся совесть. Времена изменились. Не пишут уже доносы. Не пишут – приходят лично из-за волнений за любимую или родную женщину, причем именно с ней.

Дрейк повернулся к Ренар и пояснил:

– Я инквизитор. Запреты светской власти меня не касаются. Я имею право нанимать в свой штат любого, кто мне подходит. Если вас и дальше заинтересует расследование дела Полли, то смело можете всем мешающимся говорить: «Во имя Храма!» Вам никто не посмеет отказать, особенно если добавите мое имя. И в качестве жеста доброй воли давайте обменяемся информацией.

– Вы первый! – недоверчиво сказала Ренар.

Ненадолго ее расслабленности солонками и зефирками хватило. Надо все же проверить ее печать.

Дрейк послушно кивнул:

– Хорошо. Оба владыки отрицают вмешательство Храма в случившееся. Храм не собирается оглашать произошедшее и объявлять траур.

Ренар хмуро подошла к краю крыши, наблюдая за Дейлом. Дрейк тоже кинул взгляд вниз. Дейл как раз подошел к секретарю.

– Еще бы, терять деньги на продаже храмовых милостей!

– Вы реформистка? – уточнил Дрейк.

– Да.

Это немного осложняло дело. Совсем немного.

– Учтите, по вашему Храму ударят сильнее. Мой Храм, как всем известно, не против карнавала. Он против излишнего веселья, а это не одно и то же… Продолжим? И не смотрите так – мне тоже не по душе отсутствие траура…

Ренар удивленно посмотрела на него, а Дрейк улыбнулся. Не будет же он говорить, что у нее живая мимика. Она так яростно поджимает губы, когда ей что-то не нравится…

– Я лично обновил эфирные печати на выходах из катакомб. И я их проверил этим утром. Печати не сорваны.

Ренар вновь поджала губу – у женщин слово «печать» ассоциируется только с одним.

– Что-нибудь еще? – спросила она.

– Я, как и вы, подозреваю, что эта Полли – мистификация. А вот почему светские власти так в этом уверены, для меня загадка. Не вы ли им сообщили о своих подозрениях?

Ренар медленно качнула головой:

– Нет. И не Том… То есть не Дейл. Он не стал бы скрывать от меня такое.

Дрейк вздохнул – ей еще предстояло разочароваться в Дейле.

– Значит, не вы…

Ренар прищурилась, рассматривая его в упор. Обычно молодые нериссы себе такого не позволяют.

– Как вы считаете, что значит отсутствие траура?

Дрейк вновь не сдержал улыбки – кажется, ему решили устроить экзамен.

– Я думаю, что тут возможны два варианта, и оба связаны с тем, что Полли – мистификация. Первый: лер-мэр и Городской совет сами наняли тех, кто изобразил полет Полли. Неприятный, противный вариант и, надеюсь, самый невозможный.

– А второй?

– А второй…

Эх, и почему леденцы закончились так внезапно?..

– Лер-мэр точно знает, где Полли, и уверен, что она не могла выбраться наружу. Этот вариант предпочтительнее.

– Почему? – словно на допросе хищно спросила Ренар.

Ей бы злобного констебля на допросах обыгрывать…

– Потому что он дает надежду на то, что Полли можно спасти. Спасти ее душу и отдать ее Созидателю. И… мне кажется, Ренар, сейчас ваша очередь быть откровенной.

Глава 10 Внезапный союз

Быть откровенной…

Вик поджала губы, вызывая почему-то легкую улыбку на лице Дрейка. Быть откровенной – и с кем? С инквизитором! С ужасом, которым ее пугали с детства! Но надо быть честной – за все время разговора его палец ни разу не ткнул в ее сторону с обвинительным «ведьма!». А говорят, что инквизиторов не обмануть… Вик вздохнула. Может, все не так страшно, как пугал ее отец?

А ради чего быть откровенной? Ради Храма? Она сама себя поправила: ради справедливости. Ради нее можно быть откровенной хоть с самим Сокрушителем!

Она еще раз осмотрела инквизитора от макушки до мысков грязных туфель. Белые короткие волосы, сейчас немного спутанные и забывшие о расческе и помаде… Или инквизиторам не пристало поддаваться мирской суете? Грех тщеславия или какой там еще, про тягу к красоте и опрятности? Будем считать, что он пытается не грешить. Усталое, откровенно пропыленное лицо. Умные, чуть прищуренные глаза. Раздвоенный подборок – признак, опять же, ума и силы, как считают физиогномисты. Грязная, длинная, когда-то белая сутана с пелериной. Рукава, вопреки словам Дрейка, в крови. Уже бурые капли слишком заметны даже на пропыленных рукавах.

Поймав ее взгляд, Дрейк принялся отряхиваться и приводить себя в порядок. Рукав сутаны задрался, и Вик заметила выписанные рунами женские имена на левом запястье. А Дрейк шалунишка, оказывается! Делает татуировки с именами возлюбленных монахинь… Или это имена пойманных и запечатанных ведьм? Ее имени там никогда не будет!

Дрейк одернул рукава сутаны и признался:

– Кровь из-за того, что я осматривал тела погибших. Ужасное зрелище… Впрочем, вы на площади ночью и сами были, Ренар.

Вик лишь кивнула. Надо все же на что-то решаться. Знать бы еще, не выйдет ли ей это боком.

Имя «Дрейк» многозначно. Это и «дракон» – тот самый, который спасал молодых Созидателя и Сокрушителя. Это и «змея», что больше подходит инквизитору. Это и «селезень». Надутый, самоуверенный селезень – очень похоже на Дрейка, кстати. Несет ли он на себе отпечаток имени, как утверждают нумерологи, и какое именно значение ему больше подходит? «Дракон, змея или индю… селезень? Кто вы, адер Дрейк?» – Вик так и подмывало спросить.

Дрейк продолжал молча ее рассматривать. Бешеные белочки, нельзя же надолго затягивать паузу, надо что-то говорить! И почему в голову лезут, отвлекая, всякие глупости?!

– Откуда вы знаете, как меня зовут? – спросила она наконец.

Дрейк бросил на нее странный, совсем нечитаемый взгляд.

И лицо у него непроницаемое, не угадать эмоции, не понять, говорит он правду или лжет!

– У меня хороший секретарь, нерисса. Он утром подготовил справку со всеми пострадавшими. Вы там указаны вместе с инспектором Томасом Дейлом. Вас внес в списки хирург Дейл. А еще вашим именем ругается инспектор.

Вик прикрыла глаза. Тысяча сумасшедших белочек!

Знать бы еще, как инквизиторы определяют сорванную печать. И как выявляют ведьм. Зефирок то есть. Дейлу «зефирки» явно понравились. Знал бы он еще, что стоял рядом с одной из них.

Разум подсказывал самое верное решение – держаться от инквизитора подальше. Как можно дальше. Вот только долги всегда надо отдавать. Этого правила придерживался отец, этого правила придерживалась и она сама как одна из Ренаров. Долги надо отдавать. А Дрейк… Адер Дрейк мимоходом дал ей возможность законно довести до конца дело о смерти Стеллы Бин. А значит…

– Констебль Восточного дивизиона Олфинбурга. Тальма.

Последнее Вик добавила специально, вспомнив, что аквилитцы почему-то не считают свой город частью Тальмы.

– Виктория Ренар, к вашим услугам.

Дрейк улыбнулся и чуть склонил голову:

– А мы с вами, оказывается, коллеги.

Вик поперхнулась словами, не позволяя им вырваться. Обычно слова теряли ее собеседники, услышав ее звание, но Дрейк… Он как ни в чем не бывало пояснил:

– Инквизиция означает дознание. Я с точки зрения закона дознаватель, то есть ваш коллега. И смею напомнить, что полиции тоже совсем недавно пришлось менять общественное мнение о себе. Раньше раскрытия преступления добивались агрессивным допросом. Рукава мундиров полиции по локоть в крови, как и наши сутаны. Но мы изменились. И полиция тоже.

Вик не удержалась и поджала губы – изменились они, как же!

Дрейк мягко продолжил:

– Да, признаю, что и у вас, и у нас еще остаются те, кто логическому решению дознания предпочитает грубую силу и пытки. И это прискорбно. Но мы коллеги, констебль Ренар, причем в почти одинаковом незавидном положении из-за «славы» наших предшественников.

Вот кому не пришлось дважды объяснять, как правильно к ней обращаться! И ведь знает, что это не ее зона ответственности, но уважает все равно. Бешеные белочки, почему единственный понимающий человек – и тот инквизитор?!

Вик решила опустить его напыщенную речь и просто рассказала то, что знала о Полли и случившемся:

– Мы с инспектором Дейлом вчера оказались на площади Танцующих струй как раз в момент появления Полли. Она летела со стороны телефонной станции. Летела нереально ровно, не меняя направления и высоты, что несвойственно призракам. Причем скорость полета явно возросла к середине площади. У меня сразу закралось сомнение, что она летит сама.

О магическом импульсе ни слова – она еще жить хочет!

– Учитывая провода, натянутые над площадью, есть вероятность, что Полли скользила по одному из них. Ничем иным я такой ровный полет объяснить не могу.

– Как она выглядела?

Вик пожала плечами:

– Сложно сказать. Она летела высоко, было трудно разглядеть.

И о фиксаторах в гогглах и снимках ни слова. Дрейк еще не заслужил такого доверия.

– Светящаяся в темноте фигурка в старинных одеждах… А, еще с нее летел прах.

– С призрака? – удивился Дрейк.

– Мне тоже это показалось странным, но людей это очень впечатлило.

– Вы видели портреты Полли в музее естествознания?

Вик качнула головой – вот как-то до музеев она еще не добралась. Дрейк тут же добавил:

– Если вас не затруднит, констебль, я буду вам признателен, если вы посетите музей и потом мне сообщите, насколько похожа Полли с площади на Полли с портретов.

– Хорошо. Я постараюсь сегодня же зайти в музей… Забыла сказать – с появлением Полли над площадью пронеслись ее слова. Что-то о матери и о том, что она будет хорошей девочкой. Голос был странный.

– Чем именно?

Вик нахмурилась, чувствуя себя как на допросе. Хорошо еще, что серж Кирк выдрессировал ее стойко на такое реагировать.

– Он словно доносился со всех сторон площади одновременно. Не сверху, а именно со всех сторон. И было эхо. Совсем небольшое, но было.

Дрейк задумчиво полез в боковой тайный карман сутаны, расстроенно вздохнул, не найдя там того, что искал, и уточнил:

– Ревун?

– Простите?

Он тут же улыбнулся уголками губ.

– Это вы меня простите. В городе есть система оповещения. Ее прозвали ревуном. Город стоит у океана, вдобавок расположен в горах. Часто бывают шторма, затапливает улицы. И еще землетрясения. Пришлось городскому совету раскошелиться и создать систему оповещения. Уличные ретрансляторы тут установлены повсеместно… И опять возникает закономерное подозрение об участии городского совета или его клерков в происходящем. В рубку ретрансляции просто так не попасть… М-да… Спасибо, это очень ценное наблюдение. Что-нибудь еще вам бросилось в глаза, констебль Ренар?

Вик пожала плечами:

– Больше ничего… Можете обращаться ко мне просто по фамилии – я сейчас в отпуске.

– Как скажете, нерисса Ренар.

Вот ведь понятливый…

Он указал на следующее слуховое окно.

– Что ж, пойдемте искать материальные следы нашей Полли?

– Пойдемте, – согласилась Вик.

Чем быстрее они проверят все окна, тем быстрее закончится их неприятное знакомство.

Дрейк галантно предложил ей руку, согнутую в локте, но Вик натянуто улыбнулась.

– Что вы, как можно, адер Дрейк!

Он же храмовник, должен понимать неуместность этого жеста!

Инквизитор замер, всматриваясь в Вик, а потом послушно распрямил руку.

– Как скажете, нерисса Ренар.

Он направился к ближайшему слуховому окну. Вик пошла следом.

Вместе с Дрейком проверка шла довольно быстро. Он магией открывал окна, магией же их запечатывал, а Вик с помощью гогглов тщательно осматривала подоконники и рамы. Пыль, снова пыль и запустение. Никаких следов, никаких отпечатков. Окно за окном. Дом за домом.

Нельзя не заметить, что Дрейк постоянно пытался к ней прикоснуться. Он подавал руку, когда она вставала с корточек, заканчивая очередной осмотр. Он пытался помочь перепрыгнуть узкие проходы между домами – всего-то полтора локтя, Вик сама легко справлялась. Он пытался предложить ей руку, когда они шли от одного слухового окна к другому. Можно это все оправдать светским воспитанием, но Вик хорошо знала, что через прикосновение легко обнаружить магию. Отец Дейла – прекрасное тому доказательство. Поэтому Вик ускользала и ускользала от руки Дрейка, напоминая с улыбкой: «Что вы, адер Дрейк!»

Но все равно она зазевалась…

Это было девятое по счету окно, обследованное Вик вместе с Дрейком, и десятое, если считать все окна. Вик подалась вперед, не веря своим глазам.

– Чисто! Чисто, Дрейк!

Он вздохнул:

– Что ж, продолжим поиски дальше.

Вик подняла на него глаза.

– Вы не понимаете! Чисто, потому что кто-то вытер пыль!

Она повернулась к подоконнику, чтобы зафиксировать в памяти гогглов состояние подоконника, и тут… Адер Дрейк подошел почти вплотную, наклонился к подоконнику и… к Вик. Она вздрогнула – зазевалась! Вот же идиотка! Он не должен уловить в ней магию, эфир – как ни назови это!

Тяжелая мужская ладонь легла ей на левое плечо – на то самое, раненое. Страх обнаружения затопил Вик. Дрейк не должен почувствовать ее магию! Ее надо чем-то скрыть! Механит на руке дико раскалился, как и гогглы, они обжигали кожу. А потом все тело пронзила боль, взорвавшись огненной вспышкой. Вик с трудом подавила стон, качнулась в сторону и прислонилась к оконной раме…

Кажется, Вик даже сознание на миг потеряла, потому что, придя в себя, увидела взволнованное лицо Дрейка прямо перед собой.

– Простите, Вик! Ради всех богов простите, я не знал!..

– Там рана, вы и не обязаны знать, – прошептала она, едва шевеля непослушными губами.

Хорошо, что у нее есть такое оправдание. Что бы она делала без него?

– Я из-за нее в отпуске. Вы не могли знать…

– Простите еще раз, Ви… нерисса Ренар.

– Чего уж… Раз назвали по имени…

Кажется, все мужчины Аквилиты умеют с легкостью ломать дистанцию. Это не Тальма, где Эван десять лет решался назвать ее по имени, да и то дальше «Виктории» не продвинулся.

Дрейк мягко улыбнулся и напомнил:

– Вы… ты первая назвала меня по имени… Я могу чуть-чуть помочь?

– Чем? – напряглась Вик.

Бешеные белочки! Еще бы понять, что она сделала… Что вообще произошло?

– Сниму боль.

Она поджала губы и согласилась:

– Да.

Поздно дуть на угли, когда пламя занялось по всему дому. Он уже прикоснулся к ней и не заорал «ведьма!». Это же что-то да значит?

Он легко скользнул рукой по ее лбу.

– Спасибо… Сейчас станет легче.

Что-то Вик этого не заметила.

Дрейк, кивнув каким-то своим мыслям, отодвинулся от девушки и скользнул мимо нее в окно, проникая на чердак.

– Вик, давай сюда.

– Бешеные белочки, что же ты творишь…

Голова еще кружилась, отголоски боли ходили почему-то по всему телу, и двигаться вообще не тянуло, но было надо. Она протянула ему руку.

– Вик, я удержу, – мягко сказал Дрейк. – И никому не скажу.

Она громко вздохнула и проглотила рвущиеся из нее проклятия, потому что он проигнорировал ее руку, подхватил за талию и втащил на чердак. Дрейк, удерживая Вик в объятиях, помог ей выпрямиться и не протестовал, пока она пыталась продышать дурноту в его сутану.

– Еще бы ты сказал, – прошептала Вик. – Стыдно признаваться, что слоном прошелся по возможным уликам, затаптывая их.

Дрейк не сдержал смешок.

– Ты неподражаема.

– Я никому не скажу, что ты затоптал улики.

Он чуть отпустил ее и прислонил к стене.

– Стоять можешь?

– Могу, – кивнула она.

Голова прояснялась, боль уходила прочь. Даже плечо не ныло, хотя Вик уже привыкла к ране и не замечала ее. Наверное, все же его магия сработала.

– Тогда…

Дрейк отстранился и указал на свои ботинки, которые зависли в дюйме от пола.

– Техника хождения по эфиру. Специально, чтобы не затаптывать улики.

– И не оставлять следов! – выдохнула потрясенная Вик.

Шок окончательно прогнал остатки дурноты.

– Это же… Вороватые белочки, теперь нельзя доверять даже отсутствию следов на месте преступления!

– Это уровень мастера эфира. Все мастера эфира известны, и заслужить это звание очень сложно.

– Сам себя не похвалишь…

– …окружающие и не поймут, – закончил фразу по-своему Дрейк. – Отдохни, Вик, я сам все осмотрю. Не могли же тут затереть все следы – чердак просто огромен.

Вик была с ним согласна. Гулкое, совершенно пустое помещение, в котором даже голуби не воркуют. Странно, в Тальме вот на чердаках просто не протиснуться – хозяева предпочитают хранить там старые вещи, десятилетиями, если не веками, скапливая поломанные стулья, устаревшие бюро и шкафы, пианино и корзины со старым бельем, которое продать старьевщику еще жалко.

– Почему здесь так пусто? – спросила Вик Дрейка, ходящего по чердаку, пронизанному косыми солнечными лучами, расчерчивающими пол на квадраты оконных проемов.

– Требования пожарников. Или пожарных? Вечно забываю.

Вик кивнула. В чем-то Аквилита лучше, чем Тальма. В Тальме частенько пожары начинаются именно с захламленных чердаков. Только где тогда местные хранят свои старые вещи?.. Впрочем, это неважно.

Дрейк присел у очередной каминной трубы, уходящей на крышу.

– Вик, подойди, пожалуйста, сюда. Полли была босой, да?

– Босой вроде бы.

– Настоящая Полли должна быть босой – пять веков назад ботинки были сокровищем, недоступным слишком многим, в первую очередь детям.

Вик осторожно подошла к Дрейку и присела рядом.

Кажется, зря она нарушила границу. Надо было держать дистанцию. Шальная радость от осознания собственной правоты там, у окна, смыла границы. Она поджала губы. Теперь уже ничего не изменить.

Дрейк пальцем указал на небольшой след в пыли.

– Смотри. Самый четкий. Тут их много, но этот сохранился лучше всех. Руна созвучия…

Он пальцем вывел незнакомую руну внутри следа, и… след осветился мертвым синим цветом, а от него цепочкой потянулись другие, плохо уцелевшие в пыли. Они зажигались и спешили прочь к лестнице.

Вик обреченно опустила голову.

– Тебе плохо, Вик? – забеспокоился Дрейк.

Ей было отвратительно плохо хотя бы потому, что Вик не знала, должна она видеть этот мертвенный свет или нет. Но не инквизитору же в этом признаваться! Пожалуй, привычный женский трюк с дурнотой тут как нельзя кстати.

Дрейк без дальнейших вопросов подхватил Вик на руки и понес к лестнице.

– Проследим за следами нашей Полли. Надеюсь, это именно она. Тут периодически ее следы закрывают чужие, явно мужские, так что, быть может, и настоящего мистификатора найдем, как только попадется целый след. Руну, кстати, запомнила?.. Если нужно, я ее тебе зарисую.

Вик крепче сжала веки, изображая дурноту. Вот сейчас точно прозвучит «ведьма!».

Но Дрейк спокойно продолжил:

– Имея под рукой заряженный механит вроде того, который у тебя на правой руке, ты всегда можешь напитать руну силой. И еще: преследуемому и окружающим, кроме ищеек, следы не видны.

Вик приоткрыла один глаз и задышала чуть громче.

– Мне уже лучше… адер… Дрейк…

Хватит, поиграла. Лучше расстояние, чем такие уроки магии. Пара уроков Дрейка, и она тоже станет седой, как лунь. Как сам Дрейк.

– Как скажете, Ренар… нерисса Ренар.

Дрейк остановился на лестничной площадке и опустил Вик на пол. Теперь хотя бы понятно, почему на него монашки вешаются. Сильный, понятливый и притягательный, как всякий грех.

Но инквизиторы же вроде обет чистоты дают, как все монахи. Запретный плод всегда сладок, особенно когда он еще и красив. Это в Тальме после Реформы нет монахов – монастырские земли отошли под власть короны, – а тут… тут каждый храмовник – монах. Во всяком случае, обет чистоты каждый приносит.

– Бешеные белочки… – выругалась в очередной раз Вик, поправляя на себе одежды.

Все же даже подростковая одежда Тома ей слегка велика и неудобна.

– Это вы о себе?

Дрейк протянул руку и поправил выбившуюся из ее прически прядь волос, отправив ее под ремень гогглов.

– О себе? – не поняла Вик.

– Вас никто никогда не сравнивал с белкой? Вы очень похожи на нее.

– Меня чаще лисой называют.

Вик стала спускаться по лестнице, придерживаясь за перила.

– Лисы не настолько любопытны, а вот белки – да.

Дрейк пошел вслед за ней по светящейся цепочке следов Полли.

Пусть это будет Полли! «Скорее бы разобраться в этом деле», – вздохнула Вик – ей еще заниматься делом Стеллы.

Им навстречу стали попадаться люди – прислуга этого дома, – ведь они с Дрейком шли по черной лестнице. Волшебные слова «во имя Храма!» (или, скорее, белая сутана Дрейка) отгоняли прислугу быстрее, чем когда-то дубинка в руках Вик и крик «Восточный дивизион!».

Их практически без слов выпустили из дома во внутренний двор. И тут цепочка следов закончилась. Дрейк испытующе посмотрел на Вик.

– Нерисса Ренар, как вы думаете, что это может означать?

Вик пожала плечами, понимая, что не только она имеет право экзаменовать.

– Или ребенка взяли на руки, или Полли села в паромобиль.

– Верно! Что ж…

Дрейк внимательно посмотрел на нее, словно что-то решая для себя.

– Вы сильно устали за сегодня, Ренар. Советую посетить музей, если будут силы, и вернуться в гостиницу – вам сегодня нужно отдохнуть. Никаких приключений и поисков Полли, с этим справятся мои люди. Сейчас направлю их по следам, а сам начну объезжать цирки – их по случаю праздника в Аквилите пять.

– Да, – согласилась с Дрейком Вик. – Чем выискивать следы Полли, проще сразу поискать ее среди акробатов.

– Отдохните сегодня, нерисса Ренар. Думаю, даже посещение музея может подождать.

Она улыбнулась ему:

– Тогда прощайте, адер Дрейк.

– Еще увидимся, – легким поклоном попрощался Дрейк.

Вик спустилась по короткой лестнице и даже отошла на пару ярдов. А потом все же обернулась и призналась:

– У меня в гогглах есть несколько снимков площади Танцующих струй, там, возможно, есть и Полли. Вам прислать?

Дрейк замер на миг, потом улыбнулся:

– Буду премного благодарен. В музее есть хороший вычислитель с магопечатью. Если скажете «во имя Храма!», счет пришлют мне, а не вам.

– Хорошо, я так и поступлю.

Глава 11 Музей

Дрейк взглядом провожал спешащую прочь Вик. Надо же… Впервые он не понимал, что произошло. Точнее, не что, а почему. Он лишь случайно оперся на плечо Вик, а эфир взбунтовался, вырываясь, кажется, из механитов и устраивая силовой шторм, который чуть не покалечил ее. Дрейк еще бы понял, если бы удар пришелся на него. В чем-то он его и заслужил – забыл про слова Дейла о ранении Вик и умудрился прикоснуться именно к тому самому плечу. Но эфир ударил по Вик. Неполадки в механите? Или Вик все же ведьма? Тогда почему удар достался ей? Он сам более подходящий вариант.

Дрейк вздохнул. Что-то он упустил из виду, чего-то он не понимает. Шторм у магов провоцируют сильные эмоции – страх, отчаяние, ненависть, желание защитить или защититься. Но это все не про Вик. Она же должна понимать, что защищена от Инквизиции. Ей пока ничто не может грозить. Абсолютно беспричинный силовой шторм. К счастью, он быстро закончился и – еще одно чудо – не покалечил Вик.

Год назад Дрейк сам был в эпицентре шторма, когда попытался убедить одну женщину-мага в стадии ведьмы сдаться Инквизиции. Ему это не удалось, и силовой шторм прочно уложил Дрейка в госпитальную койку. Эфир не знает слова «жалость». Он лишь инструмент в руках магов, ведьм и колдунов. Последние тоже существуют – не одним же женщинам страдать от повреждений мозгового кровотока эфиром. Хотя чаще, конечно, запретная магия, эксперименты на людях, чернокнижие и прочее – это сознательный выбор магов.

Вик тем временем остановилась в арке, ведущей прочь из двора, стащила с себя гогглы, повертела их в руках, потом задрала рукав куртки. Она рассмотрела механиты и обнаружила, что они полностью разряжены, если не хуже, – в арке эхом разносилось что-то о белочках и утиных самцах (так его именем еще не ругались). Механитам в силовом шторме приходится плохо, особенно если причина шторма – они сами. Оставалось только надеяться, что снимки с площади Танцующих струй у Вик не на этих механитах хранятся.

Дрейк покачался с носка на пятку. Хватит гадать о Вик, надо срочно что-то решать. Дело осложнялось тем, что по документам, которые успел за это бешеное утро собрать Давид, его секретарь, Ренар находится под опекой. Без опекуна Дрейк ни проверить Вик, ни запечатать, ни снять печать не может. Новая этика, за которую он сам был всеми руками «за», умудрилась отомстить ему в деле Ренар.

Дрейк нахмурился. А Вик знает о новых правилах?..

* * *

Вик хотелось ругаться в небеса. Может, то, что случилось там, на крыше, и спасло ее от Инквизиции, но оно плачевно сказалось на механитах. Что вообще она там натворила, понять бы еще. Жаль, что объяснить и помочь некому. Не к инквизитору же с этим идти.

Она оглянулась напоследок, покидая двор. Адера Дрейка она больше не увидит, и это к лучшему. Оплатит долг снимками, если на кристаллах что-то уцелело, и смело забудет эту историю сразу же после ремонта механитов.

Солнце клонилось куда-то к Ривеноук, обещая вечер. Пахло прохладой и влагой. На улочках стали появляться люди – кто-то спешил со службы, кто-то уже готовился к веселью, еще без масок, но уже в ярких карнавальных костюмах. Ветер трепал золотистые кроны деревьев, засыпая листьями узкие тротуары. Здесь до снега еще далеко, а в Олфинбурге он уже, поди, выпал.

Вик нахмурилась, вспоминая, что до приезда Эвана у нее еще целых три дня свободы. Надо успеть разобраться за это время со случившимся с семьей Бин.

Мимо пронесся паромобиль, периодически давая длинные, совершенно бессмысленные гудки – лишний перевод пара. Какой-то парень в костюме шута остановился перед Вик и с поклоном подарил розу. И даже не поцеловал ее, удивленную, а просто с улыбкой пошел прочь. Странный город Аквилита, абсолютно безумный и способный жить под вечной угрозой чумы.

Вик перешла через улицу, вспомнив, что через пару кварталов есть парк. Там можно сесть и подумать над дальнейшими планами… Хотя…

Где-то далеко звонким колокольчиком о своем скором прибытии оповестил паровик. Как раз на ближайшем перекрестке его остановка. Надо же, уже шесть вечера! Скоро будет темнеть. Вик помчалась со всех ног. Да, девушки не бегают, но девушки и не служат в полиции и не знают, что следующего паровика можно ждать долго. Лучше пробежаться, распугивая прохожих, чем потом пожалеть.

Она еле успела, вскочила на заднюю площадку, когда пустой паровик уже тяжело набирал ход вверх по улице. Лучше расквитаться с делами и долгами сразу, чем потом мучиться, поэтому Вик поехала в музей естествознания.

Он распложен на горе, почти у самой границы с Полями памяти – так тут называют засыпанные кварталы старой Аквилиты, разделяющие город на две неравные части: центральную, где и находилась Вик, и портовую, чуть менее пафосную, но такую же полную веселья и сумасшествия. В центре гуляли и веселились леры и неры, а в портовой части – неры и богатые керы (и такие бывают), те же сержанты и инспектора полиции, берущие пример с веселящегося и отдыхающего на курортах начальства.

Ветер дул в лицо на открытой площадке, закатное солнце заставляло жмуриться, а настроение Вик резко неслось вверх. Она пообщалась с инквизитором, осталась нераскрытой, еще и узнала что-то новое о магии! Или об эфире, как ни назови. Сейчас даже предупреждающий, почти непрекращающийся звон колокольчика паровика не раздражал. Хотелось улыбаться сразу всему миру! В последнее время у Вик нечасто бывало такое настроение. Может, доктор Дейл прав, и она больна из-за магии? Или просто в строгом, задыхающимся от смога, вечно куда-то спешащем Олфинбурге ей некогда вот так просто ехать на паровике, наслаждаться чистым воздухом, держа в руках случайно подаренный цветок, и ни о чем не думать?

Проехав шесть остановок, Вик сошла на Прощальной улочке и направилась к громаде музея. Паровик, громко свистнув, медленно направился в сторону Ривеноук, штурмуя очередную гору.

Вик замерла на крыльце музея, не спеша внутрь. Только осенью бывает такой особый прозрачный воздух, пахнущий кострами и прощанием. Жаль, что сейчас даже тут поздняя осень, иначе все было бы в тонких шелковых паутинках летящих куда-то прочь пауков, и солнечные лучи танцевали бы в этих нитях яркими зайчиками, которые можно увидеть, если, прищурившись, посмотреть на небо.

Вик грустно улыбнулась. Аквилита, несмотря на свое сумасшествие, все же чем-то нравилась ей. Теплом. Солнцем. Ветром. Далеким океаном. Закатом. Розой в руках. Понятливым инквизитором, не чурающимся грязи и крови ради правды. Улыбкой Тома. В этом городе хорошо было бы жить, если бы не Полли, чума и странное безразличие жителей к ней.

Вик в компании спящих мраморных львов, украшающих вход в музей, обвела взглядом городок. Отсюда Аквилита видна почти полностью, во всяком случае центр. Заросшие лесами Поля памяти, сейчас горевшие алыми кострами рябин и многочисленных кленов. Только желающих гулять и любоваться их огненной красотой нет, ведь Поля – закрытая зона. Вдоль Полей, вплоть до далекого отсюда океана, идут относительно бедные улочки – никто не хочет жить рядом с Полли. Пожалуй, мраморная громада музея – самое дорогое здание у Полей. Дальше, по мере удаления от закопанной старой Аквилиты, дома становятся богаче и красивее, больше и выше, перемежаются с многочисленными парками и аллеями. Тут любят зелень, не то что в Олфинбурге. Широкая Ривеноук скорее угадывается, она почти не видна. В дельте находится квартал Золотых островов, и непонятно, где еще город, а где уже река с домами, стоящими практически в воде. Том вчера предлагал повеселиться там вместо площади Танцующих струй. Там лодки, там песни, там рвущиеся струны гитар. Там царят любовь и романтика, и Вик с Томом туда совсем нельзя.

Вик все же потянула на себя тяжелую дверь музея. Хватит минутки отдыха, у нее еще есть дела.

Холл музея встретил теплом и особым музейным запахом – пыль, благородная старость и почему-то машинное масло. Впрочем, почему пахнет последним, Вик скоро узнала, стоило ей подойти к высокой стойке, из-за которой тут же выскочил молодой мужчина лет тридцати в простом костюме-тройке.

– Добрый день, э-э-э…

Он на миг замер, не зная, как понять сословное положение Вик. Она спасла его, представившись:

– Нерисса Ренар.

– Жан Ришар к вашим услугам! Чем могу помочь?

За его спиной находилась большая ниша с вычислительной машиной, в которой сейчас угрюмо копались, меняя лампы, двое техников в рабочих комбинезонах цвета индиго. Вик поджала губы. Кажется, здесь распечатать снимки с фиксаторов не удастся.

– Ваш вычислитель…

Ришар, извиняясь, развел руками.

– Простите, он не работает. Сломался еще дня три назад, с тех пор поломку никак устранить не могут. Может, что-нибудь еще? Я могу вам предложить экскурсию по старой Аквилите. Или показать вам музейные залы.

Вик вежливо улыбнулась мужчине.

– Я бы хотела посмотреть портреты Чумной Полли. Говорят, они хранятся в музее.

– Да, конечно. С вас две летты, нерисса. За эту плату вы можете осмотреть всю экспозицию музея. Тут хранятся невероятные сокровища!

– Спасибо. Мне будет достаточно портретов Полин.

Вик спешно достала из кармана брюк монеты и, расплатившись с клерком, огляделась, решая, куда пойти. Явно скучающий, Ришар тут же вышел из-за стойки.

– Пойдемте со мной. Я покажу вам…

Пройдя через два почти полупустых зала, в которых висят лишь несколько портретов на стенах и стоит пара скульптур, Вик замерла на пороге следующего помещения. Оно почти полностью было занято большим макетом города. Вдоль стен были узкие проходы. Ришар гордо, излишне громко в царящей в музее тишине объявил:

– Это макет Аквилиты, проект городского архива под эгидой Городского совета и лер-мэра лично! Хотите, я вам его покажу?

Вик скользнула взглядом по игрушечным домам и паркам. Все это, только вживую, она уже видела со ступенек крыльца.

– Нет, спасибо. Меня интересует Полли…

Ришар рукой указал на одну из стен.

– Портреты Полин Дюбуа как раз перед вами. По центру – прижизненный портрет, два других – уже вольная интерпретация проклятия Аквилиты. Художники утверждали, что лично сталкивались с Чумной Полли. Остальные картины уже не столь достоверны, это плоды фантазии художников. История Полли и ее смерть многих вдохновила на творчество…

Вик замерла, рассматривая небольшой прижизненный портрет. Насчет лица она не была уверена, а вот одежда ночной Полли была точно такой же, как на портрете. Кто-то очень постарался достоверно изобразить над площадью Танцующих струй Чумную Полли.

Маленькая испуганная девочка с чумазым остреньким личиком, на котором живут только глаза. Она забилась в уголок пустой комнаты, прижимая к себе игрушку. Следов болезни еще не видно, или художник пожалел девочку.

Странно, что кто-то в чумном квартале нашел в себе силы рисовать. Странно, что кто-то в чумном квартале вообще заметил эту девочку. И самая главная странность – кто-то же вынес из чумного квартала портрет…

Ришар, не замечая задумчивости Вик, продолжал гордо вещать, что портрет Полин принадлежит кисти знаменитого Пьетро Ваннуччи, пропавшего во время той самой эпидемии чумы.

– Полотно было найдено в катакомбах инквизитором Антонио, изучавшим проклятие Аквилиты – так оно называлось на тот момент. Тогда, с две тысячи четыреста сорок пятого по две тысячи четыреста сорок восьмой год от Явления Созидателя, чума возвращалась в Аквилиту в каждую поминальную луну. Инквизитор Антонио сам стал жертвой Чумной Полли, успев перед смертью раскрыть суть проклятия.

Под портретом Полин стояли несколько витрин, и Вик, думая, что там лежит что-то из вещей Полли, подошла к ним. Однако витрины были пусты. Вик повернулась к своему невольному экскурсоводу, который тут же прекратил восхвалять работу кисти Санса, написавшего картину с Полин, гуляющей по улочкам Аквилиты.

– Нер Ришар, а что случилось с экспонатами?

Он грустно улыбнулся:

– Кража случилась. Луны три назад. Воры проникли и украли всю геологическую коллекцию.

В Вик проснулось привычное любопытство.

– Дорогая?

– Да нет, в музее есть экспонаты и гораздо дороже. Те же картины Полин…

– И что же тут было? Может, что-то редкое или необычное?

Ришар пожал плечами:

– Мрамор, гранит, что-то еще… Не помню, если честно. Полиция даже особо заморачиваться с поисками воров не стала – камни почти ничего не стоят.

Вик внимательно посмотрела на Ришара, не понимая причину его лжи, абсолютно глупой и непонятной. Трудно поверить, что он действительно не помнит, что хранилось в витринах. Он, до этого соловьем разливавшийся про художников, сыпавший фактами из их жизней и жизни города, вдруг забыл, что воры украли из музея. Странно и совершенно непонятно. Однако Вик запихнула все подозрения глубоко в себя. Хватит. Пусть ворами занимается местная полиция. Она приехала отдыхать и не будет совать свой нос в каждую необследованную полицией щель.

– А почему тогда коллекцию в музее не восстановили?

– Потому что это невозможно. Штольни Аквилиты закрыты. Можно бесплатно собрать за пределами Аквилиты те же мрамор и известняк, но они не будут истинно аквилитскими. Вот и музей не может решить эту проблему. Камни стоят сущие летты, но они не настоящие. Лезть же в запретные штольни за настоящими – бред, не стоят эти камни даже мизерной вероятности принести на них чуму. Как-то так. Да и кто не видел мрамор и известняк?.. Давайте я на примере макета вам покажу всю глубину проблемы.

Вик не собиралась рассматривать макет, но что-то блеснуло в памяти в связи с делом Стеллы Бин. Кажется, ее брат занимался чем-то подобным.

– А как получилось, что геологическая коллекция хранилась именно в этом зале?

Ришар улыбнулся:

– Потому что в этом зале собрано все, что осталось от прежней чумной Аквилиты, а это более чем ничего – только камни и портрет Полин. Ничего выносить из Полей памяти нельзя. Смотрите сами.

Он вновь указал рукой на макет. Вик послушно обошла огромный стол, на котором воссоздана весьма узнаваемая долина Аквилиты, и замерла перед табличкой, на которой указаны ее создатели. Все верно. Нер Эрик Бин указан одним из первых. Это его проект, возможно, стоивший ему жизни… Или нет. Вечно она все видит в черном цвете. Может, это вообще ни при чем.

Ришар тем временем указал широким жестом:

– Перед вами, нерисса, хорошо знакомая вам Аквилита, современная, уютная и разделенная. Рассказать?..

– Нет, спасибо. Вы говорили о штольнях…

– Смотрите на Поля памяти.

Ришар принялся крутить один из больших винтов на боку макета, и на не замеченных сперва Вик лесках вверх поехали Поля памяти, открывая узкие мощеные улочки и красные черепичные высокие крыши домов из серого камня, а не кирпича, как строят сейчас.

– Это старая Аквилита, которую почти никто не видит. – Он бросил взгляд на Вик и понял, что она ждет продолжения. – А под Аквилитой… – он начал крутить другой винт, и вверх уже отправились старая Аквилита с затерявшейся где-то в ней маленькой перепуганной девочкой и большая часть уцелевшей Аквилиты, – расположены катакомбы. Они естественного происхождения и долгие годы использовались горожанами как погреба и кладбища. В катакомбах Аквилиты самые большие костницы в мире. Миллионы костей рассортированы и красиво уложены. Говорят, там даже костяной храм есть. Или был… Планы катакомб примерные, их сложно изучать по немногочисленным сохранившимся картам и зарисовками. Но все осложнено тем, что под катакомбами находятся штольни – шахты, где добывали природные ископаемые. – Вверх по леске полетели катакомбы с частью гор. – И вот штольни уже, в свою очередь, хорошо известны. Но неизвестно их состояние – отсутствие откачки воды привело к затоплениям, обрушениям крепей и завалам. Если вы заметили, то катакомбы и штольни кое-где тесно связаны. Храм считает, что Полли способна перемещаться как по улочкам засыпанной Аквилиты, так и по катакомбам и штольням. Входы в них запечатаны магией.

«Интересно, – нахмурилась Вик, – как же тогда они строили тут железнодорожный туннель?» Впрочем, неважно.

Ришар ждал от нее вопросов, и Вик напомнила себе, что дальше в дело Полли и площади Танцующих струй она не полезет… Однако вопрос все равно вырвался из нее:

– И много таких входов?

– Всего три.

Ришар бросил на Вик странный, словно оценивающий взгляд и предложил:

– Хотите, я провожу вас через один из них, покажу вам древнюю Аквилиту? И быть может, вы столкнетесь с настоящей Полли.

Вик прищурилась:

– И какой тюремный срок за это положен?

Ришар рассмеялся:

– Никакой. Это разрешенная властями экскурсия. Она совершенно безопасна. Даже противочумный костюм надевать не придется.

* * *

Это было странное ощущение.

Узкий переулок за зданием музея. Каменная стена вдоль Полей памяти. Может быть, та самая, которую возвели за одну страшную ночь. Или стена одного из домов той самой засыпанной Аквилиты. Откуда-то сверху спускаются колючие ветки терна с сизыми ягодами. Тяжелая деревянная дверь с металлическими накладками. И никакой печати, как утверждал адер Дрейк! Вик проверила магией – пусто!

В носу что-то хлюпнуло, и во рту возник неприятный вкус крови. Доктор Дейл, возможно, не лгал о последствиях применения магии. Странно еще, что рана на плече не среагировала.

Длинная, узкая, стоптанная поколениями людей каменная лестница. Умом Вик понимала, что ее специально состарили, но все равно ощущение нереальности не проходило. Воздух не спертый, но какой-то неживой, с примесью пыли, ржавчины и неприятной влаги. Тусклый свет редких электрических ламп. Узкие улочки из неровного камня, по которым скользили ботинки Вик, каблук то и дело попадал в неудобные щели. Идти было трудно, а ведь по этим улочкам босиком бегали дети… Темные, какие-то грязные дома, серые из-за цвета камня и из-за въевшейся угольной пыли. Непривычные окна с деревянными ставнями. Слюда вместо оконных стекол, а кое-где просто решетки. Ржавые вывески в виде сапога или калача. Тогда мало кто умел читать. Единственный большой светлый дом.

Голос Ришара:

– Это дом нера и неры Стивенсон. Им принадлежали все дома в этом районе. Власти разрешили Стивенсонам уйти, но они остались добровольно и умерли в своем доме от голода. Их чума не коснулась.

Торговая площадь. Навесы из ткани. Скудные товары, видимо, из запасников музея – тыквы, репа, яблоки, какая-то выпечка на дощатых столах и просто на земле… Вряд ли в чумной Аквилите уцелели продукты. И вместо неба – тяжелый каменный свод. Умирающих лишили даже возможности молиться звездам – глазам богов.

Вик шла по старой умершей Аквилите и не понимала одного: как, имея возможность увидеть этот погибший мир, кто-то способен веселиться в новой Аквилите?

Она зашла в небольшой тупик, не заметив, что Ришар отстал. И тут снова раздался тот самый шепот:

– Мамочка… Я хочу домой… Мамочка, вернись… Я буду хорошей девочкой… Я больше не буду болеть… Только вернись…

В первый момент Вик вздрогнула, готовая нестись сломя голову. В ладони сама собой сконцентрировалась магия, готовая атаковать, спасать и защищать. А потом вспомнились площадь Танцующих струй и шепот летящей Полли. Голос был тот же самый. Даже слова те же. Значит, и тут всего лишь мистификация – для посетителей музея. Вик позволила магии обратно распределиться по телу, проглотила слюну, полную крови, и, с трудом успокаиваясь, подошла к небольшому окну, за решеткой которого скорчилась в углу мелкая фигурка Полли, греющая руки у ненастоящего огня. Вик повернулась к Ришару, замершему на улочке у входа в тупик.

– Кукла?

Она все же проверила магией эту Полли, просто на всякий случай. Где-то близко огрызнулась в ответ магическая печать – вход на настоящие, чумные улочки Аквилиты совсем рядом.

Ришар глупо улыбнулся.

– Кукла и запись, – подтвердил он. – А вы невероятная девушка, нерисса…

– Мне так часто говорят, – кивнула Вик и снова посмотрела на куклу, изображающую девочку – дешевая игра на чувствах посетителей. – Не подскажете, где у вас можно распечатать снимки с фиксаторов, раз ваш вычислитель сломан?

– В библиотеке вниз по Прощальной улице. Мимо не пройдете.

– Спасибо.

Вик пошла к далекой лестнице на свободу. Видимо, судьба у нее такая – каждый вечер сталкиваться с мистификацией Полли.

На улице совсем стемнело, и снова Вик не захватила маску.

Глава 12 Опять воровство

Улицы уже обезумели. Или просто веселятся. Смех, далекая музыка, спешащие в центр люди. Взрывы фейерверков в темном звездном небе. Словно нет площади Танцующих струй и близких Полей памяти. Впрочем, для веселящихся их действительно нет. Вик пожала плечами – это их выбор, это их жизнь. Розу, случайно подаренную прохожим, она оставила у музея – в память о Полли.

Вик поспешила прочь по освещенной газовыми фонарями улице – сюда электричество еще не добралось. Ближайший перекресток с высокой, стоящей прямо по центру ярко-оранжевой металлической трубой заволокло паром – система парового отопления Аквилиты сбрасывала излишки давления. Пар расползался прочь, как осенний туман, и теплой влагой оседал на лице.

Прохожие, замечая отсутствие маски на Вик, спешили прочь, словно она прокаженная. «Или чумная», – грустно улыбнулась она сама себе. Это их проблемы.

Она же верила в вывод адера Дрейка, что Полли крепко заперта где-то в катакомбах. Об этом говорили отсутствие карантина в городе, разрешение музею на экскурсии по части улочек погибшей Аквилиты и запрет на исследование проклятия. Возможно, если покопаться еще, можно найти доводы, но Вик дальше в дело Полли не полезет – общение с адером Дрейком ей дорого может обойтись.

Идти под гору было легко, хотя иногда пологие спуски превращались в крутые лестницы. Прощальная улица – странное место для библиотеки, сюда трудновато добираться. Видимо, земля в Аквилите дорогая, и мэрия экономит как может. «Интересно, – подумалось Вик, – мэрия тоже на этой улице расположена или на себе главные мужья города решили не экономить и выбрали удобство расположения в центре?» Хотя какая разница. Ни в мэрию, ни в Городской совет ей не надо. Пусть для Вик их адрес останется тайной.

Важнее узнать расположение Инквизиции дореформистов – ей надо отдать снимки адеру Дрейку. В Аквилите, несмотря на сохранение старого Храма, монастырей нет. Значит, адер Дрейк живет в одном из городских домов. Интересно, что он предпочитает: удобство расположения или положенную инквизиторам и слугам богов бедность?

Не прошло и четверти часа, как Вик нашла библиотеку – невзрачное здание почти типовой постройки (мэрия тут точно экономит). Свет на первом этаже еще горел, хотя остальные два уже погрузились во тьму. Можно было надеяться, что библиотека еще работает.

Вик толкнула дверь и вошла в библиотеку, чуть жмурясь от яркого после темной улицы света электрических ламп. Она стащила с головы гогглы и огляделась. Типичная библиотека, в Олфинбурге такие же, если не считать роскошную Центральную библиотеку, находящуюся под покровительством королевской семьи. Небольшой холл, несколько диванчиков у окон, какие-то печальные растения в кадках, стойка, каталожные шкафы за ней, чьи-то непонятные портреты на стенах, широкая лестница, ведущая на верхние этажи. Единственное отличие от всех виденных Вик библиотек – огромный ламповый вычислитель, занимающий добрую половину холла.

За библиотечной стойкой тут же возникли две улыбчивые, немного уставшие девушки-библиотекари, кажется, единственные, кто сейчас присутствовал во всем пустом гулком здании, пропахшем ванилью и пылью. Поздоровавшись с Вик и выслушав ее, девушки без возражений взяли чуть подпорченный кристалл памяти из гогглов и загрузили его, тихо перешептываясь друг с другом, в перемигивающийся лампами, пахнущий разогретой пылью вычислитель. Тот загудел, считывая информацию. Что ж, возможно, кристалл несильно пострадал из-за случившегося на крыше, чем бы оно ни было.

Библиотекари тут же взяли Вик в оборот, уговаривая во время ожидания печати, которое растянется на час, не меньше, почитать книги, или журналы, или…

– …газеты? – предложила смуглая девушка с буйными кудрями, выбивающимися даже из строгого пучка. – У нас собран один из самых больших архивов газет!

Вик, сумевшая отбиться и от книг, и от журналов, прикрыла глаза. Видимо, это судьба. Что ж, почему бы и нет.

– Я хотела бы почитать газетные заметки об ограблении музея естествознания Аквилиты три луны назад.

И опять в две пары рук девушки занялись поисками в каталожном шкафу, стали быстро проверять бумажные карточки, одну за другой. Смуглая девушка первой нашла и достала несколько карточек, улыбаясь Вик.

– Вот! «Вестник Аквилиты», номера с тридцать третьего по тридцать шестой. Пойдемте, нерисса, я провожу вас в читальный зал и принесу нужные подшивки.

Ее напарница, бледная блондинка со странным, почти лихорадочным румянцем на щеках, напомнила:

– Одна летта за пользование залом, нерисса. Оплатите потом, вместе со снимками.

Вик кивнула и пошла за смуглой девушкой по лестнице на второй этаж в огромный читальный зал, занимающий все левое крыло здания. Зал был погружен в темноту, но услужливая библиотекарь зажгла настольную лампу из зеленого стекла на ближайшем столе. Следом она зажгла несколько бра на стене и открыла дверь, видимо ведущую в архив.

– Присаживайтесь. Я быстро.

Вик устало села за стол, отрегулировала свет лампы и принялась рассматривать зал. Ничего необычного – ряды столов, стандартные стулья, лампы, открытые окна без штор… Хотелось есть, живот совершенно неприлично для нериссы заурчал, напоминая, что она сегодня лишь завтракала. Или обедала, если вспомнить о времени ее пробуждения. Сразу же вспомнился Том – отпустили ли его уже из Инквизиции? Перевязку доктор Дейл назначил только на завтрашний день, значит, смысла заезжать к Тому домой нет, лучше она ему телефонирует из гостиницы. Заодно узнает, прислал ли коронер заключение о смерти Эрика Бина. Дело Стеллы все не шло у нее из головы.

Вик посмотрела на двери архива – что-то библиотекарь задерживается…

И тут из архива донесся всхлип. И снова. И снова. Наверное, его надо было игнорировать, но Вик так не умела. Она решительно встала и направилась в архив. Больше всего на свете она не любила плач. Любой.

– Простите…

Она обвела взглядом архив – дикое нагромождение полок с книгами, папками и какими-то подшивками. Вдоль стен стояли несколько столов, загруженных книгами и какими-то бумагами, – видно, тут днем кто-то работал. На одном из столов даже телефонный аппарат стоял.

Девушка обнаружилась за столом с другой стороны от двери. Она сидела, обреченно заливая слезами открытую подшивку газет, из которой недрогнувшей рукой кто-то вырвал несколько номеров. Этот «кто-то» даже не попытался скрыть кражу – из прошивки блока торчали неровно оборванные края газет. Вик плотно закрыла дверь и направилась к плачущей, сжавшейся в комок девушке.

– Что-то случилось?

– Не… не… нет… – И, вопреки словам, фонтан слез усилился, а вслед за слезами понеслись обреченные слова: – Меня уволят… Меня теперь точно уволят… Если не отправят в тюрьму… Нер Легран грозился, что еще одна кража, и я окажусь за решеткой… Я не крала… Честное слово… Я не крала…

Вик присела на корточки, снизу вверх заглядывая в глаза плачущей девушке.

– Гм… Не знаю вашего имени…

– Си… Си… Симона Перелли… Впрочем… это неважно…

– Симона, пожалуйста, не плачь. – Вик улыбнулась ей. – Я Вик. Я могу тебе помочь.

Та закачала головой:

– Мне теперь никто не поможет… Меня посадят…

Уговаривая ее, как ребенка, Вик мягко сказала:

– Тихо-тихо, Симона. Пока ты молчишь и ничего не объясняешь, я помочь не могу… Я констебль полиции.

Симона с надеждой распахнула глаза, но потом вновь заплакала:

– Я сяду в тюрьму…

– Никто тебя туда не отправит из-за пары газет, тем более если ты их не крала.

– Не крала. – Симона для верности еще и головой покачала. – Зачем мне газеты…

Вик пальцем поймала слезинку, не дав ей упасть на форменное платье библиотекаря.

– Видишь, нет причин сесть за решетку. А теперь давай-ка ты вытрешь слезы и все-все-все мне расскажешь.

– Я… – шепотом начала девушка и вновь залилась слезами, ничего не объясняя.

Терпение не было добродетелью Вик, и она как можно тверже сказала:

– Симона! Я не смогу помочь, если ты будешь молчать!

Девушка снова мелко закивала, вытащила из кармана строгого серого форменного платья платок и принялась вытирать слезы.

– Умница! – улыбнулась Вик и встала, ища себе стул. – Приведи себя в порядок – и поговорим.

Когда Вик подтащила ближайший стул и присела рядом с Симоной, та уже успокоилась и даже смогла почти связно объяснить:

– Я тут работаю три луны уже. И тут эти кражи. Сперва дней десять назад пропала книга вернийских стихов. Ну кому нужны вернийские стихи, да еще на древневернийском? Книгу брали раз в седмицу, не чаще, и то, кажется, просто по ошибке. Только нер Ришар по работе ее берет. Он пишет какой-то научный труд, как мне говорила Габи. Да еще пара человек. Но эту книгу украли. Нер Мюрай пришел за ней как-то раз… а книги не-е-ет!.. – Симона вновь хлюпнула носом, грозясь разродиться новыми слезами. – И последней я ее как раз принимала у нера Ришара-а-а!..

– Ш-ш-ш! Все хорошо, – тихо напомнила Вик. – Книга дорогая?

– Нет, современное издание. Красивое, конечно, с медальонами на переплетной крышке, но это все. Я узнавала в книжной лавке – стоит недорого, но она под заказ.

– Что сказала полиция?

Симона вытерла уголки глаз, поймав новые слезы.

– Нер Легран не привлекал полицию.

– А нер Легран у нас?..

– Директор библиотеки. Он… он сказал, что сам разберется. Он сказал, что никогда в библиотеке не было краж, а тут… Аккурат через два дня после пропажи книги нер Бин заметил, что пропала зарисовка катакомб руки кера Клемента, а потом еще пара карт.

Вик даже вздрогнула – нер Бин!

– Нер Эрик Бин, архивариус городского архива?

Симона подтвердила кивком.

– Карты редкие? – уточнила Вик.

В свете расследования гибели Стеллы любые сведения о делах ее брата могли оказаться важными.

Симона закачала головой:

– Я не знаю… Нер Легран сказал, что воровство началось с моим приходом, а значит, только я могла это все устроить. Я же… Я же… Видно же, кто я…

– И кто ты? – Вик сделала вид, что не поняла ее намека.

Симона обреченно выдохнула:

– Я ирлеанка по матери.

– А все ирлеанцы – воры. Приятный у вас начальник!

– Я не воровка! – вскинулась Симона, наконец-то забыв про слезы.

– Я не сказала, что это ты… И все же, почему после кражи карт нер Легран не обратился в полицию?

– Габи… Габриэль Ортега… Она моя напарница обычно, но сейчас заболела, простыла… Она нашла карты в архиве, правда, в отделе географии, а не истории Аквилиты. Нер Бин тогда из… извинялся долго передо мной. Нер Легран сказал, что в этот раз он меня прощает, раз так все благополучно разрешилось, но еще одна кража – и…

– И ты сразу же воровка.

Симона закачала головой, а потом вновь заплакала, еле выдавив из себя:

– И тут эти газеты…

Вик провела пальцами по оборванным краям газет. Магия молчала, ничего не подсказывая.

– Меня посадят как воровку в тюрьму, а я ни в чем не виновата! Я не крала, душой клянусь, я не крала!

Вик погладила ее по руке и мягко сказала:

– Успокойся, Симона. Я тебе верю. Я даже помочь могу.

– Помочь? Мне? Но как?

– Я могу телефонировать в Олфинбург? Я оплачу звонок.

– Да… Да… Конечно…

– Спасибо!

Вик решительно встала и направилась к столу с телефонным аппаратом. Она села, чтобы было удобно разговаривать, пододвинула к себе телефон и, взяв трубку, сказала телефонистке:

– Нерисса, соедините, пожалуйста. Тальма, Олфинбург, Центральная станция, лер Хейг, двадцать три – двадцать пять – один. За счет принимающего.

Пока телефонистка соединяла и переговаривалась с особняком Хейгов, Вик напряженно ждала. Эван не должен отказать. Это же нетрудно. И необременительно. Она посмотрела на настенные часы. Четверть восьмого. Эван должен быть уже дома, если не поехал в клуб.

Ответил не Эван. Звонок принял его дворецкий Поттер. Выслушав просьбу Вик о копиях номеров «Вестника Аквилиты» с тридцать третьего по тридцать шестой из Королевской библиотеки и книге «Наука расследования преступлений» Артура Ренара из дома брата (Вик в последний момент вспомнила, что обещала ее Тому), Поттер веско сказал, что лер Хейг, несомненно, утром прибудет и доставит нериссе Ренар все требуемое.

Вик повесила трубку и замерла. Часы показывали семь часов двадцать минут. Первая мысль была, что Эван ее убьет. Вторая – что он все же выполнит ее просьбу и потом холодно отчитает. Третья мысль была, что она ничего не успеет расследовать в деле семейства Бин. Эван почему-то изменил планы и собрался приехать завтра ут… этой ночью! У нее всего одна ночь на расследование, не больше. Ой…

Она повернулась к замершей в надежде Симоне и твердо сказала:

– Скорее всего, завтра-послезавтра нужные газеты будут тут. Ты их спокойно подошьешь в общий блок, словно кражи и не было. А пока, чтобы никто не узнал о краже… допустим, я передумала читать и попросила тебя устроить мне экскурсию по библиотеке. Хорошо?

Симона зачарованно кивнула:

– Хорошо…

– Но сперва давай-ка еще раз. Все началось с книги…

– Да.

– Украли книгу стихов…

Симона тут же сказала:

– «Искусство трубадуров Анта» Альфонса Доре. Экземпляр был подарен библиотеке в прошлом году вернийским центром традиций.

– И читал ее в основном нер Ришар…

Симона нервно подсказала:

– Нер Жан Ришар. Он работает в музее естествознания.

Вик нахмурилась – совпадения на нее сегодня так и сыпались.

– Хорошо. Теперь о картах…

– Я точно не помню, только про зарисовку кера Клемента. – Симона грустно улыбнулась. – Да их и не крали. Габи вообще предположила, что нер Бин их сам потерял, а потом вот так неудачно вернул. Он такой рассеянный! Нер Ришар его вечно высмеивает за бардак на столе и неспособность собраться… Просто нер Легран в запале поисков сказал, что произошла еще одна кража, и я… Впрочем, неважно.

– Они дружили?

– Кто?

– Ришар и Бин.

– Да, наверное, так можно сказать. Приятельствуют. Ришар работает в музее, он часто заходит сюда навестить нера Бина.

Вик задумалась. Связано это как-то со смертью Стеллы или нет, пока непонятно, все на уровне совпадений. Но разобраться стоит, чтобы не оставлять в расследовании глупых хвостов. Отец всегда говорил, что в расследовании не бывает случайных вещей. Любой факт нужно изучить, тщательно разобрать и, лишь убедившись, что он не имеет никакого отношения к делу, отринуть как случайный. Кто-то же убил Стеллу. Возможно, это как-то связано с ее поисками брата, а значит, и дела погибшего или, возможно, тоже убитого Эрика Бина пока нельзя сбрасывать со счетов. Случайности бывают случайны, но иногда в расследовании убийства именно случайности могут раскрыть тайну. Или завести в логический тупик, такое тоже бывает. Связано это как-то со смертью Стеллы или нет, но имя ее брата прозвучало, а значит, с этим надо разбираться.

Да и Симону жаль – отправят ее в тюрьму почем зря, если библиотечный воришка не успокоится. Такие, как нер Легран, никогда не останавливаются и воплощают в жизнь свои угрозы, какими бы нелепыми они ни были.

– И все же история с картами очень важна, Симона. Найдешь список якобы пропавших и найденных карт? Иногда воры так поступают – подкидывают назад украденное… Сейчас я помогу тебе вернуть газеты, но кто знает, что пропадет следующим, когда меня не будет рядом?

Симона, готовая вновь удариться в слезы, представив, что этот кошмар снова и снова будет повторяться, прошептала:

– Я уволюсь… Я лучше уволюсь…

– Не надо идти на поводу у грабителей и нера Леграна. Надо разобраться и найти воришек, только и всего. Постараешься найти список потерянного нером Бином?

Симона обреченно сказала:

– Постараюсь.

Вик повторилась, сама не видя никакой логической связи (которой, кстати, может и не быть):

– Книга стихов, карты и газеты со статьями о музее, украденные вообще непонятно когда… Странный набор. Симона, мне нужны имена тех, кто в последнее время запрашивал украденное, в том числе и найденные карты. Это же можно сделать?

– Я постараюсь.

– Умница. И еще одно: нер Бин, получается, работал тут, в библиотечном архиве?

– Почему работал? Он и сейчас работает, просто взял отпуск, наверное. Вон его стол.

Симона указала рукой на самый дальний, заваленный книгами, рукописями и бумагами стол.

– Он по вечерам всегда за ним работает, когда не выезжает по делам.

– Я могу его осмотреть?

Симона побледнела и замотала головой:

– Нет, нет, это запрещено! Простите… Одно дело – сведения об украденном, и совсем другое – обыск чужого стола! Нер Бин же сам нашел карты, просто нер Легран…

Она замолчала, снова готовясь расплакаться.

– Это ты меня прости. Лезу, куда не просят, – мягко улыбнулась Вик. – Тогда покажи мне библиотеку. А завтра утром или в крайнем случае послезавтра я зайду и принесу газеты. Тогда и заберу у тебя список тех, кто брал украденную книгу и просил газеты, хорошо?

Она оглянулась на часы. Половина восьмого. Эван точно ее убьет за просьбу.

Глава 13 Поездка в Аквилиту

Поезд летел на всех парах, пытаясь нагнать опоздание – его отправление из Олфинбурга задержали на целый час. За неплотно зашторенными окнами проносились тьма и редкие огоньки городов. Иногда стук колес прерывался диким воем ветра, когда навстречу шли длинные грузовые поезда.

Впрочем, это не мешало трем молодым мужчинам заниматься своими делами при тусклом свете электрического освещения в купе. Эван бегло читал содержимое присланной вечером папки. Ник Деррик что-то писал в своем блокноте. Роб Янг спал, вздрагивая лишь на коротких остановках, и тогда его взгляд заинтересованно останавливался на привезенных незадолго до отправления поезда пакетах, лежащих на купейном диване. Что лежит в одной бумажной упаковке размером с книгу и во втором пакете в виде цилиндра, он не знал, но явно что-то важное. Ник тоже иногда косился на пакеты, но молчал – знал, что Роб не выдержит первым и все же спросит.

В соседнем купе, где ехали секретарь Эвана и слуги троицы, было тихо. Кажется, они спали.

Эван наконец дочитал бумаги, сжег их магией и выкинул пепел в приоткрытую дверь купе. Ночной ветер подхватил их и развеял где-то над Брайдширом. Затем он сел обратно на диван, достал часы из кармана жилета и нахмурился. Роб тут же ожил, выпрямился и безапелляционно заявил:

– Не нагонит.

Ник отложил в сторону свой блокнот.

– Ничего страшного, если мы прибудем в Аквилиту на час позже. Ночной поезд не пользуется популярностью, все предпочитают добираться на дневном – он и удобнее, со спальными местами, и приходит как раз к самому разгару веселья.

Ник был знатоком Аквилиты, его ждал уже четвертый Вечный карнавал.

– Нагоним, – возразил Эван. – Уже четверть часа нагнали. Сократят стоянку у Серой долины – это еще четверть часа – и полным ходом через долину. Поезд опоздает максимум на пятнадцать минут.

– Полицейское управление все компенсирует? – понятливо усмехнулся Роб.

Эван качнул головой:

– Игнисы всегда сами платят по своим долгам. Все неустойки оплачу из своего кармана.

Роб выгнул бровь и вновь уткнулся взглядом в пакеты.

– Это должно быть что-то удивительно важное, раз поезд настолько задержали.

– Важное, – согласился Эван.

– И что там? – улыбнулся Роб.

Ник терпеливо ждал. Его приняли в тесный круг друзей совсем недавно по меркам Тальмы, и он до сих пор пытался сдерживать порывы, не зная границ дозволенного.

Эван пожал плечами:

– Не имею ни малейшего понятия. Виктория попросила привезти. Поттер лично упаковывал.

– Вот как… – неожиданно серьезно сказал Ник.

Отношений между Ренар и Эваном он откровенно не понимал. С одной стороны, Эван однозначно любит свою невесту, но с другой – он ничего не предпринимает, чтобы это показать той самой Ренар. А девушки бывают недогадливы, даже если служат в полиции и рвутся на место детектива.

Роб простонал:

– О, небеса! Вик!..

– Виктория, – поправил Роба Эван.

Янг скривился и тут же вздохнул:

– Виктория попросила, и верный рыцарь Хейг бросился ей на помощь. Вот только, рыцарь… все это похвально, но… ответь мне, сколько лет еще пройдет, прежде чем ты научишься хотя бы с друзьями называть ее как-то иначе? Я уж молчу про то, чтобы называть ее так напрямую. Мне кажется, ты боишься, что твои аристократические предки в гробах перевернутся, если ты позволишь себе чуточку лишнего в общении до свадьбы.

– Роб, прекрати, – твердо одернул его Эван.

Но с Робом это не срабатывало, они знали друг друга со школьной скамьи. Он принялся тихонько подсказывать:

– Вик… Тори… Вики… Ники…

– Это еще почему? – вмешался Ник, не находя связи с собственным именем.

Он убрал ручку в футляр и отправил его в свой саквояж.

– Потому что «Виктория» – «победа» и «Ника» тоже.

– Роб, пожалуйста!

Просьба Эвана была проигнорирована – Роб продолжил:

– Лисенок. Бельчонок. Рыбка моя.

Роб замер, и в дело неожиданно включился Ник:

– Тыквочка.

Его предложение заставило Эвана закашляться. Роб хмыкнул и ткнул в Ника указательным пальцем.

– Засчитано! Медок. Сахарок. Зефирка.

– Конфетка…

– Шоколадка.

– Вас занесло куда-то не туда, – не выдержал Эван, и Ник еле сдержал улыбку.

– Согласен, – качнул головой Роб.

Ник исправил ситуацию:

– Девочка моя.

– Милая, любимая, ненаглядная. Совершенство мое, любовь моя.

– Свет души.

Эван чуть громче, чем обычно, сказал:

– Я понял, вы так долго можете продолжать.

Роб хмыкнул:

– Хоть до самой Аквилиты.

– Хоть до самой встречи с Вик, – подтвердил Ник и, вырвав из блокнота листок, протянул его Эвану. – Держи.

– Что это? – Эван пробежался глазами по пунктам. – Каталь на площади Танцующих струй. Серенада на Золотых островах. Завтрак в рыбацком порту. Мост Сокрушителя и Плачущий лес. Танцующие деревья и поцелуй на мосту Князей. Хм…

Ник пояснил:

– Это список обязательных мест для влюбленных пар. Куда нужно сходить совершенно точно. Эван, ты большой мальчик, я знаю, ты справишься.

Эван криво улыбнулся, отворачиваясь в сторону, а Роб хмыкнул:

– Только не это! Ник, запомни навсегда! Никогда! Никогда при Эване не говори, что он большой мальчик! У него это больной пунктик!

– Роб… – начал было Эван.

Но друг его оборвал:

– Ник, ты с нами хоть и давно, но чаша сия тебя миновала, а вот я… Я до сих пор вздрагиваю, как вспоминаю. – Строгим тоном, чем-то похожим на голос Эвана, он начал: – «Роб, ей тринадцать. Что лучше ей подарить: куклу, набор для рисования или ювелирное украшение? Ро-о-об, ей четырнадцать. Если я позову ее на прогулку в Аллонский парк в компании моих кузин, это будет выглядеть пристойно, или лучше позвать мою тетушку, графиню Эйлиш? Роб, ей пятнадцать, как ты думаешь, я могу прийти на ее детский бал или дождаться ее выхода в свет?» – Уже своим голосом он выругался: – Сокрушитель, какие свет и бал! Она уже с отцом с одного места преступления на другое сигала! – И снова строго: – «Ро-о-об, ей шестнадцать. Я могу станцевать с ней три танца? Я же ее жених. Или еще слишком рано? Она же ребенок почти…» Этот ребенок к тому времени помог Артуру Ренару задержать маньяка из предместий Олдона. «Ро-о-об…»

Эван замер со странной усмешкой на лице – то ли возмущен, то ли стыдится.

– «Ро-о-об, ей семнадцать, она еще такое дитя! Ведь дитя, да? Ро-о-об, ей восемнадцать, представляешь? Ей восемнадцать!» И вот тогда случилась катастрофа, Ник. Его пригласили на ее день рождения, как всегда. Кругом ее подружки, друзья, поклонники – ей же восемнадцать. Она сокрушительно богата, и вокруг нее полным-полно хлыщей, готовых ей подыграть. За некоторыми принцессами меньше приданого дают, чем за нашу Викторию Ренар. И вот эти хлыщи стали напоминать Эвану о возрасте, а тот, вместо того чтобы перебить этих наглых щенков на дуэлях… взял и поверил им!

Эван кашлянул, пытаясь заставить Роба замолчать. Ник виновато посмотрел на Эвана, но тот продолжал улыбаться. Роб же пер дальше, не собираясь останавливаться:

– И вот тогда Эван понял, что ей восемнадцать, а ему стукнул тридцатник. И он не вписывается в ее круг общения. Только с чего он взял, что те хлыщи и подружки, играющие в жмурки и прятки, и есть ее компания, я искренне не понимаю.

– Это тогда вы так напились, что понадобилась моя помощь? – осторожно уточнил Ник.

Кризис тридцати лет у Эвана он помнил. Сперва унимал их с Робом похмелье, потом три дня с ними же пил, потом опять пытался их лечить, а потом вдруг понял, что из дальних знакомых перешел в круг друзей Эвана.

– Именно, – подтвердил Роб. – И с тех пор фраза о возрасте вызывает в Эване зубовный скрежет – он якобы стареет, а Вик только-только повзрослела.

Эван спокойно пожал плечами:

– Но именно так и есть. Мне тридцать три, Виктории всего двадцать. У нас разный круг общения.

– Да один он у вас! Дно Олфинбурга, и ничего более! – чуть громче, чем было нужно, сказал Роб. – Одна надежда на Аквилиту! – Он забрал список Ника из рук Эвана. – Так, надо посмотреть, что выбрать первым. Как тебе завтрак в порту, Эван? Как раз приедем к утру.

– На утро у меня другие планы.

Озвучивать их Эван не стал, и Роб продолжил:

– Впрочем, Ник, ты точно уверен, что порт, полный пьяных рыбаков, – это то, что нужно влюбленным, чтобы сблизиться?

– Именно, – с улыбкой подтвердил Ник. – Утро. Прохлада. Согревающий плечи сюртук возлюбленного. Рыба свежего улова, жарящаяся при вас же. Устрицы. Одна тарелка на двоих. М-м-м…

– На себе опробовал? – с интересом спросил Роб.

– Это будет мой четвертый Вечный карнавал, – напомнил Ник.

– Хорошо, – согласился Роб. – Тогда утром – завтрак в порту, вечером – Золотые острова. Аквилита, жди, мы идем завоевывать Викторию Ренар!

Эван спокойно заметил:

– Мимо. Мы едем туда работать. Вроде все в курсе.

Роб вздохнул, вновь откидываясь на диванные подушки:

– В курсе. Ник лезет ко всем со своей чумой, я страхую его и добываю противочумные костюмы.

Его палец для верности ткнулся в сторону Эвана.

– А ты отдыхаешь и наслаждаешься обществом Вик. И только посмей мне не поцеловать ее на мосту Князей! Сам притащу вас и под угрозой пистолета заставлю!

Эван предпочел промолчать. Ник, спешно меняя тему разговора, заметил:

– Мне бы только возбудителя чумы высеять. Тогда можно будет начать разрабатывать лечение. Или даже сразу вакцину и сыворотки. Все же знают, что так называемая эпидемия чумы не всегда вызвана именно чумой? Илетанская чума и чума Ройса – не чума по определению. Быть может, мы уже не раз сталкивались с чумой Аквилиты, но не знаем, что это именно она. Мне бы хоть одного заболевшего…

– Медицинский маньяк! – не выдержал Роб. – Не смей лезть в катакомбы – пристрелю! Я не собираюсь тебя вытаскивать из застенка Инквизиции! Делаешь эти свои смывы с дверей, запирающих катакомбы, и ищем старые вентиляционные шахты. Будем там твою бациллу ловить.

Ник возразил:

– Это не работает. Три года так действуем и топчемся на одном месте. Я рискну с катакомбами.

Роб возмутился:

– Эван, скажи ему! Иначе я не буду добывать противочумные костюмы! Это, знаете ли, опасно в Аквилите! Один найти и то сложно, а нужно два, чтобы страховать нашего медицинского маньяка.

– Три, – веско сказал Эван.

– Что «три»? – не понял Роб.

– Надо три противочумных костюма. Я тоже иду в катакомбы.

– Меня окружают маньяки! – трагическим голосом прошептал Роб и уже громче спросил: – Тебе-то туда зачем? Ты мозг операции, Ник – безбашенные руки, я – охрана и обеспечение.

Эван все так же спокойно пояснил:

– Тебе и так известно, зачем мне туда. Я иду, чтобы вычислить контрабандистов потенцозема. Их не нашли на поверхности – значит, надо искать под землей. Вопросы?

– Будет слежка за тобой как за суперинтендантом.

Эван потер висок и терпеливо напомнил:

– Роб, я уже не суперинтендант. Тебе это известно.

– Да-да. Попытка убийства этой трусливой твари, которая почему-то носит звание заместителя комиссара полиции, дорого тебе обошлась. Но, Эван, для Аквилиты это ничего не меняет. Ты развлекаешь свою невесту – ты же давно это планировал. Все. Может, это вообще твой последний шанс показать Виктории свою любовь.

– Это не обсуждается.

Роб пробурчал:

– Маньяки, как есть маньяки. Один – медицинский, второй…

Его слова заглушил длинный гудок паровоза – поезд прибывал на станцию. Роб отодвинул штору и тихо констатировал очевидное:

– Серая долина.

Поезд сбавлял скорость, медленно вползая на станцию, где уже были накрыты столы с чаем и легкими закусками для уставших пассажиров. Разговор стих. Ник встал, натягивая пальто и шляпу, – он собирался зайти на вокзал перед длинным перегоном. Эван тоже поднялся, взял корзину с цветами. Роб замер.

– Не понял… Я думал, это для Виктории…

Ник вздохнул. Он тоже ничего не понимал, но предпочел промолчать. Эван, дождавшись, когда поезд окончательно остановится, объяснил:

– Это в память о погибших в Серой долине.

Роб с Ником переглянулись. Им было известно, что Эван ни разу не участвовал в Дне Поминовения Тонкой Золотой Линии в Олфинбурге, так что же изменилось здесь?

Проводник на станции орал, снова и снова оповещая:

– Леры и неры, остановка сокращена! Всего четверть часа! Поспешите, леры и неры! Остановка сокращена!

Эван, игнорируя накрытые столы, твердым военным шагом дошел до края платформы, поднялся на смотровую площадку и подошел к невысокой, скромной (не то что в Олфинбурге) стеле. Тут даже имен погибших во имя короля и страны не было – они просто бы не уместились.

Холодный ветер бросал в лицо снег и потенцитовую пыль. Далеко в долине взрывались яркие молнии – энергия эфира тут бушевала и никак не успокаивалась, словно души погибших чего-то требовали от живых. Возможно, они просто просили почтить их память.

Эван поставил корзину у стелы и опустился на одно колено, тихо шепча молитву Сокрушителю, чтобы он верно хранил души отдавших жизни за свободу страны. Правую руку, как и положено, Эван прижал к сердцу. Ник и Роб, переглянувшись, тоже опустились рядом, вторя молитве Эвана. Погибших в Серой долине уважают все. И помнят все. Только Эван в Олфинбурге игнорировал этот день… Или?.. Роб задумался. Он игнорировал всего лишь памятник? Это совсем разные вещи.

Уже в поезде, когда он набирал ход, Эван сам разорвал странную тишину – не хочется в Серой долине вести глупые светские беседы:

– В Тонкой Золотой Линии, помимо верных сыновей Тальмы, были и недостойные, как считают наши власти, памяти. Там были тридцать пять женщин. Двадцать восемь осужденных на запечатывание и на последующую смертную казнь ведьм и семь женщин, добровольно сознавшихся в том, что они ведьмы, ради того, чтобы защитить страну. Моя тетя… Я не знал, что с нее слетела печать. Я не знал, что она маг, хотя мог бы догадаться – магия всегда была в нашей семье. Тетя Августа, баронесса Ровенширская, наперекор мужу, добровольно поехала вместе с осужденными ведьмами и приняла смерть вместе со всеми ради страны и короля. А король не счел нужным даже упомянуть тридцать пять женских имен, словно от него бы убыло. Словно это замарает честь воинов, отдавших жизни наряду с женщинами. Словно то, что воины стояли вместе с ведьмами, чем-то унизит их. Словно ведьмы не отдали свои жизни, ни капли не задумавшись. Они же могли сбежать под шумок, но остались в общем ряду, потому что других магов не было. Мы с отцом уже четверть века пытаемся восстановить справедливость и заставить страну узнать о тридцати пяти женщинах-героинях, но нам лишь твердят, что они были ведьмами… Вот так.

Ник промолчал, а Роб вздохнул.

– Мир их душам. Прости, я не знал.

– Никто не знает, – пожал плечами Эван. – И еще… Планы немного изменились. По прибытии в Аквилиту вы едете в гостиницу, а я направляюсь в Инквизицию.

– Будет еще слишком рано, – заметил Ник. – Ты можешь разозлить своим визитом инквизитора. Виктории легче от этого не станет.

– Станет, – возразил Эван. – Я не хочу, чтобы какая-то тварь пугала Вик дольше необходимого… Да, Вик, вы не ослышались. Не хочу, чтобы она узнала, что на нее донесли в Инквизицию. Чем быстрее я решу эту проблему, тем лучше. Так что пусть этот адер Дрейк пеняет на себя.

Роб качнул головой. Он был согласен с Ником – ранние визиты никому не поднимают настроение. Эван же продолжил:

– Я не хочу, чтобы ужас Вик продолжался и продолжался. Ей Храм с шести лет не дает спокойно жить. С первым же подаренным механитом – а это были всего лишь часы с компасом и фиксатором – ее стали таскать на проверки печати, подозревая, что она сорвалась. Дошло до того, что отец добился вмешательства короля – только это удерживает инквизитора отца Корнелия от постоянных проверок печати. На Вик есть печать – Ник не даст соврать. Его отец даже перед поездкой в Аквилиту проверил, что печать на месте. Но какая-то гнусь все равно написала на Вик донос.

Роб чуть кашлянул, и Эван злобно улыбнулся:

– Да, Роб, я тоже подозреваю, что гнусь надо искать в разведке или у комиссара под боком, ничем иным я объяснить вызов инквизитора не могу.

– Значит, будет еще одна дуэль, – вздохнул Роб.

– Не бойся, я найду другого секунданта.

– Прибью, Эван! Я от друзей не отказываюсь. И гнусь надо давить сразу, чтобы другим было неповадно.

Робу с трудом удалось не загреметь в тюрьму за запрещенную дуэль Хейга – его титулы Игнисов не прикрывали. Нику тоже чуть-чуть досталось, но он доктор, на него сложно надавить.

– Леры, спасибо за поддержку, – уже спокойно улыбнулся Эван.

Ник улыбнулся в ответ. Он был нером, но для Эвана это ничего не значило. Для него друг был важнее каких-то титулов и происхождения.

Глава 14 Карьера воровки

Скрючившись под столом при свете позаимствованной масляной лампы, Вик чуть слышно рассмеялась над иронией судьбы – вором той самой книги «Искусство трубадуров Анта» Альфонса Доре в конечном результате оказалась она сама. Именно эту книгу она достала из магического тайника, устроенного Бином в столе библиотечного архива. Глупо оставлять библиотеке находку, не изучив ее перед этим. Эрик Бин зачем-то ведь украл книгу и поместил ее в тайник. Значит, придется красть, правда, у вора, а не у библиотеки. Вик вернет книгу. Потом. Когда изучит ее.

Она вылезла из-под стола, осторожно прислушиваясь. Пожилой ночной сторож продолжал спать в каморке на первом этаже. Из носа вытекла капелька крови – магия мстила Вик, разрушая организм. Надо прислушаться к доктору Дейлу, списывать все кровотечения на хрупкость конституции уже не получается.

Вик, мысленно ругаясь на громкий шорох, убрала найденную книгу в бумажный пакет со снимками и еще раз оглядела рабочий стол Бина, погруженный в полутьму. Как же не вовремя сломались гогглы! Ни режима ночного зрения, к которому уже привыкла Вик и без которого она чувствовала себя слепой, ни фиксаторов. Пришлось полагаться только на свою память.

Жаль, что времени на то, чтобы полностью просмотреть записи Бина, не осталось. Проникнуть в библиотеку было легко – Симона во время экскурсии столько нужной информации выдала, сама того не заметив! – но затягивать визит не стоило. Кто-то мог заметить огонек в окне библиотеки, и тогда даже «во имя Храма!» не спасет. Можно будет вернуться потом. Если Эван позволит, конечно.

Вик выскользнула из архива, закрыла отмычкой дверь, вышла из читального зала и замерла на лестничной площадке. Тишина и редкий храп. Что ж… Вик тихонько дошла до черной лестницы и вышла на улицу через задний ход, вновь воспользовавшись отмычкой и с помощью магии вернув на место защитные потоки – в библиотеке была крайне простая сигнализация. И полное отсутствие фиксаторов – местная мэрия прижимиста и экономит явно не на том. Хотя кому нужны книги…

Вик спешно направилась теперь к дому Бинов. Ночь у нее планировалась длинная и плодотворная.

– Карьера воровки начата успешно, – пробормотала Вик себе под нос. – Если не удастся стать детективом, есть к чему вернуться.

Желудок в очередной раз напомнил, что уже давно перевалило за одиннадцать часов вечера, а Вик так и не поела. Все было как-то не до этого. Сперва ждала снимки, обдумывая планы, потом осматривала подходы к библиотеке, ища фиксаторы, способные выдать ее, потом… крала книгу – надо называть вещи своими именами.

Впрочем, именно на «Искусство трубадуров Анта» Вик не рассчитывала. Она надеялась на более жирную рыбу – на тот же ежедневник или даже на дневник Бина с мр-р-рачными тайнами! Что ж, впереди еще обыск дома семьи Бин, может, там что-нибудь еще обнаружится. А утром она прижмет Тома к стене и все же вытащит из него список их друзей и знакомых, а еще лучше – сразу их опросы. Зачем дважды проделывать то, что уже сделала полиция?

Хотя то, что «Искусство трубадуров Анта» до нее никто не обнаружил, о чем-то да говорит. Например, о небрежности в поисках.

Кстати, о небрежности – еще надо навестить место службы Стеллы и там обыскать ее стол.

Интересно, успеет она все это за одну ночь? Или даже пытаться не стоит?

Улочку, по которой шла Вик, заволокло паром из системы отопления. Вик передернула плечами и поспешила прочь. Пакет, который она несла под мышкой, отсырел.

Ближе к центру города становилось все громче и веселее. Немногочисленные кафе манили ароматом сдобы, но сладкого не хотелось. В паб, где можно поживиться чем-то горячим, ее бы не пустили – туда женщинам хода нет. В ресторан ей тоже было не попасть – слишком странный вид был у Вик, даже для Аквилиты. Значит, оставалась только уличная еда. Вик не была привередливой, но отец приучил ее быть осторожной и не покупать сомнительную еду улиц. А уж сомнительнее еды, купленной на улицах Аквилиты, во всем мире не найти – кто знает, не коснулась ли повара Чумная Полли. Вик вздохнула и все же пошла через толпу к небольшой велотележке. Продавец надрывался, пытаясь перекричать шум улицы, что у него «самая свежая и горячая картошка, только-только из печи!». Разжившись парой и впрямь горячих клубней в кульке из старой газеты, Вик направилась дальше, ища спокойное место, где можно поесть.

Картофель согревал озябшие даже в перчатках пальцы. Холодало. Изо рта вырывался парок. Одежда противно отсырела, ноги в ботинках продрогли – все же сырость в Аквилите ужасает, а еще эти паровые трубы…

Но хуже постоянный шум и гам. Веселье было в самом разгаре, некоторые уже явно перебрали. Маски, маски, маски так и мельтешили перед лицом Вик! Шуты, монахи, экзотические птицы, кошечки и кто-то совсем неузнаваемый. Мелькнула маска умирающего – белое лицо, яркий румянец, вздувшаяся из-за бубонов шея. Вик еще подумала, что маска слишком реальна, но тут раздался дикий визг, и толпа хлынула во все стороны. «Не маска!» – опешила Вик и чуть не уронила на тротуар кулек с картофелем.

– Чума-а-а!!! – неслось вдоль улицы с топотом разбегающихся уже невеселых масок.

Не зная, что делать, Вик вжалась в стену, чтобы ее не задавили. Долг подсказывал ловить чумного, а инстинкт самосохранения напоминал, что у нее даже защитной маски нет.

Откуда-то с боковой улицы на медленно бредущего чумного парня рванули два констебля, повалили его на мостовую и попытались скрутить. Парень заорал как бешеный, уже не напоминая умирающего. Один из констеблей выругался, ткнул его кулаком в бок, заставив скулить от боли, а потом сорвал с его шеи повязку с бубонами. Вик выдохнула – все же маска! Полли надежно заперта. Но кем надо быть, чтобы в чумной Аквилите придумать такой карнавальный костюм?.. Констебли надели на парня наручники и потащили куда-то прочь. В участок, наверное.

Уже через пять минут улица вновь бурлила весельем, словно никто не орал истошно «чума!». Вик кинула картофель в урну – есть расхотелось. Не тут, не на чумных сумасшедших улицах. Уж лучше она потерпит до гостиницы, там еда точно безопасна.

До дома семейства Бин Вик добралась за полночь – паровики ходили медленно, с трудом продирались через заполонившие даже рельсы толпы. Придверник был все тот же – нахальный широкоплечий парень. Он сидел на на ступеньках крыльца, наслаждаясь весельем и что-то подпевая уличным певцам, устроившим концерт у дома напротив. Придверник узнал Вик, остановившуюся рядом с ним.

– Доброй ночи, нериссочка! Чем могу помочь? – расплылся он в довольной улыбке.

Вик еле заставила себя улыбнуться этому забывшемуся парню.

– Во имя Храма! Адер Дрейк ведет расследование.

Парень шумно сглотнул, выругался, потом опомнился. Даже встал и отвесил легкий поклон.

– Я это… Берт я… И… Прощения просим, нерисса…

– …Ренар к вашим услугам. Я должна осмотреть апартаменты, которые снимали Бины.

– Так это… не получится уже! – опешил парень.

– В смысле?

Берт почесал в затылке.

– Хозяйка их того… сдала уже.

– Сдала?! – в свою очередь замерла от удивления Вик. – Нерисса Бин погибла не далее как вчера вечером, а апартаменты уже сданы? Но как?..

– Это Аквилита, нериссоч… нерисса. Тут свободного жилья днем с огнем не найдешь, особенно в карнавал. Еще днем жильцы заехали. Утром аккурат полиция сообщила о смерти Эрика Бина – хозяйка даже объявление не успела дать, как предполагаемые жильцы набежали! Тут свободные апартаменты разлетаются как горячие пирожки. С хозяйкой приезжающие на Вечный карнавал за две-три луны заранее договариваются об аренде.

Улыбался придверник так нагло, что стало ясно, кто растрезвонил о свободных апартаментах и отхватил при этом немалый куш. Вик поджала губы – не нравилось ей это все.

– А гостиницы?

– Что? – не понял резкой смены темы придверник.

– Свободные номера в гостиницах также трудно найти?

– Говорят, что аристо за полгода и больше но́меры себе заказывают. Сам не знаю, но вот такое слышал.

Вик вздохнула. Эван солгал. Он заказал номер в «Королевском рыцаре» не из-за ее ранения, а гораздо, гораздо раньше, когда еще отец был жив и о службе Вик в полиции и речи не шло. Все знают, что леры предпочитают делать предложение в Аквилите, но Эван ведь не собирается жениться на Вик. Что он хочет найти здесь? Что-то такое важное, ради чего стоит сюда приехать, но не требующее особой спешки? И ведь не расскажет! Как же, зачем вмешивать молоденькую нериссу…

– Эй, нериссоч… – придверник осекся и поправился: – Нерисса Ренар…

– Да? – отвлеклась от своих невеселых дум Вик.

– Вам список, который я для полиции писал, – все знакомцы Бинов, все их посетители, все подружки… нужен?

– Нужен! – встрепенулась Вик – она и не ожидала такой удачи.

Парень расплылся в довольной улыбке:

– Десятка.

– Что?

– Десятка ройсов – и список ваш. Я даже полиции не стукну, что вам его отдал.

Вик захотелось выругаться той самой фразой сержа Кирка. Десятки этот список не стоит… И тут она вовремя вспомнила о Дрейке.

– Пришлите счет в Инквизицию. Адер Дрейк заплатит, – хищно улыбнулась Вик.

И пусть этот Берт только попытается что-нибудь ляпнуть или возмутиться! Тот снова шумно сглотнул, вспоминая, с кем имеет дело.

– Ладно, так отдам… во спасение души. Щас принесу.

Пока он ходил, Вик достала пару летт и отдала их вернувшемуся придвернику.

– За старания.

– Спасибы, нериссоч… нерисса.

Он даже поклонился, хотя пара летт этого не стоила.

Вик пробежалась глазами по списку. Имен было много, очень много. Что ж, придется обойти их все. Она сложила список и посмотрела на все еще стоящего рядом придверника.

– Куда вещи Бинов дели? Они же не остались в апартаментах?

Берт пожал плечами:

– Как обычно, на склады Шмидтов отвезли. Сперва выждут наследников, а потом, ежели чего, выставят на торги.

– Карта есть?

– Ща. – И Берт опять скрылся в своей каморке.

Он вернулся с картой в руках и принялся подробно рассказывать, как добраться до складов. Вик старательно запоминала дорогу, заодно найдя на карте гостиницу и штаб Инквизиции дореформистов. Он, оказывается, находится недалеко от гостиницы – адер Дрейк предпочитал удобства, а не положенную по статусу скромность и бедность.

Берт сложил карту:

– Тока это… ночь. Закрыты склады.

Вик притворно выругалась:

– Сумасшедшая Аквилита! А раньше сказать нельзя было?!

Берт ощерился улыбкой:

– Так вы не спрашивали, нериссочка.

Вик наложила на Берта треугольник.

– Во имя Храма! Спасибо за помощь. Адер Дрейк этого не забудет.

Она пошла прочь. «Даже, надеюсь, не узнает», – добавила она уже про себя. В бумажный пакет к снимкам и книге добавился список знакомых Бинов. Тома тоже надо потрясти, чтобы сравнить списки и ничего не упустить.

Ноги сами несли Вик в сторону порта, где находились склады Шмидтов. Скорость, с которой жила Аквилита, просто поражала. Всего сутки прошли после смерти, а твои вещи уже отправили на склад, апартаменты сдали, а окружающие забыли, что ты жил на земле. В Олфинбурге, к счастью, все не так.

И вот зря она вспомнила Олфинбург. Опять в памяти всплыли Эван и его планы на Аквилиту. Если это не предложение руки и сердца – а это точно не оно, – то что он тут будет делать? С торговой блокадой Вернии и контрабандистами вполне справляются Королевский флот и войска, а шумных нераскрытых преступлений тут нет, кроме Полли. Вик потерла висок, совсем как Эван. Что ему тут нужно?

* * *

Карьера воровки у Вик складывалась отменно, отец не зря натаскивал ее. Правда, он думал, что эти навыки пригодятся в карьере детектива, а не наоборот. Но это сумасшедшая Аквилита, тут вечно все шиворот-навыворот, как говорят в восточных окраинах Олфинбурга.

Проникнуть на склады Шмидта оказалось труднее, чем в библиотеку, – пришлось вывести из строя три уличных фиксатора, а потом долгое время простоять в темном проходе между одинаковыми железными складами, чтобы унять бешено бьющееся сердце и льющуюся из носа кровь.

Это не она ведьмой становится. Это ей аукается воздушный щит, который она долго держала прошлой ночью, чтобы защитить Тома. Просто слишком много магии (или эфира) пришлось использовать. В Олфинбурге Вик была гораздо аккуратнее и реже пользовалась магией, только и всего. Она не ведьма. Но, вытирая льющуюся и закапавшую куртку кровь, Вик подумала, что к доктору Дейлу все же придется пойти на поклон, чтобы выяснять, есть ли другой способ не заболеть из-за магии, кроме печати. Не к Дрейку же с таким идти! Вот точно не к нему! Инквизиции она не сдастся!

Тщательно протерев перчатки – ей только из-за такой мелочи, как случайно оставшаяся на месте преступления кровь, завалиться не хватало, – Вик, подобрав отмычки, открыла дверь склада и проникла в огромное, загроможденное вещами помещение. Магия подсказывала, что ночного сторожа тут нет, хозяева полагаются на фиксаторы и внешнюю охрану.

– Вот бешеные белочки! И как тут найти вещи Бинов?

Даже как они выглядят, она знала лишь примерно – слишком полагалась на фиксаторы, быстро пробегая по апартаментам Бинов вчера. Пришлось поискать журнал кладовщика с последними поступлениями, а потом побродить между рядами и сверить вещи со снимками с гогглов – зря, что ли, распечатывала их в библиотеке? Кстати, счет она оплатила сама – быть должной Дрейку не сильно-то и хотелось. Ей Берта за глаза хватит.

Вещей после Бинов не так много и осталось. Пара сундуков с одеждой, два личных стола, поставленных один на другой, и комод. Поиски нужного, чем бы оно ни было, затянулись надолго – пришлось, расположившись на полу, тщательно перебирать одежду, бегло просматривать стопки писем и бумаг, затем все это аккуратно вернуть на место.

Среди одежды в комоде ничего интересно не было, зато столы привычно порадовали двумя спрятанными с помощью магии под столешницами личными дневниками Стеллы и Эрика. Жаль, что личную переписку Бинов нельзя было забрать – в описи стопки писем, хранившиеся в комоде, были учтены. Но ничего. Если найдется что-нибудь интересное в дневниках, за письмами Вик вернется уже официально. Не слезет с Тома, пока тот не откроет дело по новой – при условии, конечно, что Стеллу убили. Иногда чутье подводило Вик, и она ошибалась с оценкой происходящего.

И нет, она не ведьма. Просто отец ее так воспитал.

Хотя идущую после применения магии кровь со счетов не скинешь.

– Безумные белочки, я же не ведьма, – прошептала она себе под нос. – Я просто маг. Я зефирка. Только бы Дрейк не любил зефир! А то съест и не подавится…

Она зевнула и потянулась. Ее клонило в сон. Еще не хватало тут заснуть! Было у отца и такое дело – воришка заснул на месте преступления. С ней такого не случится!

Тихо покинув склад, Вик устало направилась в сторону линии паровика. Ноги едва двигались, желудок, к счастью, присмирел. Хотелось одного – поспать.

Почти пять утра. В стороне мелькнули мертвенно-синим сиянием следы Полли. Вик замерла, как пораженная молнией.

– Бешеные белочки, Дрейк! Ну как так – до сих пор не найти девочку!

Это было за гранью понимания Вик. Вот тебе и великая страшная Инквизиция! Даже ребенка по следам найти не могут! А ведь Полли в опасности, ее могут и не пощадить как ненужного свидетеля случившегося. Дети не умеют хранить секреты, это все знают. Вик подняла глаза в темные небеса.

– Сокрушитель, ты кого поставил на место инквизитора? Он не то что меня не поймал – он ребенка защитить не может!

Придется ей самой лезть в это дело. Так… Вик потерла разболевшийся висок. Сперва паровик. Потом инквизитор. Потом быстро в гостиницу…

А ведь Эван уже должен был приехать в Аквилиту. Поезд прибывает в четыре утра… Он уже тут! Бешеные белочки, как же быть?! Если Вик явится в гостиницу, обратно она может и не выйти. Или выйдет под присмотром Эвана. Значит, к Сокрушителю гостиницу, Эвана, завтрак и сон. Жизнь ребенка важнее, чем все это.

Дрейк, надутый ты гусь, что же ты даже маленькую девочку защитить не можешь?..

Глава 15 Тварь и гнусь

Роб и Ник виновато покинули купе. Им дорожные констебли легко одобрили допуск в Аквилиту, а Хейга повели прочь из вагона в участок дорожной полиции на вокзале.

Называть констеблей пограничниками, каковыми они, по сути, и являются, у Городского совета еще не хватает наглости. Официально Аквилита – вольный город в составе Великой Тальмийской империи, а значит, никакого пограничного контроля на въезде со стороны Тальмы просто быть не может, только улыбчивые и недоверчивые констебли, не понимающие, как можно отказаться от должности суперинтенданта Восточного дивизиона столичной полиции.

Они традиционно для низших чинов решили, что пусть лучше у начальства болит голова. Высоким чинам полиции въезд в Аквилиту закрыт, но Хейг теперь частное лицо и прибыл по вызову Инквизиции. А отказать Инквизиции… Пусть начальство само думает и решает.

Эван спокойно шел за констеблями, прекрасно понимая, что они простые винтики и подставляться под удар начальства за ненужную инициативу не хотят. Он чуть передернул плечами – в Аквилите было холодновато и сыро. Пахло йодом и разлагающимися водорослями – вокзал расположен почти на берегу океана.

Адамс, водитель семьи Игнисов, стоял на перроне и смотрел, как сгружают с грузовой платформы паромобиль. Забавно – имуществу нахождение в Аквилите разрешили, а его хозяину еще нет. Впрочем, в случае отказа паромобиль просто погрузят на утренний экспресс до Олфинбурга.

Роб и Ник уселись в вокзальном кафе и заказали себе ранний легкий завтрак – ехать в гостиницу, не узнав, пустят ли Эвана в Аквилиту, они не собирались. Через большие ондурские окна кафе они мрачно проводили взглядом безмятежного Эвана. Его не могут не впустить в Аквилиту. Иначе кто-то сильно пожалеет. Нет, Игнисы не мстительные, просто память у них хорошая.

Констебли провели Эвана по почти пустым коридорам дорожного участка, расположенного в отдельном крыле вокзала, к дежурному инспектору, доложили и, виновато отдав честь, отправились обратно на улицу. Эван под усталым взглядом дежурного инспектора пересек небольшой кабинет и сел в предложенное кресло.

– Доброе утро, лер Хейг, – поздоровался инспектор.

Ему было слегка за сорок. Красные от недосыпа глаза, ранние морщины на лице, мундир скинут на спинку кресла. Кажется, инспектор не ожидал этим утром проблем в виде Хейга.

– Доброе утро, инспектор…

– …Кросби, к вашим услугам.

Он чуть одернул рукава несвежей рубашки. В комнате было душно, паровые батареи под окном просто дышали жаром. Эван склонил голову в вежливом поклоне.

– Инспектор Кросби, могу я поинтересоваться, чем вызвана задержка с допуском в Аквилиту? Все мои документы в полном порядке.

– Извините, лер Хейг, мне нужно время, чтобы ознакомиться с вашей ситуацией и проверить предоставленные вами бумаги.

– Я подожду, – чуть опустил голову в знак согласия Эван.

Он положил ногу на ногу и принялся ждать. Инспектор внимательно просмотрел документы, которые ему оставили констебли, в том числе справку от доктора Деррика, и особенно задержался на письме из Инквизиции. Потом Кросби придвинул к себе какой-то журнал, название которого Эвану не было видно, и принялся в нем искать Хейга, водя пальцем по длинным столбцам с фамилиями. Палец его замер на втором листе. Инспектор захлопнул журнал и строго посмотрел на Хейга. Тот ровно улыбнулся.

– Вы готовы дать ответ про странную задержку с допуском?

– Можно подумать, вы не догадываетесь, лер Хейг.

– Не имею ни малейшего понятия. Я частное лицо.

Кросби невежливо его оборвал:

– Вы внесены в список чинов, которым доступ в Аквилиту ограничен. Увы, ничем не могу помочь.

– У вас устаревшие сведения, инспектор. Я подал в отставку. Я больше не суперинтендант, больше не служу в полиции.

– Можно подумать, это первые такие игры вашей полиции.

– Не имею ни малейшего понятия, о чем вы, инспектор, – все так же ровно сказал Эван. – Вы намекаете, что я нечист на руку?

Кросби выдохнул. С лерами всегда надо быть осторожным.

– Прошу прощения, я ни на что не намекаю. Но… могу я поинтересоваться причинами столь странного решения об отставке, лер Хейг? Всего три луны…

– Можете. Но не ожидайте ответа. Я имею право не отвечать на не имеющие к допуску вопросы… Еще раз: как уже говорил вашим констеблям, я подал, как положено, заявку на посещение Аквилиты. Там четко указаны цели ее посещения. Во-первых, уход за раненой невестой, которой доктора прописали в качестве лечения именно воздух Аквилиты. А во-вторых – вы сами знаете, зачем влюбленные едут сюда. Кольца показать?

– Не надо. Вы же понимаете, что даже с учетом рекомендаций докторов вам бы не дали допуск в Аквилиту. Нерисса Ренар…

– …находится под моей опекой. Опекунам по закону вы не имеете права отказывать, даже внесенным в ваш стоп-лист, не так ли?

– Хм…

– Что-нибудь еще?

Кросби придвинул к себе новый журнал и принялся листать его, чтобы удостовериться, что первичный допуск Хейгу все же одобрили. Надо полагать, это ему обошлось в кругленькую сумму даже с законными причинами для нахождения в Аквилите.

– Почему вы не дождались разрешения? До его выдачи оставалась всего пара дней.

Эван, чуть добавив в голос недовольные нотки, заметил:

– Мне кажется, вы плохо просмотрели мои бумаги. Меня как опекуна вызвал инквизитор адер Дрейк по подозрению в срыве печати у моей невесты.

– И все равно подождать официального разрешения вы вполне мо…

– У вас есть жена, инспектор?

– Это не имеет отно…

– Это имеет прямое отношение к делу! Защита женщины – святая обязанность мужчины! Даже если у вас нет жены, то все равно есть любимая мать, бабушка, тетя, в семье не может не быть женщин! Вы будете ждать два дня, когда инквизитор обвиняет вашу близкую родственницу в том, что она ведьма? Вы будете ждать эти два грешных дня? Или рванете сразу?

Хорошо, что Вик тут сейчас нет. Она бы сильно возмутилась и была бы права – очень часто она не нуждалась в защите.

Инспектор надолго замолчал, сверля глазами Хейга.

– И все же…

Он взял паспорт Хейга и открыл его на странице, где ставят печати пограничного контроля. Короля и закона Тальмы на них тут всех нет!

– Я вас внимательно слушаю, – все так же холодно сказал Эван.

Только вот при всем холоде в голосе от самого Хейга полз в стороны жар. Кросби поздно заметил пометку о том, что он маг огня.

– Почему вы ушли с должности суперинтенданта?

– Вам так недорога ваша жизнь? Тогда завтра на рассвете вы поймете…

Инспектор дунул на печать и громким шлепком заглушил последние слова Хейга.

– Я понял вас. Удачи, лер Хейг! И еще… учтите, адер Дрейк очень умен. Очень! Я бы сказал, сокрушительно умен, если вы понимаете, о чем я.

Хейг встал, забирая паспорт:

– Я вас понял. Спасибо за предупреждение.

Сокрушитель покровительствует воинам, темным магам и инквизиторам. Полицию в последнее время тоже отдали под его покровительство.

* * *

Уже когда недовольный лер Хейг покинул кабинет, в котором поднял температуру на пару градусов, не меньше, устроив практически пыточную, Кросби вызвал по телефону дежурного сержанта.

– Приставить к леру Хейгу топтунов! Пусть ходят и докладывают о каждом его шаге и шаге его компании!

– Он быстро вычислит…

Судя по всему, серж уже был в курсе происходящего.

– Ну и плевать! Наше дело мелкое – следовать инструкции, только и всего.

Инспектор бросил трубку на аппарат и открыл окно, из которого пахнуло холодом, сыростью и дымом с мерзким угольным запашком. Лучше так, чем дикая жара.

* * *

До Инквизиции Эван с друзьями доехали на паромобиле. Роб в спину выходящему Эвану сказал:

– И даже не думай, мы тебя дождемся! А если не дождемся, пойдем помогать бить мор…

Ник кашлянул, напоминая, что инквизитор – все же духовное лицо. Роб поправился:

– …святое лицо!.. Удачи, Эван!

Тот обернулся на прощание:

– Спасибо.

Он быстро поднялся по ступенькам крыльца и исчез за дверью.

Холл штаб-квартиры Инквизиции встретил тишиной. Странно даже – входная дверь открыта, а за стойкой, словно это какая-то мелкая конторка, торгующая сукном, а не Инквизиция, никого. Эван подошел к стойке, заглянул за нее, убедился, что там за ней никто не прячется и не спит, и только после этого нажал на небольшой медный звонок, вызывая хоть кого-нибудь.

Из бокового кабинета в длинный, уходящий вглубь здания коридор вышел седой, но при этом молодой мужчина абсолютно неавантажного вида. Усталое лицо с мешками под глазами, щетина на впалых щеках, вместо сутаны простая сорочка с воротником-стойкой и брюки. Кажется, адер Дрейк не следит за своими помощниками и их видом.

– Я вас слушаю, – мягко сказал мужчина.

– Я Эван Хейг, меня вызвал адер Дрейк по очень срочному делу.

Мужчина чуть приподнял брови:

– Дело не настолько срочное, лер Хейг, но вам удалось поразить меня в самое сердце. Впрочем, иного опекуна для нериссы Ренар можно было и не ожидать. Проходите.

Он открыл дверь кабинета, из которого только что вышел, и приглашающе махнул рукой.

– Я адер Дрейк… Да-да-да, знаю, я сейчас не слишком похож на духовное лицо, но мне можно.

Эван, проходя мимо инквизитора, заметил:

– Я молчал.

– Вы очень выразительно молчите, лер Хейг. Это у вас общее с нериссой Ренар.

Он почему-то хлопнул себя по карманам брюк и крайне жалобно вздохнул.

– Присаживайтесь. Чувствуйте себя как дома.

Эван опустился в кресло напротив стола инквизитора и огляделся. Кабинеты всегда выдают своих хозяев – вот и этот молчать не стал. Дубовые деревянные стены, надежные и созданные на века. Простые белые шторы на окнах, пропускающие зыбкий свет уличных фонарей, – символ открытости. Из многочисленных ламп включена только настольная, погружающая кабинет в полумрак, в котором прячется огромная вычислительная машина, пахнущая смазкой и разогретой пылью. На столе легкий бардак из бумаг и папок. Впрочем, такой же бардак творился и на столе самого Эвана, когда тот с головой уходил в работу. В урне множество мелких бумажек, Эван с удивлением узнал обертки от карамелек. М-да. На небольшом столе в дальнем углу три статуи: Созидатель, Сокрушитель, которому, собственно, и служит Инквизиция, и неожиданно Сочувствие – богиня, которую почитают женщины.

Дрейк заметил косой взгляд, но предпочел его проигнорировать.

– Можно задать вам вопрос? – вкрадчиво (или просто устало) спросил адер Дрейк, садясь за свой стол.

– Это имеет какое-то отношение к делу нериссы Ренар?

– Нет… – неуверенно ответил инквизитор.

– Тогда нет. Давайте сразу перейдем к делу.

Адер Дрейк еще раз внимательно оглядел Эвана и кивнул, соглашаясь.

– Дело в том, что мне требуется ваше разрешение на обследование нериссы Ренар. С нее слетела печать, она маг, возможно, уже на стадии перехода в ведьму… И не смотрите так.

– Как?

– Испепеляюще, лер Хейг. Не я разрабатывал стадии болезни женщин-магов, иначе никакой стадии ведьмы там бы не было. Пожалуйста, подпишите бумаги, разрешающие мне оказать помощь нериссе Ренар.

Он достал из папки бумаги и положил их на стол перед Эваном.

– Нет, – просто сказал он.

Бумаги на столе начали тлеть. Дрейк задумчиво посмотрел на пепел на столе, и тот сам собой полетел в урну.

– Жаль… Может, все же обсудим это дело? На нериссу Ренар поступило заяв…

– Донос. Это называется донос, адер Дрейк. Нам с вами нечего обсуждать.

Эван протянул Дрейку заранее собранную папку с документами Виктории.

– Если вы внимательно изучите бумаги, то поймете, что донос той гнуси к моей невесте и опекаемой не имеет никакого отношения. И я через суд добьюсь имени того, кто написал этот донос.

Дрейк быстро пробежал глазами по документам, оставалось надеяться, что прочел он внимательно. Эван собрал все документы, вплоть до детских. Проверки печати у Вик проходили почти регулярно после шести лет, потом был перерыв. Последняя запись, подтверждающая наличие печати, – три дня назад за подписью Деррика.

– Вопросы, адер Дрейк? – вежливо спросил Эван.

– Я бы хотел сам проверить печать…

– Отказано.

– Выслушайте меня…

Эван чуть подался вперед, чтобы инквизитор точно все понял.

– Я вам уже однозначно сказал: нет. Вы не приблизитесь к нериссе Ренар. Я не позволю вам…

– …всего лишь проверить печать?

– Пугать нериссу Ренар.

Адер Дрейк с улыбкой возразил:

– Я не столь пугающий, как вы думаете.

– Вы инквизитор, этим все сказано.

– Пожалуйста, выслушайте меня…

– Пока Ренар находится под моей опекой, вы не получите от меня разрешения. Даже не надейтесь. Никакой наговор гнуси, придумавшей заведомую ложь, не поможет вам добраться до нериссы Ренар. Документы, подтверждающие наличие печати у нериссы Ренар, свежие, оформлены по всем правилам, так что в проверке не нуждаются.

Адер Дрейк вздохнул:

– Дело еще и в том, что нерисса Ренар сама призналась, что она маг. Позвольте…

Дрейк под напряженным взглядом Эвана встал, подошел к работающему вычислителю и загрузил туда кристалл потенцита, который достал из ящика стола. Погудев и проморгавшись лампами, вычислитель загрузил запись, и Эван нахмурился, запоминая голос: «Как давно у вас слетела печать?.. Тори, я вам не враг… Чуть-чуть потяну, потерпите…» Это точно не голос Дрейка, уже хорошо. И тут усталый, почти безжизненный голос Вик ответил: «В шесть лет». Эван делано зевнул и заметил, перекрывая голоса на записи:

– Во-первых, это чушь. Голос, чуть похожий на голос моей подопечной, признается в том, чего нет. Печать на Виктории Ренар есть, и документы, подтверждающие это, вы видели.

Адер Дрейк остановил запись, чтобы не приходилось повышать голос.

– Послушайте дальше, там Ренар…

– Некто, чей голос схож с голосом Ренар. Экспертизы записи, я так понимаю, у вас нет. Она может оказаться подделкой. Оговором. Я даже причину этого знаю.

– И какая же причина? – с интересом спросил адер Дрейк.

Он по-прежнему стоял у вычислителя, опираясь на его металлический корпус спиной.

– Нерисса Ренар хочет стать первым детективом на службе полиции Тальмы. Я полностью поддерживаю ее стремление, но многие, очень многие против этого. Они готовы на все, Ренар пережила три покушения. Поверьте, обвинить ее в том, что она ведьма, эти люди тоже могут. Запись – подделка.

– А если нет?

– Что «нет»?

Адер Дрейк чуть склонил голову набок:

– Что, если запись верна и Ренар маг? Вам дать послушать запись до конца?

Чуть громче, чем надо бы, Эван сказал:

– Не собираюсь слушать! Это однозначно оговор!

– Вы понимаете, чем грозят магия и пользование ею без защиты?

– Более чем.

– Тогда вы дадите разрешение на обследование Ренар?

– Я вам уже дал однозначный ответ – нет. Я лично не дам такого разрешения.

Адер Дрейк нахмурился, складывая руки на груди.

– Вы способны убить любимую девушку? Вы же приговариваете ее к смерти, не давая мне разобраться в происходящем.

– Нет, я не убью свою невесту. И нет, я не даю вам права вмешиваться.

Эван не собирался менять свое решение. Адер Дрейк невозмутимо сказал:

– Вы упрямый баран. Я знаю одно простое решение этой проблемы. Завтра на ра… Тьфу! Простите, поминальная луна же… Сегодня на закате я буду иметь честь проучить вас и покажу, как надо защищать свою любовь.

– Невозможно, адер Дрейк. Я лер, вы нер. Дуэли между нами не может быть.

Адер Дрейк спокойно заметил:

– Я мастер эфира. А вы лишь учитель, насколько я понимаю ваш ранг. Я имею право вызвать вас на магическую дуэль.

Эван медленно встал из кресла – больше находиться в нем не было смысла.

– Плевать на то, что вы мастер. Хотите дуэль – получите ее. Я пришлю вам своего секунданта. Учтите одно: опекун Ренар в случае моей смерти назначен, и он еще более несговорчив, чем я. Я поговорю с Викторией, объясню ей суть ваших претензий, но только ей решать, позволить вам обследовать себя или нет. Дело прежде всего касается ее и только ее.

Адер Дрейк странно улыбнулся и покаянно склонил голову, чем удивил Эвана.

– Прошу прощения за излишнюю резкость. Я забираю свой вызов на дуэль. Грешен, имею склонность к дурному языку и поспешности принятия решения. Если требуется, принесу любые извинения, письменно и устно.

Терпение Эвана имело вполне конкретные границы, и они давно были нарушены.

– Адер Дрейк, что за игры?

– Если вы объясните все Ренар, я буду более чем удовлетворен. Думаю, она не враг себе и согласится на обследование.

– Даже не надейтесь.

– Она согласится, я уверен. И мне есть что ей предложить, поверьте. Просто поговорите с Ренар и напишите бумагу, что не будете возражать против ее любого решения вопроса с магией.

Эван подошел к Дрейку и пальцем коснулся его запястья.

– Даже не думайте. Ее имени тут не будет.

– Конечно, не будет, – улыбнулся Дрейк. – Она же реформистка. А я дореформист. Увы! Но я хотя бы попытаюсь помочь Ренар. Поверьте, она нуждается в помощи. Представьте – если печать в самом деле есть, то какие силы сокрыты в Ренар, раз эфир послушен даже через печать. Не далее как вчера днем Ренар оказалась в эпицентре силового шторма, даже не зная, что это такое. Вы меня очень обяжете, лер Хейг, если поможете нериссе принять нужное решение, уговорите ее согласиться на обследование.

– Я все сообщу Ренар, но выбирать только ей. Что-нибудь еще?

Адер Дрейк качнул головой:

– Еще… не ищите… э-э-э…

– Гнусь? – подсказал Эван.

Дрейк хищно улыбнулся:

– Именно ее.

– И почему же, могу я поинтересоваться?

– Потому что она все осознала.

– Да вы что!

– Мой секретарь очень… упертый, до всего способен докопаться, до последней буквы старого кодекса.

– И?..

– И гнусь получила по заслугам. Был настоящий допрос. Давид ради этого дела даже нашел давно потерянный ключ от подвальной допросной. Поверьте, Ренар отомщена, а гнусь наказана.

Эван склонил голову:

– Приношу свои искренние извинения, адер Дрейк. Вы не тварь.

– Простите, но при чем тут это? Вы не называли меня тварью. Это я был не сдержан на язык.

– Потому что вы оказались не тварью… Что ж, если все решено, то я пойду.

Он дошел до двери и вспомнил:

– Адер Дрейк, вы в начале нашей беседы что-то хотели спросить, не связанное с нериссой Ренар…

Дрейк закачал головой:

– Кажется, я уже получил ответ на свой незаданный вопрос… Впрочем, все же спрошу: вы владеете целительскими навыками?

– Увы, нет.

– Жаль, – вздохнул Дрейк.

– Но со мной приехал мой друг Николас Деррик. Он доктор и маг. Это вас устроит?

– Вы ниспосланы мне небесами, – расцвел в дикой улыбке адер Дрейк.

– Прошу заметить, эти небеса – вы сами, поскольку именно вы вызвали меня по делу нериссы Ренар.

Дрейк, рванув прочь из кабинета, отмахнулся:

– Ничего, с грехом гордыни я вполне уживаюсь.

Глава 16 Адера Вифания и лисичка

Паровик добрался до центра города только через час. Сперва Вик пришлось пропустить целых три паровика, битком набитых, словно банки с сардинами, возвращающимися из порта и с вокзала служащими и уставшими констеблями. В четвертый паровик она все же влезла, хотя и болталась на подножке, держась за поручни и боясь потерять свой пакет.

Светало. С неба сыпал мелкий противный дождь, и отчаянно хотелось под крышу, в тепло. Сейчас Вик даже крыше Инквизиции была рада. Бумажный пакет грозился вот-вот расползтись в руках. Ладони заледенели за время поездки – кожаные перчатки промокли от крови и дождя и совсем не грели.

Вик поднялась по ступенькам Инквизиции, глубоко вдохнула, напомнила себе, что это первый и последний раз, и храбро вошла внутрь – в тишину, покой и блаженное после улицы тепло. Холл был пуст. Впрочем, ничего иного от адера Дрейка Вик уже не ждала. Она кашлянула, привлекая к себе внимание, потом осторожно прошла за стойку по неосвещенному коридору.

– Есть кто живой?

Из дальней двери, откуда умопомрачительно пахло едой, вышел сам адер Дрейк, выглядящий еще хуже, чем днем. Во рту он почему-то держал ручку или что-то подобное – в полумраке, царящем в коридоре, было сложно разглядеть. Ручка в его зубах странно хрустнула, ломаясь, и тут же была спрятана в ладони, для надежности заведенной за спину. Вик с удивлением поняла, что это карамелька.

– Вик? – закашлявшись, почему-то виновато подал голос инквизитор.

– Адер Дрейк, я обещала занести вам снимки с фиксаторов.

– Есть хотите?

Он поставил ее в тупик простым вопросом.

– Простите?

– Есть хотите? – мягко повторил адер Дрейк. – Я ужасно хочу есть. Присоединитесь? Не разносолы, но что Сокрушитель послал.

Что мог послать темный бог, Вик даже уточнять боялась. Впрочем, оказавшись почему-то в кухне, а не в столовой, Вик поняла, что толк в еде Сокрушитель все же знает. Яичница, щедро поделенная недрогнувшей рукой адера Дрейка пополам, сыры, маринованные овощи, серый хлеб. Поскольку был Пост, ничего мясного на столе не оказалось.

Адер Дрейк пальцем ткнул в сторону большой раковины для мытья посуды.

– Умыться можно там. И помыть руки, конечно же. Куртку бросьте на лавку. Пакет можно положить на стол.

Вик, поблагодарив кивком, подошла к раковине и принялась тщательно умываться. Вода стекала розовая.

– Это у меня новомодный костюм умирающей, – мрачно пошутила она.

Адер Дрейк, разливая по чашкам черный кофе из до блеска начищенной джезвы, выгнул бровь.

– Что-то новое на улицах Аквилиты.

Вик вытерлась протянутым адером Дрейком полотенцем, и не успела глазом моргнуть, как у нее в ладонях оказалась обжигающе горячая для озябших после улицы пальцев чашка кофе.

– Грейтесь. И, ради всех богов, садитесь. Почему-то мне кажется, что вы проигнорировали мой совет об отдыхе, Вик… Позвольте мне сегодня эту вольность, я немного устал и не способен на вежливые экивоки.

Последнее прозвучало действительно крайне утомленно.

Вик опустилась на стул и блаженно вытянула ноги.

– Спасибо, адер Дрейк.

Она сделала осторожный глоток горького кофе, жалея, что это не чай. В Аквилите почему-то предпочитают его.

– Сегодня видела человека в костюме больного чумой. Надо отдать должное местным констеблям, они, не дрогнув, скрутили его и отвели в участок. Даже я засомневалась, стоит ли лезть.

Дрейк на миг прикрыл глаза:

– Улицу знаете?

– А что?

Мужчина точно так же устало, как она сама, опустился на ближайший стул и придвинул тарелки с едой сперва к Вик, потом к себе.

– Навещу шутника в камере, узнаю, кто его надоумил.

– Думаете, это как-то связано с полетом Полли?

– Поверьте, в Аквилите полным-полно сумасшедших, но даже здесь не шутят с чумой. Не припомню, чтобы в прошлом году были такие костюмы… Ешьте, Вик, что-то мне подсказывает, что вы дико устали.

– Я привыкла, Дрейк… Улица Цветочная, номер дома примерно двадцать – двадцать шесть. Полицейский участок…

– Центральный, – подхватил Дрейк. – Спасибо, Вик.

Она достала из пакета чуть намокшие снимки.

– Я обещала вам снимки. Их немного, я сама их оплатила. Но не думаю, что они чем-то особо помогут.

Дрейк, уплетая яичницу, придвинул к себе снимки и тут же принялся разглядывать их.

– Что ж… кто-то в деталях воссоздал платье Полли.

Вик сооружала себе сэндвич из сыра, яичницы и вустерского соуса.

– Да. Я тоже заметила, что платье точь-в-точь как…

Дрейк бросил на нее любопытный взгляд, и она пояснила:

– По вашему совету я сходила в музей. Мне устроили экскурсию в заброшенный квартал Аквилиты.

Мужчина чуть поморщился, словно затея с куклой Полли ему противна.

– Там крутят запись голоса Полли. И эта запись звучала на площади Танцующий струй.

– Вы уверены?

– Абсолютно. Это она. И платье на кукле Полли в музее очень похоже на платье нашей псевдо-Полли.

Дрейк вздрогнул:

– Значит, музей? Хм-м-м… Зачем это им? Привлечь к себе внимание? Слишком извращенная реклама…

– Там три луны назад случилась кража. Воры вынесли абсолютно бесполезную коллекцию камней. Возможно, это был отвлекающий маневр. Или музей не счел нужным сообщить еще и о пропаже кристалла с записью и платья куклы.

Она принялась есть свой сэндвич. Дрейк задумчиво сказал:

– Я найду время и навещу музей… Или это сделаете вы, Вик?

Она чуть не поперхнулась едой:

– Я? Почему я?

– Разве вам неинтересно это дело?

Вик, чтобы не ляпнуть первое пришедшее в голову, снова откусила сэндвич. Дрейк виновато улыбнулся:

– Хорошо, музей я возьму на себя. Вас держать в курсе событий?

– Пожалуй, нет… – медленно ответила Вик и для верности еще и головой качнула.

Дрейк подался вперед:

– Почему?

Вик ответила вопросом на вопрос:

– А зачем?

– Мне показалось, что вам это дико интересно.

– Я увлеченная натура, Дрейк. Иногда забываюсь… Пожалуй, я пойду.

– То есть вам вообще неинтересно, Вик? Или вы чего-то или кого-то боитесь?

Вик вздохнула:

– Я, как все женщины, не люблю Инквизицию.

Дрейк, почему-то тщательно подбирая слова, словно обходит какую-то ложь, сказал:

– Вам нечего бояться. Я правильно понимаю, что вам нет двадцати одного года?

– И?..

– И вы находитесь под опекой. Без разрешения вашего опекуна я не то что отправить вас на запечатывание – я даже проверить вашу печать не могу. И не буду. Я чту законы, потому что ношу белую сутану и хочу, чтобы мне и Инквизиции снова начали доверять.

Вик замерла, даже не зная, что сказать в ответ. Доверять Инквизиции – такое и в дурном сне не привидится…

Хотя… раз она в безопасности по новым законам…

– На самом деле мне очень интересно. Я хочу найти ту тварь.

Дрейк почему-то улыбнулся и тут же вернулся к еде.

– Тварь, которая устроила бойню на площади Танцующих струй. Этот человек должен ответить за кровь на мостовой. Он должен ответить за погибших и раненых. У вас есть какие-нибудь зацепки, Дрейк?

– Зацепки есть, но пока их мало.

Вик не удержалась и спросила:

– Вы уже думали, кому важно сорвать карнавал? Я пыталась сама сообразить, но мало разбираюсь в реальности Аквилиты, могу упустить из виду то, что ясно местным.

Он пожал плечами:

– Если бы я знал, то уже закрыл бы это дело и ехал в Вернию, там я нужнее.

– И все же? Есть какие-нибудь предположения?

Он отодвинул от себя пустую тарелку и принялся за кофе.

– Цель – напугать, чтобы сорвать карнавал и свернуть вольности города. На такое могут пойти владыка Джастин и король Тальмы. Но мы знаем, что это не они. Владыки не лгут, короли – тем более. Но они могут что-то делать, уверяя себя, что это во благо.

Вик напомнила:

– Но, Дрейк, при Храме полным-полно магов! Тогда бы Полли действительно летела.

– Это чтобы подозрение не пало точно на Храм.

– У вас извращенное мышление, но… все может быть. Кому еще выгоден пустой город?

Дрейк пожал плечами:

– Уж не Городскому совету точно. В обезумевшем от страха городе легко ловить легкую рыбку. Возможно, контрабандистам? Ворам?.. У меня не хватает фантазии, Вик.

Она кивнула его словам:

– Думаю, под шумок чумы и возникшей паники легко грабить. Только что? Храмовые ценности? Что еще есть интересного в Аквилите? Чем она славится?

Дрейк потер заросший подбородок и сам же поморщился – видимо, щетина неприятно колола.

– Аквилита славна весельем. Чумой. Рыбой. Сувенирами. Не более того. Тут нет важных производств, нет больших банков, нет чего-то крайне интересного, ради чего есть смысл запирать город. Храмовые реликвии разве что, но их легко вынести под шумок карнавала.

– Контрабанда? Устроить переполох в городе, чтобы полиция занялась беспорядками и не помешала?

– Контрабанда процветает выше по течению Ривеноук. С территории Тальмы ввозить запрещенное в Вернию проще. Там и река уже, и она дальше от Королевского флота, расположенного на Маяковом острове, запирающем устье Ривеноук. Если и есть тут контрабанда, то она мелкая. И должна быть очень специфичной. Чума, веселье и рыба не нуждаются в контрабанде.

Вик в расстроенных чувствах залпом допила кофе. Идей, зачем нужна паника в городе, не было. Неужели в самом деле за всем стоит Храм? Отец всегда говорил, что если что-то не получается, то надо просто сменить угол обзора на проблему.

– А может, нужен не срыв карнавала, а карантин?

– Может быть. Карантин нужен, чтобы никого не выпускать. Я уже запросил в Городском совете список прибывших на карнавал.

Вик, машинально кивая, согласилась с Дрейком:

– Или не впускать…

Она вздрогнула, вспомнив о приезде Хейга, о котором было известно сильно заранее.

– Надо проверить списки приезжающих.

– Скорее списки подавших разрешение на посещение Аквилиты – такие люди точно опасны для города.

Вик прикрыла глаза. Неужели у происходящего такое простое объяснение? Эван заранее готовился к поездке, сам выбрал Аквилиту – точнее, она позволила ему это сделать, – пользуется уважением комиссара, часто получает самые сложные дела… Эта давка из-за них с Эваном? Вот насмешка судьбы, если это так – она чуть не погибла в ловушке для него.

– Вик, поделитесь тем, что пришло вам в голову.

Она поджала губы:

– Простите, мне сперва надо уточнить… убедиться кое в чем. Хорошо?

– Как скажете.

Она встала:

– Тогда я пойду. Спасибо за завтрак.

Она накинула на плечи куртку и прихватила свой пакет. Дрейк, подобно воспитанному леру, тут же встал следом.

– И вам не интересно, кем же оказалась Полли над площадью Танцующих струй?

Вик пожала плечами:

– Вы все равно ее не нашли.

– Полли сейчас спит на втором этаже.

– Но следы!.. – возмутилась Вик.

Дрейк мягко улыбнулся.

– Простите, это была ловушка.

– Для кого?

– Для одной любопытной белочки. Ведь вы вполне могли передать снимки с посыльным из гостиницы. Я не стал гасить руну, чтобы подхлестнуть ваше любопытство.

– Адер Дрейк, вам не стыдно?

Он качнул головой:

– Абсолютно нет.

– Я же в небеса вас ругала почем зря!

– Переживу. Зато я позавтракал в приятной компании. Так что, хотите посмотреть на Полли? Только тихо.

– Хочу! Конечно, хочу!

Дрейк повел ее по лестнице на второй этаж.

– Только тихо, – напомнил он, прикладывая указательный палец к губам.

Вик лишь кивнула. Тихо так тихо.

Дрейк открыл одну из дверей на втором этаже и жестом пригласил Вик войти. Комната была совсем небольшой. Не монашеская келья, но никакой роскоши. Только умывальный стол, комод и кровать.

На кровати лежал бледный, ни кровинки на лице, мальчик лет восьми-девяти. Голова его была в белоснежной марлевой повязке. Быстро двигались глазные яблоки под синюшными тонкими веками. Разметавшиеся по кровати руки что-то искали и хватали. Пахло кровью и больным телом.

– Мальчик? – шепотом удивленно спросила Вик.

Дрейк, стоявший за ее плечом, так же еле слышно подтвердил:

– Мальчик. Высоко в небе ведь не видно. Мальчик-акробат из цирка. Сирота. Зовут Альк. Больше о нем пока ничего не известно.

Он подошел к кровати, поправил на ребенке одеяло и начертил пальцами незнакомую Вик руну на его лбу.

– Должен жить. Во всяком случае, я надеюсь на это. Его бросили умирать, разбив ему голову.

Вик дорого бы отдала за новую руну в своей копилке обрывочных знаний о магии, но попросить Дрейка повторить ее она не решилась. Захотел бы – показал.

– Нашли тех, кто пытался убить его?

– Ищут. Дело передано полиции.

Дрейк пошел на выход. Вик потянулась за ним:

– Почему им?

– Потому что Инквизиция не расследует убийства. Это дело светских властей.

Вик не сдержала возмущения:

– И вам все равно? Ведь мальчика пытались убить те же люди, которые использовали его для мистификации!

Дрейк как-то виновато улыбнулся:

– Я… я присоединюсь к поискам, но чуть позже… Простите, Вик, но для этого есть причины.

– Какие?

– Вик, вам говорили, что нельзя искушать других грехом гордыни? Вы вынуждаете меня прибегнуть к этому греху, а я слабый человек, между прочим.

– Хорошо, не буду, – пробурчала она.

Дрейк ее то удивлял своим великодушием, то снова возмущал. Он мог найти пытавшихся убить Алька преступников гораздо быстрее, чем полиция, но отсиживался дом… в Инквизиции. Завтрак, конечно же, важнее каких-то поисков.

– Я, пожалуй, все же пойду.

Дрейк устало вздохнул:

– Как скажете, Вик.

Он пошел вперед по коридору, показывая дорогу к выходу.

Она медленно спускалась по лестнице следом за Дрейком, пытаясь понять, что же ей теперь делать. «Полли» найден, он в безопасности, а его мучители… Вик даже не знала, откуда начинать поиски, да и стоит ли.

– Где нашли По… Алька? – спросила она спину.

– В Полях памяти. – Дрейк на ходу оглянулся на Вик. – Пожалуйста, доверьтесь мне и полиции.

– Полиции и вам, – поправила его Вик.

– Полиции, моим людям и потом уже мне.

Входная дверь с хлопком открылась, и в холл влетел, оповещая о своем прибытии все здание, мальчишка лет тринадцати-четырнадцати, прилично одетый для простого побегушки и уже без маски.

– Адер Дрейк! Адера Вифания просила передать, что вы большой мальчик и сами справитесь! А если не справитесь, она на вас обидится! И вообще, человек – сам кузнец своего счастья! Она не может прийти – в госпитале много работы! И еще кулек ваших самых любимых конфет! Адера Вифания сказала, чтобы я передал их ее милому мальчику!

Дрейк тяжело вздохнул и оглянулся на Вик. Та старательно смотрела мимо него – подарки его любовниц ее не касаются. Дрейк вкрадчиво пояснил, словно Вик его о чем-то спрашивала:

– Адере Вифании сто двадцать девять лет, Вик. Шарля она вообще иначе как «мой прелестный малыш» не называет. Шарлю уже четырнадцать… И… да. Я очень люблю леденцы. Грешен, ибо человек.

– Меня это не касается, адер Дрейк, – как можно ровнее сказала Вик.

– Вам повезло.

– В чем же?

– Возможно, в том, что вам нечего скрывать… Или?..

Он даже голову чуть наклонил, внимательно рассматривая ее. Вик обошла его, не став отвечать.

Ей есть что скрывать, но говорить это Дрейку, инквизитору… Она еще не сошла с ума. Ни за что. Пусть из Эвана так себе стена, но пока между Вик и Инквизицией стоит он, она не будет ни в чем признаваться.

Дрейк за ее спиной попросил смутившегося мальчишку:

– Шарль, будь так добр, проводи нериссу Ренар до «Королевского рыцаря».

– Будьсдел! – заулыбался мальчишка и тут же бросился к двери.

Дрейку даже напомнить пришлось:

– Конфеты на стойку положи, пожалуйста.

Тот вернулся с кульком к стойке под тихий смешок не удержавшейся Вик. Инквизитор-сластена! Кому скажи – не поверят! Дрейк, видимо никому не доверяя, взял кулек прямо из рук мальчишки.

– Шарль, прошу, будь сдержаннее, хорошо?

– Хорошо! – кивнул мальчишка и, вновь рванув к двери, вежливо открыл ее перед Вик. – Просим, нерисса!

Вик оглянулась на Дрейка:

– Прощайте, адер Дрейк.

Он ответил:

– Увидимся, нерисса Ренар.

Вик отрицательно качнула головой и вышла на улицу. Шарль шагнул вслед за ней, внимательно оглядывая пустую улочку и парк перед Инквизицией.

Солнце встало и осветило грязные после празднования тротуары. Было слышно, как где-то недалеко шуршат метлами первые дворники. На скамьях спали не добравшиеся до своих домов маски. Сонные констебли шли парами по парковой аллее и, тряся за плечо, будили особо пьяных или просто уставших. Те ошалело просыпались и лениво, словно чумные, направлялись домой. Город засыпал и затихал.

Утомленная длинным днем, Вик мечтала об одном – об отдыхе. И о ванне. Или о ванне и отдыхе. Ладно, она мечтала сразу о трех вещах: ванна, отдых и тайна дневников семейства Бин. А еще список их знакомых, опрос, служба Стеллы… Спать-то когда? Хорошо, что дело Алька можно оставить Дрейку, хотя бы на время. Вик зевнула. Нет, поспать точно нужно. Потом будет обход с опросом особо часто упоминаемых в дневниках, если такие есть. И потом…

– Ух! Видели, да? – сбил ее с мысли Шарль.

Он, почти приплясывая, то обгонял Вик, то пристраивался рядом.

– Что, Шарль? – вынырнула из своих размышлений Вик.

Шарль вновь повторил:

– Видели, какой адер Дрейк? Как он этого мальчишку держал?

– Прости?

– Держал! – излишне восхищенно повторил мальчишка. – Когда адер Дрейк прибыл по следам этого Полли в Поля памяти, тот уже того… синеть начал! Отошел, стало быть. Но адер Дрейк – он у-у-ух! Он пошел в Колодец за его душой и вернул ее!

Вик даже с шага сбилась. Дрейк – некромант?! Это же пусть еще не запрещенное, но крайне опасное искусство! Храм его не одобряет.

Из Колодца Смерти всегда возвращаешься другим. И идти туда, рискуя своей душой, за мальчишкой, простым бедняком-циркачом… Дрейк – или святой, или безумец, готовый любой ценой раскрыть преступление. «И кем бы он ни был, держаться от него точно надо подальше», – в который раз напомнила себе Вик. И ведь знала, что не сдержит обещания. Отец шутил, что все любопытство, отмеренное богами семье Ренар, досталось ей одной.

Спуститься в Колодец Смерти за душой мальчика… Это же… невероятно! Вик улыбнулась солнцу, новому дню и солнечным зайчикам, пляшущим в лужах, оставшихся после утреннего дождя. Она Дрейку лампадку поставит в храме за его здоровье… Хотя он дореформист, а она – из истинного Храма. Лучше она Дрейку кулек конфет купит… Надо же, спас мальчика и хвастаться этим перед Вик не стал, лишь прикрылся грехом гордыни. Да это не гордыня, а гордость за хорошо сделанное дело! И теперь хотя бы ясно, откуда известно имя мальчика, ведь души не лгут. И ведь Дрейк мог же просто задержать душу мальчика, расспросить ее об убийцах, но нет, он ее держит, пытается вернуть.

Шарль продолжал и продолжал сыпать словами, которые, кажется, сами из него лились:

– Он его еле-еле уговорил! Понимаю этого Полли, я бы тоже не пошел за каким-то мужиком. А вот адера Вифания – другое дело! Она у-у-ух, даже круче адера!

– Почему?

Шарль обогнал Вик и чуть ли не заплясал от счастья:

– Да потому что она бабушка! У всех были бабушки, которые их любили и баловали! Это не какой-то мужик, уговаривающий вернуться из небесных покоев, это бабушка, которая ждет не дождется родного внука!

Вик вздрогнула и спросила:

– Ты тоже умирал?

– Угу. Инфлюэнца. Три года назад. Меня адер Дрейк тогда звал-звал, а я не пошел. А вот за адерой пошел! За ней не пойти сложно, она сама адера Дрейка учила ходить в Колодец. Вот!

У Вик сердце на миг замерло от неожиданности, в животе словно ком льда возник. Адера Вифания… Она, получается… маг?..

Шарль ничего не заметил. Он хлопнул себя по карманам.

– Ой, хотите конфетку? Мне адера дала, попросила лисичке передать. Я в зверинец завтра наведаюсь, да, думаю, тамошней лисе хватит и одной карамельки. Да и зачем лисе карамельки? Я лучше вас угощу! Только вы адере Вифании ни слова, хорошо?

– Хорошо…

– У нее рука – у-у-ух! Такая тяжелая! Когда я объявил, что за то, что она меня с того света вытащила, положу свое сердце на алтарь богов… У-у-у, она так подзатыльник мне отвесила! Вся голова звенела! И сказала такая: «Я тебя для чего спасла? Я тебя спасла, чтобы ты человеком стал! Вот станешь человеком, отдашь долг жизни богам, отпустившим тебя еще пожить, – тогда и иди в храм! А до этого – ни-ни!» Она, говорят, и адеру тоже подзатыльник отвесила.

Шарль мог болтать не останавливаясь, но Вик все же спросила:

– А ему-то за что?

– За то же самое. Он тоже решил сердце на алтарь положить, и она ему – у-у-ух! И того. Подзатыльник… Он… у него там… с невестой что-то не то… он и… В общем, адера Вифания до сих пор его ругает. Ты, говорит, от богов бегаешь, да от ответственности. На свете столько девушек, значится! Он ей в ответ: я не племенной бык, чтобы, значится, это… то самое… ну, того… чтобы… – Шарль стремительно покраснел, а потом скомканно продолжил: – А она ему: «Я твоих внуков собираюсь нянчить, а с тобой не то что внуков – детей не увидишь!» Тебя, говорит, боги за что одарили? За то, чтобы это самое… детям передал и дальше, стало быть. А он – в храм. А адера Вифания ему – хлоп! «От внуков, значится, не сбежишь, инквизитором станешь! Долг у тебя перед богами за талант, за магию, за везение! А ты от судьбы за стенами храма прячешься!» Вот! Тогда, стало быть, она и отвесила ему подзатыльник!.. Ух, как сложно быть магом! А уж женщиной-магом – тем более!.. Только я вам ничего не говорил!

Вик не сдержала улыбки. Шарль – просто находка для шпиона! Тот, заметив ее улыбку, тоже расплылся.

– Хорошо жить, да ведь?

– Очень, – согласилась Вик.

– Эх, жаль только, что адер и адера все никак не придут к согласию…

– В чем?

– Адера говорит, что мой язык – чистое золото и что меняться мне не стоит. А адер говорит, что золота во мне могло бы быть и поменьше. Знать бы еще, кто правее… – Он остановился перед дверью гостиницы, сообщая и так понятное Вик: – Мы, кстати, пришли. Прощения просим, если что не так. Заходите еще! Только адере ни слова, что я леденцы вам отдал, а не в зверинец понес.

– Хорошо. Я не выдам тебя.

Шарль отвесил немного нелепый, смешной поклон и понесся дальше. Впрочем, тут же обернулся и на ходу, идя спиной вперед, крикнул:

– Вот спасибушки! Чует мое сердце, нельзя щас адеру спать! Ой, нельзя! Пострел ведь сбежит, только его и видели! Будь адера – я был бы спокоен, а адер… Он хороший, но на фига мужик этому Полли? Сбежит, дурень, вот как пить дать сбежит! Пойду я караулить адера!

– Карауль, – тихо самой себе сказала Вик – Шарль уже развернулся и помчался дальше. – И карамельками покорми – он заслужил.

Глава 17 Трудный разговор

Вик попросила горничную сделать ей ванну и, отдав распоряжение разбудить ее в полдень, отпустила молодую девушку. Помыться она может и сама, хотя с повязкой на руке это та еще мука. Вик даже волосы промыть толком не смогла и замочила при этом повязку. Пришлось после ванны не отправляться в постель, а заняться ею. Жаль, что при гостинице нет своего доктора, большое упущение, ей теперь мучиться.

Достав свой несессер, где хранились в том числе и бинты, Вик ножницами срезала повязку-«черепашку» с плеча и вздрогнула от удивления. То-то плечо всю ночь себя пристойно вело, а кровь шла носом! Раны не было. Даже шрама. Вот любят некоторые адеры Дрейки лезть куда не просят! То в Колодцы Смерти лезут, то раны лечат без спроса… Впрочем, Вик вспомнила, что он тогда на крыше спросил разрешения. И даже дождался его. Вик бросила мокрую повязку в мусорное ведро и резко выдохнула – она опять должна адеру!

Ладно, все равно дело Полли дразнило ее своей загадкой. Если только Эван разрешит. Теперь придется все делать с оглядкой на Эвана – их ждет тяжелая седмица, учитывая его отношение к ней.

Вик направилась в спальню, где заботливая горничная уже прогрела постель и приготовила все для сна, и по пути захватила найденные дневники и книгу. Пока сон не сморил, надо их просмотреть, может, что-то найдется. А то вторые сутки после убийства, а Вик толком еще не приступила к делу.

Вик задумчиво покрутила в руках книгу. Толстая переплетная крышка, выступающие медальоны с рамками… В таких книгах, если она не ошибается, делают тайники для бумаг. Удобно воровать запрещенное к выносу из библиотеки. Вот только, не зная правильного магического ключа, книгу не открыть. М-да… Попросить о помощи Дрейка, что ли… Она отложила книгу в сторону – пока она полностью бесполезна.

Дневник Стеллы оказался откровенно скучным. Простая, незатейливая жизнь машинистки, мечтавшей о владельце машбюро и понимавшей, что без денег и приданого ей не видать в этой жизни ничего.

Дневник Эрика был куда интереснее, хотя Вик хватило только на его последние страницы. Он не писал по дням, только оставлял странные заметки, словно на ходу.

«Жабер предлагает разбогатеть. Очень. Говорит, что это будет просто неприличная сумма. Надо только чуть-чуть покопаться в архиве. Все равно я этим постоянно занят».

«Стелла будет счастлива, она мечтает о доме и подходящем муже».

«Кажется, я все не так понял, все гораздо сложнее и страшнее».

«Я отказал Жаберу».

«Он следит за мной. За моими работами. За моими поисками».

«Я должен проверить сам – кажется, он вернул не ту карту».

Вик выругалась в потолок:

– Эрик, пыльный ты червь, в таком случае идут в полицию! Бешеные белочки, ну зачем ты пошел сам!

Самое обидное, что других пояснений и записей не было. Вик даже проверила, не выдрал ли кто страницы из дневника. Потом с карандашом еще раз пролистает страницы – вдруг все же есть другие записи, – а сейчас… Глаза слипались.

Она все же заснула. День выдался длинный.

* * *

Проснулась она отнюдь не в полдень, а ведь просила разбудить ее. Косые лучи солнца, скользящие по полу, подсказывали, что уже давно вторая половина дня. Вик села в кровати. Часы на каминной полке показывали два часа. Вот тебе и обслуживание в королевских номерах! Вик раздраженно дернула сонетку, хотя проще было бы телефонировать и заказать обед.

Горничная – все та же, утренняя, – извиняясь, доложила, что тревожить Вик запретил лер Хейг. Он очень просил дать ей выспаться и сообщить, когда нерисса Ренар проснется. Сейчас он ждал ее в столовой, где накрывают обед. От Эвана и его самоуправства ругаться хотелось, но Вик стиснула зубы. Горничная тут ни при чем, она оказалась меж двух огней – высокородным лером и нериссой. Конечно, распоряжение сиятельного выше, чем просьба какой-то нериссы…

– Хорошо. Передайте леру Хейгу, что я скоро буду.

Горничная, явно благодаря небеса за сговорчивость нериссы, рванула в гардеробную, чтобы приготовить для Вик дневное платье серого, полутраурного оттенка. Давно уже ушел в прошлое трехгодичный траур, но полгода после смерти близкого все еще полагается носить темные одежды.

Вик, одевшись при помощи горничной, отпустила ее и сама собрала волосы в небрежный пучок, выпустив пару локонов на висках. Красиво и незатейливо. Оставалось надеяться, что аристократической натуре Хейга этого будет достаточно. Хотя Чарли бы вовсю раскритиковал Вик – как же, перед женихом надо появляться во всеоружии, а то вдруг передумает!

Скорее бы передумал… Вик и сама понимала, что помолвкой, устроенной родителями, только сломала Эвану жизнь. Ему есть за что ее ненавидеть.

Вик прошла в столовую. Это было огромное просторное помещение с ондурскими окнами в пол, которые сейчас, несмотря на царящее за окном предзимье, были открыты нараспашку и впускали с улицы приятную свежесть и аромат далекого океана. Тонкие прозрачные шторы развевались, как паруса. Воздух был пронизан солнечным светом. Стояла странная хрупкая тишина, которая днем бывает только в Аквилите. Приглушенный кремовый тон стен и деревянных панелей, золото мебели – все для того, чтобы здесь жило солнце. Огромный стол посреди комнаты уже богато сервировали. Лакеев не было.

Эван, задумчиво сидевший перед приходом Вик в кресле у камина, тут же встал и легко склонил голову.

– Добрый день, Виктория. Чудесно выглядишь.

Она заставила себя улыбнуться в ответ, разглядывая Эвана. Он был такой же, как всегда: выбритый, с ухоженной небольшой бородкой, тщательно застегнутый на все пуговицы в прямом и переносном смыслах. Изящный светлый костюм, небрежно повязанный галстук, причем небрежность явно специальная – леры не позволяют себе оплошностей в одежде, во всяком случае Эван точно. Никаких украшений или механитов. Эдакая домашность или простота. Впрочем, обычно Эван носил только звуковые фиксаторы, необходимые по службе, он не признавал механиты.

– Добрый день, Эван. Рада тебя видеть.

Про испорченные планы ни слова – нериссы не позволяют себе гнев.

Эван предложил Вик руку и повел ее к столу.

– Тебе не холодно? – спросил он, помогая ей сесть. – Я открыл окна. В Аквилите совершенно упоительный воздух после Олфинбурга.

– Все хорошо.

И все же она почувствовала, как поднимается температура в столовой – Хейг с помощью магии согрел воздух.

Он сел рядом.

– Позволь мне поухаживать за тобой. – Он протянул ей блюдо со свежими овощами. – Будешь? Или предпочтешь что-то иное?

Вик поджала губы, понимая, что лакеи, чьей обязанностью является помощь во время обеда, не придут. Это странно. Вик, наверное, впервые за всю свою жизнь была наедине с Эваном. Действительно наедине – ни горничных, ни лакеев, ни компаньонки, ни кого-то из семьи. Только он и она.

Нет, на службе они оставались наедине, в кабинете, но это не то. За стеной всегда услужливый Гудвин, готовый прийти по первому же зову, а в коридорах полным-полно констеблей. Да и на службе Эван придерживался договора – ни слова о помолвке и личной жизни. И никаких ухаживаний. Там они просто сослуживцы. И вне службы они всегда были под присмотром – отец, брат, гувернантка, кузины Хейга, его тетушки и родители. Когда Вик стала старше, они с Эваном встречались под присмотром компаньонки, нанятой отцом. И Эван ровно разделял свое внимание между Вик и бедной Кейт, которая чувствовала себя вторым хвостом собаки, но была вынуждена всегда находиться при Вик. Даже когда умер отец и Эван приносил свои соболезнования, они не были одни. Даже когда брат настаивал на определении даты свадьбы, несмотря на траур, они с Эваном не оставались наедине. Даже когда обсуждали «пакт о ненападении», как мрачно назвал договор об опекунстве брат, рядом был или Чарли, или поверенные семьи Игнис. Своего отца в тайну «пакта о ненападении» Эван не поставил в известность – тот еще не знал, что долгожданного союза Игнисов и Ренаров не будет.

Что сейчас изменилось в их отношениях? Что заставило Эвана поменять правила? Романтика Аквилиты? Пока Вик как-то не заметила особой романтики в городе, лишь безудержное веселье на чужих костях. Вик украдкой бросила взгляд на Эвана. По его лицу никогда ничего не понять. Его маска не хуже, чем у веселящихся на Вечном карнавале.

Наедине… Сладкое, странное и запретное слово для молоденьких девушек. Словно оно может изменить Эвана и его чувства… Он был все тот же – спокойный, уверенный и молчаливый. Ждать от него иного было бы глупо. Это не непредсказуемый Томас.

Как он там, кстати? Она вчера так и не телефонировала ему, не узнала, как прошел его разговор в Инквизиции.

Убедившись, что тарелка его невесты полна еды, Эван положил себе свежих овощей и занялся развлечением Вик. Беседа за столом должна быть непринужденной и легкой. Гувернантка всегда говорила, что это обязанность женщины, но, к счастью, Эван слишком хорошо знал Вик. Сейчас будет болтать о погоде, о городе, о планах на день… И о здоровье, конечно же.

Впрочем, Эван оказался не настолько предсказуем.

– Как прошла поездка, Виктория?

– Хорошо, спасибо.

Она быстро наколола на вилку крупный кусочек овоща и принялась есть. У нее еще много дел. Ей некогда сидеть и гадать, что заставило Эвана изменить привычным правилам встреч. Лакеи сами не уходят.

– Проводник выполнил твое поручение, он хорошо заботился обо мне всю дорогу. А как добрался ты?

Эван скупо улыбнулся, сооружая себе сэндвич.

– Поезд чуть-чуть опоздал, но дорога прошла спокойно.

– Рада за тебя.

– Кстати, дворецкий передал тебе вещи.

Вик отвлеклась от еды, искренне благодаря Эвана, ведь ни слова упрека он не сказал, хотя и мог.

– Спасибо! Я не думала, что ты их привезешь лично. Можно было отправить их по почте.

Эван пожал плечами:

– Поттеру показалось, что это важно.

– Передай ему мою благодарность, – чуть наклонила голову Вик, спешно доедая гренку и готовясь отправиться по своим делам.

За последние три луны своей новой жизни она как-то отвыкла от таких нарочито медленных и спокойных обедов.

– Конечно, Виктория.

Эван тут же положил ей на тарелку кусок пирога с сыром, заставив таким образом оставаться за столом. Ненадолго повисла тишина, которую он быстро разрушил – светская беседа за обедом не должна прерываться. Впрочем, и навязчивой быть не должна, но, кажется, Эван об этом забыл.

– Как ты планируешь провести остаток дня?

Готовая бежать Вик тщательно выверила свои слова – нериссы не спешат. Небеса, какими же свободными были последние луны, когда она сама заботилась о себе!

– Мне нужно отнести кое-какие вещи и навестить знакомых, не более того. А что?

– Нет, ничего. Просто я подумал, что, раз мы в Аквилите, стоит познакомиться с ней поближе. Как тебе идея каталя на площади Танцующих струй?

Вик вздрогнула, вспомнив свою первую попытку станцевать каталь.

– О нет, только… – Она оборвала себя. – Прости, танцевать что-то не хочется.

– Плохо себя чувствуешь? Как твоя рана?

– Почти зажила, – солгала она.

Не стоит Эвану знать, что она лазила по крышам, устроила неизвестно что с магией, которой у нее не должно быть, и завела сомнительное знакомство с инквизитором.

– Вместе со мной приехал Николас Деррик, мой хороший приятель и доктор. Если хочешь, он позже осмотрит твою рану. Ранения проклятым оружием легко не проходят.

Вик нахмурилась. Хирург Дейл сказал, что рана обычная. Кто же тогда ошибается? Дейл или Деррик? Наверное, последний – старший Деррик не маг, в отличие от Алистера Дейла.

– Нет, спасибо. Я нашла тут хорошего хирурга, чуть позже навещу его.

– Как скажешь, Виктория… Если тебе не по душе каталь, тогда, быть может, прогулка на лодке по Золотым островам этим вечером? Отдохнешь, развеешься, увидишь другую Аквилиту. Или можно поехать в парк Танцующих деревьев.

Вик поняла, что ей в любом случае не отвертеться от неожиданно романтичного Эвана.

– Хорошо. Прогулка на лодке, почему бы и нет.

Она доела пирог и положила вилку с ножом на тарелку, чтобы больше не задерживаться за столом.

– Спасибо за обед, рада была тебя видеть. А сейчас…

Она встала, заставив и Эвана подняться со стула.

– А сейчас, Виктория, к сожалению, есть серьезный разговор. – Он указал на кресла у камина. – Пройдем туда или в гостиную? Есть еще кабинет.

Вик знала, что снятые покои огромны и блуждать в них в поисках подходящей для серьезного разговора комнаты можно долго.

– Давай тут.

– Распорядиться подать чай?

Вик с трудом подавила стон – жить как раньше, размеренно и неторопливо, она уже не могла. У нее опрос кучи свидетелей, библиотека и Том. А еще Дрейка бы навестить – после вчерашнего его состояние внушало опасение, да и кулек конфет сам себя не купит и не доставит.

– Нет, благодарю.

– Кофе, оранжад, свежий сок?

Вик опустилась в кресло.

– Эван, ты обещал разговор. Я вся внимание.

– Хорошо.

Он чуть развернул кресло к Вик, чтобы быть ближе и видеть ее лицо. Еще чуть-чуть, и их колени неприлично соприкоснулись бы. Что вообще происходит?.. Вик подалась назад и прислонилась к спинке кресла.

– Я тебя слушаю, Эван.

Он странно долго смотрел на Вик, как будто чего-то опасался, она с трудом подавила желание в очередной раз поторопить его. Наконец он собрался с мыслями и решился.

– Только не принимай близко к сердцу, ничего страшного не произошло… Мне в Олфинбург прислали срочное письмо-телеграмму из Инквизиции дореформаторов. Инквизитор адер Дрейк сообщил, что на тебя поступил донос о том, что ты ведьма и тебе требуется восстановить печать.

Вот и все. Самые страшные слова, которых Вик больше всего боялась, произнесены. И кем?! Эваном, во власти которого она сейчас полностью находится! Эваном, который всегда знает, как правильно поступить и который ее ненавидит! Надо было подать на эмансипацию, чтобы не оказаться в такой мерзкой ситуации. Он же сейчас потащит ее к Дре… к адеру Дрейку, и она ничего не сможет возразить! Она не сможет себя защитить – власть опекуна, как и отца, безгранична! Вдобавок Эван – сильный маг, а ее механиты нуждаются в ремонте, ей просто нечего противопоставить ему. Да и не рассматривала она никогда такую ситуацию, как нападение на Хейга. Наука на будущее – готовиться ко всем, даже самым нелепым и невероятным вариантам развития событий.

Сердце стучало где-то в голове. Руки чуть подрагивали. Она с трудом продышала первую волну страха. Потом страх переплавился в гнев. Это только ее жизнь! Если атаковать внезапно, воздушной волной отбросить Эвана к стене, чтобы он не сжег ее огнем, и тут же убежать… Или она не успеет? В любом случае она не дастся. Она не позволит никому, даже Эвану, запечатать себя. Это ее жизнь, и это только ее выбор!

Откуда-то издалека донесся голос Эвана:

– Виктория, все хорошо, я не дам тебя в обиду.

Она вскинулась. Почему-то все думают, что защитить – значит отдать Инквизиции на запечатывание.

Рука Эвана тяжело и горячо легла поверх ее дрожащих пальцев.

– Виктория, прошу, перераспредели эфир – я тебе не враг. Не стоит меня атаковать. Я на твоей стороне.

Вик замерла, рассматривая его пальцы, которые уверенно лежали поверх ее. Эван. Взял. Ее. За руку. Без перчатки. Именно это невозможное ранее для него действие остановило и отрезвило Вик.

– Ты видишь мою магию?..

– Я вижу твой эфир, он возмущен и готов к атаке. Виктория, прошу…

Она недоверчиво смотрела на Эвана.

– Ты всегда его видел?

Эван качнул головой:

– Нет, я видел возмущение от потенцита, не более. Я не знал, что ты эфирница.

– То есть…

– Пока на тебе потенцитовые механиты, узнать, что ты эфирница, невозможно. Этим пользуются многие женщины. И именно этим обусловлен запрет на пронос любого механита в Инквизицию.

А Дрейк этого не потребовал…

Эван снова вкрадчиво повторил:

– Виктория, пожалуйста, отпусти эфир. Я не враг, тебе не нужно защищаться от меня. А для тебя эфир опасен.

– Я…

– Прошу, для тебя это вредно.

Ярость эфира поползла куда-то прочь из Вик, вливаясь, должно быть, в Эвана.

Вик совсем не понимала его – давно знакомого, ненавидящего ее Эвана.

– Почему ты не возмущаешься, что я ведьма?

– Потому что ты не ведьма. Ты эфирница. Жаль, что твой отец умолчал о твоей магии. Это было крайне неразумно с его стороны.

– Почему? Он боялся, что меня запечатают.

Эван посмотрел ей прямо в глаза.

– Я сам маг и понимаю, что такое лишиться магии. Это страх любого мага. И… Если бы я знал, что ты эфирница, то мог бы быть твоим учителем, Виктория.

Вик обмякла и закрыла глаза. Она запуталась. Она что-то упустила, что-то не так поняла, где-то ошиблась. В Эване? В его чувствах?

– Вик?.. – Эван поправился, все так же не отпуская ее рук: – Виктория, тебе плохо? Тебе принести воды? Или нюхательные соли?

– Ничего не надо. Я сейчас буду в порядке.

– Кстати, что случилось с твоими механитами?

– Сломались. Разрядились вхлам.

– Я попрошу Адамса отвезти твои механиты в ремонт и оплачу его.

Вик резко выпрямилась, открывая глаза, и Эван напомнил:

– Я не нарушу наш договор. Деньги за ремонт ты мне вернешь позднее, когда получишь доступ к своим деньгам. Я соблюдаю все правила, Виктория. Я ничего не забыл.

– Эван, что теперь будет? – еле смогла произнести Вик.

Со своей ошибкой в Эване она разберется потом.

– Ничего страшного не будет. Я, как твой опекун, не дам разрешения адеру Дрейку на твое обследование, если ты сама против этого. И на нанесение второй укрепляющей печати тоже.

Вик замерла, не понимая.

– Что?

– Прости, не объяснил тебе… Я не знаю, чем руководствовался твой отец, не рассказывая тебе ничего. Впрочем, он не был магом. Он мог искренне верить, что печать с тебя слетела… На тебе есть печать, тебя проверяют с шести лет. Нашей семье пришлось вмешаться в противостояние Храма и твоего отца – инквизитор Корнелий был весьма настойчив, снова и снова проверяя твою печать. Моему отцу пришлось дойти до короля, чтобы прекратить это безумие.

– Откуда такая уверенность, что сейчас на мне есть печать? Она видна?

– Нет, конечно. Печать проверяется при прикосновении. Это особая практика, требующая хорошего владения эфиром. Каждый храмовник может нанести печать с помощью механитов, но не каждый ее видит. Именно поэтому нужны инквизиторы. Вдобавок печать видят маги-диагносты. Твою рану перед поездкой лечил нер Деррик, тогда же он в очередной раз проверил твою печать. Удачно сложилось – когда пришел запрос от адера Дрейка, у меня было свежее свидетельство о том, что твоя печать на месте.

А Алистер Дейл подумал, что печати нет… И про кинжал он говорил…

– Эван, кинжал, которым меня ранили, действительно проклят?

– Совершенно точно. Проклятие было хорошо замаскировано. Его эфирная паутинка скрыта, но нер Деррик сказал, что она, несомненно, есть. Его мнению я доверяю полностью, он маг и сильный диагност. А что?

Так странно… Эван спокойно отвечал на все вопросы Вик, не возмущаясь резкой сменой тем.

– То есть не все маги заметили бы, что рана проклята?

– Не все, – подтвердил Эван. – И не все маги видят печать.

Вик на миг прикрыла глаза. Несомненно, это доктор Дейл написал на нее донос в Инквизицию. Больше никто не мог. Значит, он крайне слабый маг, раз не увидел печать, не заметил проклятия. Получается так.

А еще ее последнее время пользовал доктор-маг, а она и не знала… Впрочем, могла бы догадаться. Чтобы у Игнисов да был простой доктор? Да ни за что! Вик, Вик, когда же ты научишься просчитывать все заранее?..

Эван чуть сжал ее пальцы, напоминая о себе:

– Вик… Виктория, я на твоей стороне…

Она, старательно отслеживая эмоции на его лице (слишком боялась опять ошибиться), спросила:

– Эван, а как определяют, что женщина – маг, если на ней есть печать? И разве такое возможно?

Эван мягко ответил:

– В момент пользования эфиром, конечно же. И такая ситуация, какая произошла с тобой, крайне редко, но все же бывает.

– И все же, как именно?

Он грустно улыбнулся, но вновь ответил, не возмущаясь, что они ушли слишком далеко от проблемы Инквизиции. Вик и не подозревала, что у него такая выдержка и безграничное терпение.

– Давай начнем с основ. Магия – или, по-другому, эфир, и она же дыхание богов, – видна не всем. Немаги и маги начальных ступеней не видят эфира. Как, например, ты. Они взаимодействуют с эфиром, основываясь на общепринятых практиках или по наитию. Возможно, со временем это изменится – эфирное поле нарастает.

– Что?

Эван качнул головой:

– Проблема закрытых гильдий магов. Информация об эфире почти недоступна не только простым людям, но и даже ученым. Эфирное поле не всегда было таким сильным, как сейчас. Считается, что сила поля нарастает, и она будет еще больше из-за прогресса.

– Это точно или только гипотеза?

– Если бы эфирное поле сразу было бы так интенсивно, как сейчас, женщины бы не выживали без печатей. Цивилизация бы не достигла таких высот, если бы женщины погибали в расцвете своих сил. Сейчас сила эфира такова, что пятнадцать-шестнадцать лет – предел продолжительности жизни женщин без печати. Потом наступают необратимые изменения. Печати стали защитой жизни женщин и самой жизни на планете.

– Почему?..

– Почему есть такая болезнь? – уточнил Эван.

– Нет, почему поле нарастает?

– Это связано с потенцитом. Он поддерживает эфирное поле. Его добыча растет с каждым столетием. С каждым раскопанным месторождением потенцозема потенцитовые оксиды и другие соединения потенцита вырываются в атмосферу, усиливая напряжение поля. Потенцитовые оксиды вступают в химические реакции, происходящие в человеческом теле. Малейшие примеси оксидов потенцита есть в нашей коже, особенно в пальцах рук. Это то, что определяет уровень мага: чем выше содержание потенцита, тем сильнее маг. Только надо учитывать, что оксиды потенцита очень опасны, а чистый потенцит – яд. У мужчин есть ферменты, инактивирующие вред потенцита, переводя его в другое валентное состояние, у женщин этой защиты нет. Ведутся исследования, говорят, на последней стадии разработка лекарства, его скоро будут пробовать на людях. Без этого лекарства рано или поздно человечество вновь окажется у края гибели, если не прекратит добычу потенцозема.

Вик подалась вперед. Всего несколько минут разговора – и столько неожиданных знаний! Мысли перескакивали, как сумасшедшие, с одного на другое, мешая сосредоточиться. Она что-то упустила. Что-то мелькнуло при упоминании потенцитовой пыли.

– Ты слышал об открытии электролиза потенцозема?

– Слышал, – ответил все так же спокойно воспринимающий странный ход мыслей Вик Эван. – Хорошо еще, что его изобрели в Вернии, где потенцозема нет.

Вик вздрогнула:

– А как можно изобрести электролиз потенцозема в его отсутствие? Торговой блокаде уже два десятка лет…

Эван чуть поморщился, забрал одну ладонь из рук Вик и потер свой висок.

– Контрабанда, конечно же. Что же еще.

Он опомнился и убрал и вторую руку, отпустив Вик. Даже жаль стало на мгновение. Его тепло было таким нужным и утешающим, дающим надежду, что все будет хорошо, даже несмотря на то, что он ненавидит ее. Иногда хотелось, чтобы этой ненависти между ними не было, но уже ничего не исправить.

– Контрабанда… А в Аквилите есть, интересно, потенцозем?..

Эван с грустной улыбкой напомнил:

– Тут запрещены любые горные разработки.

– Точно, – качнула головой Вик.

Надо узнать, добывали ли до чумы в Аквилите потенцозем.

Что-то еще свербело в памяти, что-то важное, связанное с полями и пылью… Надо сосредоточиться…

– Вик? – напомнил о себе Эван.

– Мне бы геологический справочник… – пробормотала она невпопад.

– Вик, ты отвлеклась, – почему-то строго сказал Эван, словно Вик полезла в какую-то запрещенную тему. – Вернемся к эфиру?

– Вернемся, – согласилась она.

Потом вспомнит, додумает.

Однако мысли возвращались к пыли. К потенциту. Надо запомнить эту мысль. Потенцитовая пыль… Яд… Серая долина!

Она покидала купе в Серой долине. Она дышала практически чистым потенцитом. Именно поэтому она смогла удержать воздушный щит на площади Танцующих струй. Именно поэтому смогла удержать Тома в этой жизни. Именно поэтому тут, в Аквилите, у нее открылись дикие кровотечения.

Эван продолжал что-то говорить, Вик кивала даже, а в голове кружилось другое. Может, раньше она не была больна, то теперь… Сказать об этом Эвану? Или не надо? Всего три луны, и они расстанутся. Ей надо продержаться три луны. Эван пока не собирается тащить ее к инквизитору, но, узнав о Серой долине, он может передумать. Ей лучше промолчать. Это только ее жизнь, ему не нужно знать о Серой долине.

Она с трудом заставила себя прислушаться к словам Эвана.

– Когда на женщине есть печать, эфирное поле огибает ее, не оказывая своего губительного влияния. Потенцитовые оксиды не проникают в тело и не вступают в реакции. Если женщина пользуется потенцитовыми механитами, то их поля проникают в тело и ослабляют печать, но считается, что вред, наносимый ими, минимален.

– Иначе бы их нам запретили.

– Владыка Джаспер настаивает на этом, но пока король против. Если происходит срыв печати, то это сразу видно всем, кто видит эфирные поля.

– Они пронизывают женщину, да?

– Да.

– А в моем случае?

Эван вздохнул:

– А в твоем случае печать есть, эфирное поле огибает тебя – точнее, не проникает глубоко, – а механиты маскируют это. Со стороны проникновение эфира в тебя выглядит как их поле. Тебя можно вычислить только без механитов, как я заметил сегодня. Или при наличии механитов непосредственно в момент твоего воздействия на эфир. Эфир у каждого эфирника чуть отличается, но быстро смешивается с окружающим полем.

Вик понятливо качнула головой. Алистер Дейл именно так ее и обнаружил – в теле Томаса тогда еще ходил ее эфир. Он не увидел ее эфир, а почувствовал.

– Ясно. Спасибо, Эван.

– Я еще не закончил, Виктория.

Она вздохнула:

– Да, конечно.

Сказать или нет? Рискнуть или?.. Нет. Эван знает больше, чем она. И он готов делиться, несмотря на ненависть.

Эван поймал ее все еще подрагивающую руку и осторожно поцеловал самые кончики пальцев – кажется, на кого-то все же действует Аквилита.

– Адер Дрейк для тебя неопасен. Тут, если ты хочешь, я не дам разрешения на твое обследование. По возвращении в Тальму адер Дрейк будет опасен только в одном случае – если передаст твое дело отцу Корнелию. Но я постараюсь не допустить этого. Я смогу тебя защитить.

– А потом мне исполнится двадцать один год, и…

Эван резко выпрямился.

– Да, ты будешь беззащитна перед Инквизицией, но я в любом случае останусь твоим другом, вне зависимости от того, согласишься ты на брак со мной или нет.

Вик прикрыла глаза и откинулась на спинку кресла. У нее совсем немного времени до совершеннолетия. И совсем нет времени, чтобы продумать план. Надо поскорее отремонтировать механиты, чтобы была защита, чтобы в Олфинбурге ее случайно не вычислили… Боги, она так мало знает о магии!.. В отличие от Эвана. Довериться?..

Он вновь позвал ее, отвлекая от мыслей:

– Вик… в конце концов, можно заключить фиктивный брак – многие леры так и живут…

– Зачем жить с ненавистным человеком, Эван? – не выдержала она.

Сколько можно лгать друг другу, что они смогут ужиться? Она сегодня всерьез решала, как его атаковать.

Он напрягся и, растеряв всю мягкость, сказал:

– Действительно, жить с ненавистным человеком не стоит. Виктория, никто тебя не заставляет выходить замуж за ненавистного человека.

Вик перебила его:

– При чем тут ты? Я о себе…

– А при чем тут ты, Вик?..

Она замерла, глядя в его глаза. Нечасто они пересекались раньше взглядами – нериссам не положено смотреть в глаза мужчинам.

Эван был серьезен как никогда. Напряжен, это выдавали чуть прищуренные глаза. Раньше Вик списала бы это на его ненависть, ведь последние годы она жила, думая, что мешает Эвану. Это въелось во все ее мысли, всегда помнилось и омрачало общение с ним. Отец говорил, что она все видит в мрачном свете. Она не верила, ведь Эвану было за что ее ненавидеть – она испортила ему юность. А сейчас он сидел напротив нее и искренне… переживал? Она поджала губы, не зная, что сказать, и Эван нарушил тишину первым:

– Вик, ты мне очень дорога, и даже если мы не будем вместе, я всегда буду твоим другом. Я никогда не ненавидел тебя, и в мыслях такого не было. Ты не одна, я помогу тебе, что бы ни случилось. Тебе не надо нести на своих плечах весь мир.

Вик резко выпрямилась и призналась:

– Эван, а ведь я, возможно, больна. Серая долина… Я там покидала купе.

Глава 18 Кто-то меняется, а кто-то нет

Он ходил взад-вперед по столовой. Вик сидела, замерев в кресле, как мышка. Голова просто кипела, разрываясь от мыслей. Приходилось постоянно напоминать себе, что надо контролировать эфир – воздух в комнате, несмотря на открытые окна, раскалился.

Нельзя было отправлять Вик в одиночестве! Ведь хотел же поехать с ней! А теперь ничего не исправить. Серая долина – кто ожидал такое… Девушка, покидающая купе в Серой долине, – это невозможно, это невероятно. Это… могла быть только Вик.

Он думал, что времени еще много. Печать все это время снижала у Вик вредное воздействие потенцитовых оксидов, а лекарство от потенцитовой болезни вот-вот будет готово. Он думал, что у них с Вик есть время. Оказалось, что времени нет. Проклятая Серая долина…

Эван повернулся к Вик и остановиться, чтобы утешить ее – ей сейчас гораздо хуже, чем ему. Он теряет любовь – она теряет жизнь. Есть разница.

– Вик… Виктория… – Он с трудом заставил себя поправиться.

– Зови уже как хочешь, Эван.

Он впервые получил разрешение обращаться к ней так, как ему давно хотелось.

Ее голос был тих и безжизнен. Она ушла куда-то вглубь себя, решая свои задачи и трудности, и хорошо, если она поделится ими с ним, если позволит их разделить.

– Вик, маленькое мое солнышко, кровотечения, слабость и головокружения еще ничего не значат. Олфинбург – не самый здоровый город. Это не обязательно признаки болезни.

Она подняла на него глаза, чтобы что-то сказать, но Эван упрямо продолжил:

– И ненависть тоже не признак болезни… Я сам в чем-то виноват – вел себя, как…

– Как лер?

Она нашла в себе силы улыбнуться – храбрая, отчаянная девочка. Эван одернул себя – не девочка, а девушка, она давно уже выросла.

– Именно. Как лер… Это не признаки болезни. Нер Деррик не мог пропустить такое. Там же поражаются сосуды в головном мозге, нарушается кровоснабжение. Это серьезно, он не мог такое пропустить.

– А Серая долина?

Эван с трудом сдержал ругательства. Он сжал зубы, прошелся по столовой, успокаиваясь, и только потом сказал:

– Вик, давай попросим Николаса проверить тебя. А еще лучше – адера Дрейка, он в этом понимает больше моего… Я думал, что времени много, что в Олфинбурге можно будет по-прежнему скрывать твои способности механитами, обучая тебя владению эфиром…

Она подняла на него глаза – голубые-голубые, как небо, в них утонуть можно запросто.

– Почему ты не предлагаешь очевидное решение?

– Печать? Я уже сказал – я сам не представляю жизни без магии. Механиты – это хорошо, но это костыль вместо здоровой ноги. Печать… Я не могу тут решать за тебя. Это только твой выбор, я лишь могу его принять и смириться. Иного мне не дано.

Вик робко улыбнулась:

– Эван, ты знаешь, что ты чудо? Я портила тебе жизнь, а ты…

Он заставил себя вернуться в кресло. Такие вспышки, как сейчас, недопустимы. Он должен держать себя в руках, должен быть спокоен и объективен, чтобы спасти Вик.

– Ты защищала меня, Вик. Знаешь, сколько вокруг охотниц за ребенком мага? Тут каждое благородное и не очень семейство составляет карты родословных, словно рогатый скот, рассматривая мужчин-магов, кто и что привнесет в род. Евгеника запрещена, но это не значит, что ее нет. Тут на два-три поколения вперед просчитывают союзы и выгоды от браков. Ты защищала меня все это время от грязи евгеники. Я выбыл из родословных карт как раз в самый нужный момент – в тринадцать, когда стал приниматься в расчет и мог наломать много дров.

– Ух я!.. – горько рассмеялась Вик.

– Ух ты, – согласился он. – Никогда не думала о нашей помолвке с этой стороны?

– Никогда. Я думала, что для тебя это однозначный повод для ненависти – быть прикованным к ребенку.

– Вик, у меня была невеста. А выбора как такового не было. Я мог возненавидеть тебя, а мог полюбить…

Вик заметно покраснела, и Эван выругался про себя – в первый раз о любви говорят отнюдь не так.

– Прости, Вик… Прошу, подумай о моем предложении, подумай о встрече с адером Дрейком. Он неплохой человек, хоть и инквизитор. Он может тебе помочь.

Эван скрипнул зубами – даже тут он выделился! Заявил же, что имени Вик не будет на запястье Дрейка… Да плевать! Пусть не его, пусть Дрейка, но живая! Лишь бы это был ее собственный выбор. Остальное – плевать! Нужно будет – извинится. Собственную глупость он никогда не отрицал. Сглупил – извинится.

Вик серьезно посмотрела на Эвана.

– А что он может мне предложить?

– Жизнь, – так же сосредоточенно, как Вик, ответил он. – Он может предложить жизнь. У нас одни боги, но разные Храмы. И отличие не только в языке церемоний. Отличия куда глубже.

– В чем?

– У нас глава Храма – король. У нас Храм неотделим от государства. У нас все решения Храма зависят от целей страны. Цель Тальмы – сильные маги и живые женщины. Причем сильные женщины Тальме не нужны. Нужны послушные и ведомые.

– А у дореформистов? Им нужны сильные женщины?

Эван рассмеялся:

– Это еще как сказать… Многим странам не нужны сильные женщины – это посягательство на основы нашего общества. Придется пересматривать слишком много законов – о личных деньгах у женщин, о праве собственности для женщин, о праве голоса, о семейных отношениях… Никто на такое не пойдет. Но у дореформистов храмы не зависят от стран и королей, от парламентов и советов. А храмы не зависят от светской власти.

– Хм…

– И у дореформистов идут разброд и шатания. Да-да-да, Вик, дореформисты не едины, как наш Храм. Там много своих течений, особенно из-за того, что в служении богам участвуют и женщины. У нас нет монахинь, а у дореформистов они есть, и молчать и покорно слушаться они подчас не согласны.

– Адера Вифания, – невнятно прошептала Вик.

– Прости?

– Я потом объясню. Так что там с дореформистами?

– Я точно не знаю, что они придумали. Только знаю, что это связано с рунной артефакторикой и монастырями. Те самые гнусные истории о якобы…

Он споткнулся на словах. Вик нерисса, с ней нельзя говорить о таком.

– О сожительстве с монахинями, ты об этом? О недопустимых браках и прочем?

Эван вздохнул:

– Я надеюсь, что это все же ложь. Королю и нашему Храму выгодно демонизировать дореформистов. Но я могу и ошибаться. Если хочешь, мы вместе сходим к адеру Дрейку и обговорим этот вопрос. Адер может тебя спасти, но не ценой унижения и недостойной связи.

Вик робко улыбнулась:

– Я думаю, что во многом это ложь. Я знаю о некой адере Вифании. Ей сто двадцать девять лет, она маг и совершенно точно не замешана в каких-то неприличных связях… Прости меня, Эван, но мне все равно придется подумать. Хорошенько подумать! Жизнь одна, и она только моя. Значит, и выбор только мой… Если разговор закончен, то я бы хотела пойти. У меня куча дел.

– Тебя сопроводить? – только и оставалось спросить Эвану, хотя он знал, что получит отказ.

– Спасибо, но нет. Я справлюсь сама.

Он старательно ровно напомнил:

– Вик, я твой друг.

– Я постараюсь помнить об этом. Правда.

– Тогда… прогулка на лодке будет заказана на восемь вечера. Ужин тут, в гостинице, в семь. Я распоряжусь – Адамс прогреет котел паромобиля и отвезет, куда попросишь. Ты успеешь?

– Я постараюсь. Если не успею, предупрежу.

Она встала с кресла. Эван поднялся следом, предложил ей руку и проводил до двери.

– Прости, чуть не забыл… Адер Дрейк говорил, что ты вчера попала в силовой шторм.

– Что? – замерла Вик.

Пришлось пояснить:

– Резкий неконтролируемый выброс эфира.

Вик нахмурилась, что-то вспоминая. Знать бы еще, чем тогда ее напугал адер Дрейк. Напугал так, что случился силовой шторм.

– И?..

Эван серьезно сказал, наблюдая за ее реакцией:

– Когда эфир под действием эмоций вырывается из тебя, выпускай его наружу, иначе он убьет тебя.

Вик осторожно уточнила:

– А если кто-то окажется рядом?

Эван вздохнул:

– Тогда это убьет его.

– Хорошая перспектива…

– Увы, иной не дано – или ты, или кто-то рядом.

– Лучше я.

Эван улыбнулся:

– Вот в этом и заключается разница между ведьмой и эфирницей. Пока ты помнишь о том, что чужая жизнь важнее, ты эфирница.

Вик задумчиво сказала:

– Я постараюсь держать эмоции под контролем.

– Прости, я должен был проверить.

* * *

В рабочем кабинете лер-мэра было жарко – и вовсе не из-за батарей парового отопления. Лер-мэр Сорель негодовал, а когда негодует маг-водник, все вокруг кипит и испаряется. И ведь вроде пятьдесят пять лет, уже давно должен был научиться держать себя в руках, но нет. Одаренный, богатый, облеченный властью, с благородными чертами лица, как положено лерам (по некоторым из сиятельных можно сразу родовое имя угадывать – слишком тяжелые челюсти, узнаваемые носы или разрезы глаз). И избалованный тем, что любое его распоряжение должно сразу же выполняться.

Брок Мюрай, старший детектив-инспектор Особого отдела полиции Аквилиты, подчиняющегося только комиссару и лер-мэру, чувствовал себя рыбой в ухе́ – еще чуть-чуть, и сварится, – но терпел – служба обязывает. Во имя долга. Во имя чести. Во имя страны.

Сорель, ознакомившись со статистикой госпитализированных за сутки, переданной из госпиталя орелиток и больницы Святого Луки, кипел, требуя от подчиненных хоть каких-то хороших новостей.

– Что с расследованием происшествия на площади Танцующих струй, Мюрай?

Брок, стоя навытяжку перед столом Сореля, спешно отчитался:

– Инквизитор адер Дрейк вышел на след мальчика, исполнившего роль Полли, но тот умер у него на руках. По следу убийцы пошли ищейки инквизитора и наши. Сержанту Гилмору повезло чуть больше…

Сорель сморщился на этих словах, и Мюрай спешно закончил:

– Убийца мальчика в тюрьме. Некто Азуле, силач из цирка «Огни Аны». Пока молчит.

– Какого… почему молчит?! Вы что, допрашивать разучились?!

– Агрессивные допросы…

– Чтобы через час имя того, кто нанял этого Азуле, было у меня на столе! И мне плевать, что останется от этого клоуна!

– Силача, – все же поправил Мюрай, зная, что вызовет гнев.

– Мне все равно!

– Да, лер.

Мюрай послушно склонил голову. Он почувствовал, как у него поднимается температура, – Сорель не собирался себя сдерживать. Волосы на затылке у Брока взмокли от пота, пропитали и сорочку, и та противно прилипла к телу. А вечерок у них с парнями ожидался жаркий. Выбивать признание – не самая приятная работа. И ведь подбирал парней в отряде под себя, ни на кого не свесишь пытки. Противно. И в отставку не подашь – не сейчас. Сейчас никак нельзя. Говорят, рыжие – бесстыжие. Придется соответствовать поговорке.

Сорель рявкнул:

– Мне нужны ответы, и срочно! В городе творится Сокрушитель знает что!

– Мы знаем, что это точно не Полли. Все происшествия с Полли – мистификация. И площадь Танцующих струй, и Цветочная улица, и Морской проспект. Там точно были лже-Полли. Тех Полли пока найти не удалось, хотя в Рыбачьей слободке есть парочка подходящих под ее описание трупов.

Сорель кинул на стол перед Мюраем бумаги:

– Смотри! За вчерашний день поймано пять человек в костюмах больных чумой!

Брок лишь для вида махнул взглядом по записям – все это он знал и без лер-мэра.

– Все арестованы за нарушение общественного порядка. Агрессивные методы допроса к ним не применишь – не та статья. Секретарь адера Дрейка навещал их, ему пока тоже не особо повезло со сведениями.

– Мюрай, хватит играть в чистоплюя! Я тебя не за это держу! Мне нужно имя! Имя того, кто мутит воду! И оно мне нужно было еще утром! В госпиталь поступил больной с бубонами!

Мюрай старательно спокойно заметил:

– Но доктора пока не склонны утверждать, что это именно чума.

– Склонны не склонны – они ничего толком сказать не могут!

– Вы про инфлюэнцу? – уточнил Мюрай.

– Катар, инфлюэнца, респираторно-фебрильный синдром – мне плевать, как они это называют!

– Это не чума. И Полли тут ни при чем.

Сорель встал, подошел к окну и поднял его раму вверх – кажется, даже он понял, что кипит.

– А кто при чем? Ты знаешь, сколько уже заболевших? Только вчера поступило сто сорок девять пациентов с выраженным «чем-то там, но точно не чумой»! И это, чует мое сердце, только начало!

– В прошлом году было так же.

Кажется, Мюрай зря это сказал – Сорель возмутился и обдал его паром:

– И в позапрошлом тоже, не стоит мне напоминать! Но было не так круто! Всего за несколько дней количество заразившихся возросло от пары до двух сотен, и это мы еще не знаем, столько сидят по домам!

Мюрай попытался сменить тему:

– Вы просили доложить, когда приедут Хейг и Деррик.

Сорель потер лоб, вытирая испарину.

– Я видел. Наружку снять.

– Но тогда они смогут проникнуть к Полли. Деррик еще в прошлом году был замечен в попытках проникновения в катакомбы. Еле предотвратили. Янг, третий приехавший с ними, уже посетил черный рынок. Спрашивал противочумные костюмы.

Сорель все же взорвался вместе с графином с водой, стоявшим на столе, – тот разлетелся во все стороны осколками. Мюрай спешно создал плотный эфирный кокон и перенаправил осколки сразу в мусорку. Ему сейчас только ненужных ранений не хватало.

– Да мне плевать на Полли! – прорычал лер-мэр. – Я передумал, наружку не снимать – пусть ходят открыто. Скажи, чтобы содействовали им во всем. Хоть луну с неба, хоть противочумный костюм.

– Но Полли и вольности города…

Сорель рухнул в кресло, и температура в кабинете стала стремительно падать. Все же некоторые маги весьма непредсказуемы и опасны, особенно когда не отдают себе отчета.

– Никому не нужны вольности города, когда город мертв. Сейчас еще никто не умер, но что мы будем делать, когда начнутся смерти? Пусть эти Хейг и Деррик ходят, пусть высматривают, вынюхивают. Надо будет – сам потащишь их к Полли, понял?

– Да, лер.

– Потащишь, я ясно сказал. Пусть при мне падут вольности Аквилиты, но при мне она не вымрет. И при тебе тоже, понял?

– Да, лер.

– Тогда почему ты еще тут?

– Меня уже нет, лер.

– Иди.

Сорель закрыл глаза. Кабинет весь засиял инеем – водные маги нестабильны. А еще на огненных ругаются!

– Мюрай!

Брок оглянулся в дверях.

– Да, лер?

– Ты куда сейчас?

– Нужно проверить музей и библиотеку. Сигнал ревуна, помимо рубки, могли запустить оттуда.

Но сперва в кабинет – переодеться.

* * *

В спальне горничная уже навела порядок, и дневники вместе с книгой вернийских стихотворений исчезли из кровати. Теперь они вместе с двумя бумажными пакетами из Олфинбурга ждали Вик на рабочем столе в кабинете.

Она чувствовала себя потерянной. Тяжелый, странный, неожиданный разговор с Эваном выбил ее из колеи, а у нее на день было много планов. Она пока ничего не сделала, чтобы приблизиться к разгадке смерти Стеллы. Вообще ничего, если не считать чтения дневников. Она без сил опустилась в кресло и придвинула к себе пакеты. Планы на день надо было менять. Вряд ли она уже застанет Томаса на службе, а навещать его дома, где мог быть его отец-доносчик, не хотелось. Зато в библиотеку и к Дрейку она вполне успевала.

Вик включила лампу на столе – кабинет выходил окнами на северную сторону, и тут уже было сумрачно. Яркий электрический свет ударил по глазам, заставив поморщиться. Зато сразу ушли во тьму, прячась, чужие полки с книгами, пустой камин, кресла и чайный столик. Стало уютно, как дома.

Пальцы Вик принялись развязывать пакет с газетами. Прежде чем она отвезет их в библиотеку, ей надо самой ознакомиться со статьями о краже из музея, хотя это не совсем ее дело… Это совершенно точно не ее дело, но коль влезла…

Да и Симону жалко – если случится очередная кража, она пострадает. Попросить Томаса присмотреть за ней? Согласится ли он?

Вик потерла висок и принялась читать статьи в газетах.

«Шок! Сенсация! Украдена геологическая коллекция музея!»

«По словам хранителей музея, коллекция не имеет никакой ценности».

«Ни один коллекционер не согласится выкупить коллекцию у воров – камни, возможно, несут следы проклятия Чумной Полли».

«Следов взлома нет. Следов проникновения тоже нет».

«Скорее всего, это мистификация хранителей музея, чтобы привлечь к себе внимание».

Вик возмущенно фыркнула. Всего несколько дней, и такой результат – «ничего не найдено, виноватым объявим музей». Детективы в Аквилите весьма ленивы и своеобразны! Она еще раз внимательно пробежала глазами, запоминая имена детективов: некто Ричард Стилл из Городского дивизиона и Брок Мюрай из Особого отдела.

У газеты безграмотный корректор – в фамилии Мюррея допустили ошибку, написав ее с одной буквой «р»!

Странно, что эти номера газет выкрали из библиотеки, ничего подозрительного в статьях нет. Ришар, рассказывая об украденном, не вспомнил только бокситы да кварцевый песок. Фиксограммы украденного в газетах есть, но такие мелкие, что ничего толком не разглядишь. Непонятная кража – и геологической коллекции, и самих газет. Впрочем, чего еще можно ожидать от сумасшедшей Аквилиты? Только таких же преступлений.

Кстати, потенцозем в Аквилите не добывали, если судить по коллекции камней и статьям.

Вик, просмотрев остальные страницы, принялась запаковывать газеты обратно. Хватит, она просто теряет время! Надо отвезти газеты в библиотеку и как-то встретиться с Томасом.

Взгляд уперся в стоящий на столе телефонный аппарат – белого дерева, с инкрустацией перламутром, с новомодной трубкой, объединяющей в себе для удобства микрофон и динамик. В Аквилите идут в ногу со временем, даже в библиотеке есть такие аппараты. А в полицейском отделении Восточного дивизиона Олфинбурга телефоны до сих пор старые… Можно позвонить в Сыскной дивизион и договориться о встрече.

Хотя сперва… Чарльз. Сперва Чарльз. Должна же она поблагодарить брата за книгу.

Дожидаясь, когда соединят с домом – с бывшим домом, – она собиралась с мыслями. Нужно столько всего спросить у Чарльза, и причем почти все – не телефонный разговор, потому что телефонные нериссы бдят и подслушивают.

Дождавшись, когда в трубке раздастся знакомый низкий голос брата, она тихо поздоровалась – расстались они не самым лучшим образом:

– Добрый вечер, Чарльз.

– Добрый вечер, Хвостик! – как ни в чем не бывало ответил брат.

Он так всегда ее называл, потому что она вечно ходила за ним, когда он бывал дома.

– Если ты по поводу книги, то ничего не надо говорить – это такие же твои книги, как и мои. Смотри только, чтобы она не попала в плохие руки.

Вик твердо сказала:

– Там хорошие руки, Чарльз. Там немного знаний не хватает.

Про потерянные мозги у Тома она промолчит.

– Хорошо, тогда я спокоен. Ну а если ты по поводу Эвана, то напоминаю: он мой друг. Я не пойду против него. И я по-прежнему считаю, что ты глупая избалованная девчонка, отказывающаяся от счастья. И тут ничего не изменилось.

– Чарльз…

Он упрямо продолжил:

– А если ты по поводу Аквилиты – я весь внимание.

Он всегда был таким – прежде чем начать разговор, все разложит по полочкам, как старший и самый умный. Вик собралась с мыслями и четко, не допуская и капли обиды в голосе, сказала:

– Чарльз, во-первых, все же огромное спасибо за книгу. Во-вторых, с Эваном мы разобрались и почти пришли к согласию.

– Отрадно это слышать! Я, если честно, не верил, что романтика Аквилиты подействует на тебя и заставит пересмотреть свои взгляды.

Вик замерла:

– Ты знал об Аквилите?

– Я еще три года назад сказал, что это не сработает. Но рад, что ошибся.

– Три года?..

Чарльз кашлянул:

– Я сказал лишнее, да? Ну и к Сокрушителю тайны! Теперь нет смысла скрывать.

– Я думала, что решение об Аквилите Эван принял этим летом…

– Хвостик, ты в каком номере находишься?

– В королевском.

– Ты знаешь, какая на него очередь? Тебе еще не было восемнадцати, когда Эван решился на Аквилиту. Отец был обеими руками «за», я был «против». Три года ждать, чтобы проникнуться романтикой?! Дада, Грейден – да мало ли в мире красивых городов?! Но Эван хотел сделать все правильно, красиво, впечатляюще… Если не веришь – все подтверждающие бумаги хранятся дома. Эван заранее добился от отца, храни его небеса, разрешения на поездку с тобой.

– Три года…

Чарльз строго сказал:

– Хвостик, Эван меня проклянет и будет прав – не дело лезть в чужие отношения, совсем не дело. Но Эван мой друг, а ты моя сестренка… Вы хорошая пара. Эван – проверенный временем и кучей лер жених, про отца я уже молчу – какие он проверки Эвану устраивал! А ты умница, дай бог многим. Не делай глупостей, не расставайся с ним!

– Чарльз…

– Я помню, что наговорил тебе на прощание. Я не сдержан, но, Хвостик, я всегда тебе желал самого лучшего.

– Тогда почему ты хотел засадить меня в архив, запретив работу детектива в агентстве?

Чарльз хмыкнул:

– Тебе сказать честно или солгать?

– Я жду честного ответа.

– Как детектив и полевой агент ты так себе, Хвостик. И прежде чем вспылишь – ты нерисса и будущая лера, если позволят небеса. Тебя не пошлешь в трущобы, не отправишь в бордель, чтобы расспросить стрекозок о клиенте-лере и его предпочтениях, не отправишь в трудовой дом за сведениями. Тебя надо оберегать от многих тайн этого мира, а как ты себе это представляешь? Мне проще обучить какую-нибудь познавшую жизнь неру или даже керу манерам и необходимым знаниям, чтобы они могли вести расследование в борделе, чем отправить туда собственную сестру. Эван первым же с меня голову снял бы за такое. А вот на аналитической работе тебе самое место.

– Эван, к твоему сведению, отправлял меня на патрулирование улиц, так что о борделях, трущобах и трудовых домах я знаю многое!

– Значит, он просто золото. Я бы так рискнуть своей сестрой не смог. Выдать замуж девицу, бывавшую в борделе, пусть и по службе, практически невозможно… И не злись, Хвостик, я всегда хотел для тебя лишь добра – такого, как я его понимаю.

– Хорошо, что Эван его понимает иначе.

Чарльз облегченно выдохнул на другом конце провода.

– Да здравствуют Аквилита и ее романтика! Я был не прав, признаю. Дату свадьбы уже выбрали? Не забывай, это решает невеста!

– Об этом еще рано говорить, Чарльз.

– Понял, молчу. Тайно молюсь, чтобы все получилось.

– Спасибо.

– Хвостик, когда вернешься из Аквилиты, встретимся? Я скучаю…

– Встретимся.

– Тогда прости – звонок по другой линии, дела! Если что-то понадобится – сразу телефонируй!

Он положил трубку, и Вик выругалась. Он снова все решил за нее, даже когда прервать звонок! А она хотела расспросить его о контрабанде… Что ж, разберется сама. В первый раз, что ли?

Она снова подняла трубку и попросила соединить с Сыскным дивизионом. Звонок принял сержант Остин. Он сказал, что Дейла нет в управлении, но он должен подойти где-то через час, после вскрытия тела нера Бина. Серж клятвенно заверил, что задержит Дейла до ее прихода, чего бы это ему ни стоило.

Далее Вик телефонировала в гараж, чтобы Адамс ждал ее у парадного входа – пора в дорогу. Она встала и…

И опять вернулась к телефону. Да, совсем нетелефонный разговор, но она должна знать точно и сейчас. Отношения с Эваном еще так хрупки, что испортить их невероятно легко.

– Нерисса, Тальму, пожалуйста. Олфинбург, Западная станция, тридцать один – шестьдесят восемь – один, нера Эшер.

Когда ей ответил веселый голос Кейт, Вик напомнила себе, что Аквилита была выбрана три года назад – как раз когда ей выбирали компаньонку.

– Добрый вечер, Кейт, это Виктория. Я хотела уточнить у тебя по поводу Хейга… Решается вопрос о моей помолвке. Расскажи, пожалуйста, еще раз про любовь всей его жизни к некой лере А… Или эту леру звали не так?.. Может, это была влюбленная в чужого жениха нера К.?

Глава 19 Визиты, визиты, визиты…

Время поджимало, так что от поездки в кондитерскую за карамелью пришлось отказаться. Посещение Инквизиции и так не вмещалось в плотный график, но не проведать Дрейка Вик не могла. Она беспокоилась о странном инквизиторе, которому совсем не инквизитором надо было стать…

А впрочем, кем ему тогда быть? Не ей решать, что человек не на своем месте, вот не ей! Она сама бьется за не положенное ей место!

Темнело. Год заканчивался, тьма с каждым днем наступала все раньше и раньше. Скоро в храмах начнутся ежедневные поминальные службы – год всегда заканчивается мрачно. Боги умирают, и об этом надо помнить. Зажигались уличные фонари, спешили по улочкам горожане, уже надевшие карнавальные костюмы. Целый город прячущихся за масками, играющих чужие роли, выдающих себя за других. Хорошо, что приходит утро и маски исчезают. Вот бы и в жизни так…

Вик ни за что бы сама не поняла Эвана, не сними он сегодня маску в беспокойстве за ее здоровье. А уж как из-за этого сегодня свалилась маска с тихой, всегда готовой помочь Кейт… Может, и Вик чуть-чуть приподнять край своей? Стать такой, какая она есть, а не какой ее заставляет быть общество. Только примет ли ее Эван? Нужна ли она такая даже не Эвану, а кому-то другому? Тома лучше не вспоминать, у него головы на плечах отродясь не было. Грустно…

За окном паромобиля ей вторил легкий дождь. Шуршали шины по мокрому асфальту, движение на улочках становилось оживленнее. Ветер срывал с деревьев золотые листья. Скоро и здесь наступит предзимье.

Паромобиль припарковался у Инквизиции. Все окна здания, кроме холла первого этажа, были темными. Вик нахмурилась. Адамс сопроводил ее до дверей и вернулся обратно в паромобиль.

В холле, как всегда, было пусто. Горела лампа на стойке. Коридор был погружен во тьму, лестница на второй этаж тоже. Раньше бы Вик решила, что все заняты в подвалах, но это точно не про Дрейка. Шаги Вик громко раздавались в тишине.

– Здесь есть кто-нибудь? Адер Дрейк? – позвала она.

Из-за стойки, как шут из табакерки, выскочил Шарль:

– Добрый вечер, нерисса!

– Добрый вечер, Шарль. Не подскажешь, где адер Дрейк?

Шарль дернул острым плечом:

– Так это… у себя… Спит он! В обед стало ясно, что Полли не сбежит, – вот он и лег спать. И спит.

– Спит? С ним все хорошо?

– А че с ним будет плохого? – не понял Шарль. – Спит и спит. Силы, значится, восстанавливает… А я тут за старшего.

– Ты один? А где все остальные помощники?

– Так заняты. Это… Давид в тюрьме. В смысле, не сидит, а допрашивает шутников, которые чумных разыгрывали. Ищейка Триаль идет по следу из Полей памяти. Он прислал записку, что убийцу повязали пилотки.

– Кто что сделал?

Шарль делано вздохнул и пояснил:

– Полиция повя… поймала убийцу. А вот на след заказавшего розыгрыш пилотки не вышли, Триаль надеется сам поймать шутника. А второй ищейка, Неш, в музей забурился – ищет следы взлома их ревуна. Ну, этой… оповестительной системы. Или оповещательной?.. – Он почесал затылок. – Ладно, какая разница… Правда, там особники… ну, эти… Из Особого отдела… Они ему жизни не дают, но договорятся, никуда не денутся, разберутся. Дело-то одно, богам угодное… Как-то так.

– А другие люди?

– А других нет. Адер не любит карнавал. Он его предпочитает отсиживать где-нить подальше, в той же Вернии. Адера Вифания ругается, конечно, но за такое подзатыльник не отвесишь. Она же понимает, что веселиться в поминальную луну – это как бы… не богоугодно. Так что больше людей тут нет. Повар и прислуга появляются тут только тогда, когда адер официально работает в Аквилите, а не прилетает на всех парах на срочный вызов. Вот так… А чего вы хотели-то, нерисса?

– А кто присматривает за Полли и адером Дрейком? Вдруг им плохо? Вдруг им нужна помощь? Вдруг что-то случилось?

Вик стала решительно подниматься по лестнице.

– Эй-эй-эй, адеру хорошо! – всполошился Шарль. – Точно-точно хорошо!

– Шарль, ты не доктор и ничего не понимаешь.

Он обогнал ее на лестнице.

– Я понимаю одно: если вы заявитесь в спальню к адеру, потом ему будет очень-очень плохо! Он это… он же… Да нельзя к нему!

– Я только проверю. Я же из лучших побуждений. Заодно посмотрю состояние Полли… то есть Алька.

Шарль спешно, чуть не падая, поднимался по ступенькам спиной назад, не давая Вик прохода.

– Нерисса! Нельзя, никак нельзя! Адер не простит такого, простите боги!.. И вообще – вы хорошая, но он не женится на вас! Никогда! Ни за что! Нерисса!..

– Шарль, тихо!

Вик сделала пальцами шуточное движение «ножницы» перед самым носом Шарля – так в детских играх заставляют кого-то молчать. Шарль, видимо знакомый с угрозой «ножниц», зажал рот руками, но с дороги не ушел. Он мотал головой и отчаянно сражался за честь адера.

В коридоре снизу раздались шаги, и знакомый голос произнес:

– Доброе утро, нерисса Ренар. Я могу вам чем-то помочь?

– Шарль? – тихо произнесла Вик. – Ты же сказал, что ты один!

Мальчишка, все так же зажимая рот ладонью, отрицательно качнул головой, мол, он такого не говорил. Не успел, видимо. Неожиданно. Вик развернулась на лестнице.

– Доброе утро, нер Деррик. Я не знала, что вы тут.

– Даже удивительно, – улыбнулся Деррик, – что сей молодой человек упустил этот факт в своей речи.

– А вы тут?..

Он пояснил:

– Я проведал своего пациента, Алька. Утром я лечил его – адер Дрейк находился практически в истощении после сильного магического ритуала. Сейчас зашел проведать Алька и заодно адера… Может, пройдем в кухню, пусть это и нелепо? А то, я боюсь, Альк без присмотра опустошит все запасы еды. Ужасный проглот! Как только я разрешил ему покидать постель, так он сразу рванул в кухню.

Вик бросила косой взгляд на Шарля – о состоянии Алька тот не сказал ни слова! Мальчишка же лишь плутовато улыбнулся и повторил ее жест «ножницы».

Вик принялась спускаться по лестнице:

– Альк что-нибудь рассказал о себе?

– Нет, он ничего не помнит – сильная травма головы. Я прописал ему лечение, надо ждать.

Вик остановилась у основания лестницы. Если Дрейк спит, а Альк ничего не помнит, то ей нечего тут делать.

– Николас, прошу, присмотрите тут за всем. А я, пожалуй, поеду по делам.

Он послушно кивнул:

– Как скажете, Виктория.

– Кстати, как состояние Др… адера Дрейка?

– Опасений не внушает, но спать он будет долго, не меньше суток. Вдобавок, я более чем уверен, что несколько дней он не будет способен владеть эфиром. Истощение – страшная штука.

– Хорошо… Я пойду. Приятного вечера.

– И вам.

Уже в спину Николас неожиданно позвал ее:

– Виктория!

– Да?

Она оглянулась на мужчину, стоя в открытых дверях. Адамс уже выскочил из паромобиля и ожидал Вик.

– Я знаю, что это не принято, но, к счастью, я нер, а не лер, мне позволительно не знать все тонкости этикета…

– Николас, я не совсем вас понимаю…

Николас решился:

– Вы с Эваном чудесная пара. Прошу, доверьтесь романтике Аквилиты. Дайте друг другу шанс.

– Я… даже не знаю, что на это ответить…

Николас качнул головой:

– Ничего не надо отвечать. Приятного вечера, Виктория!

Она вышла в холод предзимнего вечера. Щеки пылали от румянца.

К счастью, Адамс ничего не слышал. Он помог ей сесть в паромобиль и уточнил:

– Библиотека?

– Да, – сухо ответила Вик. – Вы знаете, где она?

– Улица Прощальная, дом пятьдесят один. Доберемся за четверть часа, нерисса.

* * *

Все этажи библиотеки были ярко освещены. Вик решила было, что там полно посетителей, но в холле оказалось тихо и пусто. Лишь Симона сидела за стойкой, что-то читая. Она выглядела откровенно плохо: болезненный румянец, пот на лице, взмокшие волосы, хотя в библиотеке было более чем прохладно. При этом Симона куталась в шаль, накинутую поверх скучного форменного платья.

Вик остановилась перед стойкой.

– Добрый вечер, Симона. Я принесла газеты, как и обещала.

Девушка вскочила со стула.

– И вам добрый вечер! Благодарю, Виктория, я так вам признательна! – Она кашлянула, прикрыв ладонью рот. – Простите…

Вик оглядела ее. Состояние Симоны ей не нравилось. Она положила бумажный пакет на стойку.

– Ты справишься с подшивкой газет?

– Конечно, не беспокойтесь.

– Ты плохо выглядишь, если честно. Тебя осматривал доктор?

Так говорить, конечно, нельзя, но это Аквилита. Тут по улицам ходит призрак чумы.

– Ой, нет! Я еще хорошо себя чувствую! Девочки вот совсем разболелись. Габи даже в госпиталь отвезли – говорят, совсем плоха. А я хорошо! Я ирлеанка, а ирлеанки не болеют. Правда!.. Я справлюсь!

– Смотри, Симона… Если нужна будет помощь – звони в «Королевского рыцаря» и проси меня, нериссу Ренар, или моего жениха лера Хейга, хорошо?

– Спасибо! Я справлюсь, честно!

– Обещаешь?

– Да, Виктория, все будет хорошо!

Симона протянула ей небольшой лист бумаги, сложенный вчетверо.

– Тут, как вы просили, имена тех, кто брал книгу «Искусство трубадуров Анта» Альфонса Доре и карты. Список карт с кратким описанием я тоже приложила.

– Ты чудо, Симона!

Та зарделась и неожиданно спросила:

– Я же ничего противозаконного не сделала?

– Нет, конечно… Я попрошу знакомого детектива Томаса Дейла присмотреть за тобой, чтобы нер Легран не подстроил тебе какую-нибудь гадость.

– Спасибо!

Вик старательно строго, чтобы Симона точно запомнила, сказала:

– Если что-нибудь случится – детектив-инспектор Томас Дейл, Сыскной дивизион. Он балабол и паяц, но не даст тебя в обиду. Он не позволит отправить тебя в тюрьму из-за предрассудков нера Леграна.

– Спасибо! Я не знаю, как вас отблагодарить!..

– Симона, ничего не нужно… А впрочем… Кое-что абсолютно не противозаконное… Нер Бин никогда не упоминал в разговорах некоего Жабера?

– Жабер? – опешила Симона.

– Да.

Библиотекарь сильнее закуталась в свою шаль, словно ее начал бить озноб.

– Нет, я впервые слышу. Спрошу у девочек. И, если хотите, у самого нера Бина, когда он выйдет на службу.

Виктория грустно улыбнулась. Полиция сюда так и не добралась. Симона до сих пор не знает, что Бина уже нет в живых. Ну и темпы работы у местных детективов! Зла не хватает!

– Симона… Может, если ты одна, закроешь библиотеку? Я сама… нет, я попрошу своего жениха, лера Хейга, позвонить неру Леграну и все объяснить.

– Я не могу, Виктория! Тут ужас что творится!

Симона опустила голос почти до шепота и подалась вперед, грудью опираясь на стойку:

– Особый отдел всю библиотеку перерыл, архив полностью! Ревун проверяют, говорят, кто-то пользовался им без спроса! А кто мог? Я тут одна! Как бы нер Легран не решил, что и тут я виновата!

Вик, до этого желавшая взять в библиотеке книгу по геологии, решила, что сейчас не самый лучший момент для этого.

– Симона, не думай о плохом… Я пойду – дела. До свидания.

– До свидания, Виктория.

Симона снова кашлянула. Конечно, осень – время простуд, но Симона не походила на хрупких лер, которых укладывает в постель даже легкий ветерок.

Вик задержалась в дверях – самое главное чуть не забыла спросить!

– Симона…

– Да? – болезненно улыбнулась девушка.

– Кто-нибудь приходил, спрашивал о книге стихов?

– Да! – очень живо ответила Симона. – Приходил!

В этот момент на лестнице раздались шаги, и приятный мужской голос произнес:

– Сиора Перелли! Вы не могли бы подняться сюда?

«Сиора» – так обращаются к девушкам на ирлеанском.

На лестничной площадке стоял высокий, почти болезненно худой мужчина лет двадцати пяти, может, чуть больше. Рыжий, весь зацелованный солнцем, с острыми чертами лица, не отталкивающими, но заставляющими задуматься. Отец очень ценил физиогномику, он бы сказал, что сей субъект уважает силу и не гнушается ничем, особенно если учесть крайне тонкие губы и пронзительный взгляд зеленых глаз. Зеленые глаза – это вообще признак склонности к злу. Интересно, сколько в этом правды?.. Еще бы узнать имя, чтобы разложить его по нумерологии, но… Что-то Вик подсказывало, что надо скорее идти отсюда прочь – уж слишком заинтересованно принялся рассматривать ее мужчина. Вик вдруг осознала, что при ней нет механитов, скрывающих ее магию, а мужчина – довольно высокого звания, старший детектив-инспектор, и наверняка маг. Вдобавок на мундире планка боевых наград – не то, что ожидаешь увидеть на полицейском.

Симона, странно указывая Вик глазами на мужчину, пробормотала:

– Да, нер… простите, инспек… ой… старший дете…

Он оборвал ее бессвязный поток:

– Сиора Перелли, не стоит так волноваться, я сам к вам спущусь. Нерисса Ренар, мы незнакомы, но вы не могли бы…

Вик предпочла скрыться за дверью. Незнакомые старшие детективы-инспекторы, узнающие ее с первого взгляда, – это однозначно не к добру.

И она без механитов! И без маски…

Вик заскочила в паромобиль и резко приказала:

– Поехали! Сыскной дивизион!

Паромобиль медленно тронулся, объезжая стайки веселящихся.

Вик оглянулась назад. Рыжий детектив выскочил из библиотеки и встал на тротуаре. Без маски. Толпа в карнавальных костюмах обходила его, как река огибает скалу.

– Затруднения, нерисса Ренар? – спросил Адамс, бросив взгляд в зеркало заднего вида.

– Нет, – сухо ответила она, но, судя по взгляду водителя, Эвану доложат об этом.

Вик развернула бумаги и вчиталась в мелкий, лишенный изыска завитушек почерк Симоны. Это был список тех, кто брал книгу. Б. Мюрай, почему-то опять с одной «р» (может, особенности местного написания родового имени? Не может же Симона быть безграмотной). Интересно, это тот же самый Мюрай из газет или однофамилец? Еще были некто Р. Фель, Н. Кидман, С. Кейдж и Ж. Ришар. А еще Ж. и Р. Жабер. Что-то в этом есть.

* * *

Сыскной дивизион бурлил – шесть часов, пересменок. Уходили со службы дневные детективы, заходили на дежурство ночные. Констебли молча завидовали уходящим – их служба заканчивалась только в девять вечера.

Дежурный констебль за стойкой объяснил Вик, как попасть в отдел Дейла – по лестнице на второй этаж, третья дверь справа, отдельный кабинет в конце залы. Вик выполнила все его указания и оказалась в непривычном месте. В Восточном дивизионе констебли ютятся в небольших кабинетах, а тут им выделили огромное помещение с многочисленными рабочими столами и даже диванами для отдыха.

Зала заканчивалась отгороженным стеклянной стеной кабинетом – Томас работал, как рыбка в банке! Нет, у него кабинет был удобнее, чем у констеблей, – стол больше и шикарнее, кресла вместо стульев, многочисленные бюро для документов. Но стена! Стеклянная стена не давала никакого уединения и самого главного преимущества службы инспектора – возможности отдохнуть не на виду у всех.

Немногочисленные констебли, занятые ничегонеделанием, а официально – вниканием в текущие дела, провожали Вик странными взглядами. Кажется, у кого-то язык, как у Шарля, нуждается в укорочении.

Томас отвлекся от бумаг, которые внимательно читал, сидя за столом, увидел приближающуюся Вик и бросился открывать ей дверь.

– Добрый вечер, нерисса Ренар!

– И вам, детектив.

Он впустил ее в кабинет с широкой улыбкой на лице.

– Присаживайся!

Пока Вик выбирала кресло, в которое сесть (можно было у камина, а можно у рабочего стола), Том опустил жалюзи.

– Так будет лучше.

Вик поджала губы и села у стола.

– Так даже хуже, чем было, Том!

Громкий стон разочарования из общей залы подтвердил ее опасения. Том, возвращаясь на свое рабочее место, отмахнулся:

– Я им потом все объясню, Тори.

– Даже боюсь представить, что ты им скажешь.

Томас поклялся, как в суде:

– Правду! И ничего, кроме правды!

Вик с громким стуком положила на стол книгу – это все, чем она могла показать свое недовольство.

– Это тебе в качестве извинений за пребывание в Инквизиции. Книга моего отца, как ты и хотел.

Том внезапно погрустнел:

– Тори…

– Прости, что по моей вине тебе пришлось оказаться там. Надеюсь, тебя несильно пытали.

– Меня вообще не пытали, Тори.

– Это замечательно.

Одно хорошо – с Томом не надо было притворяться и быть правильной нериссой. Он знал, что она не такая.

– Давай оставим тему Инквизиции. Я пришла по делу, и мне можешь помочь только ты. Мне нужно кое-что узнать о Ричарде Стилле и Жабере. Меня интересуют эти два человека.

О детективе Особого отдела у Дейла спрашивать бесполезно – он уже говорил, что ничего о них не знает.

– А еще новости по делу нера Бина и его сестры. И, если можно, дело об ограблении музея три луны назад.

Вик замолчала, рассматривая поникшего Тома, медленно отодвигающего от себя пакет с книгой.

– Тори… должен признаться… это я написал заявление на тебя в Инквизицию… Я сильно испугался за тебя. С эфиром не шутят. Болезнь женщин-магов протекает крайне тяжело в терминальной стадии. Я не хотел тебе такой участи. Я был неправ. Осознаю… Тори, мне очень жаль…

Вик замерла. Она никак не ожидала, что донес на нее Том. Маска балагура и паяца была такой крепкой… Том. Это сделал Том. Хорошо, что его донос попал к Дрейку. А если бы к отцу Корнелию?

– Тори, скажи что-нибудь! – как ребенок, попросил Том.

– Например?

– Мне очень жаль, Тори!

Она качнула головой:

– Ты такое дитя, Томас! От того, что ты скажешь «мне жаль» и «прости», ничего не изменится. Плохое не забудется. И случившееся не исчезнет.

– Тори, прошу! Я все осознал!

Она заставила себя улыбнуться – нериссы должны быть понимающими и сострадательными. Но даже с Томом, оказывается, нельзя быть самой собой. Он не понимает, почему его нельзя простить.

– Томас, я искренне надеюсь, что это действительно так.

– Тори…

Вик взяла голос под контроль и мягко, как положено нериссам, сказала:

– Я прощаю тебя.

«Только доверять уже не смогу» – это она добавлять не стала. Да гори алым пламенем такая дружба!

Том привычно плутовато улыбнулся:

– Я могу надеяться на прогулку?

– Можешь. Мой опекун уже приехал, так что можешь попытаться получить у него разрешение на прогулку со мной.

Том вздрогнул:

– То-о-ори-и-и…

– Давай закроем тему Инквизиции.

– Хорошо!

Том встал, достал с полки папку и подал ее Вик.

– Тори, это все материалы по делу об убийстве нера Бина. Да, дело переквалифицировали. Коронер не смог однозначно подтвердить, что смерть не была криминальной, и наш судебный хирург произвел вскрытие. Отчет еще не готов, но я там присутствовал. Бина перед смертью пытали, а потом скинули со скалы.

Вик, пролистывая материалы дела, напомнила:

– Дело об ограблении музея еще, пожалуйста.

Том кивнул, направляясь к двери.

– Сейчас будет. Жабера не знаю, а Стилла постараюсь выловить для тебя. Элайджу Кларка так и не смогли найти, такого человека не существует. Художник отправился в егерскую службу, возможно, сможет нарисовать портрет по описанию. И да, признаю: я идиот, не отнесся со всей серьезностью к делу. Я пойду?

– Иди.

– Иду! Уже ушел!

Он медленно стал закрывать за собой дверь. Вик не выдержала:

– Паяц!

Он спешно просунул голову в дверную щель:

– Тысяча ренарят, как мне этого не хватало!

Вик закатила глаза, но ничего не сказала. Она принялась читать показания.

Томас только через час притащил папку с делом об ограблении.

– Прости, задержался – долго пришлось искать. Ее в такие дебри закинули, будто спрятать хотели! Но я упорный, я нашел!

Он присел на край стола, разглядывая Вик сверху вниз. Рука скользнула по ее волосам, он поправил ее локон.

– Тори, я скучал…

– Прошел всего один день, – строго напомнила она, закрывая папку с делом Бина – ничего особо интересного найти не удалось.

– А мне показалось, целая вечность!.. Пока не забыл – инспектор Стилл уже пошел домой, но будет завтра ждать тебя в Центральном участке. Сможешь сама задать ему вопросы об ограблении.

– Что-нибудь по Жаберу есть?

– Ни-че-го. Но я завтра с утра поговорю со всеми, может, кто и знает. Сразу же сообщу!

– У меня есть одна нелепая догадка, но нужны подтверждения.

– Какая догадка?

– Жабер – Жан Ришар, друг нера Бина. Но я могу ошибаться, эта версия притянута за уши.

– Я постараюсь что-нибудь добавить к этим «ушам», Тори.

– Паяц…

* * *

Кейдж отнес записку секретарю лер-мэра. В ней было всего одно имя: «Элайджа Кларк». Да, записка с именем заказчика лже-Полли опоздала на пару часов, но всегда бывают непредвиденные обстоятельства.

Глава 20 Прогулка по реке

Куранты на площади отбили третью четверть восьмого. Аквилита уже сошла с ума – взрывались фейерверки, играла музыка, повсюду раздавался громкий смех. В парке у гостиницы танцевали пары. Летела белоснежная метель из лепестков роз – кто-то совсем не жалел денег. Небо затянуло плотными тучами – ночью, быть может, небеса разродятся снегом.

Адамс припарковался у гостиницы, обещая ждать. «Прогулка на лодке», – напомнила себе Вик. Прогулка и ужин, на который она уже опоздала и даже не предупредила, как обещала. Эван будет злиться. Она бы точно злилась.

Она пронеслась через холл гостинцы, нервно подгоняла лифт, пока тот поднимался на последний этаж. Ворвалась в спальню и вызвала горничную. Надо быстро переодеться и извиниться перед Хейгом.

Или к Сокрушителю прогулку… У нее дело не клеится, пошли уже четвертые сутки, а она топчется на месте. Еще и предательство Тома. И этот непонятный рыжий… Сослаться на недомогание и отказаться от прогулки? За весь день лишь одна хорошая новость – Дейл все же признал дело Эрика Бина убийством, а делом Стеллы теперь займется вплотную. Может, что-то сдвинется с мертвой точки.

Найти бы Жабера! Может, снова зайти в музей и поговорить с Ришаром уже конкретно об Эрике Бине? Впрочем, сегодня уже поздно, музей закрыт. Наведаться домой к Ришару? Его адрес есть в деле Бина. Только Эван не поймет, если она отменит прогулку из-за плохого самочувствия, а сама сбежит по делам.

Горничная принесла из гардеробной карнавальный костюм – что-то воздушно-черное, расшитое серебром, в капельках мелких сияющих, как звезды на ночном небе, камней. Вик принялась снимать с себя платье – время совсем поджимало. Нериссы не опаздывают. Нериссы не причиняют неудобств. Хотелось взмолиться: «Можно я не буду нериссой? Можно я буду просто Вик?» Только примет ли ее такой Эван? Небеса, как эта прогулка не вовремя!

Мысли о деле Эрика Бина неслись по заколдованному кругу. Что, кроме потецозема, которого в Аквилите нет, можно найти в старой Аквилите? Ведь все вещи из Полей памяти несут на себе проклятие. Что еще можно вынести из старой Аквилиты, катакомб и штолен, чтобы разбогатеть? Неприлично разбогатеть! Золото? Серебро? Платину? Нет никаких упоминаний об этом.

Горничная, помогая застегнуть многочисленные мелкие пуговицы на спине, сказала, слегка не выговаривая букву «р»:

– Мне лакей лера Хейга шепнул, что лер наденет костюм Короля Ночи, поэтому я и выбрала этот – Королева Ночи. Парные костюмы – это так романтично!

Вик, отвлекаясь от своих скудных знаний по геологии, вздрогнула – парных костюмов она никак не ожидала. Это, конечно, лучшая гостиница в городе, и в ней можно многое найти, но… парные костюмы?

– Откуда этот костюм? Из костюмерной гостиницы?

Горничная даже забыла на миг о пуговицах.

– Так это… из вашего гардероба… На днях прислали… Вы не знали?..

Вик грустно рассмеялась. Эван привык контролировать все от и до. Даже карнавальные костюмы предусмотрел. Интересно, где он мерки взял? За три года она чуть-чуть изменилась, подросла и похудела… Впрочем, надо будет просто сказать ему спасибо за заботу.

И отказаться от прогулки в таких условиях, когда он так готовился, не представляется возможным.

Горничная, принимаясь застегивать мелкие пуговички на манжетах, снова продолжила болтать:

– Вам посыльный принес книгу по геологии – лер Хейг распорядился. Она лежит в ка…

Вик выдернула руку:

– Спасибо, дальше я сама!

Она понеслась в кабинет. Это же надо – Эван вспомнил о книге, а она ведь о ней только вскользь упомянула! Тайна недр и чего-то вроде потенцозема, на чем можно быстро разбогатеть, ее волновала не на шутку. Она лишь глазком взглянет, много времени это не займет.

Вик принялась спешно листать страницы фолианта, ожидавшего ее на столе, ища раздел по Аквилите. Читая, перечитывая и снова проверяя, просто на всякий случай.

В Аквилите нет ничего, на чем можно разбогатеть. Даже Дрейк подтверждал, что только веселье, рыба и чума, иного в Аквилите нет. Что тогда мог найти Бин в старой Аквилите, что стоило ему жизни?

Она совсем ничего не понимала. Стоя у стола, снова и снова пролистывала страницы, уже от безнадежности.

На глаза попалась статья о геологической коллекции музея Аквилиты. Сноска под статьей гласила: «См. цветную вкладку». Уже ни на что не надеясь, Вик открыла страницы с цветными фиксограммами. Известняк, мрамор долины Ветров, мрамор венсанский, бокситы из штолен кера Клемента… Палец, который Вик вела по надписям, споткнулся на знакомом имени. Зарисовка катакомб кера Клемента. Зарисовка, которая пропадала в том числе. Точнее, потерялась, когда ее положили в другой раздел в библиотеке.

Вик взяла лупу и принялась рассматривать снимок песчаного камня с частыми рыжими, коричневыми и… синими включениями!

– О нет! Нет! Это же…

– Что случилось? – раздался у плеча, заставив Вик вздрогнуть, голос Эвана.

Он подошел со спины, причем Вик этого даже не услышала. Она нервно оглянулась, и Эван тут же подался в сторону.

– Прости, я не хотел тебя пугать. Ты немножко задержалась, и я зашел узнать, что случилось.

«Немножко»… Вик не сдержала смешка – часы на камине показывали половину девятого. Она опоздала не только на ужин, но и на прогулку.

– Все хорошо, Виктория?

Она замерла, не зная, что сказать. Эван уже был полностью готов к прогулке – чисто выбритый, даже от бородки и усов избавился, с маской в руках и в чернильно-черном костюме, расшитом серебром не так сильно, как ее платье. Ему очень шел сдержанный костюм Короля Ночи. Он не превратил его в ряженого, а просто придал таинственности и сказочности. Наверное, это и есть то, что называют романтикой.

– Ты не злишься? – тихо уточнила Вик.

Эван был сосредоточен. Между бровей застыла морщинка. Пахло дымом. Раньше она бы решила, что это реакция на ее своеволие. Раньше она бы списала это на ненависть. Кейт же так говорила, а она верила ей.

– Не злюсь. Я…

В какой-то момент Вик подумала, что он не продолжит – леры никогда не опускаются до объяснений, им не пристало поддаваться эмоциям. Но Эван все же сказал:

– Я волнуюсь. Ты занята чем-то серьезным, а я не могу тебе помочь.

Вик улыбнулась и вместо ответа сунула ему в руку лупу.

– Смотри.

Ее палец упирался в фиксограмму боксита. Уже потом она поняла, что ему это, возможно, неинтересно. Его дело нера Бина никак не касается. Однако Эван послушно склонился и принялся рассматривать фиксограмму, приходя к кому же выводу, что и Вик.

– Включения эленита.

– Это спутник самородного…

– …потенцита, – закончил за нее мысль Эван, почему-то еще сильнее начиная пахнуть огнем.

Вик расплылась в довольной улыбке. Она ликовала, пусть Эван этого и не поймет.

– В Аквилите есть потенцит, причем самородный. О нем почти никто не знает – воры в музее старательно замели все следы.

– Почему тебя так интересует потенцит, Вик?

Она храбро призналась:

– Потому что я расследую одно дело об убийстве сестры и брата. Оно, кажется, связано с потенцитом.

– Тебе нужна помощь?

Такого она не ожидала.

– А ты поможешь?

Эван склонил голову набок, словно пытаясь что-то понять или решить. Вик, не дожидаясь его ответа, начала объяснять:

– Я случайно по приезде в Аквилиту столкнулась со смертью сразу двух людей из одной семьи…

Она принялась ходить по кабинету – так ей лучше думалось. Эван остался у стола, оперся на него… не совсем спиной. И это лер! Вик чуть улыбнулась своим мыслям – Эван тоже, оказывается, не совсем типичный сиятельный. Сидеть на столе! Это же надо!

– Стелла Бин выпала из окна, дело об убийстве возбуждать не стали. Только я в тот день разговаривала со Стеллой. Она искала своего пропавшего брата, и я пообещала ей помочь с поисками. К сожалению, на тот момент Эрик Бин уже был мертв день, два, а быть может, и дольше. Он был убит в горах, где-то у моста Сокрушителя. Судебный медик сделал заключение, что Бина пытали перед смертью, а потом, чтобы скрыть это, его тело скинули со скалы. Бин участвовал в проекте воссоздания старой Аквилиты, макет которой выставлен в музее естествознания. Он по работе сталкивался с картами катакомб и штолен старой Аквилиты. Ему предлагали сказочно разбогатеть – как, не знаю, но противозаконно и страшно. Самое интересное – музей естествознания обокрали три луны назад, вынесли как раз геологическую коллекцию.

Она вернулась к столу. Эван чуть подвинулся. Ее палец застучал по фиксограмме боксита.

– Самородный потенцит – это сказочное богатство. Почти все сведения о краже в музее были уничтожены, даже газеты в библиотеке, а дело в полиции спрятали так, что его еле нашли.

– Вик… можно чуть более подробно?..

Вик прищурилась.

– Тебе доложить по всем правилам?

Эван спокойно пояснил:

– Я не это имел в виду. Можно чуть больше подробностей?

Вик в расстройстве развела руками.

– Но это и есть все подробности, Эван! Это Аквилита! Я тут не могу никого допросить, не могу тут собрать доказательства, даже как детектив «Ангелов мщения». Это все, что я знаю, все, что нашла. Кроме, конечно, дневников. И книги.

Она обошла стол и достала из выдвижного ящика найденное.

– Вот это все.

Вик положила перед Эваном честно украденное. Рука Эвана замерла над медальоном на обложке книги. Он странно посмотрел на Вик.

– И как она у тебя ока…

– Ты не хочешь знать, – оборвала его Вик.

Да, нериссы так себя не ведут, но к Сокрушителю этикет. Она не сможет притворяться всю жизнь. Она такая, какая есть, и она устала притворяться перед Эваном. Он или примет ее такой, или они все же разойдутся. Она найдет запасной план, как обезопасить себя.

– Дневники – из тайника в доме Бинов, «трубадуры» – из тайника в библиотеке. Там эту книгу спрятал у себя в столе Эрик Бин. В библиотеке еще несколько карт пропали – карты штолен и катакомб.

Эван задумчиво взял в руки книгу и принялся ее рассматривать.

– Вик, все очень серьезно…

– Можно подумать, я этого не знаю! Два убийства – это всегда очень серьезно. Да и книга… Такие книги используются как тайники. Конкретно эта, я полагаю, использовалась для кражи карт или иных сведений о старой Аквилите. Только я ее открыть не могу – не вижу ма… эфир.

Эван принялся водить указательным пальцем от одного края рамки медальона к другому, снова и снова. Каждый раз его движения становились все затейливее и сложнее. Закончилось все тем, что после особо сложного знака – Вик даже показалось на миг, что он вспыхнул синим призрачным светом, – медальон отъехал в сторону и открыл тайник. Там лежал тонкий мелкий свиток из кальки.

– Вот. Кажется, это то, что ты искала.

Вик достала и развернула кальку и принялась рассматривать странные загогулины, одна из которых заканчивается жирным крестом. И ни одной поясняющей надписи!

– Вот же бешеные белочки! И где искать карту, с которой полагается использовать эту кальку?!

– Виктория… – позвал ее Эван.

Она подняла на него глаза, свернула кальку и убрала ее в книгу.

– Библиотека. Она, конечно, сейчас закрыта, но там смешные замки… И не смотри так на меня, Эван!

– А я тебя, оказывается, совсем не знаю…

Вик поняла его. Чарльз не раз предупреждал ее, чтобы она вела себя правильно – Ренаров с непривычки трудно выносить.

– И я тебе такая не нравлюсь…

Эван задумчиво сказал:

– Не знаю, надо привыкнуть, если честно… Но библиотека никуда не сбежит до утра. Утром сходим. Сейчас важнее иное.

– Что именно?

Он ткнул пальцем в книгу на столе.

– Это.

Вик непонимающе посмотрела на него.

– И что с ней не так? Это тайник. И ты его легко вскрыл.

– Подобными тайниками пользуется вернийская разведка, Вик.

– Очень смешно, – отмахнулась Вик. – Вернийская книга, подаренная вернийским Центром традиций, – конечно же, это может быть только вернийская разведка! Эван, это не так. Слишком очевидно.

Он закрыл медальон – медленно, явно показывая ключ Вик.

– Ты забываешь, где находишься.

Медальон сомкнулся, скрыв свою тайну.

– И где же? – вздохнула Вик.

Эван сказал очевидное:

– В Аквилите. Тут половина местного населения говорит на вернийском – беженцы из Вернии сейчас в поисках лучшей жизни. Тут в библиотеке целые отделы литературы на вернийском. Да, древневернийский никого не заинтересует, но на это и расчет.

– Эван, это же крайне глупо…

– Искать нужную иголку тяжелее всего среди подобных. Завтра в библиотеке зайди в раздел вернийской литературы и убедись, что там таких вернийских иголок больше, чем в хвойном лесу. Тут много вернийцев. И много вернийских книг.

Вик на миг прикрыла глаза, вспоминая. Жан Ришар. Легран. Шарль. Вифания. Триаль. В чем-то Эван прав – тут много вернийцев и их потомков. Это в Олфинбурге книга на вернийском будет заметна, а тут…

Эван крайне серьезно сказал:

– Виктория, все очень серьезно. С вернийской разведкой я не советую связываться. Очень не советую! Лучше передать дело в руки полиции.

Вик еле сдержала смешок, вспоминая Томаса.

– Не вариант. Вот совсем не вариант! Если это разведка, то детектива Дейла убьют раньше, чем он поймет, с чем и с кем он имеет дело.

Она посмотрела в прямо в глаза Эвану. В кабинете довольно заметно поднялась температура.

– Эван?..

– Я. Очень. Беспокоюсь.

Каждое слово давалось ему с трудом, и Вик понимала его – тяжело доверять мелкой пигалице вроде нее. Она положила свою ладонь поверх его пальцев, как он сегодня.

– Я буду очень осторожна, Эван. Буду советоваться с тобой. Хорошо?

– Виктория…

Она спешно и неуклюже сменила тему:

– Эван, а ты что-нибудь знаешь о вернийской разведке? О том, что им тут нужно? О том, как отсюда вывозят или собираются вывозить потенцит?

Он крепко сжал зубы, так, что на скулах желваки заходили. Вместо ответа Эван взял ее за руку и принялся аккуратно застегивать пуговицы на манжете – те самые, которые не успела застегнуть горничная.

Кстати, а ведь она тоже вернийка, судя по едва заметному акценту. Стало немного обидно – она от Эвана почти ничего не скрыла. Что ж, и такое бывает.

Вик посмотрела на книгу об искусстве трубадуров.

– И все же… Если что-то выглядит как утка…

Эван продолжил, воспользовавшись паузой:

– Оно и крякает при этом, как утка. Виктория, это и есть утка. Это вернийская разведка. Это их почерк, понимаешь?

Она вздохнула:

– Разведка так разведка… Сейчас уже поздно, так что в библиотеку поеду с утра. Там можно будет сравнить наш рисунок с пропадавшими картами… Как ты думаешь, крестик на карте – указание на месторождение потенцита?

– Очень может быть.

– Тогда мне срочно нужен Жабер.

– Жабер? И зачем?

Вик решительно сказала:

– Чтобы взять за жабры!

Она взяла дневник Бина и принялась его листать.

– Сейчас все поймешь.

Дверь со стуком открылась – в кабинет вошел лакей.

– Простите, лер, нерисса… С причала телефонировали с уточнением о прогулке по реке…

Эван прикрыл на миг глаза, а Вик рассмеялась – он тоже забыл о планах на эту ночь. И ведь побрился даже для чего-то!

– Виктория?

Он предоставил выбор ей.

– Тебе это очень важно?

– Безумно, – признался Эван.

– Тогда почему бы и нет. Только утку уберу… чтобы не крякала.

* * *

Лодка легко скользила по черной глади реки. Двое гребцов в белоснежных блузах, облегающих черных брюках и беретах мощно и слаженно работали. Журчала вода, изредка скрипели уключины. Кормчий, стоя за спинкой дивана, на котором расположились Вик и Эван, что-то рассказывал про острова, Аквилиту и дома, мимо которых они проплывали. Гитарист, расположившийся на носу лодки, явно отвечал за романтику – он что-то наигрывал, легкое и неузнаваемое. Небеса расцветали огромными шарами магических фейерверков. Вдалеке скользили такие же лодки, с которых доносился фривольный смех, а иногда странные звуки, о происхождении которых Вик предпочитала не задумываться. Пахло близким морем. Иногда лодка проходила под мостами, и кормчий громко объявлял их названия, словно это что-то значит.

Эван сидел так близко, что Вик чувствовала не только навязчивый запах роз, но и жар его тела. Очень притягательный жар. Щеки горели, и Вик чуть наклонилась к реке, чтобы прикоснуться к холодной сизой воде.

– Настоятельно не рекомендую, – тихо сказал Эван.

Вик выпрямилась:

– Почему?

– У домов поблизости нет канализации, – охотно пояснил он, а потом замер.

Гитарист цокнул языком.

– Прости, всю романтику испортил…

Вик улыбнулась:

– О таком лучше знать. Да и во мне романтики не очень много.

Эван вопросительно выгнул бровь:

– Это ты о чем?

– Помнишь прогулку на лодке по Лебединому озеру?

Эван улыбнулся краешками губ:

– Это когда ты съела несколько порций мороженого и потом заболела?

– Не-е-ет! Это когда я накупила в качестве отговорки мороженого и заставила тебя катать на лодке чопорную Кейт, рассуждавшую о долге и прочем, а сама отсиделась на берегу.

И Кейт, возможно, тогда болтала не о долге…

– Я тогда не заболела…

Он понятливо кивнул:

– Просто не захотела меня видеть.

– Я тогда была на тебя зла.

– И чем я провинился перед тобой?

Он взмахнул рукой, и Вик была готова поклясться, что она снова пусть на краткий миг, но увидела вспышку. Серая долина все же аукнулась ей.

– Сфера тишины. Другие нас не услышат, а мы их – да… Так ты расскажешь?

– Ты правда хочешь знать, Эван?

– Виктория, мне кажется, тайны только делают больно и тебе, и мне, приводя к ложным выводам.

Она честно предупредила, вглядываясь в синие, опять прищуренные глаза.

– Боюсь, тебе не понравится.

– Виктория!

Она отвернулась – нериссы, вообще-то, о таком не говорят…

– Мне тогда… Мне все уши прожужжали про твоих…

– Моих кого?

– Лю… – начала было Вик, резко поворачиваясь к Эвану, но тот не дал ей договорить – прижал к ее губам свой указательный палец.

– Ш-ш-ш! Я понял… Вик, у меня уже тогда была невеста. У меня не было никаких романов, слово чести. Про юность сказать такого не могу, но, когда я начал ухаживать за тобой, у меня никого не было.

– Я уже поняла.

Гитарист принялся наигрывать что-то мелодичное, пронзительное, что-то прошептав при этом. Вик тихо подалась к Эвану.

– Он что-то сказал? Я не владею вернийским…

– Он сказал, что тальмийцы ничего не понимают в любви и романтике.

Ближайший гребец чуть дернул плечом – кажется, он был полностью согласен с мнением своего друга.

– Можно подумать, вернийцы понимают! – возмутилась Вик.

Кормчий за спиной громко объявил:

– Мост Князей!

Гребцы, словно по команде, приподняли весла над водой. Лодка замедлила движение. Сейчас ее несла вперед только река, крайне медлительная в этом рукаве. Многочисленные фонарики вдоль бортов погасли, и под высокий мост лодка заплыла в полной темноте. Кормчий еще сказал что-то об одиноких сердцах и робких первых поцелуях… когда это случилось.

Теплые, чуть шершавые ладони прикоснулись к лицу Вик, легко погладили его, а потом губы Эвана накрыли ее рот и нежно поцеловали. Во всяком случае ничем иным это не могло быть. Хорошо, что благодаря службе в Восточном дивизионе Вик знала, что синематограф лжет – от поцелуев дети не появляются, они появляются несколько от иного. Но про владение этими знаниями она Эвану не скажет.

В слегка кружащуюся голову лезли всякие глупые мысли, и Вик с трудом сдержалась, чтобы, когда лодка выплыла из-под моста и Эван чуть отклонился назад, старательно рассматривая Вик и что-то ища в ее глазах, не сказать: «Так вот для чего ты побрился!» Это было бы совсем не вовремя и не соответствовало бы моменту.

И про неработающие механиты мысль тоже была плохой. Ему незачем знать, что Вик разрядила бы их в него, а потом бы думала, зачем она это сделала. И про привычно текущий в Эвана эфир тоже не стоит говорить – он сам понял, что был едва не атакован просто от неожиданности. И…

– Виктория, я люблю тебя, солнышко… И ничего не надо говорить в ответ.

– Совсем ничего, Эван?

– Совсем ничего, – подтвердил он, обнимая ее за плечи и притягивая к себе. – Ты замерзла! И не сказала…

От Эвана потекло тепло.

– А вопрос можно задать?

– Можно.

– Почему… Нет… Зачем? Когда!..

– Не знаю когда, солнышко. Совсем не знаю… Может, когда ты давала показания в суде по делу мультиубийцы из Олдона, а я сидел в зале суда и боялся за тебя. Или когда вы уехали всей семьей на отдых в Даду, а я не смог вырваться со службы, и мне чего-то не хватало. Или кого-то. Или когда тебе было семнадцать и ты танцевала с лером Фицроем, а он потом… э-э-э…

– Он после того бала заболел и уехал в поместье поправлять здоровье.

– О да, он тогда сильно заболел.

О том, что у него самого тогда был огнестрельный перелом, Эван промолчал. О той дуэли даже Роб не был в курсе.

Глава 21 Полли ложная и настоящая

Брок провожал взглядом паромобиль, пока он не свернул на улицу Босяков.

Ренар – маг, причем не скрывает этого. А еще она зачем-то копалась в столе нера Бина – совсем слепым надо быть, чтобы не заметить слабые следы ее эфира. Спрашивается, на кого она сейчас работает? На брата и «Ангелов мщения» или на жениха, с которым у нее натянутые отношения, и полицию Тальмы? Впрочем, судя по ее досье, которое попало на его стол, когда она приехала в Аквилиту, с братом у нее тоже отношения не сложились. Наверняка обидно быть одной из тех Ренаров – и оказаться не у дел лишь по причине того, что в Тальме женщины не наследуют имущество.

Вин Одли, сержант Особого отдела, вышел на улицу, потоптался возле Брока, специально кашлянул и спросил:

– Кого не поймал, Брок?

Ему можно было так обращаться – они служили бок о бок пять лет и не раз стояли спина к спине против контрабандистов и всякой швали.

Одли пришел в полицию из армии, отдав долг Тальме и решив, что с него хватит чужой страны и чужих идеалов. Ему было тридцать пять, он был холост и свободен, как ветер. И, как и Броку, служба в полиции заменила ему все – семью, друзей и дом.

Брок задумчиво ответил:

– Да так… Хотел поговорить с некой Ренар, а она испугано сбежала.

– Ты у нас сегодня просто пугало! – хохотнул Одли, вспоминая циркача Азуле.

Брок поморщился – ему тоже вспомнился пропахший потом и страхом силач в допросной, умолявший его пощадить. Думал ли этот Азуле, что мальчику было точно так же страшно умирать там, в Полях памяти?

– Не напоминай. Мне утром еще пятерых пугать.

– Да не бойся, можешь скинуть их на меня. В Центральном с этими шутниками цацкались, а у нас цацкаться не будут. Я предупредил парней в охранке – не дадут спать этим шутникам, чтобы им в пекле икалось за шутки с чумой. Удумали же надеть чумные костюмы!.. Утром уже никакие будут и сдадут все и вся.

– Хорошо бы, – вздохнул Брок. Он потянулся, размял плечи и зевнул. – Кофе хочется…

– Так давай сбегаю! – предложил Одли. – Или сейчас констебля какого-нибудь поймаем…

Брок достал из портмоне банкноту.

– Вот, на всех купи. И на сиору Симону не забудь. И, если хватит, булочек, что ли, захвати. Нам тут еще долго…

Он снова зевнул. Одли чуть отошел в сторону, а потом все же спросил:

– Брок, а зачем тебе-то эта Ренар нужна?

– А что, она еще кому-то нужна?

– Не слышал свежие сплетни? На нее Дейл… ну, этот, из Сыскного… глаз положил. Всем трубит, что нерисса будет его.

– Да? И с чего бы?

– Она ему жизнь на площади Танцующих струй спасла. А еще помогает с расследованием смерти Бинов.

– Я думал, что эти дела закрыли за отсутствием состава преступления.

Одли качнул головой:

– Нет, сегодня было вскрытие. Бина убили. Пытали и потом убили.

Брок ткнул указательным пальцем Одли в грудь.

– Так… Досье топтунов за Ренар из дорожной полиции забрать. Дела Бинов – мне на стол. – Он нахмурился. – И кофе! Кофе не забудь!.. Пойду я поговорю с сиорой.

– Рыжий!

Брок обернулся на Одли.

– М-м-м?

– Ты это… улыбайся не так хищно, хорошо?

– Не бойся, пугать прекрасную сиору в мои планы не входит – она и без меня запугана так, что Сокрушителю завидно.

* * *

Маленький прогулочный пароход громко шлепал колесами по морской глади, идя вдоль побережья Аквилиты. Да, после прогулки на лодке Вик ждала морская прогулка. Кажется, Эвана все же интересует контрабанда из Аквилиты, иначе зачем столько времени посвящать изучению побережья?

Эван после легкого ужина в ресторане стоял, облокотившись на фальшборт прогулочного судна, и внимательно рассматривал городок. Можно было бы отвлечь его, позвать на другую сторону, чтобы посмотреть на лунную дорожку, но зачем? Вик не любила, когда ей мешают, и поступать так с Эваном не собиралась. У нее есть свои тайны, он тоже имеет право на свои. Хотя, если бы она точно знала, для чего приехал Эван в Аквилиту, было бы проще!

Вик стояла рядом с ним и обдумывала планы на завтра. Правда, этому весьма мешали ненужные мысли о поцелуях и горячих, но удивительно нежных пальцах Эвана. Жаль, что сейчас, когда вокруг полно людей, ей нельзя прикоснуться к нему.

Эван повернулся к Вик и вопросительно приподнял бровь. Она лишь отрицательно качнула головой – в таких мыслях не признаются.

– Замерзла?

Его рука вызывающе легла поверх ее пальцев.

– Замерзла.

Вик шагнула к нему, позволяя себя обнять. Плевать на этикет! На ней маска, ее не узнают. Небеса, как же проще в Аквилите!

Залитый огнями центр города оставался за кормой, а впереди, далеко вдаваясь в море, вырастала тьма Полей памяти. Ни огонька, ни фонаря, ни света от фар паромобилей. Только отсветы случайно залетающих фейерверков. Самое огромное кладбище заживо похороненных. И никому из живущих в современной Аквилите не стыдно.

– Смотрите! – пролетел над палубой крик, сопровождаемый многочисленными испуганными вздохами.

Окружающие стали показывать на одинокий огонек, бродящий по заброшенным Полям памяти. Судно едва заметно накренилось на правый борт. Кто-то из лер тут же благородно упал в обморок. Капитан, ходящий по палубе и развлекающий гостей беседой, снисходительно пояснил:

– Это Полли бродит, ищет себе жертву. Никогда в ночи не ходите без маски, если не хотите уйти вслед за Полли!

Вик криво улыбнулась – ни дня без лже-Полли. Вот и сейчас они столкнулась. Эван чуть наклонил голову и прошептал:

– Это не она.

– Откуда ты знаешь?

Вик заглянула ему прямо в глаза. Сейчас в них отражались вспышки фейерверка. Он охотно пояснил:

– Не тянет эфиром. Это скорее фонарь, движущийся по веревкам.

Вик повернулась в сторону кормы. Это странно – видеть еще что-то, кроме привычного.

– А как для тебя выглядит город?

Эван все так же еле слышно ответил:

– Он весь объят мягким сиянием эфира. Где-то эфир спокоен, где-то бурлит, где-то радует душу. Маги, как звезды, сияют, и механиты тоже.

– А потенцозем? Он виден в эфире?

Вик спросила быстрее, чем подумала. Вот зачем ставить Эвана в неудобное положение?!

– Он дает устойчивое сияние. Но нет, его я не вижу.

– Катакомбы?

Вик заставила Эвана всмотреться в нее. Он словно решал, можно ли ей доверять. Она смутилась, повернулась к берегу и стала рассматривать бродячий огонек.

– Должны же где-то его прятать перед тем, как перевозить… куда-то.

Эван молчал, и Вик не выдержала – ей потом будет стыдно, если она что-то утаит, и это приведет к беде.

– Ты не знаешь, Эван… В городе кто-то усиленно пытался заставить власти объявить карантин, убеждая, что Полли бродит среди людей и что в городе ходит чума. – Вик уперлась взглядом в волны и все же сказала: – Кто-то знает, что ты тут. Знает и хочет тебя остановить. – Она подняла глаза на Эвана. – Будь осторожен, прошу…

– Я… Спасибо, Вик, за предупреждение… И прости, что не могу тебе ничего рассказать.

Вик грустно улыбнулась, все понимая:

– Тайна, да?

Он качнул головой.

– И не твоя.

Эван мрачно сказал:

– Мною и нашей с тобой поездкой просто воспользовались, Виктория. Я давал клятву. Я служу стране и королю. Я не мог возразить.

– Надо было выбрать Даду. Или Грейден.

– Думаю, ты и там нашла бы неприятности.

Она рассмеялась:

– Хорошего же ты обо мне мнения!

– Хорошего. Очень хорошего мнения.

Эван улыбнулся самыми уголками губ, и его улыбка была дороже сотни улыбок Томаса – хотя бы потому, что Эван редко улыбался. Она рассмеялась. Эван наклонился к ней и мягко сказал:

– Не волнуйся.

От него несло гарью как никогда.

– Я не могу не волноваться. Я знаю, что кто-то сделал все, чтобы тебя не пустили сюда. Знаю, что кому-то ты поперек глотки, и ничего не могу сделать. Ничего! Просто потому, что не вижу всю ситуацию, не понимаю ее. Есть только какие-то обрывки. Когда и откуда тебя ударят, я не знаю. У меня нехорошие предчувствия. И я не могу их полностью списать на свою болезнь.

– Вик, я справлюсь. Буду тебя предупреждать о всех своих встречах, хорошо? И меня страхует Роб. Роб – ищейка. Он всю Аквилиту перероет, но найдет необходимое.

– Эван, я тоже разберу Аквилиту по камешкам, если что.

– Спасибо, солнышко. Главное – не пропади сама. Я очень за тебя волнуюсь.

Она улыбнулась:

– Почему?

– Потому что за тобой не ходит Роб, тебя никто не страхует… Пока в планах у меня только беседа с одним из детективов Особого отдела Аквилиты. Не знаю, что он хочет предложить, но готов его выслушать. А в полдень поедем с тобой в лес Танцующих деревьев или на мост Сокрушителя.

– Мост Сокрушителя! – спешно выбрала Вик.

– Ого! Я что-то должен знать?

– Там погиб нер Бин, забыл? Это такая возможность все осмотреть самим!

– Как скажешь, – легко согласился Эван.

Пароход стал огибать Поля памяти. Откуда-то с кормы донесся новый крик:

– В городе что-то горит!

Вик оглянулась. Пламя вздымалось вверх у самой границы Полей памяти, высоко в горах.

– Это или музей, или библиотека…

Эван вместо всех слов прижал ее к себе, пряча в объятиях.

* * *

В ту ночь до своей кровати Брок так и не добрался.

Уже когда он покидал библиотеку, его нагнала записка от Сореля – он требовал, чтобы тот срочно проверил «объект номер один». Такая смешная шифровка, как будто никто не поймет, что может быть объектом номер один в Аквилите! Брок потер уставшие глаза – в них словно песка насыпали, а впереди бессонная тяжелая ночь.

Он испепелил эфиром записку, в которой секретарь лер-мэра сообщал, что в госпитале орелиток – первый умерший в этом году то ли от инфлюэнцы, то ли от респираторно-фебрильного синдрома. Или от чумы, как боялся лер-мэр. Пришлось тащиться обратно в отдел, надеть противочумный костюм и спуститься в катакомбы – вход расположен прямо под отделом.

Храм об этом не знал, но Брок полагал, что и полиция знает не о всех входах – Храм тоже умеет хранить свои секреты, а уж оставить за собой мелкую калитку к Полли… Даже сомневаться не стоит – такая тайная дверь есть и у Храма. Может, даже у обеих ветвей – у дореформаторов и реформаторов.

Идти было далеко, идти было тяжело – плотный костюм затруднял движения, не позволяя телу дышать. Очень скоро белье отсырело от пота и стало натирать. Хорошо еще, что чем глубже спускался Брок, тем холоднее становилось. Даже при наличии ключа к ловушке, удерживающей Полли на одном месте, Брок чувствовал, как эфир сопротивляется и не пускает его, путая дорогу. Стены вокруг сияли мертвым светом проклятия. Пот лил градом, стекла противогаза запотели, снизив обзор. Хотелось одного – стащить резиновую маску, вдохнуть воздух полной грудью, но нельзя – он еще не выжил из ума. Он не принесет в город чуму. Приходилось терпеть и тащить в руках тяжелый груз.

Полли была все там же, где ее заперли сто лет назад. Небольшой закуток в катакомбах, который домом можно назвать с большой натяжкой. Ей не оставили ничего – ни личных вещей, ни игрушек, ни фонаря. Лер-мэр возмущался – зачем призраку кровать, стул или игрушки? Она призрак, ей ничего не нужно!

Брок с усилием преодолел последний барьер. Эфир раскалился докрасна и гудел, как рой шершней.

Она сидела все там же, где и в прошлый раз. На холодном каменном полу, в темноте и холоде, она баюкала старую-престарую куклу. Брок присел на корточки перед девочкой. Она его не видела – он был в маске. Так даже лучше. Со стороны он, наверное, походил на чудовище: резиновая маска, стекла вместо глаз, длинный хобот на месте носа и рта, тяжелый резиновый костюм. Он поставил перед девочкой большую коробку с конструктором, которую не раз за дорогу проклял – уж слишком тяжелая.

Кто-то из горожан так откупился от Полли на площади Танцующих струй. Пока игрушки не растащили по домам клерки, Брок забрал коробку с деревянными детальками – у его племянника был такой. Может, новая игрушка надолго отвлечет Полли от безысходности ее существования. Плотный кокон предсмертных проклятий окутывал Полли с головы до ног. Она не хотела проклинать город, но умирающие рядом с ней решили иначе, и теперь с этим ничего не поделать. Они спокойно ушли к богам, а девочке теперь страдать веками в одиночестве. Ни один ребенок такого не заслужил. Ни один, даже самый пропащий человек.

Тонкие руки осторожно прикоснулись к коробке и открыли крышку. Полли робко улыбнулась, увидев странные детальки, из которых можно построить город. Призрачные пальцы скользили по неожиданному богатству, боясь его взять.

– Ну же, не бойся! – старательно ласково сказал Брок.

Может, и хорошо, что его голос она тоже не слышала – его исказила маска. Только невозможно так существовать – вечно одна, а все вокруг прячутся за масками. Наверное, Полли страшно в те редкие случаи, когда ей удается покинуть свою ловушку и побродить по пустому, мертвому для нее городу.

Брок взял несколько деталек из коробки и собрал самый простой домик. Полли захлопала в ладоши, когда Брок убрал руку и домик стал ей заметен. Она перевернула коробку вверх дном и принялась перебирать детальки, тихо вздыхая и радуясь каждой яркой мелочи. Брок встал и подумал, что надо будет купить еще один конструктор – деталей было мало, чтобы прожить вечность.

Он пошел прочь. Больше для Полли он ничего не мог сделать.

У него было еще одно крайне важное дело, которое надо сделать до выхода на службу. Он достал карту и при свете налобного фонарика на потенцитовой батарее стал рассматривать ее. Теперь надо быть очень внимательным, чтобы не заплутать. Катакомбы и штольни опасны. Тут можно годами ходить и не найти выхода.

Он шел и шел, спускаясь все глубже и глубже. Ноги гудели от усталости, хотелось пить, а часы показывали, что времени у него совсем мало, его могут хватиться в любой момент.

Упершись в очередной раз в стену – была его третья попытка пройти по карте, – он прорычал:

– Убью-ю-ю!!! Просто возьму и убью!

Он долго стоял, прислонившись головой к холодному камню, и унимал злость. Не та карта! Карта не та! В который раз он напомнил себе никогда не связываться с непрофессионалами. Никогда больше!

Он закрыл глаза. Попробовать в четвертый раз? Вдруг повезет… Или уже вернуться назад – мимо Полли, к свету и обычным обязанностям.

Его сегодня Хейг еще ждет. Знать бы еще, что забрала со стола Бина его невеста…

Злость все продолжала кипеть в нем. Поднимаясь по ступеням в дезинфекционную камеру, замирая под душем из карболки, стаскивая с себя противочумный костюм, отмывая себя до скрипа кожи в дивизионной душевой, отчего многочисленные шрамы на теле покраснели, натягивая белье и опостылевший мундир, он повторял: «Никогда больше! Только в этот раз! В последний раз!»

В последний раз…

Он побрился в уборной, зачесал мокрые волосы назад, посмотрел в зеркало, откуда на него поглядел злой уставший мужчина.

– Рыжие – бесстыжие, – напомнил он себе.

Утро обещало быть отвратным. Его ждали пять допросов, и ответ «не знаю» его бы не устроил. Ему нужно было имя.

Он вошел в допросную, куда уже привели шутника в чумном костюме, отодвинул в сторону игравшего хорошего полицейского Кейджа и рыкнул на задержанного, вольготно сидящего за столом – парень знал, что, кроме статьи за хулиганство в худшем случае, ему ничего не грозит:

– Детектив-инспектор Особого отдела полиции Аквилиты Брок Мюрай! И я не буду ходить вокруг да около! Мне плевать на то, что ты сделал! У меня висяк с тремя десятками трупов на площади Танцующих струй! И там, и тут был всего лишь розыгрыш – невинный, как утверждаешь ты! У тебя пять минут, чтобы назвать имя того, кто нанял тебя изображать больного чумой! Не скажешь имя – не пойдешь под суд по статье за хулиганство, а загремишь за непредумышленное убийство особо опасным способом! Я терпеть не могу висяки, понял?! Мне все равно, на кого вешать трупы!

Самое противное то, что крик облегчения не принес. Даже проорись он на всех пятерых идиотов, надевших костюмы больных, легче не станет. Карта не та. Кое-кто совсем заигрался. Кое-кто решил, что может вести двойную игру. И сейчас он закончит тут и пойдет разбираться. Только напишет себе на лбу эфиром «Не связываться с непрофессионалами!», чтобы запомнить навсегда.

Когда он вышел из допросной, у него тряслись руки. Кейдж почти сразу же выскочил следом.

– Есть имя!

Брок стоял, прислонившись спиной к стене. Он поднял больные глаза на Кейджа.

– Спорим, это Элайджа Кларк?

– Он самый, Брок! И это… ты бы шел…

Брок выпрямился и кивнул, вспомнив.

– Точно. Еще четверо… Узнай, никому морду набить не надо?

Кейдж фыркнул и громко позвал на весь коридор:

– Одли! Серж! Тащи кофе! Тут срыв!

Брок возмутился:

– Я порядке!

– Если ты в порядке, то тащись в библиотеку. Пока тебя не было, она того… сгорела.

– Что?!

Кейдж кивнул:

– Сгорела. Весь отдел вернийской литературы выгорел.

– Да твою же мать… – еле выговорил Брок.

Хорошо, что тут подошел Одли и сунул ему в руку кружку с кофе.

– Почечуй?

– Полный, – подтвердил Брок.

– Прорвемся?

– Иди ты! – только и смог сказать Брок.

День, ночь и новое утро у него не задались. Одли фыркнул:

– Там Легран притащил с собой некую сиору Перелли. Помнишь такую?

– И?.. – безнадежно спросил Брок, делая первый глоток неуспокаивающего кофе, от которого захотелось орать – он обжег себе язык.

– И шел бы ты спасать невинных девиц – это у тебя лучше всего получается. Легран вопит, что Перелли лично подожгла библиотеку, до нее ничего подобного не было.

Брок бросил косой взгляд на друга.

– А как же допросы?

– Я тоже умею орать, – подмигнул Одли. – А ты умеешь спасать невинных девиц от драконов – это твое главное и, заметь, не единственное достоинство.

– О да-а-а… – выдохнул Брок, направляясь в кабинет.

– Главное твое достоинство прочно скрыто.

Брок обернулся на сержа.

– Пошляк!

Тот довольно заржал.

– Сам пошляк! Я про твое сердце, а не про то, о чем ты подумал!

Глава 22 Закусить Жабером

Брок в одиночестве сидел за столом в своем кабинете и угрюмо смотрел на телефон. Глухое недовольство на самого себя бродило в груди. Он крупно ошибся. Очень крупно ошибся. И времени на исправление ошибки почти нет. Королевский флот уже выдвинулся из гавани Маякового острова. Третий пехотный и Второй бронеходный полки подняты по тревоге, и… все упирается в него.

Он потер глаза. Что он имеет?

Симона Перелли. Доступна, но сказала уже все, что знает. Кейдж повез ее по просьбе Брока в госпиталь – уж больно плохо она выглядит. Шея опухла, как в начальной стадии чумы. Заодно от Леграна удалось избавиться – тот при словах «чума» и «карантин» помчался домой быстрее ветра, забыв про Симону.

Габриэль Ортега. Недоступна. Лежит в инфекционном отделении с подозрением на чуму.

Библиотека. Недоступна. Архив читального зала сгорел вместе с вернийской литературой.

Пьер Кюри, глупый жабятник. Недоступен. Специально или случайно? Придется навестить – напомнить, что ему сполна заплачено, чтобы он не вел двойную игру.

Нер Бин. Навечно недоступен. Можно, конечно, задействовать адера Дрейка, но… Это самый последний вариант.

Королевский люкс. Недоступен… Или рискнуть? Да, вломиться с обыском – очень дружелюбно и в рамках сотрудничества, как настаивает Сорель. Прийти тайно? В королевский люкс, где все затянуто защитными плетениями, а прислуга повязана клятвами на крови?.. Значит, недоступно. Но временно.

Хейг. Поговорить начистоту? И что предложить взамен? Вряд ли он обрадуется, когда узнает, что Стеллу Бин убили из-за его невесты. Сыграть на этом? Леры не любят выносить сор из своих домов.

Виктория Ренар. Встретиться с ней или сыграть втемную? Женщин в такое не втягивают. Он бы точно не простил, если бы его девушку втянули в такое, но Хейг позволил… Или это сделали за его спиной? Еще бы понять, на кого Ренар работает. Тайна родства с королевскими Ренарами не дает покоя… Или лучше не трогать Викторию Ренар? Ходячая живая бомба, напитанная чистым потенцитом – чуть что не так сказал, и взрыв гарантирован. Вот кто из женщин дышит воздухом Серой долины? Кому вообще пришло бы в голову спасать случайных попутчиков, причем в чужом купе?.. Сыграть на этом? А если ей приказали? Что, если ее специально заставили подышать потенцитом? Королям не отказывают, особенно если это Ренары с Нерху.

Небеса и бездны пекла, надо на что-то решаться!

* * *

Было раннее утро. Вик сладко спала. Ее сморило еще в паромобиле, так что Эван не стал ее будить. Она была такая бледная и утомленная – чистый потенцит Серой долины убивал ее. Сегодня-завтра адер Дрейк придет в себя, и надо будет попробовать снова поговорить с Вик. Надо уговорить ее хотя бы встретиться с ним.

Адамс открыл дверь паромобиля, и Эван подхватил Вик на руки. Совсем легкая, как перышко. Стоит в очередной раз обсудить с отцом то, что констеблям явно мало платят. Они не способны не то что содержать семьи – себя прокормить. Под пологом невидимости Эван пронес Вик через холл гостиницы в ее спальню и оставил на попечение горничной. Его самого ждали ванна, свежая одежда, завтрак и старший инспектор Мюрай, перенесший встречу на более позднее время, но до двенадцати Эван все равно должен успеть его принять. Служба есть служба, от нее не сбежишь.

Роб угрюмо собрался сопровождать его – кажется, его ночь тоже была весьма насыщенной. У него под глазами залегли мешки, он зевал и морщился. Эван не выдержал, надевая перед выходом кожаную куртку, как принято в Аквилите.

– Может, отдохнешь, Роб? Я справлюсь сам, это всего лишь встреча с коллегой.

Янг зевнул.

– У нас тут коллег нет, – напомнил он Эвану, надевая пальто и котелок. – Не смотри так. Я ночь ходил за Ником – похожу денек и за тобой.

– Как дела у Ника? – сменил тему Эван, выходя из номера и направляясь к лифту.

– Никак. Смывы сделаны, поиски вентиляционных шахт продолжаются. Сегодня ночью какая-то тварь спалила библиотеку, представляешь? Все надежды на старые карты уплыли в канализацию.

– Представляю…

Роб вздохнул, нажимая на кнопку вызова лифта.

– И связной не отзывается. Я уже не знаю, что и думать. Аквилита расхолаживает всех!

– И меня?

Роб рассмеялся:

– Тебя, как ни странно, тоже!

Эван тихо признался:

– Это должно было быть наше свадебное путешествие.

– Надеюсь, что как предсвадебное оно тоже ничего! Я действительно боялся, что ты воплотишь угрозу о работе.

Эван предпочел промолчать – не при лифтере же обсуждать дела или тем более личную жизнь.

На улице было приятно тихо. Вроде звуки раздавались – шорох немногочисленных шин, чириканье сошедших с ума птиц, далекие шаги, – а все равно город как будто ватой обложили – до того хорошо! Как перед грозой. Или, вернее, после нее. Пахло влагой. Неожиданное для последней луны года солнце плясало в холодной сизой воде луж. Совсем недавно прошел дождь, а сейчас распогодилось – ветер разогнал тучи и явил синее яркое небо. Поездка в горы, да еще с ночевкой, обещала быть приятной. Скалы, хорошая погода, шале, ночной костер… Виктории должно понравиться. До места встречи, небольшого семейного кафе, открытого еще с ночи, Эван и Роб добрались пешком – не хотелось терять последние теплые деньки. Скоро снег, морозы – будет не до прогулок.

В кафе Эвана уже ждали. Роб остался на улице, не собираясь показываться местным. В парке напротив кафе несколько скамеек были заняты, и кто из сонных обитателей Аквилиты страховал Мюрая, как Роб пас Эвана, сложно было понять.

Старший инспектор Мюрай, единственный посетитель кафе, сидел у окна, рассматривая спящую улицу. Он оказался довольно молодым, больше тридцати не дашь, хотя планка боевых наград на мундире впечатляла. Эван напомнил себе, что это Аквилита. Тут по закону не может быть армии, таможни и разведки, но это не значит, что их тут действительно нет. Просто называются они все одинаково – полицией. Интересно, этот рыжий, веснушчатый, как Вик, парень – разведка или армия?

Мюрай с усталой, но добродушной улыбкой, которой Эван не собирался доверять, встал и протянул руку для приветствия. Да, коллега по службе, но стороны у них могут оказаться разными, в этом Роб был прав. Мюрай – человек лер-мэра и Аквилиты. Эван – человек короля и Тальмы.

– Доброе утро! Старший детектив-инспектор Брок Мюрай, Особый отдел.

– Лер Эван Хейг, из Игнисов. Приятно познакомиться.

Мюрай чуть приподнял бровь, но ничего не сказал – знает, что Эван снят с должности, знает!

– Присаживайтесь. Завтракать будете? У меня сегодня совершенно дикий денек – вы не против разделить со мной трапезу?

– Почему бы и нет, – отрешенно ответил Эван.

– Тут совершенно потрясающий луковый суп с жаберами.

– С чем? – переспросил Эван.

Мюрай с улыбкой пояснил:

– Жаберы – мелкие пирожки из Вернии. Слышали же, что вернийцев жабятниками зовут? Как раз из-за этих пирожков.

– Нет, – разворачивая салфетку и кладя ее себе на колени, ответил Эван. – Пожалуй, попробую что-нибудь менее экзотическое.

– Тогда рекомендую жаренную на гриле рыбу – свежий улов, приготовят при вас же. Хотя такое лучше есть в порту, на просторе, когда рядом поет море.

Эван кивнул – почему бы и нет. И потянулись глупые разговоры ни о чем. Погода. Городские новости. Что-то о Тальме. Ни Эван не собирался делать первый шаг, ни Брок Мюрай. Они оба прощупывали друг друга. Оба не хотели рисковать.

Первым не выдержал Мюрай. Решительно отодвинув в сторону пустую тарелку с печальным скелетиком рыбы – все, что осталось от завтрака, – он потер лицо ладонями, словно умываясь, и резко сказал:

– Лер-мэр предлагает вам помощь. Любую. Во всех мыслимых и немыслимых объемах. Ситуация немного вырвалась из-под контроля. Я полностью в вашем распоряжении… Ну, почти.

– И какого же характера помощь вы предлагаете?

Брок пожал плечами:

– Смотря что вам нужно.

Эван старательно отрешенно спросил:

– Вы умеете петь серенады? Знаете, где найти продавца розовых лепестков, чтобы усеять ими площадь перед гостиницей? Может быть, лер-мэр готов выдать лицензию на свадьбу с открытой датой, чтобы избежать огласки?

Мюрай наклонил голову и чуть скривился:

– Однако…

– Я приехал отдыхать, Мюрай. Не более того.

– У меня другие сведения… Подумайте хорошенько, я не буду предлагать дважды.

Эван вновь повторил:

– Я приехал отдыхать. Так что с лепестками?

– Могу дать наводку на хорошего торговца… И… раз вы не готовы сделать первый шаг…

Эван чуть прищурился, в кафе стало чуть теплее – простое предупреждение.

– Это вы позвали меня. Вам и делать первый шаг.

Мюрай парировал:

– Это вы приехали в Аквилиту. Вам важнее, лер. Мы-то выживем как-нибудь. Просто лер-мэр просил оказать вам полную поддержку. Хотите серенады – будут вам серенады. Хотите Полли – будет вам Полли… Отпустите эфир. У меня тоже ранг учителя, только, в отличие от вас, я не цепляюсь за родовую технику разогрева эфира, а знаю, что стихийные техники – полная чушь, эфир более многогранен. Позвольте себе шагнуть чуть дальше, чем позволяет вам ваша ограниченная родовым обучением фантазия. Рекомендую адера Дрейка в качестве наставника. Не теряйте время в Аквилите, даже пара уроков у адера подтолкнет вас в изучении эфира куда как больше, чем все родовые практики.

– К чему вы это?.. Не бойтесь, на дуэль за оскорбление не вызову.

Мюрай жестко ответил:

– Это я к тому, что вы отвечаете за нериссу Ренар. – Он заставил себя дружелюбно улыбнуться, меняя тон. – И да, считайте это моим первым шагом вам навстречу.

Эван подобрался:

– Я вас внимательно слушаю.

– Серая долина, – веско сказал Мюрай и тут же сам себе понятливо кивнул. – Вижу, знаете. Это хорошо. Вас не заинтересовало, почему дорожная полиция Тальмы не сообщила о происшествии Инквизиции? Ведь они должны были. Нерисса в Серой долине – это страшное происшествие или… запланированная акция.

Эван прищурился:

– Чья?

Мюрай невоспитанно оперся локтями на стол.

– Это вам виднее. Я лишь сообщаю вам результаты моего небольшого расследования. Совсем небольшого. Ваша полиция проигнорировала факт выхода нериссы из купе в Серой долине. Наша полиция не в курсе. Детектив Томас Дейл, также участвовавший в происшествии, поздно, но все же сообразил и донес Инквизиции о случившемся. А вот адер Дрейк про Серую долину не знает… Вы уже приобрели магблокираторы для нериссы? Могу предоставить наши, из Особого отдела.

Эван оборвал его:

– Мюрай, не нарывайтесь, прошу вас.

– Я абсолютно серьезен. Я озабочен состоянием нериссы Ренар. Вы же понимаете, что она просто ходячая потенцитовая бомба? Любая сильная негативная эмоция, и… Серая долина вместо Аквилиты гарантирована. Магблокираторы – временное, но весьма эффективное решение.

– Томасу Дейлу вы тоже рекомендовали блокираторы?

Мюрай хищно улыбнулся:

– Мне плевать на Дейла. Взорвется, теряя последние мозги, – так ему и надо. А вот терять нериссу Ренар, из-за силового шторма переходящую сразу к последней стадии болезни женщин-магов, не хотелось бы. Получить вместо умной молодой девушки злобную маразматичку, у которой из-за закупорки артерий погибла мозговая ткань, – очень страшная перспектива.

Он положил на стол браслет магблокиратора:

– Возвращать не надо… Что-нибудь еще?

– Это я вас хотел спросить. Пока ничего, чего я не знал бы, вы не сказали.

Мюрай поморщился, делано улыбнулся и явно заставил себя продолжить:

– Полагаю, о том, что Дейл всем сообщает, что нерисса Ренар станет его невестой, вы тоже знаете. К его чести, тот факт, что нерисса Ренар провела ночь в его доме, конкретно в его спальне, он не распространяет. Начнет болтать лишнее – я знаю, как его заткнуть… Но вам, наверное, и это неинтересно… Тогда… сколько вам нужно противочумных костюмов?

– Три, – спокойно сказал Эван.

– Проводник нужен?

– Не требуется.

– Что еще?

Эван пожал плечами:

– Это вы мне скажите. Я по-прежнему вам важнее, чем вы мне.

Мюрай скривился и откинулся на спинку стула:

– Про Полли. Досье – в Особом отделе. Вынос дела запрещен даже вам. Пришлете своего человека, он ознакомится. Полагаю, это будет Николас Деррик. И еще, просто в качестве жеста доброй воли, – нерисса Ренар влезла в расследование дела об убийстве нера и нериссы Бин. Дело я забрал из Сыскного дивизиона себе. Прошу, окажите мне любезность – сделайте так, чтобы у меня было два свободных дня для расследования. Мне не хотелось бы гонять по Аквилите, опережая в расследовании нериссу Ренар.

– И зачем мне это?

– Ну, например, если бы моя невеста была причиной убийства, я не хотел бы, чтобы она об этом знала. Вам виднее, конечно, нерисса Ренар ваша невеста, но… Нериссу Бин убили из-за вмешательства нериссы Ренар. Пусть она не отдает себе отчет, но для всех в Аквилите она одна из «Ангелов мщения». Нерисса Бин, обрадованная предложенной помощью в поисках нера Бина, разболтала об этом всем в машбюро и, по показаниям девушек, даже три раза переговорила с кем-то по телефону и сообщила эту новость. Имена этих друзей семейства Бин еще только уточняются – дело у меня на руках всего несколько часов. Поймите, кто-то сильно испугался вмешательства Ренар в поиски. «Ангелы» бывшими не бывают… Вы бы рекомендовали Чарльзу Ренару сменить название – люди же узколобы и понимают все не так…

– Что еще?

Мюрай пожал плечами:

– Также у меня скоро окажется несколько портретов предполагаемого убийцы Бинов, кроме того, который должны доставить из парка Сокрушителя. Мне нужна пара дней на закрытие дела. Возьму убийцу и – слово чести! – предоставлю его нериссе Ренар, не сообщая об истинной причине убийства нериссы Бин.

Эван прищурился, внимательно рассматривая Мюрая. Точно не армия. Разведка. И Мюрай прав – сейчас Вик в уязвимом положении после Серой долины. Ей не нужно знать причину убийства Стеллы Бин. Вик всего лишь хотела помочь, она и подумать не могла, что тем самым подтолкнет убийцу нера Бина к новому преступлению.

– Нерисса Ренар – крайне устойчивая и сильная личность, Мюрай. Вдобавок я всегда рядом. Так что… – Эван пальцем отодвинул браслет магблокиратора в сторону. – Браслет не требуется, но за помощь спасибо.

– Что-нибудь еще?

– Нет. Пожалуй, сейчас моя очередь. Мы с нериссой Ренар уезжаем из Аквилиты на пару дней – хотим побыть в горах. Так что требуемые два дня у вас будут. Удачи в расследовании.

– Благодарю, – легким кивком обозначил свою признательность Мюрай.

Эван еще раз посмотрел на Мюрая. Точно разведка. В армии таким умникам места нет. Он решительно сказал:

– В Аквилите нагло действует вернийская разведка.

Мюрай саркастично рассмеялся:

– А где ее нет? Вернийцы есть везде. Я тоже верниец, если вы не заметили. Эмигрант во втором поколении… Вернийская разведка есть везде, как везде есть и разведка Тальмы. Как и везде есть агенты влияния Вернии и Тальмы. В Аквилите это адер Дрейк. Он не верниец, но стойко раз за разом переманивает лер-мэра Сореля на свою сторону. Так что…

Эван оборвал его:

– Вы не понимаете, Мюрай. Сейчас как раз планируется переправка огромной партии потенцозема в Вернию. Это не должно произойти, иначе будущее не настанет. Этот потенцозем не должен попасть в Вернию.

– Простите, лер Хейг, но Королевский флот строго следит за блокадой. На Ривеноук полным-полно армии, поднятой по тревоге. Небо кишит дирижаблями. Как, по-вашему, будет осуществлена эта контрабанда? Это просто нереально. Не в нынешних условиях. Но ради вашего спокойствия я доложу начальству. Спасибо за столь полезное сотрудничество.

Эван не стал раскрывать все карты, он только веско сказал, вставая:

– Библиотеки так просто не горят, Мюрай. Подумайте и над этим. Подумайте, что там могло храниться. Тем более дело нера Бина у вас на руках.

Мюрай чуть наклонил голову:

– Однако… Перспективы…

– Вот именно, – кивнул Эван, оставляя банкноту на столе у своей тарелки. – А сейчас простите, у меня дела.

– Удачного дня, – пожелал ему Мюрай. – Удачного дня нам обоим…

Если бы Эван видел взгляд Мюрая, которым тот его провожал, он бы не уходил так спокойно.

* * *

Вик проснулась от пляшущего по лицу солнечного зайчика. На душе было хорошо и тепло, хотя она снова не помнила, как оказалась в спальне. Но Эван – не Томас.

На прикроватном столике лежала записка: «Доброе утро, солнышко! Если что – раздевала тебя горничная. Я уехал на встречу с Броком Мюраем, скоро буду. Планы на поездку не изменились. С уважением, Эван». Вик нахмурилась и перечитала записку уже вслух.

– Мюрай, Мюрай… Уж не тот ли, что постоянно брал «Искусство трубадуров Анта» Альфонса Доре наперегонки с Ришаром?

Она резко села в постели. Мюрай! Эван уехал на встречу со шпионом Вернии и не знает об этом!

Она резко дернула сонетку, вызывая горничную, и помчалась в уборную приводить себя в порядок. Часы показывали три часа пополудни. Эван не разбудил ее. Потому что опять пожалел? Или потому что до сих пор не вернулся? Ну почему она ему вчера не рассказала все о деле, почему позволила себе увлечься романтикой Аквилиты в ущерб делу и безопасности Эвана?!

Горничная принесла завтрак в спальню и громко объявила:

– Нерисса Ренар! Сегодня на обед вернийские гречневые блинчики, луковый суп и жаберы!

Вик выскочила из уборной, замирая.

– Что?

Горничная все с той же благожелательной улыбкой принялась повторять:

– Вернийские гречне…

– Жаберы! Вы сказали «жаберы»!

– Это такие мелкие пирожки с жабьим мясом. Несмотря на название, очень вкусные.

Вик вздрогнула от перспективы:

– Я… Мне только блинчики и суп. Пирожки я не буду… А лер Хейг… он… уже вернулся?..

– Нет, нерисса.

Сердце ухнуло куда-то в живот. Не вернулся. Это же еще ничего не значит. При Эване Роб…

– А лер Янг?

– Тоже нет, нерисса, – все так же улыбалась горничная, сервируя обед на небольшом столе.

Вик испуганно уточнила:

– А Деррик?

– Нет, нерисса. Он в спешке ушел после полудня, с тех пор никто не телефонировал и не передавал записок… Что-нибудь еще?

В кабинете зазвонил телефон. Вик вздрогнула и понеслась в чем была, в ночной сорочке.

– Я сама! И троттер приготовьте! Я спешу!

«Мне, кажется, пора Аквилиту на кирпичики разбирать» – это говорить вслух она не стала.

В телефонной трубке вместо родного и так сильно ожидаемого голоса Эвана был голос Тома:

– Добрый день, Тори!

– И тебе.

Он не заметил грусти в ее голосе.

– У меня две новости – хорошая и не очень. Не очень – дело Бинов у меня забрали. Хорошая – я нашел нашего Жабера. Он скрылся из музея, не вернулся домой, но я все же нашел его. Интересует?

Вик сглотнула.

– Ты что-нибудь об Эване слышал?

– Эм… Тори, я же не ради свидания, а ради дела – твоего дела телефонировал! Тебя Жабер уже не интересует?

– Интересует.

– Осенний проспект, дом десять. Жду через полчаса.

– Хорошо, Том.

Она положила трубку и направилась обратно в спальню. Эван или расследование? Доверие или… А если она своим вмешательством все испортит Эвану? А если… Что, если его поймали? Что, если… Как же все сложно!

Она схватила, не задумываясь, с подноса мелкий, на один укус, пирожок и засунула его в рот. Ничего, кстати, страшного. Остро, пряно и… пожалуй, вкусно.

Ну, держись, Жабер! Она и тебя съест и не подавится! А потом – сразу же на поиски Эвана.

А ведь прямо сейчас в спальне могут быть его следы. Зря, что ли, Дрейк ее учил?

Глава 23 Чума

Он очнулся от холодной воды, которую плеснули ему в лицо. Хотел тут же ударить в ответ, но эфир молчал. Он был недоступен. Эван дернул головой, отфыркиваясь и ругаясь. Голову тут же прошила вспышка боли. Руки ломило – они были выкручены в плечевых суставах и задраны вверх. Он с трудом открыл глаза. Темно. Попытался проморгаться – все равно темно. Лишь одна явно потенцитовая лампа где-то сбоку. Кругом серые природные стены, уходящие в темноту. Катакомба? Или штольня? Вдоль дальней стены – что-то огромное, скрытое брезентом. Что-то длинное, как вагонетки, прямоугольное, непонятное. Пахло ржавчиной, сырым деревом и влагой. Где-то надоедливо капала вода. Кап-кап-кап, как в пытках Нерху. Эван поднял голову вверх. На запястьях, скованных цепями, красовался магблокиратор. Надо же. И не заметил, как надели. Вообще не понял, как тут оказался. Он чуть дернул руками, и цепи, закинутые на крюк на потолке, отозвались неприятным звоном.

– Мюрай? – еле прошептал Эван сухими губами – во рту была пустыня.

Последнее, что он помнил, – это как он уходил из кафе. Мюрая тоже повязали? И кто? Контрабандисты или разведка Вернии?

– Тут мы задаем вопросы, аристо! – расхохотался кто-то сбоку.

Эван еле повернул голову. Шею полоснула боль. По коже потекло что-то теплое. Парень продолжал ржать – иначе и не скажешь, – скрываясь за противочумным костюмом.

– Мюра-а-ай!!! – заорал Эван и тут же получил удар под дых.

Парень в противочумном костюме наконец-то перестал хохотать и прошипел прямо ему в лицо:

– Заткнись!

– Иди прогуляйся, Грыз, – холодно сказал знакомый голос, искаженный противогазом.

Эван завертел головой, ища того, кто говорит. Тот сам подошел ближе и встал перед Эваном.

– Мюрай, – обреченно понял Эван.

– Именно, – кивнул противогазник. – Поговорим?

Эван скривился. Боль в руках нарастала – скорее бы они затекли.

– Кажется, нам не о чем говорить.

Нельзя было рассмотреть, что на самом деле чувствует Мюрай, – все скрыл противогаз. Он сказал:

– Есть о чем. Я профессионал. Ты профессионал. Мы оба знаем методы допроса. И оба понимаем, что ты заговоришь. Вопрос в том, на каком этапе. В этом прелесть работы с профессионалами – мы все знаем, что будет и чем все закончится.

– Ничем, – попытался усмехнуться Эван.

Это был далеко не первый его допрос.

– Хейг… – устало произнес Мюрай. – Я бы рад так думать, но на моей памяти говорили все. Даже леры. Даже маги. Даже профессионалы. Даже парни вроде тебя. Вопрос в одном – когда и в каком состоянии… Я не хочу причинять тебе боль. Поверь, это всего лишь работа, которую нужно сделать.

– Иди ты!

Мюрай согласился:

– Я пойду. А ты пока оставайся тут и зрей. Мне нужна карта.

Эван аккуратно поменял позу – перенес вес тела с одной ноги на другую. Может, если повезет, Мюрай подойдет еще чуть ближе. Главное – разозлить его.

– Не имею ни малейшего понятия, о чем ты, продажная тварь.

Мюрай на «тварь» не среагировал – все же профессионал. И в зону атаки не подошел. Просто повторил:

– Карта. Ты знаешь, о чем я. Думай. Зрей.

Он спокойно пошел прочь. Эван вновь поменял позу, сберегая силы – еще пригодятся. Еще кто-нибудь забудется.

К Мюраю из темноты дальнего прохода подбежал коротышка в противочумном костюме и что-то тихо стал говорить, периодически бросая косые взгляды на Эвана. Мюрай невнятно выругался и обернулся на него.

– А ведь я просил убрать Ренар из города!

Эван подался вперед, насколько ему позволяли цепи. Кричать он не стал, хотя липкий страх и заставлял. Просто прошипел:

– Не смей… Не смей даже прикасаться к Ренар…

Самообладание все же отказало – последнюю фразу он прокричал:

– Не трогай ее!

Мюрай сухо констатировал очевидное:

– Видишь, я еще ничего не сделал, а ты уже готов говорить со мной.

– Иди в пекло! Тронешь Ренар – я тебя убью!

Кто-то заржал сбоку.

– Ты будешь первым, аристо! Ты будешь первым!

Мюрай шагнул обратно к кипящему яростью Эвану.

– Трону. И ты ничего мне не сделаешь. Думай. Думай, Эван. А я пошел охотиться на лисят.

– Тварь! Какая же ты тварь! Я проклятием посмертным, если надо, приду, Мюрай! Будешь от любой тени шарахаться!

Эван сжал челюсти – главное он сказал.

Вик… Его Вик – сильная и умная, она в состоянии постоять за себя. В это очень хотелось верить.

Мюрай подозвал к себе коротышку.

– Малыш, держи котел под парами. Можем уйти сегодня в любой момент.

– Ты… ты уверен? Уже же говорил…

Мюрай вновь сказал:

– Сегодня. В течение суток. Мы вернемся домой, Малыш!

Он хлопнул коротышку по плечу.

Сутки. Эван до боли прикусил губу. У него есть сутки, чтобы что-нибудь сделать. Николас говорил, что чума бывает разная, разной степени агрессивности, но сутки Эван точно продержится. Даже если уже заражен, сутки у него есть. Надо думать.

Эван отдавал себе отчет, что живым он отсюда не выйдет. Собирались бы дать призрачный шанс на жизнь – дали бы маску. Или не потащили бы в катакомбы. Отпускать его живым никто не собирался.

* * *

Вик еще раз на всякий случай провела пальцем по густому ворсу ренальского ковра. Ни следа от Эвана. Во всяком случае, руна созвучия так и не загорелась. И что толку уметь зажигать следы, если этих самых следов нет?

Еще раз?.. Она закрыла глаза, откидываясь спиной на изножье кровати. Какой смысл сидеть тут, на полу, ища то, чего нет?

Жабер. Она напомнила себе, что ее ждут Жабер и Том. Если не получается выйти на Эвана по следам, то она найдет его через Жабера. Ришар заговорит, он просто обязан заговорить. Она заставит его говорить – от денег не отказываются, а, судя по всему, Жабер крайне жаден. Он отказался делиться деньгами даже с Бином, предпочтя его убить. Она помирится с Чарльзом, вернется домой, согласится сидеть в аналитическом отделе, предложит Ришару такой куш, от которого тот не сможет отказаться. Он заговорит и сдаст вернийских шпионов. Она найдет Эвана, чего бы это ей ни стоило. Эвана и этого Мюрая.

Вик встала, поправила юбку, одернула рукава жакета. Теперь остается надеть шляпку и пальто, которое любезно прислали из дома Дейлов, – и в дорогу. Адамс, наверное, уже прогрел топку паромобиля и нагнал необходимое давление. Это гиганты-паровозы и паровики никогда не гасят огонь в топках, чтобы избежать ржавчины, а простые паромобили всегда гасят на ночь или, как в сумасшедшей Аквилите, на день. Впрочем, сейчас как раз был день.

Вик в последний раз поправила одежду и напомнила себе, что она справится. Этим миром правят деньги, а денег у Ренаров – точнее, у Чарльза Ренара – много. Ей есть что предложить Жаберу.

* * *

Дорога заняла меньше четверти часа. Это был прибрежный район, примыкающий к Полям памяти. Интересно, это так мало хранителям музея платят или Ришар сам по себе скупой? Впрочем, Вик вспомнила, что это второй дом Ришара. В первый он побоялся возвращаться. Наверное, неспокойная после убийств совесть мучает.

Томас ждал ее у дома. Он опередил Адамса, открыл дверь и подал ей руку. Вик приняла его помощь – так проще, нежели долго объяснять, почему она этого не хочет делать. Том просиял довольной улыбкой. Впрочем, он всегда был таким.

– Тори, добрый день! Великолепно выглядишь!

Он тут же снова предложил ей руку, но Вик демонстративно оперлась двумя руками на зонт-трость.

– Какие планы, Том?

Адамс предусмотрительно вышел из паромобиля и принялся натирать окна. Вик не сдержала улыбки – бдит. А ведь она сама может за себя постоять. Но только Эван об этом помнит, хоть и волнуется.

Она сжала губы и прогнала прочь пока запрещенные мысли. Она справится. Она найдет Эвана.

Том развел руками.

– Планы просты. Ты даешь список вопросов к Ришару, я поднимаюсь и говорю…

– Не пойдет, – оборвала его Вик.

– Но Тори, тебе нельзя проводить свое расследование! Это Аквилита, ты помнишь?

Вик знала, что нериссы себе такого не позволяют, но она детектив прежде всего. Поэтому ответила:

– Я еще не забыла. Как не забыла и то, что ты проворонил убийство Стеллы Бин. Я хочу присутствовать при разговоре, Том.

Тот пристально посмотрел на Вик. Она спокойно выдержала его взгляд. Уж это она умела. Не глупая девочка, тут же краснеющая и отводящая глаза в сторону.

– Я хочу иметь возможность сама задавать вопросы, Том. Иначе я пойду сама, чтобы не подставлять тебя.

Он молча стащил с себя шелковый франтоватый шарф.

– Если повяжешь на лицо как маску, то Ришар не сможет тебя опознать в случае чего… Тори, я серьезно говорю. Это Аквилита. Тут за расследование можно оказаться в камере.

– Я туда не собираюсь, Том. Вот где я точно не окажусь, так это в камере.

Шарф в руке Тома развевался на ветру, как флаг.

– Ну же, тысяча упрямых ренарят! Соглашайся, Тори!

– Не ругайся моим именем, прошу.

Он притушил улыбку и, впервые на памяти Вик, покаянно согласился:

– Хорошо, не буду.

Вик взяла его шарф и повязала на лицо.

– Доволен?

Том не был бы Томом, если бы промолчал.

– Нет. Вот согласишься на прогулку по ночной Аквилите…

– Все приглашения – через моего опекуна, пожалуйста.

Вик направилась в сторону дома.

– Идем?

– Идем, – хмуро согласился Том – перспектива общаться с женихом Вик явно не пришлась ему по душе.

Он приглашающе открыл дверь перед Вик. Придверника не было. Даже комната для него не была предусмотрена, просто проход до лестницы и узкий коридор за ней. Тусклое освещение не за счет ламп – тут на этом экономили. Свет лился через грязные, пропыленные лестничные окна. К перилам страшно было прикасаться – такими старыми и растрескавшимися они были. Серж Кирк любил пугать лезвиями, якобы, ведешь рукой, а ладонь – в хлам! Такая ловушка для чужаков. Правда это или нет, но Вик побоялась прикасаться к перилам. Ладони целее будут.

Пока они поднимались на второй этаж, Том пояснил:

– Вообще-то, тут живет не сам Ришар, тут снимает комнату его любов… – он замялся и исправился: – Любимая. Некто Габриэль Ортега, работает библиотекарем.

Вик нахмурилась. Жабер не любит складывать все яйца в одну корзину? Иначе зачем ему понадобились и Бин, и Габриэль. Или она снова видит все в черном цвете? Может, случайная любовь – и так бывает, – а девушка оказалась из библиотеки… Или, или, или. Пока Жабера она совсем не понимала – кроме откровенной жадности и склонности к убийствам.

Том остановился на втором этаже и заглянул ей в глаза.

– Тори, пожалуйста, доверься мне, хорошо? Я справлюсь с допросом, слово чести.

– Иди уже, – ответила она невпопад – доверять ему она не могла.

– Иду, – вздохнул Том, направляясь по темному грязному коридору – не трущобы еще, но что-то крайне близкое.

Пахло кислой капустой, рыбой и кошками – ужасающее сочетание. Когда к этому добавится запашок человеческих отправлений, этот дом точно станет трущобами.

Том с надеждой посмотрел на Вик, останавливаясь перед обшарпанной старой дверью.

– Я паяц?

Вик подтвердила:

– Паяц.

– Смотри, что я теперь умею!

Он прижал ладонь к дверному замку, и тот послушно щелкнул, открываясь. Том плечом нажал на дверь, заставил ее открыться и тихо, на цыпочках, вошел внутрь. Вик вошла следом и поморщилась – спертый, затхлый воздух чувствовался даже через шарф. Воняло болезнью, потом и гноем.

Томас с револьвером в руках промчался через небольшую гостиную и замер на пороге единственной спальни. Он побелел и предупреждающе выставил руку, не позволяя Вик приближаться.

– Тори, уходи. Тебя тут не было.

«Питбуль» исчез в кармане куртки.

– Томас?

Вик непонимающе попыталась заглянуть в комнату, замечая только мужские ноги в носках с подтяжками, перегородившие на полу вход. Гноем несло оттуда. Томас загородил собой дверной проем.

– Чума. У Ришара чума. Он уже не ответит на наши вопросы.

– Томас, мы можем уйти вместе, – тихо сказала Вик. – Нас никто не видел.

Томас сказал очевидное:

– На тебе шарф… Я не скажу, что ты была со мной… Тори-и-и! Пожалуйста! Хоть раз послушай меня! Я уже заразен, а ты нет! Ты еще можешь спастись! Уходи!

Она ушла. Тихо. Ничего не говоря. В спину донеслось:

– Анонимно телефонируй из публичной будки!

Она стащила с себя шарф уже на улице и машинально сожгла его в руке, чуть не обжигая ладони. Адамс рванул к ней.

– Нерисса, вам помочь? Что случилось?

Она смогла только сказать:

– Адамс… В музей.

– В какой? – уточнил он, открывая перед Вик дверцу паромобиля.

Вик, заставляя себя выглядеть пристойно, взяла голос под контроль.

– В музей естествознания.

Только там – она это точно знает – есть вход в катакомбы.

Хотелось плакать. Глупо, дико, по-детски. Томас не заслужил смерти. Никто не заслужил смерти. Проклятый Ришар в погоне за богатством поперся в катакомбы и принес на себе смерть – вот он ее заслужил, хотя бы за Эрика и Стеллу Бин. А вот Габриэль Ортега – та самая Габи, нашедшая потерянные карты, – Симона и другие девочки из библиотеки, посетители библиотеки и музея и простые горожане смерть не заслужили. А она уже тут. Чума уже бродит по улицам Аквилиты, потому что жадный Ришар пошел куда нельзя и принес на себе проклятие Чумной Полли. И карантин не объявят – лер-мэр слишком жаден. И город будет веселиться, не зная, что смерть уже тут. Вечный карнавал не остановят, пока улицы не завалит трупами.

Вик сглотнула и запретила себе плакать – Адамс может что-то понять и начать действовать.

Что просил Адамса сделать Эван в случае, если Вик начнет рисковать, она не знала.

* * *

Вик действовала машинально. Мысли не задерживались в голове. Было слишком больно думать.

Музей. С улыбкой отпустить Адамса. Зайти в публичную будку и телефонировать… куда? Кому? Вик просто набрала номер полиции. Сообщила о случае чумы и быстро повесила трубку.

Потом опомнилась и на всякий случай телефонировала в гостиницу. Эван так и не вернулся. Опять к горлу подступили слезы. «Прости, Эван, но я сейчас должна спасти Тома, а не тебя. Том умрет раньше. А ты умный, сильный – ты справишься сам. Я в тебя верю».

Вик проглотила слезы, заставила себя улыбаться. Она пошла в сторону катакомб старой Аквилиты. Сейчас музейные двери были открыты – там шла экскурсия. Вниз, продираясь через толпу. Мимо включившегося динамика, снова говорящего голосом поддельной Полли. Ее ждала настоящая Полли.

Она бросила сгусток эфира, ожидая, где грозно рявкнет защитная печать на настоящей двери в катакомбы. Жаль, что Дрейк болен и не может помочь…

Хотя хорошо, что он болен и не может помочь. На свидание с Полли надо идти без маски.

Отмычка. Замок тут простой, не в нем дело. Тут все защищает печать. Дрейк говорил, что его печати нельзя сломать, – сейчас и проверим.

Только почему-то в спину грозно звучит:

– Руки вверх, нерисса! Даже не пытайтесь магически сопротивляться! Вы арестованы за попытку проникновения на запрещенный объект!

– Во имя Храма! – вспомнила спасительные слова Вик.

Но они не сработали. Магблокиратор – на левую руку. Наручники – уже на обе. И странный приказ:

– В Особый отдел! Приказ старшего инспектора Мюрая!

Вик грустно улыбнулась. Она все же встретится с ним.

Только спросить об Эване не сможет.

* * *

Одли рассматривал застывшего перед ним Мюрая.

– Брок? Ты уверен?

– Абсолютно, – твердо ответил Мюрай.

– Эта девочка сказала, что она действует в интересах Инквизиции и лично адера Дрейка!

Брок подался на друга и тихо сказал:

– Пожалуйста, поверь, так надо. Три дня в одиночке без предъявления обвинения мы можем продержать ее запросто. Три дня. Никому не сообщая.

– Рыжий, ты заигрался во что-то непонятное.

Брок упрямо качнул головой:

– Поверь, так надо. Ты говорил, что я хорошо умею спасать невинных девиц от драконов. Это именно то. Просто поверь, тут она в безопасности. Я потом сам все расскажу адеру Дрейку, слово чести… Мне пора – дела, Одли. В камере холодно – прошу, распорядись принести нериссе плед, а лучше два.

Одли обеспокоенно выдохнул:

– Рыжий…

– Верь мне… Я пошел бить дракона. Как только остановлю его – сразу же освободим нериссу Ренар. Ни секунды лишней не просидит в камере.

Глава 24 Огромный дракон

Он все же заснул в кресле. Надо было идти домой и спать там, в удобной кровати, приняв перед этим ванну, как нормальный человек, но он заглянул на пару минут в кабинет – и вот результат! Шея затекла, голова болит, о спине лучше не думать. И хочется кофе. До одури хочется кофе!

Кабинет был погружен в полумглу. Горела только лампа на столе – масляная, старая еще. Ее Брок любил больше, чем электрическую – у электрической не отрегулируешь уровень освещения.

За окном взорвалась с диким грохотом шутиха. И ведь не разбудили его ни шум толпы, ни ор под окнами, ни фейерверки! Ничего, завтра отоспится уже дома.

Дома… Это просто невероятное слово – дом.

Одли, который и разбудил Брока, наклонился над рабочим столом, упираясь в него выпрямленными руками.

– Вставай, спящий красавец! Что ты тут делаешь?

Брок со стоном выпрямился, вспоминая, что Эвану сейчас гораздо хуже. Сокрушитель, не успел! Почему в сутках всего двадцать четыре часа?!

Он мрачно ответил другу:

– Не поверишь – сплю. А ты что тут делаешь?

Одли выпрямился и тут же рухнул на стул, зевая во весь рот – громко так, заразительно.

– Я сегодня дежурный вообще-то. Обхожу кабинеты, смотрю – у тебя свет горит.

Брок потянулся, размял руки и тоже зевнул.

– Все, можешь забыть обо мне – я домой.

Одли, все так же сидя на стуле, неожиданно веско задал вопрос, заставив Брока замереть. И взгляд при этом твердый, настороженный, заставляющий понять, что сейчас перед Броком не друг, с которым он прошел не одну сотню лиг, – сейчас перед ним профессионал.

– Чем ты занимался с четырех до девяти вечера?

Брок собрался и заставил себя сесть ровно.

– Вин, почему это звучит как допрос?

Одли, наклонив голову набок, пожал плечами.

– Сам скажи, почему для тебя невинный вопрос о вечере звучит как допрос.

– Вин?

Тот подался вперед, опираясь локтями на стол.

– Скажи, что это совпадение. Просто скажи, что это совпадение, и я отстану.

– О чем ты?

– Об убийстве в королевском люксе, конкретно – в кабинете на половине нериссы Ренар, когда сама Ренар сидит у нас в одиночке. Скажи, что это просто совпадение. Редкий, практически недоступный пропуск-ключ от королевского люкса попадает к нам именно тогда, когда в люксе совершается убийство.

Брок спокойно сказал:

– Это совпадение. Но не могу полностью гарантировать – надо проверить пропуск-ключ на «пальчики». У нас в отделе водятся весьма скользкие типы, за всех я отвечать не могу. И я с четырех до шести искал Кларка, обходя Аквилиту. С шести до семи я мирно спал на совещании у лер-мэра. Надеюсь, не храпел. Со второй половины восьмого часа я спал уже в своем кабинете. Еще вопросы, Вин?

Одли встал – то ли поверил, то ли нет.

– Второй дежурный сейчас на выезде, ловит очередных шутников в Полях памяти. Поедешь в «Королевского рыцаря»?

Брок со стоном встал.

– Ты моей смерти хочешь? Я не сплю уже третьи сутки.

Одли указательным пальцем ткнул в пустое кресло.

– Хватит лгать-то, ты только что дрых без задних ног!

Он направился на выход, не глядя в глаза Броку. В глаза сказать все же не смог бы.

– Брок, дракон должен быть сокрушительно огромен, чтобы я поверил в совпадения. Ты вынуждаешь меня доложить начальству.

Брок, накидывая куртку на плечи, предпочел промолчать. Он оглянулся на часы – десять вечера. Однако охрана люкса преотвратно работает.

Уже когда они шли к служебному паробусу, Одли дружелюбно спросил, словно и не было подозрений и нелепого допроса:

– Что у лер-мэра решили?

– А ничего, – зевнул Брок, останавливаясь у дверей паробуса, и свистом подозвал уличного продавца с велотележкой. – Две колы…

Расплатившись и сев в салоне рядом с Одли, Брок протянул стеклянную бутылку другу.

– Будешь?

Одли кивнул:

– Спасибо, а то тоже отрублюсь. – Он вскрыл бутылку о металлический краешек сиденья. – Будем!

– Будем, – согласился Брок и сделал большой глоток.

Не кофе. Не согрела, а наоборот. Бросило в холод, захотелось поспать в теплой-теплой постели.

– Прикинь, советники час собачились на совещании, но не пришли к однозначному выводу.

– Во идиоты, – пробормотал Одли.

Попивая из бутылки напиток, который, по заверениям аптекарей, прочищает мозги лучше кофе, Брок продолжил:

– Одна половина совета старательно изображала трезвомыслие – они за карантин и вообще за все, чтобы остановить чуму. Но – маленькое сокрушительное «но» – только после подтверждения, что это действительно чума. Посев готовится в лучшем случае три дня, гарантированный результат – на пятые сутки. Так что карантина пока нет и не будет. Вторая половина играла в поддавки – и вашим и нашим; не карантин, но ограничительные меры. Отменим конкурс Королевы Аквилиты, отменим бал в мэрии, еще по мелочам… авось поможет. Лер-мэр кипел, молчал, пытался не взорваться – переть против совета ему никак нельзя… Самое смешное то, что, зуб даю, и те и другие уже спешно пакуют чемоданы и несутся прочь из Аквилиты.

– Ну твою же дивизию к Сокрушителю! Думаешь, и правда чума?

Брок пожал плечами:

– Чужую жадность никогда нельзя предугадать. Всегда найдется идиот, который плюнет на меры предосторожности, полезет в катакомбы и притащит на себе проклятие Полли. Одно хорошо – со смертью носителя проклятие перестает быть заразным.

Одли понятливо поднял бутылку с колой вверх.

– Чтоб он сдох!

– Точно. Чтоб он сдох со своей жадностью…

За стеклами еле плетущегося в толпе, заполнившей даже дорожное полотно, паробуса танцевала и радовалась ночная буйная Аквилита. Лепестки, бумажные конфетти и гирлянды валялись на тротуарах грязным мусором, старательно втаптываемым в первый в этом году снег. Да. Снег. Неожиданно похолодало, и пошел снег. Обычно до него еще есть пара седмиц – зима приходит в Аквилиту вместе с Явлением богов в самый короткий день в году.

Дайте боги, чтобы больше не нашлось в Аквилите жадных идиотов, приносящих в веселый город проклятие! Дайте боги годы жизни всем этим людям! Брок, нахохлившись, сидел и беззвучно молился про себя.

* * *

Паробус припарковался на заднем дворе «Королевского рыцаря», и Брок, выходя на весьма свежий воздух, выругался:

– Ну, здравствуйте, старые недобрые времена!

Когда-то были времена, когда констебли приравнивались к мусорщикам. Когда-то были времена, когда констеблей пускали в дома только с заднего входа. Когда-то были времена, когда любой лакей по приказу лера мог спустить с крыльца и даже избить констебля. Отец Брока их еще застал.

– Да ладно, – потянулся рядом Одли, стряхивая с волос крупные снежинки и бросаясь под навес заднего крыльца. – Зато увидим, как живут короли.

– Хреново они живут, – буркнул Брок, стаскивая с лица маску и ловя на ладонь снежинку.

Он направился вслед за встретившей их охраной гостиницы к черной лестнице. Им, Сокрушитель их забери, и лифт не положен! Все, лишь бы не причинить неудобства постояльцам гостиницы! Да сейчас все постояльцы веселятся в городе! Они и знать не знают, что в «Королевском рыцаре» что-то случилось!

Следом за Броком и Одли терпеливо поднимались эксперты и санитары.

Одли, попав в королевский люкс, словно деревенский простачок, крутил головой, рассматривая позолоту, дорогие картины на стенах, хрусталь и потенцитовые амулеты. Фиксаторов тут, конечно же, не было. Богатые постояльцы не поймут.

– Чтоб я так жил… – Он прикоснулся к хрустальным подвескам на бра. – Охренеть, сколько же денег…

Брок дернул его за рукав и потащил за собой.

– Вин, хватит! Охрану скоро инфаркт хватит – вдруг полиция сворует что-то!

Кабинет на женской половине был отчаянно розовым, с лепниной, статуями и чийским фарфором на столах и полу. Огромные вазы со свежими цветами, чайный сервиз столетней, не меньше, давности, подсвечники… Роскошь, достойная королей.

Хотя король Тальмы сюда никогда не выберется – королевская честь пострадает. Как же – просить разрешения на посещение собственной империи!

У рабочего стола лицом вниз лежал труп мужчины в простом цивильном костюме из лавки готового платья, если не купленный с рук – так дешево он выглядел с заплатками на локтях. Ноги чуть раскиданы в стороны, руки согнуты в локтях, словно он обнимает себя или прижимает что-то к груди.

Возле трупа сидел на корточках доктор, приглашенный гостиничной охраной. Одетый с иголочки в смокинг изумительного кроя и штаны с лампасами мужчина лет сорока брезгливо вытер руки платком, выпрямился и тут же поздоровался:

– Доброй ночи, неры. Доктор Хоггард, диагност Королевского госпиталя Олфинбурга.

В его устах «неры» звучали хуже «керов». Высшее общество, что поделать. На фоне этого нера лер Хейг был изысканно прост.

На социальной лестнице они стояли почти рядом, но… Уважаемый столичный, наверняка дико богатый доктор и полицейский – разница все же есть, и не в пользу последнего.

– И вам доброй ночи, доктор, – не выдавая обиды на тон доктора ответил Брок. – Старший детектив-инспектор Брок Мюрай и сержант Вин Одли, Особый отдел полиции Аквилиты, к вашим услугам. Вы уже готовы сделать заключение о смерти?

Тот высокомерно кивнул:

– Конечно, готов! Инфаркт миокарда. Часа четыре назад, не меньше.

Одли присвистнул.

– Какая прелесть! Инфаркт, а не убийство!

Доктор чуть побагровел и, старательно глядя мимо Одли, сказал:

– Я маг-диагност высшего уровня. Еще никто и никогда не подвергал мои заключения сомнению… Заключение пришлю утром в отдел. А сейчас, неры, я бы хотел вернуться к себе.

Брок примирительно сказал:

– Спасибо, я передам ваше заключение нашему судебному хирургу. Мы уже можем заняться телом?

– Конечно, – брезгливо ответил Хоггард. – Всего наилучшего!

– И вам, доктор, и вам…

Брок проводил взглядом Хоггарда. Еще один пример старинной глупой ненависти.

Доктора с магическим потенциалом способны делать все, в том числе лечить хирургические заболевания без вскрытия, поэтому глупых хирургов, вечно в крови, откровенно недолюбливают. Как же – ничего не могут без наркотизаторов и скальпелей! Только и могут лечить плебс в больницах для бедных!

Хоггард подозрительно обернулся и бросил:

– Впрочем, пара минут у меня есть. Я сейчас напишу заключение.

Брок промолчал.

Одли служебным фиксатором сделал снимок тела, дождался, когда то же самое сделают эксперты, и, присев на корточки, перевернул труп. Синюшное отекшее лицо. Массивные пакеты лимфоузлов на шее. Руки прижимают к груди книгу «Искусство трубадуров Анта» Альфонса Доре. Брок старательно спокойно заметил:

– Точно. Инфаркт миокарда. На фоне проклятийной чумы.

Он позволил себе криво улыбнуться – Хоггард вздрогнул, отвлекаясь от написания заключения на консольном столике коридора. О том, что этот напыщенный доктор пропустил чуму, Брок не стал говорить. Все и так ясно.

– Не отшатывайтесь так, доктор Хоггарт. Проклятийная чума Аквилиты теряет свою заразность при смерти носителя. Забавный факт, если вы не в курсе – передавшееся проклятие от первичного носителя также теряет силу. Если сей субъект кого-то заразил, он скоро пойдет на поправку. Магия! Забавная и непредсказуемая магия Аквилиты. Если, конечно, это первичный заболевший… как у вас говорят? Нулевой пациент?.. И все же спасибо вам за сотрудничество и приятной ночи.

Потрясенный доктор ушел прочь, даже не прощаясь. Зараза такая, кажется, он не успел заверить свое заключение! Так и бросил его на столике. Одли рассмеялся, отвлекаясь от осмотра трупа.

– Брок, как ты думаешь, у него большие запасы карболки?

– Думаю, в ближайшее время он все запасы на себя выльет.

– И костюмчик свой пижонский зальет.

Одли вздохнул. Брок, садясь рядом, сказал:

– В который раз радуюсь, что детективы Аквилиты обязаны таскать форму, а не ходить в партикулярном, как в Тальме.

– Пижоны и хамы неистребимы. Как он с диагнозом пролетел, а?

Брок фыркнул:

– Ладно тебе, порадовались, и хватит. Давай работать… Тебе парень не кажется знакомым?

Одли осмотрел лицо трупа и предположил:

– Элайджа Кларк? Уж больно похож… не на портреты наших запуганных шутников, а на портрет, присланный от егерей. Им я как-то больше доверяю – профессионалы все же. Завтра с утра покажу снимок шутникам. Опознают – выпну уже по статье за хулиганство в суд. Надоели уже.

Брок пожал плечами и принялся аккуратно извлекать из уже окоченевших рук книгу.

– Может, и он. Но больше похож на Пьера Кюри. Контрабандист, вор и мелкая сволочь, обожающая причинять боль, не раз сидел за спровоцированные им же драки. Говорят, обожает пытать, но дела никогда не доходили до суда – предполагаемые жертвы отказывались от своих же слов.

Одли вывернул карманы пиджака, вытаскивая мелочь, какие-то бумажки и пропуск-ключ на имя Эвана Хейга. Пропуск он положил в бумажный пакет для улик.

– Посмотрим, чьи еще «пальчики» тут есть…

Охранник, сделавший чуть ли не охотничью стойку при виде ключа, выругался и отошел в сторону. Управляющий, стоящий в дверях кабинета и не решающийся пройти дальше, взмолился:

– Прошу, только побыстрее! Нам этот ключ очень-очень нужен! Вы же понимаете, количество ключей строго ограничено, они только для постояльцев и персонала. Теперь придется делать внеочередную перенастройку защитного комплекса, а без ключа мы это сделать не можем.

– Постараемся завтра вернуть.

Брок встал, кладя книгу на стол, и обернулся на охрану и управляющего.

– Вы бы вышли, тут все же место преступления…

Управляющий заметил:

– Так не убийство же…

– Кража. А вы можете затоптать улики.

Охрана вышла в коридор по команде управляющего. Тот замер у стены, не собираясь покидать свой наблюдательный пункт.

Одли тоже встал, кидая на стол всю обнаруженную у Кларка-Кюри мелочовку.

– Что за книга?

Брок выдохнул:

– Привет от шпионов Вернии. Хотелось бы мне знать, как он попал сюда…

– Уверен? – кисло уточнил Одли.

– Смотри.

Брок стал выписывать ключ за ключом на рамке медальона. Тот открылся с пятой попытки. Тайник был пуст. Брок криво улыбнулся.

– Пожалуй, этот Кларк-Кюри и впрямь умер от разрыва сердца. Прикинь: обокрасть лера, бывшего полицейского, обойти самую сильную охранную сеть, проникнуть в королевский люкс и обнаружить, что тайник уже выпотрошен…

Одли понятливо закивал.

– Точняк, инфаркт гарантирован… Что будем делать?

– Дождемся заключения судебного хирурга и экспертов, а потом закроем дела об убийстве Эрика и Стеллы Бин, храни их небеса. А еще надо послать инквизитора в лес Сокрушителя – пусть ищет вместе с егерями вход в катакомбы. Наш Кларк-Кюри где-то же словил проклятие. Полагаю, там.

Брок задумчиво посмотрел на телефон, стоящий на столе, и все же поднял трубку.

– Кстати… Нерисса… Инквизицию, пожалуйста. Адера Дрейка.

Одли снова присвистнул, отвлекаясь от осмотра вещей Кюри. Ответы адера Дрейка Одли не слышал, но ему хватило и слов Брока.

– Адер Дрейк, это старший детектив-инспектор Брок Мюрай из Особого отдела. Извините, что так поздно, но документы будут оформлены только завтра, а предупредить хотелось бы заранее, чтобы не нарушить ваши планы или чтобы вы их могли пересмотреть. В районе моста Сокрушителя, предположительно, есть неучтенный и незапечатанный вход в катакомбы… Да… Да… Завтра же с утра пришлю все документы, адер. Егерская служба вам поможет… Да… Да. Простите, адер Дрейк, чуть не забыл – к нам случайно попала нерисса Виктория Ренар, она задержана при попытке проникнуть в Поля памяти. Она утверждает, что служит вам и выполняет ваше поручение. Не могли бы вы сейчас заехать в отдел и удостоверить личность нериссы Ренар? И также требуется подтвердить ее полномочия… Я буду вам очень признателен… Да… Да… Да… Прошу прощения, что не сообщил сразу же – дела. Очень много дел. И еще – на нериссе Ренар магблокиратор. Убедительная просьба не снимать его. Если снимите, то возьмите нериссу под свой контроль… Нет, я все понимаю, адер Дрейк, я сам маг… Да, ранг учителя. Я сам понимаю все последствия!.. Адер! Адер Дрейк! Выслушайте меня! Нерисса Ренар страдает от отравления чистым потенцитом! Она дышала потенцитовой пылью в Серой долине!.. Да, это полностью подтвержденный факт, бумаги я вам перенаправил этим вечером, внимательно проверьте свою корреспонденцию… Адер Дрейк, мы все не без греха, я не нуждаюсь в извинениях. Просто позаботьтесь о нериссе… Спасибо. До свидания, адер Дрейк.

Он положил трубку на аппарат и посмотрел на замершего Одли.

– Я держу слово. Ни лишней секунды в камере.

Одли посмотрел на труп у своих ног.

– Видать, очень громадный дракон…

– Верно. И самая невинная и потрясающая нерисса на свете, Вин. Спасибо за доверие, я это очень ценю… Закончишь тут?

– А ты куда?

– А я спать – мне завтра с утра кучу бумаг оформлять.

– Иди, рыжий. Удачи.

Брок обернулся в дверях и все же сказал:

– Вин, что бы ни случилось между нами, ты был, есть и будешь моим самым близким другом. Тем, кому я всегда прикрою спину. Тем, от кого я никогда не жду предательства. Я горжусь нашей дружбой.

Одли скривился:

– Что за нервный срыв, рыжий? Ты еще в любви мне признайся! Вали и отсыпайся!

– Угу… угу…

Одли догнал его:

– Рыжий… Брок… мог бы и не бояться, признаваясь в совпадении. Я бы понял… Пофырчал бы, поворчал, но понял.

– Удачно, что этот Кларк-Кюри умер от инфаркта.

– Я бы понял, Брок…

Глава 25 Умирать за меня

Вик замерла на крыльце, вдыхая свежий морозный воздух. После вони камеры он просто пьянил. Снежинка, упав на лицо, заставила Вик поморщиться и тут же улыбнуться. Горели электрические фонари, лампы светили мягким желтым светом. Мимо текла толпа празднующих – карантин в городе так и не объявили, Вик не ошиблась в своих предположениях. Она передернула плечами. Надо что-то срочно делать, пока не случились первые смерти.

Адер Дрейк стоял рядом и терпеливо ждал. Сейчас он был одет в простой костюм и традиционную для Аквилиты кожаную куртку, правда, строгую, без вышивки и металлических нашивок. Если бы не его белоснежные волосы, выбивающиеся из-под шляпы, узнать в нем инквизитора дореформистов было бы сложно. Он молчал. Вик подозревала, что Дрейк злится. Она подвела его, обманула доверие, воспользовалась его именем в своем расследовании.

Вик раскрыла свой зонт, защищаясь от снегопада, и это словно послужило сигналом – адер Дрейк тихо, как-то отрешенно обратился к ней:

– Нерисса Ренар…

Она напомнила, ища глазами нужную лавку:

– В прошлый раз мы обращались к друг другу по имени.

Вик неуверенно направилась вниз по улице в сторону моря. Дрейк медленно кивнул и шагнул с крыльца вслед за ней.

– Зачем тебе это было нужно, Вик? Проверяла прочность моей печати?

Она украдкой из-под защиты зонта глянула на него. Не злится. Просто устал, еще не пришел в себя после спасения Алька. Вместо прописанного Дерриком отдыха ему пришлось мчаться в полицейский участок и вызволять ее.

– Не поверишь, я просто чуть-чуть растерялась. Но план у меня был, честно.

– Почему не пришла ко мне со своим планом?

Она повернулась к нему. Вот как сказать мужчине, что она не пошла к нему, потому что знала, что он болен и слаб? Мужчины этого не любят. Вик повторила:

– Потому что я растерялась и не знала, что делать.

Он просто сказал:

– Вик… Каплю доверия. Не надо лгать мне в лицо.

Она принялась рыться в кармане пальто. В участке, когда ей вернули личные вещи, она все машинально сгребла в один карман. Платок, монетница для мелочи (чековую книжку она не взяла с собой – не собиралась по магазинам), блокнот для записей, карандаш и… Она, конечно же, нашлась самой последней, на самом дне кармана.

– Хочешь конфетку?

Вик с немного фальшивой улыбкой протянула ее Дрейку. Тот стойко проигнорировал карамельку, продолжая укоризненно смотреть на Вик.

– Вик…

Она шепотом добавила:

– От адеры Вифании.

– Вик…

– Леденец. Вкусный. Ты их любишь.

– Это подкуп?

Она на миг замолчала, поджав губы, а потом призналась:

– Скорее запрещенный прием, Дрейк.

Он стащил с себя перчатки, взял карамельку и, бросая фантик в ближайшую урну, засунул конфету за щеку, тут же блаженно улыбнувшись. Вик вздохнула. Иногда так мало нужно для счастья.

Например, узнать, что Эван все же вернулся в гостиницу, а она просто больна потенцитовой болезнью и все видит в черном цвете…

– Пожалуйста, Вик, постарайся объяснить случившееся. Потому что я в самом деле очень расстроен.

Он чуть сжал челюсти, и бедная конфета хрустнула в его зубах. Вик тут же старательно улыбнулась и растеряно призналась:

– Я… я даже не знаю, с чего начать… И не тут…

Она развела руками. Толпа поредела, в сторону железнодорожных путей почти никто не шел.

– Есть хочешь? Тебя кормили в участке?

– Кормили. Кажется, кто-то даже свой ужин отдал мне, потому что, подозреваю, в камерах не предусмотрено ресторанное обслуживание. Мне принесли мелкие пирожки… эти… жаберы… Надеюсь, тот, кто их передал, все же успел поужинать.

На самом деле Брок Мюрай свой ужин просто проспал – иногда сон хорошо его заменяет. Да и вряд ли нерисса Ренар смогла бы есть кашу, которую на ужин подают задержанным.

– Вот только, – тихо сказала Вик, – пирожки для меня оказались дикой экзотикой.

– Значит, пойдем искать тебе ужин, – понятливо сказал Дрейк. – Против рыбы ничего не имеешь?

– Абсолютно нет… Подожди, я быстро!

Вик наконец-то увидела нужную вывеску и помчалась через дорогу под дикий гудок паромобиля, вильнувшего в сторону. Дрейк терпеливо замер на тротуаре, ожидая ее.

Вик влетела в кондитерскую лавку – чудо, что этой ночью она работает!.. Впрочем, нет, тут по ночам работает почти все.

– Доброй ночи! – улыбнулась Вик молодой продавщице с белоснежной наколкой на голове, в праздничном платье и накрахмаленном фартуке. – Кулек самых лучших карамелек для адера Дрейка – во имя Храма и на его же счет, пожалуйста!

– Доброй ночи, нерисса, – с книксеном поздоровалась женщина. – Я Марго Велли, хозяйка лавки, к вашим услугам. Может, что-нибудь еще к леденцам? У нас есть свежая пастила, зефир, мармелад…

Вик вдохнула особый ванильно-горьковатый аромат, который бывает только в таких лавках.

– Еще несколько шоколадных конфет… А еще – у вас есть телефон? Можно телефонировать за счет Храма?

Продавщица с улыбкой указала в дальний угол помещения, где висит телефонный аппарат.

– Прошу. Телефонируйте сколько душе угодно. А конфеты я сейчас упакую – лучшие для адера Дрейка.

Она кокетливо поправила локон у ушка и приветливо помахала рукой – через стеклянную вставку на двери было видно замершего на улице адера.

– Передавайте конфеты с наилучшими пожеланиями от меня и моей лавки. И пусть адер заходит – ему всегда тут рады.

Вик промолчала, ничего не говоря про нравы Аквилиты. Строить глазки инквизитору – это что-то за гранью понимания.

Она телефонировала в «Королевского рыцаря». В ответ на ее вопрос всегда услужливый голос портье сообщил, что лер Хейг, лер Янг и нер Деррик так и не появлялись с утра в гостинице. Про происшествие в номере ей не стали докладывать – это совсем не телефонный разговор.

Вик, повесив трубку на рычаг телефонного аппарата, прижалась на миг к нему. Эван жив. С ним ничего не случилось. С ним все хорошо. Статистика Аквилиты железно гарантирует пять дней загула у мужчин во время Вечного карнавала. Потом они приходят в себя и возвращаются домой, как нагулявшиеся кошаки.

– Вернись, пожалуйста, Эван… – чуть слышно прошептали ее губы. – Вернись…

Вик продышала минуту слабости – ей нельзя сейчас раскисать. Она взяла бумажный кулек с конфетами, еще раз поблагодарила Марго, пообещала, что передаст адеру Дрейку все ее пожелания, и вышла на улицу. У нее еще куча дел.

Она уже более осторожно перешла улицу и протянула кулек конфет Дрейку.

– Это тебе.

– Опять попытка подкупа, Вик?

– Скорее взятка в особо крупном размере. Шоколадные – мои. – Она призналась: – Я сама себе пообещала, что подарю тебе конфеты за Алька. Я записала покупку на твой счет, но потом его оплачу. И еще – Марго, хозяйка лавки, передает тебе пламенный привет и горит желанием лично познакомиться с тобой.

– Ужасная перспектива, – признался Дрейк, быстро шагая по улице прочь – видимо, живо представил, как эта Марго бросается в преследование. – И не надо оплачивать конфеты – канцелярия Инквизиции не обеднеет. – Он порылся рукой в кульке. – Шоколадную будешь?

– Я сейчас все буду, Дрейк.

– Очень плохое настроение?

– Безумно, – призналась Вик.

Улочка раздалась в сторону небольшой площадью, на которой танцевали немногочисленные пары. Дрейк указал рукой на боковой переулок.

– Нам туда. Через мост над железнодорожными путями к морю. Тут идти совсем чуть-чуть.

Вик только кивнула – она не была уверена в своей выдержке.

На мосту Вик задержалась, рассматривая бурлящий город. Где-то тут, скорее всего под землей, сидят Эван и Полли. Полли и Эван. Но Полли надо спасать первой.

– Вик?

Вдалеке вилась петля Ривеноук. Сейчас над ней не было фейерверков и ярких огней. В небе хищной акулой плыл тяжелый, явно военный дирижабль. Вик посмотрела на Дрейка.

– Почему в небе военные?

Дрейк, облокачиваясь на перила моста, спросил в ответ:

– Ты не читаешь газеты?

– Читаю. Только городские, политика и другие страны меня не интересуют. Отец говорил, что лишние знания только забивают память, не давая запоминать нужное для расследования.

– Но ты же не вычислитель, – удивился Дрейк, протягивая Вик шоколадную конфету из кулька. – Это у вычислительных машин память конечна.

– Хорошо, я подумаю об этом. Но сейчас ответь на вопрос: почему в небе вместо полицейского дирижабля – военный, да еще тяжелый? В чем дело?

– Это призрак будущей катастрофы. Ты читала об изобретении процесса электролиза потенцозема в Вернии?

– Да, как ни странно.

– Парламент Вернии надеялся, что, обнародуя этот факт, удастся избежать катастрофы. Но, как видишь, это только придвинуло ее. Бронеходы выше по Ривеноук готовы форсировать реку. Королевский флот уже покинул базу.

Вик вздохнула. Это не ее война, не ее ума дело. Ее касаются сейчас чума, Аквилита и Эван.

– Ты тоже из тех, кто считает Тальму злом?

– При чем тут это, Вик? Империи рождаются, империи умирают – это естественный процесс. Просто некоторые это отказываются понимать. Некоторые до сих пор пытаются вернуть утерянное. Когда-то, тысячу лет назад, была Великая Ондурская империя (ондурцы, кстати, тоже вышли к границам Вернии – не хотят упустить свой кусок пирога). Потом была Вернийская империя, тогда даже зарождавшийся Олфинбург был под пятой Вернии. Сперва Северное княжество вырвалось из-под контроля вернийского императора, потом другие княжества и герцогства, которые впоследствии стали Тальмой. Так что, думаешь, стоит Вернии вернуть свои земли? Дойти опять до Олфинбурга и Северного океана?

– Ондур и Мона пытались это сделать четверть века назад.

– Потому что они, как и король Тальмы, не готовы признать, что их империи умерли. Им пора жить в реальном мире, где страны свободны и умеют договариваться друг с другом.

– Это утопия, Дрейк.

– Грешен, – согласился тот, кивая. – Грешен – лезу в помыслы божии, надеясь на благоразумие людей. Вот только… Помыслы помыслами, но человеческую волю, направляющую дирижабли, корабли и войска, никто не отменял.

– Дрейк…

Он вместо слов достал леденец и тут же раскусил его. Вот теперь точно злится. Вик неуклюже сменила тему:

– Ты, случайно, не знаешь, где шахта кера Клемента?

– Знаю. – Дрейк махнул рукой в сторону Ривеноук. – Во-о-он тот дальний холм почти за границей города, у самой реки. Дальше уже леса Сокрушителя. В шахте кера Клемента добывали бокситы, только она была весьма опасна – рядом река, бывали прорывы и затопления. Ему пришлось много денег вложить в разработку гидрозащиты.

Вик прищурилась, вспоминая рисунок на кальке и накладывая его мысленно на пейзаж. Не сходилось. На рисунке много непонятных загогулин и ответвлений, тут же им некуда идти – они уперлись бы в реку. Хотя есть вариант, что она смотрела рисунок, перепутав верх и низ, такое тоже могло быть.

– Кер Клемент был очень богат?

– Говорят, да. Он даже после закрытия шахты из-за чумы богател и богател и закончил жизнь лером – купил себе и детям титулы. Правда, потом что-то случилось, и род разорился в один момент. А что?

Ради самородного потенцита можно рискнуть и проложить штольни под Ривеноук вслед за жилой? Вложить деньги в гидрозащиту? Если она была магическая и сделана на совесть, то штольни могли уцелеть. Хотя бы одна, помеченная крестом. В том же Олфинбурге куча тоннелей под Раккери, от пешеходного до паромобильного. А Ривеноук ничуть не шире Раккери.

– Да так… Кажется, дирижабли летают тут зря.

«Эван, во что же тебя втянули?..» Вик плотно зажмурилась, чтобы не дать слезам прорваться. Король не может ошибаться. Он же проводник воли богов на земле… Вспомнился насмешливый голос Тома: король сам взял власть над Храмом в свои руки, потому что ему отказали в очередном браке.

Когда она открыла глаза, чтобы проморгаться, перед лицом была шоколадная конфета в руке Дрейка. Она взяла ее без слов и тут же сунула в рот.

Кажется, отец был не прав, когда утверждал, что лишние знания – зло.

До ресторанчика, расположенного прямо у береговой линии, они дошли молча. Вик с трудом сдерживала слезы, Дрейк о чем-то сосредоточенно думал.

Усадив Вик за небольшим круглым деревянным столом на открытой террасе, Дрейк ушел за едой. Вдоль террасы, но уже на песке, не под крышей, для согрева посетителей горел огонь в железных бочках. Он гудел, басовито пел, трещал и изредка выбрасывал искры. Тепла от него было немного, зато света и колорита – более чем. Вик сняла перчатки и поправила свечу на столе, горящую в высоком бокале, чтобы ее не задул ветер, ставя ее в центр стола. Толстое дымчатое стекло приятно грело озябшие пальцы. Шумело, накатывая на берег, море. Пахло водорослями и дымком от печи, влагой и зажаренной до золотистой корочки рыбой – почему-то именно такая сразу пришла на ум голодной Вик. И тихо, успокаивая, падал снег.

Дрейк вернулся с огромной тарелкой почти на весь стол. Вик приподняла в удивлении брови и вернула свечу обратно на край, где она стояла до этого. Дрейк поставил тарелку и сел напротив Вик.

– Рыба ночного улова – при мне чистили.

Вик оглядела богатство. Несколько мелких соусников по центру тарелки, жареная рыба – тут были и окунь, и камбала, и что-то совсем неузнаваемое, – копченый угорь, приготовленные на углях шляпки каких-то грибов, уже разломанные картофелины, показывающие свое белоснежное рассыпчатое нутро, щедро посыпанное перцем и крупной солью, кусочки хлеба с хрустящей корочкой, пропахшей дымом. И ни одного столового прибора. Ни вилок, ни ножей – ничего.

– Дрейк, вкусно, конечно, но как это есть?

Тот скупо улыбнулся:

– Городская воспитанная лера…

– Нерисса, попрошу. И можно подумать, ты сам не нер.

– Я из портовых трущоб Арселя. Даже не кер. Портовая крыса. Я никогда не знал своих родителей, меня в возрасте шести лет пригрели храм и адера Вифания. А это, – он указал рукой на тарелку, – едят руками.

– Руками?

– Да, руками.

– Ты не шутишь?

Он вместо ответа взял кусочек рыбы, подул на него, потом окунул в соус и протянул Вик.

– Ешь.

Она осторожно губами взяла кусочек, почему-то тут же покраснев.

– Вкусно? – с улыбкой дракона-искусителя поинтересовался Дрейк.

– Вкусно, – согласилась Вик. – Только непривычно.

Она отломила кусочек хлеба, подхватила им рыбу, обмакнула ее в соус и протянула Дрейку.

– Твоя очередь.

Он странно посмотрел на еду. Соус капал на стол и тек по пальцам Вик.

– Должен предупредить: посещение таких вот ресторанчиков, особенно по утрам, – обязательный ритуал ухаживания.

– Хорошо, что со мной ты.

Он ртом осторожно взял с ее рук рыбу. Губы случайно скользнули по пальцам. Как поцелуй или даже хуже. Интимнее. Страннее. Хорошо, что Дрейк монах, но больше таких экспериментов Вик ставить не будет.

Дрейк неожиданно встал, стащил с себя куртку, оставаясь в белоснежном, как его сутана, сюртуке, и набросил ее на плечи Вик.

– Грейся.

И вернулся на свое место, сосредоточенно рассматривая тарелку с едой.

Кажется, он сейчас сам боролся с драконом-искусителем. Вик тоже не отрывала взгляд от рыбы. Что-то произошло между ними. Что-то ненужное. Запретное.

– Почему хорошо, что с тобой именно я? – все же спросил Дрейк, тут же бросая в рот кусочек рыбы.

Вик, делая вид, что задумчиво выбирает следующую жертву гурмана, призналась:

– Тебя сложно заподозрить в дурных намерениях. Ты монах.

Она остановила свой выбор на картофеле.

Дрейк крайне серьезно ответил:

– Я инквизитор. Это немного другое, Вик.

– Обет чистоты…

– Я его не давал. Как и обет безбрачия. Я мастер эфира. Рано или поздно влюблюсь, признаюсь в любви – надеюсь, взаимно, – женюсь и заведу семью.

Вик закашлялась – зря, очень зря она откусила половину картофелины.

– Так вот почему Шарль орал, что в спальню к тебе нельзя.

– В спальню, Вик, действительно нельзя. Но клянусь, что все, что было между нами, останется только между нами. Твоя репутация не пострадает, Вик. Хотя злым языкам всегда есть к чему прицепиться. Не найдут повод – сами его придумают.

Он вздохнул и почему-то без видимой для Вик связи сказал:

– Хейг, твой жених и опекун, так и не дал мне разрешения поговорить с тобой о магии. Я скован правилами и не могу спасти тебя. Это… злит.

– А ты можешь что-то мне предложить? Что-то, что я приму?

Она обвела взглядом террасу, стол, тарелку с едой… Слухи о недостойных связях адеров, может, и не настолько неправдивы?

Пальцы Дрейка легли на ее левое запястье, прямо на магблокиратор, и постучал пальцем по браслету.

– Его нужно снять. Но я должен сразу провести ритуал объединения эфира, чтобы защитить тебя от последствий Серой долины. Без разрешения Хейга я это сделать не могу. Может, сейчас расскажешь, что случилось, что заставило тебя попытаться проникнуть в катакомбы, и поедем в гостиницу, чтобы обговорить все с ним?

Вик с трудом удержала себя в руках.

– Во-первых, с Хейгом поговорить пока не удастся. Во-вторых, ритуал. Объясни, что он значит? Для чего он нужен? А то звучит, как… как что-то свадебное… Объяснить же ты можешь?

– Объяснить… наверное, могу. Это ритуал, с помощью рунной артефакторики объединяющий эфирные контуры в один. Ты станешь частью меня, я стану частью тебя. За счет этого я буду гасить негативное влияние потенцита.

– Подожди… – Вик нахмурилась, руками зажимая виски. – Подожди… Ты что… предлагаешь умирать за меня?

– Нет, немного не так…

– Не так? Я, по словам Эвана и, видимо, твоим, умираю от потенцита, так?

– Так.

– Ты говоришь, объединить эфир в общий… контур…

– Чтобы блокировать негативное влияние на тебя. Ты останешься магом.

– Зефиркой.

Дрейк с усталой улыбкой повторил за ней:

– Зефиркой.

– А ты будешь умирать за меня. Так не пойдет!

– Вик…

Она задрала манжет его рубашки, обнажила запястье с рунами и пальцем ткнула в вытатуированные имена женщин.

– Может, их это и устроило, но меня не устроит. Никто за меня умирать не будет. Ни ты, ни кто-то другой.

Глава 26 Разгадка

Роб лежал и не мог открыть глаза. Надо, надо открыть глаза и встать! Встать и пойти за Эваном. Пойти за…

Он, еле открыв слезящиеся глаза, рывком сел в кровати, чтобы тут же завалиться обратно на подушку. Перед глазами заплясали мушки – предвестники обморока. Только этого не хватало.

Чей-то сердитый голос, немного сварливый и резкий, сказал:

– Чего еще удумал! Лежать! И выздоравливать!

Роб проморгался и с трудом рассмотрел суровую, недовольно поджавшую губы монахиню лет семидесяти, если не больше, в черной рясе и умопомрачающем головном чепце, больше напоминающим размерами корабль под всеми парусами.

– Адера Манон, ваша целительница.

– Мне нужно… Со мной был Эван… Эван Хейг… лер…

– Вас одного нашли с проломленной головой в парке Прощаний. Сожалею.

– Я… Мне надо… Свяжитесь с Жаном Ришаром…

Роб попытался встать, но тут произошло невозможное – рука адеры Манон закипела эфиром и отправила Роба обратно в сон.

– Спать, я сказала!

В палату почти вбежал Николас Деррик, одетый во врачебный халат.

– Адера Манон, мне показалось, что…

Он остановился у изножья кровати, рассматривая спящего Роба. Монахиня скупо улыбнулась.

– Не показалось, доктор Деррик. Лер Янг пришел в себя и попытался бежать за лером Хейгом. Мне пришлось его еще раз усыпить.

Николас вздохнул, подошел ближе, проверил пульс у друга, прикоснулся ко лбу. Роб не в состоянии отправиться на поиски Эвана. Значит ли это, что Ник сам должен искать его?

Адера Манон деликатно прикоснулась к локтю Ника.

– Доктор Деррик, у нас у всех свои демоны-искусители, и у каждого из нас свой фронт работ. Я буду молиться, чтобы с лером Хейгом и Янгом было все хорошо, а вы сейчас нужнее тут.

Он кивнул:

– Я доктор, и моя война тут, вы правы, адера Манон. Но до чего же страшно ошибиться!

– Давайте-ка я вам заварю чашечку чая. Ничто не помогает лучше прочистить мысли, чем чай.

* * *

Вик строго посмотрела в глаза Дрейку.

– Хоть одно слово о ритуале – и я уйду.

Дрейк не отвел глаз:

– Хорошо. Следующий разговор состоится только с разрешения лера Хейга и в его присутствии.

– Следующего разговора не будет, ясно?

Дрейк склонил голову:

– Да. Тогда что решишь с блокиратором?

Сокрушительно понятливый Дрейк! Даже страшно становится от такого. Сколько непонимания было между ней и Эваном, а тут… Дрейк понимал и принимал ее решения.

– Вик?

Она прогнала крамольные мысли. Она уже целовалась с Эваном, и ей никто другой не нужен – если она, конечно, выживет этой ночью.

Вик поддернула вверх манжет блузки.

– Если сможешь снять эту гадость, я буду только рада. Мне нужна моя магия… эфир.

Дрейк без лишних слов разблокировал браслет – правда, не поясняя свои действия, – и протянул его Вик.

– Держи на память… Хотя… его надо вернуть в Особый отдел… И прошу, держи все эмоции под контролем. Любой страх, паника, гнев могут вновь спровоцировать силовой шторм.

– Как тогда на крыше?

– Как тогда на крыше.

Она, чуть прищурившись, спросила:

– И куда надо направлять силу, если шторм все же произойдет?

Дрейк провел рукой по седым волосам и с грустной улыбкой сказал:

– В непонятливых инквизиторов. Только у них есть шанс пережить шторм. Иным ты навредишь – только уровень мастера эфира дает шанс выжить. И даже не думай запирать эфир в себе, как в прошлый раз – после Серой долины скрытый в тебе потенциал убьет тебя на месте. И постарайся быть рядом с Хейгом, под его присмотром. Настаивать на собственном присутствии я не буду.

Вик уткнулась взглядом в тарелку. Есть расхотелось, но ей нужны силы. Она еле слышно сказала:

– Дрейк, в городе чума. Настоящая чума.

– Вик…

Она вскинулась:

– Капля доверия, как ты и просил.

– Я тебя внимательно слушаю, Вик.

Он засунул в рот карамельку, и Вик вздохнула. Надо было ему «тросточек» накупить. Их хватает надолго.

– Я не просто так пыталась проникнуть в катакомбы… Все началось с решения Хейга приехать в Аквилиту… Впрочем, нет, не с этого. И не с торговой блокады Вернии, хотя она тут тоже очень даже при чем… Только учти, это все пока на уровне умозаключений, но я найду доказательства чуть позже.

– Я верю тебе, Вик.

Вот так просто. Вик так и хотелось выругаться: «Сокрушитель, что же ты творишь, Дрейк!»

– Жан Ришар, хранитель музея, случайно обнаружил, что в Аквилите есть залежи самородного потенцита. То, что практически не встречается. Бокситы из шахты кера Клемента. Ришар решил нажиться на этом, а чтобы ему никто не помешал, сымитировал ограбление музея – ведь там, где один заметил эленит, спутник самородного потенцита, и другой его увидит. Расследование дела от Особого отдела вел детектив Брок Мюрай. Ришар и Мюрай вступили в сговор и скрыли все сведения о краже и наличии потенцита в Аквилите. Даже газетные заметки о краже были уничтожены в библиотеке. Как при этом они упустили из виду регулярный геологический справочник, непонятно. Наверное, просто уничтожить весь тираж им оказалось не под силу… Чуть не забыла сказать: Мюрай – шпион Вернии… Чтобы не привлекать к себе ненужного внимания, он общался с Ришаром через книгу-тайник, которая хранилась в библиотеке, – «Искусство трубадуров Анта» Альфонса Доре. Это подтверждают тамошние записи. Только Ришар и Мюрай регулярно брали эту книгу. Она сейчас у меня в гостинице. Хейг вскрыл тайник в моем присутствии, там лежала калька со штольнями для какой-то карты. Ришар, которому нужны были карты с точными координатами его сокровища, попытался купить помощь Эрика Бина, архивариуса, увлеченного старинной Аквилитой, они встречались в музее и в библиотеке. Но Бин, узнав о любопытстве, проявляемом разведкой Вернии к залежам потенцита, решил не влезать в это дело. Почти постоянно находясь в библиотеке, он случайно узнал, как общаются между собой Ришар и Мюрай. Он выкрал книгу, и те ее стали искать. Одновременно с этим Ришар как-то… Вот тут не знаю, как именно, может, Мюрай предупредил? Или даже сам это провернул… Ришар или Мюрай узнал о прибытии Хейга и попытался этого не допустить, чтобы он не помешал поискам потенцита. Кто-то из них нанял лже-Полли и заставил шутников надеть костюмы больных чумой. Только это не сработало. Карантин не объявили.

Она потерла висок, совсем как Эван.

– Так, что дальше… Ришару нужна была его карта, которую ему искал Бин и которая хранилась в книге Доре. Бину показалось, что карту подменили, он поехал проверить свои догадки о шахте и потенците и попал в лапы Ришару. Тот его пытал, добивался признания, где карта и книга, но Бин умер. Потом Ришар по непонятной мне причине убил и сестру Бина Стеллу, представившись неким Элайджей Кларком. Я не знаю, когда точно, до смерти Бина или после, но Ришар самовольно спустился в катакомбы в поисках своего богатства. Только принес он не потенцит, а чуму, которой заразил всех в библиотеке, в том числе и свою девушку Габриэль Ортегу и Тома Дейла… Вроде все… Чуть не забыла – Хейг пропал сегодня утром после встречи с Мюраем… И еще – вывозить потенцит будут через штольни кера Клемента – если найдут, конечно, карту. Кстати, карту в библиотеке подменил Ришар, чтобы точно никто не добрался до его сокровища… Мне надо в катакомбы. Нужно спасти город. Снять проклятие с Полли. Вот такой у меня был план, когда я полезла ломать твою печать.

Дрейк старательно молчал, воюя уже с третьей карамелькой. Вик тихо сказала:

– Я в последнее время периодически вижу эфир. Вспышками, но вижу. Поэтому я подумала, что если Полли сама не выйдет ко мне, то по вспышкам эфира я смогу ее найти.

– Как ты собиралась снять проклятие с Полли?

Она посмотрела ему в глаза:

– Самым простым способом, Дрейк. Самый простой способ – покаяться и попросить прощения. Или ударить магией в самый центр проклятия.

– Еще помогает снять проклятие у ищущего призрака, которой является Полли, нахождение предмета его поиска, – задумчиво сказал Дрейк.

Вик чуть подалась вперед.

– Ты знаешь, что она ищет?

– Говорят, своих родителей, но зачастую смысл гораздо шире. Тогда можно выполнить условие. А иногда – гораздо у́же, и тогда ничего не выйдет… Где находятся могилы ее родителей, мы не знаем.

Вик вздохнула:

– И времени на поиски нет…

– Я искал год, это бесполезно… Вик, еще вопрос: как ты собиралась возвращаться из катакомб? Там можно блуждать веками.

Она невесело рассмеялась:

– Ты же меня сам научил руне созвучия. Уж отпечатки своих следов я всегда могу увидеть.

– Это я зря… Многие знания – многое зло.

Он яростно захрустел леденцом.

– Но в целом ты согласен с итогами моего расследования?

– Не совсем. Во-первых, Ришар…

– Бин называл его Жабером в своем дневнике. – Вик подумала и добавила: – Дневник тоже у меня.

Дрейк кивал на каждое ее уточнение. Только когда она окончательно замолчала, он продолжил:

– Ришар – эмигрант в третьем поколении. Он из тех, кто предан Тальме и разделяет ее ценности. Он бы не стал такое проворачивать.

Вик парировала:

– Деньги сводят с ума всех. Тут уже не до верности Тальме.

Дрейк согласно кивнул:

– Но дело еще и в другом. Ришар не мог организовать появление лже-Полли на площади Танцующих струй. Уже точно известно, что запись запустили из библиотеки. В музее вычислитель был сломан на тот момент. Мои люди это подтверждают. Правда, они оба слегли с катаром и попали в госпиталь.

Вик нахмурилась. Точно, она тогда не смогла распечатать снимки с фиксаторов.

– Габриэль? – предположила она. – Это могла сделать его девушка.

– Она на тот момент уже лежала в больнице. Это тоже подтверждено документально. А вот Элайджа Кларк в деле о лже-Полли и чумных костюмах засветился. И он не похож по составленным по описанию портретам на Ришара. Я встречался с Ришаром и видел портреты Кларка. Это разные люди.

Вик задумалась:

– Тогда ладно. Вычеркиваем Ришара из уравнения. Хотя он идеально ложился в картину.

Она встала и принялась задумчиво ходить по террасе туда-сюда – все равно они здесь сидели в одиночестве. Потом она повернулась к Дрейку:

– Тогда я глупа, как пробка!

– Вик…

Она отмахнулась:

– Не надо меня утешать! Я видела записи с именами тех, кто брал книгу. Если Ришар мимо, то с кем тогда общался Мюрай?

Дрейк пожал плечами, и Вик качнула головой. Кажется, он знает, но молчит.

– Я упустила из виду один очевидный факт. Бину не надо было брать книгу! Он и так регулярно сидел в библиотеке! Только зачем же он лгал в дневнике, что отказался от предложения Жабера? Как я уже говорила: Бин того, кто предлагал ему разбогатеть, называл Жабером. Я думала, это из-за инициалов Ришара.

Дрейк предположил:

– Может, Бин боялся, что его вычислят, и заранее подстраховался записями, что он ни при чем?

Вик тут же хищно отозвалась:

– Сжечь дневник – не вариант?

– Ему показалось, что нет. Иногда и пепел говорит.

Вик покачалась с носков на пятки.

– Может… может, Бин спелся с Кларком, когда тот пообещал куш больше, чем Мюрай? Знать бы еще, что именно было известно Кларку. Про потенцит? Про штольни? Зачем тогда Бин спрятал книгу?

– Выбирал, кому выгоднее продать карту, Мюраю или Кларку, – предложил свой вариант Дрейк. – Учти, каким бы злом ни был Мюрай в твоем расследовании, он не способен в одиночку добыть потенцит и переправить его в Вернию.

– Ага-а-а… Тогда Кларк – контрабандист или шахтер… Впрочем, последних в Аквилите нет. Точно контрабандист.

– Или строитель железнодорожных тоннелей – ты забыла о них.

Вик чуть не подпрыгнула на месте и вернулась за стол.

– Точно! Дрейк, ты умница!

– Я уже просил не подогревать во мне костер тщеславия…

– Ты говорил о гордыне, я точно помню.

– Тогда за мной еще один грех.

Вик не удержалась от смешка. Она выбрала кусочек рыбы и спешно закинула его в рот. Дрейк понятливо продолжил за нее:

– Инженер или проходчик тоннелей. И тот и другой разбираются в горных породах, и тот и другой во время работ могли заметить в бокситах примесь эленита. Проблема в том, что тоннель не проходит через штольни кера Клемента. Он проходит через Поля памяти.

Вик вздохнула:

– Значит, жила самородного потенцита в Аквилите не одна, и обнаружена она была гораздо раньше кражи в музее. А карта кера Клемента из библиотеки нужна была, чтобы найти пути транспортировки в Вернию… Значит, сейчас все упирается в поиски Кларка. Это он, получается, принес чуму. Он явно неместный, явно не верит в Полли. И он бывал в библиотеке. Надо поднять записи… Ох, там же был пожар! Сокрушитель, и ведь времени нет на его поиски!

Она отправила в рот гриб, на который положила кусочек хлеба, пропитанный соусом. Проглотив, она резюмировала:

– Ну и пусть катится в пекло! Сейчас важнее спасти город.

Дрейк, мрачно захрустев очередным леденцом (пакет уже был пуст), спросил:

– Ты серьезно настроена идти к Полли?

– Ты сам говорил, что ее можно спасти. Это твои слова, Дрейк.

Она оторвала кусочек хлеба, но так и не смогла выбрать соус – рука начала предательски подрагивать.

– Тогда нам понадобится противочумный костюм. Ты справишься с ним? Тебе хватит сил, Вик?

Она все же призналась, хотя не понимала, как Дрейк сам не пришел к такому очевидному выводу:

– Мне противочумный костюм не нужен, Дрейк. Я уже заражена чумой.

– На тебе нет проклятийных плетений. Поверь, я мастер, я бы такое не пропустил.

Она посмотрела ему в глаза.

– Дрейк, а банальное заражение… как там… воздушно-капельным путем ты не берешь в расчет? Я даже не знаю, в какой стадии болезни нахожусь. Может, я уже даже тебя заразила.

– Это вряд ли… В любом случае я иду без костюма, иначе Полли меня не увидит.

– Дрейк, ты уверен? Ты тут годами жил и ничего не делал…

Он признался:

– У адер Вифании и Манон возрастной артрит, они бы не выдержали путь до Полли. Мне нужен напарник. Один я не справлюсь, Вик.

Она поняла.

– И тут я.

Дрейк кивнул:

– Кстати, адера Вифания не раз говорила, что напарник сам найдет меня. И ты нашлась. Правда, я боялся, что то, что мы из разных Храмов, помешает нашему сотрудничеству.

– Умирать за меня не позволю, – напомнила Вик.

– У меня хорошая память, Вик. Учти, за меня умирать тоже не надо… Ты не сказала ничего о поисках своего жениха.

– Я… вот… Дрейк, зачем, а?! Я так хорошо держалась!

Слезы все же потекли. Вот куда делась вся понятливость Дрейка?.. Он взял ее за руки, и по ним потекло тепло.

– Вик, прости…

Ужасающе хлюпая носом и не в силах даже вытереть слезы, Вик пробормотала:

– Полли и город важнее. Эван… он справится сам… И он тоже где-то в катакомбах, я так понимаю, потому что на поверхности этих ваших сияний…

– Возмущений.

– Возмущений, – покорно исправилась она. – Там эфира от потенцита нет.

– Если он в катакомбах, то его легко найти.

Вик рассмеялась, хотя по щекам продолжали катиться слезы.

– Скажешь тоже… Полли найти сложно, а Эвана – легко!

Дрейк отпустил ее руку и тут же нарисовал какой-то символ на столе.

– Запоминай руну.

– А?

– Тепло. Руна тепла… Поиск человеческого тепла. Мы знаем, что в катакомбах могут быть только Эван и Кларк.

Вик фыркнула:

– И его помощники. И Мюрай.

– Точно. Тепла там будет много… Вик, прежде чем пойдем в катакомбы, я должен кое-что сказать… Для Тальмы Мюрай, если он действительно шпион Вернии, – тварь, гад и преступник. Но для Вернии он разведчик и настоящий сын своей страны. Для них он уважаемый человек.

– Скажешь тоже…

– Я серьезно. Иногда все зависит от точки зрения. Ведь даже тебя напугал военный дирижабль. Вернии без потенцита, который легко приведет к паритету соотношение сил ее и Тальмы, не жить… И еще. С твоей точки зрения, я тоже шпион Тальмы…

– Ты – нет, – твердо сказала Вик.

Он с упрямой улыбкой возразил:

– Я – да. Я постоянно уговариваю лер-мэра открыто противостоять Тальме и открыть порт для Вернии. Я презренный…

Вик его оборвала:

– Нет. Ты слишком дорожишь цветом своей сутаны. Ты не можешь быть шпионом.

– Тогда кто я?

– М-м-м… Посол? И хороший человек.

– В отличие от Мюрая? – с легко читаемым любопытством в голосе уточнил Дрейк.

– В отличие от Мюрая, – сердито подтвердила Вик.

– Может, ты просто его плохо знаешь?

– И даже знать не хочу!

* * *

Малыш обеспокоенно вертелся в открытой кабине грузового паромобиля. Его еле удалось затащить в штольни. Таскать на себе тонны и тонны потенцозема – то еще удовольствие. С трудом придумали тогда, как соединить старые вагонетки и паромобиль. Кюри в свое время хорошо подсуетился, украв со строительства тоннеля нужные вагонетки. Чего это стоило, Мюрай до сих пор вспоминал с содроганием. Три его годовых оклада, а еще куча доработок, чтобы увеличить мощность паромобиля. Ему предстояла длинная и опасная дорога.

Мюрай, сидя на корточках на открытой платформе, склонился над Хейгом, проверяя его состояние и запуская тепло эфира под одеяло, в которое тот тщательно был закутан.

– Прости, бросать тебя в катакомбах – античеловечно. Тебе придется прокатиться с нами. Увы. И еще раз прости – Вернию в этот раз обойти не удалось. Неприятности на службе у тебя, конечно, будут, но кому удавалось всегда выигрывать?.. Кстати, ту тварь, чуть не убившую тебя и твоего друга, я уже нашел, и от возмездия он не ушел… И еще – береги свою нериссу. Она чудо, понял? – Он повернулся к кабине и громко приказал: – Малыш! В путь! И не забудь про остановку, которую я указал на карте, – там тоже есть дело.

– Будьсдел! – отозвался Малыш.

– За картой следи, это главное. Что бы ни случилось, ты должен доставить этот потенцит в Вернию. Не сможешь доставить весь состав – доставь только мешок, понял? Бросаешь все и тащишь мешок. Наплевав на остальное.

– Даже на тебя?

– Даже на меня, Малыш. И даже на лера Хейга – о нем постараюсь позаботиться я. Твоя забота – мешок и вагонетки… Ну, с богами и удачей!

Глава 27 Катакомбы

Вик замерла у входа в старую Аквилиту. Он оказался у самого моря, не пришлось идти в гору через весь город до музейного входа, чего Вик втайне опасалась.

Горела одинокая масляная лампа над входом в Поля памяти. Дрейк возился с печатью, снимая ее так, чтобы не потревожить полицию – времени предупреждать их не было.

Снег закончился, но погода менялась не в лучшую сторону. Вик мерзла в своем пальто под поднявшимся сильным ветром, кутаясь в высокий ворот, чтобы согреться. Дирижабли спешно уплывали в эллинги, расположенные в предместьях Аквилиты.

Кругом скалы и песок, высокая стена скрывает погибший город. Здесь она вся заросла диким виноградом. Его сизые мелкие ягоды еще висели гроздьями на лозе, прячась под листьями, на которых лежал, не тая, снег. Даже городские бездомные и портовые крысы боятся есть этот виноград, хотя так чумой не заразишься. Жаль, что отсюда живая Аквилита почти не видна, только кусок ярко освещенной электрическими фонарями набережной.

Зато вид на океан потрясает. Огромный, чернильно-черный, вечный. Люди придут и уйдут, а он останется. Боги умрут и уйдут, а он будет. Бурлящий, живой, в белой шапке пены на гребнях волн – конец осени, сезон штормов. Удивительно, что вчера океан был спокоен, и они с Эваном…

Вик тут же одернула себя. Не думать! Не вспоминать! Сейчас перед ней стоит другая задача. Отец всегда говорил, что не стоит распыляться. Если перед тобой две задачи, выбери безотлагательную. Если перед тобой три задачи – ты не состоялась как профессионал, не умеешь отсекать ненужное.

Может, стоит пересмотреть все то, чему ее учил отец? Может, стоит снять и с него маску вечно мудрого и все знающего человека? Может, он не всегда был прав? Ведь если подумать, ее странная дружба с Дрейком могла не состояться, потому что отец приучил Вик бояться инквизиторов… Хотя то, что под маской инквизитора оказался умный, понимающий, внимательный мужчина, причем мелкий сластена, – скорее исключение из правил, нежели закономерность. А вот Мюрай… Она навесила на него ярлык шпиона, основываясь на статистических данных из библиотеки, физиогномических наблюдениях и словах Эвана. Эвану она верила. Статистике тоже, хотя в нее изрядно вмешался Ришар. А физиогномика, которую уважал отец? Может ли неприятный Вик человек оказаться хорошим?..

Итак, что мы имеем, отбрасывая физиогномику, верить в которую научил ее отец? То, что Мюрай брал книгу так же часто, как и Ришар, и то, что Эван пропал именно после встречи с Мюраем… А если это просто совпадение?

Вдруг Ришар был вернийским шпионом? Он знал о потенците. Он встречался с Бином в музее и библиотеке, приятельствовал с ним, по словам Симоны. Нет, ему не было смысла мудрить с книгой, он и так не скрывал общения с Бином. Тому было достаточно показывать свои находки в библиотеке, ведь у него у единственного был допуск к нужным картам и разрешение на их копирование. Бин же должен был как-то отчитываться перед лер-мэром и отдавать распоряжения изготовителям макета. Нет, Ришар и книга тут совсем не вписываются. Бину было достаточно в музее ткнуть пальцем в макет, чтобы показать Ришару нужные катакомбы. Не складывается.

Непонятный и неизвестный Кларк. Он вернийский шпион? Он совсем недавно сдружился с Бином, иначе Стелла бы его знала. Он действует открыто, не боясь последствий. Того же Бина проще было бросить в катакомбах, где его никто бы не нашел… Или нашел? Спустя пять дней после пропажи Бина полиции все равно бы пришлось начать его поиски, и тогда бы возле моста Сокрушителя и предполагаемого входа в катакомбы стало бы жарко. Кларк убивает с легкостью и не задумываясь, не боясь ничего, даже закона – хорошее качество для шпиона. И именно он организовал лже-Полли и шутки с костюмами чумных. Надо найти его выходы на музей, Бина и библиотеку. Только есть ли они?.. И книга. Он не брал ее (хотя его настоящее имя неизвестно). Все упирается в книгу-тайник.

Вернемся к Мюраю. Он, расследуя кражу из музея, познакомился с Бином и предложил для связи книгу. Вот только он не был замечен возле Бина. Он… Вик почти с трудом сдержала стон. Она ведь задавалась вопросом, почему Бин не обратился в полицию! Задавалась и не стала искать ответ! Бин не обратился в полицию, потому что Мюрай занимает там довольно высокий пост! Это же Аквилита! Тут нет таможни, нет армии, разведки. Тут в кого ни ткни, все зовутся полицией. Бин не мог пойти в полицию, и именно поэтому сам рванул проверять карту.

Вопрос: кто подменил карту?

Точно не Бин.

И не Кларк, хотя ему выгодно было оставить с носом Мюрая. Нет, это не он. Он по какой-то причине пытал Бина, возможно, и Стеллу, а глупый-глупый Томас разрешил судебному хирургу не проводить вскрытие из-за некриминальной причины смерти. И теперь уже не узнать наверняка, что случилось со Стеллой в последние минуты ее жизни.

Это и не Мюрай. Иначе бы Бин не прятал от него книгу с калькой.

Тогда кто?..

– О чем думаешь? – тихо спросил Дрейк, который уже справился с печатью и приоткрыл дверь в старую Аквилиту.

Вик посмотрела на него и честно ответила:

– Думаю о том, кто подменил карту и по какой причине. Я думала, чтобы сбить Мюрая со следа, но получается, что и Кларк остался с носом. Тогда кто?

– Может, третья сторона?

– Третья?

Дрейк напомнил:

– Шпионы Тальмы. Кто-то же сообщил в Олфинбург о контрабанде потенцозема. Шпионы Тальмы.

Вик нахмурилась:

– Габи… Габриэль Ортега нашла карты. В огромном-огромном архиве библиотеки. Это могла быть она… И сразу говорю: Хейг не шпион!

– Он разведчик? – с понятливой улыбкой уточнил Дрейк.

Она строго поправила его:

– Он офицер, который служит своей стране, как ты служишь Храму.

– Как Мю…

– Давай не будем об этом. Не сейчас. В расследовании всегда все четко: сторона, которая пострадала, и сторона, которая совершила преступление. Хорошие люди не совершают преступления. Все.

Дрейк качнул головой в сторону темного прохода.

– Тогда пойдем?

Вик неуверенно застыла, вглядываясь в темноту. Дрейк понятливо запустил внутрь несколько магических огоньков, и они повисли в воздухе.

– Дашь руку?

Вик машинально спрятала ладони за спиной. Ей хватило рыбного ресторанчика и непонятных чувств.

– Зачем?

– Научу делать светляки. Пригодится. Не всегда же гогглы под рукой.

Вик осторожно протянула руку Дрейку, позволив ему прикоснуться к пальцам.

– Мои гогглы все еще в ремонте… Дрейк, я не уверена, что у меня получится этот твой светляк. Я же не маг огня.

– При чем тут это? Я же говорил: основа магии – эфир. Это не огонь и не вода. Это не стихия, а энергия. Магические техники огня – всего лишь моментальное доведение окружающих материалов до температуры горения с помощью эфира. Магические техники воды – вот не поверишь – тоже основываются на владении температурой. Охладить или вскипятить воду – здесь тоже в основе температура. Даже добывание воды из воздуха – только создание разницы температур, так называемая точка росы. И чтобы владеть воздухом, создавая мощные потоки ветра и бури, тоже нужно владение температурами – воздушные массы перемещаются в зависимости от разницы температур. Все зависит от эфира. Куда ни ткни, везде нужно владение эфиром для достижения совершенно разных техник. Только он… Маги – тоже люди, и они по большей части зашорены в образовании своими родовыми техниками.

– Значит, у меня…

Дрейк согнул пальцы Вик в незатейливый знак, а потом по ее пальцам потекло тепло его эфира, который сорвался с ладони уже небольшим шаром света.

– Все получится, Вик.

В носу не захлюпала, как обычно, кровь, и во рту не появился железистый привкус. В этот раз эфир не причинил ей вреда. Она подняла глаза на Дрейка.

– Как ты себя чувствуешь?

Он спокойно ответил:

– Умирать я не собираюсь, Вик, если ты об этом.

– Хорошо… Ты просто дракон-искуситель – и ни слова про ритуал не сказал, и научил новому, и…

Дрейк отпустил ее руку:

– Вик, ты любопытная белочка, которая обожает новое. Тебя легко увлечь и подкупить новыми знаниями… Еще раз скажу, Вик: для меня это безопасно. Я похож на умирающего? Это риторический вопрос.

Он шагнул в проход, на узкую улочку, мощенную камнем.

– Идем?

Вик в последний раз оглянулась на океан:

– Ты знаешь, что в такие почти судьбоносные моменты принято говорить что-то умное, запоминающееся на века?

Дрейк поднял глаза, но увидел лишь низкий каменный свод вместо звезд.

– Пока открывал печать, я боролся с тщеславием. Пожалуй, ничего не нужно говорить – потомки сами за нас что-нибудь придумают, если мы справимся.

Вик повторила за ним слова, словно эхо:

– Если мы справимся… – Потом возмутилась: – Мы обязаны справиться!

– Значит, пора идти.

Вик лишь кивнула и шагнула следом в неизвестность. Дверь закрылась за ней. Подспудно Вик ждала зловещего скрежета, но даже шороха запирающегося замка она не расслышала.

Было тихо, чуть затхло, странно из-за близких стен – Вик так и не привыкла к тесноте Аквилиты. Когда они все ниже и ниже спускались по уходящей куда-то вглубь Полей памяти улочке, иногда казалось, что где-то шуршат крысиные лапы и раздается писк крысиного короля – один из страхов Вик, рожденный детством. Или это игры разума: когда вокруг потрясающая тишина, когда все звуки – только собственные дыхание и шаги, слух порождает галлюцинации.

Дрейк так и шел впереди – ширина улицы не позволяла идти рядом. Вик не удержалась и разбила тягостное молчание (а то скоро крысиный визг услышит):

– Тут есть крысы?

Дрейк обернулся:

– Нет. Городской совет не экономит на защите от грызунов. Крысы – это всегда блохи, а блохи – переносчики чумы. Тут никто не живет, только какие-то рачки в карстовых озерах, но тут их нет. Они дальше.

– Это хорошо.

Рядом на стене дома мелькнуло что-то призрачно-синее, и Вик замерла. Даже рукой потянулась, но ее остановил окрик Дрейка:

– Вик, не трогай! Ни при каких условиях не прикасайся к этому сиянию – заразишься проклятием! Поняла?

Он спешно вернулся к ней:

– Не трогай, прошу.

Вик зачарованно кивнула:

– Не буду… Странно…

– Что именно?

Она ткнула пальцем в пятно:

– Эв… – Она споткнулась на его имени, прогоняя горечь и слезы. – Мне говорили, что проклятия выглядят как паутинки, а тут…

– Очень плотное плетение. Такое плотное, что нити можно рассмотреть только под увеличением. Умирающие люди были очень злы и обижены. Они хотели мщения.

Вик заглянула в глаза Дрейку:

– Люди… Ты сказал «люди». Ты не сказал «Полли».

– Я уже говорил: Полли – ищущий призрак. Она не призрак-мщение. Ее такой сделали другие. Она хотела только одного – чтобы ее родители вернулись. Во всяком случае, я хочу в это верить… Кстати, ты действительно стала видеть эфир.

Она только кивнула и ушла в свои мысли. Дрейк не удержался:

– Вик, там дальше будет площадь, на которой стоит дом купца Риччи. Через его подвал спустимся в катакомбы. Ты не боишься?..

Она оборвала его, храбро сообщая:

– Я не боюсь скелетов и трупов. Я боюсь лишь крыс и инквизиторов. Странно, что тут нет скелетов. Тут после возведения стены должно было остаться много тел, которые некому было похоронить. Или тем более сжечь.

– Сюда для чистки кварталов запустили каторжан. Тела умерших покоятся с миром в катакомбах, заваленные камнями. Я хотел спросить: ты не боишься закрытых узких пространств?

– Нет, Дрейк. Да даже если бы боялась – я помню, ради чего сюда спустилась. Не бойся, я не подведу. Пойдем?

Он внимательно осмотрел Вик с головы до ног и кивнул:

– Пойдем… Ты такая задумчивая сейчас. Молчаливая. Отрешенная. О чем думаешь?

На площади он указал на один из домов, от которого остался только первый этаж, все остальное вплавило в камень.

– Нам туда.

Вик разглядывала ставшие чаще появляться на стенах пятна проклятия.

– Я думаю о поисках Полли.

– Это просто. Сейчас спустимся в катакомбы, и я сплету поисковое заклинание.

– На что настроишь поиск?

Она первой храбро открыла дверь и шагнула в пустой мертвый дом. Ног коснулся холодный сквозняк – тянуло сыростью и морозом из катакомб, пробирая до сердца. Вековая пыль лежала на полу и полках – здесь давным-давно не было людей. Окна слепо смотрели на темную площадь. Здесь никогда не взойдет солнце. Здесь никогда больше не будет жизни и детского смеха. Страшно, наверное, быть таким домом…

Голос Дрейка прогнал жуткое впечатление от дома:

– На эфир. Охранные плетения Полли – самое большое скопление эфира. Отправимся за поисковиком и…

Вик не сдержала смешок – оказывается, даже инквизиторы умеют ошибаться.

– И придем к залежам самородного потенцита, если не в гости к контрабандистам и Мюраю.

Дрейк легко рассмеялся, спускаясь по узкой шаткой лестнице в подвал.

– А ты права! Хорошо, что мне повстречалась ты, а то я бы вошел в историю как самый неудачливый инквизитор – искал Полли, а нашел потенцит!

– Для тебя разбогатеть – значит стать неудачником?

– В данном случае да.

Он хлопнул себя по карманам и не нашел леденцов.

– Тогда надо думать…

Вик первой прошла через полусгнившую сломанную дверь и ступила в катакомбы. Здесь они еще были искусственными, вырезанными руками людей. Воздух провонял сыростью, вековой затхлостью и плесенью. По стенам все чаще и чаще змеились отпечатки проклятия. Полли тут бродила веками, не находя людей. Вик тихо сказала под дробный стук далеких капель:

– Пока просто пойдем по следам проклятия – там, где его больше на стенах. Там Полли ходила чаще.

– Логично.

Только вслед за ней он не пошел. Вик на развилке остановилась, оглянулась… Алая, как пелена, обида, смешанная с яростью, проснулась в ней. Дрейк рукой без перчатки прикоснулся к пятну проклятия, и оно послушно оплело его пальцы.

– Дрейк! Значит, мне прикасаться нельзя, а тебе?! Что ты творишь?! Ты не должен умереть!

Руки потяжелели, налившись жарким, как огонь, эфиром. Сейчас она готова была бить и… прощаться с собой, становясь… ведьмой… Так легко вскипел эфир, так легко он проснулся вслед за ее страхом. Вик старательно пыталась продышать ужас от осознания того, что Дрейк теперь точно умрет. Она пыталась подчинить себе эфир, который в отместку огненным штормом пронесся по всему телу, как тогда, на крыше. Вик отвернулась в сторону и прикусила губу, чтобы сдержать стон. Из носа привычно потекла кровь и закапала на пальто.

Дрейк веско напомнил:

– Вик! Эмоции под контроль! Мы снимем проклятие. Сегодня же. Я не умру. Просто это тоже путь – вслед за плетениями проклятия. Так мы точно найдем именно Полли, а не потенцит.

– Ты блаженный, Дрейк, – пробормотала Вик. – Надо было мне прикоснуться к проклятию – я хотя бы точно уже заражена чумой.

Он подошел к Вик, левой рукой неуклюже протягивая ей платок. Свою светящуюся проклятием правую руку он предусмотрительно засунул в карман куртки.

– Вик, никто не умрет. Никто… И вообще, раньше чумой называли любой мор. Тут необязательно чума. Тут может быть все, вплоть до банальной инфлюэнцы. Просто тогда ее не умели лечить, и от нее не было коллективного иммунитета. Чем бы ни болели тогда аквилитцы, от чего бы они ни умирали, тут оно оказалось запертым, неизменным и усиленным проклятием. Представляешь – победим проклятие, поднимемся наверх, а доктора нам скажут, что мы боролись не с грозной чумой, а с сезонной инфлюэнцей.

Вик поддержала смехом не совсем смешную шутку.

– Пусть хоть катаром будет, лишь бы никто не умер.

– Пошли дальше?

– Пошли.

Он двумя руками сплел что-то странное. Оно тут же расцветило стены в неприятно-голубой оттенок и полетело вперед, куда-то вглубь, к Полли. Вик молча пошла вслед за поисковиком. Дрейк шел рядом. И он не намеревался молчать.

– Можно задать вопрос?

– Попробуй.

– О чем ты думаешь сейчас?

– О том, что происходит в Аквилите, – призналась Вик.

Мысли постоянно пытались вернуться к запретному – к Эвану, – поэтому она снова и снова обдумывала кражу, пожар, поиски карты, убийство Бинов – все, лишь бы не думать об Эване. Он справится. Он выживет. Это все, что нужно помнить о нем.

– Пытаюсь построить схему преступления. Временную шкалу – кто, кому, зачем, почему…

– Кто, по-твоему, все же обокрал музей?

– Мюрай. Ришар.

Дрейк нахмурился и напомнил:

– Мы вроде вычеркнули Ришара.

Вик исправилась:

– Кто-то из хранителей музея. Так лучше?

– Объяснишь?.. Не смотри так странно – мне интересно поучиться у коллеги… Я прикинул так и сяк – выходит, что Мюрай причастен к краже.

Вик кивнула и зашагала медленнее – тяжело идти по неровному полу. Тут везде камни, выбоины, выемки… Кое-где по стенам струится вода, колышет такие-то странные полупрозрачные водоросли. Иногда приходилось обходить черные, кажущиеся бездонными лужи. И как Аквилита еще не провалилась в штольни?.. Как тут все не размыло и не разрушило?..

– Вик? – напомнил о себе Дрейк.

– Ах да. Мюрай… Он мог. Хотя именно у него не было причин для этого – его потенцит найден в другом месте. Мюрай знает, что шахты кера Клемента пусты. В них, похоже, закончились самородки, что и послужило причиной быстрого разорения семьи. Что есть эти бокситы в музее, что нет – ему это неважно. Его волнует только путь в Вернию. И вот как раз в музее, расследуя кражу, он познакомился с Бином и подкупил его. Тут Ришар получается лишним, ненужным звеном, которое я включила в расследование по одной простой причине – он солгал о том, что именно украли. Причин для лжи нет, вот я и включила его в схему преступления.

– Но ты сказала, что украл именно Ришар. Почему?

– Ришар или любой хранитель музея… Одного не понимаю: почему кража случилась только в этом году? Эти бокситы лежали в музее сотню лет, не интересуя никого.

– Про эленит и его участие в формировании самородного потенцита узнали совсем недавно.

Вик упрямо возразила:

– Все равно. Бокситы лежали на видном месте. Крупинки эленита мелкие, конечно, но при хорошем освещении их легко увидеть.

Дрейк громко воскликнул:

– Именно!

Эхо помчалось по катакомбам. Хорошо, что тут нет летучих мышей – сейчас бы их полчища заметались в воздухе.

– Но это при хорошем освещении. В музее только этим летом провели электричество, до этого там было газовое освещение. Лер-мэр раскошелился на освещение, потому что его проект Аквилиты оказался под угрозой вечной сажи от ламп.

– Это многое объясняет… Как думаешь, лер-мэр в курсе потенцитовой истории или нет?

Дрейк серьезно задумался. Ответил не сразу, видимо прикинув варианты.

– Не знаю. Мюрай – его человек, но тут все очень сложно. Сорель, лер-мэр, открыто Вернию не поддерживает, даже говорить о ней отказывается, иначе его быстро приструнят представители Тальмы… И все же – почему хранители музея или даже Ришар лично?

Вик с трудом перевела дыхание – дорога ей давалась тяжело.

– Потому что я читала дело. Как бы мне ни не нравился Мюрай, причин не верить ему в этом деле нет. Следов взлома эксперты не обнаружили. Охранные плетения музея нетронуты, их отключили изнутри. Даже витрины, которые воры обычно разбивают, уцелели. Тут я согласна с выводом Мюрая: это или кража сотрудниками музея, которую велели замять, или мистификация. Зная об элените, мистификация отпадает. Так что или украл Ришар, или Ришар знает, кто украл. Лгать мне тогда не было смысла. Смысл был только в том случае, если он что-то знал о краже. Как-то так.

Дрейк мягко сказал:

– Вик, тебе надо отдохнуть… Не смотри так – мне тоже нужен отдых. Я измотан не меньше твоего. Сейчас чуть-чуть отдохнем и пойдем дальше.

Вик рукой вытерла пот с лица. Нериссы не потеют, но они и не ищут приключений в катакомбах.

Она остановилась у перекрестка, от которого отходит в стороны узкий проход, соединяющий две части: природный зал, полный вычурно сложенных вдоль стен черепов, и вытесанную человеком лестницу, ведущую куда-то наверх, к солнцу и людям. Тут все стены пестрят проклятием.

– Дрейк, почему эта проклятая Аквилита вообще стоит и не рухнула в пекло?

Дрейк рассмеялся:

– Ты думаешь, я знаю? Никакие работы по укреплению тут вести невозможно из-за чумы. Аквилита давно висит на волоске от гибели.

– И поэтому опять-таки мы не можем отступить.

– Именно, Вик, именно… Кстати, мы где-то под мэрией и полицией. Забавная лестница, тебе не кажется?

– Нашел несанкционированный спуск?

Дрейк кивнул:

– Да. И, судя по отсутствию пыли, им регулярно пользуются.

Вик рассмеялась, подняв голову:

– Мюр-р-ра-а-ай…

Дрейк промолчал.

Они опять шли, шли и шли, пока вдруг эфир не поменял цвет с мертвенно-голубого на красный, шипя при этом, как разозленный пчелиный рой.

– Пришли, Вик, – едва слышно сказал Дрейк. – Теперь я пойду первым. Я буду ключом, или, вернее, отмычкой для защитной сети. Она тут крайне сложная, как в королевских номерах. Из-за моей спины – ни на шаг, это опасно.

Вик закрыла глаза и проглотила стон. Ключ! Точно, ключ от королевского люкса, где лежит книга трубадуров. Эвана похитили из-за глупости Вик – она где-то ошиблась и оставила следы. И Мю… Нет, Мюрай пришел за ее ключом, когда запер ее в камере.

За Эваном и его ключом пришел Кларк. Кларк, который не оставляет за собой свидетелей и ничего не боится. Это только ее вина, что Эван в опасности. Кларк не остановится, пока не получит карту.

Глава 28 Полли

Вик очень устала и впервые обрадовалась возможности спрятаться за чьей-нибудь широкой спиной. Ей нужен был отдых. И пусть эфир вокруг кипит и шипит – за спиной Дрейка безопасно. Путь почти в темноте, тишине и холоде по узким, как кротовьи норы, проходам вымотал Вик до предела. Даже ночные дежурства в Олфинбурге так не выматывают – там можно отдохнуть на скамейке в парке и купить у уличного торговца еду, там недовольный голос сержа тут же придает сил. Тут же давит низкий свод, близкие стены сплошь в синем цвете проклятий заставляют сжиматься плечи. Редкие залы сплошь усеяны костями – тщательно очищенными, рассортированными и, кажется, красиво выложенными вдоль стен. Вик не понимала такой «красоты», а кто-то же старался. Может, это что-то с ней не то или с тем, кто собирал эти костницы?

– Красиво… – словно вторя ее мыслям, хрипло сказал Дрейк, осторожно руками смещая потоки эфира, подсвечивая какие-то узлы в защите, что-то усиливая, что-то, наоборот, ослабляя.

Если бы Вик еще понимала, что он делает…

– Безумные белочки… – выдохнула она. – А я самонадеянная особа, серж Кирк прав. Через такую защиту я бы не прошла.

Дрейк обернулся к ней:

– Прошла бы. Только плата за проход была бы очень высокой. Ты легко можешь выжечь ее, просто при этом потеряешь себя. Эфир убьет тебя.

Дрейк выглядел откровенно плохо, и Вик вспомнила, что он совсем недавно ходил в Колодец Смерти. Николас Деррик говорил, что магические навыки Дрейка будут долго восстанавливаться. Ему нужен отдых. Он побледнел, дышал тяжело и громко, пот катился по лицу, а белоснежные волосы слиплись в сосульки. И все же Дрейк смог найти в себе силы подмигнуть:

– Вик, ты умница. У тебя бы все получилось, просто плата была бы несоразмерна… Сейчас платить буду я. Ты же видишь проход, который я создал?

Она кивнула – узкий проем в защите был. Этого достаточно, чтобы проскользнуть к Полли.

– Мы пойдем вместе, да, Дрейк?

Он качнул головой:

– Я не уверен, что у меня хватит сил во второй раз открыть проход. Идти придется тебе одной. Я удержу проход. Правда. Удержу. Твоя задача – снять проклятие с Полин. Я думал, что мы пойдем вместе, но… так получилось.

Вик кивнула, поджимая губы, и Дрейк улыбнулся из последних сил.

– Вик, ты справишься, я знаю. Я верю в тебя. Полли мечтает о родителях, о доме, о семье. Иди и не бойся – что бы ни случилось, я удержу проход.

– Дрейк…

Он тихонько подтолкнул ее:

– Время, Вик, время!

– Надутый ты индюк!

Дрейк чуть слышно рассмеялся за ее спиной:

– Иди, белочка. Я в тебя верю.

Она прикусила губу. Ей так никто никогда не говорил. Даже Эван волновался за Вик, а не верил в нее. «Что ж ты, такой понимающий, так поздно появился! Эван мне нужнее…» Вик вздохнула – иногда повороты судьбы непредсказуемы.

Она шагнула в темноту. Небольшой закуток. Холод. Все как обычно в подземной Аквилите.

Единственным источником света была она. Полли. Маленькая, бледная, тоненькая, недокормленная и брошенная, одетая в простое серое платье. Чепчик на голове скрывал волосы. Босые грязные ноги торчали из-под короткого подола. Руки в расчесах уверенно строили небольшой городок из деревянных деталек. Вик вздрогнула – такой конструктор появился в продаже совсем недавно. Кто-то все же присматривает за девочкой. Один хороший человек на всю Аквилиту. Жаль, что у него не хватило сил снять с Полин проклятие. Полли что-то напевала себе под нос – Вик не узнавала песенку. Что-то очень старинное, давно забытое.

И тут Вик внезапно поняла, что между ней и этой девочкой лежит пропасть в пять веков. А если она сейчас поднимет голову и заговорит на вернийском? А еще хуже – на древневернийском?! Вот это будет провал!.. Хуже, чем если бы Дрейк уперся в своих поисках в жилу самородного потенцита.

Помимо огромной коробки с деревяным конструктором, в которой сейчас лежала старая кукла, тут было старое одеяло с надписью «Особый отдел» и какая-то рухлядь, уже не подлежащая опознанию.

Вик осторожно опустилась на корточки, и… Полли вздрогнула, поднимая глаза. Секунду она смотрела своими зелеными, злыми, как говорил отец, глазами на Вик, а потом с плачем бросилась ей на шею.

– Лера, вы живая! Вы живая, лера! Вы живая…

Она говорила немного странно, еле выговаривая некоторые буквы, но, к счастью, вполне понятно. Вик поздно вспомнила – Дрейк говорил, что она у всех спрашивает про своих родителей. Ее бы не поняли, говори она на древневернийском.

Вик осторожно попыталась обнять Полли, но руки прошли сквозь призрачную ткань платья и через саму девочку. Та, продолжая вздрагивать худыми, невозможно хрупкими плечами, отошла в сторону и сделала неуклюжий книксен.

– Простите, простите, простите, лера! Я забылась! Простите, лера! Просто вы первая живая за много-много-много… дней.

Вик мягко улыбнулась девочке:

– Полин, тебе не за что извиняться.

Та вновь подняла на Вик свои зеленые, почти как изумруды, глаза:

– Прекрасная лера, вы не знаете, где мои родители?

Вик поджала губы, и Полли продолжила:

– Я ходила в город. Там все мертвы. Там все умерли. Я думаю, мои родители тоже умерли вместе с городом, иначе они бы вернулись за мной… Ведь вернулись бы?

– Конечно, Полин. Они бы обязательно вернулись.

Времена, когда родители бросали своих детей умирать в одиночестве, почти прошли. Во всяком случае, Вик хотелось на это надеяться. Ведь не умер же Дрейк, мелкая портовая крыса, а стал уважаемым человеком.

Полли взмолилась:

– Прошу, не бросайте меня! Не уходите! Город умер, там никого нет! Останьтесь со мной! Тут так страшно в темноте! Я боюсь крыс! Я боюсь темноты, прекрасная лера! Не бросайте меня!

Вик поправила девочку:

– Полин, город жив…

Та с жаром принялась говорить:

– Я была там, прекрасная лера! Там пусто, только ветер метет грязь, снег и лепестки цветов! Там очень грязно и тихо! Там все умерли!.. А кого я нахожу живым, тот тут же умирает… Не умирайте, лера, прошу…

– Я не умру, Полин. И город жив, треугольник на сердце. Я…

И вот как сказать? «Я заберу тебя, если ты простишь город»?

– Полин…

– Прекрасная лера, я столько молилась, чтобы город ожил! Я так молилась, честно-честно-честно! Пусть он живет, пусть он будет, пусть будут люди! Я так хочу, чтобы город жил! Чтобы… чтобы… чтобы чумы не было…

Она опять разрыдалась. Только проклятие продолжало сиять в темноте.

А теперь вместе с Полин сияла и Вик.

Умеют ли дети лгать? Умеют ли призраки лгать? Умеют ли лгать пятисотлетние призраки? Умеют ли призраки взрослеть?

Полин была безутешна. Или старалась казаться такой.

– Полин…

– Да, прекрасная лера?

– Прости меня. Прости город. Прости родителей. Не злись на всех нас.

– Я не злюсь, прекрасная лера. Вам не за что просить прощения. Только не уходите… Или, если уйдете за край, возьмите меня с собой! Я больше не могу оставаться тут…

Было страшно. Вик сейчас поверит ей, заберет ее вместе с проклятием, а Полли вырвется из ловушки и убьет всех – такую возможность нельзя исключать. Нельзя же?.. Неуверенная, что это выход (еще можно было собраться с силами и ударить эфиром в самое сердце проклятия, в самое сердце Полин, что гарантированно убьет и Полин, и саму Вик), она спросила:

– Полин, хочешь жить со мной?

– Лера?..

– У меня есть комната… – Вик вспомнила про ремонт и исправилась: – несколько комнат в далеком-далеком городе. Я заберу тебя отсюда. Ты будешь жить…

Полин тут же предложила:

– Я умею быстро бегать – я могу разносить записки! Могу ходить за покупками – я сильная, могу много унести в корзине! Могу убирать и мыть полы, умею чистить камины! Лера, вы не пожалеете – только заберите меня отсюда!

Вик встала и твердо сказала:

– Ничего не нужно, все это умею делать я сама. Просто собирай вещи – и пойдем.

Только бы это не стало самой страшной ошибкой Вик в этой жизни! Но бросать Полин здесь – тоже не выход. Никто не должен веками прозябать в темноте и одиночестве.

Полин принялась спешно закидывать конструктор в коробку, а потом вскочила с пола.

– Прекрасная лера, мне ничего не нужно, правда-правда-правда! Только не умирайте и не бросайте меня…

– Не брошу, Полин. Мы станем маленькой семьей – ты и я. Я не уверена, что из меня выйдет хороший родитель, но старшая сестра – точно… Ну что, пошли домой?

Она подала Полин свою руку. И как только Полли вложила свои призрачные пальцы в ладонь Вик, с тихим шелестом спало проклятие, заставив Вик выругаться. Она мысленно застонала: «Проклятый ты гений, Пьетро Ваннуччи! Можно было прямым текстом на картине написать: “Заберите ребенка, дайте ей второй шанс, станьте ее семьей вместо бросивших ее родителей!”».

– Лера? – тихонько напомнила о себе Полин.

Она теперь сияла тихим белым светом чистой души.

– Меня зовут Вик… И у меня к тебе все же будет одна небольшая просьба.

Ей же еще Эвана сейчас искать. А о Полли позаботится Дрейк.

– Найдешь в городе больницу, а в ней – Томаса Дейла. Найдешь его и сядешь напротив, глядя в глаза. Минут пять посмотришь, чтобы он точно прочувствовал, что нельзя воплощать в жизнь чужие страхи. А потом просто скажешь: «Чума ушла».

– Лера?..

Вик вздохнула.

– Впрочем, ладно, забудь. Нельзя так ни с кем шутить… Пойдем, я познакомлю тебя с одним хорошим человеком. Он тоже очень хотел познакомиться с тобой.

Вот только адер Дрейк знакомиться уже ни с кем не мог. Он сидел на полу, опираясь спиной на холодную склизкую стену и еле дыша. Стоило Вик и Полли шагнуть за пределы защитного плетения, как он улыбнулся и вздохнул.

– Я обещал… удержать…

И умер…

Вик рухнула на колени возле него.

– Ты обещал! Ты обещал не умирать ради меня! И кто вообще умирает, когда чума побеждена?!

Она положила руки ему на грудь – с Томом сработало, сработает и с Дрейком. Просто не может не сработать. Эфир потек с ее пальцев.

– Индюк ты надутый!

Откуда-то сбоку донеслось:

– Отпусти… И я селезень, а не индюк.

Вик повернула голову на голос и не смогла понять, что происходит – перед глазами все расплывалось.

– Дрейк?..

Он сиял, держа такую же сияющую Полли за руку.

– Мы пойдем. Я провожу Полли.

Вик, продолжая вливать эфир в тело Дрейка, прокричала – сейчас она была не в силах держать эмоции под контролем:

– Никуда вы не пойдете! Я обещала Полли дом!

– У нее есть дом – на небесах.

– Ну и иди туда сам, а ребенка не тронь! Полин – моя! Она еще Дейла должна напугать! Полли, держи этого селезня! Крепко держи, не отпускай!.. Я сейчас… Я что-нибудь придумаю… Правда, придумаю.

Дрейк, под ногами которого уже раскрылся Колодец, сияющий белым светом, напомнил:

– Вик, тебе еще Эвана искать. Я знал, на что шел. И ухожу в хорошей компании.

– Ты идиот, Дрейк.

– Вик, слышишь?

– Что я должна слышать?!

Из носа капала кровь, расплывалась на его белом сюртуке, из глаз катились слезы, и сейчас она хотела слышать одно – стук сердца Дрейка.

– Прошу, вернись, Дрейк… Пусть я не бабушка, как Вифания, но ты обещал помогать мне, учить меня…

– Не обещал, Вик… Слышишь? Что-то едет…

Она уткнулась лбом в его некогда белоснежный сюртук.

– Плевать. Вернись, пожалуйста. Я куплю тебе все леденцы мира… Ты не должен умирать. Я умираю, этого более чем достаточно.

Дрейк мягко сказал:

– Вик, сюда едут контрабандисты… Или кто-то еще. Вставай, тебе надо уходить. Тут очень опасно. Ты не вооружена.

Она заставила себя встать и строго посмотрела на Полли:

– Не смей его отпускать.

Полин послушно кивнула.

– Легкой дороги вам… Не отпускай Дрейка, Полли, с ним не страшно.

Из-за угла выехал странный уродливый парогрузовик со срезанной кабиной – так делают в паровозах метро, чтобы стекло в кабине не запотевало. За рулем этого чудовища стояла мелкая фигура в противочумном костюме (Вик сомневалась, что от чумы поможет противогаз), а на срезанном кузове, превращенном в платформу, рядом с еще одним человеком в противочумном костюме лежал закутанный в одеяло, почему-то связанный, со слипшимися от крови волосами… Эван. Эван, которого она не может потерять!

Она чуть не потеряла Тома. Потеряла Дрейка и Полин. Она не может позволить себе потерять еще кого-то, тем более Эвана! Только не его! А Кларк убивает без жалости.

Констеблям Олфинбурга не положено оружие. Им выдается только дубинка. И привычного механита нет. Зато есть эфир. Много эфира. Руки, и так налитые им, потяжелели. Эфир в них потемнел, стал чернильно-черным, с яркими алыми искорками. Она остановит преступников, чего бы это ей ни стоило. Стало безумно жарко. Она вся налилась эфиром, она стала им. Ради страны и короля!.. Нет, ради Эвана – плевать на короля!

Где-то вдалеке закричал Дрейк:

– Вик, нет! Эмоции под контроль! Тебе нельзя!..

Сейчас ей можно все. Все, чтобы защитить Эвана от Кларка, который убивает не раздумывая. Все, чтобы остановить преступников. Ей все равно, что в результате она потеряет себя – главное, что она не потеряет Эвана.

И она обязана выполнить задание – не допустить контрабанды потенцозема в Вернию.

Страх и ярость – странная гремучая смесь эмоций – одолели ее. Кто бы ни прятался за противогазами, они не люди. Им никто не давал права распоряжаться чужими жизнями.

С платформы, крича на ходу: «Гони не останавливаясь, Малыш!» – спрыгнул мужчина в противочумном костюме. Коротышка в кабине обернулся и крикнул:

– Жабер, будь осторожен!

– План Б! Езжай!

Жабер сдернул с себя противогаз. Им оказался Мюрай, хотя Вик ждала Кларка. Все же физиогномика не лжет, зеленые глаза – всегда признак зла.

Кажется, это была последняя небезумная мысль Вик… Или уже безумная?

Мюрай выхватил на бегу кинжал, и эфир сам сорвался с рук Вик. Силовой шторм уже было не остановить. Мюрай подпрыгнул вверх, оттолкнулся ногами от эфирного шара и взлетел еще выше, чтобы приземлиться прямо перед Вик. Эфир вырвался из-под ее контроля, он бил из нее во все стороны черными болезненными языками – в Дрейка, в Мюрая, куда-то в стены, в свод пещеры, в потенцозем, в Эвана…

Последнего удар эфира выгнул дугой и заставил орать от боли. Мир Вик сузился только до бледного лица Эвана, закушенной губы, синюшных век, его стона и черных языков эфира, убивающих его. Это отрезвило Вик. Она не убьет Эвана из-за собственной невозможности держать эфир под контролем. Она не убьет его, она удержит эфир в себе, она сможет. Пусть эфир разорвет ее на части, пусть ей будет больно – она маг, она не убьет даже этого проклятого Мюрая. Пусть сегодня Тальма проиграет, но Эван будет жить, она его не убьет своими же руками. И Мюрай – не Кларк. С Мюраем у Эвана будет шанс, если она его даст, если она сейчас обуздает силовой шторм, который сама и породила. Где-то далеко визжала Полли. Где-то далеко рушились камни и что-то взрывалось. Где-то далеко, шурша шинами, уносился прочь паромобиль. Где-то далеко Мюрай схватил ее за руку и кинжалом вспорол ей ладонь. Где-то далеко ее забрызгало чьей-то кровью. Ее это не касалось. Она старательно обуздывала гнев, ярость, боль, страх и эфир, она пыталась остановить бурю… Вернее, шторм. Лежа на холодном мокром камне, она пыталась не заорать от боли, скручивающей ее, подчиняющей, ломающей. Она не помнила, как и когда упала. Эфир – часть ее. Она обуздает себя и его. Нерисс с детства учат держать чувства под контролем.

Кто-то дернул ее за руку, заставляя встать. Кто-то с зелеными глазами что-то орал ей в лицо. Кто-то требовал, чтобы она отпустила эфир, чтобы не пыталась удержать его в себе. Эван сказал, что она маг, пока помнит, что чужая жизнь важнее. Она не ведьма. И пусть эфир сжирает сейчас ее, уничтожая память и разум. Она маг. Она…

– Искала меня? Я Жабер! Жабер – это я!

Вик застонала. Эта сволочь все же была в ее номере. Эта зеленоглазая сволочь копалась в дневнике Бина. Эта рыжая тварь нашла карту.

– В меня! Эфир направляй в меня! Да что с тобой не так, Ренар?! Давай в меня!

Мюрай окровавленными ладонями сжал ее голову, заставляя смотреть на него.

– Не сделаешь – Эвану конец! Дрейку конец! Тальме конец! Давай! Ну же!

Он не был инквизитором, который выдержит силовой шторм.

– Доверься! Хоть на миг, на один удар сердца! Доверься мне, прошу!

И она ударила, не в силах терпеть боль. Силовой шторм сломал ее, вновь вырвался и забрал с собой боль. Прежде чем ее глаза закрылись, она видела, как Мюрай засиял от эфира, крича в свод. С его рук во все стороны летел эфир – в беззащитную Полин, в уже умершего Дрейка, впервые поддавшегося греху гордыни и проигравшего ему, в Эвана, которого с силой скинуло с платформы и, кажется, сильно приложило о камни, и в свод, погребающий паромобиль с вагонетками под грудами камней. Кажется, Малышу не повезло выбраться.

Глава 29 Сброшенная маска

Приходила в себя она долго. Болело все, кажется, даже волосы. Она понимала, что лежит в кровати. Скорее всего, в больнице, хотя запахи были странные – и больничные, и не совсем. Вряд ли в больнице так вызывающе пахнет розами. А еще пахло свежестью, прибитой пылью и далеким океаном. Она еще была в Аквилите. В ушах стоял ровный гул, отказывающийся распадаться на голоса. Глаза открывать не хотелось, да и сил не было.

Было стыдно. Она не удержала эфир. Она, кажется, убила Эвана. Она, кажется, убила Мюрая. Она… не спасла Дрейка. Она не защитила Полин. Она подвела Тальму… Хотя нет, свод обрушился на вагонетки, так что долг перед страной она выполнила. Бедный Малыш, так умирать никому нельзя… Она ничего не сделала из того, что должна была. Спасать Тальму она была не обязана.

Мюрай… Пока она ненавидела его, было проще. Зачем она поверила ему? Зачем доверилась?.. Зачем ей жизнь, если Дрейка и Эвана нет?

Часы пробили восемь раз. Восемь часов утра или вечера? За окном была удивительная для сумасшедшей Аквилиты тишина. Значит, скорее всего, утро.

И это не больница.

– Скоро? Ну, скоро?!

– Тихо, Полин, тихо…

– Я должна рассказать, как я – у-у-ух! – смотрела в глаза Дейлу! А он не понимал!.. Скоро? Нерисса правда очнется?

– Скоро, Полин, скоро. И не надо перенимать привычки Шарля. Он не лучший объект для подражания.

Кажется, это был голос Николаса Деррика.

– Как она?

Это Чарльз… Точно Чарльз. И как он тут оказался?..

– Будете так часто спрашивать – выгоню всех.

Снова Деррик.

– А я помогу!

Это Роб Янг.

Слезы потекли от понимания, что самый дорогой голос на свете она уже не услышит. Она помнила, как эфир вырвался из Мюрая и ударил в Эвана, срывая его с платформы. Зачем она доверилась? Почему она это сделала? Она же почти победила боль! Ушла бы вслед за Дрейком и Полли, в хорошей компании… Она все равно умрет. Дрейка, который помогал бы побороть потенцитовую болезнь, больше нет. Магблокиратор она не наденет ни за что.

Кто-то зевнул, и Николас скомандовал:

– Иди-ка ты тоже отсюда! Поговори с Дрейком, утешь Полин, обсуди покупку штолен с Чарльзом…

Сердце бешено забилось в груди, хотя разум подсказывал не верить. Это могут быть всего лишь галлюцинации. Зачем Чарльзу какие-то штольни?.. Хотя было бы забавно выкупить по бросовой цене штольни с жилой самородного потенцита, пока никто не знает, что чумы нет и можно вновь заняться разработкой недр… или что там с недрами делают. Опять недостаток образования…

Хорошо бы, Дрейк был жив! Так бы появилась призрачная надежда, что и Эван…

Уверенный, чуть хрипловатый родной голос тихо ответил Чарльзу:

– Дрейк не нуждается в утешении, он в ладах со своим грехом гордыни. Они хорошо спелись.

Это… Это не может быть Эван. Она помнит… Созидатель, пусть это будет он!

– Тебе надо выспаться.

– Я и тут могу поспать.

– Я твой доктор!

– Ты мой друг.

Вик заставила себя пошевелиться. Она постаралась открыть глаза, хотя те не слушались. Кровать рядом с ней прогнулась, кто-то взял Вик за руку, поднял ее и поцеловал каждый палец, а потом прижал к колючей, до ужаса заросшей щеке.

– Вик, солнышко, как же ты меня напугала!

Она еле открыла глаза, сквозь ресницы рассмотрела Эвана и убедилась, что он жив! Знакомый до последней черточки Эван! Снова отрастил бороду и усы, снова пахнет огнем – недоволен. Или напуган. Темные волосы в беспорядке, на щеке отпечаток обивки кресла – кажется, он тут спал и ждал ее, пока она глупо пряталась от мира в небытии.

– Еще вопрос, кто кого напугал…

Комната была погружена в зыбкие сумерки – точно утро. Вечером в это время в Аквилите темным-темно.

– Прости, – тут же повинился Эван.

Запах огня ушел, теперь от Эвана пахло розами, совсем чуть-чуть усталостью и болью. Надо все же сказать, что аромат роз она ненавидела – слишком густой и насыщенный, слишком сладкий, а Эван какой угодно, но только не сладкий.

– Прощаю… Дрейк?

– Жив, – понял ее с полуслова Эван. – Его сильно припечатало штормом и затащило обратно в тело.

Как деликатно он разговаривает! Как старательно обходит страшную для нее тему! Наверное, Николас просил не тревожить ее. «Затащило в тело»… Вик не смогла уговорить Дрейка не дурить, он не намерен был возвращаться. Значит, это мог сделать только Мюрай.

Мюрай… Зеленоглазое зло и шпион Вернии.

– Полин? – вновь спросила Вик.

– Тут, в номере. Спелась с Альком и Шарлем – и золота теперь в три раза больше. Болтают без умолку. Кстати, ты ее не узнаешь – силовой шторм придал ей немного плотности.

Вот опять обошел запретное слово.

– Что?..

– Эфир соткал ей новое тело.

Вик поджала губу. Не эфир – Мюрай.

Эван продолжил:

– Чума остановлена. Томас Дейл жив. Ришар, Габи и Симона тоже.

Вмешался голос Николаса, заставив Вик вздрогнуть, – она совершенно забыла о его присутствии.

– Это оказалась не чума. В городе эпидемия катара, давно известного в мире как катар Штерна. Сезонная болезнь. Когда-то отличалась высокой смертностью, но сейчас абсолютно безопасна после многочисленных мутаций.

Эван вновь поцеловал ладонь Вик, совершенно не стесняясь Николаса, который все же покраснел и замолчал, даже ушел вглубь комнаты. Эван с явным сожалением отвлекся от поцелуев и продолжил:

– Король официально добавил в корону новый зубец в честь Аквилиты. Королевские войска вошли сюда – последний вольный город пал. Городской совет сбежал в полном составе, лер-мэр Сорель пытается спасти город. Места суперинтендантов Сыскного и Городского дивизионов полиции свободны.

И ни слова про Особый отдел. Эван снова обошел тему Мюрая, чтобы не расстраивать Вик.

Бедный Томас, бедный Дрейк – они не ждали, что Тальма все же придет… Впрочем, нет, Дрейк точно осознавал все последствия снятия проклятия. Только Томаса нужно жалеть. И Мюрая. Ему же хватило ума сбежать?..

Вик прикрыла на миг глаза. В пекло физиогномику. Туда же нумерологию и значения имен. И зеленые глаза – не признак зла, хотя ведьм выявляют именно по ним. В пекло знания, которые вбил в нее отец. Ей предстоит столько всего переосмыслить и понять, столько масок снять с тех, кто не готов показать истинное лицо. Столько увидеть заново, столько узнать…

– Прости… Я не совсем продумала…

Эван скупо улыбнулся краешками губ.

– В пекло вольности, они не стоят ни дня одиночества Полин в подземельях. Ни один ребенок не должен отдуваться за весь город. И ты бы видела, что теперь вместо Полей памяти…

– Что?

– Там все обрушилось в катакомбы, больше нет подземного города и пустых домов. И тоннель под Ривеноук обрушился. И место заключения Полли тоже – вместо парка Прощания теперь озеро.

– Надо же…

Она чуть пошевелила пальцами, гладя Эвана по щеке, и сказала очевидное:

– Ты колючий.

– Побриться?

– Не уходи! – испугалась Вик.

– Тебя хочет осмотреть Ник, он уже пару минут грозно смотрит на меня. Я схожу приведу себя в порядок, а тебя пока осмотрит доктор. Ты… ты чуть не умерла, чуть не… Если бы не…

Вот опять не назвал запретное имя, не сказал «Мюрай», просто замолчал. Они не хотят ее тревожить или боятся нового силового шторма. Вик приподняла левую руку, рассматривая запястье. Блокиратора нет, только повязка на ладони.

– Меня бы заперли… в сумасшедшем доме…

Эван вскинулся:

– Я никому бы не позволил! Я люблю тебя, Вик. И любил бы даже после перехода потенцитовой болезни в терминальную стадию.

– Почему я… не умерла?

Эван потер висок, не зная, как обойти запретную тему. Вик сама подсказала:

– Мю… Мю…

С первого раза все же не получилось выговорить, но Эван понял.

– Да, тебя спас Брок. Как – лучше спросить Дрейка, он сможет объяснить… Я пойду побреюсь.

Ей очень хотелось опять сказать «не уходи!», но это было бы глупо и по-детски. Ей уже не надо бояться докторов. Она лишь попыталась спросить:

– Мюрай… он…

Горло перехватило спазмом. Спросить, жив ли Мюрай, она не смогла. Эван, с сожалением опуская ее руку на кровать, тихо сказал:

– Тут все очень сложно, Вик.

– Он жив?

– Можно и так сказать. Пока жив… Его ждет казнь, Вик. Он шпион Вернии.

Она поправила его:

– Раз… разведчик, как и ты… Офицер.

Эван встал с кровати:

– К сожалению, это не считается… Ник, присмотри за Вик, пока я привожу себя в порядок.

Уже в дверях его нагнал последний вопрос:

– А Кларк?

– Кюри мертв. Он был инженером-строителем железнодорожных тоннелей, ведущих из Олфинбурга. Был уволен за растрату и стал заниматься контрабандой.

– Брок, – уверенно сказала Вик.

– Он, – подтвердил, закрывая дверь, Эван. – Я быстро.

На кровать рядом с Вик сел Николас. Он устал и тоже зарос щетиной. От него несло травами и карболкой.

– Виктория…

Она тихо подсказала:

– Можно Вик. Или Тори. Но лучше Вик.

Николас кивнул, доставая из кармана фонендоскоп.

– Вик, могу я осмотреть тебя?

Она сжала губы. Этот момент она никогда не любила. Николас принялся увещевать ее:

– Я аккуратно, Вик. И у меня есть разрешение от Эвана, твоего опекуна. Я уже третьи сутки лечу тебя.

– Сколько? – удивилась Вик.

Она думала, что все еще продолжается тот же день.

– Вас нашли и достали из катакомб только на вторые сутки… Эм… – Николас осторожно посмотрел на нее и все же неуверенно сказал: – Брок выбрался из катакомб и позвал на помощь.

Вик невесело рассмеялась:

– У некоторых рыжих отсутствует инстинкт самосохранения. Он должен был со всех ног нестись в Вернию.

– Если бы не Брок, вы бы там насмерть замерзли, Вик. Никто не знал, где вас искать. Ты, в отличие от других, пострадала сильнее – почти четверо суток без сознания, если считать катакомбы. Даже адера Вифания приходила лечить тебя. Правда, перед этим она сильно отчитала адера Дрейка. Удивительная женщина.

Он чуть приподнял руку, в которой держал фонендоскоп.

– Так что, я могу тебя осмотреть?

– Хорошо, – с трудом выдавила из себя Вик, пытаясь все осмыслить.

Николас тут же взял ее за руку и принялся считать пульс. Время он отслеживал по напольным часам.

– Пульс хороший, несмотря на кровопотерю. Как общее самочувствие?

– Терпимо, – расплывчато ответила Вик. – Ничто не беспокоит. Даже рука не болит.

Она приподняла левую руку. Зачем Мюрай ранил ее?.. Николас подсказал:

– Рану на ладони я заживил магически, но на всякий случай наложил еще несколько швов – говорят, что у тебя иногда распадаются швы в результате пользования магией. Повязка – тоже на случай возможного кровотечения. Но лучше пока не пользуйся магией.

– Я постараюсь. Я все равно ее пока не чувствую.

Николас приспустил одеяло с ее груди.

– Я послушаю сердце?

Вик лишь кивнула, отворачиваясь – широкий ворот ночной сорочки не нужно было опускать. Закончив осмотр, Николас вынес вердикт:

– Почти здорова, что просто удивительно. Если есть силы, можешь аккуратно встать. Не уверена в силах – позови горничную. Сиделка придет на ночь, если будет нужно.

– Не будет, – тут же спешно сказала Вик. – Я справлюсь сама.

– Еду скоро принесут – пока только бульоны и легкие закуски. Не геройствуй, пожалуйста.

– Я поняла, Ник. Я буду слушаться. Во всяком случае, постараюсь.

– Это лучше, чем ничего.

Николас встал с кровати. Заметив, что она села и осторожно спустила ноги, он сказал:

– Не удивляйся собственному отражению в зеркале… И Эвану ты очень нравишься в любом виде.

Вик непроизвольно вздрогнула.

– У меня что… нос горбатый отрос? Или я бородавками вся покрылась?

Страх придал сил. Вик встала и медленно направилась в уборную, чтобы привести себя в порядок.

– Нет, что ты! Ты по-прежнему очень красива.

Вик в дверях уборной оглянулась на Николаса. Тот не шутил, он был совершенно серьезен. Что ж… Она узнает сама, что же в ней изменилось.

Вик закрыла дверь уборной, первым делом подошла к зеркалу и замерла перед ним. У нее были совершенно белые волосы – как у Дрейка, точь-в-точь. Даже странно… Ноги подкосились сами собой, и Вик осела на пол, в последний момент уцепившись за обитую бархатом софу.

Дрейк сам пережил силовой шторм. Прошел через него и стал седым, как теперь она. А Эван… нет. У него его родной цвет волос, даже на висках седины не прибавилось. Его силовой шторм не коснулся.

Мюрай…

– Что же ты сделал, Брок?..

Она сжала виски – голова готова была взорваться от мыслей и боли.

Эвана не задел силовой шторм. Но она видела, как с рук Брока летит эфир. Не черный, который получился у нее, а яркий, как у Дрейка. Брок изменил эфир? Изменил силу? Точку приложения?..

Он зафиксировал шторм на себе, выпустив только излишки…

– Ничего себе излишки – провалившиеся в катакомбы Поля памяти…

Но Брок не инквизитор и не мастер…

Потенцит. Он надышался потенцитовой пылью, когда искал в штольнях самородки, и, как и сама Вик, шагнул чуть дальше в своем развитии магии. Иначе тогда там, в катакомбах, они бы все погибли из-за нее…

За дверью раздался обеспокоенный голос Эвана:

– Вик? С тобой все в порядке?

– В порядке, – отозвалась она. – Я сейчас… приведу себя в порядок и… Все хорошо, Эван. Правда, любовь моя.

Так проще признаться в любви. Ривеноук теперь пограничная река, вряд ли теперь можно так просто проплыть под мостом Князей.

Она встала и направилась в душ.

После завтрака, во время которого Эван составил Вик компанию, зашел хмурый, очень серьезный Дрейк и замер белой статуей скорби у изножья кровати. Эван поднялся, чтобы уйти, но Вик мертвой хваткой вцепилась в его руку.

– Не надо…

Дрейк серьезно подхватил:

– Не надо, Эван. Я ничего секретного не скажу. Я лишь хотел изви…

– Тебе не надо извиняться, Дрейк, – спешно сказала Вик. – Правда, не надо.

– Меня подвело самомнение.

Вик улыбнулась и сменила тему:

– Сильно попало от адеры Вифании?

Дрейк почему-то потер затылок и признался:

– Меня на луну лишили карамели… А язык Шарлю уже точно пора укорачивать.

Вик не сдержала смеха:

– Это серьезное наказание – я про карамельки. Сходи к Марго! У нее хорошие леденцы!

– Ни за что, – твердо сказал Дрейк. – Я должен сообщить тебе, что сегодня или завтра адера Вифания найдет мне новую ученицу. – Он показал на запястье. – Будет трое. Я больше не смогу ни с кем разделить эфир. Понимаешь?

Вик кивнула:

– Ты не обещал учить меня, Дрейк.

Он посмотрел на Эвана, потом на задумчивую Вик:

– Тебе не успели объяснить про ладонь?

Она качнула головой:

– Я сама поняла, что Брок как-то разделил со мной эфир. Видимо, через кровь.

– Я такой техники не знаю, Вик, – признался Дрейк. – Но она подействовала. Теперь твой учитель – Мюрай. Во всяком случае, пока…

Вик мрачно про себя добавила: «Пока он жив…»

Эван вмешался:

– Идея в том, Вик, чтобы сделать Брока единственным, кто может тебя спасти. Король не может себе позволить разбрасываться магами уровня учитель, а возможно, и мастер. Правда, есть вероятность, что жажда покарать шпиона все же перевесит. Тогда…

– Тогда, Эван, ты выйдешь из поезда в Серой долине, только и всего, – с улыбкой сказала Вик.

– Купе и вагоны теперь опечатывают, Вик. Обвалы в Аквилите впечатлили даже короля, про дорожную полицию и Инквизицию я молчу. Но в Серую долину можно попасть и другими путями. Кстати, Чарльз предлагает в случае чего обменять Брока на штольни с потенцитом. Только вот, я думаю, что это очень опасно.

Дрейк согласился, кивнув:

– Я тоже так думаю. Это крайняя мера, если больше не получится ничего. Парламент Вернии пытается вести переговоры об обмене Брока, но…

Вик грустно сказала:

– Идей много, а результата пока нет.

Эван обнял Вик, прижимая ее к себе:

– Мы что-нибудь придумаем, правда. Только для начала надо заключить брак, чтобы король не смог распоряжаться твоей судьбой по своему усмотрению… Если ты, конечно, мне не откажешь…

– Размечтался! – обиделась Вик. – Хоть сейчас! Чарльз тут, а другой семьи у меня нет. Все друзья тоже тут. Не сбежишь!

Дрейк качнул головой:

– Это сложно, Эван. Три оглашения… Их никак не отменить, а ваш Храм в сложившихся условиях вряд ли предоставит вам с Вик разрешение на бракосочетание с открытой датой.

– Я уже получил такое разрешение от светских властей.

Вик заглянула ему в глаза:

– Когда ты успел?

– Не я. – Эван чуть тише пояснил: – Брок…

К счастью, не дав Вик разреветься от того, что Брок предусмотрел все, в спальню влетела очень, очень живая Полин. Она замерла перед кроватью Вик, а потом все же бросилась обнимать ее.

– Жива! Правда жива!..

Эпилог

Вик вошла в камеру и ужаснулась. Не запаху, хотя несло от Брока, мягко говоря… тюрьмой, немытым телом и карболкой. Не состоянию его одежды – на нем были лишь старые штаны и сорочка, по-видимому, еще те, в которых он был в катакомбах. И не его темному, прищуренному взгляду злых зеленых глаз. Она ужаснулась тому, что от него осталось.

Она запомнила его высоким, худым, состоящим из углов молодым мужчиной. Сейчас же на приваренном к полу стуле сидел почти скелет, закованный в ножные и ручные кандалы. Отросшие спутанные рыжие волосы с откровенной сединой. Незаживший шрам, рассекающий левую бровь и переходящий на щеку. Кожа всех оттенков синевы и зелени отцветающих гематом. Опухшее лицо – кажется, ему сломали челюсть. Разбитые, лопнувшие губы. Изломанные, искореженные пальцы на руках. А что скрывается под одеждой, страшно представить.

Она найдет их всех. «Ангелы» бывшими не бывают. Она найдет всех, и плевать, что они служат Тальме. Это не люди. Тальма не нуждается в таком служении и таких служителях закона.

– Прошу прощения, нерисса…

Голос Брока был хриплым и еле слышимым – сорвал. Она его поправила:

– Нера.

– Мои поздравления, нера…

– Ренар, – снова подсказала она.

Брок чуть склонил голову набок:

– Надо же… Мои поздравления с браком и… мои искренние извинения, нера Ренар, за причиненные неудобства. Не стоит волноваться – уже на следующей седмице вашим учителем станет адер Дрейк.

Вик поджала губы. Сейчас говорить длинные фразы она не могла – боялась, что ее подведет голос. Но Брок, кажется, понял иначе. Он криво улыбнулся и, опустив голову, принялся рассматривать носки своих старых ботинок.

– Брок…

Он дернулся и поднял на нее взгляд:

– Не стоит, нера Ренар. Я знал, на что шел… Зря вы пришли. Очень зря. Хотя я написал вам письмо. Моим последним желанием было извиниться перед вами, и мне позволили…

– Брок…

Вик подняла глаза. Она сейчас по-детски расплачется, а «Ангелы мщения» не плачут – они при этом глупо выглядят.

Дверь камеры открылась, и вошел решающий бумажные вопросы Эван. Ему удалось удержать при виде Брока лицо, хотя волна жара прокатилась по камере и вылетела куда-то в коридор. Брок с трудом повернул голову к нему:

– Неожиданно… Я уже извинялся перед вами, лер…

– Нер, – поправил его Эван, присаживаясь на корточки перед Броком и доставая ключ от ручных кандалов.

– Нер… – со странной интонацией произнес Брок, словно пробуя это слово на вкус. – Нер…

Эван подсказал:

– Ренар, чтобы больше не возникло вопросов. Я взял фамилию жены после оформления брака.

– Почему?

Эван расстегнул правый браслет:

– Вот из-за этого, Брок.

Вик не стала добавлять, что Хейг-старший отказался от сына. Если Эван захочет, то скажет сам.

Брок чуть дернул рукой, мешая Эвану вставить ключ:

– Ты не боишься, что я сейчас ударю тебя кандалами в висок – тем более что ты находишься в весьма уязвимой позе, – и возьму леру… неру Ренар в заложники?

– Не боюсь, – сухо ответил Эван, снимая и второй браслет.

Язвы под ними были глубокими.

Брок прищурился:

– Разведка Вернии не поверит.

Вик еле выдавила из себя с грустной улыбкой:

– Эван, я тебя предупреждала…

Тот оторвался на миг от замков на ножных кандалах:

– Мне плевать на разведку Вернии. Тальма выиграла в нашей дуэли, Верния не получила потенцозем. Зато я получил в собственность тебя. Моей жене нужен тот, кто будет умирать за нее. Королю очень понравилась эта формулировка.

Брок впервые возмутился:

– Рабство запрещено!

– Почаще в зеркало смотри и напоминай себе об этом. На данный момент ты мой, Брок Мюрай. От и до.

– Я этого не стою. Титул, земли, место в Парламенте, закрытое для тебя высшее общество, поломанная карьера… Ты никогда не станешь комиссаром, даже его заместителем… Я того не стою, потому что разведка Вернии тебе не поверит, даже если я лично докажу, что ты на ее стороне.

Эван выпрямился:

– Пойдем. Тебе подставить плечо или сам дойдешь?

– Дойду, – сцепил зубы Брок. – Надо будет – по стеночке доползу. Но сам. Сам, пекло всех задери, выйду отсюда!

Кем Брок выйдет, он добавлять не стал.

– М-да, – качнул головой Эван. – И он еще рассказывал мне про профессионалов и прочее…

Брок неуверенно обернулся в дверях:

– И что?..

Эван подошел к нему:

– Обопрись на плечо, легче будет. Вик может сделать то же самое, только без твоего спроса.

Брок посмотрел на Вик, и та, подтверждая, кивнула:

– Я могу. Я инквизитора подкупала – что мне какой-то гранд-мастер.

– Я не… Впрочем, неважно.

Брок тяжело оперся на плечо Эвана и похромал по коридору. На свободу.

На крыльце он замер. Эван отпустил его и отошел в сторону. Брок стоял, подняв голову к солнцу, и жмурился, как довольный кот. Вдыхал полной грудью свежий, пропахший снегом воздух. Вик отвела от него взгляд.

Аквилита изменилась. Затихла, присмирнела, погрузилась в положенный Поминальной луне траур. Все деревья были подвязаны черными креповыми бантами. Яркие цветочные праздничные гирлянды на домах стали строгими и были сплетены только из белых цветов. В небесах, пугая ворон, то и дело плыл печальный колокольный звон, напоминая о душе и трауре. По улицам степенно прогуливались в черном и полутраурном сером немногочисленные горожане – толпа отдыхающих резко схлынула. Няни везли за собой тележки с малышами, одетыми в разрешенное только детям фиолетовое – тоже траурное, но все же чуть-чуть более яркое. Гувернантки прогуливались со своими подопечными, запрещая им играть – не положено. Кое-где на скамейках сидели старики, читая книги. И никаких парочек – Поминальная луна не для этого. Брак, который заключили Вик и Эван, был последним в этом году. Парами ходили констебли – уже в синей форме и шлемах, никаких глупых пилоток, без оружия, только с разрешенной в Тальме дубинкой на поясе. Не изменились только все такое же ярко-синее небо и океан.

Аквилита перестала быть сумасшедшей, но к добру ли это?..

Вик тихо сказала, пока Эван, все так же стоя на крыльце, снимал с Брока магблокиратор:

– Дрейк вчера вернулся из Вернии. Тебе привет от Малыша.

Брок бросил на нее взгляд, но он тут же вновь вернулся к небу и солнцу. Брок промолчал.

Эван сказал так же чуть слышно:

– Я сказал, потенцозем. Я не сказал, потенцит… Поехали домой, Брок.

Он рукой указал на стоящий у тротуара простой служебный паромобиль с эмблемой полиции Тальмы на капоте.

Вик, аккуратно проверяя эфир Брока и подключаясь к его точкам регенерации и обезболивания – она седмицу училась у адеры Вифании целительству, – грустно сказала:

– Разведка Вернии нам не поверила, Эван.

Брок посмотрел на Вик, потом на Эвана:

– Нет ни единой причины рисковать своими головами за меня. Я не сдам за призрак свободы свою страну. Все долги я раздал, так что…

Эван приподнял бровь и напомнил:

– Ты мне серенаду должен. Это считается?

– А ты мелочный, нер, – впервые улыбнулся Брок.

Эван стал спускаться по ступенькам:

– Кому сейчас легко… Пошли, Брок. Еще чуть-чуть – и тебя ветер сдует.

Брок, медленно спускаясь по ступенькам бывшего Особого отдела вслед за четой Ренар, тихо сказал (он знал, что тут фиксаторов нет, но мало ли):

– Эван, ты глупо рисковал – я мог проболтаться. И тогда сидеть тебе в ближайшей ко мне камере.

– Ты профессионал, Брок. Я знал, что ты признаешься в воровстве конфет в глубоком детстве, во всех грехах вроде запачканных пеленок и салфеток в младенчестве, но никогда не проболтаешься о жиле.

Брок качнул головой:

– Зря рисковал… Мне надо к ближайшему спуску в катакомбы.

– Нет, – сухо отказал ему Эван, открывая перед Вик пассажирскую дверцу паромобиля. – Сперва поесть, помыться и тепло одеться. А потом катакомбы. Кстати, зачем?

Вик улыбнулась Броку, садясь в паромобиль:

– Если ты за конструктором Полин, то Эван уже собрал его.

– О… Тогда точно домой.

Брок сел на переднее место, рядом с водителем. Когда Эван сел в паромобиль, водитель строго спросил:

– Нер комиссар, планы не изменились?

– Домой, – кивнул Эван. – Домой…

Татьяна Лаас Чернокнижник и феи

Глава 1 Запрет на возвращение

…Небольшая комната была погружена в утренний, зыбкий полумрак. За окном раздавался шум просыпающегося города: шорох шин, звуки шагов, звон колоколов, призывающих к молитве — Аквилита изменилась так внезапно и так не вовремя.

Отсюда надо уходить, причем как можно быстрее. Скорее всего, крышами — иначе заметят пятна на одежде. Он посмотрел в окно — в небе собирались тучи. Наверное, он сможет вызвать дождь, и тогда можно будет уйти открыто. Чуть промокнуть, поймать мотор и вернуться домой. Но сперва надо закончить тут. Он рукой в перчатке закрыл глаза фее. Красивая, невероятная, хрупкая девушка была безнадежно мертва. Снова. Он на миг прикрыл глаза, произнося краткую молитву, и тут на него обрушился крик:

— Ты! Опять! Ты опять!!!

— Тихо, Зо́ла. — он повернулся к ней на корточках, а руки привычно придавали мертвому телу, лежащему на полу, пристойный вид. — Не кричи. Иначе, знаешь, где мы окажемся?

— Мы?! — указательный палец обвиняюще ткнул в него. — Ты! Ты, а не мы… Ты чудовище. Ты заставляешь нас снова и снова проходить через это… Когда ты уже… Когда ты…

Она заплакала, а он больше всего на свете не мог терпеть женских слез. Он их боялся — снова не справился, снова ошибся, снова причинил боль родному существу. Иногда ему казалось, что вся его жизнь — сплошная ошибка. Слезы матери, слезы сестры, слезы Золы… Эти слезы были больнее всего.

— Зола… Прошу. — Он выпрямился и шагнул к девушке, не замечая, как оставляет за собой кровавые следы — один ботинок случайно попал в красный ручеек, убегающий прочь от мертвого тела. — Зола…

— Уйди… Уйди, чудовище, я больше так не могу, ты обещал! Ты обещал, но раз за разом не сдерживаешь обещание. И куда теперь?! Мы бежим, бежим и бежим. Мы уже в Аквилите! Куда бежать дальше? В Тальму? В Вернию?

— Мы никуда не побежим, Зола. Я справлюсь, честно. Я справлюсь…

Она безнадежно кулаками принялась бить его в грудь:

— Ты так уже говорил, ты уже обещал, но всюду кровь… Где бы мы ни были, за нами идет кровь. Она скоро поглотит нас, она скоро настигнет, она не остановится…

Он прижал её к себе:

— Она мертва, моя фея. Она мертва. Она не придет за тобой, моя фея. — Он осторожно принялся гладить её по голове, боясь повредить прическу. — Я никому не позволю причинить тебе боль. Ну же, успокаивайся, любовь моя. Успокаивайся… Надо уходить отсюда. Надо уходить, пока нас не застали тут…

* * *

Вик еле сдерживала шаг — неры не бегают. Неры не кричат. Неры сдерживают свои эмоции. Неры не сбегают из собственного дома. Неры не рыдают — вот это главное. Остальное чушь. Она не может себе позволить слезы. Она справится. Она сможет — бывали ситуации и хуже, а она не плакала. Она справится — в тех же катакомбах было страшнее. Впрочем, вспоминая силовой шторм, настигший её в подземельях Аквилиты, Вик не могла не признать: все же правила этикета в чем-то правы — позволить себе гнев и обиду она не может, а значит, надо успокаиваться. Печати нет — её сорвало в катакомбах, эфира вокруг по-прежнему много, Брок еще слаб и совершенно непонятен, так что контроль, контроль и контроль. Новый очередной силовой шторм Брок может и не погасить. И ведь мужчина — не признается, что не в силах, как Дрейк тогда… Предпочтет умереть, но не показаться слабым.

Она заставила себя идти медленнее.

Вечерний, предзимний сад был прекрасен и умиротворен. Горели немногочисленные фонарики, расположенные у самой земли. Снежная крошка набилась в трещинки мозаичной плитки, которой были выложены дорожки. Кое-где, у стволов деревьев, прятались небольшие сугробы нерастаявшего за время оттепели снега. Лужи замерзли. Скоро, через пару дней праздник Явления, и можно будет снять траур и радоваться наступившей зиме. Хотя вряд ли тут будут сугробы, как в Олфинбурге. Слезы непроизвольно навернулись на глаза. Сейчас о снеге, Олфинбурге и доме лучше не думать.

Вик проморгалась и пошла дальше.

Дрожали на свежем ветру глянцевые, словно облитые воском листья вечнозеленых кирин. Сбрасывали, засыпая дорожки, ярко-алые листья клены из Нерху. Хвойные веточки нелид сменили цвет, словно их подернуло инеем — стали светлее и прозрачнее. Смолой уже не пахло, если только сорвать тонкую хвоинку и растереть между пальцев. Вик так и сделала — сорвала полупрозрачную, как леденец, веточку и пошла прочь, подальше от дома. Розы еще не сбросили цвет, хоть лепестки уже были побиты первыми морозами. Пахло снегом и приближающейся зимой, даже тут в Аквилите.

Океан, прятавшийся за невысокой каменной стеной, отгораживающим сад от каменистого пляжа, был безмятежен, словно не он бесился почти две седьмицы с того самого дня, как Вик с Дрейком победили проклятье чумной Полли. Пляж до сих пор был усеян гниющими водорослями и принесенным волнами мусором.

Вик оперлась локтями на широкую стену, глядя, как над океаном встает растущая луна. Пальцы задумчиво растирали веточку, пахнущую летом и смолой.

За спиной Вик кто-то вежливо кашлянул, напоминая о себе. Она обернулась — в кресле-качалке скрытый разросшимися, колючими зарослями ортид полулежал Брок, укутанный в плед:

— Прошу прощения за то, что помешал. Я могу уйти. — Мужчина присел в кресле.

Вик качнула головой:

— Не надо. Это я прошу прощения, что помешала. Отдыхай.

Брок замер в нерешительности, и Вик отошла чуть дальше, чтобы её не было видно за зарослями ортид.

Николас, семейный доктор, сегодня весь день занимался Броком, причем довольно успешно: сошли заработанные в тюрьме отеки и гематомы, начали заживать переломы и раны, зарубцевались, пока еще грубо, ожоги, и начали заново прорезаться зубы, только подвижность пальцев оставляла желать лучшего, хоть Николас обещал, давясь при этом ругательствами, что через луну подвижность восстановится. Брок все воспринимал стоически, никак не комментируя. Смирился он и с приглашенным портным, и с парикмахером, подстригшим его очень коротко — корни волос, конечно же, у Брока оказались белоснежными. Он даже выделенную в доме комнату на хозяйской половине воспринял спокойно. Только, что он при этом думает, можно лишь предполагать. Вик бы бесилась — за неё решили её судьбу, а ведь она женщина, она привычная к такому обращению. Брок, судя по общему с ним эфиру, был безмятежен, воспринимая все то ли стоически, то ли безразлично. Возможно, он поверил во все те слова, которые в камере, зная о фиксаторах, говорил Эван.

Николас пытался объяснить Вик так называемый синдром воина, но она его не поняла, лишь приняла к сведению, что скоро Брок может показать себя во всей красе, так сказать. И что тогда делать с разбушевавшимся гранд-мастером, было непонятно. Степень владения эфиром определил, кстати, Дрейк, не очень уверенный в правильности, просто выше гранд-мастеров степень еще не придумали. Ей самой он уверенно присвоил степень учителя. Да. Только кто бы её саму чему-нибудь научил.

Вик поежилась под внезапным порывом ветра — выбежала из дома, не захватив шаль. Сзади вновь предупреждающе кашлянули, и на плечи Вик опустился теплый плед.

Брок встал рядом, опираясь на холодные камни забора.

— Могу уйти. Могу остаться. — он сверкнул своими зелеными глазами в сторону Вик. — Что важнее?

В отличие от Вик, выскочившей в домашнем вечернем платье — хорошо еще, к ужину не успела переодеться, — Брок был одет тепло: черный спортивного кроя костюм, теплый свитер и куртка. Он пренебрег только шляпой.

Вик честно сказала:

— Решай сам. Я сейчас отвратительно зла. — Она продолжила любоваться океаном. Вдруг успокоит.

— Незаметно, — ответил Брок, тоже устремляя взгляд в океан. — Проблемы из-за меня?

— Нет, Брок.

Странно так общаться с человеком, с которым сталкивалась всего несколько раз — у библиотеки, в тюрьме и в катакомбах. Тяжело доверительно говорить с тем, с кем почти не разговаривала. Безумно теперь всю жизнь зависеть от него. Хотя более безумны его поступки — он спас несмотря ни на что. Он не сбежал, когда мог. Он… Офицер и лер, пусть не по происхождению, а по воспитанию. По собственному выбору.

— Знаешь, иногда полезно кричать — выпускать страх, гнев или ярость, боль или унижение. Кричать можно — даже лерам, сильным женщинам, офицерам, магам и всем-всем-всем. Так уходит чувство отчаяния, которое с головой может поглотить тебя…

Вик ему не поверила и кричать не стала, просто пояснила:

— Мне запретили въезд в Олфинбург.

— Все же из-за меня… — криво улыбнулся Брок. — Приношу свои искрение извинения.

— Не из-за тебя. Из-за моего упрямства, — призналась Вики. — Я могу вернуться в Олфинбург при условии магблокиратора и печати. Только так. И никак иначе. Странно знать, что домой хода больше нет. — Она замолчала и поджала губы, недовольная собой — вот кому она это говорит? Тому, кому домой вернуться невозможно совершенно. У неё выбор хотя бы есть. Неприемлемый, но выбор. Он не вернется домой никогда.

Если это Брока и задело, то он этого никак не показал, только тихо рассмеялся:

— Просто ты потенцитовая бомба, которая противоречит всем правилам мироздания.

Вик прищурилась, бросая на Брока косой взгляд:

— Вот только не надо! Да, я не удержала эфир под контролем из-за срыва печати и отравления потенцитом, но…

Брок посмотрел на неё, меняя положение — теперь он стоял к Вик боком, все так же опираясь локтем на стену:

— Я не только об этом. В катакомбах от тебя мало что зависело — я просил адера Дрейка защитить тебя, но он…

— Поддался греху гордыни и не сознался в собственном плохом состоянии. — она не стала сдерживать грустный смех. Дрейк всегда так серьезен со своими грехами, чаще всего абсолютно надуманными.

— …мужчинам так говорить нельзя. — рассмеялся вслед за ней Брок. — Он пытался быть сильным и мужественным — то, чему нас, мальчиков, учат с самого детства. И я предупрежу тебя, если буду не в силах сдержать силовой шторм или если не смогу контролировать свой эфир, или если не смогу гасить потенцитовый вред… Я не буду молчать, чтобы быть мужественным в твоих глазах, а потом взять и подвести тебя. Я не имею права подвести тебя, но все же давай вернемся к бомбе…

За спиной раздались тяжелые шаги, и Вик с Броком укутала волна тепла. Эван остановился у зарослей ортид, срывая колючую веточку, тут же принявшую тлеть в его руках, распространяя приятный пряный аромат лета:

— Прощу прощения, я сейчас уйду…

Вик чуть подвинулась к Броку, давая место Эвану:

— Иди сюда. Я злюсь не на тебя. Я просто ушла, чтобы не взорвать дом. Чарльз не поймет…

Эван подошел и встал за её спиной. Вик подумала и откинулась назад, прижимаясь к мужу — Броку с ними жить теперь долго, пусть привыкает. Эван недолго думая обнял её.

Вик специально для Брока пояснила:

— Чарльз — мой брат…

— Я знаю. Я видел твое досье.

— Это он подарил дом на свадьбу, хотя я была против — я думала, что, как только Эван разберется со спешными делами полиции Аквилиты, мы вернемся в Олфинбург. Ошиблась.

Эван, явно меняя тему, спросил:

— Так что там с потенцитовой бомбой?

Брок послушно пояснил — вот дивно спокойный, даже не по себе становится:

— Виктория в отличие от приличных бомб может взорваться дважды: раз уже был в катакомбах, разрушая Аквилиту, и два — в столице Тальмы. Если в Олфинбурге женщины узнают о возможности быть магиней, тем более уровня мастер, как Виктория, их ничто не становит — даже десять-пятнадцать лет жизни с гарантированной смертью в терминальной стадии потенцитовой болезни. В трущобах женщины живут и так мало, а тут десять лет хорошей жизни — выбор очевиден. Это будет хуже Серой долины…

— Ух я… — фыркнула Вик. — Но все равно обидно — я надеялась стать детективом в Восточном дивизионе. И, Брок, я не мастер, я учитель. Дрейк сказал.

Брок как-то странно улыбнулся и повернулся обратно к океану, опираясь двумя руками на каменную стену.

— Чем тебе не нравится Городской дивизион Аквилиты? — предложил Эван.

— Тем, что придется начинать снова. В Олфинбурге мне оставалось три луны, тут придется ходить все шесть.

Эван спокойно заметил:

— Я могу оформить все переводом. Аквилита теперь неотъемлемая часть Тальмы. Тебе по-прежнему служить всего три луны. Городской или Сыскной дивизион?

Вик прищурилась, рассматривая мужа — для этого пришлось чуть развернуться в его объятьях:

— Сыскной…

Брок терпеливо разглядывал океан — его теперь служба не касалась и разговоры о ней тем более. Главное, чтобы никто не заметил, как в бессилии сжимаются его кулаки…

— Брок? Как тебе Сыскной…? — спросил его Эван.

Тот, не поворачиваясь, сказал:

— Ленивы. Продажны. Невнимательны. Хорошая лаборатория и эксперты. Судебный хирург — умница.

— Городской дивизион? — не отстал от него Эван.

— Загружены работой по самое не хочу. Вечная нехватка кадров. Продажны. Рисковы. Так себе эксперты. Судебный хирург — тоже так себе.

Вик замерла, вспоминая Дейла — хочет ли она служить под его началом? Да и стоит ли подвергать испытанию характер Эвана.

— Пожалуй… Городской дивизион.

Брок тихо бросил камешек в сторону пляжа:

— Рекомендую Центральный участок.

Там, только в Особом отделе служил он. Когда-то.

Эван вновь спросил:

— Сержа не порекомендуешь?

— Ммм… Вин Одли. Хотя вряд ли он продолжил служить. Полагаю, весь мой отряд попросили со службы. Может, серж Гилмор из Центрального…

— Всех твоих прогнали через цереброграф, проверяя на верность Тальме.

— Надо же… — Брок даже повернулся к Эвану. — Я думал, их кошмарит контрразведка.

— Они пытались, — кивнул Эван, — но проблема Аквилиты в том, что даже Особый отдел — всего лишь отдел полиции. И это мои люди. Контрразведка пыталась доказать, что Особый отдел — это разведка, но не удалось. Они остались служить — все, кто захотел. И они немного не в курсе случившегося с тобой — все засекречено.

Брок выпрямился и положил ладонь на сердце, отдавая честь:

— Я твой должник.

Эван сильнее прижал к себе Вик:

— Я должен тебе несоизмеримо больше. Так что там про Одли?

— Предан Тальме — отслужил в Коро…

— Это я знаю, Брок.

— Умен. Умеет хранить секреты. Грубоват на язык. Вороват — может прихватить с места преступления улику, если думает, что та не доедет до экспертов. Как все мои люди, непродажен и не умеет вести агрессивные допросы. Если это важно, то…

Эван сжал челюсти. Вик почувствовала, как полыхнули теплом ладони Эвана. Волнуется. Она с грустной улыбкой сказала:

— Нам одной жертвы агрессивных допросов более чем… Вот совсем мимо.

Брок серьезно посмотрел на неё:

— Только, прошу, не надо искать этих людей, хорошо? Контрразведка не простит — ни полиции, ни «Ангелам мщения». Это очень опасно, Виктория.

— Я… Подумаю, — уклончиво ответила Вик. Эван, который с ней был согласен, просто продолжил:

— Решено: Городской дивизион, Центральный участок, серж Одли. Может, Брок, кого-то из констеблей в пару порекомендуешь?

Брок нахмурился:

— Если только Себа… Себастиан Кейдж. Немного неловок, умен, исполнителен и непридирчив к строгому выполнению инструкций. И по поводу контрразведки — я очень серь…

Его заглушил крик Вик:

— Гип-гип-урааааа! Завтра с утра на дежурство!

Кажется, даже Эван остолбенел от её реакции.

Она улыбнулась Броку:

— Ты сам сказал, что кричать можно.

Эван потер висок:

— Так, если завтра на утреннее дежурство, то мне нужно срочно оформлять на тебя документы…

Брок осторожно уточнил, пока Эван не ушел:

— Можно вопрос?

— Конечно, Брок. — кивнул Эван.

— Если Виктория выходит на службу, то когда я с ней буду заниматься тренировками эфира?

— А ты этим с ней не будешь заниматься. Во всяком случае пока полностью не восстановишься. Когда восстановишься — тогда и решим.

— Я… Кто я тут?

Эван очень серьезно сказал:

— Друг. Когда поправишься — решим, кем бы ты хотел служить: моим секретарем или консультантом. Вернуть тебе прежнее звание я пока не в силах.

— Ничего, я не против работы консультантом. Только ты же помнишь, кому я предан?

— Как там в Вернии говорят? Во имя долга, во имя чести, во имя страны?

Брок лишь кивнул. Эван предложил новый девиз:

— Давай во имя долга и чести служить. И во имя мира — это сейчас важнее всего.

— Я не подставлю тебя, Эван. Если разведка Вернии вновь выйдет на меня — ты узнаешь это от меня, а не от контрразведки.

Вик промолчала. Она смотрела в сторону океана. Там сейчас под прикрытием темноты плыли походным строем дирижабли. И плыли они в сторону Вернии.

— Страшно… — призналась Вик.

Брок так пристально смотрел на тяжелых военных акул, что Вик потянула на себя весь эфир из мужчины — мало ли, что он может придумать. Он посмотрел на Вик:

— Во-первых, слишком далеко, во-вторых, я не предам. Но далеко — это главная причина, все же…

Глава 2 Новое место службы

Вик проснулась рано утром — сработали часы-механит, подаренные Эваном на свадьбу. Легкий разряд тока дивно придавал живости, даже когда спал совсем немного и хочется остаться в тепле постели, досматривая сны. Вик чуть потерла запястье, на которое был надет механит. Откуда-то далеко пришла волна холода, обезболивая — странно понимать, что кто-то постоянно знает все, что с тобой происходит в магическом плане. И этот кто-то, как бы ни старался отгораживаться защитными экранами, сегодня всю ночь не спал. Вик слышала, как он глубоко за полночь орал куда-то в океан. Только помогло ли это ему?

Вик задрала длинный рукав ночной сорочки и посмотрела на механит — часы с магической подсветкой циферблата (или тут дело было в обычном радии?) показывали пять утра. Надо будет нанять все же горничную — просыпаться от человеческого голоса приятнее, чем от разряда механита. Мысли привычно закрутились вокруг дома и хозяйства — нужен еще повар, второй лакей, садовник… Дворецкий должен скоро приехать из Олфинбурга — Поттер оказался верен своему хозяину и согласился последовать за Хейгом… Ре-на-ром… в Аквилиту. Вик до сих пор было стыдно за подарок брата — она в который раз не смогла настоять на своем. Чарльз привычно знал, как будет лучше. А то, что Эван, лишенный доходов поместья и денег рода, не способен на свое жалование содержать огромный дом и положенный штат прислуги, Чарльза не касалось. Он, возможно, вообще не знал, как управлять огромным домом — этим занималась его жена. А Вик… Вик некогда заниматься домом! У неё теперь служба и смешное жалование. Вдобавок пришлось лгать про причину ссоры с братом — Вики не хотела унижать Эвана. Он лер пусть уже не по закону, но по праву рождения, он мужчина. Он еще не понимает, как трудно жить нером, а её приданное, хоть и большое, но не резиновое… Придумать бы еще, как счета за дом не попадались бы Эвану на глаза — Вик, как женщине, не положен был собственный счет в банке и чековая книжка — достаточно того, что это есть у мужа. Мужа… Мысли скакнули не туда — у неё есть муж. Муж, который пожертвовал ради неё своим положением в обществе, деньгами, родом, всем. Странное, щемящее чувство возникло в груди, затопляя Вик с головой — наверное, это и есть любовь.

Вик украдкой посмотрела на Эвана. Он спал на боку, обнаженное плечо покрылось мурашками — в комнате было прохладно. Дом не был подключен к системе парового отопления Аквилиты, а уголь тут привозной и дорогой — мысли вновь сбились. Вик поправила одеяло, укрывая Эвана. Не удержалась, пробежалась пальцами по седому виску, по краешку скулы, стараясь не разбудить. Как все странно в этом мире: еще луну назад она была твердо уверена в том, что им не по пути, а сейчас он был тут, рядом, и нужнее человека не было на свете. Главное, чтобы эти изменения не были последствиями силового шторма и повреждения головного мозга. Ник уверял, что она почти не пострадала, но Вики маниакально каждый день проверяла свои воспоминания, свои чувства, свои желания — не потеряла ли она что-то, не изменилась ли она под воздействием шторма? Не стала ли она ведьмой… Женщин в последней стадии потенцитовой болезни она никогда не видела и, как это проявляется, не знала. Вдруг она вышла другой из шторма, а все лишь старательно делают вид, что она здорова. Бррр, так далеко можно зайти в размышлениях, а время бежит и поджимает. Надо вставать.

В доме стояла удивительная тишина, даже океана еще не было слышно. Вик осторожно вылезла из-под одеяла, шепнув тут же зашевелившемуся Эвану:

— Тебе еще два часа можно спать…

Он приоткрыл один глаз:

— Солнышко…

Вик поправила ему волосы, наползшие на глаза:

— Спи, я справлюсь.

— Я знаю. Глядишь, еще меня гонять по службе будешь. — Эван улыбнулся, и Вик подалась к нему, целуя в щеку — целовать откровенно в губы она еще отчаянно стеснялась:

— Это вряд ли. Присмотри за Броком — что-то он мне не нравится.

Эван моментально сел в кровати:

— Чем именно?

Вик с трудом отвела взгляд в сторону — воспитание обязывало, хотя в пекло воспитание! Эван не стесняется, ей тоже можно… Она улыбнулась и посмотрела на обнаженного мужчину, заставляя себя не считать шрамы на его груди — кажется, юность у него была занятная. Хотя один из шрамов на левом наплечье был подозрительно свежим.

— Брока мучают кошмары. Он кричал ночью. И сейчас опять не спит. И все, мне пора. Опоздать в первый день службы — хуже для репутации не придумать. — Она с помощью эфира зажгла масляную лампу на прикроватном столике — Эван недавно научил её этому нехитрому трюку. Хотя можно было зажечь простой светляк, которому её обучил Дрейк, но это демонстрировать Эвану не хотелось. Вдруг не так поймет — они еще слишком плохо знали друг друга. Или она не умеет доверять.

Эван в спину сказал:

— Мне Дрейк говорил, что ты умеешь зажигать светляки. Научишь?

Вик с лампой в руках обернулась:

— Потом. Пойдет?

— Отлично, — согласился Эван, забираясь обратно под одеяло.

Вик напомнила себе — время! Надо приводить себя в порядок, умываться, собирать волосы в простую косу — под шлем никакая другая прическа не вмещалась, одеваться, причем сразу в форму — отдельную душевую и раздевалку ради неё в участке никто не сделает. Скажите спасибо, что отдельную уборную выделили для машинисток и телефонных нерисс.

Вик, уже в форме, понеслась на кухню — там с вечера она оставляла для себя холодный завтрак. Эвану подаст горячий завтрак его лакей, который приехал с ним из Олфинбурга. Лакеи тоже люди, и требовать с них больше, чем положено, странно. Джон, оказалось, уже встал — он на первом этаже в небольшой хозяйственной комнате наглаживал газету. Пробежавшая было мимо открытой двери Вик вернулась обратно, замирая в дверном проеме:

— Доброе утро, Джон.

— Доброе утро, нера Виктория, — отвлекся от утюга Джон — молодой парень-блондин, настоящий тальмиец лет двадцати, если не меньше. Высокий — выше на голову Вик. В лакеи иных и не брали, хотя еще были карфиане, конечно, но те тоже обязательно были высокими и представительными. — Завтрак на кухне — простите, не успел вам подать. Газета…

— Читал новости? — перебила его Вик.

— Нет, нера. — побледнел лакей. — Как можно!

— Одним глазком? — Вик честно призналась: — Мне некогда читать…

Джон тут же быстро перечислил главные новости:

— Десант Тальмы захватил прибрежную зону Вернии. Ондур перегруппировывает свои войска — они сосредотачиваются вдоль границы Тальмы. Ирлея выдвинула ультиматум — все храмы в Аквилите остаются неприкосновенными, или Ирлея вместе с Моной и Ондуром вступятся за истинный храм. — он тут же поправился: — Истинный, конечно же, с их точки зрения.

Вик нахмурилась — только войны тут не хватало. И так между Броком и ею лежит верность другой стране, а если между нею и Дрейком ляжет война — это будет страшно.

— Что-то еще, Джон?

Он кивнул и перевернул страницу газеты, вспоминая:

— Страны Карфы пока заняли выжидательную позицию… Из местных новостей… Отец Корнелий, инквизитор, приезжает в Аквилиту завтра. С ним едет еще один инквизитор, некто отец Маркус. Он раньше отвечал за всю Карфу. Из криминальных новостей только одна — в Арселе полиция призналась в бессилии найти убийцу леры Клариссы Маккензи. — Джон замялся, не зная, стоит ли сообщать подробности. Лер Эван… Нер Эван точно бы потребовал, а нера…

Вик нахмурилась, вспоминая — газеты в Аквилите ей было некогда читать, а громкое убийство было совершено как раз перед отъездом из Олфинбурга:

— Это та лера, которая погибла в результате черного ритуала? — Что-то там было, связанное с рунами вокруг найденного тела. Или руны были вырезаны на теле?

— Да, нера. — подтвердил Джон.

— Ясно, спасибо. По Аквилите ничего?

Джон улыбнулся:

— По Аквилите вы быстрее всех узнаете новости.

— И то верно. Я завтракать… И спасибо, Джон.

Он уже в спину ей сказал:

— Адамс уже нагнал давление в паромобиле — выезжать можно хоть сейчас.

Вик снова поблагодарила его и влетела на кухню. Времени есть за столом не было — она залпом выпила чашку чая и, собрав из незатейливой яичницы и колбасы огромный сэндвич, помчалась в гараж — поесть можно и на ходу, а вот пробки на узких улочках Аквилиты никто не отменял. Как все проще было в Олфинбурге… Там до участка было пять минут пешком… Только в Олфинбург ей уже не вернуться. Хорошо еще, что её вещи обещал переслать Чарльз. Он же разберется со всеми незаконченными Вик делами.

* * *

В участок, точнее в зал, где уже выстроились в две шеренги констебли, Вик влетела за две минуты до шести утра — пробки в Аквилите ужасны. Паромобиль простоял почти десять минут на переезде, пропуская грузовой поезд, везший на открытых платформах что-то затянутое в брезент, только длинные дула пушек никак не спрячешь, да и контуры бронеходов вполне узнаваемы. Вик с трудом напомнила себе — её это не касается, пока Дрейк дружит с ней. И пока Брок терпит её. Хотя Эван уверен — это коснется их всех.

В зале было душно — паровые баки под окнами пылали от жара. Воняло куревом, чуть-чуть кожаной портупеей, ваксой и мужчинами — слишком приторно водой после бритья, немного кисло потом и горько мылом дивизионной душевой — некоторые констебли брали ночные дежурства и сейчас сверкали красными от недосыпа глазами и мокрыми головами. Вик вспомнила слова Брока — тут жуткая текучка и недостаток кадров, хотя теперь участок укомплектовали бывшими особистами. Она поразилась количеству магов среди констеблей — непривычно много, хоть большинство и слабосилки, не выше рангов ученика или подмастерья. На стенах залы была куча новеньких плакатов, знакомых еще по Олфинбургу: про честь, страну и короля. Огромный портрет короля висел строго по центру — в Тальме без этого никак. Лер-мэра такой чести не удостаивали.

Сержант Одли, больше вроде некому тут носить сержантские нашивки, уже ходил вдоль строя констеблей, замерших со шлемами на согнутых локтях. Одли был по виду чуть старше Эвана, так же подтянут и серьезен. Короткий ершик светлых волос, загорелое лицо, чуть плебейский, картошкой, нос, впечатляющий размах плеч. Характер его уже описал Брок, знать бы еще, настолько точно.

— Сееееерж, ну почему нам запретили пилотки? — со стоном спросил какой-то брюнет — у сержа Кирка это молодой парень, на чьих широких плечах трещал по швам мундир, сразу бы попал в разряд смертников за глупые вопросы. Одли оказался другим — он вполне спокойно ответил:

— Из-за заботы о твоем здоровье.

Брюнет выкатил грудь колесом:

— Я здоров, как бык!

— А будешь еще здоровее, когда шлем приглушит удар по твоей голове.

Стоявший рядом с несостоявшимся смертником констебль возмутился:

— Не отобрали бы наши питбули — хрен кто подобрался бы к голове и прочему нашему ливеру, серж.

Весь строй забухтел, словно находился на одной ступеньке по званию с сержем:

— Вот-вот, на хрена нам дубинки?!

— Чтобы нас всех перебили?

— Они там, что, боятся, что мы с револьверами рванем за головами начальства?!

— Или устроим революцию? Залезем на баррикады?!

Кирк такого не прощал, а Одли… Тому было все равно. Он отошел от строя, вставая по центру залы и замечая замершую у двери Вик:

— Разговорчики! И прекратите мандражировать — от удара по голове вас спасет шлем! А мозгов тут отродясь не было. Цереброграф это подтвердил — не верите, валите к комиссару! И, констебль Ренар… Проходите, не стойте у двери — мы тут не кусаемся.

Брюнет-несмертник не удержался:

— Пока еще!

— Молчааааать, — протяжно сказал сержант, дожидаясь, пока Вик займет место в самом дальнем конце строя. — Прошу любить и жаловать — наш новый констебль Ренар. Кто еще не проснулся, это ТА самая Ренар. Это значит одно: беречь, помогать, прикрывать и учить.

Вик с трудом сдержала стон — и тут стала той самой… Стоявший рядом парень-блондин чуть старше её самой бросил на ней косой и, как показалось, сочувствующий взгляд. Вик поджала губы — ничего, она всегда знала, что легко не будет. Она прошла через это один раз, в Олфинбурге, пройдет еще раз и тут. И столько раз, сколько понадобится, чтобы дойти до своей цели — стать детективом. Еще бы знать, что подразумевал под «той самой» Одли. К сожалению, у сержанта Одли вариантов было больше, чем у Кирка. Она привычно была той самой, что рвалась занять мужское место, она была той самой из «Ангелов мщения», она была той самой женой комиссара, она была той самой магиней… Хорошо еще, что про то, кто помогал снять с Полли проклятье, Аквилита не знала — это было засекречено.

Сержант вновь обвел всех взглядом:

— Проснулись, красавицы? С добрым утром! С новым днем. Про нового констебля уже все в курсе. Кейдж, головой отвечаешь за констебля Ренар. — Указательный палец Одли ткнул как раз в стоявшего рядом с Вик парня. Он, кстати, был магом. — Знакомишь с Аквилитой, показываешь всё — ходы-выходы и прочее. Как сына родного учишь, понял? Седьмицу на это даю. Потом вернетесь на свой привычный участок. Рекомендую начать с Прощальной улицы. Остальным — помогать и показывать ВСЕ на своих участках. Кто не понял — напоминаю: вам потом под детективом Ренар ходить, когда она сдаст экзамены. Так что, не глупите: как покажете себя сейчас, так детектив потом вам отплатит. Далее… Напоминаю, что по-прежнему продолжаем поиски пропавшей неры Моро. Для особо одаренных: родинка «роковая любовь» — это над левым уголком рта. Остальные приметы сами повторите. Кейдж, ознакомь констебля Ренар с ориентировками. За прошедшую ночь два ограбления — одно раскрыто, во втором подозревают Лысого. Кейдж…

Блондин рядом с Вик все же не выдержал:

— Да-да-да, покажу и расскажу, серж. Не будь занудой! Давай дальше!

Вик с трудом погасила улыбку — Кейдж и серж ей начинали нравится.

Одли ткнул указательным пальцем в Ренар:

— Не ржать… О, простите, неправ: неры не ржут. Не хихикать, констебль. Я своих подопечных как облупленных знаю — забудут и потом будут с честными глазами заявлять, что я их не предупреждал. И так… Кейдж, с Лысым не знакомить — вам еще рановато идти на него. И сверкать глазами, констебль Ренар, тоже не надо — я не хочу потом соскребать Лысого со стены или обо что вы его приложите. Вот усмирите свои силы — тогда вперед на Лысого и прочую мелкую сошку. А пока или патруль, или сразу великие дела по спасению мира. Так… Забыл! Красавицы, живо проснулись и запомнили: констебль Ренар — маг. Сильный маг. Очень. Не провоцировать. Не пытаться споить. Не пытаться использовать. Короче — все под запретом! Ничего нельзя! Ясно?

Строй радостно гаркнул, так что у Вик заложило уши.

Одли одобрительно кивнул:

— Тогда… Жду в одиннадцать тут же с отчетами о патруле. И смотрите, чтобы серж Гилмор с дневными патрульными потом не ныл, что вы что-то пропустили! Тем, кто заступает на вечернее дежурство, напоминаю — вечером в восемь в порту. Жду, красавицы! И вас, констебль Ренар, это не касается — вы будете продолжать изучать центр Аквилиты. Кейдж, глаза попроще — перетопчешься с портом. На выход! Не забудьте оставить след в песочнице — когда-нибудь это спасет ваши жизни. — он оглядел весь строй, тут же ставший ленивым и расслабленным, и сказал самую нелюбимую фразу Вик: — А вас, Ренар, я могу попросить задержаться?

— Да, конечно, — проглотила Вик все рвущиеся из неё слова. Она уже знала, что будет дальше. «Детка, возьми конфетку, и не рыпайся, пока большие парни будут разбираться!» — проходила уже с Кирком.

Самое интересное, возле Вик остался не только Кейдж, но и другие констебли. Еще хуже — стоявшие в начале строя подтянулись ближе, и рык Одли: «На выход!» — они проигнорировали.

— Вот сволочи, — как-то ласково сказал Одли, пробираясь к Вик. — Простите, если что скажу не так… Я знаю, что лезу не туда, но не к комиссару же с таким идти, констебль Ренар…

Он пятерней как-то обреченно почесал в затылке и все же выдавил из себя:

— Не обижайтесь, прошу, а просто промолчите, если оскорблю…

Вик оборвала его:

— Вы со всеми констеблями на вы?

— Только с вами.

— Тогда, полагаю, тоже нужно перейти на ты. Меня зовут Виктория. — нарушать границы с Кирком в Олфинбурге не тянуло, а тут… Кажется, это наилучший выход.

— Эм… Ты… Да… Виктория…

Кейдж не выдержал и все же влез:

— Виктория, мы знаем, что это не наше дело, но птичка на хвосте принесла, что Бро… Мюрай вышел на свободу.

Одли энергично кивнул:

— Да, рыжего засекли на выходе из бывшего Особого в вашей компании еще вчера… Собственно… К чему я… Вы… Ты можешь передать…

Вик улыбнулась — было неожиданно видеть Одли в затруднении:

— Сержант Одли, если у вас столь деликатная проблема, что вы не знаете, как её озвучить, то приходите сами — думаю, Брок будет рад вас видеть.

— Э… — кажется, Одли завис, как вычислитель с некорректной программой — только перемигивающихся в недоумении ламп не хватает.

Толпа констеблей вокруг тоже молчала. Первым опомнился Кейдж:

— Виктория, мы как бы… Керы. И полицейские к тому же.

— И? — Вик повторила трюк Эвана с выгнутой бровью.

Одли уже опомнился:

— Вин. Для своих я Вин, Виктория. И парни не будут злоупотреблять приглашением. Всегда с черного входа и всегда очень тихо и незаметно, чтобы не порушить репутацию дома. За всех заранее прошу прощения — этикет нам читают раз в год перед полицейским балом на Явление, а это будет только послезавтра.

Брюнет-несмертник протянул Вик огромную руку:

— Лео. — Он как-то очень деликатно, словно боялся сломать, пожал ладонь Вик. — Приятно познакомиться.

Его оттеснил в сторону другой верзила:

— Алистер.

Кейдж не отстал:

— Себастьян. Для своих Себ.

И Вик старательно пыталась запомнить имена всех. Оказалось, что в патруль пока еще никто не вышел.

Одли, когда последний парень представился, хмуро спросил:

— Виктория… Я понимаю, что лезу не туда, но… Как там рыжий?

— Он уже не рыжий. — поправила его Вик. — Седой после силового шторма. Так что придумывайте новое прозвище. Откровенные раны ему залечили, переломы скоро затянутся. Ему еще не разрешили покидать дом из-за переломов, но, надеюсь, это ненадолго. Еще… На службу ему пока хода нет, но Эван обещал что-то придумать. — Она поздно опомнилась, что для парней Эван прежде всего комиссар. Толпа взревела, оглушая Вик:

— Гип-гип-ура комиссару!

Причем кричали они абсолютно добровольно. Вик улыбнулась — кажется, впервые она была на месте. Там, где и хотела быть. Томас не зря говорил, что это Аквилита. Это место, где возможно все. Просто к Аквилите надо привыкнуть.

Одли хлопнул Вик по плечу, словно она была своим парнем:

— Спасибо, девочка, за хорошие вести.

— Не за что. И постарайтесь все же приходить с парадного входа — у нас дома всего один лакей, ему будет затруднительно бегать от входа к входу. — Вик обвела парней глазами и строго сказала: — Брок настоятельно просил не лезть в его дело. Но. За каждую фамилию приехавших офицеров из Тальмы, за каждое имя того, кто имел хоть какое-то отношение к пыткам Брока, я буду платить по золотому и, быть может, больше.

Одли скривился:

— Виктория, обижаешь. Мы сами с усами и слышали, что сделали с нашим рыжим. Он все еще наш офицер. Он все еще в нашем ряду. Вне зависимости от того, в чем его обвиняют. Я знаю одно: он офицер и лер, он не мог сделать ничего предосудительного. Так что мы сделаем все сами, и деньги нам не нужны.

Вик фыркнула:

— А я не вам буду платить. Скажите еще, что с вами бесплатно делятся информаторы. Вот им — золотой за каждую мелочь об этих двух седьмицах Брока. Так яснее?

Одли кивнул:

— Так правильнее, девочка. И… Какого пекла вы все еще тут?! На улицу — пора пахать!

Вереница констеблей послушно потекла на выход. Главное они узнали.

Вик непроизвольно улыбнулась — надо будет сообщить Броку, пусть порадуется, что его друзья не отвернулись от него.

Глава 3 Утреннее патрулирование

Погода радовала. Ни дождя, ни снега, хоть небеса и были плотно затянуты низкими серыми облаками, казалось, зацепившимися за скалы Ветренной гряды. Даже чуть потеплело по сравнению со вчерашним днем. Все портил уверенный ветер, дувший куда-то с гор. Руки в перчатках продрогли — вечная сырость Аквилиты давала о себе знать. Форменный плащ почти не грел. Вик подумала, что в следующий раз наденет под мундир кардиган — его для этого и придумали. Сейчас бы чуть-чуть тепла. Вареный клубнями картофель, что ли, купить? Этому фокусу её научил, как ни странно, Кирк. Только до обеда еще далеко, будет неудобно перед Себом, а примет ли он грошовое угощение от неё — еще неизвестно. Может, кофе? Хотя больше хочется чаю, но вот чаем в Аквилите почти не торгуют на улицах, только в кафе.

Неожиданно для Вик откуда-то из глубин сердца пришло тепло, согревая до кончиков пальцев. Вик замерла — вот же… Даже о таком знает! А сам закрылся так, что не дотянешься и не поможешь — только после тюрьмы, сразу после снятия магблокиратора и был открыт. Почему-то подумалось: хорошо, что эфир разделен с Броком — его она почти не знает, она ему не совсем верит, хуже было бы с Дрейком — там такая близость и открытость была бы совсем не к добру.

Вик оглянулась — улочка была почти пуста: утренняя суета закончилась, а до обеденной еще далеко. Тут не Тальма, тут обед — святое дело, родители даже детей из школ забирали, чтобы вместе пообедать дома или в многочисленных ресторанчиках. Неуставные отношения сейчас никто не увидит — Вик протянула руку Себу:

— Замерз?

— Эм… — парень застеснялся, а потом признался: — есть чуток. По чашке кофе?

— Руку дай.

Он недоуменно вложил в её ладонь свои пальцы, и тепло послушно потекло и в него, согревая.

— Это эфир, — пояснила Вик.

— Угу, я вижу… Все же магия, — рассмеялся Себ. — Прости, Вин иногда любит припугнуть. Так он не врал, однако. Магия… И ты маг.

Вик кивнула — механиты вернули из ремонта, и она вновь носила их, пряча под потенцитовым возмущением владение эфиром, чтобы не пришлось каждому встречному магу доказывать, что она имеет право быть магиней и ходить с сорванной печатью.

— И так можно сказать. Пойдем дальше?

Себ спрятал согревшиеся руки под плащ:

— Пойдем. Я думал — Вин о механитах, ведь они тоже подобны магии для обычных людей. Я, кстати, маг ранга подмастерье. Эфир вижу, предпочитаю руны и защитные плетения для службы… Так что по поводу кофе? Эфир хорошо, но кофе еще и вкусно. Там дальше будет небольшая кофейня — я там всегда кофе беру. Или ты больше по чаю?

Вик лишь кивнула.

— Тогда… Надо сделать небольшой крюк на другую улочку — там есть пара тальмийских кафе. Там точно чай должен быть.

Натруженные за утро ноги гудели — Вик с Себом прошли всю Прощальную улочку от музея до железной дороги. Если идти в сторону океана было легко, то обратно в гору Вик запыхалась и сдалась, еле передвигая ноги.

— Знаешь, — честно призналась Вик, — я согласна на кофе.

Себ понятливо хмыкнул:

— Ничего, я с непривычки первый раз еле плелся под конец. Про вечернее дежурство лучше не вспоминать — парни бросили меня в парке, а сами дальше пошли. Хорошо, что серж понятливый, ничего не выговаривал, когда заловил меня спящим на скамейке.

— Я просто переболела недавно, потому и устала так легко. Олфинбурге я привыкла ходить, только там нет гор, там проще.

— Привыкнешь, да и детективам потом не нужно выходить на патрулирование. Будет легче. Тут, кстати, парк рядом. Посидишь, отдохнешь — я тебе за чаем сбегаю. И не надо так смотреть — я не подлизываюсь, честно-пречестное слово.

Вик качнула головой:

— Просто я пытаюсь понять, что за человек Брок, раз у него такие друзья.

Себ пожал плечами:

— Ты заблуждаешься. Мы не то, чтобы дружим. Скорее приятельствуем. Вот Вин — да, они друзья. Одли Брока драконоборцем зовет.

— Почему?

— Потому что тот вечно встревает в истории, спасая невинных девиц.

Вик не удержалась и спросила:

— Когда меня запирали у вас в камере, он тоже…?

Себ кривился:

— Ну это… Это у Вина надо спрашивать, я не настолько в то дело влезал. Брок только просил проследить, если тебя арестуют, то чтобы привезли к нам в отдел. Я знаю только это. Извини.

— Не за что просить прощения. — Она не удержалась от следующего вопроса: — А почему Брока Жабером зовут?

Себ улыбнулся и закатил глаза, сворачивая с Прощальной улочки на боковую — она через два дома раздалась небольшой площадью со сквером:

— Ооо… Он просто повернут на этих пирожках. Одли шутит, что запах жареных жаберов Брок за лигу учует и приползет, даже умирая… И сворачивай — вон скамейки видишь?

— И…?

— Иди, выбирай любую и отдыхай. Я сейчас сбегаю и куплю тебе чай. Со сливками, да?

— Я сейчас даже с молоком буду. И даже просто кофе, лишь бы горячее.

Себ понятливо кивнул и направился через арку на параллельную Прощальной улицу.

Вик выбрала пустую скамью и с удовольствием села отдыхать, оглядываясь. Сквер оказался зажат между выстроенных треугольником доходных домов — что-то чуть выше классом, чем тот дом, где снимала комнаты Габи. Белая, свежая краска на стенах, цветы в вазонах у входа, цветочные гирлянды на окнах. Деревья, как положено, затянуты в траур. Через пару дней бал в честь Явления. И Эван будет его открывать — он теперь комиссар. Ей тоже придется присутствовать на балу — она поведет в танце какого-нибудь суперинтенданта, как жена комиссара. Эвану легко — ему только мундир парадный надеть, а Вик… Её не поймут, если она придет в форме. Интересно, Чарльз успеет прислать платья из Олфинбурга? Тут они будут устаревшими на целый сезон, но это полицейский бал, тут такого не заметят. Вик непроизвольно улыбнулась, предвкушая праздник — Эван изумительно танцует, хоть и редко это делает — из-за службы он последние годы пропускал большинство балов и танцевальных вечеров, которые устраивал отец. Или Эван пропускал их из-за её холодности? Вот же бешеные белочки, как глупо она чуть не разрушила их отношения… И до Кейт теперь не добраться, чтобы выяснить раз и навсегда, кто же её надоумил начать охоту за Эваном.

Себ вернулся довольно быстро с пирожками и стаканчиками кофе, извиняясь, что чая не было. Вик кивнула:

— И без него неплохо! Садись уже…

Из-за туч прорвалось неожиданное солнце, птицы бешено принялись петь, вытянутые ноги перестали гудеть, опять же благодаря Броку, стаканчик в руке был упоительно горяч, и жизнь впервые была хороша — если не думать, сколько танцев с Эваном Вик пропустила. Главное, что через пару дней они снова будут танцевать. Вик блаженно сидела на скамейке, поедая пряный пирожок и старательно не думая о его начинке, Себ наслаждался тем же. Несколько минут отдыха они вполне заслужили.

Вик задумчиво посмотрела на остатки пирога в своей руке:

— Себ?

— Ум? — еле выдавил из себя парень с набитым ртом — Одли не лгал, когда говорил, что с этикетом большинство его парней незнакомы.

— А где в Аквилите пекут лучшие жаберы?

— Так… В порту. Там после шести открывается ресторанчик «Бездна» — там лучшие жаберы, а что?

Вик тут же предложила:

— Сходим туда?

Себ осторожно заметил:

— Вин не поймет. Он настоятельно просил не лезть в порт. Обычно он зря ничего не говорит.

Вик улыбнулась, надеясь, что достаточно коварно:

— Так мы не в порт. Мы в ресторанчик. За жаберами. Для Брока.

Ответить Себ не успел — из одного из домов раздался истошный женский крик, эхом метаясь над сквером и заставляя залпом допивать кофе. Себ вскочил, спешно вытирая жирные руки о бумагу, в которую был завернут его пирог. Пока Вик оглядывалась, пытаясь понять, куда бежать, входная дверь одного из ближайших домов хлопнула, и из неё выбежал парень-придверник, недоуменно рассматривая непривычную форму на Себе:

— Эээ… А вы полиция или как?

— Или как, — перестал улыбаться Себ. — Патрульные констебли Ренар и Кейдж, Центральный участок! Что случилось?

— Уб… Уб… Убийство, кажется.

Кейдж, направляясь в дом вслед за на ходу вытирающей платком руки Вик, хлопнул придверника по спине:

— Когда кажется — в храм идут.

— Трррруп там, короче…

— Апартаменты?

— Третий этаж, номер восемь… Там нерисса живет… Жила… Нерисса Ян… Ян Ми. Приехала откуда-то с востока, из Нерху, что ли. Или Ренала, кто их там поймет желтокожих…

Вик заметила, как поморщился на этих словах Себ — она с ним была согласна: боги создали их всех в мире одинаковыми, и считать какой-то народ недоразвитым — богохульство. Только некоторым это не объяснишь.

Придверник тем временем продолжал, идя за ними с Себом:

— …Ни семьи, ни друзей. Одиночка. Даже горничной не было. Дней пять её не видели. Хозяйка попросила дверь вскрыть — соседи начали жаловаться на запах. Я и вскрыл, а там… Это…

Вик обернулась на парня:

— Можешь не описывать — сами увидим…

Она зашла в дом — обычный доходный, медленно скатывающийся в благородную бедность: широкая лестница, лепнина под потолком, свежая краска на стенах, старые протертые ковры. Пахнет пылью и сыростью. Никаких деревянных панелей или других излишеств — богатые люди уже предпочитали селиться в других районах.

Вик первой вошла в комнату и замерла. Привычная обстановка комнаты для одинокой девушки. Кровать, стол, комод для вещей. И труп. Молодая девушка. Судя по сильным следам разложения — не меньше пяти дней, как и говорил придверник. Тяжелый, тошнотворный запах и высохшие потеки крови на полу. Смерть может быть и некриминальной, но слишком уж странно лежала девушка — очень правильно для умершей.

Себ тут же рванул открывать окно, а то какого-то не вовремя проявившего любознательность жильца жестко рвало в коридоре.

Вик осторожно присела возле трупа, проклиная свое привычное любопытство.

Себ напомнил, возвращаясь к двери:

— Вик, наше дело маленькое — найти, обеспечить охрану и сообщить в Сыскной.

— Тебе неинтересно? — она убрала руку с шеи девушки — всегда надо проверять пульс, даже у таких мертвецов. Иногда и такие оживали — запретные практики запретны только для законопослушных людей, а не для чернокнижников или ведьм.

Себ, став очень серьезным, хмуро признался:

— Теперь нет.

— Точно? Только не ври, Себ. Я знаю, чем занимался Особый отдел. Ты сам вел расследования, проводил задержания и допросы, и тебе неинтересно?

Он дернул тугой воротник мундира:

— Вик, после церебрографии нам всем стало неинтересно все, что не в рамках нашей компетенции. — а глаза тем временем, Вик заметила, тщательно осматривали комнату, выискавшая зацепки и улики. — И… Тебе четверти часа хватит?

— Лучше полчаса… — призналась Вик.

— Настолько я хозяйку не заболтаю.

— Хорошо, четверть часа.

Себ кивнул и пошел прочь, прикрывая дверь.

Вик натянула на глаза гогглы, до этого надетые на шлем, и принялась за осмотр, сама не зная, зачем — Себ прав, это не их дело, это не её дело, но привычное любопытство и азарт исследователя ничем не загасишь. Да и зрела где-то подспудно мыслишка, возникшая из-за придверника — смерть какой-то «желтокожей», за которой не стоит семья или клан, особо тщательно расследовать не будут. Потом, когда Эван их хорошенько воспитает, будут, но не сейчас. Для Ян Ми будет слишком поздно.

— И так… Что мы имеем… — пробормотала себе под нос Вик, подбадривая себя.

Жертва лежала четко по центру комнаты. Судя по следам крови, её не перемещали, но поза явно задана кем-то, скорее всего убийцей — даже умирая случайно, так ровно не ляжешь. Ноги прямые, руки на груди, словно кому-то было важно, чтобы жертва выглядела пристойно.

Кровь вокруг носа, кровь вокруг рта, кровь у глаз — текло само, как у ведьм, уж это Вик знала на собственном примере, хотя до кровавых слез у неё дело не дошло. Видимых повреждений нет. Только крови слишком много для некриминальной смерти.

Жертва не сопротивлялась — под ногтями, Вик проверила под увеличением, чисто.

Вик пробежалась рукой по телу, ища какие-то зацепки. Ладонь обожгло болью, когда она вела её в районе живота. Вик выругалась и быстро, а главное, аккуратно развела в стороны полы расписного, красивого халата жертвы — времени в обрез. Такие халаты называли хипао — на ренальский манер. Очень дорогие — отец ей дарил парочку, она сама себе такое позволить не могла. Главное, потом все тщательно вернуть на место. Прибывший на место детектив спасибо за любопытство ей не скажет. Наоборот, влепит выговор и будет в чем-то прав.

Под хипао был вспоротый кем-то корсет — кто-то очень спешил, прям, как Вик. На теле в районе живота была не успевшая зажить рана с большими, одиночными узлами. Вокруг раны были нарисованы незнакомые Вик руны — гогглы тут же зафиксировали их. Позже спросит у Др… У Эвана или Брока. Может, что-то знают. Оперировал явно не хирург — те не делают поперечных разрезов, предпочитая доступ согласно строению мышц живота — повдоль или по диагонали. И откуда столько крови — неясно. Переворачивать труп не стоит. Вот это точно не простят.

Искать отпечатки нет времени — эксперты справятся с этим сами.

Зато на полу были отпечатки кровавых следов — кто-то неосторожно вступил в кровь.

Двое. Их было минимум двое. Один у тела, второй у стены.

Вик попыталась зажечь руну созвучия, она легко побежала по следам, чтобы исчезнуть уже у выхода из дома — размытыми следами утекая куда-то в сторону ливневки. Вик сперва отследила отпечатки ног, выглянув в коридор, а потом, убедившись, что следы спускаются по лестнице, в окно. В тот день, получается, был дождь. Вик погасила руну, просто на всякий случай, и подошла к трупу, проверяя, все ли вернула так, как было.

В комнату влетел Себ:

— Вик, у тебя пять минут…

Она встала и отошла к двери, рассматривая замок под увеличением:

— Я почти все.

Следов взлома нет.

— Что-то интересное есть? — все же не удержался Себ, мимоходом заглядывая поочередно в выдвижные ящики комода, полные одежды и женского белья. Вик присоединилась к нему в поисках — только принялась обследовать стол на предмет тайников.

— У жертвы весь живот в рунах.

— Чернила или…? — Себ даже от беглого просмотра книг в верхнем ящике отвлекся.

— Кровь. Чья — не знаю.

Себ присвистнул:

— Твою же мать… Черный ритуал. — Он с удвоенной энергией принялся копаться в вещах, просматривая записки и письма.

— У нас тут чернокнижник, — подтвердила Вик. — Кого пришлют?

— Дейла.

Вик сжала губы. М-да, ожидаемо, но все же так некстати. Она знает, как он ведет расследования. Ну, хоть будет в курсе происходящего и в случае чего сможет повлиять на парня.

Себ понятливо уточнил, записывая что-то карандашом в блокнот:

— Проблемы?

— Никаких. У меня.

— У него, да? — хмыкнул Себ. — Это решаемо.

— Если бы. Язык Тома — это нечто.

Себ согласился:

— Что есть, то есть. — Он посмотрел на наручные часы и благонравно встал у двери, закладывая руки за спину и ставя ноги на ширине плеч — образцовый констебль, который ни копался ни в чьих вещах. — Время, Вик! Дейл вот-вот будет… Его многие не выносят, в том числе и Брок, за излишнюю жизнерадостность.

Вик кивнула и присоединилась к Себастьяну — уже через минуту эта жизнерадостность обрушилась на них, точнее прицельно на Вик.

— Тори! — улыбнулся Томас, заходя в комнату и пытаясь заключить Вик в объятья — той еле удалось увернуться, не влезая в кровавые следы предполагаемых преступников.

— Констебль Ренар, попрошу, — напомнила она, чуть отступая за широкую спину Себа. Тот оказался умницей — даже шагнул вперед, прикрывая Вик.

Томас кисло посмотрел на Вик, на высоко поднявшего подбородок в служебном рвении Себа и обиженно признался:

— Тысяча ренарят, прости, я просто обрадовался, увидев тебя — почти две седьмицы не встречались.

Себ сухо сказал:

— Ругаться родовым именем комиссара чревато, детектив-инспектор.

— Кх… — поперхнулся Том, по новой рассматривая Себа. — Я от полноты чувств.

— Я так и понял, но комиссии по этике будет все равно.

— Тори…

Она улыбнулась из-под защиты спины Себа:

— Он шутит, Том. А вот я не шучу: будешь продолжать ругаться моим именем — мы перестанем быть друзьями. А сейчас, на правах друга — отпусти нас, а? Мы тебе пришлем рапорт. Чуть позже. Могу отчитаться хоть сейчас: ничего не видели, ничего не обнаружили, ни в чем не копались.

Себ дополнил:

— Хозяйка подозрительных посетителей не помнит. Глухо. Что-то еще, детектив-инспектор?

Вик добавила от себя:

— Тооооом, честное слово, конец дежурства, мы устали, как шавки… Отпусти, а?

Томас выдохнул:

— Идите уже… — он еще помнил свои полгода в уличном патруле.

* * *

Уже на улице, направляясь в сторону участка — время стремительно неслось к полудню, Себ тихо сказал:

— Как ты думаешь — он многое пропустит?

Вик пожала плечами:

— У него плохо с наблюдательностью, но у него хороший серж и эксперты. Но в след на полу он уже влез.

— Ты его зафиксировала?

— А то! — Вик вздохнула: — проблема в том, что никому это расследование не нужно.

— Да лаааадно — ты Броку скажи: он двумя руками и ногами в него влезет. Нерисса же… Он тебе дракона лично за хвост притащит.

Вик посмотрела на Себа:

— Знаешь, в чем проблема?

— В чем? — заинтересованно спросил парень.

— В том, что хвост у дракона один, и я предпочитаю сама его тащить.

Себ громко, довольно рассмеялся, пугая стаю голубей — те разлетелись во все стороны с обиженным курлыканьем. Вик тоже улыбнулась — ей очень повезло с напарником.

Глава 4 Поход за жаберами

День прошел незаметно — Одли даже не ругался за задержку. Себ его по телефону предупредил, что они с Вик опоздают из-за обнаруженного трупа.

Рапорты, отчеты, инструкции, обед, притащенный в общую рабочую залу почему-то верзилой Лео, тайком распечатанные снимки с фиксаторов, удобный диван, где Вик принялась их рассматривать… Вот на диване она и заснула со снимками в руках. Проснулась она от легкого поглаживания по голове и ласкового:

— Солнышко, пора…

Разряд магхлыста ушел полностью в… Стоически замершего Эвана. Он, одетый легко в сорочку, кардиган и форменные брюки, сидел на краю дивана и глотал проклятья.

— Ээээван… — Вик, скидывая с себя чей-то мундир, которым была укрыта, бросилась обнимать мужа. — Прости-прости-прости…

Первое членораздельное, что смог выдавить Эван было:

— Механит надо вернуть в ремонт — ему не хватает мощности.

Где-то в углу из-за своего стола довольно хмыкнул Одли, рассматривая черное пятно на потолке, оставшееся после разряда механита, отбитого Эваном:

— Парни, я предупреждал: Виктория — маг, с ней ничего нельзя. Нер комиссар, вы бы осторожнее с констеблем, вы у нас один.

Вик еле прошептала Эвану в шею:

— Стыдно-то как…

Как она могла забыть — их договору о ненападении пришел конец со свадьбой в местной мэрии, и Эван теперь не был обязан скрывать их отношения на службе. Надо было новый договор заключить, но уже поздно. Да и… Судя до довольному виду сержа, уже и не надо.

— Хорошо, что во время прогулки на лодке твой механит был в ремонте. — так же еле слышно ответил ей Эван. — Там бы я его не отразил просто потому, что не ожидал бы.

Она фыркнула, давясь смешком.

Эван погладил её по голове:

— Я люблю тебя, солнышко. — он целомудренно поцеловал её в висок, учитывая, что вокруг было три десятка парней, готовящихся к предстоящему дежурству: они складывали бумаги на своих столах, зевали, потягивались, а некоторые только просыпались.

Одли опять кашлянул из своего кресла:

— Кхе-кхе, я ни на что не намекаю, но почти четыре часа дня. Комиссар, верните мне моего констебля. У нас развод.

Эван с улыбкой встал, поднимая с пола свой мундир:

— Может, проведете инструктаж при мне? Можно прямо тут — парни удобно расположились, зачем их гонять туда-сюда и муштровать.

Одли прищурился:

— Разбалуете вы мне констеблей, нер комиссар, но… Почему бы и нет. — Он встал из-за стола, обошел его и нагло сел на столешницу. — Сидите, красавицы! Только морды вовлеченнее в процесс изобразите для комиссара, и все… Так, у дневной смены к нам претензий нет, сделаем так, чтобы и у ночной не было. Было три ограбления, раскрыты по горячим следам. Тяжких и особо тяжких не было. По-прежнему продолжаем искать неру Моро… Сыскной, чтобы нам не было скучно, разродился новой ориентировкой… Кто не в курсе — на Липовой пять найден труп некой Ян Ми. Причина смерти уточняется. Повезет, если некриминал.

Вик подняла руку, вставая с дивана:

— Серж?

— Да, констебль Ренар?

— Смерть явно криминальная — на месте преступления были темные эманации эфира. — она соврала, но, во-первых, для дела, а во-вторых, признаваться в том, что самостоятельно обследовала место преступления не стоит.

Одли выругался:

— Так… Нам только чернокнижников не хватало.

Вик замерла — сержант и мысли не допустил, что она могла ошибиться, не то, что Кирк в Олфинбурге. Это обнадеживало.

Эван обеспокоенно посмотрел на Вик, но промолчал.

Одли продолжил:

— Так, возвращаясь к ориентировке… Ищем женщину лет 25–27. Блондинка, миловидная, светлокожая и высокая. Лера или нера из высшего среднего. И отставить хохотки — я понимаю, что мы по таким приметам половину женского высшего света притащим, огребая неприятности. Имя — предположительно что-то связанное с огнем. Точнее придверник не помнит. Первый, кто вспомнит Золушку, отправится во внеочередное ночное.

Шепотки в зале тут же стихли.

Серж обвел всех взглядом:

— Так, ладушки. Поняв свою ошибку с ориентировкой, Сыскной милостиво уточнил, что данная женщина иногда приходила к погибшей Ян Ми в сопровождении слуги-карфианина. Это уменьшает круг поиска ровно на половину. Половина лер и нер по-прежнему предпочитает лакеев-блондинов, половина за экзотику в виде карфиан. Это уже чуть проще. Портреты будут в лучшем случае завтра. Кстати, констебль Ренар, у вас лакей…?

— У меня нет лакея и горничной, серж. Меня можете вычеркнуть из списка. И я не блондинка.

— Замечательно, — хлопнул по столу Одли. — Тогда последнее. Учтите, инквизиторов в городе нет. Адер Дрейк с утра уехал в Ондур. Будет не раньше, чем через три дня. Инквизиторы отцы Корнелий и Маркус прибывают только завтра. В связи с этим особо никуда не лезем, но держим ушки на макушке. За чьи спины прятаться в случае столкновения с чернокнижником, вы знаете. Это констебль Ренар, Лео, Алистер, Себ и я. — Он посмотрел на Эвана и добавил: — И за спину комиссара, конечно же, тоже можете попытаться. Поиск ведем усердно, но осторожно. Все ясно?

Ему ответил нестройный хор голосов. Вик заметила — про встречу в порту Одли не сказал ни слова. Видимо, считает, что комиссара это не касается. Знать бы еще, что там будет. Хоть одним глазком посмотреть.

Одли встал со стола:

— Если все ясно, то почему вы еще тут? На выход, красавицы. Солнце светит, люди идут домой — вечер будет жаркий. Комиссар, я ценю, что вы хорошо относитесь к моему констеблю, но ей пора на выход.

Эван, забравший со стола снимки, сделанные Вик в апартаментах Ян Ми, уточнил у Вик:

— Я возьму?

Она кивнула:

— Забирай, может, что найдешь интересного. — Кто ведет дело, Эван и так в курсе. — И все, мне пора.

Эван громко всем пожелал:

— Удачного дежурства, парни и нера. — Он коротко кивнул Вик и направился прочь из рабочей залы.

* * *

Это дежурство начали тоже с музея — Кейдж все же решился зайти в портовую зону за жаберами для Брока. Вик уже «предвкушала» возвращение в участок — ноги еще с утра гудели.

Мимо с громким шумом промчался паровик. Общественный транспорт в Аквилите заработал по привычному расписанию. Вик с тоской его проводила глазами — бумаги, которые придется заполнять, чтобы оправдать поездку на нем, не стоят бесплатного проезда.

Себ, заметив её интерес к транспорту, сказал:

— Обратно можно будет вернуться на паровике.

— Да ладно, — отмахнулась Вик. — Поздно уже возвращаться в участок за бумагами.

— Ты о чем? — не понял её Себ. — Вернемся — я сам все оформлю. Билеты приложу — потом все вернут.

— Эээ… Прости… Все как бы не так просто.

Себ внимательно рассматривал её:

— Чтобы возместили проезд в транспорте, надо просто приложить билеты и указать причину, по которой оказался вне привычного маршрута патруля. У нас с тобой все просто — серж приказал изучать весь центр. Мы не обязаны везде таскаться пешком. А у вас в Тальме…

Вик его поправила:

— У НАС в Тальме, Себ.

— А, ну да… У нас в Тальме разве иначе?

Вик грустно рассмеялась:

— У нас в Олфинбурге иначе. Ты сперва пишешь бумаги с предполагаемыми расходами на проезд, ждешь одобрения, и только потом можешь пользоваться транспортом.

Себ прищурился:

— А как ты это узнаешь заранее?

— Предчувствие подскажет… Но чаще проще заплатить самому за транспорт, чем бежать заранее за бумагами — ведь ты же еще можешь не угадать, во сколько тебе обойдется поездка или погоня.

— Мрак, — честно сказал Себ. — Учти, у нас проще — серж любую бумагу для бухгалтерии подмахнет, не глядя, только особо нарываться не стоит. Так что обратно вернемся на паровике, чтобы пирожки не сильно остыли. Брок их любит теплыми.

Темнело быстро — год почти подошел к концу. Аквилита оживала с темнотой. Зажигались фонари, чаще всего электрические, но на Прощальной улице кое-где и газовые. Некоторые горожане еще привычно ходили в масках. Себ, выполняя предписание, подходил к таким и требовал снять маски, разъясняя, что Чумной Полли больше нет. Никто в городе не знал, что Полли есть — это чумы больше нет. Адера Вифания оформила через храмовый приют документы на Полин, записав её беженкой из Вернии и отдав под опеку Эвана. Сейчас Полин была дома под присмотром нанятой для неё няни. Позже, когда Брок будет хорошо себя чувствовать, можно будет посмотреть, что же он сделал с Полин при помощи эфира. Вик больше всего интересовало — будет ли Полин расти? Как-то странно просуществовать вечность в виде восьмилетней девочки. Адера Вифания только улыбалась и обещала, что все будет хорошо. Она и Дрейку нечто подобное обещала, а тот взял и умер в катакомбах, так что её слова мало утешали Вик. Прежде, чем все будет хорошо, может оказаться все очень плохо.

Возле библиотеки Вик пошла медленнее — с одной стороны, очень хотелось встретиться с Симон и узнать, как у неё дела, с другой, Вик вроде как на службе. Утром она так и не решилась наведаться к Симон, а сейчас… Когда закончится её дежурство, библиотека уже закроется.

Себ правильно все понял — он остановился у библиотеки, распахивая перед Вик дверь:

— Очень надо?

— Хочу хоть одним глазком взглянуть на подругу — я её не видела с момента эпидемии.

— Не проблема — я посижу в холле, погреюсь и отдохну, а ты проведаешь подругу.

Сразу вспомнилось — фамилия Себастьяна была среди тех, кто брал злополучную книгу-тайник.

— Любишь стихи?

Себ осторожно уточнил, заходя в библиотеку:

— А что?

— Ты брал стихи трубадуров Анта.

— А, это! — старательно улыбнулся Себ. — Обожаю стихи. Как там было? Люблю весну в начале…

— Грая, — подсказала Вик.

— Ага, — неожиданно согласился Себ. — Когда красивый первый…

— Гном…

Себ хмуро глянул на Вик, но упрямо продолжил:

— Как бы рисуясь и играя…

— Грохочет… — не удержалась Вик от очередной подначки.

Себ стойко закончил:

— …собственным кайлом.

Вик громко рассмеялась на весь холл библиотеки, тут же замолкая под серьезными взглядами библиотекарей за стойкой:

— Простите, пожалуйста… — Она повернулась к Себу: — все, доказал: поэзию ты любишь. Ведь для Брока книгу брал, да?

Он укоризненно на неё посмотрел:

— Если знаешь, то зачем спрашиваешь, Вик?

— Прости. Привычка все точно знать, — улыбнулась Себу Вик — все же напарник у неё замечательный. Прикроет даже с поэзией, если будет нужно. Броку повезло с друзьями. Ему не повезло с родиной. Или… Вик прикрыла глаза — родину не выбирают, служение родине тоже. Как же все запутанно и сложно. И как хочется мира и уверенности. — Я быстро, Себ.

Она направилась на второй этаж, а Себастьян остался в холле, присаживаясь на один из диванов для посетителей. Вик оглянулась на лестнице — интересно, кто все же из библиотекарей включал ревун по просьбе Кюри, устраивая давку на площади Танцующих струй? Неужели это могла сделать какая-то нерисса, работающая тут? Вон та улыбчивая блондинка за стойкой или серьезная брюнетка, что-то загружающая в работающий и пышущий во все стороны теплом вычислитель? Брок успел вычислить, кто это был? Или Дрейк и его люди вышли на этого преступника? Надо будет спросить…

Симона нашлась в уже отремонтированном на скорую руку читальном зале. Увидев Вик, застывшую в дверях, она стремглав кинулась к ней, обнимая и утаскивая обратно в коридор. Читальный зал был неожиданно полон, словно это не Аквилита.

Встав у окна и расцеловав застывшую Вик в обе щеки, Симона тут же защебетала тихим шепотом, чтобы никому не мешать:

— Виктория, как я рада тебя видеть! Я так волновалась за тебя — тут эта эпидемия, и ты пропала, и никто ничего не знает. Я даже, где искать тебя, не знала… Я так волновалась за тебя!

Вик такого напора и потока слов совсем не ожидала — все же тальмийцы и ирлеанцы разные по темпераменту.

— Я просто чуть-чуть болела, но сейчас все в порядке, Симон. Вот, забежала проведать тебя, как только смогла.

— Тут столько всего случилось, Виктория, — это какой-то ужас и непрекращающийся кошмар! Тут был пожар. Нер Легран меня пытался упечь в тюрьму, хорошо, что попался замечательный, просто душка инспектор. А с виду я от него такого не ожидала — ты же видела Мюрая! Скажи, что он умеет нагнать страха?

Вик насторожилась:

— Он тебя обидел?

— Он меня защитил. Он так отчитал Леграна, сыпя статьями за клевету и еще что-то про преценденты, а потом попросил другого констебля, Кейджа, кажется… Он тоже душка-душкой! Кейдж меня в госпиталь отвез — у меня была высокая температура из-за инфлюэнцы… Я ничего не соображала от ужаса и жара… Я бы в чем угодно тогда призналась, надави на меня, а Мюрай и Кейдж оказались такими… Такими… Такими… Ох! Мне очень повезло… А еще, забыла сказать — я обещала тебе расспросить нера Бина о пирожках, но это уже не получится. Он умер. Так жаль… Он был такой рассеянный и хороший. Зато вместо него теперь нер Аранда. Он из Университета, он давно просил разрешения на работу с архивом, но ему не давали — места не было. Все время было расписано, а тут, пока ищут замену неру Бину, ему и выделили рабочее место Бина… Он такой красавчик — ты бы видела!

Дверь читального зала открылась — на пороге стоял молодой мужчина, рассматривая Вик и Симону.

Он приятным, бархатистым голосом сказал:

— Сиора Перелли, прошу прощения, что отвлекаю, но мне нужна ваша помощь.

— Да-да, сейчас буду, нер Аранда, — подмигивая Вик, сказала Симон. Одними губами она сказала: — Правда, он душка?

Может, для и так смуглой Симон, Аранда и был душкой, но Вик так-то привыкла к более светлым оттенкам кожи у мужчин. Аранда был карфианином. Смуглая, цвета этрецкого ореха кожа, темные, непривычно длинные волосы с мелкими кудрями, глаза цвета шоколада, жгучая щетина на щеках, и ни единой черты истинного карфианина — лицо было с дивно правильными чертами настоящего тальмийца.

Симона поцеловала Вик на прощание и помчалась назад в читальный зал. Вик нахмурилась, спускаясь по лестнице на первый этаж и вспоминая. Отец когда-то вел дело рода Аранда. Что-то связанное с похищением и шантажом. Он говорил, что это редкое родовое имя — от огромной семьи осталось всего несколько потомков. Что-то там с проклятьем связано, но это уже расследовал не отец. Точно. Торгово-промышленный дом Аранда — ему принадлежали кофейные и тростниковые плантации, урановые рудники, радиевые фабрики, выпускавшие модные в этом сезоне ночники, что-то еще. Интересно, это тот Аранда, глава торгового дома, или его какой-то дальний кузен? Вик тогда из-за малолетства не принимала участия в делах отца. Ей тогда было лет десять. Надо же, почти одиннадцать лет прошло с того времени. Хотя, какая разница, тот это Аранда или нет — её это не касается. Если только Чарльзу телефонировать — вдруг его заинтересует в свете купленных штолен Аквилиты.

В порт, точнее к побережью, они с Себом попали часам к восьми. Набережная бурлила весельем. Гуляли неры и леры, играли оркестры, на постеленных прямо на мостовую коврах выступали акробаты и танцовщицы.

Вик на миг замерла возле то ли фокусника, то ли мага — эфир огибал его, но иногда Вик готова была поклясться, что в его пальцах вспыхивали багровые искры, как у самой Вик в катакомбах. Фокусник, глотавший шпагу, достававший из ладони бесконечные ленты и раздаривавший красивым нериссам цветы, возникавшие прямо из воздуха, заметил интерес Вик и, щелкнув пальцами перед ней, громко возвестил:

— Только для вас сиятельная нерисса, любимица богов… Фокус с монеткой…

Себ хлопнул Вик по плечу:

— Развлекайся. Я быстро забегу за жаберами — это пара минут.

— Хорошо, — кивнула Вик, рассматривая фокусника. Его лицо было скрыто полумаской, не прятавшей простой факт — он был выходцем из Карфы. Такой цвет кожи ни с чем не перепутаешь.

— Моя сиятельная… Только для вас… — он протянул ей на ладони, затянутой в атласную перчатку мелкую монетку. Вик не собиралась прикасаться ни к странному фокуснику, ни к его монетке, и тот подбодрил: — ну же, сиятельная, не бойтесь, это капелька магии и только!

Фокусник чуть подался вперед, ловя взгляд Вик … Она не поняла, что произошло дальше — его глаза засияли теми самыми багровыми искрами, зачаровывая Вик и погружая её в оцепенение. Последнее, что слышала Вик, было:

— Разойдитесь, сиятельной дурно, разойдитесь! Ради богов…

Глава 5 Странное нападение

Дома было тихо. Брок опять наслаждался свежим воздухом в саду. Или одиночеством. Или лелеемыми планами побега. Как-то не вязался у Эвана образ покорного, тихого, воспитанного Брока с инспектором, готовым петь серенады и воровать потенцит. Того инспектора или сломали застенки контрразведки, или он к чему-то готовился, собираясь с силами. Николас предупреждал, что откат за подземелья контрразведки может быть катастрофическим. Сам Николас уехал в госпиталь орелиток — он учился у адеры Вифании, оказавшейся кладезем незнакомых ему целительских практик. Роб еще седьмицу назад вернулся в Олфинбург с Чарльзом. Полин в своих комнатах на втором этаже под присмотром няни готовилась ко сну — девочка хотела дождаться возвращения Вик с дежурства, но няня была непреклонна. Она четко следовала традициям воспитания детей Тальмы — их не должно быть видно и слышно, они должны появляться для приветствия родителей по утрам и больше не мешать. Эван поклялся сам себе, что исправится, что будет иначе относиться к Полин, чем собственные родители к нему, но пока шли бешенные притирки к Аквилите, пока он только вникал в проблемы местной полиции, пока все время сжирала служба.

Вот и сейчас, в ожидании возвращения со службы Виктории, Эван в кабинете быстро просматривал годовой отчет полиции о преступлениях в Аквилите. В глаза бросалась странная закономерность — крайне низкая статистика по убийствам по сравнению с другими городами Тальмы. Или тут самые миролюбивые жители на свете, или кто-то старательно занижает статистику, переводя смерти людей в некриминальные, как чуть не случилось с нериссой Бин. Надо будет поднять статистику за прошлые года и сравнить… Только додумать Эван не успел — в кабинет буквально ворвался, заметно прихрамывая при этом, Брок, впервые похожий на себя прежнего:

— Вики… — Он быстро поправился: — Виктория…

Эван бросил на стол бумаги и спешно поднялся:

— Что с ней? — В Олфинбурге ему приходилось выслушивать доклады, смиряться, сгорая от страха, и ждать, пока попавшая в неприятности Вик соизволит показаться под очи начальства. Здесь такого не будет — нравы Аквилиты куда как свободнее и позволяют гораздо больше, чем в Тальме. Тут он не будет ждать и бояться. Тут он может первым прийти на помощь.

— Потеряла сознание.

— Сама или…?

Брок неуверенно качнул головой:

— Не знаю. Она не откликается — я накачиваю её эфиром, а она…

Эван направился прочь из кабинета, на ходу спрашивая:

— Брок, только честный ответ: как ты себя чувствуешь?

Тот мрачно заметил:

— На поиск меня хватит.

— Уверен?

Брок промолчал, красноречиво хватая в холле свою куртку. Лакей Джон только недоумевающе замер, как и спешно прибежавший из людской Адамс — Эван их тоже проигнорировал. Он без пальто выскочил на улицу, где под парами стоял служебный паромобиль.

— Брок, я могу сам начать поиски из песочницы.

Так в дивизионе называли участок, где выходящие на дежурство констебли оставляли свои отпечатки обуви для поиска в случае пропажи. Забавное, но весьма правильное решение — в Олфинбурге до такого не додумались, хоть констебли, бывало, и пропадали: банально напивались или, хуже, погибали при нападении.

Брок, открыв пассажирскую дверцу паромобиля, угрюмо заметил:

— И потеряешь время — она тут, дальше по набережной. Совсем недалеко.

Эван быстро сел за руль и с силой дернул кулисный механизм, забыв дать предупреждающий гудок. Впрочем, вечерняя улица, освещенная электрическими фонарями, была почти пуста.

Брок продолжил:

— Где-то в районе складов…

— Куда? — уточнил Эван — он еще плохо ориентировался в Аквилите.

Брок махнул рукой:

— Прямо. Гони вдоль моря. И не спрашивай, что Виктория делает в порту — Вин не идиот, новичков в порт он не пускает. Кейдж, конечно, любит самовольничать, но не до такой степени, чтобы тащить Викторию в порт. Там швали много, он так рисковать не будет.

Паромобиль летел, как сумасшедший, закладывая виражи при обгоне тихоходов. Брок не удержался, когда в очередной раз его вжало в дверцу из-за объезда гербовой кареты:

— Эван, скорость сбрось, или хоть гудок давай, чтобы с дороги убегали…

Эван прошипел что-то себе под нос — о первом дне и нападениях.

Брок, по лицу которого струился пот, закрыл глаза и фыркнул:

— Просто она у тебя очень любопытная. И прямо… Еще пока прямо…

Они неслись по набережной, огибая прилавки и спешно возведенные импровизированные сцены, теряя драгоценный пар на долгие предупреждающие гудки — Эван внял просьбе Брока.

— Дальше… Дальше… — бормотал с закрытыми глазами Брок. — Где-то у Полей памяти. Тут сверни…

Паромобиль мчался через забитые ящиками узкие проезды порта, мимо матерящихся грузчиков и портового отребья, куда-то в узкие складские улочки.

Эван не выдержал:

— Как она?

— Пытаюсь дозваться. Странно — я с таким еще не сталкивался. Эфир рассыпается, как труха, словно мертвый. Я его поймать не могу…

Эван сжал зубы, так что желваки заходили — вспомнилось, что утром Вики столкнулась с последствиями черного ритуала. Неужели в Аквилите, и правда, появился чернокнижник? Вот же про́клятое везение Ренаров, про них и их агентство не даром ходили слухи, что им слишком везет. Вики, Вики, ну куда ты опять влезла…

— Черный ритуал? — старательно держа голос под контролем, спросил Эван.

— Поворачивай налево. И… Да, скорее всего. Хотя честно скажу — я с таким не сталкивался.

— Тут некуда поворачивать… — пробурчал Эван, сбрасывая скорость и ища проезд среди узких пешеходных проходов. Какой-то дикий лабиринт между складами и пристройками к ним — прибежищем местных портовых крыс.

— Тогда дальше. И там налево. Я почти дозвался…

— И…? — спокойный голос давался Эвану нелегко. Хорошо, что Брок его понимал.

— Холодно. Она на чем-то лежит. Что-то твердое. Нога… Левая… Левая нога горит как огнем. Не в буквальном смысле. Кажется, она ранена. Еще что-то с другой ногой и руками. Больше ничего пока сказать не могу…

Эван отвлекся от узких улочек между складскими помещениями, в которые они с Броком заехали. Пальцы Мюрая, вцепившиеся в сиденье, побелели от усилий, а кожаная обивка пошла буграми и плавилась.

— Ну же, Вики, девочка, откликнись, мне хватит даже силуэта… — пробормотал еле слышно Брок. Сейчас Эван даже признания в любви или площадную брань бы простил Броку — лишь бы дозвался.

Паромобиль осветил фарами рыскающего между проходами мужчину в полицейской форме. Тот, заметив на паромобиле знакомую эмблему, помчался к ним наперерез, заскакивая на подножку и хватаясь руками за крышу.

— Констебль Кейдж… Нападение на констебля Ренар. — Себ заглянул в темный салон и пробормотал: — недобрый вечер, Брок и… Нер комиссар…

* * *

Вик выныривала и выныривала из небытия. Сейчас она знала — там, на стороне живых, её ждут. Там она нужна, и она вырвется, чего бы ей это ни стоило! Она сможет… Она должна, иначе Одли прикопает Себа под первым же кустом и будет неправ. Его вины в случившемся не было. Это все жаберы, ужасный Брок и дикое невезение Ренаров. Кто-то называл это везением — как же, всегда первыми узнавали об интересных делах, всегда на шаг впереди в расследованиях, только называть это везением — так себе, особенно в таком положении, в котором оказалась Вик.

Кончики пальцев на руках буквально кипели от эфира, ожидая лишь подсказки — куда и в кого бить. Хоть контур, хоть чуть-чуть малейшее направление, только глаза открываться отказывались. И слух… Словно ватой обложили — ничего не понять. Лишь пылает от боли левая нога.

Вик понимала, что у неё слишком мало шансов выжить в данной ситуации, и потому пыталась выплыть в реальный мир. Только отец учил: сперва надо прислушаться и убедиться, что за ней никто не следит. Убедиться, потом чуть приоткрыть глаза, не шевелясь и не выдавая себя. Хоть что-то внутри неё орало: в пекло обычные правила, открой уже глаза!

Веки дернулись, приоткрываясь.

Ярко. Все слишком ярко. Все расплывалось перед глазами. Только где-то вдали гигантский шевелящийся нечеловеческий силуэт в пропитанной кровью одежде.

Вик дернулась в попытке подняться.

Больно, до чего же больно — с ноги содрали чулок, нагло обнажая её выше колена. Вместо гладкой кожи кровь и то, что обычно не видно — мышцы и кости.

Вик сглотнула, ничего не понимая. Она не сдержала стон, когда игла вонзилась в ногу, что-то сшивая. Темная фигура дернулась, превращаясь в фокусника в маске. Тот повернулся к ней, зло сверкая белыми зубами. Он что-то даже сказал, но это было неважно.

С рук Вик обрушился разряд эфира. Мужская, тяжелая фигура с окровавленными руками впечаталась в стену и сползла по ней. Теперь можно снова потерять сознание, пропуская все ненужное, вроде спасения — это дело мужчин, так обычно считается.

* * *

Брок тихо отчитался:

— Эван… Напавшего Вик временно вырубила — надо спешить.

— Сюда! — махнул рукой Себ, стуча для верности ладонью по крыше. — Сюда! Вики тут!

Он спрыгнул с подножки и первым бросился к деревянному строению, напоминавшему какую-то мелкую контору. Себ выбил дверь ногой, влетая в помещение, освещенное парой масляных ламп. Руки парня светились от атакующих плетений — про дубинку на поясе он не вспомнил. Эван отстал от него на несколько секунд, врываясь следом, и только Брок бросился, хромая, к задней двери, болтающейся на петлях — кто-то бы не пленил Вики, он уже сбежал. Брок на миг прислонился к дверному проему, переводя дух и сплевывая кровавую слюну. Ему сейчас нельзя быть слабым — ему нужно найти тварь, позволившую себе напасть на беззащитную девушку. То, что Вики не была совсем уж беззащитной, роли не играло. И на то, что она замужем, плевать. Нерисса — это состояние души, как и драконы.

Брок поднял руку вверх, выпуская эфир. В небе появился горящий алый луч, утыкающийся в набежавшие к ночи тучи, — сигнал: «Констебль в опасности, требуется подкрепление!».

Эван промчался через пустое помещение, в котором вдоль стен валялись какие-то мешки, а по центру, сразу под болтавшейся на крюке масляной лампой было несколько ящиков, поставленных один на другой в виде лежака, на котором и лежала бледная Вики. Мундир с неё содрали, блузку порезали, обнажая руки, на которых кровью были выписаны незнакомые руны. Некоторые руны были вырезаны ножом. Задранная вверх юбка обнажала ноги выше колен, и снова вся кожа была в рунах. Эван скрипнул зубами, стаскивая с себя сюртук и накрывая им замерзшую Вики. Себ тем временем накладывал импровизированную повязку из собственного шарфа на левую, изрезанную до кости голень Вики.

— Изверги… Как есть изверги, — ругался Себ себе под нос.

Брок поднял с пола мундир Вик и проверил фиксатор:

— Эван, записи на фиксаторе уничтожены. Пусто. — следом он занялся шлемом с гогглами: — потенцитовые кристаллы выпотрошены. Если Виктория и успела сделать снимки, их уже нет.

Эван понятливо кивнул, поднимая пребывавшую в глубоком обмороке Вик на руки:

— Я в больницу. — Только сейчас он заметил, что неизвестная тварь, издевавшаяся над Вик, ей еще и волосы отрезала — косу под самый корень…

Себ, бросаясь к паромобилю и заботливо открывая заднюю дверцу, подсказал:

— Ближе всего госпиталь орелиток. Это сейчас прямо до железной дороги, а потом свернете направо — не пропустите. И мы тут справимся…

Эван, положив Вики на задний диван паромобиля, обернулся на Брока, который задумчиво присел на пол, что-то плетя неуверенными пальцами:

— Брок.

Тот не отозвался.

— Брок! — громче позвал Эван, закрывая дверцу и направляясь к водительскому месту.

— Да? — Брок поднял голову — его зеленые глаза зло сверкнули. Именно таким: сильным, уверенным, непримиримым со злом — Эван его и запомнил. Не сломали. Застенки не сломали Мюрая, и от этого на сердце стало легко.

— Сейчас передашь след первым пришедшим на помощь магам и, прошу… Ради Вики — домой. Пожалуйста. Тебе еще рано гонять по городу.

Брок скривился и ничего не ответил, Эвану пришлось добавлять:

— Хотя бы четко рассчитывай собственные силы. И избегай неприятностей.

Себ тихо сказал:

— Я присмотрю за рыжим — не беспокойтесь, нер комиссар. Удачи вам.

— Телефонируйте в госпиталь каждый час о ходе расследования, Кейдж. Я пока буду там. Потом…

— Потом езжай домой, — сказал, выпрямляясь Брок. — Я взял след. Тварь, напавшая на Вик, далеко не уйдет.

Эван лишь кивнул и сел за руль, впрыскивая жидкое топливо в топку для поддержания давления. Водомерная трубка показывала, что скоро надо на гидроколонку, если он не хочет взлететь на воздух.

Себ, возвращаясь в строение, удивленно возразил:

— Я не вижу следа, Брок. Словно тут, кроме Вик, никого не было. Как ты умудрился выделить след?

— Тут была тварь в человеческом обличии и, поверь, я его чувствую — Вик поставила на него метку. — То, что это он поставил, Брок не стал уточнять. Никому не надо знать, что объединенный через кровь, а не через руны, эфир позволяет не только гасить потенцитовый вред, а и самому вмешиваться в плетения. — Все, я пошел…

Кейдж хотел было рвануть за Броком, но тот обернулся в дверях:

— Может, я больше не констебль, но правила я еще не забыл — Себ, ты должен охранять место преступления.

Тот неуверенно попросил:

— Брок, подожди чуть-чуть — парни скоро будут.

— Надо спешить — тварь может уйти: тут близко океан, он легко смоет следы, и тогда мы не найдем напавшего. — Брок больше ничего не стал говорить — он перенастроил зрение на ночное и бросился в темноту за ведущим прочь следом — надо спешить. Тварь, напавшая на Вики, очень умна и предусмотрительна.

Ноги болели — еще не все переломы зажили, мышцы протестовали против неожиданной нагрузки, бок кололо, и Брок сжимал зубы: казалось бы, всего две седьмицы, две седьмицы в тюрьме, а не человек — развалина! Тут колет, там болит, тут сжимает, там ноет…

Он снова сплюнул подкатившую к горлу кровь — он мужчина, он маг, он справится. Он обязан справиться. Это его обязанность — ловить драконов и останавливать их навсегда.

Где-то веселился город — на набережной продолжались гуляния. Дул холодный, заставлявший втягивать шею ветер. Ноги в ботинках промокли и замерзли — он шел, не разбирая дороги. Хотелось одного — привалиться к стене и отдохнуть, но впервые за прошедшие дни он чувствовал себя живым и свободным. Не уговаривал себя, стоя у зеркала, что рабства нет. Не напоминал, что Ренары — не твари. Он жил. Дышал. Шел. Сам. Он знал, что сейчас легко может уйти прочь, воруя лодку и тайком переправляясь в Вернию, где его уже не достанут, но тут Виктория, тут дракон, посмевший её обидеть, тут у него пока еще есть дело — бежать глупо, хотя оставаться в Аквилите, наверное, не менее глупо с чьей-то точки зрения.

По узкому проулку, он шел, пугая видом местных крыс — мальчишек и девчонок, уже ложившихся спать. Крысы постарше еще были на охоте — за кошельками, за удовольствием, за жизнями забредших сюда случайно.

Заметив светящиеся в темноте глаза Брока, местная шваль бросалась прочь — его тут еще помнили. Его тут еще боялись. Они не знали, что с точки зрения закона он теперь никто.

Кто даже неуверенно тыкал пальцем, украдкой показывая Броку направление скрывшейся твари. Один пьяница, пытавшийся сесть и убрать ноги с дороги Брока, пробурчал:

— Так этого, темного, чтоб ему икалось на том свете!

Брок на миг остановился у пьяницы, вспоминая его имя:

— Старина Сед… Кто это был?

— Какая-то тварь карфианская — темнее ночи, чтоб его пробрало… — ответил не Сед, ответил его сосед, на которого Брок в качестве благодарности накинул исцеляющее плетение — ничем иным он отплатить не мог. Денег у него не было.

Брок побежал, все сильнее прихрамывая, за следом — карфиане опасны и непредсказуемы хотя бы тем, что у них другая магия, другие принципы взаимодействия с эфиром.

След привел его в крохотную деревянную хибару, пристроенную к складу. Брок плечом отжал дверь и влетел внутрь, зажигая светляк. Хибара была пуста. Только в углу валялась окровавленная одежда, саквояж с медицинским инструментарием и маска.

— Вот тварь… Переоделся… — пробормотал Брок, снова выходя на улицу и запуская вверх новый сигнал: «Место преступления!». Пусть это немного не так, но сигнала «Улики!» еще никто не придумал. Переодевшись, тварь теперь легко сольется с толпой в городе. Надо спешить.

Брок похромал дальше, мысленно вспоминая — еще чуть-чуть блужданий между заброшенными складами, и он упрется в речку Петлянку. Она весело петляла, оправдывая свое название, по городу, протекая под мостом у железной дороги, а у набережной уходя в трубы. Обычный преступник выбрал бы направление в город — там легко затеряться среди горожан; куда пойдет тварь, напавшая на Вики, сложно понять — этот может рвануть и к океану. Брок, уходя от погони, пошел бы к океану. Там легче всего сбросить след — вода его легко уничтожает и не позволяет отслеживать даже эфирные возмущения. Пройти лигу по прибою, и тебя уже не найдут. Брок хищно улыбнулся — он найдет. Надо будет — обойдет всю прибрежную полосу, проверит до истока Петлянку. Тварь не может не выйти из воды, он же не водоплавающее. Хорошо, что из-за надвигающейся войны, бухта Аквилиты пуста — только военный корабль и стоит на рейде. Уплыть тварь на лодке не могла. Некуда. Хотя проверить команду на наличие карфиан желательно, только кто же позволит…

Брок вышел к реке и замер — след терялся, растворяясь в воде. Преступник не побоялся ледяной воды в разбухшей после дождей речке и пошел дальше по руслу, скидывая со следа возможную погоню. Брок посмотрел в сторону железной дороги, яркой лентой горевшей в ночи среди деревьев, разросшихся на пустыре. Там город, там толпы, но… Только океан дает стопроцентную гарантию исчезновения следа. И океан ближе. Брок выругался себе под нос и пошел вдоль речки к океану, ища возможный след и вознося хвалу небесам, что ему не надо тащиться по воде. Достаточно того, что он прется по грязи вдоль речки в зарослях ивняка.

Ноги разъезжались, ботинки стали неподъемными. Пару раз Брок скользил и падал, марая руки и замачивая брюки в воде. Утешало одно — твари было гораздо хуже. Ему еще при этом было холодно! Самого Брока уже давно бросило в жар. Он даже куртку расстегнул.

Брок с трудом, сипя и хватая холодный воздух горлом, дошел до набережной, где Петлянка подло уходила в узкую трубу. Воды было по грудь Броку, и лезть в темноту и холод не хотелось совершенно. Насколько он помнил, там в тоннеле никаких неприятностей, вроде разветвлений, нет. Значит, тварь, так и не выползшая на берег, всяко прошла через трубу. Её след тут отсутствовал. Брок снова выругался и полез по крутому склону наверх, на набережную. Лезть в трубу — увольте. Он туда полезет, когда все отчитаются, что вплоть до истока Петлянки тварь не выбралась на берег. Только тогда он полезет в этот проклятый тоннель!

Глава 6 Разведка и контрразведка

Брок спешно почистил ботинки от грязи о ближайший поребрик и похромал через веселящуюся и бурлящую толпу.

Играла музыка, леры танцевали уносящий голову прочь каталь, беззаботно кружась у летней веранды. И, казалось, что вернуться туда, в эту толпу благородных, уверенных в себе лер и леров легко и просто. Что, однажды, он снова будет там — в офицерском мундире, с заслуженными потом и кровью, отобранными королевским указом орденами, достойным членом общества, а не осужденным на смерть, чью казнь временно отложили. Однажды он вернется туда. Или смирится с судьбой, что вероятнее.

Пахло океаном и вкусно едой — под ложечкой у Брока засосало: он давно не ел, и денег нет, а красть у уличных торговцев, наводнивших этим вечером набережную, пока Владыка Джастин еще не навел тут свои порядки, Броку не позволяла совесть. Пусть он уже не полицейский, но в душе́ он все равно офицер и лер. Он сейчас только проверит след и… Пойдет вдоль океана дальше, выслеживая тварь, даже не зная, правильно ли он угадал направление.

Глаза после темноты долго перестраивались, но Брок все же смог увернуться от внезапно возникшего на его пути молодого мужчины в офицерской форме Тальмы. Спешно срощенная нога застонала от боли.

Сердце пропустило удар, когда Брок рассмотрел, кто же преградил ему дорогу с гадкой усмешкой на губах.

— Какие люди и без наручников! — ухмылялся знакомый до последней черточки на лице парень младше Брока с щегольскими тоненькими усиками, уложенными помадой. И кулаки сами зачесались дать сдачи — тут руки Брока не были скованы кандалами.

Он знал — он не может себе этого позволить. Он не имеет права причинять неприятности Эвану. И задача сейчас — не дать сдачи зарвавшемуся щенку, теша собственное эго, а найти тварь, пытавшуюся убить Викторию. Это другое. Брок предупреждающе прошептал:

— Я еще и без магблокиратора…

Брок вспомнил, что этого офицера звали Ривз. Сам он его прозвал: Джеб, джеб и хук справа — за комбинацию любимых ударов, когда висел на крюке в камере, как боксерская груша.

— Ну ты, тварь! — прошипел в лицо Брока откровенно злой Ривз. От него несло вином. — Ты еще будешь болтаться на веревке и плясать на потеху публике, вернийская крыска!

— Лер, я очень спешу…

— Стояяяять, я сказал… Иначе запляшешь уже сейчас!

Брок попытался обойти Ривза, но вокруг уже возникли его сослуживцы, и к каждому у Брока был свой счет, к кому-то больше, к кому-то чуть меньше, в зависимости от синяков, вырванных зубов и перебитых костей.

Лер Палач. Его звали Блек, но он слишком любил допросы, и переломами Брок был обязан именно ему. Иногда казалось, что Палача даже ответы не интересуют.

Лер Сноб. Он всегда с такой брезгливостью заходил в камеру, что Брок чувствовал себя ничтожеством. Его звали лер Гилл, и, кажется, он был единственным, кто действительно родился лером, а не назывался так из-за офицерского звания.

Лер Ты все равно заговоришь. Этого звали Фейном. Свои обязанности он выполнял, явно скучая, и эта скука пугала хуже увлеченности допросом Палача.

Нер Шекли — секретарь Сноба. Невзрачный человечишка, всюду совавший свой нос. Он очень любил фиксировать следы пыток на Броке — видать, нравятся ему такие снимки.

Дружки Ривза, встав полукругом, рассматривали Брока с любопытством вивисекторов. Они все были магами. Хотелось ругаться в небеса — ну почему сейчас?! Сейчас он не имеет права рисковать собой. Он отвечает за жизнь Виктории.

В руку Ривза вцепилась какая-то красивая нерисса в вечернем шелковом платье и манто из северной лисицы:

— Пойдем, Энтони, брось ты этого кера — ты сейчас не на службе… Хватит жить долгом.

Брок многое мог сказать ей о долге, но не стал — она нерисса. Их берегут от правды жизни. Её глаза с неприкрытым отвращением скользнули по его лицу и фигуре. Он даже знал почему. Седой. Худой, с еле сведёнными синяками и парой выбитых зубов. В грязной одежде и ботинках. Наверное, будучи старшим инспектором, сам бы пришел на помощь нериссе, прогоняя прочь грязного попрошайку, но вот унижать попрошайку бы не стал — Брок знал, как легко оказаться на улице без средств к существованию. Для этого подчас довольно лишиться одного жалования за луну. Одно жалование, и ты уже не можешь заплатить за крышу над головой, оказываясь в порту, вместе с крысами, откуда уже не выбраться. Это Аквилита. Это проклятая, ужасающе дорогая Аквилита, где даже инспекторам проще жить в офицерском общежитии, чтобы сводить концы с концами.

— Давай веселиться, Тони, — жеманно сказала нерисса. — Я хочу танцевать!

Она потянула его прочь, но Ривз весьма грубо скинул её руку и шагнул к Броку. Тот, обводя взглядом окруживших его офицеров, понял, что уходить придется с неприятностями. Или терпеть до последнего. И избави его боги от таких нерисс, как эта, вновь попытавшаяся вцепиться в руку своего ненаглядного Тони. Её деликатно оттащил в сторону Палач. Надо же, еще какие-то благородные замашки в нем есть!

— Милая… — буркнул абсолютно неадекватный Ривз, сжимая и разжимая кулаки. — Я просто обязан проучить эту крыску, чтобы она о себе много не возомнила. Думает, раз появился покровитель, так все, простили и забыли? Неееет, это так не работает! Крыска, ты еще будешь ходить по улицам, вздрагивая от каждой тени!

Брок не удержался и посмотрел прямо на нериссу — пусть глупа, но девушка же, она не заслужила дракона в мужья:

— Нерисса, отойдите, прошу. Сейчас будет безобразная сцена. И на будущее учтите: не стоит выбирать в пару тварь — потом кулаки твари могут обрушиться и на вас. Проверено неоднократно.

Ривз с ревом: «Ты кого обозвал тварью!» — бросился на Брока. Тот легко ушел от удара, нырнув под руку — мелькнул открытый бок Ривза, но Брок подавил желание ударить — он не может подставлять Эвана. Тот и так много заплатил за его свободу.

Брок ушел бы — оказавшись за спиной Ривза, просто спрыгнул бы с набережной на пляж, но чьи-то руки толкнули его в грудь, возвращая к Ривзу. Сломанная и еще не до конца зажившая нога подвела — Брок чуть не растянулся на мостовой, инстинктивно хватаясь за Ривза и снова уходя от удара. В этот раз прямой панч в лицо почти достиг цели — щеку Брока обожгло болью. Он не удержался и эфирной петлей рванул Ривза за ноги, бросая на мостовую — достал!

Нерисса тут же неблагородно завизжала:

— Полиция! Нападение на офицера!

Брок выпрямился и сплюнул кровь, чувствуя, как магическая удавка, сплетенная Палачом, пережимает ему горло. В глазах стало темнеть — кажется, угроза быть повешенным была вполне реальна.

— Чтоб ты сдох… — прошептал в сердцах Брок прямо на развалившегося на мостовой Ривза. Колени подгибались, в глазах темнело. Надо было решаться. Если пьяный Ривз не в том состоянии, чтобы доказать магическое нападение, то переть против троих почти трезвых офицеров чревато повторной виселицей — в Тальме казнили и за меньшее. Сомневаться в том, что прилипала Шекли уже все зафиксировал, не приходилось — этот не расставался со своим служебным фиксатором даже вне службы, как оказалось. Только и помирать от рук мразей глупо. Надо решаться.

Неожиданно, когда Брок уже собрал силы для атаки сразу трех магов, эфирная петля слетела с шеи — Сноб опустил вниз руку, еще искрящуюся от атакующего эфира, с треском вылетая из списка должников Брока. Остальные вокруг заворчали, возмущаясь:

— Какого пекла?!

— Давить надо крысу, а ты против своих пошел!

— Иди, Мюрай. — мотнул головой в сторону Сноб, не обращая внимания на дружков. — Ты еще спляшешь на веревке, но по закону.

За спиной Брока раздался полицейский свисток, и парень обреченно развернулся на встречу очередной опасности — он встал спиной как раз к Снобу, только он тут и был безопасен — остальные продолжали плести атакующие заклинания. Ривз белугой ревел на мостовой, пытаясь встать. Брок нахмурился — он давно снял свою петлю. Сейчас Ривза к мостовой пригвоздил не он. Это был не его эфир. Не его техника. Снова Сноб, вызывая недовольство соратников.

На набережной со стороны пустыря, откуда пришел сам Брок, оказался Одли, как в старые добрые времена, в окружении Лео, Кейджа и Алистера. Троица уже сплела защитные эфирные сети и готова была атаковать. Брок криво улыбнулся, чувствуя, как заболела десна, где прорезывались новые зубы — не настолько он и опасен, чтобы втроем на него переть. Он бы ни за что не тронул бывших друзей. Даже в прямом бою.

Одли вежливо кивнул бледной, взволнованной нериссе, готовой упасть в обморок, если это понадобится:

— Все хорошо. Не стоит волноваться. Сейчас арестуем смутьяна. — он кивнул Лео, и верзила в почему-то спешно наброшенном мундире, даже пуговицы были застегнуты не до конца, причем криво, подошел к протянувшему руки вперед Броку, обогнул его и за шиворот поднял Ривза, не замечая эфирных плетений — их просто порвало напрочь. Когда Лео злился, эфир вокруг него кипел, словно он учитель по рангу, а не подмастерье.

— Вы арестованы, лер, за нападение на гражданского.

Сноб за спиной Брока тихо сказал:

— Надо же, у вас еще остались друзья, Мюрай.

Тот лишь дернул в ответ плечом — как-то не тянуло его откровенничать с бывшим палачом.

Ривз опять взревел — вот зря он это, Лео такого не любит:

— Я! Да я! Вы знаете, с кем связались?!

Лео мягко для своего образа тупого громилы сказал:

— Нет, не знаю, зато фиксатор записал всю драку от начала до конца. Я буду свидетельствовать под присягой, что вы первым спровоцировали драку.

— Да я…

Брок не выдержал:

— Да брось ты эту падаль, Лео. Он будет дико вонять и портить тебе службу. Оно тебе надо? Меня эта падаль не волнует. А нерисса… Она сама себе выбрала кавалера — я её предупредил.

Лео глянул на побелевшего Ривза, на Одли, на нериссу и слегка приложил Ривза о ближайший столб — в исполнении Лео это смотрелось страшно:

— На ваше счастье, пострадавший не предъявляет к вам претензий, лер. В следующий раз будьте вежливее и аккуратнее.

Ривз, отступая спиной назад под прикрытием своих недоумевающих дружков, прорычал:

— Я вам еще припомню, аквилитские крысы!

Тут не выдержал даже Одли — на его руках сверкнуло атакующее заклинание. Брок вновь веско сказал:

— Прекратить! Не трогать тальмийское отродье. Мы выше этого, офицеры и леры.

Сноб решил вмешаться:

— Мы уходим, офицеры. И на будущее, Мюрай, ходите с оглядкой — некоторые не понимают разницу между службой, долгом и местью. Честь имею, офицеры! — он пошел прочь, удаляясь от своих дружков. Прилипала Шекли заметался, не зная за кем идти и… Отправился за Ривзом.

Одли недовольно буркнул, взглядом провожая офицеров Тальмы, пока они окончательно не скрылись в толпе:

— Брок, сменил бы ты хобби — твои нериссы и драконы уже задрали. Вот честно.

Парни с ним явно были согласны — Себ даже поддакнул. Лео одобрительно хмыкнул. Только Алистер привычно промолчал — он вообще был молчун по жизни.

— Спасибо, парни, и извините, что втянул в разборки… — Брок похромал к широкой каменной лестнице, ведущей на пляж. — Мне надо дальше проверить речку — напавший на неру Ренар явно не амфибия, рано или поздно должен выбраться из воды…

Одли пристроился за ним, прикрывая плечо, совсем как раньше. И бухтел он при этом как раньше:

— Вот что бы ты делал, не окажись мы тут, а?!

Брок честно сказал:

— Искал бы следы твари, напавшей на неру Ренар. — Как бы он это делал — он опустил. Такие подробности ни к чему, и так втянул парней в разборки с тальмийской разведкой. Брок рукой для верности оперся на перила лестницы, осторожно спускаясь — ноги и подвести могли. Эван прав — ему еще рано на подвиги, но подвиги — такая гадость, которая никогда не ждет, когда ты придешь в форму и будешь к ним готов.

— Брок, прекрати, а?! Тебя сейчас чуть не задушили — ты не в лучшей своей форме. — Одли не отстал от друга ни на шаг. — Сейчас отдашь след — дальше мы сами. Тебе нужно отдохнуть — у нас в покойницкой клиенты лучше выглядят, чем ты.

— Я в порядке… Мне бы кофе… — признался Брок.

— То же мне, движущая сила — чашка кофе, — продолжал бухтеть Одли.

Себ фыркнул:

— Кофе нет. Зато есть жаберы.

Брок чуть не упал на лестнице, оборачиваясь к Кейджу и протягивая руку за бумажным пакетом с масляными пятнами, который Себ извлек из-под мундира:

— И ты молчал?!

— Вот сволочь, — ласково сказал Одли. — Сеееб, головой иногда думай — Брок же сейчас нажрется своих жаберов и поползет дальше на поиски приключений, а ему надо выздоравливать!

— Это не я! — тут же отрекся от жаберов Себ. — Это Вики ему купила. Мы потому и оказались тут — в «Бездну» ходили.

Брок, загребая песок уставшими ногами, спросил, направляясь к речке:

— Кстати, а вы как тут быстро оказались, а, Вин? — он засунул в рот и быстро проглотил мелкий пирожок: — Тоже за жаберами ходили?

— Вот еще, — пробурчал Одли. — Завтра же Канун Явления. Забыл?

— Ммм… Я идиот, — честно признался Брок. — Забыл. И кто выиграл?

Лео зевнул, запуская руку в пакет Брока и выуживая сразу три мелких пирожка:

— Техническое поражение. — Закинув в рот сразу все жаберы, он принялся перезастегивать мундир — заметил-таки, что тот криво сидит.

— Простите, парни, — покаялся Брок. — Я не хотел.

— Хотел он. Не хотел он… — продолжал недовольно бухтеть Одли, — все едино — не последняя встреча. Еще вздуем портовых, чтоб им жизнь малиной не казалась! И… Брок… След! Я не скорбный, я еще помню: след парням давай. Дальше они сами, а я тебя провожу домой, чтобы ты избежал неприятностей.

— Ммм…

— След! — веско сказал Одли, сверкая глазами. — И прекрати мычать!

Брок знал, когда стоит уступить другу — он передал пакет с оставшимися жаберами Себу — тот их не любил:

— Держи. Охраняй!

Себ фыркнул и с голодухи запустил все же руку в пакет, выбирая жабер поменьше. Брок тем временем, взглядом провожая исчезающий жабер во рту Себа, скопировал поисковое плетение, передавая его сперва Лео, потом Алистеру, Себу и самому Одли.

— Доволен?

— Теперь доволен, — подтвердил Одли.

— Тогда я пошел…

— Стояяяяять! — с оттяжкой сказал Одли. — Я же сказал — я провожу тебя. А сейчас нас всех интересует один простой вопрос: куда ты влез, рыжий? Почему тальмийская разведка тебя вздернуть на ближайшем дереве хочет?

Брок пожал плечами:

— А я почем знаю, за что меня они повесить хотят? Суд меня приговорил вообще-то к расстрелу.

— Ры. Жий. Не наглей. — Одли вплотную подошел к нему: — ты же понял мой вопрос. Какого ты вообще оказался у разведки?!

— У контрразведки, — поправил его Брок.

— Да мне плевать!!! — взревел Одли.

Брок обвел взглядом всех уже, наверное, бывших друзей — предателей среди них никто не прощал:

— Я вернийский шпион, — признался он.

— Ври, да не завирайся, — первым отошел от шока, как ни странно, Лео. Еще и руку опять в пакет с жаберами запустил. — Ты в Вернии никогда не был — ты же маг! Ты родился тут. Если кто и мог быть шпионом, так только твой отец. Шпионство по наследству не передается.

Одли только потрясенно выдавил из себя:

— Проклятый Брок… Ты лер?! Ты что, проклятый лер, да?!

Брок вздохнул:

— Ммм… С чего такое предположение?

— С того, что только такой идиотизм передается по наследству. Колись, Брок, ты, надеюсь, безземельный?

Брок скривился — Одли только выглядел простоватым и недалеким, мозги у него были, что надо. Всего пара фраз, и ведь понял всю проблему Брока, который хоть и родился в Аквилите, родиной считал Вернию — там его родовые земли. Пока еще не совсем его — дядя умер три года назад, не оставив наследника — его единственный сын, кузен Брока, погиб во Второй Ондурской войне.

— Я граф… Но титул еще не принял — земля, титул и монарх там, а я тут.

— Ты про́клятый лер, ну надо же! — всплеснул от полноты чувств Одли.

Себ кашлянул, потрясенно выдавливая:

— Охренеть — я с графом в засаде сидел!

Одли фыркнул:

— Я с графом по канализации лазил, когда труп лера Теодора искали! Брок, чудовище ты недоубитое…

— Недорасстрелянное, — педантично поправил его Брок. — И спасибо…

— За что? — не понял его Лео. Алистер, как самый молчаливый, только и продолжал сверлить взглядом Брока. Тот, подумав, протянул пакет с пирожками Алистеру. Отказываться парень не стал.

— За понимание.

— Идиот ты… — выдохнул Одли. — И это неизлечимо. Так… Парни… Поболтали, отдохнули, пора приниматься за дела. Лео — вверх по течению идешь и ищешь след. Себ — по пляжу в сторону Золотых островов. Алистер — в сторону предместий. Эта тварь где-то да должна вылезти на сушу. Телефонировать каждый час! Каждый проклятый час, ясно?

— Так точно, — нестройным хором ответили парни. Алистер при этом чуть жабером не подавился.

Одли вздохнул:

— Я провожу нашего графа домой — отмываться и графский лоск наводить. Потом пойду в участок. Парни, будьте осторожны. Тварь, напавшая на Вики, очень опасна.

Брок добавил:

— Он карфианин. Маг. Уровень не знаю — не лезьте на рожон. Будьте аккуратны и зовите на помощь — меня или Эвана.

Лео недовольно скривился. Алистер хмуро посмотрел из-под бровей. Одли фыркнул. Себ, чтобы не сказать глупость, запихнул в рот жабер.

Брок выругался:

— Ладно, намек понят — домой и набираться сил.

Одли кивком подтвердил:

— Верно… Пойдем, рыжий… Знать бы еще, как там наша Вики. И вот чего этой сволочи…

— Твари, — поправил его Брок, с трудом направляясь к лестнице и уже «предвкушая» её.

— …твари надо было от нашей девочки.

Глава 7 Её не хотели убивать

Открыв замок при помощи эфира, Брок тихо вошел в спящий дом.

Спал лакей в холле на диване.

Спал секретарь в утреннем кабинете Эвана, сидя в кресле.

Спала Полли на софе прямо у входной двери. Брок, стащив с себя грязную обувь и куртку, присел рядом с софой, рассматривая спящую девочку. Став реальной, она так и сталась хрупкой и болезненной, с выпирающими из-под фланелевой ночной сорочки позвонками и тонкими веточками-руками. Метались глаза под синюшными веками — ей что-то снилось. Босые ноги она зябко поджала под себя.

Брок выпрямился и осторожно взял Полин на руки — ребенок должен спать в кровати.

Девочка тут же проснулась, открывая сонные глаза:

— Ты кто?

Брок старательно мягко улыбнулся:

— Ты меня не знаешь, но я Брок, друг хозяев дома. Давай-ка я тебя отнесу в кровать.

— Не надо, — взмолилась Полин. — Я хочу дождаться Вики.

— Она сегодня немного задержится.

— Тогда нера Ренара. — Назвать его Эваном Полин явно не решалась.

— Он…

— Пожалуйста, — тихо сказала Полин.

— Хорошо, — согласился Брок, вместо лестницы направляясь в ближайшую утреннюю гостиную и опуская Полин в огромное кресло. — Я сейчас принесу плед и будем ждать Эвана вместе.

Кроме пледа, которым он укрыл Полин, с ногами забравшуюся в кресло, Брок перенес из коридора телефон и поставил его на небольшой стол у кресла. Потом направился на кухню и разжился сэндвичами для себя и Полин. Когда он вернулся в гостиную, девочка уже спала. Брок улыбнулся, поправил на ней плед и сел в кресло, быстро съедая сэндвичи. Ему оставалось одно — ждать. Вики пока еще спала, явно под воздействием лекарств, и Брок не будил её, только насыщал эфиром, который тут же шел на регенерацию — кто бы ни был поддерживающим сейчас Вики магом, дело свое он знал хорошо.

В темноте комнаты Брок сверлил взглядом упорно молчащий телефонный аппарат, подумывая: стоит ли самому направиться в госпиталь или хватит уже нарываться на неприятности?

Руки Виктории еще не добрались до этой комнаты, и со стен на Брока сурово взирали чьи-то старые, слишком мрачные портреты, оставшиеся от прежних хозяев, не иначе. Комната производила удручающее впечатление — утром хочется света и тепла, а тут было тоскливо, сумрачно и холодно. Затянутые в коричневый шелк стены, такие же шторы, для разнообразия с легкой золотой полоской, тяжелая мебель с черной обивкой, еще и портреты эти осуждающие, где единственным светлым пятном были лица с поджатыми брезгливо губами. Или это у него самого хреновое настроение, так тоже может быть. На месте Виктории, он бы сжег все это, вместе с вышитыми и вставленными в рамки нравоучениями, вроде «Жить надо так, чтобы не причинять неудобств окружающим людям!», висевшими на стенах. Но это не его дом, не ему и решать, как все должно выглядеть, хоть что-то и подсказывало, что руки самой Виктории не скоро доберутся навести тут порядок.

Налитые, как свинцом, усталостью веки сами то и дело смыкались. Он почти видел сны, когда кто-то залез ему на колени, сворачиваясь клубком и укутывая теплым пледом.

Полин зашептала ему в ухо:

— А я вспомнила твой голос. Ты адера Дрейка самовлюбленным идиотом обозвал.

Брок кашлянул, надеясь, что остальные его ругательства она не расслышала. Дрейк тогда себя не только идиотом показал… За жизнь надо держаться руками и зубами, даже если эти руки отбивают в кровь. Все равно держаться — боги подождут, никуда не денутся. Не зря же говорят, что жизнь — это испытание богов, и те не посылают испытания сильнее, чем человек может вынести.

— Икаюсь, Полин, — раскаянно прошептал он.

— Что? — не поняла девочка, заглядывая ему в глаза.

— Икаюсь, — повторил Брок. — Каешься — когда действительно прегрешения. А икаешься, это как Дрейк со своими грехами. И я тогда не хотел тебя пугать.

Она призналась, снова ерзая на его коленях — было больно от случайных ударов: Полин словно из одних углов состояла, но Брок терпел:

— Не напугал. Ты обещал хорошую жизнь. Я помню.

— Видишь, не обманул. Надеюсь, что не обманул.

— Ренары хорошие, — прошептала Полин. — Только я думала, что ты будешь рядом, а ты пропал.

Брок вздохнул — не объяснять же Полин ужасы политики:

— Так… Получилось. Я неспециально.

— Больше не пропадай, — зевнула, как котенок, Полин, руками обнимая его за грудь и засыпая.

— Постараюсь, — прошептал Брок в уже спящую макушку и, подумав, сам заснул — так время идет быстрее.

* * *

Эван еле заставлял себя смирно сидеть на жестком стуле в коридоре госпиталя. Хотелось действий. Хотелось ходить. Хотелось хоть куда-то выплеснуть свои страхи.

В Олфинбурге, как оказалось, было спокойнее.

В Аквилите, с её низкой статистикой по нападениям и убийствам, опаснее. Кто бы мог подумать! Первый день. В первый же день…

Он закрыл глаза и откинул голову назад, еле сдерживая ругательства.

Все будет хорошо. Адера Вифания обещала, хоть Вики ей и не доверяла особо. Адера Вифания сказала, что оперирует Вики самый лучший хирург. Адера Вифания сама стояла на операции, осуществляя заживление сшиваемых тканей. Николас тоже был в операционной, пусть он и не хирург. Он помогал держать витальные функции организма Вики.

Все будет хорошо. Эван перед операцией зафиксировал на свой личный фиксатор все руны, которые напавший на Вики маг нарисовал на ней. И адера Вифания, и Николас в один голос твердили, что такой рунический алфавит видят впервые. Эван сам до этого не видел таких рун: вроде и знакомые — что там особого можно придумать: палочки и галочки, — а вроде сочетания из рун не получаются вообще.

Тихо хлопнула, закрываясь дверь. Эван тут же открыл глаза и встал — по коридору к нему из операционного зала шла уставшая адера Вифания. Белая ряса, четки на тонком поясе, вместо привычного чепца-корабля сейчас только легкая вуаль.

— Сидите, сидите, юноша…

Эван заставил себя улыбаться — в отличие от Дрейка, ему повезло больше. Тот до сих пор у адеры Вифании был мальчиком, Эвана же зачислили в юноши — что-то это да значило.

Адера Вифания, седая, сухая, почти выцветшая женщина преклонных лет, устало опустилась на стул рядом с Эваном:

— Садитесь уже, юноша…

Он сел и еле выдавил из себя:

— Вики…?

Вифания положила свою морщинистую, с артритными, вздувшимися суставами, кисть ему на руку и мягко погладила:

— С ней все хорошо. До вечера пробудет тут, под наблюдением. Я ей выделю хорошую сиделку — замечательная девочка Абени, она присмотрит за Вики… Потом, если хотите, можете забрать Вики домой. Три дня полный покой для левой ноги. Потом еще луну беречься. Это значит — никаких патрулей и танцев. Никаких долгих прогулок и нагрузок вроде бега. Потом можно будет все. Лекарства и рекомендации Стен напишет — он умный мальчик. И бросьте так волноваться, Эван. Я обещаю — все будет хорошо. Ренары не из тех, кто погибают.

— Ренары из тех, кто попадает в неприятности.

— Это да, но девочка случайно мотает вам нервы. Хотя не так — вы сами себе сейчас мотаете и портите нервы. Все будет хорошо. Стен просил передать вам, что нашу девочку никто не собирался убивать.

Эван вздрогнул, ничего не понимая:

— Простите, что?

— Стен очень хороший хирург. Он сказал, что Вики оперировал хирург-самоучка, иначе бы вы прибыли к моменту уже полной ампутации… Да-да-да, Вики делали ампутацию по всем правилам, Эван. Ей собирались сохранить жизнь.

Он нахмурился — картинка преступления не складывалась. Совсем. Черные ритуалы всегда проводят с определённой целью. Но цель — ампутация конечности с сохранением жизни?! У них тут в Аквилите недостаток эфирных фантомов для обучения хирургов?!

Эван осторожно уточнил, чтобы быть уверенным, что он правильно понял адеру Вифанию:

— Хотите сказать, что сейчас где-то по Аквилите бродит сумасшедший хирург, мечтающий отрезать нериссам здоровые конечности? Не чернокнижник? Безумный хирург, оперирующий первых попавшихся женщин?

— Может, и так… Пути безумного разума непредсказуемы. Увы.

— А как же тогда руны? Да и в порту полным-полно крыс: их пропажу даже не заметят. Почему он напал именно на Вики? Не понимать, что на ней полицейская форма, что это нападение не сойдет ему с рук… Простите, адера Вифания, что-то тут не так. Руны. Руны против теории о сумасшедшем хирурге.

— Тут ничего не могу сказать… Я лишь сказала точный факт — убивать Вики никто не собирался. Калечить — да, но калечить по всем правилам хирургического искусства.

Эван упрямо сказал:

— Это совершенно точно был черный ритуал, адера Вифания. Только смысла я в нем пока не вижу. Это не рука удачи — Вики не висельница. Это не говорливая цанца — на шее Вики не было рун… Зачем ампутировать конечности? Да еще и отрезать волосы — вообще за гранью.

Адера Вифания вновь вздохнула:

— С этим, мой милый юноша, вам придется разбираться самому. Советую сделать запрос в Университет Аквилиты. Может, что-то там подскажут?

Эван скривился:

— Завтра Канун Явления, а потом само Явление. Три выходных дня.

— Увы, несчастья не выбирают дни, когда случиться. Езжайте домой и попытайтесь выспаться — вам предстоят сложные дела. И не бойтесь за Вики — за девочкой будет самый лучший присмотр. Я уже молчу о выделенной вами охране для Вики. Езжайте и перестаньте рвать себе нервы — вашей вины в случившемся нет. Это решают боги. Испытания всегда выбирают боги, и дай нам сил их перенести. Идите…

Эван попрощался поклоном и пошел прочь. Выругаться в темные небеса он позволил себе только на улице — не при адере же орать непристойности.

Что ж… Поправляя перчатки, он мысленно составил план.

Гидроколонка.

Участок.

Новости о расследовании.

Распечатка снимков.

И… Может быть, может быть, домой… Но не точно.

* * *

Брок проснулся от телефонного звонка. Рванул было взять трубку, но его опередил слишком серьезный Эван, который сидел в соседнем кресле и тихо что-то уточнял у телефонировавшего.

Было все так же темно. Часы на каминной полке показывали три часа ночи.

Горел камин, пламя в нем весело плясало, прогревая комнату. Глядя на собранного, аккуратного Эвана, Броку стало стыдно за грязные брюки, за мокрые носки, за отсутствие туфель, даже за грязные ногти. М-да, все же лер — это лер. У Эвана словно клеймо на лбу было — лер, несмотря на то, что титула он лишен и из рода изгнан, как когда-то отец Брока. Надо же, как боги иногда сплетают чужие судьбы и играют ими.

Брок, удобнее перехватывая спящую Полин, поправил плед и старательно выпрямился, с трудом подавляя стон — на спину словно кипятка плеснули.

Эван еле слышно попрощался и положил трубку на рычаг, задумчиво посмотрел на Брока и спросил, чуть опережая:

— Как ты?

— Как Вики? — опоздал с вопросом Брок.

Эван выгнул бровь и молча ждал ответа. Брок мысленно выругался и все же ответил:

— Я терпимо. Как Вики?

Эван задумчиво потер висок:

— Адера Вифания сообщила, что та проснулась после наркоза и сейчас просто спит. Операция прошла успешно. Ходить будет, правда, не скоро — три дня полного покоя. Между прочим, как и тебе было прописано.

Брок криво улыбнулся:

— На данный момент я в полном покое. И всё то время, с момента выхода из Особого отдела, я был в полном покое.

— Ладно, — неожиданно согласился с ним Эван. — Завтра к вечеру, но, боюсь, с отношением Вики к докторам, уже утром надо будет забрать Вик из госпиталя. Справишься?

Брок не удержался и просто вернул Эвану его же любимый прием — он выгнул бровь. Вот такого он вообще не ожидал — при живом-то муже.

Эван явно недовольно, или боясь показать собственную уязвимость, сказал:

— Я. Буду. Занят.

Брок напомнил:

— Ты в курсе, что у тебя два суперинтенданта есть? А у них у каждого по три старших инспектора. И дальше по нарастающей — инспектора, сержанты, констебли…

Эван его перебил:

— А ты знаешь, сколько времени проходит от момента обнаружения улики, какого-то нужного факта, задержания до момента доклада хотя бы старшему инспектору?

Брок нахмурился:

— Не умеешь ждать?

— Боюсь ждать, — обезоруживающе признался Эван. — Мне этого в Олфинбурге с лихвой хватило.

— А ты, действительно, любишь Викторию.

Эван хмуро спросил:

— Бывает иначе?

— Обычно невест тщательно выбирают, и таким, как ты, особо не поспоришь с выбором родителей. А уж любовь…

— Мне повезло с невестой. А тебе нет?

Брок поперхнулся воздухом — обычно Вин не разбалтывал тайны. Наверное, он хотел, как лучше.

— Как бы… Мне досталась по наследству от кузена.

Эван не удержался от шпильки:

— Забавное наследство.

— Что поделаешь, ради титула многие и не на такое пойдут, — Брок не стал скрывать сарказма.

— О, и кто же ты?

Брок нахмурился:

— Вин не сказал?

— Нет, — качнул головой Эван. — А должен был?

Брок тихо рассмеялся:

— Вот я… Расслабился… Но ты же спросил про невесту…

Эван чуть приподнял руку, бросая в камин эфирное плетение, чтобы огонь не погас:

— Я имел в виду твой магпотенциал. Маги уровня гранд-мастер, знаешь ли, не часто встречаются. И избежать брака могут только как Дрейк — сбежав в Храм. Значит… Невеста по наследству… Видать титул большой.

— Граф, — скривился Брок. — Отец был баронетом, но выбрал Аквилиту — моя мама сильно болела, помочь могла только магия. Отец бросил род, разорвал все связи со своим отцом, моим дедом — тот не просил предательства. Титул, как и положено, достался дяде, он старший сын был. Но случилась Вторая Ондурская — кузен пошел воевать и не вернулся. Так я, коренной аквилитец, оказался вернийцем. И не смотри так… Я не ради титула там в катакомбах был. Я все сделал ради мира, ради того, чтобы остановить войну. Просто я не успел.

Эван лишь понятливо кивнул — если тальмийский лер способен такое понять. Брок опустил взгляд вниз, на Полин — зря он разоткровенничался. Очень даже зря.

— Я не понимаю, Брок… — задумчиво начал Эван: — За кого ты меня держишь?

— В смысле?

— Странное удивление, что я люблю Вики, странное удивление, что я хочу сам контролировать и участвовать в расследовании…

— Тебе честно?

— Желательно, — кивнул Эван.

Брок жестко напомнил:

— Ты не защитил Викторию, когда я тебе все предельно ясно объяснил. Я просил пару дней держать её подальше от Аквилиты. И тогда бы не было силового шторма, не было бы катакомб и… — он замолчал, не став договаривать. — Ничего бы не было, в том числе и запрета на возвращение Виктории в Олфинбург.

— Меня поймали сразу на выходе из ресторанчика, Брок. Я физически бы не успел увезти Вики. Мне казалось, что ты это понял.

— Ммм… Прости, я иногда бываю непонятлив.

— Я заметил.

— С чего бы?

Эван криво усмехнулся:

— С того, что, вылезая из катакомб, тебе стоило все свалить на Кюри или, как его там, Грыза.

— Ммм… — Брок снова не нашел слов.

Эван сухо, без издевки сказал:

— И тогда бы не было подвала, Брок. Мы тебя не выдали. Ни я, ни Вики, ни Дрейк. Даже Полин… Я дал совершенно искренние показания — я даже цереброграф пройти могу, если нужно, что не видел в катакомбах ни одного вернийского заговорщика без противогаза. Я вообще по большей части ничего не видел и не помню. Дрейк — тем более ничего не видел и не помнил, как и Полин. Вик еще не давала показаний по состоянию здоровья, но вряд ли она выдаст тебя.

Брок прикрыл глаза — это было невероятное признание. В это было страшно поверить. И за такое нельзя не отплатить.

— Сглупил… — признался он. — Ты можешь полностью доверять мне, Вину, парням — они не предадут и не сдадутся, поверь. Они найдут ту тварь, которая измывалась над Викторией. Просто чуть доверься им. Так что… Завтра сам заберешь Викторию из госпиталя?

— Сам, — кивнул Эван. — Только тебе вечером все равно сидеть с Вик дома — завтра закрытый ужин в мэрии, а послезавтра и того хуже — полицейский бал.

— Партнерша нужна?

— Упаси небеса меня от такого — быстрее расквитаюсь и вернусь домой. И если раз уж так горишь желанием помочь… Смотри… — Эван протянул Броку снимки рун — те, что Вики зафиксировала на теле Ян Ми и те, что были нарисованы на самой Вики.

— Однако… — только и выдавил Брок, внимательно разглядывая снимки.

— Похожи? — все же уточнил Эван.

— Идентичны. Только хоть убивай, я не знаю таких сочетаний рун.

— Я тоже, — признался Эван.

— Найдем, — хищно улыбнулся Брок.

Глава 8 Канун

Утро кануна Явления всегда тихое — в этот день запрещено работать, в этот день нельзя веселиться, в этот день нельзя прогуливаться и жить обычной жизнью. Это день посвящен скорби и ожиданию конца, вопреки астрономам и физикам. Раньше даже полиции, пожарным и врачам запрещено было выполнять свой долг, сейчас требования храма были не столь категоричными. Хоть сражения останавливать никто не будет — максимум, завтра в день Явления затихнут ненадолго бои во время Общей молитвы.

Плыл в небе колокольный звон, то усиливаясь, когда просыпались колокола ближайшего храма, то стихая, когда приходило время другого храма. Так колокольный звон и летел над городом, то приближаясь, то замолкая.

Рауль канун не любил, как не любил и Явление — он был ученым, он знал, что завтрашний день отнюдь не последний для планеты. Перетерпеть бы, переждать бы эти три дня, когда в городе закрыто все и все запрещено. Пришлось отложить серию опытов в университетской лаборатории — университет Вольных наук Аквилиты три дня будет закрыт. И в библиотеке не позанимаешься — тоже закрыто. И по накопившемся за последнюю луну делам не съездишь: кроме него и его домочадцев, все чтят канун, и Явление, и день всех Святых. А в домашней лаборатории уже пятый день шло дозревание зелья — туда вход был закрыт: малейшее вмешательство чужого эфира может катастрофически повлиять на процесс.

Зола за завтраком была необычайно тиха, и Рауль уже подумывал о прогулке, чтобы поднять ей настроение, но она сама попросила, отставляя в сторону тарелку со сладким морковным пирогом:

— Милый…

Рауль грустно улыбнулся — милым для Золы он давно не был. Он сделал последний глоток уже остывшего кофе и отставил чашку в сторону:

— Зола, я весь внимание.

Она была чудо как хороша в своем закрытом утреннем платье любимого ею голубого цвета. Светлые волосы были собраны в узел, перевязанный лентой — Зола любила простоту, и ей это шло куда больше, чем все жеманные, модные в этом сезоне кудряшки.

Зола, смотря на него из-под ресниц, мягко попросила:

— …я хочу карамелек. Таких… Знаешь, в виде тросточек. Со вкусом вишни и сливок. Я спросила у Джеральда, но он сказал, что дома таких конфет нет, а все лавки сейчас закрыты из-за кануна.

Она так редко в последнее время что-то просила у него, что он готов был на любые подвиги — все равно лаборатория в доме опечатана и туда не попасть:

— Любовь моя, для тебя — хоть все луны неба.

— Луны не надо, просто карамель. Съездишь?

Он встал, бросая салфетку на стол:

— Конечно, моя фея. Уже еду. Может… Ты составишь мне компанию?

Зола прикоснулась тонкой, хрупкой ладонью ко лбу:

— Прости, я не чувствую себя способной перенести поездку.

Рауль тут же подошел к ней через всю столовую, опустился у ног, заглядывая ей в лицо снизу вверх:

— Зола? Как ты себя чувствуешь? Голова болит? Слабость?

— Нет, что ты. Просто привычная усталость, Рауль. Не бери в голову. И не забудь — карамель с вишней, хорошо?

Она провела рукой по его волосам, заправляя длинные пряди за ухо:

— Милый… Тебе давно пора подстричься…

— Зола…

— Езжай и не беспокойся — я чувствую себя хорошо. Тут Джеральд, скоро вернется Абени — ничего плохого не случится. Езжай. И… Пожалуй, захвати с собой еще зефира, пастилы и такие смешные орешки в шоколаде. И шоколадной вишни. И…

Рауль встал, впервые за долгое время смеясь — Зола всегда была сладкоежкой:

— Хорошо-хорошо-хорошо! Я скуплю всю лавку сладостей для тебя.

Он, действительно, скупил всю лавку — после того, как еле нашел хозяйку в ближайшем храме, дождался конца службы и уговорил её чуть-чуть согрешить — продать ему сладости. Ради Золы, не баловавшей его в последнее время улыбкой, он пошел бы и на большее.

Только сладости не пригодились — Рауля уже на пороге встречал встревоженный, посеревший от страха Джеральд, служивший в доме дворецким. Бросая покупки на диван в холле, Рауль обеспокоенно спросил у него:

— Что-то случилось?

— Нера… нера… В лаборатории…

Рауль понесся изо всех сил в свою лабораторию, расположенную в задней части дома:

— Я же её запер!!!

… Зола сидела на полу, среди осколков стекла и рассыпанных ингредиентов, и дико хохотала:

— Милый, и что теперь ты будешь делать?! Что ТЕПЕРЬ ты будешь делать?! — её окровавленные пальцы загребали на полу порошки и стекло. — Что ты теперь придумаешь, а?!

От лаборатории мало что осталось — Зола скинула все колбы, сатураторы и перегонные кубы со стола на пол. Туда же отправились книги с полок и все его записи — некоторые она специально порвала. Хорошо еще, не смогла воспользоваться огнем, тогда было бы совсем худо.

— Зола… Осторожно… — он пошел к ней, под ботинками хрустело стекло. — Ты можешь пораниться…

Она посмотрела на Рауля снизу вверх и прошептала:

— Милое чудовище, кого мы будем убивать следующего? Кого, скажи…

— Никого, — он подхватил вновь захохотавшую Золу на руки и понес на второй этаж в спальню.

— Никого! Никого! — орала Зола. — Ты просто еще не выбрал! Никого!!!

— Зола, прекрати, пожалуйста.

— Ты просто никого еще не выбрал!!! А давай по считалочке, а?

Он прокричал в темноту коридора:

— Джеральд, неси успокоительное!

Зола принялась вырываться дикой кошкой из его рук — он с трудом удержал её, и то, только потому что на помощь ему пришел лакей. Зола продолжала орать на весь дом:

— Нет, нет, нет!!! Только не это! Я буду хорошей, я буду молчать, я никому не скажу наш секрет, только не запирай меня снова… Милый… Я же тебя люблю…

Рауль ногой открыл дверь в её спальню: решетки на окнах, вся мебель привинчена к полу, стены обиты мягкими одеялами:

— Я тоже тебя люблю, Зола, но тут тебе будет спокойнее…

Зола все же вырвалась и прошипела:

— Тваррррррь!!! Ненавижу…

Рауль кивнул:

— А я тебя люблю.

* * *

Тихо тикали часы на каминной полке. Сам камин не топился — в управлении полиции было паровое отопление. Баки под окнами просто кипели от жара. Эван, с утра занимавшийся неотложными делами, не выдержал и открыл все окна, чтобы не задохнуться, заодно проветрить мысли — они тоже кипели, как батареи.

Дейл прислал с утра отчет по делу Ян Ми.

Причина смерти — некриминальная. Заболевание крови, возможно, наследственное. Вскрытие не проводилось по религиозным причинам. Тело уже передано родственникам, точнее ренальской общине, которая проведет огненный ритуал. И тут уже ничего не изменить.

…И никаких рун. Они, видимо, привиделись Вик и её фиксатору.

Эван потер висок. Вот тебе и умница-судебный хирург. Оказывается, и Брок умеет ошибаться.

Дверь открылась, на пороге стоял усталый Одли — он так и не спал со вчерашнего дня. Поиски, кстати, так еще и не завершившиеся, пока были безрезультатными — напавший на Вик то ли, и впрямь, амфибия, то ли где-то затаился — необследованными пока были Золотые острова в силу труднодоступности и труба под набережной.

— Звали…?

Эван кивнул:

— Проходи… Садись… — Он рукой указал на стул у рабочего стола. Сам остался у окна.

— Да я… — Одли замер у стула.

— Садись — устал же за сутки.

— Ничеее… — договорить Одли не смог — зевнул во весь рот. — Простите…

— Бывает… — Эван кивнул головой в сторону стола, где лежали снимки, сделанные Вик. — Видел?

— Никак нет, — старательно честно сказал Одли. И ни один мускул не дрогнул на лице, может даже, с такой самоуверенностью и проверку на церебрографе пройдет и не сломается.

Эван вздохнул — верность хороша, но чаще все же нужна искренность:

— А если серьезно?

— Эм…

Эван криво улыбнулся — он еще не заслужил доверия сержанта:

— Хорошо, не отвечай. Снимки сделала Вик на месте преступления — эти руны были нанесены на тело Ян Ми. Похожие же руны были нанесены и на тело Вик. Но интересный факт — судебный хирург Картер руны не заметил. Причем он указал, что причина смерти у Ян Ми некриминальная.

— Ого… — отозвался Одли. — А Томас Дейл что?

— А Томас Дейл у нас не любит осматривать тела на месте преступления. Он рун тоже не видел.

Одли помрачнел и решительно сказал:

— Я поговорю с Картером с глазу на глаз — хорошо поговорю, не беспокойтесь, нер комиссар. И санитаров опрошу. Дело сюда забираем или…?

— Пока или. Дело уйдет в архив. Ни тела, ни дела у нас нет. Официально.

— Ну твою же дивизию к Сокрушителю…

— Зато у нас есть дело о нападении на констебля — и оно останется в Городском дивизионе. Вопрос в том, кому доверить дело Вик — на ней были те же руны, что и на нериссе Ян Ми… Сработаетесь с Ричардом Стиллом?

Одли пожал плечами:

— А куда деваться. Сработаемся. И, нер комиссар, снимки Вик из апартаментов Ян Ми в тот день видел весь отдел, пока она спала, так что не беспокойтесь, копать будем все.

— Спасибо, — наклонил голову вниз Эван. — Дело Ян Ми из архива заберу в ваш дивизион. И еще… Присматривайте за Стиллом — доверять мы можем только друг другу, как выяснилось.

Одли раскашлялся в порыве чувств:

— Ниче се… Особый возвращается, что ли?

Эван криво улыбнулся:

— Он никуда и не девался, Одли. Или, думаешь, Ривз и его команда справятся с таким…?

— Видали мы их… — выругался Одли, — в гробу и бальных туфельках! Значит…

Эван крайне серьезно сказал:

— Значит, будьте осторожны — от полиции я вас прикрою, а вот с парнями Ривза держитесь настороже — тут даже я вас не смогу вытащить, если что-то случится.

Одли встал со стула:

— Да лааан, Брока же смогли! Не то, чтобы нас на подвиги тянет, но раз смогли безнадежного Брока вытащить, мы всяко проще… И не смотрите так, я предупрежу парней, чтобы были осторожнее. Я сейчас в морг, а потом у нас запланирован осмотр трубы Петлянки под набережной.

— Хорошо! Удачи.

Вместо ответа Одли опять зевнул и отправился по делам.

Эван посмотрел на часы — время подходило к двенадцати. Самое время ехать в госпиталь орелиток и забирать Вики домой.

* * *

Вик изнывала от госпитальной тоски. Лежать в постели и с наслаждением болеть, как принято в благородных семействах, Вик не умела — мать так и не смогла научить её этому искусству. Сиделка Абени, приставленная к Вик адерой Вифанией, оказалась чудо, как хороша: помогла умыться, накормила, словно ребенка, переодела в чистое, присланное Адамсом из дома, выполнила все медицинские предписания и принесла книги, чтобы скрасить время. Одного было не отнять у Абени — она умела молчать и не лезла с ненужными расспросами. Сейчас она сидела в кресле у окна и ждала: вдруг понадобится её помощь. Помощь Вик была нужна, но она сомневалась, что Абени согласится организовать побег. У медиков, как правило, свои взгляды на пребывание в госпитале.

Вик с нескрываемым раздражением закрыла книгу — читать размышления скучающей леры, перебирающей женихов, было удручающе нудно.

Абени тут же подалась вперед в кресле:

— Нера… Вас что-то беспокоит? Боль в ноге? Позвать доктора?

— Нет-нет, — Вик заставила себя улыбнуться — прооперированная нога не сильно беспокоила. Вдобавок, обезболить Вик её могла сама — только Брок все равно успевал вмешиваться раньше. Беспокоило то, что принять участи в поисках напавшего, она не может. Кому бы не доверили её дело, он до сих пор не удосужился навестить её в госпитале и опросить — это за гранью уже! Вик сомневалась, что Эван отдал распоряжение не беспокоить её — он не такой. Для него интересы службы превыше всего. Значит, её дело доверили кому-то вроде Томаса. Вик даже плечами передернула — не дай боги! Ей хватит и того, что дело о смерти нериссы Ян Ми досталось Дейлу.

— Тогда, может, вам почитать вслух?

— Спасибо, но не нужно. Я не люблю все эти современные сентиментальные романы.

Абени приветливо улыбнулась и предложила:

— Принести газеты? Правда, только вчерашние — сегодня же канун. Или, может, вы хотите о чем-то поговорить?

Вик удобнее села в постели:

— Давайте поговорим, Абени. — Она никогда до этого не пересекалась с девушкой-карфианкой, причем, судя по внешности, почти чистокровной карфианкой. Абени была цвета этрецкого ореха, как и нер Аранда, у неё были карие, очень темные глаза и волнистые черные волосы, выбивавшиеся из-под белой косынки сиделки, полные, привыкшие улыбаться губы и нос с низкой переносицей, что её совершенно не портило — она выглядела очень мило, как Симон.

— Что вас интересует? — тут же послушно уточнила девушка, чуть поправляя белоснежные нарукавники, надетые поверх простого серого платья.

— А что интересует вас, Абени?

Та рассмеялась:

— Нечестный прием — я спросила первой. Но… Раз вы разрешили… Могу я спросить: и как вам живется феей?

Заметив, как недоуменно замерла Вик, Абени тут же поправилась:

— Магиней. Мне адера Вифания сказала, что вы магиня.

— А почему вас это интересует, Абени?

Та, словно волнуясь, поправила длинный фартук с вышитым на груди зеленым треугольником, символом медицины:

— Адера Вифания мне предложила снять печать. Она сказала, что я сильная магиня, и адер Дрейк согласен стать моим учителем.

Сердце Вик на миг предательски пропустило удар — вот кого выбрали для Дрейка… Он будет умирать за Абени.

— Я… Я думала… — Вик с трудом находила слова из-за нелепого огорчения — она сама понимала, как это глупо ревновать к Абени… — Я думала, что для Др… Для адера Дрейка уже выбрали магиню и провели рунный ритуал.

Абени показала свое запястье:

— Руны уже нанесли — пока только стойкой краской, а напитания эфиром, активирующим руны, еще не было — я, если честно, еще не решила: нужно ли мне это.

— Почему?! — Вик даже вперед подалась: — Это же великая, бесконечно редкая возможность стать магиней, стать свободной нериссой, ни от кого не зависеть…

Абени не сдержала улыбки:

— Кроме адера Дрейка, вы забыли сказать.

Вик замолчала, поджимая губы — да, кроме адера Дрейка. Или, в её случае, Брока.

Абени, не дожидаясь ответа Вик, продолжила сама:

— Для меня, в отличие от вас, все выглядит немного иначе. Я и так свободна — мне двадцать четыре года, я давно вышла из-под опеки отца, а брат, с которым я сейчас проживаю, не вмешивается в мою жизнь. Я финансово независима, я сама могу выбирать кем и где мне работать и надо ли мне это. А став магиней… Я не знаю, что меня ждет.

— Магия — это ответственность, это возможность сделать мир лучше. Это…

Абени оборвала Вик:

— Это всего лишь красивые слова, нера Ренар. Никто в здравом уме не позволит женщине демонстрировать свое владение магией. Вот вы… Вы скрываете магию за своими механитами. Адера Вифания и адера Манон скрываются за стенами храма. Другие магини точно так же живут в монастырях, как правило. Да, из монастырей, благодаря женщинам-магиням, выходит много полезных лекарств и домашних зелий, но я не хочу этим заниматься.

Вик возразила:

— Можно жить и вне монастыря. Можно найти работу или службу, где магия будет приносить пользу, как, например, в моем случае. Мне магия очень помогает на службе в полиции.

Абени пожала плечами:

— Но я не хочу служить в полиции, а других мест, кроме больниц, где можно было бы применять магию, я не знаю. В больнице же мне, как сиделке, хватает и простых навыков, без магии. И прежде, чем возразите, я сразу скажу: я не вижу себя целительницей — мне это неинтересно. Вот и получается, что мне магия не особо и нужна. А вот жизнь в постоянной зависимости от чужого и чуждого мне человека, меня пугает. Это даже хуже брака, на мой взгляд… Там, хотя бы, раздельного проживания добиться можно… А вас не пугает такая зависимость от другого мужчины?

— Адер Дрейк — замечательный человек, уж поверьте. Он не будет лезть в вашу жизнь — он тактичен и деликатен. И очень понятлив…

Вик с трудом подавила ненужные воспоминания о ресторанчике на берегу моря. Надо будет туда Эвана сводить — он умеет есть руками или нет?

Абени чуть нахмурилась:

— То есть вас не пугает ваша зависимость от…

— Мой учитель — Мюрай. И… — Вик сжала губы: лгать — не самое лучшее в такой ситуации, когда Абени делает выбор на всю оставшуюся жизнь: — И я еще не поняла, если честно, как это — зависеть от Мюрая всю жизнь. В моем случае мне выбора не предоставили. В отличие от вас, Абени, я не вижу смысла в жизни без магии, даже если приходится скрываться. Если же вам магия непринципиальна, то да, я согласна, минусов от ритуала больше, чем плюсов.

— Минус — это зависимость… — качнула головой Абени. — Вот это меня пугает — уже никогда я не буду свободна, все придется делать с оглядкой на другого человека. Нет, пожалуй, мне магия не нужна — мне её негде применять. Спасибо вам, нера Ренар, за откровенность.

Дверь осторожно открылась — на пороге стоял Эван с букетом цветов в руках — и где только нашел их в разгар кануна.

Абени тут же поднялась и вышла, а Эван, подойдя к Вик, вместо приветствия спросил:

— Готова ехать домой, Вики?

— О да! — не выдержала она — Эван тоже был чудо как понятлив! Не хуже Дрейка, а, возможно, даже лучше.

Глава 9 Визит в тоннель

Одли вместе с Себом и Лео добирались до набережной на паровике. Расположились на жестких деревянных сиденьях в пустом салоне, Лео тут же начал кунять, ему даже грохот колес на стыках рельс не мешал. Он закинул голову назад, упираясь шлемом в оконное стекло, только и видна покрасневшая кожа на шее от тугого кожаного крепления. Скоро у всех патрульных такие отметины на коже будут — ремни от полицейских шлемов здорово натирали, не хуже армейских. Одли только-только забыл их, как страшный сон, и вот они вернулись вместе с Тальмой…

Себ бессмысленно вертел в руках вязанные перчатки. Одли смотрел в окно на пустые улицы — канун. Сейчас еще можно передохнуть, завтра будут все в мыле, хуже лошадей. В праздник горожане веселятся, и лишь полиция отдувается за всех. У них праздников не бывает.

Звонко звучал колокольчик паровика. Стук колес становился все громче: чем ближе к портовой зоне и бедным районам, тем реже правили рельсы. Только и это не будило Лео. Проснулся он только от слов Себа — он решился-таки:

— Мне тут Оливия новость рассказала… — у него младшая сестра служила машинисткой в канцелярии мэрии.

Одли повернулся на сиденье — до этого он рассеянно смотрел в окно:

— И…?

Себ пробормотал:

— Оливия сказала, что мэрия решила полностью привести полицию в соответствие к требованиям Тальмы.

Лео лениво приоткрыл один глаз:

— И что следующее? Они отобрали у нас форму, они отобрали пилотки и оружие, выдав бесполезные куски дерева — защищайтесь от аристо дубинками! Что еще можно у нас отобрать?

Одли потемнел лицом и тихо выругался:

— Твою дивизию к Сокрушителю… — он понял, что у них еще можно отобрать. Фиксаторы с дорогими потенцитовыми кристаллами в полиции Аквилиты носили все, даже патрульные-новички. Это была их защита от беспредела леров.

Кейдж подтвердил его опасения:

— Оказалось, что в Тальме служебные фиксаторы положены только суперинтендантам и экспертам. Слишком дорогие игрушки для обычных констеблей.

Лео даже выпрямился:

— Бездна! Они хотят отобрать у нас фиксаторы?! Они вообще знают: почему в Аквилите все констебли носят фиксаторы?!

Одли скривился:

— Они знают главное — цену фиксаторов. Остальное их не интересует.

Лео не выдержал:

— И мы сдадимся? Мы послушно снимем и сдадим фиксаторы?!

Себ промолчал, рассматривая носки своих ботинок — их бы не мешало почистить. Хорошо, что сегодня одно дневное дежурство, вечер он проведет в участке, занимаясь бумагами. Одли мрачно напомнил:

— Лео, мы уже сдали форму и пистолеты. Так что фиксаторы… Это просто следующая ступень. Полагаю, потом они сравнят жалование в Аквилите и в Тальме и поймут, что мы тут получаем в два раза больше, чем положено…

Лео яростно поджал губы и закрыл глаза, снова засыпая или просто изображая дрему. Хватит с него сегодня таких вот новостей. Эфир вокруг него бурлил — из Лео вышел бы хороший маг, которого бы с руками и ногами взяли на государственную службу, если бы не его несдержанность.

Одли молчал. Смотрел в окно. Историю реформы полиции Аквилиты из-за лера из рода Эвироков он помнил. Древний род, приближенный к королю и развращенный властью и деньгами.

Это случилось во время Летнего карнавала, более сдержанного по сравнению с зимним. Из шикарного паромобиля в разгар веселья выбросили мертвое тело девушки. Прямо в центре города. Среди гуляющих горожан. Не стесняясь закона и полиции. Возможно, правосудия сотворившие такое тальмийцы и избежали бы — на тот момент у полиции Аквилиты не было ни одного служебного паромобиля, но веселящиеся молодые люди не учли специфики Аквилиты — уже на следующей улочке, на которую они свернули, они попали в толпу и завязли намертво. Констебль Монти и сержант Руссель предприняли попытку арестовать находящийся в паромобиле, но те оказали сопротивление. Констебль погиб на месте от применения магического боевого плетения, сержант применил оружие, смертельно раня двух подонков в паромобиле. Обычная история во время карнавала — приезжающие покутить в Аквилите часто принимали веселье за вседозволенность. Только в этот раз повеселился единственный сын герцога Эвирока, лишаясь жизни. Герцог отказался признавать версию полиции о случившемся. Свидетели ареста все как один испарились или отказались давать показания. Слово сержанта против слова родовитого лера… Русселя через три дня после суда повесили. Его признали виновным в убийстве графа Клавера из рода Эвирока. Еще через три дня вся полиция Аквилиты подала рапорты об увольнении. Через две луны в полиции работать было некому, а те, кто все еще служил, пугали горожан больше, чем преступники. Еще через луну начались переговоры с полицейским профсоюзом и оснащение фиксаторами сперва сержантов, а потом, через год, и каждого патрульного. Потомки рода Эвирока с тех пор ни разу ни приезжали в Аквилиту, потому что тут каждый полицейский помнил имена Монти и Русселя.

Себ не выдержал:

— Серж…

— Ммм…? — отозвался тот, прям как Брок.

— И мы это спустим?

Тот вздохнул и напомнил:

— Полиции запрещено устраивать забастовки, митинги и массовые увольнения. Полиции запрещено создавать профсоюзы. Полиции…

Лео фыркнул, не открывая глаз:

— Нам теперь разрешено одно — вновь прогибаться под лерами, позволяя им творить что угодно. Или танцевать на веревке, как станцевал Руссель.

Себ выругался:

— Ну их же мать… Уволюсь к Сокрушителю. Вот закроем дело о нападении на Вики, и уволюсь.

Лео криво улыбнулся — он сам, видимо, обдумывал рапорт об отставке, а Одли хмуро буркнул:

— И ты, Себ, стерпишь на улицах бардак?

Лео ответил вместо Себа:

— Вытерпим — вытерпели же, когда об Брока ноги вытирали, вытерпели же, когда закрыли Особый отдел. Стерпим, когда заберут фиксаторы — стерпим и бардак на улицах. Плевать.

— Ну-ну, — Одли стащил с себя шлем — кожаный подбородочный ремень уже успел натереть шею. — Что-то я в этом неуверен, парни.

— Пфф! — выдохнул Лео. — Разбудите, когда приедем. Я лично подам в отставку, как только начистим вчерашние рожи леров. Начистим — и сразу рапорт подам.

Одли скривился, но ничего не сказал — может, он тоже хотел бы подать рапорт, но после утреннего разговора с комиссаром Ренаром было как-то неловко подводить его. Неплохой, в общем-то, мужик. Хоть и бывший лер. Брок вон тоже лером оказался… М-да…

После тепла паровика промозглый ветер с океана был особенно противным. Одли морщился, натертая кожа под подбородком болела, идиотский шлем совсем не грел. Плащ отсырел и противно хлопал по коленям, прилипая и мешая. Ботинки, пригодные для патрулирования улиц, были совершенно бессмысленны в грязи у речки Петлянки. А им еще в этих ботинках в саму речку лезть.

На берегу, нахохлившись в кожаной куртке, как больная ворона, рисовал в грязи какие-то руны Брок. Он вставал, хромал в новое место, садился и снова рисовал. Лео хмыкнул, Себ вздохнул и вернулся на набережную, покупая еще один бумажный стаканчик кофе, Одли выругался, направляясь к другу:

— Ры. Жий!

— Ммм? — Брок даже голову не приподнял, продолжая выписывать свои руны, сидя на корточках у самого берега.

— Что. Ты. Тут. Делаешь?

Брок выпрямился и отбросил в сторону ставшую ненужной ветку ивы, которой рисовал руны:

— Пытаюсь найти нашу проклятую амфибию — Эван телефонировал и сообщил, что эту тварь так и не нашли. — Он мрачно оглянулся на полный воды тоннель, уходящий под набережную: — Надеюсь, что он мертв и ждет нас там.

Одли поправил его:

— Надеюсь, он мертв и НЕ ждет нас. Вот как-то только нежити не хватало в этот канун.

Брок подошел к друзьям и поздоровался со всеми за руку, кроме Себа, конечно — тот протянул вместо руки горячий кофе. Брок удивленно оглядел друзей:

— А что такого мерзкого уже случилось в этот канун? Университетские антимеханиты вновь что-то планируют? Лео, как, кстати, они? Ты их деятельность же продолжаешь отслеживать?

Лео буркнул, грея ладони о стаканчик с кофе:

— Теперь это не мои проблемы, а проблемы лера Ривза. Или как там эту вчерашнюю пьяную мразь зовут?

Брок, делая осторожный глоток кофе, криво улыбнулся:

— Увы, Лео. Ривз не тот, кто быстро найдет оперативников для работы со студентами и школярами. Нам только бомбистов для счастья не хватало. Придется все равно отслеживать — пока еще люди Ривза примутся за работу.

Одли не выдержал, рассматривая, как вода затягивает в тоннель льдинки и мелкий городской мусор:

— Не наши проблемы. Мы скоро подаем рапорты на увольнение.

— О! — опешил Брок. — И кто вас успел обидеть?

Себ хмуро выдавил:

— У нас фиксаторы отбирают. И оклады будут урезать — до требований Тальмы. Так что ты вовремя свалил.

— Я не свалил — я дурака свалял, как оказалось, — признался Брок. Хотя в подвале бывшего Особого после обработки Палача он бы и ондурским шпионом себя признал, и монийским, и даже карфианским, лишь бы прекратилась боль.

Одли сделал глоток кофе и махнул рукой:

— Свалил-свалял — какая разница, если ты вовремя соскочил с должности. И не заговаривай мне язык, Брок. Я не гордый, я повторю вопрос. Что. Ты. Тут. Делаешь?

Брок наклонил голову на бок:

— Ммм… Я уже вроде пояснил: ищу нашу амфибию. Вы, кстати, вовремя пришли — у меня все готово. Я активирую эфирную плотину, осушая тоннель, а ваша задача — зайти в него и вытащить амфибию за жабры и все остальное, что найдете.

Одли криво улыбнулся:

— Как всегда: рыжий берет всю сложную работу на себя, а мы…

Брок оборвал его:

— Не в этот раз, дружище! Я делаю простую работу — останавливаю воду, а вы выполняете всю грязную — ищете труп.

— Силенок-то хватит? — все же уточнил Одли.

— Все просто. Все очень просто… — Брок принялся наполнять эфиром руны, преграждая путь воде.

К счастью, Виктория тут же пришла на помощь, делясь эфиром — её силы были поистине безграничны.

— Просто… Очень просто… — буркнул Одли, когда тоннель почти просох. Дно Петлянки было усыпано валунами, корягами, каким-то зацепившимся за стены и камни мусором, и плотно затянуто илом и тиной. — Очень просто, мать вашу…

Он зажег на ладони светляк. Лео повторил за ним, только свой светляк он направил внутрь, в пахнущую прелью и гнилью темноту тоннеля. Себ вздохнул, обернулся на побелевшего от усилий Брока, посмотрел на встающую стеной воду и поспешил в зев тоннеля — чем быстрее они проверят тоннель, тем легче будет Броку.

Карфианин нашелся в середине тоннеля, и впрямь став амфибией — он нашел свою смерть в воде, зацепившись за ветки, почти переговорившие весь тоннель. Или погиб от удара эфира, а сюда вода притащила уже мертвое тело — без эксперта Одли не мог определить причину смерти карфианина.

Лео только выругался, Себ громко выдохнул — состояние тела было отвратительным для умершего всего лишь вчера. И на воду эти изменения не спишешь.

Одли проверил эфирные каналы, прикасаясь к шее погибшего:

— Каналы выжжены. Не встанет. Так что, парни, за руки, за ноги — потащили эту падаль прочь, пока Брок еще держит воду.

Под ногами уже просачивались робкие струйки, показывавшие, что Броку становится все сложнее удерживать эфирную плотину.

Поднявшись на высокий берег, ругаясь и морщась от запашка, парни неаккуратно бросили тело карфианина на землю. Одли собирался скомандовать Броку, чтобы тот отпускал воду, как мертвое тело внезапно вскочило на ноги в резвом прыжке и буквально вгрызлось в шею Одли.

Себ вскрикнул, плетя эфир, а Лео рванул на труп в попытке оттащить его от Одли.

Брок, стоя на середине еще пустого русла Петлянки, отвлекся на миг из-за криков парней, и эфир не простил слабости. Вода прорвала эфирный заслон, увлекая, таща за собой, обивая о камни и стены, ударяя о дно, цепляя и разрывая куртку и брюки вместе с кожей, проникая в легкие, утопляя и заставляя бороться за каждый глоток в оказавшемся слишком длинным тоннеле.

Захлебывающегося, выхаркивающего воду вместе с легкими, дрожащего от холода и боли Брока вытащил на берег Лео, не дав утянуть его в океан, посадил на какой-то камень, помог согреться магией. Вики где-то далеко перепугалась — запустила целительские плетения.

Брок еле прохрипел:

— Одли…?

Лео понял его:

— Жив. Надкушен, но жив.

Брок поднял на Лео глаза:

— Твою же мать… Как вы вообще пропустили, что тащите нежить?!

Лео возмутился:

— Мы проверили — мы тащили труп! Поверь — все эфирные каналы в нем были выжжены. Там нечему было восставать — тебе ли не знать: выжженные каналы не заполнить эфиром.

— Но труп все же встал! — возразил Брок, поднимаясь с обжигающего холодом камня. Правда, для этого ему пришлось опереться на руку Лео — ноги подрагивали, а легкие еще отчаянно хотели отдохнуть. Еще пара таких приключений, и он точно сляжет рядом с Викторией.

— Ты видел состояние трупа?

— Не особо, — признался Брок. — Я в плохом состоянии — сил отвлекаться не было. А что?

Лео, направляясь по песку к лестнице, ведущей на набережную, передернул плечами:

— Там… Короче, вода вымыла почти весь скальп, глаза и полчелюсти.

— Чего?! — не сдержал возгласа удивления Брок. — За одну ночь? Тут несильно и быстрое течение, чтобы так повредить свеженький труп.

— Значит, — сосредоточенно сказал Лео, — труп был несвежий.

— Хочешь сказать, я зря прокатился в тоннеле? Эта не тот карфианин, которого мы ищем?

Лео повторно вздохнул:

— Проблема в том, Брок, что это именно тот карфианин — след ни с чем не перепутаешь. А еще на нем, на груди, была хорошая такая отметина — Вик его хорошо вчера приложила твоим… — парень быстро поправился: — Своим эфиром. Это тот карфианин, Брок, чем угодно клянусь. И хотел бы я знать, как он вчера выглядел живее всех живых со слов Себа. И как пытался сбежать с выжженными эфирными каналами.

— Черный ритуал, это черный-пречерный ритуал.

— Да мы поняли, Брок. — Лео принялся медленно подниматься по лестнице, подстраиваясь под Брока, растерявшего на ветру все силы.

— В смысле черный — карфианский, — пояснил Брок.

— Ты о таком слышал?

— Если бы… — махнул свободной рукой Брок. — Я лишь знаю, что их подходы кардинально отличаются от наших.

— Хреново, — признался Лео.

— Очень.

Лео посмотрел на Брока и уловил знакомый блеск в глазах и привычную хищную улыбку на лице:

— Возьмем же?

— Обязательно. — Нога Брока подвернулась на ступеньке, и он упал бы, не удержи его Лео. — Вот только отлежусь пару дней, и займемся. Кажется, это приключение — последнее для меня в этом году… Хватит.

На парапете набережной сидел, терпеливо ожидая Брока и Лео, окровавленный Одли — Себ замотал ему шею своим шарфом. Одли просипел:

— Небывало дело — рыжего впервые загнал в кровать труп. Обычно они тебя оттуда выгоняют. До сих пор помню, как Брок седьмицу тихарился от одной своей неудавшейся любви — та не смогла простить, что он рванул на вызов прямо из постели в разгар…

Брок его оборвал:

— Скажешь тоже…

Одли сделал круглые, большие глаза:

— Так ты просто так перед ней голым задом тогда светил, когда я приехал тебя забирать?! Да ты извращенец, рыжий!

Брок лишь привычно выдавил из себя:

— Ммм?

Одли, кривясь от боли, напомнил:

— Не мычи.

— Пошли тело осматривать?

Одли развел руками в сторону:

— А тела нет.

— Как нет?

— Лео испугался.

Все знали, что, когда Лео пугается, наступает мрак — никогда нельзя предугадать, какую ступень владения эфиром он в себе пробудит. Лео был хаотиком: как кузнечик, он прыгал с ранга на ранг, забывая, что так вообще-то нельзя. Непринято. Невозможно, что точнее.

Констебль-верзила, выше Брока на голову, потупился под его удивленным взглядом:

— Я его испепелил. А что я еще должен был делать, когда эта тварь принялась жевать шею Вина?! Пожелать приятного аппетита?

— Это было бы лучшим вариантом, — пробормотал Брок. — Вина было бы жаль, но хоть тело было бы.

— Спасибо, друг! — проворчал Одли. — Я всегда знал, что ты неровно дышишь ко мне!

— Короче…

Одли сам резюмировал:

— Ни тела, ни зацепок. Парикмахеров, постижеров, пуппенмахеров…

— Каких махеров? — не понял Лео. Одли поднял глаза к небу, потом перевел их на Лео:

— Кукольников. Тех, кто изготавливает кукол — парики им делают из человеческих волос. У нас осталась всего одна зацепка — отстриженная коса Вики. Волосы нужны парикмахерам, изготовителям париков и кукольникам. Я предупрежу их, что их ждет, если они не сообщат в полицию о предложении купить женскую косу белого цвета. Что-то еще, Брок?

Тот пожал плечами:

— Больше пока в голову ничего не приходит.

Одли встал:

— Значит, будем работать с тем, что есть.

Глава 10 Угроза танца на веревке

У особняка паромобиль с Вик с Эваном уже встречали по всем правилам Тальмы — справа от дверей стоял мрачный Чарльз и очень сонный после ночного дежурства в госпитале Николас, Полин и её няня, слева выстроилась прислуга в уже дневных черных одеждах. Холодный ветер трепал длинные белоснежные передники у девушек и пытался сорвать наколки с их строгих причесок. Вик с удивлением заметила, что теперь у них два лакея, две похожих друг на друга, как сестры, горничных и, судя по возрасту, экономка — повариху бы не заставили встречать хозяев, не положено по рангу. То ли приехавший из Олфинбурга дворецкий Поттер, стоявший в левом ряду первым, привез с собой новых слуг, то ли Чарльз — с брата станется, он всегда привык все решать сам, не полагаясь ни на кого.

Эван сжал руку Вик:

— Чарльз приехал — я не ожидал, что он захватит с собой новых слуг… Я ему вчера поздно вечером телефонировал — сообщал, что с тобой все будет хорошо. Сказал, что обошлось…

Вик качнула головой — непривычно короткие волосы, чуть ниже уха, налетели на лицо:

— Наверное, решил, что так будет лучше.

Эван осторожно поправил белоснежные пряди, заправляя их Вик за уши:

— Ты такая красивая, солнышко.

Вик стремительно покраснела: короткие волосы — признак опустившихся женщин из трудовых домов.

— Тебе очень идет, — Эван поцеловал её в висок. — Не переживай…

Паромобиль плавно остановился перед дверьми особняка. Вик перевела взгляд с мужа на брата: что ожидать от Чарльза, она не знала.

— Он очень тебя любит, солнышко. — Эван снова принялся её успокаивать. — Он хочет что-то тебе сообщить. Сказал, что это очень важно.

— Значит, поговорим…

Эван поцеловал её в запястье:

— Подожди чуть-чуть, я выйду и возьму тебя на руки…

Вик кивнула — прооперированную ногу она до сих пор почти не ощущала ниже колена, словно там было что-то чужое. Хорошо хоть не болело почти — Брок за этим следил. Кстати, Брока среди встречающих не было, и Вик не чувствовала, где он — мужчина привычно был закрыт от неё.

Лакей Джон еще не успел открыть дверь паромобиля для Вик, как Чарльз уже подошел и, опережая Эвана, подхватил её на руки, крепко прижимая к себе, как когда-то в детстве:

— Добрый день, Хвостик… — голос был хриплый, простуженный или напуганный, что тоже может быть — если бы что-то подобное случилось с Чарли, Вик бы тоже боялась — за его жизнь, за его здоровье.

— Добрый день, Чарли… — она обняла его руками за шею, — прости, не хотела тебя пугать.

— Не напугала, — справился с эмоциями Чарльз. Он для вида прокашлялся и понес её в дом, игнорируя Эвана: — тебе надо быть осторожнее, Хвостик. Все может оказаться не тем, чем кажется.

Новый лакей широко открыл двери перед ними. Вик попросила брата:

— Чарльз… Пожалуйста, в дневную гостиную — там поговорим…

Но Чарльз сам всегда знал, как нужно поступать — он понес Вик через холл к лестнице на второй этаж:

— Тебе надо отдыхать! Тебе надо спать и набираться сил. Тебе положено три дня покоя, а потом еще луну не выходить из дома.

Вик выть хотелось от рекомендаций, которые дала адера Вифания, но ничего не поделаешь. Хорошо, что Эван понятливый — он попытался вмешаться под её просящим взглядом, но Чарльз обернулся на него, обрывая предложение проследовать в гостиную:

— Мне нужно поговорить с сестрой наедине. Надеюсь, это понятно?

Эван мрачно прищурился и кивнул:

— Как скажешь, Чарльз. Я буду ждать тебя в кабинете.

— Хорошо! — отозвался Чарльз. Только Вик понимала — ничего хорошего уже точно нет. Слишком серьезен брат. Слишком напряжен Эван.

Одна из горничных безмолвной тенью пошла за Вик и Чарльзом. Ей было не больше двадцати лет. Обычная для горничной внешность: светлые волосы, голубые глаза, бледная кожа. Непривычными были слишком высокий рост и широкие плечи, словно до службы горничной она занималась чем-то иным. Например, службой в «Ангелах мщения».

— Что за тайны, Чарли? — не выдержала Вик, оглядываясь назад — Эван остался стоять безмолвной статуей у основания лестницы: ноги на ширине плеч, руки сложены на спиной, глаза прищурены — он словно готовился к бою. И пахло… пахло на весь холл прогоревшим осенним костром.

— Потом! — процедил Чарльз, неся её по лестнице.

— Что у вас произошло с Эваном?

— Я же сказал: потом! — снова отрезал брат.

Вик замолчала — она знала, что пока Чарльз сам не решит начать разговор, что-то вытянуть из него бесполезно. Пришлось ждать.

Только когда горничная перестала суетиться вокруг Вик, помогая удобно устроиться в кровати, и вышла из спальни, Чарльз, сев в кресло, заговорил:

— Хвостик… Ты должна быть очень осторожна.

Вик легко повинилась:

— Прости, я не хотела пугать ни тебя, ни Эвана. Все случилось внезапно. Абсолютно случайно. Ни я, ни Себ не ожидали, что может случиться что-то плохое: набережная была полна народу. Честное слово — все дикая, нелепая случайность. Это служба в полиции, всегда есть вероятность, что что-то случится.

— Этих вероятностей в последнее время слишком много.

Вик пожала плечами:

— С точки зрения преступников, я слабое звено — меня и надо первой выводить из строя. Вчерашнее — вообще странная нелепость.

Глаза Чарльза чуть прищурились:

— Ты уверена, что вчера была случайность?

Вик долго всматривалась в брата:

— Что за… странные вопросы?

Он подался вперед в кресле:

— Хвостик… Ты абсолютно уверена, что это была случайность?

— Конечно! — Она села в постели — разговаривать полулежа было выше её сил. Она не больна. Просто чуть-чуть ранена. — В чем дело?!

Брат пристально смотрел на неё, словно решал: какую часть правды ей сообщать? Только сейчас Вик заметила, насколько он стал похож на отца: коротко стриженные каштановые волосы с явным красным отливом, узкие, как у далеких выходцев из Нерху, глаза, слишком серьезный взгляд и морщинки между бровей, а ведь брат моложе Эвана…

— Чарльз!

Он сухо сообщил:

— Мои агенты на днях узнали, что лер Хейг, граф Игнис Двенадцатый… — он все же сделал паузу, словно не был уверен, а нужно ли это Вики знать? — …на грани разорения, Хвостик. Именно это, считают мои аналитики, и является истинной причиной изгнания Эвана Хейга из рода Игнисов. Не Мюрай, не решение взять под защиту вернийского шпиона, не забота о тебе, как о магине, а разорение. Так твои деньги не утекут из рода Игнисов, ведь формально Хейг — Ренар, а не Игнис… И вот теперь все стало на свои места — и опека, и потакание твоим капризам о службе в полиции, и нападения на тебя, и даже Аквилита… И даже отречение Эвана Хейга от рода. Я думал — он настолько любит тебя, а оказалось все дело в деньгах. А я голову ломал: как можно отказаться от титула и от положения в обществе?! И, заметь, получение должности комиссара, не положенной нерам, легко встраивается в эту схему… Хвостик… Он все еще проклятый лер! А все происходящее вокруг тебя — игра. Смертельная для тебя игра.

Она в первый миг забыла, как дышать. Прежние страхи о ненависти Эвана легко всколыхнулись в памяти от слов брата. Заодно вспомнилось, что она перенесла силовой шторм и теперь не совсем уверена в своих воспоминаниях и чувствах. Губы сжались так сильно, что заболели. А Чарльз как масла подлил в огонь её страхов:

— Я помню — ты боялась Хейга, я был идиот, думая, что знаю его. Лер — всегда лер. От земель, долга и титула не отказываются ради любви, тем более ради жизни какого-то вернийского шпиона. Вчерашнее покушение показало, что Хейги не отказались от своего плана… Будь осторожна — ты мишень, ты богатая мишень, Хвостик. Я отомщу, но для тебя может оказаться поздно.

Вик старательно уверено сказала, заставляя голос звучать четко и твердо:

— Чушь! Полная.

Ей надо уверить в этом не только Чарльза, но и саму себя. Она должна доверять Эвану, она же его любит. А он любит её. Их отношения строятся на доверии, иначе зачем тогда любовь?

— Если бы все было так, как ты намекаешь, то Эван не отрекся бы от рода — просто бы сыграли свадьбу и оплатили долги моим приданым. Ты крупно ошибаешься, Чарли.

Он медленно качнул головой:

— Там такие долги, что и твоим приданым дыру не прикрыть. Документы у Стива — это лакей, приехавший со мной. На самом деле он детектив-ангел. Он будет прикрывать тебя… Хвостик, поверь… Игнисы вот-вот рухнут, и рухнут с таким треском, что Тальма сотрясется.

— Ты. Ошибаешься.

— Очень на это надеюсь.

Вик напомнила:

— Чарли, ты говорил, что Эван твой друг… Помнишь?

Он потер лоб:

— Я так думал ровно до того момента, как узнал о разорении. Вспомни: ты перешла под опеку Хейга. По закону Тальмы в случае опеки опекун имеет право полностью распоряжаться твоими деньгами. И сразу же три покушения в Олфинбурге. Ты поехала в Аквилиту, и чуть не погибла в катакомбах. Ты вышла замуж, и тут же тебя попытались убить. Напомнить, кому достанутся все твои деньги?

Вик снова попыталась убедить себя и брата:

— Чарльз, ты ошибаешься. Меня вчера не хотели убить.

— Но чуть не убили. И… — он криво улыбнулся: — Не хотели убить — это тебе Хейг сказал?

— Хейга в этом доме нет! — яростно оборвала брата Вик. — Здесь нет Хейга. Есть Эван Ренар!

— Которому не надо будет покрывать долги Игнисов, потому что он уже не Игнис! Крайне вовремя. Вики… Ты умная девочка. Я привез с собой лакея и горничных — они преданы только нам, только настоящим Ренарам, только тебе и мне. Они прикроют тебя в случае чего. Но. Спи с оружием под подушкой.

— У тебя паранойя, Чарли.

— Хвостик, я лучше извинюсь потом перед Эваном, чем буду тебя хоронить. И, прости, мне пора — я приехал утренним экспрессом, через час дневной до Олфинбурга — я должен на него успеть. Меня ждет Элайза. Мы вместе пойдем на ночную службу в честь Явления…

Он встал и уже в дверях вспомнил:

— Чуть не забыл… Элайза прислала тебе весенний каталог модного дома Триэр, посмотри на досуге — я все оплачу. И еще каталог по дому — затей ремонт, отвлекись, развейся. После Явления приедет Элайза, она тебе поможет… Ты же разрешишь Элайзе пожить у вас? Она в положении, доктора прописали морской воздух…

— Да, конечно, пусть приезжает, Чарли… Но по поводу Эвана ты не прав.

Он серьезно кивнул:

— Я извинюсь. Если нужно будет. Питбуль в твоих вещах. Его принесет тебе горничная, только храни его под подушкой — ты мне нужна живой, Хвостик.

* * *

Эван ходил из угла в угол в кабинете в ожидании Чарльза. Тот пришел слишком хмурый, словно готовый к бою. Не будь он нером, Эван решил бы, что Чарльз решает вопрос о дуэли. Странная мысль для друга. Только были ли они по-прежнему друзьями? Эван пытался понять, что же случилось — вроде в Олфинбурге не происходило ничего серьезного. Дело в волнении за Вики? Чарльзу что-то известно о рунах или черном ритуале?

Чарльз мрачно поздоровался на пороге, быстро оглядывая кабинет, словно видел его впервые:

— Недобрый день.

Эван кивнул на кресла у горящего камина:

— Недобрый. Поговорим?

Чарльз отрицательно качнул головой:

— Лучше стоя. Я очень спешу. Все необходимое я уже сказал Виктории.

Эван всматривался в друга, не понимая, что случилось. Всего несколько дней расставания, и его словно подменили.

Чарльз рассматривал его в ответ.

Воздух в кабинете стал плотным, тягучим, как патока, и горьким от ожидания. Только тихий ход часов и треск пламени в камине нарушали тишину. Эван не торопил Чарльза — знал, что это бесполезно.

Тот закончил осмотр Эвана и твердо сказал:

— О настоящей причине отречения от рода я в курсе. Поскольку Вик полностью на твоей стороне, я пока не вмешиваюсь. Но. Мне моя сестра нужна живой. Так что ты убираешь её со службы и пылинки сдуваешь, чтобы ничего с ней не случилось.

— Чарльз…

— Не стоит, Эван. Теперь мы на равных, я не буду замолкать из уважения к титулу.

Эван потер висок — такого он не ожидал:

— А ты замолкал? Я думал, что мы друзья.

Чарльз серьезно сказал:

— Я тоже так думал. Я не хочу терять свою сестру.

— А я не хочу терять свою жену — так что, нечто общее, объединяющее нас, все же есть… Но, Чарльз… Если я последую твоему предложению и запрещу Вики службу — я потеряю Вики. Вот это точно.

Чарльз фыркнул:

— Займи её чем угодно. Вспомни, что вы новобрачные. Заведите ребенка — это точно отвлечет её от глупых идей о службе в полиции.

— Я не поступлю так с Вики — я её уважаю.

Чарльз сделал шаг вперед и сжал кулаки:

— Тогда предупреждаю первый и последний раз. Больше отговорка о том, что служба в полиции сложная и часто сопровождается ранениями, не пройдет. Мои адвокаты готовят документы для суда… Еще одна попытка ранить или убить Вики, и ты спляшешь на веревке как её убийца. Её денег ни ты, ни твой отец не получите. Я все сказал.

Такого Эван не ожидал — что угодно, но не искренняя уверенность Чарльза в том, что именно Эван пытается убить Вики.

— Чарльз… Ты не прав.

Тот впервые позволил себе выглядеть растерянно — он тихо сказал:

— Я хочу быть неправым — мы дружим слишком долго, Эван. Но я слишком долго тебе доверял — три покушения в Олфинбурге, катакомбы Аквилиты… Вчерашняя попытка убить Вик была последней, что сойдет тебе с рук. Еще одно покушение, еще одна попытка… Ты пойдешь под суд за попытку избавиться сперва от опекаемой, а потом и от жены.

Чарльз резко развернулся и пошел прочь не прощаясь.

Эван лишь горько смотрел ему вслед: Вик говорила, что Аквилита — сумасшедший город. Кажется, она свела с ума и Чарльза. Хотя в одном Чарльз прав — Вики стоит обезопасить еще лучше. Она словно магнит притягивает к себе неприятности. Нападения, заговоры из-за него, из-за его службы, силовой шторм из-за его глупости, попытка черного ритуала… Что еще случится с Вики? Он обязан её защитить. Не из-за угроз Чарльза, из-за того, что жизни без Вик он не представлял. Её надо защитить любой ценой. Еще бы понять, как это сделать не обижая Вик и не ломая её мечту о службе в полиции.

* * *

Вик засунула тяжелый, пропахший смазкой револьвер под подушку — не потому, что хотела, чтобы Эван его не видел и не знал о нем, а потому что… Она горько рассмеялась — она хотела, чтобы он его не видел. Она не хотела, чтобы между ними возникла стена недоверия из-за Чарльза. Брат неправ. Он ошибается. Он блестящий аналитик, но и он способен ошибочно сложить данные. Уж это Вик знала, как никто иной — бедняга Жан Ришар чуть не был объявлен вернийским шпионом благодаря её ошибочным умозаключениям.

Кажется, Эван что-то понял — он застыл на пороге спальни, не проходя дальше. Болезненное ощущение возврата к прежнему недоверию между ними кольнуло Вик. Снова, как раньше, когда она считала, что он её ненавидит, а он думал, что лишний в её жизни. Это не должно повториться.

— Питбуль под подушкой. — сказала она просто. — Горничная принесла, а я не могу из-за этой дурацкой ноги двигаться и убрать его куда-то еще… Кстати, я его разрядила.

Эван без слов прошел в спальню.

Сел в кресло, пристально глядя в глаза Вик. Комната тут же прогрелась — запахло гарью. Видимо, Чарльз не стеснялся в словах.

— Я никогда не хотел тебя убить.

— Я знаю… — кивнула она.

— Даже в мыслях не было.

— Я знаю. — она вспомнила, как сама высказывала свои претензии Эвану, и он терпел, выслушивая ее. Пусть выговорится — она не обидится.

Он твердо сказал:

— И твои деньги мне не нужны — завтра же напишу отказ от них. Все, до последней летты, так и лежат на нашем счету — я не трогал их и не трону.

— Эван… Я знаю! Это все Чарльз. Он ошибся.

Эван расслабился — это было заметно: чуть опустились плечи, перестали сжиматься пальцы, улыбка стала не такой горькой.

— Я люблю тебя, солнышко. Я не представляю жизни без тебя. И прости меня — я не понимаю, что случилось с Чарльзом. Только будь готова… Если ты, действительно, доверяешь мне… Будь готова покинуть этот дом в любой момент — мне не хватит сбережений, чтобы купить что-то подобное, но, клянусь, без крыши над головой ты не останешься…

— Эван… Чарльз поймет, что ошибался. Он все поймет. Просто сейчас он чуть-чуть свернул не туда в своих размышлениях.

Эван потер пальцем висок:

— Кто-то же ему внушил эту мысль…

Вик вздохнула:

— А давай забудем о нем, прошу? Он уехал. Он далеко. Есть ты и я, есть наше доверие. И есть проклятый чернокнижник, которого надо найти. Этого более чем достаточно пока. И… Архив, да?

Эван согласился:

— Да, в архиве много работы, тут ты права — я надолго в нем пропаду.

— Ты? — Вик не сдержала смешок: — Я думала, туда отправлюсь я.

— Ты же терпеть не можешь архивы, — напомнил Эван.

— Но из-за ноги… Я не смогу патрулировать улицы. Ты меня сделаешь телефонной нериссой? Да я на всех телефонирующих злиться буду!

— Я думал, ты займешься знакомством с отделами и служащими в них, пока не сможешь вернуться к патрулированию. Думал, что тебе будет проще влиться в коллектив и присмотреться к каждому, чем мне.

— О… — такого она не ожидала. — Я люблю тебя, Эван.

Он грустно улыбнулся — кажется, она впервые сказала это ему, во всяком случае впервые прямо глядя в глаза.

Глава 11 Капля ума

Себ собрался вместе с Одли в дежурную больницу — надо было обработать сержу раны.

— Надеюсь, что эта зараза незаразна, — пробурчал Одли, вызывая смешки у парней.

— Оксюморон, — прошептал себе под нос Брок.

Одли сурово высказал:

— Не ругайся, рыжий. И ползи уже домой — с тебя тоже хватит подвигов. Ты обещал зарыться в постель и забыть о приключениях до Нового года.

Себастьян не удержался и напомнил всем:

— К несчастью, он уже завтра.

Одли потер разболевшуюся шею:

— Значит, у меня еще есть время отдохнуть — солнцестояние завтра в десять утра. И не смотри на меня так, Брок. Я в тебя верю — уже завтра ты насобираешь новых нерисс, неприятностей и драконов, и дай Боги, чтобы они тебя в этот раз не довели до виселицы. Все, пока парни. — Он махнул на прощение рукой и направился в сторону ветки паровика. Себ зашагал рядом. На ходу Одли обернулся: — Чуть не забыл: хорошо провести день Явления!

Лео отозвался за себя и за Брока — он крикнул, перекрывая гул толпы:

— И вам!

Брок проводил взглядом друзей, исчезающих среди прогуливающихся по набережной — пятьсот лет вольной жизни за пару дней не перечеркнешь: люди привычно продолжали веселиться в канун, как каждый год до этого. Мало кто еще осознал, что Тальма пришла, и пришла навсегда.

Брок посмотрел на застывшего рядом Лео:

— И тебе хорошего кануна и Явления.

Тот улыбнулся:

— Рано прощаться — я тебя провожу до дома.

— Чтобы не промахнулся мимо кровати?

— Чтобы вообще до неё добрался. Без обид, Брок, но ты хреново выглядишь.

— Просто год такой выдался. — Он потер лоб и качнул головой в бок: — Пошли, что ли… Скоро темнеть будет…

Брок все же отдавал в себе отчет, что даже с заемными силами Виктории, он сокрушительно слаб. Именно поэтому он не отказался от помощи друга, а не потому, что понимал — в охоте, которую открыли нападением на Вик, он следующий. Хорошо, что остальные парни не такие догадливые. Даже до Одли не дошло. Пока. Пока не дошло.

Лео хмуро пошел рядом, явно с трудом сдерживая шаг — Брок отчаянно хромал и ничего с этим поделать не мог. Горло душил кашель. Подсушенная магией одежда стала жесткой от застывшей грязи, кожа чесалась, ботинки натирали. Вик где-то далеко тоже не радовалась жизни, отчего в и так грустный канун хотелось выть и лезть за стену.

— Хорошо, что год заканчивается, — тихо сказал Лео, словно почуял настрой Брока. Хотя с этим парнем всегда надо держать ухо востро: хаотики — они такие, непредсказуемые. Может, и впрямь, настроение считать, хотя сейчас он на напуганного не походил, скорее на озадаченного.

— Хорошо, — согласился Брок.

— Как племяшу подарок? Пришелся по душе?

Брок пожал плечами:

— Не знаю. Кузина не писала. Или писала, да на старый адрес — я туда еще не выбрался. Не до того пока…

— И как им Ондур?

— Везде люди живут, — отозвался Брок. Лео бросил на него косой взгляд и промолчал: соотнес внезапный для всех переезд кузины Брока и его предательство. Брок предпочел поменять тему: — Лео… А с чего решили, что коса Виктории может где-то появиться?

— Так не нашли её. При карфианине её не было. В тоннеле не было. Может, водой унесло, а может, перепрятал где — сам знаешь, в порту полным-полно укромных мест. В любом случае, лучше предусмотреть все, чем потом кусать локти.

— Это точно, — подтвердил Брок — он на этом и погорел в катакомбах. Не предусмотрел все.

Лео, сворачивая с набережной в узкую улочку, ведущую прочь от океана и натужно веселящейся толпы, спросил:

— Рыжий…

— Я уже не рыжий, — поправил его Брок.

— Ну, седым вроде некрасиво звать. Может, еще обрастешь после силового шторма… Ты мне вот что скажи… — Лео замолчал, собираясь с мыслями — его все детство тупицей звали, дразнили и в школе, и в семье, еще и презирали за неприкрытую бедность. Он до сих пор считал себя недалеким, только Брок таких в свою команду не брал — жаль, не успел за время службы подобрать к Лео ключик и убедить, что он светлая голова.

— Ммм?

Лео фыркнул:

— Опять мычишь… Коровой станешь.

— Быком. — поправил его Брок. — И ты что хотел спросить?

— Да я все гадаю — чего в тебе и в Вик особенного?

— Ммм… Да как тебе сказать…

Лео даже посмотрел на него:

— Ну вот, опять мычишь. Я, конечно, идиот, соображаю туго, но одно понимаю: Вик была в форме. Её бы не тронули — побоялись бы. Значит, что-то было в Вик такого, что нельзя не тронуть. Гогглы, часы и фиксатор не забрали — значит, дело не в деньгах. Тогда у Вик одно на виду — её волосы. Её белые волосы, как признак перенесенного силового шторма, который, по словам Вик, перенес и ты. И как бы это был не один и тот же силовой шторм. Отсюда вопрос, рыжий… Что такого в костях или тканях перенесших силовой шторм? Что такого изменилось в тебе, что ты резко возрос в цене у местной карфианской общины?

— Сам бы хотел знать, Лео. Ты умный парень…

— Скажешь тоже… Я дуболом и тупица.

— Не надо о себе так, Лео.

— У меня нет образования…

Брок вздохнул:

— Образование и ум, поверь, никак не связаны. Можно быть чрезвычайно начитанным и образованным тупицей. Вспомни хотя бы вчерашних леров…

Лео нахмурился:

— Не уводи разговор в сторону…

Брок качнул головой и тут же пожалел об этом — она взорвалась болью, молнией сверкнувшей за глазами.

— Я не увожу разговор в сторону. Я просто не знаю. Нужно переговорить с кое-кем, кто лучше в таком разбирается. С тем же адером Дрейком — он сам перенес силовой шторм.

— Опачки… — вздрогнул Лео. — А он год как у нас, а то и больше. И его…

Брок подхватил его мысль:

— …и его до сих пор не разобрали на части. Значит, важны лишь женщины, или ингредиенты закончились только-только. Или мы идем по ложному следу, — он потер вспотевший лоб — купание в ледяной воде ему может сильно аукнуться.

— М-да… — Лео втянул голову в плечи — подул холодный ветер, бросивший в лицо пригоршню колкого, мелкого снега. — Слушай… А ты про Вик что-нибудь знаешь?

Брок прищурился:

— Что именно?

Лео дернул плечом:

— Ну… Понимаешь… Она маг. Она же вот-вот ведьмой станет, а комиссару плевать, вроде бы. Нехорошо. Вот совсем как-то нехорошо — она же его жена. Он её, что, со свету сжить хочет?

Брок подавился смешком, и Лео обиделся:

— Смейся, смейся, а я узнавал: приданое у неры Виктории Ренар огромное. Такую жену с точки зрения леров и сжить со свету милое дело. А потом жениться на ровне — подходящей правильной лере.

Брок напомнил:

— Эван отказался от рода. Он теперь нер.

Лео упрямо возразил:

— Он комиссар — такая должность нерам не достается.

Брок пояснил, засовывая руки в карманы — совсем замерз, а перчатки унесло водой:

— Это ему за заслуги. И, Лео, давай прекратим этот ненужный спор.

Лео набычился:

— Это для тебя он ненужный, а для Виктории Ренар это вопрос жизни и смерти. Я поболтал тут с Себом — он согласен со мной. Надо поговорить…

— Стоп-стоп-стоп, Лео! Тут драконов нет. Эван Ренар любит свою жену и не собирается её убивать или как-то избавляться от неё. Она не станет ведьмой. Об этом забочусь я. Я помогаю Вик бороться с потенцитовой болезнью.

— Ага… — Лео бросил на него внимательный взгляд: — то есть твой эфир мне не показался.

— Он у нас с Викторией общий. Потому мне и сохранили жизнь — я гарант жизни Виктории.

— И как это… Произошло?

— Старинный обряд, случайно подвернувшийся под руку. Одна нера подсказала… надо будет к ней наведаться на днях — она спец в обрядах Карфы, может, что еще подскажет. Она в университете работает…

Лео нахмурился, замедляя шаг — Брок совсем выдохся:

— Эту неру… Случайно не Моро зовут?

Брок от удивления чуть не споткнулся на ровном месте:

— Откуда знаешь?

Лео уточнил:

— Кафедра естествознания Университета вольных наук, верно? Нера Моро, родинка роковая любовь над левым уголком рта.

— Да…

— Она объявлена в розыск уже больше седьмицы. — Лео развел руки в стороны, словно извиняясь перед Броком: — Соседи заявили в полицию, что давно её не видели. Её единственная служанка подалась в бега. Кажется, неры Моро уже нет в живых.

— Вот же… Пекло…

— Прими мои соболезнования, Брок…

Тот качнул головой:

— Это не мне надо соболезнования приносить — у неё есть муж. Где-то в Ондуре. Она не одна из моих нерисс — больше Одли слушай. Мы друзья.

— Ага.

— Лееео…

Тот улыбнулся:

— Я понял — просто друзья.

— Я не настолько любвеобилен, как о том болтает Вин. Вот честно.

Лео неприлично громко заржал:

— Да я уже понял… И это не от неё ты тихарился — я понял. Значит, Моро, и еще кто-то…

— Да что б тебя, — в сердцах сказал Брок. — Я не идеальный офицер — признаю, но с Моро у меня как раз ничего не было. У неё и без меня хватает поклонников. Мы просто общались на научные темы. Если ты не знал, то у неё дед и отец — известные путешественники. Неры Шерро, слышал о таких? Они объездили полмира. Её дед нашел исток Голубой Ойры, а отец нанес на карту знаменитое и таинственное озеро Мбаве в Карфе. Сама Моро изучает в Университете их дневники — они их подарили родной альма матер. Моро пишет биографию отца и деда… Как-то так. Пекло… Мне будет не хватать Моро… Надеюсь, что она все же найдется живой. Именно из-за её знаний мне удалось спасти жизнь и разум Виктории.

— Будем молиться, чтобы она нашлась живой… — тихо сказал Лео. — Канун же — небеса чутки к чаяниям людей как никогда. Пусть она найдется живой.

— Пусть… — Брок остановился на пустой, медленно погружавшейся в сумрак улочке и опустил голову вниз в короткой молитве. — Пусть так и будет.

Лео тоже пробормотал молитву. Закончив с ней, он указал рукой на дом Ренаров:

— Пришли, Брок. Или тебя для надежности проводить прямиком до кровати?

Брок буркнул:

— Ты еще предложи сказку на ночь прочитать.

— Воздержусь. Наверняка в доме есть прекрасные нериссы. Те же горничные… Пусть они тебе почешут спинку и расскажут сказки.

Брок хлопнул его по спине:

— Иди уже. И счастливого Явления. Пусть солнце не остановится.

— Пусть дальше бежит по небу, — отозвался Лео, направляясь в сторону ближайшей станции паровика — ему далеко топать придется: это привилегированный район, куда общественный транспорт не пускали, чтобы не нарушать покой живущих тут леров.

Брок замер на крыльце, провожая Лео взглядом.

Моро. Алисия Моро. Теперь её нет. Неожиданно и обидно — она была умницей и красавицей, каких мало. Не будь у неё мужа, которого она послала куда подальше, Брок бы приударил за ней — таких, как Алисия мало. Если только Вики… Но она уже тоже замужем. А адера Вифания уже слишком в возрасте, чтобы за ней приударять.

Он отряхнул с брюк и куртки засохшую грязь, с помощью магии залатал откровенные дыры и вздохнул: наведаться домой к Моро — это не приключение. Это необходимость. Кто его знает, кому могут попасть в руки её дневники, в которых описаны ритуалы, наподобие ритуала слияния эфира. Надо сходить хотя бы за ними — вдруг они еще хранятся в сейфе. Заодно посмотреть самому, что могло случиться с Алисией. Она была из тех, у кого не бывает врагов. Её многочисленные поклонники и любовники умудрялись сосуществовать мирно, все согреваемые теплом Алисии. Броку даже в голову никто не приходил, кто бы мог причинить ей вред.

— Пусть она найдется живой… — вновь прошептал он и пошел прочь от дома, надеясь избежать приключений.

* * *

Ривз злился. Эта злость не унималась уже больше двух лун. И алкоголь не заливал эту злость — она все равно просыпалась в нем, иногда даже сильнее, заставляя творить дичь, как вчера.

Стоит раз ошибиться, стоит раз оступиться, и тебя уже не прощают. Тебя посылают в сумасшедшую Аквилиту в компании идиотов и тварей. В компании Блека, твари из тварей, которого держат на службе лишь потому, что он сын того самого, ну, вы понимаете… Да-да-да, сын главы нижней палаты парламента. В компании Фейна, который готов продать и продаться за гроши, потому что его род провалился в такую финансовую яму, что продай он всю Тальму, все её секреты, все равно не закроет дыры. В компании люзоблюда и проныры Шекли, который следит за всеми и записывает каждый их шаг, каждую их неудачу, как в случае с Мюраем… В компании Гилла, который однажды выбрал не ту сторону, и сейчас хуже парии — все знают, что кто поддержит Гилла, тот рухнет вслед за ним. Впрочем, Гилл был единственным в их команде сосланных в Аквилиту, кто хотя бы сохранил остатки былой чести. Пожалуй, Гилл был единственным, чье мнение можно было учитывать, на чье мнение можно было опираться в их команде неудачников.

Тихо играло радио в ресторанчике. Журчали со всех сторон разговоры, не до конца приглушаемые потенцитовыми щитами. Ходили с подносами официанты в черных фраках и длинных, в пол белоснежных фартуках, разнося угощения.

Стол ломился от еды — уже стемнело, и пост, длиной в луну, закончился.

Гилл, делая глоток простой воды из высокого хрустального бокала, спокойно заметил:

— Энтони… Хватит напиваться. Вчера ты чуть не убил Мюрая.

— Он заслужил… — пробурчал Ривз.

— Заслужил. — согласился Гилл. — Но, заметь, закон отменил его казнь. Можно столько угодно скрежетать зубами, сколько угодно доказывать всем, что он шпион и заслуживает смерти, но закон… Закон его помиловал.

Ривз дернулся, снова чувствуя, как вскипает от обиды кровь:

— И тебя это не задевает? Мы собрали все факты, мы арестовали шпиона, мы доказали, что он пытался нанести вред Тальме, а он спокойно ушел…

— Энтони… — Гилл откровенно скривился: — Включи уже мозги — хватит пить! Оступился — признай, смирись и дерись. Хватит жалеть себя и топить горе в вине — это не поможет.

— Тебя. Не. Задевает. Что. Шпион ушел от наказания? — Ривз подался вперед, вглядываясь в Гилла — мнение Фейна и Блека о случившемся он и так знал — наслушался вчера утешающих слов.

Гилл, откладывая в сторону вилку — он не стал доедать ростбиф, сухо сказал:

— Включи мозги: закон у нас король, между прочим… Если короля это устраивает, меня это устраивает тем более.

— Проклятье, Гилл… — Ривз сдулся, обмякая на стуле. — Ты все же играешь на другой стороне.

— Я просто не хочу, чтобы ты стал тупицей, как Блек, или тварью, как Фейн.

Ривз хрипло рассмеялся и поправил Гилла:

— Тварь — Блек. Фейн — тупица.

— А ты ни то и не другое, Ривз. Ты оступился, пошел против того, против кого идти нельзя, но ты не тупица и не тварь. Ты…

— И кто же я?

Гилл обескураживающе нелицеприятно сказал:

— На данный момент ты пьянь. Пьянь, которая творит глупости.

— Ты кого назвал пьянью?!

— Не начинай, Энтони! — Гилл стащил с себя салфетку и бросил её на тарелку: — Вчера не хватило унижения?! Ты пьянь. И чем быстрее ты это признаешь, тем быстрее пойдешь на поправку. Тем быстрее вернешь заслуженное положение.

— Мое положение и сейчас…

— Ты, как и я, никто. Сказать, кто действительно руководит разведкой в Аквилите?

— Удиви! — с вызовом произнес Ривз.

— Шекли.

— Шекли?! Твой секретарь?!

Гилл скривился:

— Он не мой секретарь. Мне его навязали. Те, кому нельзя отказывать — он же у нас закон. Проснись уже — нас сюда сослали в команде тварей и тупиц в надежде, что местные прикончат нас. В Тальме руки коротки, а тут неизвестность, тут можно нашу смерть легко списать на бомбистов или шпионов. А не прикончат местные — есть Шекли, который за всеми следит и все записывает.

— И зачем тогда просыхать? Не проще тогда напиться иииии… — Ривз сделал затейливый знак рукой, чуть не сметая со стола бокал с вином.

— Иииии всегда есть шанс, что Шекли не только готов нас утопить. Нас сюда сослали или обелиться или окончательно пасть. Понимаешь? Просыхай — у тебя есть шанс еще подняться.

— Мюрррррай… Вот был мой шанс подняться.

Гилл понятливо кивнул:

— И потому ты выбивал из него признание всеми силами… Прекращай, Энтони. Хватит тонуть вместе с Блеком. Надо выплывать. А если тебя так задевает Мюрай и его жизнь — вызови его на дуэль. Он маг. Ты маг. Протрезвей и вызови на дуэль. Иначе ты утонешь в алкоголе и жалости к себе — и тебя прикончат местные. Мюрай вчера правду сказал, назвав тебя тварью и падалью. Еще чуть-чуть, и ты ими станешь на самом деле. Никто из друзей не будет так откровенен, как честен враг.

— Ты тоже думаешь, что я стал тварью? Тварью, как Блек?

— Еще чуть-чуть и станешь, Энтони. Знаешь, как тебя прозвал Мюрай? Джеб, джеб и хук справа. А когда-то ты пошел против королевской семьи, обличая убийцу. Когда-то ты не струсил. Когда-то ты собирал улики и доказательства, Энтони, а не выбивал их.

— Это ты мне как враг говоришь?

— Это я тебе как еще друг говорю. Я в таком же положении, как и ты. Или выплыву в Аквилите, или потону окончательно.

Энтони посмотрел в лицо Гилла — ему стало тошно от того, что он в них увидел: жалость и отвращение. Ривз перевел взгляд в окно и выругался — по улице шел Мюрай…

Гилл сжал челюсти — вот он, момент истины: услышал его Ривз, или уже все бесполезно — он стал одним из стаи Блека.

— Протрезви меня… — тихо попросил Энтони.

* * *

Брок вечер убил на обыск в доме Моро. Алисия жила уединенно, в небольшом террасном двухэтажном доме в два окна по фасаду. Изысканно и в тоже время просто. Только найти ничего не удалось — или не было изначально никаких улик, или их уже забрал Сыскной дивизион — Брок сглупил и не спросил у Лео, кто взялся за дело Моро.

Брока порадовал только спрятанный в стене за книжным стеллажом сейф — его то ли не нашли, то ли не смогли открыть. Брок смог — он, убив больше часа на взлом, оказался владельцем двух дневников Алисии, которые забрал с собой. Забирать деньги, документы на имя Моро и украшения, доказывавшие, что никуда исчезать Алисия не собиралась, он не стал. Ему нужна информация, а не деньги.

Брок покинул дом так же, как и вошел — через заднюю дверь для слуг под прикрытием невидимости — заклинание чуть не прикончило его, выпивая все остатки эфира. Кашель рвался из Брока наружу вместе с кровавой мокротой и тупой болью в диафрагме — новой ноткой боли в его существовании.

Домой. Ему пора домой. Точнее к Ренарам. Пусть там не дом, но хотя бы временная тихая гавань.

Стемнело. Погода к ночи изменилась — вместо крупы и противного ветра воцарилось безветрие и стал падать огромный, пушистый снег. Он тут же таял на лице, оставляя капли воды, он скапливался на плечах и волосах огромными сугробами, он быстро намочил ботинки, которым и так досталось от Петлянки. Брок, вжимая голову в плечи, укутанные шарфом, жалел, что не зашел за шляпой, которую унесло куда-то в океан во время непредвиденного купания.

Улицы города ожили — еще рано было веселиться, солнцестояние только утром, и еще неясно, начнется ли новый год или боги все же явятся на землю, но люди устали горевать и оплакивать — они хотели кусочек счастья уже сейчас.

Из открытых кафе и ресторанов доносилась музыка. Над городом вместо скорбного колокольного звона плыли смех и человеческие голоса. Веселье официально вернулось в Аквилиту, а не пряталось больше на набережной.

Из ресторана выскочили на улицу двое мужчин в офицерской форме, и Брок скрипнул зубами — это были Джеб и Сноб. Точнее, Ривз и Гилл. Вот только их и не хватало сегодня. И отступать некуда — офицеры прицельно шли к нему.

Неожиданно трезвый Ривз остановился перед Броком:

— Недобрый вечер, Мюрай.

Не крыса и не отродье — что-то новое для Ривза. Сноб лишь кивнул в приветствии и задумчиво переводил взгляд с Ривза на Брока и обратно.

— Недобрый вечер, леры, — старательно пытаясь не раскашляться, поздоровался Брок. — Извините, я спешу…

— Я не задержу вас, Мюрай… — сказал Ривз. — Полагаю, вам понятны мои чувства — вы бы тоже бесились, если бы преступник, обличенный и осужденный, ушел бы от правосудия. И не стоит так лы…

Сноб кашлянул, и Ривз поправился, а Брок старательно подавил улыбку:

— Не стоит так снисходительно смотреть на меня, Мюрай. От закона ты ушел. Но я, как лер и маг, вызываю тебя на дуэль. Завтра мой секундант встретится с твоим и все обсудит. Надеюсь, у тебя есть секундант?

Брок быстро соображал: адера Дрейка в городе нет, из Одли и Лео секунданты так себе — они не были в курсе всех тонкостей этикета леров, значит, придется просить Эвана — а это не то, что хотелось бы.

Сноб… Гилл вмешался:

— Если у вас, Мюрай, нет секунданта, то я могу выступить в его роли.

— Буду признателен… — только и смог сказать Брок — помощи от Гилла он не ожидал, но это лучше, чем ставить в известность Эвана.

— Тогда предлагаю пожать друг другу руки, офицеры, и разойтись, — Гилл хлопнул по плечу Брока и положил свою ладонь поверх их не слишком крепкого рукопожатия: — счастливого Явления, офицеры. Наконец-то у всех проснулись мозги, что не может не радовать.

Брок раскашлялся — в груди тупо разрасталась боль. Купание зимой все же опасно для жизни.

Глава 12 Один из Эвироков

Ужин в мэрии уже давно завершился. Даже обязательная партия в бильярд была сыграна — Эван старательно честно проиграл Фейну, который сегодня собрался перещеголять Ривза и напился до синих сокрушителей перед глазами — во всяком случае именно так он и выглядел. Кстати, Ривз ужин проигнорировал — просто не пришел… Фейн непотребно шутил, сам же громко смеялся над шуткой, обнимался и старательно дружелюбно болтал со всеми, изображая хозяина вечера. Сорель, настоящий хозяин вечера, стушевался и вел себя тихо. Только странные колебания температуры вина во время ужина говорили о том, что лер-мэр далеко не так безмятежен, как хочет показать. Кажется, Сорель до сих пор не выбрал линию поведения с офицерами Особого Управления — именно такую табличку сегодня вывесили над входом бывшего Особого отделения. Разведка до сих пор не любит называться честно — осталось еще от основателя Келла. Тот настолько страдал паранойей и пытался сохранить свою службу в секрете, что однажды устроил переезд в новое здание, не уведомив об адресе даже короля. Два дня в столице никто знал, где искать службу грузоперевозок Келла — так тогда называлась разведка.

Эван хотел было удалиться домой, как это сделали его суперинтенданты, но Гилл мертвой хваткой вцепился в его локоть и потащил в курительную комнату:

— Надо кое-кто обсудить, нер Ренар.

Обсуждать ничего не хотелось — за ужином о чем только не переговорили, но проклятая вежливость не позволила открыто сбежать.

Воздух в курительной был сизым от дыма, пахло табаком и пылью. Эван, не переносящий аромат сигар, не выдержал и подошел к окну, открывая его. За окном царила ночь — время давно перешагнуло за полночь. Снег перестал падать, поднялся теплый ветер, согревая замерзший город — к утру кипенные сугробы растают, превращаясь в серое, мокрое месиво. Гилл молча оглядел огромную комнату, погруженную в полумрак — горело только несколько настенных бра, и предложил присесть в многочисленные кресла, стоящие группками, но Эван отрицательно качнул головой:

— Простите, у вас всего пара минут — спешу домой. У меня жена неважно себя чувствует.

Гилл, замечая входящих следом за ними Шекли, в странно сидящем на нем мундире лейтенанта, и Фейна под руку с Сорелем, тихо сказал:

— Что ж… Похоже, особо поговорить и не удастся.

Фейн и Сорель молча устроились в креслах у камина, тут же увлечённо открывая изящный хьюмидор, стоящий на низком столике рядом. Эван скривился: звонко хлопнули гильотины, обрезая кончики сигар, и мужчины принялись раскуривать их, обсуждая достоинства и недостатки сигар из Рикиты.

Шекли пристроился в кресле рядом с окном — Эван заметил, что место выбрано крайне удачно: и их с Гиллом разговор будет слышен, и разговор Сореля с Фейном тоже, если те вообще найдут серьезную тему для разговора, кроме сигар. Дверь снова открылась — вошел последний офицер разведки Блек. Алый мундир капитана сидел на нем, как влитой — сразу видно, что шился на заказ, не то, что форма Шекли. Блек оглядел комнату и выбрал место в дальнем углу, скрываясь в полумраке.

Гилл криво улыбнулся:

— Однако, все опять в сборе.

Эван лаконично напомнил:

— Нет капитана Ривза.

— Поверьте, он собирался прийти. Возможно, что-то случилось.

Эван промолчал, хоть знал, что могло случиться: бутылка вина, а то и две, или целый ящик. Все знали, что последние луны три Ривз практически не просыхал. Приблизительно с того момента, как не случилось ожидаемое по времени нападение Душителя с алой лентой в Олфинбурге. До этого Душитель «радовал» полицию регулярно, каждое новолуние. Откровенной связи между талантливым офицером Ривзом, по поручению короля расследовавшим некоторые крайне скользкие преступления, и Душителем не было, но комиссар полиции Олфинбурга крайне скупо намекал, что больше Душитель неопасен — как раз из-за Ривза.

Взгляд Гилла гулял по комнате, рассматривая темные дубовые панели, потемневшие от времени картины в золотых рамах, тяжелые вазы на полу:

— А хорошо живет мэрия. Дорого и вызывающе.

Эван уточнил:

— К чему вы это, Гилл?

Тот резко повернулся к нему и внутренне подобрался — его лицо стало непроницаемой маской:

— Вы, Ренар, точно уверены, что пока глупо обсуждать реформу полиции Аквилиты?

— Абсолютно.

— Даже пункт о служебных фиксаторах?

Эван прищурился и вновь повторился:

— К чему вы это?

— К тому, что не все начинания реформы однозначны. Наш любезный хозяин, лер-мэр, считает, что фиксаторы можно собрать уже сейчас, вы же отказываетесь даже обсуждать этот момент.

Эван натянуто улыбнулся:

— Дело в том, что ни уважаемый лер-мэр, ни вы, а только я решаю, как будет протекать реформа полиции.

Гилл с каким-то непонятным упрямством напомнил:

— Но вы уже воплотили в жизнь пункт об обмундировании…

— …потому что в Тальме единые требования к форме офицеров полиции, — сухо сказал Эван. — Как и однозначен пункт об оружии — констебли не опасны для людей, им достаточно дубинки. Что-то еще?

Гилл тоже, как Эван, повторился:

— Фиксаторы. Меня волнуют фиксаторы.

— Но почему… — Эван не успел закончить фразу — внезапно вмешался Шекли, со странной улыбкой замечая:

— Конечно, лер Гилл, ваша озабоченность вполне понятна, ведь фиксаторы в полиции Аквилиты были введены как раз после прецедента Эвирок-Руссель.

Эван, знакомый с историей полиции Аквилиты, замер, рассматривая Гилла — тот моментально побелел, закладывая руки за спину — наверное, чтобы не было заметно, как они сжались в кулаки. Фейн, то ли не зная истории прецедента, то ли желая уколоть Гилла, громко рассмеялся:

— Непотизм, да? Забота о роде любой ценой…

Сорель предупреждающе кашлянул, но Фейна это не остановило:

— …Гилл, ты же у нас один из Эвироков, да?

Фейн был из леров, он не мог не ориентировался в хитросплетениях родов Тальмы — значит, хотел таким казаться. Это разведка — напомнил себе Эван. Тут нельзя верить ни в явно видимое опьянение, ни в простодушие, ни в незнание. Все не то, чем может казаться.

Гилл нашел в себе силы сказать:

— Да. Я один из Эвироков. Дальний, но с правом на родовое имя. Только предпочитаю не пользоваться им, чтобы не обвиняли в непотизме.

Сорель вновь кашлянул, откладывая сигару в сторону:

— Леры и неры… А вы в курсе истории прецедента?

Фейн, выпуская кольца дыма, вальяжно сказал:

— Ну же, Гилл, хвастайся, что там твои предки сделали с фиксаторами? Подарили их Аквилите? После того, как ты продался Ондурской разведке с потрохами, я уже ничему не удивлюсь. Даже тому, что Эвироки и тут отметились.

Эван пришел на помощь Гиллу — только дуэли сегодня и не хватало:

— Напоминаю, что, хоть Аквилита и носит название Вольного города, она была и есть часть Тальмы. Так что ваши намеки, лер Фейн, лишены оснований.

Фейн бросил на инкрустированный столик еще дымящуюся сигарету:

— Да колись уже, Гилл… Что ты ломаешься, как девчонка? Тут все свои… Такие же, как ты. Ну, кроме уважаемого лер-мэра, пожалуй. Мы все тут сосланы в Аквилиту, даже лер Хейг… Простите, нер Ренар.

Гилл уже пришел в себя и спокойным, даже скучающим голосом сказал:

— Не было непотизма. Не было подкупа и прочего. Просто произошел несчастный случай, который привел к гибели четырех людей — двух тальмийцев и двух аквилитцев. После этого полицию и оснастили фиксаторами.

Шекли, словно подзуживая, добавил:

— Насколько я помню, сержанта Русселя казнили по обвинению в убийстве наследника Эвироков.

Улыбка Гилла стала напряженной:

— Это версия Тальмы. Да. Что-то еще?

Шекли смешался, но добавил:

— Говорят, я тут уточнял… Случайно… Что Эвироков тут до сих пор ненавидят. Полиция, если говорить точнее…

Эван оборвал лейтенанта:

— Это чушь. Среди моих людей убийц, поверьте, нет. Я головой отвечаю за каждого. Надеюсь, это понятно?

Из своего угла фыркнул Блек:

— Однако… У короля извращенное чувство юмора… Да…

Фейн поддержал его громким смехом:

— Ну надо же! — он хлопнул себя ладонью по колену: — это охренительно смешно…

Гилл, кажется, так не считал — к смеху он не присоединился. Он лишь оглядел смеющихся Блека и Фейна, перевел взгляд на поскучневшего Сореля, уже предчувствующего новые неприятности, а потом посмотрел на Эвана и упрямо напомнил:

— Так, возвращаясь к фиксаторам. Опираясь на прецедент Эвирока-Русселя, я считаю недопустимым лишение констеблей фиксаторов. Это единственный способ достоверно знать, что же произошло на самом деле.

Сорель счел нужным вмешаться — он, перекрывая смешки Фейна, сказал:

— Я считаю, что фиксаторы следует забрать, приводя полицию Аквилиты к требованиям Тальмы… Фиксаторы ощутимо повлияют на наполняемость бюджета, леры и неры. Их цена на данный момент неподъемна для города.

Эван оборвал его:

— Простите, лер-мэр, но налоговый период закончится только весной. Весной и будете подсчитывать недополученные налоги. Сейчас же забирать фиксаторы нет смысла — еще неизвестны потери бюджета и будут ли они вообще. Да и колебания цены на фиксаторы крайне непредсказуемы на данный момент. Единомоментная продажа сотен фиксаторов не даст ожидаемой вами суммы. Вдобавок, в свете открытия электролиза потенцозема, цену на фиксаторы вообще трудно предсказать, особенно в условиях войны… Мне поручена реформа полиции Аквилиты. Мне поручено изучение опыта службы и, возможно, не полиция Аквилиты лишится фиксаторов, а остальная полиция Тальмы получит их — при положительном опыте их применения констеблями Аквилиты. Что-то еще?

— Но бюджет города… — снова начал Сорель.

Эван знал, что иногда, добиваясь нужного результата, проще кинуть кость пожирнее, чем ту, на которую претендуют:

— Бюджет города легко поправить другими путями, лер-мэр. Я советовался с телефонными компаниями, узнавал их планы на дальнейшую телефонизацию города. Скоро будут открыты еще две станции, а это значит, что улицы Аквилиты прочно опутают провода.

Гилл удивленно приподнял бровь — он не понимал, куда ведет Эван. Даже Сорель замер, прислушиваясь. Эван надеялся, что в его предложение вцепятся руками и зубами, забывая о фиксаторах:

— …на балансе полиции находятся десять дирижаблей. При условии, что улицы города будут недоступны для высадки полиции с дирижаблей, что наглядно продемонстрировало происшествие на площади Танцующих струй, такое количество дирижаблей полиции не нужно. Достаточно будет флота в три-четыре дирижабля для ведения наблюдения за порядком на улицах. Я еще веду обсуждения с капитанами дирижаблей… Так вот… Полиция легко может отказаться от шести или даже семи дирижаблей класса акул — они просто не смогут действовать на затянутых проводами улицах Аквилиты. Выручка от продажи дирижаблей с лихвой перекроет предполагаемую выручку от продажи лишних фиксаторов. Во всяком случае флот Тальмы или даже Особое управление легко согласятся выкупить дирижабли, особенно в условиях войны и нехватки дирижаблей.

Фейн вновь заржал, а Гилл потемнел лицом, но стойко принял удар — именно его доклад, как выяснилось позже основанный на фальшивых данных, подброшенных разведкой Ондура, лег в основу стратегии развития флота Тальмы, приведший к катастрофическому отставанию от Ондура в дирижаблестроении. Основательных доказательств того, что Гилл был завербован разведкой Ондура не было, кого-то подобного Блеку на допросах Гилла не было, так что в отличие от Мюрая расстрел ему не грозил. Его просто сослали в Аквилиту, где каждый констебль помнил о сержанте Русселе. Отличная шутка короля и страшное испытание для парней в форме — это Эван понимал, как никто иной. А ведь есть еще Вики, потрясенная тем, что сделали с Мюраем, и что предпримет она — сложно сказать, а уж как остановить её — тем более непонятно.

Эван посмотрел на Гилла и сказал:

— Если это все, что вы хотели сказать, капитан, то я, пожалуй, откланяюсь.

Гилл лишь кивнул. Его рука почему-то потерла мундир в области сердца. Это не ускользнуло от Шекли — этот лейтенант вечно все замечал и запоминал.

* * *

Вик осторожно отложила в сторону книгу, которую читала вслух, — Полин, сбежавшая вечером от няни, заснула. Звать лакея и переносить Полин в её детскую не хотелось — проснется же, хотя как отреагирует на спящую в их супружеской кровати девочку Эван, Вик не знала. Она потушила магический светляк. Комната погрузилась во тьму. Время перевалило за полночь. Колокола на храмах стихли. Они будут молчать до утра, до часа Общей молитвы, которая завтра состоится в десять утра. В десять утра начнется Новый год. Или не начнется, если боги решат явиться людям.

Дом был погружен в тишину, хоть Брок и Эван еще не вернулись. Эван не знал, когда закончится праздничный ужин в мэрии, а Брок… Вик даже предположить не могла, где его носило. Сегодня он то старательно закрывался от неё, то внезапно открылся, то снова пытался спрятаться, впрочем, совершенно бесполезно — Вик чувствовала, что его силы давно на пределе, и, как могла, поддерживала его. Еще бы понять, почему так печет в сердце — его буквально раздирала боль Брока.

Вик поправила одеяло на плечах Полин, та развернулась во сне, крепко обнимая Вик и что-то шепча. Что ж… Эван обещал, что Вик будет некогда скучать без патруля, хоть в такое верилось с трудом: запертая дома в спальне или в кабинете в управлении — не велика разница. Дома она хотя бы сможет уделять время Полин. Только даже от таких перспектив хотелось выть на луну, как волк. Время утекало бесполезно — с каждым часом все сложнее и сложнее будет разобраться в происходящем в Аквилите, труднее понять, что же произошло с ней и с Ян Ми. Между ними нет никакой связи — руны могут оказаться совпадением, как и карфианин в обеих историях.

Вик потерла висок — тысяча разъяренных белочек, она ничего не понимала в происходящем! А парни: Себ и Одли, и Бррррок — как сговорились, пока ничего не сообщали о расследовании. То ли боялись беспокоить, то ли стыдились навещать в доме комиссара… Даже взявшийся за расследование нападения на неё Стилл сегодня так и не пришел, чтобы банально расспросить!

Что ж… Будем работать с тем, что имеем.

Статистику нападений на полицейских в Аквилите она не знает.

Статистику нападения на девушек в Аквилите она не знает.

Статистику нападений карфиан на горожан и конкретно на девушек она не знает.

Она вообще ничего не знает, бешенные белочки!

Будем исходить из того, что нападать на полицию на глазах у горожан тут не принято, как и в Тальме. Во всяком случае в благополучных кварталах, а набережная — благополучное место, о чем однозначно говорило количество прогуливающихся нер и лер вчера вечером, даже с учетом того, что рядом злополучный порт.

Значит, нападавшего что-то привлекло в ней — и это отнюдь не механиты. Вик откинулась на подушку, короткие волосы, которые не заплетешь теперь на ночь, упали на лицо.

Её волосы — то, что не скроешь под шлемом. То, что могло спровоцировать нападавшего. То, что она пережила, как и Брок, как и Дрейк, силовой шторм, не скрыть. Только Дрейка год не трогали. Во всяком случае руки и ноги точно пока при нем. Про руны надо уточнить… Почему не трогали Дрейка, моментально напав на неё? Нужны женщины? Или… Она мысленно представила себя: беловолосая, бледная — веснушки исчезли до весны, со светлыми голубыми глазами. И Дрейк… Беловолосый, вечно грызущий карамель, светлые глаза, загорелая кожа… Вот оно! То, что отличает Дрейка от неё, кроме пола. То, что объединяет с таким же бледнокожим Броком, возможной следующей жертвой. Смуглая кожа Дрейка против светлой кожи самой Вик и Брока. Она снова яростно потерла висок — Эвану же это как-то помогает думать!

Альбиносы! Карфианин охотился не на переживших силовой шторм. Он, возможно, принял Вик за альбиноса.

Бешенные белочки, а в альбиносах что такого привлекательного для карфиан? И ведь статистики нападений на альбиносов она тоже не знает… А если ли вообще такая статистика тут в Аквилите. И к Чарли теперь не обратиться за помощью — он напридумывал себе страшилок про Эвана. Пока сам не поймет, что ошибся, связываться с ним не хотелось.

Альбиносы… Не будь раненой ноги, уже бы вскочила и мчалась бы в библиотеку — там смешные замки и сигнализация. И форма бы не остановила — расследование важнее. Только левая нога почти нечувствительной колодой лежала на кровати и мешала двигаться.

Вик сжала губы: а если снизить обезболивание? Если из-за него она не чувствует ноги и не может ходить? Где-то крайне близко дернулся Брок, но сил ему не хватило — пришлось смириться с тем, что поток эфира тек к нему от Вик, а не наоборот.

Дверь тихо открылась — на пороге стоял уставший Эван, со светляком над головой — Вик его днем научила делать такой. Он прошептал одними губами:

— Доброй ночи, солнышко… Еще не спишь?

— Тебя жду… — так же тихо отозвалась Вик.

— Вижу, не скучала, — Эван прошел в спальню и осторожно погладил спящую Полин по голове.

— Прости… Пусть поспит с нами, Эван?

Он, стаскивая с себя мундир и рубашку, согласно кивнул:

— Пусть поспит. Я бы тоже боялся одиночества в темноте после стольких лет жизни в катакомбах. Пусть поспит у нас…

Он переоделся в ночную рубашку и лег с другой стороны Вик, обнимая её со спины.

— Как все прошло? — тихо поинтересовалась Вик.

— Да как тебе сказать… — отозвался Эван, сильнее притягивая её к себе. От него пахло дымом, снегом и сигарами. Наверное, вечерок был тот еще — Вик помнила, что он не переносил табак.

— И все же…?

— Ривз не пришел. Фейн напился. Или изображал пьяного — я так и не понял. Гилл… Он внезапно заступился за полицию.

— Дааа..?

Эван кивнул, почти утыкаясь носом ей в затылок:

— Он просил не отбирать у констеблей фиксаторы.

Вик резко развернулась к мужу:

— Что? Ты отберешь фиксаторы?!

Эван вздохнул:

— Не я. Лер-мэр спит и видит это, заодно главный суперинтендант Тальмы этого требует. Я же… Я же надеюсь не опустить полицию Аквилиты до уровня Тальмы, а поднять полицию Тальмы до уровня Аквилиты. Но для этого мне нужна хорошая, а главное, честная статистика… А с этим в Аквилите пока сложно. Надеюсь, за зиму разберусь со статистикой…

— А ты знаешь, что плащи, как форма констеблей, морально устарели?

Эван рассмеялся:

— Вики, давай сперва разберемся с фиксаторами… Хорошо?

— Что-то еще интересное было?

Эван замер, не зная, стоит ли говорить ей о том, что Гилл — один из Эвироков. Он две седьмицы молчал об этом, надеясь, что эта информация не всплывет, и вот… Шекли все разболтал.

— Да как тебе сказать, Вики… Я боюсь, что скоро может начаться сведение счетов с приехавшими офицерами… Из-за Брока.

— А разве они не заслужили?

Эван нахмурился, и Вик осторожно рукой разгладила морщинку между бровей:

— Они сами напросились, Эван.

Он вздохнул:

— Солнышко, это не те люди, которых напугают кулаки и драка. Иного законного способа отомстить за Брока нет. Да и… Кулаки никогда ничего не решали.

— Это ты Броку скажи…

Эван скривился:

— Это другое, Вики… Я лишь повторюсь — дракой их не напугать. Это не те люди, которые боятся боли.

— Но они заслужили её — за Брока. И ведь можно сделать все по закону.

— Солнышко… Их сослали сюда, потому что по закону как раз сделать ничего не смогли. У Блека, о чьей склонности к насилию знают, поверь, все, есть хороший покровитель, который не даст его в обиду. У Фейна тоже самое. У Гилла — думаю, то же.

— У Ривза? — назвала Вик фамилию того, кого проигнорировал Эван.

— У Ривза… Для начала его надо протрезвить — он не отъявленная дрянь, как Блек и Фейн. Он был блестящим офицером, пока его что-то не сломало.

— И что же могло его сломать?

Эван потер висок:

— Возможно, Душитель с алой лентой.

— Ох… — только и выдавила Вик. Полин застонала и заплакала, и Вик резко развернулась к девочке, прижимая её к себе и утешая. Разговор заглох — Эван почти моментально заснул. Вик не стала его будить — ему приходилось тяжело последнее время. Не каждый день от тебя отказывается семья, а король бросает в свободное плавание, желая утонуть.

Сердце Вик зашлось от боли — не за Эвана, это опять её коснулись отголоски боли Брока. Куда это беспокойное хозяйство опять влезло? О драке на набережной ей еще днем рассказал Эван, а что случилось сегодня, пока оставалось тайной.

Глава 13 Проклятье, это проклятье!

Утро у Брока было то еще — после неожиданного купания в ледяной воде Петлянки болело все. Даже шевелиться было трудно — мышцы ныли, их тянуло, как после хорошей драки. Брока то и дело бросало в жар. Сорочка, вместе с нательным бельем, промокла от пота. В голове плыл туман. Сухое горло драло, как при инфлюэнце, хоть кашля не было. За каждый вдох приходилось бороться — грудь раздирала боль, по сравнению с которой челюсти, где прорезывались новые зубы, почти не болели. Сердце словно рвали на части. Хорошо еще, что Вики по-прежнему поддерживала его. Надо показаться Деррику и все же сдаться, оставаясь хоть один день в постели — дальше так продолжаться не может. Пусть пока побегают парни, тот же Себ. Вик все равно пока в безопасности дома. Но для начала…

Он сел на кровати. Голова тут же закружилась. Брок потер ладонями глаза, перед которыми все расплывалось. Для начала надо стащить с себя грязную одежду и хотя бы принять душ. Вчера после возвращения из центра Аквилиты сил ни на что не было — он просто рухнул, как был, в уличной одежде, на кровать и отрубился от боли. Надо сделать усилие над собой и доползти хотя бы до ванной. Что-то он совсем расклеился. Хорошо, что этот год заканчивается через пару часов. Последняя луна была та еще.

Брок встал, шатаясь и на ходу стаскивая с себя теплый свитер, рубашку и фланелевую футболку. Он включил свет в огромной, уютной и прогретой ванной комнате, снял с себя брюки и замер, рассматривая себя. Псише у стены честно показало во весь рост худого, бледного доходягу в кальсонах, отцветавшего всеми цветами радуги — заработанные вчера гематомы добавляли новые узоры. Но не вид в зеркале поразил Брока — серебро не показывает потоки эфира. Брока поразила алая, несвойственного для эфира цвета паутина, как хищный цветок расцветавшая у него на груди. Проклятье! В смысле, проклятье, он словил проклятье! И корни проклятья уходили глубоко к сердцу, опутывая его так, что без остановки сердца и не выдрать.

— Пекло… Меня прокляли…

Брок нахмурился, без сил опускаясь на стул и продолжая рассматривать алую, пульсирующую в такт сердцу паутину.

Когда бы?! И как… Он не настолько в плохой форме, чтобы не заметить, как на него накладывают проклятье. Или… Именно в такой?

Он прикрыл глаза, откидываясь на спинку стула.

Утро — мимо, утром был только Эван, Николас и Джон. Им он доверял.

День — тоже мимо — Лео и Одли свои, они не предадут.

Вечер.

Вот он протягивает руку Ривзу… Вот их рукопожатие скрепляет Сноб, в смысле Гилл. И грудь прошивает болью. Зерно проклятья именно тогда передали? И кто? Ривз или Сноб? В смысле, Ривз или Гилл? Скорее, Ривз — тому было за что мстить. Одно унижение на набережной чего стоит, хотя Ривз тогда был так пьян, что вряд ли что-то запомнил. Это же надо так по-свински опуститься, и ведь как-то же дослужился до капитана…

Надо привести себя в порядок и что-то делать. Привычно мелькнула мысль: может ли он доверять Эвану? И ведь просили же — без неприятностей! Брок качнул головой — что-то с ним не так. Обычно он решал неприятности, а не приносил их.

Брок еле нашел в себе силы дойти до душа, стаскивая с себя кальсоны — все же надо привести себя в порядок.

Под горячими струями душа, обволакивающими тело и согревающими до самого нутра, стало чуть легче. Хотя бы боль в мышцах стала уходить. Брок быстро намылился, сцепив зубы — двигаться все равно было трудно. Он потер ладонью грудь — внезапно боль стала нарастать толчками, грозясь взорваться вместе с сердцем. Вот же, небеса и бездны пекла! Мелкая, мстительная тварь Ривз…

Паутина проклятья запульсировала быстрее, ноги ослабли, и Брок рухнул на пол, отшибая бок и хваля себя напоследок, что не воспользовался ванной — хоть не утонет. Впрочем, какая разница от чего он умрет — от проклятья или от утопления?

Сознание покинуло его.

Тугие струи воды били в лицо, унося прочь струйку крови, текшую изо рта Брока. Короткие белые волосы колыхались в воде почти в такт пульсу проклятья.

* * *

Утро Джона, теперь старшего лакея, было тоже то еще.

Утро Явления всегда тягучее и спокойное, как в единственный в луну выходной. Это день, когда хозяева всегда встают поздно, это день, когда можно поспать на два часа больше, чем обычно. Но именно сегодня выспаться не дали. Его в восемь утра разбудил новый младший лакей Стив. Он затряс Джона за плечо:

— Вставай! Проблемы! Пришли два офицера из Особого управления. Требуют Мюрая — говорят, что он кого-то убил с помощью проклятья. Некоего Ривза.

Джон резко сел в постели и замотал головой, прогоняя сонную хмарь:

— В дом пустил?

— Нет, конечно, — обиделся новенький лакей.

— Тогда иди и долго, крайне старательно объясняй им, что это дом уважаемого человека, и пустить их с парадного крыльца ты не в праве. А потом, когда зайдут с черного крыльца, так же долго объясняй, что без разрешения дворецкого ты их пустить в дом не можешь. Потом закроешь дверь — якобы пойдешь будить дворецкого. — Он встал и принялся спешно одеваться.

— А ты? — настороженно спросил Стив.

— А я будить хозяина, Мюрая и Поттера. И не бойся — Поттер тут же спустится к тебе и поможет. Все, иди…

Стив обернулся в дверях:

— Странная последовательность, тебе не кажется?

— Правильная последовательность, принятая в этом доме. Хозяин всегда все должен узнавать первым. — отрезал Джон.

* * *

Утро Эвана редко когда протекало по плану. Он надеялся проснуться в девять, позавтракать с семьей и выйти на улицу, чтобы присоединиться к Общей молитве. Как всегда, не получилось. Он впервые в жизни проснулся в собственной постели названный чужим именем. Причем мужским. Нет, с ним бывало — путал имена девиц, когда был молодым идиотом, но чтобы Вик пошла по его стопам…

— Я Эвааа… — недоговорил он — до него дошло, что что-то случилось с Броком. Эван резко сел в постели.

— Брок… — шепотом повторила Вик, вспоминая, что Полин спит вместе с ними в постели. — С ним что-то не то.

Эван вздрогнул и тоже прошептал:

— Что в этот раз?

— Не знаю, — честно сказала встревоженная Вик, и Эван, даже не надевая халат, в одной ночной сорочке, бросился в комнаты Брока.

Вик спустила ноги на пол, посмотрела на левую, все так же замотанную в бинты ногу и заставила себя встать — с Броком творилось что-то страшное и непонятное. Сердце просто заходилось от боли, еще далекой, но такой сильной.

Вик удалось сохранить равновесие, стоя на двух ногах, хоть левая и оставалась почти полностью бесчувственной, и Вик осторожно сделала шаг. Потом еще и еще, хватаясь за столбики кровати, за стул, за стены, за дверь — лишь бы дойти. Хорошо, что спальня Брока рядом — прямо напротив их двери.

В комнате Брока уже был Поттер, который собственноручно расправлял кровать, скидывая грязную одежду Брока на пол.

Эван вынес из ванной комнаты нагого, мокрого, бледного в синеву Брока. Вик, старательно намечая себе путь до кровати, чтобы всегда иметь под рукой опоры, пыталась понять — дышит ли Брок. Выглядел он, словно первый день из подвалов Особого отдела.

Эван, укладывая Брока в кровать, обернулся к Вик:

— Солнышко, тут зрелище не для твоих…

Она отмахнулась, хромая к кровати и надеясь, что левая нога не подведет:

— Я уже видела голых мужчин.

— Вообще-то я имел в виду проклятье, Вик… — Эван укрыл Брока одеялом по грудь, оставляя на виду алую, пульсирующую паутину проклятья, а потом пришел на помощь жене, помогая ей дойти до кровати и сесть на неё.

Брок, не открывая глаз, прошептал:

— То есть… Мужская застенчивость… Уже отсутствует… Как факт?

— Молчи, сейчас совсем не до того, — пробормотал Эван, склоняясь над Броком и пытаясь распутать плетение проклятья. Оно не поддавалось, заставляя Брока шипеть от боли при каждой попытке прикоснуться к нитям. «И в центр проклятья эфиром не ударишь», — подумала Вик, ведь в центре было еще бьющееся сердца Брока. Она осторожно взяла мужчину за руку, пытаясь облегчить его состояние, и почувствовала, как проклятье стало хищно и крайне болезненно принюхиваться к ней. Вик вздрогнула от осознания: общий эфир! Общий эфир — вот объяснение того, что алая паутина медленно потекла по левой руке Брока в сторону Вик. Эван, бросивший косой взгляд на неё, кажется, заметил это. И… тоже понял причину.

В спальню вошел Джон — образцовый, невозмутимый лакей принес халаты для Эвана и Вик.

— Неры, прошу, накиньте.

Поттер цепко осмотрел лакея и спросил:

— Джон, что происходит?

Тот быстро доложил:

— Пришли офицеры из Особого отдела. Их встретил Стивен. Я как раз хотел вас будить, когда обнаружил, что вы уже встали…

Поттер пояснил для Эвана и Вик:

— Я проснулся от звука падения, и сразу же пошел выяснять, что случилось, неры… — он посмотрел на склонившегося над Броком Эвана и пододвинул ему ближайший стул: — Присаживайтесь, нер Ренар.

Эван, не отвлекаясь от Брока, спросил:

— Джон, что хотят офицеры?

Лакей отчитался:

— Они хотят допросить нера Мюрая. Утверждают, что нер Мюрай подозревается в убийстве лера Ривза с помощью проклятья.

Брок от удивления даже глаза смог открыть:

— Простите…?! А не наоборот?

— Молчи, — строго повторился Эван. — Поттер, сколько у нас времени?

Дворецкий тут же отозвался:

— От получаса до часа — смотря сколько вам понадобится. — Он принялся перечислять: — пока «разбудят» меня, пока «добудятся» вас, пока вы будете приводить себя в порядок… Времени будет столько, сколько вам нужно, нер Ренар… Нера Деррика вам в помощь разбудить?

Эван, не прекращая попыток разобраться с проклятьем, качнул головой:

— Нельзя. У него клятва врача — он будет обязан сообщить о проклятье. Поттер, задержите офицеров как можно дольше — мы постараемся что-нибудь придумать. Я спущусь к вам сразу же, как только справимся с проклятьем.

Поттер лаконично качнул головой и пошел прочь, забирая с собой и Джона — тот напоследок приготовил для Брока свежую одежду, развесив её на напольной вешалке.

Вик проводила Поттера и Джона задумчивым взглядом:

— Надо же… Терпеть не могу всю эту канитель со входом для слуг и «Ах, хозяин еще спит, его нельзя тревожить еще час!», но впервые она пригодилась самой.

Брок хрипло рассмеялся:

— Да… Согласен… Бесило до ужаса… С той стороны двери…

Эван сухо добавил — ему тоже досталось на службе:

— …особенно когда понимал, что время специально тянут для того, чтобы хозяин успел скрыть улики. — Он грустно улыбнулся — именно этим они сейчас и занимались. Эван безоговорочно верил в Брока — он бы не стал убивать исподтишка. Захотел бы — вызвал на дуэль Ривза.

Брок ладонью поймал пальцы Эвана, вновь попытавшиеся дернуть за очередную нить паутины, и отвел руку в сторону — Вик чувствовала, что ему требуется передышка от боли:

— Ты… думаешь… Эта дрянь… Поддастся?

Эван посмотрел ему прямо в глаза:

— Куда она денется — десять лет отдыха где-нибудь в Ренале не входят в мои планы, Брок. В твои, я думаю, тоже каторга не входит. — «Если тебя в этот раз точно не расстреляют», — добавлять он не стал, тут все и так хорошо знали наказание за убийство с помощью проклятья.

Брок закашлялся, прочищая горло:

— Брось, Эван… Это проклятье не убрать — оно оплело сердце… Отдай меня офицерам… Тут ничего не поделаешь…

Эван посмотрел на Вик:

— Солнышко..?

Она кивнула, все понимая:

— Я справлюсь. — Она была благодарна мужу за доверие.

Брок дернулся и вырвал свои пальцы из руки Вик:

— Нет! Ты не представляешь… что делаешь!

— Ты не представляешь выдержку женщин, — немного обиженно прошептала она, таща на себя проклятье — у них с Броком был общий эфир, и плетение проклятья не почувствовало разницы, переползая на Вик.

Сердце заныло от боли, когда проклятье добралось до грудной клетки. Его словно пробовали на зуб — удастся ли откусить? Вик ради Эвана сдержала стон, лишь позволила себе сгорбиться и не улыбаться сквозь боль. Она выдержит. Она должна выдержать, чтобы Брока не казнили за то, что он не совершал. Сейчас Брок быстро спустится, покажется офицерам, Николас освидетельствует, что проклятья на нем нет, и… И боль тут же уйдет. Потом они что-нибудь придумают… Жаль, что Дрейк уехал так не вовремя! Инквизиторы умели снимать любые проклятья. Смогут ли они с Броком, перекидывая друг другу проклятье, продержаться до завтра, до приезда Дрейка? В любом случае, кажется, это их единственный шанс.

Эван, помогая сесть в кровати абсолютно злому Броку, сказал:

— Когда приблизительно ты получил проклятье? Сколько времени есть у Вик…

— Вчера, часов в девять вечера… — Брок встал и, шлепая по полу босыми ногами, принялся спешно натягивать на себя домашние брюки, проигнорировав нательное белье: — кажется, мне все равно больше нечего стесняться, а время не ждет. И слово чести: я не проклинал Ривза. Он тварь, конечно, и потому… Я его вызвал на дуэль. Сноб… То есть Гилл — свидетель. Тогда, я, видимо, и словил проклятье. Вот же… Проклятье…

Эван подхватил Вик на руки, и она позволила себе расслабиться и закрыть глаза — так легче переносить боль. Эван горько шептал ей, выпрямляясь:

— Солнышко, мы быстро. Потерпи чуть-чуть. Мы постараемся как можно быстрее. — Он принялся рассказывать Вик то, что она и сама знала: — Сейчас покажемся офицерам, кто бы там ни пришел, проведем освидетельствование при их присутствии — Деррик сделает заключение о том, что на Броке нет проклятья, и сразу же вернемся. И займемся тобой.

Вик сказала, не открывая глаз:

— Со мной все хорошо. Противно, но пока терпимо. На каторге явно хуже, Брок.

Он натянул на себя рубашку через голову и, заправляя её на ходу в брюки, направился прочь из комнаты:

— Я к особистам, чтобы не тянуть время. Вы…

Эван оборвал его:

— Я сейчас отнесу Вик в спальню и спущусь. Без меня не лезь к особистам — даже не думай! Там тварь на твари и тварью погоняет.

Брок зло улыбнулся и не послушался Эвана, направляясь в холл первого этажа. Время поджимало — привычная ситуация: нерисса и драконы.

Эван еле слышно выругался, Вик тут же уточнила:

— Это можно использовать в приличном обществе?

— Нет, солнышко. Прости. — он ногой толкнул дверь в их спальню.

Вик нашла в себе силы: потянулась и поцеловала Эвана в колючую, заросшую щетиной щеку:

— Я продержусь столько, сколько нужно. Не волнуйся за меня.

Эван промолчал, крайне аккуратно, словно Вик фарфоровая, опуская её на кровать.

Полин уже проснулась. Она сидела в кровати и завороженно смотрела на Вик. Та нашла в себе силы и на Полин:

— Все хорошо…

Эван, укрывая Вик одеялом, подтвердил её незамысловатую ложь:

— С Вики все будет хорошо. Полин, ты же присмотришь за ней, пока я решаю проблемы?

— Конечно, — важно кивнула девочка. Она осторожно обняла Вик, заглядывая ей в глаза. Когда Эван вышел, Полин жарко прошептала в ухо Вик:

— Не бойся, я много-много-много ночей жила с проклятьем, я сильная… — она рывком потянула нити проклятья на себя. Вик поздно вспомнила, что Полин состояла из того же эфира, что был у них с Броком. Вик резко вдохнула воздух полной грудью, когда боль моментально стихла.

— Маленькая моя, — только и прошептала Вик, обнимая чуть побелевшую Полин.

Та храбро улыбнулась:

— Я сильная. Я привыкла. Мне не больно, я же не живая, Вики. Я не умру от проклятья — я не живая. И мне не больно, честно-честно.

Вик дернула за сонетку, вызывая горничную — ей нужно было срочно одеться, вдобавок кто-то должен присмотреть за Полин.

Быстро надев на себя при помощи горничной праздничное платье, еле допустимое так рано утром из-за глубокого декольте, демонстрирующего чистую, без проклятья кожу на груди, Вик похромала в сторону лестницы, ведущей в холл. Офицеры, присланные из Олфинбурга, может, и твари, но не идиоты. Про общий эфир они способны догадаться, а, значит, надо показаться им — с них станется задержать Брока, а в подвалах… А в подвалах он признается во всем.

Вик остановилась на лестничной площадке, опираясь на перила, — ступени пугали её. Нога могла и подвести, а падением с лестницы, самым простым способом убийства в благородных семействах, её часто пугали отец и Чарли. Из холла, где находились сейчас Эван, Брок, Николас и пара незнакомых офицеров в алой военной форме, доносились громкие голоса.

— …еще раз повторяю, комиссар, нам известно, что у Мюрая и вашей жены общий эфир. Нам совершенно поня…

Эван перебил грузного, высокого мужчину, стоящего перед ним:

— Лер Блек, я вам тоже повторяю: моя жена только-только из госпиталя, где проходила лечение. Езжайте к адере Вифании — она подтвердит, что…

Мелкий, какой-то совершенно неприятный на вид молодой мужчина в форме лейтенанта словно с чужого плеча перебил Эвана:

— Вы поймите, проклятье, которым был убит лер Ривз, очень опасное. — Его голос звучал угодливо-противно. — Вдобавок, у нас есть свидетели, в том числе и ваши констебли, которые слышали, как Мюрай произнес проклятье. Слишком много свидетелей, даже запись на фиксаторах. Он произнес: «Чтоб ты сдох!». Нам нужно…

Вик глубоко вдохнула и старательно безмятежно произнесла, привлекая к себе внимание стоящих в холле мужчин:

— Леры и неры… Вы хотели меня видеть?

Эван вздрогнул, поднимая взгляд наверх, и помчался по ступенькам на второй этаж, подхватывая Вик на руки. Кожу возле уха обожгло дыханием Эвана:

— Ты уверена…?

— Абсолютно…

— И где…?

— На Полин.

— Тогда очень-очень быстро…

Только быстро не получилось. Сперва пришлось пройти обследование у Деррика, который выдал свидетельство о том, что на Вик, как и на Броке, нет следов проклятья, потом лер Блек и нер Шекли настояли на том, чтобы Брок проехал с ними в отделение для дачи показаний. Эван не стал рисковать и поехал вместе с ним — нравы разведки он знал слишком хорошо.

Только через полчаса Вик осталась одна в кресле холла, со страхом рассматривая лестницу на второй этаж, которую ей предстояло преодолеть.

Полин пришла сама. Легко прыгая со ступеньки на ступеньку, словно проклятья на ней не было, она спустилась в холл и залезла на колени Вик.

— Все хорошо? — заглянула она в глаза Вик.

— Все просто замечательно. Как ты себя чувствуешь?

— Как обычно, — пожала плечами Полин и застенчиво улыбнулась: — можно сказку?

— Можно сказку, — согласилась Вик. — Завтракать будешь?

— Буду, — оживилась девочка. — Что-нибудь сладкое.

— Ты заслужила, Полин, моя храбрая, маленькая девочка…

Глава 14 Визит неДрейка

Не прошло и четверти часа после отъезда Брока с Эваном, как в парадную дверь кто-то позвонил. Вик и Полин даже не успели закончить завтрак, который Джон подал им прямо в холл — у Вик не было сил дойти до утренней столовой, про второй этаж и говорить было нечего: без помощи Эвана ей не преодолеть лестницу. Хорошо, что дворецкий Поттер был дивно гибок в плане этикета — даже лакей Джон сперва озадачился, как накрывать завтрак в холле: здесь же не было обеденного стола, только кресла да низкие столики для чая.

Вик развернулась в своем кресле, чтобы через боковую, мозаичную фрамугу у двери рассмотреть раннего, странного гостя — время для визитов наступало только в полдень. Сердце на миг пропустило удар: белая сутана, седые волосы, гогглы на глазах — судьба услышала её просьбу и прислала Дрейка. Только больная нога помешала Вик вскочить и броситься к Дрейку — она, оказывается, сильно соскучилась по этому любителю карамелек. Поттер, уже приступивший к обязанностям в этот праздничный день, невозмутимо прошествовал к двери — в холле вновь раздался гулкий звук электрического звонка, недавней новинки на рынке механитов. Вик нахмурилась: обычно Дрейк не был столь нетерпелив. Визитер чуть повернулся вбок, рассматривая что-то у дороги, и Вик поняла, что ошиблась — совсем другое лицо. Цветочная мозаика фрамуги сыграла с ней злую шутку. Хотя стоило отметить предприимчивость отца Корнелиуса — специально для Вик найти инквизитора того же типажа, что и Дрейк! Неужели отец Корнелиус надеялся, что она расчувствуется при виде этого инквизитора и признает все свои грехи? Да ни за что. Отвратительная, грязная игра, впрочем, чего еще ждать от инквизиторов — они женщин за равных себе не считали. Вик поджала губы — она больше инквизиторов не боялась. У неё есть право быть магиней. Только убедить сердце биться чуть медленнее так и не удалось — Полин может оказаться в опасности. Кто знает, как инквизитор решит поступить, если заметит проклятье. Оно было хорошо замаскированным и не просвечивало через одежду, но возможности инквизиции Вик не знала.

Полин, сидевшая в кресле напротив и пившая чай с бисквитами, словно почувствовала изменения в настроении Вик. Девочка обернулась к двери и застенчиво спросила:

— Что-то не так?

Вик заставила себя улыбнулся:

— Нет, Полин. Тебе нечего волноваться.

Поттер открыл дверь, что-то спрашивая у инквизитора, как его там? Отец Маркус, вроде бы — Джон так его называл. Ответ инквизитора почему-то не был слышен — может, он говорил слишком тихо? Инквизитор повернул голову в сторону Вик и Полин, замечая их, и тут же раздался его вкрадчивый, слишком приторный голос:

— Доложите, прошу вас, хозяйке дома. Это крайне важно. — Отец Маркус был атлетически сложен, высок, гораздо выше Брока и Эвана, и весь пронизан эфиром — его фигура мягко светилась приятным, почти белым светом.

Поттер, в своем лучшем фрачном костюме и белоснежных перчатках, величественно протянул инквизитору поднос для визиток, но мужчина как-то простодушно развел руки в стороны:

— Храм придерживается строгих правил и не поддается мирской суете.

Вик тихо, себе под нос, заставляя Полин улыбаться, сказала:

— Экономит храм, только и всего.

Инквизитор словно расслышал её: он улыбнулся и склонил голову в жесте приветствия. Даже руку прижал к сердцу — еще один паяц в компанию к Томасу.

Вик прогнала прочь страхи — она может постоять за себя и Полин перед этим паяцем. Она тихо сказала Поттеру, зная, что он её услышит:

— Пропустите отца Маркуса. Я его приму. — В конце концов, ей все равно с ним рано или поздно встречаться, сейчас из-за приближающегося Солнцестояния время его визита хотя бы четко ограничено.

— Благодарю, нера Ренар! — Отец Маркус широким, уверенным шагом направился к ним с Полин через весь холл, огибая группы кресел и низкие столики. Странно, но гогглы с глаз он так и не снял, вставая рядом с креслом, в котором сидела Полин. Смотреть в скрытое механитом лицо было неприятно: все же глаза — зеркало души, которое сейчас намеренно скрыли. Только и видно — твердый подбородок, поджатые, чуть обветренные губы, прямой нос, высокий гладкий лоб — признаки воли и ума. Учитывая, что Маркус — ирлеанское имя, которым раньше называли одного из божков войны, получалось… Вик опомнилась и прогнала прочь въевшуюся привычку оценивать характер человека с учетом физиогномики и значения имен. Имя — не предзнаменование. Внешность — не характер… Хватит с неё ошибки с Броком.

— Доброе утро, нера Ренар. Я отец Маркус.

— Рекомендательное письмо, пожалуйста. — заставила себя улыбнуться Вик. В том, что это, действительно, инквизитор, она не сомневалась, но правила есть правила — он был обязан предоставить визитку, письмо или прийти с тем, кого Вик знает. Мало ли самозванцев на свете…

— Простите, вам недостаточно сутаны и эфира? — голос инквизитора был все так же мягок, неприятно напоминая голос Дрейка — словно этот Маркус взял и присвоил себе его. Только хруста карамели не хватало, когда Дрейк волновался.

— Простите, нет. И не могли бы вы снять гогглы? Правила хорошего тона требуют снимать механиты в гостях.

— К сожалению, не могу. — Он даже не стал изображать это самое сожаление. — А рекомендательное письмо…

Маркус стремительно, без предупреждения схватил Полин за плечо и прижал свою раскрытую ладонь ей в область сердца. Полин вскрикнула от испуга. На пальцах Вик вскипел эфир, но сорваться в полет не успел — Маркус отпрянул в сторону от девочки и выпрямился. В руке инквизитора медленно сгорали алые нити проклятья:

— Теперь верите, что я действительно инквизитор? — голос его звучал холодно. Он легонько нажал на плечо Полин: — не бойся, мышка, тебе рано страдать от людской глупости и носить чужое проклятье.

Полин сжалась, бросила на инквизитора испуганный взгляд и помчалась к Вик на руки. Та посадила её к себе на колени и прижала к груди.

— Нельзя было как-то иначе это сделать, не пугая ребенка, отец Маркус?

Он улыбнулся — во всяком случае его губы сложились в подобие улыбки. Улыбались ли при этом его глаза, Вик не знала. И тут снова вспомнилось значение имени Маркуса — храмовники, принося свое сердце на алтарь храма, сами выбирают свое новое имя. Война. Маркус — значит «война».

— Простите, не привык иметь дело с детьми. Значит, рекомендательное письмо больше не требуется, нера Ренар?

— Нет, — старательно бесстрастно сказала Виктория — её рассердила выходка инквизитора. — Но я вам благодарна за помощь с проклятьем — мы и предположить не могли, что на Полин есть проклятийные плетения. И… Присаживайтесь, раз уж прогнали Полин с её места.

Отец Маркус, растеряв всю свою мягкость и схожесть с Дрейком, качнул головой:

— Лгать инквизитору последнее дело. Вы знали про проклятье, но не бойтесь — это тайна не шагнет дальше меня, я же духовное лицо. Вам не о чем беспокоиться. — он сел в кресло, широко расставив ноги. Поза тоже может многое сказать о человеке… Маркус, при всей его внешней мягкости, мягким не был.

Вик не стала отвечать ему, грубо поменяв тему:

— И все же возвращаясь к гогглам…

Отец Маркус снова стал мягчее мягкого, словно не он только что напугал Полин:

— Тут слишком ярко для меня. — он качнул головой вверх: — сложно переношу прогресс и газовое освещение.

Лакей Джон, все это время стоявший, как и положено, у дальней стены, сложив руки перед собой, по просьбе Вик повернул выключатель, перекрывая газ. Сразу стало темнее — солнце только-только вставало, еще не зная, остановит оно сегодня свой бег или продолжит, как делало это из года в год. Лился скудный свет из мозаичных окон, трещало пламя в двух каминах сразу.

— Так пойдет, или еще попросить закрыть окна? — спросила Вик.

Вместо ответа отец Маркус стащил с себя гогглы. Глаза у него оказались алые. Альбинос. Что-то подобное Вик и ожидала после просьбы погасить свет.

— Не испугал? — приторно-сладко улыбнувшись, спросил отец Маркус. Несмотря на цвет глаз, выглядевших слишком инфернально, взгляд у него был умиротворенным. Или хотел таким казаться.

— Нет, — односложно ответила Вик — она еще помнила, как он напугал Полин. Ведь все можно было сделать не так. Можно было предупредить девочку. Можно было её не пугать.

— Не бойтесь — я приехал не из-за вас.

— Я в это должна поверить?

Отец Маркус снова улыбнулся, но столько искренности было в его улыбке Вик не знала.

— В Аквилите меня ждут другие дела, а не вы.

Вик не удержалась от шпильки:

— Карамельку? — Его голос сейчас откровенно напоминал голос Дрейка. Этот Маркус хорошо подготовился.

— Простите? — Маркус не понял её, наклоняя голову на бок. — Не ем. Не сластена.

— Это вы зря, отец Маркус.

— Я не совсем понимаю вас… Но вам нечего беспокоиться — я тут не из-за вашего дара.

Вик прищурилась:

— Тогда почему вы тут?

— Мне сообщили, что вы стали жертвой нападения карфианина. Я почти год жил в Карфе, я знаю, что это значит.

— И что же…?

— Вас перепутали со мной. Малышка, закрой-ка ушки — это не для тебя…

Полин вопросительно посмотрела на Вик, и та кивнула. Девочка вздохнула и зажала уши ладонями. Вик хотелось ругаться — Маркус тщательно копировал Дрейка. Только про грехи не упоминал.

Отец Маркус продолжил, словно издеваясь:

— Мышка, помни: подслушивать — это грех… — он подмигнул замершей Полин, а потом еле слышно произнес уже только для Вик: — В Карфе считают, что плоть и особенно кости альбиносов, лечат все болезни. Абсолютно все.

— И…?

— И, видимо, вами собирались кого-то лечить. Не смотрите так, я тоже пострадал от рук охотников за альбиносами, как и вы…

Вик старательно рассматривала отца Маркуса — он или лгал, или она что-то не понимала: руки и ноги у него были на месте…

— Смелее в своих предположениях, — явно подначивал её отец Маркус. Взгляд Вик вновь скользнул от макушки до пяток, замирая на животе, скользнул чуть ниже… Она залилась румянцем, сразу от кончиков ушей и до шеи — будь она нериссой, то и не поняла бы, что могли забрать у Маркуса, раз все конечности на месте. Маркус же, оценив её смущение, рассмеялся — ему явно понравилась её реакция:

— Пожалуй, вам все равно не угадать.

— Отец Маркус…

— Простите мой маленький грех — люблю пошутить. Но, честное слово, я пострадал от рук охотников за альбиносами больше, чем вы. Прошу, ближайшее время, будьте крайне осторожны и внимательны. Не выходите из дома в одиночестве. Это касается и нера Мюрая. И запомните: никогда! — он даже паузу сделал и повторил: — Никогда не смотрите в глаза бокору! Бокор — это карфианский маг, точнее колдун. Бокоры умеют красть души через взгляд, и я не лгу. Это, действительно так. Завладев же душой, бокор может её потом вселить даже в мертвое тело, да и других вариантов для служения пойманной души много, очень много. Берегите себя и своих близких.

— И долго мне так беречься? Сидя дома преступника не остановишь.

— Чуть-чуть потерпите. Терпение — это добродетель. А я пока заменю вас и побуду приманкой для бокора. В общем-то… Это все, зачем я приходил к вам. — Он легко встал, надел гогглы и склонился в легком поклоне: — еще увидимся, нера Ренар, нерисса Полин… Пусть солнце не остановится.

Вик отозвалась, только тепла в её голосе не было:

— Пусть дальше бежит по небу.

Он ушел. Джон закрыл за ним дверь, еще и знак от сглаза сделал — инквизиторов многие не любят.

Полин нервно пошевелилась на коленях у Вик:

— Можно… Я пойду?

— Тебе нехорошо, Полин?

— Я… устала, — с робкой улыбкой сказала девочка. — Это же хорошо, да? Если я устала, то я чуточку жива…

Вик оглянулась на лакея. Джон тут же направился к Вик:

— Нера Ренар, я провожу Полин в детскую и прослежу, чтобы няня ею занялась.

— И позовите к ней нера Деррика.

— Конечно, — склонил голову Джон. Он присел на корточки возле Полин и спросил: — поиграем в лошадку? Или прокатишься на руках?

Полин захлопала в ладоши:

— В лошадку! В лошадку!

Джон легко закинул девочку себе на шею и, старательно не глядя на Поттера, «поскакал» с Полин на второй этаж под её заливистый хохот.

Поттер сам принялся по новой зажигать бра на стенах.

Вик откинулась на спинку кресла. Вроде, визит отца Маркуса и не был плохим, но… Ощущение, что она что-то не поняла, не успела осознать, не уловила в его словах, не оставляло Вик. Она снова и снова с закрытыми глазами, потому что так лучше думалось, повторяла про себя беседу, отбрасывая в сторону схожесть Маркуса с Дрейком — то, что отвлекало во время разговора.

…я приехал не из-за вас…

…меня в Аквилите ждут другие дела…

…вас перепутали со мной…

…побуду приманкой для бокора…

В горле пересохло от неожиданности, но Вик все же вслух повторила, резко открывая глаза:

— …я приехал не из-за вас… Вас перепутали со мной!

Поттер замер с догорающей каминной спичкой в руках — он как раз зажигал бра у двери.

Вик улыбнулась ему:

— Простите, это я не вам…

Он вальяжно склонился в поклоне:

— Я так и понял, нера Ренар.

Вик же вспоминала свой первый день на службе тут, в Аквилите.

Утро.

Глажка газеты.

Джон сообщает о приезде инквизиторов. В том числе и Маркуса.

Тогда она автоматически приняла это на свой счет. Но она тогда еще не вышла на дежурство! И смерть Ян Ми не была обнаружена. И на неё саму еще не напал бокор! А Маркус уже был в дороге…

Брок… Вик потерла висок. Нет, не Брок, не Одли, и даже не новые особисты… Полиция Аквилиты упустила первое нападение бокора! Полиция не заметила или замяла предыдущее нападение бокора на альбиноса или даже сам черный ритуал, а храм… Храм отреагировал и прислал отца Маркуса.

Вик сжала зубы и застонала — все же… Архив. От него не избежать. Надо искать то, что вынудило храм вмешаться. То, что прошло мимо полиции, но не мимо храма.

На крыльце замелькали тени, и вновь раздался дверной звонок. Даже Поттер вздрогнул: столько посетителей так рано утром — это что-то из невозможного.

Вик махнула рукой:

— Откройте, Поттер, кажется, все сегодня стараются успеть уладить свои дела до Солнцестояния.

У нового визитера, облаченного в алый мундир пехоты, визитка оказалась, и Вик с удивлением прочитала, что к ним пожаловал некто лер Гилл, капитан Первого Королевского пехотного полка. Гилл, который принимал участие в допросах Брока. Один из его мучителей. Один из особистов, один из разведки — та любит скрывать своих служащих под чужими мундирами.

Высокий, светловолосый, совсем не пугающий мужчина возраста Эвана с располагающими к себе синими глазами и приветливым лицом. Наверняка, любимец светских салонов или… Вик вздохнула — она привычно пытается судить о человеке по внешности.

Гилл четким, военным шагом дошел до кресла, в котором сидела Вик, отдал положенный короткий поклон и поздоровался:

— Доброе утро, нера Ренар. — Голос у него был звучный и приятный. И совсем ничей голос не напоминал.

— Доброе… — она замолчала, не собираясь продолжать.

Если Гилл и ждал, что она протянет руку для поцелуя, то виду не подал.

— Вы меня не знаете…

— Уж наверное. — Вик отдавала себе отчет, что говорит за гранью приличия, но иных слов для этого лера Гилла у неё не было. Пусть будет благодарен, что вообще был принят в этом доме, а не спущен с крыльца. Она еще помнила, как выглядел Мюрай несколько дней назад. Такое нескоро забудется. Звериная жестокость разведки напугала Вик, особенно абсолютная уверенность офицеров в том, что благо королевства покрывает любые их преступления.

Гилл вновь повторил, словно ожидал, что от его имени отношение Вик изменится:

— Я лер Кайл Джером Гилл из рода Эвирок. — последнее слово он даже выделил. Эвироков Вик знала, но пресмыкаться перед одним из Эвироков за близость к королю не считала нужным. С тех, кто обладает властью, и спрос больше, но, кажется, этот Эвирок так не считал. — Нера Ренар, могу я присесть?

Она отрицательно качнула головой:

— …и рекомендательного письма, вы, конечно же, не захватили.

Гилл поскучнел лицом — даже легкая приветливая улыбка исчезла с лица, а глаза стали холодными и пустыми — иначе и не сказать.

— Рекомендательно письмо у меня есть, но вряд ли оно вам понравится. Может, позовете своего мужа?

— Уехал по делам. — отрезала Вик.

Гилл не растерялся и продолжил:

— Мюрая? Он сейчас точно не в том состоянии, чтобы куда-то ездить.

Вик позволила себе улыбнуться:

— Вашими заботами, да?

Гилл никак не среагировал, и Вик добавила:

— Он тоже уехал.

Сдаваться Гилл не собирался:

— Нер Деррик?

— Занят пациентом. Кто-то еще интересует?

Гилл бесстрастно сказал:

— Тогда, боюсь, мне придется показать рекомендательное письмо лично вам.

— Уже бояться? — иной бы уже ушел, но не Гилл. Кажется, ему некуда было идти.

Гилл скучающе посмотрел на Вик и внезапно для нее и Поттера принялся расстегивать мундир. Дворецкий дернулся, чтобы позвать Стива — тот был крепче Джона, но Вик отрицательно качнула головой: ей было интересно, насколько далеко зайдет этот Эвирок? Должна же быть причина, веская причина, чтобы проглотить столько колкостей и не развернуться, не уйти, а… Раздеваться. Да-да, Гилл стащил с себя мундир, бросая его в кресло, потом так же бесстрастно снял с себя жилет. Вик лишь приподняла бровь — поведение Гилла можно было оправдать только одним, но тогда… Тогда все становится интереснее и запутаннее.

Гилл тем временем развязал черный шелковый галстук, плотно обхватывающего шею — иногда даже мужская мода калечила. Чарли не раз жаловался, что такие галстуки не дают дышать, совсем как корсеты. Потом, задумчиво взглядом оценив Вик, Гилл принялся расстегивать тонкую сорочку, под которой оказался, как любят военные, теплый нательный комбинезон из фланели. Впрочем, стаскивать его с себя Гилл не стал — ограничился тем, что расстегнул его до пояса.

Поттер у дверей уже побелел от гнева. Джон и Стивен замерли под лестницей, готовые атаковать Гилла при первом же знаке Виктории. Она же… Вик безучастно осмотрела плоский живот, широкую грудь в тонких завитушках светлых волосков, алое плетение проклятья — что и следовало ожидать этим утром. Только почему Гилл пришел сюда, а не к своим дружкам-особистам?

Вик деланно зевнула, прикрывая рот ладошкой — Брок был не так впечатляюще сложен, а вот Эвану этот Гилл уступал:

— Простите, рекомендательного письма, как-то, не вижу.

Глава 15 Прецедент Эвирока-Русселя

Полураздетый Гилл внимательно посмотрел Вик в лицо и медленно принялся застегиваться. Поттер чуть-чуть расслабился, но Вик знала — о случившемся Эвану будет доложено, и дело может закончиться дуэлью. Их общество чопорно и отвратительно этично, прикрывая белоснежными салфеточками с вышитыми мудрыми изречениями богов порок и страсти, а еще до сих пор привыкло смывать оскорбления кровью. Только Эван умница, каких мало.

— Вы же эфирка, — напомнил все же Гилл. — Вы должны видеть проклятье.

— Зефирка, да, — не сдержала невольной улыбки Вик, вспоминая который раз за это утро Дрейка. — А что? Нынче проклятья — это рекомендация?

— Полагаю, сегодня вы уже видели подобное проклятье. На Мюрае, — мужчина нырнул в ворот рубашки.

— Нет, не припоминаю такого. Сегодня уже приходили ваши офицеры Блек и Шекли, они что-то про убийство капитана Ривза и проклятье упоминали. Но нер Деррик осматривал Мюрая — ни одного признака проклятья.

Гилл принялся неторопливо застегивать пуговицы рубашки — одно было не отнять у этого лера: одеваться самостоятельно, словно он не Эвирок, он умел, пусть и медленно.

— Потому что оно в тот момент было на вас. — Он отвлекся на подтяжки.

Вик заставила голос звучать непринужденно (Дрейк говорил, что ложь у неё не удается, еще бы объяснил при этом — почему?):

— На мне? Меня тоже осматривал нер Деррик, а вчера адера Вифания — проклятье не обнаружено.

— На Чумной Полли? — без зеркала наматывая на себя галстук, причем почти идеально, предположил Гилл. Он основательно подготовился и отступать не собирался — кажется, его загнали в угол, ничем иным его поведение не объяснить.

Поттер тихо ушел прочь, из лакеев остался только Стивен.

Вик еле сдержалась, заставляя себя продолжать рассеянно рассматривать Гилла:

— Не понимаю, о чем вы. Чумная Полли была лично мной развеяна в катакомбах. Вы же знаете: чтобы разрушить проклятье, надо ударить в его центр, что я и проделала. В вашем случае, конечно, не поможет, так что советую обратиться в инквизицию.

— Это вы со знанием дела говорите? — Гилл отвлекся от жилета — одевался мужчина гораздо медленнее, чем разоблачался.

— Простите?

Гилл пояснил:

— Я видел, как от вас уходил инквизитор. А еще я знаю, что совпадения бывают не случайны. В катакомбах исчезает призрак девочки, в местном музее картина кисти Пьетро Ваннуччи с проклятьем сгорает, а у вас дома оказывается вернийская воспитанница по имени Полин приблизительно того же возраста, что и Чумная Полли. Это элементарно. И не бойтесь, пока про связь вашей Полин и Чумной Полли знаю только я.

— Я вас не понимаю, — кажется, голос все же дрогнул. Вик с трудом заставила себя выглядеть безмятежно: как-то год заканчивался неправильно, все хотели вывести её из себя.

— Что ж… Придется зайти с другой стороны. — Гилл победил пуговицы жилета и натянул на себя мундир. Его пуговицы, вот неожиданность, он застегивать не стал. А еще он показал, что поведение Виктории его задело — он без приглашения сел в кресло: грубость хозяев вызывает грубость в гостях. — Ривза убили…

— Туда ему и дорога, если честно, — призналась Вик. О каком-то там Ривзе она переживать не будет. Ривзов на свете много, главное, что это не Тони, и ладно.

Гилл откинулся в кресле на спинку и с удивлением произнес:

— Ведь вы его даже не знаете. — про сострадательность женщин, как обязательную черту, он читать лекцию не стал. — Вы даже не встречались с ним тут в Аквилите. Ривз откладывал ваш допрос из-за просьбы вашего мужа. Ривз прислушался к тому, что вам нездоровится. Кажется, ваше «нездоровится» слишком преувеличено.

— Мне достаточно было увидеть Брока после допросов в вашем ведомстве, чтобы понять: горевать о смерти Ривза я не буду. Что-то еще?

Гилл закинул ногу на ногу и расслабился — вот этого от него Вик не ожидала. Он словно наконец-то услышал от неё то, что ожидал.

— Вам придется влезть в расследование убийства Ривза.

— Нет. Не вижу ни единой причины. Расследованием уже занято ваше управление. Мюрай абсолютно ни при чем, так что…

Гилл повторился:

— Вам придется, и будет лучше, если вы меня сейчас выслушаете.

— Мюрай не при чем. Остальное меня не…

Он перебил её:

— Простите, но вы слышали что-нибудь об преценденте Эвирока-Русселя?

— Нет, не припомню.

Гилл кивнул, явно отвечая самому себе, и пояснил:

— Если говорить кратко, то его суть проста: когда в суде Аквилиты дают показания констебли полиции и леры, суд больше доверяет словам леров. Показания Блека, Фейна, Шекли против показаний Одли, Байо и Арбогаста. Драка на набережной, где Ривз сцепился с Мюраем. Блек считает, что именно тогда и было наложено проклятье на Ривза. Показаниям констеблей не перебить показания леров, и Мюрая все же расстреляют.

Вик напомнила, заставляя не принимать слова Гилла близко к сердцу:

— Вы забываете, что есть запись с фиксаторов. Это довод за показания констеблей.

Гилл махнул рукой:

— Одна проблема — полицейские фиксаторы не регистрируют всплески эфира. У констеблей дешевые варианты фиксаторов. Даже тут в Аквилите умудряются экономить на том, на чем не стоит. Блек, Фейн и Шекли явно будут свидетельствовать о том, что заметили всплеск эфира, характерный для проклятья, когда Мюрай необдуманно сказал свое: «Чтоб ты сдох!». Констебли же… Они слабые маги, они все самоучки — к их словам не прислушаются. Вам, чтобы спасти своего Мюрая, придется влезть в расследование.

Вик прищурилась — в словах Гилла, к сожалению, резон был:

— Хорошо. Я поняла вашу позицию… А где в момент дачи показаний о проклятье будете вы?

— Увы, я не в силах это предугадать.

— Дело в деньгах? — что-то подобного она и ожидала от Гилла — не зря же он пришел сюда. Хотел бы снять проклятье — примчался бы в инквизицию. Но нет, он пришел сюда — шантажировать жизнью Мюрая. И это элита, это разведка, куда берут лучших из лучших… Брок куда больше лер и офицер, чем этот рожденный Эвироком с кучей родовитых предков в крови!

Гилл сделал странный знак пальцами, словно отметая что-то:

— Дело в непредсказуемости человеческой жизни, нера Ренар. Только в этом. Так вы возьметесь за дело Ривза?

— Я…

— Не будет каторги для Мюрая. Будет расстрел — и в этот раз Эван Хейг, он же теперь нер Ренар, не успеет дойти до короля, потому что он больше не лер. Его привилегии леров закончились с новым статусом.

Вик сдалась — слова Гилла отражали всю неприглядность их законов: с Мюраем, действительно, могут разобраться именно так. Вот же беспокойное хозяйство! С этого дня ни шагу Брок не сделает без неё или без друзей. И отчет, отчет о всех его делах и встречах.

— Что ж… Уговорили. Рассказывайте, как ваш Ривз дошел до жизни такой, когда признание готов был выбивать любыми способами.

Гилл не стал праздновать победу, он просто уточнил:

— Вы слышали же о Душителе с алой лентой?

— Отец расследовал это дело, правда, потом отказался от него. Сказал, что очень опасно.

Почти одновременно с этим он заболел — у него прихватило сердце, и через две седьмицы он умер. Чарли тогда был темнее ночи — заперся у себя в кабинете, приводя дела отца в порядок, ругаясь даже с Элайзой. А дом провонял сжигаемыми бумагами и еще чем-то.

Гилл понимающе улыбнулся — кажется, впервые за все время визита:

— Именно. Полиция топталась на месте, «Ангелы» решили не рисковать, сохраняя себе жизнь, а у Ривза, последний год исполнявшего обязанности экверри короля, выбора не было. Доверенное лицо короля, он привык до конца выполнять поручения суверена.

— Тони? — побелела Вик. — Ривз… Тварь, что пытала Брока… Это Тони Ривз, майор Королевского Стрелкового полка?! Это он… Умер от проклятья?

Это было внезапно. Словно пол под ней растворился, и она падает куда-то в неизвестность. Словно опять она в катакомбах, словно опять осознала, что Дрейк умрет от проклятья, что Эван погибнет от рук Кларка, что…

Это было невероятно. Это было просто невозможно.

Тони. Улыбчивый, обходительный Тони, уже майор в свои двадцать пять, причем звание получил сам, ему не покупали офицерский патент, как принято у некоторых леров, сразу не мелочившихся и оплачивающих звание полковников, не меньше. Тони, который когда-то в Даде развлекал её, умиравшую от провинциальной скуки курорта. Тони, о возможной свадьбе с которым Вик не единожды подумывала, когда ей было девятнадцать. Вежливый, умный, восхищавшийся отцом Вик и его идеями о расследовании, Тони… Избивающий Брока в подвале Особого отдела. Сокрушительный удар. Иногда некоторые стороны людей лучше и не знать. И не думать, что может скрывать Эван или Брок. Они не такие. Но Тони… Он тоже казался не таким.

Гилл внимательно вглядывался в Викторию, но, к счастью, молчал: давал время смириться и осознать. Вик собралась с мыслями:

— Экверри короля. Майор Королевского Стрелкового полка. Энтони Максимилиан Ривз. Это и есть капитан Ривз из разведки?

— Он.

Горло болело, в нем словно застрял комок, который никак не проглотить:

— Почему капитан?

— Его понизили в звании и сослали сюда в Аквилиту.

Вик подняла глаза и посмотрела Гиллу прямо в глаза:

— За что? Вы говорили — дело в Душителе?

— Я полагаю, что так. Если вы знали Энтони, то вы знаете, каким гордым он был. Он мало что говорил о деле Душителя, так что могу сказать только факты, которые удалось узнать мне, и мои же предположения, не больше. Он ни с кем не делился тем, что случилось.

— Говорите, — лаконично сказала Вик. Так было проще.

— Что вы знаете о деле Душителя?

Она нахмурилась:

— Давайте не будем об этом. Отец не подпускал меня к нему…

— А ведь вы наверняка просили…

Вик прикрыла глаза:

— Не ваше дело.

— Я знаю — вы изучаете психологию мульти-убийц.

— Не так. Пока я пытаюсь доказать, что вообще имею право быть детективом. Потом… Потом я вернусь к психологическим особенностям мульти-убийц, которые весьма неоднородны по причинам убийства. Есть те, кто убивает по определенным принципам: внешность, род занятий и другое, а есть те… — она замолчала. — Впрочем, это вам неинтересно, наверное.

Вик заставила себя открыть глаза:

— Продолжайте. Я читала газеты со всеми описанными случаями убийств Душителя. Я читала про его восемь жертв. И я знаю, что еще четыре убийства, как малость, если я правильно поняла психологию Душителя, еще не совершены.

— Из-за Энтони. — веско добавил Гилл. Вик тут же поинтересовалась:

— Он расследовал это дело?

— По приказу короля.

— Он нашел Душителя?

Гилл пожал плечами:

— Я достоверно не знаю. Знаю одно — очередное убийство не состоялось. Тогда Энтони светился от счастья, как новенький золотой несмотря на то, что кашлял при этом, как каторжанин. Кстати, я потом видел странгуляционную борозду на шее Энтони. Поэтому я думаю, что Энтони нашел настоящего Душителя.

— И…?

— И на следующий день, когда Энтони предположительно доложил королю об успехах в расследовании, полыхнул его дом, его кабинет в королевской резиденции, банк, в котором он хранил свои документы и мог, предположительно, что-то скрывать из улик, и еще несколько мест, где Энтони часто бывал. Энтони разжаловали и отправили в Особое управление…

— …то есть в разведку.

— …то есть к нам, в разведку. Да. Он тогда с трудом отходил от шока. Спелся с Блеком, стал пить по-черному, не просыхая. Разочарование в кумире тяжело дается. Особенно разочарование… В короле. Энтони стал как одержимый — на допросах всеми силами добивался признания. Уже через седьмицу чуть не забил до смерти подозреваемого — тварь из тварей, чтобы вы не думали. Та тварь взорвала паровик в революционном раже — там ехали полицейские со службы… Потом нас отправили в Аквилиту. Я понимаю — в ваших глазах предательство короля так себе причина для падения, мужчины не могут себе позволить такие глупости и слабости, но, подумайте, что еще мог сделать Энтони?

Вик еле выдавила из себя:

— Душитель оказался родственником короля?

— …или его любовницей. Или любовником королевы. Или любовником одной из любовниц короля… Он оказался тем, кого нельзя показывать общественности. Энтони нашел Душителя, собрал улики, как положено, но допросить и добиться признания не смог… Король же предпочёл закрыть глаза на преступления Душителя — свое положение на троне ему важнее, чем жизнь и честь такого-то Ривза. Для Энтони это стало сокрушительным ударом. Он глупо решил, что все дело в отсутствии признания. Это стало его манией. Это стало его идеей, которая загнала его в тупик.

Вик поджала губы:

— Он был очень гордый…

— …и очень преданный королю. Когда король его предал, вся вера Энтони рухнула. Весь мир Энтони рухнул.

— Полагаю, что мой бы тоже рухнул, ведь король — это закон.

— Именно… Потому ваш Мюрай так бесил Энтони — та же ситуация: он ушел от правосудия по воле короля. Он вызвал Мюрая на дуэль — по моей подсказке, не скрою. Я думал, что ваш Мюрай способен прочистить мозги Энтони. Жаль, что я не знал, что вы были близки с Энтони. Привел бы его тогда к вам.

— Мы последний год с ним не общались, если честно. Как-то само получилось — много дел навалилось, и Тони стал экверри — ему было не до встреч, все свободное время съедала служба королю… Да и… Отец держал меня подальше от всего, что связано с Душителем. Как я понимаю, и от Тони в том числе. — она потерла висок — сильно разболелась голова. — Значит… Тони… Умер от проклятья?

Гилл криво улыбнулся:

— Он был в плохой форме, и проклятье добило его.

— Кто мог наложить проклятье на Энтони?

Гилл пожал плечами:

— Каждый из нас. Я анализировал последние встречи Энтони, во всяком случае те, о которых знаю. Любой: Блек, Фейн, Шекли, я, Мюрай — мы могли наложить и передать проклятье. Полагаю, оно было наложено вчера вечером в надежде на Новый год. Энтони не мог не встретиться с Мюраем. Случайно получилось, что я присутствовал на их встрече и прикасался к ним обоим — тогда я и поймал проклятье, которое предназначалось Энтони и Мюраю. Оно, скорее всего, активировалось именно от их прикосновения — одним ударом устранить сразу двоих. Очень удобно.

Вик кивнула:

— Да, удобно. Гилл, я сейчас не в состоянии что-либо соображать. — она честно призналась — мысли просто кипели. Тони, которого она знала, не мог кого-то избивать… Не мог. Или она его не знала. — Давайте перенесем нашу встречу, скажем, на вечер. Я успею переговорить с Броком и Эваном, успею хоть что-то собрать об Энтони. Хорошо?

— Хорошо.

Она посоветовала:

— Езжайте к отцу Маркусу — он снимет с вас проклятье. Он уже так сделал с Полин. Езжайте — я была под проклятьем, я еще помню, как это больно. Не могу не заметить — выдержка у вас великолепная.

Гилл встал и кивком поблагодарил:

— Спасибо, нера Ренар. Я надеялся, что вы поймете меня и Ривза. Кстати, вам не приходила в голову мысль, что у меня не выдержка хорошая, а я легко переношу проклятье, потому что являюсь его владельцем?

Вик улыбнулась:

— Именно поэтому мне нужно время — чтобы проверить вас, лер Гилл. И последнее… Кто последним поставил подпись об освобождении Мюрая? Кто — король или Энтони?

Гилл удивился этому вопросу — действительно, удивился. Вик удалось пробить брешь в его невозмутимости.

— Я, если честно, не помню. Скорее всего Ривз. А что?

— В мои девятнадцать Ривз сватался ко мне. Ривз так же, насколько я понимаю, знал об обряде, связавшем нас с Мюраем.

Гилл наклонил голову на бок:

— А король еще больший затейник, чем я думал. Да. Затейник. — он еще раз склонил голову вниз: — до вечера, нера Ренар. Мне тоже, как выяснилось, надо все хорошо обдумать. Все может оказаться совсем не тем, чем казалось изначально.

— Например…?

Гилл ушел от прямого ответа:

— Прослушайте запись драки Мюрая и Ривза и сами скажите, что вы думаете по этому поводу. Не хочу на вас давить своим мнением.

— Я прослушаю. И… Я могу попрощаться с Тони…?

— Он… Его тело уже увезли. Я, обнаружив тело Ривза в его номере отеля, вызвал храмовника. Он зафиксировал смерть Ривза и распорядился об отправке тела в Олфинбург для похорон.

Вик удивленно спросила:

— То есть… Вскрытия не будет?

— А вы бы хотели, чтобы тело вашего родного человека вскрывали? Причина смерти ясна, как день… Для вскрытия нет причин.

— А если я распоряжусь… — Вик поправилась: — вернее комиссар распорядится вернуть тело для дообследования?

Гилл серьезно предупредил:

— То это будет превышением полномочий. Или что-то в этом роде. Очень ненужное дело, нера Ренар.

— Я… Подумаю. А пока задержите отправку тела, иначе я заставлю вернуть его даже из семейного склепа. Я не шучу. И скажите ранг Ривза, как эфирника?

— Он был учитель. А что?

— Мюрай — гранд-мастер. И Тони не мог этого не знать. Тони никогда не был идиотом.

Гилл кивнул:

— Переслушайте, прошу, запись драки… — Он задумчиво добавил: — А я все понять не мог: почему Мюрая тишком не задавили ночью в камере — это же самое очевидное решение проблемы для всех якобы переживающих за закон. Просто заключенный не дожил до освобождения, только и всего… Но этого не произошло… Честь имею, нера Ренар.

Он ушел, а опустошенная новостями Вик так и осталась сидеть в кресле. Часы пробили последнюю четверть десятого часа. Скоро солнцестояние, но мысли Вик были не о конце года.

Тони. Улыбчивый Тони. Веселый и полный жизни. Отец был против их отношений. Да и сама Вик быстро поняла, что лучше быть хорошими друзьями, чем плохими влюблёнными. Дальше пары поцелуев, в щеку, конечно же, дело у них с Тони не пошло. Хотя, как мужчина, целовавший нериссу, Тони приходил к отцу и просил её руки… После той поездки в Дад они почти не виделись. А год назад, когда Тони стал экверри — главным конюшим, он же старший телохранитель короля, он же его распорядитель дня, его доверенное лицо, то даже общаться по телефону стало некогда — Тони буквально жил жизнью короля. Этим летом Вик отдыхала далеко от столицы — отец, чтобы оградить её от дела Душителя, отослал её с Элайзой в провинцию. Там Вик расследовала для ангелов пару краж и изображала курсистку, ища выходы на кружок бомбистов. В конце лета умер отец, и Вик стало не до всего — похороны, ссора с братом, новая жизнь на новом месте… Она даже не вспомнила о Тони и не дала ему свой новый адрес, а телефона в доме Эртон не было, точнее он был только у хозяйки. Осенью Вик было не до новостей королевского двора — она не могла себе позволить газеты на жалование констебля. Все новости ограничивались утренней планеркой в управлении и новостями участка, на котором она служила. Всю осень она жила, крутясь, как белка в колесе: завтрак, служба, ужин, сон. И как Эван вынес это? А Тони… Тони не вынес. Она оказалась плохим другом. Её не было рядом, когда он искал выход, которого не было. И он…

Вик скрипнула зубами.

Он знал, что она тут, в Аквилите. Он знал о Мюрае. Он знал и… Он же подписал приказ об его освобождении. А мог приказать тихо задавить в камере и… Справедливость была бы восстановлена. Если он именно так понимал справедливость. Вик призналась сама себе — она этого нового Тони не понимала. Или Гилл солгал. Или не понял того, что хотел Тони.

Он мог к ней прийти. Он мог поговорить. Он мог… Он многое мог, а вместо этого выбрал драку и дуэль. Он же должен был знать ранг Мюрая. Брок, даже в плохом состоянии, в котором был после отдела, размазал бы Тони с его владением эфира.

Проклятые мужчины, почему с ними никогда не бывает легко?!

Глава 16 Новый год и новые заботы

Часы долго, с громким, неприятным шипением пружины собирались с силами, чтобы пробить десять раз.

Время Солнцестояния.

Время праздника. Или суда, как решат боги.

Боги умрут или возродятся. Все зависит от них.

Со второго этажа спустился Николас в праздничном фрачном костюме. Няня привела нарядно одетую Полин и принялась одевать на девочку капор и пальто. Слуги спешно собирались — в этот раз Поттер разрешил выйти с парадного входа даже поварихе и девочке-посудомойке. Они в своей простой одежде старательно прятались за спинами лакеев. Последний день года равнял всех на несколько минут — если солнце не продолжит свой путь, то мир перестанет существовать, и в очереди на суд Сочувствия они будут стоять все вместе, плечом к плечу, как равные перед богами.

Джон помог Вик встать с кресла, накинул на плечи теплое манто и предусмотрительно подал тяжелую трость Эвана, чтобы во время ходьбы нере было на что опираться. Николас, накинув пальто, тут же предложил Вик руку, помогая идти.

А Эван и Брок вернуться к Новому году не успели. И было как-то странно идти на улицу без него. Без них. За пару дней уходящего года Брок так-то сам собой стал своим. Наверное, из-за общего эфира, приносившего не только боль, но и отголоски других чувств. Жаль, что такой обряд нельзя провести с Эваном. Очень жаль.

На улице было холодно. Вдоль дорожек лежали сугробы, на тротуаре выпавший вчера и успевший растаять снег замерз серым, грязным льдом. Маги-погодники разогнали облака, чтобы было видно солнце. Дул пронизывающий ветер, пахнущий зимой. Он играл короткими прядями волос Вики, то и дело бросая их в лицо. Надо что-то придумать с ними. Может, подстричься еще короче? Тогда будет удобно надевать шлем. Хотя вряд ли короткие волосы одобрит Эван. Да и до ношения шлема еще целая луна, если адера Вифания не смилостивится и не отменит рекомендации. Броку проще — он мужчина, он сам решает за себя, он может не прислушиваться к рекомендациям. За Вик решает Эван.

На горизонте все было затянуто тучами. Как только закончится действие погодного заклинания, на Аквилиту снова обрушится снегопад. Интересно, насколько долгая тут зима? Седьмицу, две? Луну?

Слуги привычно выстроились слева от крыльца, Вик с Николасом и Полин оказались в одиночестве справа. Вроде равны, а вроде и нет. Разделение на классы все равно чувствуется.

Вдоль всех домов Тальмы сейчас точно так же стояли домочадцы со слугами, готовясь встречать Новый год.

Раздался гулкий, пробирающий до сердца звук колокола, предупреждая, что пришло время ожидания и Общей молитвы.

И сразу навалилась тишина.

Где-то далеко сложили оружие солдаты.

Где-то далеко замерли корабли и дирижабли.

Где-то далеко остановились бронеходы и бронепоезда. Наверное. В это очень хотелось верить, что хотя бы Общая молитва может остановить войну. У Брока не получилось, хоть он очень старался.

На перекресток на высокой скорости вылетел знакомый паромобиль. Окутанный облаком пара, он резко остановился у дома. Из паромобиля выскочили Эван, Брок, Лео и почему бледный в прозелень Одли.

Эван спешно встал рядом с Вик, прижимая ее к себе. Остальные расположились рядом, заполняя пустоту в центре и объединяя домочадцев и слуг в единое целое.

Вик откинулась на Эвана, прижимаясь к нему сильнее. Его тепло согревало и помогало пережить тяжелое ожидание. Вместе нестрашно. Даже если сейчас, вопреки обещаниям ученых, шагнут в смерть.

Солнце остановилось на небе, прекратив движение. Все замерло: люди, птицы, далекие облака… Вик даже дышать перестала. Гнетущая, скорбная тишина разлилась вокруг, даже шепот молитвы стих, только в мыслях она продолжает звучать, заученная с детства. Воздух стал тугим, плотным, еле захватывающимся губами — каждый вдох как последний. Новый год или Явление. Суд или прощение. Смерть или жизнь.

Солнце скакнуло на небосклоне чуть назад, и руки Эвана крепче прижали Вик к себе в попытке защитить, а потом… Медленно, под радостный звон колоколов солнце возобновило движение. Боги решили, что жизнь должна продолжаться. Странная жизнь, где в Вернии убивают друг друга, где Мона и Ондур готовы вторгнуться в Тальму, где король предает закон, где люди ломаются под грузом обстоятельств, где легко забываешь друзей, где никто не ценит чужую жизнь… В сердце полыхнуло теплом и надеждой — Брок не выдержал и согрел Вики, прогоняя её мрачные мысли. Она постарается этот новый год прожить иначе. Она найдет того, кто убил Тони, она разберется с Душителем и с бокором, и с другими неприятностями, она вновь постарается сойтись со всеми старыми друзьями и не потеряет новых.

Раздались крики поздравлений, хвала богам, громкое «Гип-гип-ура!» из глоток констеблей и Брока. Лео от переполнения чувств залихватски свистнул, пугая сидящих на ветвях птиц, а потом с его рук сорвался эфир, взрываясь в пустых небесах яркими шарами фейерверка — хаотики творят странное не только когда пугаются. Когда им отчаянно хорошо, эфир тоже кипит и выходит из-под контроля.

Эван поцеловал Вик в висок:

— С Новым годом, солнышко.

— С Новым годом, Эван. — она развернулась у нему, обняла его покрепче и поцеловала в губы, приподнимаясь на цыпочках. Сегодня Новый год. Сегодня можно больше, чем обычно в их закованном этикетом обществе.

Все вокруг обнимались и поздравляли друг друга.

Вик после Эвана обняла и поцеловала Полин, потом Николаса, а потом неуверенно замерла перед Броком… Он тоже на миг остановился, обняв и поздравив перед этим Одли, Лео и Эвана…

Вик словно впервые увидела Брока — высокого, нескладного, в чужом пальто, развевающемся на ветру, с белыми волосами, веснушками и тревожными, совсем незлыми, а больными от невозможности защитить всех и вся глазами. Он даже сейчас, казалось, вел свой бой с драконами и нериссами, хотя, конечно, с нериссами он не воевал, он их пытался спасти. Он больше не пугал, он был свой.

Эван бросил на них с Броком обеспокоенный взгляд, и Вик шагнула к Броку, легко обнимая его за плечи:

— Счастливого Нового года.

— Счастливого Нового года, — прошептали его губы, будоража и щекоча. Брок тут же открылся, обдавая теплом эфира и странной нежностью.

Вик почему-то со слезами на глазах обняла опешившего Одли, слишком горячего для здорового человека, и засмущавщегося Лео, который приобнял её легко, словно она статуэтка и может сломаться в его руках. Потом пришла очередь Поттера, у которого тоже были влажные глаза, и экономки, и Джона, и Стивена, и новых горничных, и даже поварихи, которую она видела впервые — её тоже вчера привез Чарльз из Олфинбурга.

Небо спешно затягивало тучами. На город неслась метель, первая в этом году. Эван и Брок вслед за Лео тоже выпустили пару залпов в темнеющие небеса, чтобы повеселить Полин и соседских детей. Над городом взрывались новые и новые цветные шары фейерверков — к празднованию присоединились другие маги. Уже днем в парках будут открыты карусели и горки, зашумят ярмарки и народные гулянья, а вечером у лер-мэра начнется бал, как и во многих домах родовитых леров, как и в полицейском управлении. Эвану придется отдуваться на балу в одиночестве — Вик не присоединится к нему, она не начнет год веселым каталем… Она тряхнула головой, прогоняя глупые мысли — еще будут другие балы, еще будут другие танцы.

В дом они вернулись раскрасневшиеся от мороза, веселые и уже забывшие про слезы. Вик одной рукой опиралась на локоть Эвана, другой она поймала Брока — он тоже хромал, как и она, опираясь на предложенную Вик трость — ей она временно была не нужна.

Эван спросил с легкой улыбкой — Вик заметила, что он чаще и чаще позволял себе её:

— Не скучала без нас?

— Даже не успела, — она честно призналась. — Было некогда. Сперва пришел инквизитор отец Маркус… Он точная копия Дрейка. Представляете? Даже его голос и манеры те же, словно отец Маркус проник в мою голову и там копался… Он снял проклятье с Полин.

Брок тихо выругался себе под нос, Эван качнул головой, а Николас сделал вид, что ничего не расслышал о проклятье. Когда не слышишь, то и докладывать в полицию нечего.

Вик собралась с мыслями и первым делом извинилась:

— Прости, Ник, я не подумала…

Он улыбнулся:

— Я ничего не слышал. Прости — задумался.

Вик кивнула, соглашаясь с ним, и продолжила:

— А потом пришел Эвирок.

Одли, шедший рядом, резко выдохнул. Брок сбился с шага, чуть не падая и почти увлекая Вик за собой — Эван и Лео пришли им на помощь, помогая удержать равновесие.

Лео тихо повторил:

— Эвирок? Тут. В Аквилите?

Эван отвернулся в сторону, а Вик подтвердила:

— Эвирок, лер Гилл собственной персоной. Он пришел, чтобы предложить мир и попросил помощи в расследовании смерти Ривза… Это в наших интересах. — Она замолчала, не зная, рассказывать ли о том, что их связывало с Тони, но потом все же решительно сказала: — Я знала майора Энтони Ривза, того, кого вы знаете, как капитана Ривза. Когда мне было девятнадцать, он сватался ко мне. Мы были… Друзьями. Вот как-то так.

Эван чуть нахмурился:

— Я не знал, что вы знакомы.

— Дад. Та самая поездка в Дад, на которую ты не смог вырваться — я тебе потом все расскажу, хорошо? — Она продолжила, поймав теплый, невозмутимый взгляд мужа: — В связи с новостями от отца Маркуса и от Гилла, мне требуется переговорить со всеми вами и прочитать записи с фиксаторов о драке на набережной. Вот такие планы на первый день Нового года. Брок, а у тебя какие планы на сегодня?

Он уже оправился от шока и криво улыбнулся:

— Ммм… Я собирался с чувством и толком поболеть в кровати.

Одли не выдержал и влез:

— Он мне это еще вчера обещал, но умудрился влететь с проклятьем. А я ведь Лео выделил ему в сопровождающие, чтобы точно залег в постель… Но рыжий, как всегда, не дошел.

Вик разрешающе кивнула:

— Хорошо, Брок… Отдыхай. Я сперва тогда займусь опросом Одли.

— Я могу поболеть и в кресле, — показывая свое привычное любопытство, сказал Брок. — Мне не привыкать.

— О да, он мастак нарушать клятвы… — хохотнул Одли и тут же поправился: — клятвы о собственном благополучии, если что, неры. Иные клятвы он никогда не нарушает. Нера Ренар, я полностью в вашем распоряжении…

Эван остановился у основания лестницы:

— Одли…

Тот с готовностью замер чуть ли не по стойке «смирно»:

— Да, нер комиссар?

Вик нахмурилась — состояние сержа ей не нравилось. Землистый оттенок кожи, струящийся по вискам пот, лихорадочно блестевшие глаза… Кажется, тут не только Брок беспокойное хозяйство.

— Вас сейчас ждет Николас… — Эван обернулся к Деррику: — пожалуйста, если тебе нетрудно, осмотри Одли — его состояние мне не нравится. Его вчера днем укусил эээ… труп. Не нежить — эфирные каналы были выжжены, но при этом труп был крайне быстрый и бодрый. Вместо того, чтобы доложить мне о случившемся, сержант отправился в бесплатную больницу, где опыта работы с такими пациентами нет вообще. И вот… Сейчас мы имеем лихорадку, раны и неизвестно что еще.

Одли чуть нахмурился, и Эван добавил:

— …и еще служебное рвение, конечно же.

Сержант твердо сказал:

— Я в состоянии ответить на вопросы неры Ренар, нер комиссар.

Вик заставила себя улыбнуться — Брок подбирал в свою команду таких же, как сам:

— Нера Ренар, она же констебль Ренар, вполне может подождать, пока вас лечат, серж. Время есть. Я пока съезжу с Адамсом в участок и ознакомлюсь с записями…

Эван протянул ей папку, которую привез с собой и все это время держал под мышкой:

— Я захватил с собой распечатки с фиксаторов. Я думал — тебе будет интересно их посмотреть.

— Спасибо… Тогда я пойду в ка… — она осеклась — тут её кабинета не было.

Эван предложил:

— Ты можешь расположиться в моем кабинете.

— Договорились. Тогда скоро буду ждать там Одли, а к тебе, Брок…

Он решительно развернулся в сторону кабинета:

— Я могу хоть сейчас дать все необходимые показания, Виктория. Я крепче, чем выгляжу. Правда.

Эван не выдержал и принялся отдавать распоряжения громким, строгим голосом, тем самым, который Вик не любила — он заставлял её чувствовать себя мелкой и глупой:

— Так… Для начала… Пожалуйста, Одли — с нером Дерриком лечиться! Брок — к себе в комнаты. Приведи себя в порядок, покажись неру Деррику и в кабинет к Вик — если Николас одобрит твое состояние. Лео… — Эван посмотрел на Вик и пояснил: — я решил, что Броку временно нужен телохранитель… Лео согласился присматривать за Броком… Лео… Проследи, чтобы Брок не отклонился от заданного курса: спальня-гардероб-осмотр у Деррика…

— Так точно, нер комиссар, — отозвался Лео. Он чуть честь не отдал, но потом вспомнил, что он не на службе.

Эван поблагодарил его кивком и повернулся к Полин:

— Полли…

Девочка, которая решила, что про неё все забыли, искоса посмотрела на Эвана, отпуская руку няни:

— Да, нер?

— Пойдем со мной — со всеми этими взрослыми, нежелающими болеть, я забыл про тебя… Вики… — он обернулся к жене: — ты с нами или пойдешь работать в кабинет?

Вик приподняла брови вверх — она не поняла, что задумал Эван?

— Я с вами… Кабинет может подождать.

— Хорошо… — Эван взял Полин за руку и обернулся к слугам: — Поттер, прошу, кофе, очень много кофе в мой кабинет. Всех остальных еще раз поздравляю с Новым годом. Подарки уже ждут вас. Счастливо провести этот день!

Вик замерла — это была её обязанность: позаботиться о слугах и празднике, но она совсем забыла об этом — дома этим сперва занималась мать, а после её смерти Элайза. Здесь же её выручил Эван, ни словом не намекнув, что она отлынивает от забот по дому…

Да, в Новом году она постарается быть внимательнее и к Эвану.

Вик вновь оперлась на руку Эвана, и он, держа Полин другой рукой, подстраиваясь под их мелкие шаги, пошел левое крыло. Няня, незаметная, тихая девушка по фамилии Эйр, направилась следом за ними.

Вик обернулась назад — Лео однозначно подтолкнул Брока к лестнице, Николас повел Одли в свой кабинет, который ему выделил Эван — пациенты у Деррика только прибывали и прибывали. Слуги направились прочь на свою половину — им еще праздничный обед готовить для хозяев.

Эван остановился у закрытых дверей, ведущих в вечернюю гостиную. Он, отпустив Вик, присел на корточки, притягивая к себе удивленную Полин:

— Смотри…

Полин не сразу поняла, куда смотреть, и Эван показал пример: он заглянул в замочную скважину, а потом улыбнулся девочке:

— Ну же, смелее…

— Ух тыыыы… — только и выдохнула Полин, прильнув к скважине.

Вик, как и няня, умирала от любопытства, но молчала.

Эван серьезно спросил у Полин:

— Справишься?

Девочка нахмурилась, становясь похожей на внезапно разбуженного котенка:

— Нер Ренар…

— Побудешь сегодня Сочувствием? Доставишь все подарки? Они подписаны — не перепутаешь. Нерисса Эйр тебе поможет. Тяжелые коробки позовешь нести Джона. Хорошо?

— Хорошо… — робко согласилась Полин.

Эван продолжил:

— Сперва разнесешь подарки слугам, потом домочадцам, а потом возьмете Джона и вместе с нериссой Эйр отвезете коробки в приют — Шарлю и Альку. Кстати, видишь самые большие коробки?

— Да, — почему-то шепотом ответила Полин.

— Они — твои! — с улыбкой сказал Эван. — Советую ими заняться в первую очередь.

Он протянул Полин ключ, обвязанный алой лентой:

— Удачи, нерисса Сочувствие!

Полин улыбнулась в ответ:

— Я не подведу, нер Созидатель. — она сделала книксен. — Все подарки будут доставлены в срок и в целости и сохранности…

Эван тихо рассмеялся, выпрямляясь и вновь подавая руку Вик:

— Так меня еще не называли…

Эйр помогла Полин открыть дверь, и через минуту из гостиной доносились только радостные вздохи, визги и хлопанье в ладоши.

— Кажется, подарки ей понравились.

Вик кивнула, соглашаясь. Говорить почему-то не хотелось — она словно до краев была полна счастья, и это счастье не хотелось расплескать.

Эван притянул Вик к себе и зашептал куда-то в висок, щекоча случайными прикосновениями губ:

— В кабинет или в комнаты наверх? Там тебя тоже ожидает подарок…

Вик закрыла глаза, позволяя забыть себе об этикете. Эван осыпал её легкими, воздушными поцелуями: вдоль роста волос, ушная раковина, подбородок, шея… Он не успел побриться, и сейчас щетина неприятно царапала, отвлекая от ласки. Или это Вик такая неправильная… В голову что только не лезло.

Губы Эвана благонравно вернулись с шеи и поцеловали в кончик носа, а потом начали пролагать новую дорожку, снова царапая.

Нравы Аквилиты свободнее, чем нравы Тальмы, но и тут прикосновения вне карнавала строго регламентируются. Мужчины редко прикасаются к друг другу. Только при рукопожатии, и то не часто — все заменяют кивки и поклоны. Лишь примирение или вызов за дуэль заканчиваются рукопожатиями, и то не всегда. К женщинам вообще прикасаться нельзя. Только когда она сама протягивает руку для поцелуя. Нериссам запрещено и это. Лишь редкие, тайные прикосновения, когда не видят гувернантка или компаньонка. И только супругам разрешено чуть больше, но тоже не на людях. На людях даже супруги должны держаться чопорно и благонравно.

Лишь раз в году на пару минут все становятся равными и не только пожимают руки, но и обнимаются. В Новый год. Выбор времени для проклятья, убившего Ривза и пытавшего уничтожить Брока, был идеален. Днем обнимались во имя Созидателя. Вечером, с наступлением тьмы пожимали руки во имя Сокрушителя — в темноте старые враги или мирились в честь праздника, или заканчивали дело дуэлью. Тем, кому дуэль была запрещена, решали все по старинке — дракой. Брок не мог не пересечься с Тони, и проклятье гарантированно бы прикончило одного из них, или даже обоих.

Поцелуи Эвана стали настойчивее, и Вик старательно прогоняла непрошенные мысли прочь — не время думать о деле, о Тони, о Броке — его она спросит позже о планах на Ривза. О планах на её Тони…

Эван отстранился, заглядывая Вик в глаза:

— Или я слишком настойчив, или я слишком не вовремя… Солнышко…

Она заставила руки обнять Эвана за шею, потянулась и улыбнулась ему в лицо:

— Хочу подарок… Хочу пару минут побыть с тобой. Хочу… — она закрыла глаза: — сменить платье к обеду.

На более серьезный намек она не решилась, хотя все же добавила:

— Не будем тревожить горничную…

Эван решительно подхватил Вик на руки и направился на второй этаж в спальню. Небеса, как ему намекнуть, чтобы он побрился?

Глава 17 Два драконоборца

За окном бушевала метель, стекла иногда сотрясались от ветра и дребезжали. Его порывы кидали в окно охапки снега, а в кабинете было тепло и уютно. Плясало пламя в камине. Горели бра на стенах и настольная лампа матового, белого стекла. Кабинет был еще не обжитой, еще была видна рука старого хозяина: картины на стенах, книги на полках, выбранные не Эваном, кроваво-красные шторы на окнах — Эван не любил этот цвет, но пахло в кабинете уже только Эваном: чуть розами, горьковато деревом и пыльными тайнами. Вик вздохнула: когда уже она наберется храбрости и скажет ему, что не любит запах роз…

Эван сидел в кресле, при свете камина спешно читая бумаги из Особого управления по делу об убийстве Ривза — Шекли предоставил для ознакомления. Даже странно от такой любезности. Вик эти бумаги уже просмотрела. Сейчас она за огромным рабочим столом Эвана сидела и читала расшифровку записи с фиксаторов. Во всяком случае, она очень пыталась вникнуть в то, что случилось на набережной два дня назад. Щеки предательски горели от других воспоминаний: сильные, нежные руки Эвана, его хриплый голос, прикосновение обнаженного тела. Кожа еще была растревожена поцелуями, и казалось, что любой, кто войдет в кабинет, сразу поймет, чем они занимались в спальне…

Вик бросила косой взгляд на Эвана — он был абсолютно невозмутим, словно не он совсем недавно в тысячный раз говорил низким, будоражащим голосом: «Люблю!»… Кстати, он все же догадался побриться — пока горничная, которую пришлось позвать, снимала с Вик тяжелое праздничное платье, он привел себя в порядок.

Эван оторвался от бумаг и посмотрел на Вик:

— Солнышко, что-то не так?

Она поджала губы — все не так! Придет Брок, придет Одли, придет Лео, а она тут… По ней же все видно… Тяжело быть новобрачной — кажется, что все смотрят и понимают, что происходит между ней и Эваном.

— С чего ты взял? — она отложила бумаги в сторону — все равно в голову лезет не то, особенно когда Эван смотрит на неё так: пристально и тепло. — Как вы вообще понимаете, что со мной что-то не так?

— Это написано на твоем лице.

— Прости? — не поняла Вик, так что даже воспоминания о тяжелом, вжимающем в кровать теле Эвана, куда как лучше сложенного, чем Гилл, улетели прочь.

Эван пояснил, закрывая папку с бумагами:

— Когда ты волнуешься, ты поджимаешь губы. Когда дело совсем плохо, они полностью исчезают. А когда надо бежать далеко-далеко от тебя, ты прищуриваешь глаза — вот прям как сейчас.

Вик потрясенно замерла, в первый миг растеряв все слова. Нет, она знала, что поджимает губы, но то, что это замечают другие…

— И ты молчал?! Все это время знал и… Не говорил… — Она даже не подозревала, что у неё настолько живая мимика.

Эван лишь чуть приподнял плечи вверх, словно не понимая обиды в голосе Виктории:

— А как бы я тогда узнавал, когда тебе плохо или ты в ярости?

— И почему же, позволь узнать, ты сейчас решил все рассказать?

Он честно ответил:

— Потому что ты меня спросила.

Вик подняла глаза вверх, но небеса молчали, скрытые потолком. И даже краткая молитва не усмирила зуд в руках. Вик нашла ненужную ручку на столе и запустила ею в Эвана:

— Вот тебе!

Он легко уклонился, да и не стремилась Вик в него попасть.

— Я же говорил: губы исчезли, глаза прищурены — надо бежать прочь. — Эван не сдержал смех. И за этот смех, который она почти никогда не слышала у него, она простила ему все. Чуть-чуть попыхтела для вида и снова уткнулась в бумаги, погружаясь в чтение и старательно пытаясь не поджимать губы.

— Вики… Нельзя быть такой серьезной… — тихо сказал Эван.

Она промолчала. Она должна быть серьезной, чтобы её воспринимали правильно: как профессионала, а не как нериссу, играющую в сыщика.

Вик взяла бумаги и снова пыталась услышать Тони. Услышать, как именно он говорил. Зло. Серьезно. Обиженно. Или просто глупо с отшиблеными алкоголем мозгами — так тоже может быть.

«Ривз:

— (неразборчиво) …люди и без наручников!

Мюрай:

— Я еще и без магблокиратора.

Ривз:

— Ну ты, тварь! Ты еще будешь болтаться на веревке и плясать на потеху публике, вернийская крыска!

Мюрай:

— Лер, я очень спешу.

Ривз:

— Стоять, я сказал (пауза). Иначе запляшешь уже сейчас!»

Она откинула распечатки в сторону — второй раз уже перечитывала, и картинка не складывалась. Надо все же прослушать запись. Надо услышать Тони.

Эван снова напомнил о себе:

— Солнышко, что не так? — еще и беспокойство в глазах, словно между ними может встать любовь к мертвецу…

Вик заставила себя поправить разбросанные бумаги:

— Я опять поджимаю губы?

— Нет. Ты просто очень мрачная. Что не так?

Она вздохнула и все же призналась:

— Тот Ривз, которого я знала, никогда так не ругался: тварь, крыска, милая… Он никогда так не говорил: «Я, да я! Да вы знаете, с кем связались!»… Он…

Эван тихо сказал, с непонятной мягкостью в голосе:

— Мужчины выбирают выражения, когда находятся в обществе нер и лер. Ты могла не знать, как Ривз ругается при мужчинах.

Вик тут же возразила:

— Но там была нера! Была. Он никогда такого себе не позволял…

— Сломался? — предположил Эван.

Вик уже рассказала ему про Душителя. Впрочем, кое-что он знал и сам. Вик честно призналась:

— Не знаю. Совсем не похоже на Тони. Я словно читаю про незнакомого муж… Человека. И не смейся, Эван. Я знаю, люди меняются, я знаю, что они по разному себя ведут в разных компаниях, но это… Это не Тони.

Она посмотрела на мужа:

— Я говорю, как типичная брошенная нерисса, да?

— Есть немножко, — согласился Эван.

— Я не хочу признавать очевидный факт, что Тони мог измениться. Так?

— Немного похоже, — Эван потер висок.

— Но… Но… — она закрыла глаза и выпалила, признаваясь, чтобы это не стояло между ними: — у нас с Тони был один поцелуй в запястье и два в щеку.

— В щеку — это серьезно, — с легкой смешинкой в голосе сказал Эван, а потом его тон стал сухим: — Вики, ты не должна…

Она оборвала его:

— Должна! И поцелуев в губы до тебя никогда не было — я бы не допустила. Я знала из синематографа, что дети появляются именно после поцелуев в губы. Я не могла себе позволить такого падения — у меня был жених, которого…

Эван сам закончил:

— …ты тогда не любила. — Он улыбнулся и добавил, меняя тему: — дети после поцелуев — это ооочень серьезно!

Это прозвучало обидно — Вик принялась искать на столе, чтобы такого ненужного вновь запустить в Эвана. Ничего не находилось. Не тяжелое же пресс-папье в него кидать. Она взяла и… Эфиром взъерошила его короткие волосы, заодно щекоткой проходясь по его ребрам — она знала, что Эван боится её. И в этот раз она не поджимала губы перед атакой, во всяком случае она старалась.

Эван рассмеялся, откидывая голову назад:

— Пощады! Прошу пощады!.. — а потом он моментально стал серьезным: — Прости, Вики, больше так не буду…

Вик, растеряв всю обиду и злость, развеяла эфир и еле слышно сказала:

— Тебе легко говорить. Вас хотя бы этому учат. А мы довольствуемся выводами из синематографа, и чья вина, что они ошибочны?

Она еще помнила вечер после бракосочетания. Она помнила странный, немного растерянный взгляд Николаса Деррика после последнего произнесенного за новую семью тоста — он явно, как доктор, решал: читать ли Вик лекцию о брачных отношениях или нет, ведь ни матери, ни невестки рядом не было, не было вообще никого женского пола, кто бы мог объяснить новобрачной о первой ночи с мужем. Она помнила тяжелый вздох брата, который смог себе позволить только одно на прощание: «Доверься Эвану!». Она помнила, как хмыкал Янг и посматривал то на неё, то на Эвана. И помнила темный, полный странных, непонятных, будоражащих чувств взгляд Эвана в полутьме спальни в их первую брачную ночь, когда он сидел на кровати в смешной ночной рубашке и не знал, как поступить. Хорошо, что был сержант Кирк, который таскал её в бордели, и хорошо, что стрекозки были снисходительны к глупой нериссе, объясняя, чем они тут занимаются.

Эван встал из кресла:

— Не злись, солнышко… — он обошел стол и оперся рукой на спинку кресла, в котором сидела Вик. — Не злись, наш мир глуп, наше воспитание хромает на обе ноги…

Она подняла глаза на Эвана и внезапно призналась:

— Знаешь, я сейчас поняла: я всегда любила только тебя. Но научила себя тебя ненавидеть, понимая, что ребенка, помолвку с которым тебе навязали, ты никогда не полюбишь. А еще Кейт с выдумками про твоих нерисс — я была раздавлена этим… Я всегда думала, что лишь мешаю тебе.

Он наклонился, чтобы ее поцеловать, и Вик, наверное, не вовремя, призналась:

— А еще я терпеть не могу аромат роз.

— Сменю, — только и сказал Эван, целуя её милосердно в лоб, а то она потом бы опять с полчаса приходила в себя, боясь показаться Броку или Одли. — Вики…

— Все так сложно, Эван… — Она спешно вернулась к бумагам, заставляя себя настраиваться на рабочий лад, хотя щеки уже снова заливал румянец: — И все же… Я не понимаю, как Тони так изменился. Всего несколько лун… Хорошо, почти год, и я его не узнаю́. Тони так не говорил. Тони так не ругался. Совсем. Смотри…

Она ткнула пальцем в скупые строчки:

— Он начал себя вести по-хамски только после слов Брока, что он БЕЗ блокиратора… Я не знаю, как тебе сказать, как объяснить, но еще год назад для Тони король был всем. Тони из тех, кто до сих пор верит… Верил, что короля нам даровали боги. Что нельзя сжигать или как-то портить портреты короля, что даже пририсованные рожки в учебнике — это богохульство. Что марку с королем нельзя наклеивать вверх тормашками, что… Понимаешь, Тони, он как…

— …настоящий верноподданный.

— Да. И… И… — она все же поджала губы, ведь то, что нужно было сказать, молодым нерам неприлично даже думать.

Эван легко сказал то, что Вик боялась озвучить:

— Он искал смерти. Так? Ты думаешь, что он искал смерти от рук Брока. Пуля в висок не для таких, как Ривз.

— Да, Тони так никогда бы не поступил. Тот Тони, которого я знала. — Она еле выдавила из себя: — значит, мне не показалось, да?

Эван лишь сказал:

— Надо будет прослушать запись. Так будет вернее. Бумага не передает эмоции.

В дверь постучали, и Эван отозвался:

— Входите!

В кабинет немного смущенно зашел Одли — его шея была так щедро забинтована, что он с трудом шевелил головой:

— Простите, не помешал?

Эван выпрямился и рукой указал на несколько кресел перед рабочим столом:

— Садись!

Одли еще не успел устроиться в кресле, как в кабинет вошли Лео и Брок. Последний тут же отчитался:

— Нер Деррик разрешил поболеть в кресле. И, слово чести, весь сегодняшний день и день всех святых я буду отдыхать. По мере возможности, — Брок все же оставил для себя лазейку.

Одли фыркнул:

— И почему я тебе не верю, рыжий? Мне иногда кажется, неры и нера, что наш Брок считает себя бессмертным, потому и лезет во все щели с уверенностью ребенка, что все будет хорошо.

Брок предпочел промолчать, садясь в кресло рядом с другом. Лео, помявшись, сел рядом — на самый край кресла, словно он чувствовал себя чужим в этой роскоши. Впрочем, и по Одли было видно, что он не привык к таким интерьерам.

Дверь снова открылась, в этот раз без стука — вошел Джон с подносом, на котором стояли кофейные пары, сам кофейник и этажерка с закусками. Он споро все поставил на стол, разлил кофе и удалился прочь.

Эван, невоспитанно присаживаясь на подлокотник кресла Вик, наложил заклинание тишины, обнаружив, что опередил Брока всего на пару секунд. Тот криво улыбнулся в ответ и снял свои плетения, как ненужные. Эван взял ближайшую чашку с кофе и лаконично сказал:

— Вики, тебе слово — вводи нас в курс дела.

Она тоже придвинула к себе чашку с кофе и принялась медленно размешивать сахар, собираясь с мыслями — не каждый день к ней прислушиваются мужчины:

— Что ж… Есть два дела, одно не совсем законное, но оказаться от него я не считаю для себя возможным, и другое — не совсем понятное, если честно.

Одли подался вперед, тут же шипя от боли в шее — Брок опередил и сам протянул ему чашку с напитком со стола:

— Осторожнее, Вин. И это я при этом считаю себя бессмертным! — себе брать чашку он не стал. Он посмотрел на Вик: — если не совсем законное связано с Ривзом и Гиллом, то я говорил и снова повторюсь: Виктория, парни… Не стоит лезть к разведке. Настоятельно не стоит. Вы не представляете с кем вам придется иметь дело.

Лео пробурчал:

— С тварями и гадами… — он тут же обвел всех взглядом и потупившись пробормотал: — Вик, прости.

Она махнула рукой:

— Можно и хуже сказать о некоторых… — при этом она старательно не смотрела на Брока — понимала, что ему сейчас приходится тяжелее всех. Его же обсуждают и будут обсуждать, если он позволит, конечно.

Брок чуть громче сказал:

— Это очень опасно. Это опасные люди. Поймите — не стоит связываться с ними. Я сам справлюсь.

— Ха! — вновь влез Одли.

Брок бросил на друга обиженный взгляд и повернулся к Эвану:

— Пожалуйста, хоть ты услышь меня…

Вик не удержалась и поджала губы — от Брока она такого не ожидала. Это был подлый прием — Вик и так отстранена от всего по состоянию здоровья, а тут могут отстранить и за опасность. Она знала, что Эван за нее боялся. Он не Дрейк, который верил.

Одли влез, спасая её и Эвана:

— Вики, девочка, не обижайся на Брока. Иногда и он бывает идиотом. Привык быть одиночкой, привык быть единственным драконоборцем, когда как теперь это далеко не так. — Одли на миг замолчал, а потом с улыбкой уточнил: — как будет драконоборец-девочка?

Вик вздрогнула:

— Прости, что?

Одли пожал плечами, проглатывая ругательства из-за полыхнувшей от привычного движения боли:

— Ты и Брок — два драконоборца. Оба упрямые и не откажетесь от дела. И нам с этим теперь жить, словно одного Брока нам было мало… Только не обижайся — я все понимаю: прока теперь будет в два раза больше, но и хлопот тоже. Ты не представляешь, насколько беспокойное хозяйство — Брок.

Тот что-то обиженно хмыкнул себе под нос, но промолчал. Вик улыбнулась: вот каким беспокойным бывает Брок, она уже поняла за прошедшие пару дней. И какой он заботливый, и самоотверженный, и гордый, не хуже Тони.

Эван вмешался, не давая спору разгореться:

— Неры и нера, драконоборец-девочка — это лера-драконоборец. И… раз уж апеллировали ко мне… Мое мнение таково: расследование смерти Ривза все равно придется провести. Потому что я не доверяю Блеку, потому что под ударом жизнь Брока, потому что под ударом честь моих людей: Блек настаивает, что проклятье было наложено на набережной, а это значит, что ваши слова, Вин и Лео, будут противопоставлены словам офицеров-особистов. И… Потому что я верю Вик — она говорит, что расследование нужно. Ривза, как и Брока, могли подставить. Прости, Брок, но в одиночку ты не пойдешь против особистов.

— Они не позволят проводить расследование смерти Ривза, — бесстрастно сказал Брок.

Лео тихо вмешался, отставляя все так и полную чашку кофе на подлокотник:

— Можно же проводить другое расследование… Вполне официальное расследование. Только оно будет касаться особистов… Например, появились сведения, что… — он выразительно нахмурился: — Антимеханиты решили взорвать особистов, как ярых тальмийцев. Или вернийцы пытаются отомстить за арест сотрудников Вернийского центра традиций.

Брок вскинулся:

— А их-то за что взяли?!

Одли громко выдохнул:

— Ищут твои связи с Вернией. Их еще седьмицу назад всех арестовали. А еще прошерстили Университет… Сейчас подвал в Особом управлении под завязку набит, Брок. Удивительно еще, как адер Дрейк туда не загремел… Вот кому сейчас опасно возвращаться в Аквилиту — дореформисты и так под ударом, а уж дореформист, поддерживающий Вернию… Это двойной приговор.

— Вот же… — Брок сжал пальцы в кулак и признался. — У меня был только один связной, тот, кто меня завербовал. И он уже давно не тут…

— Малыш? — понятливо уточнил Эван. Он его видел только в противогазе, и как тот выглядит на самом деле и кем является, не знал.

— Он самый, — подтвердил Брок. — Других, кто бы представлял интересы Вернии, я не знаю.

Он все же взял со стола чашку и сделал глоток горького кофе:

— Я согласен с Лео. Если браться за расследование… — он открыто посмотрел Вик в глаза, — …то только под прикрытием антимеханитов. Все равно эту студенческую шайку надо взять обратно под присмотр — они без него становятся непредсказуемыми. В начале весны чуть ректора не взорвали. — он смирился и улыбнулся: — Рассказывай, Виктория.

Она не стала праздновать свою победу над Броком — видела, как ему с трудом дается понимание того, что рисковать ради него будут другие.

Глава 18 О подвале

Вик спешно допивала кофе. Остальные тоже молчали. Ждали, пока она соберется с мыслями.

— Брок, я понимаю, что вспоминать произошедшее в подвале страшно и больно, но нам нужно… — Вик поправилась: — Мне нужно знать: кто и что делал, как себя вел, краткую характеристику на каждого офицера…

Эван выпрямился, подавая пример:

— Брок, если нужно — я могу выйти… Так будет легче.

Все парни тоже зашевелились, вставая, но Брок махнул рукой:

— Сидите… Я оценил вашу тактичность — по-хорошему меня надо было еще в первый день допросить обо всем, что было в подвале. Я опасен для вас… Но… — он на миг спрятался за ладонями, массируя лоб. — Ладно, начнем. Если расследовать смерть Ривза, то это, действительно важно. Только сами понимаете, информации у меня не так, чтобы и много. Одни эмоции… — Он залпом допил кофе и поставил чашку на стол. — Так… Начнем с самого безопасного. Гилл, как оказывается, Эвирок… Этот вечно скучал. Ему ничего не было интересно. Я словно букашка для него был, которую противно раздавить. Он самостоятельные допросы не вел, только вместе с Блеком или Фейном. Если и бил, то в полсилы, заменяя Блека — вот кто фанат бокса… — он скривился и сделал паузу, собираясь с мыслями. — Насколько можно верить Гиллу — не знаю. Но он не тварь точно. На набережной именно он сорвал с меня удушающий поводок. Если бы не он, мне бы пришлось вступить в бой. К Гиллу я претензий не имею. Как-то так…

Вик вмешалась, пользуясь паузой:

— Гилл не дал четкого ответа — против кого он будет свидетельствовать в суде: против тебя или против особистов. Он только предупредил, что Блек, Фейн и Шекли будут свидетельствовать, что именно на набережной со словами «Чтоб ты сдох!» было наложено проклятье на Ривза. Мне кажется, что он ждет приличной суммы за свои показания. Хотя он отшутился бренностью бытия на прямое предложение денег…

Эван встал и подошел к окну, приоткрывая его — в кабинете стало душно:

— Только не этот Эвирок. Гилл не замечен в взятках, только не он. И, возможно, он волнуется из-за прецедента Эвирок-Руссель.

Одли хмыкнул, Брок привычно промычал, Лео скрипнул зубами — Лео из всех парней был самым простым и понятным.

Вик посмотрела на мужа, перевела взгляд на Брока:

— Мне кто-нибудь объяснит, что не так с Эвироками и Аквилитой?

Ответил, как ни странно, Одли — остальные замялись:

— Понимаешь… Четверть века назад тут была нехорошая история. Один из Эвироков убил девушку на Летнем карнавале. Серж Руссель застрелил этого Эвирока при сопротивлении во время ареста. Сержа судили и вздернули на виселице за убийство высокородного — свидетелей убийства девушки не нашлось. Вот как-то так. Мы не ирлеанцы с их кровной местью, но Эвироки должны ответить за совершенное — общепринятая точка зрения в полиции. Насколько это соответствует истине — не знаю, это первый Эвирок в Аквилите с тех пор. — Одли развел руки в стороны: — Мои никто не тронут этого Гилла, но есть другие, кто уже не служит в полиции… Предупреждать, чтобы не трогали Гилла, глупо, новость полыхнет, как пожар, и тогда его точно тронут.

Вик нахмурилась, быстро соображая:

— Четверть века назад? В Летний карнавал? Это когда войска Ондура и Моны почти подошли к столице?

Ответил ей Эван:

— Вот именно. Через пару лун как раз Серая долина и случилась. Эвироки отсиживались тут в безопасности, когда вся страна воевала. Если важно: родители Гилла не сидели в Аквилите — его отец как положено воевал. Между этими двумя ветвями Эвироков очень натянутые отношения. Мне бы очень не хотелось, чтобы этого Эвирока тут заставили сплясать на веревке…

Брок нахмурился, Одли крякнул, Лео пробормотал:

— Это будет сложно. Если новость, конечно, вырвется за пределы отдела. Наши точно не тронут — хватит авторитета комиссара…

Эван криво улыбнулся:

— Жаль, что этого может не хватить для других. У меня есть стойкое чувство, что Шекли явно постарается оповестить всех о происхождении Гилла.

— Ммм… — выдавил из себя Брок под стон Одли:

— Не мычи!!! Говори, как есть!

Брок бросил на Одли виноватый взгляд:

— Думаю, что Гиллу надо приставить топтуна в качестве защиты — мало ли. — Он подумал и честно признал: — Хотя он его выследит, однозначно, и сбросит с хвоста.

Эван коротко ответил:

— Подумаем… Можно будет предупредить самого Гилла — он же не враг себе.

Вик посмотрела на бледного, с быстро бьющейся на виске синей венкой Брока и дала ему еще пару минут прийти в себя от воспоминаний о подвале:

— Я читала показания Гилла — он утверждает, что ушел с вечера у лер-мэра в начале первого часа ночи и гулял по городу. В гостиницу он попал в четыре часа утра и сразу же пошел к Ривзу, обнаружив на себе проклятье. Брок всю ночь проспал с проклятьем, так что допускаю, это было по началу небольно, но все же… Брок был измучен, как и вечно пьяный Ривз, но не Гилл. Сложно поверить, что за четыре часа Гилл не почувствовал на себе проклятье. Все же ранг мастера обязывает… Он мог наложить проклятье на Ривза, а потом прийти сюда и разыграть меня. Поэтому меня интересует точный маршрут Гилла из мэрии до гостиницы — я хочу точно знать, что он делал с момента ухода из мэрии до обнаружения трупа Ривза и до прихода сюда. Это можно организовать, Одли?

— Конечно, — храбро кивнул сержант и тут же скривился от боли в шее. — У нас есть хорошие ищейки. Я, Себ, Брок, конечно же, но лучший Алистер — его и направлю. Он внимателен и крайне осторожен, Вик. И, Броооок, молчи — ты сейчас не в той форме, чтобы бегать по Аквилите, драконоборец ты наш…

Брок скрипнул зубами под насмешливой улыбкой Одли, уточнившего у Вик:

— Что-то еще?

Она точь-в-точь как Эван потерла висок, вызывая усмешки на лицах парней:

— Пока все… Брок, ты как, готов продолжить?

Он кивнул, только голос при этом был тот еще — измученный и тихий:

— Да, конечно… Следующий пусть будет Шекли, раз уж его вспомнили… Он никогда не участвовал в допросах. Он документировал их, он фиксировал все следы побоев, лез во все щели, как говорится… Иногда мне казалось, что он из тех, кто тайком продает извращенцам снимки пыток. Будет мерзковато, если это, действительно так. — он дернул ставший тугим ворот рубашки. — Стать звездой подобных снимков я бы не хотел. Тогда только пуля в висок и останется.

— Не говори глупостей, — осек его Эван. — Если такие снимки и всплывут — мы найдем источник и заткнем его, только и всего. Жизнь того не стоит.

Одли не удержался:

— О да, наш рыжик любит быть героем других снимков… — Таких именно для Вик и Эвана пояснять не стали. Лео подавился смешком при этом, а Брок покраснел. — И да, найдем и руки повыдергаем всем, кто решится на таком заработать. Не привыкать.

Брок нашел в себе силы улыбнуться:

— Будем надеяться, что Шекли не откровенная тварь. Мне все интересно — куда он деньги тратит? Жалование хорошее, а одевается он… Вот совсем не офицер. Даже стыдно.

Вик с ним согласилась — мундир на Шекли сидел откровенно с чужого плеча. Брок ладонями ненадолго закрыл лицо, словно спрятался.

— Кто там следующий? — прозвучало глухо, и Брок заставил себя отвести ладони в стороны. — Фейн? Пусть будет Фейн… Продажная тварь. Предлагал откупиться от допросов. Предлагал защиту, только откуда у меня такие деньги? Когда понял, что я не заплачу́, перестал интересоваться результатами допросов вообще. То есть на допросы ходил, показания выбивал, но ему было все равно. И это пугало. Я тогда столько всего наплел, признаваясь в службе на Ондур и Мону… До Карфы не добрались — просто не успели, а то я бы и там наследил… — он горько рассмеялся, а Вик неудержимо захотелось его обнять и утешить, как делал отец, когда она разбивала коленку. Только тут отнюдь не коленку разбили. Жаль, что ругаться неприлично — очень хотелось.

Лео, давая Броку время снова собраться с силами, сказал:

— Я тут выяснял… Ну, случайно получилось… Девица Ривза… Нера Оливия… Она никакая не нера — из портовых крысок она. Её приставил к Ривзу вроде бы Фейн. Оплатил, правда, Блек…

Брок дернулся при этом имени и заставил себя выпрямиться:

— Блек… Простите, не хочу его вспоминать. Все переломы и вырванные зубы — это он. И ему нравилось, Сокрушитель его забери! Он даже снимки у Шекли просил — для личного пользования, так сказать… В общем…

Эван спешно сказал:

— Брок. Мы все поняли. Не надо.

— Да надо, наверное. Он…

Вик твердо сказала, меняя тему:

— Ривз? Ты не рассказал о нем.

— О… Я и о Блеке не рассказал. Но Ривз так Ривз. — Брок скривился. — Дня четыре, может, пять, мне сложно сказать — в камере не выключали свет, чтобы я потерялся во времени… Но дня четыре, может плюс-минус… Он приходил и методично обрабатывал меня. Всегда пьяный, но останавливающийся за шаг до мерзости… Джеб, джеб и хук справа. И: «Признайся! Легче станет!» — как передышка между избиением… Но мерзостей, как Блек, не совершал. Словно что-то в нем осталось. Он все требовал чистосердечного признания…

Эван прищурился и уточнил:

— Четыре дня?

Брок кивнул:

— Где-то так. А что?

— Именно тогда я заявил о вашей с Вик связи. Именно тогда я сказал Ривзу о ритуале. Именно тогда я сказал, что без тебя ей не жить.

Брок понятливо кивнул:

— О, я же говорю — в нем что-то осталось. Потом он часто приходил на допросы. Иногда вызывал Блека к себе… — Он замер, пораженный одной мыслью: — останавливая допросы… Он останавливал допросы, вызывая Блека на совещания к себе. А еще… Как раз перестав вести допросы, Ривз принялся приходить ко мне по ночам. Сидел, болтал какую-то неведомую ерунду, словно словил белочку… Уходил, возвращался… Я его тогда люто ненавидел — спать хотелось до отчаяния… — Он собрался с мыслями и резко сказал: — он караулил, чтобы меня не добили в камере Блек или Фейн. Иного объяснения нет. И еще… На набережной первым стал нарываться я. Честно. Я. Мне просто очень хотелось стереть его усмешку с лица. Наверное, я тоже отвратительный тип, как и Ривз.

— Не говори так о себе, — мягко сказал Вик, передавая через эфир уважение и тепло, которое вызывал в ней Брок. Боль от поведения Тони она постаралась загнать в самые дальние закоулки сознания. Она позже подумает о Тони. — Не надо.

Брок посмотрел ей в лицо:

— Вики… Если бы Ривз не умер вчера, то сегодня вечером под покровительством Сокрушителя я пошел бы и вызвал его на дуэль. И словил бы проклятье. А еще бы я вызвал Блека и Фейна. Интересно, к ним бы проклятье прилипло?.. К Гиллу, я уже сказал, у меня претензий нет, а Шекли вроде и не за что вызывать.

Эван заметил — он тут был единственный лер, хоть и бывший:

— Ты был бы в своем праве.

— С проклятьем на это и был расчет… — хмыкнул Брок.

Одли решительно стукнул по подлокотнику кресла, разрушая внезапную тишину:

— Как я понимаю, сегодня в работе только Гилл?

Вик подтвердила:

— Да, он придет вечером, тогда и поговорим все вместе, намечая дальнейшие действия. Если с ним, конечно, можно будет сотрудничать… Полагаю, основными завтра в разработку пойдут Блек и Фейн.

Парни подтвердили кивками, Брок при этом хищно улыбнулся:

— Как раз мой срок лечения закончится.

Одли скривился, но ничего ему не сказал — повернулся к Вик:

— Тогда я телефонирую Алистеру, вызывая сюда — не хотелось бы, чтобы телефонные нериссы подслушивали разговор… А завтра Лео займется антимеханитами, рождая слушок о нападении на особистов. Я же прогуляюсь по следу Блека. Фейна завтра можно будет скинуть опять на Алистера… И… — он посмотрел на Брока: — только не мычи! Оклемаешься — вперед, воюй хоть с кем, только Лео в известность ставь, чтобы знать, где собирать твои бренные останки, о бессмертный ты наш… А пока и я, и ты — на выздоровлении. И запомни… — указательный палец ткнул в сторону Вик: — главная в этом деле она! Понял?

Брок проглотил ругательства и повернулся к Вик:

— Что ж, если иных идей по Ривзу нет, то что там с делом, которое не совсем дело?

Вик послушно начала рассказывать:

— Приходил отец Маркус. Он уничтожил проклятье, которое словил Брок, и мы с ним немного поговорили… Он приехал сюда не из-за меня. Он тут из-за дела чернокнижника. Он рассказал, что колдун ищет не переживших силовой шторм, а альбиносов — в Карфе, по его словам, верят, что их плоть, кости и кровь целебна. Он собирается стать наживкой для колдуна. Еще он предупредил, чтобы мы с тобой, Брок, не сильно появлялись на улице. И сказал, что ни в коем случае нельзя смотреть бокору, то есть колдуну в глаза — так они крадут души.

— Да ну на… на… к Сокрушителю… — закончил вполне прилично Одли. — Душу. Можно вот так просто без завываний некромантов украсть душу? Только взглядом?

Вик пожала плечами:

— Нет причин не доверять инквизитору Маркусу. Хоть он мне и не понравился. Он силен в магии — легко обнаружил проклятье и легко его уничтожил… Правда, в отличие от Гилла, он не понял, что наша Полин — это Чумная Полли.

Лео и Одли только резко выдохнули и переглянулись.

Эван пояснил для них:

— Это Брок спас девочку…

Одли первым пришел в себя, прокашлявшись для верности, словно боялся, что голос его подведет:

— Знаете, вы точно уверены, что Брок нам так уж необходим? Я всего от него ожидал, но Чумную Полли среди нас?! Это как-то перебор…

— Она не опасна, — стойко сказал Брок. — И вообще, ты бы смог убить девочку, Вин?

Тот почесал в затылке:

— Я всегда знал, что леры в родословной — это не к добру… — Одли натянуто улыбнулся: — прости, Вики, что там дальше было…?

Она напомнила:

— Отец Маркус приехал расследовать дело чернокнижника ДО обнаружения Ян Ми и до нападения на меня, а значит…

Одли скривился, все понимая:

— …значит, мы что-то прошляпили. Но нападений на альбиносов я точно не помню, вот честно.

Лео и Брок переглянулись и тоже подтвердили кивками этот факт. Лео еще и добавил:

— Вот точняк не было. Такое как-то запоминается.

Одли пожевал губу и выдавил из себя:

— Если только храмовые земли…

— Прости? — не поняла Вик.

Тот фыркнул:

— Все забываю, что вы с Эваном не местные… У нас храмовые земли до сих пор принадлежат храмам, и они не обязаны отчитываться перед полицией о тех, кому дали убежище. Да-да-да, мы такие отсталые — до сих пор храмы предоставляют защиту от светского закона. Надо прошвырнуться по храмам и их приютам — может, кто и приютил калеку, да в полицию не сообщил о нападении.

— Дика попросим? — уточнил Лео. — Это его обязанность.

— Ага, Дика. Пусть проверит сегодня-завтра. Что-то еще, Виктория?

Она пожала плечами:

— Пока больше ничего в голову не приходит. Надо в библиотеку — нужна информация по обрядам карфиан, по их культуре и магии.

Брок тихо признался:

— Я как раз вчера до встречи с Гиллом и Ривзом забрал дневники моей знакомой неры Моро — её отец и дед путешествовали по Карфе. Быть может, в ее дневниках что-то есть. Быть может, что-то удастся обнаружить… Лео, будь другом… В моей спальне под подушкой на кровати. Найдешь?

Парень легко вскочил с кресла:

— Конечно, сейчас принесу…

Только принести он не успел — на столе зазвонил телефон, и Эван, извиняясь перед Викторией и парнями, взял трубку:

— Комиссар Ренар, слушаю…

Все замерли, прислушиваясь к неясному бормотанию в трубке. Правда, слышны были только лаконичные ответы Эвана. Он задумчиво положил трубку на рычаг и обвел всех усталым взглядом:

— Так… Кажется, первым нас настигло все же дело о чернокнижнике… На Оленьем острове в дельте Ривеноук, где в последние дни войска возводили укрепления на случай прорыва вернийцев… Там обнаружили массовое захоронение тел. Откопали пока три, все женские, обезображенные рунами… И, говорят, это не предел — видны еще тела и обрывки одежд. Я поеду…

Вик тут же вскочила с кресла, чуть не теряя равновесие из-за заживающей ноги:

— Я с тобой! Ты же знаешь: первичный осмотр на месте — это основа расследования. Пожалуйста!

Брок поднялся с кресла, опираясь на трость, протянутую Лео:

— Никогда не умел болеть, и привыкать глупо…

Лео ничего не сказал, а Одли фыркнул:

— Однако…

Он тоже встал, и Эван не сомневался — и этого отговаривать бесполезно.

— Так… Хорошо. Одли, сперва не забудь написать записку о Гилле для Алистера, ее отнесет в управление Джон — ему можно доверять. Остальным… — он обвел взглядом парней, напряженную Вик, окно, за которым бушевала непогода… — …остальным одеваться тепло — может быть, придется надолго застрять на Оленьем острове. Напоминаю, там жилья нет. Никакого.

Он подхватил Вик на руки:

— Пойдем, подберем тебе что-нибудь из моего гардероба, чтобы было удобно работать…

Брок улыбнулся, опуская взгляд вниз, Лео чуть-чуть зардел, а Одли не удержался от намека:

— Комиссар, можете не спешить — паромобиль все равно еще не под парами.

Эван обернулся в дверях:

— Неры, зависть — черное чувство.

Глава 19 На Оленьем острове

Паровой катер бодро боролся с течением Ривеноук, оставляя за собой жирный черный дым. Пронизывающий до костей ледяной ветер быстро уносил его прочь. От холода не спасал даже жар парового двигателя, расположенного на палубе. Снег продолжал сыпать, пряча в своей белой круговерти паромобиль и полицейский паробус, оставшиеся на причале. Прогулочные лодки, вытащенные на берег и перевернутые вверх килем на зимовку, уже щедро припорошило снегом, отчего они издалека напоминали ровные ряды могил. Вик передернула плечами от странных ассоциаций. Эван крепче прижал её к себе, защищая от ветра и редких ледяных брызг воды. В его объятьях было тепло и уютно, и можно было стоять и ни о чем не думать, хотя бы сейчас, хотя бы чуть-чуть… Он что-то шептал утешающее, совершенно глупое и приятное, обещая, что как только она выздоровеет, сразу же устроить бал и станцевать с ней каталь. Из-за одежды Эвана: его свитера, брюк и даже спешно обрезанного нательного фланелевого комбинезона, надетого вместо белья, — Вик вся пропахла розами, смиряясь с этим приторным запахом. Не так он уж и плох. Жасмин был бы в разы хуже. Рядом у борта с заледеневшими железными поручнями пристроились Брок и Лео, как и Эван, старательно заслоняя Вик от холода. Одли сидел на корме, сторожа корзины с едой, которые им собрал в дорогу Поттер. Катер был полон под завязку, приняв на борт полицейских экспертов, санитаров и детектива — незнакомого Вик мужчину лет сорока. С ранней проседью, с умными, серыми глазами, с многочисленными морщинами на лбу — наверное, любит хмуриться. Он был одет, как положено детективам Тальмы, в простой костюм — удобные мундиры остались в прошлом вместе с вольностью Аквилиты. Эван подсказал, заметив заинтересованный взгляд Вики, что это и есть тот самый Ричард Стилл. Дело будет вести он. Сыскной останется с носом.

Река в мелких первых льдинках, покачивающихся на сизой воде и медленно плывущих к океану, была пуста. Остались позади плотно застроенные и заселенные Золотые острова, впереди маячил пустой, оспариваемый Вернией Олений остров, почти полностью заросший лесом. Вода в реке была низкой, из-за чего подойти близко к обрывистым берегам Оленьего не получилось. Когда нос катера увяз в прибрежном песке, парням пришлось с пару ярдов тащиться по колено в ледяной воде, спрыгивая с борта катера — тут причала не было, его только-только начали возводить.

Эван на руках донес Вик до берега и дальше по крутой временной деревяной лестнице наверх, на сам островок. Кто-то из военных догадался развести костер для согрева, возле которого и сгрудились прибывшие на катере. Военные погодники разогнали над самим островком непогоду, и тут царили безветрие и блеклое зимнее солнце в разрывах облаков. Эван опустил Вик на землю и с помощью эфира подсушил обувь и одежды полицейских. Одли зевнул, приветствуя сержанта Гилмора и не оспаривая его право командовать местным сумасшедшим домом, в который превратился Олений из-за мельтешения военных, полицейских и экспертов. Эвана тут же атаковала парочка офицеров морской пехоты, увлекая его за собой под высокий, натянутый над столами тент. Столы были завалены картами, какими-то приборами и чем-то непонятным.

Брок дернул Вик за рукав кожаной мужской куртки, которую выделил ей Эван из своего гардероба:

— Пойдем, осмотримся?

— Пойдем, — согласилась Вик, опираясь на трость и направляясь в сторону самой большой толпы, осторожно что-то раскапывающей на опушке леса. Там же стояло несколько палаток и строилась высокая смотровая вышка.

Одли фыркнул, оценивая происходящее:

— Прикиньте, вояки умудрились палатки разбить аккурат над захоронениями. Ничего не боятся шлемоголовые!

— Или не умеют думать, — отозвался Брок. — Не заметить эманации насильственной смерти — это же надо! Куда их маги только смотрели!

— Или на кого, — со смешком в голосе сказал Одли, кивая на другой берег Ривеноук, ощетинившийся колючкой и бронебашнями линии генерала Меца, засыпаемых редким с этой стороны снегом.

Вик передернула плечами — она и не знала, что война настолько близко. А со стороны Аквилиты оборонительной линии, кроме Маякового острова и нет — до последнего времени Аквилита не видела в Вернии врага, и даже Тальма не смогла убедить передумать. Это выше по течению идет линия Данмара, построенная Тальмой…

Брок бросил косой взгляд на Вик, но ничего не сказал — только волна тепла укутала её вместо тысячи слов утешения. Страшно. Страшно, что война может шагнуть на этот берег — шагнула же она на берег Вернии…

Стоило подойти ближе, как Брока заметили — несколько констеблей побросали лопаты и ломы, которыми разбивали мерзлую землю, окружили его и потащили в сторону, забрасывая вопросами. Ему явно были рады, сжала губы Вик. Вряд ли кто-то точно так же будет рад тому же Блеку или Фейну, хотя Ривзу она была бы рада, если забыть про подвалы Особого отдела.

Вик проводила Брока и Лео взглядом и решила, что парни не пропадут. Осторожно шагая, она дошла до захоронения, возле которого уже лежало четыре извлеченных женских тела. Одли невозмутимо следовал за Вик — корзину с едой он уже где-то оставил. Немногочисленные парни в военной и полицейской форме, оставшиеся копать заледеневшую землю, недоуменно смотрели на Вик, не понимая, что она тут делает.

— Это что за нериссочка? — не выдержал кто-то, когда Вик задумчиво остановилась возле вытащенного из земли почти не поврежденного тела девушки — видимо, была похоронена недавно, когда земля уже остыла.

Одли сухо ответил:

— Полицейский консультант!

Ему завторил, как ни странно, Стилл, следовавший все это время за ними:

— Лучший на всю Аквилиту! — у него был низкий, хрипловатый голос. Он поймал взгляд Вик и представился на всякий случай: — Ричард Стилл, рад знакомству и… Приступим?

— Приступим, — кивнула Вик, опуская на глаза гогглы. — Приступим.

Одли тут же протянул Вик плотные резиновые перчатки и маску, почти не спасающую от вони.

Следующие несколько часов Вик запомнила плохо. Хотя она бы предпочла их вообще не помнить — такого места преступления в её жизни еще никогда не было. Спасало то, что процедура обследования была вбита в Вик до уровня рефлексов.

Проверка на нежить, фиксация, осмотр, первое, еще грубое обследование перед отправкой в полицейский морг. Тела… Много тел. Совсем свежие. Полуразложившиеся. Скелетированные останки. Руны там, где состояние кожи еще позволяло хоть что-то рассмотреть. Да-да-да, те самые руны, что были на ней. Разрезы на животе, как у Ян Ми. У кого-то выше пупка, у кого-то ниже, словно преступник экспериментировал.

Стилл не выдержал, исследуя рукой в резиновых перчатках уже пятый женский труп:

— Что можно так резать? Что вообще можно так лечить?

Вик пожала плечами:

— Не знаю… Но это точно не хирургический шов — те никогда не режут поперек. Это самоучка.

Привычно влез Брок, который уже присоединился к ним:

— Как вариант — бесплодие? Все женщины, у всех вскрыт живот. Если и есть что-то общее между ними, то только это приходит в голову.

— М-да… — не выдержал Стилл, тихо ругаясь.

Вик нахмурилась, вспоминая Ян Ми — вряд ли одинокая нерисса настолько мечтала о ребенке, что пошла на… такое. Надо будет узнать, как в Ренале относятся к матерям-одиночкам, быть может, не так, как в Тальме?

Вик приступила к обследованию очередного трупа — с самого дна захоронения, ниже уже пусто было — Брок просканировал эфиром. Одежда истлела, от тела ничего не осталось, только под телом лежала небольшая, грязная, вырезанная из какого-то легкого камня фигурка — то ли амулет, то ли украшение. Вик аккуратно стерла с фигурки грязь и сунула в бумажный пакет для улик. Сам пакет, чтобы не ходить лишний раз, сунула в карман куртки. Потом рассмотрит точнее.

И снова осмотр, описание, фиксация… Вик уже сбилась — десятое или одиннадцатое, только что откопанное тело сейчас они с Ричардом осматривали? Захоронение шагнуло далеко в бок от палаток, а Эван, спрыгивая к ним в яму, еще и «обрадовал»:

— Там магией второе захоронение нашли. Чуть меньше, чем это… Сложно сказать навскидку, но не меньше восьми тел там…

Ричард прошипел себе что-то под нос… Брок поддержал его не совсем знакомыми Вик словами и пошел прочь — исследовать новое захоронение.

Эван прижал Вики к себе, прощаясь — полицейский бал никто не отменит, хочешь-не хочешь, а ехать надо.

— Береги себя, хорошо? — он поцеловал её в лоб — лицо Вик было закрыто маской.

— И ты… — еле слышно сказала она и снова приступила к работе, когда Эван мрачно ушел прочь.

Вик потеряла счет времени… Час, два, три? Может, четыре или даже больше прошло? Вик не помнила, только заметила, как сменилось освещение — вместо солнца зажглись магические светляки. Брок постарался. Вик устала, хотела есть и пить, но работы было еще непочатый край. Она выпрямилась, стоя на дне захоронения, где искала мелкие предметы, которые могли принадлежать погибшим. На ботинки налипла грязь — Брок для облегчения поисков прогрел почву. Трость осталась где-то в стороне, и опереться не на кого — кругом незнакомые люди. Вик представила, как сложно будет выбраться из ямы, а потом еще и возвращаться сюда, и малодушно решила, что потерпит. Поесть можно и позже.

Сверху донесся знакомый голос:

— Простите, нера Ренар, что отвлекаю вас, но вам надо отдохнуть.

Вик медленно развернулась на красивый баритон, да и сам мужчина, несмотря на немного лишний вес, еще не растерял своей привлекательности, только в душе весь гнилой. Блек. Неожиданно Блек. Хорошо, что Брок исследует другое захоронение. И дайте боги, чтобы эта мразь и Брок не пересеклись сегодня.

Блек приятно улыбнулся — благородное, чистое лицо лера, не знающего пороков и свято блюдущего свою честь:

— Нера Ренар, не смотрите на меня так испепеляюще, просто больше некому позаботиться о вас. Фейн не представлен. Шекли — мелкая необразованная особь мужского пола, не умеющая заботиться ни о ком, кроме себя. Ваш Мюрай — сумасшедший, а ваш муж, нер комиссар, уехал по делам.

Он протянул ей руку:

— Доверьтесь, я вас не обижу.

«Потому что тут не подвал и есть свидетели!» — не стала добавлять Вик. Блек наклонился к Вик и без её разрешения подхватил за руки, вытаскивая из могилы.

— Видите, ничего страшного. — Блек аккуратно поставил её, еще и руку предложил, и Вик не отказалась: рукой в грязной перчатке она с силой оперлась на его согнутый локоть, мстительно марая дорогую ткань алого мундира. Надо отдать должное выучке Блека — он ни слова ни сказал, ни единый мускул не дрогнул на его лице. Леррррр… Сейчас для Вик это было ругательством.

Вик другой рукой сдернула с себя маску, отправила гогглы на лоб и медленно похромала в сторону накрытого для констеблей стола.

— Что вы тут делаете?

Блек подстроился под её шаг:

— Кроме того, что пытаюсь позаботиться о вас?

— Кроме этого.

Блек пожал плечами:

— Мы с Фейном опытные следователи, так что решили предложить свою помощь в расследовании. Пусть это дело и не касается политики.

Вик тут же резко сказала:

— Сами справимся!

Блек благожелательно заметил:

— Точь-в-точь слова вашего мужа. Что ж, настаивать глупо. Знаете, всегда хотел вам сказать… Вам и вашему отцу, да хранят его боги. Меня восхищает ваш подход к расследованию, хоть он в корне неправильный. — он подвел Вик к умывальнику и терпеливо ждал, пока она отмоет лицо и размокшие в резиновых перчатках ладони. Даже полотенце подал — идеальный, воспитанный мужчина.

— Правильный — это выбивать под пытками признания? — не сдержалась Вик, пытаясь дойти до стола самостоятельно. Брок, вылезая из второго захоронения, спешно направился в их сторону — побоялся оставить Вик наедине с Блеком. Только этого не хватало… И ведь Сокрушитель уже в своем праве — можно по закону вызывать на дуэль. Единственный день в году, когда они разрешены.

— А вы считаете, как и ваш отец, что главное в дознании улики? — Блек аккуратно подхватил Вик под локоть, помогая удержать равновесие. Хуже того — он проводил её до стола и помог сесть на широкую скамью, тут же ища чистую кружку и наливая горячий кофе из высокого кофейника. Вик напомнила себе, что он просто очень воспитанная тварь.

— …Но, нера Ренар, признайте очевидное: ведь преступники научились обходить многие методы дознания. Рано или поздно прогресс дойдет до того, что улик не будет, и снова будут главными ответы на вопросы: кому выгодно и для чего? И без чистосердечного признания будет никуда.

Вик, согревая руки о чашку, возразила, пока Блек, ломая все представление о себе, нашел чистую тарелку и принялся накладывать на неё еду:

— Глупости! Будет прогресс у преступников, будет прогресс и у нас, полицейских. Новые методы расследования, которые будет нелегко обойти. Сейчас нельзя обойти церебрографию.

Блек придвинул тарелку Вик и сел рядом, с улыбкой возражая:

— Полноте. — он для себя тоже налил кофе. — Таблетка регулатона под язык, и ложь не учует даже цереброграф. Только признание было, есть и будет главным для суда.

За плечом Вик возник Одли, а потом присоединились и Лео с Мюраем, замирая невдалеке под насмешливым взглядом Блека. И Вик не удержалась — Блек не пугал её:

— Как в случае с Броком? Когда под пытками вы выбили признания в том, что он не совершал? Например, его якобы служба на Мону и Ондур? Это — главное?

Блек серьезно посмотрел на неё:

— Нера Ренар, мое почтение! Не каждая женщина решится на такую откровенность, но тут… Именно тут вы не правы. Если вы позволите себе чуть поменять позицию, чуть-чуть перестать бояться за свою жизнь и посмотрите на вашего Мюрая невлюбленными глазами… Вы не сможете отрицать одного — он пытался вывезти в Вернию потенцит. Он нарушил торговую блокаду, вне причин заставивших его это сделать. Это противозаконно. Это подлежит наказанию. И он признался.

Вик заставила себя улыбнуться:

— А если это был не он? Если вы заставили оговорить себя невинного человека? Ведь есть еще Кюри и ненайденный и неопознанный Грыз, которого видел мой муж в катакомбах.

— В таких случаях все отдается на волю суда. Суда, который…

Вик его перебила:

— …основывался на ложных показаниях! Вы просто играете словами, Блек. Прикрываете порок, которому нет оправдания.

Блек усмехнулся:

— Я просто служу королю, как служил и Ривз. Только это. И… Думаю, на этом наш маленький разговор можно заканчивать — вы вполне отдохнули, а ваш Мюрай сейчас взорвется и вызовет меня на дуэль, чего я ему настоятельно не рекомендую — я не Ривз. И еще… — он посмотрел прямо в злые глаза Брока: — Я не Ривз, я не сломаюсь от проклятья. Даже не думайте так поступить со мной или с Фейном. Честь имею!

Вик с трудом проглотила рвущиеся слова. Честь… Нет у такого человека чести!

Брок с ней был согласен.

Лео стоял, сжав кулаки. И только Одли долго и витиевато выругался вслед Блеку. Тот даже не обернулся.

Брок дохромал до Вик и сел рядом, заглядывая ей в глаза:

— Все хорошо?

Вик с трудом сдерживала в себе гнев, чтобы голос не дрожал и не срывался в крик:

— Я не боюсь эту тварь, Брок. Хоть знаешь… Тварь хорошо воспитана, и это пугает — при личном общении никто же не поймет, что это за человек… — она взяла сэндвич и принялась его ожесточенно есть. Брок вздохнул и присоединился к трапезе. Напротив сел Одли. Лео остался стоять, лишь утащил со стола баночку с паштетом.

Спокойно поесть им не дали — прибежал совсем молодой констебль:

— Простите, там странный труп откопали — детектив Стилл срочно зовет вас.

Брок встал сам и подал руку Вик:

— Держишься?

Она напомнила:

— Меня хотя бы не били, и я не тонула в Петлянке.

Брок белозубо сверкнул улыбкой:

— Зато проклятье ты точно носила…

— Ты тоже, — шепотом напомнила Вик и под руку с Броком похромала к захоронению.

Глава 20 Я люблю инквизицию

За пределами острова опустилась тьма, совершенно непроглядная с левого, вернийского берега: ни огонька, ни отблеска, словно там нет ни одной живой души. Правый берег утопал в свету — в Аквилите праздновали Новый год и веселились. Эван, наверное, вел в катале чью-нибудь смущающуюся жену, какого-нибудь детектива или даже констебля, чтобы показать свои широкие взгляды… Взлетали в низкие, затянутые тучами небеса магические фейерверки, и если не оглядываться на Ривеноук, отражающую в воде буйство огней, то сердце вздрагивало, как от военной канонады.

Поляна на острове, где шли раскопки, была освещена эфирными светляками. Они давали яркий, белый свет, почти не оставляющий теней, чтобы было легче осматривать тела. Весь снег был вытоптан до зеленой, уже примятой травы. Кучи вырытой земли перемежались с ямами, возле которых лежали женские неприглядные, обезображенные разложением тела. Уже обследованные трупы санитары заворачивали в непромокаемые резиновые мешки и уносили прочь к реке, где их потом погрузят на катер. Темный хвойный лес стоял на границе света и тьмы. Снег под сизыми от холода нелидами блестел от яркого света, как бриллиантовая крошка, и вглубь леса тянулись мрачные длинные тени от стволов деревьев, словно смерть на поляне протягивала свои корявые пальцы дальше, ища новые жертвы.

Вик невольно сжалась, и Брок согрел её своим теплом, передавая его через эфир. Только его тоже выбили из колеи события сегодняшнего дня — чувствовалась за надеждой, которую он внушал Вик, за верой в будущее, за уверенностью, что все будет хорошо, непроглядная тоска. Вик показалось, что еще чуть-чуть, еще одно мелкое событие, и Брок не выдержит. Как лавина срывается с горы из-за одной лишней снежинки, так и Брок взорвется от боли, если не случится чего-то хорошего. Его надломленная душа не вынесет очередную каплю горя или унижения.

Брок устало посмотрел на Вик, остановившуюся у края захоронения. Замотанный раскопками и вонью молодой констебль спешно откинул простынь с найденного мужского тела:

— Вот…

— Что думаешь о произошедшем? — спросил Брок, с трудом присаживаясь у тела.

И не понятно, что он имел в виду. Захоронения. Новый труп. Или Блека.

Рядом замер Стилл, тоже ожидая её ответа. Вик не могла подвести мужчин. Она осмотрела труп, содрогаясь от жестокости. На фоне того, что сделали с этим парнем перед смертью, даже звериная жестокость того же Блека меркла — Броку жизнь все же сохранили и почти не покалечили. Хирургическая методичность и скрупулёзность околомедицинских издевательств, которыми подвергли обнаруженного парня, просто поражала. Стилл, заметив шок от увиденного у Вик, спешно накрыл тело парня тканью:

— Простите, нера Ренар…

— Все… Правильно… — еле выдавила она из себя. — Это очень важная находка.

На голове у единственного трупа мужского пола были белые волосы, как и брови, и щетина. Состояние кожи и глаз уже не позволяло определить — был ли это альбинос или кто-то перенесший силовой шторм.

Вик прикрыла глаза, но все равно видела перед внутренним взором и удаленный язык, и ампутированные по локоть руки, и обрезанные по колени ноги. От человека оставили только огрызок, нуждающийся в постоянном уходе. Нечеловечная жестокость.

— Надо телефонировать в инквизицию… — Вик еле выдавила из себя: — Отец Маркус должен это видеть… Здесь есть связь?

Одли кивнул:

— В штабе…

Брок тихо предложил, в упор рассматривая её своими зелеными, отчаянно постаревшими глазами:

— Вики? Может, тебе там и остаться? Телефонируешь отцу Маркусу, дождешься его приезда, отдохнешь…

Она отрицательно мотнула головой и медленно начала, вспомнив вопрос Брока:

— Случившееся тут, может, и не дело рук мульти-убийцы. Мы даже до сих пор не знаем причину смерти женщин. Быть может, тут и нет убийств. Но совершенно точно ясно, что это дело рук маньяка. Человека, зацикленного на какой-то цели, ради достижения которой он ни с чем ни считается и не перед чем не остановится. Его надо остановить, пока жертв не стало еще больше…

Глаза Вик были сухи — видеть то, что ждало её саму не спаси её Брок, было отвратительно. Хуже было другое — понимание, что тварь, проделавшая это, свободно ходит среди жителей города. Она найдет эту тварь и добьется того, чтобы её вздернули на веревке. Такого, что случилось с погибшими девушками и парнем, просто не должно происходить в их цивилизованном обществе.

Лео, заметив, как у Вик совсем исчезли бледные губы и как залегли морщинки между бровей, помчался за кофе и круассанами — ничем иным он исправить этот дурацкий день не мог.

Стилл лишь кивнул, соглашаясь с её мнением.

— Что ж… Инквизиция, так инквизиция, — отчаянно улыбнулся Брок и предложил руку Вик. Они вдвоем направились к штабу. Левая нога у Вик болела, и это был прогресс — до этого она её совсем не чувствовала и боялась, что может случайно при ходьбе поставить ногу неправильно и упасть в лучшем случае. В худшем — сломать её. Теперь гадать, правильно ли она ставит ногу, не приходилось. Боль, как ни странно, радовала — это значило, что нога у Вик все же есть. Брок пытался вмешаться и купировать боль, но Вик раз за разом срывала его плетения. Боль отвлекала. Пусть лучше болит нога, чем душа.

Вик в штабе телефонировала в инквизицию, правда, переговорить с самим отцом Маркусом не удалось — у того оказался обет не пользоваться благами цивилизации. Вик кричать хотелось: не проще тогда вообще уйти в лес и там жить?! Обет запрещающий пользоваться телефоном — что может быть нелепее! И ведь он вполне спокойно пользуется гогглами. Не человек, а сплошная загадка. Хотя Вик уверили, что ему все передадут, и он приедет сразу же, как сможет.

Она положила трубку простого военного телефонного аппарата и посмотрела на стоящего рядом Брока. Почему-то он расплывался у неё перед глазами. Почему-то глупый обет отца Маркуса выбил её из колеи, она подспудно надеялась вновь услышать голос, так похожий на голос Дрейка…

— Оте… Отец Мар… кус… — почему-то голос тоже отказывал Вик, — скоро приедет.

Брок шагнул к ней и обнял, крепко прижимая к себе и гладя по голове. Офицер и молоденький морпех, отвечавший за телефон, очень тихо и очень понятливо отошли в сторону, давая Вик выплакаться.

— Я думала: Блек — тварь, но это вообще за гранью…

Одли покачался с носка на пятку, посмотрел на Вик, на Брока и промолчал, что обнаружили новую могилу, из которой достали тело женщины, тут же опознавая её — родинку «роковая любовь» над левым уголком губ вот уже седьмицу знал каждый констебль Аквилиты. И пусть все обнаруженные до этого трупы могли быть не жертвами мульти-убийцы, нера Моро точно была убита — ей кто-то проломил затылок. Одли потоптался рядом, а потом все же ушел прочь, давая время Вик прийти в себя. Брок справится — он рожден для утешения нерисс, пусть Вик и не нерисса, но даже леры-драконоборцы подвержены отчаянию.

Отец Маркус приехал через час. Он заметно изменился — переоделся в партикулярное, став похожим на простого горожанина-кера в видавшем виде костюме, старом пальто и кепке, вместо шляпы — наверное, чтобы лучше было видно белые волосы. Гогглы исчезли, и отец Маркус теперь подслеповато морщился из-за мощного магического освещения. Эфирное сияние исчезло — только видно, как природный фон пронизывал отца Маркуса.

Он, довольно холодно поздоровавшись с Вик, представившей Брока, Стилла и остальных, сразу же занялся осмотром трупа, который отложили отдельно, не перемещая пока в лодку, чтобы перевезти в морг.

Вик к тому времени уже проревелась, уже успокоилась, уже снова поплакала, теперь уже в Лео, протянувшего ей круассан и чашку кофе, опять успокоилась и готова была воевать со всем миром. Даже с неведомым бокором и инквизицией, если понадобится.

Вик, чтобы снова не разреветься от изуродованного тела парня, старательно смотрела в сторону, пока отец Маркус, сидя на корточках, рассматривал культи у трупа. Чтобы отвлечься, она спросила — все же отец Маркус в партикулярном выглядел странно:

— Что случилось с вашей сутаной?

Маркус отозвался:

— Мимикрирую под горожанина. — его голос звучал ровно, совсем не напоминая голос Дрейка — даже удивительно. — А что?

— Нет, ничего.

Маркус бросил на неё косой взгляд, но комментировать её любопытство не стал.

— Могу я еще поинтересоваться?

— Конечно, можете. — он выпрямился, вытирая руки белоснежным платком.

— Что случилось с вашим эфиром?

— Я нанес печать.

Вик еле смогла собраться с силами — такого она не ожидала. Для неё даже само слово «печать» звучало страшно:

— Зачем?!

Он посмотрел на неё своими алыми, странными глазами:

— Вы серьезно думаете, что приманка в белой сутане инквизитора с кипящим вокруг эфиром сработает? Мне кажется, что сейчас я выгляжу гораздо приманочнее, чем раньше. И пойдемте, нера Ренар. Даже мне не по себе рядом с этим телом. Иногда человеческое любопытство и научный интерес порождает чудовищ. Такое, что случилось с этим молодым человеком, больше не должно повториться.

Вик кивком с ним согласилась — в горле стоял комок, который она еле проглотила:

— Что-то еще можете сказать?

— Могу… — он оглядел её и стоящего рядом Брока. — Когда вас в очередной раз поймает бокор или его помощник, кричите громче, что у вас есть веснушки. Быть может, к вам даже прислушаются.

Брок ответил вместо возмущенной Вик:

— Несмешно.

Отец Маркус сурово ответил:

— Несмешно то, что вы не выполняете мои рекомендации — я просил вас не появляться в городе.

— Тут толпа констеблей, — напомнил Брок.

Маркус не остался в долгу:

— В прошлый раз Виктория Ренар чуть не стала вот этим… — он ткнул указательным пальцем в тело парня, — …на полной горожан набережной. Забрать душу — пара минут. Так что или сидите дома, или громко кричите про веснушки, если хотите жить.

Вик вскинулась:

— То есть по существу дела вам сказать нечего, отец Маркус?

— По существу… — он направился в штаб под тент, сдерживая шаг, чтобы Вик с Броком не отстали. — По существу… Замена погибшего парня скрывалась в храме Седьмого чуда Сочувствия. Правда, парень-альбинос по фамилии Фишер сглупил и сбежал, не дождавшись меня. Судя по тому, что на вас напали, он или хорошо спрятался, или уже мертв. Надеюсь, что чернокнижник находится в отчаянии и клюнет на меня, потому что вы явно не собираетесь отсиживаться в безопасности дома, как я вас просил.

— Увы, грешна, — согласилась Вик, произнося любимую фразу Дрейка. Где-то он сейчас… Может, завтра уже приедет…

— Сможете добиться завтра вскрытия этого несчастного в первую очередь?

Вик пожала плечами:

— Постараюсь, но не обещаю, отец Маркус.

Он крайне серьезно и пугающе из-за алого цвета глаз посмотрел на Вик:

— Пожалуйста, это очень важно, вы же понимаете. И, простите, я спешу — сейчас оформлю бумаги и сразу же назад в город…

— Понимаю, отец Маркус. Но обещать не могу — я всего лишь констебль.

— Знаю, а я просто инквизитор… У каждого свое место и свое служение.

Вик решилась и попросила, ведь он сам заговорил о служении:

— Вы поможете с опознанием трупов?

— Чем? — удивился Маркус.

— Вы умеете вызывать души, ведь вы инквизитор. — Во всяком случае Дрейк точно мог.

Отец Маркус пристально посмотрел на неё:

— Инквизитор не равно некромант. Я таким умением не владею. И тревожить души — последнее дело, которым стоит заниматься храмовникам. — он подошел к столу в штабе под тентом, попросил у констебля бумагу и принялся быстро её заполнять — первичное заключение инквизитора о черном ритуале. Интересно, теперь можно будет забрать дело Ян Ми из архива и подключить к этому расследованию? Брок стоял рядом и терпеливо ждал заключения отца Маркуса.

От берега, где готовился отправляться катер с новыми телами жертв, в сторону штаба направился Блек — он тоже вместе с Фейном возвращался в город.

Блек, пытаясь перекричать толпу констеблей, спешащую на погрузку, позвал:

— Отец Маркус! Быстрее! Катер вот-вот отойдет.

Маркус, расписавшись на бумаге, вздрогнул, обводя взглядом людей. Странно, но Вик показалось, что он искал Блека и не находил его в толпе. Брок, пробегаясь глазами по заключению инквизитора, оторвался от чтения, всматриваясь в отца Маркуса.

— Вас ждут! — громко, сложив ладони рупором, крикнул в этот раз Фейн. — Катер вот-вот отправится!

Взгляд Маркуса бессильно метался от одного лица до другого:

— Да, уже иду…

Блек прорвался все же к ним и замер перед инквизитором:

— Что с вами, отец Маркус? Что-то случилось?

— Со мной все в порядке, — сухо сказал Маркус. — Спасибо, я уже иду.

Так же подошедший Фейн грубо бросил в сторону — в лицо сказать постеснялся:

— Разеваете рот, как рыба, и молчите…

Маркус прищурился и ответил Фейну:

— Это у вас проблемы со слухом.

— Да вы что! — фыркнул лер Фейн и направился обратно на берег. Блек проводил его взглядом:

— Не обращайте внимания, отец Маркус, некоторым, чтобы взбеситься и потерять контроль, так мало надо…

Вик посмотрела на разозленного отца Маркуса, на побелевшего от ярости Брока, снова столкнувшегося со своим страхом, на непринужденно рассуждавшего о человеческой грубости Блека… И её затянуло такой зеленой, противной тиной безнадежности, что снова подкатили слезы. Даже если они найдут тварь-чернокнижника, других тварей меньше не станет. Тот же Блек продолжит жить, как ни в чем не бывало, даже не понимая, в чем его грех… Чего бы ей ни стоило, она добьется справедливости, Блек ответит за все.

Отец Маркус, попрощавшись легким поклоном со всеми, обернулся на Вик, его взгляд скользнул по Броку, потом уперся в Блека, а затем… С яркой вспышкой в эфире взорвалась печать на Маркусе. Он повернулся к Блеку и вкрадчиво, еле слышно сказал:

— Именем храма и короля, вы арестованы, лер Блек. Руки вперед для блокировки и не пытайтесь сопротивляться.

Сердце Вик пропустило удар, а потом руки вскипели эфиром — в чем бы не обвинялся сейчас Блек, даже если его арестуют всего на пару дней, он это заслужил.

— И позвольте узнать, в чем меня обвиняет храм? — голос Блека стал изысканно спокоен — он был уверен, что ему ничего не грозит.

— В преступлении против человечности, — сказал Маркус, и тут эфир вскипел в руках всех магов — Брока, Одли, Лео… Даже Стилл и парочка-слабосилков констеблей замерли, готовые оказаться поддержку при аресте Блека.

— Надо же… Может, уточните? — продолжил настаивать Блек.

Маркус холодно произнес:

— Вряд ли вы захотите, чтобы все услышали о вашей тяге к насилию над арестованными.

Да! Да! Да! Вик хотелось орать от счастья, хотя раньше она никогда не понимала таких фраз в книгах — нериссы так себя не ведут, но нериссы и не сталкиваются с тем, что случилось с Броком. Сердце грела простая мысль — справедливость все же существует! Пусть не светский суд, но храмовый. Это тоже неплохо.

Блек молча протянул руки вперед, позволяя надеть и блокиратор, и наручники.

Констебли безмолвствовали, когда его уводили прочь. Лишь Вик не удержалась и тихо сказала:

— Я люблю инквизицию! Я люблю отца Маркуса… — общий эфир с Броком менял её, делая более открытой и невоспитанной с точки зрения нер.

Одли хмыкнул:

— Не думал, что когда-нибудь это скажу, но согласен — я люблю, Сокрушитель на всех них, инквизиторов и инквизицию! Гип-гип-ура отцу Маркусу, хоть он и реформатор!

Из глоток парней вырвался радостный крик — Одли поддержали.

Вик обернулась на Брока, её взгляд снова застили слезы. Он криво улыбнулся ей и пошел прочь за круг света, прочь в темноту, где никто не увидит его. Его пальцы побелели, так крепко он сжал кулаки. Вик было шагнула за ним, но Одли поймал её и прижал к себе:

— Не надо, девочка. Он такого себе не простит потом… Пусть побудет один. Мальчики — страшные гордецы, нас с детства учат не плакать, не орать, терпеть и не забывать обиды… Пусть побудет один — ему должно стать легче.

— Пусть… — легко согласилась она. — Отец Маркус — это чудо.

— Странное чудо, — кивнул Одли. — Я вообще не понял претензии Фейна про молчание.

Вик пожала плечами:

— Я тоже не поняла — Маркус не молчал. Я его слышала.

Одли подтвердил:

— И я… А вот Фейну стоит проверить свой слух.

Что-то царапнуло в мозгах Вик, что-то связанное с убитым парнем-альбиносом и Маркусом, но что именно Вик осознать не успела — Стилл позвал её:

— Нера Ренар, если вы себя хорошо чувствуете, пойдемте, там как раз закончили откапывать второй ряд женщин.

Вик вздрогнула от слов «второй ряд женщин»… Значит, будет и другой. Сколько уже жертв?! За два десятка уже перевалило, не меньше.

Одли вздохнул:

— Небеса, страшно представить год, начавшийся таким деньком. Или наоборот? Ведь справедливость все же восторжествовала…

Глава 21 Менталист

На катере, на который её на руках занес Лео, Вик еще держалась — не засыпала. Сидела на жесткой, неудобной скамье, пытаясь не горбиться, иногда резко проваливалась как под лед в кошмары, полные мрака и гнили, выныривала, вздрагивая и оглядываясь, молчала, прислушивалась к разговорам окружающих мужчин…

Стилл буквально атаковал Брока:

— И когда ждать твоего возвращения?

— Как только, так сразу… — попытался уйти от ответа Брок. Одли пробормотал:

— Это как бы не от него зависит.

Стилл же не отстал:

— Брок, ты заметил — ни у кого не было даже вопроса: а что ты делаешь на Оленьем? Для всех ты был на своем месте, словно увольнения не было. Даже присутствие неры Ренар, о которой все в курсе, вызывало больше вопросов, чем твое. Ты для всех по-прежнему свой. Ты должен вернуться.

— Ммм… — попытался отделаться привычным мычанием Брок, так что пришлось Одли снова вмешиваться:

— Сбавьте обороты, парни. Вы мешаете нашей Вик отдыхать.

Она даже попыталась возразить, что они не мешают, но сил не было. Даже думать было сложно. Мысли копошились одна за другой, цепляясь в странном порядке: парень-альбинос, Блек, Маркус, телефоны и обеты, — сталкиваясь друг с другом, как скалы, с диким пульсирующим грохотом приближающейся головной боли, но делать выводы, что-то сопоставлять, анализировать не хотелось. Не моглось, как говорил Шарль. Новое расследование оглушило её своей необъяснимой жестокостью, и хотелось одного — тепла. Чай. Плед. Человеческое живое прикосновение. Все равно что… И ни о чем не думать, хотя бы один вечер.

В паровике, прислонившись к острому, неприспособленному для сна плечу Брока, Вик все же заснула, погружаясь в мутный, липкий кошмар, сотканный из острых осколков сегодняшнего дня, причиняющих сильную боль.

Улыбающийся, еще живой Ривз.

Стонущий от боли Брок, длинный, нескладный, худой, с множеством старых и свежих ран.

Нервный Маркус, ищущий и не находящий в толпе Блека.

Воспитанный, сдержанный на людях Блек.

Неизвестный мертвый парень-блондин с отпавшей челюстью, из-за чего видна его страшная тайна — ему удалили даже язык.

И снова Маркус: «Пожалуй, вам все равно не угадать…»

И тела, тела, тела женщин, тянущих свои руки к Вик в непонятной мольбе…

Кажется, она даже застонала, просыпаясь на миг. Во всяком случае она услышала тихое броковское:

— Шшш… Это все всего лишь сон… — Он обнял её, прижимая к себе и устраивая голову Вик себе на плечо, чтобы спать стало удобнее. — Отдыхай…

Вик помнила, что нериссы никогда не позволяют себе спать в присутствии чужих, но тут чужих не было. Была лишь дикая усталость и желание хоть на миг скрыться от ставшего мрачным и недобрым мира.

Парни, Лео и Одли, еле слышно перешептывались, стараясь не мешать Вик.

— Ну, за Гилла можно не волноваться — явно дополз до отца Маркуса. — Это Одли.

— Ага… — это Лео.

— Ммм? — это лапидарный Брок.

— Иначе от кого бы отец Маркус узнал о Блеке? Только Гилл и мог сказать. Значит, проклятье с него точно сняли. — это снова Одли.

Вик нахмурилась, хотела возразить, что все не так однозначно, но Брок легонько укачал её, погружая в сновидения, полные тлена и улыбающегося Маркуса.

Как она попала домой, Вик не знала. Только вынырнула из топкого омута кошмарных снов мокрая от пота и слез. Эван спал, прижав её к себе, и потому было отчаянно жарко под тяжелым шерстяным одеялом, вдобавок она так и была в теплом фланелевом комбинезоне, сейчас пропахшем потом, гнилью и сырым запахом земли, который не перебивал даже аромат роз.

Она осторожно выпуталась из объятий Эвана — он как восьминог снова и снова пытался поймать ускользающую Вик.

— Солнышко… — хрипло из-за сна пробормотал Эван.

— Спи… — Вик осторожно погладила его по голове. — Я скоро вернусь.

Механит на прикроватном столике сиял во тьме, показывая два часа ночи.

Вик, прихрамывая и еле проглатывая стон боли — нога отказывалась двигаться, — дошла до уборной. Тут же взвился эфир, опутывая теплым, мягким одеялом обезболивания — Брок или не спал, или проснулся из-за Вик. Она включила свет в уборной, стащила с себя мокрый нательный комбинезон, включила душ и шагнула под его теплые струи. Да, душ по ночам не рекомендовался — это же лечебная, а не гигиеническая процедура, доктора были против душа даже по вечерам — он сбивал ритмы сна, но ждать, пока наполнится ванна Вик не могла. Она стояла с закрытыми глазами под тугими теплыми струями и надеялась, что страхи унесутся прочь, как исчезает с шумом вода в душевой.

И снова перед закрытыми глазами мчалось то, что додумать вечером она не смогла.

Мертвый парень-альбинос.

Отец Маркус со своим запретом на пользование телефоном.

Его голос так напоминающий голос Дрейка.

Его созвучные мыслями Вик фразы.

Его волнение, когда он искал и не находил Блека и Фейна в толпе.

Гневное фейновское «разеваете рот, как рыба!».

Проклятье на Полин, которое Маркус так легко, без прикосновений обнаружил.

Его неслышимый голос, пока он не заметил Вик.

Снова парень-альбинос с отрезанным языком.

Вик подалась назад, выныривая из воды.

— Менталист…

Она стояла и сама не верила себе.

Снова и снова прокручивая в голове слова Маркуса. Слова ли это были?

«Не каждый инквизитор — некромант». Если ты нем, то ты не можешь призвать душу — мысли не слышны на небесах.

«Именем храма и короля, вы арестованы». Он мог узнать случившееся с Броком только из мыслей Вик. Как узнал о голосе Дрейка, о том, как лучше всего расположить к себе, о проклятье на Полин и многое, многое другое. И обет с телефоном тогда становится понятен — Маркус не способен что-либо сказать, а мысли по телефонным проводам не передаются. Небеса, что он еще мог найти в её голове?! Вспомнить бы, о чем еще она думала в его присутствии…

Со спины на Вик кто-то набросился, и она вздрогнула — погруженная в свои мысли, Вик не слышала, как Эван к ней приблизился, набрасывая на мокрые плечи длинное, мягкое полотенце. Моментально вскипел эфир, тут же ускользая в Эвана — он уже привык, что его внезапные романические порывы натыкаются на сопротивление.

— Прости, — прошептал он, подхватывая Вик на руки и относя в постель, — я не хотел тебя пугать…

Дверь спальни резко открылась, на пороге стоял с сияющим эфиром на руках Брок. Он странно кашлянул, пробормотал: «Ммм… Простите…» — оглядывая застывшего Эвана с Вик на руках, и тихо закрыл за собой дверь.

Вик замерла от неожиданности, а Эван, укладывая её на кровать, еле выдавил из себя:

— Ни слова…

— Как стыдно… — все же смогла сказать Вик. Эван, ложась рядом и снова обнимая её со спины, фыркнул в макушку Вик:

— В который раз возношу молитву, как удачно я тебя поцеловал тогда под мостом князей. Сейчас бы это было проблематично.

Вик еле сдержала смешок:

— Прости… От меня одни проблемы…

— Вот еще, я тоже очень могу доставлять проблемы… — он поправил одеяло и напомнил: — ты говорила что-то о менталистах…

Вик развернулась к нему:

— Расскажи мне о ментальной магии?

Эван чуть нахмурился, собираясь с мыслями:

— Это страшилки эфирников. Это придумали писатели-фантасты, пугая народ, эфирников и себя. Менталистов не существует.

— Почему? — не поняла его Вик — Маркус очень даже существует, и иного объяснения его странного поведения, она не видела.

— Потому что магия — это наука, одна из. Эфиру всегда для воздействия нужна физическая составляющая: температура, стихия, материя… Мысль же нематериальна. На то, чего нет, нельзя и воздействовать. Может, когда-нибудь наука и откроет, что такое мысли, но пока менталистов нет, потому что нет предмета воздействия. Это официальная точка зрения на проблему менталистов.

Вик нахмурилась — интересно, а Маркуса поставили в известность, что он невозможен?

— А… эмпаты? Они существуют?

Эван, старательно подавляя зевок, пробормотал:

— Тоже пока нет. Мы не знаем, как зарождаются эмоции, что за них отвечает…

— Гормоны! — тут же напомнила Вик. — Гормоны отвечают за эмоции. Это уже доказано. Эпинефрин отвечает за состояние «бей или беги!»… И… Еще… Андростени… — она замолчала, не в силах вспомнить. — Мужской гормон, он вызывает агрессию…

Эван кивнул:

— Вот поэтому опыты пока под запретом — негуманно будить в людях агрессию или страх. Эмпатов не существует, и я надеюсь, даже война не породит их — военное ведомство еще не сошло с ума, чтобы ставить такие эксперименты…

Вик нахмурилась, почему-то в голову упрямо лезли Ривз и Блек… Ведь если есть Маркус — менталист, тот, кто не существует, то могут существовать и другие менталисты, эмпаты, эфирники, умеющие воздействовать на разум. И тогда резко изменившийся Ривз, или крайне воспитанный Блек… Вик с трудом проглотила комок, вставший в горле — думать о таком не хотелось, думать о таком просто страшно.

— Вики?

— Да? — она заглянула Эвану в глаза и все же сказала: — Маркус — менталист. Ему бокор удалил язык.

— Это… Точно? — Было видно, что Эван всерьез обдумывает её слова, он не отмахнулся, что это невозможно.

— Это… — Вик призналась: — Гипотеза, но крайне правдоподобная. Ты не знаешь, но он арестовал…

Эван кивнул:

— Брок рассказал о Блеке. Но ведь это Гилл мог рассказать.

Вик тут же спросила очевидное:

— Зачем? Зачем Гиллу такое говорить отцу Маркусу? Его Мюрай и все случившееся не касается. Он бы не стал о таком говорить. Его волнует одно — чтобы мы нашли того, кто наложил проклятье и чуть не убил его за компанию с Ривзом. Возможно, его еще волнуют деньги. И я помню твои слова, что Гиллы неподкупны. А Ривз не был садистом, а Блек воспитан и искренне недоумевает от вспышек гнева Фейна. Вот это вообще за гранью.

Эван задумался, замолчал надолго, а потом признался:

— Тот случай, когда хочется, как Брок, промычать…

— Ммм… — понятливо повторила Вик и зевнула. — Согласна… И… Давай спать… Я умираю от усталости, был очень трудный день. И будет еще нелегче.

— Спи, — согласился Эван, ложась на спину и устремляя взгляд в балдахин кровати. Кажется, сон от него сбежал, но у Вик уже не было сил разговаривать. Она свернулась в своем полотенце калачиком и провалилась в сон, опять полный грязи и мрака. Высокие качающиеся деревья, нелиды, тянущие к ней свои корявые сучья, нера Моро с родинкой «роковая любовь», Маркус, превращенный в обрубок, как неизвестный погибший парень-альбинос, странная фигурка из дерева или кости. Человеческой кости, вдруг ясно поняла Вики во сне.

Утро было незаслуженно солнечным и ярким. Эван сам принес для Вик завтрак и открыл жалюзи, запуская в спальню солнечные лучи. Он приподнял створку окна, запуская свежий морозный воздух — из-за растопленного камина в спальне было душно.

Вик передернула голыми плечами — ночью она где-то потеряла полотенце, в которое её укутал Эван.

— Доброе утро? — Вик заставила себя улыбаться, надеясь, что утро и впрямь будет добрым.

— Доброе утро, — твердо сказал Эван, тяжело опускаясь на кровать с подносом, который перед этим взял со стола. — Как твое самочувствие?

Вик натянула на плечи одеяло и призналась:

— Мерзковато, но я готова к бою. Какие планы на сегодня?

— Пока… Ждем Николаса, чтобы он осмотрел тебя, Брока и Одли. Потом будет видно.

Вик вытащила из-под одеяла свою левую ногу, показывая её задумчиво выгнувшему бровь Эвану:

— Видишь, даже рубец бледнеет. Все хорошо — мне не нужно лечение. И три дня покоя…

— Заканчиваются только сегодня вечером, — строго напомнил Эван.

Вик, делая глоток чая, взмолилась:

— Но мне надо быть на вскрытиях! Это очень важно, ты же знаешь.

Эван, намазывая на гренку апельсиновый джем, начал было:

— Вскрытия…

Только Вик его перебила, её даже протянутая гренка не остановила:

— Их стоит начать уже сегодня, несмотря на праздничный день! Мы не сдвинемся в расследовании без результатов вскрытия, а чернокнижник будет продолжать убивать и убивать, как ни в чем не бывало.

Эван нашел в себе силы спокойно повторить:

— Вскрытия начнутся после обеда — я с трудом уговорил судебных хирургов Картера и Вернера выйти на службу. Они согласны провести сегодня по два вскрытия. Большего от них не жди. Я…

— Парень-альбинос. Нера Моро. И два любых тела в хорошей сохранности, — тут же сказала Вик. — И я на вскрытии. И отец Маркус настаивал на своем присутствии на вскрытии парня.

— Я ему телефонирую… Но! Сперва все же осмотр Деррика — он должен вот-вот заскочить… Кстати, Брок тоже настаивает на своем присутствии на вскрытии. Забавно смотреть, как он пытается не разорваться на сотню мелких Броков — он обещал сегодня лечиться, он честно собирался штудировать дневники неры Моро, а еще его волнуют оба расследования, и какому из них отдать приоритет он так не решил…

— Эван, без Николаса никак?

Он отрицательно качнул головой, и в комнате запахло гарью, как всегда, когда он уже принял окончательное решение… Или просто волновался за Вик. Она вздохнула и смирилась:

— Хорошо, Николас так Николас. А почему он не дома? Он уже должен был вернуться с дежурства…

Эван крайне серьезно посмотрел на Вики и, словно для храбрости сделав глоток чая, сказал:

— Ночью прибыл корабль-госпиталь… Привезли много раненых, Деррик телефонировал, что вернется домой всего на час — только осмотреть вас, и вернется обратно в госпиталь… Газеты из-за выходных не выходят, новостей никаких нет, но, судя по количеству раненых, дела на фронте плохи. И будут скоро еще хуже. Деррик говорит, что, судя по разговорам раненых, дела катастрофичны или близки к тому. Чего-то подобного я ожидал со дня на день.

Вик отложила недоеденную гренку в сторону:

— Почему будет хуже? — Впрочем, потом она сама поняла, почему, но Эван уже принялся отвечать:

— Потому что нужно время, чтобы обработать самородный потенцит, но рано или поздно, его применят на фронте. И что-то мне подсказывает, что это вот-вот произойдет.

— И что тогда…?

— И тогда, Вик, Аквилита окажется между молотом и наковальней. Между Вернией и Тальмой.

Вик нахмурилась — в политике она не разбиралась, отец держал её от этого как можно дальше. Политика — это для Чарли, политика — это для мужчин.

— Верния не решится напасть на Аквилиту…

— Верния могла остановить войну одним только фактом — ей стоило заявить о количестве потенцита в стране, и вряд ли король решился бы в таких условиях на военную операцию. Но они предпочли промолчать. В этой войне, как в любой другой, нет правых и виноватых. А Аквилита стоит на пустоте, и это всегда надо помнить. Как помнит об этом факте наш Генштаб.

— Они не посмеют, Эван… — у Вик даже голос осип от осознания возможной трагедии. Хотя что-то в словах Эвана все же было. Если хорошенько подумать, то Аквилита…

Эван словно уловил её мысль и продолжил:

— Аквилита — удачная вторая Серая долина, Вики. Причем в этот раз далеко расположенная от столицы. Об этом надо всегда помнить и быть готовой к эвакуации. В любой момент.

— Ты же…

Эван отвел взгляд в сторону, глядя в окно, и все же сказал:

— Я давал клятву королю — я не смогу покинуть Аквилиту, как беженец, Вик. Даже с учетом того, что король так подставил тебя в истории с потенцитом… Я дал клятву — стране и королю. Я буду верен стране, Вики. Ты же должна быть готова ко всему — бежать в Тальму. Или скрываться в Вернии.

Вик откинулась назад, на подушку:

— А я думала, что чернокнижник — вот проблема из проблем… Оказывается, все может быть хуже, гораздо хуже.

— Вики, — старательно мягко произнес Эван, — это еще не случилось. Пока у нас чернокнижник и Ривз.

Вик прикрыла глаза:

— Хорошо. Гилл приходил вчера?

— Я ему телефонировал, он перенес встречу на сегодня.

— Алистер написал рапорт?

Эван кивнул, потом понял, что Вики его не видит и пояснил:

— Рапорт в кабинете у тебя на столе. Кратко: Гилл не лгал, он с часу до трех ночи гулял в парке Прощания. В гостиницу пришел без четверти четыре, зашел в свой номер, а потом сразу же рванул к Ривзу. Вызвал храмовника, а потом советовался с Шекли и Блеком. Потом поехал к нам. После — в инквизицию, как ты ему и советовала.

— Он с кем-то пересекался в парке? — спросила Вик, снова присаживаясь — неприлично разговаривать с закрытыми глазами, Брок на неё плохо действует. Или она всегда хотела вести себя не по правилам.

— Алистер сказал, что нашел порядка семи чужих следов возле следов Гилла — сейчас он проверяет их все. Потом займется Шекли, а Одли, если Николас позволит, займется Фейном — Блек пока не совсем актуален. Проще будет попросить отца Маркуса о допросе Блека в инквизиции. Что-то еще?

— А… — Вик даже замерла — стало неловко, что Эван отчитывается перед ней, когда должно быть наоборот. — Чем будешь занят ты?

— Я?

— Да, ты. Поедешь со мной?

Эван потер висок:

— Я хочу наведаться в архив и ознакомиться со всеми делами пропавших женщин за последние лет пять для начала. Гудвин же будет занят расшифровкой твоего фиксатора и оформлением твоих протоколов осмотра места преступления. Полагаю, исследование дневников неры Моро так же ляжет на его плечи — Гудвин не полевой игрок, а пыльный червь. Что-то еще?

— Лео? — напомнила Вик.

— Он поедет в Университет, как и решили вчера.

— Значит… Ты решил оставить Брока дома?

— Почему? — удивился Эван.

— Ты же решил, что Броку без охраны опасно — он постоянно куда-то влипает.

— Разве ты не справишься с его энтузиазмом?

Вик нахмурилась и робко улыбнулась:

— Ты доверишь мне приглядывать за Броком? Не наоборот?

— Солнышко… Я тебя знаю, я в тебя верю. Я знаю — ты справишься, в отличие от Брока — он не умеет останавливаться, и это пугает. Присмотришь за ним?

Вместо ответа Вик потянулась к Эвану за поцелуем и призналась:

— Я тебя люблю.

Чем чаще она это говорила, тем легче получалось каждый раз признаваться в своих чувствах.

Глава 22 Торгаш Фейн

К часу дня Адамс доставил Вик с Броком к городскому моргу. Брок вышел первым, подавая руку Вик. Она, одетая сейчас в женский костюм и вчерашнюю, уже приведенную в порядок куртку, медленно вышла из паромобиля, опираясь на трость — все же своей ноге она пока не доверяла.

Ярко светило низкое зимнее солнце, от которого не защищали узкие поля модной в этом сезоне шляпки. Снег на улицах еще не успели убрать, и он сиял, слепя глаза. Отцу Маркусу сегодня плохо придется без гогглов. Где-то рядом шуршали метлами дворники, но сюда, в узкий проулок, прятавший от всех крыльцо городского морга, они еще не добрались. На подол юбки, который Вик из-за занятой тростью руки не могла приподнять, налипал снег. Надо было воспользоваться пажем — не подумала, отвыкнув от длинных шлейфов.

На крыльце морга вместо ожидаемого отца Маркуса обнаружился Фейн. Он, закутанный в плащ, из-под которого виднелось партикулярное платье, стоял, опершись спиной на высокие перила. Не на службе. Впрочем, сегодня же день всех святых, последний выходной в череде новогодних праздников.

Легкий ветерок теребил выбившиеся из-под шляпы белокурые пряди, синие яркие глаза с интересом рассматривали замершего в тревоге Адамса и Брока, старавшегося выглядеть невозмутимо, полные губы Фейна кривились в усмешке — и это все портило. Улыбайся он приветливо, то выглядел бы, как типичный ангел с новогодних открыток — статный, красивый и располагающий к себе. Вик еще подумала, что хоть Фейн со своей гнилой душонкой выглядит так, как и положено — ни по виду Ривза, ни по Блеку она бы никогда не подумала, что они способны на подлость. А вот Фейн… Его улыбка все выдавала. Или Вик привычно предвзята.

Брок, намерено игнорируя Фейна, стал подниматься по крыльцу, предложив руку Вик.

Адамс демонстративно принялся протирать переднее стекло паромобиля, хоть Эван и просил его сразу же вернуться домой. Адамс еще с прошлого года привык отвечать за безопасность Вики. Он помнил, как она его обманула с поездкой в музей, закончившейся арестом и Особым отделом.

Вик собиралась пройти мимо Фейна, как Брок, высоко подняв голову, но офицер остановил её — протянутой вперед рукой и скользким, приторно-сладким:

— Добрый день, нера Ренар. Отлично выглядите. Вчерашний день, мне казалось, сломает вас, но я ошибся.

Вики прищурилась и, спасая Брока от необходимость вмешиваться, невозмутимо сказала:

— И вам недобрый день, лер Фейн. Вас вчерашний день ничем не задел — черствую душу сложно чем-то тронуть. Не так ли?

Взгляд Фейна на миг заметался с Брока на Вик и обратно, а затем мужчина произнес:

— Я могу доказать, что я отнюдь не черствая душа, а вы предвзяты, нера Ренар. Можно вас на пару минут? Наедине. Пожалуйста.

— Я… — Вик осеклась — рука Брока под ее пальцами напряглась. Он был готов вмешаться, к добру или нет. — Что вы хотите предложить?

— За углом есть прелестное кафе, вам понравится. И гарантирую, вам так же понравится мое предложение. — Он приподнял левую руку вверх, демонстрируя небольшую бумажную папку. — Это в ваших интересах. И… конечно же… — Его взгляд насмешливо мазнул по старательно пытающемуся не вспылить Броку. — …в интересах Мюрая. Я не Блек, я неопасен для окружающих, нера Ренар.

— Хорошо, — резко сказала Вик. — Брок, я ненадолго. Если отец Маркус пришел, то можете начинать без меня.

— Я подожду тебя тут, — холодно ответил Брок, сверкая ставшими темными от волнения глазами. Даже вчерашний день ненадолго его успокоил, даже арест Блека лишь на миг утихомирил его мятежную душу.

Вик виновато посмотрела на Брока и, демонстративно отказываясь от предложенной Фейном руки, стала спускаться по скользким, нечищенным ступенькам.

— Я постараюсь быстро.

Брок лишь кивнул и поправил шарф на шее — ветер, хоть и был слабым, но весьма морозным.

До кафе Вик с Фейном шла молча — ей не о чем было разговаривать с этим человеком. Хотя отец бы сказал, что она неправа — она детектив, она не имеет права предвзятости повлиять на расследование. Вик вздохнула, смирилась, откинула прочь немного мешающие думать чувства Брока, заблокировав общий с ним эфир, и приготовилась лгать и улыбаться во имя расследования.

Фейн посмотрел на неё и насмешливо улыбнулся в ответ, распахивая стеклянную дверь кафе. Пахнуло теплом, горечью шоколада, ванилью и экзотическими пряностями. Кафе было небольшим, современным — с обилием металла в оформлении витрин и столов, и почти пустым — время обеда закончилось. Фейн предложил занять небольшой столик у окна — всего на две персоны. Вик стащила с себя перчатки, засовывая их в карман и с удивлением обнаруживая там так и не сданный вчера бумажный пакет для улик. Легкая, странная фигурка согрела озябшие пальцы даже через бумагу. Кажется, Вик, как Одли теперь, не сдаст улику, занявшись ею сама. Тепло было приятным и… Нужным — даже при том, что Вик отдавала себе отчет в том, из чего, скорее всего, была сделана эта фигурка.

Споро подошедший официант помог Вик снять куртку и выдвинул стул, приглашая сесть. Фейн невоспитанно сел за стол первым, разваливаясь на стуле и вытягивая ноги вперед — никаких понятий о приличии. Вик, аккуратно приставив трость к стене, села следом.

— Слушаю вас, — старательно мягко заставила себя сказать Вик.

— Еще не время, — Фейн демонстративно взял в руки меню, тут же заказывая для себя и Вик чай и набор лучших пирожных. Предложить Вик самой что-то выбрать ему в голову не пришло. Не так воспитан. Даже Блек, при всем отвращении Вик к нему, был более адекватен.

Вик отвернулась к окну, рассматривая улицу, по которой спешили по своим делам паромобили. Сейчас движение было редким, не то, что во время Вечного карнавала, который оказался совсем не вечным. Она не думала, что спасение Томаса от чумы обернется войной и тоской в Аквилите, пытающейся стать частью Тальмы.

Официант поставил на стол чайные пары, серебряную бульотку с сиявшем в тагане огоньком чайной свечи и этажерку с пирожными.

Фейн вяло поблагодарил официанта улыбкой и отослал прочь.

Вик, опуская носик бульотки вниз и наливая себе чай, перестала изображать хоть какую-то любезность. Не тот случай — кажется, Фейн твердо уверен, что любое её проявление вежливости, всего лишь заискивание.

— У меня к вам сугубо деловое предложение. — если Фейн и ожидал, что Вик нальет чая и ему, то ошибся. Он, поджав губы, сам придвинул себе бульотку, обжигая пальцы и ругаясь себе под нос.

— Я вас внимательно слушаю. — отрешенно сказала Вик, делая первый глоток чая. Пусть и без молока, но вполне приличный вкус.

Фейн налил себе чай:

— Для начала просто посмотрите… — он достал из папки, лежавшей на столе, снимок и протянул его Вик.

Вик с трудом удержала гнев в себе — на снимке легко узнаваемый Брок в одном белье стоял вытянувшись вверх на цыпочках, его руки были обмотаны цепью, крепившейся к потолку. Рядом с перекошенным лицом замер Блек, его рука была занесена для удара.

— Забавная боксерская груша, не находите?

Вик еле сдержалась, чтобы не ударить самодовольного Фейна. Дать пощечину нера в своем праве, тем более невоспитанному леру, по чьему-то недосмотру ставшему офицером.

Фейн продолжил, упиваясь своей значимостью:

— И таких снимков у меня много. — он кинул на стол перед Вик новые снимки, на которых пытали Брока. Вик заставила себя смотреть прямо на Фейна, иначе просто вскипит и прибьет его прямо тут, на месте. — Современные вычислители — занятная штука. Они делают столько копий, сколько хочется оператору вычислителя, а не владельцу потенцитового кристалла.

Вик твердо напомнила:

— Блек арестован. Его ждёт суд. — Идти на поводу шантажиста — последнее дело. Такие никогда не останавливаются, один раз выклянчив деньги, они будут тянуть и тянуть их, присосавшись, как летучие мыши-вампиры.

Фейн, кусая песочное пирожное с прослойкой повидла и свежих фруктов, ответил — во все стороны так и полетели крошки:

— Этот суд не оправдает вашего драгоценного Мюрая. Смиритесь: суд потопит Блека, но не спасет Мюрая. Даже морального удовлетворения не принесет, потому что будет закрытым.

— И…?

Фейн считал себя хозяином положения, явно чувствовалось, что ему нравится упиваться своей мнимой властью:

— Когда я… Я могу оправдать вашего ненаглядного Мюрая.

— Вы?

Фейн кивнул:

— Я. Вместе с фиксограммами допросов Мюрая вы получите мое письменное, с эфирным подтверждением подлинности свидетельство, что из Мюрая выбивали нужные показания. Я даже позволю вам самой выбрать козла отпущения на роль вернийского шпиона, ведь все остальные участники контрабанды мертвы. Вы получите своего Мюрая с потрохами, полностью обеленного и признанного пострадавшим, а не преступником. Я получу небольшую по меркам Ренаров сумму. Подумайте: у Мюрая снова будет честное имя и прежняя жизнь. Это стоит капельку денег?

— Капельку? — Вик заставляла свой голос звучать безучастно, но это удавалось с трудом. Идти на поводу шантажистов нельзя, но предложение Фейна… Предложение было фантастическим. Сердце Вик трепыхалось где-то в голове, готовое вот-вот выскочить. Чтобы обуздать кипящие в себе чувства, Вик сделала очередной глоток чая. Даже совершила немыслимое для истинной тальмийки — закусила, портя вкус чая, пирожным — это оказалась ягодная тарталетка, почему-то совершенно безвкусная. Или Вик так сильно переволновалась за Брока.

Фейн указательным пальцем придвинул к Вик бумагу, на которой была выведена сумма.

— Ренары и больше могут позволить себе заплатить — я проверял. Для вас это ничто, для Мюрая — жизнь и честь.

— Вы…

Фейн вновь засунул в рот целое пирожное — сухой бисквит с вязким марципановым шариком, отчего его речь звучала невнятно:

— Не думайте, что Блека сломают в инквизиции — не тот человек. Он не раскается и не признается. Ваш Мюрай навсегда останется преступником в глазах общественности. Он никогда не вернется в нормальное общество. Он никогда не вернется в свою любимую по глупости полицию. Зря — он очень умный человек, он три года водил за нос разведку, пока его не прижали к стенке мы. Он мог бы многое сделать на службе, но увы… Власти комиссара Ренара не хватит, чтобы вернуть его в полицию. Но с моей помощью и вашими деньгами…

Вик честно призналась:

— Мне нужно время.

Фейн закачал головой, одновременно выбирая новое пирожное — в этот раз жертвой стала слойка с сырным кремом:

— Я не играю в такие игры, нера Ренар. Сегодня или… Я найду кому продать эти фиксограммы. Вы не единственная покупательница. Представляете, там ведь ваш Мюрай есть в весьма затейливых ракурсах. Любители подобных снимков с руками их будут рвать. Мюрай надолго станет знаменитостью.

Он выбрал орешек в съедобной золотой фольге, и Вик изо всех сил пожелала ему прочно застрять в горле, желательно не том. Она твердо сказала:

— Мне нужно время. Может, для Ренаров эта сумма и капля в море, но вы забываете одно — я женщина. Для того, чтобы воспользоваться счетом и получить столько наличности или хотя бы чек, мне нужно придумать, чем оправдать такие траты. Мне нужно время.

— Что ж… — Фейн хохотнул. — Простите, впервые имею дело с женщиной…

— …я заметила, — эфир кипел на пальцах Вик, и пришлось снова объединять эфир, чтобы не взорвать кафе вместе с Фейном. Это было бы весьма несвоевременно.

Тот убрал снимки в папку, кроме одного, где Брок висел подвешенный к потолку:

— Этот вам, чтобы не забыли — женщины славны своей слабой памятью… Скажем… У вас два дня. Два дня, или снимки уйдут к другому покупателю. Где найти меня, вы знаете…

Вик заставила себя улыбаться — этот хам пока на их стороне, придется потерпеть — ради Брока:

— Вы никогда не общались с женщинами высшего света? Я не могу так просто прийти к вам в гостиницу…

— Позвольте, какой высший свет? — рассмеялся Фейн. — Вы мелкая крыска, которая шлялась по борделям и трудовым домам. Вы только изображаете благородство, а под дорогой одеждой прячется всего лишь продажная девка, хуже, чем даже я. Я хотя бы телом не торгую, как вы, и не выкупаю хорошую жизнь своему любовнику…

Вик поджала губы, чтобы не убить Фейна тут же, на глазах у всех. Он принял её молчание за признание и нагло улыбнулся на прощание.

Он встал и напомнил:

— Два дня. Иначе ваш любовник будет феноменально опозорен. Приличные леры в таком случае пускают пулю в висок. Что предпримет ваша ручная крыска?

Вик прикрыла глаза — спокойствие, главное — невозмутимость и спокойствие. Ему воздастся. Ему все равно воздастся. А даже обидные слова — всего лишь слова. И Сокрушитель всех забери, она пойдет на сделку с Фейном. Когда на одной чаше весов деньги, а на другой честь — даже выбора нет. Брок заслужил свою обычную жизнь. Даже Эван её должен понять, а не поймет… Он дал слово, что её деньги — только её деньги, проверка на верность слову. Только к Сокрушителю такие проверки! Пусть он поймет… Просто пусть поймет.

Дверь хлопнула, запуская язык холодного воздуха, промчавшегося по ногам, и Вик заставила себя открыть глаза — эта тварь даже за чай не расплатилась!

Она взяла из рук официанта счет, достала чековую книжку и принялась оформлять чек. Иногда она даже понимала, почему существуют сословья и нельзя в политику допускать резко разбогатевших керов или неров. Фейн яркий тому пример, хотя скорее всего тут просто недостаток воспитания и развращённость легкими и быстрыми деньгами, вознесших род Фейна из низших керов в общество сиятельных.

Небеса, ну какая же тварь этот Фейн!

Она встала, одела с помощью услужливого официанта куртку, потрогала вновь пакет с фигуркой — так и тянуло её достать и посмотреть, но вот как бы совсем не место для такого, натянула перчатки и направилась прочь — верный Брок уже ждал её у дверей кафе:

— Все в порядке? — его зеленые глаза оценивающе скользнули по лицу Вик. Сейчас он напоминал старого, нахохлившегося ворона-фамильяра, который стережет замок и знает, что его силы на исходе, знает, что бой будет неравный, но отступить он не в праве. В этом весь Брок — не умеет отступать даже там, где уйдет самый умный и самоотверженный. Может, Одли прав, и он себя действительно считает бессмертным?

— Все в порядке. — она протянула Броку сложенную пополам фиксограмму: — испепели, пожалуйста.

Выполняя её просьбу и даже не пытаясь хоть одним глазком посмотреть снимок, Брок сказал:

— Я вызову его на дуэль, Вики…

— Он мой. — решительно возразила она. — Эта тварь — моя. Попрошу Эвана дать мне уроки боевой магии и испепелю Фейна на месте…

Огонь, плясавший на фиксограмме, предательски выдал свою тайну — в языках пламени мелькнуло перекошенное от боли лицо Брока и кулаки Блека. Брок лишь выразительно выдавил из себя понятливое: «Ммм…».

Вик, смотря, как мужчина смахивает с пальцев пепел — все, что осталось от его унижения, — утешила его:

— Не бойся. Эти снимки не появятся ни в Аквилите, ни где-то еще. Я что-нибудь придумаю. Вызовешь Фейна на дуэль сам, и ты мне больше не друг. Понял?

Он кивнул:

— Угуммм…

Вик с тоской сказала:

— Я не шучу.

— Я понял, — мрачно ответил Брок. — Пойдем?

Он мотнул головой в сторону морга, отчего шляпа на его голове сползла на затылок, показывая коротко остриженные белые волосы.

— Отец Маркус уже приехал?

— Уже ждет, — подтвердил Брок.

Вик, опираясь на трость, тяжело пошла в сторону морга. Скорей бы восстановиться, ходить с тростью неудобно. Одно дело — носить для красоты (и самообороны) зонт-трость, и совсем другое — пользоваться тростью по прямому назначению.

Мимо по противоположному тротуару, явно строя глазки Броку, прошла в компании пожилой компаньонки молоденькая нерисса в сером троттере, изящном норковом манто и шляпке поверх затейливой прически, состоявшей сплошь из завитков светлых волос. Девушка была симпатичная, миниатюрная — ниже даже Вики, с узкой талией-рюмочкой, затянутой в корсет-голубку — ветер играл полами манто, невзначай показывая фигуру нериссы. Не девушка — мечта любого парня! Только Брок почему-то в ответ на приветливую улыбку нериссы побелел, потом покраснел, а потом резко прибавил шагу, буквально таща Вики в проулок.

Общий эфир кипел от удивления, недоумения и злости. Пожалуй, злости было больше всего. Вик не понимала, чем та улыбчивая нерисса её заслужила.

— Что-то случилось, Брок?

Он замер на ступеньках морга, оборачиваясь назад, на уже пустую улицу:

— Надеюсь, показалось. Очень надеюсь, что показалось… — он взъерошил волосы, забывая о шляпе, и та слетела вниз, прямо в рыхлый, еще белоснежный сугроб. — Я держу обещание, Вики… Я помню, что говорил. Если на меня опять выйдет разведка Вернии, вы с Эваном узнаете об этом первыми.

Вик вслед за Броком обернулась на перекресток:

— Это был… Была Малыш?

Брок передернул плечами:

— Надеюсь, нет. Потому что… — он криво улыбнулся: — Малыш — мальчишка.

— А там была нерисса…

Глава 23 Неудачная попытка шантажа

В прозекторской воняло спиртом и разложением — даже широко открытые окна не спасали. Огромная, ярко освещенная комната на четыре секционных стола была выстужена — ни Вик, ни Брок, поздоровавшись с присутствующими, снимать куртки не стали. Все столы были заняты — на двух лежали еще ожидающие обследования полностью одетые тела женщин с Оленьего, на других работа была в полном разгаре — пожилой хирург Вернер уже снял скальп с неры Моро и рассматривал разбитые кости черепа. Их с Броком ждать не стали — начали обследование в присутствии Ричарда Стилла. Как оказалось, этот детектив тоже не любит отдыхать. Сейчас он стоял возле одного из неопознанных женских тел и что-то крайне заинтересованно осматривал.

Отец Маркус, снова в обличии кера и с обновленной печатью, статуей скорби замер у стола, на котором лежало уже полностью обнаженное тело искалеченного неизвестного парня. Тело было готово к вскрытию. Картер, молодой судебный хирург, служивший в Сыскном управлении, стоя у стола, поверял инструменты, которые равнодушно выкладывал его помощник.

Полуистлевшая одежда умершего парня и почти непострадавший от земли наряд неры Моро лежали на отдельном столе. Их уже полностью обследовали в присутствии Ричарда Стилла и отца Маркуса, пока Вик была в кафе. Впрочем, это её не волновало — все, что могли, они с Броком уже осмотрели на самом Оленьем. Теперь дело за экспертами — вдруг им удастся найти на одеждах то, что упустили на острове.

Вик направилась к секционному столу, за которым работал Картер — обследование возможного альбиноса волновало её больше, чем вскрытие неры Моро.

Брок, шагнув за Вик, мрачно смотрел то на один стол, то на второй. «И не разорваться на мелких Мюраев…» — вспомнились Вик слова мужа.

— Если хочешь, — тихо предложила она, смиряясь с необходимостью — чувства Брока заслуживали уважения, он же лично знал неру, — за обследованием тела Моро прослежу я.

— Нет, — качнул головой Брок. — не настолько мы были с ней близки. Я справлюсь. Потом расскажешь, что будет интересного у парня?

— Да… — еле выдавила из себя Вик — воняло тут знатно, а она не подумала и не захватила маску. И услужливого Одли тут нет — придется терпеть.

Картер, отложив скальпель в сторону, подошел к ним, шурша своим длинным, до пола фартуком:

— Извините, что отвлекаю, нера Ренар, нер Мюрай, но я хотел… — он замялся и замолчал. Чувствовалась в хирурге странная неуверенность, которой, как казалось Вик, в его профессии нет места.

— Да? — Брок изобразил само внимание.

Молодой мужчина посмотрел вниз, на торчащие из-под фартука носки ботинок, потом посмотрел в открытое окно. Брок кашлянул, напоминая о себе. Когда это не помогло: хирург продолжал смотреть куда-то вбок, поджимая губы, — Брок позвал его:

— Картер?

Мужчина вскинулся, отчего его редкие, светлые волосы неудачно легли на лоб, прикрывая глаза, и Картер рукой в резиновой перчатке принялся их поправлять. Вик уже показалось, что мужчина так и не заговорит, но он все же решился:

— …я на днях разговаривал с Одли по поводу тела неры Ян Ми. Я… — Картер снова замолчал. Вик вздохнула — сейчас по законам жанра польются слова оправданий, и оказалась права. — Я, честное слово, не видел ни одной руны — тело было девственно чисто.

Он переводил взгляд с Вик на Брока и видел, что ему не верят. Его взгляд вновь уперся в носки ботинок. Вик поняла, что продолжения не будет, но Картер её удивил:

— Я слышал, что Одли ранен…

— Укушен, точнее, — криво улыбнулся Брок.

Все так же глядя куда угодно, кроме них с Броком, Картер уточнил:

— Это правда, что на него напал мертвец с пережжёнными эфирными каналами?

— Абсолютная. — подтвердил Брок. Вик предпочитала молчать, рассматривая хирурга. Что-то его глодало, что-то страшнее, чем признание во взятке или чем-то подобном. Стилл даже от осмотра отказался, всматриваясь в Картера. И только отец Маркус был спокоен — Вик скривилась: у него не было повода волноваться, он, поди, уже все прочел в мыслях хирурга. — Что-то еще?

Картер решился и сказал:

— Я понимаю, что вы можете подумать, что я продажная шкура или что-то еще… Но в день, когда привезли тело Ян Ми, я не стал её обследовать и вскрывать сразу. Было обеденное время, я решил, что ничего страшного не случится, если я чуть-чуть отложу вскрытие…

Мужчина вновь замолчал, и Брок, отнюдь не образец терпения, чуть подтолкнул его:

— И…?

Картер в этот раз от отчаяния устремил взгляд в окно:

— И когда я вернулся и осмотрел тело Ян Ми, то никаких рун и никаких данных за криминальную смерть не было. Я не стал проводить вскрытие — ренальцы считают тело священным, для них неприемлемо вскрытие… Но дело даже не в этом… Дело в том, что в тот день в морге было несколько тел карфиан — резня в человейнике. Так вот… Одно из тел лежало на полу у каталки, на которой его привезли… Точнее даже… Оно стояло на коленях так, словно упало с каталки и не смогло забраться обратно. Я понимаю, что звучит как бред, но… Я тогда решил, что санитары шутят — есть тут у нас парочка таких: любят поиздеваться над телами, никакого уважения к умершим… Я решил, что это очередная шутка санитаров и не стал никому об этом сообщать, потому что мертвецы-карфиане все, как один, были с пережжёнными каналами — они не могли стать нежитью. Вот как-то так.

Отец Маркус, тихо подошедший во время беседы, отрешенно заметил:

— Я поговорю с вашими шутниками — поверьте, больше такое не повторится.

— Спасибо, — пробормотал Картер.

Он посмотрел на Брока, который ушел в свои мысли, на задумавшуюся Вик, не дождался от них ни слова и качнул в сторону стола:

— Приступим? А то время уходит… Праздничный день, дома ждут…

Он встал у секционного стола и, упершись взглядом в труп, все же закончил свою мысль:

— Может, может… Может, руны с тела Ян Ми исчезли из-за эээ… Работы трупов? И не смотрите так, я знаю, как это звучит. Я даже Одли не смог о таком рассказать.

Вик грустно улыбнулась и поддержала Картера:

— Очень может быть. Спасибо, что рассказали об этом — это важно для расследования.

Картер робко улыбнулся в ответ:

— Я никогда не брал денег, честно. То есть брал, иногда, когда родственники просили чуть ускорить дело или зашить красивее, но никогда не занимался подлогом и прочим… — И не дожидаясь ответа, он резко включил фиксатор, висящий на шнуре над столом, натянул гогглы на глаза и начал: — Второе вьюговея, две тысячи девятьсот четырнадцатого года от Явления богов. Вскрытие производит судебный хирург первого ранга Картер и прозектор Смит. Вскрывается неизвестный Игрек-1, найденный на острове Олений первого вьюговея сего года…. На вид мужчине лет двадцать пять-тридцать. Визуально искусственного нарушения кожных покровов, следов насилия, ран нет. Присутствуют многочисленные следы разложения. — он вздохнул и продолжил не так официально: — так же имеются следы прижизненных хирургических вмешательств — ампутированы обе руки по верхнюю треть плеча и обе ноги по колено. Так же удален язык и… — он хмуро глянул на Вик, кашлянул и произнес: — мужские железы.

Вик тихо сказала:

— Можете не стесняться и называть все своими именами.

— Хорошо, простите, просто нера на вскрытии… Это у меня впервые.

Брок отошел ко второму столу, где уже завизжала пила — Вернер с помощником вскрывали череп.

Отец Маркус вмешался, пока Картер тщательно ощупывал тело — Х-установки, просвечивающей тело для обнаружения переломов, в морге не было:

— Можете озвучить предполагаемую причину смерти?

— Пока сложно сказать, но по состоянию мышц и видимой жировой клетчатки… Точнее, в данном случае, невидимой по причине отсутствия… Мужчина перед смертью находился в крайней степени истощения. Видимо, из-за отсутствия ухода. Сами понимаете, что заботиться о себе он был не в состоянии… Посмотрим потом на состояние внутренних органов — они подтвердят или опровергнут мое предположение…

Отец Маркус кивнул и замолчал, о чем-то думая. Вик не удержалась от вопроса:

— Можно ли как-то узнать: был ли этот мужчина альбиносом?

Брови Картера удивленно взмыли вверх:

— Это сложно. Кожные покровы уже не в том состоянии… Тело пролежало в земле не меньше трех лун, может, где-то полгода… — он нахмурился, посмотрел в потолок, что-то соображая и сказал: — Но можно с увеличением осмотреть тело на предмет невусов. Если удастся обнаружить хоть один невус, то есть родинку, то это будет за то, что мужчина не был альбиносом. Только, понимаете, что это займет очень много времени — обычно такого обследования не проводят.

— Займитесь, пожалуйста, — мягко попросил отец Маркус. Вик подозревала, что просьбу из её уст Картер бы проигнорировал.

— Конечно… — Картер включил увеличение на гогглах и занялся осмотром. — А почему, позвольте узнать, такой интерес именно к альбиносам?

Отец Маркус, взяв Вик за руку, помог ей дойти до окна — стоять и дальше рядом с телом необходимости не было, даже оставаться на дальнейшее вскрытие тоже, только еще же будет вскрытие неизвестных с Оленьего острова…

— Дело в том, что в Карфе очень ценятся альбиносы. С ними связано очень много приносящих удачу или здоровье ритуалов. Кажется, этот умерший был одним из тех, на ком ритуалы и отрабатывали. Сразу скажу, что конкретно этот ритуал мне неизвестен. Я лишь могу предполагать…

Картер кивнул, не отвлекаясь от изучения тела:

— Наверное, в темной Карфе редкие даже у нас альбиносы являются чем-то странным и нереальным.

Отец Маркус отрицательно качнул головой:

— Нет. Не так. Это у нас альбиносы редкость, а в Карфе есть регионы, где на каждую тысячу младенцев рождается один альбинос.

Картер даже выпрямился:

— Вы шутите?

— Какие тут шутки? Издевка эволюции — в самом жарком и солнечном регионе, где альбиносам не выжить, их рождается больше всего. Местные верования гласят, что альбиносы — это духи богов, приходящие в наш мир. Оттого и пошли другие верования в целебную плоть альбиносов или в то, что их кожные покровы, будучи эээ снятыми… Порождают золото… Очень много разных верований, и все они недобры к таким людям.

Вик передернула плечами:

— Ужас какой. Словно Темные века на дворе. Впрочем, мы ничем не лучше в своих верованиях. — она вспомнила Полин. — Мы ничем не лучше…

Отец Маркус заинтересованно посмотрел на неё:

— Вы меня поражаете, нера Ренар.

Она мрачно посмотрела на него и тихо про себя подумала: «Вы меня больше!». Услышал ли он её, было непонятно. Он лишь продолжил, меняя тему:

— Вы вчера направили ко мне некоего капитана Гилла…

— И..?

— И я его проверил. С ним все будет в порядке. Заключение о нем и о Ривзе я вам пришлю.

Вик даже не стала уточнять — почему именно ей пришлет? Ведь явно читал её мысли и мысли Брока… Она лишь спросила:

— Я могу осмотреть труп Ривза? Ведь он у вас в инквизиции, я правильно понимаю?

Отец Маркус, снова становясь похожим на Дрейка, мягко сказал:

— Простите, но я не могу выполнить вашу просьбу. Я думаю: заключения более чем достаточно — капитан Гилл очень настаивал. Он сказал, что полиция будет проводить собственное расследование. И хоть это против правил, заключение вам доставят сегодня же. Копию, конечно. Оригинал уйдет в Особое управление.

— Я требую…

— Не получится. — качнул головой отец Маркус.

Вик, старательно выстраивая про себя мысли (они пытались разбежаться и хаотично перепрыгивали, превращаясь в поток сознания, а не фразы), подумала:

«А если я сейчас всем объявлю, что вы менталист?»

Маркус молчал, с легкой улыбкой на губах продолжая рассматривать Вик. Она старательно подумала: «Я это знаю точно. Прошу, позвольте мне вести расследование, как я привыкла.»

И снова никакой реакции.

«Вы не можете вызывать души, потому что вам бокор вырезал язык. И… Мне очень жаль, что вам пришлось пережить. Это страшное варварство…»

Лицо Маркуса не изменилось даже после этого. Он стоял и благожелательно смотрел на Вик.

«Я считаю до трех и произношу все это вслух. Пожалуйста, мне очень важно осмотреть Ривза…»

— Раз…

Брок удивленно посмотрел на застывшую Вик, отвлекаясь от осмотра разбитой головы неры Моро.

— …размозжение коркового вещества и массивное кровотечение, — наговаривал в фиксатор Вернер.

«Два! Вам это ничего не будет стоить — он был мой друг! Я лишь хочу убедиться, что ничего не упустила в расследовании.» — старательно твердо подумала Вик.

А перед ее глазами почему-то возник Фейн, белокурый ангел с отвратительной улыбкой, протягивающей ей снимок с Броком… И сердце Вик вновь затянуло зеленоватой тиной отчаяния — в попытке разобраться во всем самой, она напоминала чем-то Фейна. Методами. Метод достижения результата тот же — шантаж. Фейн шантажировал её, она шантажировала инквизитора…

Вик сжала пальцы в кулаки, прогоняя мысли о Фейне прочь — Тони заслужил честного расследования, Брок — тем более. Его жизнь и честь зависят от этого расследования. Вик добьется обследования Тони, чего бы ей это не стоило. Ради Брока. Ради правды.

Отец Маркус отвернулся к окну, рассматривая кирпичную стену противоположного дома. Вик упрямо подумала:

«Я точно знаю, что вы менталист.»

Маркус задумчиво постучал пальцами по подоконнику, если он что-то и хотел сказать своим стуком, то Вик не поняла. В голове, отвлекая и мешая связно думать для Маркуса, крутились слова Фейна: «Вы не единственная покупательница. Представляете, там ведь ваш Мюрай есть в весьма затейливых ракурсах. Любители подобных снимков с руками их будут рвать. Мюрай надолго станет знаменитостью».

Вик с трудом прогнала воспоминания, чтобы подумать в очередной раз для Маркуса:

«Прошу…»

Маркус развернулся к Вик, серьезно посмотрел ей в глаза, и она вдруг поняла — он не сдастся. Её глупый шантаж не пройдет. Наверняка, его уже не раз пытались разоблачить, наверняка, его уже подозревали в применении ментальной магии. Храм точно в курсе. Отнюдь не ей пытаться поймать матерого инквизитора. Да и… В своем рвении узнать правду, она ничем не лучше Фейна.

Вик отдавала себе отчет, что эти ассоциации с Фейном могут быть делом рук Маркуса, ведь он точно менталист, но… Она не Фейн. Она придумает что-то иное. Она все равно добьется правды, не уничтожая чью-то жизнь. В голове испуганной птицей билась, повторяясь фраза Фейна: «…надолго станет знаменитостью… станет знаменитостью…знаменитостью…».

Вик криво улыбнулась: «Простите. «Три» не прозвучит. Я не испорчу вашу жизнь, предавая огласке ваш секрет. Была неправа.»

Она поджала губу и повторила вслух:

— Раз…ве я не заслужила хотя бы попрощаться? — голос еле послушался её.

Отец Маркус мягко сказал:

— Это невозможно… Сейчас огромные проблемы с выездом из Аквилиты, все поезда забиты. Крайне сложно было организовать перевозку в Олфинбург… Если вас так волнует проклятье, то могу лишь сказать, что оно опутало сердце, проникая во все слои, а потом взорвало его — Ривз умер быстро, но крайне болезненно. Что-то еще?

Вик качнула головой, ставшей какой-то пустой и звонкой:

— Нет… Извините.

— Вам не за что извиняться. Вы потрясающая женщина, хоть и чрезмерно любопытная. Это может стать проблемой.

«Шантаж — это не моё…» — подумала Вик для себя. Зараза Маркус, конечно же, улыбнулся.

«И все же вы менталист…» — мстительно добавила она, но в этот момент отец Маркус шагнул мимо неё к Картеру — тот скальпелем аккуратно срезал кусочек кожи на бедре трупа:

— Я вижу, вы что-то обнаружили, нер Картер?

Тот отозвался, бросая собранный материал в пробирку, вонявшую спиртом:

— Пока рано говорить — это может оказаться злокачественная опухоль, а не невус. Завтра будет точно ясно, отец Маркус. И… — Картер вновь посмотрел на Вик: — простите, мне надо вскрывать тело, это совсем не для женских глаз…

Вик ответить не успела — отец Маркус опередил её:

— Не будем вам мешать — Вернер закончил обследование неры Моро, ведь так?

Седой хирург, набрасывая на тело Моро простынь, кивнул:

— Причина смерти ясна как день — кровоизлияние в головной мозг вследствие нанесения удара тупым предметом. Дальнейшее вскрытие не имеет смысла — иных следов насилия на теле нет. Могу приступить к обследованию неры Икс-19 с Оленьего острова.

Брок переглянулся с отцом Маркусом и согласился с хирургом:

— Да, пожалуй, можно приступать к следующей жертве.

Помощник Вернера выключил бестеневую лампу над столом с телом Моро и перешел к другому столу, перенося инструменты.

Стилл, отвлекаясь от обследования второго тела жертвы чернокнижника, тоже подошел к Броку и Вик. Рядом встал отец Маркус, чуть ли не прислоняясь к Вики. Она хотела бы отодвинуться, но было некуда — с другой стороны стоял Брок.

Вернер угрюмо осмотрел возникшую рядом с ним толпу и принялся с помощником раздевать тело жертвы, комментируя процесс под запись фиксатора.

У Вик странно закружилась голова, словно ей было дурно, хотя она никогда не теряла сознание при виде трупа. В кармане куртки снова стало тепло — в этот раз тепло от странной фигурки было таким сильным, что чувствовалось через несколько слоев одежды. Сорочка, корсет, блузка, жакет и куртка не были ему помехой.

Отец Маркус мягко сказал, всматриваясь в Вик:

— Нера Ренар, вам дурно?

— Да, — Вик с трудом проглотила ставшую густой слюну. — Я пойду… Пройдусь…

Вернер, отвлекаясь, заметил:

— Уборная в конце коридора справа. Если вас не шокирует, конечно, то, что она сугубо мужская.

— Не шокирует, — еле прошептала Вик — слабость наползала тяжелыми, удушливыми волнами. — В этом мире вообще ничего изначально не создавалось для женщин.

Брок подхватил Вик за руку:

— Пойдем, я помогу…

— Спасибо, — еле шагая на заплетающихся, слабых ногах, пробормотала она, оглядываясь на отца Маркуса. Специально для него она подумала: «Копаться в чужих мозгах надо аккуратнее!».

Он с непроницаемым лицом проводил её взглядом, ничего не говоря. Иного от него и ожидать не стоило. Это не Дрейк, который умеет признавать свои ошибки и извиняться.

Глава 24 Вольт

Вода в раковине текла и текла. Струйка разбивалась о мелкую фигурку в руке Вик. Земля и другие загрязнения, если и были на фигурке, то давно смылись. Только сил закрыть кран у Вик не было. Она стояла, опираясь одной рукой на край раковины и безучастно смотрела на текущую воду. Бумажный пакет для улик валялся в урне.

Понять произошедшее было сложно. Все же знакомство с Дрейком приучило её к простой мысли — инквизиторы такие же люди, как и все. У них так же болят души, у них такие же понятия добра и зла, они точно так же, как все, воспринимают несправедливость. Да, она была неправа, когда хотела добиться своего даже шантажом, но такого наглядного урока, который ей преподал отец Маркус, она не ожидала. Она хотела, как и он, справедливости. Для Брока и Тони, ведь вчера отец Маркус понял её с одной мысли. Он понял и заступился за Брока, а сегодня он её почему-то отказался понимать.

Он… Ей… Она же извинилась! Он…

Вик закрыла глаза. Вода в кране стала заметно холоднее, или это фигурка стала теплее.

Вик никогда не теряла сознание при виде трупов, а значит…

Ей только что взломали голову. Ей только что намекнули, что не стоит лезть туда, куда не просят. Проклятый Фейн! Из-за него она изменила свои намерения… Где-то на краю сознания мелькнула мысль, что дважды… Думать, почему именно такая мысль возникла, было сложно. Отец в таких случаях говорил верить себе и полагаться на подсознание. Мысль потом все равно всплывет, как только осознается и сформируется…

Проклятый Маркус, так похожий на Дрейка! Несмотря на внешнюю схожесть с адером, Маркус внутри был иным. Беспринципным и… И… И еще каким-то. Безжалостным. Как и положено, наверное, инквизитору… Мысли до сих пор путались, а слабость проходить не собиралась. Ей только что наглядно продемонстрировали, что держаться от Маркуса нужно как можно дальше — менталисты опасны.

Вик нахмурилась и поправилась:

— Мен…та…лист… Он один…

Маркус опасен. Вик постарается держаться от него как можно дальше.

Противопоставить менталисту ей нечего. Абсолютно. Все, что она читала о них — это только страшные статьи футурологов, обещающих тотальное подчинение таким вот особям, типа Маркуса. И храни всех небеса, если эти твари хоть как-то различают добро и зло. Маркус, как кобра, бросается без предупреждения, когда затронули его.

Брок уже два раза стучал в дверь, уточняя состояние Вик.

Фигурка в руках Вик была обжигающе горячей, но отпускать её не хотелось. Почему-то сейчас, держа её в руках, Вик понимала, что так и нужно. Фигурка в виде грубо вырезанного подобия мужчины и должна прикасаться к коже, только так она может помогать. Это подтверждало и сломанное металлическое ушко на макушке фигурки — когда-то её явно носили на веревочке, а поскольку это не то украшение, которое выставишь напоказ, значит, оно носилось под одеждой, прикасаясь к коже.

— Вики… Если ты сейчас не откроешь эту проклятую дверь, я её выломаю сам! — громко сказал Брок.

— Я… В порядке… — все же выдавила из себя Вик, спешно засовывая фигурку под широкий кожаный браслет механита — не под корсет же её прятать. До такого Вик еще не дошла. Запястье согрелось чужим теплом, расползавшимся по телу и уносящим прочь дурноту и неприятную легкость.

…Где-то далеко вздрогнул белокожий, как призрак, мужчина. Из механической левой руки от неожиданности выпала пробирка, разбиваясь о каменный пол лаборатории. Она жива. Она еще жива, и от этого осознания стало легко и тепло — он почти четыре года не знал, что с ней. Она где-то жива. И пусть будет счастлива — уж на это его хватит…

Ручка двери снова дернулась, и Брок пригрозил тем, что по-настоящему могло напугать Вик:

— Я Эвану пожалуюсь, раз ты меня не боишься!

Вик закрыла воду и прокашлялась, чтобы сказать — своему голосу она не до конца доверяла:

— Уже иду…

Она открыла дверь и улыбнулась совсем побелевшему от волнения Броку:

— Нельзя врываться в женскую уборную!

Он ткнул указательным пальцем в дверь:

— Мужская!

— Брок… Не переживай, все хорошо. Я сильнее, чем есть.

«Я пережила ментальную атаку и даже выжила. Правда, не знаю, что потеряла из своих воспоминаний. Пора, наверное, вести дневник, чтобы сравнивать воспоминания и написанное — с менталистами в окружении ни в чем нельзя быть уверенной!» — Вик чуть не сбилась с шага.

Брок деликатно взял Вики за руку, помогая идти — её трость осталась в прозекторской:

— Виктория, ты же понимаешь, что все очень волнуются за тебя. Все переживают — ты же молодая, впечатлительная нера…

Вик возразила:

— Не все волнуются. Того же отца Маркуса не пробить таким. И… — она посмотрела Броку прямо в глаза: — держись от инквизитора подальше, как можно дальше…

Брок чуть подался к ней:

— Вики? Что-то не так? Он что-то сделал? Он чем-то обидел тебя?

Но она качнула головой, боясь давать другие подсказки. Маркус однозначно дал понять, что он не тот, с кем стоит связываться.

— Просто… Он ведет свою игру…

Брок прищурился и все же сказал:

— Хорошо. Я тебя не понял, но принял к сведению. Мне телефонировать домой, вызывая Адамса на паромобиле или поймаем паромобиль на площади?

Вик, как не боялась сейчас отца Маркуса, призналась:

— Я хочу остаться на вскрытии и посмотреть, чем все закончится. Я хочу знать причину смерти женщин с Оленьего. Это очень важно. Это сразу же продвинет расследование вперед. Я устала топтаться на одном месте с момента обнаружения тела Ян Ми. Сколько можно…

— Как скажешь, — криво улыбнулся Брок. — Я на другой ответ и не надеялся…

— Видишь, мы с тобой хорошо стали понимать друг друга! — улыбнулась Вик вполне радостно — откуда-то взялись силы, и даже настроение улучшилось. Даже нога перестала болеть и хромать. Наверное, главное — не думать об отце Маркусе, и тогда все будет хорошо.

В прозекторской все мужчины, даже Картер отвлекся от своего вскрытия, склонились над столом для инструментов, что-то рассматривая в эмалированном лотке для препаратов.

Стилл оглянулся на входящих Вик и Брока:

— Идите сюда! Тут неожиданная находка!

Отец Маркус оценивающе скользнул взглядом по Вик и сказал:

— Я рад, что вам стало гораздо лучше!

Вик прищурила глаза, но предпочла смолчать. Она решила держаться от него подальше. Она промолчит — это и есть держаться подальше.

Маркус фыркнул, то ли её мыслям, то ли еще чем-то возмущаясь.

— Что это?! — недоумевал Вернер, пинцетом что-то переворачивая в лотке.

Маркус чуть подвинулся в сторону, давая Вик и Броку место:

— Это так называемая куколка. Или иначе вольт. Обычно его изготавливают из воска, чтобы влиять на того, кого хотят уничтожить, навести порчу или заставить страдать. Впервые вижу вольт из кости. Кость не согнешь и не сломаешь, как вольт из воска, причиняя боль обидчику. В кость не вложить кровь, волосы или ногти врага. Странный вольт. Непонятный.

Стилл вздрогнул, уточняя:

— Это что… Человеческая кость?

— Скорее всего, — подтвердил отец Маркус.

Вернер пояснил для Брока и Вик:

— Только что извлек из тела женщины. Решили для начала посмотреть состояние шва на животе — уж больно приметные шрамы. Они есть у всех женщин с Оленьего. Я вскрыл шов, а там в большом сальнике, подоткнутом к передней стенке, прямо в тканях… Вот это…

Вик замерла — в лотке лежала точно такая же фигурка, как та, что она спрятала под свой браслет. Точь-в-точь. Пальцы дернулись тут же достать её и выкинуть.

Отец Маркус протянул руку Вернеру:

— Позвольте мне.

— Эм… Да, конечно, — кивнул хирург.

Осторожно беря пинцет из рук Вернера, отец Маркус перенес вольт из лотка на металлический стол, рисуя вокруг фигурки знакомую Вик руну созвучия. Вольт зажегся синим огнем. Отец Маркус перевел взгляд на тело мертвого парня, но его кости, видимые из-за того, что грудная клетка была вскрыта, не зажглись.

— Не его кости. — заключил Маркус, стирая руну.

Картер, вооружаясь скальпелем, рванул к другому столу, где лежало женское тело, маркированное Икс-12. Он с помощью помощника быстро стащил одежду с трупа и сделал разрез параллельно непонятному шраму, который был у всех женщин с Оленьего. Пару секунд покопавшись в теле, он достал очередной вольт.

Вернер нахмурился, переглянулся со своим помощников, и все четверо мужчин отправились спешно вскрывать другие трупы, хранившиеся в ледяной комнате.

Вик замерла, старательно дыша. Правая рука вцепилась в кожаный ремешок механита, под которым прятался её вольт, но что-то останавливало её. Что-то мешало сорвать и отбросить от себя костяную фигурку.

Отец Маркус мрачно смотрел прямо в глаза Вик, и перед её внутренним взором тотчас мелькнуло сломанное ушко на фигурке. Вик с облегчением вспомнила, что её вольт не предназначался для… Для… Для того, для чего он вшивался в погибших женщин. Её вольт иной.

Вернувшийся Картер бросил на стол три вольта и отправился обратно:

— Мы проверим все тела…

Отец Маркус тут же отвел в сторону от Вик свои алые, пугающие глаза. Вик мстительно подумала для него: «Менталист!».

— Да, несомненно… — внезапно отозвался отец Маркус, и не успела Вик обрадоваться его признанию, как он продолжил: — несомненно, они все одинаковые — в каждой из пострадавших женщин. Знать бы еще, что они должны были лечить…

Стилл вспомнил предположение Брока:

— Как вариант… Бесплодие?

Маркус удивленно посмотрел на него:

— Дети, точнее наследник — это мужская мечта. Женская мечта все же немного иная. Для нерисс ребенок — самый страшный кошмар, который только можно представить. Я осматривал тела — там есть нериссы, которым не больше восемнадцати лет, вряд ли они были замужем и мечтали о детях. Несостоятельная теория.

Стилл пожал плечами:

— Иной нет.

— Значит, — подхватил вернувшийся Картер с очередной порцией вольтов, кидая их в общую кучу, — придется вскрывать каждое тело и искать заболевания.

Маркус пожал плечами:

— Если вольт работал, то следов заболеваний не будет.

Картер ткнул пальцем в тело женщины на столе:

— Если бы вольт работал, она была бы жива.

Когда собрали всех обнаруженных вольтов, их старательно стали сравнивать между собой. Какие-то были вырезаны погрубее, какие-то чуть четче, но все они изображали мужскую фигуру, чтобы это ни значило. И все были без ушка для крепления на нитке. Вольтов оказалось на три меньше, чем женских тел — в скелетированных телах они и не могли сохраниться.

Отец Маркус, наугад откладывая одну фигурку в сторону, проверил её руной созвучия.

На столе в общей куче засветились сразу же несколько фигурок, заставляя вздрагивать. Они светились вместе с костями мертвого парня на соседнем столе.

— Твою же мать… — выдохнул Стилл, забывая о присутствии Вик. — Это все же из человеческих костей вольты… Это же охренеть…

Картер тихо сказал:

— Интересно, женщины мертвы, потому что парень умер, или парень мертв, потому что все женщины умерли?

Вик поджала губы, хоть обещала так больше никогда не делать. Просто из неё сейчас тоже рвались ругательства, и они были куда как хуже, чем сказал Стилл.

Вернер пожал плечами:

— Если и есть в этом взаимосвязь, то мы можем и не угадать. Может, эти гадкие фигурки тянули из парня все соки… Тянули жизнь, или магию. Или, не дай боги, душу…

Отец Маркус, работая пинцетом, словно ему было противно прикасаться к вольтам, быстро подсчитал сияющие фигурки:

— Двадцать один.

Он отодвинул в сторону три не светившихся, потом стер руну созвучия. Наугад выбрав один вольт, он вновь повторил ритуал.

Три вольта, отложенные в сторону, засветились друг с другом.

…мужчина застонал, приоткрывая глаза — кости на культе руки сияли через кожу, разгоняя темноту в комнате. Его спекшиеся от лихорадки губы еле прошептали в пустоту:

— Спа… си… те…

И ни один вольт не засветился вместе с вольтом Вики.

Брок нахмурился:

— Придется опять тревожить военных — надо найти три оставшихся вольта, чтобы они не попали в плохие руки.

Вик свои руки плохими не считала и признаваться во всяком случае при всех не собиралась. Она потом скажет Броку. Наедине. Честно.

Отец Маркус самодовольно усмехнулся.

Вик твердо подумала: «Я сообщу. Но потом!». Игнорировать и держаться от отца Маркуса не получалось совершенно.

— Не стоит… — отец Маркус ответил то ли ей, то ли…

Брок внимательно посмотрел на инквизитора:

— Обоснуйте, пожалуйста!

— Я сам съезжу на Олений и постараюсь найти оставшиеся вольты. — строго сказал отец Маркус. Смотрел он при этом почему-то на Вик. Её зубами скрипеть хотелось от его двусмысленных ответов. Он точно менталист, и просто издевается над ней! — И… Именем храма, я забираю два вольта — они мне нужны для расследования.

Он взял две фигурки из разных кучек под тяжелыми, возмущенными взглядами мужчин. Возразить ни Брок, ни Стилл не решились. «Именем храма!» — слова, оправдывающие все. Даже удивительно, что отец Маркус не протянул требовательно руку Вик, забирая её вольт.

Отец Маркус, убирая вольты с протянутый Картером бумажный пакет для улик, вздохнул и признал:

— Неры, кажется, на сегодня вся работа выполнена. Остается многое непонятным и неизвестным, но эти тайны легко доживут до завтра. И понимаю, что в сложившихся обстоятельствах желать хорошего дня странно, это может прозвучать, как издевательство, но счастливого дня и хорошего праздника. Увидимся завтра — я приеду завтра с утра в Управление, сообщу, что удалось найти на Оленьем. И обязательно зайду посмотреть на первые вскрытия… Да хранят вас боги!

Он пошел прочь. За ним следом пошел Стилл, а потом и Брок качнул Вик в сторону выхода — Картер и Вернер демонстративно стащили с себя перчатки. На сегодня хватит работы…

* * *

После вони прозекторской воздух на улице был упоительно свеж и чист, даже несмотря на легких угольный запашок от спешащих по соседней улице паровиков.

Брок, старательно пытавшийся выглядеть здоровым и сильным, забывая, что общий эфир его выдает с головой, улыбнулся Вики:

— До площади и там ловим паромобиль или… На паровике до набережной, а там прогуляемся, благо погода хорошая?

И впрямь, солнце светило во всю, птицы пели, как сумасшедшие, снег немногочисленных неубранных сугробов таял и оседал, словно зима передумала приходить. Упоительно пахло свежестью и весной. А еще далеким океаном… На набережной, действительно, сейчас должно быть хорошо. Сейчас Вик прогуляет Брока, а потом… Вытащит на прогулку Эвана!

Вик подняла глаза вверх, щурясь от ярких лучей солнца:

— Сперва… Что-нибудь перекусить. И несладкое! — вспомнила она Фейна. — Потом паровик, а потом набережная. Или…

Она задумалась:

— На набережной что-нибудь вкусненькое купим? Заодно Эвану успеем донести горячим…

— Или холодным, — предложил Брок.

— Это еще почему холодным?

— Там продают самое вкусное фруктовое мороженое, которое я знаю. Значит… Паровик?

— Паровик, — согласилась Вики, стаскивая с себя перчатку и протягивая руку Броку.

Тот замер — общество Тальмы не поощряло прикосновения без перчаток.

— Давай! Решайся, Брок! — что-то веселое, искрящееся радостью и непонятной любовью играло в сердце Вики. Она поздно сообразила, что это влияние вольта. И она скажет Броку, но потом… Не сейчас. Сейчас не хотелось вспоминать вольты, морг и тела, лежащие там. Потом…

Брок осторожно, чем-то напоминая Лео, прикоснулся к пальцам Вик, согревая своим теплом.

— Чего-чего, а других дранокоборцев я не боюсь, лера-драконоборец!

И они, взявшись за руки словно дети, пошли в сторону ветки паровика. Вик так привыкла быть здоровой, что не сразу и вспомнила, что должна хромать — тепло вольта омыло её, прогоняя удивление и беспричинный страх. Где-то кто-то любил её и радовался тому, что она здорова. Она и… Тепло понеслось дальше, помогая и Броку.

На остановке паровика никого не было — в такой погожий праздничный денек все предпочитали гулять пешком.

Брок помог Вик поняться по крутой лесенке в подъехавший точно по расписанию паровик, и замер, удивленно рассматривая собственный пальцы, вцепившиеся в поручень — они были абсолютно здоровы, словно пальцы ему и не ломали. Даже ногти успели отрасти.

Сзади кто-то толкнул Брока в спину, буквально на ходу заскакивая в отходящий от остановки пустой паровик, и Брок обернулся на невежу, забывая, что смотреть в глаза незнакомцев нельзя.

Вик, краем глаза заметившая, как стал оседать на пол Брок, развернулась к напавшему, ударяя эфиром и поздно вспоминая, что прежде всего надо было кричать о веснушках. Отец Маркус был прав, утверждая, что они с Броком напорются на приключения — слишком они заметные с ним своими белоснежными волосами.

Глава 25 Кто убил Ян?

Абени не любила день всех святых. Нет, она обожала праздники и почитала богов, но именно день всех святых у неё прочно был связан с днем перед стиркой, и… Она не любила этот день — день разбора грязного белья и борьбы с пятнами.

Она сама выбрала заботу о доме брата: Зола, жена брата и её сестра по браку, уже давно тяжело болела и была не в силах справляться с огромным хозяйством, у Рауля, отличного фармаколога и зельевара, просто не было времени на присмотр за домом, а Абени… Абени хотела держаться как можно дальше от отца — дом брата был надежным убежищем уже три года. Почти надежным убежищем — последнее время Абени замечала странную тревогу в слугах. Наверное, это было связано с тем, что Аквилита, где они жили чуть больше двух лет, внезапно вошла в Тальмийскую империю. Неожиданный поворот, к которому многие оказались не готовы.

Абени, по пути на цокольный этаж, заглянула в кабинет Джеральда, бессменного дворецкого рода Аранда. Он служил еще их деду, потом их с Раулем отцу, а потом, когда Рауль женился и обзавелся своим домом, стал служить в его доме. Абени сколько себя помнила, столько помнила и Джеральда — высокого, как все карфиане, темнокожего, гораздо темнее, чем она сама или брат, с белоснежными короткими вьющимися волосами, с светлыми, широкими ладонями, которыми он всегда успевал погладить и её, и Рауля, и девчонку-посудомойку… Джеральд был незыблемой величиной в жизни Абени, и когда ей было тяжело, когда мать Рауля в очередной раз кричала на неё или даже била, она находила утешение у Джеральда. Он гладил её по голове и утешал, что когда-нибудь и Абени будут уважать в этом доме, когда-нибудь и её мать признают в этом доме, а пока мать Абени была одной из многочисленных слуг… Но когда-нибудь все изменится. И Джеральду Абени верила. Он был из тех, кто не ошибается. И пусть мать Абени после смерти леры Изабеллы, матери Рауля, совсем недолго была хозяйкой в доме, уйдя за закат почти следом за Изабеллой, но было же…

Вот и сейчас, оттягивая разбор белья, Абени забежала к Джеральду. Он сидел за своим огромным столом, за которым всегда раздавал слугам поручения, и что-то плел. Что-то из длинной белоснежной косички. Абени подошла, здороваясь и садясь на стул перед столом.

— Здравствуй, маленькая хозяйка! — улыбнулся морщинистый, старый, как речные скалы, на которых стоял их нынешний дом, но еще сильный мужчина. — Готовишься к большой стирке?

— Джеральд… Не напоминай… — вздохнула Абени — Джеральд все всегда знал, он все всегда помнил, он был в курсе всех бед окружающих.

Мужчина еле слышно рассмеялся:

— Я всегда говорил, что ты много на себя взваливаешь, даже то, что совсем не твое и тебя не касается, маленькая хозяйка.

Абени смотрела, как ловко скручивали волосяную косичку длинные, темные пальцы все в пегих, как перепелиные скорлупки, возрастных пятнах.

— Что это? — почему-то при виде странно знакомого цвета волос у Абени тревожно замерло сердце. Где-то она такое уже видела. Где-то совсем недавно такой же цвет…

— Это волосы из лошадиной гривы настоящих белых лошадей. Белые лошади — необычайная редкость, и их волосы приносят удачу, — охотно пояснил Джеральд, качая головой в сторону лежащего на столе, придавленного щеткой для вычёсывания подшерстка, пучка белых волос. Абени сглотнула — ей почему-то вспомнилась при виде этих волос недавняя пациентка — нера Ренар. Кто-то напал на неё, обрезая ей косу. Цвет волос неры Ренар был точь-в-точь такой же.

— И что это будет?

Джеральд расплылся в широкой улыбке:

— Это будут пуговицы, приносящие здоровье и удачу нашей маленькой лере Золе… Надеюсь, это позволит ей выздороветь… — он отложил в сторону недоплетённую работу, открыл стоящую на столе коробку и показал Абени несколько пуговиц: — надеюсь, мне хватит волос для костюма нашей феи. И, надеюсь, она не побрезгует подарком такого старика, как я.

— Не говори о себе так, Джеральд. Ты почти хранитель рода Аранда… Без тебя Аранда и нет.

Джеральд склонил голову:

— Приятная лесть, маленькая хозяйка. И вы правы, я не дам роду Аранда угаснуть. Только не при мне. Странное дело, маленькая хозяйка, странное дело: Гарсия Аранда, отец Рауля, взял белую леру без её спроса в семью, и счастья не было, Рауль Аранда взял белую леру в семью по большой любви, а счастья как не было, так и нет. Но я не дам роду Аранда захиреть. При мне он не вымрет, маленькая хозяйка. Не при мне.

Абени вздохнула — Зола была так слаба здоровьем, что детей ждать от неё не приходилось. А никто иной, кроме нее, Раулю не был нужен. Это не их отец, который ни одной карфианской юбки не пропускал…

Абени резко встала:

— Пойду я — никто иной не справится с бельем.

Джеральд опять рассмеялся:

— Маленькая хозяйка вечно берет на себя то, что должны делать другие.

— Еще скажи, что обязанность дворецкого — плести пуговицы для хозяйки.

— О, обязанности дворецкого, может, и не включают в себя пуговицы, а вот заняться праздничным обедом пора бы…

— Пойду я…

Джеральд с притворным кряхтением встал:

— И я пойду, маленькая хозяйка.

Абени вышла из кабинета и спустилась на цокольный этаж, где в одной из хозяйственных комнат хранилось грязное белье. Она привыкла сама подготавливать его для стирки, выводя пятна — хорошую прачку сложно найти. Как-то, еще учась управлять домом — Зола тогда на три дня слегла в кровать, не пуская никого в свою спальню, только что нанятая прачка испортила дорогое хипао Золы, постирав его в теплой воде. С тех пор Абени сама предпочитала разбирать и подготавливать белье, хоть сейчас ей удалось найти добросовестную и опытную прачку.

Абени зашла в бельевую, зажгла свет и, вздохнув, принялась сортировать белье по различным корзинам — стирать в теплой воде, стирать в холодной воде, кипятить, только чистить бензином… Отдельная корзина была предназначена для одежды с пятнами — Абени потом сама их выведет. Просто… Рауль был исследователем, он постоянно работал в лаборатории то дома, то в университете, и пятен на его одеждах всегда хватало, причем экзотических пятен от различных реактивов.

Новая прачка была старательной, но и набожной — и это в безумной Аквилите! Уже за две седьмицы до Явления она прекращала работать, посвящая время покаянию — хорошая женщина, но из-за этого в доме Аранда скапливалось столько грязного белья, что уже второй год подряд Абени не любила день всех святых — завтра прачка придет за бельем, и оно уже должно быть отсортировано и готово к стирке.

Абени, разбирая корзину, в которую лакеи Рауля складывали его сорочки, замерла, рассматривая бурый от крови манжет. Это точно была кровь, но… Абени нахмурилась — за последние две седьмицы Рауль не жаловался, что порезался. Откуда взялось столько крови, что весь манжет был в ней? Причем было видно, что Рауль пытался сам неудачно застирать кровь — это совершенно непонятно… Абени принялась тщательно рассматривать другие сорочки и платья, и обнаружила такие же бурые подтеки на голубом, любимом выходном платье Золы. Весь подол, дорогое пришитое по краю юбки кружево побурело от крови. Горничные, конечно, почистили подол от грязи, но выводить пятна не стали — не их работа. Абени замерла, пытаясь вспомнить, когда последний раз видела Золу в этом платье. Где она так могла замараться? Рауль был против посещения скотобоен, на которых леры пили свежую кровь для лечения малокровия. Он такое считал профанацией. Где еще можно замарать подол в крови?!

Гулко раздался гонг с первого этажа — Джеральд звал всех на праздничный обед.

Абени отложила платье в сторону, сняла с себя белоснежный рабочий передник и направилась в столовую. Заходить к себе и переодеваться она не стала — это будет простой обед с Раулем, Зола тяжело болела уже который день, не выходя из своей спальни.

Дом стараниями Джеральда и многочисленных слуг, привезенных из Карфы, сиял светом многочисленных свечей и утопал в цветах и праздничных гирляндах. Только грустные мысли не отпускали Абени — и странные пятна на одеждах, и волосяные пуговицы Джеральда, и болезнь Золы, пришедшаяся на праздничные дни… Бедный Рауль, влюбленный в Золу до беспамятства, уже который день не находил себе места, почти ночуя под дверьми её спальни. Зола же, страдая от мигрени, не открывала двери, для неё каждый случайный звук был подобен грому, вызывая нестерпимую боль… Грустные праздники обещали грустный год.

В светлой праздничной столовой, к удивлению и радости Абени, вместе с Раулем была и Зола — бледная, осунувшаяся, притихшая, но улыбчивая и празднично одетая. Абени возвела хвалу богам — она была рада и за сестру по браку и за Рауля — тот не отходил от Золы ни на шаг, словно боялся, что она растает в воздухе, как призрак.

Они были красивой парой — смуглый, статный Рауль, умный, сильный и влюбленный, и Зола — хрупкая нежная белая роза, нуждавшаяся в опоре, которую ей мог дать брат. Абени улыбнулась и подошла к Золе, легонько обнимая её и воздушно целуя в бледную щеку:

— Зола, я так рада, что тебе легче!

Та еле нашла в себе силы сказать:

— Спасибо, милая, в этот раз приступ мигрени был сильнее, чем обычно. Прости, что испортила вам праздники.

Рауль стоял молча рядом, и Абени улыбнулась и ему:

— Не стой коршуном над голубкой — я не обижу Золу. Я так волнуюсь за вас обоих… Я разговаривала с адерой Вифанией… Она готова…

Зола перебила её, еле шепча — было видно, что последний приступ мигрени ей дался тяжело:

— Не стоит, Абени, милая. Рауль делает все возможное. Я верю ему — он найдет лекарство от… Моей… Болезни…

Абени горячечно воскликнула, тут же жалея — Зола прижала ладони к вискам:

— Но, Зола, адера Вифания творит чудеса!

Рауль перебил сестру:

— Абени, не стоит так волноваться — мы с Золой завтра уезжаем в А́рис. Там нам назначил встречу профессор Манчини… Надеюсь, что он сможет помочь нашей маленькой Золе… — он взял её руку и осторожно поднес к губам, целуя.

Абени нахмурилась:

— Но, Рауль… Зола только что перенесла тяжелый приступ. Нужно ли именно сейчас отправляться в поездку? Адера Вифания…

— Нет! — твердо оборвал её Рауль. — Я ждал встречу с профессором Манчини больше полугода. Отменить её сейчас — смерти подобно. Зола все понимает, да, любовь моя?

— Конечно, — бледно улыбнулась Зола. — Я хорошо себя чувствую, и в доказательство этого, Абени, Рауль обещал нас сегодня вывезти в город. Он сказал, что на площади Прощания открылась прелестная кондитерская…

Абени проглотила все просящиеся на язык слова — если Золу все устраивает, то адера Вифания никуда не денется, Абени потом настоит на их встрече с Золой. В конце концов можно будет просто пригласить адеру в гости. Главное, чтобы Зола тогда не болела.

— Ты же знаешь, Зола, что устоять перед кондитерской я не в состоянии! Сласти — моя страсть.

Зола кивнула:

— Я просила перед приступом привезти для тебя карамель… И Рауль привез, но, кажется, кое-кто забыл её подарить тебе…

Рауль на миг чуть напрягся, а потом улыбнулся:

— Моя вина. Совсем забыл о карамели, мои прекрасные неры. Постараюсь визитом в кондитерскую все исправить. Надеюсь, вы простите, что после кондитерской придется заехать еще в пару мест — мы с Джеральдом собираемся чуть-чуть закупить ингредиентов в аптеке…

Абени удивилась:

— Недавно я же заказывала для тебя все необходимое…

— Случайно закончились… — неловко улыбнулся Рауль, а Зола спрятала взгляд, ничего не говоря. — Я тут на днях был такой неловкий, Абени… Представляешь, Джеральд привез новую стеклянную посуду для лаборатории, а я… Я случайно запнулся о ящик, стоящий на полу, схватился за полку, уронил её на себя, разбивая все что можно и нельзя… Это было так неловко и глупо, особенно если учесть, что у меня были большие планы на лабораторию…

Абени вспомнила окровавленный манжет сорочки:

— Это тогда ты поранился?

— Поранился? — чуть смутился Рауль.

— Я нашла сорочку, где весь манжет был в крови.

— Это… Да… Это было тогда. Я не хотел тебя пугать и тревожить. Мне оказала помощь Зола.

— Голубое платье Золы…

Рауль громко и жалобно выдохнул:

— Абени, не напоминай — мне до сих пор стыдно… Разбитые пробирки, склянки, везде все в редких порошках и травах, и я… На полу с окровавленной рукой… Мне очень жаль, что я испортил платье Золы. Надеюсь, его еще можно спасти? А то после кондитерской можно поехать в царство кружева, батиста, шелка и разорения — в универсальный магазин нера Стодда. Кажется, я задолжал каждой из вас подарки… Готов смиренно сидеть и ждать вас, пока вы будете закупаться в этом царстве порока и страсти…

Зола кивнула:

— Почему бы и нет… Мы с Абени постараемся не сильно разорить вас, нер Аранда…

Рауль тихо ответил:

— Ты же знаешь — для тебя, любовь моя, хоть Луну с небес… Только живи. Только не уходи, только не покидай…

Абени чуть не задохнулась от неприкрытой нежности и беззащитности слов брата, хоть они и не ей адресовались. Наверное, нельзя так сильно любить, когда без другого человека и жизни нет. Или только так и надо любить, и идти до конца, защищая любовь.

Хорошо, что повисшую после слов Рауля в столовой тишину, разбил Джеральд в своем самом нарядном фрачном костюме:

— Обед подан, неры и нер…

* * *

В кондитерской было многолюдно и громко. Кажется, Золе тут же стало плохо — она отпросилась в дамскую комнату. Абени хотела последовать за ней, чтобы помочь, но та с легкой улыбкой извинилась:

— Пожалуйста, не надо, не заставляй меня чувствовать себя безнадежно больной, Абени.

Рауль сидел за столом, топя свой взгляд в чашке с кофе — он всегда считал себя виновным в болезни Золы.

— Конечно, — Абени почувствовала, как приливает жар к щекам — она не хотела обижать Золу.

Наверное, жаль, что Абени не последовала за Золой — она не увидела, как та вместо дамской комнаты заглянула на кухню, золотым привлекая к себе внимание мальчишки-разносчика.

Тот лаской выскочил с душной кухни, замирая перед знатной лерой:

— Да, сиятельная?

Она спросила:

— Читать и писа́ть умеешь?

— Да, сиятельная…

— Тогда… — она вложила в его ладонь тяжелую монету, которую ему и за год не заработать. — Купишь мел и на видных местах на городских стенах будешь писать луну, не меньше, следующую фразу: «Кто убил Ян?». Запомнил?

Мальчишка кивнул и повторил:

— Кто убил Ян? Я понял, сиятельная. Не бойтесь, я не подведу.

— Смотри, я знаю, где ты служишь. Нарушишь слово, не будешь писать — я вернусь, и ты сильно поплатишься.

— Я не подведу. Я запомнил! Кто убил Ян.

— Точно!

Она встала и направилась обратно в зал, словно ничего не произошло.

* * *

А в это время у парка Прощания, как раз напротив кафе, остановился неприметный паромобиль. Прогуливающийся по улице Гилл оглянулся на табличку с названием парка и с помощью магии исправил одну букву — с «а» на «е». Потом он как ни в чем не бывало подошел к паромобилю, открыл дверцу со стороны пассажира, сел в кресло и тихо скомандовал:

— Поехали, отче!

Отец Маркус, сидевший за рулем, такого обращения не оценил, он криво улыбнулся и ответил, не открывая губ: «Не наглей, Эвирок!».

Гилл насмешливо сказал:

— Поехали, прошу вас, отец Маркус! Пожалуйста!

Паромобиль сдвинулся с места, направляясь в сторону Ривеноук. Гилл напоследок полюбовался на новое название парка и остался доволен собой.

«Что не так с названием?» — Маркус даже повернулся к Гиллу, отвлекаясь от дороги — гогглы сильно ограничивали обзор.

— Теперь все так, отче.

«Не зли меня, Эвирок!»

— Хорошо-хорошо, а как же терпение, которое вы проповедуете в храмах?

«Ты меня с кем-то путаешь. Я инквизитор, а не проповедник. Так…?»

— Парк расположен прямехонько над местом заключения Чумной Полли. Его не Прощанием, а Прощением надо называть.

«Смешно!»

— Не очень, на самом деле…

«Чумной Полли сейчас вполне хорошо в доме Ренаров.»

— А город нуждается в покаянии — сколько веков тут были пляски на костях?

«Гилл, я думал, что твой юношеский максимализм из тебя давно выветрился.»

— Я сам так думал, а сейчас понял — я не изменился, и меняться не буду, как бы некоторым не хотелось. Кстати… — Гилл выгнул бровь — он заметил, что паромобиль направляется отнюдь не в штаб инквизиции: — И куда мы едем?

«На пристань.»

— Ты бы не мог быть более мыслечивым?

«Каким?» — Маркус не понял и даже отвлекся от руля, заглядывая Гиллу в лицо.

— Разговорчивый — тот, кто говорит. А ты мыслечивый. Так зачем едем на пристань?

«Искать два потерянных на Оленьем острове вольта. Мне нужен кто-то, кто будет вести за меня переговоры с военными. И зачем боги подарили миру телефоны?». Он быстро влил в Гилла, от боли сжавшего ладонями виски, воспоминания из морга.

— Небеса, не делай так — это неприятно в конце концов.

«Прости, зато быстро.»

— И что теперь? Что ты решил с Ренар?

«Я по-прежнему считаю, что её нельзя впускать в игру, но она сама лезет с упорством убежденного драконоборца. Ты её вчера не впечатлил — она еще не знает, стоит ли тебе доверять. Мне, однозначно, она не доверяет.»

— Я и не пытался впечатлить. Мне важнее, что она думает о Ривзе. И готова ли идти до конца…

«Она его любила. Или думала, что любит. В борьбе за память о нем пойдет на все. Зря ты рассказал о Душителе — она девушка, и весьма увлеченная!».

— Она ангел. Она может постоять за себя, а Хейг доказал, что ему плевать на короля и его мнение. Главное — понимание Хейгом справедливости.

«Она догадалась, что я менталист.»

— Ты способен совершать ошибки? Это что-то новенькое. И в чем ты прокололся?

«Я не прокололся, просто она наблюдательная. И еще раз — её нельзя втягивать в это. Зря ты так поступил.»

— Еще раз, — сказал Гилл, словно передразнивая Маркуса: — она не глупенькая нерисса, она ангел. Она своим отцом специально взращивалась для расследований — её для этого готовили. В конце концов она имеет право отомстить за смерть отца.

«Она не знает, что его убили. Ей брат ничего не сказал. Повторюсь: зря ты её втянул.»

— Ты мне отказал в помощи, — напомнил Гилл.

Маркус косо глянул на него: «Отказал? Я снял с тебя проклятье. Я помог тебе с Ривзом. Я съездил с тобой домой к Ренарам, чтобы спасти попавшего под удар Мюрая. Я вновь снял с тебя проклятье — заметь, дважды и без твоих дополнительных просьб. Это называется — я тебе отказал?»

— Ты сказал, что расследование проклятья Ривза на данным момент не является для тебя приоритетным.

«Да. На тот момент история пятерых глупцов, прогневавших короля и отправленных в Аквилиту на убой, меня не впечатлила. Особенно в твоем кривом пересказе. Прости, даже ради тебя у меня не было причин лезть в бой. Особой спешки в деле не было. С тех пор я пересмотрел свои взгляды. Чернокнижника почти можно скинуть на Ренар и Мюрая, если они научатся не смотреть в глаза бокорам, а вот твоих соратников по несчастью надо спасать.»

— Но на тот момент ты мне отказал. У меня была надежда только на Ренар. В одиночку трудновато спасать мир.

«Это ты Мюраю скажи.»

— Прости, но у него не получилось.

«Его подвела Верния, которая, вот сюрприз, тоже, как и Тальма, рвалась устроить маленькую победоносную войну.»

Паромобиль резко подрезая гербовую карету, так что лошади чуть не встали на дыбы, перестроился из второго ряда в крайний левый, паркуясь у причала.

— Кхм… Маркус, если ты не знаешь, тут правостороннее движение, не как в Тальме. Ты сейчас вылетел на встречную полосу, как бы.

Инквизитор напомнил, стремительно выходя из паромобиля: «Это теперь Тальма. Пусть привыкают!».

— Надолго ли тут Тальма…

«На сколько хватит… Пока это Тальма — тут тальмийские порядки. Ты заметил, что Блек в разговоре с Ренар сказал: потенцит, а не потенцозем?»

— Откуда бы. Менталист у нас ты, — направляясь вслед за Маркусом на пристань, сказал Гилл. Он уже привык, что у Марка бешено прыгали мысли с одного на другое. — Но ты сам сказал, что Блек ни при чем.

«Он так же попал под раздачу, как и ты, как и Ривз… Кстати… Зря ты сказал Ренар, что ты Эвирок. Ренар не поняла важность этого и рассказала остальным!».

— Я не боюсь.

«Полиция еще помнит про твоего дядю».

— И пусть. Эта сволочь заслужила смерть, даже если не убивала ту нериссу.

«И за что же?»

— Можно подумать, ты не знаешь. Шла война. Войска отступали. Тальма могла пасть. Подвиг в Серой долине — это же тогда было, когда эта тварь, мой дядюшка и двоюродный дедушка отсиживались тут в безопасности Аквилиты. Заслужили.

«Но ты-то не заслужил».

— А я-то и не собираюсь умирать. Пусть еще догонят, чтобы убить. Значит… Ищем того, кто полезет в катакомбы за самородным потенцитом?

«У нас два кандидата осталось. Фейн и Шекли. И того, и другого мне не притащить в инквизицию. Пока на них нет ничего. А устроить тотальное сканирование на бегу я не в силах. Даже ты для меня закрыт — только поверхностные мысли.»

— Ставлю на Шекли — он меня достал. А Фейн… Он слишком недалекий для этого. Да и мог попасть в переплет точно так же, как Блек.

Глава 26 Поиски или доверие?

Паровик, не вышедший на маршрут, начали искать почти сразу же — диспетчер выждал положенное время на задержку в пути и подал сигнал тревоги. Поиски были недолгими. Паровик нашелся в тупике на заброшенной Морской ветке в устье Ривеноук — власти тогда так и не дали разрешения на прокладку рельс вдоль морского побережья: и леры-землевладельцы были против, и храм запретил строительство тоннеля через Поля памяти.

В паровике были обнаружены без сознания и физических признаков нападения кочегар, машинист и кондуктор, а в салоне на задней площадке труп карфианина, предположительно седьмичной давности, а то и больше. Путеобходчики вызвали полицию — приехал сразу детективы Сыскного. Раньше бы на такое дело кто-нибудь из Особого заглянул, но Особого отдела теперь не было. О трупе, найденном в тоннеле Петлянки, никто из Сыскного не знал и связать этого мертвого карфианина с нападением на констебля Ренар никто не мог.

День был праздничный, день был семейный, так что детектив, взявшийся за дело, доложил о нем старшему инспектору, тот телефонировал суперинтенданту Сыскного управления домой, и на этом дело и остановилось — комиссару Аквилиты, человеку тоже семейному, вдобавок новобрачному, вдобавок не совсем своему, телефонировать не стали — утром узнает в общей сводке происшествий за праздничные дни.

* * *

День Эвана не был похож на праздничный. Он с самого утра с головой ушел в разбор дел пропавших без вести. Аквилита в сезоны карнавалов оказалась какой-то бездной, поглощавшей нер и нерисс, реже сиятельных — высшее сословие редко когда бежит от семьи и рода, если только из-под венца. Помогавший с разбором дел Себастьян пояснил, что часто Аквилиту для этого и использовали — приезжали в сезон карнавалов, когда много народу, когда неразбериха, когда полиции сложно отследить все передвижения людей, и просто «исчезали» — уплывали к лучшей жизни под чужими именами. Купить липовые документы в Аквилите, оказывается, не такая уж и проблема, а в порту в период карнавалов всегда было полно кораблей, привозящих новых веселящихся и увозящих тех, кто бежит от опостылевшего мужа, детей или жены, от тиранов-родителей или долгов. Причин сбежать из рода много, и путей, ведущих из Аквилиты в другие миры тоже много: тут и близкая Ирлея, и далекие страны жаркой Карфы, и огромный, многоликий Ренал, и закрытая от общества Нерху. Убежать есть куда, было бы желание, а затеряться в бурлящей весельем Аквилите проще простого.

— Так что не все тут пропавшие стали жертвой преступлений. Большинство нер и сиятельных просто сбежали от долга и семьи. — сказал Себастьян Кейдж, весь день помогавший Эвану разбирать дела.

Удалось из огромной кипы собранных со всех участков дел выделить пять пропавших мужчин, хоть каплю напоминавших по описанию найденный на Оленьем искалеченный труп, а вот дела о пропаже женщин так же проредить Эван не смог. Их скопилось много — больше сотни. Папки старательно рассортировали по наличию фиксограмм, по наличию особых примет пропавших, которые могли бы помочь в опознании, и тех, кто особых примет не имел. И… И все. Остальное нароет Стилл, Вики и судебные хирурги, боги им в помощь.

— Нам от этого нелегче, — проворчал Эван.

Себ пожал плечами, косясь при этом на часы над камином. Время приближалось к четырем.

Эван заметил его заинтересованный взгляд и сказал:

— Спасибо за помощь, Себ… И езжай домой — сегодня праздник.

— Да какая помощь, — зевнул Себ — он сегодня ночью подрабатывал в ночное дежурство.

— Иди уже — отсыпайся… Счастливого дня…

— И вам счастливого дня… — Себастьян ушел, но что-то подсказывало Эвану, что ушел он далеко не домой. Четыре часа дня — время начала вечернего пятичасового дежурства. Констебли, чтобы выжить, работали в Тальме на износ.

Эван посмотрел на скопившиеся на столе папки с делами, вздохнул и решительно отодвинул их на дальний край стола — надо бы телефонировать домой, скорее всего Вики закончила со вскрытиями. Если Вики уже вернулась, то можно съездить домой на дневной чай. Потом придется вернуться на службу — время поджимает, в деле чернокнижника они не продвинулись за последние дни ни на дюйм. На столе, словно отвечая на мысли Эвана, зазвенел телефон. На миг вспыхнула надежда, что это Вики, но тут же угасла — Гудвин, секретарь, соединил Эвана с Олфинбургом — это телефонировал Чарльз Ренар. Он немного растерянно сообщил, что планы изменились, что Элайза приехать в Аквилиту не сможет, что ходят странные слухи, которые он не может озвучить по телефону…

Голос Чарльза звучал странно, обычно Ренар никогда не сомневался и, что называется, брал быка за рога. Эван не удержался и спросил:

— Чарли… — именно так, словно глупой сцены в кабинете пару дней назад не было. — Что случилось? У тебя все в порядке?

Тот прокашлялся где-то далеко в Олфинбурге:

— Так заметно?

— Голос. Тебя выдает голос.

— Понимаешь, все… очень… странно.

Эван напрягся и тут же уточнил:

— Странно — как летом?

— Да… Наверное. Я… Элайзе прислали моток алых лент в подарок. Она перед этим посещала дом моды Триэра, но алые ленты…

— Я… — Эван потер висок. — Ты опять влез в ЭТО дело?

— Нет, не влезал. — отозвался Чарльз, только это опять прозвучало чрезвычайно неуверенно.

— Ты… — Эван выругался, вспоминая о телефонных нериссах — нельзя разговаривать откровенно, всегда надо помнить, что тебя могут подслушивать. — Встречался с кем-то, кто причастен к этому делу?

Чарльз наконец-то стал похож на самого себя, резко повысив голос — он терпеть не мог человеческую глупость и нелепые вопросы, ответы на которые уже известны:

— Ты прекрасно знаешь, что я встречался в Аквилите с Ривзом! Я тебе говорил. Но мы обговаривали только вопросы дела Мюрая.

— Ты знал, что он сватался к Вики?

— Конечно, знал. Ты… Мой друг… — это прозвучало как-то неуверенно, и Чарльз снова сказал громче, чем требуется: — Ты. Мой. Друг. И я помню, что я наговорил тебе в прошлый приезд. И я не понимаю, как реагировать… Я ничего не понимаю в происходящем, если честно.

— С чего ты взял, что я опасен для Вики?

— С того, что твой род вот-вот станет банкротом. Я знаю это точно — из надежных источников.

Эван резко выдохнул воздух через плотно сжатые зубы:

— Твой единственный надёжный источник о состоянии семьи Игнисов — я и мой отец. Иных нет. Понимаешь? Я не знаю, что тебе подкинули, я не знаю, что тебе сказали и кто — но это полная чушь! И я завтра еду к нотариусу и заверяю бумаги об отказе от денег Вики.

Чарльз быстро сказал:

— Это был лейтенант Старр, секретарь майора Шекли из Тайной Королевской службы.

— О, этот майор имеет какое-то отношение к лейтенанту Шекли? Ты же с ним пересекался в Аквилите?

— Это такой пронырливый, как хорек, в плохо сидящем мундире?

— Он самый.

— Я разузнаю. И… Эван, береги Вики, прошу. Отодвинь её от всех опасных дел, займи домом, детьми, чем-нибудь далеким от расследований и опасностей… Я волнуюсь за вас.

— А я за тебя, Чарльз. Я не знаю, смогу ли я в ближайшее время выбраться из Аквилиты, но я очень постараюсь. Пожалуйста, езжай в Дад, езжай куда-нибудь на морской курорт, развлеки Элайзу и никуда не лезь, особенно в ТО дело. Хорошо?

— Хорошо.

Эван напомнил:

— И ленты выкинь от греха подальше. Понял?

— Понял.

— Удачи, Чарли!

— И тебе…

Эван положил трубку и замер — дело Душителя снова всплыло, спустя четыре пропущенных жертвы. И почему именно сейчас? Зачем кому-то присылать ленты и кому — Элайзе?! Зачем пугать её? И при чем тут якобы банкротство Игнисов и беспокойство за жизнь Вики? Эван прошелся по кабинету, открывая окно — было душно, батареи привычно для Аквилиты пылали жаром. Надо попытаться вырваться хоть на пару часов в Олфинбург, по телефону и тем более в письмах такое не обсудить, только с глазу на глаз. Только лично.

Дело Душителя с алой лентой. Почему оно всплыло именно сейчас, когда расследовавший его Ривз умер? Или он потому и умер, что дело снова всплыло? Или это все нелепые совпадения. Тогда летом тоже творилось странное. Восемь жертв из высшего общества. Восемь молодых, красивых лер. И каждая задушена в новолуние. И каждая в свое время впечатляла короля, пусть он такую связь и отрицал. Для Ренара-старшего делом чести было найти убийцу, но в последний момент он отказался от дела. Чарльз пошел дальше — он уничтожил все записи о расследовании, абсолютно все. Кто-то утверждал, что Душитель — мужчина, и он мстит своим любовницам. Чарльз намекал, что преступления могла совершать женщина. Газеты пестрели заметками, что это призрак душит невинных лер… И, если верить Гиллу, Ривз умудрился найти Душителя. Найти, но не предать правосудию. Почему все снова началось сейчас? Или алая лента всего лишь лента, которую прислали на Явление в подарок от дома моды, а Чарльз просто переволновался за беременную жену и сестру, только-только вступившую в брак? Ведь может быть и так. Но вырваться в Олфинбург все же надо, хотя бы на пару часов.

Эван посмотрел на телефонный аппарат и решил позвонить домой, но тут он вновь зазвонил сам — Гудвин сообщил, что телефонировал полковник Томпсон и срочно вызывает на совещание в мэрию.

Совещание… Эван его ждал еще перед праздниками, когда уже стало ясно, что молниеносное наступление на столицу Вернии захлебнулось, но Томпсону было не до того — война войной, а офицеры готовились на широкую ногу отпраздновать Явление и Новый год. И только сейчас, когда Аквилита захлебнулась ранеными, доставляемыми всеми путями: морскими, воздушными, сухопутными, — Томпсон созрел… Тальма никогда не верит, что на неё нападут в ответ. И Серая долина ничему не научила.

Эван натянул мундир поверх кардигана, который всегда носил в кабинете, надел фуражку перед зеркалом, убеждаясь, что выглядит прилично, и направился через внутренний, почищенный от снега дворик в другое крыло здания — в мэрию.

В зале для совещаний мэрии кого только не было. Приехали выдернутые из дома суперинтенданты, сидел в черном парадном мундире глава пожарной службы Аквилиты, стайкой перепуганных ворон собрались храмовники-дореформаторы, чинно расселись храмовники-реформаторы — всего двое, отдельно совещались о чем-то в углу несколько главных врачей местных больниц и глава военного госпиталя, спешно развернутого в портовой части Аквилиты. От Особого управления присутствовал Шекли, явно чувствуя себя не на своем месте. На совещание выбрались даже инквизиторы — отец Корнелий в новенькой белой сутане и адер Дрейк. Эван был рад его возращению, но подойти и поговорить не удалось — отец Корнелий что-то долго и вдумчиво втолковывал адеру, словно и не враждуют эти две ветви храма. Лер-мэр потерянно сидел за столом председателя собрания — с краю, словно не он хозяин города. По центру устроился в парадном мундире морской пехоты полковник Томпсон. С другой стороны от него сидел полковник военно-морского флота Эллис, мрачный и совсем не празднично выглядевший.

Эван занял место в первом ряду — положение обязывает. Рядом сел один из главврачей, кажется, его звали Браун, и он руководил больницей святой узницы Катерины в портовой части Аквилиты. Он что-то спешно писал в небольшом блокноте, не отвлекаясь на окружающий шум. С другой стороны от Эвана опустился в кресло отец Корнелиус.

— Недобрый день, лер Хейг, — строго сказал он. Эван посмотрел на него — за последний год инквизитор сильно сдал: совсем похудел, стал похожим на обтянутый кожей скелет, на лице только глаза и живут — все еще горят фанатичным светом веры. Веры, которая заставляла Корнелиуса год за годом портить жизнь Вики и пугать её.

Эван заставил себя сухо поздороваться:

— Добрый день, отец Корнелий. Я теперь нер Ренар.

— Надолго ли этот фарс? — узкий губы инквизитора скривились в усмешке.

— Я не понимаю, о чем вы, святой отец…

Корнелий сверкнул синими глазами — в них кипел еле сдерживаемый эфир:

— Столица бурлит от смутных слухов о разорении Игнисов…

— Полноте, кто-то бросил глупый слух, только и всего.

— Игнисы. Фейны. Эвироки. Бредширы. Монты… Только три старинных рода не подозреваются в банкротстве.

Эван заметил:

— Простите, но когда Фейны стали старинным родом? Их лерство куплено всего два десятка лет как. И Игнисы не банкроты.

— Иногда достаточно слуха, чтобы вся финансовая система страны рухнула. А тут еще говорят, что под главой Нижней палаты парламента Блеком вот-вот зашатается кресло… Что-то происходит. И это что-то не с добра.

— Война идет. — напомнил Эван. — Война, которой могло и не быть. Только и всего. Поверьте, в Вернии сейчас творится тоже самое — слухи и бурления…

Полковник Томпсон звякнул колокольчиком, призывая к молчанию.

Эван резко кивнул в жесте окончания разговора отцу Корнелию и принялся слушать.

Ничего неожиданного он, впрочем, не услышал.

Данные разведки о готовящемся налете на прибрежные города — этого и стоило ожидать.

Светомаскировочный режим города с задействием эфирной сети поглощения фотонов — его давно надо было ввести: Аквилита лежит на самой границе Вернии и разбомбить её в жесте устрашения — плевое дело. Вернии две седьмицы явно приходилось туго, раз её воздушный флот это до сих пор не совершил. Или… Или в Вернии спешно дорабатывали какое-нибудь чудо-оружие… Будет нелепо, если потенцит, который Брок добывал в Аквилите, чтобы остановить приближение войны, обрушится именно на этот городок…

Комендантский час… Эван потер висок и принялся в своем планшете, который захватил с собой, срочно писать приказ о раздаче оружия констеблям. И ему, и им будет спокойнее, когда они будут привычно вооружены. В любой момент могут начаться волнения и даже погромы.

Развертывание дополнительный коек в больницах. Усиленные дежурства пожарных. Усиленное патрулирование улиц. Развертывание военных постов. Отказ от вечерних и ночных служб в храмах, запрет на колокольный звон и прочее, и прочее, и прочее, уже немного запаздавшее по мнению Эвана.

Хотя последнее замечание Томпсона все же смогло удивить Эвана. Он заставил себя вдохнуть-выдохнуть, разжать резко сведенные судорогой пальцы, отпуская ручку-автомат, закрыть планшет и только потом выпрямиться и поднять глаза на Томпсона:

— Простите… Не вижу смысла в военном посту возле моего дома. Поверьте, я могу сам за себя постоять и за спокойствие в своем районе тоже.

Зал замер.

Эван с трудом удержал выброс эфира — тут и так было душно. Лер-мэр судорожно дернул ставший тугим ворот рубашки. Где-то зашуршал фантик леденца. Отец Корнелий кашлянул, разбивая тяжелую, гнетущую тишину.

Томпсон, презрительно глядя в глаза Эвану, заметил:

— Это вызвано не волнением за вашу безопасность. Это вызвано тем, что в вашем доме проживает вернийский шпион. Есть полная уверенность в том, что он будет участвовать в наведении флота дирижаблей при атаке.

Эван сухо сказал:

— Во-первых… Рекомендация: заберите фонари у всех вернийцев, ведь ими тоже можно подавать сигналы. Во-вторых, лишите вернийцев и всех им сочувствующих радиоприемников и радиопередатчиков. В-третьих, профилактически заприте всех вернийцев в лагерях, скажем… Неблагонадежных… В-четвертых, преодолейте свою паранойю, полковник! Нер Мюрай находится под моей защитой. Рекомендую прочитать еще раз королевский указ. Если что-то и случится, то за Мюрая несу ответственность я.

— Вам и болтаться в таком случае на веревке? — с издевкой в голосе уточнил Томпсон. — Вы уверены в этом?

— Попрошу быть внимательнее — мне быть расстрелянным согласно решению суда, если Мюрай нарушит договор. Что-то еще?

— Надеюсь, вы осознаете, что говорите…

Отец Корнелий снова кашлянул и спокойно заметил:

— Полковник Томпсон… Есть неоспоримые свидетельства того, что нера Мюрая заставили оговорить себя под пытками.

— Простите? — опешил Томпсон. Сидевший рядом с ним лер-мэр Сорель покраснел, потом побелел, а потом спешно схватился за графин и принялся наливать воду себе в бокал. Вода литься отказывалась — графин заиндевел, а вода в нем превратилась в лед. Эван понимал реакцию Сореля — он сам находился в некотором шоке. Пожалуй, даже явление богов в залу меньше бы его удивило, чем заявление отца Корнелия.

Инквизитор спокойно заметил:

— Как только закончится дознание, дело Мюрая будет передано светским властям. Но, поверьте, вывод уже можно сделать сейчас — Мюрай не виновен. Так что все ваши колкости в сторону лера Хейга… Простите, нера Ренара, не имеют под собой никакого основания.

Томпсон прищурился и выдержал удар — он старательно спокойно сказал:

— Хорошо. Я принял к сведению. Все замечания нера Ренара тоже.

Главврач тихо проворчал:

— Он про паранойю тоже или забыл?

Эван прошептал одними губами в ответ:

— Забыл, наверное.

— Но с лагерями вы дали маху.

— Это был сарказм.

Отец Корнелий вмешался в беседу:

— Некоторым он не понятен. Перед вами яркий тому пример. Лер Хейг, мы с адером Дрейком откроем все входы в катакомбы для защиты населения во время налетов. Готовьтесь к спасательным операциям по поиску случайно заблудившихся. Натаскивайте своих эфирников на поиск тепла… И готовьтесь к всплеску мародерства и погромов. Храмовники будут ежедневно читать проповеди о миролюбии, но сами понимаете: люди — это люди. Иногда сребролюбие побеждает.

— Приму к сведению, — тихо ответил Эван, все же воспринимать отца Корнелия как союзника было сложно.

В шесть часов, сразу, как закончилось совещание, в городе сработал ревун, призывая горожан включить радио — было сообщено о введении светомаскировочного режима, который будет осуществляться с помощью эфирной сети поглощения фотонов, и комендантского часа с девяти вечера до семи утра. О причинах этого сообщать не стали, чтобы не поднимать панику — вечером на службах храмовники донесут остальную информацию.

Освободившись от очередного совещаний с вызванными на службу суперинтендантами и старшими инспекторами к семи вечера, Эван собирался телефонировать домой — Вики могла волноваться из-за его долгого отсутствия, но тут телефон снова ожил — Поттер доложил о том, что лер Гилл просил напомнить о встрече и телефонировать ему, заодно Поттер уточнил, когда стоит ждать неру Ренар и Мюрая? Эван выругался себе под нос — то, что кто-то нападет сразу на Вик и Брока одновременно, он считал маловероятным. И надо же… Кажется, ошибся. Хотя всегда есть вероятность, что Вики привычно увлеклась в расследовании, ведь рядом с ней теперь такой же сильно увлекающийся Брок. Надо было разбавить эту парочку кем-то трезвомыслящим… Эван сказал терпеливо ожидающему распоряжений Поттеру, что разберется с этим сам.

Он первым делом телефонировал домой Картеру, узнавая, что Вик и Брок ушли из морга в начале четвертого часа, больше о них он ничего не знал. Эван потер висок — искать их через песочницу было бесполезно: они не были в этот день на службе и не оставляли там свои следы для поисков. Да и… Эван признавал — возможно, поиски начинать еще рано. Вики увлекающаяся натура, он не должен показывать, что неуверен в её профессионализме. Нельзя ломать хрупкое, только-только возникшее между ними доверие.

Эван собрался с силами и телефонировал Гиллу по номеру телефона, который дал ему Поттер, с удивлением выслушивая твердый четкий голос:

— Олений остров.

Когда позвали к аппарату Гилла, Эван уже успокоился, задвинул мысли о Вик подальше и взял себя в руки:

— Добрый вечер, Гилл. Приношу свои искренние извинения, но, кажется, и сегодня встреча с Викторией не состоится.

Тот немного раздраженно ответил:

— Я уже себя могильным странником чувствую, которого не собираются пускать на порог.

— Простите, но это просто нелепая случайность.

Гилл прямо спросил, словно он не тальмиец:

— Что случилось в этот раз?

— Абсолютно ничего. Могу я поинтересоваться, что вы делаете на Оленьем острове?

— Я имею полное право не отчитываться перед вами.

Эван напомнил:

— Дело о чернокнижнике ведет полиция. Вам придется.

Гилл проигнорировал его:

— Что случилось с нерой Ренар?

— Полиция имеет право не отчитываться перед вами, — старательно пряча мстительные нотки, сказал Эван.

В телефонной трубке воцарилась тишина, и Эван уже решил, что Гилл бросил трубку, не собираясь отвечать, как тот все же произнес, показательно миролюбиво:

— Инквизиция и лично отец Маркус не стали отказываться от предложенной нашим управлением помощью в отличие от вас. Только и всего. Отец Маркус просит передать, что два потерянных вольта найдены и будут завтра переданы полиции. Так, что случилось с нерой Ренар?

— Пока, надеюсь, ничего. Никаких данных за то, что Мюрай и Ренар попали в неприятности пока нет.

— Она у вас увлечённая натура. Я передам отцу Маркусу, что возможно предстоят поиски Мюрая и Ренар. Хотя буду надеяться, что все обойдется. И… До свидания, Ренар.

— До свидания, Гилл.

Эван положил трубку и вновь задумался. С одной стороны, мешать Вики в расследовании не хотелось, и показывать свое волнение и неуверенность тоже — Вики может все не так понять, если он сейчас развернет её обширные поиски. С другой стороны, они с Броком, действительно, могли попасться чернокнижнику — его возможности были непонятны, и приходилось предполагать все, даже самое невероятное.

Эван подошел к окну, из которого несло холодом.

Восьмой час. На город уже опустилось светомаскировочное плетение.

Фонари сегодня включать не стали. Улицы чуть-чуть освещал свет из окон домов — горожане только-только начали заклеивать окна на случай срыва светомаскировочного плетения.

Движение в городе еще не замерло — паровикам и паромобилям было разрешено передвигаться по улицами при условии снижения скорости и отключении фар.

И где-то там в темноте Вики. Она же заметит, что в городе творится что-то не то? Она же догадается вернуться домой и телефонировать?

В кабинет заглянул Одли. Он кашлянул, заметив открытое окно и зажжённую лампу на столе:

— Кхе-кхе… Нарушаем, комиссар?

Эван захлопнул окно и задернул плотные шторы.

— Уже нет. — он подошел к столу и приглушил лампу — огонек только-только тлел на кончике фитиля. — Что-то еще, серж?

— Почему не дома, а?

Эван пожал плечами:

— Да, так…

— О… О! О!!! — до Одли дошло. Он был сообразительный малый, хоть и слегка неотесанный: — Они пропали вместе, да?! В этот раз они решили не мелочиться и пропали вместе?

— Надеюсь, нет. Надеюсь, что они просто увлечены расследованием. А что?

Одли без спроса сел в кресло перед рабочим столом:

— Так… Рассказывай… — Одли нахмурился, а потом вспомнил: — простите, нер Ренар… Увлекся… Забыл о субординации…

Эван криво улыбнулся, сел за стол и доложил:

— Ничего неизвестно. Вик и Брок так и не телефонировали после вскрытий, с которых ушли в начале четвертого…

— А вы и не пытались узнать…

— Я не хочу поддаваться панике и демонстрировать свою неуверенность в силах Виктории. И Брока.

Одли выдохнул:

— О да. Эти оба… Предприимчивые и самоуверенные до ужаса. Вики в первый же день приезда умудрилась впечатлить сержа Остина и натянуть нос инспектору Дейлу, промахнувшемуся с трактовкой дела неров Бин… А потом за одну ночь она провернула сразу две кражи — в библиотеке и на складе Шмидта. Броку пришлось потом затирать за ней следы эфира. Очень шустрая натура… М-да. Про Брока вообще молчу. До сих пор не понимаю, как он влез в Королевский люкс.

— Полагаю, через крышу.

— Я потом проверял — там замки ого-го. Видать, сильно припекло, раз влез. И что же будем делать, нер комиссар?

— Сам бы хотел знать. Не хочу не доверять Виктории.

Одли призадумался:

— Тогда сперва ужинать, а потом поднимать шорох. Удар за возможную панику могу принять на себя — я вечно бегаю за Броком…

Ужин, принесенный Гудвином, и заодно доклад Одли о слежке за Фейном убил еще полчаса. Время перевалило за восемь часов. Пора поднимать, как сказал Одли, панику, или все еще рано?

— …Фейн полдня убил на музей Естествознания… Зачем бы? — закончил Одли.

Эван потер висок:

— Меня больше волнует, что он хотел от Вики… Впрочем, это расскажет она сама…

И тут зазвонил телефон — Эван схватил трубку:

— Комиссар Ренар, слушаю…

Одли подался вперед в кресле, пытаясь услышать хоть что-то.

Эван положил трубку и сообщил:

— Они на Золотых островах. Просят забрать их.

— И что они там делали?

Эван улыбнулся:

— Сейчас узнаем…

Глава 27 Золотые острова

Странное дело, должно было болеть все, но… Вик чувствовала себя довольно сносно, учитывая положение, в котором они с Броком оказались. Надо признать — отец Маркус был прав. Орать про веснушки стоило. Или сидеть дома. Или ходить под охраной… Вариантов было много, и ни к одному Вик не прислушалась. И вот…

Она, лежа полубоком на чем-то теплом и неудобном, состоящим из, казалось, одних углов, внимательно прислушивалась, стараясь не шевелить глазными яблоками под закрытыми веками — первым признаком того, что человек приходит в себя. Заодно она старательно медленно дышала. И все зря.

Плотную, укутывающую Вик тишину прорезал чей-то стон, ругань и сдавленное бормотание:

— Я не сказал про веснушки…

Подушка под головой Вик пошевелилась, и ей пришлось открывать глаза и смотреть в непроглядную тьму. Даже несчастного Брока не было видно, хоть его сдавленное от боли дыхание было совсем рядом. И хоть бы раз пригодились слова отца о том, как надо приходить в себя, когда попала в плен.

Вик с трудом из-за связанных за спиной рук села, пытаясь понять, где они. Глаза медленно привыкали к тьме, но все равно только Брока и видно — более темным пятном, чем все вокруг. Ноги, вот занятное дело, связаны не были — неуважение какое-то со стороны похитителей. Даже кляпа во рту нет. Куртки, насколько Вик понимала, тоже нет, а вот остальную одежду, кажется, не тронули. Интересно, что из механитов оставили? Или забрали все…

— Брок?

— Вики? Как ты? — прохрипел Брок, тоже, кажется, садясь. Его контуры были еле видны. Он странно дергал левым боком.

— Я в порядке, только про веснушки тоже не сказала… А ты как себя чувствуешь?

— Я сейчас… Руки только затекли. И эфира не чувствую. — Он снова дернулся, и Вик поняла:

— Не вздумай выбивать себе плечо!

Брок замер — темное пятно перед Вик перестало шевелиться.

— У тебя есть другие идеи? Или тебе не связали руки?

— Связаны, и эфир тоже не откликается, — призналась Вик, шевеля пальцами — их она, несмотря на плотно затянутую вокруг запястий веревку, чувствовала. Поздно пришло осознание, что это связано, скорее всего с вольтом, который все еще прятался под кожаным браслетом механита с часами. Значит, часы не забрали — это обрадовало, все же это подарок Эвана на свадьбу, было бы обидно его потерять. А вот магохлыст, кажется, забрали…

— Тогда… — Брок снова зашевелился.

— Брок! Прекрати! Сперва прислонись ко мне. Только надо прикасаться не одеждой…

— За… чем? — кажется, ей удалось шокировать мужчину. Вики призналась — в темноте это давалось легче, чем прямо в глаза:

— Вольт. Я украла вольт с Оленьего.

— Ммм… Иии?

— Помнишь тепло, когда шли на паровик?

— Помню…

— Это вольт. Он действует. Он лечит. У меня все в порядке, даже руки не затекли. Сейчас прикоснись ко мне — вылечим тебя и тогда уже займемся освобождением.

Брок протяжно выдавил:

— Ммм… Хорошо… Хотя плечо выбивать лучше, когда его не чувствуешь, если честно. И, надеюсь, что я не забеременею. — добавил он глубокомысленно.

Вик с трудом сдержала смешок — беременный Брок почему-то представился весьма живо.

— Смейся, смейся — это полезно, — согласился Брок. — Тьма как-то вот… Убивает.

— Главное, чтобы не было крыс, — тихо пробормотала Вик, вспоминая свои детские страхи.

Брок серьезно сказал:

— Не бойся, от крыс я тебя защищу. И от прямоходящих тоже. Только надо как-то развязать руки.

Это было приятно услышать, да и просто живой человеческий голос рядом — уже утешение, подсознание снова пыталось заполнить темноту и тишину крысиными писками.

— У меня с собой нож с памятью формы из Нерху.

— Я о таком только читал, если честно, — признался Брок, наваливаясь на Вик плечом. Его холодная щека прижалась к виску Вики, заставляя вздрагивать. Тепло послушно потекло из вольта в Брока. И магблокировка у Вик не помеха карфианской магии — это же надо!

— Ты же в курсе, что Ренары богаты.

— Я не думал, что твой брат позволит тебе забрать такую ценность — нож Нерху.

— Пять, — поправила его Вик.

— Чего пять?

— Пять ножей. Два в блузках, два в жакетах и один в пальто.

— Ммм, так и знал, что слухи о вашей ссоре несколько преувеличены.

Вик тихо сказала в темноту, затаенно дышащую рядом — оказалось, что так общаться проще, хотя она это и по Эвану знала — в темноте все иначе:

— Он чуть-чуть запутался, я чуть-чуть запуталась, а так мы по-прежнему родные люди.

Она оглядела чернильно-черную тьму, пытаясь понять, где же они оказались — в Аквилите нет подвалов, а в цокольных этажах всегда должны быть окна. Если приглядеться, то кажется, что на фоне общей окружающей тьмы, часть квадратной темноты где-то сверху чуть темнее, а в городе так не должно быть. Там всегда есть свет на улицах.

— Где мы, как ты думаешь?

Брок, судя по шорохам и скользнувшему дыханию по шее Вик, тоже оглядывался:

— Или нас вывезли куда-то за пределы города в глушь, или в Аквилите что-то случилось.

— Вроде светомаскировочного режима? — предположила, не подумав, Вик.

Брок выругался себе под нос, потом извинился:

— …не сдержался… Если будет налет на Аквилиту, то только и останется, что… — он не договорил. Вик на миг даже пожалела, что их связи пока нет — не поймешь, что с мужчиной происходит.

— Брок?

— Прости, Вики, зря я об этом заговорил, — его голос был полон раскаяния. Вик вздрогнула, мысленно повторяя фразу Брока, и возмутилась:

— Пулю в висок?!

Тот её поправил:

— В рот, Вики. Когда все серьезно, стреляют в рот — в висок это детские игры, типа: «спасите меня!»

Вик повысила голос от волнения:

— Брок, ты ошибаешься — так нельзя!

Он, кажется, качнул головой — на миг отстранился, и какой-то сквозняк скользнул мимо щеки Вик:

— Ты не понимаешь, Вики. Это же я… Это будет только моя вина. Я лишь хотел предотвратить войну. Я хотел помочь Вернии достигнуть паритета, а не бомбардировок Аквилиты или Тальмы. Я снова нарушил правило — не связываться с непрофессионалами. От профессионалов всегда знаешь, чего ожидать. Они играют по правилам. Непрофессионалы, те же политики, плевать хотели на правила. Тяжко думать, что в каждом летящем на Аквилиту дирижабле будет мой потенцит. Тот, который я добывал, чтобы был мир.

Вики твердо сказала:

— С пулей перебьешься — я на тебя Дрейка натравлю. Хотя нет, адеру Вифанию. И вообще, надо не страдать по утерянной чести, а исправлять случившееся.

Брок хрипло рассмеялся:

— Я бы рад выбраться в Вернию и настучать всем по головам, но я привязан к Аквилите.

Вик возразила:

— Ты привязан ко мне. И я умею передвигаться. Только Эван может не понять, — тихо добавила она.

— Вики, ты не обязана исправлять мои ошибки.

— Брок, ты тоже не обязан исправлять чужие ошибки. Ты сделал то, что считал нужным — ты спасал Вернию. Кто же знал, что страна не хотела спасаться… Давай для начала мы спасемся. Как теперь ты себя чувствуешь?

— Готов добывать нож. Только скажи — где? — Брок отстранился и сразу стало как-то одиноко и страшно.

— Что выбираешь — лацкан моего жакета или манжет блузки?

Голос Брока прозвучал как-то обескураженно:

— Лацкан — это же там, где…

Вик еле подавила смешок: даже в момент выживания мужчины — такие мужчины!

— Где моя грудь, да!

— Тогда манжет. — покладисто выбрал Брок. — Я сейчас развернусь и… Где конкретно искать в манжете? И в каком — левом или правом?

Вик вздохнула — не факт, что манжет вообще доступен из-за веревок. Иногда надо спасаться все же самой.

— Тогда подожди… — она резко наклонила голову вниз, одновременно дергая плечом вперед, чтобы можно было добраться зубами до края лацкана. Дома отец её тысячу раз так гонял, заставляя доставать нож. Она подхватила тканный уголок, ища зубами мелкую металлическую шляпку ножа, наконец нашла и дернула:

— Все… Шама… — она выплюнула тонкую проволочку, вшитую в шов, себе на подол юбки. — Сама справилась.

— Ммм… Спасибо.

Вик не оценила страданий Брока:

— Не мычи, а то Одли нажалуюсь. И… Поворачивайся спиной — возьмешь нож и передашь мне. Я же буду резать веревки на твоих запястьях. Чур предупреждать, когда попадется… — она замерла — пусть пальцы и не затекли, но все равно шанс задеть случайно руки, был. — …что-то… Не то…

— Вики… Давай сперва освободим тебя — ты нера… — мягко сказал Брок.

— Ага, а говорил — профессионал. Я только криком напугать могу. Еще, конечно, могу ногу сломать ударом по колену, или детей лишить на пару лун…

Брок при этом сдавленно хмыкнул — видимо, осознал глубину угрозы.

— …или убить ударом в кадык, но! Одного! Одного, Брок. Против нескольких мне не выстоять, так что парни вперед, в нарушение всех правил спасения.

— Вики… А ты можешь описа́ть, как выглядит нож?

Она вздохнула:

— Я его тоже почти не вижу. Если он уже прошел трансформацию, то сейчас должен представлять из себя что-то вроде одностороннего лезвия длиной не больше трех дюймов, как нож для резки бумаги без ручки. Так что давай… Бери нож осторожно и передай его мне, хорошо?

— Хорошо, — легко согласился Брок, судя по шорохам разворачиваясь спиной и ища связанными руками нож на юбке Вики. Пальцы прикоснулись случайно к её колену, и Брок извинился:

— Прости, я не хотел. Может, подскажешь, где нож?

— Полагаю, чуть выше. И не красней, Брок.

— Я не краснею. Я стараюсь быть тактичным, насколько это возможно в такой ситуации. Пе́кло… — все же выругался он.

Его пальцы направились чуть выше и, наконец-то нашли нож:

— Гип-гип-ура… Надеюсь, я был не слишком невоспитан…

— Ты все же покраснел. И откуда только Одли взял про твоих нер?

— Так там были мои неры, а ты как бы Эвана… И, Вики, разворачивайся спиной.

Она послушалась, стараясь не сильно отодвигаться при этом от Брока — проклятая темнота, когда ни зги не видно! И страшно… Страшно, что во тьме прячутся чудовища — кто знает, что в голове у чернокнижника творится.

— И ты… Предупреждай, если что-то попадет не то, — фыркнул Брок, пальцами находя её запястье и принимаясь перерезать веревку.

Вик возмутилась:

— Мы не так решили, Брок!

— Это ты решила. — напомнил он. — А я впечатлился тем, что ты можешь проделать с охранником, и решил все возложить на хрупкие девичьи плечи. А если серьезно, Вик, то тебя все же важнее освободить первой.

— Проклятые правила хорошего тона…

— Женщины и дети вперед!

— Хорошо. Я тебе это еще припомню.

Брок осторожно уточнил, просто на всякий случай:

— И… как?

— Возьму и упаду в обморок — вот тогда спасай, как положено, неру!

— Страшная угроза, — впечатлился он, удобнее перехватывая нож — кажется, веревка легко поддавалась. Нож с памятью формы — страшное изобретение Нерху. С виду тонкая проволока, которую не прощупать в одежде, если она хорошо вшита, но стоит только извлечь её из ткани, стирая при этом защитный слой, как металл сам перетекает в изначальную форму, приданную до раскатки в проволоку. Иногда это нож, иногда короткий кинжал — на сколько денег хватит у заказчика.

Вик было страшно в навалившейся тишине — что-то в ней было совсем первобытное, словно ни мира, ни цивилизации больше не было, только они с Броком и остались:

— Что будем делать дальше?

Он отозвался, разбивая глупые страхи Вик:

— Когда я освобожусь, то постараемся ножом вскрыть замок. Или привлечь внимание охраны, нападая, как только он… Или они… Войдут в камеру. Хотя все же лучше тихо улизнуть.

Перерезанные веревки упали, и Вик тут же развернулась к Броку, забирая нож и занимаясь веревками на запястьях мужчины:

— Твоя очередь… И что будем делать, когда улизнем из камеры?

— Ммм… Вики… Я еще в раздумьях.

— Варианты?

— Полицейская честь подсказывает — пойти и настучать по головам всем попавшимся. Честь офицера подсказывает, что надо сперва спасти тебя, а потом вернуться.

— И…?

Брок сглотнул и добавил:

— А нож так близко к пальцам подсказывает, что и ты, и я в плохой форме, и лучше спастись и вернуться с подмогой.

Вики с удивлением в голосе спросила:

— Нож точно это подсказывал? — она перерезала веревки, и Брок тут же отодвинулся в сторону, совсем исчезая в темноте. Только и слышны странные шорохи — наверное, он принялся разминать пальцы и руки. — Брок?

Вик надеялась, что голос её не дрожал — она оказалась одна. Только чужое тепло вольта чуть теплилось где-то в запястье.

Темнота отозвалась голосом Брока:

— Я тут… Нож подсказывал, что ты обидишься, если я не приму тебя в расчет. Я подумал и понял, что нахожусь в самой мерзкой своей форме за последние несколько лет, причем без владения эфиром… Я буду тебе обузой. Так что только идти за подмогой и остается.

Он поднялся на ноги и принялся разминаться дальше:

— Нож оставь себе — тебе важнее. Вдруг местным жителям еще не случившиеся дети до́роги…

— Броооок… Нож возьми. — она добралась до манжета на блузке и дернула очередной нож: — у меня еще есть.

— Хочу быть Ренаром, — признался мужчина.

— Поздно, я уже замужем.

— Попытаться-то стоило… — Он тихо рассмеялся и подошел к двери, пытаясь просунуть нож в дверную щель в поисках запора.

— Брок, я тебе так подарю, только давай ты перестанешь верить в собственное бессмертие и… Не будешь думать всякие глупости о… — Вик не хватило сил договорить. Тьма смыкалась вокруг неё, заставляя искать Брока. Сердце билось в грудной клетке, как испуганная птица, пытавшаяся вырваться из клетки. Вольт омыл её теплом с головы до ног, согревая и утешая. Вик в который раз подумала, что постарается найти этого мужчину и отблагодарить.

Брок обернулся к ней, явно улыбаясь — во всяком случае на темном пятне, бывшем его головой, сверкнуло что более светлое:

— Я очень постараюсь. Просто это противоречит всему, чему меня учили, Вики. Но я очень постараюсь.

Вик промолчала — в темноте не страшно говорить честно, и эту честность надо уважать. Она быстро обыскала себя, ища блокиратор эфира и не находя его. И как же без блокиратора им отсекли магию? И почему для вольта это не преграда…

— Вики…

— Да?

— Тут небольшая проблема — дверь открывается наружу. До замка придется долго добираться.

— Выбьем?

Брок еле слышно рассмеялся:

— Мне нравится твой энтузиазм… Но, боюсь, дверь хорошо укреплена — без штурмового тарана мы даже вдвоем тут сляжем.

— Тогда… Петли? — предложила свой вариант Вик.

— Да, надо попробовать их, если они, конечно, не заговорены от взлома…

Вик тут же предложила:

— Ты берешь верхнюю, я нижнюю — так будет быстрее.

— Так моему росту еще не льстили, — признался Брок, переходя к противоположной стороне двери и ища петли.

Вик присела на корточки и принялась тоже искать петлю — если дверь, действительно, открывается наружу, то петлю удастся вырезать из двери. Если ножам Нерху под силу резать заговоренный металл.

Брок что-то шипел себе под нос, ругаясь — кажется, у него плохо получалось. У Вик тоже. Нож был слишком короткий, и приходилось, чтобы добраться до креплений петли, вырезать дерево. Пальцы уставали, и если бы не вольт, то Вик давно бы сдалась. Брок дышал как-то особенно тяжело.

— Брок?

— Все… Хорошо… — еле ответил мужчина, и до Вик дошло, что он просто замерз — её-то грел вольт.

Темнота скрадывала время, звуки и стыд — Вик вскочила на ноги и спокойно прильнула к спине Брока, согревая его своим теплом, пока он занимается петлей — так важнее. Вольт, спрятанный под механит…

Вик прижалась лбом к спине Брока, где-то между лопатками, и простонала ему в жилет — сюртук у него забрали:

— Брок…

— Ммм…? — так-то совсем напряженно выдавил из себя мужчина.

— А я глупа.

— Ммм?!

Она отстранилась и ножом вскрыла крышку механита, где прятался кристалл потенцита:

— Ты же знаешь руны уничтожения, взрыва или еще чего-то подобного?

— Вики…? — Брок подался в сторону, разворачиваясь к ней и наугад ища её руку. Его пальцы наконец-то нащупали ладонь Вик и механит. — Что это?

— Да так, безделушка. Ты точно знаешь руны уничтожения — я уверена. Выведи их на замке́ и напитай эфиром из кристалла.

— Это уничтожит твой механит.

— Зато освободит нас — небольшая плата за свободу, не находишь? — о том, что это свадебный подарок Эвана, она промолчит. Эван поймет. Точно поймет, только полыхнет при этом жаром во все стороны, но не потому, что вскипит от гнева, а потому что будет волноваться, что Вик и Броку пришлось пережить.

— Уверена?

— Брок…

— Хорошо. Чуть-чуть отойди в сторону — может задеть взрывом. И шум… Шум точно будет. Так что вылетаем в коридор, или что там за дверью, и сразу же к ближайшему окну — бежать, пока за нами не пришли. Поняла?

— Поняла.

Она чуть отошла в сторону. Брок опять что-то зашипел себе под нос, запахло соленым — иногда непонятное прошлое предков давало о себе знать, хоть с теми из Нерху, которые лисы, Ренары не состояли в родстве. Вроде бы. Отец говорил, только верить его словам уже было трудно.

— Брок?

— Ммм? — он промычал в этот раз по вполне понятной причине — сунул кровящий палец в рот. Чем еще, кроме как собственной кровью, выводить руну, когда чернил под рукой нет?

— Все хорошо?

— Ммм! — подтвердил Брок, зажимая в ладони вырванный из механита хрупкий кристалл и ударяя кулаком в руну. Вик поздно сообразила, что так может и пальцы Броку оторвать! А он только о её безделушке и волновался…

Раздался хлопок, который в царящей тишине показался просто оглушительным. Брок умудрился, опережая взрыв на удар сердца, в пол-оборота развернуться к Вик, прикрывая её собой от возможных последствий. Она сама крепко обняла его — не из-за испуга, а затем, чтобы вольт точно сработал. Брок — маг, ему нужны рабочие пальцы. Впрочем, о чем это она — целые руки важны всем!

— Брок… Что бы ни случилось — не отпускай моей руки, хорошо? Мы выйдем вместе. Понял?

— Я постараюсь, — прошептал он и поцеловал её в лоб: — на удачу, лера-драконоборец.

Он рванул к двери, осторожно её открывая — в коридоре горел свет, и глаза слезились, мешая оглядеться.

— Тебе повезло, Брок, что эфир у меня заблокирован… — прошептала ошеломлённая Вик — Эвана бы уже размазало эфиром за что-то подобное. Какая-то вселенская несправедливость!

Брок лаской выскочил в коридор, Вик последовала за ним, отставая на пару шагов. Именно это и спасло его жизнь. Он в последний момент чудом успел увернуться от удара в затылок, принимая его на плечо и падая на пол, на колени — за дверным проемом прятался охранник, сидевший на стуле и дремавший перед этим. Видимо, именно шум взрыва разбудил его — иного объяснения, почему он до этого не слышал всю возню Брока и Вик, не было. Или в камере хорошая звукоизоляция…

Огромный карфианин в простом домашнем костюме — ну почему не в форменной ливрее с гербом рода?! — замахнулся для нового, добивающего удара, от которого Брок, качавший головой и пытавшийся прийти в себя, не успел бы увернуться.

Вик резко, без замаха всадила свой нож карфианину под горло — её нож был обоюдоострым. На руку тут же хлынула холодная кровь. Вик еле подавила рвущийся крик — она впервые убила. Если можно убить, конечно, труп — на пол уже рухнуло полуразложившееся тело. Вик вцепилась Броку в руку, помогая вставать:

— Они тут все… Что ли… мертвецы?!

Вольт заработал в полную силу, передавая силы Броку. Он поймал Вик за запястье и потащил за собой к ближайшему окну — это был цокольный этаж, и оно располагалось почти под потолком.

— Вики… Потом, хорошо?

— Что? — не поняла она, пытаясь решить, как добраться до окна. Только потом до неё дошло, что Брок ждал от неё истерики.

Брок подпрыгнул, вцепился руками в подоконник, подтянулся и забросил ногу. Миг, и он уже был на подоконнике, открывая окно в темноту.

— Вики, хватайся! — он, распластавшись на подоконнике, опустил вниз Вик правую, окровавленную, но выглядящую вполне целой руку и легко подтянул девушку вверх, напоследок оглядываясь в коридор — никаких зацепок! Ничего, что бы говорило, где они оказались.

Вик распахнула створки окна и выглянула наружу — в лицо пахнуло сыростью и холодом. Где-то далеко плескалась река. И ни отсвета, ни блика, ни намека, где они оказались с Броком.

— Прыгаем, Вики! — скомандовал Брок, железной хваткой цепляясь её за запястье. Она в свою очередь напомнила:

— Не отпускай…

— Не отпущу, — твердо сказал он.

— Давай…

— Тут невысоко… — кажется, он пытался её успокоить.

Они шагнули с подоконника в темноту. За спиной раскатом грома, по касательной задевая их с Броком, что-то взорвалось — их побег обнаружили!

Только под ногами оказалась не земля. Под ногами предательски раздалась прочь ледяная вода, обжигая до костей и смыкаясь над головой.

Ривеноук!

Они оказались на Золотых островах в Ривеноук!

Глава 28 И снова "Я люблю инквизицию!"

Темнота.

Глухота. Только слышно бешенный барабанный стук в голове.

Холод. Он пришел исподволь, сменяя ощущение жара, когда тело вошло в ледяную воду.

Жжение в груди. Оно нарастало толчками, вынуждая сделать вдох, впиться в воду, буквально выгрызая глоток свежего воздуха, которого тут нет.

Тепло. Оно совсем незаметно ползло от запястья вверх по руке — даже неведомый парень, спасавший её сегодня, имеет предел.

Тяжесть на ногах. Это ботинки мешают и тянут на дно. Юбка облепила тело, наверное, хорошо, что темно — хотя бы не стыдно от собственного вида.

Паника. Ей нельзя поддаваться! Она никогда не паникует, она не позволит страху овладеть ею и заставить делать глупости.

Рывок. Куда-то в бок. Или вверх? Или вниз…

Слова. «Не отпускай!» И обещание: «не отпущу!» И он не отпускает, только кругом тьма, нет ни верха, ни низа, нет ни дна, ни речной глади. Только мощно тащит куда-то поток — видимо попали в фарватер, и Ривеноук теперь несет их в океан.

Их. Её и Брока.

Ей нельзя сдаваться! Её ждут дома. Её ждет Эван. Он только сегодня сказал, что верит в неё. Он знает, что она справится со всем, она вернется домой, чего бы ей это ни стоило.

Она дернулась, увлекая Брока за собой туда, где, казалось, должно быть небо. Он потянул её, наоборот, в другую сторону. И не понять, кто прав. И времени нет, чтобы спорить. Да и как спорить под водой? Только бы он не разомкнул пальцы. Только бы он не отпустил… Хотя от Брока ждать подлости нелепо.

Последний пузырек воздуха вылетел из Вик, прощальной лаской пробегаясь по щеке, и она поняла, что ошибались оба: и она, и Брок. Небо не там. Спасительный воздух не там. Их заморочили вода и течение.

Она дернула Брока на себя. Он почему-то не сопротивлялся в этот раз. Пальцы на её запястье попытались разжались. Темное пятно поплыло куда-то вбок от Вик. Наверное, на дно. Вик, теряя драгоценное время, рванула к темноте, хватая еще теплое запястье Брока. И снова туда, где должно быть небо.

В груди уже разгорался костер, который может загасить только ледяная вода Ривеноук. Перед глазами расплывались огненные круги. Барабанная дробь достигла крещендо. Пальцы стремились разжаться, бросая неповоротливый, теплый якорь, тянущий Вик на дно.

Дышать… Ради всех богов, один глоток воздуха или воды…

Запястье свело от боли — там, где прятался вольт, закипела кровь.

Дышать!

Вик не сдержалась. И вдохнула. И не умерла. И снова вдохнула, чувствуя, как прибывают силы. И поплыла куда-то вбок и вверх, поперек течения. Она понимала, что это предсмертный бред, что её уже не спасти, что она вот-вот коснется дна и станет… Станет… Она даже нежитью вернется домой — её ждет Эван!

Рывок, снова и снова — это затрепыхался Брок. Кажется, он тоже задышал водой.

Нога внезапно ударилась о что-то твердое. Еще удар, и снова, и снова — дно! Они куда-то все же выплыли… И надо вставать, надо ползти до берега, надо забираться на набережную, но хочется только одного: кашлять, кашлять и кашлять, толчками выталкивая из себя еще недавно спасительную воду, захлебываясь ею, давясь ею, и снова кашлять, не в силах сделать простое и понятное — потерять сознание. Нельзя! Потому что рядом сипит и хрипит Брок, умудряясь между кашлем ругаться и звать на помощь. Только в ответ нереальная для Аквилиты тишина.

Тело сотрясала дрожь, ноги ослабли, сил выпрямиться не было. Руки, на которые попыталась опереться Вики, подогнулись. Впервые в жизни она понимала, почему на улицах города прямо на ледяной брусчатке валяются бездомные — это же такое счастье: просто лежать, даже не пытаясь подняться на колени, потому что встать нет сил. Но если у неё нет сил, когда ей помогает неведомый ангел-хранитель, то каково сейчас Броку, который умудрился отпустить руку Вик, встать и даже тянет её вверх, помогая выпрямиться?!

Она должна! Она просто обязана встать. И плевать, что вода льется ручьем, что кашель душит горло, что ноги подгибаются, что мокрое платье облепило тело, мешая идти. Надо идти, надо искать помощь, потому что улицы темны, потому что улицы Аквилиты вымерли.

Брок, поддерживая Вик за талию, прошептал:

— Вик, я сейчас… Я найду помощь…

Она, еле передвигая ноги, заставляла себя идти — надо добраться до ближайшего дома, иначе они просто замерзнут на ледяном ветру. Юбка медленно индевела. Изо рта вырывался парок, словно душа уже была готова лететь к богам. Вик, перебарывая боль в горле, просипела:

— Не бойся… Я не потеряю сознание…

Брок даже нашел в себе силы, чтобы заглянуть ей в лицо:

— Почему?

После непроглядной тьмы Ривеноук, обычный городской сумрак был словно родной.

— Потому что сейчас… Это несколько неуместно.

Брок хрипло рассмеялся:

— У тебя потрясающее чувство уместности…

— Я… Знаю, — согласилась она, оглядываясь назад — за спиной остались темной громадой острова, с одного из которых они только что выбрались. Еще бы понять, с какого именно.

Брок тоже оглянулся:

— Устье Ривеноук. Еще чуть-чуть, и нас бы вынесло… В океан… Это острова — Три брата. Старший, Средний и Малой. Где-то там наш чернокнижник.

— Мы… Вернемся, — выдавила из себя Вик, прогоняя мысли о том, что стоит лечь на землю и чуть-чуть отдохнуть. Совсем капельку, только чтобы набраться сил. Обратно с земли она уже не встанет. И даже Брок не сможет её уговорить. Тело сотрясала крупная дрожь — вольт больше не грел. Силы её ангела-хранителя иссякли, и дайте Боги ему долгой жизни! Без него Вик уже была бы мертва. Без него и Брок был бы мертв…

Один дом.

Другой.

Третий.

И нигде не открывают. Окна темны, и не понять — это светомаскировка, или никто не хочет пускать на порог двух бездомных. Впрочем, это обычное дело для Тальмы — нищета заразна, нищета насылается богами не зря. Каждый, кто попал в неприятности, заслужил их.

Брок пнул ногой дверь четвертого дома и взревел:

— Откройте! Особый отдел! Старший инспектор Мюрай!!! — он без сил прислонился к двери и просипел: — или я её выбью к демонам ходячим…

Вик жалела об одном — её любимая связка отмычек так и осталась в Особом отделе. После ареста её не вернули… Сейчас бы пригодилась…

Дверь осторожно открылась, и в щели, ослепляя глаза, сверкнул масляный фонарь:

— Что случилось? — женский, испуганный голос. Молодой. Очень.

Вик подставила плечо чуть не упавшему Броку и сказала:

— Констебль Ренар. Нам нужна ваша помощь. В доме есть телефон?

Удивительно, но их пустили… Две молоденьких служанки, оставшиеся в пустом доме — хозяева уехали вглубь страны, спасаясь от войны.

Вик сумбурно помнила, что было дальше — кажется, она все же потеряла сознание.

Темный коридор.

Плед, тут же промокший. Кресло. Кажется, с неё стащили обувь и одежду, оставляя только сорочку. Где-то в стороне отбивался от помощи Брок, впрочем, быстро смиряясь и раздеваясь до исподнего. И Вик, и Броку снова выдали по пледу, восхитительно теплому, мягкому и такому нужному…

Пляшущее в камине пламя. Кашель Брока, когда он телефонировал в Управление, пытаясь объяснить Эвану, где они с Вик оказались. Тепло камина, горячая чашка чая в руке, и понимание — живы! Живы, несмотря ни на что. Можно было закрыть глаза и ни о чем не думать. Наверное, вот он, момент, когда можно дальнейшее спасение оставить на мужчин… Только Вик заставила себя открыть слипающиеся глаза — она себе это позволить не может. Да, Эван приедет и спасет её, но кто спасет Эвана?..

Стук во входную дверь — кажется, Адамс поставил рекорд по скорости. Впрочем, нет, в холле слышны были голоса Эвана и Одли — тот захохотал, увидев Брока:

— Рыжий! И кличку менять не пришлось!

По телу пронесся жар, подсушивая одежду и согревая — хорошо быть магом. Вик почувствовала, как предательская соленая влага потекла по щекам — может быть, она уже никогда не станет магом…

Эван опустился на корточки перед креслом, прижимая к себе Вики, и шепча всякие глупости, которые она от него не ожидала.

— Прости… — еле слышно сказала она Эвану. — Я не хотела пугать…

— Я знал, что ты справишься. — он отстранился, а лицо серьезное, непроницаемое, и пахнет гарью. Не ненависть — страх. — Я верю в тебя, Вики…

Одли хохотнул, подтверждая:

— Мы ваш розыск даже объявить не успели — вы сами нарисовались. Комиссар вообще был уверен, что вы и не собирались пропадать.

Брок, спешно натягивая на себя высушенную Эваном одежду, пробормотал, прерываясь на кашель:

— Нас нашел чернокнижник или его люди — взяли в паровике, когда мы ехали домой. Я даже мявкнуть не успел про веснушки… — он зашелся в диком приступе кашля, и Вик продолжила:

— Я в одного попала эфиром — не знаю, насколько серьезно.

— Найдем, — лаконично ответил Эван.

Вики собралась с силами — Броку было тяжелее, его вольт не поддерживал:

— Пришли в себя в темноте — ни зги не видно было, я даже описать камеру, куда нас посадили не могу. Эфир был блокирован, блокираторы найти не удалось. Освободились с помощью ножа, спрятанного в одежде — его не нашли при обыске, хотя все защитные механиты забрали. Выбрались из камеры, по пути пришлось одного карфианина, стерегущего нас, уничтожить. Он… — Вик все же не смогла закончить, и нить спешного отчета подхватил Брок хриплым, сорванным из-за кашля голосом:

— …он оказался трупом — только Вик ликвидировала его, как он принялся разлагаться прямо у нас на глазах. Наш побег обнаружили, пришлось спешно бежать — через окно прямо в Ривеноук. Выплыли и сразу телефонировали вам.

У Эвана брови на переносице совсем сошлись:

— Ясно.

Вик старательно улыбнулась — когда Эван волновался, он становился лапидарным. Одли фыркнул, разбивая тишину:

— Найдем, и они очень и пожалеют. Надо будет — все острова перевернем.

— Это Три брата, — хмуро сказал Брок.

— Можно подумать — это большая проблема, — Одли стащил с себя плащ и накинул его на Брока: — держи, болезный. Грейся…

— Что не так с островами? — уточнил Эван, беря Вики, все так и укутанную в плед, на руки. Подавая пример, он направился в сторону входной двери.

Одли, подпирая Брока своим плечом, отозвался:

— На Трех братьях самая большая карфианская община. Справимся, — отмахнулся он свободной рукой, — когда мы не справлялись.

Испуганные и взволнованные девушки, принявшие их доме, передали Одли упакованные в бумагу вещи Вики. Одли прощался со служанками, засыпая их комплиментами и обещаниями грамоты от полиции за исполненный гражданский долг.

Вики, кажется, не успела поблагодарить своих спасительниц. Или нет? Во всяком случае Брок это точно сделал — он не из тех, кто забывает добро… Только сейчас, в ярко освещенном холле Вик смогла хорошенько рассмотреть Брока и ахнула — его волосы вновь приобрели ярко-морковный цвет. Вольт лечил все, а не только предположительно бесплодие, или… Вик нахмурилась… Или он все же лечил только одно — последствия силового шторма? Так же тоже может быть.

На заднем диване паромобиля, куда её опустил Эван, аккуратно поправляя на Вик плед и накидывая сверху еще и свое пальто, было уютно и дремотно. Рядом сел Брок, как вчера в паробусе обнимая её за плечи и прижимая к себе.

— Знаешь, — сонно сказала Вик, — я бы хотела такого старшего брата, как ты… Заботливый и не читающий нотаций…

Брок хрипло сказал:

— Считай, что он у тебя есть.

— Хорошо… — Вик закрыла глаза, позволяя себе расслабиться. Она знала — Эван все поймет правильно. Он вообще понятливый, когда забывает про разницу в возрасте…

Эван сел за руль. Одли, в пол-оборота, устроился на переднем сиденье, странно посматривая на Вик и Брока.

Паромобиль медленно стронулся с места — дорогу вместо яркого света фар освещал небольшой эфирный светляк, подвешенный Эваном на капоте.

— В госпиталь? — уточнил Одли.

— Да, — отозвался Эван. — Надо показать Брока и Вик Николасу: купание в Ривеноук довольно опасно.

Вик фыркнула, вспоминая, что на островах нет канализации:

— О да… — она из-под ресниц посмотрела на Одли — знала, что его так забавляет в её облике: — Я похожа на линялую белку, да?

Одли принял самый честный вид:

— С чего ты взяла, Вики?

Брок подавился смешком, но промолчал. Эван глянул на Вик через зеркало заднего вида и внезапно подмигнул.

Вик вздохнула, голой рукой, вытащенной из-под пледа, поправляя налезшие на глаза седые волосы:

— Скоррелировала длину волос Брока с собственными и представила, на что это похоже у меня… Все люди, как люди, а я линялая белка.

Брок утешающе сказал:

— Зато родной цвет волос вернулся — охота чернокнижника на нас с тобой закончится.

— Да… — согласилась Вик. — Надо подстричься, как ты.

Одли крякнул от неожиданности, давясь ругательствами. Эван лишь сказал:

— Тебе пойдет. Да и под шлем будет удобно — когда Николас, конечно, разрешит вернуться на службу.

Брок при этих словах старательно уткнулся взглядом в окно — Вик понимала его: сама жила службой. Неприятно понимать, что оказался совсем не у дел. Мало того, что от службы отстранен, так и магии лишился… Лицо Брока стало непроницаемым, как раньше. Даже улыбка исчезла.

Эван продолжил, словно не замечая его состояния:

— Брок, в ближайшее время восстанавливай форму.

Это прозвучало почти как издевательство. Брок лишь зло дернул уголком рта. Вики хотела вмешаться, но Эван опередил её:

— Скоро выйдешь на службу, надеюсь в собственном звании старшего инспектора…

Вик закашлялась от неожиданности, а Брок вздрогнул, переводя взгляд из окна на Эвана.

— …сегодня на совещании у лер-мэра отец Корнелий заявил, что есть свидетельства о том, что ты оговорил себя. Он сказал, что в ближайшее время инквизиция передаст дело в королевский суд. Тебя полностью оправдают. Я надеюсь надавить на отца Корнелия, чтобы это произошло на днях — ты мне нужен на службе. Поскольку Особый отдел уже не восстановить, я думаю создать отдельное управление по особо важным делам. Или что-то такое же в пику Особому управлению… Все твои парни вернутся к тебе под командование. Вик, надеюсь, тоже. Я все же надеюсь, что рано или поздно этот проклятый срок службы, необходимый для экзамена на детектива, у неё истечет.

Вик потрясенно выдавила из себя:

— Это отец Маркус… Это он все устроил. Только… Зачем?

Одли пробурчал:

— Да плевать, что ему нужно! Повторюсь: я люблю инквизицию! И отца Маркуса лично!

— Я тоже! — Брок рассмеялся, правда его смех быстро перешел в кашель.

Вик нахмурилась:

— Так… Полагаю, допрос в разведке… О, простите, в Особом управлении мне не светит…

Эван качнул головой:

— Неуверен. Фейн или Шекли могут упереться в показания, пытаясь опровергнуть выводы инквизиции. Так что, Вик, надо быть готовой ко всему.

— Тогда, Брок, у меня всего один вопрос: что случилось с Грызом? Понадобится кандидатура на шпиона Вернии. Малыш, по понятным причинам, отпадает…

Брок вновь раскашлялся, вспоминая проделку мальчишки — это же надо было придумать: вернуться в Аквилиту в женском наряде! Зла не хватало на этого мелкого пакостника…

— Я, если честно, не знаю, что случилось с Грызом. Я разбирался с Кюри, когда исчез Грыз. Возможно… Только возможно, с ним разобрался Малыш. А, возможно, Грыз решил где-то отсидеться. Я не знаю.

Вик нахмурилась:

— Значит, на него все скидывать пока опасно — найдется и опровергнет слова… Надо…

Брок перебил её:

— Вики, не стоит лгать под присягой. Рассказывай, как было — тебя же на цереброграф могут отправить.

Вик улыбнулась:

— Дело в том, Брок, что у меня одни догадки — я их могу совершенно честно вывернуть так, как захочу. Даже цереброграф пройду. — Она добавила про себя: «Только таблетки регулатона найду!»

Брок качнул головой и ничего не сказал — подъезжали к госпиталю. Одли только присвистнул от удивления: почти в темноте, только несколько эфирных светляков тускло освещали площадь перед госпиателем, из огромных паровых грузовиков выгружали раненых на носилках…

— Твою же дивизию, — прохрипел Одли. — Это же где так Тальму… То есть нас… Побили?!

Эван, припарковав паромобиль у госпитальной ограды — ближе места просто не было, — открыл дверцу и сказал напоследок:

— Подождите тут в тепле паромобиля. Я постараюсь найти Николаса — вдруг он сможет вас осмотреть. Я постараюсь быстро.

Вик глянула на Брока — тот вновь заледенел, глядя в окно. Видимо, опять вспомнил свой потенцит. И не утешить — общего эфира нет, а обнимать при Одли странно. Да и сам Брок не поймет — не принято в Тальме утешать объятьями. Это только для детей и тайком для влюбленных.

Одли тоже закаменел, отвернулся в сторону, давая Броку возможность побыть наедине со своими мыслями.

Только где-то через полчаса, а то и больше из госпиталя в сопровождении Эвана выбежал Николас. Он, заглянув в паромобиль, спешно набросил на Брока и Вик диагностические плетения, а потом сразу же лечебные:

— Переохлаждение, катар, угроза пневмоинфекции… — Усталый Николас, в грязном, забрызганном халате, выпрямился и сказал: — Эван… Мест в госпитале нет…

— Ничего, я присмотрю за ними дома.

Николас вздохнул:

— Я постараюсь утром забежать, проверить их… И, Эван… Рыбачий, кажется, пал. В шесть доставили на дирижабле выживших оттуда. Сам видишь… На очереди Маяковый остров, ты же понимаешь? Через пару дней, если ничего не изменится, Аквилита… Уезжай. Увози Вики…

— Я не могу, Ник. Ты же не уедешь?

— Я не могу — у меня тут пациенты. — Николас развел руки в стороны.

Эван ответил почти так же:

— А у меня горожане, которых надо защитить… Береги себя.

— И ты… — Николас медленно, сгорбившись, направился в госпиталь. Его окликнули из одного из грузовиков, и Ник собрался и рысью рванул на крик — снова спасать, снова вести бой за жизнь.

Вик сжала до боли глаза — война оказалась так рядом, а она ничего сделать не может. Впрочем, у неё своя война — с чернокнижником, с Особым управлением, с несправедливостью мира. Ей надо отстоять честь Ривза и защитить Брока. И не дать брату отправить Эвана на виселицу.

Глава 29 Штурм

Эван сел за руль паромобиля, обвел взглядом Брока с Вик, сонно сидящих на заднем сиденье, и сказал:

— Что ж… Теперь домой. Лежать в кроватях и лечиться. Брок, это особенно тебя касается — тебя вечно на подвиги тянет.

Брок сипло откашлялся и признался:

— Не тянет, честно. Я чувствую себя Ривеноук, готовящейся к ледоставу… Буду лежать и выздоравливать.

Одли понятливо хмыкнул — Ривеноук даже в самые суровые зимы не замерзала:

— Раз все будет хорошо, то пойду я, надо вернуться в Управление… — он принялся открывать дверь паромобиля, но Эван его остановил:

— Одли, на паромобиле, даже с учетом того, что придется заезжать домой, получится все же быстрее, чем на своих двоих — паровики уже не ходят.

Одли недоуменно повернулся к Эвану, захлопывая дверцу:

— Прости… те… Нер комиссар, я немного не понял. Вы подвезете меня? Меня, да? В Управление… Я серж, вы комиссар… Как-то вот…

Эван качнул головой:

— Не так. Я сам вместе с тобой поеду на службу. — он снял паромобиль с ручного тормоза и резко дернул кулисный механизм, выезжая на улицу и разворачиваясь. Тут до дома было минут пять езды, особенно по пустым из-за комендантского часа улицам.

Одли, игнорируя хриплый смешок Брока, напомнил:

— Нер комиссар… Праздничный день.

Эван никак не отреагировал, и Одли продолжил:

— Последний выходной.

Все, чего он добился — косой взгляд Эвана. Не более того. Одли крякнул и пустил в ход главный козырь:

— Молодая жена, которая пострадала…

Эван все же ответил:

— Вот именно потому, что пострадали мой констебль и мой инспектор, я и еду в Управление. Еще вопросы, серж?

Тот лишь выдохнул:

— Трое. Трое драконоборцев на меня одного…

Брок со смешком сказал:

— Хочешь другого комиссара? — он с трудом подавил кашель. — Кого-то вроде Шекли или Фейна?

Вик счастливо смотрела в окно, за которым быстро проносились темные дома. Для Эвана она по-прежнему была на службе констеблем, а не женой, и вот это разграничение приятно грело сердце. Хотя жаль, что он сейчас уедет на службу — все же взять чернокнижника она хотела сама. Вик отдавала себе отчет, что сейчас важно искать по горячим следам — вдруг найдут, но привитая отцом гордость за лично законченное дело, требовала присоединиться к поискам, несмотря на состояние здоровья. Но тогда и Брок полезет вслед за ней, а он сейчас несколько не в той форме… Вик напомнила себе, что главное — это взять чернокнижника, а не взять его самой. Пора привыкать, что она не одна. Она чуть поежилась плечами, и Брок крепче прижал её к себе, пытаясь согреть. Эван лишь глянул в зеркало заднего вида и промолчал.

Одли хохотнул в ответ на слова Брока:

— Упаси нас небеса от такой пакости. Только обязанность комиссара — остужать горячие головы, а не лезть в самое пекло.

Эван твердо ответил:

— Не бойтесь, серж. Под ногами путаться не буду. Что-то еще?

— Нет, ничего, — качнул головой Одли, разворачиваясь в кресле к Броку: — Рыжий?

— Ммм? — может, Брок ответил бы и более осмысленно, но тут его вновь скрутил приступ кашля. Вик осторожно достала из-под кожаного ремешка вольт и тайком сунула его Броку в ладонь — ему важнее. Она себя чувствовала дико уставшей, её клонило в сон, скорее всего из-за лечебных плетений Ника, но в целом, она гораздо легче перенесла купание в Ривеноук. То, что они, кажется, чуть-чуть утонули там… Умерли, что точнее… Она говорить Эвану пока не будет. Кто его знает, понравится ему жена-утопленница или нет?

Одли подождал, когда Брок отдышится, и лишь тогда продолжил:

— Ты не сказал главного в отчете: как дверь вскрыли?

— Руной уничтожения, — сипло сказал Брок. — Напитал из потенцитового кристалла — у Вик завалялся.

— Руну ножом вырезал или по старинке рисовал?

Брок со стоном понимания, что все пройдет мимо него, признался:

— Кровью, конечно…

Эван лихо припарковался у дверей дома. Тот был погружен во тьму — Поттер всегда досконально выполнял требования властей. Ни отблеска света наружу. Внутри, наверное, свет тоже приглушен, хоть в доме пока никто не спит. Старое правило Тальмы — прислуга не ложится спать, пока не легли хозяева. Надо будет слугам жалование, что ли, поднять — за неудачных хозяев.

Эван вышел из паромобиля, осматривая улицу — пусто, никаких военных патрулей или, хуже того, постов. Все же Томпсон прислушался к словам отца Корнелия. Одной проблемой меньше.

Двери дома спешно открылись — на пороге стоял, освещая улицу узким лучом керосинового фонаря лакей Стив. Эван сжал зубы — он потом переговорит с парнем и постарается все объяснить. Вроде, разобрались же с Чарли, суд не грозит, хотя… Если снова началась та летняя бесовщина, то все может быть. Надо быть готовым ко всему. Тогда, по лету, даже надежные люди предавали.

Эван открыл пассажирскую дверцу, подхватывая босую Вик на руки, и понес жену домой, шепча на ухо нежности — с момента их внезапной свадьбы прошло чуть больше пол-луны, но он до сих пор поражался, что они все-таки вместе, и позволял себе невообразимые глупости. Самое главное — они нравились Вики… Аквилита распаляла холодные нравы Тальмы, и пусть с Аквилитой все будет хорошо! Эван обвел взглядом напоследок темное небо — темных абрисов военных акул-дирижаблей видно не было. Или уплыли, или усилили маскировку.

Брок выбрался сам и похромал к крыльцу. Одли остался в паромобиле, что-то быстро записывая в планшет.

Эван шепнул напоследок Вики:

— Позаботься о Броке…

Она обняла его и поцеловала на глазах у всех:

— Возвращайся. И да будет с тобой Сокрушитель…

— Вернусь, — прошептал он в ответ, занося её в дом.

Оставив Вик на попечении Поттера, Эван вернулся в паромобиль под несчастное Броково бормотание: «Кажется, Вин припрятал где-то мою кровь… Это же надо!»

Эван был с ним согласен — это же надо! Магия на крови запрещена. Ну, почти. Сегодня она очень даже пригодится — главное, успеть до того, как чернокнижник сообразит ею воспользоваться. Магия крови — вещь обоюдоострая, ею можно пользоваться в обе стороны, и в отличие от Эвана и Одли, магия приведет чернокнижника именно к Броку, когда их — только к его дому.

Одли вздохнул, закрывая планшет, когда паромобиль выехал обратно на дорогу:

— В Управление, нер комиссар?

Эван сухо напомнил:

— Я не буду мешаться под ногами.

— Да дело не в этом, нер комиссар. Не хотел при Вик говорить, но… Вам лучше сейчас быть при ней — девочка первый раз убила… Это тяжело переносится, даже если уничтожила всего лишь труп… В такой момент важно, чтобы рядом был кто-то близкий, кто утешит и поддержит.

Эван удивленно посмотрел на Одли — таких глубин психологии он от сержанта не ожидал:

— Ммм… Одли…

Тот скривился:

— Не мычите, комиссар, вы же не Брок… И да, я неуч — признаю, но у парней в отряде у всех был первый раз, первое убийство. Так что опыт есть.

— Ясно, — сухо сказал Эван, тормозя перед железнодорожными путями. Они огибали центр Аквилиты вдоль океана, уходя к Ривеноук, а оттуда уже в тоннель за Полями Памяти и прочь из Аквилиты. Сейчас переезд был закрыт — ехал длинный, темный пассажирский поезд с зелеными треугольниками — символом медицины. Раненых перевозили дальше в тыл.

Одли посмотрел на Эвана:

— Домой вы все равно не поедете… Ясно.

— Вики — сильная женщина, она справится, — неуверенно, словно убеждая самого себя, сказал Эван. — А дом чернокнижника надо найти срочно — пока он сам к нам не пришел по крови Брока. Кстати, откуда у тебя его кровь?

— Не то, чтобы кровь… — смешался сержант, — скорее платок в его крови. Спрятал на всякий случай — Брок мастер влипать в безвыходные ситуации. Пригодилось…

Одли чуть пошевелился в кресле, и Эван повернулся к нему:

— Жаль, что со всей этой заварушкой, я не успел набрать летучий отряд. Одли, может, сам порекомендуешь, кого стоит взять на поиски дома чернокнижника и его возможный штурм?

— Ого, нер комиссар, надеетесь его сегодня взять?

— Думаю, что с кровью Брока это возможно. Во всяком случае попытаться стоит — если не получится, начнем обходы домов на островах и наблюдение… Так, кого порекомендуешь?

Одли криво, совсем как Брок, улыбнулся:

— Может, в Аквилите и нет летучего отряда, но в Управлении по особо важным делам штурм-отряд есть.

— О как…

Поезд, громыхая колесами и печально светя красными прощальными фонарями, скрылся в темноте. Эван стронул паромобиль с места, для ускорения дернул ручку впрыска жидкого топлива:

— Значит, остается найти гогглы…

Одли снова улыбнулся:

— И гогглы есть, нер комиссар.

— И серебряные пули? — Эван решил уже ничему не удивляться.

— И серебряные пули, — подтвердил Одли. — Лер-мэр не скупился, снаряжая наш отдел, чем Брок и пользовался. Все будет — и штурм-отряд, и снаряжение, и амуниция подходящая. Не стоит волноваться, нер комиссар. А то, что оно не нашлось на складах полиции, так я сразу понял, когда власть стала меняться, что надо прятать и хранить — для комиссара-драконоборца. Насмотрелся, пока служил в армии, как легко все разворовывается при смене власти… Ренала и новых колоний за глаза хватило, чтобы заучить основное правило: припрятать и вернуть, если власть заслуживает.

Эван бросил на Одли косой взгляд:

— Значит…

— Вы заслуживаете, — легко отозвался сержант. — Парни пойдут за вами хоть в пекло. Дайте полчаса — штурм-отряд будет готов к выполнению задачи. Арбогаст там за главного…

Эван нахмурился:

— Алистер?

Одли пожал плечами:

— А чему удивляться? Он лучший ищейка, хороший боец, сильный маг, молчаливый и надежный… Себ еще слишком молод, а Лео — хаотик, его не поставишь за главного, его владение эфиром в любой момент может подвести. Кстати… Надо будет Лео взять с собой — он не в штурм-отряде, его поставим на ритуал. Лео, как любой хаотик, когда рассержен или напуган, способен на невозможное.

— Ритуал созвучия я проведу сам, — отрезал Эван, тормозя у погруженного в темноту Управления.

Одли приподнял бровь:

— Нер комиссар, вы у нас один, между прочим.

Эван перед тем, как выйти из паромобиля, обернулся на сержанта:

— Справлюсь. Не стоит волноваться.

Он захлопнул дверцу паромобиля и передернул плечами — в мундире было холодно, а пальто он оставил дома.

Одли, тоже захлопывая дверцу, уточнил:

— Нер комиссар, вы же не обидитесь, если я Лео все же захвачу на операцию? Ну… Просто так, ради подстраховки.

— Я не идиот, Одли. Конечно, бери всех, кого считаешь нужным. Распорядись о паробусе и собирай отряд. Я пока переговорю с военными — предупрежу, что в районе Трех братьев будет использоваться полицейская сигнализация.

* * *

Резко похолодало. Мороз проникал под тонкую ткань мундира, пробирая до костей. Думать, как чувствовала себя Вик в мокром платье, было больно.

Эван оперся локтями на широкий парапет набережной и смотрел, как темная, высокая из-за прилива вода накатывает на каменный берег. От воды шел пар, укутывая набережную туманом, словно стыдливо пытался спрятать острова и их страшную тайну.

Рядом у моста, ведущем на Среднего брата, собрались парни штурм-отряда. Странно, но их всех Эван хорошо знал — пятнадцать бравых констеблей Брока. Все с гогглами на головах, в черной, старого еще аквилитского фасона форме с эфирным отводом глаз, с сигнальными ракетами — те, кто не был магом, с «питбулями», заряженными серебряными пулями — Вик убила карфианина-охранника ножом, но тот был созданием Нерху, кто его знает, что в него вложил мастер. Серебро останавливает любую нежить. Должно хватить, иначе придется туго, хотя тот же Лео уничтожил карфианина, напавшего на Вик, простым ударным эфиром — опять же, бывает ли простой эфир у хаотика? Пока одни вопросы по поводу карфианских живых трупов, может, придется добывать ответы уже боем. Сегодня. Они обязаны сегодня найти дом чернокнижника. Ожидать визит живых трупов к Броку — так себе идея. Дома Полин, дома слуги, которые на такую опасность не подписывались.

Алистер, разложив карту островов на парапете набережной, что-то молча показывал парням. Одли кивал, соглашаясь. Эван старательно не лез — Аквилиту, и тем более Золотые острова он почти не знал.

Парни напоследок единым общим жестом сверили ручные хронометры, наподобие тех, что носят военные — леры до сих пор предпочитали карманные часы. Одли что-то пробурчал, и констебли принялись расходиться, каждый отправляясь в свою точку наблюдения. Эфирный отвод глаз действовал безотказно — стоило парням отойти на пару ярдов по мосту, как они терялись из виду, и поднимавшийся от реки туман совсем тут ни при чем.

Одли, чуть ежась от холода, подошел к Эвану:

— Ну все, нер комиссар… Красавицы разошлись по своим местам. Теперь ждем от них сигналы о готовности и…

Он покосился на парапет, где Эван уже вывел мелом руну созвучия с вектором силы, направленным на острова — Брока всяко заденет эфиром, но по касательной, дом находится в стороне. Осталось только положить платок Брока, пропитанный его кровью и напитать руну эфиром.

— Ждем… — согласился Эван, пробуя новое для себя плетение — переместив точку прогрева воздуха в сторону Маякового острова, запиравшего устье Ривеноук, он поднял ветер, разгоняя туман. Он сейчас ни к чему — сигналы не будут взлетать высоко, и в тумане их легко пропустить.

Через четверть часа на самом дальнем острове — Малом сверкнул последний пятнадцатый огонек. Все вышли на свои точки. Пора начинать.

Эван положил платок на руну и принялся напитывать её эфиром. Подобное к подобному. Кровь к крови. Только вышедшие на охоту на чернокнижника констебли увидят эфирное сияние. Остальные ничего не заметят — вряд ли даже Брок заметит, что светится. Только эфира должно быть очень много — должна загореться не капля крови, так глупо оставленная Броком в доме чернокнижника, должна загореться вся камера, где держали взаперти Вик и Брока — иначе констебли просто ничего не увидят. В идеале… В идеале должен засветиться весь дом.

Лео старательно стоял в стороне, не пытаясь вмешиваться.

Одли даже как дышать забыл, только и слышно периодически его:

— Ну же… Ну же…

Только в ответ темнота — или камера смотрит окнами на другую сторону Ривеноук, или сил Эвана недостаточно. Он спокойно достал из поясных ножен кинжал и полоснул по запястью, кровью напитывая руну. Так надежнее. Не получится и сейчас — он не идиот, он уступит место Лео, вдруг получится у него.

Мужчины продолжали всматриваться в темноту до рези в глазах — на них гогглов не хватило. Тихо. Лишь плещется неспокойная река, и глухо в груди бьется сердце: получится или нет, хватило сил или нет, пора сдаваться и признавать собственное бессилие или… Еще плеснуть крови.

Эван обернулся на застывшего, как камень, Лео — парень собирался с силами, даже жилы на висках вылезли, дико пульсируя, а вокруг его рук начал клубиться алый эфир.

— Может, попробуешь ты? — тихо предложил Эван. Пусть он лер, пусть лерам не положено показывать собственное бессилие, но глупо играть в родовую гордость, когда на кону чужая жизнь.

— Есть! Есть! — заглушая ответ Лео, заорал от счастья Одли — над дальним краем Малого зажглась сигнальная красная ракета «Требуется подкрепление!»

Лео, моментально успокаиваясь, подал свой носовой платок:

— Держите, нер комиссар. Он чистый, честное слово!

Эван поблагодарил и протянул ему кровящую руку:

— Поможешь?

Тот вместо ответа принялся завязывать платок поверх уже прижжённой эфиром раны.

— А я силами собирался, собирался, — признался Лео, — а в ответ тишина, словно эфира и нет.

Хаотики часто не видят собственных сил и не могут их адекватно оценить.

— Он клубился вокруг тебя, Лео. Он точно был, и было его много. Честно. Тебе бы хватило сил. — успокоил его Эван — он обернулся к парапету и огнем уничтожил руну вместе с платком и собственной кровью. — Просто верь в себя.

Одли улыбнулся, замечая, как остатки крови сгорают в магическом огне.

Эван веско сказал:

— Даже не думай.

— Что вы, нер комиссар. И в мыслях не было, что вы можете попасть в неприятности. У вас лера-драконоборец дома — она вас где хочешь достанет. Так вы сейчас к судье за ордером?

Эван зло сверкнул глазами:

— Серж, я же сказал — я не буду путаться под ногами. И… так… — он глянул в темноту, скрывавшую громаду островов: — у вас тут газа нет?

— Нет, нер комиссар, — не понял его Лео. Одли только фыркнул.

Эван серьезно сказал:

— Тогда… Я ясно слышу крик о помощи. Кто-то зовет на помощь.

Одли рассмеялся:

— Вы точно с Броком два близнеца-брата… Что ж. На штурм, так на штурм! И все же… Нер комиссар, держитесь за спиной Лео, всеми богами мира заклинаю — такие комиссары, как вы, на дороге не валяются…

* * *

Штурм небольшого по меркам Золотых островов дома был стремительным — когда Эван с парнями добрались туда, Алистер уже распределил констеблей по местам атаки и ждал только разрешения.

Пара согласованных по времени ударов штурмовым тараном в парадную и заднюю двери, пара выбитых окон на первом этаже — остальные заблокировали эфиром по избежание побега хозяев, и штурм начался.

Раздались первые выстрелы, которые почти сразу же смолкли — ворвавшийся в дом Эван просто прошелся огненной эфирной волной по всему дому, гася возможное сопротивление. Одли, штурмовавший дом через заднюю дверь только охнул, когда эфир промчался мимо, не задевая его:

— Ну и зачем этому человеку вообще штурм-отряд нужен был?!

Никакого чернокнижника обнаружить в доме не удалось — везде только валялись трупы седьмичной, а то и больше давности, если судить по степени разложения. Ни единой живой души.

Впрочем…

С цокольного этажа прибежал констебль Габен:

— Нер комиссар… Там внизу… Там внизу…

В одной из камер лежал на кровати изможденный белоголовый парень, уже ожидаемо лишенный конечностей.

— Твари… — еле выдавил из себя Алистер, не в силах молчать.

Глава 30 Кто сторожит сторожей

Холл был погружен в полумрак. Горели только несколько настенных бра. Огромная люстра под потолком уже была завернута в чехол, чтобы не пылилась. Вот бы всю Аквилиту так завернуть в чехол и спрятать. Зря потенцит ушел тогда в Вернию — сейчас было бы не так страшно. Надо было… Надо было там, в катакомбах что-то сделать, что-то предпринять, как-то остановить Малыша.

Вик с болью подумала: «Да, разряд эфира в прекрасную нериссу — самое то…» Она понимала — все напрасно. Даже если сейчас они с Броком бросят тут все и окольными путями уедут в Вернию, то все равно ничего предпринять не успеют. Вик украдкой бросила взгляд на Брока — если ей так больно, то как себя сейчас чувствует он — для него было важным остановить войну, а он все лишь усугубил. Мужская честь таких потрясений не любит…

К Вик спешно подошел Поттер:

— Нера Виктория, позвольте вам помочь…

— Нет, спасибо, — старательно твердо сказала она. Пока спасти Брока она не может. Надо спасать Эвана.

— Нера..?

Стоя по середине холла босиком, укутанная в плед, Вик понимала, что не в таком виде надо говорить со слугами, но если это не сделать сейчас, потом может оказаться поздно. Для них с Эваном поздно — Чарльз изменился, и изменился так внезапно, словно история с Ривзом повторилась.

— Пот… тер, — Вик прочистила горло, и снова сказала, глядя только на замершего перед ней дворецкого — Стивена, впустившего их с Броком в дом, она намеренно игнорировала: — Поттер, прошу, соберите, пожалуйста, в холле всех слуг. Абсолютно всех, вплоть до посудомойки и побегушки. Ведь еще никто не лег спать?

Дворецкий с трудом удержал лицо — таких потрясений традиций, как лечь спать раньше хозяев, он никогда бы не допустил:

— Как можно, нера Виктория. Еще никто не спит — ждали вашего возвращения. Подождите пару минут, присядьте в кресло — сейчас все соберутся…

Он повернулся к Стивену:

— Позови всех из людской, пожалуйста. — Поттер собрался куда-то идти вслед за недоумевающим лакеем, но Вик остановила его:

— Прошу, Поттер, еще пара вопросов.

Тот послушно развернулся — само спокойствие, словно не ему сейчас высказали недоверие:

— Да, нера Виктория?

Рядом закашлялся Брок — Вики поздно сообразила, что прежде, чем устраивать разборки со слугами, надо было отправить его в постель. Теперь он не уйдет добровольно — и вечная уверенность мужчин, что неры нуждаются в защите и поддержке, и неуемное любопытство не позволят этого. И в кресло, конечно же, он не сядет, хоть вот-вот свалится от усталости — как же, нера на ногах, потому и присесть невместно. Она оглянулась на Брока — тот лишь позволил себе облокотиться на спинку кресла, чтобы не упасть.

— Поттер, скажите… Мой брат привез с собой из Олфинбурга двух горничных и лакея Стивена.

— И повариху, нера. — напомнил Поттер.

— И повариху, да… Больше никого?

Поттер важно кивнул:

— Нет, нера. Всех остальных слуг привез я. Они все из старого дома нера Эвана Ренара, если это важно.

Вик подтвердила, под недоумевающим взглядом Брока:

— Важно, очень важно. Вас никто не просил пристроить своих родственников к нам в дом?

— Нет, нера. — голос Поттера так и оставался невозмутимым, хоть беседа давно перешла все границы приличий — Поттер был из рода потомственных дворецких, и все вопросы Виктории задевали его профессиональную гордость.

— Мой брат не рекомендовал кого-то?

— Нет, нера, — уверенно сказал Поттер. — Всех остальных слуг отбирал лично я, следуя своим личным предпочтениям — никто не влиял на мое решение. За каждого из слуг я ручаюсь головой. Нера Виктория, я могу поинтересоваться, чем вызваны такие вопросы?

— Чуть-чуть подождите, нер Поттер. Лично к вам никакого недоверия нет — я сейчас все объясню. Все дело в моем брате.

— Хорошо, нера Виктория. — дворецкий, оглядев холл, склонил голову в легком поклоне: — слуги ждут, нера…

Вик заставила себя улыбнуться, собираясь силами для разговора — словно снова шагать в темноту, не зная, земля встретит или предательский холод Ривеноук. Брок мягко прикоснулся к её плечу — раньше бы согрел эфиром, теперь магии нет:

— Виктория, я рядом, если что.

— Спасибо, — прошептала она, а сердце заходилось от волнения — если её не услышат, если её не поймут, то будущего у Эвана не будет: Чарльз умеет играть грязно, а у Вик нет никаких законных способов ему противостоять. Только уволить несогласных, но это не поможет Эвану.

Она шагнула в сторону длинной шеренги — слуг в их доме оказалось много, очень много, и снова в голове возник вопрос их содержания, им с Эваном столько слуг не по карману…

Первым в шеренге встал Поттер, за ним стоял старший лакей Джон, за ним совершенно точно враг — Стивен, детектив из «Ангелов мщения», и надо убедить его перейти на их с Эваном сторону. Потом стояла экономка, няня, две горничных — тоже враги, повариха, посудомойка, мальчик-побегушка, садовник…

Вик откашлялась и решительно сказала:

— Все знают: я констебль, я, как и мой муж нер Эван Ренар, как и нер Брок Мюрай, служу закону. Служба никогда не бывает гладкой — иногда ты побеждаешь в схватке, иногда побеждают тебя. Сегодня мы с нером Мюраем чуть-чуть проиграли схватку, но вернулись домой живыми. Так бывает. Я отдаю отчет, что так может быть не всегда. Я отдаю отчет, что однажды мне может не повезти, и я не вернусь домой живой. Это служба. Я со всей уверенностью заявляю, что даже если я не вернусь живой, то никакой вины моего мужа в произошедшем не будет. Это только мой выбор — быть констеблем и рисковать своей жизнью… Я знаю, что большинству людей, стоящих тут, я могу смело доверять. Я знаю, что большинство тут предано дому и хозяевам — мне и Эвану. Я знаю, что большинство никогда не предаст нас. И я ценю вашу преданность дому и Ренарам. Но… Я так же знаю, что тут в шеренге есть люди, которые считают, что не всем Ренарам надо быть преданными. Я знаю, что тут есть те, кто преданы моему брату Чарльзу Ренару… Так вот… Предупреждаю — я такого не потерплю. Вы или преданы дому и всем его домочадцам, или сейчас же честно скажите…

Брок кашлянул за спиной Вик, и она поправилась:

— …вернее, после подойдете ко мне, и мы расторгнем договор. Если вы не сделаете этого сегодня, в течении часа после нашего разговора, то я автоматически решаю, что вы выбрали преданность дому и предательства не потерплю. Любой, кто телефонирует в Олфинбург моему брату или кому-то, кто может передать сведения о случившемся сегодня, будет уволен без рекомендаций. Любой, кто телеграфирует моему брату, или напишет письмо, или еще как-то доведет до сведения до «Ангелов мщения» о случившемся сегодня, будет уволен. И, поверьте, я превращу в ад жизнь того, кто предаст доверие Ренаров — мое и моего мужа. Я не допущу, чтобы из-за вашей якобы преданности пострадал мой муж. Мой брат изменился…

В горле запершило, и Вик кашлянула, прочищая его. В голове снова полыхнула мысль: «Вот, опять! Чарльз, Тони, кто еще?!» — и пронеслась дальше — Вик было не до того.

— …Чарльз сильно изменился и все происходящее вокруг меня и нера Эвана Ренара воспринимает в неправильном свете. Я хочу разобраться в том, что происходит, и я разберусь! Поверьте, это всего лишь странное заблуждение моего брата, не более того.

Брок тихо подсказал:

— Вики, они не понимают, о чем ты.

— Кто надо — тот понимает. Поверь… — она вновь повернулась к слугам: — я понимаю, мои слова звучат крайне обидно для тех, кто предан дому, я понимаю, что говорю жестко и непонятно для большинства, но я хочу донести до меньшинства простую мысль — будьте преданы дому и домочадцам. Если у вас есть какие-то сомнения, вопросы, если вы не согласны со мной в оценке происходящего, если вам кажется, что вы знаете что-то важное — подойдите ко мне и поговорите со мной. Я развею ваши сомнения или подтвержу их. Если не доверяете мне или боитесь огорчить — подойдите к Эвану Ренару. Если не доверяете ему — есть старший инспектор Брок Мюрай, он в ближайшее время выйдет обратно на службу, так только позволит здоровье. Я ему полностью доверяю — моя жизнь зависит от его жизни. Не доверяете даже Мюраю — есть сержант Одли, обратитесь за разъяснениями к нему… Но! Не к моему брату. Сейчас он предвзят, я не хочу, чтобы моего мужа отправили на виселицу за то, что он не совершал.

Брок с трудом сдержал удивление, его ругательства потонули в приступе кашля — кажется, Эван не все ему рассказывает.

Вик обвела всех взглядом и закончила:

— Я приношу свои искренние извинения тем, кого задела недоверием. Тех, кто предан не лично мне, а моему брату — жду в течении часа. Простите, больше времени на раздумья не дам. Все свободны… И приятных снов…

Толпа перед ней склонилась в поклоне и рассосалась.

Брок галантно предложил руку:

— Пойдем, Вики?

— Пойдем… — вздохнула она, сама беря его за локоть — ему важнее. — Тебе надо отдохнуть.

— Надо, — покладисто согласился Брок. — И тебе тоже.

— И мне, — вздохнула Вик, только пока ей не до отдыха.

Следом за ними по лестнице стали подниматься обе горничные и Стив.

Брок прокашлялся и все же спросил:

— Вики, по поводу виселицы…

Она еле слышно попросила — тоже неважно себя чувствовала, а ведь еще разговор со слугами предстоит:

— Пожалуйста, потом, хорошо? Я все объясню… Если сама, конечно, пойму…

Брок в ответ лишь кивнул — видимо, очень сильно болело горло. Он тяжело опирался на руку Вик, но она ни за что бы в этом не призналась. Его последние пол-луны были ужасны. Лестница даже для Вик казалась очень длинной, а ступеньки бесконечными… Плед сполз с плеча Вик, и Стив тут же тихо спросил:

— Нера Виктория, я могу поинтересоваться степенью добровольности при нанесении татуировки?

Вик вздрогнула и чуть не оступилась на лестнице — её поддержала одна из горничных. Стив предпочел страховать Брока.

— Татуировка? У меня? — не поняла Вик, поворачиваясь к Броку. Ни одна нера в трезвом уме никогда не сделает себе татуировку — это же моментально сделает её изгоем в обществе.

— Повернись спиной, пожалуйста, — прохрипел Брок. Она послушно повернулась, еще чуть-чуть приспуская плед — горничная укрыла ей плечо:

— Татуировка на шее, нера Ренар.

Брок осмотрел странную темно-коричневую руну, похожую на причудливую родинку, и тут же расстегнул ворот рубашки, обнажая свою шею:

— А у меня? — он при поддержке Стивена повернулся спиной к Вик.

Она вздохнула:

— Что ж… Блокиратор эфира найден. Небеса, я же теперь ни на одном званом вечере или балу показаться не смогу. Хотя на фоне потери эфира — это такая мелочь…

Стивен кашлянул и поинтересовался:

— Будет ли приравнено к измене вам и неру Эвану, если я поинтересуюсь у своих источников по поводу татуировки? У меня есть выход на общину карфиан, но в Олфинбурге…

Вик развернулась к лакею, точнее к детективу:

— При условии заключения стандартного договора о расследовании со мной. И ни слова Чарльзу до конца расследования — я сама все ему расскажу.

Стив склонил голову в знаке согласия:

— Как скажете, нера Виктория. Тогда я телефонирую в Олфинбург — раньше начнем, раньше расследуем…

Одна из горничных сказала:

— Нас нер Чарльз Ренар нанял защищать вас. Ни о каких договоренностей об обязательном информировании не было. Единственное — прошу пересмотреть условия. Вам требуется защита не в доме, а за его стенами.

— Вот уж нет! — возмутилась Вик. — Констебль в сопровождении компаньонки — это уже слишком.

— Такого же констебля? — тут же предложила горничная.

— Нет! Лучше помогите с информацией… Вот это точно важнее всего — тут я согласна со Стивеном. А теперь, если все решили, то ради всех богов — спать… Сил стоять нет. И, Брок, это не значит, что меня надо брать на руки! Я же могу попросить Стивена о том же самом в отношении тебя!

Брок откашлялся и покраснел:

— Понял… Был неправ…

* * *

Гилл застыл на пороге комнаты Маркуса. Она была небольшая и совершенно необжитая: голые стены, заправленная по-военному узкая кровать, рабочий стол, утопавший в бумагах, электрическая лампа зеленого стекла, плотно зашторенное окно — через открытую форточку доносились звуки ночной, неспокойной Аквилиты: кто-то кричал о вернийцах и сигналах, раздавались полицейские свистки и звуки драки — еще не погромы, но уже близко, очень близко.

Маркус сидел за столом и что-то быстро писал. В простой рубашке (в комнате было душно) и домашних штанах он совсем не походил на грозного инквизитора. Гилл вздохнул — иногда реальность очень обманчива, как, например, в случае с Марком. Тот, услышав скрип двери, отложил в сторону автоматическое перо и развернулся на стуле к Гиллу: «Добрый вечер. Проходи!»

Гилл прищурился и сказал, проходя в комнату и садясь на кровать — больше в этой аскетичной комнате сидеть было негде:

— Недобрый вечер. Тебе нестыдно?

«За что? — не понял его Маркус, быстро копаясь в мыслях друга. Гилл даже чувствовал скорость, с которой они просеивались и откидывались в сторону. Или это, скорее всего, его мнительность. — А, за это… Нет, нестыдно»

Гилл качнул головой:

— Иногда я жалею, что успел тогда… Очень жалею. — прозвучало это очень горько. — Зачем ты так, Марк?

«Надо», — коротко ответил Маркус, снова разворачиваясь к столу и берясь за ручку. Гилл не выдержал и эфиром вырвал её из рук друга:

— Марк, поговори со мной!

«Не умею, Эвирок!» — отрезал мужчина.

— Ты все прекрасно понял. Зачем ты заставил отца Корнелия солгать на совещании? Ты же прекрасно понимаешь все последствия этой лжи. Хейг явно поверил… Он расскажет Мюраю, и тот обнадежится. Ты хоть знаешь, как чувствует себя человек, когда потерял все, и вдруг блеснул лучик надежды?! Ты хоть понимаешь, что почувствует Мюрай, когда поймет, что это была ложь… Что никто не снимет с него клеймо предателя? Мое слово против трех показаний — мне не перебить в суде при пересмотре дела показания Блека, Фейна и Шекли.

Маркус подвинул бумагу, которую писал перед приходом Гилла, на край стола: «Подписывай!»

— Что это? — Гилл взял документ и принялся внимательно читать.

Маркус любезно пояснил: «Твои заверенные эфиром показания, что Мюрая под пытками заставили оговорить себя. И не забудь заверить эфиром.»

— Не поможет, Марк. — но вопреки своим словам, он тут же расписался и заверил эфиром.

«Показания трех офицеров против одного Шекли?»

— Трое? Я, Блек… И? — Гилл нахмурился, пытаясь понять, что же происходит. — Думаешь, кто-то поверит, что Ривз так был опечален случившимся с Мюраем, что перед смертью написал признательные показания?

«Фейн. Он уже заверил бумагу у нотариуса. Шекли заткнется и на все согласится. Мюрая оправдают. И я знаю, что чувствует человек, который поверил в спасение и вдруг понял, что ошибся — ты постоянно об этом мне напоминаешь.»

Гилл приложил правую руку к сердцу и покаянно склонил голову:

— Прости, Марк. Я был неправ. Я… Мой юношеский максимализм вернулся во всей красе.

«Прощен», — Маркус положил подписанный Гиллом документ в папку и убрал её в сейф, потом вернулся за стол и развернул стул к Гиллу. Тот сидел, уткнувшись в пол, и переживал. Маркусу пришлось вновь повторяться: «Кайл, я серьезно — я не злюсь. Я знаю — я отнюдь не добро, но насмехаться над Мюраем не входит в мои планы.»

Гилл оторвался от осмотра носков своих туфель и поднял глаза на Маркуса:

— Ты пойдешь ради Мюрая против главы своего храма?

«Изыди, атеист!»

Гилл скривился, но вопрос повторил:

— Ты пойдешь ради Мюрая против короля? Ведь Мюрай — шпион Вернии. Это совершенно точно. Ты солжешь королю?

«Главой моего храма может быть только Сокрушитель. Только боги — основа храма, а отнюдь не король и Защитник веры. Я держу отчет перед Сокрушителем, и перед ним я чист. Мюрай хотел лишь одного — мира. Он хотел предотвратить войну. Так что перед богами он чист. Пусть будет чист и перед людьми. Ты веришь моему слову?»

— Да! — твердо сказал Гилл. — Значит, ты и в его мозгах покопался… В чьих еще?

«Неважно. Что-то еще, Кайл?»

— Ты куда-то спешишь?

Маркус обвел руками свой стол: «У меня много работы.»

— Хорошо. Тогда еще одна новость — Фейн явно собрался штурмовать катакомбы в поисках потенцита — он весь день пропадал в музее Естествознания у знаменитого макета… А еще Фейн очень расстроен новостями, которые с городского собрания принес Шекли. Особенно его задела новость о пересмотре дела Мюрая. С чего бы?

«С того, что он шантажировал неру Ренар. И она по глупости согласилась — а ведь вроде умная женщина. Пришлось вмешаться.»

— Именно поэтому отец Корнелий и высказался о Мюрае, — задумчиво сказал Гилл. — И в мозгах неры Ренар ты тоже покопался… Заодно с мозгами отца Корнелия… Марк, ты не много ли себе позволяешь?

«Не больше, чем обычно»

Гилл, к сожалению, знал: усовестить Марка практически невозможно. Как же, сверхчеловек, которому дано больше, чем другим…

— Значит, следим за Фейном? За ним, кстати, кто-то ходит — кто, я не понял…

«Сержант Одли. За тобой, кстати, тоже ходит парочка — охрана, а не топтуны. Так что не вздумай сбрасывать с хвоста!»

— Дожил — боевой офицер ходит по городу с охраной! Ниже падать некуда.

«Падать всегда есть куда — это ты зря. И по поводу новостей о возможном теракте в отношении Особого управления — это утка, её запустила полиция. Можешь не бояться подрыва.»

— Одной головной болью меньше.

«И за Фейном я пойду один.»

— С чего бы?

«С того, что я так решил.»

Гилл пристально посмотрел в алые глаза Маркуса — и ведь не передумает, считает, что раз менталист, то справится со всем.

— Хорошо. Тогда я дожму Шекли.

«Не смей трогать Шекли.»

— Но сколько можно тянуть? Раз в катакомбы идет Фейн, то Шекли безопасен.

«Мы можем ошибаться. И в катакомбы Фейн может идти как раз из-за Шекли. Тягу к наживе тоже легко подогревать, как и тягу к насилию. Мы до сих пор не знаем, кто точно: Шекли или Фейн — наложил проклятье на Ривза. Так что сидишь и ждешь моего возвращения, боевой офицер.»

— Я не ребенок, Марк. Я не нуждаюсь в защите и помочах. Я справлюсь!

«Напомнить, что ты, такой не нуждающийся в защите стал тварью, которой все равно, что в подвале убивают человека?»

— Я там был самый вменяемый…

«Ты не полезешь к Шекли!»

Гилл прищурился:

— А иначе..?

Маркус чуть наклонил голову вниз, заглядывая Гиллу в глаза, и тот рухнул, как подкошенный, на кровать. Инквизитор в последний момент эфиром удержал его голову, не позволяя удариться о стену.

…Привычно тошнило. Голова гудела, как… Как… Как всегда после чистки. Гилл застонал — опять! Только поверишь, что Марк — человек, а он опять проклятая нелюдь, которая считает себя выше всех. Сверхчеловек, чтоб не попал к своему Сокрушителю, а горел во тьме без богов…

Чья-то рука… Хотя, почему чья-то? Рука Марка подлезла под шею, помогая повернуться на бок.

«Таз на полу. Если тошнит — смело наклоняйся вниз…»

— Иди в пекло… — прошипел Гилл, сглатывая вязкую, едкую слюну. Каждый раз он надеялся, что привыкнет, что реакция организма притихнет, но нет — каждый раз, как первый. Хорошо, что не ел — рвать его было не чем, хоть желудок снова и снова содрогался в болезненных судорогах. А эта белоснежная тварь еще и придерживала за плечи, еще и стакан с водой подала: «Выпей — станет легче!»

— Катись откуда выполз…

«Кайл…»

Гилл оттолкнул и стакан, и руку, его удерживающую. Вода окатила рубашку, впрочем, та и так была мокрая от пота.

— И что в этот раз ты стер? Чего я лишился?!

«Кайл, прости. Я сделал это ради твоей защиты.»

— Катись… В пекло… — Гилл все же смог сесть. Марк тут же отошел в сторону. — Вот поэтому… Вас и убивают во время становления дара…

«Да, я помню, ты до сих пор жалеешь, что успел тогда.»

Маркус сложил руки на груди и прислонился спиной к столу, разглядывая Гилла — тот прикрыл глаза, его до сих пор штормило. В голове бил, не переставая, колокол боли. Тошнота ворочалась в животе, утихомириваясь.

— Так… Проклятье Ривза помню. Визит к Ренарам помню. Похороны Ривза… Нет… Отправка тела в Олфинбург… Не помню. Блек — помню. Ты его арестовал… Фейн? Шекли? Не помню…

«Ты не помнишь, потому что ничего важного и не было. Тело Ривза до сих пор тут. На Фейна и Шекли ничего нет. Продолжаем следить. Близко к ним не подходим — помнишь же, что это опасно?»

— Так… Душитель? Ничего не помню… Что с Душителем?

«Ничего. Ты хотел привлечь к расследованию неру Ренар, но мы посовещались и решили, что это преждевременно. Что-то еще?»

Гилл открыл глаза и встал, чуть пошатываясь:

— Ответь на один простой вопрос…

«Слушаю.»

— Кто сторожит сторожей, Марк? Кто?!

Тот честно ответил: «Сторожей сторожу я.»

— А кто сторожит тебя?

«А меня сторожат боги, совесть и ты. И да, я помню — ты жалеешь, что тогда успел. Твое право прикончить меня, когда я зайду слишком далеко по твоему мнению, у тебя по-прежнему есть. И я по-прежнему обещаю, что не буду сопротивляться.»

Гилл с трудом дошел до двери:

— Катись ты… Никогда больше не подойду к тебе…

«Подойдешь — ты единственный, кто остановит меня, когда я свихнусь, а я свихнусь, как все эмпаты и менталисты — невозможно жить в постоянном ментальном шуме и сохранить разум. Нельзя знать, что ты — венец эволюции эфира, и не попытаться это воплотить в жизнь.»

— Катись в пекло, Марк… — Гилл протянул руку к дверной ручке, но дверь открылась сама. На пороге стоял секретарь Маркуса Брендон:

— Отец Маркус… Вам телефонировали из полиции. Нер комиссар Ренар просит вас прибыть на Малого брата — там обнаружено логово чернокнижника. Велеть разогревать котел паромобиля?

Маркус качнул головой:

— Спасибо, не надо. Меня подвезет лер Гилл.

Тот обжег его яростным взглядом, но тут же взял себя в руки:

— Последний раз. Лишь из-за неры Ренар — она попала в эти неприятности только из-за тебя.

«Спасибо, Кайл!»

«Вали в пекло, Марк! Я серьезно. Последний раз. Только ради страны и коро… В пекло и короля! Только ради чести.»

Глава 31 Маркус и его секреты

Дом, к счастью, был телефонизирован — не возникло проблем с вызовом экспертов, санитаров, детектива Стилла и отца Маркуса. Доктора привел местный патрульный констебль — почти поднял из кровати пожилого карфианина, живущего поблизости. Впрочем, осмотрев неизвестного альбиноса, лежащего на простом топчане в пустой камере, доктор Сато развел руки в стороны:

— Простите, я ничем не могу помочь. У пациента крайняя степень истощения, сепсис, пролежни… Очень запущенный случай. Даже при хорошем уходе и лечении он не проживет больше седьмицы, и то не приходя в сознание. Слишком поздно.

Эван сухо сказал:

— Понятно. — Значит, вся надежда была на отца Маркуса и адеру Вифанию. Обидно выжить после таких издевательств от рук чернокнижника и умереть, будучи освобожденным. Эван осторожно принялся вливать свой эфир в пострадавшего — вдруг поможет. И Дрейк, и Брок говорили, что эфир универсален, что глупо зацикливаться только на родовых огненных техниках, когда можно куда как больше. Сейчас Эвану отчаянно хотелось в это верить.

Сато принялся собирать свой небольшой саквояж, складывая туда фонендоскоп и инструменты, которыми он обследовал пролежни.

— Мне очень жаль, но помочь мужчине невозможно, — еще раз повторил доктор, поправляя сползшие на кончик носа круглые очки. — Запущенный случай.

Он вздохнул и достал из саквояжа бутылек черного стекла:

— Выпаивать по чайной ложке каждые полчаса. Поддерживающее лекарство. Не спасет, но хоть до больницы живым парня довезете. И денег не надо. Созидатель, да храни этого парня… — добавил Сато, накладывая на искалеченного парня священный треугольник. — Больше ничем помочь не могу.

— Спасибо, — поблагодарил его Эван, тут же прося стоящего рядом констебля: — пожалуйста, раздобудьте ложку.

— Будет сделано, — коротко ответил констебль и отправился на поиски.

Эван проводил его взглядом, еще раз посмотрел на умирающего парня и все же спросил доктора:

— Вам известен подобный ритуал, доктор Сато?

Седой, худой, как жердь, мужчина взорвался:

— Ритуал?! Это варварство, а не ритуал! Вот уж не думал, что, покинув Карфу, столкнусь с чем-то подобным. — Он с трудом взял себя в руки и гораздо тише сказал: — Вы не знаете, но в Карфе, особенно в западной, это просто какой-то кошмар… Полвека назад такого бы не допустили. Полвека назад альбиноса убили бы сразу при рождении или родная мать продала бы, избавляясь от проблемы. Сейчас под влиянием принятого закона, распространяющегося на всю Карфу, положение альбиносов стало меняться, порождая вот такие извращенные формы — теперь мать, растя сына или дочь альбиноса, заранее выбирает, что лучше продать колдунам: руку или ногу ребенка. Закон же говорит — нельзя убивать альбиносов, он не говорит, что их нельзя калечить. Это какая-то дикость, если честно.

— И никто не пытается с этим бороться?

Сато вздохнул:

— Закон — это и есть вся борьба. Защиту последние десятилетие дает только храм.

— Дореформаторский? — уточнил Эван.

Сато отрицательно качнул головой:

— Тальмийский. После окончания Тальмо-Арнийской войны за протекторат над странами западного побережья Карфы, храм заявил, что предоставит убежище каждому альбиносу, обратившемуся за помощью. При условии, конечно, принятия истинной веры. В устье Ойры даже построили город-крепость под названием Приют. Местные его называют иначе — город Удачи. Город, где живут альбиносы. Это единственное место, где их не убивают и не калечат, но там и охраны, как у Золотого резерва Тальмы… Вот так-то… Если вопросов больше нет, то я пойду — время позднее, а мне завтра с утра в больницу…

— Можно последний вопрос?

— Да, конечно. — разрешил Сато, беря свой саквояж и выходя в коридор — в камере ужасающе воняло разложением и немытым телом, несмотря на широко открытое кем-то из констеблей окно под самым потолком.

— Есть разница между женщинами и мужчинами альбиносами для… Для привлечения удачи? — Эван еле смог прилично сформулировать вопрос. Как-то жизнь его не готовила к обсуждению количества удачи в конкретных человеческих частях тел.

Сато сморщился, словно выпил уксуса:

— Они детей убивают, а вы — мужчины, женщины… Им все едино — лишь бы принесло денег. До свидания, нер комиссар.

— До свидания, доктор Сато. — Эван вздохнул, протягивая доктору пальто, которое все время осмотра держал в руках: — спасибо, что не отказали в помощи.

Доктор ушел, и Эван вернулся в камеру, оставаясь один на один с умирающим. Эфир струился прочь из Эвана и исчезал в умирающем парне, как в ненасытной бездне, словно кто-то продолжал высасывать из парня все соки.

Эван задумчиво потер висок и прошелся по камере. Сато сказал, что разницы для привлечения удачи нет — мужчина или женщина. Но именно для чернокнижника разница была. Сюда притащили Брока, но не Вик до этого. В могиле на Оленьем был похоронен тоже мужчина-альбинос, и тут сейчас умирал тоже парень. А Вик… Вик подверглась операции в порту, почти там же, где её поймали. И кто знает, выжила бы она после операции, брошенная там в одиночестве, пока они искали бы её. Небеса, как им с Вик повезло с Броком!

В камеру заглянул Одли и позвал в коридор:

— Нер комиссар, нашли камеру, где заперли нашу Вик… И Брока, конечно.

Эван спешно вышел и попросил одного из констеблей из коридора присмотреть за неизвестным, ему же передал лекарство:

— …выпаивать каждые полчаса сказали. Когда принесут чайную ложку, конечно.

— Будет сделано, нер комиссар. Не извольте беспокоиться! — кивнул констебль, заходя в камеру и кашляя от царившей там вони.

Эван вздохнул, раскашлялся от запаха и пошел прочь, проверяя, чтобы струйка эфира, связывающая его с парнем, не исчезла. Обидно умереть именно сейчас. Хотя жить так, как сейчас, почти беспомощным обрубком — еще обиднее. Эван поклялся сам себе, что обязательно отследит судьбу парня и поможет, если он выживет. Протезы на потенците чрезвычайно дороги, но способны полноценно заменять конечности.

Одли взглядом проследил за эфирным потоком, текущем из Эвана, но ничего не сказал — видимо, решил, что каждый сходит с ума по-своему. Сержант повел Эвана за собой по плохо освещенному коридору, сплошь в комнатах, переделанных под камеры. Сейчас огромные дверные запоры были сняты, и констебли тщательно проверяли камеру за камерой, пытаясь понять, кого же тут содержали. Не дом, а настоящая тюрьма.

За углом, куда Эван свернул вслед за Одли, все было точно так же — только коридор покороче, да у дверей одной из камер, где вместо замка зияла обугленная дыра, лежал несвежий труп. Эван внезапно подумал, что все трупы тоже стоит обследовать на предмет вольтов — ну, а вдруг? Что-то же приводило в действие эти тела. Что-то же их заставляло выглядеть и двигаться, как живых. Для чего-то же чернокнижнику нужна была Вики…

Одли сказал, замирая у камеры с трупом:

— Лео узнал — все дома на острове принадлежат неру Аранда, торгово-промышленный дом «Согласие». Он живет как раз в соседнем доме. Жаль, что уже поздно… — он с надеждой глянул на Эвана, но тот отрицательно качнул головой — действительно, поздно.

— Завтра утром нанесу визит неру Аранда, — поморщился Эван — ему только жалоб о полицейском произволе сейчас не хватало. Да и не факт, что хозяин дома знает, что творили тут его арендаторы.

Одли, выразительно глядя на Эвана, намекнул:

— Жаль, что повода вломиться нет… — надежда в голосе сержанта противоречила его словам.

Эван косо глянул на Одли:

— А ты кровожадный, серж.

— Есть немножко. За своих обязательно нужно быть кровожадным. — Одли присел на корточки у трупа и вытащил из его шеи короткий нож. Сержант протер его об одежды трупа и протянул Эвану:

— Держите, нер комиссар. Пусть лучше так не доедет до экспертов, чем пропадет по дороге. Дорогая вещичка, тут любой не устоит.

Эван завернул нож в платок и сунул в кобуру к пистолету:

— Как скажешь, серж.

Он принялся осматривать дверь, где расплавился замок — Брок выжег эфиром. Удивительно, как пальцы не повредил — взрыв, должно быть, был сильный. Надо будет не забыть, подарить Вики новый механит с часами. Эван огнем нанес руну созвучия на внутреннюю сторону двери, где должны были остаться капли крови. Одли присвистнул, наблюдая, как загораются капли по всему коридору и на оконной, почерневшей от копоти раме:

— А наш рыжий не мелочится. Пол-ладони он себе разрезал, что ли?

Эван пустил по каплям пламя: кровь сгорала, и тут же призрачный синий свет созвучия гас. Вскоре погасла и руна на двери — больше капель крови Брока не было.

Одли тихо произнес:

— Хорошо, что теперь забота о Броке на ваших плечах, нер комиссар. — и насмешки он не скрывал.

Эван, старательно глотая слова о недопустимости хранения чужой крови, ведь именно это сегодня помогло выйти на чернокнижника, направился к открытому окну в конце коридора. Игнорируя Одли, тащившего стул, Эван легко подпрыгнул наверх, подтягиваясь на руках и садясь на подоконник. Он осторожно выглянул наружу. Светляк упал из его рук в холодные воды Ривеноук.

Одли снизу спокойно заметил:

— Тут почти десять ярдов, нер комиссар. Наши замеряли. Лететь было высоковато.

Эван коснулся рукой обгоревшей рамы:

— А еще в них разрядили залп эфирного огня. — он нахмурился, и Одли снизу напомнил:

— А док про переломы и ожоги ни слова ни сказал.

— Удивительно. — согласился Эван, спрыгивая с подоконника — в коридоре показался отец Маркус в неожиданном сопровождении — лер Гилл. Опять. Это уже не может быть совпадением — их встреча второй раз за день. Может, они что-то недоговаривают, ложью о сотрудничестве что-то покрывая? Например, собственную дружбу.

Отец Маркус, внимательно рассматривая коридор и обугленную раму, поздоровался и спросил:

— …Настолько я полагаю, вы позволите принять участие в осмотре и обыске дома, нер Ренар? Ведь вы для этого меня вызвали.

Эван протер руки платком, стирая копоть:

— Не совсем для этого, отец Маркус. Мы нашли выжившего после ритуала парня-альбиноса. К сожалению, он в очень плохом состоянии. Вы бы не могли помочь? Нам важно знать, как его звали, кто он, откуда, как попал к чернокнижнику, что вообще видел… — при этом Эван старательно вспоминал Вики: её редкую улыбку, её мягкие губы, её еще робкие руки… Было сложно — и выстраивать беседу, и думать о Вики, но все лучше, чем дать отцу Маркусу свободно копаться в мыслях. Мнению Вик он доверял, и подвергаться ментальном сканированию не собирался.

Отец Маркус деликатно кашлянул:

— Простите, нер комиссар, но, кажется, вы меня с кем-то путаете. Я инквизитор, а не волшебник. Я не умею проникать в чужие головы и делать чудо. Это не ко мне.

Эван скривился, но продолжил думать о Вики:

— И все же, попробуйте, отец Маркус. Многие инквизиторы — некроманты. Вдруг парень с вами заговорит? Иначе у нас будет очередной висяк — я поднял сегодня все дела о пропавших парнях в Аквилите. Там никого подходящего под описание нет. Может, это вообще ваш Фишер — вы-то его видели, в отличие от нас. За погляд, вот слово чести, денег не берем. А вы потом обследуете дом — вы же тоже ведете расследование. Вам это тоже важно. Проще вести расследование вместе, чем прятать друг от друга сведения и мешать.

Гилл при этом старательно молчал и смотрел в сторону. Эван дорого бы заплатил, чтобы узнать — переговаривались ли они при этом с отцом Маркусом или нет? И о чем говорили?

«Тебе, что, сложно?»

«Несложно — трудно потом объяснить!»

«Надо же! А если я тебя прощу?» — Гилл при этом продолжал задумчиво осматривать обгоревшую раму.

Маркус бросил на него косой взгляд и сказал Эвану:

— Нер комиссар, чуда не ждите.

«Не будет чуда — не будет прощения!» — Гилл обернулся на Эвана:

— Вы в курсе, что рама сожжена огнем с Той стороны?

— Простите, лер Гилл, что?

Маркус кашлянул, напоминая, что он еще тут:

— Я осмотрю парня. Показывайте, где он…

Одли неохотно вызвался его провожать, оглядываясь на Гилла и комиссара — про огонь и Ту сторону ему тоже было интересно.

Эван, провожая взглядом уходящих прочь Одли и отца Маркуса, тут же спросил:

— Простите, не могли бы вы пояснить, что за Та сторона?

Гилл, медленно направляясь к трупу и присаживаясь возле него, пояснил:

— В Карфе много верований. В том числе и в души предков, которые помогают живым в этом мире. Души предков живут не как у нас при богах, а существуют возле нас, или, как верят другие — на Той стороне, в мире мертвых, и откликаются при просьбах. Правда, просить умерших о помощи может не каждый — только бокор или жри́цы. В Карфе нет разделения на черную или белую магию — если она помогает роду, то она уже хорошая. Бокоры или колдуны ради рода способны на многое — исцелять или калечить, не имеет значения. Главное — польза для рода. — Гилл притронулся к трупу, задрал веки, заглядывая в глаза, потом выпрямился и вытер руки платком: — зомби, душа уже получила свободу. Во всяком случае, я на это надеюсь — в теле её нет. Она могла вернуться к бокору, хоть это и редкость — душу без тела сложно удерживать.

— Зом… би…? — по слогам произнес Эван незнакомое слово.

— Живые мертвецы, не нежить. Они разумны, в отличие от нежити, и одухотворены. — пояснил Гилл. — Бокор убивает жертв особым способом, забирает душу, а потом похороненное тело само выбирается из могилы и идет делать свои дела.

— Какие?

— Чаще всего просто жрать чужие мозги. Реже, если бокор силен, то выполняет его приказы. Если бокор очень силен, так называемый Мудрый, то зомби выглядят как живые, не разлагаясь.

Эван потер висок:

— Ясно. У нас очень сильный бокор.

— Сюрприз… — констатировал Гилл, заглядывая в камеру. — Мудрые не покидают Карфу — там их сила, там их предки. Нужна очень важная причина, чтобы бокор приехал сюда. М-да…

Эван, направляясь в сторону камеры с альбиносом, спросил:

— Лер Гилл, вы бывали в Карфе?

— Служил в начале карьеры. Тальмо-Арнийская компания.

— Это там вы пересеклись с отцом Маркусом?

Гилл бросил на него косой взгляд:

— Пытаетесь поймать меня?

— Нет, — Эван заложил руки за спину и спокойно выдержал взгляд Гилла. — Просто предположение.

— Я тогда был лейтенантом, форт Джексон, если это о чем-то вам говорит.

— Устье Ойры?

— Оно самое. С Марком пересеклись случайно — местные мальчишки примчались и сообщили, что охотники поймали совсем белого белого мужчину. Пришлось нестись на спасение. Удалось. Марк тогда чуть не лишился левой руки. Ему местный бокор её приживил.

— …и кое-чего еще лишился, кроме руки, — добавил Эван.

Гилл снова колко посмотрел на Эвана и безмятежно добавил:

— Вы правы. И кое-чего еще, о чем не принято говорить в приличном обществе.

Эван лишь кивнул.

— Что-то еще? — спросил Гилл.

Эван остановился возле закрытой двери камеры, где лежал альбинос. Рядом стояли Одли и Лео. Даже Алистер подошел, ожидая новостей от инквизитора.

Эван потер висок и все же спросил:

— А где был отец Маркус, скажем… С вьюговея до зарева прошлого года?

Гилл пожал плечами:

— Не знаю. Он мне не отчитывается. Вы же понимаете, мы просто случайные знакомые. Знаю лишь, что раз в луну он точно приезжает в Олфинбург — отчитаться перед храмом.

Дверь открылась, и на пороге возник совершенно белый, даже в прозелень, отец Маркус:

— Парня зовут Гарри Смит. Он из Арселя. Последние его воспоминания связаны именно с Арселем. Про Аквилиту и как он сюда попал, он не знает. И о собственном плачевном состоянии он тоже не в курсе. А вот жить отчаянно хочет. Душа просила попытаться его спасти. Больше ничего узнать не удалось — душа измучена и хочет покоя. Нер комиссар, этого хватит?

— Более чем, отец Маркус. Моя благодарность вам не имеет…

— Оставьте, — отмахнулся отец Маркус. — Это мой долг. Мне нужно чуть-чуть отдохнуть…

Одли кивнул ближайшему констеблю:

— Джек, проводи отца наверх — пусть отдохнет в одной из уже обследованных комнат.

— Это не обязательно, — вмешался отец Маркус. — Я могу отдохнуть в паромобиле, пока лер Гилл любезно отвезет Смита в больницу.

Пока Эван собирался с мыслями — можно ли доверить умирающего парня инквизитору, Гилл все решил сам:

— Конечно, отец Маркус! — сказал он, заходя в камеру и легко подхватывая почти невесомое тело парня. — Отвезем сестрам Вифании и Манон — если кто и способен его спасти, то только они. Доброй ночи, неры!

Маркус тоже попрощался:

— Доброй ночи. Пожалуй, мы сюда уже не вернемся. — он пошел вслед за Гиллом, и его откровенно покачивало.

Эван, дождавшись, когда Гилл и Маркус поднимутся по лестнице, резко развернулся к Арбогасту:

— Алистер, проверь следы отца Маркуса и скажи… В парке Прощения… — Эван тут же поправился: — Прощания…

Уже больше двух седьмиц кто-то регулярно менял название парка — поймать нарушителя, разорявшего мэрию на все новые и новые адресные аншлаги для парка, пока не удалось.

— …там были следы отца Маркуса в числе тех, кто подходил к леру Гиллу?

Ищейка понятливо кивнул, присел у порога камеры, трогая рукой пол, потом тщательно обнюхивая пальцы. Каждый ищейка работал по собственной методике, так что смеяться над Алистером никто не собирался.

Ищейка нахмурился, встал и склонил голову в жесте покаяния:

— Это моя вина, нер комиссар! Я не успел закончить отслеживать все следы. Да, в парке лер Гилл встречался с отцом Маркусом — в этом нет сомнений. Если бы обследуя следы возле вашего дома, я был бы более внимательным, то сразу же опознал следы инквизитора. Это моя ошибка.

Эван оборвал его — ему неуверенный в себе ищейка не нужен:

— Не стоит корить себя, Арбогаст! Никто от вас и не требовал срочных результатов, тем более что дела пока нет. Но, получается, что все это время нас водили за нос.

Одли крякнул, уже все понимая:

— Твою же дивизию… Получается, это Эвирок навесил проклятье на Ривза и Брока — вот сволочь! Встретился с инквизитором в парке, дождался смерти Ривза, констатировал его смерть, потом развел бурную деятельность… Перед приходом к вам, нер комиссар, получается, отец Маркус вновь навесил проклятье на Эвирока, тот показался, убедил, что ни при чем, и снова сняли проклятье. Вот твари…

Эван задумчиво кивнул:

— Получается, что так. Убили и разыграли перед Викторией спектакль.

Он заметил, что Гилл стал для Одли, наверное, и для всех остальных, Эвироком.

— Вот что ни говори — если род гнилой, то от всех представителей тянет гнильцой, — скривился Одли. — Что ж, Аквилите с Эвироками не повезло — так их и тянет тут кого-нибудь убить. Не буду теперь препятствовать сведению счетов с Эвироком — заслужил! Только понять бы еще — за что он так с Ривзом.

Эван вспомнил, что именно Ривз по намекам комиссара Олфинбурга расследовал дело Душителя. И тут отец Маркус раз в луну приезжающий в столицу очень даже укладывался в схему преступления. Стоит узнать, не в новолуние ли он приезжал…

Одли, заметив, как Эван задумчиво трет висок, сказал:

— Нер комиссар… Вы явно что-то недоговариваете.

— Просто все очень зыбко.

Одли продолжил, пока Лео и Алистер терпеливо молчали:

— Не хочу каркать, но знаете, что бывает, когда один знает что-то о расследовании и не делится? Не дай боги, конечно, но все смертны, а расследование может зайти в тупик без ваших смутных подозрений.

Эван успокоил сержа:

— Вик в курсе.

— Та самая, которую дважды похитили? Так себе запасной вариант. И Брока не надо приводить в пример — этот еще хуже. Нер комиссар… Не надо играть в секреты — тут все свои.

Эван скривился… Вздохнул… И все же сказал — это и парней касалось:

— Вик считает, что отец Маркус — менталист.

К чести парней, они не завозмущались невозможностью существования менталистов, как сам Эван, лишь задумались, пытаясь понять к чему клонит комиссар.

Эван тут же пояснил:

— В Олфинбурге прошлый год с вьюговея по зарев каждое новолуние были убийства. Очень странные убийства. Каждое новолуние, начиная с новогоднего. Маньяка прозвали Душителем с алой лентой — именно ею он и душил. Еще и бант кокетливый на шее оставлял… Эксперты зашли в тупик. Странгуляционная полоса у жертв каждый раз была разной. Она то уходила вниз, словно душитель ниже жертвы, то уходила вверх, словно душитель высокий, он был то левшой, то правшой. Кто-то утверждал, что видел женщину в плаще на месте преступления, кто-то доказывал, что видел Душителя-мужчину. Свидетели забывали свои показания, кто-то вдруг вспоминал что-то новое, уводившее следствие в другую сторону. Было… Странно. Душителя так и не поймали. Убийства заглохли сам по себе. Дело Душителя с алой лентой, кроме полиции и Ангелов мщения, в том числе вел Ривз по поручению короля. Его расследование закончилось тоже странно — он со слов Эвирока доложил королю, и в тот же день все улики были уничтожены, а Ривз впал в немилость. Насколько это соответствует правде, теперь сложно сказать в свете новостей о проклятье. А теперь вставьте в это уравнение с Душителем и Ривзом приезжающего в Олфинбург раз в луну…

— …Маркуса. — тихо сказал Лео.

Алистер лишь скривился, а Одли понятливо согласился:

— Менталист идеально вписывается в схему преступления. Только при чем тут король?

Эван пожал плечами:

— Сам бы хотел знать. Кстати, Чарльзу Ренару, брату Вик, на днях прислали алую ленту. Может, совпадение. Может, нет. Но, кажется, дело об убийстве Ривза может оказаться связанным с Душителем и отцом Маркусом. И королем…

Лео снова влез:

— Может, он что-то вроде левой руки короля? Его ручной убийца или что-то в этом вроде. Может, Маркус только в становлении дара? Или это была его проверка на соответствие должности. И тогда убийство Ривза Эвироком и Маркусом в Аквилите удачно вписывается.

Он поймал внимательные взгляды окружающий и тут же смешался:

— Ну так, это в качестве бреда… Зачем королю менталист…

— Это здравая идея, Байо, — похвалил его Эван. — Очень здравая! Кстати, какой у тебя стаж в патруле?

Тот смешался:

— Так… Три года будет скоро. А что?

Эван решительно сказал:

— Готовься к экзаменам на детектива — одного Стилла будет мало для отдела по особо важным. Будешь оской-детективом.

— Я?! Я же тупица необразованная…

— Вот заодно и подтянешь знания, пока будешь готовиться к экзаменам. Я поговорю с Вик — она поможет. — Эван посмотрел на наручные часы.

Одли заботливо подсказал:

— …домой? Мы тут справимся, честное слово…

Эван посмотрел на него, на парней и сказал:

— Поеду в город — посмотрю, как горожане переносят первую ночь с комендантским часом. Потом заеду домой, а часам к восьми вернусь сюда — нанесу визит неру Аранда.

Глава 32 Сверить выводы

Вик проснулась от легкого, почти невесомого поцелуя в висок. Шершавые, сухие губы скользнули по коже… Мятное свежее дыхание обожгло висок. Эфира не было, как и рабочих механитов, так что в этот раз Эван легко уклонился в сторону от недовольного взмаха руки — Вики не сразу сообразила, что это может быть только муж. «Мууужжж… До чего смешное слово…» — сонно подумалось Вик под насмешливое:

— Доброе утро, солнышко! — Кажется, Эван начал привыкать к её буйному нраву.

От него узнаваемо горько пахло дешевым мылом дивизионной душевой, и Вик, отказываясь просыпаться — вечер у них с Броком вчера был тот еще, — сморщила нос, тут же услышав:

— Сменю! — констебли, пользующийся дивизионной душевой, будут ей должны. Пользоваться этой вонючей гадостью античеловечно. Надо будет подсказать Эвану разобраться с местным интендантом.

Шторы в спальне уже открыли, и солнечный свет заливал комнату. На улице во всю щебетали птицы и гремела капель, стуча о железо отлива окон. Намечался ясный, погожий денек, и, кажется, зима в Аквилите ограничилась новогодним снегопадом. Жалко — Вики любила зиму. Правда, купание в зимней реке все же слишком.

Трещал огонь в камине, вкусно пахло едой — ароматно чаем с бергамотом, сладко джемом, масляно свежими гренками. Просыпаться совершенно не хотелось, и Эван вновь её позвал:

— Солнышко, вставай!

Вик с трудом разлепила глаза и хотела потянуться за поцелуем, но Эван, видевший на краю постели, отклонился в сторону:

— Вики, тут Ник. — предупредил он серьезно, заставляя Вик заливаться краской — такого от Эвана она не ожидала. — Он вырвался из госпиталя всего на полчаса и готов тебя осмотреть.

Эван, по-прежнему в мундире, уже довольно помятом, выглядел откровенно плохо — пусть и был выбрит и тщательно причесан, но склеры покраснели от недосыпа, под глазами залегли мешки, а между бровей появилась упрямая морщинка, отчетливо напоминавшая о возрасте Эвана. Николас, стоявший у изножия кровати, впрочем, выглядел не лучше — тоже усталый, какой-то пыльный, придавленный заботами и ответственностью за чужие жизни. Какие уже сутки он не вылезает из госпиталя? Третьи или уже четвертые? Там сейчас пекло, и страшно думать, что творится сейчас на фронте.

Вик призналась — тратить на неё эфирные силы Николаса, который был измотан работой в госпитале, глупо:

— Доброе утро, Ник. Я чувствую себя хорошо. Ни слабости, ни жара, ни кашля. — Надо бы и о вольте рассказать, но не при Николасе. При нем неудобно признаваться в краже вещественного доказательства с места преступления. — Я полностью здорова.

Эван уточнил, поймав её ладонь и легонько играя пальцами:

— И ни переломов, ни ожогов на спине? — он внимательно смотрел Вик в глаза.

Она замерла — откуда он узнал о переломах и ожогах?! Она смутно помнила, как больно было после удара о воду — она тогда даже сознание ненадолго потеряла. Позднее пришло понимание — дом чернокнижника все же нашли! И… Эвану не позавидуешь — он всю ночь жил с мыслью, что недооценил состояние Вик, бросив её дома в одиночестве. Она глубоко вдохнула в себя воздух и резко выдавила из себя:

— Даже-следов-утопления-нет! — Все равно же придется в этом признаваться. — Переломы и ожоги уже зажили.

Эван закаменел, но ладонь Вик не отпустил, лишь его пальцы сильнее сжались:

— Даже так.

Температура в комнате моментально подскочила, запахло гарью — Эван волновался. Раньше бы это заставило Вик замкнуться в себе, теперь она подняла руку и осторожно погладила мужа по щеке:

— Все обошлось, Эван. Честно.

Кажется, его это не особо утешило. Она села в постели, натягивая до подбородка одеяло, чтобы не было видно теплую фланелевую ночную рубашку, и призналась, малодушно пряча взгляд под полуприкрытыми веками:

— Мы с Броком чуть-чуть утонули. Самую малость. Но все хорошо.

Николас, все же бросив на Вик дежурную диагностическую сеть, задумчиво сказал:

— Тогда ясно, почему у Брока такая выраженная интоксикация и пневмония. Утопление… Ясно.

Вик резко вскочила с кровати с другого её края, заставляя и Эвана вставать:

— Как Броку плохо?! Ему должно было стать легче за ночь… — она же оставила ему вольт!

— Ему уже лучше, — попытался утешить её Эван, — Николас назначил лечение. Брок поправится.

Не обращая внимания на слова мужа, на ходу накинув на себя расписной халат, Вик готова была бежать в спальню Брока, но замерла от простой мысли: вольт мог действовать только на женщин. Только на женщин… Надо было, надо было… Но не в спальне же Брока ночевать! И не тут его оставлять — это было бы вызывающе неправильно. Она нахмурилась, ловя на себе недоумевающие взгляды мужчин:

— Я ошиблась… Я ошиблась в волшебстве… — Не черным же колдовством называть помощь вольта. Это совсем иное — она помнила тепло, исходившее от вольта. Она помнила радость от узнавания, хоть мужчина, пожертвовавший собой для создания костяной фигурки, и ошибся.

Ник поправил её:

— Волшебства не бывает. И, прости, я спешу, Виктория. Я проверил — ты, действительно, полностью здорова. Абсолютно. Даже минимальные следы потенцитовой интоксикации прошли: рассосались кальцинаты, участки склерозирования в мозговых тканях восстановились, кровоснабжение коры головного мозга нормализовалось. Левая нога тоже полностью восстановила свои функции. Так что с завтрашнего утра можешь возвращаться на службу. Я постараюсь забежать вечером. До свидания, Виктория, Эван…

Тот отозвался:

— Адамс отвезет тебя обратно. И спасибо, я в неоплатном долгу перед тобой.

— Полноте… — отмахнулся Ник. — Увидимся…

— Даже так… Я полностью здорова… — Вик замерла, растерянным взглядом провожая уходящего Николаса. Когда дверь за ним закрылась, Вик тут же оказалась поймана в объятья Эвана. Он прижался к её спине и прошептал на ухо, ужасно щекоча:

— И где же твоё гип-гип-ура? Ты же мечтала об этом…

Она развернулась в кольце его рук, прижимаясь лбом к его груди. Под расстегнутым мундиром гулко билось сердце Эвана. До чего же тепло и хорошо быть рядом. Она всегда постарается возвращаться домой. Всегда. Только и он должен всегда возвращаться. Без него мир будет иной. Эван чуть наклонился и поцеловал её в макушку, не позволяя себе большего. Вик его понимала — времени нет, их постоянно опережают на шаг и больше в расследовании, в войне, везде… Надо идти к Броку, но сперва…

— Эван, я не все тебе рассказала, — призналась она.

— Догадываюсь, — легко согласился Эван, не собираясь ничего ей высказывать.

Она отстранилась в сторону, заставляя себя смотреть в глаза мужа:

— Мне надо кое-что тебе показать. Это у Брока. Пойдем?

— Может, сперва ты…

Она перебила его — завтрак и помощь горничной в одевании займут кучу нужного сейчас времени:

— Я не хочу завтракать, я поем потом — Брок сейчас важнее!

Эван улыбнулся уголками губ:

— Я хотел предложить тебе обуться, но раз тебе все равно… — он подхватил её на руки и, плечом открыв дверь, вышел в коридор, замирая перед спальней Брока. Вик украдкой поцеловала Эвана в шею — чуть выше твердого, накрахмаленного воротничка рубашки, который уже не блистал белизной. Эвану некогда было переодеваться. Надо будет распорядиться, чтобы Поттер привез на службу запас свежей одежды. И тогда Эван вообще перестанет бывать дома — он сегодня даже душ предпочел принять на службе, чтобы не терять время дома. — Брок, к тебе можно?

Ответа дожидаться он не стал — Брок за дверью изошелся в приступе кашля. Вик снова прокляла свою глупость — это же надо было так ошибиться в оценке амулета!

Эван вошел в спальню Брока, посадил Вик на край кровати и сказал:

— И снова доброе утро, Брок.

— Доброе… — закончить тот не успел, снова кашляя. Выглядел Брок хуже Эвана — короткие рыжие волосы слиплись сосульками, по лицу тек пот, склеры затянуло кровью от многочисленных порывов капилляров. Ночная рубашка пахла кисло и была мокрой. Брок, перед этим лежавший без одеяла — ему явно было жарко, принялся стыдливо натягивать его на себя. Вик хотелось утешить Брока, но как, если общего эфира не было? Он не хотел представать перед Вик в таком жалком виде. Мужчины, одно слово…

Вик протянула руку Броку:

— Доброе утро… Прости, что вторглись, но…

Он горько рассмеялся:

— Я уже привыкаю… Ты видела меня и в более худшем виде.

Вик смешалась и честно ответила — этикет такое не поощряет, но в пекло его!

— Брок… Мы… И я, и Эван, мы волнуемся о тебе. Ты часть семьи, ты один из нас… Ты же сам согласился быть моим братом — теперь терпи. И… — она резко поменяла тему — Броку было плохо, ему не до светских разговоров: — Где вольт, Брок?

Эван вновь закаменел — лицо стало совсем непроницаемым, а к морщине между бровей добавились новые — на лбу. Мужчина подтянул к кровати стул и молча сел, сверля Брока глазами, пока тот стаскивал через голову веревочку, на которой болталась костяная фигурка в виде человечка.

Вик тихо сказала, боясь посмотреть Эвану в глаза:

— Это немного другое. Смотри — тут есть колечко, чтобы носить на цепочке. Кстати, спасибо, Брок, что починил.

— Не… Не меня надо… Благодарить… — сказать у Брока получилось лишь со второй попытки — кашель буквально душил его. — Это Стивен… Он присматривал за мной ночью… Вот и… Починил.

Вик зажала в ладони амулет, а второй рукой поймала узкую, обжигающе горячую ладонь Брока, сжала его длинные, казалось, хрупкие пальцы и… Вспомнилось её «Не отпускай!» и его ответ «Не отпущу!»… Вот и она не отпустит. Сила послушно потекла из неё в парня. Жаль, она не чувствовала её, зато видела результат — дыхание Брока становилось реже, ушли сипы, сердце перестало бешено скакать в груди, и температура поползла вниз.

Эван молчал — глядя, как Броку становится легче, хоть потоков эфира он и не видел, он понял, куда улетал его эфир, который до сих пор связывал его и Смита, боровшегося за свою жизнь в госпитале. Эван сжал губы, уговаривая себя промолчать ради Брока, но не смог — перед глазами так и стоял выпитый до суха парень-альбинос:

— Вики, ты же понимаешь, что сейчас убиваешь какого-то мужчину?

Она упрямо качнула головой — она подспудно ждала этого вопроса:

— Это не так. Я не могу это объяснить, Эван, но просто поверь… Я чувствую, что тот, кто на той стороне… Он легко расстается с силами. Да, назовем это силами…

— Удачей, — сипло подсказал Брок.

— Удачей, — согласилась Вик. — Когда у него нет сил, он сам разрывает контакт. И его не заставить помочь. Он сам приходит на помощь. Если бы не амулет, мы бы утонули с Броком. Он нас спас. И это другой амулет, чем нашли в погибших женщинах. Он выглядит иначе. Он предназначен для ношения. Он… — она потерла висок, вызывая у Брока улыбку. — Надо проверить, отчего умерла женщина под номером Икс-8. Возможно, там будет именно криминальная смерть. Этот вольт…

Вик все же посмотрела на Эвана, протягивая ему фигурку:

— …он иной. Видишь, Броку уже легче. Он, оказывается, действует только на женщин. И я хочу проверить — будет ли он помогать другим женщинам. — мозаика в голове Вик наконец-то сложилась: — Мне кажется… С учетом того, что у меня прошли все нарушения потенцитовой интоксикации, и с учетом того, что на Оленьем похоронены только женщины…

Брок вздрогнул, заканчивая мысль Вики:

— Они все были магичками!

Эван пришел к другому выводу, возвращая вольт Вик:

— Кто-то тайно ставит запрещённые опыты по лечению потенцитовой интоксикации. Неудачные опыты. Надо попросить Николаса или адеру Вифанию съездить в морг и просканировать наиболее сохранившиеся трупы на предмет поражения головного мозга, типичного для интоксикации. Так… — Он встал, быстро перекраивая планы на сегодня — сперва придется заехать в госпиталь, потом уже в торговый дом «Согласие» на встречу, которую ему утром назначил Аранда. В последний момент уже у двери он вспомнил о Вик и Броке — все же сутки на ногах сказывались даже на нем: — извините, мне надо на службу… Брок… Какие планы на сегодня в свете внезапного выздоровления?

Парень улыбнулся:

— Остаюсь в постели и выздоравливаю по мере сил. Во всяком случае, — он оставил за собой лазейку: — я буду очень стараться. Мне стоит многое обдумать. Особенно если учесть рунную татуировку на шее… Пока поразбираю дневники неры Моро вместе со Стивеном. Он обещал присоединиться чуть позже, как закончит с домашними делами.

Эван кивнул:

— Хорошо. Пойду поговорю с Поттером — хватит играть Стиву в прислугу, пусть займется настоящими делами. Гудвин к вам присоединится, как только сможет — у него есть какие-то зацепки по расшифровке дневника Шерро.

Вик улыбнулась — кажется, пока она спала, Эвану рассказали о ночном разговоре со слугами, и он все правильно понял. Эван переместил свой взгляд с Брока на Вик:

— А ты чем планировала заняться в свой последний выходной день?

Брок кашлянул, но уже не из-за болезни, а привлекая к себе внимание — он не ожидал, что Вик так рано вернется на службу. Даже раньше него…

Вик честно ответила — планы на сегодняшний день она составила заранее, еще в день Явления:

— У меня в планах библиотека. Хочу поискать информацию о рунах там. Не найду — поеду в Университет. В качестве охраны возьму питбуль и одну из горничных. Как-то так.

Эван кивком согласился с её планами.

— Хорошо. Постарайся телефонировать мне. Правда, я не знаю, где я точно буду весь день, но Гудвин или Одли передадут… На обед не заскочу — не смогу. Наверное, только к ужину приеду. — он поморщился: — чуть не забыл. Я Броку рассказал об обыске дома чернокнижника. Он с тобой поделится. Будь осторожна, Вики. Не подходи к отцу Маркусу — он, действительно, менталист. Твоя догадка оказалась верной. И он, похоже, Душитель с алой лентой.

— Прости? — Вик опешила — к такому выводу она не видела предпосылок. Может, что-то не учла? Что-то пропустила? Хотя, если подумать… Чарльз изменился. Ривз изменился. А они были связаны с делом Душителя… Если включить в эту схему возможное изменение Блека, узнать о Гилле, Шекли-то точно изменился, то… Эван прав, опережая её в размышлениях. От этого на миг стало горько — её опередили, а потом стало тепло — у неё потрясающий муж и начальник! — Не поделишься сам? Это же недолго. Просто выводы… Потрясают. Я до них не дошла, но ты прав.

Эван оперся руками на спинку стула и быстро рассказал о площади Проще… Прощания.

Вик вздрогнула и потрясенно спросила:

— Так То… — она резко исправилась: — Ривз жив?!

— С чего такой вывод? — в свою очередь опешил Эван, возвращаясь на стул. Брок с ним был согласен:

— Вики, все довольно однозначно — Гилл и Маркус вступили в сговор…

— Ну да, — кивнула Вик, перебивая его. — Сговор. Смотрите… Гилл — сильный маг, он не мог не заметить на себе проклятье.

Эван подтвердил:

— На званом вечере он постоянно тер грудь, словно у него болело сердце.

— Вот! — радостно улыбнулась Вик — она любила, когда её догадки находил подтверждение фактами. — Он телефонирует эээм… Из публичной будки или из мэрии в инквизицию — это можно отследить, хоть и неважно, назначает встречу отцу Маркусу, они до четырех часов утра бьются с проклятьем — оно сложное. Даже ты, Эван, не смог с ним разобраться… Они мучаются с проклятьем, и как только побеждают его — едут в гостиницу. Потом увозят якобы мертвого Ривза в инквизицию — вот почему мне раз за разом отказывают в осмотре тела Ривза. Маркус даже на шантаж не повелся. Он жив — мне нельзя показать живого Ривза! — она улыбнулась: — хорошо, что Тони жив — пока жив, можно все исправить.

— Вики… — Эван потер висок, — но… Все могло быть иначе.

Она вскинулась, не понимая, где её и их выводы разошлись:

— А вы пришли к другому выводу?

Эван лишь кивнул, а Брок тоже подтвердил:

— Мне кажется, что это Маркус или Гилл убили Ривза — за знание о менталисте. Ривз обнаружил, что Душитель — это не один человек, король пришел в ярость, что его менталиста просчитали и приказал уничтожить. Это логично.

Вик качнула головой:

— Нет. Ривза не стали бы убивать, его спрятали как раз из-за знаний о менталисте.

Эван мягко поправил её:

— Вик, Брок сейчас сказал тоже самое — просто проще убить Ривза…

— Маркусу было проще стереть память. Я так думаю, Эван. И Маркус, он не зло — он помог Броку.

— Вики, ты идеализируешь отца Маркуса. — тихо сказал Эван, стараясь её не обидеть.

— Вот уж нет. Он меня пугает. Он непредсказуемый и беспощадный. — Вик вздохнула: — Просто вы не учли все факты. Менталистов два. Два. В этом и проблема.

Глава 33 Неприятности Брока

Вик босиком ходила по комнате — так ей лучше думалось. Эван стоически терпел — только чуть-чуть эфиром прогрел холодный пол. Брок молчал и буровил взглядом одеяло.

— Понимаете, все очень зыбко, — сказала Вик, собираясь с мыслями. Если бы здесь был Одли, то он бы не удержался и фыркнул — Ренары друг у друга не только жесты, но и фразы любимые копировали. Только на самом деле эта фраза принадлежала отцу Вик.

Брок пробормотал:

— И все же… Два менталиста…

— Вот именно! — Вик развернулась к нему. — Представляете, как они оба удивились, столкнувшись нос к носу? Хотя, быть может, Фейн еще не знает ничего…

— Виктория, ты бы не могла объяснить ход твоих мыслей? — все же попросил Эван.

— Простите… — она снова прошлась по комнате. — Мысль о менталисте мне подкинул ты, Эван. Когда изменился Чарльз, ты сказал, что «кто-то же внушил ему это»… Эта фраза и сработала. Вокруг все меняются! И слишком заметно меняются.

— Солнышко, — почти взмолился Эван. — Все же чуть-чуть понятнее.

— Хорошо… — согласилась Вик. — Изменился Чарльз. Один он — не показатель. Изменился и изменился. Но потом обнаружилось, что изменился Ривз… Брок, прости, я понимаю, что тебе досталось от него, но…

Он лишь грустно улыбнулся:

— Продолжай, пожалуйста.

— Ривз изменился и не в лучшую сторону. Опять же — это не показатель. Изменился и изменился. Но рядом такой же изменившийся Блек. Его вспышки ярости — надо будет уточнить у отца Маркуса, были ли они типичны для Блека. Мне кажется, что не очень. И даже это, боги бы с ними всеми… И Шекли в явно чужой одежде — тоже может быть совпадением. Про Гилла не знаю — изменился ли он… Все было незаметно для меня и окружающих. Но дело в том, что, пообщавшись чуть-чуть с Фейном, изменилась и я. И вот это я уже не могла проигнорировать. Фейн меня вчера пригласил в кафе для беседы. Он стал шантажировать меня фиксограммами Брока.

Эван напрягся, но смолчал.

Вик продолжила:

— Я знаю одно — никогда нельзя идти на поводу шантажистов. Они привяжутся, как летучие мыши-вампиры, и будут пить и пить из тебя деньги. Допускаю — ради чего-то безумно важного, можно как-то смириться и заплатить деньги, откупаясь раз и навсегда, но… В моем случае я согласилась на шантаж, собираясь выкупить даже не потенцитовый кристалл с записью, даже не оригиналы фиксограмм — они все хранятся у Шекли… Я согласилась выкупить копии! А ведь Фейн может сделать их сколько угодно — десятки, если не сотни. Причем я не сомневалась, что выкупить надо. Брок, ты мне очень дорог, честное слово, ради тебя я пойду на многое, но… Я согласилась платить за воздух! Фейн обещал, конечно, еще вдогонку свои показания о том, что тебя принудили оболгать себя, но Гилл уже был на нашей стороне к тому времени, да и Блека забрала инквизиция. Показания Фейна важны, но они не критичны. А я согласилась. Я была готова даже с тобой, Эван, ругаться, если бы ты не одобрил выкуп фиксограмм. Причем подмена мыслей… Настроения… Прошла так легко, что я сама не заметила этого. Хуже! Когда Брок предложил вызвать Фейна на дуэль, я сказала, что сама это сделаю. Я. Я, которая может только накричать…

Брок не сдержал улыбки, узнавая фразу. Он легко подхватил:

— …сломать колено, лишить плотских утех на пару лун и убить ударом в кадык.

Вик согласилась:

— Вот именно. А в дуэли не подобраться на расстояние удара в шею. Никак. Сразу скажу — я не замечала в себе перемен. Все было абсолютно мое — каждое решение. И все же решения были не мои. Отец Маркус покопался в моих мозгах вчера, сразу после встречи с Фейном, и к вечеру, разбираясь со слугами, я поняла, что изменилась, причем не в лучшую сторону. Изменилась после встречи с Фейном. Не будь отца Маркуса, во-первых, покопавшегося в моих мозгах, а во-вторых, обезвредившего Фейна заявлением отца Корнелия на вчерашнем совещании, я бы завтра в обед пошла на поводу Фейна, полностью уверенная в собственной правоте. Как Чарльз, как Тони, как Блек, как многие, многие другие. И пока не забыла — Фейн, если менталист действительно он, он не такой, как отец Маркус. Фейн подогревает эмоции, возможно, способен вкладывать приказы и устремления, но он не способен читать мысли, во всяком случае быстро и в присутствии объекта воздействия. Он мне наговорил кучу вещей, которые мог узнать обо мне от других людей, и он не сомневался в их интерпретации. При возможности читать мысли, как читает их отец Маркус, он бы таких глупостей мне не наговорил. — она остановилась перед кроватью Брока. — Что-то еще? Эван, Брок? Я вроде все вспомнила, что нужно знать…

— Ммм… — привычно глубокомысленно отмычался Брок.

Эван тоже был лапидарен — причем во всех смыслах: и застыл, как камень, и ответил лишь кратко:

— М-да…

Вик подумала и добавила:

— Кстати, у отца Маркуса тоже есть много прорех в даре. Он не может посылать свои мысли сразу всем в окружении — он должен видеть адресата. Хотя, возможно, его дар ограничен по расстоянию. Он не способен создавать свой «голос» — он пользуется теми голосами, что есть в памяти «слышащего» его. Он считывает лишь поверхностные мысли. Он не способен сканировать полностью — ему нужно время и близкий контакт. Иначе бы он арестовал Блека гораздо раньше, чем на Оленьем. Иначе он бы не стал идти на поводу у Гилла с проклятьем и розыгрышем меня. Вот теперь точно все мои догадки. Вроде бы. А теперь не поделитесь мыслями, почему вы решили, что менталист, один из, является Душителем?

Эван потер висок и признался:

— Может, я ошибся в своих суждениях.

Вик взмолилась:

— Нет-нет-нет, Эван! Рассказывай, пожалуйста.

— Пожалуй, Вик, надо поговорить с отцом Маркусом и добиться встречи с Ривзом.

— И Блеком, — мрачно добавил Брок.

Эван согласился с ним кивком:

— И сверить наши и его знания о Душителе. Так будет лучше, Вик.

Она развела руки в стороны:

— Вы же понимаете, что скорее всего Ривз ничего не помнит? С учетом работы менталиста…

Мужчины расстроенно вздохнули, и Вик тут же сказала:

— Простите, просто этот вывод очевиден… Иначе Тони бы не остановился. Гилл думал, что все дело в крушении идеалов у Ривза, я тоже сперва так думала, а потом… Поняла, что дело не в разочаровании в короле.

— И что будем делать? — тихо уточнил Брок. — Я могу все взять на себя, Эван. Мне терять, в отличие от тебя, нечего. Я перекати-поле, я и в любой другой стране приживусь.

Эван решительно сказал:

— Если и идти против короля, то всем вместе.

Вик улыбнулась — её не вычеркнули из списка рискующих, это многое говорило об Эване и его отношении к ней. Она обошла кровать и обняла мужа со спины:

— Спасибо! Не знаю, к каким вывода придем в конце расследования, но я рада, что мы все вместе. Спасибо за доверие, — она поцеловала Эван в ухо. — А сейчас — я завтракать и в библиотеку. Дела не ждут. Сперва чернокнижник! Я все же хочу вернуть себе владение эфиром, как и Брок.

* * *

Брок смирно пролежал в постели почти полдня, как и обещал, хоть и чувствовал себя удивительно хорошо. Правда, до конца выполнить свое обещание он так и не смог. После обеда, который Джон подал ему в постель, принесли записку. Дом был телефонирован, все свои номер Ренаров знали, так что Брок немало удивился, но записку все же развернул и прочитал.

Знакомым детским почерком было написано: «Дорогой Брок! Надеюсь, ты простишь такое вольное обращение к тебе, ведь мы знаем друг друга почти три года. У меня для тебя есть подарок на день Явления — прости, что опоздала с ним. Буду ждать тебя в кондитерской на мосту над Петлянкой в три часа пополудни. Помнишь, ты мне приносил оттуда пирожные и обещал сводить? Твоя Клер де Лон.»

Брок выругался, комкая записку. Читавший дневник Шерро Стивен отвлекся от бумаг и посмотрел на парня:

— Проблемы?

— Нет, — коротко ответил Брок, вставая и направляясь в гардеробную — Одли недавно заботливо привез одежду и личные вещи из офицерского общежития.

Стивен, провожая его взглядом, заметил:

— Я доложу нере Ренар.

Брок обернулся в дверях:

— Я сам расскажу — прости, Стивен, но это касается прежде всего нера Ренара. Не Виктории.

Стив чуть наклонил голову в знаке понимания и все равно добавил:

— Я потом уточню у нера Ренара.

— Конечно, — согласился Брок, закрывая дверь и выбирая одежду. Малыш, похоже, во всю веселился, изображая девушку. Надо же, даже фамилию себе взял аристократическую! И кондитерскую для встречи выбрал самую дорогую. Брок, действительно, как-то обещал сводить его туда, но при одном условии — как только тот научится вести себя в приличном обществе. Кажется, Малыш решил польстить своим навыкам этикета. Так бы чего дурного не вышло. Конечно, середина рабочего дня, нериссы и леры сейчас не посещают кондитерские, готовясь к гостями или прогулкам с ухажерами, но всякое бывает.

Брок сцепил зубы и принялся выбирать приличный костюм и свежую сорочку. Еще надо будет принять душ, привести себя в порядок, раздобыть где-то букет цветов для «прекрасной леры» и не прибить мальчишку в процессе вручения. Как у него хватило наглости не просто приехать в Аквилиту в женском платье, а еще и наслаждаться положением?!

Дворецкий у Ренаров оказался чудом — он не только вызвал мотор, но и принес из оранжереи небольшой букет белых роз — то, что нестыдно подарить молодой лере. Жаль, что шипы приказал срезать. Или хорошо, что срезал — не будет соблазна воспитать Клермона этим букетом. Тоже мне, лера Клер…

В кондитерскую, расположенную на широком мосту через Петлянку, Брок приехал ровно в три часа дня. Наемный мотор припарковался у основания моста — тот был пешеходным. Петлянка, в которой Брок совсем недавно купался, весело журчала по камням — воды в ней прибыло после снегопадов. Погода стояла чудесная — снег растаял, птицы пели, воздух упоительно пах теплом и влагой. Самое время для свидания и прогулки с прекрасной лерой по улочкам города. Только лера лерой не была. Брок, чуть не забыв букет в паромобиле, направился в сторону кондитерской. Солнце отражалось в её огромных затененных витринах, и разглядеть что-либо в кондитерской было сложно. Только и заметно, как за одним из столиков у окна сидела грациозная блондинка в новомодном платье цвета кофе. Она, задумчиво наклонив головку со строгой прической-пучком, что-то говорила официанту — тот в своей форменной одежде в витрине выглядел как черно-белое пятно. Можно было помечтать и представить, что Брок шел на свидание к ней, а не к наглому юнцу Клермону. Придумал же, вернуться притворившись девицей… Боль и странная обида колыхнулись в сердце — что-то будет. Что-то явно плохое. Малыш не мог привезти хорошие вести. И подвести Ренаров Брок не имеет права — Эван своей жизнью отвечает за его свободу.

Брок открыл дверь. Колокольчик над ней еле слышно звякнул, возвещая о приходе посетителя. В кондитерской было тихо — не играл патефон, даже радио было отключено. Только и слышно, как шумит и плюется паром вперемежку с молоком огромная кофемашина, готовя кому-то свежий кофе. Ирлеанцев на них нет — те бы живо объяснили, что кофе с молоком подходит только для утра. Брок прошел в полупустое помещение, пропахшее сладким шоколадом и ванилью, случайно замечая, как в стекле витрины с множеством пирожных мелькнул высокий, рыжий молодой мужчина с букетом белых роз. Такие же белые перчатки, модная шляпа, солидное серое пальто, серый же костюм и белоснежные гамаши на ботинках. Не дать не взять — влюбленный спешит на свидание. Только вот лера подкачала. Брок еще помнил, как хозяйка борделя выводила из своего заведения Малыша и криво улыбалась: «Он точно не мальчишка!» Это было на день рождения Малыша, когда Брок, заботившийся об уличном беспризорнике, вспомнил, что мальчишке давно пора стать юношей. И вот теперь эта «лера», в том самом модном платье цвета кофе, нагло сидела за одним из столов и тонкой витой ложечкой ела бисквитное пирожное, о чем-то весело шепчась со своей компаньонкой. От разочарования, что поразившая Брока лера оказалась Малышом, захотелось ругаться. Брок скинул пальто в руки услужливого лакея, ему же отдал шляпу и… С букетом наперевес, напоминая, что воспитывать Малыша надо в одиночестве, а не тут, подошел к столику, с трудом прилично здороваясь. Небеса, от мальчишки еще и жасмином пахло! Мало того, что он явно с помощью магии нарастил волосы, мало того, что он осветлил кожу, он еще и пудрой воспользовался и легкой, светлой помадой для лер.

— Добрый день, лер Брок де Фор, — с легкой улыбкой, которую Броку нестерпимо захотелось стереть с лица Малыша, поздоровался тот. Та. Тот! — Присаживайтесь. Вы, как всегда, пунктуальны. Кофе вам как раз готовится…

— Благодарю, лера Клер… — он, чуть подернув вверх штанины, сел возле компаньонки, которой было лет за пятьдесят, если не больше.

Малыш, вспомнив о приличиях, представил:

— Моя тетя нера Денев. Она сопровождает меня в этой поездке.

— Польщен знакомством, — Брок заставил себя склонить голову и улыбнуться — эта нера явно не подозревала, кого сопровождает. — Только позвольте вас поправить, лера Клер. Я нер Мюрай, а не…

Малыш наклонил голову на бок и протянул Броку большой конверт из плотной бумаги:

— Поверьте, лер Брок, я знаю о чем говорю. Тут все документы. Потом просмотрите на досуге…

Брок еле заставил себя улыбнуться — титул за предательство он не желал. Он не хотел земель в обмен на бомбы, которые вот-вот обрушатся на Аквилиту. Он принял бы титул за мир и гордился бы им, но никак не за войну. Присутствие неры Денев заставляло его держать все свои мысли при себе и обуздывать рвущиеся из-под контроля чувства.

— Благодарю, но вынужден отказаться, лера Клер.

Она… Он! Он, пекло его забери, улыбнулся и рукой в тонкой, кружевной перчатке положил документы на стол возле Брока.

— Вынуждена настаивать, лер Брок. — Она… Брок закрыл глаза — то, что он видел перед собой, и то, кем на самом деле был Малыш, вызывали в нем диссонанс, головной болью пульсирующий в висках. Малыш был слишком убедителен в роли леры.

Раздались шаги, перед Броком горько запахло кофе. Клер любезно поблагодарила официанта, и шаги удалились прочь.

— Жабер… — прозвучало, как удар поддых. Брок резко открыл глаза, снова натыкаясь на Клер. Клермона! Пришлось напоминать себе, что это парень, хоть внешне из-за молодости очень похож на девушку. Он еще ни разу не брился. Брок помнил, что обещал его этому научить, даже опасную бритву подарил вместе с набором для бритья. В сердце Брока кипела злость. Проклятая игра! Мелкий, глупый мальчишка, играющий с огнем!

— Лера… Клер… — Брок заставил себя улыбаться, а мальчишка указал взглядом на механит на запястье, тонком, девичьем…

«И кожа теперь чистая, без вечных цыпок и мозолей поди… Пекло, и что только приходит в голову…» — Брок поймал себя на недостойных мыслях.

— Нас теперь не слышат. Можно говорить не опасаясь, что подслушают.

Брок веско бросил, заставляя голос звучать ровно:

— Тогда бросай играть, Малыш!

— Я? Играю? — обиделась… Обиделся мальчишка. Он вскинулся, прищуриваясь и взглядом оценивая Брока. Тот еле заставил себя разжать кулаки — нельзя! Не тут. Не на Малыша — он совсем еще мальчишка. Нельзя злиться и сливать недовольство на того, кто заведомо младше, слабее и незащищеннее. «То, что в твоей голове раздрай — только твоя проблема!» — твердил себе Брок.

— Жабер, я давно хотела…

— Я. Просил. Не. Играть. — Брок в упор посмотрел на Малыша.

Клер поджала губу, совсем как Вик, и выдала уже привычным голосом:

— Лан-лан, Жабер, чё ерошишься. Сам говорил — приличное мееесто, приличные манееееры… Я и старался. Бумажки возьми — тебе понравится. Чесслово!

Брок взял чашку с кофе и сделал длинный глоток — мальчишка. Все же мальчишка, просто дурной и невоспитанный. Как не выбивай из него портовый дух…

— Малыш, так опасно играть. Тебя могут поймать. Знаешь, что за такой вот маскарад грозит?

— И че? Я сегодня тут, а через два дня уезжаю. — он изящно взял свою чашку с кофе и сделал глоток. И это снова ударило Брока поддых, заставляя сдерживать дыхание: изысканные манеры леры и портовый говорок. Приходилось снова и снова напоминать себе, что это мальчишка. Всего лишь глупый мальчишка. — Не проболтаешься — я тем более могила.

Брок задал важный для себя и Виктории вопрос:

— Малыш, что случилось с Грызом? Ты знаешь?

Клермон чуть наклонил голову на бок:

— С чего бы такой антирес?

— Малыш. — Брок подавил желание повысить голос. — Мне важно!

Словно издеваясь, Малыш сделал паузу — снова деликатно поднес чашку к губам, почти скрываясь за нею. Броку пришлось себе напоминать — это мальчишка, а сердце стучало невпопад, что это не так.

Паузу держать Малыш так и не научился — отставил чашку в сторону и сказал:

— Лан, понял, Жабер. Нету его больше. Похоронен в катакомбах в закутке Статуй.

— Ты его…

Клермон мягко улыбнулся:

— Мы не сошлись в обсуждении Писания, из спора победителем вышел один — я. Че еще?

Брок вздохнул — портовый говорок из уст прелестной леры путал еще сильнее:

— Я отвечаю за тебя, я обещал о тебе заботиться…

— Свободен! — хищно прищурился Малыш. — Я теперь сам по себе. Ты — сам по себе! О, чуть не забыл…

Он достал из маленькой дамской сумочки письмо и протянул его Броку:

— Просили доставить. Тут тебе от невесты вроде как приветик. Ну че? Кофий свой допил?

Брок сделал большой глоток:

— Допил, Малыш.

— Тады вали! — Клер демонстративно нажал кнопку на механите и отвернулся к окну. Слезы на его ресницах Брок уже не увидел — был вынужден вставать и откланиваться, недовольный собой, Клермоном и жизнью. Но больше всего, конечно, собой. Поговорить с Малышом надо было не так.

Тут же подскочил официант, подавая пальто, у дверей застыл какой-то бугай, внимательно посматривая на Брока, за прилавком встал сам хозяин — все заметили, как этот рыжий хлыщ обидел леру.

* * *

День подходил к концу, будь Вик сейчас в Олфинбурге, то пила бы с семьей обязательный чай, но тут такой традиции не было.

Найти в библиотеке что-то полезное по рунам не удалось — они с Мегги, бывшей горничной, перерыли почти все книги, которые им носила Симон из архивов, но бесполезно. Пусто. Надо ехать в Университет — может, там повезет больше.

Мегги долистывала последний этнографический справочник, ища хоть что-то, а Вик закрыла «Основы рунических алфавитов». К их столику подошла Симон, буквально святящаяся от счастья. Громким шепотом, еле скрывая волнение в своем голосе, она сказала:

— Вики, он пришел!

— Кто? — не поняла та.

Симон сделала круглые глаза:

— Аранда! Он же из Карфы, он же ужасающе образован! И я тут подумала — может, тебе с твоими поисками подойти к нему? Он же в Университете работает, вдруг поможет.

Мегги тут же вскинулась:

— Это идея!

Вик качнула головой, обдумывая идею подруги:

— Я не представлена Аранде.

Симона фыркнула, вызывая во всех сторон недовольные шепотки — читальный зал был полон, словно это не Аквилита.

— Ты из-за этого откажешься от возможности найти ответы?

Вик прикрыла на миг глаза — Симон была такая забавная местами:

— Я не откажусь, но это он может отказаться общаться со мной.

— Хочешь, я тебя представлю? — тут же предложила Симон.

Вик встала из-за стола:

— Давай попробуем, чем боги не шутят.

Мегги хотела тоже встать, но Вик показала рукой:

— Оставайся. Может, что-то важное найдешь.

Мегги тут же отчиталась:

— Тут статья о куклах вуду очень интересная. Насколько важная и правдивая, не знаю, но хочу сходить и скопировать её — на всякий случай.

— Хорошо, — согласилась Вик, — иди. А я пока попытаюсь поговорить с Арандой.

Она решительно направилась в архив вслед за Симон — Вик еще помнила, где работал когда-то нер Бин, сейчас его место занимал Аранда.

Симон, чем ближе подходила к столу, за которым высокий, симпатичный карфианин спешно собирал свои бумаги, тем сильнее бледнела и краснела — одновременно. Кажется, эта молодая сиора влюбилась в нера. Впрочем, не без причин — Аранда был молод и чрезвычайно красив: тальмийские классические черты хорошо сочетались со смуглой кожей и длинными, непривычными волосами цвета кофе.

— Нер… — голос Симон предательски сел. — Аранда…

Он отвлекся от бумаг и тут же воспитанно встал — узнать Вик он не мог, но по ее одежде догадался, что она не чета Симон:

— Нериссы? Чем-то могу помочь?

Вик, заметив, как засмущалась Симон, сама представилась:

— Нера Ренар, констебль полиции Аквилиты. Простите, что вот так, без представления, но дело особой важности…

Мужчина склонил голову в жесте приветствия:

— Приятно познакомиться, нера Ренар. Мой отец когда-то вел дела в Олфинбурге с Ренарами, представляющими «Ангелов мщения»…

— Это был мой отец, нер Аранда. Мне сказали, что вы знаток рунических знаков.

Симона покраснела так густо, что даже шея стала пунцовой. Девушка сделала небольшой книксен и отошла в сторону под полным грусти взглядом Аранды.

Он невпопад сказал:

— Вы бы не могли донести до сиоры Перелли сведения о том, что я женат. И что слухи о болезни моей жены несколько преувеличены. Простите, что так говорю, но не хочу задевать чувства вашей подруги.

Вик сухо сказала:

— Я передам. Но что по поводу рун?

— Я не особый знаток, как вам кажется.

— Может, все же посмотрите? — Вик протянула ему листок, на котором была нарисована руна, вытатуированная у неё и Брока на шее. — Нас интересует прежде всего вот эта руна.

Аранда взял листок, бегло посмотрел на него, а потом колко уставился на Вик:

— Откуда у вас этот рисунок?

— Видела на одном молодом человеке. — уклончиво ответила Вик, причем не соврала — на Броке же была такая руна.

— Ложь, — только и сказал Аранда. — Вы не могли это видеть на мужчине. Только не на мужчине.

Он вернул листок и посмотрел на карманные часы:

— Простите, но я опаздываю на поезд. Деловая поездка.

— И все же, по поводу руны.

Аранда прищурился и сказал:

— Я буду в поездке три дня. Приеду — поговорим, но в Управлении полиции. Информация слишком важная и секретная, чтобы сообщать её первому попавшемуся констеблю. Простите, нера Ренар, но это не мой секрет.

Она заставила себя улыбаться, несмотря на разочарование — надавить на Аранду было нечем. Он или будет добровольно помогать, либо не поможет вообще, и тогда блокировка магии может оказаться вечной.

— Да, конечно, нер Аранда. Я сообщу комиссару, он вызовет вас. До свидания, — она чуть наклонила голову и пошла прочь.

— До свидания, — уже в спину глухо сказал Аранда.

Вик сжала губы — если руну нельзя увидеть на мужчинах, то ответ прост — это печать. Карфианская печать для женщин-магичек. Только и всего. Ну и мнение о женском уме у этого Аранды!

Симон, стоя у рабочего телефона и держа трубку у груди, позвала Вик к себе:

— Виктория, тут тебя просит некто сержант Одли. Говорит, очень важно.

Сердце ухнуло куда-то в пятки — первой мыслью было, что что-то случилось с Эваном… Второй — то, что Брок не усидел дома и опять куда-то влип. Верной оказалась вторая. Одли буквально взмолился:

— Вики, солнышко, девочка, приезжай в Управление — у Брока срыв. Только ты и спасешь — его уже и кофе не спас.

— Сейчас буду, — вздохнула Вик — все равно с Университетом была плохая идея, проще по поводу печати обратиться к отцу Маркусу. Он был в Карфе, быть может, что-то знает о руне.

Глава 34 Вести с родины

Брок нашелся в гулком пустом помещении на первом этаже, оборудованном под зал для тренировок. Тут были новомодные тренажеры с гирями, шагоходы, навроде тех, что применялись раньше в тюрьмах для выработки электричества, даже паровая дорожка для бега и два ринга для бокса. Вдоль побеленных стен стояли низкие скамейки и полки со спортинвентарем.

Брок, раздевшись по пояс, в серых классических брюках, даже не поменяв обувь, мрачно бил боксерский мешок голыми руками. Удар левой прямо в корпус. Быстрый повтор удара. И добивающий правой — под челюсть невидимому врагу. Вик узнала связку — джеб, джеб и хук справа. Снова, снова и снова, костяшки пальцев уже рассекло, но Брока это не волновало. Он опять пытался кого-то уничтожить. Наверное, кого-то из подвала Особого управления.

— Брок… — Вик замерла в дверях тренировочного зала, провонявшего резиной, потом и тальком. Мужчина её то ли не услышал, то ли проигнорировал, продолжая сражаться с боксерским мешком, полным песка. Вик вздохнула и направилась к Броку. Каблуки её ботинок громко стучали, конкурируя с глухими ударами кулаков по мешку.

— Брок, — снова мягко повторила Вик, замирая рядом с мужчиной. Она не знала, чем может ему помочь — общего эфира не было, а другие способы в их мире под запретом.

Брок все же прекратил бой, поймал руками тяжелый мешок, уперся лбом в него:

— Дай догадаюсь… Одли попросил?

Вик еле слышно сказала, чтобы не нарушать царящую тут тишину, разбиваемую только тяжелым дыханием Брока:

— Нет. Я искала прицельно тебя. — Серж настоятельно просил не выдавать его.

Брок медленно развернулся к Вик, складывая руки на груди. В глаза смотреть он отказывался:

— Слушаю.

Вик захотелось обнять его — до того он походил на побитого, несчастного щенка, только нельзя же. Небеса, и почему их мир так странен и нелеп, когда дорогого тебе человека ты не в состоянии утешить, потому что это неприлично?

— Что случилось, Брок?

Он отрицательно качнул головой:

— Неважно.

У Вик перехватило дыхание, рассказывать ему сейчас, что на нем блокирующая эфир печать, было глупо и совсем несвоевременно.

— Брок, и все же…

Он взмахнул рукой в сторону подслеповатого, давно немытого окна, словно это все объясняло. Вик обернулась, замечая, что на обшарпанном подоконнике лежат два конверта.

Брок подсказал:

— Вскрытый конверт. — Он развернулся к боксёрскому мешку и, пока Вик шла до окна, снова принялся с остервенением кого-то добивать. Глухие удары и громкое дыхание Брока гулко раздавались в пустом помещении. Запах крови усилился — мужчина не жалел себя. Знать бы еще, кого он убивает или… За что он себя наказывает. Вик отдавала себе отчет, что с Броком второй вариант был более жизнеспособным.

Вик, заметив огромный еще невскрытый пакет там же на подоконнике, не стала его трогать, а послушно достала письмо из грубо надорванного конверта и принялась читать.

«Сим письмом извещаем лера Брока Мюрая де Фор в том, что его невеста лера Элизабет Агнес Клер де Бернье погибла 29 снеженя 2913 года в окрестностях города Арс-де-Гра во время штурма города.»

Дальше Вик читать не стала — там шли привычные извинения и прочая словесная мишура, которая, считается, должна притушить боль от потери. Только никаким словам, тем более казенным, не закрыть дыру в груди, которая возникает от потери близкого. Вик осторожно сложила письмо в конверт. Шуршание бумаги выдало её.

Брок прекратил молотить мешок и вновь прислонился в нему лбом:

— И вот кто я после этого?!

Вик положила конверт обратно на подоконник и ответила невпопад:

— Ты не виноват в случившемся.

— Кто я после этого?! — Гулкое эхо принялось носиться на залу, и гораздо тише Брок добавил: — Я хотел мира…

— Не ты начал войну.

Брок выпрямился и посмотрел на Вик:

— Но я её не остановил. Я должен был. Я все делал именно для этого.

Вик напомнила:

— Если кто и виноват в случившемся, то я. Не полезла бы к Полли…

— При чем тут это?

— А причем тут ты? — парировала Вик. — Ты не начинал войну.

Брок молча развернулся к мешку и вновь принялся отрабатывать удары. Вик поняла, с кем же он все же воюет — с самим собой. Потому и перчаток нет. Вот же глупыш…

Она ответила на его первый вопрос:

— Ты по-прежнему человек. Мужчина. Офицер и лер. Тот, кого я уважаю, и на кого я всегда могу положиться.

Брок глухо возразил, продолжая глупое избиение самого себя:

— Я не защитил её. Я должен был защитить свою невесту…

Вик подошла к Броку и напомнила очевидный факт:

— Ты её даже никогда не видел.

— И что с того? — Брок прекратил наносить удары, разворачивая к Вик, и тяжелый мешок по инерции толкнул его в бок, чуть не заваливая на пол. Брок еле удержал равновесие. — И что с того, Вики? Зачем я вообще сейчас живу. Справедливее было, если бы я так и остался в том подвале, если бы меня все же расстреляли. Это было бы правильно — я сильно сглупил.

— Это бы не вернуло ей жизнь, — отрезала Вик.

Брок уперся взглядом в носки ботинок, а глаза при этом были больные, колючие.

— Ты, наверное, не знаешь… Войну начала Верния.

Вик оборвала его:

— Это говорит Тальма. Что было на самом деле — мало кто знает, и, если знает правду, то молчит. Потому что это выгодно. Брок, ты ни в чем не виноват.

Дверь со скрипом открылась — на пороге стоял в расстегнутом мундире Эван. В руках у него было три огромных кружки. Судя по горькому аромату, перебивающему витавший в воздухе запашок пота, это был кофе.

Брок прищурился и снова спросил:

— Одли?

Эван приподнял бровь:

— Одли? Причем тут он? Мне сообщили, что тут видели мою жену, случайно заглянувшую в Управление.

Он прошел к Вик, подавая одну из кружек ей, а другую Броку:

— Держи. И что тут происходит?

Вик, пока Брок собирался с мыслями, опередила его:

— Эван, я была в библиотеке. Там с рунами Карфы глухо. Зато у нера Аранды удалось узнать, что руна, которую нам нанесли с Броком, возможно, печать. Он сказал, что вернется из поездки через три дня, тогда и поговорит, но только с тобой. Больше узнать ничего не удалось. Хочу съездить к отцу Маркусу — вдруг ему что-то известно про печать.

Эван задумчиво кивнул:

— Что ж, надо попробовать все. Мне нер Аранда сказал тоже самое — что вернется через три дня, тогда и поговорит. Это в его доме вас держали, Вик. Точнее, там весь остров принадлежит неру Аранда. Мне завтра должны прислать из его конторы фамилии арендаторов того самого дома. Пока это все, что удалось найти — ни Алистер, ни Одли за весь день так и не нашли в доме ни одного живого следа. Пока все глухо. Я сделал запрос в Арсель по поводу Гарри Смита и заказал копию дела убитой в Арселе в прошлом году леры Клариссы Маккензи. Там тоже упоминались руны на теле убитой. Заодно разослал запросы на похожие дела во все ближайшие города — вдруг где-то еще наш чернокнижник наследил.

Вик, приподнявшись на цыпочках, поцеловала его в щеку:

— Умница!

Эван мягко улыбнулся, его глаза потеплели, черты лица стали мягче — он позволил себе чуть-чуть расслабиться:

— Так меня еще на службе не хвалили и не награждали.

Вик зарделась и спряталась за кружкой с кофе.

Брок, явно не зная, что делать с кофе — он мешал в борьбе с боксерским мешком, — тихо сказал:

— Эван, я обещал, что если на меня вновь выйдет вернийская разведка, то ты все узнаешь первым. На подоконнике плотный конверт. Я его не вскрывал. Полагаю, там дальнейшие планы Вернии на меня. — Он сам направился к окну, оставил кружку там, взамен принеся пакет, и тут же вновь занялся боксированием.

Эван поставил кружку с кофе на пол и завертел пакет в руках — ни одной поясняющей надписи на нем не было:

— Откуда он?

— Малыш привезла, — подсказала Вик.

Брок глухо поправил, продолжая молотить мешок:

— Привез! Он мальчишка.

Вик поджала губы, но промолчала, даже вопросительный взгляд мужа проигнорировала. Предпочла скрыться от Эвана за кружкой, делая глоток обжигающе горячего и сладкого кофе.

Эван, не дождавшись пояснений, перевел взгляд на Брока и спросил:

— Почему сам не открыл?

Брок, прекращая боксировать и в последний момент уворачиваясь от мстительного мешка, ответил, все так же глядя в пол:

— Потому что мне не нужен титул за предательство. — Ладони его судорожно то сжимались в кулаки, то расслаблялись на миг. По пальцам текла кровь. Вик молча протянула Броку платок, почти заставляя его принимать. Брок намотал его на одну из ладоней. Он сдавленно сказал: — И потому что не хочу подставлять под удар вас с Викторией. Смотри сам, чтобы потом не было никаких вопросов, Эван.

Тот вслед за Вик поджал губы, привычно каменея — Эван думал, что период недоверия между ним и Броком прошел. Он вскрыл пакет, доставая почти пустые плотные листы бумаги — Вик не удержалась, подошла ближе, ничего не понимая.

— Запечатано на твой эфир, Брок, — пояснил Эван.

Тот дернул голым плечом, вспомнил о приличиях и направился к скамейке, где в куче его одежды валялось полотенце:

— Вот и замечательно, что его у меня больше нет.

Эван колко посмотрел на вернувшегося Брока, накинувшего на плечи полотенце, и принялся передавать ему бумагу за бумагой, поясняя:

— Грамота о присвоении тебе титула герцога де Фор…

Брок скривился:

— Поздравлять не надо. — Капля крови замарала плотную бумагу, растекаясь по ней.

— …Бумаги на наследство земель в Вернии, грамота на подтверждение титула графа… Банковские договора, чековая книжка Континентального банка — его отделение, кстати, есть в Аквилите. И ты, судя по золотой банковской чековой книжке, у нас миллионер. Золотой паспорт Вернии… Какое-то письмо, прочитать без эфира не удастся… И карта.

— Карта? — Вик влезла первой, перехватывая карту у несопротивлявшегося Брока. — Странно. Устье Ривеноук, левый берег. И чтобы это значило? Ни единого обозначения. Опять запечатано на эфир?

Эван подтвердил кивком, а Брок пожал плечами:

— Не знаю, Малыш ничего не говорил. Мы с ним… Плохо расстались. В основном из-за моего несносного поведения. Надо будет поговорить с ним и извиниться.

Вик заметила — карта Брока тоже заинтриговала, гася гнев и недовольство на самого себя. Он даже задумчиво поводил пальцем по берегу Ривеноук, впрочем, ничего не понимая.

— Попросим Полин помочь с активацией документов? — она с надеждой посмотрела на Эвана. Тот тоже пожал плечами:

— Это Броку решать.

Рыжий все же решился:

— Это может угрожать вам, так что придется попросить Полин. Надо узнать, что хочет разведка Вернии. Малыш ничего не пояснял.

Вик не удержалась и поправила его:

— Не поясняла.

Брок перевел взгляд на неё:

— Он мальчишка.

— Он — девушка, — возразила Вик. — Она. Она девушка. Ты привык видеть в нем мальчишку, вот и не замечаешь очевидного. По виду, Малыш — девушка. Причем старше меня, лет двадцати трех, пяти. Брок, просто прими это.

— Только не это, — пробурчал Брок.

Вик не удержалась от вопроса:

— Но почему, Брок? Учитывая ширину подбородка, невыраженность скул и сглаженные надбровные дуги, характерные для женщин, Малыш — девушка.

Брок наконец-то ожил и принялся спорить:

— Учитывая то, что он носит корсет-голубку, не предназначенный для тугого утягивания и формирующий гр… — он споткнулся о запретное слово. Грудь, как и ноги — считались грязными словами, вводящими в грех. Девушки есть, а вот груди и ног у них нет.

— Грудь, — сказала Вик твердо, спасая краснеющего Брока. Она вздохнула: — все же в камере ты тоже краснел, произнося это слово!

Брок, смешавшись, продолжил:

— Корсет-голубка сам формирует грудь. И я не покраснел. Просто тут жарко.

Эван без слов пошел и открыл окно. Жарко не было, а вот воняло по́том знатно, причем не от Брока. Тут все, казалось, пропиталось этим запашком.

Брок уверенно продолжил:

— Малыш — мальчишка. Он не привык утягиваться в корсет, и у него нет груди. Голубка — корсет как раз для него. И еще… Я знаю Малыша с его шестнадцати лет, когда он сам вышел на меня с предложением разведки Вернии. Мы знакомы более трех лет. Столько лет притворяться сложно. Я заботился о нем, на его восемнадцатилетие я водил его…

Эван кашлянул, напоминая о приличиях. Брок смешался, а Вик понятливо улыбнулась:

— Я в курсе этой традиции у неров и леров. Ты водил его в бордель.

Брок вместо ответа кивнул, а потом все же добавил:

— Мне сказали, что он теперь точно не мальчик. Вик, Малыш — мальчишка. Мне тогда не лгали.

Вик наклонила голову на бок:

— Тебе дословно сказали, что он не мальчик? Но он и есть не мальчик! Он девушка, Брок. — Вик тут же поправилась: — Она — девушка. Тебе именно это и сказали. Лжи не было.

Эван принял её сторону:

— Да, звучит правдоподобно. Обычно не так говорят.

Вик была бы не Вик, если бы не уточнила:

— А как говорят?

И Брок, и Эван, оба явно прошедшие через такое обучение в борделе, отвели глаза в стороны, не собираясь отвечать.

Вик вздохнула:

— Тоже мне, секреты.

Брок прошептал в сторону:

— Прости, Вик, но ту пошлость, что сказали про меня моему отцу, я не буду говорить.

Эван подтвердил энергичным кивком:

— Вик, только не это. Некоторые стороны жизни мужчин весьма грязные. И вспоминать их не хочется.

— Значит, про Малыша мы так и не узнаем, — констатировала Вик.

— Ведь можно спросить, — неожиданно сказал Эван. Даже Брок опешил от его предложения:

— Ты хочешь, чтобы я спросил мальчишку, не девушка ли он?

Вик добавила от себя, чуть не расплескав остатки кофе в своей кружке — она от возмущения всплеснула руками:

— Спросить леру о том, что она притворялась мальчишкой?! Эван…

Тот молча переводил взгляд с пунцового Брока на возмущенную Вик.

— Эван, так нельзя…

Он все же пояснил:

— Не Малыша спросить. Хозяйку борделя вновь расспросить. Только и всего.

Брок взлохматил пальцами короткие волосы на затылке и резюмировал:

— Если Малыш — девушка, то мне только в петлю и остается… Как же, обучал её мужским подвигам!

Он вернулся к мешку, с удвоенной силой наказывая себя за прошлое. Он бил и бил мешок, пока тот не выдержал и зашелся по шву, с шуршанием песка, падающего на пол, признавая свое поражение. Брок тихо прошипел проклятья и ногой пнул остатки кожаного мешка:

— …да чтоб меня… Что ж за день сегодня.

Эван скривился и понятливо принялся стягивать с себя мундир и сорочку:

— Помогу Броку спустить пар. Прости, Вики…

Она кивнула:

— Это зрелище не для женщин, поняла! — Отец никогда не позволял смотреть тренировки брата и Эвана. Говорил, что ей это не нужно. Конечно, совершать махи ногами, какие вытворял Эван на тренировках, выкидывая ноги выше головы, Вик в юбках не могла, но руками-то ей никто не мешал махать, кроме корсета и тугого верха платьев.

— Ты просто хотела ехать к инквизитору, — напомнил Эван. — Хочешь, я потом потренируюсь с тобой.

— Хочу, конечно! Тогда… — она обернулась к Броку: — настоятельно рекомендую внимательно следить в вашей дра… Бою за ногами Эвана. Мой отец учил его не боксу, а какой-то разновидности борьбы Нерху.

— Учту, — отозвался Брок.

— Развлекайтесь, — пробурчала Вик, провожая взглядом Эвана, направившегося к скамейке, на которую вслед за мундиром и сорочкой полетела и фланелевая футболка. Эван сел на скамью и принялся разуваться — калечить Брока не входило в его планы.

Вик сложила документы в пакет, собрала все кружки и направилась на выход, оглядываясь в дверном проеме — Брок не прислушался к её совету и уже беспомощно летел на канаты ринга, повисая на них. Эван встал в стойку, опуская руки вниз и ожидая, когда Брок придет в себя. Тот сплюнул кровь с разбитой губы в плевательницу и снова пошел на Эвана, группируясь и резко уходя от ударов, как контрпанчер в боксе. Эван пропустил правый джеб в бок, хекнул и разорвал контакт. Кажется, Николасу сегодня опять перепадет работы. Надо будет заехать в кондитерскую и купить сластей, чтобы Брок и Эван потом гордо заедали сладким свои раны.

Глава 35 Продолжение неприятностей

Брок смирился при счете 5:9 не в свою пользу.

— Все, сдаюсь, — еле выдохнул он, упираясь носом в вонявший каучуком спортивный мат и чувствуя, как тут же ослабевает силовой захват на спине. Эван отпустил его руку и похлопал по спине между лопатками:

— Как скажешь! — Он сам еле встал, щадя отбитый правый бок, и протянул руку перевернувшемуся на спину Броку: — Давай, хватайся…

Тот от помощи не отказался, только глухо ругался, пытаясь встать так, чтобы спина не сильно хрустела при этом:

— Научишь?

Эван, поднимая канаты и спрыгивая с ринга, кивнул:

— Конечно. — он сипло выдохнул, проглатывая боль напополам с ругательствами. Зря он прыгнул, очень зря. Уставшее, избитое тело этому не обрадовалось — у Брока был сокрушительно сильный удар. Он хорошо натренированный боец, просто оказался не готов к необычной тактике.

Одли, стоявший в дверях уже с четверть часа и наблюдавший за боем, громко захлопал в ладони:

— Браво, красавицы! — Ему особо «понравился» заплывший глаз Брока и рассеченная губа Эвана — на них его укоризненный взгляд задержался надолго. Эван даже смущенно ладонью вытер кровь с губы, чувствуя себя наказанным ребенком. Одли прошипел: — Шшшикарно выглядите… Думал, живыми вы оттуда уже не выползете. Совсем с ума сошли?!

Брок вздохнул, осторожно сползая с ринга:

— Прости, Вин. Эван тут ни при чем. Это я дурил.

— Ага, я заметил, — пробурчал Одли, переводя взгляд с Брока на Эвана: — Нер комиссар, а теперь вот это самое… То, что там вытворяли на ринге, нашим парням — мне, между прочим, пришлось применить силу, чтобы не дать им вам мешать. Алистер слезно просит обучить его парней такому же… Непотребству. И на всякий случай, напоминаю: штурмовой отряд вы сами просили, нер комиссар.

Эван, собирая свои вещи со скамьи и давясь стонами, пробурчал:

— Обучу.

— Лады, — обрадовался Одли. — И шли бы в душ, нер комиссар. Там как раз мыло заменили… У вас через полчаса совещание у лер-мэра.

Эван лишь поджал губы, чувствуя, как трещина на губе снова закровила. Он с ворохом одежды прошел мимо сержанта. Тот выглядел таким довольным, словно кот, дорвавшийся до хозяйских сливок, что Эван не выдержал:

— Одли, сколько ты уже в сержантах? Сколько служишь?

— Дык… — Одли опешил, хмурясь: — Полгода в патруле, полгода капралом ходил, остальное — сержантом.

— Четыре года, — подсказал Брок, догоняя Эвана и кидая ему на плечо чистое полотенце. — Вин, хватит изображать скучающего наставника. Все понял, осознал — накинь уже на нас с Эваном лечебную сеть. Подыхаем же от боли.

— Пффф, — воздел глаза вверх Одли, направляясь за хромающими мужчинами следом по коридору: — думать надо было головой, а не в драку лезть. Говорить ртом полезнее для мозговых тараканов, чем драка. Ты сам меня учил этому: говорить, а не драться!

Брок скривился и, гордо стараясь не горбиться при ходьбе, направился в душевую:

— Эван, в пекло Одли — я Алистера попрошу нас подлечить.

Эван обернулся на сержанта:

— На днях получишь инспектора. Готовься к новым обязанностям.

— Чегоооо?! — взревел Одли, все же эфиром обезболивая Брока и Эвана, вдобавок добавил плетение от отеков и гематом. — А кто будет вместо меня?!

Эван принялся перечислять:

— Ты станешь инспектором, Алистер — сержантом штурм-отряда, Себ — сержантом патрульных, Лео уйдет в детективы. Итого…

Одли мрачно закончил:

— Итого — у меня в отделении нехватка сразу трех констеблей!

— Четырех, — педантично поправил Эван, заходя в душевую, и в раздевалке, где вдоль стен стояли низкие скамейки, стаскивая с себя штаны и кальсоны. — Вик после раскрытия дела чернокнижника пойдет сдавать экзамен на детектива.

Брок, бросая пакет с документами и одежду на скамью, уточнил на всякий случай:

— Кто так решил?

— Я так решил, — твердо сказал Эван, скидывая с плеч полотенце, и осторожно зашагал в душевую по холодному, скользкому полу босыми ногами — в прошлый свой раз он тут умудрился поскользнуться и упасть.

Душевая была простой — отделанные самой дешевой плиткой стены, невысокие перегородки из кирпича, отгораживающие кабинки, и железные лейки, вмурованные под потолком. Воняло сыростью, какой-то прелью и почему-то сладко розами. Эван стал откручивать вентили, включая воду.

— Хватит, меня патрулирование Вик в гроб вгонит. — горько признался он. — Напишу «в виду особых заслуг» и отправлю на экзамен. И пусть только попробуют не принять его у неё.

Одли печально констатировал, замирая в узком проходе между душевой и раздевалкой:

— В пекло такие перестановки — теперь четыре констебля где-то искать!?!

Эван, оборачиваясь из душевой кабинки — низкие перегородки не прятали даже по плечи, вновь его поправил:

— Тебе патрульное отделение полностью набирать — штурм-отряд не будет принимать участие в патруле.

Трубы загудели, и, разок недовольно фыркнув, из них полилась вода — сперва ледяная. Впрочем, она прогрелась моментально — вот что Эвану нравилось в Аквилите однозначно, так организация водоснабжения и отопления. Не то, что в Олфинбурге, где до сих пор камины и дровяные баки для нагрева воды. Там даже в Центральном дивизионе горячей воды хватало не на всех патрульных, про его бывший родной Восточный дивизион вообще можно было молчать — чуть теплая вода там была праздником.

Вода щипала ободранные, еще не зажившие плечи, до красна разогревая кожу и прогревая мышцы, унося с собой усталость и стихающую боль. Эван закрыл глаза и просто стоял, наслаждаясь горячей водой. В соседней кабинке так же замер Брок, раскрасневшись, как помидор. Его от природы светлая кожа, чистая от веснушек, плохо переносила жар.

Одли затейливо продолжал ругаться, но уже в коридоре — понес новость парням. Впрочем, он тут же вернулся, снова замирая в проходе душевой:

— Самое главное забыл спросить…

И Брок, и Эван обернулись на него из своих кабинок:

— Чего?

— Ужин на вас брать? Мы с парнями сейчас перекус устроим.

— Брать, — улыбнулся Эван. — Я оплачу.

Брок его перебил:

— Я. Одли, достань из большого бумажного пакета на скамье чековую книжку и оплати сразу год обедов и ужинов для парней.

— Шикуешь? Ну-ну, — фыркнул Одли. — Ты мне, рыжий, двадцатку должен — я по глупости поставил на тебя. Думал, ты уложишь нера комиссара, без обид, Эван.

Он взял пакет со скамейки и залез в него, тут же ругаясь:

— Твою же дивизию… Ты кого ограбил, рыжий?! — он удивлено крутил в руках золотую чековую книжку.

Ему ответил Эван, беря мыло с полки и принюхиваясь — оно воняло уже не прогорклым жиром, а печально розами:

— Рыжий вступил в наследство. Он теперь лер де Фор, а не нер Мюрай. Сиятельный.

Рыжий, отплевываясь водой, попавшей в нос, буркнул:

— И Одли, зайди еще в кофейню — оплати кофе на год. И найди чайную. С приличным чаем для Виктории. Подпись же мою еще не разучился подделывать?

— Угу… Не разучился… — Одли почесал в затылке, — будет сделано. И не задерживайтесь, ужин скоро, все хотят жрать. Все, я пошел.

Брок поверх перегородки глянул на замершего с мылом в руках Эвана:

— Что-то не так?

Тот, смирившись, принялся мылиться:

— Вик терпеть не может аромат роз. Я обещал исправиться. Не получилось…

— Так… — Брок замер, а потом до него дошло: — так мыло в душевой по твоему приказу заменили?

— Да, — Эван решительно вернулся под тугие струи душа, смывая грязную пену, пахнущую розами. Она потекла в отверстие в полу, уже чуть-чуть забитое мусором.

Брок тихо рассмеялся:

— Я три года бился с интендантом, чтобы он перестал закупать дешевую гадость, а ты…

Эван фыркнул:

— Я сказал, что испепелю. Он поверил. Только и всего. — Он закрыл глаза и запрокинул голову вверх, смывая мыло с волос.

— Ммм, ясно… — Брок признался: — Не подумал.

— Ты теперь так тоже можешь — ты же герцог. Сиятельный.

— Иди ты… — Брок закрутил железные вентили и вышел из душа. Облако пара тут же окутало его — Эван подсушил ему кожу и волосы эфиром. — Спасибо.

— Не за что, — отозвался Эван, тоже закрывая воду и моментально высыхая. Он замер перед запотевшим зеркалом, рассматривая подзажившую из-за эфира Одли губу и решая, стоит ли бриться? Решив, что это потерпит до дома, он пошел вслед за Броком одеваться.

Брок, воюя с кальсонами, позвал:

— Эван…

— Эм?

— Какие планы на вечер?

Эван, натянув нижнее белье, с помощью эфира приводил в порядок помявшуюся одежду — свою и Брока:

— Иду на собрание к лер-мэру, потом, надеюсь, домой. А ты?

Брок, сев и застегивая под коленями подтяжки для носков, пробормотал:

— В бордель — узнавать про Малыша. Потом домой — надо активировать бумаги и посмотреть, что хочет от меня разведка. И… Эван, хоть убивайте меня с Вик, но Малыш — мальчишка. Как можно заставить леру так изменить свою жизнь? Совершить недостойный поступок — выдавать себя за мальчишку… Уехать в никуда, в чужую страну, где никого не знаешь…

Эван пожал плечами:

— Причин может быть много. От авантюризма в крови до патриотизма. От банального шантажа до угроз жизни родным. Тут только Малыш может сказать, как её заставили.

Брок понюхал свою футболку, забраковывая её, и нагло надел сорочку сразу на голое тело:

— Он не…

— Она не! — поправил Эван, застегивая сорочку.

— Она не признается. Ни за что. — Брок обиженно сверкнул своими зелеными глазами — все так и отказывается соглашаться с тем, что Малыш — девушка. — И авантюризм — так себе причина.

Эван предложил другие причины:

— Желание кого-то увидеть? Родню, знакомых, жениха, друзей? Она могла ехать к кому-то, кого хотела увидеть.

Брок качнул головой:

— У Малыша никого в Аквилите, кроме меня, не было.

Эван сдался, пожимая плечами:

— Спроси у адера Дрейка? Он встречался в Вернии с Малышом. Вдруг он что-то знает.

— Спрошу, — решительно сказал Брок, на ощупь завязывая галстук. — Обязательно спрошу.

И занозой в сердце почему-то увязло слово «жених»… Увидеть жениха. Только у Малыша, кроме него, в Аквилите никого не было. Кроме него. Него. Но как тогда в эту мозаику встраивается письмо о смерти леры Элизабет? Откуда оно взялось? Почему оно оказалось не в общем пакете? Почему оно не было защищено эфиром от прочтения? Малыш сильно рисковал, пересекая границы между странами.

Эван тихо позвал его в дверях, уже полностью одетый:

— Брок?

— Только не это… — у Брока даже руки ослабли от резкого осознания.

— Что именно?

— А если жених… — Брок заставил себя это сказать: — я?

Эван крайне серьезно сказал:

— Тогда настоятельно рекомендую сегодня же навестить Малыша и извиниться.

— Небеса и пекло…

— Хуже, если это какая-то твоя кузина.

— Пекло и небеса, — вновь выругался Брок. — Я уже не знаю, что хуже.

— Пойдем, — позвал его за собой Эван. — Парни уже заждались. Как бы наши порции не съели.

Брок заставил себя улыбнуться, хоть на сердце было муторно от загадки Малыша:

— Эти могут… — он, забрав пакет с документами, пошел на второй этаж в общую залу, где после дневного патруля парни оформляли отчеты, споро печатая их на машинках. Клавиши стучали так, что у Эвана моментально начала раскалываться голова. То и дело громко звенел колокольчик возврата каретки. Вся зала аппетитно пропахла жареной рыбой, картофелем и пивом, бутылки с которым стояли открытыми почти на каждом столе. Констебли, отвлекаясь от еды, здоровались, пожимали руки Броку и Эвану и тут же снова погружались в работу — из-за усиленных ночных патрулей многим после девяти вечера обратно на улицы города.

Одли, односложно что-то отвечая по телефону, махнул Эвану и Броку рукой на свой стол, где на газетах были разложены сразу три порции картофеля и рыбы.

Брок притащил два стула для себя и Эвана, тут же устало плюхнулся на свой и придвинул ближайшую газетку с едой, задумчиво выбирая себе соус. Он остановился просто на ломтике лимона, выжимая его сок на рыбу. Эван предпочел есть без соуса, без сил откидываясь на спинку стула и кладя свернутую кульком газету с едой себе на колено.

Одли положил телефонную трубку на аппарат, сморщился, встал и гаркнул на весь зал:

— Так… Красавицы и нер комиссар… У инквизиции реформистов произошел взрыв.

Эван тут же дернулся, всматриваясь в Одли. Тот сразу понял его волнение и успокоил:

— Наша Вики жива — задело только осколком. Итак… С самого начала. Взорвали паромобиль Эвирока — это теракт, а не упущенная вода в паромобиле: есть свидетели, как в паромобиль закинули адскую машинку. Только Эвирока от взрыва прикрыл отец Маркус. Он в плохом состоянии — очевидцы говорят, что шансов живым доехать до госпиталя нет. Сам Эвирок посечен кое-где осколками, но жив. Нашу Вик легко задело, как еще пару случайных горожан. Они все направлены в госпиталь орелиток… Теперь главное. Особое управление в лице лейтенанта Шекли затребовало помощь в расследовании. У них оказался полный некомплект офицеров с допуском к самостоятельным расследованиям. Ривз мертв, Гилл пострадал от взрыва, Блек в инквизиции, Фейна не могут найти с самого утра. Остался один Шекли. Нер комиссар…

Эван тяжело посмотрел на Одли:

— Какова вероятность, что это кто-то из наших…?

Сержант скривился:

— Чрезвычайно мала, но есть. Все же… Эвирока тут ненавидят.

— Тогда… — Эван нахмурился. — Кто у нас свободен?

Брок подсказал:

— Направь Байо. Лео занимается как раз бомбистами. Будет дело в зачет для экзамена на детектива.

— Хорошо, — согласился Эван, поглядывая на настенные часы — до совещания у лер-мэра никак не успеть выбраться в госпиталь. Как там его девочка… И не телефонирует, чтобы не беспокоить зря. Вот же… Проклятый этикет Тальмы! Жить надо так, чтобы никого не беспокоить.

Брок тихо напомнил:

— С Вики все будет в порядке — у неё же амулет. И не бойся — я сейчас в бордель…

Одли заливисто присвистнул, и Брок старательно загадочно улыбнулся:

— Завидуй молча, Вин! И… Эван… Я в бордель, потом сразу же в госпиталь к Вик. Все будет хорошо. Я телефонирую сразу же, как что-то узнаю.

— Спасибо, — Эван нашел в себе силы говорить спокойно — Алистер спешно открывал окна: гарью в зале завоняло знатно.

Одли задумчиво спросил, присматриваясь к Эвану:

— Нер комиссар, вы у нас случаем не хаотик, как Лео? Ваши вспышки сильно на то смахивают.

— Меня много раз проверяли, серж, — мрачно сказал Эван.

— Проверки проверками, но вы подумайте над моими словами хорошенько. Переход на новый уровень силы в вашем возрасте маловероятен, а вот если вы хаотик… Мама, забери меня обратно! Мне Лео за глаза хватает!

Брок его осек:

— Вин, хватит паясничать. У нас дел по горло.

— Так возвращайся быстрее, — парировал Одли. Он любил иногда оставлять за собой последнее слово.

* * *

До борделя Брок добрался только через полтора часа — стемнело, в Аквилите начал действовать светомаскировочный режим, и даже масляный фонарь, выданный Одли, не особо спасал на темных, сразу ставших неузнаваемыми улочках города. Паровики, естественно, не ходили, а брать и так редкий служебный транспорт Брок не стал — парням важнее. Пришлось идти пешком.

Бордель, кстати, оказался закрыт — оставшийся в городе придверник доложил, что стрекозки улетели подальше от войны на север — там сейчас безопаснее. Брок мысленно поругался на себя, что мог бы и догадаться, и направился обратно от берега Ривеноук в сторону «Королевского рыцаря» и расположенного поблизости от него штаба инквизиции дореформистов. Заканчивался седьмой час вечера, и адер Дрейк должен был быть уже дома. Но удача в этот день решила отвернуться от Брока — в погруженной в сумрак инквизиции, где горел тусклый свет только на стойке в холле, адера не оказалось. Мальчишка-побегушка по имени Шарль доложил, что адер уже вторые сутки не вылезает из госпиталя орелиток.

Брок поблагодарил Шарля и направился было на выход, когда по лестнице вниз сверзнулся худой, белобрысый мальчишка, тут же бросившийся вдаль по темному коридору. Шарль вскочил из-за стойки и крикнул ему вслед:

— Альк!!! Не смей есть конфеты адера!!! Я в последний раз предупреждаю!!!

Брок заледенел — мелкого мальчишку-акробата из цирка «Огни Аны», изображавшего на площади Танцующих струй Чумную Полли, он бы и без имени узнал. Одна проблема — тот мальчишка был бесповоротно мертв. Брок сам закрывал ему глаза.

Шарль понесся по коридору за мальчишкой:

— Аль, убьюююю!!!

Брок вернулся к стойке и резко дернул на себя трубку с телефонного аппарата:

— Нерисса, Центральный участок полиции, сержанта Одли, пожалуйста…

Когда ему ответил уверенный голос друга, Брок спросил:

— Вин, дело Азуле было передано в суд?

Тот ненадолго задумался, переключаясь с новых забот на старые:

— Было. Он признан виновным в убийстве, приговорен к казни через повешенье.

— Его… казнили?

— Не знаю. Узнать?

Брок еле выдавил из себя:

— Узнай. Тут вскрылись новые обстоятельства…

Обстоятельства нагло промчались мимо него обратно на второй этаж, таща в руках кулек конфет.

Азуле осудили за убийство Алька. Только Азуле не был убийцей. Его дело надо было квалифицировать иначе. Брок положил трубку на аппарат. В груди пекло от злости на адера — тоже мне, святой отец! Скрыть такое… Это было за гранью.

Брок вышел из инквизиции, провожаемый озадаченным взглядом Шарля — тот ничего не понял.

Глава 36 Взрыв

Аквилита изменилась: по улицам ходили усиленные патрули вооруженных констеблей, на главных перекрестках организовывали военные посты, витрины многих, продолжавших работать магазинов были забиты фанерой, некоторые лавки закрылись, быть может, навсегда — их владельцы-вернийцы предпочли не рисковать. Мегги рассказывала в библиотеке, что ночью пытались устроить погромы в районах с беженцами-вернийцами, но благодаря действиям полиции это не удалось. Улицы опустели — люди покидали город. Причем, парадокс Аквилиты, из города уезжали коренные аквилитцы, перебираясь на более безопасный север, в Тальму. Вернийцы, которым находиться в приграничном городе было опаснее, не бежали — им некуда было уезжать. На севере и востоке — Тальма. На юге — война. На запад уже не ходили суда и не плавали дирижабли. Говорят, в Арселе, расположенном дальше по побережью на север, собирали конвои дирижаблей, отправлявшихся в другие страны, но не тут, не в Аквилите. Тут акватории, и океаническая, и воздушная, были пусты — только хищные акулы в небесах, да темно-серые громады кораблей на горизонте.

Вик споро шла в сторону инквизиции, мысленно собирая аргументы, способные убедить отца Маркуса наконец-то с ней честно поговорить — она имеет право встретиться с Тони, она должна поговорить с Блеком, она обязана найти эмпата, пока не стало поздно.

Солнце клонилось за горизонт — стоило поспешить, возвращаться домой по темноте нынче трудновато, да и Эван будет волноваться. С океана летел влажный, противно-теплый ветер. Снег окончательно стаял, и газоны в парке, через который Вик сократила путь до инквизиции, во всю зеленели. Пахло сырой землей и цветами. У высоких, то и дело попадавшихся на глаза паровых труб, сбрасывающих излишки давления в отопительной системе, во всю набирали цвет нарциссы. Кое-где их белые, ажурные головки уже трепетали на ветру. Аквилита, сумасшедшая и непредсказуемая, где даже зима неправильная и пахнущая цветами. На одной из беседок парка мелом была выведена непонятная надпись «Кто убил Яна?». Вик прочитала её машинально, потом эта странная фраза попадалась на глаза еще несколько раз — на стенах домов, на тротуаре и даже на рекламной тумбе, написанная углем поверх старой афиши цирка. Уж не смертью Ян Ми кто-то озадачился?

Штаб-квартира инквизиции находилась у самой железной дороги, шедшей вдоль морского побережья, — последний, угловой дом был с видом на невысокую насыпь, по которой сейчас мерно стучал колесами длинный поезд с зелеными треугольниками на стенах и крышах. С небольшого крыльца инквизиции вместе спустились Гилл в партикулярном платье и отец Маркус, направляясь в сторону паромобиля, припаркованного у тротуара. Вик прибавила ходу, понимая, что может не успеть — ей еще пару домов пройти и дорогу перебежать. Заметив, как Гилл открыл водительскую, а потом и пассажирскую дверцу, предлагая отцу Маркусу сесть, она крикнула:

— Отец Маркус! — Вик, благодаря поезд, остановивший движение на довольно бойкой улице, бросилась лавировать между стоящими паромобилями, перебегая дорогу к инквизиции. Да-да-да, неры не бегают и тем более не кричат на улицах, но этим нерам не надо спасать чужие жизни и собственные способности к магии. — Подождите!

Это и спасло жизнь Гиллу — на крик Виктории остановился именно он, разворачиваясь от паромобиля:

— Нера Ренар…

Какой-то совершенно незапоминающийся кер в глубоко надвинутой на голову кепке, рабочей куртке и синих плотных штанах, проходя мимо паромобиля по тротуару, что-то кинул прямо на крышу машины — отец Маркус в последний момент толкнул Гилла вперед, на мостовую, своим телом прикрывая от взрыва. Что было дальше, Вики помнила смутно. Она очнулась на мостовой, прижимаясь спиной к чьему-то паромобилю, в голове гулко и больно билось одно и тоже слово «Успел!», произнесенное почему-то голосом Дрейка. Звуки чьего-то крика: «Лови тварь!», стонов, свистков констеблей еле прорывались. Вик, опираясь на паромобиль, с трудом встала, не понимая, почему печет грудь там, где прятался амулет, и почему правая рука повисла плетью. Гилл, спешно стаскивая с себя пальто, рыдал, как ребенок над отцом Маркусом, валявшимся на мостовой в алой сутане. Его спина и бок представляли из себя кровавое месиво.

Вик замотала головой, прогоняя ненужную слабость и сглатывая густую слюну с привкусом крови. Звуки улицы тут же стали четче и громче — оказывается, от взрыва у Вик заложило уши.

Сидевший прямо на мостовой Гилл, наконец-то, справился с пальто и прижал его к спине отца Маркуса, тампонируя многочисленные глубокие раны. Вик заставила себя сделать еще несколько шагов в сторону полыхающего от взрыва паромобиля, опускаясь на колени перед лежащим на боку Маркусом. Его ментальный крик: «Успел!» — уже смолк, с ним почти ушла и головная боль у Вики. Дыхание Маркуса стало еле заметным, и изо рта потекла струйка крови. Пальцы, до этого царапавшие асфальт, разжались. Он обмяк на руках Гилла, из последний сил пытавшегося его спасти с помощью эфира.

Вик схватила безжизненную руку отца Маркуса и взмолилась, чтобы её неведомому ангелу-хранителю хватило сил. «Последний раз, прошу, больше никогда! Последний раз…» — еле шептали её губы.

Гилл, не замечая, как собственный костюм пропитывается кровью, пытался эфиром отсрочить смерть Маркуса, накидывая все новые и новые плетения и повторяя, как молитву:

— Держись, прошу… Держись… Не твоя очередь, Марк…

Руку Вик, которой она вцепилась в отца Маркуса, обожгло нестерпимой волной жара — амулет заработал на полную силу, пытаясь вытащить душу с того света.

Рядом остановился паромобиль, и его водитель распахнул дверцы заднего сиденья:

— Грузите — ждать карету скорой помощи бесполезно! Тут до госпиталя орелиток всего ничего.

Гилл попытался неуклюже встать, вместе с отцом Марком на руках, но у него не получилось — его повело в сторону от слабости и кровопотери.

Кто-то пришел ему на помощь, перехватывая тело Маркуса и помогая положить его в паромобиль. Вики еле встала следом, уговаривая себя и ничего не понимающего Гилла:

— Главное, не отпускать его руки… Не отпускать его руки…

Мужчина, явно лер по одеждам, громко скомандовал:

— Лера, отпустите его… Вы мешаете!

— Нельзя! — рявкнула Вик. Гилл, помогая удобнее расположить Маркуса на заднем сиденье, подтвердил:

— Не лезьте, куда не просили, лер!

Тот в ответ зло сверкнул глазами:

— Садитесь быстрее — время поджимает! Тут каждая секунда на счету! Главное, довезти до госпиталя…

Вик попыталась сесть в паромобиль, но сил не хватило. Рука горела, словно Вик сунула ее в открытое пламя, зато Маркус открыл глаза, мутно водя глазами из стороны в сторону и что-то крича — все вокруг схватились за головы: кричал Маркус ментально.

Гилл прошипел:

— Магблокиратор… Нужен магблокиратор… — Он хлопал себя по карманам брючного костюма, в последний момент вспоминая, что блокиратор в кармане пальто.

Глаза Маркуса, медленно сползавшего с сиденья, наткнулись на лицо Вики, и, соперничая с болью в руке, её голова взорвалась яркими картинками, чужими голосами и странными запахами. Словно в безумном синематографе ленту фильма прокрутили на дикой скорости. Вик от неожиданности отпустила руку отца Маркуса, почти падая на мостовую — в последний момент её поймал Гилл, буквально закидывая в паромобиль. «Крик» тут же стих — Маркус вновь потерял сознание.

Водитель уже сел за руль — он вытирал текущую из носа кровь:

— Что это было?!

Вик снова вцепилась в руку Маркуса, поддерживая его жизнь. Белые ресницы затрепетали, и Вик поняла, что новая порция крика вот-вот повторится.

Гилл, спешно доставая из скомканного пальто магблокиратор, нацепил его на запястье друга:

— Это волнения эфира на месте тяжкого преступления. Никогда не сталкивались? — Он помог Вик затащить тяжелое, сползавшее тело Маркуса обратно на сиденье и спешно сел рядом, захлопывая дверцу.

Паромобиль резко стронулся с места — поезд уже проехал, сияя в полумраке вечера задними фонарями, и шлагбаум быстро пополз вверх, открывая дорогу.

Вик с трудом дышала — в голове так и сидел огненной занозой «крик» Маркуса. Гилл, явно отгородившись от водителя завесой тишины, пояснил для Вик:

— Марк что-то в вас вложил. Не пытайтесь понять, что. Не пытайтесь сопротивляться и пытаться вспомнить — будет только хуже с непривычки. Оно само потом всплывет в памяти, когда уляжется. Просто дышите — боль быстро уйдет. Это не чистка — быстро утихнет. Главное — не пытайтесь насильно прочитать пакет воспоминаний. Дайте ему улечься, иначе чужие мысли снова и снова будут взрываться в вас. — Он скривился: — мысли — это электричество. Пытки электричеством одни из самых болезненных. Просто дышите…

— Да… — еле нашла в себе силы Вик. — Гилл… Пожалуйста… Нельзя отрывать мою руку от Маркуса… Мне нельзя отпускать… Я его держу…

— Я прослежу, Виктория. — твердо сказал мужчина.

Вик проглотила слюну с кровью и снова прошептала:

— Даже если я потеряю сознание…

— Я буду держать вместо тебя. И спасибо, Вики… Я твой должник.

Она закрыла глаза, заставляя себя дышать глубже и реже, чтобы погасить боль. Она не видела, с каким ужасом смотрел Гилл на её руку, покрывающуюся пузырями ожогов.

— Не отпускать… Иначе Маркус не выживет.

— Вики…

— Не отпускать!

…Было больно.

Было муторно.

Было вонюче, когда кто-то сунул под нос нашатырь.

Было трудно — делать шаг за шагом, стараясь успеть за санитарами, несущими Маркуса в операционную.

Было легко, когда кто-то взял её со спины за плечи, и теплым, почти родным голосом Дрейка, стал её уговаривать:

— Все, все, все, белочка, отпускай — ты удержала… Дальше буду держать я.

Она, глядя, как медсестры споро разрезают на Маркусе одежды, а потом накрывают его мощное, атлетически сложенное, искалеченное тело простынями, готовя к операции, прошептала:

— Маркус, прекратите… Хватит! — она все еще держала его за руку, хоть тепла уже не чувствовала. То ли чужой эфир выжег в ней чувствительность, то ли амулет перестал работать.

Её поправили:

— Это я, Дрейк, Вики!

Его руки, приятно согревавшие её и дававшие сил, разжались, и Дрейк обошел Вик, вставая сбоку и заглядывая в глаза:

— Видишь, это я, Дрейк. Я удержу его. Надо будет — из колодца выдерну. Честное слово, белочка. Иди — тебе самой нужна помощь. Тебе нужно обработать рану на руке и ожог.

Она глупо улыбнулась, вспоминая, что так и не успела подстричься:

— Я… Я линяла белка, да?

— Ты самая храбрая белочка, что я знаю. — Дрейк кому-то кивнул, и её снова со спины обняли и словно ребенка повели прочь. Правда, перед этим Дрейк сам аккуратно разжал её сведенные судорогой пальцы, вцепившиеся в ладонь Маркуса. Там тоже вскипал багровый, глубокий ожог — поток эфира, лившийся из Вик в Маркуса был чрезвычайно мощным. Настолько, что мужскую костяную фигурку сожгло, пеплом марая сорочку и корсет. Только это Вик обнаружит уже дома.

У Вик, которой уже не нужно было быть сильной, закончились силы, и она позволила делать с собой все, что хотели доктора и усталые, слишком серьезные медсестры. Ей помогли стащить пальто и жакет, уложили на кушетку, разрезали рукав блузки, что-то вкололи, что-то стали расспрашивать — Вик было все равно. Даже когда принялись шить рану, а не заживлять при помощи магии. Она смотрела все так же в бок, где на операционном столе, почти на животе, чтобы получить доступ к ранам на спине, лежал бледный Маркус. Бедняга наркотизатор то и дело присаживался на корточки, заглядывая в лицо инквизитора снизу вверх и что-то прикладывая к его рту. Воняло чем-то едким, и хотелось спать. Только расслабляться нельзя — в госпитале, Вик помнила, мест нет, да и нельзя упускать шанс — надо поговорить с Гиллом, внезапно перешедшим на ты. Так бывает, когда пугаешься — творишь и говоришь что-то недопустимое. Главное, чтобы извиняться не стал. Вик уже поняла, что Гилл и Маркус не враги.

Ей снова сунули под нос ватку с нашатырем, зажали в ладони, уговаривая оставить на всякий случай и вывели из операционной — дел было много, палат не было, а понаблюдать за её состоянием надо было. Вик была не против задержаться в госпитале даже в коридоре. Она хотела знать, чем закончится операция у отца Маркуса. Да и до дома, хоть и было близко, не больше четверти часа пешком, но сейчас для Вик это было непреодолимое расстояние.

Гилл безучастно сидел в коридоре. Ему уже обработали раны, удалив осколки. Он сам заживил повреждения эфиром. Он попытался встать, когда Вики подошла к нему, но она еле пробормотала:

— Сидите… К демонам этикет, когда сил нет…

— Как… Марк? — Гилл еле выговорил. Его голос заглушали стоны из ближайших палат. Невыносимо пахло болью, смертью и лекарствами.

— Жив. Я уходила — он был жив. — Вик буквально рухнула без сил на скамью, благодаря небеса, что сегодня надела простой укороченный корсет, в котором можно было сидеть. — Сказали, что операция будет долгой. Не меньше четырех, а то и восьми часов. Очень много задетых органов. Дрейк обещал…

Гилл переспросил — его выпихнули из операционной гораздо раньше Вик:

— Адер Дрейк?

— Он… — подтвердила Вик. — Он обещал, что не отпустит Маркуса. Марка, — поправилась она, вспоминая, что Гилл называл его именно так. — Оперирующий хирург сказал, что совершенно бессмысленно умирать на операционном столе, когда добрался до него живым с несовместимыми для жизни травмами.

— Так и сказал? — бледно улыбнулся Гилл, поправляя на себе футболку с коротким рукавом — сорочке и пиджаку не повезло в сражении с медицинскими ножницами.

— Так и сказал…

Он вспомнил о приличиях и извинился:

— Простите за мой внешний вид.

— Вам не за что извиняться, — сил говорить не было, но надо, надо — проклятый этикет, проклятая Тальма!

— Я почти в нижнем белье перед вами…

Вик прошептала, закрывая бессильно глаза — мимо прокатили каталку с телом, полностью укрытым белой простыней, словно смерть напоминала, что она рядом и никуда не уйдет:

— Главное, что живой. Остальное, поверьте, такая мелочь.

Гилл, вот же воспитание леров, тут же вспомнил, что он мужчина, и что его обязанность заботиться о нерах:

— Вам что-нибудь принести? Может, вызвать паромобиль? Или телефонировать мужу, чтобы он вас забрал?

Вик устало приоткрыла один глаз:

— Я останусь тут.

— Вы уверены? Может, тогда позволите подлечить вас?

Она без слов протянула ему правую, забинтованную руку:

— Буду премного вам благодарна. Мне завтра на дежурство с утра, я думала, что опять не выйду на службу.

Мужчина улыбнулся:

— Рану я залечу, но вряд ли ваш муж разрешит вам завтра выйти на службу — кровопотерю я вам не возмещу. Потерпите пару дней — как раз седьмица закончится, будет выходной день, после него и вернетесь.

Вик просто снова закрыла глаза, не собираясь ничего объяснять: Гилл — мужчина, он ничего не поймет. Чужой эфир бодрящей волной промчался через неё, возвращая силы и усмиряя тупую боль в руке.

— Вот так, Виктория. Это все, что я могу сделать. Может, все же вызвать мотор?

Она призналась, выпрямляясь и открывая глаза:

— Я хочу дождаться конца операции.

— Мне казалось, что вы недолюбливаете Марка.

— Я не обязана его любить, но я его уважаю, как человека.

Гилл отпустил её руку:

— А я… Я… Небеса, только бы он жил. Насколько я его люблю, как друга, настолько и ненавижу как человека. Но не он, вот отнюдь не он должен был там так пострадать. Не он. Это я должен был там лечь. Аквилита всегда забирает Эвироков.

— Это она по глупости. И Гилл…

Он представился:

— Кайл.

Вик твердо сказала — этот скорбный тон и страдания по чести она уже видела у Брока:

— Кайл, не вам решать, кто должен там был погибнуть.

— Марк — сверхчеловек, вы же понимаете. Такие, как он, вершат историю, такие как он…

Она оборвала его — подобные разглагольствования она терпеть не могла:

— Сверхлюдей не существует! Это выдумка, как и выдумка про недорасы карфиан и ренальцев. Люди равны.

Гилл развернулся к ней на скамье, всматриваясь в лицо — Вик оставалось надеяться, что медсестры смыли с него всю кровь:

— Вы говорите прямо как Марк.

— Значит, возможно, мы еще станем с ним друзьями. — Это уже не казалось Вик странным. Она дружила с Дрейком, так почему с этим инквизитором она не найдет общий язык? У них по крайней мере один подход к пыткам и преступлениям.

— Если он выживет.

— Он выживет. — уверенно сказала Вик. Иначе и быть не может. Боги же позволили довести его живым до госпиталя. Тут Дрейк, он обещал не отпустить. — Кайл, хочу предупредить вас: думайте, что говорите — не наговорите под впечатлением от взрыва то, о чем потом будете жалеть.

— У меня так почти не бывает. — признался мужчина. Вик смотрела на него так недоверчиво, что он пояснил: — Потому что потом приходит Марк, и все всё забывают. Ненавижу его за это. Кстати, при всем желании не могу наговорить чего-то опасного — Марк мне вчера снова правил память. Из-за него я Олфинбурге славлюсь, как ветренный и забывчивый человек — Марк вечно копается в моей памяти, как у себя дома. А вы говорите — он не сверхчеловек.

— Благими намерениями вымощены дороги прочь от богов — в пекло и одиночество. Так бывает. Марк — обычный человек, иначе он бы так с вами не ошибался. Может… Поговорим?

— Давайте я принесу нам чего-нибудь. Должен же быть тут чай или хотя бы кофе… Хоть что-то. Мне кажется, на площади перед госпиталем были торговцы.

— Давайте я, как наименее пострадавшая…

Гилл встал, опережая её:

— И все же. Мужчины изначально создавались для охоты.

— Удачной охоты, Кайл. — смирилась Вик — нравы Тальмы из некоторых каленым железом не вытравить.

— Спасибо…

Глава 37 Серьезный разговор

Вик старательно собиралась с мыслями. Со стольким надо разобраться! Надо разговорить Гилла, надо понять, что в неё вложил Маркус, уверенный в своей скорой смерти, надо разобраться в деле чернокнижника, но сперва надо телефонировать Эвану — он волнуется за неё. Вик попыталась вспомнить, что случилось с её сумочкой и зонтом-тростью, с которыми она, как любая тальмийская нера, никогда не расставалась… В паромобиле их точно не было, значит, она их потеряла у инквизиции. Интересно, какой тут процент возврата найденного имущества? В сумочке не было большой суммы денег, зато там были документы. Будет жалко, если они пропадут — восстанавливать их будет сложно. Вик на всякий случай проверила карманы юбки — знала, что никогда не кладет мелочь туда, но иногда же случаются чудеса… Карманы были девственно пусты. Даже платок остался у Брока. Значит, придется просить Гилла помочь с мелочью, чтобы телефонировать домой — Поттеру будет проще из дома найти Эвана, тот мог выехать на место взрыва — Эван из тех, кто не умеет отсиживаться в кабинете, действуя вопреки всем должностным инструкциям.

Мимо с тазом в руках промчалась Абени в своем сером платье сиделки.

Вик позвала её, та махнула рукой на ходу:

— Я сейчас, нера Ренар! Подождите секундочку! — Абени влетела в операционную и плотно закрыла за собой дверь. Вик многого бы отдала за то, чтобы узнать, как там Марк. Ей оставалось только ждать и надеяться на лучшее. А кругом раздавались стоны и хрипы — война щедро отсыпала Аквилите своих жертв. Головная боль снова проснулась — от едких запахов, от звуков, от беспокойной болезненной алой иглы мыслей Марка, вложенных в неё. Знать бы еще, что Марк хотел до неё донести, но пока даже думать об этом было больно — стоило только подумать об этом, как в голове начинался болезненный хаос из символов, громких слов, каких-то картинок иной жизни.

Абени, словно забыв про Вик, снова промчалась по коридору, уже прочь из операционной, скрываясь за безликой дверью без надписей. Только номер — поди еще догадайся, что там прячется.

Вик решила, что не будет отвлекать нериссу — у неё много дел, но тут Абени вновь показалась в коридоре — с подносом в руках она прицельно направилась к Вик.

— Добрый вечер, нера Ренар! — девушка сделала легкий книксен и присела рядом на скамью: — Не думала, что так быстро встречу вас тут.

— Несчастный случай. — улыбнулась Вик.

Абени, став серьезной, кивнула:

— Я слышала… Взрыв. Отца Маркуса до сих пор оперируют. Говорят, что он слишком слаб — хотят закончить операцию, погрузить в стазис и дать время на стабилизацию состояния… — Она подала с полноса Вик горячее, влажное полотенце: — вытритесь, пожалуйста. Это я для вас захватила.

— Благодарю, — Вик тут же принялась оттирать от крови руки и лицо.

— Тут есть женская уборная дальше по коридору направо, если нужно. — подсказала Абени. — если нужно, я могу телефонировать к вам домой и сообщить о вас.

— Это было бы очень любезно, Абени.

Девушка грустно улыбнулась и невпопад сказала:

— Я была неправа… Помните наш разговор о магии? Я должна стать феей, раз магия мне дана. Я чувствую себя такой бесполезной сейчас, когда вокруг столько страдания и смерти, а так бы могла помогать и спасать чьи-то жизни. Я решилась — сказала адере Вифании, что как только найдется свободная минутка, так проведем ритуал. Адер Дрейк как раз тут…

Вик отложила в сторону полотенце и серьезно посмотрела на Абени — не дело так стремительно менять свое решение под грузом внешних обстоятельств:

— Абени, война не вечна. Рано или поздно она закончится, а связь будет не разорвать. Вы можете потом сильно пожалеть — вы не хотели ни от кого зависеть. Помните?

Девушка кивнула:

— Да, война закончится, но я буду знать, что спасала чужие жизни, даже если потом зависимость от адера Дрейка и будет меня тяготить. Я знаю — для чего это делаю. Сейчас знаю. Выздоравливайте, нера Ренар.

— И все же… Абени, не рубите с плеча, подумайте еще раз.

— Я уже подумала — сегодня, как только вернулась с выходных сюда. Даже не знала, что тут такое пекло. Знала бы, не стала оставаться дома на праздники. И… — Абени свернула аккуратно грязное полотенце и положила его обратно на поднос, а затем сняла салфетку с тарелки, на которой лежали свежие булочки: — угощайтесь, нера Ренар. Вы, наверняка, голодны.

— Мне крайне неудобно, Абени.

— Ничего, не волнуйтесь, Джеральд, дворецкий моего брата, пришлет еще — он привык меня баловать. Если подождете чуть-чуть, то я и чаю вам сделаю и принесу.

— Абени, спасибо за предложение, но мой знакомый уже ушел за чаем, так что…

Абени решительно поставила тарелку с булочками на скамейку:

— Угощайтесь, а я побегу — у меня много дел.

— Спасибо еще раз, Абени, и удачи вам!

— Не волнуйтесь за меня — Мудрый и предки следят за мной, со мной все будет хорошо! — она встала и направилась прочь, тут же заглядывая в палату, из которой раздавался крик.

Вик нахмурилась — что-то о мудрых она читала, но вот что? Она не помнила. Заодно острой вспышкой рванули воспоминания Марка, заставляя размеренно дышать и проглатывать боль.

Гилл вернулся с парочкой бумажных стаканчиков, пахших кофе. Увидев тарелку с булочками, он вздохнул и признался:

— Времена, кажется, изменились. Или охотнику в лице меня изменила удача.

Вик улыбнулась, принимая горячий стаканчик:

— Просто женщины в древности были собирательницами. Вот и насобирала… Угощайтесь, Кайл.

Он сел рядом, тут же беря Вик за руку и вливая в неё новую порцию эфира:

— Не стесняйтесь, Виктория, просить о помощи. Это полезный навык. Сейчас вот соберусь с силами и пойду по палатам помогать докторам — все лучше, чем сидеть и бояться за Марка.

— Спасибо, — только и сказала Вик, чувствуя, как головная боль снова затихает.

Делая глоток кофе, Гилл напомнил:

— Вы хотели о чем-то поговорить… Хотя… Давайте сперва я. Учтите, я после чистки, я мало что знаю, могу своими сведениями ввести в заблуждение, как уже один раз сделал, обсуждая с вами о проклятье и Ривзе. Я когда не знал всего — Марк сказал, что я все не так понял.

Вик сочувственно кивнула:

— Это не ваша вина — мы все можем заблуждаться, так что продолжайте, Кайл. — она взяла булочку и с наслаждением принялась её есть — с обеда ничего не ела, кофе в полицейском участке не в счет.

Гилл тоже откусил булочку, отдал должно мастерству повара — сдоба была свежая, воздушная, с тонким ароматом экзотических пряностей:

— Надо же, карфианские булочки! Давно не ел. Лет десять.

— Это Абени угостила — местная сиделка. Она одна из Аранда.

Гилл уточнил:

— Не нера Васко Рауля Гарсия Аранда единокровная сестра?

— Не знаю, если честно.

— Узнаю, — серьезно кивнул Гилл.

— Она сказала, — Вик поделилась тревожащими её словами: — что находится под защитой мудрого и предков. Это что-то значит? Я просто сейчас плохо соображаю.

Гилл помрачнел:

— И это я тоже уточню — сообщу вам или вашему мужу о результатах. И вы не забудьте сказать ему об этом. Мудрыми называют в Карфе очень сильных колдунов.

Вик приподняла в удивлении брови:

— Думаете, это как-то может быть связано с чернокнижником?

— Чем боги не шутят, Виктория. — он залпом допил кофе и сосредоточенно доел булочку, собираясь с мыслями. — Ладно, Виктория, давайте сперва о том, что я точно знаю. Во-первых, учтите, без влияния Марка, отец Корнелий вспомнит, зачем он сюда приезжал. Будьте готовы к длинной и нудной проповеди, что магия не для женщин, что их место в детской и в храме, что он добьется разрешения на разрыв связи: ваш Мюрай — дореформист, а вы реформистка. Вас могут отлучить от храма за такое.

— Сумасшедшие белочки, — прошептала Вик, вспоминая почти забытое ругательство — последние дни сказочно обогатили её лексику, но употреблять те ругательства при лере плохой тон. — Это слова Марка?

— Нет, это он дословно сказал то, что творилось в голове отца Корнелия. Готовьтесь… Во-вторых, по поводу Мюрая, — он отщипнул кусочек следующей булочки и отправил в рот, собираясь с мыслями. — Сегодня уже было закрытое разбирательство дела Мюрая о его измене. Завтра должны уже вынести вердикт о его невиновности.

— Невероятно… — удивилась Вик — такой скорости она не ожидала, хоть Эван и обещал ускорить процесс.

Кайл горько усмехнулся, продолжая бессмысленно крошить булочку на тарелке:

— Марк не из тех, кто пускает все на самотек. Он всегда брал…

Вик решительно его поправила:

— Берет! Он выкарабкается. Он просто обязан это сделать. Мне Абени сказала, что его должны погрузить в магический стазис.

Гилл чуть наклонил голову на бок:

— Что ж, может, это и решит его проблемы со здоровьем. Только статистика выхода из стазиса довольно пессимистичная, но вы правы, Виктория, надо верить в лучшее, чтобы оно сбывалось. Марк из тех, кто берет быка за рога и решает все моментально. Он словно чувствовал, что времени у него мало… — его пальцы предательски задрожали, и он сжал их в кулаки.

Вик мягко сказала, кладя свою ладонь поверх его трясущегося кулака:

— Он выкарабкается. Он справится, Кайл. В это надо верить и молиться богам. Он справится. Одно не понимаю — как у него так все быстро вышло с судом.

— Лер-мэр подсуетился и подсунул дело своему судье. Вердикт будет в пользу Мюрая. Не сомневайтесь. Лер-мэр с потрохами куплен вернийской разведкой, уж поверьте. В-третьих… О потенците.

— О чем? — Вик старательно пыталась изобразить непонимание.

Гилл посмотрел ей в лицо и кивнул:

— Вот-вот, старайтесь и дальше делать вид, что ничего не понимаете. Не говорите об этом Мюраю — мы, мужчины, гордые создания, мы не любим, когда тыкают в наши ошибки и слабости. Мюраю туго пришлось на допросах. Его грело одно — потенцит он не сдал. Пусть и дальше верит в это… Пусть не знает, что Блеку все же удалось выбить из него признания о шахте с самородным потенцитом — Мюрай тогда уже был в пограничном состоянии — бредил от лихорадки, потому и не помнит. Наверное, было так. Только дальше Блека и Фейна это не пошло — Фейн уломал Блека придержать эту информацию.

— Надеется разбогатеть? — предположила Вик.

Гилл подтвердил её опасения:

— Он уже сутки как пропал, Виктория. Фейна нигде найти не могут со вчерашнего вечера, а до этого он торчал в музее естествознания, изучая макет подземелий. Думаю, он уже во всю копает свой потенцит.

— Вот же… Тогда о потенците не удастся скрыть от Мюрая.

— Ска́жите, что Фейн ломанулся раскапывать потенцозем и тело, как его… Малыша. Только и всего. В свете суда по оправданию Мюрая это более чем подходящая версия.

— Вариант, — согласилась с ним Вик. — Что-то еще?

— Вроде, это все, что хотел сказать именно я.

— Тогда моя очередь?

— Ваша.

Вик решительно спросила:

— Вы сильно изменились за последнее время?

Гилл дернул уголком рта.

— И вы туда же… Изменился. Не замечал этого, пока не приехал Марк и не ткнул меня в этот факт. Я стал отрешенным и… бессердечным. Мне было все равно, что происходит вокруг. Только после чистки Марка я осознал, какой дрянью стал.

Вик снова осторожно погладила его пальцы — все же тальмийский этикет такого не предусматривал:

— Это не ваша вина. От вас мало что зависело, если моя догадка верна.

— Спасибо за утешение, но как-то мало помогает — леру нельзя настолько опускаться, как опустился я.

Вик пожала плечами:

— Иногда от нас это не зависит, просто поверьте. Я тоже изменилась за последние дни, причем не заметила этого, если бы не Марк. Продолжим? — дождавшись от Кайла уверенного кивка, она снова задала все тот же вопрос: — Ривз сильно изменился? Вы его знали до поездки сюда?

— Знал. Он не был пьяницей и драчуном, он никогда не выбивал признания. И никогда не хотел закончить жизнь пулей в висок или еще как-то, как пытался на набережной — это было словно не его решение. Он верил в богов и знал, что великий грех. А тут его словно подменили…

— Блек? Что можете сказать по него? Он тоже… Изменился?

Гилл внимательно рассматривал её прежде, чем ответить:

— Изменился. Я его не очень знал до поездки, как-то не пересекались, хотя грязные слухи о нем уже ходили по Олфинбургу… Марк сказал, что Блек изменился. Он не был садистом. До Аквилиты. Вот так-то. Понять бы еще, что все это значит. — он помассировал лицо, скрываясь за ладонями от взгляда Вик. — Слышали о нере Оливии?

— Эта та нера, за которой ухаживал Тони? — нахмурилась Вик, с трудом вспоминая имя незнакомой неры. Лео говорил, что она из керов, одна из портовых крыс…

Гилл подтвердил:

— Именно. Она. Я думал, что её подсунул Ривзу Фейн, но оказалось, что это не так. Нера Оливия никакая не нера. Она из бывших ангелов. Да-да-да! Оказывается, Блек нанял её еще перед поездкой сюда — мы же приехали сюда почти одновременно с вашим мужем. Тайно, по поддельным документам. Так вот, Блек специально нанял неру Оливию и приставил её к Ривзу с просьбой следить за ним. Вытаскивать из переделок, не давать напиваться, не позволять вмешиваться в драки, и притаскивать домой, если он все же перебрал. Представляете? Кто бы мог подумать…

— А Фейн? Он изменился? — это был очень важный вопрос, от ответа на который зависело слишком многое. К сожалению, и тут Гилл подтвердил изменения — и это обескураживало. Выводы, которые сделала Вик, могли оказаться в корне неверными.

— Фейн… Ооо… Последние луны он стал одержим деньгами и желанием разбогатеть. Говорят, его род в долгах, из которых не выбраться. Как и Игнисы, кстати. Иногда мне кажется, что Фейн даже по трупам пойдет, чтобы заполучить деньги. Полагаю, теперь очередь Шекли? Про него ничего не знаю — его мне навязали в последний момент. Сказали, что он будет моим секретарем. Он… Мне кажется, что в этой поездке он главный среди нас. И, похоже, он тоже сильно изменился — человек, привыкший командовать, привыкший возглавлять команды в разведке не может быть таким… Подленьким пронырой. Понимаете? Казаться можно каким угодно, нас этому учат, но быть таким на нашей службе нельзя. А Шекли именно такой — гадкий и мутный, он не кажется таким, он такой и есть.

— То есть он тоже изменился. — Вик замерла на миг — все её умозаключения были неверны. — Вот же бешенные белочки, и как тогда искать эмпата?

— Кого? — совершенно искренне удивился Гилл.

— Менталиста, который приехал вместе с вами. Я думала, он среди вас, офицеров, а он, получается, может быть кем угодно. Кто еще приехал с вами из Олфинбурга?

— Больше никто, поверьте. Наша служба совсем небольшая, пять отправленных в Аквилиту офицеров — это событие из ряда вон, а не обычная тактика. Столько сразу никогда не направляют, уж поверьте. Тут достаточно было Хейга.

Вик прикусила губу, потом опомнилась и залпом допила уже остывший кофе — надо искать ответ заходя с другой стороны:

— Тогда… Кому вы все перешли дорогу?

— Королю, — просто ответил Гилл.

— И чем конкретно?

Гилл принялся медленно, подбирая слова пояснять:

— Ривз — своим расследованием. Думаю, он все же нашел Душителя, и что-то там совсем не то. Забудьте все, что я вам говорил о расследовании до этого — Марк сказал, что я сильно нафантазировал. Но что-то с Душителем, королем и Ривзом не то, совсем не то… Блек — он сын главы Нижней палаты парламента. Там сейчас во всю обсуждают закон об ограничении королевской власти.

— О чем?! — опешила Вик — король и был сама власть. Даже парламент был всего лишь красивой игрушкой в его руках. Король — это и человеческий закон, и закон богов — он же хранитель веры.

Гилл рассмеялся:

— На самом деле это закон о разграничении уровней власти, но по сути — он ограничивает власть короля, причем сильно, переводя многие его обязанности на избирательные должности. Сейчас любая тень, брошенная на род Блеков, качнет весы в сторону короля. Фейн — его род последнее время многое себе позволял, соря деньгами налево и право. У короля на Фейнов большой зуб — они, подмяв по себя военную промышленность, зарезали многие его начинания в военной сфере, аргументируя нерентабельностью и прочим. Я — ондурский шпион, точнее меня им считают, в отличие от вашего Мюрая. Я оказался плохим аналитиком, основываясь на поддельной статистике. Как результат — мы оказались не готовы к войне, потому что по моему докладу война планировалась на суше, а не в воздухе. Чем провинился Шекли перед королем, я не знаю.

Вик замерла, пытаясь уложить новые знание по полочкам. Пока получалось плохо.

— Ненавижу политику…

— Вы не представляете, как её ненавижу я.

— Есть за что, — мрачно сказала Вик и замолчала надолго.

Гилл кашлянул, напоминая о себе:

— Я пойду, дойду до ординаторской — спрошу, чем могу помочь…

— Хорошо, — согласилась Вик, снова собираясь с мыслями.

В коридоре возник Брок — алым тревожным огнем он промчался, на ходу здороваясь с Гиллом, до Вик и присел перед ней на пол, заглядывая в глаза:

— Как ты, Вики?

Она улыбнулась ему:

— Жить буду. Эван..?

— Он знает, что с тобой все хорошо. Мне бы столько уверенности в тебе!

Глава 38 Закон есть закон

За заклеенными окнами госпиталя уже наступила ночь. Город старательно пытался заснуть и не повторить ошибки прошлой ночи с погромами. На улицах ходили усиленные вооруженные патрули, на площадях стояли военные посты. Наблюдательные вышки пожарных использовались не по назначению — с них следили не за городом, с них старательно осматривали небеса, ища присутствие чужих дирижаблей. Военная разведка настаивала, что атака будет на днях, если не сегодня, хоть штурм Маякового острова, запиравшего не только устье Ривеноук, но и морские пути на север, так и не состоялся. Город затихал, не зная об угрозе, а в госпитале жизнь кипела по-прежнему. Стонали раненые в палатах — запасы обезболивающих закончились, нового привоза не было, а маги, способные обезболивать, или вымотались, или были заняты на непрекращающихся операциях — поток раненых только-только начал спадать. Говорят, вечером в порт вошел корабль с ранеными и беженцами из Вернии. Носились по коридору сиделки, санитары и медсестры. Хлопали двери, откуда-то то и дело раздавался трещащий, противный звонок телефона. Сейчас как никогда Брок ощущал свою никчемность — он мог помогать спасать, но из-за чернокнижника все его знания были бесполезны. Если эфир тебе не подчиняется, то все целительские плетения безнадежны.

Брок внимательно осмотрел Вик с головы до ног, замечая и бледность, и повязку на правой руке, и испорченную блузку, и уже высохшие пятна крови на юбке. Вик тяжело пришлось, но как истинная тальмийская лера пусть не по рождению, но по воспитанию, она будет держаться и улыбаться до конца, чтобы не причинять неудобств и не быть обузой. Хотя некоторые леры считали хорошим тоном терять сознание в случае неприятностей, чтобы избегать их таким способом, но не Вик. Восхитительная молодая женщина! Заодно вспомнился… Вспомнилась Малыш. Если она, действительно, Клер, а не Клермон, то… Её выдержка потрясает. Брок относился к Малышу, как к мальчишке, требуя от него того же, что и от себя. Клер дробила породу наравне с ним, таскала на себе тяжелые мешки, собирала потенцит и потенцозем, раскочегаривала тяжелый парогрузовик… Небеса, если она хрупкая лера, то… Брок — полный идиот! Ему никогда не заслужить прощения за обращение с ней. Она работала наравне с ним, а если иногда и жаловалась на усталость, то Брок применял к ней обычный метод воспитания, отработанный еще на нем самом: он усиливал тренировки для повышения выносливости. И ни одной истерики, отказа выполнять задание или крика, что больше не может. Потрясающая лера, а он — идиот! И дважды идиот, если упустит, если его не простят… А ведь еще есть Грыз. Грыз, который, в отличие от него самого, явно догадался, кто такая Малыш. Зла не хватало! Уже на себя самого — днем-то он злился на Клер. Вот же тварь…

Брок снял с себя сюртук, накидывая его на плечи Вик:

— Мне нужно поговорить с адером Дрейком, а потом я провожу тебя домой.

Вик кивнула:

— Буду признательная. — её голос звучал устало и тихо. Стоны из ближайших палат его легко перекрывали. Хрупкая, стойкая лера, несущая мужской долг на своих плечах. Совсем как Клер… Мысли Брока стойко возвращались к Малышу, и с этим он ничего не мог поделать. — Дрейк сейчас в операционной, и я не уверена, что он выйдет.

— Хотя бы попробую, — отозвался Брок, подавая Вик бумажный пакет с документами: — покараулишь пока?

Она кивнула, и Брок, еще раз убедившись, что она в порядке, направился к операционной. Он тихо, чтобы не отвлекать хирургов и докторов, открыл дверь и заглянул внутрь: на нескольких столах сразу шли операции. Операция на отце Маркусе уже закончилась — хирург отошел в сторону, моясь и меняя окровавленный халат на новый, адер Дрейк, судя по движениям его рук, старательно отсекал потоки магии и времени, погружая тело инквизитора в стазис. Было видно, что на данный момент отцу Маркусу зашили поврежденные кровеносные сосуды, извлекли осколки и удалили размозжённые ткани и органы. Восстанавливать их функции и целостность кожи будут потом — если удачно извлекут из стазиса. Процент невыхода из стазиса до сих пор был большим — в него погружали только крайне тяжелых пациентов.

Брок кашлянул, привлекая к себе внимание:

— Адер…

Тот отвлекся от плетения стазиса:

— Да, нер Мюрай?

Злость Брока на адера уже прошла — сказалась долгая прогулка по ночному городу. Осталось только чувство разочарования — он спокойно сказал:

— Можно вас, адер, на пару слов?

— Конечно, — кивнул Дрейк — он откровенно плохо выглядел, и дело было не в его неряшливости, а в общей усталости, выражавшейся в новых морщинах, мешках под глазами, алых от раздражения склерах, щетине на щеках… — Чуть-чуть подождите — я почти закончил.

Брок прикрыл дверь, остро ощущая свою бесполезность — без владения эфиром он ничем помочь не мог. Стоило представить, что это, быть может, навсегда, то… Выть хотелось, как волку — его жизнь потеряла всякий смысл, он даже Вик теперь помогать не мог. И возвращение на службу теперь под большим вопросом — когда еще отец Маркус поправится. Впрочем, обеления своего имени он не заслужил — Брок понимал это. Он знал, что последует за предательством, и готов был к наказанию, ведь закон есть закон. Жаль, что мира ему добиться не удалось.

В ожидании адера, Брок принялся ходить по коридору, провожаемый тяжелым взглядом Вик — она беспокоилась о нем. Ей надо беспокоиться о себе и Эване, а она беспокоится о нем… Он заставил себя замереть у стены, чтобы не мешать спешащим медсестрам и сиделкам, сновавшим по коридору.

Дверь операционной хлопнула, и Брок резко развернулся — адер Дрейк в уже небелоснежной сутане направился к нему:

— Вы хотели поговорить… — он всмотрелся в Брока, потом его взгляд переместился на Вик. — Ничего не понимаю. Что случилось с вашим эфиром, нер Мюрай? И с эфиром Ви… Неры Ренар.

Брок развязал галстук и опустил ворот рубашки, разворачиваясь к адеру спиной. Вместо ответа он показал руну на своей шее.

— Позволите? — адер Дрейк дождался разрешения Брока и только тогда прикоснулся к коже. — Странно. Я почти ничего не чувствую. Словно пустота или что-то мертвое, запретное. Печать обычно не так откликается.

Вик встала со скамьи и подошла к ним:

— У меня тоже самое на шее — попали в плен к карфианам. Кажется, это какие-то их родовые техники.

— Надо же… — Адер Дрейк перевел взгляд на Викторию: — можно и у тебя… Вас посмотреть? В операционной я чувствовал поток эфира, уходящий к отцу Маркусу. Эфир был слабый, странный.

Брок, застегивая ворот рубашки, уточнил:

— Он словно прах разлетался в руках? — он еще помнил, как пытался дозваться до Вик, когда её похитил карфианин на набережной.

Адер Дрейк, не прикасаясь к коже Вик, осторожно вел пальцем над татуировкой на её шее:

— Хорошо сказано. Словно прах или что-то мертвое. — Он чуть-чуть поправил короткие волосы Вик, мешавшие осмотру: — надо же… Карфианская примитивопись. Никогда не думал, что увижу её на ком-то, тем более тут в Аквилите. И одевайся, Ви… — он чуть зарделся и поправился: — одевайтесь, нера Ренар.

Она, застегивая блузку, улыбнулась:

— Дрейк, тут все свои, можешь называть меня по имени. Значит, это не руна, да?

Адер подтверждающе кивнул:

— Не руна. Это примитивопись Карфы, она отличается наличием различных знаков типа волн, кругов, точек, нетипичных для рун.

— Ясно, — вздохнула Вик, — теперь хотя бы понятно, почему в книгах по рунам нам ничего не удалось найти.

Брок нахмурился:

— Адер Дрейк, вы разбираетесь в подобном? — Надежда, что все обойдется, затеплилась в его сердце. Впрочем, адер Дрейк её тут же разбил вдребезги:

— Нет, к сожалению. Могу лишь предположить, что примитив у вас на шее является аналогом печати. Вик правильно сказала, что это родовые техники Карфы, а это совсем не то, чем принято делиться.

Вик вздохнула:

— Значит, мы правильно все поняли с печатью. Знать бы еще, как её снять. Может, кого-то знаешь, кто изучает или хотя бы сталкивался с примитивописью?

— Нера Моро, — тут же вспомнил Дрейк, вызывая теперь уже два вздоха — Брок присоединился к Вик.

Брок пояснил, если адер Дрейк до сих пор не был в курсе:

— Неру Моро убили на днях. Возможно, как раз из-за знаний о Карфе. Сейчас пытаемся установить её последние встречи и контакты.

Дрейк предложил новые варианты:

— Еще в примитивописи могут хорошо разбираться секретарь неры Моро нер Марлоу и профессор нер Тома из университета Вольных наук. Больше никто в голову не приходит.

— Уже что-то, — хищно улыбнулся Брок — у него снова появился призрак надежды.

— Что-то еще? — спросил Дрейк.

Вик не удержалась и поинтересовалась:

— Марк… Отец Маркус. Как он? Что-то уже можно сказать о его состоянии, Дрейк?

— Я его погрузил в стазис. Как только наберется нужное количество крови для переливания, я его выведу из стазиса, а там… На все воля богов, Виктория. Больше ничего не могу сказать. Он потерял слишком много крови — чудо, что его довезли живым. И дважды будет чудо, если он выживет. Раны, что у него, заживать будут не одну луну. Что-то еще?

— А как состояние кера Смита? — вспомнил Брок.

Дрейк тут же ответил:

— После того, как утром нер комиссар телефонировал с рекомендациями по лечению Смита, его состояние из нестабильного крайне тяжелого перешло в стабильно крайне тяжелое. В его случае это дикий прогресс, дающий надежду на благоприятный исход. Я лично нанес Смиту основную печать и укрепляющую вторую на всякий случай. Вдобавок на него надели магблокиратор. Надеюсь, утечки эфира удалось остановить. Хоть абсолютно никто эти утечки не почувствовал, но я знаю: нер Ренар не тот, кто способен так шутить. Впрочем, как и в случае отца Маркуса, все очень сложно. В любом случае, даже если Смит выживет, его реабилитация займет не один год, а учитывая резко возросшее из-за войны количество ампутантов, ему придется тяжело, очень тяжело.

Брок ткнул себя пальцем в шею:

— Попробуйте и это. Раз вам знакома карфианская примитивопись. Чем боги не шутят. Вдруг поможет.

Вик тут же добавила:

— Лишним точно не будет.

Дрейк отказываться не стал:

— Попробую. Спасибо за совет. Хотелось бы вернуть керу Смиту здоровье, насколько это возможно. Что-то еще, неры?

Вик снова опередила Брока с вопросом:

— Дрейк, Эван передал тебе просьбу осмотреть в городском морге обнаруженные на Оленьем острове тела?

— Да, но, прости, пока никак.

— Нам это важно для расследования, без подтверждения или опровержения того, что женщины были эфирницами, мы не можем продолжать расследование. Пожалуйста, Дрейк…

Он серьезно посмотрел на Вик:

— Сейчас время живых, Вики. Мертвые могут подождать, живые в госпитале ждать не могут. Пока ни я, ни кто-то из докторов не может отвлечься на вашу просьбу — у нас не хватает магов для лечения. Я думал, что с обследованием в морге ты справишься сама — ты же занималась с адерой Вифанией.

— Увы, я пока без эфира. Да и знания в диагностике у меня крайне слабые — тонкости поражения головного мозга при потенцитовой интоксикации я не знаю.

— Я постараюсь вырваться из госпиталя, Вики, но не обещаю завтра. Может, если не будет новых поступлений раненых, послезавтра.

Вик мрачно кивнула — уже что-то:

— Да, конечно.

— Что-то еще, неры? — кажется, Дрейк куда-то спешил.

Брок хотел расспросить про Клер, но не знал, как это сделать более тактично. Он посмотрел на Вик, на адера Дрейка, на носки своих пропыленных ботинок, собираясь с мыслями, а Вик все поняла по-своему. Она грустно улыбнулась:

— Простите, неры, я отойду — надо предупредить лера Гилла, что я отправляюсь домой, да и новостей о Марке он тоже ждет. Вдобавок, я кое-что забыла…

— Вики… — Брок покраснел: — я не прогонял тебя…

Она легко прикоснулась к его холодным пальцам и пожала их:

— Я знаю. Но я, действительно, забыла кое-что спросить у лера Гилла. И за Марка он сильно волнуется. Они друзья. — она повернулась к Дрейку: — пока не забыла… Отцу Маркусу удалили язык в одном из черных ритуалов, он очень плохо говорит, особенно когда нет доступа к эфиру.

— Учту, — кивнул Дрейк.

— А еще Марк очень этого стыдится, и…

— Я сохраню это в секрете, Вик, я же духовное лицо. Учту, что общаться он может только при наличии эфира.

Вик старательно улыбнулась, не зная, поверил ли ей Дрейк, и удалось ли ей сохранить тайну Марка…

— Тогда, неры, я пойду…

Брок проводил её взглядом — от Вик у него секретов не было. Жаль, что она их отношения воспринимала иначе.

Дрейк кашлянул, напоминая о себе — наверное, он очень устал и нуждался в отдыхе, а Брок его тут отвлекал, так что он резко, словно бросаясь в ледяную Ривеноук, спросил:

— Адер Дрейк, вы же встречались в Вернии с лерой Клер де Лон?

— Да, я имел такую честь… — было видно, как адер Дрейк моментально собрался, чтобы… Не сказать лишнего? Брок прикинул — это был вариант, да. Не сказать лишнего — иначе зачем прищуриваться, зачем замирать, внимательно глядя в глаза?

— Я отвечаю за леру де Лон, — твердо сказал Брок — он обещал Малышу заботиться, так что какая разница: девушка она или мальчишка? Клятва дается прежде всего себе, а не мальчишке или девушке. — И я хочу знать, кто и как заставил её предпринять такую эскападу с Аквилитой?

— Все уже само разрешилось, нер Мюрай.

Брок старательно подавил злость в голосе: знал за собой такой грешок — слишком легко вскипал:

— И все же, я настаиваю на ответе, адер Дрейк!

— Я не могу вам сказать, — ответил инквизитор, впрочем, из-за усталости в голосе это прозвучало недостаточно решительно.

— Я все равно узнаю, адер Дрейк, но, возможно, позже, чем мог бы помочь.

Тот вновь повторил:

— Все само уже разрешилось, просто поверьте.

Брок качнул головой:

— Все разрешится только в тот момент, когда отправившие леру де Лон в опасное путешествие понесут наказание. И, надеюсь, что они, кроме безголовости и лихого авантюризма, не добавляли в качестве напутствия ничего лишнего вроде угроз или шантажа. Например, что с её печатью?

— С печатью все хорошо — я при встрече нанес ей новую…

Брок с трудом унял злость — то есть, отправляя Клер в Аквилиту, ей снесли печать, чтобы та не выдала, что она девушка?! Клер три года была без защиты от потенцитовой пыли! Только этого не хватало…

Дрейк мягко сказал:

— Не беспокойтесь — я проверял: никаких проявлений потенцитовой интоксикации у леры де Лон нет.

Брок еле выдавил из себя:

— Имена! Каждого! Кто имеет отношение к её отправке сюда! Я ведь все равно узнаю. У меня есть каналы, по которым можно узнать. Не все связи с Вернией у меня разорваны.

Дрейк мягко сказал:

— Пожалуйста, не ворошите прошлое. Оставьте все в минувшем.

— Иногда, адер Дрейк, не бывает будущего без прошлого.

— Это не тот случай. Знания о прошлом могут все усугубить. Они могут разрушить жизнь.

Брок решительно кивнул:

— Значит, надо обязательно все узнать — я никому не позволю разрушать жизнь Клер де Лон. Или Клер де Бернье? — он бил наугад. Если адер что-то и скажет, то только потому, что Брок его подловил. Приходилось рисковать и изображать, что знаешь больше, чем на самом деле.

Дрейк вздохнул:

— Вы и это знаете.

Брок хищно улыбнулся:

— Теперь да. И тому, кто уничтожил её жизнь, несдобровать.

— Даже если это… — Дрейк недоговорил, и Брок сам продолжил, чувствуя, как привычный азарт разгорается в нем — он поймал тайну, ну, почти:

— Даже если это король. Впрочем, это вполне могут оказаться мой дядя, или мой кузен — тогда я бессилен. В этом случае я бесконечно опоздал.

Дрейк снова мягко повторил:

— Не пытайтесь узнать — это может уничтожить отношения между вами и лерой де Лон. Так бывает. Наше общество черство и закостенело в своих взглядах.

Брок возмутился:

— Это бывает только в одном случае — если девушку опозорили, если её обесчестили и вдобавок разболтали.

Дрейк горько сказал — кажется, он искренне переживал за Клер:

— Видите, вы все сами понимаете. Вы знаете, как живет высший свет. Лера де Бернье официально мертва, так что все её проблемы ушли в прошлое… Король сдержал слово, даря ей новую жизнь.

Брок оборвал его — злость снова захлестнула его: привычная ситуация — «нерисса и дракон»:

— Лера де Бернье жива — я её видел не далее как три часа пополудни. И она до сих пор моя невеста. Спасибо за помощь, за недомолвки, с остальным я разберусь сам.

— Будьте снисходительны, нер Мюрай. И будьте деликатны — Клер и так досталось от общества. Прошу, не будьте закостенелы в своих взглядах.

— Адер Дрейк, это только мне теперь решать. И раз уж заговорили о внезапно оживших… Альк, мальчик-сирота из цирка «Огней Аны» тоже жив — вот совпадение! А Азуле осужден за его убийство. Ничего не хотите сказать, адер Дрейк?

Инквизитор резко выпрямился и сурово сказал:

— Вы обознались.

— Я видел Алька! — возразил Брок — снова тоже самое… Только теперь дракон от храма! И совсем не нерисса, а тварь, попытавшаяся убить ребенка. Только попытавшаяся, а не реальный убийца — для закона это важно. Азуле заслужил другой приговор. — Видел и когда Алька признали мертвым, и когда он воровал ваши леденцы.

— Азуле убил его, — принялся настаивать адер. Видимо, от усталости он забыл главное оправдание всего и всея: «Во имя храма!»

— Альк жив, значит, Азуле не убийца. Не вы дали жизнь, не вам и забирать.

— Альку дал жизнь я. И знаете, почему? Потому что Азуле убил его. Азуле заслужил…

Брок оборвал его:

— …не по светскому закону, адер Дрейк. У нас есть только закон, и играть им — последнее дело.

Дрейк сказал тихо, но решительности в его усталом голосе хватало:

— Я не позволю закону арестовать Алька. Он мертв, и закон не заставит его отвечать за давку на площади Танцующих струй. Во имя храма! Алька-акробата нет в живых. Моего воспитанника Алька вы не получите. Во имя храма вам придется закрыть на это глаза.

Брок выдохнул — Дрейк вспомнил все же свой главный аргумент. У Брока был только один шанс достучаться до адера, спасая Азуле — тот тварь, но смерти не заслужившая тварь:

— Вы плохо знаете законы Тальмы. В Аквилите уголовное наказание с восьми лет, как и в Вернии. В Тальме — с десяти. И это выгодно отличает Тальму от законов Аквилиты и Вернии. Ваше незнание закона и попытка спасти Алька привели только к одному — Азуле вместо каторги получил высшую меру.

— Нер Мюрай…

Брок, устав бороться с упрямым адером, просто сказал:

— Бумагу о том, что Альку удалось выйти из стазиса, могли потерять — в те дни в полиции творилось демон-знает-что… Просто напишите её задним числом — мы повинимся и «найдем» её. Не привыкать. Зато это спасет жизнь Азуле, пусть и никчемную с вашей точки зрения. Честь имею, — сказал на прощание Брок, забывшись — он увидел Вик в сопровождении Стивена: кажется, он приехал сюда за ними. Во всяком случае, Броку хотелось надеяться, что он приехал на паромобиле или вызвал мотор. Идти домой в полной темноте не хотелось — он сегодня почти всю Аквилиту отмахал на ногах, а Вик еще и пострадала при взрыве…

Он пошел прочь, провожаемый усталым и озадаченным взглядом адера Дрейка. Сейчас у Брока даже сожаление прошло, осталась лишь робкая надежда, что адер все же поступит правильно. Азуле тварь, но закон есть закон.

Глава 39 Неверие в идеалы

Кайла Вик нашла в коридоре, мужчина устало сидел на госпитальной скамье, явно собираясь с силами под дверьми одной из палат.

Вик подошла к нему и тихо спросила — боялась, что может отвлечь от медитации, или чем там Кайл занимался:

— Прости, я могу присесть?

Кайл тут же открыл глаза и подвинулся на узкой, неудобной скамье:

— Присаживайся, Вик. Что-то случилось?

Она присела рядом — рука мужчины тут же поймала её ладонь и согрела эфиром, снова придавая сил. Кайл был отзывчивый и щедрый, и болью в сердце отозвалась мысль Вик о Блеке или даже Фейне — какими они были до Аквилиты и ужасного эксперимента, которому они тут подверглись? Может, Блек, действительно, был настоящим на Оленьем острове, когда помогал ей? А Фейн? Каким был он до того, как все затмила жажда денег? А… Шекли? Где вообще и, главное, как искать эмпата? В голове снова взорвались болью мысли Марка, вложенные в нее. Болезненным калейдоскопом промчались перед глазами руны, точнее примитивопись, чьи-то пальцы, рисующие на шее младенца печать, рисунок паутины проклятья, вложенный в конверт — Эван тоже, как и Марк, зарисовал проклятье Ривза и отправил в Олфинбург в маготделение полиции в надежде, что плетения опознают. Картинки ускорились, и Вик уже не могла толком рассмотреть их — какой-то механит, заводские цеха, летящие вдаль дирижабли, штольни с потенцитом, Брок, Шекли, незнакомое лицо альбиноса, парень-блондин с татуировками, вольт, картинка с какой-то куклой и совсем уже непонятное и неразличимое — казалось, что Марк в нее если не всю свою жизнь, то половину точно попытался впихнуть.

Вик собралась с силами и сказала:

— Операцию закончили раньше, чем планировали. Марка погрузили в стазис. Состояние тяжелое, нужна кровь для переливания, будут собирать…

Лицо Кайла на миг скривилось в гримасе горя, но он собрался с силами и улыбнулся — настоящий офицер и лер, которыми так славна Тальма:

— Спасибо за вести. Тебе вызвать мотор?

— За мной пришел Брок — он проводит меня.

— Как скажешь. Тогда…

Вик оборвала его прежде, чем он сказал «до свидания!»:

— У меня к тебе пара вопросов — сразу не сообразила…

Кайл чуть склонил голову вниз, переплетая свои пальцы в замок, словно ждал новой порции неприятных открытий о самом себе:

— Задавай.

Вик решительно спросила — все же пока в живого Ривза верила только она, даже Эван сомневался:

— Какие планы у Марка были на Ривза? Что теперь ждет Тони?

— Прости, что? — на лице Кайла застыло неподдельное удивление — он даже брови приподнял от неожиданности. Обидно, что Марк или вычистил это из памяти друга, или вообще не поделился планами.

Вик уточнила:

— Что теперь будет делать Тони, пока Марк на лечении? Лечение будет длительным. Вряд ли отцу Корнелию понравится пребывание Ривза в инквизиции.

Задавать, что ждет Блека, бесполезно — это решит суд. Суд, не знающий, что лер действовал под принуждением… И вот как его спасать? Как ему вообще помогать, ведь Брок это может принять за предательство.

Кайл недоверчиво сказал, сжимая и разжимая пальцы:

— Ты так говоришь, словно Тони жив.

— Он жив.

Мужчина медленно отрицательно качнул головой — он привык не доверять своим воспоминаниям:

— Я помню, что он умер. Он умер от проклятья, Вик.

Она продолжила настаивать:

— Он жив, Кайл.

— Откуда такая уверенность? Ты что-то смогла прочитать из мыслей Марка?

— Нет. Я знаю, что Тони жив, потому что ты офицер и лер.

— И как это связано…? — обиженно, одним уголком рта улыбнулся Кайл. Он напомнил совершенно напрасно — Вик это не забыла: — Марк тогда еще не проводил мне чистку. Я был тварью, Вик. Я вполне это осознаю. Как осознает Блек. Вот по поводу Фейна я не уверен — способен ли он осознавать.

— Ты офицер и лер! — твердо сказала Вик. — Давай зайдем с другой стороны…

— Давай, — покладисто согласился Кайл. Было видно, что он пытается все вспомнить, осознать и понять, как Вик пришла к таким ошеломительным выводам. Пока у него получалось плохо.

Вик повторилась:

— Я помню про чистку. Так что… Надеюсь, что Марк не все смог предусмотреть.

— Ты слишком плохо о нем думаешь. Или хорошо — смотря как подумать.

Она принялась забрасывать Кайла простыми вопросами:

— Кайл, когда ты обнаружил на себе проклятье?

— Еще на ужине в мэрии. А что?

— Когда связал его с Ривзом?

— Почти сразу же.

— Откуда ты телефонировал Марку?

— Из мэрии, конечно же. Я не мог ждать и рисковать…

Вик не удержалась и победно улыбнулась:

— Видишь! Ривз жив!

Кайл помрачнел и хмуро сказал:

— Вики… Ты выдаешь желаемое за действительное. Да, я позвонил Марку из мэрии, но… — его пальцы побелели — так сильно он их сжал. — Он приехал в парк Прощения только к четырем часам. Время было упущено — Энтони был в плохом состоянии, он уже к тому моменту умер. Вот это я четко помню.

Вик снова возобновила свои вопросы:

— Когда ты понял, что Брок тоже попал под проклятье?

Кайл бросил на неё укоризненный взгляд, словно это она и сама могла понять, но все же ответил:

— Сразу же в мэрии. Когда я стал перебирать варианты, где я смог поймать проклятье, я сразу понял, что под удар попал случайно — проклятье было направлено против Ривза и Мюрая. Именно из-за проклятья Ривз пропустил ужин в мэрии, где обязан был присутствовать.

— Тогда ответь на простой вопрос… — Вик сделала паузу, словно надеялась, что Кайл и сам все поймет. Он не понял, и она спросила: — Кайл, почему ты приехал к Броку только утром?

— Потому что в дом неров неприлично…

Вик его оборвала:

— Кайл! У тебя на руках только что умер Тони! Почему ты приехал к Броку только утром?

Кайл закрыл глаза, все уже понимая и признаваясь:

— Теперь понимаешь, почему я, насколько сильно люблю Марка, столь же сильно его ненавижу?

Вик все же позволила себе бестактность — она положила свою ладонь на крепко сжатые пальцы Кайла в жесте утешения:

— Видишь, ты знал, что Брок плох, но приехал к нему только утром — ты знал, что ему хватит сил продержаться до утра. Так почему Ривз должен был умереть от проклятья? Он тоже был плох, но не настолько, как Брок. Тони жив.

Кайл словно тяжелый груз скинул со своих плеч — он распрямился и улыбнулся, как мальчишка:

— Небеса, хоть одна хорошая новость. Но Марк…

Вик не могла ему позволить разочароваться в друге — пусть она не понимала Марка, но злом он не был, его чистками и вмешательствам в память окружающих тоже должны быть объяснения:

— Марк защищал Тони. И, кажется, собирался использовать Тони в каких-то скрытых целях.

— Например, в поисках Душителя с алой лентой… — тут же предположил Кайл. — Марк по своей сути мангуст — вечно бросается на кобр, разы опаснее него. Что в Карфе в борьбе с рода́ми за жизни альбиносов, что тут…

Вик нахмурилась — она, наоборот, воспринимала Марка опасной коброй. Надо же, какая разница в восприятии. Хотя, если учитывать короля, Марк именно мангуст перед могущественной коброй. Он уже пошел против короля, спасая Мюрая, и никто его не просил это делать. Он пошел сам, считая для себя важным. Понять бы еще, что его на то сподвигло? Сострадание к перенесенным пыткам или желание Брока остановить разгорающуюся войну? В голове опять шутихой взорвались воспоминания Марка. В этот раз это были слова: «Я держу… перед Сокрушителем… Мюрай хотел… Он… войну. Так что… он чист… и перед людьми… Мы… ошибаться. И в катакомбы Фейн…» Обрывки, которые почти не давали подсказки. Вик сжала ладонями раскалывающиеся от боли виски — Кайл тут же прикоснулся к её локтю, снова омывая своим эфиром.

— Вики…? Все хорошо?

Она призналась:

— Мне кажется, что Марк в меня полжизни своей вложил — ничего неясно… Еще и взрывается болью, стоит только полезть в воспоминания.

— Не надо. Просто дай им спокойно встроиться в твои мысли, в твои воспоминания — сразу станет легче. — он заглянул ей в глаза: — так что ты думаешь про Душителя?

Вик продышалась, прогоняя чужую хмарь воспоминаний из своей головы. Хватит пока с неё чужого влияния — так легко запутаться в своих рассуждениях. У неё хватает своих заблуждений, к заблуждениям Марка она вернется потом.

— Один из возможных вариантов, — согласилась она, собираясь с мыслями — своими мыслями! Вик осторожно продолжила, пока боль утихла: — Возможно даже, что Марк не виноват в чистке памяти о Ривзе. Возможно, это была просьба самого Тони — когда его считают мертвым, у него развязаны руки в поисках настоящего Душителя. Иной причины сразу же объявлять его мертвым прямо в гостинице я не вижу.

— Спасибо за восстановленную веру в Марка. Я жуткий максималист, осознаю это. Полагаю, что Ривза уже нет в Аквилите. Во всяком случае надеюсь на это.

— Понять бы еще, что с его памятью.

— А что с ней может быть? — удивился Кайл. — Марк бы не стал править его память, кроме снятия тяги к насилию и алкоголю… А эмпат на такое просто не способен. Современные методики электролечения не дают стойкого эффекта стирания памяти — часто этот метод сбоит, тем более что он невыборочен, стирает личность и память подчистую.

Вик напомнила — это не укладывалось в воссоздаваемую ею картину преступления и очень мешало двигаться дальше в рассуждениях:

— Тогда почему Тони прекратил поиски Душителя?

— Вик… — Кайл надолго замолчал, собираясь с силами — кажется, она невольно затронула какой-то важный секрет, если не государственную тайну. — Мы служим королю. Магическую клятву еще никто не отменял. Одно слово короля и… Магия крови запретна, но не для короля — он над законом. Многие рода столкнулись с этим, и многим это пришлось не по вкусу. Именно поэтому Блек-старший и пытается протащить в парламенте закон о выборных должностях — всех в ловушку магической клятвы не загонишь. Её по закону приносят главы родов, экверри и высшие офицеры… Неры не приносят клятву крови — им по статусу не положено. И в этом спасение Тальмы.

Вик тревожно посмотрела на Кайла:

— А Марк мог снять клятву с Тони? И что клятва делает с клятвопреступником? Что грозит Тони в случае её нарушения?

Про Эвана она промолчала — надо узнать состояние здоровья старшего Хейга, и уже тогда думать, что на самом деле стояло за отречением от рода. Может… Попытка защитить Эвана от магической клятвы королю, как новому главе рода?

Кайл признался:

— У меня нет ответов на эти вопросы, Вик. Единственное, что знаю точно — нарушить клятву невозможно. Кровь взбунтуется и убьет клятвопреступника.

— Тогда на что рассчитывает Марк?

— Я не знаю, Вики. — Мужчина помолчал, а потом добавил, нерешительно, словно сомневался, что это может произойти: — Если мне будет разрешено вернуться в Олфинбург, я постараюсь разузнать о Тони. Большего обещать не могу. Тони знал, на что шел. Если он жив, конечно.

— Ты офицер и лер, Кайл. И это гарантия того, что Тони жив.

Он крайне серьезно посмотрел на неё своими синими, умными глазами, в которых явственно читалось участие — такой человек не мог быть отрешенной сволочью, как было в подвалах Особого отдела:

— Спасибо, Вики, за лучик света в этой липкой, пугающей, сводящей с ума Аквилите. Я уже ничего не понимаю: кто друг, кто враг, и почему я и другие хорошие люди вокруг меня становятся тварями.

— Аквилита сумасшедшая, это да, — согласилась Вик, — но, знаешь, это хорошая сумасшедшинка. Она мне начинает нравиться. Кстати…

Она встала и улыбнулась:

— Парк называется парком ПрощАния, а не Прощения. Я никому не скажу, Кайл. Мне тоже нравится твое название.

Кайл поднялся следом, мрачновато улыбаясь:

— Спасибо. Тебя проводить?

— Нет, спасибо. Я справлюсь сама… Знаешь, как я тебе завидую — владение эфиром при тебе. Ты можешь помогать, а я нет. Я бесполезна…

— …сказала нера, которая парой слов вернула мне веру в друга, которая даже без эфира готова сражаться со всеми несправедливостями мира… Будь осторожна, Вики. Я буду молиться за тебя и твое благополучие. И когда Марк придет в себя — его тоже заставлю за тебя молиться: нужен же для чего-то инквизитор в друзьях. Вдруг его молитвы ближе к богам.

— До свидания, Кайл. — она протянула ему руку, и он пожал её, как равной, а не поцеловал, как нере — это было вдвойне приятно.

— До свидания, Виктория.

Когда Вик возвращалась к операционной за Броком, её поймал в коридоре Стивен — оказывается, Поттер заказал мотор и направил ангела за ней. «У Эвана просто чудо-дворецкий, — улыбнулась Вик, тут же поправляя себя: — у нас с Эваном.»

Домой хотелось ужасающе. Силы закончились, и легкая слабость после кровопотери накатывала на Вик всю дорогу до дома — ехали долго, потому что свет везде отсутствовал, а у наемного экипажа не было разрешения на пользование фарами.

Брок всю дорогу так сверлил глазами пакет с документами в своих руках, что Вики боялась — закинет их куда подальше и думать забудет. Она еле слышно, сидя на заднем сиденье вместе с Броком, сказала:

— Завтра по твоему делу вынесут вердикт. Так что я на твоем месте сегодня отдала бы Поттеру мундир для приведения в порядок.

— Вики… — горько улыбнулся Брок, — он у меня еще аквилитского образца.

— Давай ограбим Эвана, — тут же предложила она.

— Хорошая мысль, — согласился Брок, — но сперва надо посмотреть, что за документы прислала Клер.

— О! Ты уже не споришь, что она не девушка?

Брок лишь загадочно промычал, уходя от ответа, заодно яростно пошуршал пакетом с документами, словно они в чем-то виноваты.

К документам они с Броком вернулись только через полчаса — сперва приводили себя в порядок, а потом Поттер настоял на легком ужине, сам поднимаясь в детскую с пакетом документов для активации — Полин уже спала. И только после ужина удалось в кабинете Эвана разобраться с бумагами. Никаких неожиданностей в документах не было — Эван не ошибся ни с одним, а вот карта и письмо преподнесли сюрпризы.

На карте левого берега Ривеноук в подножия Алых скал стоял нарисованный крестик, а сверху, по краю карты было написано круглым, крупным почерком: «Жабер, ты же не думал, что я отдам весь улов? Ты идеалист, но я-то нет. Малыш».

Надо было видеть Брока, когда он это прочитал. У него затряслись руки, лицо побелело, и он еле выдавил из себя:

— Я идиот…

— Критично, — пробормотала Вик, — но не соответствует действительности.

Он спешно открыл письмо, вместе с Вик вчитываясь в простые строки, в которых выражалась признательность за переданный королю самородный потенцит в размере трёхсот грамм.

Вик нахмурилась, вспоминая объемные мешки на парогрузовике:

— Брок, а триста грамм — это сколько в…

— Фунт.

— А в мешке у Малыша было…

— Приблизительно тридцать фунтов.

Вик улыбнулась:

— Клер умница.

— А я тупица, — вздохнул Брок, отправляя письмо в камин. Языки пламени тут же жадно лизнули бумагу, надежно пряча тайну потенцита. Туда же, в пламя, полетела и карта — Вик была согласна с Броком: так будет спокойнее. Она глянула на задумчивого мужчину, и пока он снова не придумал себе проблем, спросила:

— А откуда у короля твой эээ эфир?

— Эфирный эталон, — подсказал Брок, снова просматривая документы и кое-что отправляя туда же, в камин. — Передавал через адера Дрейка.

Вик вспомнила разговор в катакомбах:

— Значит, он не лгал, когда говорил, что является шп… Разведчиком Вернии.

— До последнего момента я вообще думал, что он не способен лгать, — невпопад сказал Брок. — Ошибался… А ведь он так серьезен с грехами.

Вик, заметив морщинку между бровями, по опыту Эвана ничего хорошего не сулящую, попыталась сменить тему разговора:

— Брок, а ведь документы в Аквилиту мог привезти и Дрейк.

— Мог, — согласился мужчина, и морщинка стала еще заметнее. — Клер было важно вернуться, а я все испортил.

— Все еще можно исправить, Брок. Все не так уж и плохо.

Он лишь кивнул, и Вик судорожно стала придумывать новые вопросы:

— А… Ты не боишься потенцитовой интоксикации у Клер?

Кажется, этим вопросом она сделала только хуже — у Брока пальцы сжались в кулаки, и лишь усилием воли он сдержал в себе… Злость? Обиду? Свою беспомощность перед новым драконом?

Когда он заговорил, его голос был старательно бесстрастен:

— Нет, адер Дрейк обследовал её и сказал, что этого не произошло. Рядом Верния — тут, по счастью, низкий уровень потенцитовой пыли. Иначе… — его кулаки снова судорожно сжались — выдержки надолго не хватило.

— А в катакомбах… — Вик нахмурилась: её теория внезапного скачка уровня эфира у Брока лопнула, как мыльный пузырь. Она забыла главное — в катакомбах и Брок, и Малыш из-за чумы были в противогазах и защитных костюмах. А Кюри потому и спустился без защитного костюма в катакомбы, принося чуму, что хотел стать магом!

Брок задумчиво посмотрел на Вик, ожидая продолжения. Она потерла висок, вызывая у мужчины улыбку и спросила:

— Ради всех линялых белочек… Объясни, как тебе удалось стать гранд-мастером и остановить силовой шторм? Я думала, что ты в катакомбах надышался потенцитовой пыли, но ошиблась.

— Вики… Я ни за что бы не рискнул с потенцитовой пылью — в больших дозах она и мужчин убивает. Каторжане, добывающие потенцозем, долго не живут.

— Но как тогда ты пережил силовой шторм и спас меня?

— Я хаотик, как и Лео. Я не думал, что там в катакомбах выдержу, но силовой шторм вынес меня в максимально возможную ступень владения эфиром.

Вик удивленно замерла:

— То есть… Ты там даже не знал, справишься ли ты, но бежать отказался?!

— Я не мог бросить тебя — ты бы умерла, Вик. У меня не было выбора.

Она принялась ходить по кабинету, провожаемая тяжелым, задумчивым взглядом зеленых, совсем не злых глаз:

— То есть умереть вместе лучше с твоей точки зрения, чем если бы я это сделала в одиночку?

Он дернул плечом:

— В одиночку умирать плохо.

— А вдвоем веселее… Брок… Ты… Ты…

Он прервал её:

— У меня был шанс — я же хаотик. И победителей не судят.

Она закачала головой:

— Броооок… Ты невозможен.

— Ммм… А ты знаешь, кто такие хаотики? — Кажется, он решил, что теперь его очередь менять тему: — А то я тут подумал — я плохой учитель: ничего тебе не объясняю. Эван — понятное дело, ему банально некогда.

— А тебе есть когда — то в Петлянке купаешься, то в Ривеноук.

— Там я купался вместе с тобой. Возвращаясь к теме хаотиков, Одли думает, а я его мнению доверяю, что Эван тоже хаотик.

Вик тут же замерла:

— Это плохо?

— Это не совсем законно — в Аквилите закрывают на такое глаза, а в Тальме хаотиков принудительно подвергают запечатыванию.

— Почему?

— Потому что хаотики непредсказуемы. Сейчас он уровня ученик и не видит даже эфира, а через миг под влиянием эмоций может скакнуть и испепелить полгорода.

— Так бывало?

Брок серьезно подтвердил:

— Бывало, к сожалению.

— А откуда берутся хаотики?

— Точно никто не знает, но… Есть теория, что хаотики рождаются от союза магов с людьми с низким или почти нулевым потенцитом в крови.

— С вернийцами…

— С карфианами, с ренальцами, с нерху…

Вик поджала губы — у них в родословной затесались выходцы с Нерху.

Брок задумчиво посмотрел на неё и добавил:

— Возможно по этой причине, подозревая в тебе хаотика, отец Корнелий и портил тебе жизнь. Но сейчас ты вышла в предел своей силы. Ты уперлась в потолок и больше не хаотик.

— А Эван…

— А Эван еще нет.

Глава 40 Такая разная любовь

Поездка в поезде до Ариса прошла спокойно — все шесть часов Зола проспала под действием успокоительных. Рауль не решился отправляться в поездку без них — Зола бывала непредсказуемой в последнее время. Её не разбудил даже пограничный контроль на границе с Ондуром, она еле проснулась только на вокзале Ариса, под долгий гудок паровоза, обозначающий конец поездки, немного растрепанная, усталая, такая родная и необходимая, как воздух. Его Зола. Его любовь и его главная ошибка.

Арис встретил легким теплым дождем, ажурными газовыми фонарями, разбивающими темноту ночи, яркими вспышками многочисленной неоновой рекламы на домах и гомоном неспящего города. В последнее время Рауль редко приезжал сюда, и внезапно с уже непривычными уху шальными, полными пикантных намеков песнями, лившимися из кафешантанов и задевавшими в сердце давно забытые за ненадобностью струны авантюризма, с фривольными афишами танцевальных заведений, то и дело попадавшимися на глаза, с ароматом горячего шоколада и пряностей, витавших в воздухе, пришло осознание, насколько он соскучился по Арису. Кажется, с трудом передвигавшаяся из-за успокоительных Зола разделяла его чувства — она тоже жадно прислушивалась к напевному ондурскому языку прохожих и всматривалась в широкие проспекты, вспоминая город, где когда-то они жили… Рауль с удовольствием бы прогулялся, заново узнавая когда-то любимый город, из которого пришлось спешно сбегать, но Зола была уставшей и одурманенной успокаивающими. Пришлось ловить паромобиль и отправляться в гостиницу.

В номер заселились почти в полночь, и Зола тут же ушла в свою спальню, прося не тревожить. Рауль, пока лакеи наводили порядок и раскладывали вещи, тщательно проверил свой саквояж, в котором перевозил склянки с лекарством — после разгрома лаборатории он спешно синтезировал новую порцию, но в её качестве было не особо уверен, хотя Джеральд, мнению которого Рауль всегда доверял, успокаивал, что все пройдет хорошо. В этот раз Джеральд, всегда сопровождавших их с Золой в поездках, остался дома — присматривать за Абени. В Аквилите было довольно опасно.

Ночь в незнакомом месте далась Раулю тяжело: чужие запахи, странные, непривычные звуки, доносившиеся из соседних номеров, волнение за Золу — как все пройдет в больнице профессора Манчини, — не давали заснуть. Он ворочался в огромной пустой постели, вспоминая времена, когда Зола еще была с ним, когда можно было потянуться и обнять её, когда можно было прижать её к себе и утешить, и утешиться самому, забывая страх неудачи. Сейчас между ними была пропасть, которая становилась все глубже и больше с каждым витком болезни Золы. И ничем эту пропасть не заполнить, никак не зарастить — он бездарь, он не может спасти даже свою любовь… Только под утро, выпив воды, которую ему принес Ака, один из трех лакеев, сопровождавших в поездке, Рауль заснул. Ему снился еще веселый и беззаботный Арис, в котором не надо было бояться полицейских, смеющаяся Зола, беззаботная юность, когда весь мир мог им покориться. Каким же наивным идиотом он тогда был, особенно когда позволил Золе исполнить свою мечту и стать феей.

Рауль проснулся глубоко за полдень, чего с ним обычно не бывало. Разбудили его крики мальчишек-газетчиков на площади перед гостиницей:

— Свежие новости! Криминальная хроника этой ночи! Страшная находка в городском парке для гуляний! На одном из аттракционов нашли труп карфианина недельной давности! Что это — черный ритуал или нелепая мистификация? Только в наших новостях!

Рауль поморщился — за два года жизни на Золотых островах он привык к тишине. На Братьях, где жила карфианская община, не принято было громко веселиться или орать.

Молчаливый Мбени подал завтрак в постель:

— Доброе утро, аиби Рауль.

— И тебе доброе утро, — принимаясь за яичницу и сухие лепешки с острым соусом, отрешенно отозвался Рауль. Мбени был из пустынников, и до сих пор привыкал к новой жизни, привычно называя Рауля аиби — «молодым господином» на родном языке. Даже Джеральду не удалось его переубедить. — Нера Зола уже встала?

— Давно, аиби. Она позавтракала на рассвете и вместе с Акой ушла гулять.

Рауль вздрогнул одновременно с криком мальчишки-газетчика:

— Свежие новости! Покупайте свежие новости!!! Арис объят ужасом! Кошмарная смерть женщины, ставшей жертвой чернокнижника! Говорят, бывалые полицейские падали в обморок при виде её тела, сплошь покрытого черными рунами!

Он отставил в сторону столик-поднос:

— Мбени, быстро одеваться!

— Ака сказал…

Ака был новый лакей, нанятый Джеральдом вчера, после того как несколько лакеев попросту сбежали со службы. Рауль их ни в чем не винил — когда через сто ярдов водной глади от дома война, у любого не выдержат нервы, особенно при взгляде на линию генерала Меца на противоположном берегу Ривеноук. Жаль только, что это произошло именно в день поездки. Кажется, Ака плохо запомнил инструкции Джеральда.

— Мбени!

Лакей спешно пошел к гардеробу, куда уже успел разложить багаж.

Рауль, чувствуя, как бешено бьется сердце от страха, вылетел из гостиницы, следуя за сплетенным поисковым заклинанием. Он уже привык к побегам Золы — это проявление болезни, с этим ничего не поделать. Только бы не случилось ничего страшно… Только бы она удержалась…

Арис уже проснулся. Раздавался свист паромобилей, пытавшихся влиться в общее плотное движение, спешили куда-то люди, толкались с тележками цветочницы и продавцы еды. Еле заметный след Золы уходил прочь по широкому проспекту в сторону парка Орельи́, и сердце Рауля зашлось в дикой боли предчувствия. Он рванул через проспект за тонкой эфирной нитью, наплевав на паромобили и конные экипажи, оставляя за спиной ругань и недовольные звуки клаксонов. Зола… Его Зола… Только не это. Только не сейчас! Только не снова этот кошмар…

Она сама вышла ему на встречу. Толпа рассеялась как по мановению волшебной палочки, хотя скорее всего дело было в неподходящем времени для прогулок, и Зола оказалась перед ним…

Она задумчиво шла по тротуару, держа в руке букетик поздних лесных цветов. На её лице застыла отрешенная улыбка, глаза были пусты, прическа чуть растрепалась, выбиваясь из-под шляпки. Тяжелое платье из бордового бархата промокло по подолу, и было неясно, есть ли на нем кровь, а вот перчатки… Перчатки, особенно правая, заскорузли от алых пятен.

Рауль поднял глаза в небеса и сделал единственное, что мог — он снова вызвал дождь, долгий, упорный, сильный, сбивающий полицейских со следа. Больше Рауль ничего не мог. Он подошел к Золе, беря её за локоток:

— Моя фея…

Кажется, она его даже не узнала — она продолжала улыбаться, отрешенно глядя на суетливую площадь, лежащую впереди.

— Зола…

Она подняла глаза вверх, ловя губами холодные капли дождя.

— Пойдем… Прошу, Зола, пойдем…

— Хорошо как… — она посмотрела на Рауля, наконец-то замечая его. — Давно так не веселилась… Почему мы уехали из Ариса, милый?

— Зола…

Он смотрел и не узнавал свою жену. Ему хотелось увидеть на её лице хоть что-то: раскаяние, страх, хоть каплю сожаления о случившемся, — но, кажется, зря он этого ждал. Он впервые понял, что совсем не знает её новую.

Зола широко улыбнулась, и Раулю показалось, что её улыбка насквозь фальшива. Оторви её, сорви её, и под ней окажется только кровь и безумие…

— Зола… Пойдем, приведем тебя в порядок. Нас ждет профессор Манчини.

Она привычно просила:

— Ты же не оставишь меня там?

Он так же привычно ответил ей:

— Нет, конечно же. — Она раз в полгода проходила обследование в больнице Манчини. — Я не оставлю тебя там.

Он впервые ей солгал, и она не заметила. До последнего момента она верила ему, только когда огромные санитары взяли её под локти и повели прочь в женское отделение, за глаза называемое ведьминым, она забилась в истерике и закричала:

— Ты обещал! Чудовище! Тварь! Ты же обещал… Забери меня отсюда… Я буду хорошей!!! Забери!

И эфир ударил из неё алыми искрами, несмотря на две печати. Подбежал еще один санитар, привычным жестом одевая на тонкую, заломанную за спину руку магблокиратор.

— Ты обещал… — без сил обвисла на руках санитаров его Зола, его маленькая, хрупкая девочка, которую он обещал беречь и защищать. Сердце заныло от боли — он не сдержал обещание, он… Зола права — он чудовище. Он тварь, заманившая её в ловушку и не спасшая.

Профессор Манчини взял его под локоть, напоминая о себе, и насильно потащил в другую сторону по коридору в свой кабинет:

— Что ж, пройдемте. Не берите в голову — это не ваша жена говорит, это кричит в ней болезнь. Обследуем, проведем пару циклов электролечения… Зря вы в него не верите — могучая вещь, между прочим! Дадим ваше лекарство… Вы же привезли его? Последняя партия дает чудный, стойкий эффект… — он говорил, говорил и говорил с Раулем, как с ребенком — профессия все же накладывает отпечаток на каждого.

— Я синтезировал новую партию… Высшей очистки… — Рауль еле заставлял себя сказать это. — Только не пробовал на Золе — хотел дать под контролем докторов, мало ли какая побочка вылезет…

— Вот, как раз и испытаем. Рауль, не волнуйтесь так, вы знали, что так и будет, Зола тоже знала…

— Я подвел её.

Манчини утешающе гладил его по руке:

— Полноте, полноте… Вы спасаете её. Иногда спасать приходится против воли — так бывает, Рауль. Эх, молодость-молодость, кипящие страсти и дикие волны самокопаний. Вы ученый, Рауль, у вас должны быть ледяное сердце и трезвая голова. Вы должны уметь отрешаться. Вы должны понимать, что вашей вины в происходящем нет.

Только Рауль не верил его словам — в его ушах до сих пор стояли крики Золы.

* * *

Энтони поблагодарил пожилого водителя потрепанного парогрузовика, схватил свой тощий мешок с вещами, всю дорогу стоявший у него между ног, и выскочил из кабины в промозглую, снежную ночь. Метель пропахла печным дымом, смазкой из ближайших ремонтных цехов, навозом, еще не вывезенным с улиц и особым, многосоставным ароматом, который называют просто — запах родины.

— Здравствуй, любимый Олфинбург… — Энтони поежился под порывом ветра и направился в сторону темных, старых кирпичных строений — ему нужно убежище на первое время. Потом… Потом… Потом он подумает над планом Марка и переделает его — просто на всякий случай, чтобы не попасться глупо властям.

Он любил свой город, он любил свою страну, он хотел гордиться ею, а потому иногда надо делать недопустимое и запретное, чтобы власти не делали это на тебе.

* * *

Абени без сил сидела в открытом даже ночью кафе — его хозяин оказался чудо как отзывчив или предприимчив: он стал работать круглосуточно, обслуживая уставших докторов, медсестер, сиделок, санитаров и даже ходячих раненых, тоже нуждавшихся в капельке старого, привычного мира, где есть тишина без стонов боли, небольничная еда и сладости.

Еле заметно трепетал огонек свечи на столе — светомаскировочный режим никто не отменял, впрочем, комендантский час тоже, но об этом как-то забылось, когда Абени выбралась сюда в полночь, вместе со стайкой медсестер собираясь попить вкусного, крепкого кофе и чуть-чуть отдохнуть. Голова плыла от желания спать, ноги гудели от усталости. Джеральд, которому она телефонировала, что остается в госпитале на еще одно, быть может даже не последнее, дежурство, был недоволен, но обещал прислать к утру свежую одежду и завтрак.

Сейчас перед девушкой стоял крепкий кофе со взбитыми сливками и кусочек бисквитного торта с карамельным сиропом. Медсестры были не столь богаты, как Абени, так что они ограничились булочками и черным кофе, выпив его почти залпом и тут же возвращаясь в госпиталь.

Дверь с тихим звоном колокольчика открылась — на пороге стоял адер Дрейк: усталый, потемневший лицом и как будто постаревший за эти дни. Он подошел к стойке, за которой сейчас работал сам хозяин, попросил хриплым, простывшим голосом кофе и что угодно с карамелью. Кофе ему тут же выдали, черный и горький, а вот карамель он не получил.

— Только-только продали последний кусок бисквита, адер. — виновато сказал хозяин кафе.

— Что ж, — философски принял удар Дрейк, — это мне наказание за грехи.

Он, взяв белоснежную, всего на два глотка чашку с кофе, присел за ближайший стол, боком к Абени. Девушка десертной вилкой отломила кусочек бисквита и замерла. Она могла только носить судна за ранеными, подавать воду, кормить тех, кто сам не мог, обмывать и… Все. А адер Дрейк эфиром спасал человеческие жизни, уже вторые сутки не выходя из операционной…

Абени отложила вилку в сторону, быстро выпила свой кофе и встала, относя тарелку с десертом адеру:

— Не побрезгуйте, адер Дрейк. — она поставила тарелку прямо перед мужчиной.

Он поднял на неё глаза — сейчас алые из-за лопнувших сосудов склер:

— Доброй ночи, Абени. Верно же? — он, как всякий воспитанный мужчина встал, точнее, хотя бы попытался — Абени остановила его, положив свою руку ему на плечо:

— Сидите, прошу вас. И… — она улыбнулась: — все верно, я нерисса Абени Лаура Аранда.

Он потрогал себя за левое запястье:

— И ведь где-то даже записано… Присядете?

Она послушно опустилась на соседний стул:

— Вам говорили, что я… — Абени запнулась, понимая, что, быть может, именно сейчас её просьба об общем эфире нелепа. Зачем адеру лишняя нагрузка, он и так несет на себе непосильную ношу, удерживая в мире чужие души. — …передумала?

— Говорили. Адера Вифания говорила. Я, признаюсь, был немного удивлен: вы выразились совершенно однозначно против, вдобавок сейчас нет никакой необходимости в ритуале, но… — он замолчал, как-то странно рассматривая бисквит.

Абени даже отреклась от него на всякий случай:

— Я не пробовала, честно слово. Просто вилкой чуть-чуть… И, адер Дрейк, что значит ваше «но»?

Он расплылся в теплой, какой-то удивительно родной, мальчишеской улыбке:

— …но сейчас понял, что выбор адеры Вифании был далеко неслучаен. И, если разделите со мной этот кусочек бисквита, то после можно будет снять с вас печать и завершить ритуал. Вы станете зефир…

Он оглядел её смуглую кожу и поправился:

— Эфирницей.

— И что же вас убедило в серьезности моих намерений? — не поняла Абени.

— Вы не поверите, Абени… Карамель. Меня убедила карамель.

* * *

Брок застыл у открытого окна. В спальне был погашен свет, так что светомаскировочный режим он не нарушал.

Темнота была снаружи и внутри — не в спальне, в сердце Брока. Он не знал, как быть. Понятно было только одно — днем до Клер ему не добраться. Он после такого, что устроил в кондитерской, и на порог бы не пустил. Она будет в своем праве — не принимать его, а то, что она откажется встречаться с ним, это и так ясно. Да и…

Небеса и пекло, он просто обязан попросить прощения у неё! Сейчас, немедля — он знал, как тяжело жить с незаслуженным оскорблением. Он, чтобы никого не тревожить в доме, перебрался через подоконник и отправился в темноту Аквилиты — темнота в его сердце прошла. Он знал, что он хочет сделать. Хорошо, что Одли смог отыскать адрес Клер — это тут совсем недалеко, даже железную дорогу не придется пересекать, просто пройтись к Ривеноук. Знакомый дом — там жила нера Стоун. От собственной глупости орать хотелось — ведь Клер знает о нере Стоун…

Извиняться придется долго, это точно.

Через полчаса он готов был штурмовать гостеприимный дом-пансион неры Аргайл, надеясь, что правильно вычислил расположение окон спальни Малыша, иначе может получиться весьма неловко. И даже эфира нет, чтобы подстраховал.

Брок задумчиво потрогал мощные плети плюща, от цокольного этажа до крыши опутывающие здание. Вроде, с прошлого раза ничего не изменилось. Должны выдержать. Да и кто не рискует, тот не получает потенцит! Брок стиснул зубы и полез на третий этаж, проклиная светомаскировочный режим — с одной стороны, никаких свидетелей его компрометирующего Клер поступка, с другой — стучать в окно придется наугад. И если он неправильно помнил нумерацию апартаментов с прошлого раза, когда так же наведывался к нере Стоун, то будет весьма, весьма неловко. Он застонал, вспоминая, как после неудачи на любовном фронте с нерой Стоун, проживавшей тут на втором этаже, он делился житейской мудростью с… Да-да, с Малышом! Ну надо же быть таким идиотом! Она же все его удачи и неудачи знает, ему никогда не заслужить её прощения…

Он добрался до окон третьего этажа, заметив, что нера Стоун, судя по звукам, совсем не скучает в одиночестве, сильнее сжал зубы и стал осторожно перебираться к нужному окну.

Проклятый светомаскировочный режим, придется полагаться на удачу, а она уже с луну прочно отвернулась от него.

Брок костяшками пальцев постучал в темное, заклеенное бумагой стекло.

Тишина.

Он снова осторожно постучал, в этот раз чуть-чуть громче, на всякий случай проверяя пути отступления.

Оконная рама с тихим скрипом поднялась вверх.

В грудь Броку уверенно смотрело дуло дамского питбуля с потенцитовым гасителем отдачи. За револьвером пряталась Клер. Сейчас у Брока ни капли сомнения в том, что она девушка, не было — тонкая ночная рубашка и накинутая на неё шаль мало что скрывали.

— И что ты тут делаешь? — вместо приветствия спросила Клер, все же опуская револьвер и ставя его на предохранитель.

Брок честно сказал:

— Пытаюсь не упасть с третьего этажа.

— Меня это должно волновать?

— Нет, — вздохнул мужчина, признаваясь: — я сейчас без эфира: если упаду, то что-нибудь обязательно сломаю себе. А еще я могу не сдержать крик, и тогда тебе придется выходить за меня замуж. Пустишь?

Кажется, замуж она не спешила — Клер отошла от окна, позволяя забраться в комнату. Брок тихо закрыл за собой окно и плотно зашторил окна:

— Меня никто не видел, так что злые языки не коснутся тебя.

Он осмотрелся — это была спальня, он не промахнулся. Отделанная обоями с золотым теснением, с изящной мебелью красного дерева, с огромной кроватью под балдахином — роскошно, удобно, достойно.

— Меня это мало волнует. — Клер обошла небольшой круглый стол, стоящий по середине спальни, словно защищаясь от Брока, положила питбуль на столешницу перед собой, запахнулась в шаль. Ни сама ни села, ни Броку не предложила, да он бы и не сел, когда лера стоит. Если только под дулом пистолета… — Зачем ты пришел, Жабер?

— Брок. — поправил он её, так и оставаясь у окна, чтобы не пугать и не смущать — стол между ними подсказал, что она не очень-то хочет оказаться слишком близко с ним.

— Не вижу смысла… — качнула она головой. Ночной чепец она не надела, и волосы не прибрала. Значит, локоны у неё свои или она делает укладку модной ныне паровой плойкой. Клер криво улыбнулась, совсем как раньше, и грубо, как Малыш, спросила: — Че надо?

— Клер, прошу, без этого жуткого портового говорка. Я пришел…

Она оборвала его:

— Чтобы проверить, женщина ли я?

— Ммм… — говорить, что её рубашка просвечивает даже в тусклом свете одинокой свечи, горевшей на столе, показалось Броку опрометчивым. Питбуль как бы намекал, что лучше без глупостей.

Клер все поняла иначе. Она сложила руки на груди, совсем как мальчишка, и вскинула вверх подбородок:

— А как ты это сделаешь? Глазам своим не веришь, документам тем более. Позовешь доктора? Так я же подкупить его могу. Попробуешь сам? Закончишь, как Грыз. Что-то еще?

Брок тихо сказал:

— Я знаю, что ты девушка. Тебе снова недавно поставили печать.

— О… Не подумала, да, — она как-то быстро растеряла свой боевой задор — видимо, поняла, кто проболтался о печати, и подумала о том, что адер Дрейк еще мог поведать о ней.

— И я знаю, что на самом деле ты Элизабет Агнес… — продолжил Брок.

— Она мертва.

Брок отрицательно качнул головой:

— Она сейчас стоит передо мной, и ты до сих пор моя невеста.

Кажется, это было не то, что она хотела услышать. Клер сгорбилась и все же опустилась на стул, тяжело облокачиваясь на столешницу и пряча глаза за длинными свободными прядями волос:

— Я освобождаю тебя от клятвы, которую ты даже не приносил. Ведь все было решено без тебя, причем даже не твоим королем. Хочешь земли и титул — получи невесту в довесок.

— Я давал слово и причем слово давал тебе — Малышу. Клер ли ты, Клермон, Малыш или лера Элизабет — я тебе давал клятву. Не имени. Я обещал заботиться о тебе — от клятвы не отказываюсь. И я должен извиниться перед тобой за свое поведение. И за то, как вел себя днем, и за то, как вел себя с Малышом…

Она еле слышно рассмеялась, и худые плечи заходили ходуном:

— Ты знаешь, что с извинениями приходят днем с цветами и конфетами? И извинения приносят совсем не так, как ты сейчас?

— Ммм… Я боялся, что днем ты меня не пустила бы на порог. — он испытывающе посмотрел на Клер. — Ведь так?

Она согласилась с его предположением:

— Не пустила бы.

— Вот видишь! А мне важно извиниться перед тобой… Слово чести, все будет — букеты, конфеты, лучшие кондитерские и вечер на мосту князей — только дай мне шанс все исправить.

— Нет смысла, Брок. Я послезавтра уезжаю, и мы больше никогда не увидимся…

Сердце Брока ухнуло куда-то в живот — он знал, каким упертым бывает Малыш. Только и отступать нельзя, он себе не простит, если с Клер что-то случится:

— Напиши мне из Вернии, прошу… И, как только война закончится, я приеду к тебе.

— Я не вернусь в Вернию.

— Но ты так рвалась домой… О… — он замер, все понимая. — Я тебя подвел… Прости, я не хотел. Я отчаянно непонятливый и неудобный жених.

— Я знала твой характер, так что тебе не за что извиняться. Ты сделал свой выбор — я его приняла. Ты не обещал возвращаться в Вернию со мной.

— Тебя без меня некому было там защитить…

Она пожала плечами, словно это было неважно:

— Я привыкла сама себя защищать, просто в Вернии мне больше нечего делать — у меня новое имя и новая жизнь. Мир большой — где-нибудь есть и мой дом. Только я тебя туда не позову. Прости.

— Клер… Пожалуйста…

Она чуть громче, чтобы он точно её услышал, сказала:

— Брок! Зачем тебе моя жизнь, зачем тебе знать, где я обоснуюсь? У тебя своя жизнь, у меня теперь своя.

— Клер…

Она обиженно возмутилась:

— Ты даже не просишь меня остаться! Ты как надоедливый призрак: я навещу тебя потом… Зачем, Брок?! Думаешь, тебя тут бросят, и ты… Поедешь залечивать раны ко мне? Зачем тебе это…

Брок не совсем понял, кто тут его мог бросить, но решил промолчать — потом все объяснит про неру Моро, если Клер про неё, конечно же. Он просто пояснил:

— Я не прошу тебя остаться тут со мной по одной простой причине — тут опасно.

Клер долго смотрела на него, пытаясь что-то понять. Даже губу прикусила, совсем как Виктория. Тишина нарастала, она давила на плечи Броку и пугала будущим одиночеством — Клер уперлась, Клер не простит его. Она в своем праве, но до чего же он идиот!!!

Наконец, Клер что-то поняла или решила. Она тихо сказала:

— Прости, я не подумала. У тебя же нет эфира… Я не отдала весь потенцит королю — решила не рисковать. Потенцит найдешь зако…

— Я видел карту, Клер. Но меня не волнует потенцит, а ты — волнуешь. И ты умница, большая умница, что не отдала весь потенцит.

Она пояснила:

— Налета на город не будет. У короля не так много потенцита, чтобы разбрасываться на Аквилиту. Поверь мне — налета не будет.

Брок возразил:

— Но граница все равно крайне близка — всего лишь река. Это очень опасно. Будь моя воля, я бы и Викторию вывез в безопасное место.

— Она не поедет, да? — совершенно будничным тоном спросила Клер.

— Да. Она не поедет. И это…

— …и это тебя злит. Брок… Я простила тебе грубость в кондитерской — ты был ажитирован мной, так что, в отличие от многих, еще держался в рамках… А перед Малышом тебе не надо извиняться — все было хорошо. И ты не обещал вернуться со мной.

Брок скривился… Для Клер… Для Элизабет все могло быть иначе, вернись он с ней в Вернию. Она бы вернулась в сопровождении жениха, общество совсем иначе бы смотрело на неё — не как на экстравагантную леру, в мужском виде совершившую дикую эскападу, а как на героиню, спасавшую страну. Иногда присутствие рядом мужчины смещает акценты. То, что невозможно для одинокой леры, становится приемлемым для леры с женихом.

— Прости…

— Еще раз — ты не обещал мне как своей невесте ничего. Лера Элизабет мертва, давай больше не возвращаться к этой теме. Я поеду искать свою новую судьбу, и в ней тебе нет места. Будь счастлив, Брок. Ты это заслужил. А сейчас… Как воспитанный лер… Покинь мою комнату — я устала и хочу спать.

— Ммм…

Она встала и, хвала небесам, её рука даже не дернулась к револьверу — она еще не боялась Брока:

— Пожалуйста. Если ты лер и офицер, просто признай мое право на собственные решения, пусть и неправильные с твоей точки зрения.

Он опять не нашел нужных слов:

— Ммм…

— Брррррок…

Ему пришлось склонить голову в жесте раскаяния:

— Понял, осознал, икаюсь… И ухожу. — он открыл окно и спокойно выбрался наружу. Он хотя бы попытался.

— Каяться не обязательно, Брок. — сказала Клер напоследок, закрывая за ним окно.

Хотелось орать в небеса от собственной беспомощности, но не под окнами же Клер… С одной стороны — это выход: такая огласка приведет к необходимости спешного брака; с другой — это убьет доверие между ними. У него сутки, чтобы что-нибудь придумать.

* * *

Вик заснула моментально, стоило добраться до кровати — сказалась кровопотеря и накопившаяся усталость за последние дни. Жаль, что таинственный талисман разрушился — по нему можно найти создателя и поблагодарить его. Вик так утомилась, что не проснулась даже, когда вернулся Эван, осторожно ложась рядом с ней и прижимая её к своей груди. Даже его вздох облегчения, что она жива, что с ней все в порядке, не разбудил её. Даже осторожный поцелуй в висок — Эван хотел убедиться, что она действительно тут, она существует, она не плод его воображения и не погибла где-нибудь на проклятых, сумасшедших улочках Аквилиты.

Глава 41 Сны и их тайны

Ей снился странный, не её сон.

Так далеко от Тальмы она не бывала.

Оранжевая, мягкая, как песок, бархатистая, сыпучая земля, легко от ветерка поднимавшаяся в воздух и оседавшая на влажной от жары коже. Сизая, кажущаяся нежной высокая трава — с головой может скрыть. Она, как море, идет глубокими волнами под порывами сухого, обжигающего ветра. Пустое, белесое, жаркое небо. Ровная, как по линейке проведенная, линия горизонта, изредка ломающаяся силуэтами деревьев — тонких, как скелеты, с редкой листвой только на плоской вершине.

Карфа. Знойная. Невыносимая. Чуждая всему живому, немилосердная, странная и… Родная. Родная для Марка — это были его воспоминания или его сон.

Конические глиняные дома, словно гигантские башни муравейников. Костер в центре селенья, негасимый столетьями — еще даже Вернийской империи не было, а он уже горел.

Голый младенец на черных старческих руках плачет и выгибается, но узловатый, ревматический палец выводит на шее уже знакомый Вик примитив и поясняет кому-то:

— Запрет…

Вик не сдержала стон недовольства — то, что это печать, они уже и сами догадались, без подсказки Марка.

Эван где-то далеко, в зимней Аквилите, принялся укачивать её, что-то утешающе шепча. А она вновь погрузилась в сон. Если Вик, чтобы понять все, что передал ей Марк, придется спать, то быть ей Спящей нериссой, а сейчас это со всем не ко времени. Время и так ускользает, утекает, как песок между пальцев. Время сейчас не на них стороне.

И снова саванна, только в этот раз ночь, темная и спокойная. На чернильно-черном, чистом небе словно молоко кто-то пролил — так много звезд. Вик никогда, живя в Олфинбурге, не видела столько.

Палка в механической руке, пропахшей густой из-за оранжевой пыли смазкой, рисует примитивы прямо на рыхлой, податливой земле. Узнаваемо тянет теплом, радостью, знакомым эфиром. И не поднять голову, не заглянуть в алые или голубые глаза альбиноса, пожертвовавшего своей рукой, чтобы кто-то, в том числе она и Брок, жили. Вик во сне бесилась, но так и не смогла увидеть лицо своего спасителя. Она же не сможет узнать его, если случайно столкнется с ним… Она даже поблагодарить его не сможет!

На земле по воле альбиноса появляется символ за символом.

Вик вздохнула во сне, понимая: она потом расспросит Марка. Она узнает у Марка, как зовут её спасителя.

Каждый рисунок сопровождается словом, иногда даже парой или фразой — когда в тальмийском языке нет подходящего понятия.

— Власть.

— Сила. Сила рода, сила предков, сила в жилах…

Вик или Марк понимает — эфир. Так называется эфир.

— Уважение через силу. Уважение силы. Уважение через понимание, что иначе запрет.

Подчинение, а не все эти красивые слова. Подчинение и слом.

— Повиновение…

— Послушание…

Так много разных слов с почти одинаковым значением, но для мужчины они значат разное, и понять бы в чем принципиальная разница.

— Запрет…

Печать. Печать, лишающая эфира.

— Не запрет.

Возле знакомого примитива палка рисует несколько точек.

Вик вздрогнула во сне — вот оно, то, что она так искала! Она почти вынырнула из сна, но Эван погладил её по голове и принялся что-то напевать, словно ребенку.

И новый сон.

В этот раз все почти знакомо: простая комната с тальмийским интерьером, священный треугольник на стене, статуи богов — храм или инквизиция. Незнакомая нерисса в скромном сером платье спокойно рассказывает:

— …нет, отец Маркус, я не знаю, кто наложил проклятье. В тот день к Ривзу прикасались все. Блек хлопнул по плечу с приказным: «Проспись уже — тебе на вечере у лер-мэра надо быть трезвым!», Фейн жал руку на прощание, Шекли тоже. Гилл прикасался к плечу, как и Блек, уговаривая не пить. Потом мы расстались — Ривз направился с Гиллом в ресторан, я подумала, что в его компании ничего плохого не случится. Я никого не могу исключить… Это мог быть любой, даже Мюрай на набережной на день раньше.

Белоснежная рука убирает в конверт рисунок с проклятьем и пишет столичный адрес, ничего не говорящий Вик.

Эван осторожно встал с кровати, случайно будя Вик и запуская новый сон.

Сизая гладь городского озера. Одинокая нахохлившаяся фигура на берегу. Руки засунуты в карманы шинели, голова опущена вниз. Вик с удивлением узнала Гилла — для Марка он, оказывается, много значит. Даже во сне чувствуется уважение, сочувствие и легкое опасение — странное сочетание. Вик не считала Кайла опасным, а вот Марк — да. Картинка резко меняется, и Марк уже за рулем паромобиля. Ведет так лихо, что чудом не устраивает аварии. Несется по середине дороги, периодически вылетая на встречную полосу, словно он в Олфинбурге.

Гулко звучит голос Кайла:

— …значит… Ищем того, кто полезет в катакомбы за самородным потенцитом?…

Вик попыталась понять, причем тут это, но сон спешил дальше, не позволяя сосредоточиться. Мысль буквально скользила где-то по грани сознания, не даваясь в руки. «Катакомбы… Он сказал катакомбы…»

Марк знал об эмпате или он считал, что столкнулся с таким же менталистом, как он сам? Тогда он мог сделать неправильные выводы о Фейне. Кайл удивился в госпитале про эмпата, только это ничего не значит — он после чистки, Марк, защищая его, мог вложить в его голову что угодно.

Хлопнула дверь, и приятный голос Джона громко произнес:

— Доброе утро, нера Виктория и нер Эван! Завтрак подан…

Откуда-то из уборной, видимо, донеслось под звуки льющейся воды:

— Оставь на столе, Джон, и свободен — я справлюсь со всем сам… — Кажется, Эван принимал душ.

Вик, отчаянно хватаясь за убегающие остатки сна, пыталась вернуть паромобиль, потенцит, катакомбы и эмпата, но начался привычный сумбур с пульсирующей в висках болью. Какие-то заводские цеха, летящие вдаль дирижабли, незнакомое лицо альбиноса — в последний момент Вик поняла, что это не незнакомец, это сбежавший Фишер, которого так пока и не нашли, вольт, совершенно непонятно зачем…

Она, сдаваясь, открыла глаза. Тускло горел свет масляной лампы на столе, освещая поднос с завтраком. Окна были закрыты — светомаскировочный режим. Огонь в камине полыхал во всю, прогревая остывшую за ночь комнату.

Дверь в уборную была полуоткрыта — Эван, стоя у раковины в одних кальсонах, брился. Острая, опасная бритва ладно скользила по коже, снимая щетину вместе с щедро нанесенной мыльной пеной.

Эван на миг оторвался от зеркала и повернулся к Вик:

— С добрым утром, солнышко! Прости, что не разбудил в пять на дежурство — я решил, что после вчерашнего взрыва тебе еще рановато возвращаться на службу. Извини, если этим нарушил твои планы…

Вик села в кровати, опираясь спиной на подушки:

— Не стоит извинений, Эван. Ты прав — мне еще рано выходить на дежурства.

Глаза мужа цепко пробежались по её правой руке, с которой она уже сняла повязку, лицу и фигуре, ища подвох. Вик улыбнулась, тут же гася его волнение:

— Со мной все хорошо. Кайл… Лер Гилл залечил рану с помощью эфира. Легкую кровопотерю сказали компенсировать фруктами и прогулками. К счастью, скотобойню разрешили не посещать. — Она тихо призналась: — терпеть не могу пить кровь животных…

— Тогда… — Эван вернулся к бритью, высоко задирая голову вверх и брея шею. Вик всегда в такие моменты замирала — боязнь, что острозаточенная бритва легко может повредить беззащитную кожу, впиваясь в близкий пучок кровеносных сосудов, осталась с ней навсегда — с момента обнаружения первой жертвы мульти-убийцы Грея. Это было первое дело, на которое её взял отец. Ей тогда было двенадцать. С тех пор она боялась бритв и ничего с этим поделать не могла. Эван закончил бриться и опустил бритву в воду, смывая мыльную пену. — …почему ты так легко согласилась с моим решением?

Остатки пены с лица он еще не смыл, она пряталась у ушных раковин и ноздрей. По щеке текла капелька крови — Эван все же порезался. Он тут же прижег порез эфиром.

— Потому что… — Вик вздохнула и призналась: — …Марк влил в меня свои воспоминания. Кажется, он всерьез решил, что умирает. Воспоминания важные, но я без боли их могу разбирать только во сне.

Эван энергично умылся и, вытираясь полотенцем, сказал:

— Жену Спящую нериссу я как-нибудь переживу, а вот жену, страдающую от головной боли, нет. Не спеши. Отлежись. Отоспись, сколько нужно.

— Спасибо, Эван. Кстати, — улыбнулась Вик. — Я знаю, как снять блокировку эфира у нас с Броком.

— Тогда быстро завтракаем и занимаемся печатью. Мне будет гораздо легче, зная, что у тебя есть защита.

— Брок? — коварно предположила Вик, поднимаясь с кровати и в одной кружевной ночной сорочке направляясь в уборную, которую освободил Эван.

— Эфир, — поправил её он. — И мне будет легче знать, что у Брока тоже есть защита.

Вик, столкнувшаяся с Эваном на пути в уборную, потянулась на цыпочках и поцеловала его в губы, а потом уточнила:

— Эфир?

— Ты! Благоразумная моя… — Эван поцеловал её в ответ в лоб и легко направил в уборную, провожая жадным, темным взглядом — они с Вик последнее время почти не пересекались дома из-за службы. — Приводи себя в порядок и будем завтракать.

— Не опоздаешь на службу?

Он очень серьезно сказал, спешно одеваясь:

— Я самый главный тут. Я не опаздываю — я задерживаюсь.

Все же стоило поспешить — Вик быстро умылась и вернулась на кровать — именно там расположился для завтрака Эван. Он уже намазывал джемом свежие гренки к кофе с молоком — так забавно: Эван и Вик в Аквилите чуть меньше луны, а Аквилита уже проникла в них, меняя даже завтрак.

— Что с домом чернокнижника? — принимая гренку из рук мужа, спросила Вик.

— Там все… Грустно. — он ножом принялся нарезать свою яичницу — он решил позавтракать поплотнее. — Никто ничего не видел, в лучших традициях Олфинбурга. Даже хуже — при виде полиции карфиане, обитающие на Золотых островах, забывают не только вернийский, но даже тальмийский. А переводчиков с их ардили, сунами и прочих языков у нас нет. Нам их даже припереть к стенке нечем. Такие гетто — сплошная головная боль для полиции.

В голове Вик болезненной шутихой взорвалась мысль о… О… О… Вик даже глаза на миг закрыла, но это не помогло — мысль умчалась с болью, так и не оформившись. Что-то о карфианах, но что? Как все неудачно получилось с Марком и Кайлом! Как не вовремя. Впрочем, с преступлениями всегда так. Сейчас главное, чтобы Марк поправился. С остальным они попытаются справиться сами.

— Солнышко? — Эван отвлекся от завтрака, даже чашку с кофе, который пил, поставил обратно на поднос. — Тебе нехорошо?

Она храбро улыбнулась:

— Марк что-то узнал про карфиан, но, увы… Я пока не могу понять.

Пальцы Эвана ласково скользнули по щеке Вик:

— Не волнуйся. Рано или поздно он придет в себя, так что узнаем.

— Хорошо бы, — согласилась Вик. Она заставила себе переключиться: — Что с бомбистом? Его поймали вчера?

Эван, прожевав яичницу, сказал:

— Да, Лео взял. Противно, что это племянник погибшего Русселя. Дернули же его демоны…

— М-да, — вздохнула Вик. — Тут мы ничего поделать не можем — если только его не толкнул на теракт наш эмпат.

Эван серьезно посмотрел на неё:

— Доказать получится, как ты думаешь?

Вик пожала плечами:

— Не знаю. Я даже боюсь предполагать — позволят ли нам такое открытие донести до суда… Не знаю, Эван. Я что-нибудь придумаю. Или, Марк что-нибудь придумает — будем надеяться на это… Что с делом неры Моро?

— Я забрал его вчера из Сыскного… Там глухо. Хуже того: её секретарь нер Марлоу тоже пропал — три дня назад.

Вик вздрогнула и спросила, понимая, что шутка так себе:

— На Оленьем смотрели?

Эван улыбнулся только уголками губ:

— Алистер с парнями прочесывают все острова в дельте — ищут новые очаги некроэманаций. Даже не знаю — надеяться, что очаги найдутся, или что не найдутся.

Вик вспомнила разговор в госпитале:

— Надо еще встретиться с профессором Тома из университета — Дрейк сказал, что он тоже разбирается в карфианской примитивописи, как разбиралась нера Моро и её секретарь.

— Еще один кандидат в трупы? — Эван потер висок: — распоряжусь приставить к нему охрану — лишним не будет.

Вик согласно кивнула:

— Точно. Надо. Понять бы еще, чем Моро и Марлоу помешали нашему чернокнижнику… Я попрошу Стивена съездить в университет — пусть поговорит. Иногда полиции не все рассказывают в отличие от частных детективов. Может, что-то и всплывет интересное. Кстати, я заеду после обеда в участок — мне нужен будет художник. Я видела во сне Фишера — несостоявшуюся жертву чернокнижника.

— Как только будет портрет, — серьёзно сказал Эван, — сразу же объявим его в розыск.

Вик переключилась дальше — время поджимало, а узнать надо много:

— Дело леры Маккензи из Арселя?

Эван улыбнулся, не возмущаясь этому импровизированному допросу:

— Пока не прислали. Как и не откликнулись из других городов. Боюсь, в ближайшие дни работы прибавится вместе с новыми погибшими женщинами. Учитывая количество обнаруженных вольтов из одного альбиноса, нас может завалить трупами.

Вик, залпом допивая кофе, нахмурилась:

— Ты думаешь, что из-за изоляции от эфира Смита появятся новые погибшие неры?

Эван лишь кивнул вместо ответа. Вик сжала зубы — точно! Если вольт перестанет работать, неры с вольтами погибнут от потенцитовой интоксикации. Только и выбора особого не было: Гарри Смит тоже жертва, как и бедные неры. Он не давал согласия на спасение нер. Он заслужил жизнь. Вновь пришлось спешно переключаться — этические проблемы всегда пугали Вик. Хотя один раз она уже отмахнулась от этого, и Брок целых две седьмицы провел в пыточной.

— Вскрытие Икс 8 уже было?

— Было, как только будет готов отчет — тут же пришлют тебе. Не волнуйся, Вики. Что-то еще?

— Пока… Вроде все…

Эван спешно доел сэндвич с мясом и, убрав поднос на стол, уточнил:

— Пошли будить Брока?

Вик встала с кровати и накинула на себя легкий халат:

— Пошли — я готова…

Эван ничего не сказал про туфли — он просто взял Вик на руки. Как-то не задалась у них медовая луна — вроде молодожены, а дома почти не встречаются. Служба. Что поделаешь.

Будить Брока не пришлось — он уже встал, правда, был мрачный и невыспавшийся. Вик надеялась, что он ночью не отправлялся на подвиги и не пытался поговорить с лерой де Лон. Он же должен понимать, что скомпрометировать леру легко, иногда достаточно пары минут наедине, а исправить испорченную репутацию невозможно.

Брок под объяснения Вик о печати и сне, быстро разделся, стаскивая с себя жилет, сорочку и нижнюю теплую футболку. Вик чернилами нанесла несколько точек, которые видела во сне, Эван напитал их эфиром и… Марк был прав — эфир тут же вернулся, заставляя Брока краснеть и прятать глаза. Эван сделал вид, что ничего не заметил — для него потеря эфира тоже была бы катастрофой.

Вик, приспуская ворот халата с шеи, вздохнула — эфир вернулся, а вот татуировка на шее Брока не исчезла, как не исчезнет и у неё. Ей навсегда закрыты двери на балы и светские вечера. Ей не простят татуировок.

Брок словно прочитал ей мысли — он попытался утешить Вик:

— Я подарю тебе широкий склаваж… — он поздно вспомнил, что это вызывающе дорогой подарок, недопустимый в их обществе, и уточнил: — Ты же примешь украшение от меня? Это же из-за меня мы тогда попались чернокнижнику — я не успел крикнуть про веснушки… — он улыбнулся. — Вики, пожалуйста…

Она предпочла промолчать — унижать Эвана не хотелось. Тот сам, рисуя чернилами точки примитива «не запрет», пришел на помощь ей и Броку:

— Я тоже в деле. У тебя будет столько украшений, сколько захочешь. Они скроют татуировку, солнышко. Не стоит об этом беспокоиться. — Он запустил эфир в точки примитива, и мир ожил… Вик снова чувствовала Брока, она снова чувствовала эфир, она снова могла менять этот мир. Только Эван так и останется для неё всегда непостижимым и неузнаваемым. Его не почувствовать эфиром, не коснуться его чувств и не утешить. Внезапно, как и у Брока, на глаза Вик навернулись слезы.

Эван прижал её к себе, утешая:

— Солнышко, все будет хорошо, поверь…

Вик заставила себя храбро улыбнуться — она знала, что скрывается за этими словами: сперва может быть очень плохо, как бывало в пророчествах адеры Вифании.

Дверь в спальню без стука открылась — так входили только слуги. На пороге стоял с подносом в руках Поттер. На серебряном круглом блюде лежала простая визитка.

— Секретарь отца Маркуса нер Кит приехал за лером де Фором, чтобы отвезти его в Королевский суд, — громко пояснил Поттер.

Вик в первый момент не поняла, потом вспомнила разговор с Кайлом, а потом в голове вновь взорвалась шальная шутиха, только в этот раз она смогла оформиться в слова.

…Кто…

…сторожит…

…сторожей.

Вик помертвелыми губами прошептала:

— Кто сторожит сторожей… Мне надо…

Эван заглянул ей в глаза:

— Солнышко, что случилось?

Она сглотнула:

— Кажется, мне надо увидеться с Китом. Я не знаю для чего. Честно, не знаю… Но это очень важно!

Глава 42 Кто сторожит сторожей 2

Вик, под продолжавшую крутившуюся в голове фразу «Кто сторожит сторожей», быстро спустилась в холл, где задумчиво прислонившись к спинке кресла стоял молодой человек, знакомый и незнакомый одновременно — воспоминания Марка путали её. Вик видела невысокого, плотно сбитого парня-блондина, но знала, что ему двадцать девять лет, он исполнителен, внимателен, любит стихи и часто нарывается на неприятности в неблагополучных районах городов. То, что Кит храмовник, выдавала черная рубашка с колораткой, выгладывавшей из-под двубортного пиджака, тоже черного. Воспоминания тут же подсказали, что Брендон не любит сутану — неудобно убегать от неприятностей. Вик даже остановилась у основания лестницы, хватаясь за перила и пытаясь привести свои мысли в порядок. Ей нужны её собственные мысли и воспоминания, а не чужие!

…Кто…

Заметив её, Брендон Кит тут же выпрямился и принял самый благожелательный вид, насколько это возможно для человека, чей лоб и часть щек были щедро татуированы странными письменами — м-да, ждать простого секретаря у отца Маркуса глупо. Кажется, Брендон Кит был темным колдуном. Чужие мысли тут же послушно поправили, что «не был» — до сих пор им является. Эфир ему не заблокировали — алые искры знакомого Вик по силовому шторму эфира кружились вокруг столь же щедро, как и лицо, татуированных пальцев Кита.

…сторожит…

С верхней площадки лестницы, напоминая о себе, кашлянул Эван — он, принеся для Вик туфли из спальни, спускаться в холл не стал, но без присмотра не оставил. За углом спрятался Брок — его выдавало сияние эфира. Кажется, он там в коридоре спешно одевался, готовый броситься на помощь Вик в любой момент.

Кит склонил голову в приветствии, замирая, словно знал, что пугает Вик своим видом. Воспоминания снова подсказали, причем весьма иронично, если у воспоминаний может быть ирония: Брендон совершенно точно знает, что пугает своим видом, но к этому привык.

Вик заставила себя подойти к колду… К секретарю Марка ближе, «узнавая» символы, которые были вытатуированы на парне — память Марка готова была объяснить каждый знак, утекавший с кожи лица на шею и дальше, гораздо дальше, до самых кончиков пальцев… Ног, а не только рук. М-да.

— Доброе утро, Бре… — Виктория еле заставила себя исправиться в последний момент: — отец Кит. Я нера Ренар.

…сторожей…

Молодой мужчина медленно выпрямился — все это время он так и стоял, склонив голову. Он чуть прищурился и вопреки всем правилам хорошего тона уперся взглядом прямо в глаза Вик:

— Доброе… — голос его тоже осекся. — …утро, нера Ренар.

Он подался вперед и замер, как пес, ждущий команды. Эфир подобрался и стал плотным, гудящим, как электрическое поле. Где-то на половине слуг что-то упало, и кто-то выругался от неожиданности. Напряжение чувствовалось в воздухе — оно даже стало проскакивать алыми искрами между Китом и Вик.

…кто сторожит сторожей…

Брок на площадке второго этажа уже не скрывался — вышел из-под защиты стены все так и одетый только в штаны, лишь подтяжки натянул на плечи. Вик чувствовала, что он готов вот-вот броситься в бой. Эван тоже собрался — холл быстро прогрелся. Воздух отчаянно пах гарью.

…кто сторожит сторожей!..

Вик поджала губы и послала по общему эфиру волну тепла и уверенности, успокаивая Брока. Жаль, что до Эвана ей не дотянуться. Если и можно было разорвать связь с Броком, то вряд ли Эван согласится на ритуал слияния эфира — в его основе была кровь, а значит, он совершенно точно был запретным и… Чернокнижным. Надо узнать, откуда этот ритуал известен Броку!

…кто сторожит…

Кит, словно не дождавшись чего-то, отвел взгляд в сторону и, старательно загоняя в себя алые искры убийственного эфира, спокойно сказал:

— Вам не стоит волноваться, нера Ренар — сегодня суд вынесет оправдательный приговор, неру Мюраю ничего не угрожает.

…Кто сторожит сторожей…

Вик еле сдержала смешок: Кит думал, что причина беспокойства — Брок, а не его собственное поведение. А в мыслях фраза про сторожей уже не просто звучала — она грохотала, пытаясь вырваться наружу. Чтобы она случайно не вылетела из Вик, та даже губу прикусила, пытаясь совладать с воспоминаниями отца Марка — она ему все выскажет, как только тот хоть чуть-чуть поправится!

— Я лишь хотела… — Вик старательно следила за своими словами, но… Марк все же победил. — Кто… Сторожит… Сторожей…

Фраза все равно вырвалась из неё. Менталисты — зло!

Брендон улыбнулся знакомой скупой улыбкой, и Вик закрыла глаза, снова пытаясь вернуть свои воспоминания, а не жить чужими, наносными. Она принялась спешно, как раньше, оценивать Брендона — имя он выбирал сам при посвящении богам. Брендон с монийского значит «меченосец» или «защитник». Весьма двусмысленное имя для колдуна. Раскаявшегося колдуна — подсказал Марк.

— Нера Ренар, — мягко сказал Бр… Кит. — Все последние документы, с которыми работал отец Маркус, я вам доставлю сегодня же, как только разберусь с судом.

— Что? — Вик заставила себя открыть глаза. — Простите?

Брендон чуть подался вперед, снова невоспитанно и крайне внимательно вглядываясь в Вик:

— Очень похоже на отца Маркуса — он вас не предупредил.

— О чем?

— Обо всем. — Брендон чуть развел руки в стороны в жесте извинения и принялся пояснять: — у нас с ним была договоренность, что в случае его внезапной смерти, он направит ко мне своего преемника. Того, кто продолжит расследование незаконченных дел. Преемник скажет пароль: «Кто сторожит сторожей?». Я полагал, что это будет лер Гилл, но когда вы попытались назвать меня по имени…

Вик мягко улыбнулась, понимая причину внезапного изменения в поведении Бр… Кита:

— …Вы догадались, что это я.

— Только вы не спешили с фразой. Простите, если случайно напугал вас.

— Я сама себя напугала, — призналась Вик. — Значит… Вы привезете все бумаги?

— Да, — подтвердил Кит. — Только предупреждаю сразу — их не так чтобы много было. Отец Маркус только вникал в происходящее и многое держал в голове.

Вик еле удержалась, чтобы не пошутить: «В чужой голове!» — в мыслях по-прежнему был кавардак.

Брендон чуть кивнул в сторону лестницы:

— Может, вы поторопите нера Мюрая? Королевский судья хоть и куплен с потрохами, но кому доставит удовольствие задержка? Мне нужно доставить нера в суд. Это очень важно. И не бойтесь, ему ничего не грозит — ситуация у меня полностью под контролем.

Вик оглянулась на лестничную площадку, где так и стояли каменными статуями Эван и Брок:

— Я потороплю Мюрая, а вы пока отдохните — присаживайтесь в кресло, Джон вам принесет чай или что-то еще по вашему желанию.

— Не стоит, — качнул головой Брендон — все же думать о нем как о Ките было сложно. Из-за воспоминаний Марка, Брендон был хорошим знакомым, может даже… Другом. Сейчас Вик полностью разделяла негодование Кайла: насколько она уважала отца Маркуса, настолько и возмущалась — она не давала ему разрешения пожить в её голове. Даже если это будет полезно для следствия.

— Еще увидимся, отец… Кит, — она заставила себя назвать его именно так, вопреки всем воспоминаниям Марка.

— До встречи, нера Ренар, — поклонился в ответ Бр… Кит! Да что же это такое! Вик раздраженно пошла прочь — эмпат, которого искала Вик, при всей его зловредности, действовал не столь грубо, он не ломился в голову, как Марк.

Вик поднялась наверх и вместе с настороженными, молчаливыми мужчинами вернулась в спальню Брока — надо готовиться к суду, о Марке она подумает потом, хоть это и не просто. Голова снова заболела. Вик спешно села в кресло и сжала виски ладонями, пытаясь обуздать скачущие в беспорядке мысли. Слишком много Брендона и Марка сразу.

Эван и Брок продолжали молчать, хоть и кидали в её стороны многозначительные взгляды — видели, как она поджала губы и прищурила глаза: они знали, что это знак лучше её не трогать.

Брок спешно одевался. Эван куда-то вышел, быстро вернувшись с магблокиратором в руках. Вик знала, что это не для неё, но все же пару ударов сердце предательски пропустило. Молчать и дальше было просто неприлично перед волнующимися за неё мужчинами, и Вик, сделав глубокий вдох, начала рассказывать, пока Брок воевал с галстуком перед зеркалом:

— Брок… Тебя ждут в суде — сегодня вынесут оправдательный приговор. Не спрашивай — как и почему, сама не знаю, но Бре… — она еле сдержала стон, прикусывая губу. Эван приподнял вопросительно бровь, но промолчал. Брок чуть посверлил Вик взглядом, но потом повернулся к зеркалу и вновь принялся воевать с галстуком. — Кит… То есть Брендон, секретарь Марка, раскаявшийся, но не запечатанный колдун. Вот где справедливость? Колдуну сохранили возможность владения эфиром, а ведьмам запрещают?

Воспоминания тут же рванули пояснять, как так вышло, но Вик усилием воли загнала их подальше, в глубины памяти.

— …Кит сказал, Брок, что тебе ничего не грозит — он присмотрит за тобой. Еще… Марк сделал меня своей преемницей — Брендон передаст мне все документы, которые Марк успел собрать по делу чернокнижника. Вот как-то так. — Она яростно потерла висок: — пока не забыла. Брок… Откуда ты знаешь ритуал слияния эфира на крови? Это же запретные знания. Случайно, не карфианские?

Брок нахмурился — кажется, он же говорил об этом Ви… А нет, Лео.

— Мне этот ритуал рассказала нера Моро.

Вик кивнула свои мыслям, встраивая в пока зиявшую огромными дырами схему преступления чернокнижника и эти знания.

Эван с тщательно скрываемым укором в голосе сказал:

— Броок… И часто нера Моро делилась такими знаниями? Её именно за это могли убить.

Брок пояснил:

— Все знали, что Моро наследница знаменитых ученых, Эван. Это не секрет. Шерро изучали Карфу — это знают многие, об этом даже в школах рассказывают.

Эван пояснил:

— Не за знания, Брок. За то, что она делилась этими знаниями! Это же родовые практики. И убили неру Моро сразу после ритуала слияния. Вашего ритуала с Вик…

Брок закрыл глаза:

— В собственное оправдание могу сказать лишь одно — последнее время меня часто били по голове. Не подумал, что между нашим с Вик ритуалом и убийством Моро есть связь.

Вик задумчиво сказала:

— Знать бы, с кем нера Моро еще делилась знаниями: расползающиеся прочь карфианские тайны — это же кошмар наяву не только для карфианских бокоров.

— Узнаем, — выдавил из себя Брок. — Вот переживу суд и тут же займусь делом Моро.

— Кстати о суде… — Эван протянул магблокиратор Броку: — надеюсь, ты не обидишься…

Тот нахмурился, уже все понимая:

— Только не говори, что условием отмены моего приговора было постоянное ношение блокиратора…

— Было.

— Ты… Ты. Ты! — Брок поднял голову вверх, пытаясь унять чувства — по нервам Вики ударила дикая волна злости. — Это же надо так рисковать: даже не собой — Викторией тоже! Эван…

Тот лишь сухо напомнил:

— Король далеко. А в магблокираторе ты не мог гасить потенцитовый вред. Король занятен и знал, что выдвинул взамен твоей свободы неосуществимые требования. Он знал, что я на это наплюю.

Вик стало стыло на душе — король в любом случае не собирался давать ей право быть магиней.

Брок тем временем продолжал возмущаться:

— Я мог оказаться неблагодарной тварью!

— Не оказался, — оборвал его Эван. — Так…

Он вновь махнул магблокиратором.

Брок молча протянул руку, чтобы Эван надел браслет, но тот просто вложил магблокиратор ему в ладонь:

— Сам наденешь, чтобы после суда мог сам же и снять.

Брок спешно разорвал контакт с Викторией, но она успела почувствовать, как удивился мужчина такому решению. Он молча надел блокиратор, привычно замечая, как меняется мир — становится меньше, приглушённее и беднее на эмоции — к связи с Вик он привык, уже ощущая её продолжением себя. Вспомнилась стычка на набережной — то-то офицеры были так удивлены его замечанием об отсутствии магблокиратора… Брок нахмурился — по краю сознания скользнула мысль, и он попытался её поймать, снова и снова вспоминая… Себя? Перекошенное лицо Ривза? Блека? Что его кольнуло?

Эван молчал — такие внезапные паузы он знал по Вик и её отцу: озарение, которому лучше не мешать и не отвлекать. Вик тоже молчала, снова привыкая быть одной.

Брок, все еще пытаясь поймать мысль, начал:

— На набережной… Ривз удивился отсутствию блокиратора… — Он закрыл глаза, раздраженно поджимая губы: — не то! Что-то… Ммм… Так… Праздник. Музыка. Звучал каталь. Я еще думал, буду ли когда-нибудь так беззаботно танцевать… — Он резко открыл глаза: — Вот оно!

Эван лишь вопросительно приподнял бровь, а Вик чуть подалась вперед в кресле.

Брок вздохнул:

— На набережной было беззаботно. Там царила атмосфера праздника, а потом все резко поменялось. У меня при виде Ривза кулаки зачесались — так хотелось его прибить… Я знаю — я легко вскипаю, есть такой грех, но не до ненависти. Там меня останавливало только одно — я обещал не причинять неприятностей.

Эван спокойно заметил:

— Это нормальная реакция, Брок. Полагаю, увидь я своих обидчиков — набережная бы вся заполыхала…

— Ты не понимаешь, — оборвал его Брок. — Я был на взводе, но удержался. Только беда в том, что все офицеры, которые пришли веселиться на набережную, тоже были на взводе. Блек на меня даже удавку набросил. Все были очень злы. Тогда это казалось понятным, но… Каталь, музыка, веселье — вокруг праздник, и тут этот внезапный островок беспричинной злости…

Вик прищурилась:

— Кто из офицеров там был?

— Все те же: Ривз, Блек, Гилл, Фейн и Шекли.

— Больше никого?

Брок подтвердил:

— Больше никого.

— Вот же бешенные белочки! — не удержалась от ругательств Виктория. — Ничего не понимаю. Все же эмпат один из них получается! Или Фейн, который тоже изменился, или Шекли, который вот совсем не соответствует своему образу.

Эван рассудительно заметил:

— Значит, один из них притворяется.

— Я уже начала думать, что эмпат — кто-то со стороны, но тогда не складывается картинка… Но как вывести на чистую воду того, кто притворяется? Его даже Марк… Его даже менталист не смог найти, как его найдем мы? — она яростно принялась тереть висок.

Эван присел перед ней и заглянул в глаза:

— Мы справимся, Вики. Мы обязательно справимся. А сейчас… Ты возвращайся в кровать отдыхать, а мы с Броком поедем по делам: я на службу, он в суд.

Вик вздохнула:

— Я спущусь в кабинет — займусь делами. Надо просмотреть, что вчера Мегги нашла в библиотеке и так, по мелочам. Надо привести мысли в порядок.

Эван встал и вскользь напомнил:

— Кстати, вчера почта заработала…

Вик представила, сколько писем от родственников и знакомых скопилось за время праздников и с трудом удержала вздох.

Эван тут же предложил:

— Может, тебе стоит обзавестись собственным секретарем?

Вик не сдержала смешок:

— Брендоном, например.

* * *

Виктория, отправив Стивена и Анну, вторую «горничную» в университет, все утро провела за разбором писем — еще хорошо, что Мегги принялась помогать — вот из кого мог получиться хороший секретарь. Она была молчалива, внимательная и легко справлялась с письмами, сортируя их на «важное», «неспешное» и «выбросить и забыть».

Вик, быстро просмотрев важное, на каждое письмо дала Мегги пояснение, и та принялась отвечать на приглашения и прочие светские мероприятия. Аквилита, несмотря на войну и преступления чернокнижника, продолжала жить и вести светскую жизнь, от которой никто не освобождал Вик.

Странное дело — среди писем не нашлось счетов, и Вик колокольчиком вызвала к себе Поттера. Тот быстро прояснил этот вопрос — оказывается, все счета сразу же отправлялись на стол Эвану. Вик вздохнула: получалось, что скрыть от него денежные траты не удастся…

Вик потерла висок:

— Поттер…

— Да, нера Виктория?

— Можно как-то… Можно счета подавать на оплату мне?

Поттер невозмутимо сказал:

— Простите, это возможно, но нер Эван не поймет. Все последние дни после покупки этого дома он ежедневно телефонировал мне и советовался о ведении хозяйства…

Вик смущенно закрыла глаза и откинулась на спинку кресла — небеса, пока она выздоравливала, пыталась вернуться на службу, вела расследование, Эван еще и делами по дому занимался!

Поттер напомнил о себе легким покашливанием:

— Нера Виктория, если вас беспокоят расходы, то… Я могу предложить несколько способов их сильного сокращения.

Вик открыла глаза и заставила себя улыбнуться:

— Хорошо. Напишете и подадите бумаги мне на обсуждение. — Она тут же поправилась: — нам с Эваном на обсуждение. И спасибо, Поттер, за то, что вы есть.

Тот внезапно покраснел от такой похвалы и с поклоном предпочел удалиться. Мегги старательно молчала все это время. Только когда Вик подвинула к себе новую кипу писем и записей, детектив заметила:

— Светокопии страниц книги о вольтах у вас в папке «Чернокнижник». Не думаю, что там что-то важное, но можете просмотреть — магия Карфы странная и завораживающая.

Вик кивнула и принялась развязывать указанную Мегги папку — девушка же старалась. Ничего нового обнаружить не удалось, хоть взгляд Вик надолго приковала картинка вольта: грубое подобие женской фигуры с разрезом на животе. Что-то в этом было. Что-то… Вик яростно потерла висок — мысль оформляться не хотела. Забавно, что тела погибших нер с Оленьего острова чем-то напоминали эту картинку. Тоже разрезы на животе.

Из городского морга, как и обещал Эван, прислали заключение о смерти Икс-8, той самой владелицы странного вольта, спасшего жизни Вик и Брока. Оказалось, что Икс-8, как и неру Моро, убили — ей сломали шею. Опознать, к сожалению, неру пока не удалось — её останки были в слишком плохом состоянии. Жаль, если она так и останется безымянной.

Эван еще на всякий случай прислал результаты слежки за Фейном и Шекли. Парни старательно ходили за ними, пока их не отозвал Эван из-за общей загруженности. Вик устало прочитала, что в момент её шантажа Фейном в кафе исключать воздействие Шекли было нельзя — он, оказывается, был рядом — на соседней улице. Кто его знает, на каком расстоянии эмпат может воздействовать на эмоции? Быть может, в тот момент в кафе под воздействием эмпата была не только Вик, но и… Фейн, как не хочется этого признавать. Он тоже мог быть объектом воздействия эмпата, это надо всегда держать в голове.

Нельзя исключать из подозреваемых ни Фейна, ни Шекли…

Часа через два Джонс вместе с чаем принес бумаги от Бр… От Кита — тот не стал проходить в дом, лишь передал папку с документами, в которые тут же с головой прогрузилась Вик.

Допрос неры Оливии — его Вик уже сама видела во сне, но пригодится — Эван упоминал, что Одли не удалось найти Оливию. Скорее всего, она уже вернулась в столицу, выполнив свое задание, которое выдал ей лер Блек.

Странная записка, видимо написанная Марком впопыхах: «Марлоу: примитивопись для Фейнов!». Понять бы еще, что это значило. У Марлоу или даже Моро Фейны пытались купить секреты карфиан? А ведь Фейны военные магнаты, вспомнилось почему-то, и тогда дирижабли и цеха в памяти Вики как раз об этом… Тайны карфиан для военных целей — что-то в этом есть, что-то пугающее.

Клочок бумаги, где было написано: «Третьего вьюговея в дом Аранда спешно набирали лакеев!». Вик задумалась — второго вьюговея как раз их с Броком поймал бокор. Тогда в доме чернокнижника во время штурма погибло много карфиан. В том числе, получается, и слуг Аранды? Или это просто совпадение?

Еще записка, уже другим почерком — память подсказала, что это писал Брендон.

«Бланш Авазолла Маки Аранда — 25 лет, блондинка, чистокровная тальмийка

Абени Лаура Аранда — 24 года, мулатка, рождена от внебрачной связи

Васко Рауль Гарсия Аранда — 30 лет, сын главы карфианского рода Аранда

Джеральд, записан как Аранда, настоящее родовое имя неизвестно, возраст тоже. Дворецкий. Остальные слуги неизвестны.»

Вик снова потерла висок и внимательно посмотрела на подчёркнутое два раза имя «Авазолла».

— Авазолла…

Мегги оторвалась от написания писем, бросила на Викторию вопросительный взгляд, но промолчала.

Вик вновь посмаковала незнакомое имя — чем-то же оно привлекло внимание Марка:

— Авазолла. Странное имя, да?

Мегги послушно ответила:

— Южное. Южная Тальма, там и не такие имена встречаются. Сокращенно дома зовут Ава или Зола.

Вик вздрогнула, вспоминая Одли и его обещание отправить во внеочередное ночное дежурство за Золушку:

— Как, прости?

— Ава или Зола. — снова повторила Мегги.

— Надо же… — новая ниточка была такая тонкая и нереальная, что страшно было подумать. Ян Ми и… Бланш Авазолла Аранда. Понять бы еще, что это значит, но допросить стоит точно. Жаль, что сам Аранда в отъезде, без него даже пытаться не стоит поговорить с Бланш Арандой. Может, попытаться поговорить с Абени?

Вик посмотрела на часы — время приближалось к обеду. Рискнуть и поехать в госпиталь? Абени должна быть там. И тут раздался взрыв… Гулкий, далекий и ожидаемый. Кажется, война все же пришла в Аквилиту…

Глава 43 Ведьма

Блек замер на крыльце суда, закрывая глаза и чувствуя, как солнце ласкает веки, алым прорываясь через тонкую преграду. Алым… Теперь это был самый ненавистный цвет.

Шумела улица. Раздавались крики уличных продавцов еды. Шуршали шины паромобилей. Грохотали гусеницами бронеходы — кого-то осенила славная мысль ими заменить на набережной отсутствующую в Аквилите оборонную линию. Красивой набережной теперь не позавидуешь, как и Золотым островам — это было произведение зодческого искусства, поэзия, воспетая в камне, как превозносили красоты Золотых островов и мосты в столице. Теперь это все падет под грохот гусениц.

Солнце грело, нежа кожу, только в сердце навсегда засел лед. Так и хотелось самому себе сказать: «Что ж ты за свинья такая!» То, что не сказал судья. То, что не сказал отец Маркус. То, что про него думает каждый, но скажет ли? Или побоится после такого…

Он сам сказал, раз никто не скажет:

— Кто же ты, майор Грегори Эш Блек? Что же ты за свинья такая…

Отец Маркус говорил, что воспоминания уйдут в прошлое, растворятся в памяти, подернутся пеплом, особенно если их не трогать. Только не трогать не получалось. Солнце алым светом всегда напомнит. Или мундир своим цветом. Или… Как вообще жить с такими воспоминаниями?! Рука легла на поясную кобуру, где всегда был пистолет.

Гилл, стоящий у паромобиля, припаркованном у здания суда, кашлянул, напоминая о себе.

Пришлось собираться с силами и открывать глаза:

— Слушаю? — здоровались они еще в суде.

— Блек, кажется, нам надо поговорить. Я серьезно, Грегори. Нам надо поговорить — то, что случилось со всеми нами, нельзя оставить глубоко в душе́. Оно там будет сидеть огненной занозой, не давая дышать.

Как они, оказывается, по-разному воспринимали то, что произошло…

Блек принялся неспешно спускаться по ступенькам:

— Надо. Только не с тобой — с отцом Маркусом или отцом Корнелием.

— Отец Корнелий тут ни при чем, а Маркус… — Лицо Гилла на миг сильно изменилось, словно за пустой, безэмоциональной оболочкой все же было что-то живое, что-то, что еще чувствовало и умело волноваться за других. Это было неожиданное открытие. Блек даже подумал, что смысл в разговоре все же есть. Гилл тем временем овладел своими эмоциями, снова становясь отрешенной сволочью. Он холодно сказал: — Он пока не в состоянии. Придется довольствоваться мной.

Блек честно спросил — при мужчинах он не стеснялся в выражениях:

— Что за… Хрень тут происходит?

Гилл пожал плечами:

— Сам бы хотел знать точнее, но увы. Главное ты слышал на заседании суда.

— Да это фарс, а не суд! — Блек знал, что вспыльчив, и сейчас был не в состоянии сдерживаться, да и не хотел на самом деле — слишком суд походил на насмешку. Только он помнил, чем это закончилось в прошлый раз.

— Не закипай — держи себя в руках.

— Я… Мне надо пройтись. — все же признался Блек — ему хватило Мюрая в подвале. И снова в сердце заворочался кусок льда — как он мог так опуститься… Как можно было так низко пасть! Не даром его так ненавидела нера Ренар тогда на Оленьем острове — заслужил. Единственная, кто не побоялась высказать все ему в лицо, жаль, что он тогда не понял. Тогда ему казалось логичным выбивать признания всеми доступными способами…

— Давай пройдемся, — согласился Гилл. — Нынче паромобили опасны для всего нашего знатно поредевшего отдела. Бомбисты пригрозили уничтожить нас за аресты сотрудников культурного центра Вернии.

— Только не говори, что в это веришь.

Гилл развел руки в стороны:

— Я бы не верил, но меня вчера пытались взорвать. Отец Маркус сильно пострадал от взрыва. — И снова Блек с удивлением заметил, что Гилл умеет сопереживать — он, действительно, беспокоился за инквизитора. — Так что все серьезно — перед поездкой всегда проверяй паромобиль и следи за водой. Нас тут активно не любят.

Блек признался, медленно направляясь в сторону ближайшего парка:

— Есть за что ненавидеть… Я допустил…

— …превышение должностных полномочий… — тут же подсказал Гилл, и Блек не выдержал, все же взорвался, заставляя редких прохожих резко менять направление или даже спешно перебегать дорогу:

— Твою же мать!? Это так называется? Это называется — пытки! Я пытал человека, а ты меня не остановил. И Фейн не остановил, а Шекли еще и подзуживал…

Гилл, доказывая, что не является совсем пропащим, тихо признался:

— Я не мог тебя остановить — сам был неадекват.

— Вот объясни мне, неадекват… — Блек сжал пальцы в кулаки, прогоняя прочь желание орать и возмущаться. Он попытался успокоиться, иначе будет опасен для окружающих. — Почему в деле о пытках Мюрая я не обвиняемый, а пострадавший?! Почему я смутно помню вчерашний день? Почему я не помню показания отца Маркуса, а он их вчера чуть ли не полдня в суде давал! Что вообще происходит… Понимаю еще Мюрай — пострадавший, но я… От кого я пострадал? От собственной необузданности?

— От… Если бы я знал, от того мы все пострадали… — честно сказал Гилл. — Тебе же объяснял отец Маркус о черном зелье, вызывающем помрачение сознания. Не веришь мне — спроси комиссара Ренара. Он подтвердит, что в Аквилите действует чернокнижник. Мы оказались под воздействием его зелья. Кто добавлял зелье нам и зачем — еще ведется следствие, но ты же понимаешь, что честное имя Мюрая надо восстанавливать быстрее, чем…

— Чушь! — оборвал его Блек. — Никто так не ведет дела…

— Непотизм во всей красе. Договор с лер-мэром. Сорель получает своего любимого офицера назад, мы тихонько расследуем все дальше. И это я не упоминаю о том, что восстановлена честь офицеров…

— Офицеров? — скривился Блек. — Во множественном лице даже…

Гилл терпеливо напомнил, проявляя просто чудеса хладнокровия, совсем как в подвале Особого управления:

— Твоя. Моя. Ривза, пусть и посмертно. Фейна…

— Думаешь, такое можно забыть?

— Я надеюсь, что такое можно принять и забыть — от тебя ничего не зависело. Это черное зелье. Отец Маркус это доказал. Иначе и ты, и я, и Фейн сейчас бы были разжалованы за… Превышение полномочий.

— За пытки, — упрямо поправил Блек, быстро набирая ход — само получалось. Редкие прохожие шарахались прочь от двух офицеров — алая форма особистов пугала не хуже белых сутан инквизиции.

Гилл мягко сказал:

— Дались они тебе… Грегори, просто прими как факт — в данном случае от тебя ничего не зависело. Как ничего не зависело от Ривза, которого зелье превратило в алкоголика и садиста, как ничего не зависело от меня, которого зелье превратило в бесчувственную тварь.

Блек не сдержал сарказма — он любил точно формулировок, чтобы у суда не было разночтений при вынесении приговоров:

— Какое многозадачное зелье — и тягу к алкоголю подпитывает, и тягу к воровству, как у Фейна, подстегивает, и чувства притупляет…

Гилл предложил очевидный вариант:

— Может, оно просто выискивает слабое место у человека, и бьет прицельно по нему?

— Тогда у зелья должен быть разум.

Гилл скривился — разговор зашел явно не туда. Еще чуть-чуть, и Блек сам догадается, что дело не в зелье…

— Грегори, просто поверь в компетенцию отца Маркуса. Он свидетельствовал, что от нас ничего не зависело, что мы тут ни при чем…

Блек просто кивнул — доказывать что-либо явно утешавшемуся фактом собственной непричастности к случившемуся Гиллу было глупо. Его совесть такое может перенести — его нет.

За спиной хлопнула дверь суда — по ступенькам дробно застучали чьи-то быстрые шаги. Гилл обернулся назад и пробурчал:

— Только этого не хватало…

Блек уже знал — кто их догоняет. Он мрачно сказал, останавливаясь и разворачиваясь к Мюраю — бегать от него последнее дело:

— Гилл, прошу, оставьте меня — нам надо с Мюраем поговорить наедине.

Тот прищурился:

— Ни за что.

Мюрай быстрым шагом подошел к ним:

— Доброе утро, леры. — Он выглядел все так же худым ушлым доходягой, но слишком радостным доходягой. Хотя его понять можно — с него сняли обвинения в шпионаже, объявив все неудачной попыткой внедрения в банду контрабандистов потензоцема. Только Блек на что угодно был готов спорить — это откровенная ложь, без хотя бы покрывательства Мюрая дело не обошлось. Та же Ренар всего за пару дней вышла на банду, а ведь потенцозем добывали почти три года! Три года, которые никто ничего не замечал. Без высокого покровительства дело не обошлось.

— Недоброе утро, — честно отозвался Блек, а Гилл грустно улыбнулся:

— Мюрай, ваш разговор может чуть-чуть подождать, пока все волнения улягутся?

— Это не может ждать.

Блек хмуро признал очевидное:

— У вас есть право и на вызов, и на выбор оружия…

Мюрай ответил то, что сильно удивило и подняло его в глазах Блека:

— Не думаю, что это так необходимо, Блек. Я лишь хотел сказать, что не таю на вас зла. Не буду скрывать — еще пару дней назад я представлял, как уничтожу вас на дуэли, но сейчас, когда открылась правда, я не держу на вас зла. Вы не виноваты в том, что случилось. Я надеюсь, что смогу наказать истинного виновника случившегося.

Гилл прикрыл глаза, а Блек понятливо кивнул:

— Все же у зелья были мозги. Или это было не зелье. Только что тогда это было?!

Мюрай спокойно заметил:

— Я не могу вам ничего сказать в интересах следствия. Как только задержим преступника — вы одним из первых узнаете правду. А сейчас… Можно совет?

— Я вас слушаю. — Блек заставил себя не кривиться — у Мюрая было право давать ему советы. Мюрай оказался куда как воспитаннее его самого, и куда как благороднее, хоть и нер по происхождению.

— Не совершайте того, что нельзя исправить. Это я вам как профессионал советую.

Блек переспросил:

— Профессионал? — впрочем, Мюрай прав.

— Да, профессионал по совершению глупостей, которых можно было избежать. — Мюрай слишком серьезно кивнул, заставляя Гилла улыбаться. Впрочем, Блек сам не сдержал улыбки — этот рыжий нахальный аквилитский офицер умел главное — смеяться над собой и перешагивать через невозможное. Настоящий офицер и лер, в отличие от него самого…

— Ваше чувство юмора — это нечто… — признался Блек, а Гилл попытался наладить отношения, предлагая странное в данной ситуации:

— Мы могли бы стать друзьями…

Мюрай снова кивком согласился с его словами:

— Нам работать в одном городе, леры. Нам придется хотя бы ради города… — Его зеленые, наглые глаза в упор уставились на Блека. — Лер… Если вам совсем невмоготу — учите одно: вашим палачом я не буду. Зато могу предложить хорошую и, главное, регулярную взбучку. Каждый день с десяти до двенадцати часов утра я буду вас ждать в Особом управлении полиции Аквилиты. Обещаю не жалеть — против вас там будет пятнадцать ос штурмового отряда, и все они — мои друзья. Им на ком-то тренироваться надо. Вас, Гилл, тоже жду — вместе веселее.

Блек снова скривился:

— Вы еще и Фейна позовите — он обожает делать ставки и наживаться на других.

— С Фейном все пока неясно, — туманно ответил Мюрай, и Блек понял, что мозгами у зелья мог быть как раз Фейн.

— И Шекли до кучи позовите, — закинул на удачу удочку Блек, и Мюрай вновь купился:

— Тут тоже пока сложно.

Блек не удержался, пугая Гилла — кажется, тот считал его садистом без мозгов в голове:

— Значит, зелья проверялись или во имя военных разработок концерна Фейнов, или во имя короля, которого представляет Шекли. Забавно в любом случае — я не хочу жить в стране, где людей ломают во имя короля или во имя грязных военных денег. Нам только зомбированных солдат и офицеров не хватало…

Мюрай долго смотрел на Блека, словно все его слова до этого о дружбе во имя города были всего лишь куражом, и медленно, старательно подбирая слова, сказал:

— Точно… Сработаемся.

Он хотел что-то добавить, но тут эфир вокруг вскипел, больно жаля в грудь. Гилл что-то прошипел, Мюрай грязно выругался, а Блек скомандовал, моментально ориентируясь — не узнать этот болезненный, алый эфир сложно:

— Особняк леров Янота. Силовой шторм. Мюрай, Гилл, умеете держать защитную сеть Фидеса? — он помчался через парк, вызывая уважение даже у родившегося в Аквилите Мюрая. Немногочисленные прогуливающиеся по парку как подкошенные падали на дорожки — у немагов нет возможностей противостоять взбешенному эфиру. Даже из магов в эпицентре силового шторма выживут только инквизиторы и мифические гранд-мастера — Блек еще ни разу не встречал таких магов, хоть странные слухи о Мюрае и ходили в городе. Ривз утверждал, что это правда. Только тогда совсем не понятен его глупый самоубийственный порыв на набережной… Хотя Ривз мог первым всё понять с зельем, или что там их меняло…

Гилл, проклиная боль от ударов эфира, прошипел:

— Умею.

Мюрай промолчал — он явно что-то надумал свое, впрочем, вспоминая его действия в катакомбах, где он спас нериссу Викторию Ренар, Блек знал, что для себя решил этот рыжий.

— Даже не думайте, Мюрай, переть в центр силового шторма и спасать ведьму! — говорить на бегу было сложно, и Блек признал, что в любом случае будет по утрам ходить в Особый, еще даже не существующий отдел полиции. Если не убьют, так хоть форму вернет. — Ваша задача, как офицера, защита города. Так что, умеете держать сеть Фидеса? Не слышу ответа!

— Умею, — прошипел взбешенный Мюрай — он, кажется, как сам Блек, имел проблемы с контролем гнева. Надо же, у них даже психологические проблемы одни и те же. — Но не считаю целесообразным участвовать в сети — вы с Гиллом сами удержите её, когда как я…

— В городе три… — Блек с трудом переводил дыхание. — Два инквизитора, Мюрай. Для одной ведьмы более чем достаточно. А вы отвечаете за жизнь неры Ренар — вам ни о чем не говорит это имя?

За парком, через широкую дорогу, сейчас запруженную столкнувшимися паромобилями, вставал мрачный, отделанный серым мрамором особняк леров Янота. В десять окон по фасаду, и в три раза больше по бокам — его будет сложно укрыть защитной сетью всего с трех точек. Но с трех, а не двух, как могло бы быть, не приди к ним на помощь Мюрай. Алому взбешенному эфиру ни стены, ни крыша особняка помехой не были, и сейчас толстые, как корабельные канаты, извитые эфирные нити впивались во все новые и новые жертвы дальше по улицам, забирая жизни горожан.

— Небеса и пекло, Блек, вы делаете все, чтобы я вас ненавидел! — признался Мюрай.

— За правду не ненавидят, Мюрай.

— Брок де Фор, — поправил его рыжий. — И я вас начинаю ненавидеть за возникающее чувство собственной неполноценности.

Гилл не удержался:

— Поздравляю с титулом, лер!

Блек скривился, но заставил себя промолчать, как, по его подозрениям, был добыт этот титул.

Мюрай, даже не запыхавшийся от бега, бросил на него косой взгляд и сам пояснил:

— Мой дядя не оставил наследника. Так что зря вы подумали то, что подумали.

Блек, притормаживая перед дорогой, пробурчал, формируя на ладони начало защитной сети:

— Вы менталист, чтобы знать, о чем я думаю? — он заметил, как странно переглянулись Гилл с Мюраем, и вздрогнул, убеждая прежде всего себя: — менталистов не существует. Скорее предположу оружие ментального воздействия. И тут Фейн идеально вписывается в схему.

Один из эфирных жгутов попытался впиться в Блека, высасывая жизнь — Брок с усмешкой на губах отбил его в сторону, но даже на расстоянии эти набиравшие силы жгуты причиняли лютую боль.

Блек спешно передал Гиллу и де Фору… Мюраю!.. концы защитной сети и скомандовал:

— Гилл — справа до конца особняка. Мюрай — слева. И силы не жалеем — отлежимся на том свете! Удачи!

Он остался стоять на улице прямо напротив входа в особняк — если ведьма решит выйти, то упрется в Блека. Ей не пройти мимо него. Леры не знают о существовании черных ходов для слуг.

Сеть в его руках рвалась прочь, как дикое, живое существо. Она отказывалась стабилизироваться, несмотря на мощно подпитывающий её эфир — Блек не скупился, он выдавал все, на что способен. Ведьма рвалась прочь, ведьма пыталась разорвать удерживающую её сеть, но безумной женщине, случайно обуздавшей эфир, нельзя дать ни единого шанса. Алые жалящие эфирные жгуты сталкивались с синими плетениями сети Фидеса, стремящимися стать мелкояческими ровными ромбами, искрили, взрывались бордовыми всплесками, но вырваться не могли. Блек слышал человеческие стоны со всех сторон, и это были самые приятные звуки в городе — это значило, что ведьма не смогла убить горожан, а вот тем, кто оказался в доме, запертый под защитной сетью, не позавидуешь. Оставалось надеяться, что они умерли в первый момент силового шторма, и умерли как можно безболезненнее.

От него, Гилла и Мюрая сейчас требовалось только одно — стоять. Стоять и держать сеть, чтобы город жил. Стоять и ждать приезда инквизитора, и Блеку было все равно, кто это будет: отступник от истинной веры адер Дрейк или отец Корнелий. Просто стоять — это же так легко…

Глава 44 Силовой шторм

По лицу тек пот, волосы под шляпой слиплись сосульками, а ведь температура на улице, несмотря на яркое, незимнее солнце, была около нуля. И не вытереть пот, попавший в глаза и разъедавший склеры, потому что в руках плетения защитной сети, которые нельзя выпускать.

Шипение алого эфира, продолжавшего бушевать под сетью, и не думало стихать. Ведьма оказалась сильной или очень опытной. И то, и другое демонически плохо…

Город вокруг постепенно оживал: отовсюду доносились стоны, недовольные гудки паромобилей, пенье птиц — им тоже досталось от силового шторма, но заместо погибших прилетели новые, любопытные. Где-то забрехал пес. Мимо Брока проскользнул рыжий, худой кот, замирая перед валяющейся на дорожке синицей. Он опасливо потрогал птицу лапой, решил, что от дармовой еды не отказываются и потащил синицу прочь, зажав в зубах. На улице зажил ревун — система оповещения, что-то экстренно сообщая горожанам. С места, где стоял Брок, объявление властей было плохо слышно.

Сеть с трудом, но все же стабилизировалась, правда, на это ушло очень много эфира, в очередной раз вымотав Брока. Как-то год снова и снова испытывал его на прочность. Брок стоял, для надежности упираясь спиной в невысокую кирпичную ограду, отделявшую особняк леров Янота от соседнего дома леров Вышинских. С этого места ни Блека, ни Гилла видно не было — Гилла загораживал густой, заросший сад за домом Яноты, а Блека прикрывал угол особняка. И не понять, что там с ними происходит — сил у них меньше на порядок. Скорей бы полиция сработала: надо оцепить место силового шторма, надо разобраться с пострадавшими, да банально вызвать инквизиторов! Неизвестность бесила — непонятно, когда приедет инквизитор и кто. Адер Дрейк вчера был откровенно вымотан, а отец Корнелий… Отец Корнелий не внушал доверия — все же у него весьма и весьма преклонный возраст. В таком возрасте на ведьм уже не ходят. Брок тихо выругался себе под нос: сам он уйти и бросить сеть не мог — Блек постарался. Сеть только-только перестала рваться из рук. Хотя больше раздражало не это. Раздражало понимание — Янота переехали в Аквилиту из Интрии около двух лет назад, и за все это время ни они сами, ни их домочадцы, ни их слуги не вызывали подозрений у инквизиции и обычных храмовников. Хуже того, он сам не раз встречался на городских балах с лером и лерой Янота и не ничего не подозревал. Лера была обычной… В возрасте, спокойная, степенная, чопорная, но леры все такие, особенно если хорошо воспитаны. Ведьма жила незамеченной почти два года! Это же такой провал в его работе. Брок снова выругался — он столько упустил за последние время, занимаясь потенцоземом… Это что-то за гранью. Он даже упустил приезд шпионов Тальмы. Надо признать — поездка в Аквилиту Виктории и Эвана была всего лишь прикрытием для Ривза, Фейна, Гилла и… Блека. Несмотря на все свои слова, несмотря на понимание ситуации и действий эмпата, Брок с трудом смирился с Блеком и его существованием. Дурная натура — ничего не поделаешь. Только ради города и… И Тальмы… Да-да-да, ради Тальмы. Город у них один, и страна теперь одна. Им придется сработаться.

По узкой дорожке между домами к Броку примчался Байо — удивительно, что он оказался тут раньше Одли. Неужели Вин смирился и перестал пасти Брока? Признал право на ошибки и право самостоятельно получать заслуженные шишки — надо же…

Лео, запыхавшись, остановился рядом с Броком и принялся его внимательно рассматривать — оценивать ущерб для Одли:

— Брок, тебе помочь? Наши сейчас все подтянутся.

Он отрицательно качнул головой:

— Я в порядке. Помоги Блеку…

— Это… Тот самый, да? — осторожно уточнил верзила, поправляя сбившийся во время бега шлем. — Уф… От самой часовни Сокрушителя бежал… Так? Блек тот самый, да?

Брок вздохнул и принялся убеждать себя и Лео:

— Просто прими как данность — он ни в чем не виноват. Его нельзя наказывать или пытаться отомстить ему за меня. Все ясно?

Лео понятливо кивнул:

— Передам нашим… Значит… Помогать… Ему, да? — он как-то неуверенно посмотрел обратно на главную улицу, где за углом особняка держал сеть Блек.

Брок собрался с силами, выпрямляясь и стараясь выглядеть солидно и невозмутимо, чтобы Лео точно поверил:

— Да, ты меня очень обяжешь… Я справлюсь сам, а он всего лишь мастер.

— Угу… Щас… Чуть не забыл — инквизитора вызвали, скоро будет. А к Эвироку…

— Его тоже трогать нельзя! — резко напомнил Брок.

Лео отмахнулся:

— Да поняли уже… К нему Алистер направился для страховки. Ну… Я обратно… К Блеку. — он так яростно качнул головой, что шлем вновь налетел на глаза: — Ну надо же!

Брок проводил его сочувствующим взглядом — сам до сих пор не до конца смирился с Блеком. Но придется… В ближайшей луже на дорожке воробьи устроили гомон — они во всю купались и прихорашивались в ледяной воде. День обещал быть хорошим. Брок заставил себя улыбнуться и поднял голову вверх, ловя теплые лучи солнца. День будет хорошим — он закончит тут и пойдет в Управление: Эван обещал сегодня же восстановить его на службе. А потом… Потом он пойдет как-то мириться с Клер. Как — он еще не придумал.

Сеть неожиданно дрогнула в его руках, чуть не вырвавшись — Брок усилил потоки эфира, чувствуя, как со стороны Блека вливаются новые знакомые силы Лео, а со стороны Гилла — эфир Арбогаста. Брок закрутил головой, пытаясь понять, что случилось, почему стабильная сеть стала рваться: алый поток эфира ведьмы не ослабевал, но и не нарастал! Причин для срыва сети не было, но она продолжала рваться где-то со стороны Блека.

— Какого демона происходит?! — раздался рев Алистера с другой стороны особняка.

Брок отозвался:

— Сам бы хотел знать!

Ответил им Блек, явно разозленный — его гнев ощущался всей кожей, заставляя вздрагивать:

— Тут… Инквизитор… Лезет!

Брок с трудом отогнал болезненные воспоминания — сейчас не до того. И там в подвале был не совсем Грегори Эш Блек. Это надо помнить.

— Пекло!!! — вновь заорал Блек. — Да к…

И Брок с ним был согласен — особенно с теми словами, которые полились из Блека после «пекла» — их нельзя было употреблять в приличном обществе, но только они и могли описать все происходящее: сеть рвалась на глазах, она рассыпалась, ячейки становились все больше и больше, пропуская мимо алые жгуты эфира, тут же находившие себе жертвы — где-то застонал Гилл, заорал, вторя Блеку, Лео, захрипел Арбогаст, сам Брок, пытаясь удержать ошметки защитной сети, с трудом выдерживал боль от алого эфира, выпивавшего жизнь. Он не ожидал, что инквизитор окажется таким… Непонятливым.

Снова, как в катакомбах, Брок преобразовывал запретный, бешенный эфир в свой, заставляя его служить своим целям. По подбородку потекла кровь — Брок, сдерживая крик боли, прокусил губу. Боль нарастала толчками, заставляя падать на колени и все равно удерживать защитную сеть. Нет, он точно прибьет инквизитора, кем бы тот ни был! Такой наглости он от храмовника не ожидал…

Брок еле удержал сеть, заваливаясь на бок. Выругался, сплюнул кровь — первый раз, что ли! — поменял позу, повалившись спиной на каменную, холодившую через одежду стену, и хищно улыбнулся — он после суда, сняв блокиратор, не стал восстанавливать связь с Вики. Она не испытает этой боли снова. Силовой шторм её не коснется. А ему быть вновь седым. Или в этот раз пронесет? Нравятся ли Клер седые парни? И вообще какие парни ей нравятся… Небеса и пекло, он так и не смог придумать, как с ней помириться, а время утекало прочь. Успеть бы удержать её. Успеть хотя бы примириться с ней.

Кости крутило от боли, пальцы горели, словно он сунул их в пламя, но Брок снова и снова наполнял сеть эфиром — он должен её удержать ради города. Ради Вик. Ради Клер!

Все прекратилось неожиданно — еще удар сердца назад Брока корежило от невероятной боли, и сеть рассыпалась в руках, и сразу же навалилось невероятное блаженное безболие, и сеть стабильно заработала с алым, включенным в сеть эфиром.

Где-то далеко весьма неинформативно ругался Арбогаст. Лео попытался что-то крикнуть, но не смог — он сорвал голос. По проходу в сторону Брока грузно бежал Блек:

— Мюрай… Татуированный варвар — ваш друг? Он уверяет, что это так…

— Это… — Брок замотал головой, с трудом фокусируясь на протянутой Блеком руке. Тот даже пояснил:

— Хватайтесь, я помогу вам подняться.

— Небеса и пекло… Я не верю, что это реальность… — но в руку Блека все же вцепился и встал, пошатываясь точно так же, как бледный, мокрый, как мышь, Блек.

— Все же бравада и кураж… — непонятно сказал Блек, снова напоминая: — татуированный колдун — ваш друг?

Брок подтвердил, удивляясь тому, что Блек не сталкивался в инквизиции с Китом — Маркус весьма странно работает:

— Это… Это Брендон Кит — временный секретарь неры Ренар.

— Ясно.

— Что произошло?

Блек посмотрел вверх на стабильно работающую сеть, на стихающий алый эфир за синим с красными вкраплениями плетением и пояснил:

— Отец Корнелий… Никогда не умеет ждать и работать в команде. Он сделал проход в сети и чуть все не разрушил. Иногда надо трезво оценивать свой возраст и признавать, что впал в маразм…

Брок, сплюнув вновь скопившуюся в горле кровь, признался:

— Никогда не любил храмовников… И инквизиторов тоже. — Он нахмурился, только сейчас соображая: — А кто собственно держит сеть с вашей точки?

Блек хмуро ответил:

— Татуированный варвар. Он выкинул вашего Байо из связки со словами, что хаотики будут тренироваться не при нем. Видите алый эфир в сети?

Брок понимающе кивнул, и Блек продолжил:

— Это Кит встроил свой эфир — не сразу, правда, смог.

Брок нахмурился — Блек не мог не столкнуться в инквизиции с Китом… Значит, отец Маркус в своем репертуаре — почистил память и не предупредил. Брок прищурился: а он сам хотел бы такой чистки? На миг даже в горячий пот кинуло от осознания, что можно забыть подвал, забыть боль… Только кем он тогда станет? Нет уж, лучше помнить все, что было, чтобы оставаться самим собой. Пусть страшные, но его воспоминания.

Алый эфир с недовольным шипением погас. Сеть настойчиво дернулась в руках Брока, и тот машинально напитал её эфиром, чтобы удержать. Откуда-то с улицы донеслось недовольное:

— Мюрай! Это Кит — отпускайте! Все закончилось.

Брок со вздохом облегчения выпустил сеть, чувствуя, как вычерпан до донца — кажется, сегодня он больше не сможет магичить. Ну и боги с эфиром… Главное — живы. И город жив. И Вики не почувствовала боль. А с Клер он помирится. Или отпустит, если точно лишний в её жизни.

Блек криво улыбнулся:

— Признаю: отец Корнелий — маразматик, но полезный маразматик. Куда сперва? До Гилла или сразу в особняк? — он окинул Брока взглядом, заметил улыбку на его лице и понял сам: — я до Гилла и вашего парня — надо оценить их состояние. А вы идите… Воюйте с драконами… Нерисса там уже мертва, как я понимаю.

Брок вздрогнул — он не помнил, чтобы настолько был откровенен во время допросов… Эм, отец Маркус умудрился добраться и до него?! Вот точно не то, что хочется знать… Он медленно вслед за Блеком направился в сторону Гилла и черного входа — попасть в особняк можно и так. Даже гораздо ближе, чем через парадный вход.

Простая задняя дверь, ведущая на половину слуг, была не заперта. За дверью лежали два тела — молодая девушка в утреннем платье горничной и такой же молодой парень-лакей, обнимавший её и прикрывавший своим телом. Жаль, что это не стало надежной защитой для девушки… Брок присел на корточки, притрагиваясь к шее и проверяя пульс. Бесполезно — в эпицентре силового шторма никому не выжить. Брок наложил священный треугольник на оба тела и пошел дальше — через простой, беленный коридор, вверх по лестнице на хозяйскую половину. Пару раз ещё раз попались трупы — пожилой мужчина, явно дворецкий, и повар. На душе было стыло — Брок не предусмотрел такого. Он предполагал, что после того, как Гарри Смита изолировали от эфира, их завалит трупами женщин в последней стадии потенцитовой интоксикации, но то, что случится силовой шторм, для него было неожиданностью. Предполагалось, что вольты лечат потенцитовую интоксикацию или хотя бы её купируют, а тут… Совсем не то. Или это просто случайность? Нелепое совпадение? Случайный приезд гостьи-ведьмы?

Он неспешно шел на звуки — откуда-то спереди гулко доносились чьи-то шаги, хрип Лео и знакомый голос Кита. Отца Корнелия слышно не было. Под ногами хрустели разбитые осколки ваз и стекла. Тут было жарковато в момент силового шторма. Разбитая в щепки мебель валялась вдоль стен. Кое-где даже обои были оторваны — свисали длинными печальными лоскутами со стен. Пахло кровью и смертью.

Все случилось в одной из гостиной, судя по яркому интерьеру, утренней — именно там обнаружился Кит, склонившийся над валяющимся на полу отцом Корнелием. Когда Брок вошел в огромную залу, заваленную разбитой мебелью и осколками стекла, Кит как раз закрывал глаза инквизитору. Его сломанные руки и ноги лежали под нелепыми углами к телу — последний бой отца Корнелия был тяжелым.

— Легкой дороги к богам… — прошептал Кит и резко встал. — Еще раз добрый день, Мюрай.

— Где Байо?

— Пошел наверх — искать жертвы. — отозвался со вздохом Кит. — Удивительное дело: жертв для такого шторма пока мало. В передней части дома мы никого не видели. А вы?

— Видел четыре тела: лакей, горничная, дворецкий и повар… А где… Ведьма…? — тщательно оглядываясь, спросил Брок. Все вокруг было завалено разрушенной мебелью: столики, кресла, пара диванов, высокие полки… Пахло гарью — стены кое-где были подкопчены. К счастью, пожар не разгорелся.

Кит ткнул пальцем в сторону стены:

— Там… Лера Мари Отис, сестра леры Янота. Приживалка. Кто бы мог подумать — тихая, набожная лера и… Ведьма.

— Сами леры Янота? — Брок, перешагивая через разбитые в щепы стулья.

— Уехали на днях, видимо забрав большинство слуг. Просто дикое везенье.

Брок согласился с ним кивком — повезло… Он отодвинул в сторону тяжелый стол и нашел за ним изломанное, чуть обожженное эфиром женское тело. Одно. Других не было. И что же тогда спровоцировало силовой шторм, раз это был не человек?

Брок склонился над женским телом, внимательно рассматривая. Однако… Судя по оплывшему овалу лица и шее, ей было глубоко за пятьдесят. Пятьдесят! Это невозможный возраст для ведьмы, точнее для терминальной стадии потенцитовой интоксикации. Женщины столько не живут при этой болезни. Значит… Простое совпадение?

На полу валялись письма — вечерняя почта. Видимо, что-то было в письмах, что напугало и спровоцировало бедную женщину.

Брок на всякий случай спросил у Кита:

— У вас фиксатор есть?

— Нет, — отозвался колдун. Он стоял, прислонившись к стене — кажется, ему тоже тяжко пришлось от силового шторма. — Как же я все это ненавижу…

— Как вы вообще оказались в инквизиции, Кит? — не удержался Брок, отвлекаясь от осмотра тела.

Тот усмехнулся, полыхнув во все стороны алым эфиром:

— У меня выбор был небогат. Или так… — он ткнул в тело инквизитора. — Или так…

Его палец указал в сторону погибшей ведьмы.

Брок кивнул:

— Ясно.

Кит громко рассмеялся:

— Ничего вам неясно. По крайнее мере готов на что угодно спорить, вы сейчас гадаете, как я вообще выбрал неправильную с вашей точки зрения сторону…

Брок пожал плечами:

— Не угадали. Я сейчас думаю: вы меня выдадите, если я полезу изучать тело в обход экспертов и всех правил или нет?

— Не выдам, — сухо отозвался Кит. — Изучайте. Этому надо положить конец. И я стал колдуном, потому что мне не нравится положение женщин в магии.

Брок внимательно посмотрел на него:

— Я не спрашивал.

— Я сам сказал.

— Как знаете… — Брок присел на корточки и принялся расстегивать длинный ряд пуговиц на лифе утреннего платья леры Отис. Их было не меньше ста! Хорошо еще, что платье домашнее и не предусматривало корсета, иначе придется раздевать труп полностью, а это не то, что порадует экспертов. Еще даже доктор не пришел и не констатировал смерть — до этого момента труп вообще трогать запрещено! Но он должен знать правду.

В коридоре раздался шум шагов — в гостиную, осматриваясь, вошли Блек, Гилл и Арбогаст. Гилл тут же рухнул в ближайшее кресло, потерявшее свои ножки. Брок почувствовал, как по телу пронеслась волна бодрящего эфира — Гилл, несмотря на усталость, подлечил его.

— Спасибо, лер Гилл, — поблагодарил его Брок. Лер лишь устало махнул рукой, закрывая глаза.

Арбогаст привычно молчаливо принялся изучать комнату, включив свой служебный фиксатор.

Блек подошел ближе и навис над Броком, откровенно нервируя:

— Что вы делаете, Мюрай?

Гилл, сидя в кресле и пытаясь унять дрожь в пальцах, пояснил:

— Ищет следы черного карфианского ритуала. Вы видели его жертв на Оленьем, Блек.

Брок наконец-то расстегнул почти все пуговицы, облегченно вздыхая, и Блек не удержался:

— Вам потом эти пуговицы обратно застегивать…

— Застегну… — прошипел усталый Брок.

— Помочь? — Блек присел рядом, приподнимая тело и помогая задрать тонкую белоснежную нижнюю рубашку, обнажая живот. — И все же, что конкретно мы ищем?

То, что искал Брок, уже само стало заметно — руны на теле отворились, пуская кровь и пропитывая одежды.

Брок провел пальцами по небольшому, давно зажившему шраму на животе. Трупное окоченение еще не началось, и вольт сейчас еще хорошо прощупывался где-то под брюшной стенкой.

— Здесь… — Брок ткнул пальцем в шрам.

Блек послушно пропальпировал, находя…

— Что это? — его пальцы замерли на чем-то мелком и твердом под брюшной стенкой женщины.

— Вольт, — пояснил Брок. — Карфианский вольт. Мы с нерой Ренар предполагаем, что кто-то ставит запрещенные опыты по лечению потенцитовой интоксикации. К сожалению полагаю, что будут еще жертвы.

— Еще силовые шторма? — уточнил Блек, в упор рассматривая Брока.

Тот подтвердил, быстро поправляя одежды на трупе:

— Полагаю, что да.

— И… Сколько…?

— Нам удалось найти около двадцати вольтов, сделанных из одного человека. Сколько сделали из Гарри Смита мы не знаем, но нашли три. Этот… — он головой качнул на тело леры Отис, — четвертый.

— Твою же мать… — прошипел Блек. — Еще минимум пятнадцать-семнадцать штормов? Аквилита вообще устоит?

— Должна. — твердо сказал Брок. Словно в насмешку над его словами земля под ногами вздрогнула и остатки стекол вылетели из рам под гулкий рокот близкого взрыва.

Кит оскалился:

— Леры, сознавайтесь, кто сегодня грешил? Из-за кого все это?!

Глава 45 Фейн и провал

Провал был ужасен. Целый квартал у музея Естествознания и дальше вдоль Ветренной гряды ушел под землю, провалившись в штольни. Больше десяти доходных домов… Это значило одно — жертв будет не просто много, а отчаянно много… Брусчатка улиц Весенней и Ландышевой, между которыми и был провал, пошла трещинами. Периодически возникал гул — новые и новые куски земли откалывались и с диким грохотом исчезали в провале. Рельсы ветки паровиков повисли в воздухе. Движение остановилось. Прекратилось и железнодорожное сообщение — тоннель, шедший вдоль Полей памяти, тоже мог обрушиться.

Первыми, как всегда, на месте происшествия оказались патрульные констебли. Потом приехали на огромных паромобилях пожарные, последними были медики — этим сейчас приходилось тяжелее всех. Хозяйственные службы опаздывали. Как всегда.

Эван с Одли собирались выезжать на силовой шторм в особняке леров Янота, а пришлось ехать сюда — как раз добрались самыми первыми, беря командование ошарашенной от случившегося толпой на себя. От военной администрации лихо примчался на коне капитан Джексон, из мэрии главный инженер нер Камбер — он совсем потерянно ходил вдоль провала, в ужасе разводя руками и не зная, что делать. Пятьсот лет знали о возможности размывов почвы в Аквилите, и как всегда оказались не готовы!

Шекли, что удивительно, от Особого управления не приехал и никого вместо себя не прислал, а ведь нельзя исключать, что это может быть теракт. Теракты по части Особого управления, а никак не полиции. Хотя, с другой стороны, хорошо, что под ногами не путается. Мюрай хорошо натаскал своих людей, а Одли отлично справлялся, не то, что нер Камбер — тот все еще изображал из себя статую скорби на краю провала.

Заволакивая ближайшие дома, клубился пар из порванных сетей теплоснабжения, оседая обжигающими каплями на коже. Щедрой рекой лилась куда-то вниз по улице холодная вода. Искрило электричество оборванных проводов, которыми играл ветер. И хорошо, что тут нет газа — только этого бы не хватало для полного «счастья». Хотя рядом Прощальная улица — там до сих пор газовое освещение, это надо учесть — провал нестабилен и может в любой момент расшириться и поползти в ту сторону. Тут всего пара домов до Прощальной…

Эван стоял, прикрыв глаза, и держал эфирный щит — нельзя, чтобы обжигающий пар или вода пробрались к людям, оказавшимся под завалами. Нельзя. Иначе шансов выжить не будет совсем.

Одли активировал заклинание на поиск тепла и ориентировал пожарные команды и команды полицейский — сюда стянули всех, кого могли. Быстро прибывали маги всех мастей — эти сейчас были особенно в цене. Им проще всего разбирать завалы — пока еще тяжелая техника сюда доберется из порта. Джексон куда-то исчез, видимо, телефонировал на Маяковый или Олений. Оставалось надеяться, что сюда пришлют солдат для помощи с разбором завалов. Только от мысли, сколько может быть людей под завалами, у Эвана начинало ныть сердце. Это работа мэрии — предусматривать такие ситуации и защищать людей, работая на опережение, ведь в катакомбах теперь нет чумы. Не успели. Не захотели. Или не хватило сил — все же война на пороге. Хорошо, что это пока не налет дирижаблей. Можно считать случившееся репетицией слаженности работ всех служб города. Только в пекло такие вот репетиции!

Задача Эвана пока проста — стоять и держать щит, чувствуя, как уходят прочь последние силы. Он представил на миг, что такое могло случиться в его районе, ведь вся Аквилита замерла над пропастью, и силы появились сами — вновь рванул эфир, укрепляя края провала и сдерживая пар и воду.

Одли, руководивший разбором завалов, периодически поглядывал на комиссара и вздыхал — он пока ничем помочь не мог, со своим бы успеть разобраться — все же зона поисков огромна. Скорей бы добрались Брок и Лео — эти могли подпитать своими силами Эвана. Проклятый Фейн! Одли на что угодно был готов спорить, что провал случился из-за этого лера — как же, дорвался до потенцита, тварь продажная… Только бы Брок ничего не понял — пойдет же искать пятый угол и страдать по утраченной чести… Надо новый боксерский мешок заказать — пусть Брок спускает пар в тренировочном зале.

Клубы пара, наконец-то прекратились — на теплостанции отрубили ведущую сюда теплоцентраль. И холодная река заглохла — её перекрыли то же. Скоро отрубят и электричество. К Одли примчался Дик, докладывая:

— По сведениям кадастра недвижимости из мэрии, эти дома куплены пол-луны назад… Они предназначались под снос…

Одли нахмурился, разглядывая нера Камбера — это его обязанность знать такие подробности и докладывать их, а никак не полиции:

— Дик, проще… Я сейчас ничего не понимаю.

— Дома стояли пустые, серж. Там максимум придверники и залетные жильцы, заселившиеся самовольно. — Дик, бывшая оса, а ныне простой патрульный, подал бумаги: — Смотри сам, если не веришь.

Одли выдохнул, быстро глазами пробегаясь по бумагам:

— Хвала небесам, хоть одна хорошая новость за день!

Дик продолжил:

— Еще в мэрии выдали потенцитовые маячки для проверки грунта — говорят, надо их расставить в катакомбах… В мэрии собирают команду рабочих для этого.

Одли хлопнул Дика по плечу:

— Вперед! Давай пытай нера Камбера, как эти маячки устанавливать и где, а я пойду нера комиссара обрадую… — он рысью кинулся к Эвану, пробираясь через толпу зевак — стоять в оцеплении банально было некому: все патрульные были заняты на разборе завалов: — нер комиссар… Нер комиссар…

— Ммм? — отозвался тот, боясь потерять концентрацию, ведь тогда щит рухнет.

Одли остановился рядом, оглядывая побелевшего, прикусившего губу Ренара и оценивая его состояние — сколько еще протянет без поддержки:

— Хорошая новость: под завалами почти нет людей. Осталось десять видимых точек тепла, и, кажется, это все.

Эван даже один глаз приоткрыл от удивления, оглядывая клубящийся поднятой строительной пылью провал — то, что там всего десяток попавших в ловушку людей, не верилось:

— С чего бы? — пальцы его подрагивали от напряжения. Одли чуть качнул головой: столько эфира пропускать через себя, удерживая огромную сеть — это что-то невероятное! Все же хаотик, как есть. И сегодня станет или гранд-мастером, не меньше, или выгорит полностью, что тоже исключать нельзя. И прикрыть от выгорания некем — все маги работают на пределе своих сил, разбирая завалы… Скорей бы Брок добрался сюда.

— Некая компания «Стивенсон и Грей» выкупила квартал. Дома предназначались под снос. Тут никто не жил. А еще… — он обернулся на нера Камбера, который что-то вяло отвечал на вопросы Дика. — …тут инженер отвис, наконец-то, а то я уж думал все — лампы сдохли в нем, как в вычислителе…

Эван поморщился — держать щит и слушать отвлекающегося на мелочи Одли было трудновато:

— Серж, ближе к делу…

Ему глухо завторил провал — очередной кусок улицы вместе с рельсами рухнул в пропасть. Рельсы городского паровика, как фантасмагоричная лестница, ушли вниз, в никуда. Одли дернул плечом — как раз для таких вот случаев и предназначались маячки: чтобы предупредить о новых обвалах. Только как бороться с продолжавшим оседать грунтом и укреплять его, не совсем ясно. Брок, конечно, в прошлом году здорово и крайне аккуратно укрепил Поля памяти, но тогда ему был в помощь силовой шторм Вики. Сейчас же где искать такую прорву эфира совсем неясно.

— В мэрии сказали, что провал надо обследовать и поставить потенцитовые маячки-механиты, изучающие трещины и состояние грунта. Нер Камбер объясняет сейчас принципы их работы и установки…

Инженер повысил голос на Дика — до Одли донеслось:

— …это работа мэрии! Это моя работа.

Серж скривился и пояснил для Эвана:

— Он говорит, что сам готов спуститься в провал со своими людьми…

Тот от возмущения открыл и второй глаз:

— …чтобы мы потом еще и его людей искали и вытаскивали? Нет! Скажи, что пойдут наши. Все равно нам надо исключить злой умысел и помочь соседям-Особому управлению с исключением теракта…

— Знаю я этот теракт… — пробурчал Одли, признаваясь в том, что его грызло: если бы он не прекратил ходить за Фейном, может, ничего бы и не было… — На Фейна откликается. Он же в музее до дыр засмотрел макет катакомб. Я по его следам Себа отправил — пусть поищет. Может, нам даже повезет, и Фейн сам в завалах найдется. Неживым.

Эван напомнил:

— Виновность Фейна пока не доказана, Одли. Найди Брока — он нужен тут. Он единственный, кто вообще ориентируется в катакомбах. С ним пойду… — он замолчал ненадолго, что-то обдумывая. Одли на что угодно был готов спорить, что сейчас Ренар заявит о своем праве быть драконоборцем, Сокрушителя на них всех нет! Эван спокойно закончил: — …Я, наверное.

Одли кехнул — угадал! Пришлось снова, как с Броком, становиться гласом рассудка:

— Кх… Напоминаю: нер комиссар, вы у нас один.

— Ммм? Мне сейчас не до твоих недомолвок, Одли… — Эван снова закрыл глаза — так удерживать щит было проще. Площадь его была огромна. Если честно, то Эван до сих пор не понимал, как ему удалось настолько растянуть щит — наверное, сработало понимание, что кроме него некому.

Сержант хмуро пояснил:

— Перевожу: идиотов рисковать своей головой у нас и без тебя много, Эван. Нам за риск и платят. Твоя задача — защищать нас в этом дурдоме.

Эван не сдержал смешок:

— Я думал — моя задача командовать вами…

— Командовать умею и я. А вот не дать горячим головам лезть куда не просят — твоя задача, Эван. Кстати… — Одли обернулся на шум спускаемого пара — из спешно припарковавшегося за перекрёстом служебного паромобиля вылезли Брок, Арбогаст, Лео и… Блек и Эвироком. — …подмога прибыла. Сейчас твою сеть перехватят — готовься. И Брок сам нашелся… — добавил Одли тоскливо — рыжий уже тревожно оглядывался, проводя глазами от железнодорожного тоннеля в сторону парка Прощания. — Твой же дивизион да в пекло! Кажется, Брок сообразил, что Фейн поперся в катакомбы по его следам. Что сейчас будет…

Эван заставил себя открыть глаза и с трудом оглянулся на подходящих мужчин. Они все выглядели измотанными и потрепанными эфиром — были видны выгоревшие участки в их собственном эфирном сиянии. Брок был мокрый, как мышь, еще и пыльный, словно где-то валялся. Зато улыбался привычно — зло и хищно. Из Королевского суда уже принесли бумаги — Брока можно восстанавливать в должности. Он полностью оправдан. Лео кашлял и то и дело сплевывал кровь. Алистер был собран, лишь чуть прихрамывая на левую ногу. Гилл побелел и еле шел. Блек… Блек сжал кулаки и с трудом, кажется, пытался обуздать свой буйный нрав. Или хотел прибить Фейна, что тоже вероятно. Знать бы еще, сколько в его злости было воздействия эмпата, и сколько его собственной необузданности. Брок тоже был вспыльчив, но не до такого, далеко не до такого.

Видимо, силовой шторм был тяжелым, хотя никто из мужчин не поседел. К счастью.

— Добрый день, леры и неры, — поздоровался Эван — силы его были на пределе. Он видел, как выгорел потенцит в кистях своих рук — еще чуть-чуть, и в нем сгорят последние соединения потенцита. Что будет тогда — Эван знал. Знал это и каждый из приехавших магов — Алистер Арбогаст вырвался вперед и продрался через толпу зевак. Эван машинально подумал, что заинтересованных трагедией горожан надо бы приставить к перетаскиванию строительного мусора, которого становилось все больше и больше в округе, мешая работать.

Арбогаст молча перехватил защитную сеть из рук Эвана. Одли облегченно выдохнул — комиссар не стал взвиваться в обиде леров — как же, сочли неспособным! Все же надо признать — комиссар у них хоть и стопроцентный тальмиец, но настоящий офицер и лер. Иногда даже в Тальме рождаются чудеса. Взгляд Одли зло скользнул по Гиллу и Блеку — пока эти офицеры не заслуживали не то, что его доверия — им даже руку для приветствия подавать было противно.

Эван нашел в себе силы поблагодарить:

— Спасибо, Алистер.

Тот кивнул:

— Не за что, нер комиссар, служба такая… — Он направился к краю провала. Видимо, так ему было легче контролировать сеть.

Гилл потрясенно прошел мимо Эвана и Одли, здороваясь на ходу кивком, и замер на краю провала:

— Это же сколько погибших… Небеса… Фейн совсем заигрался…

Блек скривился — у него на лице даже желваки заходили: видимо, сдерживался, чтобы не вспылить. Кажется, Гилл окончательно решил, что во всем случившемся виноват Фейн, а ведь суд еще даже не состоялся!

Лео осмотрел эфирное сияние, показывавшее нахождение людей под завалами, и направился к дальнему, где магов не было, и разбор происходил вручную. Одли кивком подтвердил его действия — все же приятно знать, что его люди сами знают, чем им стоит заниматься. Действуют сами, а не по приказу…

Блек нашел в себе силы успокоиться и поздоровался вполне обычным голосом:

— Недобрый день, нер Ренар. Группы спускающихся в катакомбы уже сформированы?

— Еще нет, — сухо сказал Эван.

Блек прищурился и безапелляционно заявил:

— Тогда учтите, что в катакомбы пойду я.

Эван с трудом нашел в себе силы отвечать спокойно — сказалась домашняя выучка:

— Вы никуда не пойдете. Еще не хватало потом вас искать.

Блек чуть выпрямился и напомнил:

— Я уже был в катакомбах. Забыли, кто вас вытаскивал из-под завалов парка Прощания? Ничего страшного нет в ваших катакомбах. И заметьте, я не оспариваю ваше право командовать тут — у вас отлично получается. Возможно, даже лучше, чем было бы у меня. Но в катакомбы иду я.

Побелевший от усилий сдержаться, Брок заметил, в упор глядя на Блека:

— Лер Блек, в катакомбы пойду я — я единственный, кто там ориентируется.

— Не пойдете, во всяком случае в одиночку. — продолжил настаивать Блек. Эван заметил, что офицер старается сдерживать свой буйный нрав и не приказывает, как мог бы.

Эван вмешался снова, напоминая главное на сей момент:

— Лер Блек, мы друг другу не враги. Мы служим одному — порядку в городе. И…

Блек чуть наклонил голову вниз:

— …и потому я иду в катакомбы — я сильный маг, я почти не устал и не вымотан. И я не прибью Фейна в случае его обнаружения под завалами, когда как ваши люди могут и не сдержаться. Гилл, кстати, тоже может не сдержаться — присмотрите за ним тут, а еще лучше отошлите работать в морг. Лер де Фор упоминал, что у вас трудности с идентификацией обнаруженных на Оленьем женских трупов как ведьм. Гилл обучен диагностическим плетениям — пусть работает. А я пойду в катакомбы, как бы вам этого не хотелось. Если не доверяете — выделите своего человека, лучше проводника. — он глянул на помрачневшего Мюрая, на напрягшегося Ренара и заметил: — это не я говорил, что все забыл и готов работать вместе ради города. Это вы оба мне сказали. Я, действительно, готов работать на благо города и горожан. И сейчас я должен быть в катакомбах — надо изучать их, пока вся Аквилита не рухнула туда же. Представьте — один налет дирижаблей и… Сколько домов уйдет под землю от взрывов?

Брок побелел и пошатнулся от перспектив. Блек бросил на него косой взгляд:

— Лер де Фор, вы не предполагали такого — успокойтесь, я не обвиняю вас. Я играю в предложенную отцом Маркусом игру: вы невиновны. Дело закрыто. Другие участники контрабанды меня волнуют только в роли проводников — я не выдам того, кого вы предложите в проводники. Слово чести. Лер де Фор, вы готовы играть в игру «Я все забыл!»? Или это все же был кураж? Я готов — дайте мне проводника, и, слово чести, с его головы не упадет ни волоска.

Взвизгнул паромобильный свисток, подавая сигнал — через толпу зевак пытался проехать наемный мотор. Толпа была неумолима и уступать не собиралась — паромобиль остановился, даже не пытаясь припарковаться по всем правилам. Брок и Эван побелели, когда увидели, кто вышел из него: Виктория и… Лера Клер в мальчишечьей одежде.

Блек, проследивший растерянные взгляды полицейских офицеров, приподнял бровь и спокойно заметил:

— Лер де Фор… Пожалуй, я нашел своего проводника в катакомбах. И я уже сказал, что с его головы не упадет ни одного волоска. Надо же… А вы проворнее, лер де Фор, чем я думал — потенцит все же добрался до Вернии. Вот же сюрприз. — Он расстегнул поясной ремень и снял кобуру с револьвером, протягивая её непонимающему Броку: — держите, если вам так будет спокойнее. И у вас есть магблокиратор?

Брок вздрогнул, пытаясь понять Блека:

— Зачем?

— Чтобы вам было спокойнее, — повторился Блек. — Я не трону вашего Малыша.

Эван поправил его:

— Леру де Лон. Это девушка.

Блек нахмурился, внимательно рассматривая лавировавших в толпе молодых женщин, и пробормотал:

— Лер де Фор… Мюрай… Брок… Услышьте меня — я не обижу Малыша, тем более — леру. И прибить бы того, кто это все затеял.

Брок вздрогнул:

— Только после меня. И Верния далеко.

Блек криво улыбнулся:

— Пара дней, и она будет тут… А уж кому повезет разобраться со сволочами, отправившими леру на самоубийственное задание, тот еще вопрос.

Одли вздохнул:

— Четверо драконоборцев — надо же… Кажется, это заразно.

Глава 46 Нападение

Виктория вышла из паромобиля сама, как и лера Клер. Не стала дожидаться, когда шофер наемного мотора выскочит и откроет дверь. На душе было стыло — и от случившегося в городе, и от леры Клер. Та, приехав к Броку, чтобы предложить помощь с поисками в катакомбах, проходить в дом отказалась. Понятно, что навещать дом опального лера, изгнанного из рода, не каждый осмелится, но… Столь откровенного пренебрежения от леры Клер Виктория не ожидала. Девушка, которая не побоялась три года жить под личиной мальчишки, оказалась настоящей лерой, как только вернула свое положение в обществе. Даже во время поездки лера Клер не произнесла ни одного лишнего слова — положение Виктории в обществе шатко не только из-за Эвана, но и из-за Брока и её службы в полиции, но… Проклятое но! Увидеть настоящее отношение сиятельных к их семье было больно. Эван такого не заслужил, хотя бы тем, что потерял все из-за Брока и ничуть не жалел об этом. Человеческая жизнь и свобода ценнее какого-то положения в обществе. Только лере Клер такого, кажется, не понять. Еще никогда Вик не было настолько мерзко. Она сильнее запахнула шерстяное манто и заставила себя выпрямиться — пусть она не сиятельная, пусть она жена опального, изгнанного из рода мужчины, но она тогда сама вместе с Эваном сделала выбор и от него не откажется. Пусть лере Клер и противно от общества, в котором она вынуждена идти, но Вик стыдиться нечего.

Лера Клер, лавируя в плотной, возмущающейся толпе, выискивала кого-то глазами — наверное, все же Брока. Она внезапно обернулась к Вик и остановилась, прерывая свое высокомерное молчание:

— Нера Ренар… Можно вам сказать пару слов?

Та кивком разрешила, не понимая, почему нужно говорить именно сейчас в толпе, а не тишине паромобиля? Может, хочет показать Броку широту своих взглядов? Кто её знает…

Лера Клер решительно сказала:

— Нера Ренар… Я завтра днем уезжаю из Аквилиты. Я уезжаю навсегда. Я не вернусь сюда. Вам не о чем беспокоиться.

Вик решила, что не будет показывать, что её задело отношение леры. Вик такое не беспокоит. Она воспитанная нера все же.

Лера Клер как-то странно посмотрела на Вик и продолжила:

— Пожалуйста, позаботьтесь о Броке. Он не лишен недостатков, но у него много достоинств, нера Ренар. Прошу, сделайте его счастливым и будьте снисходительны к его недостаткам.

Вик ничего не успела ответить на это — лера резко развернулась и стала быстро пробираться через толпу, нагло распихивая руками и по-мальчишечьи огрызаясь на хамские замечания вынужденных подвигаться горожан. Вик шла следом за ней, уже ничего не понимая: как в лере могли сочетаться снобизм и полное пренебрежение к этикету? Вик даже в Олфинбурге не слышала от сержанта Кирка таких ругательств. В груди Вик словно кусочек льда поселился и больно колол при каждой мысли о пренебрежении леры Клер. Страшно было подумать, сколько людей вокруг них в Аквилите разделяют чувства оскорбленной леры, вынужденной опуститься до общения с опальной семьей? Сколько не показывают свои настоящие чувства и сколько смеются над ними с Эваном у них за спиной?

В голове шутихой попыталась взорваться очередная мысль от Марка, но Вик прогнала её — и так слишком стыло на душе.

Лера Клер тем временем сделала глупый, шутовской поклон перед замершими мужчинами — тут были и Эван, Брок, Гилл, Одли и даже Блек.

— Дррррасти! — с непередаваемым портовым акцентом сказала лера. Вик в который раз подумала: когда же лера Клер настоящая? Сейчас, паясничая, или пренебрежительно молча в паромобиле?

Блек в ответ, как и остальные мужчины, склонился в приветственном поклоне:

— Недобрый день, нера Ренар, лера Клер. Мы не представлены друг другу, лера Клер, но ситуация экстраординарная, прошу простить меня за такую вольность: я — майор Грегори Эш Блек, Особое управление Аквилиты, к вашим услугам! Прошу оказать мне помощь — я знаю, что вы знаток катакомб… Мне нужен проводник, чтобы обследовать катакомбы на предмет возможных обрушений. Я клянусь, что с вашей головы не упадет и волоска в моем присутствии — я способен защитить вас от всего. — Он глянул в сторону Брока и добавил: — даже от самого себя.

Лера Клер выпрямила плечи, вытащила руки из карманов потертых, мешковатых штанов и мелодично сказала с почти олфинбургским выговором:

— Собственно, я и ехала сюда, чтобы предложить свою помощь в качестве проводника. Лер де Фор хорошо разбирается в катакомбах, но вдвоем будет быстрее. Я в полном вашем распоряжении. — Говоря все это, Клер старательно не смотрела на Брока, а Вик видела, как тот волнуется — их привычный канал связи через эфир все так и был заблокирован со стороны Брока.

Блек изысканно предложил лере Клер свою руку:

— Позвольте проводить вас до нера Камбера — это городской инженер, он пояснит нашу задачу… — он посмотрел на Брока: — лер де Фор, вы с нами?

— Да. Конечно. — отрывисто сказал тот и раскланялся с Вик и остальными мужчинами: — до свидания, леры и неры. До свидания, Виктория…

И колкий комок льда в сердце Вик снова заколыхался, уже от переживаний за Брока. За леру Клер она переживать не будет. Может, только за Блека — тому сейчас приходится нелегко: мысли Марка подсказывали, что чистку Блеку он не проводил. То ли не успел, то ли не собирался. То ли подозревал, что фиксограммы из подвалов Особого отдела рано или поздно всплывут. Не Фейн, так Шекли может не устоять. Хуже, и король может приказать опубликовать фиксограммы. Гилл говорил, что королю это выгодно. Голова заныла от пытавшихся прорваться через тонкий ментальный заслон мыслей Марка. Стало холодно. Вик продрогла даже в плотном шерстяном манто. Пальцы заледенели, и сама Вик тоже. Словно превратилась в сосульку — она ловила взгляды горожан, жадно пытавшихся понять, что происходит, и с ужасом осознавала, что каждый из них знает: Эван — опальный лер, Эван изгнан из рода, Эван и она — никто. Сама Вик еще и посмешище, хуже леры Клер. Та изображала из себя мальчишку, а Вик пыталась прорваться на мужское поле игры не скрывая, что женщина. Она пыталась стать тем, кем не должна быть. Она пыталась соревноваться с мужчинами — что может быть хуже?

Эван тихо спросил её — вокруг толпа, жадно ловящая каждое неосторожное слово и каждый запретный жест:

— Виктория, что-то случилось? Ты плохо себя чувствуешь?

Вик потерла разболевшийся висок:

— Нет, Эван, все хорошо. Я способна помочь тут… — она как мушка вязла в словах, положенных мужчинам, а не нерам. — Во всяком случае, я думаю, что могу. Я хотя бы попробую… — уже неуверенно закончила она. Сейчас перед толпой зевак ей было стыдно — женщины таким не занимаются. Даже в Олфинбурге было легче выполнять свой долг — там она знала, что толпа перед ней состоит из преступников, а тут на неё глазели степенные, законопослушные горожане. Горожане, знавшие, что она никто, что она выскочка из опального рода…

Эван участливо заглянул ей в глаза:

— Вик, ты уверена?

Она растерянно огляделась — она настолько погрузилась в свои мыслим, что не заметила, как ушел Одли, как куда-то удалился Гилл…

— Я… Небеса, я…

Эван рукой в тонкой лайковой перчатке прикоснулся к её пальцам, чуть сжал их в жесте поддержки — больше никак нельзя проявлять свои чувства:

— Вик? Скоро прибудут солдаты — тут будет хватать рук, если что. Дополнительная помощь не требуется, а ты выглядишь… — он неуверенно, старательно тихо сказал: — приболевшей.

Вик собралась с мыслями — в чем-то Эван прав. Пусть она ехала, чтобы помочь, нельзя отрицать того, что она сейчас плохо себя чувствует. Наверное, сказывались вчерашнее ранение и вмешательство Марка. Вся эта слабость и муть в голове…

— Хорошо, Эван, я не буду пытаться помочь — ты прав, это не для меня, это не для женщин. Я лишь хотела сказать, что Брендон привез записки Марка. Вдобавок я сама кое-что вспомнила. Так вот, жену нера Аранды зовут Авазолла. Зола. Что-то, связанное с огнем. Помнишь ориентировку Сыскного?

Эван кивнул:

— Да, Одли уже посыпал голову пеплом и сам себя отправил во внеочередное ночное дежурство. Зола Аранда — парни узнали это вчера. Правда, допросить неру Золу пока невозможно — она уехала вместе с мужем в Арис. А нера Абени Аранда сегодня утром отказалась разговаривать с полицией без присутствия брата…

Мир вокруг Вики на один удар сердца померк. Стало темно, стыло и глухо, словно обложили ватой. Она думала, что одна из детективов. Она думала, что может быть незаменимой, что может быть полезной! Что может помочь с расследованием. Что её уважают, что к её мнению прислушиваются, а на деле… На деле оказалось, что её не считают нужным извещать о новых фактах в расследовании. Поиски идут хорошо и без неё. На следы чернокнижника выйдут и без её помощи, ведь все равно она не привыкла работать в команде. Она одиночка, причем ненужная одиночка… К горлу подкатила тошнота. Сердце громко билось где-то в горле. Она никто. Наверное, и брат, и Кирк, и Одли, и все парни в отделе правы — она не нужна для расследования. Она… Её место дома. Она же обещала Полин стать старшей сестрой, а вместо этого продолжает глупую гонку за ненужным ей местом детектива — это же чисто мужская работа… Ей правильно указали её место. И лера Клер, и парни, даже само расследование…

— Вики…? — откуда-то издалека долетал обеспокоенный голос Эвана.

Вик заставила себя улыбнуться — всего полчаса прошло, а сколько нового она о себе поняла и узнала…

— Я домой, Эван. Слишком плохо себя чувствую. Ты не задерживайся, хорошо? Возвращайся домой быстрее — я буду ждать.

Она, чуть пошатываясь, пошла прочь через толпу. Домой. Сейчас поймает паромобиль и поедет домой. Надо думать, как жить дальше. Надо искать себя, чтобы не быть бесполезной, как она сейчас.

* * *

Наемный паромобиль, тот же самый, в котором Вик с лерой Клер добиралась сюда, медленно пробирался через расступающуюся толпу. Попробуй не отступи, когда на тебя прет несколько тонн железа. Вик до последнего оборачивалась на недоуменно замершего Эвана — к нему подошел Одли и что-то спешно докладывал, а Эван продолжал взглядом провожать паромобиль, увозивший Вик, пока толпа не скрыла его. Казалось, здесь собралась почти вся Аквилита, жадная до редких в это время года зрелищ. Из-за поездов, отданных под нужды армии, сюда перестали завозить новые ленты для синематографа, отказались от гастролей театры и даже бродящие цирки убрались прочь от возможной линии фронта.

В салоне паромобиля было тепло. Вик быстро согрелась, скидывая холод и с оцепеневшего разума.

Вдох-выдох. Просто дышать, прогоняя тошноту и слабость. Вдох-выдох, приводя в порядок собственные мысли. Вдох-выдох, она не никто. Вдох-выдох, это просто лера Клер — настоящая лера, так неудачно попавшаяся на пути сегодня.

Мимо проплывали сбросившие листву деревья, закрытые кафе, заколоченные витрины магазинов и спешащие к провалу зеваки, кутавшиеся в пальто и прячущие длинные, как у гусынь, шеи в шарфах. И где-то тут ОН. Только как его найти в такой толпе…

Уже почти своим голосом — твердым и лишенным сомнений, Вик приказала шоферу:

— Сверните на Ореховую улицу и там припаркуйтесь.

Шофер через зеркало заднего вида бросил на неё озадаченный вид:

— Нера? Вы же сказали…

Она оборвала его, хоть и понимала, что это невежливо:

— Я помню, что я сказала. Сверните на Орехову и припаркуйтесь там. Я выйду — вам заплачено с лихвой. — Она достала из сумочки блокнот с карандашом и принялась быстро писать.

Шофер остановился в середине Ореховой, у дома, разделенного аркой для прохода во дворы — то, что надо! — и твердо сказал:

— Нера, я вас дождусь.

Вик кивнула, спешно выходя из паромобиля:

— Я постараюсь быстро. — Впрочем, в то, что он её дождется, она не верила. Где-то все равно металась глупая мысль, что она никто. Лера Клер своим поведением постаралась! Понять бы еще, где на Вик напал эмпат — тут или еще у дома? Если тут, то кто еще мог оказаться под его воздействием? Эван? Одли, Брок или неудачно Блек? А ведь с ним должна спуститься в катакомбы лера Клер. В висках загрохотали молоточки приближающейся боли. Вторя им стучали каблуки ботинок Вик — она быстрым, неположенным нерам шагом направлялась обратно к провалу. Через двор, через узкий проулок между домами — хорошо, что Себ успел показать тут все проходы и тупики, — снова через дворы. Она остановилась в арке, ведущей к исчезнувшей Весенней улице, упираясь в толпу — даже сюда добрались зеваки. Впрочем… Кто-то из констеблей уже заставил их помогать — выстроившись в цепь часть горожан помогала оттаскивать в сторону строительный мусор, мешавший разбору завалов.

— Лера! — кто-то рявкнул на Вик со спины. — Уйдите отсюда, вы мешаете!

Вик обернулась на крик, и констебль из Сыскного — это выдавали серебряные пятиконечные звезды на воротнике пропыленного мундира, — тут же поправился, меняя тон:

— Нера Ренар… Вы ищите комиссара? — Вик внимательно оглядела его: высокий, нескладный парень-блондин лет двадцати, если не меньше — она совершенно точно никогда до этого с ним не сталкивалась. А он её знал. Отголоски эмпатического воздействия напомнили, противным холодком пробежавшись по спине — он её знал всего лишь как жену комиссара!

— Констебль Ренар, — поправила полицейского Вик, заставляя его краснеть — на светлой коже проступили неприятные алые пятна, как у лихорадящего больного. — Мне нужно передать записку комиссару.

Констебль оглядел толпу и, старательно улыбаясь, чтобы скрыть свою досаду, предложил:

— Я могу вас проводить, если вы боитесь толпы…

Вик твердо повторила:

— Мне нужно передать записку! Только это, констебль.

Тот с досадой дернул рукой тугой ворот мундира:

— Конечно, как скажете… — он протянул руку в простой, шерстяной перчатке. — Я отнесу.

Вик подала ему вырванный из блокнота листок:

— Лично в руки! И обо мне ни слова. Никому!

— Да, конечно, — констебль даже козырнул, приложив руку к шлему, а потом вспомнил, что они с Вик ровня по званию и, еще сильнее покраснев, пошел прочь. Вик его понимала — с одной стороны она констебль, но с другой-то, что нельзя упускать из виду, жена комиссара. Снова одни проблемы от неё. Даже констебли теряются, общаясь с ней. Она глубже отошла под защиту арки — её не должны видеть. Эмпат, кем бы он ни был, не должен знать, что она вернулась. И все же… Кто это? Шекли или Фейн? Вик внимательно рассматривала толпу, но разглядеть ни самодовольное лицо ангела, ни странное хорькообразное лицо Шекли ей не удалось. Хорошо, что она не одна. Она часть команды — кто-нибудь, Одли или его парни, смогут оглядеться и засечь… Только кого?

Вместо ответа на записку пришел сам Эван. Воспользовавшись тем, что вокруг занятая разбором завалов толпа, он прижал к себе Вик, шепча куда-то в её шляпку без полей:

— Солнышко мое, как же я испугался за тебя. Только когда ты уехала, я понял, что возможно ты под эмпатическим воздействием…

Она чуть потерлась щекой о мягкую, оставшуюся от лучших, еще олфибургских времен шинель, вдыхая глубоко въевшийся густой аромат роз:

— Я сама не сразу поняла — эмоции подменяются так тонко и незаметно, что чувствуешь их своими…

— Я скажу парням — они будут высматривать Шекли.

Вик чуть отодвинулась в сторону, заглядывая Эвану в глаза:

— А Фейн? Ты его уже вычеркнул из подозреваемых?

— Нет, конечно. Просто за Фейном уже спустился в катакомбы Кейдж. Где Фейн, мы скоро узнаем точно. — его глаза серьезно всматривались в Вики: — солнышко, что от тебя хотел эмпат?

Она нахмурилась, снова вспоминая тяжелые, почти свои мысли:

— Он хотел, чтобы я отказалась от службы. Он хотел, чтобы я посвятила себя дому.

Запахло гарью. Эван нахмурился, опять прижимая Вик к себе:

— И что такого сегодня ты сделала, что тебя решили так устранить? Подумай хорошенько… Это должно быть очевидно для всех — дома у нас ни вчера, ни сегодня лишних людей не было.

Вик пожала плечами, хоть это было трудно сделать в крепких объятьях:

— Я вижу только две очевидные для всех причины, только какая из них верна? Во-первых, отец Маркус. Его чудесное спасение не мог не заметить бокор, возможно предполагая наличие рабочего вольта у меня. Но причем тут бокор и эмпат? Есть ли между ними связь, кроме убийства неры Моро? Во-вторых, Брендон… — Вик мысленно вспомнила бешенных белочек — снова секретарь Марка для ней Брендон, а не Кит! — Визит Кита не могли не заметить. Может, это напугало эмпата? Только опять же непонятно чем… Больше никаких предположений нет, Эван.

Он вздохнул, поднимая глаза вверх и задумчиво рассматривая квадратные кессоны арки.

— Вики… Будь осторожна, прошу тебя… Ты уже два раза подверглась эмпатическому воздействию…

Она чуть отстранилась и позволила себе недопустимое: потянулась на цыпочках и поцеловала Эвана в губы:

— Обещаю — я буду очень осторожна. И ты тоже будь внимателен и собран — если эмпат тут, то не я одна могла оказаться под его воздействием. Например, тот же Блек… Гилл… Или даже ты.

Эван скупо улыбнулся:

— Я точно нет — у меня все мысли только о провале. Мне не о чем думать больше.

Вик снова хулигански поцеловала Эвана — в этот раз в кончик носа:

— Вот и хорошо. Пойду я — буду думать дальше, чем я могла помешать эмпату.

Эван снова крепко обнял её на прощание, а потом с явным усилием отпустил:

— Удачи, Вики…

Она быстро пошла прочь, помахав рукой на прощание:

— Кстати, а ведь есть еще Стивен и Анна — их поездка в Университет. Не могли они там кого-то напугать?

Эван чуть нахмурился:

— Я отправлю Байо в Университет — это его вотчина.

Вик кивнула и помчалась домой — некогда думать о собственной никчемности, когда вокруг много дел. Дома, как оказалось, тоже были дела — пока Вик ездила к Эвану, их дом обокрали. Кабинет Эвана и их общую с Вик спальню перерыли полностью, причем ни Мегги, ни слуги ничего не заметили — они мирно спали, прямо там, где их настиг визит эмпата. Оказывается, он и усыплять умеет… Пропали бумаги от Кита, служебный фиксатор с нового мундира Вик и, вроде бы, все. Вольт найти, если искали в спальне именно его, вору не удалось — вольт сгорел вчера после спасения Марка.

Еле разбудив слуг и изумленную случившимся Мегги — она не покидала кабинет, уснув в рабочем кресле, Вик принялась отдавать распоряжение — сменить замки, не открывать двери в одиночку, не бывать в комнатах, выходящих на дорогу, без излишней надобности — расстояние, на котором эмпат мог воздействовать, никто не знал, а подобраться с боков и сзади особняка сложно — там стены и сад. Хорошо, что уже вернулись Стив и Анна из университета — они вместе с Вик принялись обследовать входные двери, холл, комнаты и коридоры, ища следы, отпечатки и другие улики, указывающие на эмпата. Только все было зря. Эмпат, кем бы он ни был, оказался профессионалом. Кроме сонных слуг и разгрома в комнатах, он ничего не оставил. Пока искали с помощью порошка возможные отпечатки, Стив отрапортовал о поездке в университет — профессор Тома отказался разговаривать с ними и обсуждать неру Моро и её секретаря. Выглядел при этом профессор весьма напуганным. Вик выругалась себе под нос — могло ли это быть причиной воздействия эмпата на неё? Или все дело в бумагах Кита? Но там ничего странного не было — Вик по памяти могла восстановить почти все записи дословно. Хотя, конечно, показания неры Оливии к делу Ривза не пришьешь… Да и дела как такового нет — Тони же жив. Небеса, что же вокруг все же происходит? Бокор, примитивопись, делящаяся родовыми секретами нера Моро, эмпат — как это все связать вместе? И связано ли оно — это тоже нельзя отрицать. Все может оказаться нелепой случайностью.

В парадную дверь позвонили, и Поттер в сопровождении вооруженного револьвером Стивена пошел открывать. Оказалось, что пришел Бр… Кит же!

Глава 47 Непонимание

В этот раз в катакомбах было все иначе. Раньше Клер спускалась сюда в громоздком, неудобном костюме и противогазе, вдобавок, вынуждена была таскать тяжести наравне со всеми — Брок не особо делал скидки на возраст и хрупкое телосложение. Наоборот, настаивал на дополнительных тренировках, ведь парень должен быть сильным, а не доходягой, которого ветер того и гляди унесет. При этом он явно не подозревал, как сам выглядит в глазах окружающих. Впрочем, Клер прощала ему такое отношение — он видел перед собой мальчишку и хотел для него лучшего будущего. Хотя тренировки Брока по утрам Клер ненавидела всей душой. От занятий боксом в Особом отделе ей еле удалось отказаться. Лера-боксер — это совсем неприлично, особенно разбитый нос или что-то еще.

Сейчас же все было по-другому. Звуки, не искаженные противогазом, непривычные запахи сырости и затхлости, даже сами катакомбы смотрелись чуть иначе — стекла противогаза сильно ограничивали обзор. Была слышна легкая капель, шорох шагов, шуршание песка, далекий скрежет продолжавших обваливаться строительных конструкций.

Брок шел впереди, мрачно задавая темп — гораздо медленнее, чем обычно. Видимо, теперь делал скидку на то, что она женщина. Рядом с Клер шел столь же мрачный майор Блек. Оба мужчины сами несли тяжелые мешки с датчиками, не доверив Клер даже легкую сумку с водой и провизией.

Все сильно изменилось. Хотя она была все той же — изменилось отношение мужчин к ней.

Когда Брок неловко попрощавшись ушел в сторону Весенней улицы, а они с Блеком пошли вдоль обрушившейся Ландышевой, майор, довольно симпатичный мужчина немного за тридцать лет, разрушил тишину катакомб:

— Лера Клер…

Она спокойно его поправила:

— Можно для удобства обращаться по имени — тут нет рангов или титулов, тут катакомбы, тут выживание, тут не до этикета, Блек.

Он крайне серьезно посмотрел на неё, словно оценивал искренность:

— …тогда Грег. И я хотел… — он замолчал, переводя дыхание — подземный тоннель уверенно шел вверх, отнимая силы. Клер сама начала, давая ему время прийти в себя:

— Грег, учтите — тут опасно. Тут оползни, тут вертикальные стволы прямо в полу могут открываться. Вам повезет, если это будет фурнель…

— Что? — не понял её Блек.

Клер пояснила:

— Фурнель — это выработка, ведущая на другой уровень. Вам повезет, если это она. Ведь можно провалиться и в ствол, ведущий глубоко вниз. Учтите это. Тут безобидные лужи, которые могут оказаться бездонным колодцами. Тут есть скопления газов, за один-два вдоха лишающих сознания. Тут есть примеси, способные взрываться от одной искры…

Блек странно посмотрел на неё и кивнул:

— Я уже понял, что нере Ренар в прошлый раз сильно повезло, а нам так может и не повезти. Я буду очень внимателен, Клер. В свою очередь хочу спросить: вы вооружены?

— Конечно, — легко сказала Клер. — Лера должна уметь постоять за себя.

— Похвально, — довольно мрачно согласился с ней Блек. — Должен предупредить — тут… В смысле в Аквилите и конкретно в штольнях творится странное. Если вам покажется… Хоть на один миг покажется, что я представляю для вас угрозу — не раздумывайте и стреляйте в меня. — Блек был при этом совершенно спокоен и убийственно серьезен — для таких-то советов! — Стреляйте на поражение, без игр в гуманность. Тут творится страшное, и я часть этой игры. К сожалению, от меня мало что зависит.

Клер замерла — такого откровения она не ожидала. И ведь Брок ни слова не сказал! Даже не попытался предупредить.

Блек оценивающе смотрел на неё не отводя взгляд. Интересно, чего он ожидал? Истерики или щелчок взвода курка? Клер заставила себя успокоиться — привыкла, что в катакомбах всегда под защитой Мюрая и его репутации.

— И какова вероятность такого вот превращения в чудовище? — осторожно уточнила она.

— На данный момент ничтожно мала, но не забывайте об этом и будьте готовы ко всему.

— Хорошо… — только и смогла сказать Клер, внимательно всматриваясь в мужчину при свете потенцитового фонаря на каске, защищавшей голову. Высокий, чуть грузноватый, — Броку бы его отдать, у него он быстро вернет форму, — родовитый — это было и в тяжелой челюсти, и в чуть с горбинкой носу, и в высоких, выраженных скулах. Лер по выправке, по гордому поставу головы, по широкому развороту плеч. Возможно, и по воспитанию — в собственном безумии могут признаваться только сильные, уверенные в себе люди. Блек не выглядел опасным — да, большой, да, выше на голову, как и Брок, да, мрачный, но… В отличие от того же Грыза, воспитанный. От такого не ждешь подлости. Стоило признать: три года самостоятельной жизни, Грыз и Джеймс так не научили её ждать подлости от любого, особенно от лера и офицера. Хотя Джеймс, её бывший жених, оказался той еще сволочью. О мертвых или хорошо, или ничего, кроме правды. Правда была в том, что Джеймс был болтлив и несдержан, и плевать хотел на чувства своей молодой и глупой невесты, не знавшей правды об истинных отношениях между мужчинами и женщинами.

Блек чуть наклонил голову вниз, чтобы посмотреть прямо в глаза Клер:

— Лера, я очень серьезен.

— Я поняла. Постараюсь не допустить ошибок, — сказала она уклончиво, ведь понятие ошибки в данном случае каждый трактует сам.

Блек помолчал, опуская взгляд чуть ниже, куда-то в область носа Клер, что было предписано этикетом, вздохнул и, развернувшись, снова пошел первым.

— Обратите внимание, Клер, на синий свет среди развалин. Это не следы проклятья чумной Полли, его сняла нера Ренар. Синее сияние — это тепло живого существа. Если заметите его — сразу же сообщайте мне.

Он обернулся на Клер, и та послушно кивнула. Блек сделал пару осторожных шагов в сторону заваленного обломками тоннеля и, стащив с плеча тяжелый мешок, принялся доставать оттуда маячок — мужчина заметил первую трещину, змеившуюся по неровной стене.

Они быстро втянулись в странный ритм — медленный проход, обследование случайных образовавшихся из-за завалов карманов, установка маячков, спуск вниз или, наоборот, подъем на другой уровень, проверка там, и снова осторожно вперед, ища трещины и источники тепла.

В одном из тупиков, плотно заваленном кирпичными обломками, почти не дающими шансов на выживание, Блек внезапно стащил с себя мешок и приказал Клер:

— Не входите сюда — тут все может обвалиться.

Клер любопытно заглянула в небольшой, узкий лаз — только-только Блеку по ширине плеч, и то кое-где он был вынужден пробираться боком:

— Грег?

— Тут источник тепла… — хрипло пояснил он, старательно протискиваясь между узкими стенами.

— Грег, вы не сможете сами достать — для вас слишком мало места. Позвольте мне!

Он, опускаясь на колени и с помощью магии, не иначе, приподнимая кусок кирпичной кладки, проворчал:

— Лучше кепку свою одолжите… Хотя нет… — Он стащил с себя каску и положил на обломки. — Я нашел лучшее решение.

Обломки под весом каски зашевелились и посыпались пока еще мелким ручейком вниз. Блек обернулся на Клер:

— Стойте… Не подходите — тут опасно.

Впрочем, это он сказал зря — Клер уже приблизилась в нему, подавая кепку — все равно тащила её в кармане. Блек скептически посмотрел на Клер и кепку и вместо слов сунул ей в руки свою каску:

— Держите лучше это. — он споро полез под обломки.

— Грег… — раз он не рискнул прибегать к её помощи, Клер предложила новый вариант: — Может, мне быстро подняться на поверхность, сообщая о находке?

Блек проворчал куда-то в кирпичное крошево, почти по талию уходя змейкой под завал и отталкиваясь от пола ногами, в попытке сильнее ввинтиться под обломки:

— Не стоит…

Он аккуратно подал назад, выворачивая руку, и почти наугад кинул в каску Клер… Грязное, все кирпично-рыжее из-за мелкой крошки, мяукающее существо.

— Надеюсь, вы ничего не имеете против кошек, Клер… — сказал мужчина, тут же еще глубже зарываясь под кирпичи. Откуда-то далеко глухо, кашляюще, донеслось: — ах ты глупое создание! Да я же тебя…

Клер испуганно вздрогнула, а Блек спокойно закончил:

— …все равно достану… — он, раздирая брюки пополз назад, таща в ладони еще двух котят. Блек еле выпрямился, вжимая голову в плечи и откашливаясь — с волос, ставших рыжими, падала мелкая кирпичная пыль.

Он сунул котят в каску Клер:

— Вот… Еще двое пострадавших. Жаль, молока нет… — он кончиком пальца провел по грязной мордочке одного из котят. — Терпите до поверхности. Надеюсь, ваша мама-кошка оказалась удачливее вас и не попала под обвал.

Клер внимательно рассматривала мужчину, рисковавшему собой из-за котят.

— Вы знали, что там всего лишь котята?

Мужчина отвлекся от котят, которые пытались зубами и когтями вцепиться в его пальцы:

— Нет. Я думал, что там может быть кошка или небольшая собака — три котенка лежали, тесно прижимаясь к друг другу, и выдавали одно тепловое пятно на троих. А что?

— Вы точно считаете себя опасным?

Блек потемнел лицом, доставая из кармана платок и вытирая лицо от пыли:

— К сожалению, это так и есть.

— Понятно, — нахмурилась Клер и подалась назад, выбираясь из тесного тупика. Иногда она не понимала мужчин.

* * *

Вик столкнулась с такой же проблемой — она не понимала мужчин. Точнее, Кита. Если быть еще точнее, Марка. Зачем он, полагая, что умрет, вложил в неё столько своих воспоминаний? Если мысли о расследовании еще можно было понять, то воспоминания о Бр… Ките были совершенно лишними! Зачем ей знать его предпочтения в одежде и тягу к приключениям? Причем, если мысли о расследовании приходили вместе с головной болью, то мысли о Бр… О Ките!.. Отзывались легко, без малейших сопротивлений, словно главным для Марка было не расследование дела о чернокнижнике, не расследование дела эмпата, а забота о Брендоне — да, Вик сдалась под напором Марка.

Кита провели в вечернюю гостиную — в кабинете Стивен еще пытался найти хоть какие-то зацепки по краже. Вик пришла почти сразу же — Брендон, как и утром, стоял прислонившись к спинке кресла и не пытаясь сесть. Вряд ли Поттер был настолько невежлив, что запретил садиться — видимо, сам Брендон не считал для себя возможным делать это. Он задумчиво осматривал гостиную — отделанная темным деревом, с тяжелой мебелью прошлого века она больше подходила мужчине. Этим она очень нравилась Вик — тут не было сентиментальных салфеточек с вышитыми изречениями и надписей богословов, заключенных в рамки и повешенных на стены. Тут висели простые, потемневшие от времени картины природы: горы, бушующий океан, какой-то вечерний в косых лучах заходящего солнца лес.

Гостиная была ярко освещена — горели бра на стенах, пело пламя в камине, хоть Вик больше нравилось, когда тут царил полумрак.

— Добрый вечер, Брендон.

Где-то глубоко в ней зрела тревога, причем Вик отдавала себе отчет — чувство было не её. Эту тревогу ей навязывал Марк. Воспоминания подсказывали, что черный свитер грубой вязки под горло с жесткой колораткой, натиравшей шею, вкупе с мешковатыми штанами Брендон надевал, когда направлялся наживать неприятности. Если он надевал перстень с обсидианом, на котором было богохульственно вырезано два наложенных друг на друга треугольника — святой и вверх тормашками треугольник черных сил, то это значило одно — этой ночью будет твориться запретная магия. Вик глянула на руки Брендона и выдохнула с облегчением — перстня не было. Только тревоге на этот факт было все равно — в голове рос червячок сомнения: Брендон, нарывающийся на неприятности, опасен для города.

Мужчина выпрямился и скупо улыбнулся — он заметил, что она больше не борется с собой, называя его по имени:

— И вам добрый вечер, нера Виктория. — Он тоже перешел на более неформальное обращение, и Вик не стала его поправлять. Из-за Марка Брендон воспринимался другом. — Я приехал, чтобы отчитаться о проделанной за день работе.

Вик прошла к камину и жестом предложила Брендону сесть:

— Прошу… — Она села первой, подавая пример. Правда, расслабиться в удобном, мягком кресле, коварно предлагающем поспать, не удалось — тревога Марка не отступала. И вот зачем это Вик?! Хорошо еще, что воздействие воспоминаний Марка сейчас боролось с сонливостью и никчемностью, насланной эмпатом.

Брендон сидел в кресле как простолюдин — широко расставив ноги и подаваясь вперед. Локти он опер на подлокотники, а пальцы переплел между собой. Его холодные, сейчас пустые глаза смотрели на игры пламени в камине.

Вик чуть пошевелилась в кресле, стараясь не заснуть, и Брендон ожил — кажется, даже алые искры предупреждающе пробежались по многочисленным рунам, вытатуированным на его лице:

— Забавно, нера Виктория, я думал, что вы… Именно вы будете принимать меня в кабинете. — он повернулся к ней и холодок никчемности, подстегнутый словами Брендона о кабинете, сгорел в тревоге Марка. Тяжело оказаться в центре разборок эмпата и менталиста!

— Я бы приняла вас в кабинете, но у нас случилась небольшая неприятность.

Брендон сильнее наклонился вперед, исподлобья рассматривая Вик — кажется, его не учили, что так делать неприлично:

— Какого рода неприятности? Я могу помочь?

— В дом проник вор — из кабинета похищены ваши записи, а что искали в спальне, кроме моих служебных фиксаторов, пока неизвестно.

— Кто-нибудь пострадал?

Вик вздрогнула:

— Боги миловали. Я думаю, что это был эмпат.

— Я могу осмотреть место преступления?

Вик пожала плечами — от добровольно предложенной помощи глупо отказываться:

— Потом, если хотите. Учтите, поскольку похитили именно ваши бумаги, то грабитель скорее всего пришел вслед за вами. На меня было совершено эмпатическое воздействие, так же ему подверглись все слуги в доме.

Мужчина лишь сильнее прищурился — память Марка подсказала, что он никогда не позволяет себе грубостей, и опасаться колдуна не стоит:

— Нера Виктория, я всегда слежу за тем…

Она резко его перебила:

— Это было сказано не в упрек вам, а чтобы вы были осторожнее и внимательнее. Полагаю, я должна была, как и все слуги в доме, уснуть, чтобы можно было беспрепятственно ограбить дом, но случилось непредвиденное — лера де Лон нанесла визит в неурочное время. Необходимость реагировать на её приезд, необходимость ехать на помощь полиции привела к тому, что воздействие сработало не в полной мере. — Вик непроизвольно передернула плечами — все же чувство собственной никчемности до сих пор причиняло почти физическую боль. — Будьте осторожны, Брендон.

Тот кивнул, кратко отвечая:

— Буду. Вы не знаете, где сейчас Фейн?

Вики нахмурилась, всматриваясь в Брендона:

— Почему именно он вас интересует?

— Потому что где Шекли — я знаю. Он с самого утра уехал на Маяковый остров. Официальная причина — военное совещание о защите Аквилиты. Но я подозреваю, что есть и другая причина для поездки. На Маяковом есть прямая, защищенная линия связи с королевской резиденцией… Так что по поводу Фейна?

— Его ищут. Полиция подозревает, что он может быть под обломками домов в провале. Его ищут в катакомбах.

Брендон задумчиво уставился в камин. В его зрачках танцевали яркие отблески пламени, как огни пекла, куда попадают заблудшие души. Вик прогнала глупые ассоциации — то, что Брендон колдун, еще ничего не значит — она сама могла получить обвинения в том, что является ведьмой. Он сосредоточенно сказал:

— То, что следы Фейна теряются в катакомбах, еще ни о чем не говорит — магу легко выжить под завалами. Причем это хорошее алиби. А вот оказаться в двух местах сразу — на Маяковом острове и тут в Аквилите — невозможно.

Вик кивнула — все же Фейн… Она помнила, как легко он уговорил её выкупить фиксограммы в кафе, и сердце сжала тревога — противостоять его игре день за днем будет сложно, если не невозможно. Она сама не заметила, как пальцы сжались в кулаки.

— Не знаете, как-то можно противостоять воздействию менталиста или эмпата? — Голова ответила болью воспоминаний в виде огромных цехов, где трудолюбиво собирали какие-то приборы, плывущими в небе дирижаблями и почему-то портретом королевского семейства: король Артур Десятый, наследный принц Эдуард и королева Кэтрин. Знать бы еще, причем тут королевское семейство. — В книгах-фантазиях советуют думать параллельно о чем-то, но…

Брендон отрицательно качнул головой:

— Как человек, почти десяток лет живущий бок о бок с менталистом, я могу сказать одно: если менталист считает, что должен прочитать ваши мысли — он сделает это. Если менталист считает, что должен почистить вам память — он сделает это. Если менталист решил вмешаться — он сделает это несмотря на сопротивление.

…Пылающая деревня. Языки пламени, казалось, вздымаются до самых небес и лижут серые, несущие дождь тучи. Только дождю судьба не тут пролиться — тучи несет дальше, лишая надежды. Сидящий на коленях, рыдающий Брендон, бессильно бьющий кулаками в сухую землю. Ему еще лет двадцать, не больше, руны покрывают только его лоб, щеки чистые, если не считать пепел. Слезы текут по лицу, оставляя за собой светлые полоски… И нет сил жить, но алые глаза инквизитора заглядывают в душу и горечь разъедает её — он будет жить несмотря ни на что. Вик сжала губы — вот зачем ей эти воспоминания?! Зачем Марк вложил их в неё, словно важен только Брендон, важна его жизнь, а не расследование и прочее…

Голос Брендона доносился откуда-то издалека:

— …поверьте, нера Виктория, если менталист или эмпат что-то для себя решил — он сделает это. Философы, породившие идею сверхлюдей, породили пекло на земле. Мы ничего не можем противопоставить менталистам или эмпатам. Мне жаль вас разочаровывать, но… Могу дать только один совет — будьте осторожны.

Вик кивнула:

— Спасибо за совет.

Мужчина помолчал, давая Вик время, чтобы прийти в себя. Она помассировала виски, чтобы прогнать прочь ненужные воспоминания и тревогу Марка о костюме-неприятности на Брендоне. Забавно, но голова не болела. Она полыхнула болью при воспоминании о заводе и короле, но не при мыслях о Брендоне.

— Нера Виктория, я вижу, что я не вовремя. Вы устали, так что я кратко доложу и потом займусь осмотром кабинета и вашей спальни — вдруг что-то найду.

— Ничего страшного, Брендон. Я вполне способна выслушать вас. Вдобавок, у меня есть пара вопросов к вам.

Брендон вновь кивнул:

— Хорошо. Как вам, должно быть, известно, пересмотр дела Мюрая закончился в его пользу, как я и говорил. Лер Блек выпущен из-под стражи — я приглядываю за ним, но прошу, если можете, присмотрите за ним и вы.

Она лишь кивнула — заботиться о Блеке может оказаться сложным делом, ведь Брок может не понять этого.

— …Днем произошел силовой шторм в доме леров Янота.

Вик подалась вперед — она совсем забыла из-за эмпата расспросить об этом мужа, лишь слышала по радио сообщение о случившемся:

— Много жертв? Женщина-магиня выжила? В каком она состоянии? Она проходила обряд у чернокнижника?

— Жертв, к счастью, всего четверо — Аквилита пустеет, из неё бегут все, кто может себе это позволить. Лера Отис, магиня в последней стадии потенцитовой интоксикации, не выжила. И да, вшитый в ткани вольт у неё был — Мюрай обнаружил. К сожалению, при попытке остановить выброс неподконтрольного эфира у леры Отис погиб инквизитор Корнелий. Так что на данный момент, я служу только вам — отец Марк пока в стазисе. Ему нашли доноров — завтра будет попытка переливания и будет решаться вопрос о дальнейших операциях.

Наверное, Вик была плохой нерой, она не чувствовала глубокой скорби от известия о гибели отца Корнелия, а лишь легкое сожаление и… Бешенные белочки, все же надо самой себе честно признаваться! И облегчение. Она чувствовала сожаление, как в каждом случае чьей-то смерти, и облегчение, что отец Корнелий уже не вмешается в её жизнь. С тем же отцом Маркусом можно договориться, а король… Король сейчас не в том положении, чтобы раскидываться магами — сейчас каждый из них на счету, в любой момент их могут призвать на фронт.

Брендон закончил:

— Обследование особняка я завершил, скоро выдам разрешение полиции забрать тела погибших. Отчет об обследовании будет готов завтра к утру — вам его принесут тут же. Что-то еще, нера Виктория? — он одернул рукава черного свитера и откинулся на спинку кресла, словно самое главное он сообщил и теперь можно расслабиться.

В голове Вики продолжали биться мысли Марка, тревожа её. Костюм! Костюм-неприятность — Брендон его так просто не надевает! С трудом прогнав воспоминания Марка — они уже почти набатом били в её голове, она спросила:

— Вы сказали, что давно знаете Марка…

— Я при нем почти десять лет, он как раз стал инквизитором, а я был приговорен светским судом к сожжению.

Вик вздрогнула:

— К… Костру?! К сожжению… Вы серьезно?

Он усмехнулся:

— В Интрии другие законы. Простите, что заговорил об этом. Вы хотели что-то спросить?

Вик прогнала прочь страх — в этом помогли мысли Марка, которые подсказали, что храм старательно проводит реформу в Интрии.

— Вы случайно не знаете мужчину-альбиноса с потенцитовым протезом левой руки? Он учил Марка основам примитивописи. И он маг.

Брендон нахмурился:

— Дакарэя? Вы имеете в виду Дакарэя?

— Я точно не знаю. Просто смутные воспоминания из сна. Но мне кажется, что именно этот мужчина создал вольт, спасший меня и Марка.

Брендон взорвался алыми искрами, сорвавшимися с его пальцев:

— Дакарэй?! Вы серьезно? Дакарэй — создатель вольтов, которые зашивают в женщин-магинь? Это… — он замер, подбирая слова. Искры тихо тлели на полу, прожигая в нем мелкие черные углубления, и гасли. — Это неожиданно. Дакарэй не чернокнижник, однозначно. Вот кого бы я не подозревал в чернокнижии, как его. Вы уверены?

— Во сне мне показалось, что именно он создал вольт. Что-то общее в ощущении эфира. Только он создал один вольт — тот, что спас меня и Марка. Вольты, которые в женщинах-магинях, другие. Они грубое его подобие.

Брендон без сил откинулся на спинку кресла:

— Вы меня напугали. Дакарэй не тот, кто будет делать запретное. Он сейчас где-то в Интрии. Если надо, я могу ему написать.

— Напишите, пожалуйста! — Вик почти взмолилась. — Это очень важно.

— Напишу, — твердо сказал Брендон. — Надо же, Дакарэй…

Он собрался с мыслями, загоняя алый эфир в себя:

— Что-то еще, нера Виктория?

— Еще, Брендон, мне нужно точно знать, когда отец Маркус встречался секретарем неры Моро Марлоу.

Ответ её разочаровал:

— Он с ним не встречался. Марк приехал в Аквилиту в Канун Явления, он встретился с лер-мэром и еще некоторыми горожанами (если надо, список предоставлю вместе с копиями украденных записей), принял участие в праздничных службах, а с Ночного моления сбежал — встретился с лером Гиллом и помог с проклятьем Ривза.

Вик старательно отрешенно спросила — её сильно волновала судьба Тони:

— Ривз уже покинул Аквилиту?

Брендон не стал выкручиваться и лгать:

— Пару дней как, нера Виктория. Он планирует встретиться с принцем Эдвардом в Олфинбурге. Возвращаясь к Марлоу — он пропал первого вьюговея, и пока найти его следы или его тело не удалось, как и Фишера, если вы не в курсе. Первого же вьюговея Марк посещал ректора Университета и некоторых профессоров, в том числе и Тома.

Вик понятливо кивнула:

— Возможно, из его мыслей Марк и узнал о связи Фейнов с Моро. Жаль, что Тома отказался разговаривать с моими людьми.

— Помочь? — Вик вздрогнула — улыбался при этом Брендон весьма хищно. Марк снова напомнил: «Неприятности!»

— Нет, нужно. С ним потом поговорят детективы.

— Детективы — не колдуны. — прищурился, снова подаваясь вперед, Брендон.

— Детективы — маги.

Брендон вновь парировал:

— Но они не черные колдуны и не служат инквизиции. Меня боятся сильнее, чем полицию — я могу узнать больше, чем ваши люди, нера Виктория. И я неопасен для профессора Тома — я не питаюсь плотью разумных, как говорят о колдунах. Слово чести. И мои показания примет любой суд. Их даже оспаривать не будут.

— Хорошо, — сдалась Вик. Последние слова её убедили. — Поговорите. Я знаю, что вы неопасны, просто на вас и так много дел…

— Справлюсь, — отмахнулся мужчина. — Хотя того, что вы не считаете меня опасным, я не ожидал.

— Марк поделился своими мыслями о вас.

Брендон горько рассмеялся:

— Могу себе представить, что там за воспоминания, нера Виктория. Полагаю, по большей части, полная чушь.

— Марк считает вас исполнительным, трудолюбивым, честным и часто нарывающимся на неприятности в неблагополучных районах городов.

Наверное, мелькнувшие алые искры эфира между пальцев Брендона означали крайнюю степень удивления. Мужчина медленно произнес:

— Неприятности? Он именно так обо мне думает? Неприятности…

Перед глазами Вик, снова без боли, пронеслось множество картинок, которые она и рассмотреть-то толком не могла. И опять взорвалось тревогой воспоминания о свитере и штанах — в них проще убегать от полиции, преступников и храмовников.

Вик сдалась напору воспоминаний и сказала:

— Брендон, что за ритуал вы собираетесь провести сегодня вечером? Или ночью… И не смотрите так — дело не только в воспоминаниях Марка. Я тоже бывают наблюдательна: вы сказали, что бумаги о силовом шторме мне принесут утром, но не сказали, что это сделаете вы. Возможно, вы будете заняты, а возможно, вы предполагаете, что у вас будут неприятности. — В голове билась мысль Марка: «Помоги!». И сейчас Вик понимала со всей ясностью: Марку было важно не расследование, Марк просил её позаботиться именно о Брендоне. Только воспоминания о нем не сопровождались болью. — Я могу вам чем-то помочь?

Брендон встал и наклонился к Вик, заглядывая ей в глаза:

— Вы сейчас серьезно предлагаете помощь в черном запретном ритуале, Виктория? Вы хорошо отдаете себе отчет, что это значит? — он достал из кармана штанов перстень с обсидианом и надел на палец. Точно, он планировал неприятности. Вик твердо сказала:

— Да. Я предлагаю вам помощь. Ведь именно для этого и нужны друзья.

Глава 48 Живые куклы

В доме леров Янота было холодно, темно — только алый светляк горел в руках Брендона, освещая пусть, — и тихо, и это безмолвие давило на плечи, заставляя Вик непроизвольно сжиматься и обнимать себя руками. Серый, совершенно больной эфир колыхался вдоль стен, протягивая длинные языки к единственным живым тут — к Брендону и Вик, и тут же отдавался глухой тоской в сердце. Брендон мимоходом выжигал серый эфир алыми искрами, но легче от этого не становилось. Дом давил своей болью, дом напоминал Вик, что она где-то ошиблась, она просчиталась с вольтами, с их воздействием, именно Вик виновата в том, что тут произошел силовой шторм. Было тяжело помнить, что бедняга Гарри, продолжавший бороться за свою жизнь в госпитале орелиток, не сам пошел на изготовление вольтов — его просто использовали, потому что бокоры не видят зла в том, чтобы применять в ритуалах плоть альбиносов. Мысли Марка тут же напомнили, что все немного не так: бокоры не видят зла в том, что полезно их роду. И что же случилось в роду Аранда, что неру Раулю Аранда, совершенно обычному, цивилизованному на вид человеку, стало возможным калечить других людей?

Дом был в ужасающем состоянии, и Вик непроизвольно вспомнила катакомбы и свой силовой шторм. Её эфир тогда обрушил каменные своды и чуть не свел с ума её саму. Эван говорил, что все равно бы любил её, в любой степени безумия, но об этом было больно думать. Любил ли кто-то эту женщину, леру Отис, погибшую тут, и кто будет горевать о ней? И как она скрывала от храмовников и инквизиторов свое состояние… Думать, что Дрейк упустил её из виду, потому что был невнимателен, не хотелось — адер не такой!

Брендон, шедший первым, открыл широкие двери, ведущие в большой зал:

— Прошу, нера Виктория! — он замер в дверном проеме и внимательно наблюдал за реакцией Вики на то, что было в зале. Всю дорогу до этого он отмалчивался, что же за ритуал он хочет провести, говоря, что на месте Вик сама все увидит… И вот… Увидела.

Алый светляк улетел под высокий, украшенный лепниной потолок, освещая почти всю залу. Та стала напоминать маленький филиал пекла — стены, колонны, пол, все вокруг словно горело в запретном огне. Окна были плотно закрыты ставнями. На мозаичном полу в выведенной мелом пятиконечной звезде лежало пять тел: головами к центру, почти соприкасаясь к друг другу, а ногами упираясь в лучи пентаграммы. Её наличие полностью разрушало иллюзию, которую Вик старательно лелеяла всю дорогу сюда: она пыталась уверить себя, что Брендон преувеличивает степень запретности ритуала… Не преувеличивал.

Вик медленно обошла по кругу тела людей — они лежали, словно раскиданные на полу игрушки. Словно сломанные куклы. В голове что-то промелькнуло, что-то связанное с картинкой вольта из библиотеки, но так быстро, что Вик даже ухватить мысль не смогла. И это была её мысль, а не воспоминания Марка — боли не было.

Пожилая женщина в простом утреннем платье, пропитанном кровью там, где были нанесены примитивы Карфы. Ткань платья была подпалена эфиром. Многочисленные пуговицы на лифе застегнуты криво, словно она куда-то спешила.

Девушка-служанка в цветочном пестром платье. Она не успела переодеться к обеду в черное строгое платье. Алый светляк под потолком превращал даже невинное лицо горничной в гримасу только что поднятой нежити.

Парень в черном костюме, наверное, лакей. Молодой, четверть века прожил, не больше.

Пожилой, седой мужчина в идеально пошитом костюме-тройке. Или гость, или дворецкий.

Еще один мужчина в простой рубашке, штанах и длинном фартуке — наверное, повар.

Случайные жертвы силового шторма. Вик, сделав круг, замерла перед пожилой женщиной, разглядывая искаженное страданием лицо. Сиятельная, которых много в Олфинбурге и даже Аквилите. О чем она думала, на что надеялась, когда пошла к чернокнижнику? Она сама выбрала участь магини или пострадала случайно, когда с неё слетела печать? Может, Брендон хочет вызвать её душу, чтобы расспросить? Это логично, хоть и не совсем законно без разрешения полиции или инквизитора.

Брендон плотно закрыл двери и подошел к Вик, вставая за её спиной:

— Вы правильно догадались, перед вами лера Отис, ведьма.

Вик его уверенно поправила:

— Женщина, больная потенцитовым отравлением. Это иное.

Брендон спокойно сказал, его дыхание чуть обожгло щеку Вик — так близко мужчина остановился:

— Вы правы. Я выбрал сам свою стезю. Это, действительно, иное. Она могла и не выбирать такую участь.

Вик обернулась у нему, делая шаг назад, чтобы не оказаться совсем лицом к лицу с Брендоном:

— Я не в укор вам. Простите, случайно получилось…

— Я не обиделся. Меня сложно обидеть или расстроить, честное слово. — он снова в упор разглядывал её, видимо, пытаясь прочитать её настоящие чувства. — Так вы по-прежнему настаиваете на своей помощи мне?

Вик уклончиво ответила:

— Смотря что вы хотите сделать. — Он так и не объяснил этого.

Брендон стоял, засунув руки в карманы штанов и переминаясь с носка на пятки:

— Оживить мертвецов, конечно же.

Вик не сдержалась — память Марка была полностью к её услугам:

— Хватит, Брендон, я уже поняла, что вы страшный и ужасный колдун, пытающийся меня отговорить. Но я уже тут. Я знаю, что недавно умершим можно вернуть жизнь, если сразу же шагнуть колодцем смерти. Меня такое не шокирует — раз сами боги позволяют такое, значит, черноты в этом нет. И зла тоже — я видела мальчика после ритуала оживления. Это обычный мальчишка. — Она вновь посмотрела на тела погибших в силовом шторме. — Если вы спрашиваете себя, заслужили ли они жизнь — однозначно, да. Только проблема в том, Брендон, что силовой шторм был днем, а сейчас вечер — души уже у богов. Вряд ли они откликнутся.

Брендон улыбнулся уголками губ:

— Значит, вас не пугает то, что тела уже остыли? И может получиться нежить?

Вик потерла разболевшийся висок:

— Я думаю, что вы, хоть и были в Карфе, но создавать зомби не собираетесь. И нежить тем более.

— И почему же? — мужчина пристально рассматривал её.

— Тому порукой воспоминания Марка о вас.

— Ааа… Да…

— И то, что тетродотоксин крайне сложно достать в Аквилите. Свой прошлый запас вы уже израсходовали.

— Отец Маркус во всей своей красе… М-да… И как? Не мешают его мысли жить?

Вик честно призналась:

— Вы даже не представляете, насколько мешают. Вот сейчас мне хочется дать вам подзатыльник, но я отдаю себе отчет, что это воспоминание Марка, а не мое желание. Хочется пожелать Марку еще много-много-много лет жизни, чтобы он успел вытащить из меня все свои воспоминания.

Кажется, ей снова удалось сильно удивить Брендона — с его ладоней опять сорвался эфир:

— Вы хотите добровольно пройти чистку у менталиста? Не говоря уже о том, что вы хотите отказаться от знаний отца Маркуса?

— Да, хочу. Некоторые знания не стоит знать.

— Например? — Брендон чуть подался вперед.

— Например, я хочу быть вашим другом, потому что мы сами вами подружились, а не потому, что меня к этому принуждают воспоминания Марка.

Брендон белозубо улыбнулся — впервые открыто и свободно:

— Поверьте, добровольно никто не хочет быть моим другом. Тут мы с Маркусом в одном положении… — он вздохнул, посмотрел на застывшие на полу тела и наконец-то принялся объяснять: — Об этом не говорят… Об этом даже думать боятся храмовники, но отец Маркус, как менталист это подтвердил… Во время силового шторма выпивается не только жизнь из тел случайных жертв. Выпиваются их души, ибо жизнь — это жизнь души.

Вик от неожиданности прикусила губу — небеса, такое стоит скрывать, потому что люди всегда после чьей-то смерти утешались тем, что души перешли к богам, в лучший мир.

— …эта информация может стоит жизни десяткам, если не сотням женщин, больным потенцитовой интоксикацией. Их запирают в психлечебницах, но что их стены перед гневом разъяренной толпы. Поэтому храм молчит и будет молчать — расправы над женщинами могут принять угрожающий характер. Но мне эти знания на руку. Я могу на время оживить леру Отис и вытащить из неё чужие души. Полагаю, она и сама не рада, что прихватила с собой случайные души. А тела жертв я заранее погрузил в стазис — мне повезло, что все полицейские маги были измотаны борьбой с силовым штормом и не заметили мое колдовство.

Вик замерла — она ничего не понимала: Брендон уже все сделал сам, даже тела сохранил:

— Если вы сами в состоянии со всем справиться, зачем вам моя помощь?

Брендон вздохнул и как-то совершенно виновато посмотрел на Вик:

— Отец Маркус вам ничего не подсказывает?

— Нет, — Вик даже головой качнула для верности.

Брендон уперся взглядом в пол и признался:

— Потому что обычно я, проводя обряд, успеваю только высвободить души, а потом прибывает отряд полиции, чтобы меня арестовать: слишком сильные колебания эфира, его сложно не заметить. Иногда мне везло, и первым приезжал отец Маркус. Вот почему у вас чешутся руки в желании отвесить мне подзатыльник.

Вик неуверенно начала:

— Я вам нужна, чтобы вас не арестовали?

— Вы мне нужны, чтобы создать защитное плетение вокруг меня и погибших — так мое колдовство не заметят. Самому плетению я вас обучу — оно несложное, немного затратное по энергии, но я клянусь — я не буду нарушать ваш защитный контур, я не буду сопротивляться, так что ваших сил более чем хватит. Так… Вы…?

— Я в деле, — твердо сказал Вик, с ужасом пытаясь придумать отговорки для городского морга и полиции, если ритуал сработает.

Брендон, видимо, все же сильно преувеличил легкость плетения — у Вик ушло больше получаса, чтобы созданная при помощи колдуна эфирная сеть стала стабильной и достаточной по размерам, чтобы включить в себя пентаграмму, тела и самого Брендона. Да, он сразу оказался внутри плетения, чтобы, как он сказал, не волновать понапрасну Вик во время прохода.

Вик замерла от удивления, рассматривая огромную сияющую голубым полусферу из эфира, мелкоячеистую, как рыбацкая сеть, и устойчивую. И её создала она! Она, которая еще недавно даже светляк не умела зажигать.

— Брендон… И как называется это плетение? — она чуть перебирала пальцами, контролируя эфирные нити — словно макраме, которому её учила когда-то мама или даже плетение кружев, которое Вик так и не освоила.

Мужчина, который ходя по кругу внимательно проверял все ячейки сети, тут же ответил:

— Защитная сеть Фидеса. — он промолчал, что это одна из вершин защитной магии. — И… нера Виктория, можно просьбу?

— Да, конечно, — зачарованно сказала она, все еще проверяя ячейку за ячейкой и не веря себе.

— Во время ритуала закройте, пожалуйста, глаза. Это поможет вам не потерять концентрацию.

Вик чуть прищурилась, и сеть ответила на её эмоции тяжелыми, ритмичными колебаниями:

— Вы…

Брендон дернул уголком рта — то ли пытался улыбнуться, то ли смущался:

— Ритуал будет с применением крови — я же колдун, а не маг. Колдуны силой берут у природы то, что магам дается всего лишь по праву рождения. И мне, и вам будет легче, если вы будете с закрытыми глазами. Я бы еще и уши рекомендовал заткнуть, но тогда у нас с вами возникнут проблемы с выходом из сети — я не хочу прорываться с боем. Так вы…?

— Хорошо, хорошо, — согласилась Вик под напором Брендона — кажется, он действительно считал, что может шокировать её ритуалом. Доказывать, что во время патрулирования видела всякое, она не стала. Если ему спокойнее с закрытыми глазами — она их закроет. — Видите, я не подглядываю…

Ответом были шорохи и соленоватый запах крови. Сейчас он был похож на аромат океана. Сеть в её руках угрожающе загудела, когда шорохи превратились в стук мелка по полу — Брендон выводил какие-то руны или примитивопись — Вик не была уверена, обряд какого из народов проводит колдун.

Когда запахло гарью и внезапно раздался сиплый, надсадный крик, Вик едва не потеряла концентрацию — еле смогла удержать сеть. Она не видела, но алый эфир все же прорвался через защитное плетение под тихое ругательство Брендона и заверения Вики:

— Я держу, держу, Брендон! Все хорошо!

В ближайшем участке звякнул следящий амулет, но свободных магов, чтобы направить на проверку всплеска эфира, не было. Дежурный патрульный сообщил в инквизицию — сразу двух ветвей храмов для верности, и успокоился — больше все равно он ничего сделать не мог.

Крик смолк так же внезапно, как и начался. Зато вместо него раздались голоса, сразу, хором, так что и не понять, кто и что говорит.

— … Томми, Томми, где ты, я боюсь, Элли, все будет…Никогда не будет хорошо! Я не хочу сюда! Дайте мне вернуться! Дважды два четыре, дважды три пять, буду я искать опять. Томми, не уходи… Я не просила этого делать! Я не просила этого делать! Уберите! Выньте из меня эту штуку! Я не просила! Я вас всех убью — вы забудете обо мне, а я убью, как только смогу! Уберите из меня эту гадость!!! Элли, я всегда хотел сказать: «Выходи за меня замуж!». Я вас всех уволю. Уволю, уволю, уволю… Я не хочу сюда…

Голоса то стихали, то вновь поднимались до крика, и Вик гадала — не вызовут ли случайные прохожие полицию? И что говорить в таком случае.

Ноздри щекотал запах крови, от него становилось дурно и хотелось одного — прилечь и отдохнуть. Видимо, Брендон что-то заметил или почувствовал, потому что Вик вроде продолжала стабильно держать сеть:

— Вики… Я заканчиваю.

Голоса стихли, и даже звуки дыхания смолкли.

— Отпускай, Вики… Отпускай сеть… — чужие, ледяные пальцы легли поверх её, а эфир вокруг взбесился, болью отдаваясь в руках. Эфир был против прикосновения Брендона — тот был злом. — Отпускай…

Вик заставила себя расслабиться и, словно ненавистное вязание, стала отпускать нить за нитью из эфира. Она открыла глаза и столкнулась со взглядом Брендона — он стоял практически впритык к ней.

— Как себя чувствуешь?

— А ты? — почему-то шепотом сказала Вик.

— Представляешь, а у меня получилось… Впервые получилось… — он шагнул в сторону, давая Вик рассмотреть, что же творилось в пентаграмме. С первого взгляда, кроме луж крови, мало что изменилось — люди лежали все так же, не двигаясь. Пустые глаза продолжали смотреть куда-то вверх. Ни шороха, ни вздоха, ни даже биения сердец… Вик недоуменно посмотрела на замершего с дикой улыбкой Брендона, а потом внимательнее присмотрелась к телам. Изменилось только одно — Том сжимал в своей ладони пальцы Элли.

— Брендон?

Он тихо принялся пояснять:

— Лера Отис совершенно безумна — она сознательно устроила силовой шторм. Я не стал сохранять ей жизнь. Повар Джекобсон попросил отпустить — он хотел к богам. Дворецкого Йорка не удалось вернуть полностью — часть его души сгорела в эфире, и я не стал рисковать — отпустил его к богам. Может, они залечат дыры в его душе, как вы думаете, нера Виктория?

— Я думаю, что они не откажут в такой малости, Брендон.

Мужчина вздохнул, словно сомневался:

— Вот и я думаю… Иначе зачем они вообще нужны?

Вик даже вздрогнула от таких слов. Она не была прилежной прихожанкой, но мир совсем без богов страшен. Или просто непривычен?

— А Том и Элли? — спросила она снова задумавшегося и ушедшего в себя мужчину. Тот пожал плечами, стаскивая с себя тугую колоратку и пихая в карман штанов:

— А Том и Элли придут в себя в морге. Иногда вызванные доктора ошибаются и неверно констатируют смерть.

Вик вспомнила день вскрытия в морге и слова судебного хирурга Картера:

— Брендон, санитары городского морга слишком вольно ведут себя с телами…

Он кинул на неё косой взгляд:

— Придумайте мне причину, по которой я могу оказаться в морге, и я присмотрю за Томом и Элли.

Вик тут же решительно спросила — да, Дрейк обещал завтра или послезавтра вырваться из госпиталя, но сведения необходимы уже сейчас:

— Вы умеете констатировать изменения головного мозга, характерные для потенцитовой интоксикации?

Брендон понял её без дальнейших разъяснений:

— Вы подозреваете, что все погибшие на Оленьем острове — магини?

— Очень может быть. У них, как и у леры Отис, были вшиты вольты… Хотя странно, что столько силовых штормов прошло незаметно для городских властей и для храма. — Она замерла, всматриваясь в лежащую на полу леру Отис — она напоминала сломанную куклу. И снова картинка вольта мелькнула перед глазами Вик.

Женская фигурка с разрезом на животе, куда вкладывается часть волос или даже крови настоящего человека, которого хотят наказать, которым хотят управлять. Именно волосы, ногти или кровь создают сродство между куколкой и живым человеком.

Женская фигура на полу с разрезом на животе, куда чернокнижник вложил во… Не вольт! Он вложил кость альбиноса, через которую он и создал сродство с женщиной!

…Выньте из меня эту штуку! Я не просила! Я вас всех убью — вы забудете обо мне, а я убью, как только смогу!..

…Обычно его изготавливают из воска, чтобы влиять на того, кого хотят уничтожить, навести порчу или заставить страдать. Впервые вижу вольт из кости. Кость не согнешь и не сломаешь, как вольт из воска, причиняя боль обидчику. В кость не вложить кровь, волосы или ногти врага. Странный вольт…

— Бешенные белочки, — потрясенно выругалась Вик. — Мы все не так понимали. Не кости альбиносов — вольт. Сами женщины — вольты. Сами магини в потенцитовой интоксикации — куклы. Куклы, которыми управлял чернокнижник.

Глава 49 Разговор по душам

Темнота не только скрадывала звуки, она меняла течение времени. Даже далекая капель воды, напоминавшая стук часов, не спасала. Темнота, как душное одеяло, окутывала со всех сторон, еле разгоняемая одиноким светом налобного фонаря на каске. Темнота проникала вглубь души, заставляя сливаться с ней и теряться, словно самой Клер никогда и не было. Болела голова, вспышками света отвечая на внезапные звуки. Во рту пересохло. Клер знала — еще чуть-чуть, и начнутся слуховые галлюцинации. В темноте и тишине всегда так. Когда вокруг ни зги не видно, разум старательно населяет тьму чудовищами, лишь бы не было пустоты. Единственное, что могло это остановить — живой человеческий голос. Только Грег не походил на того, кто хочет поговорить — слишком серьезен и сосредоточен.

Галереи, переходы, фурнели с обломанными ступеньками-скобами в стенах, трещины, маячки, изредка протянутая Грегом фляжка с водой, гудящие от усталости ноги — Клер потерялась во всем этом, уже не понимая, сколько времени они с Грегом бродят в катакомбах. Темнота обманчива. Темнота коварна — она отупляет и снижает чувство опасности. Клер продрогла до самых костей — зимой в катакомбах всегда так. Пальцы в перчатках оледенели, и не убрать их в карманы, потому что в руках у Клер все так и была каска со спящими котятами — они тоже устали, продрогли и заснули под воздействием магии Грега. Сам Грег выглядел не лучше Клер — полностью пропыленный, тоже замерзший, еще и с окровавленными волосами и лицом — без каски он умудрился пару раз приложиться о низкий потолок, разбивая голову. От повязки он отказался, так что… Вид у него был тот еще. Сейчас Клер верила — он не лгал о том, что опасен.

— Клер… Вы устали? — хрипловатый из-за жажды голос Грега полыхнул в больной голове Клер синей болезненной вспышкой.

— Немного, — призналась она. Сил добавить, что не стоит беспокоиться, не было. Грег и так постоянно делал остановки, чтобы перевести дух.

— Я могу к вам прикоснуться? — мужчина остановился, разворачиваясь к Клер и тут же морщась от света фонарика — он слепил его.

Клер предусмотрительно подалась назад, ища глазами, куда можно поставить каску с котятами, чтобы вытащить револьвер.

— Это оно, да?

Грег нахмурился, явно не понимая. Засохшая корочка на лбу Грега отошла, и струйка крови снова побежала по щеке.

— Простите?

Клер вздохнула и передала каску в руки Грега:

— Фух, чуть не ошиблась! — все же сразу перейти на чистый тальмийский, забывая три года портового говорка, ей было сложно. Она достала из кармана платок и потянувшись на цыпочках, принялась останавливать кровь, текущую из раны Грега. — Вы так себе тризм заработаете. Все же надо обработать рану!

— Не надо, Клер. Я маг — все заживет само. Слово чести. И я спрашивал о прикосновении к вам, а не о вашем ко мне. Я контролирую себя — сейчас меня не стоит останавливать выстрелом. Так я могу…?

Клер отошла в сторону и вздохнула:

— Можно, Грег. Можно. — Она забрала каску с котятами обратно себе. Понять бы еще, зачем ему к ней прикасаться — неужели не все разузнал о ней? Или, наоборот, как раз все знает…

Мужчина осторожно, словно боялся её напугать, протянул руку к Клер и положил на шею сзади. Знакомая, узнаваемая волна облегчения и тепла потянулась от его руки до кончиков пальцев Клер. Брок так всегда прикасался к Клер в катакомбах… По-дружески хлопал по загривку, как со смешком говорил Грыз. И эти хлопки одобрения, так необходимые Клер, всегда сопровождались облегчением — она думала от чувства гордости, от понимания — Брок гордится её работой. А это оказалась магия. Брок тайно помогал ей справиться с усталостью.

— Лучше? — уточнил Грег.

Клер улыбкой подтвердила свои слова — сейчас она была готова снова идти через все катакомбы Аквилиты, после Брока такого ошеломительного эффекта не бывало:

— Несомненно. Спасибо, Грег.

— Хотите перекусить? — он достал из сумки, которую тащил на плече, бумажный пакет с сэндвичами. Их собрал в дорогу Одли, странно при этом прокомментировав: «Не отравлено — сам пробовал!». Судя по тому, что съеденные часа два (или три?) назад сэндвичи не убили их с Грегом, значит, точно, не отравлены.

— Хочу… — Клер огляделась и найдя подходящий камень, уселась на него, пристраивая котят к себе на колени. Сэндвич, обычный крок-нер с ветчиной и сыром был еще горячим — Одли постарался. Клер больше любила сэндвич крок-нериссу со шляпкой из яичницы, но её сложнее брать с собой в дорогу. Грея пальцы и медленно жуя хрустящий сэндвич, Клер наслаждалась покоем — усталость в ногах уходила прочь, головная боль улеглась, и жизнь снова была почти прекрасна. Почти — это теперь навсегда с ней.

Грег, быстро покончив со своим сэндвичем, как-то весьма мрачно признался:

— Я не представляю, какую выдержку надо иметь, Клер, чтобы три года подряд добровольно ходить сюда в катакомбы за потенцитом. Я тут четыре часа всего, а чувство, что еще чуть-чуть и… Или сойду с ума, растворяясь в темноте, или взорвусь от ярости. Оба варианта так себе.

Клер, вытирая платком руки, заметила:

— Это из-за недостатка света. Разум не терпит пустоты — он заменяет недостающее другим: головной болью, сухостью во рту, слуховыми галлюцинациями, тревогой…

— И как же это можно остановить? Нам тут еще часа три-четыре, не меньше, болтаться. — Грег сложил руки на груди и прислонился к стене — у Клер сердце непроизвольно рухнуло в пятки: прикасаться к стенам было опасно из-за проклятия чумной Полли. С трудом её тоже страдающий от недостатка света и звуков разум вспомнил — проклятья больше нет.

— Разговорами. Человеческий голос рядом заставляет собраться. — Она уточнила, вставая: — полезем вверх или вниз?

Грег мягко сказал:

— Посидите, Клер. Отдохните — даже мне тут тяжело. Не представляю, сколько мужества нужно было иметь, Клер, чтобы день за днем ходить сюда.

Она подозрительно глянула на него, снова слепя светом фонарика:

— Это вы сейчас так аккуратно допрашиваете меня?

Он дружелюбно подал фляжку, в этот раз с чем-то обжигающе острым, теплом расплывающимся в животе, когда Клер доверчиво сделала большой глоток, чуть не поперхиваясь от неожиданности:

— Это я настолько разучился делать комплименты.

Клер вернула фляжку и сунула кисти рук подмышки — самый верный способ их согреть.

— Если это комплимент, то спасибо. И мы же не каждый день сюда ходили. И отнюдь не три года подряд. Сперва больше года искали жилу — сведений о ней было мало.

Грег мрачно сказал, тоже делая глоток из фляжки:

— Это не допрос. Впрочем, я бы не отказался узнать кое-что о вашей жизни. — он стащил с себя мундир и накинул Клер на плечи: — не бойтесь, за несколько минут я не околею, а вы зато согреетесь. И, простите, темнота и ваш костюм совсем меня путают — я говорю недостойно с лерой.

Клер рассмеялась:

— За три года я привыкла и худшему. Если вам так легче — говорите, как с парнем. Не удивите и не напугаете.

— С парнем… — Он снова встал у стены, в этот раз не рискуя к ней прикасаться. Просто стоял и смотрел в сторону, чтобы не напрягать глаза. — Клер, знаете, я бывал в той дыре, которую вы три года называли домом. Я собрал о Клермоне все сведения, какие мог. У меня был даже ваш портрет. И у меня сложилось весьма логичное представление о вас: мальчишка, родившийся в нищете, пытающийся вырваться из неё любыми способами. Мюрай, как мне казалось, был для вас хорошим вариантом — пусть незаконным, но верным — от Мюрая сложно ожидать подлости и подставы. Мне казалось, что он втянул вас в это дело, дав надежду на хорошее будущее.

Клер не сдержала смешка, возвращаясь к привычному за последние годы говорку:

— Да лааааан! Ну, вы даете! Так ошибиться… Это я втянула его — для него я была незаконным, но верным вариантом.

— Вариантом чего? — не удержался Грег, все же из него никуда не делся охотничий азарт детектива, напавшего на нужный след. Несмотря на обещание не трогать больше дело о контрабанде, знать правду ему все же хотелось.

Клер посмотрела мужчине прямо в глаза, заставляя морщиться от света:

— Вариантом остановить надвигавшуюся войну. Она же ни для кого не была секретом. Тальма четверть века ждала, когда под гнетом торговой блокады Верния ослабнет, а Верния… Она тоже готовилась к нападению — единственному для неё варианту выжить, скидывая кольцо блокады. Просто… Я не говорила Мюраю об истинных целях короля Людовика Пятого. Мюрай верил в теорию паритета, я же умолчала, что война все равно будет — Вернии она была нужна. Причем Вернии было выгодно именно дождаться нападения Тальмы. Что-то еще, майор? Может, мои связи с Вернией? Или мои контакты тут? — она собралась, понимая, что оказалась один на один с тем, кто вел дело о контрабанде. Возможно, живой он её отсюда не выпустит. Она вытащила согревшиеся пальцы из подмышек и правой рукой осторожно нащупала в кармане пальто рукоятку револьвера. Достать его из такого положения будет трудно, зато незаметно.

От взгляда Грега не ускользнул её маневр:

— Не стоит доставать револьвер. Все, я не провожу допрос. Я лишь хочу знать: какой твари и как именно вас удалось заставить пойти на все это? — он руками обвел темноту катакомб. — Вы не похожи на экзальтированных дамочек, влюбленных в короля до беспамятства. Вы не похожи на лжепатриотов, до хрипа в горле доказывающих право Вернии на войну… Вы… Как вас заставили пойти на это?

Клер грустно рассмеялась, некстати вспоминая Джеймса:

— Нет уж, простите, я не готова таким делиться. Я бы хотела все забыть и не вспоминать. — Она встала, скидывая с себя мундир и беря каску с котятами под мышку — одна рука ей понадобится, чтобы успеть выхватить револьвер: — пойдемте. Я уже готова продолжать.

— Как скажете, — Грег надел на себя мундир: — показывайте дорогу — я хочу спуститься на нижние уровни.

Клер пошла вперед, чувствуя, как тишина снова мягким одеялом забывчивости и рассеянности укутывает её. Тяжелое дыхание Грега за спиной разбивало, конечно, безмолвие катакомб, но и сеяло тревогу в душе Клер. Грег был опасен.

Она не выдержала и спросила, когда по гнилой лестнице спустились на уровень ниже:

— Грег… Меня тоже пугает тишина… Давайте поговорим. — Сейчас Грег шел первым — в поисках опасности в виде трещин и возможных обвалов.

— О чем? — тут же откликнулся мужчина.

— О… — сейчас Клер беспокоило одно — чем он может быть опасен. — О причине вашей опасности.

Он угрюмо рассмеялся, почти слово в слово повторяя её фразу:

— Я все еще не готов говорить о таком.

Клер с упорством смертника, нарывающегося на неприятности, напомнила, на всякий случай кладя пальцы на рукоятку револьвера в кармане короткого пальто:

— От этого зависит не только ваша жизнь, но и моя.

Грег обернулся на неё и исподлобья посмотрел, уже привычно хмурясь:

— Потому не раздумывайте и стреляйте.

Клер чуть отвернулась в сторону, чтобы не слепить мужчину, и тихо призналась:

— Я вас чуть не пристрелила из-за ваших расспросов, Грег. Из-за ваших заявлений нервы и так расшатаны, а тут еще тишина и темнота… Вы знаете, что темнота шепчет о чудовищах?

Грег передернул плечами:

— О да. У меня в ушах словно радио работает — шумит на пустой волне…

— Так…? — напомнила Клер, — вы расскажите о себе?

Он поставил полупустой мешок на пол и принялся доставать несколько маячков — по стене из засыпанного камнями хода в основной шли трещины:

— Может, лучше о чем-то нейтральном поговорим? О цветах, о погоде, о здоровье… — он завязал мешок и встал. — О чем еще говорят с лерами?

Клер дернула свободным плечом — каска с котятами, больно упираясь в ребра, все так и была зажата другой рукой:

— О здоровье говорить в Аквилите неприлично, потому что обычно обсуждают инфлюэнцу и другие зимние эпидемии.

— Тогда о книгах… Вы читали новинку прошлой осени Марка Генри «О клерках и капусте»?

Клер фыркнула, удобнее перехватывая пытающуюся упасть каску:

— Прошлой осенью у меня было очень плохо с деньгами. Мне было не до книг. Так что я её не читала.

Грег признался, направляясь к трещине и устанавливая пару маячков:

— Я тоже не читал. — его голос звучал глухо — он же разговаривал почти со стеной. — Говорят, интересная вещь о простых людях, написанная с юмором и любовью.

Клер тихо сказала:

— Странно в наше время писать с любовью о простых людях. Все больше о сверхлюдях сочиняют, создавая в читателях уверенность, что так и должно быть — кто-то сильный, кто имеет право распоряжаться чужой жизнью.

Плечи Грега при этих словах обмякли, он сильно сгорбился, неожиданно кулаком ударяя в стену. Снова и снова, как иногда делал взбешенный Брок.

— Грееег! Прекратите, немедленно! — громче, чем надо в катакомбах, сказала Клер. Её слова эхом заметались по пустым проходам.

— Прррростите… — Грег уперся лбом в стену, успокаиваясь, а потом отстранился и вытер кровь на костяшках пальцев о мундир. — Простите, не хотел вас пугать. Это… Случайность.

Клер строго сказала:

— Давайте так. Я расскажу без утаек, почему я оказалась тут, а вы расскажете о себе и причине вашей опасности для окружающих, а то я нервный тик заработаю, снова и снова хватаясь за револьвер. — она подошла к мужчине и уверенно сказала: — дайте руку! Её надо перевязать. Тут катакомбы, тут куча разных инфекций. Вы хотите заработать себе тризм? От него нет лекарства.

Грег без слов протянул ей свою руку, взамен в другую получая котят. Клер принялась платком перевязывать разбитую кисть.

— У меня был жених. Я его сильно любила. Очень. Но началась война, и Джеймс хотел, уходя на неё… Он был офицер и лер… — хорошо, что, когда перевязываешь рану, не смотришь в глаза. Так рассказывать о себе было проще. — Он, уходя с полком хотел, чтобы я стала его женой пусть не перед богами, но перед ним самим… Только до свадьбы было еще полгода.

— Вот тварь, — тихо сказал Грег.

Она прошептала:

— Да нет, я была счастлива, что стала его. Я не думала о последствиях — молодым девушкам о таком не рассказывают. Предупреждают о падении, но никто никогда не поясняет: как именно теряют репутацию.

Грег мягчее мягкого, словно разговаривал с маленьким ребенком, предположил:

— Клер… Он разболтал, да?

Она как раз завязывала узелок и с ненужной силой дернула концы. Наверное, Грегу было даже больно.

— Хуже, Грег. Молодым лейтенантам было страшно, иным я объяснить это не могу. Оказывается, куча офицеров, у которых были молодые невесты, поспорили, чья падет, а чья откажется. Выигрыш был огромен, только и доказательства требовались весомые…

Грег осторожно взял её руки в свои. Каску с котятами он пристроил на выступ в стене:

— Кажется, я догадываюсь, Клер, что было дальше. Как с лерой Августиной и билетами на её купание сто лет назад в Олфинбурге?

Клер судорожно рассмеялась, тут же оказавшись прижатой к чужой, пропахшей почему-то храмовыми пряностями груди:

— Что вы, Грег. Прогресс не стоит на месте. Тем более в Вернии. Куда там леру Бертраму, продававшему друзьям место у окошка купальни своей жены-красавицы… Джеймс записал нашу ночь на фиксатор. Визуалофиксатор.

Грег её поправил:

— Таких не существует. Фиксаторы способны записывать непрерывно звук или делать всего лишь снимок.

Почему-то в его объятьях было тепло и уютно, и Джеймса вспоминать не хотелось:

— У вас, Грег. У нас в Вернии есть фиксаторы, которые записывают почти как в синематографе. Качество так себе, но догадаться о происходящем можно… Кажется, я сейчас разболтала государственную тайну…

— Я сохраню её, слово чести. Клер… Если не хотите, дальше можете не продолжать. Я примерно догадываюсь, что было дальше.

Она потерла носом о мягкую шерсть мундира, чуть не чихая от скопившейся на ней пыли:

— … А дальше был скандал. Шума было много: всплыли не только мои записи — еще пара лейтенантов хотела сорвать банк. Выбор у меня был небольшой: петля или монастырь. Умирать телом или душой я не хотела. Оба варианта меня не устраивали, в отличие от двух других девушек. Пришлось вмешаться королю — так я попала в Аквилиту. Сейчас я уже понимаю, что про Мюрая и потенцозем на момент скандала было известно. Тогда же предложение короля было чудом для меня. Чудом избежать смерти.

— Вас разыграли в темную.

Она фыркнула Грегу в грудь:

— Я хотя бы не пострадала просто так, в отличие от двух других лер. Взамен я получила новую жизнь, деньги и новый титул — без земли, но мне она и не нужна.

— А ваш жених? Он…

— Мертв. Граф де ла Тьерн, отец Джеймса, возненавидел меня — официально Джеймс погиб в бою. Только рана характерная — под подбородком…

— …с размозженным затылком. Как при самоубийстве.

— Именно. — подтвердила Клер.

— Вот же чудовище! И граф, и виконт! Готов на что угодно спорить: граф же на вас возложил всю вину. Как же, если невеста не устояла — всегда виновата она, а не женишок, который не удержал в шта… — он осекся. — Простите, опять забылся.

Клер дернула плечом, стараясь не расплакаться — она не впервые рассказала о случившемся, но впервые её поняли, и кто — мужчина!

— Вы не могли бы… — сбивчиво начала она, но Грег сильнее прижал её к себе:

— Простите, я вас сейчас не отпущу — вам нужно утешение, нельзя носить в себе такое…

— Тогда я расплачусь, — честно сказала Клер. — лучше расскажите о себе. Вы обещали.

— О себе… — его руки чуть расслабились. — Инквизитор сказал, что я действовал под принуждением какого-то зелья, но что-то в это слабо верится. Я потерял контроль над собой на допросах. Я избивал людей…

— Я знаю, что такие методы допроса до сих пор законны. — старательно спокойно сказала Клер. Пытки — это её личный сигнальный маячок, то, что она считала недопустимым для себя и окружающих.

Грег подтвердил:

— Законны. Но отвратительны, особенно когда пелена ярости застит глаза, и ты становишься чудовищем, а не профессионалом. Я был чудовищем. Хуже того… Мне это нравилось. Еще хуже. Главный пострадавший — Мюрай. И самое отвратительное, не успей вы скрыться до обвала, я бы… Я… — ему не хватило смелости закончить, впрочем, Клер прекрасно его поняла:

— Я знала, что могу попасться. Я знала, что меня ждет в таком случае. Так что ничего страшного вы для меня не сказали. И Брок знал. Все знали.

— Клер…

Она отстранилась:

— Вы первый, кто понял меня. А я понимаю вас. Случившееся отвратительно, но если инквизитор сказал про зелье, то значит, там в подвале были не совсем вы.

— А если он солгал? — упрямо возразил Грег.

— Инквизитор? — Клер растерялась от такого. — Разве они умеют лгать?

Грег отпустил задумчивую, уже успокоившуюся женщину из своих объятий:

— Даже если не лжет… Я в любой момент снова могу стать чудовищем — я не могу не пить, и я не знаю, кто подливал мне зелье.

Клер сказала очевидное:

— Значит, надо искать.

Грег кивнул:

— Надо… Как жаль, что в вашей истории я везде опоздал.

Клер не удержалась от злой шутки — она вырвалась раньше, чем женщина подумала:

— Даже о том, что не успели задержать?

— О нет, это единственное, за что я бесконечно благодарен Мюраю. С вами я не успел.

Она взяла Грега за руку — когда ты мальчишка, многое можно, в отличие если ты лера:

— А, может, и жаль. Если бы я оказалась у вас на допросе, вы бы остановились. Вы же настоящий офицер, а не как Джеймс. Вы бы не тронули женщину. И тайна зелья вылезла бы раньше.

Он качнул головой:

— И все равно, хорошо, что вам удалось бежать. Может, сменим тему? Она стала немного натужной…

— Давайте, Грег. — согласилась Клер. Она узнала главное — тут в катакомбах Грег, чтобы ни говорил о себе, не опасен.

— Так… — он задумчиво посмотрел в свод пещеры: — Что вы думаете о книге Генри «О клерках и капусте»?

— Думаю, её стоит почитать… — уклончиво сказала Клер — ей было стыдно признаваться, что три года она провела не читая.

— Я могу вам её подарить? — неожиданно просил Грег, пугая Клер. Она заставила сердце успокоиться — это не могло быть тем, чем казалось. Только все равно не удержалась и уточнила:

— Грег, это ухаживание?

— Почему бы и нет? — с невероятной серьезностью сказал Грег.

Клер удивленно приподняла брови:

— После того, что я вам рассказала о себе?

— А что вы такого сказали, что мешает мужчинам ухаживать за красивой девушкой?

— То, что я не девушка и не вдова. Я даже с нерой Ренар боялась заговаривать, чтобы не нарваться на отповедь. Меня не пустят ни в один приличный дом. Даже к нерам в дома я не рискую заходить, чтобы не узнать о себе много… Хорошего. Вы, правда, считаете, что стоит ухаживать за такой лерой? Учтите, я не из тех, кто бежит по первому зову. Вам не обломится, как говорят в порту. Пусть я пала, пусть я изгой в обществе, но я…

— …храбрая, гордая, сильная, уверенная, невероятная, красивая, восхитительная лера. Жаль, что мне, как вы сказали, не обломится даже если я сделаю вам предложение… Так я не могу вам подарить книгу?

— Нет, — резко сказала Клер. — Давайте лучше помолчим. Я уезжаю сегодня днем. Навсегда.

Грег отрицательно качнул головой:

— Вы не сможете уехать.

Дуло потенцитового револьвера уверенно смотрело ему в лицо:

— Только попробуйте мне помешать, Блек! Я не шучу.

Он вздохнул:

— Ошибка, Клер. Я имел в виду, что тоннель закрыт — железнодорожное сообщение временно невозможно. Только это…

Клер дрожащими руками откинула в сторону барабан, проверяя, чтобы камора револьвера была пуста — иногда револьверы сами стреляли. Убедившись, что пули нет, она вернула барабан на место, поставила револьвер на предохранитель и убрала его обратно в карман:

— Простите, это все темнота и тишина. Она и меня сводит с ума.

Грег деликатно спросил:

— Можно просьбу?

— Попробуйте. — честно сказала Клер. Она не была уверена, что захочет её выполнять.

— Не бегите дальше. Вы в Аквилите три года. Тут ваши друзья, тут ваши приятели. Тут знакомые, даже простая подавальщица в забегаловке знает вас. Стоит ли бежать отсюда, лера Элизабет Агнес Клер де Бернье?

— Можно я не буду отвечать на этот вопрос?

— Это не допрос. Да и на допросе у вас есть право не отвечать. Пойдемте дальше — у нас еще куча работы, Элизабет. Красивое имя…

Глава 50 Причины говорливости Клер

Ночь вошла в свои права. Подморозило. Ветер с гор принес холод, превращая лужи в лед и в иней одевая деревья и кусты. Зимой в Аквилите всегда так — периоды сырости и дождей внезапно сменяются морозами и обильными снегопадами. А пахло все равно весной — нарциссы в парках продолжали цвести, хоть лепестки и побило морозами. Было тихо, звездно — ни облачка на небе, — и темно. Город смолк, город замер в болезненном оцепенении, город вслушивался в дыхание провала, который, как раковая опухоль, разъедал городские улочки, откалывая от них все новые и новые куски, с тихим шорохом съезжавшие в разрастающуюся яму.

Брок, выбравшись из катакомб через проход в музее Естествознания, замер в дверях, закрыв глаза, и долго, старательно дышал, прогоняя прочь воспоминания о затхлых тоннелях катакомб. Все же, когда над тобой небо, а не каменный свод, даже дышится легче, и плечи сами распрямляются — темнота подземелий больше не давит на них. Хотя груз ответственности за случившееся, Брок никогда не сможет с себя снять — это по его следам сюда в попытке разбогатеть пошел Фейн. Возможно, именно его неумелые действия по добыче самородного потенцита и привели к обрушению. Было противно от самого себя — он все же проболтался на допросе о потенците. Он подставил Эвана и Вики, а ведь они верили в него… И что теперь предпримет Блек? Думать о том, что может последовать дальше, было страшно. Эван за такое может отправиться вслед за Броком на расстрел. Если узнают о том, что и Вик была в курсе, то… И она очень рискует. Небеса, и как с таким жить? Словно его прежних ошибок с тем же самородным потенцитом мало…

— Почечуй? — раздался уточняющий вопрос, разбивая приступ самоедства. Одли, как раньше, встречал Брока после трудного задания — стоял, прислонившись к холодной, каменной стене, отгораживающей Поля памяти, и грел руки в шерстяных, видавших виды перчатках о стаканчик с кофе. На стене мелком была написана уже надоевшая всем фраза «Кто убил Яна?». Никакого Яна, уже проверили, никто не убивал…

Все так и не открывая глаз, Брок отозвался:

— Полный…

— Прорвемся? — Одли оторвался от стены и, сорвав несколько подмороженных сизых ягодок терна, подошел ближе, отряхиваясь от инея, осыпавшегося на него с колючих ветвей.

Брок открыл глаза, но смотрел не на друга — смотрел на огромный освещенный множеством мощных электрических фонарей провал, нарушающий принцип светомаскировки. Наверное, с небес провал выглядел как маяк, как приглашение вражеским дирижаблям — бомбить тут. На фоне звездного неба были хорошо видны поднятые тревоге тяжелые акулы-дирижабли — они патрулировали вдоль океана и Ривеноук. Справятся ли они, если Верния сегодня решит сровнять город с землей?

— Эй, рыжий, прорвемся же? — повторился Одли.

Брок честно ответил:

— Неуверен. Совсем неуверен.

— Кофе спасет ситуацию?

Брок отрицательно качнул головой, и Одли с наглой улыбкой приложился к стаканчику:

— Было бы предложено…

— Отдаааай, — взмолился Брок, — я околел, как нежить. Еще чуть-чуть, и трупное окоченение гарантировано…

— Держи! — Одли хохотнул: — а говорил, что кофе не спасет.

Брок доверчиво сделал большой глоток кофе — Одли же пил спокойно! — и тут же выругался, выплевывая почти кипяток:

— Вииииин!

Одли неожиданно завиноватился, хотя обычно его было ничем не пронять:

— Прости, я думал, что ты сперва пальцы погреешь… Совсем расклеился, рыжий. Пойдем, нас комиссар уже заждался.

Брок обернулся на музейную дверь:

— Кл… Лера Клер и Блек уже вернулись?

— Неа. — поежился Одли — замерз, пока ждал Брока. — Вернулся только Себ. А что? Сейчас пришлю сюда кого-нибудь, кто встретит их. Или..? — Одли внимательно осмотрел осунувшегося, пропыленного Брока. — Проблемы? Волнуешься из-за Блека?

Несмотря на весь свой простодушный вид, соображал Одли дай так Боги всем…

Брок, грея пальцы о стаканчик с кофе, все же поправил друга — Блек не совсем виноват, хотя в своих сновидениях Брок до сих пор то и дело проваливался в подвал, где висел на крюке, как боксерский мешок, и орал от боли, признаваясь сразу во всех грехах мира:

— Волнуюсь из-за эмпата.

— Так ить… — Одли мотнул головой в сторону провала. — Не заметил, что синих пятен среди развалин больше нет? Всех живых достали. Уже отправили в госпиталь орелиток. Прогноз по всем благоприятный — тяжелых нет… Так вот, Фейна среди спасенных нет. Себ облазил все, что мог — следы Фейна уходят под завал и обратно не возвращаются…

Брок посмотрел на провал:

— Думаешь, он там? — Он передернул плечами и признался: — Какой бы сволочью Фейн не был, надеюсь, смерть его была мгновенной.

Брок сделал осторожный глоток кофе и снова обвел взглядом провал. Полицейских плащей почти не было видно — патрульные стояли только в окружении. По развалинам сновали мелкие фигурки в военной темной форме — капитан Джексон привел с собой людей. Строительный мусор спешно грузили на огромные парогрузовики из порта и увозили куда-то прочь. Лер-мэр Сорель поди волосы уже рвал на себе — под мощными колесами паромобилей от асфальтового покрытия улиц мало что оставалось. Кое-где были видны тенты для отдыха и питания людей. В ресторане «Городской оазис», судя по всему, организовали штаб по ликвидации провала — на это четко указывал эфир, тянувшийся туда от маячков из катакомб.

Одли вздохнул:

— Рано радуешься. На Вик было нападение эмпата — уже после обрушения. А потом эмпат напал на слуг в доме Ренаров и всех усыпил. Фейн нас всех водит за нос. Пока мы думали, что он тут, эта сволочь как-то выползла и шарится по Аквилите. Я Себа направил к дому Ренаров в поисках Фейна. Пошел бы сам, да нельзя пока. Тут все настороже и предупреждены о Фейне. Так что Блек пока в безопасности — вряд ли Фейн настолько гениален, что за день выучил все тоннели катакомб.

Брок передернул плечами:

— Это невозможно. Я за три года изучения катакомб без карты не сунусь дальше этого района.

— Видишь, наш Фейн перемещается по поверхности, если не совсем идиот. К сожалению, в разведку идиотов не берут.

— А Шекли? — вспомнил Брок второго подозреваемого и тут же сам рассмеялся от получившейся двусмысленности.

Одли фыркнул:

— Шекли — единственный придурок в разведке.

— Вииииин, я не то имел в виду. Почему решили, что эмпат точно Фейн?

— Да я понял, просто забавно получилось. Рыжий, ты давно не шутил и не смеялся. Все больше дергаешься и хмуришься. И все-все-все, кончаю болтать, а то ты взорвешься. Вики… Нера Виктория, — на всякий случай поправился Одли, — прислала записку, что Шекли, по словам Кита, на Маяковом с самого утра. Капитан Джексон, взявший командование операцией по разбору завалов на себя, подтвердил слова этого варвара. — Он кинул взгляд на Брока: — кстати, не нравится мне этот татуированный, вот хоть режь, не нравится.

— Чем же? — спросил Брок, внимательно приглядываясь к другу. Кофе уже не обжигал пальцы через бумагу, и его можно было смело пить.

— Всем, — хмуро признался Одли. Давая время Броку спокойно допить кофе, он начал перечислять то, что его тревожило: — Смотри, этот татуированный прибыл вместе с инквизиторами Корнелием и Маркусом. Газеты освещали их приезд во всех подробностях. Где хоть слово про татуированного колдуна? Пятые сутки, как он тут, и где паника, где слухи, что по городу шляется варвар? Где жалобы озабоченных горожан, где гневные петиции Лиги нер, которыми нас заваливали по поводу и без? Где лежащие в обмороках нериссы и их мамаши, осаждающие полицию с требованием привлечь к ответственности праздношатающегося чернокнижника? — Одли сделал паузу, и тут же сам её прервал: — а нету! Молчок, словно этого варвара и не было в Аквилите. Кит начал отсвечивать только сегодня, когда отец Маркус ничего достоверно подтвердить не может. Даже Блек удивился при виде Кита, а Блек, между прочим, сидел в инквизиции. — Одли признался: — Я уже с этими менталистами и эмпатами с ума сойду и от тени шарахаться буду. Может, Кит тоже менталист?

Брок вздохнул, сминая пустой стаканчик и отправляя его в урну:

— Одли, все намного проще… И ты сам ответил на свой же вопрос.

— Просвети? — приподнял бровь, явно копируя Эвана, Одли.

Брок направился в сторону провала — надо идти и отчитываться о проделанной работе, хотя так и подмывало остаться тут у музейных дверей и дождаться Клер, чтобы убедиться, что с ней все в порядке. Тяжело все же доверять. Очень тяжело доверять тому, кого считал врагом. Даже прощать легче…

— Кит не менталист и не эмпат, во всяком случае я на это надеюсь. И его стало видно, как ты правильно заметил, только после ранения отца Маркуса. Очевидно, что инквизитор не хотел сильно светить своим секретарем — с таким-то прошлым, как у Кита.

— Думаешь, прикрывал его ментально? Или Кит умеет менять внешность? Как ты думаешь, маги иллюзий бывают? Или эти… Морфы? Я скоро в оборотней поверю, рыжий!

Брок фыркнул — точно, Одли скоро свою тень будет подозревать в непотребстве:

— Или Кит не чурается театрального грима. Татуировки легко замазать, между прочим. И в газетах упоминали о приезде отца Маркуса в сопровождении секретаря. Просто Кит был загримирован.

— А как ты объяснишь удивление Блека? Мне Лео рассказал…

— Тоже все просто. Сегодня в суд Блека привез Гилл, а в первый день — сам отец Маркус. В инквизиции же… Не думаю, что секретари выполняют роль тюремщиков, и не думаю, что менталисту на допросе нужно присутствие секретаря. Как-то так.

Одли медленно шел рядом — тоже устал, как и Брок. Какие он уже сутки на ногах? Сколько дней Вин уже не возвращается домой, ночуя в отделе?

— Тогда… Как ты объяснишь вспышку эфира Кита? Пока ты был в катакомбах, откуда-то со стороны особняка Янота была замечена вспышка алого эфира.

Они проходили мимо констебля, стоявшего в оцеплении, и тот сонно козырнул:

— Доброй ночи, старший инспектор, инспектор…

Брок машинально кивнул в ответ, только потом, под смешок Одли понимая — он еще не на службе… Или… Или Эван уже восстановил его в звании?! И Одли… Одли уже не сержант?!

— С повышением тебя, Вин!

Тот снова хохотнул:

— А тебя с возвращением, рыжий. Надо же — я все ждал, когда ты заметишь новые нашивки на моем мундире… Рыжий, тебе надо или отдыхать, или срочно брать себя в руки. И ты не ответил — что ты думаешь вспышке эфира? Лео и Алистер в один голос утверждают, что это точно Кит.

Брок тут же напрягся:

— Ты послал в особняк кого-нибудь?

— Нет, мне некого туда посылать — парни вымотались, они сейчас отсыпаются в паробусе. Капитан Джексон совсем зверь — никого из магов не разрешил отпустить не то, что домой — в участок отсыпаться. Сказал, что они могут вот-вот понадобиться. Я Себа тайком от капитана отправил к дому Ренаров… Я, конечно, могу попросить кого-нибудь из Сыскного смотаться к особняку Янота, но я… Не могу им доверять, а дело деликатное…

— Что еще случилось? — Брок вспомнил сумасшедшую улыбку Кита и его слова: «Кто грешил?».

— Еще из городского морга прислали записку… — Одли смущенно замолчал, кидая мерзлую, кислую ягоду терна в рот.

— И…?

Одли вместо ответа выплюнул косточку и еле выдавил из себя:

— Я туда сам таскался…

Одли снова сунул ягоду в рот, тут же выплевывая — она была слишком горькой.

— И…? — Брок не выдержал: — не тяни дракона за хвост, Вин! Что случилось?

Одли скомканно сказал:

— Там ожили Питт и Тилли.

— Кто? — не сразу понял Брок. Одли пояснил:

— Лакей и горничная из дома Янота. Они ожили.

Брок даже остановился:

— Не может быть! Я сам их проверял — они были мертвы и подниматься нежитью не собирались.

Одли развел руки в стороны:

— Я тут ни при чем. И я не сказал, что они стали нежитью. Просто взяли и задышали… Я проверял — они просто живы. Кит, кстати, был в этот момент в морге.

— А он что там делал? — Брок даже удивляться устал.

— Наш татуированный проныра по поручению Вики проверял трупы с Оленьего на предмет потенцитовой интоксикации.

Брок покаянно признал свою вину:

— Небеса и пекло… Моя вина. Я забыл сказать Вик о Гилле…

Одли меланхолично пожал плечами:

— Зато хоть было кому санитаров упока… Успокаивать, когда Питт и Тилли попытались встать со своих мест… Санитары так напугались, что чуть обратно не отправили Питта к богам…

— Мммм-да… — ошарашенно выдал Брок. Одли подтвердил:

— Полный почечуй! Так что Питту повезло с Китом. Санитарам не очень: черный колдун в гневе — это к долгому заиканию. Выводы Кита, кстати, полностью совпадают с выводами Гилла — все женщины с Оленьего были ведьмами. Картер сделал вчера исследование на количество потенцоземовых соединений в костях некоторых женщин… Там показания зашкаливают. Женщины, когда были живы, были полностью безумны. И, заметь, ни одну родственники не сдали в дом умалишенных. Такое благородство просто потрясает…

— Ммм…

— Да не мычи, — взмолился Одли.

— Ммм… Может… Эти вольты все же настолько хорошо лечили потенцитовую интоксикацию?

— Тогда тот, кто это делал с женщинами, заслуживает Королевскую премию за открытие тысячелетия.

Брок с ним был согласен. Но… Черный ритуал в основе открытия тысячелетия? То, над чем бились столетиями, ища лекарство от потенцитовой интоксикации, создал какой-то отсталый чернокнижник из Карфы? То, что спасет всех женщин планеты, убьет или покалечит всех альбиносов мира. Однако… Ну и выбор.

Брок поднял глаза в небеса, но боги, как всегда, молчали. Их вопрос, как как они такое могли допустить, не волновал.

— Еще новости есть? — спросил он угрюмо — они с Одли почти подошли к «Городскому оазису». Его вывеска была погашена. Огромные окна в пол были забиты фанерой. Из дверей тянуло дымом дешевых сигарет, едой и военными — особый запашок портупеи, ваксы для сапог и казармы.

Одли зевнул, высыпая оставшиеся ягодки терна в урну:

— Капитан Джексон притащил военного инженера, знающего, как спасти Аквилиту. Некто майор Бартоломью Верр. Я чуть-чуть присмотрелся к нему, пока комиссар был в штабе… Вроде, нормальный мужик. Чудес не обещает, но именно он отвечает за защитную линию вокруг Аквилиты. Может, что и придумает. Этот Верр сказал, что первый этап — убрать обломки до уровня земли, следующий начнется сразу, как будут данные с потенцитовых маячков. Военные спешат — железнодорожное сообщение следует возобновить как можно скорее. Есть, конечно, ветка вдоль Ривеноук, но с началом войны она же закрыта — ею пользоваться опасно. И… Это… Верр уже взгрел Камбера — оказывается, тот, отправляя вас в катакомбы, забыл сказать самое главное: расстояние между устанавливаемыми маячками должно быть четко в ярд, чтобы можно было точно представлять масштаб трехмерной эфирной модели.

Брок только тоскливо выругался:

— Ну твою же… Ммм…

— Мать, — подсказал Одли. — Дивизион — он. Сильно устал?

— Если надо, пойду обратно в катакомбы. Что поделать.

Одли хохотнул:

— Камбера Верр отправил домой баиньки, чтобы под ногами не мешался, но, кажется, зря. Надо было его все же в катакомбы пихнуть за такое головотяпство… Зря его комиссар пожалел, очень зря…

— Кстати, а где Эван? Его тоже отправили домой?

— Рррразмечтался. Наш комиссар пусть и смещен от управления этим дурдомом, но домой не поехал — отсыпается в паро… — Одли ткнул пальцем в полицейский паробус и вздохнул: — вон он, идет собственной персоной.

Эван выглядел потрепанным, выцветшим — эфира в нем было всего ничего, пару дней даже зажечь огонек не сможет, — сонным, но и уверенным в себе, готовым бороться и идти до конца. Брок признал, что ему очень повезло служить под каким человеком — за Эваном можно было идти и не бояться.

— Доброй ночи, Брок, Вин… — совсем не по служебному поздоровался Эван, с трудом сдерживая зевок. Мужчина зарос щетиной, в которой резко прибавилось седых волосков. Кажется, даже голову сильно припудрило сединой. Или это все же вездесущая пыль? Шинель он накинул на плечи — наверное, когда спал в паробусе, использовал её вместо одеяла. — Блек и лера де Лон вернулись?

— Пока нет, — старательно пряча волнение ответил Брок.

— Тогда…

Что «тогда» Эван договорить не успел — с дальней стороны провала, упирающейся в часовню Сочувствия, разрывая ночную тишину, раздался гулкий грохот взрыва. Именно взрыва — вместо того, чтобы обвалиться под землю, части одного из разрушенных домов взлетели в воздух и тут же зависли не разлетаясь дальше, ограниченные чьим-то защитным эфирным плетением. Мужчины переглянулись — они все резко вскинули руки в попытке создать щит, но все не преуспели: Эван был в истощении, Брок близок к тому, а Одли не хватало выучки и уровня магии. Но щит был. Он удерживал в воздухе обломки и осколки, которые могли ранить случайно оказавшихся рядом.

— Это что еще за хрень?! — выругался Одли, резко бросаясь в сторону взрыва.

Брок тоже выругался, проклиная усталость, удержался от ругательств только Эван — ему нельзя было опускаться в глазах подчиненных. Тем временем из паробуса выскочили ошалелые, сонные полицейские маги, даже из «Городского оазиса» кто-то вышел, а стоявшие в оцеплении у часовни констебли ощерились табельным оружием. Ближайшие военные, разбиравшие завал, тоже стояли наизготовку с револьверами в руках.

Защитное плетение резко опустилось вниз, прижимая взлетевшие обломки вместе с пылью и обнажая один из подземных тоннелей.

Брок ядовито выдавил из себя, замедляя бег:

— Он еще и заботливый, куда деваться!

Блек не стал тратить время на обратный путь в музей. Он просто взорвал изнутри завал, выходя из катакомб прямо на развалины одного из домов.

— Эффектно, — хмыкнул Одли.

— Опасно, — поправил его Эван.

— Зато дивно сокращает путь. — Брок честно добавил: — и ожидание окружающих.

Эван сложил руки рупором и зычно крикнул:

— Убрать оружие! Свои!!!

Грохот взрыва давно стих, даже эхо перестало метаться в горах, а сердце все равно вздрагивало от пережитого страха. Брок спешно спрыгнул с тротуара в провал и направился к пропыленным Клер и Блеку. Клер выглядела молодцом, хоть черты лица и заострились от усталости, а вот Блек… Этот где-то с кем-то успел подраться — не заметить разбитый лоб и перевязанный кулак было сложно. Хорошо если со скалами дрался, а не с Клер… Стало стыло и страшно — зря он все же позволил Клер идти с Блеком.

Эван спешно последовал за Броком — оставлять Мюрая наедине с Блеком ему было еще страшновато. Оба слишком вспыльчивые, оба слишком гордые, оба искалеченные, а необнаруженный эмпат бродит где-то рядом.

Одли рванул к часовне — надо было найти лестницу, чтобы лере де Лон не пришлось штурмовать завалы, как это делали сейчас Брок с Эваном. Ладно, влюбленный Брок — его в таком состоянии никакие препятствия не останавливали, но куда рванул комиссар?! А вроде адекватный был…

Пробираясь через развалины, Брок больше всего на свете хотел сейчас убедиться в том, что Клер не пострадала, помочь ей, взять на руки и донести до паромобиля, отправляя домой, но… Но… Но вместо этого он глупо замер перед ней, давя ненужные романтические порывы, и получил лишь каску со спящими котятами, не удержавшись от нервного замечания:

— Вы еще и котят спасаете! — Блек его сегодня раз за разом удивлял. Один его взрыв чего стоил.

— Это случайно получилось, — пробурчал Блек в ответ. — Вам нечего завидовать — помогать старушкам кормить голубей я не намерен. Ренар, отчитаться вам тут или…?

Эван качнул головой в сторону ресторана:

— Отчитываться не мне — майору Верру. Это военный инженер, он будет закрывать провал… — он обвел Клер и Блека внимательным взглядом: — Вам сейчас что-то срочно нужно? Вода, еда? Лекарства? Идти сами можете? Лер?… Лера?

Клер тихо сказала:

— Я в порядке. Если вы волнуетесь за меня, то Грег пострадал сильнее, пару раз хорошенько приложившись о своды катакомб.

Блек, бросив быстрый взгляд на Клер, ответил Эвану:

— Ничего не надо. Лучше позаботьтесь о лере Э… эээ… Де Лон, — неуклюже поправился он. — Ей надо помочь добраться домой.

Она в ответ возразила:

— Не стоит беспокойства. Я сама в состоянии о себе позаботиться, лер Блек. — последнее слово было полно яда — еще пару секунд назад он был для неё Грегом. Что бы ни случилось между Клер и Блеком в катакомбах, Броку даже жаль стало мужчину. Клер бывала упряма.

— Простите, лера, — Блек склонил голову в жесте покаяния перед уставшей Клер.

Она твердо сказала:

— Я готова отчитаться наравне с вами, лер Блек. Вдруг я могу что-то дополнить, то, что забыли вы? Или не посчитали нужным. Или еще что… А потом поеду к себе…

Блек оценивающе глянул на Клер. Брок заметил, как его пальцы правой руки, перевязанные платком, сжались в известном жесте обновления, но прикоснуться к Клер Блек не решился. Брок признал: Блек был образцовым офицером и лером, заботившемся о Клер. Это не могло не раздражать. И восхищать. И, небеса и пекло, Блек не заслужил воздействия эмпата. В каждом человеке есть что-то темное, только не каждый позволяет этому вырываться из себя. Из Блека это вытащили намеренно, кто его знает, что прячется в самом эмпате? И что вылезло бы из Брока при его воздействии? Или из Одли… Или из других людей… Таким нельзя играть, так вообще нельзя поступать.

Со стороны уцелевшей часовни полицейские опустили лестницу, чтобы было проще выбраться из завала.

— Пойдемте, лера и леры… — предложил Эван, — тут опасно.

Блек кивнул и медленно, чтобы Клер было удобно идти, направился к лестнице, спрашивая у Эвана:

— Ренар, Фейна нашли?

— Нет… — Эван галантно предложил свою руку Клер и, удивительное дело — она не отказалась от его помощи, опираясь на его локоть. Брок мрачно посмотрел на Блека, тот ответил ему таким же хмурым взглядом — кажется, у них обоих не задалось общение с Клер. Небеса и пекло, они даже в этом похожи!

Блек задумался и оглянувшись на провал, поправился:

— Ренар, если ваше предложение еще в силе… Распорядитесь подготовить мне еду и воду — я возвращаюсь в катакомбы. Я должен найти Фейна.

— Лер Блек… — начал было Эван, но тот его властно оборвал:

— Пожалуйста, не надо мной командовать.

— Я не пытаюсь вами командовать, лер Блек. Просто я точно знаю: Фейн жив, и он не в катакомбах.

— Откуда..? — хмуро спросил Блек, останавливаясь перед лестницей. Эван было сделал приглашающий жест, чтобы тот поднялся вверх, но Блек нахмурился и повторил свой вопрос:

— Ренар, откуда вам известно, что Фейн жив, и он не в катакомбах?

Эван спокойно ответил:

— Моя жена сегодня уже после обвала подверглась нападению эмпата…

Брок предупреждающе кашлянул — Эвану никто не сказал про версию с зельем и чернокнижником! — оказываясь в перекрестье двух тяжелый взглядов: Эвана и Блека.

Ренар продолжил:

— …как и вы с Ривзом, лер Блек.

Тот прищурился:

— Мне сказали, что я был жертвой зелья.

— Вам солгали, лер Блек. Нет никакого зелья, есть эмпат, который по неясным нам мотивам совершает ментальные воздействия, толкая других на преступления. Мы подозреваем, что это Фейн. И нет, лера де Лон, я не забыл о вас…

Молодая женщина, которая, как и Брок до этого, тактично кашлянула, чтобы остановить поток тайн, не предназначавшихся для её ушей, внимательно посмотрела на Эвана:

— Простите, нер Ренар? Я не понимаю вас… Но клянусь, что вашу тайну сохраню.

— Эта тайна касается и вас. Вы после поездки с моей женой не чувствовали себя плохо? Простите, что задаю такие вопросы, но ответ мне важен. Вы не чувствовали несчастной, жалкой, ненужной, исчезающей из этого мира… Эм… Вас не тянуло на откровенности..?

Блек побелел и с силой сжал кулаки.

Лера Клер натянуто улыбнулась:

— Так вот что это было. А я думала, что отвыкла от катакомб. Я тоже подверглась воздействию эмпата, да? Как Блек, как нера Ренар?

— Возможно, — кивнул Эван. — Очень возможно.

Блек еле выдавил из себя — голос его вибрировал от гнева:

— Еще тайны есть, которые мне забыли сообщить?

Эван спокойно заметил:

— Завтра. В полдень. Жду вас на совещании в Управлении по особым делам у старшего инспектора Мюрая. Это бывший Центральный участок.

Глава 51 Провал

В «Городском оазисе» было накурено, шумно и жарко. Эван сразу поморщился — он с трудом переносил запах табака, а сигаретный дым тут просто клубился под потолком. Стучали пишущие машинки, громко щелкали переносные маговычислители, рассчитывая какие-то сложные параметры — Брок, проходя мимо вглубь залы, случайно глянул выползающую ленту из аппарата и ничего не понял. По виду Блека и Ренара — те тоже мало что понимали в вычислениях. То и дело носились от вычислителей вглубь зала взмыленные военные, таща за собой ярды распечаток.

Обеденные столы были сдвинуты к стенам — в центре залы была огромная, пространственная, сотканная из эфира модель провала, с наложенной сверху картой Аквилиты. Молодой парень с нашивками лейтенанта на синем мундире инженерных войск до хрипа что-то доказывал пожилому мужчине, который задумчиво дымил трубкой, как паровоз, стоя перед моделью. Клубы дыма проплывали через эфирный макет катакомб и исчезали под потолком в районе призрачной часовни Сочувствия. На мужчине не было мундира, он стоял как какой-то кер, подернув рукава рубашки под плечевые пружины, даже галстук сорвал. Вокруг были бумажные горы — распечатки из вычислителей просто валялись на полу, как праздничный серпантин. Вот и сейчас мимо Брока промчался парень, подавая ленту с символами мужчине, а тот, даже не глянув толком, отбросил её в сторону, на пол.

— Чушь!

Лейтенант хищной птицей бросился к нему, присаживаясь на корточки и ища отброшенную ленту.

— Майор, пожалуйста, выслушайте. — Он взял карандаш, который по традициям клерков, был заправлен за ухо, и принялся что-то быстро черкать на ленте. — Если постоянную Аллена ввести в…

— Чушь! — снова оборвал его мужчина, оказавшийся майором Верром. Он сердито сверху вниз посмотрел на лейтенанта: — Хватит. Нам надо рассчитать выход на кривую Эссона для стандартных земель типа ноль! Тут Верния под боком. Хватит мне твердить про постоянную Аллена.

Лейтенант резко встал с пола, карандаш в его руках сломался пополам:

— Майор, выслушайте — тут же где-то добывали потенцозем. — голос парня звенел от еле сдерживаемой ярости. — Если ввести постоянную Аллена, характерную хотя бы для Арселя — он ближе всего географически, и его постоянная напряжения потенцозема хорошо известна, то выйти на кривую Эссона будет в разы легче — меньше понадобится запасов потенцитовой пыли. Поймите, если не…

Майор глянул на капитана Джексона, мирно спящего сидя на стуле у дальней стены — и окружающий шум ему помехой не был:

— Капитан, где носит ваших рабочих?!

Тот дернулся, неохотно открывая глаза и выпрямляясь:

— Что? — голос его звучал хрипло — капитан почти до полуночи помогал разбирать завалы наравне с прибывшими солдатами. Он потер глаза. — Повторите, пожалуйста. Я спал.

Верр буркнул:

— Мы слышали, как вы спали. Тут от храпа люстры дрожали… Когда вернутся ваши рабочие, отправленные в катакомбы? Неужели так сложно установить датчики?! — он ткнул пальцем в эфирную модель: — это же проклятье знает что, а не модель. На такой косой модели мы не можем ничего рассчитать.

Лейтенант мрачно заметил, но на всякий случай в сторону:

— Потому что отрицаете запасы потенцозема… И постоянную Аллана.

— Чуууууушь! — взревел Верр. — Проклятье, Скотт, я вас точно отправлю на север — будете в снежки играть и строить фортификации изо льда!

Лейтенант побелел, заскрипел зубами, а капитан Джексон, который, как и все окружающие уже устал от их перебранки, примирительно сказал:

— Майор, хватит уже… Офицеры, отвечавшие за установку маячков, вернулись… — он ткнул пальцем в Брока и остальных.

Верр зло пыхнул трубкой, оборачиваясь к входу в зал:

— Леры, вас только за Чумой посылать!

Брок скрипнул зубами — ему до смерти надоели такие типы, жаль только, осаживать таких нельзя — не по званию, да и не понимают такие как Верр, как Сорель, как все сиятельные… Брок набрал полную воздуха грудь, чтобы не дай боги не ляпнуть что-то неподобающее, но Блек шикнул на него, обгоняя и обжигая взглядом:

— Я сам…

Брок сжал челюсти, даваясь проклятьями — только не это! Он боялся, что Блеку нельзя давать слово. Тот обещал, что принял правила игры отца Маркуса, но кто точно знает, что у него на сердце? А если ему важно во что бы то ни стало закончить дело? Как это важно самому Броку. Если ему важно победить, если ему важно самому поставить точку в деле о контрабанде? Он же знает о потенците. И сможет ли промолчать, а не то, что солгать, спасая Брока и Ренаров. Хотелось просто орать от собственного бессилия, как в подвале… Заодно вспомнился разговор с Одли: а Брок сам сможет остановиться в деле чернокнижника, если выяснится, что его вольты, как и вольт, спасший их с Вики, спасает от потенцитового отравления? Сможет он сдаться и не отдать под суд чернокнижника, давая женщинам всего мира шанс на нормальную жизнь? Что ему самому будет важно в таком случае: торжество справедливости или лечение до этого неизлечимого заболевания? Сможет он остановиться? Брок вздохнул и признался самому себе — не сможет. Закон важнее. Жизни альбиносов тоже важны, даже если речь идет о выживании цивилизации как таковой. Блек не должен молчать из-за этой проклятой, как там её, постоянной Аллена… Никто не обещал Броку длинной жизни, придумать бы, как не подставить Ренаров…

— Блек… — начал было Брок, но Клер осторожно прикоснулась к его локтю:

— Не надо.

Блек оглянулся на неё и почему-то улыбнулся. Брок даже словами поперхнулся: вот кто ему давал право так улыбаться его невесте?! Эван тихо, только Броку сказал:

— Пожалуйста, не высовывайся. Блек же обещал… — И вот словно не о его жизни сейчас будет идти речь. — Хорошо?

— Хорошо, — соглашаться Броку было тяжко, но пришлось.

Блек почти строевым шагом, как на плацу, подошел к пожилому военному:

— Майор Верр?

— С кем имею честь…? — его старые, выцветшие глаза скользнули по лицу Блека, по пропыленным волосам, по грязному мундиру. Верру было лет за пятьдесят, он был седой, с короткой, окладистой бородой и смуглой морщинистой кожей, доказывавшей, что отсиживаться в кабинетах он не любил.

Блек представился:

— Майор Грегори Блек, Особое управление Аквилиты, Тайная королевская служба, к вашим услугам. Мы закончили установку маячков, как нас и просили городские власти.

Верр буркнул:

— Так это вы тот идиот, который не соблюдает расстояние между датчиками? И как мы тут, по-вашему, должны строить схему?! Как по этому вашему непотребству… — он ткнул указательным пальцем в эфирный макет, — …мы должны рассчитывать математическую модель воздействия?!

Брок понял, что Блек сейчас взорвется — он побелел, сильнее распрямил плечи и буркнул:

— Желательно молча! Если вы профессионал, конечно же!

— Что?! — Верр подался вперед. — Щенок, ты еще под стол ползал, когда я уже делал расчеты и возводил лучшие фортификации! И ты мне смеешь указывать, когда сам набедокурил? Не впервые вижу такого наглого щенка, но в твоем случае не скажу, что далеко пойдешь! Ты глубоко пойдешь! Понял?! И чтобы через пару часов все исправил — мы тут не в бирюльки играем, мы тут город спасаем!

Блек к концу выговора пошел красными пятнами, так что Брок, сам разозленный незаслуженными словами, сделал шаг к нему, но мужчина все же справился с гневом. Блек тихо, во внезапной тишине — даже пишущие машинки и вычислители замолчали, потому что их операторы замерли, — сказал:

— Это у вас тут бирюльки… А мы с лерой де Лон и лером де Фор, работали на совесть. — Он перехватил рукой эфирные нити от маячков, от чего макет пошел крупной рябью, а потом и вовсе исчез, и заставил потенцитовые кристаллы датчиков в катакомбах начать вибрировать.

За спиной Брока кто-то сдавленно спросил: «Что такое бирюльки?» — кажется, ответа никто не знал, кроме самого Верра, почему-то прищурившегося и не кричащего на Блека.

Не кричал Верр по одной причине — он видел, как из пола, змеей рассекая залу почти на пополам и уходя вверх, выросла полупрозрачная стена синего эфира. Точно такие же эфирные змеи появились везде на улице, окружая провал.

Блек презрительно — видимо, его давно не обзывали щенком, — отчитался:

— Ваша трехмерная модель трещин в провале готова. Масштаб 1:1. Продержится два часа. Вам этого хватит? — под конец Блек шипел как те змеи — от усилий осип голос. Брок тихо встал рядом и подпер громилу, напоминая себе, что первым делом Блека надо загонять в тренировочном зале — слишком закабанел, как говорил Грыз, совсем не удержать.

Магов в зале было мало, потому только лейтенант и капитан Джексон бросились на улицу, чтобы осмотреть провал — остальные военные лишь прислушивались к разговору, ничего не понимая.

Лейтенант Скотт тут же крикнул из дверей:

— Майор, тут… Не так плохо, как мы предполагали, тоннель вне зоны трещин, но музей и часовня увы. — Он вернулся в залу — Джексон так и замер в дверях, оценивая масштаб будущих обрушений.

Верр неожиданно расплылся в улыбке и ткнул указательным пальцем Блеку в грудь:

— Нет, щенок, а я был неправ — ты далеко пойдешь. Особенно когда научишься выполнять инструкции. Может, еще что можешь дельного сказать? Изнутри оно лучше видно было.

— Могу… — на одном упрямстве сказал Блек. — Весенняя и Ландышевая улицы практически соответствуют границам потенцитовой жилы с примесью эленита.

Брок еле сдержал ругательства. Все. Смертный приговор ему Блек только что огласил. И в голове как на зло было пусто — он не был в состоянии придумать, как спасти Ренаров и… Проклятье, Клер же еще… Все военные вокруг зашептались — никто и предположить не мог, что тут в Аквилите под ногами такие сокровища лежат! То, что эленит — спутник самородного потенцита не знал только ленивый.

Блек тем временем продолжил:

— Она начинается выше железнодорожного тоннеля и идет, зажатая твердыми скальными породами до часовни Сочувствия, а там резко уходит на глубину под толстый гранитный щит. Назад потенцитовая жила выныривает у Ривеноук. Так называемые штольни кера Клемента. Ошеломительные новости, да? Самородный потенцит…

Кажется, все вокруг забыли, как дышать.

— …Вот только жаль, что штольни уже пять столетий как вычищены подчистую. Самородного потенцита там не осталось. А вот обрушиться может в любой момент: потенцитовые жилы — рыхлые породы. Потому тут все и рухнуло. Еще вопросы?

— Вы геолог? — цепко оглядел Блека Верр. — Хотя нет, разведка же… Иначе вы бы служили в инженерных… Так откуда такие сведения, коллега?

— Я два года назад закончил Высший Королевский командный корпус…

— Ооо, — довольно рассмеялся Верр, — и как, хоть пригодились сведения о режиме паводков речной системы Аринамы? Или названия двадцати притоков Ойры?

Брок подавился от зависти — в ВККК был ограниченный набор, не больше пятидесяти слушателей каждый год, а заканчивали корпус не больше десяти-пятнадцати офицеров в каждом выпуске. Требования к офицерам были жесткие, если не жестокие: драконовская выучка во всем — офицеры должны были досконально до последних притоков, ручьев, холмов, ущелий знать весь мир, готовые с ходу вести бой в любой точке планеты. Король Тальмы никогда не скрывал своих далеко идущих планов по созданию империи, над которой никогда не заходит солнце… Небеса и пекло, Блек или его отец должны были сильно довести короля, чтобы тот отдал такого офицера на растерзание эмпату.

— Пока еще нет, — уже почти успокоившись ответил Верру Блек. — Я в Аквилите вел дело о контрабанде потенцозема, потому и хорошо осведомлен о строении её недр.

— Исчерпывающее исследование для не геолога, майор Блек.

— Тогда я и мои друзья могут быть свободны? Мы пахали в катакомбах и нуждаемся в отдыхе, когда вы тут прохлаждались и игрались в бирюльки.

Верр снова оценивающе осмотрел самого Блека, его взгляд скользнул по Броку, по Эвану, недоуменно задержался на Клер, а потом он кивнул:

— Хорошо, вы пустышки, так что можете идти по домам. Спа… — Он не договорил — к счастью, оборвал его не вспыливший Блек, не сам Брок, которого задели слова Верра: пустышками называли магов с минимальными эфирными возможностями, которые даже толком освоить начальные плетения не могли, не говоря о чем-то более сложном, — Верра оборвал капитан Джексон:

— Все бы были такими пустышками, майор! Комиссар Ренар сегодня полдня держал композитный щит Фидеса с тепло- и водо- защитой, вдобавок с диэлектрическим включением — вы когда-нибудь видели Фидес с диэлектрикой? Так что перед вами не пустышки, майор, а полностью отдавшие эфир маги…

Верр примирительно махнул рукой с давно погасшей трубой:

— Хватит, хватит, а то эти пустышки сами не догадываются, как они стали сегодня такими, капитан. Я же не в упрек, а просто констатировал факт.

Брок не удержался и все же влез под покашливание Эвана:

— Вы бы осторожней констатировали, майор.

Джексон добавил:

— Так и на неожиданную дуэль рано или поздно можно нарваться.

Блек и Брок не сдержали смешков, а Эван старательно нейтрально спросил:

— Могу я поинтересоваться дальнейшими планами по провалу? Я комиссар полиции, мне нужно что-то говорить своим людям — к чему хотя бы готовиться.

Верра, явно собиравшегося силами дать отповедь капитану Джексону, опередил лейтенант Скотт:

— Сперва обрушим все потенциально опасные места у трещин — нам на оценку объема обрушения хватит и часа, майор Блек, так что… — он бросил взгляд на наручные военные часы: — в час тридцать после полуночи можете отключать потенцитовые маячки. Заодно мы сейчас, учитывая точные сведения о наличии потенцозема, рассчитаем математическую модель так называемого феномена Дыхания богов.

Блек ввернул:

— С учетом постоянной Аллана?

Скотт ядовито посмотрел на Верра, подозрительно ласково косящегося на нахального лейтенанта, влезшего без спроса, и кивнул:

— Конечно. А потом применим Дыхание богов… Вы же знаете, что в начале нашей вселенной, в первый самый момент взрыва и расширения, именно эфир или дыхание богов был той самой энергией, чьи элементарные частицы превратились из энергии в материю? Мы устроим разгон эфира до скоростей перехода его энергии в материю. Именно эта материя и закроет провал.

Верр все же влез:

— Это очень сложный с точки зрения математики, почти недоступный человеческому мозгу процесс. Но вся мощь нашей вычислительной техники и моих знаний с этим справится.

Скотт тихо добавил:

— Так уже в прошлом году было в Полях памяти. Некто Мюрай проделал феномен Дыхания богов.

Верр скрипнул зубами и пробормотал:

— Это совершенно ненаучно. И не доказано.

Блек бросил косой взгляд на Брока, честно пытающегося не рассмеяться над происходящим, и процедил — кажется, его самого так и тянуло все высказать о ненаучности:

— Тогда мы пойдем. Не будем мешать решать высшие, нам не доступные задачи…

— Да-да-да, — махнул рукой Верр, косясь на лейтенанта: — Скотт, и где ваши расчеты с учетом постоянной Аллена для Арселя?! Почему до сих пор они не передо мной?!

Лейтенант вздрогнул и понесся к вычислителям, огибая Брока с друзьями. Он тихонько шепнул:

— И все же Дыхание богов уже было применено в Аквилите.

Брок долго не мог подобрать слов, даже когда они вышли на улицу, всю сиявшую эфирными трещинами. Он честно не знал — орать, ругаться и заходиться в смехе: Верр и военные не опознали в лере де Форе того самого Мюрая. Эван тоже молчал — лишь смотрел на бледного, старательно не шатающегося Блека и… Не мог даже поддержать эфиром — почти выгорел за сегодняшний день.

Блек разбил тишину сам:

— Мюрай, а вы, значит, все же гранд-мастер, оказывается. А я не верил в вывод Ривза, мягких облаков ему… Надо же, вы круче вычислителя…

Клер не удержалась от ядовитой ремарки:

— Зато ты спасаешь котят.

Блек бросил на неё совсем непонятный взгляд — Брок дорого бы заплатил за то, чтобы понять, что произошло между этими двумя в катакомбах. В конце концов он же обещал заботиться и защищать Клер. Блек продолжил:

— Брок, я понял — у вас сегодня был все же кураж, когда вы говорили, что мы можем подружиться. Я понял это, когда вы испугались, что я проболтаюсь о потенците.

— Я не… — начало было Брок, но Блек оборвал его:

— Не стоит ради меня лгать. Кстати, Ренар, пока помню — если важно для расследования: потенцит мы нашли вместе с Фейном в катакомбах. Точнее… Мы нашли включения эленита в породе…

Брок опешил — он не проболтался. Это Блек — пронырливый умник, как и Вики.

— Так… — Блек чуть пошатнулся: — я говорил о кураже. Нам не стать друзьями, но я готов по-прежнему работать с вами ради города. И спасибо за кураж, Мюрай — ваши слова меня сильно вдохновили и помогли продержаться весь этот длинный сумасшедший день.

— Я не лгал вам, Блек. Кстати, меня зовут Брок.

— Я знаю.

Брок уточнил:

— Хорошо, тогда почему не обращаетесь по имени?

— Потому что, Мюрай, о, простите, лер де Фор, вы не давали такого разрешения раньше.

— Дал. Только что. И… Грег, не забудьте — завтра в десять я вас жду. И спасибо, что не выдали. Спасибо, что солгали ради всех нас: меня, Клер, Вики, Эвана.

Блек удивленно посмотрел на Брока:

— Я не сказал ни слова лжи. В штольнях кера Клемента самородки закончились. А то, как поняли мои слова военные — их проблемы. Они вон вас упустили — пусть корпят в наказание над вычислителями.

Брок передернул плечами:

— Без Вики я все равно бесполезен. А Вик сейчас плохо себя чувствует.

Клер равнодушно отвернулась в сторону, рассматривая провал: для неё он не изменился. Она не была магом — не видела ни эфирной модели в зале, ни светящихся трещин тут, как и все военные и почти все полицейские.

Эван заметил её движение и хотел было вмешаться, но тут со стороны часовни раздался громкий крик Одли:

— Комиссар! Комиссар! Тут с вами поговорить хотят!!!

Эван вместе с парнями и Клер обернулся на крик и замер от удивления. Клер не успела ничего понять и даже рассмотреть, заметив всего лишь двух военных, спешащих к ним, как Брок и Блек тут же шагнули вперед, закрывая её своими спинами. Брок шикнул:

— Клерррр… Не высовывайся… А еще лучше — осторожненько иди в сторону…

— Элизабет, — подтвердил Блек, — прислушайтесь к словам Брока.

Та покладисто кивнула и лаской скользнула прочь — только в сторону провала, он был ближе. Брок коротко выругался, Блек ему вторил, глядя, как мелкая худая фигурка спряталась за обломками стен. Эван быстро пошел вперед, чтобы перехватить Шекли с незнакомым лейтенантом как можно дальше от этого места.

Одли, умница Одли спешил вслед за Шекли, который кардинально изменился — вместо кургузой формы лейтенанта на нем сейчас сиял золотом шитья мундир полковника. Не узнать хищных орлов на вороте было сложно — Тайная королевская служба. Вот тебе и вечно сующий нос во все щели хорькоподобный Шекли! Чтоб его!!!

Шекли твердым шагом подошел к Эвану, Одли представил:

— Вот, лер полковник, комиссар полиции Аквилиты Ренар, как вы просили…

Эван поздоровался, внимательно всматриваясь в полковника — куда исчезла угодливость Шекли? Его неловкие движения? Его вечная нервозность? Впрочем, за маской уверенности все же пробивалось небольшое волнение.

Шекли представился:

— Полковник Гордон, Тайная королевская служба, к вашим услугам. Я… — он все же на миг прервался, выдавая свою неуверенность. Эван внезапно понял, что Гордон плотно находился под контролем эмпата, только сейчас сбросив его ярмо. Такого и врагу не пожелаешь. — Я хотел узнать, не нужна…

Он дернул ворот мундира:

— В пекло этикет! Я был сейчас на Маяковом… И я ничего не понимаю, что тут происходит. И я не о провале сейчас. Я о себе, комиссар. Мне было дано некое задание, которое я не имею права разглашать… Я должен был выполнить его еще до Явления и вернуться в столицу. И я искренне не понимаю, что произошло дальше, почему я задержался. Я словно заснул в прошлом году и только сейчас проснулся… Но я докопаюсь до правды, чего бы мне это ни стоило. Ренар, я вынужден срочно уехать — король недоволен моим долгим отсутствием и требует моего личного доклада. Но я еще вернусь, я обещаю. А пока… Лер Гилл останется вместо меня. Собственно, это все, что я хотел вам сказать, Ренар. Хотя нет. Еще — будьте очень осторожны: тут творится что-то странное!

Он внимательно посмотрел на подошедшего и замершего рядом с Эваном Блека:

— Майор… Вас я тоже искал.

— Слушаю? — коротко ответил Блек — все его внимание требовалось для удержания сияния трещин — он заставил потенцитовые маячки вибрировать, создавая эфирное эхо, которое и вырисовывало на поверхности трещины, и нельзя было допустить снижения вибрации датчиков — тогда вся модель рухнет. Блек не был уверен, что у него хватит сил запустить маячки снова.

С непередаваемой брезгливостью в голосе Шек… Гордон сказал:

— На вашем месте я незамедлительно написал бы рапорт об отставке.

— Вы не на моем месте. — Блек твердо добавил: — Я не подам в отставку, даже не надейтесь.

Гордон качнул головой:

— Жаль, что вы не только садист, но и идиот. Не уйдете в отставку сами — сильно подставите своего отца. Я обещаю вам — я прослежу, чтобы вас выбарабанили. Вы готовы пройти строй позора с сорванными погонами? Вы готовы к такому унижению? Вас лишат рода, вас вычеркнут из книги леров Тальмы. Вы готовы к такому падению?

Блек лишь сказал:

— Значит, я это все заслужил.

— Пока я еще добр из-за дружеских отношений с вашим отцом… Идите и пишите рапорт об отставке.

— Еще раз: я не подам в отставку, как бы вам этого не хотелось.

Гордон выдавил:

— Тогда готовьтесь к позору, Блек. Я все сказал. Ваш дружок, лер Фейн оказался куда как сообразительнее — эта крыса сбежала на паромобиле. Надеюсь, он не остановится до края света.

Блек его поправил:

— Края света не существует.

— Тогда желаю ему не останавливаться.

— Тогда рано или поздно он вернется в Аквилиту, лер Гордон!

— Вернется — пожалеет. Очень сильно. Честь имею, леры. Увидимся по возвращению из Олфинбурга. — Гордон, еще явно с трудом соображающий после воздействия эмпата, пошел прочь.

Эван проводил его взглядом — останавливать и сообщать об эмпате почему-то не тянуло. Сперва они все расследуют сами, а потом можно будет и поговорить.

Брок помог Клер выбраться обратно из провала, она уверенно направилась к Блеку — кажется, она тоже все слышала. Он обвел всех пустым взглядом и, опережая любые слова, которые все равно были бы неуместными, сказал:

— Что ж… Вынужден просить у вас прощения, что вы стали свидетелями такой сцены.

— Грег, не стоит извиняться, — пробормотал Брок. — Гордон был неправ. И мы что-нибудь обязательно придумаем.

— Ничего придумывать не надо, — оборвал его Блек. — Я на службе, и я не остановлюсь, пока меня не выбарабанят. Пока же я буду искать эмпата, точнее Фейна. Все. Простите, больше не хочу это обсуждать.

Клер тихо уточнила:

— Это оно, да?

Никто, кроме Блека, её не понял. Тот же горько кивнул:

— Да, кажется, это оно. Шекли… Гордон тоже стал жертвой эмпата. До сих пор не могу поверить, что эмпат — это Фейн. Не могу.

Одли пожал плечами:

— Надеюсь, он убежит далеко.

Фейн убежать не мог при всем желании. Он лежал в тесном каменном мешке где-то на глубине десяти ярдов и пытался выжить, осторожно при помощи эфира разбирая завалы.

Глава 52 Отголоски прошлого

Клер злилась. Она с трудом сдерживала себя, чтобы не показать, чтобы не проболтаться — сейчас она лера, пусть и в мальчишечьей одежде, лерам не позволительно испытывать злость и другие чувства. Хотя она не удержалась все же и пару раз попыталась уколоть Грега, только что ему те уколы. Там надо бить, и бить больно. Только даже сквозь злость пробивалась призрачная надежда, что может не все так, как показалось. Эту надежду она яростно выпалывала из себя, но она снова и снова робко пробивалась в ней, как находит выход из земли родничок, как не засыпай его, как не запирай эфиром. Может, стоит поговорить с Грегом? Она же попыталась дать Броку шанс, которым тот не воспользовался… Может, стоит откупиться от Грега? Может, что-то еще… Голова раскалывалась после катакомб — было затихшая под воздействием Грега мигрень вернулась с новой силой. Хотелось лечь хоть где-нибудь и просто забыться. Только Клер одна в целом мире, ей нельзя расклеиваться, ей нужно держаться — ей никто не придет на помощь, а помощь от некоторых притворщиков она больше не примет.

Злость тихо бродила в Клер — она помнила, как Грег цедил, раздумывая, как её назвать.

Лера ээээ де Лон… Лера эээ Дура-я-могу-хранить-твою-тайну-а-могу-и-выдать. Лера эээ Я-могу-сказать-что-ты-де-Бернье. Лера эээ Ты-правда-думала-что-не-на-допросе? Ты-правда-поверила-мне? Клер ясно осознавала — там в катакомбах она была нужна Грегу, чтобы не потеряться, чтобы не заблудиться. Шаг в сторону, погасить фонарик на каске и… Он мог потом веками искать выход. Там она ему была нужна, и потому и понимающие объятья, и поведение офицера и лера, и даже его ошеломительная по неуклюжести попытка сделать предложение… И стоило подняться на поверхность, чтобы тут же услышать правду о себе «лера эээ Я-тебя-сдам-как-только-наиграюсь!». Не обломится! Несмотря ни на что. У неё три паспорта, три — это гораздо больше, чем нужно для жизни. Пусть тут все узнают, что она де Бернье, та самая де Бернье, она уедет прочь, как де Лон, а потом в Ондуре или Моне, Ирлее или Ренале станет кем-то совсем иным, и призрак глупой, влюбленной, опозоренной де Бернье останется в прошлом. Пару дней в Аквилите, пока не возобновят железнодорожное сообщение, она выживет даже как де Бернье. В Вернии она так жила, подвергнувшись общественному осуждению, несколько лун. Что ей пара дней. Но все же… Грег… Как он мог… Как она могла так попасться!

Надо признать: три года её так ничему и не научили. Ни Джеймс, ни его отец, ни король, как ни старались, не научили… Даже Брок не научил, а ведь он постоянно ей твердил, что нельзя слепо доверять. Именно Брок своей выходкой в катакомбах предельно ясно ей доказал — нельзя доверять даже тому, кому веришь. Нельзя верить даже Броку, только она этому так и не научилась.

Она смотрела на рыжего, уставшего, худого, как жердь Брока, что-то спешно доказывавшего бледному, как смерть, Грегу, и снова видела прошлогодние катакомбы. Такое не забыть, такое не прогнать из воспоминаний, как не хотелось бы. Такого крушения идеалов она не ожидала, хотя ведь уже был Джеймс.

… — Я не хочу причинять тебе боль — поверь, это всего лишь работа, которую нужно сделать. — цедил Брок окровавленному Хейгу, болтавшемуся на цепях. Брок был в защитном костюме и противогазе, и хвала небесам, его лица не было видно. Хорошо, что тогда вовремя подвернулась новость об аресте Виктории, и Клер, спешно спустившейся в катакомбы, удалось остановить расправу над полицейским офицером. Только прибежав с новостью, она все равно успела увидеть Брока, обещавшего пытать Хейга. Она знала, что это работа, что карта нужна, что Кюри сам притащил Хейга и почти сделал все… необходимое, но… У Брока тогда не было оправдания в воздействии эмпата. Брок не раз говорил о недопустимости пыток, и то, что он, именно он до такого опустился, приказав Кюри притащить сюда Хейга и пытать, было неприятным открытием. Даже Броку нельзя доверять, как оказалось.

Она помнила, как сама, зная, что Брок и Кюри потом отчитают её или даже сделают что-то похуже, опускала вниз с цепей и укутывала в одеяла, пытаясь согреть, избитого офицера. Платить чужими жизнями за попытку избежать позора лера де Бернье не собиралась.

Она помнила, как судорожно искала выход — Хейг уже был заражен чумой, и тащить его на поверхность в Аквилиту было глупо, да и сил бы у неё не хватило. Вся надежда была на скорое возвращение в Вернию — возможно, Хейга можно было спрятать под слоем потенцозема от Брока и Кюри, солгав про побег офицера. Возможно, в Вернии смогли бы вылечить Хейга.

Она помнила, как к ней, занятой ранами Хейга, подкрался Грыз. Тогда… Тогда она первый раз в жизни убила — защищая не себя, защищая незнакомого офицера. И единственный вывод, который она тогда сделала, пряча тело Грыза в закутке и засыпая камнями: плакать в противогазе — последнее дело. Тогда она поняла — хоть одно слово Брока об убийстве офицера, и её рука не дрогнет — она прикончит Брока. О Кюри она тем более жалеть не будет. И о чудо, вернувшийся Брок не сказал ни слова об исчезнувших Грызе и Кюри.

Она помнила, как Брок спокойно объявил о своих планах — она должна доставить потенцит несмотря ни на что. Она уже тогда знала — этот влюбленный драконоборец выбрал Викторию и останется в Аквилите. Она тогда смирилась с этим, потому что главное было сделано — умирающий Хейг был погружен на платформу, его даже прятать не пришлось — Брок напоследок, убирая мешавшегося ему жениха, проявил благородство, все же свойственное Тьернам…

«Небеса, розог на тебя в свое время пожалели, Жабер!» — так и хотелось сказать Броку, только она лера, только она должна сдерживаться, раз уж даже Эван Хейг, теперь Ренар, смирился с такой ситуацией… Вот у кого дикое терпение, а ведь он Игнис, он — огонь, с которым нельзя играть.

Мужчины продолжали что-то обсуждать, что-то о неизвестном Клер Фейне, а она собиралась с силами — она еще чуть-чуть потерпит, чуть-чуть присмотрится к Грегу. Сдаст ли или… Ещё поиграет с лерой Ты-идиотка-которая-снова-поверила-не-тому?

Почему она проболталась?! Было противно от самой себя — в подставленный Эваном костыль о воздействии эмпата Клер не верила. Она снова и снова вспоминала себя, свои чувства, свои слова, свои действия, благо, что после возвращения из катакомб от неё почти ничего не требовалось — только следовать за мужчинами и молчать. Времени на раздумья было много. Чужого воздействия, кроме привычных катакомб, она не нашла, может, потом, конечно, её накроет, как этого Гордона… Но сейчас она была уверена — в Грега она поверила сама. В его честность, в его порядочность, в его благородство. Да, он, как Брок, вспыльчив, но его вспыльчивость, как у Брока же, была под контролем. Только с чего она взяла, что он в остальном как Брок? Небеса, она даже после катакомб верила в Брока, да что с ней не так?! Он был ей дорог, как брат, которого у неё никогда не было. Только надо признать — отец Брока в свое время сильно пожалел розог, так что выросло из Брока то, что выросло.

Клер смотрела на побледневшего от потери сил Грега, который обводил глазами провал, мужчин, её и… Хотелось верить, что эта «лера эээ Глупая-доверчивость» ей показалась, что она все поняла не так. Злость перегорела, сменившись безразличием — будь, что будет, она уже ничего не в силах изменить, а значит, и находиться тут больше не нужно. Она сделала шаг вперед, напоминая мужчинам о своем существовании — она собиралась откланяться, но Грег опередил её:

— Леры, неры… Простите, что перебиваю, но лера Э… де Лон устала, её нужно доставить домой.

Клер замерла — вот опять… Ей же не показалась пауза между лерой и именем, или она слишком мнительна? Или слишком доверчива — шептало чувство самосохранения.

— Да, — влез, опережая её Брок, — я сейчас возьму служебный паромобиль и отвезу её домой.

Она нашла в себе силы рассмеяться — ох уж эта забота по-броковски, вечно выходит боком, один только бордель чего стоил! Ну кому еще, кроме Брока, могла прийти в голову такая идея подарка на день рождения?! Зато она тогда в борделе хотя бы отоспалась, правда, за сохранение своей тайны пришлось раскошелиться.

— Не стоит, Брок, я сейчас не в состоянии штурмовать по стене третий этаж. А мимо придверника мне в таком виде не пройти — меня тут же незамедлительно выкинут из пансионата за неподобающее поведение.

Грег вскинулся, чтобы что-то предложить, но вместо этого сжал челюсти так плотно, что желваки заходили ходуном.

Клер спокойно продолжила:

— Я сейчас доберусь до своей норы и переночую там.

Вмешался Эван Ренар, предлагая невозможное — ведь у него дома Виктория:

— Вы можете остановиться в моем доме, лера де Лон.

— Простите, нер Ренар, но я не могу. Я не хочу вас обидеть… — она шутливо развела руки в стороны — паясничать она умела.

— Вы не обидели. — только колючие, холодные глаза говорили об ином — этот бывший лер обиделся и сильно, только непонятно почему? Помнил ли он, кто его стащил с крюка? Мужчины непредсказуемы — иногда они не прощают, что кто-то видел их слабость.

Клер посмотрела последний раз на Грега — сдаст или еще поиграет? Поговорить с ним или смириться с судьбой? Он молчал, уткнувшись взглядом в провал. Что он там видел, было совершенно непонятно. Клер спокойно сказала:

— Тогда, леры и неры, я, пожалуй, пойду…

Её снова остановил Эван Ренар — он сухо напомнил:

— Лера де Лон, комендантский час никто не отменял. Если не побрезгуете, то Мюрай может вас отвезти в полицейский участок — там есть где поспать в человеческих условиях. Брок… Твой кабинет все там же. Лера де Лон…

Она вздохнула — это был хороший вариант для неё с учетом невозможности вернуться к себе в апартаменты:

— Спасибо за заботу, пожалуй, я приму ваше предложение. Леры, неры, до свидания… — она обвела взглядом всех мужчин и все же вспомнила: — Брок, а где котята?

Тот вздрогнул, и Одли пришел ему на помощь:

— Лера де Лон, я взял на себя смелость раздать котят патрульным. Вернуть обратно?

— Нет, спасибо, не надо. Надеюсь, им у них будет хорошо. — Ей сейчас, действительно, не до котят — её ждет дорога и новая жизнь. Только Клер понимала, как далеко бы она не бежала, лера Элизабет никогда никуда из неё не исчезнет. От самой себя не сбежать.

Брок предложил ей руку, и она не стала отказываться, хоть и знала — Виктории об этом расскажут. Но она так устала и запуталась, что решила наплевать на все — у Игниса оказалась невероятная выдержка. Если он до сих пор не испепелил Брока, то, может, и дальше сдержится? А Виктория… Она должна понять — Клер же ей обещала исчезнуть. Она не будет пытаться перевоспитать Брока — это невозможно. Она просто исчезнет, чтобы не пытаться вправить его влюбленные мозги. Иногда Клер казалось, что Брок даже в столб способен влюбиться, если столб выкинет белый флаг, взывая о помощи.

Она пошла прочь, позволив себе обернуться на Грега только у паромобиля. Вопрос о лере эээ Глупая-доверчивость так и остался без ответа. Сдаст или нет? Он же не сдал Брока и потенцит. Хотя Клер — нечто иное, её можно шантажировать тайной… Небеса, о чем она думает… Но ведь было это задумчивое «ээээ»! Офицеры-особисты, она знала по Броку, не из тех, кто допускают глупые оговорки.

Брок замер рядом — полицейский констебль принялся спешно разводить пары, нужно было дождаться, когда давление в котле поднимется до рабочих показателей.

— Ммм…

«Броково ммм ничем не лучше грегова эээ», — подумалось Клер, все еще смотрящей на Грега. Тот потерянно замер, не зная куда идти. Жизнь вокруг бурлила, но… Клер понимала, что идти в штаб к Верру она бы и сама не захотела, если только под дулом пистолета. Идти к полицейским или военным Грег не мог — он особист, их на дух не выносят ни первые, ни вторые. Он один, и смертельно устал, только руку помощи никто не протянет и не подаст.

— Ммм, Клер… — Брок снова напомнил о себе.

— Да? — она оперлась на паромобиль, сил стоять не было. И если честно, ей сейчас было не до Брока. Её волновал только мужчина в алом, драном, пыльном мундире. Ему же до сих пор даже раны на голове не обработали! Болит, наверное, зверски. И… Поверить и поговорить? Подкупить или смириться? Отдаться на волю судьбы или самой все разрушить, прилюдно сознаваясь в том, что никакая не лера де Лон, а де Бернье? Только Брока жаль — он же кинется защищать, еще на дуэль начнет вызывать всех подряд.

— А что случилось между вами?

— Между кем? — уточнила все же Клер, оборачиваясь на изумительно задумчивого Брока.

— Между тобой и Грегом.

— Ничего не случилось, — солгала Клер, хоть знала, что лгать Броку довольно глупо. Она резко сменила тему: — Что такое выбарабанивание? Я не знаю воинских обычаев Тальмы. Это как в Моне и Вернии прогнать через строй?

Брок даже вздрогнул:

— О нет, Клер! Это просто срывание погон перед строем и объявление всех проступков офицера. Потом надо пройти перед всем строем под барабанный бой — унизительно, но терпимо. И мы этого постараемся не допустить — теперь, когда мы точно знаем, кто эмпат, мы доведем дело до логического конца — до суда. Никто не обвинит Грега в недостойном поведении и не выбарабанит его. Это заслужил Фейн, а не Грег.

— А, ясно. — она снова обернулась на неприкаянного мужчину, замершего среди бурной деятельности по разбору завалов и подготовке к новым обрушениям. Лера эээ Кто?!

Громко хлопнула, заставляя вздрагивать, дверца паромобиля. Патрульный доложил:

— Старший инспектор, котел прогрет, можно ехать.

— Клер…

Она повернулась к Броку — ему-то она дала шанс на разговор, она смогла переступить через воспоминания о катакомбах, давая ему шанс все объяснить, которым он не воспользовался в кондитерской… Она даст шанс и Грегу. Чем он хуже? Она переживет леру эээ Я-всем-скажу-кто-ты, а вот неизвестность она не переживет.

— Я на минуту отойду, хорошо?

— Хорошо… — Брок нахмурился, но ничего больше ничего говорить не стал. Клер же пошла обратно к Грегу, слишком хорошо заметному на фоне ярко-освещенного пролома. В своем алом мундире он напоминал птицу кардинала. Глупо вспомнилось, что эта птица — символ мужества и надежды перед лицом невзгод. Небеса, о чем она сейчас думает!

Брок за спиной Клер залихватски свистнул, заставляя Грега оборачиваться — забота по-броковски ужасна! Мужчина заметил Клер и тоже сделал шаг, и еще, и еще, а потом даже побежал ей навстречу.

— Элизабет, что-то случилось? Вас обидели? Вам нужна помощь? — он замер перед ней, тяжело пытаясь отдышаться. Совсем побелел от усталости, пот тек по лицу, оставляя за собой чистые дорожки на пропыленном лице.

Она тихо спросила:

— Мне нужен ответ, Грег. Вы сказали неру Ренару, что я лера эээ Кто?

— Простите? — не понял её Грег.

Она вновь напомнила:

— Вы сказали Ренару, сразу же после того, как мы поднялись на поверхность, что я лера эээ… Лера — кто?

Он нахмурился, явно прокручивая в голове события этой ночи:

— Я чуть не выдал вашу тайну, Элизабет. Хотя нет, выдал — Мю… Де Фору.

Она отмахнулась:

— Он знает, кто я. Так лера эээ?

Грег склонил голову, рассматривая носки своих пыльных, грязных ботинок:

— Элизабет. Я забылся и чуть не назвал вас по настоящему имени. Лера Элизабет. Это было крайне неловко, я осознаю, и я извинился…

— Надо всегда разговаривать! Надо всегда разговаривать! — простонала Клер, старательно давясь ругательствами — они сейчас были ни к чему. — Грег, прости, пожалуйста…

Она сделала шаг вперед и обняла его — отчаянно хотелось его утешить и поддержать. Ему пришлось отчаянно плохо сегодня. Даже не сегодня — все время после ареста Брока. Эмпат хорошо поиздевался над ним. Брок сам принял решение о пытках Хейга, Грег — под давлением эмпата, и это колоссальная разница.

Он осторожно прижал её к себе:

— Лиззи, ты понимаешь, что сейчас рушишь свою репутацию? Я не могу сейчас наложить плетение невидимости, у меня просто нет для этого сил.

— Да лаааааан! — фыркнула она куда-то в его мундир. — Сейчас рушится только твоя репутация. Ночь. Темно, а ты обнимаешь мальчишку, Грег.

— Я это как-нибудь переживу. Я беспокоюсь только о тебе — тебе и так пришлось тяжело. — Его пальцы осторожно легли ей на шею, снова рисуя знакомое плетение — медленно стали уходить прочь усталость и головная боль. — Лиззи, как жаль, что я так поздно встретил тебя, и теперь уже ничего не изменить.

Она напомнила, отстраняясь:

— Еще недавно ты радовался, что встретил меня поздно.

Грег слишком серьезно сказал:

— Все относительно, Лиззи. Прости.

— И ты прости мой злой язык. — она глубоко вдохнула и сказала: — пойду я — мне еще Броку сегодня взбучку устраивать.

Грег дернул уголком рта:

— Взбучку?

— Заслужил, — твердо сказала Клер. — Или ты о том, откуда я знаю такие слова? Я и похуже знаю — привыкай. И ты спрашивал про книгу, помнишь? Я буду ждать её…

Блек качнул головой:

— Прости, Элизабет, в сложившейся ситуации это бессмысленно…

— А я буду ждать… И… Все, я пошла. Береги себя.

— И ты, Лиззи. И ты…

В тепле салона паромобиля Клер все же сморило. Она сонно сказала Броку:

— Я должна кое-что сказать тебе…

Он послушно кивнул:

— Скажешь, конечно, скажешь. Но только утром — когда воздействие эмпата пройдет. И… Клер, мне вызывать Грега на дуэль или заставить на тебе жениться?

Глаза Клер после целебного плетения слипались, но все же возразить она успела:

— Леры выходят замуж, Брок.

— О, точно, извини. Значит, не дуэль… — последние слова Клер не слышала, она уже спала.

Глава 53 Ненастное утро лер и нер

Зола проснулась, когда её безвольное тело бережно перекладывали с кровати на каталку. Она сонно заметила, что за зарешеченным окном идет дождь. Крупные, редкие капли били в стекло и стекали вниз, как слезы. Что-то текло и по щекам, но не может же дождь идти в палате?

Откуда-то издалека раздался радостный голос — над головой возникла слишком благостная, слишком приторная физиономия профессора Манчини:

— Как ваше самочувствие, нера Аранда? Вам стало лучше?

— Я… Хочу… Домой… — каждое слово приходилось с силой вырывать у заторможенного лекарствами мозга.

— Ну-ну, полноте, не плачьте. Хотите домой — завтра ваш муж обещал вас забрать…

Что-то скользнуло по щеке. Что-то шершавое, что вытерло дождь. Только он полился снова.

— Все будет хорошо, нера, это просто нервное… Сейчас вам сделают укольчик, и все сразу станет проще и легче.

— Куда… Меня… Везут?

Глаза болели от резкой смены картинки перед ними: свет-тьма, свет-тьма, всего лишь потолок и светильники…

— Небольшая операция, это нестрашно…

Зола где-то это уже слышала. Она дернулась, но смирительная рубашка была завязана на совесть, как и ремни, удерживающие её на каталке.

— Полноте, нера Аранда, не стоит так бояться. Чуть-чуть поспите, а потом проснетесь, и поймете, что выздоровели. Вы же умная женщина, вы все понимаете. Это не страшно, это хорошо — излечиться.

Она снова дернулась, ища в себе хоть капли эфира, но тот молчал. Пришлось разлеплять онемевшие губы и снова выталкивать из себя слово за словом:

— Я… Не… Хочу…

Мужская ладонь ласково погладила её по голове — профессор, действительно, волновался за неё, как и за любую свою пациентку. Только благими намерениями вымощена дорога прочь от богов.

— Тут не вы выбираете лечение. Лечение назначаю я. Вы же знаете, что лечение разрабатывает ваш муж. Неужели вы думаете, что он хочет вам зла? Он у вас гений, нера Аранда. Все будет хорошо… — и куда-то в сторону он бросил: — увеличьте вдвое дозу релитанита — она странно реагирует на успокоительное…

Кто-то тут же ответил:

— Да, конечно, профессор.

А свет все так же сменял тьму, а потом свет затопил Золу — её ввезли в операционную, и над женщиной включили бестеневую лампу.

Запахло тошнотворно лекарствами. Где-то искрило и шипело электричество — проверяли новейшее изобретение — операционный коагулятор.

Зола орала.

Она вырывалась, как могла.

Она тянулась к эфиру изо всех сил — она не хотела быть куклой. Она не хотела, чтобы в неё вшили какую-то дрянь, которую придумал её Рауль. Нет, не её Рауль… Она же любила кого-то другого, кто не мог отправить её в этот кошмар, он не мог запереть её тут, он обещал весь мир у её ног. Это точно не мог быть Рауль. У неё… У неё был её солнце. Точно! Её солнце! Он где-то ждал её, а она тут лежала и не могла себя защитить.

Как она могла забыть! Она должна была прийти к нему, она обещала вернуться, она обещала, что всегда будет приходить и никогда его не бросит.

Она должна вернуться!

Магблокиратор сожгло за пару ударов сердца. Обе печати слетели тут же. Алый эфир затопил Золу и все вокруг — она вернется к нему! Она обещала!

Кожаные ремни лопнули.

Смирительная рубашка сгорела, обжигая кожу. Зола птицей слетела с каталки, кулаком разбивая нос профессору, и эфиром откидывая несущегося на неё санитара. Потом она сделала шаг, еще шаг, а потом была тьма, когда со спины на неё обрушился удар…

…

…она очнулась только вечером. Низ живота болел, было больно кашлять и смеяться. Впрочем, смеяться она давно разучилась. Она не смогла вернуться к солнцу. Она уже никогда не вернется к нему. Он… Он её предал.

Её губы упрямо прошептали:

— Я… Вас… Всех… Все… Равно… Убью…

Другого смысла в её жизни не осталось. Впрочем, его и раньше было не особо много.

* * *

Брок отнес спящую Клер в свой кабинет — укладывать её спать в общей зале ему показалось неподобающим. Хотя и в собственном кабинете — так себе решение, если только собрать свои вещи, кучу бумаг, скопившихся на столе, и самому отправиться в общую залу? Но, небеса и пекло, он уже отвык от работы под общий гул и гам… Он взлохматил свои волосы, тут же чихая от пыли — надо бы принять душ.

Клер что-то застонала во сне, съежившись на старом, немного скрипучем диване — Брок его даже застелить не смог: не нашел никого по дороге в кабинет, кто бы помог с этим. Пришлось класть так. Брок достал из шкафа плед и бережно укрыл им Клер. Она что-то сонно прошептала — Брок не смог разобрать. Он осторожно, чтобы не потревожить Клер, присел рядом и стащил с неё ботинки. Раздевать или нет — тот еще вопрос. Грег и засветить в глаз за такое может, да и Клер он сам ставил удар — не боги весть что, но попадать в глаз она научилась. Раньше Клермон никогда не оставался ночевать к Брока, даже если очень устал, даже если на ногах не держался — все равно упрямо шел в свою нору, а ведь Брок ему даже переселиться в офицерское общежитие предлагал — сказал бы всем, что нанял слугу, только и всего. Смешная особенность Аквилиты — Брок по сути был военным и имел право на денщика, но по документам он был лишь полицейским чином. Теперь хотя бы стало понятно глупое упорство, с которым Клермон отказывался жить у Брока, предпочитая свою дыру — убогую комнату в трущобах по ту сторону Полей памяти. Брок до сих пор не мог поверить: Клермон — девушка, и она выбрала Блека, вот уж неожиданность!

Брок встал и тихо, чтобы не разбудить Клер, закружил по кабинету, словно снова знакомясь с ним. Все тот же рабочий стол, кресло и стулья для посетителей, масляная лампа — её не сдали, не заменили на электрическую. Бюро, где каждый ящик запирается на ключ. Полки с книгами, папками и делами. За полками как раз прячется небольшое место для отдыха — диван, умывальный стол и шкаф. Все было до боли знакомо. Все было… родным. Дожил — служба роднее дома.

Кроме пледа в шкафу обнаружился новый мундир. Надо бы переодеться, но сперва нужно привести себя в порядок. Брок прикоснулся к высокому вороту своего нового, непривычного мундира тальмийского фасона, еще не до конца веря, что все это реальность. Он все же преступник, он заслужил все, ну, почти все, через что прошел. Ворот был жестче, чем ожидалось. Брок вытащил мундир, под светом масляной лампы, горящей на столе, замечая знакомую шляпку ножа из Нерху. Вики выполнила свое обещание — подарила ему один из своих ножей. Надо же…

Брок достал из шкафа чистую сорочку и полотенце — не иначе Поттер позаботился, — и собрался в душевую. У него много работы — на столе скопилось подозрительно много бумаг: приказ о его восстановлении, приказ о создании Управления по особым делам, его структура, данные о его подчинённых, отчеты из других городов — даже из Ариса прислали! — письма из инквизиции… Одно Брок тут же вскрыл — это была бумага от адера Дрейка, сообщающая о том, что жизнь мальчишки-циркача удалось спасти. Азуле — тварь, но жить будет. Надо поднять его дело и отправить на пересмотр. Адер не подвел, а виниться полиции всегда есть за что. Не привыкать.

* * *

Клер проснулась от аромата жаренной яичницы и кофе, недоуменно протерла глаза и посмотрела на присевшего на стул возле дивана Брока с подносом еды в руках. Рыжий как-то грустно улыбнулся и отрапортовал:

— Доброе утро, Клер. Шесть часов утра. Завтрак подан. Женская уборная по коридору до конца и налево. Душевая на первом этаже, могу всех выгнать и встать на страже — тебя никто не потревожит. Потом ты хотела поговорить… И часов в семь, я думаю, я отвезу тебя домой…

Она села на диване, печальным скрипом отозвавшимся на это:

— А ледяное, обязательное обливание, бег и тренировка?

Брок сжал губы и лишь многозначительно промычал.

— Ясно, не будет, — вздохнула Клер и поставила себе на колени поднос с завтраком. На двоих, кстати. — Спасибо, что позаботился обо мне… Спасибо за завтрак, но от душа и прочего я, пожалуй, откажусь.

— Клеееер… И от беседы тоже?

Пришла очередь Клер тяжело вздыхать… Вот как с ним о таком говорить? Она все же лера…

Клер вернулась не в незнакомый город. Клер вернулась в город, где её знали и помнили, где у неё были свои осведомители, где были знакомые и даже друзья. То, что она услышала о Броке, её шокировало, конечно же, хотя с его влюбленностями от него и не такого можно было ожидать.

Она взяла чашку с кофе и осторожно пригубила её, собираясь с мыслями. Для начала она сказала очевидное, то, что надо было сделать с самого начала:

— Брок, поздравляю с возращением на службу.

Видеть его в тальмийской форме было непривычно, но ей и не обязательно привыкать. Брок одернул мундир:

— Спасибо… Вообще-то мне положено теперь в цивильном ходить, но вот, не удержался, примерил парадный мундир. Чувствую себя самозванцем.

— Мне искренне жаль, что так получилось, Брок.

— Это все я выбрал сам. Твоей вины в случившемся нет.

Она яростно вцепилась зубами в свежую булочку, чтобы не сказать что-то ядовитое и ненужное. Сам он выбрал! У него был выбор… Был…

— Клер? — Брок быстро принялся нарезать яичницу и сказал: — давай, я начну, хорошо?

Она кивнула, запивая бриошь кофе.

Брок медленно начал, старательно подбирая слова — все же не каждый день разрываешь помолвку:

— Я помню, что официально ты мертва, но, если надо, я подпишу все бумаги о разрыве помолвки и выплачу все положенные неустойки. Я думаю, мы способны это урегулировать без суда. Но разрыв помолвки не освобождает меня от клятвы заботиться о тебе, как о друге, Клер. Грег… — он не выдержал и взял паузу, отправляя в рот яичницу. — Хороший выбор, хоть и неожиданный, весьма неожиданный для меня. Он хорошо образован, он из хорошей семьи, он богат, а угрозу выбарабанивания мы от него постараемся отвести. Его отец — Грегори Блек-старший, граф Монтийский, глава Нижней палаты парламента Тальмы, он видный деятель, хоть и говорят, что он вот-вот впадет в немилость. Вспышки гнева у Грега, конечно, есть, но я надеюсь, что это можно решить. Хотя лично для меня эти вспышки были бы сигналом держаться подальше от такого человека… Но тут решать только тебе, Клер.

Она отставила в сторону чашку с кофе и не стала говорить, что в таком случае и от самого Брока нужно держаться подальше — ему пришлось нелегко, не стоит его обижать:

— Брок… Я никогда не выйду замуж. Я думала, что ты это понимаешь, но… Раз нет, скажу прямо: я не девушка, я женщина, и это не болезнь, это не пройдет, это не изменить. И не смотри так, я понимаю, что говорю непристойности, но я скоро уеду, а недосказанности оставлять за спиной не хочется. Грег — хороший человек. Возможно, мы с ним могли бы дружить, но выйти за него замуж я не могу. И за тебя, Брок, тем более! — решительно оборвала все попытки Брока вмешаться. Он угрюмо принялся доедать яичницу. Кажется, при этом у него даже зубы скрипели от гнева. И вот кто тут заикался о вспышках ярости? — Я решила чуть-чуть задержаться в Аквилите, может, на пару дней, может, чуть больше — хочу знать, чем закончится ваша странная погоня за эмпатом. — она тихо призналась, отвлекаясь: — Небеса, я о таком только в книгах читала… Это странно, если честно. Надеюсь, у вас все получится. Так что тема с Грегом закрыта. И с нашей с тобой помолвкой тоже. Король мне дал год на окончательное решение — жива лера де Бернье или нет. Официально её тело еще не опознано. Все земли и деньги де Бернье сейчас находятся под королевским управлением… Скорее всего Элизабет де Бернье покинет этот мир.

— Ммм… Ты думаешь, это разумно?

Клер твердо сказал:

— У меня еще год на размышления. Как-то так. Я подумаю, но потом, когда приду в себя.

— Знай, что ты всегда можешь обратиться ко мне, и я помогу. Слово чести. — крайне серьезно сказал он, и Клер знала — он не шутил, он, действительно, и на край света придет, чтобы помочь, только нужно ли ей это? Она привыкла быть самостоятельной и ни от кого не зависеть.

Клер грустно улыбнулась:

— Не бойся, я не разрушу твою жизнь. Я лишь прошу об одном… Будь осторожен. Игнисы не самые легкие в общении. Однажды он может взбелениться и восстать против твоих чувств к Виктории.

Брок нахмурился:

— Каких… чувств, Клер?

Она качнула головой — так и знала, что будет отрицать!

— Жабер… Пожалуйста! Я знаю тебя, как облупленного. Я видела все твои интрижки, я пережила вместе с тобой все твои расставания и неудачные влюбленности, я видела, как ты вспыхивал от любви, и как удирал, когда чувства остывали. Кто был твоей подушкой, в которую ты плакался, когда влюблялся безответно? Кого ты поучал в мужских доблестях? Я же знаю всех твоих нерисс и нер… Я даже научилась оценивать твоих нер, потому что ты иногда был такой беспомощно влюбленный! Я привыкла предупреждать тебя о твоих провалах. Я говорила, что нера Стоун тебя спустит с лестницы? Говорила?

— Из окна, — мрачно поправил ей Брок.

— А нера Спеллман? Я предупреждала, что она пустышка, что она не в твоем вкусе. Ты потом от неё с помощью Одли сбегал…

Он вздохнул, вспоминая, как несся на вызов — зараза Одли потом всем рассказывал в отделе, что штаны Брок надевал уже в паромобиле. В конце концов на нем тогда длинная сорочка была! Он вполне прилично выглядел и не светил задом, как утверждал Вин. Он тогда все переврал.

— Там, действительно, было срочно, а она не понимала.

— Броооок, чудо ты непутевое, на тебя розог в свое время пожалели! А нера Моро? Она из платья каждый раз при виде тебя выскакивала… Я говорила, что она даже готова приплатить, чтобы некто рыжий оказался у неё в спальне?

— Заплатила, — Брок при этом посмотрел на свою ладонь, где был новый, незнакомый Клер шрам. Он не стал добавлять, что заплатила нера Моро своей жизнью.

Клер старательно мягко сказала:

— Я видела твои взгляды на нериссу Викторию. Я знала, к чему все идет. Я знала, что раз она нерисса, то у тебя один выход — брак, только тебе мешал Хейг.

Брок вскинулся и возмутился:

— Он мне не мешал!

Клер вздохнула — вот он и сам все сказал:

— Кто бы мог подумать, что именно ты смиришься с таким…

Он взял её за руку и честно сказал:

— Клер, я тебя не понимаю. Можно с этого момента поподробнее…

— Куда уж подробнее, Брок? Семья на троих…

Брок изумленно уставился на неё:

— Откуда прекрасная лера знает такие грязные слова, Клер?

— Меня просвещал один рыжий, нахальный офи…

— Остолооооп… — простонал Брок. — Мне казалось, что я этой темы с тобой не касался.

— Касался. Брок, помнишь двух хорошеньких лер из Арселя? Ты тогда праздновал Явление, так что… Пусть у тебя тогда язык заплетался, но я узнала, к своему стыду, зачем нужны две леры в спальне. Зачем нужны два нера в спальне, я догадалась сама. Вся Аквилита бурлит и обсуждает ваши странные отношения с нерой Ренар и нером Ренар.

— Ты все не так поняла!

— Не я. — строго сказала Клер. — Аквилита.

Брок помрачнел:

— Найду источник слухов и заткну.

— Просто будь осторожен и не играй с огнем — рано или поздно кровь Игнисов даст о себе знать. Будь осторожен… Хейг — лер и офицер, но и ему может приесться эта странная игра, леры они непредсказуемые. Я летела в Аквилиту, хоть и могла передать документы через адера Дрейка, чтобы убедиться — ты не стал кучкой пепла. Я очень волновалась за тебя — Хейг же выжил…

Брок залпом выпил остывший кофе и принялся объяснять:

— Ты все не так поняла. Эван выкупил мою жизнь у короля, отдав слишком многое — титул, положение в свете и земли. Он своей жизнью отвечает за меня — если бы я совершил что-то запретное, его бы казнили вместе со мной. Причем я это узнал случайно, не от Эвана… Мне Виктория как сестра — да, ты была права, я чуть не влюбился в неё, но от влюбленности дивно отвлекают заговоры, контрабанда и подвалы Особого управления… Я восхищаюсь Викторией, я защищаю её в магическом плане, компенсируя потенцитовый вред, но не более того. Тобой я восхищаюсь больше. Я бы даже сказал, что я тебя люблю, но ты первая же высмеешь меня — мне не доказать, что я способен на глубокие чувства…

— Я обхитрила саму себя?

Брок кивнул:

— Кажется, именно так.

— Ты не… Она не…

— Она верная жена Эвана Ренара, слово чести.

Она нахмурилась:

— Тогда зачем ты пытался избавиться от Хейга? Зачем приказал Грызу и Кюри притащить Хейга в катакомбы? Почему не одел на него маску? Почему позволил пытать и умирать от чумы, Брок?!

— Я? — Брок потрясенно откинулся на спинку стула. — Я и половины этого не делал… Надо же… Ты думала, что я велел схватить Хейга?

— Так Грыз сказал.

— Это было проделано у меня за спиной, Клер. Слово чести, я не приказывал его пытать. Я его пальцем не тронул. Ты же меня знаешь.

Клер призналась — все же это воспоминание грызло её до сих пор:

— Я слышала твою речь там, в катакомбах. Я еще помню, как Хейг орал, что вернется посмертным проклятьем, чтобы достать тебя. Брок, что это было?

— Ммм…

— Бррррок!

— Это была импровизация — мне нужна была карта. Я там стоял и чувствовал себя идиотом — я знал, что Кюри ведет свою игру, но чтобы настолько! Я бы не пытал Эвана — я же вернулся и поблагодарил тебя за то, что ты позаботилась о Хейге вместо меня. Я точно помню — ты тогда еще странно выглядела, вздрагивая от моих слов, я думал, что это нервное возбуждение от ожидания возвращения домой…

— Я думала, что ты меня прибьешь — тебе же Хейг мешал, как жених Виктории.

Он решительно сказал:

— Еще раз — я остолоп, но чужих невест я не увожу — вот такого за мной точно никогда не было. Я свою-то не смог удержать и защитить.

— Я сама себя защитила, Брок. — улыбнулась она, возвращаясь к завтраку — хорошо, что решилась поговорить. Словно тяжелый камень с сердца упал — она неправильно все поняла, обижая Брока подозрениями.

Он вымученно улыбнулся ей в ответ:

— Можно спросить?

— Да, конечно.

— Почему ты не пыталась со мной поговорить, Клер?

Она вздрогнула и напомнила всего лишь одним словом:

— Кондитерская.

Брок запрокинул голову назад:

— Я идиот…

— Хуже, Брок! Я волновалась за тебя, за Викторию, я не хотела тебя подставлять под ненужную ревность с её стороны, а ты? Ты взял и залез ко мне ночью в спальню… Вот у тебя мозги есть?

— Клер, Вик мне как сестра…

— Но я-то этого не знала. Глупо, да? Напридумывала тут… Я даже с Викторией поговорила — сказала, что уезжаю и не буду мешать. Не буду пытаться тебя воспитывать. Только сейчас думаю — а поняли ли мы друг друга?

— Я ей все объясню. Можно еще вопрос? — дождавшись от Клер разрешающего кивка, он спросил: — почему ты приехала в образе мальчишки? Так же в разы было опаснее. Ты могла приехать официально, как моя невеста.

Она закрыла ладонями глаза — Брок вовремя перехватил поднос, когда тот стал съезжать с её колен:

— Иногда, Брок, ты такой недогадливый.

— Клер?

— Мне поручили тебя соблазнить. Королю казалось, что паритет — не самая веская причина для спасения страны. Со мной, он сказал, будет надежнее. Он не знал, что ты способен влюбиться в любую нериссу, только крикнувшую: «Спасите!». Я обезопасила себя, приехав как мальчишка. Только и всего.

— О да. Обезопасила. — Последнее слово было полно яда. — Ледяные обливания. Изнурительные тренировки. Бордель. Мои лекции о нерах. Работа в катакомбах наравне со всеми…

— Зато я не торговала своим телом во имя страны. Я могу честно смотреть тебе в глаза и честно говорить, не притворяясь, что люблю тебя. Ты мне как брат, только тебя же воспитывать и воспитывать.

— Розгами? — вспомнил Брок.

— Ими самыми, чтобы думал, что творишь. Ты же теперь герцог де Фор — это, конечно, титул-пустышка, только красивое обращение и герб, король поскупился и не дал тебе земель. Хотя ты теперь можешь делать предложение принцессам крови. Главное, что ты — граф де ла Тьерн.

— И…? Отец ничего мне не говорил.

— Ты свой счет в банке видел?

— Видел.

Клер принялась объяснять:

— Тьерны — это пар. Это то, что движет мир. Это исключительные права на многие изобретения. В каждом третьем паромобиле есть ваши запатентованные изобретения. В каждом втором дирижабле… Мне дальше пояснять?

— Я не знал, что Джеймс был такой умный.

— Не он умный, он выбрал карьеру военного, Брок. Богатый и умный был твой дядя и твой дед. Умоляю, чуть-чуть стань серьезнее. Лер — это стойкость и воспитание. Не наплоди бастардов, ведь теперь тебе даже не придется штурмовать нерисс — они сами будут пробираться к тебе в спальню. Ради всего святого, угомонись. Хотя я лучше нере Ренар подарю розги и научу пользоваться. И ни слова! Об этом ты тоже мне рассказывал!

— Ай да я… Остолоп…

— Было весело, Брок. Я люблю тебя, люблю, как брата, но ты такой непутевый… Небеса, как тебя Одли терпит. — Она посмотрела на опустевшие тарелки, потом перевела взгляд в окно. Брок все же бывал понятливым — он взял уже пустой поднос и понес его на стол.

Клер встала:

— Пожалуй, я пойду. Провожать не надо.

Брок все же поймал её за руку, осторожно поднес к губам её тонкую, изящную кисть и поцеловал. Еле удержался от хулиганского поцелуя в запястье — Клер заслужила свободу, он знатно сел с ней в лужу, а ведь думал, что делает как лучше.

— Мы же еще увидимся, да? — неуверенно спросил он.

— Может быть, — уклончиво ответила Клер. — Не обещаю.

— И все же, Клер… Можно совет? Подумай хорошенько — от самой себя не убежишь, ты все равно останешься для самой себя Элизабет. Может, стоит не отказываться от себя и своего честного…

— …оно обесчещенное…

— …имени. — с нажимом закончил Брок. — Это для идиотов оно обесчещенное. Если боишься шторма, общественного порицания — мы поможем тебе его пережить. Я, Эван, Виктория…

Клер опустила голову, пряча взгляд:

— Я не уверена в себе, в своей способности пережить это еще раз. Мне уже предлагали, но я… Боюсь, я не смогу.

— Грег, да? Вот же паршивец, и тут меня обскакал. Хочешь, я поговорю с ним? Объясню все? Ты же не виновата в том, что случилось.

— Не нужно. Грег знает. И он уже пытался сделать мне предложение, но это бессмысленно. Лера де Лон ему не пара по положению. Лера де Бернье — по репутации. И в любом случае… Это все лишено смысла. Лера, не сохранившая себя до брака, не заслуживает брак.

— Да чушь же!!!

Она не сдержала смешка:

— У Верра получалось лучше, Брок. Все, меня нет…

* * *

Утро Вик началось с понимания — Эван так и не вернулся домой. Наверное, ночевал на службе. Поттер сам принес завтрак, вместе с кипой утренней почты. Он важно напомнил, что нер Эван ждет в полдень неру Викторию на совещании в Управлении, и что вечером нер отбывает в Олфинбург для встречи с нером Чарльзом Ренаром. Вик еле сдержала стон — еще одна ночь без Эвана. И еще один день — пока еще Эван вернется обратно на паромобиле…

Вик принялась спешно просматривать почту — ничего особенного, её внимание привлек только объемный пакет с логотипом модного дома Триэр. Вик вспомнила, что Чарльз упоминал о весеннем обновлении гардероба… Небеса, неужели они прислали каталог тканей?

Вик спешно открыла пакет и замерла — из него выпала алая лента длиной в ярд. Вик осторожно, словно к ядовитой змее прикоснулась к шелковой, мягкой ленте. Совпадение или нет? Но если эмпат Фейн, то он не мог прислать из столицы ленту. И кто тогда это сделал?

Глава 54 Новый труп

Ночной внезапный снег перешел в нудный дождь. Он тихо стучал в окна, тек по стеклам и шептал, что сейчас на улицу лучше не выходить. Вик передернула плечами — ей пока и не нужно, а вот патрульным сейчас не позавидуешь: плащи совсем не защищают от сырости, еще противно воняя мокрой шерстью, в отличие от форменных курток полиции бывшего Вольного города Аквилита. Хорошо, что Вик пока отстранена от службы по состоянию здоровья. Знать бы еще, когда закончится дождь — в дороге он помеха. Не хотелось бы, чтобы с Эваном что-то случилось из-за дождя.

Вик смотрела то в окно утренней гостиной, временно превращенной в кабинет, то на стол, где лежал большой лист бумаги, которому давно надо было превратиться в таблицу со множеством стрелок, связывающих факты и фамилии воедино, но пока… На листе были только фамилии жертв и то, добрая половина была обозначена только цифрами. Даже все имена жертв Душителя полностью восстановить не удалось — Вик же была отстранена отцом от расследования, а в газетах писали лишь лера Н, лера Т, снова лера Н… Если еще недавно Вик считала, что возможно дело Душителя она вновь ошибочно, как с Ришаром, притянула к делу Чернокнижника из-за Тони, то алая лента на её столе ясно доказывала — Вик не ошиблась. Душитель тут очень даже причем. Он снова начал действовать, убедившись, что Ривз, который мог его вывести на чистую воду, мертв… И почему Тони уехал, не поговорив с ней?! Она же не отказала бы в помощи. Она бы поняла, она бы помогла. Мужчины, одно слово! Внезапная обида на Тони прогнала отупение, которое навевал дождь и вчерашнее нападение эмпата. Вик принялась рассматривать два отчета, присланных утром Эваном. Отчет Гилла об обследовании трупов с Оленьего и отчет судебного хирурга Картера. Брок не преувеличивал: в Сыскном, действительно, хирург — умница! Когда Вик искала мага-диагноста, который бы исследовал тела на предмет характерных для потенцитовой интоксикации изменений, Картер пошел другим путем — он просто исследовал кости на содержание потенцитовых соединений, которых в норме быть не должно.

А дождь все капал и капал, навевая ненужные мысли и сонливость. Вик сцепила зубы, вспомнив о Брендоне — она все же не умеет играть в команде, не умеет прислушиваться к другим, пытаясь все тащить на себе. Неловко получилось с Картером, которому она явно показала свое недоверие, как к профессионалу, неудобно и перед Гиллом и Китом — они друг за другом делали одну и ту же работу…

В голове как заевшая граммофонная пластинка снова начала крутиться одна и та же мысль: сказать Эвану о ленте или нет? Если сказать, то в дороге он будет волноваться о Вик, а это совсем ни к чему, в дороге нужна твердая рука и спокойный разум. А если эта присланная лента крайне важна? А он не будет знать… Только отправляться в дорогу надо точно зная, что дома все в порядке… Если с Эваном что-то случится в дороге, Вик себе не простит. Если дома что-то случится с… Домочадцами, Эван себя не простит. Говорить или нет? Как было легко отвечать только за себя: хочешь, иди на склады и воруй улики, хочешь, иди в катакомбы… А теперь надо думать не только об Эване. Нужно думать о Броке, о Марке, о Брендоне и даже о Блеке — вот неожиданность!

Вик потерла висок — Душитель всегда убивал в новолуние. До новолуния еще больше двух седьмиц. Один день ничего не решит. Она расскажет о ленте Эвану после его возвращения из Олфинбурга. Жаль, что поехать вместе с ним она не может — ей запрещено возвращаться в столицу без печати, а из маскирующих эфир механитов у неё только служебный фиксатор был, и тот украли! Гогглы и магохлыст так и не нашли — они сгинули после нападения чернокнижника.

Вик машинально подписала предложенное Поттером меню на всю седьмицу, и снова душной, плотной стеной всплыли жалящие воспоминания: а Элайза не ленится — каждое утро составляет меню сама, заботясь о муже и доме, а Вик лишь подписывает то, что приносит Поттер, даже не задумываясь. Вик передернула плечами — мысли всплывали сами, причем так незаметно и словно свои. Ничего, Гилл с этим десять лет живет, и даже не прибил Марка за вмешательства в память и личность. Она тоже продержится. Не каждая женщина создана для служения дому и мужу, и это не плохо, это просто иное. И Вик не ленится, она ведет важное расследование. Только вот лист, который должен превратиться в таблицу, был почти девственно чист.

А дождь все капал и капал… Она не ошибка, просто дело сложное, так бывает. Дело Душителя до сих пор не раскрыли — а ведь год прошел! Еще рано судить о собственной профессиональной непригодности… Даже если она не справится, даже если ей не видать нашивок детектива, на доме и семье свет клином не сошелся. Она что-нибудь придумает. Только что?

Пришел Стивен — он принес обработанный порошком конверт, сообщая то, что и ожидалось: внутри конверта отпечатков нет, даже на вложенной визитке дома Триэр. Так не бывает. Он положил на стол и ленту — по ней ничего интересного сообщить было нельзя, лента и лента. Только алая.

— …Сказать неру Эвану о ленте или нет?

Вик качнула головой вместо ответа. Еще есть две седьмицы. Время еще есть, Душитель всегда приходит по расписанию. А если в этот раз он изменит себе? Рассказать, тревожа Эвана? Кому вообще он помешал? Король и так сделал с Эваном все, что возможно — лишил рода, дома, семьи. Удивительное дело, что комиссаром назначил в военное время, когда всем понятно, что Аквилита первая из территорий Тальмы примет удар. А если избавляются от самой Вик? А что она такого сделала королю? Потенцитовая бомба, которая может взорваться второй раз — так её назвал Брок.

Капли за окном продолжали стучать, усыпляя. Струйки собирались в ручейки, ручейки бежали через сад к океану. Тот шумел, бросаясь на берег в очередном шторме.

— …нера Виктория, вы меня вообще слышите? — Стивен даже постучал по столу, привлекая к себе внимание.

Вик потерла висок и подняла глаза на мужчину:

— Простите, я задумалась. Присаживайтесь. Что-то хотели сказать еще, кроме результатов дактилоскопии?

Стивен пододвинул стул к рабочему столу Вик, сел, широко расставив ноги, и снова начал:

— Мне пришел ответ из Олфинбурга.

— Олфинбурга? По поводу примитивов? — снова тупо ударило в грудь понимание лишней проделанной работы — ответы Вик нашла гораздо ближе. Только она же не могла все это предвидеть заранее?! Ранение Марка, его желание закончить свои дела во что бы то ни стало, вообще даже сам факт того, что он мог знать примитивы! Хотя он десятилетие не вылезал из Карфы — могла бы и предположить, что он знает их.

Мужчина кивнул:

— Именно. Ответ простой — никто ничего не знает и видит эти примитивы первый раз в жизни.

— Серьезно? — удивилась Вик. — Вы говорили, что у вас надежные контакты.

— Именно, — подтвердил Стивен. — Мне кажется, дело нечисто. Сердцем чую. Я хотел бы съездить в Олфинбург и встретиться с другом с глазу на глаз. Все же это не совсем телефонный разговор — о причинах отказа. Заодно будет кому подменить нера Эвана за рулем. Что вы скажете? Если я нужнее тут из-за эмпата и нападения на дом, скажите — я останусь.

— Нет, конечно нет. Вы можете ехать, Стив, если считаете нужным. Что-то еще?

— Нера Виктория… — мужчина поменял позу — закинул ногу на ногу и сцепил пальцы в замок, кладя их на колено. — Я не могу не заметить, что у вас некоторые затруднения в плане возвращения на службу.

Вик твердо сказала:

— Никаких затруднений нет. — ей сейчас только такого разговора не хватало, особенно после вчерашнего воздействия эмпата. Еще и дождь этот, навевавший сон! — После выходного дня я выйду на патрулирование…

Стивен словно издевался или случайно пересекся с эмпатом и намеренно бил в больную точку:

— Но нера Виктория, вы не созданы для патрулирования.

Она еле заставила себя сдержать гнев — встреча с эмпатом у Стива маловероятна, это просто детектив — типичный мужчина, обиженный, что кто-то лезет на законную мужскую должность.

— Что, простите? — голос Вик все же звенел от гнева.

— Патруль — не ваше, а вам еще полгода или…

— Три луны ходить, — сократила свой срок Вик.

— Именно. Вы просто зря тратите время, когда могли бы вплотную заняться расследованиями — вот это ваше. Вы для этого и созданы самими богами.

Вик заставила себя расслабиться — оказывается, она все не так поняла!

— Стивен, что вы предлагаете?

Он тут же подался вперед:

— Детективное агентство, конечно же. У вас уже есть я, есть Анна и Мегги… У вас есть связи в полиции и в инквизиции, в больнице и в морге… Чего еще желать?

Вик открыла было рот, чтобы напомнить — это Аквилита, тут запрещены… А потом вспомнила — уже не запрещена деятельность детективов. Тут теперь порядки Тальмы.

Стивен продолжил:

— Я вижу только одну проблему — Ренар…

Вик скрипнула зубами — да, Чарльз будет против открытия тут филиала Ангелов. Во всяком случае управлять им он точно не позволит — засадит за аналитику, как и грозился. Хотя если она не справится, не пройдет экзамен на детектива — даже должность аналитика будет выходом. Вик не рождена, чтобы сидеть дома в четырех стенах.

— …ваше родовое имя нельзя использовать в названии, чтобы не подставлять нера комиссара, вашего мужа. И чтобы не будить странные надежды в обывателях, что вы работаете под прикрытием полиции. Если хотите…

Вик задумчиво сказала:

— У вас уже есть план?

— Небольшой, — сознался Стивен. — Первое время будет сложно — Аквилита не привыкла платить деньги за то, что бесплатно делает полиция, но как доказал детектив Дейл, иногда полиция крупно ошибается. Доходы будут нестабильны, вряд ли мы в первое время будем хорошо зарабатывать — выйти бы в ноль, но со временем раскрутимся.

Вик потерла висок:

— Езжайте в Олфинбург, Стив, а потом как приедете, покажите свой план — я обсужу с мужем эту затею. Это интересное предложение, если честно.

Это её единственный выход, если она не справится с патрулированием и экзаменом.

В холле гулко зазвонил дверной звонок, и вместо рекомендательного письма или визитки в гостиную вполз алый, знакомый Вик эфир. Стивен резко встал, доставая револьвер из плечевой кобуры:

— Нера Виктория… Я пойду — прикрою Поттера.

— Это свои, Стивен. — успокоила мужчину Вики. — Это пришел Кит — он предупреждал вчера, что зайдет.

— Вы уверены? — Стивен опустил револьвер вниз, но убирать обратно в кобуру не стал.

Вик рассмеялась, вставая и направляясь прочь из гостиной:

— Уверена, он прислал свою визитную карточку — крайне оригинальную.

Стивен не был магом и эфир не видел.

— Поверю вам на слово.

Вик пошла в холл — Брендон вновь отказался проходить, замирая почти в дверях и доводя тем самым Поттера, привыкшего к иным манерам:

— Нера Виктория, доброе утро. Я привез обещанные бумаги — копии допросов и обследование жертв с Оленьего.

Он чуть осунулся — кажется, этой ночью Брендон не спал. Хотя привести себя в порядок он успел: побрился, благоухая ветивером, привел ботинки в порядок, еще и переоделся в странную смесь костюма для неприятностей и партикулярного. На нем был приличный костюм-двойка, зато вместо жилета под пиджаком был надет тонкий черный свитер и привычная колоратка. Память Марка молчала, а сама Вик отчетливо понимала — этот черный колдун продолжает испытывать её, как доставал своими выходками инквизитора. Под мышкой Брендон зажал котелок.

— Доброе утро, Брендон. Может, вы все же пройдете? Предложить чай или кофе… На улице не самая приятная погода…

Брендон скользнул взглядом по замершему с револьвером в руках Стивену — он остался стоять в дверях гостиной, — и в упор посмотрел на Вик:

— Нет, благодарю за гостеприимство, но я на паромобиле, так что погода на меня не влияет. Да и у меня много дел — я был в Университете, и новости оттуда не очень.

— Что случилось? — тут же собралась Виктория.

— Профессор Тома пропал. Пока его следы найти не удалось. Я собираюсь после визита в госпиталь плотную заняться поисками Тома. Если что, буду присылать вам посыльных, нера. Найти меня самого будет трудновато. Я…

Где-то в глубине памяти ожил Марк — неприятности! Брендон вновь зарывался на неприятности, а Вик наивно думала, что Брок — беспокойное хозяйство!

Дверной звонок вновь ожил, и алый эфир пулей вылетел за дверь. Брендон спокойно заявил:

— Мальчишка-побегушка. Скорее всего принес записку. Вы ждете от кого-то сообщения?

— Нет, — удивилась Вик — все, кого она знала, могли телефонировать.

Брендон спешно вышел сам, забирая записку и тут же возвращаясь. Он подал её как заправский секретарь — просканировав эфиром и констатировав:

— Неопасно. След мальчишки я зафиксировал — потом найти смогу, если понадобится. Дождь помехой не будет.

За спиной Вик раздался шорох — Стивен убрал пистолет в кобуру и теперь оценивал потенциал Брендона, окидывая того заинтересованным взглядом. Вик даже оглянулась на Стива:

— Нет, Брендона привлечь в агентство не получится, даже не надейтесь.

Брендон веско сказал:

— О, вы наконец-то планируете открытие детективного агентства?

— Нет, пока только в далеких планах, — предупредила его Вик.

Брендон пожал плечами:

— Жаль. В патруле вы не нужны, напрасно только подставляетесь под опасности. Вам нужно быть детективом, так что подумайте об агентстве — хорошая же мысль. И, увы, со мной вы правы, нера, со мной не получится — я храмовое имущество. А вот совет могу вам дать. Говорят, тут Особое управление вот-вот развалится из-за неподобающего поведения офицеров. Это хорошая возможность задешево заполучить довольно приличного офицера, умеющего вести сложные расследования. Обратите внимание на Гилла или Блека — им скоро очень может понадобиться любая работа. Любую службу им закроют. Во всяком случае Блеку точно.

— Откуда…? — удивилась Вик таким новостям.

Колдун лишь загадочно сверкнул улыбкой:

— Простите, свои источники не выдаю. Но про Блека подумайте — и ему выход, и вам задешево хороший сыскарь.

Вик открыла записку и удивилась совпадению — ей писал как раз Блек. Нет, не с просьбой помочь со службой. Вик пробежалась по скупым строчкам, явно написанным впопыхах.

— Блек у провала нашел тело мужчины, возможно, его убили. Зовет на осмотр места преступления — пишет, что это касается меня. Странно — он же не в курсе происходящего совершенно. Откуда бы такой вывод?

Брендон лишь повторился:

— Я же говорю — хороший сыскарь. Надо брать! Нера Виктория, вас подвести?

Стивен направился к ним:

— Нера Виктория, мне с вами?

Брендон тут же отозвался:

— Я позабочусь о нере Виктории — можете не беспокоиться.

— Вот как раз вы и вызываете мое беспокойство, — признался детектив.

— Я такой, — совершенно серьезно согласился с оценкой Стивена Брендон. Еще и пиджак с себя стащил, докладывая: — к неприятностям готов, нера Виктория. И не беспокойтесь, я довезу вас до места и обратно домой в целостности и сохранности.

Вик повернулась к Стивену:

— Отдыхайте — вам ночью в дорогу. Я доверяю Брендону — у него самые лучшие рекомендации от отца Маркуса. Все будет хорошо. И не ждите меня — я вернусь после обеда: сразу после осмотра места преступления поеду на совещание в Управление. Брендон, пересмотрите свои планы на полдень, пожалуйста. Вы мне нужны будете на совещании.

— Меня туда не звали, нера…

Она строго посмотрела на мужчину:

— Только что. Я. Позвала. — Она направилась к Поттеру, который уже предусмотрительно подавал ей кожаную куртку — в ней будет удобнее, чем в пальто.

* * *

Блек, грязный, промокший, в перевязанной головой, нервно ходил за полицейским оцеплением у железнодорожной насыпи. За его спиной был небольшой тоннель, из которого с гор в город сбегала Петлянка. Вик, шагая под услужливо раскрытым Брендоном зонтом, вздохнула. Колдун бросил на неё косой взгляд и сказал, словно понимал, что тревожит Вик:

— Он не сам калечил и пытал. Маркус, при всех его недостатках и комплексах сверхчеловека, насилие на дух не переносит. Он бы не стал оправдывать садиста. Он не сам, нера Виктория. Чуть-чуть веры в Блека. У него самого с этим сейчас большие проблемы.

— Почему тогда Марк не стер ему память?

Брендон напомнил:

— Фиксограммы. Они рано или поздно всплывут. Лучше знать и заранее быть готовым принять удар, чем потом глупо смотреть на снимки и не понимать, как их сделали.

Блек заметил их приближение и пошел к ним на встречу. Глаза Вик зацепились за грязные ботинки на мужчине и промокшие насквозь брюки понизу.

Она все осознала:

— Небеса, только не говорите, что тело в тоннеле… — Она уже с ужасом представляла, что придется лезь в воду, и что тогда будет с её юбкой, чулками и ботинками, страшно представить… Только есть такое слово — надо!

Блек подошел к ним, склоняя голову в приветствии:

— Нера Ренар, нер Кит… Недоброе утро. Простите, что я вас потревожил, но я случайно нашел тело, думаю: убитый по вашей части.

— С чего вы взяли, лер Блек? — Вик не удержалась от вопроса, который ей волновал всю дорогу. Потом она опомнилась и поправилась: — Доброе утро! Простите, я сегодня рассеяна.

Блек склонил голову в жесте понимания:

— Я знаю — на вас было совершено нападение эмпата. Нер Ренар вчера говорил. — сухо сказал Блек, подстраиваясь под шаг Вик. — Я решил, что убийство касается вас, потому что у убитого белые волосы, и у него нет руки. Ампутирована по плечо. Точно такой же труп был и на Оленьем. Точно такое же нападение было совершено и на вас, когда у вас были белые волосы. Поэтому я вызвал вас и детектива Стилла. Он как раз в тоннеле заканчивает осмотр. Чуть-чуть подождите — тело скоро вынесут санитары.

Вик бросила на Блека обиженный взгляд и уверенно шагнула в ледяные воды Петлянки:

— Я привыкла сама осматривать место преступления.

Камни под ногами были слишком скользкими, каблуки то и дело застревали между камней, так что Вик не задумываясь вцепилась в протянутые руки Брендона и Блека, шагая под своды тоннеля, освещенного магическими светляками.

— Как вы, нера Виктория? — странно заботливо поинтересовался Блек. Она знала по Оленьему, что он умеет заботиться, но все же, все же… Она помнила Брока после подвалов… Пришлось напоминать самой себе — это не Блек, это эмпат… Гореть ему в пекле за такое!

— В Ривеноук было хуже, — еле выдавила из себя Виктория, подходя к телу и здороваясь со Стиллом: — Недоброе утро, инспектор. Что у нас тут?

Тот выпрямился, тоже здороваясь и еле скрывая удивление — увидеть тут Вик он не ожидал:

— Недоброе утро. Альбинос. Явно тот же самый ритуал, что и на Оленьем.

Вик склонилась над телом, наполовину скрытым водой:

— Фишер. Это Фишер… Все же не убежал от чернокнижника.

Глава 55 Довести себя до изнеможения

Ноги после Петлянки оледенели, в ботинках хлюпала вода, промокшая юбка прилипла к ногам, а до Управления, где можно согреться и подсушить одежды, еще надо добраться. Вик бросила косой взгляд на такого же мокрого, похожего на ворона в своей черной шинели Блека, у которого эфир еле-еле светился в кистях рук, посмотрела на терпеливо мерзнущего на холодном ветру Кита, держащего над ней зонтик, и поняла: Блек не способен сейчас подсушить одежды, если судить по состоянию его эфира, а просить сделать это Брендона чревато запрещенными ритуалами — во все стороны от мужчины разлетались алые искры. Придется делать самой, придется учиться на ходу. Она осторожно сплела светляк, чуть-чуть подняла его температуру…

Усталым, немного хрипловатым голосом Блек, стоящий под струями дождя, сказал:

— Немного не так, нера Ренар, надо добавить ветер — так будет проще и понадобится меньше эфира. И одежду заодно не подпалите. Я могу к вам прикоснуться?

Она сглотнула, пытаясь убедить себя, что он неопасен:

— Да, конечно.

Блек стащил с себя кожаные перчатки, сунул их в карман и деликатно прикоснулся к её пальцам, меняя их положение и помогая сплести новое заклинание. У него были совершенно оледеневшие кисти: даже короткие, ухоженные ногти посинели на кончиках пальцев.

— Вот так… Наводите на объект и отпускайте… — сказал он, убедившись, что теперь получилось правильно. Вик кивнула и… Первым направила плетение на Блека, вызывая у него удивление.

— Спасибо, — он воспитанно склонил голову, а где-то внутри Вик, к сожалению, совершенно неглубоко, бился трудно контролируемый страх. Наверное, она плохо воспитанная нера, наверное, в нее не заложено прощение или крайне мало сострадания. Она смотрела на Блека и видела избитого Мюрая. Она знала, что во всем виноват эмпат, но все равно действия Блека казались фальшивыми, и она подспудно ждала от него удара. Ему будет тяжело убедить окружающих, тех, кто был в курсе случившегося в подвалах Особого, что он другой, что он не садист, если даже Вик не может принять его раскаяние. Впрочем, раскаяния она пока от Блека и не видела.

Вик подсушила костюм на Брендоне, потом занялась собой. Одежды хоть и были теперь сухими, но напоминание о Петлянке на них осталось — весь подол юбки был в грязи и прилипшем мелком соре. Это придется вычистить уже в Управлении. Все равно Эвану доложат о её купании в Петлянке, Стилл, который выбрался из тоннеля и сейчас раздавал распоряжения констеблям о поисках свидетелей, не смолчит. Вик подумала и подсушила одежды и ему, заставляя детектива непонимающе крутить головой.

Блек отвлек её — она проверяла, кто еще из экспертов и санитаров нуждался в сушке:

— Нера Ренар, я правильно понимаю, что нер Ренар или лер де Фор пока не занимались с вами, да?

— Пока не до того, — сухо сказала Вик, все же выходить за рамки профессионального общения с Блеком не хотелось. Он бросил быстрый взгляд на Кита, и тот тут же вскинулся:

— Я временный секретарь, и я могу научить только плохому — сами потом пожалеете.

Вик укоризненно посмотрела на Брендона — мужчина стойко перенес её взгляд, словно не он вчера научил её защитному плетению Фидеса.

Блек сам себе кивнул, чуть хмурясь и смотря в сторону:

— Если не побрезгуете, я пришлю вам из Олфинбурга свои учебники по эфирным плетениям. Для начала сойдет. И я не поблагодарил вас, нера Ренар.

Она напряглась:

— За что?

Блек с явным усилием заставил себя смотреть Вик в лицо:

— Вы единственная, кто пришел мне на помощь. Помните? На Оленьем острове… Ваши слова. Они должны были заставить меня задуматься, но не вышло. Вы единственная, кто пытался меня предупредить, пытался помочь. Спасибо вам за это.

Во рту от осознания своей ошибки стало сухо, Вик сглотнула вязкую, противную слюну, понимая — он все же сожалел, он переживал, он раскаивается. Брендон сочувствующе смотрел на неё. Блек, наоборот, отвернулся назад, на тоннель, наблюдая, как санитары выносят оттуда носилки с телом. Вик спешно подсушила и их одежды.

— Нера Ренар, знаете, после осмотра тела, мне в голову пришла мысль, что, может, я не прав, решив, что тут убийство. Фишер мог и сам погибнуть. Поскользнулся, ударился затылком о камни, подняться сразу не смог и погиб от переохлаждения.

Вик согласилась:

— Вариант, да. Экспертиза все покажет. Кстати, лер Блек, как вы тут оказались?

Мужчина неохотно повернулся к ней и пояснил:

— Я ищу Фейна. Вы же знаете, что я сторонник признательных показаний, а не улик. Мне важно расспросить Фейна. И да, я знаю, что уже точно известно: именно Фейн — эмпат. Полковник Гордон, он же бывший лейтенант Шекли, подтвердил это, сказав, что Фейн уже покинул Аквилиту. Но… Но… Простите, я не могу иначе — я обязан выслушать Фейна. А для этого его надо найти, причем живым. Мои полномочия шире, чем у полиции, я волен продолжать преследование по всей стране и даже за её пределами, когда как полиция ограничена городом… И простите, мне пора. Я нашел более поздний след Фейна в музее Естествознания, но Фейн петлял, как заяц. Еще и в речку полез. Надо спешить — дождь все смоет.

Тот, мерно барабаня в натянутую ткань зонта, подтверждал, что он надолго, он смоет все следы, он скроет преступника. Он позволит Фейну и дальше творить запретное.

Вик твердо сказала:

— Не надо в одиночку пытаться проделать работу, предназначенную для группы. Сегодня в полдень в полицейском управлении совещание, после него соберем всех ищеек, и Фейн от нас никуда не сбежит.

— Буду рад подкреплению, но… — Блек как-то виновато улыбнулся. Вик впервые видела на его обычно угрюмом лице улыбку. Это было… Странно и неожиданно. Она, все же неправильная нера, а Блек небезнадежен. Хотя покупаться на улыбку — нельзя.

Было заметно, что Блек устал, он почему-то вымотал себя до предела, он в эфирном истощении, но продолжает вести даже не свое расследование. Фейн ему никто, даже не друг, она помнила, как Блек отзывался о Фейне на Оленьем, но Блек продолжал его искать. Леррр… И офицер. Или мстительная сволочь — хочет первым найти эмпата и заставить платить. Так тоже может быть. Бешенные белочки, как же трудно доверять! Как тяжело понять его мотивы.

Она задала крайне нетактичный вопрос:

— Вы когда последний раз ели? — если не верится в Блека, надо верить в Марка.

Блек не сдержал смешка:

— Не беспокойтесь, сегодня. Инспектор Одли поделился со мной завтраком.

— А когда спали?

— Эээм, вчера, нера Виктория. Право слово, не стоит… Полицейское управление в лице вашего мужа и Одли взяло надо мной шефство. Со мной все будет хорошо.

Вик серьезно сказала:

— Я на Оленьем тоже самое вам говорила, вас это не остановило. Теперь терпите мою заботу. Вам надо отдохнуть, и, хоть я не могу вас дернуть, как морковку, как сделали вы на Оленьем, вытаскивая меня из обследуемой могилы, настоять на отдыхе я могу. И буду. Вам надо отдохнуть, пока вы не загоняли сами себя.

Блек потемнел лицом, отвернулся в сторону, глядя куда-то в город. Наверное, он рассматривал провал — его отсюда было хорошо видно: крошево разрушенных домов, разобранные рельсы паровиков, сияние эфирных плетений, суета военных по краям, исчезнувшая часовня и обрубок музея Естествознания — его половина просто исчезла в провале. Вик подумалось, что Блек сейчас сам как этот провал: все, что было в нем, обрушилось, и лишь суета вокруг него заставляет двигаться и что-то делать.

Блек все же угрюмо выдавил из себя, не поворачиваясь к Вик:

— Нера Ренар, вы же понимаете, что чем больше я устану, тем слабее будет моя вспышка агрессии при встрече с эмпатом? Тем вероятнее, что я никого не покалечу. Я хотя бы знаю, что я творю под эмпатическим воздействием, в отличие от ваших людей. Будет лучше, если Фейна найду и возьму я — никто тогда не откроет в себе новые бездны, как это произошло со мной.

Брендон стоял чуть за спиной Вик и молча держал зонт, не вмешиваясь — идеальный секретарь, а ведь умеет влезать в разговор, когда нужно, но стоит и смотрит, как беспомощно барахтается Вик в попытке не дать Блеку загонять самого себя. И Марк пока еще не в состоянии помочь, и выдавать его тайну, обещая Блеку возможность выздоровления, она не может…

Шумели паромобили дальше в горах, где за железнодорожным тоннелем петляла единственная дорога, ведущая прочь из центра Аквилиты в предместья. Сейчас дорога была загружена военными паромобилями — пока нет железнодорожного сообщения, вся нагрузка пришлась на эту единственную дорогу. Перевозить грузы дирижаблями невозможно — рядом Серая долина.

Стучал мерно дождь. Пела что-то свое, скача по камням, Петлянка, а Вик все никак не могла подобрать нужные, верные слова — наверное, потому что не могла до конца доверить Блеку. Он может виртуозно притворяться.

— Пожалуй, я пойду, нера Ренар. Если этот след приведет обратно в катакомбы, придется бродить по городу в поисках других следов — полковник Гордон не сообщил, откуда он узнал, что Фейн сбежал.

Брендон одной рукой достал карманные часы и заметил:

— Нера Ренар, мне неловко вам напоминать, но скоро полдень — вас ждут на совещании.

Вик выдохнула с облегчением:

— Лер Блек, вы с нами? Вам придется проехать с нами, докладывая о Фишере…

— Не бойтесь, я приглашен на совещание. — Блек в свою очередь достал часы и тоже глянул время. Часовые стрелки только-только подбирались к одиннадцати, но спорить с Брендоном и Викторией не хотелось. Он зверски устал, если честно, хотя стал ли от этого менее опасным? Гордон… Можно ли верить его словам? Можно ли ему вообще верить? И фиксограммы… Где они теперь?

Вик, подавая пример, первой направилась к паромобилю, припаркованному Брендоном на ближайшей улице. Земля уже размякла под дождем, и кожаные подошвы ботинок скользили по грязи. Брендон аккуратно взял Вик под локоть. Блек молча шел рядом, снова промокнув. Повязка на его голове пропиталась влагой, волосы тоже, вода текла за ворот шинели, уже начинавшей пованивать шерстью.

Провал так и маячил перед глазами. Сейчас любое движение вокруг него замерло, полицейское оцепление отошло далеко прочь, за квартал, а над самим провалом хищными щупальцами извивался эфир, медленно переходя из привычного Вик бледно-голубого цвета в знакомый алый, а кое-где в черный.

— Что там происходит? — не удержалась она от вопроса.

Брендон ответил первым:

— Закрывают провал, разгоняя эфир.

Блек, останавливаясь у припаркованного паромобиля с эмблемой храма, пояснил:

— Военные инженеры выходят эфир на кривую Эссона с учетом…

Брендон бросил на него косой взгляд и ядовито выдавил, распахивая водительскую дверцу:

— Я же тоже могу вас забросать терминами… Доводят дыхание богов до кипения, пользуясь Ключом Тьмы, и по дороге Ангелов идут к сотворению мира… Вам понравятся такие пояснения, лер Блек? Нера Виктория, военные рассеяли потенцитовую пыль над провалом, и теперь разгоняют эфир переводя энергию в материю. По сути, если у них чуть-чуть выйдет из-под контроля — на наших глазах родится новая вселенная.

— Шикарная участь, — не удержался от сарказма Блек, открывая дверцу Вик и помогая ей сесть.

Брендон пафосно заявил:

— Да, мы практически в первых рядах наблюдаем момент рождения мира. Когда еще такое увидишь. — он снял паромобиль с ручного тормоза и дернул кулисный механизм, выезжая на дорогу.

Блек, сидевший на переднем сиденье, задумчиво уточнил:

— Нер Кит…

— Можно просто Брендон, — отозвался мужчина, осторожно ведя паромобиль по мокрым, пустым улочкам города. Дождь стучал в крышу паромобиля, тек по стеклам, широкими фонтанами брызг разлетался в стороны, когда машина влетала в очередную лужу.

— Вы разбираетесь в феномене Дыхания?

Тот бросил быстрый взгляд на Блека, стараясь не сильно отвлекаться от дороги — оконные щетки еле-еле справлялись с потоками воды:

— Я с момента приезда в Аквилиту почти не вылезал из катакомб, разбираясь в случившемся. А что?

Блек неуверенно начал:

— Потенцозем… Точнее…

— Потенцит? — подсказал Брендон, выруливая на ведущую к Управлению Дубовую улицу.

— Он. — хмуро подтвердил Блек. — Его залежи могут повлиять на закрытие провала?

— Могут, — подтвердил Брендон, и Вик мысленно схватилась за голову. Под провалом были потенцитовые штольни, которые купил её брат, и о наличии самородного потенцита почти никто в городе не знает.

Блек еще более мрачно сказал:

— Тогда разворачивайте паромобиль — мне нужно вернуться к провалу…

Вик еле выдавила из пересохшего горла:

— Я с вами, лер Блек… Там может случиться непредвиденное. Я должна быть там…

Брендон оборвал их:

— Потенцит может повлиять на процесс. Если бы он там был! Я проверял — вся жила пуста. Остатки потенцита находятся на глубине в три-четыре сотни ярдов, не меньше. Они не среагируют. Все будет хорошо. Неужели вы думаете, что я сидел бы тут с вами, если бы рядом рождалась новая вселенная?

— Вы были бы в первых рядах… — начал Блек, но Брендон его ядовито оборвал:

— Точно.

— …пытавшихся остановить конец света, — все же закончил Блек.

Вик не сдержала смешка:

— Брендон, смиритесь: в вашу грозную репутацию беспринципного чернокнижника мало кто верит.

Блек пояснил для Вик:

— Просто мы с ним уже стояли плечом к плечу, держа защитную сеть Фидеса у дома Яноты.

Вик нахмурилась, понимая, что Брендон вчера несколько недоговорил или даже обманул.

До управления добрались в тишине. Каждый думал о своем. Дежурный в пустом холле сообщил Вик, что комиссар и старший инспектор Мюрай в тренировочном зале — пришлось идти туда.

В зале было душно, несмотря на открытые окна. Батареи отопления жарили по всю. Привычно пахло разгоряченными мужчинами, кофе и тальком.

Парни, практический весь бывший Особый, столпились у ринга и жарко, громко болели — на ринге Эван боксировал с Алистером. Вик вздохнула — кто побеждал, она не могла понять. Они кружили по рингу, редко обмениваясь ударами и тут же отступая. Алистер был выше и мощнее, но на стороне Эвана был опыт и необычный стиль боя, незнакомый в Аквилите.

В толпе нашелся и Себ, и Лео, и Одли, и даже Брок — он, почувствовав эфир Вик, отвлекся от боя и махнул рукой, подзывая к себе:

— Доброе утро, Вики, Грег и Брендон!

Вик, подходя ближе и здороваясь на ходу с парнями, с удивлением смотрела на улыбающегося Брока, одетого в спортивные штаны и промокшую от пота футболку, и на хмурого, на ходу стаскивающего с себя пальто Блека.

Грег. Он был для Брока — Грег. Надо же. Такого она не ожидала. Она неправильная нера, раз даже Брок смог сделать первый шаг навстречу Блеку. Тот поздоровался кивком с Броком, и тут же услышал его недовольство:

— Ты опоздал, Грег.

— Извини, случайно вышло.

Взгляд Брока скользнул по Блеку, по Вик, замечая грязную юбку, по Брендону:

— Ммм… Вы, что, в Ривеноук купались?

Блек отрицательно качнул головой:

— Нет, только в Петлянке.

На ринге что-то произошло — раздались недовольные и расстроенные крики. Вик заметила, как тяжело, рукой, замотанной бинтами, вытирая кровь с губы, поднимался с колен Эван. Сердце зашлось от боли. Брок тут же согрел её своим теплом эфира, и в который раз Вик пожалела, что такая связь у неё есть только с ним, а не мужем. Эван выпрямился, чуть покачиваясь, но тут же принял боевую стойку:

— Еще, Алистер.

Брок тем временем продолжил выговаривать Блеку:

— Не стоит повторять все мои подвиги. Не суйся в Ривеноук — там не выжить без Вики.

— Нера Ренар была рядом, — пояснил Блек.

— И все равно, зря. Я же просил не совершать глупостей, Грег.

— Мы были на месте преступления, Брок, — оборвала его Вик. — Грег нашел тело Фишера в Петлянке.

Ей все же пришлось сделать над собой усилие, называя Блека по имени. Ощущение возможной ошибки не покидало её, а ведь она была первой, кто понял, что с ним что-то не то. Она была первой, кто встал на его защиту. Что же с ней не так? Почему она, даже зная об эмпате, боится его вспышек гнева? Может, потому что видела не раз на участке, чем может обернуться такая вспышка? Синяками и сломанными костями. Гневливые люди опасны, страшно представить участь той леры или нериссы, которая решит связать свою жизнь с Блеком.

Грег благодарно склонил голову перед Вик:

— Спасибо, постараюсь оправдать ваше доверие, Виктория.

Брок разбил неловкую тишину, возникшую после слов Грега — Вик не знала, что сказать:

— Грег, ты обещал потренировать моих парней…

— Да, конечно. Помню. — отозвался Блек и пошел в сторону скамеек — раздеваться. Он кинул на скамейку шинель, стащил с себя алый мундир, галстук и сорочку, оставаясь в брюках и легкой, правда, мокрой футболке. Ботинки с себя он тоже снял.

Вик, хоть это и было невоспитанно, но после выходки Гилла в Канун, её ничем не было смутить, рассматривала Блека, оценивая его состояние:

— Брок… Ты думаешь, это целесообразно?

— Ты о тренировке?

— О ней…

— Вспомни меня после подвала. Я нашел стычку с особистами, я покупался в Петлянке, я нарвался на дуэль, словил проклятье… Пусть лучше Грег сходит с ума под присмотром. Не бойся, парни в курсе, его не станут добивать.

Вик лишь качнула головой — все происходящее ей не нравилось.

Брок улыбнулся:

— Все будет хорошо, слово чести.

Брендон молчаливо стоял рядом — кажется, его сильно заинтересовало происходящее на ринге. Брок не был бы Броком, если бы не предложил:

— Не хочешь присоединиться, Брендон? Сильно бить не будем — просто разогнать кровь и обменяться опытом.

Брендон качнул головой:

— Прости, мне тут соперников нет. Я как-нибудь перебьюсь.

Блек устало подошел к ним, поправляя подтяжки на плечах:

— И с кем мне предстоит бой?

Брок обернулся на ринг — Эван ударом высоко поднятой ноги отправил Алистера повисать на веревках. Тот мотал головой, но руку поднял в жесте восхищения — большим пальцем вверх.

— Ммм…

Эван сам наклонился с ринга:

— Доброе утро, Грег. Не хочешь показать, на что способен?

Лео и Одли поспешно подняли веревки, и Блек забрался на ринг:

— Я неудобный противник. Какие правила? Бесконтакт, частичный контакт или полный?

Одли снизу подсказал:

— Не калечим друг друга, но играем без поддавков.

— Стиль дракона Нерху, я прав, Эван? — снова уточнил Грег.

Тот кивнул:

— Да.

— У меня клетка. Это проблема?

— Никогда не сталкивался. — признался Эван.

Вик замерла — о таком стиле она не знала. Учитывая вспышки гнева у Грега, за Эвана стало немного волнительно — Брок снова согрел её эфиром.

— Это просто тренировка.

Она лишь кивнула, поджимая губы.

Эван и Грег встали в стойку и поклонились друг другу, вызывая удивленный свист у парней — в Аквилите так не было принято.

Брендон тихо подсказал:

— Клетка — стиль боя Карфы. Не бойтесь, чаще всего он направлен на уклонение от столкновений.

— Почему?

— Потому что в руках колонистов были ружья, когда как у карфиан были ножи. Тут хочешь не хочешь, будешь уворачиваться. Но сюрпризы гарантированы. У Эвана в основном удары руками, когда как в клетке… Впрочем, увидите сами. — он нагло замолчал, заставляя Вик волноваться.

Мужчины закружили по рингу, присматриваясь к друг другу и не собираясь первыми нападать. Блек шел мягко для своего роста и веса, хотя Вик заметила — последние дни дались ему нелегко, он явно схуднул. Он словно танцевал, делая гораздо больше движений, чем Эван — тот двигался скупо, только осторожные шаги и внимательный взгляд.

Эван первым сделал выпад. Блек невероятным наклоном назад ушел от удара, словно танцевал фандарангу, почти заваливаясь на пол и еле выпрямляясь — Эван не стал бить в этот момент. Как показало дальнейшее, зря. Грег, выпрямившись, пошел в атаку, кулаком метя в грудь Эвана, сам открываясь и ловя удар в бок. От удара он упал, резко приподнялся на локтях и… Его обе ноги под невероятным от пола углом ударили Эвана в грудь, отправляя висеть на веревках.

Стояла удивительная тишина. Только хриплое дыхание в прыжке из положения навзничь выпрямляющегося Грега и сипы Эвана, потирающего грудь.

Парни пытались понять, что же произошло на ринге.

Одли ожил первым:

— А это вообще законно… Лежа и ногами? Мать вашу, Бле… эээ… Грег, моим парням это точно нужно! Только без танцевальных па в самом начале.

Брендон фыркнул:

— И зря. Клетка — танец, между прочим.

Палец Одли ткнулся в грудь Брендону:

— А ты, красавчик, чем порадуешь?

Грег подошел к Эвану, и несмотря на страхи затаившей дыхание Вик, просто подал ему руку:

— Я говорил, я неудобный противник.

Вик нахмурилась:

— Если бы я знала об этом раньше — Блек был бы первым подозреваемым в деле о чернокнижнике.

Брок честно признался:

— Он просто окончил Высший Королевский Командный корпус. Их там драли во все ще… О, Вик, прости. Забылся. Но такого офицера так заставить пасть, как сделали с Грегом — это что-то.

Глава 56 Совещание

Эван спрыгнул с ринга, подходя к Вик и целомудренно целуя её в висок:

— Все хорошо? Я слышал про Петлянку.

Парни вокруг старательно делали вид, что смотрят на ринг, где Брок встал напротив Грега. Вик боялась, что ничем хорошим это не закончится — слишком мало времени прошло после подвалов для обоих мужчин.

Она тихо ответила мужу:

— Фишер мертв. Пока сложно сказать — убийство ли… Что-то по Фейну есть новое?

Эван осторожно обнял ей за талию, прижимая к себе — непозволительная роскошь для Тальмы, но тут в Аквилите это, к счастью, обыденность. Пытавшегося восторженно свистнуть констебля — кажется, это был Питер, — толкнул локтем в бок, затыкая, Себ.

— Следы Фейна возле нашего дома не найдены. Одли всю ночь кружил вокруг пролома — пока следов не нашел. — Эван уперся носом в висок Вик, отчаянно щекоча жарким дыханием, и признался: — солнышко, скучаю, я отчаянно скучаю по тебе…

— Но сегодня ты едешь в Олфинбург.

— Надо, Вики, надо. — вздохнул Эван.

Хотелось обнять его лицо ладонями, поцелуем прогоняя прочь уже привычную за последнюю луну морщинку между бровями, отчаянно хотелось времени только для них двоих, но чернокнижник и эмпат ждать не будут… Пришлось просто обнять Эвана в ответ и прошептать:

— Я знаю, просто возвращайся быстрее.

— Буду завтра вечером.

Вик вспомнила утренний разговор дома:

— С тобой поедет Стив — он вызвался сам, ему нужно проверить карфианскую общину Олфинбурга. Это же ничего?

— Ничего. Жаль, что ты не можешь поехать со мной.

Она промолчала, закрывая глаза и наслаждаясь объятьями мужа. Хорошо, что он понимал её и даже не заикался об отъезде из Аквилиты и тем более о магической печати.

Вокруг раздались крики огорчения и возмущения — Грег спрыгнул с ринга, отказываясь драться с Броком. Тот проводил его взглядом, опираясь на веревки:

— Ничего, в следующий раз. Не последний день живем!

Грег обернулся на него, поджал губы и смолчал, направляясь к скамейке, где лежала его одежда. Вик видела, как он заставил себя разжать судорожно сжатые кулаки. Дорого бы она заплатила, чтобы знать, на кого он злился. На Брока или на себя?

Вик еле заставила отпрянуть в сторону от мужа — у неё много дел. Она отстала от расследования, ей надо наверстать то, что нарыли парни за вчерашний день:

— Эван, я пойду, хорошо?

Он легко выпустил её из своих объятий:

— В кабинете Брока лежат дела, похожие на нашего Чернокнижника, присланные из других городов. И даже стран — одно прислали из Ондура.

Грегори, на ходу застегивая мундир, подошел к Вик:

— Я могу пойти с вами? Я не в курсе происходящего, хотелось бы просмотреть дело эмпата.

— Конечно, — согласилась она, принимая ключ от кабинета из рук Брока — тот спрыгнул с ринга, еще и дорогу к кабинету подсветил эфиром, чтобы Вик и Грегу не пришлось плутать в дебрях Управления.

Была половина двенадцатого, времени только-только быстро просмотреть дела, чем Вик и занялась, скинув куртку на спинку кресла и усевшись за стол Брока. Грег же задумчиво ходил вдоль стены в кабинете — на ней висела доска для заметок с мелком, но Броку не хватило места: он кнопками прямо к стене прикрепил списки жертв, логические цепочки связей, выдержки из показаний, домыслы и прочее. Домыслов было больше, Вик это понимала. Пока дело представляло из себя одни догадки.

Быстро читая дело из Ариса, столицы Ондура, и вздрагивая от совпадения: жертва с рунами на теле погибла в день приезда туда семейство Аранда, — Вик краем глаза наблюдала за Грегом. Мужчина замер напротив почти пустого листа с жертвами Душителя, разглядывая его сжав челюсти так, что желваки на лице заходили. Грег чуть передвинулся, снова глазами упираясь в очередной список и периодически посматривая на Вик. Его взгляд, тяжелый, темный, совершенно непонятный нервировал её. Точнее, её нервировали возможные вспышки гнева Грега, которые неизвестно что могло спровоцировать.

Грег кашлянул, привлекая к себе внимание.

— Виктория… — его голос звучал чуть громче, чем надо было.

— Да? — она заставила себя отложить дело из Ариса. — Слушаю?

Палец Грега упирался в один из листков, видимо, выбранный случайно — насколько Вик могла рассмотреть, это был список лакеев семьи Аранда:

— Я ничего не понимаю, что здесь происходит, если честно.

Она сухо сказала:

— Вы не один такой. Все знают только эмпат и чернокнижник.

— Я не вижу в этом никакой логики, это же… — он шагнул к первому бумажному листу, где были перечислены жертвы с Оленьего острова. — Это же… Хр… Простите, это же все никак не связано друг с другом!

Грег оглянулся на Вик и замер — видимо, она чем-то выдала свое недовольство. Да, она привыкла к тому, что их с отцом методы работы часто вызывали такое недоумение, но это не значит, что это не задевало её. Отец приучил искать связи порой даже с нестыкующимися фактами. Иногда такие связи запутывали, но чаще все же помогали найти спрятанную в них истину, ведь расследование — это всегда загадка, которую задал преступник, старательно запутывая тех, кто будет пытаться найти ответ.

— Простите, я бываю несдержан, — признался Грег, привычно склоняя голову. — Легко закипаю и тогда не слежу за словами. Может… Вы мне все объясните? Потому что пока это просто набор фактов.

Она сложила папки на столе, чтобы Брок не возмущался беспорядку:

— Хорошо, что хоть женскую логику не вспомнили, Грег. — Вик привыкла к тому, что её высмеивали, если за спиной не маячила фигура отца. Теперь его нет, а просить Эвана ходить за ней, чтобы её воспринимали всерьез, увольте!

Грег нахмурился, из растревоженной раны потекла кровь, вновь пропитывая повязку. Все же раны на лбу опасны, они требуют наложения швов, потому что легко расходятся.

Вик вздохнула — и помощи Грег не попросит, почти как Брок. Она встала, ища среди папок, бумаг, карандашей и коробок с кнопками ножницы:

— Давайте, я сперва займусь вашей раной.

Грег сделал шаг назад, словно напуганный ребенок или наказывающий сам себя Брок:

— Не стоит. — Голос его звучал старательно ровно, наверное, чтобы не пугать Вик.

— Не доверяете? А вот целебным плетениями меня как раз учили, Грег. — она приглашающе постучала ладонью по спинке ближайшего к ней стула: — Не бойтесь. Я умею лечить. Только присядьте — вы для меня слишком высоки.

Он рассматривал её исподлобья, а потом все же решительно сел на стул и позволил разрезать повязку вместе с парой случайно попавшихся прядок. Вик медленно принялась сдирать присохшие бинты с раны.

Грег прикрыл глаза, чтобы не смущать её — она стояла непозволительно близко:

— Это вы меня боитесь, Виктория. Я вспыльчив, как и Брок, увы.

— Между вами колоссальная разница, Грег, — призналась Вик. — Агрессия Брока всегда направлена против на него самого. Он злится и идет наказывать себя. А вы…

— …а я злюсь и бью ближайшего, вы хотели сказать. Простите, я ничего не могу поделать со своими вспышками гнева — лет с пятнадцати такая вот… Ерунда. — он поправился, опережая Вик: — не ерунда, конечно, просто неудачно подобрал слово вместо ругательства. Я еще и несдержан на язык.

Вик, еле прикасаясь пальцами к краям расходящейся, кровящей раны, принялась плести целебное плетение.

— Грег, вас это волнует, да?

Он чуть дернул плечом, открывая глаза:

— Вы думаете, мне нравится срываться и постоянно держать себя под контролем?

Она опустила голову и заглянула ему в глаза — в них, где-то в глубине, плескалось раскаяние. Вик отчаянно хотелось в это верить — страшно доверять человеку, который может причинить боль мимоходом, даже не задумываясь о чувствах других людей.

— Я знаю человека, который может вам помочь. Только сейчас он ранен и не способен…

Грег осторожно, чтобы у Вик не слетело и не порвалось её плетение, поднял голову и спросил, заставляя Вик нервничать:

— Отец Маркус, верно? Вы о нем?

— О нем.

— Он… Только не смейтесь надо мной… Он менталист?

Вик поджала губы — никогда не ожидаешь от садиста, каким она считала Блека, признаков ума. Если ты умен, если способен рассуждать и делать выводы, то как ты не понимаешь собственного разрушающего поведения?

— А вы догадливы.

Он напомнил:

— Всю работу за меня сделали вы, сообразив про эмпата, предположение о менталисте само напрашивалось. Иначе как бы отец Маркус арестовал меня на Оленьем. Там что-то произошло, что-то странное…

Вик, заметив, как края раны схватились, достала платок и осторожно вытерла кровь:

— Вот так будет лучше. Сходите умойтесь, Грег.

Он встал и наклоном головы выразил признательность:

— Благодарю, Виктория. Я быстро… И еще… Вы обиделись за меня за недоверие к фактам там на стене…

— Я не… Я привыкла, что женскую логику всегда высмеивают.

Грег отрицательно качнул головой:

— Я никогда бы не стал высмеивать вас. Я восхищался вашим отцом, я восхищаюсь вами и вашими делами. Просто там на стене действительно какая-то непонятная для меня х…

— Хрень…

Мужчина усмехнулся:

— Простите, она самая. Объясните, чтобы я на совещании не выглядел болваном на фоне всех?

— Объясню.

* * *

Пока Грег умывался в уборной, Вик подошла к началу записей и принялась рассматривать. Брок, кажется, не спал всю ночь, приводя в порядок записи и ища связи… Для неё все началось с Ян Ми, с чернокнижника и Тони. Потом появился Маркус, с которым её столкнула судьба, точнее Гилл и отец Корнелий. Потом сразу же появился эмпат. Одно сталкивалось с другим, смешивалось и сплеталось, только… Она посмотрела на бумаги, висевшие на стене… Только что, если она опять смешала два дела в одно? Что, если есть отдельно эмпат и отдельно чернокнижник, а Фейн, возникший в обоих делах — просто случайное совпадение? Она поджала губы. Что, если Блек прав — на стене просто перечисление фактов, а не одно дело? Фейн, всплывающий в обоих делах, может, как и Брок с ритуалом слияния эфира, всего лишь совпадение?

Дверь скрипнула, но в кабинет вошел не Грег, а Брок, уже умытый и одетый в костюм-тройку.

— Все хорошо, Вики? — он согрел её эфиром.

Она лишь задумчиво кивнула, продолжая перебирать факт за фактом — вдруг она несется в погоне за призраком? Вдруг она снова ошиблась, как в деле Чумной Полли и контрабанде, приплетая случайно Ришара — да, он был тальмийским шпионом, да, он был замешан в деле, но совсем не так, как она предполагала. Вдруг она направляет поиски в другую сторону, мешая найти истину? Брок внимательно осмотрел её и не так понял причину её задумчивости:

— Не мешаю, Вики… Думай, потому что я уже голову сломал… — Он замер перед столом и принялся искать какие-то бумаги.

Она молча кивнула и потерла висок — она тоже уже сломала голову. Как мало они знают… И еще меньше понимают в происходящем.

Умывшийся, но оставшийся все таким же мрачным Грег вернулся в сопровождении Себа, тут же присоединившегося к Броку — он притащил какие-то папки, что-то тихо поясняя, чтобы не мешать Вик. Что-то о придвернике из дома, где проживала Ян Ми, и о лакеях Аранды.

Грег подошел к Вик и напомнил, кивая на стену:

— Приступим? Это я хотя бы частично понимаю — список обнаруженных тел на Оленьем. Никого опознать не удалось, правильно?

Вместо имен на большом ватмане были написаны только номера, данные телам при обнаружении. Эван вместе с Гудвином, своим секретарем, и судебными хирургами пытались опознать хоть кого-то из женщин, но пока безрезультатно. Отдельно в правую сторону листа было вынесено имя неры Моро — единственной, чье имя было достоверно известно.

Вик подтвердила:

— Да, вы правы. Возможно, все эти женщины так и останутся неизвестными. Пока никого удалось опознать.

— Уже известны причины их смерти?

— Абсолютно нет. Известно лишь одно — они все были в крайней стадии потенцитовой интоксикации.

Брок зашуршал папками на столе, отвлекая Вик:

— Вот, смотри, Грег, — он протянул пачку листов: — тут заключения Гилла и судебного хирурга Картера.

Грег взял бумаги, быстро пробегаясь по ним глазами — Вик даже позавидовала той скорости, с которой он читал. Хотя, может, и завидовать не стоило? Сколько он там успевал осмысливать и запоминать? Может, только делает умный вид.

Вик сказала:

— Еще есть заключение от Кита о том же самом… Я потом привезу из дома.

— Верю на слово, — задумчиво сказал Грег, возвращая бумаги Броку — тот нагло сел на край стола. Дверь открылась, запуская Эвана с Одли. Они посмотрели на Вик, на приложившего указательный палец к губам Брока, и тихо прошли к его рабочему столу, стараясь не отвлекать. Грег проводил их взглядом — время приближалось к двенадцати, а он еще мало что понимал, чтобы быть полезным на совещании: — Продолжим?

Вик кивнула, и палец Грега ткнул в непонятное лично ему сокращение, написанное возле каждой из женщин: В-1 и В-2:

— А это что за обозначения?

— Включение один и включение два, — пояснила Вик. Она понимала, что Брок так обозначил вольты. Тот даже подался вперед, удивленный формулировкой Вик, но уточнять причины таких изменений не стал. — Эти женщины обнаружены с включением костей в виде мужской фигурки от Игрек-1, неопознанного аль… Мы не знаем, альбиносом ли он был. — скомканно закончила она.

Брок вмешался, ища нужную папку:

— Альбинос, вот, заключение о его вскрытии. — Он подал Вик бумагу. Эван переглянулся с Броком, задумчиво потирая висок. — Точно альбинос.

Вик быстро пробежалась глазами по заключению — как и говорил Картер на вскрытии, умер Игрек-1 от истощения. Потенцитовые соединения в пределах нормы для мужчин. Магом он не был.

Она передала бумагу Грегу, давая самому просмотреть. Он кивком поблагодарил Вик, промчался глазами и вернул Броку, бросившему его на стол. Одли вздохнул, выругался себе под нос и педантично вернул заключение в нужную папку. Вик тем временем показала Грегу на три других номера жертв:

— Вот эти женщины были с другим типом включения — кости от живого… — она обернулась на мужчин, и Эван подтвердил:

— Сегодня интересовался: Гарри Смит идет на поправку. Правда, допросить его пока невозможно — Николас и адера Вифания наотрез запрещают любое общение. Он очень слаб.

Вик вздохнула: Смит был её надеждой на показания о чернокнижнике. Да, Марк сказал, что мужчина ничего не помнит, но… Инквизитор и солгать мог, чтобы скрыть свой дар менталиста.

— …от Гарри Смита. У него такие же повреждения, как и у Игрека-1. Тоже ампутированы все конечности.

— Точно так же чуть не пострадал и отец Маркус. Правда, в Карфе, а не тут. — прищурился Грег, и Вик поразилась — он знал об этом. Откуда бы? — Уже известно, для чего были нужны эти костяные фигурки? Для чего их… Вшивали?

— Было предположение, что это вольты. — Вик запнулась, вовремя вспоминая, что Грегу надо объяснять и это: — Это карф…

— Не нужно пояснять, — остановил её Грег. — я в курсе карфианских ритуалов. Продолжайте, Виктория. Если что-то непонятно — я буду спрашивать.

— Изначальная версия с подачи отца Маркуса заключалась в том, что это вольт, сделанный из костей альбиносов, — она бросила взгляд на Грега, и тот кивком подтвердил, что знает об участи альбиносов в Карфе. Небеса, а ведь Грег изначально предлагал свою помощь! Она её тогда отвергла, и ведь учил её отец, что помощь надо принимать даже от врага — он часто знает больше, чем ты, играющий по правилам. Бешенные белочки!!! Она резко поменяла тему: — Грег, извините, что на Оленьем не приняла вашу помощь. Осознаю, что это было глупо. Хотя бы ради расследования я должна была переступить через ненависть к вам и сотрудничать. Непозволительная ошибка — следовать на поводу своих чувств в деле, где главное — разум.

Грег хмуро заметил, стараясь не смотреть в сторону заинтересованно его рассматривающих мужчин:

— Виктория, вам не за что извиняться. Я был чудовищем, впрочем, им и остаюсь пока. Так что там с костяными фигурками?

Дверь снова открылась и, словно напоминая Вик, что надо ускориться и быстрее все объяснять Грегу, вошли Алистер и Лео вместе с Брендоном — пока полицейские быстро и главное тихо рассаживались под суровым взглядом Эвана, колдун задумчиво встал возле Вик, тоже, как Грег, знакомясь с записями.

Вик бросила на Брендона косой взгляд и продолжила, пальцем указывая на отдельно вынесенное имя Икс-8:

— У этой неры была особая фигурка — её не вшивали под брюшную стенку, её носили на цепочке. И эта фигурка как раз лечила потенцитовую интоксикацию. Именно это и ввело меня в заблуждение про роль остальных фигурок.

— Можно вопрос? Уже известно, почему фигурки вшивали так… Глубоко? Ведь всегда есть риск перитонита. Это опасно.

— Пока нет, — качнула головой Вик. Неожиданно в разговор вмешался Брендон, отвлекаясь от записей на стене:

— Если вшивать фигурку под кожу — её при должной сноровке можно извлечь. Женщины на последних стадиях потенцитовой интоксикации на что только не способны — они полностью безумны. А вот из брюшной полости без хирургического вмешательства и стерильной операционной фигурку не извлечь. Простите, нера Виктория, что я вас перебил.

— Ничего, Брендон. — Она продолжила: — Икс-8 вынесена отдельно не только поэтому. Её причина смерти однозначна — убийство. Ей сломали шею.

Брок снова подал бумаги — только в этот раз лично Грегу, Вик и так была в курсе. Он, быстро читая заключение о вскрытии, напомнил:

— Так что там с фигурками?

— Есть подозрение, что не фигурки были вольтами. Вольтами, то есть куклами были сами женщины — их поведением управляли с помощью альбиносов. Того же Смита.

Эван задумчиво нахмурился и принялся ходить по кабинету. Брок зарылся в бумагах, что-то ища. Он победно взмахнул рисунком вольта из библиотеки и признал:

— А что, похоже…

Вошедший Стилл с другими констеблями, приглашенными на совещание, прокрался к стульям и сел, готовый слушать. Брок ему тут же передал рисунок:

— Смотри!

Тот качнул головой:

— Похоже… — он передал рисунок дальше.

Брендон решил снова вмешаться:

— Я полностью согласен с версией неры Виктории. Та же лера Отис, вчера сорвавшаяся в силовой шторм, была тихой и незаметной, хоть на последней стадии интоксикации должна была быть неуправляемой и содержаться в психиатрической лечебнице.

Грег покачался с носка на пятку и повторился, показывая, что обдумал эту версию и признал её состоятельность:

— То есть кто-то управлял этими женщинами, делая их покладистыми и послушными. Интересная версия, Виктория. Мое почтение. — палец Грега уперся в имя Моро: — А нера Моро? Она…?

— Единственная опознанная с Оленьего. Тоже убита. Она не маг. Изучала в университете записи своего отца, исследователя Карфы, и писала его биографию.

Брок снова сунул бумаги Грегу. Вик пришлось опять делать паузу, собираясь с мыслями — ей надо объяснять как можно быстрее, чтобы не мешать Броку и Эвану проводить совещание.

Грег, на миг отвлекаясь от бумаг, ткнул пальцем в имя Моро. От него шла жирная стрелка к Марлоу и пунктиром, еще и со знаком вопроса, к приписанному снизу Фейну. Связь, которую нашел Марк, но которую они пока никак не могут подтвердить.

— Что означают связи с нером Марлоу и профессором Тома? И причем тут Фейн?

Вик вздохнула:

— По словам отца Маркуса, инквизитора, нер Марлоу, секретарь Моро, был связан с Фейном. В частности, он продал секреты примитивописи. Только бумаг, подтверждающих это, нет, к сожалению.

— Ясно… Зная о военной империи Фейнов, уже не удивляюсь такому — рано или поздно секреты карфианской магии заинтересовали бы их. Долгое время считалось, что карфианское владение магией примитивно и ненаучно — это официальная позиция эфирологии. Значит, Фейны покупали секреты у Марлоу, но мы не знаем — была ли в деле нера Моро.

Брок вмешался:

— Нера Моро и сама распространяла секреты карфианских кол…

— Бокоров, — поправил его Грег.

— Бокоров, — терпеливо повторил за ним Брок. — Например, секрет общего эфира мага-мужчины и мага-женщины поведала мне она. Полагаю, есть связь со смертью Моро и как раз этим ритуалом. Моро погибла сразу же, как только стало известно обо мне и Виктории, точнее о ритуале общего эфира. Поскольку её тело найдено именно на захоронении чернокнижника, очевидно одно — тот узнал об утечках родовых секретов и уничтожил неру Моро. Возможно, он знал и о Фейне. Хотя это уже домыслы.

— Тома, — указала пальцем Вик на его имя, — тоже в курсе примитивописи — об этом свидетельствовал адер Дрейк. Причем с утра Тома пропал — не пришел в Университет.

Эван и Брок вздрогнули, переглядываясь, а Себастьян тут же вскочил со стула:

— Я в песочницу — пойду по следам за топтуном. С семи утра за Тома должен ходить Нельсон. Отчет предыдущего топтуна Матье у Брока на столе.

Тот закопался в бумагах, ища его и быстро пробегаясь по листу прежде, чем передать дальше по кругу — Вик, Грег и остальные парни.

— Сейчас найдем Тома, — хищно подтвердил Одли. — Не беспокойтесь, все будет в лучшем виде.

Вик посмотрела на Грега:

— Еще вопросы по этой таблице есть?

Он мотнул головой:

— Вроде нет. Только Фейн настораживает. Особенно если учесть, что именно он эмпат.

— Меня тоже это настораживает, особенно знание, что за ним стоит военная империя, — с грустной улыбкой сказала Вик. — Дальше..?

Она глянула на часы — время перевалило за полдень. Она срывает Эвану совещание… Тот словно понял её — скупо улыбнулся:

— Продолжай, Виктория. Совещание уже идет, и идет довольно плодотворно.

Вик вдохнула с облегчением и продолжила, уже не только для Грега, но и для парней — не все были полностью в курсе происходящего:

— Дело Ян Ми. Тело обнаружили мы с Себом — чернокнижник не успел его прибрать. Или не смог. Или был занят чем-то другим. Она тоже была вольтом. Тоже вела тихий, спокойный образ жизни. Её редко навещали…

Брок протянул бумаги, у Грега уже целая пачка в руках была.

— …последней её гостьей была блондинка-лера в сопровождении лакея-карфианина.

— Вижу, — кивнул Грег. Он ткнул пальцем в столбец на стене, где были написаны карфианские фамилии. — Это список семьи Аранда и лакеев Аранда. Почему стрелка соединяет Ян Ми и неру Аранда?

Вик перешла к другому списку, где была указана она и Брок с датами и основными фактами:

— Два нападения на меня: на набережной 27 снеженя и второе в день Всех святых второго вьюговея в паровике, тогда мы были вместе с Броком. Нас держали в доходном доме Аранда на Малом брате — ему принадлежат все дома на острове. В доме было полно зомби… Там же нашли Смита. Свидетель придверник дома, где жила Ян Ми дал описание леры.

Брок молча подал бумаги о нападениях.

Грег открыл папку и кивнул:

— Ага, вижу, почему про Ривеноук было предположение. — он принялся внимательно читать отчеты о нападении на набережной, уделяя особое внимание фиксограммам с места обнаружения Вик. Та старательно отвела глаза в сторону — вид у неё на фиксограммах был тот еще: задранная юбка, почти ампутированная нога…

— Прости? При чем тут Ривеноук?

Грег серьезно напомнил:

— Брок. Он спрашивал о купании в Ривеноук. — Он снова уткнулся в бумаги, спешно пролистывая их. В кабинете была тишина, только и слышно, как изредка кто-то шевелился и тут же замирал. Вик перевела взгляд на записи Брока на стене — как же мало им на самом деле известно… Часы громко тикали на стене, отмеряя время. Прошло минут десять, не меньше, прежде чем Блек закрыл папки и передал их парням для ознакомления.

— Вижу, придверник опознал по снимкам из газет неру Авазоллу Аранда, личного опознания пока не было. Сопровождающего опознали?

Ему ответил Брок:

— Пока нет. Нера Абени Аранда отказывается общаться с нами без разрешения брата, дворецкий Джеральд Аранда темнит и тоже отказывается общаться. Фиксограмм лакеев или их портретов найти не удалось.

Вик застыла, сжимая губы. Эван приложил указательный палец ко рту, призывая к тишине. Даже шорох страниц стих.

— А с чего мы взяли, что… — Вик с трудом нащупывала мелькнувшую мысль. — А с чего мы взяли, что неру Золу сопровождал лакей?

— Вики? — тихо спросил Эван.

— Смотрите… — Она даже пошла по кругу — ей так легче думалось. — Как мужчины входят в дверь в сопровождении женщины?

Грег нахмурился, провожая её темным, непонятным взглядом, а ответил ей Брок:

— Открывают дверь и пропускают женщину первой.

Вик снова спросила, останавливаясь перед Броком:

— Как лакеи входят в дверь, сопровождая женщину?

— Точно так же, — пожал он плечами.

— А теперь… Белый мужчина пропускает женщину в дверь. Кто он? — спросила она как на допросе. Брок ответил спокойно:

— Скорее сопровождающий, но там нужно смотреть на одежды.

Вик вновь спросила, чуть усложняя задачу:

— Ренальский мужчина пропускает женщину в дверь. Кто он?

— Скорее лакей — если одет в эребские одежды. Если одет в ренальские — скорее муж или кровный родственник.

Вик кивнула — логика в словах Брока была. Если мужчина иной расы одет в принятые в Тальме и других странах Эреба одежды, то скорее всего он пошел в услужение. Она снова спросила:

— Карфианский мужчина пропускает женщину в дверь, кто он?

— Ла… — Брок осекся.

— Нер Аранда? — предложил свой вариант Грег. Надо отдать ему должное — яда в его голосе не было. Просто констатация факта, что все это время расследование шло не по тому следу. Стилл нахмурился и забрал папку с делом себе, спешно перебирая документы. Одли крякнул:

— Кхх… Ну твой же дивизион… Мы искали лакея, когда перед нами маячил нер Аранда собственной персоной!

— Точно! — воскликнула Вик.

— Пеклоооо… — простонал Брок, ища среди бумаг фиксограмму нера Аранда. Одли встал, печально возвещая:

— Я в дом, где жила Ян Ми… Умоляю, самое интересное без меня не раскрывайте?

Его опередил Алистер:

— Серж… Прости, инспектор, я сам. — он взял фиксограмму и помчался прочь из кабинета.

Грег замер перед списком, рукой водя по стрелкам от Фейна через Марлоу, к Ян Ми и Аранда. Вик вздохнула:

— Продолжать пояснять?

— Да, конечно. Аранда же занимается ученой деятельностью в Университете? Что-то с зельями?

Лео тут же отчитался:

— Химическая лаборатория. Под руководством профессора Тома он синтезирует новые лекарства. Это все, что мне известно — все работы Аранды засекречены. Попасть туда пока нет возможности.

Эван подтвердил:

— Сперва надо хоть какие-то улики или подтверждения, что Аранда замешан в деле Ян Ми и чернокнижников, чтобы приходить с обыском в университет и к домой к Аранда. Он завтра возвращается из Ариса домой вместе с женой.

Вик добавила:

— Кстати, в Арисе в день приезда Аранды было найдено тело женщины, умершей как Ян Ми.

Брок нашел нужные бумаги и подал Грегу:

— Я уже отправил дополнительный запрос — возможно, придется настоять на эксгумации, чтобы обнаружить во… Костяную фигурку.

Грег подошел к столу и, взяв из кипы бумаг чистый лист, быстро принялся на нем писать:

— Эван… Собирайте команду на обыск дома и лаборатории в университете.

— Вот так просто? — уточнил он. — А если это ошибка?

— Приедет ваш человек с опознания — команды уже будут готовы. Нет? И не смотрите так, это вам нужен ордер от судьи, мне нет. Я пока еще особист. У меня даже разрешение на убийство есть, между прочим.

— Ммм… — задумчиво промычал Брок, пока Эван хмурился и обдумывал предложение, взвешивая все за и против.

Грег, старательно пряча в голосе недовольство, сказал:

— Не верите мне, попросите подписать Гилла. Он подтвердит тоже самое. — Грег посмотрел на часы — время перебралось за половину первого. — А почему Гилла не пригласили?

— Он приглашен. — ответил Эван. — Может, опаздывает? Лео, пожалуйста, телефонируй в гостиницу, узнай, где Гилл.

Лео поспешно вышел в коридор.

Эван же продолжил:

— Пожалуй, устраивать обыск дома Аранды пока нельзя — слишком мало данных за его участие. Связь Ян Ми — Зола Аранда — нер Аранда пока не доказана, а в случае нападения на Мюрая и Ренар дом в любом случае был бы собственностью семьи Аранды. Надо более веские причины для обыска дома. А вот обыскать лабораторию в университете мы можем, даже просто обязаны в свете пропажи профессора Тома — надо обыскать его кабинет, заодно пороемся и в лаборатории, ища доказательства против Аранды. Одли, собирай команду экспертов. — Он протянул инспектору бумагу, подписанную Блеком. — Отправитесь сразу же, как вернется Себ Кейдж с данными о топтуне. Так…

Одли встал, вздохнул и, захватив бумагу, помчался из кабинета.

Эван посмотрел на Грега, на Вик и на окружающих парней:

— Продолжаем?

Грег кивнул:

— Да, Виктория, прошу. Я не вижу связи между дальнейшими списками. Вот этим… — он ткнул в список особистов, где фигурировал он сам с пометкой «Нижняя палата парламента», и в список Душителя. — Вот причем тут Душитель, я вообще не понимаю. Если список особистов я еще могу связать с Фейном и эмпатом, то причем тут Душитель?

Вик ткнула в список с особистами:

— Мы полагаем, что вас всех: Гилла, Ривза, тебя, Шекли…

— …Гордона… — поправил её Брок. Вик кивнула:

— Гордона и Фейна прислали сюда для испытания воздействий эмпата. И, как ты сказал, любой особист имеет право на убийство. Вас король приговорил к смерти. Или к эксперименту. — Она указала пальцем на написанное над их фамилиями: «Эмпат: Фейн или Шекли?». Шекли было аккуратно зачеркнуто. Грег кивнул:

— И..?

Палец Вик переместился под фамилию Марлоу, где второй раз фигурировал Фейн.

Вернувшийся Лео на пороге угрюмо сказал:

— Гилла нашли мертвым в номере. Убийство — он застрелен выстрелом в грудь. Кто едет на вызов?

Эван молчал, ожидая, когда Брок примет решение — это его вотчина, это его управление.

Брок уперся взглядом в пол:

— Так… Перегруппировка. Лео, тебе универ больше знаком — ты поедешь на обыск кабинета Тома и лаборатории Аранда. Одли сейчас вернется и поедет на убийство Гилла.

Вик закрыла глаза. Кайл. Кайл, заступившийся за Брока. Кайл, знавший, что, как Эвирок, едет в Аквилиту на казнь, но не отказавшийся и пытавшийся хоть что-то исправить, пытавшийся спасти Ривза. Кайл, сильно переживавший собственное падение под действием эмпата Фейна. Кайл, которого пытался спасти Марк и которого не смогла защитить сама Вик. Она дернула галстук, мешавший дышать.

— Простите, я выйду…

Она, старательно не шатаясь, вышла в коридор. Тут было прохладно — не было душащих жаром паровых батарей, вдобавок гулял сквозняк из-за открытых в торцах коридора окнах.

Кайл… Первый настоящий погибший из обреченных на смерть в Аквилите офицеров. Она наивно думала, что после взрыва паромобиля, ему ничего не угрожает, и вот… За ним же присматривали… И Фейн убрался из Аквилиты. И даже Шекли, который Гордон… Почему? Почему это все же произошло?

Она дошла до открытого окна и оперлась руками в подоконник. Шумно, ртом хватала свежий, пропахший океаном воздух. В правой руке болталась черная лента галстука, как напоминание, что Эвану она ничего не сказала про Душителя. Голова кружилась. Воздуха отчаянно не хватало. Вик принялась расстегивать пуговицы на высоком вороте блузки.

Кайл… Отзывчивый охотник на кофе и булочки.

Кайл, залечивающий её раны в госпитале и переживающий за Марка, которого он ненавидел и боготворил одновременно.

Вик захватила руками мокрый, непонятно как уцелевший на уличном подоконнике снег и приложила его к вискам. Холодная влага тут же потекла по лицу, только облегчения не было.

За спиной раздался шум шагов — кто-то старательно предупреждал о своем приближении. Эван и Брок так не стали бы делать — Брок и так согрел её теплом общего эфира, как утешительным пледом, только это мало помогало. Вик обернулась — за её спиной стоял угрюмый Блек.

— Простите, что мешаю… Официально я вышел не к вам — вышел в уборную, так что не волнуйтесь… Я лишь хотел сказать вам: Гилл, как и все мы, в том числе я и тот же Ривз, понимал, что тут может ждать что угодно. Тем более, что он Эвирок. Он мог отказаться, но все равно поехал сюда.

— Грег… Я… Нет, не надо, пожалуйста. Я сейчас успокоюсь и вернусь. Просто совпало остаточное воздействие эмпата и… Я возьму себя в руки, возвращайтесь.

— Не бойтесь, я не трону вас. Я не обижу…

— Дело не в этом. — призналась Вик, убирая руку от виска. Грег молча протянул ей свой платок. Вик принялась вытирать мокрое лицо и пальцы.

— Дело в том числе и в этом.

Она честно сказала:

— Я просто невоспитанная нера, получившаяся из невоспитанной нериссы. Я должна все понять и простить вас.

Он криво улыбнулся:

— Все говорят о необходимости учиться прощению, Виктория. И мало кто говорит о необходимости учиться не совершать ошибки и не творить ужасы. Вы не обязаны учиться прощать и тем более прощать меня. Это я должен был учиться не совершать запретное. Вот как-то так.

— Грег… — она протянула ему платок. Он забрал его и тихо сказал:

— На самом деле я пришел сюда не утешать вас. Я пришел поговорить с вами с глазу на глаз.

— О чем? О Кайле?

Грег хмуро подтвердил:

— Опосредованно в том числе и о нем. После ваших объяснений меня кое-что тревожит…

— Почему не сказали там, в кабинете? — не поняла его Вик.

— Потому что не хочу рушить ваш авторитет. Я как никто иной знаю, что он трудно нарабатывается, а теряется крайне легко. А вы женщина, Виктория, вам вдвойне труднее в мужской профессии — вас изначально не воспринимают ровней.

— И что же такого я пропустила, что может рухнуть моя репутация сыщика?

Он твердо посмотрел ей в глаза:

— Виктория, я не совсем так сказал. Меня кое-что тревожит в деле эмпата. Я еще не до конца во всем разобрался, но…

— Говорите уже! — возможно, это прозвучало, как добивайте меня, Вик ничего не могла с этим поделать.

— Эмпат… Именно это меня тревожит. После отца Маркуса естественным является предположение о человеческой природе эмпатического воздействия. Где возникла одна невозможность, там легко предположить другую невозможность. Это логично. Только меня тревожит то, что и Фейны военные магнаты, и то, что и Аранда выполняют некие военные запросы — просто первые работают массово, а Аранда — индивидуально. Связь Фейн-Марлоу-Аранда может оказаться связью конкурентов, крадущих друг у друга промышленные секреты. Я с таким сталкивался. Подумайте над такой возможностью.

Вик принялась обдумывать его слова:

— Небеса, я никогда не читала, что возможно такое оружие — эмпатическое. Про эмпатов хотя бы сочиняют книги, а про оружие… Хотя вы правы, может быть, очень может быть. Возможно, у Фейнов возникли какие-то проблемы с оружием — их же выследил Ривз в деле Душителя… И Фейн едет сюда за доработкой — к Моро или Марлоу…

Грег оборвал полет её мыслей своим вопросом:

— Простите, с чего вы взяли, что оружию требуется доработка?

— Ривз тому доказательство. Его пытались сломать, но не получилось. Он и спился, он и опустился, но наложить на себя руки, как возможно, хотели Фейн и король, избавляясь от него, не смог.

Грег замер, словно пытался что-то осознать, но честно признался:

— Я не успеваю за вашей мыслью, Виктория. Возможно, дело в том, что я еще не ознакомился со всеми фактами в деле. Но я с вами, Виктория. Надо во всем разобраться и остановить эмпата или разработку оружия… Вернемся? — он качнул головой в сторону кабинета. Дверь его отрылась — на пороге задумчиво замер Брок. — Мне намекают, что я задержался в уборной…

Вик потерла висок и медленно пошла обратно в кабинет, застегивая пуговицы на вороте блузки:

— Я вас не понимаю, Грег. Вы военный. Вас должны волновать успехи на фронте. Если предмет наших поисков не эмпат, а оружие, вы должны радоваться — Тальма скоро совершит прорыв на фронте.

— Во-первых, я пока не уверен, в чьих руках оружие. Фейны или король — это большая разница. Фейны необязательно равно "король". И Аранду нельзя упускать из виду — если оружие работает на карфианских принципах эфира, то и у Аранды есть возможность изобрести эту гадость. А во-вторых, Виктория, есть определенные принципы ведения войны. Да-да, война антигуманна, но и в ней есть принципы… Не убивать женщин и детей, не пытать их, не подвергать риску, не убивать сдающихся в плен и прочее. А теперь представьте эмпатическое оружие на фронте. Его воздействие мы не можем предусмотреть и противостоять. Как его применят? Воодушевят свои войска? Напугают чужие? Или заставят солдат противника уничтожать друг друга, стоя в сторонке? Это будет кровавая бойня, это будет… Уничтожение целой нации… Даже слова такого нет — уничтожение нации. Националецид? Цивилецид? Террацид? Это будет что-то, чему еще не дали названия. И, боюсь, зная нашего короля и генералитет, именно так и будет.

Вик вздохнула — а ведь он еще о Душителе не знает.

Глава 57 Новые смерти

Усталый, явно невыспавшийся Брок, опершись спиной на дверной проем, грустно осмотрел задумчивую Вик и сумрачного Грега, шедшего чуть позади неё:

— Дежурный доложил: Себ телефонировал — он обнаружил Нельсона в «Веселой вдове», в хлам пьяного. — хрипловатый голос Брока гулко звучал в пустом коридоре. — Он его протрезвил, тот заявляет, что сопровождал Тома до университета. Находиться в корпусах университета он не мог — ждал Тома в парке. Как оказался в пабе — не помнит, почему пьян — тоже.

— Эмпат? — обреченно уточнила Вик. Сейчас она не удивлялась ничему. Может, и не оружие, как предположил Грег, но Фейн где-то рядом, Фейн не дремлет, играя с ними в прятки. А если оружие… Оно обладает гадкой особенностью переходить из рук в руки. Это Ривз, Гилл и Блек пробрались в Аквилиту, тогда еще запретную для них, в гордом одиночестве, без положенных им ординарцев и денщиков, довольствуясь лакеями, предоставленными гостиницей, а Фейн? Кого он мог притащить с собой, ведь даже Блек еще в Олфинбурге умудрился нанять неру Оливию в компаньонки вечно пьяному Ривзу… Да, кстати… Надо помнить, что Грег единственный, кто пытался позаботиться о Тони. Это в плюс Блеку. Надо помнить. Она оглянулась на мрачного мужчину — Грег ушел в себя, что-то обдумывая.

Брок, пропуская Вик первой в кабинет, согласился:

— Похоже на то.

— Следы Фейна? — спросила Вик, глаза её зацепились за первую таблицу на стене, снова заставляя жалеть о собственной непонятливости — чернокнижник опережает их не на шаг, он на много шагов впереди, и пока догнать его сложно, у них только одни догадки на руках и приказ Блека об обыске лаборатории. Количество жертв в таблице пугало, особенно тем, что они до сих пор не знали, как и от чего погибли эти женщины.

Ей ответил Эван:

— Пока не найдены. Лео Байо и Стилл выезжают с командой — Байо возглавит обыски, а Стилл поможет с поисками Тома. Что-то еще, Виктория?

Она потерла висок. Грег замер возле стены, дальше изучая записи Брока.

— Так… — Вик осторожно начала: — Прости, Грег, я сейчас чуть-чуть отвлекусь, потом продолжу с вашим списком и списком Душителя. Так… Возле нашего дома вчера следы Фейна найдены?

— Нет, — односложно сказал Эван.

— А возле провала?

— Пока нет, — напомнил о себе Грег. Эван молча подтвердил его слова.

— Если верить словам Гордона… А что нас заставляет верить его словам? — перебила саму себя Вик. — Фейн был везде, где использовалось эмпатическое воздействие. Подвалы, набережная, кафе, где шантажировали меня. Но и Гордон там отметился. Следов, доказывающих, что Фейн выбрался из-под завалов в катакомбах нет.

Брок вместо слов взял и снова под «эмпатом» на листе бумаги подписал «Гордон» рядом с Фейном.

Задумчиво замерший у стола Эван лапидарно сказал:

— Найдем.

Брок вздохнул, сжимая и разжимая кулаки от собственного бессилия:

— Рано или поздно. — Он был готов обойти весь город и катакомбы, если понадобится.

Грег задумчиво смотрел на его кулаки, но молчал. Видимо помнил слова о направлении агрессии Брока.

Брендон, сидевший на одном из освободившихся стульев, не сдержался и спокойно спросил:

— Насколько важно найти Фейна?

Вик резко на каблуках повернулась к нему:

— Очень. Бешенные белочки, Брендон, очень важно.

Он понятливо встал, поправил свой свитер-неприятность и уточнил, готовый действовать:

— Законно или результативно? — на кончиках пальцев у него уже плясали алые искры. Мужчины вокруг заметно напряглись.

Брок все же ответил, заставляя себя разжимать кулаки:

— Результативно.

Эван веско возразил:

— Законно.

Взгляды всех троих, впрочем, четверых — Грег присоединился, — уперлись в Вик, словно последнее слово было за ней. В голове тут же вспыхнуло беспокойство Марка за своего секретаря, причем воспоминания о Брендоне тут же перекрыли другие — цеха по сборке чего-то, какой-то механит, летящие дирижабли — Марк уже догадался об оружии, это только она ничего не понимала из его воспоминаний. Вик покачнулась от внезапной слабости — дирижабли… Грег прав — это будет уничтожение Вернии, причем обратный отчет уже пошел — кто бы ни был владельцем эмпатического оружия, он уже, возможно, в столице: Гордон уехал вчера, а Фейн пропал больше трех суток назад! И с этим ничего поделать нельзя. Снова встал неприятный выбор, который Грег свесил на неё: сказать об оружии или нет? Если реакция Грега не совсем понятна на новость о дирижаблях, то поведение Брока Вик могла предсказать точно. Он, даже зная, что ничего изменить не сможет, рванет воевать с драконами. Только тут дракон, которого не победить. Это уже случилось — вчера ли, или даже позавчера, Гордон или Фейн добрались до столицы, ведь оружие может действовать и в чужих руках, и… Дирижабли готовы, если уже не плывут в Вернию. Брок погибнет, он костьми ляжет в битве, где ему не выиграть. Может ли Вик обрекать его на такое? Смолчать? Дать ему шанс оставаться в спокойном неведении. Или обречь на муки совести и на смерть в битве, где ему не выиграть? А Брендон… Как отреагирует он на такое? Марк не поставил его в известность — не захотел или не успел, или боялся его реакции? Храм подчиняется королю. Король — Защитник веры. Кого выберет Брендон в данной ситуации?

Вик потерла висок и снова рванула пуговицы на блузке — воздуха не хватало.

Звякнуло стекло в раме — Брок открыл окно. Запахло влагой и океаном.

Эван тихо позвал её:

— Вики?

Она подняла глаза на него — он едет в столицу, и ему она доверяет полностью. Она скажет только ему про оружие. Брок узнает потом, позже, потому что уже ничего не изменить.

Дирижабли в её памяти величаво плыли, неся смерть.

— Брендон, только аккуратно найдите Фейна. Смотрите, чтобы вас не поймали. — то, что он уже давно, быть может, в столице, она промолчала. Может, она не права. Может, она ошиблась, но это будет её ошибка, Брок не бросится воевать с тем, что не может остановить, а Эван… Бешенные белочки, сможет ли он с таким справиться?!

Брок, неправильно расценив волнение Вик, заметил:

— Я выделю сопровождение с крепкими нервами и такими же крепкими кулаками — никто тебя, Брендон, не тронет.

Прищуренные глаза Брендона выдавали все, что он думал о «не тронут» — Вик знала, что он сам очень может тронуть так, что мало не покажется, тем более что из всех инквизиторов в Аквилите доступен только Дрейк, и тот слишком занят в госпитале. Вик снова повторила ради памяти Марка:

— Брендон, пожалуйста… Будьте благоразумны.

— Хорошо, нера Виктория. Для начала мне надо заехать в гостиницу, где остановился Фейн. Как бы не были прилежны горничные, а найти волос на щетке или подушке, или щетину на бритве или мыле, или даже кровь на зубной щетке всегда можно. Мне понадобится не больше часа, чтобы точно найти местоположение Фейна. Как его брать — аккуратно или эффективно?

У Эвана только чуть дернулся уголок рта, а Брок, кажется, возблагодарил небеса и пекло, что такой исполнительный служака находится не под его командованием. И как Марк справлялся с Брендоном? Вик промолчала, и вместо неё вмешался Эван:

— Брендон, пожалуйста, осторожно. Взять Фейна надо осторожно — он может оказывать эмпатическое воздействие.

Мужчина понимающе склонил голову и пошел на выход, Брок устремился за ним, чтобы подобрать сопровождающих. Вик позволила себе стать слабой — она без сил опустилась на стул. Сердце стучало где-то в голове. Ноги заледенели от ужаса. Сил думать не было.

Им ни за что не остановить дирижабли…

Эван тут же сел рядом с Вик, беря за руку:

— Солнышко? — он совершенно не стеснялся Грега.

— Эван… Прости… Не говори Броку… — Вик заставила себя посмотреть мужу в глаза: — мы ищем не эмпата. Мы ищем эмпатическое оружие.

Грег бросил на неё косой взгляд, а потом развернулся от стены, в упор рассматривая Вик и задумчивого Эвана.

— Мюраю, действительно, не стоит о таком знать. Это не его полета дракон, — тихо, чтобы никто случайно не услышал в коридоре, сказал Грег.

Эван осторожно поцеловал ледяные пальцы Вик:

— Что-то еще известно?

Она сглотнула:

— Дирижабли… Они уже летят, Эван.

Грег резко вышел в коридор. Дверь от сквозняка хлопнула так, что уши заложило. Было слышно, как где-то в коридоре мужчина грязно ругается. Вик тоже хотелось стоять рядом и орать, только ей так нельзя. Эван вместо всех утешающих слов обнял её и поцеловал в висок. Его губы там и остались: прижались сильнее, и горячее дыхание щекотало и согревало кожу Вик.

— Ведь еще что-то можно придумать, Эван?

— Я… Я… — он не находил слов.

— Прости, зря я сказала. Прости, я все понимаю, Эван. Не будь всемогущим, не пытайся оправдать мои завышенные ожидания. Просто будь самим собой и вернись из Олфинбурга.

— Возможно, мне придется там задержаться…

— Задерживайся на столько, сколько нужно. Только не иди против бури, которую не остановить. Не пытайся остановить ураган, Эван.

— Может, через Клер де Лон попытаться предупредить Вернию?

— И что это даст? Защиты от эмпатического воздействия нет. — она заглянула в слишком тревожные глаза мужа и поправилась: — я встречусь с ней и поговорю.

— Хорошо…

Шум в коридоре смолк. Грег, снова мрачный и спокойный, вернулся в кабинет. Мужчина, словно забыв все, что сказала Вик, прошелся вдоль стены — палец его скользил по бумагам, как будто проверял: все ли понятно, все ли запомнилось? Палец остановился перед списком жертв Душителя. Грег хмурился, пытаясь уловить непонятные для него связи. Его палец уткнулся в фамилию Ренар, Брок приписал в конце списка Элайзу и Чарльза.

Голос Грега разбил тишину, в которой перед глазами Вик плыли дирижабли:

— При чем тут это? Ренары, простите, неры без единого шанса на лерство. Простите, Виктория. Я не понимаю, как они попали в список.

Ответил ему Эван, выпуская Вик из объятий:

— Мы сами не понимаем, почему они попали в список. Об этом знает только король или Душитель, или эмпат. Элайзе Ренар прислали недавно алую ленту в подарок.

Вик опомнилась: Грег прав, надо двигаться дальше там, где они в состоянии хоть что-то изменить. Она пояснила для удивленного Грега:

— Есть версия, что Душитель — это проба эмпатического воздействия.

Грег перевел взгляд на неё — казалось, что его черные, проницательные глаза пытаются прочитать то, что скрыто за её словами:

— Удивительная версия… Душитель, насколько я знаю, раньше не предупреждал о готовящемся нападении. Он никогда не присылал лент.

Эван вновь счел нужным вмешаться, поправляя Грега:

— Не удивительная, а жизнеспособная версия, учитывая, что показания свидетелей о возможном убийце каждый раз разнились. Учитывая, что Ривз, ведущий это дело по приказу короля, сам чуть не стал жертвой Душителя. Учитывая, что Душитель снова начал свою деятельность сразу после известия о смерти Ривза и начал её с семьи Виктории — её брат Чарльз контактировал тут с Фейном и Гордоном, вдобавок он вместе с отцом пытался найти Душителя. И лента, конечно.

Грег посмотрел внимательнее на таблицу, замечая пробелы в именах. Его палец замер в пустой строчке третьей жертвы. Впрочем, пятая и седьмая строчки тоже пустовали.

Эван встал и подошел к таблице:

— Я не вдавался в подробности расследования. Несколько имен жертв для меня так и остались неизвестными.

Грег подошел к столу и взял с него карандаш:

— Было восемь жертв… — он принялся заполнять именами пустые строчки. — Получается, Ривз был девятым, нера Элайза Ренар — предположительно десятая будущая жертва…

Вик с трудом собралась, отгоняя прочь дирижабли, подошла к Грегу и попросила карандаш, вписывая себя под номером одиннадцать:

— Мне утром прислали алую ленту. Из Олфинбурга. Отпечатков внутри конверта и на визитке модного дома Триэра не было обнаружено. — Она повернулась к Эвану и заставила себя улыбнуться: — не волнуйся, Эван… Душитель всегда убивал в новолуние, а сейчас полнолуние на носу. Время найти сволочь еще есть.

Тот закаменел и смог лишь кивнуть. Спас положение Грег — он резко сказал:

— Эван, вот это мы точно в состоянии изменить. Мы найдем и остановим Душителя. Присоединяйся — нужны все факты по жертвам, их связям, брачным надеждам и прочее… Нужно найти причину, по которой убивали именно этих девушек. Нужна связь между ними и Викторией. Найдем эту связь — остановим Душителя. Ну, или до него первым доберется Кит.

Вик не удержалась и добавила:

— Если эмпатическое воздействие оказывал Фейн. Оружие могло быть в руках Гордона.

Эван все так же молча взял карандаш со стола и принялся писать данные по одной из жертв. Вернулся Брок, таща в руках пакеты с едой — приближалось время обеда. Мужчина заметил изменения в таблице Душителя, замер и грязно выругался. Вик обдало теплом и чувством уверенности, что он скорее костьми ляжет, чем подпустит Душителя до Вик. Она грустно улыбнулась — этот дракон для его зубов, не то, что дирижабли. Как же все… Страшно и нелепо.

Грег отстранился от таблицы, снова окидывая её взглядом:

— Сюда бы Гилла — он был прирожденный аналитик, я-то так… Найти и притащить в зубах, заставляя признаваться… Эван, у меня в Олфинбурге есть хороший знакомый, составляющий брачные списки для лер с учетом евгеники. Я напишу вам рекомендательное письмо — пожалуйста, будете завтра в столице, навестите его. Данные о том, кому прочили в жены погибших от руки Душителя лер, крайне важна. Так мы узнаем, от кого пытался избавиться король. То, что королева так избавлялась от ненужных соперниц — так себе идея. Я точно знаю, что королева уже десять лет не пускает в свою спальню короля, и ей плевать на его любовниц.

Эван процедил сквозь зубы:

— Одно могу сказать точно — про себя. Возможно, я хаотик, а не маг огня, как принято меня считать. Виктория с корнями из Нерху…

— Там тоже бывают хаотики… — закончил за него Грег. — Интересная теория, Эван. Но нужны еще данные.

— Я навещу вашего друга, не волнуйтесь, Грег.

Вик придвинула один из стульев к столу и принялась на листке бумаги вновь вырисовывать связи и перемещения Фейна и Гордона.

Брок умчался куда-то, возвращаясь через полчаса с чашками кофе.

Потом посыпались новости.

Тело Тома было найдено в лабораторном шкафу.

Лео сообщил, что среди ингредиентов в лаборатории были найдены склянки с остатками костной муки. Её происхождение еще пытались определить эксперты. Вик криво улыбнулась — она хотя бы теперь знала, зачем её пытались покалечить — у Аранды закончилась человеческая костная мука из альбиносов.

Нашли по горячим следам убийцу Гилла. Им оказался дальний племянник Русселя. Опять Руссель… Аквилита мстила Эвирокам. Или эмпат хотел заставить в это поверить.

Потом совершенно случайно нашли Марлоу — очаг некроэманации был прямо на территории университета. Потом… Вернулся Брендон.

Он мазнул глазами по замершим у таблицы Эвану и Грегу, посмотрел на спешно строчащего отчет Одли за столом Брока, на самого Брока и Вик и отчитался:

— Фейн найден. Его местоположение проверено из трех точек с разницей в полчаса. Глубина десять ярдов, приблизительно под веткой паровиков в провале. Поскольку перемещения нет и нет тепловых аномалий, могу предположить, что Фейн мертв. Других объяснений происходящему я не вижу. Очаги черного эфира за собой я почистил. Кулаки сопровождения не пригодились — им удалось отмахаться своими жетонами от возмущавшихся военных магов.

Вик вздрогнула.

Грег молча вычеркнул Фейна из строчки про эмпата.

Эван задумчиво сказал:

— Грег, будьте предельно осторожны, вы последний выживший. — Он не сказал про Ривза, и Вик не знала, стоит ли сообщать такое. Эван прав — пока о Ривзе знает как можно меньше народа, у него больше шансов на победу в деле Душителя. Или для чего он хочет встретиться с принцем?

Глава 58 Душитель

Вик в очередной раз вышла из кабинета — там был спертый, пропахший разгоряченными мужчинами, слишком жаркий — даже открытое окно не спасало, — воздух. Эван смотрел на Грега, спешно заполнявшего графы в таблице и гадал, насколько глубоко воздействие эмпата меняет человека? Как он сам изменится, если попадет под воздействие оружия? Пока боги его берегли, отыгрываясь на Вик. Надо срочно что-то придумать, надо остановить Душителя во что бы то ни стало. Или хотя бы придумать, как Вик сможет остановить его самого. Носить магблокиратор? Будет трудно без эфира, но он от этого не умрет и точно не войдет в полицейские сводки как Поджигатель, вместо Душителя. Эван потер висок — надо будет посоветоваться с Броком или даже Грегом. Или… Его взгляд столкнулся со злым, пропитанным тьмой, внимательным взглядом Брендона. Или даже с ним, чем демоны не шутят.

В коридоре было тихо и холодно, только с первого этажа глухо доносились разговоры и телефонная трель у дежурного констебля.

Вик дошла до окна в коридоре. Дышать было нечем. И зачем она утром так туго затянула корсет, хотя иначе она бы не смогла надеть этот темно-синий троттер — просто не влезла бы в юбку. Вик до упора вверх открыла створку окна, оперлась руками на подоконник и смотрела, как город оживает к вечеру. Стало легче.

Шумела улица, спешили куда-то люди, раздавался смех, крики детей, звон паровика с ближайшей ветки. Город жил, и будет жить, и это правильно, только отчего же так стыло на душе, словно Вик по самую макушку занесло снегом? По самую линялую макушку усталой белочки, которая откровенно не справлялась со своей службой. Справлялась бы, и Гилл был бы жив, и Фейн, и Марлоу, и Тома… И… Небеса, кого ей назначат в душители? Чьими руками попытаются убрать её? Он тоже должен жить, но есть шанс, что она не справится…

Она старалась не плакать, но не была уверена, что у неё это получилось.

За Вик лаской в дверь выскользнул Брендон:

— Нера Виктория…

Она устало обернулась на его голос — Брендон отвлек её от размышлений… Ладно, он отвлек её от бесполезных мыслей.

— Зови уже просто по имени…

Мужчина подошел к ней, вставая рядом и обдавая ароматом ветивера, немного древесным, немного цитрусовым, немного цветочным — вот последняя нотка была совершенно неожиданной.

— Неудобно. Я кер… Вы — нера…

— Опальная нера, — поправила его Вик. — И происхождение ничего не значит, главное то, кем ты стал.

Ей вспомнился Дрейк, который стал очень хорошим человеком. Надо навестить его. Брендон мрачно улыбнулся и, конечно же, все переиначил в своем стиле:

— Опальным колдуном, Виктория?

— Хорошим колдуном, — поправила она его, вспоминая спасенных в доме Янота Элли и Тома. Он точно хороший после такого, даже если ритуал в основе спасения и запрещенный. Короля не останавливает запрет на магию крови. Он, быть может, никогда и не приедет в Аквилиту, никогда не остановится в гостинице «Королевский рыцарь», но слуги, обслуживающие номер, уже всецело преданы ему и ходят под кровавой клятвой, как и в других городах Тальмы. Может, это потому, что король над законом. Может, от банальной вседозволенности. — Ты что-то хотел?

— Да, хотел… — Брендон достал из кармана брюк помятую бумажку размером с конфетный фантик и вложил её в ладонь Вик: — прочитайте и запомните. И не пытайтесь произнести вслух, если вам еще до́роги мужчины вокруг, в том числе и я.

— Что это? — Вик с удивлением читала непонятные слова: «Вини лоа Ти-жан».

— Призыв о помощи. Поверьте, придет то, что остановит Душителя, кем бы он ни был. Этот лоа… — он ткнул пальцем в бумажку, — остановит даже меня. Даже Брока, Грега, Эвана — любого, кого заставят надеть личину Душителя в вашем случае. И не смотрите так, Виктория… Даже Эван предпочтет смерть от лоа, вместо участи вашего убийцы. Произносите не задумываясь, ведь Душитель в вашем случае будет кем-то из нас. Не жалейте. И еще… Я тут подумал, что Душитель не зря так назван… Так что…

Бумажка на ладони Вик загорелась, обдавая жаром и впечатываясь пеплом в кожу. Пальцы Брендона тут же накрыли получившуюся печать, снимая боль. Запахло горелой бумагой и почему-то серой. Говорят, души, удалившиеся от богов, льнут к огню или вечному пеклу, провонявшему серой.

— Если не будет возможности позвать на помощь, просто прикоснитесь печатью к Душителю, мысленно повторяя фразу, что я написал. Прикасаться желательно к коже, но подействует и через одежду, просто чуть дольше придется ждать спасителя. И мой вам совет: закройте при этом глаза. Есть то, что мы не должны видеть в этом мире. Виктория… Этот лоа — покровитель бокоров. У него не самые приятные методы работы, зато весьма успешные.

Вик была бы не Вик, если бы не спросила:

— Лоа — это кто?

— Скорее что. — Брендон пожал плечами. — Дух. Покровитель. Может, демон, может, ангел, если судить по традициям Эреба. В Карфе нет добра и зла, есть только выгода. Придет тот, кто переходит через Перекресток между миром живых и мертвых. Не задумывайтесь, останавливайте Душителя этой печатью, кем бы он ни был. На том свете вам потом ваш неудавшийся убийца еще и спасибо скажет. Во всяком случая я точно поблагодарю, если душителем буду я.

Он улыбнулся одними уголками губ — глаза при этом были хмурые и усталые, — и пошел прочь, засунув руки в карманы брюк. Вик провожала его взглядом до лестничной площадки — он завернул на неё и стал спускаться по лестнице. Тут он сделал все, что мог.

Из кабинета, неся в руках куртку Вик, вышел Эван. Он замер в коридоре, рассматривая её:

— Вики…

Наверное, она выглядела жалко — белые с темными отросшими корнями волосы, наверняка сейчас спутанные и лежавшие как попало, красные от усталости глаза, неприлично расстегнутая блуза, грязная юбка и такие же ботинки. Где остался её галстук, она не помнила. Впрочем, длинная черная лента, как змея, торчала из кармана брюк Эвана. А еще у Вик теперь две татуировки из-за бокоров, бешенные белочки их закусай!

Она устало подошла к Эвану, все понимая:

— Ты отправляешь меня домой? — её снова затянуло зеленоватой тиной безнадежности. Уж если Эван отправляет её домой…

Он оглянулся на плотно закрытую дверь:

— Там состоялся бунт. Меня отправили домой со словами, что у меня есть два заместителя, секретарь и Мюрай, и что мне нужно отдохнуть перед поездкой. Если твои дела тут закончены, то…

Вик заставила себя улыбнуться:

— Домой, Эван. Тут я больше не нужна.

Он накинул ей на плечи куртку и медленно пошел к лестнице:

— Может, заедем в ресторан? Или какой-нибудь трактир на набережной? Я давно тебя никуда не выводил… Можно прогуляться по парку или набережной. Или заедем в синематограф? Говорят, там крутят интересную комедию. Она прошлогодняя, но мы с тобой её не видели…

Ей почему-то показалось, что Эван хочет с ней попрощаться — красиво, в ресторане или на набережной, уезжая на битву, где не выжить, или боясь, что станет её убийцей.

— Эван… Не надо. Не прощайся так со мной.

Он остановился, ловя её за руки и крайне серьезно глядя в глаза:

— Вик… Солнышко… Не задумывайся, если мы не остановим Душителя. Бей сразу до смерти. Понимаешь? Даже если это буду я. Я предпочту…

— Смерть участи убийцы, — мертвыми, еле шевелящимися губами сказала Вик. Внутри неё все замерзло или превратилось в камень. Наверное, быть камнем хорошо — ни о чем не думаешь, ни о чем не переживаешь, как Гилл под воздействием эмпата. Только тогда вокруг камня начинает твориться зло, как было с Гиллом. Нельзя застывать душой, даже если так легче выжить.

— Именно, — кивнул Эван, прижимая её к себе. — Не думай обо мне. Думай о себе, хорошо?

— Хорошо, — прошептала она ему в грудь, чувствуя, как горячие слезы все же заскользили по её щекам. — Эван… Я не хочу… Я не смогу… Я не буду…

— Будешь, — твердо сказал он. — И сможешь. И сделаешь, потому что ты должна жить, кем бы ни был Душитель.

Она крайне невоспитанно разревелась, прямо в сорочку Эвана, пропахшую розовым мылом из дивизионной душевой. Сегодняшний день стал последней каплей, которая её сломила. Даже в Ривеноук не было так плохо — там она знала, что Эван есть, что Эван её ждет, что Эван жив, и она рвалась к нему, обещая себе прийти даже нежитью. Сейчас она боялась, что её заставят выбирать: её жизнь или жизнь Эвана. Или кого-то другого, но столь же дорогого ей. Даже если это будет Грег — это будет больно. Как после такого жить? Как выжили те восемь человек, которых назначили душителями? Или они не выжили… Она такого не переживет. Она и так слишком многих сегодня потеряла: Гилла, пытавшегося быть офицером и лером, когда даже сил нет, Фейна с лицом ангела, которого заставили узнать порок, незнакомого Марлоу, Тома и других… А еще есть Элайза и Чарльз, которых тоже обрекли на смерть… И дирижабли, и Аквилита, и…

Слезы текли и текли, наверное, те самые, которым она не позволила прорваться вчера, когда лера Клер дала понять, что на самом деле думает о Виктории. Бешенные белочки, до чего же больно…

Эван подхватил Вик на руки и понес на этаж выше — в свой кабинет. В коридор на звуки плача выглянул Брок, но его затянул обратно в кабинет Грег. Потом все же Брок вышел и спешно помчался в ближайшую чайную — вряд ли Вик оценит в качестве утешения кофе и боксерский мешок…

Одли в кабинете мрачно сказал:

— Почечуй…

Ему ответил Грег:

— Прости? Не понял.

— Геморрой, — вздохнул бывший сержант, а сейчас инспектор, полностью вкусивший за сегодня груз возросшей ответственности. Раньше его дело было маленькое: помощь в расследовании, сбор улик и опросы свидетелей, да и Мюрай всегда прикроет в случае ошибки, сейчас… Он подошел к таблице с именами жертв Душителя: — И что этой пакости надо от нашей Вики? Что вообще нужно Чернокнижнику. Ничего не понимаю…

Грег обвел руками таблицы с делом Чернокнижника:

— Это ваше. А это… — он посмотрел на вторую часть записей, касающуюся эмпата: — моё. Завтра в полдень вновь встретимся и обменяемся данными. А сейчас, простите, я пойду. Времени в обрез.

Одли помассировал ладонями лицо:

— Так… Себ… Когда там возвращается из Ариса Аранда?

Кейдж нахмурился, вспоминая:

— Завтра вечером должен прибывать поезд из Ариса. Если к тому времени, конечно, поезда нагонят опоздания — железнодорожный тоннель только-только открыли. А что?

Одли криво улыбнулся:

— Встретим нашего чернокнижника прямо на перроне! Нам есть о чем с ним поболтать.

* * *

Эван, сев на диван и устроив Вик у себя на коленях, вновь и вновь повторял:

— Я не прощаюсь, Вики… Солнышко, мы справимся… Прости, что так сказал, я думал, что тебе лучше знать мой выбор, чем не знать… Я не прощаюсь, Вики…

Он целовал и целовал её, ловя губами каждую слезинку и уговаривая улыбнуться, уговаривая быть храброй, потому что он не справится без неё. Когда Брок принес утешительный чай, она уже не плакала, только чуть вздрагивали её плечи после истерики. Эфир Брока вновь обнял её, утешая, но, сумасшедшие белочки, как же Вик хотела, чтобы это был Эван…

Хлопнула дверь — Брок ушел молча, чтобы не мешать. Эван осторожно спустил Вик со своих коленей на диван и подошел к столу, забирая чашку чая. Вик сидела, чуть сгорбившись — насколько позволял корсет, конечно. Маленькая, храбрая нера, которая все утро держалась, уже зная, что он станет её убийцей. Он потер висок. Дайте боги этого не допустить!

Вик обняла ладонями чашку, закрывая глаза и вдыхая аромат позднего лета: чай пах персиком и апельсинами. Только аквилитцам придет в голову так издеваться над благородным напитком: что-то добавлять в него, кроме сахара и молока.

Рука Эвана легонько скользнула по её волосам, заправляя короткую прядку за ухо.

Вик еле слышно прошептала:

— Бешенные белочки, прости, я просто рассыпалась, как сломанная кукла, прости… — она сделала пару глотков чая, точнее издевательства над ним, и поставила почти полную чашку на деревянный подлокотник дивана.

— Так бывает, Вики. — Эван откинулся на спинку дивана, сцепляя пальцы в замок. — Мне самому не по себе, если честно. Гилл, Фейн… А Грег не примет помощь — он уперся рогом, как единорог, и стоит до последнего, что его убивать не будут. Что он нужен живым… И… И… — слова у него закончились, и потому он просто потянулся к Вик, целуя её в губы и стараясь передать всю нежность, всю любовь, которую он чувствовал к ней, и сам пытаясь забыть собственные страхи — ему нельзя бояться. Он лер и офицер. Ему отчаянно хотелось домой, прижать Вик к себе, убирая все дурацкие препятствия между ними, мешавшие услышать ритм её сердца, мешавшие утешить, обнять, заставить забыться в стоне удовольствия, прогнать все глупые мысли о душителе и выборе своя или его жизнь. Но надо для начала убедить её, что он не прощается. Чтобы эта мысль не укоренилась в ней, не проросла болью и ненужной горечью, пока его не будет рядом с ней. И потому… Он заставил себя отстраниться:

— Домой, Вики?

Она просто кивнула в ответ.

Надо собраться с силами и убедить её, что планы на будущее есть. Что будущее есть.

По дороге домой он остановил паромобиль напротив современной парикмахерской, даже в нынешнее неспокойное время оставившей огромные стеклянные витрины не заколоченными:

— Я последнее время стригусь тут. Не хочешь попробовать?

— Попробовать? — если честно, Вик не сразу поняла, о чем он.

Эван очень серьезно напомнил:

— Тебе послезавтра выходить на службу. Стоит обновить прическу, чтобы было удобнее надевать шлем.

Его маленькая, храбрая нера улыбнулась и направилась в парикмахерскую первой.

Старый верниец — эмигрант в первом поколении, со щегольскими усами-щеточкой и буйными кудрями, уложенными в диком беспорядке, встретил их улыбкой:

— Добро пожаловать, нер комиссар! Вы обновить бачки? Или подровнять прическу?

Эван указал рукой на Вик, задумчиво рассматривающую парикмахерскую — в этом царстве огромных зеркал, кресел на крутящемся основании, сияющего металла отделки стен, ножниц, удушающего аромата одеколона и помады для волос она никогда не была:

— Моя жена, нера Ренар хотела бы подстричься, нер Фонтен.

Тот слишком утрированно всплеснул руками:

— Прошу прощения, но магическое вытягивание волос не проводим. Могу рекомендовать один замечательный…

— Нет, — твердо сказал Эван. — Моя жена — констебль. Ей после выходного на службу.

Вик заставила себя улыбнуться:

— Нужна стрижка под шлем.

— Бокс или полубокс? — нер Фонтен обошел её по кругу: — впрочем, полубокс, как раз кончики волос будут эффектно смотреться — сохранится переход от красного к белому. Получится… Очаровательно. Баки оставим? Впрочем, о чем это я… Простите, никогда до этого не стриг женщин. — он вздохнул и указал на одно из глубоких кресел: — прошу, нера Ренар, сделаем все в лучшем виде, а вы, нер комиссар пока присаживайтесь. Или все же хотите освежить прическу?

Эван направился в кресло для посетителей и, открывая газету, ровно заметил:

— Пожалуй, не сейчас — зайду в начале седьмицы.

Вик видела, сидя в кресле, его внимательный взгляд, брошенный поверх газеты и отраженный в зеркале. Он старательно показывал ей, что строит как ни в чем не бывало планы, он не собирается прощаться, он не собирается сдаваться. Значит, и она сдаваться не будет! Надо собраться, надо снова пересмотреть все свои записи и… Завтра с новой силой за расследование — должен же Аранда вернуться из поездки. Ей еще надо с Абени встретиться и переговорить. Вдруг с ней она разговорится.

После парикмахерской, в которой нер Фонтен настоял на фиксограмме и просьбе украсить витрину снимком Вик, был магазин механитов — Эван купил новые часы для Вик, спокойно заказав из Ондура новую модификацию гогглов, взамен утерянным из-за Аранды. Их обещали доставить через две седьмицы, и это значило, что даже на дни после новолуния у Эвана есть планы.

Потом был ресторанчик, потом была набережная. Приближался закат, и Вик настояла на возвращении домой — Эвану надо было выехать из Аквилиты до темноты, чтобы не терять время на улочках города — светомаскировочный режим никто не отменял.

Дома романтические планы Эвана были грубо нарушены. Когда Эван помогал Вики переодеваться в домашнее, точнее он больше мешал, отвлекая поцелуями и будоражащими ласками, в холле первого этажа раздался звонок телефона. Запыхавшийся, бледный Поттер буквально влетел в спальню, где Эван как раз расшнуровывал корсет Вик, выцеловывая дорожку вдоль хрупких, выступающих позвонков.

— Неры… Нер… Неры… Чарльз Ренар говорит, что он душитель… Он…

Шнур в руках Эвана сгорел, опаляя кожу Вик. Металлические люверсы покорежило от жара — корсет осталось только выкинуть.

Эван рванул из спальни с непонятно кому адресованным: «Прости!»…

Вик спешно накинула на себя теплый домашний халат и понеслась вслед за Эваном. Пока она спускалась по лестнице, она слышала, как Эван громко, отрывисто напоминал Чарльзу:

— Сейчас полнолуние! Душитель убивал в новолуния. Ты не можешь им быть. Ты любишь Элайзу!.. Вы ждете ребенка, Чарльз!.. Вспомни, как ты ждал этого момента, как ты хотел, чтобы у вас было дитя… Только не вешай трубку… Не отходи от телефона! Нерисса, это комиссар полиции Аквилиты — разорвете звонок, я вас найду и засужу за пособничество в убийстве! Чарльз!!! Не веришь мне — поговори с Вики. Ей ты веришь?

Он подозвал её рукой и, закрыв ладонью микрофон на телефонной трубке, прошептал:

— Дай мне полчаса! Умоляю, заболтай его, мне нужно полчаса!

Она с трудом проглотила болезненный, удушающий комок в горле:

— Х… Хорошо… — Вик взяла трубку и поздоровалась: — Это я, Чарли…

Эван, как был в рубашке и штанах, помчался на улицу, не захватив с собой даже пальто.

Откуда-то из Олфинбурга донесся растерянный голос брата:

— Хвостик… Я не могу… Я должен… Элайза, она что-то подозревает, она заперлась у себя в спальне, я должен…

Старательно твердо, хоть голос и пытался сорваться, она сказала очевидное:

— Чарльз, сейчас не новолуние. Ты меня слышишь?

Он горячечно, словно больной, шептал:

— Ты не представляешь, что шепчет луна, Вики… Я просто должен это сделать.

— Ты самый сильный и самый целеустремлённый человек, Чарли. Это не ты — тебя заставляют. А ты не убийца. Тебе же хватило сил телефонировать Эвану. Ты сильный, ты устоишь. Просто дыши. Вдох-выдох. Вспомни себя, прогони муть из головы. Просто дыши — ты не хочешь убивать, ты не убийца, Чарли. Я верю в тебя, я верю в Элайзу, я верю в вас, Чарли…

— Хвостик, прости, но ты ошибаешься…

Вик глотала слезы, кусала губы и снова и снова уговаривала брата, мысленно, совершенно отрешенно выставляя очередной счет эмпату: он и за это ответит. За растерянного Чарльза. За напуганную Элайзу. За его и её слезы. За тревогу и растерянность Эвана… За его побег в никуда. За все. Небеса, только бы она смогла бы отговорить Чарльза… Смерть Элайзы будет на её руках, если она не сможет его отговорить, не сможет убедить, что Чарльз — не Душитель.

Слова заканчивались. Она не находила других аргументов, повторяя вновь, что сейчас не новолуние… Чарльз всегда был непробиваемым, несгибаемым, четко знающим, что ждет от окружающих, и сейчас Вик не узнавала рыдающий голос на той стороне трубки. Это был совсем не её Чарльз. Гребанные белочки, чтобы это не значило — так ругался Кирк, и про эти слова сказал Эван, что их нельзя упоминать в приличном обществе, — она еще припомнит это Гордону!

— Хвостик, прости… — трубка упала куда-то на пол, и Вик из последний сил заорала:

— Нет, нет, нет! Чарли!!! Нет!!!

Крик эхом заметался в холле тут в Аквилите, а где-то там в Олфинбурге Чарльз шел убивать Элайзу…

Вик упала на колени, крича в трубку:

— Умоляю, нет! Чарли…

В ответ была тишина. Стук. Крик. Чьи-то стоны.

Вик закрыла глаза и разревелась — Эван не успел всего на один день… Он не успел. Опоздал. Эмпат их переиграл. Эван не успел приехать в Олфинбург…

Она рыдала, сидя на холодном полу, и не стеснялась слуг. Замер Стивен. Побелел Поттер. Прижала ладонь к губам Мегги.

Хлопнула дверь, и с улицы вернулся бледный, сжавший кулаки Эван. Он подошел ближе, садясь рядом с Вик и прижимая её к себе:

— Все наладится, все наладится, Вики…

Трубка, качающаяся на проводе, ожила:

— Это Янг… Эван? Виктория? Кто-нибудь меня слышит? Телефонная нерисса, кто вам дал разрешение прервать звонок?!

Эван взял трубку и отрывисто рявкнул:

— Роб, это Эван. Что случилось?

— Чарльз связан, Элайза жива. Чарльза…

— В психушку. Сам хватай Элайзу и вези куда глаза глядят — тебя не должны выследить, Роб. Я буду утром. Не будь один, тщательно проверяй все свои мысли и желания, все свои порывы — не позволяй никому влезть в твои мысли и эмоции. Никому не позволь убедить себя в том, что ты Душитель. Береги себя и Элайзу. Я приеду утром — продержись, друг. И спасибо, Роб. Спасибо за доверие.

Тот прокашлялся:

— Для этого и нужны друзья, Эван.

Эван тяжело опустил трубку на телефонный рычаг.

Вик бросилась его обнимать и целовать, попадая в губы, в нос, в глаза, куда угодно, и в пекло воспитание и сдержанность между супругами!

— Ты справился, ты справился, Эван!

Он прижал её к себе, гладя по спине:

— Я просто телефонировал Робу от соседей. Правда, они теперь будут жаловаться на полицейский произвол…

— Ты справился…

— И со мной справимся так же, — устало улыбнулся он.

Глава 59 Как жить?

За окнами шумел несносный, распутный, как говорили, на самом деле открытый и умевший веселиться Арис. Рауль мрачно ужинал в номере в одиночестве. Можно было спуститься в ресторан, послушать музыку, услышать человеческие голоса, может, даже перекинуться короткими, необязательными разговорами — он давно не общался с кем-то, кто не был его семьей или нужными для разработки лечения фей людьми. Но в голове свербела только одна мысль: как там Зола? Он обещал никогда не бросать её, он обещал всегда быть рядом с ней, какие бы испытания судьба им не приготовила, и вот… Все же сдался, бросил её в больнице, в одиночестве, напуганную и раздавленную. Да, она убивала, да, её руки по локоть в крови, но и его не меньше — это он не уследил за ней, это он не остановил её. Это он сделал из своей любимой, лелеемой Золы неуравновешенного убийцу.

Рауль бросил вилку на стол — он не мог есть, кусок застревал в горле только от мысли, как там Зола, чем её кормят и сняли ли с неё смирительную рубашку, тепло ли ей и удобна ли кровать… И вообще бывают ли удобными кровати в больницах. В психушках, где все решают за тебя. Он откинулся на спинку стула и закрыл глаза. Послушный Мбени тут же ловко, абсолютно бесшумно убрал посуду со стола, принес чашку крепкого черного кофе и хьюмидор. Зашуршала газета.

— Аиби Рауль, вечерние новости. — Мбени еле слышно сказал и тут же отошел к стене — слугу не должно быть видно и слышно.

Рауль открыл глаза и устало встал — с момента госпитализации Золы, он так и не смог сомкнуть глаз: лежал в постели и смотрел в потолок, как, может, лежала и смотрела в потолок его фея. Ей отныне только это и осталось…

— Я спать… Утром договорись о паромобиле — поедем в больницу, после на вокзал.

— Аи Зола поедет с нами? Или…

Рауль сухо ответил:

— Или. — он знал, что её нельзя выпускать из отделения, что она останется там навсегда, только… Только… Только… Только как же с этим жить!!! Как есть, как спать, как улыбаться и дышать, когда она там в одиночестве лежит и смотрит в потолок. Навсегда. Как с этим жить?

Он сжал зубы, как что они заскрипели. Его взгляд случайно упал на тщательно проглаженную, еще пахнущую типографской краской газету, где с первой же страницы с укором смотрела на него Зола. Рауль даже глаза от удивления протер, полагая, что это выверты уставшего, отупленного бессонницей мозга. Но нет. Зола по-прежнему смотрела на его с рисунка полицейского художника.

Он снова закрыл глаза. Её ищут. И рано или поздно найдут. И заберут из больницы в тюрьму. В тюремный медицинский блок, с блохами, чесоткой, вшами, с отвратительной едой и грубыми санитарами. Его маленькую девочку-фею, которую он обещал защищать. А потом всплывут старые дела…

— Мбени…

— Да, аиби?

— Планы изменились. Телефонируй в госпиталь — попроси профессора Манчини задержаться и подготовить неру Золу к выписке — мы забираем её. Затем телефонируй местному управляющему «Торговым домом Аранда» — пусть подберет и подготовит для поездки паромобиль. Нужно топливо, которого бы хватило до Олфинбурга, и еда. — Он вспомнил, что Зола всегда мерзла, и тут же добавил: — И теплый плед… Потом собери вещи и рассчитайся за номер — мы выезжаем сразу же, как заберем неру Золу. Выполняй… Я сейчас поймаю наемный экипаж и поеду в больницу. Ты приедешь туда же и заберешь нас, Мбени.

— Да, аиби, — Мбени, чтобы показать, что все понял, склонился крайне низко, так что и лица не разобрать, и что он думает о плане тоже не понятно, но слуги никогда до этого не предавали Рауля — Джеральд за этим следил строго.

* * *

В больнице было все так же — тихо, спокойно, пахло карболкой и цветами.

Профессор Манчини уже замолк — битых полчаса он уговаривал Рауля передумать, ведь последняя версия лекарства чудно… Да-да-да, поверьте, чудно!.. действовала, возвращая пациенткам способность трезво мыслить. Золе бы еще чуть-чуть подлечиться, луну или хотя бы две-три седьмицы, для закрепления эффекта… Она сегодня была чудесно послушна, просто поверьте!.. Ей нужно еще чуть-чуть полечиться. Только Рауль знал — у Золы нет этих трех седьмиц, её найдут раньше. Да и он сам сойдет с ума от трехседьмичной бессонницы.

— Я забираю её, профессор. Все. Решено. Готовьте её к выписке.

— Зря, очень зря… — сказал мужчина, поправляя белоснежный, накрахмаленный так, что хрустел, медицинский халат. — Что ж… Пойдемте, посмотрим, как там наша фея.

Её привели в кабинет для свиданий — он своим комфортом и даже роскошью дико контрастировал с самой Золой. Красный бархат обивки кресел и грубая ткань смирительной рубашки. Позолота на лепнине и бледные, обкусанные губы Золы. Роскошный ковер на полу и её босые, синюшные от холода ноги в простых, разношенных больничных тапках. Ломящиеся от фруктов и конфет этажерки на столе и исхудалое лицо его маленькой феи.

— Зола… — еле выдохнул Рауль, не в силах сказать что-то еще.

Она упала перед ним на колени, снова и снова повторяя:

— Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, не оставляй меня тут…

Как никогда она походила на сумасшедшую.

— Прошу, пожалуйста!

Обычно она обещала быть хорошей, она обещала, что больше так не будет, а сейчас просто шептала бледными, обкусанными губами:

— Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста…

Он забрал её, хоть профессор Манчини напоследок, выдавая выписные документы, недовольно сказал:

— Она манипулирует вами — точно так же, как полгода назад. Такие люди, как она, изобретательны и беспринципны. Она снова и снова так будет повторять. Её надо лечить. Нельзя идти у нёё на поводу.

Но он пошел. Он должен защитить свою фею, даже от самой себя.

Уже в паромобиле она все равно шептала, прильнув к нему, как раньше:

— Я буду послушной. Я буду хорошей. Я буду слушаться. Я не буду мешать тебе. Я не буду громить твою лабораторию или разливать зелья. Я не буду ходить к твоим пациенткам и предупреждать об опасности. Я буду сидеть дома. Я буду хорошей. Только никогда больше не бросай меня. Не бросай, прошу…

— Не брошу, — смог выдавить из себя Рауль. Он знал, что все, что она говорила — ложь. Она знала, что все, что говорил он — ложь. Они лгали друг другу и знали, что слышат ложь в ответ.

Она не могла верить ему после всего того, что он сделал с женщинами-эфирницами и с ней.

Он не мог ей верить, потому что знал — она больна, она в том состоянии, когда не может трезво оценивать себя и свои поступки. Но в одном он не лгал ей — он сделает все, чтобы ей было хорошо в её последние дни, сколько бы ей не отмерили духи рода.

* * *

Фейн выполз из узкого лаза и долго лежал навзничь на холодной земле просто любуясь небом. Небо. Оно было. И этого было более чем достаточно. Земная твердь над головой последние дни его добила. Он ловил капли редкого дождя и просто приходил в себя — снова выжил, снова пронесло, хоть смерть прошла рядом, совсем рядом, как тогда в Ренале, когда он ловил душителей-тхагов, впервые столкнувшись с местным культом богини-убийцы. Именно он рассказал королю о душителях с алыми шарфами. Знал бы — промолчал бы, и тогда это бы не вышло боком олфинбургским лерам. Кто бы мог подумать… Хотя именно это заставило его задуматься, что лежит в основе появившегося в Олфинбурге Душителя. Именно это спасло ему жизнь.

Дрожащей от усталости рукой он стащил маску с лица, и просто вдыхал чистый, влажный горный воздух. Свобода. Наконец-то свобода. Не от семьи, не от долга, не от обязанностей, но от короля точно. И катакомб. Надо собраться с силами. Надо встать и стащить с себя маскирующий костюм. Надо двигаться дальше — добраться до железнодорожной станции, забиться куда-нибудь в грузовой вагон, пережить Серую долину и двигаться, двигаться, двигаться! От него зависит слишком многое. Он рукой, уже привычно за эти дни, похлопал по нагрудному карману, проверяя, что бумаги еще там — последние дни это стало навязчивым кошмаром, что он потерял бумаги, добытые таким трудом и такими потерями для себя и своей репутации. Хотя он мертв, ему теперь плевать на репутацию — заработает новую, подальше от зоркого ока короля. У него было главное — чертежи прибора. Остальное ерунда — если смогут собрать прибор, значит, смогут разработать и защиту. И тогда еще посмотрим, кто кого еще победит.

Он с трудом сел и принялся стаскивать с себя ненавистный костюм. Устал от него за последние дни. Перед глазами маячил пролом, точнее то, что от него осталось: гранитная твердь там, где раньше были дома. Страховая компания уже, наверное, локти кусает, что пошла у него на поводу — кто в здравом уме страхует земли от обвала? Страхуют дома, только он еще не выжил из ума, понимая, что страховать дома, официально предназначенные на снос, никто не будет. И он сорвал куш! Хоть в чем-то разбуженная Шекли корысть пригодилась.

Фейн испепелил костюм, размял затекшие из-за долгой неподвижности руки и ноги — нужно быть совсем идиотом, чтобы не подстраховаться, когда тебя, как быка, ведут на убой: он же понимал, какую смерть ему готовит Шекли. Забавно, в начале он делал главную ставку на Гилла — вот кому было выгодно обелиться теперь королем, соглашаясь на все. В их паноптикуме сумасшедших только Гилл выглядел нормально, насколько это можно. Надо же, как ни ломал его Шекли, Гилл остался почти самим собой, быстрее всех приходя в себя. Хотя его удивил и Блек — даже через эмпатическое отупение умудрился подстраховать Ривза. Только почему он о себе не позаботился? Ведь знал все свои грешки… Можно было цистерну успокоительного с собой захватить. Или все же не осознает свои слабые стороны? Он не знает, что опасен?

Фейн обернулся на укутанный темнотой город — возвращаться и вправлять Блеку мозги не ко времени. Может, Гилл возьмет на себя эту обязанность? На него смерть Ривза подействовала отрезвляюще. Проклятье, Блеку придется самому со всем разбираться — ему сейчас не до того.

Он отдавал себе отчет — ему очень крупно повезло. В отличие от Ривза или Блека, Гилла и многих других, погибших в Олфинбурге во время отладки прибора, он сам выбрал свой порок. За него не выбирали — он выбрал сам. Слушок в одном месте, случайный крупный проигрыш в другом, спешно проданная фабрика по бросовой цене — Фейны могли себе это позволить, и вот, слухи о банкротстве поползи сами. Да, ему будет стыдно, когда придется вспоминать, чем он занимался в Аквилите… Да, ему будет стыдно, что он шантажировал и выдавливал деньги… В качестве извинения перед нерой Викторией он найдет ту тварь, которая заставила её выйти из вагона в Серой долине. Он найдет ту тварь, которая заткнула рты дорожным полицейским. Да, так себе искупление, но что поделать? Он хотя бы никого не калечил и не убивал, как другие. Он старательно отгонял прочь ненужный сейчас вопрос: как жить? Как жить после такого… Он потом найдет гипнотизера или модного нынче психиатра какого-нибудь и… ему поправят мозги, хотя он и так понимал — другого выбора у него и его семьи не было. Как только Ривз пришел к его отцу с вопросами о возможности создания прибора, воздействующего на чувства, выбора у их семьи не было.

Он снова похлопал себя по нагрудному карману — бумаги были там. Пусть новая фобия, пусть новая зависимость, но эту он хотя бы заработал сам. Это хороший страх, потому что этот страх — его, а не навязанный каким-то Шекли и его прибором.

Надо двигаться. Надо идти через усталость и презрение к самому себе. Он потом подумает о своем поведении. Сейчас перед ним другая задача. Он в последний раз обернулся на Аквилиту. В свете полной Луны сияла петля широкой и вольной Ривеноук. Верния была ближе. Там больше ученых, но он совсем не Мюрай. Он выбирает мир, но мир на условиях своей страны, а не как Мюрай.

Удивительное дело, что Аквилита все еще стояла. Все прогнозы генералитета гласили, что именно тут будет решающее сражение. И где оно? Почему Аквилита еще стоит? Хотя пусть стоит и дальше, пусть неведомые боги хранят её от боевых действий. Фейн не знал, что дирижабли были в пути уже вторые сутки, передвигаясь под маскировкой.

* * *

Проводив Эвана в дорогу, Вик заставила себя хотя бы чуть-чуть не думать о службе — дома была Полин, которой она обещала семью и любовь, и о которой она непростительно забыла. Они прогулялись с Полин в саду, в темноте полюбовавшись беснующимся океаном, потом они играли в доме, потом Вик читала ей книжку, помогала принять ванну, играя в уточек, а потом Полин, как обычный ребенок, счастливо заснула в кровати. Простые, безыскусные домашние заботы и развлечения. Быть может, это и есть главное предназначение Вик? Дом, дети, игры и прогулки. Придерживайся она этого, то Эвана не ждала бы участь Душителя. Хотя Элайзу такое поведение не защитило. И вот как понять, как найти в этом мире свое место? Место, которое принесет тебе и окружающим счастье. Может, важнее создавать тепло, отдавать любовь, которую ей щедро дарил Эван эти оставшиеся им дни? Забыть о службе и подарить Эвану дом, о котором мечтал бы каждый лер. Вик встала с кровати Полин и вышла в коридор. И как жить? Как дальше жить… Две седьмицы. Она вытерпит их ради Эвана дома? Или к бешенным белочкам такую жизнь?! Если не она, то кто остановит Душителя и Гордона? Или, как говорил Дрейк, это и есть гордыня?

Она медленно шла по коридору. Домашние туфли утопали в ворсе ковра, скрадывая все звуки. Как прожить эти две седьмицы? Даря Эвану праздник или полностью погрузившись в расследование в надежде остановить Душителя? А если не получится? Будет ли она всю жизнь потом сожалеть, что в жажде закончить расследование забыла об Эване, не посвятила себя ему и его жизни? Две седьмицы. Две седьмицы до новолуния. Левую ладонь жгло напоминанием, что она точно выживет, а вот её Душитель нет.

В холле первого этажа гулко и неожиданно раздался дверной звонок. Все, кто был дорог Вик, знали телефонный номер. Неужели что-то случилось с Эваном?! Она стремглав рванула на первый этаж, заставляя себя не думать о плохом.

Это был Одли. Это всего лишь приехал Одли, привезший с собой Брока и уставшего, замотанного Николаса — тот вообще впервые за этот год вернулся из госпиталя ночевать домой.

Брок и Ник послушно разошлись по своим комнатам, потому что Одли выглядел крайне выразительно: его распирала какая-то новость, которую он не смог доверить даже Броку — вот же неожиданность! Вик знала, что у Брока почти нет секретов от Одли, а вот у Одли такой секрет нашелся…

Усталый и встревоженный мужчина заговорил только в кабинете Эвана — из-за отъезда Гордона введенные утром правила Вик отменила.

— Вик… — Одли отказался садиться, продолжая мяться и теряться даже в кабинете.

— Да? — Вик заставила и себя стоять, хоть и устала за этот длинный день. Горящая на столе масляная лампа скупо освещала кабинет, убаюкивая и уговаривая расслабиться.

Одли все же решился:

— Помнишь, ты просила следить за офицерами из Тальмы?

— Да, конечно. — она удивилась, что это всплыло именно сейчас, когда эпопея с офицерами и возмездием за Брока уже закончилась.

— Я… Я договаривался с одной телефонной нериссой в гостинице… До этого ничего интересного, чтобы заслуживало твоего внимания не было, а вот тут…

— Что не так?

Одли дернул ворот мундира и признался:

— Я себя предателем Брока чувствую, если честно. Но не показать не могу.

— Давай уже… — она без просьбы Одли достала из кошелька золотой и подала ему: — передай, пожалуйста, нериссе в качестве благодарности.

— Кх… Вики…

— Купи конфет или лент, или какую-нибудь красивую мелочь… Не мне тебя учить, Вин.

— В общем… — Одли достал из внутреннего кармана мундира помятый лист бумаги. — Читай сама. Это часть записи разговора Грега. Час назад состоялся.

Она взяла распечатку, подошла к столу и принялась читать.

«— …не бойся, тебе недолго осталось это терпеть. Бомбисты Аквилиты…

— Если хоть одна фиксограмма просочится в прессу, я тебя лично прикажу взорвать!

— Еще раз, отец, я…

— Или ты сам решишь этот вопрос, ты сам знаешь как, или его решу я, и тогда тебе не поздоровится. Лучше ты сам выберешь свою смерть, или это сделаю я. Ты — ничто. Будущее Тальмы — все. И ты ему сейчас, позорище, мешаешь!»

Она нахмурилась:

— Это…

— Лер Грегори Блек-старший, глава Нижней палаты парламента.

— Мне же не показалось, что…

— …Вики, никому не показалось — кажется, Блеку конец. Не взорвут наши — папаша прикончит.

— Какие чудесные родственные отношения. Значит, нельзя допустить появления фиксограмм…

— Еще бы знать — куда и кому они уплыли, Вики. Пока все глухо. А Блек — проклятый лер и офицер. Эти идиоты стреляются и по меньшим поводам. Я от Брока чего-то подобного ждал, но, кажется, Грег будет раньше.

Глава 60 Все зло от газет

На рабочей седьмице так трудно вставать на службу. И все утренние предупреждения: шуршание щетки в топке, стук выкладываемых дров, шорох зажигаемой спички, случайное звяканье ведра — идут мимо сознания, не будя и не мешая спать. Даже грохочущий механит-будильник лишь заставляет поглубже забиться под подушку и спать: хоть на миг подольше задержаться в теплой кровати. Сложно открывать глаза, еще тяжелее выкапывать себя из-под теплых одеял, идти куда-то в темноту и холод… Утро в будни — зло. Зато в единственный свой выходной Вик проснулась, почти как положено: в шесть утра — и уже не смогла сомкнуть глаз.

В камине весело плясал огонь, прогревая спальню. Вик представила, как холодно в остальной части дома, и поежилась. Пришлось себя буквально заставлять вставать — умываться, причесываться и, не дожидаясь помощи Анны, заменявшей ей по утрам горничную, одеваться — впрочем, Вик предпочла накинуть теплый халат поверх свежей сорочки и в таком виде пошла вниз. Её грело обещание Эвана телефонировать, как только доберется до Олфинбурга. Вик понимала, что это обещание из тех, которые не совсем выполнимы: вряд ли Эван, действительно, телефонирует в пять-шесть утра — побоится её разбудить, но… Эван никогда не нарушал данного слова, есть надежда, что он телефонирует, просто чуть позже, в более подобающее, с его точки зрения, время.

Джейн, девочка-поломойка, столкнулась с Вик в коридоре — она несла ведро угля для камина в спальне Николаса. Видимо, вчера её не предупредили, и она не успела протопить его комнату. Вик поджала губы — она знала по себе, как тяжело ведро с углем. Надо будет решать вопрос модернизации дома, переводя его на паровое отопление, а пока попросить Джона помогать девочке — за отдельную плату, конечно. Это не входит в его обязанности — носить тяжести. Сделав неловкий книксен, Джейн прошмыгнула в спальню Николаса, тихо затворяя за собой дверь.

В холле камин был уже растоплен. Пламя плясало в топке, робко освещая погруженное в полумрак помещение. Из-за танца огня казалось, что тени в холле ожили — они двигались, шуршали, переговаривались друг с другом. Они что-то ждали. Печать на ладони ответила теплом, пугая Вик. Предложенная Брендоном защита неведомым лоа пугала не меньше участи стать жертвой Душителя. Тени словно почуяли страх Вик — стали плотнее и с тихим шорохом, ознобом отдавшимся в спине, помчались к ней по лестнице на миг застив глаза. Вик еле успела вцепиться пальцами в перила, чувствуя, как мир становится нереальным и зыбким. Казалось, что даже ступени стали растворяться под её ногами, как топкое болото засасывая её ноги вместе с туфлями. Запахло серой, и ладонь нагрелась сильнее. Заодно проснулся Брок, тут же согревая Вик своим теплом и чутко прислушиваясь к тому, что вырвало его из сна.

Поттер при виде замершей на лестнице Вик тут же встал с кресла, где до этого устало сидел, и поклонился, разбивая тишину:

— Доброе утро, нера Виктория! — от его голоса тени подались прочь, как мыши разбегаясь по углам, где им самое место. Они затаились там, словно еще их время не пришло. Где-то вдалеке, на грани слышимости, раздался смешок. Вик понимала, что это все растревоженные нервы из-за вчерашнего, но ладонь ощутимо горела. Лоа бдил. Или готовился прорваться в их мир.

Вик еле заставила себя сказать в ответ:

— Доброе утро, Поттер. — она осторожно стала спускаться по ступенькам, которые, конечно же, были плотными и не собирались превращаться в зыбкое болото. Это все нервы. Это все лишь живое воображение и накопившаяся усталость за тяжелую седьмицу.

Дворецкий тут же спросил:

— Вам что-то нужно? Джон не услышал ваш звонок?

— Нет-нет, Джон тут ни при чем — я хотела дождаться, когда Эван телефонирует. — Вик все же спустилась в холл, хоть ноги и откровенно подрагивали. Тени смирно сидели по углам холла, не пытаясь казаться живыми.

— Он уже, нера. В 5:06. Сообщил, что они благополучно добрались в Олфинбург, он нашел Янга и неру Элайзу Ренар — с ней все хорошо. Как только придет время для посещения психической лечебницы, он тут же навестит нера Чарльза Ренара.

Вик грустно улыбнулась:

— А почему меня не позвали к телефону?

Поттер чуть развел руки в стороны:

— Нер Эван настоятельно просил вас не тревожить и дать вам выспаться. Он сказал, что еще раз телефонирует в начале седьмого утра, когда вы уже проснетесь. Что-то еще?

Вик посмотрела на напольные часы, стоявшие в холле. Время только-только подбиралось к половине седьмого. Возвращаться в кровать было соблазнительно, но так она могла пропустить звонок Эвана.

— Завтрак… — начала было она, и Поттер подхватил её неуверенный вопрос:

— Уже готовится. Утренний выпуск газеты «Седьмица Аквилиты» уже доставлен. Подать вам в спальню или…

— В кабинет.

Поттер склонил голову:

— Хорошо, нера Виктория, я прикажу Джону сейчас же растопить камин в кабинете.

Она не хотела причинять лишние хлопоты, потому что должна была встретить это утро выходного дня в кровати в спальне и не мешать прислуге убираться и выполнять свои обязанности на час позднее, чем в обычный день.

— Не надо. Я подожду завтрак и газету тут, тут уже тепло, и телефон тут… Я подожду, когда Эван телефонирует, в холле. Не стоит беспокойства, Поттер.

Дворецкий привык к её странным выходкам, так что все воспринял спокойно — уже же был завтрак в холле, почему бы не состояться второму такому завтраку?

Вик села в глубокое, уютное кресло, смотревшее в плотно заклеенные сейчас окна и фрамуги двери. Вспомнилось, как совсем недавно приходил Марк и пытавшийся шокировать её Гилл, и слезы вновь навернулись на глаза. Хлынуть им она не позволила. Подняла глаза вверх, пытаясь успокоиться. Думала ли она тогда, в то беспокойное утро Кануна, что все так закончится? Кайла убьют, а Марк… Он почти мертв в стазисе. Могла ли она что-то изменить, почти в штыки тогда приняв мужчин, нуждавшихся в помощи? Хотя они себя таковыми не считали. Память Марка тут же напомнила чужими голосами — Гилл хотел её помощи, он считал, что она сможет во всем разобраться и добраться до Душителя. Вик старательно промаргивалась, чтобы окончательно не расплакаться, иначе тени снова покажутся живыми.

Небеса, она такая плакса. Что она вообще может… Только постараться добраться до Чернокнижника, до Аранды, и только-то.

Джон принес поднос с газетой и масляной лампой. Он поставил её на низкий столик и ловко расправил газету:

— Завтрак будет скоро подан, нера Виктория. — Джон выпрямился и вернулся на половину слуг, наверное, чуть-чуть отдохнуть, пока готовится еда. Впрочем, он тут же вернулся, Вик даже пробежаться глазами по хвалебной статье, посвященной действиям военных инженеров под руководством майора Верра, спасшего Аквилиту от обрушения, не успела. Джон деликатно укрыл её ноги пледом и все так же молча удалился.

Вик прочитала статью о провале и вздохнула — про действия Эвана и полицейских не было ни слова. Словно не они первыми пришли на помощь. Словно не Эван чуть не растерял все свои навыки мага, спасая людей. Впрочем, пусть это будет на совести газетчиков. Она посмотрела на автора статьи — Гаррисон. Что ж, она запомнит это имя, просто на будущее, чтобы знать, от кого можно ожидать удара.

У Аквилиты было одно неоспоримое преимущество перед Олфинбургом. Газетчики Аквилиты оказались дивно тактичными и всю эту сложную седьмицу не мешались под ногами полиции, требуя подробностей. Вик перелистнула страницу и наткнулась на новую статью, занявшую весь разворот.

«Чернокнижник снял богатую жатву с Аквилиты!»

«Новый комиссар полиции показал свою полную непригодность — количество жертв чернокнижника перевалило за три десятка и останавливаться не собирается. Только за вчерашний день было обнаружено три трупа, предположительно убитых чернокнижником!»

Глаза Вик выхватывали фразы о двадцати семи жертвах, обнаруженных на Оленьем острове, о нере Моро и убитых в университете, о костяных фигурках и рунах. Слив данных репортеру, некоему Дживсу, был ужасающ. Это был крах, это…

Вик потерла висок — они провалили дело, Аранда, прочитав новости, уже ни за что не вернется в Аквилиту. Это… Непозволительная некомпетентность, причем от людей, которым Брок всецело доверял. Бешенные белочки… И как теперь и, главное, где искать Аранду?!

Тихо звякнула посуда — Джон подошел абсолютно неслышно и принялся накрывать завтрак.

Вик отбросила на стол газету — что делать дальше, она пока не представляла. Она посмотрела на Джона, поставившего перед Вик бульотку с чаем:

— Брок встал?

— Он только что звонил в людскую. Я сейчас поднимусь к нему и принесу завтрак.

Вик кивнула и распорядилась:

— Отнесите ему газету… Он должен знать.

— Да, нера Виктория, — Джон взял газету и удалился в людскую с пустым подносом.

Она яростно потерла висок — это просто феерический провал…

Холл гулко огласил звук дверного звонка. Поттер удивленно обернулся на Вик, и она разрешающе кивнула ему — наверняка, это Одли, шокированный статьей, или Грег, хотя последний маловероятен. Он сейчас или ждет взрывающийся паромобиль, или смотрит на пистолет… Леррр… Зла не хватало на этих леров, носящихся со своей честью. Один четко требует от сына самоубийства, а второй… Вот чует сердце, пойдет у отца на поводу.

В приветливо распахнутой двери мелькнула белая шевелюра, такая же кипенная сутана, и сердце Вик пустилось вскачь — Марк одолел смерть, Марк нашел в себе силы прийти в себя! А потом глухой обидой на судьбу пришло осознание — как в прошлый раз она перепутала Марка с Дрейком, так и в этот раз она ошиблась: пришел Дрейк в сопровождении угрюмого Брендона. Вик с трудом погасила тревогу, что белоголовый инквизитор, так похожий на змею своими алыми глазами все же сдался и умер…

Дрейк, широко шагая через холл, так что полы сутаны развевались в стороны, подошел к Вик и улыбнулся знакомой, сейчас чуть усталой улыбкой, освещавшей его лицо как яркая электрическая лампочка:

— Доброе утро, Вики… Смотрю, ты удачно перелиняла — новая прическа тебе очень идет, любопытная белочка.

Брендон явно с трудом сдерживал удивление — у него лицо даже чуть перекосило от попытки сдержать неподобающую колдуну улыбку.

— Доброе утро, Дрейк, Брендон…

Инквизитор обернулся на стоявшего чуть сзади его плеча колдуна:

— А вы не солгали.

— Простите, что разочаровал. — отозвался Брендон. — Нам, колдунам, положено лгать, но ситуация была несмешная — вы все же инквизитор…

Дрейк чуть наклонил голову вниз и тут же выпрямился:

— Простите, грех недоверия…

— Вряд ли есть такой грех — скорее доверие является грехом для инквизитора. — Брендон все же позволил себе снисходительно улыбнуться.

Вик не выдержала непонятной беседы:

— Во-первых, садитесь, неры. Во-вторых, я ничего не понимаю. В-третьих, рада вас обоих видеть.

Дрейк, привычно проверяя наличие леденцов в потайном кармане, сел в кресло. Брендона еле заставил последовать его примеру твердый взгляд Вик. Колдун забился в дальнее кресло, втягивая голову в высокий ворот пальто, обмякая и, кажется, засыпая. Во всяком случае, глаза у него были точно закрыты. У него видимо была бурная ночь, полная хлопот. Спал ли он? Впрочем, по виду Дрейка: по запавшим глазам, по залегшим под ними теням, по морщинам, которые не скрывал мягкий свет масляной лампы — тоже было заметно, что ночь у него была та еще.

Поттер сам спешно и в то же время величаво принес из людской новые чайные пары для гостей.

Вик, разливая чай из бульотки, спросила:

— Итак, неры… Что случилось?

Дрейк мягко сказал:

— Случилось легкое недопонимание…

Брендон даже глаза открывать не стал, рот тем более.

Дрейк продолжил все так же тихо — кажется, он старался не мешать Брендону спать:

— Мне вчера пришло много жалоб на черного колдуна, открыто расхаживающего по Аквилите. — Он взял чашку с чаем и принялся об неё греть свои пальцы: — Поскольку мои люди из-за угрозы нападения покинули город, мне пришлось самому всю ночь искать колдуна, так напугавшего горожан — Лига нер прислала целых две петиции, подписанные видными нерами города.

Губы Брендона чуть дрогнули в усмешке, но отвечать он не стал, лишь больше обмяк в кресле, почти исчезая с головой в своем пальто.

— В пять утра я нос к носу столкнулся с колдуном в госпитале в самом охраняемом месте — у палаты стазиса. Нер Кит утверждал, что он твой временный секретарь, но предъявить хоть какие-то документы отказывался. И вот…

Вик все поняла:

— …вы тут. Дрейк, Брендон не лгал. Он секретарь отца Маркуса и служитель храма.

— Инквизиции, попрошу, — глухо донеслось из сонного пальто.

— Инквизиции, — послушно поправилась Вик. — Заодно, пока отец Маркус не в состоянии выполнять свои обязанности, Брендон помогает мне и полиции. Я головой ручаюсь за него.

Дрейк посмотрел в сторону Кита и вновь повторился:

— Мои извинения, Кит. И раз все прояснилось, то, пожалуй, я пойду — мне нужно вернуться в госпиталь.

Вик чуть подалась к нему:

— Дрейк… Могу я задать вопрос?

— Да, конечно.

— Как сложились у тебя отношения с Абени Аранда? Ты можешь поговорить с ней и попросить её встретиться со мной, как с констеблем полиции? Это очень важно.

— Могу, конечно. Но не сегодня — она эти дни дневала и ночевала в госпитале, и я отослал её домой отдохнуть. Выходной же. Как только она вернется в госпиталь, я поговорю с ней.

Вик еле скрыла свое разочарование:

— Хорошо… Завтра, так завтра. И ты не сказал, как тебе Абени? Как ты её воспринимаешь? Какие чувства она чаще испытывает? Разочарование, страх, боль или что-то еще?

Дрейк нахмурился и поставил хрупкую чашку на стол:

— Прости? Чувства? Какие чувства?

Брендон приоткрыл один глаз. Руны на его лице засияли алым. Тени в холле на миг снова ожили, старательно прислушиваясь к происходящему.

Вик пыталась понять — что именно так смутило Дрейка?

— Из-за общего эфира… — растеряно сказала она.

Дрейк приподнял брови вверх:

— То есть… Ты предполагаешь, что я должен чувствовать боли от артрита адеры Манон и Вифании? Это…

Брендон пробурчал, выпрямляясь:

— Обряд между новобрачными, а не между учителем и ученицей. Кто-то крупно сел в лужу.

Вик быстро сказала, уже представляя последствия для Брока: снова разбитые кулаки, опять рассыпавшийся боксерский мешок:

— Ни слова Броку! И… Это же можно как-то… Разорвать?

Брендон вздохнул:

— Нера Виктория, вы так и рветесь научиться у меня плохому. К счастью, брак не то, что предполагает вечность. Можно разорвать, нужен только Эван.

Вик выдохнула от облегчения и откинулась на спинку кресла:

— И тогда Эван не станет Душителем!

Брендон скупо улыбнулся, соглашаясь с ней:

— Да, хорошая возможность. Очень хорошая возможность для Эвана устоять — там, где слаб один, двое всегда сильнее.

Дрейк старательно неукоризненно захрустел леденцом, напоминая, что он один тут ничего не понимает.

* * *

Паромобиль въехал в предместья Аквилиты в восьмом часу утра — ехали старательно медленно, чтобы спящую на заднем диване Золу не растрясло в дороге. Она лежала, доверчиво пристроив свою голову Раулю на колени, как раньше. Он не переставая гладил Золу по чуть спутавшимся волосам, не в силах простить себе свою слабость — он сдал свою фею в больницу. Он заставил её страдать, он отвратительный защитник и муж.

Когда проезжали очередную уже проснувшуюся площадь, по которой спешили по делам горожане, Рауль попросил Мбени остановиться и купить газету — нужно было узнать новости Аквилиты: долетели ли до сюда отголоски смерти женщины в Арисе?

На глаза попалась статья про чернокнижника, и сердце Рауля замерзло, как и он сам. Он заставил себя внимательно до конца дочитать статью, а потом с громким шорохом смял газету, кидая её на пол. Зола тут же проснулась, стремительно садясь на диване и с неприкрытым ужасом рассматривая Рауля…

— Что-то случилось, солнце?

Она давно так его не называла. Видимо, он совсем её запугал.

— Мбени, останови! — отрывисто бросил он слуге.

Паромобиль послушно съехал на обочину окружной дороги — как раз проехали мимо музея, въезжая в центр Аквилиты.

Рауль вышел из паромобиля, подходя к обрыву и разглядывая сумеречный город. Солнце только-только поднималось за его спиной, выглядывая из-за гор.

…Двадцать семь женских трупов. Двадцать семь!

Он не знал, что дело зашло так далеко. Пациенток было много, не все отписывались, не все родственники выносили изменившихся женщин дома, сдавая их в больницы или дома скорби. Он не отслеживал всех — это просто невозможно!!! У него только за прошлый год более сотни новых пациенток. Он…

…Духи рода, и почему вы молчали! Двадцать семь жертв.

Он обернулся на паромобиль, где, укрывшись пледом, сидела бледная, мрачная Зола и наблюдала за ним. Сил смотреть ей в глаза не было. Как смотреть в глаза убийцы?! Как жить под одной крышей с убийцей? И как отдать любимую полиции?.. Как отдать его фею закону, который до сих пор двояко трактовал невменяемость?!

Он отвернулся и принялся ходить туда-сюда по краю дороги, сжимая и разжимая кулаки.

Все рухнуло. Абсолютно все.

Он даже не подозревал, что жертв так много.

Мимо неслись паромобили, гудели огромные паровики, шуршали шинами изящные пароциклы. Жизнь продолжалась, но не для него.

Он решительно направился к паромобилю, сел обратно и силой заставил себя смотреть в полные невыплаканных слез глаза Золы:

— Я… — он все же не смог с первого раза сказать твердо — ласковые глаза убийцы сбивали с толку. — Я хотел сказать…

— Да, солнце моё. — как можно мягче сказала Зола.

В голове билась лишь одна мысль: он обещал её защитить. Джеральд давно предлагал свою помощь.

— Мне… Мне нужно срочно уехать. Очень важное дело. Пожалуйста, Зола, будь хорошей девочкой… Я…

Насквозь фальшивым голосом послушной девочки Зола сказала:

— Не волнуйся, все будет хорошо. Я позабочусь о доме и об Абени.

Теперь её «позабочусь» звучало почти зловеще.

— Езжай домой — собери все вещи и возвращайся в Ондур. Тебе же нравился Ондур, да? Джеральд присмотрит за тобой. И профессор…

Она не сдержала слез. Те полились в полной тишине, без всхлипов и вздрагивании плеч, и так было даже страшнее.

— …ты хочешь отдать меня Манчини?

— Нет, — солгал он. Манчини её отдаст Джеральд. У него сейчас другая задача. — Я не запру тебя у Манчини… Просто случилось непредвиденное — у меня возникли новые дела. А ты соберешь все вещи, Абени и Джеральда и вернешься в Ондур. Хорошо?

— Как скажешь, Рауль.

Он твердо сказал Мбени:

— К мэрии.

Полицейское управление там же. В одном здании.

Зола на прощание поцеловала его в губы, что давно не случалось, и… Он не заметил, как она вытащила у него бумажник. Ей деньги сейчас нужнее, чем ему.

* * *

Клер проснулась около девяти утра. Лежать в постели в выходной день не хотелось — дни еще были зимние и короткие, а сразу за закатом Аквилита погружалась во тьму.

Она быстро привела себя в порядок, оделась и направилась в центр города — позавтракать можно и там, причем гораздо вкуснее, чем кормят в пансионате неры Аргайл.

Зонтик звонко стучал по брусчатке, ему вторили каблуки зимних ботинок, солнце плясало в новых лужах, оставшихся после вчерашнего дождя. Пахло свежей выпечкой из многочисленных кафе, и день обещал быть хорошим.

На встречу попался мальчишка-газетчик:

— Экстренный выпуск! Покупайте экстренный выпуск «Искры Олфинбурга»! Чудовище под алым мундиром военного! Доколе подобное будет продолжаться! Откровенные снимки — нериссам не рекомендуется для просмотра! Экстренный выпуск!

Клер звонко свистнула, привлекая к себе внимание — мальчишка подбежал к ней, меняя газету на горсть летт. С газетной страницы на Клер смотрели две пары знакомых глаз. Брок и Грег. День резко перестал быть хорошим. Она огляделась и снова звонко свистнула, останавливая наемный экипаж:

— В Континентальный банк… Хотя нет, сперва к доходному дому Аргайл, потом в Континентальный банк!

То, что когда-то должен был сделать её отец, сделает она сама.

Глава 61 Не обломится

Стук раздался, когда он его совсем не ждал. Прислуга приходит в другое время, гостей у него не должно было быть — Фейн и Ривз погибли. Для отца или его друзей еще слишком рано.

Грег аккуратно положил на стол револьвер с откинутым в сторону барабаном, отложил шомпол, закрыл бутылек со смазкой и оглядел стоящие столбиками пули. М-да… Не вовремя все.

На глаза снова попалась идиотская фиксограмма, где он отправлял в нокаут беззащитного, измученного Брока — вот кто совершенно случайно пострадал от рук газетчиков! И в этом снова вина только Грега. Кулак сам непроизвольно сжался — он просто отвратительная свинья, которой по нелепой случайности боги дали лерство, богатство, ум и честь, а он все растерял. Все растратил зря…

Грег заставил себя встать и открыл дверь, изумленно рассматривая замершую перед ним Элизабет. Бледная кожа, горящие голубые глаза, белокурые, выбившиеся из прически локоны. В этот раз она была одета в утреннее, полностью закрытое платье серого цвета с белоснежным, пышным кружевным жабо и такими же манжетами. Маленькая шляпка, заколотая длинными опасными булавками, и кружевной зонтик довершали её такой простой и в тоже время изысканный наряд.

— Лиззи… — крайне глупо сказал он, тут же исправляясь: — Клер, прости… Доброе утро…

Бывает же — всю жизнь живешь рядом с хорошей женщиной, красивой, умной, верной, и искра не вспыхнет, не загорится чувство, не проснется любовь — так было у его отца. И бывает же — один только взгляд на женщину, скрывающуюся под нелепым нарядом мальчишки, и все. Жизни без неё не видишь. И бывает же, что к тому времени ты чудовище, не заслужившее не то, что любовь — уважение, даже банальное понимание…

— Клер, тебе нельзя здесь находиться, — напомнил он. — Это мужской…

Она мышкой проскользнула мимо него в дверь, задевая острым краем булавки его рубашку:

— Меня никто не видел. Во всяком случае я на это надеюсь.

Её взгляд скользнул по револьверу, лежавшему на столе, и замер на пулях.

Грег выглянул в коридор, проверяя случайных свидетелей, но было пусто — раннее утро выходного дня. Все еще спят, а с портье придется потом лично переговорить и предупредить, что он точно никого не видел. Деньги пока еще есть, и экономить их на безопасности Лиз глупо. Он плотно закрыл дверь и развернулся к Элизабет, натыкаясь на направленный ему в грудь револьвер. Хорошая модель укороченного питбуля с семью пулями и потенцитовым гасителем отдачи — настоящее дамское оружие. Еще и глушитель выстрела наверняка есть. В катакомбах она была с другой моделью.

Тихо, чтобы не напугать её, Грег сказал:

— Лиззи… Пожалуйста, убери револьвер. Во-первых, ты все не так поняла. А во-вторых, не стоит его наводить на того, кто по твоему мнению не совсем собирается жить. Становиться чьим-то палачом глупо.

Она бесцветным голосом, даже не выговаривая ему про неправильное обращение к ней, сказала:

— Это ты все не так понял. — она медленно стала наводить револьвер на себя. — У меня тоже было такое же утро, я тоже не знала, как мне жить. Но я выжила. Не передумаешь, не уберешь прочь револьвер — я тоже решу, что смысла выживать в то утро не было. Да, мелкий, женский шантаж, Грег.

Он выругался себе под нос, бросился к ней в резком броске, хватая за руки и уводя дуло вверх, в потолок. Несмотря на все доработки, модель так и не лишилась недостатка — иногда выстрел раздавался сам по себе, без взвода курка. Пуля полетела в потолок и тут же замерла в эфире как мошка, запутанная в паутине.

Грег снова повторил, не желая причинить боль Элизабет:

— Лиззи, отпусти револьвер. Прошу.

Его напряжение выдавала только бешено бьющаяся жилка на виске — он еще находился в эфирном истощении.

Она с вызовом в глазах сказала:

— А ты уберешь свой револьвер?

— Не могу, я его чищу. И еще… Никогда, прошу, не наводи револьвер на себя — эта модель ненадежна. Выстрел может произойти сам по себе.

Она обмякла в его руках и отпустила револьвер.

Грег откинул в сторону барабан и выбил на стол из камор шесть пуль.

— Ты играешь со смертью, Элизабет: никогда не заряжай револьвер полностью. Одна камора всегда должна быть пустой. Если выстрел случайно и произойдет — он будет холостым. — Он аккуратно положил питбуль на стол.

— Грег… — Элизабет внимательно осматривала его с ног до головы.

Он тут же вспомнил, что после душа так и не переоделся. Не было времени. Вот очень зря он не захотел тратить время на одевание! Тогда бы не стоял перед лерой в одних штанах и сорочке.

— Да, Лиззи? И прости, я называю тебя неправильно, осознаю и попытаюсь исправиться.

— Я прошла сегодня официальное опознание в Континентальном банке. Я теперь лера Элизабет Агнес Клер де Бернье, графиня Орикс. Отныне и навсегда… Я одна не пройду этот позор снова. Я сломаюсь… Я не смогу. Давай его пройдем вместе… Помоги мне, пожалуйста.

— Я лишь потоплю тебя. — его взгляд снова упал на экстренный выпуск газеты. Угораздило же… Видимо, кого-то он сильно допек. Небеса, и ведь вся вина лежит только на нем.

Элизабет проследила за его взглядом:

— Мои люди сейчас покупают редакцию «Искры». Уже вечером будет дано опровержение — репортеры использовали сфальсифицированные фиксограммы.

— А такие бывают?

Она грустно улыбнулась, беря газету в руки и принимаясь её рвать на мелкие клочки. Они летели во все стороны и тут же сгорали, не касаясь пола — Грег помог.

— Теперь бывают. И не смотри так недоверчиво — у меня было три года, три ненавистных года, чтобы понять, как должен был действовать мой отец, если бы я ему была дорога́. Не пригодилось мне, зато спасет Брока и тебя.

— О… Да… Брок… — он взъерошил свои волосы, вспоминая, что стоит неподобающе близко к лере.

— Ты меня даже не поблагодаришь за такое? — её взгляд был отрешенным, пустым, стылым — он своим поведением напомнил ей самый худший день в её жизни. Как она смогла выжить? Где нашла силы дышать и двигаться дальше? Как выстояла перед людским осуждением, ведь никого не было на её стороне. Сильная, несгибаемая лера… И никогда не будет его. «Не обломится!» — он еще помнил её слова.

— Элизабет, моя признательность к тебе не знает границ, — начал он и тут же замолчал, ловя её оживающий и теплеющий взгляд. Как нежный цветок, схваченный морозом, оживает в тепле, так и она расцветала на его глазах — даже щеки чуть покраснели, хотя они могли покраснеть и от его вида — глаза Элизабет задержались на расстегнутом вороте сорочки.

— Совсем?

Он глупо пояснил:

— Совсем.

— Тогда поцелуй меня и обними — у меня ноги подгибаются от страха. Я так перетрусила, я так испугалась… Я… Я не знала, как тебя остановить — ты же глупая птица кардинал, уверенная, что только смерть очистит твою честь…

Она краем глаза заметила так и висящую в воздухе пулю. Та тут же со стуком упала на пол.

— Лиз, слово чести, я не собираюсь заканчивать свою жизнь самоубийством — у меня есть обязательства по службе, долг, который я должен выполнить, и ты.

— Я твой билет до Аквилиты?

— Я не заслужил такой билет…

Она растеряно посмотрела на него, взгляд задержался на его губах, поднялся чуть выше, потом снова опустился… Если бы он мог себе позволить её поцеловать… Если бы он мог себе позволить её хотя бы обнять… У него нет права и дальше ломать её жизнь — ей пришлось тяжело из-за Джеймса де ла Тьерн. Грег не имел права превращать её жизнь в пекло. Он не мог себе позволить быть с ней хотя бы потому, что в любой момент может стать чудовищем.

— Грег?

Он отступил чуть назад, а она сделала шаг вперед, сама приподнимаясь на цыпочках и целуя его. Она давно знала, что поцелуи не означают брак и не ведут к детям. Поцелуй — это просто прикосновение губами, это просто выражение своих чувств. Видимо, Джеймс не очень любил поцелуи. Или она не любила Джеймса. Или Грег умел целоваться. Или он любил её. Что-то точно было не то, потому что этот поцелуй не был просто прикосновением губ. Он был теплом. Он был негой. Он был как вода в пустыне, он был сама нежность, и ноги и впрямь ослабли — хорошо, что Грег удерживал её рукой за талию. Когда его язык скользнул за её губы, осторожно знакомясь с ней и лаская, она решила, что пусть несется в пекло весь этот мир ханжества — ей уже нечего терять, кроме Грега. Её рука скользнула по его шее, и чуть ниже, по ключице и гладкой груди дальше, тоже знакомясь с Грегом и его отзывчивым телом.

Их прервал громкий телефонный звонок — аппарат стоял на столе и просто надрывался: Элизабет не сразу позволила Грегу прервать поцелуй.

— Прости… — он покаянно прошептал ей, даже не зная толком за что извиняется: за прерванный поцелуй или за сам факт поцелуя — все же это недостойный поступок с его стороны, он воспользовался тем, что она сама неосмотрительно пришла в его номер. — Прости…

Он спешно взял трубку:

— Да, Блек у телефона… Соединяйте!

Лиз напряглась и снова прижалась к нему, кладя голову на грудь и вслушиваясь в ритм его сердца — то до сих пор билось как заполошное, а ведь сколько уже женщин было в его жизни…

Телефонная нерисса мягко сказала:

— Олфинбург на связи. — Щелкнуло соединение, и в трубку ворвался громкий, пожалуй, даже Лиз слышала его фразы, голос отца:

— Ты! Я предупреждал тебя, Грег! Я говорил, что у тебя есть теперь только один выход. И что же я вижу?

Грег горько повторил:

— И что же ты видишь?

— То, что тебя больше нет в моем мире! Пуля в висок — единственное, что ты можешь сделать сейчас из хорошего!!! Думаешь, Тальма этого не заслужила?

Лиз вздрогнула в его объятьях и тихо позвала:

— Грег?

Отец тут же отреагировал на её голос:

— Ты!!! Я тут изо всех сил пытаюсь замять скандал, а ты развлекаешься в такой момент с любовницей?!

— Элизабет не… — договорить он не успел — вмешалась Лиз:

— Можно я? — она дернула трубку на себя, уверенная, что он сам её не защитит. Проклятье, Лиз не верит даже в его возможность защитить её перед семьей. — Недоброе утро, лер Блек. Это лера Элизабет де Бернье, любовница вашего сына — тут вы правы. Я хочу сказать вам одно: если по вашей вине хоть один волос упадет с головы вашего сына, вы и Тальма сильно пожалеете! Уже через день после волоска все ваши договора о поставках руд и угля будут пересмотрены. А через день — остановится каждый второй паромобиль и каждый первый дирижабль! Патентное право защищается магией — вам ли не знать. Я отзову все патенты, принадлежащие мне и моей семье. И семье де ла Тьерн. Подумайте, стоит ли начинать войну там, где все можно решить миром? Вы, несомненно, любите своего сына и, чудеса, я тоже его люблю!

— Шшшшто вы себе позволяете… — на той стороне не рычали — шипели от неё наглости. Кажется, лер Блек-старший хорошо разбирался в семейный связях Вернии и быстро сложил две фамилии: де Бернье и де ла Тьерн. Лиз было немного стыдно за то, что в своих угрозах она приплела Мюрая, но он обещал прийти ей на помощь — так пусть помогает!

Грег потемнел лицом — вспомнил, что целовал еще немного чужую невесту. Он протянул руку к трубке, но на том конце провода что-то громко бухнуло и… Блек-старший бросил трубку.

Лиз положила трубку на телефонный рычаг:

— Прости, кажется, твой отец вспылил и прервал звонок.

Грег кивнул и медленно сказал:

— Я телефонирую ему потом — когда перебесится. Вспышки ярости у нас семейные. И… — его взгляд, словно прощаясь, задержался на её губах, а потом уперся прямо в глаза: — Лиз, мне не нужна любовница. Прости, что допустил такую безобразную сцену… Ты не моя любовница.

Она улыбнулась и утешающе положила свою ладонь ему на щеку:

— А мне казалось, что твой отец прав — мы именно этим и занимались… И еще не поздно продолжить…

Он сделал шаг назад, упираясь спиной в столешницу:

— Мне не нужна любовница. Мне нужна жена. И не смотри так — я знаю, как это звучит.

— И как же?

— Лиз, я, может, и чудовище, что пытало Брока, но я же не только это делал. Я занимался расследованием, я собрал все доступные мне сведения о Мюрае и его невесте. Я, конечно, не сразу узнал в Малыше Элизабет де Бернье, но… Лиз, я знаю о доставшихся тебе капиталах. Я знаю, что тебя с детства защищали от брачных аферистов и учили им противостоять…

— Ошибаешься, для этого у меня был Джеймс.

— …тогда Брок должен научить тебя держаться настороже — ты, как де Бернье, будешь лакомым кусочком для брачных аферистов, особенно с твоим чувством вины за случившееся с Джеймсом. Я не хочу быть…

— Я поняла тебя. Ты имеешь в виду, что…

— Меня сегодня-завтра исключат из рода — у отца рука не дрогнет. И признаюсь честно — он прав: я не заслужил быть в роду. Это правильное решение. Только это означает еще одно — я лишусь денег и любых доходов, как лер. Для меня женитьба на тебе — благословение, лучше твоего билета в Аквилиту. Я…

Улыбка на лице Лиз мелькнула, как проглядывает солнышко в ненастный день между туч — была и тут же нет, только печальные, всматривающиеся вглубь его искалеченной души глаза.

— А мне показалось, что это звучит как: никакого конфетно-букетного периода, потому что у меня долг, расследование и временные трудности.

— Лиз…

— Знаешь, я не сумасшедшая, я отдаю себе отчет в том, что отвратительно мало знаю тебя. Я видела все фиксограммы в газете. Я знаю, как опасны люди со вспышками ярости. Я знаю, что ты разведчик, что тебя учили лгать в глаза, но я надеюсь на лучшее. Я… Мне хочется доверять себе и своему сердцу. Но предупреждаю сразу: хоть раз на меня повысишь голос — я соберу все вещи и уйду. У меня есть еще третий паспорт — лежит в далекой-далекой стране и ждет меня. Вот как-то так, не лер, не Блек, но еще майор Грег Эш. А теперь поцелуй меня, пожалуйста, снова… Можешь не верить, но мне, действительно, страшно — я три года не была де Бернье. Я боюсь — мне снова придется смотреть в глаза той же нере Аргайл, нере Ренар и другим…

Грег поцеловал ей куда-то в висок, спешно стаскивая с мизинца тонкий перстень и надевая его на безымянный палец Элизабет:

— Дела с твоей помолвкой с Броком я решу сам. Хорошо?

Она лишь кивнула и обняла его.

Он еле слышно сказал:

— Ты говорила про не обломится…

— Я передумала, — спешно возразила она.

— Лиз, я лишь хотел сказать, что до нашей свадьбы никаких планов стать моей любовницей.

Она приподняла голову вверх, в изумлении заглядывая в глаза:

— Совсем?

— Совсем. Не обломится, Лиззи. Совсем-совсем-совсем. Может, я и не лер теперь, может, как офицер я оказался тоже так себе, но одно я знаю точно: ты будешь моей только после свадьбы — я не рискну тобой, давая тебе шанс уйти от меня в любую минуту. И, прошу, не забывай: я могу стать чудовищем в любую минуту, к сожалению. Уходи, не задумываясь.

— А ты не забывай напоминать, что это ошибка, хорошо?

Он лишь прижал её к себе:

— Обещаю, Лиз, я буду стараться, я буду очень стараться измениться, потому что жить с чудовищем — так себе выбор. Я буду стараться… — Грег нахмурился и вспомнил: — надо телефонировать отцу…

— Телефонируй, но готовься к новому броску трубки от известия об обручении со мной — я так себе выбор.

— Ты лучший выбор на свете, Лиз, никогда не смей в этом сомневаться!

Грег поднял трубку:

— Телефонная нерисса, соедините, пожалуйста, с Олфинбургом!

— Прошу прощения, уже несколько минут Олфинбург не отвечает ни на один вызов — неполадки на линии. Наверное, опять буря в Серой долине задела кабель. Телефонная компания приносит свои извинения.

— Ничего страшного… — Грег положил трубку на рычаг.

К этому времени уже было разбомблено здание Парламента в Олфинбурге, а зенитные орудия ловили в перекрестье прицелов длинные хищные сигары тяжелых дирижаблей, заходящих на цель — королевскую резиденцию. Защищенные потенцитом оболочки дирижаблей пока выдерживали залп за залпом — Мюрай не зря добывал металл в штольнях Аквилиты. Дирижабли выдержали даже проход через бури Серой долины, с рассветом выйдя на столицу Тальмы. Только вряд ли известия об этом порадовали бы Брока.

Глава 62 Арест

Брок разъяренной рыжей кометой летел по коридору полицейского управления. Его уже в дверях общей залы, откуда доносился гулкий, серьезный голос сержанта Арбогаста, заловил Одли — просто вытянул руку, закрывая дверной проем:

— Тих-тих-тих! — Он отлип от стены, которую до этого подпирал. — Рыжий, держи себя в руках — за тобой воздух кипит…

Брок резко остановился — ломать руку другу он не собирался. Он старательно продышал ярость, которая кипела в нем с самого утра, с той грешной газеты со статьей про некомпетентность Эвана. Противно было то, что в конце статьи Дживс словно подлизывался к Броку, сообщая читателям, что здравый смысл в новом комиссаре все же возобладал, и он вернул на прежнее место умного-неподкупного-компетентного-чьи методы работы мы хорошо знаем Мюрая. Репортер как специально сравнивал их с Эваном и пытался стравить. До этого Дживс никогда такого себе не позволял… Век живи — век учись, как говорится.

— Ты читал газету?

— Тут все читали, — меланхолично отозвался Одли.

— Сдал кто-то из наших — там факты со вчерашнего совещания! — Брок положил руку на дверную ручку.

Одли принялся его увещевать:

— Дай Алистеру шанс — это его первый кризис как сержа. Не порть ему репутацию. Дай самому справиться. Рыжий, не надо… Все же начинали — пришла очередь Алистера. Сегодня всего второй день его новых нашивок!

— Третий, — поправил его Брок. — Я лишь хочу помочь.

— Так помоги не вмешиваясь.

— А так бывает?

Одли вздохнул:

— Бывает. И, Брок, я все понимаю — хреново. Крайне хреново, но бывало и хуже.

Брок прислонился к стене и сгорбился:

— Когда, например?

— Когда тебя арестовали, и мы не знали за что. Или когда тебя из Особого вытащил Эван, и мы решали: отбивать тебя или стоит чуть-чуть подождать и не устраивать революцию? Или когда нас заловила банда контрабандистов, а патроны уже закончились. Лео тогда первый раз испугался — мы потом контрабандистов по зубам опознать пытались. Еще вспоминать?

Брок бросил на друга косой взгляд:

— Вин…

Тот его покровительственно похлопал по плечу:

— Эй, эй, рыжий, вот только не надо расчувствоваться и пускать слезу. Это служба. Сейчас они нас сделали, потом мы их. — Он дернул галстук, расслабляя его петлю, и признался, хлопая ладонями по своему серому в элегантную белую полоску костюму: — знаешь, в мундире было удобнее. Может, зря я согласился на повышение. Вот точно зря…

Брок отрицательно качнул головой:

— Ты заслужил, Вин.

— Угу… Кстати, я направил запрос в пограничную службу — надеюсь ответят. Судя по времени, поезд Арис-Аквилита уже прошел границу. В обед будем точно знать — сбежал Аранда или нет. Если сбежал — объявим в розыск. У нас теперь вся полиция Тальмы на подхвате, рыжий. Прорвемся же.

— Прорвемся… — уныло согласился Брок, прислушиваясь к словам Алистера. Мало что было понятно, кроме последней команды «разойдись!».

Дверь открылась, и из залы, зло бурча, повалили констебли. В своих Брок был уверен, а вот в приданных ему из центрального участка констеблях — не очень. Надо будет снова сесть и тщательно проверить каждого… Или довериться своим новым сержам — Себу и Алистеру. В конце концов это их обязанность.

Брок, дождавшись, когда людской поток схлынет, зашел в залу, где у окна о чем-то мрачно шептались новые сержанты. Одли шел за ним, снова уговаривая:

— Тих, рыжий, хорошо?

— Хорошо… — он внимательно посмотрел на непривычного в костюме-тройке Одли. — А вы всерьез обсуждали мятеж? Из-за меня?

Одли криво улыбнулся:

— Рыжий, а ты чем-то кардинально отличаешь от Русселя?

— Да, отличаюсь. Я был виновен.

Одли пожал плечами:

— А еще ты был живой, в отличие от Русселя. Ты не видел, но в городе в тот момент творилось хрен знает что. Пришла Тальма. На каждом перекрестке стояли военные. Некоторые реформисты всерьез предлагали грабить и жечь храмы дореформаторов. Говорили о необходимости люстрации, о чистках в полиции. Тут гул стоял от слухов и призывов бежать, вскрывать склады с оружием или спасаться, учитывая опыт Вернии.

— А что в Вернии?

Одли скривился:

— Рыжий, не кажись глупее, чем есть. Когда Тальму выкинули из Вернии, в первые же сутки всех полицейских, кто посмел остаться на служебном посту, вырезали под корень — только за то, что те служили Тальме. И никто не пискнул, что эти люди на самом деле служили закону и всего лишь защищали порядок. Нас могло ждать тоже самое. Не приди тогда в Управление Хейг… Не обещай он лично, что отстоит каждого… Не скажи он, что полиция, она же таможня, она же разведка и войска, только его вотчина и никто не тронет ни одного полицейского… Не поклянись он своей жизнью в этом, то уже ночью мы бы пошли на штурм бывшего Особого. — Одли почесал затылок: — Знаешь, я тут подумал… А ведь власти только этого и ждали от нас. Ведь эмпат уже был в городе.

Алистер что-то веско сказал возмущенному Себу и повернулся к Одли и Броку, сбивая того с мысли:

— Доброе утро, инспектора. Мюрай, я читал газету, и я найду ту сволочь, что продалась. Готов к выговору.

Брок был вынужден признать:

— Это и моя вина, Алистер. Прорвемся. Может, и к лучшему, что этот Аранда не вернется в Аквилиту — припереть его к стенке особо нечем. В полдень обещал прийти Блек — я поговорю с ним и попрошу разрешение на обыск дома Аранда. Надо было вчера не играть в закон, а воспользоваться случаем.

Одли присвистнул:

— Комиссар вернется и по головке тебя не погладит.

Брок твердо, убеждая прежде всего себя, сказал:

— Иного выхода нет. По крайней мере я не вижу.

Скрипнула дверь залы — дежурный констебль замер на пороге:

— Нер старший инспектор… Нер Аранда хочет вас видеть. Он…

Алая вспышка за спиной дежурного констебля подвинула его в сторону давая проход… Невозмутимому неру Аранда собственной персоной.

Одли вновь присвистнул от удивления, а Алистер и Себастьян двинулись вперед, собой прикрывая Одли и Брока.

Нер Аранда, в дорогом, чуть помятом дорожном костюме, сером пальто, наброшенном на плечи и серой же шляпе, спокойно сказал:

— Недоброе утро, лер и неры. Я нер Васко Рауль Гарсия Аранда пришел чистосердечно признаться в убийствах. — он чуть нахмурился и уточнил: — в тридцати убийствах.

Брок от неожиданности вздрогнул, пытаясь понять, чье убийство не включил Аранда в свой счет? Фишера или Тома? Скорее последнего — тогда Аранды в Аквилите не было, хотя кто знает, когда он вернулся в город на самом деле. Может даже вчера.

Одли, забыв о своей новой должности, пробурчал:

— Охренеть…

Аранда проигнорировал его слова и вытянул руки вперед:

— Арестуйте меня, я чернокнижник. И блокиратор не забудьте одеть — я опасен.

Себ прищурился и глянул на Брока:

— Вот это пердюмонокль…

Его шепот не укрылся от Аранды:

— Я абсолютно серьезен. Не верите — я могу опознать каждую убитую мной девушку.

Брок прищурился и принялся командовать:

— Кейдж — наручники и блокиратор на нера Аранду. Зачитай права и сопроводи… Какая у нас допросная свободна? — он посмотрел на Одли:

— Первая, — подсказал тот.

Брок поблагодарил кивком:

— В первую допросную!

Дождавшись, когда Себ и дежурный констебль уйдут, он продолжил:

— Арбогаст — поднимай своих ос: найди леру Авазоллу Аранда и привези её сюда — нам нужны её показания. И захвати с собой экспертов — обыщите дом Аранды заодно. Я к судье за ордером на обыск. Одли — найди Стилла. Допрос на вас обоих. И Виктории телефонируй — пусть мчится сюда. Небеса и пекло, у кого-то есть хоть одно, желательно, логическое объяснение тому, что Аранда пришел сдаваться?!

Одли пожал плечами:

— Выясним?

Алистер задумчиво посмотрел в потолок, потом в пол и предложил:

— Зола Аранда?

Брок, спешно перебирая все возможные варианты от проснувшейся совести до давления рода, согласился с ним:

— Очень может быть. Ищи! Кровь из носа, притащи неру сюда. И еще… — он взлохматил свой волосы: — Одли, чуть не забыл — Блека тоже надо предупредить об Аранде.

— Будет сделано, — привычно отозвался Одли и тут же сам фыркнул: — ну надо же как въелось! Короче, сделаю, Брок…

* * *

Телефон не зазвонил ни в семь, не в восемь, ни в девять.

Вик успела позавтракать, прогуляться по саду, разбудить Полин и почитать ей книгу, а телефон все не звонил.

Когда в начале одиннадцатого раздалась его громкая трель, Вик оказалась первой, кто поднял трубку, опередив Джона и Поттера:

— Нера Ренар, слушаю.

Сердце заполошно билось где-то в груди — дождалась! Еще чуть-чуть, и она услышит родной голос.

Телефонная нерисса бойко сказала:

— С вами хочет переговорить инспектор Одли, Управление полиции по особым делам. Соединять?

— Конечно… — еле слышно ответила Вик — такого разочарования она давно не испытывала, даже ноги подкосились, и она спешно села в кресло. Давненько у неё обмороков не бывало.

Одли слишком бодро для разочарования принялся рассказывать:

— Нера Ренар, доброе утро! Я телефонирую, чтобы сообщить, что Аранда пришел в участок. Он арестован — ждем вас на допрос. Отряд Аргобаста отправляется на обыск дома и поиски неры Золы.

В первый момент Вик не поняла, почему Одли так к ней обращается, а потом сообразила — нерисса, телефонная, весьма любопытная нерисса, которая может подслушать разговор. Разглашать служебные тайны она вряд ли решится, а вот поведать товаркам про неформальное обращение между каким-то полицейским и опальной нерой — запросто!

— Да, конечно, инспектор, я сейчас прибуду — вызову наемный экипаж и приеду. Что-то еще?

— Хмм… — прочистил голос Одли. — Тут такое дело… Вчерашний разговор помните, нера Ренар?

— Конечно. Что-то случилось?

Во что уже успел Грег попасть?! Неужели его отец все же решился…

— Может случиться, — признался Одли. — Те фиксы всплыли. Я распорядился — патрульные по максимуму скупят все экземпляры…

— Я оплачу. — тут же сказала Вик, забывая обо всем. — Одли, скажи всем, что за каждую газету я буду платить в полтора раза больше…

Одли опять кашлянул:

— Как бы… Понимаешь… — он все же сбился с положенного почтительного обращения. — Они-то будут стараться ради рыжего.

— Ничего, все равно предупреди. И начинайте допрос без меня — я сперва заеду к Грегу. — Даже если нерисса и продаст кому-то сведения о неё недостойном поведении — плевать! Вик — констебль, она может заявляться куда угодно и к кому угодно, главное, что по долгу службы. Вспомнился Фейн в кафе, и Вик сжала губы — настоящего Фейна она так и не узнала. Какой он был? Такой же целеустремленный, как Грег, или рассудительный как Гилл? В разведку идиотов не берут, надо признать. Надо будет внести в проект восстановления ветки паровиков пункт о небольшом сквере в месте предполагаемой гибели Фейна, потому что достать его с глубины в десять ярдов не представляется возможным.

— Хорошо, нера Ренар. Увидимся позже в Управлении.

— Увидимся… — послушно повторила за Одли она и положила трубку. Надо собираться. Надо спасать Грега от сиятельной глупости. Вик встала с кресла и попросила Джона, который стоял у стены в ожидании конца разговора: — Вызовите, пожалуйста, наемный экипаж. Я поеду в «Королевского рыцаря», а потом в Управление.

— Да, нера, — склонил голову лакей.

Вик направилась наверх к себе — ей надо переодеться. Если будет во что переодеваться — вчерашний троттер она так и не привела в порядок после купания в Петлянке. Надо или нанять все же настоящую горничную или самой не забывать приводить в порядок свои платья — осенью же она этому научилась. Вик в гардеробе среди свободных чайных платьев, множества благородных вечерних нарядов и кокетливых бальных, присланных братом, нашла простой серый троттер и решила, что лучшего варианта все равно не будет. Потом она пострадала над шляпками — ни одна из них не удержится теперь на её голове: ленты вышли из моды лет десять назад, а ни одна булавка не зацепится за такие короткие волосы, как у Вик теперь, — и решила не надевать шляпку. Пусть вызывающе, но что поделать. Проверив пару перчаточниц и чихая от талька, она поняла, что чуда не случилось, и перчатки никто не вычистил и не ухаживал за ними. Кружевные перчатки были не по сезону, так что… Вик вздохнула — быть невоспитанной, так во всем! Она взяла шерстяные перчатки, положенные к полицейской форме, и захватила их с собой — наденет, если будет холодно. Да и какая разница, как она выглядит, когда важнее скорее добраться до Грега?!

Экипаж уже ждал — стоял, припаркованный у крыльца, капли редкого, холодного дождя стучали по его лакированному корпусу, тут же испаряясь с разогретого паром железа.

Джон проводил Вик под зонтом до паромобиля и помог сесть. Шофер в серой стандартной форме удивленно посмотрел на неру без шляпки с вызывающе короткой прической, но при лакее сказать ничего не решился. Впрочем, он промолчал всю дорогу до гостиницы. Его воспитания хватило даже на то, чтобы выйти из паромобиля, опережая солидного ливрейного придверника, и помочь Вик выйти.

Вик поблагодарила его и помчалась в гостиницу — она показала портье, узнавшего её, свой жетон полицейского и, уточнив, где остановился Грег, поднялась по лестнице на второй этаж в его номер — не стала ждать неповоротливый, медленный лифт.

Она постучала в дверь, потом снова и снова — Грег не спешил открывать. Пришлось даже угрожать в закрытую дверь — портье уверенно сказал, что лер Блек не покидал номера:

— Грег, если вы сейчас же не откроете дверь, то я вышибу замок эфиром. — а в голове уже кружились глупые мысли, что она опоздала, как опоздали с Гиллом.

Дверь распахнулась не особо приветливо — только-только боком пробраться в номер мимо хозяина, чего Вик, конечно же, делать не собиралась.

— Доброе утро, Виктория, — Грег стоял в дверях, не отступая и не приглашая. — Это мужской номер…

Вик отмахнулась от него:

— Не бойтесь, портье знает. Я тут по полицейской надобности. Так вы… Пропустите?

Грег нехотя шире открыл дверь и пропустил в стандартный номер: гостиная и закрытая сейчас спальня. В гостиной обычная мебель — пара кресел, диван, рабочий стол, на котором лежали в полуразобранном виде два револьвера. И столбики пуль — только этого не хватало!

Грег, вставая между дверью в спальню и Вик, словно она его совращать собралась, тихо сказал:

— Это не то, что вы подумали…

Вик робкой улыбнулась — а уж как она надеялась, что это не то, что она подумала! Она огляделась, пытаясь заметить признаки смятения или депрессии у Грега. Он был одет для столь позднего утра неприлично — только брюки и сорочка, зато гладко выбрит и причесан — не похож на человека, готового покончить с этой жизнью. В воздухе витал запах горелой бумаги, оружейной смазки и неуловимый, чем-то знакомый сладковатый аромат — слишком женский, чтобы принадлежать Грегу. В подставке для зонтов, кроме длинного мужского, стоял кружевной зонтик. Вряд ли Грег пользовался этим изящным серо-голубым парасолем. Гмм, тогда понятно, почему он так самоотверженно перекрыл вход в спальню. Неудобно-то как получилось… И портье не предупредил, что тут немного… Совсем неприличное происходит.

Грег мрачно проследил взгляд Вик и снова повторил:

— И это не то, что вы подумали, Виктория.

— Я пришла по служебному делу… — сказала она немного растерянно — кто та таинственная гостья, которую Грег прятал в спальне, она не знала. И что он там делал в спальне с ней, она тем более знать не хотела. Только вот поговорить откровенно не получится: третий для такого разговора — лишний.

— Присядете? — Грег все же вспомнил о правилах приличия.

Она качнула головой — отсюда надо срочно уходить.

— Нет, спасибо. Я всего на пару минут… Не хочу вас отвлекать…

Он стоически заметил:

— Вик… Виктория, слово чести, это не то, что вы подумали. И говорить можете смело — дальше вас и меня этот разговор не уйдет.

— Хорошо. Тогда… — она собралась с духом и сказала: — констебли выкупают все номера «Искры Олфинбурга».

Он кивнул:

— Я рад за Брока — он такого не заслужил.

Вик скривилась:

— Это делается и ради вас, Грег.

Он молча склонил голову, показывая свою признательность. Вик вспомнила про спальню и принялась рассказывать дальше:

— Нер Аранда добровольно пришел в полицию. Он арестован. Вас интересует его допрос или нет? Могу позже прислать вам распечатку…

— Нет, спасибо. — Грег задумался, что-то решая для себя: — Нера Зола пришла вместе с мужем?

— Нет, её поиски организовали. Алистер… Простите, сержант Арбогаст собирается с экспертами на обыск дома Аранды.

— Пожалуй, я направлюсь туда — подстрахую полицейских: бокоры непредсказуемы, и кто знает, какие ловушки могут быть в доме.

— Попросить паробус с экспертами задержаться, чтобы вы успели добраться до управления?

— Нет, спасибо, я доберусь до Золотых островов сам. Что-то еще?

— Еще… — глаза Вик задержались на револьверах.

Грег старательно мягко, что совсем не вязалось с его образом, сложившимся у Вик, сказал:

— Виктория, прошу, каплю веры — я пока не закончил расследование. Мне важно найти эмпатическое оружие. Я не совершу глупостей, обещаю. Просто постарайтесь предупредить доброхотов-бомбистов, чтобы не трогали мой паромобиль. Если я и взорвусь, то не сам. Не по собственной глупости. Кстати, я тут думал…

Вик от такой откровенности разговора засмущалась и переложила свою сумочку из одной руки в другую. Взгляд Грега заинтересованно замер на её левой ладони, где красовалась татуировка, созданная Брендоном. Настало время Вик оправдываться:

— Это не то, что вы подумали. Это защита. Это просто защита от Душителя. Брендон подарил. Надеюсь, что со временем она сойдет.

Грег задумчиво кивнул — было видно, что он что-то судорожно пытался сообразить:

— Понятно… Я тут подумал… — он с трудом вспомнил, о чем говорил: — об эмпатическом оружии… Гордон не расставался лишь с одной вещью, похожей на оружие.

Вик вздрогнула, тоже понимая:

— Фиксатор? Вы думаете, что все дело в фиксаторе? Но он же был всегда на виду. Он был обычный… Ничем не отличался от стандартной модели.

— Но мы не знаем, что было внутри. Да и снаружи на фиксаторе была затейливая гравировка.

Вик согласно кивнула:

— Хорошая версия, потому что я подумывала, что это что-то вроде револьвера — хранилось в кобуре не привлекая внимания. Только оружие особо не вытащишь — всегда должна быть веская причина. А фиксатор — он всегда под рукой. М-да.

Перед глазами вновь возникли проклятые дирижабли, плывущие в небесах. Вик сжала губы и все же сказала — она вспомнила кому принадлежал легкий сладковатый аромат:

— Если случайно… Если так получится, что пересечетесь с лерой Клер…

Грег старательно держал лицо. Ни мускул не дрогнул — вот же выдержка!

— …передайте ей, что нападение дирижаблей с эмпатическим оружием вот-вот состоится.

— Я передам ей. Если встречусь, конечно же. — уклончиво проговорил мужчина. — Что-то еще, нера Виктория?

— Ничего… Просто… Не совершите глупостей, Грег.

— Это вы про…

Она пояснила, указывая рукой и на стол, и на подставку для зонтов:

— Я про все сразу.

— Я буду очень стараться.

— Тогда, я, пожалуй, удалюсь. Провожать не надо. Удачи, Грег.

— Удачи, Виктория. — он перестал подпирать дверь спальни и пошел открывать дверь. — Я не сказал, но вы очаровательно выглядите — вам очень идет ваша новая прическа.

* * *

Грег открыл дверь — Лиз серой тихой мышкой сидела в единственном в спальне кресле.

Она подняла на него глаза:

— Я все поняла. Я больше не буду являться в номера к мужчинам и портить репутацию…

— Я разве так сказал? — удивленно спросил Грег, подавая ей руку и помогая встать. Хотелось поцеловать изящное запястье, спрятанное в кипени кружева, но вот не для спальни такие поцелуи, совсем не для спальни.

Лиз улыбнулась:

— Не сказал, но точно подумал. И я слышала про дирижабли — я передам адеру Дрейку в ближайшее же время. Сама в Вернию не вернусь — я сполна отдала долг стране. — она посмотрела Грегу в глаза и тихо сказала: — пожалуй, я пойду, а то решат, что ты тут распутничаешь в такой момент…

— Лиз, если чуть-чуть подождешь, то я оденусь и провожу тебя — мне так будет спокойнее.

Она вновь шагнула к нему, обнимая и прижимаясь к его груди:

— Хорошо.

* * *

Зола понимала, что у неё для спасения есть всего четверть часа, не больше — пока паромобиль добирается из центра города до Золотых островов. Из лап Джеральда ей уже не вырваться. Только сейчас есть шанс обрести свободу. Если она не побоится. Если она рискнет.

Паромобиль тальмийской сборки с правым рулем быстро разогнался по Цветному проспекту, сейчас еще пустому — утро выходного дня в центре всегда спокойное и ленивое. Мбени спешил оказаться дома — он боялся Золы, он помнил, как пропал и не вернулся Ака.

Зола собралась с силами и… Резко бросилась между двумя передними сиденьями, хватаясь за руль и изо всех силы выворачивая его влево — Мбени не успел отреагировать, и паромобиль на огромной скорости пересек встречную полосу, вылетел на узкий тротуар, даже не заметив высокий поребрик, и врезался в угол кирпичного здания — кажется, это был Королевский суд. Жесткий корпус переда сложился, как гармошка. Стекло разбилось, острыми осколками раня лакеев и саму Золу. Мбени безвольно висел на руле. Второго лакея Наджея выкинуло из паромобиля. Кажется, он свернул себе шею. Он не был зомби — его плоть не стала разлагаться. Зола удержалась в салоне из-за магии — она всегда приходила ей на помощь в минуты страха. Все заволокло паром, Мбени застонал, и Зола повторно ударила его головой о руль. Потом она змейкой назад, хоть змеи и не умеют этого делать, вернулась на задний диван, схватила валяющуюся на полу газету, которая так взбесила Рауля, и выскочила из паромобиля, пока вокруг него не образовалась толпа. Откуда-то из-за угла раздавался свист констебля, призывавшего себе подмогу.

Зола, эфиром вырывая замок багажника и срывая дверцу, вытащила свой дорожный саквояж, где хранилось самое необходимое: документы, лекарства, расчески и прочее, — и помчалась вдаль по улице, сворачивая в первую же подворотню и петляя с улицы на улицу как заполошный заяц. Ей надо отсидеться до темноты. Ей надо спрятаться где-то в порту или на набережной. Она отсидится днем, а потом с наступлением сумерек попытается выбраться из ставшей ловушкой Аквилиты. Она не вернется домой. Она не вернется к Раулю. Хватит! Больше никаких лекарств. Больше никаких уколов. Больше никаких смирительных рубашек. Она заслужила свободу. Она больше не будет притворяться и лгать. Она станет свободной. Жаль, что Абени такое не светит, но Абени и не фея.

Когда на Аквилиту обрушились стремительные сумерки, Зола замерла в своем убежище — неубранной с лета будке для переодевания на пляже.

Кругом была тьма. Ни зги не видно. Ни огонька. Ни одного светящегося окна.

Где жемчужное ожерелье электрических фонарей набережной? Где россыпь бриллиантов городских улиц, проспектов, бульваров и парков? Где невероятное разноцветье Золотых островов, где каждая улица в ночи сияла своим светом?

Зола судорожно облизнула губы. Темнота и нереальная тишина. Стихли человеческие разговоры. Не шуршали шинами паромобили. Даже колотушек сторожей не слышно.

Только тьма и близкий, продолжавший шуметь океан.

Зола побрела по песку, проваливаясь в него по каблуки ботинок.

Пел океан. А люди пропали. Она осталась одна во тьме. Одна во всеми мире.

Зола упала на колени, горестно руками загребая холодный песок.

Она все же сошла с ума.

Она знала, что рано или поздно так и будет, но… До чего обидно — обрести свободу и понять, что сошла с ума, и больше ничего не будет, кроме закрытой палаты психической лечебницы, куда её все равно сдадут, причем уже не Рауль.

До чего же все нелепо и обидно! Она стучала и стучала кулаками по песку, прикусывая губу, чтобы не зарыдать и не закричать, и лишь океан отвечал ей. Она была одна в своем безумии. И Рауль, её солнце, уже не изобретет лекарство от этого безумия — она слышала, как днем кричали мальчишки-газетчики на набережной об его аресте. Сейчас она понимала, что нет никакого солнца и отдельно Рауля. Рауль и есть её солнце. Только он уже не выполнит свое обещание.

Она навсегда в темноте и одиночестве в своем безумии. Слезы все же прорвались через запрет, и Зола упала на песок, не сдерживая рыданий.

Глава 63 Одержимость

Эван смотрел на искрящую синим эфиром защитную сеть, отрезавшую привилегированную часть Олфинбурга, так называемый Золотой треугольник, от остального города, и понимал, что произошло предательство.

Дирижабли вражеского флота кружили под защитной сетью, как пойманные сачком стрекозы, не в силах вырваться из Золотого треугольника. Так не должно было быть — сеть должна была опуститься на Золотой треугольник еще до подлета дирижаблей, защищая короля и страну… Впрочем, защищая только короля. Кучка сиятельных возле короля — не равно стране.

Стрекотали зенитки. Гулко бухали бомбы, сбрасываемые с дирижаблей. Качались на ветру легкие челноки с наводчиками, спущенными из гондол на веревках — дирижабли не рисковали низко спускаться, старательно прячась среди разъедаемой эфиром завесы облаков. Большинство наводчиков уже были мертвы — они повесились на телефонных проводах, предназначенных для связи с гондолой, или просто выпрыгнули из корзин.

Облака быстро расползались в стороны — маги-погодники работали на износ. Остатки облаков цеплялись за оболочки дирижаблей и тут же сползали прочь, тая как сахарная вата. Люки большинства гондол управления дирижаблей были открыты — военные в форме Вернии сопротивлялись, но все же самоубийственно падали вниз на тротуары и так красные от крови. Эмпатическое оружие, включенное на полную мощность, не было разборчивым — ему было все равно, кого уговаривать пустить себе пулю в висок. Падали на мостовую как вернийцы, так и защитники в синих с золотом мундирах Тальмы. Мало кто мог сопротивляться — Эван видел, как в проеме люка одной из гондол замер мужчина, ногами отталкивая самоубийц назад. Было ясно, как день — он не продержится долго, обезумевшая толпа все равно вытолкнет его наружу в последний короткий полет.

Кипел эфир, и плавились тени, становясь жирными, липкими, цепляющимися за ноги, как грязь. Находиться здесь было опасно и совершенно бессмысленно.

Эван, стоя на середине пустой улицы, обернулся на Роба, сидящего за рулем паромобиля:

— Уезжай.

— Нет! — твердо возразил друг, следом за Эваном выходя из салона и ругаясь — к пальцам, как липкая карамель, привязалась тень, с краской отлипая от дверцы.

Эван повторился:

— Уезжай — ты тут не поможешь. Увози Элайзу в безопасное место: у паромобиля есть допуск за сеть — вы свободно её пересечете. Я же останусь тут.

Роб нахмурился — ему не нравился план друга, только и того, что можно противопоставить творившемуся тут безумию, он не знал:

— Эван…

— Роб… — Голос Эвана звучал вкрадчиво, чтобы друг точно услышал, чтобы он смог спастись сам и спасти Элайзу, замершую на заднем сиденье. — Уезжай — я останусь и попробую остановить это безумие.

Роберт сглотнул — когда он уговаривал Эвана в поезде, несущемся в Аквилиту, доверится чувствам и признаться Вики в любви, он не думал, что у друга так мало времени на счастье:

— Я передам Вики… Я…

Эван грустно улыбнулся:

— Просто уезжай. Чарльза заберете из лечебницы только после новолуния. Езжай… И хранят вас боги.

Хорошо, что подобного типа лечебницы всегда расположены на окраинах городов, Олфинбург не был исключением.

— И тебя… — Роб резко сел в паромобиль и хлопнул дверцей, а потом от безнадеги ударил кулаком по рулю. Снова, снова и снова. Тонкая щель между дверцей и паромобилем тут же срослась. Эван сжал челюсти — ему сейчас только галлюцинаций не хватало, словно желания умереть мало. Оно нарастало, уже чувствуясь даже тут — еще недавно он очень хотел жить, чтобы добраться до Гордона, до короля, до наследного принца, до кого угодно и уничтожить оружие. Такое нельзя создавать. Такое нельзя использовать! Нельзя так пытаться приблизиться к богам и играть чужими чувствами и жизнями. Солдат, отправляясь на войну, всегда знает ради чего он это делает. Эмпатическое оружие забирало волю, и это было запретно. Даже боги стараются не вмешиваться в жизнь людей. Так нельзя. Даже против врага.

* * *

Выйдя из гостиницы, Вик не удержалась и пешком прошлась до центрального телеграфа, единственного работающего в выходной день. Услышать голос Эвана хотелось до отчаяния. Хотелось убедиться, что с ним все в порядке, что он просто занят, что под рукой не оказалось телефона, а до телеграфа далеко… Но Олфинбург не отвечал — эфирная буря в Серой долине, пояснила совсем молоденькая телефонная нерисса.

Дождь продолжал моросить, усиливаясь. Вик открыла зонт и медленно пошла в сторону ветки паровика. Идти до полицейского управления было далеко, быстрее добраться на общественном транспорте.

Над городом поплыл колокольный звон — одиннадцать утра. Горожан на улицах прибывало — время идти на службу в храм. Вик нахмурилась — она не была хорошей прихожанкой, уже луну игнорируя посещения храма. Такое поведение могут и не простить — храмовники, соседи и просто любопытствующие горожане. Она пообещала самой себе, что как только закончится вся эта история с чернокнижником, она обязательно посетит храм. Левая рука странно полыхнула теплом, словно возмущаясь такому глупому обещанию. Вик замерла.

Прохожие странно косились на странную неру без шляпки и недопустимо короткими волосами, рассматривающую свою левую ладонь, но Вик было все равно. Странная защита Брендона её немного пугала. Татуировка не изменилась внешне, но определенно жгла. Словно этот лоа уже тут, а не ждет за гра… За Перекрестком.

До управления Вик доехала на подножке паровика, замечая у Королевского суда ужасную аварию паромобиля — тот буквально гармошкой сложился, сила удара потрясала. Удивительное дело, что погибший был всего один — его тело старательно изучал полицейский эксперт. Вик машинально заметила, что погибший — карфианин, причем первый за седьмицу карфианин, который не превратился в скелет после смерти. Значит, не их клиент, как говорится. Значит, щупальца чернокнижника не успели добраться до всех в карфианской общине.

В управлении было непривычно тихо. Даже телефон на стойке у дежурного констебля молчал. Тот скучающе сидел на стуле и, кажется, дремал — утро выходного дня благостное и спокойное. Привычно пахло оружейной смазкой, мужчинами, сырой шерстью форменных плащей и дремотой, если у неё есть аромат — его не разгонял даже крепкий дух черного кофе.

Вик поздоровалась с сонно зевающим дежурным, тут же уточняя про Брока:

— …Мюрай у себя или на тренировке?

Несмотря на нера Аранда, она очень боялась услышать, что Брок в зале борется с собой и боксерским мешком. Она еще помнила, как он говорил седьмицу назад, что после публикации фиксограмм только пуля в висок и останется. Хотелось надеяться, что за эти семь дней Брок хоть каплю поумнел, хотя закрытая с его стороны эфирная связь намекала на иное.

— Он у себя, констебль Ренар.

— Спасибо. Я поднимусь к нему, а потом спущусь в общую залу — это если меня будут искать Одли или еще кто-то…

Вик направилась к лестнице — Брока надо проверить, как она проверила Грега. Тому досталось больше, но и Брока задело — мало кому понравится, когда перед всеми миром вываливают твои минуты слабости и беззащитности.

Брок не переживал, во всяком случае он хотел казаться именно таким — он замер перед записями на стене, спешно карандашом внося какие-то правки. Тени залегли под глазами, и между бровей появилась морщинка, но кулаки не были сжаты, и по сравнению с утром он выглядел гораздо лучше.

Он обернулся на дверь, в проеме которой замерла Вик:

— Рад тебя видеть. Проходи, Вик. Допрос Аранды уже идет, но пока ничего интересного. Он даже не признался, как убивал женщин. — Поспешность речи, его говорливость сдавала Брока с головой — переживает, но слишком горд, чтобы попросить помощь. — Говорит: смесь компонентов лекарства от потенцитовой интоксикации дала непредсказуемые последствия. Какие компоненты — молчит. Коммерческая тайна! Пока Картер докопается до истины — могут пройти годы… Мрррррак…

Пальцы его все же сжались в кулак и ударили по стене — ему тяжело. И сведения о расследовании убежали к газетчикам, и фиксограммы всплыли, и Аранда темнит.

Вик плотно закрыла за собой дверь и подошла к мужчине. Она положила свою ладонь ему на сгиб локтя:

— Брок…

Он вымученно улыбнулся:

— Прорвемся же?

Она не совсем его поняла, но кивнула и подтвердила:

— Справимся.

Брок сверкнул своими зелеными, сейчас казавшимися выцветшими глазами:

— Надо отвечать: прорвемся.

— Прорвемся, — с улыбкой поправилась она.

Брок вспомнил о правилах приличия и качнул головой в сторону многочисленных стульев, оставшихся со вчерашнего совещания:

— Садись, Вики. Рассказывай: как Эван? Он телефонировал? Как… Грег? Ты же его навещала? Еще не хватало, чтобы он того… Эээ… Ну, ты понимаешь… — он смешался, вовремя вспомнив, что перед ним нера.

Вик чуть-чуть сжала его локоть:

— Справимся, Брок. Правда. Не волнуйся: тот, кто подумает о тебе плохо — сам идиот.

— Вики… Давай не будем обо мне…

Она неожиданно для самой себя подалась вперед и обняла Брока:

— Хорошо. Давай не будем о тебе. Только помни: ты слишком многим дорог — не натвори глупостей. — Она отпрянула в сторону, чтобы не смущать Брока — тот принялся заливаться краской — от щек до кончиков ушей. Вик отвернулась к окну и принялась рассказывать Броку: — Эван не телефонировал. Я пыталась сама связаться с ним, но Олфинбург недоступен. Говорят, буря в Серой долине. Грега я навещала — он почти в порядке, во всяком случае, таким кажется. — Она замерла, не зная, стоит ли рассказывать ему про Клер, ведь это больше подозрения, чем факты. — Он собрался помочь с обыском дома нера Аранды. И еще… Газеты…

Брок простонал:

— Не напоминай! Я сейчас поеду в офис «Седьмицы Аквилиты». «Искре Олфинбурга» повезло — она слишком далеко расположена… Переговорю с репортерами — напомню о профессиональной этике.

Вик нахмурилась — предположение Грега об эмпатическом оружии, скрытом в механите-фиксаторе, не давало ей покоя. С виду фиксатор был обычным — тяжелый плоский треугольник, больше полицейского жетона раза в два, с узкой щелью для записи и глазком-камерой. Старая полицейская форма Аквилиты с множеством ремешков позволяла его прикреплять на грудь или на пояс, кто как больше любил. Форма Тальмы не была приспособлена для этого — констебли сами с помощью ремешков крепили фиксаторы под левым погоном. Шекли, как военный, носил фиксатор закрепленным на портупее. Вик смутно помнила гравировки на фиксаторе — не более того.

— А ты не можешь… — она замерла, попав в собственную ловушку недоговоренностей: Брок не знал, что они уже ищут оружие, а не эмпата. — Ты можешь где-то достать фиксограммы Шекли, точнее Гордона в хорошем качестве?

Брок удивленно приподнял брови:

— Могу — в редакции «Седьмицы» точно должны быть, но… Зачем?

— Меня интересует его фиксатор. Очень важно, — призналась Вик.

— Хорошо. Фиксатор, так фиксатор. Будет сделано, Вик. И не смотри так покаянно — я помню свои слова, я помню про пулю в висок, но…

Она снова робко улыбнулась:

— …но с тех пор ты поумнел, да?

— Можно и так сказать, Вики. В любом случае, Аквилите не привыкать к моим фиксограммам — на этих я хотя бы одет! — он озорно улыбнулся — только глаза по-прежнему были настороженные и злые. Он направился к вешалке, стоявшей у входа, надел пальто, захватил шляпу и вздохнул: — Все, я поехал. Одли и Стилл на тебе! И Аранда, конечно.

Вик кивнула:

— Прорвемся?

— Прорвемся. Просто обязаны!

* * *

Вик наблюдала за Арандой из смежной с допросной комнаты через одностороннее зеркало-шпион — отличное изобретение, в основе которого ни капли эфира или потенцита. Только современные технологии.

Допросная была ярко освещена. Аранда сидел лицом к зеркалу, и каждая его эмоция была хорошо видна. Он не волновался. Он, даже отказавшись от адвоката, был уверен в себе. На все вопросы Стилла и сменявшего его Одли он отвечал спокойно и обстоятельно. Небольшая задержка перед ответами почти не была заметна. Долгие паузы он вообще не брал. Просто сразу говорил: «На этот вопрос я не собираюсь отвечать». Ни разу инспекторам не удалось заставить его сорваться или повысить голос — мужчина был непробиваем и уверен в себе. Он на своем хлипком стуле для допросов напоминал скалу, пусть и закованную сейчас в наручники.

Аранда стоял на своем.

Вик потерла висок — допрос с обреченностью пикирующего аэроплана пошел на третий, бесполезный заход. Это понимали все — Аранда не собирался себя откровенно топить, он оставил для себя лазейку: он не убивал осознанно, он проводил не совсем удачный эксперимент. Может, на кого-то из присяжных и подействует.

Он настаивал: убивать он не собирался. Просто так неудачно совпали биохимические реакции в человеческом теле. Ни одна математическая модель не предскажет со стопроцентной достоверностью такой исход. Только практическое применение лекарства выявит все побочные эффекты.

Рев Одли о том, что смерть нельзя называть «побочным эффектом», Аранда проигнорировал.

От тел избавлялся сам — карфианская магия не запрещена в Эребе. И да, тела сами в состоянии добраться до могил — ему не нужна была помощь слуг.

Едкое замечание Стилла о том, что не дело богатея-фабриканта самому рыть могилы, было отметено тем, что Аранда их не рыл — просто эфиром убирал ненужный грунт.

Тело альбиноса? Какого альбиноса? Не было альбиносов — был рабочий с его фабрики кер Фаренс. Он в пожаре лишился конечностей, и Аранда заботился о нем до самой его смерти. И вешать ярлыки на людей — так себе практика. Разве вам понравится, если вас будут называть бледнокожими?

Фишер? Нет, такого человека Аранда не знал. Признаваться в его смерти он не собирался.

Костяные фигурки? Да, вырезал самолично из кости. Да, не запрещено. Народные промыслы. Происхождение кости? На этот вопрос он отвечать отказался.

Нера Моро? Ответ остался без ответа. Коммерческая тайна.

Нер Марлоу? Коммерческая тайна.

И рев Одли его не смутил.

Нер Тома? Отложенная смерть — мешал своими этическими разглагольствованиями вести изыскания на предмет новых зелий и лекарств.

И ни разу не сбился. Не сорвался. Не проболтался.

Выходил из допросной Стилл — рычал, фырчал, снова возвращался.

Вылетал взбешенный Одли — орал и, хлопая дверью, опять пер обратно.

Вик не вмешивалась. Только раз написала записку и передала через констебля в допросную. Перед этим она еще раз внимательно прочитала газетную статью. Одли, прочитав записку, в которой было написано «Он игнорирует все, что не упоминается в статье!», повернулся лицом к зеркалу и выразительно вздохнул. Он тоже это заметил. Может, дело изначально не в Аранда? Может, дело в нере Аранда? Может, Рауль прикрывал свою жену? Вик некстати вспомнились слова Эвана, когда он говорил, что всегда будет любить Вик, даже если она сойдет с ума… Может, Аранда любил её даже несмотря на то, что она убийца?

Вернулся Брок, притащив фиксограмму с крупным планом фиксатора Шек… Гордона. С усмешкой сказал, что эту фиксограмму ему передал Грег со словами, что и Киту отослана такая же.

Брок сел на край стола, за которым Вик просматривала в полумраке дело Чернокнижника:

— Грег запугал репортеров «Седьмицы» до икоты.

Вик вскинулась, поднимая на него глаза:

— Он их…

Брок криво улыбнулся:

— Он лишь напомнил о военном положении и отсутствии четко прописанных правил, как определять измену родине. Полагаю, с луну это будет останавливать репортеров от откровенных подстав.

Вик закрыла от облегчения глаза:

— Надо же… — Все же она неправильная нера — ждет от Грега подвоха. Она резко поменяла тему: — что-то о доме Аранда уже известно?

— О дааа… — Брок кивнул. — Я заезжал туда — просто полюбопытствовать. Во-первых. Особняк пуст — абсолютно. Вещи не тронуты — их никто не собирал, просто взяли и уехали прочь. Ни следов борьбы, ни следов сборов, ни-че-го.

— Нерисса Абени Аранда?

— Пропала, — мрачно сказал Брок. — Я телефонировал в госпиталь — там она не появлялась. Сказали, что адеру Дрейку передадут мою просьбу о помощи с поисками Абени Аранда.

— Зола Аранда? Её нашли?

— Её следов тоже нет, как нет следов Абени. Зато в доме есть одна очень занимательная спаленка. Полагаю, это была спальня Авазоллы Аранда. Там минимум мебели, она вся прикручена к полу, стены обиты мягкими одеялами, а на окнах решетки. В гардеробной — изумительный выбор смирительных рубашек. Запасов успокоительных лекарств в доме — полк можно убаюкать. Вот как-то так…

— Нера Зола была… Просто сумасшедшей или в потенцитовой интоксикации?

Брок развел руками:

— А вот это неизвестно. Спросить не у кого. — Он бросил взгляд через зеркало на Аранду: — вряд ли он ответит на такой вопрос. Я послал запрос в полицию Ондура о пребывании неры Аранда в Арисе. Вдруг всплывут какие-то подробности.

Он взлохматил свои волосы и, продолжая смотреть на непоколебимого Аранду, сказал:

— Так… Пора прекращать этот цирк. Пусть займется делом — нам нужно столько женщин опознать…

Вик встала из-за стола:

— Ты прав — пойду заберу дела из кабинета Эвана. Буду в общей зале — там удобнее работать.

Ей собственный кабинет был не положен. Может, прав Стив, проще открыть свое агентство, работая на саму себя, чем штурмовать вершину, которая не собирается сдаваться?

Брок напоследок уточнил:

— Эван не телефонировал?

Она отрицательно качнула головой. Брок повторно взлохматил свои волосы. Они торчали теперь во все стороны, как иголки у ежа, очень недовольного жизнью ежа.

* * *

Время потекло быстрее. То Одли, то Стилл вырывались из допросной, таща все новые и новые фамилии. Надо было сверить их со списком пропавших без вести, проверить на совпадение описаний, подготовить письмо родственникам с приглашением на опознание. Некоторых нер Аранда опознать не смог. Вик его понимала — от некоторых остались только скелеты. Аранда выдал список имен жертв, впервые допустив ошибку — в списке на одно имя было больше, чем трупов у полиции. И, конечно же, самую интересную неру — Икс-8, ту самую с необычной костяной фигуркой, он опознать не смог.

Вик мимоходом пообедала, толком не заметив, что за сэндвичи притащил ей Брок. Вик сравнивала, печатала, оформляла, зависала в непонимании — почему Фишера Аранда проигнорировал, а профессора Тома неожиданно признал?! Время неслось к вечеру. Это было заметно по духоте — спешно закрывали окна и занавешивали их. Светомаскировка, а то, что при этом в зале дышать становилось нечем, никого не волновало. Включили яркий, электрический свет. Стрекотали печатные машинки — возвращались констебли и строчили свои отчеты. Голова начала раскалываться от треска машинок, от звона возвращающихся кареток, от духоты, от запахов ваксы и усталых мужчин.

В залу вернулся Одли.

— Все, не могу… — признался он, опускаясь на стул возле Вик. — Меня эта черно…

Вик вздрогнула, уже зная, какое слово последует за этим, но Одли это не заметил — он продолжил как ни в чем ни бывало:

— …книжная дрянь достала! И ведь даже адвоката нет — он отказался от него, а вымотал всю душу! Вик, бросай это дело — время ужина. Его вот-вот принесут. Я уже ничего не понимаю…

Раньше ужина пришел Грег — Вик внимательно осмотрела его: он был усталый, привычно мрачный, злой, но главное — живой.

Он поздоровался со всеми, находящимися в зале, вызывая гул ответных приветствий — не самых радостных, надо заметить. Брок был своим — Грег был чужаком, причем ненавистным чужаком, а ведь службу они несли одинаковую, во всяком случае до прихода Тальмы.

— Виктория, Одли…

Тот старательно не кривясь сказал:

— Можно Вин.

Грег тут же поправился:

— Вин… Мне срочно нужен Аранда. Можно его привести в допросную?

Одли, пугая Вик, которая была уверена, что допрос давно закончился и Аранду отвели в камеру, ответил:

— Первая допросная.

Вик все же спросила, боясь разочароваться в Одли:

— Он все еще там?

— Зреет, — спокойно ответил ей Брок — он вошел с пакетом пирожков в руках и слышал весь разговор. — Я приказал.

Вик потрясенно выдавила из себя — раз уж Брок её не понимал, что Одли и Грег тем более не поймут:

— Но так нельзя! Он там с десяти утра. Я думала, вы его уже отвели в камеру…

Брок подошел ближе и положил пакет на стол:

— Вики… Нам нужна правда. Аранда — крепкий орешек, ему надо дать дозреть.

Помощь пришла оттуда, откуда Вик не ждала — Грег удивительно спокойным голосом, без тени усмешки, сказал:

— Время допросов не ограничено официально. Но семичасовые допросы сродни психологической пытке.

Одли крякнул что-то себе под нос, Брок резко выпрямился, вспыхивая красными пятнами на впалых щеках, а Грег закончил:

— Это сказано не в укор — я прекрасно помню все свои грехи. Но после моего допроса сопроводите Аранду в камеру — он мне нужен соображающим.

Одли, проигнорировав выволочку, скучающим голосом уточнил:

— Что конкретно нужно от Аранды?

— Я могу сам…? — уточнил Грег.

— Конечно, — Одли простовато развел руки в стороны. Брок просто кивнул — усмирял своих демонов.

Грег еще раз осмотрел мужчин и спросил:

— Зацепить Аранду чем-то можно?

Броку пришлось прерывать обиженное молчание:

— Если только женой. Нера Аранда до сих пор не найдена. Он об этом не знает — утверждает, что отправил её в Олфинбург отдыхать. Есть свидетели, которые видели кого-то похожего на неру Аранду в городе — например, выбирающейся из попавшего в аварию паромобиля. Что-то еще?

Грег нахмурился:

— Нет, спасибо. Я в допросную.

В соседнюю с допросной комнату набились все, кто мог: кроме Виктории и Брока с Одли, пришел Стилл, примчались чуть задыхающиеся от бега Алистер, Лео, Себ — последний открыто достал револьвер: в то, что Грег спокойно допросит Аранду, мало кто верил.

Вик замерла — вот он, момент истины: кто же Грег на самом деле — невинная жертва эмпата или все же темная сторона вылезла без единого возражения со стороны Грега? Может, он и раньше позволял себе перейти черту, просто не отдавал себе отчета, как Брок с изматывающим допросом Аранды.

Вик открыто призналась себе — она неправильная нера, она невоспитанная нера, но Грег был прав, когда говорил, что был обязан учиться не совершать недопустимого. Не её обязанность прощать то, что простить нельзя.

Грег в допросной положил перед Арандой лист с фиксограммой — отсюда не было видно, что там изображено. Он оперся руками на столешницу, сейчас казавшуюся слишком хрупкой преградой между застывшим Арандой и мрачным Блеком.

— Спрашиваю один раз. У вас всего одна попытка не оказаться четвертованным за предательство и демонологию. — Его палец ткнул в фиксограмму: — какого лоа вы заперли в этом фиксаторе?

Вик закрыла глаза. Небеса, как она ошибалась! Не эмпат. Не эмпатическое оружие, не механит — амулет! Амулет с запертым в нем лоа.

Одли хмыкнул:

— И чё? Нам объяснят или нет?

Аранда посерел лицом — его смуглая кожа не умела бледнеть.

Вик пояснила:

— Лоа — дух, наподобие ангелов или демонов. Не было эмпата. Был…

Брок потрясенно замер:

— Вызванный демон и одержимые им. Грег, Фейн, Ривз, Гилл — были одержимыми! Это полностью с них снимает все обвинения в пытках или шантаже и других преступлениях. Грег был одержим демоном, то есть лоа.

Глава 64 По кому звонит колокол

В кабинете царила тишина. Не трещали дрова в камине — уже прогорели к вечеру, не шуршала бумага, в которую тщательно всматривался вызванный из заводского бюро инженер, даже отец молчал и терпеливо ждал вердикта. Оливера откровенно клонило в сон. Даже принесенная из аптеки кола не спасала. Веки смыкались сами, и Оливер тут же проваливался в темноту катакомб, в узкий каменный мешок, в котором он провел без движения почти сутки.

Наконец, инженер Эдисон кашлянул, привлекая к себе внимание, и отодвинул в сторону с трудом добытые бумаги.

Дремота моментально слетела с Оливера — он замер, в упор рассматривая Эдисона:

— И..? — он даже выпрямился в кресле, в котором отдыхал после долгой и трудной дороги через Серую долину.

Тот твердо повторил:

— Это чертежи обычного фиксатора, лер Фейн.

— Вы… Уверены? — еле выдавил из себя Фейн-старший, стоявший у окна и всматривающийся в творящийся на улице кошмар. Особняк Фейнов стоял почти на вершине Звенящих Холмов — отсюда весь Золотой треугольник лежал, как на ладони.

— Абсолютно.

Оливер встал и подошел к столу:

— Этого не может быть. Смотрите, вот эти линии на гравировке — они явно складываются в рунные символы. И вот этот участок в самом фиксаторе, — его палец ткнул в пятиугольник из крохотных потенцитовых кристаллов. — Это словно силовой узел. Он должен же для чего-то служить!

Эдисон пожал плечами:

— Это не ко мне, леры. Я инженер, а не артефакторщик. Простите, ничем не могу помочь…

Оливер выругался и отвернулся к камину — все дракону под хвост! Столько времени потеряно в погоне за химерой…

Отец спокойно сказал:

— Что ж, благодарю, нер Эдисон. Прошу, не отказывайтесь от нашего гостеприимства — на улицах города сейчас демонически опасно.

В подтверждение его слов один из дирижаблей со знаком Вернии на жестком корпусе внезапно клюнул носом и под острым углом вошел в землю, взрываясь в парке, — до королевского дворца еще было ярдов триста, не меньше. Не дотянул.

* * *

В допросной было тихо. Аранда молчал. Молчал и Грег.

Себ со вздохом облегчения опустил револьвер и убрал его в кобуру. Одли осуждающе качнул головой — все же Кейдж еще совсем юнец: с револьвером собирался идти на матерого мага. Грег — мастер, не меньше. Чудо, что тогда на набережной возобладал разум, а не эмпат. Одли тут же поправился — не эмпат, а демон, как его там… Лоа. Их бы там стерли в порошок, даже бы Лео не спас.

Одли тихо спросил:

— Себ, что узнал по аварии паромобиля с номером Ондура? — именно номер паромобиля и привлек к себе внимание, выводя на неру Аранда.

Кейдж должен был съездить в больницу и допросить выжившего в аварии.

— Мбени, выживший водитель паромобиля, подтвердил, что нера Аранда была с ним. Куда она делась после аварии, он не знает. — быстро отчитался парень. — Заключение экспертов, точнее первые еще неофициальные выводы об осмотре паромобиля и вещей в нем, у меня с собой…

— Ясно… — Одли перевел взгляд в допросную. Там ничего не изменилось.

Аранда все так же молчал. Сверлил глазами фиксограмму и молчал.

Грег ждал. Не угрожал, не бил, не шантажировал женой — просто ждал. Вот тебе и беспринципная тварь.

Брок процедил сквозь зубы:

— Неожиданная белоручка… — Он направился на выход. Одли тормознул его:

— Стоять, драконоборец. Ты такая же белоручка. Думаешь, я забыл, как ты шипел после допросов лжечумников? Учитесь, пока я жив, лерррры… Я спасать нашего особиста — провалит же допрос… — он внезапно обернулся в дверях, потрясенно понимая: — Проклятье… Если в фиксаторе демон, то, получается… Невинные леры. Каждое новолуние. Это не маньяк и не отладка эмпатического воздействия. Это, мать вашу, человеческие жертвоприношения! В центре Тальмы! С благословения короля! За это короны лишают, между прочим…

Вик промолчала — отправить короля на плаху… Это как-то… Слишком по-вернийски. В пылу отделения от Тальмы в Вернии умудрились дважды за четверть века свергнуть и вернуть монархию.

Брок задумчиво добавил:

— А несостоявшееся убийство Элайзы Ренар — внеочередное жертвоприношение, которое сорвалось. Хотелось бы знать — чем это нам грозит.

Вик передернула плечами, отгоняя прочь мысль, что она следующая жертва. Жертва, которую любезно предупредили. Голова гудела от теснящихся в ней, не состыковывающихся друг с другом фактов и догадок, в висках стучала часовыми молоточками боль.

Одли ворвался в допросную — навис над заледенелым Арандой и веско сказал:

— Зола Аранда не уехала в Олфинбург. Она не покинула Аквилиту. Она сбежала от твоих охранников-зомби…

На этих словах Аранда ожил и чуть-чуть нахмурился. Он не знал о зомби? Вик замерла: как такое вообще могло произойти? Не Зола же Аранда их делала. Чью вину брал на себя Аранда?!

Одли тем временем продолжил:

— …Сейчас шесть вечера. На улице тьма. На улице отребье, не уважающее закон и военное время. На улице военные, которые готовы стрелять в любого, кто не покажет разрешение на пребывание в темноте. — Он нагло и, главное, упоенно лгал. До комендантского часа еще было три часа. Да и военные были миролюбиво настроены — всех, у кого не было разрешения на пребывание в городе в комендантский час, всего лишь сдавали полиции для разбирательства. Еще никого не расстреляли. Вроде бы. Одли так вещал об ужасах военных, что даже Вик начала сомневаться. — Осознал? Зола Аранда одна. На темных улицах. Без денег. Без еды. Без воды. Без лекарств. Без друзей. Долго она продержится? Ты только представь — мы не будем её искать. Зачем нам это? Это твоя жена. Это твоя женщина сейчас там одна…

— Хватит! — впервые за все время взорвался Аранда. Он поднял голову и с ненавистью смотрел на Одли. — Хватит. Я уже все осознал. Я сделаю что угодно — найдите её! Я скажу, что вам угодно, признаюсь в любых преступлениях, только найдите её! Она же абсолютно беззащитна…

Он глянул на фиксограмму:

— Мне нужна ручка и бумага. Много бумаги. И тишина!

Грег посмотрел на Одли, тот понимающе кивнул в ответ и полез снимать наручники.

Грег подался к Аранде:

— Нам нужно знать: как остановить этого лоа. У вас всего час. Не больше. Учтите, каждая минута увеличивает ваш счет у богов…

Себ взял с ближайшего стола бумагу с карандашом и понесся в допросную.

Вик потерла висок — она уже ничего не понимала в происходящем. Надо перебирать факты и заново выстраивать их в голове. Заново… В гудящей голове. Зато волнению за Эвана в ней места точно не будет — его просто некуда будет впихивать.

Оставив Аранду под присмотром дежурных констеблей, Одли потащил Грега на выход:

— Вот так надо запугивать, Грег. Понял?

Тот хмуро усмехнулся:

— Понял.

Одли посмотрел на него и сказал:

— Да-да-да, это не сиятельно — использовать женщину для шантажа, но кому сейчас легко? — он направился в сторону общей залы — там уже поди голодная саранча в полицейской форме сожрала весь ужин, но надежда умирает последней.

Брок вышел в коридор и присоединился к ним — он легко хлопнул Грега по плечу:

— Учись, Одли — хороший серж.

За ним потянулись все остальные. Алистер лаконично поправил:

— Был.

Брок улыбнулся и добавил специально для Арбогаста:

— А теперь это хороший инспектор. — его рука так и осталась на плече Грега, словно они приятели. Вик, бросив последний взгляд на вычерчивающего что-то на бумаге Аранду, направилась вслед за парнями. Она с удивлением поняла, рассматривая Брока — он словно гору с плеч сбросил: выпрямился, его жесты при Греге стали непринужденнее, даже голос стал мягче. Вик поняла: он смог отделить для себя дракона-лоа и Грега. Лоа теперь не позавидуешь — Брок не умеет останавливаться в своем драконоборстве.

Одли рассмеялся:

— Не подлизывайся, рыжий. Я все равно тебе не верю. Я еще помню, как ты доказывал Лео, что меня надо было скормить зомби — лишь бы расследование продвинулось. Грег, учти на будущее — рыжий та еще тварюшка. Он говорил, что ради расследования надо зомби хорошего аппетита желать. Кстати, об аппетите… Пошли уже жра… — Грег кашлянул, Брок кинул на Одли укоризненный взгляд, и Вину пришлось спешно поправляться, вспоминая о наличии неры в их компании: — Вики, умоляю, прости — я же кер, я этикетам не обучен. Пошлите все ужинать. И, Грег, если у тебя катар — лечись. А ужина там на всех хватит, если голодная саранча не сож… Не скушала все.

— Кушать, — не удержался Брок от менторского тона, — употребляется по отношению к детям. Употреблять это слово по отношению к мужчинам неверно.

Одли взвыл:

— Как с вами сложно со всеми… И, Вики, ты чудо, что молчишь и не поправляешь меня. — Он распахнул дверь в общую залу и объявил: — Кушать подано! Теперь-то верно, рыжий?

— Ммм…

Одли, направляясь к накрытому столу, ломящемуся от еды, улыбнулся:

— По театрам, рыжий, я-таки ходил. Грег, Вики, присаживайтесь. И ты, рыжий, остальные не такие застенчивые и им персональные приглашения не требуются.

Вик, несмотря на царящую тут духоту и продолжавшую болеть голову, улыбнулась Одли. Она чувствовала себя на своем месте — она была там, где хотела, и где должна была быть. Удивительное чувство — наверное, это и есть дружба или то, что иногда называют боевым братством.

Брок выдвинул стул и помог ей сесть, сам опускаясь на соседний стул. С другой стороны мрачно сел Грег — вот кто до сих пор не мог себя простить, несмотря на лоа, несмотря на то, что противостоять со слов Брендона им невозможно.

Грег и Брок в две пары рук принялись ухаживать за Вик. Тарелок в участке отродясь не было, вместо них были нарезанные квадратами старые газеты. Вот на них мужчины и принялись складывать кусочки жаренной в кляре рыбы, картофелины (одну из них Грег тут же услужливо принялся чистить), грибы, пирожки — от жаберов, предложенных Броком, Вик отказалась, а с сыром взяла.

Светскую беседу никто даже не пытался вести, и потому Вик первой прервала тишину, давая Грегу время, чтобы освоиться среди парней:

— Себ, ты сказал, что привез заключение экспертов об осмотре паромобиля? Что-то интересное есть?

Тот, с усилием проглотив жабер, отчитался:

— На женских вещах, предположительно принадлежащих нере Аранда найдена свежая кровь — подол выходного платья и перчатки. На мужских вещах следов крови нет — даже застарелых.

Вик нахмурилась, кроша пальцами хлеб:

— Значит, нер Аранда нас водит за нос и явно что-то недоговаривает.

Алистер сунул руку в карман и высыпал перед Вик кучу мелких, белоснежных пуговичек:

— Кажется, твое.

Пока Вик растерянно рассматривала пуговицы, Брок нарисовал возле одной соусом руну созвучия — пуговица зажглась синим цветом, волосы на голове Вик тоже.

Алистер кивнул самому себе — он оказался прав.

Брок салфеткой стер руну и принялся рассматривать пуговицу:

— Это сделано из твоих волос. Зачем только?

Вик же интересовал другой вопрос:

— Алистер, ты решил повторять за Одли? Нельзя ничего забирать с места преступления! Или обыска. Это же улика.

Одли обиженно крякнул, чуть не давясь картофелиной, а Алистер пояснил:

— Улика — пучок твоих волос, — осталась у экспертов. Пуговицы я предпочел забрать — это то, что может не добраться до суда в силу своей необычности.

Одли добавил:

— Вот-вот, Вики… Оно нам надо — потом носиться и выяснять, кто и куда дел эту прелесть? Кстати, кто-нибудь знает, для чего эта прелесть нужна? И тот, кто скажет очевидное: для платья — пойдет во внеочередное ночное.

Грег уточнил, вытирая пальцы платком:

— Виктория, я могу…?

— Конечно! — подтвердила она, задумчиво крутя в руках мелкую пуговичку.

Грег достал из кармана мундира лупу-механит и принялся рассматривать пуговицу — кажется, гогглами он не пользовался принципиально.

— Полагаю, что это элемент гри-гри.

Одли с затаенной улыбкой в губах спросил:

— Каких гри… Грибов? Грифов? Гриппов? Грифонов?

Грег спокойно убрал лупу обратно в карман:

— Гри-гри — это карфианские амулеты. Их магия пошла другим путем, для их амулетов не нужны драгоценные камни или благородные металлы. В Карфе немногие могут себе позволить драгоценности, а защиты хочется всем. Гри-гри создаются из бросового материала — перья, камешки, клочки бумаги, различные фигурки, кости, волосы и прочее. То, что для нас мусор. В Карфе же это работает — гри-гри защищают или убивают в зависимости от цели их создания. Мне кажется, эти пуговицы могут быть компонентами гри-гри. Иного предположения у меня нет.

— М-да, — выдавил Одли. — Век живи — век учись. Короче, Алистер — ты молодец, что прихватил с собой эти гри-гри. У нас целее будут. И Вик, не смотри так укоризненно — после суда мы и волосы твои заберем у экспертов и уничтожим, чтобы не случилось всякого. Тааак… — он осмотрел мужчин, которые уже утолили голод и просто задумчиво копались в поисках вкусненького. — Все поели? Тогда… Ушки на макушки, нера, неры и леры. Грег, прошу — что там с лоа? Откуда такое предположение и главное: чем нам это все грозит?

Грег, который почти не ел, откинулся на спинку стула и нахмурился, собираясь с мыслями.

Брок встал и направился к другому столу, где стоял высокий кофейник со стопкой бумажных стаканчиков. Он принес их на общий стол и принялся разливать всем кофе.

Грег, задумчиво вертя на столе горячий стаканчик, медленно начал:

— Мы все знаем, как выглядят амулеты. Мы все знаем, как выглядят артефакты для запирания демонов. Мы все знаем, как их вычислять — амулеты заметны в эфире. Скрыть амулет с демонической сущностью невозможно. Демонология официально запрещена более трех веков. Вызывать божьих посланников, как добрых, как и злых, запрещено. Амулеты и механиты работают на совершенно разных принципах. В основе одних — эфирные плетения, в основе других — механика и свойства потенцитовых кристаллов не только создавать эфир, но и запоминать кодированную информацию. Амулет и механит никогда не перепутаешь. В механит никогда не запихнешь демона или лоа.

Одли вклинился в возникшую паузу:

— Но ты-то как-то догадался.

Грег кивнул:

— Мне повезло. Дважды. Один мой знакомый сегодня утром сказал забавную фразу «сфальсифицированные фиксограммы». Я удивился — до сих пор не удавалось их сфальсифицировать. Мысль задержалась и понеслась дальше — фальсифицировать можно же не снимки, а прибор, например. Потом меня навестила Виктория, и я заметил печать лоа на её ладони…

Мужчины зашептались, и Вик пришлось раскрыть свою левую ладонь, показывая татуировку:

— Это защитная печать. Мне её сделал друг.

— Кит, — сдал парня Грег. — Полагаю, её мог сделать только он. У меня и зацепились в голове две мысли — фальсифицированный прибор, чье потенцитовое сияние будет скрывать наличие клетки для демона, и лоа. Я связался с Китом, и он подтвердил, что такое весьма возможно. Он тоже сейчас, как и Аранда, занят расшифровкой примитивописи, скрытой в гравировке. Может, что и получится. Дело в том, что… — он тревожно посмотрел на Вик. Она непонимающе приподняла брови. Грег решительно продолжил: — Дело в том, что в Олфинбурге сейчас во всю задействован этот прибор. И никто не знает, насколько хватит его защиты с условием того, что жертвоприношение вчера не удалось. Никто не знает, хватит сил удержать лоа в приборе или он вырвется наружу. Или… Уже вырвался…

— Тааак… — не выдержал Брок, эфиром согревая замершую Вик. — А вот с этого места подробнее. Откуда такие сведения об Олфинбурге?!

Грег бросил на Вик извиняющийся взгляд:

— Простите, Виктория, я сам узнал только с час назад о случившемся… Надеюсь, с Эваном все в порядке…

Вик нашла в себе силы улыбнуться и тут же спряталась от сочувствующих взглядов за стаканчиком с кофе.

Грег продолжил без напоминаний:

— Утром мне телефонировали из Олфинбурга. Соединение разорвалось весьма странно — громким хлопком. Учитывая характер разговора, я решил, что собеседник просто бросил трубку, и собирался телефонировать позднее. Но связь так и не восстановилась. Я попытался телефонировать своим друзьям, живущим в других городах за Серой долиной — связь с ними была. Тогда я телефонировал своему… Другу… Он живет в предместьях Олфинбурга… Я попросил его съездить в город и узнать, что случилось. Он телефонировал мне с час назад. В Олфинбурге идет сражение. Налет Вернийского флота. Причем друг сообщил характерную особенность: эфирный щит, который должен защищать королевский дворец и Золотой треугольник — центр Олфинбурга, активировали поздно — когда флот уже был в Золотом треугольнике.

Вик вздрогнула:

— Предательство?

Грег кивнул:

— Именно. Хотелось бы знать точнее, кто предал: парламент, какая-то шайка террористов-революционеров или… Кто-то еще. Только это пока невозможно. Мой друг сказал, что за щитом творится страшное — судя по описанию амулет с лоа запустили на полную. Там идет бойня всех со всеми. Я телефонировал инквизитору Эрмтауна отцу Акерлею — он ближе всех… Он сказал, что выезжает немедленно.

Вик еле смогла выдавить из себя:

— А Брендон… Он… Знает?

Грег отрицательно качнул головой:

— Кит совершенно неуправляем. Мало того, что он не успеет, так может такого наворотить — отец Маркус не спасет в этот раз. Ему скажем все постфактум. Он все равно не успеет, как и все мы. — он подумал и добавил: — есть вероятность, что никто, даже отец Акерлей, может не справиться. Инквизитор, как любой храмовник, подчиняется королю — Защитнику веры. А все высокородные леры и военные связаны клятвой на крови. Может статься, что остановить лоа… — Он скривился и все же выдавил: — …короля будет некому.

Вик некстати вспомнила, что как Грег, так и Ривз связаны этой клятвой. Только Эван нет — его вычеркнули из рода. Она потерла висок — стало отчаянно страшно. В груди все захолодело — только бы Эван вернулся. Она даже нежитью его примет! Только бы он выжил.

Гулко зазвенел колокол — ему эхом завторили другие.

Одли посмотрел на часы, висевшие на стене:

— Не понял. Кто перепил?! Еще семи нет, не время для колокольного звона.

Эхо колокола стихло, сердце Вик только-только перестало заполошно биться, как раздался второй удар колокола. А потом и третий, все объясняющий им с Грегом. Остальные были слишком аквилитцы, чтобы знать о такой традиции.

Грег тихо сказал:

— Король умер.

Вик ответила ему, еле выдавливая из себя:

— Да здравствует король.

Над городом противно взвизгнул ревун, предупреждая о необходимости включить радио.

* * *

Воняло горелым — более десятка дирижаблей уже яркими кометами обрушились на город, вызывая мощные пожары.

Идти было трудно, и дело было не в засыпанных обломками улицах. Дело было в тенях — они липли к Эвану и тянулись за ним, как тянется сахарный сироп вслед за карамелизированным яблоком.

Эван любил, когда кухарка делала яблоки в карамели — слишком плебейская сладость, как говорила мама́, но мальчишке, которого после обязательных уроков у гувернера отправляли на половину слуг, чтобы не мешался под ногами родителей, такие яблоки безумно нравились. Может, своей запретностью? Он помнил, как кипела карамель, как быстро и ловко кухарка обмакивала яблоко в сироп, как сладкие сахарные нити тянулись из кастрюли, отказываясь расставаться с яблоком…

Так и тени тянулись за Эваном, цепляясь за ноги, налипая на обувь, хватаясь за одежду… Они истончались, но не лопались, лишь иногда отрываясь от предметов, которые их отбрасывали. И тогда тугая теневая нить больно била по Эвану, оставляя на его одежде отпечаток стены или дерева, или неопознанного обломка. А за спиной, там, где оторвалась нить, оставалась прореха в мироздании. Серая пустота. Ничто. Нереальность.

Но Эван шел и шел — он был обязан был дойти до королевского дворца. Зачем? Он не мог даже толком ответить. Может, чтобы красиво умереть там? Он помнил — он должен умереть. Тут все были обречены, чем он хуже? Он должен… К демонам эти мысли! Он даже нежитью вернется к Вик! Он дойдет до дворца не затем, чтобы умереть, а чтобы уничтожить дрянь, которая не должна существовать! А потом умереть — шептало что-то в нем. И проще было согласиться:

— И потом умереть… В окружении внуков, твою же мать! На иное не согласен…

Он видел, как из-за его спины в сторону дворца проплыл верткий, скоростной дирижабль с короной Тальмы на борту. Принц. Наследный. Это у Эдварда есть такая ладная игрушка — быстрая пиранья по негласной военной классификации дирижаблей. Его тень задела Эвана и потащила за собой — слишком толстая и мощная, чтобы ей можно было противостоять.

Застрекотали зенитки — их не остановила даже корона на полужестком корпусе пираньи.

Видимо, не все баллонеты задело — дирижабль резко терял высоту, но пока не откровенно падал.

Эван дернул плечом, пытаясь скинуть с себя тень дирижабля, но это было невозможно. Вязкие, липкие, как чикле — сок, из которого делают жевательную мастику, нити липли к нему и, кажется, хихикали над его беспомощностью. Хотел побыстрее в королевский дворец? Так чего медлишь? Мы тебе поймали хорошую тень! Только следуй за ней…

Раздался далекий свист и тут же гулкий, заставляющий дрожать сердце грохот — с королевского дирижабля сорвалась бомба, но слишком далеко от дворца. Слишком далеко, чтобы остановить общее безумие.

Люк гондолы открылся, и принц Эдвард замер перед бездной, готовый шагать в неё. Его за плечи тащил назад кто-то светлоголовый. Возможно, Ривз.

Эван закрыл глаза — все равно тени сами тянули его дальше и дальше по обломкам Олфинбурга и реальности.

Шепот в голове перешел в крик, требуя смерти. Требуя крови. Требуя душу.

Эван решил, что так тому и быть.

Для зарождения силового шторма нужен страх — страха было более чем. Пусть не внутри, а снаружи.

Для шторма нужна злость — этого в Эване было больше, чем нужно. Злость на то, что закон бессилен перед тем, кто воплощает закон. Закон не оборачивается против того, чьим именем ты несешь закон. Именем короля! И именно король неподвластен закону.

Для шторма нужны силы…

Крик в голове требовал крови.

Эван знал, что кровь — это и есть сила, пусть и запретная. Ради Вик он уже прибегал к этой силе, сделает это еще раз. Ради закона. Забавный оксюморон, который преподала ему сама жизнь — беззаконие ради закона.

Он полоснул себя кинжалом по обоим запястьям — крови будет много.

И для шторма нужна боль. Её теперь было много.

Эван заорал от боли, падая на колени и отбивая их об острую каменную крошку.

Эфир, вырвавшийся из него, заалел, а потом стал чернильно-черным, чуть отличаясь от наваливающихся на Олфинбург вечерних сумерек.

Страха было много. Страха не успеть. Страха не справиться. Страха выжить, когда кругом были обреченные на смерть.

Злости было тоже много.

Было много боли.

Было много крови.

Черный эфир свился тугим канатом и понесся куда-то прочь.

Эван надеялся, что тот сам найдет свою цель — огромный выброс демонического эфира, разрушающего ткань мироздания.

Последнее, что видел Эван, была бомба, сброшенная с дирижабля принца Эдварда и несущаяся почти прямо на него.

Глава 65 Да здравствует король!

— …с болью в сердце я сообщаю скорбную весть: король погиб, отражая вероломную атаку бомбистов. Лучшие маги были на его стороне. Лучшие воины отечества защищали его. Лучшие леры вышли на улицы города, чтобы защитить его, но он все же пал. Это день скорби, это день боли, это день гордости за страну. С прискорбием сообщаю, что леры Игнисы, Фейны, Эвироки, Бредширы, Монты все, как один, встали на защиту трона и пали в неравной борьбе…

Губы Вик предательски задрожали — король сказал: «Игнисы». Он сказал во множественном числе. Эван не мог… Его исключили из рода. Тогда… Кто? Братьев у Эвана не было. Но это не мог быть Эван! Только не он. Стоявший рядом Грег сжал кулаки — о его родственниках тоже сказали во множественном лице.

Молодой король тем временем продолжал — его голос звенел от еле сдерживаемого горя или гнева:

— В этот тяжелый для страны миг только Верния протянула нам руку помощи. Только её сыны бились за нашу страну бок о бок с лучшими воинами нации. Принц Анри лично вел в бой флот дирижаблей и получил в бою тяжелое ранение — Тальма никогда не забудет этот подвиг.

Одли на этих словах резко раскашлялся. Впрочем, остальные констебли в зале были не в меньшем удивлении, стоя вслушиваясь в каждое слово, несущееся из далекого Олфинбурга.

— …братоубийственной войне между Тальмой и Вернией пришел конец. Отныне и навсегда между странами мир и верная дружба, тому порукой моя жизнь. Ваш король Эдвард Третий.

Алистер молчал. Себ залпом выпил кружку кофе и закусил от неожиданности жабером. Все боялись разбить тишину, разбавляемую только шипением радио. Вик заставила себя улыбаться: пока она ждет Эвана — он вернется. Он не может не вернуться. Печать на ладони молчала — тепло покинуло её. Брок положил руку на плечо Вик, а потом плюнул на приличия и прижал к себе:

— Он жив.

Вик выдохнула ему в костюм, куда-то в элегантно сложенный в нагрудном кармане платок:

— Я знаю.

Брок чуть отстранился и заглянул ей в лицо:

— Вот умница. Он жив — это все знают. Он вернется.

* * *

Эван пытался открыть глаза. Осколками посекло лоб. Кровь залила лицо. Ресницы слиплись, и руками не дотянуться, чтобы протереть веки. Горло свербело от пыли, кашель рвался из груди, болью отдавая в ребрах. Зажечь светляк не получалось — эфир молчал. Эван попытался пошевелиться, но тело пронзила острая невыносимая боль, вгрызаясь в позвоночник, как бешенный пес. Кажется, ему переломало ноги. Он не знал, сколько времени он провалялся без сознания. Надо двигаться. Надо пытаться вылезти — его ждет Вик. Он не останется в этой дыре, он выберется… Глухой болью в сердце вспомнился Фейн — ему такое не удалось. Он навсегда остался в катакомбах. Эван сцепил зубы — он не в катакомбах! Он где-то у развалин королевского дворца, он выберется хотя бы потому, что ему проще, чем Фейну.

Было темно. Или он все же не смог открыть глаза. Более темная тень, чем все вокруг, чуть подалась к нему, к его лицу, заглядывая куда-то вглубь души, и прошептала: «Живи!». Может, это Вик вспоминала о нем. Может, это демон выжил — не сгорел в черном эфире. А, может, это бред, предсмертные видения, и сейчас его душа, быть может, уже несется к богам, но он не сдастся, он все равно вернется домой, чего бы это ему не стоило! Он вернется!

Эван собрался с силами и попытался снова пошевелиться — ему нужно выбираться из-под завалов. На чью-то помощь рассчитывать не стоит — тут кругом беда. Он дернул рукой, обломки задвигались, обдавая пылью. Эван зашелся в жестком приступе кашля, сотрясаясь всем телом и чувствуя, как выкашливает кровь вместе с легкими.

Эфир молчал. Он по-прежнему был недоступен.

— …тут! Где-то тут! Живой! Тут!

Снова посыпалась пыль.

В глаза ударил яркий свет, заставляя морщиться. Непроизвольно потекли слезы — свет резал глаза, причиняя боль. Кто-то отвел в сторону фонарь, крича куда-то в бок — Эван из своей норы видел только кусок неба:

— Мага! Срочно! Тут Игнис! Он нашелся! Сообщите его величеству…

Эван не удержался и прошептал:

— Главному шпиону Вернии…

Все тот же голос возразил:

— Вы ошибаетесь, Игнис.

Эван зашипел от боли — его крайне неудачно попытались вытащить из-под обломков:

— Лучше: молодая тварь? — его отпустили, аккуратно укладывая голову на обломки, и принялись освобождать ноги. Кажется, они были целы, только сильно затекли, вот откуда такая боль.

Эван, слеповато щурясь, огляделся. Мир вокруг изменился. Он был серым и тусклым. Он лишился потоков эфира. Кажется, демон хорошо проел ткань мироздания. Кто бы мог подумать — самое сердце Тальмы — Олфинбург и демон. Демон, прячущийся в механите. За Вик и Грега, за Ривза и Клер, за остальных случайных жертв эксперимента короля стало страшно — демоны цепляются за душу, калеча её. Или тут поработал не демон? А… Лоа, как в печати на ладони Вик? Это была неожиданная мысль, хотя верная — ведь все расследование вертелось вокруг карфианской магии.

Мужчина-блондин наклонился к Эвану — тот узнал Ривза:

— Вас оправдывает одно — вы находитесь в невменяемом состоянии после силового шторма. Иначе бы вас ждала статья за оскорбление короля.

— За правду? — прохрипел Эван. Кто-то поднес к его рту бутылку с колой, и Эвану пришлось давиться шипящим напитком, якобы возвращающим силы.

Ему снова возразили:

— Вы ошибаетесь… — Ривз выпрямился. Он весь был пыльный — с головы до ног. Пыльные волосы, пыльное лицо в дорожках влаги, пыльный бело-золотой мундир, пыльные брюки и сапоги. Наверняка, пыльная и душа. Нельзя предать и остаться самим собой. Голова болела, мешая соображать.

Его тело взмыло вверх, и вполне бережно опустилось на носилки. Кто-то успел обезболить, так что Эван, приготовившийся глотать стоны боли, удивился. Его куда-то понесли, но потом внезапно остановились — прямо посреди посеченного бомбами парка.

Над лицом Эвана возник принц Эдвард. Точнее, уже король Эдвард — слишком серьезный для мальчишки двадцати лет, до сих пор только прожигавшего жизнь на скачках, гонках и балах. Ну кто мог ожидать такого от вечно находящегося в погоне за наслаждениями принца?

— Думаете, мне самому нравится все то, что случилось?

— Вы войдете в историю как отцеубийца… — прошептал Эван.

Эдвард жестко возразил:

— У меня другие планы. Я стану Мирным или на крайний случай Справедливым. — Он зачем-то положил ладонь на лоб Эвана, наверное, хотел наложить целебные плетения. Эфира по-прежнему не было. Хотя Эван уже понимал, что с ним случилось — он сжег в себе все потенцитовые соединения и перестал быть магом. Не мир вокруг изменился. Изменился только он.

— Не выйдет… Вы уже…

— У меня не было выбора! — повторился упрямый мальчишка. Воспринимать его взрослым, отдающим отчет в своих действиях мужчиной не получалось.

Эван непреклонно выдавил из себя — даже король не заставит его пересмотреть свои взгляды:

— Выбор был — не мешать полиции, ваше величество.

Тот гневно прищурился:

— Не мешать? После того, как полиция все провалила и позволила отправить на убой в Аквилиту моих лучших офицеров?!

— Надо было чуть-чуть подождать…

— Чушь, Игнис! Откровенная чушь человека, боящегося замараться в грязи! Я был о вас другого мнения.

— Надо. Было. Чуть-чуть. Подождать! — продолжил напирать Эван. И, о чудо, ему кто-то пришел на помощь. Рука в белой сутане легла на грудь, заживляя трещины в ребрах.

— Ваше королевское величество, сей офицер прав. — Голос был смутно знаком, только сейчас Эван не мог его вспомнить. Он повернул голову в сторону, всматриваясь в худого, гладко выбритого мужчину лет сорока, не больше. Инквизитор… Северный? Восточный? Эван не помнил. Вроде, встречались раньше. — Верь вы в закон и полицию, в своих офицеров, которым вы доверили страну, то все было бы иначе. Мне несколько часов назад из полиции Аквилиты сообщили об амулете с лоа — я добирался как можно быстрее в столицу… Чернокнижника, вызвавшего лоа, уже арестовали — он признал вину. Закон восторжествовал бы уже сегодня вечером. Вы не дождались всего один день. День, который вас превратил в отцеубийцу.

Молодой король в мятом, мокром от пота бело-золотом мундире упрямо возразил:

— Я не мог иначе! Я спасал страну. Вы видели, во что превратился мой отец? У меня не было выбора. И у Вернии не было выбора — они четверть века ждали помощи, а дождались войны. Я войду в историю, как Мирный — таково мое решение, я от него не откажусь.

— Страшно представить, каким будет ваше правление, начавшееся с кровавой купели. — сказал инквизитор Акерлей — Эван все же вспомнил его.

— Я не буду таким, как мой отец.

— Помните одно — ваш отец пришел к власти четверть века назад… В отличие от вас, он выбрал в начале своего правления не кровь и войну — он выбрал торговую блокаду для мятежной Вернии.

Эдвард развел руки в стороны:

— Он выбрал не кровь, но, смотрите, чем все закончилось! Он скармливал демону лер, которые были неугодны ему в плане магических талантов их возможных детей. Он разорил все лучшие рода империи — Игнис не даст солгать. Он ставил эксперименты на лучших лерах империи — Ривз, Гилл, Фейн, Блек… Он допустил демоническое заражение Аквилиты. Мне дальше продолжать? Я буду помнить про сегодняшний день. Я буду помнить про кровь на моем мундире. Я буду помнить кровь на улицах Олфинбурга. Я не позволю себе опуститься до того, что сделал мой отец. В этом наше различие, леры… — он вновь склонился и заглянул Эвану в глаза: — алую ленту, которую прислали вашей супруге в качестве предупреждения, можете выкинуть. Душитель больше не придет за вашей семьей. Ваша жена и нера Элайза Ренар были в списках на уничтожение из-за возможного рождения мага-хаотика. Списки случайно попали мне в руки — я не мог иначе, мне пришлось прислать вам ленту в предупреждение.

— Не пробовали предупреждать словами, ваше величество? Так проще в разы. — не выдержал Эван.

Откуда-то сбоку раздался смех:

— Кузен, однако, какие у тебя строптивые подданные. Даже завидно.

Эдвард выпрямился:

— Завидуй молча.

Эван повернул голову на бок, узнавая наследного принца Вернии Анри — видел на фиксограммах в газетах. Одетый в простой черный летный мундир, с забинтованной головой и рукой на перевязи, он, ни капли не куражась, склонился перед Эваном в знаке признательности:

— Лер Игнис, я перед вами в неоплатном долгу. Вы спасли мою жизнь и жизнь моих людей. Просите какую угодно награду.

Эван прищурился, вспоминая Аквилиту:

— Честный ответ на один вопрос.

Брови принца взлетели вверх:

— Однако. Я постараюсь ответить.

Эван хотел сесть на носилках, но рука в белой сутане не позволила ему этого. Пришлось лежа задавать крайне важный для себя и Брока вопрос. И для Грега тоже, вспомнилось.

— Кто шантажировал леру де Бернье? Кто заставил её ехать в Аквилиту?

Анри честно сказал, даже свою блондинистую голову не наклонил покаянно:

— Я. План разрабатывал я. Но куражились офицеры сами, я не подставлял леру де Бернье, слово чести. Что-то еще?

Эван огляделся вокруг, ища перчатки — его не уцелели. Подходящая пара нашлась в кармане сутаны инквизитора, Эван крайне неловко выхватил одну и бросил в лицо Анри — конечно, перчатка не долетела, упала сразу же в уличную пыль, даже не задев принца:

— Я вызываю вас на дуэль. На пистолетах — эфирная дуэль мне уже не подвластна. Место и время за вами.

Анри задумчиво наклонился, поднял перчатку, отряхнул и вернул инквизитору:

— К сожалению, вы забываете одно, Игнис: лицо королевской крови нельзя вызвать на дуэль. Любая иная награда по-прежнему ваша. Придите в себя, отдохните и уже тогда решите, что хотите от Вернии. Полагаю, Эдвард тоже ждет от вас список желательных наград.

— Каплю уважения с радостью подарю. — процедил король. — Тот момент, когда жаль, что эмпатическое оружие уже уничтожено. Так что вместо положенного уважения к королю получите право вернуться в род или основать новый. Новый титул и новые земли — выбирайте любые из владений короны.

— Мне ничего не нужно…

— Даже Аквилита?

Эван прищурился:

— Парламентская монархия. И реформа полиции. И законодате…

Король угрюмо посмотрел на Ривза и скомандовал:

— Уносите его в палату — лер явно бредит.

* * *

Одли выключил мрачно шипящее радио.

Брок задумчиво рассматривал потолок в поисках ответа на множество копошащихся в голове вопросов, не нашел их и перевел взгляд на Грега и Вик — вдруг их озарило:

— Что там было про предательство? Про Вернию… Про конец войны… Я сошел с ума, или вы тоже это слышали?

Грег пожал плечами:

— Ты вроде за мир? Или пойдешь просить Эдварда подмигнуть, если его держат вернийские войска в заложниках?

— Я не это имел в виду, но все очень-очень-очень… — Брок замолчал, не в силах подобрать слова, потом скомканно закончил: — странно. Иначе не скажешь.

Грег сосредоточенно произнес:

— В любом случае король не сказал ни слова лжи — рядом с ним всегда стоят маги, гарантирующие его честность.

— Уж точно такой момент они не могли пропустить. — признал такую возможность Брок. — Если выжили, конечно. Ты можешь попросить своего друга разузнать все получше?

Грег повернулся к нему и внимательно посмотрел в глаза:

— Нет. Не могу. Он не вхож в круг леров.

— Разве это не кто-то из твоих сослуживцев?

Грегу пришлось напоминать:

— Ими я не мог рисковать — мы все приносили клятву на крови. Что-то еще?

Брок пожал плечами:

— Ты так темнишь, словно это дикий секрет.

— Это не секрет, просто истина вряд ли тебе понравится.

— Вот еще. Я крайне терпим ко всему. Так..?

Вик старательно молчала все это время, даже боясь просить Грега помочь отыскать Эвана. Она так часто отказывала этому особисту в простых человеческих чувствах, что сейчас не была уверена, имеет ли она право его о чем-то просить.

Грег посмотрел на Брока, на тщательно изображавшую безмятежность Вик и выдавил:

— Хорошо. Я сейчас телефонирую Андре. Попрошу разыскать Эвана и постараться по-тихому узнать, что же произошло на самом деле. Если, конечно, щит уже сняли.

— Сняли. Радио же заработало. Значит — сняли. А Андре это..? — слова прозвучали уже в спину Грегу — тот немедля направился к столу Одли: только на нем стоял единственный телефонный аппарат на этаже. Другой был уже у дежурного констебля и еще один в кабинете Эвана.

Грег отрывисто сказал в трубку:

— Нерисса, пожалуйста, соедините с Дерриширом, номер 2-59-17, нерисса Риччи… Спасибо…

Ответы как телефонной нериссы, так и нериссы Риччи слышны не были. Только отрывистые слова Грега — Вик даже пожалела, что он пошел у них с Броком на поводу: нерисса не та, кого стоит направлять в безумие Олфинбурга.

— …хорошо, спасибо, Андре. Береги себя — я тебя люблю.

Брок выгнул бровь — такой концовки он не ожидал:

— Так… Грег… Это что за…?!

Тот положил трубку:

— Андре — моя единокровная сестра. Не признана отцом. Любой, кто бросит на неё косой взгляд за её происхождение, будет иметь дело со мной. Вопросы, Брок? Если вопросов нет, то я, пожалуй, навещу Аранду — посмотрю, как у него идут дела. Смысла спешить теперь нет — его можно вернуть в камеру.

Телефон внезапно затрезвонил, и оживший Одли, который старательно все это время пытался понять, что же случилось в Олфинбурге и чем это грозит Аквилите, взял трубку:

— Серж… Инспектор Одли у телефона. Слушаю… Да… Да… Конечно… Передам… — его взгляд мазнул по Грегу, и Одли выдавил из себя: — постараемся найти.

Он положил трубку, взлохматил свои волосы и возвестил:

— Брок, на совещание к лер-мэру. Собираются все — даже особисты.

Грег хмуро возразил:

— Ты меня не видел.

Одли кивнул:

— Я так и сказал: постараюсь найти.

— Не нашел, — скомандовал Грег. Брок на такие слова возмутился:

— Почему тебя не нашли, а меня нашли?! Одли, что за несправедливость?

Тот хмыкнул — помнил про нелюбовь Брока к совещаниям у лер-мэра:

— Это потому, что ты опять старший в управлении, рыжий. А Грег — не мой подчиненный, и я — не его. Я не обязан его искать.

Грег повернулся к Броку:

— Я сейчас разберусь тут и отправлюсь по делам — надо найти неру Золу и нериссу Абени. Я обещал неру Аранде.

Одли встал и потянулся:

— Обещал я. Но от помощи в поисках только дурак отказыва… — он не договорил: в дверях стоял растерянный констебль в сопровождении окровавленной, напуганной неры Золы.

Глава 66 Неучтенный лоа

Нера Аранда выглядела откровенно плохо. Шляпку она где-то потеряла. Белокурые волосы, заплетенные в простую косу, слиплись от крови. Изысканное прогулочное платье из вишневого шерстяного фая со вставками из шелка побурело и заскорузло. Вся юбка, щедро украшенная кружевом и фантазийными складками, была в песке. Перчатки нера тоже где-то потеряла, как и пальто.

Аранда настороженно прошла в залу, обводя немного безумным взглядом всех мужчин. Её глаза кого-то искали. Взгляд неожиданно долго задержался на Вик, губы женщины при этом откровенно задрожали. Вик хотела прийти ей на помощь, но первый же шаг навстречу нере вызвал бешенные потоки эфира, рвущиеся из Аранды и заставлявшие дрожать мелкие предметы на столах. Грег поймал Вик за руку и остановил её порыв:

— Не надо. — Он даже чуть заступил ей дорогу, заслоняя от возможного силового шторма. Пальцы Грега, заведенные за спину, спешно плели начальные узлы щита Фидеса. Вик бросила взгляд на Брока — тот тоже готовился к шторму.

Окна откровенно позвякивали стеклами. Кофейник на столе поехал к краю из-за вибрации. Душный воздух запах грозой и свежестью, которую та приносит. Вик чувствовала, как потоки эфира пронзают её, заставляя волоски на коже вставать дыбом — и от страха, и от эфира. Прически мужчин потеряли привычную гладкость — их волосы наэлектризовались. Их не спасла даже помада, которой пользовалось большинство констеблей.

Зола, так и не отводя взгляда от Вик, шагнула к Броку, справедливо приняв его за старшего тут. Её движения пугали своей болезненностью — так ходят те, кто боится внезапного удара или… Смирительной рубашки. Вик поджала губы — видеть такое было больно. Так не должно быть в их современном, прогрессивном обществе. Молоточки боли в висках застучали быстрее и сильнее.

Стаканчики на столе попадали, недопитый кофе потек на пол. Звон стекла нарастал. Телефонная трубка принялась стучать, дергаясь на рычаге.

Все вокруг боялись даже дышать, не зная, что именно может спровоцировать неру Аранда. Сопровождавший её констебль поставил небольшой дорожный саквояж у дверей и предпочел податься назад, выходя из залы — чем меньше человек около напуганной ведьмы, тем меньше вероятность её спровоцировать.

— Нера Аранда… — начал было Брок. Его голос был тих и крайне мягок. Хотя Вик готова была признать — её даже такой Брок напугал бы. Она еще помнила себя и его в библиотеке.

— Лера Бланш, — поправила его Аранда. — По отцу. Ко мне надо обращаться лера Бланш.

Вибрация в зале стала стихать, словно нелепая ошибка Брока привела Аранду в чувство. Потоки эфира еще ощупывали всех и вся, но уже крайне осторожно. А в голове Вик вспышкой промелькнула мысль про нер и лер. Аранда была все так же, ни капли не изменилась, а вот её положение резко скакнуло вверх по сословной лестнице: лера — это вам не такая-то нера, это гораздо больше ограничений в плане уголовного преследования, это иной уровень защиты законом, это… Проблемы при аресте и в судах, это головная боль для констеблей… Аранда была все та же, но воспринималась совсем иной! В голове болезненной вспышкой столкнулись воспоминания про лер и нер в качестве жертв для Душителя и лера Бланш, она же нера Аранда… И еще же нельзя забывать новолуния и полнолуние! Вик еле сдержала стон — как она могла не найти такого простого объяснения случившемуся!

Грег бросил на Вик косой взгляд через плечо, но спросить что-либо побоялся — эфир вокруг еще опасно сверкал, напоминая, что провоцировать леру Бланш нельзя.

— Включите фиксатор, — громко сказала Аранда. Звон стекла смолк, но мужчины вокруг все равно еще боялись пошевелиться. Лера нахмурилась, её нетерпение выдал кофейник, снова поехавший по столу. Еще чуть-чуть, и он упадет на пол.

— Включен, — тут же отозвался Алистер, нарочито медленно активируя его рукой.

— Тогда… — Аранда глубоко вдохнула и быстро, болезненно выдавливая из себя слова и чуть ли не давясь ими, сказала: — я лера Бланш Авазолла Маки Аранда, находясь в твердой памяти и трезвом уме… В трезвой памяти и твердом уме… — Кофейник все же упал, заставляя Аранду ускоряться: — Янааннымомент…

Слова слипались, становясь совсем неразборчивыми, и Аранда с явными усилием заставила себя говорить медленнее:

— …нахожусь в прочной ремиссии потенцитовой интоксикации, о чем есть свидетельство за подписью профессора Манчини от вчерашнего числа. Я со всей ответственностью заявляю, что именно я убивала фей в Аквилите, Арселе, Арисе, Олфинбурге и… Еще не помню где.

Вибрация наконец-то стихла, а эфирные жгуты иссякли, впитываясь обратно в Аранду, словно она перешла свою Ривеноук, делая выбор.

— Я убивала их при помощи костяных фигурок, вшитых женщинам. Точно такая же костяная фигурка из кости альбиноса вшита в меня на данный момент. Я хоронила женщин на Оленьем острове, воспользовавшись для этого особым видом нежити. Он называется зомби. Я… — она собралась мыслями, судорожно сжимая и разжимая пальцы. — …тот чернокнижник, которого вы ищите. Я черная ведьма!

Одли крайне невовремя прошептал стоящему рядом с ним Броку:

— Они издеваются? Эта семейка издевается над нами?!

Аранда вздернула вверх подбородок и процедила:

— Учтите, поскольку я безумна, то я могу в любой момент отказаться от своих показаний и наговорить откровенной лжи. Учтите, что верить тем словам нельзя. Еще. Я фея. Я очень опасна — особенно в обострение болезни.

Вот в последних её словах никто не сомневался. Мужчины до сих пор боялись лишний раз шевелиться.

Она протянула руки вперед:

— Наденьте на меня наручники и магблокиратор. Я в любой момент могу тут все разнести. Я не шучу. Так… Пока не забыла — убивала я в порыве обиды на мужа: он обещал вылечить меня, но лечил других женщин. Это обидно, знаете ли. Еще я убила… Неру Моро — за попытки соблазнить моего мужа. Я убила нера… Я не помню, как звали её секретаря — он пытался меня шантажировать. Тома пришлось убить на всякий случай — кто знает, что он задумал? Его убил созданный мной зомби, так что вина за убийство Тома полностью на мне. Профессор общался с Моро и мог тоже меня шантажировать. Еще… Альбиносы. Их было много. Я последние годы почти не помню себя — я не могу назвать всех. Что-то еще? И я все еще жду наручники…

Лео бросил беспомощный взгляд на Брока, и тот осторожно, помня, что любое неожиданное движение может спровоцировать Аранду, кивнул. Лео медленно, как Брок, принялся снимать с ремня магблокиратор — он был важнее наручников.

Вик, все так же из-за спины Грега, мягко сказала:

— Простите, лера Бланш, но вам явно нужна помощь — вы ранены. Сейчас вам вызовут хирурга, а пока могу я…

Аранда резко подалась назад, заставляя Лео и всех мужчин снова замирать:

— Не смейте! — её голос сорвался на крик, звоном стекла отдаваясь в окнах: — не смейте! Вы фея!!! Вам нельзя! Не подходите ко мне, не прикасайтесь, не трогайте!!!

Она забилась в истерике — эфир принялся хлестать из неё во все стороны. Грег моментально накинул на женщину щит Фидеса — Брок чудом опередил его, усыпляя Золу эфиром и подхватывая на руки. Щит шипел, но держался.

Грег хмуро выдавил из себя:

— Однако…

Вик ответила ему таким же взглядом — такого она не ожидала. Она впервые видела то, от чего её уберег Брок. Потенцитовое безумие. А Эван обещал её любить даже такую… Вик выдавила из себя, признавая свою ошибку:

— Простите, я не хотела её провоцировать — просто у неё столько ран после аварии.

Грег взял её за руку:

— Вик, вы ни в чем не виноваты. Тут любой вдох мог спровоцировать. И да, доктора надо вызвать — наверное, её сильно посекло стеклом, а боли она не чувствует из-за своей болезни.

Одли уже телефонировал в больницу, вызывая хирурга и инквизитора Дрейка — на всякий случай. Брок опустил женщину на ближайший диван, Грег стащил щит Фидеса с левой руки Аранды, позволяя надеть магблокиратор, а потом и наручники, окончательно разрушая плетение.

Брок посчитал пульс у Аранды, поднял веко, проверяя зрачки, и констатировал:

— Придет в себя через четверть часа, а то и больше. Так… — Он выпрямился и взъерошил свои короткие волосы. — Не хотелось бы бросать вас в такой ситуации, но мне надо на совещание. Лео — ни на шаг не отходи от леры Бланш. Алистер — отправляй всех своих на поиски нериссы Абени. Она нам нужна кровь из носа!

Одли хмыкнул:

— Третьего «арестуйте меня!» в исполнении семьи Аранда я сегодня уже не вынесу. И виноват — не сдержал язык, мог нарваться на силовой шторм. Был неправ.

Брок вздохнул:

— Бывает. Но в следующий раз — все ведите себя аккуратнее! И не отвлекайте меня — лер-мэр хоть и всего лишь учитель по рангу, но силовой шторм в его исполнении я бы не хотел получить. Он в обычном-то состоянии все кипятит и леденит. Мне нельзя задерживаться. Себ — проверь все вещи леры Бланш. Телефонируй в Арис и найди профессора Манчини — нужны сведения о состоянии здоровья Аранды. Одли, на тебе оформление признания леры. И не забудь ей при аресте зачитать права и предложить адвоката! Она лера — нас на ближайшем дереве повесят за любую пропущенную мелочь. Грег — ты за старшего. Вики — прошу… — Он серьезно посмотрел на неё своими зелеными, такими уставшими глазами: — нет, умоляю, фонтанируй идеями — у тебя это хорошо получается. Мне нужно объяснение такому странному поведению обоих Аранда.

— Любовь? — предложил Грег.

Вик потерла висок и напомнила:

— Она ничего не сказала про лоа и фиксатор…

Брок, спешно поправляя на себе пиджак и галстук, вздохнул, хватая со стола первую попавшуюся пустую папку для бумаг и карандаш:

— Значит, сядут оба.

Вик неуверенно сказала — она боялась произнести вслух то, что поняла, потому что это приговор всему их привычному миру:

— Знаешь, я тут подумала про лоа…

— Ммм? — Брок отвлекся от завязок на папке: — продолжай…

— Я тут подумала и поняла…

— Чуть-чуть быстрее, Вики, умоляю…

— Первого лоа кормили в новолуние…

Брок поперхнулся словами:

— Что значит — первого?!

Грег нахмурился, Одли предусмотрительно сел. Вик грустно сказала очевидное, то, что волновало Грега вчера на совещании:

— Его кормили лерами. В новолуние. Потом была попытка нападения на Ривза и… Два пропущенных жертвоприношения. Новый лоа кормится в полнолуние. И он появился только тут, в Аквилите. И он не такой гурман — он не требует невинных девиц с голубой кровью, ему достаточно нер. Таких, как я или Элайза.

Брок закрыл глаза, продышал вспышку ярости — это было видно по его ходящим ходуном рукам, — и признался:

— Вики, иногда я ужасаюсь, как работает твой мозг. Скажи, что ты пошутила? Пожалуйста. Скажи, что тот лоа в Олфинбурге пал от руки Ривза? Что он не бродит где-то по столице Тальмы… Мы с этим еще не до конца разобрались…

Грег посмотрел на Брока, на Вик, на лежащую все так же без сознания Аранду и сказал:

— Брок, иди на совещание. Мы с Вик в допросную к Аранде — появились новые вопросы.

* * *

Вик, пока шли по пустому в это вечернее время коридору, спросила:

— Грег, какова вероятность того, что леру Бланш действительно могли обучить родовым техникам колдовства?

Тот пожал плечами:

— Сложно сказать. Она белая — белых не допускают до таких знаний. Но Аранда явно любит её — любовь часто толкает на запретное. Он мог обучить её.

Вик вздрогнула: она представила, как Эван из большой любви учит её создавать нежить. Это крайне странные проявления любви. Грег повторил то, что все говорили о магии карфиан:

— В Карфе нет понятия темное или светлое колдовство. Главное — польза.

— И какая польза от создания живых мертвецов? — не удержалась Вик. — Для леры Бланш, конечно.

Грег задумался, даже шаг сбавил:

— Эм… Серьезная экономия на жаловании слуг.

— Это очень полезно с точки зрения домоводства. — Вик, которую остро волновал денежный вопрос, криво улыбнулась: — заведу и я пару зомби. Попрошу Брендона, он их умеет создавать.

Грег бросил на неё хмурый взгляд. Он, тоже стоявший на краю возможной нищеты из-за отлучения из рода, понимал Эвана и Вик. Быть жиголо при Элизабет ему не хотелось. Любые деньги имеют тенденцию заканчиваться. Он должен сам быть в состоянии содержать семью.

Грег невесело пошутил:

— Разрешите присутствовать на этих уроках?

— Конечно, — попыталась рассмеяться Вик, чтобы поддержать мужчину.

Констебль охраны, стоявший у двери допросной, открыл перед ними дверь.

В допросной мало что изменилось. Аранда задумчиво сидел на стуле и сверлил глазами рисунок, лежащий перед ним. Руки он предусмотрительно положил перед собой на столешницу, чтобы не нервировать второго констебля охраны, стоявшего в углу допросной.

Грег галантно пустил первой Вик, затем плотно закрыл дверь за вышедшим констеблем. Аранда даже не среагировал — продолжал смотреть на бумагу.

Грег включил висящий над столом фиксатор и представился по всем правилам:

— Майор Блек, Особое управление Аквилиты, Тайная королевская служба. Констебль Виктория Ренар, Управление полиции по особо важным делам.

Аранда поднял на них глаза, но промолчал про любовь к «особому». Он лишь подвинул по столешнице в сторону севшей напротив него Вик бумагу:

— Я вас внимательно слушаю. — словно это не он на допросе, а они.

Грег, стоя справа от Вик, наклонился к Аранде, опираясь руками на столешницу:

— Нет, вы не понимаете вашего положения: это мы вас внимательно слушаем.

Аранда поправился:

— Задавайте вопросы — я готов отвечать на любой из них. Если знаю ответ, конечно же.

Вик придвинула к себе лист бумаги и принялась рассматривать неровный чертеж, испещренный примитивописью. Ни одного пояснения на тальмийском или вернийском!

Она передала бумагу Грегу и, в упор посмотрев на Аранда, спросила:

— Вариабельность амулета?

Аранда не смутился, на его идеально гладком тальмийском лице не дрогнул ни один мускул:

— Три лоа. Там закодированы имена трех лоа. Я не произнесу их вслух — это опасно. Даже писать их имена — крайне опасно. — он легко указал подбородком на левую руку Вик: — это очень опасно. Вы — ворота в этот мир для лоа. Ваш эфир может прорвать грань Перекрестка, пуская лоа в мир. Если уже не впустил.

Вик резко сжала кулак, пряча печать. Не зря значит печать сильно пекло́. Вот же услужил Брендон!

Аранда старательно медленно, чтобы не спровоцировать Грега, взял карандаш и придвинул к себе чистый лист бумаги. Он быстро и, главное, очень точно изобразил печать на ладони Вик, а потом принялся пририсовывать к ней другие знаки.

Грег, с умным видом разглядывавший рисунок фиксатора, словно разбирался в примитивописи (хотя это Грег, Вик не удивилась бы, если он её, действительно, умеет читать), перевел взгляд на Аранду. Тот закончил рисунок и подвинул его к Вик:

— Внесите такие изменения в печать — это инактивирует её. Иначе вы будете ничем не хуже того амулета. — Его длинный, изящный, указательный палец ткнул в сторону бумаги в руках Грега.

— Я учту. — Вик сложила бумагу и привычно сунула её за манжет блузки. Кажется, татуировка на ладони у неё навсегда. Точно, никаких суаре и балов — её просто не поймут, не примут, еще и ославят. Татуировки делали лишь моряки и преступники.

— И все же, — вмешался Грег, — нас интересуют имена лоа. Их возможности. Варианты их уничтожения.

Аранда пожал плечами:

— Еще раз: я не назову имена. Это запретные знания для…

Вик подозревала, что сейчас он скажет «бледнокожих», но он сказал иное:

— …не карфиан. Поверьте, асунийцам я тоже откажу в данных знаниях, а не только эребийцам.

Грег положил бумагу на стол и снова навис над Арандой:

— Их возможности. Их варианты уничтожения. Их имена — я буду настаивать!

Аранда откинулся на спинку стула:

— Моя жена? Была сделка. Амулет в обмен на поиски моей жены.

— Она тут, в отделении, — процедил Грег и напомнил: — имена, возможности, уничтожение!

Аранда кивнул, показывая, что ему пока достаточно слов Грега, и принялся перечислять:

— Три запретных для вас имени лоа. Лоа тьмы, лоа озорник и лоа смерть. Это их возможности и почти имена. Иного не скажу, даже под пытками. Это запретные знания. Уничтожить можно только мощным эфирным ударом. Действительно мощным, ведь вы посягаете на создание высшего порядка, вроде ваших ангелов. Вы когда-нибудь задумывались, какие силы нужны для уничтожения ангела или демона? Вот для лоа нужны силы не меньше. Или возможности мамбо.

Вик нахмурилась — очередное слово, которое она не понимала, и, что за ним стоит, неясно.

Грег пояснил, приходя ей на помощь:

— Жрица вуду.

Аранда мягко поправил:

— Мать магии. Это дословно значит «мать магии». Для Тальмы и всего мира Эреба, где магия недоступна женщинам, это запредельный уровень владения магией. Что-то вроде вашего гранд-мастера. Я ответил на ваши вопросы?

Вик потерла висок — пока в голове мало что укладывалось. Раньше было просто. Есть боги Созидатель, Сокрушитель и Сочувствие, есть их посланники — светлые и темные. И как в эту картину впихнуть лоа, было непонятно. Как их боги позволяют существовать иным… Богам? Ведь если лоа — что-то вроде демонов, то они кому-то служат…

Грег посмотрел на Аранду и четко произнес:

— Папа Легба.

Аранда вздрогнул и посерел.

Грег хищно подался вперед, пугая резким движением даже Вик:

— Папа Легба. Я жду ответа.

Аранда дернул ворот рубашки, впервые настолько теряясь:

— Видите, вы сами все знаете. Один из лоа — он. Это самое логичное, на самом деле. Если и удерживать, то самого главного, того, кто открывает Ворота. Он — смерть. Барон смерть…

Вик сидела и чувствовала себя лишней — это мерзкое чувство, когда ничего не понимаешь. Надо было не отказываться от помощи Грега, тогда бы не было новых смертей. Надо дать себе зарок — никогда не отказываться от помощи в расследовании, кто бы её не предлагал!

Аранда продолжил:

— Я сказал все, что знал. Теперь ваша очередь, не находите? И… Отключите фиксатор, пожалуйста.

Грег бросил вопросительный взгляд на Вик и, дождавшись её одобрительного кивка, выключил фиксатор. В любом случае в смежной комнате сейчас кто-нибудь будет вести стенограмму.

— Моя жена? — напомнил Аранда.

— Она в отделении, — повторила Вик слова Грега. — Ей вызвали хирурга — она получила несколько неглубоких ран от стекла в аварии паромобиля.

Аранда сжал челюсти, так что желваки заходили — нельзя было не заметить, он волновался о лере Бланш. Возможно, он её сильно любил. Он подался вперед:

— Прошу… Я заплачу любые деньги, только помогите мне с Золой. Любые — я не поскуплюсь. Прошу, она больна, ей немного осталось, она легко теряется и не может за себя постоять.

Вик промолчала, что он глубоко заблуждается в возможностях своей жены.

— …отведите её домой — там Джеральд и Абени позаботятся о ней.

— Это невозможно, — Грег явно решил играть в их с Вик паре плохого полицейского.

— Почему? — не понял его Аранда. — Еще раз — любая сумма вплоть до миллионов только за простую поездку на Золотые острова. Не находите, что это сделка даже не века — тысячелетия!

Вмешалась Вик:

— Это невозможно, потому что лера Бланш призналась в убийствах женщин с Оленьего острова. На время разби… — договорить ей не дали — Аранда внезапно вскочил со стула, заставляя констеблей врываться в допросную. Скрутить Аранду они не успели — Грег первым зафиксировал его эфиром к стене.

Аранда прохрипел — не от удушения, Вик видела, что Грег не накладывал фиксирующих нитей эфира ему на горло, только на плечи, — он прохрипел от ярости:

— Она больна! Вы арестовали недееспособного человека без ведома его опекуна! Я требую адвоката. Немедленно! И учтите, с этого момента я не дам вам ни единого спуска! Я вас по миру пущу, понятно?! Теперь все общение — только через адвоката!

Констебли надели на Аранду наручники, заставили вновь сесть на стул и для надежности приковали мужчину к столу.

Грег угрюмо посмотрел на Аранду, потом на Вик и скомандовал констеблю:

— Телефонируйте его адвокату и обеспечьте доступ. Потом отправите в камеру.

Уже в коридоре, направляясь в общую залу, Вик спросила у сосредоточенного Грега:

— Ты знаешь имена всех лоа?

— Что ты… Это запретные знания. Я знаю только одного — того, кого карфиане и не скрывают особо — все их молитвы начинаются с воззвания к Папе Легба. Он смерть, он владелец ворот от Перекрестка, за которым лежит мир мертвых. Он дамский угодник и само обаяние, если так можно назвать существо с алыми глазами и спутанными волосами. Он… Отвечает за ад.

— Ад? Что это? Аналог нашего пекла?

— Нет, — качнул головой Грег. — Наши боги не наказывают души после смерти. Души, сотворившие страшное, запретное, согрешившие души просто отдаляются от богов, греясь у огня пекла — первородного огня. У карфиан иначе. Души-грешники попадают в Ад — место, где их наказывают, где их вечно пытают.

— Это… Ужасное послесмертие.

Грег заглянул ей в глаза:

— Не находите, Вик, что что-то в этом есть? Наказание за грехи, особенно если ускользнул от человеческого правосудия.

Вик удивленно посмотрела на него:

— Нет. Ни одно наказание не может быть вечным. Иначе откуда взяться раскаянию? Со временем только начинаешь сильнее ненавидеть тех, кто тебя наказал. Надеюсь, что карфиане ошибаются в своем мировоззрении.

Грег развел руками:

— Теологические вопросы уживанья наших богов с богами Карфы не ко мне уж точно.

Вик замерла перед дверью общей залы:

— Грег… Не смейте себя наказывать вечно. Это были не вы. Это был демон… Лоа.

Глава 67 Мечта идиота

Дверь общей залы открылась, и оттуда в прохладу коридора усталой вереницей потянулись парни во главе с Одли. Видимо, приехал хирург для леры Бланш. Мужчинам находиться в одном помещении с неодетой лерой нельзя.

Одли, оставивший пиджак в кабинете и наслаждавшийся жизнью в тонкой рубашке с жилетом — Вик даже завидно стало, что она себе такого позволить не могла, — оттянул в сторону узел галстука и виновато попросил Вик:

— Тут это… Прибыл хирург… Эм… Вики, понимаешь, лера Бланш — лера… — он развязал-таки галстук и сунул его в карман брюк. — Да-да-да, понимаю, что звучит глупо, но не побудешь её компаньонкой, пока хирург будет заниматься ранами? Одеть-раздеть, подтвердить, что ничего непозволительного не было… А то ширмы, чтобы отгородить леру от хирурга нет, и искать её на один раз глупо. Заодно присмотришь, чтобы лера хирурга не пришибла — наручники-то придется снять. Он, конечно, не женщина, но… Чего-то мне не по себе, если честно. Первый раз на моей памяти женщина-мультиубийца.

Видимо, основываясь на том, что именно одежды Бланш, найденные в паромобиле, были окровавлены, в отличие от одежд Рауля, Одли пришел к выводу, что лера говорит правду, когда Аранда лишь оговаривает себя, спасая жену. Брок тоже так решил. «Сядут оба!» — сказал он… Вик же пока так и не поняла, кто из Аранда на самом деле лжет. Точнее, кто лжет меньше. Хоть процедуру церебрографии заказывай! Хотя не хотелось бы — это сложная и тяжелая процедура.

— Причем такая кровавая убийца — столько жертв на её душе, это же надо… Так присмотришь? — закончил свою речь Одли.

Вик кивнула, соглашаясь:

— Присмотрю, Вин. Не бойся. — Аранда же обещал засудить их за любые ошибки, а это как раз из их числа. Не хотелось подставлять ни дежурного хирурга, приехавшего на вызов, ни парней.

Она уже собралась открывать дверь, как Одли остановил её, аккуратно коснувшись руки в области плеча и тут же убрав на всякий случай — прикасаться даже к замужней женщине неприлично:

— Чуть не забыл. Пока тебя не было, телефонировал ваш дворецкий. Он попросил передать тебе сообщение из Олфи…

Вик, запретившая себе даже думать об Эване, чтобы чувства не мешали расследованию, выдала себя с головой, теряя лицо, теряя остатки воспитания, теряя терпение дослушать фразу — надежда, что это новости о муже, заставила забыть обо всем, даже о сдержанности в проявлении эмоций:

— Эван?! Он наше…

Одли погрустнел, поняв, что своими словами подарил ненужную надежду:

— Нет, прости, не нашелся пока. Ваш Поттер сказал, что телефонировал Стивен: он встречался с карфианской общиной — те очень напуганы и отказываются с ним разговаривать о чем-либо. Он просил передать, что Элайза под присмотром Янга поехала в загородный дом, а Чарльза Ренара выпишут из психушки… Прости, психиатрической больницы после освидетельствования инквизитора. Инквизитор уже в столице. Еще Стивен просил передать, что попытается хоть что-то разузнать об Эване и останется в столице, пока все не станет точно известно. Ну там… Из больницы забрать… Или еще откуда-то…

Парни вокруг замерли, даже дышать перестали, словно Вик может, как лера Бланш, взять и устроить силовой шторм. Впрочем, они, судя по всему, ждали от неё слез — вчера-то она не удержалась из-за Гилла, а тут Эван… В руках некоторые мяли старые, немного грязные платки, как напоминание, что они все же керы, пусть и носят форму, приравнивающую их к нерам. Она заставила себя ровно улыбнуться, чтобы не нервировать парней:

— Спасибо, Одли. Я все поняла. Я телефонирую домой потом, попозже.

Одли дернул плечом, что-то прошипел себе под нос, потоптался, а потом опять, в этот раз неуклюже, положил ей руку на плечо и похлопал, как делал с другими парнями:

— Вики… Мы все понимаем… Ты не волнуйся… А если волнуешься, то скажи нам, мы поможем, и… — слов бывшему сержант не хватило, он замолчал, поняв, что путается и вязнет в словах утешения. Он явно жалел, что рядом нет Брока, или что Вик нельзя отправить в тренировочный зал, спуская тревогу и страх на боксерский мешок.

— Все хорошо, не беспокойся, — Вик вздохнула и решительно вошла в залу. Она не боялась леры Бланш, она больше боялась ужасающей духоты, которая тут царила. Может, на совещании у лер-мэра отменят светомаскировку? Война, если верить радио, закончилась. Голова гудела от боли. Мысли об Эване вернулись, не смотря на запрет. Где он, как он, вернется ли, и почему король объявил, что все Игнисы погибли? Оставалось только молиться богам и надеяться, что это ошибка. Ей нельзя быть слабой — рядом безумная лера Бланш. Рядом с ней нельзя допустить ошибок из-за невнимательности, из-за головной боли или личных проблем.

Хирургом, вот же невезение, оказался нер Дейл. И хоть не он её сдал инквизиции, а его сын, сталкиваться с ним не хотелось. С обоими Дейлами, надо признаться. К счастью, нер Дейл, чуть-чуть попеняв Вик, что она не пришла к нему на осмотр наложенных швов в прошлом году, вплотную занялся лерой Бланш. И второе к счастью — Бланш была из нестесняющихся лер, боящихся оказаться перед хирургом даже в корсете. Она спокойно позволила Вик раздеть её до нижней, тонкой, почти полупрозрачной сорочки. Глядя на спокойную, даже больше отрешенную от мира Бланш, сидевшую на стуле перед хирургом, сердце Вик в который раз замерло от боли — как надо обращаться с женщиной, чтобы довести её до такого. Представлять свое будущее в смирительной рубашке, бросающейся на людей и пытающейся устроить силовой шторм, не хотелось — дадут Боги, с ней такое не случится. Никогда.

Дейл споро под местным обезболиванием зашил раны на голове и плечах Бланш, потом обработал шов на животе — уродливый, багровый, припухший, свежий. Ему было не более пары дней. Вик вспомнила, что Бланш упоминала костяную фигурку. Получается, что её только-только вшили. До этого Бланш жила без неё. Аранда запрещал? Надеялся на благоразумное поведение? Или эта проклятая костяная фигурка опять означает что-то иное?! Не вольт, а что тогда? Бешенные белочки, как некстати эта головная боль…

Дейл наложил новую повязку на низ живота Бланш и вздохнул:

— Вот и все. Можете одеваться, лера Бланш. Нера Ренар…

— Да, нер Дейл? — отозвалась Вик, отвлекаясь от мыслей. Одли в чем-то прав — Аранда всех тут сведут с ума своими тайнами.

— Где я могу написать заключение с рекомендациями?

— Садитесь за любой стол, — подсказала Вик, приходя на помощь Бланш и помогая одеть корсет — возмутительный корсет алого цвета. Такой покупают любовницам. Честные жены такое вызывающее белье не носят — с вышивкой, кружевом и вставками шелка. Аранда… Баловал жену. Он её любил. — Не стесняйтесь.

Все время, что Вик боролась со шнуровками, лентами, пуговицами, Бланш молчала. Просто стояла куклой и ждала, когда все её мучения закончатся. Вик хотела расспросить о костяной фигурке, но так и не смогла подобрать безопасных слов — женщина была непредсказуемой.

Дейл собрал все свои инструменты в небольшой саквояж и, попрощавшись, удалился. Одли и парни возвращаться не спешили: женский туалет — это надолго.

Бланш все же первой прервала молчание:

— Я не знаю, как вас зовут…

— Констебль Ренар. — Вик застегивала уже тридцатую мелкую пуговичку на спинке платья. Пуговицы были выкрашены под цвет наряда, с резьбой в виде роз. Наверное, костяные. Мысль понеслась дальше, связывая воедино эти мелкие пуговицы на платье, костяные фигурки и пуговицы из волос. Гри-гри. Первая костяная фигурка неры Икс-8 точно могла быть гри-гри! А остальные? Они не вылечили женщин.

— Констебль Ренар, моего мужа уже отпустили? — Бланш сбила Вик с мысли.

— Нет, — старательно спокойно сказала она — магблокиратор гарантировал подавление силового шторма, но наручников на Бланш не было, а лера была высокой — может всякое случится. Уж это Вик хорошо знала по службе в Олфинбурге. Она чуть подалась назад, готовая к защите — просто на всякий случай.

Бланш резко развернулась к ней, не дождавшись окончательной победы над пуговицами:

— Простите, но почему?!

Вик серьезно посмотрела ей в бледно-голубые глаза — наверное, когда-то до болезни они были более насыщенного цвета:

— Потому что он дал признательные показания.

— Признательные показания дала я! — Лера даже шаг сделала навстречу Вик, сокращая расстояние. Голос её звенел от гнева: — я убивала! Я!

Дверь спешно открылась, и в залу влетел Одли с Грегом, быстро осматриваясь. Грег взял наручники со стола и решительно направился к Вик и Бланш.

Вик твердо сказала женщине:

— Вы сами говорили, что находитесь в потенцитовой интоксикации, проявляемой бредом. Вашим словам верить нельзя.

Бланш безропотно протянула руки Грегу:

— Тогда почему мне надевают наручники, а не смирительную рубашку, отправляя в сумасшедший дом?

— Потому что вы задержаны для выяснения всех обстоятельств. — пояснил Грег.

Она снова повторила:

— Это я убивала… Хотите, я опознаю всех жертв?

Грег хмуро сказал:

— Ваш муж тоже опознал всех жертв…

Это было не так, но Вик предпочла промолчать. Пока неопознанная нера Икс-8 была тем маркером, который покажет, кто же на самом деле убивал женщин: Рауль или Бланш. Лера выпрямилась:

— На что угодно спорю — он ни слова не сказал о альбиносах! А я знаю про Фишера — он сбежал от моих зомби… Рауль не знает о нем. Думаете, мужчина, окончивший медицинское направление в Университете Ариса не способен определить, что кости, из которых он вырезает фигурки, принадлежат человеку?! Думаете, он не мог этого понять? К вашему сведению, фигурки я заказывала одному… Зомби. Он хороший резчик по кости. Рауль не мог этого сделать по одной простой причине — город Приют в устье Ойры. Хотя вам это ничего не скажет…

— Город Удачи? — переспросила Вик, сделав зарубку — Бланш знает о Фишере!

— Он, — подтвердила Бланш. — Торговый дом Аранда ежегодно выделяет огромные суммы на защиту города. Можно сказать, что там половина города построена на деньги Аранды. Рауля Аранды, а не его отца. Видите? Убийца — я. Рауль не поступил бы так с альбиносами… — Бланш замерла, а потом повторила, крайне удивленная своими же словами: — он не поступил бы так с альбиносами. Не поступил…

Она почти рухнула на ближайший стул, что-то обдумывая.

— Странно, что он так поступил… — потрясенно сказала она и тут же поправилась: — НЕ поступил, конечно же.

Вик подалась к женщине — кажется, та что-то поняла, причем крайне неожиданное для себя:

— Почему странно, что он так поступил?

Бланш спокойно посмотрела на неё и улыбнулась:

— Я безумна, забыли? Я путаюсь в словах. Он бы НЕ поступил так с альбиносами.

— Вы сказали иначе, — попыталась настоять на своем Вик. Бланш напряглась и резко сменила тему, переводя взгляд на Грега:

— Пожалуйста, давайте начнем мой допрос, и вы освободите Рауля. Он оговорил себя ради меня.

Грег извиняюще сказал:

— Мы не можем этого сделать — без вашего опекуна и адвоката.

Она почти взмолилась:

— Пожалуйста… Прошу… Я не знаю, сколько еще я буду разумна. Потом я начну нести чушь, потом я начну путаться — вот как сейчас. Пожалуйста, запишите мое признание, сделайте хоть что-то, чтобы меня признали виновной — я должна понести наказание! Я не могу уйти к богам без возмездия. Я должна понести наказание за то, что совершала. Вы знаете про ад? Про мучения избежавшей наказания души?

Вик переглянулась с застывшим в раздумьях Одли, с Грегом и не знала, как поступить. Грег сжал кулаки, потом с трудом заставил себя их разжать — кажется, концепция ада пугала и его. Демоны все еще терзали душу Грега, требуя возмездия за случившееся с Броком.

— Ладно. — криво улыбнулся Грег. — Мне все равно терять нечего. Для начала… Хотя бы опознание жертв.

Бланш победно улыбнулась:

— Я готова. Не бойтесь меня напугать — я была курсисткой на химико-биологическом факультете, меня не напугать фиксограммами трупов.

Вик направилась к столу, за которым работала весь день, собирая фиксограммы.

Одли в дальнем углу о чем-то шептался со Стиллом — тот сильно задержался сегодня на службе, впрочем, как и Одли. У констеблей и сержантов был другой график, их время закончится только в девять. Одли громко хлопнул Стилла по плечу, и тот направился с пальто на выход. Наверное, домой. Одли прав — тут и так много народа. Даже он сам может спокойно идти домой, только вряд ли согласится на такое. Иногда Вик казалось, что Одли буквально жил на службе.

Вик положила отобранные фиксограммы на стол перед Бланш. Она ни разу не ошиблась, уверенно называя имена жертв, и они полностью совпадали с именами, которые назвал Рауль Аранда. Правда, как Вик и подозревала, Бланш равнодушно перелистнула страницу с фиксограммой неры Моро. Бланш назвала еще пару имен жертв, а потом со вздохом вернулась к фиксограмме Моро.

— Я не хочу её называть. Это нехорошая женщина. Она желала моего мужа, думая, что я вот-вот умру и освобожу ей дорогу.

Вик почувствовала, как краснеет от неожиданных слов Бланш. Так не говорят в обществе. Лера заметила румянец и рассмеялась:

— Я безумна. Мне можно и не так говорить. В этом прелесть безумия. Ты говоришь правду, а тебе не верят. Ты лжешь, и все внимают и верят тебе, как верил мой муж.

Вик спросила её: Фейна из уравнения преступления так просто не выкинешь, и карфианские тайны тоже:

— Вы слышали что-нибудь про ритуал общего эфира?

— Нет. А должна была?

— Наверное, нет. — согласилась Вик. Получается, Аранда не всему учил Бланш. Или не учил вообще.

Ревность. Ревность… М-да, ревность. Такую причину убийства Моро они не рассматривали с Броком. Причина для убийства с точки зрения умирающей обиженной женщины, наверное, веская. Такая же, как торговля секретами карфианских магов. За причину Бланш — не украденные из дома Моро дневники её родных. За причину Вик и Брока — время преступления и Фейн. Знать бы, какая причина верная? И лера Бланш, и нер Аранда старательно заметали искры истины под ковер сплошной лжи о случившемся. Церебрографа на них нет!

Марлоу, Фейн, Тома — случайно попавшие звенья другого преступления, или все же звенья цепи преступлений Бланш? Она так легко призналась в убийстве Марлоу и Тома. Хотя сознание безумцев и мультиубийц всегда поражает своей алогичностью.

Вик подала фиксограмму неры Икс-8, и… В отличие от Рауля Аранды, лера Бланш её узнала.

Она смотрела на фиксограмму и плакала, плакала и плакала. Слезы катились по её щекам в полной тишине, а рука машинально гладила бумагу, словно Бланш прощалась с родным человеком. Вик переглянулась с Грегом — именно эту неру Икс-8 не смог опознать Аранда, но её явно знала Бланш.

Вик подала платок:

— Вы знали её..?

Бланш машинально кивнула, посмотрела на Вик и вздрогнула. Она смотрела не мигая, а потом внезапно принялась хохотать — громко, заливисто, без остановки, пугая Вик.

Она хохотала, она хваталась рукой за низ живота, видимо, шов отдавал болью, но не останавливалась и смеялась, смеялась, смеялась… Минут десять, не меньше. Потом смех стал тише, реже, пробиваясь мелкими вспышками, а потом она стала просто всхлипывать то ли от смеха, то ли от плача. Её судорожные всхлипы не остановил даже протянутый Одли стакан с водой. Она пила долго, зубы выбивали дробь по тонкому краю стакана, а руки то и дело вздрагивали, разливая воду. Вода текла по подбородку, вода текла по шее, вода текла по платью, тревожа высохшие бордовые пятна крови.

— Вы правда… — у Бланш не вышло выговорить фразу полностью с первого раза. Она громко всхлипнула и начала по новой: — Вы правда… Вы правда поверили моим слезам, констебль? Это нера Ролле, невеста Дакарея, довольно сильного бокора. Она была моей первой жертвой. Вот уж не думала, что от неё что-то осталось. Я думала, она давно сгнила. Вот неожиданность.

— У неё костяная фигурка другая. — сказала Вик в надежде на внезапную откровенность Бланш.

— Ей её изготовил Дакарей. И её фигурка работала… Все те, что я изготавливала, не работали. Я старалась, но ими можно было только убивать. Хотя Рауль шел у меня на поводу и вшивал их женщинам, как амулет воздействия. Это я придумала — чтобы убивать всех соперниц.

Вик призналась самой себе, что окончательно запуталась с фигурками и их ролью. Впрочем, по виду Одли и Грега, запуталась не только она. Или Бланш упоенно лгала.

Бланш аккуратно сложила все фиксограммы, давая понять, что она устала и больше не может. Она подняла глаза на Вик и совершенно без связи с предыдущими словами сказала:

— Не будьте, как я. Посмотрите на меня — поймите, вас ждет точно такое же будущее. Я не верила. Я думала, что меня это обойдет стороной. Я думала, что солн… Что Рауль создаст лекарство от болезни фей. Я хотела быть свободной, я хотела помогать людям. Я хотела быть феей. И смотрите, что стало со мной. Нанесите печать. Не пользуйтесь магией. Забудьте о ней, если не хотите причинить боль своим близким. Иначе конец будет один — маразм, как у меня. Откажитесь от своего выбора — он неправильный, он несет только боль.

— Со мной такого не…

Бланш легко подхватила её фразу, передразнивая шутливой интонацией в голосе:

— …не случится… Так я говорила себе. Случилось. А лекарства нет.

— Лекарство будет. — Про костяную фигурку от Дакарея Вик не стала говорить — это не выход: лечить, калеча других.

— Не будет. — не останавливаясь, как ренальский фарфоровый болванчик, закачала головой Бланш. — Не будет, не будет… Не будет… У вас уже проблемы с логикой. Мой муж в тюрьме. Лекарства не будет.

— А как же лечение у профессора Манчини? — напомнила Вик.

— Догадайтесь с трех раз, кто поставлял туда лекарства. Это делал мой муж. А он в тюрьме.

— Значит, кто-то иной изобретет…

— За тысячи лет никто не изобрел, а тут именно для вас изобретут? Ближе всех к открытию был Рауль. Освободите его, если хотите остаться феей. — вздохнула Бланш. — Или перестаньте быть феей. Простите, я устала. Я могу… Я не знаю, куда направляют в таких случаях? Сразу в суд? Или в тюрьму? Никогда не была в тюрьме, знаете ли… Куда мне сейчас?

Одли кивнул Лео:

— Вас отведут в камеру предварительного задержания — на время выяснения всех обстоятельств.

— Хорошо, — бесцветно выдавила Бланш. — Я согласна на все.

Она встала, опираясь закованными руками на стол.

— Не будьте как я, перестаньте быть феей, иначе эфир пожрет вас и выплюнет абсолютно безумной. Самое страшное во всем этом то, что мужчины отворачиваются от таких, как мы. — повторила Бланш снова, глядя в глаза Вик. Та в последний момент вспомнила важное:

— Кто Мудрый в вашей семье?

— Мудрый? — вздрогнула Бланш. — Мудрые не покидают Карфу, к вашему сведению.

Лео повел Бланш прочь из залы. С её уходом казалось даже дышать стало легче. Некоторые доктора говорили, что безумие заразно. Так ли это на самом деле, еще неизвестно.

Сейчас Вик все бы отдала за глоток свежего воздуха, но из залы не выйдешь — мужчины не так поймут и бросятся утешать, а это не то, что нужно… Вик налила себе в первый попавшийся стаканчик кофе. Он уже остыл, не принося необходимой бодрости. Может, сходить в ночную аптеку за ледяной колой? Впрочем, можно обойтись и без неё.

Она медленными глотками пила кофе. Хоть минуту ни о чем не думать. Хоть минуту забыться. Хоть минуту побыть наедине с самой собой и своими мыслями. Хотя нет — в мыслях, стоило только чуть-чуть расслабиться, появлялся Эван. Сейчас это запретная тема. Он в поездке. С ним все хорошо, пока ей лично не покажут его мертвое тело. До этого момента он жив.

Так, мысли опять пошли не туда.

Себ, сидя за столом, придвинул к себе печатную машинку и начал что-то быстро печатать. Стук, стук, стук, каждая клавиша больно впивалась в мозг Вик. Зато стук забивал все мысли об Эване.

Не думать. Не думать. Не думать. Не думать.

Звон возврата каретки, и снова клац, клац, клац…

Сделав очередной машинальный глоток кофе из уже пустого стакана, Вик заставила себя сбросить отупение и спросила, принимаясь раскладывать фиксограммы по папкам:

— И что теперь будем делать?

Одли стоял у окна, его рука то и дело дергалась в желании открыть окно, впуская свежий воздух, но он вовремя вспоминал о светомаскировке. Задумывался и… Рука снова тянулась к оконной ручке.

Грег, присев на угол стола, задумчиво рассматривал листы допроса Рауля Аранда — явно сверял с признаниями Бланш, ища несостыковки:

— Это ты к тому, что осуществилась мечта идиота — сразу два признания?

— Я не совсем это имела в виду… — пробормотала Вик, завязывая папку с делом Чернокнижника.

— Это-это, — Грег посмотрел ей в лицо и впервые на памяти Вик широко, открыто улыбнулся. — Буду просить помощи у детектива, предпочитающего опираться в расследовании на улики. Спасешь детектива, предпочитающего опираться на признания?

— У меня пока тоже плохо с догадками и особенно с уликами. — Вик посмотрела на Одли. Тот разрешающе махнул рукой, в очередной раз подавляя порыв открыть окно:

— Продолжайте, продолжайте. Я начинающий — буду учиться у маститых… Вашу ж мать… Как не хватает свежего воздуха. Хотя бы одного глотка. Это же безумие вокруг.

Себ перестал терзать печатную машинку и возвестил на всю залу:

— Вик, посмотришь перепись содержимого саквояжа леры Бланш или тебе зачитать?

Она закрыла на миг глаза, пытаясь одолеть головную боль:

— Давай сам. Даже не так. Что-то интересное было?

— Интересное? — повторил Себ. — Во-первых, Аранда, действительно её считает сумасшедшей. В саквояже не было ничего острого и опасного, а ведь в поездку всегда берут маникюрный набор и набор для шитья или вышивки.

Вик почувствовала себя неправильной нерой или сумасшедшей — она никогда не брала ничего для шитья и тем более вышивки. Бешенные белочки, только не это! Хуже было только вязание.

— Во-вторых, все в саквояже было перевернуто вверх дном, словно собирали в спешке или Бланш сама все перерыла в поисках чего-то. В-третьих, там лежал бумажник Аранды. И в-четвертых, там была смятая утренняя газета «Седьмица Аквилиты». Мбени в больнице давал показания — эту газету он купил по требованию нера Аранды, который, прочитав её, взбесился и смял, кинув на пол.

— Газета? — вздрогнула Вик. — Давай её сюда!

Она распрямила газету и быстро принялась её читать. Утром она допустила ошибку — недочитала её. Впрочем, Рауль Аранда, кажется, допустил ту же ошибку. В разгромной статье о Чернокнижнике не было ни слова о необычном фиксаторе и о Фишере. Именно поэтому Рауль Аранда не смог ничего сказать о Фишере.

Пролистывая страницу за страницей и вчитываясь в каждую статью, Вик спросила:

— Кстати, все забываю спросить: нашли уже того, кто слил сведения газетчикам? Надеюсь, это не вчерашний дежурный…

Ей ответил Одли:

— Нашли. Точнее почти — на Оленьем явно кто-то из военных проболтался, тут наши руки коротки, нам не найти болтуна.

Грег мрачным кивком подтвердил Одли, что уж он точно доберется.

— …а вот в управлении это был утренний уборщик — Брок же всю ночь строчил свои бумаги на стене. Он не убрал их в сейф на время тренировки в зале. — Одли покаянно склонил голову: — Моя вина. Забыл, какой рыжий бывает безалаберный.

Вик прищурилась, отвлекаясь от газеты — она нашла то, что искала: короткую заметку в криминальной хронике на последней странице. Всего пара строчек, которая могла оправдать леру Бланш. В то, что нер Аранда тоже лгал, Вик уже не сомневалась.

— Точно утренний уборщик?

Одли подтвердил:

— Точно. Он уже дал показания, и его оттащили в Королевский суд. А что?

Вик понятливо качнула своим мыслям:

— Вот почему газетчики и нер Аранда ничего не знают о Фишере — утром, когда Брок строчил свои записи на стене, мы с Грегом еще купались в Петлянке, изучая труп Фишера. А выходную газету Рауль недочитал… Ставлю золотой на то, что завтра Аранда, после визита адвоката, вспомнит о Фишере. Вот зачем ему понадобился адвокат…

Одли недоумевающе посмотрел на Грега, тот ответил ему таким же хмурым непонимающим взглядом. Инспектор подумал и осторожно выдавил:

— Знаешь, Вики… Я не рискну с тобой спорить. Я просто поверю тебе на слово. Можно вопрос: с чего такое предположение?

Ответил ему Себ — вот кто, оказывается, читает газету от начала до конца:

— В колонке уголовных новостей на последней странице «Седьмицы Аквилиты» есть короткая заметка об обнаружении трупа Фишера. Всего пара строчек. Они не попали в разгромную статью о Чернокнижнике. Правильно, Вик?

Она кивнула:

— Правильно.

Себ честно признался:

— Тогда я вообще ничего не понимаю.

Вик потерла висок:

— Знаешь, я тоже. Я запуталась. У меня снова нет подозреваемых…

Одли крякнул, но промолчал, пытаясь сам выстроить схему преступления. Не то, чтобы ему было обидно проигрывать Вик, просто для него все было однозначно: два преступления сплелись в одно. Убивала лера Бланш, нер Аранда занимался чернокнижным колдовством с фиксатором.

Грег, продолжая читать все бумаги, скопившиеся за сегодня, взял со стола заключение Дейла и подозвал Вик:

— Прости, ты должна это видеть.

— Что именно? — она устало поднялась со стула. Голова этого ей не простила — перед глазами на миг все потемнело. Хорошо, что она успела вцепиться руками в стол — не упала и даже не покачнулась, судя по отсутствию бросившийся ей на помощь парней. Она не удержалась и развязала узел галстука, затем расстегнула и тугой воротничок блузки. Осторожно, чтобы не выдать свое плохое состояние, она подошла к Грегу:

— Что?

Палец Грега ткнул в диагноз: «Множественные колотые раны мягких тканей головы и надплечий. Послеоперационный рубец на брюшной стенке. Истероидная депрессия. Данных за потенцитовую интоксикацию нет». Ниже были даны рекомендации: обработка швов раз в день, успокоительные капли, холодный душ и наружный массаж матки.

Вик знала, что Дейлу нельзя доверять в плане магии, но… Вдруг?

— Надо же… — все же выдавила она из себя. — Надо, чтобы заключение дал Др… Адер Дрейк.

Грег кивнул:

— Да. Это… Неожиданно.

Одли подошел к ним, забирая медицинское заключение, и обреченно выдыхая:

— Лекарство все же… Работает? — Он рванул к Себу: — где бумаги из Ариса? О лечении леры Бланш?

Себ спешно открыл папку, ища эпикриз.

Грег заглянул Вик в лицо:

— Ты устала, Вик?

— Нет, — солгала она, не желая уезжать домой, когда расследование стронулось с места и… Снова уперлось в тупик.

— Виктория, я могу помочь. Снять усталость и головную боль.

Она подняла на него глаза — все же, как и Эван (запретное сейчас имя!), Грег был выше её:

— Пожалуйста, если тебе нетрудно. Тут такая духота, что я вот-вот упаду в обморок…

— Могу я к тебе прикоснуться?

— Можешь, — она закрыла глаза, чувствуя, как от острожного прикосновения Грега уходит прочь боль и ломота.

Одли мрачно подал Вик заключение профессора Манчини, где было описание очагов склероза в головном мозге на момент поступления и на момент выписки с припиской — «значительное уменьшение». Дейл очагов склероза не обнаружил вообще. Лекарство работало. Лера Бланш давала показания в твердом уме и здравой памяти. Она играла, изображая истерику.

Вик без сил опустилась на стул. Грег молчал.

Одли выдавил из себя:

— Надо заказать несколько пинт кофе и новые боксерские мешки. Брок же на стену полезет от дилеммы: закон или спасение женщин всей планеты. Вот это точно пердюмонокль. Удавиться и не жить…

Как назло, из дверей протяжно донеслось:

— Ммм? Вы о чем?

Одли не сдержался и от души выругался.

Грег повернулся к Броку:

— Ты хотел попробовать себя в схватке со мной?

Брок недоверчиво его осмотрел с головы до ног:

— Ты не выглядишь, как человек, которому отчаянно плохо.

Одли прошипел в сторону, что отчаянно плохо будет, вот точно будет, но Броку.

Грег пожал плечами:

— Ты обещаешь не лезть на стену и довериться…

— Кому? — зеленые глаза Брока внимательно всматривались в Грега, а потом в Одли. Вик, к счастью, внимание Брока обошло, только волна эфирного тепла укутала её.

— Вик и закону. — просто сказал Грег. — А я так и быть разомнусь с тобой — хоть сейчас. Но лучше после окончания нашего небольшого совещания.

Брок признался:

— Мне уже страшно и хочется лезть на стену. Вик… Ты чего такая бледная?

— Душно, — тихо сказала она.

— Тогда… — Брок подошел и резко поднял вверх раму, открывая окно: — война на этом участке фронта закончена. Светомаскировка отменена.

Одли вскинулся, улавливая главное:

— Что значит — на этом участке фронта? Я думал, король сказал, что война закончена. Вообще.

Брок, наливая кофе в стакан и эфиром разогревая его, мрачно выдавил из себя:

— Есть сведения, что Тальма присоединится к войскам Вернии на Вернийско-Ондурском фронте. Там война еще идет. — Он протянул стаканчик Вик: — держи, станет легче.

Она благодарна приняла его, хотя больше хотелось ледяной колы.

Одли тем временем продолжил, пока Грег хмуро сверлил пол:

— О. Ясно. Теперь мы воюем не с маленькой Вернией. Теперь мы прем на огромный Ондур. Класс! Что еще я могу сказать… Брок, умоляю, забудь про взгляд побитого щенка. Ты полицейский, а не военный. Тут Аквилита, пусть мы выполняли функции разведки, но мы — полицейские. Не надо. Это не твоя война, рыжий. Я даже ради твоих зеленых больных глаз не полезу обратно в окопы. Я там насиделся на годы вперед. Грег — забирай его в тренировочный зал, он и без новостей об Аранде готов!

— Что за новости? — тут же напрягся Брок.

— Тебе… — Одли замер и трусливо предложил: — Вик расскажет.

— Да, я, — подтвердила она. — Только мне кое-что нужно узнать.

— Очередной мозговой штурм? — спросил Грег.

— Он самый, — согласился Брок, заметив, как нахмурилась Вик. — Эван говорит, что когда у неё вот такое вот… Ммм… Одухотворенное лицо — бежать надо далеко и надежно.

— Домой? — вздохнул Одли.

— Да кто же тебя туда пустит, — отмахнулся Брок. — Страдать, так вместе. А потом Грег мне будет морду бить…

— Лицо. — поправил его Грег. — И я предпочитаю карфианский стиль клетки — он в основном не атакующий. Это тебе придется попотеть, чтобы достать меня.

Брок посмотрел на Грега, на Одли и признался:

— Все, я готов. Добивайте меня.

Глава 68 Слишком белый

С улицы не доносилось ни звука — потрясающая для Аквилиты тишина. Город еще не осознал: что же случилось в Олфинбурге, и как это отразится на жизни города.

Мерно тикали часы на стене. Уже мертвый король горделиво взирал в зал с парадного портрета, осматривая свою полицию, которую ему удалось обыграть, правда, ценой своей жизни. Надо, наверное, черную репсовую ленту на край повесить, или это сделает интендант? Вик потерла висок — в голову лезла всякая ерунда. Она думает совсем не о том.

Брок напомнил о себе протяжным «Ммм?».

Вик добивать его не хотела.

— Аранда лгут. И лера Бланш, и нер Аранда. — сказала она, опускаясь на свой стул, и принялась задумчиво перебирать на столе папки с делами пропавших. Одли подошел к Вик и молча забрал все папки скопом — ушел в свой угол и принялся что-то спешно выписывать на отдельный лист, потом заправил в печатную машинку бумагу и принялся печатать — медленно, одним пальцем.

— Кто бы сомневался, — отмахнулся Брок. — Обычная история. Прорвемся. Что-то есть еще страшнее, Вик?

Она вздохнула и сказала главное:

— Рауль Аранда не опознал неру Ролле — это та самая Икс-8. Он не включил её в список жертв, который, между прочим, больше на одну фамилию, чем тел у нас в морге. Это значит, что с учетом Ролле, у нас две лишние фамилии. Он может скрывать о фиксаторе, он может удивляться зомби — например, тому, что мы это как-то разузнали. Он может не говорить причины убийства Моро по личным мотивам, чтобы не быть повешенным, он может не знать точных причин смерти женщин, например, еще не выяснил, какие сочетания ингредиентов лекарства оказались смертельными — мы тоже не очень-то знаем от чего умирали женщины, но… Не знать Ролле, когда он самолично якобы хоронил убитых женщин на Оленьем? Она лежала в могиле на самом дне, то есть была убита одной из первых, если не самой первой.

Брок напомнил:

— Аранда и об альбиносах молчит — ему не выгодно совсем уж топить себя.

— Со слов леры Бланш, Рауль Аранда — один из благотворителей города альбиносов в Карфе. — вмешался Грег, все так же сидя на краю стола. Сейчас он задумчиво просматривал дело о силовом шторме. Вик вспомнила — заключения о смерти леры Отис еще не было. Странно, ведь причина проста — смерть от руки инквизитора, но почему-то судебный хирург заключение так и не прислал.

Брок пожал плечами, подходя к столу, на котором еще лежала еда и выискивая жабер:

— Это надо обдумать. — Кажется, его любимых пирожков не осталось, так что он решил довольствоваться кофе — налил в стакан жалкие остатки, выливая все до последней капли. Он даже потряс несчастный кофейник для верности. Вик грустно улыбнулась, следя за его действиями:

— Боюсь, завтра Рауль Аранда вспомнит о Фишере и альбиносах. Но дело даже не в этом, Брок. Дело в том, что лера Бланш опознала неру Ролле. Судя по её поведению, она её хорошо знала. Возможно, это была её подруга — она оплакивала её вполне натурально. Первую реакцию не скроешь, такое не сыграешь. Во всяком случае, я так думаю.

Грег подтвердил:

— Мне тоже показалось, что лера Бланш искренне переживала по поводу неры Ролле.

Вик призналась:

— В убийстве Ролле я не понимаю одного — почему у неё не отобрали фигурку? Она, наверное, приехала повстречаться с кем-то из Аранда, но почему её такую особенную фигурку не отобрали? Почему похоронили вместе с ней?

Грег пожал плечами:

— Возможно, подозревая, что её могут отобрать или уже зная, что её убьют, Ролле спрятала её? Проглотила или… Э… Еще где-то спрятала. Вот фигурку и не нашли.

Вик нахмурилась:

— Это объясняет, почему ушко было сломано. Ролле спешно пришлось срывать с цепочки и глотать фигурку, чтобы она не досталась убийце, только это её не спасло.

Одли подал голос из-за своего стола, отрываясь от папок и стука по клавишам печатной машинки:

— Кстати, неры Ролле нет в списке разыскиваемых. Никто не подавал заявление в полицию о её пропаже.

Брок нахмурился:

— Так… Значит, надо снова пересмотреть все данные и составить схему преступления: кто и что мог сделать. Одли, завтра с утра пошли парней с фиксограммами четы Аранда по местам проживания пропавших женщин.

Тот вздохнул:

— Рыжиииий… Не учи ученого. Что я, по-твоему, сейчас делаю? Как раз составлю списки кто и куда пойдет — тут адреса и из предместий есть. И, Грег, не надо так грозно сверкать глазами…

Грег возразил:

— Я не сверкаю глазами — просто поражен, настолько равнодушно относится полиция Аквилиты к поискам пропавших. В делах даже тщательных расспросов соседей нет.

Одли откинулся на спинку стула, заложив руки за голову:

— Что бы ты понимал в службе аквилитской полиции… В карнавал тут полный дурдом творится — люди пропадают десятками, а то и сотнями. Знаешь, до чего обидно: ты рвешь пуп, роешь землю до штолен, ища пропавшего, а он припирается домой дней через пять-десять, как протрезвеет и вспомнит о семье. Потому никто особо и не старается с поисками — потом все, кто ползком, кто на ногах, но рано или поздно добираются до дома. — Он мрачно посмотрел на папки на столе и добавил: — обычно.

Вик вспомнила дело Бинов и вздохнула — там статистика Аквилиты тоже ошиблась. Телефон на столе Одли резко зазвонил, и мужчина взял трубку, быстро отвечая телефонной нериссе. Одли поманил Вик свободной рукой:

— Вики, это Кит. Говорит, очень важно.

Она устало поднялась со стула и направилась к телефону:

— Виктория, слушаю…

В трубке, перекрывая шорохи и непонятные звуки, раздался низкий, чуть напряженный голос Брендона — почему-то сразу представилось, что он стоит где-то в своем костюме-неприятность, еще поди и колоратку снял:

— Добрый вечер, нера Виктория. У меня две новости. Первая — я расшифровал фиксатор. Хотя полагаю, это уже неважно. Имена, их три, оставил адере Вифании на всякий случай.

Вик нахмурилась — так и знала, что Брендона понесет куда-то на приключения!

— Пожалуйста, Брендон, будь благоразумен — в Олфинбурге все закончилось, не надо туда ехать. Там есть инквизитор.

Мужчина тихо рассмеялся:

— Оказывается, ты меня плохо знаешь. Хотя, дело может оказаться в том, что ты не выслушала вторую новость. Отца Маркуса вчера успешно прооперировали, а сегодня вывели из стазиса. Он уже пришел в себя — ему сегодня весь день капают «Виту». Так что готовься — скоро он начнет бегать и снова станет всеми манипулировать. Теперь ты поменяешь свое мнение обо мне?

— Брендон, я всегда была хорошего о тебе мнения.

— Ты мне доверяешь? — прозвучал неожиданный вопрос.

Вик не удержалась:

— Дай угадаю: на тебе черный свитер и свободные брюки.

— А колоратка торчит из кармана, ты права. Но… Ты доверяешь мне? — настойчиво повторил мужчина. Почему-то ему было важно это услышать. Вик твердо сказала:

— Полностью, Брендон. Только напрасно собой не рискуй.

Он хмыкнул:

— Хм… Я напрасно собой никогда не рискую. У меня всегда есть цель, Виктория. Тогда… Удачи вам. Будь очень осторожна этой ночью.

— И ты… — сказала Вик в уже брошенную трубку. Он впервые назвал её просто по имени — что-то точно случилось.

Одли посмотрел на задумчивую Викторию:

— Послать в госпиталь Лео? Просто на всякий случай.

Байо с готовностью встал из-за стола, откладывая все бумаги в сторону:

— Не проблема. Что случилось?

Вик неопределенно качнула головой:

— Сама не знаю. В госпитале что-то происходит. Брендон считает, что сегодня ночью что-то случится. Чуть не забыла самое главное — Ма… Отец Маркус пришел в себя.

Грег и Брок серьезно переглянулись, и Одли, замечая их озабоченность, распорядился:

— Лео, зайди в оружейку — возьми серебряные пули. И езжай на служебном паромобиле.

— Да, конечно, — отозвался парень, накидывая на плечи плащ. Шлем он тащил в руке. — Удачи!

— И тебе… — дружно ответили все.

Грег вопросительно посмотрел на Вик, она лишь пожала плечами, ничего не понимая: даже догадок, что могло случиться в госпитале, не было. Брок обреченно вздохнул:

— Ладно, пока не берем в голову загадки Кита. Лео приедет и все уточнит. Давайте лучше вернемся к добиванию… Вик?

Голова пухла от недоговоренностей, от Брендона и его неприятностей — они всегда были грандиозными, — от лжи четы Аранда, от нестыкующихся фактов, от Олфинбурга, который отказывался исчезать из мыслей, и Вик честно призналась Броку:

— Я пока не готова к мозговому штурму, мне надо хорошенько подумать, потому что… — Рано или поздно это все равно надо сказать, так что, старательно глядя Броку в лицо, она произнесла: — лекарство, возможно убивавшее женщин, все же лечит потенцитовое безумие. Лера Бланш, как и я, пролечена от него. — Она заметила, как побелел Брок, уже все понимая, и подсластила пилюлю: — хотя эфирным навыкам нера Дейла я не особо доверяю. Надо, чтобы её осмотрел Николас или адер Дрейк. Прости…

Он лишь кивнул. Было видно, что он усиленно сражается с собой — для него закон важен, но и сотни женщин, которые умирали в сумасшедших домах от неизлечимого заболевания просто так со счетов не скинешь.

Грег тактично сказал:

— Аранда может закончить свои исследования в тюрьме. Если подать прошение королю, конечно. И если король его одобрит.

Слишком много неизвестных в уравнении, где на одной стороне закон, а на другой — жизни неизлечимо до этого момента больных женщин. Да и короля Эдварда особо пока никто не знал — какое он выберет решение в такой ситуации? Эван говорил, что Тальме не нужны сильные женщины…

Вик в тишине подошла к открытому окну — ей не хватало воздуха. Ей надо о многом подумать. Об очень многом, ведь время поджимало. Начинался девятый час.

Она смотрела на ночной, еще ничего не понимающий город — ревун не включали и не предупреждали об отмене светомаскировки. Стекло было приятно холодное — оно охлаждало горящий лоб Вик, который она прижала к окну. Как хорошо не думать. Как хорошо забыться и быть камнем, который ничего не хочет, не помнит и не думает. Только быть Гиллом нельзя. Надо мыслить, надо собирать крупинки истины, разрывая паутину лжи, которую создали король, чернокнижник и спасающие друг друга Аранда. Почему люди лгут? Даже для спасения любимого лгут. Не разговаривают, не делятся, не слышат друг друга. Это приводит к трагедии, как случилось с Аранда. Столкнуть бы их лбами, чтобы заговорили, чтобы поверили друг другу, чтобы спасли друг друга. Только кто-то же убивал. Не поверят. Даже Одли не верит в невиновность Аранда, они, жившие бок о бок, тем более не поверят. Значит, надо искать улики и доказательства. Или еще чьи-то признания, как верит Грег.

Не дай небеса, она ошибается. В этом деле нельзя ошибиться — речь идет о спасении сотен и сотен женщин, чьих-то дочерей, жен, матерей. Как Томас Дейл говорил? Женщины не существуют сами по себе? К ним привязаны мужья, отцы, дети, братья… Тогда речь идет о тысячах жизней. Тут нельзя рубить с плеча и ошибаться даже в малости. Бешенные белочки, Эван, где же ты, когда ты так нужен, когда нужно твое твердое плечо и твоя уверенность. Вик закрыла глаза. Она снова думает не о том.

* * *

— Вы в своем уме? — перекрывая стоны и горячечный бред, только и спросил Ривз. Он уже успел привести себя в порядок: умылся, побрился и даже сменил мундир на свежий. Вот же франт! На его фоне Эван, сидевший на раскладной военной койке в одном белье, смотрелся нищим. — Я повторюсь: — вы отдаете себе отчет в происходящем?

Эван, кривясь из-за спешно заживающего при помощи эфира шрама на щеке, сказал:

— Не верите в честность принца Анри? Это забавно, в свете того, что он теперь союзник. — Его до сих пор злило отношение к раненым — ему все ушибы и порезы залечили эфиром, а кому-то в импровизированном госпитале, расположившемся в уцелевшем крыле королевского дворца, отказывали во внеочередной дозе обезболивающего, потому что тот кер, а Эван — теперь снова лер. Интересно, останься он для всех Ренаром, ему тоже пришлось бы вымаливать лишнюю дозу аспирина?

Ривз обиженно прищурился:

— Принцу Анри я доверяю полностью. Я имел в виду вас. Вы отдаете себе отчет в своих действиях? Вы в плохом состоянии. Вам требуется лечение.

Видеть почти звериную преданность только за факт рождение в королевской семье, было странно. Понимать, что Вик чуть не стала женой этого служаки, было больно, если честно. Хотя отказать Энтони Ривзу в красоте нельзя. Возможно, с нериссами он еще и обаятельный, и обходительный, да и влияние Дада, знаменитого курорта, нельзя отрицать. Хорошо, что Вик умница и не купилась на ангельскую внешность Ривза.

Эван пожал плечами:

— Меня ждут дома. Телефонируйте, пожалуйста, что я скоро вернусь.

— Это невозможно, к сожалению. Вы не поверите, но в Серой долине действительно началась буря.

— Видите, мне тем более пора домой. Меня ждет жена — не хочу её расстраивать. — Эван не пытался уколоть Ривза этим фактом, просто попытался объяснить. Ривз при этом скривился:

— Мне очень жаль. Мне жаль, что так получилось с Мюраем. Мог бы — не выпустил, но вы сами сказали, что он жизнь Тори… Я не мог иначе.

Эван вздрогнул, ничего не понимая — ему докладывали о глупых сплетнях о Вик и Броке и их якобы близких отношениях, но он не придавал им значения. А Ривз-то… Он, кажется, ревнует. Причем к Броку. Вот же поворот.

Ривз справился с собой и продолжил:

— Раз вы так решили и спешите домой — удачного плавания, лер Игнис. Принц Анри один из лучших небоплавателей. Он легко пройдет бурю на своем «Левиафане»… Сегодня судьбоносный день, и вы внесли в него незабываемый вклад. Не корите себя и тем более короля. Запомните раз и навсегда, лер Игнис: историю пишут кровью. Не зря так говорят великие. — он все же не удержался и уколол Эвана напоследок. Тот тихо сказал:

— Предпочитаю чернила в рекомендациях министров и консультантов — это дивно помогает избежать крови, если прислушиваться к предлагаемым реформам.

Ривз предпочел отмолчаться. Он отдал короткий поклон на прощание, игнорируя нериссу Риччи, стоявшую возле кровати Эвана, и спешно направился прочь — у восстановленного в звании и вернувшегося на прежнее место службы Ривза было много дел. Он снова был экверри, правда, уже у нового короля.

Эван, шатаясь, встал с кровати и предложил:

— Догнать? — Ривз не вел себя неподобающе — он был воспитан в духе времени. Просто он вел себя отвратно с точки зрения Эвана.

Риччи, незаконнорождённая Блек, пожала плечами:

— Зачем? Я привыкла быть невидимкой для таких людей. Тем хуже для него, только и всего. Пойдемте?

— Вы тоже плывете в Аквилиту?

Молодая нерисса улыбнулась:

— Хочу проведать брата. Да и когда еще поплаваешь на легендарном «Левиафане». Мне очень повезло с вами, лер Игнис.

— Прошу, Эван.

— Андре.

* * *

Брок наводил порядок на столе, Себ рванул за колой в ближайшую ночную аптеку, Грег снова и снова просматривал протоколы осмотра паромобиля, результаты обыска дома Аранда, дела нер, считавшихся пропавшими без вести в Аквилите.

— Платье… То самое… Голубое, что было на лере Бланш? Его нашли? — спросил Грег у Одли.

Тот отозвался, ища нужную папку и подавая его Грегу — он наконец-то отлип от стола, шагая за папкой:

— Джексон, придверник дома Ян Ми опознал его среди парочки подобных. Эксперты изучают платье. А что? Интересуют следы крови?

Грег подтверждающе качнул головой, замирая с папкой в руках у стола, и Одли снял трубку с телефона:

— Сейчас телефонирую… — он недолго переговаривался с экспертами, потом объявил, заставляя Вик отрываться от окна: — следы крови есть. Их пытались вывести, но бесполезно. Еще кровь есть на паре сорочек Рауля.

— Мррррак… — выдавил Брок. Грег согласился с ним энергичным кивком и вспомнил:

— Что-то известно о надписях на стенах? «Кто убил Яна»? Нашли, кто это пишет и с чьей подачи?

Одли скрипнул зубами — его надписи бесили своей назойливостью и постоянностью: их стирали в одном месте, они возникали в другом. Грег сам понял:

— Не нашли… Как и неру Абени. Её исчезновение вообще непонятно — зачем и почему?

Одли пробурчал:

— Она как сквозь землю провалилась.

Брок отозвался, таща на выкид мусор со стола:

— К сожалению, в Аквилите эта поговорка буквальна.

Вик заставила себя начать думать и вмешаться в беседу:

— Абени не из тех, кто сбегает. Если она завтра не выйдет на работу в госпиталь, значит, дело очень плохо. И я тоже не понимаю, зачем ей сбегать и прятаться. Ни единой догадки. Сбежавшие слуги — это одно, они всегда подаются в бега, если в доме случается что-то дурное. Сбежавшая Абени…

— Может, она что-то знает? — спросил Брок. — Видела костяные фигурки. Или кровь на платье. Или пуговицы. Или даже спальню-тюрьму, и теперь боится, что её заставят давать показания против брата?

Грег обдумал слова Брока и признал:

— Вариант. Скорее всего, она могла не догадываться о происходящем в доме до статьи в газете, а прочитала и ужаснулась, складывая факты воедино. Надо телефонировать её отцу — вдруг она вернулась домой?

Одли бросил взгляд на часы:

— Уже завтра. Сегодня такой звонок не примут. Что-то еще, Грег?

Тот, просмотрев папку, вернул её на стол:

— Пока нет. Никаких мыслей. Вик?

Она поджала губы — ей не хватало фактов. Ей надо снова переговорить с Аранда, причем с обоими. И столица… Её волновало то, что случилось в столице, даже без учета Эвана и его судьбы. Она не могла откинуть в сторону историю с лоа, с Ривзом, с проклятьем, с Гиллом, с чернокнижником… Все может объясняться просто, очень просто. Цвет кожи важен не только для эребийцев. Люди, презирающие другой цвет кожи, есть в любой расе. Расизм не бывает только белым. И тогда, получается, что они идут по ложному следу, как было с лакеем и нером Аранда.

— У меня пока нет ничего, что я могла бы добавить, кроме очевидного.

— Для тебя очевидного, — мягко сказал Брок. — Поделишься, что тебя волнует?

Она улыбнулась кончиками губ:

— Брок… Меня волнует многое, причем оно не совсем связано с ложью Аранда…

— Виииик? — Брок умел канючить.

— Хорошо. Я знаю-знаю-знаю, что убитые женщины с Оленьего — это отдельное дело от фиксатора, лоа и прочего, но у меня в голове они по-прежнему связаны. И потому в голове кавардак. Ладно, ближе к делу с Оленьего… — она собралась и заставила себя думать только об убитых женщинах. — Брок, понимаешь… Меня волнуют несостыковки. Например, Рауль не знает из чего изготавливались костяные фигурки. Он не знает ничего о Фишере. Он не знает о нере Икс-8. Лера Бланш, кстати, тоже ничего не знает об обстоятельствах смерти неры Икс-8, хотя она уверенно её опознала. Бланш ничего не знает о Мудром. Рауля об этом не спрашивали — у меня вылетела из головы эта фраза Абени. А это важно, бешеные белочки, это демонически важно.

Брок вздохнул:

— Ммм… Хорошо, спросим. Что-то еще?

— Статистика по силовым штормам после отключения Смита от эфира есть? Еще есть погибшие неры с костяными фигурками? Ведь после того, как влияние Смита на костяные фигурки закончилось, должны были быть еще шторма, а не только у леры Отис. Или еще погибшие…

Брок признал:

— Нет. В том-то и дело, что тишина.

— Почему? Два дня прошло. У Отис шторм случился в тот же день. — Вик призналась: — Я этого не понимаю. Меня эти фигурки уже… Раздражают, если честно. Я не понимаю их назначения.

— Надеюсь, отсутствие силовых штормов и новых трупов связано с одной простой причиной — из Смита не успели сделать много новых фигурок.

— Может быть, — согласилась Вик. — А может и нет. Кстати, почему нет заключения о смерти леры Отис?

Ответил ей Одли:

— Я спрашивал у Картера — тело вскрывал именно он. Он сказал, что обнаружил кое-что интересное, но что именно — молчит. Говорит, надо еще пару дней на дополнительные исследования.

Вик еле сдержала ругательства — хирургу что-то интересно, а они должны тормозить в расследовании. Это… Раздражало. Нет, честно призналась самой себе Вик, не раздражало. Это бесило.

— Виииик… — снова подал голос Брок. Она себе напомнила, что ему хуже, гораздо хуже. Она не детектив, она, как констебль, может откинуть прочь моральную дилемму с лекарствами и законом, а Броку… Броку принимать решение.

— Еще, не смейся, Брок, я не могу отбросить в сторону Олфинбург. Я не понимаю, почему король дал добро на расследование Ривзу. Почему тот спился… Хотя нет, это меня не волнует — спился и опустился Ривз, к сожалению, сам… Меня волнует проклятье, которое пыталось убить Ривза… Для меня это до сих пор связано. Не ответив на один вопрос, я не могу понять все…

На этих словах Грег вскинулся, его глаза прищурились. Он словно на мушку взял Вик. Она тихо призналась:

— Прости, Грег. Прости, что не сказала. Ривз жив — его спас Гилл и отец Маркус.

Вместо возмущения, мужчина просто сказал:

— Я не видел плетения проклятья. Я вернулся в гостиницу, когда уже выносили тело Ривза. Могу я…?

Брок зарылся в бумаги и папки, ища необходимую.

Грег, заполучив рисунок с наброском проклятья, выругался под нос:

— Брок, ты счастливчик, что проклятье с Ривза не перешло на тебя. Это Королевская погибель. Редкая дрянь. Чудо, что Ривз выжил. Убивает исподволь, но зато гарантировано.

Вик поблагодарила небеса за Марка, за Гилла и за их помощь.

Брок кашлянул, отворачиваясь от Грега и с новой силой принимаясь за наведение порядка на столе:

— Спасибо… Действительно, повезло…

Блек прищурился и все же сказал, сверля злым взглядом его спину:

— Так и знал. Ты его словил. И передал Виктории, а она — Полин.

Брок развернулся к нему и криво улыбнулся:

— Если подозревал такое, почему не настоял тогда?

Грег убил Вик своим ответом:

— Я не думал, что вы опуститесь до втягивания в свою ложь ребенка. Простите за откровенность.

Вик качнула головой своим мыслям — все же в разведку не берут идиотов… Брок ответил за неё:

— Оно само как-то получилось. Вик тоже не особо меня спрашивала — сдернула проклятье на себя, и все. Я был против, как и Вик в случае с Полин. Просто у нас не было выбора…

— На тот момент я тебя просто бы убил в допросной, — признался Грег. — Хорошо, что вам удалось меня обмануть.

Он резко поменял тему:

— Виктория, тебя волнует вопрос: почему король все же начал расследование дела Душителя? На него давили, и сильно давили. Общественность требовала правды. Полиция не справлялась. Ангелы отказались от дела. Королю пришлось назначить особое королевское расследование. Он знал, что Ривз предан королевской власти до кончиков ногтей. Что в результате и получилось. Ривз нашел Душителя, но озвучить результаты расследования не смог. Предпочел замести следы, скрывая правду.

— Потому и спился, — сказала Вик, разочаровываясь в Тони. Мужчины предпочли промолчать. Вик решилась: — Так, пойду я проведаю леру Бланш.

Брок ей напомнил:

— Рауль Аранда…

Вик улыбнулась:

— Я всего лишь предложу свою помощь с корсетом и одеждой. Спать в корсете — ужаснее ничего не придумаешь. Полагаю, против этого Рауль Аранда протестовать не будет.

— Я с тобой, — решительно сказал Брок, под задумчивое «хм!» Одли и «кхх!» от Грега. Он неубедительно ответил им: — когда-нибудь мне все равно надо будет спуститься туда и столкнуться со своими страхами. Так почему не сегодня?

— Потому что, — первой нашлась с ответом Вик, — лера Бланш не будет раздеваться при тебе. И тем более откровенничать. Так что… Я спущусь туда сама. Только дорогу подскажите.

Брок принялся пояснять:

— Налево по лестнице…

Грег и Одли снова хмыкнули. В унисон. Ответил, опережая Грега, Одли:

— Рыжий… Нер комиссар у нас молоток. Лучший комиссар за все время, что я помню. Он выделил Особому управлению жалкие ошметки нашего отдела: почти весь подвал с камерами и кусок первого этажа. Ты сам-то не задавался вопросом: как тебе удалось вернуться в свой же кабинет? Это все Эван — он…

— …уперся рогом, — пробурчал Грег, — и выделил нам с лерского плеча всего одно крыло, все остальное объявляя собственностью полиции. Так что по лестнице попасть не удастся — там сейчас стена, которая отгораживает полицию от Особого управления. Такая же стена и в подвале — отделяет ваши камеры от наших.

Вик выскользнула из залы под подсказку Одли:

— По центральной лестнице в подвал. Там тебя проводит охрана…

* * *

Лера Бланш сидела на койке, укутавшись в плед и, кажется, дремала. Во всяком случае скрип открываемой решетки заставил её вздрогнуть и распрямить плечи:

— Констебль? Чем обязана? Вы решили все же выпустить моего мужа?

Вик зашла в тускло освещенную камеру, невольно вспоминая события прошлого года, когда Одли запер её в соседней камере. Тут так же воняло известью, влажным бельем и чем-то кислым, что давали на ужин задержанным. За спиной раздался лязг закрываемого замка. Даже зная, что она не задержанная, Вик стало не по себе — по коже все равно пронеслись мурашки испуга, а каково тут быть Бланш…

— Я хотела вам помочь…

Бланш поняла её, тут же возражая:

— В горничной не нуждаюсь. Тут… Спать противно. Надеюсь, в тюрьме не так. Или меня сразу повесят?

Вик поморщилась от слов леры Бланш:

— Вас не повесят.

— Почему? — не поняла женщина. Она смотрела на Вик снизу вверх и явно не понимала, где же ошиблась.

— Потому что вы не убивали фей с Оленьего острова. — По поводу неры Моро Вик еще не пришла к окончательному выводу, но даже если её убила Бланш — она тогда была безумна. За это её точно не повесят. Посадят или назначат лечение, впрочем, она его и так уже прошла.

Бланш закрыла глаза:

— Вы же умная женщина. Вы фея. Вы все должны сами понять! Я и так умираю. Мне остались жалкие луны, может, год. И я умру. Так какая разница, когда умирать? Сейчас или окончательно потеряв свою личность через луну-две-три… Какая разница?! Для меня… А для женщин всего света — это шанс на жизнь. Рауль спешил, он ошибался, он не думал, он хотел спасти меня. Он загнал себя. Он совершил ошибку. Надо дать ему шанс все исправить. Если меня не будет — у него будет много времени. Он сможет закончить лекарство, он найдет формулу, которая безопасна. Он мне обещал — он не бросит свои исследования. Может, чуть погорюет, и продолжит поиски — он мне обещал. Надо просто дать ему шанс. Надо дать ему время. Надо простить — гении тоже совершают ошибки, а я все равно умираю. Все равно ответственность лежит на мне — это я просила его найти лекарство. Я его торопила. Помогите мне, умоляю! Вы сами фея. Вы сами хотите жить.

— Бланш… Я постараюсь вам помочь. — честно сказала Вик. Откровения Бланш ей были отчаянно нужны.

Женщина открыла глаза и подалась вперед:

— Не мне помочь. Раулю помочь. Ему нужно время на доработку лекарства.

— Могу я присесть?

— Конечно.

Вик опустилась на жесткую койку:

— Бланш… Ответьте честно на мои вопросы. При мне нет фиксатора. Помогите мне разобраться.

Та устало посмотрела на Вик и все же согласилась:

— Спрашивайте.

— Костяные фигурки. Они управляют поведением женщин?

— Да. — кивнула Бланш. — Одна из таких сейчас вшита в меня.

Вик тут же утешила её:

— Ваша нерабочая. Смит изолирован от эфира, а других альбиносов у чернокнижника нет. — Она вздрогнула, понимая, что имел в виду Брендон под неприятностями! Только этого не хватало… Вик еле подавила желание бежать и предупреждать Брока.

Бланш еле смогла сказать — слова шелестели в воздухе, как крылья умирающей бабочки: чуть-чуть слышно на фоне обычных звуков в подвале — храп, чьи-то крики, стук шагов:

— Хорошо, если так. Я устала бояться, что меня сделают куклой. Это страшно — быть куклой. Рауль не скрывал от меня свои эксперименты. Я знала имена и адреса его пациенток. Я навещала некоторых… Тех, кто оказался на Оленьем и еще других… Я предупреждала о фигурках. Некоторые позволяли их инактивировать, потому что быть куклой — гадко.

— Ян Ми вы тоже инактивировали фигурку?

Бланш кинула на Вик тревожный взгляд, но все же ответила:

— Да. Не в последний приход. Незадолго до её смерти, точнее убийства. Рауль, к сожалению, убивал своими непроверенными лекарствами… Он не сильно ограничивал мою свободу. Он позволял мне гулять по городу вместе с зомби. К счастью, зомби легко управлять — они туповаты и забывают адреса и наносимые визиты.

Вик напомнила:

— Ян Ми вы навещали вместе с Раулем.

Бланш пошевелилась, вспоминая:

— Он нагнал меня уже у дома Ми. Пришлось идти с ним. Ми уже была мертва… Я тогда так устала от смертей, так устала от боли, от крови, от лжи… А его волновали только проклятые костяные фигурки! Ми лежала мертвая в крови, а он спешно раздевал её и проверял фигурку! Его волновало только это, а не то, что умерла моя подруга… Это ужасно — когда мужа волнуют только собственные эксперименты, а не жена и её переживания. Тогда во мне что-то перегорело. Я поняла, что за Ми он должен ответить, а полиция даже дело не возбудила.

— Это вы наняли кого-то делать надписи на стенах? — поняла Вик.

— Я хотела, чтобы полиция наконец-то зашевелилась. Я хотела, чтобы Рауля остановили — я тогда была не в себе и не понимала, чем это грозит. Я не понимала, что Рауля казнят за такое, и он не доделает лекарство. Я поняла это только сегодня, когда окончательно свихнулась. Когда оказалась одна в Аквилите.

— В Аквилите всего лишь светомаскировочный режим. Война идет.

Бланш вздрогнула, удивляясь:

— Война? С кем… Зачем… Впрочем, неважно. Я о ней не знала.

— Бланш… Вы не окончательно свихнулись сегодня. Вы сегодня выздоровели.

Она горько рассмеялась:

— Тогда мне это расплата за то, что торопила Рауля. Он должен жить, чтобы спасти всех. Понимаете? Он должен жить… Если он не будет жить — умрет слишком много женщин. Я расплачу́сь с богами за смерти тех женщин своей жизнью. Я расплачу́сь вместо него. Просто помогите мне, Виктория. Вы сами фея. Вы должны все понимать.

Вик встала:

— Я постараюсь. — Ей надо было спешить.

Она вышла в коридор — в соседнюю камеру как раз заводили двух понурых, избитых карфиан. Констебль, закрывая за Вик дверь в камеру, пояснил:

— Пьяная драка на улице. Жарковато начали отмечать конец войны.

Вик кивнула — она боялась, что причина совсем не в этом:

— Проводите меня, пожалуйста, в камеру нера Аранда.

— Конечно. — Констебль повел её чуть дальше по коридору: — Вам открыть или…?

— Нет, — Вик замерла перед решеткой, всматриваясь в Аранду и надеясь, что она сможет получить ответы или хотя бы увидит его реакцию. — Мне надо задать всего пару вопросов. Это я могу сделать и через решетку.

Лежащий на узкой, незаправленной койке мужчина, смотря в грязный, давно небеленый потолок, напомнил:

— Я не буду отвечать без адвоката.

Вик разрешила Аранде:

— Можете не отвечать. Мне все равно от вас не это нужно. — солгала она. — Я даже знаю, что вы завтра скажете на допросе. Вы вспомните Фишера и расскажете об альбиносах.

— Я не буду отвечать без адвоката.

— Костяные фигурки — гри-гри, да?

Аранда упрямо сказал в потолок:

— Я не буду отвечать вам без адвоката. Завтра он придет и заберет Золу — её перевезут в психиатрическую клинику в Арисе, а вам не поздоровится.

— Вы не знали, что это не гри-гри. Что фигурки — часть вольта. Вы думали, Бланш убивает, инактивируя гри-гри. Вы думали, что Бланш убийца.

Он резко сел на койке:

— Зола не убийца.

— Именно это я и сказала. Фигурки не гри-гри. Единственный гри-гри изготовил Дакарей, и вы его видели у его невесты, — Вик еще не выжила из ума, чтобы называть её имя — захочет, сам вспомнит. — А вас потом обманули. Фигурки — часть вольта.

Аранда прищурился, но промолчал. Вик решилась — она задала самый важный для себя вопрос:

— Кто Мудрый в вашем доме?

Аранда замер, а потом все же ответил:

— Мудрые не покидают Карфу. Без них род потеряет защиту.

Вик грустно улыбнулась и констатировала:

— Вы слишком белый для своей семьи. Вы слишком белый, чтобы вас посвящали в тайны рода. Даже Абени, при всей её незаконнорожденности, ближе роду, чем вы. Полагаю, примитивописи и прочему, что входит в колдовство Карфы, вас обучал Дакарей?

— Откуда вы это знаете?

— Точно. Расизм не бывает только белым. Вы оказались слишком белым для своей семьи. Простите, мне нужно спешить — надо выяснить, кто же бокор в вашем доме. — она спешно понеслась по коридору, а вслед её неслось:

— Мудрые не покидают Карфу! Вы ошибаетесь!

Глава 69 Неожиданные дары ночи

Грег положил трубку на телефонный рычаг. Уперся в него взглядом, словно искал себе оправдание и не находил. Как ни поступи, все едино — неправильно. Только и предавать доверие не хотелось. Может, именно сейчас она отчаянно нуждается в помощи, а он медлит…

Видимо, он выдал себя чем-то. Например, молчанием. Или сжатыми кулаками. Пришлось давить вспышку острого недовольства самим собой и разжимать пальцы. Одли сочувственно спросил:

— Что-то серьезное?

Брок сидел на подоконнике у открытого окна и тихонько пил колу прямо из бутылки — Себ принес. Сам Кейдж сидел за своим столом и что-то излишне бодро печатал на машинке. Та то и дело звенела.

Грег отрицательно качнул головой, потом посмотрел на часы — время подбиралось к десяти. Надо было на что-то решаться.

— Мне надо…

Одли встал и, обойдя стол, сочувственно хлопнул его по плечу:

— Иди домой.

— Я вернусь. — твердо сказал Грег. Он только убедится, что все в порядке и сразу же вернется.

— Да необязательно, — отмахнулся Одли.

— Хрень… Я нужен тут!

— Не нужен, — поправил его Одли, настоятельно разворачивая к двери: — давай! Только воду не забудь проверить в паромобиле, чтобы тебя не взорвали. Осторожненько, лады?

Грег посмотрел на Одли, на махнувшего рукой Брока и снова выругался:

— Да вашу ж мать… Я постараюсь быстро — туда и обратно.

— Иди уже, — зевнул Брок. — Я сам сейчас дождусь Вики и поеду с ней домой. Хватит тут торчать. Завтра начало седьмицы, вот завтра со свежей головой и приезжай — буду тебя гонять.

— Точно, — вспомнил свое обещание Грег. — Вот же…

— Иди, мне не настолько плохо. Прорвемся!

Одли фыркнул, нажатием ладони в районе лопаток Грега заставляя его двигаться:

— Рыжие — бесстыжие, а еще — любимчики богов. Иди!

Грег напоследок попросил:

— Если что — телефонируйте. Я тут же приеду.

Он закрыл дверь и чуть-чуть постоял под ней. Было слышно недовольное ворчание Одли: «Узнать?», и ответ Брока: «Да что у него могло случиться… Если несется домой — там Клер…». Проклятье, этому рыжему даже прослушка телефонной линии не нужна! Или все же нужна — Грег глупо поправил Брока:

— Э-ли-за-бет.

Она Элизабет, а не Клер, только Брок еще не знает об этом. На лице невольно заиграла улыбка — Лиззи, Элизабет, лера де Бернье только его. Его маленькая удача. Его незаслуженное счастье. Он пошел быстрее — у Лиз случилось что-то серьезное!

Он промчался по гулкому, пустому коридору, полному теней — электрические лампы под потолком мигали, словно на улице ветер, играющий проводами. Из-за то и дело выключающегося света темнота казалась живой и шевелящейся. Разок она даже Грега за руку схватила и тут же отпустила, хотя всего-то погасла лампа, под которой Грег в тот момент проходил. Сердце, разбалованное без нагрузок, громко ухало в груди. Под кожаными подошвами ботинок что-то противно скрипело. Наверное, уборщик сюда ещё не добрался. Свет в очередной раз погас, вырисовывая черную фигуру в конце коридора, Грег замер на миг, но, когда лампа снова включилась, никого не было. Просто тени, просто воспаленное воображение, просто ночь — ночью всегда темно.

В холле первого этажа и того было хуже — дежурный констебль погасил свет, оставив только настольную лампу на стойке, и нагло спал, сидя на стуле. По пустому черному из-за тьмы холлу гулко разносился его басовитый, громкий храп. Грег качнул головой — ну и порядочки тут! Брок совсем своих людей разбаловал.

Грег вышел на улицу, тут же ежась от налетевшего холодного ветра. Он стонал в узком проулке, куда выходило крыльцо Центрального участка, как голодный баньши, оплакивающий чью-то смерть. Грег стиснул зубы — нервы ни к демону! Надо будет показаться инквизитору, тому же отцу Маркусу, чтобы проверил — постдемонический синдром, впрочем, как и постангельский, не фунт изюма. Грег зажег светляк вместо ручного фонаря и рванул на паровик — времени досконально проверять паромобиль не было. До парка доедет на паровике, а потом мимо инквизиции отступников до «Королевского рыцаря» — там всего-то четверть часа ходьбы.

Ночной пустой парк, освещенный полной луной, был тих и умиротворен. Он унял тревогу в сердце Грега. Тени были просто тенями, и ветер просто пел, запутавшись в ветвях сонных деревьев, и подошвы просто шоркали по брусчатке. Набухали почки на деревьях, капала с ветвей вода, обещая близкую весну, одуряюще пахло нарциссами — они во всю цвели возле паровых труб, сейчас чуть теплых, потому что скидывать излишки давления было не нужно. Грег оглянулся на всякий случай, но в парке он был в одиночестве. Он шагнул с тротуара на газон, присел возле куртины нарциссов, выбирая еще не распустившийся бутон, хоть и понимал — нарциссы не те цветы, что дарят прекрасным лерам. Чуть ближе к трубе нашелся одинокий, медвяный подснежник, и Грег сорвал его, пряча в ладони. Теперь надо вновь поспешить. Огни крыльца «Королевского рыцаря» как маяк звали его.

Лобби уже опустело. Раньше в это время тут бурлила жизнь, но комендантский час все изменил. Только куняла носом совсем молоденькая девушка-продавщица за своим прилавком со сладостями и… цветами. Грег почувствовал себя идиотом, только менять свой подснежник на пышный букет роз не стал.

Грег сунул в руку портье, который его предупредил по телефону, золотой и поблагодарил его:

— Спасибо, я ваш должник, — не дождавшись ответа, он помчался по лестнице — лифт бы полз дольше. Вверх, быстрее, быстрее, чувствуя себя влюбленным юнцом, которому нет и восемнадцати, а загадочная лера прислала записку, обещая… Что-то в общем обещая — отец был истово верующим, и современных правил воспитания мальчиков не придерживался, так что Грег тогда несся на свидание обуреваемый смутными надеждами, отдающими теплом в животе. Ха! Его романтический порыв тогда разбился о реальность жизни, хорошо еще, что Андре была умница, каких мало — она тогда, руша все его надежды, напросилась вместе с ним. Если бы не Андре, жил бы сейчас с нелюбимой женой, которую бы люто ненавидел за подставу со свиданием. Именно Андре его избавила от необходимости жениться, дав показания родителям обоих семейств. Любви отца ей это не прибавило, зато Грег, и до того хорошо относившийся к неожиданной сестре, готов был за неё идти в огонь и воду. А романтические порывы выжигал из себя каленым железом, вспоминая родословные и возможные выгоды лер, штурмующих его. Забавно, с Элизабет все было иначе — он даже не помнил, носительницей каких эфирных генов она является. Нет, когда занимался делом Мюрая, сунул нос в её родословную, но сейчас он даже не помнил, какие возможности могут проснуться в их детях. Да даже если будут пустышки, даже если будут бездарны — какая разница?!

Он открыл дверь номера и осторожно вошел, прислушиваясь. В гостиной горела одинокая лампа на столе. Дверь спальни была плотно закрыта. У дверей стоял чемодан, в кресле ютились несколько портпледов — не так и много нарядов у Элизабет оказалось.

Грег стащил с себя шинель, сбросил ботинки, шляпа отправилась на вешалку. Портупея, кинжал, скрытый под рукавом — все полетело на стол. Тихо, старательно бесшумно, напоминая себе, что пора заняться собой, тем же бегом, чтобы не топать, как слон, он подошел к двери спальни, осторожно приоткрывая её. Свет лампы полоской пробрался в темную комнату. Грег боялся, что Лиззи плачет, но она… спала. Легла на половине кровати, оставляя ему место, словно он мог себе позволить прилечь с ней рядом. Светлые волосы разметались по подушке, одеяло сползло, обнажая плечо с тонкой бретелькой ночной рубашки. Казалось, что теплая, бархатная кожа светится во тьме. Губы чуть подрагивали, словно она что-то шептала во сне. Она была такая хрупкая и беззащитная, что её хотелось обнять и закрыть собой от всего мира. Проклятье, да что с ним такое! Элизабет пришла искать у него утешения или поддержки, а он уставился на неё, как идиот, капающий слюной. Он положил на подушку у её головы подснежник и запретил себе даже пытаться прикоснуться к её волосам, хоть длинную прядь, упавшую на лицо, и хотелось убрать.

Он снял с себя мундир, бросил его на спинку высокого каминного кресла, стащил с плеч подтяжки, чтобы не давили, и сел в кресло. Спать в нем было не особо удобно, но не на кровать же опускаться. Может, вообще вернуться в гостиную и там попытаться устроиться на двух креслах?

Наверное, он все же сильно расшумелся — Элизабет пошевелилась, поворачиваясь к нему. Из-под одеяла показалось не только плечо, но и грудь, прикрытая изящным кружевом. Хорошо, что в спальне было темно, и рассмотреть что-либо не удавалось. Зато воображение разбушевалось не на шутку, словно он опять безусый юнец.

— Грег?

— Я, солнышко. — голос предательски сел. — Прости, не хотел будить.

— Ложись на кровать — в кресле спать неудобно. И да, я помню, что не обломится. — она натянула одеяло на себя и призналась, заставляя Грега вставать с кресла: — Мне так плохо…

Он опустился рядом с ней, осторожно гладя её руку поверх одеяла:

— Кто тебя обидел? Нера Аргайл? Я с ней поговорю…

Элизабет придвинулась к нему, прижимаясь и шепча куда-то в грудь:

— Это ничего не изменит. В любом случае, моя вина — это я остановилась у неё под другим именем. Понятно, что она меня выставила, как только узнала об обмане. — Её дыхание щекотало, будя ненужные желания, даже плотная ткань сорочки не спасала.

— А твоя компаньонка? — вспомнил Грег, заставляя свои мозги работать, а не отключаться в порыве ненужной Лиз страсти. Ей утешение требуется, а не проблемы в виде его желания.

— Я её вчера рассчитала — я же думала, что уеду… Прости, что пришла к тебе — было темно, я боялась, что не найду жилья.

— Маленькая моя… — он медленно погладил её по голове.

Она потерлась носом о его сорочку:

— Соблазнись, пожалуйста. Мне так плохо.

Гмм… Это было не то, что он хотел услышать сейчас. Ему собственных демонов хватало, убеждающих, что лера отдает себе отчет в том, что делает.

— Нет, Лиззи.

— Хорошо, — слишком спокойно сказала она, приподнимаясь на локте. — Тогда я сама тебя соблазню…

Она наклонилась за поцелуем, и Грег не смог не ответить.

* * *

Брендон положил телефонную трубку на рычаг и направился обратно в палату. Виктория — умная нера, она поймет его опасения. Сказать открыто он боялся — тут его могли подслушать не только телефонные нериссы. Санитары провезли мимо каталку, на которой лежал молодой карфианин. Говорят, в порту был пожар на каком-то из складов. Все может быть, но уж больно вовремя — как раз, когда Марк пришел в себя и стало ясно: он выжил.

У палаты замерла с подносом в руках молоденькая медсестра, пытаясь одной рукой открыть дверь. У неё не получалось, поднос угрожающе кренился, и Брендон ускорился, приглашающе распахивая перед ней дверь палату:

— Прошу!

Медсестра в далеко не белоснежной после тяжелого дня форме улыбнулась ему:

— Благодарю! — у неё были очаровательные губки, белоснежные зубы и вздернутый вверх носик: только соблазняйся, не робей! Брендон откровенно робел.

— Не за что! — отозвался он, подхватывая поднос с тарелкой овсяной каши и пустым чаем. — Я сам его покормлю, не беспокойтесь.

Его нервировали молодые девушки, игнорирующие его татуировки на лице. Чаще всего от него старались держаться подальше, а не призывно улыбаться и даже заигрывать. Это настораживало, как и смуглый, ближе к ирлеанскому цвет кожи. Это все неспроста! Он поставил поднос на тумбу у кровати — алые глаза из-под опущенных белоснежных ресниц внимательно отслеживали каждое его движение. Марк лежал смирно на спине — левый бок и левая рука были плотно забинтованы, как у мумии. Хирурги, вчера полдня штопавшие его, сказали, что закрыли все раны, оставалось ждать, когда все зарастет и восстановится. Марк почти не изменился — в стазисе нет затрат на дыхание и движение, так что он даже не похудел. Только чуть зарос белой щетиной, да волосы висели грязными сосульками — до душа ему еще не скоро добраться.

— Отцу Маркусу надо перекрыть капельницу, когда «Вита» закончится, — напомнила девушка. — Я…

Брендон заставил себя улыбнуться, алые искры эфира пронеслись по рунам на лице в качестве предупреждения:

— Я справлюсь. Я сам отключу капельницу и отнесу поднос с посудой обратно. Отдыхайте!

Девушка впервые погасила улыбку — не в ответ на пугающие руны, улыбка погасла на предложении «отдыхать»:

— Ах, если бы… Вы не представляете, сколько сегодня пострадавших доставили. Спасибо за помощь!

Брендон промолчал ей в спину, что количество пострадавших он прекрасно представляет — у него столько серебряных пуль с собой нет. Он плотно закрыл за медсестрой дверь и для надежности подпер стулом. Воспользоваться эфиром не решился — это могут счесть за предупреждение. Он вернулся к Марку, садясь на край кровати. Тот нагло закрыл глаза — сверхчеловек оказался запертым в ловушке собственного тела, и это ему откровенно не нравилось.

Брендон убрал зажим с капельницы, ускоряя ток лекарства.

— Потерпи, Марк, — предупредил он. — Будет чуть-чуть неприятно, зато быстро.

Белоснежные ресницы дрогнули, но только-то.

Брендон как ни в чем не бывало спросил:

— Есть будешь? Могу покормить. Каша не фонтан, зато горячая и сытная. Тебе необходимы силы.

Марк снова проигнорировал его — тяжко, наверное, быть обычным. Брендон поправил одеяло, спуская его ниже:

— Поговори со мной, Марк.

Это сработало — Марк резко открыл глаза, алые глаза зло сверкнули. Он приподнял правую руку вверх, показывая болтавшийся на запястье магблокиратор.

— Нет, — твердо сказал Брендон. — Я не сниму с тебя блокиратор, пока ты не поклянешься мне, что не будешь больше обращаться со мной, как с имуществом. Я не храмовое имущество. Я человек. Обещай не копаться в моих мозгах — я сниму с тебя блокиратор.

Марк гневно прищурился и снова затряс рукой.

Брендон поймал его за руку и аккуратно положил на одеяло:

— Поговори со мной. Язык тебе же для чего-то даден.

Рука снова взлетела вверх, почти к самому лицу Брендона.

— Нет, — снова повторил он. — Я не сниму его, пока ты не пообещаешь нормальные, партнерские отношения. Можно даже дружеские. Только учти: ты без спроса поковыряешься в моих мозгах — я без спроса поковыряюсь в твоем теле. Я же колдун! Понял?

Марк плотно сжал челюсти и закрыл глаза.

— Мааааарк… Не хочешь говорить — не говори, но поесть надо. У нас будет долгая и сложная ночь, уж поверь.

Тот молчал. Даже глаза не открыл. Брендон вздохнул, повозил ложкой в остывающей каше, даже чуть лизнул на пробу кашу:

— Вкусно. Марк… Поешь… Иначе я тебя голодным украду из госпиталя.

Алые глаза гневно посмотрели на Брендона.

— Поговори со мной! — вновь принялся настаивать тот. — Тебя славно подлатали. Нера Виктория — чудо, а карфианская магия Дакарея — вдвойне чудо. Поговори со мной.

Губы Марка дрогнули, скривились, а потом из него вырвался сип:

— Ссс… — Марк поперхнулся, замер, и Брендон сам подсказал:

— Сволочь — я понял.

— Ты… — Марк высунул язык и скосил глаза вниз — рассмотреть ничего не удавалось.

Брендон вздохнул:

— Небеса… Я же сказал: у тебя есть теперь язык! Виктория — чудо. Что неясного в моих словах, Марк? Поговори со мной. А еще лучше — поешь кашу.

— Ссссними бло…ки…ра…тор. — Марк замер от удивления, что снова способен членораздельно разговаривать.

— А! — криво улыбнулся Брендон. — Прости, ошибся. Но блокиратор все равно не сниму — ты слишком слаб, а я дорожу не только твоей жизнью, я еще и своей свободой дорожу. Обещай не залезать ко мне в голову, и я сниму магблокиратор, а пока веди себя хорошо и слушайся меня. Сегодня слушайся меня, хорошо?

Он заметил, что бутылка с лекарством опустела, и выдернул иглу из вены Марка.

— Давай-ка ты не будешь вредничать, и поешь.

— Зачем уезжать из госпиталя? — почти внятно спросил Марк.

Брендон набрал ложку каши и с наглой улыбкой предложил:

— Съешь — отвечу.

Марк закрыл глаза, явно пытаясь усмирить свой новоприобретенный язык.

— Съешь, — настаивал Брендон. — Так надо.

— Хххххорошо…

Ложка тут же влетела Марку в рот. Брендон фыркнул:

— Знаешь, я тебя прекрасно понимаю — помню, как сам бесился, когда ты меня выхаживал после пожара… Тяжело принимать чужую помощь, когда еще недавно был всемогущим… Но надо смиряться — я не издеваюсь, я тебя спасаю. Ты пришел в себя, медсестры сегодня весь день обсуждают твое чудо-исцеление, и госпиталь стал подозрительно окарфианиваться.

— Зомби? — тут же сообразил Марк.

— Боюсь, что так. Я могу, конечно, тут принять бой, не тревожа тебя и твои раны, но за сохранность госпиталя и его обитателей я не отвечаю. Проще поесть, одеться и тихонько сделать ноги — лучше принять бой где-нибудь в другом месте, где меньше желающих попасться под перекрестный огонь двух колдунов. Пожалуйста, обдумай мои слова…

Марк дернулся в попытке сесть, у него даже вышло, даже без ругательств — храмовая выучка не упоминать имена богов всуе!

— Я сам поем… — сказал он, кривясь от боли. Брендон послушно поставил тарелку ему на колени, вручая ложку в свободную правую руку. — Мне нужна одежда…

Брендон встал, направляясь к своему мешку, в котором притащил одежду Марка из инквизиции: белье, штаны, теплый свитер. Пальто в мешок не влезло, но в паромобиле будет тепло. Он положил одежду на край кровати, потом поставил на пол ботинки.

— Магблокиратор, — мрачно напомнил Марк, давясь кашей.

— Клятва, — выпрямляясь, возразил Брендон.

— Я из лучших побуждений…

— Я тоже, — Брендон сложил руки на груди. — Клятва. Партнеры, а не собственность. Уважение, а не подчинение. И хватит за мной бегать — я не мальчишка. Аквилита устояла без твоего присмотра за мной.

— Нера Виктория — чудо, — с усмешкой напомнил Марк.

— Язва, — пробурчал Брендон. Он забрал пустую тарелку, поставил её на тумбу и принялся помогать Марку одеваться.

Тот, запутавшись в плотной фланелевой рубашке, скомканно сказал:

— Обещаю.

Брендон одернул вниз рубашку:

— Завтра магблокиратор сниму. Сегодня ты еще очень слаб, а в бой дернешься.

— Ты! Обещал! — возмутился Марк.

— Сегодня я просил слушаться меня. Могу снять блокиратор в обмен на глоток моей крови — тогда у тебя будут мои заемные силы, и я не буду бояться, что ты умрешь в разгар боя. Как тебе предложение?

Марк прищурился и скрылся в свитере, натягивая его на себя. Брендон констатировал:

— Да, обычным человеком быть неприятно после того, как был сверхчеловеком. Привыкай — я не Гилл. Я не буду восхищаться тобой и позволять тебе быть сверхчеловеком. Ты обычный. Ты не имеешь права управлять никем ни ради чего. Просто твой дар — большая ответственность, которую ты не выдержал под гнетом восхищения Гилла. — Он вздохнул и признался: — Аквилита зла к Эвирокам. Гилла вчера убили. Его убийцу задержали. Прими мои искренние сожаления — он был хорошим человеком. Легкого ему пути к богам.

Он сел на корточки и принялся помогать одевать штаны — раны на боку Марка сильно ограничивали его движения. Да и… Марк, каким бы сверхчеловеком себя ни считал, плакал совсем как человек. Слезы у всех одинаковы.

Из госпиталя они вышли под прикрытием невидимости. Марк тяжело опирался на плечо Брендона, но от каталки наотрез отказался. Еле дошел до паромобиля, но дошел. Почти рухнул на пассажирское сиденье, мокрый от пота, как мышь, но улыбался зло — совсем как Брендон. Тот сделал себе зарубку в памяти — научиться улыбаться не так вызывающе. Теперь, когда у него появилась надежда на свободу, можно позволить и себе снова стать человеком.

Мимо их паромобиля в сторону входа в госпиталь промчался Байо. Брендон нахмурился — только этого не хватало! Виктория не так чтобы и доверяет ему, оказывается. Ладно, Байо хаотик — напугается и… Всех зомби ждет неприятный сюрприз.

Марк посмотрел на Брендона:

— Куда дальше?

— Где хочешь умереть? — задумчиво спросил тот.

— Мне казалось, что этого не было в твоих планах.

Брендон повернулся к Марку:

— Не было. Давай-ка поездим по городу, скинем возможный хвост — я не знаю возможностей бокора…

— Он Мудрый, — вспомнил Марк разговор в доме на Малом брате.

— Вот счастья-то… — скривился Брендон. — Ладно. Тогда другой план — поехали в полицейский участок — надо открыто сказать нере Виктории о таком сюрпризе. Кстати, пока не забыл — ты ошибся в направлении летящих дирижаблей. Они плыли на север, в Олфинбург, а не наоборот. Не в Вернию. Вот так-то. А! Война закончена. И у нас новый король.

Он принялся колесить по темным ночным улочкам города, все же на всякий случай путая след — для Мудрого это так, детская задачка, но жизнь Марка надо сохранить во что бы то ни стало — ему и так досталось в Карфе от рук бокоров. Он заслужил нормальную жизнь. Он теперь и жениться может, чем ангелы не шутят! Хотя страшно представить неру рядом с Марком — сначала его надо избавить от комплекса сверхчеловека. Да-да-да, Брендон понимал, что сам им откровенно страдает. Никто не совершенен.

Увидев то, чем стало полицейское управление, Марк сам подал правую руку Брендону:

— Сними магблокиратор и давай свою кровь. Ты тут один не справишься.

Тот согласно кивнул — сплошная жадная тень, чуть шевелившаяся под светом еще полной луны, пугала до колик в животе. Такого не должно быть. Не в этом мире.

Глава 70 Бурная ночь

Часы в гостиной пробили половину двенадцатого. Время подбиралось к полуночи, а Грег все еще не спал — не мог заснуть. И дело было не в прижимавшейся к нему спящей, горячей, все еще обнаженной Лиз. В конце концов он тоже был обнажен — привык за годы службы спать именно так: в южных колониях, где он послужил не один год, приучили, чтобы не возникали кожные болезни, распространенные в жарком, влажном климате. Даже поговорка возникла из-за этого: спать, как солдат — голым и безмятежным.

Лиз совсем не мешала, присвоив его локоть себе в качестве подушки. И её немного громкое дыхание не отвлекало, и даже её щекотавшие Грега волосы не мешали. Наоборот, его успокаивали легкие прикосновения к ней — простые поглаживания по спине, по хрупким позвонкам, по тонкой шее. Она спала, она не боялась его, и это заставляло верить, что он может перешагнуть через подвал, через одержимость лоа, через страх снова сорваться. Он справится со своими вспышками гнева. Он перерастет их, как детские болезни. Доверие Лиз заставляло поверить в себя. Просто было много дум. Начиналась новая седьмица, и решить вопросы со свадьбой на ней не удастся. А проблем с браком было много.

Он реформист. Она дореформистка — в Вернии после отделения от Тальмы вернули старую веру. Даже если он решит поменять веру, они с Лиз не являются прихожанами ни одного местного прихода — на свадьбу в храме не стоит и рассчитывать. Даже если она решит поменять вероисповедание ради него — он вот-вот потеряет лерство и возможность получить лицензию с открытой датой на свадьбу, чтобы ни быть привязанным к приходам.

Он тальмиец, она вернийка. Даже если заключать брак в мэрии, посольства Вернии в Тальме нет. Ближайшее посольство в Ондуре, с которым вот-вот начнется война. И королю подавать прошение не вариант. Эдварду сейчас не до свадебных проблем, а к вернийскому Людовику Лиз не обратится ни за что. Мррррак, как говорит Брок.

Эфир в городе поменял свое привычное течение. Грег, остро чувствующий его, вздрогнул — огромный пласт эфира просто пропал, словно его и не было. Что-то случилось, причем где-то в центре города, где-то у мэрии, если быть точным. В Высшем Королевском Командном корпусе вбили почти в кости привычку до последнего ручья заучивать местность, на которой тебе придется служить. Грег с закрытыми глазами мог легко представить себе Аквилиту, кроме катакомб, конечно. Но и их выучит, если найдет надежные карты.

Он осторожно, чтобы не потревожить Лиз, выбрался из кровати и принялся спешно одеваться. Она все же проснулась — в спину, когда он выходил из спальни, раздался вопрос:

— Что-то случилось? Если боишься за репутацию — бежать надо мне, а не тебе.

Он обернулся в дверях:

— Что-то случилось в районе мэрии. Я должен проверить. Не пойму — часть города просто исчезла. Возможно, снова обрушение, хотя грохота не было. В городе происходит что-то странное, Лиз: зомби, черное колдовство, силовые шторма… Будь осторожна.

Когда он заряжал револьвер серебряными пулями, из спальни вышла Лиз, ища в чемодане мужскую одежду:

— Я с тобой. Если опять обрушение — я помогу с поисками в катакомбах. Если же зомби — я хорошо стреляю. Против колдовства я бессильна, так что не бойся — мешаться под ногами не буду.

Он прищурился, заставил себя все же разжать кулаки и начать думать:

— Одевайся тепло — в катакомбах холодно.

Он поднял трубку и попросил соединить с ночным портье — ему нужен был паромобиль.

* * *

Тихо капала вода.

Кто-то что-то стонал во сне.

Булькало чье-то хриплое дыхание.

Шорохи чужих шагов стихли.

Ночь вошла в свои права.

Тени сгустились — в камерах выключили свет.

Только пара одиноких голых ламп, висевших на проводах под потолком, освещали подвал.

Охранник за своим столом заснул, опустив голову на стол. Свет масляной лампы еле пробивался через голодные язычки теней — те все сильнее и сильнее стискивали стекло, пока то не треснуло, разбиваясь. Огонь брызнул в испуге на журнал на столе в попытке выжить, но тени нашли его и там — задушили, оставляя на память только едкий, неприятных запах бумаги и паленых волос полицейского констебля. Тот даже не проснулся, весь затянутый тенями. Они осмелели и тихо, на мягких лапах пошли дальше, через решетки проникая в камеры, ощупывая спящих людей и сковывая их. Стоны и храп стихли. Только еле слышное дыхание выдавало, что люди еще живы. Даже стук воды в раковине стих — тени поймали каплю, и она застыла в воздухе, медленно, как маятник, качаясь на длинной тени.

Холод проникал даже через два отсыревших, тяжелых пледа. Он леденил кровь, которая острыми иглами льда раздирала сердце при каждом его ударе. Казалось, еще чуть-чуть, и сердце просто взорвется, выскакивая из груди алыми осколками льда. Рук и ног Зола уже не чувствовала. Сознание раздваивалось — она была и тут, в подвале, полном теней, замерзшая и несчастная, и где-то помимо тела высоко под потолком, отрешенно ожидающая смерти.

Дышать было трудно. Воздух, пропитанный тенями, стал плотнее и неподатливее. За каждый вдох приходилось бороться. Воняло чем-то тухлым, сырым, мертвым. Мертвый воздух царапался в горле, пытаясь пробраться внутрь, дорваться до еще чуть теплой крови и поселиться в ней, завладевая телом. Зола закашлялась, сворачиваясь, как улитка, в диком приступе кашля. Он рвался из неё, горло болело все сильнее, раздираемое мертвыми лапками теней, желавшими тепла. Плечи сотрясались от кашля, закончившегося рвотой — что-то тягучее, соленоватое тянулось изо рта, падая на пол. Кажется, это была кровь.

Лампы в коридоре окончательно сдались, с тихим звоном разбиваясь, раздавленные тенями. Стало совсем темно, словно выкололи глаза, и тихо.

Только шум текущей крови в ушах. Только бьющееся где-то в горле сердце, раздираемое иглами льда. Только шорох с трудом втягиваемого воздуха в легкие. Он там царапался, снова провоцируя кашель.

Зола боялась, как никогда прежде — констебль сказала, что она здорова. У неё нет потенцитового безумия, и, значит, все происходящее реально, а не творится в её голове. Тени действительно живут, а воздух омертвел.

Липкий, холодный пот пропитал платье — его теперь останется только выкинуть.

По спине, где-то под кожей, ползли по позвоночнику коготочки страха, глубоко и болезненно впиваясь в лишенное защиты магией тело.

Где-то, заставляя вздрагивать всем телом, сотряслась решетка — громко, болью отзываясь в голове, но никто этого не слышал. Раздались шаги, и чей-то протяжный крик. А потом началась стрельба. Уши заложило. Пороховой дым разъедал и так больное горло. Глаза, слепо смотревшие в темноту и ничего не видящие, слезились.

Раздался дикий крик:

— Вини лоа Ти-жан!

Спокойный голос возразил крику:

— Он не придет — Хозяин Ворот уничтожен. Ворота закрыты навсегда. Лоа не придет.

— Небеса и пек… — мужской голос задохнулся, обрываясь на середине фразы.

Револьверы стихли.

Только шум крови в ушах и пугающий шорох шагов, заставляющий Золу сползать с койки и пытаться прятаться. Только её всегда находили. Её всегда находили — она не умела играть в прятки.

— Где Абени?

— В надежном месте ждет нас…

— Хорошо…

Кто-то обнял её, приподнимая с пола и ласково шепча в заложенное после выстрелов ухо:

— Все хорошо… Все хорошо… Все хорошо…

Она знала, что хорошо уже никогда не будет. Она, широко открыв глаза, смотрела в темноту и ничего не видела. Тепло чужого дыхания на щеке и надежные руки заставили её безнадежно прошептать — она знала, что ошибается, но надежда умирает последней:

— Солнце моё…

Рауль шепнул ей:

— Только верь в меня, как я верю в тебя, любовь моя.

И так отчаянно хотелось верить, забыть про ложь между ними, про боль, про смерти… Отчаянно хотелось верить. И не получалось, потому что Рауль бросил куда-то в сторону:

— Джеральд, прекрати! Ты её пугаешь.

— Да, мой маленький хозяин, как скажете…

И сразу стало легче дышать, даже горло перестало царапать, и тьма чуть-чуть отступила: ровно настолько, чтобы можно было увидеть родные карие глаза, любимые черты лица и ложь. Привычную ложь. Наивная констебль ошибалась — Рауль убивал тех женщин, Рауль знал, кто бокор в их семье.

Она подняла глаза на Джеральда, на всегда услужливого Джеральда, который безукоризненно подавал ей еду, приносил бумаги и письма и так же старательно укутывал в смирительную рубашку. Он Мудрый. Ну кто бы мог подумать.

Знакомый до последнего возрастного пятна на коже, сейчас больше похожей на пестрые перепелиные яйца. С широкой улыбкой и крепкими не по возрасту зубами. С седыми волосами и теплыми нотками в голосе, заставлявшими улыбаться, даже когда больно и страшно.

Рауль уговаривал:

— Пойдем, моя фея, пойдем… Будь храброй, моя фея, прошу… Пожалуйста, мне не справиться без тебя… — Он обнял её за плечи, помогая встать. Ноги подгибались, отказываясь двигаться. Джеральд пришел на помощь — он всегда приходил на помощь:

— Маленький хозяин, давайте я понесу нашу леру.

— Нет! Моя! — прикрикнул Рауль. Он закрыл глаза и заставил себя сказать тише: — прости, даже на меня действует твоя магия.

— Простите, маленький хозяин, вы же знаете, я служу только вам, я никогда вам не причиню вреда. Я делаю все, чтобы ваш род жил и процветал… Я делаю все, чтобы вы были счастливы и ни в чем не нуждались.

Да, первое время они с Раулем отчаянно нуждались, когда он еще проходил обучение в университете — отец отказался от сына за его женитьбу на Золе. Тогда только магические навыки Золы помогали держаться на плаву — она заряжала амулеты, помогала с зельями, ремонтировала мелкие механиты. Кажется, тогда работала не только она, но и Джеральд. Уже позже Рауль нашел способ помириться с отцом, правда, Зола не знала, какой. Наверное, и это сделал Джеральд…

Он пошел первым, разгоняя тени.

Рауль, поддерживая Золу за талию, направился вслед за ним, а магия молчала, не откликаясь на отчаянный золин призыв. Магия её предала, не впервые, но так неожиданно и так подло. Зола ничего не могла поделать — зря она спасала Рауля. Он не заслужил. Только феи продолжат умирать без его лекарства — это несправедливо. Это так несправедливо…

В коридоре на полу, мешая идти, валялись вырванные из стен решетки камер. Кругом лежали полуразложившиеся тела — все же пули констеблей размозжили головы зомби, лишая псевдожизни. Рауль помогал Золе перешагивать через обнаженные разложением тела — щерились зубами голые черепа, торчали ребра, вздымались дуги позвоночников, стыдливо прикрытые одеждами, под нелепыми углами лежали конечности. Ноги скользили в липкой жиже, дышать было нечем — она задыхалась, она не могла двигаться, она… Лучше бы она осталась в этом подвале, рядом с телами констеблей. Зола в одном из валяющихся на полу тел узнала женщину, которая напрасно поверила в её мужа. Она была заботливо прикрыта от смерти телом рыжеволосого мужчины. Только это её не спасло. Рукоятка пистолета была еле видна, придавленная мужчиной.

— Зола… Тебе плохо?

— Я не могу идти… — она почти не лгала. Ноги ослабели, и она осела на пол, рядом со светловолосым, стеклянно смотрящим в стену мужчиной. Тонкая нитка слюны текла из его открытого рта — его душу уже украли, но сделать послушной и вернуть в тело не успели. Или же никогда не вернут. Даже не понять сразу, что страшнее — стать зомби или пролежать остаток жизни в психлечебнице, лишенным души и разума.

Пол был такой приятно холодный. На нем было так удобно лежать и не двигаться. Надо только чуть осторожно протянуть руку…

— Зола! — Рауль присел рядом с ней, — потерпи моя фея, совсем немного осталось.

Джеральд стал разворачиваться, не давая Золе ни единого шанса успеть. Она из последних сил потянулась за револьвером, молясь богам, чтобы там были пули. Поверх её пальцев легла рука мужа. Он прошептал ей:

— Я сам…

Раздались выстрелы, один за другим. Алые цветы расплылись на груди Джеральда, который недоумевающе смотрел на Рауля, вздрагивая от каждого нового выстрела:

— Мой маленький хозяин, за что? Я же был верен вам… — струйка крови вырвалась изо рта, капая на белую сорочку. Джеральд рухнул навзничь, прямо на тело одного из самолично созданных зомби.

Зола прикусила язык, сотрясаемая крупной дрожью. Слезы потекли по щекам в полном безмолвии. Страшно, когда нет понятий добра и зла. Отвратительно, когда кто-то преданно служит роду ни считаясь ни с чем. Отчаянно больно от того, что Джеральд даже не понял, чем он заслужил хозяйскую немилость…

— Все хорошо, все будет хорошо, моя фея… — шептал ей Рауль, опуская револьвер на пол. В полумрак подвала ворвались два существа. Кто-то ослепительно белый, как снег, и кто-то темнее ночи. Перед глазами Золы все расплывалось из-за слез.

Рауль выпустил Золу из своих объятий, поднимая руки над головой, и мрачно сказал:

— Я сдаюсь. Арестуйте меня — я все же убийца, оказывается. Стоит раз солгать, и ложь становится правдой.

Зола вцепилась в мужа:

— Нет, нет, нет, только не сейчас…

Кто-то с алыми рунами, светящимися на щеках, опустился к ней, заглядывая в глаза:

— Давайте назовем это самообороной. И если тут еще остались зомби, прикажите им вынести выживших людей наверх…

Кто-то белый холодно процедил:

— Сам не пробовал помочь?

Алорунный, убеждая Золу в том, что она все же больна потенцитовым безумием, выдавил:

— Мне еще тебя наверх тащить, так что молчал бы! Мне и так хреново.

— Не надо было кровью тут все забрызгивать — глядишь, не ослабел бы так, чтобы проситься на ручки зомби.

— Я не про себя говорил…

— Молчи уже — сверхчеловек…

— От такого же слышу…

Зола обняла Рауля за плечи и прошептала ему в ухо:

— Я сошла с ума.

— Я тоже, любовь моя.

* * *

Где-то в госпитале святой Орелии раздался дикий крик — молодой парень отказывался себя признавать сумасшедшим и не понимал, откуда в соседней койке, где пару минут назад лежал карфианин, взялся полуразложившийся труп. Магия бокора Джеральда стала развеиваться с его смертью.

Байо, пытавшийся найти на парковке перед госпиталем следы сумасшедшего колдуна Кита, выкравшего из палаты святого отца, выругался и рванул обратно на крик — мало ли что там случилось?

* * *

Абени с трудом открыла глаза и не поняла, где же она оказалась? И, главное, почему?

Тьма.

Холод.

Невероятная тишина. Что-то твердое под затекшей рукой. И вонь, как в прозекторской.

Последнее, что она помнила — ласковые, отчаянно грустные глаза Джеральда, который сказал ей, только что вернувшейся домой после тяжелой седьмицы в госпитале:

— Маленькая хозяйка, зачем же ты сделала это с собой… Зачем ты стала феей? Не бойся, Джеральд не даст тебя в обиду. Джеральд защитит тебя…

Вот после этих слов наступила темнота. И это темнота окружала Абени до сих пор. Кажется, она где-то в катакомбах, и эфир, послушный ей последние дни, молчал, словно адер Дрейк, госпиталь и её первые неумелые попытки целебных плетений ей приснились.

* * *

Продрогший Дрейк устало продирался через катакомбы — он найдет Абени, чего бы это ему ни стоило. Он отвечает за неё. Он не может не справиться.

Рука на всякий случай скользнула в карман в поисках карамели — там лежала одна, последняя, заветная конфета. Он её оставил для Абени — она тоже любила карамель.

* * *

Вик пыталась вынырнуть из липкого, непрекращающегося кошмара и не могла. Она снова и снова активировала печать, которую ей нанес Брендон, и понимала — они с ним ошиблись. Лоа не прорвется через закрытые Ворота. Он не придет на помощь и не остановит услужливого, преданного роду бокора. Пули против бокора были бессильны — он легко уклонялся от них, привыкший, как и Грег, к танцу клетки. Эфирные нити заклятий гасли в его тенях. Его не остановил даже щит Фидеса — то, на что делал ставку Брок. Он, когда нити щита таяли в тенях, еще прошипел что-то о ненавистных неклассиках, чтобы это ни значило. Сама она надеялась на печать Брендона. Одли верил в серебро, но и оно подвело, уничтожив только зомби. А потом она допустила ошибку — всю ту же, как в паровике — она столкнулась глазами с бокором и тут же потеряла себя. Впрочем, Одли ошибся первым. Последним был Брок, пытавшийся защитить её собой от зомби во что бы то ни стало.

Её звали, её пытались вырвать из кошмара, но получалось слабо. Лишь знакомые, такие родные поцелуи дали сил прогнать непрекращающуюся тьму подвала и его страшный смрад. Вик подавила первый порыв ударить локтем, и просто выдохнула, открывая глаза и боясь поверить:

— Эван… — она провела рукой по его заросшей щетиной щеке и расплакалась: — ты жив… Небеса, ты жив…

Она, забыв о приличиях, принялась его целовать сама, куда смогла попасть: губы, нос, глаза, снова губы. Она убеждала себя, что он жив. Все равно, что теперь он не маг. К демонам, что она никогда не почувствует его эмоций в обряде общего эфира. Брок хороший маг, она привыкла уже к нему, она и дальше будет связана с ним, пока он согласен. Потом… Потом… Потом она, возможно, откажется от эфира, чтобы Эвану не было обидно. Главное, что он вернулся и вернулся живым. Домой, знаете ли, и мертвый может вернуться.

— Тихо, тихо, девочка моя, — прошептал, отстраняясь Эван. — Все хорошо. Ты жива. Все живы, — на всякий случай добавил он. — Бокор мертв — его больше нет.

Вик огляделась, только сейчас понимая, где же она находится. Она лежала в общей зале на диване, укрытая пледом и мундиром Эвана. Он сидел рядом на краю и целомудренно гладил её по голове. В зале было не так чтобы много народа, зато почти все свои. Двери то и дело открывались, и туда-сюда сновали озабоченные, мрачные Алистер, Себ, другие констебли. Они что-то приносили, уносили, отчитывались перед Грегом, сидевшим за рабочим столом Одли и то и дело куда-то телефонировавшим.

Брок нашелся на соседнем диване — он лежал, удерживаемый твердой рукой Клер де Лон. Она старательно что-то выпаивала ему, выговаривая почему-то про розги. Кажется, она даже плакала.

Полуобнаженный Одли, в одних брюках, сидел на стуле — Николас зашивал ему рану на спине. Одли, поймав взгляд Вик, подмигнул ей:

— Опять пожевали зомби, ну что ты будешь делать! Я отчаянно аппетитный!

Брок не удержался:

— Начинай уже кого-то другого привлекать! Например, нерисс…

Николас строгим медицинским голосом пояснил:

— Судя по размеру укусов, Одли пришелся по вкусу как раз женщине.

Одли хохотнул:

— Видишь, рыжий, не все потеряно!

В кресле в углу сидел мрачный Аранда, прижимая к груди спящую Бланш, уютно устроившуюся на его коленях. Он что-то напевал тягучее, сонное, непонятное — наверное, какая-то колыбельная на одном из языков Карфы. Вик улыбнулась — кажется, они все же поговорили. Кажется, они нашли общий язык. Осталось узнать истинного убийцу неры Моро и отпустить чету Аранда из полиции. Вик страшилась одного — Моро, действительно, могла интересоваться Раулем, как мужчиной. Достаточно было вспомнить, как восторженно смотрела Симон в библиотеке на Рауля. Не только она может интересоваться мужчинами, не замечая цвет кожи. Только бы Моро убила не лера Бланш. Только бы не она…

У противоположной стены, на которой все так и висел портрет короля без траурной ленты, на еще одном диване лежал Брендон — бледный, забрызганный кровью и кое-чем похуже. Он стонал каждый раз, когда Марк… Живой! Замотанный в бинты, как мумия, но живой, что-то выпаивал ему с ложечки:

— Как ты там говорил? Зато сытно! Зато нужно! — у него был странный голос с легкой хрипотцой — Вик его не могла опознать. — А как полезно — вдруг научишься чему полезному, а не только кровью брызгать во все стороны, надеясь, что поможет.

Вик подняла глаза вверх, благодаря богов — все выжили. Взгляд опять случайно натолкнулся на портрет короля, и слова Марка упали на благодатную почву. Кровь. Король. Магия крови. Брендон. Брендон же!!!

В голове вкрадчиво возник голос Дрейка, точнее Марка: «Все правильно, любопытная лисичка. Брендон умеет снимать клятвы на крови. В чем-чем, а в крови он спец. Ривз уехал в Олфинбург, лишенный клятвы верности королю Артуру». Очередной, недостающий кусочек мозаики встал на свое место, впрочем, слишком поздно…

«Для правды нет понятия слишком поздно» — поправил её Марк.

Дверь залы открылась, и в неё вошли незнакомые Вик люди: несколько хмурых, крайне серьезных человек в черной летной форме и молодая девушка в кожаной куртке, таком же шлеме и теплых, шерстяных брюках. Грег при виде неё вздрогнул. Она же как ни в чем ни бывало щебетала, что-то выговаривая молодому мужчине, идя с ним за руку:

— …давно пора переходить на пароэфирные двигатели. Это совершенно другая мощь, по сравнению с простыми паровыми… За этим будущее, признайте, Анри.

Тот возразил:

— В мире нет столько потенцита, чтобы его хватало на топливо.

— Вы меня за идиотку держите? Уже луну как известно об электролизе потенцита. Скоро мы потенцитовыми ложками есть будем, а не то, что заправлять его в топливные баки.

— К сожалению, Андре, у электролиза есть свои недостатки…

Клер обернулась на голоса и побелела, словно увидела призрака. Брок тут же вскинулся, а Грег встал из-за стола, быстро направляясь к непонятному Анри. Вик посмотрела на Эвана, спешно протягивающего Грегу перчатку:

— Возьми!

Тот качнул головой:

— Обойдусь! — он сжал кулаки, и Вик боялась, что эту вспышку ярости он не сможет подавить. Только не это… Брок все же нашел в себе силы встать и направиться вслед за Грегом. Вик бросила просящий взгляд на Марка, но тот отрицательно качнул головой. Вик зло прищурилась, но инквизитор вновь отказал ей в помощи.

Мужчины возле непонятного Анри слитно двинулись на Грега, но тот легко ушел от их ударов в своем танце-клетке, эфиром раскидывая охрану… Точно, охрану наследного принца Вернии Анри! Бешенные белочки!

Вик посмотрела на Клер и поджала губы — от неё, как и от Марка, помощи ждать не приходилось. Самой бы Клер кто-то помог…

Побелевший от ярости Грег остановился напротив Анри — Вик боялась, что сейчас его кулак врежется в лицо принца. Только не это. Только не сейчас. Только не Грег.

Вик видела, как бешено билась жилка на виске Грега — ему сейчас было отчаянно тяжело. Он низким, хрипловатым голосом сказал, обращаясь к девушке — обратиться первым к особе королевской крови он не мог:

— Доброй ночи, Андре. Рад нашей встрече — не ожидал, что ты навестишь меня.

— Грегори… — мягко улыбнулась девушка. — Познакомься…

— Андре, этого недостойного человека не существует для меня и, надеюсь, для тебя. Он любит грязно использовать беззащитных девушек в своих целях. Прости… Я постараюсь все тебе объяснить — чуть позже.

Она посмотрела на его крепко сжатые кулаки, на отрешенно молчавшего принца, на замерших вокруг людей и кивнула Грегу:

— Спасибо за предупреждение. — она развернулась к Анри: — спасибо за приятную беседу, но мои пароэфирники пройдут мимо вас. Я найду другого спонсора для своего проекта.

Вик выдохнула: Грег все же лер и офицер до кончиков ногтей!

— Он все же не чудовище… — прошептала она в плечо обнимающего её Эвана. — Он лер и офицер!

Тот хмыкнул:

— Думаешь, я зря вызвал принца Анри на дуэль?

— А ты мой офицер и лер, кто бы что ни говорил… — она поцеловала его в кончик носа. И плевать на этикет!

Вик заметила — Клер нашла в себе силы дойти до Грега и даже смогла сделать положенный реверанс перед Анри, смешно смотревшийся в штанах.

— Лера Элизабет, рад вас видеть… — слова Анри прервала звонкая пощечина.

Клер выпрямилась, чуть потряхивая ладонью — силу она не сдерживала, и рука побаливала:

— Давно хотела это сделать, ваше высочество. Можете забрать мое лерство и мои земли — мне плевать. И тюрьмы я не боюсь — можете арестовать…

— …если сможете. — с другой стороны от Клер… Вик поправила себя: Элизабет… встал Брок.

Анри не выдержал, бросая укоризненный взгляд на Эвана:

— Герцог, усмирите своих подданных.

Эван встал:

— Простите, Аквилита — Вольный город. Если вас что-то не устраивает — подайте жалобу в полицию. Её внимательно рассмотрят, не беспокойтесь. Я прослежу. Слово лера.

Дружное «ха!» из глоток окружающих констеблей подсказало Анри судьбу такой жалобы.

Глава 71 Лучший

Принц Анри решил не испытывать терпение аквилитских констеблей — он раскланялся с замершей Андре, с Лиз, вытянувшейся, как струнка, и ставшей выше на добрый дюйм, а то и больше, качнул головой Броку и остальным, отозвал своих стражей и ушел.

Грег проводил его тяжелым взглядом до самой лестницы и, только когда Анри скрылся за поворотом, закрыл дверь в залу. Он помнил, что смертную казнь за оскорбление королевской семьи в Тальме так и не отменили. Тут предпочитали не отменять, а просто забывать нелепые законы, вроде оскорбления в виде наклеенной перевернутой почтовой марки на конверте, но вспоминали в случае чего. И на магическую дуэль принца не вызвать — он, как все вернийцы, был амагичен. Родился не в той среде. Прогнать парочку раз пешком через Серую долину — сразу дар проснется.

Грег развернулся в зал, сталкиваясь с десятком откровенно жадных, любопытных взглядов, бегающих между ним, Эваном и… Андре. Она умела быть центром внимания, чаще всего для этого ей было достаточно снять шляпку или, как сейчас, летный шлем. Получившая приятную, гармоничную по тальмийским меркам внешность от матери — певицы мюзик-холла, стать от отца Грега и бесшабашность от Богов, она отличалась от всех нерисс не только Тальмы, но и Эреба, быть может. Дело было даже не в мужском костюме — в Аквилите таким мало кого удивишь, та же Лиз сейчас была одета по-мужски, дело было в прическе короче, чем даже у Вик, и… В основном в цвете волос. Сейчас они были бесподобно пурпурные. В прошлую встречу с Андре, Грег помнил, они были нежно-салатовые, как первая травка. Взгляд Брока намертво прилип к пурпуру на голове Андре — Лиз даже наступила парню на ногу, отдавливая её тяжелым, рифленым ботинком. Не помогло. Одли, натянув на себя рубашку, отчаянно пахнувшую зомби и кровью, подошел ближе, обнимая Брока за плечи, словно понимал — все это не к добру. Знал бы он характер Андре поближе — тащил бы Брока уже прочь. Жаль, что не предупредить.

Внимание мужчин было прочно приковано к Андре, живо улыбнувшейся всем и сразу — у неё была удивительная, даже больше шаловливая, чем заигрывающая улыбка, заставлявшая окружающих расплываться восковой лужицей у её ног, уж Грег это знал, как никто иной — стоило ей улыбнуться гувернантке или отцу, как даже тот прощал ей все шалости. И нотации вкупе с розгами обрушивались только на Грега. При этом в Андре не было ни капли лжи, притворства или попытки избежать наказания. Она сама потом плакала рядом с Грегом, утешающе гладя его после очередного наказания. Просто живая мимика, просто открытая миру душа, просто невероятная чистота помыслов и стремлений. Даже отец в своей дикой набожности не смог изменить её. Это как магнитом притягивало к Андре друзей и поклонников, их даже не пугало её происхождение — отец отказывался её признавать, хоть и позволил жить в доме и воспитываться, как Блек. Впрочем, когда в Андре лет в тринадцать-четырнадцать проснулся талант к механике и эфиру, он об этом сильно пожалел и выселил в поместье за город. Эфир ей, конечно же, заблокировали второй укрепляющей печатью.

Брок наклонил голову на бок и задумчиво промычал, намекая, что Грег увиливает от обязанностей:

— Ммм..?

Грег вздохнул и громко сказал на всю залу:

— Леры и неры, позвольте вам представить мою сестру нериссу…

— Керу! — тепло улыбнулась Андре, без боя беря в плен всех констеблей-керов.

— …нериссу Андре Риччи! — Грег профилактически отступил в сторону, чтобы нога в высоком сапоге на устойчивом каблуке не обрушилась на его стопу — Андре умела отстаивать свои ценности. Для этого у неё были навыки боя, которые ей преподавал сам Грег, пистолет и крайне тяжелый гаечный ключ для ситуаций попроще. Брок заметил маневр Грега и понятливо улыбнулся — Лиз была такой же. На мыске его туфли красовался отпечаток её ботинка.

— Кера Андре Риччи, — мелодично представилась Андре — она всегда отстаивала то, что считала для себя важным.

Продолжения в виде титула виконтессы и названия рода Монтов не прозвучало, так что до всех быстро дошел её статус, на который она не обращала внимания — балы и суаре её никогда не привлекали, хоть нерисса «Птичка» Риччи, мать Андре, обучила её всему, что знала сама, да и гувернантки старались.

Грег повернулся к Андре и принялся представлять ей окружающих:

— Андре, прошу любить и жаловать моих друзей, знакомых и сослуживцев. — Первой он представил Лиз: — моя невеста лера Элизабет де Бернье.

Зал одобрительно загудел — вот чего Грег не ожидал совершенно: он чужой тут. Или все же стал своим, когда вслед за инквизиторами ворвался в подвал и принялся таскать наверх не только бессознательные тела констеблей, но и немногочисленных случайно попавших в заварушку задержанных?

Брок даже одобрительно хлопнул Грега по плечу:

— Поздравляю! Только не забудь зайти за документами о разрыве моей помолвки…

Грег подтвердил кивком, а Андре, радушно обнявшая немного стесняющуюся Лиз, рассмеялась:

— Молоток, братец! Так держать — некоторых лер стоит отвоевывать с боем!

Грег продолжил представлять:

— Лера Виктория Рена… — он запнулся, вспоминая о новом титуле у Эвана — возможно, родовое имя Виктории теперь радикально изменится. Эван спокойно подсказал:

— Ренар-Хейг.

— Лера Бла… — Аранда была пока еще в статусе задержанной, но не представить было бы нарушением этикета. Его снова поправили — в этот раз сама лера:

— Нера. Нера Зола Аранда и никак иначе.

На этом леры закончились, и Грег перешел к мужчинам, конкретно к Броку:

— Лер Брок Мюрай, герцог де Фор…

— Просто Брок Мюрай, — он оборвал его, восхищенно сверкая зелеными глазами — в свои двадцать шесть Андре была прелестна. Ох и нарвется же Брок на гаечный ключ и мировоззрение Андре!

— Лер Эван Ренар-Хейг, герцог…

Эван опять пришел на помощь:

— …Аквилиты, граф Игнис Трина…

Его перебил Брок, забывая о церемонии знакомства:

— Что там про Вольный город было, Эван?

Тот пожал плечами, словно не замечая, как взгляды всех мужчин жадно устремились на него:

— То и было. Аквилите вернули её вольности.

— Иии…? — это уже не выдержал Одли, выражая общее любопытство столь неожиданным фактом. Грег еле сдержал ругательства — он уже знал, к чему это ведет. Аквилита не любит не только Эвироков, Монтов она, оказывается, тоже на дух не переносит и мстит за своих. Что ж… Зато он тоже будет свободен, как вольный ветер, подобно Элизабет. Его тут ничто не держит. Дело Чернокнижника почти раскрыто, осталось расставить последние точки над рунами и… Все.

— Иии… — продолжил Эван, — у нас снова есть только полиция. Войска через пару дней вернутся на Маяковый… Грег, получается, мой подчиненный. И поскольку за заслуги рода Монтов перед королем его повысили до подполковника, прости, Мюрай, но он твой начальник. Суперинтендант Особого отдела, точнее управления полиции. Пока как-то так. — Эван задумчиво потер висок, как любила делать Вик, заставляя Одли вздыхать:

— Эти Ренаро-Хейги вообще одинаковые…

Грег старательно безмятежно обвел взглядом несколько удивленную и возбужденную заявлением Эвана толпу и заставил себя расслабить пальцы, унимая не гнев — перекипел уже, — унимая обиду. Он при всей его неидеальности любил свое дело. Брок хмурился, пытаясь что-то понять. Одли висел мертвым грузом на его плечах. Только Виктория улыбалась, словно Грег заслужил это все. Лиз переводила настороженный взгляд с Брока на Грега и явно не знала, кому сейчас сочувствовать.

Эван признался:

— Простите, пока не совсем соображаю, денек тоже был тяжелый, как и у вас. Потом обдумаю сложившуюся ситуацию и как-нибудь придем к общему, всех устраивающих решению.

Грег спокойно, чтобы ни дай Боги никто не увидел, чего это ему стоило, сказал:

— Не беспокойся, Эван, я подам в отставку. Я не буду переходить дорогу Мюраю. А сейчас, позвольте все же закончить… — Он с примерзшей к губам улыбкой заставил себя представлять остальных: Николаса Деррика, Одли, Алистера, Себа, констеблей… Если кто-то и ждал, что он ошибется или не вспомнит имя, то глупо ошибался. Пусть он чудовище, но на память Грег никогда не жаловался.

Андре, всегда читавшая его как открытую книгу, грустно улыбнулась:

— Спасибо, я рада познакомиться со всеми твоими друзьями, а сейчас, пожалуй, я удалюсь — не хочу мешать вашим служебным делам. Главное — я убедилась: ты жив и здоров. Поеду в «Королевский рыцарь», попробую там снять номер — из Олфинбурга сделать это не удалось, в Серой долине была буря.

— Андре, я сейчас телефо… — Грег не успел сказать — Себ Кейдж, ближе всех оказавшийся к телефону, уже обращался с просьбой к телефонной нериссе соединить с гостиницей, а потом принялся заказывать номер на втором этаже на имя нериссы Риччи. Это было внезапно. Хотя это же делалось не ради него, а ради Андре — она умела впечатлять мужчин. Брок вообще не отводил своих наглых зеленых глаз от Андре.

Элизабет тактично заметила:

— Я провожу Андре до гостиницы, Грег. — Он понимал, что она устала и мечтала добраться до кровати — когда они оказались в подвале управления, она не дрогнувшей рукой добивала зомби и помогала выносить тела наравне со всеми.

Брок тут же бросил Себу:

— Заодно телефонируй дежурному — пусть подготовит служебный паромобиль.

Грег чувствовал себя лишним, случайно свалившимся в механизм винтиком, который только мешает слаженной работе.

— Простите, леры, неры, я провожу сестру и леру Элизабет до паромобиля… — Он открыл дверь перед девушками, пропуская их вперед, и пошел за ними по сейчас ставшему обычным коридору, снова ярко освещенному электрическими лампами. И никаких теней, никаких черных силуэтов. Все же он был полным идиотом, когда проигнорировал это… Где-то в зале поморщился Марк, читая его мысли. Брендон не удержался и сделал ему легкий тычок в бок:

— Я предупреждал: ты лезешь в мысли — я лезу в тело.

Марк прищурился и просто бросил в голову Брендона воспоминания Грега и Эвана — тот тоже видел в Олфинбурге черный силуэт. Повторного тычка он не дождался — Брендон погрузился в размышления, пытаясь понять: кого же упустили… И, главное, кто? Получается, что Ривз осенью в Олфинбурге все же не справился. Папу Легба Эван в отличие от Ривза уничтожил — это подтвердил сам Джеральд, когда печать у Вик не сработала.

Грег молча шел за разговорившимися девушками — Андре мертвого разговорит.

— Я так рада, что у меня теперь есть сестра! Мне в детстве всегда казалось несправедливым, что у Грегори есть сестра, а у меня нет.

Лиз улыбнулась:

— Зато у тебя есть самый лучший брат на свете. — она даже обернулась назад, на «лучшего брата на свете», чтобы поддержать его — Грег заставил себя улыбнуться в ответ: Лиз не виновата в его ошибках. Подавать в отставку ради Мюрая не так обидно, как от угроз Гордона. Угроз Гордона он не боялся — все же понимал, что их хотя бы заслужил. Может, подать прошение о переводе? Хотя зачем продолжать агонию — утренние фиксограммы видела вся Тальма, а выкупить редакцию «Искры» Элизабет не удалось из-за мятежа в Олфинбурге. На этом фоне повышение в звании выглядит просто издевкой.

Андре солнечно рассмеялась:

— У тебя теперь его больше будет. И… — она на миг стала серьезной: — я знаю, что я несносна, я знаю все свои грехи, Элизабет. Если тебя это волнует — не стесняйся, говори мне. Я все пойму. Лерство — это тяжелая обязанность, которая требует определенного круга общения и прочая, и прочая…

Лиз призналась:

— Я три последних года жила в Аквилите в положении портовой крысы, Андре, так что меня никак не волнует чужое глупое мнение о ком-либо.

— Отпаааад! — замерла от восхищения Андре.

Грег не особо понял, что и куда отпало, зато Лиз поняла:

— Это был не совсем отпад, чаще было: чума, как тут выжить?! — особенно из-за помощи некоторых рыжих…

Андре чуть ли не охотничью стойку приняла:

— Это ты о Броке Мюрае? Ведь так? Он очаровательный рыжик…

Лиз улыбнулась:

— Он драконоборец и вольный ветер.

Грег заставил себя догнать Андре, беря её под локоть:

— Сестренка, ради всех богов, даже не думай о нем.

— Грегори, я…

— Нет, — твердо сказал он. — Только не Брок, прошу. Кто угодно, но не он, Андре. Пожалуйста. В любом случае его привлекают девы в беде, а это не твое амплуа.

Андре нахмурилась и явно с трудом улыбнулась: два запрета за один час Грег редко когда делал:

— Хорошо.

— Прости, пожалуйста. Но только не он. — Грег отпустил её локоть, заметив, как грустно на него посмотрела Элизабет. Кажется, она на что-то обиделась.

Холл, сейчас все так же пустой, они пересекали в тишине.

Лиз бросала тревожные взгляды на Грега и Андре, а потом решила разбить затянувшуюся паузу:

— Андре, по поводу твоих пароэфирников…

— А, ерунда, — отмахнулась Андре — она легко забывала обиды и неприятности.

Лиз продолжила:

— Я вынуждена у тебя просить прощения за принца Анри… Это из-за меня…

Андре отказывалась унывать:

— Не он первый, не он последний.

— Я могу помочь, — предложила Лиз. — Пока у меня не отобрали лерство, я могу выделить тебе необходимые деньги на исследования. У меня и лаборатории, и собственные механики есть, правда, в Вернии. Если нужна еще какая-то помощь, ты не стесняйся, говори.

Андре нахмурилась:

— Верния… Я пока так далеко не думала — хочу пожить рядом с Грегори, а то его вечно носит, как осенний листок: то тут, то там, не ухватить и не поймать. Только когда на своих курсах два года назад учился, и был рядом, как раньше.

Грег мягко заметил:

— Прости, Андре, и сейчас не особо получится побыть рядом — после отставки я не знаю, куда мы с Элизабет поедем. — он посмотрел на Лиз, понимая, что и это может не случиться — он её чем-то задел. Он вроде не повышал голос. В чем он ошибся?

— Я с вами! — безапелляционно сказала Андре, выпархивая на улицу — дверь она умела открывать сама, забывая об этикете. Лиз тоже не стала ждать, когда Грег придержит для неё дверь — вышла следом в ночь.

На улице уже зажглись фонари — привычная Аквилита возвращалась. Дома оставались темными — глухая ночь, горожане давно мирно спали. Только констеблям было не до сна — в паробус, стоявший под парами, с дальнего крыльца грузили задержанных, которым повезло пережить в участке нападение бокора или не повезло, смотря с какой стороны посмотреть: Грега, ворвавшегося в подвал уже после ликвидации бокора, все равно потряхивало от ужаса, пропитавшего стены. Задержанных из разрушенных камер перевезут в Сыскной дивизион, пока тут будет идти ремонт. Своей очереди уже ждали санитарные машины, готовые к перевозке трупов. Водители стояли в стороне, выдавая себя красными огоньками папирос.

Похолодало. Сильный порыв ветра тут же проник под замызганный в подвале мундир, заставляя Грега ежиться.

Высоко в темном небе заслоняла звезды изящная сигара дирижабля. На главной улице стоял служебный паромобиль — констебль крутился возле него в ожидании, когда котел нагонит нужное давление. Принц Анри рядом стоически изображал статую. У его ног пристроился яркий, пурпурного цвета саквояж. Надо же, как принца задели ускользнувшие пароэфирники — даже носильщиком готов побыть.

Грег подхватил Лиз под локоть, просто на всякий случай. Она вырвала свою руку, подтверждая версию Грега об обиде, но тут же схватилась за его кисть, до боли сжимая её своими пальцами.

— Лиз? — он уже ничего не понимал.

— Все… Хорошо.

Анри демонстративно приподнял с тротуара саквояж, ожидая, когда к нему подойдут.

— Андре… Можно вопрос? — спросил Грег, чуть притормаживая.

— Ага… — задумчиво разрешила девушка, задирая голову вверх и любуясь «Левиафаном». О Греге она моментально забыла, тихо шепча себе под нос: — но до чего же хороша его динамическая потенцитовая защита для прохождения эфирных гроз! Элегантно и… Пока затратно…

Анри громко ответил ей, хоть между ними было еще ярдов пять, не меньше:

— Принцы могут себе такое позволить.

Андре посмотрела на него и подошла ближе, забирая свой саквояж:

— Спасибо, и простите, вас для меня не существует. Даже ради динамической защиты.

— Но я есть — меня нельзя отрицать. Дирижабль сейчас поплывет в эллинг, где его разгрузят. Вашего «Жука» доставят утром — скажите только куда именно.

— В гостиницу «Королевский рыцарь».

— Какая неожиданность! — притворно улыбнулся Анри. — Я со своими людьми тоже там остановился. Тогда позвольте откланяться, нерисса Андре, лера Элизабет…

Он чуть отошел в сторону, всем своим видом показывая, что ждет продолжения разговора с Грегом. Тот еле сдержал ругательства — придется поговорить, куда деваться. Он спросил у констебля:

— Когда котел нагонит давление?

— Еще пара минут, лер Блек, — процедил констебль — особистов в Аквилите откровенно не любили. Грег дернул плечом: за каждым не набегаешься, требуя к себе уважение. Переживет. И не такое переживал.

Грег посмотрел на девушек:

— Подождите чуть-чуть — я быстро. — он дождался разрешения и направился к себе в Особый — в кабинете у него была небольшая, но крайне важная папка. Её-то он и принес Андре, стоявшей у паромобиля и любовавшейся «Левиафаном» на фоне звездного, бархатного неба. Замершему в отдалении принцу такое внимание откровенно льстило.

Грег подал папку Андре, поясняя:

— Это досье на Мюрая. Посмотри на досуге…

Андре не умела ждать — тут же при свете фонаря полезла рассматривать фиксограммы, пролистывая бумаги. Грег прищелкнул пальцами, вешая над папкой светляк, чтобы было лучше видно. Лиз не удержалась, тоже присоединилась, поясняя для Андре некоторые моменты — Брока она любила, это было сложно не заметить:

— Это он с Одли брал банду контрабандистов. Он тогда получил орден Доблести. Был тяжело ранен, но банду взяли всю.

Андре кивнула, пролистывая целую подборку фиксограмм: Брок на носилках, Брок, подловленный на крыльце больницы с тростью в руке, Брок на награждении, Брок на похоронах констеблей.

— Это дело фальшивомонетчиков…

Обожжённый Брок выносил на руках из пламени Одли. Одли и Брок опять на награждении.

— Он тогда получил Алое сердце первой степени.

Андре перелистнула страницу, и Лиз не сдержала смешка: Брок, в одном белье и расстегнутой рубашке, с брюками в руке несся в сторону служебного паромобиля.

— А это нера Спеллман, точнее побег из её спальни… И Одли — вот же жук! Он лгал, что Брок тогда был с голым эээ…

— Задом? — подсказала Андре.

— Ага. — машинально ответила Лиз, забывая следить за чистотой речи. — А он тут вполне прилично выглядит…

Грег усмехнулся — о, какие открытия их еще ждут!

И снова Брок — надевает наручники на Лео: тот только-только обнаружил, что является магом и не придумал ничего лучше, как попытаться стащить еду из лавки. Не для себя — для соседских девчонок, иначе Брок его бы потом не взял в полицию и свой отряд.

Андре перевернула страницу и присвистнула, а Лиз покраснела — такого она не ожидала.

— А это я даже не знаю, что…

Мюрай несся от фиксатографа в чем мать родила. Грег пояснил:

— Это было пять лет назад — его и Алистера подловили и опоили ядовитым зельем, обобрав до нитки. Алистер, придя в себя, не рискнул рвануть за преступницами в таком виде, Брока это не остановило. Кстати, отравительниц он тогда взял — на их совести было больше пятнадцати трупов. Корни баек Одли о привычке Брока потрясать устои Аквилиты растут из этой истории. Сам Одли тогда еще только пришел на службу в полицию Аквилиты.

Андре восхищенно заметила:

— А он хорош! Брок — не Одли. Чудно сложен! — Фиксограммы мало что скрывали — Грегу удалось выйти на оригиналы фиксограмм, многие из которых не попали на страницы газет в силу своей полной неприличности. Андре перелистнула страницу, разглядывая новые фиксаграммы — Грег туда вложил в том числе и снимки Шекли-Гордона. Андре захлопнула папку: — я заберу её, да?

— Можешь не возвращать, — разрешил Грег. — Ты же поняла, какой это сильный, преданный службе и городу офицер? Он настоящий лер и офицер. Андре, прошу… Не надо. Даже не смотри в его сторону — не надо разбивать его сердце. Я же тебя знаю. Не надо. Только не он. Он такого не заслужил — ему и так было тяжко последние луны.

Она заглянула ему в лицо:

— Хорошо. Я поняла тебя — Брок под запретом. Но не только ему пришлось тяжко последнюю луну. Ты тоже пострадал. Мне Эва… Лер Хейг-Ренар рассказал о тебе. И еще… Ты так не задал свой вопрос.

— Почему ты приехала в Аквилиту?

Андре пальцами провела по его заросшей щетиной щеке — как у любого брюнета, та была дивно заметна после одного пропущенного вечернего бритья:

— Я слышала, как отец обещал тебя взорвать. Со мной это у него не выйдет. А еще ты просил свои учебники по магии — я их привезла. — Она села на корточки, отрывая саквояж и подавая Грегу тонкую стопку, перевязанную бечевкой: — держи.

— Спасибо… — выдавил из себя Грег. Это не то, что он хотел сказать, но поблагодарить Андре было нужно — она заезжала домой, куда не сильно-то и стремилась в последнее время.

В небо взлетела, отвлекая, желтая шутиха — сигнал «Конец операции!». Кажется, нериссу Абени Аранда нашли. Сигнал, который работает в любом городе Тальмы, но не в Аквилите — тут столько катакомб, что для этого города надо придумывать другую систему сигналов для констеблей. Грег прогнал мысли прочь — к ним он вернется позже, сейчас есть дела поважнее. Он заставил себя спросить:

— Он… Жив? Отец…

— Да что ему сделается, — раздраженно махнула рукой Андре. — Его, кажется, сами боги боятся к себе забирать, потому что он и им будет читать нотации и грозить взорвать за недостойное поведение… Он легко ранен, но уже командует восстановлением Олфинбурга и Парламента. Так что… Будь осторожен, Грегори. Папаша у нас целеустремленный, к сожалению. — она подалась к нему и поцеловала в щеку: — люблю тебя.

Андре села в паромобиль, давая Грегу время на прощание с Лиз.

Грег наклонил голову, заглядывая в салон:

— И я тебя, — он захлопнул дверцу, а потом, забыв о принце и его охране, прижал к себе Лиз: — и тебя отчаянно люблю. Прости, я тебя чем-то обидел.

— Нет. — она тихо рассмеялась и призналась: — я сама глупо обиделась за Брока.

Грег прикрыл на миг глаза:

— Я очень люблю Андре. Безумно. Но я отдаю себе отчет о её характере: она разбивает сердца, даже не замечая этого. Пять дуэлей только в прошлом году, один плохо закончивший жизнь поэт, две разорванные помолвки, и это её еще официально не выводили в свет. Она солнечный лучик, и её не посадишь в банку и не оставишь себе — вырвется и полетит дальше. И еще… Не бойся Андре, не бойся её осуждения — она очень понятливая, она ни слова не выскажет тебе. Её мать прошла через что-то подобное… Знаменитая златоголосая Риччи, Птичка Олфинбурга. Против неё не устоял даже мой отец, только признавать дочь все равно отказался. Про жениться вообще молчу… Лер и какая-то певичка, выбившаяся из кер… Андре уже привыкла…

— …и потому ты такое чудо, — понятливо сказала Лиз, согреваясь в кольце его рук и снова оживая: — возвращайся побыстрее.

— Постараюсь вырваться к завтраку или хотя бы к обеду, Лиз. — он поцеловал её в губы, заставляя принца Анри стыдливо отворачиваться, а потом помог сесть на пассажирское сиденье паромобиля, командуя констеблю: — в «Королевского рыцаря», пожалуйста!

Тихо шурша шинами паромобиль поехал прочь, унося два его счастья: Лиз и Андре, продолжавшую восхищенно рассматривать фиксограммы Брока.

— Мои люди присмотрят за ними, не беспокойтесь, — раздалось возле Грега, заставляя напоминать, даже не поворачиваясь к принцу:

— Вас для меня не существует.

— Зато я существую, и жизнь леры Элизабет в моих ру… — Анри поперхнулся словами — Грег резко развернулся и взял его за лямки летного комбинезона, притягивая к себе:

— Еще что-то в подобном ключе, и я буду настаивать на дуэли.

Анри твердо сказал в лицо Грегу:

— Еще один такой откровенный поцелуй леры Элизабет, и я буду вынужден настаивать на скорой, я бы сказал даже, немедленной свадьбе. И хотите дуэль — могу хоть сейчас вам это разрешить. Только вы же понимаете, что при любом исходе, вы будете мертвы? Хоть от моей руки, хоть потом от правосудия: принцев убивать или даже чуть-чуть задевать не стоит. — Он бросил своим охранниками, взявшим Грега на мушку: — оружие убрать! У нас дружеский разговор.

Ледяное дуло, упиравшееся Грегу в затылок, тут же исчезло, а он ведь даже не почувствовал, когда к нему приблизились! Анри, аккуратно отцепляя пальцы Грега от своего комбинезона, пояснил:

— Ренар. Да-да-да, один из тех самых королевских Ренаров. Они опять охраняют королевскую кровь Вернии.

Грег обернулся назад, успев заметить, как быстро исчезает рыжая шерсть на лице одного из охранников и втягиваются острые клыки.

— Надо же…

— Не стоит больше так рисковать, лер Блек. И да, Ренар присмотрит за лерой Элизабет и вашей сестрой, потому что я не дрянь, как думаете вы. И угрозы вашего отца я воспринимаю вполне серьезно. Андре и лере Элизабет опасно находиться рядом с вами — они могут взлететь на воздух вместе с вами или даже вместо вас.

— И что же предлагаете? — скривился Грег — принц говорил правду. Лиз и Андре действительно в опасности из-за него.

— Миритесь скорее с отцом. Или примите мою помощь. Кстати, как капитан «Левиафана» я могу вас сочетать браком, а уж как принц Вернии..!

— Вы… — Грег еле заставил себя промолчать.

Анри прищурился и веско произнес:

— Хотите правду? В результате этой дикой истории с де ла Тьерном я получил головную боль, пять вакантных патентов лейтенантов, и десять — капитанских, и это в начале войны! Пять рыдающих никуда уже негодных лер — их даже замуж не пристроить! — и один бриллиант в виде Элизабет, который тут же надул меня и сломал все мои планы! Я думал, что она приедет в Аквилиту, влюбит в себя Мюрая, прижмет его к стенке: «Я или Тальма!», вынуждая того взять за горло Сореля и открыть порты для Вернии! Но получил взамен порцию ненависти, несколько самородков потенцита, и жуткую славу шантажиста лер. А я ведь лишь пытался их спасти от молодых идиотов и собственной глупости. Не дай вами боги оказаться в подобной ситуации… Но это уже дело прошлого. Сейчас же я предлагаю вам свою помощь.

— Взамен на что?

— Взамен на возможность общаться с вашей сестрой — она само очарование. И не бойтесь, у меня есть невеста. Нериссе Риччи ничего не грозит в моем обществе.

— Мне нужно подумать, — честно сказал Грег. — И обсудить все с Элизабет и Андре.

— Пожалуйста. Думайте — это не повлияет на охрану девушек. — Анри посмотрел на часы, которые, как офицер, носил на запястье, и сказал: — раз все обсудили, тогда… До свидания, лер Блек.

— До свидания, ваше высочество.

— Можно просто: милер Анри.

— Вы не мой принц, — отрезал Грег.

Анри подошел к веревочной лестнице, которую скинули с дирижабля, и споро, как цирковая обезьянка, принялся забираться по ней, пока один из охранников удерживал её на земле.

Грег огляделся напоследок и, заметив подходящих к крыльцу вырванных из дома судебных хирургов, рванул к ним:

— Нер Картер, нер Вернер, можно вас на секундочку!

Лерам не отказывают, особенно в алом мундире особиста, так что мужчинам пришлось недовольно замереть на крыльце под присмотром Алистера Арбогаста — тот, запустив шутиху, почему-то не спешил вернуться в тепло управления. Наверное, присматривал, чтобы не взорвали.

— Слушаю вас, — кисло сказал молодой блондин — Картер из Сыскного.

Грег подошел к хирургам:

— Доброй ночи, неры… Я хотел спросить вас по поводу вскрытия нера Фишера и леры Отис…

Вернер не выдержал и напомнил:

— Простите, ничем не можем вам помочь — вы не имеете никакого отношения к полиции Аквилиты.

Грег скрипнул зубами, и неожиданно Алистер пришел ему на помощь:

— Лер суперинтендант, поиски нериссы Аранды закончились благополучно. Адер Дрейк нашел её в катакомбах среди кучи трупов. Он отвез её в госпиталь на всякий случай для наблюдения. Кстати, неры хирурги, вы бы поспешили с делами тут — вам еще в катакомбы спускаться.

Вернер со свистом вдохнул сквозь зубы:

— Это какое-то безумие… — Что именно было безумием — назначение Блека или действия бокора, он не стал уточнять.

Картер пришел ему на помощь:

— Морг забит — там уже некуда складывать тела!

Грег спокойно заметил:

— Завтра начнутся процедуры опознания тел с Оленьего, так что место освободится. Невостребованные трупы похоронят за свет городской казны. Так что по поводу нера Фишера?

— Результаты будут завтра…

— Мне нужно сегодня, — настоял Грег.

Картер вздохнул:

— Смерть не криминальная. Поскользнулся, потерял сознание и умер от переохлаждения.

— А лера Отис? — напомнил Грег. — Есть хотя бы какие-то подвижки, версии? Есть что-то намекающее, что могло бы привести её к смерти, если бы не действия инквизитора. У нас два задержанных, каждый признался в убийствах нер, но причины смерти называют недостоверные.

Картер оглянулся на суету вокруг и признался:

— Лера Отис — единственная, кто попал к нам в приличном для исследования состоянии. У неё точно нет признаков отравления какими-либо известными ядами. У неё нет признаков эфирных воздействий, кроме воздействия инквизитора… У неё обнаружены странные, неспецифические признаки истощения организма. Неспецифические признаки воспаления, но все посевы пока отрицательные.

Вернер добавил:

— Складывается впечатление, что собственный организм убивал её, протестуя против…

— …против костяной фигурки. — Картер потер замерзшие в перчатках руки. — Знаете, есть такой странный, еще необъясненный медицинский феномен. Когда происходит ранение в глаз, и по каким-то причинам глаз не успевают вовремя удалить, второй глаз слепнет от неспецифического воспаления, словно сам организм ополчается против уцелевшего глаза. С поражением яичек у мужчин тоже самое. Тут такая же реакция. Подозреваю — именно на чуждую организму костяную фигурку. Организм отторгает её, воюя сам с собой. Надо больше информации, надо больше исследований, но мой вердикт: смерти женщин с Оленьего связаны с костяными фигурками и специфической реакцией организма на них. Женщин никто не убивал. Как-то так.

Грег поблагодарил хирургов:

— Спасибо. Приятно знать, что в полиции служат такие специалисты, как вы. Доброй ночи! — он пошел в управление, осознавая: женщин никто не убивал, кроме бокора и его действий, конечно. Осталось выяснить, кто убил Моро, её секретаря и Тома, и отпускать чету Аранда из управления. Утром, конечно.

Он вошел в общую залу. Тут царила странная тишина. Свет приглушили, оставив пару ламп на столах. Брендон и Эван спали — последний заснул сидя на диване, пристроив голову на его спинку. Исчезающие эфирные плетения вокруг Эвана показывали, что его усыпили без его согласия. Оставалось только посочувствовать Хейгу: потерять эфирные навыки, навсегда превращаясь даже не в пустышку, а в бездарного — и врагу не пожелаешь. Эван еще и комиссар, где одним из требований является наличие дара. Он не только лишился дара, он еще и любимой службы лишится. Вот к кому жизнь совсем несправедлива!

Отец Маркус перебрался в кресло — чета Аранда исчезла из залы. Брок подошел к Грегу, зевая и поясняя громким шепотом:

— Аранда перевели в соседний кабинет — пусть выспятся. Охрана выставлена, так что набега чудом уцелевших зомби можно не бояться. Нер Аранда клятвенно обещал завтра дать честные показания. Надеюсь, завтра эту колдовскую дрянь закончим хотя бы в первом приближении. Некоторые дела еще будут тянуться и тянуться…

Грег ткнул пальцем в Эвана:

— Нельзя так с ним. Нельзя!

Брок скривился:

— Он не железный — ему надо отдохнуть. У него куча только-только затянувшихся ран.

Грег напомнил:

— Ты в подобном состоянии рванул на спасение неры Ренар, а потом пытался устроить драку сразу с пятью магами на набережной.

Брок сверкнул своими зелеными обиженными глазами:

— Был неправ.

— Прости, — пошел на попятную Грег, вспоминая, что сам там был, мягко говоря, неидеален, а еще точнее — чудовищен. Он тогда чуть не задушил Брока.

— Это был не ты. Это был лоа. У Вик тут целая теория появилась о жертвах Папы Легбе — второго захваченного фиксатором лоа.

— И какая же? — только чтобы Брок отстал от него, спросил Грег. Брок вцепился в его локоть и потащил к столу, где кроме колы стоял кофейник со свежесваренным кофе. Грег подумал и налил напиток себе и Броку — спать хотелось просто зверски, а уже скоро новый день на службе.

Брок, сделав глоток, сказал:

— Вкусы папы Легба были совсем другими. Его не устраивали жертвы в виде невинных лер. Ему пришлось отдать пять жертв-мужчин. Король выделил пять своих лучших офицеров: Ривза, Фейна, Гилла, Гордона, который был в курсе происходящего, но не считал себя жертвой… И бриллиант среди офицеров Тальмы Грегори Блека, блестящего офицера, окончившего Высшие Королевские Командные курсы, сильного мага и настоящего лера. Знаешь такого?

Грег скривился:

— Утром в зеркале сталкивался глазами, но ты…

— …не я. И Вик никогда не ошибается. Ты был одержим по одной простой причине — ты лучший в Олфинбурге. Парни будут рады служить под твоим началом. Слово чести, я не лгу.

— А как же ты?

Брок притворно вздрогнул:

— Я Сореля на дух не переношу. Я же рано или поздно не удержусь и встряхну его за его лерские грудки́ в попытке достучаться до разума. Сорелю, между прочим, еще четыре года в кресле лер-мэра сидеть. Так что я буду, как и раньше, заниматься любимым делом — расследованием, а ты будешь таскаться по скучным совещаниям с Эваном и мечтать за меня прибить Сореля. Как-то так.

— Ничего себе перспективы, — вздохнул Грег.

— Привыкай! Ты лучший, тебе проще. И… Хочу кое-что спросить у тебя… — его глаза подозрительно забегали, и Грег сам все понял:

— Если ты о Андре, то нет. Я просил её держаться от тебя подальше.

— Вот же, небеса и пекло! — кофе в стакане Брока плеснул, и тот поставил его на стол. — А я Клер… Лиз смог отпустить для тебя…

Грег посмотрел на Брока:

— Ты не знаешь, с кем связываешься. Проблема в том, что она легкомысленна. Влюбит, поиграет и пойдет дальше. Я её удерживать и уговаривать не буду. Думай сам — нужен ли тебе мимолетный роман. Вся проблема только в этом.

— Ммм…

— Вот-вот. Ты ей понравился — особенно твои фиксограммы ареста отравительниц.

Брок подавился ругательствами, а Одли, только делавший вид, что занят бумагами за своим столом, не выдержал:

— Чего?! Мы тогда все газеты скупили! Нет у тебя этих фиксограмм. Не может быть.

Грег пожал плечами:

— Вы уничтожили копии — я нашел оригинал. Он сейчас у Андре. Сам кристалл с памятью я уничтожил.

— Охренееееть… — только и выдавил из себя Одли.

Брок мрачно сказал:

— Вик не ошибается — ты лучший…

Глава 72 Точки над рунами

Вик осторожно, чтобы не разбудить Эвана, накинула на его плечи плед, и встала с дивана. Голова, в которой уже основательно похозяйствовал Марк, пользуясь отсутствием защиты от его дара, тут же закружилась, подсказывая, что возвращенная душа еще не вполне освоилась в теле. Алистер, вернувшийся в залу следом за Грегом, поймал Вик под локоть и помог подойти к столу, за которым сидели хмурые Брок и Грег. Они тут же воспитанно подскочили с стульев, Грег помог сесть, Брок занялся кофе, хотя Вик предпочла бы прохладную колу. Испорченный в подвале жакет Вик сняла, оставаясь в тонкой блузке, но даже так было жарко. Грег последовал её примеру — тоже стащил с себя алый мундир, бросив его на спинку стула. Алистер понятливо пошел открывать ещё окна, благо теперь это было не запрещено.

Крутя бумажный стаканчик с кофе на столе, Вик собиралась с мыслями — Грег явно нуждался в утешении. Он косо посмотрел на неё, сдернул с себя еще и тугой галстук, и подвинул в её сторону стопку книг, которую принес с собой:

— Виктория, я обещал помочь с обучением эфиру… Вот, если вы по-прежнему не против принять мою помочь. Тут учебник элементарной эфирологии — он одобрен для начальных ступеней обучения, это после этой базы начинается обучение родовым секретам, которые… Не знаю, могу вам преподать я или Брок.

— …или адер Дрейк, — тут же добавил Брок. — Из меня как-то наставник так себе получился. За всю седьмицу, кажется, я не дал Вик ни одного урока.

Вик оглянулась на спящего Эвана. Он, вернувшись из столицы, ничем не выдал свою боль или гнев от потери эфира, но Вик помнила его слова, что он не представляет жизни без магии.

— Я не знаю… Может, я откажусь от эфира.

Грег недовольно качнул головой:

— Эван не примет такой жертвы. Вы его этим только обидите. Поверьте, стать бездарным — не равно стать калекой, он не нуждается в жалости, тем более так проявленной… Учитесь пока по учебнику. Потом уже решите вопрос с наставником. Вы должны уметь обращаться с эфиром, хотя бы ради ваших будущих детей. Они у вас точно будут с даром.

Вик хотела ответить, что настолько далеко она еще не заглядывала и не думала, но тут, заставляя вздрагивать от неожиданности, тишину зала разбил звонок телефона. Одли выругался, спешно хватая трубку — боялся, что Эван проснется. Быстро переговорив в полной тишине, он встал из-за своего стола и подошел, на ходу зевая и подтягиваясь, к Грегу:

— Лер суперин…

— При своих можно по фамилии, Одли. — разрешил Грег.

— Агась, — кивнул Одли, облокачиваясь на спинку его стула и почему-то подмигивая Алистеру — Грегу это не было видно. — Лер Блек, телефонировала охрана принца Анри: лера Элизабет и нерисса Риччи благополучно расположились в своих номерах.

— Спасибо, — поблагодарил Грег, поворачиваясь к Одли и не замечая, как Алистер быстро сдергивает алый мундир со спинки стула и уносит прочь.

— Да не за что… — чуть не подавился зевком Одли, садясь рядом с Грегом. — Ну, что делаем дальше? По домам или все же обещанный мозговой штурм?

— По кофе и по домам, наверное, — вздохнул Брок, — хотя… Зачем время терять на дорогу — проще уже тут остаться и выспаться, а утром привести себя в порядок.

Грег пожал плечами:

— Как скажете… Я останусь тут — много дел. — он подвинул к себе стопку бумаги с карандашом и принялся быстро что-то записывать. Кажется, он по новой вырисовывал схему преступления. — Чуть не забыл главное… Я разговаривал с судебными хирургами только что. Их вердикт — неры с Оленьего погибли от неспецифической реакции воспаления, вызванной костяными фигурками. Не спрашивайте, что это значит — я понял лишь то, что ни лера Бланш, ни нер Рауль Аранда не виновны в их гибели. Виноват бокор, вырезавший эти фигурки. Знать бы еще, как вообще ему пришла в голову такая идея.

Вик улыбнулась — ответить на этот вопрос она могла: Марк славно пошуршал в её голове:

— Завтра Рауль сам расскажет, но если интересно сейчас, то это может рассказать отец Маркус.

Взгляды мужчин устремились на инквизитора, который перестал притворяться спящим в кресле и обиженно заметил:

— Виктория, вы бы могли и сами все рассказать. Зря я, что ли, столько сил потратил. И… — он неуклюже встал, направляясь к их столу, припадая на левую, израненную ногу: — …Брендону ни слова, если не хотите, чтобы меня разобрали на составные части. Это больно, знаете ли, а колдуны беспринципны в своих исследованиях.

Он опустился на выдвинутый для него Броком стул и угрюмо сказал:

— Я не шучу.

Брок понимающе кивнул:

— Мы поняли.

Марк осмотрел всех, подслеповато морщась алыми глазами, и лампа на столе сама погасла, чтобы инквизитору стало не так больно. Вик успела заметить, что эфир вырвался сразу из Брока и Грега — они словно соревновались друг с другом в скорости.

— Благодарю, — сухо сказал Марк. — Тогда… Нер Аранда из Карфы только для нас нер — для высокомерных жителей Эреба. В своих землях он по положению почти принц, лер — точно. Подтвердите, лер Блек.

Мужчина отвлекся от своих записей, веско подтверждая:

— Да, так и есть. Мы смотрим свысока на карфианских князей, именуя всех нерами, но в Карфе их власть безгранична.

Вик уже давно интересовало, откуда Грег столько знает о Карфе. Объяснению Брока о Высшем Командном корпусе она верила, но… Вряд ли там настолько досконально знают Карфу и её традиции, в которых Грег плавал, как рыба в воде.

— Можно вопрос, Грег? — не удержалась она, давая Марку время попить кофе — Брок придвинул к инквизитору еще и тарелку с выпечкой, которая почему-то резво скакнула в сторону от руки Марка, почти выбравшему пирожок.

С дальнего дивана недовольно донеслось голосом Брендона:

— Нельзя!

Вик вздрогнула, оборачиваясь на сонного колдуна, не понимая его странного запрета, и тот, еле садясь и потирая сонные глаза, пояснил:

— Марку выпечку нельзя. У него вчера была тяжелая операция. Еще седьмицу никакой выпечки. А вопрос Грегу можно — если он захочет, конечно. — он встал и тоже направился к столу, присаживаясь возле недовольного опекой Марка.

Грег криво улыбнулся:

— Да, конечно, Виктория, спрашивайте.

— Мне очень интересно, откуда все же такие познания Карфы?

Брок влез, опережая ответ Грега:

— Так корпус же!

— Не совсем, — поправил его Блек.

Вик понятливо кивнула:

— Тальмо-Арнийская компания, да? Как и Гилл…

— Нет, — снова возразил мужчина. — Не она. Устье Ойры на тот момент уже было хорошо изучено и картографировано семьей Шерро. У меня была другая задача. Восточное побережье. Проход с западного инклетукского побережья через Тафнирузт до восточного мыса Веры. — он извиняюще пожал плечами в ответ на непонятливые взгляды констеблей: — разведка — это не только подвалы и допросы вернийских шпионов. Разведка еще тесно связана с картографией. Там, где не пролагают маршруты известные путешественники, идет войсковая разведка. Так было в Карфе, так было в Ренале, так было… Везде.

Марк перевел для всех незнакомое название Тафнирузт:

— Земли жажды. Знаменитая центральная пустыня. — Притворно удивляться он не стал — Вик подозревала, что мысли Грега были перетасованы и встряхнуты инквизитором похлеще, чем её собственные.

Одли хохотнул, дергая грязный, в бурых пятнах крови ворот рубашки:

— О да. Как вспомню, в какие дебри приходилось лезть из-за разведки, так вздрогну. Но что есть, то есть: карты всегда были верны, Грег… — он невоспитанно положил на стол руки — манжеты рубашки тоже были запачканы.

Что-то идея Брока остаться на службе и привести себя в порядок тут, Вик не впечатлила. Не только Одли нуждался в свежей одежде. Почти все парни были в замызганных после подвала с зомби мундирах. Собственный троттер Вик решила вообще выкинуть — его не отстирать после такого. Так что, как будут приводить себя в порядок парни, Вик не понимала ровно до того момента, как Алистер вернулся обратно в залу, таща в руках… Новенький, еще пахший складом мундир со значками полиции Аквилиты на воротнике. Заметив это, из залы потянулись на выход то один, то другой констебль, возвращаясь мокрые, свежие после душа в… форме полиции Аквилиты.

Грег предпочел промолчать — в Аквилите свои традиции. Не ему их менять.

Марк задумчиво улыбнулся и продолжил:

— Положение нера Аранды в Карфе все уяснили. Причем нельзя забывать, что род Аранда богат, демонически богат…

Алистер, уже в форме Аквилиты, снова встал у спинки стула Грега, аккуратно вешая на неё новенький мундир. Еще и Вик задорно подмигнул, чтобы она не выдала его секрет. Грег вопросительно повернулся к Алистеру, а тот, как ни в чем не бывало потянулся к столу, хватая тарелку с пирожками, ускользнувшую от Марка:

— Я возьму… — он вместе с тарелкой сел с другой стороны от Одли: — простите, что отвлек… Продолжайте, адер…

— Отец, — поправил его Марк, прекрасно понимая, что сидит в окружении отступников от настоящей веры, но, кажется, его это ни капли не задевало. Он даже выговаривать что-то им не стал. В голове Вик шутихой взорвалась его мысль: «Я служу богам, а не королям, объявившим себя посредниками перед богами». — Возвращаясь к Аранде, и надеюсь, меня больше не будут отвлекать… Каждый лер должен оставить наследника.

— С чем у леры Бланш было сложно — она была в потенцитовой интоксикации, — подсказала Вик.

— Именно. — согласился с ней Марк, не высказывая недовольства, что его вновь перебили. — Бокор Джеральд, придерживающийся запрета отца Рауля Аранды на посвящение того в родовые тайны, тем не менее от Рауля не отказался, считая его продолжателем рода Аранда.

Себ не удержался:

— Не понял. А за что Рауля не признали своим? Он вроде карфианец до кончиков ногтей.

Вик его поправила:

— Для нас. Но не для Карфы. У Рауля слишком светлая кожа, а черты лица характерно эребские — он пошел в мать-эребийку, а не в отца. Для Карфы этого было достаточно. Это привело к неожиданным результатам — Рауль выбрал эребское образование, закончив университет по химии и зельеварению.

Марк продолжил:

— А бокор Джеральд искал выход из сложившейся ситуации: роду нужен был наследник, а, значит, леру Бланш надо было вылечить всеми возможными способами. Четыре года назад в зимний Вечный карнавал в Аквилите случайно столкнулись давние друзья: невеста бокора Дакарея нера Ролле и чета Аранда. Нера Ролле, заметив, что Бланш уже больна, рассказала о своем гри-гри, созданном Дакареем для неё. Она даже показала его Раулю, и тот потом по памяти его зарисовал для себя. Друзья расстались, а Джеральд, интересуясь гри-гри, видимо позже встретился с нерой Ролле. Что между ними произошло — неясно, но результат мы знаем: нера Ролле оказалась первой жертвой Джеральда, похороненной на Оленьем острове. Аранда покинули Аквилиту не зная, что случилось с Ролле. Джеральд сам пытался воссоздать гри-гри, действуя инстинктивно, по зарисовке Рауля, но у него гри-гри не вышло.

— Зато получился вольт, который позволял превращать больных потенцитовой интоксикацией в приличных, послушных, адекватных с виду нер. — добавила Вик. — Пока Рауль искал лекарство, Джеральд стал искать другие способы спасения леры Бланш. Он решил искать помощи у лоа. Он понимал, что сам не в силах его удержать и усмирить, так что… Он прибегнул к помощи короля Тальмы и его магов. Джеральд создал псевдофиксатор, удерживающий лоа, взамен на помощь в излечении леры Бланш.

— Остальное мы наблюдали собственными глазами… — скомканно сказал Брок.

Вик добавила:

— Если с первым лоа, впоследствии уничтоженным Ривзом, король и Гордон-Шекли справились легко, подчиняя себе, то с папой Легбой так не получилось. Решив не волновать больше Олфинбург жертвоприношениями, лоа и жертв вывезли под надуманным предлогом в Аквилиту. Лоа оказался силен и строптив — он принимать жертвы не собирался. Да, он подчинялся, он выбирался из потенцитовой клетки, как положено, он выполнял порученное, он кусал и калечил души, но не соглашался обменять свою свободу на души даже лучших офицеров Тальмы. Он был сильный лоа, он долго мог продержаться без душ, выискивая лазейку для свободы. Тогда Гордон, сам уже искалеченный лоа, решил действовать иначе — выбранные в жертвы офицеры стали сталкиваться с угрозой смерти. Если лоа сам не берет души, ему их насильно вручат. И вот тут-то Гордон ошибся. Дважды. Сперва поверив в смерть Ривза и решив, что лоа все же принял жертву. На всякий случай, помня, как лоа долго сопротивлялся, Гордон решил подстраховаться и скормить еще жертвы — Гилла и Фейна. С Гиллом сразу не вышло, а с Фейном… Когда его засыпало в катакомбах из-за устроенного Гордоном взрыва, он решил, что лоа окончательно приручен — он принял две жертвы, он приручился и смирился. Гордон не знал, что Фейн смог выбраться из ловушки и вернуться в столицу в попытке разработать оружие против эмпатического воздействия. Лоа не получил обещанную душу.

Марк при этих словах странно вздрогнул, а Брендон проворчал, потряхивая ладонью:

— Я предупреждал — не стоит копаться в чужих мозгах!

Вик поблагодарила Брендона взглядом и все же продолжила, потому что Марк, упорно запихивая в её голову воспоминания Эвана из Олфинбурга, извиняюще «сказал»: «Я бы и сам все объяснил, но у меня уже язык не ворочается — отвык разговаривать!»:

— Фейн не знал про лоа. Он думал, что это эмпатическое оружие… Из-за Фейна, кстати, точнее из-за его сотрудничества с Моро, Джеральд сам или при помощи зомби — этого мы уже никогда не узнаем, — убил Моро, её секретаря и профессора Тома… Гордон или офицер, его страхующий в операции, решил, что после двух удачных жертвоприношений продолжить уже можно в столице, и Гордон умчался в Олфинбург. Как раз подоспело полнолуние, и лоа попытались скормить жертву попроще — неру Элайзу Ренар, потому что раскидываться преданными короне офицерами слишком дороговато, даже ради Папы Легба. Лоа и тут увернулся от принятия жертвы. После случившегося в подвале, я так-то не верю, что даже самый опытный маг, вроде Янга, мог подобраться к лоа, вселившемуся в человека, и позволить вырубить себя вазой по голове. Простите, это какой-то неумеха, а не лоа, которого и не стоит призывать… Потом в столице случился мятеж бомбистов, и королю для собственной защиты понадобился лоа. Думая, что лоа полностью подчинен, он его выпустил и поплатился. Лоа, пусть и ослабленный, но не прирученный и дико злой, стал крушить все, что попадалось на его пути — своих и чужих, правых и виноватых, все, до чего дотягивались его лапы… Или что там у лоа есть… — Вик замолчала не в силах продолжать — дальнейшее касалось Эвана, и даже думать, что ему пришлось пережить, было больно, а сказать такое оказалось непосильно для неё — в горле стоял болезненный комок, который никак не проглотить. — Эван…

— …уничтожил лоа не иначе как чудом, — хрипло после сна сказал Эван, вставая с дивана и направляясь к столу. Грег заметил, как того шатает, и направился к нему, подхватывая и помогая дойти. Уже усадив на придвинутый Броком стул, Грег замер, рассматривая новый мундир суперинтенданта, висевший на спинке его стула.

Повисла странная тишина — Грег ничего не говорил, замерли и констебли вокруг.

Не выдержал первым все же Одли. Он хмыкнул:

— Кх… Лер Блек, от чего такое удивление? Вы же наш. К демонам алый мундир короля, который отдал вас в жертвы.

Грег резко выдохнул и, несмотря на духоту, все же надел новый мундир — от него этого ждали.

Одли хмыкнул:

— Впору?

— Вполне, — еле выдавил из себя Грег.

— Тогда скидывайте обратно, и марш в душевую. Нер ком… Эээ… Лер комиссар, вы бы тоже туда же шли — а то по вашему виду, вас через весь Олфинбург тащили…

— Только через его центр, — усмехнулся Эван. — Ладно, уговорили… В душ, так в душ. Пока мы с Грегом приводим себя в порядок, Брок, будь добр, организуй сбор всех фиксаторов… К вечеру нужно забрать их все — вплоть до фиксаторов экспертов.

Ответом ему была непонимающая тишина, которую все же нарушил Себ:

— Лер комиссар, можно вопрос?

— Да, конечно, Себ.

— Мы разобрались с чернокнижником, да?

— Да. — подтвердил Эван, но Марк вмешался:

— Не совсем — дело бокора будет окончательно закрыто, когда проверку на одержимость пройдут все жители Аквилиты, прежде всего те, кто участвовал в нападении и убийстве Гилла. Но для полиции, да, для вас почти все закончилось.

— И с разведкой Тальмы все закончилось, — хмуро напомнил поскучневший Одли. Его фиксаторы тоже задели.

Себ кивнул и отцепил с мундира, который еще не успел поменять, свой жетон:

— Простите, лер комиссар, я подаю в отставку. Мы проглотили в свое время Брока, и это привело к демон знает чему, но проглатывать фиксаторы я не буду. Хватит, при всем моем уважении.

Вик с огорчением заметила, что кредит доверия к Эвану оказался не таким и большим. Обидно было, что не выдержал именно Себ — она все еще считала его своим напарником.

Эван приподнял бровь в удивлении и холодно заметил:

— Все фиксаторы, вплоть до гражданских, будут проверены на возможность удержания лоа, Себ. Полиции в ближайшее время будут выданы новые — с функцией визуалофиксации. Принц Анри любезно предложил партию экспериментальных фиксаторов для полиции Аквилиты. Но если вы настаиваете на отставке, нер Кейдж…

Тот побелел, потом покраснел и скомканно заметил:

— Простите, я…

— …вы поспешили, — сухо сказал Эван.

Себастьян вскинулся:

— Простите, я только из-за радения за полицию. Я не против вас, я…

Эван наклонил голову на бок:

— Я понял. Я ничего не имею против.

Вик сразу же вспомнилось, как она раньше не понимала такой тон Эвана, думая, что он дико злится на неё:

— Себ, Эван, пожалуйста, давайте сделаем вид, что этого не было. Я тоже подала бы в отставку, если бы у меня забрали фиксатор. Все мы подали бы в отставку. Это просто небольшое недопонимание. Пожалуйста…

Эван снова молчаливо кивнул, заставляя Себа облегченно выдыхать. Впрочем, остальные констебли тоже отмерли — их перспектива сдать фиксаторы так же напугала. Особенно в свете возвращения вольностей Аквилиты — надо полагать, что и карнавалы с непредсказуемым поведением леров вернутся. Аквилите ничем иным не заработать на жизнь.

Брок осторожно заметил:

— Эван, в Аквилите фиксаторы — больная тема из-за Эвироков. И я не Гилла имею в виду. Прости, что так получилось.

— И вы извините, — все так же сухо сказал Эван.

Брок кашлянул:

— Тогда давайте поговорим о… чем-нибудь другом.

Одли весьма послушно отозвался на его просьбу:

— Эван… Ты умеешь играть в футбол? Грег, тебя это тоже касается.

Оба мужчины недоуменно переглянулись. Для них смена темы оказалась слишком резкой.

Одли кивнул своим мыслям:

— Не умеем. Что ж, научим! Седьмица отдыха закончена, финал чемпионата по футболу прошлого года был слит по независящим от нас обстоятельствам, но в этом году кубок просто обязан быть наш — мне надоело, что портовые ржут надо мной, стоит мне там появиться.

Вик прикрыла глаза, спешно соображая:

— Так… Двадцать седьмое снеженя. День нападения на меня. Порт. Встреча в порту, на которую не взяли меня и Себа. Это…?

— …это был финал чемпионата Аквилиты, Вики. И в этом году мы его не продуем, ведь так, лер комиссар и лер суперинтендант? Или вы только боксировать умеете?

По их кислому виду Вик поняла, что это где-то близко к истине. Грег все же добавил:

— Нет, я еще в поло играть умею.

Эван подтвердил кивком:

— И гребля.

— Ну вот и ладушки, — усмехнулся Одли, — будете грести в сторону футбольного поля. Нельзя жить в Аквилите и не играть в футбол. Вечером первая тренировка. Вик…

— Я не уверена — у меня сегодня патрулирование…

Эван вмешался:

— Ты отстранена от патрули…

Вик вскинулась, и Эван мягко заметил:

— Я сегодня дивно косноязычен. Простите, Себ, Вик. Я имел в виду, что у тебя и у Лео седьмица перед экзаменами на детектива.

Вик потрясенно напомнила:

— Но у меня еще три луны…

— Я зачту тебе патрулирование — за особые заслуги в деле Чернокнижника. Герцог я или нет… — он задумчиво добавил: — не поверите: я просил парламентскую монархию, а получил корону герцога.

— Мечта моего отца… — мрачно сказал Грег, не уточняя, что именно: корона или монархия, тут и так все были в курсе.

Брок прищурился:

— Ты правда просил парламентскую монархию?!

Эван подтвердил:

— И реформу полиции, и законодательную реформу…

— Ничего себе у тебя запросы. — выразил общее мнение Брок.

Эван пожал плечами:

— Так и мы все вместе совершили невозможное — так что запросы очень даже простые для совершенного.

— Ладно, если только с этой точки зрения… — неуверенно согласился Брок. — То да, мы все могли и не такое попросить… Хотя Аквилита — это тоже неплохо, признай, Эван. Даже с футболом неплохо.

Он лишь кивнул и встал:

— Пойду я в душ — надо привести себя в порядок, пока опять чего-нибудь не сказал не так. — Признавать ошибки он умел, и это было в нем главное. Вик замерла от счастья — её мечта стать детективом почти воплотилась. Значит, и другие тоже воплотятся, просто надо верить. Она справится. И со службой, и с учебой, и с семьей. Все будет хорошо.

* * *

Вслед за Грегом поднялся и Брок:

— Я подумал, — он одернул свой грязный мундир, — пойду я тоже приведу себя в порядок. Одли…

Тот скривился, уже «предвкушая» количество бумаг, свалившихся на него из-за увиливающего Брока, и махнул рукой:

— Вперед, спящая красавица! Вы и Вик прихватили бы…

Эван кашлянул, Брок фыркнул, а Грег неодобрительно качнул головой — нельзя быть настолько косноязычным! Хотя у всех сегодня был тяжелый день, на это надо делать скидку.

Одли понял свой промах:

— …не в том смысле. Надо было, Брок, падать первым, а не позволять Вик валяться на грязном полу. Офицер ты или нет.

— Тогда бы меня пожевали зомби, — устало напомнила Вик.

— Для жевания зомби есть я, — парировал Одли. — Все-все, молчу.

Эван сделал неуверенный шаг, его с одной стороны подпер Брок, а с другого Грег, вспоминая в последний момент и оборачиваясь к Одли:

— Чуть не забыл. В Аквилите находится особа королевской крови — Одли, распорядись держать штурм-отряд в повышенной готовности — пусть присматривают за принцем Анри. В Аквилите же есть штурм-отряд?

— В Аквилите все есть, — мрачно фыркнул Одли. — Идите уже…

— И надо подготовить бумаги по нерам, умершим в других городах — пусть закрывают дела…

Одли лишь кивал и кивал, потому что Грег снова вспомнил что-то важное. Брок отпустил Эвана и подхватил Грега с другой стороны:

— Пойдем, ты не представляешь, какие у тебя умные офицеры. И предприимчивые, и находчивые, угомонись уже, Грег…

Дверь за ними закрылась. Вик, продолжавшая вертеть в руках стаканчик с кофе, залпом выпила его — тот успел остыть.

Алистер осторожно спросил:

— Виктория, я могу забрать твой жакет?

— Зачем? — не поняла она, поморщившись — жакет откровенно пованивал тухлятиной.

— Пойду, подберу тебе форму. Должно что-то найтись.

— Спасибо, буду благодарна.

Мужчина поднялся со стула и, прихватив с собой жакет, ушел прочь.

Ненадолго повисла тишина. Брендон почти сполз со стула, засыпая сидя. Марк задумчиво поедал пирожок, пользуясь отсутствие присмотра. Вик молчала, снова и снова прокручивая в голове детали дела. Тишину разбил неожиданно Одли. Он поднял на Вик глаза и, глядя в упор, веско спросил:

— Вики… А зачем ты солгала про Моро и Тома?

Она крепко сжала губы — она до последнего надеялась, что все удастся списать на зомби и Джеральда. Пока она собиралась с мыслями, вмешался Марк:

— С Тома может быть и Джеральд, и Гордон. Учитывая нападение на дом Ренаров, которое состоялось как раз перед убийством Тома, нельзя исключать Гордона. Тут однозначный ответ будет только после обследования всех в университете на предмет одержимости. А Моро…

Одли напомнил один очевидный факт, который портил всю версию Вик о Джеральде:

— Дневники Шерро не были украдены.

Вик уперлась взглядом в стол и молчала. Марк не собирался приходить ей на помощь.

Одли вновь начал:

— Если бы это был Гордон — дневники бы забрали для дальнейшего исследования. Если бы это был Джеральд, он бы их уничтожил, чтобы родовые тайны не ушли к белым. Но дневники остались в тайнике. Их не пытались найти. В доме не было бардака — никто там ничего не искал. Вывод однозначен: это единственный момент, в котором лера Бланш не лгала. Это она убила Моро. Просто надо хорошенько поработать со свидетелями, для точного подтверждения.

Вик медленно, тщательно подбирая слова, сказала:

— Вин… Ты же видел Рауля… Для него расстаться с Золой смерти подобно. И от него зависит лекарство, спасающее тысячи женских жизней.

Одли осуждающе качнул головой:

— Брок не поймет. Для него важен закон.

Вик напомнила:

— На момент убийства Зола была безумна и не отвечала за свои действия. Сейчас она вылечилась и неопасна. А Рауль…

— Он, как все гении, немного безумен, — вмешался, все же спасая Вик, Марк. — Он тоже немного безумен — нельзя столько лет жить бок о бок с бокором и не замечать очевидного. Он же откровенно проигнорировал факт появления костяных фигурок у Джеральда, принимая их за гри-гри, и не стал задумываться, откуда они взялись. Он в отличие от неры Золы так и не понял, что живет в окружении зомби. Желание спасти жену затмило ему все. — Он выпрямился и твердо произнес: — Именем храма, я забираю у вас дело о Чернокнижнике и чете Аранда.

Одли скривился:

— Вот это номер.

Марк пожал плечами:

— Моя совесть очень пластична, когда дело касается помысла богов. Броку не придется искать пятый угол, выбирая закон или лекарство.

— Хорошо, — легко сдался Одли, откидываясь на спинку стула и закладывая руки за голову: — столько бумажной канители мимо!

Марк хищно улыбнулся:

— У меня хороший секретарь есть — он приведет в порядок все бумаги.

Брендон шевельнулся, потрясенно открывая глаза и доказывая, что не так он уж и спал:

— Вот это перспективы! И за что мне все это?!

Марк довольно, словно кот, дорвавшийся до сливок, напомнил:

— Я кого просил вести себя по-человечески, если со мной что-то случится? Кто пугал неру Ренар и мотал нервы констеблям и осам? Заслужил!

Брендон послушно кивнул:

— Каюсь, грешен. И несварение после пирожка я тебе лечить не буду! Сам виноват.

Марк придвинул к себе тарелку с пирожками и выбрал самый большой.

Брендон вновь напомнил:

— Не буду!

— И не надо, — отозвался Марк. — Дела грешные всегда должны быть наказаны.

Одли оторопело качнул головой:

— Отец Маркус, до бесплатной больницы тут недалеко, если что…

Марк не ответил ему, зато Вик прилетело в голову: «Я прослежу, чтобы лекарство было создано. И прослежу, чтобы нере Золе больше не пришло в голову никого убивать. И Рауля Аранда тоже пролечу — чтобы не уплывал в заоблачные незаконные дали в своих исследованиях».

Эпилог

День был суматошным. Слишком много всего случилось на прошлой седьмице. По управлению разносились гулкие звуки ремонта: сносили стены и восстанавливали камеры в подвале. Портрет короля все же одели в траурный креп, правда полностью — занавесили, чтобы не раздражал свои видом.

Вик в новенькой, чуть слежавшейся за годы хранения на складе форме, занималась с Лео, подтягивая его в процедурах обследования мест преступления и опросах. Знаменитое КККП — кто, когда, как и почему. На самом деле нужных вопросов для расследования было больше, но ими Вик не стала забивать голову и так ошалевшего от учебы Лео.

Брок в очередной раз доказал боксерскому мешку свое превосходство, но смирился с решением отца Маркуса.

Брендон погибал под бумагам.

Эван и Грег не вылезали с совещаний. Правда, Грег умудрился куда-то вырваться на обед, откуда вернулся чуть менее мрачный, чем был до этого.

Одли радовался отсутствию бумажной писанины, хоть для передачи дела храму все же пришлось плотно посидеть за печатной машинкой, оформляя показания.

Марк оккупировал одну из допросных, куда вызывал всех, кто столкнулся с лоа. Первым был Эван, потом Грег, потом Брок, потом сама Вик, Одли, Элизабет — людской поток не прекращался целый день, и вряд ли прекратится ближайшую луну.

Днем было не до тяжелых дум. Впрочем, вечером тоже. Вечер впервые за седьмицу прошел как положено: все приехали домой со службы почти вовремя, ужин был сытный и горячий, потом были разговоры, игры с Полин, подготовка ко сну и…

Вик прижалась к оконному стеклу гостиной. Пока она приводила себя в порядок, Эван успел сбежать. Точнее, не сбежать — Эван и побег не совместимые понятия. Он ушел подышать свежим воздухом. В темноту и холод, хоть зима в Аквилите оказалась дивно короткой — и седьмицы не задержалась в городе.

Брок подошел к Вик, замирая за спиной:

— Что-то мне это напоминает… — Он рассматривал погруженный в полутьму сад. Только фонарики вдоль дорожек еле светили в ночи.

Вик дернула плечом:

— Я ждала чего-то подобного от тебя, а…

— …а оказалось, что надо волноваться за Эвана? — уточнил Брок. — Вики… Он сильный. Он выдержит. Он не сдастся. Он найдет себе новое дело. Он не сломается без эфира.

— Может, мне пойти… — неуверенно сказала она, глядя, как замер у каменной ограды, облокачиваясь на неё, Эван. — Там холодно, а у него теперь нет эфира…

— Он не ребенок, и отморозить себе уши назло себе не входит в его планы, поверь. Просто ему нужно побыть наедине с собой.

— Просто ему надо покричать в небеса? — вспомнила Вик слова Брока. Седьмица. Прошла всего седьмица, а столько всего произошло… Брок стал своим, ненавистные особисты оказались жертвами лоа, а Эван… Эван потерял эфир. Что случилось с самой Вик — неважно, особенно на фоне потери Эвана.

— Да, ему надо проораться в небеса. Рядом с тобой ему надо быть сильным и уверенным…

— Я такая беззащитная?

— Ты такая сильная, что не хочется быть неидеальным рядом с тобой, Вик, — вздохнул Брок. — дай ему время. Пусть поорет в небеса.

Эван орать в небеса не собирался. И ломаться он не собирался. Ему это было просто нельзя.

Рассыпался бриллиантовой крошкой иссине-черный полог небосвода. Стареющая Луна еле освещала волнующийся океан — сезон штормов заканчивался. Пахло смолой и гниющими водорослями, которые щедро раскидали по берегу еще высокие волны.

На каменной стене рядом сидела черная тень в виде человека и качала ногой.

Эван её игнорировал. Ему было неинтересно то, что тень может ему предложить.

Тень игралась собственными пальцами, то сводя их вместе, то разводя руки в стороны, и тогда тонкие, теневые, липкие нити трепетали на ветру, как паутинка. Тень сосредоточенно начала играть в «Колыбель для кошки», плетя из теневых нитей узоры. Они слипались, путались, превративший в конце концов в единый ком с пальцами. Тень рассмеялась, тряхнула спутанными руками, снова разделяя их.

— Забавно, да?

— Я тебя не слышу. — напомнил Эван.

— Забавно, да! — уже утверждала тень, подаваясь к Эвану и заслоняя собой луну.

— И не вижу, — снова напомнил Эван.

— Отец Маркус меня не заметил.

— Я тебя не вижу и не слышу.

— Ты не одержим. Инквизиторы не прогонят меня — даже не надейся.

— Я тебя… Впрочем, неважно, — сухо сказал Эван.

Тень фыркнула:

— Я спасла тебя — ты мой.

Ответом была тишина.

— Ты мой. Даже не надейся ускользнуть. Уничтожить ты меня не можешь. Инквизиторы меня не видят. Тебе придется пойти со мной на сделку.

Эван развернулся и пошел прочь из сада.

Тень прокричала ему вслед:

— Даже не надейся! Ты мой.

Татьяна Лаас Рыжий и черный

Глава 1 День первый

Строптивый даже после смерти мальчишка зацепился рукой за выпирающий из земли корень, сбивая с четкого, выверенного шага. Пришлось оборачиваться и дергать сильнее. Рука надломилась, сгибаясь под нелепым углом — его это не заботило, а мертвому телу, которое он тащил за ногу, удерживая одной рукой, тем более все равно. За трупом мальчишки на земле оставалась широкая дорожка — хорошо бы, чтобы пошел снег: так будет меньше возни со следами. Впрочем, зимой это место почти не посещают, только егеря и местный лесник — сезон охоты закончился с Новым годом.

Светало. Абрис Ветряной гряды стал отчетливо заметен на фоне чуть порозовевшего небосвода. Звезды бледнели и исчезали, прячась за тянувшимися с океана снежными тучами. Стоило поспешить. Печальный муж, отлученный от жены и наказанный всю жизнь за ней бежать и никогда не догнать, уже опускался к горизонту. Даже длинные зимние ночи когда-нибудь заканчиваются. Скоро встанет солнце во всей своей красе, лаская своим взглядом застывший в вечной боли лес. И кому пришло в голову назвать лес, выросший на могильниках, Танцующим? Искорёженные стволы деревьев, извивающиеся в пароксизме боли забытых мертвых и тянущие к живым свои изломанные сухие ветви, не похожи на танец. Даже в грязи можно увидеть красоту, но увидеть изящный танец в боли — это как малость странно. Красота несовершенства неуловима, но ле́са Танцующих деревьев она не касается.

Снег под ногами скрипел. Он лежал плотным слоем, припорошенный сверху полупрозрачными иголками нелид. Середина зимы уже прошла, но в горах дыхание весны еще не ощущалось. Холодный ветер трепал ворот шинели, пробирая до костей. Изо рта вырывалось теплое облачко пара. Руки замерзли: он забыл перчатки — так спешил. Времени для себя всегда мало, его не хватает, оно утекает прочь, заставляя сожалеть о глупо потерянных годах.

За стволом искривленного клена, растерявшего все свои звездчатые алые листья, пряталась лиса. Она настороженно следила за ним и мертвым мальчишкой, уже смирившимся со своей участью.

Он ей скомандовал:

— Беги!

И она помчалась прочь, хвостом заметая след.

Он усмехнулся и пошел дальше.

Дерево, ударом молнии расщепленное напополам до корней, уже заждалось его. Он приподнял тело над землей за подмышки и опустил в холодную, пропахшую прелью и мышами щель. Тело ушло в ствол все — вплоть до белокурой макушки, только с руками пришлось повоевать, ломая их, чтобы не торчали из расщелины.

— Спи… — тихо посоветовал он и пошел прочь, насвистывая.

Первые снежинки уже кружились в воздухе…

День первый

К вечеру снегопад закончился, ноздреватыми, кипенными сугробами оставшись на тротуарах вдоль домов. Сумерки пахли влагой, мокрым асфальтом и горьким кофе — Аквилита ожила, узнав об окончании войны. Все бы войны так быстро заканчивались. Грег, к сожалению, знал, что его война закончится нескоро. Новоявленный суперинтендант совсем недавно образованного Управления по особо важным делам полиции Аквилиты понимал, что перешел своим назначением дорогу многим — не только старшему инспектору Броку Мюраю, но парочке старших инспекторов из Сыскного дивизиона. В назначении лера Грегори Блека, виконта Коббл, не было ничего необычного — для Тальмийской империи, где офицеры служат там, куда их пошлют, но для последнего Вольного города Аквилита, веками отстаивавшего свою свободу от власти Тальмы, это было из ряда вон — чтобы какой-то пришлый, совсем сторонний человек занял должность, предназначавшуюся коренному аквилитцу. Это Грегу не скоро простят.

Звенел на Дубовой улице паровик. Неслись, изредка гудя, паромобили. Чинно прогуливались парочки, наслаждаясь вечерними сумерками — время для любви и поцелуев, которые скроет наступающая ночь. Из парка доносились звуки каталя, тревожа сердце своим ритмом. Раз-два-три, раз-два-три, и снова, и снова… Хотелось забыться и отдаться очарованию вечера, позвав Элизабет на прогулку, но пока нельзя. Пока слишком опасно. Пока глупо звать её гулять именно с ним — надо что-то решать с отцом. Лер Блек-старший, граф Монтийский, весьма однозначно выразился о будущем Грега, опозорившего своим поведением старинный род Монтов. Будущего у Грега не было. Пусть храмовый и светский суд признали Грега невиновным в истязаниях заключенных, Блека-старшего это мало волновало.

Грег замер на крыльце, вдыхая вольный воздух Аквилиты полной грудью и оглядываясь — возле его служебного паромобиля замерли Одли, инспектор Управления по особо важным делам и парочка механиков полицейского управления, одетых в синие рабочие комбинезоны. Они о чем-то переговаривались, подняв кверху капот. Только этого не хватало. Неужели уже успели заминировать его паромобиль?

Грег быстро спустился по ступеньках и подошел к Одли и механикам:

— Добрый вечер, неры.

«Неры» от удивления даже кепки на голове сдернули:

— Добрый вечер, лер суперинтендант!

Одли усмехнулся:

— Расслабьтесь, парни, это свой.

Грег уточнил, заглядывая под капот паромобиля и ничего не понимая: техника — не его конек:

— Что случилось?

— Дык это… — ожил механик постарше, — вода течет. Оно, может, и само от старости так сказать… А можна и не так… Надо загонять в гараж и там смотреть.

Одли кивнул механикам:

— Давай, чем боги не шутят. Только, лер Блек, свободных паромобилей у нас нету.

— Ничего, пару дней попользуюсь паровиками. Не привыкать. — Грег попрощался с Одли и механиками и пошел прочь от Управления в звенящую голосами, смехом и музыкой ночь.

На перекрестке Дубовой и Липовой он сел в паровик, сейчас почти пустой, и тяжело опустился на деревянную скамью, откидывая голову назад и прикрывая глаза. Голова плыла от недосыпа — последние дни он спал урывками из-за дела Чернокнижника, которое у них на последнем этапе, когда уже были известны все имена преступников, увел храм, точнее инквизиция.

Паровик мелко вздрагивал на стыках рельс, заставляя просыпаться и открывать глаза. Грег заметил, как наискосок от него сел на скамью смутно знакомый парень: рыжеватые короткие волосы, голубые глаза, лицо без особых примет, простая одежда горожанина. Сонная голова соображала плохо, но тренированная память все же справилась — Грег вспомнил, что видел этого парня в охране принца Анри Вернийского. Только этого не хватало! Принц, обещавший присматривать за Элизабет и Андре, и к нему приставил топтуна. Зачем, еще бы понять… Поймав взгляд Грега, рыжий парень приподнял шляпу в шутливом приветствии. Дожил: топтун уже здоровается! Грег снова прикрыл глаза.

Звенел колокольчик паровика, кондуктор громко объявлял остановки, паровик дребезжал, за окнами радовался и гулял город, но шум не мешал Грегу дремать. Он даже умудрился чуть не проспать свою остановку — топтун похлопал его по плечу, заставляя просыпаться и выходить следом за рыжим. Тот целеустремленно, словно в его обязанности не входила охрана Грега, направился через многолюдный парк к гостинице «Королевский рыцарь», яркой иллюминацией привлекавший к себе толпы людей. Грег заметил, как то и дело к гостинице подъезжали шикарные, люксовые паромобили, выгружая свои пассажиров: мужчин в смокингах и лер в вечерних платьях, оголявших плечи. Только этого не хватало — город прознал, что в гостинице остановился вернийский принц, и теперь высший свет Аквилиты хотел хоть глазком посмотреть на особу королевской крови, впервые посетившую город за пятьсот лет вольностей.

Рыжий уже скрылся в толпе праздногуляющих, чему Грег был рад. Он медленно шел по освещенным электрическими фонарями аллеям парка, пытаясь прогнать сонную хмарь морозным воздухом. Он чуть пощипывал щеки и легким кашлем клокотал в груди. Пар из труб сброса давления отопительной системы Аквилиты влажными языками плыл в воздухе, разнося вокруг приглушенный аромат нарциссов.

Первый камень прилетел в спину Грега как раз из влажного языка тумана и замер в воздухе, не долетая пару дюймов. Из тумана раздался недовольный вопль. Грег не стал оборачиваться и пытаться найти своего обидчика. Он знал нравы Тальмы, он знал, как любят натравливать на неугодных банды малолеток с камнями или комьями грязи. Воевать и пытаться поймать их бесполезно — стоит Грегу только повернуться, как вся стайка мальчишек не старше семи-восьми лет рванет в разные стороны, не давая себя заловить. Только дураком себя выставит — толпа вокруг замерла в предвкушении развлечения: разъяренный лер пытается отстоять себя в схватке с детьми. Заведомо проигрышная ситуация, из которой никогда не выйти победителем. Парочка патрульных констеблей закономерно остановилась и пошла в другом направлении. Придверники ближайших дорогих универсальных магазинов и ресторанов отвернулись — они банду малолеток, преследовавшую лера, предпочли не замечать. Лер сам виноват в своих бедах, газеты не лгут, а лишь показывают без прикрас выходки некоторых зарвавшихся сиятельных. И никого не волнует, что это был не лер, а вселившийся в него демон.

Грег привычно проверил состояние защитного плетения, которое пришлось постоянно носить из-за угроз отца и продолжил прогулку, как ни в чем не бывало. Следующие камни не заставили себя ждать, увязая в эфире, как и первый. Ярость кипела в Греге, заставляя бессильно сжимать пальцы в кулаки. Ярость не на детей, не на купивших их услуги горожан или полицейских, даже ни на газетчиков, Грег злился на себя — только его вина в том, что он сделал, только его вина в том, что он не заметил, как в него вселился демон, делая его одержимым. Пришлось отказаться от прогулки, ускоряя шаг — становиться всеобщим посмешищем не хотелось.

В холл гостиницы он буквально влетел, проигнорировав помощь придверника. Грег подошел к ночному портье, щедро прикормленному золотыми и потому лояльно относящемуся к нему, и, взяв ключ от номера, уточнил:

— Лера де Бернье и нера Риччи…

Портье профессионально улыбнулся:

— Лер Блек, леры уже ждут вас в ресторане. Советую поторопиться — я послал им от вашего имени извинительные букеты, но терпение лер не бесконечно.

Грег привычно расстался с очередным кругляшом, в этот раз серебряным:

— Благодарю! — он обернулся на двери ресторана, которые сейчас радушно открылись, запуская новую порцию сиятельных. Портье, пряча монету в карман, пояснил:

— В ресторане аншлаг. Кто-то пустил слух, что его королевское высочество Анри сегодня будет ужинать в ресторане. Слетелись, как вороны на падаль…

Грег молча кивнул и понесся к себе в номер — ему нужно привести себя в порядок, он несколько дней не вылезал из управления. На душ времени не было, так что Грег лишь побрился, освежился водой после бритья, хоть приторный розовый запашок дешевого мыла дивизионной душевой было не перебить ничем, поменял нательное белье и сорочку, снова надевая мундир суперинтенданта полиции — было непривычно в темно-синем мундире без золотого шитья, зато с кучей ремней для фиксатора, оружия, планшетов и прочей ерунды. Практично, но неавантажно. Оставалось причесаться, сменить туфли на чистые и вперед, на казнь — под сотни заинтересованных взглядов сиятельных, предвкушавших встречу с принцем, а получившим сразу два развлечения: принца и Грега.

Ресторан встретил гулом голосов, тихой музыкой струнного квартета, запахами еды, густо смешавшимися с ароматами духов сиятельных лер, и любопытными, препарирующими до костей взглядами. Даже черно-белые, как пингвины, официанты нет-нет да и посматривали на Грега поверх подносов, на которых разносили еду.

Грег заставил себя разжать кулаки и улыбаться, лавируя среди столиков и людей в привычной тальмийской роскоши ресторана: позолота, лепнина, статуи, цветы, тяжелый бархат штор, и леры, леры, леры…

Столик, который занимали Элизабет и Андре, словно специально располагался почти по центру залы. Изящный букет, сервировка на троих человек, белая скатерть. Бледная, под стать скатерти Элизабет в элегантном вечернем платье из аквамаринового шелкового фая. Злая, закипающая Андре в удобных брюках, сорочке и жакете и… Принц Анри собственной персоной, как положено в смокинге и бабочке. Он легко поднялся со стула, приветствуя Грега.

Гул голосов в ресторане смолк. Казалось, еще чуть-чуть и испуганно взвизгнет скрипка, сбиваясь с нот. Но музыканты, даже буровя глазами Грега и принца, остались профессионалами, выдерживая мелодию.

Грег чувствовал себя как на арене цирка или в загоне человеческого зоопарка, когда взгляды толпы устремлены только на тебя.

Анри улыбнулся и первым подал руку для рукопожатия:

— Добрый вечер, Грег! Рад тебя видеть.

— И вам добрый вечер, милер, — все же сбился в обращении Грег от неожиданности, пожимая руку принца. У него было крепкое рукопожатие, как у военного человека, а не придворного повесы.

Анри подался к Грегу, все так же с улыбкой выговаривая:

— Нельзя так беспечно оставлять своих лер без присмотра. Уведут!

— Вы? — уточнил Грег.

— А хотя бы и я! — рассмеялся Анри, для наглядности, чтобы толпа точно получила ожидаемое зрелище, по-приятельски хлопая Грега по плечу. — Все-все, не мешаю. Хорошего вечера. На кухне мои люди — можешь смело есть все, что подадут.

Грег приподнял вверх бровь, так же переходя на приятельский тон:

— То есть можно не опасаться, что твои люди плюнут в тарелку?

Глаза Анри потемнели, но губы продолжали улыбаться:

— А это зависит только от тебя. Разрешение на общение с Андре, и можно вообще ничего не бояться. — Он демонстративно отвернулся от Грега, прощаясь с девушками: — Лера Элизабет…

Та, все такая же бледная, резко подала руку для поцелуя, который не заставил себя ждать: Анри галантно наклонился, целуя воздух над атласной перчаткой:

— Я рад, что мы поняли друг друга… — Он выпрямился и подал руку Андре — та её проигнорировала, старательно глядя в сторону. — Нера Риччи, до встречи…

Андре заставила себя повернуться к принцу:

— И вам доброй ночи, ваше высочество…

Рука Анри так и висела в воздухе. Андре дернула уголком рта и все же пожала его руку:

— Только из-за брата.

— Я так и понял, — откланялся Анри и пошел прочь — распорядитель зала тут же кинулся к нему, указывая дорогу в закрытый кабинет.

Грег тяжело опустился на стул, который перед этим занимал Анри:

— Леры, простите за опоздание.

Андре, провожая принца тяжелым взглядом, пробурчала:

— И вот как ему это удается?! Всего пара жестов… И я чувствую себя сволочью, когда все как раз наоборот!

Элизабет бесцветным голосом сказала:

— Их этому учат с пеленок: оборачивать каждую ситуацию в свою сторону. Заметь, принц ни слова не сказал в поддержку Грега, но толпа вокруг теперь сконфужена и ничего не понимает. Самое смешное, принц потом может вывернуть свое поведение как захочет: как поддержку Грега, невинно пострадавшего, и как вынужденное снисхождение к… — она не договорила, потому что Грег не заслужил грубых слов. Он не виноват в том, что случилось. Только «Искра Олфинбурга» не опубликует опровержение…

Грег заставил себя улыбнуться:

— Элизабет, Андре, давайте не будем о принце… Я уже говорил вам днем — решайте сами, как вам с ним обращаться, я не буду влиять на вас. Я не буду давить и требовать его игнорирования или наоборот общения с ним. Решайте сами, без оглядки на его действия и меня.

Андре не удержалась и, делая глоток воды из высокого бокала, проворчала:

— Он попытался тебя обелить перед всеми.

— Не стоит обращать внимание на это, — старательно мягко сказал Грег.

— Он может и потопить тебя! — горячечно возмутилась Андре. Она всегда легко закипала от любой, как ей казалось, несправедливости — точь-в-точь Грег, но в отличие от него так же быстро отходила.

Элизабет вмешалась:

— Он не будет этого делать — ему это невыгодно. Рано или поздно до всех дойдет, что Грега суд оправдал. — она заметила новый мундир Грега и его нашивки: — с новым званием тебя, Грег!

Андре тут же отбросила прочь мысли о принце Анри и подалась вперед:

— Поздравляю, братец!

— Это меня наградили за помощь в спасении Аквилиты от обрушения. — пояснил Грег — он и тут обошел Мюрая. Тот точно так же спускался в подземелья, но награды не получил, как и Элизабет.

— Это надо отметить! — Андре подняла руку вверх, призывая почему-то не спешащего к ним официанта.

Грег чуть дернул рукой высокий ворот:

— Я не только получил новое звание, но и новую должность — я теперь глава Управления по особо важным делам. — он пояснил для Андре — Элизабет и сама поняла: — я перешел дорогу Мюраю с этим повышением.

— Полагаю, рыжик это перенесет, — отмахнулась от проблемы Андре.

Грег поправил сестру:

— Андре, не «рыжик» — у него есть имя: Брок Мюрай. Он офицер и лер. Хочешь выйти на тропу войны — кошмарь принца, а не Брока.

Она стрельнула глазами поверх бокала, из которого снова сделала глоток:

— Я подумаю. А сейчас забудем про рыжиков и принцев — твое время, братец, ты заслужил праздник, как никто иной в этой зале!

Глава 2 День первый. Задание

Вечер, начавшийся неудачно поломанным паромобилем, мальчишками и принцем, оказался не так и плох. Первым, кто не побрезговал после скандальной статьи в «Искре Олфинбурга» подойти к Грегу, был капитан Джексон из военной администрации Аквилиты. Он, проходя мимо, остановился возле их столика и приветливо протянул ладонь для рукопожатия, поздравляя с новым чином и новой должностью. Потом подтянулся лейтенант Скотт, тоже пожавший руку и посетовавший, что он только вчера узнал, что лер де Фор и Брок Мюрай — одно лицо. Майор Верр, тоже ужинавший в этой компании, хоть и остановился рядом, но здороваться не стал, лишь напомнил:

— А я, щенок, предупреждал: ты все же глубоко пойдешь…

От вызова на дуэль его спас Скотт, утаскивая майора из ресторана. Джексон признал:

— Верр не умрет спокойно в окружении внуков — рано или поздно кто-то все же не выдержит и вызовет его на дуэль… — Он колко посмотрел на Грега: — Но это будете не вы — вам нельзя.

— Это еще почему? — холодно спросил Грег.

— Потому что… — Джексон загадочно улыбнулся: — не пропустите завтрашние газеты… Честь имею!

Он направился за Скоттом, уводящим прочь шумевшего на весь зал Верра.

Вслед за военными, подтянулись и репортеры, как голодные чайки ожидая поживы, их не смутила недавняя угроза Грега о статье за предательство родины. Грег отказал им в интервью — еще чего не хватало. Потом Грега «узнали» несколько леров, знакомых по Олфинбургу и Карфе. Так что… Провожая Андре и Лиз до их номеров, Грег признал — вечер оказался хорошим, как в старые времена до его падения с демоном. Лиз даже не отказала в танце, хоть Грег и боялся, что она еще не готова быть в центре внимания, но перед каталем Лиз не устояла, и это было сродни чуду — танцевать вместе с ней, словно его позора и не было, легко вести в танце, невесомо придерживая за талию, угадывая её каждое движение и наслаждаясь разрешенными в их обществе прикосновениями. Надо будет, когда на площади Танцующий струй возобновят танцевальные вечера, прогуляться туда с Лиз. А еще есть набережная с рыбными ресторанчиками, и мост князей. Мост, на котором надо сделать предложение руки и сердца по всем правилам — Лиз заслужила это. И не думать, где найти на это все время. Найдет! Главная головная боль — Чернокнижник, — побеждена. Теперь бы дождать от нового короля помилования вернийских шпионов, и можно смело освобождать подвалы особого управления от арестованных.

Пожелав Андре приятной ночи, Грег пошел провожать Лиз, чей номер был рядом с его. Уже в дверях, задумчивая больше, чем обычно, Лиз прошептала, беря его за руку:

— Зайди, пожалуйста. Нам надо поговорить…

Грег, эфиром проверив отсутствие любопытствующих, чтобы не скомпрометировать Лиз, быстро скользнул в её номер, чувствуя себя влюбленным мальчишкой. Он плотно закрыл дверь, еще и эфиром запечатал, чтобы никто не подслушал, и огляделся. Номер Лиз был почти точной копией его: тоже небольшая гостиная, только предназначенная для женщины — даже стулья и кресла тут были лишь женские, с низкой спинкой, — и спальня.

— Присаживайся, — тихо сказала Лиз, направляясь к окнам и плотно зашторивая их на всякий случай. Желающих покопаться в их с Грегом жизнях слишком много, а сделать фиксограммы проще простого хоть с улицы, хоть из окон противоположного дома — его сегодня атаковали фиксорепортеры Аквилиты в надежде на снимки принца. В Аквилиту впервые приехала особа королевской крови.

Грег заметил, как суетливы и резки были движения Лиз — она волновалась. Он не удержался и в нарушении всех правил этикета, привлек её к себе, пряча в объятьях:

— Лиззи… Что случилось? Ты нервничаешь из-за ужина в ресторане? — Его ладонь прошлась вдоль хрупких позвонков, которые не скрывал даже корсет, на гладкой коже шеи рисуя паутинку успокоения.

Лиз чуть подалась назад, пальцами прикасаясь к его щеке, а потом расстегивая верхние пуговицы на мундире:

— Нет, просто я тебя подвела…

Грег удивился:

— Ты не можешь меня подвести — ты ничего не…

Лиз его резко перебила, признаваясь в причине своего беспокойства:

— «Искра Олфинбурга»! Я обещала тебе её выкупить, но сперва помешал мятеж в столице, а сегодня кто-то в разы взвинтил цену на эту мерзкую газетенку, и под шумок, пока я консультировалась о займах в банке, выкупил её. Прости, Грег, но опровержения той грязной статьи не будет. Я тебя подвела. — Она провела пальцами по его щеке: — прости…

— Ерунда! — он выпустил Лиз из объятий и принялся стягивать с её руки длинную перчатку. — Переживу. И Брок переживет — он большой мальчик, а Аквилита и не к таким фиксограммам с ним привыкла… Не бери в голову, Лиззи. Все будет хорошо, насколько это возможно, конечно.

— Грег, но…

Он оборвал её, указательным пальцем легонько прикасаясь к кончику её носа — он словно снова вернулся в беззаботное, безоблачное время, и все благодаря Лиз:

— Не вздумай переживать из-за «Искры». Не стоит эта газетенка твоих переживаний. Ты подарила мне гораздо больше, чем какая-то газета. Ты подарила мне свое доверие и веру в меня, когда я сам не мог верить себе.

Лиз напомнила:

— Ты первый поверил в меня и принял такой, какая я есть. — ей рука снова занялась пуговицами на мундире. Грег, понимая, что надолго его благоразумия не хватит, принялся быстро отчитываться:

— Я сегодня переговорил с Броком и разобрался с твоей помолвкой — завтра Брок обещал вернуть все документы. А еще… — он на миг замолчал, все же странно таким хвастаться, но Лиз должна знать: — Я получил из инквизиции подтверждение, что я был одержим, так что… Та статья уже не имеет значения. Марк… — Грег поправился: — отец Маркус сказал, что я надкушен, но жить буду. Он сказал, что я больше неопасен, Лиз.

Он не удержался и эфиром сдернул строптивую перчатку, целуя кончики пальцев Лиз.

— Хорошо, — робко улыбнулась она. — Это замечательная новость. Значит, я могу убрать револьвер из-под подушки?

Грег, поцеловав мизинец, отпустил ладонь Лиз и серьезно посмотрел ей в глаза:

— Настоятельно не рекомендую. Мне велено каждый день посещать храм и не пренебрегать святой водой. — Он снова заключил Лиз в свои объятья, шепча ей в макушку — её волосы пахли ромашкой и средством для укладки волос. — Ты знаешь какого-нибудь хорошего храмовника? Надо выбрать приход, и я там постараюсь купить апартаменты…

То, что с его возможностями, это будут очень скромные апартаменты, он предпочел промолчать. Лиз и так знала, что тот же Брок, прослуживший в полиции Аквилиты более десятка лет, предпочитал жить в офицерском доме — цены на недвижимость в Аквилите немилосердны.

Лиз рассмеялась, утыкаясь лбом ему в грудь, словно Грег сказал глупость:

— Я тебе подскажу только приходы дореформистов, а нам нужен приход реформистов.

— Почему? — Грег отклонился назад, чтобы заглянуть Лиз в лицо. — Мне все равно менять религию, чтобы мы могли заключить брак.

Лиз нахмурилась:

— Ты знаешь древнеирлейский? Все службы и все молитвы у дореформистов происходят на древнеирлейском.

— Выучу, — серьезно сказал Грег.

— Проще мне сменить религию — я хотя бы хорошо знаю тальмийский и легко выучу ваши обряды и молитвы. Так что… Поговори с отцом Маркусом, выберите приход и… Скажи мне, какой дом ты бы хотел, и я куплю. Все равно не пришлось тратиться на «Искру Олфинбурга».

Грег не об этом мечтал, конечно же: быть жиголо при богатой жене — так себе выбор. Но Лиз честно ждала его ответа и огорчать её не хотелось, так что старательно занимаясь второй перчаткой, он выдавил из себя:

— Всегда мечтал жить где-нибудь у воды. — И он честно старался быть безмятежным и давил в себе язычки обиды, которые могли привести к взрыву гнева.

Лиз удивилась и предложила неожиданное:

— Золотые острова? Там, конечно, красиво, но как ты будешь добираться до службы? Только на нескольких остовах есть мосты, предназначенные для паромобилей.

Грег отбросил в сторону перчатку и осторожно погладил пальцами гладкую, нежную кожу на запястье Лиз:

— О нет, как бы я не восхищался архитектурой Золотых островов, жить бы я там не хотел.

— Тогда берег океана и Ривеноук, — понятливо сказала Лиз, развязывая галстук у Грега и резко меняя тему: — останься на ночь, прошу…

Невесомо целуя Лиз в лоб, Грег подумал, что принцип «не обломится» они как-то странно соблюдают, но это даже было к лучшему. И ему, и Лиз как никогда нужно было тепло.

* * *

Он решил уйти под утро, когда меньше всего можно нарваться на любопытный взгляд, но еще до полуночи его вырвал из легкого сна-забытья трезвон телефона. Грег спешно бросился в гостиную, поднимая трубку — не хотел, чтобы Лиз проснулась. Телефонировал полковник военно-морского флота Эллис с Маякового острова. Он сухо, крайне сжато обрисовал ситуацию: к утру ожидалось нападение со стороны моря флота Ирлеи, необходимо провести полную, тайную эвакуацию населения города. Разведать пути эвакуации и подготовить их должен был Грег.

От ярости и бессилья орать хотелось — что за военная разведка такая, что об атаке на город не могут узнать заранее?! У него всего лишь ночь! Всего одна ночь! Даже меньше!

Он позволил гневу овладеть им. Он прорычал в темноту номера:

— Хрень! Ну что за хрень!!! — он зло опустил телефонную трубку на рычаг, чуть не сломав его. — Хрень!!!

Он принялся быстро одеваться, не понимая, почему его одежда разбросана по всему номеру. Из спальни его позвали, отвлекая:

— Грег? Что-то случилось?

Он зло рыкнул:

— Не лезь! — ему сейчас только женских истерик не хватало. Носки, белье, штаны, подтяжки, сорочка… К демонам галстук и кардиган… Он схватил мундир и, надевая его на ходу, бросился прочь из номера. Быстрее. Быстрее! Быстрее! Вниз по ступенькам в цокольный этаж, промчаться через служебные помещения, сорвать замок со входа в катакомбы — об этом спуске в запретные ранее подземелья не знали ни полиция, ни храм: вход был предназначен для спешной эвакуации короля, если понадобится. Вниз, в холод и темноту — ему нужно спасти город. Опять. История любит повторяться. В голове испуганной птицей билось продолжение фразы: «сперва как трагедия, а потом как фарс». И слово фарс повторялось и повторялось. Только к чему бы это?

Он зажег над головой светляк и двинулся вглубь на нижние ярусы катакомб вслед за указующими стрелочками на грубо вытесанных камнях — для короля заранее проложили путь к водам Ривеноук. Ему не нужно к Ривеноук — по реке не переправить население целого города. Значит, надо искать другой путь — от реки можно перейти в штольни кера Клемента, которые расползаются не только в направлении Вернии, но и в сторону леса Сокрушителя и даже дальше. Проложить безопасный путь до Танцующего леса, путь, который могут одолеть благородные леры, боязливые нериссы и дети. Дети — это главное. А в голове все еще билось слово «фарс»…

Он шел, возвращался, плутал, снова искал проход — служба разведчика всегда тяжела и трудна. Надо не отчаиваться и верить, что путь рано или поздно найдется. Или прокладывать путь самому. Так тоже бывало. Там, где не пройдут картографы, там пройдут разведчики, сами прокладывая путь войскам. Или беженцам.

Хронометр на руке безжалостно подсказывал, что он только теряет время. Надо спешить, надо не жалеть себя. Он замер перед каменной стеной — проход в скале закончился тупиком. Где-то там, за ним, ночь и свобода, где-то там за ним тишина и покой, где-то там то, что он так долго ищет.

Эфир подсказывал, что стена не такая уж и толстая. От свободы и воздуха его отделяло всего ничего — ярдов пять. Может, для обычного дня это и много, но не сейчас, когда счет идет на минуты — ему же еще возвращаться обратно, организовывая эвакуацию. Он собрался с силами, подтянул весь эфир, которого тут было полно из-за залежей потенцозема и… Ударил, взрывая породы.

Над спящей далеко за Ветряной грядой Аквилитой пронеслись отголоски взрыва, которые немногочисленные прохожие в ночи приняли за грохот далекой зимней грозы.

Он долго откашливался и сплевывал пыль вперемежку с кровью. Руки тряслись от слабости, ноги подгибались, но не время раскисать! Ему надо убедиться, что проход есть, и он безопасен. Эфир стих — он его почти не чувствовал, зато теперь есть надежда, теперь есть путь, который всегда прокладывала разведка. Жители пройдут через горы и будут спасены. Война, рабство и насилие не коснется их.

Он вышел в темную ночь, шатаясь от упадка сил. Он попытался сориентироваться. Куда не повернись, только горы, горы и горы, заросшие изломанными деревьями. Рядом обрыв, и что там за ним прячется, неясно. Звезд не видно, все скрыли плотные снежные тучи. Уши заложило от взрыва, и он почти ничего не слышал. Пришлось подходить к самому краю обрыва, по щиколотку утопая в снегу, чтобы убедиться — там под обрывом безмятежно текла полноводная Орайя, широко разливаясь в сторону левого берега. Где-то за горами прятался Чинд. Он успел. Он вернется с победой, он уведет прочь женщин и детей, спасая их от ужаса гибели в обряде огненного джаухара. Им не придется восходить на костер в попытке защитить неприкосновенность своего тела. Он успел. В этот раз успел, и ноздри не будет щекотать пыльный, горький пепел джаухара, и мужчинам не придется идти в последний заранее обреченный на поражение бой.

Слух медленно возвращался. Щеки пощипывал мороз. Снег, необычный для Чинда, плавно падал на землю и на мундир, тут же тая и расплываясь на синей ткани мокрыми пятнами. Грег нахмурился, не понимая, почему на нем не алый мундир. Когда он успел переодеться?!

За спиной щелкнула ветка, и Грег резко обернулся, атакуя не эфиром — его не было, атакуя кулаком. Тхаги-убийцы, вооруженные алыми шарфами, умеют приближаться неслышно, а этот допустил ошибку.

Грег метил кулаком в лицо, и не промахнулся:

— Умри, тварь!!!

Тхаг отшатнулся… И тут окружающий мир тяжело опустился на усталые плечи Грега.

Перед ним стояла побелевшая, пропыленная, привычно в мальчишечьей одежде, с текущей по щеке кровью… Лиз. Его Элизабет.

Сердце провалилось куда-то в пятки.

Кулаки сами разжались.

В животе замер кусок льда, как тогда, на крыльце Королевского суда.

Грег не мог пошевелиться или что-то сказать.

Хотелось превратиться в камень и ни о чем не думать.

Он впервые ударил женщину.

Он ударил ту, кого обещал защищать.

Он ударил ту, на кого поклялся даже голос никогда не повышать. У них был договор: он раз поднимет на неё голос, и она уйдет… Единственная, кто верил в него. Виктория Ренар не в счет, она… Она верила в свои расчеты, а не в него.

Он закрыл глаза — все же он отвратительная свинья, которая не в силах понять своего счастья, а не то, что его отстоять…

Он отшатнулся назад, земля под его ногой зашуршала мелкими камешками, сползая в пропасть. Может, так даже лучше. Зря его оправдал отец Маркус.

* * *

В первый момент Лиз не поняла, что её вырвало из сна. Постель рядом была пуста. Лиз приподнялась на локте, через открытую дверь разглядывая обнаженного Грега, в темноте гостиной что-то уверенно отвечающего в телефонную трубку. Так не должно было быть! Это же её номер. Его тут не могли найти. Или нашли, потому что произошло что-то слишком важное?

Она, заметив, как спешно принялся одеваться Грег, спросила:

— Грег? Что-то случилось?

Не позволявший себе поднимать на неё голос Грег рыкнул, заставляя замирать от неожиданности и в испуге искать рукоятку револьвера под подушкой. Но все же… Все же… Все же… Это был Грег, сейчас спешно натягивающий на себя белье и путающийся в штанинах. Это был Грег, который до одури целовал её, это был Грег, который рассмеялся, когда она впервые закричала в его руках от счастья: «Тебя никогда до этого не любили, Лиззи! И я не о плотских чувствах говорю…»…. Это был Грег, пусть наоравший на неё, но… Она не смогла стрелять в него. Для неё он сейчас был неопасен, а вот сам для себя… Или она ошибается и случилось что-то страшное, что вывело Грега из себя?

Лиз вскочила и принялась спешно одеваться: носки, сорочка, теплый свитер, штаны, куртка. Револьвер в карман куртки, искать запасные патроны некогда. Она потом хорошо подумает и соберет дорожную сумку для вот таких случаев, но не сейчас… Шапку и шарф она надевала на себя уже в коридоре. Кажется, она даже номер не закрыла — не до того! Она поспешила за Грегом, боясь упускать его из виду. Он был сам на себя не похож. Или что-то случилось? Что-то, что заставило его забыть привычную вежливость и обхождение?

Грег куда-то шел, крайне быстро и целеустремленно, так что Лиз снова и снова сомневалась: стоит ли идти за ним дальше? Может, он по службе, может, это важно и, как всегда у особистов, крайне секретно, а она тут вмешивается…

В переходной камере между цокольным этажом и катакомбами, она еле успела схватить с полки масляную лампу, на каску уже не было времени — она боялась отстать от Грега и потерять его в катакомбах: там можно годами бродить в поисках выхода. Зажечь лампу, она конечно же не решилась — пока она не поняла, стоит ли выдавать себя? Она кралась за Грегом в полумраке, боясь не успеть и потеряться в темноте. Не раз и не два она падала или ударялась головой о выступы в своде, давясь ругательствами — ей выдавать себя нельзя, пока она не поняла, что происходит с Грегом. Но каску все же надо было захватить, подумала она, в очередной раз разбив себе висок о камни.

Только оказавшись на вольном воздухе, заметив, как замер на краю обрыва Грег, она поняла, что вмешаться все же придется. Потерять Грега так глупо она не хотела. Она позвала его, только он не слышал её, вглядываясь в небеса и видя что-то свое. Неумолчно шумела Ривеноук, шептали что-то деревья, а она звала Грега снова и снова, все время, которое шла за ним, а потом… Грег резко развернулся, и его кулак просвистел в дюйме от её головы.

— Умрррри, тваррррь!!! — прорычал Грег ей в лицо, и Лиз пожалела, что не может выстрелить в него. Ни за что.

Глава 3 День первый. Джаухар

Она подумает об этом потом. О ненависти на лице неузнаваемого Грега. О его кулаке. О крике. Он же не её назвал тварью. А даже если её — она подумает об этом позже. Главное сейчас — остановить собственную руку и отбросить лампу в сторону, не в висок Грегу, как сперва собиралась. Это же странно: убить пытаясь спасти.

Лампа со звоном разбитого стекла упала в неглубокий снег.

Она подумает позже о том, почему замер и не двигается Грег. Она подумает потом, почему его глаза застыли и смотрят… Куда они смотрят? Что они видят? Сейчас главное не это. Главное — это то, что шуршат камни под его ногами, падая куда-то вниз. Они с легким плеском входят в воду. Судя по всему, там Ривеноук.

Она старательно ровно, не выдавая голосом испуга, сказала:

— Грег, пожалуйста, отойди от края.

Его глаза на миг ожили, а потом снова замерли — где-то на скуле Лиз. Ярость на лице сменилась… Болью? Раскаянием?

— Грег, пожалуйста! Я не умею плавать.

Видимо, этим она поставила его в тупик. Он сделал шаг в сторону. К счастью, сторона оказалась прочь от обрыва.

Она продолжила, все так же ровно, хоть сердце заполошно билось — кажется, его было слышно на всю округу:

— …и вода в Ривеноук холодная.

— В Орайе, — хрипло сказал Грег.

Она замерла: кажется, все гораздо хуже, чем казалось на первый взгляд. Поправлять или не мешать его бреду?

— Еще чуть-чуть отойди от обрыва, пожалуйста. — Сейчас нельзя давать слабину в голосе. Нельзя, чтобы он дрогнул или сломался. — Обещаю: летом хоть топи в океане — все прощу. Просто сегодня я купаться не хочу.

Он снова сделал пару шагов прочь от обрыва — послушный до ужаса! Глаза забегали, осматриваясь. Кажется, он что-то стал понимать.

Она снова продолжила, запрещая себе бояться:

— Научишь летом плавать?

Он вздрогнул, и Лиз мстительно подумала, что это ему за Орайю — он тоже поставил её в тупик.

— Лера Элизабет… — все так же надсадно выдавил из себя Грег.

И об этом она тоже подумает потом. Как он там говорил? Надкушен, но жить будет? Кажется, демон ушел, а легкая надкушенность… Справятся вместе, никуда не денутся. Главное, что обрыв уже не пугал.

— …я могу к вам… Прикоснуться?

Она замерла, не зная, что ответить. Может, уже пора вытаскивать револьвер из кармана… И ведь просила предупреждать об ошибке! Вот сейчас что? Уже её ошибка, да? Он уже справился же, да? И, значит, можно разрешить прикоснуться? Но почему он тогда спрашивает разрешения?!

Онемевшие губы еле прошептали:

— Да…

Она не рискнула с другими, более сложными конструкциями. Ей как никогда было страшно. Вдруг она все же ошиблась?

Кажется, ему тоже было страшно, потому что его рука, в которой он держал платок, заметно подрагивала. Он промокнул что-то на скуле Лиз. Белый батист окрасился алым.

— Больно..? — Грег не прятал глаза. Сейчас в них плескалось раскаяние.

— Демонически, — призналась Лиз, позволяя себе наконец-то расслабиться.

Пальцы Грега скользнули по щеке, что-то рисуя, и стало легче. Боль ушла, а Грег чуть пошатнулся.

Кажется, она расслабилась зря — Грег отстранился и нахохлился, как ворон. От гордой птицы кардинала не осталось ничего.

— Сиятельная лера де Бернье…

Она вздрогнула от такого обращения.

— Грег, давай-ка все с начала.

— Лера…

Она оборвала его:

— Это Ривеноук. Ты же понял, да?

Он кивнул, сбитый с толку:

— Понял. И за горами не Чинд.

Она нахмурилась — она города-то такого даже не знала!

— Аквилита. Тальмийская империя. Эреба. — на всякий случай она назвала даже континент. Кажется, в этот раз демон не душу кусал, а память. Или рассудок.

— И джаухара не будет… — задумчиво прошептал Грег.

— Джа… Ухара?

Он пояснил, пугая до одури:

— Обряд массового самосожжения женщин и детей, чтобы защитить себя от рабства…

Лиз только устало повторила, не понимая, что же случилось с Грегом:

— Рабство? На Эребе оно запрещено более полувека. Я про долговое рабство, конечно же.

— И флот Ирлеи…

— Флот Ирлеи?! — Лиз снова вздрогнула и пояснила для потерявшегося во времени и пространстве Грега: — Ирлея уже тридцать лет как распалась на отдельные княжества и никак не может объединиться обратно. Ей не до флота, уж точно. Может, ты что-то не так понял?

— Мне телефонировал Эллис…

— Ночью? — Лиз замерла, снова вспоминая, что же её вырвало из сна. Только сейчас поняла, что трезвон телефона она не слышала. — Знаешь, мне кажется, что телефон не звонил… Я видела, как ты разговаривал по нему, но… Сам звонок я не слышала. Да и подумай: как тебя нашли в моем номере?

Грег закаменел. Он сдвинул брови, сжал губы, опустил глаза вниз. Такой Грег ей был знаком по катакомбам: хмурый, растревоженный, но не злой. Все, теперь, кажется, точно все — демон ушел. Не хотелось бы с ним столкнуться снова, но даже если придется — они справятся, вместе они справятся. Просто обязаны!

— Грег, что происходит, ты мне можешь сказать?

Он виновато посмотрел на неё:

— Я одержим. Я по-прежнему одержим и опасен. И я приношу свои искренние извинения. Я отдаю себе отчет, что больше не имею права быть вашим женихом. Я даже право на дружбу с вами потерял — осознаю это и не надеюсь на прощение.

Она на всякий случай уточнила:

— Из-за крика?

Он вздрогнул, и Лиз тут же сказала:

— Кричал не ты. Кричал за тебя демон. Он заморочил тебя. Кричал не ты. Этот случай не касается нашего договора.

— Лиз… — Грег тут же поправился: — лера де Бернье, спасибо, что утешаете меня, но… Я этого не заслужил. Я вас ударил. Я четко помню это. Мне нет прощения.

Она машинально прикоснулась к разбитой скуле:

— А… Вот в чем дело… — она улыбнулась, тут же предлагая: — ударь меня!

Он дернулся и на всякий случай даже отступил в сторону:

— Лиз!

Она продолжила настаивать:

— Ударь меня! Сделай замах, ну хоть удар обозначь! Ну же! Каплю доверия — ударь меня!

— Ты как-то странно понимаешь доверие, Лиз… — признался Грег, сбиваясь и забывая «леру де Бернье». Она снова была Лиз.

Она сделала шаг к нему:

— Пожалуйста. Замах. Твой любимый удар? Прямой? С замахом или нет? Ну же! Каплю доверия, Грег. Просто обозначь удар.

Он неуверенно, крайне медленно, даже не складывая пальцы в кулак, обозначил панч. Грег был выше Лиз, так что ему даже поднимать руку не пришлось.

Лиз тут же ушла под его руку, легкими касаниями обозначая свои ответные действия:

— Прямой в солнечное сплетение, второй — под челюсть, когда ты сложишься от боли. И бежать. — она подняла на него глаза — сейчас она стояла так близко, что легко могла рассмотреть в окружавшей их темноте даже мелкий порез на щеке после бритья. — Еще?

Грег нахмурился и сделал пару шагов назад, уже более уверенно обозначая удар — снова прямой в голову, любимый он у него, что ли?

Лиз наметила лишь первый удар:

— Коленом в низ живота и добивающий в нос, когда сложишься пополам.

Грег, уже все понимая, снова отошел назад и сказал:

— Еще! — он даже стойку не сделал!

В этот раз он изобразил какой-то странный джеб, карикатурно медленный. Лиз вздохнула, поправила сползшую на макушку шапку и фыркнула:

— Уйти вправо… Мое право, а не твое… И пяткой назад под колено. И бежать. Но вообще, если разбирать сегодняшний случай — тебе прилетело бы в висок ребром масляной лампы. Вон она, валяется… — Лиз невоспитанно пальцем ткнула в темноту ночи, куда-то в сторону обрыва. Грег нахмурился и выдал наконец-то понятное:

— Мюрай. Небеса, как же я люблю Мюрая!

Лиз честно призналась:

— А я его ненавижу. Холодные обливания, бег, тренировки, а я, между прочим, лера! Но ты прав, мне удар ставил Брок. Убить тебя бы не убила — ты выше и сильнее меня, но увернуться от кулака — запросто.

Грег потер висок, словно лампа все же прилетела в него:

— Лиз… Прошу… Ответь честно…

— Конечно. Я всегда с тобой честна.

— Почему у тебя тогда разбита скула, если я тебя не ударил?

Она призналась:

— Я сделала неправильный выбор, отправляясь за тобой в катакомбы. Я выбрала лампу, а надо было каску. Ты себя помнишь после Провала? Я еще и колени умудрилась разбить… Левую точно.

Дальнейшего она не ожидала — Грег тут же рухнул на землю, кажется, тоже себе в отместку отбивая колени, и задрал вверх окровавленную штанину.

— Грег…

Он зачем-то подул на рассеченную до хряща кожу, промокнул кровь платком, потом снова что-то принялся рисовать на коленке, чуть пошатываясь при этом. Потом сделал из платка импровизированную повязку на колено. И… Прижался к Лиз, обнимая и обреченно шепча куда-то ей в живот:

— Прости… Я так виноват перед тобой…

Она, с трудом разрывая кольцо его рук, опустилась рядом на корточки, заглядывая в глаза:

— Грег… А давай найдем ту сволочь, которая это сделала с тобой и… Замочим. Но для начала… Надо вернуться домой. Я устала, у меня все болит, я хочу есть и пить… Соберись, пожалуйста, я так устала…

Он поверил, забывая про Мюрая и его муштру. Брок быстро приучил Лиз не жаловаться на усталость — утром дополнительная тренировка была гарантирована. «Чтобы в следующий раз было проще.» — добавлял Брок при этом.

— Сейчас, Лиззи… — кивнул Грег.

— Ты же знаешь, где мы? Я не вынесу путь по катакомбам. Может, тут рядом есть шоссе? Или дом, поселение, телефон…

— Мне надо чуть-чуть сориентироваться. Потерпишь?

Она кивнула — стыдно за ложь не было. Главное, чтобы он начал действовать, а не укорять себя за случившееся.

Грег снова обнял её, прижимая к себе:

— Спасибо за веру, хоть я такое и не заслужил. — Он тяжело встал и подал руку Лиз, помогая подняться и ей. — Надо оглядеться…

Он завертел головой, словно что-то видел в кромешной тьме. Лиз дальше пары ярдов не могла ничего рассмотреть. Только смутные абрисы гор на фоне чуть более светлого неба.

— Может, ты зажжешь этот… Огонек? — предложила Лиз. — Темно…

Грег отрицательно качнул головой:

— Не могу. Я в магическом истощении.

— Твою же мать… — не сдержала ругани Лиз. И он еще её коленку лечил! — Вот ты балбес…

— Лиз…

Она вздохнула:

— Стой тут. Я за лампой. Будешь падать в обморок — кричи! Я поймаю. — она мрачно осмотрела его большую, грузную фигуру: — вот всяком случае хотя бы голову поймаю.

Она стащила с себя шапку и, приподнявшись на цыпочки, надела её на голову Грега:

— Так себе защита, но все мягче будет, если упадешь.

— Лиз…

— Я быстро! — она помчалась к обрыву, ища лампу. Стекло разбилось, но в остальном лампа была рабочей. Лиз воспользовалась зажигалкой, которую всегда носила с собой, и уже при свете лампы вернулась к нахохлившемуся Грегу. Он явно мерз в своем мундире, но терпел. Шапка смешно смотрелась на нем, и Лиз с трудом подавила желание обнять его и поцеловать — еще не время. Он еще слишком переживает очередной укус демона. Лиз стащила с себя шарф и намотала его на шею Грега:

— Молчи! У меня хотя бы куртка есть… Вот почему ты не носишь кардиган? Его специально под мундир придумали, между прочим!

— Лиз, мне нехолодно. — он взял её за руку. Его пальцы были ледяными, вопреки его словам. — Есть силы идти?

Она лишь кивнула — у неё-то силы были, главное, чтобы были силы у Грега. Она помнила, как валялся в магическом истощении Брок — сутки не мог пошевелиться, лишь стонал и уговаривал Лиз перебраться жить к нему…

Все так же держа её за руку, Грег медленно пошел по склону вверх. Лампа болталась в его руке. Огонек еле трепетал, не сдаваясь ветру и выхватывая из темноты то скрюченную ветку нелиды, то покореженный ствол незнакомых Лиз деревьев.

— Ты тут когда-нибудь бывал? — спросила она, чтобы хоть чем-то заполнить тишину. Казалось, что даже снег не скрипел под ногами.

— Нет, не бывал.

— Тогда как сориентируешься?

Он обернулся к ней:

— Изучал карты. Я знаю весь мир по картам… Не бойся, я не позволю нам заблудиться. Мы где-то в Танцующем лесу. Скорее всего его восточный край. Если я прав, то за склоном должна быть дорожная хижина.

— Ого, куда нас занесло! — удивилась Лиз. — До леса же ехать и ехать.

— По горам. А мы шли напрямую.

Лиз рассмеялась:

— Скажешь тоже — напрямую! Мы петляли, как зайцы!

— Это потому, что приходилось возвращаться из-за моих ошибок в направлении. Так-то шли прямо.

Она передернула плечами, замечая, что небо начинает светлеть:

— Утро, однако…

Он замер на миг, оборачиваясь куда-то в сторону скрытой горами Аквилиты и словно прислушиваясь, не слышно ли звуков нападения на город?

Лиз дернула его за руку:

— Флота Ирлеи нет. Война закончилась. На этом направлении, во всяком случае.

Грег выдохнул:

— Помню. — он отклонил в сторону изломанную ветку нелиды, мешавшую пройти.

— Расскажи о Чинде? — попросила Лиз. — Почему именно он…

Грег пожал плечами:

— Не знаю. Наверное, потому что и тут, и там были подземелья…

— Расскажи…

Он, снова оглядывая лес и выбирая направление, медленно начал:

— Мне тогда было двадцать… Второй год моей службы… Я впервые попал в Ренал. В северный Ренал. Я о нем ничего не знал. Нашему отряду было поручено найти легендарный северо-западный проход через Мустагские хребты. Мустаг — иначе Ледяные горы. Вторая по величине горная система Асуна. Говорили, что есть старая заброшенная караванная тропа — ей-то мы и искали, когда попали в Чинд. Местные рассказывали, что в горах за Чиндом есть пещеры, ведущие в долину Заброшенного храма. Этот храм фигурировал и в других легендах, говорили, что именно от него началась караванная тропа.

— И..?

— Ошибались. — отозвался Грег, замирая на вершине склона и что-то высматривая. Для Лиз все выглядело тьмой. Грег, кажется, что-то видел. Он уверенно направился дальше, теперь вниз по склону. — Ошибка в переводе с иширского на пинпин. Храмы были разные. Боги забытые, но совсем разные. Но дело не в этом… Нам крайне не повезло со временем — когда мы были в Чинде, войска соседнего княжества двинулись на город. Местный ардат, князь по нашим меркам, попросил помощи — город был слаб и не в силах оказать сопротивление. Он попросил вывести женщин и детей к Заброшенному храму, иначе, сказал он, придется прибегнуть к джаухару… Мы как безумные искали вход в пещеры… Джунгли, горы, кругом зелень, не разобрать: расщелина это или начало пещер… Когда нашли, меня как самого молодого и быстрого… И не смотри так, знаю — запустил себя, приведу себя в форму, обещаю… — он вздрогнул, видимо, понимая, что глупо такое обещать. — …Меня послали в город. До подхода войск еще было два дня в запасе… Когда я добрался до Чинда, он уже горел.

Он замолчал, снова видя что-то другое перед собой, а не тьму, разгоняемую одинокой лампой. На снегу как лапы терзавшего его демона лежали изломанные тени ветвей нелид. Лиз осторожно просила:

— Осада началась раньше?

Он отрицательно качнул головой:

— Нет, по донесениям местных разведчиков, войска все еще были в дне пути от Чинда. Орайя сильно разлилась из-за дождей в горах.

— Но почему тогда… — недоумевала Лиз.

Грег выдохнул:

— Другой мир, другие ритуалы, другой менталитет. Оказывается, джаухар начинается до битвы. Иногда за сутки, даже двое…

— Но как… — еле выдавила из себя потрясенная Лиз. — Они даже не знают: проиграют или нет, но уже…

— Да. Уже. А на следующий день потерявшие жен, детей, матерей, дом и город мужчины идут в свой последний бой.

Лиз вздрогнула:

— А если они… Ну… Все же победят?

Грег пожал плечами:

— Не знаю. Это просто другой менталитет, Лиз.

Он промолчал, не рассказывая, как тогда стоял и дышал едким, горьким воздухом Чинда, ничего не понимая.

— Это просто другой континент, другие люди.

Лиз вместо тысячи слов, обняла его. Он вздрогнул, словно её объятья ему уже были не положены.

Она прошептала в шерсть его мундира:

— Найдем тварь и запинаем.

Он хмыкнул и добавил хрипло:

— Спасибо… — Грег стащил с себя шапку и вновь надел её на голову Лиз: — пойдем, тут близко жилье.

Хижина нашлась на середине склона. Сложенная из больших, почти нетёсаных камней, наполовину утопавшая в земле, с крышей, крытой дранкой. На двери, вызывая у Лиз стон, висел большой замок.

— Да что за… — она принялась давиться ругательствами — три года жизни портовой крысой никуда не денешь, сразу стать воспитанной лерой невозможно.

Грег с улыбкой подсказал:

— Хрень?

— Она самая… Грег… А еще другие дома тут есть?

Он, эфиром ломая дужку замка и тут же тяжело, почти разбивая лоб до крови, наваливаясь на дверь в попытке устоять, прошипел:

— Нам и тут будет неплохо…

— Это чужая собственность. — напомнила Лиз, обнимая его за талию и помогая выпрямиться.

Грег, сдергивая замок и открывая дверь в хижину, напомнил:

— Разница менталитета. И Тальмы на них нет. Ничего, напомню законы.

— Грег?

Он прошел через небольшие сени, открывая дверь уже в жилую комнату, единственную в хижине:

— По законам Тальмы в местах повышенной опасности, как то: горы, леса, пустыни, болота, тундра и так далее, дорожные хижины должны быть доступны всем — для защиты от непогоды или дикого зверя. Любой имеет право пользоваться хижиной и всем, что есть в ней, оставляя за собой порядок и возмещая едой или дровами то, чем пользовался. Точную формулировку не помню. Но мы имеем горы и лес. Хижина должна быть доступна всем. Замок вешать не имели права. Как-то так.

Он довел Лиз до старого, заваленного пыльными подушками и пледами грубого кресла и помог опуститься:

— Отдыхай. Я сейчас растоплю печь и сделаю чай.

Лиз огляделась, рассматривая погруженный в полумрак дом — их лампа еле справлялась с живущей тут тьмой. Чугунная печь. Простая, сколоченная из досок мебель: грубый стол, пара табуретов, лежак вместо кровати, полки с какими-то пропыленными жестяными коробками. Мрак и пыль.

Грег, тяжело опускаясь перед печкой, принялся её растапливать — чурочки чьей-то заботливой рукой были сложены рядом.

Лиз нашла глазами ведро и встала: хватит изображать леру, Грегу в разы труднее двигаться.

— Не знаешь, где тут родник? — она замерла с ведром в руках рядом с Грегом. — Только не надо говорить, что это не женское дело. Помнишь, как я жила три года?

Он вздрогнул и сказал:

— Если я правильно помню, то внизу протекает Каменка — мелкая речка, в которой можно набрать воды.

Он не ошибся — речка, скорее даже ручеек, была. Она скакала с камня на камень, убегая куда-то в светлеющую тьму. Начинался рассвет.

Лиз набрала ведро воды и принялась медленно подниматься по склону к хижине. Приветливо горело светом одинокое окошко, над дверью Грег тоже зажег небольшой фонарик. Их дом на сегодняшний день. Забавно, как играет их жизнями слепая судьба в руках Сочувствия. Наверное, и эта ночь, и это испытание тоже для чего-то были нужны.

Грег, шатаясь, встретил её на полдороги к хижине и упрямо забрал ведро. Больше всего на свете Лиз боялась, что он упадет вместе с ним, и ей придется вновь идти к Каменке, но Грег справился. Он снова отправил Лиз отдыхать в кресло, а сам занялся чаем. Кажется, она даже заснула, потому что совершенно не помнила, почему чай в кружке пах хвоей и смолой. Грег, придвинув к креслу колченогий табурет, на который и сел, подал Лиз кружку и подсказал:

— Хвоя нелиды. Очень полезна для десен и при переохлаждении. Это даже вкусно, поверь.

Она поверила и сделала небольшой глоток, потом снова и снова, наблюдая за сидящим рядом Грегом. Он опустил плечи, сгорбился и смотрел куда-то в пол, полный щелей и пыли.

— Лиз… Нам придется расстаться.

— Ты бросишь меня тут? А сам отправишься за помощью?

Он качнул головой и угрюмо сказал:

— Нет, конечно. Я имел в виду после того, как вернемся в Аквилиту. Я опасен. Сейчас тебе повезло — я в истощении. А потом? — он поднял на неё полные страха и гнева глаза. — Я же мог ударить эфиром… От него бы ты не увернулась.

Она положила свободную руку ему на колено:

— Грег, ты думаешь, что за наши отношения не стоит бороться?

— Нет, Лиз. Я думаю, что ты меня не простишь у богов, если я тебя убью. Я сам себя точно не прощу.

Она веско сказала:

— Джаухар.

Грег вскинулся:

— Прости?

Она вновь повторила:

— Джаухар. Ты сжигаешь себя, хоть битва еще не началась. До неё еще сутки, войска даже не подошли к тебе, а ты сжигаешь себя и меня заодно. Но я не сдамся. У меня есть право на мою последнюю битву, чем бы она не закончилась. Я не позволю тебе устроить собственный джаухар. Может, смысл произошедшего сегодня ночью именно в этом? — она сделала глоток горячего, терпкого чая, стараясь не показать Грегу свой страх.

— Лиз…

— Сделай защитные амулеты для меня. Или я сама куплю механиты. Или надень на время магблокираторы. Или сделай меня магом.

— Эфирницей, — поправил её Грег.

— Да хоть кем! Только не устраивай собственное испепеление задолго до битвы. Тебе никто не сказал, что мы её проиграем. Я не дам тебе устроить джаухар.

Глава 4 День второй. Находка

Лиз спала, спрятавшись под множеством пледов — дом плохо держал тепло, быстро остывая. Грег, сидя в кресле, осторожно разжал её пальцы, вцепившиеся в его ладонь — прежде, чем заснуть, Лиз взяла его за руку. Видимо, чтобы не убежал в очередной раз от неё. Он поправил плед, укрывая руку Лиз, и старательно тихо встал с кресла. Подошел к печке, подбросил новых дров, поставил вариться кастрюлю с крупой. Когда Лиз проснется, будет готова рисовая каша. Он направился прочь из хижины. В дверях оглянулся, проверяя, спит ли Лиз, и вышел на улицу. Ночной мороз стих. Солнце поднялось над землей, освещая изломанный лес и принося тепло. Надо же, одно из обязательных для посещения влюбленных мест в Вечный карнавал. Вот это занесло… Хотя, конечно, влюбленные посещали юго-западную часть леса — там домики, там красиво проложенные между изгибающимися в экстазе деревьями тропки, там продавцы ленточек, которые надо повязать на ветви, загадывая желание. Отсюда по прямой миля пути, а по склонам — сложно сказать. Проще идти вдоль Каменки на восток, там дальше будет дорога на Аквилиту, можно будет поймать попутный парогрузовик или даже паромобиль, если повезет.

Откуда-то издалека доносился вороний грай. Грег поднял глаза в небеса. Тучи растащил ветер, обещая погожий денек. Может, собраться с силами и подать сигнал «Констебль в опасности!»? Местные хотя бы увидят. Может, даже сообщат куда надо… Хотя… К демонам помощь, они с Лиз справятся сами. Справятся… Подумаешь, магблокиратор. Жизнь Лиз в разы важнее его эфира. Пару камней в спину он легко перенесет. Решено. Наденет магблокиратор, и… Они постараются с Лиз справиться. Если он не прибьет её в процессе… Он передернул плечами, пытаясь понять, какие еще сюрпризы содержит его память. Может, этому прицепившемуся к нему лоа хватит и воспоминаний о спектаклях, синематографе, прочитанных книгах? Не хватало еще себя вообразить ревнивым мавром, и… Демоны, он не может рисковать Лиз! Надо трезво оценивать себя — он не в состоянии контролировать приход лоа, как бы эта дрянь не уцелела. Надо отказаться от Лиз, и это отнюдь не джаухар. Он не признает свое бессилие перед лоа. Это защита. Он решил чуть-чуть пройтись, чтобы спустить пар. Стоять возле хижины и гадать, когда его телом и разумом вновь овладеет лоа, бессмысленно.

Он направился вверх по склону, чтобы снова оглядеться — ночью, даже активировав ночное зрение, он мало что рассмотрел. На девственно белом снеге, как на чистой странице книги, была написана вся нехитрая жизнь леса. Петли зайца, уходящего от погони. Целеустремленные следы волка. Демоны, сейчас же как раз волчьи свадьбы в самом разгаре! Только этого не хватало… Множество лисьих цепочек — лис тут много. Одна как раз подсматривала за ним из-за изгиба ствола пьяной нелиды. Он посмотрел на лису в ответ. Рыжая плутовка нагло вылезла из своего укрытия и села, уже открыто рассматривая его. Видимо, людей тут бывает мало, раз его не боится.

Он прошел мимо, наслаждаясь свежим воздухом. Как же ему этого не хватало, оказывается… Четыре года только город, четыре года только кабинеты-кабинеты-кабинеты и душные городские стены. Сперва два года обучения в корпусе, потом два года службы королю, расследуя заговоры, преследуя бомбистов, распутывая интриги придворных… Зачем знать весь мир, если перемещаешься по службе на паромобиле да работаешь в кабинетах? Белых пятен на картах еще так много, только там нет интереса короля, там не требуется провести войска, так что эти пятна закроют картографы, если доберутся. Его мир теперь сузился до одной конкретной Аквилиты. Тут тоже есть белые пятна — все катакомбы, но на фоне того, что он прошел, это такая малость. Может, к демонам лоа, к демонам службу, подать в отставку и… Здравствуйте, белые пятна этого мира. Мало кто вспомнит, что был такой Блек, опозоривший себя. Еще меньше поинтересуется, на каком хребте или в какой пропасти он сгинул. И нет, это не джаухар.

Лиса за спиной зашлась в диком кашле. Он даже обернулся на бедную. Та сидела на дорожке из его следов и тявкала, словно ругала его.

— Кыш! — буркнул он. Будут ему еще лисы высказывать свое негодование. Лиса обиженно потрусила прочь в лес, своей рыжей шубкой сливаясь с рыжей корой нелид.

Грег нахмурился — надо будет сегодня же показаться отцу Маркусу. Пусть хоть всю голову переворачивает, просеивая его мысли — быть безумцем в разы хуже. Сегодня он уже видел Орайю вместо Ривеноук, а теперь еще и лиса…

Он поднялся на излом горы, осматриваясь: на востоке вилась пустая сейчас дорога. Туда они с Лиз и направятся, возвращаясь в Аквилиту. Он оглянулся назад, откуда они с Лиз пришли. Черный зев спуска в катакомбы в почти вертикальном склоне горы. Огромные, отброшенные в стороны камни. Побитые эфирным взрывом, выкорчеванные деревья. Неудивительно, что он в магическом истощении — такого наворотить. Чудо, что вообще выжил. Вдалеке над пологим, заросшим лесом склоном кружились вороны. Зимой они часто сбиваются в стаи — холод, враги, голод заставляют даже ворон собираться вместе. Но… Грег присмотрелся — на предзакатный слет это не походило, да и утро уже давно. Вороны летали то и дело пикируя над одним и тем же местом, словно… Что-то клевали. Может, животное, а может и… Грег вздохнул — надо проверить. Он внимательно осмотрелся, выбирая путь, и направился к воронам и их пиршеству. Результат его не порадовал — из расщелины пятивековой нелиды торчала вверх скелетированная человеческая рука.

Грег собрался с силами и пустил вверх желто-красный сигнал: «Место преступления!». Вороны испуганно полетели прочь — птицы плохо переносили эфирные возмущения. Мужчину тут же повело в бок, заваливая в снег. Перед глазами все плыло кругами, тошнота подкатила к горлу горькой, разъедающей язык желчью.

Демонова лиса снова подобралась к нему и явно высмеяла его своим долгим, насмешливым тявканьем.

— Не дождешься… — еле выдавил он из себя.

Чтобы прогнать серую хмарь, пытавшуюся его отправить в небытие, он хватал пригоршнями ноздреватый снег, запихивая в рот и тут же выплевывая его с кровавыми сгустками. Растирал виски снегом, до боли царапая кожу. Пытался сесть, чуть не заваливаясь обратно. Вот же… Там Лиз в одиночестве… Еще решит, что он её бросил… Надо встать, надо вернуться, надо заставить себя двигаться…

Лиса последний раз тявкнула на него и решительно пошла прочь.

Где-то высоко в небесах обреченно прозвучало:

— Балбес… Ну почему ты меня с собой не взял?

Чем бы ему помогла Лиз, он сперва не понял, но, когда она подперла его в спину, помогая сидеть и не падать, а потом еще и потащила за руки вверх, заставляя вставать, он понял, что был не прав.

Потом… Через час, не меньше, сидя в кресле и блаженно ложка за ложкой черпая горячую кашу, он понял, что ни за что не сможет отказаться от Лиз. Только не от неё. От всего сможет: от службы, от рода, от города или вольного простора, но не от неё.

— Грег… — она отложила свою ложку в сторону.

Сил говорить почти не было — удержаться бы на краю сознания. Он чувствовал себя утопающим, из последних сил хватающимся за край проруби — отпустит, и тьма сомкнется вокруг, поглощая навсегда.

— Ум?

— Ты не Брок, не мычи… — грустно улыбнулась Лиз. Усталая, бледная, с мокрыми от пота волосами — столько тащила его назад к хижине, но такая родная и нужная.

— Я не мычу, я кашу глотал… — солгал Грег, тут же зачерпывая ложкой рис. Еще бы мимо рта не пронести. — Лиз?

— Как ты думаешь… Мог тебя Верр проклясть?

Грег замер, всерьез обдумывая её слова. Что-то в этом было, хотя в памяти опять всплыла фраза про повторение истории. Всерьез уже было с Броком, с его не вовремя произнесенным: «Чтоб ты сдох!». Здесь, скорее фарс — Верр не следит за языком, как бойцовский петух, бросаясь на всех.

— Не думаю.

— Он говорил, что ты пойдешь глубоко. И да, я помню, он так уже орал… Но мало ли. Меня смущает совпадение: его замечание про глубоко и тут же ночью катакомбы.

Он, быстро проглатывая кашу, сказал, чтобы Лиз не волновалась:

— Я сегодня же проверюсь. Не переживай — если проклятье есть, его найдут.

— А ведь еще есть принц Анри. — Лиз нахмурилась. — Я понимаю, что он будет мстить. Пощечину, которую я ему дала, он не забудет. Может… Это и есть начало его мести.

— Лиз… — он выпрямился в кресле, еле прогоняя дорвавшуюся до его сознания тьму — ему сейчас важно успокоить Элизабет. Он положил свою руку поверх её мелкой ладони. — Я разберусь…

— Я не говорила тебе… Не хотела расстраивать вчера… Но за мной вчера весь день ходили какие-то люди — меня вполне профессионально пасли.

Грег нахмурился:

— Мюрай, да?

Лиз его не поняла:

— Нет, Брок бы сказал, если бы пустил за мной топтуна.

Он поправился:

— Я имел в виду иное. Брок научил выявлять слежку, да?

— А кто же еще… — она зачерпнула своей ложкой остатки каши, подула и сунула Грегу в рот: — Ешь! Брок… Понимаешь, он прикрывал, конечно, как мог, добычу потенцита в катакомбах Аквилиты, но и мы сами должны были отвечать за свою безопасность.

Грег признался:

— Слежку за тобой и за Андре организовал принц Анри. Из лучших побуждений. Он хочет оградить тебя и Андре от выходок моего отца.

Лиз всегда была понятливой:

— Чтобы меня не взорвали вместе с тобой.

— Именно. Он еще и за мной топтуна пустил.

— Тогда ответь мне, где была эта хваленая охрана принца, когда мы шлялись по катакомбам? Уже утро, ты не явился на службу, но ищут ли тебя? Где охрана, которая должна была на уши всех поставить, потеряв двух объектов охраны?

Ответа у Грега не было. Лиз вздохнула:

— В схватке с принцем придется туго. Может… Нам, действительно, расстаться? Ты не должен расплачиваться за мои ошибки. Это я дала пощечину принцу. Мне и отвечать.

— Лиз… Я решил. Я надену магблокиратор. Не будет джаухара. Не будет последнего безнадежного боя — мы выстоим. Ты и я.

— Это… Хорошо… — её ложка заскребла по дну кастрюли. — Это хороший настрой.

Последняя ложка каши снова досталась ему. Пришлось жевать, глотать, уговаривать тьму подождать с нападением. Ему еще надо было задать Лиз важный вопрос:

— Лиз… Тебя не гнетет обстановка?

— А что не так? — она даже огляделась. Любая другая лера уже лежала бы и стонала, требуя вернуться в цивилизацию.

— Холод, окружающая нищета…

— Балбес ты, Грег, а не хмурый, самоуверенный лер. Я умею готовить, я умею мыть посуду, я не люблю прибираться, но могу. Я умею шить и штопать, я могу даже обувь починить, если что-то не совсем серьезное… Надо лишь собрать сумку с вещами, чтобы в следующий раз встретить демона или проклятье полностью готовой. Лампа, каска, запасные патроны, зажигалка, соль, сахар… Булочки…

— Булочки? — удивился Грег. Не самый нужный предмет в экстренной сумке.

Лиз улыбнулась:

— Хочется хоть кусочек хлеба. Так что надо обязательно брать с собой сухари и чай.

В дверь постучали. Лиз вздрогнула, оборачиваясь на вход:

— Кто бы это мог быть?

Грег, проклиная все, попытался встать — для полиции было еще слишком рано.

За дверью раздался знакомый голос:

— Доставка завтрака в номер!

* * *

Брок обиженной рыжей кометой влетел в общую залу, где констебли откровенно бойкотировали свои обязанности. Вчера, когда Виктория занималась с Лео Байо, подтягивая его знания для экзамена на должность детектива, они еще делали вид, что заняты собственными делами. Сегодня ситуация изменилась — парни окружили стол Виктории и, устроившись на стульях, слушали все то, что она говорила Байо. Большинство еще и конспектировать умудрялось, пристроив планшеты себе на колени. Некоторые еще и вопросы задавали.

Одли в одиночестве сидел за своим столом и что-то просматривал в рабочих папках. Он даже не пытался печатать отчеты, чтобы не мешать стуком по клавишам Вик с лекцией.

Брок промчался через всю залу, вызывая недовольное шиканье парней.

Одли оторвался от своих бумаг и сочувственно посмотрел на Брока:

— В чем дело, рыжий?

Тот рухнул на ближайший стул и подался вперед, облокачиваясь на стол Одли:

— Недоброе утро! Где носит нашего эээ…

Блеку прозвище так и не придумали. Брок — понятное дело, рыжий, а вот называть брюнета Блека черным — вот как-то совсем несмешно. Черный Черный. Блек. Несмешно. Так что головы парней еще кипели в попытках дать приличное прозвище новому суперинтенданту — чтобы и заслуженно, и необидно.

— Блека? — подсказал сдувшемуся Броку Одли. — Он вроде на совещании должен был быть.

— Именно! — подтвердил Брок, подтягивая к себе телефон. Одли наложил свою лапу на телефонную трубку:

— Но-но! Моё!

Брок напомнил:

— У тебя свой кабинет есть, между прочим. Так… Блек тут так и не появлялся?

— Нет, — бросил Одли, тут же поднимая трубку и прося телефонную нериссу соединить с «Королевским рыцарем». Не смотря на свой глуповатый деревенский вид, глупым Одли никогда не был.

Брок выругался про себя за проигранную войну за телефонную трубку и откинулся на спинку стула. Он до последней минуты надеялся, что Блек всего лишь отлынивает от совещания, общаясь с парнями после утреннего построения…

— …мне плевать, что тревожить постояльцев нельзя! — бурчал Одли в трубку. — Ты сейчас поднимаешь свой зад и бежишь в номера лера Блека и леры де Бернье, или через десять минут это сделает полицейский штурм-отряд! Время пошло! — Одли откровенно злился.

Виктория оборвала свою лекцию, прислушиваясь к телефонному разговору. Алистер встал, пальцем тыкая в нескольких парней — те послушно пошли одеваться и готовиться к штурму гостиницы. Кто-то побежал на улицу — проверять давление в котле дежурного паромобиля.

Брок сверлил глазами пол. Если пропала и Лиз, то дело может… Дело может быть скверным. Лоа вроде побежден, все в отделе, в том числе и Грегори Блек, прошли вчера освидетельствование у инквизитора, но… Но… Но суперинтенданты так просто не пропадают вместе с невестами. Блек не из тех сумасшедших романтиков, которые все могут бросить и забыть про службу.

Одли напряженно молчал, вслушиваясь в тишину трубки.

Секунды складывались в минуты, минуты в понимание — с Грегом и Лиз случилось что-то плохое.

Стоявшая в зале тишина давила на плечи, хотелось встать и уже куда-то нестись: в гостиницу или к демону на рога, лишь бы начать действовать, а не ждать.

— Да… — наконец-то отмер Одли. — Слушаю… Ясно… Ждите… Сейчас выезжаем.

Он тяжело положил трубку на телефонный рычаг и отчитался:

— Блека и леры де Бернье нет в номерах. Никто не видел, чтобы они покидали гостиницу.

Алистер кивнул, лишь выдавливая из себя — он всегда был немногословен:

— Найдем. Я Кейджа с собой в качестве второй ищейки возьму?

Одли посмотрел на замершего в задумчивости Брока и сказал:

— Алистер, я сам пойду с тобой второй ищейкой.

Телефон вновь затрезвонил, Одли опередил Брока на пару секунд, хватая трубку:

— Инспектор Одли, слушаю… Да… Да… Ясно… Спасибо за информацию… Это точно наше дело.

Пока он говорил, Алистер и парни, уже направлявшиеся на выход, замерли, ожидая конца разговора.

Одли в очередной раз положил трубку, уже спокойнее и легче:

— Так. Егерская служба доложила, что в лесу Танцующих деревьев кто-то запустил эфирный сигнал «Место преступления». Поскольку местные констебли в ближайших деревушках сплошь немаги…

Брок вскинулся:

— Небеса и пекло, что Блек там забыл?! — он встал, тут же быстро раздавая указания: — Алистер, Себ — в гостиницу. Захватите с собой отца Маркуса. Или даже лучше Кита. Да, его. Все проверить и идти по следу… Так… Одли — телефонируй в порт: нам нужен дирижабль. Пусть подадут к причальной мачте на Прощальной. Со мной до Танцующего леса плывут: Одли, Байо, — он заметил, как сверкнула глазами Виктория, — Ренар. Лео, за экспертами и санитарами. Проверь, чтобы не было никого с боязнью высоты. И захвати Картера…

Картер был судебным хирургом Сыскного дивизиона, лишь на время расследования дела Чернокнижника помогавшим городскому дивизиону, но Брок надеялся его сманить к себе в Управление.

— …вежливо попроси. Скажи, что будет интересно. А я… За едой.

Одли фыркнул:

— Чековую книжку гони и вали к комиссару — объясняться, куда тащишь констебля Ренар-Хейг. Учти, что Эван тоже может присоединиться…

Брок, кинув на стол требуемое, понесся на выход:

— Я быстро…

— Эй, — крикнул его Одли, вспоминая самое важное: — ты утренние газеты читал, рыжий?

— А что там? — замер Брок в дверях.

— Ничего, — пробурчал Одли. — я их тебе в дорогу возьму — почитаешь.

* * *

Эксперты аккуратно доставали из расщепленного дерева тело мальчишки, укладывая его на разложенный на вытоптанном снегу брезент.

Одли ходил вокруг по расширяющейся спирали — как ищейка он пытался найти следы помимо Блека и Лиз. Понятное дело, что они не имеют никакого отношения к убитому мальчишке. Странгуляционная борозда под подбородком была слишком красноречивой. Хорошо еще, что не было издевательской алой ленты. Впрочем, веревки или чем удушили мальчишку, тоже не было. Только кругом, кроме лисьих следов, ничего не было. Следы присутствующих тут тоже мимо…

Картер склонился над телом, исследуя его:

— Судя по основательно поклеванной руке и волосистой части головы, а так же учитывая относительную сохранность остального тела… Смерть наступила от пяти до двух суток назад. Точнее не скажу — надо запросить данные погоды за последнюю седьмицу. Смерть наступила в результате сдавления дыхательных путей чем-то вроде ремня. Душивший был выше жертвы, причем значительно выше. — Картер прикинул рост мальчишки и сказал: — рост убийцы где-то шесть с половиной футов. Убит мальчик не тут. Сюда его тащили волоком по земле… За одну ногу, что говорит о сильном мужчине — женщине такое не под силу. Все остальное, неры, только после вскрытия. — Он встал, стаскивая с себя резиновые перчатки и кивая санитарам, чтобы те принялись паковать тело.

Виктория, все это время молча сидевшая рядом и рассматривающая тело мальчишки, которому было лет четырнадцать-пятнадцать, тоже встала, ничего не говоря. В голове пока было пусто.

Эван тоже молчал — обдумывал, как лучше организовать расследование.

Грег, бледный в прозелень, привалившись к Лиз, удивленно читал утренние газеты, которые ему привез Брок. Солидный «Вестник Тальмы» — для леров и высшей прослойки неров. «Утренний Олфинбург» — для остальных неров. «События Вернии» — для вернийских леров. Эту газету уже четверть века не заносило не то, что в Тальму, а даже в Аквилиту. И в каждой газете на первой странице статьи о суперинтенданте Блеке, виконте Коббл, настоящем лере и офицере, спасшем Аквилиту, выстраивая трехмерную модель разрушений недр. Одли, когда еще плыли над Ветряной грядой к танцующему лесу, ехидно сказал:

— А про тебя, рыжий, ни слова. Словно ты не лазил тогда в катакомбы, чтобы тоже спасать Аквилиту.

Броку было все равно — он славы не ждал. Ему бы с новым делом справиться. Местной полиции такое не по зубам. Надо поднять во всех участках тут и в Аквилите заявления о пропавших, надо будет, как только распечатают фиксограммы убитого, пройтись по всем окрестным деревушкам в поисках возможных свидетелей, надо будет искать рослого, высокого, может-еще-какие-приметы-потом-подкинут-эксперты мужчину, склонного к удушению. М-да…

Лео замер у входа в катакомбы, удивленно рассматривая и не понимая цели путешествия Блека сюда. Никто вообще не понимал, чего его сюда дернуло — лоа был побежден. Проклятья на Греге никто не обнаружил — Брок сам в хижине первым делом его досконально осмотрел, раздев донага. И Лео его смотрел, и Одли. Никто ничего не обнаружил. Но что-то же дернуло Грега сюда, что-то или кто-то же заморочил ему голову. С другой стороны, если бы не этот внезапный приступ, тело мальчишки не нашли бы до весны. Во всем бывает свою плюс. С этим не были согласны только местные лисы, потревоженные полицейскими.

Глава 5 День второй. Нарциссы и мир

Принц Анри был недоволен. Он не был магом, чтобы эфиром давить на окружающих, но сейчас десять проштрафившихся офицеров, стоявших по стойке смирно перед ним, всей кожей ощущали его раздражение. Оно, словно шлифовальная шкурка, проходилось по ним измельченным стеклом, причиняя почти физическую боль. Хотя скорее всего болели свежие, еще незажившие после Олфинбурга раны. Майор Лепаж, глава Его Королевского Величества Охранного конвоя, во всяком случае именно на это надеялся — слухи о Серой долине и последствиях вдыхания её воздуха ходили страшные. Говорят, некоторые взрывались, как бомбы, только от пары вдохов. Принц Анри вместе с другими матросами, несмотря на ранение, выходил на обшивку дирижабля, чтобы устранить неполадку в динамической защите «Левиафана».

Анри сидел в кресле, со свежей повязкой на голове — приходивший хирург только-только её сменил. Пальцами левой руки принц то и дело крутил небольшой, напоминающий пресс-папье полупрозрачный шар, полный сияющих блесток — подарок сиятельного кузена, теперь короля Тальмы Эдварда. Голубые глаза новенького офицера охраны Ренара как прикованные следили за шаром.

— Итак… Я требую одно простое объяснение тому, что произошло сегодня ночью. Почему мой приказ об охране леры де Бернье был грубо проигнорирован, как и приказ об охране лера Блека. Леры?

Первым начал Лепаж — именно он доложил принцу о пропаже лера и леры:

— Милер Анри, охрана была выставлена на выходе со второго этажа. Так же еще один охранник был в холле первого этажа. Ни Адан, дежуривший в холле, ни Трюффо, дежуривший на втором этаже, не заметили ничего необычного. Трюффо проводил подопечных из ресторана до номера, как и положено. По его показаниям…

Анри легонько стукнул ладонью по подлокотнику кресла и напомнил:

— Это я уже слышал.

Лепаж поджал губы и замолчал. Влез новенький Ренар, еще незнакомый с нравом принца:

— Милер Анри… Я заступил на дежурство, как и положено, в семь утра, сменив на посту Трюффо. Смею заметить, что он не спал и не проявлял признаков усталости. Признаков эфирного воздействия на Трюффо не было.

Анри перебил его:

— Я это тоже уже слышал! И про приход неры Риччи, поднявшей тревогу, и про организацию поисков, и про приезд полиции. Объясните мне одно: почему полиция знает больше, чем мы.

Удар снова принял Лепаж, говоря очевидное:

— Милер, люди вымотаны тяжелым плаванием и бойней в Олфинбурге. Замены нет, офицеры не успевают банально выспаться, не говоря уже о том, чтобы выполнять предписания докторов.

Анри нахмурился и кивнул — он отличался от короля Людовика в лучшую сторону: он умел выслушивать неприятные новости:

— Хорошо, я понял. Сегодня за нерой Риччи я присмотрю сам. Лера де Бернье и лер Блек под присмотром полиции, так что, леры, отдыхайте, набирайтесь сил, лечитесь. У вас сегодня день отдыха. Заслужили.

Лепаж скривился:

— Милер, я не это имел в виду — ни вы, ни мои люди нежелезные, но мы будем выполнять свой долг.

— Кажется, я ясно дал понять: сегодня день отдыха. Вы озвучили проблему — я нашел её решение. — Анри встал, забывчиво опираясь на правую руку — та отомстила вспышкой боли. В глазах на миг потемнело. Шар выпал из ладони, звучно катясь по дубовому паркету королевского люкса. Ренар пристально провожал глазами шар, заметно дернув при этом плечом. От Анри это не ускользнуло:

— Ренар, вам плохо? Мне говорили, что вы тоже были ранены в битве, когда охраняли покойного короля…

Бывший тальмийский офицер отрицательно качнул головой:

— Спасибо за заботу, милер, но я хорошо себя чувствую и готов продолжать службу. Могу я дать совет, милер?

— Попробуйте. — разрешил Анри, наклоняясь за шаром и пряча его в карман форменных брюк.

— Милер, это Аквилита. Тут много практикующих магов-докторов. Я знаю ваше отношение к эфиру, но все же позвольте себе перешагнуть через предубеждения. Механиты и современные лекарства творят чудеса, но вместе с эфиром чудеса станут еще… Чудесатее.

Строй одетых в черные офицерские одежды мужчин не сдержал смешок. Ренар хорошо говорил на вернийском, но некоторые слова все же изумительно коверкал.

Анри осмотрел Ренара с головы до ног — Эдвард говорил, что тот выходец из Нерху, но все шестеренки этого мира, по нему это было совершенно незаметно: голубые глаза, светлая кожа, блекло-рыжие волосы — от обычного вернийца не отличить! Он идеально вписался в конвой, затерявшись среди таких же, как он, рыжих и светловолосых. Где тот самый знаменитый красный отлив волос, как говорили про Ренаров? Где ореховый цвет глаз? Где вообще лисьи глаза? Где в конце концов хвост?! Если бы Анри не видел своими собственными глазами как по приказу Эдварда этот мужчина превращался в треххвостого лиса, ни за что бы не поверил, что это тот самый Ренар. Знать бы еще, почему Эдвард так щедро поделился с ним этим лисьим человеком.

Анри веско сказал:

— Если в Вернии не рождаются маги, это не значит, что в Вернии не верят в магов или отказываются от их помощи.

— Тогда позвольте мне…

Принц его остановил, похлопав по плечу:

— Проблема не в нежелании прибегать к помощи магов. Проблема в том, что мы никак не можем гарантировать их лояльность. Если вы не заметили, Ренар, среди нас нет ни одного мага — только вы.

«И даже вам веры нет!» — он не стал добавлять. Эдвард поклялся, что Ренар будет последним из предавших. Даже если весь мир предаст, Ренар будет самым последним в очереди. Клятвы Нерху нерушимы. Знать бы еще, что их обеспечивает.

— Я могу найти лояльных магов, — тут же предложил Ренар.

— И чем же вы докажете их лояльность? Вы сами говорили, что лечить вы не умеете.

Ренар улыбнулся:

— В Аквилите живет моя дальняя кровная родственница из Нерху. Вы, возможно, сталкивались с ней — лера Виктория Ренар-Хейг. Лера Эвана Хейга-Ренара вам рекомендовал король Эдвард. Моей и его рекомендации вы можете полностью доверять. Я душой и телом принадлежу вам, милер.

— Хо-ро-шо. — по слогам произнес Анри. — Рекомендациям леры Виктории я поверю. Кстати, что там с кузнецом и его поисками?

— Прием заявлений о пропаже полиция Аквилиты принимает только на четвертые сутки, милер.

* * *

Андре злилась. Все же родовой гнев Блеков никуда не денешь, даже если не признана родом и отцом. Она приехала сюда в Аквилиту, чтобы защитить брата, и…

— И что же мы имеем, Рррррриччи…

…и он все равно пропал! Если это делишки отца, то… То… То… Она прижалась к холодному металлу капота «Жука» — свой паромобиль она разрабатывала и собирала сама.

Андре осознавала: она все равно ничего не сможет сделать, если только ославить отца. Он не любит, когда грешки рода вываливают на всеобщее обозрение. Именно это он и не простил Грегори — то, что его слабость стала достоянием общественности. Пока все было в пределах стен родового дома, отец закрывал глаза на все, даже на свои проступки. А ведь Грег оступился всего один раз, не то, что рыжий Мюрай — этот, судя по подаренной братом папке со снимками, оступался и падал часто. И вставал, и шел дальше, как ни в чем не бывало. Наверное, надо вернуть папку Грегу — не дело ей валяться в гостиничном номере, еще какая горничная увидит. Слишком там много снимков и скрывающихся за ними историй про того же Брока, Лео Байо, Одли и других.

За спиной Андре гулко раздались шаги — в гостиничном гараже была дикая акустика.

— И что же мы имеем, нера Риччи? — мягко сказал знакомый голос — Андре заставила себя выпрямиться и обернулась:

— Недоброе утро, ваше королевское высочество…

Молодой мужчина приветливо улыбнулся:

— Можно обращаться: «милер Анри», а то и проще: Анри или даже Генри на тальмийский манер. Я крайне демократичен. — он, в доказательство своей близости к народу, был одет в костюм-двойку и вязанный грубый свитер под горло. Сейчас на принца он не походил — особенно повязкой на голове, из-под которой торчали криво обрезанные светлые волосы. Хотя все равно что-то было в суровом взгляде голубых глаз, в квадратной, тяжелой челюсти, в тонких, сжатых губах. — Я должен принести свои искренние…

— Вы уже говорили, — резко оборвала его Андре. Он уже извинялся перед ней утром, когда выяснилось, что Грегори пропал вместе с Лиз.

— И все же… — он подошел ближе, вставая почти рядом и любопытно заглядывая под капот паромобиля.

Она закрыла глаза — ей нельзя злиться, тем более на принца. В случившемся его вины нет вообще.

— Нера Риччи…

Она открыла глаза и широко улыбнулась, прогоняя прочь недовольство и родовой гнев Блеков:

— Спасибо за участие в жизни моего брата…

Анри вздрогнул:

— Не стоит ради меня так притворяться. И я скорее забочусь о своей подданной — о лере Элизабет. И о вас. Мне сообщили, что у полиции все под контролем: вашего брата нашли в Танцующем лесу. Сейчас туда направили дирижабль. Я предлагал своего «Левиафана», но от моей помощи отказались. Полагаю, если в Танцующем лесу не случилось чего-то сверхординарного, то уже после обеда ваш брат будет в Аквилите. Вместо того, чтобы ждать в одиночестве, может, составите мне компанию?

От новостей, принесенных принцем, стало легче — словно пружина заводного механизма, взведенная до предела где-то внутри нее и готовая вот-вот сломаться, спокойно завела привычный мир вокруг. Грегори жив, с остальным они справятся!

Андре улыбнулась мужчине уже искренне:

— И что же вы запланировали, милер?

Он засунул правую руку в карман брюк, совсем неаристократично:

— Хочу посмотреть, как происходит переброска батареи 420-мм мортир «Большая Элиза»…

Андре от неожиданности вновь перебила его:

— Вы оголяете линию Меца?

Принц не стал возмущаться или выговаривать ей, как непременно сделал бы отец. Он лишь поправил Андре:

— Не оголяю, я её разбираю. Здесь, по крайней мере лет тридцать, не будет войны.

— Откуда такая уверенность? — Андре с грохотом закрыла капот паромобиля. Гулкое эхо принялось ходить по почти пустому гаражу — этой зимой в Аквилите было мало желающих отдохнуть, всех отпугнула война.

— Потому что на троне Тальмы теперь сидит мой кузен. — улыбнулся Анри. Про то, что Эдварду крайне невыгодно раскрывать секрет своего прихода к власти, он промолчал. Это не шантаж, это обеспечение безопасности своей страны любыми способами. Шантажом в том числе. Эдвард молод, горяч и благодаря словам Эвана Ренара-Хейга уже понимает глубину выгребной ямы, в которую он попал. Анри может своими показаниями увеличить глубину метра на три, если не больше. Эдварда захлестнет с головой. — Так вы окажете честь сопровождать меня? Мне кажется, что вам, как инженеру, будет интересно…

Андре поморщилась — принц умудрился точно ударить по двум её болевым точкам:

— Меня не интересует военная техника, и я не инженер. Я самоучка. Отец не дал разрешения стать даже курсисткой.

Анри вполне искренне возмутился:

— Очень недальновидно со стороны лера Блека. Совершенно недальновидно… — он колко глянул на Андре. — Значит, мортирами вас не завлечь?

— Увы… — Андре развела руки в стороны — она была противницей войн, хоть Грегори и служил в армии.

Принц задумчиво предложил:

— Тогда, быть может, составите мне компанию на прогулке по парку? Вместе полюбуемся Аквилитой. Я никогда здесь раньше не был.

— Я тоже не была, милер, так что вряд ли моя компания вам понравится. — Отец ни за что бы не отпустил Андре в это «скопище порока», как он называл Аквилиту. Впрочем, Андре и сама никогда сюда не стремилась.

Принц притворно вздохнул:

— И настаивать не стоит, да?

— Да, милер, настаивать глупо…

— Очень жаль… — мужчина все еще стоял рядом, оглядывая паромобиль, словно надеялся, что Андре передумает. — Вы интересная девушка, Андре. Мне бы хотелось продолжить с вами дружить. Вы меня заинтриговали своим проектом пароэфирных двигателей, но не думайте, что мною движут только корыстные цели — вы удивительны сами по себе.

Дружить — это звучало смешно, но принца Анри можно было назвать каким угодно, только не смешным. Он серьезно смотрел на Андре и ждал ответа. Она помнила слова брата, что для него принц Анри не существует, хотя вчера он его рукопожатие принял. Она помнила, как бледная, явно напуганная Лиз дала пощечину принцу. Она помнила законы Тальмы — за оскорбление королевской особы до сих пор можно лишиться головы. Быть может, ей стоит прийти на помощь Грегори и Лиз? От неё не убудет — принц хорошо разбирался в технике, а где не разбирался, честно признавался в своем бессилии.

— Принц Анри… — начала она осторожно. Мужчина поморщился от обращения, и Андре расплылась в широкой улыбке, признавая его правила: — Анри! Я составлю вам компанию, но при одном условии — мной движет корысть.

Принц галантно изобразил поклон, признавая право Андре выставлять свои условия:

— Все что угодно…

— Тогда… Забудьте о том, что Лиз оскорбила вас.

Анри подобрался и нахмурился:

— Можете изменить свою просьбу. Эта не…

Андре тут же вскинулась:

— Это мое главное требование к вам! Простите Лиз, и тогда…

Он качнул головой:

— Андре, позвольте вас так называть… Андре, не дело мужчины носиться с мнимыми обидами и идти с ними в суд, тем более что ту пощечину я почти заслужил. Я не враг вам, вашему брату и особенно моей подданной лере Элизабет. Между нами произошло недопонимание, фатальное недопонимание, но не более того.

Она не удержалась, привыкшая к свободе в общении — Грегори и не такое себе позволял:

— Вы… Точно принц? Вас не подменили в колыбели?

— В таком меня еще не подозревали, Андре. — Он предложил девушке левую, согнутую в локте руку: — прогуляемся? И я раскрою вам страшную тайну, почему я хоть и выгляжу принцем, но веду себя не в соответствии своему статусу?

Андре осторожно оперлась на его локоть:

— Что ж… Почему бы и нет. Кстати, как ваша правая рука? Уже зажила? Вы не пользуетесь поддерживающей повязкой.

— Андре, а вот теперь вы ведете себя несколько непозволительно.

— И в чем же непозволительность? — не поняла его Андре.

Мужчина улыбнулся:

— Вы должны искренне восхищаться моей стойкостью в преодолении боли, невзгод и боевых ранений.

— При наличии современных обезболивающих и магических приемов по лечению ран вы себя ведете как эээ… — она вовремя остановила рвущиеся из неё слова — это не Грегори, этот такого не простит. Хотя Грегори тоже частенько вел себя так же — она уже постфактум после прогулки или вечера узнавала о его ранах или недомогании.

Анри медленно направился прочь из гаража, подстраиваясь под мелкий шаг Андре:

— Боюсь даже уточнять, кем вы меня хотели назвать…

— Хотите, буду вами восхищаться? — предложила она, честно добавляя: — но только после визита к доктору.

Он остановился, достал из кармана брюк треугольную повязку, выданную ему корабельным медбратом, когда тот еще был жив, и надел её на шею, укладывая правую, сводящую от боли руку в повязку:

— Вы невозможны, Андре! Вместо импозантного боевого офицера вы предпочитаете прогулку с разбитой развалиной?

Она поправила поддерживающую повязку на шее, заправляя повязку под лацканы пиджака:

— Зато точно знаю, что так вам легче… Ведь легче же? — Андре заглянула в такие близкие глаза принца и солнечно улыбнулась. Анри странно нахмурился, и Андре тут же отступила в сторону.

— Намного, — признался мужчина. Боль стала чуть стихать. — Так…

Он вновь предложил ей руку, на которую она легко оперлась, только кончиками пальцев прикасаясь к его локтю. Андре напомнила, направляясь к лестнице, ведущей к боковому выходу на улицу:

— Вы обещали раскрыть тайну своего некоролевского поведения.

— А вы обещали рассказать о пароэфирниках, — не остался в долгу Анри, стараясь не сильно прихрамывать, поднимаясь по ступенькам.

Андре возмутилась, открывая дверь на улицу сама — правой рукой Анри все равно не мог действовать:

— Нет. Этого я не обещала. Я обещала прогуляться с вами. Но раз прогулка не будет долгой, так и быть, расскажу зачем мне пароэфирники. Я вас внимательно слушаю.

Улица встретила ярким, заставляющим глаза слезиться светом, гомоном спешащих по делам людей, шорохом шин паромобилей. Андре уверенно направилась через дорогу перед гостиницей в парк. Там можно будет прогуляться по относительно пустым аллеям — время утреннего моциона сиятельных уже прошло, а для променада прекрасных лер еще рано — те только начинали просыпаться и прихорашиваться. Даже фиксорепортеры еще спали — во всяком случае никто не кинулся за принцем вслед в поисках нескромных снимков. Ни Анри, ни Андре не подозревали, что их просто прикрыл от любопытных взглядов Ренар, рьяно несущий свою службу — тяжелые, сжимающие его душу пальцы он утром хорошо запомнил.

— Что вы знаете об истории Вернии? — спросил Анри, разбивая тишину парка.

— Что она есть, — серьезно сказала Андре, выбирая аллею побезлюднее. Высокие, сейчас с уже набухающими почками клены и липы окружали их, скрывая от уличной толпы.

Анри признал:

— Вы феноменальны, Андре!

Она с улыбкой отказалась от такой чести:

— Это не я. Это Тальма. Все, что лежит за пределами интересов Тальмы, не существует.

Анри, наслаждаясь солнцем и свежим воздухом, начал рассказывать:

— В Вернии после отделения от Тальмы четверть века назад было две революции со свержением королевской власти и две её реставрации. Если быть честным до конца, то даже три реставрации: первая при освобождении от Тальмы, и две после революций. Мой отец — это практически третья волна реставрации. Сперва королевский род истребляла Тальма, потом дважды сам народ Вернии… Представляете, какая дальняя ветвь королевского семейства Верт-Альдис-Орбруков сейчас сидит на троне Вернии? Мой дед и мой отец грезили своей голубой кровью, я же полагаю, что ни один микроскоп мира не найдет ту самую голубую каплю Верт-Альдис-Орбруков в моих жилах… Вторая реставрация королевской власти произошла в Вернии десять лет назад. Мне сейчас двадцать девять. Ваши выводы, Андре?

— Вы до девятнадцати лет…

Он криво улыбнулся:

— …и не грезил троном, в отличие от моего отца и деда. Я грезил небом, я хотел плавать по миру, я хотел участвовать в гонках за приз Трех океанов. Да, я сейчас понимаю, что все это останется в мечтах. Я понимаю, что должен буду принять трон рано или поздно, но лучше все же как можно позднее, я отдаю себе отчет, что должен вести себя как принц, но с некоторыми людьми, например, как с вами, мне хочется быть самим собой.

— Я поняла: вам позарез нужны мои пароэфирники…

— Можно и так сказать, — рассмеялся принц.

Андре отпустила руку принца и пошла сама — так было удобнее, она привыкла надеяться только на саму себя:

— Хорошо, честность в ответ на честность.

Анри дернул ворот свитера:

— Что-то мне страшно уточнять про честность в чем вас заставила говорить со мной откровенно.

Андре рассмеялась:

— Пусть это останется тайной. — Она заметила куртину нарциссов, растущих возле паровой трубы отопления, и легко сошла с дорожки, присаживаясь возле цветов и любуясь. Анри замер за её спиной, возвышаясь как башня:

— Простите, я веду себя как развалина, а не как галантный кавалер. — он завертел головой в поисках цветочниц. — Я сейчас вам…

Она пальцами осторожно прикоснулась к полупрозрачному, побитому морозами лепестку:

— Не надо. Просто… Смотрите, какая тяга дарить весну и надежду несмотря на морозы и снег. Какая сила в простом цветке — жить наперекор всему. — Она встала и грустно улыбнулась: — Это поразительный пример. И этот нарцисс, к сожалению, похож на наш мир. Мы все живем и цветем наперекор войнам и желаниям сильных мира сего.

Кажется, в этот раз она все же достала принца — он вскинулся, готовый то ли оправдываться, то ли обижаться:

— Я…

Андре качнула головой:

— Не надо отрицать очевидного, Анри. Войны были и есть. Если мортиры и увозят отсюда, то через день-два они где-то вступят в бой, только в другом месте. Мои големы могли бы все остановить.

— Големы? — переспросил он, забывая свои оправдания.

— Я так назвала свой проект. «Голем». Это… Управляемые андроиды. Стальные гиганты с сердцем в виде пароэфирника и мозгами пилота.

Анри понятливо кивнул:

— Управляемые куклы… — голос его при этом звучал крайне разочарованно.

— Можно и так сказать. — Андре направилась обратно на аллею. Ради явно уставшего и испытывающего дискомфорт принца она села на скамейку, складывая руки на колени и поправляя брюки — как и принц, она была в костюме.

Анри сел рядом, не прикасаясь к ней — воспитанно и прилично:

— Андре, подобные проекты уже были. Все всегда упирается в недостаточную мощь пара. Он не в состоянии заставить двигаться таких гигантов достаточно длительное время.

— Пароэфирники справятся с такой задачей.

— Плюс, — он грустно улыбнулся, — две опорные конечности не справятся с отдачей при залпах…

Андре притушила свою улыбку:

— А вы невнимательны, Анри. Я уже говорила: меня не интересуют военные разработки.

— Но вы сказали, что… — не понял её мужчина. Андре перебила его:

— Вы видели защитный купол над Олфинбургом?

— Хуже, — потемнел лицом Анри. — Я и мои люди попали в его ловушку.

Ему до сих пор было больно от количества погибших в том бою.

— Вы знаете, как его создают?

— Догадываюсь, — сухо сказал Анри.

— Я проехалась вдоль купола и выявила главные точки купола — вмонтированные в дома, статуи, а кое-где просто в канализационные сооружения потенцитовые стержни, которые по эфирному сигналу запускают защитный купол. Я хочу сделать что-то подобное. «Големы» будут способны сами создавать эфирный щит Фидеса — источником энергии будет пароэфирное сердце андроида, а за запуск будут отвечать руны. Мне Грегори расписывал все необходимые руны и затраты энергии для создания полосного, а не купольного щита Фидеса.

Анри скептически приподнял бровь вверх:

— Вы представляете, сколько нужно будет андроидов, чтобы закрыть хотя бы столицу?

— Не столицу, Анри. За пределами столицы тоже живут люди. Представьте линию Меца, только вместо мортир андроиды, способные создавать абсолютно непроходимый щит. Сама мысль об атаке будет невозможной. А за счет мобильности «Големов» их можно будет легко переводить с места на место.

Анри разбил её мечты:

— Один отряд инквизиторов, и защита «Големов» падет. И не надо так возмущаться, Андре. Храмовые войны уже были. Придется вооружать «Големов» хотя бы стрелковым оружием.

Андре резко вскочила со скамьи, заставляя и мужчину тяжело подниматься:

— Да чтоб вас, Анри! Вы меня слышали?! Я же сказала, что военные разработки меня не интересуют. Никакого вооружения на «Големах». Они и в мирной жизни могут пригодиться: стройки, погрузочные работы — те же ваши мортиры! — опасные производства, помощь в стихийных бедствиях. «Големы» никогда не будут атаковать — они создаются для мира. Причем для мира, где магов рождается мало или не рождается совсем: Карфа, Асун, Генра…

— Андре, вы потрясающая девушка, в том числе и по наивности. Вы не сможете защитить своих «Големов» от незаконных…

Она оборвала его:

— …Грегори обещал и это прописать в защитных рунах.

— Если только это… Блек — потрясающий офицер, я наслышан о нем. И не надо так подозрительно на меня смотреть — да, я пришел ему на помощь в ресторане из сугубо корыстных целей: услышав про ваши разработки, я хочу их прибрать под свою защиту. Я могу помочь в их разработке.

— Вы про големов узнали только сегодня, — напомнила Андре.

Анри направился в сторону улицы, заметив открытый уже ресторан:

— Я проницателен и дальновиден, а не только брав, импозантен и превозмогающ. Забыл, я еще и предприимчив — про мой процент в патенте обговорим потом. А сейчас не хотите позавтракать со мной?

Вечером в своем номере Андре обнаружила корзину нарциссов. Кажется, принц Анри был еще ужасающе несведущ во флористике — воздух пропах удушающим ароматом цветов, даря Андре головную боль. Хотя, быть может, Анри и это предусмотрел — хотел предупредить, какой головной болью он может быть.

Глава 6 День второй. Рука удачи

Послеобеденное солнце слепило штурмана полицейского дирижабля, и тот, с учетом ветра, заложил вираж, заходя в Аквилиту с юго-востока со стороны Ривеноук, благо с Вернией теперь был прочный мир.

Под дирижаблем открывался потрясающий вид на город, широкую петлю реки, огибающую Ветряную гряду, и на линию Меца, на которой творилась странная суета. Вдалеке в океане пряталась громада Маякового острова.

Блек, сидящий в кресле у иллюминатора, осторожно, чтобы не разбудить спящую на его плече Лиз, подался ближе к стеклу: сюда не доносилось ни звука с земли, но сверхтяжелую артиллерию Вернии явно грузили на открытые железнодорожные платформы при помощи кранов, людей и про́клятой матери — иначе эти мортиры под тридцать тонн веса не переместить. Видимо, мортиры отправятся на вернийско-ондурский фронт. Говорят, там Ондур хорошо продвинулся. Если к всемирному желанию пощипать Вернию присоединится Ирлея, граничащая с Вернией с запада, то дела принца Анри, да и всей страны, будут плохи.

Грег тихо позвал Ренар-Хейга:

— Эван… — он качнул головой в иллюминатор: — видел?

Эван сидел с другой стороны от прохода на один ряд дальше — мужчине пришлось обернуться и уточнить:

— Ты о чем? — он сказал тоже шепотом, но не потому, что его жена Виктория спала — она быстро что-то набрасывала в планшете: наверное, делала заметки по новому делу, — и Эван не хотел её отвлекать. Впрочем, Грег мог и ошибаться — Эван дело о задушенном в дереве отдал Одли. Тот остался вместе с сержантом Кейджем и констеблем Матье Вальяном в лесу Танцующих деревьев — полицейские должны были сегодня-завтра обойти ближайшие деревушки и расспросить про убитого мальчишку. Фиксограммы распечатают в местной библиотеке или в храме. Сам Грег был временно отстранен от службы до вердикта инквизитора — он сам на этом настоял. Один раз не заметил, как стал одержимым, и натворил дел на службе — в этот раз он решил не рисковать.

Грег подсказал Эвану:

— С линии Меца вывозят мортиры.

Лиз сонно зашевелилась, удобнее пристраивая голову ему на плече, и Грег замолк.

Эван потер висок:

— Да, принц Анри вчера предупреждал об этом. У него грандиозные планы на Аквилиту.

Грег понял его с полуслова:

— Порт, да?

Эван кивнул:

— Да, их два портовых города полностью разрушены Тальмой. Ирлея ненадежна, там что ни день, то революция, Ондур — теперь враг. Остается только Аквилита.

— Не боишься, что потом Верния восстановит свои порты и…

Эван вздохнул:

— Поэтому надо досконально проработать договор с Вернией о торговых потоках, а у меня весь Городской совет подчистую сбежал, еще и с награбленным. Придется объявлять внеочередные выборы в Городской совет.

Виктория отвлеклась от записей:

— Не хочешь единолично править?

Эван демонстративно передернул плечами:

— Только не это. Аквилита всегда была Вольным городом, пусть им и остается. Предпочту опираться на команду хоть что-то понимающих в управлении городом, чем пытаться самому вникать во все мелочи. Мне хватает и службы.

То, что скоро на его плечи лягут заботы о родовых землях, он промолчал — пока что отец числился в пропавших без вести, его еще не опознали среди множества изувеченных тел после бойни в Олфинбурге. Возможно, скоро придется возвращаться в столицу на похороны, а Виктории запрещен въезд без ограничивающей эфир печати. Печать она не поставит ни за что, да и Эван будет первым, кто запретит ей это делать, так что впереди светила разлука, а ведь медовая луна еще не закончилась…

Брок, все это время нагло спавший, приоткрыл глаз, разворачиваясь в своем кресле в проход:

— О чем речь?

Эван качнул головой, отвлекаясь от грустных мыслей:

— Особо ни о чем — Верния вывозит свою артиллерию с линии Меца.

— Ого! — Брок потянулся и зевнул: — Кле… Элизабет, готовься — скоро пойдем на вылазку!

На рыжего шикнули все, кто был в кабине — и Эван, и Грег, и тоже дремавшие эксперты, и судебный хирург. Удержались только санитары — им по статусу было не положено.

Лиз приоткрыла глаз:

— Жабер, не сейчас. — Даже тут в дирижабле, откуда не сбежать, она крепко сжимала ладонь Грега, чтобы защитить его от лоа. — Потом, у тебя денег и так — хоть купайся в них… Не верю, что ты умудрился их все потратить.

— Ладно-ладно, когда скажешь. — легко пошел на попятную Брок. Грег удобнее прижал к себе Лиз, не расспрашивая о вылазке — она имела право на свои тайны. Та еле слышно сказала:

— Контрабандный потенцит закопан в Вернии у Трех великанов…

Виктория, заметив, что из-за воплей Брока судебный хирург проснулся, повернулась к нему:

— Картер, можно вас..?

— Да? — молодой мужчина выпрямился в кресле, сонно моргая глазами. — Я вас слушаю.

— Меня интересует ваше мнение. Какова на ваш взгляд вероятность того, что из погибшего юноши хотели сделать руку удачи или иначе славы? Вы же слышали о таком ритуале…

Картер потер подбородок и честно признался:

— Лера Виктория, я не маг. Это надо спрашивать колдуна.

Колдун продолжал делать вид, что спит — Брендон, сидевший в самом конце ряда, совсем провалился в своем пальто, как всегда прячась за его широким воротом. На словах Картера о колдунах он даже похрапывать стал.

Виктория посмотрела на Брендона, но его совесть мирно спала. Ответил Виктории Грег:

— Учитывая, что руку убитого специально оставили сверху, предположительно для эээ… Очистки от мягких тканей… То такая вероятность есть — жаль, что не подумали об этом там, на месте. Надо было оставить кого-нибудь в засаде на такой случай…

Эван кивком подтвердил свое согласие, рассматривая рисунок, который сделала Виктория: схематичный набросок расположения тела убитого в дереве. Руки как раз были над головой — видимо, чтобы легче доставать потом. Брок задумался, вспоминая:

— Рука удачи делается обычно из руки висельника, но висельник при этом должен быть вором. Причем хорошим вором, чтобы удача перешла к новому хозяину.

Картер вмешался — вот тут он точно мог подсказать:

— Я осматривал пальцы — они с прижизненными переломами. Если мальчишка и был вором, то не сильно и удачным — он не следил за пальцами. Для воров пальцы — все. Это их главный инструмент.

— Ясно, — вздохнула Виктория, и Брендон все же ожил, выпрямляясь и показываясь из глубин своего пальто, как кракен всплывает на поверхность:

— Не всегда для руки славы, она же рука удачи, она же светильник славы требуется рука хорошего вора. Любую руку можно доработать в процессе обработки. — он оглядел мужчин и предложил: — Сам процесс вымачивания в жире требует объяснения или…?

Вик вмешалась:

— Брендон, на твою ужасность никто не посягает. Давай без таких подробностей.

— Тогда я сказал все. — Татуированные руны на его лице полыхнули алыми искрами. Эван нахмурился и чуть подался вперед, вглядываясь в Брендона. Эван был магом, полностью выгоревшим в результате силового шторма. Он потерял возможность видеть эфир и взаимодействовать с ним. Только сейчас он готов был поклясться на свою правую руку, что явственно видел алые искры, пробегающие по рунам Брендона. И что бы это значило?

Брендон вновь закрыл глаза, оплывая в кресле, но Вик не дала ему заснуть:

— Можно еще вопрос?

Мужчина приоткрыл один недовольный жизнью глаз:

— Попытайтесь, лера Виктория.

Без воспоминаний отца Маркуса, удаленных из памяти Вик вчера, без его снисходительности и волнения за строптивого колдуна, воспринимать Брендона другом было тяжело. Он постоянно держал дистанцию, предпочитая одиночество. За все время он только пару раз обратился к ней по-дружески.

— Брендон…

— Даааа? — колдун пополз по креслу вниз, прячась за пальто.

Вик решительно сказала:

— Приблизительные сроки изготовления руки удачи известны?

Брендон пожал плечами — его движение было почти незаметно:

— От пары минут после смерти — как только палач отвернется, до нескольких лет — при попадании в тюрьму и возврате за рукой удачи в склеп. Был у меня и такой случай. — Уточнять, кем он был в той истории: колдуном, вернувшимся за рукой удачи, или храмовником, отслеживающим незаконный ритуал, — он не стал. Специально. Вот любит он шокировать людей!

Эван повернулся к Алистеру:

— Сержант…

Тот подобрался:

— Да, комиссар?

— Организуйте в той дорожной хижине наблюдение за деревом. Сегодня преступник вряд ли туда сунется, но мало ли.

Алистер понятливо кивнул:

— Уже к ночи полицейские будут на месте, не извольте сомневаться. Что-то еще?

Эван посмотрел на Вик, та пожала плечами:

— Пока больше ничего. Ждем результатов от Одли и от экспертов…

Дирижабль стал плавно снижаться, заходя на посадку. Загрохотала лебедка, выкидывающая гайдроп для причальной команды, ожидающей дирижабль у мачты. Скоро нос дирижабля уткнулся в стыковочный узел и прочно замер — можно было покидать гондолу, опять по веревочному трапу — даже у Полей памяти мало места для приземления огромной сигары дирижабля.

У причальной мачты полицейских ждали паромобили. Брок и Алистер собирались вернуться в Управление вместе с Вик. Санитары аккуратно, никуда не торопясь, грузили в парогрузовик труп, эксперты и Картер поспешили на общественный паровик.

Грег в стороне прощался с Лиз, уговаривая её:

— Не волнуйся, езжай в гостиницу, тебе надо отдохнуть.

Она, передергивая плечами под легким ветерком, летевшим с Полей памяти, продолжала настаивать:

— Может, мне все же поехать с тобой? Инквизиция — это опасное место.

— Все будет хорошо, честное слово. Езжай и не жди меня — я буду поздно: после инквизиции заеду в Управление, потом совещание у лер-мэра, потом Брок хотел меня видеть — кажется, он на полном серьезе собирается провести со мной разъяснительную беседу по поводу тебя, перед тем как отдать документы о разрыве помолвки.

Он осторожно поправил прядку волос, упавшую Лиз на лицо:

— Езжай. Поговори с Андре, сообщи, что все хорошо, и отдыхай — тебе трудно пришлось ночью. За мной присмотрит Кит. — он поймал её ладонь и поцеловал на прощание: — Все будет хорошо!

Брок залихватски свистнул на всю улицу, пугая случайных прохожих и голубей — те прыснули во все стороны. Он радостно прокричал под хлопанье голубиных крыльев:

— Лиз, бросай его — поехали с нами!

Она, сжимая ладонь Грега своими пальцами, резко обернулась к Броку:

— Вот еще! Я сама доберусь до гостиницы.

Её рука дернулась, и Грег с трудом удержал улыбку — кажется, Лиз хотела показать неприличный жест Броку, который, честно говоря, его заслужил. Рыжий притворно вздохнул:

— Узнаю Клермона — умирать будет, но сама доберется до дома! — он продолжал торчать в дверях паромобиля, словно до последнего надеялся, что Лиз передумает и, действительно, бросит Грега.

— Да лаааааан! — не удержалась она: — это когда это я еще умирала? Езжай, Жабер, а то я про розги вспомню!

Алистер не удержался и затащил Брока в паромобиль. Громко хлопнула, закрываясь, дверца. Паромобиль тронулся в путь.

Лиз обернулась на прощание к все так и стоящему рядом с ней Грегу и отважно поцеловала его в губы:

— Все равно буду ждать — возвращайся! — она резко развернулась и пошла прочь на остановку паровика.

Брендон подошел ближе и осторожно дернул Грега за рукав:

— Пойдем, болезный. Сдам тебя Марку.

Грег молча кивнул, продолжая взглядом провожать мелкую фигурку в мальчишечьей одежде. Он хотел убедиться, что с Лиз все будет хорошо. Брендон кашлянул. Грегу пришлось напоминать себе, что Лиз в состоянии позаботиться о себе сама.

Эван стоял у своего паромобиля, открыв пассажирскую дверцу:

— Грег, Брендон, идите сюда. Я с вами в инквизицию.

Брендон бросил на Грега подозрительный взгляд:

— Чего это он так за тебя волнуется? — алый эфир пробежался по его рунам на лице. — Ты еще что-то натворил, кроме сомнамбулизма?

Грег отрицательно качнул головой и направился к паромобилю Эвана — стоило узнать, что беспокоит Хейга-Ренара:

— Что-то не так? Ты парням не говорил, что поедешь с нами.

Ренар-Хейг закаменел, как всегда, когда волновался, и тихо сказал:

— Им не нужно знать, что я тоже одержим, как и ты.

* * *

В штабе инквизиции было бурно — в коридоре, ожидая приема у инквизитора, толпились люди. Грег вздохнул, готовясь ждать, но Брендон уверенно ввинтился в толпу таща за собой Эвана и Грега. Когда в очередной раз на него шикнули, он нагло сверкнул алыми искрами эфира. Когда кто-то пообещал на него подать жалобу, Брендон достал из кармана брюк слегка помятую колоратку и помахал ею перед лицом жалобщика:

— Еще вопросы и пожелания?

Тот побелел, зато толпа схлынула, пропуская их к кабинету Марка.

Эван не выдержал и тихо уточнил:

— Брендон, что ты делаешь?

Тот зло ответил, открывая дверь в кабинет:

— Я этот вопрос себе каждое утро задаю. Ответ так и не нашел.

Кабинет был погружен в полутьму. Окна были закрыты жалюзи, почти не пропуская света. На столе, заваленном бумагами, стояла масляная лампа и еле-еле светила. Отец Маркус был альбиносом и плохо переносил яркий свет. На улице он пользовался гогглами, в домах предпочитал плотно зашторивать окна.

Маркус, стоя перед знакомым Эвану по мэрии молодым мужчиной, наложил ему на лоб святой треугольник и подал документ об отсутствии одержимости:

— Иди, дитя, и храни себя и дальше в чистоте!

«Дитя» послушно кивнуло, целуя протянутую руку отца Маркуса.

В голове мужчин вкрадчиво прозвучало: «Верить черному колдуну — последнее дело. Он давно нашел ответ на свой вопрос!». Брендон, закрывая дверь за посетителем, пробурчал:

— И тебе недобрый день! Сколько уже раз говорить — не лезь в чужие головы! Это частная собственность! Ты же не лезешь в чужой дом только потому, что там открыта дверь? Почему тогда лезешь в разум?!

Марк, мысленно предлагая Грегу и Эвану присаживаться, взял со стола кучу заполненных бланков:

— Иди в коридор и выдай всем документы об отсутствии одержимости.

Брендон принял кипу документов:

— Вот лишь бы не работать…

— Я их уже проверил — они тут час галдят в моей голове, нарушая МОЮ частную собственность. И неприкосновенность жилища, — он пальцем ткнул в свою белую, как снег, голову.

Брендон тяжко вздохнул и направился прочь из кабинета:

— Грехи мои тяжкие… За что мне все это…

Марк закрыл за ним дверь и тихо сказал:

— Не обращайте внимания — я действительно проверил всех, одержимых среди клерков мэрии нет. — он внимательно посмотрел своими красными, как у вампиров, если они существуют, конечно, глазами на мужчин и сел не за стол — придвинул свой стул к ним, садясь рядом: — леры, не стоит хоронить себя — все не на столько плохо.

Эван закинул ногу на ногу и все же сказал:

— А насколько плохо?

Марк пожал плечами:

— Сейчас Брендон вернется, и узнаем — насколько.

Грег повернулся к Эвану — Марк, будучи менталистом, единственным на всю Эребу, уже видимо просканировал его и Эвана мысли и в пояснениях не нуждался, а вот сам Грег… Он ничего не понимал.

— Мне выйти, Эван, на время вашего разговора?

Мужчина отрицательно качнул головой:

— Не стоит. Я думал, что это все касается только меня, но случившееся сегодня ночью с тобой…

Марк вмешался:

— Грег не одержим, как и ты, Эван. Я не вижу признаков одержимости у вас обоих. Брендон их тоже не обнаружил. — специально для Блека он добавил: — И признаков проклятья нет, Грег.

— Тогда что это было ночью? — прямо спросил Грег. Эван задумчиво молчал — ответ Марка его обескуражил. Он уже мало что понимал.

Марк ответил Грегу, который даже подался вперед на стуле, словно ожидая приговора:

— Я согласен с Брендоном — это сомнамбулизм.

— Я никогда не страдал лунатизмом, — Грег продолжал настаивать на своем. — Даже в детстве не было ни одного приступа.

Марк развел руки в сторону:

— Всегда бывает первый раз. Напряженная седьмица. Вспомни: ты последние дни спал не больше двух-трех часов. Трудное дело. Перенапряжение нервов и эфира. Нервные потрясения одно за одним. Вот организм и выдал приступ сомнамбулизма. Сон, отдых, тепло любящей души рядом, и все сразу станет хорошо.

— А если я опять устрою прогулки под луной? Если я опять нападу на Лиз? Если в этот раз мне «повезет» и я более «удачно» нападу?

Маркус встал, открыл выдвижной ящик стола, подавая Грегу магблокиратор и бутылек темного стекла:

— Магблокиратор для себя берегу — он надежный. Сам наденешь — сам потом снимешь. В бутыльке — хорошее успокоительное. Брендон варил — слона гарантированно убивает. Принимать по одной капле на кусочке сахара на ночь. Если не любишь сахар — капай в стакан воды и пей. Одна капля — сон всю ночь. Две капли — сутки проспишь. Пять капель — седьмица сна и порванные к демонам нервы окружающих гарантированы. Десять капель — и ты труп. Не бойся, Брендон поднимет — я его попрошу. Есть одно небольшое побочное действие…

— И какое же?

Марк ответил мысленно: «Ваше с Лиз «не обломится» воплотится в реальность».

Грег сунул бутылек во внутренний карман мундира:

— Хорошее побочное действие. Мне нравится.

В кабинет вернулся мрачный Брендон:

— Свидетельства всем раздал, двери закрыл. В инквизиции, кроме нас, теперь никого нет. Марк, последнее предупреждение — не лазь в чужие головы без спроса!

Марк ткнул пальцем в сторону мужчин:

— Они просили. Они очень просили. Черный лоа, которого видел Грег в коридоре полицейского Управления, — тот самый, которого видел Эван в Олфинбурге, тот самый, что спас ему жизнь, тот самый, что предлагает Эвану свои силы.

— Твою же… Мать… — выругался Брендон. — Значит, все же выжил.

— Значит, что ты собираешь свои вещи и съезжаешь от меня, — усмехнулся Марк. — Эван, вы же не будете против приютить у себя секретаря Виктории?

— Я был временный… — напомнил Брендон.

— Нет ничего более постоянного, чем что-то временное, — глубокомысленно изрек Марк. — Брендон, не ломайся и не выкручивайся — у тебя хотя бы есть причины для появления в доме Ренаров. У меня такой причины нет, а лоа ловить надо, причем быстро, пока он не набрался сил и не принялся сам убивать. В столицу я уже сообщил — просил о встрече с Ривзом, чтобы узнать, как именно он пытался уничтожить этого лоа и что ему помешало, но увы… Защитник веры отказал во встрече с Ривзом. Король боится, что тайна его прихода к власти всплывет. Если станет известно, что умерший король занимался демонологией, то за королевскую власть я и ломанного гроша не дам. Леры, еще вопросы?

Эван кашлянул, напоминая о себе — он ни слова из того, что его беспокоит, не сказал:

— Простите, я могу…

Марк кивнул Брендону:

— Можешь нанести Эвану первую руну. Получай своего первого ученика, колдун, и только посмей мне ускользнуть от обучения.

Эван громче сказал:

— Отец Маркус! Выслушайте меня! Я…

Марк выгнул белую бровь, совсем как Эван:

— Вы не хотите вернуть эфир? Вы не хотите становиться колдуном? Или вы боитесь, что станете черным колдуном? Не смотрите так на Брендона — он больше выделывается, что творит зла.

Грег скривился, благодаря небеса за то, что его хотя бы выслушали. Эвану повезло меньше — его мысли просто так прошуршали, как страницы книги, отказываясь слушать.

— Менталисты — зло, — хмуро сказал Эван. Брендон согласился с ним:

— Я это уже давно говорю — никакого права на приватность. Подтверди, Грег?

Тот потер ладонями лицо:

— Это не зло. Это какой-то сумасшедший дом. Так общаться нельзя! Пожалуйста, ради всех, пытайтесь слушать и слышать, отец Маркус.

Марк постучал указательным пальцем по своему виску:

— Именно это я стараюсь НЕ делать. Ваши мысли сами лезут мне в голову. Поверьте, моя жизнь куда хуже, чем эти ваши пять минут страданий сейчас в моем кабинете. — он демонстративно сел, отзеркалил позу Эвана, забрасывая ногу на ногу, и сказал: — хорошо. Давайте поступим по-вашему и начнем все с начала. Я внимательно слушаю вас, леры. Что вас всех привело в мою скромную обитель? И не надо так мысленно ругаться — я все слышу!

Глава 7 День второй. Очередной сомнамбула

Время приближалось к пяти. Констебли, не занятые в охране принца Анри, потягивались и вставали со стульев, возвращая их на свои места — Виктория закончила читать последнюю на сегодня лекцию для Байо… И остальных парней. Может, их всех заставить сдать экзамен на детективов? Лишним не будет. Брок задумчиво наводил на столе Одли порядок — перед плаванием в Танцующий лес Вин не успел это сделать. Надо же, Одли, оказывается, что-то не успевает делать! Это было не похоже на него — скорее уж Брок что-то забывал, как, например, недавно с записями по делу Чернокнижника.

Парни расходились — время на службе закончилось: у ос было свое расписание, это в Центральном участке, расположенном в одном с ними здании, продолжала кипеть работа.

Виктория, одетая сейчас в простую форменную рубашку и штаны, обвела взглядом свой стол — все свои заметки по делу задушенного в Танцующем лесу она убрала в планшет, все официальные бумаги — в сейф, как и положено. Она потянулась за мундиром, висящим на спинке стула, и Брок опередил её — перехватил мундир и галантно помог его надеть:

— Брок… — Вик оглянулась на него: — я могла бы и сама.

— Мне нетрудно, а тебе приятно.

Вик сжала губы — приятно… Сейчас Брок не прятался от неё — эфир передавал все его чувства: смятение, усталость, серьезное намерение поговорить с Грегом и решить раз и навсегда их разногласия — понять бы еще, какие именно… Вик хорошо относилась к Броку, но волна глупого отчаяния захватила её с головой — никогда она так не почувствует Эвана. Никогда. Так, быть может, все же лучше отказаться от эфира, разорвать связь с Броком и зажить с Эваном, как обычные люди? Эфирные навыки нужны, особенно на службе, но тут полно магов — всегда есть на кого положиться.

— Вики? — Брок насторожился: — что-то не так?

Она отрицательно качнула головой:

— Все хорошо. Я домой.

— Я провожу, — улыбнулся мужчина, хватая со стула свой мундир.

Вик пришлось напоминать:

— Совещание у лер-мэра. Забыл?

Брок скрипнул зубами:

— Я за Грега уже отмучился на утреннем, на котором должен был быть он. Сейчас его очередь отдуваться.

— Брооооок, — Вик, застегивая форменные, серебряные пуговицы на мундире, покосилась на него. — Грег временно отстранен от службы. Забыл? Так что вперед, на галеры!

— Ммм, — застонал вполне искренне Брок. — Небеса и пекло, за что мне это…

— Иди, — Вик легонько подтолкнула его в спину. — Хочешь, я подожду тебя тут?

— Вот таких жертв я точно не заслужил, — подобрался Брок. — Возвращайся домой — у тебя была тяжелая седьмица.

Дверь в общую залу открылась — на пороге, оглядываясь, стоял смутно знакомый мужчина: черная форма Вернии, рыжеватые волосы, бледная кожа, голубые, самую малость шальные глаза. Кажется, это был кто-то из охранников принца Анри.

Молодой мужчина выцепил глазами среди констеблей Викторию и целеустремленно широким шагом направился к ней через весь зал:

— Добрый вечер, лера Ренар! — он скосил глаза на стоящего рядом с ней Брока и легко поклонился и ему: — лер де Фор… Я лер Ренар Каеде из королевских Ренаров. К сожалению, я не могу вам предоставить рекомендательного письма, так что вам придется поверить мне на слово. Я, конечно же, могу вам предоставить доказательства нашего в вами родства, лера Ренар, но только наедине… — он улыбнулся при этом весьма игриво.

Вик нахмурилась, невольно вспоминая Гилла — тот тоже как-то показал «рекомендации», шокировав прислугу и саму Вик. Больше как-то настаивать на рекомендациях, которые можно показывать только наедине, не тянуло. Тем более, что этот Ренар и впрямь… Пах Ренарами. Тонкий нюх, который достался Вик от дальних предков из Нерху, в таком не ошибался — Ренар Каеде пах домом, он пах, как Чарльз, брат Вики. Обидно, что отец все же лгал, когда говорил, что родства между их семейством и семейством королевских Ренаров нет. Он всегда настаивал, что это просто совпадение родового имени, что часто встречается в Эребе. Ренар заметил, как хищно раздувались ноздри у Вик и очаровательно улыбнулся:

— Кажется, лера Ренар, вам не требуются иные доказательства родства, я же правильно понял?

Вик кивнула, вспоминая об этикете:

— Добрый вечер, лер Ренар. Рада нашему знакомству, хоть о нашем родстве до этого момента я и не подозревала. Чем обязана вашему визиту?

Брок стоически молчал, не вмешиваясь — он только обменялся с Ренаром поклоном.

— Прошу прощения, что своим визитом отвлекаю вас от важных дел, — велеречиво начал Ренар. — Мне очень не хотелось причинять вам лишних неудобств, но обстоятельства сложились так, что без вашей помощи мне не справиться.

Вик с трудом подавила желание его оборвать.

— …надеюсь, что вы в состоянии уделить мне пару минут своего драгоценного времени…

Ренар напоминал Вик Эвана в начале их отношений, когда все строго подчинялось этикету. Кажется, мужчина понимал, что нервирует Викторию, но продолжал свою речь:

— …Ибо во всем мире только время — то, что не вернуть и не пустить вспять. Я понимаю, что не имею права настаивать…

Вик сдалась, не готовая выслушивать после тяжелого дня на службе лишние натужные слова:

— Прошу, чуть ближе к делу — я, действительно, спешу. — Куда она спешила, она не смогла придумать, но Ренару об этом и не нужно знать. Он вполне искренне огорчился — это так и виделось в его глазах, в чуть приподнятых бровях, в опущенных вниз уголках губ, в наклоне головы:

— Что ж, искренне приношу свои глубочайшие извинения за причиненные неудобства…

— Никаких неудобств, лер Ренар. Чем я могу вам помочь? И прошу, давайте без длинных речей, как принято в семьях.

Мужчина снова улыбнулся, показывая ровные, мелкие зубы:

— Что ж, если мне милостиво разрешено вести себя как в семье…

Вик уже стонать хотелось от этого Ренара. И как он служил королю?! Или тот был любителем длинных речей и приторной льстивости?

— Ренар… Каеде… Можно к вам обращаться так? Мы кем приходимся друг другу? Давайте…

— Можете считать меня своим дальним кузеном со стороны отца, Виктория. — у Ренара даже голос чуть изменился, а темп речи ускорился.

— Кузен — так кузен. — согласилась Вик. — И так…?

— Люди принца Анри… — неожиданно для Виктории сразу перешел к делу Ренар, — …ранены и нуждаются в магическом лечении. Я сам не способен к такому, а пришлым магам принц Анри и его люди не доверяют.

Вик выдохнула — наконец-то стала ясна причина визита:

— Хорошо! Я с удовольствием помогу вернийским офицерам.

Ренар на миг удивленно застыл, теряя лицо:

— Вы разве способны к целебным плетениям?

— Да, — спокойно согласилась Вик. — Что-то не так?

Ренар Каеде уже взял себя в руки, пряча истинные эмоции:

— Нет, все хорошо. Я рад, что у меня такая замечательная и таланливая кузина. Когда вы сможете…

— Прямо сейчас, — перебила его Вик, подозревая, что обсуждения визита принцу и его офицерам могут опять утонуть в кружевных ненужных словесах. Она повернулась к Броку: — прости, я поеду в «Королевского рыцаря». Предупредишь Эвана? Я могу задержаться…

Брок, бросая на Ренара задумчивые взгляды, предложил:

— Я могу поехать с тобой, Вик.

Она положила руку ему на плечо:

— Не стоит так самоотверженно мне помогать — тебя ждет совещание. Полагаю, вернийские офицеры, как и ты, все на подбор, настоящие леры и не будут стыдиться принимать помощь от женщины.

Брок хотел что-то сказать, но Вик уже направилась к двери:

— Все-все-все, удачи, Брок!

Тому только и оставалось смотреть вслед Вик и неожиданному Ренару. Брок задумчиво произнес:

— Как-то она… Быстро сдалась…

Ему ответил Лео — он задержался в зале просто на всякий случай:

— Думаешь? Может, проследить? Ну… — он смешался под насмешливым взглядом Брока. — мало ли…

— Да ты еще больший параноик, чем я. Я-то понятное дело — не хочу на совещание, а у тебя откуда паранойя вылезла?

— Дык… — дернул плечом Лео. — О королевских Ренарах каких только слухов не ходит. Я наслушался по прошлой луне, когда Виктория только приехала в Аквилиту…

Брок задумчиво покачался с носка на пятку и глубокомысленно изрек:

— У неё питбуль с серебряными пулями. Она эфирница. Еще и лиса… Натуральная, оказывается. Думаю, справится с этим Каеде… А вот на совещание мне точно не хочется…

— Удачи! — только и сказал Лео, хлопая его по плечу.

Стоило признать, вечер начинался не очень, особенно когда в зале для совещания обнаружился Грег, и Брок понял, что напрасно пожертвовал собой и свободным временем — можно было с чистой душой пропустить сборище у лер-мэра. Только вот незадача — тот его уже заметил в толпе и рванул к нему — поздравлять с возвращением на службу, намекать, что без него это никогда бы не состоялось, и вообще… В конце беседы Брок понял, что лер-мэр Сорель считает его по гроб должным и своим в доску. Только этого не хватало! Уж лучше бы потерпел до конца расследования дела Чернокнижника, чем вот так попасть. И ведь не докажешь, что, если кому и быть обязанным, как это отцу Маркусу — без него бы тот суд не состоялся. Грег сочувственно смотрел на Брока, но помочь пока ничем не мог — он в толпе присутствующих был еще изгоем.

Исправить настроение, испорченное Сорелем, Брок решил сразу же после совещания. Попрощавшись с Эваном и заловив на крыльце Грега, Брок потащил его прочь в темноту вечера:

— Никакие возражения не принимаются! Нам стоит многое обсудить, так что готовься морально…

Грег напомнил:

— Пожалуйста, давай сегодня просто разойдемся — я дико устал, если честно. Я выплачу тебе любые неустойки за разрыв помолвки, только отдай уже документы… Поговорить можно и завтра.

— Я же сказал, что возражения не принимаются. Может, я тоже устал — вот вместе и отдохнем. Найдем сейчас ресторанчик, посидим, поговорим — Лиз стоит того, чтобы чуть-чуть потерпеть меня, ведь так?

Грег признал:

— Это запрещенный прием.

— Зато действенный! — фыркнул Брок. — Кстати, почему ты не обращаешься ко мне по прозвищу?

— Жабер? — кисло уточнил Грег.

— Э нет, это только для Лиз! Для остальных я рыжий. Пользуйся — разрешаю! А вот тебе прозвище пока не придумали. Забавно, да?

— Очень.

— Пока лидирует глупое черный-черный. Так себе, да?

— Да хоть как обзовите, — смирился Грег. Брок скривился — как-то он сам на себя не походил. Что-то в нем было не то. Может, действительно, сильно устал? Перегорел? Отец Маркус мозги ему сломал?

Он услышал вдалеке колокольный звон паровика и, подхватив Грега под руку, рванул к остановке. Они еле-еле успели, заскакивая буквально на подножку. Зато платить не надо — совсем как старые, добрые времена, когда Брок был еще патрульным констеблем и только собирался штурмовать служебную лестницу, надеясь, что как маг сможет преодолеть ступеньку между сержантом и инспектором. То, что он сможет претендовать на должность суперинтенданта, он тогда даже не думал. Впрочем, он скосился на кислого, очень хмурого Грега, претендовать на место суперинтенданта Брок и так не сможет — его место занял Грег.

Брок вздрогнул от этой мысли. Кочегар подкинул уголь в топку, и Брока обдало черным дымом — хорошо, что тут же налетел ветер, унося прочь и гарь, и глупые мысли — быть суперинтендантом, когда в кресле лер-мэра Сорель — увольте! Да и Грега подсиживать противно. Ветер трепал отросшие волосы Брока, бросая их в лицо, паровик несся вдоль Ривеноук, и жизнь была прекрасна! Город сиял огнями, город пел, отзываясь песней в сердце Брока, река плескалась в берегах, подсвеченная сотнями фонариков на прогулочных лодках.

Паровик почти добрался до конечной, и Брок спрыгнул на ходу, бросая:

— Ал, не отставай!

Тот угукнул, тоже спрыгивая и ругаясь — ногой угодил в лужу. Пришлось ему подсушить брюки — иначе в заведение «Веселая вдова» могут и не пустить. Вот уже которую седьмицу они с Алом выслеживали отравителей и все никак не могли выйти на их след. Кто-то нагло до последней нитки на теле обирал мужчин и бросал их умирать от яда в подворотнях Аквилиты. Несмотря на наплыв сиятельных всех мастей, несмотря на все усилия лер-мэра сделать город представительным и богатым, опасных закутков в Аквилите хватало, темных подворотен тем более, а уж желающих пощипать сиятельных всегда было много. Отравители не сильно наглели — травили ядом, подкинутым в стаканы со спиртным, только богатеньких неров, чтобы откровенно не злить полицию, но пятнадцать трупов срывают благодушие с любого — Сорель рвал и метал, требуя отравителей немедленно и желательно уже неживых. Отследить отравителей не удавалось — вокруг обнаруженных трупов только и оставались следы шин, а паромобиль ни одна даже самая крутая ищейка не отследит. Протекторы шин были обычными, свидетелей никаких, так что приходилось ловить отравителей на живца. Сегодня живцом был Брок. Ал, специально отставший от Брока, был страхующим.

В «Веселой вдове» дым стоял коромыслом — гремело старенькое пианино под пальцами старика-тапера, на сцене лихо танцевали канкан две девицы в панталонах, куда делись их юбки, Брок не хотел задумываться — в конце концов он сейчас не патрульный. Он любовался тонкими талиями, вываливающимися из корсета девичьими прелестями, точеными ножками, резво взлетающими вверх.

Ал, взяв кружку с пивом, исчез где-то в дыме зала. Брок направился к барной стойке, где крутились несколько прелестных нерисс в поисках кавалеров. Отравительницами могли быть и они, так что Брок щедро угостил тоником сразу всех, замирая под удивительным взглядом одной из девушек — она походила на неземную фею: голубые, яркие глаза, пушистые ресницы, тонкая, бледная кожа, чуть приоткрытые губы, показывающие жемчуг зубов. Голова плыла от ожиданий, и Брок отдался веселью этого вечера, не заметив, как быстро захмелел за своим столом Гре… Ал? Или все же Грег? Мысли встряхнулись — никакого Грега он не помнил, поднимая очередной бокал с голубоглазой феей.

Очнулся он от холода в полной темноте. Его трясло всем телом, и расслабиться, чтобы быстрее согреться, не получалось. Пекло, совсем истопник экономит на отоплении! Или он опять напился и забыл?! Одеяло не находилось. Брок сунул оледеневший пальцы под мышки, смутно понимая, что он находится не в своей кровати. Голова плыла. Во рту стоял противных вкус чего-то приторно сладкого. Он попытался собраться с мыслями. Вечер. Грег? Ал же! «Веселая вдова». Тоник в бокале. Улыбчивая фея, подающая фужер с коктейлем… Таааак… И где носит Алистера в таком случае?! Почему он тут отдувается один?

Он попытался встать, но рука, на которую он оперся, предательски подогнулась. Он сжал зубы — еще чуть-чуть, и он тут околеет, а потом его погрузят в паромобиль и бросят где-нибудь в подворотне. Уже мертвым. Этому не бывать! Он маг, пекло их задери! Он дернул на себя эфир, прогоняя хмарь и не понимая, почему настолько слаб. Он гранд-мастер, небеса и пекло!

Он самый сильный эфирник в Аквилите! Он рывком заставил себя сесть — голова не оценила усилий, и в глазах потемнело. Резко замутило. В животе словно снежный ком застыл.

Брок снова выругался сквозь зубы — надеяться на Ала не стоит. Небеса и пекло, надеяться на Грега не стоит! Он пополз, руками ощупывая окружающую тьму, пока организм приходил в себя от дурмана яда.

— Вспоминай, рыжий! Вспоминай!!! — твердил он себе.

Точно. Вечер. Грег. Паровик. Где Грег?!

Пальцы наконец-то нащупали что-то твердое. Стена. Деревянная. Старая. В щелях.

Брок прищелкнул пальцами, еле зажигая тусклый светляк.

Он упирался рукой в старую сцену, на которой уже давно никто не танцевал канкан.

Брок встал, упираясь обоими руками в сцену — так стоять было проще.

Грязные, забитые досками окна. Пыльные портьеры. Сломанные столы. Валяющиеся стулья. Пустая барная стойка. «Веселая вдова» уже давно не принимала посетителей. Какого демона его сюда занесло?!

Брок вздрогнул, уже все понимая.

— Грег! Грееееееееееег!!!! — его голос гулко звучал в невероятной тишине. Только мелкие пылинки танцевали в воздухе. — Алистеееееер!

Брок, качаясь, похромал к выходу. Уже в дверях опомнился и сорвал с окна, закашливаясь, алую штору, кутаясь в неё, как в тогу.

— Грег!!!

Его Клер не простит, если он потеряет этого наглого черного! Пекло…

Грег же… Она ему доверилась раньше, чем Броку!

Он даже посватался раньше него, быстрее понимая, что такую девушку нельзя упускать.

Он… Пекло, он даже прибытие принца предсказал! Брок помнил его слова: «Верния через пару дней будет тут!». И Верния, действительно, тут, пророк демонический!

— Ал! — Брок вывалился на улицу, слеповато морщась: электрические фонари — зло! Особенно после почти полной темноты. Босые ноги то и дело скользили по льду, пальцы в кровь разбивались о неровную брусчатку. — Алистер!!!

На глаза попалась телефонная будка.

Он рванул к ней, поднимая трубку:

— Нерисса, за счет принимающего… Гостиница «Королевский рыцарь»…

Когда его соединили с портье, он захлебываясь словами стал требовать, чтобы его соединили с Алистером… То есть с Грегом… Кажется, его не так поняли — трубку бросили. Телефонная нерисса отказалась соединять его с полицией.

Брок плюнул и бросился на поиски Алистера сам — голова опять туманилась, а воспоминания кружились сами по себе. Голубоглазая фея, глоток коктейля, щелканье фиксатора.

— Лер де Фор! Лер де Фор, пару слов для наших читателей!!!

Он прорвался в гостиницу, промчался мимо удивленного придверника и портье. Отбросил в сторону кого-то в черной форме…

— Алистер, пекло, только будь живым!!!

Он эфиром выжег замок на двери, влетая в номер:

— Алистер!!! — он моргнул пару раз, удивленно взирая на замершего перед ним взбешенного Блека, одетого только в кальсоны: — Грег?!

— Что за хрррррень ты творрррришь, Брррррок!?! — прорычал ему в лицо Грег, сжимая и разжимая кулаки.

Дверь за спиной Брока снова открылась — в номер влетел возмущенный принц Анри, выгодно отличавшийся от Грега почти полным комплектом одежды — несмотря на позднее время он где-то потерял только мундир.

— Что. Здесь. Происходит. Леры?! — Анри украдкой заглянул в приоткрытую дверь спальни, оценил неодетый вид Грега и Брока и прошипел: — свадьба завтра же утром!

Грег бросил на принца холодный взгляд и прошипел:

— Все, что вас ждет утром, так это дуэль! — он повернулся к Броку и сказал уже почти спокойно: — тоже приступ сомнамбулизма? Ничего не понимаешь, зато хорошо помнишь прошлое.

Брок замотал головой — ему только лоа сейчас не хватало:

— Что?

В номер влетела Андре, замирая за спиной Анри и начиная громко хохотать:

— Вот это номер! Я думала, что тут убивают. А тут… — она опустила вниз пистолет. — Рыжик, ты бесподобен. Пойдем-ка ко мне в номер, пока тебя тут не испепелили — у меня найдется рубашка и штаны для тебя.

Анри повернулся к Андре и веско сказал:

— Нера Риччи, лер Мюрай ни за что не пойдёт с вами! Подумайте о вашей репутации.

Андре покладисто сказала:

— Присоединяйтесь, Анри. Будет весело — не думала, что вы такой затейник.

— Что, простите? — побелел принц. Андре продолжила смеяться:

— Представляете, что утром напишут газеты о вас? Оргия в компании сумасшедшей девицы и парня в тоге! Или это штора?

Брок старательно медленно дышал, даже не пытаясь понять, что вокруг происходит. Просто вдох. Просто выдох. Он подумает о том, что произошло потом. Если это лоа… То у Грега не было ни единого шанса противостоять. Вообще не единого, потому что отдавать себе отчет в том, что происходит, практически невозможно. Даже он со своими возможностями гранд-мастера запутался и…

Ему кто-то в руки сунул брюки.

— Надеюсь, ты в них не утонешь. — проворчал Грег. — И не думай. Не пытайся понять. Не пытайся осознать и тем более каяться.

— Я… — Брок все же заставил себя думать. Лиз, которая и принесла из спальни запасные брюки Грега, прошептала:

— Жабер, а ты повзрослел — додумался закутаться в штору. Я тобой горжусь.

В руку с брюками вцепилась другая рука и повела его за собой:

— Рыжик, пойдем — тебе явно надо принять душ, принять на грудь и одеться. Порядок произвольный.

Огромный пласт боли, продолжавшей тлеть в груди, воспоминания о летящих в лицо кулаках, входящих в тело ударах, о подвале и стыде, о криках и унижении, отгорели и исчезли в нигде, где им и было самое место.

Глава 8 День второй. Третья сомнамбула

Грегу было не до смеха. Он старательно продышал гнев — им всем сильно повезло, что он на ночь надел магблокиратор, иначе постояльцы гостиницы рисковали оказаться в центре битвы двух магов. Что-то сомнамбулизм становится все опаснее и опаснее. И заразнее, что гораздо страшнее. Совершенно непонятно, почему в этот раз задело Брока. Он к жертвам лоа не имел никакого отношения, хоть Кит и отец Маркус в один голос твердили, что это не одержимость. Надо что-то делать. Надо что-то предпринимать, а не надеяться на успокоительные, ведь от благополучия Брока зависит и… Его голос сел от неожиданности:

— Виктория?

Брок, уже вышедший прочь за Андре, вздрогнул, выругался и рванул обратно в номер, хватая трубку телефона:

— Нерисса, 2-99-01, пожалуйста! Лер Хейг-Ренар…

Андре покосилась на буквально приплясывающего от нетерпения в своей тоге Брока, на застывшего рядом с ним Грега, на побелевшую Лиз, которая направилась в спальню — наверное, за одеждой для мужчин, — и дернула за руку принца:

— Пойдемте, Анри. Кажется, мы тут лишние.

— Но… — мужчина явно не знал, как поступить. Офицерская честь требовала встать на защиту леры Элизабет, но та, кажется, в этот раз не нуждалась в его помощи. Значит, придется потом наедине переговорить с Блеком, настаивая на свадьбе. Лера Элизабет не заслужила быть ночной игрушкой.

Андре снова потянула его на себя:

— Смертоубийства не будет, так что…

— Андре…

Девушка расплылась в озорной улыбке — как подкупать принца, она уже знала:

— Поможете мне советом? У меня не получается компоновка капсулы пилота. Вам, как опытному воздухоплавателю, виднее, что и где лучше расположить… Я принесу чертежи — в холле будет удобно все обсудить. Поможете?

Анри вздохнул и сдался.

Дверь за ними закрылась. Грег выдохнул — одной проблемой меньше, но надо что-то решать со свадьбой. Принц прав, Грег не имеет права так рисковать репутацией Элизабет. Сегодня Брок и принц, а кто завтра?

Брок ожил, резко, отрывисто спрашивая — кажется, на его звонок все же ответили, несмотря на позднее время:

— Эван, что с Викторией? Я попал в такую же переделку, как и Грег. Её не задело? По общему эфиру её могло тоже задеть.

Ответы Эвана Грег, к сожалению, не слышал, но по виду расслабившегося Брока стало ясно — Викторию этот непонятный сомнамбулизм не задел. Брок поймал обеспокоенный взгляд Грега и, закрыв ладонью микрофон на трубке, прошептал:

— Все хорошо!

Грег кивнул в ответ, хотя он не понимал, почему Викторию не задело? История с проклятьем «Королевская погибель» доказала, что при общем эфире магическое воздействие не замечает разницу в биологическом объекте. Эфирная связка Брок-Виктория-Полин была едина. Воздействие на нее должно было быть одинаковым. Это не эфир? В основе случившегося лежит не магия? Тогда что? Сомнамбулизм не заразен. Гипноз? Подловить гранд-мастера сложно, если не невозможно. Однозначно, что тот, кто им противостоит, сильнее гранд-мастера, а на это, опять же, только демонические силы и возможны. Значит… Значит… Грег выругался себе под нос — он ничего не понимал. Может, дело в том, что он слишком надеется на опыт отца Маркуса? Переоценивает его? Но ведь и Кит сказал тоже самое… Странно.

Брок с улыбкой буркнул:

— Эван, не стоит приезжать за мной — со мной все в порядке. Я у Грега под его пристальным присмотром. Если душа требует действий — направь полицейских в «Веселую вдову» — это был небольшой клуб у Ривеноук. Парни в курсе. Именно там нас с Грегом и заморочили.

— Это не так, — веско сказал Грег, но Брок отмахнулся от него:

— Потом… И, Эван, распорядись найти Алистера. Лучше него никто следы не распутает. Я сейчас приведу себя в порядок, и отправлюсь туда же… Хорошо-хорошо-хорошо, захвачу с собой… Кого-нибудь.

Грег громко, чтобы его было слышно в трубке, сказал:

— Эван, я пойду с Броком. И меня в «Веселой вдове» не было.

Брок закатил глаза вверх:

— Хорошо, Грег бросил меня раньше — не попал во «Вдову». Надо искать следы нашего шутника — их не может не быть. Эван, не беспокойся, все будет хорошо. А, да, чуть не забыл… Номера газет утром не нужно скупать — демоны с фиксограммами! Мне все равно. Увидимся! — он положил трубку и внимательно посмотрел на Грега: — я тебя ни в чем не обвиняю, слово чести! Удалось выпутаться из лап этого… шутника, и хорошо. У меня нет претензий к тебе. Я знаю: мог бы — ты бы вытащил и меня. Не вытащил — значит, не мог. Никаких претензий.

Грег снова веско, чтобы точно достучаться до Брока, повторил:

— Я тебя не бросал. Я задержался с лер-мэром. Обсуждал с ним ваше с Лиз награждение за борьбу с Проломом. Сорель искренне убежден, что ты и так его должник, так что дополнительно награждать тебя не стоит. По поводу Лиз его позиция однозначна — помощь скандальной личности не заслуживает награды. Он считает, что наградой является умолчание. Как-то так. Когда я покинул мэрию, ни Эвана, ни тебя, несмотря на нашу договоренность о встрече, не было. Я тебя не бросал.

Брок нахмурился, опуская глаза вниз и рассматривая свои босые, грязные ноги. Он потер лоб, прошелся пятерней по волосам, поджал губы — видимо, усиленно думал.

— Мне казалось, что морок случился в паровике… Я тогда явственно почувствовал, как ветер треплет мои отросшие волосы, когда как на самом деле я… — он снова пальцами прошелся по своим коротким, меньше дюйма, волосам. — Получается, что все случилось раньше? — он посмотрел сейчас невероятно грустными глазами на Грега.

— Получается, что так.

— Это явно демоническая хрень. Или гранд-мастер, как и я, по силе воздействия.

Грег поделился своей неуверенностью:

— Отец Маркус утверждает, что это не демон и это не одержимость, но… Мне кажется, что он ошибается.

Брок расплылся в злой улыбке, не предвещавшей напавшему на них ничего хорошего:

— Прорвемся! Никуда не денемся. Найдем нашего шутника. — он прошелся по комнате, оглядываясь и собираясь с силами: пыльный, грязный, несуразный в своей шторе, обмотанной вокруг талии, но серьезный и уверенный в себе. Грег оперся спиной на стол, сложил руки на груди, только сейчас вспоминая, что тоже совсем не одет. Надо приводить себя в порядок и идти в «Веселую вдову» — разбираться с тем, что случилось с Броком. А хотелось одного — остаться в спальне наедине с Лиз и продолжить то, на чем их прервали: они как раз обговаривали новые правила совместного… Выживания. Когда опасаешься подлянки от спутника, это не жизнь — это выживание. Только так и стоявший перед глазами горящий Чинд убеждал его бороться, а не бежать от Лиз, прикрываясь своей беспомощностью перед ударами неизвестного шутника. Надо же, Брок обозвал тварь, которая с ними играет, шутником. Шуточки так себе, если честно.

Из спальни с ворохом одежды в руках вышла Лиз. Она протянула одну стопку Броку:

— Марш в душ — тебя словно в грязи изваляли! Приводи себя в порядок, прежде чем куда-то бросаться, Жабер.

Брок, задумчиво проводя пальцем по грязному плечу — под пальцами в бархатистый комок скатывалась пыль, — проворчал:

— Меня валяли не в грязи. Меня валяли в пыли.

— Иди уже, чудо пыльное! — настояла Лиз. — Помоешься — я тебе обработаю раны на ногах.

Брок отмахнулся:

— Само заживет! — Он направился в ванную, расположенную в спальне, замирая в дверях: — Лиз, Грег, спасибо за все. Я оценил вашу любовь ко мне.

Лиз, подавая Грегу вторую стопку одежды, проворчала:

— Какую еще любовь, Жабер?

Он ткнул пальцем в Лиз:

— Ты меня не пристрелила. Он меня не испепелил — это о многом говорит! — он предпочел скрыться в спальне, чтобы не слышать их ответов.

* * *

Виктория задумчиво сидела в кресле, пытаясь понять: стоит доверять решению Брока или все же нестись ему на помощь, как она собиралась до его звонка? Брендон, опять своем костюме-неприятности, присел на край низкого стола перед ней:

— Виктория…

Он редко позволял себе так обращаться к ней, значит, считал, что дело крайне серьезное.

— Да, Брендон? — она заставила себя улыбнуться.

Алые руны сверкнули на слишком серьезном лице Брендона:

— Расскажешь, что конкретно ты чувствовала все это время через ваш с Броком общий эфир?

— Ничего необычного, — Вик пожала плечами. — Совершенно ничего необычного. Брок был открыт, как вчера и позавчера. Он не закрывался ни на минуту.

Эван задумчиво стоял рядом, опираясь на спинку кресла — Вик ему уже все рассказала. Причем почти такими же словами. Эван посмотрел в темные окна — время близилось к полуночи. Улица перед домом была пуста, и только одинокие уличные фонари, как постовые замерли на своих местах.

— Я прогуляюсь… — тихо сказал он, направляясь в заднюю часть дома, где был выход в сад. Брендон лишь кивнул ему:

— Конечно… — он вновь занялся Викторией, даже за руку её взял: — и все же, расскажи, пожалуйста.

Вик не стала возмущаться или капризничать — сейчас любая мелочь может дать подсказку в разгадке происходящего вокруг них. Ладно еще Грег, но почему Брок попал под удар? Это было совсем непонятно.

Виктория начала, старательно подбирая слова — от её формулировок зависело многое:

— Сперва Брок злился и нервничал — видимо, сидел на совещании. Потом его эмоции изменились — он стал… Веселее, легче, он словно… Помолодел. Именно! Я за пол-луны знакомства никогда не ощущала у него таких эмоций. Потом он заснул, а проснулся, и появилась дикая тревожность, переходящая в панику и даже испуг. Он словно обезумел. Вот это и заставило меня бросаться на его поиски. Хорошо, что он догадался сам телефонировать.

Брендон вкрадчиво спросил — ведь умеет общаться, когда хочет:

— Как ты сама себя ощущала при этом? Не было ничего необычного?

Вик снова пожала плечами — ей это тоже не давало покоя:

— Не знаю. Для меня все было обычно — я готовилась ко сну… Поскольку Эван не жаловался, что я вела себя странно, полагаю, что и в самом деле не натворила ничего необычного.

Брендон вздохнул и неожиданно признался:

— Тогда я ничего не понимаю. Эфирное воздействие на Брока не могло не задеть тебя.

— Но не задело, — пожала плечами Вик.

— Вот это и непонятно… — он потер пальцами лоб. Они скользили по коже, задевая руны, и те светились алым, опасным эфиром, как гирлянды на новогодних площадях.

* * *

Тень нашлась все там же, словно ей нравилось смотреть на океан. То, что дело в защитных плетениях, Эван сомневался. Тень снова игралась в «Колыбель для кошек», создавая из теневых паутинок различные плетения.

Эван встал у ограды, опираясь на холодные, припорошенные снегом камни:

— Это ты?

Тень любопытно повернулась к нему:

— Что я? — жаль, что лица у неё нет. По голосу мало что поймешь, тем более что голос был странный — неживой, гулкий, как эхо в горах, пустой.

Эван поправился — печать на запястье обожгло болью:

— Это ты пытаешь Грега и Брока?

— Вот уж нет, — пробурчала тень. — Я пришла только по твою душу. Ты мне нравишься больше. И тебя жальче.

— Жальче? — Эван повернулся к ней, отрываясь от танца волн на пляже. — Жальче? Странная характеристика происходящего.

Тень хихикнула:

— Так и правда жаль. Жить под боком у демона… Ты или храбрец, или безумец. Любой вариант мне нравится.

— Ты же понимаешь, что я тебя уничтожу?

Тень картинно передернула плечами и, перетекая в кошку, подошла к нему:

— Если бы ты собирался это сделать, ты бы вернул дневники Шерро в Университет. Если бы ты собирался это сделать, ты бы запретил своему секретарю продолжать расшифровывать их. Если бы ты собирался меня уничтожать, то ты бы отказался наносить на себя первую печать.

Запястье опять обожгло болью. Эван понял, что это проделки лоа. Значит, от него ничего не скрыть — это плохо. Это опасно, прежде всего для Брендона.

Тень, обвивая себя длинным хвостом, и превращаясь в единый комок тьмы, без лап и хвоста, прошептала, не открывая рта:

— Ты на моей стороне. Ты играешь на моем поле, если так тебе понятнее, бедный эребийский человек, уверенный, что маги — само совершенство, венец творения и прочая, и прочая. Они лишь ремесленники, ограниченные количеством потенцита в своей крови. Исчез потенцит — исчезла и магия. Колдуны — вот истинный венец творения в магии. Нам нет ограничений, потому что мы берем силой то, что хотим. Мы платим кровью за свои возможности. Мы ограничены только своими желаниями и целесообразностью. Спроси своего колдуна, мнящего себя твоим учителем. Спроси его: кто сильнее — колдун или маг. Ответ тебя удивит. Не зря колдунов всегда уничтожали храмы и маги. Мы венец творения. И ты мой — ты встал на мой путь сегодня, нанеся печать. Кстати, она совершено бесполезна. Спросил бы меня, я бы сказал, какую руну стоит наносить первой. Запомни мой первый урок: колдуны — не зло.

— Я бы так не сказал…

— Эфирники, в погоне за потенцитом и силами, разрывают новые и новые месторождения. Раньше женщины жили без печатей шестьдесят-восемьдесят лет. Сейчас — не больше шестнадцати. Так кто большее зло? Колдуны, опирающиеся на свои внутренние силы и кровь, или эфирники, опирающиеся на потенцит и уничтожающие саму жизнь на Земле? Нет женщин — нет будущего. Кто зло? Не отвечай — я правильный ответ знаю, а ты его ищи сам.

* * *

Грег молча надел на себя рубашку, которую ему протянула Лиз. Надо было поговорить. Надо. Но страшно услышать ответ Лиз — он опять нарушил обещания, которые дал самому себе. Он опять сорвался, он опять орал. Его только могила и исправит.

Он покаянно посмотрел на Лиз — она сама прильнула к нему, упираясь головой в грудь.

— Напугалась?

— Угум. — проворчала она, щекоча своим дыханием кожу на груди. — Я думала — привыкла уже к выходкам Брока, привыкла ко всему, что он творит, но… Выжечь замок, ворваться без стука — я же его чуть не пристрелила! Конечно, я напугалась.

Он ладонями обнял её лицо, аккуратно приподнимая вверх и заглядывая в глаза:

— Ты не меня испугалась?

Лиз призналась:

— Брок меня учил: если в комнату кто-то врывается, сперва стреляй — разбираться будешь позже. Ты предпочел разбираться, а не стрелять. Но кричишь ты громче Брока, это факт. И еще — у тебя скудный словарный запас ругательств.

— Это минус или плюс?

Лиз фыркнула, не сдержав смешка и вновь уткнулась ему в грудь:

— С точки зрения Брока — ужасающий минус. С моей точки зрения — плюс. Мне брокова воспитания с лихвой хватило. Не хочу быть воспитанной и чопорной лерой. Но и лишних вольностей в языке допускать не хочу. Как-то так. — она отстранилась в сторону: — одевайся теплее — ночью в Аквилите всегда холодно. И будь аккуратен, хорошо? Возвращайся — я буду ждать. Я всегда буду тебя ждать, Грег.

— Лиззи… Ты уже думала о свадебном путешествии? Куда бы ты хотела отправиться?

Она улыбнулась:

— Давай, ты меня удивишь. Полагаю, с твоим опытом путешествий это будет несложно.

Грег грустно рассмеялся:

— Там, где путешествовал я, еще с полвека не появится ни одной приличной гостиницы. — он наклонился, чтобы поцеловать её, но тут Брок напомнил о себе легким покашливанием:

— Простите, что отвлекаю… Но меня очень интересует, где теперь валяются документы о разрыве помолвки. В твоих интересах, Грег, поспешить. И в моих тоже, — добавил он на всякий случай.

* * *

Лиз закрыла на замок дверь своего номера и прислонилась к ней.

Мыслей не было.

В отличие от Брока и Грега, она совсем не понимала, что происходит. В случае со скандальными снимками она знала, как поступить. Она знала, что может предпринять, чтобы защитить Грега и Брока. Сейчас она могла только одно — крепко держать Грега за руку и молиться, чтобы не произошло чего-то непоправимого. Впрочем, сейчас даже это невозможно. Ей остается только ждать и надеяться. Ей, привыкшей к решительным действиям, к самостоятельным поступкам, к свободе, остается только сидеть и ждать. Это так… Обидно. Лиз поправилась: нет, не обидно — нелепо. Именно нелепо. Она ничего не может сделать.

Она закрыла глаза. Сделала глубокий вдох. Выдох. Она придумает. Она справится. Всегда справлялась. Не так. Три года справлялась, справится и сейчас.

Она решительно надела на себя куртку, теплые сапоги и шарф. Шапку брать не стала — она будет лишней. В подземельях каска надежней, как не раз говорил Жабер. Надо спешить — время не ждет.

Она открыла дверь и помчалась, как делала почти каждую ночь, ко входу в подземелья. Защитный костюм, противогаз, плотные перчатки, каска, фонарь, кайло. И на работу. Грыз и Камень совсем от рук отбились — снова опаздывали! Жабер еще ясное дело — он явно считал себя то ли двужильным, то ли вообще бессмертным, умудряясь спускаться в забой даже после службы. Он часто опаздывал, но эти двое!

Ругаясь, Лиз в одиночестве направилась в забой — ей надо работать. Никто за неё ночную норму не выполнит.

Монотонные удары, снова и снова, опять и опять в поисках самородков. Если не повезло, а так чаще всего и бывало — иногда за всю седьмицу ни одного самородка не попадалось, то загрузить тачку, повезти на измельчение, потом на промывку, потом собирать крупинку за крупинкой… Каждую ночь. Снова, снова и снова…

Плечи привычно наливались болью. Глаза слезились от пыли. Лиз вздрогнула, пытаясь понять, почему слезятся глаза? Она же в защитном костюме и противогазе не только из-за проклятья Чумной Полли, но и из-за опасности потенцитовой пыли, от которой в штреке никуда не скрыться. Она оседает тонким слоем на одежде, она забивается в малейшие щели, она мешается на стеклах, она везде, забивая легкие. Лиз закашлялась, ничего не понимая. Мелкая пылевая взвесь потенцита висела в воздухе, проникая глубже и глубже, несмотря на защитную печать.

В глазах двоилось, руки тряслись, в горле першило. Лиз закашлялась и рухнула на камни, теряя силы. Из носа потекло что-то теплое, пахнущее железом. Во рту стоял вкус крови.

Фонарь на камне еле светил. Становилось все темнее и темнее. Или это Лиз умирала… В одиночестве. В потенцитовой шахте. Без защиты.

Надо было держать Грега за руку и никуда не отпускать.

Глава 9 День второй. Веселая вдова

На улице было морозно и тихо. Город заснул, время перевалило за полночь. Грег после дела Чернокнижника старательно приглядывался к теням — вдруг оживут? Второй раз так попасться из-за собственной невнимательности не хотелось.

Тени были обычными. Они смирно лежали там, где им и было положено, не пытаясь даже шевелиться. Электрические фонари замерли, как солдаты в ожидании битвы. Грег мотнул головой, прогоняя странные ассоциации. Аквилита не станет полем для битвы, тут воевать не с кем.

Брок шел, громко топая сапогами — они ему были отчаянно велики. Отказавшись от шинели Грега, он сейчас, наверное, отчаянно мерз, засунув руки в карманы брюк. Брок поймал полный сочувствия взгляд Грега и фыркнул:

— Не смотри так…

Грег протянул ему свои перчатки:

— Возьми, теплее будет.

Брок дернул плечом в слишком широком для него мундире:

— Я не мерзну. Это я так штаны пытаюсь удержать от падения. Вот только такого пердюмонокля мне не хватало для счастья.

Грег сунул перчатки в карман шинели — не стал надевать из глупой солидарности:

— Как скажешь.

Брок его потрясал своей забывчивостью? Отходчивостью? Скорее, своей жизнестойкостью. Он падал, разбивался, но снова упрямо вставал, как драный уличный кот и шел дальше выполнять свой долг, как сам его понимал.

— Кстати… — неуверенно сказал Брок. — О пердюмоноклях… Можно вопрос?

— Конечно, — отозвался Грег, выискивая глазами в парке, который они пересекали наискосок, направляясь к Ривеноук, уцелевший после снегопада сугроб, до которого не добрались метлы дворников. Со снегом было плохо.

— Те фиксограммы… Помнишь? С прошлой моей… Пробежки.

Грег скупо улыбнулся — иногда Брок потрясал своей застенчивостью, хотя, казалось бы, вся Аквилита его видела во всех ракурсах:

— Ты про твой первый побег из «Веселой вдовы»?

— Именно. Как ты нашел оригиналы фиксограмм? Нам с Алистером и Одли тогда это не удалось. Это просто потрясает — спустя столько лет ты все же нашел оригиналы. Как?! — он искренне выглядел удивленным.

Грег спокойно пояснил — тайна-то невелика:

— Оригиналы нашел не я. Их нашел твой отец.

— Мой отец давно умер. — напомнил Брок. — Я вступил в наследование, и поверь, все вещи своего отца я знаю. Там не было потенцитовых кристаллов памяти.

— Он хранил потенцитовые кристаллы в банковской ячейке, до которой не добрался ты, но зато добрался я. У него было две банковских ячейки — одна на имя Мюрая, содержимое которой тебе передали по наследству, и вторая ячейка на имя де ла Тьерна в «Аграрном банке» — вот до той ячейки ты не добрался: никто в Аквилите не знал, что ты де ла Тьерн.

Брок взъерошил свои волосы:

— Да я сам не знал, что я де ла Тьерн до момента гибели моего кузена Джеймса де ла Тьерн. Отец никогда не рассказывал о себе и своей семье. Да, он воспитывал меня как вернийца, но я ни разу не слышал ни одного намека на настоящее родовое имя. М-да… Вот это я крупно сел в лужу.

Грег твердо сказал:

— Слово чести, что кроме кристалла, который я уже уничтожил, ничего иного в той ячейке не было.

— Ммм… Верю, Грег. Верю. Отец был не из тех, кто мог скопить тайные богатства и скрывать их от семьи.

Они с Грегом вышли из парка через открытую калитку. Брок ткнул указательным пальцем в стоявшую невдалеке у невысокой каменной ограды парка телефонную будку:

— Вот из неё я телефонировал в гостиницу. Я точно это помню. — Он поспешил к синей будке, огорченно вздыхая: — небеса и пекло! То-то мне не удалось до тебя добраться…

Ветер, налетавший с реки, игрался обрезанным телефонным проводом. Тот гулко стучался о деревянную стенку будки.

— Ну твою жеж… Дивизию, — выругался Брок.

Грег наконец-то нашел сугроб, уцелевший между телефонной будкой и оградой парка, и наступил в него, делая четкий отпечаток следа. Брок, любопытно заглядывая в пропахшую чем-то кислым будку и тут же закрывая её, укоризненно напомнил:

— Грег, я уже сказал, что верю тебе. — Он подумал и все же поставил свой отпечаток ноги рядом со следом Грега. — Доволен?

Тот сел на корточки, полы его шинели подмели тротуар.

— Я сам себе не верю, — глухо отозвался Грег, рисуя в ноздреватом снеге возле следов руны созвучия. Дорожка горящих призрачным синим светом следов Грега послушно вернулась назад, в гостиницу. Следы Брока бежали сразу в двух направлениях — в гостиницу и из неё куда-то дальше по разбитой гусеницами бронеходов улице. Брок скривился, понимая, где так изранил стопы.

Грег выпрямился и вытер палец платком, старательно оглядываясь и вспоминая карту: в восточной части города, где вдоль Ривеноук шли кварталы удовольствия, он ни разу до этого не был.

— Пойдем, — мотнул головой Брок. — Я себе тоже теперь не верю, так что в одинаковых условиях находимся…

Грег направился за Броком, шедшим назад по своим следам.

— Расскажешь про дело отравительниц? — попросил он. — Вдруг это важно.

Брок дернул плечом:

— Да там особо рассказывать-то нечего. Я лучше потом дело из архива тебе подниму. — он осторожно перешел улицу с разбитой брусчаткой. — Две молодые керы из портовых крыс сговорились и травили подцепленных в небольших заведениях неров, подсыпая в спиртное яд. Уже мертвого обирали до нитки, не гнушаясь даже носками — все сдавали в скупку и тряпичникам. Первые два трупа были обнаружены в порту, в таком виде, что признать в изувеченных крысами телах богатых неров было невозможно. Дела расследовали как попало, даже ищеек не привлекали. На третьем таком трупе инспектора из портовой части города осенило поискать похожие дела и объединить их в одно. Тогда же это дело передали нам, осам… Мы искали пару седьмиц, словив еще два трупа… А потом грянул Вечный карнавал, и вот тут-то девицы оторвались по полной — трупы стали находить через день. На тот момент они уже спелись с барменом «Веселой вдовы», который тайком предоставлял им паромобиль владельца — найти отравительниц было сложно: следов возле трупов они не оставляли, в скупку краденное притаскивали портовые крысы, которые ничего толком сказать не могли. Только опознав двух убитых неров, удалось выйти на заведения, где те любили кутить. Ловили на живца. Я тогда еще не примелькался в центре города — пять лет до этого служил за Полями памяти, меня только-только перевели сержем в Особый отдел. Мне повезло — в одну из ночей нарвался-таки на отравительницу. Хотя подозреваю, меня и Алистера, который должен был меня страховать, кто-то сдал из своих же — Ала в тот раз тоже отравили. Спасло то, что мы оба маги и были готовы к отравлению. Короче, я пришел в себя, когда меня уже обобрали до нитки, но еще не погрузили в паромобиль. Я арестовал главную отравительницу… Она называла себя Офелией… Прелестная, неземная фея со склонностью к убийствам… Очень красивая и очень шустрая — пришлось за ней побегать по улицам города. Ну, и сам понимаешь… Вечный карнавал, народа тьма, все веселятся, все стремятся запечатлеть себя и город… Фиксограмм было много… До отвратительного много. Как-то так.

— Ммм… — выдавил из себя Грег, получая дружески кулаком в плечо от Брока:

— Не мычи! Это моя обязанность! Одли двоих таких не перенесет. — он, на всякий случай оглянувшись, пересек рельсы паровика, хоть так поздно они уже не ходили. — Уже близко — через перекресток как раз будет «Веселая вдова».

На тротуаре по-прежнему были только синие призрачные следы Брока. Грег пытался понять, какую связь между ними видит шутник, играющим ими, и не видят они сами.

Брок замер перед заведением: окна были забиты досками, между щелями которых пробивался свет. Вывески давно не было — место не пользовалось популярностью после случая с отравительницами: все решившиеся открыть здесь свои заведения после «Веселой вдовы» прогорали. У двери мерз констебль Калло. Он, узнавая Брока и Грега, отдал им честь, приложив руку к пилотке, и приветственно открыл дверь:

— Недоброй ночи, леры…

— Доброй, доброй, — поправил его Брок. — Арбогаст уже тут?

— Туточки, — подтвердил Калло. — Эксперты тоже.

Брок, хорошо скрывая волнение, шагнул в «Веселую вдову». Все было так же — оборванные алые шторы, причем одной не хватало, разломанные столы, пыль и запустение. Беззубое пианино, растерявшее свои клавиши, рассохшаяся сцена, на которой уже давно не танцевал кордебалет. Барная стойка в бахроме паутины. И только его следы на полу.

Грег шумно выдохнул — все же до последнего боялся, что был тут и сбежал, бросив Брока.

Голоса доносились из дальней половины заведения — там, где расположены гримерки, кладовки и кухня.

Брок кивнул туда:

— Поймем, в прошлый раз меня заперли в кладовке, в этот раз, полагаю, там же.

Брок оказался прав — в небольшом, почти пустом помещении находились констебль, эксперт Джексон и Алистер, который прислонился к стене и наблюдал за обследованием места преступления. Брок обреченно выдохнул, взглядом упираясь в стул, на котором заботливо была вывешена вся его одежда: шинель, мундир, кардиган, брюки, сложенные так, чтобы стрелки не помялись. Белье: кальсоны и фланелевая футболка, — лежало на сиденье стула. Обувь, с любовно вложенными носками, стояла тут же.

На полу светился синим светом силуэт Брока. Грег, глянув на опешившего от то ли заботливости напавшего, то ли собственной аккуратности Брока, поздоровался со всеми и тут же спросил:

— Нер Джексон, уже есть такие-то предположения о личности напавшего на старшего инспектора Мюрая?

Джексон мстительно посмотрел на Брока и выдавил:

— Да, могу дать полное описание напавшего. Высокий, худой, рыжеволосый, бледнокожий, крайне наг…

Грег оборвал его:

— Кроме следов старшего инспектора чьи-то еще следы удалось найти?

— Нет. Ни единого. Тут давно, несколько лун уже, никого, кроме лера Мюрая не было. При всем моем уважении, лер суперинтендант, хочу выразить свое особое мнение.

— Слушаю, — сухо сказал Грег, наблюдая, как сжимаются кулаки у Брока, и он явно ищет глазами обо что бы удариться.

— Старший инспектор Мюрай таким образом пытается вернуть к себе утраченное внимание. У него с этим всегда были проблемы — слишком любит быть на виду и на слуху. Видимо, испугался, что утратил популярность, потому и прибег к такому странному способу вернуть утраченное — вернуться к делу, которое возвысило его когда-то.

Грег кивнул:

— Ясно.

Джексон, глянув на Мюрая, повторил:

— Это мое особое мнение. Я подам рапорт с ним, лер Блек.

— Вы ошибаетесь, нер Джексон, в оценке происходящего, — все так же ровно сказал Грег.

Брок лишь спросил:

— Я могу в таком случае забрать свою одежду?

Эксперт мстительно напомнил:

— Улика! Получите только после полной экспертизы — не раньше, чем через седьмицу.

Грег склонился над вещами Брока и снял с нагрудного ремня новый визуалофиксатор:

— Я его заберу и изучу сам.

Джексон пожал плечами:

— Он не был включен — я проверял. Ни одной записи. Что опять же подтверждает мое особое мнение — это мистификация лера Мюрая. Если у вас все, лер суперинтендант, то я хотел бы вернуться к обследованию.

— Хорошо, — разрешил Грег, направляясь прочь из кладовки через второй, любезно распахнутый Алистером выход. Он вел на задний двор — через эти двери заносили в кладовку продукты и вещи. И вытаскивали трупы, тут же вспомнилось.

Алистер последовал за ним. Он, нарушая свою обычную немногословность, сказал взбешённому Броку:

— Перед выездом я проверял через вычислитель… Офелия Доу повешена пять лет назад, сразу же после объявления приговора. Вторая отравительница Гвиневра Доу…

Он поймал удивленный взгляд Грега и пояснил:

— Обе девушки были портовыми крысами, они не помнили своих родителей, скорее всего даже в глаза никогда не видели. Воспитывались у папаши Семюэля — тот воспитывал из детей воров, кормя и давая крышу над головой в обмен на краденое. Имена девушки придумали себе сами, потому вот и такой… Пафос. Гвиневра Доу на момент этого Нового года находится на каторге в Генре, до сих пор жива. Ей осталось еще три года. Бармен «Веселой вдовы» Видаль и её хозяин Бош умерли на каторге год назад — документы все оформлены правильно, надеюсь, что это не подлог. Папаша Семюэль почил после пера в бок от одного из воспитанников два года назад. Больше я даже не знаю, кого проверять и подозревать.

Брок попинал ногами камешек, вовремя вспомнил, что сапоги на нем Греговы и их придется возвращать, так что замер, чуть ли не по стойке смирно. Только кулаки выдавали его настоящие чувства.

— Ал… — Брок внимательно посмотрел на парня. — Тебя самого не задело? Ты ничего странного в своем поведении не заметил?

Тот пожал плечами:

— Пока нет… Броооок, прекрати себя есть — Джексон не прав. Никому та дичь, что он нес, даже в голову не придет.

Грег подтвердил, доставая из кармана фиксатор и возвращая его Броку:

— Арбогаст прав, Брок. И нам все равно нужны были эксперты в управление — эти все перейдут обратно в Центральный участок, только и всего. Арбогаст, вам удалось найти что-то интересное?

— Нет, лер, — подобрался долговязый сержант. — Но я еще не все обследовал — только тут. Хочу пройтись по остальным следам Брока.

— Не стоит, Ал, — отозвался Брок. — Мы с Грегом уже прошли по моим следам от гостиницы до сюда. Сейчас пойдем до отдела. Так что… Закончишь тут и возвращайся домой. И… Спасибо за все.

Вместо ответа тот лишь хлопнул его по плечу и направился обратно в «Веселую вдову», уже в дверях вспоминая главное:

— Прорвемся!

Грег не удержался от кривой улыбки — это у них тут вместо девиза и главного правила было. Прорвемся… Знать бы еще, куда.

Ничего, естественно, на дороге до отдела обнаружить не удалось — следы Грега и Брока пересеклись только на крыльце. Брок признал очевидное, топчась у двери в отдел:

— Этот морок был только мой.

Грег пожал плечами:

— Может быть, а может и нет — чудо, что я надел магблокиратор. Иначе все могло быть в разы хуже. Если это морок… Иллюзия… Галлюцинация… То, как ты думаешь, мы попались? Зелье? Газ? Амулеты?… — он вспомнил про отца Маркуса и мрачно добавил: — ментальное воздействие?

Брок поморщился:

— Давай без менталистов-эмпатов и прочей демонологии. Пока только самое очевидное — мы все получили вчера новые фиксаторы… После Чернокнижника я уже побаиваюсь: что за амулеты можно туда засунуть?

Грег покачался с носка на пятку и сказал:

— Отдам свой Андре — пусть разбирает на винтики. Еще предположения?

Брок признался:

— Больше ничего не приходит в голову.

— Тогда… По домам?

Брок посмотрел на пустую улицу:

— Я, пожалуй, переночую в управлении. А ты?

— А я в гостиницу… Прогуляюсь пешком. Вымотаюсь и буду временно безопасен для окружающих.

Брок прикрыл глаза, вспоминая со стоном:

— Документыыыы… Эта сволочь, Джексон, их отдаст через седьмицу… Вот же…

Грег хлопнул его по плечу, словно они приятели:

— Не бери в голову.

— Как не бери — у тебя и Лиз свадьба из-за этого может сорваться. Завтра выцеплю Джексона и заставлю его вернуть бумаги. — он посмотрел на Грега в упор: — слушай… Ты уже три утра бегаешь от своего обещания. Завтра жду на тренировке. Надо будет — сам тебя притащу. Буду дурь из тебя… Из нас обоих выколачивать. Не хочешь опозориться перед парнями, когда я тебя буду тащить на ринг, приходи сам, добровольно. И… Прорвемся!

— Угу… — Грег шагнул по ступенькам вниз. Прорвутся. Обязаны. Для начала вернуться в гостиницу без приключений. Потом… Потом будет видно — Лиз осталась ночевать в своем номере, потому что в номере Грега чинили дверь. Наверное, лучше дать Лиз выспаться, не мешать ей, возвращаясь среди ночи. Да, так он и сделает.

Глава 10 День третий. Потенцитовая интоксикация

В холле гостиницы стояла нереальная тишина. На звукоподавляющих щитах тут не экономили. В ресторане еще кипело позднее веселье, а тут мирно дремала за прилавком девочка-цветочница, усиленно кунял на диване полицейский шпик в партикулярном, скрытый газетой, ночной портье спал за своей стойкой. Грег не стал его будить и сам взял новый ключ от номера. Устало поднялся по ступенькам на второй этаж — проскользнул мимо что-то увлеченно чертившей на планшете Андре в окружении вернийских офицеров. Те галдели, как на восточном базаре. Грег устало улыбнулся: сестра наконец-то была в своей среде — таких же повернутых на технике. Её приняли безоговорочно. Грег давно настаивал на обучении Андре в Королевском Инженерном университете, но отец был непреклонен. Вариант с фиктивным браком, чтобы поступить на обучение, Андре даже не рассматривала, грызя гранит науки самостоятельно. Стоило пройти холл, как очередной щит отсек человеческие голоса, громоподобный хохот и скрип мела по доске для записей, где были написаны длинные цепочки рун. Наверное, поздно подумал Грег, надо было подойти и предложить свою помощь — он разбирался не только в традиционных рунах, но и примитивописях других континентов. Только отец Маркус настаивал на сне и отдыхе. Что ж, несколько часов до утра у него еще есть.

Грег прошел мимо номера Лиз, на миг замирая и прислушиваясь. За дверью была первозданная тишина. Лиз спала. Он подошел к своему номеру, даже вставил ключ в замок… Вспомнилось её обещание, что она будет ждать. Он уже знал, какая она упрямая. И упорная. И сильная, не то, что он. Он сунул ключ обратно в карман и вернулся к её номеру. Потянулся эфиром, чтобы открыть замок, и замер — дверь не была закрыта. Она его, действительно, ждала. Он на цыпочках зашел в погруженный во тьму номер, заглянул в спальню и с удивлением увидел нерасправленную кровать. Лиз тут не было. Он, захлопнув дверь эфиром, понесся в свой номер — наверное, после ремонта замка, она осталась там.

Грег не помнил, как открыл дверь — возможно, вышиб замок эфиром. Он замер на пороге спальни, уже понимая, что Лиз нет и тут. Его как кипятком окатило — она же не могла стать следующей жертвой Шутника. Она не при чем. Её не должны были разыграть так, как его и Брока.

Он, заставляя себя вспоминать, была ли в толпе возле Андре Элизабет, медленно подошел к телефону и попросил соединить с полицейским управлением.

Брок взял трубку не сразу.

— Слушаю… — звучало крайне сонно и хрипло, что Грегу даже стало стыдно — Брок спал все это время ничуть не больше его самого. Он откашлялся и снова повторил: — Слушаю!

Грег взял себя в руки:

— Брок, возможно, Элизабет пропала.

— Возможно? — не понял его Брок.

— Возможно, — повторил Грег. — Её нет в её номере и в моем тоже. Кровати заправлены. Она не ложилась спать. Возможно, я идиот — я не проверил ресторан, но…

Брок только и сказал:

— Я сейчас буду.

— Я сейчас… — начал было Грег, но Брок его осек:

— Без меня никуда не суйся! Я предупрежу дежурного. И вообще, пропадать, так всем вместе. Скоро буду! — он бросил трубку.

Грег поблагодарил телефонную нериссу и тоже положил трубку.

Ждать. Надо ждать. Четверть часа на разогрев котла. Четверть часа на дорогу до «Королевского рыцаря». Что бы ни случилось с Лиз, для неё полчаса могут оказаться решающими.

Грег никогда не был чувствителен к запахам, он не был ищейкой, он не умел искать немагов. Но когда-то у него не было фотографической памяти. Когда-то он не умел обращаться с эфиром. Когда-то он вообще не умел писать и читать. Любой навык приобретаем. Пришло время научиться поискам. Он закрыл глаза и представил Лиз. Её улыбку. Её грустные, понимающие глаза, скрытые за длинными ресницами. Её светлые локоны. Её аромат. Она пахла… Грег плотнее сжал глаза, вспоминая, чем же она пахла. Что-то густое, яркое. Он вспомнил — жасмин! И немного лимона. Сам он любил древесные запахи, вроде корицы или ветивера, хотя последние дни он густо пропах розами из-за мыла дивизионной душевой.

Он старательно принюхивался, ища нотку жасмина. Вместо этого пахло лавандой от свежезастеленного белья на кровати, терпко полиролью для мебели, ваксой и едой из ресторана…

Ничего не получалось. Он не мог уловить аромат Лиз. Ни жасминовой нотки, ни цитрусовой. Ничего. Он силился, но лишь сильнее запахло мужским парфюмом и едой. Кажется, сейчас в ресторане подавали рыбу и что-то грибное. Собственное бессилие раздражало до ярких искр перед глазами, до судорог в сжатых пальцах, до липкого страха не успеть…

Грег силой заставил себя расслабиться и снова вспомнить Лиз, прогоняя прочь ветивер, назойливую розу и запахи еды. Лиз… Она… Последние дни она… Она…

Вдох. Выдох. Вдох. Выдох. Как учил его в Ренале один старик-монах. Тогда в одиночестве храма, пропахшего сандалом, у него получалось отрешаться. Вдох. Выдох.

Тонкая нить из медвяного аромата подснежника повела его прочь из номера. А он и не заметил, как она сменила духи. Коридор. Её номер. Снова коридор. Холл — предупредить Андре о поисках Лиз. Рыкнуть на мешавшихся офицеров, предлагавших свою помощь — они разрушали сосредоточение, они разрушали тонкую медвяную нить, соединявшую его и Лиз. Лестница. Цокольный этаж. Лиз уверенно шла ко входу в катакомбы, и Грег не понимал, зачем ей это. В холодном застоявшемся воздухе подземелий аромат Лиз стал ярче, и Грег позволил себе отвлечься и зажечь светляк — да, последствия эфирного истощения еще давали о себе знать, еще было тяжело следить за дорогой и освещать путь, но мимо полок с фонарями и касками он пробежал сам, вполне осознанно.

Чувство направления подсказывало, что Лиз направлялась в северном направлении. Там… Там на глубине в сотню ярдов потенцитовая шахта. А если она чуть сменит направление, в сторону Моста Сокрушителя, то упрется в импровизированное место отмывки потенцитовой породы. Там показатели пыли превышают допустимые даже для мужчин! Гарантированная смертельная доза без защиты органов дыхания. Грег судорожно поискал в карманах платок, понимая, что тот его почти не защитит. К демонам защиту! Надо двигаться дальше, Лиз сейчас одна в темноте, холоде и потенцовой пыли.

Если с Лиз что-то случится, то только из-за него. Из-за его невнимательности, из-за его занятости, из-за его эгоцентризма — весь мир вращается только вокруг него и его службы!

— Хрень, хрень, хрень!!! — проорал он в черный зев штрека. В случившемся только его вина.

* * *

Лиз заставила себя открыть глаза. Даже пальцам уперлась в веки, не давая им сомкнуться. Если она их закроет, если сдастся хоть на миг, если позволит себе быть слабой, то никогда не вернется назад. Ей нельзя быть слабой — она одна во всем мире. Ей надо вставать и идти назад. Ей надо вернуться — тут сотни лье подземелий, её никогда не найдут.

Встать! Двигаться! Идти! Хотя нет, сперва понять, где она находится, чтобы найти ближайший выход из подземелий. Грег умел ориентироваться даже там, где никогда не был. Она же исходила тут сотни лье. Она тут все знает. Она не может заблудиться, потому что иначе её не найдут.

Она с трудом села, прислоняясь спиной к ледяной каменной стене. Из носа текла кровь. Лиз вытерла её рукавом, запрокинула голову назад, но это не помогло — только стала давиться кровью, бегущей теперь в глотку. В ушах стоял неумолчный гул близкого океана. В глазах двоилось и странно светилось — Лиз готова была поклясться, что видит то, что не существует: синее сияние крупинок потенцита на полу и стенах, пляски пыли в воздухе. Фонарь погас, но темно не было. Пока хватало глаз, везде светились тоннели — неярко, идти при таком свете трудно, но лучше, чем полная темнота.

Лиз снова вытерла текущую по подбородку кровь. Надо вставать и идти. Надо! Только сперва понять, куда идти. Думать, почему она тут оказалась, она будет позже. Потом. Не сейчас.

Она встала. Ноги тут же подогнулись, и, чтобы не упасть, пришлось плечом упираться в стену. Вот так, шаг за шагом, в странном синем свете, захлебываясь своей кровью, идти, иначе смерть. Глупо погибнуть сейчас, когда её ждут. Грег. Брок. Даже Андре и несносный Анри.

В воздухе на фоне синего сияния появилось иное — более яркое, тянущееся в воздухе, как нить. Путеводная нить. Лиз пошла за ней, понимая, насколько была глупа в оценке поведения Грега в катакомбах Провала. Она тогда думала, что его вежливость, его галантное обращение — всего лишь боязнь заблудиться в подземельях без её помощи. Как же она ошибалась! Грег мог выбраться из катакомб сам, ведомый такой вот нитью. Ему не надо было обманывать Лиз своим поведением. Он сам по себе вежлив, воспитан, просто немного несдержан.

Лиз гнала прочь мысли о том, почему она видит эту путеводную нить. Да, она помнила, как Кюри стал эфирником. Она знала, чем это грозит ей, но об этом она подумает потом. Не сейчас. Потому что если она заставит себя думать о том, что стала эфирницей, то смысла выбираться из катакомб никакого. Смысл умереть на руках Грега? Уж лучше забиться в уголок и умереть тихо, без диких силовых штормов, как в прошлом году устроила Виктория Ренар. Лучше и честнее умереть в одиночестве, никого не забирая с собой.

Нужно идти. Руки онемели. Ног она уже давно не чувствовала. Она словно плыла где-то под потолком, помня только главное — идти за нитью. Голова кружилась. В глазах то и дело темнело. Но даже тогда за веками что-то тускло светилось, заставляя двигаться.

Когда её кто-то поймал и подхватил на руки, согревая своим теплом, она лишь смогла выдавить:

— Я опасна… Маг… Бло… Ки… Ра… Тор…

— Лиззи, держись, сейчас станет легче. Чуть-чуть потерпи. Самую малость… — уговаривал её самый дорогой голос на свете.

— Грег… — ей было важно сказать, но язык заплетался, а глаза отказывались открываться. — Прости…

— Шшш!

Её положили на холодный пол. Потом вновь подняли, закутывая во что-то теплое, шершавое, пропахшее розами. Шинель Грега, поняла Лиз.

— Все будет хорошо, — пробухтел в этот раз Брок — явно его хрипловатый, до сих пор не исправившийся после заключения в Особом отделе голос. Её левую руку потянули вверх, и Грег возмутился:

— Руки прочь! Лиз моя!

— Но только я…

— Лучше обезболь её кисть, — попросил голос Грега.

С ней что-то делали, но Лиз уплывала куда-то прочь в темноту и одиночество, не в силах больше ничего сказать. Даже путеводная нить за веками погасла.

Брок прошептал тем самым голосом, после которого он шел бить себя обо что-то:

— Это только моя вина. Это я рассказал Лиз про Кюри и то, как он стал магом.

Лиз хотела возразить, но сил не было.

— Моя, — сурово возразил Грег. — Она просила купить ей амулет или механит, чтобы защититься от меня. Я отмахнулся от её просьбы, решив, что время еще есть. Так что, Брок, это только моя вина — из-за меня она пошла сюда, чтобы стать эфирницей.

Запахло океаном. Брок возмутился:

— Откуда ты знаешь эту руну?! Мне Моро…

— Брооооок… Включи мозги — я все твои шрамы знаю. Уж заметить и опознать примитив Карфы, означающий союз, я в состоянии. Как и соотнести его с вашим общим с Викторией эфиром.

Ладонь Лиз полоснула далекая боль, и это было последнее, что было реальным — Лиз провалилась в черноту безумных видений небытия.

* * *

Грег замотал платком рану на ладони Лиз.

— Вот и все… Надеюсь, что этого хватит…

Брок встал, покаянно признаваясь:

— Я остолоп. Давно надо было спуститься сюда и…

Грег не успел его остановить:

— Не смеееей!!! — Брок иногда был таким… Дурным! И как его Одли терпит?!

Эфир вырвался из Брока, ускоряясь и запечатывая опасные штольни навсегда. Брока от слабости повело в сторону, буквально бросая на стену.

— Идиооооот… — выдавил из себя Грег, закидывая на плечо потерявшую сознание Лиз. — И как мне теперь тащить вас двоих?!

Брок гордо выпрямился — упрямый, нахохлившийся, дурной ворон, слишком преданный родным развалинам, — и процедил:

— Ссссссам дойду…

— Придурок, — не сдержался Грег, свободным плечом подпирая Брока. — Нельзя было чуть-чуть подождать и потом наказывать себя?

Брок, отстраняясь в сторону и отказываясь от помощи, возмутился:

— Это было не наказание. Это было решение проблемы. — он тише признался: — Я же потом опять забуду, а кто-нибудь сюда забредет и…

Грег взбесился, шагая назад, в гостиницу — Лиз нуждалась в медицинской помощи, и как можно скорее:

— А! То есть мне еще потом тебя уговаривать не наказывать себя, да?!

— Неожиданный вывод, — признался Брок, стараясь не отставать от Грега.

— Я тебя как облупленного знаю, — признался Грег, стараясь обуздать ненужный сейчас гнев. — Двух седьмиц хватило, чтобы составить о тебе представление. Правда, чуть-чуть искаженное лоа.

Он, убедившись, что Брок вполне справляется с переставлением ног, стащил с плеча Лиз и понес её на руках, замечая и бледность кожи, и синюшность губ, и продолжавшую течь кровь из ушей и носа, несмотря на наложенные целебные плетения. Она была плоха. Совсем плоха. Он чувствовал через еще бунтующий и с трудом подчиняющийся эфир её боль, её слабость, её уходящее прочь тепло. Брок тогда справился в подземельях с Викторией. Хватит ли сил Грега удержать Лиз? Хватит ли его способностей гасить вред потенцитового яда? И сможет ли лекарство Аранды вернуть здоровье Лиз? Есть ли вообще сейчас в Аквилите это самое лекарство? Аранда говорил, что отвозил последнюю порцию лекарства против потенцитового отравления в Арис. Тот самый Арис, которому вчера Тальма объявила войну.

Небеса, дайте хоть каплю надежды. Дайте хоть крохотный шанс Лиз выжить и выздороветь.

В середине пути, быть может даже раньше, идти стало легче — Брока подперли с двух сторон люди принца Анри. Лиз заботливо перехватил и понес на руках Ренар Каеде. Грег старательно шагал рядом, стараясь поддерживать жизнь Лиз — её эфир бушевал и буквально сжирал его. Казалось, что в Лиз жила огромная черная дыра, с жаждой поглощавшая эфир Грега. Под конец он настолько ослаб, что принял помощь принца Анри, опираясь на его плечо. Принц был ниже ростом, но упрямым, как и Брок. Он помог дойти до паромобиля Андре, который стоял под парами у гостиницы, словно сестра знала, что он понадобится. В мелкого, но юркого «Жука» — так Андре звала свой паромобиль, — загрузились Брок и Грег с Лиз на руках. Андре села за руль. Анри уселся на переднее пассажирское сиденье, словно так и надо было. Даже покашливание Брока проигнорировал.

Нарушая все правила дорожного движения, жук понесся по уже оживающим утренним улочкам Аквилиты. Грег, придерживая голову Лиз на своем локте, подслеповато морщился от слишком яркого после подземелий света фонарей. Уже было утро. Темнота катакомб привычно пожрала время — Грегу казалось, что с момента спуска не прошло и пары часов. Однако уже семь — так показывали часы на Башне старой ратуши. Скоро на службу. Жук за всю дорогу к госпиталю орелиток остановился только один раз — у инквизиции. Брок, быстро выбираясь из тепла паромобиля, сказал:

— Я за Арандой и лекарством. Скоро буду. — Он обернулся на Грега: — держись. Только держись, хорошо?

Грег лишь кивнул, удобнее перехватывая Лиз. Паромобиль проскочил железнодорожный переезд зигзагом, минуя опускающиеся шлагбаумы, и рванул к госпиталю. Мимо с дикими разрывающим уши сигналом промчался поезд — Андре поприветствовала его в ответ. Грег сухо напомнил:

— Андре, я просил нас живыми доставить, а не гробить еще сильнее. В противостоянии паромобиль-поезд преимущество на стороне последнего.

Андре бросила в зеркало заднего вида извиняющийся взгляд, но все же уточнила:

— А в противостоянии маг-поезд на чьей стороне преимущество?

— Я не буду тебе отвечать на этот вопрос. — глухо сказал Грег. — Все равно не поверишь.

Андре расцвела в бледной улыбке:

— У меня все было под контролем, Грегори. Вот и Анри подтвердит, что было больше полуминуты в запасе.

Анри предпочел промолчать. Ему хватало собственных безбашенных офицеров на «Левиафане».

Небо быстро светлело — приближалась весна, день уверенно нарастал. Паромобиль лихо развернулся перед входом в госпиталь орелиток, Анри спешно вышел из салона первым, открывая дверцу перед Грегом и помогая выйти.

— Спасибо, милер… — сухо сказал Грег, выпрямляясь и понимая, что ему нужно хотя бы пару секунд, чтобы перевести дух — в глазах потемнело от усилий. Лиз перестала быть высасывающей эфир бездной, но напряжение последних дней сказалось на Греге, мешая быстро восстановиться.

Анри пошел к дверям госпиталя, распахивая их:

— Можно просто Анри, Грегори. Я не кусаюсь. Во всяком случае, когда без короны.

Грег, проходя в белоснежный холл госпиталя, понятливо кивнул:

— Учту.

В нос ударил типичный «аромат» больницы: дикая смесь лекарств, не до конца просушенного постельного белья, еды, людей — все то, что называется запахом беды. Грег направился в приемный покой, опуская Лиз на кушетку и надеясь, что её смогут спасти. Очень на это надеясь.

* * *

Сидеть в коридоре госпиталя было непривычно — никогда никто из близких Грега не попадал на больничную койку, кроме него самого. Шумел, просыпался госпиталь. Ходили по коридору больные в полосатых пижамах, юрко перемещались медсестры в длинных белых одеяниях, важно ходили с четками на поясах и огромных чепца-кораблях монахини. Двери то и дело хлопали. Люди сновали туда-сюда, и только дверь палаты Лиз была как заговоренная. Её открыли всего раз — когда заносили туда Лиз в сопровождении докторов и адеры Вифании. Хотя, быть может, это была адера Манон — Грег никогда лично с ними не сталкивался, только слышал об их целительском даре.

Уверенности придавал легкий теплый родничок эфира в сердце Грега — Лиз еще боролась за свою жизнь. Андре молчала, что-то быстро рисуя в планшете, с которым никогда не расставалась. Принц Анри, сидевший с другого бока от девушки, тихо поглядывал на бумагу и старательно давил порывы взять из рук Андре карандаш и что-то подправить.

Грег откинулся на спинку госпитальной скамейки и молчал, закрыв глаза. Он ждал, когда приедет Брок. Какую весть он привезет. Есть в Аквилите лекарство для Лиз или нет. Еще седьмицу назад Грег был уверен, что такого лекарства не существует, и просто чудо, что открытие лекарства совпало с… С… Небеса, это только его вина в том, что случилось. Это он проигнорировал просьбу Лиз, заставив её действовать самой. Одно не укладывалось в голове Грега — Лиз всегда казалась не склонной к внезапным опасным решениям. Хотя… О чем это он. Какая еще девушка решится на эскападу с поездкой в Аквилиту? Какая еще девушка сможет жить под мужской личиной, пытаясь спасти родину? Какая еще девушка сможет раз за разом спускаться в катакомбы, полные проклятий и чумы? Только такая решительная, как Лиз.

В коридоре раздались тихие, неравномерные шаги, перемежающиеся со стуком трости. Грег, ожидающий прихода Брока, удивился — это пришел отец Маркус, тяжело прихрамывая на раненую и недавно прооперированную левую ногу.

Храмовник остановился рядом с тут же поднявшимся Грегом:

— День добрый, леры и лера.

Андре оторвалась от планшета:

— И вам самый добрый день, отец Маркус. — поправлять его, что она всего лишь кера, Андре не стала — все же статус инквизитора усмирил даже её буйный нрав.

Принц Анри устало кивнул, Грег поздоровался и тут же взял быка за рога — Марк же встречался с Броком:

— Простите, отец Маркус…

Тот перебил его, пользуясь своим даром:

— Мюрай взял Аранду и повез его в лабораторию Университета. На синтез и дозревание лекарства требуется пять суток. Ближайшее лекарство находится в Арисе в клинике профессора Манчини. В Аквилите запасов лекарства нет.

Анри резко поднялся со скамьи:

— «Левиафан» полностью в твоем распоряжении, Грег. Могу хоть сейчас приказать загрузиться и плыть в…

Грег перебил принца:

— Тальма и Верния находятся в состоянии войны с Ондуром. Арис недоступен ни для тебя, ни для меня.

Анри чуть подался вперед и напомнил:

— Мона. До неё плыть сутки. Мона пока не вступила в войну. Из Остбурга до Ариса ходит поезд. Там всего девять часов пути. При удачном стечении обстоятельств, между лекарством и вами с Лиз всего полтора суток пути. Даже с учетом неблагополучных метеоусловий, всего двое суток в дороге. Подумай хорошенько. Ты выиграешь трое суток для леры Элизабет. Я в гостиницу — готовить экипаж. Телефонируй, когда решишься. — он склонился к Андре: — приятно было познакомиться. Надеюсь продолжить наше знакомство после плавания в Мону.

Принц откланялся, напоследок щегольски щелкнув каблуками и направился прочь из госпиталя.

Отец Маркус тяжело опустился на скамью — он еще отчаянно плохо выглядел после ранений на прошлой седьмице, но отказывал себе в отдыхе. Андре косо посмотрела на инквизитора, но промолчала. Тот старательно улыбнулся:

— Кера Риччи, а вы знаете, что вы эфирница? Довольно сильная. Иную сложно было бы ожидать в роде Монтов.

Андре медленно повернулась к нему:

— Отец Маркус, а вы знаете, что я женщина?

— Сей «недостаток» весьма заметен, смею заметить. Вы очаровательная девушка. Не будь я инквизитором, я бы даже сказал, что вы красавица каких мало. И умница при этом… Наше общество привыкло к пассивной роли женщины, иное поведение считая недопустимым. Я же считаю, что недопустимо разбрасываться дарами богов.

— К чему это вы? — недоверчиво уточнила Андре.

— Это я к кому, что некоторые принцы зря распушают перед вами хвост. Ваша судьба находится совсем в других руках. Расспросите брата об общем эфире. Рекомендую обратить ваше внимание на весьма перспективного колдуна Брендона Кита. Он в курсе обряда. Он сильный колдун. И…

Грег оборвал его:

— Андре, не слушай Марка. Он мстит, причем весьма низко. Кит хороший человек, но имел неосторожность вызвать гнев инквизитора.

Марк качнул головой:

— Слава бежит впереди меня. Пытаюсь сделать благое дело, и меня же подозревают в мести. Я духовное лицо, и пусть все человеческое мне не чуждо, тут я честен и бескорыстен. — он повернулся к Андре: — подумайте над моим предложением. Я не часто бываю свахой. Точнее, я впервые в роли свахи. Вы будете изумительной парой с Брендоном. Кстати, он знаток рунных цепочек.

Марк прикрыл глаза: он все же мстил, и мстил больно — вчера перед отъездом в дом Ренаров-Хейгов, Брендон начал воплощать свои угрозы о воздействии на тело в ответ за воздействие на разум. Брендон нанес странную татуировку Марку на спину, в основание шеи, и это колдовское ходячее чудо-неприятность надо было спешно куда-то сбывать. Почему бы не к обоюдной выгоде для Блеков и Андре?

Дверь палаты наконец-то открылась, и медсестра позвала Грега внутрь.

Доктора вышли прочь, оставляя в палате адеру и Грега, только он видел лишь безмятежно спящую на кровати Лиз. Укрытая по грудь одеялом, она почти сливалась по цвету с больничным белым бельем. Черты лица заострились, как бывает перед смертью, губы и крылья носа оставались синюшными. Дыхание Лиз было почти незаметно. Только тонкая струйка эфирного тепла подсказывала Грегу, что молодая женщина еще жива. Он непроизвольно сжал пальцы в кулаки. Ему сейчас как Броку не хватало боксерского мешка для вымещения боли.

Пожилая монахиня ласково посмотрела на Грега:

— Милое дитя, не стоит хоронить её раньше времени. Я адера Вифания… Я постараюсь её вытащить с того света… Лера Элизабет боец, причем сильный боец. Она выжила там, где невозможно выжить. Она продержалась до госпиталя, и тут с божьей помощью мы удержим её. Только хочу предупредить сразу — её мозг поврежден, причем сильно. Кровеносная система объявила войну организму, засоряя все тромбами.

Грег не выдержал:

— Что вы имеете в виду? Чем это грозит Лиз?

— Повреждена кора головного мозга, отвечающая за двигательную активность. Ближайшие сутки будут решающими — если поражение коснется диафрагмы, мы будем бессильны. Погрузим, конечно, в стазис, но сами понимаете, что процент невыхода из стазиса огромен.

— Есть лекарство… Оно лечит очаги склероза потенцитового отравления. Оно будет готово через пять дней. У Лиз… Есть пять дней?

Адера Вифания ответила честно:

— Не знаю. Будет видно только вечером — когда и если её состояние стабилизируется. Сейчас процессы в самом разгаре — перекрываются артерии и капилляры, погибают ткани и наоборот рассасываются тромбы и восстанавливается кровообращение. Весы могут качнуться в любую сторону — улучшение или ухудшение. Надо ждать.

— Её можно транспортировать? На дирижабле в Мону, а потом поездом в Арис.

— Я бы не рекомендовала. Стазис еще никто не отменял. И божье чудо тоже.

Грег кивнул — в чудеса он особо последнее время не верил. Не везло ему с ними.

— Я могу остаться с ней наедине? Хотя бы чуть-чуть?

— Можете, конечно. Только особо ни на что не надейтесь — она без сознания. Она вас не услышит. У вас с полчаса. Я потом пришлю сиделку присмотреть за лерой Элизабет. Не отчаивайтесь.

Он про себя повторил: «Но и особо не надейтесь…»

Дверь за монахиней закрылась, и Грег присел на край кровати, осторожно беря Лиз за белую, как мрамор и такую же ледяную руку.

— Лиззи… Девочка моя… Я так виноват перед тобой… — он медленно, чтобы не пережечь каналы, не привычные к нагрузке, направил остатки своего эфира в Лиз. Он восстановится, а Лиз сейчас важнее.

Её пальцы дрогнули под его ладонью. Он аккуратно поднял её руку вверх, своим дыханием согревая Лиз.

— Только живи… Хорошо?

Её веки затрепетали в попытке открыться.

— Лиззи…

— Про… сти… — чуть выдохнули её губы. Грегу в первый момент показалось, что ему послышалось.

— Лиззи… Не надо. Не пытайся говорить, набирайся сил. Держись. Живи…

— Я… Провалилась… — она все же открыла глаза под исцеляющим потоком эфира Грега. — Как ты… В Чинд…

— Лиз? Ты не сама… — он прикрыл глаза. Она не сама. Её провел все тот же самый Шутник! Только в этот раз его шутка зашла слишком далеко! Он еще ответит за это — Грег найдет его и заставит за все ответить!

— Грег… Не предавай… Родину… Хватит… Брока… Я выдержу… Тебе нельзя… В Арис…

Глава 11 День третий. Любовь и лекарство

Он еще долго держал её за руку — все полчаса, которые ему дала адера Вифания. Только больше Лиз в себя не пришла. За окнами госпиталя шумел город, напоминая, что Грегу пора вернуться на службу. Иногда стены палаты подрагивали, вызывая дрожь и в Греге, — по близко расположенной железной дороге ехали тяжелые грузовые поезда.

Надо было решаться. Опять. В который раз. Доводов за плавание в Мону было много. Он своей отставкой откроет путь к повышению для Мюрая. Он своей отставкой откроет себе путь к новой жизни за пределами Тальмы, где никто не видел тот самый выпуск «Искры Олфинбурга», позорящий его. Он своей отставкой даст свободу Лиз от осуждающих взглядов, знающих историю леры де Бернье. И самое главное, он спасет Лиз. Пять дней без лекарства и два без лекарства — две большие разницы. А то, что пострадает его честь, так уже не привыкать. Король предал его. Он предаст… Короля.

Доводов против плавания почти не было. Да, он хотел бы сам найти и наказать Шутника, но он знает Брока — тот не остановится на полдороги, он найдет преступника. Не справится он — есть Виктория Ренар, от неё еще никто не уходил. Это не довод — самому закончить расследование. Так, мелкие отговорки. Брок и Виктория справятся. Да и Лиз не из тех, кто требует наказания сразу же. Сейчас же. Виктория справится рано или поздно. Что-то мелькнуло на задворках памяти. Что-то важное, что-то связанное с Викторией. Или Лиз? Он прищурился, пытаясь поймать мысль за хвост — он не привык пускать все на самотек, надеясь, что мысль потом вернется.

Расслабиться. Отрешиться. Забыть все. Только вдох и выдох. В голове даже возникла заунывная мелодия, которую отстукивали капли дождя по крыше храма, помогая входить в транс. Нос защекотал сильный аромат сандала. Виктория… Или Лиз? Или… Что-то иное?.. Он был в Аквилите на момент силового шторма Виктории. Он помнил, как это было — огромная волна эфира промчалась через весь город, болью отдаваясь в каждом, даже не маге. Потом было затишье, и только сирены ревуна, призывающие к спокойствию, звенели на улицах, а потом недра заколыхались, начиная перестройку: Поля памяти медленно оседали, Прощальный парк обрушился в штольни, быстро заполняясь водой, Ривеноук взбесилась, выплескиваясь из берегов… Грег помнил, как волны эфира гулко ходили под землей, вызывая дрожь в домах и сердцах людей. Сегодня же ночью, почти при сходных условиях, у Лиз было иначе. Она не выдала силовой шторм, наоборот, прорва эфира из Грега всасывалась ею, исчезая в…

Голова взорвалась болью: «Брока срочно ко мне!» — это некстати влез отец Маркус. Грег прошипел ругательства — иногда инквизитор переходил границы допустимого! Мысль Марка огненным вихрем металась, почти выжигая сознание и заставляя Грега свободной рукой цепляться за кровать, чтобы не упасть. Он для отца Маркуса подумал: «Важнее Томас Дейл и адер Дрейк — именно они общались с Викторией после интоксикации в Серой долине. Важны их ощущения, а не Брока!».

Уже гораздо спокойнее прозвучало: «Возможно. Я переговорю и с ними. Извини за боль — мои способности выходят из-под контроля последнее время. Проклятая карфианская магия!».

Грег мстительно подумал: «Проклятый менталист, не желающий разговаривать языком!».

«Возможно» — все же признался Маркус.

Грег, прогоняя прочь пылающие болью мысли Маркуса, поцеловал все такие же ледяные пальцы Лиз и аккуратно уложил её руку на кровать, укрывая одеялом. О чем он думал до вмешательства инквизитора?

Надо идти и подавать в отставку. Надо идти и собираться в плавание. Он тихо, даже зная, что Лиз его не услышит, сказал:

— Вечером плывем в Мону, а потом поедем в Арис. Говорят, там красиво. — Он мысленно уже составлял планы — надо освежить в памяти расписание поездов Остбург-Арис и карты городов. И решить, стоит ли брать с собой Андре — она настоит плыть вместе с ними, но стоит ли ей предавать Тальму? И так велика опасность попасться в концентрационные лагеря в Ондуре, зачем рисковать и сестрой? Только поймет ли она?

Он последний раз бросил взгляд на Лиз и решительно вышел в коридор — от того, что он сидит и рыдает над своей честью, ей легче не станет. На скамье между задумчивым отцом Маркусом и Андре неожиданно оказалась лера Бланш, точнее нера Зола, как она сама попросила себя называть. Грег помнил, что она после поимки Чернокнижника была отправлена в госпиталь орелиток, но не ожидал с ней столкнуться. Он поклонился молодой, изящной даже в больничном халате женщине — лера Бланш была красавицей, не даром её муж Рауль Аранда в ней души не чаял.

— Доброе утро, нера Зола.

Она спокойно улыбнулась в ответ, вставая и подавая руку для рукопожатия, а не для поцелуя. И куда делась дерганная, пугающая своими непредсказуемыми поступками женщина? Кажется, в лере погибла великая актриса — она целый отдел полиции держала в страхе внезапного силового шторма, когда пришла сдаваться. Даже Грег тогда поверил, что она способна их всех убить, срываясь в шторм.

— Доброе утро, лер Блек. Я случайно услышала от медсестер о том, что случилось с вашей невестой… Мне очень жаль…

Грег снова склонил голову:

— Спасибо за сочувствие, лера Элизабет сильная женщина, надеюсь, все будет хорошо. Не беспокойтесь.

— Я не за этим пришла, — твердо сказала нера Зола. — Я по поводу лекарства…

Грег заставил себя говорить отрешенно, не выдавая свое бессилие перед ситуацией:

— Я знаю, что ближайшее лекарство есть только в Арисе. Вечером мы с Лиз, если разрешат доктора, поплывем туда. Ваш муж обещал договориться с клиникой профессора Манчини — надеюсь, Лиз примут.

Нера Зола побледнела, странно дернула головой, теряя спокойствие:

— Простите Рауля… Просто поймите — он сильно меня любит и боится потерять. Он творит глупости из-за этого. Он неспециально, он не хотел причинять лере Элизабет вреда.

Она достала из халата, накинутого на прелестное утреннее неглиже, пару флаконов с плотно притертой пробкой:

— Это то самое лекарство от потенцитовой интоксикации. Профессор Манчини дал мне в дорогу запас на несколько дней — как раз Рауль бы успел синтезировать новую порцию. Просто так получилось, что сперва тюрьма, потом заключение в инквизиции — он не успел.

Грег замер, не забирая флаконы из её ладони — соблазн взять их был просто непомерен, только так нельзя. Он все еще лер и офицер. Пальцы сжались в кулаки. По лицу потекла неожиданная капелька пота. Он не имеет права забирать эти флаконы! Нер Аранда, умолчав о них, в чем-то был прав — уберег Грега от дикого соблазна умолять неру Золу поделиться лекарством. Теплый эфирный родничок, соединявший сердце Лиз с его, еще тек, значит, надежда, что Лиз выдержит без лекарства, была.

Он отрицательно качнул головой:

— Это ваше лекарство… Я не могу его взять.

Женщина сама взяла его за руку и вложила в ладонь флаконы:

— Я почти здорова. За несколько дней без лекарства я не умру и мне не станет хуже, когда как для леры Элизабет они крайне важны. Выпаивать по полфлакона два раза в сутки. И помните — находясь у вас под арестом я не пила лекарство, и я не умерла без него. Мне не станет хуже. Пожалуйста, не держите зла на Рауля.

— Я не… — Грег не смог закончить фразу — все же поведение Аранды выбило его из колеи.

Нера Зола снова положила ладони поверх его пальцев, держащих флаконы:

— Спасайте леру Элизабет и не думайте обо мне. Этого лекарства хватит лере Элизабет, чтобы продержаться. И еще… Рауль будет вас уговаривать отправить леру Элизабет на лечение в клинику профессора Манчини. Если вы действительно любите свою невесту, то не поддавайтесь на его уговоры. Ни за что. Главное в лечении — лекарство. И оно у вас есть. Профессор Манчини же лечит потенцитовый склероз всеми способами. В том числе и электричеством. Это… — пальцы её начали мелко подрагивать. — Невыносимо.

В голове Грега мелькнули воспоминания неры Золы, как её тащили на стол для электролечения — это вновь вмешался Маркус. Все её бессилие в попытке противостоять санитарами, всю её боль от электричества, впивающегося в тело и заставляющего все мышцы сжиматься и рваться, вся слабость после — все обрушилось на Грега в попытке отговорить его от плавания в Мону. Он еле выдавил из себя, прогоняя прочь фантомную боль:

— Спасибо, нера Зола. И за лекарство, и за предупреждение.

Она болезненно дернула плечом — все же лера, напугавшая своим поведением полицейских офицеров никуда из неё не делась:

— Не отсылайте леру Элизабет в клинику Манчини. Ни за что.

— Не отошлю, — твердо сказал Грег.

Нера грустно улыбнулась:

— Тогда… Удачи вам и лере Элизабет. Все будет хорошо. — она вздохнула, словно скинула со своих плеч тяжелый груз, и пошла прочь. Грег, провожая её взглядом, «спросил» у отца Маркуса: «У неё же все будет хорошо?»

«Конечно», — отозвался инквизитор.

«А у Рауля?»

«А с Раулем я еще поработаю — он смог как-то утаить от меня наличие лекарства. Вот же…»

«Он просто очень сильно любит свою жену.»

Марк его оборвал: «Так любить нельзя! Любить настолько, что плевать на чужие жизни!». Вслух он сказал, забирая флаконы из рук Грега:

— Возвращайся на службу. Я сам выпою Элизабет лекарство и прослежу за её состоянием. Сразу же телефонирую тебе, чтобы ни случилось. О любом изменении в состоянии Элизабет я тебе буду сообщать.

Грег внимательно всмотрелся в инквизитора:

— С чего бы такая забота?

— С того, что мне интересно его воздействие. С того, что мне все равно торчать тут полдня — у меня назначены лечебные процедуры. С того, что я искренне волнуюсь за Элизабет и тебя. Еще причины нужны?

— Нет, прости… — Грегу стало стыдно за свое поведение.

Андре убрала свои бумаги в планшет, встала и приобняла Грега за руку:

— Прекращай не доверять людям. Я присмотрю за Лиз. Сейчас отвезу тебя на жуке в твое управление, заскочу в гостиницу за вещами Лиз, переговорю с Анри, предупреждая его, что плавание отменяется, — голос её чуть дрогнул на этих словах, — и вернусь сюда.

Грег скосил на сестру глаза — она была искренне разочарована тем, что плавание отменилось. Только этим.

Андре продолжила:

— Буду отчитываться тебе о каждом изменении в состоянии Лиз. Честно. Не беспокойся.

— Я постараюсь вырваться сюда в обед и приеду сразу же после службы, — сказал Грег.

Андре улыбнулась ему, как умела улыбаться только она — солнечно, ярко, уверенно. От её улыбки становилось легче, сразу верилось, что все будет хорошо.

Отец Маркус не удержался:

— Кера Андре… Вы так улыбаетесь… Я знаю одного человека, который не умеет этого делать. От его улыбки все разбегаются по дальним углам. Вы можете научить его улыбаться и радоваться жизни так, как это делаете вы?

Андре отпустила руку Грега и уверенно шагнула к инквизитору:

— За то, что вы помогаете с Лиз, я и вашего колдуна выгуляю, и вашего знакомого научу радоваться жизни! Без проблем.

— Тогда с вас два свидания, — одобрительно кивнул Маркус. — Брендон будет… Доволен. Скорее всего.

Андре заливисто рассмеялась:

— А вы умеете расставлять ловушки!

— Излишки служения. — развел руки в стороны отец Маркус. — Идите с Богами, я присмотрю за Элизабет и выпою ей лекарство. Не волнуйтесь.

Грег вместе с Андре покинул госпиталь, оставляя там часть себя — иначе Лиз уже не воспринималась. Время шагнуло за восемь утра — утреннее совещание он уже пропустил. Брок опять будет недоволен. Успеть бы на тренировку — Мюрай может воплотить свои угрозы в жизнь. Потом после тренировки будет время заняться делом Шутника. Заодно надо будет разобраться со скопившимися бумагами — докладными, делами, поданными на проверку, запросами на соискание должностей — из-за отделения Центрального участка полиции от Управления по особо важным делам, вновь возникла неразбериха со свободными должностями и переходами туда-сюда. В прошлый раз с этим разбирался Ренар, в этот раз разбираться ему. Еще и детективы из Сыскного подали заявки на переход — Управление по особо важным делам всегда котировалось больше, чем служба в Сыскном. Даже Томас Дейл не удержался от соблазна — подал заявку. Надо решать, кого оставлять в старших инспекторах: Стилла, тянувшего лямку неожиданно свалившегося на него долга эти дни, или Дейла, который по опыту превосходил Стилла, но явно был не любим Викторией Ренар и некоторыми другими офицерами.

Грег, попрощавшись с сестрой, вошел в Управление и малодушно прокрался в свой кабинет, минуя общую залу — ему требовалась хотя бы пара минут в тишине. Теплый родничок в груди стал сильнее — отец Маркус сдержал слово и выпоил Лиз лекарство. Кажется, оно благотворно воздействовало на неё. Он даже, послав Лиз волну тепла, получил робкий, неуверенный ответ. Она пришла в себя. Это же хороший знак?

Грег, закрыв дверь кабинета, стащил с себя грязный мундир, кардиган, пропотевшую рубашку, достал из шкафа свежую сорочку и тут же надел её. Надевать мундир не стал — слишком долго его приводить в порядок без магии. Ограничился кардиганом, хоть и его застегивать не стал — в Аквилите хорошо работает отопительная система. Он бросил грязный мундир на свободный стул — надо будет попросить Алистера принести новую форму со склада.

Грег сел за свой стол, осмотрел скопившиеся кучи бумаг, вздохнул, потер лицо и решил, что надо искать себе нового секретаря — старого из Олфинбурга ни за какие коврижки не вытащить.

Зазвонил телефон, и Грег, надеясь, что это Марк, взял трубку:

— Лер Блек, слушаю.

Телефонная нерисса профессионально протарабанила:

— Вызов из Тальмы, Олфинбург, лер Блек-старший. Будете разговаривать?

— Соедините, — твердо сказал Грег, понимая, что рано или поздно с отцом надо будет переговорить.

Голос отца ничуть не изменился — в столице бушевал демон, умер король, новый еще не взошел на престол, но лер Блек-старший никогда не сдается временами и событиям. Он решительно сказал:

— Недоброе утро, сын. Я устал от того, что ты от меня бегаешь, как мальчишка!

Грег возразил — он терпеть не мог этот отеческий тон, в конце концов он уже не ребенок, причем давно:

— Я не бегаю — я занят по службе. — Грег поймал себя на мысли, что готов к отречению от рода — он устал от отцовского воспитания, от его высокомерного тона, от притворной добродетели, когда за закрытыми дверьми дома можно многое, лишь бы оно не просочилось прочь.

— Какая может быть служба в этом городишке! — отмахнулся отец. Грег явственно увидел, как тот кривится при мыслях об Аквилите и её пороках. — Хотя ты прав, что пытаешься пересидеть скандал подальше от столицы.

— Отец…

Тот оборвал его:

— Я все утро пытаюсь связаться с тобой! Так что сиди и молчи, мальчишка! Я был у короля… Разговор был долгим и весьма… Нелепым. Да, нелепым. Но я принял его точку зрения. Я выкупил ту газетенку, в выходной она даст опровержение тем снимкам.

Грег в первый момент растерял все слова, выдавливая только:

— Спасибо… Отец. — такого он точно не ожидал.

Отец не удержался, кисло высказывая:

— М-да, с благодарностями у нынешнего поколения плохо.

Грег честно сказал, впервые за годы позволяя себе быть откровенным:

— Отец, я очень благодарен тебе. Я ценю, что ты смог понять меня и принять то, что со мной случилось. — Он повинился: — Я не справился с ситуацией, но с той ситуацией не справился никто. Ни Эверок, ни Фейн, ни…

Отец вновь не дал ему закончить фразу, гневно заявляя:

— Ты Монт! Ты должен был справиться. Это не обсуждается. Теперь о другом. Андре ты должен вернуть домой — ей нечего делать в Аквилите.

Грег заставил себя твердо сказать:

— Это только ей решать. Она давно вышла из-под твоей опеки.

— Я сказал — она должна вернуться домой. Я тебе не угроза. Верни её домой. Это не обсуждается — пока она пользуется МОИМИ деньгами, я вправе распоряжаться её судьбой… Теперь о лере де Бернье. Хочешь крутить с ней роман — крути. Я не против. Она богата, и ей нечего терять, если ты понимаешь меня.

— Отец! — намек отца был слишком откровенен и несносен. Так нельзя отзываться о лере, о любой лере!

— Молчи, когда говорит старший! Развлекайся, пока утихает скандал — рано или поздно ты вернешься в Олфинбург и все забудется.

— Еще раз, отец. — Грег еще надеялся, что отец его услышит. — Лиз — не любовница. Она моя… — он не договорил, отец оборвал его снова:

— Ей не быть невестой Блеков! Причина одна: телегония. Я не хочу, чтобы гены какой-то паршивой вернийской овцы были в моем внуке. Этому никогда не бывать!

Телегония… Это мерзкое слово разбило много девичьих судеб. Влияние первого мужчины на последующее потомство. Причина, по которой леры женились только на сохранивших себя в чистоте до брака. Отвратительная теория, которую пока не могла опровергнуть современная наука. Грег не верил в неё. Он сухо сказал:

— Тогда ты должен гордиться тем, что мой ребенок будет нести черты де ла Тьернов. Тьерны — это пар, это двигатель нашего времени. И, прежде чем ты перебьешь меня, учти: Лиз уже моя жена. Это не изменить.

Оставалось только надеяться, что карфианский ритуал общего эфира нерасторжим. И что Лиз простит Грегу такую свадьбу без её согласия.

Звонок прервался — не по вине Грега. Блек-старший бросил трубку на рычаг телефона. Аппарату повезет, если он уцелеет в этот раз. Отец частенько кидал принесшие ему плохую весть телефоны на пол.

Грег вежливо поблагодарил телефонную нериссу и положил трубку — проблемы отца его не волновали. У него у самого много своих проблем. Одна, кажется, уже решалась — связь с Лиз становилась сильнее и сильнее. Элизабет шла на поправку.

Телефон зазвонил вновь, и в этот раз это был Марк, сообщивший, что состояние Элизабет стабилизировалось с уверенной положительной динамикой. В пекло бы всех медиков с их языком! Неужели трудно сказать, что теперь все будет хорошо. Это так сложно, что ли?

Глава 12 День третий. Такие разные демоны

Ходить в Поля памяти категорически запрещалось, караясь штрафами и даже реальным сроком, но когда это останавливало голодных мальчишек из трущоб? Особенно портовых крыс, за которым никогда не было присмотра. Вооруженные корзинами и воровскими фонарями, дававшими узкую щель из света, они каждое утро ходили в Поля памяти на поиски еды. Мерзлый виноград, растерявшие свою терпкость после морозов ягоды терна, которые потом можно продать для настаивания джина, иногда попавшие в запрещенные силки зайцы, птичьи яйца… Под конец зимы еды становилось меньше, но уже начали гнездоваться клесты, чьими мелкими яйцами можно было полакомиться. Да, есть их было запрещено: клесты священны — они спасли Созидателя из плена тьмы, своими клювами достав железные гвозди, скреплявшие деревянную клеть, удерживающую молодого бога, но голоду все равно на святость. Есть захочешь — съешь и клеста, и его яйца. Всегда потом можно покаяться адеру в храме, есть такая глупость придет в голову.

Вот и в это утро, задолго до рассвета, мальчишки вышли на охоту: ежась от холодка, зевая щербатыми ртами, держась стайкой — так меньше опасности, что нападут более старшие и отберут с таким трудом собранную еду. Девчонок на такие вылазки не брали — им доставалась охота на крыс вокруг складов.

Тени от густорастущих деревьев отползали прочь, к океану. Солнце медленно поднималось над Ветряной грядой. Пели птицы, обещая тепло. Пока все расставленные силки были пустыми. Сюда не ходили егеря, но опасность загреметь в тюрьму за пойманного герцогского зайца все равно была велика — с зайцем в руках могут задержать и простые пилотки. Браконьерство во все времена каралось, даже если новоявленному герцогу плевать на зайцев всей Аквилиты. Это его собственность, и воровать, и ловить силками её нельзя.

У одного из вязов, в три человеческих обхвата, не меньше, ватага мальчишек задержалась — толстые, шершавые ветви дерева начинались высоко, и требовалась сноровка, чтобы забраться вверх, к расщепленной молнией верхушке, где в дупле прятались гнезда клестов. Хоть что-то съедобное в это неудачное утро.

Забравшись по спинам товарищей, Щерба заглянул в темноту и влагу расщелины, тут же начиная визжать, как девчонка — на него слепо белесыми глазами смотрел мертвец.

* * *

Уже четвертое утро подряд на службу нужно было приезжать к восьми, а не к шести, как раньше, но упрямый организм, приученный этой осенью, просыпался в пятом часу. И сна не было ни в одном глазу. Виктория, боясь разбудить Эвана, осторожно села в постели — лучше займется домашними делами, с тем же дворецким Поттером поговорит, чем будет мешать мужу. И сама не заснет, и ему не даст выспаться. Она не удержалась, провела пальцами по коротким, жестким волосам Эвана, по упрямой морщинке между бровей, уже не исчезавшей даже во сне, по посеребренным ранней сединой вискам. Последние дни тяжело ему дались, откровенно старя лет на пять-десять. Постоянные нападения зомби на неё, Чернокнижник, уничтожение лоа в Олфинбурге, выгорание эфира, потеря отца… Ей было проще. Она и эфир не теряла, и каждый день телефонировала брату в Дад, куда он уехал вместе с Элайзой на поправку здоровья после того, как на него напал лоа. Эвану телефонировать было некому. Тело его отца, числящегося в пропавших без вести после мятежа в Олфинбурге, до сих пор не опознали. Были свидетели, которые утверждали, что лично видели гибель Двенадцатого графа Игниса, но свидетельств мало. Эван каждый день, как приговора, ждал звонок из Олфинбурга, который бы сообщил об опознании его отца. Это была как медленная пытка — ждать, что каждый телефонный звонок будет тем самым. Эван говорил, что некоторые тела будет невозможно опознать, особенно в эпицентре взрыва. Тело короля, прикрытого со всех сторон преданными ему Ренарами, и то еле смогли узнать для похорон, которые состоятся через два дня — Эван, как Тринадцатый граф Игнис, как герцог Аквилиты обязан будет присутствовать на них. В одиночестве. Виктории запрещено находиться в столице. Вик напоследок провела пальцами по щеке Эвана, заросшей щетиной — вчера он не успел побриться, поздно возвращаясь с совещания у лер-мэра.

Вик направилась в уборную — надо приводить себя в порядок и распорядиться о завтраке — в доме были гости. Хотя именно гостями они не воспринимались: Николас Деррик был другом Эвана, и обучался в Аквилите целительству у адеры Вифании, Брок… Он был как брат. Часть семьи, и дело даже не в общем эфире, а… Просто это Брок. Он иным и не воспринимался. Анна и Мегги, детективы из «Ангелов мщения», были коллегами — Вик собиралась после возвращения из Олфинбурга Стивена открыть свое детективное агентство. Брендон… Пожалуй, единственный, кто тревожил Вик. Как относится к нему, Вик не знала. Из-за вживленных отцом Маркусом мыслей он еще недавно был другом, сейчас, после ментальной чистки, Вик относилась к нему настороженно. Он никого близко к себе не подпускал. Исключением стал отец Маркус и… Неожиданно Эван. Он обещал, что все объяснит, но вчера он был такой уставший, что у Вик не стала его расспрашивать, смирившись с необходимостью присутствия Брендона в их доме.

Вик прошлась по сонному, погруженному в сумрак и тишину дому, присматриваясь к теням — те послушно находились на своих местах, не собираясь двигаться. Это было правильно. Печать на ладони молчала — не нагревалась, но и исчезать не собиралась. Надо будет собраться с силами и изменить татуировку, меняя призывную печать лоа. Это удружил Брендон. Он хотел как лучше.

В холле первого этажа уже было прибрано, горел камин, утренняя газета ждала на серебряном блюде — Поттер привык, что Виктория встает рано и перестроил график у слуг. В утренней гостиной уже сновал лакей Джон, накрывая стол для завтрака. Вик опустилась в кресло, ожидая доклада Поттера — своего кабинета у неё так пока и не появилось, чтобы там выслушивать дворецкого.

Поттер, все так же в идеально сидящем костюме-тройке, в белоснежных перчатках, тщательно причесанный и солидный, подошел к Вик, замирая перед ней:

— Доброе утро, лера Виктория.

— И вам, нер Поттер. — она привычно указала рукой на кресло перед ней: — присаживайтесь!

Поттер столько же привычно отказался:

— Благодарю, лера, но не стоит.

Вик улыбнулась, задавая свой ежеутренний вопрос — знала, что у Поттера иначе не бывает, но уточнить должна была:

— В доме все в порядке?

Поттер твердо произнес, считая порядок в доме своей святой обязанностью:

— Не извольте беспокоиться. Нер Деррик сегодня отдыхает после ночного дежурства, лер Брок телефонировал, что остается ночевать в управлении — я распорядился отослать ему завтрак и свежую одежду, нер Кит совершает прогулку в саду…

— Что? — удивилась Вик. Прогулку в пять утра, конечно же, мог устроить только Брендон. Иным такое и в голову не придет. — И давно он там… Гуляет?

— С полуночи, лера. — спокойно сказал Поттер, словно это обыденное явление — прогулка колдуна ночью по саду. — Какие-то особые распоряжения на сегодня будут?

— Нет. — Вик усиленно терла висок. — Чуть-чуть задержитесь с завтраком — я составлю компанию неру Киту в… Прогулке. Что-то еще?

Поттер добровольно взял на себя обязанности секретаря Виктории, пока она сама еще никого не выбрала:

— Тогда смею напомнить, что завтра в городском совете состоится большой прием в честь Игнисов…

Вик только мысленно простонала, напоминая себе, что все могло быть хуже — если бы не траур по королю, вся эта прелесть с приемом могла обрушиться на неё и её… Их с Эваном дом. Да и благодаря помощи брата, вечерних и бальных платьев у Вик хватало. Хоть одной проблемой меньше. Еще бы придумать, как замаскировать татуировку на шее…

— Что-то еще, Поттер?

— Все принесенные за вчера визитки у Мегги. На все присланные приглашения она вчера уже ответила вежливым отказом.

Вик прикрыла глаза — съехав из дома брата, она отвыкла от светской жизни, только та все равно её настигла. Надо будет нанести ответные визиты, надо… Для начала заказать новые визитки! А еще надвигался светский весенний сезон… Бррр… Убитым голосом она уточнила у Поттера:

— Визитки…?

— Уже заказаны. Завтра доставят из типографии.

— Эм… И кому я должна нанести визиты?

С лестницы донесся уверенный голос Эвана:

— Никому, Вики. — он, облаченный еще в домашний свободный костюм, быстро спускался в холл. Вик вздохнула — все же разбудила его… Ему бы отоспаться, чуть-чуть забыться и расслабиться, только не дадут. — Абсолютно никому. У тебя еще две луны траура по твоему отцу. У меня — полгода впереди. И это еще я не упоминаю войну с Ондуром. Неприлично наносить визиты и устраивать балы и суаре, когда идет война. Хочешь — можешь, как раньше, носить траур по отцу три года. Никто не осудит, Вики. — он остановился рядом с креслом и с легкой, почти мимолетной улыбкой сказал: — три года никаких светских обязанностей. Пусть Аквилита развлекается сама. А на завтрашнем вечере я могу посиять и в одиночестве. Одинокие леры Аквилиты тебе будут только благодарны.

Вик встала и поцеловала Эвана в щеку, смущая Поттера, направившегося прочь от хозяев.

— Доброе утро, Эван. Ты еще мог спать два часа…

— Вот еще, — он наклонился к ней и поцеловал, как положено, в губы. Нежно и голодно. Тревожно и тепло. — Я ни за что не пропущу утреннюю прогулку по саду. Надо же узнать, что там Брендон затеял. — Он подошел к гардеробной и взял пальто для себя и Вик: — Прогуляемся?

— Прогуляемся, — вздохнула она, закутываясь в короткое пальто и опираясь на крепкую, надежную руку мужа.

В саду быстро светлело — солнце поднималось над Ветряной грядой, обещая теплый денек без снега и дождя. Пахло увядшими розами, влагой и невыносимо водорослями с пляжа. Легкий ветер трепал полы юбки — сегодня Вик решила прийти на службу одетая более традиционно. Шуршал под ногами нанесенный ветром песок, который еще не успели смести с дорожек. Это работа горничных, которых, кстати, так и нет. Надо озаботить Поттера их подбором — не дело, когда в доме сиятельного герцога нет горничных. Соседи могут пустить сплетни о разорении рода Игнисов. Новый король, кстати, покрыл все долги Игнисов — брат не лгал, когда говорил, что граф Игнис-старший разорен. Долгов, благодаря королю, не было, но и доходов пока тоже — аренду фермеры начнут платить только в грачевник. До него еще полторы луны. Эван, рассказывая это все после возвращения из Олфинбурга, просил Вик не брать это в голову — он справится со всем.

Брендон нашелся в дальнем углу сада, скрытый зарослями разлапистых, смолистых нелид. Он изрисовал замощенную плиткой площадку для летней беседки рунами и непонятными символами, горевшими алым эфиром. Рука Эвана под пальцами Вик напряглась. Вик подняла на мужа глаза — он не должен был видеть эфир и черное, тенеподобное существо, сидевшее в клетке из двух треугольников, объединенных в одну фигуру: треугольник дыхания богов и перевернутый треугольник черных ритуалов. Наверное, Эвана волновало сочетание символов. Или Брендон, сидящий под защитой круга, не пропускавшего алый эфир прочь. Колдун, чьи руны на лице недобро светились бордовым, держал в руках кинжал, с которого капала на землю, питая руны, кровь. Тел жертв вокруг не было, так что это была кровь самого Брендона. Он требовательно спросил скулящее, сжавшееся до размеров кошки черное существо:

— Спрашиваю последний раз: зачем ты пытаешься овладеть душой Эвана Хейга-Ренара?

Существо застонало, когда кинжал вонзился в один из символов:

— Только чтобы помооооочь… Только чтобы спастиииииии… — тень перешла на невыносимый, дергающий по нервам визг.

Эван закаменел, вынуждая Вик взять его за ладонь и утешающе сжать.

Брендон отвлекся от руны и встал, исподлобья рассматривая Вик и Эвана. Ни оправдываться, ни пояснить что-либо он не собирался.

Существо в треугольниках — Вик поняла, что это скорее всего лоа, не уничтоженный Ривзом, — обернулось на Вик, вздрогнуло и медленно, стараясь не наступать на нарисованные мелом символы, пошло прочь. Эван и Брендон опешили.

— Стояяяять! — Алый эфир сорвался с пальцев колдуна, отскакивая от лоа, выросшего до размеров человека и бегом устремившегося к каменному забору. Усевшись на него верхом, свесив ноги по разные стороны, лоа принялся играть в «колыбель для кошек», плетя теневые паутинки, срывавшиеся с его пальцев и летящие прочь по ветру.

Лоа любезно сообщил Брендону:

— Не то имя указал в призыве.

Брендон вытер кинжал платком, затер ногой часть символов и неожиданно спокойно спросил:

— Тогда зачем ты сидел в гексаграмме? — он обернулся к Вик и Эвану и запоздало поздоровался: — недоброе утро, леры Ренар-Хейг!

Вик и Эван ответили почти в унисон, поправляя колдуна:

— Доброе утро!

Брендон дернул уголком рта — видимо, злился, что его ни лоа, ни леры не боятся. Он вновь повернулся к лоа, напоминая:

— Отвечай! Зачем ты сидел в гексаграмме?

Тот зевнул и признался:

— Скучно.

Брендон с угрозой в голосе предупредил:

— Я завтра напишу твое настоящее имя, лоа. И развею тебя по ветру.

Лоа, не отрываясь от своей игры, кивнул:

— Хорошо. Буду ждать. Кстати, руна связывания выписана небрежно — любой демон тебе за такое голову оторвет. Потому что не будет связан.

— Кх… — поперхнулся словами Брендон. — Ты кому это говоришь?

— Тебе? — предположил лоа. — Жалко ж будет. Без головы жить мало кому идет.

Он посмотрел на Брендона, на Эвана и… Вик почувствовала, как тяжелый, теневой взгляд задержался на ней. Лоа задрожал и втянулся в тень от ограды.

Эван терпеливо спросил — терпение было его сильной стороной:

— И что это было?

Брендон пожал плечами:

— Сам бы хотел знать. Демоны меня еще никогда не учили. — он вернулся к гексаграмме и наклонился к одной из рун, мелком из кармана поправляя её. — Так, что ли?

Тени молчали.

Брендон посмотрел наверх, его взгляд задумчиво остановился на Вик:

— Так… Я обещал учить плохому. Присаживайся, Вик. Эван, ты тоже. Будем учить руны и рунный призыв демона, когда его имя известно.

Тени под нелидами явственно захихикали, а потом рванули на Вик, с головой скрывая её и тут же исчезая в земле — ни Эван, ни Брендон даже отреагировать не успели. Вик, впрочем, тоже. Лишь полоснуло болью шею и правую ладонь.

* * *

Анри собрал всех своих офицеров в кабинете королевского люкса. Они стояли перед ним в черных мундирах с позолотой, удушливо воняя машинным маслом, ваксой и… Страхом. Почему-то это явно чувствовалось — душный запашок страха, холодной лапой проходящийся по их позвоночникам. Анри, вертя в руках стеклянный шар с блесками, который ему подарил король Эдвард, не понимал причины страха — офицеры «Левиафана» были скорее его друзьями, чем подчиненными. Он никогда не запугивал их, он никогда не применял к ним телесных наказаний. Он никогда не позволял себе переходить грань приличий. Да-да-да, дела леры де Бернье это не касалось, но там офицеры сами пересекли черту, нарываясь на наказание. Страх офицеров «Левиафана» пугал и самого принца. Самое главное, он не понимал, почему его чувствует. Он же не мог стать магом — он пользовался в Серой долине респиратором для защиты легких. Он снова и снова крутил в руках шар и злился все сильнее. Страх застыл в воздухе, заставляя Анри вставать и широко открывать окно, запуская в кабинет свежий, пропахший влагой воздух — погода в это время года всегда непредсказуема. Кстати, о погоде…

Анри заставил себя развернуться к офицерам, замершим по стойке смирно.

— Леры… — он с трудом подавил желание заорать и потребовать прекратить панику. Анри мысленно сосчитал до десяти и вновь заставил себя говорить, тихо и доходчиво: — Готовьте «Левиафан» — мы можем отправиться в плавание в любую минуту. Подготовьте маршрут в Остбург с учетом хода на малых высотах.

Штурман подался вперед — его голос звучал крайне подобострастно:

— Милер, я могу…

Анри с тщательно спрятанной обидой в голосе сказал:

— Моне, ближе к делу!

— Идти на низких высотах — потеря времени. Надо…

Анри с силой сжал стеклянный шар, и Моне побелел, возвращаясь в шеренгу.

— Идти на высоте нельзя! — твердо сказал Анри, кладя шар на стол в специально вырезанное для него деревянное ложе. — У леры Элизабет поражены легкие, на высотах ей не хватит содержания кислорода в воздухе для дыхания. Кислородные баллоны на дирижабле, сами понимаете, смерти подобны. Придется идти на низких высотах, Моне. С этим ничего нельзя поделать. Подготовьте тщательный маршрут с учетом погоды и ветров. Свободны… — он посмотрел в спины с нескрываемым облегчением покидавших кабинет бывших друзей и сказал: — офицеры конвоя, остаться!

Лепаж, Ренар и еще восемь офицеров послушно вернулись, снова замирая перед Анри в стойке смирно. И вот чем он их так напугал?! Тем, что повел на верную смерть? Так знали же. Все команды дирижаблей были набраны из добровольцев. Тем, что столкнулись с непонятным? Так он тоже столкнулся с воздействием демона. Он, как все, рвался умереть, еле понимая, что это чужое, чуждое даже воздействие. Чем он заслужил их страх…

— Милер? — почти робко напомнил о себе Лепаж. — Мы готовы принять наказание. В случившемся с лерой Элизабет только наша вина. Мы дважды подвели вас: с лером Блеком и с лерой Элизабет.

Анри оборвал его:

— Прекратите… Я уже сказал, что вашей вины в случившемся с лерой Элизабет я не вижу. Я тоже был в тот момент в холле второго этажа, и я, как и вы, не видел, чтобы лера Элизабет покидала свой номер. Об этом все!

Он не удержался и снова взял шар, бездумно вертя его в руках.

Ренар Каеде сделал шаг вперед:

— Я единственный маг среди офицеров. Моя вина не оспорима…

Анри выругался — это стало последней каплей! Ярость обожгла его тяжелой, почти физически ощущаемой волной. Шар вывалился из его пальцев, катясь по столу. Лепаж подался вперед, ловя его уже на самом краю. Он выпрямился, возвращая шар в деревянное ложе:

— Милер, предлагаю вогнать саморезы, закрепляя шар. Разобьете же…

Анри прикрыл глаза:

— Хорошо… Идите прочь, хватит говорить о наказании…

Каеде старательно медленно, не опережая покидающих кабинет офицеров, пошел прочь. У него было слишком мало времени, чтобы скрыться с чужих глаз. Никто не любит показывать свою слабость, даже могучие ёкаи. Когда первый саморез вошел в его душу, он подавил рвущийся из глотки крик, как подавил и второй. Потом долго, старательно пытался заживить кровящие раны. Ничего не получалось. Он не умел исцелять, даже самого себя.

Глава 13 День третий. Оборотней не существует

За окном паромобиля проносилась утренняя Аквилита. Она уже прихорошилась: дворники подмели тротуары, керы и неры добрались до службы, чтобы не смущать своим видом благополучных сиятельных, которые только-только отрывали свои головы от подушек и могли выглянуть на улицу. Ветер нес откуда-то с севера легкие, перистые облака — к смене погоды. Солнце плясало в витринах магазинов и ресторанов, бросая во все стороны солнечных зайчиков. Они слепили Адамса, ведшего паромобиль, зато чудесно поднимали настроение Вик. Она, сидя на заднем диване паромобиля, удивленно разглядывала свою девственно чистую правую ладонь. Еще утром на ней была магическая татуировка, нанесенная Брендоном. Сейчас печать вызова лоа исчезла, и благодарить за это надо то… Ту? Того тенеподобного лоа, поселившегося в их саду.

Эван обнял Вик, крепко прижимая к себе. Она устроила свою голову на его плече, принюхиваясь к въедливому аромату роз дивизионной душевой. Перебить этот запашок не смогло даже домашнее мыло с ветивером. Но несмотря на это, в объятьях Эвана было тепло и уютно, и в то же время странно — как-то само собой сложилось последнее время, что чаще она так ездила с Броком. Что-то неладно в её супружеской жизни, раз объятья с Броком чаще, чем с мужем. Жаль, что обряд общего эфира с Эваном невозможен. Вик тихо добавила про себя: «Пока невозможен». Он же видел лоа. Он видел алый эфир. Возможно, он еще станет обратно магом.

— Тебя что-то беспокоит? — тихо спросил Эван.

Вик призналась:

— Пытаюсь понять, что лоа нужно от тебя. — Она снова посмотрела на свою ладонь и поправилась: — от нас.

Эван выдохнул ей в макушку, щекоча теплом дыхания:

— Не знаю. Этот лоа спас мне жизнь в Олфинбурге. Я точно помню, как он прошептал мне: «Живи!»… И у меня тогда появились силы. — он потер свой висок и прошептал: — нелепо уничтожать того, кто подарил жизнь, но и оставлять его в живых же нельзя. Это тоже нелепо, даже опасно. Это… Против всех правил.

Вик повернула голову, заглядывая Эвану в глаза:

— Пока постараемся его не трогать. Попытаемся узнать, что ему нужно. — она крепко сжала ладонь, чтобы отсутствие печати больше не смущало её.

— Думаешь, Брендон такое оценит? — засомневался Эван. Для него колдун тоже был темной лошадкой, чьи взбрыки не предугадать.

Вик не сдержала смешок:

— Брендон такое точно оценит — ему польстит то, что его считают настолько коварным, что он может выведать планы лоа.

— Раз уж заговорили о Брендоне… — Эван чуть потянул вперед свою левую руку, обнажая запястье, на которое был надет тяжелый защитный механит, включавший в себя хронометр, фиксатор и энергохлыст. Вик молчала, удивленно наблюдая, как муж расстегнул замок, снимая механит и показывая небольшую, еще чуть припухшую кожу с татуировкой. Там была изображена руна. Эван пояснил для Вик: — Первая печать. Мне её нанес Брендон — Марк настоял. Он сказал, что так мне будет легче вернуть способности по владению эфиром.

Вик провела указательным пальцем по горячей коже, снимая воспаление:

— В колдовстве нет зла, Эван. Для меня ничего не изменится в наших с тобой отношениях. Я приму тебя любым, как ты принимаешь меня. — В голове снова мелькнула тьма Ривеноук и прорывающаяся в горло ледяная вода. Вик понимала, что тогда они с Броком умерли, но вернулись к жизни благодаря магии гри-гри. Или… Благодаря чему-то иному — Вик впервые в голову пришла такая мысль, и все из-за Ренара Каеде. Надо будет связаться с братом, все выясняя о Каеде. Упорство, с которым отец отрицал любую связь с королевскими Ренарами, в свете явного родства, напрягало Вики. Эдак и она окажется… Оборотнем. Мысль напугала — ей только такого счастья не хватало. Но собственную смерть не перечеркнешь, и, возможно, гри-гри тут ни при чем. Надо выяснить все, что можно, о королевских Ренарах, чтобы знать, с чем можно столкнуться.

Эван еле слышно прошептал — этим утром он был непривычно многословен:

— Я никогда не боялся колдовства. При необходимости я пользовался магией крови, хоть это и запрещено. Когда искали дом Чернокнижника… Когда в Олфинбурге я уничтожал лоа… Видимо, именно из-за этого я сейчас вновь способен видеть алый эфир. Правда, взаимодействовать с ним пока не получается.

— Ничего, — Вик подалась вверх и поцеловала Эвана в колючий подбородок. — Все наладится. Еще научишься. Надо будет узнать у Брендона, когда можно будет с тобой провести ритуал общего эфира.

Эван потер висок и промолчал. Ничего не сказал. Вик тоже молчала, надеясь, что он не воспринял это как намек на его слабость. Если они проведут ритуал — у Эвана будет полный доступ к её эфиру. Он станет сильнее и без печатей. Не то, чтобы она была против татуировок, но их обилие на Брендоне все же немного пугало.

Паромобиль подъехал к Управлению и остановился перед центральным крыльцом — тем самым, которым всегда пользовался Особый отдел полиции Аквилиты, тем самым, с которого они с Эваном забирали измученного Брока из пыточных подвалов. В голове Вик мелькнула мысль — а сможет ли Брок пользоваться этим входом как раньше? Перешагнет ли через события прошлой луны? Он умел забывать плохое, но сможет ли сделать это быстро? Сейчас на крыльце как раз меняли вывеску — снимали «Особое отделение Аквилиты. Тайная королевская служба. Тальмийская империя» и готовились повесить новую, уже третью за последние луны. «Управление полиции по особо важным делам. Вольный город Аквилита. Герцогство Аквилитское». Их с Эваном герцогство…

Эван вышел первым из паромобиля — не стал дожидаться, когда выскочит шофер и откроет дверь. Вик протянула руку мужу — она не нуждалась в опоре, но любила прикосновения Эвана. Их было так мало в их жизни.

Вокруг шумела Аквилита. Курлыкали голуби, обещая теплый денек. Звенел паровик на ближайшей ветке. Кричали мальчишки-газетчики:

— Свежие новости! Покупайте свежие новости! Нериссы, не проходите мимо! Самый завидный жених Аквилиты в самых заманчивых ракурсах! Нериссы, успейте заценить стать лера Мюрая, пока он еще холост! Свежие новости! Покупайте свежие новости! Спешите, пока лер Мюрай, самый завидный жених Аквилиты, не сделал предложения! Только у нас самые откровенные фиксограммы!

Эван замер, заметно сжимая в ладони пальцы Виктории. Она вздохнула — она не понимала, почему судьба так упорно бьет Брока раз за разом. «Самые заманчивые виды» делали свое дело — газету охотно раскупали. Стоило поспешить. Вик грустно посмотрела на мужа:

— Иди на службу, а я разберусь с газетчиками.

Эван криво улыбнулся:

— Брок говорил, что не стоит скупать весь тираж…

Вик нахмурилась — она не могла такого допустить. Честь офицера может не вынести такого.

— Я все равно постараюсь скупить — Брок не заслужил такого унижения.

Мальчишка вновь радостно заорал, приближаясь к Вики:

— Лер Мюрай привычно потрясает общество Аквилиты!

Эван поднес к губам и поцеловал кончики пальцев Вик:

— Удачи!

— И тебе… — она улыбнулась мужу и все же не удержалась от легкого ворчания: — вот за что так с Броком все время случается?

Эван не ответил — это был риторический вопрос. На него даже Одли не знал ответа, а уж Одли был с Броком целых пять лет. Больше только провел с ним времени Алистер Арбогаст.

* * *

У Вик ушло больше получаса, чтобы скупить у местных мальчишек-газетчиков все экземпляры и договориться о выкупе остальных, которые они принесут в управление из типографии. Вик не обольщалась — львиная доля газет распространялась по подписке и уже была недоступна, но она хотя бы что-то попыталась сделать. С кипой газет в руках, она поднялась по новому крыльцу, на миг замирая и осматривая улицу. Аквилита жила, дышала и радовалась жизни, она бурлила и шумела, расцветала и готовилась к близкой весне — вишневые деревья, росшие вдоль улицы, уже набирали цвет. Солнце согревало бледную кожу Вик, обещая, что скоро солнечных поцелуев на ней будет больше, и надо спешно покупать пудру или просто наслаждаться весной. Ветер зашелестел газетами, и Вик улыбнулась новому дню, солнцу и Аквилите — к бешеным белочкам пудру! После зимы, после Чернокнижника, после боли и испытаний последней луны хотелось просто тепла и солнца.

Вик зашла внутрь управления, здороваясь с дежурившим этим утром констеблем Жаме и договариваясь о выкупе газет. Она оставила на стойке регистрации, перегораживающей вестибюль и закрывающей доступ внутрь управления, россыпь мелких летт для мальчишек и попросила телефонировать сержанту Арбогасту об их приходе. Жаме, как и все осы, уважал Брока, и не отказал в помощи. Вик посмотрела на часы в вестибюле и мысленно выругалась — она все же опоздала на службу… Спешно поднимаясь по лестнице на второй этаж и отчаянно при этом стуча набойками каблуков, Вик вспомнила, что не спросила у Жаме, в каком настроении пришел на службу Брок. Быть может, он именно сейчас доводит себя и боксерский мешок до изнеможения. Или пошел вместе с Грегом на утреннее совещание — он их отчаянно не любил и мог так себя наказать. Вик влетела в общий зал для констеблей и замерла — парни уже расползлись по своим делам, что-то спешно печатая на машинках или разгребая бумажные завалы на столах — на патрулирование улиц они больше не ходили. Кто-то даже шуршал газетой — той самой, с Броком на первой странице. Алистер сидел за столом Одли, точнее уже за своим столом, что-то чиркая карандашом в блокноте, и совершенно непонятно, какое у сержанта настроение. Кирк непременно устроил бы Виктории выволочку за опоздание, впрочем, он был бы в своем праве. Алистер… Он для Вик все еще был загадкой — слишком молчаливый, слишком замкнутый, чтобы его можно было понять. Вик почти строевым шагом направилась к сержанту — виниться за опоздание. Парни здоровались с ней мимоходом, удивленно провожая взглядами, словно что-то знали. Что-то, что неизвестно самой Вик.

Алистер оторвался от своих записей, потянулся за столом, замечая Викторию и тут же вскакивая со стула:

— Доброе утро, Вики! — Он подхватил тяжелую кипу газет из её рук и кинул себе на стол — там тоже лежало несколько экземпляров. Наверное, на что хватило денег у сержа.

Вик начала:

— Доброе утро, сержант! Простите за опоз…

Он махнул рукой на газеты:

— Ты была на службе.

Такой подход Алистера Вик понравился:

— Брока не видел, серж?

Он вернулся за стол, предлагая кивком Вик сесть:

— Нет, не видел.

Ему на помощь пришел Лео, отзываясь из-за своего стола, сплошь заставленного стопками законодательных актов:

— Он, наверное, на совещании у комиссара…

— Понятно, — отозвалась Вик. — Какие планы на сегодня, серж?

Алистер опять указал, в этот раз подбородком, на стул. Заметив непонимание со стороны Вик, вздохнул и все же сказал словами:

— Присаживайся. Планы те же — твои лекции, тренировка, смена охраны принца Анри, сбор информации по Игрек-3, — так назвали найденного в Танцующем лесу удушенного мальчишку.

Вик вспомнила, что Одли все еще там, в предместьях Аквилиты:

— Кто пойдет на вскрытие?

Парни почти дружно закхекали — не то, чтобы они боялись вскрытий, просто избегали ненужной потери времени, как они считали. Вик обвела взглядом всех констеблей и, не обнаружив энтузиазма, сама предложила:

— Серж, если не против, я могу сходить. Мне это интересно.

Вздох облегчения был ей ответом. Замершие было печатные машинки вновь застучали — парни радостно вернулись к работе. «М-да», — грустно улыбнулась Вик, ведь она только вчера читала лекцию о важности самостоятельного осмотра тела и присутствии на вскрытии.

Алистер напомнил:

— Вскрытие в девять.

Вик посмотрела на настенные часы — у неё еще было чуть больше получаса:

— Успею. Одли не телефонировал?

Алистер вместо ответа лишь отрицательно качнул головой — сама сдержанность. Лео не выдержал и, подтащив стул ближе, присел рядом с Вик, сообщая пропущенную из-за опоздания информацию:

— Пока с поисками Игрек-3 все глухо. Фиксограммы распечатали, патрульным выдали. Газеты завтра обещали напечатать заметку об опознании. — Лео как-то странно посматривал на Вик, словно чего-то от неё подспудно ждал. — Вики… Можно… Вопрос?

— Конечно, — удивилась она. — Что-то случилось, Лео?

— Да нет, просто… — долговязый, нескладный констебль явно засмущался. Печатные машинки вновь замолчали. Взгляды парней: удивленные, настороженные, любопытные, — устремились на Вик. Кажется, пока её не было, они что-то обсуждали про неё, что-то решили, о чем-то договорились Или сговорились, что более вероятнее — уж больно взгляды были странные.

Алистер, пока Лео собирался с мыслями, неожиданно спросил:

— Виктория, не хочешь пройти обучение на ищейку?

Пока она пыталась понять, зачем ей это и вообще причем тут обучение, парни, особенно Питер и Джек, принялись нахваливать ищеек:

— Хороший навык — всегда пригодится!

— Для поиска преступника — самое то!

— Для детектива важно!

— И хорошая доплата! — добавил Дик и тут же осекся — вспомнил, кому предлагает. Все знали, что у Ренаров денег как грязи.

Вик все же удивленно спросила, воспользовавшись возникшей паузой:

— А почему такое предложение, серж?

Алистер ответил довольно подробно — с его точки зрения:

— В отделе остались всего две ищейки — я и Себ. Нужно больше.

Вик с ним мысленно согласилась — Одли и того же Брока теперь не заставишь бегать за мелкими воришками, им не с руки, а две ищейки, и впрямь, маловато. Только… Причем тут она?

— Серж, но почему я?

И тут на Вик обрушился град вопросов со всех сторон — констебли даже со своих мест повскакивали, окружая стол Алистера:

— А ты правда королевская Ренар?

— Этот рыжий Каеде — твой кузен?

— Ты лиса, да?

— А ты только в полнолуние становишься лисой или по желанию?

— Ты оборотень? — последний вопрос, заставляя гул голосов затихать, задал Алистер — как молчун он умел четко формулировать фразы.

Вик откинулась на спинку стула:

— Парни, вы чего? Я все та же констебль Виктория Ренар, и в лису я превращаться не собираюсь.

Лео облегченно выдохнул:

— Я же говорил: оборотней не существует! Это предрассудки. Наука уже доказала, что массу нельзя как-то произвольно уменьшать или увеличивать при превращении.

Вик промолчала, что, зная о Дыхании богов, совсем недавно примененном в Аквилите при закрытии провала, данный постулат весьма сомнителен. Она обвела всех взглядом, останавливаясь на Алистере:

— Я точно не оборотень. Ренар Каеде — мой кузен. Очень дальний, как я понимаю. Отец… Он всегда отрицал связь нашей семьи с королевскими Ренарами. Да, мои предки со стороны отца приехали из Нерху, да, наше родовое имя такое же, но я никогда не слышала, что мы лисы. В нашем роду никогда не было магов — я первая. И… — она вспомнила самое главное: — да, я могу быть ищейкой — у меня развит нюх. Сильнее, чем у обычных людей.

Парни вновь загудели, и Вик твердо сказала:

— Я не оборотень. Но учтите одно: как бы наука не доказывала, что оборотней не существует, королевские Ренары — лисы. Это неоднократно доказано. Оборотней не существует, а Ренары — есть. Как-то так.

Алистер кивнул своим мыслям:

— Сдашь экзамен на детектива — возьму тебя на обучение. Будешь ищейкой.

Вик не сдержала улыбки — Алистер ни секунды не сомневался, что экзамен она сдаст. Это приятно грело душу, потому что сама Вик не была уверена в исходе экзамена. В своих знаниях и квалификации она не сомневалась, но экзамен зависит не только от знаний — он зависит еще и от настроения экзаменующего. И от его предрассудков. Запасной аэродром, конечно же, у Вик был — сыскное агентство, но… Она стремилась в полицию.

— Хорошо, — отозвалась Вик, снова посматривая на часы — время приближалось к последней четверти девятого часа. Ей пора идти в судебную экспертизу. — Серж… Можно тебя попросить?

— Конечно, — отозвался Алистер.

Вик достала из портмоне несколько крупных купюр:

— Это на выкуп газет с фиксограммами Брока. Тебя не затруднит расплатиться с мальчишками-газетчиками? Дежурный предупрежден — он будет тебе телефонировать об их приходе. Я обещала на каждый десяток экземпляров десять премиальных летт.

Алистер оценил сумму в руках Вик:

— Не боишься доверять такую сумму?

О воровстве в полиции, к сожалению, ходило много слухов. И часто правдивых.

Вик просто ответила:

— Я знаю: ты лер и офицер. Я полностью тебе дове…

Алистер грустно улыбнулся и напомнил:

— Я кер. Мой отец — портовый рабочий. К лерам я не имею никакого отноше…

Вик выпрямилась:

— А причем тут происхождение? — она обвела взглядом застывших парней в форме. — Вам всем, как никому иному, известно, что среди сиятельных хватает тварей и всякой продажной дряни. Лер — это не происхождение. Это воспитание. Это выдержка. Это спокойствие. Это уверенность и доверие, которые вы вызываете в окружающих. Это защита. Это совсем не о голубой крови в жилах. Кровь имеет тенденцию сворачиваться и пропадать. Вы все для меня леры и офицеры. И даааа, в Тальме — все полицейские прежде всего констебли, вне зависимости от звания. Но в окружающих странах это не так. Любой полицейский прежде всего офицер. Вне зависимости от звания. Как-то так, парни. Вы все для меня настоящие леры и офицеры. И никак иначе.

Лео не сдержал смешка:

— Спокойствие — это не про Брока и Грега. Простите, не про суперинтенданта Блека.

Вик с ним согласилась:

— Изначально, я не считала лерами и офицерами ни Фейна, ни Эвирока, ни Блека с его тремя десятками поколений сиятельных. Они были для меня всего лишь сиятельными. Сейчас Грегори Блек доказал, что он настоящий лер и офицер. — Она робко улыбнулась: — а Брока я вообще сначала боялась и ненавидела.

— Это нашего рыжего?! — опешил Лео.

— О да, это нашего рыжего, — подтвердила Вик и тихо призналась: — Он меня пугал. Вот так-то, леры и офицеры.

Наверное, это им нужно чаще говорить, чтобы переломить их убежденность в том, что они никто, что они мало значат для города, для спокойствия Аквилиты, для общества, считавшего их паразитами, наживающимися на городских налогах — и такое мнение о полиции существовало. Вик поднялась со стула:

— Простите, время — боюсь опоздать на вскрытие.

Алистер бросил взгляд на часы:

— Время еще есть.

— Я хочу еще Брока проведать — совещание у комиссара уже должно закончиться… Так что я пойду. Вдруг Брок уже того… — Вик не сдержала грустной улыбки: — …Боксерский мешок прикончил.

Парни понимающе рассмеялись, зная нрав Брока. Алистер веско сказал:

— Я присмотрю за Броком. И газеты все выкуплю.

— Спасибо! — Вик понеслась к своему столу, хватая планшет и направляясь прочь из залы.

Брока найти ей не удалось. Его не было в его кабинете. Его не было в кабинете Грега — его самого тоже, кстати, не было на службе. Его не было в кабинете Стилла, а кабинет Одли был закрыт. И на совещании, еще не закончившемся, Брока, и опять же Грега, не было — Гудвин сообщил. И в тренировочном зале Брока не было. Вик даже попросила пробегавшего мимо констебля центрального участка заглянуть в душевую, просто, на всякий случай. В душевой его тоже не было. И Грега. Оставалось только гадать, где же снова потерялись парни? Это тревожило Вик все утро.

Вскрытие Игрек-Три прошло штатно — судебный хирург Картер был мастером своего дела. Правда, ничего нового обнаружить не удалось. Только то, что перед своей смертью мальчишка хорошо и плотно поел. Это поискам никак не помогало.

С вызова из Полей памяти вернулся второй хирург Вернер — полицейские, патрулирующие Аквилиту на дирижабле, обнаружили в лесу труп. Когда санитары проносили мимо уходящей из прозекторской Виктории носилки с укрытым простыней телом, она замерла — запах от тела шел очень знакомый: прель и древесная влага.

Вик обернулась на Вернера, хмуро прошедшего мимо неё:

— Нер Вернер, могу я узнать: где обнаружили этот труп?

Хирург обернулся на неё, рукой указывая санитарам на свободный секционный стол:

— Туда… Нера… — он тут же поправился: — Лера…

Вик с улыбкой напомнила:

— Констебль.

— Констебль Ренар, — вздохнул уже с утра уставший Вернер — наверное, он дежурил этой ночью. — Тело нашли в дупле дерева.

Вик резко развернулась и направилась к столу, куда санитары уже небрежно кинули тело пожилого мужчины, по одежде явного кера:

— Ага!

Левой руки, ожидаемо, у него не было. Как и правой. Вик вздрогнула: кажется, кто-то пытается в Аквилите поставить на поток производство рук удачи.

Глава 14 День третий. Брок, Грег и неожиданно Эван

Собственная глупость удручала. Брок считал себя профессионалом, но последнюю луну он все чаще и чаще ошибался. Ладно, упустил Блека и его команду — Вик доказала, что их прислали сюда под надуманным предлогом. Ладно, допустил ошибки в деле Чернокнижника — мелкие, так что справились. Но… Но… Но с Клер, точнее с Элизабет, он крупно ошибся. Ведь помнил про Кюри, помнил, что в катакомбах есть опасные по количеству потенцитовой пыли места, помнил, что из-за угрозы налетов дирижаблей спуск в катакомбы разрешили, но… Но ничего не сделал! Не обезопасил горожан от потенцитовой пыли, и вот результат — Лиз умирает из-за его бездействия. Он всегда знал, что Лиз смелая и решительная, когда речь идет о чем-то важном для неё. Грег был для неё важен. Надо было догадаться, что ради него она рискнет.

Проклятье!

Хотелось ругаться, хотелось орать, хотелось на миг прикрыть глаза, чтобы собраться с мыслями, но он был за рулем паромобиля инквизиции, на заднем сиденье устроился мрачный Аранда, а за стеклами пролетала утренняя чистенькая, благополучная Аквилита. Паромобиль несся в сторону устья Ривеноук, к Университету. Сейчас раскисать нельзя. У них есть план. Первый пункт которого — Арис. Второй — Аранда. Надо будет, сам, собственными руками запихает Грега в дирижабль. Надо будет — сам поплывет в Мону, а потом и в Арис, спасая Лиз — у него есть право друга. Надо будет — спасет её сам, если Грег дрогнет. Надо признать, что у Грега крайне заметный тальмийский акцент, когда он говорит по-вернийски. Это опасно, а Броку все равно нечего терять, кроме Лиз, конечно. Вот он остолоп! Дал клятву заботиться, но не сдержал.

С заднего дивана бесстрастно донеслось:

— Не стоит так волноваться, лер Брок.

Старательно спокойно Брок произнес:

— Я не волнуюсь. — Только потом он заметил, как эфир вокруг него недовольно гудит, периодически сверкая алыми искрами. — Все под контролем.

Он загнал внутрь эфир, заставляя себя успокаиваться. Он не сорвется. Сейчас нельзя. Сейчас главное — спокойствие. Сейчас главное — спасти Лиз. И в пекло все остальное.

Он резко, через полосу встречного движения развернулся, припарковывая паромобиль перед воротами университета — на его территорию заезжать даже полиции было запрещено. Он выскочил из машины, не замечая расцветающий парк, игнорируя строгий, украшенный «розой» фасад главного корпуса, устремляющийся угловыми башенками в небеса, а раньше Брока всегда зачаровывала каменная красота арок, украшенная архивольтами, вимперги над окнами, тимпаны — избыточная красота готического стиля. Сейчас это его не трогало. Главное, чтобы Аранда не отставал и не потерялся по дороге среди многочисленных, еще праздно прогуливающихся студентов в разноцветных, в зависимости от факультета мантиях. Его даже не удивили выглядывающие из-под разлетающихся на ветру мантий кончики ножен, в которых прятались совсем не декоративные мечи. Мечи. Это все же заставило Брока сбиться с шага — ношение холодного оружия было строго запрещено больше сотни лет назад. Даже за нож можно было оказаться в полицейском участке.

— Небеса и пекло, — выругался Брок, шагая в сторону лабораторного крыла.

Аранда усмехнулся, замечая его взгляды в стороны студентов и их мечей:

— Не в курсе случившегося?

Брок, с удивлением обнаруживая, что ножны красуются даже на немногочисленных нериссах в белоснежных мантиях лечебного факультета, отрицательно качнул головой:

— Даже не представляю, что тут творится. Это они так к войне готовятся?

Аранда улыбнулся, поднимаясь по ступенькам крыльца лабораторного корпуса:

— Судя по всему, просто бунтуют. Дело в том, что седьмицу назад студентов задержали после лекции на дополнительный час. Этот час не стоял в расписании и предупредить о нем забыли. Кто-то ушлый из студентов вспомнил, что по уставу Университет обязан при подобной задержке предоставлять питание и кружку пива.

Брок, шагая в приятный сумрак корпуса, пропавшего какой-то едкой дрянью, удивился:

— Пива? — его голос гулко пронесся по пустому коридору, отделанному темными деревянными панелями. Отвлекаясь на разговор, было проще не думать о том, как в госпитале умирала Лиз.

Аранда подтвердил:

— О да, пива. Эта поправка от две тысячи трехсотого года. Тогда в учебном заведении распивали не только пиво. Так что студенты могли потребовать и вино, но благоразумно решили не сильно нарываться.

— И что? — все же заставил себя спросить Брок, срывая магическую полицейскую печать с дверей лаборатории Аранды. Главное сейчас — лекарство. А потом он поедет в госпиталь, выяснять планы Грега. Или сразу в управление — подавать в отставку?

— И им доставили колу и жареную рыбу с хлебом. — Аранда замер на пороге лаборатории, с грустью в глазах разглядывая бардак, оставленный после обыска. — М-да…

— Что б я так жил, — прокомментировал колу и еду Брок, — вот бы полицейское управление кормило меня каждый раз, когда я задерживаюсь на службе.

Аранда медленно прошел в огромную залу, всю сплошь в шкафах вдоль стен и с центральными столами, заставленными штативами с пробирками и стеклянными бутыльками всех размеров.

— Их оштрафовали… — ответил он невпопад.

— Кого? — не понял Брок, подходя к столу, надо которым была установлена вытяжка. Если не найдут все необходимые ингредиенты, то, хвала небесам, у него были деньги их срочно закупить. — Давайте-ка вы начнете тут наводить порядок, а я схожу к декану…

— К ректору, — поправил его Аранда, уже занявшийся поисками нужных ингредиентов на столах.

Брок послушно поправился — он никогда не учился в университете:

— К ректору и попрошу вам помощников. — Брок не стал добавлять, что заодно вызовет полицейских из ближайшего участка, которые будут караулить Аранду — отец Маркус настоятельно не рекомендовал оставлять Аранду без присмотра.

— Хорошо… — тихо отозвался Аранда, потом он словно опомнился и пояснил: — студентов, потребовавших себе пива и еды, оштрафовали за неподобающий вид в стенах университета.

— Они, что, мантии забыли? — уже в дверях спросил Брок. — Или эти…

Он задумчиво покрутил пальцем вокруг головы, вспоминая, как называются дурацкие ученые шапочки, наподобие судейских.

Аранда отвлекся от бутыльков:

— Нет. Они забыли мечи. Поправка от две тысячи двести пятого года: студент, находясь в стенах университета, должен быть при родовом мече. Оказывается, когда проводили законодательную реформу о запрете ношения холодного оружия, университет эту поправку не отменил. Судя по всему, студенты с мечами бунтуют против ректора. Или, скорее всего, просто развлекаются.

Брок промолчал, что полицейским такое вот «веселье» с боевым оружием совсем не понять. Он напомнил себе: ректор, лаборанты, констебли, потом на службу. В обед можно будет заехать к Лиз. Перед глазами снова потемнело — от горечи, от собственной глупости, от непрофессионализма. Точно, надо подать в отставку — заодно не будет мешать Грегу строить карьеру.

Он закрыл за собой дверь, подпер её собой, на миг позволяя закрыть глаза. Лиз сильная. Она справится. Она продержится. Она не может умереть. Точнее, может, но не так. Брок сцепил зубы, одернул мундир и зашагал четким, почти строевым шагом в сторону главного корпуса, напоминая себе: ректор, лаборанты, констебли, служба, потом визит в госпиталь. Лучше бы он сам сейчас валялся на больничной койке. Он даже на подвал был согласен — на лишнюю седьмицу, на луну, на год в том подвале, пытаемый лоа, лишь бы Лиз выжила. Она не заслужила боль от потенцитовой интоксикации. Она не заслужила смерть. Неизвестность терзала Брока, хоть он понимал — Грегу в разы тяжелее, он её чувствует через общий эфир и не может спасти.

На службу Брок вернулся в одиннадцатом часу, оставив Аранду на попечение констеблей Речного участка. Он забылся и привычно припарковал паромобиль в проулке, поднимаясь в управление по крыльцу Центрального участка — вот же нелепая ошибка! Наверняка рассудят, как трусость перед крыльцом Особого отдела… Впрочем, Брок заставил себя улыбнуться — ему плевать. Он даже газету с его вчерашними фиксограммами не купил — плевать на все.

В холле Центрального участка было прохладно и мрачно — лампы освещения под потолком отключили для экономии электричества, а солнечного света через грязные, узкие окна попадало мало. За высокой деревянной стойкой отчаянно отбивался от одинокой посетительницы дежурный констебль Грин. Ему было за пятьдесят, он был одышливый, с каким-то тяжелым сердечным заболеванием, требующим диких денег для лечения, и потому его в патруль не отправляли уже слишком давно, определив в дежурные — пенсии, положенной полицейским, боялись все и за службу держались.

Грин твердо сказал:

— …повторяю еще раз: приходите через три дня после пропажи! — он вытер платком пот со лба, и Брок вдруг подумал, что главная проблема, терзавшая всех констеблей, его теперь не касается — у него есть деньги, у него много свободных денег и… Он в состоянии оплатить маглечение того же Грина. Надо подумать и основать фонд помощи констеблям. Вот Лиз выздоровеет, и он попросит её помочь. — Сегодня идут…

— Уже третьи сутки идут! — возразила молодая женщина, с мольбой глядя на неприступного Грина. Обычно он был падок на женские слезы, выходя за рамки инструкций и приходя на помощь, но почему-то не в этот раз.

Грин повторился:

— Вот завтра и приходите, когда закончатся третьи сутки! Завтра!

— Это же ребенок, как вы не можете понять… — почти шепотом сказала нера. — Прошу…

На вид нере (для леры на ней был слишком простой наряд) было лет двадцать пять, может, чуть больше — это тот возраст, когда уже легко ошибиться на пару лет. Очаровательные голубые глаза, сейчас полные невыплаканных слез, чуть вздернутый нос, широкие, густые брови — обычно их выщипывали, но не эта нера. Ей, как ни странно, такие брови шли — делали её серьезной, даже немного мрачной. Темно-каштановые волосы были собраны в низкий пучок, прикрытый простой шляпкой без полей. Глухое черное платье, короткое пальто, выдававшее в ней неместную — аквилитки в это время года предпочитали кожаные расшитые куртки, лучше защищавшие от сырого климата.

Брок, проходя мимо, не удержался, замечая Грину:

— Помоги составить заявление и выдай розыскной лист — пусть нера заполняет. — Грин сейчас чем-то неуступчивого дракона напоминал, как какое-то сокровище защищая бумагу для написания заявления.

Нера повернулась к Броку и поправила его:

— Нерисса. — она тут же смешалась, очаровательно краснея и еле выговаривая: — Хотя это неважно. Спасибо, офицер…

— Констебль, — в свою очередь поправил её Брок. Судя по обращению и по легкому, едва заметному акценту, нерисса была скорее вернийкой или даже монийкой. Он задумчиво добавил: — Впрочем, это тоже неважно.

Он впервые за это длинное, мрачное утро улыбнулся — опять привычная ситуация: дракон и нерисса. Ну надо же! Одли бы уже хмыкал и еле сдерживал смешок. Может, даже добавил бы, что Брок в своем репертуаре — спасает невинных нерисс. Эта была скорее оступившейся, но это совсем неважно. Он на такие мелочи не обращал внимания.

Грин, бросая на Брока косой взгляд, подал нериссе лист бумаги для заявления и бланк-опросник для розыскного листа:

— Давайте для начала оформим заявление… Фиксограммы же «ребеночка» у вас нет… — Почему-то последняя фраза прозвучала крайне ядовито. Брок не понял Грина: это было обычное дело — отсутствие фиксограмм. Еще недавно они были очень дороги и не всем доступны. Судя по платью, эта нерисса жила крайне стеснённо, естественно, что ей было не до излишеств — дети не часто пропадают или сбегают из дома.

Брок заставил себя одобрительно кивнуть Грину и понесся в управление — его ждет служба. Эван поди уже потерял его, да и Грега наверное — догадался ли тот телефонировать из госпиталя? Или он с Лиз уже плывет в Мону. От этой мысли что-то внутри Брока оборвалось — он не успел с ней попрощаться, не успел повиниться…

Как ни странно, Грег оказался на службе — из-под двери его кабинета пробивался яркий луч электрического освещения. Брок выругался и резко, без стука открыл дверь, заходя в кабинет и отвлекая Грега от документов, которые тот просматривал за столом:

— Небеса и пекло, Грег, что ты тут делаешь?! — Брок с трудом сдержал гнев. Если бы Лиз была его… Если бы Лиз выбрала его… Он бы уже подал в отставку и плыл бы в Мону, спасая её — лекарство Аранда доставит в Арис сам.

Грег отложил в сторону бумаги:

— Сядь! — его голос звучал спокойно, словно его ничего не волновало.

Брок еле смог разжать кулаки — Лиз нуждается в помощи, Лиз умирает, а… Небеса и пекло, почему из них двоих Лиз выбрала Грега?! Он еле заставил себя подойти к креслу и опереться на его спинку — хотелось развернуться и нестись в госпиталь. Хотя нет, сперва к Эвану — нужно подать в отставку, сжигая за собой мосты. Небеса и пекло, только бы Эван и Вик его поняли.

Грег веско сказал, заставляя Брока фыркать:

— Я не дракон, а Лизи не нерисса…

Брок прищурился — в приличном обществе такое не прощали, и услышать такую фразу от Грега он никак не ожидал. Тот продолжил как ни в чем не бывало:

— …нуждающаяся в защите. Все хорошо — Лиз лучше. Ей дали лекарство Аранды.

Брок буквально рухнул в кресло, стоявшее перед столом:

— Откуда..? — верить в такое было страшно — чтобы потом не было больно от разочарования.

Грег встал, обошел стол, мимоходом погасив настольную лампу, и сел в кресло рядом с Броком, искоса поглядывая на его — кажется, Брок его чем-то напугал:

— Нера Зола отдала свое лекарство. На пару дней его хватит. Сейчас при Лиз Марк и Андре — они позаботятся о ней. И еще… — он сцепил пальцы в замок, так что костяшки побелели. Брок понял, что Грегу тоже крайне хреново, если не сказать хуже. — Лиз сама отказалась от плавания в Мону.

Брок нахмурился:

— Ты не лжешь? — Впрочем, он знал, что Грегу нет резона лгать, а Лиз… Лиз всегда была непредсказуемой.

Грег подался вперед, налил в стакан воду из графина, стоявшего на столе, и подвинул стакан Броку:

— Выпей.

— Надо предлагать кофе, — поправил его Брок, сам понимая глупость своей претензии: Грег в их отделе служит всего несколько дней. Еще привыкнет, еще всему научится. — Лиз…

— Она не отправится на лечение в Арис. — Грег веско сказал, пресекая возражения Брока: — Я не позволю.

— И почему? — снова напрягся Брок, подаваясь вперед. Эфир закипел, заставляя графин на столе подрагивать, а ручки попрыгивать. Грег это проигнорировал — не стал подавлять, да и не вышло бы это у него. Он всего лишь мастер по владению эфира. Не ему идти против Брока. Он мысленно выругался — мысли совсем не туда шли — у него нет причин воевать с Грегом. Кроме Лиз, конечно. Лиз стоит войны. Брок старательно спокойно произнес: — Если боишься оказаться в концентрационном лагере для тальмийцев, то Лиз отвезу в Арис я.

Он осмотрел замершего Грега и, понимая, что сжигает за собой все мосты их хрупкой дружбы — как-то не сложилась у них дружба, — добавил:

— И плевать, что она выбрала тебя — ты, кажется, её недостоин. Если я тебя задел — я всегда готов дать тебе ответ на дуэли.

Грег чуть поморщился, но все же спокойно пояснил:

— Потому что профессор Манчини практикует пытки электричеством. Это достаточная причина не везти Лиз в клинику Манчини?

Брок закрыл глаза, беря эфир под контроль, откинулся на спинку кресла, открыл общую связь с Викторией, черпая её успокоение. Ему это сейчас было отчаянно необходимо — его занесло со страхом за Лиз совсем куда-то не туда.

— Прости… — сказал он, все так же с закрытыми глазами. — Я очень, очень, очень люблю Лиз.

Он все же открыл глаза и добавил:

— Как сестру. Понимаешь?

Грег кивнул:

— Понимаю и принимаю твое право волноваться за Лиз, твое право помогать ей, твое право заботиться о ней. Если Лиз согласилась бы с полетом в Арис — я уже сейчас бы подал в отставку. Но она сказала «нет». Она просила меня и тебя не предавать страну. Не предавать Аквилиту и Вернию. Я… — кажется, нервы у Грега тоже сдали, потому что он гораздо тише сказал: — …я не знаю, хватит ли у неё сил продержаться три дня без лекарства, но я не в праве настаивать и посылать её туда, где её возможно будут пытать под прикрытием лечения. Я… Брок… Я не знаю, что делать, если честно.

Он опустил глаза вниз, бессмысленно рассматривая ковер, лежащий на полу.

Брок нашел в себе силы сказать:

— Я тоже боюсь её потерять… Но раз на два дня лекарство есть… — он положил свою руку поверх ладони Грега и сжал в жесте поддержки. — Аранда запустил синтез двух порций: высшей очистки, которая будет готова через пять суток, не раньше, и обычную очистку от эфира — она будет готова через три дня. Именно такое лекарство он отвозил в Арис в прошлый раз.

Грег задумчиво кивнул, явно понимая, что день без лекарства и три — разница велика. У Лиз были хорошие шансы выжить и выздороветь.

— Брок… — он поднял на Брока глаза, и тот впервые заметил, какие они у него больные. До этого его волновало только то, что болен он. Болен страхом за Лиз.

— Ммм? — устало отозвался Брок, позволивший себе на миг расслабиться — Лиз будет жить.

— Только не злись…

Брок залпом выпил воду и поставил стакан на стол:

— Я уже само спокойствие, Грег. Лиз будет жить — мне уже ничего нестрашно.

Тщательно рассматривая Брока, Грег напомнил очевидное:

— Ты же понимаешь, что между Лиз и мной точно такой же ритуал, как между тобой и Викторией?

— И..? — Брок заставил себя выпрямиться, ожидая от Грега подлянку. Крупную, прямо вселенского размера подлянку.

— И то, что ты сегодня чувствовал, то, как ты волновался за Лиз, то, как ты хотел наплевать на меня, защищая Лиз… Все это каждый день испытывает Эван из-за тебя. Ты сейчас пару часов был на его месте. Он так живет уже пол-луны. Подумай над этим.

Брок закрыл глаза, откидываясь обратно на спинку кресла и обмякая:

— Проклятье… Грег… Пошли все же на тренировку, иначе я сейчас взорвусь от собственной глупости.

— Эван все понимает, Брок.

Тот встал с кресла:

— Ты думаешь, от этого легче? Во всяком случае Эвану точно не легче.

Глава 15 День третий. Странные снимки

Сердце билось об грудную клетку, как испуганная птица, рвущаяся из клетки. В ушах гудел океан, заглушая окружающие звуки. Ни рук, ни ног Лиз почти не чувствовала, словно их и не было. Она пыталась ими шевелить, но ничего не получалось. Только веки подчинились ей, запуская свет. Что-то с ней было явно не то, потому что вместо палаты, вместо сиделки — или кто с ней рядом находился? — она видела синие потоки света, алые вспышки, похожие на роящихся мух, и невозможно яркое белое пламя в виде сидящей человеческой фигуры, сбоку от которой была пустота — тоже в виде фигуры, только миниатюрной, женской.

Первая мысль была проста — она сошла с ума, но её тут же укутало в теплый кокон чьих-то эмоций — странную смесь нежности, невыносимой грусти и горьковатой на вкус гордости. Чем Грег гордился в ней, Лиз так и не поняла, потому что просыпающееся сознание догнали воспоминания ночи: подземелья, танцующая в воздухе потенцитовая пыль, вкус крови во рту, далекая боль в ладони. Пальцы сами дернулись, заставляя Лиз вздрагивать и обливаться холодным потом от страха. Веки закрылись, защищая от пугающего мира.

В Вернии не было залежей потенцозема — древние вулканы, вдоль гряды которых располагалась страна, постарались, заливая залежи потенцозема базальтом в сотни метров глубиной. Но это не значит, что в Вернии не знали проявлений потенцитовой интоксикации. Бывали случаи — чаще в лабораториях при разработке новых механитов или на фабриках при нарушениях правил вентиляции. Лиз знала, как проявляется интоксикация и чем она заканчивается. Лечения от неё не существует. Хотелось стонать — как все глупо получилось!

Океан стал затихать, пропуская новые звуки: чье-то дыхание, шорох одежды, металлический скрежет, странные постукивания. Лиз заставила себя снова открыть глаза, узнавая в ярком пятне инквизитора Маркуса, сидевшего возле кровати на стуле, а в пустом пятне — сестру Грега Андре, которая что-то увлеченно разбирала, сидя за небольшим госпитальным столом. Маркус подался вперед, явно собираясь что-то спросить, и Лиз малодушно закрыла глаза.

Сейчас был самый подходящий момент просить о смене веры.

«Адер Маркус… Я бы хотела принять единственную истинную веру, не отказывайте умирающей душе»… И в голосе добавить дрожи, чтобы понял, как страшно быть дореформисткой.

Сейчас был самый подходящий момент просить разрешения на брак с Грегом.

«Адер Маркус, не позвольте нашим душам расстаться навек, свяжите их таинством брака»… Когда умираешь, возможно невозможное…

Только это крайне несправедливо по отношению к Грегу — она умирает, зачем ему ненужный траур? Пожалуй, единственное, что стоит сделать, так это исправить завещание. Точнее составить новое. Грег не примет её земли и деньги. И Брок возмутится — откажется. Но если завещать им обоим, поровну, возможно, они примут её наследство. Не королю же отдавать её земли и деньги.

Кто-то взял её за руку обжигающе-горячими пальцами. Или это она настолько замерзла?

— Кхм… Лера Элизабет… — обманчиво-мягкий голос — инквизиторы не бывают мягкими или добрыми. Адер Маркус закашлялся. — Лера Элизабет, я отец Маркус…

Он еще специально выделил голосом слово «отец» — забавно, словно мысли её читал, где она его называла неподобающе.

— Лера Элизабет, как вы себя чувствуете?

Она заставила себя открыть глаза и улыбнулась. Во всяком случае, она надеялась, что улыбка у неё получилась — она не чувствовала губ, не чувствовала их движений, все лицо онемело, как и большое, непослушное тело — оно где-то было, но отдельно от Лиз:

— Спасибо… Я чувствую себя… Замечательно… — язык заплетался, слова звучали невнятно, но отец Маркус довольно кивнул. Зато Андре крайне громко отложила в сторону отвертку и, кажется, разобранный фиксатор:

— Довольно глупо лгать о собственном самочувствии, лежа на больничной койке. — Она с укоризной посмотрела на Лиз.

Отец Маркус вступился за неё:

— Андре, мало кому нравится выглядеть слабым. Лера Элизабет боец, ей тяжело признаваться в недуге, временно отправившем её на больничную койку.

«Временно»! Это звучало, как насмешка, над умирающей Лиз. Хотя, в словах инквизитора скрывалась правда: временно — это до отправки на погост. Лиз прогнала прочь ненужные мысли — пока она еще жива.

— Пожалуйста… Позовите нотариуса… Это… Очень… Важно.

Отец Маркус прищурился, его алые глаза полыхнули гневом. Или обидой:

— Это неважно. Важно то, что вы идете на поправку. Вам дали новое, экспериментальное, крайне действенное лекарство — вы вылечитесь. Это совершенно точно, но вам нужны для этого силы. Так что сейчас кушать и отдыхать. В пекло нотариусов… — он крайне задумчиво и совсем невпопад, добавил, почти уничтожая зарождавшуюся в Лиз веру в излечение: — Кстати, вы не думали, что стоит сменить веру и сыграть свадьбу, пока все так просто? Грег обещал навестить вас в обед. Полагаю, Брок не откажется стать вашим свидетелем. Откажется — возьмем Брендона. Этот завсегда за любой кипиш, особенно незаконный. — Отец Маркус довольно улыбнулся, пугая Лиз. Он, что, её мысли читал?!

* * *

Вик вышла из городского морга и направилась в сторону управления — Брок, утром отсекший свои чувства, передаваемые через эфир, вновь открылся. Он был взволнован, напуган и, кажется, рвался доказать боксерскому мешку свою виновность. И как он раньше выживал? Одли заслужил орден за дружбу с Броком. Хотя, быть может, дело не в том, что ты испытываешь внутри, а как проявляешь свои чувства. Вик повезло их чувствовать напрямую в обществе, в котором принято свои настоящие чувства и мысли прятать. Быть может, Брок из-за её чувств тоже часто волнуется и переживает. Интересно даже, какой он её воспринимает. Или, наоборот, неинтересно — лучше не знать.

Налетел ветер, кидая в лицо пригоршню пропахшей летом пыли, и Вик повыше приподняла ворот своей шинели, прячась от его порывов. До управления можно было добраться с пересадкой на паровике, а можно было прогуляться. Вик выбрала последнее, несмотря на неприятный ветер — ей надо было подумать. Об Эване. О Броке. Об эфире. О странных случаях с Грегом и Броком. Необъяснимые эпизоды сомнамбулизма не давали ей покоя. Ладно бы, произошло только с Грегом, но ведь задело и Брока. Возможно, случится и снова. Вик, поддерживая ворот шинели рукой, потерла висок. Интересно, кому Эван отдаст это дело? Грег и Брок мимо — они, как пострадавшие, не имеют права заниматься этим расследованием. Одли занят Игрек-3 из Танцующего леса. Стилл? Вик не особо сработалась со Стиллом, но он не отрицал её право служить в полиции и прислушивался к её мнению. Больше всего Вик занимал вопрос: а допустят ли её саму до расследования из-за общего с Броком эфира?

В холле управления по-прежнему было тихо — сюда мало кто обращался, основной поток пострадавших шел с заявлениями в Центральный участок. Жаме скучал за стойкой, с умным видом занимаясь новомодным развлечением — он отгадывал напечатанный в газете кроссворд.

На скамье для посетителей сидел молодой, приятной наружности мужчина — лет тридцати, может, чуть больше. В солидном сером пальто, сером же костюме с щегольскими, острыми складками на брюках. Его отполированные до блеска ботинки можно было использовать вместо зеркала. Дополняли образ белоснежный шарф, такие же гамаши и шляпа с узкими полями. Странно, что у этого франта не было при себе трости — главное упущение в модном нынче образе. Зато в руках, с надетыми белоснежными перчатками, был бумажный пакет. В подобные пакеты складывали распечатанные фиксограммы.

Мужчина при виде Вик резко поднялся, направляясь к ней и протягивая белоснежный квадратик визитки:

— Констебль Ренар-Хейг, можно вас на минутку? Я нер Эртон, репортер газеты «Седьмица Аквилиты».

Сердце Вик тревожно заныло — вспомнилась история прошлой седьмицы, когда её пытался шантажировать Фейн. Во истину, история любит повторяться! Вик внимательно вгляделась в лицо мужчины: белокурые волосы, скорее серые, чем голубые глаза, правильный нос, узкие губы, выраженные скулы, запавшие щеки — мужчина или ведет правильный образ жизни, или ему некогда питаться. Современные доктора советовали придерживаться умеренного голода, чтобы глаза приятно блестели, чтобы был румянец на щеках, чтобы энергия кипела. Исходя из их рекомендаций, здоровее керов в Тальме не было никого, только вот продолжительность жизни низшего класса была удручающе короткой. Наверное, на зло всем докторам и их рекомендациям.

Заметив, что Вик не торопится брать визитку, нер Эртон благожелательно добавил:

— Дело, ради которого я пришел, требует некоторой деликатности — речь идет о нере… О лере Броке Мюрае.

Вик заставила себя улыбнуться — она не ошиблась в намерениях этого Эртона. Она взяла визитку, лишь скользнув по ней взглядом и тут же убирая в карман шинели:

— Пройдемте в управление?

От такой чести Эртон тут же отказался — извиняюще улыбнулся:

— Может, выберем более приватное заведение?

Что может быть приватнее камеры для задержанных, Вик не знала, и Эртон продолжил:

— На Дубовой, на пересечении с Фиалковой есть хорошее заведение — «Жареный петух». Там в это время довольно безлюдно. Лучшего места поговорить сложно найти.

Вик пришлось согласиться — Брок и его спокойствие стоят несколько потерянных минут в обществе шантажиста:

— Хорошо. Давайте пройдемся до «Жареного петуха».

Стараясь быть приятным собеседником Эртон болтал за двоих — за себя и за молчавшую всю дорогу Вик.

Он замечал все: и хорошую погоду, и яркое солнце, и легкую сумасшедшинку Аквилиты, взволнованной приездом принца Анри, и много, много, много другого.

Вик в чем-то с ним была согласна: весеннее солнце, тепло его лучей, далекий цветочный аромат, набирающая цвет вишня были замечательными. Все портило общество Эртона.

Он болтал, шагая по улице, открывая дверь небольшого ресторанчика, пропуская Вик вперед в горьковато-пряную атмосферу небольшой залы для посетителей в антураже легкой старины: дубовые панели до середины стен, беленый потолок, резные балки, с которых свисали пучки трав, тяжелые столы с такими же стульями — сплошь мужскими, с высокими спинками и ручками по бокам, мешавшими женщинам ими пользоваться — ширина юбок не позволит на них расположиться, — со скамьями у затененных окон, скрывавших посетителей от любопытствующих прохожих. Даже помогая снять шинель и отправляя её на вешалку, даже помогая опуститься на жесткую, неудобную скамью, он продолжал рассказывать — сейчас о том, что…

— …этот ресторанчик очень популярен в Особом отделе.

Вик заставила себя вмешаться, поправляя его:

— Особого отдела больше нет.

Эртон, подергивая вверх брюки за складку у колен, чтобы удобно сесть на скамье напротив Вик, согласился:

— Сейчас есть Управление по особо важным делам. Только сути это не меняет: как были осы, так осы и остались. — Он поднял руку вверх, и тут же к ним с Вик подскочил официант — молодой парень в старинной рубашке, простых, мешковатых штанах и длинном, в пол, переднике. Он поздоровался и подал два меню: Эртону и Вик, заставляя её продираться через вычурный, с завитушками и острыми, как пики, кончиками букв готический шрифт.

Эртон, продолжая выполнять роль идеального сопровождающего, предложил:

— Если хотите устроить второй завтра…

— Не хочу, — отрезала Вик.

— Тогда предлагаю чай с тра…

Вик снова оборвала его, возвращая меню услужливо застывшему официанту:

— Чай, пожалуйста. — Она вспомнила, что это Аквилита, и добавила на всякий случай: — чай по-тальмийски. С двумя кусочками сахара и молоком.

Заказывать бисквиты или сэндвичи она на стала — они портят вкус чая, а задерживаться, чтобы съесть их отдельно, она не собиралась.

Эртон ничего не сказал по поводу её выбора, только распорядился в свою очередь:

— Кофе с молоком по-ирлеански и ассорти пирожных, пожалуйста.

Вик по опыту с Фейном знала, что заговаривать до того, как принесут заказ, бесполезно, но Эртону удалось её удивить. Он протянул Вик бумажный пакет:

— Посмотрите, пожалуйста. Мне кажется, вас это должно заинтересовать.

Мысленно собравшись, чтобы выглядеть безмятежно и не выдать свою заинтересованность в снимках случайным возгласом, Вик раскрыла пакет и посмотрела на тонкую стопку фиксограмм. Как она и предполагала, это были снимки Брока. Он в одной шторе, с разбитыми где-то босыми ногами укоризненно смотрел куда-то вдаль, мимо объектива фиксатора. Смотреть остальные снимки было глупо. Вик положила фиксограммы обратно в пакет и просто спросила:

— Сколько вы за них хотите?

Эртон приподнял бровь:

— Шесть ройсов, если хотите их выкупить.

— Шесть… Ройсов? — Эртон снова удивил Вик. Это было демонически мало.

Эртон крайне серьезно подтвердил:

— Ровно шесть ройсов — столько я затратил на печать снимков. Если вам так важно заплатить, конечно. Я могу отдать и…

Вик подалась вперед:

— Мне нужен и кристалл вашего фиксатора. Без его выкупа сде…

— Нет! — резко оборвал её Эртон. — Кристалл не продается. Однозначно. Я фиксорепортер, кристалл выращен по спецзаказу, он стоил мне тысячу ройсов в свое время.

— Две тысячи ройсов. — быстро предложила Вик.

— Нет!

— Три тысячи ройсов, — продолжила настаивать Вик. От такой суммы сложно отказаться.

К столу приблизился официант, расставляя их заказ, и Эртон взял паузу на раздумья, нервно постукивая пальцами по столу. Вик подумала и решила, что может еще пару раз повысить цену — Брок заслужил покой.

Вик сделала первый глоток чая, оценивая его легкую терпкость и мягкий сливочный вкус — почти идеально! Эртон задумчиво взял небольшое ореховое пирожное и, крутя его в пальцах, спросил:

— Я не понимаю одного… Точнее не так. Я ничего не понимаю. Вы не ознакомились со всеми снимками, которые я готов отдать вам просто так — исходя из хорошего отношения к офицеру Мюраю.

— Мне не нужно просматривать их все. Я и так знаю…

Он перебил её:

— Поверьте, не знаете! Вряд ли сам Мюрай вам рассказал о таком, а других таких снимков нет — я расспрашивал второго фиксорепортера, который этой ночью дежурил вместе со мной у гостиницы в ожидании принца Анри — ходили слухи, что он планировал романтическую прогулку с некой нериссой. Так вот… Мюрай вам рассказать не мог — он не видел себя со стороны. Других снимков нет — я это точно знаю…

Вик спокойно спросила:

— Это вы так набиваете цену?

Эртон поморщился:

— Вы явно меня за кого-то другого принимаете. Еще раз — фиксограммы могу отдать просто так. Сам кристалл не продам ни за какие деньги мира. Если нужно — могу слить на ваш полицейский вычислитель данные фиксограмм. — он поднял в жесте предупреждения руку вверх, в которой продолжал держать пирожное: — Бесплатно! Бесплатно дам данные…

Вик нахмурилась — кажется, она что-то не так поняла. Или Фейн седьмицу назад сильнее задел, чем она хотела… Она сделала большой глоток чая, пытаясь успокоиться.

— Так… Нер Эртон… А давайте начнем все с начала?

Он любезно улыбнулся:

— Давайте, констебль Ренар-Хейг. — он постучал пальцами по бумажному пакету, лежавшему на столе между ними. — Вы не могли бы ознакомиться со снимками? Мне кажется, они вас должны заинтересовать…

Вик снова достала снимки и буквально заставила себя их рассматривать. Не совсем одетый Брок со спины, Брок, бегущий прямо на фиксатор, Брок далеко в парке… Вик вздрогнула, внимательнее присматриваясь и жалея, что привычных гогглов у нее нет — даже рука непроизвольно потянулась к голове. Эртон правильно понял её жест:

— Смотрите следующую фиксу — я там сделал увеличение. Качество отвратное, конечно — у меня не было времени поправить настройки, настолько все быстро происходило.

Вик посмотрела следующий снимок и замерла — ей не показалось: у бегущего из парка Брока были длинные волосы…

Эртон подсказал:

— Следующий снимок не менее интересен…

Вик послушно положила фиксограмму с Броком с длинными волосами на стол и взялась за следующую. На ней у Брока была правильная прическа — короткий ежик только-только отросших рыжих волос.

— Между снимками всего пара секунд, констебль.

Вик машинально кивнула.

— Там еще один есть — самый первый, — вновь отозвался Эртон, все же отправляя в рот пирожное.

Вик посмотрела на снимок — он был слишком зернистым, отвратительного качества, но не заметить длинные волосы Брока было сложно.

— М-да… Нер Эртон, вы правы — это демонически важно, хоть я теряюсь в попытках все это осознать и понять.

Эртон сделал глоток кофе и признался:

— Я даже не надеялся, что вы объясните мне все, но… — он озорно улыбнулся: — можно это считать началом долгой и хорошей дружбы?

Вик подняла на него глаза:

— Даже не надейтесь, что я буду сливать вам ход расследования или подробности каких-то других дел.

Мужчина поднял руки вверх, словно сдавался:

— Даже не надеялся, но, признайтесь сами себе — мы, репортеры, можем не только портить расследования и рушить чужие карьеры, мы можем и помогать. И капелька признательности от вас — для нас большая и интересная статья. Подумайте над этим, констебль. Мы можем быть друг другу полезны. — он достал из кармана брюк портмоне и положил крупную купюру под блюдце: — простите, не могу дальше продолжать нашу интересную беседу. Репортера, как и волка, ноги кормят. До встречи, констебль Ренар!

— До встречи, нер Эртон, — сухо сказала Вик, искренне не зная, как может пройти их следующая встреча: как у друзей или как у врагов, ведь репортеры чаще всего были последними, срывая ради сенсации не одно расследование, как чуть не случилось с делом Чернокнижника.

Глава 16 День третий. Начало расследования

Под громкий цокот набоек на каблуках спешившая обратно в управление Вик пыталась понять совет, который Эртон дал ей напоследок: «Спрос рождает предложение. Пока вы скупаете газеты с Мюраем, их будут продолжать печатать». Определенный резон в этом был, но не выкупить допечатанное (если слова Эртона правдивы), допустить попадание выпуска в продажу… Не будет ли это предательством Брока? Хотя он предупреждал Эвана, что выкупать газеты не стоит, его чувства: боль, испуг, вина — передаваемые через общий эфир с головой его выдавали — его очень волновали фиксограммы.

Вик буквально влетела по ступенькам в управление, громко хлопая дверью и заставляя Жаме вздрагивать и отвлекаться от кроссворда. Рядом с ним на стойке лежала огромная кипа утренних газет. Почти полуденное солнце разрисовало деревянный пол в холле в ярко освещенные квадраты в темных переплетах оконных рам — хоть становись и играй в классики. Эта популярная игра совсем недавно стала доступной и девушкам. Вик еще помнила, как няня запрещала ей прыгать по нарисованным мелом на асфальте клеткам, ведь приличные девочки так себя не ведут. Пылинки медленно танцевали в воздухе, слишком заметные в косых лучах солнца.

— Еще раз доброе утро, Жаме. — Вик подошла к стойке и оперлась на неё руками. — Смотрю, мальчишки стараются, приносят газеты.

Жаме вздохнул, шурша бумагой — он явно стеснялся своего занятия и попытался спрятать кроссворд:

— Не то слово… Загляните под стойку… Как-то вот совсем странно в этот раз. Очень странно.

Вик обогнула стойку и с удивлением замерла, рассматривая большие, перевязанные веревками пачки газет, лежавшие на полу. Жаме виновато заметил:

— Как-то многовато в этот раз, констебль. Обычно меньше было.

Вик прищурилась — Эртон оказался прав. Значит, пора менять тактику:

— Следующие газеты выкупите у мальчишек и скажите, что это была последняя порция. Больше выкупать не надо.

Жаме кивнул, но потом не удержался и добавил:

— Напечатанное же в продажу пойдет…

— К демонам — пусть продают, — твердо, старательно убеждая себя, что она права, сказала Вик.

Жаме расплылся в ехидной улыбке:

— У Брока поклонниц прибавится. Нашему рыжику не дадут скучать. — Он заметил, что Вик не улыбается, и тут же поправился: — впрочем, о чем это я… Ему не до того последнее время.

Он дернул ворот мундира и снова поправился:

— Он вообще… Очень воспитанный и… — Жаме окончательно растерялся.

Вик спасла его вопросом:

— Он, кстати, вернулся?

— Да, вроде. — кивнул дежурный. — Мимо меня не проходил, видать через другой вход зашел, но в коридоре его голос слышно было. Наверняка сейчас в тренировочном зале — все парни ушли туда. Загляните.

— Спасибо, загляну… — Вик не стала подниматься на второй этаж, чтобы раздеться. Она сняла на ходу пилотку и сунула её под клапан на плече, расстегнула шинель и понесла её в руках.

В тренировочном зале было все так же душно, несмотря на открытые окна, пахло разгоряченными мужчинами и тальком, а еще желанием победить, вожделением, азартом — Вик заметила, что в последнее время её нюх крайне усилился. К чему бы это? Сейчас она могла закрыть глаза, и все равно знать, где стоит каждый из констеблей поименно. Они побросали свои тренировки и, грудившись вокруг ринга, наблюдали за боем Грега и Брока. Судил бой Алистер. Вик поджала губы, надеясь, что все будет хорошо. Они оба офицеры и леры, мстить друг другу им не за что, так что… «Пусть все обойдется, Сокрушитель», — помолилась все же Вик про себя.

Негромко хлопнула, закрываясь за Вик дверь, и парни мельком оглянулись, раздаваясь в стороны и пропуская Эвана — он пошел навстречу Вик, целуя её и забирая из рук шинель.

— Как дела? — он ладонью промчался по её коротким волосам, приглаживая их. За его спиной раздался восторженный свист и гудение — Брок достал Грега, и тот рухнул на маты, чтобы в свою очередь слаженным ударом сразу двух ног отправить Брока повисать на веревках ограждения.

— Хорошо, — тихо ответила Вик, пытаясь понять: бой закончился или нет? Грег медленно поднялся с пола, вставая в стойку, Брок, мотая головой, вернулся в центр ринга — так проще гонять Грега, чья тактика заключалась в уклонении от ударов. Оба мокрые от пота, со слипшимися сосульками волосами, с разбитыми губами — потом Алистер или кто-то еще из парней залечит, — но еще не до конца вымотанные и упорные. Грег начал привычно кружиться вокруг Брока, тот в этот раз не спешил атаковать, лишь отслеживал движения.

Эван заметил встревоженный взгляд Вик и заметил:

— Они так долго могут, не волнуйся за них. — Он, взяв Вик под руку, повел её в сторону открытого окна, где на подоконнике сгрудились чашки, бутылки с водой и даже колой. — Как прошло вскрытие?

Вик заставила себя отвести взгляд от ринга:

— Ничего интересного не удалось обнаружить. Единственный факт: перед смертью мальчишка очень хорошо поел — в желудке нашли следы мяса и выпечки. Как-то это не совсем характерно для такого оборванца, как Игрек-три — у него есть следы хронического недоедания… Может, конечно, украл… — вздохнула она.

— Или где-то заработал денег. — предположил Эван. — Может, устроился на работу. Может, убийца его накормил.

— Все может быть, — согласилась Вик. — Кстати, в морг поступил еще один труп — рано утром в полях Памяти с дирижабля заметили разбегающихся в панике детей, пара констеблей спустилась, чтобы выяснить, что случилось. Они нашли в дупле очередной труп.

— Ого.

— В этот раз уже без рук. — Вик выделила голосом последние слова.

Эван быстро сообразил:

— Кто-то упорно пытается сделать руку удачи?

— Очень может быть. Хотя Вернер не нашел следов удушения. Сказал, что окончательный результат, было ли удушение, он сделает после микроскопии легких. Еще он сказал, что руку скорее всего, удаляли прижизненно.

Эван приподнял в удивлении бровь:

— М-да, давненько не было такой жестокости. Я распоряжусь — Гудвин заберет дело в отдел. И надо подключать к делу лесников — пусть обозначат на картах местных лесов все подобные деревья и заодно проверят их — мало ли.

Парни разочарованно засвистели — Брок и Грег вошли в жесткий клинч. Алистер хотел было скомандовать: «Брейк!» — и развести парней, как Грег неожиданно сделал подножку, валя Брока на пол. Там у тщедушного Брока не было ни единого шанса — Грег был тяжелее и мощнее.

Эван пояснил Вик:

— Всего лишь три-два в пользу Грега.

Вик скривилась:

— Не говори, что они сейчас продолжат…

— К сожалению, продолжат. Им нужно выпустить пар.

Вик встрепенулась:

— Что случилось? Если это из-за фиксограмм…

— Лера Элизабет подверглась тем же галлюцинациям, что и Грег с Броком. Только в её случае все зашло слишком далеко — она надышалась потенцитовой пыли в катакомбах. Её отвезли в госпиталь орелиток. Сейчас её состояние оценивается как крайне тяжелое с положительной динамикой. Ей нера Зола отдала свои лекарства. Только их хватит всего на два дня. Следующая порция будет готова не раньше, чем через три дня. Пока за ней присматривает отец Маркус и Андре Риччи.

Вик нахмурилась — она неправильно поняла эмоции Брока. Его не волновали снимки в газетах, он переживал за Элизабет! Что ж, волноваться, что часть газет снова попадет в продажу, она не будет. Она вздохнула — сейчас её, как и Брока, беспокоило иное:

— А… Элизабет печать нанесли, да? — иначе и быть не могло: женщинам Тальмы запрещалось владеть магией. Не зря же в госпиталь пришел отец Маркус. Вот если бы Брендон, то все могло быть иначе — он любил нарушать законы. Хотя сейчас уже глупо гадать, как все могло сложиться.

— Грег провел ритуал общего эфира. — скупо улыбнулся Эван, догадывающийся о терзавших Вики мыслях.

— А он его откуда знает? — удивилась Вик, а потом радостно улыбнулась — неважно, откуда он его знал, важно, что он ради Элизабет не побоялся пойти против храма и законов Тальмы. Элизабет — магиня, надо же.

— Всего лишь наблюдательность, — пояснил Эван, замечая, что Брок все же решил, что с него хватит, и спрыгнул с ринга. Грег отправился за ним следом, сутулясь и зажимая рукой левый, явно отбитый бок.

Вик отвернулась от парней, вспоминая главное:

— И кто будет вести дело? Грег и Брок мимо…

Эван напомнил:

— За случай Брока взялся Арбогаст. Объединим три случая в одно дело. Брок его уже прозвал делом Шутника.

— Ничего себе шуточки, — не удержалась Вик, скрывая свое недовольство тем, что её не взяли в расчет.

— Возьмешься помогать Алистеру в расследовании? Оно будет трудным. Или пока нет времени?

Вик заглянула мужу в глаза:

— Время есть.

Эван просто напомнил:

— Лео и его экзамен. Вот что меня волнует. Как он, готов к его сдаче?

— А почему ты не спрашиваешь, готова ли я?

— Потому что в тебе я уверен. Ты влегкую сдашь экзамен на детектива, а если тебя завалят, то я сам отправлю экзаменаторов на переэкзаменовку.

Вик не сдержала эмоции — такого от обычно спокойного, крайне законопослушного Эвана она не ожидала — может, она просто его плохо знает, конечно:

— Вот это перспективы…

Эван хулигански выгнул бровь и улыбнулся:

— А для чего еще нужен муж-комиссар? И герцог, кстати…

Она прижалась к нему и, приподнимаясь на цыпочках, поцеловала в губы, зная, что парни такое не пропустят и оценят свистом:

— Я тебя люблю.

На удивление, свиста не было — сержант Арбогаст все же смог приструнить своих констеблей.

Эван одними губами выдохнул в лицо Вик:

— И я тебя, солнышко… Будь осторожна, хорошо? В деле Шутника ты можешь оказаться следующей…

— Буду осторожна, — пообещала она. — Пойду наверх — надо ознакомиться с делом.

Эван подсказал:

— Папка лежит на столе у Алистера. Там показания Брока и Грега, результаты осмотра и прочее, кроме опроса леры Элизабет — сама понимаешь, ей пока не до этого.

Вик подхватила свою шинель из рук Эвана и понеслась наверх — её ждет новое, довольно непонятное, а потому увлекательное дело.

В зале было тихо и пусто. Портрет короля со стены сняли, новый не повесили — Эван твердо сказал: «Нет!». Его портрета тут не будет никогда. Вик повесила свою шинель на вешалку и подошла к столу сержанта — пока парни были заняты, можно было позвонить в Дад брату и поинтересоваться Ренаром Каеде. Она подняла трубку, попросила телефонную нериссу соединить с Дадом за счет принимающего. По времени Элайза и Чарльз еще должны были быть в номере — Элайза строго придерживалась правил лер и нер высшего света. У неё все всегда было четко расписано, разложено по полочкам и проверено на сотню раз. Одни только визиты расписаны на луну вперед, балы — на год, вот только лоа вмешался и сорвал все планы.

Трубку все же взяли — голос брата сильно изменился за прошедшую седьмицу. Лоа, собственное бессилие и психиатрическая больница вкупе с обследованием у инквизитора больно по нему ударили:

— Доброе утро, Хвостик. — прозвучало как-то обреченно и тускло.

Вик заставила себя лучиться энтузиазмом за двоих:

— И тебе доброе утро, Чарли! У нас сегодня замечательный солнечный день, а у вас как? Как Элайза? Как ведет себя моя будущая племяшка? — Элайза была в положении.

Чарльз устало произнес:

— Притормози, Хвостик. У нас все хорошо, насколько это возможно в данных условиях. Я бы не хотел разговаривать по телефону о семейном… Если тебе что-то нужно по расследованиям — позвони в Олфинбург Стивену, он тебе поможет. Если что-то еще — говори, я тебя внимательно слушаю.

Что-то Вик сомневалась, что Чарльз её внимательно слушает — в нем словно что-то сломалось. Может, отцу Маркусу его показать? Ладно, об этом потом, когда переговорит с Эваном.

— Я хотела спросить о королевских Ренарах…

Чарльз резко оборвал её:

— Тут нечего обсуждать. Мы к ним не имеем никого отношения. Мы однофамильцы, не более того. В те времена всем выходцам из Нерху давали это родовое имя. Только и всего.

Вик хотела настоять:

— Чарльз, это не так — я знаю! Я встречалась с Ренаром Кае…

Брат впервые за последние дни стал похож на себя прежнего — он веско и безапелляционно сказал:

— Забудь о нем и держись от него как можно дальше, Виктория! Я не шучу. Если тебе дорога твоя жизнь и свобода — держись от него подальше! Больше я ничего не скажу — ни по телефону, ни при встрече. Мы не кузены и не родственники с Каеде Ренаром — запомни!

Вик заставила себя спокойно закончить беседу и положить трубку. Она уже ничего не понимала: Каеде по запаху был одним из Ренаров. Раньше чутье её никогда не подводило. И что же скрывает Чарльз? Что скрывал от неё отец? Она снова решительно подняла трубку и попросила соединить с Олфинбургом — брат разрешил прибегать к помощи Стивена. Вот она и прибегнет, попросит его собрать все возможные сведения о Ренаре Каеде. Договорившись, что Стивен пришлет с курьером все, что сможет собрать на Каеде, Вик взяла дело Шутника и пошла за свой стол. Надо было ознакомиться с показаниями Брока о случившемся с ним ночью — показания Грега, которые он написал еще в Танцующем лесу, как и Элизабет, она уже читала. Вик потерла начинающий болеть висок и вспомнила: надо еще разобраться с показаниями по случаю с Элизабет, если парни их успели написать. Вик быстро пролистала бумаги — успели. Она, сплетя легкое лечебное плетение от головной боли, принялась читать.

Забавно, но Брок отметил в своих показаниях факт изменения прически, который подтверждали фиксограммы. Вик просмотрела приложенные снимки из «Веселой вдовы», прочитала особое мнение эксперта и отчет Алистера об осмотре заведения.

Входная дверь предупреждающе скрипнула, и Вик обернулась на направляющегося к ней Алистера. У него в руках была сияющая медью бульотка — все в управлении знали, что Вик предпочитает чай.

— Мне комиссар сказал, что ты будешь помогать в расследовании… Виктория, тебе помочь? Что-то пояснить, что-то подсказать? — Алистер поставил бульотку на стол Вик и направился к шкафу, где прятались чашки. — Чаю будешь?

— Буду, — согласно кивнула Вик — чай всегда полезен, когда надо хорошенько подумать. — Садись, серж. Мне тут кое-что принесли — важное для расследования.

Она достала из пакета фиксограммы и положила их на папку с делом. Алистер поставил чашки на стол и разлил чай. Запахло бергамотом. Жаль, молока не было. Аквилита была ближе к Вернии по традициям, чем к Тальме. Тут молоко в чае не понимали.

Алистер присел на стул, и Вик придвинула в его сторону фиксограммы. Он молча принялся их рассматривать, снова и снова возвращаясь к снимкам с длинными волосами у Брока. Все так же молча отложив снимки в сторону, он взял показания Брока и принялся их быстро пролистывать. Его палец замер именно там, где и думала Вик — на строчке, где Брок писал, что чувствовал, как ветер развевает его длинные волосы.

— Так… — Алистер схватил листы с показаниями Грега и торжествующе ткнул пальцем в один из абзацев. «Я заметил, что на мне мундир синего цвета и не понял, почему я переоделся. Подспудно я ожидал увидеть алый мундир». Вик бросилась просматривать показания Элизабет и расстроенно выдохнула:

— Бешеные белочки, Элизабет никто не спросил про цвет мундира Грега!

Алистер кивнул:

— Надо будет уточнить. Когда она почувствует себя лучше, конечно. — Он потер переносицу, отложил в сторону листы, откинулся на спинку стула и, закрыв глаза, задумался.

Вик ждала его выводы — хотела сравнить со своими. Она грела свои пальцы о чашку с чаем и терпеливо ждала, когда же он чуть-чуть остынет. Можно было магией его остудить, но пока у Вик результат был непредсказуем — она и в лед могла превратить чай.

Алистер не был медлительным, он просто был молчаливым. Он потер в этот раз подбородок, поправил еще мокрые после душа волосы и резюмировал:

— Поиски галлюциногенов можно прекращать.

Вик согласилась с ним:

— Это не галлюцинация, как мы думали раньше. И не сомнамбулизм. Это мастерская иллюзия. Причем крайне сильная иллюзия, раз ей оказался подвластен Брок — он же гранд-мастер.

Алистер выпрямился, подался к столу и ткнул пальцем в слова Грега о мундире:

— Это противоречит твоему выводу.

Вик все же напомнила:

— Сперва надо уточнить у Элизабет, какой цвет мундира она видела… — она сделала осторожный глоток чая. — Хотя что-то подсказывает мне, если бы мундир на Греге в катакомбах изменился, то она бы это отметила в своих показаниях.

— Вариант, — согласился Алистер. — Исходим из того, что цвет не менялся. Почему?

Вик потерла висок, хоть головная боль уже исчезла:

— Самое просто объяснение случившемуся — наш Шутник только учится накладывать иллюзии. На Греге не получилось до полной достоверности. На Броке — он отточил свои навыки, но или Броку хватило сил противостоять, или Шутнику не хватило сил бороться с гранд-мастером. В общем, у кого-то из двоих проблемы с силами… Надо узнать, как было у Элизабет. Где, кстати, описание с места происшествия? Снимки когда будут готовы?

Алистер лишь вздохнул, порылся в бумагах и показал пальцем скупые строчки, где рукой Брока было написано, что опасное место ликвидировано.

— Бешеные белочки, серьезно?! — не сдержалась Вик. Брок каждый раз её потрясал своими возможностями и своими действиями. Она не могла его предугадать. Это же надо — он собственными руками уничтожил место происшествия. А вдруг там было что-то важное.

Алистер подтвердил её опасения:

— Увы, ни осмотра, ни самого места происшествия у нас нет.

— Вот же… Даже не знаю, хвалить Брока за талант или ругать за предприимчивость.

— Делать выговор, — сурово сказал Алистер. — Иногда важно думать, прежде чем что-то делать.

Он принялся аккуратно складывать листы бумаги обратно в папку:

— Виктория, версии какие-нибудь есть? Потому что у Грега и Брока была версия про галлюциногены и амулеты. — он впервые пригубил свой чай, выпивая чуть ли не полчашки сразу. Видимо, очень хотел пить после тренировки.

Вик дернулась, уже понимая:

— Они что подозревают новый фиксатор?

Алистер не сдержал смешка:

— Именно. С одной стороны — мы знаем по делу Чернокнижника, что так делать можно: прятать амулет в механите. Еще в качестве довода за эту версию то, что визуалофиксаторы — новый механит, его возможности никто не знает. И побочные влияния тоже. Против то, что никто не знал, кому конкретно из констеблей достанется каждый из механитов. Их прислали из Вернии по приказу принца Анри и тут же раздали — вмешаться никто, даже из свиты самого принца, не успел бы. Да, у принца Анри почти все в свите механики, но не маги.

— Ренар Каеде маг, — напомнила Вик. — Хотя он только влился в свиту принца, ему не за чем вмешиваться в механиты… И кто рискнет своим механитом, отдавая его на исследование?

— Грег уже отдал свой сестре с просьбой покопаться в нем. К вечеру, быть может, будет результат.

— Думаю, отрицательный, — сказала Вик. — Слишком очевидно после дела Чернокнижника.

Алистер согласился с ней:

— Вероятнее всего. Галлюциногены вычеркиваем. Амулеты — под большим вопросом. Остается одно — некий маг с демонически огромным запасом эфира и склонностью к диким выходкам.

На слове «демонический» Вик скривилась — нельзя было отрицать очевидного: лоа, прицепившийся к Эвану, любил пошутить. Одно его сидение в гексаграмме чего стоило. И как демон, лоа мог и, главное, должен лгать. Алистер тем временем продолжил:

— Я запросил списки прибывших в последние дни в город. По сведениям пограничного отдела в Аквилиту не прибывал маг такого уровня. Он же будет светиться как электрическая лампочка среди окружающих. Запрос на отслеживание сильных магов уже разослан во все отделения. Даже если это кто-то местный и занимается незаконными ритуалами по увеличению эфирного ранга, или это спонтанный скачок какого-нибудь кузнечика, то есть хаотика, из низшей ступени сразу в мастера — вы его вычислим. Он не сможет долго скрываться от полиции. Он же должен светиться, как праздничная елка… Больше у меня никаких мыслей нет. А… Твои версии? — снова напомнил Алистер.

Вик мрачно призналась:

— Пока особо никаких. Я не вижу смысла в происходящем. Не вижу объединяющей идеи, выгоды, цели данных происшествий. Для чего-то же это делается? Не просто же похихикать в уголке над подчиняющимися иллюзии людьми. Зачем Грега заставили вспомнить Чинд? Может, конечно, шутник предполагал, что тот потеряется в катакомбах. Или сорвется с обрыва в Ривеноук. Или что-то еще.

— Или ему нужен был Грег в магическом истощении, — предположил Алистер.

Вик пожала плечами:

— Пока в выигрыше только тот, кто убил Игрек-три. Если он из Аквилиты, то ему будет проще добраться из Танцующего леса обратно в город. Если он рискнет, конечно, полезть в катакомбы. Но это предположение из разряда бреда, если честно. Не обращай внимания, серж — моя голова так устроена, что периодически фонтанирует бредом.

Алистер улыбнулся:

— Не бредом. Только ты смогла увязать садистов-особистов и похороненных на Оленьем острове женщин. И украденные газеты с контрабандой потенцозема.

Вик грустно улыбнулась:

— Скажешь тоже — там как-то само зацепилось, а тут пока никакой связи не прослеживается. — она потерла висок. — Грег: Чинд, больше десяти лет назад, путь под Аквилитой, чуть не сверзнулся в реку. Скатился в магическое истощение. Ничего не забыла?

— Нет.

Она сделала последний глоток чая:

— Тогда Брок: «Веселая вдова», пять лет назад, слава в газетах, нет магического истощения, меня не задело эфиром, хотя должно было. Что-то еще?

— Нет, все так. Хотя Брок может что-то недоговаривать.

Вик поджала губы:

— Если он что-то недоговаривает, то мы вообще не найдем связи. Элизабет: катакомбы — снова, как и у Грега. События прошлой осени. Чуть не умерла. Стала эфирницей. Эээ, магическое…

Алистер вздрогнул:

— Подожди, подожди… Где же оно… — он принялся искать в бумагах. — Вот!

Он подал Вик лист:

— Смотри, Грег заметил, что эфир буквально исчезал в лере Элизабет. Он дал распоряжение расспросить Дейла и адера Дрейка по поводу поведения эфира у тебя сразу после потенцитового отравления в Серой долине.

Вик удивилась:

— А почему расспрашивать их, а не меня?

— Я тебя сейчас расспрашиваю, — невозмутимо сказал Алистер.

И ведь не возмутишься — и правда, расспрашивает. Вик принялась вспоминать события лунной давности:

— Первые дни — да, эфир просто вытягивало, мне его не хватало — я думала, что это из-за того, что траты сильно возросли: ограбление в поезде, траты на лечение себя, леры в поезде, Томаса Дейла, удержание воздушного щита на площади Танцующих струй… Да, ощущение было именно такое — эфир куда-то просто улетал. А вот в катакомбах было иначе — там эфира было так много, что удержать его не было сил.

Алистер неожиданно мягко сказал:

— Там был силовой шторм — его невозможно сдержать и контролировать, Виктория. Там как раз все ясно. Значит, в состоянии эфира леры Элизабет нет ничего подозрительного.

Вик осторожно заметила:

— Возможно. Всегда есть вариант, что мы что-то не так понимаем, например, смотрим не под тем углом. Мышление некоторых преступников искорежено, связи в действиях, в словах, поступках очевидны для них, но не для нас. — Слово «демонический» все еще волновало её, недаром Эван первым делом после случившегося с Грегом направился к инквизитору, и Вик призналась: — Ты не в курсе… Но лоа, которого вызвали первым… В Олфинбурге… Тот, который питался душами задушенных лер, выжил. Он сильно ослаб, отрицает свою связь со случившемся, но он заметно любит шутить. Это могут быть его выходки. Брендон Кит занимается его упокоением, но пока безуспешно. Думаю, после случившегося с Элизабет, надо этому лоа задать пару вопросов. Во всяком случае у меня появились вопросы к нему.

К чести Алистера, он лишь спросил:

— Мне можно будет присоединиться к тебе во время допроса лоа?

Вик поразилась, как спокойно он сказал невозможное: допрос лоа. Допрос демона, живущего по непонятной причине в их с Эваном саду. Может, он собирает силы для… Для… Для чего демонам силы? Может, он не тронул Брока и не вытянул из него силы из-за Вик как раз? Только зачем он тогда так пошутил с Броком? Просто из-за того, что мог?

Вик хотелось ругаться — она пока не могла нащупать связь между случившимися эпизодами, а ведь она просто обязана быть!

Глава 17 День третий. Оборотень и вампир в одном флаконе

Отложив допрос лоа на послеобеденное время, Вик занялась составлением таблицы-шахматки по делу Шутника. В графе сбоку она вносила время нападения, место, результаты, всевозможные мелочи, пытаясь найти хоть что-то общее между случаями иллюзий. Пока единственным, что точно совпадало во всех трех случаях — время. Шутник предпочитал действовать по ночам. Вик потерла висок и сдалась — пока больше ничего не сделать. Она взяла новый лист бумаги и принялась составлять вопросы для Элизабет — если её самочувствие позволит хотя бы что-то рассказать о случившемся в катакомбах, и если Грег согласится расспрашивать Лиз. Вик помнила себя после силового шторма — она тогда пришла в сознание только на четвертый день после случившегося. Возможно, с Лиз будет чуть быстрее, благодаря лекарству, но точно не сегодня, так что Вик подчеркнула главный и единственный вопрос, который её действительно волновал: цвет мундира Грега в катакомбах.

В зал вернулись разгоряченные после тренировки парни — громкие, веселые, отвлекающие, с мокрыми после душа волосами, как напоминание, что Эван лишился эфира, одетые легко — только в форменные штаны и рубашки. Мундиры они предпочли не надевать — в зале было душно. На столе у Алистера затрезвонил телефон, и после короткого разговора с Жаме серж отправил Лео и Питера вниз — пришел курьер из «Жареного петуха» с обедом.

Вик попыталась отвлечься от гула, царившего в зале, но не смогла — хоть звукоподавляющий щит накладывай! Только парни не поймут. Она глянула на часы — оставалась пара минут до обеденного перерыва. Можно будет подняться в кабинет к Эвану, если он, конечно, не занят своими делами. Или просто взять еду с собой и прогуляться в ближайшем парке, приводя мысли в порядок в тишине.

Опережая парней с едой, в залу внезапно зашел Ренар Каеде — вот уж кого Вик не ожидала тут увидеть. Он уверенным, завораживающе плавным шагом направился к столу Вик. По пути он внимательно рассматривал замерших от удивления парней, загадочно улыбаясь при этом — наверное, он привык к вниманию, сопровождавшему его по жизни. Все же живой лис. Каеде поймал взгляд Вик, подмигнул ей, и она замерла вместе с констеблями — на ярко освещенном солнечными лучами полу явственно мелькнула длинная тень от хвоста и тут же исчезла.

Довольный произведенным эффектом, Каеде остановился перед столом Вик:

— Добрый день, кузина! — Он все так же с легкой улыбкой на устах поклонился ей. — Рад тебя видеть!

Вик заставила себя улыбнуться в ответ — предупреждение Чарльза она помнила, но она же не может просто так прогнать Каеде, это просто невежливо:

— Добрый день. — Она рукой указала на стул, стоящий сбоку от её стола: — Присаживайся.

— Благодарю, — Каеде изящно сел, забрасывая ногу на ногу. Поправлять ни брюки, ни мундир он не стал — одежда сидела на нем идеально, ни единой лишней складочки или залома. Даже интересно стало, когда он умудрился пошить у портного вернийский мундир — явно же не с флотских складов костюм.

Вик знала, что за время жизни в Тальме Каеде научился искусству ведения непринужденной беседы, так что действовала на упреждение, сберегая свое время:

— Что-то случилось у офицеров конвоя? Я обещала заехать сегодня после службы…

— Нет, с ними все хорошо. — отозвался Каеде, сцепляя ладони в замок и кладя их на колено. — Они передавали тебе свои благодарности и просили сообщить, что в твоем сегодняшнем визите нет необходимости.

— И ты решил приехать сюда и сообщить мне это? — Вик не понимала, почему он просто не телефонировал ей.

Каеде важно кивнул головой — он был весь такой идеальный, как с картинок учебника по этикету:

— Сегодня чудесный день. Солнце греет совсем как летом, пахнет праздником и теплом. Я решил прогуляться. Вдобавок принц просил меня серьезно переговорить с лером Блеком по поводу его отказа от плавания в Мону. И не смотри на меня так, Виктория. С лером Блеком я уже переговорил и его позицию уяснил. Я решил, что раз я оказался тут, заодно зайти и проведать тебя. — Он обвел взглядом всю залу и настороженно присматривающихся к нему парней: — странное все же призвание ты выбрала для себя, кузина…

— И что странного в защите порядка? — не поняла его Вик.

Каеде хищно подался на стуле вперед, как-то неуловимо, странно меняясь, словно его настоящее лицо на миг прорвалось из-за глянцевой, красивой картинки:

— Добровольность, — он прочти прошептал это слово. — Вот это потрясает. Ты ведь одна из Ренар, моя маленькая лисичка.

Вик, настороженно рассматривая Каеде, который оказался слишком близко от неё, так что можно было даже узор радужки разглядеть, старательно мягко сказала:

— Разве добровольность — не главный принцип этики и существования нашего общества?

Каеде вместо ответа лишь качнул головой и откинулся обратно на спинку стула. Вик краем глаза поймала озабоченный взгляд Алистера, который быстро перемещался с неё на Каеде, и решилась:

— Можно вопрос? На правах кузины.

— Все, что угодно! — благосклонно склонил голову Каеде.

— Ты…

И вот как о таком спросить? Неправильно сформулируешь — может прозвучать, как оскорбление или обвинение.

Вик огорченно потерла висок:

— Каеде…

Он, искоса её рассматривая, подбодрил:

— Спрашивай, ничего не бойся. Я отвечу честно: ты — семья. Все, что у меня осталось… — тихо и крайне неожиданно признался он, заставляя Вик еще внимательнее вглядываться в него. Он был такой странно непонятный. То чопорный, то неожиданно игривый, как с тенью, то идеальный до приторности, то такой вот… До беззащитности честный.

— Я слышала о возможностях Ренаров… О возможности превращения… Об оборотнизме… — она все же замолчала, боясь реакции мужчины.

Каеде нахмурился — словно туча набежала на его лицо:

— Виктория… Разве ты… — он снова подался вперед, в этот раз совсем близко — всего пара дюймов отделяла его от Вик. Он невоспитанно всматривался в глаза Вик, хищно принюхиваясь — его ноздри ходуном ходили. — Не может того быть. Ты никогда не была… Ты никогда не превращалась…

Он растерял все свои слова и всю свою выдержку.

— Нет, — оборвала его Вик, приходя на помощь удивленному Каеде. Этот факт словно выбил у него почву из-под ног — настолько изумленно выглядел мужчина.

Он деликатно взял её ладонь в свои пальцы, наклонился и прижался к ней щекой, закрывая глаза.

Вик заметила, как подался в её сторону Лео и как спокойно встал Алистер, замирая у своего стола. Она отрицательно качнула головой, запрещая приходить ей на помощь.

Каеде быстро взял себя в руки, и мир вокруг Вик погрузился в тишину — мужчина наложил звукопоглощающий щит.

— Виктория, — очень мягко сказал он, не отпуская ладонь Вик. — Обещай мне, что ты не будешь пытаться вернуться к родовым практикам. Обещай мне, что останешься только тальмийским магом, не пытаясь вернуться к корням из Нерху. Пожалуйста, не пытайся пробудить в себе лисицу. Я вижу — ты уже встала на этот путь, но не надо. Ты и так сильна — тебе не нужно становиться еще сильнее. Если твоей дальней родственнице удалось победить в себе лисицу… Если вам всем удалось отречься от наследства Нерху, то не пытайся к нему вернуться.

— Почему, Каеде? — спросила Вик, ничего не понимая.

Он с грустной улыбкой на лице сказал:

— Потому что мы вампиры. Если расценивать наши возможности с точки зрения легенд Эреба — мы вампиры. Пожалуйста, просто поверь мне. Не пытайся вернуться к истокам.

Вик замерла, не зная, что говорить. Не каждый день узнаешь о себе, что ты не только эм… оборотень, но и… Вампир к тому же. А ведь в легендах это противоборствующие существа, между прочим!

Вопросы бешено вертелись на кончике языка, и Вик еле успевала их подавлять, чтобы случайно не обидеть Каеде. В конце концов она спросила самое главное, понимая, почему Чарльз просил держаться подальше от кузена:

— Каеде… Ты… пьешь… Кровь? — звучало бредово в их просвещенный век — Вик это понимала.

Он усмехнулся:

— Наивная маленькая лисичка, ответа на этот вопрос ты не получишь. Не хочу, чтобы ты вернулась к истокам… И не бойся за меня, у меня все под контролем. Из-за меня никто не умрет. Слово чести. Лисы никогда не нарушают своего слова, Виктория. Запомни и никогда не давай клятв, которых не хочешь выполнять.

Пока Вик пыталась собраться с мыслями, принять то, что была потомком существа, чье существование отрицала современная наука, — взгляд кузена уперся в таблицу. Звуки резко вернулись, и Каеде быстро сказал, меняя тему и снова становясь до отвращения идеальным:

— В таблице не хватает одного важного на мой взгляд пункта.

Вик, еще не пришедшая в себя после откровенностей Каеде, еле смогла уточнить — все же сказалось воспитание:

— И какого же? — мысли продолжали крутиться вокруг заявления Каеде, а он все так же с легкой улыбкой — вот как можно так улыбаться, только что признавшись в вампиризме? — принялся пояснять:

— Видимость для окружающих.

— Прости? — Вик сдалась — хваленой выдержки тальмийской леры ей не хватило, а вот Каеде продолжал, как ни в чем не бывало — сказывалась придворная выучка:

— Я ничего не могу сказать о случае с лером де Фо…

— С Мюраем, — машинально поправила его Вик — Брок однозначно заявил, что на службе титулов у него не может быть. Он только Мюрай, и точка. Видимо, не хотел терять дружбу с констеблями. Вик уже заметила, что тут в бывшем Особом сложилась своя, ей непривычная атмосфера — все констебли были хорошими приятелями, как бы Себ не отрицал этого. В Олфинбурге, в участке, где Вик служила раньше, такого не было. Там каждый констебль был сам за себя.

— С Мюраем, — легко поправился Каеде, с неожиданным азартом в голосе продолжая: — А вот про случаи с лером Блеком и лерой де Бернье я могу сказать кое-что важное, как мне кажется.

Вик обреченно кивнула:

— Внимательно слушаю. — впрочем, она лгала: в голове до сих пор был кавардак.

— Уход из гостиницы лера Блека ночью никто не заметил, хоть было два дежурных офицера — на первом этаже и в лобби. Да, усталость, ранения, тяжелое плавание могли так отразиться на офицерах. Но не на двух же сразу… Принц был крайне недоволен этим фактом — то, что офицеры проглядели уход лера Блека. Точнее, даже не его уход — последующий уход леры де Бернье, которую принц настоятельно просил оберегать.

— Ясно, — Вик записала в таблицу строчку о незамеченном уходе. Сейчас она была способна только на короткие фразы.

Каеде, словно подозревая о состоянии Вик, улыбнулся и продолжил:

— Важно даже не это. Важно то, что во вчерашнем происшествии с лерой де Бернье, это повторилось. В лобби сидел не только офицер конвоя, но и ваш полицейский наблюдатель. В холле второго этажа народу было еще больше — кера Риччи привлекла внимание принца Анри и всех офицеров-механиков «Левиафана». Они весь вечер обсуждали в холле какой-то огромный инженерный проект керы. Меня в момент ухода леры де Бернье не было в холле — принц отпустил меня отдыхать, так как я ничего не понимаю в механике. Так вот… Кера Риччи и восемь мужчин, в том числе один дежурный офицер конвоя, не заметили ухода леры. Ни один. Даже если представить, что лера воспользовалась пожарной лестницей и покинула свой номер так, то все равно её возвращение в лобби гостиницы не заметил ни ночной портье, ни офицер конвоя, ни ваш офицер. Если лера де Бернье вернулась в гостиницу через черный ход — её все равно должна была заметить охрана уже самой гостиницы и ночной персонал. Никто не видел леру де Бернье — ни покидающей номер, ни заходящей в служебные помещения.

Вик нахмурилась:

— Важное замечание. Значит, иллюзию начинают накладывать уже в номере…

Каеде одобрительно кивнул:

— Иллюзию невидимости. Возможно, довольно простую — сильных магов среди персонала гостиницы нет. Среди офицеров Вернии — тем более. О постояльцах я тоже расспрашивал — на данный момент сильных магов в «Королевском рыцаре» нет. Надеюсь, это хоть чем-то тебе поможет, кузина.

Вик кивнула, делая пометки в таблице:

— Спасибо. — Заодно она присмотрелась к Каеде — он тускло светился эфиром, словно маг ранга учитель, не более того.

Каеде встал и спокойно сказал:

— А теперь позволь откланяться — кажется, тебе сейчас немного не до расследования и не до меня.

Вик лишь кивнула — это точно. Ей сейчас вообще ни до чего дела нет. Даже к Эвану с таким не помчишься: «Знаешь, а я не только утопленница, а еще оборотень и вампир!». Она вздрогнула — может, она именно из-за наследства Нерху в своих жилах выжила и выдернула из смерти Брока тогда в Ривеноук?

Алистер, заметив на её лице смятение, подался к Вик, но она отрицательно качнула головой — только не сейчас! Ей надо побыть в тишине и покое. Ей надо найти хоть какие-то сведения о лисах из Нерху, чтобы не сойти с ума. Ждать сведений из столицы слишком долго и опасно, если Каеде не лгал, что он вампир. Она знала, где можно найти ответы — в библиотеке. Заодно проведает Симон — они не виделись с прошлой седьмицы, а ведь забавная, улыбчивая и быстрая, как ртуть, ирлеанка её единственная на данный момент подруга. Других у Вик не было — она как-то чаще общалась с мужчинами, чем с женщинами.

Она схватила шинель и быстро направилась на улицу, в последний момент вспоминая и предупреждая:

— Я в библиотеку… Постараюсь вернуться к концу перерыва…

Прогулка по живым, шумящим улочкам не навела порядка в голове Вик, но молодая женщина хотя бы успокоилась — пока в статистике преступлений не было ни одного обескровленного трупа, а значит, Каеде пока неопасен. Надо будет как-то собраться с мыслями и внятно донести до… Парней? Эвана? Брока? Отца Маркуса? До кого надо донести сведения о том, что королевские Ренары отнюдь не оборотни, а вампиры? Или одновременно и оборотни, и вампиры. Бешеные белочки, вот же наследство досталось от отца! С одной стороны было понятно, почему он молчал о таком, с другой, зная, что Вик эфирница, скрывать от неё правду было просто преступно. Она же может стать такой, как Каеде в любой момент. Может быть. Знать бы еще, как становятся лисами и точно НЕ стать. Бешеные белочки, как со всем этим разобраться и не сойти с ума. Вик замерла у двери библиотеки — в голову пришла странная мысль, что, быть может, она все не так поняла, что, быть может, с ней уже начал играть Шутник… Но сейчас же день. Сейчас не его время. Да и не было в жизни Вик никаких эпизодов с вампирами, оборотнями или чем-то подобным. И её уход из управления вроде бы заметили. Как бы не хотелось верить в проделки Шутника, это точно не он. Вик дернула на себя дверь и вошла в здание.

В библиотеке было привычно тихо, влажно, пахло сыростью и ванилью из-за старых книг. В читальном зале вместо Симон работала за стойкой незнакомая улыбчивая девушка лет за двадцать пять точно, с каштановыми волосами, собранными в строгий пучок, и ровной, бледной кожей. Табличка на стойке гласила, что это Габриэль Ортега. Вик вспомнила, что это подруга Симон.

— Могу я вам чем-то помочь? — тихо, чтобы не мешать читателям в зале, спросила библиотекарь.

Вик разочаровано спросила:

— Я могу увидеть Симон…

— Перелли? — уточнила Габриэль.

— Да, именно её. Мы приятельницы… — на всякий случай добавила Вик.

Габриэль оглядела зал и, выйдя из-за стойки, потянула Вик за собой в коридор, шепча на ходу:

— К сожалению, она болеет.

— Что случилось? — Вик помнила, как Симон, даже болея проклятийной чумой, держалась до последнего на службе, смеясь, что ирлеанки не болеют. — Она не обращалась ко мне — я просила её, если с ней что-то случится…

Габриэль вздохнула, замирая у окна:

— Не волнуйтесь, ей оказали всю необходимую помощь… — она посмотрела на шинель Вик и все же сказала: — третьего снеженя на Симон напали — кто-то подкараулил её после работы и напал со спины, нанеся удар по голове. Симон сейчас уже дома — ей наложили несколько швов. Хирург сказал, что ей сказочно повезло — после такого удара мало кто выживает.

Вик тут же спросила:

— Напавшего поймали? Кто ведет дело? Какой детектив?

Габриэль отрицательно качнула головой:

— Я не знаю. Кто-то из Речного участка. Напавшего не поймали… Говорят… — она сделала голос еще тише. — Говорят, что после нападения на Симон видели высокую женщину…

— Блондинку… — прошептала Вик, уже все понимая.

Третье снеженя. Она в тот день приходила в библиотеку — искала сведения о рунах Карфы. Именно тогда она познакомилась с нером Арандой, который просил Вик предупредить Симон, чтобы она не пытала ненужных надежд по его поводу. Тогда нера Зола уже была выпущена из своей комнаты-темницы. Тогда она вновь могла свободно перемещаться по городу. Бешеные белочки, Симон в отличие от неры Моро повезло выжить. Как долго еще будут всплывать подробности дела Чернокнижника… Симон… Бедная Симон чуть не погибла от руки неры Золы.

Вик твердо сказала Габриэль:

— Не беспокойтесь, я заберу дело из Речного отдела и разберусь с ним.

— Спасибо, — нашла в себе силы улыбнуться Габриэль. — Мы все так волнуемся за Симон, ведь напавший может попытаться снова…

— Я позабочусь, чтобы это не повторилось.

Библиотекарь вздохнула и вспомнила о своих обязанностях:

— Чем я могу вам помочь?

— Мне нужно что-то о традициях Нерху, что-то о лисах, об оборотнях Нерху…

Габриэль тут же предложила:

— Сказки народов мира подойдут?

Вик в этом не была уверена, но согласилась хотя бы на сказки.

Глава 18 День третий. Свадьба

Грег посмотрел на ручной хронометр — час дня. Время обеда. Можно ехать в госпиталь — никто не выскажет ему, что он сбегает со службы. Грег сложил в стопку просмотренные дела констеблей, подавших рапорт на перевод в Управление, встал, накинул на плечи шинель и, прихватив с собой одобренные на перевод дела, вышел в коридор — Брок, тоже одетый в шинель, уже мрачно подпирал собой подоконник.

— Прости, давно ждешь? — Грег понимал, что для Брока Лиз очень и очень дорога́. Они знали друг друга три года. Просто Лиз выбрала его, а не Брока. Но ведь могло не повезти и Грегу — на момент их знакомства он был чудовищем, — и тогда уже бы он подпирал подоконник в ожидании возможности навестить Лиз.

Брок отлепился от подоконника и качнул головой:

— Все в порядке. — он протянул Грегу сложенный в четверо лист бумаги: — Алистер передал вопросы для Лиз — вдруг сможет ответить.

Грег, зажав стопку дел под мышкой, развернул бумагу и с удивлением прочитал старательно подчеркнутый вопрос: «Какого цвета был мундир на Греге в катакомбах?»

— Странный вопрос… Я вроде говорил, что ожидал алый, но увидел синий полицейский мундир. Галлюцинации видны только бредящим — Лиз должна была видеть тоже синий.

Брок пожал плечами:

— Вик виднее. Это её почерк.

Грег сложил бумагу обратно и сунул её в карман мундира:

— Конечно, спросим. Просто как-то неожиданно. — он нахмурился — может, Виктории удалось узнать что-то новое? Ни она, ни Алистер пока не отчитывались. Надо будет вернуться из госпиталя и переговорить. — Пойдем. Мне еще надо купить букет цветов для Лиз и какой-то подарок.

Он, направляясь к лестнице, признался:

— Я даже вкусов её пока особо не знаю. Еще не решил, что лучше купить — шоколадные конфеты или пирожные.

Брок, догоняя его, фамильярно приобнял за плечи:

— Держись меня — я её вкусы знаю от и до. — он тут же принялся перечислять: — Шоколад любой, но лучше с орехами. Никаких марципанов — она их на дух не переносит. Пирожные — лучшие из кондитерской над Петлянкой. Она их подарочные наборы просто обожает. Печенье любит… — он бросил взгляд на все сильнее и сильнее грустневшего Грега и закончил свою импровизированную лекцию: — а вот какое печенье она любит — ты сам узнаешь опытным путем, когда она выздоровеет и выпишется из госпиталя.

— Спасибо… — Грег старательно погасил в голосе сарказм. Хоть что-то Брок ему разрешил узнать сам.

Брок неуверенно хлопнул Грега по плечу и все же убрал руку:

— Купим все по дороге. Я телефонировал в гараж — механики сейчас тщательно проверяют твой паромобиль, чтобы не было сюрпризов.

Грег, быстро спускаясь по ступенькам, вспомнил, что не предупредил:

— Забыл сказать — отец меня «простил». — Во всяком случае телефонную трубку Блек-старший кинул после слов о Лиз, а не до этого. — Можно больше не проверять паромобиль.

Брок присвистнул:

— Хорошая новость. — он заметил, как мрачно хмурился Грег, и поправился: — ну, вроде хорошая же.

Грег, отдавая Жаме дела с просьбой передать Арбогасту, недовольно дернул плечом:

— Честно, не знаю. Я уже устал ждать, когда отец все же отлучит меня от рода. Хочется уже скорей отмучиться. Тяжело быть в подвешенном положении. — Он замер, понимая, что и кому сказал. Хотелось орать и ругаться на самого себя. Брок из-за него не один день висел в подвале. В буквальном смысле. Родничок в сердце потеплел, утешая и помогая успокаиваться. Брок криво улыбнулся и спокойно заметил:

— Прекрасно тебя понимаю! Прорвемся!

И Грег подтвердил:

— Прорвемся.

Он распахнул дверь на улицу и шагнул первым — подозревал, что Броку может быть трудно выйти на то самое крыльцо. Грег прогнал прочь воспоминания, как Фейн арестовал пропыленного, окровавленного, орущего, что в катакомбах лер Хейг и нера Ренар, Брока, и как его за руки тащили в отдел, а кругом стояли молчаливые местные констебли — оружие на тот момент у них уже отобрали, заменяя дубинками, как положено в Тальме, и Грег видел, как их пальцы искали и не находили привычную кобуру на поясе. Тогда от мятежа их отделяли всего одно неправильно сказанное слово, всего один косой взгляд, всего одно порывистое, возможно даже случайное движение. Или одно нажатие на механит со скрытым лоа. Наверное, Шекли тогда побоялся оказаться в центре бойни и не активировал амулет.

Грег замер на крыльце, поднимая голову вверх, к солнцу. Оно слепило глаза, но приятно согревало искалеченную душу. За спиной раздались медленные шаги — Брок все же нашел в себе силы выйти, останавливаясь рядом с Грегом. Было слышно его затаенное дыхание и шорох одежды.

— Небеса и пекло, ни слова, Грег. — Брок огляделся и решительно спустился с крыльца. — Я утром просто забылся.

Грег ничего не сказал, догоняя его. Про утро он не знал — констебли оказались на редкость тактичными и не обсуждали Брока. Грег старался не думать, что говорят за его спиной. Он не был сторонником дуэлей и надеялся, что все, что обсуждают о нем, его ушей никогда не достигнет.

В проулке у Центрального участка их уже ждал паромобиль, солнце разбрасывало во все стороны яркие зайчики от его натертых до блеска металлических частей. От котла приятно тянуло теплом.

Механик кивнул в приветствии:

— Денька́, леры! — он напоследок прошелся тряпкой по боковому зеркалу. — Все проверил: вода под завязку, топливо тож.

— Благодарю, Эндрюс, — сказал Грег, открывая пассажирскую дверцу. Не то, чтобы он не ориентировался в Аквилите — просто он редко ездил на паромобилях ондурской сборки, где руль был расположен слева. Брок удивленно приподнял брови, но без слов пошел на водительское место.

Уже захлопывая дверцу паромобиля, Грег услышал, как Эндрюс поинтересовался у Брока:

— Лер Мюрай… Слышали сегодняшнюю байку? Говорят, нера одна, притворяясь благородной, заяву написала, типа ребеночек пропал… Констебли ржут, как кони — еще никогда сбежавшего любовничка под таким предлогом не искали.

Брок замер в дверце, оглядываясь на Эндрюса:

— Впервые слышу, если честно. — Он сел и захлопнул дверцу.

Грег поинтересовался:

— О чем это Эндрюс?

Брок снял с ручного тормоза, дернул кулисный механизм и вылетел на паромобиле на Дубовую улицу:

— Не знаю. — он, внимательно глядя вперед на оживленную улицу, всю в паромобилях и редких юрких пароциклах, все же продолжил, словно вспомнил: — Утром нерисса приходила в Центральный… Сказала, что у неё пропал ребенок. Дежурный констебль не хотел принимать заявление, я и настоял. Больше ничего не знаю.

Грег не удержался:

— Привычная ситуация: нерисса и дракон?

Брок не сдержал смешок:

— А ты меня хорошо знаешь. Одли бы гордился тобой — хорошая ему замена.

— Кстати, он телефонировал…

Его слова заглушил громкий гудок паромобиля — Брок не выдержал наглости одного из водителей, откровенно подрезавшего его на повороте.

— …твою же мать! — дополнил гудок ругательствами в открытое окно Брок и уже тише Грегу сказал: — прости, продолжай. Просто тут как с ума все посходили!

Грег был с ним согласен.

— Одли телефонировал, что пока с поисками глухо. Обещал вернуться вечером.

— Ясно.

Движение на улицах было сумасшедшим. Обед в Аквилите был святым временем — семьи собирались вместе: детей забирали из школ, служащие приходили домой, так что уличное движение в это время было безумным, оживленным и уже кое-где застопорившимся. Постовые констебли, сидевшие в будках и управлявшие светофорами, не успевали слаженно реагировать, организовывая движение на перекрестках, и кое-где приходилось долго стоять, ожидая, когда движение возобновится. Брок в такие моменты нервно стучал пальцами по рулю, а Грег прислушивался к теплому родничку, еле слышно трепетавшему в сердце — Лиз жила, Лиз была в сознании, ей не было больно, и это было главное. Раньше бы он, наверное, тоже бы нервничал и давился бы яростью из-за пытавшихся пролезть в чужой ряд водителей. Лиз благотворно действовала на него, это Грег не мог не замечать.

Преодолев очередной перекресток, Брок ткнул пальцем в сторону пешеходного моста через Петлянку:

— Вон любимая кондитерская Лиз. Любое ассорти бери — не ошибешься. Возьми и на меня, пожалуйста.

Грег, выходя из припаркованного прямо на тротуар паромобиля, уточнил:

— Пирожные?

— Лучше набор конфет, чтобы не совпадали подарки. — Брок вышел следом, оглядываясь и еле успевая укрыться щитом от брызг из-под колес проносящегося мимо него паромобиля. — Ну что за день…

Он на миг прикрыл глаза, успокаиваясь:

— Я схожу за цветами. От тебя для Лиз какие цветы купить?

Грег не стал задумываться:

— Розы. Белые. Много.

Брок, уже направляясь к цветочной лавке, рассмеялся:

— Вот же! И тут опередил меня! Ладно… Я тогда куплю что-нибудь из первоцветов. Скромное и непафосное!

Грег промолчал, что соревноваться с Броком у него и в мыслях не было.

До самого госпиталя они добрались только через полчаса, и это еще повезло — они не застряли в пробке у железной дороги. Раздевшись в госпитальном гардеробе, они поднялись на второй этаж, где в коридоре у палаты их встретила почему-то бледная, взволнованная Андре — она вскочила со скамьи, на которой сидела, и как яркая, пурпурная комета, бросилась к ним. Лишь светлая, на все лицо улыбка и робкий родничок эфира в груди не позволили Грегу пасть духом.

— Наконец-то! — Андре, одетая привычно в свободные брюки и теплый, в ромбах и косах белоснежный свитер, замерла перед мужчинами: — Добрый день, Грегори! Добрый день, эээ…

Она смешалась, не зная, как правильно обращаться к Мюраю. Тот подсказал с легкой улыбкой на губах:

— …Брок, не стоит по фамилии, нера…

— Тогда Андре, — поправила она его. — Добрый день, Брок! Я уже думала, что вы только вечером заедете.

Брок честно признался:

— Я бы столько не выдержал, и Грегу пришлось бы меня снимать откуда-нибудь с потолка или…

— …или вытаскивать с ринга, — продолжил Грег. — Прости, Андре, мы просто задержались в городе — на улицах сумасшедшее движение.

Андре подтвердила:

— О да. Давно напрашивается автоматизация светофоров, а то констебли каждый на своем перекрестке творят дичь.

— Займешься? — предложил Грег. — Я договорюсь с Эваном.

Пока Андре обдумывала предложение, он с букетом и коробкой с пирожными в руках направился к палате, но сестра быстро обогнала его и перекрыла ему дорогу:

— Не спеши! — чтобы он понял всю важность, она даже руку вперед выставила.

Брок тут же напрягся — пальцы, сжимавшие небольшую корзину с тюльпанами, побелели:

— Что-то случилось с Лиз?

Андре расплылась в своей самой солнечной улыбке:

— С ней все хорошо, честно-честно-честно! Брок, можно крайне невоспитанный вопрос?

Тот снова напрягся, но разрешение дал:

— Конечно, — только настороженность в его голосе так и слышалась.

Андре тут же прямолинейно спросила:

— Вы реформист?

Ни Грег, ни тем более Брок не ожидали такого вопроса. К чести Мюрая он справился с удивлением и спокойно ответил:

— Увы, я дореформист. Это проблема для вас, Андре?

Она чуть потухла в своей радости:

— О да. Это проблема. Большая.

Грег не успел вмешаться, напоминая, что это Аквилита — тут процент реформистов крайне мал. Андре уже нашла себе новую жертву:

— Грегори, Брок, стоять тут! Я сейчас! — она рванула к показавшемуся в коридоре Брендону Киту, которого видела в день прибытия в Аквилиту, но которому не была представлена — он тогда спал от бессилия: — прошу прощения, нер Кит, мы не представлены официально, но умоляю, скажите, что вы реформист?

Грег поспешил за сестрой — спасать ошеломленного колдуна. У того от неожиданности алый эфир пробился через руны на лице.

Грен нахмурился, машинально замечая, какие они похожие: Брендон и Андре. Оба в мешковатых брюках, оба в свитерах, только Андре в белом, а Брендон в черном, оба невысокие, коротко стриженные, оба шокирующие своим видом — Брендон татуировками на лице, Андре цветом волос. Оба улыбчивые — только у Андре улыбка была открытой и радостной, а у Брендона откровенно предупреждающей: не подходить! У обоих топорщились карманы брюк — у Андре там были инструменты, у Брендона колоратка и боги знают что еще.

— Брендон, позволь тебе представить, моя сестра…

Та опередила его:

— …кера Андре Риччи. Поскольку вы для моего брата друг, то можете обращаться ко мне по имени. Так вы же реформист, да?

Брендон, поправляя высокий ворот черного свитера и вспоминая, что колоратка в кармане брюк, вежливо ответил:

— И вам доброго дня, Андре. Да, я реформист. Я секре… — он замолчал, наблюдая, как взгляд Андре устремился прочь с его лица на шею, а оттуда на затылок. Андре даже сделала пару шагов, обходя Брендона по кругу:

— Потрясающе! И какая сволочь испортила такую красоту?

Грег кашлянул, пытаясь призвать сестру к порядку. Он не мог сказать, был ли Брендон красив или, скорее, мужественен, но такого обращения он точно не заслужил. Некоторые руны на его лице и теле наносил отнюдь не он и отнюдь не добровольно, а по приказу инквизиции. Брок старательно молчал в сторонке, кажется, радуясь, что Грег запретил Андре с ним общаться.

К счастью, Брендон не обиделся. Он лишь сухо сказал:

— Мне по статусу положено. Я злой черный колдун…

Андре, замирая рядом с Грегом, добавила:

— …мечтающий покорить весь мир.

— Что? — Андре умела озадачивать — Брендон все же поправил её: — мои планы несколько иные.

— Зря! — возмутилась девушка. — Я, например, злой механик, мечтающий покорить весь мир!

Грег не сдержал смешок — он знал отношение сестры к войнам, злу и насилию.

Брендон серьезно подтвердил:

— Хорошие планы, Андре, но…

Она все же не удержалась и осторожно, не прикасаясь пальцем к шее Брендона, указала на полускрытую воротом руну:

— Вот этой сволочи, которая так испортила прекрасную рунную цепочку, руки бы оборвать… Или самому такую вывести на коже.

Брок закашлялся, Брендон замер от удивления, а Грег не знал: гордиться ему сестрой или воспитывать.

— Прости, Брендон, рунным цепочкам Андре обучал я… Зря, наверное.

— Вот ни капли не зря! — обиделась девушка. — Ты сам говорил, что эта руна запечатывает цепочки, препятствуя течению эфира. Это должно быть безумно бо…

Брендон спешно оборвал её — Грег уже заметил, что он не любил, когда его жалели, он предпочитал, чтобы его боялись:

— Андре, давайте потом обсудим мои рунные цепочки…

Андре расцвела в улыбке:

— Ловлю на слове!

— …Вы зачем-то же спрашивали о моем вероисповедании, — старательно безмятежно закончил Брендон.

— Ах, да! — Андре подхватила его под руку и потащила в сторону, что-то быстро шепча ему и тайно вкладывая в руку какую-то коробочку. Грег только и расслышал что-то о белой подушечке, которой не было. Озадаченный Брендон послушно убрал руку в карман, пряча переданную ему коробку. Выглядел при этом колдун весьма странно — обычно шокировал он, а тут шокировали его. Андре же, добившись своего, поменяла жертву — она атаковала Грега: забрала у него коробку с пирожными, умоляя Брока подержать её, потом поправила ворот мундира, зачем-то прошлась рукой по его волосам, поправляя отросшую челку, промчалась рукой по лепесткам роз в букете, потом вздохнула, отошла в сторону и резюмировала:

— Отец точно убьет… — Под эту оптимистичную фразу она открыла дверь в палату Лиз: — прошу!

В палате было прохладно — окно было настежь открыто, и с улицы вместе с сырым воздухом залетали звуки оживающего по весне города: пение птиц, шорох ветра в ветвях деревьев, перекликивания поездов на близко расположенном железнодорожном вокзале.

Лиз, бледная, но улыбчивая, отчего фонтанчик в сердце Грега просто взорвался теплом, полусидела в постели, спиной опираясь на подушки в белом неглиже и смешной короткой вуали белого цвета, украшенной цветами. Грег заторможенно понял, что это свадебная фата. Отец Маркус, крайне торжественно стоявший у изголовья кровати, мысленно ядовито возмутился: «Наконец-то!». Он улыбнулся, дождавшись, как все войдут в палату и закроют дверь:

— Други мои… В этот скорбный день…

Грега спас только фонтанчик в сердце, а у Брока такого не было — он побелел и вскинулся, тут же замирая под прилетевшим сразу всем мужчинам: «Любого, желающего поймать меня на лжи, прокляну!»

Вслух же отец Маркус продолжал как ни в чем не бывало рассказывать об истинной вере, расцветающей в сердцах только в минуты близости смерти, и о святой необходимости соединять любящие сердца перед неминуемой гибелью, дабы не подвергать их вечной разлуке… Закончил он весьма быстро:

— Грегори Эш Блек, согласен ли ты взять в жены эту прекрасную деву Элизабет Агнес Клер де Бернье и мирно проводить её в её скорбный путь?

Грег твердо сказал под волнение фонтанчика в груди:

— Да!

Отец Маркус словно и не ожидал другого ответа — он тут же продолжил:

— Элизабет Агнес Клер де Бернье, согласна ли ты взять в мужья этого мужественного офицера Грегори Эш Блека и позволить ему проводить тебя в последний путь, оставляя горевать о тебе на этой земле и ждать встречи на небесах?

Лиз вздрогнула от формулировки, Андре не сдержала смешок, отец Маркус вновь ядовито разродился: «Вы представляете — эта лера только пришла в себя, а уже беспринципно обдумывала, как обмануть инквизитора! И куда катится этот мир?»

Лиз все же нашла в себе силы сказать:

— Да!

Отец Маркус взял Грега за руку и вложил в его ладонь холодные пальцы Лиз:

— Объявляю вам мужем и женой! На все оставшиеся дни, дарованные вам богами.

Грег осторожно присел на кровать рядом с Лиз, и отец Маркус вмешался, напоминая:

— Можешь поцеловать свою жену…

Брендон кашлянул:

— А кольца когда?

Марк прищурился:

— Вот любишь ты все портить! Я, быть может, впервые в жизни провожу такой обряд — имею право на ошибку!

Брендон покладисто сказал:

— Понял, кольца потом.

Глава 19 День третий. Случайные связи рунных цепей

Голова нестерпимо болела, даже сильнее, чем все заживающие после взрыва раны на теле. Хотелось взять и заорать на всю палату, на весь госпиталь, на всю планету: «Заткнитесь! Хоть на пару секунд! Хоть на миг перестаньте думать!» — только Марк понимал, что даже это его не спасет. Он, старательно улыбаясь, обвел взглядом палату, не в силах даже разобрать, где чьи мысли — они просто неотвратимо неслись на него сплошным потоком, как летит с гор сель, захватывая в плен громадные валуны, валя деревья и убивая все живое на своем пути. Так и чужие мысли корежили Марка, взрывая образами, словами, чувствами его голову, сдирая слой за слоем с его души, топя его сознание в общем непрекращающемся потоке. Он уже с трудом разбирал, где он сам, а где чуть завидующий, но желающий счастья Брок, где рассуждающий о новых татуировках на его теле Брендон, где еще не верящая в возможность полного исцеления, но страстно желающая жить Лиз, где просто наслаждающаяся моментом Андре… Он был одновременно на операционном столе, корчась от боли, он был наркотизатором, подходящим к пациенту и рассчитывающим дозу лекарства, он был спешащей с подносом, на котором стояли чайные пары, сиделкой, он был хирургом, ожидающим некоего отца Маркуса на перевязку, он был галдящей на ветке птицей, радующейся теплу, он был везде, и он был нигде.

Он откланялся, спеша на процедуры. Брендон устремился за ним:

— Я провожу…

Марк еле сдержался, чтобы не оттолкнуть его руку, пытающуюся поддержать его под локоть. От прикосновения поток мыслей стал еще ярче и больнее, если такое возможно. Только смысла не прибавлялось, потому у Марка закончились силы понимать и осознавать. Хотелось одного — забиться в дальний угол и заткнуть руками уши… Голову? Сознание? Или окружающих?

— Что с кольцами? — спросил на ходу Брендон.

— А что с кольцами? — старательно холодно ответил Марк, стараясь абстрагироваться от вспышек эфира перед глазами и найти себя в общем гуле чужих сознаний. — Я же сказал: забылся.

Брендон фыркнул:

— Ты? Да я «орал» что было сил про кольца! Неужели не слышал?

Марк, замирая перед дверьми перевязочной, честно ответил, заглядывая в глаза друга:

— Нет, не слышал. В любом случае, ты кольца отдал, ими обменялись, так что все в порядке. Закончи дела с оформлением бумаг — заедь в инквизицию, внеси свидетельство о браке в дело ведьмы Элизабет де Бернье.

Брендон напомнил, открывая дверь и заставляя Марка проходить в перевязочную, где едко пахло лекарствами и спиртом:

— Дела такого нет.

— Так заведи! — Марк с трудом подавил раздражение. Хоть пару минут покоя. Хоть пару секунд… Только у него еще слишком много работы — надо проверить весь город на одержимость демонами. Пока отдыхать нельзя. Не сойти бы с ума. Тяжелая, обжигающая, острая, как игла, мысль пронзила его: а если он уже сошел с ума? Если весь этот поток чужих сознаний и есть его безумие. Он принялся раздеваться. Если он сошел с ума, то нужно действовать срочно. Кайла, способного его остановить, больше не было, а Брендон… Его нельзя такому подвергать. Он не перенесет, его психика не выдержит такого. Выхода не было, или он его пока не видел. Марк мысленно выругался. Его левая рука еще была слишком слабой после ранения, так что пришлось только правой расстегивать мелкие пуговицы на сутане. Пуговицы сопротивлялись, вырывались, отказываясь выскальзывать из тугих петель, заставляя Марка терять последние крохи терпения. Это была какая-то злая ирония судьбы, насмешка или испытание богов — привыкший чувствовать себя сверхчеловеком Марк спасовал перед какими-то пуговицами… Он сжал челюсти, чтобы не заорать от собственной беспомощности. Он точно сошел с ума.

Брендон пришел на помощь, споро расстегивая пуговицы:

— Успокойся, все хорошо. Подвижность левой руки восстановится, и снова эти мелкие сволочи тебе будут подвластны. Поверь, я знаю о чем говорю.

Марк заставил себя успокоиться, несмотря на продолжающуюся в голове чью-то агонию — где-то рядом умирал человек. Он видел, как открылся сияющий колодец, и его сознание вместе с умирающей душой скользнуло туда… Не так уж и страшно, наверное, а самое главное, очень тихо, кроме волнения умирающей души, светлячком скользящей все ниже и ниже. Колодец захлопнулся, выплевывая душу Марка, и окружающий мир с новой силой навалился на него.

Брендон продолжал бороться с пуговицами — их на сутане было до отвратительного много. Можно было не расстегивать их все, стаскивая сутану через голову, но, к сожалению, Брендон помнил о многочисленных ранах и не хотел причинять лишней боли. Марк стоически терпел — вспомнилось, как тяжело принимал помощь обгоревший Брендон после ареста. Тот словно понял, о чем думал Марк:

— Да-да-да, я сам был таким.

— Ты и сейчас такой, — строго сказал Марк, продираясь через гул чужих желаний и мыслей. — В деле не забудь написать, что ведьма раскаялась, осознала, приняла истинную веру — не мне тебя учить! Потом сними магическую копию с записи о браке, завези в мэрию — проследи, чтобы данные внесли в реестр…

Брендон перебил его, снимая сутану и помогая разоблачаться дальше:

— Прекрати, я все прекрасно понимаю! Я все сделаю.

Тот мстительно сказал:

— Раз все понимаешь — навести и их королевское высочество Анри Вернийского. Проследи, чтобы данные о браке внесли в корабельный журнал «Левиафана», и сделай на всякий случай магическую копию записи — лишним не будет.

— Даже не знаю, радоваться твоей вере в меня или пугаться. — Брендон аккуратно снял рубашку с Марка — сперва со здорового правого бока, потом стянул с больной левой руки, стараясь не задевать многочисленные повязки, под которыми прятались раны.

Марк сжалился и подсказал:

— У керы Андре хорошие отношения с принцем — попроси её тебя сопровождать, только и всего.

Брендон, вешая одежду на крючки, просто привинченные к стене, удивился:

— И что это значит? — он, действительно, не понимал. Привык быть одиночкой, привык быть пугающим и отталкивающим. Кажется, во многом это вина Марка — надо было как-то мягче обращаться с ним. Надо было доверить его заботе Кайла, а не оставлять при себе. Сейчас уже ничего не исправить — времени почти не осталось.

— Даже Андре сообразила быстрее тебя. Я тебя сватаю. Вы с Андре как две половинки яблока — идеально подходите друг другу.

Брендон набычился, убирая руки в карманы брюк — наверное, от греха подальше:

— Знаешь, Марк, что-то я тебя не понимаю последнее время.

— А что тут не понимать? — Он все решил, что пора говорить откровенно: — Я схожу с ума, Брендон. Мне мало осталось. Так что…

— Ты ищешь мне хорошие руки, — понял Брендон, тут же напоминая: — только я не щенок, которого передают из рук в руки — то Виктории, то теперь кере Риччи. Я уже просил тебя относиться ко мне по-человечески.

Марк вздохнул:

— Именно это я и пытаюсь сделать. Именно это. Относился бы иначе — попросил бы меня прикончить до момента моего полного безумия, но ты не Кайл Гилл, тебя о таком нельзя…

Брендон хищно улыбнулся и подался к Марку:

— Как же ты меня плохо знаешь! Именно это как раз мне по душе — давно хотел прикончить одного наглого, зарвавшегося менталиста. Даже знаю как.

В голове Марка болью взорвались видения каких-то рун, татуировок, еще чего-то непонятного. Он вздрогнул — он старался как можно реже забираться в голову своего бессменного помощника и почти единственного друга, и потому признание Брендона стало для него неожиданностью. Действительно, даже лезть в память глубоко не пришлось — желание уничтожить менталиста было слишком ярким и сильным. Надо же, он, оказывается, не знал Брендона. Тот криво улыбнулся и махнул рукой в сторону перевязочного стола:

— Иди, тебя там заждались. Не забудь — потом тебе снова будут капать «Виту». Я сейчас займусь бумагами, потом заеду и заберу тебя домой, а потом поеду к лерам Ренарам-Хейгам, которым ты меня сдал в аренду… Не теряй!

Последние слова прозвучали почти как насмешка — Марку бы самого себя не потерять в общем гуле сознаний. Кажется, его время пришло — зря лера Виктория его тогда спасла…

Брендон поспешил прочь — состояние Марка его, если честно, пугало. После стазиса он невероятно изменился — стал раздражительным, не замечал очевидного, как сегодня с кольцами, хватался за голову, словно она раскалывалась от боли, чаще отказывался выполнять свою работу, как вчера, например. Брендон задумался: может, дело не в стазисе? Может, дело в лере Виктории и гри-гри, которым она воспользовалась, чтобы спасти Марка? И тогда, получается, все дело в том, что возможности Марка, как менталиста, многократно возросли? Тогда стоит поспешить со своей местью, пока вообще есть кому мстить. Зря, что ли, он столько лет готовился? Ему сейчас не до каких-то лер, нер и кер. Ему бы только успеть с местью.

Он свернул в боковой коридор госпиталя и с удивлением заметил, что кера Андре снова сидела под дверьми палаты. Она своими бросавшими вызов обществу короткими пурпурными волосами в белом холодном госпитальном коридоре со спешившими куда-то блеклыми больными и сиделками в тусклых серых униформах походила на экзотическую бабочку: слишком яркая, заметная и хрупкая. Последняя его мысль возникла зря — Брендон знал свою слабость: лезть со спасением куда не просят. Андре была хрупкой, но отнюдь не беззащитной, так что… Не бывать Марку свахой. Андре услышала его шаги, обернулась и расцвела улыбкой — у неё она была удивительно приятная и, главное, честная. И не понять, за что же теплую, как звездочку, Андре выставили за дверь? Он подошел ближе, напоминая себе, что звезды еще и весьма колкие, так что не надо обольщаться, и спросил:

— Могу я..?

Андре тут же пододвинулась на многократно крашенной, старой скамье, разрешая ему сесть рядом с ней:

— Конечно, Брендон.

— И за что же вас выставили за дверь?

Андре тихо рассмеялась:

— За несносный язык!

— Надо же… — обычно это было его проблемой.

Она спокойно положила свою руку поверх его пальцев:

— Вы точно черный колдун. Не стоит везде искать плохое. Грег направился в ресторан, а я решила дать Броку время поговорить с ней наедине — они давно знакомы, им есть о чем поговорить без свидетелей — только и всего. — Андре хлопнула ладонью по его пальцам и убрала руку прочь, резко меняя тему: — С отцом Марком все в порядке?

— Да, — коротко ответил Брендон, еще пытаясь прийти в себя — девушки, которых не отпугивали его татуировки, его смущали. Это очень редкие и неправильные девушки — он отдавал себе отчет: он выглядит пугающе. Даже на самом отпетом каторжанине не бывает столько татуировок. Брендону впервые пришла в голову крамольная мысль, что, вдруг, Марк в чем-то прав, пытаясь его заставить поближе познакомиться с Андре? Она его не боялась. Только интересовал её явно не он сам как таковой, а его рунные цепочки. Вот и сейчас задумчивый взгляд Андре переместился с его лица на шею, словно она пыталась угадать, какие руны прячутся под одеждой.

Он вспомнил слова Грега:

— Вы хорошо разбираетесь в рунах?

— Не совсем. — неожиданно честно призналась Андре. — Цепочки читать умею, просчитывать, к какому результату они ведут, могу. Умею составлять сама легкие цепочки. Тяжелые рунные цепи не для меня — тут мне помогает Грегори. Я не смогла сама рассчитать рунные цепочки для щита Фидеса в полосном варианте и до сих пор не понимаю, как сформировать частичные запретительные. Как-то так. Если вам нужна помощь — могу договориться с Грегори.

Брендон удивленно замер, оценивая «не совсем хорошие» знания Андре в рунных цепях. Она не прорвалась через полосной вариант щита Фидеса! М-да… Эти Блеки несносны в своей идеальности.

— Мне кажется, что вы серьезно недооцениваете свои знания, Андре.

— Увы, я предельно честно их оцениваю — для моей задумки мне не хватает знаний и умений, причем катастрофически. Так мне поговорить с Грегори?

— Пожалуй, с Грегом я переговорю сам.

Она неожиданно призналась:

— Элизабет сказала, что ваши руны периодически красиво пылают алым эфиром… Хотела бы я это хоть раз увидеть.

Брендон замер, не зная, что и сказать. Красиво. Его руны сияют красиво! Они прежде всего опасны! И ни в коем случае не красивы. Он сглотнул и с трудом вспомнил под мечтательным взглядом Андре, о чем говорил:

— Сейчас я буду занят документами о браке вашего брата, потом, часам к пяти вернусь сюда — за отцом Маркусом. Могу я надеяться на небольшой разговор с вами?

Она снова улыбнулась:

— Буду ждать! С вами очень интересно общаться.

Кажется, её улыбку надо вносить в реестр запрещенного оружия — даже Брендона проняло. Он вдруг почувствовал себя живым и важным в чьей-то иной жизни. Он, привыкший к одиночеству и всеобщему отторжению обществом.

Андре тем временем продолжила:

— Вас не затруднит заехать к капитану «Левиафана»? Я могу телефонировать Анри и попросить его о встрече. Было бы чудесно зарегистрировать брак сразу и по вернийским правилам. Я вам буду должна за эту услугу. Если хотите, я могу составить вам компанию — отвезти вас на своем паромобиле…

Брендон замер, не зная, что ответить. Привычное ехидство толкало на весьма необдуманные поступки — например, взять и согласиться. Только он знал — близкое знакомство с ним к добру не приводит, а помощь с рунным цепочками ему нужна, как воздух. Так что он заставил себя отказаться:

— Спасибо, но я и так собирался нанести визит принцу Анри.

Андре снова улыбнулась:

— Тогда я телефонирую ему. Он будет вас ждать.

— Вы очень наивная, Андре, — все же сказал Брендон, вставая со скамьи — ему надо заниматься делами.

Она легким наклоном головы подтвердила это, ничуть не обижаясь:

— Мне это часто говорят, особенно в последнее время.

Брендон удивился: говорить гадости девушкам — его прерогатива:

— И кто же меня опередил?

Андре легко сдала своего обидчика:

— Анри, когда я отказалась превращать один мой проект из чисто защитного в атакующий… Признаю — множество мужчин не может ошибаться, так верит наше общество. Пусть я наивна, а вот вы все видите в черном цвете.

Брендон развел руки в стороны:

— Жизнь научила. Это основа моего выживания. — Он поклонился: — прошу прощения, позвольте вас покинуть — дела.

— Еще увидимся! — Андре снова воспользовалась своим оружием, заставляя Брендона чувствовать себя живым и желанным. Проклятье, его мысли совсем не в ту сторону несутся, причем крайне быстро несутся.

— Еще увидимся, Андре! — он спешно направился прочь, чувствуя, что просто-напросто сбегает. Впрочем, он привык сбегать — простые человеческие привязанности не для него, он это давно понял. Хотя… Хотя, он же обещал себе измениться после истории с лоа. Может, пора? Они с Андре на одной социальной ступеньке, они оба керы, выходцы из низших слоев. Они оба хорошо образованны — что редкость среди керов. Им всегда отказывают в образовании, даже начальном, считая это глупостью. Они… Мысли Брендона споткнулись — по лестнице поднимался наверх Грег. За ним шел разносчик из ближайшего ресторанчика — он держал в руках поднос для чаепития с бульоткой и чашками. Вот оно — главное напоминание, что Брендон и даже Марк им совершенны чужды: их не позвали на чай, считая лишними на небольшом торжестве, которое, кстати, не состоялось не будь на то воля Марка — он сознательно лгал о неотвратимой смерти леры де Бернье, чтобы совершить таинство бракосочетания. Лгал несмотря на то, что документ о браке подтверждается эфиром, но даже берущий грех на душу Марк отказался лишним для простого чаепития. Некстати вспомнилось, что Андре — непризнанная Блек. Точно, хорошее такое напоминание, подсказывающее держаться от Андре подальше, как можно дальше. Хватит с него пока одной задачи — остановить менталиста. Брендон лишь кивнул, надеясь разминуться с Грегом, но тот, как на грех остановился, пропуская разносчика вперед и распоряжаясь:

— Подождите меня, пожалуйста, на втором этаже…

Слуга с невозмутимым лицом обогнул мужчин и направился вверх по лестнице.

Брендон сразу, чтобы его не отвлекали надолго, предупредил Грега:

— Я очень спешу! — наверное, это прозвучало нагло, потому что пальцы Грега сжались в кулак:

— Я всего с парой вопросов… Что с Марком?

Брендон старательно делал вид, что ничего не понимает:

— В смысле, что с Марком? С ним все хорошо. Не считая последствий травмы, конечно. — Он хотел было пойти дальше, но Грег предусмотрительно выставил руку вбок, перекрывая всю лестницу. Он спокойно напомнил:

— Кольца.

Брендон заставил себя улыбнуться:

— А, это… Мы с Марком решили, что небольшая шутка не повредит.

Кажется, Грег не поверил — он нахмурился и переспросил:

— Шутка? Это была шутка?

— Конечно! — старательно уверенно сказал Брендон и поспешил прочь — он прекрасно знал, что его улыбка пугает, а не успокаивает. Надо учиться у Андре: одна улыбка, и все вопросы отпадают сами, вместе с мозгами! Пусть Марк слаб, о его слабости нельзя распространяться среди тех, кто знает его секрет. Все понимают: сумасшедших менталистов уничтожают. Они опасны для мира. А у Брендона еще месть не осуществлена! Времени совсем нет — надо принимать помощь Андре. Только надо помнить, что она одна из Блеков, которым зазорно даже чай пить с проклятыми колдунами. Даже Виктория не чуралась приглашать его на чай, но не Блеки…

Грег проводил задумчивым взглядом Брендона — тот явно что-то скрывал. Марк не из тех, кто любит шутки. Его удел — злые насмешки и язвительность.

Мимо скользнул разносчик из ресторанчика — Грег жестом остановил его и сунул ройс в ладонь:

— За чашками вернитесь, пожалуйста, через час.

— Как прикажете, — кивнул разносчик и понесся вниз по лестнице.

Грег принялся подниматься дальше, думая, что могло случиться с Марком и что пытается скрыть Брендон. Сейчас только их загадок не хватало, ведь можно все обсудить и попросить о помощи. Может, Марк сильнее пострадал от взрыва, чем показывает? Может, его ментальный дар угасает? Или наоборот, чрезвычайно возрос? Он помнил слова Марка о карфианской магии.

Андре задумчиво сидела на скамье перед палатой. Рядом с ней стоял поднос из ресторана. Заметив приближение Грега, она встала и устало направилась к нему:

— Все хорошо? — она подошла и подтянувшись на цыпочках поцеловала его в щеку.

— Да. — он прислушался к теплому родничку в сердце — разговор с Броком еще продолжался. — Постоим тут? Лиз и Брок еще заняты.

— Постоим, — согласилась Андре. Грег вспомнил, что она, как и он, не спала этой ночью:

— Андре, я сейчас найду сиделку и…

Она медленно качнула головой:

— Не стоит. Я узнавала — свободных сиделок нет. Госпиталь забит ранеными под завязку. Я справлюсь, Грегори.

— Я заменю тебя после шести или семи вечера… Точнее не скажу — там лер-мэр что-то решает с совещанием. Я обязан на нем быть.

Андре грустно улыбнулась:

— Прости, что манкирую своими обязанностями твоего телохранителя. Я приезжала, чтобы побыть твоим шофером, а вместо этого…

Грег признался, рассеянно рассматривая сейчас пустой коридор — в госпитале начался сон-час:

— Утром звонил отец… Он великодушно простил меня под давлением короля. Еще он просил заставить тебя вернуться домой.

Андре закатила глаза:

— Пффф! Любит командовать тем, кого не считает даже своим…

Грег решительно сказал — на самом деле давно это надо было сделать:

— Ты можешь остаться тут, со мной. Я, наконец-то, прочно осел, обзавелся семьей и готов предоставить тебе то, что ты заслуживаешь.

Она сама шагнула к нему ближе и обняла за талию, упираясь острым подбородком в грудь и заглядывая внизу вверх в его глаза:

— Грегори, спасибо за предложение, я его очень ценю, но…

Он перебил её:

— Я понимаю, что виноват перед тобой: я должен был давно забрать тебя к себе, но раньше я не то, что дом, даже минимальный комфорт тебе не мог обеспечить ни в Карфе, ни в Ренале. Я таскался по таким местам, где о библиотеках и книгах даже не слышали — ты бы не смогла там даже самостоятельно учиться, не говоря о том, что там было банально опасно. Я не мог тебя подвергать риску. Сейчас все изменилось.

— Не стоит ради меня ссориться с отцом, Грегори.

Он не сдержал кривой усмешки, с трудом сдерживаясь, чтобы не сжать от гнева кулаки — родничок в сердце пришел на помощь, даря терпение:

— Я как бы уже… Опять. Или снова… Поссорился с отцом. Из-за Элизабет. Прости, в погоне за своим счастьем, я наплевал на твои интересы…

Андре погладила его по щеке:

— Вот глупый! Я тебе всегда говорила, что деньги Блеков меня не интересуют. Ни из рук отца, ни даже из твоих рук. Я предварительно обсудила с Анри свой проект… Если дело выгорит, то я не только себя, но и тебя, братец, смогу хорошо обеспечить.

— Я-то тут при чем…

— Твои рунные цепи, — Андре ткнула указательным пальцем брата в нос. — Твои рунные цепи дорого стоят. Так что… Я, пожалуй, воспользуюсь твоим гостеприимством!

Грег улыбнулся:

— Тогда подумай еще над учебой в Университете, Андре.

Глава 20 День третий. Потерянная сказка

Вик, пока Габриэль искала ей книги, спустилась вниз и телефонировала из уличной публичной будки в инквизицию. Странно, но трубку никто не взял. Марк, по словам Эвана, был в госпитале, но где носило Брендона? Она задумчиво вернулась обратно в читальный зал и поразилась количеству книг со сказками, которые ждали её на столе. Их было много — целая стопка. Вик удобно устроилась за столом, включила лампу, придвинула книги… Пальцы, знакомясь, скользнули по потрепанным корешкам. Вспомнилось, как мама приходила в детскую пожелать на ночь приятных снов и рассказывала короткие сказки Тальмы про храбрых кроликов, глупых волков, ленивых поросят, мудрых черепах, и никогда в сказках не было лис. Отец вообще никогда не рассказывал историй, если они не были связаны с его расследованиями. Все, что связано с Нерху, в их доме, получается, было под запретом — она только сейчас это поняла.

Вик разложила перед собой книги, пропахшие пылью и сладким запахом разлагавшейся от старости бумаги. Тут были и ренальские сказки, и сказки Нерху, и сказки страны Хайго, и даже маханские сказки. И во всех них были лисы. Они назывались по-разному: кумихо, хули-цзин, кицуне, — но принесшая очередную книгу Габриэль утверждала, что это один собирательный образ лис-оборотней. Вик погрузилась в чтение, пытаясь себя убедить, что в сказках иносказательно рассказывают правдивые истории Ренаров… В одних сказках писалось, что лисы питаются человеческими сердцами, в других, что лисы умеют высасывать души, но ни в одной не говорилось, что лисы пьют кровь, как вампиры. И кто же тогда прав: Каеде или человеческие сказки? Или Каеде что-то иное имел в виду, когда говорил, что Ренары — вампиры?

Вик усиленно терла висок, продираясь через сказки. Чувствовала она себя при этом весьма странно: источник знаний — сказка. Засмеют же. Это даже фактами не назовешь.

Ручка в её пальцах быстро скользила по бумаге, записывая главное.

Хвост из тени. Оборотня лису можно обнаружить по тени — хвост, даже спрятанный, откидывает свою тень. Впрочем, это Каеде весьма наглядно показал в управлении. Значит, в этом сказки не лгали.

Бусина. У лисы всегда есть при себе бусина или звездный шар, или просто круглый предмет — в разных сказках называлось это по-разному. Где-то утверждалось, что это сосредоточие души лисы, где-то говорилось, что это магия лисы, где-то, что это божественный камень, который боги отдали лисе на хранение. Если лиса теряла свой звездный шар, то она была обязана выполнять желания того, в чьих руках оказался шар. Что-то ни у Каеде, ни в своей семье Вик не помнила такой вот бусины-шара-предмета. Ложь? Или правда? Оказаться чьим-то рабом только потому, что потерял неведомый шар, страшная участь. Вик такой бы себе не хотела.

Лисы всегда держат данные обещания — тут сказки полностью подтверждали слова Каеде.

Зло или добро? Вик так и не смогла понять. Не во всех сказках лисы были злом — кое-где писалось, что они проводники или защитники местных богов Ренала. Становиться храмовником Каеде вроде не тянуло, хотя Ренары защищали короля Тальмы. А в некоторых сказках утверждалось, что лисы были демонами — вот только этого не хватало.

Вик даже раздраженно ручку отложила в сторону. Это как-то слишком. Оборотни, вампиры и еще и демоны. Что-то мелькнуло в мыслях Вик и тут же пропало. Что-то… О вампирах? О демонах? Об оборотнях? Вик знала — раз мелькнув, мысль вернется, когда оформится полностью. Время шагнуло за два часа — надо возвращаться в управление, но Габриэль носилась по архивам, утверждая, что есть еще сказка, очень-очень интересная сказка, и обещая её найти.

Вик в ожидании последней сказки снова дошла до публичной будки и телефонировала в инквизицию, где так никто и не объявился, а потом Алистеру, предупреждая, что чуть-чуть задержится. Серж сказал, что ничего страшного нет — начальство само где-то запропало. В мыслях Вик засело, как детская глупая считалка: оборотень-демон-вампир. Еще добавить «раз, два, три, кто ты — говори?» — и точно считалка получится. Демонические силы… Знать бы еще, что сказки под этим подразумевали.

Последняя книга так и не нашлась. Габриэль устало присела на стул рядом с Вик:

— Простите, что так получилось. После прошлогоднего пожара в архивах библиотеки до сих пор нет порядка. Быть может, та книга попала на реставрацию — тут была страшная сырость, многие книги пришлось сушить, чтобы спасти.

Вик сложила свои записи, которые делала по мере чтения, и убрала их в планшет:

— Габриэль, не берите в голову. Не нашлась и не нашлась. Уже неважно.

Библиотекарь вздохнула:

— Я помню, как мы читали эту сказку с девочками. Это даже не сказка, а мрачная легенда. Там рассказывалось о братьях, которые вознамерились наказать лису, шутившую над жителями деревни.

Вик напряглась, хотя скорее всего шутящая лиса лишь совпадение с тем, что произошло с Грегом и Броком. Шуткой такое назвать язык не поворачивался.

Габриэль продолжила:

— Лиса в сказке подлавливала по ночам мужчин из деревни и брила их налысо. Она так шутила, хоть я не понимаю, в чем смысл, что смешного в бритье…

И снова в голове Вик зацепились слова: ночь и шутки… Их шутник тоже действовал по ночам.

— …И однажды ночью братья пошли в лес, чтобы поймать и наказать лису. Она сама им не показалась, лишь то ли бросила им какой-то предмет, то ли сама им стала, а они пошли обратно в деревню и… — Габриэль опустила голову вниз, словно пыталась вспомнить. — И что-то случилось в деревне — братья очень кроваво убили семью старосты. Или только его дочь? Что-то такое. Увидев утром, что они натворили, братья ушли в монахи. Но мне кажется, что я что-то забыла. Что-то важное.

Вик пожала плечами — сказка не совсем типичная, но помочь в поисках сведений о Ренарах она не могла — в ней же не было ни слова о вампирах:

— Ничего страшного. — Заметив, как по-прежнему волнуется Габриэль, Вик протянула ей свою старую визитку, где она еще именовалась нерой Ренар. Может, вообще отказаться от этого родового имени и стать, как положено, Хейг по мужу? Отказаться от своего прошлого. — Тут указаны два номера телефона: один домашний, другой служебный. Телефонируйте, если что-то еще вспомните.

Габриэль спрятала визитку за манжет блузы:

— Я поговорю с девочками — может, кто-то еще что-то вспомнит. Вас же только лисы-оборотни интересуют, да?

Вик встала:

— Да, только лисы. Я буду благодарна вам за помощь, Габриэль. А теперь простите, мне пора. — Она распрощалась с библиотекарем и быстро выскочила на улицу.

Солнце совсем разошлось — грело почти по-летнему. Идти в теплой шинели было жарко, и Вик пожалела, что вообще надела её. Город затих после обеда, и прогуливаться, наслаждаясь покоем и теплом, было приятно. В управление совсем не тянуло. На одном из перекрестков Вик столкнулась с уличным продавцом пирожков и решила, что это судьба. Она купила у него парочку с капустой и потрохами. Пирожки даже еще теплыми были. Решив чуть полениться, Вик пристроилась со своей незатейливой едой на скамейке в небольшом парке и принялась снова обдумывать все, что произошло за последние дни — все же дело Шутника и дело Игрек-3 волновали её больше семейных загадок. Вот почему Брок назвал это делом Шутника? Смешного ни в чуть не умершей Лиз, ни в разбившем ноги в кровь Броке, не было, как не было смешного в побритых жителях деревни… Бешеные белочки, мысли из-за прочитанных сказок вместо разбора случаев непонятных иллюзий то и дело возвращались к Каеде! Вик знала свою особенность: связывать несвязуемое в единое целое, но тут она совсем дала маху. Даже ей было понятно, что Каеде никак не может быть связан со случаями иллюзий — у него нет мотива, он до последнего времени вообще не знал никого из пострадавших. Да и в сказках не было никаких указаний, что лисы не только вампиры, демоны, оборотни, но и до кучи великие маги иллюзий. Эфир не обманешь — магов видно сразу и их потенциал тоже. Тот же Брок или Марк сияли, как звезды, чуть ли не слепя. Сияние Грега и Эвана было мягким, чуть менее ярким, а Алистер с Себом совсем тусклые были — как угольки. Лео, как хаотик, пульсировал от естественного эфирного фона до иногда ослепляющего света. Каеде не смог бы скрыть, что он сильный маг. Демонически сильный, вернее. Ну и пусть, что лисы любят шутить по ночам. Лоа, живущий в их саду, тоже любит пошутить, и вот он как раз первый подозреваемый: потому что демон, потому что любит шутить и потому что нуждается в силах.

По парку бегали немногочисленные дети, шумели проезжающие паромобили, курлыкали на солнце голуби. Вик не смогла победить последний пирожок и скормила остатки теста птицам — те налетели со всех сторон, чуть ли не дерясь друг с другом за еду. Мальчишки рядом замерли, рассматривая голубиную стаю, но предусмотрительно не доставали рогаток из своих карманов — сидящие рядом гувернеры следили за юными нерами. Вик подумала, что скоро выходной, надо будет собраться всей семьей: она, Эван и Полли, — и прогуляться просто по улочкам города. Может, уже вернулись в Аквилиту зверинцы или даже цирк-шапито? Надо будет узнать. Хотя и прогулке в парке Полли будет рада. Наверное. Из Вик пока получалась отвратительная старшая сестра… Или выбраться на набережную? Это можно сделать даже сегодня вечером — зачем откладывать до выходного? Брок говорил, что на набережной делают самое вкусное мороженое. Решено! Если время и дела позволят, она с Эваном и Полли прогуляется по набережной.

Вик посмотрела на наручный механит — часы показывали, что заканчивался четвертый час дня. Вот это она засиделась в библиотеке! Вик спешно встала и направилась на службу. Глупый, совершенно бессмысленный день — она ничего полезного так и не сделала.

В холле управления заместо Жаме сидел почему-то Питер, заедавший кофе пирожными. Откуда-то со второго этажа доносились взрывы смеха и радостные крики. И что там такого случилось?

Питер, быстро проглатывая кусок бисквитного пирожного и чуть не давясь при этом, отчитался:

— Лера Виктория…

— Констебль Виктория, — машинально ответила она — её внимание прочно приковала к себе доска объявлений. Вик заметила, что на ней появился новый розыскной листок. Некая нерисса Шарлотта Идо искала своего воспитанника Джона Форда шестнадцати лет, рост пять с половиной футов, светлые волосы, голубые глаза, одет был в парусиновую куртку, белую блузу, темно-коричневые штаны. Вик прищурилась — их Игрек-3, кажется, был найден!

Питер тем временем поправился:

— Простите, констебль, конечно же! Там вас в общей зале ждут.

Вик повернулась к дежурному:

— Что-то случилось? Что празднуют? Нашли убийцу Джона Форда?

Питер сглотнул:

— Да нет. Лер Блек женился. — он подумал и тут же добавил: — На лере де Бернье. Рыжи… Мюрай проболтался и закатил праздник. Вот, вас лишь потеряли…

Вик заставила себя улыбнуться — за Грега можно было только порадоваться, но её сейчас волновало расследование. Она поднялась в общую залу, быстро поздравляя Грега, увиливая от пытавшегося её накормить и напоить Брока, отбиваясь от галдящих констеблей и ища глазами Алистера — тот, о самые невозмутимые белочки этого мира, привычно сидел за сержантским столом и работал. Он работал! Вик подскочила к нему и почти одним словом выдохнула:

— Что-там-с-Фордом? Уже опознали? Нериссу Идо опросили? Есть какие-то предположения, кто мог убить мальчишку?

Алистер оторвался от просмотра бумаг и кивком указал на стул. Вик быстро села — на самый краешек:

— Так что с Фордом?

— Пока ничего. — угрюмо отозвался Алистер.

— Почему? Полдня прошло, почему до сих пор ничего не сделано?

Сержант устало выдохнул:

— Потому что в Центральном служат деби… — он замолчал, обдумывая, как приличнее выразиться. — Детектив Купер, которому досталось это дело, решил, что Идо ищет своего любовника, и не стал особо вникать.

Вик скривилась — сама все поняла: одинокая нерисса и парень шестнадцати лет. Для кого-то всего лишь ребенок, а для кого-то вполне взрослый.

— Все же в Аквилите поиск пропавших — это нечто. Никто никого не пытается найти, даже рвения не пытаются изобразить. Даже вчерашние ориентировки, которые дали мы, с объявлением о розыске не удосужились сравнить.

Алистер уперся взглядом в стол — видимо, понимал, что Вик права:

— Комиссар как раз в Центральном… Говорят, читает лекцию об основах розыска пропавших. Уходил он отсюда весьма и весьма…

— Злой? — подсказала Вик — уж как ведет себя Эван на службе, она знала. Он на дух не переносил непрофессионализма, как и Брок.

— Не то слово, — Алистер дернул ворот рубашки — он сидел привычно без мундира. — Сказал, что отправит всех детективов Центрального на переэкзаменовку.

Вик напомнила — участь констеблей Центрального её не волновала:

— Так кто поедет к Идо?

— Я, — отозвался Алистер. — Сперва заедем к вам, посмотрим на вашего… Жильца, а потом я поеду к Идо.

— Можно мне с тобой? — Вик понимала, что это не ее дело, но она же начинала его вместе с Одли.

Сержант пожал плечами:

— Не стоит, наверное. Идо живет в Ветряном квартале — это далековато отсюда и совсем в другую сторону от твоего дома.

Вик тут же предложила:

— Можно съездить сперва к Идо, потом уже к нам.

Алистер как-то недовольно поджал губы и промолчал.

— Я что-то не то сказала?

Алистер признался:

— Я сам живу в Ветряном квартале.

Вик старательно вспоминала карту Аквилиты. Сержа явно что-то тревожило в словах «Ветряной квартал». Это высоко в горах, частично уходя к реке, где была территория уже Речного участка полиции. Там… Вик вспомнила — трущобы в Аквилите располагались за Полями памяти, там, где огромный грузовой порт и множество фабрик, но бедные кварталы были и тут, с этой стороны Полей. У пассажирского порта, вдоль Прощальной улицы и в горах. Как раз Ветряной квартал. Алистер стеснялся своего места жительства. Или, скорее, волновался за Вик — то, что она окажется в неподобающем для леры месте.

— Это не первые бедные кварталы, серж, которые я видела. В Олфинбурге я служила на участке, где начинались трущобы. Настоящие трущобы. — она посмотрела в серьезные, пытающиеся оценить её честность глаза Алистера. — Да, да, да, трущобы с кварталами, полными продажных стрекоз, с бедняками, спящими прямо на улицах, с ватагами карманников, с бандитами, с фальшивомонетчиками, с убийцами и прочими человеческими отбросами. Трущобы, куда констебли ходят только отрядами. Я видела их, серж. Я бывала там. И… Это королю должно быть стыдно, что его офицеры, защищающие порядок, вынуждены жить в таких условиях, а не тебе.

Алистер криво улыбнулся:

— Ветряной квартал еще не трущобы, но уже близко. И там надо быть внимательной — чужаков там не любят.

— Так мне можно будет с тобой? Комиссар не будет против, честно слово.

— Туда придется добираться на паровике — паромобиль там не оставить без присмотра: тут же угонят или разберут на запчасти.

Вик улыбнулась:

— Договорились, серж. Так… Едем на допрос? — она заметила, как замер, обдумывая порядок действий Алистер, и сама приняла решение: — сперва к нам. Потом к Идо.

— Хорошо, — Алистер принялся наводить порядок на столе: — предупреди рыжего и черного — они должны быть в курсе.

Вик поднялась со стула, готовая действовать:

— Сделаю. Адрес Идо сообщать им не буду.

Алистер лишь кивнул, убирая бумаги в сейф. Вик все же уточнила:

— Черный — это Грег?

— Он самый — парни смирились, что иное прозвище как-то не липнет к суперинтенданту. Все равно Блек — это на древне-тальмийском.

Вик тихо повторила про себя:

— Рыжий и черный. Что-то в этом есть.

Алистер в спину ей сказал:

— Ты чуть белой не стала. А сейчас — лиса.

Вик стремительно развернулась к нему:

— Нет. Только не это. Белка. Так лучше, если уж без прозвищ не можете… — она понеслась разбираться с делами — её ждали лоа и Идо.

Кстати, лоа её не ждал. Точнее, их с Алистером. Они дважды исправляли имя лоа в нарисованной Брендоном гексаграмме, но лоа так и не отозвался. Алистер чуть ли не прожигал взглядом бумагу, где рукой Аранды были выведены имена лоа, которых мог вызвать король, и ничего не понимал. Они с Вик тщательно переносили с бумаги в гексаграмму каждое имя, но лоа не пришел на призыв.

Вик вздохнула:

— И где же его носит? — произнести страшное: «и как его при этом зовут?» — она так и не смогла. Серж лишь выдал в качестве догадки:

— Может, у нас с тобой просто сил не хватает для его призыва? — Алистер сложил бумагу и убрал её в планшет.

Вик прикрыла глаза:

— И где он взял силы? Задушенных в Аквилите не находили, кроме Игрек-3. Чьи еще силы он мог получить, чтобы противостоять призыву?

— Эм… Лера де Бернье в катакомбах?

Вик сжала губы, а потом все же признала:

— Вариант.

Налетевший с океана ветер заставил ежиться от холода. Да, именно ветер всему виной, а не осознание, что сейчас любой маг в окружении Вик может стать следующей жертвой шутника-лоа. Может, и Эван лишился сил, потому что этот неизвестный лоа выпил его силы. Выпил… Выпил… Что-то снова мелькнуло в голове Вик, что-то совсем быстрое и не имеющее отношение к лоа.

Глава 21 День третий. Незапланированный праздник

Лео успел на паровик, заскакивая буквально на ходу — схватился за поручень, подтянулся и запрыгнул на подножку, потом еле прорвался в переполненный салон, оплачивая проезд и мотаясь из стороны в сторону, когда паровик, резко разогнавшись, вздрагивал на стыках рельсов. Через пару остановок удалось даже сесть, тут же откидываясь головой назад и прислоняясь затылком к холодному стеклу. Одуряюще клонило в сон. Наверное, все же зря он столько съел за новобрачных — Брок настаивал, словно сам женился, а не суперинтендант. До дома, точнее до холодной, почти необжитой комнаты в старом доходном доме было еще с час пути — пока паровик обогнет центр, доберется до реки, а оттуда начнет штурмовать подножье Ветряной гряды — более короткий путь через музей Естествознания до сих пор не отремонтировали после Провала. Виновных в провале, кстати, так и не нашли. Полковника Гордона, он же бывший лейтенант Шекли, не существовало, и под какой личиной и родовым именем он теперь прячется совершенно непонятно. У Блека, у Хейга-Ренара, у Фейна и даже у местной временной военной администрации руки оказались коротки, чтобы найти Гордона.

Из сна Лео вырвал грубый тычок в грудь:

— За проезд плати!

Он отмахнулся, удобнее пристраиваясь на сиденье:

— Платил…

Его в этот раз схватили за плечо, разом выдергивая из приятного сна и чуть не сбрасывая со скамьи:

— Не лги! Тут пилотка сидел — он платил! А ты — не он, паря!

Лео осоловело открыл глаза, ничего не понимая. Кондуктор — плотный, злой мужик в синей форме и фуражке, — навис над ним, склоняясь почти к самому лицу:

— Паря, я тя щас пилоткам сдам! — Густо, до тошноты, пахнуло чесноком и перегаром.

Лео скривился — он давно отвык от такого обращения. Его уважали, Вики вообще назвала их всех лерами и офицерами! Лео вздрогнул — никакую Вики он не знал.

— Я платил!

— Ну, паря, ты нарвался! — не выдержал кондуктор, замахиваясь кулаком, и зря. Лео машинально среагировал, ударив мужика под подбородок, расшибая костяшки пальцев, и вдогонку пнул, отбрасывая на противоположную, шедшую вдоль всего вагона скамью. Тут же все вокруг заорали, задергались, отодвигаясь от Лео подальше. Кто-то рванул к машинисту. Какой-то тип в рабочей кепке и явно чешущимися от скуки кулаками направился, опережая кочегара с ломом наперевес, к Лео. Тот рванул к задним дверям, выскакивая на ходу и молясь всем богам, чтобы не переломать ноги. Паровик, к счастью, медленно штурмовал гору и потому еле-еле полз по узкой, мощеной улочке. Правая нога все равно неудачно поскользнулась на неровных камнях. Лео, пытаясь устоять и не попасть под несущийся с горы паромобиль, дернулся… И словно невидимая рука его удержала, помогая выпрямиться и скакнуть на безопасный тротуар.

Лео потрясенно огляделся — мир вокруг него изменился. Текли куда-то голубые потоки воздуха, завихряясь вокруг пожилого мужчины в солидном пальто с медицинским саквояжем в руках. Скакали в классики светящиеся голубым мальчишки. Шли мимо мужчины в рабочей одежде и тоже светились — ровно, как воздух. И только девчонки в линялых цветастых платьях по щиколотку и серых передниках остались неизменными. Они под считалку и хлопки веселились в привезенной из восточных колоний игре, которую местные, не в силах выговорить мудреное ренальское слово, просто назвали резиночкой. Лео заметил — только девочки не светились. Это значило одно — ему впервые за все время повезло! Он вытянул выигрышный билет в лотерее, разыгранной судьбой. Он стал магом. Ему, сегодня с позором выгнанному с бумагопрядильной мануфактуры, теперь любые двери открыты. Он может поступить на службу в полицию или даже сразу в войска — там платили больше. Правда, придется перебираться в Тальму, но да ничего — займет у сестры денег на билет, а потом вернет с первого же жалования. Он, если дар его силен, даже может подать заявление на учебу в Университет по лерской квоте — так называлось бесплатное обучение для особо важных магов. Потом придется отработать на благо города, но! Но! Но! Он станет уважаемым человеком, уже никто не назовет его «паря», никто не вышвырнет из паровика за потерянный билет, никто не будет унижать. У него впервые появился шанс на приличную жизнь. Он, чуть прихрамывая на все же разболевшуюся из-за прыжка с паровика ногу, пошел вверх по улице — ему еще три остановки отмахать до дома, но эта такая мелочь! Главное сейчас — все хорошенько обдумать, чтобы не ошибиться с выбором. Наверное, надо собраться и поехать к сестре — она с год назад вышла замуж за местного фермера и теперь горя не знала, живя за Танцующим лесом.

Живот подводило. Дома есть было нечего — деньги закончились. Все жалование прошлой седьмицы он отдал Мойре — соседской девчонке с прядильной фабрики. Она жестко простыла на ночной смене, и ей потребовались деньги на лечение. Он не жалел, отнюдь: у него на фабрике весь день чайные девушки разносили по цехам сладкий чай — он бы продержался на нем седьмицу… Если бы его не уволили. Он нагрубил мастеру и тут же вылетел за ворота, потому что за воротами цеха толпы желающих на его место и за меньшие деньги. Ничего, это даже к лучшему — теперь он маг, и перед ним открыты все дороги.

Даже вечернее солнце, клонящееся к океану, жарило изо всех сил. По спине позли струйки пота. Лео стащил с себя пиджак, не понимая, что на него нашло, когда он утром так тепло оделся. Город вокруг него шумел и гремел. На площади с гиканьем бегали мальчишки, катавшие палкой железный обод тележного колеса. Одного из мальчишек, вихрастого Вилли, Лео хорошо знал. Сейчас была очередь Вилли катить обод, и у него получалось плохо — мальчишки вокруг улюлюкали и дразнили его. Семилетке, уже вернувшемуся с дневной смены на устричной консервной фабрике, было жутко обидно, он был готов расплакаться у всех на глазах. Лео не удержался и синим потоком выправил движение обода — тот ровно и быстро покатился, заставляя мальчишек давиться насмешками и замолкать. Вилли же радостно несся вперед, палкой чуть поправляя движение обода. Иногда так мало надо для счастья. Иногда так мало надо, чтобы забыть об усталости и закончившемся детстве — с утра опять на смену, весь день вскрывать острым ножом раковину за раковиной.

На площади Воротничков все было по-прежнему, изо дня в день, из года в год… Тут не менялось ничего. Днем еще приличная площадь торговала и бурлила, к вечеру сюда стекались из фабрик, ферм и мануфактур лишившиеся крова толпы рабочих и их семьи. Они устраивались в узких переулках, готовясь ко сну. По негласному соглашению с пилотками их не гоняли отсюда; они же, еще не совсем спившиеся и не готовые уползти в дебри трущоб, прибирали по утрам за собой и никогда не воровали — их от возвращения в сословие приличных людей удерживало одно жалование, одна заработная плата. Если повезет, если продержатся седьмицу на гроши, то смогут уйти отсюда, снимая крохотную комнату. Не повезет — к зиме переберутся в трущобы за Поля памяти, окончательно опускаясь. Продержаться уговаривали себя многие — часто лунами оставаясь тут на площади, веря, что в этот раз не повезло, но вот на следующей седьмице!..

Лео вздохнул — надо что-то решать, причем быстро, иначе пока выбирает, влегкую переселится сюда, на площадь — денег заплатить за следующую седьмицу за комнату у него нет. Он не приличный лер, который годами может посылать своего кредитора, пытающегося его выжить из жилья. Он кер, он отребье, с которым никто не церемонится. Его за один просроченный грош выкинут на улицу, потому что за ним стоит толпа желающих оказаться в тепле под крышей.

Живот голодно заурчал, а в глазах почему-то потемнело. Не от голода же. Ну, пусть не поел денёк — он парень, на нем еще седьмицу пахать можно, не кормя! Только от свежего запаха сладкой сдобы, витавшего в воздухе из местной пекарни, голову кружило так, что ноги отнимались.

Нер Бейкер, владелец бакалейной лавки, уже ушел домой, закрывая железными ставнями узкие витрины, в которых в корзинах были выставлены его товары. Сестры Нил зависли перед узким окошком двери — что уж они там разглядывали, голодный Лео не понял. Как на зло, площадь разрывалась криками медленно удаляющегося со своей тележкой продавца уличной еды:

— Жареная рыба! Картофель в клубнях! Стакан горохового супа, и все ваши заботы забыты!

Лео проглотил вязкую, подкатившую к горлу слюну. Он, даже зная, что в карманах ни летты, все же полез проверять брюки — вдруг повезет, и найдется захудалая, самая последняя монетка. Хотя бы половинка летты. Не нашлась.

Сестры Нил отошли от лавки, что-то тихо обсуждая. Лео замахал им и подошел, здороваясь:

— Привет, как дела?..

Они, младше его на лет пять, почему-то диковато посмотрели на него, не отвечая. К ним подскочила черная, как ночь, девчонка-карфианка лет шестнадцати, не больше. Лео не помнил, чтобы в их квартале поселилась такая — тонкая, как щепка, темнокожая, темноволосая, только белые белки глаз да мелкие, хищные зубы, которые она скалила в улыбке:

— Привет, Лео! Девочки, это Лео! Лео Байо, вы что, забыли?

Тина робко улыбнулась и поздоровалась, Эльза, более младшая, продолжала дичиться и прятаться за сестру. Впрочем, Лео понимал её — их папаша, когда напивался, нещадно гонял девчонок, забивая их чуть ли не до смерти. Мужчин Эльза откровенно боялась. Лео, только этим летом вымахавший на целый фут, пытался остановить и вразумить их папашу, но пока чаще всего сам был бит — Нил работал на скотобойне, одним ударом заваливая быка.

Карфианка продолжала щебетать, словно заговаривая всех:

— Лео, ты сегодня рано! Я тут сидела — вижу ты идешь! И говорю себе: «Ноа, никак нашего Лео выперли с фабрики, не иначе!»

Лео скривился — Ноа была права:

— Давай не будем об этом. Выперли и выперли. Первый раз, что ли. Найду еще работу. Скажи лучше, ты Мойру видела?

Она, сверкая на солнце зубами — они у неё были как жемчуг, один к одному, — кивнула:

— Забегала. Тяжко ей. Она уже два дня ничего не ела…

Лео вскинулся:

— Аппетит пропал? Док её смотрел?

Ноа зашлась от смеха, пока сестры Нил жались к друг другу:

— Лео, ты такой смешной! Да откуда ж еда у неё возьмется…

Он закрыл глаза — точно. Откуда деньгам взяться, когда ты один и не можешь работать.

Нилы без прощания вернулись к бакалейной лавке, что-то продолжая разглядывать в дверной фрамуге. Ноа фыркнула:

— Бейкер привез конфеты на вес. Вот девчонки весь вечер и глотают слюни, словно от пригляда слаще станет. Там и булки есть. Свежие. Сдобные. Вкусные поди… — Ноа словно издевалась над голодным Лео. Хотя его голод — так, фигня. Завтра пойдет… В ту же полицию и скажет, что маг, нанимайте меня! И деньги будут. А вот кто накормит Мойру, умирающую от голода и болезни… Живот выдал громкую голодную трель. Воздух заиндевел синим светом. Даже Ноа засветилась, зубы стали совсем яркими-яркими, как вспышки молний. Она буркнула в лицо Лео: — лан, пойду я… А ты думай…

Она поскакала в центр площади и, усевшись на край небольшого фонтанчика, сохранившегося со времен основания города, когда о централизованной подаче воды в дома никто и не слышал, принялась играть в «колыбель для кошек», плетя из веревочки странные орнаменты и периодически прося помощи у мелкой девочки лет пяти, игравшейся у воды в куклу. Кукла была сделана из палочки и цветочной головки, но девочку это не смущало. Мимо Лео снова промчались мальчишки с гремящим ободом. За фонтаном более воспитанные мальчишки прыгали в классики. Тянуло едой, прогорклым жиром, пылью, поднятой ветерком с дороги. Вечерело, странно рано для лета. А где-то умирала Мойра. А где-то глотали слюну Нилы, глядя на конфеты и боясь возвращаться домой — там их пьяный папаша, и Лео еще не умеет его останавливать — рост не главное, главное — грубая сила, а её-то пока и нет. В жилах закипела магия. Лео решительно развернулся и направился к дверям бакалейной лавки. Плевать на конфеты, все равно на булки — откуда им там взяться, это ж бакалея?! — там в лавке есть консервы: рыбные, мясные, растительные — то, что нужно умирающей Мойре. Да даже горсти макарон хватит Мойре, а бакалейщик даже не заметит отсутствие этой горсти в большом ящике, откуда он ковшом набирает макароны для продажи… Только пусть эта дверь будет открыта… Только пусть дверь пропустит его — он совсем не взломщик, он не вор, просто так сложились обстоятельства. Он потом все вернет. Он все оплатит, просто чуть позже. Этот Бейкер, отказываясь продавать в долг, не понимал одного — деньги бывают не всегда. Лео вернет, но чуть позже. Завтра устроится на службу в полицию и с первого же жалования отдаст. Даже с процентами отдаст.

Ноа сплела из ниточки «ясли» и попросила соседку-девчонку снять ниточки, превращая их в «бриллиант». Та, прикусив губу от усердия и морща лоб, чтобы не ошибиться, подхватила ниточки. «Бриллиант» получился, нити не спутались на мелких пальчиках. Ноа погладила девочку по голове, не продолжая игру. «Кошачий глаз» и «часы» — окончание игры, её не интересовали.

«Бриллиант» подошел к дверям бакалейной лавки и резко дернул дверь на себя. Ноа хищно облизнулась — парень засиял ярким, почти ослепляющим светом чистой силы. Можно было смело питаться. Ноа подумала и… Вывеска на лавке сменилась на «Магазинчик сладостей Лео Байо». Пока Лео еще осторожно проходил в темную залу, товары на полках быстро менялись, превращаясь в сладости, печенье, конфеты. Ноа не поскупилась, питаясь чужой заемной силой — в открывшейся витрине, маня всех окрестных детей, появились торты и пирожные. Гулять, так по полной! Радоваться, так щедро изливая силу! Особенно, если она чужая. Чужую не жалко.

Лео сам не понял, почему поменял свои намерения. Он хотел только горсть макарон для Мойры, но вместо этого вынес голодным, смущающимся Нилам булки, на которые они так долго смотрели. Потом он увидел просящие глаза Ноа и дал ей пирожное, потом были мальчишки вместе с Вилли, потом угрюмые рабочие из проулков с грязными голодными детьми, потом он уже не замечал, кому и что отдает — магия пела в его жилах, помогая накормить всех желающих. Он потом все оплатит, он же маг теперь. У него хватит сил.

К нему, когда он наполнял корзину Тины конфетами, подошла строгая молодая женщина в черном глухом платье — то ли вдова, то ли гувернантка. Хотя откуда тут гувернантки?

— Простите, что вмешиваюсь… Я Шарлотта Идо, я опекун этих детей. — она указала на Тину и почему-то Вилли. — Я… Мы не можем себе позволить столько сладостей, нер…

Лео поправил её:

— Кер Байо. Лео Байо. И денег не надо.

Тина дернула Идо за рукав:

— Это его лавка, нерисса! Честно-честно-честно! Мы не выпрашивали. Ни единой конфетки.

Нерисса Идо замерла, вспоминая яркую вывеску над дверью:

— Странно, я готова поклясться, что еще днем тут был другой хозяин…

Лео улыбнулся ей и подал леденец на палочке:

— Угощайтесь!

Пронырливая Ноа оказалась рядом и тут же принялась поддакивать:

— Сегодня хороший день! Сегодня праздник! Хороший праздник, аи… Не бойтесь, угощайтесь.

Идо нахмурилась:

— Кер Байо, вы отдаете себе отчет, что творите? Тут товаров на сотню ройсов… Дети любят праздники, но… Вы можете себе позволить столько потратить на чужих детей?

Ноа потянула хмурую Идо из лавки:

— Праздник! Праздник — это фейерверки! Это музыка, это жонглеры, это веселье, это хорошо! Очень вкусно! — она обернулась напоследок на Лео, и тот шагнул из лавки за ней.

Совсем стемнело. Черное небо, как цирковой шатер, раскинулось над ними и горело тысячами звезд. На душе Лео было легко и хорошо, потому что этой ночью никто не умрет от голода. Живот выдал голодную трель, напоминая, что именно его и не кормили, но Лео было все равно. Он запустил в небеса огненные шары, вызывая восторженный вздох из множества детских ртов. Даже недовольная, продолжавшая морщиться Идо улыбнулась, когда шары раскрылись в бархатных небесах яркими цветами.

Потом усталый Лео просто сидел на ступеньках лавки и любовался, как в небе продолжался фейерверк, сам по себе. Сил не было. Его клонило в сон, но несмотря на это было отчаянно хорошо на душе, хотя он даже пальцем пошевелить не мог от накатившей слабости. Этой ночью Мойра не умрет от голода. Он позаботился.

Площадь жила своей новой ночной жизнью — кто-то пел, кто-то танцевал, дети водили хоровод и продолжали играть. Сестры Нил радовались и смеялись. Эльза впервые смело играла с мальчишками в классики, папаша Нил её больше не пугал. Хотя бы в эту ночь.

Завтра Лео наймется на службу, у него будут деньги, он научится драться, и сможет воспитать папашу Нила, он возьмет Мойру к себе, и она выздоровеет, и, чем боги не шутят, вдруг они даже поженятся.

А потом откуда издалека донесся крик:

— Пилотки! Пилотки идут! — С Лео разом слетело все благодушие. Он вспомнил, кто он и где он. Он понял, что он натворил, оглядываясь на опустошенную лавку Бейкера. Он поднялся со ступенек и замер — сил бежать не было. Его за повторную кражу ждало одно — каторга в колониях. Но даже не это пугало его — он понял, что не оправдал слова Виктории. Он не лер и офицер. Он всего лишь вор-рецидивист. Он…

Ноа подхватила его с одной стороны под руку, Тина внезапно под другую. Они заставили его двигаться. Они заставили его бежать.

Ноа фыркала:

— Двигай. Вот же вымахала оглобля! Двигай, двигай, двигай, если хочешь жить! — она обернулась на Эльзу и крикнула ей: — мундир захвати! Он в лавке, и бегом за нами! Бегом!

Лео бежал, опираясь на Ноа и не понимал, почему эта девчонка так бешено, весело хохочет, а потом все стало неважно — он сам рассмеялся над глупой шуткой судьбы. Ну, хоть погулял напоследок. Не все же Броку шокировать Аквилиту. Вот и он заслужил свою минуту славы.

Глава 22 День третий. Нерисса Идо

Он огляделся по сторонам и вышел из тени — солнце уже скрылось за грядой. Его последние лучи, словно что-то предрекая, окрашивали в недобрый алый мягкое подбрюшье низких, уползавших к океану облаков. Как кровь. Прекрасная дева, владычица небес как будто сердилась на него.

Холодало. Снег за день подтаял, превращаясь в мокрую, неприятную кашицу. Идти было противно. Он недовольно передернул плечами. Кожаные сапоги тут же промокли, носки тоже. Что за погода! В городе уже летом пахнет, а тут еще зима.

Раскаркались вороны, и тут же замолчали, испугавшись его приближения, сидели, застыв на деревьях, боясь даже улететь. Где-то далеко тявкнула лиса. Он надеялся, что это самонадеянная девица не успеет прибежать.

Его ноша почти не оттягивала руки — девочка была совсем маленькой и почти ничего не весила. Он дошел до старой, расщепленной до корней ударом молнии нелиды, и аккуратно опустил во влажную, пахнущую древесными соками и лишайниками сердцевину девочку, осторожно прикрыл её мхами и велел:

— Сиди тихо, как мышка!

Глупая лисица все же успела — села на его следы в снегу, заполненными тенями и талой водой, и приветственно тявкнула.

Он поджал губы:

— Уходи, глупая. Ты не знаешь, во что ввязываешься.

Та опять тявкнула и гордо выпрямилась, вот плутовка! Думает, что сверкнет глазками, махнет призывно хвостом, и он влюбится?

— Уходи!

Она нервно прянула ушами, но осталась на месте. Тогда он обошел её и направился прочь — ему пора возвращаться. Лиса припустила следом, своим хвостом заметая его следы.

Он шел и выговаривал то ли ей, то ли самому себе — когда-то же и он так бежал и надеялся на новый хвост:

— Глупая, глупая лиса… Хочешь получить второй хвост? А тебе это надо? Цена-то неподъемная: заманивать путников, есть сырую печень…

Лиса насмешливо тявкнула.

Он бросил на неё косой взгляд:

— Тебе смешно. Только после человеческой еды противно, знаешь ли, есть сырую печень. — Говорить, что убивать противно, он не стал. Жизнь лисицы — это всегда охота на чью-то жизнь. Это удел хищника, и объяснять ей, что это плохо, глупо. Не поймет. Сейчас не поймет, а когда поймет — будет уже поздно.

Прежде, чем уйти вглубь земли, в человеческие норы, он оглянулся на неё — лиса так и сидела на снегу, на призрачной границе тьмы и тусклого вечернего солнечного света. Сидела и ждала.

— Как хочешь, — в конце концов сказал он. До новолуния оставалось чуть больше седьмицы. — Тебе осталась всего одна нарождающаяся луна, и второй хвост твой. Только хорошенько подумай, прежде чем превращаться в человека. Убивать, чтобы жить самой, отвратительно.

Она затявкала — зашлась в смехе. Впрочем, она права — не ему читать лекции по этике.

— Бусину не потеряй, — сказал он напоследок. — Это самое главное. Удачи!

* * *

Одли сидел в полном к вечеру пабе и тихо потягивал сидр, ожидая, когда вернутся Себ и Вальян — служебный паромобиль уже был под парами, можно возвращаться домой. Все равно никто из местных так и не опознал убитого мальчишку. Распоряжения по поиску местному констеблю Одли уже отдал. Быть может, в Аквилите удастся что-то нарыть. Только вместо возращения в город его ждал желто-красный сигнал в черном, звездном, не то, что в городе, небе. «Место преступления!» Причем, кажись, сигнал был послан как бы не с того же самого места, что и позавчера. Преступников тянет возвращаться на место преступления, но не до такой же степени! Он, что, издевается над ними?!

* * *

Брендон тихо постучал в дверь палаты леры Элизабет и, когда Андре разрешила войти, открыл дверь — это было последнее место, где могли знать: куда пропал Марк. Брендон уже обошел полгоспиталя в его поисках — инквизитора после капельницы с «Витой» никто не видел. В сердце против воли начинала закрадываться всякая чушь — Марк же словно специально сегодня толкнул речь про то, что его время пришло.

В палате было тихо и темно — горела только одинокая масляная лампа на столе. Бледная, как снег, лера Элизабет спала под прикрытием звукопоглощающего щита — Брендон заметил механит, закрепленный на перекладине койки. Его рунная цепочка сияла в полумраке бледно-голубым светом. Просто и элегантно — потенцитовый кристалл питал эфирное плетение, заданное рунами. Наверное, это разработка самой Андре — Брендону не встречались такие механиты. Впрочем, понятно, почему: слишком дорого для большинства населения, а те, кто может себе позволить купить такой механит, в состоянии нанять мага к себе на службу.

Андре сидела за столом и что-то писала в блокноте до его прихода. На столешнице стояли чашки для чая, в этажерке было полно сэндвичей и пирожных — Брендон, еще не успевший поужинать, проглотил голодную слюну. Уютно сияла свеча в бульотке, сохраняя тепло. В небольшой коробке лежали детали чего-то разобранного, кажется, это был один из новых визуалофиксаторов, которые раздали полиции.

Андре развернулась на стуле, садясь совершенно не по-женски: подгибая под себя правую ногу и опираясь локтем на его спинку. Она улыбнулась Брендону, словно именно его и ждала весь день, только так не бывает — его уже давно никто не ждет. Эта улыбка лжива, или Андре немного не в себе. От черных колдунов положено держаться подальше.

— Добрый вечер, — тихо, несмотря на работающий механит, сказала девушка. — Присаживайтесь, Брендон! Чаю будете?

Он отрицательно качнул головой:

— Нет, спасибо. Я спешу — ищу отца Маркуса. Вы случайно не зна…

Она перебила его, вырывая из блокнота лист бумаги и протягивая его Брендону:

— Неслучайно знаю — я отвезла его в штаб инквизиции. Отец Маркус выглядел слишком… — она осеклась, подбирая подходящее слово, — …усталым. Лиз спала, отец Маркус сказал, что она не проснется до следующего приема лекарства, мой «жук» был по парами, так что…

Брендон склонил в благодарности голову:

— Спасибо, что позаботились об отце Маркусе.

— Не стоит благодарности, — ответила Андре и махнула листом бумаги, замечая, что Брендон не спешит его брать: — это вам — возьмите. Ничего страшного или опасного, что могло бы напугать черного колдуна.

Он вынужденно взял и пробежался глазами по выписанной рунной цепочке, которую знал наизусть — сам же когда-то составлял. Заканчивалась цепь крайне интересно — после руны храмового запрета шли еще две руны, превращающие полный запрет на… Вариант частичного.

Он приподнял бровь:

— Элегантное решение… Только нарушать запрет инквизиции чревато.

Андре кивнула на стул:

— Кажется, нам надо это обсудить… Пожалуйста, присаживайтесь, Брендон. — она без спроса стала разливать чай по двум чашкам сразу: — Грег сильно расстроился, что вы с отцом Маркусом отказались от чаепития.

Отказались от чаепития — вот, как оказывается, это выглядело со стороны Блеков. Однако! Но на стул Брендон все же сел, бумагу с рунной цепью кладя на стол:

— Андре, вы же понимаете, что… — он не договорил, с трудом собираясь с мыслями — Андре его сбивала с толку: своей улыбкой, поведением, чаем, рунными цепочками.

Она подалась вперед, локтями отпираясь на столешницу:

— Никакой опасности. Ни от чая, ни от рун. — она придвинула к нему этажерку: — угощайтесь!

— Андре… — он сам понимал, что прозвучало это как-то отчаянно устало.

Она взяла бумагу с рунами и указала на развилку в цепочке после запрета:

— Что страшного в ночном зрении? Вам удобно, для окружающих неопасно, инквизиции же знать не обязательно, что введена вариация включения по степени освещения «вечер-ночь». Вы все равно носите свитер — его ворот скроет изменения в цепи. Только и всего. Это вам в качестве благодарности за помощь с браком моего брата.

Брендон напомнил, все же сдаваясь и выбирая сытный сэндвич с соленой рыбой и яйцом:

— Это сделал отец Маркус. — Лист бумаги он сложил пополам и убрал в карман брюк. — Я даже про кольца забыл напомнить. Меня не за что благодарить.

Андре пожала плечами и, отложив блокнот в сторону, сделала глоток чая:

— Как скажете. Просто меня жутко интересуют тайны, которые еще скрываются под вашим свитером.

Брендон улыбнулся двусмысленности её фразы. Андре — молодая девушка, вряд ли она поняла, как провокационно прозвучала её фраза. Взгляд Брендона случайно упал записи Андре — там была выведена забавная рунная цепочка с множеством зачеркнутых рун. Запрет на слабые электрические поля. Или… Биопотенциалы?

Он забылся и потянул руку к блокноту:

— Могу я… — впрочем, он быстро опомнился и вместо блокнота, замешкавшись, схватил чашку с чаем.

Андре сама протянула ему блокнот:

— Ничего сверхсекретного. Тут просто наброски пока. Грег попросил продумать механит защиты от менталистов. Забавно, если учесть, что их существование отрицается современной наукой.

Брендон замер — кажется, то, что он собирался сделать, уже стала воплощать Андре.

— У вас есть какие-то планы на этот вечер? — решился он.

Андре пожала плечами:

— Пока никаких. Грег обещал меня скоро сменить. Анри сегодня занят на каких-то переговорах, так что… Я свободна, как ветер.

Брендон, не зная, гордиться ли фактом, что он заменяет принца, ткнул пальцем в её записи:

— Хотите провести полевые испытания? — он широко улыбнулся, надеясь, что получилось не слишком хищно. Надо, наверное, потренироваться перед зеркалом.

Брови Андре взмыли вверх, и она потрясенно сказала, понимая все правильно:

— Отец Маркус… Вот это сюрприз…

* * *

Совсем стемнело, когда паровик принялся штурмовать Ветряную гряду. Алистер дремал, откинувшись на спинку скамейки, Вик бездумно смотрела в темное окно. За ним мелькали одинокие электрические фонари, спешили куда-то люди, новые кирпичные дома медленно менялись на старые, обшарпанные, давно не знавшие ремонта с частично заколоченными окнами и черными пятнами плесени по фасадам. В темных подворотнях ярко сияли бочки, в которых бродяги сжигали все подряд в попытке согреться. Алистер говорил, что это еще не трущобы. Трущобы выше в горы. Туда даже паровик не ходит. Кондуктор объявил очередную остановку, и, выпуская клубы белого пара, паровик замер, освещаемый взрывающимися в небесах залпами фейерверков. Алистер, выбираясь из тепла паровика, даже присвистнул, выражая все, что думает о празднике на площади Воротничков. Он свернул, не заходя на площадь, на темную, плохо освещенную улицу, идущую к реке. Вик проверила защитный механит на запястье и положила на всякий случай руку на кобуру с питбулем.

Если площадь выглядела еще прилично — горели фонари, гуляли люди, играли и шумели дети, то чем дальше Вик и Алистер удалялись от неё, тем обшарпаннее и мрачнее становились дома с кое-где даже заколоченными окнами и шатающимися у дверей темными личностями, пропахшими спиртом и кислой, затхлой одеждой. Откуда-то издалека несло гнилью и чем-то химическим — с мануфактур, работающих по старинке.

Алистер то и дело бросал на Вик обеспокоенные взгляды, и она не выдержала:

— Тихо, серж. Я все помню. Держаться рядом с тобой. Никуда не лезть. Не отходить. Помнить, что на мне пилотка, а не шлем. Пилотка от удара по голове не защитит. — Вик еле удержалась от падения, когда нога попала в неожиданную ямку в тротуаре. — Кстати, все забываю спросить, серж… Почему у полицейских Аквилиты пилотки, а не шлемы? Только в пику Тальме?

Алистер вместо ответа кивнул в небо, где гордо плыл в сторону реки мелкий патрульный дирижабль:

— Пилотку снял и сунул под клапан куртки, меняя её на полетный шлем. А с полицейским шлемом так не поступишь.

Точно. Полицейские шлемы громоздкие и неудобные, в отличие от пилотки, а констебли Аквилиты несут службу в том числе и на дирижаблях. Алистер, хмуро осматривая толпу, шедшую им навстречу, и демонстративно кладя руку на кобуру револьвера, пояснил:

— Раньше пилотки у нас вообще полетками называли.

Парни замерли под единственным горевшим фонарем, что-то обсуждая, а потом, когда Вик прищелкнула пальцами, зажигая на них огонек, споро перешли дорогу и скрылись в темноте узкого проулка.

Алистер мрачно сказал, старательно оглядываясь, чтобы никто не подобрался со спины:

— Почти пришли, Виктория. — он указал рукой на стоявший на перекрестке дом: кирпичный, двухэтажный, с прикрытыми ставнями окнами, через которые пробивались узкие полоски света, с ушедшими под землю входными дверями — к ним теперь приходилось спускаться по ступенькам, а не подниматься. Ну и местечко для жизни выбрала для себя и своего воспитанника Шарлотта Идо…

Дверь на стук открыли споро, не боясь грабителей. Только ждала нерисса Идо явно не полицию. Молодая женщина недоуменно замерла с фонарем в руке, оглядывая Алистера и Вик:

— Простите, вы ко мне?

Алистер мягко спросил:

— Нерисса Идо?

— Да, — тревожно ответила молодая женщина, свободной рукой поправляя на груди шаль, в которую куталась. Приглашать внутрь дома она не спешила, как любая уважающая себя нерисса.

Алистер представился:

— Сержант Арбогаст и констебль Ренар-Хейг, полицейское Управление по особо важным делам. Вы подавали заявление о пропаже вашего воспитанника Джона Форда.

Идо побелела и отступила назад, пропуская Алистера и Вик внутрь:

— Проходите… — она растерянно закрыла дверь и поставила фонарь на подоконник давно немытого окна.

Вик любопытно огляделась: первый этаж представлял из себя одну большую залу с лестницей на второй этаж у дальней стены и отгороженной чугунной печью в кирпичной нише комнаткой непонятного предназначения — то ли кухня, то ли купальня, отсюда и не разберешь. Пахло сыростью, кипяченным молоком, немного едой. Почти все свободное место занимал огромный стол — за такой человек десять-пятнадцать в легкую можно усадить. Полки вдоль стен были почти пусты — всего несколько книг и тетрадей, высохшие цветы в глиняной вазе, да корзинки с вязанием. Свет давала единственная масляная лампа под потолком. Она щедро освещала стол, на котором лежали игольница, ножницы, катушки ниток, какие-то вещи: шерстяные носки, мальчишечьи хлопковые лифчики с резинками для чулок, сами чулки, какие-то платья. Вик заметила, что вся одежда разных размеров, кроме лифчиков.

Идо кивнула на стол:

— Присаживайтесь, пожалуйста. — она показала пример, садясь и поправляя сваленные на столе вещи. Кажется, она до прихода констеблей занималась штопкой. Идо задумчиво принялась складывать одежду в бельевую корзину.

Алистер выдвинул тяжелый, старый стул для Вик, а потом сел сам, кладя планшет на стол и доставая оттуда фиксограмму Игрек-3.

— Нерисса Идо, позавчера было найдено тело мальчика, подходящего под описание вашего пропавшего воспитанника. Вы в состоянии посмотреть снимок, или, может, вы позовете кого-то другого для опознания?

Идо вновь поправила на груди шаль, скрывающую черное, траурное платье.

— Дети еще не вернулись с праздника, так что мне некого звать. — ответила она невпопад.

Вик мягко сказала, заметив, что Идо все не так поняла:

— Снимок совсем не для детей, нерисса Идо. Вы сами можете посмотреть или кто-то из ваших соседей? Найденный мальчик был задушен — снимок может задеть ваши чувства.

Идо все же взяла себя в руки:

— Я сама посмотрю! Джона мало кто знал — мы тут всего седьмицу живем…

Вик заметила легкий вернийский акцент в её голосе — наверное, очередные беженцы от войны, устроенной Тальмой.

Алистер неуверенно протянул Идо фиксограмму, и нерисса замерла. Одинокая, прорвавшаяся слезинка, которую Идо поймала белоснежным батистовым платком, так неподходяще смотревшимся в окружающей обстановке, подтвердила их с Алистером догадку — погибший мальчишка, действительно, был Джоном Фордом.

Идо нашла в себе силы сказать:

— Кто с ним так…? — она опомнилась и добавила: — да, это Джон. Я… Когда и где я могу забрать его тело?

— Не спешите, — сказал Алистер. — Сперва надо провести опознание в морге. Завтра в девять вас устроит?

Идо лишь кивнула, собираясь убрать фиксограмму к себе в корзину с вещами, потом опомнилась и протянула её Алистеру:

— Да… Я приеду. Конечно… — она заставила себя выпрямиться и снова повторила свой вопрос: — кто с ним так поступил? За что?

Вик опередила Алистера:

— Мы пока не знаем. Ведется расследование. После опознания вам придется зайти в полицейское управление и дать показания — инспектор Одли ведет это дело.

Идо понятливо кивнула и неожиданно для Вик смогла сдержать слезы:

— Джон не был конфликтным мальчишкой. Он лишь хотел найти хорошую работу, чтобы помогать мне. Он ушел из дома три дня назад, сказал, что видел хорошее предложение о работе. Больше я ничего не знаю — ни куда он пошел, ни нашел ли работу.

— Кто-то еще может знать, куда собирался Джон? — спросила Вик.

Идо пожала плечами:

— Может, девочки? Я говорила с ними, но не знаю… Может, они что-то вспомнят… Они тоже в тот день ходили в поисках работы.

Алистер подался вперед:

— И много у вас детей?

Идо нахмурилась, не понимая, при чем тут это:

— Одиннадцать девочек и два… — она поправилась, — и Вилли. Двенадцать детей.

Вик не удержалась и все же спросила:

— У вас детская ферма, да?

Идо тут же обиженно вскинулась:

— Нет, конечно! Я не беру денег ни с детей, ни с их родителей… У большинства родителей-то нет. — закончила она гораздо тише.

— А на что вы тогда живете? — поинтересовалась Вик. Впрочем, она уже предполагала, чем может зарабатывать на жизнь Идо. Или обучает детей воровству, или готовит девочек к продаже в стрекозы.

— У меня есть небольшие накопления, — призналась Идо. — Когда закончится судебная тяжба, которую я веду с… Братом… Он живет не здесь, он остался в Вернии… Когда закончится тяжба, я смогу позволить себе совсем другое жилье — увезу детей отсюда, в более приличное место. Что-то еще, констебли?

Алистер напомнил:

— Дети. Мы бы хотели переговорить с вашими… воспитанниками. — кажется, он тоже догадался, чем промышляет Идо.

— Я же сказала, что они на празднике. — она удивилась вполне достоверно — только Вик понимала: если бы Идо на самом деле заботилась о детях, на улице в темноте они бы не торчали. — Еще не вернулись. Я схожу за ними через час — мы так договорились с ними и кером Байо, который и устроил праздник на площади Воротничков. Он обещал присмотреть за детьми.

Знакомое родовое имя резануло слух Вик, но мало ли Байо в Аквилите? А вот Алистер заметно напрягся:

— Кер Лео Байо?

Идо подтвердила:

— Он выкупил сегодня лавку нера Бейкера…

Алистер вскочил со стула, хватая Вик за руку и таща к двери:

— Нерисса Идо, ждем вас завтра в девять на опознании, а сейчас извините, нам пора.

Уже на улице, переходя на легкий бег, он пояснял для Вик, выдавливая из себя слова:

— Пять лет назад… Когда у Лео проснулась магия… Он обокрал бакалею Бейкера… Украл для соседских девчонок горсть макарон и хозяйскую булку! Загремел на луну в тюрьму… Его Мюрай вытащил — еле уговорил комиссара взять Лео на службу…

Вик, проклиная свое утреннее решение выйти на службу в юбке, простонала, уже понимая, что Лео стал жертвой Шутника:

— Но сейчас только вечер…

Алистер бросил на неё косой взгляд:

— Значит, лоа изменил своим привычкам.

Вик выругалась бешеными белочками — кто-то впереди заорал что было сил:

— Пилотки! Пилотки идут!

Если Лео сейчас под воздействием иллюзии, то он и сбежать может! И натворить глупостей, переживая об утраченной чести, потом…

Алистер, вылетая на площадь, резко выдохнул, замечая открытые двери лавки Бейкера:

— Вик, охраняй лавку и вызывай рыжего! Я за Лео! — он заметил, как тот на другом конце площади исчез, ведомый под руки двумя девчонками. Причем исчез в буквальном смысле — был, и рррраз, растворился в воздухе, как по мановению волшебной палочки. Или по воле демона.

Глава 23 День третий. Торг

Из дверного проема хорошо освещенной лавки тянуло знакомым эфиром Байо. Его ни с чем не перепутать — он был рваный, хаотичный, местами сильный, местами совсем снисходивший на нет. Вик пыталась засечь другой, чужой эфир — ведь кто-то же зачаровал Лео, — но ничего не находилось. Может, Броку удастся? Он более опытен в таком. Или Алистер найдет. Хотя сейчас важнее, чтобы он нашел Лео.

Вик опустила глаза вниз, проверяя работу фиксатора — огонек на непривычно тяжелом механите сиял синим. Прибор записывал все, что происходило. Вик малодушно подумала, что, быть может, ради Лео его стоит выключить, но все же не решилась — проще потом стереть записи, чем случайно что-то пропустить из-за собственной невнимательности. Сейчас любая мелочь может оказаться важной. Вик поправила шерстяные перчатки и первым делом присела возле входной двери, проверяя замок на предмет взлома. Бешеные белочки, как же ей сейчас не хватало гогглов! Глаза совсем не тот прибор, который может заметить малейшие царапины на замке и двери, а экспертов сюда не позовешь — Лео за повторную кражу грозит серьезное наказание. Кажется, тот сам это понимал — не зря же подался в бега. Как Брок вообще умудрился взять его на службу? В полиции запрещено служить осужденным вне зависимости от статьи. Полиция — это же честь и гордость страны, это закон, это порядок. Впрочем, Вик поджала губы, вспоминая себя — если быть откровенной с самой собой, то она ничуть не лучше Лео. Разница между ними невелика: его поймали на воровстве, её нет. А то, что она крала ради расследования дела Бинов, не совсем оправдание.

Вик выпрямилась и осторожно зашла в разгромленную лавку — полки были пусты, корзины и мешки валялись на полу. В этот раз Лео не ограничился булкой и горстью макарон. Из лавки вынесли все подчистую, словно в округе была стая оголодалой саранчи. Впрочем, это где-то близко к правде — Вик видела, как жались к друг другу бродяги в подворотнях площади. На прилавке, шедшем вдоль всей стены, был щедро рассыпан рис. Вик оперлась на прилавок, разглядывая пол и новомодную электрическую кассу — она не была взломана. Хоть в чем-то повезло. Рис под рукой Вик покатился прочь, громко падая на пол и катясь с веселым стуком. Вик посмотрела на грязный, дощатый пол — по нему, она была готова поклясться в этом, весело прыгали мелкие сахарные драже. Она присела, ловя одну из конфет — та на её ладони тут же превратилась в круглые зернышки риса. Вик отряхнула руку, ничего не понимая. Из-под прилавка торчала черная, длинная лакричная конфета. Вик потянула её на себя, и та поникла, превращаясь в полоску вяленого мяса. Что же за магия тут творилась, если даже сейчас Вик видела её отголоски? Причем, кроме эфира Лео, тут по-прежнему не чувствовалось ничего. Лео, конечно, хаотик, но отнюдь не мастер иллюзий, причем настолько достоверных — рис на глазах Вик снова стал драже, а вяленое мясо — лакричной конфетой.

Вик встала и направилась к дальней стене, где висел телефонный аппарат очень старой модели: микрофон был вмонтирован в сам ящик, снималась только слуховая трубка. Вик дернула за рычаг, снимая трубку и прося телефонную нериссу соединить с полицейским управлением. Ей ответил сонный голос Габена Калло — он дежурил вторую ночь подряд:

— Управление по особо важным делам, дежурный Калло, слушаю. — Кажется, Калло старательно пытался не зевать.

— Это констебль Ренар-Хейг, — быстро начала говорить Вик — её нервировало то, что ей пришлось стоять почти спиной к двери, когда любой мог войти с улицы. Надо было сперва закрыть дверь, а теперь уже поздно. И ведь не повернешься к двери из-за дурацкой конструкции телефона! — Я нахожусь на площади Воротничков, в бакалейной лавке Бейкера.

Калло, вчера уже столкнувшийся с делом Шутника, быстро сообразил, теряя остатки сна:

— Ёёёооо… Лео, да?!..

Вик подтвердила, стараясь сильно не болтать, чтобы подробности дела не уплыли на сторону через подслушивающую разговор нериссу:

— Да, это вновь старое дело, в этот раз задело Байо.

Калло тут же доложил:

— Экспертов нет — они поплыли к Одли, там в Танцующем лесу опять что-то обнаружили.

— Эксперты не нужны — позови Мюрая, пожалуйста. Попытаемся обойтись своими… — она не договорила — вошедших в лавку выдал не скрип дощатого, рассохшегося пола, не слова или шорох шагов — их выдала тень, упавшая на стену возле телефона. Вик в последний момент успела увернуться, уходя от удара, и тяжелая бита в руках бугая обрушилась на телефонный аппарат, сбивая его на пол. Левая рука Вик тут же повисла плетью, заставляя шипеть от боли, но это были такие мелочи! Ведь, не увернись она, удар обрушился бы на её голову.

Понимая, что пистолет она не успеет достать, как и задействовать защитный механит, Вик ударила в ответ простым залпом эфира без надежды на что-либо. Плести щит или атакующее плетение времени не было.

Напавшего на Вик мужика в рабочем свитере и мешковатых, грязных штанах, с массивными кулаками и могучей, заплывшей жиром бычьей шеей, откинуло на противоположную стену. Бита вылетела из его руки. Мелкие, прятавшиеся под сильно выступающими надбровными дугами глазки удивленно хлопнули. Бывший боксер, о чем свидетельствовал кривой, не раз сломанный нос, а, может, просто бандит потер грудь и смачно выругался, пытаясь отлипнуть от стены. Вик сглотнула — мужик был под семь футов роста. Не с её комплекцией противостоять ему. От неё бы мокрого места не осталось, не увернись она от удара. Говорил же Алистер, быть внимательнее! Ветряной квартал ошибок не прощает. Где-то далеко, на том конце эфира, связывающего Вик и Брока воедино, колыхнулась дикая ярость, и вторая волна эфира прокатилась через Вик по лавке. Бугай обмяк, закатывая свои глазки, а мужчину, горестно осматривающего разгромленную лавку, впечатало рядом с ним в стену, заставляя заполошно орать:

— Ах ты, продажная… — «девка» было бы лучшим вариантом для этого франтоватого нера в серой визитке и сбившемся на бок галстуке, но он выбрал более некультурное слово, которое записал бесстрастный фиксатор. Нер продолжал бесноваться — наверное, это и был Бейкер, владелец лавки: — Тварь, воровка! Ты еще пожалеешь, что вломилась сюда с этим тваренышем Байо — в этот раз я его прочно законопачу лет на десять!!!

Бугай стек на пол — из его полуоткрытого рта потянулась длинная капля красной слюны.

Вик оперлась спиной на стену — голова плыла от медленно затихающей боли в руке. Осознание, что Брок настолько её контролирует, что способен защищать на расстоянии, обескураживало и… Пугало, чего уж лгать. Вик хорошо относилась к Броку, но на его месте должен был быть Эван, вот точно! Тогда такая власть не так сильно страшила бы.

Заставляя голос не дрожать, хотя перед глазами то и дело возникала черная пелена, Вик представилась, вклиниваясь между воплями нера:

— Констебль Ренар-Хейг, к вашим услугам. Вы арестованы за попытку убийства полицейского. Руки вперед, и даже не пытайтесь сопротивляться — малейшее лишнее движение, и я применю эфир. — Она принялась снимать с пояса наручники. Одной рукой получалось плохо, но левая совсем не слушалась её. Кажется, что-то случилось с ключицей. Только бы не перелом.

Нер не впечатлился — дергаясь в попытке отлипнуть от стены, он продолжал вопить и сквернословить:

— Ты еще герцогиней назовись! Совсем обнаглели стрекозы — мало того, что воруют, еще и в полицейских переодеваются! Продажная тварь! Хоть бы прическу сменила после тюрьмы! Жаль, что этот придурок Нил промахнулся и не раскроил твою башку. Но ничего, подожди, подожди, вместе с подельничком своим будешь на каторге веселиться! Еще не раз пожалеешь, что Нил промахнулся — уж я позабочусь!

Вик, сияя эфиром скопившемся на кончиках пальцев и зная, что его попросту не видят, предупредила нера:

— Вы сейчас себя закапываете все глубже и глубже. — Она осторожно приблизилась к бугаю и, присев на корточки, принялась надевать наручники на его бессильно раскинутые в разные стороны руки. Краем глаза она отслеживала движения продолжавшего ругаться нера. — Оскорбление констебля при исполнении. Подстрекательство к убийству констебля.

Нер извернулся и ногой ударил Вик в и так болевшую левую руку, заставляя шипеть:

— …еще и нападение. — Вик, защелкнув наручники, кособоко, оберегая левый бок, встала — второй пары наручников у неё не было. Она глазами искала хоть какую-нибудь веревку, не уверенная, что сможет одной рукой её завязать. Эфира этот нер не видел, он зашорено считал, что женщины не могут быть магами, так что… Убедить его могло только одно — Вик достала из кобуры револьвер, сняла его с предохранителя и навела на резко побледневшего нера: — Учтите одно: если Байо попадет на каторгу — вы будете с ним неподалеку!

— Ты…

Вик сделала пару шагов назад, с облегчением снова опираясь спиной на стену:

— Еще одно слово, хоть малейшее движение пальцами — я буду стрелять на поражение. Вы не могли с Нилом не заметить мою форму. Вы не могли не заметить пилотку на мне. Вы не могли не слышать мой разговор с полицейским участком. Вы намеренно приказали Нилу убить констебля.

— Ты…

Вик нарочито медленно взвела курок:

— Я предупреждаю последний раз. — Она эфиром напитала руку, чтобы та не дрожала от усталости. — Включите уже мозги — вы прочно закопали себя. Вам грозит каторга. Одно дело, если бы вы тут застали вора — может быть, присяжные и поняли бы вас.

— Ты воров…

Вик заставила себя не обращать внимания на его слова:

— За убийство констебля гарантированно отправляют на виселицу. За факт нападения — на пожизненную каторгу. Вы же не только приказали меня убить, но и напали, уже зная, что я констебль.

Нер, насколько позволял эфир, горделиво выпрямился:

— У вас нет доказательств, что я причастен к случившемуся. Я нер Бейкер, я хозяин этой лавки. Мне сообщили, что эта тварь… — Бейкер оценил движение дула, направившегося ему прямиком в лоб, и поправился: — Байо опять вломился в мою лавку, и я отправил сюда Нила. Я не знаю, почему он решил напасть на… На… На… Вас… — он трусовато сглотнул.

Вик криво улыбнулась — ярость Брока придавала ей сил:

— Фиксатор все это время работает и записывает все происходящее.

— Какой… Фиксатор… — осекся Бейкер. Все же газеты и газетчики — зло! Они во всю трубили о забранных у полиции фиксаторах. — Говорили же, что их у вас отобрали…

Вик хрипло рассмеялась:

— Да, новые фиксаторы сами на себя не похожи, правда? Массивные, тяжелые, зараза, но исправно все записывающие. Вот же невезение, нер Бейкер…

Он побелел еще сильнее, хотя казалось, что уже невозможно стать белее:

— Вы…

Она с трудом собралась с мыслями — плевать на руку, плевать на нападение — не получилось же! А память Нилу может Марк поправить. Сейчас главное — спасти Лео. Это важнее всего.

— У вас есть единственный шанс избежать каторги, нер Бейкер. Один-единственный шанс. Не упустите его. Возьмите себя в руки и заставьте свою голову наконец-то включиться!

— Я вас слушаю, ваша сиятельность… — он сообразил все же, кто перед ним находится.

— Констебль, — поправила его Вик. Она сейчас даже обезболить себе руку не могла, потому что правая рука была прочно занята револьвером. — Это сейчас решающий фактор. Оцените приблизительно свой ущерб.

Нер Бейкер обвел глазами пустые полки. Так и виделось, как в его голове стучат костяшки счетов, сталкиваясь друг с другом в боязни продешевить. Кажется, он так и не осознал всю глубину ямы, в которую попал. Вот идиот.

— Сложно сказать, тут убытка не меньше двух сотен ройсов, — в конце концов сказал Бейкер. — Золотых ройсов.

Вик кивнула — торговаться с жадным лавочником не хотелось:

— Двести, так двести! Скажем… Вам вернут четыре сотни ройсов. — Она не удержалась от сарказма, повторяя за Бейкером: — золотых ройсов.

В глазах Бейкера мелькнуло понимание, что он продешевил. Он попытался отыграться все назад:

— И я еще не знаю, что творится в подсобных помещениях! Вдруг эта тва… Байо и оттуда все вынес.

Вик произнесла всего одно слово:

— Каторга.

Бейкер тут же натужно улыбнулся, забывая о подсобках:

— Что требуется взамен?

Вик нахмурилась — боль в руке притаилась, но еще легко вспыхивала при малейшей попытке движения. Правая рука несмотря на эфир уже затекла. Дуло револьвера медленно, еще незаметно опускалось вниз.

Нер Бейкер сглотнул и трусливо добавил:

— Я согласен на все…

Вик опустила револьвер, но ставить его на предохранитель не стала — рано еще.

— Вы завтра прессе… — слова давались Вик с трудом. — Скажем, неру Эртону… Где-то в полдень… Впрочем, потом обговорим… Сообщите, что на площади Воротничков был праздник, который вы провели совместно с управлением полиции. Праздник был направлен на повышение репутации квартала. Все затраты на него взял город и лично герцог Хейг-Ренар. Все ясно?

Бейкер осторожно уточнил:

— А записи фиксатора?

— А записи фиксатора не попадут в отчет — я сейчас не на дежурстве. Но они сохранятся в моем личном кристалле — учтите это, если захотите изменить свои показания или просто поболтать с кем-нибудь, рассказывая о случившемся. У вас есть тут бумага и ручка? Если согласны — прямо сейчас и подпишем договор о проведении праздника и тратах на него. Договор будет скреплен эфиром, так что оспорить его не удастся. Это ясно?

— Предельно, — отозвался Бейкер.

— И мой револьвер все еще взведен. — напомнила Вик, убирая сдерживающий эфир и заставляя Бейкера медленно и крайне осторожно пятиться за прилавок. Она не удержалась от вопроса: — а почему вы торгуете бакалеей?

Он дернул плечом — видимо, не раз его доставали этим вопросом:

— Я сейчас наклонюсь — бумага в ящике за прилавком. Тут нет оружия. Тут нет никакого подвоха — я просто достану бумагу. Хорошо?

— Доставайте, — говорить, что она видит все его движения благодаря эфиру, она не стала. — Так… Почему не булочная с такой фамилией?

Нер Бейкер скрипнул зубами:

— Я пытался, но у местных нет денег на хлеб, тут не до булочек и выпечки…

Дверь резко открылась и в лавку буквально влетел злой, бледный, всклокоченный Брок, окидывая Вик оценивающим взглядом и замечая все: и её висящую плетью левую руку, и валяющегося на полу бугая, и разломанный телефонный аппарат, и заискивающегося, расплывшегося в притворной улыбке Бейкера:

— А в долг эта тварь принципиально не торгует! Вик, ты в порядке? — он сперва присел у тела Нила, проверяя наручники и пульс, а потом направился к Вик, обезболивая ей руку. Он аккуратно через мундир прощупал плечо и выругался, стаскивая с себя галстук и делая из него удерживающую повязку. Бейкер оценил ругательства и еще быстрее принялся оформлять соглашение о сотрудничестве с полицией. Скалился он при этом — хоть сейчас на рекламу стоматологии.

Вик успокаивающе улыбнулась Броку — на него смотреть было больно, словно удар битой достался ему, а не ней:

— Все хорошо, познакомься с нашим партнером по возвращению закона и порядка в Ветряной квартал нером Бейкером.

Брок, бережно вкладывая левую руку Вик в импровизированную повязку, бросил на нера свирепый взгляд:

— Я еще не забыл, как из-за этого… Партнера умерла с голода Мойра… — он поправился, вспоминая, что Вик не в курсе этой истории: — Мойра — знакомая Лео. Она тяжело болела. Лео из-за неё решился на кражу. Пока он сидел в тюрьме… Пока я его смог разговорить… Она умерла с голода.

Глаза Брока были такими больными, что Вик поняла — очередной этап битвы с боксерским мешком не за горами.

Бейкер же лишь оскорбленно вскинулся:

— Я за порядок, у меня не было выбора… Ваш Байо тогда преступил закон!

Мюрай его припечатал снова:

— Всего лишь горсть макарон и чья-то жизнь. Охренеть, у вас не было выбора! В отличие от меня, вы-то все знали о краже Лео и о Мойре. Не разорились бы из-за горсти еды.

Вик прикрыла на миг глаза — с их миром было что-то не так, совсем не так.

Брок наложил звукопоглощающий щит и, осторожно наклонившись, заглянул Вик в глаза:

— И все же… Как ты?

Она заставила себя натужно улыбнуться, чтобы успокоить Брока:

— Терпимо… Нам придется сотрудничать с Бейкером — ради свободы Байо. Бейкер согласился сказать, что кражи не было, а праздник, который тут устроил Лео, был совместным. Иначе Лео ждет каторга…

— Небеса и пекло, — снова не сдержался Брок. — За что все это…

Вик пожала плечами, тут же жалея об этом — боль горячей змеёй напомнила о себе:

— Я не знаю. Найдем Шутника, и у него спросим.

— Шутник ответит за все. Лео я ему не прощу. Кстати… Где сам Лео?

— Он сбежал — по его следу идет Алистер. И… Мне кажется, Лео может быть в магическом истощении.

Брок криво улыбнулся:

— Тогда он далеко не уйдет. И какого пекла его потянуло в бега?! — он продышал гнев и вспомнил о состоянии Вик: — на улице служебный паромобиль. Он отвезет тебя в госпиталь.

— Спасибо, я потерплю — хочу дождаться Алистера и Лео.

— Вики, Эван не поймет… Ты напрасно заставляешь себя терпеть боль. Я активировал след Лео в песочнице — мы быстро найдем его. Алистер — лучшая ищейка…

Вик твердо сказала, пресекая все возражения Брока:

— И поэтому я дождусь Алистера и Лео. Я хочу убедиться, что все хорошо. — Она посмотрела на замершего с бумагой в руках Бейкера: — лучше подтверди эфиром соглашение, а потом отвези этих молодцов… Бейкера домой, а Нила на мозгоправку Марку.

Брок зло покосился на Бейкера и взял из его рук бумагу, быстро пробегаясь по ней глазами. Вик продолжила пояснять:

— Завтра в двенадцать, Бейкер, будьте тут. Приедут суперинтендант Блек или комиссар Хейг-Ренар, а так же репортер Эртон или кто-то еще — будет большой репортаж о площади и случившемся тут. Подумайте, чем сможете помочь местным жителям. И не коситесь так, я же сказала: проект совместный с герцогом. Основные траты возьмем на себя мы, леры Игнис, а вы лишь будете улыбаться и махать. И хоть один косой взгляд в сторону Байо — вы окажетесь на каторге.

Бейкер оскорбленно промолчал, изображая из себя поруганный закон.

Алистер пришел через четверть часа, когда Бейкер уже убрался к себе домой, а Нила на паромобиле дежурный констебль отвез в инквизицию к отцу Маркусу.

Следы Лео терялись сразу за площадью.

Глава 24 День третий. Иглобраз

Усталый, с темными кругами вокруг глаз, хмурый Грег, с кипой документов в руках, пришел в девятом часу, когда госпиталь медленно готовился ко сну. Уже прошел ужин, от которого Лиз отказалась в полусне, уже был очередной вечерний осмотр, уже приходила медсестра, проводя Лиз необходимые гигиенические процедуры, уже навещала степенная, пожилая монахиня, адера Вифания, пожурившая Андре за глупые юношеские протесты против мира.

Тихо поздоровавшись с Андре и небрежно кинув документы на стол, Грег надолго замер у изножия койки, рассматривая спящую, очень бледную Лиз. Пальцы его что есть силы вцепились в спинку кровати — так хватается утопающий в спасательный круг. Грегу было отчаянно страшно и больно, и ведь показать это нельзя, нельзя высказаться, нельзя пожаловаться, нельзя хоть как-то облегчить свою ношу. Андре понимала его, как никто другой. Иногда так случается, что весь мир сужается до жизни одного человека, и все остальное уже неважно. В её жизни тоже так было, и однажды потеряв свою любовь — не из-за смерти, из-за его глупой лжи, что он неженат, она долго болела бессмысленностью своего существования. Она об этом даже Грегори не рассказывала — он тогда был далеко, в Ренале. Она потом медленно и старательно собирала себя по кусочкам, пообещав самой себе, что больше никогда такого не допустит. Она тогда столько всего не замечала, она тогда так отстала в своих знаниях, она тогда столько открытий, экспериментов, собственных ошибок, новых рунных цепочек пропустила, упиваясь своей болью и ею прикрывая свою лень, свое нежелание отпустить и двигаться дальше. Нельзя упускать жизнь, нельзя по ней плыть, нельзя стоять на обочине и ждать, что кто-то за тебя все решит и потащит радоваться. Надо наслаждаться каждым мигом и брать от жизни все, щедро отдавая в ответ свои эмоции, улыбки, радость, тепло общения. Надо согревать тех, кто рядом, и тогда они согреют тебя в ответ. Так тогда решила она. Какой вывод сделает Грегори, если богам будет угодно забрать Лиз, Андре не знала. Она только надеялась, что боги не будут так жестоки к брату. Андре видела — он готов был брать на себя боль Элизабет, он готов был дышать за неё, он готов был умереть за неё, если бы боги это позволили.

Андре встала со стула, на котором до этого сидела, собирая визуалофиксатор, и подошла к брату, обнимая его за талию и головой прислоняясь к широкому плечу.

— Грегори… — Она могла только стоять рядом и пытаться согреть его, пытаться его утешить. — Лиз боец, она справится, она удержится в этой жизни. Говорили — вечер все покажет. Пришел вечер, а Лиз все еще жива, и ей даже чуть легче, чем утром.

Кадык Грега нервно дернулся, словно брат давился рвущимися из него ругательствами. Он заставил себя отпустить спинку кровати и прижал Андре к себе. Пальцы, сведенные судорогой, обдало болью.

— Хорошо бы… Я заходил в храм, зажигал свечу перед Сочувствием, но, боюсь, мои молитвы сейчас не слышны богам.

Андре потянулась на цыпочках и поцеловала Грега в заросшую щетиной щеку:

— Не говори глупостей. Искренние молитвы всегда слышны, где бы они не раздавались. Я тоже молюсь. Я тоже прошу богов дать ей силы.

Он крепче прижал её к себе, словно так ему было легче:

— Спасибо, сестренка…

Она погладила его по щеке:

— Если хочешь, я сейчас съезжу по делам в инквизицию, а потом вернусь к тебе.

Грег серьезно посмотрел ей в глаза и нашел в себе силы улыбнуться:

— Не стоит, я справлюсь.

— Я тут, я рядом. Я готова тебя выслушать и поддержать в любой момент.

Он погладил её по голове, смешно, как раньше, ероша её волосы в разные стороны:

— Спасибо. Я помню — я могу прийти к тебе даже в слезах.

Андре отклонилась в сторону и ткнула его указательным пальцем в кончик носа:

— Именно! Так мне вернуться?

Грег выпустил её из объятий и принялся расстегивать мундир, оставаясь в кардигане поверх рубашки:

— Выспись хорошенько и приезжай утром меня сменить. — он повесил мундир на спинку стула.

Андре легко развернулась к столу на одном носочке, как танцовщица, и взяла фиксатор, протягивая его брату:

— Я проверила механит — с ним все в порядке, никаких подвохов. Ты бы знал — какая там элегантная схема расширения памяти кристаллов стоит! Чувствую себя круглой дурой, что сама до такого не додумалась!

Грегори задумчиво взял фиксатор и положил его в карман мундира. Кажется, в волнении за Лиз он кое-что забыл. Он лишь поблагодарил Андре поцелуем в щеку:

— Спасибо!

Андре потрясла в воздухе бумажным пакетиком, куда сложила ненужные детальки, оставшиеся после сборки визуалофиксатора, заставляя Грегори вспоминать и искренне улыбаться старой шутке, когда-то закончившейся взорвавшимся механитом — с тех пор Андре стала осмотрительнее:

— И конечно же, куда я без лишних деталек!

Брат тихо рассмеялся:

— Опять, да? Он хоть заработает без них? Не взорвется?

— Обижааааешь, — тоже рассмеялась она. — Будет работать как часы!

— Тикать и показывать время? — он подхватил пакетик и тоже сунул его в карман мундира.

— Я Лиз буду жаловаться на тебя! — Андре снова поцеловала его в щеку — она долго приучала брата быть раскованнее в своих манерах и легко принимать чужую ласку и тепло — Блеки были до ужаса чопорными: — правда, эти детальки лишние, и без них фиксатору будет лучше. И все. Я побежала — меня ждет Брендон.

— Ого, — только и сказал Грегори. — Ты поосторожнее с ним… Он… Странный.

Андре подняла глаза вверх, чтобы успокоиться — фамильный гнев Блеков щедро достался и ей:

— Он не странный — он интересный. И я буду кошмарить не его — мы собрались кошмарить отца Маркуса.

— Даже не знаю, что сказать, — усмехнулся Грег. — Кошмарить инквизитора — в дурном сне не привидится.

Андре, вырывая листок из блокнота, напомнила:

— Ты сам просил! И посмотри на досуге рунную цепь. Брендон говорит, что должно сработать, но меня гложет сомнение: человеческий организм — это же фабрика по созданию электричества. Вся наша жизнь — это биопотенциалы. Я боюсь, что, подавляя часть биопотенциалов, того же мозга, можно навредить остальному организму. Представляешь, как будет обидно — подавить ментальное воздействие, гася при этом эээ… Например, сокращения сердца.

Грег бросил на листок косой взгляд и пообещал:

— Я посмотрю — сегодня же. Утром скажу, что думаю.

— Спасибо-спасибо-спасибо! Я понеслась! — Андре выскочила за дверь и помчалась по коридору — во всяком случае Грегори будет чем себя отвлечь этой ночью.

«Небеса и боги, все ангелы мира и темные демоны, пожалуйста, будьте сегодня милосердны…» — Андре снова и снова повторяла про себя эти слова, как молитву.

Она выскочила из госпиталя в темноту наступающей ночи и замерла — Брендон, оказывается, её ждал. Он стоял, облокотившись на её «Жука», спрятавшись от мира за приподнятым вверх воротом своего черного, потрепанного пальто. Старый котелок он старательно надвинул на лоб, пряча рунные цепочки. Впрочем, его это не спасало — руны все равно были видны в ярком свете электрических фонарей в узкой щели между воротом и шляпой, и спешащие по делам люди старательно обходили Брендона подальше, стараясь делать вид, что его не существует.

Заметив Андре, Брендон резко выпрямился и пошел ей навстречу:

— Недобрый вечер…

Андре расцвела в улыбке — его хотелось обнять и утешить, как и Грега — слишком потерянным он выглядел на площади, полной людей:

— Добрый вечер! Давно ждете?

— Нет. — сухо сказал Брендон. — Я знал, когда вы появитесь — я же колдун. Забыли? Всего один волосок, и все ваши секреты принадлежат мне.

Андре обернулась назад, на освещенные окна госпиталя и рассмеялась, находя окна палаты Элизабет — Грегори сейчас, как заботливый родственник, замер в проеме окна, наблюдая за сестрой:

— Забавная магия ламп. — она поспешила к своему паромобилю — он не был под парами, придется ждать, когда котел нагонит давление. — Закрой я шторы, вы бы попали впросак со своей черной-пречерной магией.

Брендон сдвинул шляпу на затылок, широко шагая с ней рядом:

— Вас ничем не смутить?

— Попытайтесь. — Она приглашающе открыла дверцу паромобиля: — Садитесь. Я бы предложила прогуляться, но неохота потом сюда возвращаться…

— Я могу вас проводить обратно, — широко улыбнулся Брендон. — Или вы смущаетесь моего общества?

Андре вместо ответа громко захлопнула дверцу:

— Вы любите комплименты? — Она сама взяла мужчину за руку и направилась в сторону железной дороги, переходя пустую сейчас площадь. Тут совсем недалеко до штаба инквизиции. Глупо нестись на паромобиле, когда можно спокойно прогуляться, наслаждаясь вечером, пропахшим океаном воздухом, бархатной темнотой почти весенней ночи, общением с интересным человеком.

— Я? — Брендон выглядел откровенно удивленным. — Комплименты?

— Да, вы. — кивнула Андре. — Или вы кокет, обожающий комплименты, или вам их нечасто делают. Вы просто нарываетесь на комплименты своим поведением.

Заметив, что он не собирается ей отвечать, Андре продолжила сама:

— С вами интересно, Брендон. В вас таится столько секретов, что я буквально сгораю от любопытства.

Он замер, разглядывая её, словно впервые увидел — она даже не догадывалась, что он сейчас видит в ней. Тоже кокетку? Глупую девушку, пытающуюся эпатировать общество? Несерьезного механика? Или серьезного? Ах да, он же что-то про наивность ей говорил…

— Андре… — он нахмурился и… Резко сменил тему, доставая из кармана пальто металлическую пластинку с выгравированными рунами — ту самую цепочку, которую они сегодня с ним обсуждали: — есть предложение: я активирую рунную цепь на входе в инквизицию — вы заходите под её прикрытием. Проверим — заметит ли вас Марк.

Андре немного разочарованно сказала, беря протянутую пластинку — грубый прообраз будущего ментального механита:

— А вы колючка, Брендон.

Он пожал плечами, снова пускаясь в путь:

— Люди по жизни те еще ежи. Мы все колючи в той или иной мере. Мы все хотим тепла, и прижимаясь к друг другу в его поисках, только сильнее раним.

Андре фыркнула:

— Вы не еж, Брендон. Вы этот… Иглобраз — к вам совсем не подобраться, чтобы согреть.

— А вы хотите меня согреть? Вы уверены в своем желании? — он хищно улыбнулся, так что Андре не удержалась и пальцами поправила кончики его губ, чуть опуская вниз.

— Пока я уверена в одном — я хочу изучить ваши рунные цепи, чтобы ликвидировать тот вред, что вам нанесла инквизиция.

Он притворно рассмеялся, уворачиваясь от её руки:

— Вот видите — вы тоже не хотите меня греть. Вам проще меня заморозить, стаскивая свитер — иначе руны не рассмотреть.

Андре сердито сунула руки в карманы своего пальто:

— Вас мало грели, Брендон. Или очень сильно обидели. Или…

— …или я не нуждаюсь в вашем тепле, Андре. Грейте кого-то другого — вы слишком наивны для меня.

Он тоже сунул руки в карманы и молча пошел рядом, подстраиваясь под шаг Андре.

Кажется, прогулка у них не задалась.

Андре бросила косой взгляд на слишком серьезного Брендона — он словно решал в уме уравнения частичных запретов в абсолюте, — и решительно взяла его под руку. Он её не вырвал — наверное, смирился с этикетом. Андре поклялась себе, что не будет кошмарить Брендона — только поможет с рунами, если он разрешит, и все.

В инквизиции было пусто, тихо и мрачновато — простые беленые стены, узкие не пропускавшие свет окна, грустные статуи богов, чьи лица были спрятаны под мраморными вуалями, древняя неудобная мебель: лавки, тяжелые стулья, громадный стол в то ли гостиной, то ли трапезной, куда привел её Брендон.

Отец Маркус их приход не заметил. Может, из-за того, что спал, может, из-за того, что пластинка с рунной цепью все же действовала.

Замирая у огромного зева камина, где лежали приготовленные на утро дрова, и рассматривая старую фреску над каминной полкой, Андре обняла себя руками, признаваясь:

— В таком мрачном, холодном месте я бы тоже, пожалуй, предпочла стать черным колдуном. — Голос её эхом заметался по зале.

На поблекшей от старости фреске были изображены страдающие вдали от богов души.

Брендон криво улыбнулся:

— Ошибка, Андре. Я сперва стал колдуном, а уже потом попал сюда. Присаживайтесь, я сейчас позову отца Маркуса.

В коридоре раздались шаркающие, тяжелые шаги, и в залу вошел сам инквизитор, одетый в простой домашний костюм:

— Брендон, с кем ты тут разгова… — Его глаза широко открылись, выражая крайнюю степень удивления. — Кера Андре… Не ожидал вас тут увидеть…

Продолжая всматриваться в Андре, отец Маркус медленно приблизился к ней. Брендон не сдержался, улыбаясь, как довольный мальчишка:

— Работает, Андре! Ваша цепь все же работает!

Маркус остановился в двух футах от Андре, чуть покачнулся и сделал шаг назад.

Андре понимающе сказала:

— Не работает — при приближении сигнал пробивается.

Отец Маркус бросил на Брендона обиженный взгляд:

— Мой тщательно скрываемый десять лет подряд секрет за последнюю седьмицу распространяется быстрее верхового пожара! Быстрее чумы! Это же надо…

Брендон подался назад:

— Это не я. Андре сама угадала. Я ей не подсказывал.

Она пришла ему на помощь:

— Это Грегори попросил меня попробовать собрать механит против ментального воздействия для себя и Мюрая. Я проанализировала его последние знакомства и обнаружила, что на менталиста подходите только вы.

Маркус, извиняясь перед Андре, выдвинул стул и тяжело сел:

— Простите, последствия взрыва — еще тяжело долго стоять на ногах. Присаживайтесь тоже, прошу.

Андре кивнула и села сама, не замечая пытавшегося прийти ей на помощь Брендона:

— Спасибо. — она достала из глубокого кармана пальто блокнот, с которым не расставалась и положила его на стол перед собой. Рунная цепочка так и мозолила глаза, напоминая о своем несовершенстве.

— И все же… — Маркус серьезно всматривался в Андре. — Менталистом мог оказаться кто-то из свиты принца.

— Не мог, — задумчиво ответила она. — Там нет магов, кроме Каеде, а Ренаров Грегори раньше не избегал. Так что… Только вы и Брендон были под подозрением — вы слишком легко сдались со свадьбой Элизабет.

— Тогда почему не Брендон?

Она улыбнулась:

— Вы же сами понимаете: если бы он был менталистом, он бы знал мои планы на него… — Андре окончание фразы произнесла мысленно: «…и не чурался бы меня так откровенно».

«Это точно!» — болезненно возникло в её голове — Маркус, чтобы она «услышала» его, подался вперед на стуле, уменьшая расстояние между ними.

Брендон кашлянул, напоминая о себе:

— Я еще тут.

— Разожги, пожалуйста, камин, — попросил Маркус. — Здесь холодно.

Андре сосредоточенно всматривалась в рунную цепь — не то, чтобы она надеялась сходу создать антиментальный механит, она не настолько была самоуверенна, но ошибку-то стоит искать! Жаль только, что она не захватила с собой потенцитовый питающий кристалл — сама запитывать рунные цепи она не могла.

Маркус мягко, как довольный кот, дорвавшийся до сливок, спросил, заставляя вздрагивать сразу Андре и Брендона:

— Кера Андре, не хотите стать эфирницей? Тут Аквилита, тут по другому относятся к женщинам-магам. Во всяком случае я вас не потащу на костер.

Она отвлеклась от блокнота:

— Я подумываю над этим. Не хочется подставлять Грегори под удар инквизиции. — Она улыбнулась: — вот вы уедете, тогда я и сдерну печать с себя.

Брендон сложил руки на груди:

— Все не так просто, Андре. Женщинами-эфирницам нужно пройти специальный обряд…

Маркус все так же ласково, как мангуст перед решающим ударом, произнес:

— Брендон как раз его знает…

Тот прищурился:

— У меня запястья полностью татуированы. Негде вывести имя керы, а вот твои запястья, Марк, девственно пусты.

Инквизитор не остался в долгу:

— А причем тут запястья? Ладони-то у тебя чисты.

— Я не… — Брендон осекся под взглядом Андре.

— Я вам тут не мешаю? — напомнила она о себе. — Простите, что вмешалась, но в вашей помощи, чтобы стать эфирницей, я не нуждаюсь. Лекарство нера Аранды позволяет поворачивать вспять последствия потенцитовой интоксикации. Луна-две-три, и лекарство поступит в производство. Мир уже изменился — женщинам, чтобы стать магами, теперь не нужны ритуалы и, надеюсь, разрешения инквизиции, храмов, королей или родителей.

Маркус грустно улыбнулся:

— Наивная вы кера, Андре.

Она ответила самой солнечной улыбкой, на которую была способна:

— Мне говорили. Я знаю.

Брендон угрюмо заметил:

— Аранда еще не решился со стоимостью патента. Он может стоить ройс, и тогда вы, Андре, правы — мир окончательно изменится. А может стоить и сотни ройсов — и тогда неры Аранда озолотятся, но мир не рухнет от потрясений. Аранда даже может оформить исключительные права на лекарство, и тогда мало что изменится в этом мире.

Андре пожала плечами:

— Что ж, если мир не изменится — у меня всегда есть под рукой заряженные кристаллы потенцита, чтобы самостоятельно проводить свои исследования. — Она заметила в рунной цепи символ, который можно было заменить, коррелируя расстояние и силу, питающую рунную цепь. — У вас тут есть мелок и доска, на которой можно проверить новую цепь?

Маркус кивнул Брендону:

— Принеси, пожалуйста. — он мысленно бросил ему вслед: «И не чурайся так Андре — она искренна в своем желании тебе помочь!».

Брендон угрюмо подумал: «И в своем желании попасть в лапы инквизиции?»

Маркус задумчиво осмотрел свои ладони: «Не так они и плохи у меня, между прочим!»

«У тебя — да. У других?» — он оглянулся в дверном проеме на Маркуса. Тот закатил глаза: «Так не попадайся им! И не позволь ей им попасться!»

Андре, продолжая карандашом поправлять руны и рассчитывать коэффициент поправки энергии эфира, напомнила:

— Неры, прошу — говорите вслух.

* * *

Лиз стойко выпила лекарство и, Грег, сидя в изголовье кровати и придерживая её за плечи, помог ей опуститься на подушку. Медсестра, принесшая лекарство, пожелала приятных снов и вышла из палаты.

Грег, помогая слабой от болезни Лиз устроиться удобнее на подушке, не удержался и просил:

— Как ты?

Она отважно улыбнулась:

— Спасибо, хорошо.

Он знал, что она лгала — она даже рукой пошевелить была не в состоянии, но храбрость в борьбе с недугом надо поощрять — Грег наклонился к ней и поцеловал в лоб:

— Умница. Закрывай-ка глаза и ложись спать.

— А ты? — тут же спросила она, еле поворачивая голову к нему. — Тебе тоже надо спать — ты сегодня весь день был на службе, а ночью из-за меня носился по катакомбам…

Он оборвал её:

— А я посплю в кресле. Ничего со мной не сделается — бывало и хуже, уж поверь.

Лиз, проклиная свое огромное, неуклюжее тело, постаралась подвинуться на койке — правда, у неё ничего не получилось:

— Ложись рядом.

— Лиииииз… — Грег понимал, что это госпиталь, что тут в любой момент может кто-то войти и возмутиться неподобающим поведением.

Она тихо призналась, заставляя родничок в сердце застывать от холода:

— Я не могу согреться. Не хватает тепла… Обними меня, пожалуйста…

Он быстро, не пререкаясь, стащил с себя ботинки и лег на самый край койки, подсовывая руку под шею Лиз и крепко прижимая её к себе:

— Так удобно?

— Да… — её прохладное дыхание скользнуло по его щеке. — Я хотела сказать тебе, Грег…

Он поцеловал её в висок, весь свой накопленный за день эфир направляя в Лиз, чтобы согреть еле бьющийся в её сердце родничок:

— Говори, я внимательно тебя слушаю…

— Только не злись…

Он с трудом подавил гнев — на самого себя, конечно же. Даже Лиз побаивается его злости и гнева — дожил, лер!

— Лииииз, как я могу на тебя злиться!

— На себя не злись, — прошептала она, чуть подаваясь вперед и целуя его в подбородок. Она вновь повторила: — На себя не злись… Если мне не хватит сил, если я не выдержу, не соблюдай глупый траур, хорошо?

Он закрыл глаза, не в силах что-либо сказать. Он годами запрещал себе думать об отношениях с женщинами, и когда впервые у него что-то наладилось, неведомый Шутник взял и все испортил!

Лиз продолжила:

— И на себя не злись, хорошо? И… Еще… Помоги Броку не загнать себя — он любит страдать самоедством. Пожалуйста, постарайтесь стать не друзьями, а хотя бы приятелями. И не злитесь на себя, если мне не хватит сил.

Он лишь сказал:

— Я не отпущу тебя. Я ни за что не отпущу тебя.

— Расскажи что-нибудь хорошее… — попросила Лиз, закрывая глаза. Лекарство внутри неё начало жечь, растекаясь из желудка языками пламени, словно было чем-то недовольно.

— Хорошее… Хорошее… — Грег прогнал мысли, что ему самому хочется услышать что-то хорошее. Лиз в разы труднее. Это она борется за каждое движение, за каждый вдох. — Что ты думаешь об Университете? Тебе нужно будет учиться обращаться с эфиром. Андре тоже пойдет учиться — чтобы тебе не было одиноко среди студентов. Учти, студенческие пирушки я как-нибудь перенесу, но на территории Университета — за его стенами действует закон, и его нарушать нельзя.

Лиз тихо, щекоча дыханием его шею, рассмеялась:

— Я не буду тебя позорить.

— Договорились, Лиз. Спи, моя девочка, спи, я послежу за тобой…

— Хорошо… — пробормотала она, чуть поправляя позу и замечая: — Грег… А я могу руками двигать… Сама!

Он приподнялся на локте, заглядывая ей в лицо:

— Лиз?

Она осторожно сама приподняла руку, кладя ладонь ему на щеку:

— Небеса, Грег, ты такой колючий…

— Побриться? — тут же предложил он.

— Поцелуй! — подсказала она.

Грег пробормотал:

— Это совсем нелогично… — он осторожно склонился в поцелуе, ловя её губы и отдавая через усилившийся родничок все свое тепло и любовь.

Глава 25 День третий. Нежить и мертвый мир

Одли по второму кругу обошел расщепленную нелиду, внимательно ища на подмерзшем к ночи снегу следы, которых не было. Только мелкий лисий нарыск вился вокруг дерева и отпечатки ног констебля Нельсона, обнаружившего новый труп, и все. Вот же гадость! Кто им в этот раз противостоит? Кто настолько ловкий, что не оставляет следов?

Одли подошел к дереву, положил руку на ствол, пытаясь почувствовать чужой эфир. На дереве должны были остаться следы убийцы — это не воздух, в котором все легко растворяется. Ничего. Тишина. Только слышно, как мнется в стороне волнующийся Нельсон, да крадется, шурша низкими ветвями нелиды, лиса. И далеко, совсем далеко на краю восприятия чей-то плач…

Нельсон переступил ногами — лед под его ногами захрустел, сбивая с настроя.

Одли не выдержал:

— Нельсон, отойди подальше!

— Да, серж… Инспектор! — констебль, вздыхая, поплелся обратно, бурча себе под нос, что не отворачивался ни на миг.

— И тише, не слон же! — пробурчал недовольный Одли, снова пытаясь услышать детский плач. Инспектор стащил с себя шерстяные перчатки, прислонил обе ладони к шершавой, темно-коричневой при свете магического светляка коре. — Ну же… Пожалуйста… Ответь…

Кончики пальцев принялся колоть приближающийся с ночью морозец. Где-то тявкнула лиса. Зашевелились, захлопали крыльями вороны, пытаясь сорваться в небеса и устроить грай. Лиса снова тявкнула, и вороны замерли, нахохлившись и забыв о небесах. Снова стало тихо.

— Ну же… Где ты…

Одли сам не знал, кого зовет. Он искал чужой эфир, эфир той твари, что прячет здесь трупы убитых, но в ответ прозвучал лишь детский всхлип.

— Пожалуйста…

По ушам ударил резкий, беспомощный крик: «Не надо, прошу! Я буду молчать! Я ничего не видела! Прошууууу!» Это было… Странно. Он пытался найти отголоски эфира, а услышал убитую девочку, словно она была еще жива. Возможно, она стала призраком, как когда-то Полли. Одли снова сосредоточился, но больше, как не вслушивался, он ничего не смог обнаружить или расслышать. В голень кто-то ткнулся, и мужчина машинально дернул ногой, откидывая в сторону любопытную лисицу. Та обиженно села в стороне, лапкой потерла нос и громко тявкнула, словно подавая команду воронам — те стремглав взлетели в черные, затянутые облаками небеса, и устроили ор, круг за кругом наворачивая над горой.

Одли от неожиданности выругался:

— Твой же дивизион! — Вот-вот должен был приплыть дирижабль с судебным хирургом.

Лиса снова мстительно тявкнула и пошла прочь, перепрыгивая через оставшиеся сугробы. Заметать след она не стала.

Нельсон, стоя на грани света и тьмы, напомнил о себе, разглядывая беснующихся в небе ворон:

— Нескоро успокоятся теперь, — он стоически подавлял в себе желание скрыться под защитой дорожного домика.

Себ с Вальяном, вернувшиеся от катакомб, тоже с опаской посматривали в небеса. Сюрпризов оттуда неслось много, не прицельно, конечно, но все же…

— Чисто, инспектор… — быстро отчитался Себ. — В катакомбах с прошлой ночи никого не было. Только мои и Алистера следы. Ну и лисьи, конечно… Что будем делать?

Одли спешно возводил два щита: один звукопоглощающий от громкого, мешающего сосредоточиться грая, другой — защитный: все мечтают о деньгах, но не до такой же степени — гадила стая дай небеса всем…

— Начнем сами обследование, — решился Одли. — Дирижабль не сможет близко подобраться сюда — явно высадят экспертов поближе к деревне. Раньше начнем — раньше окажемся в теплых постелях.

То, что вернуться в Аквилиту им сегодня не светит, Себ и Вальян уже сами поняли. Придется снова обходить деревни в попытке опознать новый труп.

Нельсон сбегал в дорожную хижину и притащил старый плед:

— Вот, постелить можно заместо мешка… И… — он виновато — помнил еще свой провал с Тома, — посмотрел на Одли: — Вииииин, чем угодно клянусь — не уходил я с поста. Глаз не сводил, а если и сводил на чуток — фиксатор-то не обманешь. Он туточки на дереве висит, усе записывает.

Одли хлопнул его по плечу:

— Расслабься, Нельсон. Сходи, сними фиксатор и поменяй кристалл — я отдам его экспертам на расшифровку. — Он оценивающе посмотрел на худого, невысокого Себа и выбрал плотного, крепко сбитого Вальяна: — подсоби — будем доставать тело из дупла. Все необходимые снимки я уже сделал.

Лиса где-то за пределами защитных плетений злобно зашипела, и вороны как по команде принялись атаковать полицейских, словно пытались пробиться к нелиде — птицы не видят эфир. Одли вспомнил, что и в прошлый раз, когда доставали из дупла тело Игрек-3, рядом крутилась лиса. Надо будет спросить у Вик — значит ли это что-то?

Одли с Вальяном еле достали хрупкое, закоченевшее, легкое тело девочки лет двенадцати, не больше. С него щедро валился мох и древесные щепки. Одежда: теплое шерстяное платье, белоснежный передник, чулки — была мокрой от древесного сока. Ботинки с протертыми до дыр подошвами раскисли. Одли первым делом проверил эфирные каналы трупа — они были выжжены, как и положено. Не нежить, не поднимется.

Себ, помогая уложить тело на плед, не сдержался:

— Слушай, как живая лежит… Словно спит. Лицо вообще не задето трупными изменениями.

Одли сунул пальцы под голову трупа, ощупывая затылок — кости легко ходили под его пальцами:

— Себ, не говори глупостей — мертвее не бывает. Это все холод — он остановил процессы гниения. Только и всего. — А в его голове против его воли снова зазвучал плач девочки. Что за демоново наваждение тут творится?!

Он выпрямился, снова делая снимки тела.

— Так… — Одли посмотрел на явно впечатленного Себа и Вальяна: — Парни, хватит раскисать. Наше дело — найти тварь, убившую её, а не страдать над телом.

Он, сев на корточки, принялся тщательно осматривать труп, надиктовывая на фиксатор:

— Тело Икс-2 в хорошем состоянии, трупное окоченение полное, явных следов насилия нет, одежда не потревожена. На шее… — он приспустил воротничок платья, — симметрично с двух сторон гематомы.

Себ присел рядом, аккуратно проверяя горло и сохранность хрящей:

— Следов удушения нет. Наверное, её просто схватили за шею, удерживая в захвате, пока били по голове…

— Вариант, — согласился Одли. — Удар по затылку был нанесен явно сверху и справа.

Себ признал:

— Ничего это нам не дает — тут каждый первый правша, и почти все мужчины выше Икс-2. Она почти мышка… — он все же не сдержался. Вроде привык к смерти, но второй раз подряд убитым был почти ребенок. Это было непонятно, как малость.

Одли сурово глянул на парня:

— Прекращай. Понимаю — мерзко, но надо уметь отстраняться. Не можешь — отойди в сторону, дай Вальяну место. — Инспектор понимал в чем дело — у Себа было полным-полно мелких кузин и племянниц. Парень обиженно поджал губы, но не отошел. Он принялся осматривать одежду: карманы передника, карманы платья, манжеты — все те места, куда прячут вещи и куда может что-то само завалиться.

На пледе появились носовой платок, скомканная и прокисшая бумажка с расплывшимися чернилами, чайная «бомба» с окрасившейся в коричневый цвет марлей — Одли такие не раз сам заваривал в окопах, когда еще служил во «славу» Тальмы.

Себ, забывшись, потер лоб:

— Может, дево…

Одли его поправил:

— Икс-2!

Парень послушно кивнул, заставляя себя отстраняться от чужой смерти:

— Икс-2 могла служить в чайной или в каком-то кафе.

Одли принялся рассматривать руки убитой: пальцы были ухоженные, ногти коротко подстриженные, грязи под ними не было, цыпок, расчесов, укусов блох тоже нет.

Вальян предложил свой вариант:

— Может, чайная девушка на фабрике? Вряд ли в кафе её взяли в таком-то платье. Не слишком презентабельное. — Последнее слово он еле выговорил, расстроенно дергая плечом — рискнул сверкнуть умным словом и не правился с ним.

В небе, слишком заметный на фоне облаков, проплыл недовольным китом полицейский дирижабль, по большой дуге обходя продолжавшую кружить над горой стаю ворон. Лисьи глаза гневно сверкали из-под дальней нелиды.

Одли похвалил Вальяна — он всегда придерживался правила, что любую инициативу надо поддерживать, а уж дельные предположения — тем более:

— Хорошее предположение. — Он продолжил осмотр.

Через четверть часа к ним подошел в сопровождении санитаров запыхавшийся Картер, обиженно высказывая:

— Добрый вечер, неры. Нарушаете инструкции?

Одли выпрямился, заканчивая осмотр тела и признаваясь:

— Нарушаем. Все фиксограммы предоставим, кристаллы с памятью тоже.

— Ну-ну… — Картер с трудом удержал зевок — время приближалось к полуночи. Он подошел ближе, поставил свой саквояж на край пледа и натянул на глаза служебные гогглы: — и что же мы тут имеем…

Он не стал прогонять прочь констеблей, как некоторые, заявлявшие, что они ему мешают работать. Картер присел у тела, первым делом втыкая термометр-механит в печень трупа, а затем принялся проверять глазные яблоки, тургор тканей, степень окоченения…

Одли терпеливо ждал — глухо бессилие перед странным убийцей, таскавшим сюда трупы, раздражало его. Пусть дерево не живое в полном смысле этого слова, но быть вечной могилой по воле какого-то отморозка оно не заслужило. Себ принялся наворачивать круги вокруг нелиды в поисках отсутствующих следов, Вальян отошел в сторону и шептался с Нельсоном. Картер извлек термометр из печени и выругался. Дальнейшее было по инструкции, но крайне быстро и нелепо. Он достал из кармана, чуть не теряя при этом, небольшой амулет, активировал его, тут же кидая на тело и рванул прочь с криком:

— Бегом! Она сейчас поднимется!!!

Огонь вырвался из амулета, жадно поглощая тело высокими, ненасытными языками пламени. Одли на бегу не удержался, оглядываясь назад, и… Огонь легко перекинулся с трупа на дерево. Вот так будет правильно.

Лиса за защитным плетением залаяла, словно ругалась на его глупость.

Отбежав на безопасное расстояние, Одли, как главный, осмотрелся: Нельсон, Вальян, Себ тут. Картер снегом сбивал с себя пляшущее по его пальто пламя — вроде опытный судебный хирург, а вот попался! Одли в прыжке сбил его с ног и покатил по снегу, гася пламя — эфиром его не остановишь, оно предназначалось против нежити.

Одли приподнялся с Картера, быстро осматривая его с головы до ног — воняло горелой шерстью, пальто зияло дырами, но языков пламени не было:

— Живы?

— Вроде… — тускло выдавил Картер. Его язык заплетался: — Как вы… пропустили нежить?

Одли, спешно плетя целебный щит, пробурчал:

— Встречный вопрос: почему не умея пользоваться нежите-амулетом, вы активировали его? Вы же могли сгореть заживо…

— Сглупил… — признался Картер, вяло пытаясь стащить с себя пальто. Получалось плохо — Одли видел, что как малость поверхностные ожоги рук хирург заработал. Вот только этого не хватало… Надо срочно в Аквилиту — тут его не вытянуть. Картер сипло дышал, ловя ртом упрямый воздух.

Одли все же ответил на его вопрос:

— Тоже сглупил с нежитью. — Он наложил плетение на Картера, явно теряющего сознание от боли, и крикнул: — носилки! И живо в дирижабль — Картера в госпиталь срочно! Нельсон, вы остаетесь тут — караульте дальше. Мы с Себом в деревню…

Картер нашел в себе силы выдавить:

— Игрек… Опознан… Он из… Города…

Одли кивнул:

— Значит, возвращаемся вместе с вами.

* * *

В пригнанном на площадь паробусе было тепло, привычно и почти уютно. Вик откинулась на мягкую спинку сиденья и терпеливо ждала, когда Алистер закончит работать с её плечом — Брок сказал, что по части оказания помощи при травмах ему нет равных. Вик ему верила. Пальцы Алистера с силой перемещались по костям: ключица, лопатка, плечо. Было неприятно, но не больно. Главное, чтобы были силы продержаться эту ночь, потом Вик пойдет и сдастся Николасу на лечение. Эван снова будет волноваться, и все из-за её глупой невнимательности.

Брок сидел на скамейке рядом, сверля глазами пол — тоже ждал. Вик через не до конца прикрытые веки наблюдала за ним — кажется, он надеялся, что в Вик проснется благоразумие.

Алистер деликатно вложил руку Вик в удерживающую повязку:

— Ну вот как-то… Так… Пару часов боли не будет — как раз успеешь добраться до доктора. Трещина в ключице. Повезло, что не перелом.

Вик робко улыбнулась, накидывая на плечи шинель:

— Значит, час на поиски Лео у меня есть.

Брок вскинулся и выругался, не сдерживаясь:

— …и пекло, Вики! Не хочешь в госпиталь — езжай домой. Там Эван тебя воспитает. Я распорядился поднять всех — скоро тут будут все осы. Мы квартал на уши поставим, но найдем Лео. — он посмотрел на неё — крайне обиженно и даже оскорбленно: — ты не доверяешь мне?

Вик положила ему руку на плечо:

— Доверяю, но хочу помочь, пока могу. Все равно паромобиль пока уехал в инквизицию. Надеюсь, Марк не откажет в помощи и почистит память этого Нила. Паромобиль вернется — я тут же поеду домой. Честное слово, Брок. Я же не враг себе. А пока… Давай проверим, почему след Лео пропадает? Пожалуйста… — Она знала, что жалостливый взгляд у неё никогда не получался, так что даже не пыталась. — Брок, тут всего полплощади пройти. Под вашим с Алистером присмотром. Что может случиться?

Брок встал, поправляя шинель, и мрачно выдавил:

— Например, ты найдешь его след — просто по закону подлости. Найдешь и потребуешь пойти до конца.

Вик тоже поднялась, опираясь на протянутую руку Алистера:

— Так это же замечательно будет! Я найду след и тут же передам его вам. Если найду, конечно.

Мужчины громко выдохнули, словно не верили ей. Вик предпочла промолчать — хорошо, что Эван верил в неё и её благоразумие. Брок и Алистер, кажется, считали, что последнего качества у неё нет. Каждый судит по себе — у Брока благоразумие отсутствовало полностью. Как говорил Одли, он считал себя бессмертным, до полного упадка сил загоняя себя. Вик же знала свои пределы и становиться героем посмертно не собиралась — ей бы только найти следы Лео, раз их не смогли найти Алистер и Брок. Даже следы из «песочницы», разбуженные руной созвучия, не помогли — они исчезали почти там же, где Алистер, по его словам, терял след Лео.

— Парни, пойдемте — час, это не так и много. — На всякий случай она даже добавила: — Я буду очень благоразумна.

Алистер промолчал, не стал напоминать, что предупреждал следить за тем, что творится за спиной. Это было очень благородно с его стороны — Вик сама понимала, как сильно сглупила в бакалейной лавке.

Чувствуя себя почти под конвоем — Алистер шел слева, Брок шествовал справа от Вик, — она дошла до конца притихшей в ночи площади. Где-то тут, у начала Лозовой улицы, последний раз мелькнул Лео, когда они с Алистером мчались ему на помощь.

Алистер прошел по Лозовой, останавливаясь у конца первого, мрачного, трехэтажного дома:

— Вот тут я видел Лео последний раз. Он убегал, опираясь невысокую девушку в темном платье.

Вик нахмурилась, поправляя его:

— Девушек было двое. Вторая была совсем темная, сливаясь с ночью: черные волосы, темная кожа, черная одежда. Карфианка, наверное.

Алистер не стал спорить, лишь присел у светящихся синим призрачным светом следов Лео, зажжённых руной созвучия из «песочницы» — следы заканчивались тут, словно Лео взлетел в небеса или растворился в воздухе.

Брок поспешно вмешался, не давая разгораться возможному спору:

— Вик, Ал, кристаллы из фиксаторов утром сдадите на расшифровку. Может, на записи будет лучше видно девушек. И вообще то, что произошло. На моей памяти никто еще так не исчезал — не дирижабль же его забрал…

Вик прикрыла глаза, отвлекаясь от разговоров и шума ночного города. Она старательно принюхивалась, пытаясь найти след Лео. Перед плотно сжатыми веками ярко вспыхнул кипенный шар. Почему-то вспомнились сказки из библиотеки и то, что называлось то звездным шаром, то бусиной. След Лео вкусно пахнул в воздухе, зовя за собой. На миг показалось, что на четырех лапах, заметая хвостом свои следы, она легко уйдет от надоедливых мужчин, задушивших её своей ненужной заботой.

Новый, яркий мир манил её, обещая раскрыть все свои тайны. Да, тут он невзрачен, мертв и потому зол, но чуть дальше… Стоит только позволить стать самой собой, и он откроется ей, совсем другой. На четырех лапах его легко настигнуть — иной мир, где живо все, где ками ждут её и рады приветствовать.

Вик резко открыла глаза — ей такое ни к чему. Она не хочет стать лисой.

След Лео растаял в воздухе, сворачивая в темный проулок в сторону горы.

Брок спешно поймал Вик за руку, с силой сжимая её пальцы — почему-то в его глазах плескался неприкрытый ужас:

— Знаешь, Вики, мне так страшно стало за тебя. Словно еще чуть-чуть, и ты… — он недоговорил, теряясь в словах.

Алистер веско заметил, не поддерживая Брока и странно меняя тему:

— Лео — сильный парень. Он в состоянии позаботиться о себе этой ночью. Мы найдем его, Виктория. Не стоит… — он тоже неожиданно запутался в словах. Оборотней не бывает. Это сказки. Только эта сказка чуть не стала реальностью — Алистер готов был поклясться, что видел тень от лисьего хвоста на брусчатке. И принадлежал этот хвост Вик.

Она потерла висок, вспоминая предостережение Каеде. Как-то питаться человеческими сердцами или печенью, или даже кровью, как вампир, её не прельщало. Могущество могуществом, но становиться убийцей ради него Вик не собиралась.

— Лео направился туда, в проулок, — сказала она наконец. — Дальше я его след не вижу. И… Пожалуй, мне пора домой.

Брок с облегчением выдохнул:

— Хорошо. Я сейчас тебя провожу до паробуса. Если что-то узнаем, найдем, отыщем Лео — мы телефонируем вам домой. В конце концов комиссар должен быть в курсе происходящего.

— Да, — согласилась с ним Вик.

— Отдыхай, — Брок предложил ей руку.

— Мне еще допрос лоа нужно провести, — призналась Вик, заставляя Брока скрежетать зубами:

— Вики, а ты вообще умеешь болеть?

Она с улыбкой заглянула ему в лицо:

— А ты?

— Я старательно этому учусь.

— Я тоже буду учиться, — постаралась его утешить Вик. Не получилось — это было заметно по сошедшимся на переносице бровям Брока.

Глава 26 День третий. Лоа-ребенок

Вик, вспоминая в какой части города побывала, старательно почистила обувь о декроттуар прежде, чем подниматься по ступенькам крыльца. Дверь тут же открылась — Джон ждал прихода хозяйки. Вик замерла на миг на крыльце, рассматривая мирную, хорошо освещенную улицу и уходящие прочь дома Аквилиты. Ветряные горы темным абрисом вырастали вдалеке — отсюда и не разглядишь мелкие огоньки домов, улиц, фабрик, окружающих их трущоб. Где-то там сейчас Брок и Алистер, где-то там все осы, где-то там напуганный случившимся Лео, где-то там нерисса Идо, готовящая своих воспитанниц к судьбе воровок или стрекоз, где-то там лишившиеся крова, но пока еще не готовые опускаться рабочие и их семьи… Вик обвела взглядом весь город и впервые четко осознала, что это все её земли, это все — её ответственность. Её и Эвана, конечно. И как важно сейчас найти Шутника, и как важно расследовать дело о руке удачи, так и важно помнить, что её обязанности гораздо, гораздо шире, чем служба в полиции. Перед глазами явственно сверкнул белоснежный, светящийся шар, чем-то напоминающий пресс-папье, и снова исподволь пришла мысль, что с хвостом, а когда-нибудь и с тремя, и с девятью, она будет сильнее, мудрее и сможет сделать гораздо больше, чем просто будучи человеком.

Джон тихо кашлянул, напоминая о себе, и Вик прогнала прочь мысли о жизни лисой. Она зашла в погруженный в полумрак холл — дом готовился ко сну. Лакей принял у неё шинель, замечая поддерживающую повязку:

— Лера Виктория, нера Николаса позвать?

Она, снимая пилотку и бросая её на столик, кивнула:

— Если он еще не лег спать, конечно. Где Эван и Брендон? — она посмотрела на поднос, полный визиток — пока она была на службе, местные леры трудились во всю, нанося визиты, а вот она отлынивает от этой части своей жизни…

Джон доложил, почему-то шепотом:

— Лер Эван вместе с кером Брендоном в саду. Пытаются прогнать жильца.

Вик грустно улыбнулась — забавное прозвище получил лоа.

Джон устремился на второй этаж — проверять Николаса Деррика. Тот был семейным доктором семейства Хейгов, и после разрушения чумного проклятья Аквилиты, остался в городе, обучаясь у адеры Вифании новым приемам лечения. Вик втайне надеялась, что Ник, даже закончив обучение, останется в Аквилите. Она готова была помочь ему купить практику, чтобы было проще начинать.

Вик осторожно, боясь пробуждения боли, вытащила левую руку из удерживающей повязки, но Алистер хорошо владел эфиром — пусть Вик не могла двигать пальцами, но боли не было. Вик принялась расстегивать пуговицы мундира, направляясь к креслу, чтобы дать отдохнуть натруженным за день ногам. С удивлением она обнаружила, что в одном из кресел, спрятавшись под теплым пледом, дремала Полин. Вик присела на корточки возле нее, стараясь не разбудить, и чувствуя перед ней вину — обещала дом и дружбу, а вместо этого пропадает на службе, нарушая данное самой себе слово. Вот и сегодня — хотела с ней погулять, а вместо этого искала Лео. И то, и другое безумно важно — Вик себя желающим разорваться на сотню мелких Броков чувствовала.

Девочка сонно открыла глаза и доверчиво потянулась, обнимая Вик за шею и щекоча своим дыханием:

— А я ждала… И заснула…

Вик поцеловала её в теплую щеку:

— Прости…

Полин заглянула ей в глаза:

— Не надо просить прощения. Не за что же… — она искренне улыбнулась, согревая Вик своим теплом, и рассказала: — а мы сегодня с Альком по набережной гуляли. Там цирк приехал. Альк сказал, что сбежит вместе с цирком.

Вик встала, усаживаясь в кресло вместе с Полин, живо перебравшейся к ней на колени:

— А с чего это Альк решил сбежать от адера Дрейка?

— Так ить… — несмотря на занятия нериссы Эйр, простонародные слова еще встречались в речи Полин. — Адер… У его невеста появилась.

Вик вздрогнула — дожила! Даже появление невесты у Дрейка, своего хорошего знакомого, пропустила.

— И откуда взялась эта невеста?

Полин простодушно сказала:

— Так она всегда у него была. Просто сперва бросила, а потом случилась война, она бежала из Вернии, и вот… Они встретились, и Шарль сказал, что уууууух, опять чуйства понеслись.

Вик нахмурилась — она не знала в деталях историю расторгнутой помолвки Дрейка, и сейчас совершенно не понимала, радоваться за друга или уже нестись и спасать. Это же не ревность, да? Одно время она серьезно увлеклась Дрейком. Если бы не Эван в её жизни… Все могло быть иначе.

— Альк из-за невесты адера решил сбежать? — только и спросила Вик. О таком стоит сообщить Дрейку — он не тот, кто бросает детей по прихоти невесты.

— Угу, то есть да… А Ноа…

— Ноа? — новые факты сыпались из Полин сегодня, как из рога изобилия.

— Ноа — это новая девочка в храмовом приюте адеры Вифании. Она черная-черная!

Вик строго поправила Полин — она, к сожалению, знала к чему приводят такие слова и такие убеждения — дело Чернокнижника не даст солгать:

— Не стоит так говорить — это обидно.

Полин зарделась и подалась прочь из объятий Вик:

— Простите…

Не давая девочке сбежать, Вик прижала её к себе:

— Не обижайся, хорошо?

Девочка мелко закивала, и Вик напомнила, меняя тему:

— И что же Ноа?

Полин важно сказала:

— А Ноа сказала, что Альк дурак! Только дураки сбегают из дома. Она сказала, что его поймает Тонтон-макут…

— Кто? — снова не поняла Вик, и Полин, явно напуганная этим странным Тонтоном, быстро-быстро принялась рассказывать:

— Это такое чудовище, любящее убивать детей. Он ходит по дорогам и собирает детей в свой макут. Макут — это мешок такой. Он потом достает из мешка детей и ест их… Ноа сказала, что если Альк сбежит, этот самый Тонтон-макут найдет его и запрет в мешке, а потом только окровавленные кости и найдут от Алька… — Полин чуть подалась назад, боязливо спрашивая: — Она же лгала?

И Вик, заставляя себя не так крепко прижимать Полин, чье сердце глухо и быстро, как у птички, билось в грудной клетке, подтвердила:

— Никаких Тонтон-макутов не существует. Как нет Ленивого Лоуренса, Ода Гугги, Мельш Дика, Крыжовенной бабки и боуги, таскающих детей. Как нет бабаек и прочих гадостей. Нет нянек-боуги, их давно прогнали, Полин. Нет никакого Тонтон-макута, никто не поймает и не бросит ребенка в мешок.

Полин снова крепко прижалась к ней, обнимая за шею:

— А Альк поверил. Я чуть-чуть подыграла Ноа, чтобы Альк не сбег. — она подумала и совсем тихо сказала: — хорошо, что нет Тонтона и его макута. Только Ноа сказала, что лично сидела в его мешке.

Вик уверенно произнесла, чтобы точно убедить Полин:

— Это она чтобы сильнее напугать Алька сказала. Нельзя сбегать из дома. Дрейк будет волноваться за Алька.

— Я ему скажу. — Полин быстро добавила: — не про Тонтона. Про адера.

Она заглянула в глаза Вик и неожиданно поменяла тему:

— А лер Эван… — она так и не научилась его называть по имени. — Он совсем-совсем лишился магии?

Вик, еще не отошедшая от невесты Дрейка и Тонтон-макута, отрешенно заметила:

— Не совсем. Не бери в голову, Полин.

Та сжалась, становясь мелкой, как мышка, и почти пропищала:

— Я вся из эфира состою…

Вик вздрогнула, все понимая:

— Полин, даже не вздумай! Тонтон-макута я, как Ноа, не придумаю, но ни я, ни Эван не примем такого. Ты нужна нам, хоть иногда кажется, что мы совсем забыли о тебе. Просто сейчас такое творится в городе, что времени на дом нет. Брок уже вторую ночь не ночует дома из-за этого. Сложное дело. Прости, Полин.

Девочка сползла с колен Вик, замечая, как со второго этажа с саквояжем в руках спускается Николас:

— Спасибо, что не стала придумывать Тонтона для меня… Я пойду к себе, хорошо?

Вик поцеловала Полин в лоб, замечая, что она все же слишком взволнована придумками этой Ноа:

— Если хочешь, можешь сегодня опять поспать со мной. Поднимайся и ложись — я скоро приду. Хорошо?

Полин расцвела в широкой улыбке:

— Хорошо! — она подхватила с кресла плюшевого медведя, которого Вик не заметила, и помчалась наверх. Вик, провожая её взглядом, подумала, что хорошо бы найти эту Ноа и поговорить с девочкой, чтобы не пугала своими историями детей.

Сонный Николас, в теплом халате поверх шелковой пижамы, с улыбкой поздоровался с Вик:

— Доброй ночи. Джон сказал, что тебе нужна моя помощь?

Вик устало поднялась с кресла:

— Да, нужна. У меня трещина в ключице — рука просто плетью висит. Неудачно словила удар битой своим плечом.

Ник приподнял одну бровь и оптимистично заметил:

— Сейчас посмотрим в кабинете. Во всяком случае бита — это не ампутация ноги, как в прошлый раз. И не утопление, как на прошлой седьмице.

Вик мрачно пресекла список своих приключений — с Николаса сталось бы вспоминать все, вплоть до зомби:

— Я становлюсь внимательнее: бита была в руках человека, а не бокора.

С трещиной Николас справился быстро — набросил какое-то заковыристое плетение, которое Вик не смогла бы при всем желании повторить, наложил тугую повязку на плечо, велел не напрягать руку и — о чудо! — не запретил выходить на службу. С него бы сталось. Вик дернула голым плечом, натянула на себя только мундир и направилась из кабинета Николаса в сад — она надеялась успеть задать пару вопросов лоа, пока его не развеяли. Или боги с вопросами? Главное, чтобы лоа развеяли.

В саду, освещенном фонариками, шедшими вдоль дорожек, раздавался низкий, задевающий душу плач. Лоа, сидя в гексаграмме, стонал и рыдал, покачиваясь из стороны в сторону.

Эван, в домашнем костюме и наброшенном на плечи пальто, хмурился и смотрел куда-то в бок, словно сомневался в том, что лоа стоит развеивать. Даже Брендон был под впечатлением — во всяком случае, сидя у острого угла гексаграммы, он не спешил втыкать серебряный кинжал в темного, несчастного лоа. Вик улыбнулась — не так и страшен Брендон, как пытается изображать. Впрочем, стоны лоа впечатлили и её.

Лоа, всхлипывая, принялся причитать:

— Я не хотел… Я не собирался убивать… Просто я такой голодный… Мне нужно столько сил… Я лишь шутил. Я лишь старался насытиться эфиром, как умею. Я не хотел убивать. — он отвел в сторону ладони от сотканного из теней лица и пробормотал: — я бы мог, но я не стал. Дайте мне шанс, дайте мне свободуууууу…

Он резко дернулся в гексаграмме, замечая приближение Вик, и споро, стараясь не наступать на меловые линии, вышел из гексаграммы, быстро направляясь в сторону океана.

Эван лишь бросил задумчиво:

— Опять…

Брендон вздрогнул, выпрямляясь и обреченно убирая кинжал в ножны:

— Точно, опять! Не твое имя?!

Кажется, «опять» у них было разное — Эван то и дело переводил хмурый взгляд с Вик на лоа и обратно. Брендон же смотрел на лоа в упор. Когда глаза Эвана замерли на поддерживающей повязке Вик, она окончательно убедилась, что «опять» у Брендона и Эвана было совсем разное.

Тень села на каменное ограждение сада и послушно кивнула:

— Не мое.

Брендон неотвратимо, как смерть, направился к лоа — четко печатая шаги и окутываясь алым, возмущенным эфиром:

— Этого не может быть! Три имени с фиксатора: папа Легба, Тонтон-макут и…

Вик подалась вперед, услышав знакомое имя — она знала, как имена лоа пишутся, но не как произносятся. Брендон был неумолим, когда говорил, что это не те слова, которые следует произносить. Вот и лоа возмутился:

— Шшш! — Он вырос почти до гигантских размеров и полупрозрачной тенью нависал над колдуном. — Сам же говорил, что произносить имена лоа опасно!

Брендон упрямо приподнял подбородок:

— Я все равно узнаю, как тебя зовут! Я все равно развею тебя — пусть на это понадобится не одна ночь. Но я найду твое имя, лоа. Я…

Вик решительно направилась Брендону на помощь — лишенный эфира Эван ничем не мог помочь колдуну, если лоа атакует. Полупрозрачная тень вздрогнула и впиталась в каменный забор.

Брендон замер, давясь ругательствами:

— …не может того быть, чтобы лоа не был одним из тех трех, чьи имена выгравированы на фиксаторе!

Эван, обнимая Вик за талию, чтобы не задеть травмированную руку, предположил очевидное:

— Может, нер Аранда неправильно расшифровал третье имя?

Брендон обиженным вороном развернулся к ним — пальто как крылья полами развевалось на ветру:

— Я сам тоже расшифровывал имена, и не понимаю, как мог ошибиться. Честно, Эван, Виктория, ошибки быть не могло. И все же… — он мрачно сунул руки в карманы брюк. — И все же имя лоа нам не известно.

Он обернулся на каменную ограду, где черный лоа снова сидел и плел свои паутинки.

— Я найду твое имя, лоа, — уже спокойно, без угрозы в голосе сказал Брендон.

Лоа меланхолично заметил:

— Удачи!

Вик спешно ответила Эвану на еле слышно заданный вопрос, что случилось с её рукой:

— Все хорошо… Просто случайно попала под удар битой. Ник посмотрел — всего лишь трещина. Не волнуйся.

Он поцеловал её в висок:

— Я не волнуюсь. Для этого у тебя Брок есть.

Вик не сдержала смешок:

— Он просил тебя меня воспитать.

Эван серьезно сказал:

— Воспитаю!

Вик вздохнула, с сожалением вспоминая, что разрешила Полин ночевать в их кровати. Эван тут же напрягся:

— Что-то еще случилось?

— Нет, — отозвалась она, направляясь к Брендону и спрашивая у него: — эм… А вот второй лоа… С мешком который…

Тонтон-макут, упомянутый неизвестной Ноа, интересовал её.

Колдун тут же уточнил:

— Тонтон?

Лоа дернул плечом, громко напоминая:

— Сказал же — не говори лишний раз!

Брендон обернулся к нему:

— Тонтон — всего лишь «дядюшка» значит. А макут — мешок.

Лоа прошептал, почти растворяясь в темноте ночи:

— Всего лишь «мешок»… Всего лишь «дядюшка»! Посмотрел бы я на тебя… — он предусмотрительно втянулся в камни ограды, исчезая из перекрестья взглядов Эвана и Брендона.

Колдун отрешенно напомнил:

— Тонтон ест только детей! А ты отнюдь не дитя.

Ответом ему было молчание. Брендон вновь повернулся к Вик:

— Так что тебя заинтересовало в Дядюшке с мешком?

Вик отрицательно качнула головой:

— Я уже услышала ответы на свои вопросы. Надо же, людоед с мешком.

Эван, все так же удерживая её в своих объятьях, напомнил:

— Тальмийские боуги тоже были страшные и опасные. Одни Окровавленные кости чего стоят — тоже же охотился на детей. Но их всех уничтожили, Вик. Тонтон, судя по всему, тоже уничтожен — в Олфинбурге. Или прочно заперт в мире мертвых, как верят карфиане. Он сюда не придет. Он больше никого не убьет и не съест.

Вик заметила, как осторожно выглянула голова лоа из камней и тут же скрылась обратно. Эван извинился и отпустил Вики:

— Пожалуй, попробую я сам поговорить с лоа. У меня как-то лучше получается, без обид, Брендон.

Тот дернул плечом:

— Какие обиды. Буду только рад, если лоа разговорится. Как-то не хочется больше новых жертв его шуточек.

Вик вспомнила события этого вечера — она не знала, рассказали ли о случившемся Брендону:

— Сегодня днем Лео пострадал от иллюзии. До сих пор прячется от парней — волнуется, что натворил. — она посмотрела на задумавшегося Брендона и вспомнила еще одно дело: — кстати… Я сегодня была в библиотеке и кое-что узнала: отец Маркус уже разобрался с нападением неры Золы Аранды на нериссу Симону Перелли?

Брендон снова нервно дернул плечом, направляясь в сторону дома:

— Лера Виктория… — и куда делось его простое обращение к ней? — Марк уже почистил память нере Аранде. Она ничего не помнит о своей ревности к нериссе Перелли. Наказывать за то, что было совершено в безумии, в Тальме не принято.

— А дело? — напомнила Вик.

Колдун сверкнул алым эфиром, зная, что не впечатлит этим Викторию. Он честно признался:

— Я не успеваю с бумагами. Дело Чернокнижника, дело Перелли, проверки на одержимость… Я зашиваюсь, Вики… Я ничего не успеваю.

— Могу выделить тебе двух очаровательных помощниц.

Брендон закономерно отказался:

— Спасибо. Я же напугаю их…

Вик взяла мужчину под руку:

— Не напугаешь. Детективы Мэри и Анна не из впечатлительных, а с документами работают очень хорошо. — она напоследок оглянулась на Эвана, застывшего у ограды сада. Брендон тоже посмотрел в сад:

— Странно. Этот лоа так привязан с Эвану. Словно он его чем-то сильно впечатлил.

Вик призналась самой себе, что странная связь Эвана и лоа тоже тревожила её, но вслух это говорить не стала, заходя в тепло дома.

— Кстати, что с рукой? — все же спросил Брендон, стаскивая с себя пальто и оставаясь в своем костюме-неприятности: широких брюках и свитере.

Вик обреченно выдохнула:

— Всего лишь бита.

— Наглеет, наглеет народ Аквилиты. Ходит на тебя всего лишь с битой.

Вик не удержалась и рассмеялась:

— Думаешь, растеряла я свою репутацию?

Он искоса посмотрел на неё и усмехнулся:

— Все может быть, лера Виктория.

Она закрыла дверь и честно сказала:

— Брендон… Давай дружить? Я устала от твоего обращения.

— Мне казалось, что после чистки воспоминаний Марка, я стал тебе немного… Противен.

Она подалась к нему и обняла одной рукой:

— Бешеные белочки, я не понимаю, что творится в твоей голове.

Он признался:

— Вот не поверишь — в ней все складно и логично. Я боюсь лишь одного — инквизиция придет опять и все разрушит. Самое противное, что её действия задевают не меня, а женщин вокруг меня.

Она отстранилась:

— Я могу за себя постоять.

— Ты — да, а вот… — он осекся.

Вик твердо сказала:

— И неведомая она тоже. Ты не привлекаешь слабых девушек, Брендон. Смирись, что ты нравишься очень сильным и самостоятельным.

Его вывод был ошеломителен:

— Грег убьет меня.

Вик предпочла отмолчаться, направляясь в спальню — день был слишком длинным, и она отчаянно нуждалась в отдыхе.

* * *

Эван серьезно смотрел на играющего в «Колыбель для кошки» лоа.

— Тебя в этот мир протащил Тонтон в своем мешке, да?

Лоа выпрямился, и тут же запутавшиеся ниточки полетели прочь по ветру:

— Невероятный вывод. С чего бы?

— Так… — Эван облокотился на каменную ограду и стал всматриваться в сонный океан. — Просто подумалось. Раз тебя не вызывали, раз твоего имени не было на фиксаторе… Сколько тебе лет?

— У лоа нет возраста. Я старше тебя…

— Ты напуганная девочка, которую чуть не убил один урод.

Лоа закашлялся:

— Ты… Ты… Глубоко ошибаешься!

Эван повернулся к ней:

— «Колыбель для кошки» — игра для девочек. Вдобавок, ты пару раз ошибалась и говорила о себе в женском роде.

Лоа был упрям:

— Тень — женского рода. Потому я и говорил иногда… Твои выводы ошибочны и слишком затейливы. Все проще…

Эвана было не смутить и не сбить с мысли.

— Ты из-за Полин спасла меня?

Тень съежилась, обнимая себя за колени и превращаясь в карфианскую девочку:

— Ты приютил призрака, убившего не одну сотню людей своим проклятьем… Я подумала, что у тебя хватит сил понять и одну лоа, никого не убивавшую.

— А почему ты не осталась у Ривза? Он же уничтожил Дядюшку с мешком.

Лоа грустно дернула плечами:

— Он бы и меня уничтожил вместе с мешком. Он слишком правильный.

— А я нет?

— А ты нет. — кивнула она. — Станешь под моей опекой сильным колдуном — может, сможешь защитить и меня.

— Лоа… Можно дать тебе имя?

Она улыбнулась:

— У меня есть — не настоящее, но мне нравится. Я тут Ноа.

— Почему ты боишься Виктории?

Ноа предпочла скрыться в камне. Эван продолжил — знал, что она все равно слышит:

— Я видел — ты утром сбежала, стоило приблизиться Вик. И сейчас исчезла при её приближении. Опять. Второй раз. И неправильная она, а не я. Это она взяла Полин в семью. Это она дала ей шанс.

Ноа выглянула из камня — лишь одна голова показалась:

— Ты тоже неправильный. Кто еще решится жить с демоном?

Эван пожал плечами:

— Ты не убивала. Ты пыталась выжить. Ты спасла мне жизнь. Только шутки у тебя своеобразные — скорее всего, потому что ты ребенок и не способна до конца просчитывать результат шутки. Не надо больше ни над кем шутить, хорошо? Ты чуть не убила леру Элизабет, Ноа.

Она вытащила из ограды руки, сложила их на камни и пристроила на них свою голову:

— Эван… Мир жесток. Мир зол. Мир опасен. Вы убили мир и продолжаете его убивать. Исчезло добро. На его место приходит зло. Оно заползает само, потому что место свободно и его никто не останавливает. Ваш мир мертв — если сказать честнее. Я хочу снова жить, но пока лоа быть безопаснее.

— Ты не права… — он осекся под её совсем недетским взглядом. — Объясни.

— У тебя есть… — она почесала в затылке. — Скажем, любимый зонтик?

— У меня есть зонты.

Ноа качнула головой:

— Ты не понимаешь. Любимый зонтик, который прошел с тобой через много дорог и который найдет тебя, где бы ты его не потерял случайно? У тебя есть вещь, которую ты так ценишь и любишь, что готов похоронить её, как настоящего человека? У тебя есть место, куда ты приходишь и благоговеешь, зная, что там все живо? И не упоминай храм — это иное.

Эван не понимал её, но признался, вспоминая стелу у Серой долины:

— У меня есть такое место. Я знаю… Я верю, что там все живы. Я прихожу туда и пытаюсь понять, пытаюсь услышать, пытаюсь поговорить.

Лоа вздохнула, озадачивая Эвана:

— Значит, еще не все потеряно. Не бойся — я не буду больше шутить. И иди спать. Полин слишком впечатлительная для мстительного призрака, убившего не одну сотню людей.

Эван молча пошел прочь. Что-то он понял в Ноа, что-то совсем нет, но время есть. Они найдут общий язык. Только было страшно представить, что испытала маленькая Ноа в мешке Тонтона-макута. Что-то, что превратило её в демона. Этот ужас не стереть из её памяти, это останется с ней навсегда, омрачая существование, и как облегчить её боль, он пока не знал.

Он зашел в погруженную во тьму спальню, заметил спящую Вик, прижимавшую к себе Полин и вздохнул, направляясь в уборную и там переодеваясь в пижаму. У него была своя маленькая семья, и кажется, скоро она станет чуть больше. Призрак, лоа, так ли это важно, когда это всего лишь напуганный ребенок, попавший в неприятности? Вик его точно поймет. Он лег с другой стороны от Полин, тоже обнимая её.

Глава 27 День четвертый. Недобрый день у некоторых

Улицу за улицей, проулок за проулком, тупики, крыши, канализационные люки, дома — где пускали. Чаще, конечно, не пускали — констеблей здесь не любили. Поиски Лео все дальше и дальше отходили от площади Воротничков, как расходятся прочь круги по воде от брошенного камня. Проверялось все — больницы, ночлежки, морги, дома старых знакомых и недругов Лео, вокзалы, железнодорожный тоннель, катакомбы, любая щель, куда мог забиться Лео. Забился он так капитально, что Брок под утро, протирая сонные глаза, куда как песка насыпали, констатировал: доверия Лео он так и не добился, не подобрал к нему ключик, не смог убедить, что Лео дорог ему, что Лео не тупица и не вор, а гордость Особого отдела.

Еще во тьме со звоном колокола, призывающего на утреннюю службу в храм, началось бурление на улицах — бездомные просыпались, собирались и отправлялись, тяжко шаркая разношенными ботинками на работу: заводы, фабрики, лавки, а кое-кто просто попрошайничать.

Брок посмотрел на наручные часы — начинался восьмой час. А Лео так и не был найден. Скоро придется бросить поиски на Алистера, возвращаясь в Управление. Грег, наверняка, будет зол, что от него утаили и нападение Шутника на Лео и его поиски, только Брок себя виноватым не чувствовал — брачная ночь бывает раз в жизни, особенно такая, когда каждый час новобрачной может стать последним. Он с трудом прогнал плохие мысли прочь — Лиз сильная, она справится. Да и случись что, Грег не стал бы скрывать, уже бы сообщил.

Алистер, в паре с которым Брок обходил улицу за улицей, ткнул пальцем в ушедший в землю дом:

— Тут проживает Идо — нерисса, заявившая о пропаже Джона Форда, нашего Игрек-3. Содержит приют — её девочки вчера были на празднике.

Брок нахмурился:

— У неё одни девочки?

Алистер пожал плечами:

— Вроде мальчик еще есть. Подозреваю, что девочек она готовит для продажи… Ты к Идо, я пойду дальше.

Брок выгнул бровь — принял к сведению:

— Я, может, чуть задержусь. Поговорю с девочками — вдруг они видели что-то.

Алистер, направлявшийся в следующий дом, резко развернулся:

— Я с тобой.

— Как скажешь. — Интуиции Алистера, внезапно сменившего планы, он доверял. В конце концов райончик тут тот еще — сунут в печень перо только за форму на плечах и спокойно пойдут дальше.

Брок широко зевнул, жалея, что до согревающего кофе он доберется еще нескоро. Сейчас бы еще чего-нибудь поесть и хоть на чуть-чуть присесть, вытягивая усталые ноги. Только пока не до этого. Он проверил эфиром Викторию — та уже встала и собиралась на службу, вот же неугомонная. Но хоть плечо у неё не болело.

Светало. Брок тяжело спустился вниз по стертым, грязным ступенькам. Он уже собрался постучать — дверного колокольчика тут не было, — как за дверью раздался громкий, недовольный женский голос.

— Куда это вы, молодой человек, собрались? — наверное, это и была Идо.

Ей что-то неразборчиво ответил ребенок — судя по высокому голосу, совсем мелкий мальчишка.

Нерисса Идо вновь принялась выговаривать — строго и непреклонно, заставляя Брока вытягиваться, вспоминая своего гувернера:

— Молодой человек, я уже не раз говорила: тут другие правила. Ты должен слушаться меня, иначе плохо закончишь. Поверь, я знаю, что говорю.

Алистер напрягся на последних словах. Брок понимал его — это была неприкрытая угроза, хоть и прозвучавшая из женских уст. Он знал, что женщины бывают невероятно жестоки, не уступая ни в чем мужчинам.

Мальчишка запальчиво крикнул:

— А я все равно пойду! Я взрослый! Я сам знаю, что мне лучше!

Нерисса Идо звонко сказала:

— Тогда я буду вынуждена обратиться в полицию. Ты хочешь…

Брок не стал дожидаться, чем закончатся её угрозы: он громко стукнул в дверь, а потом резко открыл её при помощи эфира — кажется, мальчишку пора было спасать:

— Доброе утро, нер и нерисса!

Он вошел в освещенную масляной лампой залу, па́хнувшую теплом и запахами еды, давая место Алистеру, и замер, осматриваясь и ничего не понимая.

Прямо перед ним стоял мальчишка лет семи, одетый тепло: пальто, шорты, чулки, словно он был девицей — местные мальчишки привыкли к холодам и носили лишь гольфы. На его ногах были огромные, разношенные, но еще добротные ботинки. В закутке за печкой застыли, настороженно рассматривая их с Алистером, несколько девиц того самого неприятного возраста, когда без документов не поймешь: есть им по восемнадцать или еще нет. Брок сказал бы, что им было где-то от тринадцати-четырнадцати и выше, хотя он мог и ошибаться. Они оставили свои занятия по уборке и мытью посуды. Из узких рукавов чистых, утренних платьев показались кончики ножей с двухсторонней заточкой. К сожалению, большую половину обитательниц дома Брок хорошо знал.

По центру залы замерла сама нерисса Идо, прекрасная в своем возмущении. Брок снова заметил, что темные, выраженные брови её совсем не портили, а придавали девушке оттенок мрачной решимости, правда, совсем не в том, на что подумал Брок изначально. В утреннем хлопковом платье, полностью закрытом и строгом, в котором она напоминала учительницу, с еще немного небрежной прической, из которой выбилась пара прядок, нерисса Идо была самим воплощением праведного гнева. И Броку стало немного обидно — Идо ему была симпатична, но не её основное занятие. Не нерисса, а дракон по его классификации.

В руках нерисса Идо держала… Обычный школьный рюкзак.

Мальчишка растерянно замер, а Идо продолжила, как ни в чем ни бывало, словно замершие на пороге дома констебли обычное дело:

— Видишь, Вилли, директор школы уже настолько сильно обеспокоен твоими прогулами, что уже заранее прислал полицейских офицеров.

— Констеблей, — машинально поправил её Брок, пока Алистер, плотно закрыв дверь, эфиром прощупывал ножи в руках девиц, готовый при малейшей угрозе блокировать их.

— …констеблей, — серьезно повторила за Броком Идо.

Вилли выхватил потрепанный ранец из её рук, хмуро глянул на Брока и Алистера и боком обошел их, открывая дверь:

— Я сам дойду!

Идо веско предупредила:

— Смотрите, молодой человек, я же зайду после обеда в школу и проверю. А еще я посещу устричную ферму — напомню неру Окленду, что труд малолетних детей незаконен.

Вилли выскочил на улицу, громко хлопая дверью. Нерисса Идо старательно улыбнулась — глаза её остались серьезными, а густые брови все так и сведенными вместе:

— Доброе утро, неры. Чему обязана столь раннему и непредсказуемому визиту?

Брок заметил, как шумно принюхался Алистер — ему самому потребовалось чуть больше времени, чтобы заметить следы Лео в этом доме.

— Доброе утро, нерисса Идо. Старший инспектор Управления по особо важным делам Мюрай и сержант Арбогаст. Мы ищем констебля Лео Байо.

Она притворно нахмурилась — явно неместная, местные знали, что лгать Мюраю бесполезно:

— Кого?

Брок стал быстро перечислять, эфиром прощупывая весь дом — где-то на втором этаже, в дальней комнате кто-то был, возможно — Лео:

— Брюнет, шесть с половиной футов, широкие плечи, голубые…

Алистер его перебил, сухо напоминая Идо очевидный факт:

— Вчера вы встречались с ним — Лео Байо устроил праздник на площади Воротничков.

Идо чуть наклонила голову, не смущаясь своей лжи:

— Так он констебль! Просите, сразу не поняла — он вчера ни слова об этом не говорил. Представился хозяином лавки сладостей.

Брок чуть резче, чтобы для Идо дошла вся серьезность происходящего, сказал:

— У нас есть причины полагать, что он сейчас находится в вашем доме!

Стайка девиц в закутке напряглась, и ножи окончательно покинули свои укрытия.

Идо снова улыбнулась:

— Подождите, пожалуйста, минуточку. Я знаю, в чем дело — это просто небольшое недоразумение. Я сейчас. — она споро направилась к лестнице на второй этаж, не предлагая констеблям располагаться на стульях.

Брок обвел взглядом убогую обстановку — кажется, Идо или сильно экономила, или еще не успела нажиться на своих подопечных.

Алистер веско сказал, глядя на самую высокую девушку:

— Ножи убрали! Или сейчас всем составом отправитесь за решетку. Эмма, будь добра, объясни своим подружкам, чем это все для них закончится.

Девицы тут же с независимым видом занялись своими делами — кто-то принялся домывать посуду в огромном, мыльном тазу, кто-то вытирать тарелки, полотенцем промакивая пену, кто-то убирал посуду в невидимый из этого ракурса шкаф или полку. Брок не обнадеживался — он знал, что вернуть ножи пара секунд, а жалости эти уличные девчонки не знали — резали сразу до смерти.

С верхнего этажа быстро спустилась нерисса Идо, порывистая в каждом своем движении и немного чем-то расстроенная. В руках у неё был узнаваемый мундир Лео.

— Вот, держите. Я сама собиралась его принести в полицию — мне утром назначено у инспектора Одли. Сержант Арбогаст не даст соврать.

Брок, тщательно проверяя мундир на предмет пятен крови и не обнаруживая их, строго спросил:

— Откуда он у вас? — он уже сомневался — вдруг ошибся и наверху не Лео? Лео бы спустился, услышав их с Алистером голоса. Или его связали, удерживая силой? Каким бы сильным Лео не был, в эфирном истощении любой слабее ребенка.

— Мои девочки нашли на площади после праздника. Я все голову ломала — чей это мундир. Байо не говорил, что он полицейский. Я думала, что он лавочник.

— Я могу узнать имя этой девочки и поговорить с ней?

Тщательно скрывая свое довольство ситуацией Идо улыбнулась:

— К сожалению, Изабо ушла с утра по своим делам. Будет поздно. И вряд ли вам так нужны её показания — она нашла мундир валяющимся на тротуаре, подобрала и принесла. Все.

Брок подался вперед:

— И почему же вы решили отдать мундир полиции, а не отнести тряпичнику?

Идо удивилась, впервые вполне искренне:

— Потому что на мундире планка боевых орденов. Относить тряпичнику такое как-то неправильно.

— Не боитесь, что я сейчас обыщу ваш дом снизу доверху?

Идо заступила дорогу Броку и, ни капли не боясь его, сказала:

— Старший инспектор Мюрай, ордер на обыск, пожалуйста. Иначе где выход — вы знаете.

Он колко посмотрел в её голубые, почти бездонные глаза, в которых не было ни капли стыда или раскаяния:

— Мне не нужен ордер — я оса. Я сам решаю, надо обыскивать дом или нет. Ваш явно надо — есть подозрение, что вы здесь держите констебля в заложниках.

Идо выпрямилась, снова абсолютно убедительная в своем возмущении:

— Вы ошибаетесь! Еще раз — ордер! Или на выход! Мундир я сдала вам добровольно, он не украден, он найден. Повода для обыска у вас нет! На выход — я свои права знаю, неры!

Алистер, продолжавший напряженно наблюдать за девицами, веско сказал:

— Ваши воспитанницы на данный момент угрожают полицейским. Это уже повод для обыска. Помимо мундира, нерисса Идо.

Она беспомощно, как-то откровенно растерянно оглянулась на своих девиц:

— Офицер… Констебль… Чем мои девочки угрожают вам? Вы с ума сошли? Это дети.

Брок удивился её словам. Впрочем, для неё и Джон Форд был ребенком.

Алистер скрупулезно принялся перечислять:

— Эмма Добсон из банды «Отпетые», осуждена за уличную кражу, отсидела в тюрьме две луны. Моник Майер из «Речной» банды, осуждена за кражу из лавки, отсидела в тюрьме три луны. Ирма Лоррет из заведения «Вольные ветра», подозревается в…

Ирма вскинулась:

— Я не стрекоза! Пилотки напраслину возвели! Я не воровка и не стрекоза!

Идо вцепилась руками в спинку ближайшего стула:

— Не может быть… — она сверкнула глазами и удивительно быстро взяла себя в руки: — отсидевший свой срок считается в дальнейшем невиновным. Я по-прежнему вынуждена настаивать: ордер на арест или вон из моего дома! Здесь нет того, кого вы ищите.

На втором этаже раздались тяжелые шаги, с потолка посыпалась известка — настолько здесь были тонкие перекрытия, и к облегчению Брока, на лестнице показался бледный, с темными кругами вокруг глаз, что твой енот, Лео. Целый и невредимый, если не считать дикого эфирного истощения. Брок цепко осмотрел потерявшую белоснежность рубашку, закатанную до локтей, и форменные темные брюки — вот на них скрыть пятна крови легко.

Лео, чуть покачиваясь от слабости, еле слышно сказал:

— Нерисса Идо, лгать полиции последнее дело. — Он, вцепившись рукой в перила, осторожно, приставным шагом, словно боялся упасть, принялся спускаться.

Идо тут же сказала — Брок уже понял, что не с её нравом промолчать:

— Прошу заметить: Лео Байо добровольно сдался полиции! Я проверю, чтобы вы это внесли в протокол!

Лео снова отозвался:

— Нерисса Идо, это неважно… Старший инспектор Мюрай, нерисса Идо и обитатели этого приюта не знали, кого укрывают. Я, угрожая убийством обитателям дома, ворвался сюда и потребовал, чтобы меня укрыли от полиции.

Брок только и смог прошипеть:

— Лео, не дури! — он сделал шаг к лестнице, но Идо снова перекрыла ему путь:

— Не пытайтесь применить к нему силу. Я оказывала ему ночью первую помощь и смело свидетельствую, что на нем не было ни одной гематомы. Я найму адвоката для Байо, осмотр на предмет пыток будет регулярным!

Брок заставил себя улыбнуться:

— Нерисса Идо, вы все не так поняли. Лео — мой друг. Слово чести!

Алистер обогнул Идо и подхватил Лео под локоть:

— Не дури, все хорошо! Кстати, поздравляю… — он помог Лео опуститься на стул, спешно выдвинутый Идо, а не Броком. — Ты стал мастером. Я на тебе пять ройсов заработал — все ставили, что ты станешь учителем по эфирному рангу.

Лео поднял на Брока виноватые глаза и все же протянул руки вперед:

— Наручники, рыжий… Ты забыл сообщить о правах и надеть наручники.

Брок поднял глаза вверх, давясь ругательствами. Алистер снова пришел ему на помощь, вместо тысячи слов накидывая на плечи Лео его мундир.

Брок пояснил смущенному парню и застывшей, как кобра перед броском, Идо:

— Вчера при содействии полиции по указанию леров Игнис был проведен праздник для детей площади Воротничков. Праздник приурочен к открытию детского приюта в целях повышения престижа района.

Идо сложила руки на груди — судя по все еще сведенным на переносице бровям, его словам она не верила ни на грош.

— Для престижа района проще пустить огненного петуха, — мрачно предложила она. — Это сожжет все трущобы и прогонит прочь бездомных. А уже на пустыре будет проще построить новый, дорогой квартал. Обычная практика.

Брок сжал челюсти, проглатывая первые просящиеся на язык слова. Продышавшись, он все же выдавил:

— Мы все же пойдем другим путем. И это еще не трущобы, нерисса Идо. Вы не видели настоящих трущоб. Тут живут еще не до конца опустившиеся люди.

— Именно, — подтвердила Идо. — Они еще не опустились до того, чтобы отказываться от своих детей. Так вы никого тут не спасете. Это надо выше в горах собирать одиноких детей — там в трущобах таких полно. Вот для них и надо открывать приюты. А тут нужно иное.

— И что же?

Она спокойно сказала, словно не раз сама все обдумывала:

— Тут нужны ночлежки. Причем бесплатные ночлежки — люди предпочтут заплатить четверть летты за еду, а не за крышу над головой. Тем более, что холодный период заканчивается. Тут нужна столовая. Тоже бесплатная. Тут нужна школа для детей. Да-да-да, бесплатная! Я Вилли в платную-то еле отправляю — он все на устричную ферму бежать пытается. Тут нужно… — она посмотрела Броку прямо в глаза и впервые смутилась: — впрочем, зачем это вам. Вас это не волнует. Вас волнует лишь то, что тут толпы бывших преступников.

Он мягко поправил её — почему-то ему стало важно, чтобы она поменяла свое, абсолютно ложное мнение о нем:

— Вы неправы, нерисса Идо. Меня волнует этот город, как волнует он и леру Игнис. Могу я вас попросить обсудить проекты по открытию ночлежек и столовых с лерой Игнис? Она будет рада с вами поговорить сегодня в Управлении. Вам же все равно туда нужно… — заметив неприкрытый скепсис в глазах Идо, он сделал новое предложение: — Или сегодня в полдень на площади будет небольшое объявление от лица лер-мэра или даже герцога в присутствии репортеров о будущем района. Вы можете прийти туда и помочь замять вчерашнее…

Идо горько рассмеялась:

— Эти проекты абсолютно убыточны. Они ничего, кроме головной боли, не принесут. Вы так легко рассуждаете, словно подпольный миллионщик.

Брок не сдержал смеха, вместе с ожившим Лео и Алистером:

— Не поверите, я он и есть. И даже не подпольный.

Идо равнодушно пожала плечами:

— Рада за вас. Раз все разрешилось с констеблем Байо, прошу покинуть мой дом.

Брок сдержал удивление, признавая её право прогнать их. В конце концов они изначально предвзято отнеслись к неё. Он вышел, подпирая Лео своим плечом:

— Сейчас поедем в управление, с тебя кофе как малость — все парни до сих пор на ногах со вчерашнего дня… Вот же надо так сглупить, Лео! — он поднял руку вверх и пустил сигнал: «Конец операции!»

…Когда полиция покинула её дом, Идо без сил опустилась на стул, на котором до этого сидел Лео. Опершись локтями на столешницу, она сцепила пальцы в замок. Подавив в голосе любые нотки чувств: гнева, слез, обиды или обвинения, — она сухо сказала:

— Насколько я сейчас поняла, молочник не лгал, когда отказался поставлять нам молоко, заявив, что не получил денег за прошлую седьмицу. Насколько я поняла, зеленщик и мясник не обвешивали вас. Насколько я поняла, никто из них не поставлял нам дурной товар.

Девочки, сплотившись в стайку, молчали.

Идо продолжила:

— И обвинение в пропаже носовых платков из галантереи тоже не было облыжным. И словам, что вы никто не в курсе, что случилось с Джоном, теперь нет веры. Надеюсь, ради ваших душ, никто из вас не причастен к его смерти. Заклинаю богами, если вы что-то знаете, куда направился в то утро Джон, если вы знаете что-то о его планах, если вам известно, кто мог ему угрожать, то сообщите… — она все же повернулась к девочкам: — Не мне, полиции. Это важно, чтобы найти убийцу.

Она резко поднялась со стула, оглядывая девочек:

— Планы на сегодня немного поменялись. Сейчас я направлюсь к нашим поставщикам — мне нужно извиниться перед ними за случившееся. Потом я буду в полиции: опознание Джона и разговор с инспектором Одли. Приду к полудню. Прошу, не ходите на площадь — не портите своим присутствием репутацию констебля Байо. Не представляю, как они собираются замять случившееся вчера, ведь это была кража, но удачи им.

Ирма ткнула в спину Тину, заставляя её выходить вперед:

— Тина вообще хорошая! Она никогда не крала и ни в чем не замешана. Мы все уйдем, но Тина и Вилли ни при чем.

Идо обвела всех больным, усталым взглядом — она всю ночь не спала, ухаживая за Байо и боясь, что он отдаст душу богам:

— Я уже сказала: отбывший свое наказание считается в дальнейшем невиновным. Я никого не гоню, но впредь буду строже относиться к деньгам и не подвергать вас искушению.

Эмма прошептала:

— Я верну камею. Я найду деньги и выкуплю её!

Идо вздохнула:

— Опять украдешь?

— Нееет… — смешалась Эмма. — Заработаю… Как-нибудь.

— Камея неважна, — смирилась с потерей Идо. — Боги с ней. Важно иное. Доверие подорвано. Я понимаю, что подозреваю вас зря, но ножи… Я теперь думаю, кто из вас мог… — она осеклась. — Простите. Я неправа. Я не полиция, я не имею права осуждать и…

Ирма снова влезла:

— Я говорила Джону, что не стоит переться на тот завод! Я предупреждала его, что про его хозяина ходят всякие плохие слухи, но он уперся рогом, что обязан вам помогать! Только ж… — она поперхнулась словами, и Идо твердо сказала:

— Ирма, ты должна об этом рассказать полиции.

— Да кто мне поверит! — дернулась девушка. — Я же воровка, мне солгать, как плюнуть…

— И все же, хотя бы попытайся. Если боишься офицеров, я пойду с тобой, — предложила Идо. Она обвела взглядом всю плотную стайку своих воспитанниц: — еще раз… Прошу прощения за недостойные мысли о Джоне. Я никого не гоню. На улицах опасно, а вы все еще дети. И не надо так гневно смотреть: пока вам нет восемнадцати — вы дети. За вас отвечаю я — я пустила вас в свой дом и взяла ответственность за ваши жизни. Только прошу — больше никаких неприятных сюрпризов.

Тина тихо сказала:

— Простите, что привела вчера пилотку…

Идо заставила себя улыбнуться:

— А вот это как раз хороший сюрприз. Он был в беде из-за плохого самочувствия и мог умереть этой ночью на улице. Но вот красть было с его стороны плохим поступком! — все же не удержалась она от нотаций.

Глава 28 День четвертый. Немного легкого безумия

Андре проснулась рано утром — её поднял из постели заказанный телефонный звонок портье. Кутаясь в легкий ренальский халат-хипао и ступая босыми ногами по мягкому ворсу ковра в зыбком свете уличных фонарей, пробивающихся через неплотно задернутые шторы, Андре отчаянно хотелось спать, но горячий душ прогнал сонную хмарь, заставляя быстро двигаться и собираться — Грегори нельзя опаздывать на службу, она должна его вовремя подменить в госпитале. Ночью никто не телефонировал, так что Андре надеялась, что с Лиз все хорошо. Брат не стал бы молчать и скрывать, он бы телефонировал в любой час дня или ночи. Андре, пока горничная накрывала ранний завтрак в гостиной, оделась в свободный спортивный костюм, состоявший из бриджей, теплых гольфов и такого же свитера, твидового пиджака и кепки, позавтракала, поменяла воду в вазе — вчера Анри, словно извиняясь за головную боль из-за прошлого букета, прислал одинокую веточку цветущей вишни. Её розовые лепестки быстро опадали, зато ничем не пахли. Андре помнила, что вишня — символ краткости бытия, его мимолетности и красоты. Только почему-то при виде тонкой, хрупкой ветви в изящной вазе ренальской работы в голову приходило не это, а одиночество. Словно Анри намекал на свою потерянность и поиск родной души. Андре прогнала прочь глупые мысли — принцы не бывают одиноки. Если ей так кажется, то это нужно Анри для чего-то. Она хватила свой саквояж и выскочила в коридор гостиницы — ей еще свежую одежду для брата и Лиз необходимо собрать.

Анри терпеливо ждал её в холле второго этажа. Он встал из кресла, в котором сидел и невозмутимо читал газету, и направился к Андре. Поздоровавшись, он тут же забрал из рук девушки оба саквояжа — с вещами Лиз и с вещами Грегори, словно так и нужно было. Анри очаровательно улыбнулся:

— Позвольте проводить вас, Андре.

Ему уже сняли повязку с головы. Красный, припухший, по виду еще и очень горячий шрам шел через лоб до уха, заканчиваясь где-то на шее. Левая бровь навсегда застыла с приподнятым кончиком, отчего казалось, что Анри смотрит на все с насмешливым недоверием. Проблему неровно остриженных медиком волос принц решил кардинально — он просто побрил голову. Словно зная, как это будет смотреться в сочетании с любым партикулярным костюмом, он с утра был одет в черный летный комбинезон и простой угольного цвета свитер под горло. Пилотка была заправлена в плечевой клапан на лямке комбинезона.

Андре попыталась отстоять один из саквояжей — она помнила, что у принца ранена рука:

— Можете проводить, Анри, но руку верните в поддерживающую повязку.

Он белозубо сверкнул улыбкой:

— Я не только дальновиден, предприимчив, чуть-чуть обезображен, но и силен, и совершенно, бесповоротно, здоров.

Андре, направляясь к лестнице, не сдержала смешок:

— Не с вашим титулом страдать о небольшом шраме на лице.

Принц криво улыбнулся, что с вечно приподнятой бровью смотрелось убойно — девичьи сердца не способны выдержать столько мужественной иронии:

— Вы правы. Даже от такого меня не отказались.

Она замерла на миг на лестнице:

— Анри…

Мужчина тоже остановился, разворачиваясь — сейчас он стоял на пару ступенек ниже, и глаза Андре и его были на одном уровне:

— Слушаю?

Андре твердо сказала, чтобы не было недомолвок между ними:

— Я ни за что не поверю, что вы пытались разорвать помолвку. Только не ради меня.

— Думаете, я не настолько предприимчив?

Эта его приподнятая бровь! Она сбивала с толку, заставляя в любых его словах искать скрытый подвох и глупо надеяться… Даже бритый налысо, даже со шрамом на полголовы, даже в старой летной форме, он был убийственно харизматичен. И совершенно точно знал это.

— Думаю, — строго сказала Андре, — что вы пытаетесь задурить мне голову, пользуясь моим возрастом и моим происхождением. Я никогда не поверю, что принц может настолько увлечься незаконнорожденной керой, даже ради пароэфирников. Я не идиотка.

— Вы думаете, в вас нельзя влюбиться? — слишком важно, даже как-то пафосно спросил Анри. Впрочем, всю его серьезность портила саркастически приподнятая бровь.

— Я думаю, что как раз влюбиться можно, я даже разрешаю это вам, но делать вид, что пытались расторгнуть помолвку ради меня — глупость. Даже с учетом того, что в Вернии другое, исторически сложившееся, отношение к бастардам высших родов. Я знаю, что у вас незазорно жениться на таких нериссах, особенно при наличии хорошего приданного. Но не принцам, увы. Это политика. В ней нет места для чувств. Не стоит настолько лгать мне.

Мужчина как-то погрустнел, и Андре утешила его:

— Анри, вы же понимаете, что после помощи ваших инженеров, мой проект не пройдет мимо вас — вы будете включены в патент големов.

Он склонил голову:

— Что ж, заслужил.

Она снова принялась спускаться по лестнице:

— Давайте просто дружить, без глупых игр в любовь.

Мужчина пошел рядом, напоминая:

— Вы мне разрешили. У вас есть планы на сегодняшний вечер?

Андре нахмурилась:

— Только не говорите, что вы просите меня сопровождать вас на вечер в мэрии в честь герцогов Аквилиты.

— Тогда молчу! — сразу же согласился Анри. Андре бросила на него косой взгляд, оценив то, что ради разговора с ней, он встал задолго до рассвета — время еще к семи только-только подбиралось.

— Вы уверены, что действительно хотите, чтобы я вас сопровождала?

— Во-первых, я не просто этого хочу, я ОЧЕНЬ этого хочу — вы мой единственный шанс не умереть со скуки в сборище скучных лер и нер. Во-вторых, вы разрешили мне быть в вас влюбленным, а это подразумевает ухаживания и танцы. Первый танец в вашей агенде — мой. Я на этом настаиваю. А в-третьих, это важно и вам — я, сегодня, к сожалению, как и вы, весь день занят в переговорах, и возможность обсудить пароэфирники и узнать ваше мнение будет только там, на вечере. И в-четвертых, если все дело только в отсутствии подходящего платья, то все мои возможности к вашим ногам.

Андре, открывая дверь, ведущую в гараж, не сдержалась:

— Я еще не настолько пала, чтобы не могла себе позволить вечернего платья.

— Тогда, прошу простить меня за эту вольность. — Он направился к её паромобилю, из трубы которого уже вырывался дым. Андре чуть отстала от мужчины — видать, её големы ему были критически важны, раз он и встал как рано, и о её паромобиле позаботился, и даже не боится осуждения, приглашая её на бал. Мужчина переложил саквояжи в одну руку и открыл заднюю дверь «жука», ставя сумки на сиденье. — Андре? Пожалуйста, осчастливьте меня…

Его голос тихим эхом отозвался из дальних углов просторного гаража: «Осчастливьте меня… ливьте меня… меня…»

Андре подошла к паромобилю, и принц стратегически перекрыл подход к водительской дверце, напоминая о своей просьбе:

— Пожалуйста, Андре…

— Что ж, учитывая, что вы соизволили пойти на жертву и караулили в холле моё появление…

Он склонил голову:

— Никакой жертвы — просто небольшая взятка горничной. Я попросил подать завтрак вместе с вами — только и всего. Я хотел вам успеть утром отдать кое-что. — Он расстегнул планшет, висевший на его боку, и достал оттуда бумаги: — Это вам. Проверьте на досуге. Мои инженеры говорят, что все верно, но ошибки могут быть — многие из моего экипажа ранены. Это может сказаться на конечном результате.

Андре развернула первую попавшуюся бумагу — это оказался чертеж верхней хватательной конечности голема.

— М-да, я была права, Анри. Вам очень нужны мои пароэфирники.

— Просто время поджимает. Я дня через три-четыре, как закончу все дела тут, покину Аквилиту. Мое присутствие требуется на Ондурском фронте.

Андре цепко посмотрела на него, пытаясь понять, что происходит:

— В газетах пишут, что там все стабильно — атаки Ондура захлебнулись, и начались позиционные бои. Или… — она нахмурилась, складывая дикую заинтересованность принца в големах и позиционные бои. — Только не говорите, что проклятье ничейной земли снова просыпается.

Анри молча наклонил голову, а потом открывая дверцу паромобиля, улыбнулся:

— Вы поразительны. Умны, проницательны и честны. Такие девушки редко встречаются.

— Просто вы их не там ищете, — сперва сказала, а потом подумала Андре. Выбор принцев всегда сильно ограничен родами с королевской кровью. Выбор вернийского принца был ограничен еще больше — на свете мало желающих поссориться с королевским двором Тальмы. Анри повезло, что его невеста почти одного возраста с ним, а то мог и с колыбели ждать. Влияние Тальмы слишком сильно во всем мире. Андре извинилась: — Простите, я отдаю себе отчет, что я несдержана на язык.

— Ничего страшного. Это свободолюбие, а не несдержанность. — Он резко поменял тему: — площадку для сборки и экспериментов я скоро найду, мне посоветовали одного рунного кузнеца — я его все же переманю на службу вам. Проблема в одном — к моему отплытию не успеют доставить потенцит. Мне удалось купить порцию потенцозема с «Удачного» — там самое большое содержание потенцита в руде, но пока его доставят в Вернию, пока его добудут, пока доставят сюда — уйдет не меньше седьмицы. Если знаете, где ближе и быстрее достать потенцит, я вам буду благодарен и выкуплю его для вас, Андре.

Она не сдержала улыбки:

— Где же вы были последние лет десять, когда я отстаивала свое право быть механиком, Анри.

— Увы, болтался в Вернии. — он грустно улыбнулся в ответ, заставляя снова подозревать его во лжи. Пароэфирники и внезапная влюбленность слишком плохо сочетались или, наоборот, слишком хорошо. — Можно еще небольшую просьбу?

— Какую, Анри? — Андре крутила в руках ключи от «жука», стараясь не думать, откуда взялся второй комплект ключей у людей принца. Тот веско сказал:

— Не сбрасывайте с хвоста моих людей, как вчера. Не затрудняйте им службу по вашей охране.

— Вас забыли предупредить — лер Блек-старший сменил гнев на милость…

Он оборвал её:

— Я в курсе. Мой кузен был очень недоволен моей просьбой, но пошел мне навстречу. Но дело не в вашем брате. Дело в…

— …в големах, — поняла Андре.

— Можно и так сказать, — подтвердил принц. — Выезжайте через задний вход и будьте аккуратны.

Она не удержалась от вопроса:

— А через главный?

— А через главный, Андре, не получится — там засели в засаде репортеры. Они, не зная о големах, пытаются поймать меня на интрижке.

— Вот же глупые.

— Именно, — почему-то вздохнул Анри, наконец-то отходя в сторону и позволяя Андре сесть за руль. — Удачи! Телефонируйте в гостиницу о своем решении по поводу вечера — я буду ждать вашего решения.

Он захлопнул дверцу, и Андре видела в зеркало заднего вида, что он до последнего провожал её паромобиль своим темным, немного саркастичным взглядом, засунув руки в боковые карманы комбинезона. Впрочем, она понимала его. Если проклятье ничейной земли проснулось, то плохо будет всем. Это коснется и Брендона — его тоже, как служителя храма и инквизиции отправят туда, как и страдающего от головных болей отца Маркуса. Проклятье ничейной земли страшно, оно порождает нежить и опасно для обеих сторон воюющих. Анри только пожалеть остается: разгребать это придется ему, а ведь он не маг, у него в союзниках, кроме войска, только взбалмошная нерисса-механик, которая может его послать с големами далеко и прочно, игнорируя срочность разработок и военную направленность. Впрочем, в возможности использования големов на ничейной земле Андре была согласна — это не военная операция, а по сути спасение. Как должно быть страшно нести на себе такой груз ответственности, не даром Анри одинокой веточкой вишни намекал на это… Андре резко дернула кулисный механизм, тормозя паромобиль. Проигнорированные законы физики отмстили Андре — руль резко ударил по груди, которая тут же заныла от боли. Сзади раздался визг тормозов другого паромобиля — видимо та самая охрана.

Андре открыла дверцу и крикнула в пустоту гаража:

— Да! Я пойду с вами вечером! — она в состоянии поддержать принца перед тяжелым, если невозможным заданием. Она может его согреть, она хотя бы попытается.

— Йуууху! — донеслось из глубин гаража.

Андре захлопнула дверцу и горько рассмеялась:

— Ему точно очень нужны мои пароэфирники! — иных причин так недостойно кричать от счастья, она не видела.

Она вырулила на улицу, включая фары — седьмой час, солнце не встало. Улицы были пусты и сонны. Желтоватый свет фонарей отражался в мокром после поливального паромобиля асфальте. По светлеющему небу тянулись со стороны океана перистые облака. Свет фар выхватывал из полумрака росшие в городском парке вишни — они наконец-то зацвели. Оставалось надеяться, что Анри не тут сорвал ветку, которую подарил ей. После его абсолютно хулиганистого выкрика в гараже, Андре сомневалась в том, что понимает принца. Впрочем, Лиз была права, когда говорила, что их учат с младенческих пеленок выворачивать любую ситуацию в свою сторону. Андре видела, как воспитывали Грегори, а ведь он не королевской крови, он всего лишь из высшего рода Тальмы.

На железнодорожном перекрестке у инквизиции зажегся красным светофор — шлагбаум еще не опустили, но Андре не стала рисковать, как вчера: притормозила, пропуская длинный грузовой состав. Сзади остановился мотор охраны — парень в обычном черном костюме делал вид, что он оказался тут случайно. Андре вышла из теплого салона, чуть подергивая плечами на ветру — солнце еще не поднялось, согревая воздух. Она оглянулась на темные окна инквизиции, подумывая, может, стоит навестить отца Маркуса и Брендона? Впрочем… Они, наверное, уже были на утренней службе богам. Длинный, сиплый гудок паровоза поплыл в воздухе, заставляя сонных птиц взметаться в небеса. Андре напомнила себе, что сейчас важнее Лиз и Грегори — они семья. Хотя и Брендон, важен — скорее всего он скоро будет на ничейной земле, а у него все рунные цепи заблокированы инквизицией. И отец Маркус важен — ему будет больно слышать мысли мертвых. И Анри важен — ему нужны големы. Значит, придется больше и плотнее поработать сегодня с рунами и чертежами, только и всего. Наверное, выбор платья, и впрямь, стоит отдать на откуп Анри. Андре подошла к паромобилю охраны и постучала костяшками пальцев по стеклу, привлекая к себе внимание:

— Передайте, пожалуйста, принцу, что платье на вечер с него.

Парень лишь понятливо кивнул, и Андре вернулась в свой паромобиль — показался хвост состава. Красные фонари болтались на последнем вагоне в такт движению локомотива. Андре медленно переехала железнодорожные пути и поехала в сторону госпиталя.

Андре, прихватив два саквояжа из салона и проигнорировав помощь охранника, направилась в уже кипевший жизнью госпиталь. Из открытых дверей вырывался теплый воздух с запашком еды и лекарств. Андре не любила его со смерти матери, но что поделать, любишь-не любишь, боишься-не боишься, надо идти и выполнять свой долг, хотя бы сейчас перед Лиз и братом. Придумать бы, где взять потенцит, ускоряя процесс испытания голема. Впрочем, его самого пока даже не было — только чертежи, но если учитывать напор Анри, то за несколько дней первый голем может стать реальностью — в Вернии почти нет магов, а голем с щитом Фидеса — сила против проклятья ничейной земли.

Андре толкнула дверь палаты Элизабет, прогоняя неожиданную мысль: Анри же не стал бы лгать о проклятии ради големов? Или стал бы? Как бы еще понять этих венценосных особ! Она заставила себя улыбнуться — ради бледной Лиз, полусидевшей на кровати, и ради сонного, помятого, заросшего щетиной Грегори:

— Всем доброе утро! — она поставила на стул один из саквояжей. Второй, с вещами брата, тут же протянула ему: — Солнце мое, марш на службу — тут твой набор для бритья и чистое белье. Приводи себя в порядок, а то тобой можно пугать незаконопослушных жителей города. «Жук» на площади — он под парами, так что смело езжай на нем.

Грег еле успел вклиниться в её речь, ставя саквояж на пол:

— И тебе доброе утро, сестренка! Спасибо за заботу, но если я поеду на твоем «жуке», то кто тебя заберет отсюда?

— А меня заберет Анри. Он сегодня будет сопровождать меня на вечер в честь Игнисов.

Грег чуть не подавился воздухом, услышав это. Андре подозревала что-то в этом роде. Хорошо, что не стал отговаривать или хуже того, читать нотации. Андре сама понимала легкое сумасшествие своего решения.

Ситуацию спасла Лиз, которая храбро улыбнулась и заметила:

— Видишь, Грег, зря ты волновался — если на вечере будет и Андре, то мне будет на кого опереться, если тебя не будет рядом.

Пришла очередь Андре давиться воздухом от неожиданности — такого даже она не вытворяла. Она не была настолько сумасшедшей, чтобы, умирая только вчера, сегодня направляться на прием.

— Лиииииз..?

Грег заставил себя разжать кулаки — кажется, утро у него было то еще, судя по Элизабет — зря его Андре шокировала вернийским принцем:

— Еще раз… Лиз, я позволю тебе покинуть госпиталь при одном условии: если ты сможешь ходить. Не шататься, не бродить, не падать — уверенно ходить. И да, я помню — лекарство заканчивается сегодня, и смысла занимать койку, которая может пригодиться кому-то иному, нет. И я помню, что болеть ты можешь и дома, точнее в гостинице в нашем номере. И я помню, что лучшего случая показать, что у меня все хорошо, чем этот прием, нет. Но еще раз — я не позволю тебе изображать из себя здоровую и счастливую леру, чтобы поддержать меня.

Та задрала подбородок вверх и крайне серьезно сказала:

— Мы кажется, мы уже обсудили с тобой неопровержимый факт, что тот, кто направил меня в катакомбы, действовал не мне во вред…

Андре предпочла вслушиваться в неожиданные слова Лиз, готовая в любой момент вызвать огонь недовольства Грега на себя. Такие сумасшедшие сестренки, как Лиз, не каждый день появляются.

— …И ты, и отец Маркус подтвердили, что произошло просто невероятное стечение обстоятельств. Изобретение лекарства. Его наличие здесь и сейчас. Отсутствие у меня повреждений мыслительных процессов — что совершенно невозможно при потенцитовой интоксикации. Отсутствие признаков сумасшествия у меня. Отсутствие смертельной опасности для меня. Знание тобой и Броком ритуала общего эфира… Мне продолжать? Уже совершенно ясно, что у того, кто это сделал со мной, все было рассчитано до последней малости… Я даже не представляю, что еще учитывал тот, кто так поступил со мной. Присутствие отца Маркуса тут. Сам наш брак, который иначе было крайне сложно заключить… Учитывая все это, я думаю, что хуже уже не будет — только не у того, кто это все сделал.

Грег веско сказал, перебивая её:

— Пусть у него все было под контролем, но ноги и руки я этой твари все же переломаю, когда доберусь. И это не значит, что ты сегодня-завтра восстановишься. Я сказал — я заберу тебя из госпиталя, если ты сможешь уверенно ходить.

Лиз откинула одеяло в сторону и опустила ноги вниз, заставляя Грега подхватывать её:

— Солнышко, прошу… Что же ты творишь…

Андре кашлянула, привлекая к себе внимание:

— Кажется, братец, ты еще не понял, кого ты взял в жены.

Он помог Лиз встать на ноги, только осторожно придерживая за талию:

— К сожалению, знаю. И ваше присутствие на вечере в честь Игнисов меня до смерти пугает, железные леры…

Андре поправила его:

— Я кера. Но да, на вечере я буду. Грег… — она спросила, спасая Лиз: — скажи, ты что-нибудь знаешь о возвращении проклятья ничейной земли?

Лиз покачнулась в его руках, чуть не падая — Грег прижал её к себе, целуя в висок.

— Не слышал о его пробуждении, но справки наведу… Хрррррень, как же все не вовремя… — он помог Лиз опуститься на кровать: — условие все то же: уверенный шаг и силы! Тогда я тебя заберу из госпиталя. Про вечер я подумаю, но тут все под большим сомнением. Я не испуганный мальчик, я как-нибудь перенесу наглое любопытство толпы, а вот твое плохое самочувствие я не перенесу.

Андре напомнила, снова приходя на помощь Элизабет:

— Грегори, время. Ты опоздаешь на службу.

— Точно, простите, мне действительно пора. Я приеду в обед. Постарайтесь не совершать подвигов ради меня. — он напоследок поцеловал Лиз и Андре и спешно покинул палату, захватив саквояж с вещами и ключи от «жука».

Андре присела на стул и удивленно спросила:

— Ты правда собираешься на вечер?

Лиз точно так же спросила:

— Ты правда собираешься пойти туда с принцем Анри?

— Да, — старательно легкомысленно сказала Андре. — Ему нужна поддержка, а мне помощь с моим проектом и куча потенцита… Случайно не знаешь, где можно его взять?

Лиз устало откинулась на подушки:

— Случайно знаю. С тебя карта устья Ривеноук — найдешь?

Глава 29 День четвертый. Нежите-амулеты

Вик, попрощавшись с мужем на лестничной площадке — Эван спешил на утреннее совещание, — влетела в общую залу:

— Всем доброе утро! — она бросила взгляд на настенные часы: последняя четверть восьмого. Хвала небесам, сегодня она не опоздала.

Окна уже были нараспашку, звуками просыпающегося города наполняя залу — констебли были еще слишком сонными и благодушными, чтобы переговариваться. Они окружили стол, накрытый для завтрака: сэндвичи, булочки, бульотки с кипятком. Кто-то сидел на стуле, кто-то стоял, кто-то пристроился на ближайших столах, отодвинув бумаги в сторону. Одуряюще пахло кофе. Большинство парней были с мокрыми после душа волосами и свежевыбритыми щеками — у кое-кого еще кровь текла из порезов. Вик фыркнула — одеты они были уже привычно: только рубашки и форменные штаны. Кое-кто даже галстуками пренебрег.

В ответ на приветствие Вик констебли сдержанно отсалютовали кружками. Если почти все парни тут, то они или отчаялись, отдавая поиски Лео патрульным, либо… Бешеные белочки, думать о плохом Вик не хотелось, но Брок так и не телефонировал о благополучном завершении поисков, а Ветряной квартал по словам Алистера не любит чужаков и констеблей.

«Не думать о плохом, — повторяла про себя Вик. — Не думать о плохом!»

Толпа парней чуть раздалась в стороны и…

Лео нашелся на дальнем диване — он сидел, откинувшись на спинку и баюкал в ладонях кружку с кофе. Вик мысленно поблагодарила небеса и быстрым шагом направилась к парню:

— Бешеные белочки, Лео, ты нашелся! Я так волновалась за тебя.

Думать, почему Брок не телефонировал, не хотелось. В чем-то он был тот еще разгильдяй, как называл его за глаза Одли. Тот, кстати, нашелся у стола с завтраком, спешно заглатывая рогалик и направляясь к Вики. Одли, в отличие от Брока, глубоко за полночь телефонировал Эвану, предупреждая о своем возвращении и докладывая о случившемся с судебным хирургом Картером.

Лео поднял на подошедшую Вик несчастные глаза и грустно улыбнулся:

— Доброе утро, Виктория. Прости, что так получилось… — Видимо, кто-то ему уже рассказал про её глупость с пропущенным ударом.

— Лео, прекрати! — не удержалась она. Вик принялась аккуратно, щадя левую руку, снимать шинель. Тут же откуда-то издалека, из кабинета комиссара, отозвался Брок, эфиром помогая утихомирить просыпающуюся боль. При этом он был явно недоволен — это он еще о желании Вики присутствовать на сегодняшнем вечере в честь Игнисов не знает. Эван стоически принял её решение, доверяя Вик, а вот реакцию Брока предсказать трудно. — Под удар Шутника мог попасть кто угодно. Так получилось, что это оказался ты.

Одли подошел к ним, забирая у Вик шинель и взамен протягивая кружку с чаем:

— Вот-вот, я ему все утро это говорю, а он лишь стонет. — он повесил шинель на одну из вешалок, тут же возвращаясь обратно: — Ни на день вас оставить нельзя!

Вик упрямо качнула головой:

— Можно и нужно. Дело Шутника расследовано и закрыто в связи с возрастом эээ… — она смешалась.

— …шутившего? — подсказал Одли.

— Шутившей, — поправила его Вик, замечая, как все парни вокруг стали прислушиваться к её словам. — Это девочка. Возраст пока неизвестен — биологический, конечно. Возраст, как лоа, может зашкаливать и за сотню лет — тут сложно сказать, когда девочка превратилась в лоа.

— М-да, — только и сказал Одли. Лео сделал глубокий глоток и уточнил:

— Девочка? Лоа? Карфианка, получается?

Вик подтвердила, присаживаясь на диван рядом с ним:

— Да, карфианка… Комиссар вчера разговорил лоа, оставшуюся после уничтожения Ривзом лоа Тонтона в Олфинбурге. Она попала к нам в мир случайно, ей не хватало сил, убивать и забирать души она не захотела, вот и устраивала такие странные розыгрыши, поглощая чужой эфир. Её зовут Ноа, и она поклялась, что больше не будет.

— Ноа? — вскинулся Лео, поворачиваясь к Вик. — Лет пятнадцать-шестнадцать, худая, с очень темной кожей и короткими волосами-кудряшками, любит играть в ниточки?

— Да, — ответила Вик. — Эван… Комиссар описывал её почти так же. А что?

Лео залпом допил кофе:

— Я разговаривал с ней на площади вчера… Когда уже был под её воздействием. Вроде, незлая. — Он тут же поправился: — даже веселая. Именно она и Тина увели меня с площади и спрятали в доме нериссы Идо.

Алистер с кружкой в руке вернулся за свой стол и заправил в печатную машинку бумагу. Звонко застучали клавиши — кажется, сержант принялся печатать отчет о случившемся.

Вик потерла висок, вспоминая все, что ей известно о Ноа:

— Одаренная девочка. Шустрая. Днем она напугала Алька и Полин, рассказывая о лоа-людоеде, вечером шутила над тобой, к ночи, когда я вернулась домой, уже сидела в гексаграмме и разыгрывала раскаяние. Причем гексаграмма её не удерживала. Она там сидела добровольно.

Одли не сдержался:

— Из любви к искусству?

Вик в ответ пожала плечами:

— Наверное, можно и так сказать. Если верить её словам, то больше шуток не будет, так что сейчас запишу показания Эвана…

Алистер вмешался:

— Я оформлю показания Лео о том, что он видел на площади Воротничков Ноа. Только это.

Вик согласилась с ним:

— Да, лишним не будет… И дело можно будет отправлять в архив. Шутки закончились. Во всяком случае я на это очень надеюсь. — она перевела взгляд на Одли: — расскажешь, что у тебя? Что было в Танцующем лесу?

За окном раздался звон башенных часов — восемь утра. Алистер было оглядел парней, но Одли махнул рукой:

— Успокойся, серж. Твои сонные красавицы после ночи и так еле живы. Не стоит их строить… Пусть отдыхают. — он сам зевнул, в последний момент вспоминая о приличиях и закрывая ладонью рот.

Вик не сводила с инспектора взгляд — её интересовало дело о захороненных в деревьях. Одли поймал её взгляд и улыбнулся:

— Виктория, не смотри так кровожадно — ты на хорошей стороне закона.

— Эван говорил, что вы нашли новый труп в том же самом дереве, — подсказала она.

— Да-да-да, — сдался Одли. — Женский труп лет одиннадцати-двенадцати, документов при себе никаких. Возможно, она работала где-нибудь на фабрике чайной девушкой — в кармане её передника нашли чайную «бомбу».

Вик не поняла:

— Чайную что?

Одли пояснил:

— Пакетик для заварки чая на один раз.

Вик потерла висок, не понимая:

— Прости? Она из нер получается? Или даже лер…

Лео подсказал:

— Виктория, пакеты для чайных «бомб» делают не только из шелка. Есть дешевые из марли. Чайные девушки пользуются как раз такими, развозя чай на фабриках — чтобы не пришлось раз за разом отмывать заварные чайники.

— Все, я поняла… Прости, Одли, продолжай.

Инспектор развел руки в стороны:

— А продолжать особо нечего. Следов удушения на теле не было — погибшей проломили затылок. Больше мы ничего не успели сделать — труп взял и восстал. Картер еле успел кинуть нежите-амулет, умудряясь сам при этом загореться. Сейчас лежит в госпитале орелиток. Говорят, стабилен, но вернется на службу нескоро. Придется довольствоваться Вернером. Вот как-то так. Прости, но расшифровку фиксаторов Нельсона, своего и Себа я отдал операторам вычислителя с красным приоритетом — твой и фиксатор Алистера о случившемся на площади расшифруют позже. Сейчас Танцующий лес важнее.

Вик направилась за свой стол:

— Согласна. Площадь Воротничков сейчас вообще неважна. — она достала лист бумаги и привычно принялась чертить таблицу, заполняя её фактами. — Странно все это — я не понимаю, что связывает трупы, похороненные в деревьях.

Одли снова зевнул:

— Ясно одно — найденные трупы, к счастью, не связаны с ритуалом руки удачи. — Он вспомнил странный шепот нежити и признался: — я кое-что слышал… Там. В лесу. Мне кажется, что вторая из Танцующего леса могла что-то увидеть, что не предназначалось для её глаз, за что её и убили. Она говорила: «Я ничего не видела!»

Алистер вспомнил:

— Джон Форд, Игрек-3 из Танцующего леса, по словам нериссы Идо, его опекуна, искал себе работу. Может, он случайно пересекся где-то на фабрике с убитой девочкой? Или с Игреком-4 из Полей памяти. Он, кстати, до сих пор не опознан. И заявлений о пропаже подходящего под его описание человека нет.

Из коридора, отвлекая, донеслись громкие, возмущенные голоса Брока и Грега — кажется, утреннее совещание закончилось, и закончилось не очень хорошо. А еще Вик поняла, что мужчины не догадываются о дикой акустике в коридорах управления.

— …у меня были веские причины! — первым донесся голос Брока.

Ему ответил взбешенный Грег:

— Не было! Ни единой причины утаивать произошедшее не было! Я суперинтендант этого дурдома! Я обязан быть в курсе происходящего от и до. Иначе получается, что я лишь ненужная фигура на доске, которую можно в любой момент выбросить из игры!

— У тебя была свадьба вчера! Я тебя берег! — Если Брок и пытался увещевать Грега, то делал это крайне затейливо, потому что тот буквально взорвался:

— А вот не надо! Я не мальчишка. Я или суперинтендант, и мое право руководить управлением и все знать о случившемся в числе первых не оспаривается, или я тут не нужен…

Дверь широко раскрылась, и в зал вошли, буквально кипя эфиром, Брок и Грег.

Одли выругался себе под нос:

— Ну твой же дивизион… И кто утверждает, что Грег мастер? Он по силе уже Броку равен. А еще чуть-чуть подраконить — за пояс заткнет.

Кулаки Грега были крепко сжаты. Лицо хмуро — густые, черные брови сошлись на переносице. На скулах разливался гневливый румянец. Еще чуть-чуть, и мужчина взорвется в своем привычном гневе Блеков. Брок ему ничуть не уступал — тоже мрачный, тоже злой, тоже пальцы сжались в кулаки. Только лицо в отличие от Грега побелело, и живы на них были только веснушки.

— Грег, не говори ерунды! — буркнул Брок, понимая по замершим лицам констеблей, что их разговор все отлично расслышали. Кажется, до Грега это тоже дошло. Он все же закончил свою фразу:

— …или я подаю в отставку.

Грег посмотрел на взбешенного Мюрая и явно вспомнил подвал и свое недостойное поведение. Вик заметила, что для Грега до сих пор это было камнем преткновения.

В зале повисла давящая тишина. Большинство, если не все поголовно тут, кроме самой Вик, были за Брока, и Грег это понимал, как никто иной. Вот зря он про отставку сказал, очень зря. Тепло эфира омыло Вик, прогоняя страх и волнение — Брок верил в парней и верил в правильность своего выбора, хотя Вик тоже могла добавить от себя, что мог бы и телефонировать, сообщая новости. Он криво улыбнулся, заставил себя разжать кулаки и… Не успел ничего сказать — Грег все же преодолел себя и веско произнес:

— Старший инспектор Мюрай, объявляю вам выговор за нарушение должностных инструкций. Без внесения в послужной список. В следующий раз… Не прощу, — закончил он невпопад.

Он обвел взглядом замерших парней, Одли не удержался и привычно скомандовал на правах бывшего сержанта:

— Проснулись, красавицы! Подтянулись — утро в самом разгаре.

Грег медленно, старательно подбирая слова и заглядывая каждому констеблю в глаза, сказал:

— То, что сегодня ночью произошло, недопустимо. Отвратительно и нелепо, как малость. Играть в прятки со своими же — глупость. Жизнь каждого из вас, каждого констебля, каждой нериссы вплоть до последней телефонной, важны. Прежде всего мне, комиссару, Мюраю, сержантам, каждому из вас! Только поддерживая и доверяя друг другу мы выстоим и спасем город. Только зная, что товарищ всегда придет на помощь, мы сможем защитить жителей, мы сможем сохранить закон. Я лично буду бороться за каждого из вас… И не смотрите так, я помню речь комиссара Хейга-Ренара. Я понимаю, что мои слова звучат глупым плагиатом…

Кто-то кашлянул, Лео поморщился, не понимая умных слов, и Одли подсказал:

— …воровством…

Грег косо на него посмотрел и поправился:

— …подражанием ему. Но я просто придерживаюсь такого же взгляда на жизнь, долг и честь. Жизнь каждого из вас мне важна и дорога. Сейчас сложное время: демоны, лоа, война… Мы должны доверять друг другу и стоять за сослуживца горой. Пожалуйста, если опять произойдет что-то подобное вчерашнему — не прячьтесь и не бегите. Это важно.

Виктория тихо напомнила:

— Дело Шутника раскрыто. Лоа больше не будет шутить…

Грег мрачно сказал — накал страстей уже прошел:

— Я не верю слову лоа. Предпочитаю ждать плохого, чтобы быть готовым ко всему. — он снова обвел взглядом всех: — пожалуйста, услышьте меня. Не стоит скрываться и бежать — так получается только хуже.

Одли пришел ему на помощь:

— Лер суперинтендант… Грег… Парни в курсе. Парни… — он глянул на Вик и добавил: — и Виктория верят вам.

Он тут же перевел все в шутку:

— Но я предпочту больше вас не бросать. А то оставил на денек, и Брок вновь гонял по городу в чем мать родила…

Брок обиженно поправил его:

— На мне была штора!

— О, ты растешь! Не мальчик, а муж… — Одли не сдержал сарказма: — В шторе! Лео вон снова неровно дышал к лавке Бейкера… Не поймай комиссар лоа, боюсь, что было бы следующим. Не дай небеса, история с контрабандистами или что похуже…

Вик заметила, как на этих словах дернулся Грег, словно что-то вспомнил, но Одли продолжил болтать про выросшего Брока в шторе, и Грег посветлел лицом, прогоняя мысль прочь. Вик дорого была готова отдать, чтобы узнать, о чем думал Грег, но утешалась одним — дело Шутника расследовано и закрыто. Почти, так только она соберет все документы и придет заключение экспертов, обследовавших «Веселую вдову».

Грег хмуро напомнил:

— По поводу случившегося в Танцующем лесу с судебным хирургом Картером… И я, и комиссар пришли к единому мнению: необходимо провести учения по пользованию нежите-амулетами. Ответственным назначаю Брока…

Тот не удержался:

— Меня-то за что? Это дело уровня сержантов. Назначь Себа или Алистера. И вообще, это надо собирать только экспертов и хирургов — парни все умеют обращаться с нежите-амулетами. Тренировки проводятся регулярно раз в полгода. Нет никого, кто бы ни…

Указательный палец Грега невоспитанно ткнулся в сторону Виктории. Брок скрипнул зубами:

— Я предупреждал, что учитель из меня не очень.

— Вот и исправляйся! Например, прямо сейчас. Как раз есть время перед тренировкой в зале. Жду всех через четверть часа во внутреннем дворе.

Брок вздохнул:

— Понял, будет исполнено…

Грег на всякий случай напомнил, не уверенный, что Брок помнит все необходимые процедуры:

— Приказ, список участников, заявка на нежите-амулеты, обеспечение безопасности.

Брок предпочел промычать, словно это было ответом.

Во внутреннем дворе все собрались только через полчаса — дольше всех копались эксперты. Вернер вообще пришел последним, возмущенно доказывая, что у него на дурость со внезапной тренировкой нет времени — опознание тел по делу Чернокнижника шло своим ходом, и нагрузка на судебных хирургов была большой.

Виктория довольно щурилась, греясь на солнышке. Алистер принес коробку нежите-амулетов. Парни притащили из подвала «Джона» — несгораемую куклу, на которой тренировались и заодно использовали для следственных экспериментов. Они бросили её посреди каменной площадки, обработанной антивоспламеняющимися реагентами. Грег заранее сплел щит Фидеса — на всякий случай. Опасности в тренировке даже с настоящими нежите-амулетами не было никакой.

Правила по работе с подобными амулетами, которые сейчас важно напоминал Брок скучающей толпе констеблей и экспертов, были просты: кидай и беги! Так говорил сержант Кирк из Олфинбурга, где раньше служила Вик. Еще, конечно, было важно вести счет после активации амулета, чтобы точно знать, когда тот загорится. Замедление активации было от четырех до шести секунд. Обычно амулет загорался на счет «пять».

— …а сейчас я продемонстрирую, как правильно пользоваться амулетом. После чего каждый проведет по два захода с активацией. — Брок был собран, несмотря на легкость тренировки — нежите-амулеты не особо опасны в применении. Он подошел к «Джону» и напомнил: — подходим к трупу… Констебли-маги первым делом проверяют состояние эфирных каналов. Констебли-не маги ждут сигнала с нежите-амулета. Если тот подает звуковой сигнал, то снимаем амулет с пояса, активируем его, бросаем со сче…

Его спасла быстрая реакция Грега — амулет вспыхнул практически в руках Брока. Щит Фидеса отсек пламя, направляя его прочь от Брока. Одли на всякий случай сбил друга с ног, катя по земле. Алистер для надежности окатил Брока водой, собранной из воздуха.

Вик спешно опустилась на колени возле мокрого, ругающегося в небеса Брока:

— Жив? Покажи руку…

Он повернул голову к ней:

— Небеса и пекло, Вики, я жив. Не задело, благодаря Грегу. — он даже сел, показывая бледную правую руку.

Грег мрачно положил на «Джона» очередной амулет, сформировал щит Фидеса вокруг куклы и эфиром активировал амулет. Тот вспыхнул моментально, Алистер даже «Один!» не успел произнести.

Брок встал, криво улыбаясь:

— Кажется, наша тренировка на сегодня окончена.

Грег подтвердил кивком:

— Все нежите-амулеты собрать — во всех дивизионах. Выезды на трупы запретить без присутствия мага. Составить единое расписание дежурств всех магов дивизионов. — он нахмурился, решая, кому из инспекторов отдать дело. — Брок, возьмешься?

Тот, направляясь к столу, на котором стояла коробка с нежите-амулетами, отозвался:

— Конечно. Обычно замена амулетов происходит в конце года — в течении последней луны происходит плавная замена: сдаются старые, выдаются новые. Одли, в этот раз так же было? — он не стал напоминать, почему не в курсе случившегося. Все помнили историю с подвалами бывшего Особого.

— Почти, — отозвался бывший сержант. — В этот раз был почечуй — из-за смены власти сперва задержали сдачу амулетов, а потом еще пришлось ждать новые — из-за войны и повышенной потребности в них на фронте еле-еле добыли. Меняли быстро в последнюю седьмицу года. Аккурат перед Явлением.

Брок задумчиво вертел в руках амулеты:

— Что-то мне не нравится клеймо. Не подделка бы была.

Грег взял один из амулетов, тоже тщательно рассматривая его:

— Может, не подделка, а просто банальная глупая спешка и ошибка при сборке. Часть амулетов экспертам на исследование, остальные — на склад для дальнейшей утилизации. Я к комиссару с докладом.

Одли пробурчал:

— Вот не было печали…

Глава 30 День четвертый. Начало поисков

Нерисса Идо пришла в управление не одна. Она захватила с собой свою воспитанницу Ирму Лоррет. Та, одетая в глухое серое платье под горло и белоснежный чепчик, совсем не напоминала Одли разбитную девицу, разносившую пиво в «Вольных ветрах» — было дело, брали это заведение штурмом, когда выяснили, что заведение работает не совсем по заявленному профилю. Сама нерисса Идо была одета в черное траурное платье, почти лишенное отделки и кружев. Одли заметил, что нерисса была ненамного старше своей опекаемой. Не больше двадцати пяти, а то и меньше с учетом старившего её платья. Идо была слишком серьезной, как раз во вкусе рыжего — тот обожал решительных девиц в беде.

Стул для посетителей в новом, практически пустом и необжитом кабинете Одли был всего один. Инспектор думал, что на него опустится Идо, старательно выглядевшая несломленной и сильной, хотя покрасневшие веки выдавали — она все же плакала, — но молодая нерисса заставила на стул сесть Лоррет — та замерла на самом краешке, боясь даже пошевелиться. Видать, прошлое «Вольных ветров» давало о себе знать. Одли помнил, как шустро она сбежала от Алистера.

Одли замялся, не зная, стоит ли ему сесть в свое рабочее кресло, или остаться стоять — правила хорошего тона требовали оставаться на ногах, когда нериссы стоят.

— Прошу, присаживайтесь, — мягко сказала Идо, опираясь рукой на спинку стула.

— Я, пожалуй… — что «пожалуй» Одли так и не сказал — дверь открылась и в кабинет проскользнул Брок, таща за собой два стула и Викторию. Бывший сержант не сдержал смешок — точно, рыжий опять в поисках приключений. Надо же, ничего не меняется в этом мире. Стоит нериссе попасть в лапы дракона, как рыжий тут как тут. Тоже мне, драконоборец влюбчивый…

Брок, предложив один стул Идо, а второй поставив возле кресла Одли и усадив на него Вик, снова поздоровался:

— Доброе утро, нериссы.

Лоррет завертела головой, только потом понимая, что старший инспектор нериссой назвал и её.

— Недоброе утро, — сухо сказала Идо. — Простите, я только что из морга… С опознания… Утро не может быть добрым, когда понимаешь, что какая-то сволочь убила ребенка.

Брок, рукой опираясь на спинку стула Виктории, твердо сказал:

— Мы найдем эту сволочь, нерисса Идо. Можете не сомневаться.

Одли, косо посмотрев на распустившего хвост рыжего — даже Вик сомневалась пока в возможности поимки убийцы-древолюба, — все же опустился на свое кресло:

— Нерисса Идо, как я понял, вы опознали тело Игрек-3?

— Да, — она сцепила руки в замок. — Это мой воспитанник Джон Форд. Мы с ним познакомились на корабле беженцев из Вернии… У него погибли оба родителя, я тоже потеряла семью, так что… Я стала о нем заботиться. Хороший был, светлый мальчик. Все рвался мне помогать. Друзей и знакомых, помимо меня и девочек, живущих в моем доме, у него не было. Или я, быть может, не знала о них… Одно я знаю точно — родственников, кроме меня, у него тут не было. Седьмого вьюговея, утром первицы этой седьмицы, я видела его последний раз — он говорил, что нашел работу, но не сказал где. Не сказал даже куда пошел — он считал себя взрослым, хоть ему было всего шестнадцать. Когда он не пришел вечером домой, я сама искала его везде, но напрасно. Полиция же…

Брок явно скрипнул зубами, вспоминая поведение констебля Грина вчера. Одли еле сдержал проклятья — рыжий обожал влюбляться не в тех, не тогда и всегда не вовремя.

Идо грустно улыбнулась:

— …впрочем, это неважно. Вы все же нашли Джона. — Она посмотрела в глаза Одли: — если вас что-то еще интересует, то я готова ответить на ваши вопросы.

Одли мрачно поправил пачку листов бумаги и один заправил в печатную машинку — на столе у него, кроме еще письменного набора, больше ничего не было. Он глянул на сосредоточенную Викторию, на слишком серьезного Брока и сказал:

— У меня пока к вам вопросов нет, нерисса Идо.

Та кивнула и положила в жесте поддержки свои пальцы поверх руки Лоррет:

— Тогда моя воспитанница Ирма Лоррет готова вам рассказать все, что знает о Джоне и его планах.

— Я вас внимательно слушаю, нерисса Лоррет.

Девица вскинулась, тоже сплетая пальцы в замок:

— Я у нериссы Идо всего седьмицу живу — аккурат с четвертого вьюговея… И Джона почти не знала, хоть в дом к нериссе меня привел именно он. Друзей у него точно не было, а вот знакомцев — пруд пруди. Он легко сходился и таскал в дом к нериссе всех девчонок… — она заметила, как задумчиво посмотрели на неё констебли, зарделась и поправилась: — не в том смысле таскал… Он подбирал на улицах сирот и уговаривал пойти в дом к нериссе Идо. Тину он притащил, и Эмму, и Одри… Он все место себе искал, где бы подзаработать прилично. В вых… Шестого вьюговея он сказал, что нашел хорошее место, сказал, что его туда берут на полный день. Я предупреждала его, что о механическом заводе нера Чандлера ходят плохие слухи. Его управляющий нер Финч наглый тип, он всегда привязывается по любому поводу и штрафует так, что хрен ли…

Идо кашлянула, и Лоррет поправилась:

— Фиг ли… Вряд ли получишь обещанное жалование полностью. А еще там вечно кто-то калечится — я лично знаю, что одному там пальцы только так отрезало станком — затянуло под нож, и все… Мне Роб рассказывал, что знаком с этим парнем с отрезанными пальцами. Роб лгать бы не стал. Я говорила Джону, чтобы он даже думать не смел, но он поперся на завод. И вот… Теперь жмурик. То есть труп. То есть убили его. — Она обвела всех испуганным взглядом и выдавила из себя: — все…

Одли бросил косой взгляд на Брока и Викторию:

— Вопросы?

Брок отрицательно качнул головой, а Вик спросила:

— Нарисовать, как добраться до этого механического завода ты можешь?

— Дааа… Конечно, — кивнула Лоррет.

Одли подвинул ей бумагу и карандаш:

— Тогда вперед. Нерисса Идо, подождете, пока я оформлю ваши показания? Это быстро. — Одли отдавал себе отчет, что получить подпись Идо под показаниями не составит труда в любой момент, а вот Лоррет — иное, и гоняться за ней потом по всей Аквилите можно долго и упорно. Еще не факт, что потом под присягой в королевском суде она подтвердит свои слова.

Идо сосредоточенно кивнула — у неё даже брови, слишком широкие на взгляд Одли, сошлись на переносице:

— Да, конечно. Нам с Лоррет тут подождать или за дверью?

Одли ответить не успел — влез рыжий:

— Лоррет может остаться тут — она все равно пока занята…

Ирма крайне увлеченно грызла кончик карандаша, вспоминая подробности трущоб Ветряного квартала.

Брок же продолжил:

— …а вы не могли бы пройти со мной в мой кабинет? Помните, я обещал вас познакомить с лерой Игнис?

Одли краем глаза, по памяти печатая показания Идо, заметил, как вздрогнула Виктория — кажется, она не знала о планах Брока на неё.

Идо встала:

— Да, конечно. Хоть я и сомневаюсь, что с этого будет какой-то толк.

Одли, проклиная все правила этикета, как положено вскочил вслед за Идо и поднявшейся со стула Викторией:

— Нерисса Идо, учтите, что сегодня после обеда я или кто-то из констеблей заедет к вам домой — надо осмотреть вещи Джона. Возможно, нам удастся найти какую-нибудь зацепку.

Идо пожала плечами:

— Не думаю — я сама раз на десять уже все перепроверила, но ничего не нашла. Но приезжайте — я предупрежу своих воспитанниц, дома всегда кто-то есть.

Брок первым подошел к двери, распахивая её перед молодыми женщинами:

— Прошу…

Вик напоследок замерла в дверях, почти умоляя Одли:

— Без меня на завод не езди, пожалуйста…

Одли посмотрел на неё и кивнул:

— Договорились. — Он ценил её нестандартное мышление.

До кабинета Брока Вик и Идо так и не добрались — Брок на ходу представил их друг другу, заставляя Идо замирать от удивления — для герцогини и сиятельной леры Вик выглядела не слишком респектабельно. Такая реакция, впрочем, тут же извинившейся Идо, чуть задела Викторию, но пришлось держать лицо и улыбаться:

— Брок, что ты хотел?

Тот сразу взял быка за рога:

— У нериссы Идо есть план по помощи жителям Ветряного квартала. Она предлагает открыть там ночлежку, столовую и приют.

Идо нахмурилась еще сильнее, хотя казалось, куда уж больше — нерисса выглядела откровенно хмурой и недоверчивой:

— Простите, лер Мюрай, я не так говорила. Плана, как такового, у меня пока нет. Я лишь предлагала возможные варианты…

Брок очаровательно улыбнулся Идо:

— …и они очень меня впечатлили. — он посмотрел на Вик: — Серьезно, Виктория, поговори с нериссой Идо — это важно.

Проклиная Брока за такую подставу — Вик могла расследовать любое преступление, отец учил её, но она ничего не понимала в благотворительности, приютах и столовых, — она призналась:

— Нерисса Идо, если честно, я плохо в таком разбираюсь. Вы не могли бы изложить свои варианты в письменном виде, чтобы я могла с ними ознакомиться?

Брок бросил на неё странный умоляющий взгляд, но Вик протянула Идо свою старую визитку:

— Простите, мне нужно время, чтобы вникнуть в проблемы Аквилиты. Я констебль, я никогда не входила ни в одно благотворительное общество.

Идо спокойно приняла визитку:

— Хорошо, я напишу вам. Мой отец был одним из городских советников Льена. Он отвечал за больницы и все, что с этим связано. Я и моя мать помогали ему с организацией помощи… Вы знаете, что трущобы есть не только в Ветряном квартале?

Виктория кивнула:

— Подозреваю это.

— Нужно действовать не отдельно по каждому кварталу, лера Игнис. Нужно общее решение по городу.

Виктория выдохнула — как поступить в таком случае, она знала:

— Брок…

Тот вытянулся во весь свой немалый рост, изображая внимание:

— Слушаю.

— Отведи, пожалуйста, нериссу Идо леру комиссару. Он упоминал о том, что ищет советников в Городской совет. Кажется, нерисса Идо может подойти на должность одного из советников.

Этим решением она озадачила обоих — и Брок замер, не понимая, как такое простое решение ему не пришло в голову, и Идо побелела, даже кажется, задышала чаще, закованная в плотный устаревший корсет. Вик мрачно подумала, что Броку так и надо — не надо подставлять с хорошими, между прочим, начинаниями.

Брок и Идо ушли, переговариваясь на ходу, а в Вик так и засело в сердце чувство собственной неправильности. Правильная лера занялась бы Идо, обсуждая варианты помощи нуждающимся, те же столовые… Хотя чем столовые могут помочь? Или Идо имела в виду раздачу еды? Впрочем, неважно. Идо сразу видно — правильная до кончиков ногтей нерисса. Она думает о благотворительности, когда Вик рвется в мужскую профессию и мечтает об одном на данный момент — найти ту сволочь, которая убивает и прячет трупы в деревьях. Надо снова наведаться в библиотеку: один раз — случайность, два — совпадение, три — закономерность. Надо искать ритуалы, связанные с похоронами в деревьях, хотя убийца может оказаться попросту сумасшедшим. Это было самым разочаровывающим в её профессии — когда ищешь логику преступления, а её просто нет.

Вик подошла к боковому окну в коридоре и открыла его нараспашку, вдыхая прохладный воздух Аквилиты с нотками влаги и свежей зелени. Снова и снова однобокость воспитания заставляла Вик чувствовать себя никчемной и не соответствующей нормам их общества. Правильная нерисса сейчас вызывает восхищение Брока, неправильная лера страдает и думает об отсутствии совпадений в трех убийствах, кроме места захоронения.

Безумные белочки! Эвану должна была достаться иная супруга — та, которая бы его поддерживала в начинаниях, которая бы занималась благотворительностью, как и положено лерам, которая бы не рисковала собой, отправляясь в трущобы, которая бы играла с Полин, воспитывала бы собственных детей, восхищала всех на балах и приемах. Кстати, надо зайти к Эвану — он должен был одобрить её заявление о взятых сегодня двух часах без содержания. Если она хочет попасть на сегодняшний вечер — надо уйти со службы раньше, а то даже подготовиться не успеет. То, что сиять на этом вечере, устроенном в их честь, ей не удастся, Вик и так знала — гематома на плече не сошла до конца, да и Ник не позволит снять повязку. Придется прийти на вечер в неподобающем наряде. Или вообще пропустить его, но до чего же хочется станцевать каталь с Эваном! Глупые правила этикета запрещают танцевать на таких вечерах с супругом. Такого не простят даже неправильной лере, как она.

— Виктория… — тихо позвал её Одли, знавший коварство гулких коридоров управления. Он подошел к ней и заглянул в глаза, отвлекая от грустных мыслей: — и кто тебя посмел обидеть, девочка?

Она повернулась к выглядевшему совершенно глуповато и простовато инспектору, зная, что за его носом-картошкой и глубоко утопленными в глазницах глазами, прячется умный, проницательный мужчина:

— Никто.

— Рыжий! — почему-то понял Одли. — Что он сделал?

— Он попросил меня помочь с благотворительными планами нериссе Идо. — Она не сдержала смешка: — вот где я и где благотворительность?

— Это он просто не подумал, Вики… Я поговорю с ним. — он замолчал, а потом предложил иной выход: — нет, я на него леру Блек напущу с её любовью к воспитательным розгам.

Вик рассмеялась:

— Хорошее предложение. Только она пока сильно больна. Потенцитовая интоксикация.

Одли вздохнул:

— Твой же дивизион… И как можно было так шутить? Понимаю — ребенок, понимаю — лоа, но все равно, мурашки по коже от такого. Кстати, Виктория, ты заметила, что наш черный что-то вспомнил, когда я перечислял список шуточек лоа?

Вик резко развернулась к нему:

— Ты тоже заметил? Может, он что-то знает, но не отдает себе отчета? Хотя это уже неважно — дела-то уже нет.

Одли кивнул:

— Да, неважно. Но все равно любопытно, что почему списочек шуток так его взволновал. — он улыбнулся: — ну что, поедем на механический завод нера Чандлера?

Она расцвела улыбкой в ответ:

— Ты знаешь, что мне стоит предлагать, в отличие от Брока!

— О да! В этом я силен!

До завода, расположенного в одном из тупиков Ветряного квартала, добирались на паромобиле — хмурый Себ выделил им в водители самого мощного констебля — Питера Неша. На его фоне терялись даже высокие и широкие в плечах Алистер и Лео. Характер Неша, говорили, был под стать его фигуре — тоже тяжелый, мрачный и непоколебимый. Этот если и рванет в драку, то полностью осознавая зачем и для чего. Впрочем, нарываться на драку с Питером дураков не было — он задавит одним только весом любое сопротивление. За рулем паромобиля Неш чувствовал себя неуверенно, но в Ветряном квартале лучше он, раз уж Алистер занят, а Лео только-только восстанавливается.

За площадью Воротничков паромобиль принялся рыскать по мелким, узким, забирающимся все выше и выше улочкам с мутными ресторанчиками, странными клубами и огромными человейниками, в которых бурлила своя, подчас совсем незаконная жизнь. Тут прятались фальшивомонетчики, нелегальные юристы, фальсификаторы документов, изобретатели чудодейственных элексиров и вечных двигателей. Потом относительно жилые дома перешли в цеха и мануфактуры. Кузнечные, механические мастерские, тут же ломбарды и скупки, тут же потогонки, где в одном помещении ютилось и работало до сотни человек.

Механический завод нера Чандлера находился в тупике — его несколько цехов, огороженных забором с колючей проволокой поверху, упирались в леса, которыми заросли все склоны гор.

Одли крякнул, оглядывая замусоренную площадь, окруженную одноэтажными кузницами и кто его знает еще какими мануфактурами, где трудились мрачные рабочие в черных от копоти робах:

— Хм… Однако, как удобно!

Вик подтвердила:

— Если нер Чандлер не промышляет чем-то незаконным, то это даже странно, учитывая расположение цехов. Отсюда, возможно, растет любовь к пряткам тел в деревьях.

Неш первым вышел из паромобиля, демонстративно пристраивая на локте винтовку в качестве предупреждения нежелательных нападений.

Одли глянул на Вик:

— Готова?

Та вдохнула полной грудью и пожалела об этом — в нос ударила дикая смесь гари, окалины и чего-то тухлого:

— Готова!

Глава 31 День четвертый. Завод

Проходная контора на механический завод нера Чандлера находилась в одном здании с заводоуправлением, и вот в проходной Вик и Одли, несмотря на полицейскую форму, застряли намертво. Молодой, нагловатый парень с напомаженными усиками, завитыми кончиками вверх, в теплой куртке, подозрительно похожей на морскую тужурку, перекрыл вход и отказывался пропускать, заявляя, что это частная территория, и пилоткам тут не место. Парень выдержал даже напор Одли, так что пришлось Вик пускать в ход тяжелую артиллерию — она достала свою визитку и сухо сказала:

— Сообщите управляющему, что сюда по важному делу прибыла герцогиня Игнис.

Реакция парня оказалась не такой, как Вик предполагала — обычно в таких мелких, как охранник на проходной, людях просыпалось неприятное лично Вики раболепие, но этот пробормотал:

— Ходят и ходят тут всякие… И повыше видали…

Он отошел в глубь коридора и крикнул:

— Как там тебя… Анна… А, Джейн! Иди сюда — отнеси визитку неру Чандлеру!

На его крик примчалась девочка лет двенадцати в простом, опрятном платье, переднике и чепце:

— Щас, нер Отис… Слетаю.

Тот фыркнул:

— Слетай… Да визитку не лично неру отдай! Секретарю отдай! — опомнился он, когда девочка уже умчалась по лестнице наверх. — Вот дура! Вломится еще в кабинет…

Через пару минут за Вик и Одли спустились вниз — не та девочка, а солидный молодой нер в серой визитке и черных в белую узкую полоску брюках. Его глаза, спрятанные за круглыми стеклами очков, удивленно распахнулись при виде Виктории, но все свои мысли о её неподобающем для столько высокого происхождения леры виде он благоразумно оставил при себе:

— Ваша сиятельность, — он сделал положенный короткий поклон перед Вик, — прошу последовать за мной — нер Чандлер очень польщен вашим визитом и ожидает вас.

Вик, вспоминая все уроки своей матери, молча кивнула и первой направилась по коридору к лестнице на второй этаж, где и располагалась заводская контора. Странно, что сам хозяин сегодня утром оказался тут. Или он предпочитает лично отслеживать работу завода?

В приемной перед кабинетом нера Чандлера Джейн спешно заваривала чай, стоя у своей громоздкой тележки, на которой стояли чашки, блюдца и заварочные чайники. Огромная бульотка, не меньше чем на ведро воды, располагалась на нижнем ярусе тележки. Огонек керосинки — тут чайной свечой не обойдешься, чтобы закипятить такой объем воды, — тихо метался в таганке. Пахло неприятно, хоть Вик старательно пыталась не принюхиваться: керосином, старой заваркой и распаренной марлей чайных «бомб», хотя запашок мокрого шелка был бы в разы противнее.

Секретарь приветливо открыл дверь в кабинет перед Вик — нер Чандлер, солидный мужчина в летах, ближе к пятидесяти, поднялся с кресла и пошел ей навстречу, протягивая руки для приветствия в нарушение всякого этикета — лера сама решает, кому и когда подавать руку для поцелуя. То, что руку можно пожать, нер Чандлер, кажется, даже не догадывался.

— Барнабас Чандлер, к вашим услугам! — он сам поймал ладонь Вик в шерстяной перчатке, полагавшейся констеблям, и с отсутствием сомнений потянул вверх, целуя. — Прошу, проходите, садитесь, лера Игнис! Для нас всех, и меня, и моих подчиненных, это большая честь!

Он буквально потащил Вик за собой, заставляя опускаться в кресло для посетителей. Одли шагнул в кабинет сам, пристраиваясь у спинки кресла — ему садиться никто не предлагал.

Чандлер вернулся за свой стол и грузно опустился в кресло. То даже скрипнуло под его весом. Вик привычно стала оценивать Чандлера: белоснежные волосы, явно высветленные, чтобы скрыть седину, солидные бакенбарды почти до самого подбородка, тоже кипенные в тон волосам, легкие морщинки на лбу, благожелательная, почти искренняя улыбка на полных губах — отец такие называл признаком порока. Очень цепкие, внимательные глаза, прятавшиеся под кустистыми бровями — тоже белыми. Загорелая кожа спортсмена или охотника. Костюм-тройка по последней моде — никакой визитки, только строгий, современный пиджак коричневого цвета. Галстук, заколотый булавкой с тусклым при дневном свете изумрудом. Для «сына храмовника», что буквально означало имя Барнабас, Чандлер был слишком претенциозен. Он следил за собой или… Ждал чей-то визит. Кого-то, кто «и повыше видали!», как сказал охранник из проходной конторы. Выше… Выше… Вик замерла, задумавшись — лере было позволительно брать паузу. Выше герцогини Игнис только сам герцог, но он сюда не собирался, Эван даже не знает о таком месте. Лер-мэр — ниже по статусу. Король сюда не собирается. Остается… Вик нахмурилась, не понимая, что могло заинтересовать принца Анри тут? Если, конечно, она опять не придумывает глупости. Она уже выучила урок, преподанный ей Аквилитой — физиогномика часто ошибается, а уж как ошибается ономастика! Брок не даст солгать…

Затянувшуюся паузу разбила чайная девушка — Джейн занесла в кабинет поднос. Ложечки на краях блюдец откровенно позвякивали — руки девочки дрожали то ли под весом подноса, то ли от испуга. Взгляды всех присутствующих пересеклись на девочке, и та зарделась. Быстро поставив поднос на стол, она испуганно рванула на выход. Чандлер скривился — ему явно не понравилось поведение девочки:

— Прошу простить, Джейн у нас работает совсем недавно. Еще очень волнуется.

Вик благожелательно улыбнулась:

— Ничего страшного.

— Угощайтесь, пожалуйста! — широким жестом гостеприимства нер указал на чашки. Отказаться не удалось — чашек было три, с учетом Одли, так что Вик замерла над своей, пытаясь не принюхиваться. Прекрасный аромат чая с бергамотом портил запашок марли.

Сделав для проформы пару глотков, нер Чандлер сам завел беседу:

— Могу я поинтересоваться, ваша сиятельность…

Вик старательно улыбнулась и поправила его в попытке расположить к себе:

— Можно обращаться проще — лера Хейг. — как-то после вчерашнего, когда она по словам Алистера, чуть не стала лисой, называться Ренар не хотелось.

Чандлер расплылся в широкой, немного покровительственной улыбке — и правда, кого он перед собой видел? Леру, не достигшую еще двадцати одного года, наверняка только-только переболевшую — не в тюрьме же её так коротко подстригли, — наверняка робкую и неискушенную — леры все такие.

— Лера Хейг, рад нашему знакомству! — кажется, он мысленно уже представлял, что такое знакомство может ему дать в плане преференций. — Так чем могу быть полезен?

На помощь Вик пришел Одли — он залпом расправился со своей кружкой чая и достал из кожаного планшета фиксограммы всех жертв древолюба. С любезной улыбкой, с которой он ломился в допросные, Одли протянул Чандлеру одну из фиксограмм:

— Нер Чандлер, я инспектор Одли из Управления по особо важным делам. Мы расследуем дело мульти-убийцы. У нас есть достоверные сведения, что одна из жертв работала у вас на заводе.

Надо было видеть в этот момент нера Чандлера — его глаза на миг раскрылись от изумления, словно он ждал чего-то иного, но, к сожалению, он быстро взял себя в руки, даже не стал смотреть на фиксограмму Форда:

— Простите, это не ко мне… Я незнаком с каждым, кто работает на меня. — он взял со стола колокольчик с деревянной ручкой и позвонил, вызывая секретаря — тот почти моментально вошел в кабинет: — Сэм, позови, пожалуйста, Гая Финча. — уже для Вик он сказал, когда Сэм покинул кабинет: — Финч — мой управляющий. Он знает всех и каждого.

Чандлер все же прошелся взглядом по фиксограмме и задумчиво замер.

Финч примчался через пару минут — явно его кабинет находился по близости, если не за соседней стеной. Гаю Финчу, вот же смешная ирония судьбы: его имя означало «лес», — было около тридцати. У него была невзрачная внешность из тех, мимо кого пройдешь и потом не вспомнишь. Светлые волосы были заботливо уложены под сеточку. Чуть помятые брюки, жилет, сорочка с нарукавниками, карандаш за ухом выдавали в нем скорее бухгалтера, чем управляющего. Он внимательно посмотрел на Чандлера, скользнул глазами по форме Одли и Вик и замер у стола:

— Нер Чандлер, звали?

Тот как-то недовольно подвинул в сторону Финча фиксограмму:

— Смотри, лера Хейг и инспектор Одли из Особого интересуются этим юношей… Говорят, что он работал у нас…

Финч спокойно взял фиксограмму:

— Нет, тут какая-то ошибка. Я впервые вижу этого юношу. Мимо меня не проходит никто — предпочитаю сам отбирать рабочих. В наше неспокойное время, породившее такую гадость, как профсоюзы, всегда надо держаться настороже, проверяя каждого, чтобы не прорвался на завод, не дай боги, какой-нибудь агитатор. Но на всякий случай я могу поинтересоваться у Сайкса — это наш мастер, вдруг юноша подходил к нему. И охрану надо расспросить — Отис должен знать.

Чандлер кивнул:

— Потом поможешь инспектору… Что-то еще? — его глаза замерли на двух других фиксограммах в руках Одли. Тот кивнул:

— Как я уже сказал, мы расследуем дело мульти-убийцы. Возможно, эта девочка могла работать у вас. — он протянул фиксограмму Чандлеру, но тот отказался брать, кивая на Финча.

Управляющий взял новый снимок, и тут его рука вздрогнула — Вик старательно отслеживала эмоции, наблюдая за мужчинами. Нер Чандлер был взбешен, но контролировал себя. Что его так задело — то, что дело заденет его честь или то, что всплыли сведения о якобы работавшем на их заводе Форде, Вик не поняла. Она даже не была уверена, что изумление Чандлера при фиксограмме было связано с фактом убийства.

Нер Финч же еле взял себя в руки и удачно придумал отговорку своему удивлению или действительно так думал?

— Она же возраста нашей чайной… Невыносимо думать, что кто-то способен на такое зверство…

Одли напомнил:

— Нер Финч, данная девочка вам знакома?

— Нет, не имел чести сталкиваться с ней. У нас она точно не работала. — Он посмотрел на Одли: — но я уточню у Сайкса ради точности. Вдруг она приходила к нам — мы пару дней назад искали чайную. Взяли Джейн — она славная девочка и крайне исполнительная. Что-то еще?

Одли подал третью фиксограмму, уже не особо на что-то надеясь. Чандлер вспыхнул нездоровым румянцем, а Финч, перехватив снимок перед носом хозяина, вздохнул:

— Ну надо же… Чего-то подобного я и ждал, к сожалению…

Одли подался вперед:

— Вы его знаете?

— К сожалению, да. — подтвердил Чандлер. — Я же прав, Финч, что это один из наших старейших механиков?

Финч вернул снимок Одли:

— Это Тамиш Мактир, он у нас работал более двадцати лет. Уволен четвертого вьюговея.

Вик молчала, только отслеживала эмоции мужчин — Чандлер был вне себя, Финч, наоборот, успокоился.

— Можно чуть подробнее? — попросил Одли. — В связи с чем уволен? Когда его видели тут последний раз, его друзья и знакомые…

Чандлер снова взялся за колокольчик. Когда на пороге кабинета возник исполнительный Сэм, он распорядился:

— Сделай для полиции копию карточки Тамиша Мактира. Главное: не забудь его адрес и перечень его родственников.

Сэм кивнул и снова исчез. Пока… Пока все шло почти хорошо — с точки зрения Вик. Хотя все же поведение Чандлера её немного беспокоило. И возможный интерес принца Анри.

Финч тем временем собрался с мыслями и начал рассказывать:

— Тамиш был исполнительный, хороший механик. Он… Он не заслужил такой смерти, — неожиданно все же выдавил Финч. — пусть он спился в последнее время, пусть он уже полгода как заслуживал увольнения, но ради его долгих заслуг перед заводом мы закрывали глаза на его поведение. Сократили ему смену, вошли в его обстоятельства — он спускал на спиртное все, что зарабатывал, и увольнение для него было равнозначно смерти. Я долго терпел, надеясь, что Тамиш возьмется за ум — руки у него были работящие… Когда-то работящие… Но все же пришлось уволить его — на прошлой седьмице. Поймите, у нас тут сложное производство, и меньше всего нам нужны производственные травмы. Тамиш со своим пьянством был первым кандидатом стать калекой. Что и… Произошло с ним, скорее всего. Что-то еще, инспектор?

Одли кивнул:

— Надо осмотреть его рабочее место — на всякий случай.

Чандлер угрюмо посмотрел на Финча, и Одли простовато развел руки в стороны:

— Сами понимаете, правила. Понимаю, что там ничего нет — уже седьмица почти прошла, но надо, надо… Начальство потребует.

Чандлер кивнул Финчу:

— Проводи до Сайкса. Пусть покажет место, где работал Мактир. Может, он что-то вспомнит важное.

Виктория встала, наконец-то избавляясь от чашки, все так и полной чая:

— Благодарю, нер Чандлер, за оказанную помощь в расследовании. Мы пойдем — время поджимает.

Финч быстро вывел их из заводоуправления, даже не накидывая пальто — так спешил от них с Одли избавиться. Вик заметила, что во внутреннем дворе завода стояла пара старых парогрузовиков и два новеньких паромобиля — видимо Финча и Чандлера. Хорошие, кстати, модели. Дорогие.

Цеха, сложенные из когда-то красного, а сейчас покрытого копотью кирпича, шли с двух сторон от площадки, не закрывая подход к забору у леса. Заглянув в пару цехов, где что-то гремело, визжало и периодически бухало, Финч завел их в третий, более спокойный. Тут стояла огромная печь, в которую медленно по пароконвейеру заползали какие-то мелкие окрашенные детальки. Девочки работали с двух сторон от печи — с одной стороны вешали детальки, с другой уже снимали и упаковывали в коробки. Вик непонимающе смотрела на эту работу — она так и не поняла, что же тут производили.

Финч наконец-то нашел мастера Сайкса — тот что-то выговаривал мальчишке, пригорюнившегося у коробок. Финч сложил руки рупором и крикнул на весь цех:

— Сайкс! Живо сюда!

Передав Вик и Одли недовольному Сайксу из рук в руки, Финч помчался обратно в контору, пообещав, что бумаги будут ждать констеблей у Отиса на проходной. Кажется, он был рад, что избавился от констеблей.

Сайкс, в грязной робе, с сажей на лице и кажется с машинным маслом, неприятный тип лет сорока, буркнул, рассматривая фиксограмму:

— Значит, лишился-таки рук Мактир. Я ему так и говорил. Говорил, что так и будет — отрежет ему кто-то грабки и не пожалеет. Воображал о себе много.

— Пил? — уточнил Одли.

Сайкс сплюнул на бетонный, выщербленный пол:

— Дак… По черному. Последний год только часам к трем притаскивался — в конце смены. Пойдемте, покажу, где он работал. Только там нечего искать — прибрали все.

Он повел их во второй цех, где гулко работали кузнечные паромолоты, стучали прессы, что-то формуя, визжали токарные станки.

— А что вы тут производите? — поинтересовалась Вик, стараясь перекричать грохот.

— Да все подряд! — отозвался Сайкс. — все, что угодно. Любой механизм, был бы заказ.

— И механиты? — не удержалась от вопроса Вик.

Сайкс мрачно на неё глянул, отводя их с Одли в дальний угол, где за токарным станком стоял какой-то мальчишка. Рядом пустовал то ли гравер, то ли рунная кузница.

— Неа, механиты мы не производим. Тут же контингент какой? Тащат все, что не прибито. Тут проще слиток золота хранить, чем потенцитовые кристаллы — все равно рано или поздно своруют, так хоть потери меньше будут. Вот… — он качнул головой на парнишку: — отойди на чуток. Пилотки осмотрят твой станок — вдруг Мактир тут приветы кому оставил.

Пока Одли задумчиво осматривал и делал снимки станка и окружающих стен, Вик оглядывала цех. Огромные прессы раз за разом опускались на металлические листы, придавая затейливые формы. Руки рабочих — у прессов почему-то стояли одни женщины, — споро сновали туда-сюда: подвинуть лист, запустить пресс, кинуть в сторону получившуюся заготовку, снова подвинуть лист, включить пресс… Почему-то подумалось, что попади рука под такой пресс, то раны были бы такие же, как у Мактира.

Крутились детали станков, визжал обрабатываемый металл, воняло стружкой и потом. А еще ремни передачи на станках были подходящего размера — Картер так и не нашел то, чем могли задушить Форда, а тут выбор был большой. Любой ремень подходил. М-да. Понять бы еще, причем тут деревья?!

Кто-то что-то увидел — то ли гибель Мактира, то ли Форда, — и поплатился. Скорее даже Форд оказался ненужным свидетелем — убить прессом слишком… Экзотично. А девочка? Девочка заметила смерть Форда? Брр… Деревья-то причем? Все может быть слишком банально. Мактир напился, лишился конечностей под прессом. Тот же Сайкс или Финч решили не связываться с полицией и тайно кинули тело в лесу, чтобы не платить пенсию родственникам за гибель Мактира. Форд подглядел и не смолчал — его задушили. Чайную девочку уже как свидетельницу расправы над Фордом тоже убили. Так бывает. К сожалению. Но проклятые деревья все портят!

Одли закончил с осмотром, показал Сайксу снимки Форда и девочки, убедился, что тот, как и Финч, ничего не знает, пообещал, что если понадобится — вызовет в управление для дачи показаний и… Все. Тупик.

Разговаривать с рабочими сейчас Сайкс запретил — велел приходить после рабочей смены, к шести часам. И то, ловить рабочих за территорией завода — его судьба Мактира и каких-то детей не волновала.

Вик и Одли пошли на выход. У них еще целая улица кузниц и мастерских была — вдруг кто разговорится или вспомнит Форда?

Через час разговоров под присмотром бдительного Неша ни Форда, ни девочку никто не вспомнил. Вроде и крутились тут такие, а вроде и не такие — тут многие ищут работу, находят — не все. Зато вспомнили Мактира.

Один из старых кузнецов, лет шестидесяти, если не больше, но еще сильный и мощный, пробурчал, откладывая молот и объявляя:

— Хорош! Перекур… — уже на улице, сворачивая самокрутку, он вздохнул: — Тамиш… Надо жеж… Золотой кузнец был. Руки — потенцитовые! Такое творил и собирал, что не держись сам по глупости за Чандлеровский завод, королям бы служил! Вот жеж… Как закончил. Руки-то ему и того… Самого… Надо же…

Правда, ни о врагах, ни о желавших смерти Мактиру он ничего не сказал. Только вспомнил:

— Руки… Руки если где и всплывут… Их легко опознать будет. У него татуировки по запястьям шли. Говорил, на флоте служил.

Глава 32 День четвертый. Трущобы

В поисках дома, в котором жил Тамиш Мактир, Одли с Вик забурились в откровенные трущобы. Бдительного Неша в паромобилем оставили на улочке, идущей к заводу, а сами пошли какими-то узкими, вонючими проходами между домами. Кое-где даже солнечного света не было — так плотно смыкались крыши над головами.

Одли постоянно напоминал:

— Вики, держись середины улицы.

Если это были улицы, то Вик — матрона небесная! В некоторых проулках лежавшие на земле непонятные типы даже ноги под себя подгибали, чтобы Одли их не отдавил. Кисло воняло потом, тухлятиной, распаренной капустой и рыбой. Подошвы ботинок то и дело скользили на чем-то склизком. Думать, что это было, не хотелось. Надеяться, что тут нет крыс, было глупо, и Вик все сильнее сжимала челюсти — боялась, что может не сдержать страх и опозориться перед Одли. Крыс, особенно крысиного короля, она боялась с детства.

— Не верти головой — мы тут свои и идти имеем право. Заподозрят, что мы не местные — отправят в ближайшую канаву. Во всяком случае попытаются.

Она молчала — понимала, что Одли виднее. Лео тут где-то живет, и он ходит в форме, но считается своим. И Алистер тоже тут свой… Вот и они свои — знают, куда идут. Таких тут не трогают.

Их провожали долгими оценивающими взглядами из погруженных даже днем в полумрак подворотен. Им свистели вслед, словно пытаясь спровоцировать. Вик спиной чувствовала чужие, липкие взгляды — она не удержалась и зажгла на руке эфирный светляк. Свисты моментально стихли. Магов боялись все.

Ощущение безнадеги плотным коконом окутывало Вик и проникало в душу, разъедая её, как местный смрад пропитывал её одежды. Если убитая девочка была из этих трущоб, то полиции никогда, ни за что не узнать её имя и не сообщить родным о ее смерти. Да, в завтрашней утренней газете дадут объявление со снимком девочки и просьбой откликнуться знавшим её, но местная публика не читает газет. Если газеты и попадают к ним, то они их тут же кидают в бочки, поддерживая огонь для согрева по ночам. Да, оператор вычислителя обещал к вечеру напечатать тысячу копий фиксограмм девочки, которые потом расклеят по городу, но сюда, в эти трущобы, никто из расклейщиков и не сунется. Безнадежно… Абсолютно.

Одли, переходя улицу шириной ровно в одну телегу, пробормотал:

— Хорошо, если начинания нериссы Идо помогут этому району.

Вик не сдержалась и сказала то, что действительно думала:

— Тут никакая ночлежка и приют не спасут.

Одли скривился:

— Думаешь, красный петух будет надежнее?

Вик не выдержала и передернула плечами:

— Не дай боги! Тут же жертв будет… Страшно представить! Тут надо все сносить и строить заново.

Одли посмотрел на неё, как на любимого, но крайне глупого ребенка:

— Землевладельцы на такое не пойдут — сперва надо будет выселить жильцов, а тут в каждой комнате по десятку бывает… Тут же вспыхнет такой бунт, что спаси и сохрани Аквилиту! Красный петух надежнее… И нежелательнее, конечно. Тут нет выхода, Вики, увы.

Откуда-то издалека донесся бой часов — полдень. Сейчас на площади Воротничков, куда Алистер не хотел везти Вик, боясь шокировать её, собрались лер-мэр, Эван, нер Эртон, которого Вик даже не пришлось уговаривать, нерисса Идо и Лео. Может, даже Брок приехал. Хотелось надеяться, что их совместных усилий хватит вычистить этот район. Не красного же петуха тут выпускать…

Вик устала — приходилось идти то под гору, то снова забираться вверх. Хотелось есть и пить.

Одли с почти отческой улыбкой посмотрел на неё:

— Почти пришли, Вики… Жалеешь, что не на площади Воротничков?

— Нет, — призналась Вик. — Тут я чувствую себя нужнее, хотя ощущение безнадежности поисков не отпускает. Хуже того — нарастает.

— Угу, — согласился Одли и тут же утешил: — ничего, и не такие клубки распутывали! Прорвемся!

И Вик с улыбкой ответила:

— Прорвемся! — ответ она уже заучила, служа под командованием Одли.

— Видишь, ты сама все знаешь и понимаешь! — он остановился перед рассохшейся, давно некрашеной дверью, ведущей в трехэтажный, кособокий, почти полностью деревянный дом: — кажись, пришли!

Он с силой дернул на себя дверь — та со скрипом, обдавая застоявшимся, влажным воздухом открылась. Одли по примеру Вик зажег над собой светляк и отважно шагнул в темноту узкого подъезда, поднимаясь по дощатой лестнице на второй этаж. Вик пошла за ним, памятуя, что прикасаться к перилам нельзя. И надо тщательно проверять каждую ступеньку на прочность перед тем, как поставить ногу — провалиться тут можно было только так. Кажется, весь дом держался только на молитвах местных жильцов, которым некуда идти. Откуда-то снизу их догнал женский недовольный крик:

— Эй! Куда ломитесь! А ну живо вернулись, пока я псов на вас не спустила!

Ну кто бы мог подумать, что в подобном доме может быть придверник! Или сама хозяйка проживала тут же на первом этаже? Уж больно грозно выглядела женщина неопределенного возраста — ей легко могло быть за сорок, как и, к сожалению, лет двадцать пять-двадцать шесть. Она уперла руки в бока и требовательно ждала, когда Одли развернется к ней.

— Инспектор Одли, Управление полиции по особо важным делам! Мы в комнату Мактира.

— Дык нет его! — поняв, что полицейские не собираются к ней спускаться, она сама принялась, тяжело прихрамывая на одну ногу подниматься наверх: — с первицы нету. Как ушел на заводу свою, так и нету. Загулял поди.

— Загулял? Сильно пил? — влезла с вопросом Вик, ловя гневливый взгляд женщины.

Та, игнорируя Вик, представилась Одли:

— Я нерисса Харрис, хозяйка этого дома, значится. — она поправила на груди старый платок, серый и застиранный, как и её платье. — И отвечать вам я не обязана! Но токмо в защиту жильца, скажу: Мактир — хороший мужик. Не сильно он и пьющий. Не побольше, чем все.

Одли тут же сказал:

— Мактир найден мертвым пару дней как. Мы с констеблем Хейг занимаемся расследованием его убийства.

— Батюшки-светы, че деется то! За что Тамиша-то… Он работящий был, любову себе нашел, и тут надо жеж… — Харрис трясущейся рукой наложила на себя святой треугольник. — Пойдемте… Покажу вам комнату, где он, значится, жил… Ну надо жеж… Теперь жильца искать придется.

Вик, помня, как быстро сдавались комнаты в Аквилите, сказала:

— Не раньше, чем мы обследуем комнату и найдутся родственники Мактира.

— Вот жеж, балаболка! — не сдержалась Харрис. — Кто ваще тебя взял в пилотки?

Вик твердо сказала:

— Кто надо, тот и взял. Не отвлекайтесь. Вы сказали, что у него любовница была. Вы её знаете? Видели? Как с ней можно встретиться?

Харрис прищурилась, но все же стала отвечать, обойдя Одли в узком, темном коридоре и направляясь к двери комнаты Мактира:

— Не видела. Ни разочку. Мактир — воспитанный мужик. Он сюды шала… Любовю свою не водил — знал, что с лестницы обоих спущу. Я свои права знаю: живешь один — платишь один. Притащил любову — плати за двоих, меня не колышет жар в штанах! Так что Мактирову любову я не видела. Но я же не дура — если мужик стал по ночам пропадать ночь через ночь, ясно жеж — любову нашел.

Вик поддела её:

— Или стал ходить в ночные смены на заводе.

Харрис бросила на неё высокомерный взгляд:

— Балаболка! Все знають — на Чандлеровском нет ночных смен. Там управляющий удавится за ночные — там жеж платить надо больше. Нет там ночных. К любови ходил Мактир. И я понимаю его — мужик был самый сок. Непьющий, работящий, а то, что татуированный, как каторжанин — дык не доказано, что он того самого… С каторги сбежал. Не доказано, что душегубец был. — Она сняла с пояса большую связку ключей, поперебирала её, а потом, найдя нужный ключ, открыла дверь комнаты: — Туточки Мактир жил.

Она первой заглянула в комнату и охнула:

— Батюшки-светы… Да что ж это деется…

В комнате был погром — все вещи с полки, стола и кровати (больше тут ничего из мебели не было — просто не уместилось бы) валялись на полу, а у подоконника узкого, подслеповатого окна еще и пол был разобран — кто-то тут искал тайник, и, кажется, выпотрошил его. Во всяком случае под половицами ничего не было, кроме чистого квадрата в виде книги или тетради в окружении пыли. Одли поднял с пола колченогий табурет, поставил его у двери и посадил на него Харрис, занимая её делом — рассматриванием снимков трех убитых древолюбом, — пока сам и Вик тщательно все снимали на фиксатор и осматривали.

Ни-че-го. У разгромивших комнату Мактира была фора в три дня, чтобы забрать нужное и уничтожить все улики. Харрис клялась и божилась, что никого лишнего эту седьмицу не видела, лично бы собак спустила на того, кто посмел тут красть у неё! А соседи… Что соседи? Поспрашивайте сами, конешн, она мешать не будет. По её виду было ясно — с расспросом соседей тут мрак.

— Будем звать сюда экспертов? — тихо спросила Вик у Одли. Тот поморщился и признал очевидное:

— Чтобы их тут зарезали? Да и… Бесполезно это. Тут ничего не осталось. Знать бы еще, что Мактир тут мог прятать.

Харрис неожиданно вмешалась — вот уж кто балаболка, а отнюдь не Вик:

— Дык… Кузнец он был. Хороший кузнец.

— Рунный? — обернулась на неё Вик, и Харрис кивнула:

— Агась. — она аккуратно сложила снимки и вернула их Одли: — не видела ни девочку, ни мальчишку. За что ж их так…

— Узнаем, — только и сказал Одли. Вик хотелось верить, что именно так и будет. Не только узнают, но и найдут и отдадут под суд.

Приходить в морг на опознание Мактира, Харрис отказалась наотрез, заявив, что у того родственники наверняка есть, вот пусть они и разгребают кашу с похоронами. Как это связано с опознанием, Вик не поняла, но Одли настаивать не стал — знал, что подобные Харрис дальше своего квартала не ходят: боятся оставлять свою собственность без присмотра.

Расспрос соседей Мактира ничего не дал — если пьяные в хлам уже а полдень мужчины и их перепуганные жены с цепляющимися в юбки детьми мал-мала меньше что-то и знали о вломившихся в комнату Мактира, то благоразумно молчали, боясь за свою жизнь и крышу над головой.

Выйдя на улицу, и морщась от яркого после сумрака дома солнечного света, Вик выругалась:

— Бешеные белочки…

Одли кивнул:

— Вот-вот, целый дивизион. — он оглядел улицу в поисках опасности, не обнаружил её и предложил: — пойдем до Неша.

Вик, хорошо запомнив дорогу, пошла в этот раз первой, пытаясь собрать воедино мысли. Хотелось их сверить с догадками Одли — должно же у него быть свое ви́дение случившегося?

— Одли…

— Да?

— Ты заключение Вернера о смерти Мактира читал?

— Ты о размозжённых мягких тканях и возможной самоампутации конечностей?

Вик подтвердила:

— …и о смерти от кровопотери. Ты прессы видел в цеху?

Одли скривился, становясь похожим на сушеную сливу:

— И ремней там для удушения Форда на любой вкус. Только без хоть какой-то мал-мало-мальской зацепки, показаний свидетелей или совсееееем крошечной улики, нас не подпустят ни к прессам, ни к цехам вообще. Сайкс ясно дал понять — Мактир работал за токарным станком, возле пресса ему делать было нечего. Даже если принять во внимание случайную травму на производстве — ну, затянуло правую руку под пресс, размозжило кисть… То левую-то руку по самый локоть того-самого. Так случайно под пресс не попадешь. Это же как нужно извернуться, чтобы руку под локоть сунуть…

— Только специально.

— Согласен. Если Мактира убивали там, то столько крови фиг замоешь, где-нибудь да и останется. Эксперты найдут, но сперва нам нужно хоть что-то, чтобы иметь право запустить туда экспертов.

— Бешеные белочки, — выдохнула Вик. — Будем смотреть, что происходит на заводе по ночам? Не к «любови» же Мактир по ночам шлялся. Меня эти отлучки в сочетании с якобы сокращением часов смены немного напрягают.

Одли кивком подтвердил её предложение. Вик мрачно замолчала — сегодняшний вечер из-за приема лер-мэра ей придется пропустить, и ночь, возможно, тоже. Как же все не вовремя.

К Нешу, сидевшему на капоте паромобиля и задумчиво точившему пирожок с капустой, они вернулись через час. Констебль спрыгнул с капота, подал Вик и Одли бумажный кулек:

— Не гавкали — проверял. Только на грядке от гусениц отбивались.

Вик с усталой улыбкой поблагодарила его, беря пирожок:

— Спасибо, Питер.

Одли тоже не побрезговал, за один укус заглатывая почти половину.

Неш, снова запуская лапищу в кулек и вылавливая там очередной пирожок, спросил:

— Чего хорошего скажете? Дальше продолжаете опрос или едем к нериссе Идо?

Одли переглянулся с Вик и сказал:

— Наверное… К Идо. Тут уже точно бесполезно. Потом Алистера и Лео сюда направлю — у них тут свои информаторы есть, пусть поищут на всякий случай «любову»…

Неш удивленно приподнял брови в ответ на несдержанный смешок Вики, но Одли ничего пояснять не стал. Констебль понятливо засунул в рот последний кусок пирожка и пробурчал, вспоминая:

— Я тут такое видел! Мимо проехал паромобиль принца вернийского! На гору… В сторону завода.

— Что? — Вик чуть пирожком не подавилась. Все же… Все же нер Чандлер не просто так сидел в заводской конторе!

— Наши были? — уточнил тут же Одли, тоже явно вспоминая слова охранника на проходной.

Питер подтвердил:

— На хвосте сидели.

Одли довольно улыбнулся:

— Значит, поменяются с дежурства — расспросим о поездке.

Вик нахмурилась, вспоминая — что-то уже она о планах принца слышала.

— Тут на днях забегал Ренар Каеде… Он говорил, что у принца Анри какой-то совместный проект с керой Риччи, сестрой Грега. Может, поездка принца с этим связана? Если, конечно, он точно ездил на завод…

— Ездил, ездил, куда ему тут еще ездить? Не с благотворительными же визитами он тут находился. И приплыл он в Аквилиту шестого вьюговея — аккурат седьмого все и завертелось. Очень странное совпадение. — Одли, распахивая перед Вик дверцу паромобиля: — садись, поедем к Идо.

Когда Неш еле влез на место водителя, Одли распорядился:

— Давай на площадь Воротничков, там нас подождешь, пока мы с Вик сходим к Идо. Так ведь?

Она кивнула:

— Так…

Одли принялся перечислять свои планы на сегодня, словно ждал одобрения Вик:

— К шести отправлю команду Себа к проходной — пусть всех заводских тормозят и расспрашивают об убитых. Успели бы распечатать фиксы всем констеблям… А сам подниму егерей — пройдемся вдоль заборчика завода — проверим, не перетаскивали ли трупы по ночам в лес. Будет хоть капля крови — будет законное право поставить завод на уши. — Он мечтательно добавил: — а то, может, и контрафакт какой-нибудь по ночам там производят да через лес увозят. Посмотрим… — он скосил взгляд на Вик и хмыкнул, заметив, как помрачнела Вик: — девочка, чего такая кислая?

— Я обещала вечером быть на приеме у лер-мэра… — сказала она очевидное.

Одли её не понял — отмахнулся:

— Пфе… Вик, все на свете не успеешь. Умей распределять задания и делегировать… Станешь инспектором, будешь вести по три-четыре дела сразу — сама везде не успеешь. Или ты переживаешь, что отлыниваешь от дела?

Она хмуро кивнула:

— Сейчас расследование важнее. Тут каждый час на счету… Но и на приеме я должна быть! Я должна быть хорошей лерой.

Одли снова фыркнул — вот любит он это делать!

— Ффф, сказал же — все на свете не успеть. Тут выбирать приходится, что важнее. Никто ж, даже комиссар не поставит тебе в упрек, что ты упускаешь те же домашние дела, например.

Вик с грустной улыбкой сказала:

— Забываешь, Одли… Я женщина. Женщина по мнению общества должна успевать вести дом, заниматься детьми и благотворительностью…

Одли пожевал губу, а потом выдал:

— Комиссар… То есть Эван… С тоски с тобой повесится, если ты станешь приличной домохозяйкой. Он же знал, кого выбирал в жены. Он точно такого от тебя не ждет. Но если станешь хорошей хозяйкой, факт, нервы у комиссара будут целее. Хотя не факт… Ты везде найдешь себе приключений. Короче, страдаешь, что увиливаешь от службы — есть тебе задание, констебль.

Она сама сказала:

— Поговорить с принцем Анри и выяснить, что ему нужно было в трущобах.

— Точно! Да и вообще не факт, что заводские с нами захотят говорить — это дело не на один раз. И что найдем именно сегодня следы, тоже. И что именно сегодня завод будет работать ночью — тем более. Думаешь, у этого Финча…

Вик нахмурилась и поправила Одли:

— Мне все же кажется, что тут скорее Сайкс при деле, чем Финч. Финч сидит в конторе, от него полк рабочих можно скрыть. А вот от Сайкса в цеху ночную работу никак не спрятать. — она потерла висок и тут же опровергла свою версию с непричастностью Финча к случившемуся: — Хотя от Финча не пройдет лишний расход материалов.

Одли закончил свою мысль:

— Короче, может быть так, что у Финча-Сайкса и даже Чандлера, нет запасного Мактира. Или они после нашего сегодняшнего визита предпочтут затаиться.

— Вариант, — согласилась Вик.

Инспектор довольно хлопнул её по плечу:

— Видишь, нечего переживать, что сегодня увиливаешь от службы. Разговорить принца о его возможных планах на завод будет потруднее, чем опросить рабочих или пошляться по кустам вдоль заводского забора.

Неш вырулил на площадь Воротничков, и припарковался у фонтана, чуть не заезжая на бордюр. Вик оглядела площадь и с удивлением заметила, что Эртон со своим фиксатором — огромным, с тремя вертящимися, меняющимися объективами, — задумчиво ходил по площади и делал снимки детей.

— Однако… — она сама вышла из паромобиля — Одли не успел открыть ей дверцу, — и направилась к Эртону:

— Добрый день, нер Эртон!

— И вам… — отозвался мужчина, делая снимок и отпуская стайку позировавших ему детей прочь. — Спасибо за приглашение сюда — любопытный и многообещающий проект представили сегодня герцог, ваш муж, и нерисса Идо. Очень-очень-очень интересно, во что это все выльется.

Вик хотела спросить его, как все прошло, но тут на площадь со стороны трущоб выехал довольно крутой паромобиль. Эртон хищно развернулся и сделал пару снимков, пока тот не скрылся за поворотом, уезжая в сторону реки.

— Это же… — начала Вик, и Эртон кивнул, разворачиваясь к ней:

— …паромобиль принца.

— Не знаете, что он тут делает?

— Знаю. Только вам… — он потер лоб, отправляя шляпу на затылок. — Впрочем, вы же констебль. Вас сложно шокировать. Говорят, принц пытается впечатлить свою экстравагантную любовницу-механика. Носится по Аквилите в поисках рунных кузниц, кузнецов и хороших заводских площадок. Почему-то отдает предпочтение именно этой части города, хотя за Полями памяти найти хороший завод проще. — он заметил, как задумалась Вик, и улыбнулся: — вам это о чем-то говорит?

Она промолчала — пожалуй, о таком стоит поговорить с Грегом. Его такие слухи о сестре не порадуют.

Глава 33 День четвертый. Возможная разгадка

Найти в доме Идо что-то связанное с расследованием не удалось. Единственное, что утешало: воспитанницы нериссы обещали расспросить всех, кого знают, об убитой девочке. Может, удастся её опознать, хотя Вик не особо надеялась.

Одли проводил Вик до паромобиля и отправил в управление — сам же сказал, что еще покрутится в квартале и порасспрашивает. Он клятвенно заверил Вик и, главное, Неша, что возвращаться обратно в трущобы не будет. Хотелось в это верить.

Вик удобно устроилась на сиденье паромобиля, плавно влившегося в еще свободное уличное движение, и, прикрыв глаза, принялась перебирать в голове все, что удалось узнать, а этого было до досадного мало. Они до сих пор даже связи среди убитых не нашли, кроме места захоронения, конечно. Вот же древолюб выискался! Надо будет телефонировать из управления в библиотеку — попросить Габриэль поискать информацию о таком способе захоронение, заодно спросить, нашлась ли сказка о Ренарах.

Убитая Икс-2 могла увидеть что-то, за что её убили, и не только на заводе. Пока кроме удивления и дрожащей руки Финча нет данных за её присутствие на заводе нера Чандлера.

Форд мог не дойти до завода, если верить показаниям того же Финча и Сайкса.

Мактир был пьяницей и мог сам пострадать от пресса. Перед закрытыми веками Вик так и ходил вверх-вниз огромный пресс, вырубая из металла мелкие детальки и отбрасывая их в сторону. До Вик вдруг дошло, что если Мактир и получил травму на заводе, то не от пресса — от молота. Пресс не только формовал металл, он обрезал детали, а у Мактира ткани рук размозжены. Так мог сделать только молот. Получается, что ни кузнец в трущобах, ни хозяйка дома не лгали — Мактир был кузнецом, а не механиком. И тогда его рабочее место было не за токарным станком, а за рунной кузницей, стоявшей там же и в их приход не работавшей. Их обвели вокруг пальца! Надо же… Это была последняя разумная мысль — Вик унесло в сон, где гремели прессы, звенел металл и визжали станки. И в этом сне не было места деревьям.

Она с трудом проснулась от вежливого покашливания Неша. Судя по тому, как он громко бухыкал, спала она крепко. Вик еле открыла глаза — несмотря на службу с удобных восьми часов, она все равно умудрялась не высыпаться.

Вик еле подавила зевок:

— Прости, Питер. Заснула.

Он обернулся на неё с водительского сиденья:

— Ниче… Бывает! Приехали. — он ткнул пальцем в высокую фигуру, слонявшуюся у крыльца управления: — кажись, этот рыжий лис ждет тебя.

Неш не ошибся — стоило Ренару Каеде рассмотреть в припарковавшемся паромобиле Викторию, как он рванул к дверце, открывая её:

— Добрый день, кузина!

Такая внезапная родственная любовь Вик немного пугала — в Олфинбурге возможностей для встреч было больше, но там она ни разу не сталкивалась с королевскими Ренарами, а тут буквально ни дня без кузена. В голове невольно промелькнула мысль, что если бы Ноа не призналась в своих шутках, то в них можно было подозревать Каеде — он умудрялся пересекаться со всеми, кто попал под нелепое чувство юмора черного лоа.

Она оперлась на протянутую руку кузена и вышла из паромобиля:

— Добрый день! Чему обязана?

Все так же идеально выглядевший, словно только-только вышел из дома — даже носы ботинок сияли глянцем так, что удивительно даже, как они не отбрасывали солнечных зайчиков во все стороны, — Каеде широко улыбнулся:

— Я пришел предложить помощь, как любой законопослушный гражданин. Примешь мою помощь?

Хоть Вик и клялась самой себе, что больше не допустит ошибок, как получилось с Грегом, но принимать помощь от Каеде не хотелось — непонятно почему. Просто гадкое чувство под сердцем, что не стоит этого делать.

— И что за помощь ты предлагаешь? — она мрачно посмотрела на мужчину, направляясь к крыльцу — разговаривать на улице не тянуло. Каеде вместо тысячи слов достал из кармана серого пальто листок, на котором был напечатан портрет Мактира. Сегодня эти розыскные листы должны были расклеить по городу.

— Я его знаю, кузина. Это Тамиш Мактир, рунный кузнец, работавший на механическом заводе нера Чандлера. — он пошел следом за Вик, открывая перед ней тяжелую дверь управления. Дежурный констебль Жаме тут же выпрямился за стойкой, пряча газету с кроссвордом.

Вик сбилась с шага — на скамье для посетителей, удобно спрятавшись за шляпой и воротом потрепанного черного пальто, мирно спал Брендон. Стоит полдня провести в разъездах, и какой-то аншлаг среди друзей и знакомых! Вик справедливо полагала, что спал, то есть ждал Брендон именно её.

Каеде, заметив спящего мужчину, снизил голос, хоть он все равно гулко разносился по холлу:

— Я, правда, спешу. Только между нами, по-родственному, потому что это не мой секрет: принц очень впечатлен керой Риччи, он пытается добиться её всеми способами.

Вик заметила, как чуть приоткрылись глаза Брендона, показавшись из пальто. Хотя может, это ей и почудилось. Это мог сверкнуть и алый эфир его рун. Каеде замер у доски с объявлениями, рассматривая три снимка, висевших рядом: неопознанная Икс-2, уже опознанный Форд, бывший Игрек-3, и Тамиш Мактир, Игрек-4. Каеде указал пальцем на фиксограмму мальчика:

— Этого юношу я тоже встречал. Правда, имени его не знаю.

Вик резко остановилась и хищно посмотрела на мужчину:

— Каеде, дашь показания?

Он устало напомнил, заставляя Вик чувствовать себя виноватой в его задержке:

— Я спешу по службе. Правда, спешу. — Его взгляд замер на визуалофиксаторе, крепившемся к левому погону шинели Вик — на стандартных ремнях, предназначавшихся для фиксаторов, он не помещался. Синий огонек демонстрировал, что запись до сих пор идет. И Каеде это знал. — Седьмого вьюговея по приказу принца я и еще несколько офицеров его команды искали рунных кузнецов и хорошую площадку для экспериментов. Я лично нашел по рекомендациям Тамиша Мактира. Он согласился уволиться с завода — сказал, что устал там работать, да и принц предлагал солидное жалование — на заводе столько только управляющий и получает, и то не факт. Мы договорились встретиться с Мактиром вечером того же дня — он обещал уволиться с завода, и я должен был представить Мактира принцу.

Видимо, Каеде, действительно, спешил, потому что не делал пауз и не игрался, как обычно.

— …На встречу Мактир не пришел. Я сам искал его, но не нашел. Жаль: Мактир был идеален — он был колдуном, полагаю, незарегистрированным. Я видел руны на его запястьях. Эфиром от него не тянуло — хорошо маскировался от храма… Принц через день нашел другого рунного кузнеца.

Краем глаза Вик заметила шевеление на скамье — Брендон чуть сменил положение.

— А завод? Принц сегодня ездил на завод нера Чандлера?

— Ездил. — подтвердил Каеде. — Но пока сама понимаешь, это секрет. Он собирается сделать кере Риччи подарок, от которого она не сможет отказаться — собственный завод, так что это только между нами. Он и сегодня ездил на переговоры.

Вик сразу вспомнила разряженного Чандлера — она все же не ошиблась.

— А почему именно завод нера Чандлера?

— Он удачно расположен.

«Лес!» — поняла Вик, но Каеде удивил её:

— Там на вершине горы есть удобная площадка, которую можно оборудовать для приема дирижаблей. Переговоры о выкупе земли принц тоже ведет. Виктория, ты же понимаешь, что прежде, чем я дам официальные показания о Мактире, я должен получить разрешение принца. Я постараюсь его убедить, что это необходимо.

Вик напомнила:

— Снимок мальчика…

— Юноши? — поправил её Каеде.

Она сурово сказала очевидное:

— До восемнадцати лет он считается ребенком. Ты сказал, что видел его.

К счастью, Каеде, действительно, спешил и не играл словами, как любил:

— На заводе Чандлера седьмого вьюговея, когда подыскивал завод для керы Риччи. Я не знаю его имени, но я видел его в одном из цехов — он работал кем-то вроде принеси-подай.

— А девочка? — для верности Вик указала на её снимок. — Видел её там?

— Увы, нет. — Каеде выразительно посмотрел на выход, намекая, что ему пора. — Я поговорю с принцем, если он даст добро, то дам официальные показания. Даже могу посетить морг и опознать Мактира.

— Это было бы чрезвычайно необходимо, спасибо, Каеде, — поблагодарила его Вик. Искать родственников Мактира может оказаться гиблым делом.

Каеде грустно улыбнулся, почему-то делая неожиданный вывод:

— Что, дело совсем не клеится?

Вик честно призналась:

— Пока все глухо. Твои показания — просто прорыв в деле, как-то так.

Он взял её за руку и сжал в жесте поддержки — к счастью, он не был невоспитан, как Чандлер, и не стал её целовать:

— Значит, моя помощь очень нужна?

— Очень, Каеде.

— Принято, сестричка. Помогу, чем смогу. — почему-то Вик на миг показалось, что Каеде имел в виду не совсем показания по делу, а что-то более глобальное. — Все, я пойду — я катастрофически опаздываю.

Он попрощался коротким поклоном и быстро направился на выход. Вик провожала глазами его статную, высокую фигуру с красными, как огонь, волосами. Почему-то стало страшно. Вик сама не поняла из-за чего. Словно холодок неприятного предчувствия скользнул по спине, заставляя ежиться. Впрочем, это могли быть проделки Брендона — тот внезапно ожил, выпрямляясь и демонстративно зевая.

— Констебль Жаме… Ренар не появи… — его глаза замерли на Вик: — Добрый день, Виктория! Я как раз тебя ждал.

Он встал и направился к ней — Вик уже привычно замерла: на нем был одет костюм-неприятность. И как Марк справляется с этим колдуном?

— Добрый день, Брендон. Давно ждешь?

Тот криво улыбнулся:

— Выспаться успел. — Он посмотрел на часы на стене и присвистнул: — да я опаздываю!

И почему все мужчины сегодня заставляют её чувствовать себя виноватой? Словно они назначили ей встречу, а она катастрофически на неё опоздала?

— Брендон, ты поднимешься…

Он замахал руками, как мельница:

— Нет-нет-нет, я опаздываю, честное слово. Я лишь хотел сказать, что дело о нападении на Перелли я забрал, сиоре Симон принесены все положенные извинения, нер Аранда выплатит ей денежную компенсацию.

— А Нил? — вспомнила Вик.

— А Нил… — Брендон расцвел в хищной улыбке, глаза его при этом оставались крайне серьезными и прищуренными: — передай Байо, чтобы он больше не нарывался и не пытался учить Нила — тот раскаялся и отныне смиреннее ягненка в яслях. Байо потом противно будет, если попытается защитить сестричек Нил. Не стоит трогать такую падаль, как Нил. Вот как-то так. И еще… Чуть не забыл. Огромное спасибо за твоих детективов — они чудесно помогают с документами. Дня три-четыре, и мы с отцом Маркусом закончим все дела в Аквилите, покидая её навсегда.

Вик удивленно подалась к нему — Марк говорил, что они задержатся тут не менее луны:

— Вы куда-то уезжаете? Почему так спешно?

— Нас отправляют в Вернию, там мы важнее сейчас. — Брендон заметил, как нахмурилась Вик, и усмехнулся: — не бойся, к еретикам-дореформаторам мы не собираемся примыкать. Нас вызывают в наши войска. Там проблемы с проклятьем ничейной земли. Так что… Не уверен, что больше свидимся до отъезда. Прощайте, лера Виктория. — сказал он официальным тоном, словно ставя точку между ними, словно предложение дружбы было сделано по глупости.

Пока Вик думала, как будет выглядеть с точки зрения Жаме объятья Брендона, он развернулся почти по-военному через плечо и направился прочь. Из управления. Из Аквилиты. Из жизни Виктории. Вот же не подпускающий никого на расстояние выстрела упрямец! И снова стало стыло на душе, уже который раз за этот день. Словно кусок сердца вырвали.

Вик медленно поднялась в общую залу — подмывало подняться на третий этаж, к Эвану, но не хотелось ему мешать — его сегодня буквально атаковали лер-мэр Сорель и распорядитель вечера. И это помимо дел по службе. Пусть чуть отдохнет без её проблем. Она справится, хоть безразличие и легкое отторжение дружбы Брендоном расстраивало Вик.

В общей рабочей зале было приятно прохладно, ветер приносил через открытые с утра окна аромат клейких, первых листочков, только-только пробивающихся из почек, и вкусные запахи еды — наверное, из «Жареного петуха». Живот тянущей болью напомнил о том, что одного пирожка на обед ему было маловато. Вик, расстегивая на ходу шинель, с удивлением заметила, что из констеблей тут был только Алистер — он, задумчиво догрызая карандаш, приветственно кивнул Вик:

— Обед и кофе на твоем столе — парни оставили. Нужен чай — сейчас пошлю кого-нибудь.

— Нет, спасибо, — отказалась Вик, снова давясь зевком. — Мне хватит и кофе.

— Как съездили? — тут же поинтересовался Алистер, нарушая свою привычку к молчанию.

— Нормально. — Вик села за стол и достала из ящика листы бумаги и линейку.

— Надо подумать? — Алистер был удивительно понятливым, как и все парни, окружавшие её на службе, а еще говорят, что среди керов не бывает умных, заботливых, умеющих сочувствовать людей — недостаток происхождения, якобы. Этих бы исследователей да сюда.

Она лишь кивнула, залпом выпивая остывший кофе и разглядывая заботливо оставленные ей блинчики из гречневой муки с начинкой.

Алистер тут же понятливо уткнулся в свои записи, снова принимаясь за карандаш. Вик потерла висок, потом брезгливо вспомнила, в каких трущобах сегодня была, и направилась в уборную — приводить себя в порядок и мыть руки. Потом уже можно будет поесть. И подумать заодно.

Вернувшись в залу, она решительно забрала у Алистера карандаш, заменив его на блинчик, и села за свой стол — грызть очередную загадку, заданную им древолюбом. Стоит предложить Одли так обозвать дело. Она взялась за блинчик и все же отодвинула в сторону листы — пока заполнять таблицу нечем. Можно составить временную шкалу преступления, но сперва… Сперва все хотелось обдумать.

Подтверждение, что убитых связывало не только странное место захоронения, у них теперь есть.

Каеде видел Форда на заводе. Там же по показаниям Чандлера, Финча, Сайкса и Харрис работал Мактир. За свидетельство связи Икс-2 и завода — удивление Финча и его дрожащая рука. К делу не пришьешь, интуиция — не улика, но Вик надеялась, что удастся найти и другие свидетельства присутствия Икс-2 на заводе.

Почему удивился Финч? Его явно предупредили о Форде и Мактире — он не среагировал так же бурно на их смерть, как на снимок Икс-2. Его не поставили в известность о Икс-2? Думали, он не знает о ней? Если она работала на заводе, если даже просто приходила искать место, то Финч должен был быть в курсе — он так говорил. Значит, её наняли за его спиной? Она приходила, сталкиваясь с Финчем; ей по какой-то причине отказали в месте чайной, но все же взяли в ночную смену? Одна проблема — в ночной смене не нужна чайная. Не говоря уже о том, что официально ночной смены не существует.

Но если взять за предположение, что ночная смена есть… Икс-2 могли взять за спиной Финча, причем взять не чайной девушкой, а простой принеси-подай или даже уборщицей — кто-то же должен убирать за работающим ночью Мактиром. Или даже не одним Мактиром. Все руководство завода упоенно лгало — о работе Мактира и даже о его рабочем месте. Он не токарь, он не работал за токарным станком, или не только за токарным. Там рядом стояла рунная кузница — гравер сверхточной резки, полировки и сверления. И её-то как раз Одли не осматривал, потому что Сайкс ткнул в токарный станок.

Вик, съев последний блинчик, вытерла масляные руки платком и снова погрузилась в рассуждения.

Итого… Много допущений, но допущений, опирающихся на интуицию.

Ночная смена.

Что-то производящееся именно ночью. Рунным кузнецом и колдуном в придачу. Точно запрещенка! Какие-то амулеты или механиты. Причем нарастать темпы работы стали сейчас — Харрис заметила, что жилец стал пропадать по ночам. А сейчас у нас что? Война. Война, на которой можно поживиться, как думают некоторые дельцы.

Перекупка Мактира принцем. Чандлер, Финч или Сайкс заволновались? Испугались, что он их сдаст? Испугались, что потеряют свои доходы? Тогда Мактир, действительно, делал что-то уникальное. Мактир увольняется, и в этот же день или ночь его убивают.

Пресс. Точнее молот. Почему одна из рук Мактира удалена по локоть? Там была уникальная рунная цепочка или все проще? Специально под молот не засунешь руку полностью. Вик видела, как сновали руки женщин, работающих с тем же прессом. Если и попадет под пресс, то только ладонь. Локоть надо извернуться засунуть туда.

Отец всегда говорил, что, чтобы понять преступление, надо поставить себя на место преступника. А если посмотреть на происходящее глазами жертвы? Глазами Мактира?

Финч и Сайкс позаботились заранее — все знают, что Мактир пьяница. Никого не удивит, если тот умрет от травмы на заводе. Болевой шок от удара, кровопотеря, невыдержавшее сердце — Мактир в возрасте. Для верности можно обе руки засунуть под молот — пьяницы и не на такое способны.

Итак… Увольнение. Отказ? Угроза? Или, учитывая поиски чего-то в комнате Мактира, его угрозы Сайксу-Финчу? Скорее всего да. Не зря же Финч-Сайкс так переполошились в тот же день. Вик продолжила представлять: угроза все рассказать, и уже работающий молот. Возможно, уже залили виски в горло, чтобы коронер на разбирательстве не сильно придирался и не признал смерть криминальной, вызывая полицию.

В голове Вик явственно загрохотал молот, снова и снова намекая, что жизнь закончилась. Сволочи, направляющие её ладонь под удар молота, выйдут сухими из воды. Она пьяна, она всем известная пьяница. Все знают, что она кончит жизнь именно так. Токарный станок, или пресс, молот или печь. Современный завод не прощает ошибок. Все подтвердят, что это несчастный случай, других версий даже не будет. Убийцы уйдут от наказания. Вик прислушивалась к себе — как бы она поступила, понимая, что ничего сделать не может? В голову ничего не приходило. Вик снова напоминала себе: одна рука повреждена по ладонь, вторая по локоть. Почему?! Мактир вырывается и падает на наковальню? Но тогда бы были повреждения и на голове, а тут только рука, словно её специально туда сунули.

Вик вздрогнула — единственная возможность показать, что её убили — вывернуться и засунуть под молот всю руку! Коронеру придется поломать голову, почему так получилось, и вызвать полицию. И тут уже Чандлеру-Финчу-Сайксу не отвертеться.

Так… С Мактиром ясно.

А Форд? И девочка.

Почему Форд вернулся?

Почему девочка оказалась там? Впрочем, если она работала в ночную смену (и тогда Финча приходится вычеркивать из убийц Мактира), то она могла прийти раньше. Случайно. Или, стоя над трупом Мактира и решая, как дальше быть, ведь коронера теперь не вызвать, Чандлер (впрочем, сложно представить, что нер там присутствовал собственной персоной) и Сайкс не уследили за временем и пропустили приход Икс-2? Может даже Сайкс понесся за инструкциями к Чандлеру, и тут на свою голову появилась Икс-2.

А Форд? Он должен был уже уйти домой. Что его задержало? Что его заставило вернуться на завод? Крик девочки? Так вряд ли она настолько громко орала. Почему он вернулся? Или даже пришел вместе с Икс-2?

Вик отчаянно потерла висок, и Алистер все же вмешался:

— Помочь?

Она открыла глаза:

— Я не понимаю, зачем Форд вернулся на завод с Икс-2.

Алистер пожал плечами:

— Она была симпатичная?

Вик вздрогнула — как-то думать в таком ключе о случившемся было странно. Икс-2 почти ребенок, хоть еще пара лет, и законодательство Тальмы разрешало браки:

— Серж, ей лет двенадцать, ты о чем. Какая тут любовя, — она вспомнила Харрис, дом, нериссу Идо и тут же резко подалась вперед, все понимая: — Форд уговаривал Икс-2 прийти в приют нериссы Идо! Вот почему мальчишка вернулся вместе с Икс-2 на завод. Возможно, он даже уговорил её уволиться… Или уговаривал.

Алистер молчал, пытаясь понять ход мыслей Вик, которая мрачно закончила:

— Все упирается в наличие ночной смены на заводе Чандлера.

— Так проверим! Нет?

— Одли собирался сегодня вечером понаблюдать за заводом. — Вик посмотрела на часы, поняла, что скоро домой — готовиться к приему, и решительно придвинула к себе лист бумаги — надо по полочкам разложить для Одли её рассуждения. Алистер смотрел на неё крайне выразительно, и Вик, быстро накидывая на листе возможную хронологию преступления, принялась пояснять ему.

Домой она добралась уже в начале пятого часа. До приема оставалось чуть больше двух часов, правильные сиятельные леры уже должны лежать в обмороке от понимая того, что не успевают привести себя в порядок, или по крайней мере гонять с щипцами и пудрой горничных, а Вик… Вик намеревалась принять душ, быстро одеться при помощи нериссы Эйр, няни Полин, и… Хотя бы чуть-чуть отдохнуть, но сперва надо навестить Полин.

Поттер, встретивший Вик в холле, величественно подал стопку неразобранных писем на серебряном подносе и подсказал:

— Лера Виктория, единственное письмо, которое может вас заинтересовать, лежит сверху — сегодня принесли из библиотеки с посыльным.

Вик, беря с подноса незапечатанный конверт, не принялась сразу же его читать — Полин важнее, потом из-за хлопот будет не до девочки. Вик вздрогнула, поправляя себя: «Не до девочек!». После вчерашнего дня у них две девочки. Полин и… Ноа.

— Поттер, где девочки? — В доме было подозрительно тихо.

Тот, не теряя своей привычной солидности и не показывая ни капли страха, сказал:

— Гуляют в саду под присмотром нериссы Эйр.

Вик внимательно осмотрела Поттера — даже её нервировала близость лоа, ведь это по сути демон, — как такое воспринимают слуги, у которых нет даже возможности избегать встреч с Ноа, кроме как уволиться, она не представляла:

— Дома все хорошо?

Поттер довольно искренне улыбнулся:

— Девочки замечательно ведут себя. Хотя нерисса Эйр, кажется, подыскивает себе новое место — сегодня она читала газету и потом ходила на почту — отправляла письма. Сказала, что письма семье, но кто его знает, что там на самом деле.

— А вы как…? — Вик замерла, не в силах добавить: «Не собираетесь искать себе новое место?»

— Что вы, лера Виктория. Чтобы заставить меня покинуть вас, нужно что-то посерьезнее воспитанниц.

— Спасибо, — Вик улыбнулась Поттеру. — Я пойду, проведаю девочек.

— Подать вам ранний ужин в комнаты?

На вечере, устроенном Сорелем, будет конечно и банкет, но до него еще надо дожить.

— Да, конечно, Поттер. Спасибо за заботу.

— Это моя обязанность, лера Виктория, — голос дворецкого звучал подозрительно сухо, словно пожилой мужчина боялся показать свои настоящие чувства.

Вик не стала и дальше его смущать, направившись сразу в сад.

Девочки расположились на той самой площадке, где Брендон рисовал гексаграмму. Еще некоторые элементы рун угадывались — Полин и Ноа, совсем не тянувшая на шестнадцать лет, как говорил Лео, увлеченно что-то рисовали мелками на каменных плитках. Вик не дала бы Ноа больше двенадцати. Возможно, лоа так подстраивалась под Полин, чтобы легче было найти общий язык. Или Лео ошибся в её возрасте. Очень черная, живая, улыбчивая — Ноа сразу заметила Вик и помахала ей рукой. Только в глазах застыл страх — Вик его чувствовала всей кожей. Тонтон-макут та еще сволочь, по-видимому. Возможно, все будет хорошо. Они смогут найти общий язык.

Полин тут же вскочила с корточек и помчалась к Вик, обнимая её:

— Вики, ты дома!

Ноа вставать не стала, увлеченно продолжая рисовать. Нерисса Эйр нашлась у каменной ограды — она сидела там в плетеном из лозы кресле и, Вик готова была спорить на что угодно, боялась.

Вик погладила Полин по голове:

— Как вы тут с Ноа?

— Хорошо! Она столько игр знает! — восторженно сказала Полин. Хоть кто-то радовался наличию Ноа дома. — Ты разрешишь ей жить в моей комнате? Было бы славно — я бы не боялась спать по ночам.

Ноа, не поднимая головы, посмотрела исподлобья на Вик, ожидая ответа.

— Если она больше не будет рассказывать про Тонтона, то почему бы и нет, — твердо сказала Вик.

Ноа расплылась в улыбке, показывая все свои, абсолютно человеческие зубы:

— Так его больше нет. Чего про него говорить. Чаще бывает, что люди опаснее, но Полин не за чем об этом знать, ведь так?

Вик, отпустив Полин, подошла к Ноа, присаживаясь на корточки перед ней:

— Так. Прекрати пугать Полин. Не надо.

— А ты… — Ноа подалась вперед, — не съешь её?

Вик не сдержала удивления, хотя слова Каеде должны были подготовить её к такому:

— С чего я должна её есть?

Ноа прошептала:

— С того, что ты уже умерла и вернулась…

— Ты сама оживила Эвана, — напомнила Вик. Не Ноа намекать на небезупречность. Та подалась чуть ближе к Вик:

— Так он человек, а ты — демон. Я своих за лигу вижу. Я буду тут охранять жильцов дома — от тебя.

Вик пришлось брать себя в руки — как-то она не предполагала, что тоже может кого-то пугать. И кого! Лоа!

— Не стоит, я тоже человек. И я не опасна.

Ноа кивнула куда-то на землю:

— Скажи это своему хвосту, демон.

Вик оглянулась на собственную тень и выругалась:

— Бешеные белочки! — в лучах яркого дневного солнца отчетливо была видна тень от лисьего хвоста. Её хвоста.

Ноа не сдержала смешок, падая назад на чуть теплую из-за солнца плитку и хохоча в небеса:

— Так ты молоденькая! А я-то думала и боялась тебя!

Вик оставалось надеяться, что ни Полин, увлеченно что-то рисующая, ни Эйр, тоскливо смотрящая в океан в поисках спасительных парусов какого-нибудь принца, не видели и не слышали этих слов.

Ноа встала и бросилась к Полин:

— Салочки! Салочки! Чур, я голя!

Вик не решилась поговорить с Эйр — разговор о Ноа не то, что надо делать впопыхах. Она поднялась к себе в комнаты: стащила с себя пропахшие трущобами одежды, самовольно сняла фиксирующую повязку с плеча, приняла душ, накинула на себя теплый халат и вернулась к столу, где её ждал ранний ужин и письмо Габриэль из библиотеки.

Она, принимаясь за овощное рагу и окорок, стала читать письмо.

Сиятельная лера Игнис!

Пишет вам Габриэль Ортега из городской библиотеки по поводу сказки Нерху. Я переговорила с другими библиотекарями, и мы все вместе вспомнили сказку о лисе, брившей мужчин. Должна заметить, что названия местности, имена старосты и братьев, имя самой лисы нам не удалось вспомнить из-за специфики языка Нерху. Сказка написана не дословно, а как удалось вспомнить. Причем сказка существует в нескольких вариантах — прилагаю сразу все.

В далекой деревне у моря жили два брата. Тиха и безмятежна была жизнь в деревне, кабы ни лиса, поселившаяся в лесу за околицей. Она любила подстерегать путников и шутить над ними. Девушки и дети долго плутали вблизи домов, а парни чаще всего оказывались бритыми налысо после встречи с лисой. Когда лиса обрила налысо отца братьев, они вскипели гневом и пообещали, что найдут лису и сами её побреют. Этим же вечером они направились в лес, где жила лиса. Они долго ходили в её поисках, когда наконец в полночь не нашли её на большой поляне, освещенной луной. Братья с ужасом увидели, как лиса бросила в кипящий котел полено, а достала оттуда ребенка точь-в-точь как внук старосты. Братья бросились к лисе, но её и след пропал. По другой версии, лиса убила при свете луны дочку старосты и, превратившись в неё, пошла в деревню.

Братья со всех ног помчались в деревню, в дом старосты. Они подняли его с кровати (она называется в Нерху как-то иначе) и рассказали страшное. Староста не сразу им поверил, но все же согласился, что внука придется убить, ведь он лисье отродье. Братья убили ребенка, но он не превратился в полено, а так и остался лежать в человеческом виде. В другом варианте братья убили и дочь старосты и её дитя.

Утром, когда взошло солнце, а растерзанные тела так и отказались превращаться в полено и лису (соответственно), братья осознали, что сотворили. Они добровольно обрили головы и направились в храм, становясь монахами. И тут-то лиса им и показалась, смеясь над их лысыми головами. А бедные одураченные братья навсегда остались в храме, хотя и сын старосты, и его дочь оказались живы.

С уважением Габриэль Ортега

Вик вздрогнула, откладывая мрачную сказку в сторону.

Лисы умеют наводить достоверные иллюзии.

Лисы шутят очень грубо и страшно, не считаясь ни с чем.

Ренар Каеде — лис. И все страшные шутки, случившиеся с друзьями и знакомыми Вик, произошли с его появлением в Аквилите. И когда Брок «вернулся» в иллюзорную «Веселую вдову», Вик не задело через эфирную связь, потому что она кузина Каеде. Только поэтому.

Бешеные белочки! И ведь никаких доказательств, кроме сказки, нет.

Глава 34 День четвертый. Осада Брока

Время шло к вечеру, это чувствовалось в узких переулках Ветряного квартала — на солнце еще хотелось стащить шинель, а в сумраке, отбрасываемым домами, уже было зябко и пахло холодом. Тянуло сыростью с близкой реки и угольной пылью — к вечеру начали топить печи в домах: сюда новшество Аквилиты и её гордость — паровое отопление никогда не доберется.

Брок открыл невысокую, ржавую калитку в заборе и зашел на грязный, пыльный школьный двор — адрес школы он заранее узнал у Лоррет.

Вилли еле плелся, таща за собой по земле тяжелый ранец. Усталый, потный, взъерошенный, что воробей. Голые коленки, торчащие из школьных шорт, покраснели на холоде, ботинки были надеты на босу ногу. Под глазом Вилли назревал синяк.

Вилли выглядел точь-в-точь, как чувствовал себя Брок — он полдня провел в разъездах, собирая нежите-амулеты и документацию к ним. Молодой интендант, сопровождавший Брока в поездке, ничем особо не помогал — он бледнел, краснел и ничего не знал: закупку нежите-амулетов совершал его предшественник нер Хокинс, уволившийся аккурат на день Явления. Вся документация по закупкам, вот же гадство, была проведена уже через Тальму — сейчас у Брока руки были коротки добраться до возможных участников аферы: Аквилита опять была Вольным городом, и полиция Тальмы не имела никакого отношения к ней. А афера была, и еще какая — Брок убил остальную половину дня на проверку каждого номера нежите-амулетов, с удивлением замечая, как некоторые номера, которые должны быть уникальными, двоились и троились в его ведомости. Учитывая массовость закупки — на амулетах никогда не экономили, купая с запасом, и явную бросовую стоимость подделок, Хокинс и его «товарищи» по афере заработали немало. Брок отдавал себе отчет, что из-за покупки фальшивых нежите-амулетов, теперь нет веры и остальным закупкам Хокинса. Придется проверять и содержание серебра в пулях, и сигнальные амулеты, и реактивы для экспертных лабораторий. И какой демон дернул Хокинса так подставить бывших коллег?! Понятно, что обидно — тогда в снежень тысячелетней независимости Аквилиты пришел конец, и служить Тальме Хокинс посчитал для себя невозможным, но подставлять констеблей-то зачем?!

Несчастный глубоко в душе Брок заступил такому же горемычному мальчишке дорогу — тот смотрел себе под ноги и отчаянно шмыгал носом.

— Недобрый день, Вилли?

Тот замер, поднимая тяжелый, очень грустный взгляд на Брока — и Брок его понимал от и до:

— Чаво? До дома я и сам дойду… Не потеряюсь.

Брок приветливо протянул руку:

— Давай, помогу с ранцем. Тяжелый поди.

— Я экайе на ферме работаю! — взвился обиженный недоверием к его самостоятельности мальчишка, явно из семьи беженцев из Вернии — только там шакеров или открывальщиков устриц называли именно так. Он обошел Брока и медленно поплелся дальше. — Я сильный.

Брок не выдержал — выругался себе под нос: работа шакеров начиналась в четыре утра, и сил на открытие устриц требовалось немало. И, несмотря на все запреты, в шакеры до сих пор принимали с четырех лет.

— Тем более давай помогу.

Вилли шмыгнул носом, настороженно всматриваясь в Брока — тот явно не вызвал в нем доверия или даже мало-мальской симпатии: слишком разнаряженный, в белоснежных перчатках, в парадном мундире с боевыми наградами, в новой, распахнутой на груди шинели, в высоких, начищенных до блеска сапогах — и ведь не поверит Вилли, что когда-то, лет двадцать пять назад, Брок выглядел почти так же, как он — семья Мюрай была не из зажиточных, отец, отказавшись от титула, лишился любой поддержки рода, и первое время, пока мать Брока болела, с деньгами было туго, более чем. Только Броку в школе приходило еще хуже, чем Вилли — он вдобавок был рыжим. Рыжих нигде не любили. Приходилось доказывать кулаками, что поговорка «рыжий-бесстыжий!» не про него.

Мальчишка все же выдавил из себя:

— Лучше скажите нериссе, что экайе быть круче, чем ходить в школу. За школу надо платить, а экайе — наоборот, платят!

Брок замер, поймал за плечо, останавливая и Вилли, присел перед мелким, фута четыре в высоту, мальчишкой, заглядывая в глаза — причину многих горестей Вилли он понимал:

— И про чулки сказать?

Вилли тут же улыбнулся щербатым ртом — передних зубов у него еще не было: молочные выпали, а коренные еще не выросли:

— И про них скажите! Парни не носят чулков!

— Чулок, — поправил его Брок, заставляя Вилли снова грозно выпрямляться:

— Какая разница — чулков, чулок… Я морозов не боюсь. Я вообще скоро себе штаны смогу позволить! — всю серьезность сцены испортили шорты, попытавшиеся свалиться с впалого живота — Вилли пришлось их ловить и поправлять.

— В школе брюки разрешены с восьми лет. — напомнил Брок, рукой проходясь по лицу мальчишки и убирая следы гематомы. Вилли тут же напрягся и подался в сторону. Броку пришлось объяснять, чтобы его не заподозрили в неподобающем: — Не бойся. Я лишь синяк убирал — мы же не хотим расстроить нериссу Идо.

Вилли снова хлюпнул носом, и Брок заодно и насморк пролечил — пара часов и он прекратится.

— Вы только про школу скажите ей! Твердо скажите, что я больше туда ни ногой!

Брок, игнорируя обходящую их со всех сторон толпу школяров, мягко сказал:

— Если закончишь хотя бы начальную школу, то зарабатывать сможешь в два-три раза больше, чем шакером. Сможешь обучиться профессии, сможешь стать уважаемым человеком. — Он выпрямился, закинул на плечо себе ранец, взял Вилли за мелкую, утонувшую в его пальцах ладошку — он и забыл, отправив племянника с кузиной в Ондур, какими маленькими бывают руки у детей. За спиной Вилли раздались свист да перешептывания, что мелкая дурь все же допрыгалась до каталажки. Брок, даже не оглядываясь, эфиром заткнул им рты. — Пойдем, нерисса Идо будет волноваться.

— Ха… Скажешь тоже… — Брок нахмурился, но Вилли продолжил свою мысль — думал он совсем не о волнении Идо. — А жрать чё мы будем с нериссой эти три года? Неее, че не говори, работа всяко важнее.

Брок пробурчал, злясь на самого себя и окружающий мир:

— А жрать, как ты сказал, вообще не детская проблема. Это трудности взрослых. И я обещаю, жрать… Тьфу, есть тебе все годы обучения будет что. Я и город позаботимся об этом.

Вилли совсем не по-детски просмотрел на него и ничего не сказал. Брок понял, что таких, как он доброхотов, обещающих помощь, в жизни Вилли было слишком много, и все до него не сдержали слова. Потому Вилли и боится за нериссу Идо.

— Вилли… — Брок вышел на улицу со школьного двора.

— Ась?

— Давай-ка найдем тут галантерею…

— Чего? — не понял мальчишка.

Брок вздохнул и поправился:

— Лавку старьевщика найдем и купим тебе гольфы.

Ладошка в руке Брока напряглась и попыталась вырваться. Не тут-то было — Брок натренировался на задержанных.

— Да иди ты со своей помощью, — снова взвился мальчишка — улица приучила его, что бесплатная помощь всегда опасна. Брок серьезно посмотрел на него в попытке успокоить:

— Я их для нериссы Идо куплю. Думаешь, она тебе позволит гулять без чулок? А так аргумент будет. Весомый. Шерстяной. Кстати, ты не знаешь, какие цветы любит нерисса Идо?

Вилли, быстро поняв, что интерес Брока направлен совсем не на него, успокоился и мрачно пробормотал:

— Съедобные.

Брок понятливо кивнул:

— Тогда розы. — Поймав недоуменный взгляд Вилли, не знакомого с высокой кухней, он пояснил: — Из них варенье варят.

Уточнять, что то приторно сладкое и постоянно приходится выплевывать лепестки, Брок не стал — вряд ли нерисса Идо действительно пустит розы на варенье. Ему до сих пор было стыдно за свою утреннюю ошибку — принял Идо за наставницу элитных воровок, обносивших новомодные торговые дома только так: свободные женские юбки позволяли прятать под ними что угодно, а вот нравы общества и законы полиции не позволяли заглядывать для проверок под эти самые юбки нерисс. В Аквилите, особенно в сезон карнавалов, целые банды действовали, состоявшие из красивых, респектабельно выглядевших девиц.

Вилли, снова уверенно шагая рядом, веско сказал:

— Даже не думай подбивать клинья к нериссе без свадьбы. У меня нож есть. Пожалеешь, что обеще… Объече… Обисче…

Брок пришел ему на помощь:

— Намерения у меня к нериссе Идо что ни на есть самые честные, клянусь. Так что та ржавая железяка, что торчит у тебя из ботинка, тебе не пригодится. Ей даже курицу не зарежешь.

— Много ты знаешь, — пробурчал мальчишка. — Ты слишком гладенький и сытый для нашего квартала. Ты как с коробки печенья — слишком правильный. Ты ничего не знаешь о нас и нашей жизни.

Брок просто спросил — с коробкой печенья, на которой рисовали респектабельных леров с напомаженными усами и обязательными шляпами-канотье, его еще не сравнивали:

— Улицу Красильщиков знаешь?

— И че? — Вилли засунул свободную руку в карман шорт, чтобы они точно не свалились с него. Куда этот пострел умудрился подевать свои подтяжки? Нет, тут лавкой старьевщика не обойдешься. Брок поменял планы, направляясь назад к паромобилю, оставленному на ведущей к площади Воротничков Ольховой улице.

— И то! Я там все детство провел.

Вилли даже остановился, снова с головы до пят рассматривая Брока:

— Ты? С Красильщиков? Серьезно?!

— Зуб даю! — сказал Брок важную детскую клятву. — А что?

— Ты… — Вилли впервые замялся, подбирая слова — до этого он в карман за словом не лез. — Ну как бы… Ты… Нерисса Идо, ясно, она деньгу от родичей получила. А ты-то откель, если с Красильщиков?

— Заработал, — чуть-чуть солгал Брок. За форму и, главное, за возможность её гордо носить он заплатил сполна — потом, кровью, нервами, бессонницей, сорванным голосом в конце концов. Состояние, которое досталось ему от дяди, такой формой его бы не обеспечило. Это мундиры военных продаются только так с патентами полковников, полицейскую форму так не купишь. Вспомнилась седьмичной давности мечта — вернуть честь, мундир и ордена. Забавно, что тогда это казалось невозможным. А сейчас даже нерисса нашлась: самостоятельная, уверенная, рассудительная, слишком серьезная со своими вечно нахмуренными, густыми бровями и задумчивыми глазами. И самую капельку в беде. Уж прогнать прочь беду, которую несли голод, холод и безденежье, он мог. Лиз права была, когда говорила, что с лера де Фора совсем другой спрос. Он должен делать больше, чем привык констебль Мюрай. И начнет с нериссы Идо и её детей. Во внутреннем кармане мундира лежало приглашение на сегодняшний вечер, и он разобьется, но уговорит Идо составить ему компанию в катале. Этот танец будоражил его; он станет окончательной точкой в возвращении к прежней жизни, последним штрихом, подтверждающим его право быть лером и офицером в том смысле, который в слова вкладывала Вики.

К счастью, уговаривать Вилли прокатиться на паромобиле не пришлось — тот радостно уселся на переднем сиденье и всю дорогу до универсального магазина братьев Райден восхищенно смотрел то в окно, то на руки Брока на руле, то на громоздкий кулисный механизм управления. В самом магазине Вилли вел себя старательно тихо и лишь изнывал от нетерпения вернуться в паромобиль, пока Брок покупал три пары безразмерных гольфов, подтяжки и кипу носовых платков, заметив, как Вилли украдкой вытирает все еще шмыгающий нос рукавом пальто — сморкаться прямо на сияющим мрамором пол магазина ему все же показалось неуместным. Брок купил бы и больше — те же рубашки и шорты для мальчишки, но вовремя понял, что нерисса Идо такого не поймет.

Потом Брок, вызывая у Вилли поторапливающие вздохи раздражения, посетил цветочную лавку, надолго застряв с выбором букета. В конце концов купил нежно-розовые розы с остриженными шипами — белые он уже дарил Лиз, и тогда это закончилось не очень хорошо для него. Зато, когда нагрянули в продовольственный отдел, глаза Вилли загорелись от вида колбас, сосисок, хлеба, сыра разных сортов… Брок покупал не задумываясь — до паромобиля он всяко дотащит, а потом довезет до дома Идо — отказаться от еды она не должна.

Уже в конце шестого часа, когда Брок стал волноваться, что его планы на вечер могут и сорваться, они с Вилли вернулись в Ветряной квартал. Вился дымок из трубы, приветливо горели окна дома, доносились звонкие голоса и чей-то смех. Доставая с заднего сиденья корзины с покупками, Брока резанула по сердцу щемящая боль — он словно вернулся домой. Странное, до нелепости теплое и пока еще ложное чувство. Это не его дом, это не его нерисса и это не его дети. Вилли уже ссыпался со ступенек, лбом врезаясь в хрупкую от старости дверь и чуть не вышибая его.

Дверь приветливо раскрылась — Тина замерла на пороге, удивленно рассматривая Вилли, Брока и многочисленные корзины.

— Чаво замерла?! — возмутился мальчишка. — Руки в ноги и тащи еду в дом!

Брок за такое неуважение к девушке отвесил бы заслуженный подзатыльник, но Тина сама справилась — огрела мальчишку полотенцем по случайно подставленному заду, когда тот входил в дом:

— Раскомандовался тут! Ты знаешь, который час?! Идо места себе не находит — после Джона-то!

Из дома на крики высыпали Моник и Эмма, удивленно принимая из рук Брока корзины — себе он оставил пакет с одеждой и букет. Правда, оставить паромобиль без присмотра он не решился — набросил на него щит Фидеса; просто, чтобы никого не искушать понапрасну.

— Старший инспектор, заходите, пожалуйста! — в дверях вместо девушек появилась сама Идо. Шарлотта Идо. Лотта. Красивое имя, подумалось мимоходом. Она снова была в простом мрачноватом платье. Прядка каштановых волос выпала из прически откровенно напрашиваясь, чтобы её заправили за ухо. Брок еле подавил неуместный порыв.

Проходя в тепло дома и подавая букет нериссе, Брок повинился:

— Прошу прощения, это моя вина, что Вилли задержался. Я не хотел вас волновать.

Идо, пытаясь одновременно проявлять гостеприимство, предлагая Броку стул, отслеживать разгрузку корзин и прижимать к себе переставшего возмущенно вырываться и доказывать, что он самостоятельный парень, Вилли, спросила:

— Что он натворил? — Букет роз обескураживающе валялся на столе. Даже жалко стало — Брок его долго выбирал.

Брок удивился:

— Вилли?

— Да. Он. — сухо сказала Идо, снова уже словами предлагая Броку стул: — присаживайтесь. И шинель снимайте. Вешалка за вами на стене.

Брок никогда еще не чувствовал себя настолько глупо и стесненно. Пожалуй, будь тут Одли, то он непременно бы поинтересовался: «Почечуй?» — и Брок бы согласился — полный! Он под строгим взглядом Идо чувствовал себя как на допросе или у доски в школе с невыученным уроком. Причем последнее даже вернее.

Он стащил с себя шинель, но оставил в руках:

— Спасибо, я как-нибудь…

— Что. Сотворил. Вилли? — снова повторила свой вопрос Идо. Как на зло Вилли растерял всю свою самостоятельность в отстаивании своего святого мужского права не носить чулки. И лифчик.

Сейчас Брок понимал, почему Вик говорила, что по началу его побаивалась — он сам сейчас побаивался нериссу Идо: её тяжелого взгляда исподлобья и слишком серьезных глаз.

— Ничего Вилли не сотворил. В школе все хорошо. И мы с ним поговорили по-мужски…

Идо выдвинула стул из-за стола и все же села, отпуская Вилли. Тот рванул в сторону, под прикрытие девчонок, которых к вечеру стало явно больше — Брок уже десяток насчитал.

Он наконец-то позволил себе опуститься на стул — тоже немного устал за день, а еще предстоит званый вечер.

— Мы с Вилли решили, что он больше не будет прогуливать школу и даже постарается выправить свою успеваемость. Взамен он просит от вас небольшую уступку.

Идо бросила на мальчишку тяжелый взгляд, и тот предпочел окончательно спрятаться за печью.

— И что же он просит?

— Право носить гольфы. — Брок подвинул в сторону Идо бумажный пакет, куда упаковали все его покупки. — Тут три пары безразмерных гольфов: одни шерстяные и два из хлопка. Так же подходящего цвета нитки и иглы — штопать свои гольфы он будет сам, как и следить за их чистотой. И не бойтесь, штопке я его научу.

Идо, разрезав бечевку ножницами из коробки с рукоделием, стоявшей тут же на столе, принялась рассматривать покупки. Она заметила и платки, и подтяжки, и… Перочинный нож, который Брок не устоял и все же купил:

— А это что?

— Нож. — чувствуя себя как на допросе, признался Брок. Услышав это, мальчишка не выдержал и снова показался из-за печи, посматривая то на Идо, то на Брока. — Для Вилли. У него все равно в ботинке есть, так этот хотя бы безопасный и складной. Пользоваться им попросите научить Эмму или Моник. Или я дам Вилли несколько уроков. Это Ветряной квартал, нерисса. Тут у любого уважающего себя мальчишки есть нож. Вилли работал экайе, он не обрежет себе пальцы, это точно.

Идо почему-то расстроенно принялась рассматривать гольфы, перекладывая их с места на место. Брок осторожно заметил:

— Вы из Льена. Он намного южнее. Наверное, вам кажется, что тут холодно, но поверьте, местные мальчишки привыкли бегать с голыми коленками. Еще ни один школяр не умер от гольфов.

Идо сверкнула глазами:

— Только от холода. И ревматизма.

Брок чуть развел в стороны ладони:

— Я все детство провел в Аквилите. Я вырос тут, чуть ближе к реке. Я всегда бегал в гольфах и до сих пор жив. Поверьте, гольфы — небольшая плата за договор безропотно ходить в школу.

Идо решительно положила нитки и иглы, купленные для Вилли, в коробку для рукоделия.

— Уговорили. — Она протянула Вилли его гольфы и платки: — держи. Учти одно: простудишься из-за гольфов — не смей даже бегать от горчичников! Не отвертишься от лечения, все ясно, молодой человек?

Вилли, цапнув первым делом со стола нож, а уже потом гольфы, лишь кивнул и помчался прочь, позорно шмыгая носом. Кажется, угроза горчичников могла воплотиться в любую минуту.

Брок отважно принял удар на себя:

— Нерисса Идо, у вас есть планы на сегодняшний вечер?

— Есть, — сухо ответила она, словно еще сердилась за подаренный Вилли нож. — Суп из тыквы, жаркое из курицы, штопка чулок…

— Я вас сегодня от всех этих бед оградил, — с улыбкой напомнил Брок. — Особенно от чулок.

Идо строго на него посмотрела:

— Они бывают и женские. Вы не знали? — Под взглядом её сердитых голубых глаз Брок понял, что краснеет. Женские чулки он любил, особенно снимать, только нериссе об этом знать не обязательно. И стоит помолиться богам, чтобы те грешные газеты с фиксограммами, на которых он был в шторе, не попались на глаза Идо. — Даже не думайте покупать чулки мне или моим воспитанницам — откажу от дома, старший инспектор. Вас по-прежнему интересуют мои планы на вечер? Кстати, зачем они вам?

Брок мягко сказал:

— Сегодня проходит званый вечер в честь герцога и герцогини Аквилиты, лера и леры Игнис. Там соберется весь свет города и даже чуть больше — принц Анри в городе меньше седьмицы, а все гостиницы уже забиты под завязку. Я приглашаю вас составить мне компанию на этом вечере. Вы сможете завязать нужные вам знакомства, которые позволят вам лучше организовать благотворительную помощь нуждающимся. Я точно знаю, что на вечере будут представительницы Союза лер Аквилиты и Лиги нер. Это крайне удачная возможность войти в свет Аквилиты.

Идо оборвала полет его фантазии:

— У меня траур. Я не…

— Я лично буду отгонять от вас всех, желающих пригласить вас на танец. Обещаю.

Было видно, что в нериссе Идо борются две крайне положительных с точки зрения воспитания проблемы: благотворительность и требования соблюдения траура. Она смотрела в стол, и внезапно её размышления прервала Тина:

— Суп и рагу могу приготовить я.

Эмма, явно опешившая от собственной храбрости, предложила:

— Я заштопаю все чулки.

Ирма, та самая, чуть не ставшая стрекозой, похвасталась:

— У меня пудра есть, и румяна, и тени! Красота же получится! Взять то лиловое полутраурное платье — я же говорила, что не надо его продавать — еще пригодится! Оно красивоееееее… — закончила она мечтательно.

Идо качнула головой, отвлекаясь от разглядывания столешницы или что она там видела на самом деле:

— Никаких румян и теней — воспитанные нериссы, Ирма, никогда не красятся.

Ирма поняла это как инструкцию к действию:

— Я за пудрой! И за платьем. Моник, не стой столбом — нагревай щипцы и утюг.

Брок пришел на помощь девушкам:

— Утюг не нужен — я маг, я сам могу привести в порядок платье.

Моник тут же протянула ему щипцы:

— А прическу соорудишь?

— А вот это я точно пас. — отказался от такой чести Брок.

Девчонка тут же фыркнула:

— Пользы от тебя… Сами справимся! — она вернулась к печи, пристраивая щипцы на конфорке.

Идо тихо, но решительно сказала, обводя всех своих воспитанниц взглядом:

— Девочки, прекратите! Я еще не решила…

Ирма с пудреницей и платьем, прижатым к груди, замерла на лестнице, коварно напоминая:

— Так… Можно будет не один прито… Приют открыть, а сразу несколько. И это… Слово чести, мы прекратим ходить на работу. Будем учиться, как ты и просишь. Для хорошего же дела ничего не жалко — сама же говорила.

Брок понял, что Идо прижали к стенке. Она строго сказала:

— Старший ин…

— Можно просто лер Брок, нерисса Идо.

Она попробовала произнести:

— Лер… Брок… — И тот снова понял, что начинает краснеть — ему понравилось, как звучало его имя из её уст. — Лер Брок, и вы сами не будете приглашать меня на танец, умолять, уговаривать и как-то еще заставлять нарушить мой траур?

— Слово чести, нерисса.

— Могу я поинтересоваться, лер Брок, такое место в танце ларисиль на открытии танцевальной части вечера вам написал распорядитель танцев?

Брок спокойно заметил:

— Четвертое. Сразу за парами герцога, герцогини и лер-мэра. Но я надеюсь улизнуть от этой ответственности — это мой первый, не считая полицейских балов, танцевальный вечер, так что я смело могу сказать, что не помню фигуры танца.

— Так у вас дебют, — неожиданно сказала Идо. Она выглядела так серьезно, что Брок не сразу понял, что она шутит.

— Можно и так сказать, нерисса Идо, — он осторожно согласился с ней.

— Хорошо, я помогу вам в вашем дебюте — это святое в жизни каждой нериссы. Её первый бал.

Брок надеялся, что и сейчас она шутит. Ирма бросила на стол перед Идо ворох лиловых кружев и шелка, спасая Брока:

— Вот… Приводите в порядок, а мы займемся прической. Лады?

— Лады, — согласился Брок. — С вашего разрешения я могу снять мундир?

Идо встала:

— Пожалуйста, как вам удобно… Кстати, сколько у нас времени до приема?

Брок посмотрел на часы на запястье:

— Еще час в запасе есть.

И тут разверзлось пекло. Девушки ахнули, Идо побелела, Тина помчалась к печи, проверяя щипцы, а Ирма чуть не рассыпала всю свою пудру.

Удивительно, но Идо и девушки почти уложились в час. За это время Брок, засучив рукава сорочки по локти, успел привести в порядок лиловое вечернее платье, пару раз сбегать и проверить котел паромобиля, чтобы он не спустил давление, и научить Вилли штопать гольфы под одобрительные смешки Тины и Ирмы. Обучение стирке гольфов Брок решил оставить на потом.

К танцевальному залу, расположенному рядом с мэрией, Брок с нериссой Идо, прибыли почти вовремя.

Глава 35 День четвертый. Дурной день

Весь день дракону под хвост! Если драконы, конечно, существовали когда-то. Ученые так и не пришли к однозначному выводу. В Ренале верили, что они точно были. В Тальме это считали байками туземцев. Храм утверждал, что Дракон только один — тот, что спас молодых богов, и он — сама жизнь.

Грег еще раз посмотрел на наглого, полностью уверенного в своей ненаказуемости лейтенанта морской пехоты Пирси. Он отчаянно напоминал Ривза — и по стати, и по виду, и по апломбу. Вызвать бы его на дуэль, да как следует взгреть, но сейчас военное время. Наказание за неё будет строже. Пусть уж лучше этот… Приличных слов для лейтенанта у Грега не нашлось… Сложит свою голову где-нибудь в бою. Во славу Тальмы. И ведь даже цвет мундиров у них с ним почти одинаковый, только оттенок разный и, самое важное, наполнение мундира. Лазоревый мундир славной морской пехоты, мать его за ногу! И ведь когда-то мечтал его носить, а не мундир инфантерии.

— Предупреждаю последний раз — разглашать тайну следствия…

Пирси осклабился:

— Военную тайну знаю, государственную тайну знаю, а вот то, что у полицаев есть свои тайны, увы! Впервые слышу! Шли бы вы обратно, на улицы жуликов ловить, а тут таких нет! Честь имею! — он развернулся и пошел прочь. И ведь знал, что сейчас руки у Грега были коротки, чтобы его наказать. Теперь не особист, теперь не Тайная королевская служба. Простая полиция, которую войска не уважают.

Грег мрачно покинул штаб и направился к причалу — с Маякового острова иначе не выбраться. Он привык сдерживать обещания, так что придется идти на поклон Ривзу или Фейну. У них возможностей куда как больше, чтобы добраться до Пирси, слившего газетчикам подробности дела Чернокнижника. Тогда все висело на волоске — Мюрай мог и провалить расследование.

Все плавание на паровом катере до речного порта Грег выбирал между Ривзом и Фейном. Ривз ему должен, хоть и не знает этого. Фейн… Фейн не должен, но его проще купить. Или это было проявлением одержимости? Все же… Фейн. Он должен понять, когда как Ривз слишком правильный.

Катер бодро штурмовал поднявшиеся во второй половине дня волны, шинель на Греге быстро промокла от множества мелких, крайне холодных и настырных брызг, от которых невозможно было скрыться. Настроение летело в пекло. Только теплый родничок в сердце и примирял с мерзкой действительностью. Сегодня все было наперекосяк, все не так. И только Лиз была его надежным якорем, помогавшим держаться весь этот дурной день.

Сперва ни во что ни ставивший его Брок, смолчавший про Байо.

Потом констебли, явно принявшие сторону Брока в той нелепой утренней ссоре, которую Грег не сдержался и затеял.

Затем проклятые фальшивые нежите-амулеты, из-за которых чуть не пострадал Брок, а Эван полдня ругался с лер-мэром, отказавшим в дополнительном финансировании полиции.

Этот Пирси в своем лазоревом мундире, продавший репортерам собственную честь за какие-то гроши!

Эта дурацкая, пусть и очень необходимая поездка на Маяковый остров, занявшая весь день. Времени было только-только забрать Лиз из госпиталя. В управление придется телефонировать в надежде, что успеет застать там Эвана или хотя бы Одли.

Но главное, что разъедало душу Грега, так это понимание, что в обрушившихся на всех шутках, если это вообще возможно назвать шутками, виноват он и только он. В том, что Лиз попала в госпиталь, только его вина. В том, что Брок снова окунулся в неприятное прошлое, только его вина. В том, что Байо чуть не загремел на каторгу, только его вина. И то ли еще будет — самое страшное. Эван был уверен, что «шутки» больше не повторятся, ведь он знал шутника, но у Грега такой уверенности не было.

Уже на берегу он телефонировал из первой же попавшейся публичной будки, но удача сегодня была не на его стороне — в управлении уже никого не было, кроме дежурного. Оставалась надежда заловить Эвана на вечернем приеме.

Грег посмотрел на наручный хронометр — время перевалило за вторую четверть шестого. Он и в госпиталь уже опоздал! Хотелось одного — орать в небеса, чтобы хоть чуть-чуть спустить злость на самого себя.

* * *

Он все же забрал её из госпиталя. Нес из палаты на руках, прижимая к чуть мокрой, провонявшей шерстью и солью шинели, хоть Лиз и пыталась доказать, что сама способна дойти до паромобиля. Андре с саквояжем с вещами в руках только посмеивалась и закатывала глаза. Помогая сесть на переднее пассажирское сиденье в паромобиле, она посоветовала Лиз:

— Смирись, сестренка, мальчишкам иногда свойственно пугаться.

— Я. Не. Боюсь. — старательно выговаривая слова, ответил ей Грег, ставя саквояж на заднее сиденье. — Лиз доказала, что способна ходить, — я выполняю свое обещание забрать её из госпиталя.

Андре не успокоилась:

— Лиззи, поверь, он сам справится на приеме. Не стоит за него волноваться.

Грег отстранил сестру в сторону:

— Мы сами разберемся с этим.

Только Лиз чувствовала, как волна гнева? Отчаяния? Обиды? Чего-то темного поднимается в Греге все выше и выше — весь день напряжение лишь нарастало, к вечеру почти достигнув апогея. Скорее всего, очень трудный день на службе и её демарш с госпиталем, но Лиз, действительно, выполнила просьбу Грега. Адера Вифания, конечно, тоже была недовольна её быстрой выпиской, но признавала, что лекарство нера Аранды совершило чудо — еще никто не выздоравливал от потенцитовой интоксикации настолько быстро. Даже не так. Еще никто не выздоравливал от потенцитовой интоксикации, кроме неё и неры Золы. Лиз не чувствовала за собой вины — она почти здорова, а легкая слабость пройдет со временем. В любом случае лежа на госпитальной койке сил не прибавится. Силы появляются от прогулок и занятий спортом, уж Брок был в этом полностью уверен.

Грег заглянул ей в глаза:

— Тебе удобно? Все хорошо?

Лиз лишь кивнула — в горле застрял противный комок, мешающий говорить. Волна тяжелых, нераспознаваемых чувств накатила на Лиз, почти с головой накрывая её. И не отгородиться, не закрыться, не спрятаться — теперь так будет всегда. Где-то глубоко в душе тревожно звенела струна: а вдруг Лиз все же ошиблась в своем выборе?

Грег выпрямился и захлопнул дверцу. Он попрощался с Андре, поцеловав её напоследок в щеку — крайне неожиданное проявление чувств, на которое казалось, он не был способен — так шокировать окружающих.

Через стекло глухо доносились звуки:

— …прошу, будь осторожна. В свите принца Анри есть маг… Я не знаю, кто. Возможно, он скрыт магблокиратором какой-то неизвестной нам модели… Жестокие шутки, как с Лиз и мной, могут продолжиться.

Андре что-то ответила, кажется, отшутилась, потому что был слышен её звонкий смех в конце.

— …будет хорошо! — она понеслась прочь к тяжелому, с темными стеклами паромобилю — кажется, это была машина принца.

Мрачный Грег сел за руль паромобиля и медленно выехал со стоянки, выруливая в сторону железнодорожного переезда. Лиз заметила, как побелели от усилий пальцы Грега. Волна гнева поднималась выше и выше. Лиз помнила предупреждение Грега о том, что он опасен. Сейчас ни капли сомнений у неё не было. Только её револьвер остался в номере гостиной.

Грег, прищурившись, всматривался в дорогу, не отвлекаясь ни на миг. Ехал медленно, аккуратно, словно боялся приближающегося вечера и необходимости уговаривать Лиз не посещать прием лер-мэра. Как будто грозу можно отсрочить, отодвинуть в сторону, забыть. Или опоздать, что вероятнее — время шагнуло за шесть часов, а Лиз еще приводить себя в порядок необходимо.

Она посмотрела на Грега, мрачно нажавшего клаксон, чтобы заставить поспешить незадачливого прохожего, застрявшего на полдороги.

— Поговори со мной, пожалуйста, — все же прошептала она.

Он бросил на неё косой болезненный взгляд.

— Мне… Страшно, — призналась Лиз. — Ты сам на себя не похож. Весь день.

В сердце, разгоняя гнев или обиду, до щемящей боли взорвалось тепло. Наверное, это и есть любовь.

— Прости… — Грег внезапно перестроился и припарковался у тротуара рядом с небольшим, сейчас полупустым парком. Немногочисленные прогуливающиеся ходили по тенистым дорожкам не мешая друг другу. — Есть силы прогуляться?

— Есть, конечно.

Грег молча вышел из паромобиля, а потом открыл дверцу, помогая Лиз выйти:

— Поговорим тут. — он принялся выискивать глазами свободную скамейку.

Лиз легко прикоснулась к его руке:

— Можно просто пройтись.

Грег как-то диковато посмотрел на неё, а потом все же вспомнил:

— Брок. И его уроки выживания.

Лиз не сдержала смешок, опираясь на предложенную руку:

— Ты так говоришь, словно это был непрекращающийся ужас.

— А это был не ужас? — скамью Грег так и не нашел, и потому новая волна тяжелого расстраивающего чувства поднялась в сердце Лиз, чтобы тут же смениться чувством вины.

— Я стала такой, какой ты меня знаешь, благодаря ему.

— А он?

Лиз снова улыбнулась:

— А он остался таким же обормотом вопреки моим стараниям.

Грег согласился с ней:

— Учитель из него тот еще. Он даже не пытается. Боюсь, придется все взять в свои руки. Тебе нужно учиться, Виктории нужно учиться. Готов поклясться, что Виктория до сих пор не заглядывала в учебники, что я ей дал.

Лиз медленно пошла по аллее, наслаждаясь свежим воздухом без примеси лекарств и дезинфицирующих средств. Всего пара дней в госпитале, а в город, пока она болела, пришла весна. На газонах проклевывались первоцветы. Появились первые листочки на деревьях. Ветер гонял по асфальту розовые лепестки вишни. Скоро зацветет слива и яблоня, абрикосы и персики, и воздух будет упоительно сладок, обещая всем безграничное счастье.

— До чего же хорошо… — выдохнула она.

Голос Грега звучал обеспокоенно:

— Ты не устала? Ты хорошо себя чувствуешь, Лиз?

Она остановилась у свободной скамьи, заглядывая Грегу в глаза:

— Устала. Устала лежать в кровати и ничего не делать. Устала волноваться за тебя и не понимать, что тебя гложет. Я думала, что ты злишься на меня.

— На тебя? Нет, конечно. Я злюсь на себя.

Лиз опустилась на скамью, и Грег сел рядом, очень рядом, почти прижимаясь к ней и согревая своим теплом. Он уперся взглядом в асфальт, словно искал там ответы на терзавшие его вопросы. Его ноздри хищно ходили — он тоже вдыхал весенний воздух, пытаясь успокоиться. Лиз не настаивала на разъяснениях, давая ему время прийти в себя. Родничок в сердце становился все тише и тише, словно умиротворение этого вечера наконец-то настигло и Грега. Сама Лиз до краешков души была полна им и пыталась неуклюже поделиться спокойствием с Грегом — общий эфир сильно сближает души.

Пели птицы, прощаясь с клонящимся к закату солнцем. Его косые лучи как ножи пронизывали деревья, рисуя на тротуарах четкие графичные тени. Воздух быстро холодал, и тепло Грега было необходимо, как никогда. Он окончательно успокоился и выпрямился. Лиз решилась:

— Расскажи… — она в жесте поддержки положила свою руку поверх его пальцев. Солнечный лучик отразился в небольшом рубине помолвочного кольца.

— Рассказать… Да сегодня не день, а полная хррррень, Лиз. — характеристика дня получилась у него хорошо, душевно так, раскатисто. Тут же опомнившись, с кем он говорит, Грег поправился: — прости, день прошел не очень хорошо.

Она сжала пальцы на его ладонях:

— Первая характеристика прозвучала более искренне. Так что случилось?

Он все же признался:

— Помнишь папку, которую я дал Андре?

— Папку? — нахмурилась Лиз, пытаясь понять, о чем это Грег. — Это та, со снимками Брока?

— Она самая. Я подозреваю, что все нападения так называемого шутника связаны с ней. Пока непонятно, почему все началось с меня… И с меня ли началось? Но Брок, вчера Байо — это все случаи из папки.

Лиз деликатно напомнила:

— Меня тоже не было в папке, а нападение было.

Грег мрачно посмотрел ей в глаза, и Лиз все поняла:

— Я там была…

— Точно. Как Клермон. Ты там была. — он взял её ладонь, поднял к губам и поцеловал: — прости, это все из-за меня. Этот шутник подбирал свои проделки, ориентируясь на собранные мной сведения. Проблема в том, что официально считается, что дело уже раскрыто. Шутник оказался девочкой с демонической природой. До меня поздно дошло про папку и связь нападений с ней. Проблема в том, что эта девочка… Её зовут Ноа. Она не была в гостинице.

Лиз вспомнила слова Грега, адресованные Андре:

— Ты думаешь, что в папку сунул нос кто-то из свиты принца? Что помощник шутника скрывается в свите?

— Полагаю, что так. Андре принимала в номере только людей из свиты принца. Хотя обслуживающий персонал тоже под подозрением.

— И что теперь? Какие планы?

Грег скривился, и волна боли ударила по Лиз:

— Я надеюсь поговорить с Эваном на вечере. Он уже покинул управление и перехватить его удастся только там.

Лиз послушно вскочила со скамьи:

— Тогда чего мы ждем? Надо собираться и ехать. — она чуть наклонилась к Грегу, обхватывая ладонями его голову и целуя в лоб: — все будет хорошо. Ты справишься. А я буду держаться Андре и не мешать тебе. Хочешь, даже могу остаться в гостинице…

Грег глухо рассмеялся:

— В гостинице без присмотра я тебя сейчас ни за что не оставлю. Там опасно. — Он встал и неспеша направился обратно к паромобилю: — а ждем мы или пожара, или бойни с контрабандистами. Из списка подвигов Брока не задело только Одли и Алистера. Боюсь, что следующие жертвы они. Хотя больше всего мне хочется верить Эвану и словам Ноа, что она больше не будет шутить.

— Но это маловероятно, — поняла Лиз. — Демоны не соблюдают клятв. Ведь так?

Грег только кивнул.

Распахивая дверцу перед Лиз, он все же сказал:

— На приеме будь осторожна — там будет принц и его свита. Быть может, сейчас в Аквилите вообще нет безопасного места. Нигде.

* * *

Андре села в паромобиль, не ожидая, что на заднем сиденье её будет ждать сам Анри, одетый почему-то все так же — в свитер и полетный комбинезон.

— Добрый вечер! — широко улыбнулась Андре, понимая, что принц очень-очень заинтересован в её проекте. Пугаться или радоваться этому — она так и не решила. В отличие от принца, который явно решил брать от жизни все: он поздоровался в ответ и невоспитанно поймал ладонь Андре, целуя её по-настоящему — прикасаясь губами к коже, а не замирая в дюйме от неё.

— Анрииии, — Андре подавила первый порыв вырвать руку — просто напомнила: — вы не знаете, где я сегодня была!

— Знаю, — улыбнулся в ответ принц. Это его приподнята вверх бровь все превращала в насмешку. — В госпитале.

— Дизентерии или чумы не боитесь?

Анри откинулся на спинку сиденья:

— Из ваших рук что угодно.

Андре постаралась подавить рвущийся из неё смех, но не вышло: картинка бо́лезного принца сама возникла перед глазами. Хворый, несчастный, страдающий, держащийся за живот, а ведь он так беспокоится о собственном реноме.

— Боюсь, я не выдержу вашего болеющего вида — это невеличественно, даже с учетом вашего происхождения.

— Тогда уж невысочественно, — поправил её Анри — Андре неожиданно поняла, что ей импонирует его манера чуть насмехаться над собой. — Вы не передумали по поводу вечера? Дом мод сионы Мариани сегодня на весь вечер принадлежит только вам, Андре. Можно будет подобрать парные костюмы…

Она задумчиво посмотрела на принца — он умудрился все испортить: он не скупился в своих жестах, а еще говорил, что простой парень, мечтающий о гонке трех океанов. Замашки обычного богача, а не воздухоплавателя и любителя приключений. Если он так пытался её впечатлить, то это просто выстрел в молоко. Она не удержалась и, посматривая на него из-под ресниц, словно ей и не интересна его реакция, словно она задумалась и смотрит в пол, а не на него, сказала:

— Я знаю, где можно взять несколько фунтов потенцита для первого голема. Тут недалеко. С час плыть, наверное.

Паромобиль бодро летел по улице, направляясь куда-то к реке, быть может даже в дельту. Там богатый район, видимо обещанный в единоличное пользование Дом мод находится именно там. А еще где-то там прячется тот самый мост князей, на котором разрешено целоваться…

Принц молчал, рассматривая Андре, и с каждой минутой он все больше и больше разочаровывал её. До боли в сердце. Ей казалось, что выбора между открытием и каким-то там вечером и быть не может, а вот Анри считал иначе. Тягучая, противная, разъедающая легкую приязнь, возникшую было между ними, ненужная тишина тяготила Андре. Она положила пальцы на ручку дверцы, собираясь попросить остановить паромобиль. Мимо проносились незнакомые дома, но дорогу до гостиницы она легко найдет, даже без помощи охраны, приставленной к ней принцем.

Анри все же разорвал тишину, когда теплое чувство Андре к нему окончательно подернулось пеплом:

— «Левиафан» или каталь?

Андре заставила себя повернуться к мужчине:

— А тут есть выбор?

Он кивнул:

— Выбор за вами.

Она твердо сказала:

— Конечно «Левиафан»!

Анри болезненно улыбнулся:

— Вы необыкновенная кера, Андре. Небеса, кому-то очень повезет с вами. Я уже который день ломаю голову: почему не мне? — он подался вперед, рукой прикасаясь к плечу шофера: — останови у ближайшей публичной будки телефона: телефонируешь в эллинг — пусть готовят «Левифан». Выплываем немедленно. Еще надо телефонировать сиоре Мариани и принести свои извинения. Заверь её, что вся сумма будет ей выплачена в любом случае. Еще… — он задумчиво потер свой шрам: — телефонируй лер-мэру и принеси мои глубочайшие извинения, но я не смогу присутствовать на вечере. Вроде… Все.

Он повернулся к Андре:

— У вас есть карта или хоть какие-то ориентиры, которые можно дать штурману для прокладки курса?

— Обижааааете, Анри. Есть, конечно.

Он крайне серьезно сказал:

— Я не только дальновиден, предприимчив и здоров, Андре. Я еще больше всего на свете боюсь вас обидеть, задеть и потерять. Моя охрана вам сегодня очень благодарна — вы вели себя осмотрительно и не пытались их скинуть с хвоста.

— Вы так носитесь с моей охраной, как будто меня собираются убить или как малость похитить.

Анри нахмурился, стараясь выглядеть серьезнее некуда, только его вздернутая саркастично бровь все портила:

— Я уже потерял одного рунного кузнеца, который собрался принять участие в вашем проекте, Андре. Так что я не шучу, когда говорю о вашей безопасности.

Глава 36 День четвертый. Цейтнот

Паромобиль добрался до дирижабледрома, когда уже огромную легко узнаваемую сигару «Левифана» вывозили из эллинга. Этот дирижабль было трудно спутать с другими — и не только из-за огромного многоголового морского змея, нарисованного на обшивке, но и из-за многочисленных оспин динамической потенцитовой защиты от атмосферного электричества, позволившим ему пройти Серую долину и преодолевать грозовые фронта.

Массивный парогрузовик с причальной мачтой медленно разворачивал корпус дирижабля против ветра. Андре казалось, что «Левиафан», как норовистый конь, вернее змей, пытается вырваться на свободу — причальная команда, удерживающая корму дирижабля фалами, работала с явным усилием.

В рубке управления гондолы горел свет, и через сплошное остекленение было видно, как готовились к полету мелкие фигурки команды. Занимал место рулевой у штурвала, проверял аппарат телеграфист, ходил по рубке, поглядывая на часы, штурман. Все они были одеты тепло, в форменные комбинезоны и тужурки черного цвета.

Анри вышел из остановившегося возле громадины «Левиафана» паромобиля первым, подавая руку Андре и с удовольствием замечая, как горят от восторга её глаза.

— Он же сейчас вырвется… — пробормотала она.

Анри отрицательно качнул головой:

— «Леви» сейчас уравновешен — он послушнее ягненка.

Андре рассмеялась, искоса поглядывая на Анри — «Леви» её волновал куда как больше принца:

— Я не о том — я не сомневаюсь в профессионализме вашей команды, но… — она, придерживая кепку рукой, запрокинула голову вверх, чтобы рассмотреть весь дирижабль. — Ему не нравится быть на земле. Он создан для небес. Он туда просто рвется.

Со скрежетом отцепилась причальная мачта — парогрузовик поехал прочь, предоставляя место для взлета. Сейчас «Левиафан» удерживался на земле только балластом и усилиями причальной команды, перехватившей фалы и у носа дирижабля. Люки дирижабля были открыты, готовые скидывать балласт.

Полосатая «колбаса» ветроуказателя слабо колыхалась на легком южном ветру — идеальная погода для вылета.

Андре с белой завистью смотрела на парней причальной команды, легко, играючи победившей «Левиафана» и удерживающей его на земле. Анри заговорщицки приблизился к уху Андре и прошептал:

— Хотите проверить — сможете ли удержать «Леви»?

— А можно?

— Конечно! — расцвел улыбкой принц. — Правда, стоит поспешить.

Он протянул ей коварно без перчатки ладонь, и Андре, не задумываясь, взялась за неё. Она подозревала, что у Анри крепкие пальцы, но то, что на них будут мозоли и многочисленные тонкие шрамы, было для неё неожиданностью — принц все же.

Они, как дети, держась за руки, побежали к одному из фалов — у самого носа дирижабля. Анри перехватил фал у недоуменно замершего парня в простой рабочей одежде и сказал Андре:

— Хватайся. И ничего не бойся — он рвется в небеса, но пока скован балластом.

Андре взяла двумя ладонями крепкую, плотную веревку, напрягаясь и подспудно боясь, что её тут же вырвет из рук. Анри вероломно отпустил фал и прошептал на ухо девушке, всматривающейся, запрокинув голову вверх, в сигару дирижабля:

— «Леви» полностью в твоих руках.

Андре сглотнула — принц знал толк в ухаживаниях. Фал чуть дрожал в её руках, словно «Леви» уже рвался в небеса, хотя скорее всего это была лишь вибрация от ветра.

Огромная туша змея, закрывая собой половину наливающегося темнотой неба, нависала над Андре, готовая в любой момент расстаться с землей. Это… Это… Было невероятно. У Андре не хватало слов, чтобы описать тот восторг, что она сейчас чувствовала. Изумительный дирижабль был полностью в её власти — отсюда причальную команду, удерживающую корму, было не видно. Или они уже ушли, чтобы не мешать «Леви» вернуться в родную стихию.

— Йууууху! — не сдержалась Андре, крича в небеса и морду морского змея. Многоголовое чудовище с носовой обшивки, казалось, довольно усмехалось ей в ответ.

— Что, — слишком хрипло прозвучало у самого уха Андре, но сейчас она была готова простить принцу все. — Тебе никогда не дарили такой воздушный шарик?

Она расхохоталась, чувствуя, как теряет равновесие и падает назад на Анри — долго стоять, задрав голову вверх, было сложно. Надо заметить, что, поймав Андре, принц не стал откровенно прижимать её к себе — только удержал от падения.

— Твой «Леви» за такое обращение на тебя не обидится?

— Мой «Леви» даже присутствие леры в рубке легко перенесет. — Воздухоплаватели были такими же суеверными, как и мореплаватели. — Пойдем? Не стоит сильно задерживать отправку.

— Пойдем, — Андре с легким сожалением дала «Леви» свободу. Он, действительно, было хорошо уравновешен и не рванул, почувствовав свободу, в небеса. Парень из причальной команды тут же поймал фал, чтобы дирижабль не сносило ветром назад.

Анри предложил руку, галантно согнутую в локте, и Андре не отказалась от его помощи.

— Готова к приключениям?

Она лишь кивнула — говорить не хотелось. Анри — не «Леви», он его создатель и владелец. На него переносить свои восторги не стоит. Они поднялись в гондолу управления — матрос из команды, встречавший их на входе, тут же подал Анри и Андре форменные тужурки с вышитым змеем на левом рукаве и теплые полетные шлемы, закрывая дверь гондолы.

Предотвращая возможный отказ Андре от тужурки, Анри сказал:

— Будет холодно. Замерзнешь в одном свитере в рубке. Или ты предпочтешь провести плавание в кают-компании? Там тепло и уютно.

Андре, послушно надевая на себя откровенно большую тужурку, всматривалась в молодого мужчину. Его вечно приподнятая бровь не давала понять, когда он смеется, а когда серьезен. Глаза Анри всегда были слишком строгими и вдумчивыми.

— Издеваешься? Конечно, я предпочту рубку. — Правда, надевать шлем она не стала, оставшись в своей кепке. Анри задумчиво посмотрел и последовал её примеру: тоже накинул на плечи тужурку, засовывая шлем в карман.

— Просто предложил, Андре. Пойдем! — он рукой указал направление к рубке. Андре, застегивая сиявшие золотом пуговицы тужурки, нахмурилась — она не заметила момент, когда они с Анри перешли на «ты». Вот же… Змей! Воздушный!

Они зашли в небольшую, почти полностью стеклянную рубку в переплете алюминиевых балок. Тут же звонко, пугая Андре, прозвучало:

— Капитан на мостике!

И находящиеся в рубке повскакивали, замирая по стойке «смирно». Анри совсем не командным голосом сказал:

— Святые шестеренки, тихо, Моне. Я знакомлю керу Андре с «Леви». Не обращайте внимания — меня тут нет. Я сегодня тоже пассажир.

Андре чуть воздухом не подавилась от такого. Судя по реакции военных, они тоже не были готовы к внезапной весне в настроении их капитана. Он протянул штурману Моне карту:

— Курс на Трех Великанов. — так назывались одиночные скалы-столбы на той стороне Ривеноук, где Лиз закопала добытый ею и Броком потенцит.

— Есть курс на…

Анри сделал большие глаза:

— Монеееее, в отставку отправлю. — Только это не проняло штурмана. Он почти отзеркалил, показывая Андре, что они тут все гораздо больше, чем просто команда:

— Милееееер!

Андре, чтобы не перекрывать обзор рулевому и не мешать Моне возвращать благоразумие их капитану, подошла к боковому окну — отсюда тоже открывался прекрасный вид. Анри, виновато поглядывая на неё, принялся все же отдавать приказы. Тихим голосом.

Моне так же тихо ответил:

— К отплытию готовы.

— Команда товьсь! — отдал распоряжение Анри.

— Есть товьсь!

Зазвенел внутренний телеграф, передавая команду. Тут же погасли электрические лампы под потолком, и рубка погрузилась в темноту, а рулевой надел на глаза тяжелые, морские гогглы. Только свет с дирижабледрома проникал в рубку, освещая её и превращая все в нереальность.

Андре прикрыла глаза, на миг представляя весь «Леви» перед глазами, рвущийся к небесам — он обретал свободу. Еще чуть-чуть, и он взлетит.

Вся предвзлетная суета шла мимо неё. Все эти команды совсем не про Леви. Леви — свободный змей.

— Фалы собрать!

— Есть фалы собрать!

— Запустить моторы!

— Есть запустить моторы!

— Балласт сбросить!

— Есть сбросить балласт!

— Рули в положение к взлету!

— Есть рули к взлету!

— Полный вперед!

— Есть полный вперед!

— Курс…

— Высота…

Андре хотелось закрыть уши и не слышать этого. Леви взлетал сам — змеи это умеют. Он был живым и почти неноровистым. Шел легко, быстро набирая высоту — потому что рожден для неё. Больше всего на свете Андре хотелось сейчас встать у переднего окна, возможно загораживая вид рулевому, и смотреть вперед — как Леви плавно разворачивался в воздухе, закладывая огромную петлю, в сторону Ривеноук и Вернии. Леви собрался плыть над океаном, чтобы не мешать полицейским дирижаблям нести патрулирование улиц.

Сверкали драгоценными камнями под Леви огни города. Сияли уличные фонари и перемигивались немногочисленные светофоры. Огромная пробка из тянущихся к танцевальному залу, где сегодня проходил торжественный вечер, паромобилей мерцала белой змеей. И Андре даже понимала сейчас, почему мифических драконов так привлекали драгоценности — невозможно, пролетая над ярким, переливающимся в чернильной темноте ночи городом, не взять и не зачерпнуть капельку его сияния.

Серебряная петля Ривеноук медленно разворачивалась перед Леви, красуясь перед змеем сразу всеми разноцветными, еще очень далекими островами — только громада Маякового острова была погружена в маскировочную темноту.

Хотелось раскинуть крылья и лететь рядом с Леви в удивительной тишине — наконец-то команды стихли, перестал стрекотать и звенеть телеграф, рубка погрузилась в темноту и относительный покой. Леви вышел на курс. Сюда не долетал гул и рокот моторов. Сюда не доносился шорох и свист дрожащей от ветра обшивки. Сюда не прилетал стук матросских ботинок.

Леви летел сам, и летел в полной тишине.

Анри разбил магию полета, робко прикоснувшись к локтю Андре:

— Хочешь, устрою экскурсию по дирижаблю?

— Нет, спасибо! — отказалась чересчур резко Андре. — Мне хватило прошлого раза.

В прошлый раз их с Эваном засунули в капитанскую каюту и вежливо попросили не мешаться под ногами. Когда раненому Эвану захотелось пить, Андре позволила себе выбраться из каюты и чуть-чуть побродить по Леви. Принеся Эвану горячий чай, Андре, не спрашивая разрешения корабельного врача, самовольно присоединилась к выхаживанию раненых — их в то плавание было много. На Леви тогда загрузили выживших вернийских матросов и воздушную инфантерию с других дирижаблей. Андре до смерти набегалась между гондолой управления и скрытыми в обшивке аэростата отсеками. На входе в Серую долину её тогда насильно вернули в каюту и привязали страховочными ремнями к койке. Тогда утешало одно — Эвана прикрепили в верхней койке точно так же, несмотря на новоприобретенный титул герцога. Но, небеса, как же она тогда хотела увидеть буйство Серой долины, её потенцитовые грозы, её ветра и вспышки эфира. Она, конечно, все прочувствовала всеми своими костями и бунтующим желудком, не готовым к тяжелой болтанке, которую им устроила Серая долина, но это совсем не то. Она могла тогда помогать с ремонтом динамической защиты на обшивке, а вместо этого отлеживалась в койке.

Анри заглянул в глаза:

— И все же?

— На обшивку пустишь? — огорошила его Андре.

Мужчина раскашлялся от неожиданности, поперхнувшись какими-то особо извращенными «шестеренками»:

— Давай не в этот раз? Нет подходящего для тебя костюма для работы на обшивке. Там очень холодно и опасно.

— Анри… Мы идем ниже облаков. Ты меня совсем за дурочку держишь?

— Нет, конечно. Просто нет подходящего костюма — в следующий раз обязательно дам прогуляться по обшивке. — Он отжал от стены откидной стул: — Присаживайся.

— Нет, не хочу. — Андре знала, что никакого другого раза, скорее всего, у них не будет.

— Устанешь стоять на ногах.

— Правда, не хочу. Сидя не такой вид открывается.

Анри взял её за руку и потянул к переднему окну, шедшему от потолка до пола, к самому его боку. От стекла откровенно несло холодом. Анри надел на голову Андре гогглы, позволявшие видеть в темноте, и обнял девушку со спины, согревая:

— Здесь ты не мешаешь рулевому.

Андре не сдержала смешок — от проклятий рулевого её защищала крепкая спина капитана — в его спину особо не поругаешься.

Анри снова повторился:

— Правда, не мешаешь! Я тут всегда стою. Нравится смотреть, как Леви летит.

— Словно сам. — прошептала она, и Анри её понял:

— Точно. — его голос звучал горячечно. — Я потому и не люблю командовать взлетом и посадкой — теряется волшебство. Леви словно умирает в тот момент, когда я командую им.

Так можно было стоять и любоваться плывущей под ногами землей бесконечно. Красота океана и города давно сменилась проплывающими под ними островами и мрачной темнотой оборонной линии Меца на правом берегу Ривеноук. Ни огонька, ни отсвета — казалось, что никого живого нет сейчас на границе.

Андре на всякий случай уточнила:

— Это же военная тайна, да?

— Ты о чем?

— С линии Меца выведены все войска. — пояснила она.

— Это не тайна. Поверь, герцог Аквилиты и король Эдуард знают, что мы тут не ждем нападения.

— Совсем плохо на фронте?

Он лишь кивнул — она почувствовала движение, когда его нос прошелся «случайно» по её коротким волосам.

Говорить не хотелось.

Руки принца благонравно лежали на её талии, согревая теплом. Хотелось отстраниться, но Андре понимала, что это глупо — замерзнет. Ног, обутых в легкие весенние ботинки, она уже почти не чувствовала. Леви — военный дирижабль, на нем не предусмотрен обогрев рубки, хотя можно было сделать теплый рунный контур — был бы лишний потенцит. Хорошо еще, что Леви плыл крайне низко, почти царапая брюхом вырастающие на горизонте одиночные скалы. Они возникали в темноте в непредсказуемом порядке, как столбы. Словно гигантский ребенок пробежал, в спешке теряя свои игрушки.

Время замерло. Время почти не шло, отмеряемое только тихими командами и теплым, мятным дыханием у виска. И потому звон телеграфа и резкие команды о торможении и снижении оказались для Андре неприятным сюрпризом.

Анри отстранился и повторился:

— Пропадает все волшебство, да?

Андре обняла себя за плечи:

— Да.

Штурман кашлянул, привлекая к себе внимание:

— Капитан… На землю отправляем команду матросов или вы сами спуститесь?

Анри вопросительно посмотрел на девушку:

— Андре?

Она отказалась от такой чести — на обшивку бы полезла, а махать лопатой, откапывая клад, никогда не было её мечтой:

— Спасибо, откажусь. Забыла захватить паспорт для прохождения таможенного контроля.

Принц сильнее выгнул свою многострадальную бровь:

— Махать лопатой буду я.

— Тогда тем более откажусь — я еще помню, что у вас… Тебя, — она спешно поправилась, — ранена рука. Её надо беречь.

Принц с кривой улыбкой повернулся к Моне:

— Слышал? Меня надо беречь. Так что бери пару матросов, и вперед, во славу кладоискателей!

Видимо, на Леви было мало матросов, потому что рубка опустела. Даже Анри ненадолго вышел, извиняясь перед Андре. Она воспользовалась случаем: неспешно пошла по рубке, осторожно прикасаясь к приборам и окнам, словно пытаясь услышать самого Леви. Так и представилось, что он сильный, могучий, уверенный в себе. И совсем не норовистый — просто любит летать. Если создать механит, управляющий Леви вместо команды, то именно такой вот характер хотелось подарить змею.

Она остановилась перед рулевым колесом, мягко прикасаясь к холодному металлу. Это был не Леви, это были сдерживающие его поводья. Андре задумалась — сперва она закончит… Точнее вообще начнет проект големов. Потом можно будет подумать о мозгах для Леви. Это будет её следующим проектом. Части рунных цепей, которые можно использовать для Леви, так и замелькали перед глазами. Она настолько задумалась, что пропустила возращение Анри. Его объятья со спины и тихий шепот в висок стали неожиданностью.

— Тебе же нравится Леви… Пойдешь механиком на гонку Трех океанов?

Она вздрогнула, разворачиваясь в кольце его рук:

— Это невозможно. Ты принц. Тебе никто не даст так рисковать. Из гонки не возвращается до трети воздухоплавателей.

Он чуть ниже опустил голову, заглядывая Андре прямо в глаза:

— Сейчас никто не разрешит. Потом. Когда-нибудь. Я не верю, что капля мифической голубой крови в моих жилах, это гигантский профит в плане управления страной. Боюсь, что при мне Верния может и развалиться. Лучше я добровольно поделюсь властью с достойными людьми, чем буду единолично радоваться руинам страны.

Андре всматривалась в его глаза, боясь неправильно понять его слова. Эта его вечно выгнутая в насмешке бровь! Неужели он мог сказать такое всерьез?

— Конституционная монархия?

— Она самая, — подтвердил Анри. — Потом. Когда-нибудь. Тогда у меня будут развязаны руки и понадобится механик, влюбленный в небеса, чтобы одолеть гонку Трех океанов. Ты со мной?

— Да! — твердо сказала она. И тут Анри все испортил. Он наклонился чуть ниже, губами прикасаясь к её рту и тут же послушно замирая. Холод металла в основании черепа — хороший повод остановиться.

— Андре… Что это?

Она подалась назад, упираясь плечами в заблокированный штурвал:

— Гаечный ключ. Если хорошенько ударить по затылку, остужает любой пыл.

Она заметила, как в дверном проеме замер Ренар Каеде, не знавший, атаковать или нет. Левая рука Анри была предупреждающе приподнята вверх. Андре оставалось надеяться, что это запрет на атаку.

— Понял. Виноват. — мужчина подался назад, немного обескуражено рассматривая Андре. Она лишь обиженно сказала:

— Цейтнот, да, с големами?

Анри недоуменно смотрел на неё:

— Прости? Причем тут это? Ты мне нравишься сама по себе, не в привязке к големам. Кажется, я уже говорил тебе это.

Андре опустила руку с гаечным ключом вниз:

— И ты меня прости, но я при всем желании не могу ответить на твои чувства. У меня есть пунктик: я не встречаюсь с женатыми и помолвленными мужчинами. Но быть твоим механиком я не отказываюсь.

Он шагнул еще чуть дальше назад, рассматривая гаечный ключ, вновь исчезающий в рукаве Андре.

— Каеде… — Анри повернулся к рыжему офицеру. — Пожалуйста, попроси у механиков гаечный ключ на тридцать. Этот не внушает доверия — как бы к началу гонки Трех океанов мне без механика не остаться.

— Будет сделано, — кивнул Ренар и пошел прочь — в узком коридоре уже показались Моне и рулевой матрос, тащивший большой, пропахший землей мешок.

Нужный потенцит был доставлен на Леви. Можно было возвращаться назад.

Уже закладывая плавную петлю, чтобы зайти в Аквилиту с востока, Андре и все находящиеся в рубке вздрогнули — на одном из склонов Ветряной гряды разгорался алый цветок.

— Что это? Пожар? — не поняла сперва Андре. — Это же прямо в городе где-то.

Анри скрипнул зубами:

— Кажется, это горит мой подарок тебе.

Он был прав, хотя пламя уже вырвалось за пределы механического завода нера Чандлера и пожирало трущобы.

— Проклятые шестеренки, теперь точно цейтнот. Я хотел на площадке этого механического завода заняться строительством первого твоего голема.

Глава 37 День четвертый. Тяжелый вечер

Взволнованная нерисса Эйр поднялась на второй этаж на половине слуг и надолго замерла перед дверью в кабинет Поттера, не в силах постучать. Она была виновата, она совершила ошибку и знала, что за эту ошибку её накажут. Возможно, лучшим выходом было собрать свои вещи и бежать из дома, но… Но…

Она решительно постучала в дверь, отсекая сомнения.

Но Полин не виновата в её ошибке. Полин была маленьким ангелом и не должна пострадать из-за некомпетенции самой Эйр.

— Войдите, — звучно прозвучало голосом Поттера. Дворецкий дома Игнисов был солидным, серьезным, крайне требовательным человеком, и Эйр его откровенно побаивалась. Она глубоко вдохнула, напомнила себе о Полин и вошла в кабинет Поттера, стараясь ничего откровенно не разглядывать — она тут редко бывала, не по статусу. Поттер, работавший за столом, отвлекся от своих записей, снял с себя очки с круглыми стеклами и положил их в изящный вышитый чехол: — Нерисса Эйр, не стойте на пороге — проходите.

Предлагать сесть он не стал: она всего лишь няня, а он дворецкий — слишком разные по положению ступеньки в их строгом обществе.

— Нер Поттер… — дыхание все же сбилось, потому что Эйр знала: сейчас, сразу же после её признания, ей откажут от службы. Вышвырнут без рекомендаций, и поделать с этим ничего нельзя. Это только её ошибка.

Поттер благожелательно наклонил голову в бок и старательно мягко сказал, словно заметил её смятение:

— Я вас слушаю, нерисса Эйр.

Она резко, сжигая за собой мосты, призналась:

— Полин… Точнее, девочки пропали. Я не могу их найти уже больше половины часа. Я… — к глазам подкатили слезы, и Эйр взяла паузу, чтобы обуздать предавший её голос.

Поттер неожиданно встал и сказал:

— Для начала: садитесь, нерисса Эйр. — Он рукой указал на стул перед своим рабочим столом, а сам направился к стене, где висел шнур сонетки. Поттер дернул его, вызывая лакея. Потом мужчина направился к небольшому чайному столику, где у него сейчас стояла бульотка, пуская пар из носика, и занялся приготовлением чая. Он обернулся на все так и продолжавшую стоять Эйр и снова повторил: — Садитесь. Сейчас я вам сделаю чай. Вы соберетесь с силами и все мне расскажете. От начала до конца.

Эйр кивнула и осталась стоять — только быстро принялась рассказывать:

— Я не делала различий между девочками. Я играла с ними на прогулке как обычно. Полин просто ангел. С ней очень легко последнее время, когда леры Игнис разрешили ей ночевать в их спальне. Она стала высыпаться и перестала бояться… Ноа… Она другая. Мне пока с ней сложно. Я знаю её всего день, и я старалась, видит Сочувствие, я старалась, но могла и обидеть её своим возможным пренебрежением. Ноа старше, а Полин совсем дитя.

Поттер поставил чашку с чаем на стол и снова напомнил:

— Садитесь, Эйр!

Она все же села — почти рухнула на стул:

— Мы гуляли… По пляжу. Обычная прогулка перед ужином.

Поттер подошел к ней и почти насильно сунул в руки чашку с чаем:

— Выпейте и успокойтесь. Это не те девочки, которым кто-то может причинить вред. Скорее уж наоборот. Если с ними что-то случилось — они в состоянии постоять за себя. Но будем надеяться, что с девочками все хорошо. Что случилось на прогулке?

Эйр сделала глоток чая — только потому, что возвышавшийся над ней башней Поттер не сводил с неё глаз. Она поставила чашку на стол и уже более собрано стала рассказывать дальше:

— Ничего… Это же просто моцион для повышения аппетита — его всегда рекомендуют. Ничего необычного. Под конец прогулки, когда мы вернулись в сад, девочки чересчур развеселились, и я, чтобы унять их ненужное возбуждение, предложила поиграть в прятки. Все было хорошо — два тура, когда голили сами девочки. Когда голящей стала я… Они так хорошо спрятались, что я их не нашла в саду. Я решила, что они совсем расшалились и самовольно поменяли правила, спрятавшись в доме. Я искала их, но их нигде нет. Я их искала везде, но не нашла. Мне кажется, что Ноа… Она могла… Я не хочу наговаривать, но… Я боюсь за Полин. — она переплела пальцы и поправилась: — я волнуюсь за обеих девочек.

Дверь открылась — на пороге возник Джон:

— Нер Поттер, звали?

Тот сосредоточенно сказал:

— Джон, собери всех слуг в холле — у меня есть объявление. Это срочно. Позови всех, пожалуйста.

— Сейчас… — Джон тут же исчез обратно в коридоре.

Поттер еще раз посмотрел на волнующуюся Эйр:

— Мы снова осмотрим сад и дом с цокольного этажа по чердак.

Эйр подняла на него глаза, заставляя себя смотреть на мужчину в упор:

— А если их не будет… Дома… Или в саду?

— Тогда мы телефонируем в полицию.

Эйр замерла, пытаясь понять совершенно невозможное заявление дворецкого: леры никогда, ни при каких условиях не обращались в полицию, решая все своими силами. Или когда лер сам полицейский, то это становится незазорным? Впрочем, главное, чтобы девочки нашлись, даже немного диковатая и чуть пугающая Ноа. Да хранит их Созидатель!

* * *

Добиться помощи от службы егерей Одли не удалось. Их глава кер Ру мрачно заявил, что свободных нет и в ближайшее время не будет. Половина егерей ушла на фронт, оставшиеся ловили в горах какого-то страшного зверя уже седьмицу пугающего лер, отдыхавших в Танцующем лесу. Что-то вроде огромной помеси льва без гривы, дикого волка непомерных размеров или даже тигра с тремя хвостами.

— …Некоторые до девяти хвостов у чудовища насчитали. Вот скажи, как падая в обморок, можно так точно сосчитать девять хвостов?

Одли, ерзая в кресле — он спешил по делам, — еле сдержал смешок.

Глава егерей кер Ру вздохнул:

— Тебе смешно… А у меня егеря который день по горам мотаются. Потом эта тварь окажется, когда поймаем, какой-нибудь мелкой лисой — вот помяни мое слово! Так что, Одли, пока помочь ничем не могу. На следующей седьмице постараюсь выделить тебе егеря, но не раньше. Кстати, на вас лесники жалуются — говорят, совсем полиция загоняла: требует отчет по разбитым молниями деревьям.

Одли развел руки в стороны:

— Тайна расследования, Ру. Ничего не могу сказать.

Тот внимательно посмотрел, но понял, что пояснений не дождется:

— Хочешь, дам тебе список из хороших охотников-следопытов? Только сам понимаешь, они за идею помогать не будут, — он пальцами показал денежный жест.

От такой помощи Одли пришлось отказаться. Сам постарается как-нибудь справиться. Одли отдавал себе отчет, что найти тайник в доме или собрать улики в городе он мог, а вот расшифровать следы в земле или в лесу — не его. Но! У него была Вики. Не справится сам — возьмет завтра её с собой: у той нюх, как у натасканного пса, а то и круче. Одна ночь ничего не решает.

Одли не знал, что это как раз тот случай, когда одна ночь решает все.

К заводскому забору со стороны леса он добрался часам к шести: пришлось обходить кучу цехов, заборов и заброшенных домов — чуть не заблудился в трущобах. Солнце клонилось к горизонту, обещая скорую темноту. Одли захватил с собой служебные гогглы — они помогут понаблюдать за творящимся по ночам на территории завода. От формы, шинели и пилотки пришлось отказаться в пользу старых штанов, которые потом не жалко и выкинуть, неприметного, не менее старого пальто и теплой шапки с шарфом — по ночам еще морозило, а Одли мог и до утра задержаться в лесу.

Он, старательно приглядываясь прошелся вдоль забора, кое-где заменявшегося глухими стенами цехов механического завода, и присвистнул от удивления, замирая перед дверью, ведущей то ли на склад, то ли в цех. С этой стороны не было ни замка, ни ручки, но и даже малейшей маскировки — обычная дверь, которой тут вроде бы и не место. От двери в сторону леса шла небольшая, но хорошо протоптанная тропка — даже егеря не понадобились, чтобы её обнаружить. Одли присел у двери, пытаясь эфиром определить, кто же пользовался дверью, а пользовались ей последний раз давненько — дня четыре-пять назад. Жаль, что с ходу опознать чьи следы тут были, Одли не смог. Мужчины. Может, пара, может, чуть больше. Возможно, Сайкс, но Одли не был уверен — слишком старыми были следы.

Он решил проверить, куда ведет тропа. Не зря же её тут находили, но прежде натянул на глаза гогглы, чтобы видеть в быстро наступающей темноте. Жаль, что в трущобах нет ни единого городского фиксатора — лер-мэр-то на оживленных улицах жмотится их ставить: механиты были дорогими и сложными в обслуживании. Вики потому и удалось так легко проникать в свое время в городскую библиотеку — потому что там камер не было вообще. Может, удастся выдавить из лер-мэра все же один фиксатор и тут установить? Заводик-то явно производил что-то запретное и продавал налево, контрабандистам, не иначе.

Старательно идя вдоль тропы, иногда проваливаясь в ноздреватый, рыжий от сосновых иголок снег, сохранившийся под деревьями и ругаясь себе под нос, когда ботинки поскальзывались в раскисшей земле, Одли дошел до места, где тропа явно раздваивалась. И навыки егерей для обнаружения этого не нужны. Одна тропа, все так же широкая, вела куда-то дальше в горы, вторая сворачивала в небольшой овраг, где, судя по всему, по весне бодро текли ручьи. Лезть вниз по заросшему тальником глинистому склону не хотелось вообще, но кому сейчас легко! Одли стиснул зубы и… Поскользил вниз в темноту оврага, старательно хватаясь за гибкие ветви ив, чтобы не упасть. На ботинки тут же налипли тяжелые, как гири, комья глины. Идти было тяжело. К счастью, недалеко.

Почти на дне оврага была вырыта неглубокая, но широкая и длинная яма. Как раз для двух-трех человек. Пустая яма, потому что комья глины вперемежку с землей были раскиданы во все стороны. Какой вообще идиот избавляется от трупов так? Рыть могилу в овраге, где талые воды через год-два точно её размоют… Так глупо может поступить только тот, что ничего не боится, или кто делает это впервые в жизни. Или это было временное решение — потом трупы же переправили в другое место. Видимо, идиоту, спрятавшему трупы тут, указали на его дурость и заставили все переделать.

Подмывало взять и запустить сигнал «Место преступления!», вызывая экспертов, но Одли понимал, что так он все только испортит. Сперва надо разобраться с заводом. Эксперты осмотрят это место потом, утром, исподтишка, чтобы не спугнуть Чандлера-Финча-Сайкса. Впрочем, он был согласен с выводами Вики, которые ему показал Алистер — Финч, возможно, ни при чем. Старательно все осмотрев, не найдя забытых вещиц или возможных улик, все тщательно сняв на фиксатор, Одли, ругаясь, периодически поскальзываясь и вымарываясь с головы до ног в рыжей, липкой глине, пополз обратно по склону наверх. Надо вернуться проверить вторую тропу. Или вернуться к заводу и попытаться все же открыть дверь? Аккуратненько, чтобы никто не заметил? Неправильно, но крайне же любопытно! Знал бы Одли, куда его это любопытство заведет…

Стоило его макушке показаться из зарослей тальника, как на неё обрушился удар, отправляющий Одли в небытие, лицом прямо в ноздреватый, чуть пахнущий смолой из-за хвоинок снег. Лер-мэр, может, и жадничал ставить механиты наблюдения, но не нер Чандлер. Этот на безопасности не экономил, и амулеты против присутствия чужаков с этой стороны забора у него были.

* * *

Ровно в шесть относительную тишину трущоб Ветряной гряды разорвал длинный, надсадный гудок — сигнал окончания смены. Сигнал парням Себастьяна Кейджа, сержанта Управления по особо важным делам, что пришло их время.

Стремительно темнело, словно кто-то накинул одеяло на город, скрывая Луну и звезды. Фонарей в этой части Аквилиты отродясь не было, только один светляк болтался над дверью заводской конторы. Рабочие, покидавшие завод, несли в руках масляные фонари — те, кто жил подальше. Те, кто поближе, надеялись добраться домой до того, как окончательно стемнеет. Толпе констеблей с розыскными листами в руках и оружием на поясе никто не был рад.

Кто-то из рабочих буром пер, игнорируя констеблей — чтобы ниже по улице наткнуться на сплошную цепь и лично на Себа, щедро раздававшего таким торопыгам повестки. Отказаться от визита в Управление можно было, стоило лишь посмотреть розыскные листки. Особо упорствующих забирали в припаркованный паробус для разъяснения их гражданской позиции и гражданского же долга.

Кто-то быстро пытался отмахнуться от расспросов, узнавая только Тамиша Мактира и заявляя, что остальных видит впервые. Было видно, что некоторые лгали, но бегающие глаза к делу не пришьешь, хоть особо нагло лгущих оттаскивали туда же, в паробус. На «поговорить».

Кто-то честно признавался, что что-то знакомое в снимках есть, но при этом они так выразительно оглядывались на заводскую контору, что было жалко их подставлять. Таких тайно помечали, и уже внизу улочки опять-таки просили пройти в паробус, но уже вежливо и аккуратно. Лишать их места работы за правдивость никто не собирался.

Себ откровенно замахался: он устал уговаривать, орать, усмирять, сейчас он не был уверен, что честно получил свои нашивки сержанта, чувствуя себя не справляющимся с простым делом тупицей.

Небо стало совсем черным, непроглядным. И ведь туч вроде не было.

Тени за пределами полицейских фонарей стали четче, жирнее, они вспучивались маслянистыми пузырями и делали ночь еще темнее. Черные паутинки липкими нитями болтались на крышах, срывались и летели по ветру, цепляясь за одежду и намертво к ней приклеиваясь.

Страх наваливался на Себа густыми волнами. Сперва парню, не особо пугливому, казалось, что это страх из-за неудачи — его частенько такое преследовало, все же умом он не блистал, хоть Брок раз за разом говорил, что ум и образование совсем не одно и тоже. Но когда стали дрожать и бежать рабочие, отмахиваясь от констеблей, а за ними дрогнули и сами полицейские, пока еще не убегая, но замирая, отказываясь выполнять приказы и дрожа при этом, Себ прислушался к себе, к темноте, к эфиру и понял, как сильно он ошибся.

Седьмицу назад. Такой же ужас парализовал всех, кто был тогда в Управлении. Ужас, порожденный бокором. Столкнуться еще раз лицом к лицу с неклассиком, который легко противостоит эфирным техникам и на лету отмахивается от пуль, Себу не хотелось, но, кажется, выбора у него не было.

Ужас уже пришел сюда.

Ужас нарастал, заставляя дрожать колени и трепетать сердце. Ужас шептал, уговаривая уходить — где-то там, чуть дальше, будет проще и безопаснее. Ужас летел тягучими паутинками, прогоняя прочь.

И тут побежали все: кто задержался на заводе, кто работал неподалеку, кто ютился в развалинах, даже некоторые констебли, и Себ не был к ним в претензии — сам держался из последних сил.

Оцепление пришлось снять, потому что иначе парней просто смыло бы волной обезумивших людей. Когда волна схлынула, Себ, укрывшийся с парнями за паробусом, понял, что недосчитался половины отряда и шофера паробуса.

Серж сам был готов бежать, отдавая приказ к отступлению, когда на него выскочил окровавленный парень с заводской проходной. Отис — Себ по приезду сюда пытался с ним договориться об опросе рабочих по-хорошему. Тогда не вышло, зато теперь повод был. Да еще какой — у Отиса руки по локоть были в крови, причем явно не его.

Себ с оставшимися парнями, с закусанными до крови губами — так они пытались прогнать собственный страх, скрутили Отиса, что-то безумно бормотавшего, что он не хотел, что он не будет, что он случайно, и вообще вы же еще живы, так чего вы хотите… Голова его при этом ходила ходуном, как у падучего, изо рта шла пена, а глаза то и дело закатывались. Себ приказал его загрузить в паробус, а сам… Он понимал, что нужно вернуться на завод — такой случай туда пробраться пропадает! Но страх настолько засел в сердце, что только от одной мысли Себа мутило.

Даже если не ради дела древолюба… Ради того, чтобы узнать, что же случилось на заводе, что разбудило такой страх, туда надо было вернуться.

Просить идти за собой Себ никого не мог. Он хотя бы маг, хоть и слабый. Остальные простые констебли.

Он пошел сам, то и дело замирая, то и дело сплевывая горькую, густую слюну, давясь подкатывающей к горлу желчью и уговаривая сердце еще чуть-чуть биться, а уже потом останавливаться от затапливающего его ужаса.

Рядом кого-то откровенно рвало.

Кто-то отчаянно ругался.

Кто-то молился.

Оказывается, Себ шел не один.

Уже перешагивая порог проходной и проваливаясь в какую-то липкую серость, Себ понял, что их дошло пятеро. Белых от ужаса, с черными тенями под глазами, с обкусанными губами и безумными глазами.

Свет электрических ламп под потолком то и дело мигал, погружая коридор в темноту.

Жюль, поймав взгляд Себа, прохрипел:

— Надеюсь, не зря… — он еле стоял, упираясь руками в стену.

Стон откуда-то из глубин проходной подсказал, что все же не зря.

Почти доползя — и Себ этого отнюдь не стыдился, — до комнаты охраны, обвешанной по стенам амулетами, он столкнулся с валявшимся на полу, завязанным, что твоя колбаса, Одли в компании с каким-то тоже спелёнатым, как младенец, франтом. Оба буквально утопали в собственной крови.

Висевший на стене телефонный аппарат с болтавшейся на проводе трубкой громко требовал девичьим голосом освободить линию или его принудительно отключат.

Себ, доползая до трубки, схватил её и потребовал, чтобы телефонная нерисса немедленно сказала номер телефона и фамилию того, с кем был последний разговор на линии. Себ еле вспомнил, что надо представиться:

— Сержант Кейдж, Управление по особо важным делам, не вздумайте разрывать соединение! — Он попытался встать с пола, но ничего не получалось: — …мать вашу…

Трубка обиженно каркнула, что звонок предназначался неру Чандлеру.

— …И вообще хамить — последнее дело!

— Нерисса… Слово чести, если я сегодня живым вылезу из этой задницы… Простите… Хрени… Лично приду и расцелую вас…

Трубка обиделась и прервала соединение. Себ, опираясь спиной на холодную стену, собирался силами — ему надо встать. Ему надо поднять свою тушу и топать дальше на завод. А парни пусть идут прочь, унося Одли и франта.

Телефонная нерисса сама вызвала Особое управление:

— Завод нера Чандлера, Ветряной квартал. Нападение на констебля. Или даже нескольких. — сообщила она.

— Надо… Уходить… Отсюда… — Себ встал, как и парни — страх словно отошел прочь, спрятавшись за насущными проблемами — как утащить прочь Одли и франта. Им явно требовалась помощь докторов и, может, храмовников. Шатаясь, Жюль и Алексис подхватили под руки Одли. Свен и Тим потащили прочь франта.

— Парни… В паробус и прочь отсюда, — распорядился Себ, рукой на всякий случай держась за стену — он себе не доверял.

— А ты? — спросил Жюль.

— Я в цеха… Надо… Посмотреть молоты.

Стоило Себу обрадоваться легкости передвижения и направиться в сторону цехов, как новый приступ первозданного ужаса скрутил его, заставляя сжиматься в комок и падать на землю, сыпя проклятьями.

Рядом где-то что-то громко бухнуло, превращая ночь в день, и Себ понял, что пора и ему уносить ноги. Бежать к паробусу было удивительно легко и просто. Себ готов был поклясться, как краем глаза видел двух бегущих девчонок, одна из которых заливисто хохотала в небеса.

Мрак. Он надеялся, что это ему привиделось. Он никогда не был в доме комиссара и не видел его Ноа с Полин. Хотя последнюю мог бы и узнать по картинам из музея.

Глава 38 День четвертый. Черный гнев

Прием тяготил Вик — мыслями она была в Ветряном квартале, гадая, удастся ли что-то разузнать Себу со своей командой или что-то найти Одли. Хотелось действовать, хотелось двигаться, а не стоять улыбчивым истуканом рядом с явно наслаждающимся вниманием лер-мэром Сорелем и таким же напряженным, как сама Вик, Эваном. Раньше бы от него во всю пахло огнем. Раньше… Воспоминания о его потере полоснули Вик болью — когда-то Эван признавался, что не видит жизни без магии. Привычно согрел теплом через общий эфир Брок — он еще был в дороге. Только Вик хотелось тепла от Эвана. Хотелось греть, жить, дышать в унисон с ним, а не с Броком. И сейчас не прикоснуться к ладони мужа, поддерживая его — кругом сотни глаз, которые все видят и замечают. Они не пропустят такую промашку — даже случайные прикосновения на приеме подобного уровня были под запретом.

Горели тысячи свечей в высоких, хрустальных люстрах, нагревая воздух не хуже парового отопления. На приемах электрический свет, слишком безжалостный к «красотам» пожилых лер и нер, был недопустим. В висках Вик уже начинали стучать молоточки — предвестники головной боли. Двери в залу то и дело открывались, и тогда по ногам скользил сквозняк, принося хоть какое-то облегчение. Громкий голос церемониймейстера объявлял имена и титулы каждого из входящих. И, конечно же, они тут же устремлялись к лер-мэру и Эвану с Вик, чтобы засвидетельствовать свое почтение. Только за это — то, что Вик не пришлось в одиночестве страдать, принимая гостей, ведь лера-хозяйка вечера должна лично поприветствовать каждого, даже сильно опаздывающего гостя, она была благодарная Сорелю. Но только за это. Ей надо столько всего обсудить с Броком и Грегом, а вместо этого она улыбается и здоровается с тем же нером Чандлером, панибратски сообщившем Эвану, что у него чудесно прелестная жена — только сегодня имел честь познакомиться! Чандлера не пронял даже тяжелый взгляд Эвана, только напирающий со спины поток таких же неров сдвинул его в сторону и понес дальше — к напиткам и угощениям.

Вик волновалась: когда Эван примчался домой, чтобы спешно собраться на прием, нерисса Эйр уже увела девочек после пятичасового чая на очередную прогулку, и поговорить с Ноа ему не удалось. К счастью, Эван разделял беспокойство по поводу возможного участия Ренара Каеде в проделках Ноа, если они вообще не были полностью его задумкой. Надо было предупредить парней, того же Одли, надо обсудить это с Грегом и Броком, но вместо этого Вик снова и снова здоровалась с незнакомыми лерами и их супругами, выслушивая притворные заверения в дружбе и уважении.

Диадема, кое-как державшаяся на коротких волосах, давила на голову. Широкий склаваж душил Вик. Парные, широкие браслеты тянули запястья не хуже наручников. Такие же тяжелые серьги усиливали и так нарастающую головную боль. А еще брошь, золотой шатлен, на котором болталась бальная книжка, веер… Эван для приема приказал доставить из Олфинбурга полную парюру Игнисов, и сейчас Вик сияла огненно-красными рубинами в обрамлении красных нефритов. Когда-то она ждала свой первый бал в качестве высокородной леры, но воплощенная мечта — пекло! В прямом смысле этого слова. Вик принялась обмахиваться красным же веером — в тон украшениями. Эвана оставалось лишь пожалеть — она могла хоть ненадолго спрятаться от любопытных взглядов за веером, у него такого укрытия не было. В очередной раз выслушав заверения в преданной дружбе и легкое недовольство пожилой леры, не раз уже присылавшей приглашения, тут же резко пресеченное Эваном, напомнившим, что семья Ренар соблюдает траур, Вик почувствовала дикую благодарность мужу, разрешившему ей наплевательски относиться к своим светским обязанностям и взвалившему этот груз только на свои плечи. Эван словно понял что-то — взял и поймал её за ладонь, сжимая своими пальцами и не отпуская. Даже под многочисленными недоумевающими взглядами не отпуская.

Наконец-то в толпе гостей показался Грег в сопровождении леры Элизабет. Грег, как и Эван, выбрал для приема мундир — пусть и не такой лихой, как его прежний алый, но сидел он на Греге хорошо. Элизабет, еще ужасно бледная после госпиталя, тем не менее сияла ярким, уверенным эфиром — ранг мастера, не меньше. Она в изящном вечернем платье глубокого синего цвета светилась счастьем и голубыми сапфирами — Вик ей даже позавидовала: Грег не заставил её надевать полную парюру Блеков — только диадема, как и положено замужней лере, колье и пара браслетов. Хотя… Судя по мрачности Грега, то и дело сжимавшего правую руку в кулак, может, это и не украшения Блеков, а семейства де Бернье. Когда река желающих поприветствовать герцогов донесла чету Блеков до них, Грег уже откровенно не находил себе места. Вик нахмурилась — она еще побаивалась этого громадного, немного грузного мужчину.

Обменявшись приветствиями, Блек мрачно сообщил, игнорируя напор толпы за его спиной:

— Эван, эфирный фон Аквилиты изменился. Что-то происходит в Ветряном квартале.

Вик вскинулась:

— Там Одли и Себ с парнями.

Грег понятливо кивнул:

— Тогда будем ждать от них вестей. И еще… — он хмуро оглянулся назад, на какого-то молодого хлыща, замершего за его спиной в нетерпении. Грег скрипнул зубами и выдавил: — Надо поговорить. Есть плохие новости о Шутнике.

— Поговорим, — уверил его Эван, и Блеков унесло потоком в сторону — лер-мэр провожал их недовольным взглядом. Впрочем, в спину Блеков почти половина зала смотрела недоумевающе — многие читали газеты прошлых выходных и помнили ужасающие фиксограммы допроса Мюрая.

Пальцы Эвана успокаивающе погладили Вик по запястью:

— Чуть-чуть потерпи. Осталось немного — прибудет принц и…

Лер-мэр встрепенулся:

— Совсем забыл предупредить, милер… Принц прислал свои самые искренние извинения — возникли непредвиденные дела. Он не сможет присутствовать на приеме.

Вик столкнулась с обеспокоенным взглядом Эвана — кажется, Шутник, если он, действительно, Ренар Каеде, решил нанести новый удар, ведь что-то тревожило Грега в Ветряном квартале. Оставалось только ждать и… Старательно улыбаться, отслеживая передвижения Грега по зале — его высокую фигуру было легко найти: он на полголовы возвышался над многими мужчинами. Вик видела, как что-то с улыбкой ему выговаривала Элизабет, и тот кивал, заставляя себя разжимать кулаки, но надолго его не хватало. Что же там творится в квартале?! Одли и Себ же были свидетелями утренней ссоры Грега и Брока, они должны помнить, что начальство нужно ставить в известность! Пусть Вик не начальство, но умирала от неизвестности она точно так же, как Эван и Грег.

Поток бурлил, исследуя столы с закусками и пробуя напитки, которые разносили многочисленные лакеи. Потом, насытившись, поток тек дальше — в другую залу, где все было готово к танцам. Оттуда уже доносилась легкая музыка.

В медленно мелеющей реке приглашенных мелькнула рыжая голова в сопровождении неожиданно каштановой — Вик не ожидала, что Брок придет в сопровождении нериссы Идо. Это было странно — она, как и сама Вик, была в лиловом, полутраурном платье. И как Брок умудрился её уговорить? Прическу Идо украшали скромные розы, как и положено нериссе, из драгоценностей была только жемчужная нить. Скромно, достойно и явно бедно по меркам Аквилиты. Внимание приглашенных разрывалось между парой Блеков и Броком с Идо. Впрочем, Брок был спокоен. Пока спокоен.

Отсекая бурные и велеречивые словоизлияния лер-мэра, Эван, после приветствия, сообщил Броку:

— Найди Грега — в Ветряном квартале назревают неприятности.

— Понял, — кивнул Мюрай.

Эван тут же переключил внимание на нериссу и представил её лер-мэру:

— Лер Сорель, прошу любить и жаловать — мой городской советник по социальной политике Шарлотта Идо. Прошу относиться к назначению со всей серьезностью.

От лер-мэра дохнуло холодом, и Эван сухо заметил:

— Лер Сорель, осторожнее с эфиром — как бы не пришлось отправляться на учебную скамью. Кажется, ваши возможности растут. — Вик видела, как еле сдержал смешок Брок — там не возможности росли, там самоконтроль деградировал семимильными шагами. Он повел нериссу Идо в сторону, на ходу извиняясь перед ней, что придется чуть-чуть отложить знакомство со сливками Аквилиты. Вик предпочла бы вообще не видеть эти сливки. Сейчас её волновали Одли и Себ.

Поток иссекал, но никак не заканчивался. Лер-мэр косился на Вик, явно желая бросить приветствия опоздавших на неё, но Эван не позволил — он заметил, как только возникла небольшая заминка в потоке:

— Мне кажется, лер Сорель, пришло ваше время, как хозяина, открывать вечер… Должен заметить, прием организован великолепно, — он знал, что лер-мэр падок на лесть. Тот позволил себе снисходительно кивнуть, и направился в танцевальную залу, где приглашенных развлекал струнный квартет.

Молоточки головной боли все нарастали из-за волнения за парней в Ветряном квартале, и Вик еле выдержала длинную речь лер-мэра, посвященную Аквилите, её процветанию и немножко герцогам Аквилиты. Потом Эвану пришлось держать ответную речь, потом была пара тостов, потом начались танцы — после них можно будет наконец-то поговорить. На распорядителя танцев было страшно смотреть — кажется, он не предполагал отказ принца, и запасного плана у него не было. Он спешно следил за расстановкой пар для ларисиля — танца-шествия, с которого начинался любой бал или вечер. Первым шел Эван в паре с женой лер-мэра — пышной, яркой брюнеткой в том возрасте, когда уже предпочитают свечное освещение электрическому. Вик вместо принца повел в танце хмурый Грег, тихо сообщивший, что в Ветряном квартале все по-прежнему — эфирное возмущение нарастает, но пока без признаков темных всплесков. Третьей парой был лер-мэр — ему вместо дамы, сопровождающей принца, досталась чуть нервничающая нерисса Идо. Четвертым шел Брок в паре с Элизабет, и отслеживать его эмоции было немного забавно — он умудрялся страдать и гордиться, только Вик так и не поняла, за кого из двух молодых женщин: за Шарлотту Идо или Элизабет — он переживал.

В перерыве между танцами удалось чуть-чуть пообщаться — мужчины отстояли право Вик, Шарлотты и Элизабет не танцевать, чуть ли не грудью закрыв их от желающих в дальнем углу залы. Элизабет, понимая тайну расследования, куда не должна была вмешиваться Идо, отвлекала её беседой, предложив свою помощь в организации детского приюта.

Грег с ходу сообщил неприятную новость, к которой, впрочем, Вик была готова:

— Все проделки Шутника связаны с моим досье, которое я собирал на Брока и случайно оставил без присмотра в гостинице. Там были собраны сведения о «Веселой вдове», добыче потенцита, краже Байо…

Брок нахмурился, ничего не понимая:

— Но Ноа не была замечена в гостинице. Как сведения об этом могли попасть к ней?

Вик вмешалась, признаваясь в собственной ошибке — ведь это она поверила в кузена:

— В дело Шутника может быть вовлечена не Ноа… Сведения могли попасть не к ней, а к Ренару Каеде. Он тот, кого называют кицуне. Он склонен к диким, злым шуткам и умеет создавать достоверные иллюзии. Ноа же могла… Лгать. — все же сказала она.

Эван молчал, пытаясь все осмыслить. Если бы он поднял глаза вверх, то, возможно, заметил бы, как под потолком колыхается темная паутинка — он не раз видел, как Ноа её плела и пускала по ветру. Этими паутинками была оплетена вся Аквилита. У города не было секретов от лоа.

Брок бросил взгляд на уткнувшегося в пол Грега:

— И что нас может ждать?

— Контрабандисты или фальшивомонетчики, — старательно спокойно ответил Блек. Вик заметила, как при этом улыбалась Элизабет, пытаясь поддержать мужа. Завидно было до алых звезд перед глазами — Грегу повезло, а Эвану нет…

— Ммм…

Вик легко прикоснулась к его локтю:

— Не мычи, Брок.

— Я не мычу. Я мыслями собираюсь. Нас ждет или бойня, или пожар. И то, и другое — в Ветряном квартале. Как бы и то, и то — хреново. Главное, Байо с собой не брать — он, когда пугается, творит страшное.

Грег выпрямился и напомнил:

— Он больше не хаотик. Он сильный маг. Если случится что-то страш… — Он осекся — к ним подошел слуга, подавая записку Броку. Вик видела, как напряглись Эван и Грег — их обоих задевало привычное игнорирование констеблями-коренными аквилитцами. Они оба умудрялись узнавать все чуть ли не последними… Вик не надо было принюхиваться, чтобы понять — записку написал Алистер. Скорее всего появились новости от Себа или даже Одли, хотя от него вестей надо было ждать под утро.

Брок, прочитав записку, тут же её испепелил с помощью эфира:

— Плохие новости. Ал сообщил, что из Ветряного квартала вернулся отряд Себа. Они задержали Отиса — тот, как заведенный твердит, что лишь выполнял приказ Чандлера. Еще… Они захватили с собой избитого до полусмерти Финча — тот пока молчит. И… — Брок скривился: — Одли нарвался — ему проломили голову. Говорят — жить будет. У нас вариант номер два — фальшивомонетчики. Ветряной квартал пылает.

Идо стояла не так далеко — она вскинулась, услышав про пожар:

— Мне нужно вернуться домой, леры! Простите, я вынуждена вас оставить!

Элизабет шустро поймала её под локоть — слишком много вокруг внимательных глаз:

— Шарлотта… Не показывайте панику. Первое правило эм… — она явно хотела сказать о жизни с констеблем, но тактично исправилась: — работы советником: никакой прилюдной паники. Мы сейчас чуть прокружим по зале и выйдем наружу — вас отвезут к детям.

Идо, к её чести, не обиделась и не стала возмущаться, а возмущения Брока, у которого из-под носа уводили нериссу, погасил Эван:

— Брок, знаешь нера Чандлера?

— Знаю! — кивнул тот, глазами провожая исчезающую в толпе веселящихся тонкую фигуру Идо. Как назло, заиграл каталь. Тот самый танец, который Вик хотела станцевать с Эваном. Как-то не везет ей в Аквилите с этим танцем.

Эван сухо сказал:

— На тебе его задержание. Грег…

Тот хмуро посмотрел исподлобья:

— Слушаю.

— На тебе Ветряной квартал. Бери магов, и туда на подмогу пожарным. Я же организую поиски Ренара Каеде. — Эван в упор посмотрел на Вик, давая ей выбор — ну какой еще мужчина так поступит! Она чувствовала, что с каждым днем все сильнее и сильнее влюбляется в собственного мужа, хотя казало бы, куда уж больше. — Виктория, ты с кем?

Она сожалела, что не может разорваться:

— Наверное, к Одли в госпиталь. — Там она может оказаться полезной. Да и первой опросит того же Финча, если тот выживет.

— Принято, — согласился с ней Эван. — Грег, Элизабет возьмешь с собой?

— С собой, — ни капли не сомневаясь, сказал тот.

Эван обвел всех сосредоточенным взглядом, словно проверял, все ли поняли задачи, и кратко закончил:

— Тогда, удачи нам, леры!

Уже на улице, наблюдая, как словно лава течет по горной гряде огонь, Вик поняла, что все планы нужно срочно менять. Эван спешно вернулся в зал, заставляя замолкнуть звуки каталя, и громко объявил:

— Красный код! Все маги срочно к управлению по особо важным делам!

Пока неслись в набитом под завязку паробусе, Грег сухо уточнял ранги магов и их возможности. Высокоранговых оказалось мало: сама Вик, Брок, Элизабет, и, неожиданно, Себ с четырьмя констеблями, с которыми он, по его словам, вытаскивал с завода нера Чандлера Одли и Финча. Почему Жюль, Алексис, Свен и Тим, никогда до этого вечера не проявлявшие никаких задатков к эфиру, стали магами было неясно, но, небеса, как это было вовремя! Пожар, видимый с любой точки города, ужасал. Вик боялась даже представить количество жертв. Когда в Олфинбурге горел квартал Белого храма, официально погибло около сотни людей, неофициально говорились совсем другие цифры — на порядок больше, потому что бездомных никто не считал.

Идо сухо перечисляла Эвану то, что считала необходимым срочно доставить к кварталу: одеяла, питье, еду, медикаменты. Тот кивал и соглашался. Кажется, у Идо сегодня посвящение в советники боем.

Грег, стоя в проходе паробуса и угрожающе качаясь на каждом крутом повороте, спешно учил магов держать щит Фидеса. Не плести — просто держать и напитывать эфиром. Оказывается, это плетение дается нелегко, а Брендон — тот еще учитель! Основы защитной магии… Как же! Вершина защитной магии, если верить Грегу. Тот тем временем продолжал:

— …Брок, контролируешь восточный край. Я держу западный.

Вик даже понимала, почему такое распределение — Грег отдавал себе отчет, что был не в форме и быстро добраться до восточного края не смог бы. Ему бы на тренировки, которых он пока умудрялся избегать. Вик одного не понимала — как быстро добраться до северной стороны пожара? Там же лес, там дорог не было. Она чуть не прослушала о себе. Грег кашлянул, привлекая её внимание:

— …Кххх… Вик держит центр вместе с Элизабет. Жюль, Алексис, Свен и Тим — вы встраиваетесь между ними и флангами. Это основные точки полосного щита Фидеса. Себ, ты отвечаешь за контроль над ними и замену при необходимости. Остальные встраиваются сами на одинаковом расстоянии друг от друга. — Он посмотрел на Брока: — Лес по осени обрабатывали противопожарными составами?

— Да. — Брок нахмурился: — Точнее, уточню — телефонирую в лесную службу.

— Будем считать, что туда огонь не пойдет, — отрезал Грег. — Что-то же должно исполняться в Аквилите…

Паробус остановился на площади Воротничков, и Вик тут же натянула на лицо марлевую повязку, чтобы можно было дышать, не закашливаясь от дыма.

Ветряной квартал поражал.

Огонь рвался в небеса, превращая склон горы в филиал пекла. Во все стороны летели огненные искры. Медленно падал жирный, черный пепел, как снегом укутывая все вокруг. Дым стремился в небеса, хорошо еще, что ветер летел прочь от города.

Маги-погодники пытались вызвать дождь, но небеса были сухи.

Водные маги заставляли воду из Ривеноук ползти вверх по склонам, помогая пожарным, но получалось плохо — словно сами боги решили, что трущобы должны сгореть дотла. Заклинания то и дело срывались, окатывая водой всех, кто находился ниже по склону.

Щит Фидеса сплелся у Грега и Брока легко. Только держаться он отказывался, снова и снова разрываясь и задевая плетениями всех, кто оказывался рядом.

Отчаяние и ужас витали в воздухе. Самое страшное, из горящих домов никто не бежал…

Вик еще никогда не молилась так истово, умоляя небеса сжалиться. А еще она знала одно — она доберется до Каеде, если это его проделки, и… Он пожалеет, что родился на этот свет.

* * *

Эван при помощи Идо и Алистера организовал штаб, координирующий работу полицейских, магов, пожарных и врачей. На долю последних работы почти не было — в их руки попадали пока только истощенные маги и пострадавшие пожарные. Хотелось орать в небеса от бессилия.

Огонь — его стихия.

Огонь — то, что всегда слушалось его, то, что всегда подчинялось ему. Одно мановение руки, и огонь потух. Потух бы. Всего седьмицу назад он бы потух. Сейчас только и оставалось надеяться, что магам удастся остановить уничтожающее трущобы пламя, и оно само погаснет, когда пожирать ему станет нечего.

Только щит то и дело срывался, и огонь находил новую еду, набрасываясь на дома. Самое интересное, он полз дальше, прочь из города, не приближаясь к площади Воротничков, только объяснить это никто не мог. Если только ветер тому причиной?

Рядом с Эваном, всматривающимся в очередную попытку растянуть щит Фидеса — его «тащил» на себе от мага до мага Алистер, — встал хмурый, такой-то совсем больной Брендон.

— Недоброй ночи, — сказал он, привычно прячась за приподнятым воротом пальто.

— И тебе недоброй, — отозвался Эван. — А где Марк?

На помощь инквизитора они все очень надеялись.

— Марк не приедет, — дернул плечом Брендон. — Он… Болеет.

То, что Брендон сам его вырубил, чтобы тот не помчался на подвиги, колдун промолчал. Он ткнул пальцем в огонь, лижущий пока еще перистые облака:

— Это моя вина.

Эван удивленно посмотрел на него:

— С чего ты решил?

— Это «Черный гнев». Его не удержать щитом Фидеса. Он подчиняется только колдунам. Или не подчиняется. Я когда-то вызвал его и не удержал. Это мое испытание.

— Испытание? — переспросил Эван. — Это злая шутка. Отвратительная и ужасная.

Брендон пожал плечами:

— Шутка, которая приводит к появлению сильных магов… Так себе шутка. Не находишь?

Эван нахмурился — что-то в словах Брендона было.

Тот криво улыбнулся и сказал:

— Передашь Марку, что я очень-очень просил у него прощения?

Эван все понял и лишь предупредил, протягивая свободное правое запястье:

— Один ты туда не пойдешь. — И ведь Ноа его предупреждала, она говорила, чтобы он скорее смирялся с тем, что стал колдуном. Опоздал. Но, может, еще не все потеряно?

Брендон в упор посмотрел на Эвана:

— Тебе есть что терять. Это мне — нечего. Не стоит. Ты все равно…

— Я колдун или нет?

Брендон без дальнейших возражений принялся выводить кончиком ножа новую руну.

Никто не увидел, как они оба шагнули в пламя, чтобы усмирить «Черный гнев».

Глава 39 День четвертый. Иглобраз

Леви выжимал из себя все, оставив за кормой Вернию и сейчас скользя над широкой водной гладью дельты Ривеноук. Аквилита вырастала на глазах, и Андре, стоя у переднего окна, молилась про себя, чтобы алый огонь, пожирающий гору, наконец-то погас. Она знала, что Грегори совершенно точно будет в первых рядах сражающихся с огнем — он иначе не мог. А если он там, то там и Элизабет, а ведь она только-только из госпиталя! Она еще слаба, она еще больна, но упряма хуже стада буйволов — Грегори её не переспорить. Храни их обоих небеса! Андре сейчас должна быть рядом с ними, хотя бы рядом с Лиз, чтобы помогать ей. И какого рогатого демона её понесло в плавание на Леви! Анри мог и сам найти и привезти потенцит. Глупая мечта о плавании привела к тому, что брату и новой сестренке нужна помощь, а она пока болтается в воздухе, не в силах помочь…

Рядом, но уже не обнимая и пытаясь держаться не меньше, чем на расстоянии ладони, чему узкая, небольшая рубка отнюдь не способствовала, стоял Анри. Он хмурился, но молчал — Леви и его экипаж ничем не могли помочь в борьбе с огнем. Леви, наоборот, опасно приближаться, чтобы не оказаться вблизи разлетающихся во все стороны огненных искр — в баллонетах дирижабля водород. Одна искра, и Леви погибнет. На входе в дирижабли даже зажигалки сдавали, чтобы не допустить случайной искры.

У боковых окон Леви замер остальной экипаж, свободный от вахты. Пожар никого не оставил равнодушным. Яркое и привлекательное, как ядовитый цветок, зрелище.

Огненная река, ничем не сдерживаемая — никто из присутствующих, кроме Каеде, не был магом и не видел бесплодных усилий на земле по плетению эфирного щита, — текла на восток, все дальше и дальше в сторону Танцующего леса. Страшно представить, что творилось там: паника, агония, торжествующая смерть — от огня, от жара, от забивающего горло пепла. Андре обняла себя руками — не чтобы защититься от холода, от зрелища её как раз бросило в жар, — она обняла себя руками в надежде успокоиться. Хорошо, что Анри оказался очень понятливым и больше не лез с объятьями. Сейчас ей было не до того.

Мягко прозвучало рядом:

— Андре, там много магов. Там справятся с огнем. — Анри посмотрел на девушку и понял, что она как раз волнуется за магов: её брат и сестра по браку были эфирниками.

Неожиданно между горящими домами, по середине улицы, рванули прямо в пламя две фигурки. Андре быстро настроила увеличение в окулярах, но картинка не стала четче — возможностей гогглов не хватало.

Ренар Каеде, тоже заметив бегущие в огне фигуры, пояснил, словно для неё:

— Брендон Кит и Эван Ренар — судя по эфирным всплескам. Их эфир ни с чем не перепутать.

Андре побелела и пошатнулась несмотря на то, что Леви шел плавно. Анри деликатно, за талию, поймал её и тут же отстранился. До чего понятливый принц!

Андре прошептала, не заметив, как сел внезапно голос:

— Не может быть… У Бр… У Кита же заблокировано большинство рунных цепей! Он не справится. Он не сможет пропустить столько эфира через себя. Ему нельзя в пламя…

Анри мягко напомнил, замечая тревожный взгляд Каеде, который тот кидал то на Андре, то на творящееся на земле:

— Я слышал, что он способен держать щит Фидеса — это вершина магии.

Андре повернулась к нему — гнев кипел в ней:

— Анри, вы тоже способны копать от сюда и до заката. — от возмущения она перешла на вы, заставляя принца недовольно кривиться. — Но подумайте, что потом будет с вашей раненой рукой!

Он виновато опустил голову:

— Прости, я не подумал.

Андре без слов повернулась к окну и замерла — она потеряла из виду мелкие мужские фигурки. Хотелось надеяться, что огонь не поглотил их. Она снова и снова искала их в языках пламени, в клубах дыма, в агонии рушащихся домов и не находила их. Черный, непроглядный дым заслонил все, мешая поиску. Небеса, остановите этот пожар… Зачем, для чего такое испытание… Почему боги так немилосердны.

Хотя главный вопрос, который терзал её: почему она так глупа и не смогла настоять на своей помощи Брендону?!

Каеде тихо сказал:

— Милер… Я должен быть там. Позвольте мне помочь.

Андре снова резко развернулась, чтобы удивленно увидеть, как Каеде, видимо, следуя традициям Нерху, опустился перед побелевшим принцем в земном поклоне. Команда тоже замерла, на лицах мужчин читалось неприкрытое изумление.

Анри впервые не улыбался, растеряв весь запас своего оптимизма. Даже брови сжались на переносице, заставляя шрам бугриться и сильно краснеть.

— Каеде… Встаньте! — Он быстро справился с охватившим его удивлением. — Если можете помочь — конечно же я вас отпущу. Только Леви не сможет подойти близко к пожару.

Каеде резко поднялся на ноги, замирая на вытяжку перед принцем:

— Это и не надо, милер. Не рискуйте «Левиафаном» и командой. Прикажите сейчас открыть люк — я покину дирижабль. Не беспокойтесь — я постараюсь вернуться к утру.

Андре в безумной надежде помочь Брендону поймала руку Анри и крепко сжала её:

— Прикажи поднять Леви выше — для прыжка с парашюта высота мала. И, Каеде, я с вами. Правда, я никогда не прыгала с парашютом, но я не прочь попробовать.

Рыжеволосый, всегда выглядевший идеально — даже после земного поклона он не одергивал одежды, чтобы привести их в порядок, — уже направлявшийся прочь из рубки мужчина обернулся к Андре:

— Я маг. Мне не нужен парашют, кера.

Она взмолилась — у Брендона должен быть шанс на спасение, и это — она:

— Возьмите меня с собой! Я должна быть там — я должна разблокировать рунные цепи, иначе Брендону не справиться с огнем.

Анри отдернул в сторону руку, пытавшуюся вцепиться и удержать Андре, старательно сжимая пальцы в кулак. Каеде заметил этот жест и посмотрел на Андре, веско замечая:

— Вы понимаете, что, возможно, это путь к смерти? Что нет никакой гарантии, что Кит справится, и вы выживете.

Андре побелела, еле подавляя родовой гнев Блеков — вот же не повезло с наследством! Надо взять себя в руки и отстоять свое право на помощь, право Брендона на спасение.

— Я понимаю одно — без моей помощи Брендон точно погибнет. Эфир сожжет его, пытаясь пройти по заблокированным каналам. Пожалуйста, Каеде, возьмите меня с собой. Я не буду мешать. Мне только нужно добраться до Брендона — о большем и не прошу.

Анри за спиной девушки вмешался в разговор:

— Каеде, если вы возьмете Андре с собой, если поможете ей… — Голос его был сух и безжизнен. — То любая награда, все, что пожелаете, будет ваше. Слово чести.

Девушка заметила, как на миг прикрыл глаза Каеде, а потом, словно решившись, сказал:

— Я ничего не обещаю, кера Риччи. Все будет зависеть только от вас, но к Брендону Киту я вас доставлю. Надеюсь, вы понимаете, на что идете.

Она шагнула к Каеде:

— Я готова.

Андре обернулась к Анри и светло, солнечно улыбнулась — без его помощи у неё бы ничего не вышло:

— Спасибо. Спасибо за все. За Леви, за плавание, за приглашение на гонку…

— Я буду ждать — я не приму участия без своего механика, — твердо сказал Анри.

Она закивала, соглашаясь с ним и продолжая улыбаться. Обвела взглядом всех напрягшихся мужчин, взгляд зацепился на штурманский стол, и Андре с извинениями схватила копировальный карандаш:

— Я потом верну, честное слово!

Моне лишь кивнул. Андре пошла вслед за Каеде, оставляя за спиной Анри, гонку трех океанов, волнующихся мужчин и, возможно, свою жизнь. Каеде не обещал, что Кит справится, а Андре не знала точных рунных цепей Брендона. Она не знала, справится ли сама, хватит ли её сил и знаний, но разве это повод отказывать в помощи?

В рубке прозвучало отрешенным голосом Анри:

— Носовые двигатели — торможение!

— Есть носовые двигатели торможение!

— Стоп, машина!

— Есть стоп машина!

Зазвенел телеграф, и Леви вздрогнул всем телом, зависая в воздухе.

Андре на миг замерла, ловя Каеде за узкую длинную ладонь — все же так прощаться с Анри было нелепо:

— Простите, на секунду…

Впрочем, Анри сам не сдержался, вышел в коридор, помогая Каеде открывать люк. В узкий коридор рванул холодный, ночной ветер. Прозвучала простая и такая нелепая инструкция:

— Кера, крепко возьмите меня за шею и не отпускайте ни за что!

Андре лишь кивнула, а потом все же поцеловала Анри в щеку:

— Будь счастлив — даже принцы этого заслуживают…

Анри ничего не сказал в ответ. Она улыбнулась и подошла к Каеде со спины, хватая его за шею и ничего не понимая. Руки Анри обхватили её за талию, поднимая вверх и помогая ногами обхватить Каеде, чтобы точно удержаться. Странно, что мужчина даже не возмутился. А потом… Каеде шагнул прямо в воздух.

Андре заорала бы от ужаса и восторга, переполнявшего её, но тугой ветер выбил из неё дыхание, заставляя бороться за первый вдох. Шея под её руками раздалась в стороны и обросла густой рыжей шерстью, нагло щекочущей нос. Только бы не чихнуть в эту рыжую роскошь — Андре не знала, как на такое отреагирует мужчина. Каеде резко вырос в размерах, превращаясь в лиса. Он был огромнее любого животного, которого до этого видела Андре. Впрочем, со слонами она не сталкивалась, так что возможно слонам Каеде и уступал в размерах. Он легко, словно воздух был тверд, как и земля, мчался над крышами Аквилиты, лишь изредка действительно отталкиваясь от домов, попутно обрушивая красную черепицу.

Огромный Леви превратился в небольшую точку на черном небе — он спешил в эллинг.

Поборов первый страх, Андре даже попыталась выпрямиться, чтобы сесть на лисе, как на коне, но гордой наездницы из неё не получилось — возмущенный Каеде хлопнул её одним из длинных, пушистых хвостов, заставляя обратно прижиматься к спине. Хвостов у него было три. Знать бы еще, что это значит. И значит ли.

Лис промчался через полгорода, пролетая через площадь Воротничков и врываясь в пламя. Андре на миг сжалась от ужаса, ожидая ожогов, но пламя словно избегало лиса. Или это была магия. Лис мчался через треск рушащихся домов, через рев огня, через крики… Андре обернулась — оставшиеся за спиной маги что-то орали им в спину, но слов было не разобрать. Криков же умирающих в пламени не было. Тут вообще никого на агонирующих улочках не было. Даже крыс.

Каеде летел, хвостами отмахиваясь от пламени, он словно знал, куда надо бежать в этом рыжем от всполохов огня, дымном пекле. Он резко в прыжке прыгнул на какую-то площадь, замирая, и Андре от неожиданно прерванной скачки не удержалась — перелетела через его голову, чуть не падая — уже мужские руки Каеде поймали её в последний момент.

— Удачи! — сказал он ей и напомнил: — Не рискнешь — ничего не получишь!

Словно она хотела что-то получить… Ей бы Брендона успеть спасти! Тут не до наград, или что там имел в виду Каеде. Он, на лету обратно превращаясь в лиса, взвился в небеса и полетел дальше, тут же теряясь в языках пламени. Оно тут было везде. Поднималось выше трехэтажных домов. Летело в лицо. Рвалось попробовать на вкус. И не могло коснуться Андре, словно Каеде все еще защищал её, хоть и не обещал ничего подобного. Дышалось легко, несмотря на явный жар и пепел, метавшийся в воздухе. Андре заставила себя сделать первый шаг к Брендону, боясь, что защитный кокон останется позади.

Брендон, все так же в черном свитере и широких, сейчас серых от грязи штанах, замер по середине площади, что-то спешно вырисовывая на брусчатке. Сперва Андре показалось, что это мелок, но подойдя ближе, она поняла, что это кровь. Брендон выводил руны своей кровью.

Заметив, хотя, скорее, почувствовав кого-то рядом, он удивленно приподнял голову вверх, замирая и мотая головой в диком изумлении.

Время словно остановилось. Или Каеде его остановил? Как остановил голодное пламя.

Мужчина недоверчиво поднялся с корточек:

— Что ты тут делаешь?

В отличие от Андре, ему было плохо — по грязному, серому от пепла лицу тек пот, оставляя за собой красные, припухшие из-за ожогов дорожки. Брендон тяжело дышал, словно боролся за каждый вдох. От него пахло потом и гарью. Его светлые волосы висели сосульками и откровенно были подпалены — путь через пламя ему дался тяжелее, чем Андре.

— А ты что тут делаешь? — возмутилась она, доставая из кармана брюк позаимствованный копир и слюнявя его кончик — иной воды тут не было: — Живо снимай свитер — вот тут ты точно не замерзнешь!

Он растеряно протянул руку к ней, как будто надеялся, что она всего лишь галлюцинация — до этого он избегал любого контакта:

— Ты… Пришла сюда… — его голос звучал растерянно.

— Чтобы разблокировать твои рунные цепи! — Андре снова скомандовала — она боялась, что волшебства Каеде хватит ненадолго: — Свитер снимай!

И почему она тогда отказалась от предложения отца Маркуса? Владей она сейчас эфиром, она могла бы помочь чуть больше, чем разблокировкой рун. Иногда она тоже ведет себя, как глупый баран, или, вернее, иглобраз, как Брендон.

Он, послушно обнажаясь, стащил свитер, продолжая мотать головой — кажется, он до последнего надеялся, что Андре растворится в воздухе, как призрак. Она нахмурилась, наклоняясь ниже и всматриваясь в цепочки рун, которые вились по всему торсу мужчины. Сюда бы Грегори — вот кто легко читал и разбирал цепи, она его жалкая ученица, но сейчас пришло время сурового экзамена и отступать, чтобы вернуться к учебникам, нельзя.

— Какая красота… — не сдержалась она, прикасаясь к гладкой, чуть влажной коже.

Брендон уже смирился с её существованием:

— Да, я над этой цепью два года работал.

Андре не удержалась от смешка:

— Я вообще-то твои мышцы имела в виду — красиво!

Колдун впервые не нашел, что ответить. Лишь терпел, когда карандаш рисовал что-то на его коже.

Брендон оглядывался вокруг и не понимал, почему время остановилось. Чья рука привела сюда Андре? Кто помогал ей сейчас? И кто выведет её из этого пекла потом…

Она рисовала и рисовала. Её пальцы скользили по его коже, внимательно проверяя каждую руну. Близкое дыхание щекотало и заставляло думать не о выпущенном когда-то «Черном гневе», не о пламени, не о матери, сожженной на костре инквизицией, не о своей ошибке тогда, больше десятка лет назад, когда он мстил инквизиторам и не удержал «Черный гнев», спалив монастырь и прилегающие земли… Он думал о девушке, о том, что принц теперь будет думать глупости о них с Андре, о том, что состязаться в привлекательности с Анри, между делом способным подарить целый завод, невозможно, о том, что Андре уже несколько раз предлагала ему свою помощь, а он отказывался, как гордец. О том, что ему нечего предложить Андре. Впрочем, она ничего и не ждала от него, наверное. У неё есть принц. Но кто же выведет её из этого пекла?!

Она, тяжело дыша, закончила ход вокруг него:

— Я больше ничего не могу сделать — главное я разблокировала. Но этого может не хватить… — Её губы посинели от краски копира — она снова и снова смачивала карандаш, рисуя руны. Она облизала сухие, лопающиеся от жара губы, и Брендон заметил, что и язык у Андре был синим. Капельки пота текли по её лицу, короткие пурпурные волосы топорщились мокрыми иглами. И все же она была бесподобно хороша, даже в форменной тужурке «Левиафана» с морским королевским змеем на шевроне — словно помеченная принцем «Моё! Не трогать!». Только дикое желание, которому Брендон год за годом запрещал просыпаться в сердце, умоляло хотя бы попробовать… Он положил руки Андре на талию — он устал быть в одиночестве. Хотя бы сейчас, хотя бы перед смертью можно чуть-чуть позволить себе…

Он притянул Андре к себе, тут же почувствовав, как она сопротивляется. Брендон был понятлив — хотя бы в таком. Он отпустил Андре, тут же повинившись:

— Прости…

Она рыкнула на него:

— Совсем с ума сошел?!

Он твердо повторил:

— Еще раз прости!

Она стукнула его в грудь кулаком — не больно, но обидно:

— Нашел, когда обниматься! А если я руны смажу?! И вообще… — она дернула ворот тужурки. — Вытаскивай нас отсюда, Брен.

Он опешил — он все же надеялся, что принц все продумал и готов её вытащить из пекла — даже если Брендон справится и погасит «Черный гнев», высокая температура еще долго будет сохраняться на пепелище. У Андре нет столько времени — ждать, когда остынет. Она потеряет силы и жизнь гораздо раньше — она же не маг.

— Разве тебя не заберут?

Андре отважно улыбнулась, словно маленькое солнышко выглянуло из-за туч, и призналась:

— Мне такого не обещали. Чудо, что до тебя донесли.

— И ты пошла… — Он такого самопожертвования не заслужил, вот точно. Он костьми ляжет, но вытащит её отсюда. Его ладонь потянулась к её щеке, но не прикоснулась — Андре тяжело опустилась на горячую брусчатку — сил стоять не было. Гул проснувшегося пламени навалился, заставляя давиться горячим воздухом и чувствовать, что смерть безумно близка.

— Еще скажи… что не должна была.

— Не должна. — он сел у рун, по новой проверяя рисунок. Андре оперлась спиной на его бок, тяжело и жарко. — Я не уверен, что у меня получится.

Она обреченно кивнула:

— Значит, мы останемся тут.

— Зачем ты пошла сюда за мной?! Я не собирался возвращаться. Мне не к кому было возвращаться…

Андре напомнила:

— К своему белому как мышь другу… Вы так забавно пререкаетесь… Он любит тебя… Ладно… Уважает. Дорожит… Еще к кому-нибудь. И вообще, Брендон… Чтобы было к кому возвращаться… Сперва надо втянуть иглы, иглобраз! — последнюю фразу она еле просипела — жар высушил голосовые складки, и говорить было нечем. Глаза её то и дело закрывались сами по себе — клонило в сон. Или уже в смерть. — Не бери в голову… Я знала, на что шла… Я справилась — это главное.

Глава 40 День пятый, точнее ночь. Наконец-то правда

Огонь узнал его и теперь ластился, как заскучавший кот. Раньше огонь воспринимался не так — он был врагом, которого надо было победить и удержать, теперь это был друг, предлагавший свою помощь.

Тяжелые капли крови капали на брусчатку, на которой Эван выводил символы — Брендон набросал ему на листе бумаги перед уходом основные руны, сказав, что остальное подскажет сердце. Сердце же подсказывало отнюдь не руны. Сердце трепыхалось от осознания — Эван узнал прячущийся в огне эфир. Не узнать его, когда каждый день сталкиваешься с носителем, невозможно. Оставалось понять, почему Вики и Брок скрыли это от него. Почему промолчали и не сказали, что Полин втянули в грязные дела — в каждом языке пламени горел её эфир, общий для Вики и Брока.

Окровавленный палец скользил по грязным камням, и думать, какую заразу Эван тут может подхватить, не хотелось. Стоило поспешить — где-то там, дальше, куда ушел Брендон со словами, что Эвану есть к кому вернуться, а значит, соваться вглубь огня не стоит, — колдун готовился к обряду. Его алый эфир тоже ни с чем не перепутать.

Эван выпрямился, вглядываясь в незадевающее его пламя:

— Полли, во что же тебя втянули?

Он не надеялся на ответ — Полли, если и была тут, то где-то далеко.

Он скривился: прокля́тая система поиска пропавших людей в этой про́клятой Аквилите снова дала сбой. Эван знал — Поттер не стал бы скрывать пропажу Полин, точнее даже, пропажу девочек, ведь Ноа тоже была где-то здесь. Он обратился бы в полицию. Только Эвану не сообщили об этом, и это значило одно — снова какой-то винтик в синей полицейской форме отказался принять заявление, напирая на пресловутые трое суток. Эван скрипнул зубами — если он отсюда выберется, если он выйдет живым из схватки с Ноа, то первым же делом вобьет в головы констеблей простое правило: пропавших детей начинать искать надо сразу же!

Ноа… Кажется, это была только его ошибка. Он поверил в то, что Тонтон-макута победил в Олфинбурге Ривз. Он поверил в то, что Ноа — не Тонтон-макут, а его жертва, тоже ставшая лоа. Только огонь вокруг Эвана доказывал, что это не так. И Тонтон-макут взялся за старое — в это раз он засунул в свой мешок Полин. Хотелось орать, хотелось ругаться на самого себя: ведь помнил, как тот изъяснялся первое время — дети так не говорят. Ноа стала… Эван поправил себя: Тонтон-макут стал похож на ребенка только со временем — видимо присмотрелся к поведению Полин и начал меняться. Байо говорил, что видел Ноа шестнадцатилетней девчонкой, сегодня утром Ноа выглядела не старше двенадцати — Тонтон-макут умел учиться и перестраиваться. Эван больше не попадется на его уловки. Понять бы еще, как Тонтону удалось избежать призыва в гексаграмму. Впрочем, это как раз неважно.

Время вокруг замерло на пару ударов сердца — пламя остановилось, а потом… Мир взорвался алым эфиром. Эван полоснул себя по запястью, пуская кровь, дарующую силу. Он должен сделать больше, чем ослабленный инквизицией Брендон — он должен вернуться из этого пламени, он должен оттаять со временем и найти ту, к кому стоило возвращаться. Эван знал — пламя ему подчинится. Он не боялся его, и все же устоять на ногах оказалось демонически сложно, когда, раздирая его жилы, не готовые пропустить через себя столько силы, из него вырвался злой алый эфир. Пламя только сильнее рвануло в небеса, словно в него подбросили новых дров. Огонь орал от счастья, он рушил дома и плавил металл, он отказывался подчиняться из соскучившегося кота превратившись в дикого озлобленного зверя.

Наверное, стоило вскрыть и другое запястье, давая больше крови, но Эван заставил себя успокоиться, взять себя в руки — гнев не гасят еще большей яростью. Гнев гасят радостью. Гнев гасят счастьем. Гнев гасят умиротворением. Гнев гасят любовью. Эван заставил себя вспомнить сонную и лишь тогда умиротворенную Вики, её поцелуи и объятья, её целеустремленность и храбрость. Он вспомнил застенчивую улыбку Полин, гордого Поттера, годами служившего в доме не ради денег, а из уважения к семейству. Он вспомнил влюбчивого Брока, мрачного Грега, отказавшегося отступать от любимой даже под угрозой отлучения от рода, Одли, увлеченного только службой, Байо, Арбогаста и многих, многих других… Где-то далеко кто-то, кажется, целовался. Судя по эфиру, это точно был Брендон, но где бы он взял в этом пекле ту, к которой стоит вернуться? Он точно должен вернуться.

И пламя с шорохом опало. Угли стали остывать, пепел быстро прибило к земле, на которой ничего не осталось — даже каминные трубы не выдержали жара. Эван скривился — это была не иллюзия. Он до последнего надеялся, что Шутник, кто бы не скрывался за его маской: Каеде, Ноа или Тонтон-макут, — и в этот раз будет верен себе, лишь создавая иллюзию пожара. Мрачный, тут же погрузившийся в непроглядную тьму пустырь вместо трущоб не был иллюзией. Оставалось понять — что же кардинально изменилось именно сегодня? Или… Это не проделки Шутника?

Стояла удивительная после шипения пламени и грохота рушащихся домов тишина. Дым ветром снесло прочь, и наконец-то на небе снова появились звезды и ущербная Луна. Откуда-то от леса донесся неуместный детский смех и шорох лап. Из темноты вырос огромный рыжий лис, выше Эвана на пару футов. На этом наглом Каеде сидели Полин, обнимающая её Ноа, сейчас выглядевшая лет на девять, не больше, и… Неожиданно Андре. Брендон, вцепившийся рукой в рыжую шерсть, шел рядом с лисом. Тот остановился перед Эваном и глянул на него ореховыми оценивающими глазами.

Полин робко улыбнулась и почему-то испуганно пискнула:

— Па…

Ноа толкнула её в бок и сама закончила:

— …па!

Уже хором девочки, почти не отличавшиеся друг от друга, только одна белая, а вторая черная, как ночь, и обе припорошенные пеплом, выдавили из себя:

— Мы больше так не будем!

Эван замер, не зная, что сказать. Брендон дернул голым плечом и разрядил обстановку, хмуро заметив:

— Они всю дорогу до тебя репетировали, между прочим.

Эван, обведя глазами серую от пепла пустошь и понимая, что все это дело рук девочек, только и выдавил из себя:

— Седьмицу без сладкого, как малость! И это только за побег из дома.

Лис толкнул его лобастой головой в бок, направляя прочь с пепелища. Он был прав — тут не совсем подходящее место для разговоров.

До площади Воротничков они еле дошли, и то только потому, что им навстречу рванули маги — Брок подставил плечо Брендону, Эвана подперла Вики, обнимая за талию и помогая идти. Нерисса Идо — вот же чудо достанется Броку, если тот сможет удержать её, конечно, — первым делом выдала каждому по большой кружке воды. Брендону еще достались плед и доктор. Эван доплелся до фонтана, щедро ладонями зачерпывая воду и умывая первым делом девочек, опасливо продолжавших жаться к уже человеческому боку Каеде, а потом принялся смывать с себя пепел и пот. Ворот потрепанного пламенем мундира тут же промок, но Эвану было не до приличий. Каеде же — и что с этим парнем не так?! — даже пройдя через пламя остался изысканно чист и опрятен, словно прятался за иллюзией. Андре, вырвавшаяся из объятий Грега, чуть не с головой занырнула в фонтан, смывая сажу и пот. У неё были чудно синюшные губы, и Алистер не удержался, первым делом проверяя её каналы — не стала ли кера Риччи нежитью? Вырвавшийся из цепких лап докторов Брендон тоже щеголял синими, неживыми губами. Заметив кончик карандаша-копира, торчавшего из кармана тужурки Андре, Эван не сдержал смешка, выпивая уже вторую кружку воды подряд, — он понял, откуда появилась синюшность. Тем более, что плед на плечах Брендона то и дело разлетался и показывал смазанные синие же руны. Идо и бледная, явно крайне уставшая лера Элизабет хлопотали над девочками, уговаривая их попить и что-нибудь съесть. Каеде замер величавой статуей самому себе, проигнорировав кружку с водой, которую ему буквально впихнула в руки Идо.

Алистер и остальные констебли притащили стулья, поняв, что оторваться от фонтана пока никто не в силах — Вики заметила кровь на запястье Эвана и принялась её отмывать, одновременно накладывая избыточную, не иначе от испуга, целебную сеть. Уговоры мужа она пропускала мимо ушей, пытаясь понять, как она не заметила его уход — и куда! — в пламя. Её не успокаивало даже стойкое алое сияние, исходящее от Эвана — он вернул себе владение эфиром, став колдуном. К сожалению, это означало грядущие проблемы с инквизицией.

Когда все, кто хотел, расселись, Эван, оставшийся на ногах, все же задал вопрос тоже стоявшему Каеде:

— И что все случившееся значит?

Тот выпрямился, хотя казалось, куда уж больше, и просто сказал:

— Это все только моя вина.

— Не сомневаюсь, Каеде. Я жду объяснений. Произошедшее вышло за рамки диких, но еще никого не убивавших шуток. — из-за присутствия девочек Эван старался говорить мягче, чтобы потом Полин и… Все же возможно Ноа не снились кошмары от осознания того, в чем им пришлось участвовать.

Ноа тут же вскочила со стула и бросилась вперед, загораживая собой Каеде:

— Это не он устроил! Это я! Я и немножко Полли.

Полин на стуле чуть съежилась — она не была настолько самоуверенна, как Ноа. Вики, легко погладив Эвана по плечу, направилась к Полли — ей она нужнее.

Руки Каеде легли на плечи Ноа:

— Прошу, не вмешивайся. То, что случилось, только моя вина.

Она шагнула вперед, пытаясь вырваться из его рук, но снова оказалась притянутой к нему:

— Это я! Я все сделала.

— Ноа! — веско сказал Каеде. — Будешь настаивать — накажу.

Она хотела возмутиться, но вмешался Эван:

— Простите, но у вас нет права наказывать Ноа. Она моя воспитанница, а не ваша.

Сейчас невозможно было не заметить — поведение Ноа в очередной раз изменилось. Ноа прошла трансформацию от пугавшей Вики еще седьмицу назад темноты, от мрака, отрешенно шепнувшего Эвану: «Живи!», от читавшей лекцию о гибели мира темной не имевшей постоянной формы тени до почти обычного, может, чересчур предприимчивого и умного ребенка. Она обернулась к Каеде и показала ему язык:

— Понял? Не грози мне — у тебя нет такого права!

— Ноа! — Каеде заглянул ей в глаза: — пожалуйста, веди себя достойно!

Взгляд Эвана метался от девочки к Каеде. Сейчас Эван все бы отдал, чтобы понять, кем же на самом деле была Ноа: Тонтоном или его жертвой?

На площадь влетели и тут же припарковались, отвлекая внимание на себя, несколько паромобилей. Из первого спешно вырвался, опережая свою охрану, принц Анри. Он пронесся через толпу полицейских и остановился только заметив Андре. Он криво улыбнулся, увидев стоявшего рядом с ней Брендона:

— Добрый вечер, леры и керы. — персонально Андре, он прошептал: — Я рад, что все закончилось хорошо.

Он шагнул мимо неё — к Эвану и Каеде, громко замечая:

— Лер Игнис, прошу прощения, что прерываю вас, но вынужден напомнить: Ренар Каеде — мой офицер и на данный момент вернийский подданный. Он находится под моей защитой. Ни арестовать, ни задержать вы его не вправе — он офицер моего охранного конвоя. На нем дипломатический иммунитет.

Эван повернулся к так некстати появившемуся принцу:

— Пока никто не собирается никого арестовывать. — первое слово он выделил особо.

Анри вздернул по-королевски подбородок:

— Ни пока, ни вообще, ни в частности, никак!

Каеде мягко сказал:

— Милер, я благодарен вам за защиту, но считаю себя обязанным объяснить все случившееся. Во избежание наказания непричастных к случившемуся.

Полин снова заерзала на стуле, и Вик подхватила её на руки, что-то утешающе шепча.

Ноа снова не выдержала:

— Это все я! Я, а не Каеде.

Тот крепче прижал девочку к себе и снова напомнил:

— Помолчи, Ноа, не вмешивайся в дела взрослых!

Ноа вырвалась из его рук, подбегая к Вик и обнимая её за талию:

— Больно надо! Зато Полли теперь настоящая девочка. Можете проверить — если ей порезать палец, то потечет настоящая кровь, а не эфир!

Каеде не выдержал первым:

— Ноа, если лер Эван не накажет тебя луной без сладкого за излишнюю кровожадность, то это сделаю я. По праву нашего контракта с тобой.

Та предпочла спрятаться за помятой, грязной от пепла пышной лиловой юбкой Вик:

— Я лоа! Мне и так неплохо. Буду жить в Аквилите, радоваться, проказничать…

Каеде твердо сказал, пугая Ноа и заставляя её выбираться из-за юбки Вик:

— Я. Назову. Твое. Настоящее. Имя. — он повернулся к Эвану: — и это отнюдь не Тонтон-макут.

Ноа расплылась в широкой, не обещающей ничего хорошего улыбке — скорее даже злобный оскал, а не улыбка:

— Только попробуй!

— Тогда, пожалуйста, помолчи.

Ноа зашипела, как лоа, но когда рука Вики опустилась на её плечо, привлекая к себе, замолчала и сама прижалась к ней:

— Я была хорошей девочкой, правда-правда. Это как лоа я чуть-чуть плохая. Но тут я делала добро! — упрямо закончила она.

Никто с ней не был согласен — сгоревшие трущобы то и дело напоминали о себе полным пепла ветром, но её это не волновало. Каеде заставил себя отвернуться от девочки к Эвану:

— Я признаю свою вину в случившемся. Я отвечаю за Ноа — с того самого дня, как был уничтожен Тонтон-макут. Я сдерживал её порывы, я обещал сделать её настоящей девочкой — она заслужила детство без боли и памяти о Той стороне. Сегодня я не уследил за ней.

Анри самовольно вмешался, удивляя Каеде и окружающих:

— Мои планы на вечер изменились: вместо обещанного свободного времени, Каеде был вынужден сопровождать меня. И делаю официальное заявление: Ренар Каеде, заметив разгорающийся пожар, тут же вызвался помочь. Без приказа. Без угроз или уговоров. Сам. Добровольно.

Ноа обиженно вскрикнула:

— А как же "все, что угодно"?!

— Ноа! — кажется, у Каеде это было любимое слово этим вечером. — Не вмешивайся!

Та снова показала язык. Каеде стойко проигнорировал её:

— Я планировал небольшую проделку тут в Ветряном квартале, но видимо без моего пригляда, хоть я и предупреждал Ноа не вмешиваться, она решила сама развлечься.

За спиной Эвана раздался ропот — развлечения королевского Ренара и лоа чуть не закончились катастрофой для города.

Эван глядя на Каеде в упор спросил:

— Это ваших рук дело — иллюзия джаухара у Блека?

— Моё. — согласился Каеде. Ноа пискнула:

— Зато он научился не отказываться от счастья!

Эван посмотрел на девочку, кивнул ей, а потом вновь спросил Каеде:

— Это вы создали иллюзию событий в «Веселой вдове»?

Ноа опередила Каеде, выдавая его с головой:

— Зато он повзрослел и перестал убиваться по мелочам. Особенно по пострадавшей чести!

Брок поперхнулся словами — для него «честь» и «мелочи» были несочетаемыми словами.

Ноа спешно перечисляла:

— А лера Элизабет сама хотела быть магой! Пойди она сама в катакомбы, все бы закончилось её смертью. А Лео заслужил быть уважаемым магом! А Полин — настоящей девочкой. А эти… Которые напугались в конторе, тоже были награждены — они стали магами. Вообще, все всегда заканчивалось хорошо. Вот! — Она тут же передразнила Каеде: — все, все, Ноа молчит!

Эван спросил Каеде, замечая, как нахмурился принц Анри, кажется, впервые задумавшись, кому он пообещал защиту:

— Зачем вы это делали, Каеде?

Тот спокойно ответил, словно ожидал такого:

— Мне более трехсот лет. Прожив столько, становится скучно. Я ёкай. По-вашему демон. Игры в людей — то, что скрашивает мое долголетие. Вам не понять этого — вы бабочки-однодневки для меня.

Ноа вскинулась и… Промолчала под его тяжелым взглядом.

— Повторю еще раз, Каеде. Зачем вы это делали?

Каеде молчал.

— Зачем вам нужна была такая прорва эфира?

Он все еще молчал.

— Для Ноа? — все же спросил Эван — для себя он все решил.

Ноа снова вмешалась:

— Даже прорвы эфира леры Виктории не хватило, чтобы подарить настоящую жизнь Полли. Как вы думаете, сколько эфира понадобилось для меня? — она передернула плечами: — Каеде хороший. И тут я тоже делала хорошее, доброе дело, раз уж Каеде оказался занят. И луну без сладкого я как-нибудь перенесу, хоть и не заслужила наказания. Тут было хорошее дело!

Эван переключил свое внимание на девочку — все же понятие хорошего у Ноа его пугало:

— Хорошее дело? Ты так уверена?

— Хорошее! — настойчиво повторила она. Если она сможет доказать это, то лучшей сестренки для всегда тихой и боязливой Полин можно и не искать, но небеса, как же Эвана пугало «хорошее» Ноа. Ветер игрался невдалеке пеплом, неся его в сторону Танцующего леса. Число жертв пожара было страшно представить. Надо уже снаряжать поисковые команды, но все констебли замерли тут, ожидая ответов.

Эван только и смог сказать:

— Ноа, ты ошибаешься.

— Хорошие люди всегда делают хорошие вещи? — на всякий случай боязливо уточнила Ноа.

— Да, Ноа. Но это не значит, что ты плохая. Ты просто ошиб…

— Нерисса Идо хороший человек? — перебила его девочка.

— Несомненно.

Ноа хитро, сейчас напоминая чем-то лисичку, улыбнулась:

— Инспектор Одли хороший человек?

— Несомненно, Ноа.

Она торжествующе сказала:

— И нерисса Идо, и инспектор Одли говорили, что квартал спасет только красный петух. И лера Виктория, она же тоже хороший… Демон, да?

— Она хороший человек, Ноа. — перекрывая раздавшийся со всех сторон ропот, ответил Ноа Эван.

Девочка сложила руки на груди:

— Она соглашалась с этим утверждением! Значит, Ноа сделала хорошее дело.

— И нерисса Идо, и инспектор Одли, и лера Виктория, как хорошие люди, ошибались, как ошиблась ты, Ноа. И они тоже будут так же наказаны.

— Луну без сладкого? — округлила глаза Ноа.

— Именно, Ноа. Луну без сладкого.

Идо и Вики переглянулись и предпочли согласиться с наказанием.

Ноа нахмурилась и наклонила голову на бок, ничего не понимая:

— Но я же сделала хорошее дело. Большое, хорошее дело… Тут построят хорошие дома для всех-всех-всех…

Эван терпеливо, понимая, что перед ним искореженная жизнью в мешке демона девочка, попытался объяснить ей так, чтобы кошмары о жертвах потом не мучили ни её, ни Полин:

— Ноа, ты только представь, что могли быть жертвы. Случайные, ты не хотела, но они могут быть. Это не твоя вина, — Эван до последнего пытался смягчить слова, чтобы Ноа не корила себя.

— Но жертв нет! — возмутилась Ноа. Она грозно сказала: — Я еще лоа! Я жуть! Я ужас. Я часть Тонтона… Я прогнала всех. Даже собак. Даже кошек. — она потерла лоб и уточнила, снова пугая своим «хорошим» окружающих: — Даже крыс и мышей. Про пауков не точно, но я старалась.

Толпа облегченно выдохнула — жертв не было! Это была самая невероятная новость этой ночи. Оставалось понять, куда делись все люди…

Эвана это тоже чрезвычайно интересовало — Ноа поразила его своим подходом:

— Ноа, но люди лишились крова, крыши надо головой…

— Крыша у них есть! — гордо возразила она.

— Ноа?

— Катакомбы! Все люди там. Там есть крыша, нет крыс, есть вода…

Эван улыбнулся ей — сильная, умная, но все же немного странная девочка:

— Но нет еды…

Ноа коварно улыбнулась:

— Лер Брок хороший человек?

— Несомненно.

Она торжествующе сказала:

— Лер Брок сказал, что жрать — не детская проблема! Это проблема взрослых. И город обещал кормить.

Брок только что-то простонал под тяжелым взглядом Идо.

Эван посмотрел на него:

— Лер Брок, если так сказал, то…

— …Я не отказываюсь выделять деньги на бесплатную еду для потерпевших. — твердо сказал Брок.

Эван закатил глаза вверх и продолжил:

— …то, Ноа, он тоже будет наказан — за сквернословие при детях.

— Понял, луну без сладкого, — сдался Брок.

Ноа обвела всех находившихся рядом констеблей задумчивым взглядом, и те подались назад, явно вспоминая все свои слова за прошлую седьмицу и боясь оказаться в числе лишенных сладкого. Все же она пока была больше лоа, чем ребенок. Эван впервые подумал, что как человеческое дитя, она попалась Тонтону в более раннем возрасте, чем Полли.

Ноа дернула плечом:

— И все же… Тут будут новые дома и новая хорошая жизнь. Это дело стоит вознаграждения, лер Анри? — в этикете она явно не разбиралась.

Каеде предпочел снова вмешаться:

— Ноа, пожалуйста!

Она вздернула свой нос вверх:

— Я не буду молчать!

Каеде буквально взмолился:

— Прошу, не унижай меня.

Она вышла вперед — к заинтересованному принцу, который присел на корточки перед девочкой, чтобы можно было смотреть ей в глаза — не лучшая идея на самом деле. Ноа была лоа, то есть демон. Смотреть в её глаза опасно.

Анри мягко сказал:

— Пожалуй, никто тут не согласится с утверждением, что я хороший человек. Но я человек слова, Ноа. Каеде выполнил мою просьбу, я выполню любое его желание.

— Дайте ему свободу, пожалуйста.

— Что? — не понял принц, вставая и поворачиваясь к растерявшему всю свою гордость Каеде. — Простите, Ренар, при чем тут ваша свобода? Вы вольны подать в отставку в любой момент.

— Я ваш раб, — сухо сказал мужчина, глядя в никуда — такой потери лица он не мог перенести.

— Рабство запрещено… — Анри замер: — ах, да… В Тальме король стоит над законом. Каеде…

Виктория пришла на помощь своему кузену:

— Ваше королев…

Принц повернулся к ней:

— Можно по имени.

— Ан… Ри… — неуверенно сказала Вик. — Вам передавали круглый предмет, шар, бусину, пуговицу…

Пуговицы Каеде не перенес:

— Звездный шар. — поправил он Вик и снова замолчал.

Анри вспомнил все подарки своего венценосного брата и кивнул:

— Стеклянное пресс-папье? Оно?

Вик согласилась:

— Скорее всего оно. Там… Душа Каеде. Кто владеет звездным шаром, тот владеет лисом.

Ноа закивала, дергая Анри за руку:

— Вот-вот, верните ему душу, пожалуйста… А я вас сделала магом. За просто так, потому что вы хороший.

Анри повернулся к Лепажу, и тот понятливо кивнул:

— Сейчас все будет сделано, милер! — он пошел прочь — наверное, за душой Каеде.

Принц мрачно сказал:

— Кажется, я тоже заслужил свою луну без сладкого. Клянусь всеми богами, Ренар Каеде, я этого не знал. Знал бы — сам вернул вам вашу свободу.

Ноа бросилась к Каеде, и тот поймал её, беря на руки:

— Видишь, видишь, я хорошая! Все получилось! Ты будешь свободен!

— А ты станешь настоящей девочкой, Ноа, но не сегодня. Сегодня сил не осталось. Ты почему сама не выпила эфир из констеблей?

Вик вздрогнула, теперь понимая, почему Каеде называл себя вампиром — какая разница, что пьешь: кровь или эфир — результат может оказаться одним и тем же, если вовремя не остановиться — смерть. От обескровливания или от магического истощения.

— Ты могла бы уже сегодня стать настоящей… — продолжил Каеде, и Ноа, опять уменьшившаяся — сейчас больше шести ей было не дать, прошептала:

— Но Полли ждала этого дольше. Пять веков, а я всего один. Я еще подожду.

Окружающие чуть выдохнули — оказаться объектом шутки лиса не хотелось. Хотя с другой стороны… Еще никто ничего не потерял от этого.

Элизабет, прильнувшая к супругу и все это время молчавшая, разбила тишину:

— Я не буду выдвигать обвинение Ренару Каеде в магическом нападении на меня. Я приобрела гораздо больше, чем могла надеяться.

Грег, поцеловавший её в висок, тоже сказал:

— Я тоже не буду выдвигать обвинений.

Брок дернул плечом, вспоминая, что серьезная и грозная нерисса Идо стоит слишком близко от него, и она может не понять той его пробежки в шторе, все же произнес:

— У меня нет претензий к Ренару Каеде, как полагаю, их нет и у Байо. И остальных.

Эван довольно кивнул:

— Что ж, с Шутником разобрались, осталось разобраться с…

Каеде, прижав к себе Ноа, заметил:

— Согласно древним законам, раб не несет ответственности за случившееся. Вся ответственность и возмещение ущерба ложатся на плечи его хозяина.

Принц Анри вскинулся, не ожидая такого от Ренара, но ответить не успел — его перебил Эван:

— Согласно современным законам, уголовная ответственность за дела детей ложится на плечи родителей. Ноа Хейг, принятая в род Игнис, еще не достигла возраста уголовной ответственности, и потому…

Ноа опередила его:

— Йухууууу! Эван тоже без сладкого!!!

Глава 41 День пятый, точнее ночь. Домой

Пока все ждали, когда привезут звездный шар, Ноа, обняв Каеде за шею, тихо спросила у Эвана — тот уже понял, что рано или поздно ли́са тоже придется вводить в семью, но, кажется, уже не кузеном Вики:

— А какао на ночь — это сладкое? — она старательно потупилась, изображая смущение, и совсем еле слышно сказала: — я его никогда-никогда не пробовала…

Эвана такими запрещенными приемами было не пронять — Ноа, может быть, и лоа, но Хейг не просиживанием стула в кабинете заслужил свое звание комиссара — он и не такому привык. Он еще помнил, как она лгала ему в глаза, что не будет больше шутить.

— Да, какао на ночь — это сладкое. И еще луну ты не попробуешь его, Ноа.

За его спиной зароптали — уж больно виновато и несчастно выглядела Ноа: она сжалась в комок, еще сильнее прижимаясь к своему единственному защитнику. Её глаза влажно заблестели. Даже Брок прошептал:

— Эван, ну за что ты так… Она же ребенок… — Кажется, этими словами он заработал в глазах нериссы Идо уважение.

Эван спокойно заметил, игнорируя пытавшиеся сорваться с ресниц Ноа слезы:

— А вот теплое молоко с медом на ночь — это лекарство, а не сладкое.

Девочка на руках Каеде тут выпрямилась и заулыбалась — Эван так и подозревал, что притворства в ней хватает:

— Хорошо! Молоко с медом на ночь, утро и день! Йухууууу!

Каеде спустил её с рук — он не был готов к её крикам.

Ноа помчалась к Эвану и встала рядом с ним, осторожно поглядывая. Он сам привлек её к себе, обнимая за худенькие плечи:

— Потерпи чуть-чуть, скоро поедешь домой.

Она довольно вздохнула, руками обхватывая его за талию:

— Хорошо. Домой — это хорошоооо…

Эван снова посмотрел на лиса — у него было много вопросов по тому же заводу и случившемуся там. Надо расспрашивать сейчас, пока Каеде отвечает, и пока принц Анри ему это позволяет.

— Каеде, можно вопрос?

— Конечно, — сухо отозвался тот. — Сколько угодно.

Эван в лоб его просил:

— Завод. Почему целью эээ шутки…

Ноа дернула его за палец и поправила:

— Испытания.

Он послушно поправился:

— …испытания, был выбран именно завод?

Каеде лишь пожал плечами:

— Случайно вышло.

— Зачем его надо было сжигать? — Эван даже чуть подался вперед. Вик пересказывала ему разговор с кузеном о рунном кузнице, и Эвана волновал один простой, но нелогичный момент: за пропажу рунного кузнеца завод не сжигают. Должна быть причина для такого — Каеде был уверен, что Тамиша Мактира там убили? Или он покрывал Чандлера? Надо будет узнать сумму страховых выплат за завод.

Каеде мягко улыбнулся:

— Никаких планов по уничтожению завода у меня не было.

— Но по словам очевидцев, пожар начался именно там. — продолжил напирать Эван.

— Вы что-то путаете, лер комиссар. Я кицуне: моя сила — иллюзии. От иллюзий завод не сгорел бы. Я тут ни при чем.

Ноа снова дернула Эвана за руку:

— Там просто пахло кровью и смертью. Я и пришла на помощь. — Она посмотрела на Эвана самыми честными глазами: — Каеде невиноват.

Эван кивнул ей, но повторил свой вопрос:

— И все же, почему завод? Почему все началось с него?

На помощь Каеде пришел принц Анри:

— Это уже не секрет… Лер комиссар, меня интересовали завод и рунный кузнец, который на нем работал. К сожалению, Мактир пропал в тот же день, как согласился работать на меня. Ренар по моей просьбе подал заявление о пропаже Мактира, но ваши констебли отказались принять его. Через три дня, то есть сегодня… — он посмотрел на наручные часы и поправился: — то есть уже вчера… Ренар снова пошел в полицейский участок, чтобы подать заявление, но труп Мактира уже был найден полицией. Это все. Поверьте, я был очень заинтересован в заводе — Ренару не было смысла его уничтожать.

— Могу я поинтересоваться, милер Анри, зачем вам нужен завод?

Принц с легкой улыбкой пояснил:

— А вот это уже не мой секрет.

Андре, сидевшая на бортике фонтана и задумчиво игравшая водой, ответила Эвану без напутствующих вопросов:

— Мне нужна площадка для испытаний пароэфирников и для разработки големов. Но я об этом заводе ничего не знала. Ни о заводе, ни о поисках рунных кузнецов, ни о Мактире. Что-то еще?

Эван задумчиво ответил:

— Пока ничего. Спасибо за ответы. — Он потер висок, совсем как Вик, но Одли, всегда фырчавшего, что эти Ренары одинаковы, рядом не было.

Разбивая случайно опустившуюся на площадь тишину, вмешался Алистер:

— Лер Каеде…

Тот сухо поправил:

— Просто Каеде.

Алистер лишь кивнул и не стал поправляться — он не любил лишних слов:

— Для Ноа нужен лишний эфир — значит, кому-то из нас снова грозят ваши испытания. Предлагаю добровольно поделиться эфиром, пусть его во мне и мало.

Каеде с любопытством подался к сержанту:

— Вы не хотите поднять свой уровень магии? Испытания просты…

Алистер приподнял руки в жесте отказа:

— Спасибо, не надо! В Аквилите теперь переизбыток высокоранговых магов, а мест для их роста по службе почти нет. Предпочту остаться в ранге учителя вместо того, чтобы искать службу за пределами города. Полагаю, остальные кандидаты на ваши испытания согласятся со мной.

Эван поправил Алистера:

— Серж, ошибка. В Аквилите недостаток высокоранговых магов. — Он указал рукой на пепелище: — кроме домов, больницы, школ и прочего, там будет открыт новый участок. Там нужны будут инспектора, старшие инспектора и суперинтендант. Полагаю, ты сможешь претендовать на одно из подобных мест, если суперинтендант Блек тебя, конечно же, отпустит.

Алистер удивленно замолчал, а вот Брок не сдержался:

— Эван, полагаю, Ал оценил всю элегантность твоей подставы. Каеде, вы бы список испытуемых выдали — они хоть будут знать заранее и…

— …и трястись, — пробурчал все же Алистер.

— Именно! — согласился с ним Брок. — И все же добровольность деления свои эфиром рассмотрите, как вариант, для Ноа. Просто подумайте над этим.

Каеде не успел ответить — из гостиницы примчался паромобиль, из которого выскочил Лепаж. Как большую драгоценность он нес в руках небольшой, закреплённый саморезами к деревянной подставке шар. Для магов тот мягко светился в темноте. Только среди свиты принца не было ни одного мага — никто бы не понял, что на самом деле из себя представляет это «пресс-папье». Эвану подумалось, что юный еще некоронованный Эдуард довольно мстительный по натуре. Непонятно, чем ему не угодил Ренар Каеде, скорее своим преданным служением старому королю, но избавился Эдвард от лиса весьма хитроумно — в Вернии почти нет магов. Шансов на свободу у Каеде не было. Сам же он был слишком гордым, чтобы признаться в подобном унизительном положении.

Лепаж протянул шар с подставкой принцу:

— Милер… Прошу.

Тот посмотрел на шар и заметил:

— Пожалуй, подставку надо убрать.

Лепаж тут же достал из кармана предусмотрительно захваченную с собой отвертку и принялся освобождать шар. Офицер чуть ослабил саморезы и, боясь, что шар может выпасть из подставки, подхватил его. Острый кончик самореза скользнул по поверхности шара, и рукав черного мундира Каеде тут же потемнел. По запястью лиса щедро потекла кровь. Из Каеде при этом не вырвалось ни стона. Лепаж лишь выругался, сильнее ослабляя саморезы, так что шар упал на подставку. Анри, согласившийся когда-то с подобным креплением шара, побелел и замер, благодарный Андре за то, что она дружески взяла его за руку и чуть погладила пальцами в утешении. Вик бросилась к кузену, тут же накладывая целебные плетения.

Анри, с трудом проглотив рвущиеся из груди ругательства, взял чуть теплый шар, и тут по всем ударила волна недовольства и обиды, многократно усиленная звездным шаром.

Лепаж, забрав из рук Анри шар обратно, замотал головой:

— Ну и колючая у тебя душа, Каеде. С нас каждый раз как шкуркой кожу снимали, когда милер держал её в руках.

Принц, вспомнив, как тогда мялись и боялись его офицеры, а он не мог понять причин их страха, все же выругался:

— А объяснить, Лепаж, тебе гордость не позволяла?! Почему не сказали ни слова… И это не у Каеде душа колючая. Это я колючий! И недовольный. И злой.

Андре прошептала ему:

— И предприимчивый, и хороший.

Анри бросил на неё короткий взгляд, но промолчал — заметил, как напрягся сидевший рядом с Андре Брендон.

Лепаж тут же повинился:

— Виноват. Был неправ. Я думал, что это связано с Серой долиной, а не с… Душой Каеде. — он повернулся к лису и протянул ему шар: — что-то говорить надо? А то вручим, а потом окажется, что самое главное-то и не сказали.

Каеде лишь напомнил:

— Сперва надо спросить разрешения у принца.

Анри чуть наклонил голову вперед:

— А принц обязан мечтать о рабовладельческой ферме? Или где там раньше рабов содержали. И в качестве мелкой мести: возвращение души не означает, что вы не служите у меня. Вы по-прежнему в моем конвое. Учтите это.

— Учту, — легко согласился лис. — Можете смело рассчитывать на пятнадцать лет моей службы.

Эван быстро прикинул в уме возможный возраст Ноа и её совершеннолетие:

— Только с согласия Ноа, — сурово заметил он. — И учтите, Каеде, ваш нынешний с ней договор никаким образом не влияет на её согласие на ваш брак.

Ноа не удержалась и показала лису язык:

— Точно-точно, я еще и передумать могу!

Эван погладил её по голове:

— Имеешь полное право. Не умеющие общаться лисы нам ни к чему.

Каеде предпочел промолчать. Мягко мерцающий в темноте звездный шар мелькнул в последний раз в его ладони и тут же исчез. Вик легко, кончиками пальцев, прикоснулась к плечу кузена:

— Удачи, Каеде. Ты заслужил свободу.

Он посмотрел на неё и тихо сказал:

— И тебе удачи — ты все же не послушалась меня и выбрала лисий путь. Может, зря. Может, нет. Время покажет. Только никому и никогда не отдавай свою душу. Даже если будут клясться в любви. Даже если будут уверять, что жить без тебя не могут. Даже если будут предлагать в обмен свою душу… Береги себя и свою свободу, кузина. Добыть её обратно крайне сложно — людей чести, как принц Анри, крайне мало.

Вик не нашлась, что ответить ему. Да, наверное, он и не ждал ответа. Черты его лица потекли, меняясь, и скоро Каеде было не узнать: изменился цвет волос, став насыщенно красным, как и говорили про королевских Ренаров, глаза стали миндалевидной формы — слишком экзотично для Аквилиты и даже для всего Эреба, их цвет тоже поменялся, став ореховыми, как и положено лисам. Эван готов был поклясться, что в темноте они наверняка светились алым. И его догадка, почему этот мужчина всегда выглядел идеально, оказалась правдивой — они никогда за иллюзиями не видели настоящего Ренара Каеде.

Констебли вокруг безмолвствовали — как-то никогда не сталкивались с освобождением из рабства и теперь задумались, как с таким поздравлять и поздравлять ли?

Пока Эван собирался с мыслями, его опередил Грег. Он звучно напомнил:

— Леры и керы, время позднее. Лерам и детям пора отдыхать. Лера Элизабет, лера Виктория, нерисса Идо, кера Риччи, Управление по особо важным делам благодарит вас за помощь. Вы можете вернуться по домам — с дальнейшей работой в катакомбах справятся и констебли. — Он заметил, как прищурилась Идо и мягко ей сказал: — нерисса Идо, полагаю, вас завтра с утра с планами по оказанию помощи погорельцам будет ждать лер Игнис, герцог Аквилиты, а сейчас лер Мюрай вас проводит до дома — к сожалению, тут еще опасный квартал.

Эван согласился с его словами:

— Да, нерисса Идо, я очень надеюсь на вашу помощь — от лер-мэра дельных советов ждать не приходится. А сейчас…

Грег перебил его:

— Полагаю, раненым и находящимся в истощении магам и полицейским, тоже стоит закончить на сегодня.

Эван бросил взгляд на Брендона, сидевшего, как и Андре, на бортике фонтана и в этот раз почему-то не скрывшегося под защитой пледа:

— Да, Брендон, пожалуйста, возвращайся домой. Тебе стоит отдохнуть. Завтра надеюсь привлечь к работе с погорельцами обе ветви храмов. Надеюсь на вашу с отцом Маркусом помощь.

Колдун, вот удивительное дело, не стал сопротивляться. Он спокойно заметил:

— Я провожу леру Блек и керу Риччи до гостиницы. Потом в инквизицию. — Он не сдержал свои эмоции — алый эфир прокатился по рунам. Кажется, расстались они с Марком не очень хорошо.

Грег кашлянул и почему-то повторился:

— Все раненые и находящиеся в истощении свободны, Эван.

Тот кивнул:

— Я не оспариваю твои распоряжения.

— Ра-не-ны-е. — по слогам сказал Грег. Эван снова обвел глазами констеблей и не понял, кто же отказался слушаться Блека?

Вики пришла ему на помощь, она обняла его за руку и заметила:

— Эван, это про тебя. Поедем домой — тут и без тебя справятся, а девочки устали — им давно пора находиться в своих постелях.

Полин подтвердила её слова, зевая и протирая глаза. Ноа же громким шепотом сказала:

— Ура! Молоко с медом, чистая постель, сон…

— Сперва ванна! — оборвал её мечты Эван.

Ноа задрала голову вверх:

— С пеной?

— С пеной, — подтвердил Эван.

— С уточками?

Он попытался вспомнить игрушки Полин и просто сказал:

— Днем обязательно купим.

— Домоооой! — закричала довольная Ноа и помчалась первой к служебному паромобилю, без труда обнаружив машину Хейгов.

Вики улыбнулась, беря Эвана за руку:

— Кажется, её воспитывать и воспитывать.

Он согласился с ней, подхватывая на руки Полин и прощаясь с констеблями и принцем. Пора возвращаться домой.

В паромобиле Полин, устроившаяся на руках Эвана, сразу же заснула. Ноа же вертелась на коленях Вик, разглядывая ночной город и удивляясь ему: его огням, открытым кафе, звукам музыки с одной из площадей, шатру цирка и пустым уже прилавкам ярмарки, приуроченной к наступающей весне. Ноа что-то шептала, улыбалась и восторгалась — кажется, в ней мало что осталось от лоа, и Эван даже понимал почему: Каеде, заполучив свою душу назад, стал сильнее и не нуждался в заемных силах. Возможно, больше высокоранговых магов в Аквилите не будет, но это и к лучшему, уж больно тяжелы испытания Каеде.

Вики улыбалась вслед за Ноа и соглашалась и на вечернюю прогулку, и на посещение цирка, и на ярмарку — жизнь долгая и, наверняка, счастливая. Они точно еще все успеют с Ноа и Полин. Уже ближе к дому энтузиазм Ноа все же спал, и она стала зевать и говорить все тише и тише.

Когда из паромобиля шагнули в тепло еще неспящего дома, девочки проснулись и сами направились, держась за руки, на третий этаж, где располагалась пока одна детская. Эван подумал, что хорошо бы в их сумасшедшую семью и одного обычного ребенка, но пока Вики еще не была готова к такому повороту судьбы, так что это может подождать. Он в спину еще всхлипывающей от счастья нериссе Эйр, следовавшей за девочками, сказал:

— Приготовьте им ванну, пожалуйста. Я сам поднимусь к ним и помогу готовиться ко сну.

Нерисса Эйр кивнула, согласная на все. Поттер, чуть сдавший за вечер, сказал:

— Я сейчас пойду и верну всех слуг, которые направились на поиски девочек. Полиция отказалась принимать заявление. Я не стал угрожать вашим именем — вы такое не любите.

— Правильно сделал, Поттер. И не бойся, я сам со всем разберусь.

Вик отозвалась, надевая вместо прогоревшей и почти не гревшей сорти-де-баль шинель:

— Я сама найду слуг — мне будет проще, чем тебе. А ты укладывай детей, хорошо?

Эвану пришлось согласиться — как бы не храбрился он на площади Воротничков, чтобы не показывать свою усталость, кровопотеря и гигантские потоки эфира, прошедшие через него, давали о себе знать.

Сперва направляясь к себе в комнаты, Эван еле вспомнил самое главное, останавливаясь на лестнице:

— Поттер, девочки плохо себя чувствуют. Им запретили луну питаться сладостями. Мы с Вики тоже будем соблюдать вынужденную диету. Пожалуйста, предупредите кухарку, чтобы не готовила ничего сладкого. Молоко с медом и фрукты под запрет не попадают.

Эван спешно привел себя в порядок, приняв душ и переодевшись в домашний костюм. Когда он поднялся в детскую, девочки уже были чисто вымыты и надевали смешные, длинные ночные рубашки. Подхватив обоих девочек на руки, он отнес их в кровать — пока единственную, но Полин не возмущалась, наоборот, она была рада, что не будет спать одна. Подземелья Аквилиты еще аукались неожиданными страхами.

Эван, укрыв девочек одеялами, впрочем, зря — Ноа тут же переползла под одеяло Полин, обнимая её, — принялся рассказывать сказки, вспоминая, что ему рассказывала в детстве его няня и придумывая на ходу там, где не помнил точно. Девочки заснули почти мгновенно. Даже про молоко не вспомнили, так устали. Эван еще посидел немножко в детской, а потом направился в спальню — эфир подсказал, что Вики вернулась вместе со слугами домой.

Он зашел в спальню и обнаружил мрачную, еще в вечернем платье Вики, сидевшую в кресле. В руках её было письмо, которое она нервно комкала.

Эван присел у ног Вики, снизу вверх заглядывая ей в лицо:

— Неприятности?

Она протянула ему листы бумаги, исписанные ровным почерком Брендона. Эван пробежался глазами по ритуалу расторжения общего эфира и по ритуалу его создания.

— Еще один кандидат на луну без сладкого, только и всего, Вики.

Она закрыла глаза:

— Он не собирался возвращаться из пламени.

— Но вернулся. — мягко напомнил Эван.

— Ты мог не вернуться…

— Но вернулся, — снова повторил Эван.

Вики внезапно заплакала — это случалось с ней так редко, что Эван на миг растерялся, а потом поймал её ладони и принялся целовать, утешая.

В эту ночь они так и не смогли выспаться. Когда они все же заснули почти на рассвете, на них обрушился веселый ураган по имени Ноа. Эван еле подавил желание прошептать угрозу еще одной седьмицы без сладкого — это того не стоило. Он не знал, на что шел, становясь родителем Ноа и Полин, но не жалел об этом.

Глава 42 День пятый. Кусочек счастья

Шум на площади Воротничков затихал: все новые и новые отряды полицейских уходили в катакомбы — Ноа открыла множество входов в подземелья чуть ниже по склонам. В штольнях кера Клемента еще никогда не было столь многолюдно. Каеде пообещал, что разбредаться по всем катакомбам и тем более спускаться на нижние ярусы никто из горожан не будет. Он, с разрешения принца, активно принялся помогать полицейским. Анри в качестве временного жилья для женщин и детей предложил пустующие казармы на левом берегу Ривеноук за линией Меца.

Грегори прощался с Элизабет, обнимая при всех и что-то ласково шепча ей. Лизи была бледная и усталая, но как она светилась от счастья! Грегори на памяти Андре еще никогда не был настолько умиротворен. Или вымотан происходящим и потому легко переносил и не возмущался выходкам Лиз? Андре понимала — та переоценила свои силы, помогая сегодня ночью, но Грегори ничего ей не высказывал, хоть даже у Андре вертелись на языке несколько нехороших слов. Впрочем, он и самой Андре ничего не высказал по поводу эскапады с пламенем, только признался, что очень испугался за неё. Андре посматривала на брата и Лиз и не могла сдержать улыбки — ему повезло в этой жизни. Под грозным взглядом сержанта Алистера Арбогаста констебли сдерживались от смешков и свиста — обычной их реакции на подобные нежности. Паромобиль, приехавший от танцевального зала и терпеливо ждавший чету Блеков все это время, уже стоял под парами.

Андре вздохнула и отвела взгляд от брата — хватит греться в чужом счастье, ей есть с чем разбираться самой: она поискала глазами Анри и целеустремленно направилась к нему. Брендон безропотно следовал за неё тенью нахохлившегося ворона. Края его пледа, как крылья, хлопали на ветру. Безрассудство, проявленное им в пламени, уже улеглось, и что он опять себе надумал — он в этом был мастер, — Андре не знала. Нерисса Идо бросала на колдуна косые взгляды, явно возмущенная его неподобающим видом, и окружающие легко посмеивались над Броком — эту крепость ему придется осаждать долго и упорно, с его-то тягой к эпатажу.

Андре мягко сказала, замирая перед принцем — его охрана легко разошлась в стороны, чтобы не мешать:

— Я, кажется, не поблагодарила тебя.

Принц улыбнулся кончиками губ, чуть наклонил голову на бок, отчего стал выглядеть со своей вечно приподнятой бровью еще более иронично и привлекательно, чего уж скрывать — его не портила ни лысина, ни шрам:

— Поблагодарила, я точно помню. Я не только настырен, предприимчив и нагл, но и обладаю хорошей памятью.

Брендон, пристроившись за спиной Андре, не сдержал смешок. Анри проигнорировал его, хоть мог и возмутиться — Андре в который раз убедилась, что королевской спеси в нем нет. Она солнечно улыбнулась и прикоснулась к руке Анри:

— Тогда ты помнишь, что я твой механик в гонке Трех океанов. И позволь тебе представить Брендона Кита.

Взгляд Анри переместился за спину Андре. Принц приветливо кивнул Брендону — тот вышел из-за спины девушки, вставая с ней рядом:

— Приятно познакомиться, нер…

— Кер, — педантично поправил его Брендон. Анри был обладателем еще одной добродетели — терпением, хотя бы внешним:

— Кер Кит. Я ваш должник — вы вывели Андре из пламени.

Брендон снова поправил его:

— Это она вывела меня из пламени.

Андре вмешалась, перебивая их — ей сейчас хотелось одного: просто оказаться дома, хотя бы и в гостиничном номере — она очень устала и, чего скрывать, откровенно перетрусила в горящих трущобах:

— Анри, я лишь хотела спросить: на Леви во время гонки найдется место для… — Она нахмурилась — возможности Брендона она представляла слабо: — для доктора?

Анри согласно кивнул:

— Конечно, если у Кита есть лицензия.

Тот замер, не понимая, при чем тут он:

— Простите, воскрешать мертвых — запросто. Лечить живых — не очень. Убивать, чтобы потом возвращать к жизни — так себе медицинская практика.

Андре не собиралась сдаваться:

— Тогда… Коком?

Анри уже с интересом посматривал на Брендона. Тот снова отказался от «чести» служить на Леви:

— Я отвратительно готовлю.

Андре прищурилась — отступать она не собиралась: да, плавание на Леви совсем гипотетическое и, возможно, оно никогда не состоится, но вытащить Брендона из-под колючей шкуры хотелось здесь и сейчас. Он должен понять, что нужен и не только ей. Или она не права и зря настаивает? Ему там под шкурой хорошо и удобно. Она знала свой грех — не умела останавливаться. Может, Брендону стоит оттаивать самому или рядом с совсем другой девушкой. Её-то ждет война — она понимала, что после сборки голема, если она будет удачной, она поедет на испытания на Вернийско-Ондурский фронт. Возвращение оттуда ей никто не обещал — там прикрытия Каеде не будет. Андре сделала последнюю попытку, давая себе зарок, что больше не будет кошмарить Брендона:

— Эм… Матросом?

— Не имею такой квалификации, — не сдавался тот.

Анри веско сказал, приходя на помощь Андре:

— Юнгой. Тут вы возразить не сможете. — Он заметил, как полыхнули алым руны на лице Брендона, и добавил: — Юнгой — в смысле младшим матросом, а не в плане возраста.

— Откажусь.

Андре подавила рвущиеся из неё слова — тут и сейчас она сделала все, что могла. Дальше уже некуда. Больше она ничего не может сделать.

Брендон вздохнул и все же признался:

— Изначально я кузнец. Рунный. Так что от приглашения на Леви не откажусь.

Андре, оживая, радостно заметила:

— А штурманом Грегори попросим, если он к тому времени не обзаведется дикими количеством детей, которые не пустят его в плавание. И, Анри, прошу прощения, но нам пора: Грегори уже проводил Лиз до паромобиля, а мне нужно быстрее бежать, пока один рыжий демон не вспомнил обо мне и не наградил какой-нибудь пакостью.

Она взяла Брендона за руку и уверенно потянула за собой под задумчивым взглядом Анри — кажется, тот решил, что шанс у него еще есть. Брендон не сопротивлялся, только заметил на ходу:

— Я полагал, что пакостью от рыжего демона стал я.

Андре рассмеялась, поворачиваясь к Брендону и осматривая его с головы до ног: грязного, чуть мокрого, нахохлившегося, немного пролеченного от поверхностных ожогов и, наверное, все же нужного здесь и сейчас:

— Ты не пакость, ты ужас какая прелесть — я помню, ты кокет.

— Не кокет, — поправил её Брендон. — Испуганный иглобраз.

Он остановился, заставляя и Андре замирать, притянул её к себе, ладонями обнял за лицо и осторожно поцеловал. Его губы были шершавые и сухие, впрочем, Андре полагала, что она ничуть не лучше. Их дыхание смешалось, становясь общим, и Андре крепко обхватила руками Брендона за плечи. Плед трепетал на ветру и рвался в полет. Кто-то неугомонно свистнул за спиной, и тут же раскрасился алым эфиром временного проклятья. Пару дней на любовном фронте тому ничего не светило. Брендон был мстительным.

Оторвавшись от Андре на миг, Брендон твердо сказал, смотря ей прямо в глаза:

— Это не из-за принца. Не потому, что он смотрит. Не потому, что смотрят другие. Не веришь — спроси Викторию Ренар, она подтвердит, что дело не в принце и не в ревности.

— Зачем мне чужие слова? Я верю тебе. Готовься утром к серьезному разговору — Грег все видел.

— Я готов к его недовольству…

Она рассмеялась:

— Дурашка… Он будет тебя отговаривать. Я ужасна и непостоянна, докаписта и не умею останавливаться.

Он взял её за руку и повел к паромобилю:

— Возможно, иная и не достучалась бы до меня.

Паромобиль предательски быстро доставил их к гостинице. Элизабет перестала храбриться, в тепле паромобиля потеряв последние силы, и Брендон, сказав водителю, что до инквизиции доберется сам, подхватил Элизабет на руки и отнес её в номер — в номер Грега, укладывая её на кровать. Андре сунула Брендону ключ от своего номера:

— Прими душ, пока я помогаю Лиз лечь спать.

— Я могу…

Андре грозно сверкнула глазами:

— Руны смазались, я боюсь представить последствия этого. Будь добр — смой их, тем более что в трех рунных цепях я безумно ошиблась. И покопайся в моих вещах — там есть пара подходящих свитеров. Поверь, от меня не убудет.

Брендон вышел молча — Андре оставалось надеяться, что он не сбежит, не дождавшись её. В любом случае, что-то изменить она не могла. Она могла согреть, но держать возле себя — у неё нет такого права.

Лиз попыталась возмутиться, что справится сама, но Андре была неумолима:

— Еще одна не умеющая принимать помощь… Пепел опасен, так что я помогу тебе принять ванну, потом уложу спать. Возражения не принимаются. И к Мюраю, и его воспитательными подходами апеллировать не надо, Лиззи.

Она помогла снять шикарное вечернее платье, которое теперь оставалось только выбросить, и расшнуровала корсет. Пока Лиз занималась прической и украшениями, Андре сделала ванну и долго отмывала с ослабевшей Лиз пепел. Потом, закутав её в полотенце, довела до кровати — рано Грег забрал Лиз из госпиталя, она храбрилась конечно, но была сейчас слабее котенка.

Укрыв одеялом уже почти спящую Лиз, она тихонько вышла из номера и замерла перед дверью своего. Боясь обнаружить пустоту — из номера не доносилось ни звука, она все же решительно открыла дверь.

Брендон при свете одинокой лампы на столе задумчиво рассматривал пару свитеров — в одной его руке висел белый, в другой розовый. И какой больше возмущал Брендона, Андре так и не поняла.

Мужчина уже помылся. Короткие волосы были мокрыми, с них тихонько капала на полотенце на плечах вода. Нарисованные руны на груди смылись не до конца, но теперь за них не было страшно — такие уже не активируются. Штаны он привел в порядок не иначе как магией — они были рваные, но отчаянно чистые.

Андре закрыла дверь на ключ и уверенно шагнула к мужчине:

— Брендон…

Он вскинулся и решительно выбрал белый свитер, бросая розовый на стул:

— Я уже ухожу, Андре.

— А зачем уходить?

Он не нашелся, что сказать. Андре сама подошла и поцеловала его. Он смог втянуть колючки и не отпрянул, жалея об одном, что у них с Андре так мало времени: всего пара дней до его отъезда. Он постарается превратить их в праздник.

* * *

Брок, провожаемый напутствием Грега, что может не возвращаться, проводил нериссу Идо до дома. Через ставни первого этажа пробивался свет — её тут ждали и беспокоились. Впрочем, тут весь квартал не спал — шутка ли такой пожар!

— Нерисса Идо…

Она замерла, положив руку на ручку двери и не открывая её:

— Можно обращаться по имени…

Брок грустно улыбнулся, вспоминая её возмущенный взгляд, брошенный на Брендона в пледе. Знала бы она, что вытворял сам Брок, случайно, но вытворял же:

— Шарлотта, спасибо за разрешение. Я бы очень хотел быть вашим другом, но понимаю, что у вас свои сложившиеся взгляды о допустимом и недопустимом. Я часто шокировал…

Она мягко перебила его, рассматривая его исподлобья — серьезный, даже грозный взгляд:

— Я читала газеты с заметками и про подвал Особого отдела, и про вашу ночную пробежку…

Брок понятливо кивнул, поправляя налетевшую на лоб шляпу:

— Что ж, в чем-то вы правы, в чем-то я заслужил ваше негодование, как и Брендон.

— Брендон? А при чем тут он? — Идо задумчиво смотрела на него, и от её взгляда хотелось стать лучше и спокойнее, рассудительнее и респектабельнее.

— Вы смотрели на него так негодующе, Шарлотта.

Она горячечно сказала:

— Естественно, я негодовала — он так наплевательски относится к своему здоровью! Это… Недопустимо, если честно. А окружающие ему потакали, как и леру Хейгу! Тот даже отказался признавать себя пострадавшим.

Брок тихо рассмеялся:

— Значит…

Она спокойно сказала:

— Не судите и не будете судимы. Не оценивайте чужие чувства по себе, умейте спрашивать, если что-то не понимаете. — Она задумалась и добавила: — впрочем, я тоже неправа — надо было настоять на отправке кера Кита и лера Хейга в госпиталь.

— Шарлотта… — Брок не успел ничего сказать, дверь открылась сама — на пороге стояла возмущенная Ирма:

— Все, все, хватит тут целова… — она обвела взглядом подпаленного Брока, посмотрела на Идо, замечая, что лиловому вечернему платью пришлось несладко, и фыркнула: — Мюрай, вернув нериссу в таком неподобающем, потрепанном виде, каждый настоящий лер просто обязан срочно жениться.

Идо очаровательно покраснела, а Брок ничего не успел ответить — Ирма продолжила выговаривать:

— Вы знаете, который час? Уже давно пора спать! Нерисса Идо, пойдемте, а ты… Вы… Мюрай… — она скривилась и пробормотала: — в комнате Вилли есть свободная кровать — перекантуешься тут до утра. Не хочется потом переться на опознание твоего трупа — по ночам тут пилотками не рады. Входите в дом, нечего его выстужать.

* * *

Ноа в длинной фланелевой ночной рубашке, доказывавшей, что удрала она от нериссы Эйр в тайне, радостно прыгала по Эвану, точнее по его животу:

— Доброе-доброе утро!

Остужать её энтузиазм возмущением не хотелось, и Эван, садясь в кровати, просто прижал её к себе:

— И тебе доброе утро!

Солнце за окнами еще не встало, хоть в камине уже плясал огонь. Где-то на кухне уже во всю готовили еду. Джон старательно гладил газету. Поттер в своем кабинете проверял меню на день. Николас уже покинул дом, а леры-детективы только готовились к этому. Эван, проверив снова доступным ему эфиром дом, остался доволен — все было, как обычно. Все было хорошо, жаль только спать хотелось ужасающе, но для этого придумали душ и кофе.

Ноа свернулась удобным комочком на его коленях — Вики, тоже проснувшаяся, рукой позвала к себе замершую в дверях Полин:

— Иди-ка сюда…

Та тут же устроилась на её коленях, прижимаясь к груди. Вики чувствовала, как под её руками быстро бьется легкое, как птичье, сердце девочки. Теперь можно не бояться, что Полин навсегда, на вечность останется ребенком…

Эван заинтересованно спросил у Ноа:

— И что же такого важного случилось, что ты так рано встала?

Ноа хитро заглянула ему в глаза:

— Яблоко — это фрукт?

— Несомненно, Ноа.

Она поделилась с ним планами на день — глаза её при этом откровенно смеялись:

— Мы сегодня идем с Полли на ярмарку. Покупать уточек.

— И во сколько же вы запланировали это?

— В полдень. Раз яблоко — фрукт, то яблоки в карамели разрешены.

Эван возразил:

— А вот это не одно и тоже!

Ноа притворно хлопнула ресницами:

— Но, папа, ты разрешил яблоки! Это нечестно.

— Нечестно так обходить запрет, Ноа.

Она выпрямилась и заглянула ему в глаза, ладошками хватая за лицо:

— Клубника — фрукт?

— Ягода, — поправил её Эван.

— И значит, нельзя? — в её голосе притворно клокотали слезы.

— Это значит — можно. Клубнику можно.

— И молоко можно?

— И молоко.

— И сливки?

— И сливки, — согласится Эван, еще не понимая, куда она клонит. Вики тоже не понимала, а Полин, соучастница заговора, молчала, ожидая ответ.

— И лед не под запретом? — коварно уточнила Ноа.

Эван рассмеялся — Ноа была упорна в попытках найти лазейку в наказании:

— Мороженое — под запретом.

Она скуксилась:

— Ну хоть яблоко разрешииии…

Эван сдался, понимая, что Ноа в её прошлой жизни пришлось нелегко:

— Только из-за ярмарки. Яблоки в карамели можно, но больше не нарушать запрет, Ноа!

Она радостно вырвалась из его объятий:

— Полли, помчались будить нериссу Эйр! Нас ждет ярмарка, яблоки в карамели и уточки!

Когда черный ураган, тащивший за собой радостную Полин, скрылся из спальни, Эван встал:

— Надо будет распорядиться Поттеру, чтобы выделил деньги нериссе Эйр на прогулку.

Вики, зевая и потягиваясь в кровати, сказала:

— И поднять ей жалование. Раза так в три.

Эван, стаскивая так предусмотрительно надетую по утру ночную сорочку и направляясь в душ, заметил уже в дверях уборной:

— И предупредить, что уточки имелись в виду резиновые, а не живые. — Он не стал закрывать дверь, чтобы можно было продолжать разговор.

Вики вздрогнула:

— Ты думаешь, она попытается притащить живых?

Эван, включая воду, встал под горячие тугие струи:

— Я бы точно попытался.

— Вот такого я от тебя не ожидала совсем…

Он принялся намыливаться:

— Всем свойственно ошибаться, — и кого он имел при этом в виду: себя или Вик, — было неясно.

— Придется нанимать гувернантку построже, чтобы воспитать Ноа.

Эван вынырнул из струй:

— С пучком розог в руках?

Вики обиженно посмотрела на мужа, и тот предложил новый вариант:

— С такой суровой, чопорной маской на лице, от которой киснет все молоко в округе?

— Эван! — не выдержала Вики.

Он вышел из-под душа, принимаясь энергично растирать кожу полотенцем. Она тут же краснела, особенно многочисленные шрамы, о происхождении которых Эван никогда не рассказывал Вик.

— Я бы её вообще не воспитывал, — признался неожиданно он. — Ноа — прелесть, которая просто обязана обрушиться небесной карой на одного зарвавшегося лиса. Да, он дал каждому щедрые дары, но ни единая минута беспокойства Грега и Брока за жизнь Элизабет того не стоит. Ни одна минута переживаний Лео о грозящей ему каторге того не стоит. Каеде заслужил Ноа, такую, какая она есть.

Вик вздохнула и тоже направилась в душ — Эван, натянувший на себя приготовленное Джоном с вечера чистое нижнее белье, принялся чистить зубы:

— Ты заметил, что Каеде сказал: Ноа заслужила спокойное детство?

— Угу… — только и выдавил из себя Эван — его рот был полон зубного порошка.

Вик мрачно сказала, на миг выныривая из теплых струй душа:

— Ноа вырастет и станет обратно лоа. Она заслужила детство, а не жизнь.

Эван закончил с чисткой зубов и замер с полотенцем для Вик в руках:

— Вот поэтому я и сказал, что Ноа воспитывать не нужно. Пусть потом радостно портит жизнь Каеде. Луна без сладкого для него слишком слабое наказание.

Вик вышла из душа и замерла в объятьях Эвана. Он тихо спросил её, прижимая к себе:

— Планы на день?

— Прижать к стене нера Чандлера.

— Глобально!

— Боюсь, неосуществимо…

Глава 43 День пятый. Хмурое утро

Телефон трезвонил и трезвонил, вырывая из сна, полного слякоти и сырости — за открытыми окнами номера плясал нудный дождь. Лиз, несмотря на накатывающую волнами слабость, встала с кровати и пошла в гостиную — это мог телефонировать Грег. Голова резко разболелась — скоро время принимать лекарство, но его нет. Оно будет только завтра. Сегодня надо продержаться, не пугая Грега и не мешая ему нести свою службу. Лиз заставила себя успокоиться и решительно взяла трубку, опускаясь в кресло у стола.

— Лера Блек, слушаю.

Телефонная нерисса спешно доложила, что вызывает Олфинбург, намерена ли лера Блек говорить с лером Блеком-старшим?

Лиз не была в этом уверена, все предыдущие попытки заканчивались неудачей, но сейчас все кардинально изменилось — она вошла в семью Блеков. Надо взять себя в руки и попытаться навести мосты — их с Грегом детям называть лера Блека-старшего дедушкой.

— Доброе утро, лер Блек… — старательно радушно сказала она. На той стороне телефонного провода это не оценили. Лер Блек-старший насмешливо произнес:

— О, лера Блееек… Мои поздравления, лера Элизабет, с этим браком. Я оценил изящество вашей аферы со слетевшей печатью и якобы потенцитовой интоксикацией. Не вы первая делаете такой финт с якобы умиранием и спешным браком, но вы первая из женщин, надо заметить. Обычно таким страдают мужчины. Я оценил это.

— Вы ошибаетесь, лер Блек. — сухо сказала Лиз — кажется, лер Блек-старший не собирался мириться с ней и её вхождением в семью.

— Можете по-родственному обращаться ко мне, — великодушно предложил мужчина. — Например, «papá», ведь так у вас в Вернии называют отцов?

В номере было зябко — утренний дождь принес прохладу, и Лиз накинула на ноги плед. Беседа обещала быть долгой, судя по настрою лера Блека-старшего. Или нет — обычно он первым бросал трубку.

— Papá, к вашему сведению, ведут себя не так.

Он подтвердил это своими следующими словами:

— Я лишил Грега содержания. Виконт, как вы знаете, всего лишь титул учтивости. Он не наследуется и не подтвержден землями. Единственная ваша возможность оставить себе и Грегу родовое имя Монтов — родить первой девочку де ла Тьерн. И тогда второго ребенка, уже чистокровного Монта, я признаю.

Лиз не стала сдерживаться — может, и зря, но три года жизни на улице никуда не деть:

— Идите вы, papá, далеко в…

— Простите, куда? — сдержанно и явно наслаждаясь своей выдержкой, поинтересовался лер Блек-старший.

— В университет на курс биологии! Телегония — это мракобесие. И в вашем титуле, и в ваших деньгах, и в вашем имени я не нуждаюсь!

— Вы — да. А Грег? — торжествуя победу, уточнил лер Блек-старший.

Она бросила телефонную трубку на рычаг, чуть не ломая его. Этот раунд вражды оказался за Блеком-страшим, Лиз это понимала. Она закрыла глаза в попытке успокоиться.

Телефон снова затрезвонил, видимо, лер Блек-старший хотел как следует насладиться победой, и в этот раз Лиз не стала снимать трубку.

В сердце тревожно отозвался родничок — Грег волновался, и ради него Лиз заставила себя успокоиться. Ему сейчас трудно, на нем громадная ответственность за ликвидацию последствий ночного пожара. Он этой ночью совсем не спал, и ему еще надо продержаться день. Его не стоит волновать.

Лиз, дождавшись, когда телефон успокоится, подняла трубку, связавшись со своим управляющим — ей пора быстрее решать проблемы с домом и общим счетом — Грегу в любой момент с таким papá могут понадобиться деньги.

* * *

На площади Воротничков во всю лил дождь — маги-погодники вчера так усердствовали, что покуда хватало глаз, все было обложено темными, черными тучами. Обещали, что к полудню погода точно исправится. В это верилось с трудом.

Вода текла по улицам, превратившимся в реки. Она несла прочь пепел и грязь. Она смывала возможные улики и мешала работать. Грег не завидовал экспертам, еще по темноте ушедшим на обследование завода нера Чандлера, но они хотя бы тенты над объектами обследования могли натянуть. Хуже было констеблям, прочесывающим пожарище на предмет возможных жертв. Ноа хотелось верить, но… Она лоа, она уже не раз лгала в лицо тому же Эвану.

Грег, только что вернувшийся из катакомб в импровизированный штаб, состоявший из военных палаток, стащил с себя мокрую шинель, провонявшую плесенью катакомб и мокрой шерстью. Ноги в новых кожаных сапогах промокли, обещая простуду. Дождь нудно стучал по защищенному водоотталкивающими плетениями брезенту. Грег, беря протянутую Алистером кружку с горячим кофе, посмотрел на светящегося от счастья Брока, что-то быстро за столом заполнявшего в бланке, и позавидовал ему — он провел ночь в доме любимой женщины. Проведя последние ночи где угодно, кроме дома, Блек это ценил.

Брок, не отрываясь от записей, пробурчал:

— Завидуй молча. Ты Лиз на расстоянии чувствуешь, а я…

— А ты болван, — закончил фразу за него Грег и прежде, чем рыжий взвился, пояснил: — Эван вернул эфир. Так что на твоем месте я бы сейчас несся в инквизицию и расторгал ритуал при помощи Кита.

Брок отложил карандаш, которым делал записи, в сторону:

— Это совет дельный совет — в обеденный пере…

— Иди сейчас — это приказ. Ты своим довольным, отвратительно выспавшимся лицом сбиваешь весь рабочий настрой. — Брок задумчиво промычал что-то в ответ, и Грег уже мягче сказал: — Езжай. Эван заслужил свой кусочек счастья. И да, чуть не забыл — после инквизиции заедь к лер-мэру и поинтересуйся, почему вскрытый для оказания помощи погорельцам противочумный склад оказался наполовину пуст? Сваливание вины на мифических обокравших казну городских советников меня не интересует. Я же дело открою о злоупотреблении властью. Так ему и скажи.

Брок простонал:

— Проклятье… Ты меня не любишь…

Алистер сонно протер глаза, корпя над списками готовящихся к эвакуации на левый берег Ривеноук, и фыркнул над словами Брока, а Себ не удержался — он, заливая в себя уже пятую кружку кофе, констатировал очевидное:

— Счастливых никто не любит.

Грег пожалел, что тут не было Одли — тот бы и не такое завернул, он никогда не сдерживался.

Телефон на одном из столов противно звякнул, и дежурный констебль подозвал Грега:

— Лер суперинтендант, вас вызывает Олфинбург, лер Фейн. Говорит, что срочно.

Грег удивленно направился к телефону — он сам намеревался переговорить с Фейном по поводу лейтенанта Пирси, но пока не было времени. Что уж понадобилось от него Фейну, сыну богатого оружейного фабриканта из новой аристократии, в голову просто не приходило.

Грег взял трубку:

— Блек у телефона… Что вам угодно, лер…

Откуда-то из Олфинбурга, перекрывая звон паровиков и крики тальмийских уличных продавцов, предлагающих свежие пирожки, недовольно донеслось:

— Грег, давай не так официально. Мы вроде не врагами расстались.

— Оливер, что ты хотел? — старательно поменял тон Грег — они не были врагами, но и друзьями тоже не являлись.

— Мне нужна помощь. Небольшая, но крайне важная. Я не останусь в долгу. Да, да, да, я помню, чем занимался в Аквилите, но тебя я, помнится, не шантажировал.

Грег твердо сказал:

— Это был не ты.

— Хорошо, что ты это понимаешь. Мне нужно разрешение на въезд в Аквилиту. Вы, проклятье вас забери, опять не пропускаете высшие полицейские чины и особистов. Я могу пробраться нелегально, но мне потом понадобится сотрудничество вашего Особого отдела, так что хотелось бы прибыть в Аквилиту официально. Ты бы не мог поговорить с лером Хейгом? И заодно, если получится с разрешением, то переговори и с Мюраем — я признаю его право на сатисфакцию, но не хотелось бы его ненароком прибить. — выражаться культурно Фейн так и не научился. — Так поможешь?

— Что случилось, Оливер? — не сдержал любопытства Грег. Если Фейн так рвется сюда, то дело плохо. Тот не стал ничего пояснять, только сухо заметил:

— Это, к сожалению, не телефонный разговор. Но дело крайне важное, слово чести. Все подробности по приезду — ничего не скрою.

— Хорошо, я попрошу для тебя разрешение на въезд.

Оливер настоял:

— Как можно скорее. Я готов к отправке дневным экспрессом…

— Кажется…

— …я же сказал: дело дурно пахнет, уж поверь.

Грег согласился:

— Тогда увидимся вечером на вокзале.

— Увидимся.

Грег положил трубку, и еще не уехавший Брок напрягся:

— Что случилось?

— Вечером приезжает Фейн. Ты как..? — Грег оценивающе посмотрел на рыжего. Тот по большей части пострадал от его рук, но и Фейн развлекся тогда. Точнее их руками развлекался лоа.

Брок спокойно заметил — он смог отпустить прочь все страхи подвалов Особого отдела:

— Морду бить не буду. Вики тоже. Но с ритуалом расторжения эфира хорошая идея — вечером Эвану и Вик будет совсем не до Фейна и его приезда. Так что я в инквизицию.

* * *

За окном, навевая сон, стучал дождь.

Андре приоткрыла глаз и тихонько застонала — Брендон, растрепанный, еще чуть-чуть попахивающий пеплом, — или это от неё пахло? — заросший колючей щетиной, спал, уткнувшись носом в подушку, щедро занимая полкровати. Правда, на одеяло при этом не претендовал — можно было оценить все рунные цепочки с головы до кончиков ног, заодно и мышцами полюбоваться — Брендон следил за собой, у него было плотное, хорошо развитое тело. По его многочисленным рунам бежал алый эфир — с лица через шею до кончиков пальцев правой руки, упираясь в плотину запретной руны инквизиции. Должно быть, это было больно — столько эфира, который не мог найти выход.

— Проклятье! — тихо выругалась Андре.

Она провела пальцем над бегущим эфиром, не прикасаясь к коже — она не хотела будить мужчину. Брендон все же проснулся — приоткрыл один глаз, разглядывая негодующую девушку. Он уже дважды попадался на её странные шутки, так что предпочел промолчать, хотя возможно надо было бежать прочь. Пусть Андре и непризнанная дочь, но она все же Блек, а он её сегодня гм… обесчестил. Причем не единожды.

Она вздохнула и, заметив, что Брендон не спит, уже откровенно прошлась пальцем по алым рунам:

— Как и говорила Лиз, это красиво, но этот Каеде заслужил свою луну без сладкого.

Брендон перевернулся с живота на бок, рассматривая девушку — даже расстроенная, чуть-чуть помятая после сна, со встопорщенными пурпурными волосами она была очень красива:

— У тебя слетела печать? — понял он причину её недовольства.

Она хмуро кивнула:

— Именно. Так уже было, и тогда меня водили на повторное запечатывание. — Но Андре не умела долго злиться, она тут же улыбнулась Брендону: — не бери в голову! Я хотела увидеть твой эфир — желание исполнилось. Как действовать при срыве печати, я знаю.

Брендон сел в постели, натягивая на себя половину одеяла и тревожно глядя на девушку:

— Не стоит идти в храм. Это не единственный выход.

Она потянулась к нему, пальцем рисуя дорожку на груди вслед за бегущим эфиром:

— Я наивная, но не дурочка. Завтра будет готово лекарство для Элизабет, я попрошу у Арандо запас для себя, ведь рано или поздно потенцитовая интоксикация даст о себе знать. И не смотри на меня так…

— Как? — он наклонил голову на бок, хмуро, недоверчиво рассматривая её. Что же с ним сделала инквизиция… Или он сам в порыве вины за вырвавшееся из него когда-то пламя?

— Нарываясь на комплименты. — Она толкнула его в грудь, отправляя обратно на подушки: — я помню: твои запястья заняты, а для ладони ты слишком иглобраз…

Она взяла с прикроватного столика гогглы и надела их, принявшись рассматривать руны на животе Брендона с увеличением. Поскольку на парне было только одеяло, он предпочел перевернуться на спину, вызывая смешок Андре:

— А ты, оказывается, застенчивый… И прости, я знаю, знаю… Я невоспитанная и случайно грублю.

Он глухо в подушку сказал:

— Ты пока даже не знаешь цену лекарства.

— Не дороже жизни, — отмахнулась она, не удержавшись и проведя по спине, полной шрамов, пальцем. — Не будет хватать денег на лекарство — поменяю вероисповедание, проведя обряд общего эфира с дореформатором… Или попрошу Анри — у него запя…

Брендон резко развернулся, и Андре стащила с себя гогглы, всматриваясь в растревоженного парня:

— Брен… Во-первых, это шутка. Глупая, но какая получилась, а во-вторых… У тебя нет права меня ревновать. Как у меня, кстати. Повторное запечатывание никто еще не отменял. Покаюсь, поплачу, попрошу отца Маркуса в заступники, и буду прощена, став снова послушной дщерью. Кстати, об отце Маркусе…

Она вскочила с кровати и, накинув на себя длинную, строгую ночную сороку до пят, при этом абсолютно прозрачную — то того был тонок шелк, — понеслась к рабочему столу в гостиной — вернулась оттуда, держа в руках планшет. Андре села обратно и достала из планшета кипу бумаг, раскладывая их на кровати и даже на Брендоне.

— Да где же… Было же… — Она перебирала лист за листом, пока не нашла нужный. — Вот! Смотри!

Брендон, присаживаясь и с любопытством собирая разбросанные по нему листы, нахмурился, всматриваясь в нарисованную рунную цепочку на протянутой ему бумаге. Андре принялась пояснять:

— Помнишь, я говорила, что покажу цепь для отца Маркуса Грегори? Он посмотрел и ткнул меня носом в ошибку. Теперь должно заработать. — Она протянула бумагу Брендону: — держи, это тебе и отцу Маркусу. Незапатентовано, чтобы не раскрывать его секрет. Захотите — сами запатентуйте, я не в претензии. Озолотитесь на антиментальных амулетах. Кстати, Грегори сказал, что цепь, если поменять её полярность, должна действовать в обе стороны — то есть гасить ментальный дар самого отца Маркуса.

Брендон долго смотрел в глаза Андре, и не понять, что плескалось в глубине его глаз. Непонимание? Злость? Обида, что опередила его в исследовании? Андре сперва робко улыбнулась, потом расцвела в широкой улыбке, а потом поникла, ничего не понимая:

— Что не так, Брен?

— Ты можешь сама запатентовать…

— Не могу — времени нет. — Она принялась обратно собирать свои бумаги. — Надо доделать пароэфирники. Даже с помощью инженеров Анри, я ничего не успеваю. Знаешь, — она неожиданно призналась: — я чувствую себя такой идиоткой… Я самоучка, и многие простые решения инженеров для меня как откровение. Чувствовать себя глупой, оказывается, неприятно.

Она снова улыбнулась, убирая бумаги в планшет:

— Так! Хватит страдать по мне — тебе это явно неинтересно. С отцом Маркусом разобрались, теперь я готова помочь тебе. Ложись — буду искать свои ошибки.

— Андре, может, не надо?

— Надо-надо, ты подарил мне чудесную ночь, должна же я быть хоть чуточку благодарной тебе? — она снова отправила его на подушку тычком в грудь. — Я постараюсь быстро. Лежи и ничего не бойся.

Он снова лег на живот, как делает раненое животное в попытке спастись.

— Ты столько раз говорила о пароэфирниках… Что это за зверь и с чем его едят? — пробухтел он в подушку.

Андре, пристроив на планшете чистый лист бумаги, спешно принялась переносить на него руны.

— Эфирный двигатель замкнутого типа. Котел переводит водно-потенцитовую взвесь в газообразное состояние, после поршней идет сепарация — вода в конденсатор, потенцит отправляется на следующий цикл. Потери, конечно, будут, то же осаждение в конденсаторе и на трубах, но минимальное. Зато энергии в разы больше. Только пока это все теоретические выкладки. Нужное количество потенцита для испытаний я достала с Анри только вчера. — она замолчала, давая время Брендону предложить свою помощь. Он не предложил. Андре тряхнула головой, прогоняя мрачные мысли, и спокойно продолжила: — вот для этого и для голема мне и нужна была площадка для работы. Анри…

Андре осеклась — зря она тыкает Брендона принцем. Она снова улыбнулась, даже зная, что Брендон не видит её, и извинилась:

— Прости, тебе это неинтересно, конечно же. И давай-ка ты перевернешься на спину — как-то не вовремя у тебя проснулось стеснение. Я днем поработаю с твоими цепочками, если разрешишь — покажу Грегори. Возможно, сегодня-завтра, может, чуть позже пришлю тебе записи.

Он сел на кровати, внимательно всматриваясь в Андре:

— Я могу сам зайти вечером. Впрочем, если ты боишься за свою репутацию…

— Брен, не говори глупостей. Я кера, и этим все сказано. Просто не хочу отнимать время у тебя.

Он подался к ней, обнимая за талию и прижимая к себе — устроил её у себя на коленях, в кольце своих рук:

— И почему у меня ощущение, что ты отдаляешься? Словно прогоняешь меня.

Андре невесомо поцеловала его в уголок губ:

— Нет, конечно. Просто… — она рассмеялась: — все сложно.

Не говорить же ему, что он сам не стал предлагать помощь? У него может быть сотня причин для этого, та же забота об отце Маркусе и служение в храме. Или что-то еще.

Он сильнее прижал её к себе:

— Я дня через три уезжаю из Аквилиты.

Она понятливо качнула головой:

— А я через седьмицу-две. Не переживай: боги дадут — еще свидимся.

— Я не… — он плотно сжал губы, так что они побелели, а руны на лице налились багровым эфиром. Тот грозно шипел, выдавая чувства Брендона.

Андре носом потерлась у его виска, дыханием щекоча кожу:

— Неважно. Не думай, почему разошлись пути. Я поеду с… — она вовремя остановилась, не упоминая принца. — …с прототипом голема на фронт. Там, говорят, проснулось проклятье ничейной земли.

Брендон вздрогнул, заглядывая ей в лицо:

— Ты собираешься в это пекло?

Она снова расцвела в улыбке — говорить что-либо не хотелось. Она сама решила с поездкой, и никто не вправе отговаривать её.

Брендон переплел её и свои пальцы так, что ладони соприкоснулись.

— Ты знаешь об обряде, что связывает леру Викторию и лера Брока?

— Тот же, что связывает Грегори и Элизабет. Я слышала о нем.

— Я иглобраз, Андре, и у меня колючая, как у Каеде душа. Я учу плохому и тяжело пускаю людей в свою жизнь. И оправдание того, что я предлагаю провести ритуал общего эфира, одно на самом деле — этот ритуал можно обратить вспять, если я окажусь слишком колючим для тебя. Я тебя, кажется… — он не смог договорить. Андре сама потянулась к нему и легко поцеловала в губы, тут же отпрянув:

— Это самое неожиданное признание в любви, Брен. И я тоже далеко не подарок, но я тебя люблю.

* * *

Маркус отвлекся от бумаг, которые быстро просматривал, и в упор посмотрел на замершего на пороге кабинета Брендона — тот в мокром белоснежном свитере выглядел непривычно. Эфир тихой струйкой утекал из него прочь — это было ожидаемо и все же внезапно. И радоваться бы, но не получалось — вчерашняя выходка Брендона, воспользовавшегося измученностью Марка давящими на него мыслями окружающий и усыпившего его, до сих пор вызывала в инквизиторе гнев. Да, нарушение обетов — предаваться гневу нельзя, но он потом покается в грехе, а пока Марк злился — имел право.

Шла шестица — шестой день седьмицы, который для солидных неров уже был выходным, и коридоры инквизиции были девственно пусты. Только в канцелярии во всю работали девушки, которых прислала в помощь Виктория Ренар-Хейг.

— Явился. — недовольно констатировал очевидный факт Марк. Он пытался прочитать мысли Брендона, но находил лишь пустоту.

Колдун покаянно склонил голову:

— Явился.

— Стыдно?

Брендон расплылся в улыбке, и в этот раз она не была хищной:

— Не очень. Повторись все — поступил бы точно так же.

Маркус встал из-за стола, прошелся по своему небольшому кабинету, замер у незашторенного окна — на улице царила приятная взгляду альбиноса полутьма — уже нетугие струи дождя еле капали с небес, но солнце сегодня не выглянет, это точно. Маркус заложил руки за спину:

— Это был «Черный гнев»?

— Он, — согласился Брендон, своевольно опускаясь на стул. Его сердце согревала Андре, и сейчас ядом, сочившемся из Марка, его было не пронять.

— Ты понимаешь, что мог погибнуть? Или ты… — Марк не стал разворачиваться — непривычная пустота вместо мыслей Брендона его немного обескураживала. Не понять теперь, что он там себе надумал, что решил, что скрывает за своими словами. И ведь скрывает, это точно! Иначе бы пришел открыто. Будь прокляты антиментальные амулеты! Еще не доработаны до конца, но уже бесят.

— Я понимал, что иду на смерть. Я понимал, что не смогу победить «Черный гнев». Я не хотел, чтобы ты вмешивался — я представлял, сколько там в пожаре погибающих, и не хотел, чтобы их смерти коснулись тебя. Я тебя берег. Как мог.

Марк резко развернулся к нему:

— Берёг? А я просил?

— Не злись, — Брендон взлохматил свои мокрые волосы. — Пожалуйста, не злись. Сегодня такой счастливый день, я не хочу с тобой ругаться…

— Я вижу, — веско сказал Марк. — надеюсь, это с керы Риччи слетела печать?

— Не угадал. Это с меня слетели иглы, и Андре оказала мне честь, разделив с собой эфир. Кстати, в огне никто не погиб.

Марк лишь кивнул — поздравлять не стал:

— Это хорошая весть.

Брендон все же уточнил:

— Ты о пожаре или обо мне?

— О тебе. И о пожаре. Обо всем.

Брендон положил на стол бумагу с записями Грега:

— Это тебе. Я годами думал, как добраться до тебя и твоего дара, лишая его, и вот… Результат. Разработка Андре. Часть идей моя. Окончательная правка Грега. Андре — мастер частичных запретов и вариативных ветвей в цепочках. В ней погиб гениальный оператор вычислителей. Я мечтал победить менталиста и погасить твой дар, сводящий тебя с ума. Результат немного иной — ты сам сможешь включать и выключать свой дар в любой момент. Об этом позаботилась Андре.

— Скажи еще, что не рад такому результату, — проворчал Марк, всю седьмицу подозревая Брендона в недостойном.

Брендон признался:

— Я мог еще лет пять тебя загасить, но надеялся на лучшее. Так что если ты в состоянии перенести татуировки, то я к твоим услугам…

Глава 44 День пятый. Оживающий мир

Грег, подсушивая свою шинель с помощью эфира и готовясь снова отправляться под дождь, посмотрел в спину убегающего к паромобилю Брока. Тот горбился, пытаясь не сильно вымокнуть — дохлый номер, лило так, что даже розданные констеблям дождевики мало спасали. Грег тревожно повернулся к Себу:

— Брок Хейгам телефонировал?

— Ннннет, вроде, — отозвался тот.

— Он хоть записку написал и попросил отправить? — Грег уже представлял, что почувствует Виктория и что подумает в момент разрыва связи. Она же решит, что он погиб… Родничок в сердце Грега еле трепетал, заставляя волноваться за Лиз — та сегодня первый день без лекарства, и как пройдет этот день, сложно представить. Может, все будет хорошо, а может и нет. И если родничок в сердце затихнет… Об этом даже думать страшно. Одли на Брока нет!

Пока Себ соображал, Алистер качнул головой:

— Нет.

— Хррррень! — прорычал Грег и рванул к телефону: — нерисса, дом герцога Аквилиты, пожалуйста! Срочно!

Быстро доложив Эвану о планах Брока по расторжению ритуала общего эфира и заодно отчитавшись о происходящем в бывших трущобах, Грег вновь направился в катакомбы — там в любую минуту может вспыхнуть бунт, и нужно всеми силами этого не допустить. Тут на поверхности тоже было несладко — ожидали возможного поднятия нежити, но в катакомбах опаснее и сложнее — там были женщины и дети в ожидании, когда военное ведомство выделит паровые катера для переправки погорельцев на тот берег Ривеноук. Маяковый остров предоставлять помощь не спешил. Раньше даже в глаза боялись бы смотреть, а сейчас возомнили себя королями.

Грег, оставив Арбогаста за старшего, вышел под холодные, сильные струи дождя, тут же промокая вплоть до нижнего белья. Зонт он с собой на вечер у лер-мэра, естественно, не брал и возвращаться в гостиницу или кого-то посылать за ним считал недопустимой роскошью. Тут каждый человек на счету. Ноги скользили по мокрой брусчатке, за шиворот текло, в сапогах хлюпала вода. Запах противной мокрой шерсти стал просто невыносимым. Уныло стучал по голове, вызывая головную боль, дождь. Тот случай, когда полкоролевства, если бы оно у него было, можно отдать за зонт.

Грег пересек полицейское оцепление и устремился к ближайшему входу в катакомбы — он был дальше по склону, в уцелевшей от пожара части города.

Уже давно рассвело, но на узких улочках Ветряного квартала царил полумрак. Было сонно, мокро, безнадежно. Запах пепла прибило к земле, но вместо него страх витал в воздухе, то и дело колючей, осторожной лапой касаясь Грега и заставляя холодок бежать по его позвоночнику. Тут в любой момент может спонтанно подняться нежить — в местах, где бушевал ужас, так бывало всегда. Пусть в пожаре никто не погиб (еще не было обнаружено ни одного трупа), но местечек, куда тайно сбрасывали без должного захоронения убитых в той же поножовщине тут полным-полно. Полиция почти никогда не заходила в кварталы трущоб, только для облав, но Грег сомневался, что они тут были частыми. За спиной периодически раздавался какой-то непонятный стук, заставляя замирать и прислушиваться. Нарваться на нож не хотелось. В темных, грязных от пепла окнах то и дело мелькали осторожные белые пятна — умом Грег понимал, что это обеспокоенные горожане, которым настоятельно рекомендовалось без лишней нужды не выходить из домов, но подсознание упорно шептало, что это безликая нежить с пористыми, словно из непропеченного теста лицами. Почему из теста, Грег и сам не знал — что-то из детства, когда темными, холодными ночами в пансионе, он сжимался от страха в кровати под рассказы о Кровавых костях или о поджидающем в зарослях диких яблонь Ленивом Лоуренсе. Когда-то мир был жесток, за каждым углом дома или поворотом дороги жили недобрые существа вроде фей, боуги или трау. Впрочем, сейчас с еще неистребленными призраками и то и дело поднимающейся нежитью, он был не лучше. Даже мифические оборотни явились — в виде рыжего Ренара Каеде.

Стук за спиной нарастал, словно кто-то упорно догонял Грега. Он не стал рисковать — шагнул в ближайшую подворотню, формируя на ладони сгусток огня. Пилоток тут не любили. Даже сейчас.

По улочке мимо Грега проскакал одинокий… Зонтик. Черный. Мужской. Выполненный в виде трости. Грег готов был поклясться, что это его зонт.

— Хрень… — слетело с его губ одновременно с залпом огня, который промчался через зонт и исчез вспышкой, разбившись об стену дома.

Зонт обиделся и резко раскрыл свой купол с громким шипением, подпрыгнул на месте и снова, казалось недоверчиво, поскакал к Грегу. Ему оставалось только поймать прыгнувший в ладонь зонт и непонятно куда и кому сказать:

— Спасибо.

Зонт чуть дернулся в его руке и даже увеличился, закрывая от тугих, холодных струй дождя.

Грег вздохнул, мрачно подумал про себя: «Хрень!» — но вслух ругаться не стал. Зонт нашел его очень вовремя. А почему так произошло, Грег подумает потом. И алый глаз на кончике зонта ему просто показался — не бывает у зонтов глаз.

Когда в полдень дождь все же закончился, зонт сам исчез — просто растворился в воздухе, как призрак.

* * *

Вики замерла в холле у уличной двери, уже готовая выходить — Эвана в последний момент задержал телефонный звонок, который он принял в кабинете. Ноа, одетая в приличное платье длиной до колен и успевшая позавтракать с Полин и няней, упорно продолжала искать исключения из запрета Эвана. В этот раз она вынырнула из гостиной, где до сих пор в ожидании Тринадцатой Драконьей ночи стояла украшенная на Явление нелида. Убирать её следовало завтра вечером, а украшениями были орехи и конфеты.

Ноа на всякий случай заговорщицким громким шепотом поинтересовалась у Вик:

— Нелидовые украшения — не сладости же, да? — называть её мамой Ноа пока побаивалась, доверяя только Эвану.

Вик еле подавила улыбку и кивком согласилась с утверждением Ноа. Пусть уж — на улице лил непрекращающийся дождь, и в поход на ярмарку верилось с трудом.

— Спасибо, ма… — Ноа нырнула в гостиную, исчезая с глаз Вик — Эван, со странной улыбкой на губах, наконец-то вышел из кабинета и, подхватив недоумевающую Вики на руки, радостно закружил её в холле, сообщая непонятное:

— Планы немного изменились. Сейчас в инквизицию.

Вечно любопытная Ноа все же не усидела в гостиной и тихо хихикала, замерев в дверях с пряником в руках. Полин выбрала для себя длинный леденец, выглядывая из-за плеча названной сестры — Ноа была ниже её на полфута. Эван скользнул по девочкам взглядом, заметил сладости, но промолчал. Он опустил изумленную его порывом Вик на пол, крепко обнял, а потом протянул ей руку, открывая дверь на улицу. Пахнуло свежестью и прибитой пылью. Джон тут же взял зонт и пошел сопровождать хозяев до паромобиля, где за рулем терпеливо ждал Адамс.

Вик предположила первое, что пришло в голову:

— Попросим Марка просканировать Отиса? — Капли дождя громко стучали по туго натянутой ткани зонта. — Как он, кстати, успокоился в камере?

Эван, опережая Джона и сам открывая дверцу паромобиля для Вик, поправил её:

— Не угадала.

Он помог сесть Вики и сам опустился на заднее сиденье, заключая её в объятья и жарко шепча в висок:

— Брок решил, что пришло время расторгнуть ваш ритуал. Но Марка мы тоже захватим и отвезем в управление. Только учти — результаты его сканирования никому нельзя предъявлять. Это только для нас самих.

Паромобиль стронулся с места, а Вики задохнулась от счастья — скоро, очень скоро они с Эваном станут близки, как никогда. Подходящих слов не находилось, и она просто потянулась за поцелуем к мужу, пытаясь так выразить всю нежность и страсть, которую ощущала сама. Все стало неважно: паромобиль, Адамс за его рулем, плывущие в струях дождя люди, которые могли заметить происходящее в салоне, поджидающие их репортеры, приличия, все абсолютно! Были только она и Эван. Их общее дыхание и жар, который буквально распирал их, заставляя плавиться от нежности и дарить её в ответ.

Эван еле отодвинулся от Вики, когда паромобиль остановился у штаба инквизиции. Стоило признать, что у Адамса были железные нервы. Он не сделал ни одного замечания, ни единого взгляда не бросил на происходящее в салоне. Оставалось надеяться, что снимки у репортеров не получатся из-за непогоды — Вик краем глаза видела вспышки их фиксаторов.

Эван провел на прощание пальцем по губе Вик и прошептал:

— Пойдем, солнышко?

— Пойдем, — так же тихо, словно боясь что-то спугнуть, ответила Вик.

— Сейчас расторгнем ритуал, а вечером… — Эван не договорил, всматриваясь в Вики. Она подумала и согласно кивнула:

— Да, вечером… — Сейчас не стоит проводить ритуал. В инквизиции слишком много лишний свидетелей.

Эван ждал больше луны, она готова подождать всего несколько часов. Хотелось, чтобы время после ритуала, было только их.

В штабе было тихо и пустынно, только чувствовался эфир в дальнем кабинете: Марк, Брендон и Брок. Дверь открылась — на пороге стоял Брендон, приветствуя их:

— Доброе утро, лера и лер Хейги. Проходите, мы как раз вас ждем. Хотя кое-кто вспомнил, что забыл вас позвать. — Алый эфир клубился вокруг Брендона — обычно он не позволял себе такого, предпочитая скрывать свою сущность. Что-то изменилось в нем этим утром, и дело даже не в непривычном белом свитере, а в посадке головы, в гордом развороте плеч — он больше не прятался. Даже улыбка у него стала другая — не такая широкая и нарочитая. Он поймал взгляд Вик и миролюбиво добавил: — ладно, ладно, уговорили: проходите, Вик и Эван.

Он подвинулся в дверях, пропуская их в кабинет, погруженный в сумрак. Марк и Брок тут же поднялись со стульев в приветствии. Вик заметила, что Марк еще двигался очень аккуратно, боясь растревожить раны. Брок как-то виновато улыбался:

— Доброе утро, я…

Брендон спас его, перебивая крайне официальным тоном:

— Мы обсудили с отцом Маркусом сложившуюся ситуацию и решили, что обряд общего эфира между Броком Мюраем и Викторией эээ…

— Хейг, — твердо сказала она, игнорируя обиженно метавшийся теневой хвост.

— …Хейг следует расторгнуть.

Марк мягко сказал, направляясь к двери:

— Наверное, мне стоит выйти… Эван, кажется, у тебя есть какое-то ко мне дело?

Тот кивнул и, бросив на Вик извиняющийся взгляд, вышел с Марком в коридор. Брендон демонстративно отвлекся на поиски кинжала — он его сосредоточенно искал в выдвижных ящиках стола Марка, когда Вик знала — кинжал всегда хранился в тайных ножнах на предплечье колдуна.

Брок мрачно замер, исподлобья рассматривая Вик — она знала этот взгляд, раньше она его боялась.

— Все хорошо, Брок, — улыбнулась она. — Пришло время двигаться дальше. Пришло время менять жизнь.

— Верно, — кивнул мужчина. — Боюсь, мне этого будет отчаянно не хватать.

Вик не сдержала смешка:

— Чего именно? Купания в Петлянке из-за меня? Погонь за бокором из-за меня? Или зимней Ривеноук?

— Всего и сразу. — Он взъерошил свои волосы и признался: — Шарлотта… Идо… Нерисса Идо безмагична.

— Разве для тебя это имеет значение?

Он, не задумываясь, отрицательно качнул головой:

— Нет, абсолютно нет. Но тебя мне будет не хватать.

Брендон вмешался:

— Я тут знаю одного рыжего лиса…

Брок рассмеялся:

— О нет, обойдемся без него. — Он резко протянул колдуну свою левую ладонь: — Давай, я готов, а Вики, кажется, готова уже давным-давно.

Она решительно протянула левую ладонь Брендону. Остальное было словно в полусне.

Нарисованная руна на ладони.

Легкий укол кинжала.

Смешанная кровь.

И Вики согрел в последний раз общий эфир с Броком, а потом она впервые за последние седьмицы осталась одна.

Только её чувства, только её эфир, только её тепло.

Брендон спешно наложил на ладонь Вики повязку и вышел в коридор, давая им с Броком время попрощаться.

Она сделала то, что никогда раньше бы себе не позволила — обняла Брока крепко-крепко, как родственника или даже как Эвана:

— Спасибо тебе за все. За тепло, за поддержку, за спасение, за Эвана и Полин, за Дрейка и его жизнь… За то, что научил быть другой — без тебя я так сильно не изменилась бы. Привычно бы жила за чопорной маской приличной неры и думала, что все так живут. Ты научил меня быть свободной. И ты по-прежнему мой брат — даже не смей сегодня же перетаскивать свои вещи в офицерский дом. Ты живешь у нас — пока не найдешь свой собственный дом. Это даже не обсуждается.

Брок поцеловал её в макушку:

— И тебе спасибо. Я бы не продержался эти дни без твоей помощи. Я бы не пережил подвал и унижения. Я… Всегда буду твоим братом — даже не смей прятаться от меня за маской леры, — чуть переиначил её слова он.

— Не буду… — пообещала она, замолкая и просто обнимая Брока. Без него было непривычно и пусто в сердце, но скоро эта пустота заполнится Эваном.

Брок первым отпрянул от Вик и предложил:

— Что ж, время заключить новый ритуал?

Она отрицательно качнула головой:

— Не сейчас.

Брок удивленно приподнял брови вверх, но промолчал, принимая её решение. Он открыл дверь, пропуская Вик первой из кабинета, потом вышел сам.

Эван шагнул к Вик, первым делом проверяя повязку на её ладони, а потом обнял за талию и поцеловал в висок:

— С новым этапом в жизни, Вики. — он посмотрел на Брока и пожелал и ему того же самого.

Марк неделикатно кашлянул, напоминая о себе:

— Леры, в управление? Я постараюсь привести вашего Отиса в порядок, если это еще возможно. И капельку усовестить для дачи показаний. Чистосердечное раскаяние крайне полезно для души. Обязанность инквизитора — вести души к чистоте. Никого больше совестить не надо?

Брок мрачно заметил, направляясь на улицу:

— Нера Чандлера. У нас на него почти ничего нет. Чистосердечные признания были бы в самый раз, а то королевский судья отказался выдать ордер на его арест. У нас всего двое с половиной суток, чтобы нарыть на Чандлера хоть что-то, иначе придется отпустить.

Вик тут же заинтересованно просила:

— А Сайкс?

Ей ответил Эван:

— Объявлен в розыск, но пока никаких следов обнаружить не удалось.

Вик нахмурилась — она понимала, что ночью было не до расследования, особенно такой ночью, как сегодняшняя:

— Ясно, тогда надо срочно опросить Финча и Одли — узнать, что известно им. Если доктора, конечно, дадут разрешение на разговор с ними.

Эван подтвердил её слова:

— Вик, ты в госпиталь. Только не одна. Тебя там будет ждать Лео. Не забудь Одли напомнить, что он лишен сладкого, Вик.

Брок не удержался и спросил — тайна наказания в луну интересовала не только его:

— Все понимаю, но почему такое странное наказание? Луну без сладкого?

Эван открыл перед Вик уличную дверь и спокойно заметил:

— Ровно через луну, двенадцатого трескуна у Вик день рождения. Я же не мог лишить нас всех праздника — Вики исполняется двадцать один год. Это всегда празднуют широко. Торт уже заказан в лучшей кондитерской города. Что-то еще?

— Нет, — улыбнулся Брок.

— Тогда ты, Брок, в управление — отвезешь отца Маркуса. С допросом Чандлера погоди, без сведений Вик и обследования завода даже не пробуй. Нас адвокаты Чандлера с потрохами съедят, обвинив в клевете… Заодно дождись приезда Себа — вдруг та телефонная нерисса, которая соединяла Отиса и Чандлера, что-то подслушала… Пока будешь ждать, займись Отисом и амулетами. Я сразу на площадь Воротничков — весь день буду там. Прошу, не забывайте держать меня в курсе происходящего.

Брок вместо ответа привычно отмычался — знал за собой грешок все тащить на себе: он всегда был старшим в Особом отделе, а сейчас оказался на вторых ролях.

Он помчался без зонта к своему паромобилю, приветливо распахивая дверцу перед отцом Маркусом. Тот тихо ему сказал:

— Грех гордыни — страшный грех.

Брок сел за руль, отшучиваясь:

— Я не гордый, я трудолюбивый.

Марк сдал Эвана — подслушивать мысли у инквизитора теперь получалось даже против его воли:

— Новый полицейский участок в бывших трущобах. Как ты думаешь, кто его возглавит, а, лер-суперинтендант?

— Ммм…

— Именно.

Эван проводил глазами исчезающий в серых струях дождя паромобиль Брока. Вик открыла свой зонт и пошла по ступенькам инквизиции, сама себе удивляясь — она годами боялась этого заведения, а теперь у неё тут друзья. Эван поспешил за ней, быстро прощаясь с Брендоном.

В салоне паромобиля, крайне тихо, чтобы не услышал Адамс, Эван сказал:

— Заметила у Брендона новый шрам на левой ладони?

Вик вздрогнула, понимая причину резких изменений в колдуне и обернулась назад, рассматривая стоящего на крыльце и провожающего их взглядом Брендона:

— О нет… И ведь даже не сказал! Мы бы его поздравили…

— Он промолчал, наверное, потому что первым такую новость должен узнать отец девушки. Или, что вернее, её брат.

Вик вспомнила вчерашний пожар, возвращение Эвана, Брендона и Андре с девочками из пламени, и поняла, кто же оказался его избранницей. Неожиданной, но, наверное, самой подходящей сторонящемуся людей и привязанностей колдуну. Она обязательно научит его улыбаться.

Эван снова прошептал:

— Мы позже поздравим — вместе со всеми. Он заслужил свой кусочек счастья.

— Грегу сейчас не позавидуешь. Ему же и за жену, и за сестру теперь воевать с инквизицией и королем…

— Он точно справится, хотя цистерну успокоительного надо где-то раздобыть — просто на всякий случай.

Паромобиль как раз остановился у городской публичной больницы, куда вчера привезли Одли и Финча. Вик хмуро подумала, что это не то место, где стоит запасаться успокоительными — как-то докторам этой больницы она не доверяла. Одли уже лечил тут свой укус зомби — ничем хорошим это не закончилось.

На крыльце хирургического корпуса Вик терпеливо с папкой в руках ждал Лео.

Эван на прощание поцеловал жену в висок и привычно напомнил:

— Будь осторожна, пожалуйста. Одли уже нарвался — не ходи одна.

Она улыбнулась и провела рукой по его гладковыбритой с утра щеке:

— Я буду очень-очень осторожна. Удачи!

— И тебе!

Дверца за её спиной захлопнулась, Вики спешно пробежалась под зонтом по дорожке к Лео. Паромобиль не стронулся с места, пока Вик с Лео не зашла в тепло больницы. Эван снова сильно волновался за неё — теперь прикрытия Брока у неё не было.

Глава 45 День пятый. Просвет в тучах

Больница встретила вонью дезинфектантов и еще какой-то дряни, возможно, так пах пригоревший завтрак. Обычная на вид публичная больница: унылые крашенные стены, скрипящие дощатые полы, горшки на подоконниках с заморенными цветами, вечно спешащие куда-то сиделки и медсестры, — все, как везде, но Вик ничего не могла с собой поделать — больница ей не нравилась. Наверное тем, что тут уже лечился Одли, и ему в тот раз не помогло. Надо забирать его отсюда — дома есть Николас, ему Вик доверяла гораздо больше, чем всем докторам этой больницы. Уговорить бы еще Николаса остаться в Аквилите навсегда — Эвану нужны друзья, а не только семья.

Лео, сонный и взъерошенный больше, чем обычно — он эту ночь почти не спал, — подсказал:

— Второй этаж, палата номер два. Я уже получил разрешение лечащего хирурга на разговор с Одли. — он махнул рукой в сторону лестницы и чуть не потерял папку, которую держал под мышкой. — Чуть не забыл… Я тут фиксы забрал у экспертов. Они закончили обработку записи из Танцующего леса.

— И…? — Вик послушно направилась к лестнице — широкой, с кованными перилами и многократно крашенными деревянными поручнями.

Лео вместо объяснений протянул ей папку:

— Смотри сама. Это надо видеть.

Она на ходу открыла папку и замерла на первой ступеньке лестницы, разглядывая всего два снимка: расщепленное дерево без спрятанного в дупле трупа и тут же, разницей в секунду, если верить надписи, сделанной от руки, это же дерево уже с трупом. Через секунду. Никто из живых не способен на такую скорость, из мертвых — тем более.

— Бешеные белочки… — она снова и снова переводила взгляд с одного снимка на другой.

— Я б и не так сказал. — проворчал Лео. Он усиленно готовился к экзамену на детектива, который должен состояться послезавтра и потому старательно следил за своей речью, стараясь избегать привычных «дык», «угу» и «тогдалие». — Кто-то под прикрытием идеальной иллюзии спрятал труп на глазах констеблей и камеры, а потом спокойно ушел.

Вик признала очевидное:

— Наш древолюб точно Каеде. Только он способен на такие иллюзии.

Лео согласился с ней:

— Точня… Точно он. Только припереть его нечем. Следов нет. Снимков нет. А лисы так себе свидетели. — Он забрал папку у Вик и принялся подниматься по лестнице.

— Бешеные рыжие белочки!!! — признавая собственное бессилие, выругалась Вик. — Ему даже неподобающее обращение с трупами не предъявишь, не то, чтобы статьи посерьезнее.

— Угу… В смысле, да. — Лео снова поправился, краснея при этом. Экзамена он побаивался, хоть Вик и уверяла его, что знаний у него хватает. Знаний-то да, а вот язык вечно пытается сказануть что-то не то. Комиссии, состоящей из воспитанных неров, такое может не понравиться. Впрочем, Вики будет в разы сложнее на экзамене: лер-детективов еще не было ни в Тальме, ни в Аквилите.

Вик пробурчала себе под нос ругательство, услышанное как-то от сержанта Кирка, заставляя Лео еще сильнее краснеть, дергая ворот мундира, и направилась на второй этаж. Сначала они постараются припереть к стенке Чандлера и Отиса. Потом уже она прицельно займется Каеде. Должен же где-то этот лис ошибиться!

В коридоре второго этажа было тихо и пусто, не то, что на первом. Только изредка доносились откуда-то стоны и громкие рулады храпа. Лео замер у двери палаты, ожидая Вик. Она, стараясь не шуметь, чтобы на разбудить пациентов, зашла в палату, где лежал Одли. Зря. Одли, как и остальные двадцать пациентов огромной палаты, не спал. Кто-то ел горелую овсянку, кто-то читал книгу, кто-то просто лежал и смотрел в потолок. Кто-то стонал, не приходя в себя. Невыносимо воняло бедой. Обострившийся в последнее время нюх сильно мешал — в носу нестерпимо свербело. Хотелось лапой прикрыть свой но… Вик вздрогнула — последние мысли её напугали. Ей не нужно лисье наследство! Только не это, хоть Каеде и признал вчера, что чуть сгустил краски лисьей жизни.

Одли с перевязанной головой в серой от многочисленных стирок больничной нательной сорочке мрачно сидел на койке у окна. Оттуда наверняка дуло и несло влагой — мужчина кутался в колючее больничное одеяло. На подоконнике стоял таз. Кажется, беднягу Одли то и дело тошнило — уж больно зеленый у него был вид. Вики ругаться хотелось — снова и снова их с Эваном не воспринимают, как друзей, готовых протянуть помощь. Мало того, что Одли не обратился к ним и Николасу, так даже госпиталь орелиток проигнорировал, а ведь там условия куда как лучше.

Лео за спиной Вики только вздохнул — вид инспектора не внушал оптимизма. За пол-луны общения с Вик он и не таких слов нахватался. Научиться бы их применять правильно.

Вик резко прошла через всю палату к Одли — сперва надо помочь ему, потом она чуть подлечит остальных пациентов. Она остановилась у изножия кровати, хватаясь руками за перекладину спинки — окружающая беда сильно давила на плечи:

— Доброе утро, Одли.

Он грустно улыбнулся:

— Доброе утро, и не смотри так строго, Вики.

Она не стала сдерживаться:

— Ты уже второй раз чудишь, Одли! Это уже даже несмешно. — Она подошла к нему ближе и присела рядом на кровать. От Одли кисло несло болезнью: потом, желчью, кровью. Последний запах особенно раздражал. — Я сейчас разберусь с тобой и телефонирую Поттеру — тебя заберут к нам домой. И возражения не принимаются.

Одли по-отечески посмотрел на неё:

— Вики, девочка, ты так всех раненых будешь подбирать и таскать домой?

— Дом большой, а ты — один. Переживем как-нибудь. Заодно будешь Брока утешать — у него очередная… — вспомнилась хозяйка дома Мактира, и пока Вик решала, будет ли уместно выражаться, как она, Одли сам усмехнулся:

— Любовя. Это та красивая, суровая нерисса Идо? Так?

Лео поправил его:

— И ничего она не суровая. Она очень хорошая, просто ответственности на ней много.

Одли вздохнул:

— Ну твой же дивизион, только ты еще не уведи у Брока любовь всей его жизни из-под носа, Лео. Лан-лан, не злись, парень. И ты, Вики, не злись — вот упрямая ты девица. Мне и тут неплохо.

Вик тем временем сплела обезболивающее плетение и набросила на Одли. Мужчина благодарно кивнул и тут же позеленел от усилия, пытаясь унять рвотные позывы. Лео спешно подал таз, пока Одли шумно, громко дышал.

— Ну твой же дивизион… — он еле выпрямился.

Вик достала платок и подала Одли, помогая вытереть пот с лица — мужчину все же не вырвало.

— Сотрясение головного мозга, да?

Одли, откидываясь на изголовье кровати и прикрывая глаза, подтвердил:

— Оно самое. И поскольку я понимаю, что вы тут не только ради моей несколько невыспавшейся и больной туши, то сразу говорю: у меня две новости. Одна хорошая, одна плохая. С какой начинать?

— С плохой, — убирая платок в карман шинели, сказала Вик.

— С плохой значит… С плохой: я ничего не помню. — Он открыл глаза и признался: — последнее воспоминание: я иду вдоль забора завода, и… Все. Мрак. Открыл глаза я уже тут.

Лео обеспокоенно спросил:

— А хорошая тогда какая новость?

Одли расцвел в бледной улыбке:

— А хорошая — раз есть сотрясение, то получается, мозги у меня все же есть. На хорошем сегодня все. Простите.

Вик замолчала, стойко принимая удар судьбы. Не то, чтобы она надеялась на показания Одли, но все же… Лишними они точно не были бы. Хотя бы сведения о том, кто напал на него и где. Лео не выдержал и все же высказал мужчине:

— Вот какого демона ты поперся один, а?! Говорил же, что пойдешь с егерями. Был бы не один — такого бы не случилось.

Одли криво улыбнулся:

— Егеря все заняты. Ловят в лесах какое-то чудище, похожее на льва, но только больше и без гривы. Леры, отдыхающие в Танцующем лесу, жаловались… Егеря подозревают, что это какая-то мелкая лиса.

Вик переглянулась с Лео, понимая, какое чудище ищут егеря, но бегать по лесам не запрещено. Это Каеде не предъявить в качестве обвинения.

Одли сурово посмотрел на них, замечая их переглядывания:

— И что вы от меня скрываете?

— Ничего, — старательно честно сказал Лео, а Вик подтвердила:

— Правда, ничего. — О наказании в виде лишения сладкого на луну она решила промолчать — Одли и так достаточно тяжко. Она встала с кровати: — давай, готовься — скоро приедет Поттер и заберет тебя домой. К нам домой, Вин! Даже не пытайся улизнуть.

— Да куда мне, — честно признался мужчина, в очередной раз пытавшийся продышать дурноту. — Чувствую себя девицей в корсете, внезапно увидевшей мышь: и страшно, и дурно, и упасть в обморок не получается — рук подходящих, чтобы поймали и удержали, в округе не наблюдается. Да и на полу мышь… Ладно, красавицы, вперед, вам есть чем заняться, пока я тут кукую… Везет же некоторым!

Пока Лео носился в поисках врача, лечившего Финча — нужно было получить разрешение для разговора с ним, Вики пролечила всех находящихся в палате. Адера Вифания, обучавшая её основам целительства, всегда ворчала, что именно в этом долг каждой леры, а не в беге за преступниками и в прочих розыскных делах. За преступниками и мальчики могут побегать, а вот лечить не каждый мальчик согласится — не слишком престижное это занятие. Дрейк с таким не соглашался и всегда говорил, чтобы Вик не обращала внимания на ворчание адеры. Дрейк… Вики снова вспомнила, что давно его не видела. Надо все же вырваться и постараться встретиться. У него как раз должно было закончиться его наказание — луну без его любимой карамели.

Лео вернулся, получив добро на разговор с Финчем, и Вик, попрощавшись с Одли, направилась в его палату. Только сперва Вик на посту воспользовалась служебным положением и телефонировала домой, прося Поттера забрать Одли из больницы.

Финча «славно» отделали. Под глазами у него были гематомы, так что веки еле приподнимались, нос был сломан и вправлен, кажется, не совсем удачно, губы разбиты, часть передних зубов отсутствовала — потом нарастит при помощи магии, как Брок, уже щеголявший нормальной улыбкой. Руки были в бинтах, что творилось с ногами, было неясно — мужчина был укрыт одеялом. В отличие от Одли, Финч лежал в отдельной палате, и ему была выделена персональная сиделка, которая тут же ушла по просьбе Лео.

Стул в палате был один, и Лео его уступил Вики, сам вставая за его спинкой и включая фиксатор.

Вик поздоровалась с Финчем и на всякий случай снова представилась. Мужчина вяло, пришепетывая, поздоровался в ответ:

— Недоброе утро… Я помню вас, констебль…

— Я хотела задать вам пару вопросов в связи с нападением на вас — возбуждено уголовное дело. — Вик достала из планшета бумагу с карандашом и приготовилась записывать: фиксаторы — это хорошо, но как любой механит они могли выходить из строя, причем в самый неподходящий момент. — Вы готовы отвечать?

— Да, конечно, — Финч моргнул и еле открыл глаза. Кажется, говорить и думать ему было мучительно трудно. Стоило поторопиться, пока доктор не решил, что выделенные четверть часа на разговор истекли.

— Вы помните, что с вами случилось?

— Отис… — Финч сглотнул и криво улыбнулся: — Да, Отис меня поймал на проходной. Поймал и отвел в комнату охраны.

Он опять замолчал, собираясь с мыслями, и Вик сплела очередное целебное плетение, накидывая его на Финча.

— Почему — он вам объяснил?

Мужчина нахмурился, шипя от боли:

— Простите… Он подозревал, что я собираюсь дать показания… Против Сайкса. Из-за вашего утреннего визита.

— Против Сайкса? — Вик тут же уточнила: — И против нера Чандлера?

Финч весьма достоверно разыграл изумление или это плетение уже начало действовать:

— Нер Чандлер очень хороший человек! Он бы никогда… Ни за что… Он ни при чем в этой грязной истории… Это все Сайкс и Отис.

— Вы могли бы…

Он перебил её:

— Давайте я сам… Я думал… Мне тяжело сосредотачиваться на ваших вопросах…

Вик замерла и позволила ему самому рассказывать свою складную сказочку. То, что она складная — она не сомневалась: у Финча было время выгородить себя и Чандлера, — как не сомневалась и в её полной сказочности тоже. Финч не из тех, кто не подстелет себе соломки, а выдавать Чандлера он явно боится.

— Я год служил на заводе нера Чандлера. Мне очень нравится его подход к заводу и обращению с работниками. Он… — он стал говорить быстрее и увереннее: — Он, как и я, терпеть не может профсоюзы — этих наглых стачечников и провокаторов. Они только и ждут любой малейшей ошибки, чтобы вцепиться в глотку и разорить заводы.

У Вик был совсем другой взгляд на эту проблему — она видела, как профсоюзы старательно добиваются очевидного уважения к труду рабочих, но перебивать Финча не стала.

— …Нер Чандлер умеет заботиться о своих людях. Взять того же Мактира. Он был пропойца и ненужный старик, который в любой момент мог подставить завод под разбирательство комиссии Гильдии механиков. Он постоянно фонтанировал каким-то глупыми идеями: то какие-то самовзводные машинки для детей придумает, то ползающих кукол — нелепость, как есть, ведь мы серьезный завод! Ничего путного Мактир предложить уже не мог — пропил все мозги. Но нер Чандлер не увольнял Мактира, понимая, что иначе тот окажется совсем на улице и окончательно сопьется. Мне импонирует такой подход. Или взять те же хищения… Я заметил, что на заводе постоянно происходят мелкие недостачи металла или еще какой мелочевки.

— Например?

— Например… — Финч дернул рукой, чтобы потереть лоб, но тут же зашипел от боли. — Мы как-то исполняли заказ на портсигары для офицеров с инкрустацией полудрагоценными камнями: янтарем, бирюзой, гематитом, яшмой… Пропадали мелкие камешки, совсем ерунда, но все равно же — непорядок! Нер Чандлер рукой махал на такое. Он, когда я выразил свое недовольство происходящим, сказал, что люди всегда воровали и будут воровать. Керы же — что с них взять!

Вик еле подавила гневные слова, заставляя себя натужно улыбаться. Керы точно такие же люди, склонность к воровству от происхождения не зависит. Стоящий рядом Лео откровенно занервничал, и Вик взяла его за руку, тихонько пожимая его пальцы.

Финч если и заметил это, то промолчал, продолжая самозабвенно токовать о себе и нере Чандлере — целебное плетение окончательно подействовало:

— …мне нравится подход нера Чандлера — я согласен, что иногда чтобы предотвратить более сильные потери, надо допустить мелкие. Если пересажать всех рабочих за кражи, то кто будет работать на заводе? Вы со мной согласны?

— К счастью, я констебль, за меня все решает закон. — отшутилась Вик.

— Да, наверное…

— Может, вы вернетесь к случившемуся на заводе седьмого вьюговея?

Финч скривился:

— Да, конечно же… Я только должен сказать, сразу объяснить, почему согласился с мнением Сайкса скрыть все о Мактире и Форде. Только из желания защитить завод. Современные реалии таковы, что фабрикантам приходится лавировать между всеми этими левыми социалистами, коммунистами, профсоюзниками, требованиями Гильдии, налоговыми органами и давать заработать на хлеб своим рабочим!

Вики умилилась — прям не завод, а богоугодное заведение!

— Любой несчастный случай на заводе приведет к разбирательствам, к ненужным задержкам в производстве, не дай боги к стачкам — и так бывало! Понимаете, Мактир был пьян, он сам попал под молот… Когда падал, еще и молот повредил — хватался за все, сорвал ремни, чуть мотор не спалил… Форд — хороший, сострадательный юноша, только совсем глупый в плане безопасности. Он рванул на помощь Мактиру, но попал под сорвавшиеся ремни с молота, которые его и задушили… Так мне Сайкс сказал. Сам я, конечно же, это не видел.

Вик внимательно следила за Финчем — он верил во все, что говорил. Тот робко улыбнулся и признался:

— Я поверил Сайксу. Зря, конечно. Я согласился переделать документы об увольнении Мактира на четвертое число только чтобы спасти завод и рабочих. Мактир — у него нет наследников, нет никого, кто бы получал потом его пенсию за смертельную травму…

Лео напомнил:

— А как же родственники, указанные в его деле?

Финч тут же пояснил:

— Они дальние, живут где-то на севере Тальмы, им не положены ни пенсия, ни выплаты за травму Мактира. Форд тоже сирота. Заводу некому платить выплаты за них, а разбирательств и вреда для завода их глупая, совершено нелепая и несвоевременная травма принесла бы немало.

Травма. Всего лишь травма… А не смерть двух, точнее даже трех людей.

Финч продолжил:

— Я согласился с Сайксом и Отисом только из-за этого, — он надолго замолчал.

— Но потом вы передумали, — подтолкнула его Вик.

— Да, да… Передумал. Девочка… Девочку звали Мэри Уоллис. Она приходила в прошлом году в предзимье. Тогда вакансий на заводе не было, и я отказал ей. Я не знал, что Сайкс решил все иначе. Я не видел её на заводе. Но ваш приход, эта фиксограмма Уоллис… Это заставило меня задуматься.

— О ночной смене?

Он вздрогнул:

— Именно. О ночной смене. Понимаете, Мактир был… Был рунным кузнецом, и я впервые после вашего визита подумал, что все было совсем не так, как сказал Сайкс и Отис. Я собрал все документы о недостаче на заводе и собирался показать вам. Но на выходе меня остановил Отис. Наверное, я как-то выдал себя. Он принялся избивать меня, требуя отказаться от планов. Нер Чандлер тут совсем ни при чем, он, как и я, жертва заговора…

В палату вошел доктор, прерывая разговор:

— Простите, констебли, ваше время вышло — нер Финч нестабилен. Ему нужен отдых. Завтра приезжайте для дальнейшего разговора.

Вик пришлось смириться — дожимать Финча придется позднее. Он так старательно выгораживал себя и нера Чандлера, что без показаний телефонной нериссы его не припереть к стенке. Она вышла из палаты, следом шел задумчивый Лео — он тоже не верил Финчу.

Лео, глядя, как медленно затихает дождь, спросил на крыльце у Вик:

— Куда дальше?

— На завод — посмотрим, что там нарыли эксперты. Ты заметил, что Финч упоминал гематит?

Лео кивнул:

— Не самый популярный камень для украшения портсигаров.

— Зато повсеместно применяется в кровоостанавливающих амулетах.

— А янтарь — в светляках, — подсказал Лео.

Вик улыбнулась:

— Именно.

— И наши зажигалки… То есть нежите-амулеты…

— Очень даже в тему.

Глава 46 День пятый. Завод

Кейдж частенько бывал на телефонной станции, расположенной на площади Танцующих струй, но в коммутаторный зал его провели впервые. Причем старшая по смене телефонная нерисса, сопровождавшая его, так странно улыбалась, глядя на Себа, что ему уже заранее было не по себе — он же вчера обещал расцеловать телефонную девушку…

Рабочий зал был в длину не меньше сотни ярдов, коммутатор шел сплошной стеной от входа и до самого конца. Не меньше сотни пар девичьих глаз одномоментно отвлеклись от работы, заметив вошедшего Себа. Он сглотнул — он и не знал, что в зале работает так много нерисс. Привлекательных, умных, грамотных, воспитанных — иных сюда и не брали. Пожалуй, это было единственное место во всем городе, где женщины получали достойную оплату, даже выше, чем зарабатывали мужчины на заводах.

Зал был полон звуков: переключение проводов, любезные голоса нерисс, шорох юбок дежурной, шагавшей за спинами сидящих девушек и готовой прийти им на помощь, — и в то же время в зале царила странная, как ватная тишина — все звуки были приглушены и еле слышны, как доносящиеся из-под воды. Видимо, действовал звукоподавляющий щит, не иначе.

Нерисса, сопровождавшая Кейджа, любезно указала рукой сразу на всех девушек:

— Сержант Кейдж, вы вчера обещали, что расцелуете всех, если выживете. Вы выглядите живее всех живых. Прошу! Мои телефонные нериссы ждут ваш поцелуй.

Он покосился на нериссу:

— Когда я ругался — я ругался не на вашу нериссу. К ней как раз не было никаких претензий. Простите…

Она кивнула:

— Я подумаю над вашими словами, но наказания это не отменяет. Мужчина в любой ситуации обязан следить за языком и оставаться лером и офицером.

Себ, чувствуя себя принцем из сказки, обреченном на подвиг, шагнул к первой нериссе и поцеловал её в щеку… Потом он шагнул ко второй, третьей, четвертой… На втором десятке он сбился. На пятом перестал считать.

В конце зала дежурная нерисса, все это время сопровождавшая его, спокойно призналась:

— Телефонный звонок с завода нера Чандлера приняла я. Некто Отис просил соединить с нером Чандлером срочно. Сам разговор я не подслушивала — это строжайше запрещено нашими правилами. Но он шел на повышенных тонах — это все, что я могу сказать. И меня целовать не надо.

Себ склонил голову в признании собственной вины:

— Прошу меня простить за грубость, она была направлена не на вас.

Нерисса натянуто улыбнулась:

— При приеме на работу у нас проверяют слух.

— Это вы к чему? — замер, выпрямляясь, Себ.

— Я и в первый раз хорошо расслышала ваши извинения.

И почему-то глядя на симпатичную, молодую девушку, со строгой прической, собранной в пучок, в не менее строгом платье в пол, Себ жалел об одном — именно её-то он и не поцеловал.

* * *

Вик обвела глазами пожарище — покуда хватало глаз, только груды камней да констебли. Кажется, Эван согнал сюда всех полицейских Аквилиты. Дождь поутих, но все равно грязные, черные от пепла ручьи неслись по склонам, унося в Ривеноук грязь и мусор. Видят боги, когда Вик обсуждала с Одли судьбу трущоб, такого она точно не хотела. Жаль, что произошедшее не воротишь вспять. Хотя теперь у этого места есть будущее. Главное, надо проследить, чтобы жившие тут обрели жилье, а не были выкинуты в новые трущобы. И работу… Каждому взрослому жителю надо подобрать работу, иначе все зря.

Капли дождя уныло стучали по зонту. Его нести было тяжело — левое плечо ныло от боли: утром Вик не стала забинтовывать его, а ведь Николас предупреждал, что повязку стоит носить не меньше седьмицы.

Лео, шедший рядом под зонтом и то и дело прислушивающийся — мало ли кто прячется за грудами камней да чудом не обвалившимися стенами некоторых домов, — старательно оптимистично сказал:

— Если бы не этот пожар, то все было бы куда хуже: у нас бы не было причин обследовать завод. А так, глядишь, чего и нароем на Чандлера.

Вик лишь кивнула.

Может, что-то и найдут. Пока у них все было зыбко. Ни единой улики. Только сошедший с ума Отис, осторожничающий Финч, неизвестная телефонная нерисса, которая могла подслушать разговор Чандлера и Отиса, три трупа и Каеде, видевший седьмого вьюговея Мактира и Форда на заводе. Только слова, которые на суде, если дело Чандлера все же дойдет до суда, адвокаты последнего могут вывернуть так, как им будет угодно. Нужен Сайкс, нужны доказательства, даже слов Каеде может оказаться маловато.

Вик вздрогнула и остановилась. Каеде.

«Принято, сестричка. Помогу, чем смогу».

Лео шагнул вперед, выходя из-под защиты зонта, и послушно вернулся назад:

— Вики? — вокруг его ног бурлил поток воды, полный веточек и мусора.

Она прикрыла глаза и грязно выругалась — как ругался серж Кирк в Олфинбурге.

— Эээ… Вики? — забеспокоился Лео.

Она заставила себя успокоиться и вновь принялась подниматься в гору к заводу:

— Вчера… Каеде в разговоре о заводе предлагал свою помощь.

Лео присвистнул, так выражая свои чувства:

— Думаешь, это вот он так нам помогал?

Вик поправила его:

— Он задумал какую-то иллюзорную пакость на заводе. Пожар устроила Ноа, опираясь на его задумку. Просто воплотила иначе.

Лео не сдержался, тревожно оглядываясь — ему послышался какой-то подозрительный шорох за развалинами:

— Некоторые друзья страшнее врагов.

Вик промолчала. Ей не нужно такое родство. Ей не нужен такой кузен — он слишком опасен в своей непредсказуемости и игре сразу за две команды. Он же зачем-то помогал Отису или Чандлеру спрятать трупы.

От завода мало что осталось — полностью сгорело заводоуправление и большинство цехов. Их стены обрушились, погребая под собой станки и печи. Цеха вдоль леса выгорели не полностью, видимо, их спасла ежегодная обработка деревьев противопожарными реагентами, распыляемыми с дирижаблей.

Стоявший в оцеплении констебль узнал Лео и, поздоровавшись, пропустил их с Вик на территорию завода. Еще и рукой на прощание махнул:

— Вон там работает Аппфель — он осматривает место, с которого начался пожар, но там, говорят, ничего интересного. А вон в том цехе… — он ткнул пальцем в длинное здание у леса с частично сгоревшей, необрушившейся крышей, которое уже было знакомо Вик — именно в нем вчера они с Одли осматривали место работы Мактира. — …засел Фрей — чёт интересное, поди, нашел. Уже два часа оттудыть не вылезает.

Лео его поблагодарил и протянул руку Вик — пробираться через завалы из кирпичей была та еще задача. Кто-то чуть разбросал в стороны самые большие куски стен, но особо не заморачивался. Эван говорил, что порт обещал предоставить городу тяжелую технику для разгребания завалов, но пока шла спасательная операция. Пока искали возможных пострадавших. Значок «Проверено! Живых нет!» возвышался над развалинами заводской конторы.

— Куда пойдем? — уточнил Лео, с любопытством оглядываясь на площади между цехов. Вики вытирала платком пот со лба и пыталась отдышаться. Левое плечо не сильно ей было благодарно за скачки по развалинам и непрошенную нагрузку.

Вик указала на уцелевший цех:

— Там как раз работал Мактир. Там же была рунная кузница.

— Ага… — понял Лео. — Пойдем к Фрею.

— Знаешь его? И как он тебе? — забросала парня вопросами Вик. С Фреем она никогда не сталкивалась.

Лео задумался, старательно пытаясь дать объективную оценку эксперту:

— Да ничего парень. Хороший эксперт, правда, бывшее начальство его не особо жаловало. Комиссар считал его умником и задвинул в дальний Портовый участок. Хорошо еще, что не в предместья сунул. С него бы сталось.

Даже несмотря на дождь, невыносимо воняло гарью. До головокружения, до боли в горле, до тошноты. Вик пожалела, что не захватила марлевую маску.

В цехе часть крыши вместе с металлическими фермами все же обрушилась, погребая под собой паровой кузнечный молот и часть прессов. Под ногами ботинок то и дело скрипело стекло из не выдержавших жара окон под потолком цеха. Кажется, найти тут следы крови Мактира даже не стоит и пытаться. Все выгорело. Даже рунную кузницу покорежило — деревянная обшивка сгорела дотла. Зато обнаружилось удивительное: вместо шкафов с деталями, стоявших вдоль задней стены и сгоревших полностью, обнаружилась дверь в другое помещение. Именно там, в потайной комнате, что-то осматривал молодой парень лет тридцати, не старше, одетый в простой, довольно потрепанный костюм-двойку.

Лео на всякий случай пояснил: «Это Фрей!» — хоть Вик и сама догадалась. Парень, присев на корточки, делал снимок за снимком каких-то покореженных пламенем жестяных контейнеров в дальнем углу. Кругом на полу валялись мелкие детальки, вроде заготовок для амулетов — видимо, упали со сгоревших полок.

Лео кашлянул, привлекая к себе внимание и громко сказал:

— Добрый день! Констебль Хейг и констебль Байо!

Вик принялась осматриваться: глухая, без окон комната почти уцелела — тут даже крыша была, выгорели только несколько деревянных столов, шкафы вдоль стен и стулья. Пламя покорежило пару станков — небольшой фрезерный, токарный — видимо то, что пролезло через двери. Рунная кузница, например, при всем желании не протиснулась через узкие двери, которых было две — одна вела в цех, другая на улицу, аккурат в лес. В углу валялся на боку огромный чан для кипячения или варки. Знать бы еще, что тут могли варить. И зачем?

На одном из станков лежали обработанные порошком для поиска отпечатков клейма — полный слесарный шрифт. Вик не удержалась и посмотрела символы на торцах тяжелых металлических стержней. Это были артефакторные клейма! Им совсем не место на простом механическом заводе. Сайкс подчеркивал, что механиты и амулеты они тут не выпускают. Значит, клейма были подделкой — Гильдия артефакторов кому попало слесарный шрифт не выдает. Хороший рунный кузнец может подделать клейма, проблема в том, что именно хороший кузнец не будет подобным заморачиваться. Зачем же это было нужно Мактиру? Или где взял клейма Чандлер или Сайкс.

Фрей выпрямился и стащил с себя гогглы. Они ставили красные, глубокие вмятины на сером от пепла, ничем не примечательном лице парня — видимо, работал в них уже не один час.

— Осторожно, старайтесь ни к чему ни прикасаться, — Фрей подошел к Вик и Лео.

— Нер эксперт… — начала было Вик — она устала от того, что её считают глупой и неспособной запомнить должностные инструкции.

Парень взлохматил на голове короткие белокурые вихры, мокрые от пота и щедро присыпанные пеплом:

— Гратин Фрей, к вашим услугам. Портовый участок. Это за Полями памяти, — подсказал он на всякий случай. — Я в курсе, что вы профессионал, констебль Хейг…

— Тогда вы знаете, что я имею право сама все тут осмотреть.

Фрей не стал возмущаться — он просто невоспитанно ткнул пальцем в жестяные банки, которые до этого снимал:

— Эм, Хейг. Видите вот эти жестяные банки? И котел… — он показал в другой угол. — Тут работали с белым фосфором.

Вик поправила его, пока Лео морщился и что-то вспоминал:

— С желтым, вы имеете в виду?

— Он самый. — подтвердил Фрей. — Только по новой классификации он называется белым — степень очистки изменилась в лучшую сторону. Не прикасайтесь ни к чему. Тут горело, конечно, но мало ли. Белый фосфор демонически ядовит. А еще он при прикосновении к коже самовоспламеняется.

Вик машинально уточнила, еще не понимая, зачем:

— Как негасимое пламя?

— Ну да, почти как оно. Водой не загасишь. Прожигает до кости. Чем-то похоже.

Вик нахмурилась:

— Но тут же механический завод, а не спичечный… — она знала о запрещенном двадцать лет назад производстве фосфорных спичек. Сейчас их делали из безопасного красного фосфора, который в разы был дороже, чем белый, или из серы.

Лео напомнил Вики показания Финча:

— Может, как дополнение к портсигарам делали?

Вик настояла:

— Все равно — применение желтого фосфора запрещено для производства спичек. Если только… — она вспомнила и выдавила из себя: — нежите-амулеты.

Зря, что ли, тут валялись клейма и мелкие металлические заготовки, подходящие для амулетов.

Фрей тут же отмахнулся от её идеи:

— Нет. Как замена негасимого пламени фосфор не пойдет. Абсолютно.

— Вы сказали, что он воспламеняется от прикосновения к коже.

Фрей её поправил:

— Не от самого прикосновения — от температуры тела. Фосфор самовоспламеняется при температуре от тридцати четырех градусов. Редкая нежить будет так любезна сохранять подобную температуру. Чаще всего у нежити температура окружающей среды. Так что для зажигалок… Для ваших нежите-амулетов белый фосфор не годится.

— А для бракованных?

— Эм… — Фрей, кажется, опешил от предложения Вик. — А зачем нужны бракованные нежите-амулеты? Впрочем, не мое дело. Если только так, как бракованные… Сделать какой-то замедлитель реакции…

Вик вспомнила неудавшиеся вчера учения:

— Или загорание от прикосновения к коже констебля.

— Ну да… Только жизнь самого констебля тогда под угрозой, — снова опешил Фрей. Кажется, Вик его сегодня шокировала раз за разом. Она ему улыбнулась и напомнила:

— Знаете, людей, подделывающих нежите-амулеты, жизни констеблей волнуют в последнюю очередь.

— Если результат неважен, то да. — Фрей снова зарылся рукой в своих вихрах. И не боялся, что загорится от возможного попадания фосфора на кожу. — Белый фосфор при горении очень похож на негасимое пламя.

Вик закрыла глаза — так ей лучше думалось:

— Если сбывать через знакомого в Гильдии артефакторов… Мелкими партиями… Смешивая подделки и настоящие… То риска никакого — нежить редко встречается, у самих нежите-амулетов тоже бывает брак… Амулеты регулярно обменивают каждый год — вероятность того, что используют подделку минимальна, если сильно не наглеть.

Лео мрачно сказал — он не терял время и ходил между станков и столов, ища возможные улики:

— Но тут началась война.

Вик открыла глаза:

— И нежите-амулеты стали применять чаще, а заказы на их поставки в войска возросли в разы. Тут-то жадность владельцев завода и проснулась. Бешеные белочки, нам нужно найти тех, кто тут работал! Нам нужны их показания. Только вряд ли мы кого-то сможем найти. Все архивы сгорели, а Финч никого не видел из ночной смены.

Фрей потер нос и огляделся:

— Сколько седьмиц, лун или лет, вы подозреваете, тут производили амулеты?

Вик вспомнила слова Финча о недостачах:

— Не меньше года.

Фрей поднял глаза вверх, что-то для себя просчитывая:

— Обычно от года и до пяти лет… Но бывало и быстрее — все зависит от концентрации в воздухе… Учитывая продолжительность работы с фосфором… Отсутствие хоть какой-то вентиляции — тут даже окон нет!.. Учитывая небольшой объем помещения…

Вик терпеливо ждала. Фрей уточнил:

— Рабочие же были из трущоб?

— Скорее всего, — подтвердил Лео.

— И они до сих пор в катакомбах?

— Да.

Фрей торжествующе сказал:

— Попросите констеблей погасить свет в катакомбах и осмотреть всех. Кто будет светиться в темноте, и будет тем, кто вам нужен.

Лео поразил Вик своей начитанностью:

— Это как в повести «Болотный пес»? Но критики же доказали, что измазать пса желтым… Белым фосфором смерти подобно. Он бы отравился.

Фрей вздохнул:

— Люди живучее животных. Да и свечение происходит по другой причине. В книге фосфор наносили на кожный покров, а в данном случае фосфор поступал через дыхательные пути и встраивался в кости нижней челюсти. Фосфорный некроз — уже забытое заболевание, к счастью. При нем челюсть гниет заживо — вот как раз отделяемое и кожа вокруг свища и будут светиться. Заодно проверьте кабинеты местных дантистов — к ним тоже могли обращаться пострадавшие от белого фосфора с дикой, некупируемой болью сразу в нескольких зубах.

— Это лечится? — спросила Вик. О фосфорном некрозе она мало что знала — побежденные болезни её не интересовали.

— Увы, только магически и стоит это лечение немало денег. Отрастить новую челюсть крайне сложно.

Лео вскинулся, напоминая гончую, рвущуюся с поводка:

— Я сбегаю на площадь Воротничков, ага? Пока из катакомб не стали эвакуировать женщин и детей…

Вик кивнула ему, на всякий случай все же напоминая:

— Только будь осторожен. И еще… Если будут выявлены пострадавшие от фосфорного некроза, то сообщайте им о возможности лечения.

Лео криво усмехнулся:

— За счет нера Чандлера желательно… Вот же гадина…

Вик бросила ему вслед:

— И распорядись, чтобы судебный хирург еще раз проверил тело Мактира на предмет фосфорного некроза — тело еще в морге.

— Будет сделано!

Глава 47 День пятый. Катакомбы

Фрей нетерпеливо смотрел на Вик, наверное, ожидая, что она уйдет и не будет мешаться под ногами. Только причину для её выпроваживания все никак не мог придумать, пока она осторожно осматривалась в помещении. Наконец, его осенило:

— Там… В лесу… Говорят, там могилу нашли! Там из Сыскного работает Ларкинс. Думаю, вам это особенно интересно, чем тут… — Фрей даже улыбнулся, и за эту улыбку Вик его простила. И за сведения о могиле. Она вышла под дождь — он почти стих, или это ветер окатывал землю каплями, когда шевелил огромные смолистые лапы сосен и нелид?

Вик подняла глаза вверх — серые тучи уплывали дальше на континент, а над океаном появились просветы в облаках, через которые солнечные лучи, как копья богов, прорывались к городу и освещали его. Наверное, Ноа и Полли уже собирались на ярмарку. За уточками и нарушением наказания — яблоками в карамели.

Поднялся ветер, обдавая водой сложившую зонт Вики с ног до головы. Она даже опустить голову не успела, и теперь крупные капли воды текли по лицу, как слезы. Вик рассмеялась — давно так не попадалась на шутки природы. Она промокнула лицо платком и принялась осматриваться, оставляя мешавший зонт у цеховой стены.

В лес вела хорошо утоптанная дорожка, которой пользовались не раз — видимо, выгрузка незаконных товаров производилась именно тут. Вик сошла с тропинки и присела, старательно принюхиваясь. Ищеек тут еще не было, да и, как показали поиски Лео, её нюх острее, чем у того же Алистера — лучшей ищейки полицейских дивизионов Аквилиты.

Дождь постарался, смыл почти все запахи, кроме гари — пеплом воняло нестерпимо, до рези в носу. За ним прятались два или даже три мужских запаха — все незнакомые. Наверное, это эксперты, которые работали тут.

Вик встала и прошлась еще чуть-чуть дальше — дождь стер все следы, дождь не оставил им ничего для исследования. Он старательно спрятал все улики. Но где-то же тут напали на Одли. И крайне важно найти хоть какие-то улики — закон не давал спуска нападавшим на полицейских. Это однозначно пожизненная каторга, а в случае смерти констебля — пляска на веревке, так называли казнь через повешенье.

Дождь продолжал нудно капать. Вик снова присела — все равно промокшую от дождя юбку уже не спасти. Она стащила перчатку с руки и, как делал Алистер, провела рукой по дорожке: прямо по раскисшей грязи, размокшим иголкам сосен и хрупкому уцелевшему снегу.

Закрыв глаза и поднеся пальцы к носу, она принюхалась — показания ищеек под магической клятвой в суде принимались не как косвенные улики, а как прямые. Снова несколько явно мужских запахов, щедро приправленных кровью Одли и запашком машинного масла. Так пах Сайкс. Сайкс и еще кто-то, смутно знакомый. Чандлер? Отис? Хотя нет, с Чандлером она дала маху — он же был на приеме. Отис. Кажется, это был он. Вик пошла дальше, следуя за запахом крови Одли, свернувшим на узкую тропку. Он стал совершенно невыносимым у сосны, стоявшей на краю оврага. Запах Сайкса тоже окреп, как и запах Отиса. Они тут стояли и ждали Одли, который судя по пропавшему аромату крови зачем-то лазил в овраг. Туда же вели два сильных незнакомых мужских запаха — наверное, Ларкинс и еще кто-то.

Вик присела у сосны, осматривая её. Дождь смыл все следы. Даже кровь. Если только капли попали на кору или грубые, мощные корни сосны, вырвавшиеся из земли. Вик присмотрелась — зрение странно перестроилось, окрашивая мир в сине-зеленый цвет, на фоне которого стали заметны черные мелкие пятна. Вик вздрогнула, и мир стал прежним. Не таким ярким, как с лисьим зрением, зато с преобладанием желтых и коричневых оттенков. Вик потянулась к одному из черных пятен, чье месторасположение она запомнила. Прикоснулась пальцами — мир вновь вспыхнул синим и черным. Черное пятно пахло кровью. Вик потянулась к ивам и оборвала пару веток, втыкая их у черных пятен — потом предупредит экспертов, что там сохранились следы крови, которую не смог смыть дождь. Она выпрямилась, старательно промаргиваясь, чтобы вернуть привычный мир. Зрачки послушно перестроились, из щелевидных снова становясь круглыми — хорошо, что Вик об этом не знала. Она глянула в овраг, щедро заросший ивой, и заметила полицейский тент, натянутый почти на самом дне, там, где весело сейчас бежал полный грязи и веток ручей.

Вик, надев перчатки, покрепче ухватились за тонкие ветви ивы и осторожно принялась спускаться по крутому, глинистому склону. Кожаная подошва ботинок дико скользила, на неё щедро налипла глина, и Вик не спасла ива — она выдернулась с корнем, лишая поддержки.

— Да бешеные белочки!!! — закончила орать уже в овраге поскользнувшаяся и проехавшая на… Части тела, которая у приличных лер не существует, Вики. Она знала несколько неприличных её названий, и ни одного, которое можно употреблять, не боясь кого-то шокировать. Знакомые по запаху мужские руки поймали Вик и помогли подняться.

— Приз за самое необычное ругательство прокатившемуся по этому склону за вами, констебль Хейг. — Седой, сухой, почти кожа да кости мужчина лет шестидесяти, если не больше, одетый с иголочки — правда, пальто сзади отдавало рыжим из-за глины, — представился: — эксперт Ларкинс, Сыскной дивизион. Доброе утро, точнее уже день, наверное.

Он, удостоверившись, что Вик прочно стоит на ногах, отпустил её и представил ещё одного мужчину, тоже знакомого по запаху:

— Это констебль Рамзи. Чем обязаны вашему столь сногсшибательному визиту?

Вик отдышалась, осмотрела окончательно погибшую юбку, отбросила в сторону предавшую её иву и сняла рыжие от глины перчатки:

— Небеса, впервые рада, что мода на турнюры прошла. Простите, это нервное.

— Не беспокойтесь, — деликатно сказал Ларкинс, — мы все тут оказались столь же необычным способом.

Вики указала на сосну, хорошо видимую отсюда:

— Я шла по следу крови инспектора Одли, на которого вчера было совершено нападение. Его попытались убить под той сосной. Его ждали двое человек — некто Сайкс и Отис. Я опознала их по запаху. Там у сосны есть следы крови — чуть размытые дождем… Я их пометила поломанными веточками ивы.

— Вы ищейка? — живо заинтересовался Ларкинс, в упор разглядывая Вики своими бледно-голубыми, выцветшими из-за старости глазами.

Она поправила его, чуть-чуть искажая факты:

— Я только учусь на ищейку. — На самом деле Алистер не успел ей преподать ни одного урока, если не считать за практику поиски Лео. — У меня повышенное обоняние от рождения.

— Хорошо, — с энтузиазмом отозвался эксперт. — Закончу тут, обследую всё вокруг сосны. Ваши показания я тоже зафиксирую — потом не забудьте их подтвердить.

Вик кивнула и посмотрела под тент, где вокруг вырытой широкой ямы сновал Рамзи — довольно молодой констебль, не старше тридцати лет:

— Мне сказали, что тут нашли могилу, нер Ларкинс.

Он галантно предложил руку, и Вик не отказалась от помощи, неделикатно опершись на локоть Ларкинса — ноги после непредвиденного спуска ещё чуть-чуть подрагивали.

— Я бы не сказал, что могилу — тел там не обнаружено. Подозреваю, что яма предназначалась для одного или двух тел, которые потом утащили прочь — место так себе, ручей рано или поздно размоет яму. Мы сегодня замучились её осушать для обследования.

— Трех тел, — поправила его Вики, заходя под тент и присаживаясь у края ямы. Вот что нашел Одли, вот за что на него напали. Судя по всему, именно тут сперва спрятали тела убитых на заводе, а потом Каеде переправил их в более безопасное место. Вик проверила на эфир — говорили же, что Мактир был колдуном. Только вода постаралась — смыла все следы. Женщина выпрямилась и заметив, что Ларкинс терпеливо ждет объяснений, принялась рассказывать: — есть подозрение, что на заводе седьмого вьюговея убили трех человек. Рунный кузнец Мактир — крупный мужчина за пятьдесят лет, ему молотом раздробило кости рук. Умер от кровопотери. Конечности так и не найдены. Возможно, он был поражен фосфорным некрозом. Разнорабочий Форд — парень шестнадцати лет. Задушен. Разнорабочая Уоллис — умерла от закрытой травмы головы. Тела потом были переправлены дальше — в Танцующий лес и в Поля памяти, где были спрятаны в дереве. Тело Уоллис, если оно было временно похоронено тут, пролежало тут дольше на пару дней.

Ларкинс кивнул:

— Что ж, будем искать. — он повернулся к Рамзи: — прошу, опустите полог тента. Нам нужна темнота.

Констебль живо принялся выполнять его просьбу, а сам Ларкинс вздохнул, осмотрел еще не до конца просушенную яму — лезть туда даже Вик не хотелось, — и принялся готовиться к обследованию — достал из своего саквояжа, стоявшего на краю ямы гогглы и пока надел их на голову, не опуская на глаза.

В сгустившейся темноте расцвела призрачным зеленым светом глина, заставляя Рамзи ругаться и наносить на себя священный треугольник:

— …да твою же мать… Тут только прокля́тых призраков не хватало!

Ларкинс, ловко спрыгнув в яму в своих щегольских ботинках, где из-под воды, глубиной в пару дюймов, тоже пробивался свет, поправил его:

— Это фосфорное свечение. Простая химия, а не призрачные эманации. В каком состоянии был труп Мактира? — Ларкин принялся что-то выкапывать из глины.

— Признаков сильного разложения не было. — отозвалась Вик. Пусть и мелкие, но все же слишком частые светящиеся пятна фосфора её смущали.

Ларкинс говорил невнятно, копаясь в воде:

— Тогда… Есть вероятность наличия еще больных фосфорным некрозом? Возможно, тот, кто копал, вытирал лицо и случайно оставил тут отделяемое из свищевых ходов. Или… — он выпрямился, доставая из воды разбухшие, сильно деформированные останки кисти Мактира, светящиеся призрачно-зеленым. — …фосфор встраивается во все кости человеческого организма, просто кости нижней челюсти обновляются быстрее всего и потому поражаются первыми.

Вик отвернулась в сторону, борясь с тошнотой. Иногда сильное обоняние — зло.

Ларкинс продолжил исследовать яму:

— Рамзи, не стойте зеленым столбом… Если вам дурно — сбегайте к констеблям. Тут не я нужен, тут судебный хирург требуется.

— Да… — с видимым облегчением помчался прочь из-под тента констебль. Ларкинс внимательно посмотрел на Вик и уточнил:

— Говорят, вы маг.

— Да, — борясь с дурнотой, отозвалась Вики.

— Тогда, будьте добры, проверьте склоны оврага на предмет некроэманаций. Не хотелось бы пропустить другие могилы.

— А вы..?

Ларкинс пробурчал:

— А я привычный. Не беспокойтесь, я уже двадцать лет служу в полиции — и не такое видел. Идите, констебль.

Вик вышла из-под тента, ртом хватая свежий воздух в попытке прогнать дурноту. Она расстегнула шинель и ворот мундира, чтобы дышать стало легче. Мерно капавший дождь охлаждал кожу, смывая бисеринки холодного пота. Бешеные белочки, до чего же дурно…

Приведя себя в порядок, она больше двух часов ходила по оврагу, по его склонам, углублялась дальше в лес в компании вернувшегося Лео, только следов Каеде, перепрятавших тела, так и не нашла. Этот лис не из тех, кого легко припереть к стенке. Вот же тысячи бешеных белочек! Зачем, почему, для чего он помогает шайке Чандлера-Отиса Сайкса… И одновременно ей — Вик еще помнила, как он спокойно рассказывал, что Элизабет вывели из гостиницы под прикрытием иллюзии. Он вывел. Под прикрытием своей иллюзии! Ни стыда, ни совести, ни понятий о законе. Он тогда еще патетично говорил, что из-за него никто не умрет. Слово чести давал. Утверждал, что лисы никогда не нарушают своего слова. Они только сильно недоговаривают.

— Вики? Может… Пойдем обратно? — не удержался Лео, заметив, как устала она. — Мы тут все исходили. Очагов некроэманаций нет, следов Каеде тоже.

— Пойдем, — согласилась Вик. Ноги подкашивались от слабости: на ботинки налипло столько глины — Вики словно гири таскала. И ведь стоит только почистить ботинки, как грязь налипала вновь.

С трудом вновь преодолев овраг — в другом месте, где его склоны были не такие крутые, вернувшись к уже знакомой сосне, где Ларкинс сосредоточенно собирал образцы крови, они измученно побрели к уцелевшему цеху. Фрей еще возился там, сообщив Вик и Лео, что найдены кровоостанавливающие амулеты, готовые к отправке. Заодно он обрадовал, что слесарный шрифт, который он изучил при увеличении, оказался дефектным — цифра 4 была с характерным браком. Фрей пообещал, что скоро поедет в экспертный отдел Управления по особо важным делам и проверит собранные нежите-амулеты — не этим ли слесарным шрифтом ставились индивидуальные номера на них.

На заводской площади уже закончились исследования, и эксперты переместились куда-то в другое место. Констебль, стоявший в оцеплении на месте бывшего заводоуправления, где уже расчистили проход, поделился новостями с Лео:

— Говорят, нашли место, откуда и начался весь пожар. Аппфель сказал, что в одном из цехов коротнуло проводку, только и всего. У какого-то станка. А Фрей, говорят, нашел следы белого фосфора. Они с Аппфелем переругались до крика — сам слышал. Аппфель сказал, что если бы там в подсобке хранился белый фосфор, то от цеха бы ничего не осталось — все бы выгорело, а там все почти целехонькое. Аппфель грозил, что прогонит Фрея из экспертов — за профнепригодность.

Лео пробурчал:

— Аппфель слишком много о себе думает.

Вик не собиралась выдавать Ренара Каеде или Ноа, по непонятной причине сохранивших им тайный цех по изготовлению амулетов, и потому дипломатично заметила:

— А Фрея теперь переведут в Управление по особо важным, а не уволят. — Она с трудом подавила зевок — устала, словно в первый день патрулирования, да и почти бессонная ночь давала о себе знать. Вик раскрыла зонт и направилась прочь от завода. Хорошо, что идти нужно под горку — ноги сами бежали по пустым улочкам мимо развалин, остатков чудом не обрушившихся стен и значков «Проверено! Живых нет!»

Поиски живых или мертвых ушли уже далеко к Танцующему лесу. Еще пара часов, и они будут закончены, и тогда в район пожарища заедет тяжелая техника — расчищать земли для будущего строительства.

Дождь был мелкий, уже слепой — над городом во всю сияло солнце, но идти без зонта было неприятно — капли то и дело прилетали за шиворот, да и не пристало лере выглядеть, как мокрый воробей. Хотелось есть — время обеда они с Лео благополучно пропустили. Хотелось хоть чуть-чуть присесть и вытянуть усталые ноги — за все время после больницы Вик ни разу не отдохнула.

Зонт снижал обзор и тянул руку. Лео не удержался и сам перехватил его ручку, Вик была ему благодарна — левое плечо уже разрывалось от боли. Стук дождя навевал сон, приглушал звуки и притворно успокаивал. Вик даже забылась, в каком районе она находится. Видимо, Лео тоже забылся — сказалась бессонная ночь. Солнце слепило в глаза, отражаясь от многочисленных луж.

Вик старательно шла по середине улицы, боясь возможных обрушений стен, но все же несущиеся на неё кирпичи оказались неожиданностью — чувство опасности притупили усталость и надоедливый дождь. И зонт, снижавший обзор, конечно же.

Очнулась она в темноте. Полной. Невозможной. Первой мыслью было, что она ослепла — такой темноты просто не бывает. Потом Вики поняла, что находится в катакомбах. Знакомо воняло маслом — значит рядом был Сайкс, — и непередаваемо гноем и болезнью — кто-то еще был в темноте, кого она не знала.

Она со связанными спереди руками лежала на боку, на чем-то мерзко холодном и твердом, совершенно искренне жалея, что в этот раз нет утешающей подушки из Брока, как было на прошлой седьмице. Эван уже, наверное, себе места не находит от беспокойства… Хорошо, что связи с Броком нет — хотя бы он не волнуется. Лео рядом не было — им совсем тут не пахло. Вик оставалось только молиться, чтобы с ним все было хорошо — он принял на себя основной удар обрушившейся стены. Только бы он выжил.

Темнота угнетала, тут же рисуя в воображении Вик полчища крыс, которых «любезно» спасла Ноа. Хорошо, что она не смогла спасти пауков, хоть насекомых в катакомбах тоже хватало. Лучше об этом не думать, иначе до паники совсем не далеко. Вик крайне осторожно поменяла положение головы, чтобы не привлекать возможного внимания к себе — у нападавших могли быть гогглы, позволявшие видеть в темноте, — и осмотрелась. В дальнем углу что-то… Кто-то неярко светился. Рядом с ним сидела более темная массивная тень. Глаза снова перестроились, и мир снова обрел краски — смутные, но все же. На её шевеление никто из задумчиво сидящих на вещевых мешках двух мужчин, одним из которых был Сайкс, не отреагировал, и Вик потянулась головой к вороту блузки за своим ножом — помнится, в прошлый раз Брок так и не смог преодолеть своего смущения. Он тогда выбрал другой нож, прячущийся в манжете блузки. Хорошо еще, что Сайкс и его товарищ не были профессионалами — те бы завязали руки Вик за спиной, и пришлось бы долго изворачиваться с ножом. Впрочем… Из-за застегнутого наглухо мундира добраться до ворота блузки не было никакой возможности. Вик мысленно выругалась и принялась разминать затекшие, крепко связанные ладони — ей придется доставать нож из манжета блузки. Крайне неудобно, но что поделаешь. Она сперва попыталась занемевшими пальцами добраться до манжета, потом смирилась и, стараясь не шуметь, подтянула руки ко рту. Вик еле сдержала стон боли — каждое движение давалось с трудом. Болела и голова, и руки, и плечи. По щеке потекло что-то теплое и соленое. Если ей так плохо, то за Лео уже было страшно.

Сидевший рядом с Сайксом «призрак» приподнял голову, пугая Вик до холодного пота — казалось, что он заметил её движение. Она замерла, прикусив ткань блузки, чтобы не упустить манжет.

— И долго нам так сидеть? — сказал «призрак» в темноту. Его голос был глухой, невнятный, измененный болезнью — некоторые слова невозможно было разобрать. Вик поняла, что «призрак» ничего не видит.

— Пока пилотки не закончат облаву, — веско ответил ему Сайкс. Это значило, что прошло не так уж много времени, как боялась Вик. Возможно, если ей повезет, Эвану даже доложить не успеют, что с ней что-то случилось.

«Призрачный» товарищ Сайкса взмолился:

— Я… Может, все же попытаемся зажечь лампу? Мне не по себе.

— Прекрати, а? Ты и так лампочка, как я погляжу.

— Несмешно! Это ты заставил меня работать с амулетами!

Сайкс рявкнул:

— Прекрати мандражить — ни одна лампа не зажжется, пока пилотки ищут…

— Нас?

Под их бодрое переругивание Вик смело занялась ножом.

— О нас они поди еще не в курсе! Так что сиди и светись там молча. Я влез в это все и ради тебя тоже. Ты знаешь, что эта пилотка — сама герцогиня? А я вот знаю. Сейчас утихнут поиски — отправим письмецо с требованием выкупа. Еёный герцог никуда не денется — выкупит за милую душу. Заплатит за все, что из-за этой пилотки мы потеряли. Так что сиди и светись. Желательно молча.

Пара минут, когда Вик занывшими от неожиданной нагрузки зубами искала шляпку трансформирующегося ножа Нерху и тянула её, извлекая из манжета, показались ей вечностью. Она все так и занемевшими руками схватила проволочку, медленно принимающую вид игрушечного кинжала с неигрушечной при этом заточкой. За пальцы уже было страшно. Сердце бухало где-то в голове, но страх за Лео и его участь подгонял Вик. Не дождавшись, когда в пальцы вернется чувствительность, она принялась перерезать веревки. Нож сам сновал, словно живой. На миг даже показалось, что на его навершии открылся и подмигнул Вики алый глаз. Бред, конечно. Не иначе как темнота и страх игрались с Вик.

Веревки опали, и Вик очень медленно, чтобы не разбудить живущую в теле острую боль, поменяла положение — села и прислонилась спиной к холодной стене, сжимая в руках кинжал. Пальцы еле слушались — сплести ни одного целебного плетения не получалось. Пришлось лечиться сырым эфиром, как раньше — тут же Вик почувствовала, как ушла боль, но вместе с ней и эфир. Вик понимала: против двоих ей не выстоять. Выбор простой — пытаться бежать в темноту на онемевших и неизвестно, сломанных или нет ногах или бороться. Отец никогда не учил её драться. Он всегда надеялся на силу механитов, магию и крепкое плечо рядом с Вик. Ему и в дурном сне не привиделось бы, что Вик пойдет служить полицию, что Вик будет служить в патруле. Справиться сразу с двумя мужчинами ей не под силу. Одного придется ликвидировать. Сердце Вик окатила ледяная волна — она еще никогда не убивала. Карфианские зомби не в счет. Но и идти на поводу напавших, позволять им шантажировать Эвана её жизнью — не выход. Если бежать нельзя — ей придется принять бой. Не она первой напала.

«Призрак» пробормотал:

— О герцогине ходят страшные слухи. Говорят, она ведьма.

— Слушай, хватит причитать. Она кучу механитов на себе таскала — вот и считают её ведьмой. Это когда бабам позволено стало быть ведьмами, а? Не помнишь? Вот и молчи. Умнее будешь казаться. — он, судя по звукам, сплюнул с досады.

Вик еле сдержала смешок — магия ей сейчас не была помощником: все атакующие техники, которые знала Вик, были основаны на огне, а он не зажжется, пока ищут работников ночной смены. Она держала в онемевших руках нож и больше всего на свете боялась, что потеряет его — выпадет из ослабевших пальцев и… Все. Это единственная её защита сейчас.

Первого, кто подойдет, ей придется убить. Убить, чтобы спасти себя. Отвратительно, но другого выбора не было. Со вторым она попытается справиться — скрутит как-нибудь, воспользовавшись тьмой. Только бы первым подошел «призрак» — Сайкс нужен как важный свидетель. Жаль, что выбирать не Вик, все решит глупая судьба.

Сайкс пошевелился:

— Что-то не нравится мне наша красавица — уже давно должна была прийти в себя… — он встал и почти на ощупь направился к Вик, тут же напарываясь на нож, вошедший под нижнюю челюсть. Вик знала, что у неё будет только один шанс, и его нельзя будет упустить. Сайкс неверяще дернулся назад — кинжал остался в ране. Он застонал что-то и успел-таки ударить Вик перед смертью. Кулак влетел в лицо, разбивая до крови губы. Сайкс замахнулся еще раз, но упал и больше не поднялся.

Вик крикнула в темноту, предупреждая «призрака»:

— Полиция! Не с места! Вы арестованы за покушение на констебля!

«Призрак» как-то совсем по-женски взвыл и бросился с кулаками на Вик, которая спешно искала свой мелкий кинжал. Выбора у Вик не было — она больше хотела вернуться домой, чем посмертно помочь суду над нером Чандлером и его бандой.

Кинжал вошел под неожиданно большую грудь «призрака» под пятое ребро, аккурат в сердце. Откидывая тело «призрака» в сторону, Вик всхлипнула от накатившего страха — «призрак» оказался женщиной.

— Бешеные белочки, ты умеешь, Вики, оставлять свидетелей в живых…

Глава 48 День пятый. Вечер

Надо было идти. Не стоит ждать, что её кто-то найдет. Она не лера, она — констебль, и потому идти, пока боль временно утихла.

Вик вытерла липкие от крови руки о свою многострадальную юбку и встала. О случившемся тут она подумает позже. Не сейчас. Сейчас нужно идти вслед за ярким запашком из болезни и машинного масла и надеяться, что Сайкс тут не блуждал и знал, куда шел. Он ведь мог и следы заметать, кружа в катакомбах. О таком думать не хотелось. Сил было откровенно мало.

Качаясь, как пьяная, и уговаривая себя, что все закончится хорошо — виселицей для нера Чандлера, — она пошла вслед за запахом. Даже обостренное лисье зрение не справлялось с первозданной тьмой, царившей тут, и Вик то и дело спотыкалась на неровном полу, чуть не падая. Только прикасаться к холодным, склизким из-за близости к реке стенам, чтобы удержаться, не тянуло. И думать, что может периодически хрустеть под ногами, тоже не стоит — Вики помнила, что тут в Аквилите самый большой в мире оссуарий.

Она просто шла за запахом, надеясь, что он выведет её на свободу. Вик знала — сейчас, что в катакомбах, что на пожарище, каждый маг и каждый констебль на счету. Она шла, чтобы Эван не волновался за неё дольше, чем нужно.

Издалека донеслись чьи-то быстрые, уверенные шаги, и Вик на всякий случай все же прижалась к стене и выставила перед собой кинжал — ей никто не обещал, что это возможная помощь.

Судя по острому, предупреждающему пряному аромату, это был Каеде. Вик сглотнула — только этого не хватало.

Он вышел из-за поворота, сияя чудно алыми глазами, и кинулся к Вик, напарываясь на её предупреждающий крик:

— Не подходи!

Каеде послушно замер, чуть приподнимая руки вверх:

— Кузина, это я, Каеде. Я вышел на твои поиски по просьбе Эвана Хейга.

Вик снова повторила:

— Не подходи! Я знаю, что ты помогаешь неру Чандлеру.

Каеде отрицательно качнул головой — это было заметно по движению его алых глаз:

— Кузина, ты что-то неправильно поняла. Я тебе не враг. Я на твоей стороне.

Вик перефразировала, не опуская нож — впрочем, она понимала, что против мужчины, веками служившего в охране королей, ей не выстоять и одного удара сердца:

— Я знаю, что ты помогал Чандлеру и его шайке прятать трупы убитых.

Он снова терпеливо повторил:

— Виктория, ты что-то не так поняла.

— Ты перепрятывал трупы убитых…

Он сделал уверенный шаг к Вик:

— Еще раз — нет. Я на твоей стороне. Я никогда не помогал неру Чандлеру в убийствах и никогда не занимался заметанием следов, никогда не подделывал улики и не помогал им уйти от наказания. Слово чести. Лисы никогда не лгут. Ты все не так поняла.

— Каеде…

Он аккуратно забрал из её рук нож и сунул его себе за манжет сорочки:

— Хороший цукумогами. Он веками верно служит Ренарам… Кстати, Байо нашли. У него пара переломов и сотрясение головного мозга — модная нынче у констеблей болезнь. Эван отправил его к вам домой для лечения у Николаса Деррика. — Каеде заглянул в глаза Вик: — пожалуйста, позволь тебе помочь. Именно для этого я тут и нахожусь. Я верну тебя целой и невредимой твоему мужу.

— Каеде… Я тебя совсем не понимаю. — Вик запуталась. Она хотела верить Каеде, но она знала одно — никто, кроме него, не мог быть древолюбом. Ладно. Ладно! Пока она примет его помощь — сил идти самостоятельно не было. А потом… Потом она все же разберется и найдет древолюба. Вик решилась: — Хорошо… Помоги мне, пожалуйста.

Мужчина подхватил её на руки, крепко прижал к колючему шерстяному мундиру, пропахшему благовониями, и уверенно понес куда-то в темноту. Боль соизволила проснуться, пока еще глухо отдаваясь в теле Вики при каждом шаге лиса.

— А что во мне такого сложного, кузина? — старательно спокойным голосом сказал Каеде. — Нас осталось всего двое. Ты и я. Я следую за тобой, я делаю все, чтобы помочь тебе, я жизнь готов отдать за тебя.

Вик не выдержала:

— Зачем, Каеде?! Зачем это все…

Он удивленно скосил на неё взгляд и задумчиво сказал:

— Ты разве не знаешь?

— Что я должна знать…

Он фыркнул совсем по-звериному, потом рассмеялся, а потом все же снизошел до объяснений:

— У лис матриархат, Виктория. Матриархат. И потому ты важнее, чем я. И потому я все делаю, чтобы помочь тебе с твоим домом. Надеюсь, когда-нибудь, ты позволишь мне считать его и моим домом. Я учусь у тебя, я поступаю, как ты. Точь-в-точь.

— Бешеные белочки, — только и смогла сказать Вик.

Каеде, легко неся её на руках, посмотрел на неё и промолчал. Кажется, Вик сморило или Каеде её усыпил, или она потеряла сознание, потому что следующим, что она осознала, были теплые руки Эвана, аккуратно куда-то её несущие. Она приоткрыла глаза, смотря на яркий, как игрушка, сине-зеленый мир, с трудом узнавая улочку, ведущую к площади Воротничков.

— Эван… — тихо прошептала она.

— Шшш… Спи, все хорошо…

Она, наоборот, шире открыла глаза, не замечая, как вздрогнул Эван, случайно кинувший на ней взгляд — щелевидные звериные зрачки кого угодно напугают:

— Нехорошо… Я сглупила и убила Сайкса. Я убила единственного, кто мог дать показания об убийствах на заводе.

Эван, заботливо опуская её на заднее сиденье паромобиля, дверцу которого открыл Каеде, улыбнулся:

— Не бери в голову — сейчас отправим в катакомбы криминалистов и Кита. Показания, данные душами некромантам, засчитываются в суде. — Он осторожно добавил: — только не говори, что хочешь сама завершить это дело.

— Хочу, — мрачно призналась Вик. Она представила, как вытянется лицо Чандлера, считавшего её лерой «Прелесть, какая дурочка!», когда он поймет, кто вывел его на чистую воду… Только она работала над делом не одна. Тут была целая команда. Вик тихо сказала: — но не могу. Слишком плохо себя чувствую. Я знаю, что Брок и Грег дожмут Чандлера. Хотя жаль, что я это не увижу.

Эван чуть отошел в сторону, давая место Алистеру, накидывающего на Вик целебные плетения. Сержант заглянул Вик в глаза и откровенно вздрогнул. Каеде не сдержал смешка:

— Кузина, глаза перестрой — ты пугаешь храбрых воинов, впервые в жизни столкнувшихся с тем, кого не существует.

Алистер выпрямился:

— И ничего я не напугался — классная штука же. В темноте поди хорошо видно. — Он подмигнул Вики: — не бери в голову — привыкнем! И езжай спокойно — прижмем Чандлера, никуда он от нас не сбежит. У нас уже в свидетелях пятеро женщин из ночной смены, которую отменили седьмого вьюговея. Кто-то видел, как Форд зашел с Уоллис в цех к Сайксу, кто-то слышал работу механического молота и крики Мактира… Отис дал свои признательные показания: Мактир пригрозил, если его не уволят, раскрыть аферу с амулетами… Чандлеру не уйти от наказания. Жаль, что тетради с изобретениями Мактира, которые выкрали из его дома, сгорели на заводе… Езжай и выздоравливай.

Вики вздохнула:

— Честное слово, завтра весь день буду лежать в постели и выздоравливать… Даже носа на службу не покажу.

В этот раз рассмеялись уже все мужчины рядом. Эван напомнил:

— Вики, завтра выходной. Завтра на службу тебе точно не нужно. Езжай — я приду позже, как закончу тут. Передавай девочкам привет! — он захлопнул дверцу под недоуменное: «Эм, комиссар, вы бы тоже ехали домой! Вам же вечером в поездку…» — из уст Алистера.

Вик грустно подумала, что и точно. Завтра в Олфинбурге похороны короля Артура Десятого, и Эван должен там присутствовать.

Паромобиль, за рулем которого сидел Адамс, тронулся в путь. Домой.

Там её уже ждал Николас Деррик, активно принявшийся её лечить; потом он передал её в руки Эйр и новенькой, совсем молоденькой горничной Аликс, и они в две пары рук отмывали Вик в ванной и переодевали в ночную сорочку. Потом её отвели в кровать, накормили полезным бульоном, а потом все же пустили в спальню девочек. Полли прижалась к одному разбитому камнями боку, Ноа осторожно обняла Вик с другой стороны, отбитой «призраком», и Вик заснула под грустные рассказы Ноа, что резиновые уточки не умеют плавать — одна утонула в пруду, вторая в фонтане, а третья ждала своей участи вечером в ванне. Вики надеялась, что нериссу Эйр не уговаривали спасти первых двух уточек — с Ноа бы сталось.

* * *

День разгулялся — ярко светило солнце, лужи почти просохли, ветер уносил прочь запахи гари, и дети снова играли на площади, как ни в чем не бывало. Город оживал. Только палаточный городок и служебные полицейские паромобили напоминали, что горе рядом.

Каеде проводил задумчивым взглядом увозящий Викторию паромобиль и тактично заметил:

— Пойду покажу Киту дорогу в катакомбах, чтобы не блуждал. — Не дождавшись разрешения, он удалился — этот лис всегда был себе на уме. Эван только и успел сказать в спину мужчине:

— Да, конечно. Спасибо! — Помощь от лиса была неожиданной, но и действенной. Он же сдержал слово — быстро нашел Вик и принес её живой и почти здоровой. Эван скрипнул зубами — Вики… Вики первый раз убила, и сразу двоих. Он должен быть рядом с ней, но пока не мог — тут необходимо его присутствие. Это его город, это его люди. Он отвечает за всех и за каждого.

Алистер скривился, наблюдая, как Каеде скрылся за домами, и промолчал. Лиса многие не понимали, особенно после вчерашнего — его шутки мало кто оценил.

Эван последний раз посмотрел вдаль по улице, где его служебный паромобиль уже было не разглядеть в вечернем потоке машин, и медленно направился к палаткам, откуда приятно пахло кофе. Алистер пристроился за его плечом, то и дело поглядывая на Эвана, и тот вздохнул, входя в палатку и беря любезно протянутую уставшим, с темными кругами под глазами Грегом кружку кофе.

— Ал, не косись так. — Эван говорил старательно тихо — в одном из раскладных кресел спала уставшая нерисса Идо. Кто-то заботливо укрыл её пледом. — Я не поеду в Олфинбург. Тут я нужнее.

Сержант кашлянул и сплел звукопоглощающий шит, чтобы не разбудить Идо:

— Я вообще-то волнуюсь по другому поводу.

Эван скользнул взглядом по его лицу и устало опустился на стул:

— А к Вик я приеду чуть позже. Там Ноа — её одной хватит для того, чтобы забыть о катакомбах.

Грег молча налил вторую кружку кофе для Алистера, а для себя вскрыл бутылку с колой — кофе уже плескалось у него в мозгах. Впрочем, сделав один глоток из бутылки, он и её отставил в сторону.

Сержант тихо уточнил, тоже садясь на стул — все знали, что комиссар не требует соблюдения некоторых глупых правил субординации:

— Хорошо. Понял про дом… Вот теперь я волнуюсь по поводу Олфинбурга — там ведь похороны короля, а вы теперь старший Игнис.

Эван сделал большой глоток кофе и признался:

— Я боюсь, что на похоронах не смогу себя вести достойно. Не смогу горевать — мне хочется захватить с собой в поездку Кита и заставить его поднять короля на глазах у всех, чтобы Артур Десятый, прости его небеса, отвечал за все, что натворил в столице. Так что лучше я останусь в Олфинбурге. Целее Тальма будет.

Грег задумчиво вновь взял бутылку с колой и салютовал ею Эвану:

— Решишь осуществить свой план — я в деле.

Тот чокнулся кружкой с его бутылкой:

— Заметано. Жаль, что неосуществимо. Но хочется до ужаса.

Алистер неуклюже попытался поменять тему:

— Значит, тело вашего отца, комиссар…

— До сих пор не найдено. Точнее не опознано среди кучи таких же обезображенных тел. — Эван перевел взгляд на Грега: — ты же тоже не поедешь в Олфинбург?

Грег чуть переиначил его слова:

— Тут я важнее. В Олфинбурге будет отдуваться мой отец. Хотел бы я посмотреть, как будет пытаться молчать этот святоша, но увы. Я должен быть тут.

— Как Элизабет? — понял его Эван, выпрямляясь и смотря прямо в глаза.

Грег не стал отнекиваться:

— Хррррень, если честно, сотворил с ней этот наглый лис — я не стал ломать ему руки и ноги, хоть откровенно хочется, лишь по одной причине: Элизабет на его стороне… Надеюсь, ей хватит сил продержаться до завтрашнего дня. Завтра с утра порция лекарства уже должна быть. Опять же надеюсь, что у дельцов рода Аранда совесть есть, и лекарство не будет стоить заоблачных денег.

Эван тут же предложил:

— Тогда езжай домой — там ты важнее.

Грег благодарно кивнул:

— Закончу дела тут и поеду. Завтра не забывайте о моем существовании — приеду по первому же требованию. — Он зевнул: — Кстати, забыл сказать. Мы с тобой, Эван, теперь соседи. Прибегала Андре в обед, сказала, что Лиз выкупила особняк на Морском проспекте. Через два дома от вашего.

Эван одобрительно качнул головой:

— Будем дружить домами. Там хорошая улочка, тихая, соседи почти незлобные, когда не врываешься к ним с просьбой срочно телефонировать. — Он не сдержал кривой усмешки.

Грег задумчиво принялся допивать колу, словно решая что-то для себя. Эван было подумал, что его тревожат проблемы с внезапным союзом Андре и Брендона, но Грегу удалось его удивить:

— Эван… Если что… Будешь свидетелем моего отречения от рода?

Тот отставил в сторону недопитую кружку с кофе:

— Конечно. Можешь рассчитывать на мою поддержку.

Алистер еле сдержал удивление — от рода не отрекаются. Это престиж, это деньги, это родовитые предки в гробах… Это… От такого только Эван и отрекся — ради рыжего. И вот теперь черный туда же — эпидемия отречений какая-то.

— Спасибо, — отказался от помощи Грег. — Это не требуется. Пока вроде все под контролем. Кроме цены на лекарство Элизабет.

Эван постарался отвлечь его — проблемы с лекарством будут завтра, завтра и придется их решать:

— Кто будет вторым свидетелем отречения?

— Эм… Фейн? — пожал плечами Грег. — Мюрай… Или принц Анри. Я еще не решил.

— Ты из-за… — Эван не знал, стоит ли уточнять. Лезть в чужие семейные дела — дурной тон в Тальме.

Алистер предпочел бы уйти, чтобы не мешать — в разговоры леров лучше не встревать, — но это могло выглядеть демонстративно, так что он скрылся за кружкой кофе

Грег фыркнул, заметив смятение сержанта:

— Ал, все в порядке — я помню, что ты тут. Никто меня за язык с отречением не тянул. Просто все равно к этому идет. Проще первому отречься от рода, чем потом глотать торжествующие речи отца, сообщающего об исключении из рода. Я держался за род только из-за сестры. Я сам без гроша в кармане проживу, а вот её хотелось бы обеспечить деньгами — отец до такого не опустится: оставить наследство непризнанной Блек! Но Андре убедила меня, что сама сможет себя содержать. У неё грандиозные планы с принцем и Брендоном.

Эван осторожно уточнил:

— Тебя можно поздравить с союзом…

— Нееет, — легко отмахнулся Грег, говоря немыслимое: каждый лер просто обязан волноваться за репутацию сестры. — Кит заключил с ней ритуал общего эфира. Андре еще побегает от брака, помяни мое слово, но это уже не мои проблемы. Это проблемы Брендона — доказать свою необходимость. — Он резко сменил тему: — так, раз уж вспомнился Брендон… Пока вы были в катакомбах… Храм предоставил вещи первой необходимости для погорельцев, заодно часть больных и немощных они готовы принять в своих приютах. Военные-таки сдались и выделили катера для переправки женщин и детей на левый берег Ривеноук. Принц Анри отчитался — казармы готовы принять погорельцев хоть сейчас. Полевые кухни уже туда переброшены — женщин и детей там будет ждать горячий ужин. Тут мужчинам ужин тоже готов — я ходил, снимал пробу. Есть можно. Констебли, я договорился, тоже будут питаться из общего котла. В сгоревшем квартале закончилась проверка — ни одного погибшего от пожара не найдено. Случайно поднявшуюся нежить уже уничтожили — маги продолжают свои дежурства — ночью еще возможны случаи подъема. В горелые кварталы уже заехала тяжелая техника — разбор завалов начался. Запись в строители и разнорабочие открыта — половина мужчин из катакомб готова работать. Остальная половина никогда не работала и надеется пожить за счет города. Рекомендую гнать их на работу принудительно, но нерисса Идо со мной категорически не согласна. Она надеется на сознательность. И еще… Я понимаю, что еще рано обсуждать полицейский участок, который откроется тут, но… Я бы хотел рассчитывать на место его суперинтенданта…

Эван удивился — хорошо еще, что кофе успел допить:

— Прости, что?

Грег скривился:

— Оставь ты уже Броку его любимое детище — Особый. Я и тут повоюю — места дикие, люди не привыкли к законам, будет сложно и интересно. Как-то так.

Эван пожал плечами:

— Как скажешь. Не мелковато для тебя после разведки и Высшего королевского…

Грег перебил его, заметив, что Алистер тоже что-то хочет сказать:

— Нет, в самый раз. Не косись так — пять лет я точно прослужу тут. Элизабет будет учиться в Университете вместе с Андре. Ты бы подумал: Вики идеально впишется — ей будет легче, когда рядом кто-то знакомый.

— Подумаю.

— Так что не бойся — не сбегу. В любом случае отпуск никто не отменял — буду унимать тягу к путешествиям в отпуске.

— М-да… — кивнул Эван. — Как скажешь. Что-то еще?

— Нет. Тебе Ал что-то сказать хочет.

Алистер коротко качнул головой в жесте признательности и сказал:

— Я не знаю, как Байо, но я готов просить перевода в новый участок. Я тут свой. Я знаю многих, здесь я буду важнее, а в Управлении и Себа хватит, как сержа.

Эван развел ладони в стороны:

— Как скажешь. Можешь приглядываться к местным парням — скоро объявим набор в констебли. Что-то еще?

Грег ткнул пальцем в сторону приближавшихся со стороны катакомб Брендона и Каеде:

— Как-то не быстровато ли они вернулись?

— Быстро, — согласился Эван.

Брендон подошел к ним, поздоровался и отчитался:

— Я знаю, тут все уверены, что я великий и ужасный, но… Добивать, чтобы потом поднять и вернуть с того света, увольте. Сайкс жив — его той зубочисткой, которой была вооружена Вик, не убить. Он упал в обморок от болевого шока, так что свалить его допрос на меня, вам не удалось. Его уже подлечили и отправили в ваше Управление по особо важным. А убитую женщину мне поднять не удалось. Она оказалась атеисткой. Представляете? На ней не было храмового треугольника, и душа её растворилась в мире без остатка. Первый раз с таким сталкиваюсь… Кстати, тут все в курсе, что уже пять часов дня? Служба закончена. Эван, тебя ждет раненая жена. Грег, тебя ждет…

— Ты? — предложил тот.

Брендон покаянно дернул ворот белого свитера и сказал:

— Да хоть бы и я. Бить будешь?

Глава 49 День пятый. Прощай, род Монтов

Журчал фонтан. От его сизой, покрытой мелкой рябью глади во все стороны разлетались солнечные зайчики. Пахло сыростью и неприятно чем-то металлическим. Звонко смеялись дети, прыгая в классы и гоняя мяч — сегодня занятия в близлежащих школах были отменены. Грег даже позавидовал окружающей его беззаботности — в его детстве, проведенном в пансионе Лерского корпуса, были только муштра и холод дортуаров. Да, это дало ему хороший старт в карьерном росте, только закончилось все принесением в жертву демону из Карфы. Грег хотя бы выжил, в отличие от лер-дебютанток, скормленных Тонтон-макуту. Им всего было по четырнадцать-шестнадцать лет — время дебюта в обществе. Грег сжал челюсти — его дети никогда не будут учиться в пансионах, даже самых лучших. Тепло дома и родительская любовь куда важнее якобы зарождающихся с детства политических связей. Он заставил себя расслабиться: куда-то не туда занесло его в мыслях — к еще невозможным детям. Лиз бы выжила — это главное сейчас. Усталость и страх за Лиз давали о себе знать — держать себя в руках было сложно. Он чувствовал себя сжатой до предела пружиной, ожидая очередного удара судьбы, и не факт, что сможет этот удар принять адекватно. Только срываться сейчас ему нельзя.

Брендон стоически ждал головомойки — они с Грегом отошли к фонтану, чтобы переговорить в одиночестве. За ними озабоченно наблюдали Эван и Алистер. Боятся, впрочем, сам виноват — про вспышки гнева у Блеков они знали не понаслышке. Бить Брендона он не собирался — у него самого было похожее начало романа с Лиззи, да и Брендон теперь вроде как брат по закону, пусть и карфианскому. Грег сильно устал для серьезного разговора. Родничок в сердце еле-еле журчал, заставляя бояться за Лиз, тут не до чтения нотаций, которых Брендон вроде и не заслужил — Грег слишком хорошо знал свою сестренку: если она что-то вбила в свою голову, она этого добьется.

— Я сейчас поеду в гостиницу… Подвезти? — наконец предложил он, озадачивая Брендона.

Тот отрицательно качнул головой:

— Нет, спасибо. У меня тут есть еще дела. Надо пройтись по спискам погорельцев для определения в храмовые приюты и отделить злостно уклоняющихся от работ козлищ от овец. Козлищ оставлю вам — после наставлений на путь истинный. Пусть их нерисса Идо воспитывает. Так… Мы… Все же поговорим? — он достал из кармана брюк колоратку и теперь мялся, не зная, надевать её или еще подождать? — Андре говорила, что ты с утра еще достанешь меня.

Грег криво усмехнулся, разглядывая прыжки девочек через скакалку:

— Извини, что разочаровал. А если серьезно — было некогда, Брен. — Он собрался с мыслями, продираясь через страхи и нарастающий гнев на самого себя и Каеде, так грубо вмешавшегося в их с Лиз судьбу: — Я хочу сказать одно: береги Андре и не подрезай ей крылья. Не ограничивай ей свободу, и она будет рядом с тобой. Попытаешься что-то запретить, навязать — потеряешь её. И не ревнуй — она легко загорается и влюбляется: в идею, в дело, в место, в человека. — Он подумал и добавил: — вокруг Андре всегда много идиотов, с помощью дуэлей пытающихся устранить соперников — не мешай им выбывать из гонки. Всех не осадишь и не заставишь быть умнее. Как-то так.

Брендон приподнял вверх брови:

— А как же вопрос: когда идете в храм?

— Мужайся. Если сможешь уговорить её с храмом — я буду поражен. Чуть не забыл: будешь в Олфинбурге — старательно гляди вокруг и не попадайся леру Блеку-старшему. У него свои планы на Андре — он все ждет, когда Оливер Фейн… — Он заметил, как подтянулся и напрягся Брендон. На всякий случай Грег уточнил: — Да-да-да, тот самый Фейн, ты правильно понял… Остепенится и женится.

— При чем тут Фейны? — замер Брендон. Он нахмурился и принялся вспоминать расстановку сил в Олфинбурге: — Фейны — фабриканты, военные магнаты. Оливер Фейн — лер во втором поколении. Андре — кера и…

Грег подсказал ему:

— …и незаконнорожденная Блек. Замуж за лера её не отдашь, а вот в метрессы Фейнам — запросто, тем более что Фейны уже интересовались Андре и её исследованиями. Их пароэфирники до сих пор взрываются… Так что будь осторожен в Олфинбурге. Кстати… Оливер Фейн сегодня как раз приезжает в Аквилиту — не бери в голову, я сам с ним поговорю. — Он заставил себя улыбнуться и сказал самое главное: — просто сделай Андре счастливой.

Пока Брендон хмурился и собирался с ответом, Грег хлопнул его по плечу:

— Держись, брат. Еще увидимся — я в гостиницу, а потом поеду встречать Фейна.

— Удачи… — пожелал Брендон, и Грег снова улыбнулся:

— И тебе!

Он торопливо направился к своему служебному паромобилю — до прибытия дневного экспресса Олфинбург-Аквилита было еще часа два, но они пролетят быстро, так что и не заметишь.

Вечернее движение в Аквилите было бурным, и Грег растерял все остатки терпения, пока добрался до гостиницы — злило все: и неправильное правостороннее движение, и слева расположенный руль у паромобиля, и тальмийские дебилы за рулем, пытавшиеся привычно ехать по встречке — в Тальме левостороннее движение. Он еле взял себя в руки, паркуясь в гостиничном гараже и договариваясь с механиком, чтобы к половине восьмого паромобиль стоял под парами — Грег обещал встретить Оливера на вокзале. Эван дал разрешение на посещение Фейном Аквилиты — в отличии от лер-мэра Сореля Хейг не был параноиком.

Грег, стараясь не шуметь, вошел в номер, повесил шинель на вешалку и сразу же заглянул в спальню в поисках Лиз. Родничок в сердце подсказывал, что она спала. Так и было — только устроилась Лиз не в кровати, а в каминном кресле, откинув голову на его широкую боковинку. Кто-то, не иначе Андре, заботливо укрыла Лиз пледом. Листы бумаги с прикрепленными к ним глянцевыми небольшими фиксограммами выпали из рук молодой женщины и рассыпались по полу. Только от вида беззащитной, бледной как призрак, но все же живой Лиззи, вся грозившая порвать его шаткий самоконтроль злость куда-то ушла. Лиз — его якорь трезвомыслия в этом безумном мире. Грег, скинув грязные, сырые сапоги и надев комнатные туфли, прошел в спальню. Он подобрал с пола все листы — Лиз выбирала прислугу в дом, — и положил их на столик у кресла. Сидя на корточках перед Лиз, он внимательно рассматривал её. Синие, тонкие веки, темные тени в глазницах, бледные, впалые щеки — болезнь еще жила в женщине, подтачивая её изнутри. С трудом погасив в себе глупое, несвоевременное желание прижаться щекой к её ладони, он заставил себя встать, раздеться, бросить на пол пропахшую пеплом и сыростью форму. Захватив с собой свежее белье, в одних кальсонах он направился в душ — скоро должны доставить в номер заказанный им ужин.

Он, быстро намылившись и смыв въевшийся запах гари, постоял чуть-чуть под прохладными струями воды. Они уносили прочь усталость, придавая мнимую бодрость. Во всяком случае рванул он потом из ставших холодными струй вполне энергично. Выглянув из ванной и проверив, что Лиз ещё спит, он надел белье и принялся спешно бриться — всего пара суток без бритья, а он уже как каторжанин выглядит. Родничок в сердце окреп и проснулся. Видимо, заметив грязную форму на полу, Лиз сонно сказала:

— С возвращением, Грег… Сильно устал?

Он, спешно плеснув на ладони воду после бритья и похлопав себя по щекам, тут же жмурясь, когда защипало свежие порезы, вышел из ванной:

— Прости, не хотел будить. — он все же присел перед ней на корточки, ловя её ладони и прижимая к горящим после бритья щекам. У Лиз были ледяные пальцы. — Как ты?

Она еле слышно рассмеялась:

— Умирать не собираюсь.

— Я серьезно.

Лиз кивнула:

— И я. Слабость, хочется есть, но в ресторан я сейчас не спущусь — не хочу видеть никого, кроме тебя.

— Я заказал еду в номер. — Грег поцеловал её ладони и отпустил их. Пальцы Лиз тут же зарылись с его мокрые после душа волосы, чуть поправляя их — они сильно отросли и теперь кудрявились на концах, отказываясь лежать ровно. Грег заглянул Лиз в глаза: — как провела день?

Она бросила взгляд на лежавшие на столике анкеты из агентства по найму прислуги:

— Полагаю то, что я купила дом, уже для тебя не секрет.

Грег признался, сдавая сестренку:

— Андре не удержалась и проболталась.

— Особняк сейчас спешно приводят в порядок — через пару дней можно будет заезжать. Или, если номер в гостинице тебе уже надоел, то хоть завтра. Постоянную прислугу я еще не наняла, но мы же с тобой и сами справимся, так?

— Справимся, — подтвердил он, не зная, как подступиться к тяжелой и трудной теме отречения от рода — Лиз должна знать об этом. — Лиззи…

Грег замолчал, подбирая слова, и Лиз сама заполнила получившуюся тишину, вспомнив:

— Твой отец телефонировал.

Он напрягся и пересел в пола на кровать, внимательно всматриваясь в Лиз:

— И что он хотел? — от отца после последнего разговора он ждал только подлости.

— Он просил называть его papá, и сказал, что очень ждет свою первую внучку.

Грег сжал челюсти и опустил взгляд вниз — отец все же перешел границу приличий. Вот же любитель генетики! Было страшно подумать, что он наговорил Лиззи с выдвигаемым требованием первой родить внучку, чтобы не испортить породу Монтов. Мужчина заставил себя разжать судорожно сведенные в кулаки пальцы, потер ладонями лицо, расслабляя мышцы и четко сказал:

— Прости. Это моя вина. Больше такое не повторится.

— Грег…

Он встал:

— Документы о браке придется переправлять. Что скажешь о фамилии Эш? Блеки и Монты со своей родовитой гордостью меня уже подзадрали.

Лиз осторожно сказала:

— Но рождение девочки все решит… Тебе не стоит отрекаться…

— Во-первых, я не собираюсь выбирать пол будущего ребенка. Во-вторых, отец все равно не успокоится и будет продолжать тебя тыкать своим морализаторством. В-третьих, он задавит этим ребенка. В-четвертых, неры тоже люди, а лерство не так и сложно заработать. Откроем парочку новых хребтов или истоков — и титулы любой страны наши, Лиззи. Я готов простить отцу его выпады в мою сторону, но не в твою.

Он решительно направился к телефону, вызывая Олфинбург и забыв, что надел только белье. Впрочем, какая разница в чем телефонируешь. Хорошо, что визуалотелефоны еще не придумали.

С трудом дождавшись, когда в трубке прозвучит знакомый, такой усталый от ущербности окружающего мира голос, Грег сказал:

— Недобрый вечер, отец. Я давно хотел тебя поблагодарить… Я благодарен тебе за жизнь, что ты мне подарил…

Отец перебил его, гневливо заметив:

— Что за приступ внезапной меланхолии? — Да-да-да, гнев у них семейное. — Ты снова пьешь?

Грег смиренно напомнил — в последнем разговоре с отцом можно и чуть-чуть потерпеть, не срываясь в гнев:

— Я никогда не опускался до пьянства. Просто пришло время поблагодарить тебя: за учебу, за свое положение в обществе, когда я был ребенком, за лучшую в мире сестру, за старт, который ты дал мне в этой жизни. И пришло время попрощаться — я отрекаюсь от рода Монтов. Бумаги тебе доставят на днях — отправлю с курьером тебе и в Дом высших леров.

Лер Блек-уже-не-старший смешливо произнес:

— И кем же ты будешь? Лер Прихвостень-жены-де Бернье? Или откровенно примешь имя того, чьи рога ты добровольно на себя навесил благодаря несдержанности леры де Бернье?

Грег себе напомнил — к нему это не имеет никакого отношения. К нему, но не к Лиз.

— Я буду просто нер Грегори Эш. Только и всего. — Волна гнева поднималась в нем, грозя затопить его с головой, но родничок в сердце помогал держаться на плаву. Он взял себя в руки и спокойным голосом сказал когда-то невозможное для него: — С данной минуты вы никакого родственного отношения ко мне не имеете, так что поостерегитесь читать мне свои нотации — я же могу и дуэль вызвать. Честь имею, лер Блек.

В трубке еще звучало почему-то восхищенное: «Ты все же Блек!» — но Грег уже прервал звонок, нажав на рычаг телефона. Он теперь Эш, и никак иначе.

Он подошел к креслу и устало опустился возле ног Лиззи, обнимая их и, как дитя, пристраивая голову ей на колени. И плевать, что неодет. Прислуга, сейчас начавшая накрывать на стол в гостиной, и не такое приучена игнорировать. Лиз — его якорь в этой жизни. Ради Лиз и их будущего он удержит свои растрепанные чувства под контролем.

Вечер оказался коварно коротким, и, поужинав с Лиз, Грег спешно отправился на вокзал — его ждал Оливер Фейн с его дурно пахнущим делом.

К середине восьмого часа город затих, и движение стало спокойнее. Грег не удержался и сделал крюк, подъезжая к вокзалу со стороны Морского проспекта. Его новый… Их новый с Лиз дом был огромным, с большим садом и выходом к пляжу. Окна дома ярко горели — было видно, как в комнатах сновали люди, наводя порядок. Пожалуй, лучшего дня, чем завтра, и не придумать для переезда — потом на седьмице может не оказаться свободного времени. Главное, закупиться продуктами и не забыть сообщить адрес Брендону. Надо будет и ключ ему передать — Андре тоже будет жить в этом доме. Грег заметил стоящее ближе к морю отдельное строение — явно бывшие конюшни, которые легко переделать под мастерскую для сестры.

К вокзалу задумчивый Грег прибыл за пять минут до восьми. Припарковав свой паромобиль на ярко освещенной фонарями привокзальной площади, украшенной старинным, выщербленным ветрами священным треугольником высотой ярдов в пять, Грег направился на перрон, куда медленно, в клубах пара прибывал ярко-алый, ладный, как игрушка, экспресс из Олфинбурга.

На перроне уже была суета: вальяжно вышли из вокзального участка констебли, проверявшие приезжающих, сновали грузчики, шла выгрузка с грузовых платформ паромобилей, носились вездесущие торговцы чаем и едой — усталые пассажиры, ожидавшие в вагонах проверки и разрешения на въезд в Аквилиту, о еде не мечтали, но всяко же бывает, а еще прохаживались встречающие, водители наемных экипажей и простая публика — те же воришки, привыкшие в толчее ловить толстые портмоне в чужих карманах. Вокзал бурлил, словно было время карнавала — шутка ли, сам наследный принц Вернии в Аквилите. После событий седьмичной давности в Олфинбурге, Верния снова была в большой политике, и лерам высоких родов с девицами на выданье было плевать, что принц давно обручен: помолвка — не брак, далекая принцесса захудалого рода из Ирлеи и подвинуться может — не ей, владелице остатков замка на острове, который и на карте не найдешь, противостоять первым красавицам Тальмы с огромным приданым.

Ветер нес на своих крыльях запах близкого океана и цветов. Звучали со всех сторон голоса, и вернийский тут соперничал с тальмийским языком. Пассажиры и особенно водители сгруженных с поезда паромобилей привычно пытались передвигаться по левой для них стороне, создавая ненужную толкучку и переполох среди грузчиков с их паротележками — эти-то соблюдали правила. Пожалуй, нигде в Аквилите не было столь заметно, что это уже не Тальма. Местных было видно сразу — одетые легко в плащи, а то и уже без них. Тальмийцы же еще кутались в пальто и даже меха. В Аквилите тальмийский календарь звучал насмешкой — ну какой стужень, вьюговей и тем более трескун… Тут скоро яблони будут цвести, а луны через три созреют первые, сочные, сладкие вишни…

Фейна Грег увидел издалека — вокруг его высокой, в алом мундире фигуры суетились двое констеблей — кажется, как и Эвана Хейга в первый приезд, его не хотели пропускать. Пришлось вмешаться — хорошо еще, что Грег захватил с собой написанное от руки разрешение за подписью Хейга. Узнавшие Грега констебли козырнули, забрали с собой разрешение и поставили Фейну печать в паспорт.

Распрощавшись с не успевшими как следует попить его крови констеблями, Оливер, держа в левой руке саквояж, протянул правую ладонь для рукопожатия:

— Добрый вечер еще раз, Грег! — Сейчас он выглядел более живо — последнюю луну, которую они вместе служили в Аквилите, он больше напоминал снулую вечно скучающую рыбу, хотя леры Олфинбурга за глаза звали Оливера Ангелом — уж больно примечательная у него была внешность: чистое лицо, полные губы, синие глаза, белокурые локоны, статная фигура — достойный конкурент принцу Анри в охмурении лер. Происхождение лишь чуть подвело, но зато слухи о банкротстве оказались ложью.

— Добрый вечер, — пожал его руку Грег. — Пойдем, я на паромобиле. Номер тебе забронировал в «Королевском рыцаре» — хорошо, что один вовремя освободился.

Он не стал говорить, что этот номер перед этим снимала Лиз.

— Пойдем… — вздохнул Оливер — кажется, он был не рад снова оказаться в Аквилите.

Грег указал глазами на небольшой саквояж:

— Твои вещи и твой лакей…

— Все вещи при мне. Я налегке.

— Тогда, действительно, пойдем. — Вливаясь в быстро рассасывающуюся толпу приезжающих и лавируя в ней, Грег пошел первым, задавая направление.

Уже открыв дверцу паромобиля, Оливер застыл, оглядывая бурлящую площадь:

— Безумная Аквилита — не думал, что так быстро сюда вернусь. Век бы не видел…

Грег сел за руль:

— И чем она тебе не угодила? — он постучал пальцем по водомерному стеклу, проверяя уровень воды в котле, и только убедившись, что заезжать на гидроколонку не надо, дернул кулисный механизм, вливаясь в уличное движение и тут же сдержанно ругаясь себе под нос: только что прибывшие в Аквилиту тальмийцы на паромобиле, которых ничему не научила толчея на перроне, привычно попытались ехать по левой для них полосе, чуть не тараня при этом мотор Грега. Он резко затормозил, проглотил все остальные просящиеся на язык ругательства под любопытным взглядом Оливера, и вылез из салона, показывая свой жетон констебля. Тальмийские леры, свято уверенные, что Тальма и её правила незыблемы на всей Эребе, отказались реагировать на его пояснительные жесты о перестройке на другую сторону дороги — пришлось подойти к водителю, раз за разом нетерпеливо дергавшему сигнальный, весьма противный свисток паромобиля, и прочитать краткие правила дорожного движения. Хорошо, что теплый родничок продолжал поддерживать Грега — сдержаться было тяжело.

Оливер хохотнул, когда пытающийся успокоиться Грег вернулся за руль:

— И ты говоришь, не безумная…

— Это не аквилитцы. — только и сказал Грег, снова трогаясь в путь.

— Ну да, это тальмийские дебилы, — согласился Оливер. — Но одного отрицать нельзя: тут чуть не закончились славные рода Монтов, Ривзов…

Грег оборвал его прочувственную речь:

— Кстати, забыл представиться — Грегори Эш. — Он подавил невольный смешок — Оливер был не прав: род Монтов закончился именно тут. Сегодня.

Оливер даже повернулся к нему в кресле, внимательно рассматривая:

— Неожиданно… познакомиться. В смысле приятно. Почему именно сейчас, когда о твоей доблести пишут все газеты Тальмы?

— Так получилось, — сухо сказал Грег, и Оливер проявил несвойственный ему такт:

— Не хочешь — не говори.

— Все равно разузнаешь?

Тот не стал лгать:

— Основы выживания в профессии — всегда все знать и всюду совать свой нос.

Грег, отвлекаясь от дороги, серьезно посмотрел на него:

— К Андре больше свой нос не суй.

— А что так?

— Она стала эфирницей и заключила союз с Брендоном Китом. Так что держись от неё подальше.

Оливер, спокойно наблюдая, как за окнами проносится такая знакомая и ненавистная Аквилита, напомнил:

— Я еще помню твое предупреждение. И напоминаю в свою очередь: против родственников друзей… — он поймал очередной косой взгляд Грега и поправился: — уговорил: приятелей… Я не замышляю пакостей.

— Несмотря на взрывающиеся пароэфирники?

— И ты туда же… Откуда узнал?

Грег лишь таинственно улыбнулся — еще одно правило в его бывшей профессии: держать лицо, даже солгав. Скорее даже — особенно солгав.

Оливер пробурчал, сознаваясь:

— Взорвался. Вчера. Седьмицу проработал и… Взорвался к демонам собачьим! А у Андре?

— Пока работает.

Оливер деланно простонал:

— И сколько уже? Три года же, да?

— Да, её игрушка уже три года успешно работает.

— Вот скажи: в чем дело?! Десяток умных инженеров, который год голову ломают, а одна смешливая девчонка уделывает их мимоходом.

— Это называется гениальность.

— Это называется удача.

— И это тоже, — не стал отрицать Грег.

Оливер заметил, искоса поглядывая на него:

— Значит, теперь тебе за двоих придется биться с инквизицией?

— Иии? — Грег зарулил в боковую улицу у гостиницы — к въезду в гараж.

— Могу помочь.

— Сам справлюсь — твоя помощь меня пугает. Может оказаться не по карману.

Оливер не выдержал:

— Да брось! Только не говори, что поверил в ту мою личину. Я вот до последнего не верил, что ты не взял с собой цистерну успокоительного.

Грег, подавляя гнев, припарковал паромобиль в огромном, сейчас под завязку забитым паромобилями с тальмийскими номерами гараже и повернулся к Оливеру:

— Не взял. Ибо был самовлюбленным идиотом, верящим в свои силы.

Оливер, забирая с заднего сиденья свой саквояж, заметил:

— Но Ривза ты смог подстраховать. Какого демона себя не смог?! — он покопался в саквояже и достал бутылек темного стекла: — держи.

— Что это? — Грег не спешил брать незнакомый бутылек. Оливер сам его сунул в руку Грега и спешно вышел из паромобиля. Пришлось выходить следом и убирать бутылек в карман пиджака.

Оливер, направляясь к лестнице, ведущей из гаража, пояснил:

— Твоя цистерна успокоительного. Новая разработка для лечения постбоевых расстройств психики. Наши фармакологи… И не смотри так — да, мы подмяли под себя и фармакологов — перспективное развитие науки, кстати. Не все зависит только от амулетов. Так вот. Последняя разработка. Успокаивает только так — одна капля, и ты спокойнее ленивца на ветке. Две капли — и сон без сновидений гарантирован. Что приятно — на брачные обязательства никак не влияет, так что не бойся, не расстроишь леру де Бернье.

— Пошляк! — не сдержался Грег.

— Мне можно — за мной толпа благородных леров не следит с небес и из могил. Единственный благородный предок еще бегает по земле, так что можно и не следить за языком и манерами. Короче… Не сможешь защитить Андре от инквизиции — смело обращайся ко мне. Помогу. И не только из-за пароэфирников. И даже бесплатно. Цени!

Грег не сдержал смешок — бесплатно и Фейн как-то не сочетались. Оливер мимоходом бросил, заставляя Грега на миг замирать:

— Кстати, не могу не заметить — у тебя дивно скакнул самоконтроль. Выход из рода, что ли, на тебе так сказался.

— Да иди ты…

Оливер рассмеялся:

— Ан нет, привычный Грегори Эш все же тут! Славно!

Глава 50 День пятый. Итоги

Брок, сидя за своим столом в кабинете, закончил печатать показания Отиса и пробежался еще раз по ним глазами. Именно от Отиса и еще не заговорившего в силу ранения Сайкса зависит — смогут они припереть нера Чандлера к стенке или нет. Если Отису станет плохо до суда, и он опять сорвется в свою истерику…

— …не сорвется, — отозвался с дивана отдыхавший там Марк. Он задержался в Управлении, утверждая, что хочет дождаться экспертизы слесарного шрифта, которой сейчас занимался Фрей, но Брок подозревал, что дело было в плохом самочувствии инквизитора — тот еще не оправился от последствий взрыва. Брок предоставил ему свой диван и накормил ужином. Заодно он телефонировал Брендону с просьбой заехать за Марком. Тайком, конечно, от того. — И это я тоже ценю, особенно твою дикую тактичность, Брок. Со мной все в порядке — не стоит бояться, что я посмею осквернить твой диван своей смертью.

— Даже не надеялся на такое счастье, — отозвался Брок, убирая в папку листы бумаги. В кабинете из-за Марка, щадя его глаза, было непривычно темно. Брок не стал даже лампу на столе зажигать, и потому скоро тут будет непроглядный мрак — за окном быстро темнело.

Марк рассмеялся:

— Ты об Отисе или обо мне?

— Обо всем сразу, — пробурчал Брок, потягиваясь на стуле и разминая затекшие плечи. Устал он за сегодня печатать документы. Допросы следовали за допросами… Вот, казалось бы, нер Чандлер — профессионал своего дела, завод приносил хорошую прибыль. Живи и радуйся. Не радуется — расширяй производство. Какого демона Чандлера дернуло заниматься амулетами?! Профессионал же, понимал риск… Впрочем, Брок вспомнил, как сам, вроде профессионал, влез куда не просят. — И все же, ты уверен, что Отис снова не свихнется?

Марк выпрямился на диване и веско сказал — видимо, его задело недоверие Брока, хоть тот всего лишь волновался:

— До конца суда он точно протянет. А не протянет — попросите Ноа: она его свела с ума, ей его и приводить в чувства.

— Боюсь, что Ноа уже не совсем лоа.

Марк вздохнул, качая головой:

— Кто бы мог подумать, что черный-черный лоа сможет стать обратно девочкой? — он наложил на себя священный треугольник: — чудны дела богов, а их пути нам не дано понять.

Брок хмыкнул — он до сих пор не понимал, как инквизитор умудряется не сомневаться в своей вере, столкнувшись с лоа и с совершенно непонятным Каеде, именовавшим себя ёкаем:

— Там один рыжий-рыжий лис влез. Союза этих черных и рыжих беспредельщиков Аквилита, боюсь, может и не пережить. — Мотивов этого самого ёкая он так и не понимал. Отис до конца стоял на том, что тела убитых в тот злополучный день седьмого вьюговея похоронены в яме в овраге, и никто их не перемещал и не прятал, тем более в деревья. И вот зачем это нужно было Каеде?! Самое противное было в том, что рычагов надавить на Каеде и заставить признаться не было.

Марк молчал, Брок тоже. Он разлил по чашкам остатки кофе, встал и, прихватив чашки с собой, сел рядом с инквизитором. Тот взял протянутый кофе молча, только в голове Брока вспышкой сверкнула его благодарность — как волна тепла пронеслась. Менталист, что с него взять. Привык так общаться — его даже Брендон не переубедил в необходимости слов.

Брок сделал глоток чуть подстывшего черного кофе:

— Тебя Брендон не прихлопнет за ментальное воздействие? У вас же там договор какой-то…

Марк скосил на него глаза, и Брок буквально почувствовал, как инквизитор перебирает его мысли, словно переворачивает страницы в книге.

— Ты ему не скажешь. Да и… Тебе не все равно?

— Ммм… — взял паузу Брок — он подозревал, что дружить с менталистом сложно, но не до такой же степени.

Марк хрипло рассмеялся, словно нашел в смятенных мозгах Брока особо смешную мысль:

— Не все равно. Надо же. Впервые со мной просто дружат: не боятся, не восхищаются — дружат.

На счастье Брока, не знающего, что ответить на такое, дверь открылась — на пороге возник сияющий, как новенький ройс, Фрей с бумагами в руках:

— Я тут закончил экспертизу! Клейма идентич… — он осекся, заметив чужака — храмовника в сутане, и замер: — простите, лер старший инспектор… Виноват.

Он замер в кабинете, судорожно поправляя свой потрепанный жизнью костюм.

— Продолжай! Это свои… — Брок встал с дивана, поставил чашку с кофе на стол и взял из рук эксперта свежераспечатанные фиксограммы: снятые под увеличением части шрифта и номера поддельных амулетов. Брок задумчиво присел на край стола, рассматривая снимки. Совпадающие дефекты были старательно обведены карандашом.

Фрей торжествующе произнес:

— Дефекты шрифтов, как-то неровность в единице, заусенец в четверке, чуть более выраженная нижняя кривизна в нуле полностью соответствуют дефектам на нежите-амулетах. Мне кажется, что тот, кто изготовлял их, или был неумехой…

Брок тут же поправил его:

— Говорят, что у Мактира были золотые руки.

Фрей быстро поправился:

— Я и говорю, что или неумеха, или заранее сделал ошибки в клеймах, чтобы проверяющие заметили. Только… — эксперт развел руки в стороны: — никого это не заинтересовало. Зато мы теперь можем опознать каждый поддельный амулет.

Брок перестал хмуриться, возможно, впервые за весь этот долгий день:

— Спасибо, Гратин! Это лучшие новости за сегодня.

— Попался? — уточнил Фрей. Он явно имел в виду Чандлера.

— Попался! — широко улыбнулся Брок. Теперь нер Чандлер точно попался — Гильдии очень не любят, когда кто-то посягает на чужие обязанности и привилегии.

Фрей замер, оглядываясь на дверь:

— Тогда я пойду, да? — он как-то нервно одернул рукава пиджака и тоскливо ждал ответа.

— Иди, — машинально кивнул Брок. Волнение эксперта его мало касалось — у них в расследовании, наконец-то, появились улики. Надо будет на следующей седьмице выписать премию Фрею — он постарался и с фосфором, и с клеймами.

Гратин в дверях замялся и все же сказал:

— Приятно было работать… Хорошо, что смог помочь.

Брок вздрогнул: не от тона Гратина — от ментального толчка Марка в мозгах: «Он прощается! Старший эксперт Аппфель подверг сомнению наличие белого фосфора на заводе и потребовал уволиться добровольно, иначе обещал уволить его с позорной записью о непригодности».

Брок посмотрел на уже растерявшего улыбку Фрея:

— Пока не забыл… Нам в Управление требуется хороший эксперт. Не пойдете к нам?

— Я?

— Вы.

— Серьезно?

— Абсолютно, — видя неуверенность на лице Гратина, Брок ткнул указательным пальцем в свой стол под теплой волной ментального одобрения, словно связь с Вики снова существует — ему отчаянно не хватало сегодня её эмоций, её самой: — идите-ка, пишите заявление на перевод. Я его подпишу.

Он вспомнил, что Управление — не совсем его вотчина и добавил для Фрея:

— И передам на подпись суперинтенданту Блеку. Не бойтесь — он одобрит.

Написав заявление, снова сияющий Фрей ушел, и следом за ним неуклюже поднялся с дивана Марк — Брок заметил, как тот невольно скривился от боли в боку.

— Пожалуй, и мне пора, — сказал инквизитор. — Видишь, теперь все хорошо. Отис продержится до суда, Сайкс рано или поздно запоет соловьем — не захочет плясать на веревке в одиночестве, а ему придется плясать: шутка ли, два подряд покушения на констеблей… Причем одно по приказу Чандлера. Даже как-то непривычно, что телефонная нерисса оказалась такой добропорядочной и не подслушала тот разговор, но слов Отиса хватит. Даже Финч поймет, что утопающий корабль имени нера Чандлера не стоит спасения. Чандлер, даже если не признает свою вину, все равно получит свое. Я на него почти не воздействовал, чтобы не развалить вам дело. На Отисе и Сайксе столько целебных плетений, что мое там никто не заметит. С Чандлером все иначе — его адвокаты будут носом рыть землю, доказывая чуждое воздействие от возможного рукоприкладства…

Брок резко выпрямился — до такого ни он, ни его подчиненные никогда не опускались. Марк ментально успокаивающе хлопнул его по плечу — во всяком случае, ощущалось это именно так:

— Я знаю, что ты не такой, но адвокатам все равно — им платят за то, чтобы они обеляли своего подзащитного. И даже призрак эфирного воздействия они будут раздувать, как незаконное применение магии против немага. Успокойся — у вас достаточно доказательств и показаний против Чандлера. Так что… Пойду я. Пожалуй, уже и не увидимся — мы с Брендоном уезжаем послезавтра.

Брок не удержался и спросил — это уже седьмицу грызло его:

— Память о том, что ты менталист, ты, конечно же, сотрешь, да? — он подозревал, что Марк, привыкший хранить свой секрет, ведь менталистика официально не существует, заметет за собой следы.

Марк не стал отрицать очевидного:

— Конечно. Это основа моего выживания. Не бойся — ты не будешь единственным, кто забудет это.

Брок кивнул своим мыслям — он был прав. Марк всегда так поступал с Гиллом, своим другом и спасителем, так почему им всем, столкнувшимся с менталистом, избежать подобной участи?

— Надеюсь, это будет небольно…

Марк нахмурился и вскинулся:

— За кого ты меня принимаешь? Мне казалось, что мою позицию по отношению к садистам, ты знаешь.

Брок тут же пояснил:

— Я не о чистке… Я о том, что не хотелось бы терять память о том, что мы пусть на краткий миг были приятелями. Это может оказаться больно. Наверное.

Марк пожал плечами:

— Это я стирать не буду. У меня тут в Аквилите три поднадзорных ведьмы, так что я буду время от времени возвращаться сюда.

— Мррррак… — признался Брок. Он знал: Вик упорная и внимательная. Она же снова и снова может обнаруживать то, что Марк менталист. Подвергаться раз за разом ментальной чистке — так себе удовольствие, наверное.

Марк предпочел промолчать. Только легкий ветерок промчался через мысли Брока. Наверное, это и была чистка.

* * *

Зарегистрировавшись в гостинице у портье и отдав свой саквояж беллбою, Оливер, зажав папку с документами под мышкой, предложил Грегу:

— Поговорим в ресторане?

Тот кивнул:

— Я зарезервировал приватный кабинет. — Он прикинул, что пока Оливер приводит себя в порядок в номере после поездки, у него будет время навестить Лиз и проверить её состояние. Эфирный ручеек тек спокойно, но беспокойство в сердце не проходило. В голове постоянно, как часы, тикала одна и та же мысль: уже полдня без лекарства. — Подойдет?

Оливер согласно кивнул, тут же направляясь в сторону полного, бурлящего весельем ресторана — сюда в холл из-за звукоподавляющего щита не доносилось ни звука, но не заметить то и дело сновавшие из ресторана и обратно парочки было сложно:

— Подойдет…

Грег скривился, шагая за ним следом:

— Дело совсем дурно пахнет? — Уж больно спешил Оливер — даже не стал подниматься в номер. Тот ничего не ответил, только поджал губы, становясь похожим на бедного ангела, которого обидели в лучших чувствах. Играть Фейн, как выяснилось, умел.

Чопорный пингвин-распорядитель зала, уже сменивший за седьмицу постную неодобряющую Грега мину на широкую, но лживую улыбку, проводил их с Фейном в дальний кабинет. В ресторане гремела музыка, леры и несовсем леры из полусвета во всю танцевали что-то новомодное. Проходя по залу, Грегу приходилось то и дело останавливаться возле знакомых и раскланиваться, а то и целовать протянутые лерами руки — они еще не знали, что он больше не Монт. Только слышали, что ему благоволит сам герцог Аквилиты, а его сестре — принц Вернии. Грег не сомневался, что за его спиной ему и особенно Андре спешно и со вкусом перемывают косточки. Ничего нового, хотя и довольно неприятно.

За звукопоглощающими щитами приватного кабинета было тихо и спокойно. Оливер, с кривой улыбкой на лице, еще и дополнительный механит, создающий помехи для записи, если кто-то в кабинете спрятал звуковые фиксаторы, поставил на стол и включил, когда официанты накрыли легкий ужин и удалились.

Грег, уже успевший поужинать с Лиз, положил на тарелку лишь салат по-ирлеански из яиц, сыра и свежей зелени. Фейн как-то подозрительно посмотрел на блюда на столе и ничего накладывать не стал. Грег усмехнулся:

— Не бойся: на кухне люди принца постоянно дежурят, так что неопасно.

Оливер придвинул к себе бокал и налил простой воды из кувшина:

— Что-то не тянет есть, если честно. — Но тут же попреки своим словам, положил кусок ростбифа по-тальмийски. Впрочем, есть не стал.

— Все настолько дурно? — не сдержался Грег.

— И не говори… — Оливер резко спросил: — Ты следишь за обстановкой на фронте?

— Стараюсь, а что? — после разговора с Андре, когда она сообщила, что собирается с принцем Анри поехать на ничейную землю, изучая проклятье, Грегу пришлось спешно читать последние статьи в газетах о происходящем на линии боестолкновений Ондура и Вернии. Впрочем, Оливер мог иметь в виду Тальмо-Ондурский фронт.

Оливер сделал глоток воды, поморщился, поставил бокал обратно и откинулся на спинку стула:

— Хорошо. Так бы и сказал, что осел в Аквилите и дальше неё носа не кажешь. Имеешь право, хоть не понимаю такого — отказаться от всего света ради какого-то клочка земли. Мелкого и проклятого к тому же. Но дело твое. История с демоном каждому из нас тяжело далась, и каждый сделал свой вывод. Я вот до последнего надеялся, что скроюсь с королевских глаз долой, но пришлось ожить.

— Что. Случилось. На. Фронте? — Грег терпеть не мог, когда ему читали нотации. — И каком точнее?

Оливер скривился:

— Это все давно началось. Года два как стали поступать жалобы, что амулеты двойного назначение стали часто сбоить. Мелочь, но неприятно. Военному ведомству пришлось даже памятку выпускать, в которой уточнялся процент отказала амулетов. В прошлом году в снежень… Сразу после активных действий на Вернийском фронте просто вал жалоб пошел. Отказывали все амулеты: кровоостанавливающие, обезболивающие, особенно многофункциональные первопомощные: кровь-боль-шок. Нежите-амулеты и даже совсем простенькие светляки. Я был занят тут в Аквилите. С валом жалоб, грозивших нам, Фейнам и еще паре родов, реальным разорением, разбирался, кроме Тайной королевской службы, мой отец и еще пара частных детективов. Сейчас дело официально веду я. У меня появились некоторые зацепки, которые ведут в Аквилиту. Буду рад любой помощи. Как вариант — просто не мешайте.

Грег задумчиво приподнял бровь, взяв с тарелки кусочек дыни с ветчиной. Оливер тут же подался вперед, локтями облокачиваясь на стол:

— Ты что-то знаешь?

— Знаю… — Грег решил, что особого секрета в деле нет. — Непосредственные работники, изготавливающие амулеты, уже почти все выявлены и дают признательные показания. Рунный кузнец, который разрабатывал весь технологический процесс, мертв. Вся верхушка завода арестована, владелец завода в том числе. Сам завод уничтожен. Дело готовится к передаче в королевский суд. Как-то так.

Оливер криво улыбнулся:

— А ты не потерял хватки. Приятно это осознавать.

Грег предпочел промолчать, отправляя в рот очередной кусочек дыни. Еле прожевал, потому что от слов Оливера скулы так и сводило.

— Дашь ознакомиться с делом?

Грег отрицательно качнул головой:

— Это Аквилита. Тот самый клочок проклятой земли, где твоей власти нет. Я поговорю с лером Хейгом о твоем допуске к делу, но не более того. Не надейся — экстрадиции в Аквилите нет. Судить виновных будут тут. И не стоит так кривиться — тут тот же самый Королевский суд, что и в Тальме. Аквилита не отрицает своей подчиненности Тальме.

Оливер отмахнулся от его слов:

— Прости, но сколько погибло у вас?

— Трое.

Тот скривился:

— Всего трое. А в Тальме только каждый день было до сотни зарегистрированных смертей из-за несработавших амулетов. Представляешь себе масштаб?

— Официально передай дело полиции Аквилиты, только и всего.

Оливер продолжал настаивать:

— У нас военное положение. Судить будут по законам военного дела.

Грег развел руки в стороны:

— А у нас нет военного положения, но понятия правосудия одинаковые с Тальмой. Оливер, угомонись — это дело Аквилиты. И раскрыли его аквилитские полицейские. Ты или с нами, или вообще в пролете.

Тот откинулся на спинку стула:

— Мелкая, гордая, безумная Аквилита… Она и тебя свела с ума.

— Мне нравится тут, только и всего, — признался Грег, понимая, что просить о помощи с лейтенантом Пирси он Фейна не будет.

Глава 51 День шестой, точнее ночь. Ревность

Брендон стоял в холле гостиницы, прислонившись к колонне, и ждал. Наверное, надо быть более романтичным и совершить что-нибудь безрассудное. Например, взобраться в номер к Андре через окно с букетом цветов в руках… Или в зубах, что вернее. Или нанять певцов, чтобы, стоя под окнами гостиницы, они спели серенаду, или самому тряхнуть стариной и вспомнить, что когда-то умел играть на гитаре. Надо было хотя бы купить букет цветов… Его взгляд упал на небольшой цветочный ларек в холле, где несмотря на позднее время девочка продавала букеты. Жаль, но Андре сразу догадается, что цветы куплены тут. Брендон уперся взглядом в пол — как-то для черного колдуна он крайне нерасчетлив и непредусмотрителен. Хотя у колдуна есть одно небольшое оправдание — он демонически устал за сегодня: устал бояться за Марка, рвущегося с помощью в катакомбы, потом пришлось бояться за Вики, потом устал от человеческой наглости и предприимчивости. Хотелось одного — остаться наедине с Андре и просто греться возле неё, но он обещал самому себе, что превратит оставшиеся дни в праздник. Обещания, даже данные по глупости, он всегда выполнял, и потому весь день берег покой Андре, отгородившись от неё — чтобы поток эфира, текший к ней, не приносил его усталость, негодование и даже злость. Он чувствовал себя как никогда старым и разбитым.

В холле гостиницы было многолюдно — спешили по делам служащие гостиницы, скучал за газетой полицейский шпик, пронеслась мимо охрана принца, сновали высокородные леры и их прекрасные спутницы не всегда столь же благородные, зато крайне чувствительные — при взгляде на Брендона и его татуировки они то и дело пугались и что-то выговаривали своим кавалерам. Брендону даже пришлось колоратку надеть, и то портье вызвал с улицы констебля — тот, выслушав жалобы падающей в обморок леры, все же отказался прогонять Брендона на улицу, арестовывать тем более. Как что чувствительным девицам приходилось или не замечать колдуна, или падать в обморок. На улице время от времени сверкали вспышки фиксаторов — репортеры ждали прибытия принца и делали снимки любого подъехавшего паромобиля — просто на всякий случай.

Наконец, Андре показалась на лестнице, поражая лер не меньше Брендона — у того сердце тоже чаще забилось, только по другой причине: Андре была такая хрупкая, и в тоже время такая уверенная в себе, красивая, необычная и солнечная. И дадут небеса, его. Одна её улыбка чего стоила. Преграда в эфирном потоке рухнула, буквально утапливая Брендона в тепле и чуть-чуть незаслуженной нежности. Усталость прогнало прочь — он вновь был готов на подвиги, только ради её улыбки, ради одного её взгляда, ради тепла в сердце.

Андре под бурные шепотки лер пробежалась по ступенькам — одетая по-мужски, она не могла не привлекать взгляд. Мужчины любовались её ногами, а леры именно ими же возмущались. Это не стыдливые блумерсы, больше похожие на перевязанные у стоп юбки, на Андре были настоящие мужские брюки и черный свитер, кожаная куртка и кепка, правда пока её Андре несла в руках. Видимо всем хотела продемонстрировать свою новую прическу, точнее цвет волос. Еще утром пурпурные, теперь они были иссиня-черные с алыми кончиками — Брендон с изумлением понял, что цвет был выбран под сияние его эфира. Андре подскочила к нему и быстро поцеловала в щеку, а он так спешил в гостиницу, что даже не побрился: парикмахерские уже были закрыты, а возвращаться в инквизицию означало потерять часа полтора только на дорогу.

— Доброй ночи, Брен! — снова улыбнулась Андре, согревая его теплом эфира, и он понял, каким дураком был весь день, избегая своих и её чувств.

— Добрый… — он улыбнулся кончиками губ и раскрыл правую ладонь. Над ней в воздухе возник алый цветок, поблескивающий эфиром. — Это печати… Каждый лепесток — защитная рунная цепь, просто сильно уменьшенная. Я как-то делал для Виктории защитную печать на ладонь, так она потом смотрела на меня как несправедливо поруганная добродетель. Примешь? — он указал глазами на «цветок».

— Обижаешь! — рассмеялась Андре, подтягивая вверх рукава куртки и свитера. — Запястье подойдет?

— Подойдет. Больно не будет. — Он аккуратно опустил «цветок» на запястье Андре, которое тут же закололо сотней иголочек. — Только чуть-чуть неприятно.

Андре полюбовалась своей первой печатью и тут же заявила:

— Потом обязательно научишь — я тоже хочу так уметь делать. Хорошо?

Он лишь кивнул. Длинная, наверное, грязная после трудного дня в катакомбах челка налетела на лицо, и Андре поправила её Брендону, ласково прикасаясь кончиками пальцев к его лбу.

— Устал? Хочешь, никуда не пойдем. Аквилита никуда не убежит — она тут веками стояла и еще чуть-чуть постоит.

Он поймал её кисть и поцеловал в запястье, куда, где теперь стояла печать:

— Нет, я очень жду эту прогулку. — Он, еще пару минут назад мечтавший об отдыхе в номере, не лгал, он, действительно, готов был пройти хоть полгорода, хоть весь, ведь тут ждет мост князей, на котором принято делать предложение руки и сердца, тут есть площадь Танцующих струй, где никто не считает туры каталя, которые ты станцевал с одной и той же партнершей, тут на краю мира, там где заканчивается Аквилита и начинается океан, есть мелкие ресторанчики, где влюбленные встречают рассвет. — Я мечтал о ней долгие годы…

Вспышки на улице стали чаще. Двери гостиницы открылись, запуская языки холодного, ночного воздуха. Андре потянулась и поцеловала Брендона в губы на глазах ахнувших лер, изумленных мужчин, невозмутимых слуг гостиницы и чуть побелевшего принца Анри, вошедшего в холл. Бесстрастный Лепаж протянул принцу папку с бумагами:

— На ловца и зверь бежит.

Анри покосился на него, но все же медленно направился в сторону Андре и Брендона, обнявшего её. Колдун почувствовал волну тепла и дружелюбия, интереса и искреннего любопытства, исходящие от Андре при виде принца. И ни грана любви. Брендон поцеловал Андре в висок и выпустил из объятий, становясь сбоку на шаг позади.

— Доброй ночи, — старательно улыбнулся Анри, — Андре, Брендон… Рад вас видеть — вы-то мне и нужны.

Брендон сдержанно поздоровался, а Андре засияла:

— Анри, мне ты тоже позарез нужен!

Принц улыбнулся кончиками губ:

— Приятно, когда чувства совпадают, неправда ли? — он протянул Андре папку, которую держал в руках: — это тебе. Я выкупил мастерскую на Прощальной улице, возле порта, там выше по улице как раз расположена причальная мачта для дирижаблей. Можем хоть сейчас туда отправиться и посмотреть, все ли, что нужно, есть в мастерской. — Вид при этом у принца был весьма и весьма ехидный, иначе и не скажешь. А вот Андре… Она заволновалась, смутилась, волна сожаления промчалась через неё.

Андре смущенно призналась:

— Мы собирались с Брендоном прогуляться.

Анри все усугубил, заставляя в Андре просыпаться жгучему, щипавшему сердце Брендона стыду:

— Полагаю, выбор между мастерской и легкой бессмысленной прогулкой очевиден, не так ли?

Андре прикусила губу, смешавшись, и Брендон чуть подался вперед:

— Полагаю, что так. Просто на прогулке настаивал я, потому Андре и смутилась.

Она подняла глаза на принца и тихо сказала — Брендон чувствовал, как волна разочарования поднимается в ней:

— Все же правда: вас с пеленок учат оборачивать любую ситуацию в свою сторону. Это за каталь и Леви?

Анри неожиданно покраснел и отвернулся в сторону. Брендон постарался согреть Андре всей своей колючей, усталой от одиночества душой. Тем временем принц оправился от чувства стыда — или что там его глодало? — и заставил себя посмотреть в глаза Андре. Он твердо сказал:

— Прошу прощения. Оказалось, что я не только памятлив, предприимчив и нагл. Я еще ревнив и мстителен. Неприятное открытие.

Андре понятливо кивнула:

— Просто тебе очень нужны пароэфирники.

Анри вскинулся, как от пощечины, сжал пальцы в кулаки, а потом еле заставил себя разжать их. Королевская охрана в холле напряглась, но не вмешивалась — левая рука принца, согнутая в локте, была приподнята вверх. Анри криво улыбнулся:

— Я уже не знаю, что сделать, чтобы доказать: дружба с тобой важнее всего. К демонам пароэфирники. К демонам мастерскую — её можно и завтра, и послезавтра посмотреть. Можно вообще сжечь, продать, передарить… Что хочешь делай с ней. Я просто хотел провести последние часы в Аквилите с тобой… С вами… — поправился он. — С тобой и Брендоном. Гонка трех океанов еще неизвестно когда, а отплытие Леви назначено на утро четырнадцатого вьюговея. Только и всего. Честь имею…

Он попрощался кивком и направился прочь. Андре порывисто поймала его за локоть и тут же закрыла глаза — она явно боялась, что Брендон подумает о происходящем.

— Анри… Я тоже обидчива и мстительна…

Эфир волновался в Андре, то закипая, то стихая, и Брендон пришел на помощь:

— Предлагаю все же совместить два дела: прогуляться и взорвать мастерскую…

Андре и Анри обиженно обернулись на него: одна возмутилась недоверием к её мастерству, второй вскинулся от обиды за судьбу подарка. Брендон старательно улыбнулся:

— …потому что еще ни одного работающего пароэфирника я не видел. Я интересовался сегодня у Фейна — он утверждает, что сей двигатель невероятен и невозможен. Кто со мной?

Андре гордо заметила, направляясь к выходу:

— Маловер! Только чтобы доказать тебе, возьму и соберу сегодня ночью двигатель. — Она обернулась на принца: — Анри, потенцит не забудь.

Принц выгнул и так приподнятую бровь:

— Сейчас прикажу достать его из гостиничного хранилища. — он посмотрел на Брендона: — спасибо.

Тот пожал плечами:

— Я тоже послезавтра уезжаю. И тоже с утра.

Анри задумался:

— Я надеялся, что ты будешь её защищать…

— Тоже самое я думал о тебе, — признался Брендон. — Я думал, что пока я буду на ничейной земле, за Андре присмотришь ты.

Анри осмотрел офицеров своего охранного конвоя — его взгляд остановился на отрешенном Каеде:

— Тогда попрошу Ренара.

Кстати, пароэфирник у них все же взорвался. По утро, когда пошел вразнос из-за вызвавшего восторг у Андре непредсказуемого скачка мощности. Мастерскую и Андре с Анри защитил щит Фидеса, предусмотрительно созданный Брендоном. Анри тихо признался, смотря как с энтузиазмом носится вокруг догорающего пароэфирника Андре:

— Боюсь, что тут даже Каеде может не справиться.

* * *

Эван вернулся в уже спящий дом — пришлось долго и безуспешно вести переговоры с Фейном. Тот отказывался признавать, что дело фальшифоамулетчиков является делом Аквилиты. Что ж, ему же хуже. Экстрадиции в Аквилите нет, а герцог нынче самодур и упертее барана. Имеет право, и это отнюдь не месть за шантаж Вики.

Свет в доме горел только в холле первого этажа. Лишь Поттер привычно ждал возвращения Эвана. И, как оказалось, Николас, который вместе с Одли и Лео азартно играл в карты в своем кабинете. Эван, скидывая в руки Поттера шинель, поинтересовался:

— В доме все хорошо?

— Конечно, лер, — склонил голову Поттер. — Лера Виктория спит, её осмотрел нер Деррик и назначил лечение. Девочки тоже спят.

— Как уточки? — вспомнил Эван планы Ноа на день. — Купили их?

— Купили. Две, а потом еще одну. Нериссе Эйр пришлось вытаскивать леру Ноа из пруда, а леру Полин из фонтана. Две уточки благополучно утонули.

Эван тихо рассмеялся:

— Смотрю, нериссе Эйр не пришлось скучать. Надеюсь, она не собирается увольняться?

Поттер вздохнул:

— Я интересовался — она пока не подыскивает себе новое место, но пара таких походов, и или придется искать новую няню, или увеличивать ей жалование.

Эван, переобуваясь в домашние туфли, кивнул:

— Мы с Вик решили всем слугам поднять жалование. Пока в два раза, потом будет видно по поведению Ноа. — он прикоснулся к плечу Поттера: — идите спать. Время позднее. Я сам лягу — правда сперва отправлю спать веселую компанию картежников.

Он направился в кабинет к Николасу, откуда доносились приглушенные голоса — дверь кабинета была широко распахнута. Эван замер на пороге, осматривая явно осоловевшего без сна Одли с перевязанной головой, Лео с повязкой на левой руке и ноге и веселого Николаса — кажется, он выигрывал в игре.

— Доброй ночи! — сказал Эван. — Не помешаю?

— Проходи! — повернулся к нему Ник, кладя карты на стол: — а мы тут не спим…

— Я заметил, — Эван придвинул себе стул и сел рядом с Одли: — в честь чего ночные гуляния?

В кабинете отчаянно пахло лекарствами. Николас указал головой на Лео:

— Сотрясение головного мозга. Первую ночь во избежание утяжеления состояния спать нельзя. Мы с Одли решили составить ему компанию.

— Ясно, — вздохнул Эван, рассматривая бледного, в прозелень Лео, с отцветавшими на лице гематомами: — тогда я с вами.

— Не нужно, — мягко сказал Ник. — Я бы и Вина отправил спать, но он упорнее буйвола…

Одли возмутился:

— Я сам в состоянии составить компанию Лео — мне завтра не на службу, а вот нашему докторусу…

Ник отмахнулся:

— Я тоже привычный — ночные дежурства у врачей не редкость, как и у полицейских, кстати. — он повернулся к Эвану: — а вот ты бы шел спать — Вики ты нужнее, чем всем нам. И не смотри так — нам ты тоже нужен, но выспавшийся. Что-то еще?

Эван, давно в уме решавший дальнейшую судьбу Николаса и не знавший, согласится ли тот, решительно сказал:

— Да… Еще… В связи со случившимся в квартале трущоб… Хочу спросить тебя… Но приму твой любое решение…

— Эваааан, ближе к телу… То есть делу, — зевнул Одли. — Тут даже я засну раньше, чем ты скажешь главное.

Эван склонил голову, признавая свою ошибку:

— Ник… В Ветряном квартале будет возводиться больница за счет города. Ничего эпохального: терапия, родовое отделение и хирургия. Никаких скандалов с благотворительницами — нерисса Идо сама будет заниматься вопросами благотворительного финансирования. Очень нужен главный врач… — он подумал и дипломатично заметил, ведь больница в бывших трущобах — не верх мечтаний любого врача: — или хотя бы приходящий маг-консультант.

Николас замер:

— И на какую должность я могу претендовать?

Эван щедро заметил:

— На любую, какую захочешь.

— Даже на главного врача?

— Буду очень признателен за это. Там будет быстро развивающийся район — Верния готова оплатить строительство моста в том районе. Придется переносить главный железнодорожный вокзал — старый окажется на тупиковой ветке. Работы будет много, практики тоже. Правда, контингент так себе по происхождению, но за лечение будет платить город. Еще…

— Я согласен, — твердо сказал Ник. — Очень даже согласен. Я все равно хотел выкупать себе практику, так что твое предложение более чем щедро и необходимо.

Эван кивнул:

— Значит, ты за?

Ник подтвердил:

— Еще раз — да. И иди спать, ты явно засыпаешь на ходу.

Эван потер ладонями лицо, словно умывался:

— Хорошо, я пойду… Всем приятной ночи.

Он поднялся в спальню и замер на пороге: в кровати нынче места почти не осталось. Половину занимали Вик с Полли, на второй половине вольготно, раскинув руки в стороны спала Ноа. Она и ноги раскидала. Впрочем, Эван привык, что этой девочки всегда бывало много. Он быстро разделся, натянул на себя ночную сорочку и лег на диван, укрываясь пледом.

Эван почти заснул, когда на него обрушилась Ноа, тормоша за плечи и заглядывая в глаза:

— Доброй ночи…

Он сонно сказал:

— …и тебе… Спи, Ноа… — для верности, чтобы она во сне не упала, он обнял её рукой.

Она ввинтила голову ему подмышку, закинула ногу на живот и авторитетно заявила:

— Уточки не плавают.

— Научим… — зевнул Эван.

Ноа продолжила жаловаться:

— Нерисса Эйр не любит купаться…

— Нау… — он вздрогнул, открывая глаза: — Ноа, в пруду и в фонтане купаться нельзя!

Ноа обиделась и замолчала. Впрочем, надолго её не хватило — Эван как раз снова задремал, когда она уткнулась носом ему в грудь и засопела:

— В фонтане была не я. — Она наябедничала: — в фонтане была Полли! А Альк собирается бежать…

— Остановим, — снова погружаясь в дремоту, заметил Эван.

— Дрейк уезжает, а Альк не испугался Тонтон-макута. Давай его возьмем к себе?

Эван вздохнул и согласился — сейчас он был согласен на все:

— Перевоспитаем…

Ноа приподнялась на локте:

— Зачем?

Эван приоткрыл один глаз:

— А зачем нам неперевоспитанный Тонтон?

Ноа нахмурилась:

— Я про Алька. Возьмем?

Эван смирился:

— Возьмем. А теперь все — спать!

Ноа зевнула и закрутилась волчком на диване, ища удобное положение. Коленка уперлась в бок Эвана, потом заехала в живот, потом её локти ударили под ребра, потом она засопела Эвану в ухо и… заснула. А от Эвана сон сбежал. Впрочем, он же хотел обычного ребенка в их семье — он его получил.

Глава 52 День шестой. Опять Каеде

Первый раз он проснулся, когда пришла Джейн разжигать камин, и Эван грустно подумал, что она ненамного старше Полин и Ноа. Надо будет что-то решать с Джейн — дети не должны работать, дети должны сидеть за школьной партой.

Второй раз он проснулся, когда за дверью раздались легкие шаги нериссы Эйр, а потом вкусно запахло теплым молоком с медом и свежими булочками с ванилью — так Эвана когда-то будил Поттер. Ноа, шумно принюхавшись, ужом выскользнула из-под пледа и, растолкав сонную Полли, понеслась завтракать — кажется, эта девочка вообще не умела просто ходить: она носилась, она бегала, она прыгала, она купалась в пруду. Даже стало чуть грустно, что это все проходит мимо них с Вики — они это исправят, как-нибудь, но не сегодня — пока хотелось только спать. Эван решил, что булочки не сладкое, а сам он давно вырос из того возраста, когда просыпаются ради молока. Сегодня выходной, и пусть запланировано много дел по службе, можно позволить себе поспать чуть подольше. Все равно завтрак для взрослых обитателей дома подадут не раньше десяти — Поттер никогда не нарушал заведенный в доме порядок.

Третий раз он проснулся, когда под бок легла теплая после сна Вики. Она обняла его, укрыв своим одеялом, и прошептала: «Шшш! Спи!» — и он заснул.

А потом его вырвали из сна переборы гитары и красивый, легко узнаваемый голос:

— На крыльях любви мы к друг другу летим,

Пусть души пылают от счастья…

Эван простонал, все понимая, а Вики тревожно выскользнула из его объятий и замерла у окна. Она прижалась лбом к холодному стеклу, рассматривая поющего Брока, и Эван боялся, что она сейчас расплачется. Когда-то Брок предлагал свою помощь. Он сдержал свое слово и выполнил все, что обещал, только не успел спеть серенаду. Сперва, потому что это было ненужно, а потом, когда Эван в шутку напомнил о ней, у Брока был сорван голос, и вот сейчас…

Вики глухо сказала:

— Он прощается. — Она повернулась к Эвану, который со спины обнял её, закутывая в плед. Её глаза были сухи. — Я просила его не делать этого, а он все равно прощается… Зачем он так, он же не Брендон, который боится привязанностей.

Эван погладил её по голове и поцеловал в висок — отчаянно хотелось утешить его маленькую храбрую Вики, иногда еще терявшую свою смелость от выходок некоторых.

— Он не прощается. Он выполняет все свои обязательства. Он начинает жизнь с чистого листа.

Вик вздохнула, и Эван, вспомнив, что вчера ей сильно досталось в катакомбах, подхватил её на руки и отнес в кровать — Брок как раз по-шутовски раскланялся в саду, закончив серенаду. Эвану очень хотелось показать ему кулак в окно, но рыжий же старался, готовился, судя по нескладным рифмам еще, поди, и сам сочинял серенаду.

Эван сел на кровать, бережно прижимая Вики к себе — больше всего на свете он хотел защитить её от всех горестей мира и его несправедливостей, но как-то плохо у него получалось это в последние луны.

— Солнышко…

Вик вместо слов показала ему свою развернутую левую ладонь, где уже заросли шрамы от ритуала общего эфира. Эван снова поцеловал её и, ссадив с колен, направился за кинжалом. Надо будет нанести себе новые рунные цепочки — пока он слишком зависим от крови. Даже подлечить Вики не может, не пустив себе кровь. Теперь даже Ноа, обещавшая его научить чудесам мира, ему не помощница — она стала ребенком, и это к лучшему. Сам всему научится. Он проткнул себе указательный палец и, вернувшись к Вики, первым делом принялся рисовать кровью руны на её запястье: лечение, обновление, обезболивание. В мире и так слишком много боли, чтобы причинять лишнюю.

Вик облизала сухие губы и севшим голосом все же спросила:

— Рискнем?

Эван улыбнулся:

— Никакого риска. Я проштудировал записи Брендона, так что я в курсе ритуала. — Он быстро кинжалом вывел нужные руны на своей ладони. — Я никогда и ни за что не обижу тебя, если только по собственной глупости.

Она положила ладонь ему на заросшую щетиной щеку:

— Вот последнего ты никогда не допускаешь.

— Хочешь вечером серенаду? — тут же предложил Эван, отвлекая Вики от наложения руны уже на её ладони. Кончик кинжала быстро отставлял красные линии на коже. Линии, которые соединят их в одно.

Вик не сдержала смешок, стараясь не смотреть на ладонь — больно не было, только чуть-чуть страшно: как все получится, понравится ли она Эвану, будет он доверять ей свои чувства или будет прятаться, как часто делал Брок.

Последний длинный порез, и… Вик закрыла глаза, чтобы быстрее почувствовать Эвана — тогда в катакомбах, когда Брок проводил ритуал, она ничего не поняла — её выкручивала боль силового шторма. Сейчас же она могла прочувствовать все от начала и до конца. Эван сам приложил свою ладонь к её и переплел с ней пальцы.

Это было не передать словами. Словно желанный огонек в ночи замерцал перед ней, обещая защиту, словно возвращение домой после длинной поездки, словно она ворвалась в тепло и уют после холода зимы, словно проснулась в солнечных лучах, словно… Она была дома. Она была не одна. Она была с Эваном отныне и навсегда. Его чувства, сперва робкие и несмелые обрушились на неё волной, укрывая от невзгод и защищая, согревая и… Когда он позволил прорваться своей нежности и любви, Вики чуть не задохнулась от счастья и первой бросилась целовать его, пытавшего доказать, что он небритый, и грязный, и вообще… Все это было неважно. Важны были только он и она. Отныне вместе до конца.

Завтрак Поттер подал в Южной столовой — она была самая солнечная и теплая, отделанная светлыми обоями из шелка и деревянными панелями из выбеленного дуба. Огромные ондурские окна в пол закрывали только тонкие шторы, позволяя солнцу властвовать тут, растапливая тени и прогоняя мрак зимы. Многочисленная мебель вдоль стен тоже была светлой, а на стенах висели выцветшие пастели в простых рамках. Огромные напольные вазы были полны цветов — никаких сухостоев, только розы и ирисы из сада. На покрытом скатертью столе чего только не было: и пышный омлет, и несколько свежих салатов, и жареные грибы, и колбаски, и свежие пирожки — Вики подозревала, что и столько любимые Броком жаберы там тоже есть, — и блинчики из двух видов муки: пшеничной и гречневой. Впрочем, на столе не было ничего сладкого — Поттер помнил слова Эвана и строго их придерживался. Самое главное, что с удивлением заметила Вики, вместо кучи столовых приборов подали только один вид вилок и один вид ножей. Эван уважал своих гостей: Одли и Лео, — и не собирался унижать их случайными ошибками в этикете. Констебли и так замерли у окна, в своих простых, доставленных Броком, костюмах и старательно делали вид, что общаются. Брок уже устроился за столом с газетой в руках. Впрочем, он тут же её убрал, стоило Вики и Эвану войти в гостиную. За ними потянулись Николас и несколько смущенные Анна и Мегги — детективы из Олфинбурга. Вик уже точно решила — детективному агентству быть! Осталось дождаться возвращения Стивена — он сам выберет месторасположение детективного агентства с обязательными жилые комнатами для служащих на втором этаже.

Завтракали почти в тишине — светская беседа всегда давалась Вики с трудом, и поддерживать её она не умела. Эван, обычно помогавший ей, в этот раз был удивительно задумчив и неразговорчив. Было непривычно сидеть далеко от него — хозяева должны были занимать самые почетные места с торцов стола. Впрочем, в сердце Эван всегда был рядом — вот и сейчас стоило подумать о нем, как он вскинулся и улыбнулся Вик. Одли и Лео отчаянно стеснялись и, кажется, желали одного — поскорее доказать, что они полностью здоровы: Николас сказал, что им необходимо оставаться под его присмотром не меньше трех-четырех дней. Анна и Мегги первыми покинули стол — им еще нужно было помочь отцу Маркусу в инквизиции с документами. Потом сбежал Николас — он отправился на пепелище Ветряного квартала присматривать место под больницу. Когда из-за стола хотели рвануть Лео и Одли, Эван попросил их задержаться на кофе — стоило обсудить планы на день.

Поттер и Джон быстро подали кофе и удалились прочь из столовой, чтобы не мешать беседе.

Брок отмахнулся от слов Эвана:

— Ради всех богов! Сегодня выходной — какие дела? Позволь себе отдохнуть. Хорошее же утро: солнце, тепло, серенада…

Одли закашлялся, видимо тоже не оценив утром тягу к искусству у Брока, а Лео чуть-чуть побелел — в дополнение к легкой зелени отцветавших гематом. Его состояние заставляло Вики волноваться — он пострадал из-за неё. Принял основной удар на себя, когда она отделалась легкими ушибами. Словно догадавшись, о чем задумалась Вики, глядя на него, Лео застенчиво улыбнулся ей.

Эван скучающим голосом, но Вики было не обмануть — эфир в нем бурлил и негодовал, сказал:

— Сегодня в соседний дом заедет чета неров Эш…

— И..? — Брок еле сдержал зевок. Тут все, кроме Вик, не выспались.

Эван твердо закончил:

— …и я попрошу у леры Элизабет розги и пару уроков твоего воспитания, Брок.

Тот чуть не поперхнулся кофе, вовремя отставив чашку в сторону:

— Неры Эш? И причем тут Лиз? — Брок промокнул салфеткой рот.

Вики, пряча улыбку в уголках губ, поинтересовалась:

— То есть, причем тут розги ты понимаешь?

— Не совсем, — обиделся Брок, и тут даже Одли не выдержал:

— Рыжий, мы тут утром все оценили твои певческие способности. Вот серенада — точно была перебором. Я удивляюсь, как еще Эван тебя терпит… Хорошего помаленьку, рыжий.

Брок подался вперед:

— Между прочим, я лишь раздавал долги — на мне их и так слишком много.

Вик не сдержалась — она правильно поняла утром: Брок прощался перед уходом из их дома:

— Ты не обязан их возвращать, Брок. Мы помогали тебе, потому что сами так решили. Мы не могли иначе.

И пока Брок собирался с мыслями, Эван согрел её эфиром — словно в уютное одеяло из нежности и тепла собственных рук укутал:

— Брок, правда, прекращай про долги.

— Ммм, — привычно протянул Брок — он так делал всегда, когда не знал, что сказать. — Ладно, хорошо. Скажем так: мы не совсем поняли друг друга…

Лео не удержался:

— Прикинь, как поняли тебя соседи? — он тут же понял свой промах — опять употребил простонародные слова, а тем временем экзамен на детектива уже завтра!

Брок скривился, но промолчал, не стал добавлять, что это проблемы соседей, а не его. Он резко поменял тему, воспользовавшись упоминанием соседей:

— Так что там про Эшей было?

Одли и Лео, лишенные новостей, даже подались вперед, невоспитанно водружая локти на стол. Вики тоже нетерпеливо ждала.

Эван собрался с мыслями:

— Так… Вчера много что случилось, что прошло мимо вас, кого-то в большей мере, кого-то в меньшей. Давайте сначала. — Он сделал глоток кофе и принялся кратко пересказывать: — для начала: Одли, ты наказан на луну — будешь сидеть без сладкого.

Бывшего сержанта таким было не пронять, он только кивнул и даже не скривился при этом от головной боли:

— Так точно.

Брок посмотрел на друга и все же пояснил:

— Мы тут все такие наказанные за пожар в Ветряном квартале. Оказывается, Ноа контролировала почти весь город, подслушивая разговоры, в том числе и твой с Вики о красном петухе и мой с Идо о том же самом… Надеюсь, что Каеде не такой пронырливый, как Ноа — она-то стала обычным ребенком, а вот он как был, так и остался наглым рыжим лисом, устраивающим испытания без спроса.

Если бы Брок видел, чем сейчас на прогулке занималась Ноа, он бы дважды подумал, прежде чем назвать её обычным ребенком: она при помощи Полин прятала в дупле дерева мертвую птичку. Каеде, сопровождавший детей на прогулке, одобрительно за этим наблюдал. Нерисса Эйр благополучно этого не видела — она думала, что девочки рисуют мелками на асфальте. Каеде умел накладывать иллюзии и никогда не задумывался об их вреде.

Эван подхватил дальше разговор, пока Брок сосредоточенно молчал, обдумывая Каеде и его поступки:

— Так… Грегори Эш Блек вчера официально при мне отказался от рода. Теперь он просто нер Грегори Эш. Так что ваше прозвище для него больше не перекликается с его именем — только в глаза его не называйте черным. И мое собственное прозвище я узнавать не намерен… Еще… Вчера из Олфинбурга приехал лер Фейн. Он ведет расследование о поддельных амулетах со стороны Тальмы. Делиться сведениями он не желает, я же пока не желаю выдавать Чандлера Тальме. Если не будет выбора — придется согласиться на экстрадицию, но пока есть надежда доказать его причастность и к подделке амулетов, и к убийствам Мактира, Форда и Уоллес. Как-то так.

— Что с… — Вик не смогла с первого раза спросить об участи Сайкса и «призрака» — горло перехватило. — …С Сайксом? Удалось вызвать его дух?

Эван тут же повинился, снова укутывая Вик теплом:

— Прости, солнышко, совсем забыл тебе сказать — Сайкс жив. Он выжил.

Брок добавил, чтобы дать Вики время прийти в себя — та побелела и о чем-то задумалась:

— Сайкс пока не дал показаний — в силу ранения. Марк сказал… — он почему-то замер и наклонил голову на бок, словно прислушивался к себе. — Он сказал, что Отис продержится до суда и не сорвется в свою истерию или чего у него там из-за Ноа. Сайкс вроде тоже намерен дать показания — со слов Марка. Он сказал, что сильно не лез в их головы, не подвергал их полному сканированию, к Чандлеру он вообще не лез, чтобы не обнаружили его ментальное… — он снова замолчал на пару секунд, прислушиваясь к себе. — Да, ментальное вмешательство. Небеса и пекло, Марк обещал стереть из моей памяти, что он менталист… Вот и верь словам храмовников после этого!

Пока Брок возмущался и что-то решал для себя, Эван, бросив тревожный взгляд на Вики, снова прикусившую губу, как максимальную степень сосредоточения, сказал:

— Женщину, сопровождавшую Сайкса, пока так и не опознали. Её дух вызвать не удалось — Брендон сказал, что с неё снят храмовый треугольник.

Вики уперлась взглядом в стол, прищурив глаза — словно решала трудную задачу. Все собравшиеся за столом мужчины тревожно на неё смотрели и боялись отвлекать — только Эван согревал её теплом через общий эфир. Наконец, Вики отмерла и спросила невпопад:

— Кто-нибудь на этой седьмице вспоминал адера Дрейка или сталкивался с ним? Разговаривал или планировал встречу?

Мужчины все как один отрицательно качнули головой, потом задумались и снова отрицательно закачали головами — не вспоминали и не встречались. Впрочем, инквизиторов принято избегать. Вики обвела всех тревожным взглядом и призналась:

— Вот и я нет. А он по словам Ноа столкнулся со своей старой невестой и, возможно, переживает теперь. Или не переживает, но он мой друг, а я пару раз собиралась с ним встретиться и благополучно забывала об этом.

Эван мягко сказал:

— Так иногда бывает — у тебя была тяжелая седьмица…

Вики твердо сказала:

— Ты не понимаешь. Я была намерена ему хотя бы телефонировать — и из-за невесты, и из-за окончания срока его наказания без карамели, но… Забыла. И прежде, чем броситесь меня утешать… Подумайте вот о чем… Что изменилось вчера? Что-то случилось, что-то важное, что мы пропустили…

Брок виновато посмотрел на неё:

— Вики… Чуть-чуть проще для кипящих мозгов.

Она резко выпрямилась и принялась пояснять:

— Некромантия пока еще не запрещена. Она не одобряется храмом, но как правильно вчера вспомнил Эван, показания некроманта засчитываются судом. — она обвела всех взглядом и, убедившись, что они слушают её, продолжила: — в Танцующем лесу на обследовании тела Форда был Брендон. Все знают, что он колдун и умеет поднимать мертвых. Почему никто, в том числе и я, не предложили там в лесу вызвать дух Форда?

— Ммм… — глубокомысленно сказал Брок.

— Забыли? — предложил Одли. — Переволновались за черного с его взбрыком. С кем не бывает…

Вик тут же напомнила:

— Но Брендон тоже не предложил это сделать! Он не из тех, кто увиливает там, где может помочь. Он не предложил вызвать дух убитого мальчика. Почему? И не мычи, Брок.

Тот поднял ладони вверх, сдаваясь:

— Молчу.

Вик продолжила:

— Когда возник второй труп — Мактира, мне тоже не пришло в голову попросить помощи у Брендона. Про Дрейка я вообще не вспомнила, а ведь он тоже умеет вызывать души. Про Марка не знаю — он отрицал как-то, что способен на такое, но тогда у него были другие причины. Второй висяк, где мог помочь некромант, и мне в голову не пришло попросить помощи. Никому это не пришло в голову! Самое странное — сам некромант тоже не горел желанием помочь. Это не в характере Брендона — он всегда помогает, когда может. С третьим телом все ясно — тело Уоллис сгорело, там вызывать дух и не получилось бы без имени. Для вызова духа всегда нужно или имя, или тело. Почему никому не пришло в голову попросить помощи некроманта с такими висяками? А ведь вчера Эван легко вспомнил о такой возможности и тут же её предложил. И Брендон не отказал.

Эван задумчиво сказал:

— Тело из катакомб не побывало в дереве — все отличие.

— Точно! — согласилась Вики.

Брок добавил тоскливо:

— Каеде. Он еще и умеет заставлять забывать очевидное.

Вики мрачно добавила:

— То, что ему мешает. Но чем помешали бы ему расспросы душ? Ведь убитую в катакомбах он позволил вызвать.

Эван задумчиво качнул головой и поправил Вики:

— Вызвать, но не допросить.

Одли откинулся на спинку стула, задумался и махнул рукой:

— Лер комиссар, только не говорите мне, что я болен — я вполне огурчик, и я вернее помру от любопытства, чем от сотряса, если вы не позволите мне принять участие в расследовании — Каеде просто необходимо как-то прижать к стенке. Кстати, я забыл вам сказать: вся егерская служба поднята на ноги — ищут в лесах рыжее чудовище. Как бы не Каеде это был.

Вик подтвердила:

— Это точно он.

Глава 53 День шестой. Торжество закона

Парк, куда по утрам приходили многочисленные няни и гувернантки со своими подопечными, бурлил жизнью, хотя игры тут были не такими азартными и быстрыми, как на площади Воротничков. Тут не гоняли с грохотом мальчишки железный обод колеса, тут не прыгали с громким счетом через скакалку девочки, тут не бегали в азартных салочках, зато играли в волан мальчики в одинаковых матросках, запускали воздушного змея юноши, веселились девушки, играя в «Слепого кота», рисовали на асфальте мелками совсем маленькие девочки. Тут ходили клоуны из цирка, раздавая яркие приглашения и показывая простые фокусы, тут катались на велосипедах леры, тут продавались воздушные шарики, надутые гелием, тут на скамейках сидели и болтали о своем гувернантки и няни, пока дети увлеченно играли.

Мальчишка рядом с Ноа громко хлюпал носом, и она сердилась: «Ну вот какой из него лер и защитник: глаза краснющие, нос сопливый, щеки мокрые от слез». Полин тайком ему сунула в руку платок. Мальчишка вскинулся, а потом все взял и даже поблагодарил.

«И засморкался, как слон! Тоже мне, лер! Все чудо спугнет!» — хотя какое чудо, Ноа уже и сама толком не помнила. Что-то из далеких страшных снов.

Ноа с замиранием сердца смотрела на дерево, точнее на дупло, где исчезла любимая маленькая канарейка мальчика. Тот хотел её похоронить в земле, прикрыв сверху красивым стеклышком из разбитого графина, но Ноа не позволила. И ждала. Очень терпеливо ждала — прежняя жизнь её научила. Ноа сморщила нос и замерла — никакой прежней жизни у неё не было. Она всегда тут жила, в Аквилите, в самом лучшем доме на свете. Она недавно сильно болела, даже забыла почти все, и потому ей еще целую луну нельзя было сласти, хотя папа все равно баловал. У них даже игра была: придумает ли Ноа исключение из запрета.

Чудо не спешило, мальчишка начал реветь по второму кругу, и тут стоявший поодаль рыжеволосый мужчина в черном мундире, заставлявшем немного пугаться и побаиваться, подошел к ним — Ноа прищурилась и приготовилась орать, зовя констеблей. То, что они обязательно придут и спасут, она знала: её папа сам констебль, даже не так — глава всех констеблей! Она чуть шагнула вперед, прикрывая собой Полли, свою сестренку. Та была слишком доверчива и добродушна, и потому Ноа знала, что её обязанность — защищать сестру. Пальцы она сжала в кулаки — пусть только попробует их обидеть!

Мужчина неожиданно подмигнул Ноа и прикоснулся рукой к рыжей шершавой коре нелиды. Из дерева во все стороны брызнул солнечный свет яркими, быстрыми зайчиками. Один такой опустился на мокрую от слез ладошку мальчика, превращаясь в желтую, немного призрачную канарейку. Мальчишка даже как дышать забыл от счастья.

— Она жива… Она жива…

Ноа выдохнула — чудо все же случилось, как она смутно помнила из ночных кошмаров, которые почти отступили — во всяком случае сегодня она хорошо выспалась без страшных снов.

Мужчина строго сказал мальчику:

— И будет всегда тут жива — пока ты или кто-то еще помнит и чтит её. Она будет защитником этого места, его душой, его божеством. Не забывай приходить сюда, и тут никогда не случится плохого.

Ноа благодарно посмотрела на рыжего мужчину, решив, что звать констеблей на помощь она не будет. Передний верхний зуб на днях начал качаться, и Ноа все утро языком его толкала туда-сюда, чтобы быстрее выпал. Она ждала мышку-Добрушку, которая принесет монетку за него. Ноа широко улыбнулась, и тут, портя все, зуб все же выпал. Она даже носом шмыгнула от недовольства — тоже мне, прекрасная лера с щербатым ртом и окровавленным зубом в ладошке.

Рыжий мужчина присел рядом с ней, глядя по голове:

— Не бойся, вырастет новый зуб.

Ноа вскинулась:

— Я не боюсь!

— Вот и правильно, мой черный лоа.

Ноа прищурилась и резко сказала:

— Я не ваша, я не лоа, и вообще — бегите быстрее, а то я сейчас кааак закричу и позову констеблей!

Рыжий мужчина неожиданно улыбнулся на её угрозу и встал:

— Умница! — похвалил он её и пошел прочь, прошептав на прощание: — Не спеши расти…

Ноа показала ему в спину язык, а потом тут же бросила украдкой взгляд на сидящую на скамейке нериссу Эйр — не заметила ли?

* * *

В столовой надолго повисла тишина — каждый пытался понять, что же задумал Каеде? И, главное, как его подловить. Все помнили, что он сотворил, пытаясь вернуть Ноа детство, а себе свободу. Что важнее свободы ему могли предложить, что он принялся помогать неру Чандлеру?

Громко тикали большие напольные часы, безучастно отмеряя время — оно убегало прочь, а в голове не прибавлялось ясности. Эван тер висок, пытаясь понять Каеде. Что дороже свободы и души? Банально, если окажется, что Каеде пошел на это ради денег. Хотя почти все преступления из-за них и происходят.

Пылинки танцевали в косых солнечных лучах. Ветер, налетавший с океана, шевелил ветви кустарников, посаженных вдоль забора, и на полу столовой то и дело шевелились тени, словно паучьи лапки. Было немного противно. Вик боялась пауков, как и мышей. Она жалела, что сегодня выходной — библиотека закрыта, и где добыть столь нужные сведения о Нерху, она не знала — Стивен, которого она попросила помочь со сведениями, до сих пор не телефонировал. Оставалось одно — проверить слова Каеде о матриархате. Вдруг именно в этом он не лгал?

Брок смотрел в чашку с кофе, как будто кофейная гуща, оставшаяся на дне чашки, могла дать ответ. Забавно, что в Вернии гадали на кофейной гуще — в Тальме тоже самое делали с чаинками.

Одли молчал, подозревая, что никто его сегодня не пустит на службу. И никто ему на блюдечке не принесет допросы по делу фальшифоамулетчиков, только и остается гадать. Он скосил взгляд на Брока — рыжий, кажется, именно этим и занимался.

Лео откровенно кунял носом. Он пытался не заснуть, но то и дело вздрагивал, выныривая из сна. Эван явно собрался отправить его спать, даже подался к парню, но тут в столовую, сбивая задумчивость с мужчин и Вики, вошел Джон, сообщая, что лера Брока просят к телефону. Рыжий извинился перед всеми и недоумевающе направился в холл. Одли посмотрел на превратившегося в камень Эвана и рассмеялся:

— Вряд ли это нерисса Идо, так что полагаю, наши парни вспомнили о субординации и решили, что плохие новости надо передавать вовремя, но не прыгая через головы.

Вик задумчиво посмотрела на чашку с кофе и все же допила его:

— Одли, думаешь, случилось что-то плохое?

Тот развел руки в стороны:

— Дык… Хорошее может подождать и до начала рабочей седьмицы. Это плохое случается без спроса…

Эван, задумчиво поглядывая на дверь — он не любил ждать и переживать, — заметил:

— Что бы ни случилось, Одли, Лео и Вики — вы сегодня все равно дома и отдыхаете. Вик, Лео, у вас завтра экзамен на детектива. По состоянию вашего здоровья он состоится в письменной форме, и пусть только попробуют не принять его у вас.

Брок медленно вернулся в столовую — черты лица его неприятно заострились, обещая дурное:

— Сообщили из управления… Отис утром найден мертвым в камере. Признаков насильственной смерти нет. Судебный хирург его уже осмотрел, тело забрал на вскрытие.

Эван наклонил голову, быстро что-то обдумывая — смерть Отиса была внезапной, но не катастрофической для дела. Еще есть Сайкс…

— Найди Брендона и попроси вызвать дух Отиса — просто на всякий случай, — распорядился он. — Что-то еще?

Брок мрачно кивнул:

— Так же утром умерла кера Верн, о её смерти сообщили из госпиталя орелиток, куда вчера направили всех пострадавших от фосфора. Верн работала в ночную смену на заводе Чандлера и была больна фосфорным некрозом. Она давала показания об амулетах… Смерть ожидаемая, но как-то крайне не вовремя. Или вовремя, смотря как посмотреть. Стилл, дежурящий сегодня в управлении, распорядился и её тело отправить на вскрытие. Мало ли. Другие женщины стабильны. Стилл сказал, что направил усиление охраны в госпиталь. Просто на всякий случай. Дух Верн будем тоже вызывать?

Эван кивнул:

— Да. Обязательно. — он встал, пересматривая свои планы на этот выходной: — пожалуй, съезжу с тобой. Посмотрим, что скажут души, а потом нарушим покой нера Чандлера в камере. Не нравятся мне эти смерти.

Он посмотрел на Вики, на Лео и Одли и сурово напомнил:

— Даже не думайте. Выздоравливайте. Хотите помочь с расследованием — подумайте, что задумал Каеде. На этом все. — он подошел и поцеловал Вики в губы: тут все свои — никто не осудит.

До инквизиции добрались быстро: за рулем паромобиля был Брок — он лучше ориентировался в городе, чем Эван. Улочки города в честь выходного дня были пусты. В воздухе то и дело плыл колокольный звон — сегодня в Олфинбурге хоронили короля, и Аквилита скорбела вместе с Тальмой.

Эван, споро поднявшись по ступенькам, все же замер на крыльце инквизиции — принялся осматривать окрестности. Быть может, скоро все изменится. Вокзал переместится в другую часть города, железнодорожные пути разберут, заодно разберутся с остатками порта и складами — местным рассадником нищих. Тут возведут новые дома — цены на недвижимость тогда должны упасть, все же дома в Аквилите стоят совсем безбожно. Заодно можно будет осваивать Поля памяти. Вики будет против, но прошло пять веков, город должен двигаться дальше. Строительство всегда было мощным толчком для экономики, вдобавок, принц Анри обещал стабильный грузопоток через порты Аквилиты. Город будет зарабатывать не только карнавалами. Жизнь в Аквилите продолжится.

Брок открыл дверь и позвал:

— Эван, пойдем.

Он кивнул и прошел в тепло штаба инквизиции. В коридорах было непривычно тихо — в прошлый визит они тут еле протиснулись через многочисленных посетителей. Брендон нашелся в своем кабинете. Сонный, небритый, чуть попахивающий огнем, он мирно спал за своим столом. Эван заметил сигнальные нити черного эфира, протянувшиеся по полу, и осторожно их переступил, а вот Брок проперся напролом, будя колдуна. Тот еле выпрямился — на щеке остался отпечаток папки, на которой он спал, — и, узнав посетителей, он зевнул и потянулся:

— Недоброе утро, леры! Чем обязан? — Брендон посмотрел на застывшего Эвана и нахмурившегося Брока и резко поправился: — Брок, Эван, рад вас видеть. Присаживайтесь!

Он доброжелательно указал на стулья перед своим столом.

— Недобрая ночка? — не сдержал своего любопытства Брок. Эван предпочел промолчать — о таком не принято спрашивать.

Брендон снова потянулся:

— Никогда… Никогда не связывайтесь с ведьмами с избытком энтузиазма! И с начинающими магами, которые, ничего не смысля в законах эфира, переносят свои знания физики на магию. Короче, учу плохому: не соглашайтесь помогать Андре и Анри — плохо кончится. Спать хочется смертельно. — он еле подавил очередной зевок. — Кстати, хорошо, что пришли…

Он покопался в многочисленных папках на своем столе, еле нашел нужную и передал Эвану бумагу:

— Держи, это тебе. Предписание инквизиции. Выполнять обязательно.

Эван бегло пробежался глазами по листу, каменея от негодования и заставляя Брока умирать от любопытства:

— Это недопусти…

Брендон веско оборвал его возмущения:

— Нет. Не надо пытаться оспорить. Марк это сделал из лучших побуждений, и я с ним полностью согласен.

— Мое мнение не учитывается? — процедил Эван. Он знал, что в такие моменты выглядит высокомерных лером, но ничего не мог поделать: защита семьи — главное для него. — Ноа и Полли мои дочери. Я решил их принять в род. Только мне решать их судьбу. Я не позволю нанести на них блокирующие печати.

Брендон неожиданно мягко сказал:

— Я рад за девочек, но давай поговорим серьезно. Ноа — лоа, причем недобрый лоа. Пока мы не до конца уверены, что она изменилась — ей нельзя владеть магией. Полли…

Эван прищурился, и Брок пришел ему на помощь:

— Полли не зла. Она никогда не была призраком мщения. Она была блуждающим или ищущим призраком, не более того. Нет признаков зла.

Брендон кивнул:

— Я читал все показания по делу Полли, как и Марк. Я согласен с выводами адера Дрейка — Полли хорошая девочка, но есть одно но. Её шутка с Томасом Дейлом в госпитале. Это нельзя отрицать — она тогда пробралась в его палату и долго смотрела на него, пугая возвращением чумы.

— Это предложил я, — храбро взял вину на себя Брок. — Хотел отомстить…

Брендон отрицательно качнул головой:

— Ты не мог. И Эван не мог. Мог Дрейк или Вики, но Полли послушалась. И это очень смущает меня. Меня, а не Марка, сразу уточню. Мы с Марком долго обсуждали судьбу девочек и пришли к одному и тому же выводу: сейчас им просто необходимо нанести печать. Сейчас им магия ни к чему. Сейчас они только привыкают к жизни в человеческом теле — им хватит впечатлений и без эфира. Года через два-три, когда им исполнится по десять лет, печати будут сняты и им будет дано разрешение на обучение эфиру.

Эван горько заметил:

— Обещаете? Или просто смягчаете удар?

— Обещаю, — твердо сказал Брендон.

— Мальчиков учат эфиру с момента просыпания дара, — напомнил Эван. — Почему с девочками не так? Ведь лекарство уже есть.

Брендон подался вперед:

— И из-за этого в том числе. Нужно год-два-три, пока Аранда доведет до ума свое лекарство, пока запатентует его, пока разработает дозы для детей, пока организует фабрики по его производству. Ты хочешь все это время бояться за девочек? Ведь потенцитовая интоксикация не спрашивает, когда наступить, а в недрах Аквилиты, позволь напомнить, самородный потенцит. А Ноа демонически предприимчива. Пожалуйста, прислушайся к нашему с Марком решению — я молчу про то, что ты просто обязан выполнять предписания инквизиции. Это пойдет девочкам только на пользу. Они не потеряют во владении эфиром — не с их происхождением. Зато к их десяти годам у них будет другой мир — с лекарством, без страха развития болезни, с уже возможно открытыми школами для обучения девочек… И не надо будет зависеть ни от какого другого мага. Ты же не хочешь, чтобы Ноа зависела от Ренара Каеде?

Брок кашлянул, напоминая о себе:

— Эван, мне кажется, что предложение не лишено смысла.

Брендон его резко поправил:

— Не предложение — предписание. — Эван продолжал упрямо смотреть на него, и колдун сдался, мягко добавив: — пожалуйста, прислушайся к нам — мы с Марком на твоей стороне… Ты же понимаешь, что от главы инквизиции и нового хранителя веры не долго удастся скрывать то, что Ноа — демон. Печать — меньше зло, чем вечный бег от инквизиции.

Брок не сдержал смешок:

— Хорошо, что про костер не упомянул…

Эван выдавил из себя:

— Я подумаю.

Брендон вновь запомнил:

— Тебе не выстоять против двух ветвей храма — даже дореформаторы поднимут вой из-за Ноа.

Эван лишь кивнул. Брок посмотрел на него и твердо сказал:

— Мы с тобой. Мы выстоим, чего бы это нам не стоило.

Эван посмотрел на него и снова только качнул головой, убирая предписание в рабочий планшет.

Брендон потер красные от недосыпа глаза и напомнил:

— Кстати, что случилось?

Давая Эвану время, чтобы прийти в себя, Брок принялся объяснять:

— Нам надо вызвать две…

— Пять, — веско поправил его Эван. — Пять душ. У нас в камере умер Отис — он давал признательные показания по делу фальшивоамулетчиков, в госпитале умерла свидетельница по делу Верн. Может быть совпадение, а может…

Брендон сам понял:

— …Чандлер заметает следы?

— Очень может быть. Еще надо допросить Форда и Мактира — лучше поздно, чем никогда.

— Так их как раз допросить не получится.

Брок резко подался вперед:

— Почему ты так решил?

Колдун замер, дернул колоратку, словно она его душила, и признался:

— А я не помню, почему я так решил… Вот демоны! Я думал, что меня-то не подловить, я даже в пламя шел, зная, что это ловушка на меня. И все же попался. Тааак, кажется, у меня тоже появился свой счет к Каеде… Поехали в морг. Тела же там?

— Там, — подтвердил, вставая, Эван. — Все необходимые бумаги для вызова оформлю уже там.

Брендон отмахнулся — его такие мелочи мало когда волновали. Он волновался, что еще не все рунные цепи разблокированы, но на вызов это не должно повлиять. Это повлияет лишь на его самочувствие.

Вызвать души, кстати, не удалось.

Верн оказалась атеисткой со снятым святым треугольником. Этого можно было ожидать — она работала вместе с пока неопознанной из катакомб спутницей Сайкса. Культисты часто живут и работают вместе, небольшой общиной. Но ожидать от Отиса того же самого — что он окажется атеистом, — было странно. Вчера его проверял Марк, он бы заметил, что треугольник с Отиса снят.

Брендон лишь сказал на это:

— Я уточню у Марка. Он плох в последнее время, но не до такого же…

Треугольники на Мактире и Форде были. На Мактире словно поеденный молью, почти разрушенный, но был. На Форде треугольник был полностью целым. Только их души на призыв Брендона не откликнулись. Колдун признался, что они есть, они где-то существуют, но почему-то игнорируют его. Вызвать душу Уоллис тоже не получилось. Проверить, был ли на ней священный треугольник или он был разрушен, как и на Мактире, было невозможно — её тело сгорело в Танцующем лесу.

После городского морга задумчивые, хмурые мужчины направились в управление. Вопрос о состоянии священных треугольников на Сайксе и Чандлере волновал их не на шутку. Потом еще других работниц ночной смены в госпитале орелиток нужно будет проверить.

Эван понимал, что гнев не лучший советчик, и потому изо всех сил пытался успокоиться, но все равно, когда в камере Брендон проверил Чандлера и сообщил, что на нем, как и на Сайксе треугольник есть, не сдержался. Он припер еще не совсем потерявшего светский лоск в камере Чандлера к стене и веско сказал ему в лицо, держа руками за грудки:

— Отзовите своих людей. Прекратите уничтожать свидетелей — у нас все равно хватит улик, чтобы засадить вас за убийства и фальшивоамулетничество. Если не осудят тут, в Аквилите, я лично вас сдам Тальме. Они уже прислали за вами Тайную королевскую службу, и, зная офицера, приехавшего за вами, я клянусь: вы сами все выложите ему про амулеты. Запоете только так, лишь бы избежать веревки за убийства…

Чандлер внезапно побелел, словно где-то глубоко в душе у него все же нашлась капелька совести. Он признался противно дрожащим голосом — и куда делся его апломб?

— Я лично приказал убить Мактира. — По виску Чандлера, где бешено бился пульс, катился пот. — Я держал его, когда Сайкс пихал его руку под пресс. Я больше не могу молчать… Совесть гложет меня… Прошу… Я дам показания… Я добровольно дам показания… Чистосердечное признание… Я не могу больше…

Эван отпустил его и отошел в сторону — ему было противно наблюдать, как кулем рухнув на пол, рыдая и захлебываясь словами, истекая потом и внезапным насморком, каялся Чандлер. Почему-то торжества от окончания расследования он не испытывал. Иногда бывает и так. Уже завтра дело передадут в Королевский суд. Правосудие в Аквилите споро, и Чандлер получит по заслугам.

Глава 54 День шестой. Дома

День у Вики, несмотря на не самое лучшее самочувствие и запрет Эвана помогать ему по службе, прошел все же хорошо — в отличие от Лео и Одли: те просто заснули в удобных каминных креслах кабинета Эвана, где собирались заняться поисками ответа в книгах на волновавший всех вопрос о действиях Каеде. Джон укрыл мужчин пледами, разжег камин, чтобы прогнать сырость и холод, плотно зашторил окна и предупредил остальных слуг, чтобы их не беспокоили. Все равно лекарства констеблям принимать только вечером, после ужина — такие распоряжения оставил нер Деррик перед своим отъездом.

Вик несмотря на все свои усилия не смогла найти Каеде — все звонки в гостиницу заканчивались одинаковым ответом портье: «Офицер Ренар еще не вернулся». Она понимала, что владевшего иллюзиями лиса невозможно обнаружить, если он того не хочет, но все же надеялась, что сможет его разыскать — просто придется прибегнуть к помощи принца Анри. Оказалось, что и принца заловить в гостинице крайне сложно, а его местоположение портье отказывался выдавать. Вик не знала, что в этот момент Анри вместе со своим экипажем готовил в эллинге «Левиафана» к долгому плаванию. Им предстоял путь в Вернию.

Пока не вернулись девочки с прогулки, Вик обсудила с Поттером ведение хозяйства, попросила принять вместо Джейн на службу истопника, а саму девочку перевести или в горничные, или в помощницы поварихи — куда она сама захочет. Вики даже успела составить меню на седьмицу и подписала его, получив одобрение Поттера. Когда же она захотела обсудить свой приближающийся день рождения, Поттер лишь сказал, что не стоит беспокойства и улыбнулся крайне загадочно. Кажется, у них с Эваном все было под контролем. Она вызвала к себе в кабинет, которым стала одна из гостиных, всех слуг одного за другим, обговаривая новое жалование. Потом… Потом вернулись девочки с прогулки, и Вики занялась ими. Обед, игры, снова прогулка, но в этот раз в саду — день прошел суетно и весело. Испортила его только игра после дневного чая. В детской девочки вместе с Вик принялись строить город из набора кубиков, который когда-то подарил Брок. Устроив «парк» из деревянных кустов и деревьев, Полли сказала, что в одном из «деревьев» будет жить солнечная канарейка-хранительница парка, а Ноа поддакнула ей, что они сегодня в парке так и поступили: похоронили птичку в дереве, устроив ей хороший домик в дупле.

Вик еле сдержала подкатившие к горлу слезы. Разница между её детством и детством девочек еще никогда не была так ярко видна. Они пришли из других веков… Прогресс не стоял на месте: резкими скачками развилась магия, развилась медицина, развивалась наука, та же гигиена — уже второе десятилетие процент детских смертей уверенно снижался. Да, за счет уменьшения смертности в высшем и среднем слоях, но рано или поздно, даже среди керов смертность станет уменьшаться. Уже не была популярной у детей игра в похороны — Вики никогда в такое не играла, а вот мама и бабушка частенько рассказывали о подобном. Мама вспоминала, что у её кукол было два набора платьев для траура и полутраура, не говоря уже о лентах, шляпках и траурных покрывалах на кукольную мебель, и даже траурные накидки на лошадей игрушечной кареты. Вики как-то лазила тайком на чердак в доме дедушки, где в огромном сундуке хранились мамины игрушки. Куклы в траурных нарядах и с улыбчивыми при этом лицами её сильно напугали — в её окружении тогда еще не было смертей. И дедушка, и бабушка, и ушедшая вслед за ними мама умерли, когда Вик была уже достаточно взрослой. Когда-то игры в смерть были обыденностью, особенно в жизни девочек. Возможно, когда-то и Полли с Ноа играли в похороны, что и случилось сегодня в парке.

Вики спешно прижала к себе ничего не понимающих девочек и громко, жарко зашептала:

— Никто больше не умрет в семье… Никто-никто-никто… Прошу, не играйте больше так, как сегодня в парке… Пожалуйста…

Ни Ноа, ни Полли не поняли, почему она расплакалась, но горячо пообещали, что больше так не будут. Просто на всякий случай. Нерисса Эйр при этом хмурилась и не понимала, как пропустила такую игру. Она побоялась в этом признаться, промолчав; лера Виктория не стала ей ничего выговаривать.

Игра в кубики не задалась, и Вик не знала, как исправить ситуацию, но тут в детскую поднялся Джон, сообщая, что пришел адер Дрейк с воспитанником. Девочки тут же забыли кубики и помчались вниз, опережая Вик. Полин дружила с Альком с момента освобождения из катакомб, а вот когда с ним так успела подружиться Ноа, было не совсем понятно. Впрочем, Полли рассказывала, что Ноа одно время жила в приюте, точнее делала вид, что там живет.

Вик поднялась с ковра, на котором сидела, играя с девочками и направилась вниз, встречать Дрейка. Нерисса Эйр спешно принялась собирать в корзину расстроивший всех конструктор. И все же, как она пропустила игру в похороны?! Она с девочек почти не спускала глаз, слишком напуганная их прошлой проделкой с побегом из дома. Эйр нахмурилась — пожалуй, она все же расскажет об игре Поттеру. Этот солидный, уверенный в себе мужчина перестал её пугать, даже чуть-чуть заинтересовал, когда организовывал поиски девочек. А как он ругался с полицией по телефону, когда констебли отказывались принимать заявление! А еще он умел успокаивать, и в его объятьях не было неловко. Эйр кивнула своим мыслям — она обо всем расскажет Поттеру.

Дрейк, привычно в белой сутане, ждал в дневной гостиной, в которой еще стояла неубранная праздничная нелида. Её будут убирать сегодня вечером — традиция. Он замер у дерева, рассматривая его с легкой улыбкой на губах — украшения в виде конфет и пряников остались только на макушке дерева, куда руки девочек не смогли добраться. Полли и Ноа чуть-чуть засмущались и замерли у двери гостиной, переглядываясь с Альком. Кажется, они все же боялись Дрейка. Скорее всего из-за сутаны. Вик заметила, что в руках у Дрейка была вместительная дорожная сумка. Сердце молодой женщины тревожно сжалось — кажется, она слишком поздно вспомнила о друге: его опять куда-то зовет долг. Она поняла, что пришло время прощаться. Только… Он же не возьмет с собой в дорогу Алька? Тот не малыш, конечно, но все равно.

— Добрый день, Дрейк и Альк, — старательно приветливо сказала Вик, заставляя себя улыбаться. Альк оробел и попытался спрятаться за спину Дрейка, но тот не позволил — он положил руку ему на плечо в жесте поддержки и поздоровался:

— Добрый вечер, Виктория. Мне сегодня днем телефонировал Эван — он предложил Альку пожить у вас, пока я буду в отъезде. — Он неожиданно добавил: — я еду на фронт, там не место детям.

— Конечно, — тут же согласилась Вики, пытаясь не думать, куда направляется Дрейк. Ей нельзя о таком спрашивать — она знала про ожившее проклятье ничейной земли. Брендон с Марком тоже едут бороться с ним. Дрейку сложнее — он инквизитор-дореформист. Он отвечает за Аквилиту и Вернию, но обитель Владыки дореформаторов находится в Ондуре. Дрейка могут послать защищать Ондур, а не Вернию. Он может оказаться по другую сторону фронта, и это страшно. О таком нельзя спрашивать — это причинит им обоим ненужную боль. Служение не выбирают, Дрейк привык сам нести свой священный треугольник, нельзя портить минуты расставания ненужными словами. Даже думать о том, что он будет делать, если столкнется с отцом Маркусом или Брендоном лицом к лицу на фронте, нельзя. Это предает их дружбу. Она заставила себя безмятежно добавить: — Девочки будут рады. Втроем им будет веселее.

Ноа громко восторженно заорала:

— Йухуууу! — она бросилась к Альку, хватая его за руку: — пойдем! У нас есть новая игрушка — уточка! Уговорим нериссу Эйр пойти на пляж?

Вик ничего не успела возразить, как этот черный ураган утащил прочь Алька и Полли. Дрейк проводил их теплым взглядом — Альк даже не подумал остановиться и попрощаться. Он сирота, привыкший сам за себя отвечать и расставаться легко, не задумываясь.

Дверь с грохотом закрылась за ними. Правда, через секунду она открылась — Ноа засунула в щель свою голову и сообщила громким голосом:

— Купаться не будем — холодно! К утке привяжем веревку, чтобы её можно было вытащить из воды. А еще Альк сказал, что будет ждать. А еще он хочет реветь, но я не дам! — она снова закрыла дверь, не давая Дрейку и Вик вмешаться. Дрейк рассмеялся и повернулся Вик:

— Все же дети — это чудо.

Вик с тревогой вспомнила, что у него появилась невеста, и, быть может, скоро будут и свои дети… Наверное, стоит предложить оставить Алька у себя навсегда. Опережая её тревожные думы, Дрейк мягко сказал:

— Мне крайне неудобно, что я вас обременил заботой о мальчишке. Он хороший, хоть и шебутной. Я надеюсь, что Альк не причинит вам лишних хлопот, и еще… Я предупредил адеру Вифанию: если у вас возникнут трудности с Альком, она готова в любой момент принять его обратно в при…

Вик оборвала его:

— Дрейк, как называется грех излишней вежливости?

Он вместо ответа сорвал с ветки нелиды, тут же щедро осыпавшейся на пол серебристыми хвоинками, карамельку-тросточку и задумчиво принялся грызть её кончик.

— Дрейк?

Он усмехнулся и признался:

— Неприятно осознавать, что вместе с грехом гордыни я еще страдаю и грехом недоверия.

— Такой грех есть? — Вик улыбнулась. Она сейчас осознала, насколько соскучилась по сластене-инквизитору. Каеде прибить мало за то, что заставил его забыть. И саму себя надо наказать — за то же самое.

Дрейк откусил кончик тросточки, завертел в пальцах остатки конфеты и невнятно из-за карамельки за щекой сказал:

— Теперь есть. Прости, Виктория, что глупо обидел тебя недоверием. Я рад, что Альк будет в надежных руках — все же в приюте на адер приходится слишком много детей, а Альк невероятно шебутной. На днях он собирался сбежать с цирком, представляешь?

Вик вспомнила, как ей жаловалась Полин:

— Ноа пришлось его пугать и останавливать, чтобы не сбежал. Не волнуйся, Дрейк, езжай со спокойной душой — мы позаботимся об Альке. — она снова подавила просящийся на язык вопрос, где он будет, куда отсылать письма и можно ли вообще отсылать письма, если он будет по другую сторону фронта. И про невесту она не стала спрашивать: неприлично. Еще обидеть может вопросом, почему его невеста не стала присматривать за Альком. Может, там легкое, неприученное к жизни создание, красивое, эфемерное и абсолютно беззащитное, как многие нериссы в этом мире. Идо — невероятное исключение из правил.

Дрейк признался:

— Я ценю это, Виктория. Правда, ценю. — он махнул рукой с дорожной сумкой: — вещи Алька. Я поставлю тут, да?

— Конечно. — В голову больше ничего безопасного из тем для разговоров не шло. Не будешь же с Дрейком обсуждать погоду и здоровье, а нужные вопросы слишком болезненны и опасны. Вики чувствовала, как хрупкая дружба рушится между ними из-за невозможности честно поговорить… Война, разводящая по разные стороны друзей, её пугала.

Дрейк поставил сумку прямо под нелидой, снова рукой прикасаясь к её осыпавшимся хвоинкам:

— В моем детстве не было нелид. Портовых крыс даже на площади, где стоят городские праздничные деревья, не пускают. А когда попал в приют, там ставили ели — на нелиды денег не было. Иногда даже адеры на праздник приносили сосны, самолично срубленные в лесу. Тайком, конечно же — такое даже монахиням могут не простить светские власти. Я сорву на память…? — его рука тревожно замерла у золоченого орешка.

Вики не удержалась и не стала сдерживать свой порыв — обняла Дрейка, носом упираясь ему в грудь. Плевать, что они через день-два окажутся по разные стороны фронта — Аквилита, хвала небесам, пока еще не воюет, — Дрейк её друг, и это ничто не может отменить. Ни война, ни какая-то там невеста, ни его происхождение.

Она прижалась к нему:

— Надутый ты индюк, Дрейк… Ну что за вопросы… Хоть все украшения забери — только вернись. И Аль, и я, и твоя невеста — мы будем ждать тебя и молиться богам о твоем возвращении. Хочешь, даже нелида будет тебя ждать…

Он еле слышно рассмеялся, забывая наконец чопорное «Виктория»:

— Белочка, мое имя — значит «Селезень», а не индюк. Селезень. Уточка такая мужского пола.

На этих словах Вик не сдержала смеха, вспомнив Ноа.

Дрейк не так понял её смех, но это и неважно:

— Я вернусь, я постараюсь, честно. Интересно знать, откуда ты узнала об Изабелле…

Вик вздрогнула, понимая, что так зовут его невесту. Она отпрянула в сторону — нехорошо обнимать чужого мужчину:

— Мне Ноа сказала.

— Ясно. — он снова задумчиво отправил в рот карамельку, с хрустом откусывая её кончик. — Ради Изабеллы я не заберу сердце с алтаря служения. Ей пока некуда идти, так что она поживет в снятом мной жилье, защищенная статусом моей невесты. Но, белочка, ради неё я не сниму треугольник служения. Со мной поедет Абени Аранда. И видят небеса, её я тоже с удовольствием оставил тут в спокойной Аквилите, но эту нериссу не переспорить. Я пытался. — он посмотрел на Вик и сказал: — что тебя так сильно тревожит? Ты что-то хочешь спросить и очень боишься.

— Откуда ты узнал?

Он признался:

— У тебя очень живая мимика. Очень удивительно, как тебя преступники не считывают. Быть детективом с такой мимикой — это что-то невозможное.

Вик гордо выпрямилась:

— С ними я кремень. А ты мой друг — с тобой я иная.

Дрейк снова попросил её, забирая с нелиды орешек и пару конфет — вот же сластена:

— Спрашивай уже, не страдай, как я, грехом недоверия.

Вик лишь замотала головой:

— Не сто́ит. Неважно, на самом деле. Просто вернись.

Он улыбнулся и прикоснулся кончиком указательного пальца к её носу:

— Не волнуйся, белочка. Я еду на Вернийско-Ондурский фронт…

Вики натужно улыбнулась, обрывая его:

— Я же сказала: неважно.

Дрейк снова хрупнул конфетой:

— Со стороны Вернии, белочка. Со стороны Вернии. Она моя родина — я не могу её предать. — он подался вперед и по-отечески поцеловал её в лоб: — спасибо за все.

…После ухода Дрейка Вик еще долго стояла у нелиды. К демонам традиции… Она не уберет эту нелиду, пока не вернется Дрейк. Дрейк, Брендон, Марк. Пока они все не вернутся. И Каеде… Каеде тоже едет туда. Может, стоит и ему чуть-чуть поверить?

«Виктория, ты что-то не так поняла» — говорил Каеде в катакомбах. Стоит прогнать грех недоверия и просто признать, как данность, что тела убитых он нашел случайно и решил перепрятать, перехоронить, что-то сделать, чтобы помочь? Почему он не стал сообщать об убийстве — тот еще вопрос. Ответ: «Испугался», — к которому всегда прибегают преступники, тут не подходит. Каеде три века служил в охране короля. Там не умеют пугаться. Там во главе всегда твердый расчет. Вик отдавала себе отчет, что возможно никогда не узнает причин, заставившись Каеде так поступить, но надо поверить в него, надо научиться принимать его поступки, какими бы они не казались странными и страшными. Она поверила в Грега и не ошиблась. Поверит и тут своему… По стене скользнула тень волнующегося лисьего хвоста, как напоминание её ненужного происхождения. Поверит и своему лисьему чутью. Но не больше! Становиться лисой полностью она не намерена.

— Бешеные белочки, но зачем он так поступил все же?! — прошептала Вик. Любопытство Ренаров глодало её, мешая думать. Хорошо, что вернулись Эван и Брок с мешком новостей. И главная была вроде бы хорошая — Чандлер признал свою вину. Только Эвана очень смущал один момент: чего так испугался Чандлер, узнав о возможной экстрадиции в Тальму? Почему он выбрал смерть тут суду Тальмы.

Глава 55 День шестой. Принудительный атеизм

Утро у Грега было слишком длинным, даже чересчур.

Он проснулся старательно поздно — после девяти часов. Лиз еще спала, крепко прижавшись к нему — она снова всю ночь мерзла, и Грег согревал её не только теплом своего тела, но и эфирными плетениями. Вот и сейчас он их обновил и по новой напитал эфиром — собственных сил у ослабевшей Лиззи было мало. Недостаточно, чтобы выздороветь. Лекарство. Ей нужно лекарство. Нер Аранда обещал, что оно будет готово сегодня. Всего-то и нужно — дождаться его телефонного звонка, а потом поехать и забрать лекарство откуда скажут. Скорее всего из Университета — именно там была расположена лаборатория Аранды. А, может, Брендон, вместе с Марком присматривающий за Арандой, привезет сюда. Или Брок — он тоже дорожит Лиз.

Грег очень осторожно выскользнул из кровати, чтобы не потревожить Лиззи — лежать и дальше без дела он не мог: не хватало терпения. Еще чуть-чуть, и, казалось, он взорвется от невыносимого ожидания. Он укрыл бледную, как тень, Лиззи дополнительным пледом с кресла, и пошел в уборную приводить себя в порядок. Обычные бытовые хлопоты: умывание, чистка одежды, заказ завтрака в номер, — не отвлекали от главного — ожидания. Часы тикали буквально в голове.

Десять часов утра.

Десять часов с четвертью.

Десять часов с половиной.

Десять часов с тремя четвертями.

Одиннадцать часов.

Двенадцать часов…

Ожидание убивало: его в переносном смысле, Лиз буквально.

Грег не находил себе места от беспокойства. Глупые, ненужные мысли, что с лекарством что-то не получилось, что с самим Арандой что-то стряслось, что инквизиция запретила применение этого лекарства, лезли в голову, мешая трезво оценивать ситуацию. Родничок в сердце слабо тек, и Грег боялся, что Лиз не хватит сил. Она храбрая девочка, но всему есть предел.

Он пытался себя хоть чем-то занять: перебирал записи, расписывал встречи и дела на предстоящую седьмицу, пил кофе… Он телефонировал на площадь Воротничков, выслушав от дежурного сержанта Кейджа новости о попытках утреннего бунта, о трех ночных драках со смертельным исходом в катакомбах и семи с легкими ранениями, о завершившейся эвакуации женщин и детей на другой берег Ривеноук, о продолжавшихся поисках четырех женщин из ночной смены механического завода нера Чандлера — их имена вчера назвал Отис. Судя по всему, эти женщины не были поражены фосфорным некрозом — выявить их в общей толпе погорельцев по скудным приметам не удавалось: тут у всех отсутствовали документы, и эти женщины явно не стали рисковать, назвавшись другими именами. А все фиксограммы сгорели на заводе, если вообще были изначально.

Под конец первого часа дня он, чувствуя, как нервы становятся натянутыми канатами, что вот-вот порвутся, не выдержал и телефонировал в инквизицию — трубку взял Марк, сообщивший, что Аранда уехал в Университет еще часа два назад. Грег скрипнул зубами и уточнил:

— Один? Без сопровождения Брендона?

— Один, — подтвердил Марк. — Брендон сейчас занят — по просьбе Эвана вызывает дух Отиса и еще одной умершей с завода…

Грег встрепенулся:

— Прости, что?

Марк тихо и крайне горько рассмеялся:

— И тебя тоже берегут, оказывается. Меня Брендон последнюю седьмицу старательно оберегает от хлопот, и я вечно ничего не знаю и не успеваю. Противное чувство, на самом деле.

— Странная забота, — признал Грег, с трудом подавив всплеск недовольства — он же вчера просил ставить его в известность о происшествиях. А тут не происшествие, тут смерть одного из главных подозреваемых. Грег заставил себя вернуться к главному сейчас — к Аранде и лекарству: — Марк, а не рановато Аранду отпускать одного?

— Аранда уже сегодня вернется к себе домой — присмотр ему больше не требуется. Как только лекарство будет готово — он тебе телефонирует. Не волнуйся и выпей успокаивающее, что я тебе давал — легче станет.

Грег неловко попрощался и положил трубку.

М-да… Выпить лекарство… Выпить лекарство… Грег постучал пальцами по столешнице. У него на выбор было два бутылька от Брендона и от Фейна. С «обломится» и «не обломится» эффектами. Совет Марка об успокаивающем сверлил мозг. С одной стороны, выпить лекарство — признать себя больным. С другой — безопасность Лиззи. Хотя у него давно не чесались кулаки — даже в мыслях не было кого-то ударить. Вспышки неконтролируемого гнева прошли. Он вновь поднял трубку телефона и попросил соединить с моргом — быть может, застанет там Брендона и Эвана. Заодно и проверит свою выдержку.

Дежурный сегодня Вернер сообщил, что комиссар Хейг, старший инспектор Мюрай и кер Кит уже покинули морг — ничьи души вызвать не удалось по причине атеизма. Грег поблагодарил судебного хирурга и положил трубку. Он достал из ящика стола бутылек темного стекла и завертел его в руках. Гнев испарился сам — остался лишь горький осадок: его берегут. Ему не сообщают о ходе расследования. Значит… Значит… Значит, всё под контролем. Наверное. Надо утешаться этим.

Он скривился и все же налил воду в стакан из графина, стоявшего на столе. В голове даже часы тикать перестали — Лиз подошла и легко обняла Грега по спины.

— Доброе утро? — почему-то уточнила она.

Он развернулся к ней и улыбнулся:

— Доброе утро! — Вот почему пропал гнев — Лиззи проснулась и помогла обуздать эмоции. Он поцеловал её в лоб и прошептал: — спасибо!

— За что? — не поняла она.

— За помощь с гневом.

Лиз с трудом сдержала зевок, снова прижимаясь к Грегу:

— Это не я. Это ты сам. — Она забрала лекарство из его руки, отправляя бутылек обратно в ящик: — пока точно не нужно. Ты сам хорошо справляешься. Поверь мне.

Она поправила его волосы, наползшие на глаза:

— Что-то случилось?

Грег вздохнул, потянул Лиз к столу, где под теплоудерживающим плетением прятался её завтрак, и признался:

— Да так… Вроде все по мелочи, но хрень полная, когда все вместе… — Он выдвинул стул и помог Лиз присесть, занялся завтраком для неё, себе наливая только новую порцию кофе. — Аранда не телефонирует. Лекарство не понятно — ехать и забирать, или еще рано? Эван и Брок продолжают расследование. Оказалось, что в Аквилите какая-то эпидемия атеизма. Никогда о таком не слышал — все же потерять послесмертие страшатся. Отказаться от души… Дать её развеять… Это наказание для преступников, причем давно запрещенное, а тут… Добровольно…

Лиз сделала глоток кофе и буквально ошеломила Грега:

— Иногда такое происходит недобровольно. Иногда приходится клясться душой.

Грег в первый момент отмахнулся:

— Кто в трезвом уме будет клясться душой? Клянутся честью, сердцем, богами… Но не душой — только ирлеанцы и способны на такое безумие — клясться душой. — Он посмотрел на серьезную Лиззи и замер, пытаясь понять, откуда она о таком знает: атеизм и тем более странные клятвы душой не то, о чем говорят в обществе. О таком вообще не говорят. Клятва душой никому и в голову не придет. Грег о таком никогда не слышал. Да, небольшой процент снятия святого треугольника всегда есть — та же Лиз тому примером, ведь чтобы перейти в другую веру, сперва надо отказаться от прежней… Но душой дорожат — всегда следом входят в новый храм. Он нахмурился: кроме принца Анри, никто не мог Лиз о подобном рассказать или даже… Если принять за истину существование клятвы душой… Заставить её поклясться своей душой. Грег даже знал, из-за чего и кого её могли заставить пойти на такой шаг. Если принять за истину то, что кто-то решил, что имеет право распоряжаться чужой душой.

Лиз качнула головой:

— Ты не прав. Я точно знаю, что бывает и душой клянутся. Только… — она посмотрела на Грега поверх чашки: — это не совсем мой секрет.

— Лииииз? — он нахмурился, понимая, что был прав в своих рассуждениях: — таааак, кажется, все же стоит переговорить с высочеством на повышенных тонах…

Она серьезно напомнила, отставляя тарелку с едой, к которой почти не прикоснулась, в сторону:

— Только без глупостей — он принц. И потенцит я привезла, как и клялась.

Грег прищурился, еле подавляя алую волну гнева и беря себя в руки:

— Он сейчас прежде всего маг. Эфирник. И тут я в своем праве — вызвать его на дуэль. Или для начала хотя бы поговорить. — Он задумчиво принялся пить кофе. То, что поговорить и все же разобраться с принцем Анри придется — это точно. За Лиз. Заодно выяснить, что это за клятвы такие, где на кону стоит душа. Без храмовников такое не провернуть. Значит… Значит… В деле фальшивоамулетчиков торчат уши дореформаторов? В реформаторском храме такого нет, во всяком случае Грег никогда о таком не слышал. Надо заодно расспросить Марка и Брендона, причем не по телефону. Но сперва… Он отставил пустую чашку в сторону: — для начала надо выяснить процент атеистов в Аквилите. Вдруг тут какая-то аномалия.

Хотя разговора с принцем и дуэли это не отменяло.

Телефон противно затрезвонил, и Грег рванул к нему — возможно, это Аранда. Он рывком поднял трубку:

— Грегори Эш, слушаю…

Когда телефонная нерисса соединила его с вызывающим, Аранда довольно бодро сообщил, что ждет его в университете — лекарство готово. Камень с оглушительным стуком свалился с души Грега. Хоть тут появилась определенность. Он, положив трубку на рычаг, пытливо посмотрел на Лиз — планы на день придется перестраивать с учетом необходимости встречи с принцем.

Она улыбнулась ему, понимая, что разговор с Арандой шел о лекарстве:

— Езжай, Грег, и ни о чем не беспокойся.

Грег знал, что это практически невозможно — не беспокоиться о Лиз, но все равно выбора не было. Он поехал в Университет, оставляя её в номере и надеясь, что все будет хорошо. Он был безумно благодарен Лиз за то, что она не стала его унижать вопросами о стоимости лекарства. Сколько бы Аранда не запросил за него, Грег в силах сам расплатиться с ним. В крайнем случае, оформит займ. Или продаст свои украшения — запонки и булавки для галстуков чего-то да стоят. Жаль, что загнать корону виконта не получится — её придется вернуть от… Отца у него больше нет. Корону придется вернуть графу Блеку, уже не старшему. Ничего, какие его годы — еще женится, еще родит себе не такого строптивого наследника.

Аранда, что-то проверявший в журнале стоя у огромного лабораторного стола, довольно радушно встретил Грега. К счастью, обычные вопросы о погоде и прочие вежливости удалось избежать. Аранда подвинул по столешнице, всей в пятнах каких-то реактивов, в сторону Грега коробку с небольшими склянками:

— Вот… Тут десять бутыльков. Каждый рассчитан на две порции: дневную и ночную. Принимать натощак через двенадцатичасовые промежутки. Побочные эффекты мне неизвестны — если будут, то, прошу, записывайте их, пожалуйста: когда, как долго, чем купировалось и прочее… Это важно для дальнейшего исследования лекарства.

Кажется, нера Зола не сообщила своему мужу о том, что отдала свою порцию лекарства Лиз. Иначе чего бы Аранда сейчас так суетился.

— Спасибо. — Грег кивнул: — мы будем записывать все, что будет беспокоить.

Аранда грустно улыбнулся:

— Надеюсь, что никаких побочных эффектов не будет. Через десять дней, если еще понадобится, я снова предоставлю вам лекарство для леры Элизабет. И еще… — он протянул конверт с написанным адресом: — это рекомендация профессору Манчини. У него очень хорошая клиника. Он прицельно лечит потенцитовую интоксикацию, и не только моим лекарством. Я бы все же рекомендовал показаться ему — он может сбалансировать лечение леры Элизабет. К профессору сложно попасть — я написал рекомендацию. Надеюсь, поможет.

Грег старательно проглотил все, что просилось на язык. И правда, его выдержка стала лучше — он смог промолчать, лишь поблагодарил, убирая конверт во внутренний карман пиджака и уточняя самое главное:

— Вы не сказали стоимость лекарства. Сколько я вам должен за него?

Аранда дернул плечом и решительно сказал:

— Абсолютно бесплатно — пока идет его клиническая апробация. И не переживайте — свободно обращайтесь за лекарством, для вас оно всегда будет. Я ваш должник… За Золу… За лоа… За открытые глаза на происходящее вокруг меня.

Грег, забирая небольшую коробку с лекарством, кивнул в сторону двери — ничего говорить о раскрытых глазах не хотелось, Аранда сам мог заметить все, что происходило вокруг него, было бы желание задуматься:

— Простите, я пойду…

— Да-да, конечно… Я волнуюсь — лера Элизабет три дня без лекарства… Простите, что раньше не получилось…

Грег качнул головой своим мыслям — точно, нера Зола мужу ничего не сказала. И Аранда, зная, что есть четыре порции лекарства у жены, промолчал. Все же он точно не совсем здоров. Грег поспешил прочь — находиться рядом с Арандой было тяжело. Слишком многое хотелось высказать в лицо.

Как бы Грег ни волновался за Лиз, сперва он все же заглянул в ближайший храм — прямо на университетской территории. Где, как не в оплоте свободомыслия, коим был Университет, искать аномалии в вопросах веры? Оказалось, что в Аквилите нет никакой аномалии. Процент отказа от святого треугольника был в пределах нормы показателей для пограничных территорий, где сталкиваются религии, процент атеистов стремился к нулю. Во всяком случае настоятель храма не смог вспомнить ни одного случая отказа от веры как таковой за последние лет десять.

* * *

Брендон вышел из госпиталя и медленно направился в сторону инквизиции. Ему стоило решить главный вопрос, на который он так и не нашел ответа: что ему важнее — честь мундира… Ладно, уговорили, сутаны или справедливость? Сутану он не ценил… Зато понимал, какая бомба взорвется, если он расскажет Эвану или Броку о своих выводах.

День шел к своему завершению. Дул теплый ветер, спешили мимо люди, старательно огибая Брендона — он привык к одиночеству в толпе, даже удобно: нет опасности столкнуться с кем-то, когда погружен в свои думы полностью, как сейчас.

Слишком много атеистов вокруг завода нера Чандлера. Может, это не атеисты вовсе?

Жена Сайкса. Или его любовница? Впрочем, это неважно. Разрушенный святой треугольник и развеянная душа. Кому она проболталась об амулетах? Или это не связано с этим…

Нера Верн, работавшая в ночную смену и давшая показания о подделке амулетов. Разрушенный треугольник и развеянная душа.

Отис, тоже давший показания об амулетах под ментальным давлением Марка. Делает ли это Марка убийцей? Или нет. Он же не знал. Но одно точно — у Отиса тоже был разрушен треугольник: сегодня, когда как вчера он явно был. Марк плох, но не до такой же степени!

Кер Мактир — кому он мог рассказать об амулетах? Стоит ли искать этого человека или нет… Мактир был с почти разрушившимся святым треугольником и душой неизвестно где. Где могут быть души, которые вот-вот развоплотятся? И кто его спас? Каеде?

Кера Уоллис. Где потерялась её душа? И где душа мальчишки Форда?

Брендон вздохнул — кажется, стоит сделать вылазку в Поля памяти, но сперва надо решить, кому быть преданным: закону или храму?

Действовать самому, спасая кер из госпиталя: на них еще лежали священные треугольники — ровно до того момента, как они решат дать показания полиции или когда констебли надавят на них, как случилось с Отисом. Но тогда последствия для мира страшно представить: храм откровенно влез в мирские дела и как влез! Уничтожая души, которые он должен хранить.

Действовать вместе с Марком, спасая храм? А стоит ли спасать такой храм?! И какой огромный массив информации… Мыслей… Воспоминаний придется Марку вычищать. Выдержит ли он?

Эван не поймет, если и это дело уплывет к инквизиции. Только решать надо быстро — пока еще на кого-то не надавили и не развеяли душу.

Брендон замер на крыльце инквизиции, сжимая в руках антиментальный амулет. Вопрос, впрочем, на самом деле его волновал один: стоит ли Марку знать, что он своим вмешательством убил Отиса?

Глава 56 День шестой. Каутельянцы

Грег вошел в номер и замер на пороге, закрывая дверь и опираясь спиной на неё для верности. Все, что он мог сказать, разглядывая собранные три саквояжа, два чемодана, несколько портпледов и явно усталую, но уже готовую к выходу Лиз, сидящую в кресле, так это сакраментальное:

— Брок. Мюрай. Я помню. — Он до сих пор не мог привыкнуть, что Лиз не нежный цветок, что она, даже умирая, будет действовать.

Лиззи в прогулочном платье встала и подошла к Грегу, целуя его в щеку:

— Ты так говоришь, словно это что-то плохое…

Грег аккуратно поставил коробку с лекарством на стол и вздохнул:

— И все же не стоило так напрягаться — я мог сам приехать и собрать вещи. — он притянул Лиз за талию и прижал к себе, унимая страх в своем сердце — её волнения не должны коснуться, ей и так трудно из-за болезни. — Я умею собирать вещи. Это несложно.

— Именно, — подтвердила Лиз. — Это несложно. И Брок со своими тренировками тут не при чем. Хотя не будь Брока, я была бы другой и вряд ли тебе понравилась.

Он горько сказал:

— Лиззи, не говори так. Я полюбил бы тебя любую, если бы нам было суждено встретиться.

Она легонько поцеловала его в губы:

— Лгунишка… Я была трусихой и ни за что бы не спустилась в катакомбы, не говоря уже о том, что у нас не было бы ни единого шанса встретиться. — Она оглядела собранные вещи и еле слышно призналась, щекой прижимаясь к груди Грега и вслушиваясь в его мерно бьющееся сердце: — Я уже устала от гостиницы — хочется домой. Туда, что станет домом.

Грег еще крепче прижал Лиз к себе и прошептал куда-то в гладкую прическу:

— Станет. Обязательно станет домом, Лиззи. Иначе и быть не может. Сейчас вызову беллбоя, рассчитаюсь за номер и… Домой.

Лиз отстранилась и заглянула мужу в глаза:

— Но сперва надо принять лекарство.

Он отрицательно качнул головой, напоминая ей:

— Не уверен — второй по времени прием лекарства придется на глухую ночь. Наверное, лучше чуть-чуть подождать и принять позже. — Грег старательно оглядел Лиз: бледная кожа, легкие бисеринки пота на висках, чуть поникшие плечи, но движения не нарушены, и равновесие она удерживает легко. К счастью или к сожалению, но Лиз не умеет быть слабой. Этому её научил Брок. Грег старался не думать о том, что жизнь, быть может, медленно вытекает из Лиз, и что ему страшно за неё. Кажется, ему это не совсем удалось, потому что она выскользнула из его объятий и подошла к столу, открывая коробку:

— Ничего, я умею просыпаться по ночам. Это несложно.

Грег не сдержал смешка:

— Мюррррай. — Этот рыжий прохвост чему только не научил Лиззи. У него была суровая школа, и не понятно: благодарить его или воспитывать… Как принца Анри.

Лиз бросила на Грега косой взгляд, открывая склянку с лекарством. Он взял графин, стоявший на столе, и налил воду в стакан:

— Знаешь, мы в последнее время так часто упоминаем Брока — даже жаль становится, что он дореформатор. Я бы хотел, чтобы он стал восприемником нашего ребенка. Тем, кто внесет его в храм…

Лиз, посматривая на Грега поверх краешка стакана, медленно выпила лекарство и улыбнулась:

— Время еще есть. Еще столько всего может измениться.

Грег качнул головой и промолчал, забирая стакан из рук Лиз. Храм был чем-то незыблемым. Это не то, что меняется — нужны веские причины, чтобы это произошло. У Артура Пятого, когда-то проведшего реформу храма, это получилось лишь по одной причине: он как кость собакам бросил своим соратникам монастырские земли и богатства на разграбление. Сейчас такое уже не провернуть. Или храм должен вызвать такую волну возмущения у народа, что не сможет ей противостоять. Лиз понятливо направила разговор в другое русло — она напомнила:

— Ты говорил, что еще стоит встретиться с принцем Анри.

— Стоит, — подтвердил Грег. — Только вот незадача — я узнавал: принца нет в гостинице, и где он, не знает даже портье.

Лиз нахмурилась:

— Странно. Когда я спросила портье о принце, мне сказали, что он уехал в эллинг — готовит «Левиафан» к плаванию. Будет в гостинице не раньше девяти, а то и десяти вечера.

Грег философски пожал плечами:

— Он никогда и не отрицал, что к тебе у него особое отношение, как и к Андре. Что ж… Если ты в состоянии выдержать поездку на дирижабледром, то…

— Я в порядке, — оборвала его Лиз. — Если тебе важно знать про клятвы, то надо ловить принца прежде, чем он покинет город. Кто его знает, когда снова пересекутся наши пути и пересекутся ли.

— Хорошо, — скрепя сердце согласился Грег. Лиз же приняла лекарство. Ей хуже точно не станет, а он… Он держит свой гнев под контролем — родничок в сердце тут же взорвался волной тепла, обещая помощь.

Они быстро выписались из гостиницы — портье провожал Грега чуть ли не в расстроенных чувствах: за седьмицу он хорошо нажился на золотых, которыми Грег подкреплял его желание молчать о постояльцах. Те золотые — двухгодичное, если не трехгодичное жалование этого портье. Мало кто не из леров держал в руках золотые. Механик, пригнавший паромобиль ко входу в гостиницу, отдал ключи и пожелал хорошей поездки, беллбой быстро загрузил вещи в багажник. Придверник напоследок вспомнил порядок и отдал честь, приложив руку к форменной фуражке гостиницы: а еще каких-то несколько дней назад он демонстративно не замечал Грега. Как все течет, как все быстро меняется, в том числе и отношение окружающих. Время в современном мире ускорилось, и то, что раньше решалось годами, теперь решается за луну, то, что требовало седьмицы размышлений, решается влет. К добру это или нет, еще неясно. Теперь за пару дней можно лишиться репутации и тут же вернуть её.

Грег покрутил ключи в руках, последний раз осматривая гостиницу, парк, дорогу… Начиналась новая жизнь, новый виток, новая неизвестность… Он глянул за замершую рядом Лиззи, явно ожидавшую, когда он ей поможет сесть в паромобиль, и вспомнил Мюрая:

— Поведешь паромобиль? — Брок не мог не посвятить Лиз, которую он тогда считал мальчишкой, и в эту мужскую доблесть.

Лиз улыбнулась:

— Только не говори, что ты не знаешь дороги до эллинга. Только не ты.

— Я просто подумал, что ты тоже не прочь сесть за руль.

Она забрала у него ключи и села на водительское место:

— Не прочь — ты прав.

Грег захлопнул дверцу:

— Так я и думал. — Он обошел паромобиль и сел на пассажирское сиденье.

Лиз бросила на Грега косой взгляд и уточнила на всякий случай:

— Мюрай? — она дернула рычаг ручного тормоза, резко выезжая на пустую дорогу. Брок точно так же водил паромобиль.

Грег подтвердил:

— Я же говорю — жаль, что он дореформатор.

— И все же… Почему ты предложил мне вести паромобиль? — Лиз чуть сбавила скорость и повернула на какую-то совсем узкую улочку — Грег и не подозревал, что тут может проехать мотор.

— Я подумал, что тебе должно такое понравиться. А я терпеть не могу местные дороги.

Лиз искренне удивилась — в сердце как звезда вспыхнула:

— Почему?

— Потому что, когда я не пытаюсь перестроиться в полосу встречного движения, кто-нибудь с тальмийским номером пытается протаранить меня. Нервирует, если честно. Может, когда-нибудь и привыкну, но пока…

Лиз звонко, совсем не как воспитанные тальмийские леры, но зато задорно и весело рассмеялась:

— …но пока у тебя есть я.

— Именно!

— Кстати, прав у меня нет, — на всякий случай заметила она. Грег лишь кивнул — что-то подобное он и предполагал. Надо заняться на седьмице документами, переправляя их.

Паромобиль наконец-то перестал вилять по каким-то закоулкам и вылетел на окружную дорогу, снова прилично разгоняясь. Мимо мелькнул пустырь на месте домов Ландышевой и Весенней улиц, рухнувших в катакомбы, пронесся полуразрушенный музей, паромобиль влетел в тоннель, потом выскочил на уходящую к побережью дорогу, проложенную между производственных зданий и складов, потом долго ехал вдоль железной дороги и океана. Через час где-то паромобиль наконец-то подъехал к дирижабледрому — к эллингам на моторе, конечно же, не пустили. Пришлось припарковаться перед зданием дирижаблевокзала и дальше идти пешком.

Лиз, выйдя на широкое, умощенное плитами поле вдоль многочисленных высоких эллингов, остановилась и приложила руки козырьком ко лбу, рассматривая как отправлялся в плавание полицейский дирижабль. Он сбросил балласт и, быстро набирая скорость, мчался над дирижабледромом резко устремляясь в небеса — прямо в пылающее на западе солнце.

— Красиво? — спросил Грег, дожидаясь, когда Лиз налюбуется на плывущий уже высоко в небе хищный дирижабль. Он летел куда-то в сторону центра через Поля памяти, и Грег подумал, что было бы неплохо еще раз проверить место упокоения Мактира — просто на всякий случай, Каеде тот еще тихушник, мог и наворотить чего-то, что простые полицейские маги не заметили.

— Очень, — призналась Лиз, опираясь на локоть мужа и направляясь к эллингу, который им указал охранник.

— Мне Андре сказала, что принц Анри предложил мне должность штурмана в гонке Трех океанов. При условии, что мы к тому времени не обзаведемся кучей детей.

— Даже не знаю, что сказать на это. — Она заволновалась, и Грег не совсем понимал причину её тревоги. Плавание? Принц? Дети? Он бросил на Лиз задумчивый взгляд и предложил: — Никто же нам не запретит самим отправиться в плавание — вместе с детьми. Или без них — как боги дадут…

Лиз пошла чуть медленнее, потянулась на носочках и поцеловала Грега в щеку:

— Хорошо. Пожалуй, без принца будет даже лучше.

Кажется, она не совсем верила в благоразумие Грега… Он бережно укутал Лиз в свое тепло, стараясь через эфир передать все свои чувства и чуть-чуть успокоить её — не совсем же он пропащий.

В эллинг они вошли молча — каждый думал о чем-то своем. Здесь было гулко и сумрачно — пусть свет и проникал через высоко расположенные окна, огромная туша «Левиафана» откровенно загораживала его. Суетились матросы, затаскивая по длинной металлической лестнице через открытый люк в корпусе дирижабля грузы. У гондолы сновали люди в черной форме. В дальнем углу у заваленных деталями столов тоже были люди — они что-то обсуждали, то ли разбирая, то ли наоборот собирая какой-то механизм.

Грег замер, не зная, где тут искать принца Анри. Лиз с любопытством оглядывала огромную сигару «Левиафана» с нарисованным змеем на корпусе.

— М-да… — Грег направился в сторону столов — среди привычного цвета волос сверкнула алая макушка — это могла быть только Андре.

Их, наконец-то, заметили — к ним с Лиз бросилась бежать Андре, сияющая как новенькая монетка несмотря на общий усталый вид и залегшие под глазами тени. Принц Анри по-королевски неспеша пошел следом на ней, выбравшись из толпы своих офицеров — явно не доверял Грегу, боясь, что тот может отговорить Андре от сотрудничества с ним.

Андре налетела, как ураган, первым делом целуя Грега, а потом обнимая Лиз и тоже одаряя поцелуем:

— Здорово, что приехали! Я так рада вас видеть! У меня такая куча новостей для вас… — она чуть отстранилась и, еле подавляя непрошенный зевок, призналась: — я завтра утром отправляюсь в плавание с Анри. Я решила, что глупо сидеть тут и ждать, когда осенит — лучше сразу работать с механиками Анри в плавании. — Она робко улыбнулась: — Грег, ты же не против?

Он честно сказал, кивком поздоровавшись с Анри, как и Лиз:

— Не против с одним условием.

Андре удивленно посмотрела на него — Лиз поняла, что Грег не часто ей выдвигал условия:

— Эм… Слушаю…

Грег осмотрел её с головы до ног и вынес свой вердикт:

— Ты отправишься на фронт не в столь вызывающем виде.

Андре нахмурилась — она не понимала, что такого вызывающего в простом рабочем комбинезоне, пусть и с вернийскими шевронами.

Грег старательно мягко принялся объяснять:

— Поверь, это лишь из-за заботы о тебе. Ты не должна выбиваться из толпы. Твои волосы — они как мишень. Прознают, чем ты занимаешься, что ты работаешь вместе с принцем Арни — ты станешь мишенью, причем очень заметной. Во время Ирлея-Рострийской войны, пять лет назад, за первый же день Ирлейский корпус лишился всех своих офицеров — из-за яркой формы на фоне обычных солдат. Понимаешь?

Андре поправила свои ало-черные волосы:

— Поняла. Верну свой настоящий цвет — не проблема. Что-то еще?

Грег кивнул:

— Еще… Я бы посоветовал вернуться к женской одежде, Андре. Пусть непрактично, но зато с женщинами еще не воюют. Так безопаснее. Если, конечно, законы войны не переписали — сейчас это, к сожалению, происходит быстро.

Андре мрачно кивнула и уточнила:

— Что-то еще?

— Да. Береги себя — мы с Лиз будем тебя ждать.

Лиз как раз достала из сумочки ключи — сразу два: Андре и Брендону:

— Возьми, это тебе.

Андре спрятала ключи в кармане комбинезона, чуть поджала губы, словно собиралась расплакаться, а потом все же нашла в себе силы и широко улыбнулась:

— Спасибо! Я это очень ценю. И… — она оглянулась на мужчин, занятых непонятным механизмом: — я пойду… Увидимся!

Грег улыбнулся ей — знал, что Андре не любит долгие прощания. Она легка на подъем, и ей давно пора лететь куда-то самой, без оглядки на семью. У Андре своя судьба, и она вправе сама ею распоряжаться.

Провожая Андре долгим взглядом в спину, принц Анри подошел ближе и поздоровался уже как положено:

— Добрый день, лера Элизабет, нер Эш. Рад вас видеть. И спасибо за Андре — я клянусь, что позабочусь о ней. За ней присмотрит Ренар Каеде.

Грег посмотрел на принца и не удержался от колкости:

— Душой клянешься?

Анри сильнее выгнул свою левую бровь, и так вечно вздернутую вверх:

— Полагаю, что ты пришел требовать сатисфакции еще и за это…

Грег подавляя гнев в голосе признался:

— Хотелось бы. Очень хотелось бы. Магические дуэли не подчиняются светскому закону — меня не осудить, если королевская жизнь прервется — я буду в своем праве, как маг.

Анри лишь уточнил:

— Секунданты в магической дуэли нужны?

— Нужны, конечно. Только одна проблема: ты при всей своей силе мастера или даже гранд-мастера — всего лишь новичок против меня.

Родничок в сердце затих, не понимая, чем закончится эта беседа, и Грег согрел Лиззи теплом — он не пропащий, вот совсем.

— Я спрашивал у Каеде: он сказал, что даже сырого выброса эфира хватит, чтобы защититься или атаковать. Я новичок, но не беспомощный младенец.

Грег отрицательно качнул головой:

— Именно что младенец. Я не буду вызывать тебя на дуэль — буду надеяться, что ты сам рано или поздно поймешь, что вел себя недостойно.

Анри так же мрачно, как Грег сказал:

— Я ненавижу свою профессию.

Лиз улыбнулась, вмешиваясь:

— Мне казалось, что это призвание… Божье призвание — быть королем и править.

— К демонам такое призвание, — признался Анри. — Простите, лера Элизабет. Простите за ту историю… За ту клятву и… За все последующее.

Грег посмотрел на Лиз — та замерла, на что-то решаясь, почти как седьмицу назад в ресторане. Только тогда это был жест мнимого примирения. Сейчас… Сейчас играть на публику было ненужно.

Она задумчиво сказала, бросая взгляд на Грега:

— Я… Прощаю вас. Я получила больше, чем мечтала. — что-то подобное она сказала Каеде.

Анри благодарно опустил голову вниз:

— Спасибо. Я признателен вам, лера Элизабет.

Грег прервал тяжкое молчание, повисшее в воздухе: ни Анри, ни Лиз были не в состоянии продолжать разговор:

— По поводу клятвы душой. Я хочу знать подробности.

Анри задумчиво произнес:

— Ты же реформатор, тебя это не касается, а с леры Элизабет клятва, как с выполнившей условия, снята.

— Это нужно для расследования.

— Если только для расследования… И только для тебя, потому что это важная тайна, между прочим. Тайна, о которой вы забыли. У вас нет монахов и их орденов — вы их успешно разогнали сотни лет назад. — он провел рукой по голове в попытке поправить волосы, которых не было. — Есть тайный орден Каутела. Он гарантирует чистоту сделок. Важных сделок, от которых зависит судьбы стран или множество жизней. Просто так с простой сделкой к каутельянцам не прийти. Они принимают клятвы только у королей и высших родов и скрепляют сделку душой — не выполнивший условия клятвы теряет душу.

Грег веско спросил:

— Как на них выйти?

Анри развел руки в стороны:

— Сейчас никак — из-за войны последние каутельянцы покинули Вернию. Их надо искать в Ондуре.

— Ясно. — скривился Грег. Только этого не хватало. Если он прав с клятвой, то все расследование упрется в тупик — в Ондур сейчас путь закрыт, не говоря уже о том, что полиция не ведет расследования в других странах. Раньше границы никогда не останавливали Грега. Теперь он уперся в неё лбом.

Лиз легонько прикоснулась к его руке, почувствовав горечь через эфир:

— Если надо… Я очень больна. Очень-очень. И согласна лечь в больницу в Арисе. Если тебе действительно важно, Грег.

Он закрыл глаза: имеет ли он право так рисковать Лиз?

Анри прервал тишину:

— Если нужно — мой Леви по-прежнему в вашем распоряжении.

Грег отрыл глаза, еще ничего не решив — надо посоветоваться с Броком и Эваном. Это все еще может оказаться ошибкой в расследовании.

— Спасибо… По поводу дуэли…

Анри недовольно сжал зубы — он уже решил, что это осталось в прошлом:

— Слушаю.

— Полагаю, я не один такой разозленный твоим поведением. Пока есть время у меня и тебя — пойдем на поле: я потренирую тебя, Андре и Лиз заодно простейшим приемам защиты и нападения. Все какая-то польза будет.

Глава 57 День шестой. Кощунство

Оказалось, что Лиз предпочитает защиту, а не нападение в отличие от принца Анри — тот, конечно, умел выжидать, но предпочитал атаковать, а не прятаться за защитными плетениями. Андре же… Андре не смогла ни в защиту, ни тем более в нападение — Грег помнил отношение сестры к насилию. Она, быстро усваивая новое плетение, тут же терялась для этого мира, уходя в эксперименты с эфиром, не всегда безопасные — иногда Грег, присматривающий сразу за всеми, не успевал, и тогда от эфирного взрыва Андре защищал Каеде. Что ж, хотя бы в этом на лиса можно было положиться. Забавно, что лис за тренировкой подглядывал издалека, не приближаясь даже когда Грег его позвал. Расспросить лиса о случившемся в Полях памяти и лесу Танцующих деревьев было невозможно — Каеде старательно держал расстояние.

«К демонам этого лиса!» — в конце концов решил Грег, перестав на него отвлекаться.

Под вечер, когда огромное неприятно-багровое солнце катилось к океану, подсвечивая недобро летящие в сторону города тучи в красный цвет, Грег прекратил тренировку — волновался за Лиз. Та не показывала, что устала, но родничок в сердце стал заметно слабее. Даже Анри был рад окончанию тренировки. Сорочка на нем промокла от пота — свитер он снял еще часа два назад. И вроде тренировка эфирная, а все же неожиданная учеба его вымотала. Анри платком протер дорожки пота, текущие по обезображенному шрамом лицу.

— Я благодарен вам за урок. — он склонил голову перед Грегом. — Не ожидал, если честно.

Грег пожал плечами:

— Я сам не ожидал, но я рад, что ты с Лиз все же смог примириться. Удачи в плавании и береги себя и Андре.

— Спасибо за пожелания. Буду. Непременно буду беречь Андре. И помни — ты в команде Леви.

Они пожали на прощание друг другу руки и расстались. Наверное, надолго. Грег надеялся, что не навсегда. Так тоже бывает.

Грег расцеловал на прощание Андре и пошел прочь, предложив руку Лиз. Та тяжело оперлась на неё, ручеек в сердце был слабым и явно усталым. Возможно, вдруг подумал Грег, он сам ничем не лучше Брока — так вымотал Лиззи, но и отстранить её от тренировки не представлялось возможным — она упрямо раз за разом повторяла плетения, словно мысленно уже готовилась отправляться в Ондур. Грег подумал, что её аквилитский опыт жизни мальчишкой может пригодиться. Запирать её в больнице не хотелось до одури — рекомендательное письмо Аранды можно будет использовать лишь как предлог для въезда в Ондур, а потом раствориться в толпе приезжающих. Въехала семейная пара, а продолжит путь мужчина с сыном или слугой. Он нахмурился — еще дела нет, еще задания нет, а он уже продумывает дорогу и легенду. Точно, засиделся в Аквилите.

Он подошел к паромобилю и уточнил:

— Кто в этот раз за рулем?

Лиз призналась, направляясь на пассажирское сиденье:

— Ты, если не хочешь попасть в аварию.

Грег помог ей сесть и захлопнул дверцу, благодаря судьбу за Лиззи: кроме упрямства в ней было умение призвать свою слабость — то, что у самого Грега отсутствовало напрочь.

Он сел за руль и проверил котел: давление, вода, топливо были в порядке. Анри заранее отправил к паромобилю своих людей, чтобы котел не спустил давление. Вспомнилось, что Андре мечтала собрать двигатель, умевший нагонять давление за минуту, но пока все упиралось в его гигантские размеры и такую же стоимость. Может, Анри и его инженеры ей помогут с проектом. Кажется, она наконец-то нашла людей, с которыми ей интересно.

Грег завел двигатель и направил паромобиль в сторону тоннеля под Ветряной грядой. Городу срочно требовалась хотя бы еще одна дорога — через Поля памяти, чтобы сокращать и разгружать основной путь. Окружная дорога была забита несущимися в центр паромобилями. Сегодня в семь вечера будет поминальная служба по погибшему королю, и все спешили оказаться к этому времени дома, у радио. По ревуну тоже будут передавать службу из Тальмы, но у ревуна качество звука так себе, в некоторых районах ничего и не расслышать. Радио в этом плане надежнее, а Грег даже не знал — есть ли оно в их новом доме.

Лиз прикорнула прямо на сиденье — Грег чуть сбавил скорость и, взяв с заднего дивана плед, укрыл им жену. Он притушил родничок в сердце, чтобы не будить Лиззи. Пусть поспит.

Закапал редкий, еще мелкий дождь. Капли расплывались на стекле, тут же сносимые ветром в сторону. Тучи с океана все же доползли до города — говорят, дорога, начинаемая в дождь, всегда к удаче. Хотя вряд ли Анри, как воздухоплаватель, с таким согласится. Дирижаблям в дождь сложно — увеличивается масса за счет воды на обшивке, и дирижабль становится менее управляемым. Может, они утром и не пойдут в плавание. А, может, отправятся сейчас — обогнать дождь проще, чем пережидать его. Интересно, Брендон успеет попрощаться с Андре? Он своеобразный парень, но совершенно точно не плохой — пожар в трущобах доказал это. Будет жаль, если Андре разобьет Брендону сердце — надо будет переговорить, что ли, с парнем. На всякий случай.

Паромобиль еле плелся на забитой моторами дороге — до тоннеля еще ехать и ехать. Самое время чуть подумать. Грег поправил шляпу, наползшую на лоб, потом стащил её и забросил не глядя назад — год, когда все же мужчины откажутся от шляп из-за паромобилей, точно войдет в историю.

Мимо окон еле проползала уставшая вечерняя Аквилита. Грег даже понимал, почему таинственный заказчик, связавший клятвой всех фальшивоамулетчиков — если он есть, конечно, — выбрал именно Аквилиту для своих делишек. Официально Вольный город под протекторатом Тальмы. Неофициально — город сам по себе, причем город, в котором из-за проклятья Чумной Полли тщательно отфильтровывали приезжих. Сюда было не пробраться детективам, полицейским чинам и прочим — это не мешало той же вернийской разведке совать сюда свой нос, но все же, все же… Пробраться в Аквилиту сложно — Грег это испытал на себе. Магическая охрана границ изобретена давно. Это весьма надежная штука, не против армий, конечно.

Итак… Где — понятно почему.

Кто — тоже ясно. Храм, вот только чья ветвь, тут все же под вопросом.

А когда и как — остальные вопросы, на которые должно давать ответы следствие, тут не так и важны.

Храм… Он может быть заказчиком, просто гарантом или даже жертвой. Или всего лишь плодом его воспаленного сознания — Грег понимал это.

Если храм заказчик, то… Зачем это храмовникам? О войне давно говорили. Мона, Ондур, Верния и тем более Тальма не умеют мирно сосуществовать. Войны то и дело сотрясают эти страны. Самая страшная отгремела совсем недавно — и четверти века не прошло. Амулеты все двойного назначения — то есть они точно были бы применены на фронте, и тогда… Волна недовольства еще не понеслась, но кто его знает, что на самом деле думают солдаты об амулетах и правительстве, которое их не может обеспечить даже такой простой защитой? А скоро туда, на фронт, где проснулось заклятье ничейной земли, приедут инквизиторы, натасканные на борьбу не только с ведьмами, но и с проклятьями. Причем у дореформаторов инквизиторов гораздо больше, чем у реформаторов. Храмовники наведут порядок там, где не спасли амулеты и король. А король в Тальме — защитник веры. Он главный, он тот, кто гарантирует защиту, которая не сработала. Грег поморщился — так себе версия, на самом деле. Королевское семейство само хорошо с собой расправилось на прошлой седьмице. Но если вместе с амулетами всплывет еще что-нибудь про защитника веры, то за Тальму и порядок в ней уже можно бояться.

Если храм всего лишь гарант, то тут обсуждать нечего. Просто кто-то подсуетился и прикрыл все тылы от возможного расследования — развеянные души не дадут показаний.

Если храм жертва, то…

Паромобиль наконец-то вырвался из тоннеля под Ветряной грядой, и Грег тут же свернул на Прощальную улицу — она была не так загружена.

Если храм жертва, то надо тщательно собрать сведения что там в Ондуре замышляется. Вроде их Владыка в годах, за его место уже могла начаться грызня. Информации катастрофически не хватало, причем теперь до неё не добраться — Грег в Аквилите, тайный архив — в Олфинбурге. Ситуация… И как Эван с таким справляется? Он же тоже теперь ограничен только Аквилитой.

Грег тихо подъехал в продолжавшем мерно накрапывать дожде к крыльцу своего нового дома, припарковался и посмотрел на Лиз — будить её не хотелось. Грег подумал, что вскроет замок магией — ключом он как-то пока не обзавелся, но тут зазвенели колокола на всех ближайших храмах. Грег не уследил за временем — без пяти минут семь. Скоро включат ревун и радиотрансляцию из Олфинбурга.

Лиз, зевая и протирая глаза, выпрямилась на сиденье и оглянулась:

— Приехали?

— Приехали, — подтвердил Грег. Лиз принялась копаться в своей сумочке — наверное в поисках ключей. Грег не мог сдержать нахлынувшей нежности — Лиз была чуть заспанная, теплая, мягкая и полностью доверяющая ему. Хотелось надеяться, что он со своим буйным нравом все же не предаст её доверие.

Лиз с виноватой улыбкой протянула ему ключи:

— Прости, совсем забыла.

— Ничего страшного, — отозвался он: легкая забывчивость — один из симптомов перенесенной потенцитовой интоксикации. Только он ей это, конечно же, не скажет. — Посиди в салоне — я сперва вещи все перенесу, а потом…

Он хотел сказать, что потом перенесет, как положено, Лиз через порог, но тут включился, заглушая слова, ревун. Грег грустно улыбнулся и вышел из паромобиля, быстро занося в пустой, гулкий дом вещи и возвращаясь за Лиз — она вышла из паромобиля несмотря на дождь. Зонта у неё, кроме парасоля не было, но Лиз не из тех, кто боится редких, мелких капель.

Ревун отзвучал. Колокола давно стихли. Но радиотрансляция не начиналась. Только гул из динамиков, подсказывающих, что в Тальме что-то опять случилось. Скорее всего очередная потенцитовая буря в Серой долине — перевороты все же не каждую седьмицу случаются, особенно в Тальме.

— Что-то не так? — тревожно спросила Лиз.

Тишина угнетала. Грег пожал плечами:

— Не знаю. Можно заглянуть к Хейгам — Эван должен знать, что не так с трансляцией.

Родничок в сердце обдал Грега холодом — Лиззи все еще переживала за свою репутацию и боялась, как её примут, точнее, возможно не примут в лучшем доме Аквилиты.

Грег поймал её ладонь и поцеловал в запястья:

— Не волнуйся — я рядом. Я никому не дам тебя в обиду, не говоря уже о том, что Эван и Виктория не из тех, кто осуждает из-за всяких глупостей.

* * *

Брендон вздохнул — надо что-то решать. Нельзя вечно стоять на крыльце. Храм. И Марк… Как быть с ним? Он все же единственный друг. В сердце, напоминая о себе, проснулось солнышко. Да, да, да, Брендон не удержался и улыбнулся — еще есть Андре. Хорошо, что вокруг неё верные друзья, а вот вокруг Марка никого. И тут известие об Отисе как-то не вовремя.

Потемнело. На город словно траурную вуаль набросили. Скоро зазвонят колокола, провожая в последний путь короля Тальмы. Ветер нес пыль и щедро кидался ею в лицо. С океана медленно наползали тучи с алым, кровавым подбрюшьем. Возможно, ночью или даже раньше будет дождь. Хорошо бы — прибьет пыль и принесет в город аромат свежести.

Брендон бессмысленно крутил в руках пластинку антиментального амулета. Он так и не решил, как быть с тайнами храма. Наверное, все же стоит промолчать — Марку сложно в последнее время, а причина для ношения антиментального амулета теперь более чем очевидна. Сердце опять согрелось теплом — в нем поселился солнечный лучик, беспокойный и такой нужный. Марк сам ошибочно догадается, почему Брендон закрылся от него.

Дверь открылась, и на крыльцо, старательно оберегая левый, еще болевший бок, вышел Марк. Ветер тут же принялся играться длинными полами его белой сутаны и кидать на глаза отросшие волосы — Марк не надел гогглы для защиты зрения. Или забыл, или решил, что уже достаточно темно. Брендон скривился и убрал в карман брюк неактивированный амулет: что ж, наверное, так даже лучше — вдвоем они может что-то придумают и пересказывать ничего долго не придется:

— Привет… Только личное сильно не вороши — ты большой мальчик, Марк, но хоть что-то мое сохрани только моим. Скажешь потом, что думаешь о сегодняшнем…

Марк бросил на него колючий, чем-то обиженный взгляд — не размышления же Брендона о защите от ненужных знаний его так задели?

— Добрый день. Твое личное — только твое личное. Я туда никогда не лез. — Он заметил, как дернул плечом Брендон, и поправился: — почти никогда. Иногда. Я старался, во всяком случае. Но сейчас я наслаждаюсь тишиной и одиночеством, благодаря рунным цепям Андре. Так что можешь не бояться. Быть в одиночестве — счастье, никогда ранее мне не доступное. Твоим отношениям с Андре я только рад: она тебя любит и принимает таким, какой ты есть. Кстати, она телефонировала недавно — сообщила, что дату отправления перенесли. Идет дождь — принц хочет отплыть до его начала. Твои вещи я уже собрал.

Брендон тихо рассмеялся:

— Надо же… Я было решил, что впервые твои умения пригодятся — все меньше языком ворочать, и вот… Именно сейчас ты меня не читаешь.

Марк сложил руки на груди, став диво величественным:

— Я лез в мысли не от любопытства, а только…

— …из дикого желания помочь, Марк.

Тот лишь напомнил, игнорируя слова Брендона:

— Андре, вещи, дирижабль. — Наверное, очень хотел его сплавить. Наверное, устал с ним возиться. Брендон криво улыбнулся — нет, сейчас Марка точно нельзя бросать, он уязвим и не знает об этом. И храм, конечно же. Храм нельзя забывать с его интригами.

— Понимаешь, я не могу. У меня есть дело. — Он посмотрел на друга и поправился: — у нас есть дело. Кто-то усиленно уничтожает души, во всяком случае мне так кажется. Будь другом — сними защиту с себя и прошурши мою память, чтобы было быстрее.

По виду Марка было неясно, прислушался ли он к его просьбе, поэтому Брендон принялся объяснять:

— В деле о фальшифоамулетчиках всплыли интересные факты. Души участвовавших в подделке амулетов развеиваются. Так исчезла душа неизвестной из катакомб, душа Отиса, Верн из госпиталя, а душа Мактира сопротивляется призыву, словно её что-то держит, например, дерево. Треугольник на теле Мактира, кстати, полуразрушен. И это странно. Хочу проверить Поля памяти — сам посмотреть на дерево, спрятали тело Мактира. Никогда не слышал о подобных ритуалах — именно с деревом, так-то душу куда угодно можно запихать, было бы темное желание. Сайкса и Чандлера я проверил — на них нет никакого чужого вмешательства, кроме храмового. Все это дурно пахнет.

Марк замер — его глаза полыхнули алой вспышкой недовольства. И не понять — читает он мысли сейчас или нет. Брендон дорого бы заплатил, чтобы узнать это. Марк, подавив в себе гнев — во всяком случае в голосе никаких эмоций не читалось, — сказал:

— Согласен с тобой — надо проверить Поля памяти и потом решать, как быть. И… Брендон, храм — не гарантия того, что в нем все души чисты и невинны. И в храме бывают черные овцы. Будем разбираться. Не забудь захватить свои вещи — Андре тебя ждет на дирижабле.

Брендон задумчиво наклонил голову:

— Ты же понимаешь, что пока съездим в Поля памяти, дирижабль уже отправится в плавание.

Марк закатил глаза:

— Это быстро — ты успеешь. Я довезу тебя до дирижабледрома. Так что бери свои вещи и поехали — паромобиль как раз под парами.

Брендон улыбнулся: Марк не читал его мысли — это радовало. Сверхчеловек учился быть обычным. Учился не вмешиваться в людские судьбы. Бросать его было бы предательством. Он слишком уязвим именно сейчас.

— Мне потом нужно будет доложить результаты обследования Эвану, так что…

Марк вновь повторил:

— Вещи, Андре, дирижабль!

— И Танцующий лес…

Тот оледенел от упрямства Брендона:

— Не будь ослом! Андре тебя любит, а ты любишь Андре. Что еще тебе надо?

— Я не хочу…

«Бросать тебя в трудный момент» он сказать не успел — Марк ядовито сообщил:

— Грозовой фронт ожидается в полночь, так что ты все успеешь. Хочешь осмотреть Танцующий лес — попроси принца сделать там остановку. У тебя, вроде, неплохие отношения с ним. Хочешь, я поплыву с тобой до…

Брендон признался:

— Хочу. Только ты точно поплывешь на дирижабле отступников от истинной веры? До самой границы? — такого он не ожидал от Марка, если честно. Тот нахмурился:

— Весь этот спектакль только из-за того, что ты не хочешь меня бросать?

— Да.

— Как же тяжко не читать мысли, — признался Марк. — Я думал, что ты привычно бежишь от привязанностей. Свои вещи я тоже уже собрал. И мой израненный бок мне подсказывает, что ради удобств плавания на дирижабле он легко смирится с обществом отступников. Давай… За вещами и в Поля памяти. Ты же знаешь, где находится то дерево, где было спрятано тело Мактира?

Брендон сунул руки в карманы:

— Ни имею ни малейшего представления.

— Ииии…? — напрягся Марк.

— И… У меня есть это! — Брендон достал из кармана бумажный пакетик с прядью волос Мактира. — Подобное к подобному. Ты же прикроешь меня от гнева полиции за черный ритуал?

Марк тяжело вздохнул:

— А когда я тебя не прикрывал?

— И даже отчитывать не будешь?

— Рррразмечался! Буду.

Впрочем, он солгал. Или ошибся. Или заблуждался. Когда через час дошли под начавшимся дождем до чудно целого дерева, испускавшего во все стороны свет чуть грешной души, Марку стало не до проповедей. Он решил проверить, что осталось от души Мактира и снял защиту, тут же падая на колени от безумства напуганной души. Дикая боль, страх, обрывки сумасшедших мыслей и смятение с головой накрыли его.

— Какое кощунство… — только и выдавил из себя Марк, пытаясь дрожащими, отказывающими работать руками поставить защиту, но Брендон оказался быстрее — он кинжалом проколол себе палец и кровью активировал рунные цепи.

Глава 58 День шестой. Итоги

В кабинете Эвана было тихо. Шуршали изредка бумаги, трещали в камине дрова, шептал за окном редкий, мелкий дождик, стуча по уличному металлическому карнизу. Одли, устроившись на стуле у рабочего стола Эвана, цепко пробегался глазами по материалам дела, захваченного Броком из Управления: распечатки допросов, показания Брендона о результатах вызова душ Отиса и остальных, заключения экспертов. Лео в кресле иногда зевал в кулак, потирал сонные глаза, но тоже упрямо вчитывался. Эван, сидя в каминном кресле, задумчиво смотрел, как пляшет пламя в топке. Брок слонялся по кабинету, раздражая Одли — тот его поймал на очередном заходе на круг и посадил на стул рядом с собой.

Густо пахло лекарствами и кофе — Поттер принес недавно свежий кофейник. Вики хотелось чего-нибудь сладкого к кофе, но она помнила про запрет. Она не была, как Дрейк, сладкоежкой, но так бывает всегда — запретное становится притягательным. Вики, устроившись за рабочим столом Эвана, тщательно перечитывала на второй раз распечатки фиксаторов на допросах Чандлера. Она была благодарна Броку, пусть он опять нарушил все правила, забирая материалы дела из управления. Она хотела быть частью расследования — бросать дело на середине пути или особенно в конце крайне неприятно. Вик так не умела, хотя плечо до сих пор взрывалось болью при неудачном движении, как, впрочем, и остальные части тела — Лео прикрыл её от обвала, но травмы были все равно. Она потерла висок, в котором сейчас словно упорный дятел поселился, и призналась самой себе: все же было бы лучше, присутствуй она на допросе нера Чандлера. Теплые, сильные, ласковые «ладони» прикоснулись к её лбу, прогоняя дятла, и Вик посмотрела на сидящего в кресле Эвана — её с головой затопила волна нежности и счастья, вырвавшаяся из сердца, где всегда теперь жил общий эфир. Она улыбнулась мужу, и тот чуть склонил голову на бок, снова заставляя живительный поток эфира превращаться в тонкий, слабый ручеек, чтобы не отвлекать Вики. Она грустно вздохнула и погрузилась в дело, читая безликие буквы, а ей хотелось слышать голос Чандлера, интонации, понимать его эмоции, которые не могла передать бумага. Вот как он произнес: «Я лично приказал убить Мактира. Я держал его, когда Сайкс пихал его руку под пресс»? Он этим бравировал? Или боялся? Или признавался, чтобы только отстали. Что вообще могло напугать лощеного, уверенного в собственной значимости Барнабаса Чандлера, что могло его довести до признания в убийстве? Храм всегда говорил, что надо признаваться в своих грехах, но как-то преступники умудрялись игнорировать эти призывы.

Что страшнее смертной казни? Пытки? О Тайной королевской службе каких только слухов не ходило. Её уважали, но чаще все же боялись. У офицеров этой службы даже разрешение на убийство было. Все дело в страхе перед Тайной службой? Это было бы… Славно! Только одна неувязка: уже целую седьмицу в газетах Тальмы, Аквилиты и даже Вернии выходили опровержение о пытках Тайной королевской службы из-за Бле… Эша. Это не могло пройти мимо Чандлера. Да и он должен знать, что экстрадиции из Аквилиты нет. Или он не знал? А адвокат, который бы сообщил ему это, придет только завтра, с началом седьмицы. Бешеные белочки, зачем Чандлеру было признаваться?! Может, Чандлер испугался конкретно Фейна? Что с его репутацией?

Вик снова яростно потерла висок. Одли даже не заметил этого — видно, травма головы еще сильно давала о себе знать. Вики тайком сплела очередное целебное плетение и набросила на мужчину. Тот отвлекся от бумаг и бледно улыбнулся ей, а потом снова зарылся в документах.

Она отложила в сторону бумаги и уточнила у окружающий её мужчин:

— Кто отслеживал на этой седьмице столичные газеты?

Эван приподнял в удивлении бровь:

— Что именно интересует?

Вики поджала губу, потом вспомнила Дрейка с «живой мимикой» и заставила себя расслабить лицо:

— Интересует репутация Фейна в газетах… Происшествия с ним, что-то из его службы. Что-то подобное всплывало в газетах? Даже скорее местных. Как освещали его приезд? Впрочем, о чем это я. Тогда Чандлер уже был задержан.

Эван качнул головой:

— Я не говорил Чандлеру, кто приехал из Тальмы разбираться с фальшивоамулетничеством. Это тут ни при чем.

Вик откинулась на спинку кресла:

— Когда я не понимаю, чего испугался Чандлер. Он не из тех, кто легко сдается… Что страшнее смерти?

Брок со знанием дела ответил:

— Только очень долгая смерть. О застенках Тайной королевской службы легенды ходят. — Он промолчал, что прочувствовал на себе эту легенду — Каеде или Ноа забрали себе этот его страх. Вик не стала напоминать, что газеты седьмицу поют оды Грегори Бл… Да Эшу же! Надо быстрее привыкать к его новому родовому имени. И вместе с Эшем оды поются и Тайной службе.

— Было бы славно, чтобы Чандлер настолько испугался Тайной королевской службы, но меня грызут сомнения, что все может быть не так, — признался Эван. — И в газетах, насколько я помню, ничего особого не было. Ничего пугающего, во всяком случае. Тайная королевская служба не отличилась в последнюю луну.

Вик даже пожалела, что тут не было Себа — вот кто любит читать газеты от первой до последней страницы. Этот мог заметить что-то, что упустили они. Одли фыркнул:

— Тогда, спящие и неспящие красавицы, ищем дальше. Это не могло не проскользнуть в допросах. Кстати, — он посмотрел на Брока: — а почему ничего такого не сказал адер… Тьфу, отец Маркус? Он же того-самого…

Для пояснения «того самого» Одли выразительно повертел рукой в воздухе, видимо так изображая ментальное воздействие.

Брок напомнил:

— Я уже говорил — он не делал полного сканирования на Отиса, ни Сайкса, ни тем более Чандлера. Боязнь Чандлера Тайной службы может быть закопана глубоко, как и иные причины вроде особо-злобного и могучего заказчика фальшивых амулетов в Тальме. Это тоже нельзя упускать из виду — Чандлер мог иметь заказчика, а не действовать самостоятельно. Он от фальшивоамулетничества до сих пор предпочитает отпираться. Он может бояться заказчика или компаньона, который гораздо могущественнее его самого.

Вик нахмурилась — все же в размышлениях Брока был один изъян: когда тебя припирают к стенке, в мозгах наоборот выплывает все, что важно спрятать. Только Марк же не стал бы лгать? Он не стал бы покрывать кого-то? Он себе на уме, но вроде на их стороне. Или у инквизиторов всегда есть только одна сторона — сторона храма? Вик хотелось ругаться — из-за проделок Каеде вопрос доверия стал очень острым. Доверять или не доверять словам Марка?

Брок вздохнул, видимо, заметив недоверие на её лице, и признался:

— Да и… Марк последнюю седьмицу выглядит так себе. Кажется, у него большие проблемы с его даром. Не хотелось его сильно напрягать — я даже Брендона тогда вызывал, чтобы он забрал из Управления Марка, так тот плохо выглядел… И еще вспомнил… Марк вскользь упоминал, что на Сайксе и Отисе много целебных воздействий, а Чандлер — чист. Марк не хотел, чтобы его эфир засекли адвокаты Чандлера, раздувая дело об эфирных пытках…

Вик замерла: до этого Марка никогда не волновало, найдут ли следы его вмешательства или нет. Во всяком случае, Вик о таком впервые слышала. Это было что-то новенькое. Это стоило обдумать, но Брок продолжил:

— Чандлер относительно чист, конечно же. Полагаю, храмовые воздействия вроде благословления на нем все же есть. Брендон сказал, что тот точно не атеист. Если честно, количество атеистов в этом деле меня просто потрясает. Никогда не сталкивался с ними, даже агностиков не встречал, а тут эпидемия какая-то. — Он встал и подошел к окну, всматриваясь в дождливую улицу.

Атеисты. Это не давало покоя и Вик, и, как оказалось, и Эвану — он вмешался в разговор:

— Я дал задание Гудвину — он завтра соберет сведения о количестве атеистов или агностиков в городе. Вдруг у них тут секта.

Вик кивнула и снова принялась, уже по третьему разу вчитываться в допросы, хотя в голове продолжали крутиться мысли о странном поведении Марка. Или все действительно объясняется просто — его плохим самочувствием? Он, как и Брок, не из тех, кто признается, что не в силах выполнить просьбу. Может, все дело в этом. Марк не умеет быть слабым, а она, бывало уже не раз, ошибается в людях, неверно оценивая их. Ведь и с Чандлером получилось точно так же. Она до последнего думала, что не в характере Чандлера опускаться до посещения цеха, тем более до убийства. Она была уверена, что все провернули Сайкс и Отис, пока Чандлер отсиживался в конторе или даже дома.

Вик быстро пробегалась по уже знакомым словам, надеясь заметить что-то пропущенное.

Чандлер. Признался, что вместе с Сайксом и Отисом решил избавиться от Мактира, угрожавшего раскрыть производственные секреты принцу Анри. Способ убийства Мактира предложил Сайкс. Отис отвечал за безопасность — он проверил, что все рабочие ушли. Чандлер удерживал Мактира за плечи. Сперва Сайкс засунул под молот правую руку, но Мактир не умер. Отис в этот момент отвлекся на странные звуки — он набросился на непонятно как проникнувших в цех детей. Чандлер сказал, что не видел момент их убийства — он удерживал Мактира за левую руку. Вик этого не понимала. Седой, благообразный Чандлер удерживает человека, помогая его убивать… Отвратительно, невероятно, странно, как малость. Да, Вик знала, что в каждом человеке скрывается его темная сторона. Может, темная сторона Чандлера именно такая — кровавая и страшная? Потом Чандлер приказал Отису и Сайксу избавиться от тел и спокойно поехал домой. Свое участие в фальшивоамулетничестве Чандлер отрицал, возможно, не хотел еще глубже закапывать себя. Сказал, что ничего не знал о ночной смене, но Эван и Брок считали, что доказательств его участия в деле хватит для суда.

Картина преступления, как её описывал Чандлер, была совсем иной, как нафантазировала себе Вик. Или Чандлер пытался так всех в этом уверить. Вик обменялась бумагами с недовольным Одли.

Отис. Он уверял, что отвечал лишь за охрану амулетов и транспортировку их до машины покупателей, за все остальное отвечал Сайкс… Описание паромобилей ничего не давало, номеров на них не было — во всяком случае так утверждал Отис. В вечер убийства он проверил охрану, предупредил об отмене ночной смены и захватил бутылку виски, которую собирался споить Мактиру, но тот пить отказался. Вик даже понимала почему — Мактира ждал принц. Отис сказал, что насильно влил в Мактира бутылку виски, пока Сайкс удерживал его. Мактир, кстати, так и не признался, где спрятал бумаги с описанием процесса изготовления фальшивых амулетов. Это не спасло его — Вик знала, что бумаги нашлись в его доме. Дальше все было как говорил Чандлер: Сайкс запихал под молот правую руку, но Мактир не умер, оря, что придет к ним посмертной тварью, на что Чандлер, удерживающий его за левую руку заявил, что это точно вряд ли. Отис услышал странные шорохи, и судьба так не вовремя зашедших в цех детей была предрешена: Отис захватил с собой бутылку из-под виски, ею он и разбил Уоллис затылок, а потом задушил машинным ремнем Форда, бросившегося мстить за девочку. Почему левая рука Мактира оказалась под молотом почти полностью, он не знал. Он не видел этот момент. Потом все тоже — Чандлер приказал избавиться от тел, Отис копал могилу, Сайкс таскал тела. Все. Бешеные белочки, все так запутанно. Чандлер знал о показаниях Отиса, но даже зная о них, не признавался в убийстве. Вик понимала — адвокаты Чандлера легко могли найти свидетелей неадекватности Отиса в день пожара и на суде разнести его показания в пух и прах тем более, что он сам утверждал: момент, когда под молот попала левая рука, он не видел. Можно было утверждать, что Чандлер наоборот пытался удержать Мактира, а все остальное — навет Сайкса и Отиса. Вик нахмурилась — если все же опираться на её предположение об убийства Мактира, Чандлер, действительно, не толкал левую руку под молот — он удерживал Мактира, который им испортил картину несчастного случая на заводе. И все же Чандлер признался в убийстве…

Сайкс. Он все еще молчал — рана языка заживала, но медленно. Вик уже злилась на саму себя, что так «удачно» ранила его. Он лишь написал чистосердечной признание, утверждая, что не планировал убийство Мактира, это был приказ Чандлера, который он, боясь за себя и свою семью, выполнил. И никаких подробностей. И никаких амулетов.

Дальше… Дальше показания работниц ночной смены. Они не видели Чандлера, но их и не пустили на территорию завода — они дальше проходной не прошли в тот день. Это только Форд и Уоллис умудрились просочиться мимо охраны — видимо, так мечтали уволиться с ненавистного завода.

Она принялась тщательнее пересматривать допросы женщин по делу фальшифоамулетчиков. Она уже заметила одну странную деталь — практически все, кроме умершей Верн, не упоминали амулеты, описывая свою работу. Одна просто варила что-то, не подозревая, что это фосфор, другая лишь рисовала, третья просто собирала детали. Детали чего-то — чего она так и не назвала.

На глаза вновь попались снимки деревьев, откуда извлекли тела убитых. Вик вздохнула — хорошо, что о Каеде и его участии в этом деле можно не думать. Он оказался там по воле случая, а деревья… В деревья и добрую волю Каеде надо верить. Ведь так? Только не думать не получалось. К ни го ед. нет

А еще же атеисты и Отис, потерявший душу. Почему он потерял душу? Почему она развеялась, ведь до этого на нем был священный треугольник. Что заставило Отиса отречься от богов? Или… Кто.

В кабинет, отвлекая от бумаг, буквально влетела Полли — ее в спину толкала неугомонная Ноа. Альк предусмотрительно замер в дверях, готовый ретироваться — его этому научило тяжелое детство в цирке.

— Пааааааааааааааа! — заорала Ноа, прикрываясь Полли. — Домашний сыр — сладость?

Эван не сдержал улыбки, и Ноа воспользовалась его слабостью — потащив Полли за собой, взгромоздилась на его коленку, вторую оставляя для сестры.

— Нет, Ноа. Сыр — не сладость, а вот чизкейк — сладость.

Она скорчила умильную рожицу:

— А если сахара совсем капельку? Или без него, но с кучей фруктов? — она тут же уточнила: — фрукты не сладость?

Вик отложила бумаги. Сейчас она была на стороне Ноа — ей тоже хотелось сладости, хоть что-нибудь для утешения. Дело об убийстве было раскрыто, несмотря на странный осадок в душе от поведения Чандлера, дело о фальшивых амулетах практически тоже. Завтра Сайксу разрешат говорить и тогда… Хотелось верить, что тогда все станет на свои места. Он же не захочет единолично отвечать за фальшивые амулеты?

Эван серьезно подтвердил:

— Фрукты — не сладость. — он посмотрел на умолявшую его Ноа, на замершую, как мышка, Полли, на Алька, с безразличным видом ковырявшим обои у двери: — так… Чизкейк разрешу только при одном условии.

Ноа тут же выпрямилась, изображая само внимание. Парни вокруг тоже отвлеклись от чтения. Даже Брок отвернулся от окна, в которое трагично смотрел. Кажется, в чизкейке были заинтересованы не только Ноа с Полли и Альком.

Эван ткнул указательным пальцем в кончик носа девочки:

— Если вы, лера Ноа, и лера Полли, и конечно же нер Альк самолично приготовите его. Под руководством кухарки, естественно.

Полли в этот раз опередила Ноа и обняла Эвана за шею, еле слышно прошептав:

— Спасибо, па…

Ноа понеслась прочь — на кухню. Вик вздохнула — кухарку уже было жаль. Надо будет ей выписать премию, наверное. Ноа слишком шебутная, но Каеде прав — она заслужила новую жизнь.

Эван, проводив взглядом девочек, встал:

— Простите, пойду, проверю, как они себя будут вести на кухне. Заодно отправлю Адамса в кондитерскую — чизкейк долго готовится, и наши сладкоежки его сегодня рискуют не получить.

Явно воспользовавшись отсутствием Эвана, Брок достал из кармана мундира плоскую прямоугольную коробочку, обитую черным бархатом, и положил её перед Вик на стол прямо на материалы дела. Золотой тесненный вензель одного из лучших ювелирных домов мира на коробке намекал, что утром была не ошибка — Брок окончательно закрыл все свои обещания. Он обещал склаваж — он его подарил.

— Открой. — нагло подсказал Брок, садясь на край стола и замечая, как завороженно смотрит на коробку Вик. — Открой, лисенок, тебе понравится.

Одли кашлянул, напоминая, что они с Лео все еще тут.

— Ммм… — Брок повернулся к нему: — мой тебе совет: лечи свой кашель.

Одли бровями выразительно показал на бархатную коробочку:

— Это, конечно, не серенада, но все же откровенный перебор, недобитый ты романтик. Честно слово. Угомонись и переведи свой взор на нериссу Идо.

Этот «недобитый романтик» рассмеялся и снова попросил:

— Открой, прошу. Тебе понравится. — он указательным пальцем чуть подвинул коробочку к Вик. — Небеса и пекло, слово чести, тебе понравится.

Вик решилась и резко, чуть не ломая замочек, открыла коробку. Пустую. Почти. На белом атласе не было ни ожидаемого склаважа, ни ожерелья, ни колье. Только сложенная несколько раз записка. Вик удивленно развернула её и прочла, расцветая в улыбке.

«Вики, я заказал для тебя самый лучший склаваж на свете, но ювелир сказал, что на подбор камней уйдет не меньше полугода. Я попросил его не спешить и вдумчиво подбирать камни — я хочу совершенства для своей названной сестренки. А потом еще огранка камней и сборка склаважа займет не меньше трех-шести лун, так что не бойся — я никуда не спешу. Могу для верности обзавестись новыми обещаниями. Твой брат.»

Брок победно повернулся к Одли:

— Я же говорил: Вики понравится!

— Лан-лан, — приподнял руки в жесте поражения Одли. Он притянул к себе очередную стопку бумаг. — Возвращаемся к делу. На чем мы там остановились?

Вик поблагодарила Брока, положила коробку на край стола и принялась вспоминать — на чем же она остановилась, когда в кабинет влетела Ноа. Так… Каеде. Атеисты. Пропавшая душа. Что-то в этом было, только что — Вик пока не могла понять. Что-то звенело тревожным звоночком под костями черепа, пока отказываясь складываться во внятную мысль. Вик знала, что нужно или чуть отвлечься, или разбирать все по кусочкам, встраивая их в общую мозаику преступления.

Что Каеде все же делал на заводе? Точнее около. Искал Мактира? Иии…? Причем тут деревья. Он говорил, что поступает точь-в-точь, как Вик. Точь-в-точь. А что сделала она с точки зрения Каеде? Подарила Полли жизнь — так он сделал это с Ноа. Причем тут деревья и тела убитых? Или… Она нахмурилась — для всех Полли была духом мщения. Может, все дело в этом? Убитые иногда становятся духами мщения, тут не предсказать… Причем Мактир обещал вернуться. Может, Каеде знал, что душа Мактира переродится в злого духа? Или… Её взгляд снова упал на листы с допросами. Атеисты. Или он знал, что душа Мактира исчезнет, растворится в этом мире и пытался её спасти. Она судорожно закрыла глаза и принялась быстро соображать. Голос Каеде, вкрадчивый и успокаивающий так и звучал в её голове: «Я никогда не помогал неру Чандлеру в убийствах и никогда не занимался заметанием следов, никогда не подделывал улики и не помогал им уйти от наказания. Слово чести.»

Убитая в катакомбах — она упомянула об амулетах. При полицейском! При Вик. И… Её душа развеяна.

Отис дал показания об амулетах. Душа развеяна.

Верн дала показания об амулетах. Душа развеяна.

Чандлер предпочел смерть потере души…

Вик резко открыла глаза:

— Клятвы душой… Они бывают? Чем они грозят?

Одли кашлянул от неожиданности:

— Вики, никто в здравом уме не клянется душой. Душа — частичка богов. Ею нельзя клясться.

Она потерла висок:

— Симолли клялась душой. Я помню.

Одли фыркнул:

— Так ирлеанцы все с приветом, уж прости. Эти за языком не следят. Обычные люди душой не клянутся, поверь.

Вернувшийся в кабинет Эван замер в дверях:

— Что за клятвы? Вы о чем?

Вик честно сказала:

— Я думаю, что все… Или Чандлер, Отис и Сайкс… Или только Чандлер… Связан клятвой о молчании об амулетах под угрозой развеивания души. Не зря же женщины старательно дают показания, не упоминая об амулетах.

Эван оперся спиной на стену и задумался:

— Отис дал показания.

Вик парировала:

— Под влиянием Марка.

— Верн дала показания…

Брок нахмурился и заметил:

— Надо уточнить — может, она единственная из агностиков среди всех с развеянными душами.

Эван снова перебрал в уме всех погибших:

— Икс-5 из катакомб. Та, о которой заботился Сайкс.

Вик мрачно призналась:

— Я не совсем дословно дала показания о случившемся. В катакомбах… Я уже пришла в сознание и вслушивалась в беседу Сайкса и Икс-5. Она упоминала амулеты, не зная, что я все слышу. Она сказала… — Вик старательно вспоминала её слова: — «Это ты заставил меня работать с амулетами». И еще… Мне кажется, я поняла, причем тут Каеде. Он, пряча тела Мактира и Уоллис в деревьях… Пытался спасти их души.

Эван уточнил:

— Разве такой ритуал существует?

И Вик снова призналась — в этот раз в своей недогадливости:

— Существует. Сегодня Ноа с Полли провели подобный ритуал в парке, создавая из канарейки хранительницу парка.

Брок чуть ли не охотничью стойку принял:

— Надо отправиться в Поля памяти.

Эван охладил его пыл:

— Не сейчас — почти семь. После радиотрансляции и прощального ужина. Поля памяти никуда от нас не денутся, как и парк с канарейкой.

Одли помрачнел:

— Я должен сделать чистосердечное признание — я, уничтожая тело Уоллис, перекинул огонь на дерево… Получается, если душа Уоллис была там — я её уничтожил. Как и душу Форда.

Лео скрипнул зубами, а Брок, опережая Эвана, принялся говорить, ведь Одли его друг:

— Это не так. Брендон уверял, что души есть, просто не могут отозваться. Не кори себя раньше времени, Вин. Души целы. Надо будет с собой в Поля памяти захватить Брендона и Марка — пусть тоже посмотрят.

Вик нахмурилась, но промолчала. Марк и его молчание о таком пугали её. Он знал, что на Чандлере только храмовый эфир. Он знал, что тот думает о душе — не мог не знать, потому что такая клятва должна гореть в мыслях алым пеклом: любое слово Чандлера о фальшивых амулетах умертвило бы его и его душу. Это не то, что можно пропустить в мыслях или не заметить. Он знал и… Обрекал души всех причастных к исчезновению. Он прикрывал храм, но это не оправдание. Вот совсем не оправдание. Храм обязан хранить души и оберегать их, а Марк… Такого жесткого разочарования Вик еще никогда не испытывала. Судя по тому, как напрягся Брок, как нахмурился Одли, как заерзал в кресле Лео, разочарование в Марке коснулось всех. Эван твердо сказал:

— Пожалуй, Марка мы брать с собой не будем.

Глава 59 День шестой. Надо уметь проигрывать

Редкие, медленные, протяжные удары, как стук умирающего сердца. Звук колокола стихал, на миг даруя тишину, и снова гулко разносился над городом. Аквилита отдавала дань уважения умершему королю Артуру Десятому. Огромные колокола, обычно созывающие прихожан на службу, радующиеся Явлению богов или их рождению, сейчас за всех жителей Аквилиты прощались с королем. Снова, снова и снова. И никто не узнает, как на самом деле закончил свой жизненный путь Артур Десятый. Никто никогда не узнает, что король предал богов и нарушил законы. Никто. Вики это расстраивало, что чувствовал Эван, она не знала — эфирная нить, связывающая их, совсем истончилась. Наверное, Эван не хотел огорчать Вик или она мешала ему скорбеть по отцу.

Эван замер у окна вечерней, самой роскошной и самой нелюбимой Вики гостиной, куда перешли заранее — тут все было готово для прощания: перенесли из холла тяжелый, на длинных резных ножках радиоприемник, мебель и картины задрапировали в черные полотна, накрыли стол незатейливыми прощальными блюдами: несладкие бисквиты, пирожки в форме треугольников, вареные яйца, как символ жизни, и темное, густое, сладкое вино с пряностями. Отдельно стояли бульотки для чая и кофе.

Вик старательно заставляла себя сидеть в кресле: встанет, и все мужчины, в том числе все еще плохо себя чувствующий Лео и Одли, тоже поднимутся со своих мест. Она буквально вцепилась пальцами в подлокотники, потому что больше всего на свете ей хотелось подойти к Эвану и обнять его. Ей хотелось понять, что он видит на сумрачной, залитой дождем, словно скорбящей по королю улице? Отца, погибшего защищая недостойного короля? Битву, все же закончившуюся победой, их победой? Себя на покрытых тенями, созданными Ноа, улицах столицы? Или собственную смерть.

Тишина между ударами колоколов подавляла. Она была душной, она была ненужной — не скорбят по преступникам.

Брок, сидя в кресле с широко расставленными ногами, уперся взглядом в пол, что-то свое видя в затейливом рисунке ренальского ковра. Возможно, он снова был там, в подвале, где пытали его и души офицеров Тайной службы. Одли смотрел куда-то в стену. Лео осторожно осматривался — кажется, его смущали картины на стенах: там кое-где были изображены пикантные сцены с поцелуями.

Вик не выдержала, и, когда, заглушая все звуки, заорал ревун, призывая горожан включить радио, подошла к мужу, обнимая его за талию и прислоняясь головой к его груди. Эван обхватил её за плечи, крепче прижимая к себе. Тоненькая, дрожащая ниточка окрепла, неся в Вики волны сомнений и горечи. Она подняла голову вверх, рассматривая Эвана, и он признался:

— Оказывается, я неидеален и невоспитан. Надо отпустить все и забыть, а я переживаю, что преступник ушел безнаказанным.

Брок, знаком показывая Одли и Лео не подниматься с кресел, встал и подошел к радиоприемнику, включая его. Он зашипел, что-то где-то далеко в Олфинбурге непонятно крякнуло, словно ломаясь, а потом наступила тишина. Долгая. Непонятная. Невероятная тишина.

Эван хмурился, ожидая начала трансляции, Брок принялся ходить по комнате, в движении выражая свое волнение. Лео косился то на часы, то на продолжавший молчать приемник. Одли хекнул, встал с кресла и направился к телефону в холле — выяснять, какой белены наелись в радиорубке. Эван выпустил Вик из своих объятий и пошел вслед за ним. Ради страдающего от травм Лео Брок и Вики остались в зале. Из холла глухо доносились голоса Одли и Эвана. Что-то об отсутствии связи, что-то о «пусть это будет буря в Серой долине!». Снова включился ревун, и над улицами понеслись невнятные слова, что связи с Олфинбургом нет по причине бури.

Брок задумчиво прикоснулся к треугольному пирожку на столе, но есть не стал — все же не было скорби по королю. Вик подошла к мужчине и грустно улыбнулась, беря поминальный бисквит:

— В память об отце Эвана…

Брок понятливо кивнул, разлил по бокалам густое, темное, чем-то напоминавшее свернувшуюся кровь вино и раздал мужчинам, в том числе и вернувшимся озадаченным Эвану и Одли:

— В память о Игнисах, Ренарах, Фейнах, Монтах и остальных незаслуженно погибших.

Эван согласился с ним, принимая бокал:

— Только за них… — он выпил, тут же отставляя бокал в сторону — им сейчас всем нужна трезвая, здравомыслящая голова. — Что случилось в Олфинбурге, точнее в Главном храме Прощения пока неясно. Я отдал распоряжение дежурному в Управление — он телефонирует на Маяковый остров и в Олфинбург, куда будет связь. Пока так.

Где-то в холле зазвенел дверной звонок — Вик напряглась: они в этот вечер никого больше не ждали. Поттер важно принес на подносе визитку Грега:

— Нер Эш и лера Элизабет просят принять их.

— Проводи их сюда, — распорядился Эван. Вик замерла, не зная, что ожидать от этого визита — как-то отношения с лерой Элизабет у них не сложились. В единственный визит, который Элизабет наносила Виктории, та отказалась заходить в дом. Тогда это была проделка лоа, породившая фатальное непонимание между Вик и Элизабет. Возможно, ради Брока и Грега они смогут с Элизабет начать все с чистого листа.

— Недобрый вечер, леры и лера… — поздоровался вошедший Грег. Он привычно выглядел угрюмым, что в сочетании с проступавшей к вечеру щетиной и густыми, черными бровями, делало его опасным. У него сбился галстук, и одежда была не совсем безупречна: пропыленная и чуть помятая. Видимо, он провел день в разъездах. Лера Элизабет, опиравшаяся на его локоть, была бледной и… Чопорной? Высокомерной? Или… Будь она мальчишкой, она бы казалось наглой — из-за своей улыбки, задранного вверх подбородка и тяжелого, в основном доставшегося Эвану взгляда. Брок тут же кинулся к ней:

— Добрый вечер, Клер… — он тут же покаянно склонил голову и поправился: — Лиз… Проходи, садись.

Он завладел её второй рукой и потащил за собой. Манеры Брока иногда сильно хромали. Одли зафыркал, предупреждая Брока о недопустимом поведении, но тот проигнорировал друга.

Грег остановил Брока фразой, гася ненужный энтузиазм:

— Мы всего на пару минут. Только кое-что узнать…

Эван гостеприимно указал рукой на кресло, поддерживая усилия Брока:

— Прошу, лера Элизабет, присаживайтесь. Здесь все свои. Не стоит волноваться. — В отличие от Вик, привыкшей везде видеть подвох, Эван легче доверял людям.

Лера Элизабет кинула тревожный взгляд на Вики, заставляя её чувствовать себя неловко, а потом все же сдалась и позволила Броку довести себя до кресла, без сил опускаясь в него. Вик поняла, что потенцитовая интоксикация отступила, но её последствия еще аукались лере Элизабет слабостью. Сейчас Вики была как никогда благодарна Броку и незнакомому Дакарею, защитивших её от подобной участи.

Пока Брок наливал для Элизабет горячий кофе из серебряной бульотки, Вик улыбнулась лере Элизабет и сделала шаг к сближению:

— Лера Элизабет, мы странно с вами начали знакомство, но я почту за честь стать вашей подругой. Можете обращаться ко мне по имени. Мой дом… Точнее, — она оглянулась на Эвана. — Наш дом — ваш дом.

Грег, замерший у кресла, в котором сидела его жена, благодарно улыбнулся Вик и тут же отвлекся на Брока, который преподнес лере Элизабет черный кофе:

— Брок, две ложечки сахара, пожалуйста. Лиз не наказана лишением сладкого.

Тот вскинулся, явно обиженный в лучших чувствах:

— Я знаю вкусы Лиз!

Та сама вмешалась, разрешая легкое недопонимание:

— Вкусы «Клермона», Брок, которого никогда не было, а я люблю сладкий кофе.

Брок рассмеялся, словно у них с Грегом был какой-то спор:

— Вот же! И тут меня обошел! — он направился обратно к столу, безропотно добавляя сахар в кофе. — Надо же, я думал, что досконально знаю вкусы Лиз.

Одли, выключая радиоприемник, подсказал:

— Рыжий, лучше изучай уже вкусы нериссы Идо, а то ведь и эту нериссу упустишь!

— Вот уж нет, — Брок возмутился: — эту нериссу я не упущу. У меня там мощная поддержка в виде девочек, уверенных, что после пожара в Ветряном квартале я просто обязан на ней жениться.

Когда Лиз чуть пригубила обжигающе горячий кофе, Грег, опираясь рукой на спинку кресла, все же спросил, игнорируя требования этикета по предварительной вежливой беседе о чем-нибудь приятном — погоде и здоровье:

— Я могу спросить: уже известно, что случилось в Олфинбурге? Почему отменилась радиотрансляция прощания с королем?

Эван, обнимая Вик, отрицательно качнул головой:

— К сожалению, нет. Пока с Маякового ничего не сообщали.

— Значит, объявление, что все из-за бури…

— …ложь, — подтвердил Эван. — Пока ничего иного в голову не приходит. Да и… Вряд ли в Олфинбурге что-то случилось — все отгремело седьмицу назад. Сейчас главное — похоронить короля, и все забыть.

Брок так яростно скрипнул зубами, что все поняли — забыть такое не удастся, во всяком случае ему. Вик знала, что и Эван не сможет смириться. Или ради блага страны надо о таком забывать?

Эван внимательно посмотрел на Грега:

— Ты что-то еще хотел узнать?

Мужчина отрицательно качнул головой — было видно, что что-то его гложет изнутри:

— Нет. Я лишь хотел сказать, что случайно узнал небольшой секрет клятвы душой. Это может оказаться ненужным в деле о фальши…

Брок оборвал его:

— Нет, нет, говори! Это очень важно.

Грег чуть наклонил голову на бок и старательно спокойно уточнил:

— Что-то стало известно?

— Ммм… — попытался уйти от ответа Брок. — Я сейчас принесу тебе материалы дела. Мы серьезно продвинулись в нем…

— Я понял: это, по-вашему, называется «забота». Только, Брок… Эван… Это хрень, а не забота! Это в том числе и мое дело, я должен быть в курсе происходящего.

Брок в дверях виновато сказал:

— У вас с Лиз медовая луна. — Он рванул прочь, словно Грег его за такое убить может.

Грег невоспитанно ткнул указательным пальцем в Эвана и непонятно для кого напомнил:

— У него тоже. — Он уперся взглядом в пол, забрал у Лиз пустую чашечку из-под кофе и сказал: — извините. Не сдержался. Виноват.

Брок ворвался обратно с бумагами в руках:

— Читай и ужасайся. — Он замер перед Грегом и признался: — Мы уже ужаснулись в полной мере. Может, а, впрочем, неважно… Что ты говорил про клятву?

Грег, принимая пачку документов у Брока, пробурчал:

— У дореформаторов есть тайный орден Каутела, что значит «гарантия», «защита», «клятва».

Лера Элизабет посмотрела на мужа, который увлеченно принялся читать бумаги, и продолжила за него, рассказывая все — от принца Анри и клятвы в Бридоне, столице Вернии, до сегодняшнего дня. Грег опустился на подлокотник кресла, не желая отходить от Лиз, и качал головой, подтверждая изредка её слова.

В зале надолго поселилась тишина. Эван хмурился и пытался сопоставить факты, Одли кривился, уже понимая, чем все это грозит, Брок снова начал нарезать круги, мешая Вик — она тоже любила ходить, когда раздумывала. С легким удивлением она поняла, что как она переняла некоторые привычки Брока, меняясь из-за общего эфира, так и он поменялся благодаря ей. Брок поймал её взгляд и грустно подмигнул ей. К сожалению, все уже знали, чем это может закончиться для Брока — разбитыми в кровь кулаками и новыми затратами на боксерский мешок для Управления. Дело о фальшивых амулетах уплывало из их рук — вырваться за пределы Аквилиты они не могли.

В холле снова гулко прозвенел дверной звонок. Алый эфир коснулся ног Вики, сообщая, что это Брендон. Поттер пришел без привычного подноса и визиток — Вик помнила, что инквизиция на таком экономит.

— Отец Маркус в сопровождении нера Кита. — Поттер не удержался и добавил: — они оба привычно отказываются проходить.

Видимо, Эван подумал что-то слишком громкое, потому что в залу все же вошел смертельно бледный Марк в грязной, запачканной сутане, обагренной кровью, и такой же усталый Брендон. Если его Вик была рада видеть, то к визиту Марка она не была готова — она так и не определилась, заслуживает ли он доверия? Он не мог не знать о клятве! Он должен был это услышать в мыслях Отиса, Сайкса и совершенно точно Чандлера. Видимо, не она одна так думала, потому что Марка откровенно повело в сторону, из его носа закапала кровь, а Брендон, подхватывая Марка под руку и помогая ему есть, возмутился:

— Он не виноват в смерти Отиса!

Грег приподнял удивленно бровь и быстрее принялся читать бумаги — видимо надеялся найти ответы на происходящее. Мужчины вокруг Вик посмурнели и, кажется, даже смутились. Видеть настолько слабого отца Маркуса было непривычно. Тот, морщась от боли и вытирая кровь на лице, пробурчал:

— Какое единодушие, какая тактичность! И, Виктория, мне не больно. Не стоит так волноваться за меня.

Для кого-то это стало подсказкой — электрические лампы под потолком, заливавшие комнату ярким светом, тут же погасли — Вик даже не успела отследить, кто это сделал, так много эфира кружилось вокруг хрустальной люстры. Марк перестал подслеповато морщиться и даже выпрямился — Брендон наоборот нахмурился, но промолчал.

Инквизитор обвел всех алым, неприятным взглядом:

— Что ж… Раз все знают про клятву, сразу скажу: ментальное воздействие с Сайкса и Чандлера не сниму. Они чуть-чуть еще посопротивляются, а потом все же сдадутся и все расскажут о фальшивых амулетах. Это мое решение, и менять его я не намерен. Кстати, имен соучастников в голове Чандлера не сохранилось. Это жаль, конечно.

Вик старательно давила в себе возмущение — судя по потому, как вновь чуть скривил губы Марк, мужчины вокруг тоже пытались не думать и не ругаться. Тяжко с менталистами, особенно с больными менталистами. Марк вновь поморщился — ему не нравились мысли окружающих.

Эван молчал, не сводя своего взгляда с инквизитора. Брендон вопросительно посмотрел на Вик и качнул головой в сторону стола. Она вспомнила свои обязанности хозяйки и предложила Брендону кофе. Он сам сделал себе и Марку две чашки, наполовину заполнив их вином.

Марк веско возразил — кажется, все же Эвану:

— Нет, даже не проси. Вы все не представляете, какая там помойная яма в головах Чандлера и Сайкса. Такие души не должны существовать! Такие души не должны вернуться обратно, воплощаясь в новые тела. Чандлер отдавал себе отчет, сколько душ загубит он своими подделками. Сайкс это тоже знал. А как они убили Мактира?! Есть более гуманные способы убий… — он замер от такого оксюморона: «гуманные способы убийства» и поправился: — …такого варварства! Не просите — они все должны исчезнуть. Я не хочу, чтобы потомки столкнулись с подобными гадкими душами. Это мое решение. Это мой грех, если я ошибаюсь. Только мне отвечать за него перед богами.

Эван напомнил, в этот раз вслух:

— А как же душа Верн? А как же другие женщины из ночной смены? О них ты подумал?

Марк криво улыбнулся:

— Они тоже виновны.

Брендон не выдержал, вмешиваясь и буквально впихивая в руки Марка чашку с кофе:

— Это моя обязанность — быть страшным и ужасным. Ты перепутал роли, Марк. — Кажется, он знал чуть больше, чем все присутствующие тут. Или доверял Марку больше них всех.

Брок вскинулся, понимая первым:

— Ты тогда откровенно плохо выглядел, Марк! Я помню! Ты после обследования Отиса, Сайкса и Чандлера отлеживался в моем кабинете. Тебя не ментальные обследования подорвали. Ты снимал клятвы, но не преуспел.

Инквизитор расслабился и откинулся на спинку кресла:

— М-да… Ты сама тактичность и…

— Или… Преуспел, да? — поправился Брок. — Ты снял снисходящие с Чандлера на женщин клятвы. Но почему ты промолчал?

Вик нахмурилась, быстро соображая — Марк никогда не уставал от ментальных чисток, даже когда это проделывал с ней, а в день допроса Отиса он по словам Брока был сам не свой. Марк считал себя сверхчеловеком, но он никогда не был тварью. Только она была согласна с Броком — она не понимала, почему же Марк промолчал про само существование клятвы.

— Есть хорошее чувство — доверие, Марк. — сказала Вик тихо. — Значит, снять клятвы с Чандлера и Сайкса не получилось?

Он сердито глянул на неё:

— Полагаешь, что с женщин это удалось? Я вот не уверен. Верн же погибла с развеянной душой. И, Виктория, не кричи так… Я не мог сказать про клятвы. Проклятая честь сутаны или, что для вас понятнее, мундира. Храм должен быть вне подозрений. Храм, несмотря на черных овец в своем стаде, для прихожан должен быть чистым.

Эван вмешался, напоминая:

— Верн дала показания еще на площади Воротничков и почти сразу же погрузилась в кому в госпитале орелиток. Тогда все решили, что это из-за фосфорного некроза… Её удерживали в стазисе до момента обнаружения исчезновения святого треугольника. — Он замолчал, собираясь с мыслями: — ты не знал о ней и не успел спасти. Ты снял клятвы с женщин чуть позже, чем Верн заговорила… Но спасти души Чандлера и Сайкса ты просто обязан. Хватит одного развеянного Отиса.

Марк прищурился и возмутился:

— Нет. Не проси. Они признаются во всем и потеряют души. Я так решил.

Эван лишь сказал вполне очевидное:

— Ты не бог, Марк.

Их взгляды пересеклись снова, и Вик поняла — Эван продолжает спорить с инквизитором. Может, зря. Может, нет.

Брок молчал.

Грег прочитал все бумаги и теперь пытался все сопоставить.

Одли кривился — кажется, он, насмотревшись на жестокость трущоб, в чем-то был согласен с Марком.

Брендон… Удивительное дело — Брендон доверял Марку и его выбору.

Лео думал и тоже молчал, старательно пытаясь не лезть своими мыслями в голову Марка, как и сама Вик. Получалось, что клятвы первого порядка, наложенные на Чандлера и Сайкса, Марку не удалось обойти, а клятвы второго и, возможно, третьего порядка, наложенные на женщин — ведь они не встречались с неизвестным каутельянцем, давая клятву только Чандлеру или даже Сайксу, поддались Марку.

Тот неожиданно сдался Эвану — еще бы знать, почему:

— Хорошо. Я сниму императив на признание. Только, по-моему, это зря.

Эван лишь снова повторил:

— Ты не бог.

Хотела бы знать Вики, чем Эван смог убедить Марка. Как бы это не осталось тайной.

Марк обвел всех своим алым взглядом и поменял тему:

— Хорошо, договорились, Эван. Я не бог, а ты принял решение, верное или нет. А теперь о неприятном. О Ренаре Каеде и его кощунстве над душами.

Вик не удержалась от кольнувшего её недовольства: значит, как Марк обрек души на развеивание, как это правильно и допустимо, а как Каеде спас души, так это сразу кощунство.

Эван опередил её, поясняя для Марка:

— Нет, ты не прав. Каеде спасал души. Спасать душу Форда не было необходимости, но видимо, у Каеде был свой резон. — Он потер висок и сказал странное, во всяком случае Вики его не поняла: — Ноа и, полагаю, Каеде, считают наш мир мертвым. Ноа говорила, что в мир, где нет добра, проползает зло. Метафорическое, конечно же. Полагаю, она имела в виду языческих мелких божков. Думаю…

Марк оборвал его, жестко сообщая:

— Душа Мактира страдает.

Эван согласно кивнул:

— Допускаю это. Оказаться неизвестно где и неизвестно почему, когда твоя душа уже почти развеивалась… Слиться с невероятным — с деревом… Страданий не избежать. Каеде именно поэтому скрывал обряд от всех, заставляя забывать о некромантах, которые могли помешать душам укорениться. Или… Укрепиться? Не знаю, как правильнее назвать такое. Нужно чуть выждать, давая душе стать хранителем этого места.

Марк от такой откровенной ереси приподнял брови вверх:

— То есть ты допускаешь страдания души?

Эван стал лапидарным, его рука сильнее прижала к себе Вик:

— А ты хотел развеять души.

Марк замер, делая глоток кофе и поперхиваясь от количества вина. Еле откашлявшись, он укоризненно посмотрел в гнетущей тишине на Брендона, а потом, явно взвесив все за и против, вынес свой вердикт:

— Даю луну. Если за луну ничего не изменится — Каеде ответит за свое кощунство, а душу Мактира придется развеять.

— Согласен, — кивнул Эван. Вик не была уверена в сроке «укоренения» души, а потом вспомнила, что Каеде снял свой запрет на воспоминания о Дрейке именно сегодня. Значит, что бы ни случилось с душой Мактира, это вот-вот закончится. Но тут другая, более болезненная мысль, заставившая сердце Вики пуститься вскачь, пришла ей в голову: судить ни Сайкса, ни Чандлера, ни тех же женщин, занимавшийся фальшивоамулетничеством не получится. И дело даже не в клятве, дело в том, что они все: ни Эван, ни Брок, сейчас скрипящий зубами, ни воспринимавший все отрешённо Грег, ни Одли, тихо ругавшийся себе под нос, — не подставят даже Чандлера под развеивание души. Дело не передать в суд — любое случайно оброненное слово приведет к смерти и утрате души. Так рисковать нельзя. Тупик. Стена, в которую они уперлись и которая не дает им возможности добраться до настоящего преступника, того, кто это все задумал. Им не продвинуться дальше — кто-то цинично все предусмотрел.

Вик нахмурилась и сказала вслух то, что сейчас думал каждый:

— Получается, мы проиграли. Дело о подделке амулетов никогда не будет раскрыто и передано в суд.

Одли старательно мягко заметил:

— Иногда удача отворачивается… Так бывает, Вики. Обидно, горько, особенно за закон, но…

Эван утешающе поцеловал её в висок, благо, что вокруг были все свои:

— Нет, солнышко. Это не так. Закон не имеет права проигрывать. — Он обвел всех серьезным взглядом: — напоминаю: дело полиции — найти всех виновных и собрать доказательства их вины. Полиция это выполнила. Дело об убийствах уйдет в суд, как и положено. Полиция не проиграла.

Брок сжал губы и все же процедил — этот тоже, как и Вик, ценил и уважал закон:

— Но дело о фальшивых амулетах…

Эван его оборвал:

— Дело об убийствах более тяжкое. Чандлер и Сайкс получат по заслугам.

Брок был упрямцем:

— А дело о фальшивых амулетах, где пострадавших в сотни раз больше, до суда не дойдет — это проигрыш.

Одли похлопал его по плечу:

— Тихо, рыжий, шеф прав. Умей проигрывать… — он тут же закашлялся под осуждающим взглядом Эвана. — Понял, был неправ. Мы не проиграли. Стратегически отступили — это лучше, чем паническое бегство, так наш полкан всегда говорил. Мы стратегически отступаем, а не бежим и не орем, что проигр… Молчу.

Эван обвел всех тяжелым взглядом:

— Еще раз. Виновные будут сидеть в тюрьме. Рано или поздно, Фейн или кто-то еще из Тайной королевской службы расследует это дело со своей стороны в Ондуре или в Тальме, и мы его доведем до логического конца — до суда. Или Марк и Брендон смогут все же снять клятвы первого порядка.

Марк криво улыбнулся — кажется, в такое он не верил.

Одли нахмурился, услышав странное:

— Почему тюрьма? За убийства всегда положена казнь. И как можно довести до суда дело, фигуранты которого уже того…

— А они не будут того… — усмехнулся Эван. Оказывается, он умел и это. — Я введу мораторий на смертную казнь. Аквилита в честь нового короля становится гуманнее. Имею право. Я герцог, это мои земли, это мой закон.

Вик поняла, что же пообещал Марку Эван, она поняла, что остановило инквизитора. Разбивая внезапное молчание, Грег уверенно сказал:

— Лиз требуется лечение в Арисе. Пожалуй, я возьму отпуск, а то и просто сбегу.

Брок обеспокоенно взвился, кидая взгляд на Лиз, а потом с неожиданной улыбкой заявил:

— У меня в Ондуре кузина и племянник. Мне нужнее. Я их давно не навещал, хоть и обещал. И вообще, меня воздух Аквилиты бесит.

Эван прищурился, пытаясь утихомирить бунтовщиков, но тут ожил задумчивый Брендон:

— А я устал от контроля инквизиции. Давно собирался дать деру и примкнуть к истинной вере. — Он обвел всех торжествующим взглядом: — в отличие от вас, я прямиком попаду в храм. Шах и мат. Это дело моё!

Лео и Одли, было заметно, судорожно придумывали поводы оказаться в Ондуре, но у них с этим было плохо.

Брок обвел всех взглядом и миролюбиво заметил:

— Тянем жребий?

За громким обсуждением жребия, никто не услышал звонок в дверь. Вошедшего Фейна заметили, когда он нагло оттер в сторону Поттера, пытавшегося доложить о его визите:

— Недобрый вечер, леры и неры. Тайная королевская служба. Имею право заходить без предупреждения… Я только что с Маякового острова, ваша сиятельность Эван Хейг. — Он обвел всех усталым взглядом и сообщил: — в Главном храме Прощения поднялся усопший король Артур Десятый. Иных новостей, к сожалению, нет. В Олфинбурге снова хаос. Кажется, это уже становится ежеседьмичным ритуалом. Кстати, зачем вы собираетесь тянуть жребий?

Грег ответил первым, приходя в себя:

— Решаем, кто будет дальше разбираться с твоим делом в Ондуре.

Фейн прищурился:

— Вы не полезете туда. И вообще, откуда… С чего вы взяли про Ондур?

— Скорее про Каутела, Оливер, — пояснил Грег. Зачем он это сделал, Вик не поняла, но допускала, что причины для этого у него есть.

Фейн налился алым цветом — ангел явно был в ярости, становясь больше похожим на демона:

— Вы не полезете в дело о Собирателях душ! Откуда вообще это вам стало известно? Какого… Демона, Грег… Что тебе делать в полиции?! Ты разведчик до мозга костей. Тебе тут не место. И в дело Собирателей душ никто из вас не полезет.

Брок не выдержал и взял с камина коробок спичек:

— Фейн, ты тянешь жребий или нет?

Тот обиженно сложил руки на груди:

— Мне жребий тянуть не надо.

Грег бросил на него мрачный взгляд:

— С чего ты взял?

— Раз вас всех не переубедить, то я нагло присоединюсь к победителю в жеребьевке, только и всего. Кстати, Грег, я, пока был на Маяковом, поболтал кое с кем. Думаю, вам всем будет интересно. Лейтенант Пирси так горит желанием проявить себя в бою, что я не удержался — направил его в самое пекло. Там его научат держать язык за зубами и не продавать секреты полиции. И еще… Леры… Доверие. Умейте доверять, в том числе и мне. Это несложно.

Эпилог

Прошло три, а может четыре луны. Ноа не особо следила за временем — дни были долгими и мирным для неё и Полли, это главное. Отцвели все деревья, налились соком ягоды, солнце, еще даже не летнее, жарило так, что папа в обед обязательно приезжал домой из Управления и учил Ноа и Полли плавать в океане. Это было забавно — мокро, весело и освежающе. Даже уточки научились плавать благодаря магии. Жаль, мама еще ни разу ни присоединялась к ним, считая купальные наряды то ли безнадежно короткими, то ли наоборот длинными и мешавшими плавать. Ноа на днях добралась до своего купального платья и нагло ножницами обрезала штанины и юбку. Нерисса Эйр сперва поругалась, потом спрятала ножницы, потом поплакала, а потом направилась к неру Поттеру — привычно жаловаться, что совершенно не понимает Ноа. Поттер как всегда отпаивал нериссу Эйр чаем, а потом даже позволил себе подержать её за руку в знак утешения. Ноа довольно улыбнулась — она знала, где можно найти другие ножницы, так что и платье Полли станет коротким — глядишь, к концу лета нерисса Эйр станет нерой Поттер.

Солнце перевалило за зенит. Даже в саду было жарко. Душно. На небе, высохшем до белесого цвета, ни облачка. Вот бы папа распорядился магам-погодникам нагнать дождь! Ноа сидела на вишневом дереве прислонясь к гладкому стволу и доедала последние сладкие вишни. Живот откровенно болел. Сок тек по ладоням, как кровь, и капал на платье. Вишни уже потрескались, некоторые даже начали засыхать — в основном на верхушке дерева, куда Ноа было не забраться — папа строго-настрого запретил это делать, а когда он говорил так серьезно, даже Ноа пронимало. Она глянула вниз — она сидела не выше полутора ярдов над землей, так что наказать не должны были, да и мама бы уже велела спускаться, заберись Ноа высоко. В этот обеденный перерыв папа не приехал — был занят. Так тоже бывало — не повод грустить, ведь вместо него домой заехала мама. Она сейчас, сидя за летним столом в беседке, вместе с Полли заканчивала десерт — вишневый пирог, а Ноа уже так объелась вишни, что в неё даже сладкий пирог не лез. Руки по локоть были во вкусно пахнущем липком вишневом соке. Легкое кружевное платье, наверное, тоже. Мама в строгой белоснежной блузке с нашивками детектива на вороте-стойке и форменных брюках изредка посматривала на Ноа, но не ругалась. Она вообще редко ругалась. Ноа даже не помнила, когда это было последний… Или первый?.. раз. Жаль, что ей скоро опять на службу. Зато вечером обязательно будет прогулка. Может, не всегда такая, как хотелось Ноа, но будет — иногда папа на прогулке ездил в новый квартал на Ветряной гряде и смотрел, как отстраиваются новые дома, как осваиваются там новые жители, как соблюдается порядок на улицах. Ноа не понимала, зачем они с Полли нужны папе в таких поездках, но никогда не канючила и не уговаривала не ездить. Даже когда в трескун, тут больше белый не из-за снега, а из-за летящих лепестков отцветающих деревьев, пришли ветра с Великого океана, гнущие до земли вековые деревья на Ветряной, стонущей и поющей гряде, Ноа не боялась и ездила с папой туда. Мама тогда еще, вслушиваясь в дикую, первобытную песню, которую завели деревья, волнующиеся по воле ветра, как трава в поле, сказала: «Так вот почему не Ветренный, а Ветряной — я-то думала, ошибка в названии». Ноа ничего не поняла тогда, и мама пояснила разницу между ветренным и ветряным. Глядя на поющий лес, Ноа согласилась — он, действительно, был ветряной — приводимый в действие ветром, поющий по его воле.

Влажный ветерок коснулся её кожи, и Ноа передернула плечами — даже сейчас вспоминать ветра трескуна и пение леса было страшновато. Но рядом с папой и мамой страшно не было никогда, да и у Ноа был свой небольшой секрет, который знает только она и Брок.

Ноа качала ногой и смотрела в зенит, где чуть колыхались от ветра ветви вишни с высохшими ягодами. Именно поэтому она пропустила визит незнакомого мужчины — только из-за вишни. И может быть солнца. И бездонного неба. Она заметила высокого в черном строгом мундире с золотом непонятных нашивок мужчину, когда мама позвала:

— Ноа, спустись к нам! У нас гость — нас приехал навестить мой кузен Ренар Каеде.

Ноа опустила взгляд вниз, узнавая рыжего мужчину — того самого из парка с канарейкой. Он изменился: стал еще худее, чем был, щеки ввалились, красные волосы стали длиннее, а короткая четкая тень на земле показывала четыре хвоста. Четыре. Ноа не знала, что её больше смущает — теневые хвосты мужчины или их число? У мамы тоже был хвост, но один. Он мелькал крайне редко, но все же мелькал.

Полли тут же уточнила, сидя рядом с мамой:

— Дядюшка Каеде, да?

Ноа храбро спрыгнула на землю, пряча руки за спиной — на всякий случай. Мужчина подошел ближе к Ноа и присел на корточки, заглядывая ей в глаза. Полли подскочила к Ноа, и она привычно сделала шаг вперед, заслоняя собой сестру.

— Дядюшка? — Ноа не помнила, почему ей это не нравится, но точно не нравится!

Рыжий мужчина поправил её:

— Просто Каеде.

Мама вмешалась:

— Дядя Каеде, Ноа.

«Дядя» обернулся на маму и упрямо возразил:

— Каеде. Никаких дядюшек и дядь. — Он снова повернулся к Ноа: — можешь называть меня по имени. Каеде — это значит Кленовый лист.

Ноа не помнила Дядюшку с мешком, но все же называть этого мужчину ни дядей, ни дядюшкой не хотелось. Почему-то. Особенно дядюшкой.

Мама была бы не мамой, если бы не уперлась:

— Пока только дядя! Понял?

— Каеде! — упорствовал мужчина. Ноа не понимала: ладно мама — она упрямая, но этот… Дядюшка…

— Дядя Каеде! — настаивала мама.

Он улыбнулся, почему-то подмигнул Ноа и предложил новый вариант:

— Лис. Ты можешь звать меня лисом, Ноа.

Она внимательно посмотрела на маму и все же уточнила:

— Мааа… Он точно хороший?

Мама кивнула:

— Точно.

— Хорошо, — согласилась Ноа и опустила руки вниз, бросая камень, который держала на всякий случай в руке, на землю. Мама вновь вздохнула, отводя в сторону расстроенный взгляд:

— Ноа… Все хорошо, тебя никто никогда не обидит!

Ноа широко улыбнулась:

— Я знаю, ма. Я на всякий случай. — Кажется, этот «всякий случай» маму не убедил. Ноа благоразумно промолчала, что у неё в ботинке прячется нож — Брок подарил. Пока еще ни папа, ни мама не настаивали на летних туфлях, так что время решить, куда перепрятывать нож, у Ноа было.

Рыжий лис продолжал сидеть на корточках, как-то странно рассматривая Ноа, так что руки просто зачесались достать нож, но маме Ноа верила. Только украдкой Ноа не удержалась и показала лису кулак. На всякий случай — нельзя так рассматривать детей. Каеде склонил голову вниз, словно признавая свою вину, выпрямился и вернулся к маме — встал рядом со столом, смотря на маму сверху вниз:

— Виктория… Я рад быть в твоем доме. Я рад, что ты признала меня. Надеюсь, новая Аквилита нравится тебе и Эвану.

Мама как-то колко — Ноа знала, что в таком случае бравые пилотки прятались от неё, — посмотрела на лиса и сказала:

— Ты приехал проверить Поля памяти и… Мактира?

— И Форда, и Уоллис, и… — он чуть обернулся на Ноа, но ни назвал её по имени. Только сказал: — …и её.

Он достал из кармана черного мундира небольшой нож в кожаных ножнах:

— Я привез Ноа подарок. Это цукумогами, живая вещь. Этот нож почти точно такой же, как у тебя. Позволишь подарить ей?

Ноа не сдержала любопытства и подошла ближе, поглядывая на нож, спрятанный в коротких ножнах. Нож при этом точно так же рассматривал Ноа единственным алым глазом. Мама возмутилась:

— Ноа — ребенок! Это неподходящий подарок для девочки. Мог бы… Книги выбрать в подарок, или альбомы для записей, или игрушки.

Лис сдал Ноа с потрохами — даже обидно стало:

— У неё в ботинке перочинный нож. Цукумогами, как любая живая вещь, безопаснее в разы. Он не предаст и не обидит Ноа. Это лучше, чем кусок неживого и острого железа в ботинке, который и потерять можно. Цукумогами никогда не потеряется.

Кажется, мама расстроилась — так сильно она поджала губы, что они стали тоненькой ниточкой. Броку придется несладко этим вечером, зато принять подарок мама разрешила. Ноа неуклюже поблагодарила лиса и осторожно сказала, вспоминая разговоры в парке с канарейкой — вдруг этому рыжему важно, он же из-за Полей памяти приехал и немножечко из-за неё:

— Мне Крис говорил, что в Полях памяти живет мастер игрушек. — Её прорвало — она обиженно пожаловалась на друга: — Альк сказал, что это чушь, потому что мастер — призрак. Призраки не могут взаио… Взаимодей… Создавать игрушки, — выкрутилась она. — Я пообещала Альку поставить фингал под глазом, потому что он расстроил Полли. Можно нам тоже в Поля памяти?

Она посмотрела на лиса и, не дождавшись разрешения мамы, коварно улыбнулась — во всяком случае она очень старалась быть коварной:

— Прокатишь? — почему-то сейчас ей это было очень важно, даже важнее фингала у Алька под глазом. Ей важно быть в Полях памяти и посмотреть, как там все.

Мама закрыла глаза и еле слышно сказала:

— Каеде, под твою ответственность. Если что-то случится с Ноа…

— …я сам принесу тебе свою голову. — он склонил низко эту самую голову, заставляя Ноа удивляться — кто же в здравом уме и этой… Какой-то памяти сам сдается.

Мама строго посмотрела на Ноа:

— Прошу, веди себя хорошо. Помни, что ты лера, Ноа. И не бойся Каеде — с ним тебе ничего не грозит. Только, Каеде, учти — никаких розыгрышей!

Ноа переступила с ноги на ногу — у неё теперь было два ножа, это Каеде надо бояться:

— Хорошо, мама. — Она посмотрела на замершую рядом Полли и тут же всплеснула руками: — А Полли не возьмем? А Алька? А Криса?! А…

Мама оборвала её, пока Ноа всех своих подружек и друзей не захватила в Поля памяти:

— Ты, Полли и Альк. И Каеде…

Тот склонил голову:

— Я помню. Ничего не случится. И никаких розыгрышей — слово чести.

— Хорошо. Вы это начали — вам и заканчивать, — сказала совсем непонятно мама. Ноа хотела спросить, что это значит, но тут лис стал лисом — по-настоящему, и из головы Ноа выветрились все вопросы.

Он был огромный. Он был пушистый. Он был послушный… Наверное. Если он не послушный, то у Ноа теперь два ножа — подмигивающего цу…Чего-то там …гами Ноа успела прихватить со стола и спрятать в кармане юбки, прежде чем забраться на лиса с четырьмя хвостами.

Как он бежал! Как он летел! Его прыжки с крыши на крышу иным и назвать было нельзя. Он летел, он парил в воздухе, как змей. Он позволял вцепляться в свою длинную шерсть сразу двумя руками, чтобы не упасть. Он иногда замирал, давая детям передышку и позволяя оглядеться и подхватить по дороге нового друга.

Ноа захлебывалась воздухом, ветром, свободой, смехом! Она не хохотала так вольно давно. Наверное, с самой своей смерти, почему-то это возникло в голове и тут же исчезло.

И Полли хохотала, и Альк, и даже хозяин призрачной канарейки Крис, которого подхватили в парке, пугая его гувернера. Рядом прогуливался пилотка — он все объяснит взволнованно несущемуся за лисом мужчине. Вся Аквилита знала Ноа, пилоткам не привыкать присматривать за ней с Полли и прикрывать с проделками.

Перемахнув за почти обрушившиеся стены, отделявшие Поля памяти от районов города, лис пошел спокойнее, выбирая дорогу так, чтобы деревья не царапали детей. Ноа, абсолютно доверяя лису, отпустила его шерсть и спокойно крутилась на его спине, пытаясь рассмотреть все: и деревья, и немногочисленные ямы от провалов, возникших в прошлом году, и уходящие к Ветряной гряде холмы. Скоро тут все изменится. Сюда придут люди, как раньше. Тут будут дома, тут будут дети, тут будет хорошо. Родители ей это не говорили, но откуда-то Ноа это знала.

Лис остановился, не дойдя до огромного, в три, а то и четыре человеческих обхвата дерева, гладкого, мощного, с высоко уходящими вверх ветвями. Возле него было многолюдно — рядом с призрачным мужчиной, сидящим на выступающем из земли корне, крутилась ребятня от трех до десяти лет. Грязные, чумазые, в старых одеждах и разношенных башмаках. Ноа подумала, что вечером пожалуется Броку на этих детей — пусть их нерисса Идо повоспитывает.

Альк ошалело первым свалился с лиса и помчался к призраку, что-то вырезавшему из дерева старым, неудобным ножом. Более воспитанный Крис, с чего-то решивший, что он рыцарь Полин, помог ей спрыгнуть с лиса и, взяв девочку за руку, повел к дереву. Ноа спустилась последней. Она задумчиво почесала ногу у щиколотки и достала из ботинка свой нож, подошла к призрачному старику и молча его отдала — её нож лучше, чем ржавая никчемная железяка в руках мастера. Брок плохого не дарит.

Призрак склонил в жесте признательности свою седую голову и предложил свою поделку Ноа, но она отказалась, передавая резной свисток Полли. Той нужнее, она еще ребенок. Полли удивленно посмотрела на Ноа и ничего не сказала.

Ноа пошла прочь, к красноголовому мужчине. Почему-то она знала, что он ждет её. Мир странно изменился — деревья стали ниже, Полин и Альк сейчас еле доставали Ноа до груди, которая… Которая почему-то была. Да и одежды тоже изменились — стали черными, как тени, густыми и летящими по ветру.

Она подошла к напряженно замершему мужчине и улыбнулась:

— Привет, рыжий. Вот уж не думала, что так быстро увидимся.

Он наклонил голову вниз в жесте приветствия:

— И тебе добрый день, черный лоа. Рад тебя видеть.

Она обернулась на высокий вяз:

— А хорошо получилось?

Каеде согласился:

— Хорошо.

Пока помнила, Ноа уточнила:

— Лес Танцующих деревьев проверял?

Рыжий отрицательно качнул головой:

— Нет, не проверял, но там моя лиса следит, чтобы детям было нескучно. Там все хорошо. С той лисой не заскучаешь.

Ноа привычно принялась плести теневые паутинки и пускать их по ветру. Пусть не узнает, что они принесут — она вернулась всего на миг, зато паутинки нашепчут Каеде или Эвану, Броку или Виктории, а то и Грегу.

Шумел океан, напоминая о себе. Шелестел ветер в листве, обещая жару и новые жертвы — летом появлялись новые опасности, и новые попавшие в беду дети.

Ноа передернула плечами:

— Раз я тут… Давай создадим морского змея? Чтобы он поднимался из глубин и щекотал пятки… Нет, кусал за пятки тех детей, которые заплывают далеко от берега, а?

Каеде веско ответил:

— Нет.

Ноа задумчиво пробормотала:

— А в шторм он будет вытаскивать утопленников…

— Нет, — чуть громче повторил Каеде.

— Ты не понял! Этих… Уто-пле… УтоПАющих! — поправилась она.

Каеде кивнул:

— Я подумаю.

— А в реке будет эм… — Её глаза загорелись мрачным светом. — Чудовище из омута. Оно будет переломано винтами паровых катеров и будет отлавливать всех, кто подплывает к ним близко!

Каеде скосил на неё взгляд:

— Я подумаю.

Фантазия Ноа скакнула дальше:

— А еще… Кого-нибудь прогоняющего с деревьев, полных плодов. Или вишен.

Каеде не сдержал смешок, уточняя:

— Сильно болит живот?

Ноа совсем как ребенок шмыгнула носом:

— Ага.

— Прости, я не умею лечить. — Он лишь прижал её к себе и пробормотал в кудрявую, мягкую макушку: — Забудь все, ты снова только ребенок…

Она послушно уменьшилась в его руках и не оглядываясь помчалась к дереву, ожидая, когда умелые руки Мактира создадут очередную игрушку, и она обретет своего нового хозяина и друга. Глаза Ноа блестели в предвкушении, и Каеде решил, что времени до вечера много, можно тут и задержаться. Виктория поймет.

Он сел на выступающий из земли корень, чувствуя, как горечь и злость когда-то умерших тут людей исчезла, и теперь эти земли неопасны. У них теперь есть свой хранитель. Скоро тут будут новые дома и новые парки, улицы и звонкий смех детей.

Кто бы мог подумать, что из черного, злого людоеда-лоа с мешком полным детей, из желания Андре Риччи встретиться с братом, из помыслов принца Анри, старающегося защитить своих людей на фронте и чуть-чуть обаять Андре, из корысти Чандлера, не желавшего отпускать умелого рунного кузнеца, из наглости монахов-каутельянцев, создавших клятвы душой, из боли убитых Мактира, Форда и Уоллис, родится сильный, буйный, немного еще неукротимый лоа Защитник детей, с камнем в руке, с ножом в ботинке, с паутинками, летящими по свету и отслеживающими детскую боль, с еще дикими мыслями и идеями, но совершенно точно лоа защитник. Защитница.

Татьяна Лаас Проклятье или ничейная земля

Пролог

Когда невыносимо больно. Когда страшно. Когда смерть проходит рядом, когтистой ледяной лапой хватая тебя за сердце и все же отпуская. Когда сходят с ума маги. Когда хочется одного — выть от безысходности. Когда нет сил терпеть и невозможно отступить. Когда ненависть застит глаза, а эфир бурлит, зарождается проклятье Ничейной земли.

Там, где не выжить. Там, где тебя бросили умирать в одиночестве. Там, где тебя заживо хоронят взрывы дальнобойных мортир. Там начинает стучать сердце в унисон с твоим, требуя… Что оно требует, никто не знает. Но в мире агонии и ненависти разве может родиться что-то хорошее?

Инквизиторы в далеко уже не белоснежных сутанах издали разглядывали, как в глубине Ничейной земли зарождалась новая, странная жизнь: крутились вихри алого эфира; вздымались вверх хребты неведомых чудовищ, обретая плоть из растревоженной земли; выпускали щупальца эфирные создания, сотканные из призрачного тумана, ища новых жертв; бродили и не находили упокоения души погибших. Последних было много, отчаянно много, и никто не понимал, что же держит души тут, не давая им уйти.

— Еще несколько дней, и будет поздно, — заметил один из инквизиторов.

Второй его поправил:

— В новолуние. Проклятье созреет в новолуние, и храните наши души боги тогда. Я никогда не видел настолько сильного проклятья Ничейной земли. Еще чуть-чуть и поднимутся из земли немертвые.

— Надеюсь, у королей хватит благоразумия объявить перемирие, чтобы мы могли зайти и обезвредить проклятье.

В любом случае они пойдут в Ничейную землю даже под обстрелами. Нельзя допустить, чтобы немертвые шагнули в мир живых.

Глава 1 Ненастье

Лиса скулила, притаившись под вылезшими из земли корнями нелиды. Ей было холодно, мокро и страшно как никогда в этой жизни. Темные небеса разверзлись дикой грозой, насылая на землю своих огненных посланников. Те грохотали, настигая случайных путников в ночи, и карали их алыми стрелами. Было светло, как днем — молнии не утихали ни на минуту. Трещали сгибаемые бешеным ветром деревья. Их больные, скрученные проклятьями ветви отрывались и летели прочь. Тугие струи воды пришпилили к земле огромные тучи, своим черным влажным брюхом почти царапающим горы.

Ручьи неслись с гор в долину, устраивая водовороты на месте бывших окопов и тормозили перед еле выступающими над землей остатками брустверов. И четверти века не прошло, как тут были ожесточенные бои, когда Ондур рвался к океану.

Тихая обычно Каменка вздулась грязной водой, сметая все на своем пути. Лиса, поджав хвост, сильнее вжималась в корни дерева, боясь, что не встретит свою новую луну, до которой всего-то седьмица осталась, и не станет человеком.

Очередная ветвистая, непереносимо громкая, до нутра пробирающая молния прошила росшую рядом сосну, разламывая её от макушки до корней и заставляя алым светиться влажную сердцевину дерева. Лиса вздрогнула — земля вокруг, в том числе и под ней самой, зашевелилась, комья грязи полетели во все стороны, а потом чья-то костлявая рука бесцеремонно дернула за хвост. Этого лиса не вынесла — тявкнула и вылетела из своего укрытия, преследуемая молниями. Клок оранжевой шерсти так и остался на когтистых, скелетированных пальцах немертвого, прилипнув к остаткам гниющей человеческой плоти. Лиса, скользя в липкой грязи, захлебываясь несущейся по склонам водой, уворачиваясь от загребущих, прорезывающихся из земли как ростки первоцветов рук, пронеслась до сгоревшей несколько дней назад расщепленной нелиды и коротко, зло затявкала в небеса, почти переходя в вой. Она рычала, она умоляла, она проклинала и звала духа хранителя, надеясь, что он не сгорел в негасимом пламени, зажженном противным блондином в синем мундире, вонявшем шерстью и потом. Этот запах она запомнила навсегда. Так бы и укусила до крови, вырывая из блондина плоть, чтоб не повадно было уничтожать хранителей! Так бы и сожрала его печень, да пока никак не дорваться. Ничего, она еще доберется, тот противный мужлан за все ответит. За гарь, до сих пор щекочущую нос, за гибель хранителя, за её нынешний страх, за возвращающихся в мир живых немертвых. Земля пошла трещинами, и из них тек в бушующие небеса алый, злой эфир.

Лиса выла и плакала — все было бесполезно. Немертвые вернулись, а защиты нет. Она выгрызет печень из того мужлана, и никто её не остановит! Лиса отряхнулась, скидывая с себя оцепенение, и принялась искать безопасный путь отсюда. Здесь находиться глупо и опасно — она плоть и кровь, пусть и не совсем та, о которой мечтают немертвые. Для начала им и её кровь сгодится. А потом они спустятся в долины и, быть может, некоторые даже вернутся домой. Только вряд ли родственники будут рады их возвращению.

Алый, светящийся разлом прошел рядом с лисой, заставляя её осторожно пятиться к сгоревшему остову дерева и поджимать хвост. Из трещины показалась серая, пропитанная землей и тленом кисть, ища живую плоть, и лиса поняла, что бежать поздно. Она ощерилась, готовясь дорого отдать свою жизнь. Лиса затаилась, и лишь когда из разлома показался лысый, блестящий в свете уходящей прочь грозы череп, бросилась на немертвого, когтями разрывая остатки жил, до сих пор удерживающих голову на позвоночном столбе. Череп покатился вместе с ней яростным клубком злости и боли — он зубами вгрызся лисе в мягкий, случайно подставленный живот. На землю, багровым окрашивая воду, брызнула кровь. Лиса сдавленно тявкнула и лишь сильнее принялась зубами крошить ломкие кости.

Из разверзшейся земли вырвался призрачно-голубой свет. Человеческая нога в чуть просвечивающем башмаке с ободранным носком пинком отбросила в сторону череп, словно футбольный мяч.

Призрачная рука почесала лису за ухом.

— Живи! — сказал хранитель, заставляя обиженную лису шипеть на него — он пришел слишком поздно. Немертвые восставали по всему лесу Танцующих деревьев, и теперь остановить их могло только чудо.

Лиса попыталась укусить призрачную руку, но это не получилось. Было обидно и больно. Она отползла под обгоревшие корни нелиды в остатки расщелины, вжимаясь в противно пахнущую гарью древесину — хоть какая-то защита от непогоды и… Она закрыла глаза, признаваясь самой себе, хорошая могила. Было немного обидно — прожить сто лет и так нелепо погибнуть, не став лисьим демоном. Рана болела, запах крови щекотал нос, но она хотя бы попыталась остановить немертвого. Жаль, что сил у лисы маловато. Теперь все зависит только от глупого, опоздавшего мальчишки.

Еще одна призрачная рука почесала её под челюстью. Кто-то прошептал:

— Хорошая лисичка… Красивая…

Что-то отвечать глупой девчонке лиса не стала. Сил не было. Она провалилась в то ли в сон, то ли уже в небытие, напоследок услышав:

— Давай в салочки! Чур, я голя!

Глупые, безответственные дети! И почему Ренар Каеде выбрал их в хранители?

* * *

Синоптики не ошиблись — гроза разразилась за полночь, правда, Аквилиты она почти не коснулась — залила водой и алыми вспышками молний кварталы города на склонах Ветряной гряды, окончательно смывая запашок пепелища, и ушла дальше на восток.

Эван не понял, что его выдернуло из сна — в доме было тихо, только рокочущие отголоски уходящей прочь грозы. Он резко открыл глаза, ничего не понимая — в голове еще крутились остатки сна, как в сломанном синематографе: обрывки фраз, видения, вспышки алого… Он нахмурился — нет, вспышки алого, злого эфира были не из сна. Где-то далеко, на краю восприятия, просыпался алый, запретный эфир, сочась из земли. Эван в который раз подумал, что ему бы умения пространственной магии, как у Грега — тот легко ориентировался в эфирных полях Аквилиты, зная, где что-то происходит. Может, взять пару уроков, а то не понять совсем — где проснулся и, главное, почему проснулся запретный эфир. Эван прислушался к себе, отгоняя прочь звуки сонного дома: завывания ветра в каминной трубе, шорохи мышей где-то в стенах, сопение испуганных грозой и примчавшихся ночью к ним с Вик в спальню девочек — Ноа опять спала, обвив Эвана руками и ногами, словно он дерево. Алый эфир был где-то далеко. Быть может там, где сейчас продолжалась гроза. Лес Сокрушителя? Или даже Танцующий лес. Или что там дальше…

Эван осторожно убрал в сторону руку Ноа, но та снова дернулась к нему и вцепилась пальцами в его шелковую пижаму. В свете ночника блеснули темные, как вишни, глаза — всегда по ночам напуганные.

— Па? — еле слышно выдавила Ноа, сжимаясь в комок.

Он подался к девочке, успокаивающе целуя её в лоб:

— Спи, все хорошо.

— Па? — пальцы Ноа сильнее вцепились в него.

Эван наложил ей на основание шеи легкую сонную руну — сейчас вся мощь эфира Вики была к его услугам, не требуя крови взамен. Словно теплое, огромное одеяло он укутывал, согревая и защищая. Эван никогда не чувствовал себя нуждающимся в защите, и такое отношение Вики удивляло, но не задевало его — он понимал, что, как он всеми силами желал оградить её от опасностей, так и она хотела того же. И право на его защиту у неё было.

Веки Ноа дернулись, закрываясь, и девочка засопела, погружаясь в сон. Эвану хотелось надеяться, что снилось ей что-то хорошее — Ноа это заслужила. Кошмары не должны преследовать детей. Он встал, бережно укрывая девочку своим одеялом — Ноа сразу же раскинулась в стороны, привычно занимая половину кровати. Полли во сне даже чуть подвинулась, уступая место. Эван не сдержал улыбки — Ноа, как всегда, было много.

Эван надел домашние туфли, накинул на себя теплый халат, зажег над собой небольшой эфирный светляк и вышел в пустой, погруженный в дремоту коридор — надо телефонировать в управление дежурному и узнать, что случилось на восточных склонах Ветряной гряды. Или в Танцующем лесу — Эван не был уверен, но к Грегу не пойдешь за уточнениями: у него самые первые дни медовой луны — он всего пару дней как женился на Элизабет. Тем более что Элизабет еще сильно больна потенцитовой интоксикацией.

В холле было тихо и спокойно. Чуть пахло пеплом из еще нечищеного камина, полиролью и горьковатым кофе — этот непривычный для Тальмы аромат поселился в доме вместе с Броком и другими констеблями. Эван телефонировал в управление и долго ждал, когда дежурный соизволит проснуться и взять трубку. Нужно будет высказать Грегу — пусть наведет порядок в своем управлении: дежурные обязаны принимать звонок в любой час дня или ночи. Наконец, телефонная нерисса сообщила, что Управление по особо важным делам готово его выслушать. Дежурил этой ночью Жаме, который старательно несонным голосом доложил, что «лер комиссар, никаких происшествий за ночь не было». Зевок в конце фразы он все же не сдержал и тут же извинился, сообщая, что «из катакомб вот точно-точно вызовов не было». Эван вздохнул и решил, что жаловаться Грегу все же не будет: Жаме пошел уже на третье ночное дежурство подряд из-за пожара в Ветряном квартале, подчистую слизавшего протяженные трущобы. Констеблей отчаянно не хватало — в сгоревшем районе их отродясь не было, и сейчас приходилось забирать полицейских с других участков для поддержания порядка в катакомбах, где нашли приют погорельцы. Вдобавок, половина отряда Алистера переправилась на левый берег Ривеноук, на территорию Вернии, где в казармах были временно расположены женщины и дети из Ветряного квартала.

— Над Ветряной грядой точно никаких тревожных сигналов нет? — все же уточнил Эван, и Жаме, положив трубку на стойку, пошел на улицу — проверять сигналы в небе. Он вернулся минут через пять, когда Эван уже решил, что сам съездит и проверит Ветряную гряду — алый эфир то и дело вспыхивал, вспарывая привычный эфирный фон города.

— Лер комиссар, никаких сигналов над Ветряной грядой нет, — отчитался Жаме.

— Хорошо, я сам съезжу и проверю, — сказал Эван, прогоняя у Жаме остатки сна.

Отсутствие сигналов ничего не значило: подать сигнал тревоги могли только маги, а их за Ветряной грядой почти и нет. Эван тяжело положил трубку на рычаг телефона.

Раньше у каждого констебля были сигнальные амулеты, но из-за дела о фальшивоамулетничестве нера Чандлера их пришлось изъять, просто на всякий случай — они стали опасны. Сейчас даже в полицейских участках не было отслеживающих черные ритуалы амулетов. Констебли Аквилиты как никогда были слепы, глухи и беззащитны перед магией. Эван сжал правую руку в кулак — эта ситуация выводила его из себя. Надо срочно закупать новые амулеты, но пока даже неясно: где и у кого. Из-за войны между Ондуром и союзом Вернии и Тальмы амулеты резко подскочили в цене и стали востребованы, как никогда. Тальма свои не продаст — себе нужнее. Вернийский принц Анри нашел ближайшие аж в Генре, лежащей за океаном. Они скоро прибудут в порт Аквилиты, но поделится ли Верния своими амулетами? Вряд ли. Это Эван отчетливо понимал — на фронте они нужнее. Кроме артефакторных фабрик, амулеты так же производились в монастырях. Причем ближайшие монастыри, как на грех, все в Ондуре — по ту сторону фронта, потому что Аквилита все еще подчинена Тальме.

— М-да, — Эван заставил себя разжать кулак — глупо яриться из-за того, что ты не в состоянии исправить. В самой Тальме в результате реформы веры монастырей нет. В Вернии, где есть монастыри, почти не рождаются маги — там некому производить амулеты. Еще есть сомневающиеся Мона, Ирлея и другие страны, но там в монастырях не хватало мощностей, чтобы быстро нарастить производство и закрыть образовавшийся дефицит. Тупик, глупый, непреодолимый пока тупик. Хоть свое производство открывай, только получить разрешение на производство амулетов у Гильдии артефакторов займет не одну седьмицу, если не луны.

Эфир продолжал то нарастать, то стихать, и Эван решил, что съездит и проверит гряду в одиночестве, не будя своего шофера Адамса — тут от силы час езды в одну сторону. Успеет вернуться к восьми, даже если придется добираться в Танцующий лес — туда ехать не меньше двух, а то и трех часов по такой погоде.

С площадки второго этажа донесся деликатный кашель — Одли, почему-то несмотря на поздний час в уличных брюках, свитере и пиджаке, мял в руках кепку, внимательно рассматривая Эвана:

— Лер комиссар… Что-то случилось?

Эван поморщился: Одли был из тех, кто до сих пор не перешел рубеж между служебными и дружескими отношениями.

— Вин… — Эван назвал инспектора по имени.

Тот скривился в ответ и заставил себя все же сдать позиции:

— Эван… Что-то случилось? — Он принялся быстро спускаться по лестнице: — а я вот не сплю. Рыжий обиделся на колдуна. Весь вечер шипел, что Брендон смухлевал, таща жребий.

— И…?

Одли подошел, немного наивно осматривая Эвана — тот знал, что наивности как раз за серыми глазами инспектора и нет. Одли, несмотря на типичный вид деревенского обитателя со смешным говорком, носом-картошкой, коротким ершиком светлых волос, широченным размахом плеч и в немного помятом, явно из магазина подержанных вещей костюме был каким угодно, но не наивным. Цепким, умным, целеустремленным, сообразительным и внимательным к мелочам. И абсолютно преданным службе. Брок говорил, что дома Одли никто не ждет. Вообще. Впрочем, у него и дома-то не было — жил Одли в комнате офицерского дома при полицейском управлении. Это чуть выше комфортом, чем фабричные дома для рабочих.

Одли улыбнулся и сдал Брока:

— Он полночи собирал вещи — хотел дать деру в Ондур.

Эван напомнил:

— А вторую часть ночи?

Одли простодушно развел руки в стороны:

— Во-первых, вторая половина ночи еще не прошла, а во-вторых, он потом разбирал саквояж. Сейчас уснул — на стадии разобранных вещей. Надеюсь, до утра не сбежит. А вот ты куда навострился?

Эван не всегда понимал говорок Одли, и тот поправился:

— Куда бежим? И что случилось?

— Алый эфир странно скачет в районе Ветряной гряды, а может и дальше. Сигналов о помощи нет. В полицию заявления и жалобы не поступали.

Одли присвистнул, водружая кепку себе на лоб:

— Ну твой же дивизион… И все инквизиторы, как на грех, дали деру из города. И даже черный колдун, обожающий решать такие проблемы, сбег. И нежите-амулетов у полиции нет. И дирижабли не летают — ветер. И вообще… Полная хрень, как говорит наш суперинтендант. Я сейчас вызову служебный паромобиль и поеду на разведку. Посмотрю, что происходит. Одно утешает — наш шутник Каеде уже уплыл в Вернию со своим принцем. Можно не бояться его шуточек и подстав.

Эван качнул головой:

— Нет. Если и ехать, то вместе.

Одли крякнул и привычно напомнил:

— Нас, пилоток… — Так называли в Аквилите констеблей, — … много, а ты у нас один комиссар. Может, дома посидишь? Издали поруководишь?

Эван достал из выдвижного ящика стола, на котором стоял телефон, ключи от паромобиля:

— Ты сейчас разводишь пары, я собираюсь, и выезжаем. К утреннему совещанию должны вернуться.

Одли прошипел себе под нос что-то о многочисленных шилах в одном затейливом месте у комиссара, но на улицу пошел без спора. Эван же рванул к себе наверх — одеваться. По пути он заглянул на половину слуг и разбудил лакея Джона, попросив проводить их с Одли.

В спальне по-прежнему тихо и сонно — девочки спали, Вики тоже. Эван осторожно прошел в гардеробную и выбрал простой дорожный костюм: сорочка, свитер под горло, бриджи и теплые шерстяные гольфы. Потом он оставил записку с просьбой не волноваться на прикроватном столике, ласково погладил спящую Вики по голове и пошел прочь.

Джон был понятливый малый: пока Эван собирался, заканчивая в холле свой гардероб коротким пальто — в горах по ночам еще холодно, — и поверх непромокаемой накидкой, — он собрал в дорогу простые сэндвичи и термос с горячим кофе.

Эван вышел на крыльцо дома, разглядывая Одли, предусмотрительно ставившего в багажник запасные канистры с топливом — гидроколонки в дороге всяко найдутся в отличие от заправок. Сопровождавший его Джон кашлянул, привлекая внимание, и Эван замер: по дороге к ним шел мрачный, уже уверенный в очередной порции «заботы» Грег. И ведь не скажешь ему, что у него медовая луна, что у него приболевшая жена, о которой надо заботиться, потому что прежде всего сам такой же: и луна медовая еще не закончилась, и Вики еще не до конца оправилась после нападения придурка с битой.

Одли лишь сочувственно сдвинул кепку на затылок и с грохотом закрыл багажник.

Глава 2 Неприятности

Грег проснулся от магического импульса механита-будильника, надетого на запястье: вздрогнул, резко открывая глаза, и посмотрел на циферблат, проверяя время. Все было правильно — половина третьего ночи. Время принимать лекарство.

Хороший будильник — выдернул его из липкого кошмара, в котором незнакомые Грегу инквизиторы забирали Лиз в монастырь, разлучая их навсегда. Его еще чуть потряхивало дикой смеси ярких эмоций: ярость, собственное бессилие, тоска, боль в разбитых до крови кулаков, которыми он бил землю, стоя на коленях. Им никогда не быть вместе. Отныне она невеста богов и служит только им. Он сел и замотал головой, прогоняя противную муть, выбивая из себя даже призрак мысли, что Лиз может оказаться в монастыре. Этому не бывать: Лиз теперь принадлежит ветви реформаторов, в Тальме нет монастырей. Это лишь дурной, глупый сон. Это надо просто забыть и не думать.

Грег выскользнул из-под теплого одеяла, вздрагивая от холода и застарелой сырости в спальне — камин уже прогорел. Отчаянно бодрило. Грег бережно поправил одеяло на спящей Лиззи — пусть чуть-чуть поспит, пока он достает лекарство. Эфиром он прогрел комнату. Надо почистить камин и заново его разжечь. За окнами уныло, в разнобой стучали об уличный карниз капли воды, срывающиеся с крыши. Редкий, мелкий дождь, начавшийся под вечер, судя по всему, закончился. Только и слышно, как далеко, еле слышно грохочет убегающая прочь гроза. Грег нахмурился и потянулся эфиром, проверяя грозу. Где-то в Танцующем лесу — уже нехорошей традицией становится начинать седьмицу этим лесом, — с каждым ударом молний нарастало эфирное поле. Нарастало странно, точечно, словно электрическая сила превращалась в запретную эфирную. Или эфир откликался на молнии, Грег знал о таком свойстве потенцозема. Одно но — это Аквилита, тут потенцозема почти нет. Под Танцующим лесом очередная жила самородного потенцита? Или что-то иное. Немертвое, например. Грег спешно накинул халат и понесся к телефону, который находился в холле, пока кабинет Грега еще не был готов для работы.

Дежурный этой ночью Жаме трубку взял моментально, что не могло не порадовать — дисциплина в управлении что надо. На вопрос Грега о происшествиях Жаме ответил быстро и точно, вызывая смутные подозрения:

— Лер комиссар уже интересовался?

Жаме помялся и признался:

— Да, нер суперинтендант. Кажется, он остался недоволен… Мной.

— Спал?

Жаме выдохнул:

— Так точно. Извинения просим…

— Я поговорю с комиссаром. Ты дежуришь уже третью ночь подряд — могут возникать ошибки. Я сейчас поеду в Танцующий лес — проверю изменения эфирного поля.

— Так это… Туда уже лер комиссар собрался, — тоскливо выдавил Жаме — о ссоре Грега и Брока по точно такому же поводу все в управлении знали. Еще не хватало, чтобы их новый суперинтендант сцепился с комиссаром. Наверное, еще седьмицу назад, в управлении все были бы рады такому повороту, но сейчас такого не хотелось — нер Эш успел стать своим, хорошо показав себя на пожаре.

— Ясно. Удачи! — только и смог сказать Грег — его опять не брали в расчет. В который раз. Грег усмехнулся, возвращаясь на второй этаж в спальню: вот смысл нести службу, если ты вечно не в курсе происходящего? Он на миг перед дверью закрыл глаза и попытался успокоиться — он уже не лер, чтобы родовая гордость оскорблялась. Нужно быть сдержаннее.

Грег вошел в спальню — Лиз мирно спала, с головой спрятавшись под теплым одеялом. Эфирные плетения, сохранявшие тепло медленно расплетались без присмотра. Грег спешно направился к камину, старательно тихо выгребая пепел и заново раскладывая дрова в топке. Огонь, подхлестнутый эфиром, быстро заплясал на сухих дровах, освещая погруженную в темноту комнату. Грег выставил ведро с пеплом в коридор — потом приберет, сейчас время Лиз пить лекарство. И все же надо что-то решать с Танцующим лесом.

Лиз всегда просыпалась легко: стоит только прикоснуться к плечу, и она уже открывает глаза и улыбается. Грег старательно отгонял в сторону привычную присказку: «Брок!» — ни к чему это. Родничок в сердце полыхнул теплом, словно гейзер.

— Доброе ут… — Лиз поежилась и поправилась: — ночи!

Грег улыбнулся в ответ, протягивая Лиз бутылек с лекарством и стакан воды:

— Доброй ночи! Пей и обратно ложись спать.

Она залпом выпила содержимое флакончика и даже не поморщилась — наверное, лекарство не было горьким. Хоть какое-то утешение. Грег внимательно рассматривал Лиз: при скудном свете камина было легко обмануться, но, вроде бы, бледность уходила прочь, на щеках молодой женщины даже румянец появился, и тени под глазами, кажется, меньше…

Лиз в ответ так же внимательно рассматривала его. Родничок в сердце снова взорвался теплом, и, подавая пустой стакан Грегу, Лиз великодушно сказала:

— Жалуйся!

Грег поморщился — он не думал, что настолько не владеет своим лицом:

— Лиззи…

— Страшный и ужасный Брок опять не дает тебе честно нести свою службу?

Грег рассмеялся:

— Это так заметно?

— Очень! — подтвердила она. Родничок в сердце зашебуршался, подсказывая, как Лиз догадалась о его недовольстве: связывающий их эфир выдал Грега с головой. — Помни: он так тебя бережет.

— Не он, — поправил её Грег. — Страшный и ужасный Эван. И… Я…

Он мотнул головой, прогоняя ненужные сомнения:

— Я должен съездить в Танцующий лес. Там что-то странное творится.

Лиз улыбнулась, опускаясь на подушки и подтягивая одеяло до подбородка:

— Становится традицией?

— Не дай боги, — вспомнил прошлый раз Грег, когда он чуть не ударил Лиз. Тогда это была жестокая шутка Ренара Каеде. Грег повторился: — Не дай боги.

Лиз вытащила из-под одеяла пальцы и погладила Грега по руке:

— Езжай, конечно. И не волнуйся за меня — я справлюсь. Посплю часов до десяти, когда придут горничные, потом займусь домом — все будет хорошо.

Он поцеловал её в висок и тихо прошептал:

— Спасибо за понимание. — Он встал и принялся быстро одеваться — время поджимало, если он хотел успеть до утра. Когда он уходил, Лиз уже мирно спала.

Грег открывал входную дверь, когда корзина для зонтов заходила ходуном. Мужчина обернулся на свой зонт-трость, недовольно сверкавший на него единственным алым глазом. Разговаривать с зонтом было как-то глупо — рта у зонта не было, но Грег все же сказал:

— Прости, я еду в лес — там будет не до тебя.

Зонт снова подпрыгнул в корзине, настаивая на своем. Грег фыркнул и вернулся за ним:

— Что ж, если хочешь… — Он взял зонт, и алый глаз тут же довольно закрылся.

Грег вышел на улицу, закрывая дверь на эфирное плетение — так Лиз не придется спускаться в холл, когда придет нанятая прислуга. Открыть она сможет и из спальни.

На улице было прохладно, и Грег пожалел, что не надел пальто — привычно выскочил в мундире, даже кардиган не стал поддевать под него. Привык, что днем было не по-зимнему тепло. Ветер еще шумел в деревьях, у бордюров влажно блестели в свете уличных фонарей лужи в желтой каемке прибитой дождем пыльцы. Бледные, прозрачные лепестки вишни растеряли всю красоту, валяясь на тротуарах и колыхаясь в воде. Очарование цветущих деревьев мимолетно, как и человеческая жизнь. Нужно ценить моменты и растрачивать жизнь по мелочам. Грег и сам не понял, почему его потянуло на философствование. Наверное, из-за окаменевшего и напряженно рассматривающего его Эвана — Одли, убирая корзину с едой на заднее сиденье паромобиля, лишь криво улыбался. Они привычно боялись его. Ждали вспышку гнева или обиды, а родничок в сердце спал.

— Недоброй ночи, — первым поздоровался, подходя к исходящему паром и теплом служебному паромобилю, Грег. Он не сдержался и улыбнулся: — стыдно, да?

Одли хмыкнул, открывая водительскую дверцу и здороваясь:

— И вам недоброй ночи, нер суперинтендант!

Эван ожил — видимо, что-то решил для себя:

— Недоброй ночи. Что-то происходит с эфиром на Ветряной…

— В лесу Танцующих деревьев, — поправил его Грег. — Я с вами — посмотрим заодно, что сталось с деревом, в котором должны были окрепнуть хранители леса. Получилось у Каеде или нет.

Эван приглашающе открыл пассажирскую дверцу:

— Садись. Сейчас поедем. Лиз в курсе? — Уже все в управлении знали: когда Эван волновался, он говорил кратко, рубленными фразами.

Грег кивнул, опускаясь на заднее сиденье паромобиля:

— Знает. Не стоит переживать — ей гораздо лучше. Новая порция лекарства от нера Аранды творит чудеса.

Но, кажется, это не убедило Эвана — он повернулся к лакею, отдавая распоряжение:

— Джон, утром, пожалуйста, проследи, чтобы лере Элизабет доставили завтрак.

Парень склонил голову:

— Я сам занесу завтрак, не извольте сомневаться, лер Эван.

Грег достал из кармана не пригодившиеся ключи от собственного паромобиля и протянул их Джону:

— Для леры Виктории и Брока, чтобы им было на чем утром добираться на службу — мы можем не успеть вернуться к восьми часам.

Джон снова кивнул, принимая ключи:

— Будет сделано, нер Эш. Я предупрежу Адамса — он заранее прогреет котел паромобиля. Удачной поездки! — пожелал он на прощание, словно речь шла о выезде на пикник. Грег скривился — чем может закончиться такой «пикник» сегодня, он не мог даже предполагать. Это может быть стихия, а могут быть и немертвые, хотя вроде бы тут не было больших боев в округе. Хотя так не бывает — их континент, их бедняжка Эреба, основательно пропахана войной и битвами. Нежить может подняться везде. В любой момент. Зонт, который Грег задумчиво вертел в руках, уперев кончиком в пол, приоткрыл глаз, недовольно косясь на хозяина. То ли его мысли ему не пришлись по нраву, то ли голова закружилась. Может у зонта кружиться голова?

Эван опустился на сиденье рядом с Грегом:

— И мне не стыдно, я не хотел тебя тревожить ночью.

Джон захлопнул дверцу. Одли, бросая задумчивые взгляды в зеркало заднего вида, вырулил на дорогу и направил паромобиль на Окружное шоссе — так быстрее добраться до Танцующего леса.

Грег не сразу сообразил, почему Эвану не стыдно — уже забыл начало беседы. Он пожал плечами, устраивая ладони на ручке зонта:

— Это служба. Хотел бы высыпаться — выбрал бы иное поприще.

За окном паромобиля проносился сонный город: темные дома, пустые улицы — еще даже уборщики не принимались за работу. Часы на обсерватории пробили три часа ночи. Эфир в Танцующем лесу вел себя странно — он то затихал, то снова резко подскакивал, хотя гром уже не доносился. Гроза ушла дальше, в долины.

Эван тактично поменял тему — их судьбы с Грегом были в чем-то похожи: оба наследники рода, оба могли не служить, занимаясь лишь делами поместья, а то и просто бонвиванствовать, оба отреклись от рода, оба в результате поворота судьбы оказались в Аквилите в непривычных для себя ролях:

— Есть мысли, что нас ждет в Танцующем лесу?

Одли фыркнул, посмотрев через зеркало на Эвана:

— Уж точно не романтичная ночка, раз уж эфир шалит. — Он сам ничего подобного не чувствовал, но он не был сильным магом. Всего лишь ранг учителя, когда Эван и Грег почти гранд-мастера — верхушка владения эфиром, когда почти нет ограничений, в теории, конечно. Возможности гранд-мастеров почти неизвестны — и из-за редкости этого ранга владения эфиром, и из-за скрытности магов.

Грег нахмурился, вспоминая местность вокруг Танцующего леса — как и Эван, он не был местным, так что историю Аквилиты знал плохо:

— Сложно сказать… Исходя из рельефа местности… Можно предположить, что приблизительно в тех местах проходил последний рубеж обороны Аквилиты в Тальмо-Тройственной войне. Вин?

Одли напомнил:

— Я тоже как бы не местный. Осел тут после службы в армии. Надо было рыжего с собой брать — этот тут родился. Для него город родной. Он точно в курсе местной истории.

Грег бросил косой взгляд на Эвана — не ожидал, если честно, что Брока не возьмут с собой. Комиссар тоскливо смотрел в окно и молчал. Поняв, что Брока тоже «пожалели» по непонятной причине, Грег продолжил сам:

— Всплески эфира могут быть связаны с поднятием нежити — после поражения в Серой долине четверть века назад армия Ондура повернула в сторону объявившей независимость Вернии и Аквилиты, решив ограничиться этими землями, раз победоносно ворваться в Олфинбург не удалось. Тогда бои за Аквилиту длились около седьмицы, закончившись с подписанием мирного договора между Тальмой и Тройственным союзом. Линию боестолкновений под Аквилитой, я, если честно, не помню, но если бы я отвечал за город, то держал бы оборону как раз у Танцующего леса или леса Сокрушителя — в долинах негде зацепиться и спрятаться. Там только людей терять, учитывая, что в Аквилите тех лет не было армии, а только силы полиции и ополчения. Впрочем, армии и сейчас нет, — скомканно заметил он, замолчав.

Эван отмер и колко посмотрел на Грега:

— Значит, считаешь, что это не проделки Ренара Каеде седьмичной давности?

Грег пожал плечами:

— Я не знаю, какими силами оперировал Каеде. Возможно, нынешние всплески могут быть результатом формирования его хранителей. Это было бы хорошим вариантом, хотя лучшим были бы жилы самородного потенцита. Я читал, что грозы могут вступать в взаимодействие с ними, вызывая искажения и скачки эфира.

— Стоит надеяться на лучшее, но готовиться к худшему. Значит, возможна нежить…

— Или даже немертвые, — старательно спокойно добавил Грег.

Даже Одли не выдержал, горячечно заявляя:

— Тут не было Ничейной земли, вот точно.

Грег веско возразил:

— Никто не знает механизм формирования Ничейной земли. Будем надеяться, что это не она, но ждать надо худшего.

Эван поморщился — Грег лишь повторил его слова.

— Одли, ты не знаешь, как часто в Аквилите обрабатывают святой водой места сражений?

Паромобиль вырвался из тисков города и принялся набирать ход, устремляясь в горы. Одли, крепко держа руль, пожал плечами:

— По идее — каждый День памяти Павших. Только я, как и вы, реформатор, а тут рулят дореформаторы. Так что я несколько не в курсе, как соблюдаются тут храмовые ритуалы — я до последнего времени был всего лишь сержем и в такое посвящен не был. Это надо спрашивать ры… — Одли поперхнулся словами и замолчал, чтобы не нервировать Эвана.

Грег отвернулся к окну, скрывая улыбку — кажется, Эван уже пожалел, что «пожалел» Брока и не взял с собой. Или хотя бы не расспросил перед поездкой. Хотя, попытайся он его расспросить, отделаться от горевшего службой Брока не удалось бы.

— Спросим и рыжего, и… — Видимо, Эван мысленно принялся перебирать всех, к кому можно с таким обратиться, и Грег сам предложил:

— Адера Вифания, мне кажется, не откажет в помощи. Она точно должна знать о таком.

— Согласен.

Одли снова не сдержался:

— Вот не понимаю я такого… Вообще.

Чего он не понимал, ни Грег, ни Эван тоже не поняли, и Одли пришлось пояснять:

— Монашек я не понимаю. Хоть убейте. Ни адеру Вифанию, ни адеру Манон. Ладно, тут в Авкилите нет монастырей, но в других странах же есть. Как они вообще живут? Как можно добровольно отречься от мира и его радостей? Вот честно… Всю жизнь в стенах монастыря, когда за стенами — огромный живой мир, кипящий и бурлящий. Вот как, а?

Эван пожал плечами:

— Это их выбор.

Грег снова не сдержал усмешки — Виктория у Эвана была посвящена реформаторскому храму, ей монастырь из-за срыва блокирующей магию печати не грозил, и потому Эван так беспечно относился к невестам богов. Будь Виктория из дореформаторского храма — посмотрел бы Грег на Эвана. Удалось бы ему так же спокойно произнести: «Это её выбор!». Сам Грег знал — он бы не смог стоять и смотреть, как Лиз уводят прочь. Как смирялись с таким семьи божьих невест, он не знал.

— Иногда выбора нет, — сухо сказал Грег. — Или повторная печать, или застенки. То есть добровольное приношение своего сердца на алтарь богов и несение службы во имя них, — не скрывая сарказма поправился он. Одли понятливо хмыкнул. Эван привычно окаменел — кажется, задумался о монастырях. Или о чем-то другом.

Фонари закончились вместе с городом, и теперь за окнами паромобиля проносилась тьма, разрезаемая узким светом фар. Лес, казалось, все ближе и ближе побирался к дороге, иногда чуть расступаясь призраками полуразрушенных башен, медленно крутящих лопасти. Ветряки для выработки электричества тут были не редкость.

Ущербная Луна прорывалась через редеющие облака, отражаясь бликами в многочисленных лужах. Лес медленно приходил в себя после грозы.

Одли свернул с основной дороги — через лес Сокрушителя добраться быстрее. Одинокие капли падали с ветвей деревьев на окна. Стеклоочистители с противным визгом вытирали влагу. Шуршали шины, мотор работал практически бесшумно. В салоне стояла тишина — каждый думал о своем. Грег вспоминал оставшуюся дома Лиззи, а о чем волновался окаменевший Эван, понять было сложно. Даже Одли, казалось, задумался о чем-то своем.

Темная тень, прорезавшая свет фар и бросившаяся под колеса паромобиля, стала для всех неожиданностью. Даже для выругавшегося в небеса и выкрутившего руль влево, уходя от удара, Одли. Завизжали тормоза, но тяжелый паромобиль, с трудом удержавшись на мокром дорожном полотне, пронесся еще с десяток ярдов, прежде чем остановиться. Что осталось от безумца, попавшего под колеса и вроде бы отлетевшего от удара куда-то в сторону, оставалось только гадать. Впрочем, недолго. Заскрипел металл, разрываемый когтями, и из-под паромобиля прямо на капот взобрался скелет в обрывках ондурского алого мундира инфантерии. Клыкастый рот радостно оскалился, и из него вместо слов полилась гниль вперемежку с сырой землей.

— Твою дивизию! — выругался Одли, спешно подавая назад в попытке сбросить нежить. В ответ металл капота покорежили и босые стопы с гигантскими черными когтями. Тварь утробно зарычала, распластавшись на капоте.

Грег и Эван слаженно открыли дверцы, вставая на широкие подножки, шедшие вдоль паромобиля. Эван ударил плетением огня — привычной для него стихией, а Грег — ветром, отбрасывая алый, гневно ревущий факел на обочину.

Глава 3 Нежить

Эван выскочил из припарковавшегося на обочине паромобиля первым и тут же отправил в небо сигнал высшей опасности. Золотой эфирный шар повис среди уже редких облаков, предупреждая всех увидевших его оставаться в укрытиях. Тут нет «ревуна», как в городе; оставалось надеяться, что визуального сигнала хватит. Одли, достав из наплечной кобуры пистолет, тревожно оглядывался — кругом вставал темный, неприветливый лес, прорезаемый только светом фар. Эван создал вокруг паромобиля широкое кольцо огня в качестве защиты — нежить избегает огня. Одли с видимым усилием вернул пистолет в кобуру — понимал, что у стальных пуль нет ни единого шанса против нежити, а серебро забрали на проверку после аферы старого интенданта, закупившего фальшивые амулеты для полиции.Грег сплел поисковое плетение, тут же полетевшее прочь — Эвану только и оставалось тихо завидовать: воспитанный, как истинный маг огня, в узких родовых традициях он только в Аквилите узнал, что возможности эфира гораздо шире, чем он предполагал. Первые уроки владения эфиром давал ему Дрейк, потом его немного поучили Брок и Кит, и только то. Лоа, обещавший все тайны эфира у его ног, конечно же обманул, как и положено демонам — предпочел стать маленькой девочкой. Впрочем, это даже к лучшему — Эван не сдержал улыбки, вспоминая шебутную Ноа. Надо учиться: владеть почти бесконечным доступом к эфиру и однобоко им пользоваться — это же надо! Одна надежда на то, что Гудвин, его секретарь, все же расшифрует дневники Шерро с эфирными тайнами Карфы. Противно себя чувствовать неумехой, когда даже самоучка Одли опережает его во владении эфиром.

Грег словно прочитал горькие мысли Эвана — он, направляясь к догоравшему на обочине мертвецу, сказал:

— Я научу тебя этому плетению, только чуть попозже. — И тут же добавил: — и Вик, и парней. Полагаю, Виктория за эту седьмицу так и ни разу не открыла учебники, которые я ей подарил.

Эван, наблюдая, как из паромобиля проворно выскочил зонт-трость с ручкой в ориентальном стиле, пробормотал:

— Ей было немного не до учебников по эфиру — она готовилась к экзаменам на детектива. — Зонт тем временем быстрыми скачками направился в сторону Танцующего леса, замирая перед огненным кольцом.

Грег опустился на одно колено у угасающего на мокрой земле пламени — от мертвеца даже пепла не осталось. Теперь уже не понять кем он был: немертвый или нежить. Придется ждать — немертвые имеют дурную привычку возвращаться раз за разом. Последний язычок огня лизнул мокрую после грозы былинку и погас. Грег осенил священным треугольником исходящую жаром землю:

— Легкой дороги тебе к Сокрушителю. Ты верно нес свою службу, солдат. Не твоя вина, что тебя заставили стать тем, чем ты стал. Это вина живых, что тебя не погребли правильно. — Он резко встал — поисковое плетение дало отклик: чуть ниже по склону со стороны Танцующего леса бродили еще два мертвеца. — Эван, Вин, на расстоянии в две сотни ярдов, может, чуть больше, еще двое. Один медленно приближается сюда, второй кружит на месте. Нежить или немертвый — я не знаю.

Он рукой указал направление, откуда стоит ждать мертвецов. Эван спешно достал из перчаточного отделения пару простеньких служебных гогглов — ими пользовался шофер Адамс. Одли только и уточнил у Грега:

— Это куда твой… Эээ…

— Зонт, — подсказал ему Грег, тоже вслед за Эваном доставая из кармана мундира гогглы и надевая их. Мир сразу изменился — потерял цвет, зато обрел резкость и глубину. — Это мой зонт. И да, он пытается направиться именно туда.

Эван приспустил огонь, и зонт тут же перепрыгнул через пламя, рванув прочь с дороги.

— Это нормально, да? — снова не удержался Одли, принимая из рук Эвана гогглы. Надев очки-консервы на голову и включив ночной режим, он направился за зонтом. — И как его зовут…?

Грегу не приходило в голову дать имя зонту, так что он признался:

— Не знаю. Как видишь, рта у него нет, чтобы сообщить свое имя.

Зонт словно специально остановился и развернулся, с грохотом возмущения хлопая черным тканным куполом и тут же складывая его обратно. Кроме алого глаза у наконечника зонта открылась огромная, полная острых зубов пасть, показывая длинный, узкий, раздвоенный на конце язык.

Одли отправил рукой кепку на затылок:

— Ага. Понял. Рта нету… И почем нынче плотоядные зонтики?

Грег, тоже устремляясь за зонтом, пожал плечами:

— Я его восемь лет назад купил в Ренале. Вроде, обычная цена была.

— Ну-ну…

Идти было тяжело. Ноги скользили в размокшей земле, на подошвы ботинок налипла смесь глины и сосновых иголок. За шиворот то и дело щедро прилетали крупные, холодные капли воды с деревьев — ветер еще во всю игрался ветвями. Хоть снег растаял, оставшись только тонкими ледяными кольцами у стволов немногочисленных елей. Эфир горел ровно, плывя между деревьев уже спокойным синим светом. Зонт целеустремленно прыгал. Шедший чуть в стороне Эван, наблюдая за зонтиком, веско сказал:

— Инквизиция и нанятые ею охотники лет двадцать назад отчитались, что все демоны, вроде Лентяя Лоуренса и таких вот хищных вещей, уничтожены.

Одли ткнул пальцем в зонт, прыгавшем все дальше и дальше, почти теряясь в темноте ночи:

— Это они крупно заблуждались.

Грег прислушался к эфиру:

— Внимание, первый мертвец ускорился — скоро будет тут. — Он снова указал направление. Впрочем, зря — зонт уверенно скакал именно туда, утопая в грязи всей ручкой из слоновой кости, на которую налипли сосновые иголки.

Когда на мужчин выскочил мертвец в старой, но еще узнаваемой полицейской форме Аквилиты, замешкался лишь Одли — на доли секунды, фиксируя уже догорающий факел к земле. Ни Эван, ни Грег ничего ему не высказали. Пожалуй, сейчас Грег даже понимал, почему Эван пожалел и не взял сюда Брока: они все неместные, их не смутить нежитью в знакомых до боли мундирах, а Брок родился тут. В период Тальмо-Тройственной войны ему было почти восемь, его отец наверняка воевал тут, защищая город, и, тоже наверняка, знакомые отца и сослуживцы, которых мог знать Брок, сложили тут головы. Одли склонился над тем, что стало нежитью, и наложил священный треугольник, желая доброго пути к Сокрушителю. Зонт, чуть потоптавшись в стороне, рванул дальше — туда, где поисковое плетение выявило последнего мертвеца. Пришлось поспешить за неугомонным зонтом. Грег уже не знал, радоваться такому приобретению или нет: зонт не разбирал дороги, одинаково безразлично приземляясь и на относительно чистую землю, и в центр какой-нибудь случайной лужи.

Мертвец в почти истлевшей ондурской форме бродил вокруг дерева, бессильно ревя в небеса. Заметив подкрадывающихся мужчин, он глупо бросился им навстречу, а зонт уверенно продолжил движение в сторону дерева. Эван и Одли совместно упокоили мертвеца в ондурской форме — плетениями огня и фиксацией к земле, а Грег, осторожно осматриваясь, направился за своим целеустремленным зонтиком. Было тихо, насколько тихо может быть в предрассветном лесу. Шум ветра в ветвях, шорох капель, продолжавших падать с деревьев, шуршание подошв, пожелания доброго пути к богам из уст Эвана. Зонт тревожно подпрыгивал у дерева, словно искал новых мертвецов, чтобы продолжить путь, и не находил. Грег на всякий случай достал платок — ручка зонта была в грязи. Удар сверху, обрушившийся на голову и спину, был неожиданностью — особенно убойная доза запахов разложения, и колени Грега сами подогнулись. Выставленные вперед в последний момент локти больно врезались в выступающие корни нелиды, зубы Грега клацнули, мешая прочувственно выругаться — хорошо хоть, язык умудрился не прикусить. Лоб врезался в ствол дерева, перед глазами заплясали неприятные звезды. У уха противно клацали острые зубы в попытке добраться до защищенной высоким воротом мундира шеи.

Одли громко выматерился, бросаясь на помощь и мощным потоком ветра пытаясь сбросить мертвеца со спины Грега. Спас положение пинок — от удара ноги Одли мертвец все же слетел на землю и тут же запылал факелом — Грег под вырвавшуюся изо рта «хрень!» перекатился на бок, формируя сплошной поток огня — не до тонких плетений в такой момент.

Ругаясь и пытаясь отряхнуться от налипшей на одежду грязи, Грег встал, отрицательным кивком отказываясь от протянутой руки Одли.

— Да твой же дивизион! — снова выругался тот, — не отказывайся от помощи! Тоже мне, лллллер… Идти можешь или тебя понести до паромобиля?

Грег нашел на земле упавший платок и вытер лицо и руки от грязи:

— Я в порядке. Ран нет.

— Как… Нет? — еле выдавил из себя Эван, цепко осматривая Грега с ног до головы. Не поверил — рукой прошелся по спине, проверяя на всякий случай. Грегу пришлось пояснять, что из-за «дружелюбия» местных жителей он ни на миг на улицах Аквилиты не оставался без прикрытия самоактивирующегося эфирного щита. Впрочем, про дружелюбие он не сказал ни слова — отец тоже постарался со своими угрозами.

— … так что я не ранен. Продолжим дальше обследовать территорию? — Он предпочел промолчать про отбитые колени и локти — Одли наложил обезболивающее плетение, видимо подозревая что-то подобное. Звезды перед глазами наконец-то утихли и умчались в закат.

Зонт поник, прислонившись к дереву. Больше он не пытался никуда бежать. Эван, снимая гогглы и зажигая светляк над собой, еще раз внимательно прошелся взглядом по Грегу:

— Уверен?

— Уверен, — подтвердил Грег, снова формируя поисковое плетение еще немного подрагивающими пальцами и отправляя его в сторону Танцующего леса. — Не каждого мертвеца это плетение обнаружит. Как вы уже поняли: если мертвец не двигается, плетение его проигнорирует.

Одли не выдержал — он внимательно отслеживал, запоминая на будущее, все узлы плетения:

— Как вообще твое поисковое плетение работает? Все знают — нежить можно обнаружить всего двумя способами: визуально, когда она прет на тебя, и эфирно — почуяв некроэманации, что возможно, опять-таки, только при близком контакте. А ты…

Грег криво улыбнулся, первым делом отчитываясь:

— Поиск закончился. Мертвецов в радиусе десяти миль приблизительно нет. Но это ни о чем не говорит, как вы уже поняли.

Эван бросил косой взгляд на притихший зонт и сказал:

— Лер Зонт подтверждает твои слова.

Зонт от удивления открыл глаз и мрачно покосился на мужчину, ничего не говоря. Одли фыркнул — кажется, не имя, но прозвище зонт получил.

— Большие затраты эфира на плетение, да? — на всякий случай уточнил Одли у Грега.

— Нет, сейчас объясню и покажу. — Он мотнул головой, прогоняя муть, и принялся оттирать ручку зонта от грязи. — Мертвецы восстают из-за наполнения эфиром не закрывшихся после смерти эфирных каналов. Сами знаете, проверка: пережжены каналы или нет — обязательна при обнаружении трупа. Так что поисковая сеть настроена на поиск подходящих источников эфира. Идентификация нежити многофакторная. Первым оценивается движение — для исключения природных очагов эфира. Причем приходится включать отсеивание механических движений, чтобы не нарваться на работающий прибор на основе потенцита или механит. Второй фактор — температура тела, чтобы исключить живых людей и животных; нежить у нас исключительно температуры окружающей среды. Размер — чтобы исключить змей и прочих холоднокровных. Оставшиеся движущиеся эфирные объекты и будут нежитью. И хвала богам, что у нас не водятся крокодилы, иначе поисковое плетение принимало бы их за нежить. В джунглях и так бывало. — Он, повесив зонт себе на согнутый локоть, медленно принялся показывать мужчинам пас за пасом, формирующим узлы плетения. Когда оно получилось даже у Эвана, не сгорев в очередной раз, Грег счел свое обучение законченным. — Продолжим?

Одли, посмотрев в небеса, где продолжал сиять золотой предупреждающий сигнал, напомнил инструкцию:

— Надо вызвать подкрепление.

Эван задумался, внимательно оглядывая мужчин — львиная доля внимания досталась Грегу. Тот спокойно принял удар и сказал:

— Не думаю, что это стоит делать. Тут нужны только маги. Парни Алистера замотаны последнее время — если что-то случится в городе, пока мы тут, то город окажется совсем без защиты. А парни Себа еще совсем желторотики — они только пару дней как получили высший ранг эфирников, и пока подобны оружию массового поражения: работать с тонкими плетениями им еще учиться и учиться.

Эван сухо резюмировал:

— Сами справимся, Вин.

— Сами, так сами, — пожал плечами Одли. — Тогда приходите в себя, лера Зонта приведите в порядок…

— А что с ним не так? — не понял Грег.

Эван не сдержал улыбки, кивая на зонт:

— Сам посмотри.

Зонт висел на руке Грега вниз головой, если у зонтов есть голова. Рот его был вызывающе открыт, и из него вывалился длинный змеиный язык, болтавшийся как маятник в такт движениям Грега.

— Вот же хрень, — оценил Грег вид зонта. Тот приоткрыл на миг алый глаз, но тут же сомкнул его, еще и рот закрыл в ответ на угрозу: — сам ножками… В смысле ногой пойдешь, раз не нравится висеть у меня на руке.

Одли качнул головой в сторону дороги:

— Я вернусь к паромобилю — захвачу кое-чего, а вы тут подождите…

Вернулся он с корзиной еды, выданной Джоном, и первым делом предложил всем горячий кофе из термоса, а потом раздал сэндвичи — идти придется по одиночке, чтобы тщательнее обследовать склоны. После, снова и снова запуская поисковые плетения, мужчины разошлись по лесу, направляясь вниз с горы и выискивая нежить. Попадались то и дело истлевшие кости — Грег подозревал, что звериные, но все равно уничтожал огнем просто на всякий случай.

Лес был тих и спокоен. Зонт молчал, то и дело высовывая язык и приоткрывая глаз. Скакать впереди Грега зонт больше не намеревался. Хотелось верить, что этот демон… Живая вещь… Хранитель… Кем бы ни был зонт… Он знает, что делает и не чувствует нежить поблизости.

Светало. Дешевые служебные гогглы с трудом перестраивались, и Грег не выдержал, убрал их в карман. Мир потерял четкость, стволы деревьев стали смазаннее, зато появились краски. Грег на ходу развернул бумагу и съел сэндвич, вспоминая Лиз — родничок в сердце робко тек, подсказывая, что она еще спит.

Туман формировался в ложбинках, стекая вниз, в долины, как река. Птицы еще робко начинали петь, неуверенные, что ненастье прошло. То и дело попадались звериные следы, в основном лисьи. Пахло прелью и цветами — немногочисленные поляны превратились в яркие ковры из чуть прибитых ненастьем первоцветов. Капельки воды после грозы дрожали на травинках, насмерть промачивая ботинки. Носки и штанины Грега отсырели, противно холодя — плата за окружающую красоту. Идти было относительно легко — за лесом хорошо следили: лесники старательно убирали валежник, хотя ночное ненастье добавит им работы — иногда встречались свежие выворотни.

Грег то и дело отслеживал Эвана и Одли, шедших по разные стороны от него. У них тоже все было спокойно. Кажется, больше нежити в лесу не было. Наверное, грозовое электричество случайно подняло необнаруженные и не перезахороненные в освященной земле тела. Так иногда бывает.

Часам к семи утра вышли к уже знакомой сгоревшей нелиде, где Ренар Каеде прятал тела убитых детей, давая им шанс на новую жизнь. От дерева почти ничего не осталось, только обугленные корни. Одли поджал губы, чувствуя за собой вину — никто из детей из дерева не вышел, хоть Эван и позвал их по именам. Только где-то в глубине, из-под земли послышалось поскуливание. Одли тут же присел на колени и полез под корни, вытаскивая на свет мокрую, окровавленную лису. Та быстро дышала, вывалив язык, глаза её закатились. На некогда белую шерсть живота было страшно смотреть — там зияли раны от зубов.

— Бедная… — Одли положил её на накидку, которую снял с себя и бросил на землю Эван. — Ранена. Какая-то нежить хорошенько её пожевала. Может не выжить.

Грег не ожидал дальнейшего — как-то на любителя животных Одли не особо походил. Вин стащил с себя шейный платок и принялся перевязывать лисе раны на животе:

— Возьму её домой… — Он осекся, вспоминая, что пока живет у Эвана, и тот может не оценить присутствие дома лисы.

— Я думаю, Полли и Ноа понравится ухаживать за лисой, — спокойно сказал Эван. — Она перенесет дорогу?

Одли, вливая в раненое животное эфир, кивнул:

— Должна. — Он встал, укутывая лису в накидку и прижимая получившийся кулек к груди. Кулек заботы не оценил — впился всеми зубами в случайно подставленную ладонь Одли, заставляя того фырчать: — Точняк, выдержит! Николас не откажет в помощи с раной у лисы?

— Думаю, не откажет. — Эван огляделся: — что ж. Нежити больше не обнаружено. Предлагаю спуститься в деревню, поймать там попутный паромобиль и вернуться в город. Хорошо, что все хорошо закончилось.

Он поднял руку вверх, гася золотой предупреждающий сигнал.

Глава 4 Неравенство

— Малыш, подъёёёёём!

— Жабер, вали в пекло… — через сон, крайне душевно послала Лиз, сильнее забиваясь под одеяло. Небеса, как же она ненавидела эти его ранние побудки. По утрам Жабера придушить хотелось, или даже сознаться, что она его невеста, и пусть потом живет с этим!

Брок всегда был не вовремя — она знала это как никто другой: каждое проклятое утро он приходил и будил её. Она знала: если сейчас не послушается его, то он сперва стащит одеяло, а потом будет холодная вода. Лиз застонала. Отчаянно хотелось спать, забившись под подушку, но слишком жизнерадостный голос снова повторил:

— Подъёёёём! Завтрак ждать не будет.

Скрипнула кровать, матрас явно просел. Рука Брока потрепала Лиз за плечо, хорошо, что через одеяло.

— Просыпайся, соня.

Что-то стукнуло, пахнуло кофе и жареной яичницей. Это было настолько не похоже на Жабера, что Лиз все же нашла в себе силы прогнать сонную одурь и открыть один глаз, выбираясь из-под одеяла. Брок, улыбчивый и одетый по форме сидел… Не в норе. В её доме, в её спальне, на их с Грегом кровати!

— Твою же мать, Жабер, ты чё творишь⁈ — от неожиданности из Лиз вырвался портовый говорок. Она замотала головой, прогоняя отупение, вызванное приемом лекарства, и снова открыла глаза — Брок никуда не делся. Его довольная улыбка никуда не делась. Как никуда не исчез и завтрак — Брок протягивал Лиз сэндвич крок-нериссу, её любимый: хлеб, сыр, ветчина и кокетливая шляпка из яичницы, из-за которой он и получил название. В спальне было светло — кто-то уже открыл жалюзи. Горел камин, пламя бодро плясало на только что подкинутых дровах. На прикроватном столе расположились корзина для пикника, термос и изящная кофейная пара. Просто идеальное утро… Если бы рядом с ней сидел Грег. Только он занят по службе.

Брок довольно рассмеялся:

— Как же мне этого не хватало! Небеса и пекло, ты даже не представляешь, как мне всего этого не хватало… — Он вложил в руку Лиз сэндвич: — доставка завтрака в номер! Ешь, пока горячий. Ты же любишь яичницу.

Лиз уже беззлобно посоветовала, садясь в кровати:

— Заберись как-нибудь утречком в любое чужое окно — брань и покрепче гарантирована. — Она привычно первым делом принялась за яичницу. Скрываясь за личиной уличного мальчишки-беспризорника, она не могла себе позволить крок-нериссу, а принимать подачки от Брока не позволяло воспитание, хотя иногда Лиз все же прогоняла гордость — когда голод совсем одолевал. Оказалось, что жизнь на улице не так романтична, как описывают в женских приключенческих романах.

Брок, принимаясь за другой сэндвич, не сдержал улыбки:

— Мне не хватало тебя, а не брани. Я привык за три года будить тебя, собирать на пробежку, уговаривать заниматься закаливанием…

Лиз быстро проглотила последний кусок яичницы и не сдержалась:

— Уговаривал⁈ Это называлось — уговаривал? И только не говори, что сейчас потащишь на пробежку — я тебя убью! А потом придет Грег и добавит. Я не шучу.

Брок снял со своей крок-нериссы яичницу и осторожно положил сверху на сэндвич Лиз. Эта странная забота по-броковски прогнала все недовольство и за раннюю побудку, и за все те утра, когда Брок воспитывал её. Родничок в сердце ожил, теплом сообщая, что Грег помнит о ней даже на задании.

— Ешь, — подсказал Брок. — Ты же любишь яичницу. Ешь…

Лиз проморгала странные слезы — она не была склонна к сентиментальности. Джеймс и королевская семейка быстро её отучили от такого.

— Брок…

— Ммм? — привычно промычал мужчина, сейчас его оправдывал засунутый в рот сэндвич. Одли на него нет! И розог. Лиз взяла с прикроватного стола чашечку с кофе, который Брок налил из принесенного в корзине термоса:

— Ты хоть понимаешь, что сейчас творишь? Нельзя же так, Жабер. Воспитывать тебя и воспитывать еще…

Брок послушно склонил голову:

— Я помню: розгами. Но завтрак я принес по просьбе Грега — слово чести! — Он достал из кармана мундира ключи от паромобиля: — видишь, Грег даже ключи дал от вашего мотора. Он уехал на разведку вместе с Эваном…

Вид у Брока стал потешно-обиженным, и Лиз второй раз за этот так рано начавшийся день разрешила:

— Жалуйся!

Он грустно улыбнулся:

— Меня даже не поставили в известность, а теперь над Ветряной грядой висит золотой сигнальный шар — знак высшей опасности, а я даже не знаю: мчаться на помощь или ехать в управление и утопа́ть в привычной утренней бюрократии… — он рукой взлохматил еще короткие рыжие волосы. — Полагаю, от меня ждут последнего, но вдруг они в беде?

Лиз прислушалась к родничку в сердце, тут же словно подтянувшемуся и пытавшему скрыть ломоту в отбитых локтях и головную боль. Грег явно не хотел её тревожить.

— Кажется, Грега немного потрепали, — призналась Лиз, — но ничего серьезного — он не излучает тревогу. Он спокоен.

Брок взял термос и хлебнул кофе прямо из него:

— Видишь, я не просто придерживаюсь новой традиции — ежеседьмичной подачи завтрака тебе в постель…

Лиз улыбнулась и вспомнила приключения прошлой седьмицы:

— Тогда это был топчан или как там правильно называют… И ты сегодня поспешил на целый день. Завтрак надо подавать завтра, чтобы это стало традицией.

— Зато я раздобыл необходимые сведения: начальство надкушено кем-то, но живо и не нуждается в спасении. Ведь так? — он лукаво посмотрел на Лиз, дожидаясь от неё подтверждающего кивка. Брок вернул термос на столик и внезапно для молодой женщины снова признался: — я, правда, скучал по тебе. По нашим беседам. Пусть они и были странными.

— Ага, — подтвердила Лиз, доедая сэндвич. — Болтал в основном ты.

— А ты кивала и говорила: «Да лааааан! Усе образуется!». Мне этого не хватает — мы же дружили почти три года. Это не вычеркнуть из жизни и не забыть. Только все настолько изменилось: раньше я мог прийти к тебе в любой момент и поговорить, а теперь я должен придерживаться положенного приличиями времени визитов, и то не факт, что буду свободен в этот момент, а Грег пус…

Лиз решительно оборвала его — говорить глупости о Греге за его спиной она не позволит даже Броку:

— Не говори чушь! Грег тебя даже в госпитале пустил в мою палату и разрешил остаться наедине. А я ведь тогда только постанывать и могла.

— Я неудачно выразился, — тут же покаялся Брок. — Но ночью поболтать и пожаловаться на нерисс он точно не позволит.

— Зато ты можешь проделать тоже самое с Грегом — я не буду против. Заодно угроза воспитательных розог для тебя будет меньше.

Брок качнул головой — даже Лиз не понимала его, или он не мог объяснить свои чувства. Она положила ему пальцы поверх его ладони:

— Жабер… Все хорошо. Мы с тобой друзья — это не изменить. Мой дом… — Она тут же поправилась: — Наш с Грегом дом — твой дом. Ты можешь приходить в любой момент. Даже ночью, если это необходимо. И да, бегом переодеваться — я сейчас соберусь с силами, подавлю в себе все ругательства и буду готова для пробежки.

Он кинул взгляд на ручной хронометр и вздохнул:

— Сегодня пробежки не будет. Во-первых, ты еще слаба после болезни…

Лиз возразила — такой Брок ей был непривычен:

— Я не стану сильнее, если буду валяться в кровати. Твои же слова.

— Мой Малыш! — с гордостью сказал Брок. — Но есть во-вторых: времени мало, мне надо ехать на службу. Пусть от меня ждут не подвигов, а всего лишь присутствия на утреннем совещании у лер-мэра. Котел паромобиля вот-вот нагонит давление.

Он осторожно провел тылом пальцев по щеке Лиз:

— Ты не представляешь, как напугала меня тогда в катакомбах, Малыш. Я был готов драться с Грегом, наплевать на все: на службу, долг, расследование — и везти тебя в Арис, когда Грег отказался тебя спасать.

— И что же тебя остановило?

— Слова Грега о пытках в клинике Манчини. Только это. И сейчас мне до одури плохо: Грег вчера заявил, что готов ради расследования везти тебя туда. Ты же не сможешь себя защитить.

Лиз на миг стало обидно: Грег не ожидал, что она может за себя постоять, но он не знал тренировки Брока, а вот сам Брок… Почему даже он не верит в неё? Когда считал мальчишкой — верил, а сейчас разучился. Она твердо сказала:

— Смогу.

Рыжий расцвел в улыбке:

— Да, я помню — я учил тебя приемам самообороны, но ты только-только после болезни.

— Я могу постоять за себя. — Она мгновенно сформировала на левой руке огненную сферу — самый простой атакующий прием. — И в защиту я тоже могу.

Брок как-то совсем грустно выдавил из себя:

— Грег… И когда успел?

Лиз пришлось пояснять:

— Вчера. Он обучал меня, Андре и забытого всеми Анри, которому эфир дать дали, а учителем не обеспечили.

— И когда Грег все успевает? И ухаживать за тобой начал раньше меня, и в любви признался раньше, и замуж позвал первым, и вообще все делает раньше.

Лиз сжала пальцами его ладонь:

— Просто он знает — рядом с тобой опасно щелкать клювом: уведешь же и даже совесть не проснется. — Она внимательно на него посмотрела, пытаясь понять, что же на самом деле его гложет: потеря их дружбы или призрак несостоявшейся любви: — Брок… Прекрати. У тебя же есть совершенно прекрасная нерисса Идо. Ты драконоборец — рядом с ней тебя постоянно будет тянуть на подвиги. Это именно то, что тебе и нужно. Ты обожаешь кого-нибудь спасать. А меня спасать не надо — ты научил меня уметь за себя постоять.

— Вот зря я это сделал. — Одним уголком рта улыбнулся Брок. — Будь осторожна, хорошо? Если Грег…

— Он не такой упрямый, как ты. Ему важно добиться результата, но не ценой чужих жизней или боли. Он же сказал вчера, что не полезет в Ондур без полной уверенности, что сможет выбраться оттуда. Он не будет рисковать мной.

— Это ты и сама хорошо умеешь.

— Точно, — согласилась Лиз.

Откуда-то с улицы донесся протяжный свист паромобиля. Лиз вздохнула:

— Кажется, тебе пора.

— Пора, — подтвердил Брок и встал с кровати. — Выздоравливай.

Уже в дверях он оглянулся:

— И будь готова к завтрашней утренней пробежке. Заодно проверим выдержку Грега на мой крайне ранний утренний визит.

Лиз улыбнулась:

— Не бойся, не испепелит. На твоем месте, я бы больше боялась меня — вот я теперь точно испепелить могу за раннюю побудку.

Он ушел со смешком, и дом вновь погрузился в тишину. Лиз допила кофе, заглянула в стоявшую на столе корзину, в которой обнаружила еще сэндвичи, фрукты и сласти — Брок ответственно подошел к завтраку. Вспомнилось, что когда-то он приносил ей черствые булочки — все, что мог позволить на свое жалование. Он не был обязан подкармливать или заботиться о «мальчишке», втянувшим его в аферу, грозившую смертью, но все равно делал это, потому что не мог иначе. Может, пришло её время чуть-чуть позаботится о нем? Лиз не собиралась быть правильной лерой — та из неё не получилась почти сразу. Она не будет просиживать дома и заниматься какой-нибудь полагающейся приличной лере ерундой. Она откроет собственное дело. Быть может даже строительное. Да, точно. Надо телефонировать своему управляющему делами и… Лиз бросила взгляд на часы — время только-только подбиралось к восьми. Телефонировать еще рано. Конторы начинали работать не раньше десяти. Придется чем-то другим занять себя. Она взяла с прикроватного стола книгу, которую оставил Грег. Пальцы скользнули по тесненному названию: «О клерках и капусте» Марка Генри. Лиз открыла книгу, на авантитуле широким почерком Грега было написано: «Любимой Лиззи! Спасибо за веру в меня. Твой Грег». Указательным пальцем Лиз задумчиво прошлась по всем завитушкам надписи. Он все же не забыл. Подарил книгу, как и хотел. Нашел время в этой кутерьме, устроенной Ренаром Каеде, и купил ей книгу. Она чуть усилила родничок в сердце, давая понять, что оценила его подарок. Где-то далеко Грег улыбнулся, и это было до боли щемяще и нежно. Лиз сглотнула комок в горле и заставила себя вылезти из-под одеяла. Надо двигаться, надо набираться сил, надо тренироваться, чтобы не подвести Грега и не быть обузой в Ондуре. Если они, конечно, туда поедут.

Лиз достала из портпледа свою старую одежду, в которой она изображала Клермона: мешковатые штаны с заплатками на коленях, растянутый, старый, но отчаянно уютный свитер с кожаными налокотниками и застиранную до дыр рубашку. Все было чистым, хоть и страшно ветхим, но не в утреннем же платье разминаться и тем более бегать? Потом она что-нибудь придумает, а пока пойдет и так. Она быстро оделась, собрала длинные локоны в простой пучок на затылке и натянула на себя потрепанную кепку — без головного убора показываться на улице неприлично даже портовым крысам.

Лиз сперва с любопытством обошла свой дом: второй и первый этажи — третий еще стоял закрытым. Вчера после внезапного визита к Хейгам было не до знакомства с домом. Всюду пустые комнаты и гулкие залы — их еще обустраивать и обустраивать. Возможно даже не в эту луну, если они все же поедут в Ондур. Новобрачным положено свадебное путешествие, так пусть оно будет хоть с пользой для дела. Через вход для слуг она вышла на задний двор, осмотрела немногочисленные хозяйственные пристройки, в том числе и пустую оранжерею, забывая о том, что собралась на тренировку. Обошла запущенный, заросший сад, спустилась к океану по каменной лестнице, рассматривая пляж, посидела чуть-чуть у воды, любуясь сонными волнами, накатывающими на берег. Потом вернулась в сад, замирая у каменного забора и рассматривая порванные, запутавшиеся без долгой правки защитные плетения. Вчера Грегу было не до того — он обещал поправить эфирную защиту на днях, заодно обучая этому и Лиз. Голубые эфирные нити, опутывающие в небесах дом и сад, истончились, кое-где оборвались и бессильно рассеивались, вливаясь в общий эфирный фон города. Странно было понимать, что раньше она жила и ничего из этого не видела. Впрочем, большинство горожан, да что там, жителей всей планеты не видят эфир и его красоту. Лиз обошла дом, рассматривая защитное плетение и выискивая главные узлы в мешанине плетений. Было интересно потом сравнить свои выводы с Грегом по восстановлению защиты. Замерев перед фасадом дома и запрокинув голову, она рукой придерживала сползающую с затылка кепку, чтобы та не упала. Мощь эфира поражала. Лиз снова и снова выискивала повторяющиеся плетения, пытаясь догадаться об их назначении. Не щит Фидеса, далеко не он — уж его она зазубрила тогда в Ветряном квартале на зубок. Казалось, глаза закрой — все его основные узлы вспыхнут перед глазами.

Шуршали меланхолично метлы в руках уличных дворников, собирая оставшийся после дождя мусор. Тихо шелестели шинами редкие паромобили — это привилегированный квартал, тут раньше десяти утра никто не просыпается и не отправляется на службу. Горничные наводили порядок на дорожках перед особняками. Только их с Грегом дом был нем и мертв — им еще его обживать и обживать. На подъездной дорожке намело полупрозрачных лепестков вишни, набросало веток с деревьев, но Лиз подавила в себе желание навести порядок с помощью эфира — Грег вчера показывал, как вызывать воздушную волну, — уже спешили по тротуарам первые жители района. Не стоит их пугать эфиром. Пусть к их странному семейству привыкают постепенно.

— Эй, ты!

Лиз пропустила недовольный крик мимо ушей — она лера, это точно не ей. Она выцепила глазами дыру в защите — по её прикидкам, там должно было быть плотное переплетение эфирных нитей.

— Ты, голодранец, не смей меня игнорировать! Живо подошел сюда!

Шорох метлы дворника становился все громче и громче.

Лиз недовольно обернулась на орущего усатого мужчину лет пятидесяти в плотном твидовом костюме и щегольском пыльнике поверх него. Палец мужчины, как ни странно, упирался в Лиз. Заметив, что Лиз, наконец-то посмотрела на него, мужчина буркнул, приближаясь к ней быстрым шагом:

— Ты, портовая крыса! Что ты тут высматриваешь, а⁈ Я за тобой уже с полчаса слежу, как ты шныряешь, что-то крадя у приличных граждан!

Лиз сухо сказала:

— Вы ошибаетесь, я лера де Бернье, хозяйка этого дома, но за соседскую бдительность я вас благодарю!

Шорох метлы за спиной стих.

Мужчина почти ткнул указательным пальцем в грудь Лиз:

— Я вызвал полицию, мерзкая крыса! Ты получишь по заслугам, отребье!

Лиз не выдержала — ситуация быстро выходила из-под контроля:

— Отойдите от меня или сильно пожалеете! — на её руках взметнулось предупреждающее пламя. — Еще раз, я лера де…

Договорить она не успела — мужчина как-то совсем не по-мужски взвизгнул:

— Ты мне угрожаешь!!!

А потом наступила тьма вместе с болью в голове под затихающее:

— Вашсиятельств, этот голодранец досаждал вам?

* * *

Грег вздрогнул, когда родничок в сердце исчез. Прогнать мучительную мысль, что Лиз умерла дома в одиночестве, пока он тут несется в паромобиле на службу, не удавалось. Мысль разрасталась, замораживая его изнутри своей простотой и безысходностью, превращая в ничего не чувствующий кусок льда. Он бросил Лиззи, оставил в одиночестве, хоть знал, что она болеет. Она там одна в пустом доме, и никто не пришел ей на помощь, когда ей стало плохо. Она даже до телефона не могла добраться — он же на первом этаже, а она еще слаба… Хотелось орать, как тогда на крыльце королевского суда: какая же он свинья! Самого родного, самого нужного человека бросил одного. И больше никогда не будет теплого родничка в его сердце. Больше никогда не будет её смеха. Её тихого «соблазнись!», её улыбки, больше никогда не…

— Грег! Грег, да услышь ты меня! — в леденеющее сознание Грега еле прорвался голос Эвана. — Что случилось?

Пришлось приходить в себя, прогоняя защитное отупение:

— Лиз… — Грег оглядел покрытый инеем салон паромобиля, который они в деревне одолжили у местного храмовника.

— Что. С. Лиз? — окаменел и Эван, а Одли утопил в пол педаль акселератора, выжимая из старенького паромобиля все, что можно.

Грег заставил себя сказать ложь:

— Ей надели магблокиратор. — И заставил себя в это поверить. Верить в то, что Лиззи больше нет, нельзя. Если он поверит пропавшему в сердце родничку, то… Лиззи действительно умрет и в его голове, как умерла где-то в пустом, гулком доме.

Глава 5 Нарушения

Лежать почему-то было неудобно, холодно, темно. Больно — это главное. Боль заставила собраться — никто не придет на помощь. Спасение зависит только от неё самой. Надо двигаться, надо бежать, надо добираться до левого берега Ривеноук — только там спасение. Она с трудом открыла глаза, не понимая, почему в катакомбах светло. И почему вокруг руки́, на которую она пыталась опереться, клубится что-то грозно шипящее и алое. Она неожиданно поняла, что это эфир. Мир и прошлое нагнали её. Грег. Брок. Осмотр дома и эфирных плетений. Идиот в твидовом костюме. И дворники за спиной. Дворники, которые ненавидят портовых крыс на своей территории.

Кто-то крикнул:

— Осторожно! Маг!

Неприятный, знакомый «твидовый» голос взвизгнул:

— Он пытается напасть на полицию! Он и на меня нападал с магией!

Она мотнула головой в попытке прийти в себя, и перед глазами все поплыло, превратившись в сплошные яркие пятна. К горлу подкатила тошнота. Кепка упала на землю вместе со сломанным на две половинки черепаховым гребнем. Жаль, она любила этот гребень — его подарил отец в те времена, когда они еще понимали друг друга. Добрые старые времена, когда мир был чудесен и светел. Не то, что сейчас. Пучок на голове распался, заставляя окружающих дико орать от ужаса — в основном «твидовым» голосом:

— Ведьмааааа!

— Силовой шторм!

Кто-то зычно скомандовал:

— Магблокиратор!!!

Лиз еле пробормотала:

— Я не… — Что «не» сил сказать не хватило — кто-то с силой уперся ей в спину коленом, выкручивая левую руку назад и лицом вжимая Лиз в тротуар. Эфир пропал, как и волнующийся родничок в сердце. Лиз с головы до ног пронзил страх, прогоняя боль и тяжелое, глухое оцепенение: Грег же все не так поймет! Он решит, что она умерла от потенцитовой интоксикации. Бедный Грег! За него стало страшно.

— Я лера Эли…

Её дернули за руки вверх, и от взорвавшейся в голове боли она вновь ускользнула в благостную тьму под чье-то крайне довольное:

— Так ей и надо портовой крысе.

Потом периоды тьмы и света чередовались. Её куда-то тащили. Кажется, куда-то кидали. Она пыталась прошептать, что она лера, что с ней так нельзя, что с любым человеком так нельзя… Тьма была милосердна, отсекая ответы тех, кто тащил её. Потом она помнила, как прижималась щекой к вонючей обивке сиденья паромобиля. Потом… Её опять куда-то тащили. Голова болела — кажется, её кто-то сильно ударил по затылку. Впрочем, она даже догадывалась, кто. Только домыслить не смогла — свет снова погас.

Пришла в себя она от ледяной воды, которую ей щедро плеснули в лицо. Она задрожала от холода, сжалась в комок, перекатываясь на бок, как учил Брок, и защищая живот. Сейчас его уроки были как никогда кстати. Лиз открыла глаза, пытаясь понять, где находится. Она лежала на грязном, заплеванном деревянном полу. Над ней склонился, глядя прямо в глаза парень, молодой и довольно симпатичный, в полицейской форме с нашивками сержанта:

— Пришла в себя, крыса?

Она замотала головой, не в силах что-то сказать. Короткостриженый, как и положено пилоткам, блондин выпрямился и скомандовал:

— Вставай! Разлеглась тут… — Его мало волновало её самочувствие. Так всегда бывает с портовыми крысами. Общество привыкло игнорировать тех, кто попал в беду. Нищий? Голодный? Больной? Сам виноват — боги никогда не насылают испытаний сильнее, чем человек может перенести. Не выбрался из нищеты — это только твоя вина. Никто не обязан протягивать руку помощи опустившимся.

Лиз упорно повторила, ведь произошедшее всего лишь дикое недоразумение — она подставилась, одевшись неправильно в привилегированном квартале:

— Я лера Элиза…

Её грубо оборвали — все тот же блондин:

— Да, да, уже слышали. — Он скривился, возвышаясь над ней: — А я в таком случае сам Сокрушитель!

Со всех сторон грохнул довольный, исключительно мужской смех. Блондин хмыкнул:

— Видишь — даже мне не верят! Вставай!

Лиз еле села — руки были скованы тяжелыми наручниками. Пыльным рукавом свитера она протерла мокрое лицо. Наверное, зря — только размазала грязь. Голова продолжала кружиться, Лиз по-прежнему мутило, и сейчас она даже понимала, как она словила удар: расслабилась, привыкла, что с ней обращаются как с лерой, и забыла о грозе всех портовых крыс — дворниках! Кажется, один из них и пришел на помощь тому мужчине в твидовом костюме, огрев Лиз черенком метлы по голове. Нельзя так преступно расслабляться, особенно после того, как утром доказывала Броку, что можешь за себя постоять. Постояла. Ага.

Лиз огляделась — она оказалась в обычном полицейском участке, уж столько их было в её жизни! Большая комната, деревянные скамьи у стен, стойка для регистрации. Необычными были полицейские — все сплошь высокие красавцы под шесть футов и выше, разной степени блондинистости — не иначе их подбирали по внешнему виду, чтобы не портить настроение живущим тут прекрасным лерам с не менее прекрасным вкусом. Хотелось, как Грег, орать: «Хрень!». Полицейский участок для привилегированной публики, проживающей на островах и на Морском проспекте, а она одета как оборванка и без документов при себе — полная хрень! Оставалось надеяться, что пилотки, несущие тут службу не только смазливые, но и умные.

— Вставай, — хвала небесам, один из блондинистых пилоток все же пришел ей на помощь, легко за талию ставя на ноги: — туда!

Он легко направил её к стойке регистрации, в которую Лиз вцепилась, как утопающий хватается за соломинку — до побелевших пальцев. Ей сейчас нельзя снова падать и терять сознание. Только не тут. Только не в толпе таких вот «слуг народа».

Первый блондин — неудавшийся Сокрушитель, — сморщился:

— И охота тебе, Кевин, марать о крысу руки. Еще заразу какую-нибудь подхватишь — лечись потом от чесотки… — Подойдя к Лиз, он скомандовал: — Имя! И не лгать — проверим же!

Лиз заставила себя говорить сдержанно и гордо — она лера! Немного напуганная все же. Даже будь она портовой крысой — крысы тоже люди и заслуживают уважения.

— Я лера Элизабет Агнес Клер де Бернье. — Ноги подкашивались, и Лиз сильнее вцепилась руками в стойку.

Кевин чуть поморщился, доставая чистый бланк и ручку.

— Скажите настоящее имя, — сочувственно сказал он.

Соображать было тяжело — мысли ворочались, как огромные камни. Лиз и так сказала настоящее имя, но ей не поверили. Она попыталась зайти с другой стороны — это же коллеги её Грега, это коллеги Брока:

— Я жена суперинтенданта Эша…

Кажется, она сказала что-то не то — капля участия в глазах Кевина погасла, и он сухо сказал:

— У нас нет такого суперинтенданта.

Лиз мысленно выругалась — полицейское управление не успело распространить эту информацию. И как она так сплоховала!

— Блек… Я хотела сказать: Блек…

Блондин-Сокрушитель скривился и сплюнул на пол:

— Так. Это уже не смешно! — он стукнул ладонью по стойке, заставляя Лиз вздрагивать: — пойми одно — ты уже на каторгу себе заработала.

Лиз пыталась понять, что же такого, кроме осмотра своего дома и попытки избежать нападения «твидового», она успела сотворить: ведьм же не отправляли на каторгу, да и не ведьма она. У неё разрешение от инквизиции было на владение эфиром. Только это разрешение дома. Вот так и выходи погулять в собственном саду!

Блондин тем временем продолжил:

— Обокрала…

Лиз не успела ответить — на стойку легли её тонкое венчальное кольцо, еще не подогнанное по размеру — сразу после госпиталя было не до того, — и помолвочный перстень, к сожалению, не родовой — родовой пришлось снять, как только Грег отказался от рода Монтов. Следом блондин, который так и не счел нужным представиться, но Лиз запомнила его номер с ворота мундира — 1458, положил на стойку её разломанный черепаховый гребень, которым она утром скрепила прическу. Золотые листья и цветы из жемчуга, которыми был украшен гребень, не перенесли встречи с черенком метлы.

— … дом сиятельных. Напала на лера Леоне…

Лиз поморщилась — теперь она знала, как зовут «твидового» соседа.

— Но самое тяжкое — нападение на констеблей при исполнении. Пожизненная каторга, между прочим, — противный блондин подался вперед, «ласково» улыбаясь и заглядывая Лиз в глаза. — Сознаваться не обязательно. Хватит наших показаний, крыска.

Она до сих пор не верила, что это происходит с ней. Мысли путались. Понимания, что Грег все равно её найдет, как нашел в катакомбах, не было. Лиз пробормотала:

— Я требую… Расшифровки… Записей… Фиксаторов…

Блондин почти носом ткнулся ей в лицо и все так же «ласково» выдавил из себя:

— А нет фиксаторов. По распоряжению комиссара Ренара все фиксаторы сданы, крыска.

Лиз не удержалась — и тут знания констеблей хромали! — и поправила блондина за номером 1458:

— Хей… Га! Комиссара зовут Хейг!

Блондин 1458 схватил её за плечи и как следует встряхнул. На миг мир снова померк, и Лиз чуть не рухнула на пол, в последний момент слабеющей рукой хватаясь за мундир 1458.

Кевин, потерявший в её глазах всякое уважение, бросился к ней, оттаскивая её в сторону и передавая кому-то дальше:

— Тед, Ласло, сделайте её фиксы и снимите отпечатки. Запишите как Неизвестная 31. — Он гораздо тише сказал блондину 1458: — Грегори… Потише… Она же ведьма — её следует передать храму. Все светские обвинения потом — после храма.

Лиз не сдержала смешок — этого блондинчика звали, как и её мужа! Надо же… Насмешка судьбы, не иначе.

1458 — Лиз не хотелось его называть именем её Грега, — бросил ей вслед:

— Ты, Тридцать первая, заруби себе на носу — еще одна ложь, и я отправлю тебя в камеру с мужиками. Скажу, что не понял, что ты крыска, а не крыс!

Кевин снова вмешался:

— Серж, серж, серж! Тише… Ты видел её руки?

— И чё? — буркнул 1458, даже не пытаясь посмотреть на Лиз. Кевин горячо стал пояснять:

— Они чистые, Грег! Ногти идеальные… Понимаешь? Она может говорить правду — она может оказаться лерой. У керов не бывает таких рук.

Блондин подался на вернувшего доверие Лиз Кевина:

— Ты хочешь сказать, что лер Леоне, который живет тут больше пяти лет, лжет? Да? Он видел, как она выбиралась из дома леров через черный ход и шарилась по их саду в поисках другой добычи. Покажи мне хоть одну леру, которая пользуется входом для слуг! При ней обнаружены дорогие вещи. Причем выглядит крыска как крыска! Путается в показаниях и лжет. Ты готов поверить портовой крысе, пусть и странно чистоплотной, которая притом напала на полицейских — лично на меня! — и не веришь леру, которого мы знаем пять лет? Она лжет от начала и до конца. Какой суперинтендант Эш⁈ Я бы понял, если бы она Мюрая назвала — этот меняет девок как перчатки. О его похождениях все знают! Но Эш? Ты о таком вообще слышал? Ты видел хоть одну леру, которая добровольно оденется как крыса, Кевин? Включи мозги! Она смазлива — согласен, я понимаю, почему ты взвился в попытке её защитить. И да, я закрою глаза на то, если ты или кто-то из наших навестит её в камере, раз тебе так приглянулась крыска, но не подхвати дурные болезни! Крысы все заразны! Крысы все лгут. И все крысы заслужили сидеть в тюрьме или вкалывать на каторге. Это отбросы, а не люди.

Пока 1458 доказывал свою правоту Кевину, у Лиз взяли опечатки, а потом сделали снимки у стены с ростовой шкалой, в анфас и в профиль. Хмурый, молчаливый констебль — кажется, это был Тед, — подхватил её под локоть и потащил дальше, на ходу уточняя:

— Серж, куда Тридцать первую?

— В общую запри — пусть сидит. — отвлекся 1458 от Кевина. Все же что-то человеческое в 1458 было — в общей камере Лиз не грозили нежданные свиданки с пилотками, так что она была даже в чем-то благодарна ему. Грег может не успеть её вытащить из участка. — До полудня сиятельных из обворованного дома тревожить нельзя. Я сам потом туда съезжу и свожу украшения на опознание.

Тед потащил её дальше по коридору. Лиз он показался вполне адекватным констеблем:

— Вы бы не могли…

— Чаво? — флегматично уточнил он, бросив на неё пустой взгляд. От констебля несло чем-то кислым, его зубы были желтыми от жевательного табака.

Лиз оглянулась назад, на 1458. В его угрозы она верила. Знала таких тварей. Это Брок за своими следит, подбирая людей под себя, а тут совсем другие констебли. Пилотки, от которых нужно держаться подальше.

— … пожалуйста, сообщите Мюраю, что Клермону требуется помощь… — все же заставила себя сказать Лиз. Она осознала, что Грег может банально не успеть. Зато Брок — драконоборец, он обожает спасать.

Тед оказался не адекватным — он обернулся назад и радостно заржал на весь коридор:

— Тут наша крысолерочка опять показания поменяла! Теперь она Клермон!

1458 не выдержал и взревел:

— Ну все! В холодную её! Достала, крыса! И в храм не сообщать о ведьме — пусть посидит с седьмицу. Может, хоть думать научится!

Холодная камера была… Холодная. Давно небеленые стены, ведро в углу, жесткая скамья даже без пледа. Небольшое подслеповатое оконце под потолком, забранное решеткой. Хорошо, что наручники с Лиз сняли. Она с ногами забралась на скамью, руками обнимая себя за ноги и носом утыкаясь в колени. Мокрый свитер не держал тепло, и Лиз быстро замерзла, сотрясаясь от крупной дрожи.

Она понимала, что 1458 просто запугивал — её не продержат в камере седьмицу. Её могут задержать всего на трое суток, а потом обязаны или выпустить, или предъявить обвинение, отправляя в суд. В суде обязательно всплывет, кто она на самом деле. Да и… Грег или Брок придут быстрее. Даже если Грег задержится на своем задании на сутки и больше, уже вечером кто-нибудь заметит, что её нет, и её начнут искать. Уж утром точно Брок придет звать её на пробежку и обнаружит, что её нет дома. Он найдет её. Её спасут. Главное сейчас — продержаться до спасения. Она легко не дастся ни Кевину, ни кому-то другому. Она портовая крыса, а крысы больно кусаются. Кевин пожалеет, если попытается прикоснуться к ней. Боль в голове то накатывала, что затихала, напоминая о себе только тошнотой. Хорошо бы заснуть, а проснувшись обнаружить, что все случившееся — всего лишь сон. Что мир безопасен, что есть закон и полиция, его защищающая. Лиз, то и дело проваливаясь в темноту, мрачно подумала, что этого участка, этих полицейских не коснутся её задумки. Их для неё не будет существовать. Или так неправильно? Так она становится похожа на того же 1458…

Кевин остановился перед решеткой, разглядывая сидящую на скамье Лиз. Та заставила себя сбросить оцепенение — Грег не успел, а Броку не сообщили. Сейчас все зависит только от неё самой.

Лиз веско, уверенно сказала:

— Я буду орать. — Сейчас нельзя показать, что ей страшно. Страх у некоторых срывает голову. — Ты сильно пожалеешь, если хоть пальцем прикоснешься ко мне.

Кевин замялся, неуверенно оглядываясь назад в коридор.

— Эм… Так Клермон, да?… Или все же лера? — спросил он, прислушиваясь к нарастающему вдалеке гулу. Потом парень словно решился и достал ключ от камеры, вставляя его в замок. Лиз напряглась и приготовилась драться — жаль, что на неё надели блокиратор, шансов долго продержаться против Кевина у неё немного:

— Я лера, но кусаюсь не хуже крысы.

Дверь камеры открылась, и Кевин хотел что-то сказать, но его снес в сторону рыжий, наглый, сияющий зелеными глазами метеор по имени Брок — он ворвался первым, срывая с руки Лиз магбликиратор. Брок подхватил Лиз на руки и прошептал, успокаивая:

— Шшш, ты спасена!

Лиз не сдержала свой злой язык, обнимая Брока за шею, чтобы ему было удобнее её нести:

— Долго репетировал?

— Всю жизнь… — пробурчал Брок, выходя из камеры мимо Кевина. — И вот как тебя спасать, Малыш⁈ Ты же всю романтику портишь.

— Тренируйся на Идо с романтикой… — подсказала она и призналась: — Брок… Ты так вовремя, даже не представляешь! Я глупо оплошала, а ты герой — ты спас. Лер-мэр сильно ругался, когда ты сбегал с совещания?

Брок закатил глаза, а потом рявкнул на замершего у стойки 1458:

— Чтобы через час объяснительные о случившемся были у комиссара Хейга на столе!

Лиз не сдержала смешок, заметив, как вытянулось лицо 1458, особенно когда Брок добавил:

— И я, и остальные констебли… Настоящие констебли, а не такая подделка, как вы… Отвернемся в сторону, когда суперинтендант Эш будет вас учить основам обращения с людьми!

Лиз хотела поправить Брока с «когда» на «если», но не стала, услышав концовку. Такая концовка ей пришлась по душе.

Брок, выходя на улицу и помогая Лиз сесть в паромобиль, прошипел:

— Всех в патрульные разжалую. — он посмотрел на неё и спросил: — как там Грег?

— Ему уже лучше, — призналась Лиз, чувствуя, как вернулся родничок в сердце, теплом омывая её и прогоняя прочь головную боль и муть.

Глава 6 Нуждающиеся в спасении

Утреннее уже яркое солнце слепило глаза, солнечными зайчиками рассыпаясь во все стороны от быстро высыхающих луж. Ветер игрался новой порцией белоснежных лепестков, сброшенных с отцветающих вишен и первых цветков яблонь.

Лиз прикрыла глаза, пытаясь успокоить бушующий в сердце не родничок — океан. Сейчас она почти видела перед собой Грега, собранного, побелевшего, со сжатыми в кулаки пальцами, готового к схватке. Яростного Грега, несущегося ей на помощь. Волнующегося Грега, боящегося, что не сможет удержать свой гнев в узде. Безмерно напуганного Грега — он не смог её защитить, ей пришлось спасаться самой. Она неуклюже, как смогла, попыталась донести до него образ Брока, надеясь, что он правильно поймет её. Океан в сердце стал стихать, волнами согревая её.

Рука Брока бесцеремонно скользнула по её голове, нащупывая шишку на затылке и накладывая целебные плетения. Кажется, рыжий благополучно забыл, что Лиз теперь лера и чужая жена.

— Легче? — спросил он. — Чуть-чуть потерпи — скоро будешь дома.

Лиз приоткрыла один глаз, разглядывая напряженно застывшего в дверях паромобиля мужчину, напоминавшего гончую, готовую рвануть в погоню по первому зову:

— Не домой — мы едем в управление.

Брок кинул на неё кипящий от недоумения взгляд:

— Малыш? Объясни, а?

К счастью, его отвлекли — из Речного участка подбежал все тот же Кевин, таща в руках папку с документами:

— Лер старший инспектор, — он протянул бумаги выпрямившемуся Броку. — Как вы просили: протокол происшествия и вещи задер… Эээ…

Лиз фыркнула — на парня было страшно смотреть: Кевин замер, недоумевая и морщась. Кажется, её существование перевернуло его мир с головы на ноги. Или наоборот. Кевин вздохнул и все же спросил:

— Простите, так все же лера Элизабет или Клермон? Кого задержал сержант Хогг?

Брок сухо произнес:

— Леру Элизабет де Бернье, супругу суперинтенданта Управления по особо важным делам Грегори Эша. И она же Клермон — моя хорошая знакомая.

Кевин прижух и только выдавил из себя:

— Извините, лера. Вышла досадная ошибка.

Лиз не знала, что на такое отвечать — керы и опустившиеся на самое дно общества нищие, которых называли портовыми крысами, все же люди. Они не заслуживают такого отношения, как случилось с ней. Ей повезло — её спасли. А сколько других не успели? Сколько портовых крыс попало на каторгу и в исправительные дома из-за «досадной ошибки» по имени Хогг? Пока Лиз собиралась с мыслями, Брок процедил:

— Ответите за неё. От и до. — Он захлопнул дверцу, обошел паромобиль и сел на водительское место, тут же трогаясь с места. Папку с бумагами он легкомысленно бросил назад. — Лиз, все же в управление?

Она кивнула, оборачиваясь назад — на крыльце Речного участка застыли констебли: все такой же задумчивый Кевин, откровенно злой Хогг, флегматичный Тед и другие, имен которых Лиз не знала. Кажется, они с Грегом еще не успели въехать в район, а врагов себе уже нажили. Только этого не хватало.

Брок не удовлетворился её кивком:

— Малыш, все же объясни: зачем надо издеваться над собой и ехать в управление, а не домой? Грег справится с гневом и страхом — это были не его эмоции, а демона.

Она принялась медленно заплетать в косу рассыпавшиеся по плечам волосы:

— Понимаешь, Брок, это даже не из-за Грега, хоть в управлении мы точно встретимся раньше, и он раньше успокоится. Дело в том, что если так задержали меня, то представляешь, сколько случайно забредших в этот квартал местные пилотки отправили на каторгу и тюрьму по ложным обвинениям?

Брок подтвердил:

— Да, я видел твой протокол. Ограбление, нападение на лера и на полицейских при исполнении.

Лиз горько рассмеялась:

— Как ты там говорил? Я и половины этого не делала. Я лишь осматривала свой дом на своей же земле, а потом пыталась отогнать нахала, случайно оказавшегося лером, одетым лучше, чем я.

Он бросил на неё сочувствующий взгляд:

— Разберемся, Малыш, и всех накажем. По закону. Знаешь, что самое противное? Речной считался хорошим участком. Почти образцовым. Мало преступлений, отличная статистика раскрытия дел, никаких жалоб на его работу от жителей. Прям идиллия.

Лиз, устало разглядывая, как за окном паромобиля живет и гуляет приличная Аквилита, вся в кружевах, рюшечках, шляпках, прикрытая парасолями и своим положением в обществе, вздохнула:

— Это потому, что портовые крысы не верят в закон. И не могут жаловаться на произвол. Кто им поверит? — Она снова прикрыла глаза. — Знаешь, я хотела открыть свое дело — строить дешевые дома для пилоток, но что-то после 1458 не хочется. Буду думать, как помогать крысам.

Брок не удержался:

— Не все оценят твои начинания, Малыш.

— 1458 точно не заслужил моей помощи. Даже настоящие подонки лучше, чем 1458. Они хотя бы не притворяются хорошими и не используют закон во зло. — Она потерла лоб. — Прости, я сильно испугалась, если честно.

Он отвлекся от дороги, положив на миг руку поверх её замерзших пальцев:

— Хогг получит заслуженное, я обещаю.

Лиз призналась, хоть и знала, что Брок не поймет её или хуже — обидится:

— Я не хочу, чтобы этим делом занимался ты или Грег. — Она не хотела, чтобы они волновались за неё, ведь все уже случилось, все закончилось, но для них, ведущих расследование, это будет продолжаться и продолжаться. Особенно для Грега.

Брок притормозил на перекрестке — дежурный дорожный констебль не заметил служебный паромобиль и включил красный свет на светофоре. Брок подался к Лиз, тревожно заглядывая ей в глаза, а взгляд больной-больной, колючий — этот драконоборец всегда тяжело переносил несправедливость мира. Кажется, Брок сегодня в очередной раз устроит себе усиленную тренировку.

— Я что-то должен еще знать о Хогге? Он причинил тебе боль или…?

Лиз заставила себя улыбнуться и отмахнуться как ни в чем не бывало:

— Ничего такого, просто угрозы, но все равно, Брок. Это дело не для тебя.

Брок снова прикоснулся к её пальцам, согревая с помощью эфира — сейчас мужчина нестерпимо сиял белым, кажется, чуть обиженным светом:

— Малыш, даже если дело будет вести Одли, то я и Грег все равно будем в курсе происходящего. Это наша должностная обязанность, между прочим.

Лиз зябко передернула плечами, и Брок принялся расстегивать мундир, стаскивая его с себя. Светофор переключился на зеленый, сзади кто-то нетерпеливый снова и снова подавал недовольный гудок, но Брок плевать на все хотел: пока не набросил на Лиз мундир, с места он не стронулся.

— Розог на тебя нет, — не сдержалась Лиз. — Трогай уже — я не сахарная, не замерзну.

Брок пробурчал:

— Что-то я неправильно тебя воспитывал, Малыш. — Он свернул на Дубовую улицу — на ней, ближе к горам, и находилось полицейское управление. Брок бросил на Лиз косой взгляд и буквально заставил себя улыбнуться, меняя тему: — И ты только грозишься розгами.

Лиз не сдержала смех — такого даже от Брока она не ожидала:

— Жабер, ты сумасшедший. Кто прямо-таки лелеет мысль о наказании?

— Я. — Он тут же пояснил: — вот какой от меня толк, если я защитить не могу?

Она протянула руку и погладила его по плечу — недопустимый жест с точки зрения этикета, но портовым крысам плевать на него!

— Смог. И защитил. И спас. Это я сплоховала, а ты спас, Жабер. — Лиз вдруг подумала, что, может, и к лучшему, что сегодня такое случилось: Броку будет чем заняться, разгоняя Речной участок, и времени на планы самоубийственной поездки в Ондур у него не останется. Он же вчера до последнего бухтел, что Кит, таща жребий, смухлевал.

— Ммм… — только и ответил Брок. Лапидарный стиль, как всегда.

Припарковав паромобиль прямо перед крыльцом управления и явно занимая парковочное место Грега — Лиз не сразу вспомнила, что это и есть паромобиль Грега, — Брок взял с заднего сиденья папку с документами и быстро выскочил из салона. Только все равно он не успел — Лиз привыкла к самостоятельности и вышла из паромобиля сама, чуть шатаясь от проснувшейся головной боли и легкой мути в животе. Брок тут же поймал её за ладонь, все так же холодную, как ни куталась Лиз в его мундир:

— Малыш, тебя донести на руках?

Она заставила себя выпрямиться и стащила с себя мундир, возвращая его хозяину:

— Нет, ты точно жаждешь розги! Выздоровею — накажу.

— Прекрати — тебе явно плохо, — продолжил настаивать Брок, но мундир принял и небрежно набросил на согнутый локоть.

Лиз старательно уверенно, чтобы не пошатываться, направилась к крыльцу:

— Я сама. Тебе не хватило сплетен о вас с Викторией? Я не хочу подставлять Грега — ему и так трудно последнее время. О нем что только не придумывают.

— Небеса и пекло! — выругался Брок, шагая рядом с Лиз, видимо, чтобы успеть её поймать в случае чего. — Я тебя все же неправильно воспитывал. Надо честно признать — мне нельзя доверять детей.

Забавно, для него она была ребенком, когда притворялась Клермоном. Надо же… Лиз не удержалась и вспомнила слова Грега:

— Учись быстрее! — Она опередила Брока и открыла дверь первой, просто потому что так привыкла. — Грег хочет, чтобы ты был восприемником нашего дитя.

Кажется, она выбрала не самое удачное утешение для Брока или не самый удачный момент — рыжий замер на пороге погруженного в приятный после яркого уличного солнца сумрак холла и еле выдавил из себя, потрясенно рассматривая фигуру Лиз:

— Какого… Дитя? — Последнее слово гулким эхом заметалось в холле, заставляя дежурного Жаме просыпаться и выпрямляться за стойкой. — Лииииз?

Она немного растерянно улыбнулась — такой реакции от Брока она не ожидала:

— Будущего, конечно, будущего дитя, Брок! Теперь я понимаю, как легко ты порождаешь сплетни.

Брок отмер, почти строевым шагом входя в холл и кидая Жаме:

— Ты ничего не слышал!

— Ка… нечно… — отозвался дежурный, старательно косясь в сторону от Лиз и её живота. — Доброе утро, лера и лер.

Брок с кривой улыбкой, уже почти отойдя от неожиданного заявления Лиз, кивнул:

— И тебе доброго. Вернется лер суперинтендант — тут же сообщи, что лера Элизабет у меня в кабинете. И ради всего святого, не надо так коситься, Жаме! Я все вижу. — Он указательным пальцем ткнул в сторону дежурного. — Это не мой ребенок, и нер Эш вообще еще не ждет ребенка. И лера Элизабет не… Эээ…

Он поперхнулся словами: говорить о том, что лера беременна, неприлично, ведь это значит, что лера занимается с мужем совсем неприличными делами. Лиз фыркнула:

— Жабер, ты феноменален. Я не жду ребенка. Я не беременна, я лишь хотела сказать: когда у нас с Грегом будет дитя — ты лучший восприемник для него. Хотя я уже начинаю в этом сомневаться, если честно.

Жаме судорожно сглотнул и промолчал. Оставалось надеяться, что этот разговор все же останется в тайне и не превратится в сплетню. Взгляд Лиз с Жаме переместился на телефон, и она вспомнила, что сегодня должны прийти в особняк слуги. Неудачно получилось!

Лиз неуверенно протянула руку к телефонному аппарату:

— Могу я телефонировать…

— Конечно! — кивнул Жаме, услужливо пододвигая телефон и вздыхая с облегчением. — Телефонируйте сколько душе угодно.

Жаме отошел чуть в сторону. Брок посмотрел на него и вспомнил:

— Как экзамен у констеблей Байо и Хейг? Уже закончился?

Дежурный пожал плечами:

— Лео выпустили совсем недавно из экзаменационного кабинета, а лера Хейг еще там. На экзамен пришел этот… Лер Фейн. Как проклятый пролетел мимо меня, когда узнал об экзамене. Не к добру это. Лео сказал, что он сперва как клещ вцепился в него, а потом в леру Хейг. Мало того, что там судья Гальяно, так теперь еще и этот особист.

Брок нахмурился — нер Гальяно на экзамене точно не к добру, он терпеть не может современных тенденций на право женщин работать, а уж Фейн… Этого вообще не понять и не предугадать его действий. Вот же незадача!

Телефонировав в агентство по найму слуг и договорившись, что слуги придут после обеда, Лиз положила трубку и посмотрела на заледеневшего Брока — кажется, у него день точно не задался: и в Танцующий лес не взяли, и её пришлось спасать, и с Викторией все непонятно — лететь спасать или не надо.

— Брок?

Мужчина отмер и грустно улыбнулся:

— Пойдем — сперва спасем тебя. — Он попросил Жаме: — пожалуйста, пошли в «Жареного петуха» кого-нибудь — пусть принесут завтрак для леры Элизабет.

Жаме кивнул. Брок поймал Лиз за руку и повел к лестнице. На него смотреть было больно — Лиз не выдержала:

— Иди спасай!

— Не могу, — признался Брок. — Боюсь только все испортить, если честно. Да и не знаю — нужно ли спасать…

Вик сейчас была рада любому спасению. Только никто не придет и не спасет. Стоило признать: она провалила свой главный экзамен. Экзамен, к которому шла всю прошлую осень и зиму.

Это было видно по загрустившим суперинтендантам Верро из Сыскного и Джерому из Северного. Изначально они были на стороне Вик, но теперь кажется, передумали. Из-за судьи Гальяно, который заменил приболевшего Джефферсона.

Это читалось в торжествующих глазах судьи Гальяно, который вопреки всем правилам завалил Викторию вопросами по уголовному праву и сыпал прецендентами, требуя пояснений от неё.

Это чувствовалось в непрекращающихся вопросах внезапно пришедшего на экзамен лера Фейна — его вообще не должно было быть тут. Он упорно на ходу придумывал все новые и новые ситуации, усложняя задачи. В Вик уже недостойная для леры ярость проснулась — даже Эван и их связь не сдерживали её чувства.

Фейн в отличие от всех экзаменаторов стоял, нависая над Вик и рассматривая её с каким-то непередаваемым интересом энтомолога, не иначе. Все же первое впечатление от человека всегда самое верное. Он когда-то Вик казался испорченным ангелом. Испорченный и есть.

— … А нет свидетелей, — в очередной раз усложнил задачу Фейн.

Виктория старательно невозмутимо, хоть внутри все пылало от ярости, сказала:

— Если нет свидетелей — эксперты найдут улики.

— И улик нет — все уничтожено. Например, огнем. Ваши действия? — Фейн сложил руки на груди под довольным взглядом судьи Гальяно. Ему явно нравилось, как Фейн методично, как паровой каток, раскатывает Вик своими невозможными задачами, ожидая её малейшей ошибки.

— Тогда остаются магические следы — их сложно уничтожить.

— И их нет, — в очередной раз усложнил условия задачи Фейн.

— Тогда следует навестить ближайший храм с вопросом: какого ххх… — она подавила рвущееся из груди любимое ругательство Грега. — … Ххххрамовника надо благодарить за усмирение дыхания богов на месте преступления.

Фейн внезапно одобрительно кивнул:

— Хорошая идея. Но храм ни причем! Дальнейшие действия?

Вик скрипнула зубами, впервые желая, чтобы кто-нибудь пришел и спас её… От смертоубийства! Она же прикончит Фейна тут же на месте. Вики, подавляя злость и пытаясь успокоить далекого пока Эвана, принялась перечислять, давая себе время на обдумывание:

— Нет свидетелей. Нет улик. Нет магических следов. Есть архивы — надо проверить их на предмет похожих преступлений. — Заметив, что Фейн пытается сказать очередную гадость, она опередила его: — невозможно уничтожить все архивы. Сгорел полицейский архив — есть библиотечный, есть архивы газет в издательствах, если личные архивы.

Фейн чуть подался вперед под одобрительное безмолвие суперинтендантов и судьи:

— То есть в данном случае вы пойдете дедуктивным путем?

Вик, стараясь не хмуриться и не кривиться, призналась:

— Да. И вы правы: я привыкла пользоваться в расследовании индукцией, а не дедукцией. Я всегда иду от частного к общему. А не от общего к частному, как в дедуктивном способе расследования. Меня так учили. Это помогает совместить кажущиеся несовместимыми кусочки преступлений, как было в деле Чернокнижника…

Судья Гальяно вмешался, веско заявляя:

— И зря вас так учили. Дело Чернокнижника раскрыл храм, насколько мне известно. Для детективов важен дедуктивный способ — это основы расследования. Это только частные сыщики применяют индукцию, выискивая следы преступлений, на которых можно поживиться. Вы совершенно не подходите в детективы, лера Виктория. Вас даже ваша знаменитая фамилия не спасет — вы не годитесь для службы в полиции, тем более в роли детектива.

Фейн согласно наклонил голову:

— Поддерживаю ваши слова, судья Гальяно. В детективы-констебли лера Виктория не подходит.

Она заставила себя встать и спокойно заметить:

— Я свободна?

Фейн кивнул:

— Конечно. Можете идти. Мы чуть посовещаемся и сообщим вам результаты экзамена.

Она гордо покинула зал, хоть ноги и отчаянно подгибались.

Она провалила самый главный свой экзамен. И виноват в этом Фейн.

Глава 7 Новости

Крутой горный серпантин наконец-то закончился, и старенький паромобиль вырвался на Окружную дорогу, ведущую в город. Одли то и дело косился на переднее сиденье, где лежала раненая лиса. Она не шевелилась, закрыв глаза. Даже бока прекратили лихорадочно ходить. Повязка на животе пропиталась кровью. Возможно, лиса и не перенесет поездки, даже несмотря на то, что комиссар решил для экономии времени не возвращаться к брошенному у леса Сокрушителя служебному мотору. Забавно, что в мыслях Одли все равно думал об Эване, как о комиссаре — никак не мог допустить мысли, что он, выходец из простых рабочих керов может дружить с одним из Игнисов, потомственным лером с кучей благородных предков в гробах. Они поди уже все извертелись от ужаса — с кем приходится общаться их потомку. Одли поднес руку к носу лисы, проверяя дыхание, и тут же острые зубы сжались на его пальцах. Правда, сил, чтобы прокусить до крови, у рыжей плутовки уже не было. Мужчина легко потрепал лису между черных ушей:

— Тихо, тихо, а то еще усыпят, как бешеную, а мне из-за тебя потом кучу уколов получать — вот рыжий порадуется. Лежи, скоро тебе помогут…

Странно, что комиссар вообще разрешил захватить с собой лису, еще и озаботился тем, чтобы быстрее добраться до города. Брок вечно хмыкал над Одли, когда тот в очередной раз подбирал с улиц города какого-нибудь бедолагу, попавшего в беду — то кота, то собаку, то ласку, — вылечивая и пристраивая в хорошие руки. На прошлой седьмице котят раздавал, которых принес Грег из катакомб. В том числе и это сказалось на том, что суперинтендант Блек, теперь Эш, с такой же кучей благородных предков, как у Эвана, воспринимался своим. Лиса вот впервые попалась, зато хозяева ей нашлись сразу — Полли и Ноа, невероятные дочки комиссара. Хотелось надеяться, что лиска благополучно доедет до них и до доктора — обидно пережить нападение нежити и умереть в шаге от помощи.

Одли отвлекся от дороги, бросая взгляд через зеркало на заднее сиденье, на сидевших там мужчин. Грег полностью ушел в себя, зато исчезло острое чувство безнадеги, витавшее в салоне. Заодно и потеплело. Грег даже шевелиться начал — принялся постукивать пальцами по грязной ручке зонта. Тому это явно не нравилось: время от времени зонт приоткрывал свою полную острых зубов пасть и пытался длинным змеиным языком добраться до пальцев Грега. Правда, Одли заметил — в последний момент что-то все же останавливало зонт, и он забывал о своих плотоядных намерениях и только недовольно косился алым глазом на не замечавшего ничего вокруг Грега. Чем ближе подъезжали к городу, тем сильнее хмурился комиссар, почти окаменев и безразлично рассматривая еще пустые улицы предместья. Что-то, видимо, не задалось у Вики на экзамене. Не иначе. Раньше бы от комиссара несло бы гарью — как хаотик и потомственный маг огня он легко терял контроль, когда волновался. Сейчас даже алый эфир не светился под потерявшими белоснежность манжетами — там, где Одли знал, прятались первые запретные руны у комиссара. Это значило одно: Брендон Кит, чьи руны периодически горели злым алым эфиром, делал это нарочно, чтобы никого не подпускать к себе. Вот же засранец! Удивительно, что Андре Риччи нашла к нему подход — наверное, потому что первое время не видела светящихся рун.

— Лер комиссар…

Эван чуть ожил, вместо вопроса лишь выгибая бровь. Одли мысленно фыркнул — точно, у Вики неприятности.

— … как там экзамен? Ничего не ясно? Что там у Вики… В смысле у леры Виктории?

— Трудно, — в привычном лапидарном стиле ответил комиссар. Видать, совсем дела плохи. Даже Грега проняло — он повернулся к Эвану и уточнил:

— Что случилось? Экзаменаторы вроде лояльно были настроены к Виктории.

Одли заметил — комиссару буквально пришлось заставлять себя оживать и отвечать:

— На экзамен пришел Фейн. Больше ничего не могу понять — Вики вся кипит от ярости и обиды.

— Почечуй… — не сдержался Одли, а Грег, уже знакомый с нравами бывшего Особого, хмыкнул и добавил:

— Полный!

Одли довольно усмехнулся — точно, свой! Даже жалко будет, когда уйдет в новый, еще даже не оформленный на бумаге Восточный участок.

Глаза Эвана оценивающе скользнули по Грегу:

— От Лиз никаких известий нет?

— Не… — начало было отвечать Грег, а потом замер, ушел в себя, прислушиваясь и тут же сообщая: — с нее сняли магблокиратор!

Его голос почти звенел от счастья. Одли оставалось надеяться, что один рыжий бедолага, отзывающийся на Брока, не приложил к этому свою лапу. Обидно будет, если эти двое: Грег и Брок — не поделят одну леру, причем уже счастливую новобрачную. Грег тем временем взял себя в руки, отпустил многотерпеливый зонт, который даже радостно вздохнул на весь салон, и принялся рассказывать:

— Брок приехал за ней.

Одли лишь мысленно выругался на этих словах. Грег же спокойно продолжил:

— … Она где-то в районе устья. Возможно, Речной полицейский участок, хотя я не могу понять, как она там оказалась — она собиралась провести весь день дома. И не надо так на меня смотреть, Эван. Ты же знаешь — обучу я тебя пространственной магии, нужно только время на занятия. Хотя это даже не какое-то плетение, а, скорее, обычное ориентирование на пространстве, только и всего. Сам сможешь легко научиться.

Эван окончательно отмер, интересуясь у Одли:

— Что скажешь про Речной? По бумагам все гладко, суперинтендент Арно молчаливый на совещаниях, никуда особо не лезет, но статистика по раскрытию немногочисленных, кстати, преступлений впечатляет. С начала нового года ни одного тяжкого на их территории.

Одли, вливаясь в более плотное городское движение, пробормотал:

— Про суперинта ничего не скажу — не моего полета птица, как и инспектора — я с ними почти не общался. Там хороший серж — Грегори Хогг. Мы с ним начинали вместе на курсах и ходили вдвоем в патруль. Серьезный парень, мотивированный по самые уши. Вместе претендовали на место сержанта в Речном, но так получилось, что туда взяли его.

Грег тут же крайне серьезно спросил:

— Почему Брок отказался от Хогга?

Одли отмахнулся правой рукой, левую держа на руле:

— Да не отказался. Хогг — хороший констебль, Брок его хотел взять к себе, но все дело в требованиях к констеблям Речного.

Эван подался вперед, откровенно недоумевая:

— Что за требования? Впервые слышу. По бумагам — никаких особых требований там нет.

Одли грустно рассмеялся:

— Узнаю нашего рыжего! Не сказал, да? Учить его еще и учить. Короче, Речной же на территории привилегированных кварталов, там публика элитная, чистенькая — констеблей подбирают соответственно. В Речной берут красивых. — Он скривился, прекрасно зная, как выглядит. — Зато я попал к умным. Хоггу не повезло — у него поголовно констебли красивые, но по характеру бывают, что шваль швалью.

Грег кивнул:

— Ясно. Значит, будем работать с Хоггом, чтобы разобраться, что же случилось с Лиззи. Ты сказал, что Хогг мотивированный…

— Эм… Да это не особо важно, хоть и не секрет. Хогг пошел служить в полицию по одной крайне гадкой причине… У него была старшая сестра. Она работала на набережной в одном из ресторанчиков. Как-то задержалась, пошла домой не той дорогой… Короче, напали на неё портовые отбросы, утащили к себе, поглумились. Когда Хогг и констебли нашли её, она уже немного тронулась умом. Недолго прожила — умерла от вернийки, которой заразилась. Хогг тогда и пошел служить в полицию — от безысходности. Быстро получил сержа, вместе со мной… Как-то так вот. Короче, страшнее зверя для швали, кроме Хогга, в Речном нет.

Эван чуть поморщился:

— Понятно. Констебли у Хогга красивые.

— Все, как на подбор.

* * *

Одли, высадив Грега и Эвана у управления, уехал спасать лису. Грег, как ни рвался к Лиз, заставил себя остановиться перед крыльцом и оглядеться. Эван понимающе прикоснулся к его плечу:

— Пойдем, Грег. Ты хорошо держишься — просто поверь в себя.

Грег не стал морщиться или обижаться — заслужил такое отношение из-за своей несдержанности. Только сейчас не тот момент, когда можно поддаваться ярости — он обязан разобраться в том, что случилось с Лиззи, и защитить её. Тут гнев не помощник. Грег, заметив наконец мальчишку-газетчика, громко свистнул, привлекая к себе внимание. Мальчишка тут же понесся со всех ног через дорогу. Грег достал медную летту и подал мальчишке:

— Тальмийский вестник!

Заполучив газету и пробегаясь глазами по заголовкам, Грег довольно заметил: утечки со вчерашних похорон короля Артура, который по сведениям Фейна умудрился вернуться нежитью, не было, газетчики ничего не пронюхали — Королевская Тайная служба сработала хорошо.

Опередивший его Эван, замерев в дверях управлении, не удержался и сказал:

— Что в газетах о вчерашнем?

— Ничего.

Эван нахмурился:

— Даже о причинах срыва трансляции похорон?

— Об этом пара фраз всего — женщины-равноправки перерезали провода, срывая трансляцию. — Грег последний раз вдохнул свежий, одуряюще пахнущий влагой и цветами воздух и принялся подниматься по ступенькам. Эван, шагая в полутемный холл, воняющий пылью, полиролью и крепким кофе, вздохнул:

— В городе пахнет летом, а ведь середина зимы еще. В Олфинбурге снег еще лежит, а тут…

Грег пояснил:

— А тут трескун на носу. Мало не покажется.

Эван нахмурился, кивком здороваясь с Жаме, вскочившем со своего места за стойкой и лихо отдавшим честь:

— Прости?

Грег пояснил, ведь знал, что образование Тальмы ограничено только Тальмой — остальной мир не имеет значения:

— В трескун с Карфы начинают дуть ветра — время ураганов. Шаррафа — жаркий ветер с песком и влагой. В трескун тут все действительно трещит. Как-то так.

Жаме кашлянул, привлекая к себе внимание:

— Лер комиссар…

Эван, явно рвущийся к Виктории, заставил себя остановиться перед стойкой:

— Да, Жаме? — он оглядел дежурного с красными от недосыпа глазами и спросил: — ты когда последний раз спал?

— Дык… Так… — смутился Жаме. — Сейчас каждый констебль на счету — почти все ночуют в управлении, не возвращаясь домой. Мы все привыкшие. Я что хотел сказать… Вас искал секретарь лер-мэра — вас ждут на совещании градостроительного комитета. Вотпрямщас.

Жаме перевел взгляд с поморщившегося Эвана на Грега:

— А вас ждет лер Фейн. В своем кабинете.

Грег не сдержался от неожиданного заявления:

— В своем кабинете? Он никакого отношения не имеет к Аквилите. У него нет своего кабинета.

Жаме сглотнул и поправился:

— Простите, лер суперинтендант. Виноват! В своем бывшем кабинете — он в нем с утра засел, злой, как тысяча демонов, гонял парней, требуя дела и завтрак, выбирался только на экзамен. Просил сказать, что это срочно. А еще вас ждет старший инспектор Мюрай в своем кабинете. Вместе с лерой Элизабет.

Грег не понял, почему на последних словах Жаме пробило в пот и бросило в краску — констебль даже ворот мундира дернул, словно ему не хватает воздуха.

— Хорошо. Я сейчас в кабинет к Мюраю, а потом сразу же к Фейну.

Эван добавил от себя:

— Я еще загляну в общую залу к констеблям, а потом к лер-мэру на совещание.

Впрочем, ни в какую общую залу он не пошел — в кабинете Брока нашлась не только уставшая, бледная Элизабет, но и злая, явно расстроенная, Виктория. Они сидели у рабочего стола Брока и как-то обреченно, в тишине, дружно крошили на тарелочки пирожные. Горький, тревожный аромат кофе витал в кабинете.

Грег при виде Элизабет не сдержался — рванул к ней, крепко прижимая к себе и шепча глупости. Брок покраснел, как рак, и, выбравшись из своего кресла, осторожно попятился к окну, старательно делая вид, что его тут нет. Эван тем временем подошел к Виктории и лишь церемонно взял её за руку, тоже что-то тихо говоря. Грег хмыкнул — в их жизни не было такой чудесно бесцеремонной сестры, как Андре, чтобы растерять свою чопорность и забыть глупые правила этикета.

Лиз потерлась носом о его немного грязный мундир:

— Я в порядке. Небольшое недоразумение с полицией — на меня надели магблокиратор, приняв за ведьму. Брок уже разбирается… Виктория меня подлечила, так что меня ничего не беспокоит. Не волнуйся.

Он честно сказал, старательно унимая бушующий в сердце эфирный океан, с головой захлестывающий его тревогой — если Виктория лечила Лиз, значит какая-то сволочь посмела ударить её, посмела поднять руку на женщину:

— Все равно буду.

Лиз чуть отстранилась назад и внимательно осмотрела его, замечая и пыль на мундире, и легкую шишку на лбу:

— А тебя кто посмел обидеть?

— Дерево, — признался Грег. — Упал и лбом прямо в ствол. Ничего, уже все прошло.

Про нежить он благополучно промолчал. Он провел пальцами по лицу Лиз и снова уточнил:

— Ты точно в порядке?

Удивительно, но она, лера до кончиков ногтей, поняла его — поняла, почему он должен идти, бросая её в такой ситуации:

— Дела, да? Иди — я побуду тут.

Грег посмотрел на Мюрая, сосредоточенно что-то рассматривающего на улице:

— Брок, я твой должник.

Тот повернулся к нему, криво улыбаясь:

— Это я должник Малыша… Я утром…

Эван на этих словах отвлекся от Вик в очередной раз каменея — наверное, боялся, как такое воспримет Грег. Грег воспринял спокойно: Лиз, хоть и его жена, но имеет право дружить с тем, с кем хочет. Брок более чем достойный друг. Он всегда придет на помощь, как сегодня, и не бросит в беде.

— … пожаловался ей, что должен сидеть на совещании, и она пришла мне на помощь, спасая от лер-мэра. И это было отчаянно самоотверженно, как все, что она делает. Как-то так.

— Тогда я пойду — постараюсь вернуться быстро. — Грег пояснил для Лиз и Брока: — Меня ждет Фейн.

На этих словах Грега Виктория побелела и поджала губы. За ней окаменел и Эван. И что умудрился сделать Фейн на экзамене? Его там вообще быть не должно было. Впрочем, Вик быстро взяла себя в руки:

— Если тебя не затруднит, ты можешь узнать, что ему не понравилось в моих ответах? Он сказал, что я не заслуживаю быть детективом-констеблем. — она замерла, а потом упрямо выпрямилась, вскидывая подбородок гордо вверх: — Впрочем, нет, не надо. Предпочту забыть о Фейне.

Грег все же сказал:

— Спрошу. Обязательно спрошу. — Его это самого интересовало.

Оставлять Лиз не хотелось, особенно после еще нет-нет, да полыхающего в воспоминаниях дикого чувства невосполнимой потери, но службу никто не отменял. А рядом с Лиз Брок — лучший друг, которого только можно было желать.

Грег выпустил Лиз из объятий, помог опуститься в кресло, цапнул со стола небольшую корзиночку с мясной начинкой вместо несостоявшегося завтрака и заставил себя пойти к Фейну. Он спустился на первый этаж, дошел до кабинета, который еще недавно занимала Тайная служба, и замер перед дверьми. Вспомнились слова Оливера, что он не предает своих. И ведь пары дней не прошло, как предал, причем совершенно не понятно, зачем. Смысла никакого: все знающие Викторию люди отчетливо понимают — она заслужила быть детективом, причем даже не констеблем. Её уровня знаний хватает для звания инспектора, не меньше.

Из кабинета глухо раздалось:

— Входи, Грег!

Дверь открылась — на пороге стоял Оливер собственной персоной. Усталый, с красными от недосыпа глазами, растрепанный в той мере, когда небрежность в одежде, как то: снятый мундир, расстегнутый до груди ворот сорочки, закатанные до локоть рукава — еще не перешла грань пошлости и недопустимости в обществе. И тут тоже пахло кофе, только не обреченно, а сонно.

Оливер шире открыл дверь и приглашающе указал рукой на заваленный папками стол:

— Проходи, садись. — Он колюче осмотрел Грега и пришел к какому-то своему выводу, мрачно качая головой: — дурно пришлось за Ветряной грядой?

Видимо, сигнал в небе он видел, но точных подробностей не знал.

— Терпимо. Всего три нежити… — Грег послушно опустился в кресло у стола. Оливер на правах хозяина налил в чашку из кофейника густой, еще горячий кофе:

— Просыпайся. Полагаю, ночка у тебя была та еще, впрочем, как и у меня. — он буквально рухнул в кресло за столом, тут же придвигая к себе чашку кофе и выпивая её почти залпом. — Я уже думал, что ты не успеешь вернуться, и придется оставлять тебе письмо, а это не совсем то, что хотелось бы.

— Оливер, что случилось? — Грег баюкал в руках чашку, согревая пальцы о тонкий фарфор.

— Много чего, — энергично, словно кофе подействовал на него, кивнул Оливер. Правда, тут же смазал весь эффект, ладонью потирая небритую щеку. Кажется, он со вчерашнего совещания в доме Эвана Хейга так и не ложился спать. — Во-первых…

Он придвинул кучу папок к Грегу:

— Получай своих вернийских шпионов. Король созрел до их помилования. Все бумаги я оформил — можно хоть сейчас отпускать всех по домам. Только смотри… — он снова придвинул новые папки, в этот раз две. — Вот эта парочка — те самые, что работали с Мюраем. Присматривай за ними — мало ли что. Полагаю, тебе не нужны сейчас неприятности в семье — я слышал, что сегодня и так что-то случилось с лерой Элизабет. Будь осторожен — вернийская разведка непредсказуема и не любит выпускать из пасти дичь. А лера Элизабет сейчас призовая дичь, учитывая, что она твоя жена.

— Присмотрю, — кивнул Грег. — Спасибо за предупреждение.

Фейна его ответ не успокоил — он продолжил:

— Грег, пойми: сейчас опасное время, Аквилита так неудачно расположена, что тебе, как особисту, и Хейгу в пору сочувствовать. Король Эдуард непредсказуем, сейчас он у вернийцев на коротком поводке из-за заговора против собственного отца, но ситуация в любой момент может измениться. В свиту принца Анри, сам знаешь, внедрили Ренара Каеде. Несмотря на все уверения в том, что он будет до конца предан тому, кому служит, надо помнить, что изначально он служит Тальме и тальмийскому королю.

Грег приподнял бровь вверх и старательно невозмутимо ответил:

— Спасибо за предупреждение. — Говорить, что все благополучно разрешилось еще пару дней назад, он не стал — Оливер не совсем друг, сейчас он скорее противник. Интересно, кто заблуждается: Оливер или король? Возможно, передавая звездный шар с душой Каеде, король Эдвард не знал, что делает на самом деле? Может такое быть? Или Оливер излишне подозрителен?

Фейн отмахнулся, наливая себе очередную порцию кофе:

— Не за что… Передай Хейгу, чтобы не сильно надеялся ни на Тальму, ни на Вернию. Сейчас и Тальма, и Верния дружат, но это до тех пор, пока король Эдвард сидит на поводке у Вернии. Учти, Тальма вновь прижмет Аквилиту, как только король сорвется с поводка. Верния же… Ей тоже по зарез нужна Аквилита, даже скорее её выход к морю. Короля Людовика Вернийского сдерживает принц Анри. Только… Сам знаешь… Принц Анри безумный сорвиголова — ему сложить голову на войне как плюнуть. Скорее даже я удивлюсь, если он выживет. Как только его не станет — за судьбу Аквилиты я и медного гроша не дам.

— Иии?

— И я бы на месте Хейга искал помощи у третьей страны — у Ондура. Им тоже нужен выход к морю — Аквилита может это дать Ондуру, а Ондур может дать Аквилите защиту.

Грег сухо сказал еще один возможный вариант:

— Или три страны сцепятся вместе и сотрут в порошок Аквилиту.

— Возможно, — согласился Оливер. — Я же говорю — Хейгу можно только посочувствовать с такой обузой, как Аквилита. Тальме не нужны порты, но для Тальмы униженная и покоренная Аквилита — это знаковое событие. Ты не знаешь, но Хейгу подарили Аквилиту по настоятельной просьбе принца Анри. И вольность городу вернули тоже из-за вернийского принца. Для короля Эдварда это как соль на раны: Аквилита побыла истинно тальмийской всего-то луну.

— Зачем ты все это мне сообщаешь? — нахмурился Грег. Сейчас он не совсем понимал Оливера. Тот усмехнулся и цинично пояснил, видимо зная, что все его воспринимают как торгаша:

— С того, что у меня тут есть кусочек земли — очень выгодный. Не хочу его терять. Короче, теперь ты тут главная оса — думай, как все это защитить.

Грег предпочел сменить тему:

— Что-то слышно из Олфинбурга?

— А ты не видел, разве, утренние газеты? — Оливер сделал глоток кофе и брезгливо отодвинул чашку, полную кофейной гущи в сторону. Гадать он, как делали в Вернии, не стал. Оливер, как и Грег, предпочитал факты.

— Видел. Там все тихо.

— Именно, — согласился Оливер, откидываясь на спинку кресла. — Я всю ночь с телефона не слазил — только на рассвете вернулся с Маякового острова обратно. Так вот… Все что я могу сказать: ти. ши. на. Именно так, хотя даже не так — а огромными буквами! Я телефонировал отцу — он сказал, что похороны прошли обычно, а передача была прервана по вине радиокомпании и равноправок. Я телефонировал друзьям, я телефонировал врагам — все, кто доступен, все говорят одно: все хорошо!

— Хрень! — не сдержался Грег. Фейн-старший не стал бы молчать — на Маяковом была защищенная от прослушки телефонная линия, и уж сына бы он точно предупредил о случившемся.

— Не так, а громче, Грег. Гораздо громче! — Оливер даже хлопнул ладонью по столу. — При всем при том в Олфинбурге созван Малый Совет высших родов. Граф Монт на заседании до сих пор — я с полчаса назад телефонировал. Хотел бы я знать — кто лжет? Тот, кто сообщил о подъеме короля? Или те, кто сейчас это скрывают? Трупы поднимаются в двух случаях: когда они не завершили что-то важное и когда их насильно подняли. Что случилось с королём — я пока не знаю. Возможны оба варианта… Поскольку дело о фальшивоамулетничестве тут в Аквилите расследовано, я… — он бросил взгляд на настенные часы и решительно сказал: — уезжаю в Олфинбург дневным экспрессом. Постараюсь держать тебя в курсе происходящего.

— С чего такая услуга? И чего мне это будет стоить?

— Пфф… Грееееег, я уже говорил — я против своих друзей не играю. — Оливер встал и принялся приводить сорочку в божеский вид, бурча в поисках запонок.

Грег тут же напомнил:

— Тогда что было на экзамене?

— На экзамене? — выпрямился Оливер, отвлекаясь от пуговиц на сорочке. — А что, этот старый индюк все еще страдает над бумагами и не объявляет результаты? Значит, я вовремя вмешался.

Грег вновь повторился:

— Так что было на экзамене? Ты сказал, что лера Виктория не годится на должность детектива-констебля.

— А, по-твоему, годится? — Оливер взял галстук и приподнял голову вверх, завязывая его. — Вот честно? Положа руку на сердце? Из нее констебль, как из меня балерина!

— Оливер?

Шипя и периодически ругаясь на непокорный галстук, Оливер принялся пояснять очевидное для него:

— Я выбил из судьи… Да что же это такое… Для нее звание инспектора… Проклятье… Для Байо тоже, хоть для него и рановато. Скажем, это аванс. — Он затянул узел галстука и в упор посмотрел на Грега: — Подтяни его в знаниях — у него же справка из начальной школы только! У Байо год, чтобы дорасти до инспектора — судья Гальяно та еще сволочь. Но это уже не мои проблемы, а твои.

Грег улыбнулся — оказывается, Оливер не лгал, когда говорил, что друзей не предает:

— Спасибо!

Оливер замер с алым мундиром в руках, так-то придирчиво рассматривая довольного Грега:

— И в чем подвох? Где ругательства? Я же тебя подставил с Байо.

— Я люблю учить, если ты не заметил.

— Да, точно! — он натянул мундир на себя. — С этим твоим констеблям повезло. Так… — он мотнул головой. — Я все сказал? Или что-то забыл? Ах да! Сунешься в Ондур — будь осторожен.

— Я не сунусь в Ондур, — напомнил Грег. — Туда отправился Брендон Кит, и тебе это хорошо известно.

— Мне известно, что ты не умеешь сидеть в стороне, а твоя супруга тем более. У нее тяга к приключениям гораздо больше твоей. Одна эскапада с Аквилитой чего стоит. — он посмотрел на Грега и констатировал: — аааахренеть, какая у тебя выдержка стала! И не косись так, мне и не так выражаться можно.

— Я не буду рисковать Элизабет.

— И не рискуй, тут я согласен. Ты слышал что-нибудь о торговом доме «Цингер»?

Грег криво улыбнулся — эта задумка тальмийской разведки была настолько очевидна, что удивительно, как еще существовала:

— Это тот самый, который считается самой разветвленной сетью разведки Тальмы в Ондуре?

— Эм… Грег, вообще-то они велосипедами торгуют, — серьезно сказал Оливер.

— Я знаю. Велосипеды из Тальмы, дороже таких же моделей других производителей в три-четыре раза, при этом торговая сеть процветает и открывает филиалы в любом мало-мальском интересующем Тальму городке. И почему все думают, что это торговая сеть?

— Сам не знаю, — скривился Оливер. — Ладно, знаешь и знаешь… В любом случае Ондур ничего нам с этим сделать не может — попытаются прижать, торговая гильдия такой вой поднимет, Ондур пожалеет. Пароль для моментальной эвакуации из Ондура: «Когда поступит в продажу горный велосипед в модификации Гренуа?». Вас с Элизабет тут же технично вывезут из страны. Иии… Последнее про каутельянцев. Мне удалось узнать, что они приезжали в Олфинбург и вели переговоры со старым королем. Результаты не знаю.

Грег нахмурился — такого он не ожидал. Монахи в Тальме вне закона. Да и… Он выпил остывший кофе и поставил чашку на стол:

— Скорее всего король Артур отказался — зачем ему клятва душой, если королевская власть практиковала запретную клятву на крови?

Оливер кивнул:

— Вот и я думаю, что вояж совершали каутельянцы зря. — Он развел руки в стороны: — теперь вроде точно все. И извини, я опаздываю на поезд. Если лера Виктория злится на меня — передай мои искренние сожаления. Я был должен ей за ту неприятную сцену с шантажом — помогая ей стать детективом-инспектором я закрыл долг.

Грег решил, что Оливер доказал, что на их стороне:

— Гмм… Можешь помочь с амулетами?

— Не могу, — доставая из-за стола небольшой саквояж, с которым приехал на днях в Аквилиту, отозвался Оливер. — Только для твоих ушей — отец ночью сообщил: у концерна Фейнов большие неприятности. Мы сейчас еле-еле закрываем военный заказ. На фабрике забастовка. Если пронюхают об этом, то или Гильдия артефакторов заберет у нас лицензию, или король — фабрику за срыв оборонного заказа. И не смотри так — в Ондуре четверть века назад именно так король и вернул себе в собственность все оборонные заводы. Полагаю, король Эдвард не дурнее ондурского короля. Так что… Тут я ничем помочь не могу.

— То есть свое мнение о поездке в Ондур ты поменял, и пароль ты сдал, потому что тонешь?

— Буду очень должен, Грег.

Все же Оливер как был торгашом, так и остался им, но хотя бы он на их стороне.

Глава 8 Ниприт

Грег по-дружески проводил Оливера до дверей Управления. Фейн еще пошутил напоследок, стоя на крыльце и наслаждаясь по-летнему теплым деньком:

— Проверяешь, чтоб точно убрался из твоих владений?

— Это не так, — сухо ответил Грег, замечая, что утихший было с утра ветер вновь набирает силу, нагоняя со стороны Карфы очередные облака, полные дождя. Они еще были над океаном, но скоро закроют солнце, погружая город в легкий сумрак. Дирижабли сегодня снова не поднимутся в небеса, придется патрулировать улицы привычно пешком. Говорят, в северной Рутении на службе полиции состоят дворники и придверники, помогая поддерживать порядок. Может, перенять их опыт? Придверникам лишняя монетка в заработке, патрульным меньше головной боли с регистрацией приезжих и соблюдением порядка. Надо будет предложить Эвану такой вариант — в конце концов Аквилита имеет право на свою реформу полиции. Главное, чтобы военных военными не называли, а остальное король и Тальма стерпят. Только, если верить Оливеру, войсками все же придется обзаводиться. Где бы их еще найти — обозвать затейливо не проблема.

Оливер как-то совсем не сиятельно — воспитание хромало в семье новых аристократов Фейнов, — ткнул его в бок:

— Все, убираюсь. Не скучай… — Он быстро сбежал по ступенькам крыльца, сел в заранее заказанный наемный паромобиль и уехал. Повезет, если навсегда. Но ведь не повезет же — у него тут земля. Грег нахмурился, пытаясь понять, когда Оливер умудрился купить её. И где. Помня особенность Фейнов, вознесшую их в элиту Тальмы, из всего извлекать прибыль, Грег решил проверить компанию «Стивенсон и Грей», сорвавшую огромный куш со страховой после обрушения домов в Провал — вдруг всплывет связь с Фейнами. Если это они, то Оливер точно друг: понимая, что его собираются уничтожить в катакомбах, сам организовал свое место «гибели», не допустив лишних жертв среди горожан.

Грег вернулся в холл, с удивлением замечая, как парни сержанта Арбогаста в штурмовой форме с эфирным отведением глаз плотным строем пробежали по коридору в сторону оружейной комнаты. Только этого не хватало: у Алистера в отряде не все констебли — маги, многие пользовались амулетами. Которых сейчас нет.

— Жаме? — Грег обернулся к дежурному, только-только опустившемуся на стул и вынужденному вновь вскакивать. — Что случилось?

Дежурный, с трудом подавляя зевок, отчитался:

— Комиссар Хейг велел поднять штурм-отряд по тревоге — Северный участок запросил подкрепление. Серж с парнями отправляется на Химический завод нера Керри — там забастовка. Говорят, рабочие с ночи строили баррикады. Парни с Северного попытались разок сходить на штурм — еле ноги унесли: на химическом сейчас большой заказ на хлорные газы для Тальмы, вот рабочие и выкатили пару бочек с нипритом и пообещали вскрыть.

Грег вздрогнул — на улице же поднимался ветер!

— Хррррень, — выругался мужчина. — Пустить ниприт — тут же полгорода сляжет от отравления хлором.

— Вот-вот, — кивнул Жаме. — Комиссар уже вызвал магов-погодников, чтобы гасили ветер.

— Там же протекает Горбуниха. Из неё многие берут воду для питья.

Жаме лишь печально кивнул — уже все в управлении знали, что их суперинтендант ориентируется на местности лучше многих рожденных тут.

Грег нахмурился — как же все не вовремя! Хорошо, что Лиз в надежных руках Брока, хотя до одури хочется быть с ней рядом и самому разобраться со случившимся. Он принял решение: правильное или нет — жизнь покажет:

— Я с парнями на завод. — Остановить ниприт он не сможет, это никому ни под силу, но он хотя бы попытается разбудить здравый смысл. Им всем тут потом жить.

Жаме подсказал:

— Туда комиссар лично поедет на переговоры. Честно.

Грег понятливо улыбнулся — Эван нашел все же способ сбежать с совещания.

— Ладно, хорошо. Тогда я тут останусь. Кстати… Жаме, почему вообще началась забастовка? Ты в курсе?

— Дык, это… — замялся констебль. — После пожара в Ветряном квартале все и началось. Куча рабочих со сгоревших мелких мастерских остались без работы. Я уж молчу про механический завод… Многих предложение стать строителями не устроило. Часть и рванула в поисках работы на заводы и фабрики Северного района, соглашаясь на любые условия. Сами же знаете — седьмицу без денег, и ты уже портовая крыса. Ой, простите, это же не про вас… Я не хо…

— Жаме, я знаю, — оборвал его Грег. — Продолжай.

— Дык… — Дежурный снова чуть не подавился зевком. Грег подумал, что за эту луну все констебли заслужили премию. Тяжелые были две седьмицы. — Еще вчера многие владельцы предупредили о снижении заработной платы и удлинении рабочего дня. Мол, не согласны — за воротами толпа согласных стоит работать за сущие летты. Вчера то и дело вспыхивали драки между рабочими и погорельцами… В смысле со штрейкбрейкерами. Правда, вчера Северный справлялся сам.

Грег нахмурился — он ничего об этом не знал. Даже не подозревал. Докладов о происходящем в городе не было. Вечная привычка смолчать, в боязни как бы от начальства не прилетело за дергание не вовремя!

— Говорят, профсоюзни… — Жаме осекся и вспомнил, по какую сторону баррикад стоит полиция. — В смысле провокаторы всю ночь на химическом агитировали устроить забастовку. Утром, когда нер Керри-младший сделал заявление о сокращении заработной платы, все и полыхнуло.

— Надо же…

Жаме добавил:

— Это что… Все фабрики Северного района в предзабастовочном состоянии. Если затронет и порт, то дело будет совсем плохо. Три года назад уже была Всеобщая стачка. Тогда и докеров много полегло, и наших тоже — среди докеров магов, конечно, нет, а вот нелегального оружия у них много.

Из коридора в холл вылетели полностью экипированные парни. Грег заметил — оружие, запасные обоймы, дубинки, подсумники с противогазами, куча наручников. И ни одного амулета, конечно же. Сейчас противошоковые пригодились бы как никогда. Алистер шел последним, хмурый и сосредоточенный. Заметив Грега, он замер и козырнул:

— Нер суперин…

Грег оборвал его — не просто же так Алистер остановился:

— Ал, что хотел?

Суровый сержант кивнул:

— Я хотел спросить: вы знаете какое-нибудь заклинание, способное удерживать газы от распространения? Может, есть какие-то родовые техники, что-то, что может удержать… — Алистер был непривычно многословен, выдавая свое волнение.

Грег отрицательно качнул головой:

— Нет. Ни техник, ни амулетов не бывает — иначе ниприт не был бы так востребован на войне. Противогазы проверили? Все рабочие?

— Так точно, — скривился Алистер. — Противогазы в порядке.

— Удачи, парни! — Грег осмотрел всех семерых, что остались тут в Аквилите — остальные были в Вернии, на левом берегу Ривеноук. — Будьте осторожны. Не забывайте о защите кожи — нипритовый загар мало кому идет.

Парни мрачно кивнули и пошли прочь. На улице их уже наверняка ждал паробус под парами. Хотелось ругаться. Причем грязно ругаться — хорошо, что родничок в сердце отозвался теплом и утешением. Фейн, как больной ворон, с собой притащил неприятности. У его семьи забастовка, тут забастовка…

Грег вздрогнул от простого, вроде бы, решения всех проблем, случайно пришедшее ему в голову. Только бы успеть!

— Жаме, когда отправляется дневной скорый до Олфинбурга?

— Дык ровно в одиннадцать, — ответил удивленный констебль.

Грег бросил взгляд на настенные часы, и Жаме отрицательно качнул головой:

— За четверть часа никак не добраться до вокзала. Если только попытаться перехватить на Северном вокзале. Хотя вроде скорый там не останавливается, нер суперинтендант. Уточнить расписание?

Грег резко придвинул к себе служебный телефон, стоявший на стойке, и отрывисто бросил в трубку:

— Нерисса, соедините с начальником вокзала…

Телефонная нерисса попыталась уточнить, требуя назвать номер, но Грег рыкнул:

— Я не знаю номер, но вы его просто обязаны знать! Это суперинтендант Эш. Управление по особо важным!

Жаме попытался подсказать:

— Вокзал Аквилита-главный. Нер Лойн, номер… — он замолчал под гневным взглядом Грега и принялся наводить порядок на стойке, стараясь не мешать.

Грега тем временем наконец-то соединили, и он сразу взял быка за рога, как только телефонная нерисса представила принявшего звонок:

— Нер Лойн, суперинтендант Эш из Особо важных. Задержите отбытие дневного скорого до Олфинбурга. Дело чрезвычайной важности. Найдите в поезде лера Оливера Фейна — он мне нужен. Я скоро буду. Поезд без меня не отправлять!

Когда нер Лойн довольно экспрессивно поинтересовался причиной задержки поезда, Грег повторился, ловя несущегося на выход Эвана за руку:

— Дело чрезвычайной важности — остальное вам знать нельзя! Я буду через полчаса! — он с грохотом положил трубку на рычаг и тут же извинился, заметив, как отпрянул в сторону Жаме — участи Брока тут никто не желал: — Простите, виноват. Я в порядке.

Эван, привычно окаменевший — ни единой эмоции на лице не прочитать, — опустил глаза на свою руку, которую все еще удерживал в захвате Грег:

— Прости, я спешу.

— Я тоже, — отозвался Грег, отсекая пологом тишины их с Эваном от остального мира. — Я сейчас на вокзал — там Фейн. У них на артефакторном заводе забастовка.

Эван поморщился:

— Грег, у нас положение ничуть не лучше, если не хуже. На химическом забастовка, рабочие выкатили бочки с хлором в качестве оружия. Угрожают открыть, если не будут исполнены их требования.

— Эван, выслушай — у нас не все так плохо! — Грег принялся докладывать Эвану, заодно уговаривая и себя, что его идея — не полный бред: — У нас есть свободная земля для заводов на выгоревшей Ветряной гряде. У нас есть много разной степени квалификации безработных со сгоревших мануфактур и кузниц. И нам позарез нужны амулеты — у нас даже границы сейчас без защиты. Полностью. Фейнам тоже нужны амулеты, чтобы не лишиться лицензии и собственности — у них дело идет к этому. Я серьезно! Просто поверь — Оливер не стал бы лгать о таком. Откроем артефакторный завод Фейнов в Аквилите — это решит проблему безработицы и забастовок. И амулетов. Я сейчас на переговоры с Фейном, ты на переговоры с рабочими и фабрикантами — вряд ли тот же нер Керри, владелец химзавода, захочет остаться ни с чем — ему придется сесть за стол переговоров с рабочими, возвращая все на круги своя — иначе все его рабочие уйдут на наш… Тьфу, Фейновский артефакторный. Все — меня нет! Я попытаюсь обернуться за час.

Эван только и сказал:

— Ты думаешь, это легко — взять и перевезти завод? Станки. Кузницы. Материалы.

— У нас Верния под боком! — напомнил в дверях Грег. — И еще не проданные тобой дирижабли для транспортировки.

Эван снова его остановил:

— Ты думаешь, Фейн согласится?

— Ему деваться некуда — согласится. Не согласится — сами попытаемся развернуть свой завод. Правда, придется повозиться с получением лицензии, теряя время.

Эван потер висок и твердо сказал:

— Хорошо. Передай Фейну: при условии выделения амулетов на нужды Аквилиты его завод три года будет освобожден от налогов. Слово чести.

Грег кивнул и помчался прочь, игнорируя все последующие слова Эвана. Сейчас все решало время, которое было не на его стороне.

Он мчался на паромобиле по улицам города, словно за ним гнались все демоны мира. Светофоры услужливо давали зеленый свет на немногочисленных перекрестках. Только на переезде пришлось задержаться, пропуская санитарный поезд, вывозящий последних тальмийских раненых.

Грег бросил паромобиль у вокзальных ворот, показывая охране свой жетон для ускорения. Быть может, его бы и на паромобиле пустили на перрон, но Грег не стал рисковать. Он, чуть задыхаясь и обещая богам в который раз вернуться в форму, добежал до недовольного Фейна, стоявшего у вагона в окружении вокзальных констеблей. Да к демонам политкорректность! В окружении пограничников.

Фейн фыркнул при виде приближающегося Грега:

— Решил лично проверить — убрался ли я из Аквилиты?

— Оливер, прекрати, — отмахнулся Грег, за руку здороваясь с констеблями. Поблагодарив их за помощь, Грег окутал себя и Фейна пологом тишины:

— Оливер, по поводу забастовки… — Дыхания не хватало, пришлось глубоко вдохнуть, делая паузу. — Я переговорил с Хейгом…

Тот скривился:

— Грег, я же говорил — это только между нами.

— Да полная хрень, Оливер! Выслушай сперва — это важно вам и нам. Вам нужен ваш завод — нам нужны амулеты.

Оливер подобрался, становясь похожим на усталого павшего ангела, если светлых посланников богов, конечно, можно было бы соблазнить — для непавшего он выглядел слишком потрепанным:

— Слушаю.

Грег снова принялся перечислять все те аргументы за завод, которые приводил Эвану:

— Можно перенести ваш артефакторный завод в Аквилиту. У нас есть свободная земля, у нас есть много квалифицированных рабочих…

— Откуда бы? — оборвал его Оливер. — Фальшивые амулеты — это не чета настоящим.

— У нас есть небольшая мануфактура с рунной кузницей и кузнецом, готовым хоть сегодня начать обучение — были бы методики… — Грег надеялся, что сестра не обидится, что он так легко распоряжается её имуществом, пусть и оставленным на него. — У нас есть свободные средства, которые мы можем пустить на развитие завода. — Возможно, и Эван, и Виктория поймут его вмешательство в их финансы — своих денег у Грега не было. — И главное — Хейг обещал год без налогов. Соглашайся.

Фейн странно посмотрел на Грега и повторил вслед за Эваном:

— Ты думаешь, это легко — перевезти завод?

— А у вас выбор есть? — вопросом на вопрос ответил Грег.

— Нет, — буркнул Оливер, косясь на носки своих ботинок. Одно хорошо в нем — решал проблемы он быстро: — Хорошо. Говорились. Постараюсь решить все как можно скорее — ночным пришлю документацию и необходимые лицензии. Возможно, даже главный инженер приедет. Надеюсь, предприятие «Фейн и Эш» быстро встанет на ноги.

— Эээ… — Грег вообще-то Эвана пророчил в совладельцы, но Оливер понял его не так: запрыгивая на подножку вагона, он сказал:

— Уговорил: «Фейн и де Бернье»! Не думал, что ты такой принципиальный!

Проводник достал флажок, подтверждающий отправление, и паровоз тут же дал длинный гудок. Фейн, прежде чем проводник закрыл дверь, крикнул:

— Я вот что вспомнил: ты сам вышел из рода или тебя заставил отец, поставив в невозможное положение? Подумай об этом!

Дверь захлопнулась, и Грег ничего не успел ответить. Странно, что Оливер опять вернулся к этому разговору… Вот совсем странно. Это было решение самого Грега — он не позволил бы отцу унижать Лиззи.

Грег задумчиво постоял на перроне, дожидаясь, когда исчезнет вдали последний вагон, а потом попросил все так и стоявших в ожидании констеблей возможность телефонировать.

Эвана еле удалось найти в конторе нера Керри. Грег лишь сказал:

— Загоняй Керри в угол — артефакторному заводу быть. Можешь пригрозить Керри появлением большого количества рабочих мест с заработной платой уровня Олфинбурга — это его хорошо простимулирует. Я в управление.

Выслушав благодарности Эвана, он не удержался и добавил:

— Слушай… Подумай уже переименовать управление в Тайную службу. Или Особую службу. Или службу безопасности, чтобы никто даже не думал возмущаться моими распоряжениями.

Пожелав напоследок Эвану хорошей охоты на Керри, Грег направился к своему паромобилю. Хотелось надеяться, что Лиз поймет его лихой порыв с её деньгами. А ведь он обещал не лезть в них. М-да, нехорошо получилось. Совсем.

Пока Грег доехал до управления, океан в его сердце постепенно превратился в родничок, а потом совсем затих — кажется, Лиз заснула после нелегкого утра. Он, уточнив у Жаме, что новых сведений с химического завода о переговорах не поступало, поспешил с первого этажа на второй — надо все же разобраться, что же произошло этим утром у Лиз. Надо выяснить, кто посмел поднять на неё руку.

У кабинета Брока сидел, явно скучая, незнакомый констебль с номером на вороте 1458. Грег придирчиво его осмотрел: нашивки сержанта на форме, явно высокий рост, светлые волосы, чистое, правильное лицо, редко вспыхивающие искры эфира — маг, слабый, наверное. Вспомнились слова Одли: «А я попал к умным». Стало быть, это «красивый» Хогг.

Сержант отвлекся от разглядывания чуть пропыленных ботинок и поднял глаза на Грега, тут же вскакивая и отдавая честь.

— Сержант Хогг, я правильно понимаю? — Грег протянул ему для приветствия руку.

Парень в свою очередь хмуро осмотрел Грега и почему-то остался недоволен его нашивками суперинта:

— Все верно, по приказу старшего инспектора Мюрая прибыл, суперинтендант Блек… — последние слова прозвучали неуверенно. Грег его тут же поправил:

— Суперинтендант Эш, бывший Блек. — Ладонь пришлось опустить — пожимать её сержант был не намерен. Хогг сжал челюсти, так что даже желваки заходили.

— Пройдемте? — Грег качнул головой в сторону двери в кабинет.

Хогг холодно заметил:

— Я уже там был. Свой рапорт о случившемся отдал. Старший инспектор Мюрай велел ждать тут.

Время подходило к полудню, и Грег указал рукой вдаль по коридору:

— За поворотом общая комната для констеблей. Можете подождать там — заодно перехватите второй завтрак.

Кажется, Хогг решил игнорировать любые замечания Грега. Сержант сухо сказал:

— Благодарю, но обойдусь. — Он сел на скамью только когда озадаченный Грег зашел в кабинет Брока.

Глава 9 Ненависть

Брок задумчиво просматривал за своим рабочим столом какие-то бумаги. Окно за его спиной было открыто, и оттуда тек влажный, приятно теплый воздух. Плотные шторы надувались, как паруса, от каждого порыва ветра. Небо уже заволокло облаками — еще тонкими, перистыми, но за ними с океана текли серые дождевые. Солнце то и дело поглядывало сквозь облака, словно проверяло: как там люди без него, не скучают? Шумела улица: с Дубовой доносились крики разносчиков еды, шорохи их велотележек, гудки паромобилей, шелест листвы. Обычный день, если не думать, что где-то до сих пор выкачены бочки с хлором, где-то до сих пор вывозят обломки сгоревших домов тяжелые локомобили, где-то рокочет фронт, а где-то плывет в дирижабле Андре в попытке остановить войну. И там же принц-сорвиголова, и там же отец Маркус, и там же Брендон — часть их с Лиззи небольшой семьи.

Брок приложил палец к губам:

— Шшш… — Он рукой указал на стул перед своим словом. Кресла, в которых утром сидели Вик и Лиззи, уже вернулись на свои места — к книжной полке. — Малы…

Рыжий осекся и покраснел, доказывая, что совесть у него все же есть. Он поправился:

— Лиз спит. И прости с «малышом» — привычка.

Грег кивнул. Он заметил: Лиззи, спрятанная за книжной полкой и эфирными плетениями, гасящими звуки, калачиком свернулась на диване и мирно спала укрытая пледом. Забытый Грегом зонт нес возле неё караул, то и дело приоткрывая алый глаз и осматривая кабинет. Тоже почти член семьи. Наверное. Он же живой и явно разумный. Странная магия Ренара Каеде щедро раскидала в вещи души. Или только разбудила их? Кого еще подарит Аквилите его магия? Или, быть может, им повезет, и новых хищных вещей не будет.

— А где Виктория? — уточнил Грег тоже шепотом, опускаясь на старый, переживший многое стул.

— Её утащил в общую залу Байо с Себом — чуть-чуть отпраздновать новое звание. Не волнуйся — спаивать их я Себу категорически запретил. — Брок бросил взгляд на часы на запястье и поправился: — впрочем, судя по времени, Виктория с Одли уже уехала в Королевский суд давать показания по делу нера Чандлера. Поскольку Чандлеру дорога́ его душа — затягивать суд он не будет. Он даже от адвокатов отказался. Как и Сайкс. А Байо после поздравлений должен уехать на Морской проспект — расспросить свидетелей о случившемся утром с Лиз.

Грег подался вперед взглядом упираясь в Брока:

— Кстати, что там случилось?

Брок не стал высказывать, что Грег бессовестно бросил Лиз в трудный момент — он лишь постучал пальцем по фиксатору старого образца, записывающему только звук — их проверили эксперты на взлом и вернули обратно:

— Она уже дала показания. Держи… — Он протянул бумаги: — Распечатка показаний Лиз. Заявление на незаконное задержание она уже написала. Буду возбуждать дело, если ты не против, конечно.

Грег взял бумаги и уточнил:

— Все так плохо?

Брок скривился:

— Хорошего мало, если честно. На Речной участок никогда не жаловались, кто же знал, что там творится такая дрянь… Ты читай, читай!

Грег лишь кивнул, углубляясь в бумаги. Он быстро пробегался по тускло напечатанным строчкам, стараясь не думать, что это произошло с его Лиззи. Это обычное дело, и сейчас надо просто решить, что делать дальше. Без гнева и пристрастия. Кстати, печатную машинку Брока проверить бы — «л» то и дело вылезала из ровного строя букв, да и чернильную ленту пора бы заменить.

«Вышла через вход для слуг»…

Лиззи привыкла к удобной одежде, а не к подобающей, скрипнул зубами Грег.

«Усатый, лет пятидесяти, в твидовом костюме»…

Он поднял глаза на Брока, тоже что-то сосредоточенно читающего:

— Обвинившего Лиз в проникновении на частную территорию и вызвавшего полицию опознали?

Брок кивнул и подал Грегу еще пару листов:

— Лер Леоне, приехал из Ирлеи около пяти лет назад. Ваш сосед, кстати. Сугубо положительный тип.

Грег кивнул и снова принялся читать, в этот раз то и дело перебегая глазами с одной бумаги на другую и сверяя показания.

«Предположительно удар был нанесен дворником» — это Лиз. Грег посмотрел на рапорт Хогга: «Дворник Бим по просьбе лера Леоне обездвижил подозреваемую в краже. Кер Бим характеризуется положительно. В криминальных связях не замечен. Исполнителен, усерден, умеет в этикет». Грег поморщился от формулировки Хогга. Брок не сдержал смешка:

— Дошел до «умеет в этикет»?

— Написал бы: «политесу обучен».

— Видимо, сам Хогг не обучен, — скривился Брок.

Грег дальше погрузился в чтение.

«В попытке встать оперлась на руку. На ней осталось огненное плетение, которым пыталась прогнать угрожавшего мужчину».

«Сформировав магический огонь на руке, подозреваемая попыталась напасть на полицейских, игнорируя требование развеять плетение».

«…слетела кепка, прическа тут же развалилась из-за сломанного от удара гребня».

«…оказалась ведьмой, входящей в силовой шторм. Зафиксировав нападавшую, надел магблокиратор и вместе с констеблем Тедом Кречински доставили ведьму в участок».

Грег скривился: Хогг или был отчаянно смел — блокировать ведьму, входящую в силовой шторм, — или полный болван — так нагло лгать в рапорте!

«Назвала свое имя…» — Лиззи.

«Путалась в показаниях и не могла назвать свое имя» — а вот это Хогг.

Он дальше пробежался глазами по скупым, но таким неприятным строчкам, болью отзывавшимися в сердце.

«Угрожал посадить в мужскую камеру и забыть сообщить в храм».

«Сообщил в храм, вызывая инквизитора».

Грег поморщился, дочитав до конца. Потер уставшие, сонные глаза. Бросил бумаги на стол. Попытался успокоиться — беда прошла отчаянно близко с Лиззи. Хогг оказался той еще сволочью, несмотря на уверения Одли.

— Записи фиксаторов уже расшифровали?

Брок скис:

— А нет записей.

— Почему? — не понял Грег. За седьмицу уже даже сельским констеблям фиксаторы успели доставить. — Хогг специально уничтожил?

— Их вообще нет, если верить Хоггу. — Брок внимательно осмотрел Грега: — Готов его выслушать? Или пусть еще чуть-чуть позреет?

Вместо ответа Грег встал и направился к двери:

— Сержант! Заходите! — велел он. Поскольку хозяином кабинета был все же Брок, Грег подошел к окну и сел на подоконник, чтобы не мешать старшему инспектору. Сам терпеть не мог, когда в его работу лезли, Брок был из таких же.

Хогг, то и дело переводя взгляд совсем не испуганных глаз с Брока на Грега, дошел до стула и опять представился:

— Сержант Хогг, Речной участок Аквилиты по вашему…

— Садитесь, — Брок оборвал его и указал на стул, который перед этим занимал Грег. — Вы уже подумали над случившимся?

Хогг процедил, не меняясь в лице — оно у него было хмурым и не ожидающим ничего хорошего:

— Мне больше, чем написано в рапорте, добавить нечего. Пожалуй одно — как серж я отвечаю за своих парней, так что если и есть к моей службе претензии, то виноват только я.

Грег признал, что это сильный ход. Всегда проще скинуть вину на подчиненных, чем взять ответственность за случившееся на себя.

— Можете назвать причины произошедшего? На ваш взгляд. Кстати, — Брок стукнул пальцем по фиксатору: — ведется запись.

Хогг криво улыбнулся:

— Вы правда хотите знать причины? — Сидел он ровно, почти спокойно, словно не боялся. Или смирился с будущим наказанием — так тоже может быть. — Или это так, для проформы?

Грег внимательно его рассматривал — ведь должна же быть причина для того, чтобы хороший по словам Одли констебль настолько изменился? Продался за деньги? Решил наплевать на долг? Или что-то еще. Возможно, Одли его плохо знал. Или Хогга что-то сломало. Жаль, что Марк покинул Аквилиту — сейчас бы его умение покопаться в чужой голове пришлось бы кстати.

— Я абсолютно серьезен, — веско сказал Брок. — Мне важно знать, почему вы задержали леру Элизабет. Почему не прислушались к её словам.

Хогг понятливо кивнул и словно на экзамене сдержанно принялся пояснять:

— Причин для случившегося несколько. Первая — я неверно оценил ситуацию опираясь только на показания лера Леоне. Только учтите одно: когда дело касается силового шторма у ведьмы — счет идет на секунды, если не на их доли. Бывают же у секунд доли? — Ответа он не ждал, тут же продолжив: — Это только моя вина — ошибка в оценке происходящего. Кречински, сопровождавший меня, ни при чем — он не маг.

Грег уточнил:

— А вы маг, Хогг?

— Слабый. С запретом на использование эфира. — Он заметил, что оба офицера принялись всматриваться в него и пояснил: — печать наносить не стали.

Брок осторожно спросил:

— И что же за дар такой?

— Это не имеет никакого отношения к случившемуся, все вопросы о даре храму. — спокойно заметил Хогг и продолжил: — Вторая причина — неверное поведение самой леры Элизабет.

Грег и Брок почти одновременно выгнули брови, что не ускользнуло от Хогга. Он повторился:

— Да, лера Элизабет сама виновата в том, что произошло. Она намеренно нарушила правила, одеваясь неподобающе. — Заметив непонимание в глазах мужчин, Хогг принялся пояснять: — Вот у лера Ренара…

— Хейга, — тут же поправил его Брок.

Хогг скривился как от зубной боли, но стойко продолжил, не теряя самообладания:

— У лера Хейга есть воспитанница. По внешнему виду — из сословного дна: черная кожа, приметные волосы, типичное лицо. Только ни одному констеблю не придет в голову принять её за портовую крысу и задержать, передавая в приют или дом исправления. И знаете, почему? Потому что она одета соответственно своему классу. Никому не придет в голову при виде леры Ноа, что она не имеет права находиться на Морском проспекте или в любом другом привилегированном месте города. А портовым крысам плевать на этикет и нормы морали — они одеваются так, как хотят. Только они одевают одежды противоположного пола. Если не помните, еще десять лет назад за такое можно было сесть в тюрьму — за вызывающее поведение.

— То есть… — Брок откинулся на спинку кресла — его возмутили слова Хогга. Как бы человек не выглядел — это не повод его задерживать и тем более так обращаться: законы изменились. Та же Вики свободно носит форменные брюки. — Ошибка леры Элизабет всего лишь в одежде, хотите сказать? То есть словам человека вы не верите? Она же называла себя!

Хогг согласно кивнул:

— И это третья причина случившегося. Раздражающая особенность сиятельных заводить себе тысячу имен и менять их как перчатки. Я родился Грегори Хоггом — им и сдохну. Какая-нибудь Джейн Смит проживет всю жизнь, только разок сменив родовое имя, когда выйдет замуж. И только у сиятельных постоянная свистопляска. Тот же комиссар. Он то Хейг, то Ренар, то опять Хейг. При этом он граф Игнис и герцог Аквилитский… И мы это должны помнить. Как должны помнить, что вы, Мюрай, не всегда Мюрай, а еще де Фор и этот…

Грег подсказал:

— Де ла Тьерн.

— И да, Тьерн! — Хогг поблагодарил его кривой улыбкой. — И назваться вы можете как угодно, а мы должны понять, что это все еще вы. Так и лера Элизабет де Бернье, которая вообще-то называлась бы в любом сословии Бле… Эш по мужу, но называется де Бернье по титулу. А еще она же почему-то вообще Клермон — мужское, между прочим, имя. А я должен считать, что это не бред больной ведьмы, а чистая правда! Речной — очень сложный район. Леры больше всего ценят спокойствие и порядок, а район с двух сторон утыкается в трущобы. Портовые крысы как на охоту ходят на Морской проспект. Приходится их вылавливать раз за разом. Это хорошо еще лер Леоне телефонировал в участок по поводу своих подозрений. Другие леры сразу же суперинту Арно телефонируют… А у него виноваты в случившемся всегда мои парни! Приходится действовать быстро и жестко. Мои парни и так из-за крыс год премии не видели — еще вечно штрафы выплачиваем…

Грег с трудом удержал изумление — по словам Эвана участок считался образцовым, а значит и премии у констеблей должны были быть.

— Почему у вас нет визуалофиксатора? — уточнил он. — Сломался?

— Нет. — Хогг посмотрел в глаза Грега и добавил, поясняя: — Не выдали.

— Почему?

Хогг развел руками:

— Потому что это Речной участок.

— И…? — настаивал Грег. Он знал, что в Аквилите проблема с фиксаторами стояла остро. Парни на прошлой седьмице чуть в отставку не подали из-за неловкой формулировки Эвана про фиксаторы.

Взгляд Хогга метался по лицу Грега, словно подозревал его в насмешке.

— Вы правда не понимаете? Лерам не нравится мысль, что их могут случайно заснять. Например, идущими к любовницам… Как грешить — так это запросто, только не дай Боги при этом попасться. Так что согласно приказу суперинта Арно фиксаторы нам не положены. Вряд ли старший инспектор Мюрай был бы рад тому, что фиксаторы записали его серенады под окном леры Виктории. А ведь такое могло случиться, если бы фиксаторы у нас были.

Брок поперхнулся словами и побагровел. Грег с трудом унял рвущиеся из него вопросы — спасла военная выучка. Про серенаду он услышал впервые. Он уперся взглядом в Хогга, надеясь, что это все же шутка. Тот закачал головой, как ренальский болванчик, разбивая надежды на шутку:

— Было, было.

Грег заставил себя ради несчастного Брока продолжить расспрос:

— Почему не жаловались на штрафы, лишение премии, запрет фиксаторов?

— Кому? Старого комиссара все устраивало. Новый… Нового ничего не заинтересовало. Он же видит отчеты, но не вмешивается.

— Хогг…

Тот вскинулся и зло сказал:

— Он даже распоряжение о приеме только красивых констеблей на мой участок не снял. У меня сплошняком красивые, а умных подгребаете под себя вы. — Хогг с кривой ухмылкой продолжил: — Я пытался принять нормальных, умных констеблей — суперинт запретил: потому что один кандидат на полфута ниже, чем требуется. Второй с ожогом на щеке и к тому же брюнет. И третий, хуже всех, он рыжий! И ни одного из них я взять на службу не могу. Пришлось брать тупого, но хотя бы исполнительного Теда и такого же Ласло. Мне не с кем работать, так бы мы давно вычистили портовое крысиное гнездо.

Грег вспомнил рассказ Одли про судьбу сестры Хогга:

— Вы так ненавидите низшие сословия?

— С чего вы взяли? Я сам из керов. Я уважаю керов, а вот нищих, забившихся в портовые щели… Пожалуй, да, я ненавижу — они разносят заразу, они нападают исподтишка, они грабят и просто пугают, они крадут детей и всегда… Всегда… Всегда готовы на низость. Вы их просто не знаете так, как знаю я. Им не место в нашем городе — ради горожан, ради закона, ради спокойствия. Что-то еще?

Грег не знал, что сказать на эти пламенные слова — Хогг их так яростно говорил, почти выплевывал из себя. Было видно — он верил в них. Ясно было одно: служить такой констебль точно не может. И Марка нет. А в психушку за такое не отправишь, да и не помогут там: холодный душ не помогает от ненависти.

Брок, уже придя в себя, мрачно сказал:

— Вы на время разбирательства отстранены от службы.

Хогг спокойно отстегнул от мундира жетон и протянул его Броку:

— Могу идти?

— Да, идите.

Хогг вышел почти строевым шагом — резкие движения, широкий разворот плеч, гордый постав головы. Кажется, он так и ничего не понял, не сделал выводы, остался в полной уверенности, что прав в своих суждениях. У каждого свое пекло в груди, и его пекло затянуло с головой в ненависть.

Когда за Хоггом закрылась дверь, Брок не выдержал и потрясенно признался:

— Знаешь… Он говорил по большому счету правильные вещи — среди портовых крыс совершается много преступлений, но небеса и пекло, я попрошу Одли прибить меня, когда соглашусь с Хоггом!

— Почему не меня? — спросил Грег тихо.

Брок встал и тоже подошел к окну, рассматривая обычный, мирный город, чей покой они обязаны беречь:

— Потому что ты в хлам загоняешь в своем странном карфианском боксе-клетке, а прибить так и не сможешь. Знаю я тебя! Одли надежней.

— Одли говорил, что Хогг был нормальным парнем.

Брок, блуждая взглядом по улице, кивнул:

— Был. Вроде. Я не следил за ним. Может, выгорел. Сдался. Завел тараканов в голове, — скривился Брок. — Зная историю Хогга, я даже понимаю, почему он стал таким. Только принять его убеждения нельзя. — он вцепился пальцами в подоконник. — И почему нет ментальной магии? Писатели только пугают ею. Прикинь бы, есть церебрография, а была бы еще процедура… Ммм… Церебротомии. Берется и вырезается дикая мысль, чтобы её больше не было. Взять бы и чик… Вырезать из Хогга всю ненависть, снова делая его нормальным. Или хотя бы неопасным. Сейчас он только на службе гоняет несчастных нищих, а потом что ему взбредет в голову?

Грег нахмурился и непроизвольно прикоснулся к амулету, прятавшемся под одеждой, — Андре перед отправлением в Вернию подарила. Оказывается, амулет-то работает. И как теперь быть, когда остался почти единственным, кто помнит секрет Марка? Не выдавать же.

— И вот что с Хоггом делать? — продолжил Брок. — По-хорошему, его надо понизить в звании и выставить в патрульные. Но ты же понимаешь, что он опять начнет гнуть свое. Он опасен.

Грег медленно кивнул:

— Разжалуй в констебли, объяви выговор с занесением в личное дело, переведи в Управление — пусть будет на виду у того же Алистера. Дай в напарники кого-то непробиваемого, того же Питера. Потом… — Он не стал выдавать Марка, — … разберемся, что с Хоггом дальше делать.

Брок хищно буркнул:

— Церебротом. Хочу церебротом.

— А я хочу отстранить Арно.

— Тоже дело, — покладисто согласился Брок.

Глава 10 Наивность

Из коридора то и дело доносились голоса. Чей-то незнакомый вкрадчивый был тихим, так что и слов не разобрать, зато раздраженный хогговский то и дело взрывался целыми фразами, отвлекая. Грег поморщился, когда Хогг громко буркнул: «И чё⁈»

Ответ было неслышно, зато ясно — он взбеленил Хогга: тот, не подозревая о дикой акустике коридоров управления, рявкнул:

— Да им плевать на это, Кевин! Это сиятельные! — Кажется, в коридоре даже эхо проснулось. — Им все равно…

Грег решительно направился к двери, уточняя у Брока:

— Кто такой Кевин? — Ему было не все равно, пусть Хогг и считал иначе.

Рыжий чуть поморщился, быстро соображая:

— Судя по всему, констебль Кевин Смит из Речного.

Грег положил пальцы на дверную ручку, но открывать не спешил, выслушивая Брока.

— … На службе чуть меньше полугода. Оценивается положительно. Впрочем, там все официально были такими… Это именно Смит телефонировал о случившемся с Лиз. Но я его не вызывал — его должен был опросить Байо в участке.

— Ясно. — Грег открыл дверь, внимательно разглядывая констебля, которого Хогг продолжал отчитывать — уже громким шепотом: «Какого ты вообще сюда приперся⁈ Ты должен быть на патрулировании!». Парень, естественно блондин, был отчаянно молод — ему больше двадцати ни за что не дать. Конечно же, красив. Возможно даже умен. Хотя сбежать с патрулирования… Или дисциплина в Речном отчаянно хромает, или Хогг чем-то все же заслужил уважение Кевина.

Из общей залы констеблей, расположенной за углом, в коридор высыпали все, кто был не занят по службе, в основном парни сержанта Кейджа. Грег поморщился, отчетливо понимая, что раз они расслышали Хогга, то и их перепалку с Броком на прошлой седьмице, когда он в сердцах сказал, что подаст в отставку, они тоже слышали, вероятнее от начала до конца. Неприятное открытие.

Заметив Грега, Хогг замолчал, стремительно мрачнея, и перестал оттеснять Кевина к лестнице. Констебль Смит, наоборот, воодушевился и, обойдя замершего сержанта, направился к Грегу и вставшему за его плечом Броку, старательно печатая шаг. Только подрагивающие пальцы подсказывали, что Кевину отчаянно страшно. Грег скривился — с его репутацией им теперь всех пугать можно. Даже констеблей.

— Лер суперинтендант Блек… Констебль Смит по вашему распоряжению… — парень смешался, понимая, что говорит что-то не то. Этому весьма поспособствовал довольно громкий предупреждающий кашель Хогга. Сержант не выдержал и вмешался:

— Это я приказал констеблю Смиту прибыть сюда для дачи показаний. С патрулирования я его снял.

Кевин дернулся, ничего не понимая, а потом все же вспомнил субординацию:

— Эээ… Разрешите обратиться…

Грег кивнул и спокойно сказал:

— Говорите, Смит. Что вы хотели?

Тот замер, растеряв все слова. Грег его не торопил, дал время собраться с мыслями.

— Я хотел сказать, что утром произошло одно большое недоразумение, лер, — наконец отмер Кевин. — Мы все готовы понести за него наказание, а не только серж… — Кевин нервно сглотнул и поправился: — … сержант Хогг.

— Идет разбирательство. Пока еще ничего не решено, — пояснил Грег очевидное, не понимая, что творится с дисциплиной в Речном. Совсем плохо, если честно.

Кевин оглянулся на Хогга:

— Но у сержа забрали жетон…

Хогг поджал губы, а Кевин набычился и решительно сказал, старательно глядя только на Грега:

— Старший инспектор Мюрай заявил, что разжалует Хогга в патрульные. Без каких-либо разбирательств. Готов дать официальные показания по эээ…

Хогг «любезно» подсказал:

— По превышению должностных полномочий, Кевин. И я уже просил тебя не лезть в это дело. Лер старший инспектор был в своем праве — это официально полиция, но негласно это совсем другая контора, Кев. И им… — он мрачно посмотрел на Грега и Брока: — плевать.

Кевина эти слова не остановили:

— Пожалуйста, дайте сержу шанс! Ведь ситуация совершенно невозможная. Лера в мужской одежде не своего сословия, причем лера с магией — вы же понимаете, что у женщин есть магия только у ведьм! И у некоторых монахинь, но лера Элизабет при всем моем уважении к ней на монахиню совсем не походила в тот момент.

— Она. Не. Монахиня. — четко сказал Грег, которого Кевин случайно ударил в болевую точку.

Кевин вновь повторился:

— Дайте шанс сержу! Всегда есть право на ошибку и на исправление ее. Ведь вам самим дали! Мюрай был осужден…

Хогг рявкнул:

— Кев, заткнись! Ты переходишь все границы!

Парень лишь набычился еще сильнее:

— … за шпионаж и приговорен к смертной казни! Но его простили. А лер суперинт…

— Молчать! — Хогг буквально выплюнул из себя это слово. — Кев, ты ведешь себя недопустимо!

Грег старательно спокойно сказал, проклиная репортеров всего мира, всех лоа и собственную глупость:

— Кевин, еще раз: идет разбирательство. Разберемся. Слово чести.

Кевина это явно не устроило, он хотел что-то сказать, и Грег опередил его:

— Раз вы уже тут, констебль, то чуть-чуть подождите в коридоре — дадите показания старшему инспектору Мюраю.

Он развернулся и шагнул обратно в кабинет. Брок закрыл дверь и тихо сказал:

— Надо же, какие у Хогга птенцы под крылом. Этот Кевин или далеко пойдет, или вообще не выживет в полиции — с его-то обостренным чувством справедливости. — Он вернулся в свое рабочее кресло и опередил Грега, признаваясь: — да, по поводу угроз… Я был не в себе. Рявкнул. Но вполне заслуженное за случившееся. Можешь ругаться.

Дверь кабинета открылась без предупреждающего стука — кажется, Хогг решил, что ему терять уже нечего. Он громко, глядя в никуда сказал:

— Нер суперинтендант, констебль Смит не хотел никого обидеть. Он еще наивен и верит в закон, — на последних словах он все же удосужился посмотреть Грегу в глаза: — дайте ему шанс — он наблюдательный и умный парень, он далеко пойдет, когда пооботрётся и растеряет наивность.

Он закрыл дверь точно так же, как и открыл — без предупреждения, по-тальмийски.

Брок лишь загадочно промычал:

— Ммм-да…

Грег оперся руками на спинку стула, оставшись стоять:

— Так… — Он бросил взгляд на часы — время чуть перевалило за полдень. — По поводу Смита — сам решай, парень никого не хотел обидеть. По поводу шанса Хоггу мы уже решили — переведешь его к нам. Дальше будет видно. Я сейчас займусь своими делами. Не теряй — я вернусь к двум часам. Разбуди к этому времени Лиз. Если нетрудно, то и накорми обедом — я не уверен, что у нас дома есть еда.

Брок посмотрел за книжную полку, где безмятежно спала Лиззи:

— Пусть поспит, сколько спится. Зачем её будить к обеду?

— Затем, что у неё в половину третьего прием лекарства по времени.

Брок чуть покраснел — самую малость, только кончиками ушей:

— Понял, осознал, икаюсь.

Грег не услышал подвоха в его словах — до этого Брока еще никто не заловил, даже Лиз.

— Каяться не надо. Просто помоги с Лиз, и все. — Он поморщился: — с личных дел давай к служебным. Как только вернется Виктория — отправь её в Речной. Пусть займется выемкой дел из архива Речного — все, что касается дел портовых крыс за последних четыре с половиной года. — Грег помнил слова Одли, что нашивки сержантов они получили с Хоггом одновременно. — Все бумаги я сейчас оформлю и подпишу.

Брок хекнул, явно представив объём работ:

— Ничего себе. Может, таким лучше заняться мне?

Грег отрицательно качнул головой:

— Нет. Ты у нас пользуешься дедуктивным методом, когда Виктория индуктивным — она замечает мелкие странности и связывает их воедино. Она хороший аналитик — найдет, если Хогг сильно зарвался в Речном. Но раз так переживаешь за неё — возьми кого хо… — Грег вспомнил, что людей и так не хватает: — Кого найдешь свободным из парней Кейджа и начни копать под Арно: чует мое сердце, в Речном двойная бухгалтерия цветет и пахнет. Обрати внимания на слова Хогга: он говорил, что леры напрямую телефонируют суперинту, когда их кто-то беспокоит из трущоб. Быть может, он продался и служит лерам, а не городу.

— Грег, я помню — не беспокойся. Может, Байо…

Он его перебил:

— Для Байо у меня будет другое задание — пусть обследует порт и склады. Он сам из Ветряного квартала, он как никто должен понимать, что требуется для ликвидации трущоб. Мне нужен план по работе с портовыми крысами — из-за переноса железнодорожного вокзала многие складские помещения останутся пустыми. Не хочу, чтобы бездомные просто заняли их или хуже — расползлись по городу. Нужен план по их перевоспитанию, что ли. По возвращению их в цивилизацию. — Грег скривился, сам недовольный пафосом своей речи.

Брок вспомнил:

— Ма… Лиззи… Ммм, Лиз говорила, что хочет заняться портовыми крысами и разработать план по помощи.

— Вот, пусть Байо с ней это и согласует. Заодно пусть привлечет к этому делу нериссу Идо — у них вроде хорошие отношения.

Брок задумчиво отмычался, а Грег злоехидно подумал, что не только же ему сталкиваться с ревностью — Броку это тоже не повредит.

— Кстати, Брок, не забудь к вечеру предоставить полный отчет по делу фальшифоамулетничества.

— Так оно… — удивился Брок, собираясь напомнить очевидное. Грег кивнул:

— Временно закрыто за недостаточностью улик и пойдет в архив. Но, Брок, только после приведения в порядок.

— Ты меня не любишь, — признал Брок. — Можно привлечь к этому Стилла?

— Побойся богов, Брок. На нем сейчас Ветряной квартал висит — ему не до того. Он во всю проверяет кандидатов в Ветряной участок. Заодно передай ему, чтобы занялся и подбором для Речного — лишним точно не будет.

— А Одли? — напомнил Брок.

— А Одли сам знает, что к вечеру я жду от него отчет по Танцующему лесу. От Эвана, кстати, тоже. И самому бы не забыть написать отчет. Постарайся не подпускать Одли к делу Хогга. И еще — подними из архива дело о нападении на нериссу Хогг за две тысячи девятьсот девятый год предположительно. Возможно, восьмой — уточнишь у Одли. Но дело о фальшивых амулетах вперед.

— Почечуй…

Грег согласился:

— Полный! — Одли его уже и этому научил. Рыжий без стеснения подсказал:

— Это я про тебя.

— Я догадался, — Грег посмотрел на спящую Лиззи, но подходить к ней, чтобы ненароком не разбудить, не стал.

Брок все же спросил:

— А ты чем займешься? Будешь отдыхать, всех разогнав?

— В точку, — вздохнул Грег. — Хочу проверить пограничные амулеты.

Он помнил, как это было — седьмица тщательной подготовки, споры и предположения, волнение и бесконечные тренировки: никто не знал, где точно и какой ширины проходит граница Аквилиты, хотя бы потому что границы быть не должно. По закону, конечно. Он тогда две ночи подряд в маскировочном костюме подбирался к Аквилите со стороны Серой долины, чтобы осторожно слиться с веселящимися горожанами. Он помнил свое облегчение, когда все удалось. Он помнил, как усталый и до донца пустой, безэфирный, гордился собой. Быть может, повода для гордости и не было. Фальшивые амулеты уже минимум год как изготавливались и поступали на рынок.

Брок понял его опасения:

— Подозреваешь, что среди них могут быть фальшивые?

Грег сильнее сжал пальцы на спинке стула — беззащитные границы в свете слов Фейна его пугали:

— Учитывая показания рабочих нера Чандлера — очень даже возможно. Лучше исходить из того, что у нас вообще границы не защищены. Тогда становится понятно, как мы впятером в прошлом году проникли в Аквилиту — очень просто просочились через нерабочие амулеты.

Брок только выругался себе под нос:

— Небеса и пекло! Это не вы пронырливые с новыми незнакомыми разработками Тальмы. Это наши границы как дырявое сито из-за фальшивых амулетов.

— Боюсь, что именно так.

— Забираю свои слова обратно. Это не ты почечуй, это вся ситуация — почечуй.

Добавить было нечего, так что Грег направился сперва в свой кабинет — оформлять распоряжения по Речному, а потом на половину мэрии — в городской маготдел. Карту границы с амулетами он еле выцепил, пригрозив, что получит её так или иначе. В свете сложившейся страшной репутации, точнее в результате полной потери репутации, карту, которая до хорошему должна храниться у него в управлении, Грег все же получил. Потом он долго и старательно запоминал границы и расположение защитных и атакующих амулетов, обнаружив, что Аквилиту защищали хорошо. Не появись в Чандлере желание заработать на фальшивых амулетах, попасть в город было бы трудно — без потерь и ран. Все равно бы попали — приказ короля не обсуждается, — но не настолько легко.

Грег вернул карту в маготдел и направился к ближайшей точке границы — на Золотые острова. У него было чуть меньше двух часов до того, как Лиззи проснется, так что времени впритык. Только-только успеть добраться до Старого князя — самого большого острова в дельте Ривеноук. До реки он добрался на паромобиле довольно быстро — обеденное время, когда вся Аквилита рванет со службы домой, а потом обратно, еще не наступило. Припарковав паромобиль на стоянке у набережной, Грег быстро поднялся на кружевной, белокаменный мост Князей — тот самый, где принято признаваться в любви и делать предложение. Тот самый, где можно поцеловать любую девушку, и чисто теоретически тебе ничего не будет за это. На практике у лестницы со стороны набережной всегда дежурил констебль. Из Речного участка — сегодня что-то от него никуда не сбежать.

Грег на пару мгновений задержавшись на горбатом, выгнувшем спину, как кошка, мосту, любуясь сизой, темной водой, а потом быстро спустился по каменной лестнице и по узким, полностью затянутым в камень — от мостовой до почти смыкающихся над головой черепитчатыми крышами домов, — улочкам направился к дальней оконечности острова, лавируя между людьми. Упоительно пахло цветами — тут на каждом окне стояли цветочные ящики. У немногих открытых зимой террас кафе стояли пальмы в больших терракотовых горшках, трепеща на ветру резными, нежными листьями. За столиками ворковали редкие парочки. Аквилита — город любви, но даже приезд принца не сильно оживил её. Толчея осталась в центре — там, где можно было поймать принца и добиться его внимания. Добропорядочные леры с девицами на выданье еще не знали, что принц Анри ночью покинул город, разбивая не один коварный матримониальный план. Грег с горечью подумал, что их роман с Лиззи хоть и начался в самом центре города любви, но начался как-то неправильно. Они так и не побывали с ней на площади Танцующих струй, не танцевали там каталь, не целовались на мосту Князей, не гуляли до утра по набережной, чтобы потом лакомиться там в ресторанчиках жареной рыбой свежего улова. Их единственное романтическое достижение — посещение леса Танцующих деревьев, — состоялось из-за жесткой шутки Ренара Каеде, а не по велению души и любви.

Чем ближе к реке, тем легче становилось идти — поток людей почти иссяк: все же еще не все местные жители, покинувшие дома из-за угрозы войны, вернулись назад. Большинство предпочло отсидеться в более спокойной и более защищенной Тальме. Дома слепо смотрели закрытыми ставнями на противоположный берег Ривеноук. Пахло тиной и чуть застоявшейся речной водой — здесь цветов не было. Берег, наглухо стиснутый гранитом узкой набережной, был пуст. Грег надолго замер, опираясь на парапет и прислушиваясь к эфирным потокам. Уловить отклики защитных амулетов так и не удалось — слишком хорошо замаскированы. Или нерабочие.

Бились волны о камни. Плескалась вдалеке рыба. Ветер тем временем крепчал, становясь явно горячее — возможно, в этом году сезон шаррафы начнется раньше. Тучи на горизонте откровенно рыжели, неся с собой красноватый песок Карфы. Надо было спешить. Грег спустился по лестнице к воде и направился к ближайшему амулету, уходя почти по колено в холодную, высокостоящую сейчас воду. Первый амулет, спрятанный в гранитную стену набережной, был рабочим, и это согрело Грега нечаянной надеждой — возможно, не все потеряно. Второй амулет тоже был рабочим. Третий, заставивший Грега уйти в воду почти по пояс в его поисках, оказался пустышкой. Четвертый, пятый, шестой тоже.

Словно насмехаясь, на Грега смотрела слепая и пустая оборонная линия Меца с другой стороны реки. Сейчас там не было войск. Сейчас там не было орудий. А по прямой от Ондура до Аквилиты через неспособную защищаться линию Меца и вернийские земли всего ничего — шестьдесят миль. На паромобиле часа три пути.

Глава 11 Неприятное открытие

К двум часам Грег все же не успел вернуться: сперва пришлось заехать на гидроколонку, потому что заканчивалась вода, потом забежал в аптеку за баком с топливом — в центре города заправки были под запретом, а затем банально попал в пробку на запруженной паромобилями Фиалковой улице, и до Дубовой пришлось почти ползти, пока усталые дорожные констебли пытались разобраться с затором.

Лиз ждала его на улице в компании с зонтиком — видимо устала от опеки Брока. Она сидела на ступеньках крыльца управления, подтянув колени к груди, и смотрела в небеса. Кепка чуть не сваливалась с затылка из-за крепчающего ветра. Лиз то и дело придерживала её рукой, но не сдавалась — щурилась, морщила нос и ловила последние, уже редкие лучи солнца — просветов среди рыжеватых туч почти не было. В своем драном свитере, с кучей затяжек и дыр, в штопаных-перештопаных штанах, с полным игнорированием этикета и тягой к приключениям она была для Грега элегантнее и желаннее любой леры даже в наряде от Триэра — законодателя женской моды Тальмы. Его маленькая сумасшедшая лера. Лера, которую надо защитить от всяких там Хоггов. Сердце зашлось в тягучей, сладкой боли — родничок тут же ожил, превращаясь в согревающий океан. Надо будет — Грег плюнет на службу и увезет её куда-нибудь далеко, давая время прийти в себя и забыть Хогга. В конце концов ему положен отпуск для свадебного путешествия.

Грег вышел из паромобиля, не гася огонь в топке. Лиз тут же вскочила со ступеньки, держа в руке бумажный кулек с масляными пятнами — кажется, она прихватила у Брока пирожки. Главное, чтобы это оказались не жаберы, от которых Брок, как истинный верниец и гурман, сходил с ума. Грег ни причислял себя ни к первым, ни ко вторым, и пряные пирожки с жабьим мясом на дух не переносил. Такое могут есть только вернийцы.

— Привеееет! — Лиз подскочила к Грегу и улыбнулась. Забытый на крыльце зонт не растерялся и сам допрыгал до паромобиля, игнорируя Грега и тут же заскакивая в салон. Лиз тихо призналась: — а я проспала твой отъезд.

— Это ничего, — Грег церемонно на глазах спешащей обратно на службу толпы поцеловал ей руку. — Домой?

— Домой, — согласилась она, оставив кулек с едой в руках Грега. — Чур, я за рулем!

Лиз обогнула его и скользнула на водительское сиденье. Ему ничего не оставалось, как занять пассажирское.

— Как твое самочувствие? — спросил он, когда паромобиль неспешно встроился в левый ряд и поплелся в плотном движении в сторону океана.

Лиз косо посмотрела на него:

— Это ты о Хогге? Уже отошла и не боюсь возвращаться домой. Если ты об этом, конечно.

Грег подтвердил:

— В том числе и об этом. — Он всматривался в неё, ища затаенный страх и заодно признаки потенцитовой интоксикации. К счастью, Лиз выглядела подозрительно здоровой и не боялась. Значит, можно оставить восстановление эфирной защиты дома на вечер — за полдня ничего плохого не случится, а Лиз не выглядит испуганной, как утром.

— Не волнуйся — теперь я точно носа из дома не вытащу до твоего приезда: у меня много дел. Приедут слуги, должен добраться из Вернии наш с тобой дворецкий и даже, быть может, мой управляющий — это было бы замечательно. Надо будет изучить торговые каталоги и заказать мебель. Заодно планирую заняться кое-чем… Брок сказал, что ты попросил Байо разработать план по ликвидации трущоб. Я бы хотела с этим помочь, если ты не против.

— Я всеми руками за. — Грег чуть скривился, вспоминая Фейна: — я должен повиниться. Я невольно лихо рискнул твоими финансами.

Лиз даже на миг отвлеклась от дороги:

— О! Что-то новенькое. — Она заметила, что Грег так и не притронулся к пирожкам: — ты ешь, а то меня Жабер закормил, а у тебя, наверняка ни крошки с утра не было. Волка ноги кормят, но на сытый желудок службу нести легче. Просто поверь.

Грег с легким недоверием зашуршал бумажным пакетом, выуживая первый пирожок с мягким, пропитавшимся маслом румяным тестом.

— Это с капустой, — подсказала Лиз. — Жабер хотел от сердца оторвать тебе свои любимые жаберы, но я не позволила, отстояв для тебя более привычную еду.

Грег вспомнил свою службу в Ренале и не сдержался:

— Не бойся, я всеядный, я даже похуже жаб ел. Например, змей.

Лиз не сдержалась:

— Да ты че! Впрочем, молчу, молчу… — Она тут же нарушила свои же слова, вспоминая: — Так что за сделку ты умудрился провернуть?

— Не злись, просто так получилось. Фейн хочет перенести свой артефакторный завод сюда в Аквилиту, но ему для этого нужна финансовая поддержка.

— И что же он предложил нам с тобой?

— Половину доли артефакторного завода.

— Ого, да лаааан! — снова простонародно выдала Лиз. — Половину? Ты ему пистолет к виску приставил? Вхождение в готовый проект Фейнов — это нечто! Они же вечно вцепляются в куш и глотают его до конца, давясь и отказываясь делиться.

— Их главный инженер должен приехать уже завтра — со всей документацией. Надо будет выбрать площадку для завода и начать обучение рабочих.

Лиз нахмурилась:

— Сейчас лишних свободных денег нет — я не собираюсь ради артефакторного отказываться от проекта с крысами. Думаю, надо выставить де Бернье на продажу. И не смотри так: Верния — не Тальма. Продажа поместья не лишает титула — дети все равно будут лерами, даже без земли.

— Но это твоя земля. Дом, где ты выросла. Дом…

Она оборвала его:

— Дом, где отец проклял меня. Дом, где отказали в помощи. Дом, где меня воспитывали, как леру, не давая никаких знаний о настоящем мире, а когда я по незнанию оступилась, мне же и сказали: «Сама виновата!»… Такой дом мне не нужен.

Грег виновато сказал:

— Прости, я не хотел тебя расстроить.

— Да лан! — Лиз снова легко улыбнулась, отбрасывая в сторону ненужное прошлое. Паромобиль свернул на Морской проспект и скоро остановился у дома. Пока Лиз проверяла водомерное стекло — Грегу же скоро обратно на службу, — он быстро вышел из паромобиля, замечая то, чего быть не должно было. У Хогга совсем больные на голову констебли! Или мозгов им боги не дали принципиально — на перилах крыльца висела дохлая крыса, как откровенный намек на будущее Лиз. Грег моментально спалил трупик несчастного грызуна, чтобы не огорчать Лиззи. Впрочем, она все равно заметила через общий эфир вспышку его гнева.

— Что-то случилось? — она остановилась рядом с Грегом, тревожно разглядывая дом и газон перед ним.

Грег заставил себя улыбнуться, подменяя причину гнева:

— Я понял одно — с такой дырявой защитой на доме я тебя не оставлю. Сейчас займусь ею. — Он снял с себя мундир, оставаясь в уже не свежей сорочке, перенесшей сегодня и нежить в Танцующем лесу, и купание в Ривеноук. — Давай-ка быстрее в дом.

Лиз прищурилась, откровенно напоминая злую портовую крысу. Грег не понял, чем обидел её:

— Лиззи… Быстро пить лекарство и сюда — будешь помогать с защитой. Ты обязана уметь обращаться с ней.

Она неожиданно беззащитно призналась, заставляя Грега хмуриться от непонимания:

— Я тебя люблю! — Лиз стремглав понеслась в дом, только старые ботинки и кивали, показывая дыры в подошвах.

Грег недоумевающе замер, не понимая, чем заслужил признание. Он, отследив порванные эфирные нити защиты, направился к первому бракованному или разрядившемуся амулету. Это маги работают с плетениями напрямую, пропуская эфир через себя. На неживых объектах так не получится. Здесь эфир использовался с помощью накопителей, встроенных в амулеты. Идеальный накопитель — это, конечно же, потенцитовые стрежни, но они слишком дороги́, и потому их заменой были драгоценные камни. Чем тверже — тем больше они способны аккумулировать эфир. Лучшими считались алмазы, рубины и сапфиры, хотя, конечно, на способность удерживать эфир влияли и чистота камня, и огранка, и особенно размер. Амулеты на основе бриллиантов способны без замены и напитки эфиром служить до десяти лет. Сапфиры и рубины до пяти, остальные камни и того меньше. Некоторые амулеты вообще были одноразовыми.

Грег остановился перед мраморной колонной забора, украшенной сверху шаром. В шаре и прятался амулет, доступ к которому давал ключ-активатор. Судя по всему, активатор должен быть у Лиззи. Она как раз подбежала, останавливаясь рядом с Грегом — жаркая, запыхавшаяся после бега, словно и не лера. Хотя именно его лера и должна быть такой. Грег прижал Лиззи к себе, и целомудренно поцеловал в висок, помня, что лер Леоне, их противный сосед может бдить и следить. И как ему вообще пришла в голову такая мысль — утром следить за их садом? Словно специально готовился.

— Люблю тебя, — прошептал он. — Как самочувствие после лекарства?

— Хорошее, — призналась Лиз. — В сон пока не клонит, да и не ко времени это. Давай займемся защитой.

— Ключ-активатор при тебе?

Лиз достала из кармана штанов прозрачную граненную капельку, явно алмазную, висящую на золотой цепочке. Значит, и в защитных амулетах должны быть бриллианты. Повезло — надежная защита. Значит, амулет просто разрядился от старости.

Грег пальцем указал на небольшую замочную скважину. Стоило Лиз погрузить в неё ключ, как мраморный шар беззвучно распался на части, показывая свою сердцевину. Как Грег и предполагал, над серебряной подложкой амулета возвышался бриллиант в пару каратов, не больше. Грег в преддождевом сумраке зажег светляк, поднося его к амулету и проверяя чистоту камня. Свет тускло заиграл на гранях бриллианта, словно…

Грег быстро извлек амулет и провел камнем по мрамору.

— Стекло, — констатировал он, разглядывая сколы на гранях кристалла. Он выругался: — Хрень! Только этого не хватало.

Он убрал фальшивый амулет в карман брюк:

— Отдам экспертам на проверку: чандлеровский это амулет или еще откуда подделка всплыла. Посмотришь по документам на дом, когда конкретно этот амулет менялся?

Лиз тревожно кивнула:

— Конечно. Я тут же телефонирую тебе. Не беспокойся. — Она вытащила ключ, и шар снова сомкнулся, уже пустой. — И что теперь? Запасных амулетов нет.

— Придется чуть ослабить защиту — заберем рабочий амулет с той стороны дома, чтобы он не сбивал сеть — потоки эфира сами перераспределятся.

— Чем нам это грозит? — тут же уточнила Лиз.

— Пока особо ничем — мы же не собираемся держать в доме оборону. — Грег посмотрел на наручный хронометр и выругался: — вот же проклятье…

Лиз все поняла без излишних пояснений:

— Надо на службу?

Он лишь кивнул, спешно направляясь вдоль дома. Лиз уверенно шагала рядом:

— Не бойся, я справлюсь сама — ты же показал, как обращаться с амулетами. Я проверю все амулеты и сообщу тебе на службу. — Лиз поймала его руку и легонько сжала пальцы: — все нормально, Грег. Правда. Не беспокойся — в этот раз я не подпущу к себе дворников на пушечный выстрел. Да и прислуга скоро приедет… — она замерла у крыльца, рассматривая, как со стороны Ривеноук выпуская в небеса черный дым ехали несколько тяжелых паровых монстров-грузовиков. — Ой!

— Лиз? — в всплеске океана в сердце Грег уловил удивление и волнение. — Что-то случилось?

— Беги! — честно призналась она. — Я вызвала из де Бернье управляющего и дворецкого… Я не думала, что они так буквально поймут мое желание осесть в Аквилите.

Грег посмотрел вдоль дороги:

— Это…

— Это наша мебель, мои личные вещи и сумасшедший бардак вплоть до вечера. Я пойму тебя, если ты задержишься на службе. Я бы и сама сбежала из дома, но нер Пти не поймет…

— А нер Пти?

— Это наш управляющий. Хороший, но въедливый тип.

Грег прижал к себе Лиз и храбро дождался приезда поезда из грузовиков. Только познакомившись с нером Пти и нером Адалем он позволил себе ретироваться на службу.

В управлении, в отличие от дома, было тихо и хорошо. Грег первым делом отправил фальшивый амулет Фрею, их новому эксперту. Потом он занялся скопившимся на столе бумагами. Грег прочитал показания Кевина Смита, некоего Теда Кречински, Ласло, лера Леоне, потом проверил папку по фальшивоамулетничеству — Брок больше ныл, что с ней много работы. Даже Одли успел притащить вместе с кофейником, исходящим горьковатым паром, отчет об утренней поездке в Танцующий лес. Заодно доложил, что сделал запрос в мэрию и в храм о частоте обработки полей сражений. Ответ обещали предоставить быстро. Грег по кислому виду Одли понял, что результаты будут не раньше конца седьмицы. Потом на глаза попалась тощая, почти пустая папка с материалами дела о нападении на Хогг. Натали, как оказалось, звали сестру Грегори Хогга. Ей было всего двадцать лет в снежень две тысячи восьмого, когда на неё напали — в Канун Явления. Естественно, как принято в Аквилите, заявление о пропаже приняли только через три дня — еще повезло, что официально Карнавал закончился, не пришлось ждать лишних два дня. Через пару часов после приема заявления Хогга её нашли случайные прохожие в Приморском парке — том самом, где любят гулять Полин и Ноа. Грег пробежался глазами по врачебному заключению Хогг. Переломы, ожоги, раны и заражение вернийкой, точнее кожно-язвенной болезнью. Болезнь падших стрекозок, которым уже нечего терять, и, как ни странно, леров, обожавших содержать одну, а то и двух-трех любовниц, ведь жена — это так скучно! Зато умирать от вернийки весело. Дурная болезнь была излечима только на первой стадии, когда язвы еще не болели, вторая стадия, дико заразная, уже с трудом поддавалась лечению, а третья — была неизлечима. Больной или жил с ней долгую и несчастливую жизнь, чувствуя, как разлагается его тело, или сгорал от болезни моментально. Натали Хогг «повезло» — она сгорела за год, потеряв после нападения рассудок. Дело так и не было раскрыто — собаки след на месте обнаружения Хогг не взяли, привлеченные к делу ищейки из Сыскного след тоже не обнаружили. Грег внимательно прочитал их показания: в месте обнаружения Хогг следы полностью отсутствовали, даже эфирные. На фиксограмме, которую сделал какой-то ушлый газетчик и которую полиция изъяла, была изломанная, искалеченная молодая девушка в обрывках одежды, лежавшая на обычной пожухлой, как и положено зимой, траве. Снимок был такого хорошего качества, что даже пара мертвых жуков возле Хогг была заметна. Показаний Хогг почти не было — она сошла с ума и повторяла лишь, что напавших было трое, и держали её в пустом просторном зале. Наверное, где-то на складе. Большего добиться от неё никто не смог. Грег бережно сложил все бумаги по делу обратно в папку, понимая причину ненависти Хогга. Но прошло уже пять лет. За столько времени даже ненависть должна угаснуть.

Грег налил себе кофе в чашку и задумался: стоит ли отдать это дело Виктории? Или самому им заняться? Или не стоит ворошить прошлое — никаких зацепок не было, и вряд ли уже найдутся. Подумалось, что у них теперь избыток инспекторов в управлении. Можно одного отрядить заниматься такими вот висяками. Самый очевидный кандидат на такое — Виктория. И именно она же не поймет такого к себе отношения. Он хлебнул еще горячий кофе и вздохнул — тупик. Только папку с делом Хогг он все же убрал не обратно в коробку, в которой его принес Брок, а сунул к себе в стол.

Придвинув к себе дела вернийских шпионов, просмотренные утром Фейном, Грег не глядя подписал каждое, подтверждая освобождение, а затем все же тщательно просмотрел два, на которых Фейн сказал обратить особое внимание. Читая список контактов Жана Лермитта, Грег вздрогнул, наткнувшись на знакомое имя: лер Пьетро Леоне, Морской проспект 23. Их сосед.

В голове быстро завертелись шестерни, проворачивая отдельные факты и выстраивая их в единую цепь.

«Лера Элизабет — призовая дичь» — так сказал Фейн о Лиззи. Дичь загоняют, дичь пугают, дичь заманивают в ловушку, например, в Речной участок. Грег с трудом подавил горящую алым, злым эфиром мысль — забыть о Лермитте навсегда, отказывая в помиловании. Никому не позволено преследовать и пугать его семью! Но все же трезвый ум и привычка соблюдать закон восторжествовали. Грег заставил подписать себя распоряжение об освобождении Лермитта. Просто придется быть осторожнее и предусмотрительнее: приставить к Лермитту наблюдателей, проверить всех, кто навещал его в камере, и заставить принца Анри забрать его в Вернию.

Желание увезти Лиззи прочь отсюда, по крайней мере пока все не уляжется, все сильнее разгоралось в сердце Грега.

Глава 12 Непогода

В кабинете было душно — из-за ветра пришлось закрыть окна. Шаррафа несет с собой жару из центра Карфы — ближайшие дни будут очень жаркими, как летом. В этом году злой ветер пришел необычайно рано. Впрочем, маги-погодники о чем-то подобно предупреждали еще четверть века назад, когда появилась Серая долина — она изменила привычные маршруты ветров, кардинально меняя климат. Север Тальмы стал холоднее — тут на целых две луны выпадал снег, а юг, в том числе и Аквилита, стали жарче. Шумевшая за окном знойными порывами ветра шаррафа не даст солгать. Часы пробили пять вечера — Грег засиделся за документами. В который раз он подумал, что стоит завести положенного ему адъюта… Грег откинулся на спинку кресла и устало потянулся, разминая затекшие плечи. Хотя бы секретаря найти, смирился он, раз судьба закинула в полицию, а не армию. Он подтянул под плечевые пружины рукава рубашки, чтобы не мешали, расслабил узел галстука и, посмотрев на скопившиеся на стол папки, которых меньше не становилось, вздохнул, вспомнил разрешение Лиззи задержаться на службе и… Задержался.

Погода портилась. Небо заволокло откровенно ржавыми тучами. По улице ветер нес пыль. Ревун уже включали — предупредили о надвигающейся шаррафе и об отключении электричества в целях профилактики пожаров. В Ветряных горах спешно складывали лопасти ветрогенераторов. На телефонных станциях вызывали усиленные дежурные смены ремонтников — порванных телефонных проводов будет много. В доме напротив управления, где постоянно в апартаментах, прозванных «Острым пером», отиралась газетная братия, в погоне за сенсацией выслеживая выезды полиции и главное Особого отдела, уже закрывали окна тяжелыми деревянными ставнями. Уличное движение замирало — никто не желал столкнуться с шаррафой вне дома. Полицейские патрули проверяли готовность горожан к урагану и загоняли бездомных с улиц в катакомбы. Пожалуй, это первый год в Аквилите, когда жертв среди портовых крыс, которых каждую зиму выкашивала шаррафа, не будет. Хотя наличие идиотов, проигнорировавших указания полиции, исключать нельзя. Распоряжением комиссара пешие патрули на время урагана отменили, как и дежурства у светофоров. Грег чувствовал, как нарастал эфирный фон совсем рядом — маги-погодники работали изо всех сил, снижая мощность надвигающегося урагана. Полностью загасить ветер, несущий жар и песок из Карфы, практически невозможно. Не усилиями всего двух магов. Это надо действовать по всему погодному фронту, только Аквилита снова вольный город, и маги Тальмы не будут сотрудничать с местными, а морское побережье Вернии сейчас представляет из себя развалины, покинутые людьми.

Эван заскочил в управление буквально на пару минут — отдал распоряжения о шаррафе, посетовал, что переговоры с рабочими пока зашли в тупик, зато бочки с нипритом все же убрали, и понесся на экстренное совещание к лер-мэру. Грег даже не успел сообщить о проверке пограничных амулетов. Что ж, пусть пока Эван побудет в счастливом неведении. Все равно амулетов нет.

В начале седьмого в кабинет постучался сержант Арбогаст, замирая на пороге:

— Нер суперинтендант, разрешите…

Грег, не отрываясь от бумаг, кивнул:

— Проходи, садись! — он поставил подпись под запросом в храм о магическом потенциале Хогга и поднял глаза на сержа: — Ал, что случилось? Что-то с химическим заводом?

Арбогаст выглядел откровенно потрепанным: зарос щетиной, глаза покраснели от недосыпа, короткие темные волосы слиплись сосульками — видимо, только-только принял душ. Несло от сержа розами и чем-то едким от немного пропыленной формы. Как и Грег, он сейчас был одет лишь в брюки и рубашку с закатанными по локоть рукавами. Он устало откинулся на спинку стула — Грег заметил, что Алистер позволял в его обществе быть самим собой. Это хороший знак — значит, в будущем Восточном дивизионе можно не ожидать от своего сержа пакостей, как сотворил Хогг.

— Нет, там все под контролем, — сухо отчитался Алистер. Для него новая должность была вызовом — он по жизни был молчуном, а теперь приходилось постоянно отчитываться, отдавать распоряжения и прочее. Медленно подбирая слова, он пояснил: — Северный сам справится дальше, хоть баррикады и остались, но запал воевать пока пропал — шаррафа разогнала всех штрейкбрехеров по домам. Точнее, по катакомбам.

Взгляд Алистера скользнул за спину Грега, рассматривая его мундир, висевший на кресле. От сержа не ускользнуло отсутствие фиксатора.

— Телефонировал некто нер Пти. Он представился вашим управляющим.

Грег вместо ответа лишь кивнул. Алистер продолжил:

— Он просил передать, что какие-то хулиганы повесили перед домом на дереве грызуна с запиской «Ты следующая крыса», что бы это ни значило. Я велел ничего не трогать — сказал, что констебли сейчас приедут и сами разберутся.

Грег не сдержал эмоций, вскакивая на ноги — кресло противно заскрипело ножками по деревянному полу:

— Хрррррень! Ну какая же хрень! — Родничок в сердце колыхнулся, помогая успокоиться. Грег вспомнил, что Лиззи не стоит тревожить и, до боли сжав кулаки, взял эмоции под контроль. Он уже почти невозмутимо снял со спинки кресла мундир, спешно надевая на себя. — Весь Речной на проверку отправлю… С таким сержем, как Хогг, они точно нуждаются в проверке комиссии по этике.

Алистер следом за Грегом поднялся на ноги:

— Спокойно, черный. — Он впервые в лицо назвал его по прозвищу — до этого констебли как-то стесняли с таким. — Наши уже едут к тебе домой — разберутся. Я послал Неша и Калло. Неш кого хочешь одним только своим видом запугает до икоты, а Калло умный парень — разберется.

Спешно убирая папки в бюро — он не Брок, чтобы бросать документы без присмотра, — Грег поблагодарил сержанта:

— Хорошо. Отправь кого-нибудь на поиски сержанта Грегори Хогга из Речного — только сильно не рискуйте из-за приближающейся шаррафы.

— Задержать? — уточнил Алистер. Как ни хотелось Грегу законопатить Хогга в камеру, но пока формально не за что. Надо действовать строго в рамках закона, иначе станешь таким же, как Хогг. Или, вспоминая лоа и его проделки, в его случае куда как хуже Хогга.

— Доставить на допрос. — Грег закрыл бюро на замок. Эфирные плетения не стал накладывать. — Еще… Кто сегодня из экспертов дежурит?

Зонт, мирно спящий в углу, решил не рисковать и сам прыгнул в руку Грега. Алистер лишь удивленно моргнул, когда зонт демонстративно хищно облизнулся, и, качнув головой в попытке прогнать случайную галлюцинацию — не иначе от жары, — ответил Грегу:

— Ларкинс из Сыскного, но я попросил Фрея задержаться. Его берем?

Грег не ожидал такого — Алистер собрался ехать с ним:

— Да. Его берем, а ты…

Сержант быстро сообразил к чему клонит Грег и перебил его, напоминая очевидное:

— Я лучшая ищейка, Грег. Ты же знаешь. Угроза высокопоставленному лицу требует привлечения лучших кадров…

— Там скорее угроза Элизабет.

Алистер парировал:

— Она рычаг давления на тебя. Это недопустимо. Кто-то еще нужен?

— Попроси операторов вычислительной машины задержаться — потребуется расшифровка визуалофиксатора. — Грег, зажав фуражку под мышкой, направился прочь из кабинета — длинный служебный день, начавшийся в два часа ночи, наконец-то подошел к концу. Виски чуть давило из-за волнения за Лиззи, в голове колыхался кофе — Грег выпил весь кофейник, который днем принес Одли. Под ложечкой противно сосало: не от голода — от страха. Кажется, пора увозить Лиз из города — если не получится приструнить Хогга, конечно.

— Кстати, могу я спросить, куда делся твой фиксатор? — Алистер шагал рядом, кивками прощаясь с оставшимися на ночное дежурство констеблями.

Грег криво усмехнулся своей предусмотрительности:

— Остался дома как раз для идиотов из Речного. Я его поставил на запись просто на всякий случай, даже не думал, что Хогг не успокоится с портовыми крысами.

— Пояснишь?

— По пути на Морской, — кивнул Грег. — Я проверять котел паромобиля, а ты…

— Я за Фреем и операторами, — отозвался Алистер. — Я быстро.

На улице было не менее душно, чем в управлении. Парило, несмотря на отсутствие солнца. Жаркие порывы ветра бросали в пот, заставляя жалеть о надетом мундире. Волосы тут же повисли сосульками. В салоне паромобиля было нечем дышать — там воняло смазкой, керосином и кожаной обивкой сидений. Грег открыл дверцы в надежде проветрить — котел совсем спустил давление, понадобится минут десять, прежде чем можно будет ехать. Из-за угла управления выехал служебный паромобиль с экспертом — Грег проводил его задумчивым взглядом.

Алистер, уже одетый по форме в мундир и дождевик, быстро сбежал по ступенькам крыльца, ловя пилотку, чуть не улетевшую в небеса под порывом ветра. Он сунул её под плечевой клапан мундира и, обогнув паромобиль, сел на водительское кресло. Грег, в последний раз вдохнув свежий воздух, занял пассажирское кресло.

Громкой барабанной дробью стучали по железу капота первые редкие капли, срывающиеся с небес. Улицы уже были пусты — Алистер под горку хорошо разогнал паромобиль, словно все демоны мира неслись за ними. Океан, бушующий и штурмующий сушу, мелькал в просвете домов — мутный и сливавшийся по цвету с ржавыми небесами. Грег быстро пересказал о случившемся с Лиз утром, заставляя Алистера темнеть лицом. Остановившись на железнодорожном переезде, где проносился мимо в попытке обогнать шаррафу вечерний тальмийский экспресс, сержант собрался с мыслями и сказал:

— Я с Хоггом не сталкивался — я начинал вместе с Броком в Северном дивизионе, когда как он, вроде бы, в Центральном, как и Одли. Я не знаю, насколько Хогг дружен со своими констеблями… Уже прошли те времена, когда зашедшего не на свой участок констебля отпинывали всем полицейским отделом и выкидывали за границу участка, но мой тебе совет: увози Элизабет на время разбирательства куда-нибудь подальше. Полицейские войны ничуть не лучше бандитских разборок. Рыжий навел порядок в городе, отучив констеблей от ненависти между дивизионами, он отучил полицейских брать взятки за «охрану» пабов, варьете, веселых домов на своей территории, но все легко вспоминается, тебе ли не знать. Пока будем наводить порядок в Речном, вам с Элизабет лучше быть подальше от города. Полицейские войны легко вспыхнут по новой, если констебли Речного решат, что их и Хогга наказывают незаслуженно.

Грег скривился — он не любил отступать, но рисковать Лиззи он не имеет права.

Алистер бросил взгляд на задумавшегося Грега и промолчал — он умел не мешать думать. Паромобиль бесшумно стронулся с места и свернул на Морской проспект под стоны и скрипы гнущихся от ветра деревьев.

Возле дома было суетно: стояли на страже Неш и кто-то из Речного, одетые в дождевики — ветер игрался их полами, заставляя трепетать, как вороньи крылья; нер Адаль в элегантном черном костюме замер на крыльце; чуть опередивший их в дороге Фрей уже во всю обследовал дерево, росшее перед домом вне зоны защитного эфирного экрана — видимо, сунуться под него Хогг, если это был, конечно, он, не решился. На одной из нижних мощных ветвей дуба болталась чья-то мелкая тушка с привязанной запиской. Та трепетала на ветру, как флажок. Алистер только скривился, выходя из паромобиля — до зубовного скрежета не хотелось новой полицейской войны. Времена противостояния констеблей и суперинтов тоже закончились. Кто-то из суперинтов понял, что констеблей банально больше и устроить кучу мерзких, но ненаказуемых пакостей им гораздо проще, а потому подал в отставку, а до кого-то дошло, что можно заслужить уважение тех, кто служит под твоим командованием. Речной, если это констебли действительно оттуда, зарвался.

Калло в компании с констеблем из Речного обходил дома, опрашивая слуг — местные леры ни за что бы ни опустились до общения с полицией. Радовало одно — Калло вроде еще ни разу не послали к черному ходу, как слугу.

Ветер крепчал, было слышно, как ревет и рвется на сушу океан. Дождь порывами набрасывался на землю, крупными каплями оставляя на тротуаре пыльные кратеры. Шаррафа уже дышала в затылок. У них с полчаса, не больше.

Заметив вышедшего из паромобиля Грега, нер Адаль быстрым шагом подошел к нему:

— Нер Эш, рад вас видеть. — Это был высокий, худой, кожа да кости, пожилой мужчина, лет за шестьдесят, не меньше. За стеклами очков тонкой оправы прятались умные, пусть и не такие зоркие, как раньше, глаза.

— Лера Элизабет…? — задал главный, волнующий его вопрос Грег — с остальными вопросами, ответы на которые он тоже хотел знать, уже разбирались его парни. Ручеек в сердце был спокоен — значит, глупая выходка кого-то из мстящих констеблей Речного её не задела.

Нер Адаль, наклоняя голову, как журавль, и не замечая окружающей непогоды, словно летающий мусор и мелкие ветки не существуют в его мире, отчитался:

— Она в своем кабинете. Его окна выходят на сад. Нер Пти обсуждает с лерой деловые вопросы — еще с час точно, потом — сколько скажете. О случившемся она не знает — я решил не волновать её преждевременно. Наша маленькая лера сильно изменилась за последние три года. Она стала сильнее, но не думаю, что ей нужно знать о… — он перевел взгляд на дерево, — … таком.

— Благодарю. Я сам потом ей все объясню. — Грег прищурился — ветер нещадно бросал в лицо пыль и мелкий мусор. — Возвращайтесь в дом — шаррафа идет. Вы знаете, что это такое?

Поместье де Бернье было расположено далеко от океана, за горной грядой — туда такие ветра не долетали. Нер Адаль снова кивнул:

— Не извольте сомневаться. Я много раз сталкивался с шаррафой — лакеи уже закрывают окна ставнями. Дом полностью готов к четырем дням непогоды. Я лично проверил запасы еды, воды, дров и свечей.

— Говорили, что непогода должна утихнуть к утру, во всяком случае — не больше суток точно.

— Могу я поинтересоваться… — провожая задумчивым видом пролетевшую мимо ветку дерева, Адаль уточнил: — неры констебли успеют добраться до убежищ?

— Они… — Грег понимал, что многие, особенно Алистер и Неш, живущие далеко, просто не успеют вернуться домой. — Они останутся у нас.

— Тогда пойду и приготовлю новые комнаты, нер Эш. Ужин в восемь. — Адаль откланялся, явно подавляя в себе слова: «Прошу не опаздывать!», и пошел прочь. Грег понял, что с дворецким ему точно повезло. Никаких лишних вопросов, никакого возмущения. Если приготовит комнаты для пилоток не на половине слуг, то цены Адалю не будет.

Грег дошел до крыльца, замечая, как ветер начинает закручивать пыль мелкими воронками. Надо закругляться с обследованием — вот-вот ливанет. Как удачно кто-то подобрал время, чтобы запугать Лиззи — шаррафа поторапливает, а потом еще и смоет все следы, даже эфирные. Хорошо, что есть это — Грег опустился перед перилами крыльца и достал спрятанный там визуалофиксатор. Синий огонек на механите показывал, что запись все еще продолжается. Грег выключил фиксатор, чтобы не разряжался напрасно, и спешно направился к Фрею, который опустил в протянутую Нешем коробку труп грызуна и записку, на которой было незамысловато написано: «Ты следующая, крыса!».

— Нер Фрей…

Эксперт — молодой блондин в тяжелых профессиональных гогглах, — отвлекся от разглядывания через увеличительные стекла ветки, на которой перед этим висел грызун:

— Да, нер Эш? — За стеклами не было видно его глаз. Гратин спешно сдернул с себя гогглы и тут же пожалел об этом, щурясь от витавшей в воздухе пыли.

— Поспешите — идет непогода. — Грег подошел ближе, пытаясь понять, что привлекло внимание Фрея — обычная высохшая ветка, которую надо обрезать. — Если не успеете добраться до управления, то можете оста…

— Не-не-не, я уже все закончил, — закачал головой Фрей. — Поеду в управление — успеем добраться с Калло и Нешем. Свой паромобиль оставлю сержанту Арбогасту — ему же тоже надо будет как-то добраться до управления. Не волнуйтесь за меня: с Нешем точно ветром не унесет — он скала.

Грег не сдержал смешок вслед за Гратином — Неш, самый крупный из констеблей, служивших под его началом, и впрямь напоминал скалу — монументальный, неповоротливый и, к счастью, абсолютно невозмутимый парень.

Гратин, отсмеявшись, продолжил:

— Заночую в управлении — не привыкать. Заодно изучу все. Вам же не требуется заключение о причине смерти грызуна? Вскрытия не по моей части…

— Нет. Будете в управлении, попросите дежурного достать из дела о задержании де Бернье образец почерка сержанта Хогга.

— О… А… Вы думаете, что это он написал? — Фрей пальцами в перчатках приподнял записку. — Впрочем, простите, вам виднее. Собственно, я закончил, только вот кое-что хотел вам показать… — он повернулся к дереву, не дожидаясь ответа Грега. — Смотрите… Ветвь, на которой повесили грызуна — кстати, я не уверен, что это крыса, — мертва. Такое может быть, возможно местный садовник не следит за деревьями. Но…

Он чуть сковырнул пальцами сухую, легко отстающую кору.

— Смотрите… Под корой тоже мертвые муравьи. И прежде, чем возмутитесь, обратите внимание на остальной ствол. Видите?

Он пальцем вел по шершавой коре, вслед за мертвыми муравьями:

— Это их тропка… Видите, тут вот мертвые муравьи находятся даже на стволе. А вот тут они как ни в чем ни бывало маршируют живее всех живых. Я не маг и не энтомолог. Но вдруг это что-то да значит? А теперь, пожалуй, я поеду.

Грег нахмурился — он в муравьях тоже ничего не понимал, зато попахивающий мертвым эфир почувствовал — словно дверь склепа открылась, выпуская запашок тлена и сырости. Он уже в спину спешащему сбежать от непогоды Гратину сказал:

— Если что-то будет — сразу же телефонируйте мне. В любое время дня и ночи.

— Хорошо, — садясь в служебный паромобиль, ответил Фрей. — Телефонирую, если только провода не порвет.

Неш сел за руль, салютом попрощавшись с Грегом. Калло, услышав громкий призывный свист паромобиля, только отмахнулся рукой, спеша к очередному дому. Неш ткнул пальцем в Алистера — тот скомандовал:

— Езжай! Я еще не закончил. Доберусь сам!

Неш пожал плечами и поехал в сторону управления в попытке обогнать непогоду. Констебли Речного тоже поспешили вернуться в участок.

Алистер шагнул к дереву, присаживаясь на корточки — он так делал всегда, когда искал след. Грег не чувствовал ни единого живого следа, кроме легкой щекотки, которой воспринимался Фрей — слишком любопытный, как лис. Возможно, мертвый эфир использовали для того, чтобы замести следы — Грег не был уверен в такой возможности, но он и не ищейка. Он отошел в сторону, чтобы не мешать Алистеру; только предупредил перед этим:

— Поспеши — ураган идет. Ты и Калло укроетесь в моем доме на время шаррафы — вы не успеете добраться до дома.

Алистер вместо ответа лишь кивнул и принялся осторожно по расширяющейся спирали обходить дерево в поисках следов, периодически снова присаживаясь на корточки.

Со стороны Речного участка показался служебный паромобиль. Он вильнул в сторону, паркуясь рядом с Грегом. Из паромобиля вышел до ужаса чистенький, выглаженный, лощеный нер Арно, суперинтендант Речного. Ветер тут же ополчился против него, кидая в лицо его же щегольский белый шарф — Грег был солидарен с ветром: Арно и не такой щелчок по носу из-за своих распоясавшихся констеблей заслужил.

— Недобрый вечер, нер Эш, — поздоровался Арно, внимательно рассматривая дом и копошащегося в земле Алистера.

— Недобрый вечер, нер Арно, — ответил Грег. Он замолчал — пусть Арно сам поясняет, что тут забыл.

Тот замер, не зная, как разбить неловкую паузу. Грег приходить ему на помощь не собирался. Наконец, непогода сама его поторопила первыми алыми каплями и резко усилившимися порывами ветра-шаррафа пришла в город:

— Я в курсе случившегося, — почти скороговоркой начал Арно, ежась от набирающих силу струй дождя, рисующих кровавые пятна на шелке шарфа. — Нелепая ситуация — и утром, и сейчас… Я понимаю всю неловкость случившегося — я прослежу за тем, чтобы Хогг принес все полагающиеся извинения лере Элизабет и угомонился. Прошу, не наказывайте его сильнее необходимого…

Грег процедил:

— Закон един для всех. Наказание будет согласно закону. Что-то еще?

Арно подошел ближе, чтобы почти задушевным голосом сказать:

— У Хогга проблемы с портовыми крысами — его подкосил случай с его сестрой. Заодно… — он деланно поморщился. — Вернийка… Сами понимаете. Семейный случай, запущенная стадия. Выгоните из полиции — он потеряет право на лечение и сгорит от вернийки, как и сестра.

Грег скривился — чего-то такого можно было ожидать, ведь Натали Хогг нашли уже с признаками развитой вернийки. Алистер выпрямился и доложил:

— Нер суперинтендант, обследование закончил — тут применена магия.

Арно замер, побелел, потом с явным усилием шагнул к дереву, притрагиваясь к коре, и выдохнул:

— Хогг… Проклятый Хогг…

— Это его эфир? — тут же спросил Грег.

Арно закрыл глаза:

— Его. У меня нет других констеблей-магов. Только Хогг, мой старший инспектор Шмидт и я… Хогг… Он прошел позднюю инициацию — из-за нападения на сестру. Ему запрещено применять эфир — он некромант. Это его эфир. Проклятье! Он заигрался.

— Так и есть, — подтвердил его слова Грег.

Арно сухо заметил:

— Беру свои слова назад — Хогг виноват и очень сильно. А сейчас простите — поеду домой. И вам бы следовало проследовать в укрытие — шаррафа никогда не шутит.

Кровавый дождь резко набрал силу, тугими струями гоня в паромобиль Арно.

Грег не слышал, как тот буркнул своему шоферу:

— Зная репутацию бывшего Блека, Хогг — труп!

Глава 13 Нежность

Усталость пришла исподволь. Часы пробили шесть вечера. Брок откинулся на спинку кресла и замер. Прошли почти сутки, как дело о фальшивых амулетах уплыло из его рук к храму. Только что смогут сделать с таинственным орденом Каутела Брендон Кит и отец Маркус, Брок не совсем представлял — это же разные ветви храмов. Тревога не покидала его весь день: Марк еще не отошел после тяжелого ранения, а Брендон Кит… Это Брендон Кит. Он слишком непредсказуемый колдун. Хотя, наверное, стоило признаться самому себе — дело не в своеволии Кита и не в плохом самочувствии инквизитора. Все дело в том, что Брок просто не умел пускать все на самотек. Он привык сам со всем разбираться. Брок потер подбородок, замечая, что неплохо бы побриться: щетина, рыжая и нелепая, снова отросла. Он просто не умеет ждать. Сутки — это совсем мало. Это только время на дорогу. Дирижабль принца Анри только-только добрался до цели. И сколько еще будет дней, полных беспокойства и неизвестности в расследовании, даже страшно представить. Надо сцепить зубы и терпеть. Или собраться и мчаться в Ондур. Только тогда бы он сегодня не смог прийти на помощь Лиззи. Что-то в ожидании все же есть.

Брок неспешно навел порядок на столе, погасил масляную лампу, и кабинет тут же погрузился в полумрак. Тучи за окном, опустившись до самых крыш, наползали на город и насаживались ржавым, набухшим влагой чревом на бешено крутящиеся по воле ветра флюгера, как на гарпуны китобоев. Вот-вот из многочисленных ран понесутся на город кровавые потоки. Брок понимал, что это всего лишь тучи, песок и вода, даже магии никакой нет, но все равно что-то ёкало в сердце, как раньше в детстве, когда он впервые столкнулся с шаррафой и увидел не природное явление, а страшного монстра, выбрасывающегося на берег в попытке умереть. Говорят, так иногда делают киты. Так ли это, Брок точно не знал, но знойную, кровавую шаррафу, терзавшую Аквилиту каждый год, воспринимал живой и искавшей смерть для себя и горожан.

Сегодня ночь будет тяжелой для всех, особенно для Стилла, чье дежурство выбрала шаррафа. Впрочем, городу не привыкать. Город уже знал, что ждать и как выживать. Горожане, стараясь не терять присутствие духа, прятались по домам и катакомбам. И молились под гулко звучащие колокола храмов — сегодня они будут открыты всю ночь для случайно оказавшихся на улицах города. Надо ехать домой, иначе можно было не успеть до непогоды. Брок направился сперва в расположенный по соседству кабинет, выделенный Виктории, как новому инспектору управления, но там её не нашел. Кабинет Байо тоже был закрыт — Брок для верности даже за дверную ручку подергал. Свет в коридоре мигнул и погас — электричество отключили во всем городе, чтобы не было случайных пожаров. Брок щелкнул пальцами, зажигая эфирный светляк и пошел в общую залу — возможно, Вики была все еще там.

В зале было непривычно мрачно: окна закрыли ставнями, под потолком горела всего парочка светляков — зажигать свечи никто не стал, хотя на столе сержанта Арбогаста целая коробка со свечами стояла. А еще в зале было неожиданно пусто: только Вики, складывавшая в большие бумажные коробки свои вещи со стола, и помогавший ей Лео.

— О, вот вы где… — Брок направился к ним, по пути зажигая и отправляя под потолок еще несколько светляков, чтобы разогнать сумрак — что-то после дела Чернокнижника и подвала он недолюбливал тьму: та умела оживать сама по себе.

Вик вздохнула:

— Да вот, закопалась с делами.

Брок не удержался, заглянув в одну из коробок, до верху забитую папками с делами:

— Ничего себе у тебя бумаг.

— Это все дела из Речного, — пояснила она. — Только те, что связаны с портовыми крысами. Сам же велел проверить.

Брок её поправил:

— Не я — Грег. И это очень важно. Только будь осторожна — полицейские войны легко вспыхивают, даже сейчас.

— Войны? Полицейские? Ты о чем? — поморщилась Виктория, закрывая одну из коробок.

Лео лишь скривился от таких вестей — он был из тех, с кем Брок закрыл эту неприглядную страницу истории полиции. Тогда казалось, что навсегда.

Брок отмахнулся вместо ответа:

— Потом объясню, а сейчас, Вики, бросай переезд в новый кабинет — шаррафа идет.

— И что? — вздохнула та, проверяя выдвижные ящики стола — не забыла ли чего там? Ящики с гулким стуком вставали на место — шаррафа перед своим наступлением обкладывает город влажной липкой тишиной, в которой каждый резкий звук многократно усиливается.

Брок осторожно уточнил, понимая, что многое не учел с шаррафой:

— Ты не знаешь, что такое шаррафа?

Вик выпрямилась, быстро считая коробки:

— Нет, Брок, знаю: сильный ветер, проливной дождь и резкий скачок температуры. Так? — она отвлеклась от коробок, в упор посмотрев на замершего от удивления Брока.

Даже Лео смутило такое описание шаррафы — он дернул ворот рубашки и принялся пояснять:

— Не так, Вик. Это дикий ураган с кровавыми потоками воды — практически потоп с небес. Брок прав — езжай скорее домой.

— Сейчас перенесу вещи в свой новый кабинет, уберу дела под замок, дождусь Эвана с совещания, и мы поедем домой, — спокойно перечислила все дела Виктория.

Брок усмехнулся, нервно стуча пальцами по столешнице:

— Ясно. Эван тоже не знает, что такое шаррафа. — Он взял Вик за руку и потянул за собой: — марш за Эваном и домой! Там Полли и Ноа могут испугаться. И ваши слуги… Они же тоже не знают, что такое шаррафа! — вдруг понял Брок. — Домой!

Вик упрямо заметила, оглядываясь назад, на долговязого Байо:

— Лео не спешит домой.

Новоявленный инспектор смутился и признался:

— Тут надежнее, чем дома. Да и я могу пригодиться в любой момент, пусть я и не на дежурстве сегодня. А ты, и правда, поспеши домой.

Вик уперлась, вырывая руку — Брок особо и не удерживал её:

— Ты можешь поехать первым — поможешь Поттеру подготовить дом к непогоде. А я чуть-чуть разгребу с делами, пока буду ждать Эвана.

Рыжий вздохнул, неожиданно вспоминая еще одну знакомую, которая тоже наверняка ничего не знает о шаррафе. А у неё старый дом и куча детей — Шарлотта вместо убитого Форда подобрала на улице еще пару мальчишек.

— Я тут подумал, что знаю еще одну деву, которая не в курсе о шаррафе. — Остальное он говорил уже шагая к двери спиной назад: — Прости, Вик, я быстро на площадь Воротничков и обратно, а ты поспеши домой.

Ему тоже стоило поспешить — еще надо успеть купить еду и цветы, чтобы не приезжать с пустыми руками. Причем цветы должны быть или съедобными, или полезными со слов Вилли. Хотя баночку варенья из белых роз Брок так и не увидел. Может, сорванец наврал про пользу от букетов? Сейчас, когда лавки и магазины закрывались перед приближающейся шаррафой, хоть какие-нибудь цветы бы найти. Брок открыл дверь — цветы были проблемой. А приходить в гости к нериссе без цветов не принято. Даже в шаррафу.

Лео буркнул ему в спину:

— Снова здорово! Рыжий вспомнил о новой любви всей своей жизни.

Вик задумчиво добавила — Брок готов был на что угодно поклясться, что она улыбалась при этом:

— И, кажется, его можно не ждать домой.

От такой гнусной инсинуации Брок обернулся в дверях:

— Но, но! Попрошу вас! Нерисса Идо с юга Вернии, там не бывает шаррафы. Я лишь предупрежу и чуток помогу. Все, меня нет!

Лео усмехнулся:

— Драконоборец вскочил на любимого конька: нерисса в беде и дракон-шаррафа. Ничего не меняется в этом мире.

Брок предпочел проигнорировать эти слова, иначе застрянет тут надолго, а шаррафа ждать не будет. Он быстро сбежал по лестнице, кинул ключи от кабинета заспанному дежурному и… Замер — на скамье в холле в сумраке, который не разгоняли свечи, сидела знакомая девица — Эмма Добсон из банды «Отпетые», сейчас благонравная воспитанница Шарлотты Идо. Брок Эмме не особо доверял — из банд редко кто выходит, но Шарлотта верила в то, что отбывший наказание королевского суда дальше считается добропорядочным членом общества. Брок верил немного в иное, точнее он знал, что бывший убийца так и остается потенциальным убийцей, бывший вор может снова украсть, так что он знал, чего ждать от Эммы — она была воровкой.

Нескладная, высокая, при этом почти болезненно худая, Эмма поднялась со скамьи, поправляя немного ветхое платье в многочисленных заплатках:

— Эй, рыжий, то есть… Прощения просим… Нер… Тьфу, лер…

Брок не выдержал и оборвал её поток слов:

— Эмма, обращайся по родовому имени — Мюрай. Давай на ходу поговорим. — Он направился к двери — шаррафа ждать не будет. — Что ты тут делаешь? Ты не слышала предупреждение о непогоде?

Эмма, шагая по-мужски длинным шагом, отмахнулась:

— Знаю. Успею добраться домой. И вообще, я тебя тут целый час ждала — твоя работа…

— Служба, — поправил её Брок, открывая перед Эммой дверь. Девушка неуверенно замерла, не собираясь выходить первой — видимо, впервые столкнулась с правилами этикета. Брок подсказал: — выходи первой, ты же нерисса.

— А… Ага… Нерисса. — Эмма невоспитанно дернула плечом и вышла на улицу, морщась от несущегося в лицо ветра. — Твоя служба уже час как закончилась, Мюрай. Я… Мне…

Она вздрогнула, когда Брок взял её под локоть, направляя в сторону полицейского гаража — за все время, что его восстановили на службе, он так и ни разу не воспользовался собственным служебным паромобилем, все время перемещаясь на паромобиле Хейгов. Пришло время проверить — остался ли вообще в гараже его паромобиль. Будет смешно, если это не так — паровики уже перестали ходить.

— Так что случилось, Эмма?

— Мне нужна помощь, рыж… Мюрай… Помощь. Да.

Он колюче посмотрел на Эмму — он неё можно ожидать всего:

— Какого рода помощь?

Девушка решительно сказала, перехватывая его руку и мертвой хваткой цепляясь за локоть — ветер был такой, что и с ног сбить мог:

— Десять ройсов. В долг. — Она говорила громко, стараясь перекричать ветер. Дыхание то и дело перехватывало, и получалось выдавить из себя только короткие фразы. — Хотя лучше двадцатку. И я верну. Не сразу, но верну. Или отработаю любым способом, каким захочешь, — она фривольно повела плечиком.

Брок поперхнулся словами — его подкупали и не раз, но вот так откровенно впервые.

— Ты мала еще, чтобы вот так… Покупать. — Он открыл дверь гаража, снова пропуская Эмму — та уже освоилась с манерами, без напоминаний входя первой и с любопытством оглядываясь. В носу у Брока тут же засвербело от запахов — невыносимо несло керосином, пылью, смазкой. Света почти не было — только пара масляных ламп где-то в глубине гаража за разобранными паромобилями.

Дверь, подхваченная сквозняком, захлопнулась с диким грохотом — из глубины почти пустого гаража вышел на ходу вытирая руки от масла какой-то тряпкой дежурный механик. Сегодня это был высокий верзила, блондинистый и невозмутимый, почти как Неш, Ульссон — выходец откуда-то с севера, причем даже не Тальмы.

— Старший инспектор Мюрай! — широко улыбнулся он. — Вот уж не ожидал вас увидеть. Давненько вы не заглядывали к нам.

— Добрый вечер, Ульссон! Прости, было не до того немного… — пояснять он не стал. — Мне нужен мой паромобиль.

Механик сдвинул кепку на затылок, признаваясь:

— Подождать придется. Щас, заправлю, потом с четверть часа на нагон давления… Сами ж знаете…

Брок кивнул:

— Хорошо. — Он посмотрел на замершую рядом Эмму: таскать её с собой по непогоде — не самый лучший вариант: — Так… Подожди меня тут — я сейчас сбегаю в «Жареного петуха» за едой для вас на время шаррафы. Потом вернусь сюда — довезу тебя до дома, заодно по дороге объяснишь для чего тебе нужна такая сумма. Ульссон, я оставлю Эмму тут, хорошо?

— Эм… Ну дык…

— Она будет вести себя хорошо, — глядя Эмме в глаза, веско сказал Брок.

Эмма послушно закивала, подтверждая его слова.

— Ну лады, — согласился механик. — Пусть от сядет где-нить…

Брок в дверях оглянулся на неё и напомнил:

— Эмма, я скоро вернусь и отвезу тебя домой — подожди чуть-чуть! — Он рванул на улицу, где пришлось давиться тугим ветром, сбивающим дыхание. Первые капли еще прозрачного дождя уже молотили по плечам, по офицерской фуражке, по пыльным тротуарам. Далеко, еще с трудом долетая на крыльях ветра гремел гром. Молнии то и дело возникали над океаном — алые, как и сама шаррафа. Прохожих уже не было. Все лавки на Дубовой были закрыты. Хотелось верить, что «Жареный петух» еще не закрылся, иначе, где искать еду, Брок не знал.

Хвала небесам, трактир, пустой и гулкий, пропитавшийся густыми ароматами жареного мяса и специй, еще работал. За стойкой был только сам хозяин — он, быстро наполняя корзину едой, признался Броку, что остался на всякий случай — вдруг ночью пилоткам понадобится еда или еще что. Брок щедро выписал ему чек — с удвоенной суммой.

— Удачно пережить ураган! — пожелал напоследок хозяин трактира, а Брок, прихватив корзину с едой выскочил под первые алые струи дождя — шаррафа пришла раньше, чем он ожидал. Искать цветы было некогда и уже негде.

На углу Дубовой стоял знакомый до боли паромобиль с эмблемой полицейского управления. Брок удивленно приподнял бровь — Эмма хорошо смотрелась за рулем, словно так и надо. Она открыла дверцу:

— Давай, садись уже! А то можем не успеть… Вон уже, красным-красно все…

Брок сел на пассажирское сиденье, пристраивая корзину с едой у себя в ногах:

— Эмма…

— Я хорошо умею водить, — буркнула она, резко разворачивая паромобиль на Ореховую. — Еще никто из ваших не догнал меня!

Брок не сдержал удивления:

— Забавно, я думал, ты только уличная воровка…

Эмма стрельнула в его сторону глазами:

— Я отсидела. Идо говорит — я теперь обычная.

— Так куда едем? — дипломатично поменял тему Брок. Шарлотта в чем-то права. Наверное.

— Ломбард Галли знаешь?

— Обижаешь. Кто же не знает Скорпиона? И что ты ему сдала? — Уточнять, у кого она это украла, Брок не стал. Эмма сама скривилась как от зубной боли и призналась:

— Я сглупила. Нашла камею…

Брок лишь выгнул бровь, и Эмма призналась, доказывая, что воровка всегда остается воровкой:

— Хорошо… Я украла у Идо камею. Украла, потому что дура. Потому что не верила в её честные намерения. Дурака, сам знаешь, надо учить — украсть у дурака незазорно.

— Ага.

Эмма сбавила скорость: потоки воды с небес усилились, так что дождевые щетки не справлялись — дорога то и дело исчезала за тугими струями воды. Грохотало уже где-то над головой. Молнии то и дело прорезали небеса алыми лентами, превращая город в филиал пекла.

— Дура была. Сейчас хочу все исправить, но у меня нет десяти ройсов, чтобы выкупить камею обратно. Верну камею, расплачусь с тобой и… Можешь вязать обратно за кражу — заслужила.

Брок молчал, не зная, что сказать. С одной стороны, его выводы о преступниках в который раз подтвердились. С другой стороны — Эмма могла промолчать и не пытаться вернуть камею, тем самым скрывая факт воровства.

Кровавая вода дикими потоками неслась отовсюду: с небес, по улице, из-под колес паромобиля. Она скрывала город, дома, сужая мир до салона машины и пары ярдов перед капотом, с трудом разрезаемыми светом фар. Казалось, что в мире ничего, кроме крови, не осталось.

Эмма совсем побелела, вцепившись пальцами в руль, и словно приговора ждала его ответа.

— У тебя сохранились связи с «Отпетыми»? — наконец спросил он.

— Своих не сдаю, — отрезала она. — пусть я дура, но дура с понятиями.

Брок спокойно пояснил, доставая из портмоне двадцатку:

— Надо сдать моих.

— Чаво⁈ — опешила Эмма, паркуясь у ломбарда.

— Моих. — снова повторил Брок. — Надо сдать моих. Точнее, не совсем моих.

— Ну… Да… Эт поворот. Это все меняет… — неуверенно ответила Эмма, принимая деньги. — Я это… Быстро. Ага?

Брок кивнул. Она выскочила под дождь, тут же промокая до нитки, и буквально взлетела по высокому крыльцу под защиту козырька над дверью. Впрочем, от косых струй дождя, летевших по воле бурного ветра почти вдоль земли, это не спасало. Брок не был уверен, что Эмме откроют дверь, но появилась небольшая щель, и охранник, оглядев Эмму, все же запустил её внутрь. Шаррафа шаррафой, а дела должны идти. Прижать бы Скорпиона, но, во-первых, пока нечем, а во-вторых, иногда он был удобен, сдавая самых наглых воров. Тех, кто ему мешал, конечно. Брок передернул плечами, но все же решительно выбрался из паромобиля — вдруг Эмме потребуется помощь. Впрочем, счастливая Эмма выскочила почти сразу же, зажимая в ладони что-то мелкое.

Промокший до последней нитки Брок сел на водительское сиденье. Эмма обиженно обошла паромобиль и села рядом:

— Не больно-то и хотелось… Смотри, не заблудись в улочках Ветряной гряды.

— Я там с детства не блуждал, Эмма. Так… — он осторожно поехал, чувствуя, как колыхается тяжелый паромобиль под порывами ветра. — Все получилось?

— Ага… — Эмма разжала кулак и показала маленькую камею. — Теперь можно и того… Самого… Ну, ты понял.

Брок спокойно сказал:

— Спрячешь камею где-нибудь в щель на полу — под полками или под шкафом. Потом кто-нибудь случайно найдет. Сама же знаешь, как это бывает — закатилась вещь куда-нибудь, что сразу и не найдешь.

Эмма удивленно сказала:

— И ты не выдашь?

— Не выдам.

— А… Ага… Поняла… — она поморщилась. — Так… ты ж говорил — своих сдать. Точняк. Хозяина меняешь, да? Нууууу… Я поговорю с Пауком, только не уверена, что он возьмет бывшую пилотку к себе. Ты приметный, сам понимаешь.

Брок возмутился:

— Знаешь, говорят, что рыжие — бесстыжие, но не до такой же степени, Эмма! Я полицейский, я никогда не предам закон. — Пришлось скрестить пальцы на левой руке, чтобы Эмма не заметила — закон он как-то все же переступил. С тем же потенцитом.

Эмма буркнула:

— Тогда я ниче не понимаю. Объясняй толком, чтобы я смогла правильно все сделать.

— «Отпетые» же все еще контролируют Веселый квартал до Старого моста?

От него ничего не осталось, даже опор, когда четверть века назад Тальма объявила торговую блокаду Вернии, разрушая все мосты через Ривеноук.

— Да, — подтвердила она. — Чё надо-то⁈

— Нужны сведения о том, какие заведения подгреб под свою защиту Речной участок.

— А! — поняла Эмма. — У вас новый передел, да?

Брок мрачно сказал, прищуриваясь в попытке хоть что-то разглядеть в кровавых потоках воды:

— Можно и так сказать.

— Поняла. Поговорю с Пауком — он радый будет вам подсобить. Только не обессудь, потом помогать подгребать под себя данников не буду — свои все же ближе.

— И не надо. Если еще поможешь найти аналогичного человечка, кто знает про тоже самое, только в портовой части, буду очень благодарен.

Эмма озадаченно поморщилась:

— Ээээ… Но там-то точняк ваша территория. Речной туда носа не сует.

— И все же…

— Поняла, не дура — найду.

Наконец-то из кровавого сумрака показался дом нериссы Идо. Брок, взмокший еще и от напряжения, выдохнул:

— Приехали.

— Угу, — Эмма вцепилась в корзину с едой и рванула под дождь. Дверца паромобиля оглушительно хлопнула — бешеный порыв ветра придал ей скорости. Эмма чуть не упала, чудом удержавшись за старые перила крыльца и принялась спускаться по лестнице к двери, по щиколотку утопая в потоках воды, несущихся с горы в сторону реки.

Брок выбрался следом, привычно набрасывая на паромобиль защитное плетение: не от воров — от ветра и летящего мусора.

Эмма с трудом достучалась — ей открыла дверь сама нерисса Идо, бледная, напуганная, такая… Родная. Брок мысленно выругался, запрещая себе даже думать о том, что её можно обнять и утешить.

— Эмма, Брок, вы тут! — с диким облегчением в голосе сказала Идо. — Я так боялась, что Эмма не успела добраться до дома… Спасибо, Брок…

Она шагнула к нему, неожиданно прижимаясь к его груди:

— Я так испугалась… Это же ужас, а не погода…

Осторожно приобнимая Шарлотту за талию, он прошептал куда-то в завиток волос у виска:

— Шшш… Все хорошо. Это всего лишь шаррафа. Я тут, я рядом, я никуда не уйду и не брошу тебя, Лотта.

Она кивнула, еще крепче прижимаясь к его груди. Брок вздохнул. Мокрый до исподнего как мышь, весь в красных потеках от шаррафы, с хлюпающей водой в ботинках, с щекочущимся песком за шиворотом, он никогда не был настолько счастливым. Он был… Дома. Впервые со смерти отца у него вновь появился дом, куда хочется возвращаться и где его ждут. И даже цветы оказались не нужны.

Вилли, сидящий на лестнице, был бы не Вилли, если бы не вмешался:

— Тьфу… Бычачьи нежности! — он бы и на пол сморкнулся, выражая все, что думает о происходящем, но Ирма, самая подкованная в любви, отвесила ему подзатыльник:

— Молчи, охайльник! И нежности — телячьи!

Вилли повторился:

— Тьфу, телячьи нежности! Теперь довольна?

Плечи Шарлотты дернулись от смеха, её дыхание опалило шею Брока, тоже заставляя смеяться.

Глава 14 Ненастная ночь

Лео придвинул к себе самую большую коробку с бумагами со стола и предложи Виктории:

— Давай, я сам все перетащу в твой кабинет, а ты, действительно, езжай домой.

Вик нахмурилась — в Олфинбурге тоже бывали ураганы, и в один из них она даже несла патрульную службу, обходя кварталы. Ничего страшного, просто сильный ветер и дождь. И мокрые ноги, и простуда, и недовольный Эван, пропахший гарью… Тогда сержант Кирк всерьез ждал, что она сдастся и уволится. Зря ждал.

— Все так серьезно с шаррафой? — Вик потянулась эфиром к Эвану — тот был серьезен и взволнован. Видимо, что-то не задалось на совещании или понял опасность шаррафы.

Лео принялся пояснять:

— Иногда шаррафа продолжается несколько дней: дикий ветер, дождь, наводнения, размывы дорог. Сель. Оползни. Все очень серьезно. Говорят, эта шаррафа на день, но день — это только дожди, ветер может сохраняться долго. Очень сильный ветер, Вик.

Она обвела взглядом свои коробки, находя ту, где лежали дела с Речного:

— Тогда вот эту коробку я заберу с собой — дома поработаю. — Лео тут же понятливо схватил её. Вик подумала и взяла еще одну: — и вот эту до кучи.

В залу заглянул крайне сосредоточенный Одли, с мундиром болтавшимся на локте — в управлении было душно:

— Вики, комиссар просил передать, что останется тут, в управлении. Тебя он просил ехать домой. — Одли скривился и признался: — Меня тоже отправил домой, в смысле, к вам домой. Как и…

Он указательным пальцем ткнул в Лео:

— Тебе тоже велено ехать домой. Не буду напоминать у кого, но не у меня, магически срощенный перелом ноги. Тебе запрещены нагрузки и ночные дежурства, Лео.

Тот покраснел, покрепче перехватил коробку с бумагами — пока не вспомнили, что и рука у него тоже магически срощена, и направился к двери:

— Домой, так домой…

Одли заметил вещи на столе Вик и предложил:

— Я попрошу парней — они перенесут твои вещи в кабинет. Все равно первые несколько часов шаррафы, пока будет дуть бешеный ветер, им будет нечем заняться.

Вик поджала губы и послушно направилась за парнями — Одли перехватил у неё коробку с документами:

— Сам понесу. Паромобиль уже ждет под парами — я попросил механиков.

— Одли, расскажешь, что это такое — полицейские войны? — спросила она. Тот вздрогнул и покосился на неё:

— С чего такой интерес? — Взгляд его серых глаз был крайне серьезен.

— Брок думает, что из-за дела Хогга и проверки Речного могут возникнуть трения между дивизионами. — шагая по темному коридору, освещенному только светляком над ними, задумчиво сказала она. Все же ей не верилось в войны. Еще и между своими. Между полицейскими.

Одли поперхнулся ругательствами:

— … только этого не хватало. Черный так серьезно воспринял задержание леры Элизабет?

Лео пробормотал:

— Дык… — Он тут же поправился: — всех бы так задерживали, Одли. Хогг перегнул палку — с этим все парни согласны.

Одли скривился — Хогга он до сих пор считал своим парнем. Пусть уже не другом, но хорошим знакомым. Он молча спустился по лестнице и вышел в пустой сейчас холл — там за стойкой был только дежурный.

Жаме тут же подскочил со своего места:

— Инспектора, доброй ночи!

— И тебе, — старательно давя в голосе раздражение, ответил Одли. — Жаме, найди кого-нибудь из свободных парней — скажи, чтобы вещи инспектора Хейга перенесли в её новый кабинет.

— Так нет никого, — развел руками Жаме.

— Как нет? — опешил Одли.

— Черный прихватил с собой сержа Арбогаста, Калло, эксперта и помчался на вызов к себе домой.

— Что случилось? — тут же вмешалась Вик. Кажется, полицейские войны все же не неудачное предположение Брока.

Жаме поморщился:

— Какая-то дрянь повесила перед домом Черного крысу с запиской, содержащей угрозы.

В этот раз Одли все же не сдержал ругательства:

— Ну твой же дивизион! — такого он ни от Хогга, ни от Речного не ожидал.

Лео отвернулся в сторону, чтобы не сказать ничего лишнего. Жаме продолжил:

— Остальные парни еще не вернулись с площади Воротничков. Они телефонировали — могут чуть-чуть задержаться.

— Где рыжий? — резко спросил Одли.

— Он помчался на площадь Воротничков.

— Парней катакомбами вернуть?

Жаме сглотнул:

— Нет. Он это…

Вик подсказала:

— Он к нериссе Идо поехал — у неё дети, а дом очень старый. И она ничего не знает о шаррафе. Он будет там, если понадобится его вызвать.

Лео покосился на Одли:

— Так я останусь, да? Я хорошо себя чувствую, а в управлении явно нужны еще дежурные. Заодно и свой кабинет обживу.

Одли забрал из рук Байо вторую коробку:

— Ладно, уговорил. Оставайся. Я если смогу, тоже вернусь — отвезу Вики… — и прежде, чем она обиделась его недоверием, добавил: — проведаю свою раненую лиску и вернусь. Если смогу, конечно.

Тени в холле, кажется, стали еще гуще и непрогляднее.

Вик, передернув плечами, попрощалась с Лео и Жаме и первой вышла на улицу, еще и дверь для Одли придержала — у него обе руки были заняты коробками. Ветер был такой силы, что Вик еле удержала дверь. Закрываясь, та все равно вырвалась и с грохотом захлопнулась. Шагая к паромобилю, припаркованному у тротуара, Вик пожалела, что гогглов для защиты глаз у неё так и нет — ветер щедро бросал в лицо пыль. Одли, тихо ругаясь себе под нос, спешил за ней.

Вик уточнила у Одли, вздрагивая под порывами ветра:

— Это уже шаррафа?

Одли, перекрикивая свист ветра и громкий шелест листвы на деревьях, ответил:

— Это только начало. Её предупреждающее дыхание.

Вик открыла заднюю дверцу паромобиля, чтобы Одли смог поставить на сиденье коробки — пришлось всем телом налечь на дверцу, чтобы её не захлопнуло:

— Как ты… поэтично говоришь…

Одли промолчал, ставя коробки и закрывая дверцу. Только когда Вик устроилась на переднее пассажирское сиденье, а он сам сел за руль, он пояснил, трогаясь с места:

— Брок верит, что шаррафа живая. Раньше вообще верили… В смысле, когда шаррафа была редким явлением, раз в четверть века, а то и реже… Вот тогда верили, что это наказание богов за грехи людские. Прилетает змей жаркий, выжигает все на своем пути, да затапливает своей кровью земли…

Вик не успела спросить про кровь — с неба словно в ответ на слова Одли понеслись алые потоки воды.

— Ого… — только и сказала Вик.

Одли почти с гордостью в голосе сказал:

— Да, вот она такая, шаррафа. Главное теперь — чтобы мотор не захлебнулся где-нибудь в низинке… — Он сбавил скорость и поехал старательно осторожно по пустым улицам города. Вик смотрела в лобовое окно и не могла поверить — шаррафа словно проглотила весь город, оставив им с Одли только небольшой клочок пространства. Паромобиль то и дело вздрагивал под порывами ветра. Казалось, еще чуть-чуть, и ветру хватит сил подхватить его и отправить в небеса.

Видимо, заметив, что Вик не по себе, Одли тихо начал рассказывать. О войнах. О полицейских войнах. Самое то, чтобы успокоиться под непрекращающимися потоками алой, как кровь, воды.

— … раньше полицейские участки были меньше. Вместо Центрального участка — целых шестнадцать было. Вместо одного Речного — шесть. Вместо Северного — тоже шестнадцать. Сельских, как было пять, так и осталось пять. Каждый участок охранял свои границы — ведь стоит зазеваться, и пришлая пилотка подговорит хозяина паба или ресторанчика, синематографа или мюзик-холла перейти под их охрану. Границы участков пересекать не стоило — забредшего констебля отпинывали всем участком и выкидывали на свой — в назидание, так сказать. Страшные были времена — подчас пилоток боялись пуще банд. Банда раз в луну собирает дань, а пилотки могли приходить сколько угодно. Сперва с проверкой и штрафами, потом с предложением принять охрану, потом снова со штрафами. И каждый раз плати. Некоторые владельцы сами приходили в мэрию и просили изменить границы участков. У Старого моста, где расположен Веселый квартал, войны были самые жесткие. Там конкурировали между собой Шестнадцатый, это сейчас Центральный участок, и Шестой — сейчас Речной.

— И…?

— И ситуацию исправил только прогресс.

— Фиксаторы? — предположила Вик очевидное.

— Пфф… Их можно же отключить на время разборок между участками. Паромобили. — Одли хлопнул правой ладонью по рулю. — Ситуацию изменили паромобили. Как только отказались от конных патрулей перейдя на моторы, оказалось, что мелкие участки больше не нужны. Ну и… рыжий, конечно. Он славно проредил полицию, введя комиссию по этике. Не будь он магом, и не покровительствуй ему лер-мэр лично, прибили бы его еще в первый год реформы полиции. Причем свои же прибили бы.

Вик нахмурилась, впервые понимая причину, по которой в бывшем Особом под началом Брока служили только молодые констебли — те, кто не замарался в полицейских войнах. Одли и Стилл не в счет — они пришли на службу в полицию уже в годах.

Одли, тормозя перед особняком Хейгов, криво улыбнулся Вик:

— Разочаровалась в полиции, девочка?

Она качнула головой:

— Всякое бывает. Главное, чтобы прошлое осталось в прошлом. — Она оглянулась на коробки на заднем сиденье. Хотелось верить, что Хогг все же не перешел грань между законом и личной местью. Правда, надежда была крайне робкой. Вик помнила утренний рассказ Лиз.

Из дома выскочил лакей Джон, правда, без зонта — в такую погоду зонт абсолютно бесполезен. Джон помог выйти из паромобиля и зайти в дом пусть и мокрой, как мышь, зато не улетевшей в небеса. Почувствовав на себе шаррафу, Вик уже не сомневалась в такой возможности.

Дома было спокойно и хорошо. Горели свечи в высоких шандалах, плясало пламя в камине, пахло свежей сдобой — девочки пили чай в холле в ожидании Вик. Старательно пряча страх, они подскочили со своих кресел, где до этого чинно сидели под присмотром нериссы Эйр, и обняли Вик — та опустилась на пол, садясь на корточки.

— Ма… — прошептала более смелая Ноа.

— Ты дома… — добавила Полли.

— Мы так боялись, — призналась Ноа.

— Можно, мы эту ночь снова будем спать у тебя?

Вик прижала их обоих к себе:

— Конечно, можно. Я сейчас приведу себя в порядок, и присоединюсь к вам за чаем.

Джон понес коробки с бумагами в кабинет Эвана — Вик не стала его останавливать: какая разница, где она будет с ними разбираться? Одли, заметив у камина корзинку со спящей перебинтованной лисой, присел рядом с ней, гладя по голове:

— Уж ты ж моя хорошая… Я же говорил — ты выживешь. Ты сильная лисичка!

Та в подтверждении его слов тут же прокусила ему ладонь. В этот раз до крови.

* * *

Под утро шаррафа устала. Дождь закончился, океан еще ревел от ярости, но уже не стучал волнами прямо в заднюю дверь в просьбе впустить в дом. Шумели деревья, их ветви противно скрипели под порывами ветра, но Ноа уже не боялась. Мама была рядом, пусть она и спала, крепко обнимая Полли — до Ноа её руки не дотягивали, но Ноа и не была против. Она сама с другой стороны обнимала Полли — та иногда бывала такая трусиха! Ноа и сама, бывало, боялась, но рядом с Полли чувствовала себя храбрее — она обязана защитить свою сестричку.

Стучали капли воды, падая с сандрика на железный отлив. Кап-кап-кап. Долго, надоедливо, прорываясь через сон. Ноа приоткрыла один глаз и вдруг поняла, что это стучит не вода. Она осторожно, чтобы не разбудить Полли и маму, встала и направилась к окну, открывая ставни и запуская в спальню первые рассветные лучи солнца.

Снова раздалось громкое тук-тук-тук, и Ноа увидела, как в стекло клювом стучится желтая, полупрозрачная канарейка. Та самая, которую они недавно похоронили в дупле дерева. Увидев, что Ноа заметила её, канарейка взлетела вверх с отлива и словно позвала Ноа за собой — она отлетала в сторону, возвращалась, стучала вновь в окно и снова улетала. Она явно просила помощи у Ноа. И Ноа не смогла отказать. Спешно обув домашние туфли, Ноа выскользнула из спальни и тихо спустилась вниз, направляясь к задней двери для слуг.

Её никто не поймал и не остановил — Ноа умела быть незаметной, когда хотела. Шею сзади под волосами, сейчас заплетенными в куцую косичку, пекло — туда позавчера странный алоглазый и белокожий храмовник поставил какую-то непонятную печать: ей и Полли. Ноа знала, что если понадобится, печать исчезнет и тогда… И тогда… Что будет тогда, она не знала. Наверное, это и неважно.

Ноа открыла дверь и выскользнула на улицу.

Мир изменился за всего одну ночь.

Все стало алым. Алые лужи. Алые ручьи, несущиеся через их сад в океан. Алые стволы деревьев. Даже дорожки стали алыми — красный песок неприятно скрипел под подошвами домашних туфель. Переобуваться в холле в прогулочные ботинки Ноа не рискнула — там её могла заловить лиса. Хотя скорее все же Поттер. И почему она подумала на лису?

Ветер играл деревьями, легко сгибая их макушки, и огибал Ноа, словно боялся. Или это летящая впереди Ноа желтая, как солнышко, канарейка защищала её? Жаль, что от потоков воды она защитить не смогла. Туфельки Ноа промокли насквозь, как и подол ночной сорочки, неприятно липнувший к ногам. Холодно не было. Скорее душно, как перед новой грозой.

Канарейка вылетела из сада и полетела над дорогой — там за двумя рядами домов находился Приморский парк, в котором девочкам разрешалось гулять. Но вход в парк был совсем не там — там, куда летела канарейка, был железный забор с острыми пиками на концах. И откровенно говоря, ходить в парк без нериссы Эйр было неправильно. Нет, не запрещено, но точно нехорошо. В общем, нельзя. Папа бы точно расстроился.

— Эй, солнышко! — позвала канарейку Ноа. — Мне нельзя туда.

Она замерла у тротуара, разглядывая пустую дорогу, сейчас больше походившую на озеро, скованное бордюрами вместо берегов. На всякий случай Ноа подняла с тротуара небольшой камень, принесенный сюда водой. Просто так. Так спокойнее.

Канарейка вернулась к Ноа, сделала круг над её головой и снова понеслась на другую сторону дороги.

Ноа недовольно топнула ногой:

— Мне туда нельзя!

Только канарейка упрямо летела прочь. Ноа выругалась бешеными белочками — так иногда говорила мама, — и, утопая почти по колено в воде, перебежала дорогу. Её Ривеноук был перейден — пришлось бежать дальше за канарейкой, по дорожке между чужими особняками, через дорогу для мусорщиков и доставщиков еды, мимо еще одного ряда домов. И снова через дорогу, за которой прятался за кованным забором парк, утопающий в тумане, как в молоке.

Канарейка замерла в воздухе над упавшим огромным дубом, еще вчера росшим в парке, а сейчас вздымавшим корни в небеса. Он обвалил на землю секцию забора и сейчас лежал, как мостик над дорогой, тут больше напоминавшей бурный ручей — алая вода неслась по ней куда-то прочь.

Канарейка приглашающе залетала над дубом, словно уговаривая Ноа, что тут безопасно. Девочка поморщилась — папа такое может и не понять, но ворота парка откроются только в десять утра, а канарейка явно не могла ждать.

Ноа схватилась одной рукой за ветку и еле-еле забралась на широкий, как мостик, ствол. Стоять на нем было не совсем удобно — кора была шершавая и ужасно мокрая. Подошвы у туфелек тонкие, чуть наступишь на сучок — можно проткнуть ногу. И ветки… Ветки перегораживали дорогу.

Ноа осторожно сделала первый шаг. Потом еще. И еще. А потом её остановил крик:

— Лера Ноа! Стойте!

Голос был незнакомый, грубый, мужской. Ноа знала, что такие голоса не к добру. Она оглянулась на бегущего к ней по щиколотку в воде блондина в простой, крайне мокрой одежде — всего лишь штаны и грубая рубашка. Будь на мужчине полицейская форма, Ноа бы остановилась, но формы не было. Девочка ускорилась, чтобы быстрее оказаться в парке — там легко спрятаться.

— Да стойте же! — снова заорал мужчина. Он был высок, очень высок, широкоплеч и, пожалуй, опасен. Это чувствовалось усилившимся жжением в шее, там, где печать.

Ноа рванула по стволу дальше, мужчина тоже ускорился. Пара ударов сердца, и его руки сомкнулись на Ноа, стаскивая её с дерева. Ноа завизжала, как никогда в жизни. Что-то темное проснулось в её памяти.

Она. Чьи-то грубые руки. И темнота бесконечного мешка Тонтон-макута.

Слова проносились мимо неё, мимо её затопленного ужасом сознания:

— Лера Ноа, успокойтесь! Я не причиню вам вреда! Дерево очень опасно — можно напороться на сук и расстаться с жизнью. Вдобавок, парк закрыт, и я не думаю, что вам там разрешено гулять. Вряд ли лера Виктория знает, что вы сбежали из дома…

Она била, била и била. Сперва камнем, потом, когда он выпал из пальцев, просто кулаками. Её куда-то несли, она вырывалась и кричала, сама не понимая, что.

Она пришла в себя только от знакомого, сейчас очень злого голоса:

— Хогг! Немедленно отпустите мою дочь! И не смейте применить эфир — я вас быстрее!

— Лера Виктория, вы все не так поняли!

Мужские грубые руки все же отпустили её, и Ноа, взвизгнув последний раз, понеслась к маме, прячась за её спину.

— Я все правильно поняла, Хогг. — очень сердито продолжила мама. — Вчера вы напали на леру Элизабет, приняв её за портовую крысу. Сейчас вы напали на мою дочь. Снова приняли за крысу? Или уже готовы начать войну?

Хогг приподняв руки на уровне груди и показывая пустые ладони сказал:

— Все не так, лера Виктория.

— Тогда ответьте мне на простой вопрос: что вы тут делаете? Вы отстранены от службы — вам здесь нечего делать. И вряд ли вы тут живете. И точно так же вряд ли вы навещаете кого-то — не в столь ранний час. Что. Вы. Тут. Делаете?

Хогг молчал, и Виктория ткнула пальцем в сторону своего дома:

— Наблюдаете за мной и моей семьей, да?

Глава 15 Неглиже и лисы

Одли резко затормозил по щиколотку утопая в противно-розовой воде и выдохнул, тревожно разглядывая Вики в одной… Одном… Кажется, это благородно называлось неглиже, но если комиссара все устраивало по утрам, то Одли, выросший в бедном районе, традиционно считал, что так кружевно и затейливо могут одеваться только торгующие собой стрекозки. Он споро стащил с себя мундир и накинул его на плечи Вики, и даже не из-за промокшего неглиже теперь из грязно-розового батиста, а из-за метавшегося под ним лисьего хвоста, причем в этот раз не теневого. Вик одной рукой вцепилась в жесткий ворот, чтобы ветер, тут же принявшийся трепать полы мундира, не унес его. На второй её руке, на когтистых, сплошь в белой шерсти пальцах плясал щит Фидеса, готовый вот-вот сорваться. На Хогга. Мокрого, грязного, с текущей из разбитой брови струйкой крови. Ветер трепал его светлые волосы, слипшиеся сосульками от пота. Вот уж кого Одли не ожидал тут увидеть, так Хогга. Сдающегося Хогга. Ну твой же дивизион! Мир сошел с ума. Или Хогг. Или Одли.

— Вы все не так поняли, лера Виктория, — вкрадчиво сказал Хогг, стоя смирно и не пытаясь оказать сопротивление, доказывая, что с миром все же все в порядке. Недоразумения всегда легко преодолеть, стоит только начать говорить.

Вики промолчала. Только плетение загудело сильнее на её пальцах. Одли не помнил ранг Хогга. Видит он эфир или нет? Ноа съежилась за спиной Вики, пытаясь стать мельче, чем есть.

— Недоброе утро, Вики, Ноа, Грег! — Одли с трудом перевел дыхание. Ну и тренировочка с утра получилась! Шаррафа утихла к пяти часам, напоминая о себе только нарастающей липкой духотой и ветром, стонавшим в каминных трубах. Одли проснулся рано, принял все прописанные доктором лекарства, тихо собрался на службу, проведал идущую на поправку лису, сам разжег котел паромобиля, готовя его к поездке, и, вернувшись в дом, чтобы предупредить лакея об отъезде, увидел несущуюся по лестнице рассерженную, а может напуганную Вики. Длинные, заросшие черной шерстью уши топорщились на её макушке, на лице то и дело пробивались вибриссы, хвост заметал дорогу. Одли не задумываясь помчался за Вики на половину слуг, потому что так дико лететь босиком и в кружевном могут только от отчаяния. Рано проснувшийся Альк, отиравшийся на кухне уже с булкой в зубах, тоже был не прочь присоединиться к пробежке или погоне, но мальчишку поймал нер Поттер почти в последний момент у дверей черного хода. Альк сопротивлялся, но против Поттера у него не было ни единого шанса. Это не нерисса Эйр. Так что на улицу непонятно зачем вылетели только они с Вики, причем Одли прилично так отстал от неё.

Непогода чуть утихла, но ветер еще был крайне силен — он бросался как дикий пес резкими перехватывающими дыхание порывами в попытке сбить с ног. А еще было душно — шаррафа приносит жар из центра Карфы, и сегодня денек будет знойным.

Одли не дождался ответных приветствий и шагнул вперед, косо поглядывая на Вик:

— Что здесь происходит?

Он опустил взгляд на напуганную Ноа, все так и прячущуюся за Вики, и лишь потом посмотрел на Хогга:

— Грег?

Тот, продолжая стоять с приподнятыми на уровень груди руками пустыми ладонями вперед, старательно тихо сказал:

— Просто небольшое недоразумение. — «Недоразумение» оставило на его лбу несколько уже наливающихся синевой шишек и рассекло бровь.

Вик, кажется, все же взяла чувства под контроль — во всяком случае хвост перестал метаться под её одеждой, — и сухо попросила Одли:

— Вин, магблокиратор и наручники на кера Хогга.

Это было не совсем то, что Одли ожидал.

— Основания? — веско спросил он. Хорошо, что они сейчас с ней в одном звании — никто давить друг на друга не будет. Вин пока ничего не понимал — Хогг не из тех, кто обижает детей. Хогг, вообще-то, закон. Ну, или был им когда-то.

Вик, не отрывая взгляда от Хогга, пояснила:

— Попытка похищения ребенка.

На сердце стало мерзко, как тогда, в снежень, когда Одли подозревал Брока в убийстве. Он скосил глаза на испуганную девочку, все так и прячущуюся за Вик:

— Ноа? Что случилось? — Все же легко отмахнуться от былой дружбы с Хоггом Вин не мог. Ну не меняются люди настолько! Хотя если вспомнить, что в прошлом году учудил Брок… Очень даже меняются люди, даже близкие. Ну твой же дивизион…

Ноа громко и невоспитанно сглотнула, но ожила, испуганно оглядываясь и поднимая с земли камень. Она его зажала в ладони и спрятала руку на спиной, пока Вики не заметила:

— Он кричал на меня. Схватил и что-то орал. Тащил куда-то. Я… — в её глазах плескался неприкрытый ужас. Одли, вспомнив её историю — Ноа сто лет провела в мешке демона-людоеда, — вздрогнул: у неё были причины пугаться. — Я… Я не помню…

Вик все таким же старательно отрешенным голосом напомнила, подбрасывая в руке горящее синим цветом плетение:

— Вин, магблокиратор и наручники! Кер Хогг задержан — в управлении разберемся. Тем более, что ему еще по подвешенной крысе объясняться перед Эшем.

Хогг чуть наклонил голову на бок, больше ничем не выдавая свое удивление, если это было удивление, конечно. Одли снял наручники с пояса и шагнул Хоггу:

— Грег… — Хотелось грязно ругаться. Но не при Ноа же. И не при Вики.

Хогг понимающе протянул руки вперед и даже нашел в себе силы утешить:

— Без обид, Вин. В управлении поговорим — там будет спокойнее, чем тут. Да и лере Ноа надо в тепло и безопасность.

Одли кивнул и не стал плотно застегивать наручники, чтобы не покалечить запястья. Хогг все же пока свой. Еще свой.

Вик со вздохом облегчения погасила плетение и развернулась к Ноа, присаживаясь на корточки и крепко обнимая её. Не стесняясь мужчин или забыв о них, она быстро шептала:

— Маленькая моя, как же ты меня напугала… Я проснулась, разбуженная лисой, а тебя нет, и следы вели на улицу… Малыш, не пугай меня так больше.

Ноа всхлипнула и откровенно разревелась, обещая сквозь слезы, что больше так не будет, и вообще, она шла за птичкой, и она согласна еще седьмицу без сладкого, и вообще…

Хогг чуть наклонился к Одли — не будь они друзьями, то огреб бы от него по полной за такое:

— На доме леров Хейг есть защитная сеть?

— При чем тут это? — Одли сплел и накинул на Хогга легкое исцеляющее плетение. В управлении все знали, что Ноа — та сила, против которой не стоит переть. Хогг еле слышно сказал:

— Просто поверь мне — для защиты леры Ноа нужно активировать сеть на доме.

Одли колюче уставился в глаза друга. Бывшего или нет?

— Грег, чуть больше конкретики.

Хогг бросил быстрый взгляд за спину Одли — тот тоже обернулся: Вики взяла Ноа на руки и направилась домой против сильного ветра. Одли и его профессионализму она доверяла полностью. Она не ждала удара в спину.

— Грег, я жду объяснений. — Одли снял магблокиратор с пояса и надел его на левое запястье Хогга.

Тот сухо сказал:

— Леру Ноа очаровала какая-то потустороння хрень — девочка шла в парк вслед за какой-то мертвой сущностью. Я не мог не вмешаться: девочка могла погибнуть или потерять душу. Только тише — не стоит пугать девочку еще сильнее. Ей не стоит знать, что за ней пришла какая-то мертвая дрянь.

Одли медленно кивнул:

— Понял… Я объясню Вики… Она поймет.

Хогг криво усмехнулся и отстранился:

— Будем надеяться, хоть я уже ни во что не верю. — Только Хогг не был бы Хоггом, если бы не отчитал — он привык служить с красивыми, а не умными. У него в участке главное — повторение, тогда, быть может, запомнят правила. — Кстати, ты нарушил инструкцию — сперва надевают магблокиратор, и потом уже наручники.

Одли буркнул:

— Отвали, а? Ты все же друг. Надень я первым магблок — я не смог бы тебя подлечить.

Хогг упрямо напомнил:

— Я мог убить тебя, пока ты копался с наручниками. Потом оживить и снова убить. Чё, расслабился, став важной шишкой, да? — Он обогнул Одли и пошел вслед за Викторией, чуть наклоняясь вперед, чтобы удерживать равновесие под непредсказуемыми порывами ветра. Одли пошел за ним, готовый поддержать, если тот начнет падать. Брюки противно намокли, в ботинках хлюпала вода — подошвы уже не раз ремонтировали, сапожник в прошлый раз сказал, что их проще выкинуть. Что за денёк будет, если уже утро такое бодрое!

Хогг перешел дорогу и замер перед особняком Хейгов:

— Куда теперь? Не в дом же… — он знал свое место. Знал, что к лерам соваться нельзя.

Одли качнул головой в сторону пускавшего клубы дыма паромобиля:

— Туда. — Он помог Хоггу сесть на заднее сиденье и замер, упираясь спиной в пытающуюся закрыться под порывами ветра дверцу — ему так многое хотелось узнать, спросить, понять, но имел ли он право вмешиваться? Брок открыто намекнул, чтобы он не лез.

Виктория обернулась на крыльце и сказала Одли:

— Я быстро — сейчас… — Она смешалась: — … кое-что сделаю… Приведу себя в порядок, и поедем на службу.

Одли лишь кивнул — он бы понял, если бы Вики даже осталась дома. Все равно у неё полно работы с делами. Из-за Хогга, кстати.

Вики прижала к себе Ноа и сказав напоследок: «День без прогулки в парке в качестве наказания, молодая лера!» — передала девочку в руки испуганной нериссы Эйр:

— В душ, переодеть, накормить, напоить и передать нериссе Анне — пусть та под запись фиксатора оформит её показания… А я… А я… — Вики не договорила — внезапно рванула вдоль дома в сторону океана. Одли было хотел пойти за ней, но передумал — заметил, как лиса из Танцующего леса выбежала из дома и помчалась вслед Виктории, у которой сейчас снова появился хвост. То, что она не совсем человек, было слишком очевидно, так что Вин совсем не удивился, когда Хогг все же спросил:

— Кто она?

— Оборотень, — честно сказал Одли. Вряд ли после пробежки Ренара Каеде по крышам домов вдоль Ривеноук это было секретом.

Хогг дернулся:

— Оборотней не существует…

— Вики — лиса-оборотень.

Хогг соображал быстро — не растерял хватку в своем Речном:

— Так получается… Это она должна выплачивать компенсацию за разрушенные крыши одиннадцатого вьюговея? Мы с ног сбились с парнями в поисках той твари, что лазила в ту ночь по крышам, а это была правда… — Он опомнился и пояснил для Одли: — были показания нескольких случайных прохожих про летающего в небе лиса. Я тогда решил, что свидетели перепили от страха — тогда еще Ветряной квартал лихо горел… А это была правда. Демоны, такими темпами и вампиры вернутся из легенд.

Дверца за спиной Одли дергалась, пришлось сильнее упираться ногами в землю. Или плюнуть и сесть в паромобиль в нарушение всех инструкций рядом с Хоггом? Он же свой.

— Вот чего бы совсем не хотелось, так это вампиров. Пусть остаются легендами… Мне как-то статейка медицинская попадалась. Так вот, там писали, что вампирами считали больных какой-то там редкой болезнью. Порфирия, что ли. Потом, говорят, её магически излечили. Вот так.

— Скажешь тоже.

— Не я — доктора. И, возвращаясь к крышам. Это была не Вики, это был её кузен Ренар Каеде. Жалобы и требования компенсации можешь направлять в канцелярию вернийского принца Анри — Ренар служит в его конвое.

Хогг приподнял скованные руки вверх:

— Боюсь, это не ко мне теперь.

Одли просто напомнил:

— Разберемся.

Со стороны океана подлый ветер донес крик Виктории и насмешливое тявканье. Кажется, там творилось что-то странное. Одли снова дернулся, но оставлять задержанного без присмотра нельзя. Даже если это Хогг. Дурацкое какое-то утро, если честно.

Хогг все же так-то крайне спокойно спросил, словно и не волновало его это:

— Не подскажешь, что там с крысой было? Лера Виктория говорила.

Одли прищурился и ответил вопросом на вопрос:

— Я сам бы хотел знать: что это было. Ты… Или твои парни? Кто решил, что войны между дивизионами, это весело? Ты же знаешь: Особый всегда стоял за своих горой, а суперинт Эш — наш. Он свой. Мало никому не покажется. Нельзя угрожать ни ему, ни его семье.

Хогг нахмурился:

— Скажи ему по-дружески: пусть увозит леру Элизабет куда-нибудь подальше, пока все не успокоится. Я сейчас не могу вмешаться, — он снова напомнил причину: приподнял скованные руки вверх. — А у Кевина пока авторитета не хватит. Захочет ли вмешиваться инспектор Шмидт — тот еще вопрос. Арно же плевать на пилоток — он до нас не опускается.

— Я передам твои слова.

— Не мои — скажи, что это твоя идея. Меня не послушают.

Одли веско сказал:

— Я не буду лгать. Я передам черному твои слова. Слово в слово.

— Ну и идиотом будешь, — пробурчал Хогг, отворачиваясь в сторону. Повисла тишина. Только ветер да океан соперничали друг с другом: кто громче пожалуется на несправедливость этого мира.

* * *

Вик не могла взять себя в руки. Злость и страх смешались в какой-то дикий коктейль, заставлявший просыпаться в душе что-то темное и звериное. Тепло в сердце укутывало Вик душным одеялом и мешало стать самой собой. Мешало прорваться когтям, мешало вылезти острым клыкам, мешало согнуться в пояснице, падая на четыре лапы. Мешало впиться в печень врага. Вик с трудом понимала, что это не её. Что это проснулось дикое наследие из Нерху, и что она была против этого. Она не хотела быть лисой. Она не хотела быть зверем.

Она человек. И это надо помнить. Только страх был сильнее — Ноа чуть не попала в беду. От мысли, что мог с ней сделать Хогг, спину выгибало дугой, а на руках пробивалась шерсть.

Тепло в сердце подсказывало, что бояться нельзя. Нельзя сдаваться и забывать о законе. Нельзя самой идти и впиваться в печень Хогга. Или выпивать из него жизненные силы. Нельзя! Она человек. Она не опустится до самосуда. Она закон. Она представитель закона. Хогга накажут, но накажет суд. Она не опустится на четыре лапы. Она не сдастся тьме, живущей где-то внутри её и подсказывающей, что она сама в состоянии наказать Хогга. Он еще не осужден. Он еще… Невиновен. Это и тепло в сердце придавало сил.

Вик держалась. Она вцепилась пальцами в каменный забор. Когти царапали и крошили камни, словно трухлявое дерево. Спина болела. Спину сгибало, тянуло к земле, и только когти удерживали Вик, не давая ей упасть на землю. Хогг пока невиновен, а она не настолько трусиха, чтобы стать зверем. Она сильная, и она справится.

Она орала от несправедливости в небеса. Она орала, перекрывая рев океан — она не сдастся. Она не пойдет и не вопьется в печень Хогга, хоть и имеет на это полное право. Она человек! И ничто звериное в ней не проснется.

Лиса, сидевшая рядом с ней, недоуменно тявкала, не понимая борьбы Вик. А та старалась помнить, что она человек. Она не зверь. Она не сдастся. Она справится. У неё куча бумаг, которыми её облагодетельствовал Брок. У неё целая страница имен бывший портовых крыс, который надо навестить в тюрьме и в исправительных домах — она полночи, пока девочки от страха не могли заснуть, продиралась через выцветшие от старости чернила. У неё дела! И четыре лапы и месть в них не вписываются. Если Хогг заслужил — он ответит по закону. И никак иначе.

Она справится. И тепло в сердце помогало, давая силы устоять.

У неё Ноа, Полли, Альк. У неё Эван и Брок. И Чарли, и Лео, и множество друзей и знакомых. Она не зверь, она выстоит и…

Ноги подломились, она все же упала на землю, но упала человеком, а не зверем. Лиса лизнула её в нос, не понимая борьбы, но принимая её. Вик погладила лисицу по голове:

— Спасибо, что разбудила. Спасибо, что помогла мне защитить Ноа.

Лиса тявкнула и пошла прочь, то и дело оглядываясь на Вик. Та улыбнулась:

— Ты права… Время не ждет. Надо двигаться дальше. На двух ногах!

Удивительно, что Каеде при такой звериной тяге к мести ограничивался всего лишь безобидными розыгрышами. Вик еле встала на подгибающиеся от слабости ноги и пошла в дом. У неё много дел. Надо ехать на службу. Надо разобраться с Хоггом. Надо привезти Эвану завтрак. Надо… Много что надо. И все это сделает человек, а не зверь.

Глава 16 Непонимание

Грегу не спалось. Он выпоил в три часа ночи, как и положено, лекарство Лиззи и не смог заснуть по новой. Ставни скрипели под порывами ветра, дом стонал, что-то где-то трещало, и, хоть Грег знал, что защита выдержит, даже ослабленная из-за поддельных амулетов, на душе было неспокойно. Этот странный вчерашний день… Грег не знал, как быть. Кто-то уверенно пытался запугать его и Лиз. Грег скрипнул зубами — почему кто-то? Он знал — кто. Оливер его предупредил, что вернийская разведка не будет дремать. Она и не дремала. Знать бы точно, кто конечная цель: он или Лиззи? Или он вместе с Оливером параноик?

Он бессмысленно смотрел в потолок, снова перебирая события вчерашнего дня и выстраивая их в логическую цепочку.

Предупреждение Оливера о вернийской разведке и Лиззи.

Вызов полиции по поводу ограбления. Вызвал полицию лер Леоне, который упоминается в деле вернийского шпиона Жана Лермитта. Совпадение? Вряд ли. Этот лер Леоне прицельно следил за их с Лиз домом, иначе не подгадал бы так момент с вызовом полиции. Вызов был специально подстроен. Это не подлежит сомнению.

На вызов приезжает ненавидящий всех крыс сержант Хогг, и Лиззи была обречена. Её запугали, посадили за решетку. А дальше? С точки зрения Хогга дальше тюрьма за ограбление и храмовая печать. Только одна неувязка — дело бы не дошло до суда, как только подтвердилась бы личность Лиззи. Хогга тупо использовали, и только. Даже, скорее, зная его ненависть к бездомным, подставили. А что с точки зрения Вернии? Что с этой ситуации получает Леоне-Лермитт-Верния? Только напуганную Лиз. И, вероятно, напуганного его. Одно но — Грег не умеет отступать. Об этом вернийская разведка не в курсе. Когда его запугивали, он упрямо шел дальше. Или это не тот случай, когда надо переть? Когда на кону Лиззи и её безопасность, то, может, стоит наплевать на все и смириться, уезжая? Тем более, что дел вне Аквилиты хватает.

Грег сел, скидывая с себя одеяло, потер слезящиеся от раздражения глаза. Лежать и смотреть в потолок сил больше не было. Главное, не наделать глупостей из-за бессонницы. Глупости он делать умеет, к сожалению. Он направился в душ — эфирное напряжение, принесенное шаррафой, отступало, так что скоро можно будет выбираться на улицу и наводить порядок: поваленных деревьев и размытых дорог будет много, как и унесенных прочь крыш. С чем-то справятся инженерные службы города, с чем-то лучше и быстрее справятся маги.

Он не стал закрывать дверь уборной — не хотел терять из виду Лиззи, безмятежно спавшую под завывания ветра. Она бесконечно верила в способность Грега её защитить. Впрочем, она сама не нежная фиалка, а очень даже колючая роза. Просто вчера немного забыла об этом. Забыла, что нельзя поворачиваться спиной к дворникам. Грег наложил на душ полог безмолвия, чтобы не было лишних звуков, и встал под прохладные, смывающие липкий пот струи. Заодно муть из головы прогонят. И затаившийся в сердце страх: он может ошибаться и недооценивать ситуацию. Хрен с ним, с переоценкой — это он переживет. Лучше перебдеть, чем недооценить.

Если Хогга просто использовали, то кто повесил на крыльце первую крысу? Сам Хогг, считавший себя правым? Или лер Леоне, чтобы усугубить испуг Лиз или даже его? Или мстящие за отстранение своего сержа пилотки Речного? Этого они уже не узнают — Калло, вчера обходивший дома, не нашел свидетелей. Это район сиятельных, где никто никогда ничего не видит — так целее будешь. Не дай боги пойдешь против кого, так потом и тебе могут припомнить все грешки, а тут, среди лер грехов хватало.

Грег быстро намылил волосы, закрыл глаза и с головой шагнул под струи. Вода уносила усталость прочь, на время даруя ощущение сил.

А второй грызун? Его точно подвесил обиженный Хогг — эфир не лжет. Да и Арно не стал бы лгать, зная, что его слова легко проверить — запросить в храме эфирный эталон Хогга и сверить с тем, что применен был у дуба. Подделать эфирный эталон невозможно. Во всяком случае пока еще никому такое не удавалось, и Арно это знает. Но как вовремя он оказался рядом — словно подгадал! Или…

Вода попала в нос, и Грег принялся отфыркиваться. Или все гораздо проще: в Речном знали о случившемся — они даже прислали своих констеблей. Арно и примчался прикрыть свой зад. Понять бы еще — утренний сюрприз от вернийской разведки связан с дневным крысиным сюрпризом? Или это случайность? Подговорили Хогга или он сам? Что он знает об эфире и его остаточных следах? Знал ли он, что его так легко вычислить? Впрочем, что это меняет. Хогг знал, что творит хрень, но сделал. Видать, совсем ненависть к портовым крысам глаза застит. И тогда получается, что весь план с переводом в управление не нужен — он просто не поможет в данной ситуации. Получается, что нужно срочно хватать Хогга и тащить к Марку. Или просто выпнуть на улицу из полиции. Только… Грег уперся кулаком в стену. Струи били по плечам, как когда-то розги в руках отца, когда тот пытался наставить сына на путь истинный. Грег помнил, как его отчитывал отец. Он помнил, как ему высказывал лжеШекли-Гордон. Он помнил, как тот орал про выбарабанивание… Надо признать — сам Грег творил куда худшую хрень, но ему дали шанс, в него поверили. Хогг доверия не заслужил, но лечение — да. Иначе по ненависти он такого натворить может — некромант же. Лиз в опасности, если он продолжит мстить. Тут точно придется уезжать из Аквилиты… Так что лечить Хогга, причем с учетом вернийки, срочно. Быть может, у него и времени-то не осталось. Или, как положено по закону, осудить за угрозы, передать в храм на запечатывание и отправить в тюрьму. От пары лун до двух лет за угрозы Хогг точно получит. И сдохнет там без лечения.

— Хрррррень…

Вот как-то не сочетается закон, понимание и всепрощение. Причем последнее вообще не про Грега. Он закрыл позолоченные вентили и принялся вытираться. В любом случае, какие бы планы не были у вернийцев на Лиз, итог все равно один — он тут стоит и размышляет, как и по какому поводу бежать из Аквилиты. Из-за Лиз или из-за Хогга.

А еще призрак возможной войны между дивизионами. Алистер был уверен в том, что Лиз надо увозить прочь, пока все не уляжется. Радует одно — хотя бы тут Грег точно уверен, что это совпадение. Он же лично решил проверить Речной, никто его за язык не тянул. Никто не знал, что Хогг разговорится и спровоцирует проверку. Хоть тут не надо искать уши вернийской разведки. Он принялся быстро одеваться. И все же, что им нужно? Напугать Лиз и заставить её сотрудничать с ними снова? Или выгнать из города, чтобы… Чтобы… Чтобы — что? И принц Анри так «удачно» сбежал — не прижмешь его к стенке, выпытывая планы. Да и вряд ли он в курсе планов на Лиззи. На самого Грега? На Аквилиту?

И ведь самое смешное, уехать и впрямь можно, причем легко, бросая все. У них с Лиз много планов и возможностей. Точнее, у него. Граница и проверка амулетов. Поездка в Ондур. Свадебное путешествие, в конце-то концов. Может, все дело в Ондуре? Хотят подстраховаться в расследовании? Так, хрень, проще ж попросить, вот честное слово!

Он застегнул сорочку, поправил, чтобы не давили, подтяжки и набросил на плечи мундир. Что-то Грег не был уверен, что тот сегодня пригодится — шаррафа принесет зной, от которого он уже отвык. Он напоследок погладил спящую Лиз по голове — вот кто точно перестал бояться, так это она, полностью доверяя Грегу. Алистер вчера вместе с Калло, устав ломать голову над непонятной угрозой, устроили легкую тренировку — хотели научить Лиз самообороне, забыв, что она целых три года находилась под опекой Брока. Нет, носы и конечности она им не переломала, но смогла уворачиваться от ударов, заодно выучив несколько новых, довольно подлых финтов уличной драки. И все равно, даже понимая, что именно поспешного отъезда от них с Лиз ждут, Грег не мог не обдумывать этот самый отъезд. В конце концов Аквилита без них с Лиз как-то тысячелетие жила, и дальше выживет. Тот же Брок не даст ей развалиться. Рыжий вспомнился весьма некстати. Он, даже пройдя через подвалы Королевской Тайной службы, считал, что отвечать за все надо по закону. И угрозы Хоггу может не спустить тем более, что о способностях Марка он теперь не помнит. А для Одли Хогг по-прежнему друг, и не хотелось бы, чтобы Брок и Одли оказались по разные стороны баррикад из-за Хогга.

— Хрррень…

Грег спустился в холл, ничуть не удивленный тем фактом, что и Калло, и Арбогаст уже были собраны и готовы вернуться на службу. Так же неспящий нер Адаль весьма вовремя вынес корзину с едой — судя по объемам, он или с учетом всех пилоток в управлении завтрак собрал, или не надеялся, что Грег сегодня вернется домой хотя бы к вечеру. Еще и сообщил, чтобы Грег не волновался — нер Пти, введенный лерой Элизабет в курс дела об артефакторном заводе сам встретит главного инженера концерна Фейнов. Не о чем беспокоиться. Вот вообще не о чем. Только и остается думать: остаться или уезжать. Уезжать из-за Лиз или из-за Хогга. Лиз вчера предупредила, что еще на прошлой седьмице собрала тревожный мешок с вещами, так что готова рвануть из города в любой момент.

Грег вышел на улицу и не узнал её. Не горели электрические фонари. Дома были погружены во тьму, черными громадами смутно виднеясь на фоне звездного неба в клочках алых облаков. Тоненький стареющий серпик Луны был не в силах разогнать мрак ночи. Все утопало в алой воде, а там, где вода ушла, блестел в свете магических светляков, зажжённых Алистером, алый же песок. Он противно скрипел под ногами и забивался в малейшие щели. Даже в салон паромобиля умудрился просочиться. Обжигающе-горячий ветер чуть ослаб, но его порывы еще были опасны. Денек будет жарким во всех смыслах.

Грег замер перед тем, как занять место в паромобиле, рассматривая темное пятно дома лера Леоне. Вчера парням никто там не открыл дверь. Может, лер Леоне уехал. Может, просто затаился. Устроить ему допрос хотелось до одури. Точнее задать единственный вопрос: для чего ему напуганная Лиззи⁈ Только Грег отдавал себе отчет — идти в дом лера стоит только с вескими доказательствами его вины. Просто так Грега, теперь нера Эша, даже на порог не пустят. Даже как суперинтенданта Эша не пустят. Надо или ловить на нейтральной территории или идти с доказательствами, от которых лер Леоне не сможет отвертеться. Только пока на него ничего нет, кроме звонка в полицию и адреса в деле Лермитта.

Калло заметил взгляд Грега и спокойно предложил:

— Поговорить? Хотя бы со слугами.

Грег качнул головой:

— Не стоит. Сейчас даже меня могут спустить с крыльца.

Алистер выразительно повел носом:

— Пахнет газом. Шаррафа же и не такое может устроить. Явно газовые трубы повредило.

Грег усмехнулся — ему был знаком этот старый полицейский прием:

— Нет, Ал. Ни дымом, ни газом не пахнет. Но мы еще придем сюда с доказательствами. Обещаю.

Алистер пожал плечами и безропотно сел на пассажирское сиденье. За рулем был Калло.

На улицах города царил хаос. Множество поваленных деревьев, завалы из сучьев и принесенного мусора, промоины в дорогах и оборванные провода, не справившаяся с потоками воды ливневая канализация и проложившие сами себе дорогу потоки воды с гор. Дикий ветер, разбитые окна, унесенные прочь крыши. Кое-где даже катакомбы затопило. С чем-то справлялись дворники, с чем-то инженерные службы города, с чем-то пожарные части, а с чем-то маги. Грег и Алистер тоже принялись за уборку, когда поняли, что добраться до управления им не светит из-за обрушившихся на мостовую деревьев. Калло не был магом, так что послушно сидел за рулем паромобиля, а Алистер принялся уничтожать эфиром мусор и ветки. Грег предпочел возвращать на свои места упавшие деревья — хотя бы те, что еще можно было оживить. Ал не удержался и принялся учиться — хорошее и нужное качество для мага. Грег даже пожалел, что не взял с собой Лиззи — ей бы тоже пригодилась такая практика. Она сильная эфирница, просто еще необученная.

До управления они добрались только в девятом часу, выяснив, что Брок застрял на площади Воротничков — из-за подтопления катакомб, команда Кейджа еще не вернулась из Ветряного квартала и вряд ли сегодня вернется, Эван уже уехал на переговоры с профсоюзами. В управлении была только слишком серьезная Виктория и Одли. И задержанный Хогг.

Грег не знал, какое сочетание: Хогг и Одли или Хогг и Брок — лучше, но радовало, что Одли и Брок не столкнутся лбами из-за этого «красавца», уже успевшего запугать и семейство Хейгов. Это талант какой-то, не иначе!

Мрачный Одли потащил Хогга в первую допросную, а Виктория, поджавшая губы так, что они стали совсем тонкими, пошла за Грегом в его кабинет. Она быстро отчиталась о случившемся утром, подав Грегу пару листов бумаги — распечатанные её показания и показания Ноа. Грег промчался глазами по скупым строчкам, выхватывая главное: желтая птичка, Приморский парк, Хогг, Ноа.

Грег, положив бумаги на стол, подошел к окну — там до сих пор несся порывами ветер. Птицы если и летали, то только по его воле. А по словам Ноа выходило, что этой желтой птичке ветер помехой не был.

— Инспектор Хейг, вы отправили в парк констеблей?

Вик серьезно кивнула — она отказалась присаживаться, оставаясь на ногах:

— Я тоже подумала, что эта желтая птица может быть той самой похороненной Ноа канарейкой. Я отправила в парк Неша — пусть проверит. Если это хранительница, то в парке случилось что-то страшное.

Грег уточнил, разглядывая Викторию:

— Можно вопрос? — Было видно, что её что-то тревожило, причем крайне сильно, только Грег не имел права лезть ей в душу. Захочет — поделится сама. Ему бы со своими терзаниями справиться.

— Конечно.

— Вы уверены в предъявленном Хоггу обвинении? — Тот вчера доходчиво объяснил свою позицию в отношении леры Ноа, и то, что случилось, шло немного вразрез с его словами.

Виктория нашла в себе силы признаться:

— Уже нет. В тот момент я была сильно напугана и мыслила неадекватно. Я могла неправильно оценить ситуацию — признаю.

Грег подошел к столу, взял показания Ноа и снова пробежался по ним глазами:

— Хогг — некромант по словам суперинтенданта Арно.

— В личном деле Хогга об этом ни слова.

— Я знаю, но и лгать Арно нет смысла. Запрос в храм я уже отправил. Если это была та самая канарейка…

Виктория соображала быстро:

— Хогг увидел мертвую сущность, увлекшую за собой ребенка.

— Именно, инспектор. Именно.

Она поджала губы, что-то быстро про себя решая. Грег задумчиво добавил:

— Непонятно только одно — что делал Хогг так рано утром на Морском проспекте.

— Я тоже обратила на это внимания. Хогг отказался отвечать, так что я подала запрос в мэрию о владельцах домов и проживающих там — все дома вдоль Приморского парка для начала.

Грег достал из запирающегося на ключ ящика стола дело керы Хогг и протянул его Виктории:

— Ознакомьтесь, пожалуйста, когда будет время. И я понимаю, все любят работать со сложными делами, но как вы смотрите на то, чтобы заняться архивными делами? Теми, что были убраны в нераскрытые? Я знаю — в архивы обычно направляют за провинности. Только архивные дела раскрывать сложнее всего. Не так почетно, как громкие убийства, зато важно — преступник не должен уходить от закона.

Виктория, взяв папку, откровенно сказала:

— Мне нужно подумать. Отец учил меня не этому, если честно.

— Хорошо, подумайте. Если не согласитесь, то я предложу это Броку.

— Он повесится с тоски в архиве, — она не сдержала улыбки. Кажется, она за это утро вообще впервые улыбнулась.

— Он уважает закон — ему должно такое прийтись по вкусу. Обычно на нераскрытые нет времени, но пока мы можем себе это позволить.

Алистер без стука заглянул в кабинет:

— Нер суперинтендант… Результаты от экспертов. — Он подал папку с бумагами и тихо добавил: — там Одли у допросной мнется. Ждет…

Грег бросил взгляд на Викторию — та сама поняла:

— Я пойду, нер суперинтендант. У меня еще целая коробка дел из Речного не просмотрена.

— Хорошо, — согласился он. — Если будет время — побудьте в теневой комнате. Я хочу знать ваше мнение о Хогге. — Грег перевел взгляд на Алистера: — передай Одли, что я скоро буду. Без меня пусть даже не лезет в допросную. Я скоро… — он сел за стол и принялся быстро просматривать бумаги. Решения по Хоггу у него так и не было.

Почерковедческая экспертиза. Записка написана рукой Хогга. Что ж, в этом Грег почти не сомневался.

Графологическая экспертиза — новое слово в криминалистике. Грег не думал, что почерк как-то может выдавать чувства написавшего, но Фрей явно любил все новое. Он написал, что запись делалась в болезненном состоянии, скорее в нерешительности. Как-то вот Хогг и нерешительность не сочетались.

Фиксограмма с визуалофиксатора — размытая фигура в полицейском дождевике с надвинутым на лицо капюшоном. Лица не видно. Впрочем, это и неважно. У Хогга есть эталон эфира, это самое важное подтверждение личности. Эфирные эталоны даже банки применяют. Остается дождаться, когда храм соизволит его прислать.

Экспертиза веревки — с возможным ценником. Такие веревки легко купить в любом магазине или лавке.

Экспертиза бумаги — тоже самое, что и с веревкой.

Фиксограмма грызуна с пометкой, что это не крыса, а нутрия. Вот очень важные сведения! Фрей дотошный, что даже страшно становится. Хорошо, что все же вскрытие зверька не стал делать.

Расшифровка слов Арно об эфире Хогга. Еще не показания, бумага даже не подписана самим Арно.

Грег аккуратно сложил все документы в папку и направился в допросную.

Одли памятником самому себе подпирал стену в коридоре. Мрачный, сосредоточенный и сомневающийся. Понять бы еще — в чем? В Хогге, в их дружбе, в Виктории?

Грег все же спросил у Одли, положив руку на дверную ручку, но не спеша её открывать:

— Что-то не так?

Он еще помнил, как в теневую комнату, отгороженную от допросной стеклом-шпионом, набились констебли во время его допроса нера Аранды. Тогда они боялись, что Грег изобьет его до смерти. А чего сейчас боялся Одли?

— Я могу присутствовать на допросе, нер суперинтендант?

— Конечно.

— Плохой или добрый? — уточнил свою роль Одли.

— Независимый, — поправил его Грег, заходя в допросную.

Хогг сидел на стуле, упершись локтями в стол и явно любуясь магблокиратором или наручниками. Он скосил глаза на Грега и Одли:

— Недоброе утро, неры. — Хогг криво улыбнулся и добавил: — Вин, вот зря ты тут…

Он ткнул пальцем в огромное зеркало на стене:

— Лучше бы тебе быть там, а еще лучше вообще не лезть в это все.

Грег, положив бумаги на стол, заметил:

— Хогг, допрос ведете не вы. Так что успокойтесь и помолчите. — Он включил огромный фиксатор, закрепленный на столе и сливающий записи сразу в вычислитель. — Пятнадцатое вьюговея две тысячи девятьсот четырнадцатого года от Явления богов. Допрос подозреваемого в угрозах лере Элизабет де Бернье и попытке похищения леры Ноа Хейг из рода Игнисов кера Грегори Хогга ведут суперинтендант Грегори Эш и инспектор Вин Одли. Напоминаю, кер Хогг, что вы можете не свидетельствовать против себя и что вы можете вызвать адвоката, если он у вас есть.

Хогг криво усмехнулся и откинулся на спинку стула, расслабляясь. Кажется, он уже не ждал ничего хорошего. Вальяжно закинул ногу на ногу, старательно не смотря в сторону Одли. Грег сел на стул напротив Хогга. Одли остался стоять в углу. Так обычно делают «плохие» полицейские, но, Грег подозревал, что Одли просто хотел быть уверенным, что успеет среагировать и остановить… Не Хогга — его.

Грег рассматривал Хогга: влажные волосы торчали во все стороны, на лице щетина, словно он не приходил домой или нему нет дела, как он выглядит, чистая кожа — во всяком случае на лице. Никаких язв и воспалений. Длинные рукава рубашки скрывают язвы на руках, если они там есть. Внешне и не скажешь, что он болен вернийкой.

— Начнем? — Хогг положил руки в наручниках на стол.

Грег снова повторил, уже гораздо громче:

— Допрос ведете не вы!

Хогг не отвел весьма наглый взгляд, но хоть промолчал.

— Нер Хогг… Какая у вас стадия вернийки? — спросил Грег.

Тот нахмурился и заявил:

— Это вас не касается.

— И все же я требую ответа.

— Перебьетесь. — Хогг выпрямился и подался вперед: — медицинская тайна. Я свои права знаю.

Грег снова упорно повторил:

— Какая. У вас. Стадия. Вернийки!

— Отвали!

Одли тут же вмешался:

— Грег! Прошу!

Мужчины вздрогнули одновременно, уставясь на Одли:

— Что?

— Чё?

Грег тут же поправился:

— Который, Вин?

— Оба. Хогг, не нарывайся. Эш… Пожалуйста, это действительно медицинская тайна. Он имеет право не отвечать.

— Он прикасался к ребенку. Без перчаток.

Хогг тут же сдулся, оседая на стуле:

— Я неопасен. Лере Ноа ничего не грозит. У меня третья стадия. Я незаразен.

Глава 17 Некромант

Грег рассматривал Хогга, надеясь, что тот не лжет о своей болезни. Хотя Виктории стоит подстраховаться и все же провести профилактику — просто на всякий случай. Впрочем, она сама сообразит — у них же семейный доктор очень сильный эфирник. Ноа ничего не грозит.

Хогг, исподлобья смотря на Грега, заметил:

— Можете обратиться к моему врачу неру Уайту из городской публичной больницы. Он подтвердит. Я бы не прикоснулся к ребенку, если бы был заразен. Да и работать в полиции мне бы не позволили.

Грег кивнул:

— Проверим.

Хогг позволительно кивнул:

— Проверяйте.

Одли что-то прошипел себе под нос, складывая руки на груди — недоволен происходящим, и, на чьей он стороне, сложно сказать. Грег прищурился, рассматривая Хогга — тот же явно не удержался и спросил:

— Откуда, кстати, узнали о вернийке? — И в глазах любопытство неприкрытое, а может даже насмешка. Все же ведет себя Хогг довольно дерзко. Или просто характер такой? Бывают такие колючие личности, просто своим существованием выводящие из себя. Или это вернийка? На третьей стадии очаги поражения есть и в головном мозге. — В личном деле-то ни слова о болезни.

Одли в это раз промолчал, только скривился: даже он понимал, что Хогг вел себя неправильно. Грег спокойно пояснил:

— Суперинтендант Арно сообщил. Когда о вашем эфирном даре рассказал. — Он ждал реакции Хогга: испуга, понимания, что его приперли к стенке, хоть чего-то. Хогг его удивил — он невозмутимо пожал плечами:

— Там дара-то… Я некромант. Необученный. Практиковать запрещено. Сами знаете, как относится храм к некромантии. Когда сможет все же подкупить Лигу магов, так сразу и запретят. А пока, если хочешь развивать дар — добро пожаловать в монахи. Я монахом быть не хотел. Даже с вернийкой не хотел.

— Почему? Хороший дар, могли бы далеко пойти. В инквизиторы те же.

Хогг подался вперед, снова пристраивая локти на стол. Глаза его налились привычной ненавистью. Слова он словно выдавливал из себя:

— Все, чего я хотел, когда у меня проснулся дар, так это найти тварей, что напали на сестру. Только это.

— И как… Искали?

Хогг недоверчиво всматривался в Грега — понять бы еще, что он хотел в нем найти?

— Зачем вам это? Столько лет прошло… Вам это должно быть неинтересно.

— Почему неинтересно? Я поднял дело из архива. Проверка дела о нападении на вашу сестру поручена инспектору Хейгу. Она один из лучших детективов Тальмы. — Грег привычно мерил все Тальмой.

— Знаете, еще пару лет назад я душу бы готов был продать за это. За возобновление расследования.

Грег тоже подался вперед:

— А сейчас не готовы? Что изменилось?

— Так сдохли все крысы, — с явной ненавистью в голосе сказал Хогг. — Натали сгорела за год. Я, получая лечение, продержусь еще с полгода, год, а потом туда же. Сыграю в ящик. Как вы думаете, крысы, у которых нет денег на лечение, смогли бы продержаться так долго, как и я?

— Всегда есть шанс на чудо.

— Они это чудо не заслужили! Место бы им подальше от богов, у пекла, чтобы не было надежды на возрождение…

Грег напомнил свой вопрос:

— Так вы искали напавших на вашу сестру?

Хогг расслабился, откинулся на спинку стула, но все же ответил:

— Искал. Как вы думаете, для чего я пошел в полицию? Я искал. Только все напрасно.

— Даже дар не помог?

Хогг медленно качнул головой:

— А вот этого не надо. Я печати не хочу — я не применяю свои способности. Что-то еще?

И даже не краснеет, когда лжет — просто замечательное свойство для разведчика. Грег долго пытался не краснеть, не бледнеть, держать лицо, говоря откровенную ложь, а у Хогга само легко получается. Одли прошипел, вмешиваясь:

— Грег! Не надо. — И в этот раз было ясно, какому Грегу адресованы его слова. Только Хогга это не остановило. Он улыбнулся, причем весьма нагло:

— Еще вопросы? — он повернулся к Одли: — Вин, он у тебя вообще умеет в допросы?

Одли, вот же хрень, сдал с потрохами — все же чувствуется, что Хогг по-прежнему для него друг:

— Не умеет. Он разведка, но картографическая. Вот так вот.

— И че не учишь?

Грег прикрыл глаза в попытке успокоиться — он слишком хорошо знал свой вспыльчивый нрав. Сейчас нельзя, чтобы гнев прорвался. Океан в сердце стал тихим и теплым, умиротворяющим, спокойным, как в штиль. Вот и Грег таким будет, и плевать, что Хогг явно нарывается своим поведением. Словно знал, что терять ему уже нечего. Наверное, услышав обвинение, понял, что наследил с кры… С нутрией. Только Натали Хогг не виновата в том, что её брат оказался настолько тупым и мстительным. Её дело — сплошь белые пятна. Словно его не собирались расследовать, понимая всю бесперспективность или действуя по указке сверху. Хотя последнее маловероятно — откуда у портовых крыс высокие покровители?

— Учу, — пробурчал задетый за живое Одли.

Грег открыл глаза:

— Кто кого заразил вернийкой? Вы сестру или она вас? — Что бы там Одли не думал, он умел вести допросы. Главное — бить без предупреждения по болевым точкам. У Хогга сестра явно была той самой точкой, которая заставит не следить за словами.

Выдержки Хоггу и впрямь не хватило — он вскочил с места и рванул к Грегу через узкий стол, скрюченными пальцами пытаясь добраться до его горла:

— Ну ты тваррррь!!!

Так уже было, и Грег был готов: эфиром Хогга отбросило обратно на стул и зафиксировало, даже Одли не успел среагировать, лишь рявкнул:

— Грег!

— Который? — почти в унисон зло уточнили мужчины. Только Хогг прохрипел, а Грег спросил спокойно. Одли стукнул по столу ладонями:

— Оба! — он посмотрел на них недовольным взглядом: — спелись, да? Отвечаете даже одинакового… Грег… — его палец ткнул в Эша: — не надо так, я же говорил, что сестра ему была дорога.

— Не лезь, — снова прохрипел Хогг. — Вин, не лезь. Это же сиятельные! Они уже все решили — ты только сам пострадаешь.

Одли посмотрел на него:

— И ты, Грег, прекрати. Хватит нарываться. Мы тут все свои.

— Свои⁈ — Хогг рассмеялся, садясь удобнее — Грег прекратил жестко фиксировать его эфиром. — Это сиятельные…

Одли упрямо качнул головой, но отошел обратно в угол, прислоняясь к стене:

— Грег, я слежу за тобой! — И чтобы не было ошибки в адресате, он указательным пальцем ткнул в Хогга. Тот демонстративно уперся взглядом в стол.

Грег кашлянул и снова спросил, чуть переформулировав вопрос:

— Вы заразились от сестры?

Хогг лишь кивнул. Потом он вспомнил про запись и сказал:

— Да.

— Почему вас не пролечили на начальной стадии?

Хогг вскинулся — с выдержкой у него явные проблемы. Из-за характера? Или из-за вернийки?

— Зачем вам это? Зачем вы ковыряетесь у меня в душе? Нравится? Или просто мстите за испуг леры Элизабет?

Грег веско сказал:

— Не имею такой привычки — мстить.

— Тогда зачем вам это? — упорствовал Хогг.

— Я уже сказал: дело вашей сестры на проверке.

Одли тихо вмешался:

— Грег… Только не вскидывайтесь оба! Хогг, тебе протянули руку помощи, так не будь бараном…

Кажется, Хогг ненавидел не только портовых крыс, но и сиятельных. Впрочем, последних кто только не ненавидит. По большей части есть за что.

— Грееееег! — Одли снова позвал друга. — Пожалуйста.

Тот как-то хрипло, словно говорить о таком было больно, сказал:

— По той же причине, по которой не пролечили Натали. Сказали, что запущенная форма, что бывают вот такие скрытные формы. Или как там называется? Тайные и, дрянь, молниеносные. Сразу с переходом в третью стадию. Я, может, и сам виноват. Тогда было тяжко. Надо было заботиться о сестре. Надо было искать тварей. Надо было как-то зарабатывать на жизнь. Еще храм привязался — двое суток продержал меня, изучая. А потом снова и снова уговаривали, задерживали, грозили… Один так и сказал, что все равно целибат держать, так лучше с пользой в храме, чем просто так. Короче, как-то так вот получилось: сперва тайно, а потом стремительно.

Грег уточнил:

— От кого заразилась ваша сестра?

Спокойствия Хоггу хватило ненадолго — он снова вскинулся, отрывая взгляд от стола:

— Что значит: от кого? — Глаза его кипели от ненависти. — А в деле, в которое вы сунули свой нос, разве не написано?

Грег отрицательно качнул головой — Одли старательно сдерживался, только чуть подался вперед, чтобы успеть блокировать Хогга, когда он снова кинется.

— Нет. Не написано. Кто-то из ресторана, в котором она работала? Или у неё был любов… Возлюбленный?

Хогг прищурился:

— Ну ты и тварь, суперинт Эш.

— Я жду ответа: от кого заразилась ваша сестра?

Одли подошел ближе, выдвинул стул и сел рядом с Хоггом. Тот не вынес такой поддержки — чуть отодвинулся в сторону. Грег понятливо сказал:

— Можете не отвечать, Хогг. Только как же ваши слова о том, что вы хотели бы найти напавших на вашу сестру?

Он медленно, словно слова застревали в его горле, начал:

— Она была чистой девушкой. У неё был жених. Они готовились к свадьбе, только хотели чуть-чуть подкопить денег. Она бы никогда ни с кем бы, кроме него. — Он поднял глаза и посмотрел в упор на Грега: — Ричард Санти до сих пор жив. И у него вернийки нет. Натали работала в «Акульем плавнике». Дюк… Хозяин «Плавника»… Он следит за своими девочками. Очень следит. Когда на Натали напали, он даже с пыльниками говорил.

— Кто такие пыльники?

Пояснил Одли:

— Банда «Пыль». Держат побережье возле рыбного порта и железнодорожный вокзал.

Хогг кивнул:

— Дюк обещал награду, только даже пыльники никого не нашли. Сейчас у Дюка договор с пыльниками — они следят за безопасностью девочек Дюка. Еще вопросы?

Грег скривился — эта насмешливость Хогга уже не задевала. Она откровенно надоела.

— Значит, у Натали была скрытая форма вернийки?

— Доктора сказали: скрытая и молниеносная. В последнее верю. — Хогг добавил: — в скрытность — нет. Натали заразили портовые крысы. Иначе она никак не могла подцепить вернийку.

Одли добавил:

— «Плавник акулы» — солидное заведение. Там чистая публика. Там нет шансов заразиться. «Плавник» даже сиятельные любят посещать.

Грег заверил Хогга:

— Я сделаю запрос докторам по поводу вернийки. Молниеносной и тайной. Так проклятья передаются — молниеносно и тайно.

Хогг пробурчал:

— Храм проверял меня на проклятье. Ничего не нашли. Так что доктора написали, что Натали заразилась вернийкой до нападения. Да-да, крыс только пожалеть оставалось — как же, заразились вернийкой. Что-то еще?

Грег вздохнул — нет, с Хоггом что-то явно не то. Теперь даже понятно, почему его Брок не взял к себе — иметь такое вот шило под боком… Одли сочувственно посмотрел на Грега.

— Что там про нападение на леру Ноа было? — подсказал Хогг. — Я коварно подкрался к ребенку, схватил и…

— Грееег, — почти простонал Одли.

Тот пожал плечами:

— От меня же этого ждут?

Грег посмотрел на Хогга:

— Нет. Что вы делали у парка в столь раннее время?

Хогг насмешливо напомнил:

— У нас еще свободный город. И свободные граждане, которым разрешено находиться где угодно в любой момент времени. Я закон не нарушал, так что отвечать вам не намерен. Я имею право гулять там, где хочу. Что-то еще?

— Вы видели ту неживую сущность, за которой шла лера Ноа?

Тот подобрался:

— Видел. И не уничтожил — мне жизнь без печати нравится. Да, призраков видеть не сильно приятно, зато вижу эфир, как было в случае с лерой Элизабет.

— Увидите еще раз эту сущность — даже не вздумайте уничтожать. Это хранитель парка.

— Э… Как скажете. — Хогг, кажется, ничего не понял. — Так что там с коварно и подло?

— Управление по особо важным делам и я лично приношу вам свои извинения за случившееся. Обвинение в нападении выдвигаться не будет. Произошло недоразумение.

Из Хогга словно позвоночник выдернули — он обмяк и удивленно рассматривал Грега:

— Эээ… Так… Это… Я не в претензии. Значит, что там дальше было… А, про угрозы лере Элизабет я тоже ничего не знаю. Честное слово. — он приподнял скованные руки вверх: — так… Извинений не нужно, служба есть служба. Я свободен?

— Нет. — Грег достал из папки, которую он захватил с собой, заключения экспертов. Хогг старательно делал вид, что его содержимое папки не интересует. — Где вы были вчера днем?

— День — понятие растяжимое. Можете чуть сузить рамки?

— Где вы были в момент подвешивания грызуна с запиской, содержащей угрозы?

Хогг качнул головой:

— Простите, в такие игры не играю. Откуда я знаю, когда вам там напакостили перед домом. Или где вообще.

Грег снова упрямо сказал:

— Где вы были с момента ухода из управления?

Хогг напрягся:

— Даже так… Сперва добрался вместе с Кевином до участка. Потом долго передавал дела и стучал по буйным головам своих пилоток, уговаривая их быть благоразумными. Покинул участок после двух точно — я с парнями успел пообедать, на прощание так сказать. Поставил всем по бутылке колы.

Грег уточнил:

— Прям всем выставили по бутылке? — получалось, что ту, первую крысу повесил все же не Хогг.

Тот развел ладони в стороны — насколько позволяли наручники:

— Не запрещено. И да, там были все дежурные в тот день пилотки. После двух пошел гулять. В одиночестве. Шаррафу пережидал дома. Свидетелей нет. Так что алиби нет.

Грег нахмурился — возможно, первую крысу повесили не пилотки. Тогда кто?

— Что-то еще? — сбивая с мысли напомнил о себе Хогг. Вот он точно своей смертью не умрет. Грег выругался — нельзя так думать. Хогга и так судьба наказала вернийкой. Страшной по сути смертью. Он достал из папки и положил перед Хоггом фиксограмму. Тот внимательно посмотрел:

— Все, что могу сказать — это не Кевин. Он слишком тощий. А так любой из моего участка. Мы там как на подбор высокие и плечистые.

Перед Хоггом легла записка, чуть промокшая от дождя. Рукой эксперта были выделены элементы, совпадающие с почерком Хогга. Тот усмехнулся:

— Эм… Даже как-то стыдно объяснять очевидное. Метод влажного копирования. Берется вареное яйцо, очища…

Одли рыкнул:

— Грег, прекрати нарываться.

Тот пальцем ткнул в бумагу:

— Видны следы влаги. Чернила расплылись — значит, копировали влажным методом. В участке бумаг, написанных моей рукой, тьма-тьмущая.

— Начинался дождь, — пояснил Грег. — Чернила расплылись от дождя. Что-то еще?

— Про яйца и влажное копирование почитайте все же. Так влегкую подделывают почерк и даже печати.

Грег заставил себя успокоиться:

— Хогг, вы же понимаете, что вас подставили с вызовом на якобы кражу? Так зачем дальше мстить?

— Это не я! — веско сказал Хогг. — И я рад, что вы понимаете — меня подставили.

— И с эфирным эталоном? Арно опознал ваш эфир на месте преступления.

— Хррррррень! — только и смог выдавить Хогг.

* * *

Пока в теневой комнате Грег отбивался от Хогга, Вик быстро пробежалась глазами по содержимому папки дела керы Хогг. Ничего. Даже меньше, чем ничего. Особенно непонятно было отсутствие показаний самой Хогг. Да, она сошла с ума — в деле было заключение докторов, — но не до такой же степени, чтобы помнить только про огромный зал и троих напавших. Огромный зал… Это может быть и склад, и подвал, и бальная зала какого-нибудь особняка. Трое нападавших — Хогг их даже описать не смогла. Что-то тут нечисто. Или её заставили молчать, чтобы не выдать напавших, либо… Она знала напавшего и сознательно покрывала его. Девушки иногда такие затейливые в своей заботе — не думают, что творят, спасая дорогих людей. Если это был кто-то знакомый, то кто? Сам Хогг? Жених? Этот… Дюк? Кто-то из пылевых? Кто заставил Натали молчать? В болезнь Вик так-то слабо верила — воспоминания все же прорываются в бреде, во снах, в случайно оброненных словах. Даже у сумасшедших. Или особенно у сумасшедших.

В середине допроса вернулся Брок. Хорошо, что не лез с вопросами — Вик пыталась разгадать Хогга. Пока получалось не особо. Наглый, непредсказуемый — такие легко проявляют агрессию, — кажущийся искренне переживающим за уже умершую сестру. Если доктора правы в заражении вернийкой до нападения на Натали, то он мог бы мстить сестре за испорченную жизнь? Может, он сам и заказал нападение — чтобы проучить сестру. Мог? Или не мог?

Ведь даже зная, что Элизабет не портовая крыса, он не остановился и мстил. Эфирный эталон не лжет. Его не обойти. Надо встретиться со всеми, кто так или иначе упомянут в деле Натали и уже тогда устроить Хоггу допрос. Ему некуда теперь деваться.

В комнату заглянул обеспокоенный Алистер:

— Брок… — он осекся: — лер старший инспектор, инспектор… Можно обратиться?

Рыжий скривился:

— Ал… У меня дико болит голова — давай без этого, а?

Вик тоже добавила от себя:

— Да, Алистер. Меня сегодня черный поразил своим вы и инспектором… Что случилось?

Алистер быстро отчитался:

— Неш телефонировал — и не смотрите так: Морской проспект — привилегированная часть города. Там еще в пять утра связь восстановили — даже в публичных будках. В приморском парке Неш нашел труп — почти свежий. Говорит, что не больше пары седьмиц. Вода хлынула не по ливневым канавам и размыла стенку террасы. Вот и… Появился подарочек. Неш спрашивает: Сыскному отдаем дело или из-за канарейки дело наше?

Вик опередила задумчивого Брока:

— Наше! Хранительница к нам обратилась за помощью. Дело наше. — она все же посмотрела на Брока — вообще-то это он, как старший инспектор, должен решать. Хорошо, что он с ней согласился:

— Лера детектив-инспектор, собирайте команду и выезжайте.

Алистер лишь напомнил:

— Там территория Речного, а Вики…

Она поняла, на что намекал серж — она и женщина, и не своя, не аквилитская… И Речной и так обозлен.

Брок ответил:

— Вот ты и Неш головой отвечаете за Вики! Чтобы ни одна речная дрянь не полезла с угрозами.

Глава 18 Находка

В парке было непривычно пусто без прогуливающихся с гувернантками детей, неуютно и откровенно грязно — Неш не пустил дворников в парк, чтобы не мешались под ногами. Дорожки и газоны, щедро припудренные алым песком, были завалены ветками, принесенными откуда-то размокшими газетами, чем-то совсем непонятным и явно воняющим. Взволнованный привратник закрыл ворота за полицейским паромобилем и замер, никого не пуская. Впрочем, любопытствующей публики как раз и не было. За паромобилями полиции даже пронырливые фиксорепортеры не бросились в погоню — слишком ветрено и знойно в городе. Или им и так хватало сенсаций в разрушенном шаррафой городе. Сегодня маги-погодники обещали, что воздух прогреется до тридцати пяти, а то и сорока градусов на солнце. В такое не хотелось верить — в Олфинбурге и тридцать градусов летом казались чем-то запредельным. А тут… Сорок. Хорошо, что от нежите-амулетов на основе фосфора удалось избавиться — сколько случаев самовозгорания было бы по такой жаре!

Вики потерла разболевшийся от духоты висок. Алистер сказал, что непогода грозила задержаться в городе на пару дней. Продержаться бы.

Шуршал песок под шинами — Алистер сбросил скорость до минимума, еле крадясь по узким аллеям вглубь парка, почти до самого его конца. Дорожными указателями служили следы от шин паромобиля экспертов — те приехали первыми. Вик пожалела, что судебный хирург Картер все еще в госпитале — до сих пор не оправился от фосфорных ожогов. Придется работать с Вернером — Брок говорил, что тот звезд с неба не хватает, но, может, он ошибается? В деле чернокнижника Вернер не подвел. Может, и тут все будет хорошо. Еще у них есть Гратин Фрей — умница, каких мало. Справятся. Должны справиться. Сердце почему-то взволнованно стучало где-то в горле даже — это первое официальное дело Вики в звании инспектора. Теперь бы его не завалить. Только бы справиться.

Сгрудившихся у обвалившейся каменной террасной стены пилоток было видно издалека. Блондинистые, высокие, широкоплечие — Томас говорил, что в Аквилите любят проводить конкурсы типа Красы города, — вот вся мужская краса сюда и стеклась — в Речной полицейский участок. Алистер нахмурился, паркуя паромобиль в тени раскидистого дуба, но промолчал. С заднего сиденья, где сидели прихваченные на всякий случай Вильян и Нельсон, раздалось:

— Слетелось уже вороньё…

— Для воронья они слишком светленькие.

— Тогда лебедьё.

Даже Алистер не сдержал усмешки. Он глянул на Вик и все же сказал:

— Держись поближе ко мне. Или к Нешу.

Вик пришлось кивнуть — он прав, пусть она и эфирница, но против грубой силы не ей переть. Она достала из перчаточного отделения служебные гогглы и вздохнула — её новые, последней модели, которые ей купил в качестве подарка Эван, еще не привезли в магазин. Еще пару дней придется подождать. Забавно — тогда казалось, что будущего у них с Эваном нет. Что её прикончит Душитель, а Эвана… А Эвана убьет она сама. Не случилось. И не случится — прорвались, как говорят в Особом. Вот и через возможную войну дивизионов прорвутся. Она надела гогглы на голову, пока еще не опуская окуляры на глаза, и улыбнулась парням:

— Прорвемся?

Вильян подмигнул ей:

— Прорвемся! — Он первым вышел из паромобиля, оглядывая толпу ненужных пилоток, не подпускавших Фрея и Вернера к телу. Неш баюкал в руках винтовку, но пока не вмешивался. Ждал. Он умел ждать.

Парило. Дышать было нечем. Жаркие порывы ветра совсем не освежали. Вик не выдержала и стащила с себя мундир, бросая его на сиденье паромобиля. Туда же отправилась пилотка — все равно не удержится на голове под порывами ветра. В тонкой шелковой блузке было прохладнее — парни уже с утра щеголяли только в рубашках, прикрепив фиксаторы на нагрудные карманы. Как-то неприлич… Вик поправилась: скорее, непривычно. Она поправила манжеты, проверяя работу защитного механита на запястье и включила запись звука — просто на всякий случай. Синий огонек на браслете подтвердил, что запись началась.

Вик на миг прикрыла глаза, напоминая себе, что пусть дело и первое в новом звании, но не первое в её жизни. Справится! Она уверенно шагнула к толпе недобро настроенных пилоток.

— Ррррразойдись! — рявкнул на них Алистер. — Дело ведет Особый!

Вик заметила, что он воспользовался старым названием. Наверное, в чем-то он прав. Особый больше боялись, чем новый еще непонятный по «особо важным».

Пилотки чуть раздались в стороны. Худощавый парень в форме представился:

— Кевин Смит, временно выполняю обязанности сержанта. Присланы оказать содействие — охрану места преступления. Суперинт Арно обещал приехать сразу после совещания.

Вик заметила, как они охраняли… Скорее недовольно расступались, провожая экспертов полными ненависти взглядами. Даже интересно, кто и что им наговорил. Хогг утверждал, что всеми силами пытался предупредить войну дивизионов. Только верить Хоггу нельзя.

Гратин Фрей прошел через строй речных первым. Он дошел до размытой стены, останавливаясь и делая снимки трупа на профессиональный фиксатор. Потом Фрей заскочил на саму террасу не больше ярда в высоту, чтобы сделать фиксы с другого ракурса и склонился над телом. Вернер буквально рявкнул, заставляя Фрея вздрагивать и отстраняться:

— Отошел без защиты! Не видишь — тут вернийка!

Вик в первый момент не поняла, как Вернер так быстро определил национальность трупа, а потом до неё и до толпы пилоток дошло.

Вернер осторожно, не прикасаясь указательным пальцем ткнул на язвы — и как только разглядел на грязной, начавшейся разлагаться явно женской руке трупа, вымытой из земли?

— Никто не знает устойчивость возбудителей вернийки к внешним условиям. Вероятность заразиться все еще есть. Труп всего двух-полторы седьмичной давности. Кстати, это девушка. Молодая. Очень молодая.

И слова о заразности вернее разогнали блондинистых пилоток в стороны, чем рык Алистера или винтовка в руках Неша. Гратин поморщился, собираясь что-то высказать, но Вернер так выразительно подмигнул ему, что парень подавил в себе все ненужные просветительские порывы. Единственным из речных пилоток, не улетевшим на безопасное расстояние — не меньше десятка ярдов! — оказался Кевин Смит. Он упорно стоял рядом и изображал безмятежность. Видимо, дружба с зараженным вернийкой Хоггом сказывалась. Остальные речные пилотки делали вид, что усиленно охраняют место преступления и ищут возможные улики, все дальше и дальше удаляясь от заразного трупа.

Вик сама подсчитала:

— Труп где-то от кануна Явления, получается? — Она помнила — возбудитель вернийки нестоек по внешней среде. Труп неопасен.

Вернер кивнул, натягивая перчатки и решая, с какой стороны удобнее подобраться к трупу. Не решившись залезать на террасу, он направился к расположенной по близости лестнице всего в три ступеньки:

— Где-то в Новый год её тут закопали, вы правы.

А у Вик в голове глухо стучало слово «канун». Почему она сказала «канун», а не Новый год, как Вернер? Так было логичнее, но Вик знала выверты своего подсознания — оно иногда вот так намекало случайно возникшими словами. Кера Хогг пропала в канун. Причем её нашли тут. Точнее не тут. По фиксограмме сложно было понять, где именно.

— Алистер? — Сейчас Вик казалось важным знать, где именно нашли Натали Хогг. Наверное, просто сказалось то, что только что просматривала её дело. И допрос Хогга. И вернийка. И канун, конечно же. И тот самый парк.

Он повернулся к ней:

— Да?

Вальян тем временем вернулся к паромобилю и принес лопату — труп еще дооткопать нужно.

— Ты помнишь нападение на керу Хогг?

— Я служил не тут, — напомнил он. Нельсон, Неш и Вальян тоже угукнули, что служили не тут, и делом Хогг не интересовались — своих хватало.

Вик, морщась от неприятного запаха разложения, подошла ближе к Вернеру и спросила у него:

— А вы случайно не знаете о нападении на керу Хогг? Где приблизительно её нашли?

Вернер отвлекся от тела, которое осторожно откапывал рукой в перчатке:

— Хогг выжила?

— Да.

— Тогда не по моей части. Я живыми не занимаюсь и не интересуюсь. Простите.

Смит, следовавший за Вик, кашлянул и подсказал:

— Её нашли не тут. Чуть дальше — у забора. — он махнул рукой в сторону упавшего дуба, по которому в парк утром пыталась попасть Ноа. — Там. Под дубом.

— Спасибо, — Вик застыла, внимательнее рассматривая парк, пока Вернер и Фрей занимались телом.

Размывший стену ручей, текущий с гор, почти стих и вернулся в свое законное русло. Террасная стена из необтесанных камней была разрушена только в одном месте — там, где был закопан труп. Яркая канарейка сидела на обломке стены, подтверждая, что это её работа. Тело девушки было наполовину вымыто из земли — бок, провисшая рука в язвах, голое колено. Голова, к счастью, была повернута вбок — была надежда, что лицо, частично скрытое под землей, не сильно пострадало. Хотя вряд ли её удастся опознать — гнилостные процессы уже шли во всю. Вик с трудом сдерживала рвотные позывы — проклятый лисий нюх! Парни чуть побелели, но держались. Вернеру вообще все было ни по чем — он надел на глаза гогглы и усиленно изучал тело. Вальян осторожно откапывал ноги трупа. Одежды на теле убитой почти не было, как и в случае с Натали Хогг. В остатки блузки, уже почти ничего не прикрывающей, набились мертвые мелкие жуки.

Вик заставила себя отрешиться от запаха и начать работать. Она заметила обрывки эфира — совсем легкие отголоски, скорее напоминающие клочки тумана, чем следы. Алистер, видимо, тоже их обнаружил:

— Простите, нер Вернер, можно мы тут чуть поработаем — тут следы эфира. Инспектор, вы посмотрите? — Он помнил, что нюх у Вик лучше, чем у него.

Вернер отозвался, отстраняясь:

— Забавно. Тут все водой размыто — откуда бы сохраниться эфиру?

Фрей пожал плечами — он не был магом, но читал кое-что — вдруг да пригодится в работе эксперта:

— Может, выброс был настолько силен, что даже воде не под силу оказалось смыть все следы.

Канарейка беспокойно отлетела прочь, словно боялась, что Вик ей выскажет за порчу эфирных следов. Птичка села на землю в паре ярдов и принялась обеспокоенно прыгать по земле туда-сюда. Словно что-то вырисовывая. Или показывая.

Ноги Вик скользили в сырой земле, намытой на дорожку. Чтобы проверить остатки эфира, пришлось забраться на террасу, заросшую пожухлой травой — Алистер запрыгнул первым и протянул руку Вик.

Отрешиться от запаха гнили было сложно. Он так и лез в нос, мешая прислушаться к эфиру. Какой-то застоялый воздух, сырой, мерзкий, словно из склепа.

— Ал? Ты что-то чувствуешь? — сдалась Вик. Не быть ей ищейкой. Впрочем, инспектору навыки ищейки и ни к чему.

Он отрицательно качнул головой. Задумался. Помолчал, а потом все же сказал:

— Эфир воняет гнилью. Чем-то напоминает Хогга. Смутно. Совсем отголоски. Для опознания этого мало.

Кевин снова влез — не стал отмалчиваться:

— Вот именно! Это не опознание, а гадание на кофейной гуще. Я буду протестовать против такого опознания.

Вик бросила на парня косой взгляд — он был готов грудью бросаться на защиту Хогга. Впрочем, она знала — многие убийцы умеют располагать к себе. Хотя это, наверное, не о Хогге.

— Ты изучал его эталон? — уточнила Вик у Алистера, игнорируя пылающего негодованием Смита.

— Нет. Суперинт Арно вчера указал на его эфир у дома суперинта Эша.

Вик вздохнула:

— Тогда надо говорить: эфирные следы напоминают следы, которые нер Арно опознал, как эфирный отпечаток Хогга. Эфирным эталоном не подтверждено. — Она вновь посмотрела на Кевина — огонек ярости угас в его глазах.

Неш кашлянул, привлекая к себе внимание:

— Простите, что отвлекаю, но птичка… Она так и должна себя вести?

Вик повернулась назад — канарейка вела себя забавно. Она прыгала на одном месте, потом перелетала на другое — чуть подальше на ярд, потом снова отлетала еще чуть-чуть, всего пару футов, а потом возвращалась обратно. И так по кругу, как заведенная. Заметив интерес Вик, канарейка подлетела к телу, села на него, а потом вновь понеслась по кругу.

Вик прикрыла глаза — она боялась думать о таком. Пять лет с нападения на Хогг. Четыре прошедших кануна Явления. Одно обнаруженное тело. И три места, на которые снова и снова приземлялась канарейка.

Алистер не понимал, что происходит — он подошел к месту, с которого только что улетела канарейка. Он присел, для верности прикасаясь к жухлой траве:

— Некроэманаций нет.

А канарейка была. И летала по зачарованному кругу.

Вик посмотрела на Алистера:

— Щуп есть?

Ответил ей Неш:

— Щупа нет. Зато лопата есть. И свободные руки. Где копать?

Для Вик это было очевидно:

— Там, где приземляется канарейка.

Неш принес из паромобиля еще лопаты, и Нельсон с Алистером под охраной винтовки Неша принялись копать. Одну лопату сунули в руки Кевину, и он не отказался: угрюмо копал, даже не сняв мундира. Пот тек по его лицу ручьями. Остальным было нелегче. Солнце жарило как проклятое, и первым сдался Алистер: он воткнул лопату в землю, стащил с себя и рубашку, и нижнюю хлопковую сорочку, оголяясь по пояс. Вальян и Нельсон последовали его примеру, вешая одежду на ветки ближайшего дерева. Кевин, косясь на Вик, стащил с себя только мундир и рубашку, оставаясь в нательном комбинезоне. Неш отошел в тень, продолжая баюкать свою винтовку. Пилоток из речного совсем стало не видно — они попрятались под сень деревьев подальше от солнца.

Первое тело закопали совсем неглубоко — всего лишь фута два. Второе — чуть глубже. Третье, совсем скелетированное — совсем глубоко. Видно на тот момент еще был азарт в могилокопании у убийцы. То, что все девушки были убиты, явственно говорили разрушенные, неестественно вывернутые шейные позвонки.

И от двух тел уверенно тянуло тем, что Арно назвал эфиром Хогга. От скелетированного тела не тянуло ничем — слишком долго пролежало в земле. Четыре года. Целых четыре года эту девушку ждали домой, а она не пришла.

Вернер у всех нашел следы вернийки — даже скелеты умеют рассказывать: на костях таза и бедренных костях были видны характерные поражения.

Вик распорядилась:

— Неш, телефонируй в управление. Пусть Мюрай или Эш везут сюда храмовника с эталоном.

Алистер согласно кивнул — сейчас важно соблюсти каждую даже мало-мальскую букву инструкций, чтобы никто не смог оспорить доказательства. Чтобы даже мысли о войне между дивизионами не возникло.

На Кевина было больно смотреть. Он прижух, потемнел лицом и явно переживал кризис веры в Хогга.

— Зачем… — все же вырвалось у него. — Я не понимаю. Зачем…

Вик, осматривая первое откопанное тело — Вернеру пока не до него было, — пояснила:

— Действия мульти-убийц логичны, но их логика запредельна для обычных людей. Возможно, Хогга после смерти сестры съедала ненависть за то, что она легко отделалась и умерла от вернийки, а он продолжает страдать.

Кевин взвился:

— Он не такой. Он никогда не жаловался. Он…

— Именно, — резко становила поток его слов Вик. — Он сливал свою ярость иначе. На этих девушек. — Говорить, что Хогг мог в приступе ярости заказать нападение на сестру, чтобы проучить её за вернийку и собственную близкую смерть, она не стала. Теперь хотя бы ясно, почему показаний Натали в деле не было. Она не стала сдавать полиции своего брата.

— Дрянь дело, — веско охарактеризовал происходящее Неш. Смит промолчал, сжимая в руках уже бесполезную лопату — копать было больше нечего.

Теперь оставалось только ждать. Храмовника. Брока или Грега. Только первым, как на зло, приехал Арно.

Алистер, выбираясь из ямы, пробурчал:

— Проклятье…

Неш удобнее перехватил винтовку и подмигнул Вик. А блондинистые пилотки подтянулись, как на смотре. Кевин же совсем пожух и стал мелкотравчатым. И Вик даже понимала его.

Глава 19 Не боли…

Грег, отправляясь в дореформисткий храм Сокрушителя, где хранились эфирные эталоны, не стал надевать мундир, лишь прихватил его с собой, вешая на сгиб локтя. Слишком жарко даже в сорочке. Подтяжки давили на плечи, пружины, удерживающие рукава сорочки, мешались. Манжеты уже не были безупречно белоснежными, еще и помялись. По-хорошему надо надеть мундир, но тогда останется только свариться в нем заживо — полуденное солнце превратило город в раскаленную сковородку. Даже стойкий ветер с юго-запада не спасал — он лишь сильнее разгонял зной. Хотелось спать где-нибудь в теньке и забыть про этот мир и его проблемы.

Жаме тихо подсказал, выходя из кабинета в коридор:

— Одли… Я ему не говорил. — Кажется, тут уже все управление переживало за Вина. — Ну… Про то, что Неш… Телефонировал…

Грег кивнул:

— Хорошо. — Он был согласен с Жаме: четыре трупа, в убийстве которых подозревается Хогг, не то, что обрадует Одли. Только все равно же рано или поздно узнает. — Предупреди Мюрая, что я уехал по делам.

Жаме ответить не успел — в коридор, погруженный в приятную после раскаленного кабинета прохладу, вышел Брок собственной персоной. Еще и Одли шагнул за ним вслед из кабинета. Оба взъерошенные, потные, с закатанными по локоть рукавами и расстегнутыми воротничками рубашек. Грегу даже обидно стало — он по поводу небезупречности манжет переживает, а они выглядят как последние портовые керы… Точно! Надо тоже взять и расстегнуть сорочку — станет чуть легче.

Одли был мрачен, ведь они с Броком явно Хогга обсуждали — угрозы семье суперинтенданта не то, что можно проигнорировать. Одли это понимал, как и то, что сидеть Хоггу в тюрьме. Или Грег все же параноик. Им и без Хогга есть что обсудить — тот же Речной участок и возможную теневую бухгалтерию. Грег после допроса заглядывал в бумаги, которые забрал Брок из бухгалтерии. Там и оклады повышенные для речных пилоток указаны, и премии, и поощрения. И никаких штрафов, как жаловался Хогг.

— О чем меня надо предупредить? — уточнил Брок, исподлобья глядя на Грега. Тот понял, что с излишней акустикой коридоров управления нужно все же что-то делать — ничего же нельзя сохранить в тайне. Жаме предпочел ретироваться обратно на первый этаж за стойку дежурного. Одли после допроса Хогга уже ничего хорошего от этой жизни не ждал — эфирный эталон не то, что можно подделать. Нет, пытались, конечно, но подделки всегда легко обнаруживались.

— Я в храм Сокрушителя — нужно привезти эфирный эталон в Приморский парк. Неш сообщил, что там нашли четыре разной степени разложения женских трупа с признаками вернийки. Вернер и Виктория предположили, что их убивали в Канун Явления. Ежегодно. И… — Грег тактично изменил формулировку Неша: — на двух из четырех тел, обнаруженных в парке, есть эфирные следы, подозрительно напоминающие эфир Хогга. Я собираюсь лично проконтролировать проверку эфирного эталона в Приморском парке.

— Небеса и пекло, — выругался Брок. — Даже поразительно, сколько всего за пару дней открылось про Хогга…

Он бросил взгляд на совсем хмурого Одли и поправился:

— Свалилось на Хогга… — Правда, прозвучало немного фальшиво, так что Одли пожал плечами:

— Первый твой вариант тоже имеет право на существование.

Грег подспудно ждал, что Одли попросится с ним в храм и на проверку, но Одли промолчал, лишь совсем погрузился в себя. Рыжий, покосившись на друга, решительно сказал:

— Грег, ты знаешь свои обязанности?

— И…? — Вот сейчас это мало волновало Грега. Одли важнее, пусть он и не его друг. Наверное, его все же нужно взять с собой, чтобы Одли точно знал, что ничего лишнего не упустил, что точно знает: было сделано все возможное для Хогга и для правды. Сам бы Грег точно этого хотел, если бы у него были такие вот друзья, как Хогг. Только все друзья остались в Ренале, в Нерху, в Карфе, в Олфинбурге, а тут пока как-то не сложилось. И, быть может, не сложится, пока он сам не научится делать шаг навстречу.

Брок громко вдохнул и воодушевленно перечислил обязанности Грега — так и чувствовалась в конце какая-нибудь гадость:

— Ты должен принимать от нас отчеты, выслушивать их с умным видом, проверять дела, отчитываться перед комиссаром и пить кофий.

И вот как тут делать шаг навстречу, а? Грег обреченно спросил:

— Кофий обязателен?

Одли и на это не обратил внимания, погруженный в свои мысли. Брок смирился:

— Можно чай. Я понимаю — тебя за живое задел Хогг. Меня тоже — мне дорога Ма… Прости, Лиз. Мне она дорога. Но не твоя обязанность ехать за эталоном. Поговори с Эваном, уясни свои обязанности, почитай инструкции. А за эталоном съезжу я… Или… — он покосился на Одли.

Тот и тут промолчал — не предложил свою помощь. Грег упрямо посмотрел на Брока:

— Я знаю свои обязанности. Я, как и комиссар, имею право доступа в хранилище эфирных эталонов, как храмовых, так и переданных на хранение в банк.

— Ты… Не веришь, что это сделал Хогг? — Брок нахмурился, а Одли вскинулся, старательно всматриваясь в Грега колючим взглядом, пытающимся прочитать его скрытые мысли. Нужно помнить, что несмотря на простодушный вид, за невзрачными серыми глазами Одли прячется очень умный человек.

— Я хочу исключить малейшие сомнения в его вине. — Грег все же решился: — Вин, ты со мной?

Тот еще сильнее прищурился:

— Только не говори, что не знаешь, где храм Сокрушителя. Только не ты. Мне кажется, что ты в Аквилите каждый проулочек знаешь.

— Знаю. Открою тебе страшный секрет: ваши улицы меня бесят. Я до сих пор машинально выезжаю на встречку. Заодно я хочу проинспектировать условия хранения эталонов, проверить на запрещенное копирование и возможную подделку. После ордена Каутела доверять храмовникам мне страшновато, если честно. Так ты со мной, Вин? Мест, куда надо заехать много: храм, парк, мой дом, потом сюда — сверим эталон Хогга с Хоггом.

— Сейчас мундир захвачу… — Одли широкими шагами направился в свой кабинет.

Брок тихо, памятуя об акустике, спросил:

— Ты уверен?

Тот твердо сказал:

— Да. Я хочу смотреть Одли в глаза и знать: я сделал все, чтобы исключить любую возможность ошибки с Хоггом. Это сложно объяснить, на самом деле. Я понимаю, что это Хогг. Но должен сделать все, чтобы исключить ошибку.

— Я понимаю тебя. К сожалению, тут иных возможностей нет: я еще ни разу не слышал об удачной подделке эфирного эталона… Это же как опечаток пальца: не изменить, только надеть перчатки. Если Алистер сказал, что это Хогг, то это Хогг. — Он запустил руку в свои короткие волосы и взъерошил их, признаваясь: — Я иногда не понимаю: что творится в голове вот таких людей, как Хогг. Что заставляет их идти и угрожать, убивать, калечить и так далее. Мы же все рождаемся одинаковыми. Нас всех одинаково учит храм: не убий, не причиняй боли, не укради… Хочу уже даже не нейротом, а нейровизор, чтобы уметь читать мысли.

Грег напомнил:

— Ты его называл церебротомом. Вчера.

— Да какая разница. Его все равно нет.

Грег предпочел промолчать про Марка. Не его секрет. Только теперь Хогга не повезешь к Марку: ему предъявят обвинение в убийстве и… Успеет ли Марк его пролечить? И надо ли уже лечить, ведь все равно Хогга ждет пожизненное заключение. Пилотки в тюрьме долго не живут, а уж зараженные вернийкой — тем более.

Брок еще тише добавил:

— Ты помягче с Вином, ладно? Он все поймет и примет, просто…

— Снежень, — подсказал Грег. — Он опять провалился в снежень.

Брок хлопнул его по плечу:

— Ты сам все понимаешь… Вот как-то не везет Вину с друзьями. Сперва я его обманул, теперь вот… Хогг. И еще… Помни, что угрозы Хогга никак не связаны с трупами в парке. Это дикое совпадение.

Грег скривился:

— Я знаю. Никто не мог предсказать Ноа, Каеде и появление канарейки-хранительницы. Совсем никто.

Одли вышел из своего кабинета все такой же растрепанный — только мундир в руках появился. Грег понял, что Вин тактично дал им с Броком время переговорить наедине.

— Пойдем? — спросил Одли.

— Пойдем… — согласился Грег, а Брок выдохнул уже им в спину:

— Вот же почечуй…

Одли обернулся у лестницы, соглашаясь:

— Полный!

Полуденное солнце слепило так, что Грег порадовался тому, что за рулем Одли. Глаза слезились, а гоглами Грег не пользовался принципиально — ему не нравилось ограничение периферийного зрения из-за них. Паромобиль прогрелся, как парилка в сауне — Грегу приходилось и с таким сталкиваться по службе. Казалось, уж лучше бы пешком добрались, только вряд ли храмовник захочет прогуляться вместе с ними до парка. Хорошо, что улицы были пусты, да и ехать по прямой недалеко — храм Сокрушителя располагался на Дубовой, почти по середине между парком и управлением. Еще подумалось, что если бы в парке проводился черный ритуал, то его отголоски лучше бы фиксировались в храме, чем в Речном или в Управлении — все же расстояние имеет значение при затухании эфирных волн.

Одли сам тихо начал:

— Ты только не смотри на меня. Расследуй, как положено. Я, оказывается, ни хрена не умею разбираться в людях. Сперва прошляпил рыжего. Поверил его словам, хоть и подозревал, что дело нечисто. Но поверил, а ведь он спутался с контрабандистами, добывал незаконно потенцозем, хуже того — убил в королевском номере Кюри. Туда ему и дорога, только ж надо было по закону делать. Короче, не бери в голову мои суждения о Хогге. Я Брока знал и ошибся. Хогга, как оказалось, я вообще не знаю.

Грег вздохнул:

— Прорвемся.

Одли выругался:

— Ощущения, как в прошлый снежень.

— Понимаю.

Тот внезапно взорвался, паркуя паромобиль у храма — он даже по рулю ладонями стукнул:

— Да ничего ты не понимаешь! Тогда вы с морской пехотой вошли в город и отняли оружие. Сейчас же оружие при мне и при пилотках речного. Мы умные и удержались. Они же красивые… И…

Грег лишь снова повторил:

— Прорвемся! — он открыл дверцу паромобиля и вышел в духоту, словно бросился в знойные объятья города.

Сам храм был обычен для дореформистов: светлый, слепящий глаза травертин, почти белый на ярком солнце, длинная лестница, высокие колонны, портик. В прохладе храма почти варварская роскошь: золото на статуях, золото святых треугольников возле статуй, золото на алтаре, золото купели со святой водой, яркая роспись высоких потолков, витражи с богами на стрельчатых окнах. Хотя Грег в Ренале видел и более роскошные храмы — варварские. Ему был ближе аскетизм храмов Тальмы. И ведь понимал, что аскетизм там тоже наигранный — в пылу реформы грабили храмы нещадно, а потом всем миром собирали на новое убранство. Только много ли даст мир? То есть прихожане.

Одли уверенно шел вглубь храма, за алтарную часть — не раз тут бывал. Грег же замер у купели. Святая вода казалась разноцветной из-за солнечных лучей, пробивающихся через витражи, и это было красиво. Он украдкой опустил пальцы в воду и нарисовал у себя на лбу святой треугольник — вспомнил, что седьмицу назад Марк настоятельно рекомендовал не отлынивать от посещения храма. Только как-то завертелось все, что не до того стало. Никто из редких в это время прихожан храма и не понял, что Грег тут не свой. Ему оставалось надеяться, что боги простят ему это прегрешение, да и какая разница, какой ветви веры храм, если боги-то одни и те же?

Грег быстро догнал Одли, который уже успел переговорить с немолодым мужчиной в монашеской рясе, вызвавшимся их проводить до адера Уве. И вот как получается, что монастырей в Аквилите нет, а монахи есть. И монах какого ордена прячется под скромной серой рясой, поди еще угадай. Может, и каутельянцы тут есть, несмотря на слова Анри, что те предпочли уехать в Ондур. Монахам верить Грег не привык.

Адер Уве оказался мужчиной лет пятидесяти, чуть присыпанный сединой поверх черных волос, мягкий, круглый, улыбчивый, как какая-то сдобная булочка. Слишком приторно сладкий. Серая ряса, святой треугольник на цепочке, что характерно — простое серебро, не золото. Сияние эфира слабое, из тех, что дается молитвами прихожан, а не природным даром. И кабинет без излишней роскоши — простая, удобная мебель, все богатства — книги на полках. Книги старые, явно дорогие, попахивающие пылью и тайнами. Адер Уве после приветствия и проверки документов предложил сесть, благосклонно выслушивая Одли — видимо, они были хорошо знакомы. Впрочем, неудивительно — хранилище эфирных эталонов одно на весь город. Еще, конечно, в инквизиции реформаторов есть, наверное, но Грег не был уверен в этом. Он вместо всех слов протянул адеру запрос на проверку эталона.

— Грегори Хогг, значится… — Адер Уве вздохнул, пальцем придвигая к себе бумагу и лихо, пером и чернилами, как в темные века, расписываясь на ней. Потом он присыпал песком чернила и зачем-то повторил, складывая руки на довольно объемистом животе:

— Грегори Хогг… И сестра Натали…

Грег тут же уточнил:

— Вы помните этот случай?

— Помню… — добродушно кивнул адер и очень понимающе улыбнулся. — Конечно, помню этот случай. Странный и такой трагичный. Тогда храм пытался вмешаться, но… Но… Но…

В кабинете даже запахло булочками и ванилью — от приторности адера Уве. Грег ждал продолжения, Одли тоже. Вместо этого адер встал и принялся копаться в шкафу светлого дерева, доставая пару тяжелых книг для записей. Одну из них он тут же открыл и придвинул Грегу по столешнице. Тот пробежался по записи: «Грегори Хогг. Аквивация дара второго вьюговея две тысячи девятого года. Запись эфирного эталона пятого вьюговея две тысячи девятого года. Повторная запись десятого вьюговея две тысячи девятого года. Повторный эталон сверен с первым и уничтожен — расхождений и затуханий нет. Повторная запись тринадцатого вьюговея две тысячи девятого года. Повторный эталон сверен с первым и уничтожен — расхождений и затуханий нет». Адер закопался во второй книге, но, видимо, не нашел ничего интересного. Зато продолжил, как ни в чем ни бывало:

— Видимо, боги знали что-то свое, что не дано нам. Мальчик к нам попал с инициацией дара. И сразу же с кожно-язвенной болезнью. Я первый, кто заметил язвы на его теле. Сам он был слишком подавлен происходящим, чтобы что-то понимать. Сестра для него была всем. Мы его долго обследовали, дня на два или три задержали. Даже инквизитора вызвали.

— С чего бы такой интерес? — не понял Грег.

Адер как-то вот притворно, на взгляд Грега, вздохнул:

— С того, что время пропажи сестры было слишком… Специфическое. Самая длинная ночь в году. Ночь, когда проводят темные ритуалы. Да и странно, что Натали, чистое и нежное дитя, так быстро заболела кожно-язвенной болезнью, и брат тут же слег. Так бывает при… — адер бросил на Грега задумчивый взгляд, словно не надеялся, что тот поймет.

— Проклятьях, — спокойно сказал Грег. — И как, что-то нашли?

— Увы, нет. Даже инквизитор ничего не нашел. Мы Грегори потом еще много раз вызывали в храм. Дергали почем зря — его слова. Он под конец на нас так люто смотрел, словно мы его раздражали до крайности или жить мешали. — Он поднялся: — что ж, я сейчас принесу его эталон.

Грег встал вслед за ним:

— Я с вами.

Адер Уве на миг растерял свою сладость:

— Простите, зачем?

Грег снова достал свои документы и напомнил:

— Мои полномочия предусматривают проверку оборудования для записи эфирных эталонов и помещения для их хранения.

Адер ключом-артефактом — были видны потоки, связывающие ключ и замок, — открыл дверь в небольшое помещение, где еле уместились у стены, сплошь в росписи охранных рун, простой стол с двумя стульями — все остальное пространство занимала аппаратура для записи: лампы, шестерни, провода, огромные накопители с потенцитовой пылью, цепкие металлические лапки, удерживающие острые алмазные перья для записи.

— Не доверяете? — понятливо улыбнулся адер, включая электрическую лампу под потолком — у неё даже абажура не было.

— Не доверяю, — сознался Грег.

— Это хорошо. Я сам после дела керы Хогг не доверял своим братьям и сестрам. Слишком скользкое дело. Слишком очевидно, что темный ритуал, а доказательств не было. — он приглашающе махнул рукой: — проходите, суперинтендант Эш. Только к аппаратуре не прикасайтесь — на ней мой эфир. Я всегда проверяю аппаратуру во избежание несанкционированных записей эталонов — всегда на аппарате только мой эфир.

Грег вошел в помещение и осмотрелся — от аппарата, особенно от металлических браслетов, застегивающихся на запястьях тех, чей эталон записывали, несло сдобой и ванилью. Странный аромат для эфира, хотя гниль, как у Хогга тоже не вариант. Грег уточнил, пока адер открывал новую дверь, ведущую в хранилище эталонов — она по толщине не уступала дверям банковских хранилищ:

— Ваш эталон тоже тут хранится?

— А как же, — отозвался адер из хранилища. — Думаете, кто-то сделал копию эталона Хогга и затер моим эталоном свои следы?

— А так можно?

Адер, доставая из сейфа тонкую металлическую пластинку не больше детской ладошки, с многочисленными насечками по краям, вздохнул:

— Вариант жизнеспособен, но за пять лет мне так и никого заловить не удалось. Поверьте, я пытался. Да и… Не было следов запретных ритуалов.

— Не было? — Грег стоял в проеме двери и смотрел, как адер снова закрывает сейф и восстанавливает защитные плетения.

— Я проверял записи амулетов — в тот канун, как и во все остальные, всплесков запрещенного эфира не было.

— А полицейские амулеты? Что по ним?

— А вот полицейский амулет… Тогда шло объединение участков. Их укрупнение. Ваш забавный рыжий инспектор его затеял. Тогда он еще был наивный сержант, приглянувшийся нашему лер-мэру. Так вот, амулет затерялся в суматохе укрупнений.

— Не помните, кто руководил участком, в котором…

— Помню, конечно. Тогда еще старший инспектор Арно. Он тогда во вьюговей получил повышение и стал суперинтендантом Речного участка.

Грег прищурился, но адер разбил его надежды:

— Амулеты по определению запретного эфира есть не только в храмах и полиции. Многие леры держат в своих домах подобные. Сами понимаете, они привыкли сами обеспечивать свою безопасность. Я проверял амулеты у тех, до кого смог дотянуться. Черного ритуала не было. Как не было и проклятья. И что случилось с Натали Хогг и её братом остается только гадать. — Он вздохнул: — и как вам наша система безопасности?

Грег признал:

— Хороша и надежна. Только вариант с копированием и вашим эталоном для зачистки нельзя исключать. — он шагнул обратно в кабинет, где сидел чуть менее мрачный Одли.

Адер пахнул во все стороны сахарным сиропом и ванилью:

— Так не исключайте и разберитесь, что же произошло в Приморском парке.

— Происходит, — поправил его Грег. — К сожалению, происходит. В бумагах же указано.

Адер кивнул и внезапно напомнил:

— А вот вашего эфирного эталона в храме, кстати, нет. Надо бы исправить сию оплошность. Не хотите сделать запись прямо сейчас?

— Я реформатор, — признался Грег.

Адер Уве рассмеялся:

— Вы это таким тоном сказали, словно признаетесь в том, что едите детей на завтрак.

— Это в Тальме говорят о вас, адер. И я сделаю эфирный эталон — в инквизиции реформаторов.

На улице стало еще жарче, хотя, казалось бы, куда больше.

На ступеньках храма сидела маленькая девочка в прелестном платьице и плакала — по её ажурному, порванному чулку текла кровь из разбитой коленки. Молодая женщина, скорее гувернантка, чем мать, утешающе говорила:

— Боль твою отдам ромашке.

Та отдаст её букашке,

А букашка улетит,

И у Энни не болит!

Адер медленно спускаясь по ступенькам, остановился возле девочки и храмовым эфиром залечил ранку, привычно заканчивая детскую утешалку:

— Не болит, не болит, не болит!

Глава 20 Неприятная булочка

В парке несмотря на жару, оказалось внезапно многолюдно — речных пилоток, блондинистых, подтянутых, одетых полностью по форме, правда, при этом истекающих потом, было видно издалека. На их фоне его собственные констебли в грязных ботинках, в припорошенных алым песком брюках, с голыми, загорелыми плечами, на которых из одежды только были подтяжки, с лопатами в руках смотрелись полными оболтусами. Эксперты выглядели тоже не очень, одна Виктория еще сохраняла более или менее приличный вид, хотя её форменные штаны тоже оставляли желать лучшего — были сильно перемазаны землей и пылью. Одли кашлянул как-то весьма озабоченно, а адер Уве старательно пытался не рассмеяться.

Суперинтендант Арно взирал на это с какой-то непонятной тоской во взгляде. Руки Грега дернулись к расстёгнутому воротничку сорочки. Только усилием воли он не стал застегивать пуговицы. В пекло этикет, когда вокруг такое… Пекло.

— Притащился… — не сдержался Одли. Его неожиданно поддержал адер Уве:

— И не говорите. Это так заметно, когда человек не на своем месте находится, увы…

Грег скосил на него взгляд, но адер, пахнув ванилью и сдобой, первым вышел из паромобиля с масляной улыбкой на лице. Он издалека поздоровался с суперинтендантом, да так, чтобы все расслышали:

— Добрый день, суперинтендант Арно! Какой печальный повод для встречи, однако. Я же предупреждал вас пять лет назад, что история с керой Хогг так просто не закончится.

Грег вышел следом, старательно не спеша. Вот тебе и «сладкая булочка»! Адер Уве, оказывается, довольно опасная и злопамятная булочка. Порывы ветра теребили волосы адера на уже лысеющей макушке, и Грег понял, что ему напоминает седина храмовника — сладкую сахарную посыпку. Кажется, пора обедать, а то все мысли только о еде…

Арно кивком поздоровался с Грегом, Одли он предпочел не заметить. Тот не обиделся — сразу направился на террасу, за руку здороваясь с парнями и тут же принимаясь изучать трупы.

Стоило адеру и Грегу подойти ближе, как Арно все же выдавил из себя, с брезгливостью рассматривая расстегнутый воротничок Эша:

— Недобрый день, адер Уве, суперинтендант Эш… — Сам Арно был одет полностью по форме. Даже фуражка как-то умудрялась удерживаться на его голове, несмотря на стойкий сильный ветер. На шпильки он её прикрепил, что ли?

— Недобрый… — сухо отозвался Грег. И плевать на воротничок! Находиться на солнце было тяжело — Грег чувствовал, как быстро нагревались его черные волосы. Как никогда он завидовал блондинам — тем приходилось легче. Ещё чуть-чуть и тепловой удар гарантирован. А кое-кто и обгореть на солнце может.

Арно с явным чувством собственного превосходства пояснил:

— Я прислал своих парней — они помогут обойти окрестные дома и собрать свидетельские показания, если таковые будут, конечно.

— Благодарю за содействие, — Грег был бы рад пройти в тень, но Арно стоял на солнцепеке, как прибитый гвоздями.

— Не стоит. Мои парни хотя бы обучены, как правильно вести себя с сиятельными, когда как ваши… — Арно не договорил, и Грег даже пожалел об этом — был бы повод отчитать его, спуская просыпающийся гнев.

Адер Уве улыбнулся:

— Боюсь, суперинтендант Арно, ваши констебли умеют хорошо только одно — заходить с черного хода и не мешать обитателям домов. — он притворно нахмурился.

— Вы ошибаетесь, — возмутился Арно.

Адер тут же легко признал свою ошибку:

— А вы правы… Ошибся. Заходить с черного хода и не мешать — это два дела, а не одно. Простите.

Грег отвернулся в сторону, сдерживая усмешку. Арно прищурился, на что адер спокойно заметил:

— Не буду мешать вашей беседе — пойду посмотрю на бедных девушек… Надо отпустить их души с миром…

Он и впрямь пошел на террасу и даже, кряхтя и принимая помощь от констебля Смита, залез в один из раскопов, что-то рассматривая там.

Арно проводил его негодующим взглядом:

— Осторожнее с адером. Он… Он не тот, кем кажется. — Арно повернулся к Грегу: — Мне жаль, что так случилось с девушками, но кто мог знать, что за тварь этот Хогг? Я думал, что он каждый год берет дежурства на Канун и Явление, потому что это самые оплачиваемые дежурства в году, а он… Он убивал на деньги налогоплательщиков. — прозвучало это донельзя пафосно.

Адер Уве снова влез в беседу, хоть и находился далековато:

— Суперинтендант Арно, позвольте напомнить: пока не проведено эфирное опознание, нельзя называть Хогга убийцей.

Арно скривился и, старательно игнорируя адера, протянул Грегу бумажную папку, которую держал в руках:

— Возьмите, Эш. Тут мое свидетельство об опознании эфира Хогга у вашего дома. — Он признался: — не люблю словесные игры. Нет опознания — не убийца, нет суда — невиновен… Виновен! Эфир Хогга сложно не узнать. Надо будет — я вам свидетельство об опознании эфира в парке пришлю.

— С чего бы? — не удержался Грег, старательно рассматривая снующего возле тел адера Уве.

Арно скривился:

— С того, что эта сладкая булочка вечно сует свой нос куда не просят — адер уже несколько лет старательно доводит всех местных жителей до белого каления своими расспросами. Будьте осторожны — он пронырливый тип. Он может и подтасовать результаты опознания эфира. А ваш хваленый Арбогаст может промолчать — они с Хоггом, Одли, Нешем и прочими из одной помойки вылезли. Будьте настороже. Не дайте себя заморочить.

— Благодарю за предостережение. — Грег еле сдержался, чтобы не сказать, куда надо запихивать такие вот «советы».

Арно вздохнул и явно почувствовал себя главнее: он в суперинтах пять лет ходит, когда как Грег только-только получил новое звание:

— И мой вам совет: наведите дисциплину в своем управлении. Это же не констебли, а сброд какой-то… Нельзя так… — он крутанул пальцем, изображая что-то затейливое.

Привычная ярость накрыла Грега — вот не Арно учить его жизни:

— А вы правы, — сквозь зубы процедил он. — Арбогаст, велите констеблям накинуть рубашки!

Парни замерли на миг, не понимая, какая муха укусила Грега. Арно самодовольно улыбнулся:

— Видите, как все просто. Только они у вас разбалованные — не спешат выполнять приказ.

Грег кивнул и громче сказал парням:

— Констебли Управления по особо важным делам! Сержант Арбогаст, доведете до всех информацию… — Алистер выпрямился, сверкая глазами и как-то нехорошо перехватил лопату, держа её наперевес. — Прошу обратить внимание: завтра в полдень суперинтендант Арно прочитает для личного состава лекцию…

Тот еще успел самодовольно улыбнуться, как Грег закончил:

— … по правилам проведения воздушных и солнечных ванн! Сгорите же на хрен, парни! Или в тень, или рубашки набросьте. Так, суперинтендант Арно?

Тот, прошипев что-то себе под нос — кажется, что-то о заносчивых сиятельных, — направился к своему паромобилю. Грег не удержался и в спину суперинту речных сказал:

— Не смейте лезть к моим констеблям, Арно! И не смейте мешать расследованию. За своими лучше следите. — Потом Грег вспомнил, что Хогг как раз арновский и замолчал. Не жизнь, а хрень полная…

Адер Уве вылез из очередной могилы:

— Что ж… Если лишние удалены, то я готов приступать к сверке эталона. Должен признать, что на двух телах точно есть следы эфира, а вот на двух других нет. Странно это.

Виктория, молчавшая все это время, спросила:

— Почему?

Адер пояснил:

— Всегда странно, когда мульти-убийца меняет правила в своих убийствах. На кере Хогг, впрочем, она как раз выжила, эфирных следов не было. Видите ли, я в то время принимал участие в расследовании, так что кое-что знаю не понаслышке.

Слышавший разговор Арно и Грега Одли не сдержался и пробормотал:

— Нос совали, адер?

Тот виновато развел руки в стороны:

— Можно и так сказать, смотря с какой стороны смотреть. Со стороны справедливости или со стороны нера Арно, больше пекущегося о покое сиятельных.

Вик тут же подалась к адеру:

— А почему на кере Хогг не было эфирных следов? В деле об этом ни слова. В тот день шел дождь?

Адер, вытирая огромным, клетчатым платком запачканные землей руки, отрицательно качнул головой:

— Нет, конечно. В Канун Явления, как и в само Явление, маги-погодники Аквилиты стараются и вызывают снег — в честь тех страшных, холодных дней, когда произошло Первое Явление. Дождя не было. Керу Хогг перед тем, как выкинуть в парке, тщательно вымыли.

— Крысы? — удивилась Вик. — Это как-то не похоже на портовых крыс, простите. Они не держат ванн. Да и душ зимой не устроишь.

Грег мрачно напомнил:

— Океан рядом. Смыть эфирные следы можно и в соленой воде, а не в ванне. И Петлянка опять же.

Вик передернула плечами:

— Твари… — Она нахмурилась: — Тогда что изменилось на следующий год? Не так… Через два года. Почему через два года стало неважно скрывать эфирный след?

Адер, словно этот вопрос адресовался ему, лишь пожал плечами. Виктория поджала губы, что-то решая про себя, а Грег, забираясь на террасу и мельком рассматривая тела, спросил:

— Адер Уве, по словам Арно, вы знаете всех живущих в этом квартале. Это так?

Адер улыбнулся, опять попахивая ванилью:

— Да, почти всех. Но, понимаете же, я не буду выдавать их семейные тайны. Увы.

— Достаточно краткой характеристики, — вскинулась Виктория. — Это уже даст информацию для размышления. Да и я смогу нанести всем подозрительным светский визит.

Адер развел руки в стороны:

— Дело в том, что подозрительных как раз тут и нет. Нет больных кожно-язвенной болезнью ни среди слуг, ни среди хозяев и их домочадцев, нет сильных магов, нет запечатанных магов, нет больных потенцитовой интоксикацией женщин… Это благополучный квартал. — он посмотрел в ближайшую могилу и добавил: — внешне благополучный квартал. Вот, смотрите…

Он махнул рукой на ближайший дом:

— Особняк нера Орвуда. Банкир, очень богат. Маг, уровень ученика. Красавица жена, трое детей — в свет еще не выведены, старшей как раз сейчас шестнадцать, так что в следующем сезоне выведут. Особняк лера Харрингтона. Ему сейчас за пятьдесят, отставной военный, прошел все восточные колонии. Тоже маг, тоже ранг ученика. Красавица жена, ей лет двадцать пять сейчас. Детей нет, как ни странно. Там особняк нера Оливейры. Фабрикант, слабый маг — уровень учителя с сильной натяжкой. Детей нет, жены тоже. Вдов. И вот на кого думать? А это только этот ряд домов… Сложно все. Некромантов тут точно нет, кроме временно проживавшего Брендона Кита, но на тот момент его не было в Аквилите. Заметили же, что возле каждого тела, даже возле керы Хогг, лежат мертвые жуки? Тут действовал некромант. Но его-то тут и нет. И среди крыс искать некроманта… Не связываются крысы с некромантами, скорее уже наоборот… — Он посмотрел на Грега: — я помогу, чем смогу, а могу я мало, увы.

Грегу стало казаться, что имя адер при посвящении богам выбрал из-за своего вечно добавляемого «увы!». Он предложил:

— Тогда, адер Увы… Уве, простите, — Грег поправился под смешок своих парней. Адер же махнул рукой:

— Не стоит просить прощения, не вы первый, не вы последний. Мне активировать эталон? — он достал из тайного кармана рясы металлическую пластинку. На неё уже для удобства была нанесена руна созвучия.

Грег нахмурился — он не был уверен в своей задумке, не был уверен, что у него выйдет, но попытаться-то стоит. Он спросил, зная о слабых эфирных возможностях адера:

— Четверть часа сможете удерживать активацию? У вас хватит сил?

— Хватит, конечно. — энергично кивнул Уве. — Могу и полчаса удерживать.

Грег хмыкнул: так может не хватить сил у него.

— Могу я поинтересоваться: зачем? — не скрыл любопытства адер. Впрочем, все парни были заинтересованы. Даже Вик пыталась понять происходящее.

Грег пожал плечами:

— Я объясню все потом — если получится, конечно.

Адер легко принял его уклончивый ответ:

— Как скажете. — Он отошел в тень, прислонился к широкому стволу дуба, словно собирался черпать силы из него, и закрыл глаза. Руна на эталоне засияла синим эфиром, и тут же похожий свет возник на двух телах в могилах.

Грег закрыл глаза, выстраивая эфирную карту Аквилиты перед внутренним взором, и рванул вверх, ища нужный огонек.

Взмывая вверх над городом.

Скользя по-над крышами.

Проверяя эфир на ту одну единственную схожую точку с эталоном. Она должна быть, если убивал не Хогг. Она просто обязана отозваться. Откликнуться несмотря на расстояния. Нужно только её найти. Если она есть, конечно.

Он летел, закладывая круг за кругом над эфирным, призрачным городом. Вот сияние эталона. Вот сияние двух тел.

Еще увеличить круг. У дома эфира нет — шаррафа смыла его. Плохо или хорошо, что вчера приехал Арно, узнавая эфир Хогга?

И дальше, дальше и дальше, вплоть до Танцующего леса, пока есть силы.

Что-то текло по подбородку — кажется, кровь пошла носом.

Грега качнуло влево, потом вправо, потом предательски подогнулись ноги — надо было не сиятельно гордо стоять, а просто взять и заранее сесть на землю — знал же, что может не хватить сил.

И нельзя сдаться, нельзя возвращаться в парк по прямой, снова закладывая уже сужающиеся круги над светло-голубыми от эфира крышами назад, продолжая искать то, чего нет.

Он осел на землю — точнее его бережно опустили. Грег еле смог открыть глаза. С одной стороны его поддерживал Одли, с другой, как ни странно, Кевин Смит. Не было лишней отозвавшейся на эфирный эталон вспышки эфира. Не было. Даже Хогг в подвале не вспыхнул эфиром — это как раз понятно, на нем магблокиратор одет. Значит… Значит… Это все же Хогг.

Виктория подала Грегу платок. Алистер притащил откуда-то запотевшую, всю в капельках влаги бутылку с ледяной колой — и где только отыскал тут аптеку?

Адер терпеливо, как и все парни, ждал пояснений. Пахло уже не ванилью, а чем-то горелым.

Грег пил большими глотками колу, чувствовал, как оледеневает все внутри — и от напитка, и от осознания: это сделал все же Хогг. Он убил этих четырех девушек. Он, возможно, заказал нападение на сестру. Сомнений быть не может.

Сделав последний глоток, от которого заныли зубы, он отставил бутылку в сторону и поблагодарил:

— Спасибо за помощь… Других вспышек созвучного эфира в Аквилите нет.

Одли выругался и встал. Отошел прочь, чтобы побыть наедине со своими мыслями. Грег снова повторил:

— Ни малейшего отклика созвучного эфира. До самых границ города. Дальше я, уж извините, не смог. Может, в управлении смогу дотянуться дальше.

Адер восхищенно сказал:

— А вы… Вы не мастер. Вы гранд-мастер по умениям и эфирным возможностям. Вам обязательно надо пройти запись эфирного эталона — для уточнения уровня дара. И для нашего спокойствия, конечно. В последнее время Аквилита кишит сильными магами. Тогда, пять лет назад так не было. Все сильные эфирники были наперечет, и все в Канун и в Явление были на виду — семейный же праздник.

— Вы проверяли алиби? Зачем? — тут же влезла с вопросами Вик.

— Затем, что темный ритуал можно скрыть за щитами. Только, повторюсь, сильные эфирники, способные держать щит Фидеса, а это на тот момент были два профессора из университета, были на виду.

Грег заставил себя встать — еще, к сожалению, надо проверить несколько мест. От одной мысли, что надо лезть в раскаленный на солнце паромобиль, было дурно. Грег посмотрел на ограду парка — кто-то уже вернул на место упавший дуб, уже даже убрали примятую деревом секцию забора, так что можно выйти на Морской проспект напрямую… Он посмотрел на задумчиво рассматривающего его адера и предложил:

— Надо еще проверить эфир возле моего дома… Может… Пройдемся?

— Почему бы и нет, — согласился адер. — Тоже не хочется ехать в паромобиле. Только хватит ли у вас сил?

— Поверьте, хватит.

Одли направился к паромобилю:

— Я вас буду ждать у дома, чтобы отвезти в управление.

Грег лишь кивнул — говорить было трудно. Идти было еще тяжелее, но кроме него никто не сделает эту работу. Надо. Только бы адер молчал всю дорогу, давая возможность восстановиться. Только адер молчать не умел. Увы.

Когда шли по узкой дорожке между домов, Уве спросил:

— Что вы думаете о случившемся, нер Эш?

— А вы? — вопросом на вопрос ответил Грег. Его еще пошатывало, но слабость медленно уходила прочь. В паромобиле его бы просто спекло и отправило бы в неприятный, совсем ненужный обморок. Тут хоть ветер обвевал.

Адер, кажется, не нуждался в собеседнике. Он говорил, говорил и говорил. Грегу пришлось сосредотачиваться, чтобы понять его и его слова. Асфальт под ногами проминался. Жарило так, что воздух колыхался у дорожки, рождая странные тени.

— … Я… Много что думаю. В основном пустое. Разум кричит, что это все дело рук Хогга. Сердце соглашаться не хочет — я помню еще перепуганного мальчишку со стылым взглядом, который спросил меня: «В чем тут божий урок? Что сестра должна вынести для себя из случившегося? Почему божье испытание такое жестокое?» И не смотрите так, он спросил, конечно, не такими словами, но суть я передал точно. И я не знал, что ему ответить. Он сам что-то для себя решил.

Грег еле заставил себя спросить:

— И кто побеждает: разум или чувства?

— Чувства. Я даже согласен оказаться… Кем вы там назвали своих пилоток?

Грег сглотнул вязкую слюну — горло пересохло, словно не он недавно выпил почти бутылку колы, которая неторопливо, но верно прогоняла липкую слабость:

— Оболтусами.

— Я согласен быть оболтусом, который не защитил эфирные эталоны, чем признать, что Хогг — убийца. Мне жаль вас — вам придется действовать по логике.

Грег поправил его:

— Мне придется действовать по закону. И никак иначе.

К дереву перед домом они с адером шли все же зря — эфир не отозвался. Оставалось только сверить в управлении эфир Хогга с самим Хоггом, и забыть о сомнениях в этом деле навсегда.

Глава 21 Нутрия

Голова гудела ровно так, низко, не прекращаясь, как будто Грег засунул голову в колокол. Тело налилось тяжестью в отместку за «полет» над эфирной Аквилитой. Даже пальцами не было сил пошевелить. Поднять веки и открыть глаза — совсем невероятное усилие. В темноте приятнее и не так гулко. Все же надо признать — он сиятельный идиот, обнаруживший на свою голову пределы в своей магии и шагнувший за них. Даже океан в сердце не спасал — сейчас его рокот было не слышно за гулом в голове. Лиззи, наверное, волнуется.

Где-то далеко в кабинете раздались скрипы, тихие слова, шаги, щелчок откинутого барабана — Одли убирал не пригодившуюся серебряную пулю: Хогг при снятии магблокиратора для сверки эфира не стал буянить и магичить. Он вообще на диво тихо себя вел.

Надо собрать оставшиеся силы в кулак, надо сжать челюсти и все же открыть глаза, хотя бы потому, что Хогг весьма обеспокоенно спрашивал у Одли:

— Эй, Вин, он у вас вообще как? Живой? — Слышать жалость в голосе Хогга было неприятно. — А то еще и это повесят на меня. Смотри, как сбледнул с лица — как бы душу богам не отдал.

— Живой, — пробурчал Одли. — Для тебя, идиота старался, между прочим.

Хогг громко заявил о своей непричастности:

— Я его об этом не просил!

Грег попытался открыть глаза, но не вышло — не хватило сил. За веками как шутиха взорвалась, вызывая алую боль, пронзившую голову от глазниц до затылка. Он прикусил губу, во рту стало солено от крови, но не помогло. Даже военная выучка не спасла — Грег не сдержал стон боли.

Одли буркнул:

— Еще бы ты об этом просил…

Чья-то рука тяжело легла на лоб, делясь силами. Кажется, он все же потерял сознание, потому что следующее, что он услышал, это был стук двери. Что-то зашипело, застучала, прыгая по столешнице железная крышечка. Одли как-то неуверенно крякнул, подошел ближе… Грег все же заставил себя открыть глаза — быть облитым колой он не хотел.

— Я… Сам… — И все равно, что чувствует себя расплывшейся в кресле медузой, у которой нет ни рук, ни ног.

— Живой! — возвестил Хогг, все так и сидя на стуле с закованными в наручники руками. Его конвоир продолжал истуканом стоять у двери. — Не говорили учителя: не умеешь — в одиночку не делай? Надорвешься, и в следующий раз Вина рядом не будет.

— Вали в пекло, — посоветовал Грег, тут же закашливаясь — в горле нещадно першило. Одли зачем-то постучал по спине. Трясущимися от слабости руками Грег взял ледяную бутылку с напитком и принялся пить жадными глотками. Знал, что лекарство, но слаще и вкуснее этой колы он давно ничего не пил. Даже та в парке не сравнится с этой бутылкой. Может, аптекарь что-то сам добавил в рецепт? Кола шибанула газом в нос, комком застряла в горле, потом куском льда затихла в животе, еще и зубы снова разболелись, все махом. Но несмотря на это до чего же было хорошо! Он снова ожил, и плевать, что струйки пота текут по лицу и шее, что промок воротничок сорочки, впрочем, не только он — Грег чувствовал себя мокрой мышью. Зато живой мышью. Мышью, полностью уверенной в вине Хогга. Кстати, что-то там еще за окраиной Танцующего леса было. Что-то неправильное, но сил Грега не хватило рвануть дальше. Надо телефонировать в Ванс — мелкую деревушку на границе герцогства и Тальмы. Если телефонную связь восстановили, конечно.

Одли вернулся на свое место — сел в кресло возле Хогга, рассматривая его бесстрастным взглядом. У Грега перед глазами все расплывалось, он потер пальцами веки, словно это могло помочь, и только сейчас заметил:

— А где адер?

— Ушел, — ответил Одли. — Ты отключился, он посидел, подождал и… Ушел. Велел передать, что уважает твое упорство, и просил сдаться разуму. Как-то так. Бумаги оформит и пришлет вечером. Все равно не к спеху.

Грег отставил пустую бутылку в сторону — живот разболелся, напоминая, что обеденное время прошло. Слабость накатывала волнами. Ничего, надо просто чуть-чуть потерпеть. Грег языком проверил ранку на щеке, решил, что само заживет, и посмотрел на Хогга — тот смирно сидел на стуле и ждал объяснений. И ведь должен понимать, для чего была проведена сверка эфира, но нет, сидит, сама невозмутимость! Несмотря на слабость, еда подождет — сперва надо разобраться с Хоггом. Грег с трудом собрался с мыслями:

— Сегодня в Приморском парке… Нашли тела четырех убитых девушек с развитыми признаками кожно-язвенной болезни.

Хогг напрягся, только сказал совсем не то, что ждал Грег:

— Хотите сказать, что Натали еще повезло, что она выжила после нападения? Вот же хрррень… — он подался вперед, заставляя Одли нервно выпрямляться: — я готов принести любые извинения лере Элизабет. Я готов выплатить любой штраф — у меня есть накопления, а деньги с собой на Ту сторону не заберешь. Хотите — я потом отсижу в тюрьме столько потребуете, хоть до самой смерти. Только сейчас позвольте присоединиться к расследованию. Помните, я говорил, что душу готов был продать за поиски тех тварей? Мое предложение все еще в силе.

Грег выдавил из себя:

— Никогда не покупал душу.

Хогг глухо рассмеялся, только смешно не было никому: ни ему, ни Грегу, ни сдавшемуся Одли:

— Поверьте, я её тоже никогда не продавал, тут мы оба новички. Пожалуйста, дайте шанс… Прошу.

Грегу пришлось признать: у Хогга актерский талант, не иначе! Даже он на миг поверил в его искренность. Пришлось напоминать себе и Хоггу:

— Дело в том, что на месте захоронения тел, найден ваш эфир. Точно ваш — вы же сейчас прошли сверку.

— Простите, что? — Хогг опешил, безвольно опуская руки между колен. — Объясните, я не совсем уловил вашу мысль.

Грег сдержанно сказал:

— Это вы убили тех девушек. Других эфирных следов на телах нет. Только ваш. У вас есть какие-нибудь внятные объяснения этому факту?

Хогг поставил Грега в тупик своими словами:

— Это мне за испуг леры Элизабет, да? Я оценил. — он дернул руками, пытаясь поправить волосы, и в последний момент вспоминая про наручники. Хогг опустил руки вниз. — Мать вашу, еще никогда настолько не пугался. Вы же шутите, да?

Одли вмешался:

— Хогг, такие тут шутки! Как только адер Уве пришлет бумаги, тебе выдвинут обвинения.

Одли впервые за все время назвал Хогга не по имени. Сдался. Принял тот факт, что Хогг — убийца. Сам Хогг на это внимания не обратил — он повернулся к Одли:

— Вин, в чем меня обвинят? В нападении на собственную сестру? В заражении вернийкой самого себя? В убийстве и заражении девушек? Так я уже не заразный. Причем давно, — он нахмурился. — Или я убивал уже заразных? Типа благородный мститель, чтобы не было таких, как я? Я правильно понимаю, да? Мстил всем заразным стрекозам мира за свою скорую смерть. Так, получается? Крррррасиво, мать вашу! Суду понравится — сейчас модно всякие заумные объяснения действиям мульти-убийц давать. Охренеть: я мульти-убийца!

Грег еле заставил себя выдавить через снова стиснутое спазмом горло:

— Да. Вы мульти-убийца. — Все же Хогг в чем-то прав: не хватает сил — не суйся повторно в тоже самое плетение. Чувствовать себя медузой противно.

— Слов нет, — пробормотал Хогг.

Одли тихо сказал:

— Не поверишь, у нас тоже нет.

Хогг скованными наручниками руками попытался потереть лоб:

— И вот это все… Из-за подвешенной перед вашим домом крысы, супеинт? Не слишком ли — настолько мстить? Перебор…

— Не зарывайся! — одернул его Одли.

— Я зарываюсь? Это вы за какую-то крысу вешаете на меня убийства и нападение.

Грег заставил себя выпрямиться — не дело валяться в кресле безвольной медузой:

— Крысой? Вы сказали крысой?

Хогг дернул плечом:

— Сами говорили про крысу.

Грег чуть качнул головой и тут же пожалел об этом — кабинет плавно закружился, а стол рванул к лицу, чуть не впечатываясь в него — хорошо, что Одли успел поймать в последний момент.

— Вот стоило тебе, Грег, ради такой-то твари так выкладываться? — Одли не сдержал бурчания. — Раз сделал — зачем второй раз полез, а? Он все равно этого не ценит.

Хогг с насмешкой напомнил:

— Я душу предлагал отдать, чтобы принять участие в поисках твари, напавшей на Натали, а вы вместо этого из-за какой-то крысы обвинили меня в четырех убийствах. Или даже пяти.

Грег продышал дурноту и сказал:

— Я говорил: грызун. Я не говорил: крыса.

Одли как-то полузадушенно кашлянул и признался, возвращаясь в кресло:

— Про крысу сказали Хоггу я и Вик. Я не думал, что это какая-то тайна. Прости.

Грег внимательно смотрел в глаза Хогга — даже адер Булочка сдался и сказал верить разуму:

— Так кого вы повесили перед моим домом?

— Лично я никого. Одли сказал — крысу. Я никого не вешал. И хоть убейте меня я не знаю, как мой эфир, которым я не пользуюсь, оказался на грызуне.

— Это была нутрия.

— Но мне-то откуда знать. — Хогг вновь развел в стороны ладони, насколько позволяли наручники. — Но для вашего сведения, чтобы потом не говорили, что я вас обманул: нутрию называют водяной крысой. А еще есть мускусная крыса — ондатра. От так от!

— Хоооогг, — буквально простонал Одли. Тот скривился:

— Это не я. Это вы все начали. Я лишь приехал на вызов и… Да… Я тогда перегнул палку, как и вы сейчас. Что-то еще? Я могу быть свободен? Устал, знаете ли…

— Хогг…

Тот посмотрел на Одли:

— Еще утром я был Грег. Впрочем, какая разница: когда и где умирать. Ну, умру раньше на полгода-год. Зато безболезненно.

Грег сухо сказал:

— Не умрете. В Аквилите мораторий на смертную казнь со вчерашнего дня.

— Вот я везунчик! Значит, догнию в камере, и все. И простите за испорченный следующий Канун — я не специально вам его испорчу. — Он демонстративно встал: — мои искренние поздравления: раскрыть такое преступление за один день — да вы герои! Столько улик на меня нашли!

— Дело веду не я, — все же пояснил Грег. — И я предпочитаю опираться на признания, а не на улики.

Хогг качнул головой:

— Не дождетесь. Я в эти игры не играю. Я не убивал тех девушек. Мне признаваться не в чем. — он обернулся в дверях: — кстати, о крысах… То есть о нутриях. Увозите леру Элизабет из Аквилиты. Вы же уверены, что угрожал ей я. Вы забудете об угрозах, и вот тогда… Тогда он нанесет удар по лере Элизабет. Тогда, когда вы расслабитесь. Удачи, неры!

Одли только выругался себе под нос, когда дверь за Хоггом закрылась.

Грег снова расплылся в кресле без сил.

Проклятая нутрия все испортила.

Одли внимательно осмотрел Грега и вынес неутешительный вердикт:

— Давай-ка ты домой, что ли… Вики сама справится с делом Хогга — все равно ленивый Вернер вскрытия будет делать только завтра, а без его экспертизы обвинение в убийстве не предъявишь.

Грег потер глаза — в них словно перца сыпанули:

— Я сейчас приду в норму. Просто надо чуть поесть — с утра ни крошки во рту не было.

Одли понятливо встал:

— Сейчас принесу еду. Только ты подумай насчет домой. Лиз понятливая лера, перед ней не стыдно быть слабым.

Грег фыркнул, еще сильнее расплываясь в кресле:

— Я столько раз перед ней был слабым, что как-то не хочется снова её пугать. Отлежусь… В смысле отсижусь, приду в себя, а там видно будет. Хочется быть защитником от любых угроз, пусть даже и мнимых, а не вечным неудачником.

Одли замер в дверях:

— Неудачник — это не про тебя точно! Сейчас вернусь — не смей умирать тут…

Грег прикрыл глаза — умирать он точно не собирался. Ему еще дело Хогга бы понять. Разобраться бы.

Проклятая нутрия. Это не улика. Это как раз то, что Грег всегда принимал в расчет — случайно оброненное слово, случайное признание, случайное доказательство… Невиновности Хогга? Или его хорошей подготовки к преступлению?

Пекло! Что ж так непонятно-то все. Эфир не подделать. Во всяком случае он не знает способов, но… Это не значит, что нет тех, кто знает. Прогресс, вот же хрень, не стоит на месте. Если отбросить в сторону эфир, железобетонное, между прочим, доказательство вины Хогга, то…

То лишь Марк и сможет помочь. Лишь он может прочитать мысли Хогга и уверенно сказать, виновен тот или нет. Только сюда Марк не приедет, а везти Хогга к нему — выдать секрет друга. Сказать, что нужна консультация Брендона? Он сильный колдун, он хорошо разбирается в проклятьях. Может, он что-то подскажет. Главное, чтобы Одли не выдал, что Хогга не раз обследовали на проклятья. Может даже, Брендон знает возможный темный ритуал, который по мнению адера Булочки провели в парке. Самую длинную ночь, ночь темных сил, тоже легко не выкинешь из расследования. Такие совпадения далеко не случайны.

Грег потер продолжавшие гудеть виски. Заменить одно другим. Спрятать Марка за интересом к Брендону. Отвлечь внимание ложной целью.

Он резко сел в кресле, чувствуя себя последним идиотом.

— Вот же хррррень… — прозвучало не так душевно, как обычно — сил даже на ругательства не хватало.

Брок сказал, что дела с угрозой и трупы в парке никак не связаны. Как бы не так! Это звенья одной цепи, которую они взялись разматывать совсем с другого конца. Ложного конца! И это только вина Грега. Его привычная эгоцентричность сиятельного. Сегодня он не раз показал, что сиятельный идиот. Еще и эгоцентрик.

Одли, вернувшись в кабинет и ставя на стол тарелку с пирожками, пробурчал:

— Ты как-то странно выглядишь.

— Смотри… — начал Грег, отмахиваясь от Одли и пирожков. — Меня вчера предупредил Оливер… Фейн, в смысле, что на Лиз может начаться охота. Он из лучших побуждений, но уж лучше бы молчал! Вдобавок, сосед нер Леоне упомянут в деле вернийских шпионов… Вчера же Лиз выследили и вызвали полицию, якобы на ограбление нашего дома. Приехал Хогг. Полагаю, он всегда мчится в наш район из-за крыс — случай с сестрой ему не дает покоя. И тут же подряд две угрозы — сперва на крыльцо вешают крысу, а когда я не среагировал на угрозу, тащат еще и эту… Нутрию. С запиской. Чтоб уж точно. А потом всплывают трупы в парке — неожиданно для всех.

Одли не понял, для чего перечислять очевидное — пожалуй, он только про предупреждение Фейна не знал:

— И…? Лиз просто бросили под Хогга — думаю, не успей примчаться Брок, приехал бы кто-нибудь вернийско-заинтересованный на спасение Лиз.

Грег в упор посмотрел на Одли:

— А если это Хогга бросили под меня? Вдруг он что-то узнал о трупах? О нападении на сестру?

— Эм… Он бы сказал — как причину для подставы. Он не стал бы молчать.

— А если это что-то, чему Хогг не придал значения? Но что-то важное? Просто он не осознал, что это имеет отношение к… Какому-нибудь преступлению. Хогг — почти единственный умный среди красивых речных пилоток. И еще его явные дежурства возле парка. Он же утром что-то там делал.

— Вот же… Грег, ты понимаешь, что это слишком зыбкие домыслы?

Грег прикрыл глаза и принялся перечислять очевидные факты:

— Лиз до вчерашнего задержания уже была на Морском проспекте в костюме мальчишки — тогда, Провал, помнишь? Узнать, что мы купили особняк на Морском, проще простого. Моя репутация так же известна — я могу забить и до смерти, если тронут меня или мое. Газетчики постарались с фиксограммами из подвалов Особого… Убрать Хогга можно и не моими руками, но тогда возникнут вопросы, а так никаких вопросов — взбешенный сиятельный, чью жену задел Хогг: посмел задержать, обвинить в краже, еще и угрожал… Все, как по нотам. Заметь, как Арно постоянно в курсе дела, и как он изящно раз за разом сливает Хогга.

— А ты беситься не захотел, — задумчиво сказал Одли.

— Именно! И тогда подкинули крысу повнушительнее и записку для сиятельного идиота написали.

— Но как тогда объяснить эфир?

Грег развел руки в стороны:

— Если бы я знал… Надо показать Хогга… Брендону. — Он чуть не сказал Марку.

— Ты думаешь, он приедет? — Одли был скептически настроен.

— Нет, конечно. Дела на фронте идут совсем плохо. Зато я могу привезти Хогга к нему. Заодно и Лиз вывезу из Аквилиты — проверим и первоначальную версию с Лиз.

Одли веско сказал:

— Я с вами. Грег то еще шило.

— Который? — в шутку уточнил Грег.

Одли поморщился и признался:

— Вы оба.

Он придвинул тарелку к Грегу:

— Ты ешь давай… И, чуть не забыл! Тут же комиссар телефонировал! Хорошая новость: шаррафа не только пригнала песок и жару, она и пароход из Генры чуток подтолкнула. С боевыми амулетами. Пароход ждали завтра, но он уже зашел в порт — стоит под разгрузкой. Комиссар сказал, что от щедрот принца Анри и полиции выделят пару коробок с амулетами. А ночью грузовой конвой с амулетами отправится к линии фронта. Сперва хотели дирижаблями, но шаррафа спутала все планы.

Грег выбрал пирожок позажаристее и сломал его пополам, проверяя начинку:

— Вот с этим конвоем мы и отправимся вместе с Хоггом.

Одли, тоже беря пирожок, признался:

— В схватке лер-кер всегда выигрывает лер, потому что важность леров всем ясна и без пояснений.

— Вот на этом меня и поймали. И, кстати, важность леров крайне преувеличена. — Грег потер переносицу и сказал: — телефонирую я Фейну: вдруг он что-то знает о подделках эталонов.

Глава 22 Новое нападение

Виктория, отправив своих уставших и грязных констеблей обратно в Управление, вместе с Кевином Смитом из Речного пошла обходить с опросом дома, в которых по сведениям адера Уве проживали маги. В остальные особняки направились «воспитанные» пилотки Арно. Виктория была готова на что угодно клясться — толку от этого не будет. В квартале, подобном этому, никто никогда ничего не замечает, а если и замечает, то докладывает только хозяину — высший свет старается держаться подальше от полиции и всего того, что может привести к порче репутации.

Худой, немножко сутулящийся Смит явно стеснялся и даже не пытался заговорить с Викторией — он шагал на шаг позади, мрачно пытаясь смириться с чем-то. Судя по поджатым губам и залёгшим между бровей морщинам, не сильно-то у него и получалось.

Когда подошли к дому Орвудов, Смит опередил Викторию, сам постучав в дверной молоток — тут не доверяли электричеству и новомодным веяниям. Дверь открывать не спешили, хоть в мозаичном окне и мелькнула чья-то размытая фигура. Виктория смутно по прошедшему на прошлой седьмице вечеру в мэрии помнила чету Орвуд, точнее нера Орвуда — в летах, немного суетливого и болтливого.

— Лера Хейг… — Смит споткнулся на обращении и поправился: — простите, инспектор Хейг…

Она благосклонно посмотрела на констебля:

— Слушаю вас.

— А может… Хогга прокляли?

Виктория поняла, что Смит еще не готов сдаться под натиском улик. Неопровержимых, кстати.

— Храм должен был проверить. Даже если не проверили, то сейчас на Хогге точно нет проклятий — его осматривали после задержания. На нем нет проклятийных плетений. Суперинтендант Эш хорошо разбирается в проклятьях.

Смит возмущенно дернул плечом, и Вик одернула парня:

— Только не надо говорить, что он предвзят. Если бы то, что случилось с лерой Элизабет, произошло с какой-нибудь лерой из другого рода, то, поверьте, от Хогга бы ничего не осталось. Леры не прощают такого отношения.

Смит промолчал. Кажется, он всерьез думал о предвзятости Эша.

За дверью особняка не было слышно ни звука, и констебль вновь неуверенно потянулся к молоточку, но Виктория отрицательно качнула головой:

— Не стоит раздражать дворецкого — он и в первый раз хорошо расслышал. Просто не спешит открывать — мы же полиция. Можем и подождать.

Смит вздохнул и выдал новую версию случившегося с Хоггом:

— Может, на него навели порчу?

Виктория пожала плечами:

— Её следы бы тоже обнаружили. — Она задумалась и призналась: — Хотя я не уверена, что Хогга проверял колдун — колдуны не служат храмам.

Она знала лишь одного колдуна, который служил храму, точнее отцу Маркусу. Жаль, что они оба уехали в Вернию. Сейчас знания Брендона могли бы пригодиться.

Смит ожил:

— Видите, может же быть! И тогда на серже нет никаких этих плетений… Зато все, к чему он прикасается… — Кевин понял, что говорит что-то не то и сник.

К счастью, дверь открыли, и молодой лакей — даже не дворецкий, — возвестил, старательно глядя в никуда — лучшего способа показать, что констебли — пустое место, он не смог придумать:

— Полиция приходит с черного входа, керы! — Он дважды оскорбил их: и когда послал, как прислугу, к другому входу, и когда обозвал керами, когда как констебли приравнивались к нерам по положению. Лакей попытался закрыть дверь, но Смит мертвой хваткой повис на ней.

Виктория тем временем крайне капризным и скучающим голосом, тем самым, почему-то считающимся благородным, представилась, протягивая визитку:

— Лера Виктория Хейг, инспектор полиции Управления по особо важным делам. — На визитке тиснением с золотом был напечатан её полный титул. Лакей сглотнул, побелел и сдался, принимая визитку и провожая Викторию и Кевина в дневную гостиную, а сам спешно побежал за дальнейшими инструкциями. К инспектору с сиятельным титулом этикет их чопорного общества был не готов.

Виктория выбрала кресло в глубине гостиной, подальше от раскаленных солнечных квадратов на полу. Смит, тоже бледный, как лакей, замер стоя возле её кресла. Он с удивлением рассматривал безвкусную на вид Вики роскошь гостиной: изумрудные обои с позолотой, хотя уже пару лет как доказана ядовитость зеленой краски, толстые ренальские ковры на полу, сейчас беспощадно выжигаемые солнечным светом, картины в классическом стиле, вычурная мебель без единого изъяна — ни вытертой обивки, ни сколов на дереве — между прочим, истинная роскошь как раз заключается в несовершенстве и потрепанности мебели, ведь это значит, что ею пользовалось не одно поколение рода. Обыкновенные нувориши, которых сейчас полным-полно после промышленной революции. Семья Ренаров тоже разбогатела относительно недавно, но отец никогда настолько не кичился деньгами, как эти Орвуды.

Виктория предложила Смиту, рукой указывая на другое кресло:

— Присаживайся!

Только парень упрямо качнул головой — Арно их хорошо выдрессировал. Или Хогг?

— Не положено. — Он сделал шаг вперед, чтобы Виктории не приходилось оглядываться на него и пробормотал: — Так что насчет порчи? Так и болезни передают… Ну я слышал, во всяком случае… Бабка пугала, постоянно заставляла держаться за ухо при виде черного кота или плевать через плечо… Она говорила, я сам не знаю, там сперва прячут болезнь в яйцо, яйцо передают кому-нибудь, яйцо лопается и… Или через какой-нибудь предмет… Я слышал, даже через волос можно порчу навести. Хотя вроде кровь надежней. — Кевин старательно придумывал планы по спасению Хогга и все больше запутывал Вик.

Вик нахмурилась: с передачей болезни, кстати, вариант! Это хорошо Смит придумал. Весьма возможный вариант — они даже болезнь знают: кожно-язвенная в третьей неизлечимой стадии. Кто-то с вернийкой передает её Натали Хогг, от неё болезнь попадает на Хогга… Причем болезнь не отступает, требуя новых и новых жертв порчи. Проблема в том, что порча — темный ритуал, а свидетельств его проведения у них не было. Вик сдалась:

— Дело в том, что нет светлых ритуалов с порчей, Смит. А свидетельств за темный ритуал у нас нет. Адер Уве говорил, что не было данных за темный ритуал. — Она понадеялась, вдруг этот генератор идей еще что-нибудь придумает.

Смит не придумал. Погрустнел и затих.

Вик сама продолжила:

— Тогда надо искать женщин, которые могли бы заразиться вернийкой.

Смит как-то обреченно спросил:

— Почему женщин? На сестру Хогга напали мужчины.

— Потому что мужчинам проще уживаться с вернийкой. Опуская тот весьма странный и щекотливый момент, что мужчина, больной вернийкой, приобретает в обществе мужчин вес, считаясь весьма знатным любовником, когда как лера в такой же ситуации становится падшей и теряет репутацию, так еще и мужчины весьма удачно прячут язвы под одеждами. По тому же Хоггу и не скажешь, что у него вернийка, пока язвы не переползут на лицо. А женщины вынуждены демонстрировать свои плечи и руки в вечерних и бальных платьях — язвы скрыть в таком случае не получается. И на больную вернийкой леру падает вечный позор… Весьма возможно, что надо искать не мага, а магиню. С даром некроманта. И с печатью… — Она потерла висок. — Нет, не с печатью — с магблокиратором или механитами, прячущими эфирное сияние. Надо составить списки проживающих тут женщин и передать их в инквизицию обеих ветвей храмов — пусть проверят всех на потенцитовую интоксикацию… И я все равно не понимаю, как смогли скрыть черный ритуал. Щит Фидеса держать крайне нелегко, это я по собственному опыту говорю. Если адер Уве не лгал, то… Никто не мог помогать со щитом в те дни.

Смит вздохнул:

— Серж говорил, что этот адер его до белого каления доводил своей дотошностью… Он говорил, что адер Уве был одержим этим преступлением.

Вик нахмурилась — с одной стороны, служитель богов и должен быть таким самоотверженным и верным в установлении правды, а с другой, слова Смита звучали как-то зловеще: адер Уве — не инквизитор. С чего бы ему так с головой влезать в это рядовое преступление? Напали портовые крысы на керу — не знаковое преступление, чтобы так с головой в него уйти. В Северном дивизионе по три-четыре нападения на женщин за седьмицу бывает. И что-то адер Уве не бросается их расследовать…

Забавно, дело совершенно очевидное с точки зрения улик. Просто цепь невероятных совпадений, и… Хогг точно виновен — улики не умеют лгать. Только она сейчас, как Грег, хотела получить кроме улик еще и признание Хогга. Брок со своей контрабандой научил её одной простой мысли: важно еще разбираться в мотивах. Все может оказаться не тем, чем кажется. Брок вообще мир спасал. А Хогг? Она отмела в сторону крамольную мысль, что тот спасал какую-нибудь любовницу из лер. Дар Хогга проснулся после нападения, а не до.

Нер Орвуд, который к ним со Смитом спустился спустя всего четверть часа оказался, как и помнила Вик, суетливым и болтливым мужчиной. И, естественно, ни он, ни его домочадцы ничего не видели и не знали. Это было сказано так категорично, что стало ясно — он даже расспрашивать никого не собирается. Канун они вообще проводили за пределами Аквилиты, только сейчас вернулись. Нер Орвуд, как жалобу, произнес, что постоянная смена власти городу не на пользу пошла. Смит записал в блокнот его показания — было видно, что он постарается их проверить. Надо будет сделать запрос в таможенную службу. Хорошо, что это Аквилита — тут просто так город не покинешь.

В следующем доме им с Вик тоже были не рады, но лер Харрингтон хотя бы пообещал, что расспросит слуг. Позволить сделать это Смиту он разрешения не дал. Лера Харрингтон оказалась чудесной красавицей с белоснежной, без единого изъяна кожей, с черными, как вороново крыло волосами и удивительно яркими синими глазами — такие красавицы и без приданого легко находили мужей. Странно, что такая красавица вышла замуж почти за старика — у неё с мужем была разница почти в четверть века. Сейчас это уже осуждалось. Тот же Эван разницу в десять лет между ним и Вик считал катастрофой… Хотя, с другой стороны, у такого брака, как у Харрингтонов, есть одно большое преимущество — мужчина уже нагулялся и знает, что хочет от супруги. Как правило, в таких браках мужчина сохраняет верность.

Канун и праздники по словам лера Харрингтона они проводили в лесу Сокрушителя, снимая там небольшую хижину. Он даже принес в качестве алиби документы об аренде хижины. Весьма предусмотрительно сохранять такие документы. Только добраться из леса Сокрушителей до парка пара часов всего. Это не алиби — ночь в Канун длинная. Все можно успеть, было бы желание.

Нер Оливейра дома отсутствовал. Их со Смитом принял дворецкий, который сообщил, что нер Оливейра в Канун всегда покидает Аквилиту — встречает Явление с семьей в Арселе.

Вик вздохнула — все три вероятных подозреваемых с алиби. Хоггу катастрофически не везет! Или он все же виновен. Она спустилась с крыльца дома Оливейры и замерла: несмотря на ветер и зной, улица ожила. Гуляли дети, запуская воздушных змеев, следили за их прогулкой гувернантки, сейчас немного встревоженные — они привыкли проводить это время в парке, а тот был еще закрыт без объяснения каких-либо причин. Один из мальчиков лет пяти увлекся змеем и не заметил бордюр. Мальчишка упал, громко при этом крича. «Ноа явно бы на стала дружить с таким плаксой», — машинально подумала Вик. Няня тут же бросилась к мальчишке, утешая его странным стишком — уж лучше бы домой его отвела и промыла ранку:

— Боль твою отдам ромашке,

Та отдаст её букашке,

А букашка улетит,

И у Стива не болит.

Вик вздрогнула:

— Кажется, я знаю, как могли передать вернийку сестре Хогга. И как Хогг забрал болезнь себе…

— Все же порча? — вскинулся усталый, потный Смит. В его глазах плескалась внезапная надежда.

— Абсолютно светлый ритуал. Только я не уверена, что его можно так-то осуществить. И, главное, как поймать преступников. Не ждать же следующего Кануна.

* * *

Элизабет устала — наверное, из-за болезни она тяжело переносила зной. Дел же накопилось немало, и ради Грега она упорно ими занималась, проведя всю первую половину дня в разъездах. Она даже лекарство с собой захватила, не надеясь оказаться дома в обед. Они побывали с нером Чейзом, управляющим артефакторной фабрики Фейнов, в мастерской Риччи, договорившись об обучении для начала десяти рунных кузнецов, потом они поехали в Ветряной квартал, где выбрали место для будущей фабрики — поближе к воде, так как Чейз не хотел полагаться только на дирижабли. Ривеноук никогда не застывала, так что её легко можно было использовать, как транспортную артерию. Они провели несколько собеседований с кузнецами, дали в газету объявление о наборе рабочих и строителей, отвезли в мэрию всю необходимую документацию, и вот сейчас собирались ехать на переговоры с профсоюзами, спасая Эвана Хейга, как тут…

Элизабет замерла у крыльца мэрии, рассматривая как со стороны грузового порта через Поля памяти потянулся в горы черный, едкий дым. Он затягивал полнеба, извиваясь как клубок черных гадюк по осени в ямах, и только все больше и больше усиливался.

— Что это? — спросил ничего не понимающий Чейз. Если бы Элизабет знала!

Дымный столб рос и рос, погружая город в воняющую гарью мглу, даже ветер шаррафы не справлялся, заставляя кашлять и вспоминать добром маски Вечного карнавала. Элизабет, кстати, давно перестала носить с собой маску. Зря, как оказалось.

— Это что-то горит в порту. Что — я не знаю.

Гулкий, пробирающий до костей взрыв сотряс город. Элизабет громко сглотнула — уши заложило. Сердце трепыхалось в горле. Вспомнились страхи о налете на город. Только среди дымов не было дирижаблей. Еще не родился тот сорвиголова, кто сможет плыть в шаррафу. Высоко в небеса рванули языки пламени. Даже страшно представить, что так сильно могло гореть, если даже тут, через холмы Полей памяти, было видно пламя.

Загудел ревун, призывая к вниманию, а потом раздалось объявление о пожаре в грузовом порту с просьбой к жителями сохранять спокойствие и не находиться на свежем воздухе, заодно закрыв и все окна и двери.

Лиз вздохнула:

— Нер Чейз, езжайте домой, пожалуйста.

— А вы? — мужчина внимательно посмотрел на неё.

— А я магиня. Я обязана предложить свою помощь в борьбе с пожаром.

Она направилась в сторону управления — Грег сегодня весь дань был странно опустошен эфиром, и она переживала за него. Явно же его позовут на пожар, как было на прошлой седьмице. Странная тенденция в Аквилите складывается — ни седьмицы без сильного пожара!

Грег в своем кабинете сидел и думал над другой тенденцией, куда как более частой: Жаме привел к нему мелкого мальчишку лет десяти из Ванса. Мальчишка, давясь слезами и колой, которую ему принес Одли, быстро говорил — непонятно, зато крайне живо:

— Папка сказал: «Тикай!», когда эти полезли… Мы на рыбалку шли по краюшку… Кладбища… Мы никого не трогали, а тут эти… Кости, глазища сияють, мычат… Папка и заорал тикать, а сам остался. Кинулся значится на этих, чтобы они за мной не побегли. Они и побегли, токмо я быстрее. Я до храму и ну бить в набат… От адера прилетело — все же спали ишшо… А тут эти показались на краю деревни… Мычат, шатаются, ползуть… Глазища — во! А клыки… И как все побегли в храму. Адер даже ухо мое отпустил, и я к папке… Телефона-то не работаеть. Я к папке рвался, а потом понял, что надо не к папке, а надо сюдыть… Я и побежал. Бежал, бежал, а потом меня подвезли, а потом я снова бежал — деньги́-то потелефонировать нетути… Я и бежал. Спасите папку! И это деревню тож спасите. Они там в храму сидять, до них не доберутся, а вот папка… — он громко икнул.

Грег сомневался, что от «папки» там хоть что-то осталось.

Он посмотрел на Одли:

— Парни…?

— На пожар в порт по тревоге все уехали, — пробурчал тот.

Грег потер переносицу:

— Как ты думаешь, если возьмем с собой Хогга, то это не будет расцениваться как издевательство над задержанным?

Глава 23 Немертвый

Эван приехал в порт, когда горела его уже треть, если не больше.

Горела «Жемчужина Генры», исходя белым дымом, который то и дело разрывался снопами ярких искр. Горели похожие на журавликов краны вдоль береговой линии — там дым был привычно черным, клубящимся как воздушные змеи. Горели склады. Горели выбегающие из дыма люди. Их было уже не спасти — даже полностью облитые водой они продолжали гореть. Некоторые не горели, но падали замертво, вдохнув дым — он выжигал легкие под чистую.

Парни Арбогаста растягивали огромный щит Фидеса — прошлый пожар в Ветряном квартале их этому научил. Оказывается, от Ноа и Ренара Каеде все же есть толк, и он вернется домой, если… Когда это закончится благополучно, и отменит наказание для Ноа, Вик, Одли и остальных. Все равно вчера Брок забывшись угощал пирожными Вики и Элизабет. Главное помнить, что на Ноа стоит качественная печать — её ставил сам отец Маркус. Такая печать не слетит даже у демона, так что не стоит вглядываться в пламя с боязнью увидеть в нем Ноа.

С протяжным стоном и громким взрывом последнего котла, до последнего обеспечивающим электричеством судно, бедная «Жемчужина Генры» пошла ко дну. Ожидаемо, пламя не гасло даже под толщей морской воды. Огненные языки колыхались, как щупальца кракена, вырываясь на свободу, пока судно не скрылось в темной, безнадежной глубине. Только тогда пламя захлебнулось водой. Металл трещал, сжимаясь, судно плакало, но погружалось все глубже и глубже. И ни одной спасающейся фигурки с «Жемчужины». Хотелось верить, что все, кто мог, уже покинули ее. Хотя фосфор не дает ни малейшего шанса на выживание — без противогаза он выедает легкие так, что ни один целитель не спасет.

— Сколько градусов на солнце? — хрипло уточнил Эван, спешно рисуя кровью на мостовой первый знак — таких еще понадобится дюжина, не меньше, чтобы выжечь под щитом Фидеса весь кислород — иных способов погасить фосфор нет. Достать растворы меди в нужных количествах сейчас невозможно.

— Сорок три-сорок четыре, — сглотнул стоящий рядом Брок. — Пожар начался при разгрузке. Это значит…

Эван на миг прикрыл глаза — в трюмах сыро и прохладно, а попав на солнце фосфор самовоспламенился. Команда судна не знала, что перевозила, как не знали и крановщики. Сейчас во всей Аквилите с трудом можно найти тень и прохладу.

— … что нер Чандлер не одинок в своем стремлении заработать на фальшивых амулетах. В Генре более мягкий климат. Там не бывает шаррафы, там не бывает таких запредельных температур на солнце. — Эван выпрямился и помчался дальше — знаки надо поставить на определенном расстоянии друг от друга. Сейчас он был не готов шагнуть в ядовитое пламя — у него нет ни единого шанса там выжить. — Это значит, что игра куда как сложнее, чем нам казалось во время расследования фальшивоамулетничества.

Брок следовал за Эваном и помогал запитывать знаки — к услугам Эвана все силы Вики, но и их может не хватить — порт огромен:

— И кому это может быть выгодно…

Эван скривился, снова своей кровью рисуя знак:

— Если бы я знал.

Брок вздохнул:

— Что-то часто мы гореть стали…

Он еще не знал, что чаще все же стала подниматься нежить на кладбищах, лишенных защитных и сигнальных амулетов.

* * *

Черный, липкий дым остался позади. Асфальт прогрелся, становясь мягким, как трясина. Казалось, если паромобиль чуть сбавит скорость, то его просто засосет и расплавит. Столбы вдоль дороги стояли с оборванными проводами. Воздух над дорогой дрожал. Ветер гнал прочь алый песок — говорят, он полезен для земли. Так ли это, Грег не знал. Ему хотелось одного — свежий глоток воздуха без примеси зноя и пыли. Окна паромобиля были открыты настежь, но легче от этого не было.

Одли привычно сидел за рулем. Паромобиль несся на север в сторону Ванса — мелкой деревушки на границе с Тальмой. По левую сторону от дороги тянулись засаженные чем-то поля — трава на них была в плотной алой корке песка. Казалось, что она молила о дожде. Нормальном дожде. Справа вставали леса. Пахло разогретой смолой, тягучим летним полднем из тех, что порождают беспричинный страх, и пылью. Тени уже были длинными — солнце покинуло зенит и ползло к кромке еще неспокойного океана. Сердце Грега тоже было неспокойно — не поднимаются кладбища просто так. Вторую ночь подряд. Это могло быть совпадением, но… Слишком редким совпадением, и потому надо помнить, что под Аквилитой самая большая костница в мире. И если подъем нежити произойдет там… То, боги, храните Аквилиту! Тем более что сейчас катакомбы впервые за пять сотен лет доступны всем. Костные твари — самые опасные и самые безжалостные. Даже мифические вампиры не столь страшны — вампирам нужна кормовая база, и они не вырезали подчистую селенья. Да и была версия, что вампиризм — всего лишь болезнь.

Хогг на переднем сиденье судорожно просматривал учебник для некромантов — ветер трепал страницы, пытаясь их закрыть, словно ему не нравилось еще не запретное искусство. Учебник по некромантии Грег почти насильно забрал в библиотеке из закрытого отдела. Не то чтобы Хогг был их единственной надеждой, но с Хоггом будет в разы проще. Если справится в Вансе, то потом его нужно будет провести через все кладбища Аквилиты для профилактического упокоения. И храмы заставить по новой освятить все захоронения и места битв. Пожалуй, даже Аквилите душ из святой воды не повредит — как только чуть стихнет ветер и позволит подняться в небеса дирижаблям.

Хогг водил пальцем по стандартной пентаграмме для упокоения кладбища:

— Знаете, все же надежнее мне выдать револьвер с серебряными пулями, вот честное слово! Я не обучен. У меня может не получиться.

Грег, прижимая к себе свое негаданное счастье — Лиззи, — в который раз напомнил:

— Ты некромант. У тебя все получится. Мы обеспечим тебе защиту, пока ты будешь выводить знаки на земле и запитывать их. Пустишь свой эфир, и нежить сама упокоится. Причем на милю в диаметре — не придется бегать за ней по всем кустам.

Хогг захлопнул книгу — кажется, нужные знаки ему уже в сетчатку врезались:

— Я необученный некромант. Был бы я обученным — я бы вам все трупы, найденные в парке, поднял бы и заставил их говорить, что я невиновен. Но я не обучен! Мне запрещено…

— Я тебе разрешаю, — в который раз сказал Грег. Лиз не сдержала смешок, дыханием щекоча шею Грега. — Успокойся — у меня есть право разрешать любые ритуалы.

Хогг не сдавался — вот упрямый он до ужаса:

— Давайте, я нарисую вам всю эту хрень, а вы потом запитаете эфиром — надежней будет.

Грегу пришлось объяснять прописные истины — даже Лиз заинтересованно смотрела на него, а не только Хогг:

— Не получится: конфликт направленностей эфира. — Хорошо хоть Одли это знает: он старательно прятал смешинки в уголках рта.

— Чё? — не понял Хогг.

— У некромантов эфир другой. Как и у колдунов. Мой эфир не запустит пентаграмму. И эфир Одли не запустит.

Хогг посмотрел на заднее сиденье, выразительно задерживая взгляд на Элизабет — та не удержалась и показала ему язык, как портовый мальчишка:

— А эфир ведьм…?

— А Элизабет, Хогг, не ведьма. Она эфирница. Магиня. Активировать пентаграмму можешь только ты. — Грег подсластил пилюлю: — а потом сколько хочешь пали из револьвера серебряными пулями.

Хогг скривился:

— А наоборот…

— Нельзя, — отрезал Грег. — Ничей иной эфир не запустит пентаграмму — только эфир некроманта. Иначе у нас каждый мало-мальский маг создавал бы себе армию из нежити. В том-то и дело, что некроманты — редкость, и все, как правило, служат храму. Удивительно, что ты не монах.

Хогг развернулся на сиденье и вновь открыл книгу на той самой «стандартной пентаграмме упокоения»:

— Адер Уве при всей его настойчивости быстро отказался от этой идеи.

— Вот это и удивительно, — отозвался Грег, крепче прижимая к себе Элизабет. Её эфир возвращал силы. Грег осторожно поцеловал Лиз в висок: — солнышко моё…

Хогг снова бросил взгляд на заднее сиденье, смутился от увиденного и уткнулся в книгу. Его уши подозрительно заалели. Вот казалось бы: всего лишь объятья, всего лишь невинный поцелуй. Впрочем, это проблемы Хогга, а не его. Грег посмотрел Лиз в лицо:

— Плетение огня помнишь?

— Конечно, — кивнула она.

— Может… Повторишь?

Лиз послушно выпрямилась — Хогг снова развернулся, зачем-то старательно запоминая движения пальцев Лиз. Она раз за разом, как будто специально для Хогга, зажигала и гасила огненный шар. Хогг втихушку повторил за неё движения — огонь, закономерно, не зажегся. Это не ускользнуло от Одли:

— Грег…

Вскинулись привычно оба: Хогг, почему-то махая дымящимися пальцами, и Эш:

— Что?

Одли скривился и уточнил:

— Грег, который Хогг. Учи пентаграмму. Не заставляй меня думать, что лер Зонт был бы в наших условиях надежнее тебя.

— Лер кто? — не понял Хогг, дуя на обожженные пальцы.

Одли хмыкнул:

— Вот выживешь в заварушке с нежитью, и Грег… Тот, который Эш, познакомит тебя с сим сиятельным ренальским лером.

Хогг так выразительно вздохнул, что Грег не выдержал:

— Одли, подъезжать будем — выдай ему пистолет с серебряными пулями.

Хогг снова повернулся назад:

— Ну уж нет! Я вам эту дрянь все же нарисую, как просили. — Он демонстративно уткнулся в книгу.

Одли, сворачивая на грунтовую дорогу, ведущую в объезд Ванса к местному кладбищу, фыркнул:

— Только из вредности докажешь, что не некромант, да, Грег?

Хогг его поправил:

— Необученный некромант. — он положил книгу в перчаточное отделение и закрыл окно — неприятно в конце битвы с нежитью обнаружить, что она забралась в оставшийся без присмотра паромобиль. Все последовали его примеру, и в салоне стало нечем дышать от зноя.

Скрывавшаяся за тонкой полоской пропыленного леса деревушка была тиха и безмятежна. Пустые улочки, чуть прибитые шаррафой цветы в палисадниках, милые домики из светлого камня. Не квохчут куры — их всех съела нежить, — не мычат обреченно, требуя дойки, коровы — их тоже съели, даже колокол над храмом стих.

Зной. Летящая по воле ветра пыль. Пустота. Даже нежить предпочитает в такую погоду прятаться в теньке. Наверное. Во всяком случае бесцельно бродящей по деревне нежити видно не было. У страха глаза, конечно, велики, и мальчишка из Ванса Айк Уолл мог ошибиться в её количестве, но точно не в присутствии.

Грег прикрыл глаза — в движении было трудно выстраивать эфирно-пространственную модель деревни и отслеживать нежить, но лучше перестраховаться. Потом времени может не оказаться.

Паромобиль мягко остановился в тени местной часовни при кладбище. Одли тихо, чтобы не мешать Грегу, выдал Хоггу коробку с серебряными пулями и револьвер. Тот принялся его заряжать.

Грег открыл глаза:

— Порядка трех сотен разного вида нежити. Все собрались у храма в деревне.

— Сколько? — ошарашенно переспросил Одли.

Открывая дверцу и выходя из паромобиля, Грег повторил:

— Три сотни. Не меньше. Тут пока относительно чисто — всего с десяток экземпляров из тех, кто не способен передвигаться. — Он глянул на Хогга: — твой шанс без спешки нарисовать необходимую пентаграмму.

Грег зажег на пальцах огненный шар. Его примеру последовали Одли и Лиз, пристроившаяся Грегу за плечом. Хогг как последнюю надежду сжал в руках мелок — прихватили по дороге в одной из лавок.

— Прорвемся, неры, — сказал Грег, направляясь за заросшую сухим сейчас вьюнком ограду кладбища.

— Прорвемся, — проворчал Одли, шагая за плечом Хогга и страхуя его.

До середины или почти середины кладбища добрались без проблем — Хоггу даже выстрелить ни разу не позволили, издалека уничтожая полуразложившуюся безвольную нежить. Та валялась у покосившихся надгробий или лежала на краю разрытых могил и словно недоумевала, что же она тут делает. Вся. Скопом.

Эфир был спокоен — легкая примесь некроэманаций витала в воздухе, вполне обычная для еще используемых кладбищ. И если бы не оскверненные, разрытые могилы и редкая разморенная зноем нежить, то ничего плохого в эфирном плане о кладбище и подумать было бы нельзя. А ведь по утру Грег еще чувствовал при сканировании легкое возмущение со стороны Ванса, но забылся и не отдал распоряжение проверить.

Хогг остановился:

— Может… Тут? — он оглядел могилы и надгробия.

Одли, разворачиваясь и страхуя Хогга, уточнил:

— Это тебе чутье некроманта подсказывает?

— Это мне так удачно упавшее надгробие подсказывает, — пробурчал, опускаясь на корточки, Хогг. Надгробие, и впрямь, было удачное — рассчитанное на целую семью, так что места для пентаграммы было более чем. — Отстань, Вин. Нет у меня чутья.

— Так бы и сказал, что устал тащиться… — Одли достал из кармана платок и вытер мокрый от пота лоб.

Странная тишина угнетала и пугала. Летом в такой зной стрекочут кузнечики, басовито поют пчелы, пищат комары и даже мухи жужжат, а сейчас, в шаррафу… Тишина. Только ветер играет ветвями деревьев, засыпая в них. И сознание тревожно пытается найти любые звуки, чтобы разрушить несоответствие того, что видят глаза и не слышат уши.

Грег, прикрывая собой Хогга и Лиз, уточнил у неё:

— Помнишь, на дирижабледроме я вам с Анри рассказывал про вихрь силы?

Лиз посмотрела на него:

— Это тот, легендарный, который невозможно повторить?

— Да. Тот, для которого требуется эфира больше, чем может пропустить через себя даже гранд-мастер. Помнишь его плетение?

Лиз кивнула:

— Помню. Если надо — смогу создать.

— Вот и умница. — Он прислушался к эфиру: — Одли, внимание! Нежить почувствовала нас, точнее Хогга, и движется сюда. Скоро тут будет жарко.

Хогг прикусил губу и быстрее принялся выводить знаки в лучах пентаграммы.

Первая волна нежити оказалась небольшой — не все из вернувшихся мертвецов умели быстро передвигаться. Зато первыми примчались самые яростные, и тут же сгинули в огненных шарах, запускаемых магами.

Хогг выпрямился, грязным рукавом рубашки вытирая пот со лба:

— Готово!

Грег, прислушиваясь к эфиру, скомандовал:

— Наполняй своим эфиром. Просто выпусти его из себя — он сам вольется в пентаграмму, она самый лучший сосуд для него тут. Просто отпусти эфир.

Хогг, весь в бисеринках пота, кивнул. Он побелел от усилий, выпуская эфир… Пентаграмма чуть подернулась алым эфиром и… И все.

Одли даже обернулся на Хогга:

— И…?

Тот сглотнул, быстро доставая револьвер и готовясь открывать стрельбу:

— Я же предупреждал!

Грег глянул на неактивную пентаграмму, на Хогга, сейчас нагло сиявшего обычным голубым эфиром, и вздрогнул:

— Ты точно не некромант…

— А я преду… — Окончание слова заглушил выстрел — подоспела вторая волна нежити.

Она была более плотной. Она была более голодной и потому яростной. Она была бесконечной. Воняло падалью, горелой плотью, пороховыми газами, першившими в горле. Кольцо горевшей нежити сужалось — задние ряды напирали на передние, и скоро мертвые просто раздавят числом живых, растопчут и загрызут.

— Лиззи…

— Да?

— За спину и плети вихрь.

Она без слов спряталась за ним, а ведь если не получится, то и его спина не защитит её. В деле Хогга он совершает ошибку за ошибкой. И эта последняя — самая нелепая и смертельная.

Завоняло кровью — кого-то все же нежить задела. Она тут же отлетела, отброшенная воздушной стеной, но запах крови сыграл свою роль — натиск усилился, превращаясь в сплошную стену зубов, клыков, острых когтей, утопающую в пламени и все равно продолжавшуюся двигаться. Хогг, перезаряжая револьвер, снова слил эфир в бесплодной попытке запустить пентаграмму. Опять ничего не вышло.

Странно, но за этой голодной, свирепой стеной Грег заметил непонятную нежить. Мужчина. Худой. Высохший, как мумия. С длинными шилообразными клыками на безгубой челюсти. Желтушная кожа обтягивала кости, стыдливо укутанные в старинный лийский камзол — короткий, на вате, с вышивкой, с резными некогда пышными рукавами. Эта нежить спокойно стояла, прислонившись к стволу березы, и с нескрываемым любопытством рассматривала происходящее.

— Проверь! — Лиз отвлекла Грега от странного мужчины, а потом стало не до него совсем — он краем глаза проверил плетения и скомандовал: — отпускай!

Он еще успел прокричать:

— Одли, Хогг, спиной к спине! Плотно!

И тут белый, звенящий вечной ненавистью живого к неживому эфир слетел с рук Лиз, высасывая из неё все силы. Океан в сердце тут же пришел в движение — Грег послал Лиз все, что у него было, весь свой эфир, до конца.

Вихрь ширился, разрастался, летел прочь, выжигая сетчатку — перед глазами стояло белое пламя и ничего больше.

Лиз упала. Он поймал её, но, кажется, тоже упал. В глазах плясали солнечные зайчики. Ничего не было видно. Хорошо хоть обоняние не отключилось — исчезла вонь и гниль. И слух не зацепило — когда прошел звон в ушах от внезапной слабости, Грег услышал и тихое дыхание Лиз, и шорох ветра, и скрип ветвей. И Одли услышал — тот витиевато выругался, а потом уточнил:

— Это…

Одли огляделся на догорающие по всему кладбищу останки нежити — Грег смог их тоже разглядеть:

— Это же вихрь силы, да?

Грег, шатаясь встал, таща за собой и Лиз — она удержалась на ногах только потому, что уткнулась Грегу в грудь и обвила его руками за талию:

— Пить… Как же хочется пить…

Хогг пробормотал, вытирая остатки мела на ладонях о брюки — тем уже такое было нестрашно:

— Нет никого страшнее леры, не получившей свой послеобеденный чай.

Одли громкой вздохнул — его голос мешал гулкой пустоте в голове Грега, но в тоже время заставлял собраться:

— Только не говори, что ты и лер ненавидишь, как ненавидишь крыс.

Грег вмешался, хриплым голосом добавляя:

— Уж лучше бы ты ненавидел тех, кто напал на твою сестру, а не портовых крыс.

— А это не одно и тоже? — вполне искренне удивился Хогг, ногой отбрасывая в сторону чью-то догоравшую кисть. Рубашка на его груди была порвана, но рана уже сама затянулась — странно, да? Только Грегу не доставало понимания — почему это странно, и почему это произошло.

— Полагаю, что нет. — Грег, старательно стараясь не качаться и удерживать равновесие, наклонился к Лиз и поцеловал её в лоб: — как ты? Идти можешь?

— Пока не очень, — призналась она. — дай мне пару минут еще… Вихрь — это нечто! Ноги до сих пор подгибаются.

Грег осмотрелся и, заметив, что надгробие с меловой пентаграммой перенесло огненный вихрь, предложил:

— Может, тебе присесть?

Она сильнее вцепилась в него пальцами:

— Нет, точно нет. — И медленно нараставший в сердце ручеек, превращавшийся в реку, чтобы потом, быть может, снова разлиться в океан, был с ней согласен.

— Ладно. Тогда чуть-чуть отдыхаем. Вин, сможешь провести сканирование? Я сейчас немного не в форме.

Одли криво усмехнулся:

— Еще бы ты был не в форме — хватит испытывать пределы собственного эфира! — Он вспомнил о Лиз и миролюбиво поправился: — семейного эфира. И сканирование я провел — на милю нежити точно нет. На большее я не способен: я — не ты.

Хогг старательно молчал и не напоминал о себе — чувствовал, что подвел всех. Понимал, что предупреждал, понимал, что сделал все, что смог, но где-то в глубине сердца стыдливо тренькало «подвел!».

Грег похвалил Одли:

— Миля — это прекрасно, Вин. Молодец! — он переключил внимание на Хогга. Затянувшаяся рана на груди не давала покоя. И отказавшаяся активироваться пентаграмма тоже.

— И кто же ты у нас, Хогг? — Грег внимательно рассматривал парня, эфирное сияние которого уже затянуло какой-то хмарью, превращая его в обычный фон слабого мага: — Сливай эфир!

— Куда? — Хогг оказался странно немногословен.

— Куда хочешь — уже не принципиально, ты же не некромант.

Хогг нахмурился, но команду выполнил. Завоняло гнилью, хуже чем от нежити, а потом на краткий миг он снова стал самим собой — чистый голубой эфир. То ли целитель, то ли универсал. Хорошо бы, чтоб оказался универсалом — Грегу нужен адью… Тьфу, секретарь. Все равно Хогг уже уткнулся головой в служебный потолок — выше сержанта ему не шагнуть, в Речном хватает инспекторов. Грег оценил его эфир:

— Маг. Ранг учителя, не меньше. И кто же на тебя навесил эту гадость некромантскую? Я о таком только читал — чужой слепок силы. Считается, что это невозможно… И главное, для чего? И даже не это главное. Почему храм это не обнаружил?

Одли буркнул:

— А если обнаружил, то почему промолчал? И ведь даже не запечатали.

— Вот это тоже интересно. Одно радует — ты, Хогг, точно не убийца. Управление по особо важным делам и лично я, суперинтендант Эш, при…

Хогг резко его оборвал:

— Не надо извинений. Чудо, что разобрались. Чудо, что поверили. Я бы не поверил, точно говорю. И простите, что думал о вас плохо. Я думал: вы продажны, как и Арно. Значит, я не некромант?

— Нет. На тебе чужой слепок эфира. Я уточнял сегодня у Фейна — подобные разработки идут по линии разведки, но не более того. Эфирный эталон не подделать, если только спрятать за амулетами. А у тебя крепкий слепок — столько лет держался. Только зачем?

Лиз тихо уточнила — вчера Грег рассказывал ей о Хогге, когда обсуждали его — не его! — угрозы:

— Простите, что вмешиваюсь, но вы же больны вернийкой, правильно?

Удивительное дело — Хогг не нагрубил, а просто кивнул. Даже объяснил:

— Заразился, когда ухаживал за сестрой. Не бойтесь, я не опасен для вас. Я не заразен.

Лиз чуть отстранилась от мужа, и океан в сердце возмутился:

— Болезнь. Полагаю, хотели обмануть болезнь. Знаете же, как детские болезни заговаривают в деревнях? Передавая их сперва на живое, потом на неживое и заставляя исчезать. Мне няня, она была из деревни, в детстве ранки заговаривала… По-вернийски звучит иначе, но в переводе как-то так: Передам я боль щеночку,

А с него уйдет грибочку,

А с грибочка на клубок.

А клубочек неживой —

Убирайся боль долой! Вот как-то так… — Лиз замолчала. — Еще есть про ромашку и букашку. И самое простое: «у собачки заболи, у котейки заболи, а кого-то там не боли!».

Хогг добавил:

— Ната трудно засыпала. Я ей другую рассказывал:

За тридевять земель есть высокий утес,

И хранит тот утес колченогий пес.

Одна его нога — это боль твоя,

А другая… — он не успел закончить — Одли вздрогнул, переглядываясь с Грегом:

— Так вот как ты перетащил вернийку на себя!

Грег же сказал иное:

— Теперь понятно, почему следующих жертв вернийки убивали — кто-то очень боялся, что с них тоже перетащат болезнь, и тогда точно возникнут вопросы. Охренеть! Чистый, абсолютно безмагичный, совершенно точно светлый заговор кто-то смог использовать во зло. И как адер Уве пропустил такое⁈

Глава 24 Новые планы

Одли задумчиво сказал, оглядывая снова ставшее мирным кладбище:

— Все твои проблемы, Грег… — Он тут же добавил, пока мужчины не бросились выяснять кому именно это адресовано: — … тот, который Хогг, от излишней законопослушности. Испытай ты свои возможности — все бы вылезло раньше, гораздо раньше. Все из-за законопослушности!

Хогг гордо и весьма обиженно сложил руки на груди:

— Сказал один полицейский другому. Так и вижу себя поднимающим нежить на кладбище со словами: «Да я просто полюбопытствовать!»

Одли хрипло рассмеялся. Даже Лиз не сдержала смешок, щекоча своим дыханием Грега. И ведь правда — все из-за законопослушности. Иногда любопытство гораздо полезнее, чем слепое послушание. Хотя любопытство некроманта не может не пугать.

Грег глубоко вдохнул. Ветер унес гарь и принялся играться пеплом, превращая его в мелкие смерчи. Взбаламученный эфир медленно успокаивался. Оказывается, догадка Грега о слиянии двух эфиров для создания вихря силы оказалась верна. Иначе как бы в древности создали такое плетение? Получается: или раньше знали что-то наподобие связывающего Грега и Лиз обряда, или был как-то другой. Быть может, запрещенное ныне боевое побратимство? Оно основано на крови, и потому, как любая магия с кровью, попала под запрет. Хотя, если представить силу двух, а то и трех побратимов, то становится понятно, почему это старательно вымарали из учебников и забыли. Надо будет покопаться в архивах — может, когда-нибудь выберутся с Лиз в Тальму, чем боги не шутят. Грег глянул в белесое небо — ни одной тучки до самого горизонта, а так хотелось редких холодных капель, смывающих усталость и вонь нежити. Хотелось собирать дождевую воду в ладони и умываться. И ловить капли ртом, как в детстве. Сейчас Грег и на ливень согласен был, но ближайшая вода — в душевой управления, до которой еще надо добраться. И это если за ними отправят подкрепление, как приказал Грег — ведь могли и не найти свободных констеблей-магов. Тогда придется ночевать тут, в этой деревушке, выискивая уцелевшую нежить. Интересно, когда восстановят телефонную связь? И есть ли вообще на это надежда?

Хогг пнул в сторону ставший ненужным мелок и внимательно проследил за его полетом — в ежевичные кусты, со скрученными, сухими листьями, оплетавшими чей-то заброшенный склеп:

— Значит… На Натали напал колдун, да? Из деревенских, что умеют в наговоры-заговоры-зашептывания…

— Ведьма, не колдун, — поправил Грег, тут же задумчиво добавляя: — а я все понять не мог, почему адер Уве вызвал инквизитора.

Одли кивнул и прошелся по кругу, рассматривая задетые скверной могилы и кучки пепла:

— Он сразу знал, что надо искать ведьму. Только нас не предупредил. И почему бы?

Грег зло сказал, непроизвольно сжимая руку в кулак:

— Спросим!

Одли достал из кармана платок и снова принялся вытирать пот со лба:

— Ответит ли. — Он не скрывал тоски в голосе. Храм не любил делиться своими секретами.

— Заставим! — твердо ответил Грег. Уверенность — это главное. И в этом деле он не потерпит оправдывающих все деяния слов «Во имя храма!», во имя храма ведьм не скрывают. Настоящих ведьм, способных на убийство. Хогг бросил косой взгляд на Грега и ничего не сказал, хоть видно было: вопросов у парня очень много. Впрочем, продержался он недолго:

— Я вот думаю… Я самоубийца или просто идиот?

Грег нахмурился, сильнее прижимая к себе Лиз — от неё приятно пахло зноем, пылью, земляникой:

— С чего такой вывод? — От Лиз пахло летом.

— Мне не дает покоя один момент, который вы почему-то обходите стороной: у Натали не было активации дара, как у меня. На ней не было этого вашего слепка…

Одли досадливо пробурчал:

— Неуч! Азы же! Это все знают.

— И…? Я вот не знаю. Или не понимаю, — с вызовом спросил Хогг. — Я понимаю одно: мне бы промолчать о таком — от этого моя свобода зависит, но картинка-то не складывается. На Натали не было слепка — на мне был. На обнаруженных в парке тоже был. Но первая-то Натали!

Грег оборвал его, веско напоминая:

— Печать. На Натали, как на всех женщинах, стояла печать. Под печатью может скрываться что угодно. И снова вопрос: почему адер Уве не полез под печать, подозревая ведьму? А если полез — то почему промолчал.

— Тогда почему на трупах в парке… — Грег понял, что Хогг все же из разряда самоубийц: он будет продолжать задавать неудобные прежде всего для него самого вопросы, чтобы точно все понять.

— Потому что там — трупы, — грубо пояснил Грег, чувствуя, как заметался в сердце океан. Он вздохнул и поправился: — Натали оставили жизнь — ведьма, судя по всему, тогда только начала свои эксперименты на людях. Поняв, какую ошибку она совершила с Натали и тобой, других девушек она уже убивала. Запирающая магию печать быстро разрушается в мертвом теле — она привязана к температуре живого человека. Так что мы не знаем — в каком состоянии были печати убитых, и были ли они. Ведьма могла манипулировать и печатью Натали: ослаблять, сносить, наносить заново — я уже ничему не удивлюсь. Это ведьма гениальна в эфирных познаниях. Привязать чужой слепок к человеку без амулета — гениальность, направленная совсем не туда, куда нужно. Еще вопросы?

Хогг пробурчал:

— На него все равно у тебя нет ответа…

— И…? — настоял Грег.

— И как мы её будем искать. Ждать Кануна — так себе идея.

— У меня есть пара задумок. Во-первых, завтра организуем с помощью храма полные списки проживающих у Приморского парка женщин: от горничных до лер. Пусть храм сам устраняет свои ошибки: проверяет у всех печати и то, что скрывается под ними. Долго, нудно, но зато результат гарантирован.

Хогг даже знал, какой именно:

— Да тебя на ближайшем дереве повесят за такое! Заподозрить сиятельных в ведьмовстве! Пройти унижающие достоинства лер процедуры проверки печати! Да сиятельным положено на слово верить: сказала лера, что не ведьма — значит, не ведьма. Прости, Грег, я как-то не верю в этот план. Адер Уве сам бы провернул такое тогда, но не смог. И тебе не дадут. Уж если инквизитору не позволили…

Лиз вмешалась, отстраняясь от Грега и выпрямляясь:

— Я первая покажу пример. Думаю, лера Хейг, герцогиня Аквилиты, тоже не откажет в поддержке.

Грег улыбнулся ей ласково:

— Спасибо, солнышко. И, Грег, это же не единственное решение. Поднимем завтра по тревоге Речной, усилим его Центральным участком, постараемся стянуть на Морской проспект всех, кого можно, и вернем ведьме её подарочек. — Он осторожно ткнул пальцем в язву на груди Хогга, видную через порванную рубашку.

Хогг наклонил голову на бок, вглядываясь в Грега и что-то лихорадочно обдумывая:

— Меня… Можно… Вылечить?

Грег признался — сам не любил напрасные надежды:

— Не уверен. Пока ведьма жива — вряд ли. Она будет возвращать язвы обратно или найдет новую жертву, чего совсем не хотелось бы. А вот спугнуть её и заставить бежать или прятаться — мы можем вполне. Сольешь некрослепок, я залечу язву и отошлю ведьме «привет». А констебли тут же пойдут по домам, проверяя всех женщин. — Про третий план — с Брендоном, он промолчал. Побоялся, как говорят в деревнях, сглазить. Оказывается, глупые деревенские суеверия довольно опасны.

Хогг упрямо качнул головой:

— Тоже так себе по выполнимости план.

— И даже он не последний у меня, — напомнил Грег. — Еще один зависит только от тебя.

— От меня? Если бы я что-то мог, я бы сам это сделал. Но я могу только глупо дежурить в Канун и в Явление, надеясь поймать преступника за руку. Только ни разу не смог.

Одли напомнил:

— Потому что ты был один. И тебе надо временами спать. Возможно, своими дежурствами ты и разозлил ведьму так, что она бросила тебя под Грега.

Тот не согласился:

— Нет, Вин. Дежурства Хогга её не раздражали. Иначе она давно бы его как-то подставила. Хогг что-то узнал совсем недавно. Что-то увидел. Что-то услышал. Что-то, что по мнению ведьмы, её может выдать.

Хогг пожал плечами:

— Если бы меня еще в известность об этом поставили. Понятия не имею, что я такого увидел, опасного для ведьмы. В Речном быстро привыкаешь наоборот: не видеть очевидного. — Он отвернулся.

— И все же ты подумай обо всем, что видел и слышал в последнее время. От кануна и до вчерашнего дня включительно. Думай. Приедем в управление — все запишешь. — Грег посмотрел на Хогга, а потом перевел взгляд на притихшую Лиз:

— Кстати, об Аквилите. Давайте в деревню — надо найти Уолла-старшего, если он жив, конечно, да и жителей высвободить из храма. Пусть местный адер выдаст каждому жителю флакон святой воды — как-нибудь ночь проведут в своих домах под её защитой… Ты как, Лиззи, в силах дойти до паромобиля?

Она лишь кивнула, отстраняясь в сторону, и Грег сам вспомнил:

— Брок.

Хогг при этом опять заалел ушами, отворачиваясь в сторону. Только не говорите, что он и Брока ненавидит? Вот что за человек.

Лиз, тяжело опираясь на руку Грега, все же шла сама. А ведь после того, что случилось на кладбище, он просто обязан её нести на руках! Она хрупкая лера, она не обязана рисковать и спасать их шкуры, только Брок воспитал её так, что… Океан заколыхался в его сердце, согревая и поддерживая. Правильно её Брок воспитал. Иная бы не смогла жить рядом с Грегом.

Одли старательно двигался возле Грега, готовый его подхватить в любой момент. Вин шагал прямо по разрытой земле, перешагивал через разломанные надгробья, пинал в стороны недогоревшие кости. Хогг пристроился сбоку от Лиз. Правда, сутулился сильно, и руки спрятал в карманы брюк, отчего напоминал больного ворона. Молчал — видимо, думал. Может, и надумает что.

Грег вспомнил:

— Вин… Ты заметил странного мужчину среди нежити?

— И чем он был странен?

— На нем был богатый старинный костюм. Совсем не для деревни.

Одли пожал плечами:

— Нет, такого не припомню. Да я и смотрел в другую сторону. Я в местной истории ни в зуб ногой. Может, пират какой? Тут одно время было гнездо пиратов.

Хогг вмешался — он как раз был из местных:

— Ванс — когда-то было баронством. Потому и при кладбище часовня, и в деревне храм — для барона строился и его домочадцев. Слышали историю про Алую бороду? Вот барон Ванс и был его, как это…

Лиз еле слышно подсказала:

— Прообразом.

— Именно! Он был богат. Считался сильным алхимиком — говорят, смог создать философский камень. Когда в округе стали пропадать девицы, деревенские первым делом в Ванса и ткнули пальцем — кому, кроме как алхимику, девиц портить и гробить? Инквизиция признала Ванса виновным в колдовстве. Королевский суд приговорил к сожжению. Все богатства ушли храму и на благо города. Замок сровняли с землей. А девицы потом сами вернулись. Одна сбежала с любовником, вторая ушла с бродячим театром. Еще одна сбежала от отца, который её поколачивал, еще одна не вынесла опостылевшего жениха, а мужика уже сожгли. Тут на кладбище где-то семейный склеп Вансов должен быть — видимо, откуда и поднялся кто-то из дальних предков.

Грег согласился:

— Да, вариант.

Хогг опять замолчал, и молчал все время, пока не дошли до паромобиля. Тут его снова прорвало, пока проветривали салон:

— Нер Оливейра, кажется, организовал притон — к нему каждый выходной приезжают сиятельные, а потом с заднего входа привозят стрекозок из заведений на набережной. Трогать и проверять стрекозок строжайше запрещено суперинтом Арно. Уже шестой год куролесят сиятельные на его якобы вечерах. Нер Орвуд содержит любовницу — он ей снял дом поближе к Университету. Ездит к любовнице регулярно — часы можно проверять. Его старшая дочь нерисса Анна крутит роман с каким-то бедным парнем. Говорят, какой-то художник из богемы. По виду хуже портовой крысы. Трогать его запрещено. Да-да-да, суперинтом Арно — у этого художника какие-то высокие покровители на Морском есть. Нер Орвуд не в курсе, где и с кем пропадает его дочурка. Лер Гир водится с тремя портовыми крысами — трогать запрещено. Пыльники пытались этих крыс потрогать за нутро — по утру нашли мертвыми отнюдь не крыс. Полагаю, эти крысы и Гир и есть источник появившейся в районе неги — дури, похлеще пыли, на которой пыльники сделали свои первые деньги. Лера Харрингтон возвращалась в Канун на Морской проспект — навещала своего любовника. У неё их много, но лер Форд в числе постоянных. Лер де ла Тьерн пел серенаду лере Хейг. Говорят, он и лера состоят в любовных отношениях. В последнее время они в размолвке по причине измены де ла Тьерна лере Хейг. Лера де Бернье ждет ребенка от де ла Тьерна. Есть множество свидетелей, как де ла Тьерн утром навещал леру де Бернье. Эта самая последняя сплетня, что я знаю — вчера рассказали.

Грег, все это время сонно кивавший в такт словам Хогга, резко выпрямился, крепче прижимая к себе смеющуюся ему в грудь Лиз:

— Так вот почему ты краснел, когда поворачивался к нам! А я все думал: тебя наши объятья смущают.

Хогг пожал плечами:

— Просили рассказать все — я попытался рассказать все. Хотя надо еще хорошенько подумать и расспросить Кевина — у него светлая голова, вдруг он что-то еще вспомнит.

Лиз, отсмеявшись, добавила:

— И вот почему ты так рьяно принялся рассказывать, что ты не заразен. Вернийка беспощадна к беременным. Дети рождаются с многочисленными пороками. Но, Хогг, Брок — мой друг, ничего более.

Грег добавил:

— А завтрак он приносил Лиз по моей просьбе. — Ну, почти по его просьбе.

Садиться в раскаленный салон не хотелось, но идти ногами сил не было ни у Лиз, ни у него. Удобно устроившись на заднем диване и прижимая к себе полусонную Лиз, Грег сам не заметил, как погрузился в зыбкий сон, в котором он вроде и видел, как выходили из храма живые люди, видел, как они расходились по домам, видел, как приехали констебли Кейджа из управления: Жюль и Свен — а сил вмешаться не было. Он даже пропустил тот факт, что Одли остался в деревне, а за руль сел хмурый Хогг, который ездил неуверенно, а потому крайне медленно. Или просто законопослушно?

Солнце садилось за край океана, легкие облака, быстро наползавшие с Карфы снова горели алым, но не из-за песка, а из-за прощальных лучей солнца. Хогг что-то тихо напевал себе под нос, чтобы не заснуть. Лиз спала, удобно устроившись на руке Грега. Рука, кстати, затекла.

Грег не хотел будить Лиз, а потому очень осторожно попытался поменять положение. Лиз этого не оценила — сразу же открыла глаза и потянулась, забывая, что одета в платье. Сладкий зевок был прерван легкой руганью — платья сильно ограничивали движения в плечах. Хогг даже отвлекся от дороги, оглядываясь назад — благо, путь был пустой и прямой:

— Проснулись? Эт хорошо… Уже въезжаем в Аквилиту. Вас на Морской завести? Или сперва меня в камеру сдадите?

Грег выпрямился и потер переносицу: точно! Он свои планы на Хогга еще не озвучил.

— Лиз, тебя отвезти домой? Мне нужно в управление — отчитаться по Вансу.

Она с трудом подавила зевок:

— Я с вами в управление — подожду в паромобиле или в кабинете, если задержишься надолго.

— Значит, Хогг, в управление. Кстати, ты сегодня ночуешь не в камере. Ты ночуешь у нас дома.

У Хогга оказалась железная выдержка — из него только вырвалось:

— Че? — Но паромобиль продолжал ехать ровно, даже несмотря на то, что это «че?» Хогг выдавил почти в лицо Грегу.

— Ни чё, а что. Учись говорить правильно. Во-первых, мне нужен секретарь. Ты в Речном уже достиг потолка — дальше не прыгнешь. А мне нужен надежный секретарь.

— С чего ты взял, что я хороший?

— За тебя Одли поручился. Мне этого достаточно. И твоя история овладения эфиром тоже. Точнее неовладения. А во-вторых… Ведьма сильна и высокопоставлена — я боюсь, что до тебя могут везде дотянуться. Потому самое надежное место — рядом со мной.

— То есть, погибать, так вместе?

— Именно. И в-третьих, тебе все равно нужен учитель по магии. Рядом со мной заодно и научишься.

Хогг признался:

— Заманчиво до ужаса. Настолько, что по неволе начинаешь искать подвох.

Грег сухо сказал:

— Подвох в том, что никакой ненависти к крысам, керам, нерам, лерам. Это всё люди.

Хогг скривился и пробормотал:

— А тварей ненавидеть можно?

— А тварей надо сажать в тюрьму — их ненавидит закон. Мы же должны работать без гнева и пристрастия. Иначе уже завтра твое дело передали бы в суд.

Глава 25 Непотизм

В холле управления, несмотря на открытое окно, было душно. Солнце уже закатилось, но зной не думал отступать. Еще день, как малость, будет пекло. Вокруг электрической лампы на стойке летали мелкие мошки и стучались в стекло — хоть какие-то знакомые летние звуки, а то разум уже с ума сходил: жара и нелето. Телефон молчал — сюда, в управление звонили только от крайней нужды. Жаме привычно чиркал карандашом в газете, разгадывая головоломки. Грег нахмурился — сегодня по графику дежурить должен был Калло.

— Добрый вечер, Жаме.

Констебль подскочил, пряча газету под стойку:

— И вам доброго вечера, нер суперинтендант. — Он оглядел Грега, Лиз и Хогга и как-то откровенно спал с лица. Наверное, вид Хогга его впечатлил — одна его разодранная на груди рубашка с кровавыми пятнами чего стоила. Впрочем, Грег отдавал себе отчет, что тоже выглядит не очень — помятый, пропыленный и уставший. Мышцы до сих пор тянуло от слабости, а в глаза словно песка насыпали. Наверняка покраснели, как у нежити. И несло от него тоже нежитью. Лиз в грязном платье тяжело опиралась на локоть Грега, но не жаловалась. Правда, в дороге бурчала, чтоб она еще раз да надела платье! Под жалостливым взглядом Грега она все же добавила тогда: «…отправляясь по делам!». Можно было надеяться, что платья не исчезнут из её гардероба.

— Где Калло? Ты которую уже ночь дежуришь. Скоро дома забудут, как ты выглядишь.

Хогг отвернулся и хмыкнул в кулак. Жаме пробормотал, виновато косясь куда-то в угол:

— Дык лучше тут, чем как Калло с парнями в госпитале.

Грег тут же подтянулся и подался вперед, опираясь на стойку:

— Что случилось на пожаре? — Пальцы непроизвольно сжались в кулак: Грег понимал, что нельзя было проигнорировать Ванс — никто не гарантировал, что храм устоит под натиском нежити, — но и на пожаре он был бы не лишним.

— Алистер и все его парни надышались дыма. Их отправили в госпиталь. Говорят, стабильно тяжелые. Или тяжело стабильные? Кто их там дохторов поймет. Короче, пожгли они себе глотки, я так понял. И нутренности тоже. Фосфор же горел…

Грег тут же уточнил, чувствуя, как заволновался за судьбу Брока океан в сердце, и как сильнее вцепились в его локоть пальцы Лиз:

— А Мюрай?

— Тоже надышался дымом, сипит, что твой паровоз, но от госпитализации отказался, как и комиссар.

— Констеблям помощь в лечении нужна? — тихо спросила Лиз, заставляя Хогга непонимающе хмуриться. Грег хмыкнул: такие леры ему явно в новинку. Ничего, привыкнет. Главное, чтобы унял свою ненависть, а то Марк далеко. Забавно, что теперь важнее показать Хогга Брендону, а не Марку. Почти не солгал Одли, получается. — Если требуются деньги на оплату лечения, то…

— Не-не-не, — Жаме бледно улыбнулся — впервые за все время беседы. Впрочем, он тут же снова посмурнел: — нер Деррик уже в госпитале — комиссар его попросил. И даже адеру Вифанию попросили вернуться в госпиталь… А еще комиссар отправил на левый берег отряд из констеблей Центрального — вторая часть штурм-отряда Арбогаста вернется к утру, а пока из всех парней только констебли Кейджа и остались. Если что случится… — он махнул рукой — кажется, в них он не особо верил.

— Где Байо? — спросил Грег.

— Он в общей зале — он сегодня дежурит. И инспектор Хейг тоже тут — не ушла еще.

— Комиссар?

— На совещании у лер-мэра должо́н быть. А может, уже и вернулся.

Грег понятливо кивнул:

— Хорошо. Мы с Хоггом сперва приведем себя в порядок, а потом отчитаемся комиссару о Вансе. Будет спрашивать — там больше трех сотен нежити поднялось.

Жаме сглотнул и как-то обреченно спросил:

— А Одли-то… Того… Да? — Голос его под конец сел.

Грег вздрогнул — такая причина грусти Жаме ему даже в голову не приходила:

— Прости, с ним все хорошо — остался с парнями Кейджа. Решил присматривать за ними — все же они новички в магии.

— От то-то же оно… — согласился Жаме. Он вдруг отвел глаза в сторону, словно стыдясь, и спросил: — Может, сглазили нашу Аквилиту, а? Как проклятье Чумной Полли исчезло, так и сыпется, и сыпется, то одно, то другое. И чёт все хужее и хужее.

— Сглаз — это ненаучно, — твердо сказал Грег. — Все, пойдем мы — время не ждет.

Хогг старательно молчал, давился словами — это было заметно по поджатым губам, — и молчал про ненаучность сглаза.

Жаме уже им в спину крикнул:

— Я вам ужин закажу — «Жареный петух» еще не закрылся. И попить чего-нить холодного…

Грег поблагодарил в ответ, слыша, как гулко заметался его голос по лестничной клетке:

— Буду признателен.

Нет, с акустикой в управлении надо что-то делать. Руны или амулеты применить? Руны дольше. Амулеты теперь хлопотнее и непредсказуемее. Будь на кладбище рабочие амулеты, нежить бы так рьяно не полезла в Вансе. Он замер на лестнице, заставляя останавливаться и Лиззи:

— Хрень… Я про мальчишку забыл спросить! Куда Уолла дели…

Хогг толкнул его в спину:

— Двигай, я сам сейчас сбегаю обратно и уточню. Секретарь я или нет.

Это было весьма кстати — пока Хогг бегал, Грег успел в темноте кабинета обнять и поцеловать Лиззи в губы, тут же шепча:

— Люблю… Бесконечно.

Он мечтал об этом весь день — поцелуй не украдкой, не целомудренно в висок и макушку, поцелуй, растворяющий усталость и страхи за Лиззи. И понимаешь, что Лиз сильная эфирница, не ей отсиживаться в тепле дома, но сердце все равно замирает от страха — это удел мужчин рисковать своей шкурой. Их к этому готовят с детства.

Её ладони скользили по его лицу, и щетина наверняка царапала её нежные пальцы, и потому он снова шептал:

— Прости, я честно побреюсь, — и продолжал целовать: пальцы, ладони, снова мягкие, пыльные губы с ароматом земляники — самый настоящий запах лета.

Смутные пятна света от фар проезжающих паромобилей скользили как сонные рыбы по потолку кабинета, распугивая мрак ночи. И можно было на миг обмануться, что они дома, и никто их не потревожит, даже невезучий Хогг.

— Ты самая нужная лера в мире… Самая очаровательная и невероятная.

— Льстец, — фыркнула она ему в шею — все же разница в росте у них слишком большая.

— У Брока спроси — он подтвердит, — пробурчал Грег, уже понимая, что их минуты наедине заканчиваются.

Дверь открылась без стука — Хогг, кажется, принципиально не умел этого делать. Или не желал. Зажегся яркий, бьющий по глазам электрический свет, прогоняя прочь романтику. Выскальзывать из кольца рук Грега Лиз не стала, но Хогг в этот раз умудрился не покраснеть. Хорошо — поверил все же, что Брок и Лиз только друзья.

Хогг отчитался, закрывая за собой дверь и с тоской посматривая на диван, до которого ему не скоро добраться:

— Мальчишку забрала к себе в приют нерисса Идо. Говорят — новая пассия лера де ла Тьерн. Он вообще в городе первый герой-любовник. — Кажется, он всерьез воспринял слова Грега о всех мало-мальских фактах, с которыми столкнулся в эту луну.

Грег подвел Лиз к креслу и помог опуститься:

— Репутация — страшная сила.

Лиз, откинувшись на спинку стула и тут же морщась от боли — корсет не прощал таких вольностей, — поправила его:

— Розог на Брока в свое время пожалели, только и всего. Всем лерам и нериссам жилось бы гораздо спокойнее. Им не пришлось бы переживать за свою репутацию.

Хогг понимающе выгнул бровь — Грег не сдержал смешок: с такой лерой тот точно не сталкивался. Грег подошел к своему столу — жаль, бутылок с колой не осталось, зато был графин пусть и не с совсем свежей водой. Он налил сразу три стакана — вряд ли тут кто-нибудь откажется от воды. Лиз благодарно приняла стакан и принялась пить мелкими глотками. Хогг проглотил воду залпом — воспитания ему не хватало.

Грег, сделав пару глотков воды — она была противно теплая, — отставил стакан в сторону и подошел к шкафу у дальней стены в поисках свежей одежды. Нер Адаль и Алистер хорошо следили за его вещами — в шкафу было полно свежих сорочек и полотенец. В руки ничего не понимающего Хогга опустилась свежая рубашка, брюки и полотенце — просто потому, что он находился ближе, чем Лиззи:

— Держи! Сейчас отправимся в душ. Всю дорогу мечтал о нем. Хотя нет, я мечтал о дожде, но душ тоже сойдет.

Хогг кашлянул:

— Это точно входит в мои обязанности? — он как-то подозрительно хмуро рассматривал полотенце. Чем оно ему не понравилось? А потом Грег вспомнил — вернийка же!

— Тебе нельзя принимать душ? Или требуются какие-то лекарства для этого? Извини, я не знал. — Грег достал из шкафа второй такой же набор и подал его Лиз. Она, конечно, утонет в его брюках, но это явно лучше грязного, пропыленного и пропахшего кладбищем платья. Да и подтяжки не дадут потерять брюки.

Хогг наклонил голову — Грег уже понял, что у него это любимый жест:

— Это мне…?

— А кому еще? — Грег достал последнюю чистую сорочку и полотенце — брюк на него не хватило. Ничего, эти приведет в порядок магией. Хотя бы вонять перестанут. — Примешь душ и переоденешься в чистое. А то сейчас тобой только окружающих пугать — жертва произвола суперинта Эша. Вот в это точно поверят — зуб даю.

— А… Лера Элизабет… — Хогг все же умудрился покраснеть. — Ну… Душ-то мужской…

Грег повернулся к парню и честно сказал:

— Я иногда не понимаю, как работают твои мозги. Что не так? Сперва мы примем душ, потом покараулим Лиз, чтобы её никто не потревожил — женскую душевую пока еще не собираются делать. Грег?

— А… То есть… Хорошо. — У него что-то еще вертелось на языке, но Хогг стойко подавил эти слова. Грег вздохнул и подал руку Лиз:

— Ты тоже будешь против душа?

Она поднялась на ноги — неунывающая лера, не умеющая жаловаться на усталость и невзгоды:

— О нет! Я всеми руками за. Только леры — вперед! Но я обещаю быстро. И даже ужин вам оставлю, пока вы будете мыться. Правда, всего чуть-чуть. Я невоспитанно голодна.

— Леры едят, как птички, — напомнил Хогг известную всем истину.

— Ты читал учебник биологии? — возмутилась Лиз. — Им почти собственный вес надо съедать в день. Но не бойся — в меня даже сейчас столько не влезет. И… Грегори, раз ты теперь секретарь Грега… — она с трудом сдержала улыбку, говоря их имена, — то обращайся ко мне просто Элизабет. При домашних тоже. Только на официальных приемах я лера Элизабет, понятно?

Хоггу было непонятно, но он кивнул:

— Ясно.

— Заметано? — Грег не понял этого слова, а вот Хогг понял и улыбнулся:

— Заметано.

Наверное, это было что-то вроде местного «прорвемся!».

Грег предложил Лиз руку, и она оперлась на его локоть. Заговорщицки дернув его за рукав сорочки, она прошептала ему в ухо:

— Грегори решил, что ты заставишь его тереть твою сиятельную спину.

— Заче… — Грег подавился воздухом. — Я не понимаю Хогга. Совсем.

— Просто ты неправильный с его точки зрения сиятельный.

Если Хогг и слышал эти слова, то предпочел промолчать. Он и в душе молчал, когда щедро намыливал кожу, сплошь в язвах. Они были везде — на груди, на плечах, опускаясь до запястий, на ногах, правда до голеней еще не дотянули, на шее — одна почти вырвалась за пределы воротничка — еще чуть-чуть и форменная рубашка перестанет её скрывать. Смотреть на Хогга было до одури больно. Так просто не должно быть. Никто не должен нести на себе чужие ошибки и чужие болезни. Никто не должен принимать чужую смерть.

Шагая под прохладные струи воды, Хогг фыркнул:

— Ты ни хрена не знаешь о вернийке, да?

— Не знаю, — признался Грег. Он так и не мог отвести глаз от серых, мертвых язв с подрытыми краями и желтыми, гнойными корочками. Наверное, это безумно больно — делать любое движение. А он потащил Хогга с собой на кладбище! Совсем не умеет думать! Совсем не умеет заботиться. Сиятельный эгоцентризм во всей красе. Или это просто эгоизм? Он плохо ориентировался в новых веяниях психоанализа.

Голос Хогга звучал глухо, заглушаемый струями воды:

— Сперва зверски болит, а потом нервы отмирают, и становится легко. По мне: уж лучше когда болит — понимаешь, что еще не весь сгнил, что еще где-то теплится жизнь. И прекрати так глазеть — я не статуя в музее. Мойся. Сам говорил, что мечтал о воде.

Грег веско сказал:

— Знаешь, в пекло поиски ведьмы. То есть если Хейг разрешит — попробуем поискать, но главное сейчас — вылечить тебя. Завтра, как разрешит комиссар, поедем к моему родичу. Он самый сильный колдун, которого я знаю. Надеюсь, есть какой-нибудь ритуал вернуть язвы хозяйке! — Он шагнул под струи воды, чтобы не слышать ответ Хогга.

Грег успел привести в порядок свои брюки, одеться и даже почистить обувь — свою и Хогга, а тот все еще стоял под струями воды и не двигался. Руки упер в стену, голову склонил и прикрыл глаза. Только когда Грег напомнил о себе, тактично кашлянув, Хогг дернулся, выключил воду и молча принялся промакивать протянутым Грегом полотенцем обезображенную язвами кожу. Глаза Хогга покраснели, словно он… Грег сглотнул и отвернулся — им всем с детства внушают мысль, что мужчины не плачут. Полная хрень! Хогг имел право на слезы. Это не слабость.

— Прости, я…

Грег сухо сказал:

— Не стоит извиняться.

Когда напали на Натали, Хоггу было лет восемнадцать, не больше. Совсем мальчишка, который еще не влюблялся, не флиртовал, не ухаживал за девушками, а потом это все стало под запретом. Любое прикосновение. Любое чувство. И жизнь стала не бесконечной, а весьма короткой и понятной — только боль и мучительная смерть. Сейчас Хоггу лет двадцать три-двадцать четыре — все равно мальчишка, чуть обозлившийся не на неправильный мир, а на крыс, которых считал виновными в своей разрушенной жизни. Твою же мать… Грег в свои тридцать себя стариком, умудренным опытом, почувствовал рядом с Хоггом.

— Я…

Грег развернулся к Хоггу:

— Грегори, все хорошо. Если бы я так умирал, а потом появилась бы крохотная надежда на жизнь, я бы тоже… Не сдержал чувств.

Хогг взлохматил короткие мокрые волосы:

— И вот как у тебя получается так красиво сказать об истерике?

— Сиятельное воспитание. — Он качнул головой в сторону раздевалки: — пойдем одеваться. Нельзя заставлять лер ждать.

— А уж как нельзя заставлять ждать комиссаров — если бы вы знали! — в дверях раздевалки стоял Эван Хейг собственной персоной.

Грег, пока Хогг судорожно одевался, спросил:

— Докладывать?

— Докладывай, — разрешил Эван.

— Грегори Хогг теперь мой секретарь. И не смотри так — непотизм во всей красе. Имею право проталкивать по карьерной лестнице друзей. И, чуть не забыл: Хогг невиновен.

Грег ждал удивления, но Эван лишь кивнул:

— Мне Вики уже сказала. Только непонятно, как искать эту ведьму.

Грег рассмеялся:

— Надо же, мы с ней шли разными путями, а пришли к одной и той же мысли. У меня есть несколько вариантов: очень скандальный, чуть-чуть скандальный и один с отъездом. На последнем буду настаивать — Грегори надо лечить. У него на шее язва вот-вот проест шейный пучок — Грегори просто умрет от внезапного кровотечения. Надо действовать быстро.

Эван, заметив, что Хогг уже оделся, вышел из душевой:

— Вики затребовала в архивах Университета… И не хмурься так, тут отличный архив скопился… Она затребовала родословные всех известных некромантов — такой дар бывает спорадическим, но чаще всего из рода некромантов он не уходит. Проверим, кто из возможных некромантов проживает возле парка. Мало ли. И если ты собираешься отвозить Хогга Брендону — я обоими руками за. Если есть возможность перевести болезнь на истинную хозяйку — я дам разрешение на любой, даже самый темный ритуал.

Хогг, до этого молча шагавший за ними, пробурчал:

— И с человеческими жертвами?

Эван обернулся на него, и Хогг хмыкнул:

— Понял, я не настолько ценен.

Грег вздохнул:

— Он законопослушен, Эван, слово чести. Но нарываться любит, что есть, то есть.

Глава 26 Начало охоты на ведьму

В общей зале было пусто — дежурные констебли разъехались: кто в порт, кто в Ветряной квартал. Сейчас людей не хватало, а уж как не хватало магов! Конечно, проще было собраться в кабинете Грега или Эвана, но Лео Байо, еще недавно простому констеблю, и Виктории привычнее было тут. Да и удобнее — констебли уже давно обзавелись кофейниками, бульотками, чашками и даже тарелками, правда, ни Грег, ни Вик ни разу не видели, чтобы именно тарелками тут пользовались. Обходились по большей части обрывками старых газет, благо из-за выходок Брока и Грега были ими надолго обеспечены. Вот и сейчас стол ломился от еды, заботливо уложенной на газетах — полуодетый Брок смотрел из-под залежей вареного в кожуре картофеля, выглядывал из зарослей зеленого лука и салата, и кокетливо заворачивался в штору под кусками рыбы и пирожками. Живой Брок морщился и делал вид, что не замечает свои фиксограммы.

На стенах залы плакаты о верности королю Алистер недавно заменил картами — города и герцогства. Это важнее призывов хранить верность не совсем своему королю.

Все окна были раскрыты настежь. Сквозняки во всю игрались плотными шторами. Ветер на улице не то, чтобы стих, но уже не завывал, как баньши, в ветвях деревьев. Прогретый за день воздух и не думал остывать — волны зноя из Кафры все еще летели сюда. Грег отвлекся, думая, как хорошо сейчас в океане — вода еще стылая и сизая. Жаль, что волнение еще не утихло. Не до купаний пока.

Лиззи, смешная в подвернутых, слишком больших для неё штанах и такой же сорочке, подтянув колени к груди, устроилась на стуле и задумчиво жевала зеленое перо лука с солью. Было душно, и Лиз не стала застегивать ворот сорочки. Он чуть сполз вниз, оголяя плечо. Брок, сидевший рядом с Лиззи, то и дело подкладывал ей на обрывок газеты пирожки, жареные в кляре кусочки рыбы, чищеные клубни картофеля в белоснежных крупинках соли. Хогг, сидевший напротив Лиз, прилежно делал вид, что всецело увлечен едой и не видит Брока и его заботы. И неподобающую для леры одежду он тоже не видит. Интересно, он усмирил свою ненависть к крысам или просто смирился с Лиз?

Эван, присев на край соседнего стола, неторопливо рассказывал о пожаре в порту. Голос его то и дело садился, и Эван извинялся и долго откашливался в платок, уже черный от густых пленок мокроты. Ему бы в госпиталь, но не пойдет — гордый, как лер, упрямый, как офицер. Брок тоже не отставал в кашле, сипло извиняясь перед Лиз. Этот куда как хуже — даже умирать будет, но не уйдет с поста. Драконоборец! Хотя из Хогга нерисса в беде так себе.

Грег рассеянно кивал в ответ на слова Эвана. Пожар испортил все планы. О его жертвах было даже страшно думать. Как нелепо все совпало: шаррафа и белый фосфор. Взгляд Грега то и дело замирал на карте герцогства, и тогда мысли сами перескакивали с пожара в порту на поиски кладбищ, готовых этой ночью восстать. Почему-то неизбежность этого он отчетливо понимал и принимал. Понять бы еще, почему покладистая веками нежить вдруг решила восстать. Грег задумчиво что-то ел — Брок сунул в руки, хотя больше он был бы рад ледяной бутылке колы. Впрочем, он был непривередлив и умудрился наглотаться воды в душе. Вик и Лео молчали — они уже все, что говорил Эван, слышали. Вик, стоя у рабочего стола, увлеченно заполняла какую-то огромную, просто чудовищных размеров таблицу — судя по всему, сведения о домах возле Приморского парка. Лео то и дело подавал ей бумаги из разных папок и что-то подсказывал шепотом.

— … я телефонировал принцу Анри о пожаре в порту. Его секретарь обещал перезвонить, но пока так и не телефонировал… Ждем… — Эван долго откашливался, и все терпеливо ждали. От Вик к мужу исходили плотные жгуты эфира, помогая справиться с ожогами и отравлением. — Извините… Судя по всему, подделкой амулетов занимались не только на заводе Чандлера, но и в Генре. Если поедешь в Вернию, Грег, то постарайся получить точные данные о всех поставщиках амулетов. Понимаю, что вряд ли принц Анри снизойдет до такого, но это может помочь в расследовании.

Виктория на миг оторвалась от своей таблицы и нахмурилась:

— Свадебное путешествие?

Эван потер висок:

— Упаси меня небеса от такого путешествия. Полагаю, что принц сам попытается разобраться в случившемся, не привлекая нас.

Виктория с завистью посмотрела на Элизабет — вот той «свадебное путешествие» по служебным, весьма интересным и опасным делам пообещали. Лиз, помня об особом отношении принца к себе, сказала:

— Я попрошу Анри. Он предлагал мне любую помощь. Пусть держит слово… Думаете, подделка амулетов давно началась?

Эван пожал плечами, беря со стола стакан с чаем и почти залпом его выпивая, чтобы унять боль в горле:

— Сложно сказать. Год точно. Может, чуть больше.

Лиз устало пристроила на колени голову и еле сдержала зевок — судя по виду Хогга, тот был в смятении от поведения леры:

— В связи с этой историей я проверяла документы на наш дом — в нем последний раз меняли амулеты два года назад… — Лиз многозначительно замолчала, давая слово Грегу. Тот нахмурился, собираясь с мыслями и выныривая из проблем с кладбищами. Он не сразу вспомнил — только после того, как Лиз легонько прикоснулась к его руке:

— Точно! Защитный амулет из дома — он был подделкой. Вместо бриллианта было стекло. Я его сдал Фрею на экспертизу — он обещал сегодня уже написать результат: чандлеровский это амулет или откуда-то залетный… — он попытался встать, но Хогг его опередил:

— Я схожу. — Он, в последний момент засунув в рот кусок жареной рыбы, поднялся со стула и уверенно направился прочь из залы, словно не один день тут служит.

Грег ему подсказал, понимая, что сейчас состоится проверка скорости распространения слухов — успел Жаме разнести по управлению о новой должности Хогга или нет:

— На первом этаже…

Хогг его оборвал, уверенно шагая в коридор:

— Найду! И не переживай — на что угодно готов спорить: Жаме уже разнес по уча… Прошу прощения, управлению о моем назначении. Он у вас скоростной!

Дверь за Хоггом с грохотом закрылась — то ли специально не удержал её, то ли не учел сквозняков.

Грег честно признался:

— Я или перевоспитаю его, или придется искать со временем другого секретаря.

Лиз с улыбкой подсказала:

— Или смиришься с его заскоками.

Грег предпочел ничего не отвечать. Лиз снова зевнула, а Эван с Броком закашлялись.

Вик, отвлекаясь от заполнения таблицы, предложила, пока Эван отойдя к окну давился кашлем:

— Может… Раз сами не можем вырваться в Генру, так попросим детективов «Ангелов мщения»? Пусть съездят, посмотрят, что-нибудь, быть может, накопают. Что в полиции Аквилиты с «кровавыми» деньгами?

Эван, судорожно вдыхая между мучительными приступами кашля, качнул головой — Брок подскочил со стула, принося ему стакан с водой:

— В бюджете полиции Аквилиты «кровавые» деньги на оплату частных детективов не предусмотрены в связи с отсутствием детективных агентств. — Он жадно, большими глотками принялся пить, чтобы потом снова зайтись в кашле. Грег поморщился — домой бы их всех отправить, но ведь не поймут.

Бледная от волнения за мужа Виктория тут же предложила:

— Ладно, можно попросить Стивена съездить за счет бюджета моего детективного агентства. Которое будет, когда-нибудь.

Эван снова вместо ответа закачал головой. Виктория замолчала, не настаивая. Эстафету доклада подхватил Брок, хрипло сказав:

— Согласно новостям из Ондура, там запретили использование амулетов. Под запрет не попали только храмовые амулеты.

Грег вскинулся:

— Даже так?

Брок развел руки в стороны:

— Даже так. Храм так откровенно подставляют этим указом: смотрите, кому на самом деле это выгодно и кто может стоять за всем этим. — Он поднес платок ко рту и закашлялся. Вместо него продолжил Эван:

— В Вернии пока не запрещают — в прессе даже намеков нет на проблемы с амулетами.

— А что в Тальме? — спросил Грег.

— А там… — Эван вместо ответа придвинул ему пачку свежих газет: — можешь почитать на досуге. В каждой газете статьи о всеобщей стачке… В самых желтых — даже называют фабрики и заводы, которые в ней принимают участие.

Грег принялся быстро просматривать газеты, тут же передавая прочитанные Лиз — вдруг ей тоже интересно? Она же согласилась на долю в заводе Фейна.

— И…?

Лиз опередила бледного Эвана, забирая из рук Грега всю пачку газет:

— Из десяти артефакторных заводов империи не упоминается лишь один. Наш с Фейном.

Эван просипел:

— Я заказал газеты из Генры, Карфы и Асуна — хочу точнее понять, что же в мире творится с амулетами. Кстати, мы тоже на пороге стачки.

Грег вскинулся:

— Разве переговоры ни к чему не привели?

— Привели, — скривился Эван. — Лера Элизабет пообещала со своей стороны такие условия рабочим, каких нет нигде… Причем другим фабрикантам придется подтягивать свои условия до условий артефакторной фабрики, иначе на них никто работать не будет. Но профсоюз рогом уперся в землю, выдвигая все новые и новые требования, которые мы при всем желании не можем воплотить. Мне кажется, что их кто-то купил. Купил, чтобы устроить стачку… Я тут подумал — по примеру Ондура мы пойти не можем, но… После чудовищного пожара в порту, следует собрать и проверить все гражданские амулеты. Я думаю привлечь к этому университет — у них есть лаборатории, профессора и куча рабочих рук. Проверку амулетов студентами можно подвести под магпрактику.

— То есть… Что мы имеем… — Грег на миг задумался, а потом сухо перечислил, пока Эван и Брок из-за кашля опять выбыли из беседы: — Множественные подделки амулетов, на двух как минимум континентах, приводящие к полному или частичному запрету на их использование, и стачки на действующих артефакторных фабриках, где идет постоянных контроль за качеством амулетов. При этом в монастырях качество амулетов не падает и их выпуск продолжается. Заговор против храма? Или заговор храма, не принявший в расчет, что мир давно изменился? Раньше только храм царил сразу на всех континентах. Теперь есть трансконтинентальные корпорации, телефоны и четвертая по счету власть — газеты. Новости сейчас распространяются быстрее верхового пожара.

Эван вместо ответа лишь пожал плечами, борясь с очередным приступом кашля. В этот раз платок окрасился в алый.

В залу вернулся Хогг, неся незнакомый конверт и экспертное заключение, в которое он сейчас активно совал нос, да так, что чуть не споткнулся о стул. Еще не дойдя до Грега, он отчитался:

— Фальшивый амулет изготовлен не на фабрике Чандлера, чтобы это ни значило. Клейма не совпали. А еще вам письмо из Олфинбурга! — Хогг сунул конверт в руки Грега: — доставлено вечерним Окружным — Серую долину закрыли по причине бури, все поезда едут вокруг через Арсель.

— Извините… — Грег осмотрел конверт — почерк незнакомый, адрес отправителя не указан. Странно. Он уже невоспитанно надорвал конверт, когда Хогг невозмутимо подал письменный нож. Точно так невозмутимо он его вернул обратно на стол. Брок и отвлекшаяся от своей таблицы Виктория принялись изучать заключение экспертизы, а Хогг, подхватив со стола чашку с кофе, направился к таблице, над которой продолжал корпеть Байо. Тот подсказал:

— Подняли данные переписи за седьмой год. Возможно, некоторые данные уже не совпадают. Ну и твои парни кое-что навспоминали. Заодно их опросы вписываем.

Хогг забрал из рук Байо карандаш и активно принялся делать пометки.

Грег достал из конверта пустой лист, тут же вспыхнувший синим эфиром. Возникли слова, написанные знакомым почерком:

— Надо же… Оливер умудрился добыть мой эфирный эталон.

Он сперва спешно пробежался по письму, а потом принялся перечитывать еще раз, более вдумчиво, пытаясь понять некоторые иносказания Оливера — кажется, он сейчас не доверял даже защите эфирным эталоном.

«Грег, недобрый вечер-ночь или день, уж не знаю, когда письмо попадет тебе в руки. Я говорил тебе подумать: сам ли ты захотел выйти из рода или твой отец, защищая тебя, заставил это сделать. Так вот — забудь! Он крайне недоволен тобой и твоей выходкой. Зато то, что он сейчас творит, тебя и твою семью точно не заденет. Восставшая в этот выходной персона восстала не одна. Восстала вся крипта! Представляешь, всю почившую королевскую династию и кучу мощей святых пришлось изничтожить. Пару скелетов до сих пор не нашли — или сбежали от боевых магов, или те плохо умеют считать… В Серой долине творится непонятно что. По всей Тальме то и дело поднимаются кладбища — будьте осторожны: вы сидите на самой большой пороховой бочке Эребы. Если восстанет костница Аквилиты… Ты сам все понимаешь. Твой отец в своем репертуаре — восставшую персону он использует в своих целях. Его цели ты знаешь. И в этот раз большинство на стороне твоего отца. Храните, боги, Тальму! Если не сохранят — ты скоро услышишь невероятные новости. Сбудется мечта твоего отца. Только что-то мне подсказывает, что сейчас не самый лучший период осуществлять эту мечту. Береги себя и Лиз — если выживем, я уберусь к демонам из Тальмы. У вас всяко лучше. Чуть не забыл: состав для завода уже формируется. Твой друг Оливер.»

Грег отложил письмо в сторону, и по нему тут же алой волной пробежалось пламя, сжигая бумагу.

Все старательно молчали, делая вид, что столь странное письмо их не волнует. Грег потер переносицу и собрался с мыслями:

— Для начала… В Тальме тоже проблема с нежитью и кладбищами. Фейн предупредил, что костница в катакомбах тоже может восстать. Надеюсь, он ошибается, но поднявшееся за последние дни, точнее ночи, второе кладбище как бы намекает на такую возможность. Полагаю, что и сегодня ночью может произойти что-то подобное Танцующему лесу или Вансу — там поднялось около трехсот нежитей сразу. Причины для поднятия найти не удалось. Надеюсь, Одли сможет что-то обнаружить. Не на шаррафу же списывать — в Тальме нет шаррафы. Надо привлекать храм — пусть все густо заливают святой водой, иначе у нас не хватит сил и магов… Еще… В Тальме идет передел власти, насколько он успешен — я не знаю. Оливер тоже не знает. Мой отец чем-то припер к стенке молодого короля. Скорее всего восставший король Артур умудрился что-то ляпнуть на собственных похоронах. Вот и все новости… — Он нахмурился и вспомнил: — возвращаясь к делу ведьмы… Хогг, завтра попроси всех своих констеблей вспомнить все, что касается домов вокруг Приморского парка — как раз для таблицы, что вы заполняете… Еще для старшего инспектора Мюрая напишите докладные по поводу жалования за последний год.

Виктория восхищенно сказала, читая записи Хогга:

— Кажется, у нас есть первая подозреваемая! Лера Харрингтон, якобы отсутствовавшая в городе.

Хогг хмуро сказал:

— Я собственными глазами её видел в Аквилите в канун. Еще… Пока не забыл — знаю, что неважно, но суперинт просил вспоминать все: у нера Орвуда получившая в прошлом году отставку любовница недавно родила ребенка — я видел её пару раз гуляющую вдоль парка. Возможно, она караулила нера Орвуда с требованием признать ребенка. И в новогодний снегопад она тоже была возле дома Орвуда — я сам помогал ей с коляской, застрявшей в снегу. Пока вроде все. И с парнями я поговорю… — он вновь склонился над таблицей, внимательно её читая.

Эван хрипло напомнил:

— Грег…

Лиззи не сдержала смешок, когда привычно дернулись оба Грега.

Эван вздохнул и уточнил:

— Эш, ты говорил о нескольких планах в расследовании.

— Да. Точно! Я думаю, надо заставить храм провести тотальную проверку печатей всех женщин, живу…

Эван оборвал его:

— Нет. Вик предлагала тоже самое, но это вызовет крайне опасные волнения. Прости, на такое я не могу пойти. — Он прокашлялся и пояснил: — я попрошу храм проверять печати, но медленно и аккуратно, причем только у подозреваемых. Сиятельные не потерпят тотальных проверок. Второй план?

Виктория сочувственно посмотрела на Грега, тот ей улыбнулся:

— Что ж, есть второй план, тоже рискованный, но с разумным риском. Хогг — не некромант. На нем так называемый эфирный слепок.

— Прости, что? — выразил общее недоумение Эван. Грег себе напомнил: тот полиция, полицию никогда не допускали до таких тайн. В разведке-то не все знали о таком. Не учись он в Высшем Командном корпусе, Грег сам бы не знал такую тайну.

— Эфирный слепок — это как натянутый на человека чужой эфирный эталон. Точность обеспечивается амулетами. Разработка для разведки. Даже я не сталкивался с таким, а только читал. Без амулетов невозможно поддерживать точно и долго.

Виктория задумчиво сказала:

— Наша ведьма — уникум.

— Вот зря она так, — проворчал Байо, перекладывая бумаги по папкам.

Грег принялся пояснять дальше:

— Когда Хогг сбрасывает этот чужой слепок, его эфир совсем другой. Как вариант, предполагаю, что именно эфирный слепок и удерживает заговор ведьмы на Хогге и на остальных телах. Правда, я не представляю, что за сила способна на такое. Никогда не слышал ни о чем подобном. Хотя и болезни до этого никто на другого человека не пересылал, так что… Все может быть. Предлагаю попробовать завтра такую возможность: пока Хогг будет сливать слепок и становиться для заговора ведьмы чужим, залечить одну из самых видимых язв на его теле. Например, на шее.

Виктория вздрогнула:

— Бешеные белочки! Без слепка язва почувствует себя не на том теле и вернется к хозяйке!

— Именно! — улыбнулся Грег. — И тут мы её возьмем.

Эван оборвал всеобщее ликование:

— Составьте списки подозреваемых — ломиться во все дома мы не сможем. И надо будет усилить патрульных речного парнями центрального участка, чтобы ничего не упустить. Грег… Младший! Справишься? Твои парни помогут?

— Куда они денутся. Только же там Арно всем заправляет.

— А Арно мы сплавим завтра на левый берег Ривеноук — пусть инспектирует погорельцев.

Виктория улыбнулась:

— Не думала, что когда-нибудь скажу такое, но… Вперед, охота на ведьму началась!

Глава 27 Надежда на новую жизнь

Утро было… Странным. Он долго тер глаза, в которые словно песка кинули, и пытался понять, куда же его занесло. Огромная светлая спальня, окна с жалюзи, не пропускавшие робкий солнечный свет, камин, рабочий стол, зеркало в пол, еще и колесики к нему приделали! Натали как-то говорила, что такое зеркало называется псише, а он тогда сказал, что ругаться неприлично. А теперь сам смотрит в от такое от… Псише. И отражавшийся в нем бледный парень, с топорщившимися во все стороны светлыми волосами, усеянный язвами, что поляна земляникой, его пугал. Особенно его осоловелые, покрасневшие глаза, в которых плескалась ненависть. А лакея, разбудившего его и сейчас открывавшего жалюзи, Грегори не пугал. Или выдержка у парня железная. Грегори такого, как он сам, красавца в вернийке, точно на порог дома не пустил бы, хоть Жаме и лопухнулся с беременностью леры Элизабет… Вот кто точно не лера! Таких лер не бывает. Это же какая-то соседская девчонка, только с крайне правильной речью. Такая могла бы проситься в горничные, если бы были деньги на служебные платья. Только зря она таскает штаны все же. Ей бы одежонку посправнее, чтобы точно с крысами не путали.

Он наивно думал, что суперинт выделит ему комнату на половине слуг, но снова ошибся в Эше. Комната Грегори оказалась рядом с хозяйской спальней. Охренеть! Он впервые в жизни спал на мягкой кровати с балдахином при том!

И впервые ему подали завтрак прямо в постель. Причем не легкий завтрак, как принято в Аквилите у сиятельных, предпочитавших утром пить кофе с булочкой, а полновесный, чисто тальмийский, рассчитанный на тяжелый день на работе или службе. Принесший завтрак лакей еще и одежду приготовил, и ванну сделал, и убрался молчаливо из комнаты, когда Грегори быстро проглотил завтрак, даже не заметив его вкуса — видать, вернийка добралась и до мозгов. Хотелось орать: охренеть, как живут некоторые! Или тайком попрыгать на кровати, как в детстве, когда родители уходил на завод, и они с Натали вдоволь прыгали на старой кровати со скрипящей панцирной сеткой. Однажды кровать таки не выдержала, и Грегори потом седьмицу не мог сидеть — у отца была тяжелая рука.

Вчера легли спать поздно, обсуждая поиски ведьмы — инспектор Хейг из него всю душу вытрясла своими вопросами, — и Грегори проигнорировал ванну, надеясь, что его за это не убьют — он предпочел принять прохладный душ, чтобы проснуться и разогнать хмарь в мыслях. Голова болела, мышцы то и дело тянуло — вернийка напоминала о том, что его конец скор. Успеть бы найти ведьму, тогда он будет жить. Грегори до сих пор не был уверен, что все критерии, по которым они искали возможную ведьму, верны. Суперинт и инспектора вчера до хрипоты спорили, составляя списки. И все равно где-то в сердце тренькала неуверенность — они могли все понять не так, они могли где-то ошибиться. Он сам бесплодно пять лет искал портовых крыс, когда надо было искать ведьму.

Вчера сошлись на том, что происхождение не имеет значения: ведьма применяла заговор, который знают деревенские — сиятельные такой ерундой не страдают, они сразу вызывают докторов или даже целителей. Круг подозреваемых расширился от богатых лер и нер до гувернанток, экономок и даже горничных. Включать ли в список кухарок, так и не определились. И это уже тревожило.

Потом спорили о возрасте. Брок напирал на то, что на момент первого нападения ведьме должно быть не меньше восемнадцати — она должна была выйти замуж и подцепить от кого-то вернийку. Эван угрюмо возразил, захлебываясь кашлем, об исключениях из правил о бракосочетании — по королевскому разрешению в виду особых обстоятельств брак можно было заключить и с шестнадцатилетней девицей. Грегори тогда только напомнил, что горничных вообще замуж ни в каких даже «особых обстоятельствах» не зовут. И все же всех, младше шестнадцати на момент первого нападения, исключили.

Потом в ход пошел рост — если на фиксограмме с крысой был не он, то там как раз была ведьма. И росту в ней должно быть не меньше шести футов — потом специально перемеривали у дома супернита Эша высоту ветки от земли. Инспектор Хейг прижала Грегори к стене, требуя данных о росте подозреваемых. Он был бы и рад подсказать, но многих сиятельных видел только издалека — не любят леры подпускать к себе пилоток. А ведь еще же и каблуки существуют!

Потом возникли споры о магблокираторе, который, возможно, носит ведьма. Пришли к выводу, что на браслеты стоит обращать внимание. Жаль, у сиятельных уже пару лет как была мода носить по три-четыре различных браслета на руках. Не особо поможет эта примета.

Потом принялись обсуждать, откуда ведьма взяла полицейскую форму, и вновь возникли сомнения, что гувернантки и экономки могут водить дружбу с суперинтом Арно или еще кем-то, способным где-то добыть форму. А еще у ведьмы должны быть связи с крысами — в трущобах не очень-то ценили женскую жизнь, и договариваться с крысами проще все же мужчине. А еще ведьма где-то должна была взять фитомага или мага со склонностью к земле — кто-то же заставлял исчезать следы от копки могил в парке. И крысу, и нутрию ей кто-то ловил. Получалось, что эта ведьма существовала не сама по себе. Ей много кто помогал. Муж или любовник. И до сих пор никто не проболтался. И, значит, что-то они важное упускают из вида. Что-то очень важное.

Грегори пошкрябал язву на шее, срывая гнойные корочки, и принялся бриться. Он не верил, что сегодня все закончится. Так просто не может быть. Не в его жизни. Не с его везением. Даже в помощь колдуна, на которого надеялся суперинт, не верилось. Пусть колдун вчера сам телефонировал в управление, обещая, что приедет сегодня и привезет сведения о торговых домах, продавших амулеты Вернии. Заодно поможет разобраться с «порчей» — суперинт, помня о лишних подслушивающих ушах телефонных нерисс, не стал распространяться о ведьме. Все равно не верилось. Особенно в колдуна.

Он оделся, причесал мокрые волосы, обулся в уже кем-то начищенные ботинки — охренеть же! — и направился к лестнице, чтобы спуститься в холл. Где его уже ждал очередной сюрприз — персональный доктор семьи Хейгов. Суперинт почти на бегу представил их друг другу и сдал Грегори доктору, как будто у Грегори денег полные карманы! Ему пришлось следовать за доктором в одну из гостиных и потом терпеть тщательный осмотр — кажется, все же суперинт знал, что ни хрена сегодня не выйдет с охотой на ведьму. Иначе бы к чему были все эти выданные Грегори капли от сердца, от печени, от болей в костях. М-да, значит, в сердце не предчувствие неудачи шкрябало — там появился очаг вернийки, а нер Уайт ни слова не сказал о сердце во время прошлого осмотра.

Когда доктор отпустил его, не взяв за услуги ни ройса — еще и обиделся на предложение оплаты! — суперинт уже умотал на службу, и лера Элизабет тоже уехала по делам. Самого Грегори ждал рыжий Мюрай и его служебный мотор. Они направились в Речной участок. И все завертелось.

Инструктаж.

…отслеживать все необычные передвижения лер и нер, обращать внимание на шею женщин — при обнаружении язвы на левой стороне шеи сообщать первому же попавшемуся инспектору Особого или лично в штаб, расположенный в особняке Эшей…

Распределение патрулей.

…перекрестки, парк, задние улицы. Не охваченными, пожалуй, оказались только пляжи…

Слитый эфир.

…он лился в амулет тягуче, долго, муторно — стоило только поверить, что все, весь эфир он слил, как его снова заволакивало гнилью и холодом — так он теперь воспринимал эфир ведьмы…

И сопротивляющаяся лечению Эша язва — суперинт под конец побелел, закусил губу и облился потом. И руки потом у суперинта долго тряслись. А Грегори трогал шею, гладкую кожу на ней, и не мог поверить, что, если найдут ведьму, то все не его язвы вернутся хозяйке. Верить в такое было откровенно страшно. И в сердце что-то снова шкрябало, и голова болела нудно и упорно. Вернийка догладывала его тело. Дожить бы. Продержаться. Вцепиться зубами в жизнь, чтобы потом сполна все вернуть ведьме.

И ровно двенадцать. Полдень. Время для визитов.

Инспектор Хейг в чудесном платье для визитов.

Незнакомая нерисса Идо в траурном платье в сопровождении свой воспитанницы — еще пару лун назад её лицо смотрело с листовки о розыске серийной воровки.

Лера Элизабет в чем-то воздушном, с парасолем в руках — суперинт уговаривал её чуть-чуть потерпеть дурацкие визиты ради Хогга. Охренеть! Ради него…

Комиссар Хейг в партикулярном — его примут в любом доме, так что ему досталось больше всего адресов.

Мюрай в парадном мундире — рыжему он особенно шел.

Суперинт Эш — этого на визиты не отправили. С его репутацией его не примут ни в одном доме. Он остался в собственном особняке, в импровизированном штабе. В холле на одной из стен повесили вчерашнюю таблицу с домами и многочисленными пометками. Еще и стол организовали с ледяным чаем, кофе и перекусом для пилоток. То-то речные обалдеют от такого суперинта.

Парни посмазливее с хорошо подвешенными языками из констеблей — для визитов с черного входа, ведь прислугу все же решили не выпускать из виду. Да, сегодня у пилоток день флирта. Ради ведьмы и ради Хогга. Охренеть.

И мандраж. Грегори понял, что его откровенно трясет, и стены дома Эшей давят на него, гоня на улицу. Хорошо, что никто его не остановил. Только Эш попросил быть внимательнее и осторожнее: на что способна разозленная ведьма с даром некроманта никто не знал. И не забывать сливать эфир, чтобы язва не вернулась.

На улице было душно. Ветер стих, скоро он поменяет направление, и станет легче дышать. Как-то после шаррафы, года два назад, пришли дикие снегопады с севера — вьюжило три дня подряд без остановки. Сейчас снег казался несбыточной мечтой. Рубашка под мундиром намокла от пота и прилипла к коже. Язвы тянуло, на суставах их края снова кровили, и хотелось выть от боли, но он заставлял себя двигаться — проверять парней, передавать сообщения, и просто дышать. Иногда ему было больно даже просто дышать. Только он об этом никому и никогда не пожалуется. Иначе отстранят от службы и останется только тихо сходить с ума от боли и одиночества. Он никогда не покажет слабости.

Иногда от поднимающейся в груди ярости хотелось орать в небеса: «Ну покажись же! Хватит проживать чужие жизни! Отдай мою жизнь». Его кидало от надежды обратно в неверие, он словно опять мальчишка, пробравшийся в платный парк и тайком качавшийся на качелях. От веры в долгую жизнь до смирения перед смертью. Хотя кому он врет — смирения в нем никогда не было.

Визит в дом Харрингтонов ничего не дал — шея леры была идеально чиста.

Визит в дом Орвуд тоже — нера Орвуд не скрывала свою шею, ограничившись лишь ниткой жемчуга на белоснежной коже.

И еще один дом, и еще, и еще, и время подобралось в двум, а ведьма с язвой так и не была найдена. Эш меланхолично заметил, что и не надеялся решить все за одно утро — вечерние визиты будут куда как интереснее. Хорошо бы получить приглашение на суаре, тогда можно проверить гораздо больше сиятельных, проживающих на Морском проспекте.

Он ходил туда-обратно. С улицы в дом суперинта. Замирал перед таблицей и снова уходил. Ему то совали в руки ледяную колу — кто-то из Особого, то добродушно хлопали по спине: «Видишь, осуществилась твоя мечта — найдем тварь, испоганившую тебе жизнь!». И ни одному невдомек, как ноют потом растревоженные язвы — края-то у них продолжают расти, захватывая все новые и новые участки еще живой плоти. Шея не чесалась, словно ведьма и не собиралась возвращать язву.

Пальцы свело в кулаки, и разжать их не получалось. Надежда, горевшая в нем со вчерашнего дня, таяла на глазах.

Её он заметил случайно. Семейство Орвудов, точнее неру Орвуд подозревали в том, что она может быть ведьмой, а вот её детей вычеркнули из подозреваемых. Даже самой старшей, Анне, на момент нападения на Натали было одиннадцать лет. Может, ведьмы и коварны, но не до такой степени — заразиться вернийкой Анна должна была совсем в нежном возрасте, чтобы запустить её до третьей стадии.

Он пошел за ней не потому, что она могла быть ведьмой. Он пошел из-за её романа с Мане-Моне-Муне-или как там звали якобы художника? Грегори случайно видел одну из его картин — так вот, такие срамные картинки продают в районе Старого моста за полройса. Участи девиц, попавших на запрещенные к продаже фиксы, он нериссе Анне не желал. Вылечится он или умрет — не важно, важно то, что сюда на Речной участок он уже не вернется пилоткой, а значит, стоит поговорить с нериссой сейчас. Хотя бы попытаться предупредить. Репутация нерисс — хрупкая штука.

Анна была прекрасной девушкой, и станет не менее прекрасной нерой, так что пятна на её репутации от Мане-Моне-или как там этого хрыча зовут, она не заслужила. Он просто попытается с ней поговорить. Или даже с ним — она явно спешила на свидание. Уж больно странно Анна себя вела — шла одна, без компаньонки, не оглядываясь и то и дело ускоряясь — нериссы так не ходят. Шляпка сбилась, белокурые локоны выбились из прически, юбка нежного прогулочного платья невоспитанно задралась, когда нерисса перешла на бег — такого от неё Грегори не ожидал. Что делает с девушками любовная горячка! Анна промчалась по дорожке между особняками и вырвалась к галечному пляжу, где сейчас царил еще недовольный, отказывающийся засыпать океан. Соленые брызги разлетались во все стороны. Чайки громко орали над волнами. Воняло выброшенными на берег водорослями — они уже начали гнить. Девушка сбежала вниз по каменной лестнице и скрылась из вида.

Хогг, кулаки которого так и мечтали чуть отрихтовать одну наглую художественную рожу, буквально слетел с лестницы, замирая при виде нериссы Орвуд. Она стояла у кромки воды, обняв себя за плечи, а океан был еще опасен после шторма. Она что-то прокричала в небеса. Кажется, «за что⁈», и упала на колени, стуча ладонями по мокрым камням. Бурные волны тут же замочили её платье. Сердце Хогга зашлось в страхе. Он, на ходу скидывая мундир, рванул к нериссе, поднимая и таща прочь из воды — одна из волн накатила, чуть не сбивая с ног. Брюки промокли до колен. Этому Мане-Моне-Муне не жить! Пусть Грегори сядет в тюрьму, но довести нериссу до такого — он не заслужил жизни!

Она дернулась:

— Что вы себе позволяете! Отпустите меня сейчас же!

— Вот уж нет!

Анна топнула ногой:

— Я хочу побыть одна!

— Океан опасен, — возразил Хогг.

И океан показал свою силу — набежала огромная волна, из тех, которые называют девятым валом, и, сбив их с ног, потащила Хогга и нериссу в океан.

Их мотало в воде, то утягивая на дно, то снова выкидывая к свободе и такому желанному глотку воздуха. Только Хогг был упрям и, как верно говорил о нем суперинт, своеволен. Пара ударов о валуны на пляже, и Грегори вцепился в склизкий от водорослей камень, чувствуя, как соскальзывают его пальцы, а волна уверенно тянет их с Анной обратно в океан. Он выпустил эфир, и водоросли осыпались прахом, позволяя мертвой хваткой вцепиться в камень. А потом он подтягивал, подтягивал и подтягивал себя и Анну дальше на берег, пока волны то тянули их назад, то подталкивали к берегу, с силой царапая о прибрежные камни.

Он все же смог. Он все же вытянул её и, прижимая к себе кашляющую, задыхающуюся девушку, он шептал, что не даст её в обиду, что найдет этого Мане-Моне-Муне…

— Минье, — еле прошептала она голубыми от холода губами. — Только при чем тут он… Вы же… Вы же… Вы же ничего не понимаете…

Он хотел возразить, но вместо этого зашелся в кашле. Впрочем, Анну и того хуже — её вырвало водой. Старательно отворачиваясь от него, она снова прошептала:

— Отпустите меня… Вы же не понимаете… Я просто хочу побыть одна. Мне не с кем даже поговорить кроме океана. Кому я говорю, вы всем равно не поймете.

— О да, я ничего не понимаю… — он рассмеялся в её мокрые, облепившие лицо Анны волосы. Он как раз понимал, как страшно быть одному, как тяжело, когда не с кем разделить тяжелую ношу. Он аккуратно собрал волосы Анны в пучок, чтобы не мешали и замер. Она смотрела на него, как кролик на удава, и ждала приговора из его уст. Он еле выдавил помертвелыми губами — совсем не то, что она ждала: — надо жить, надо стараться находить силы и жить наперекор всему.

На шее слева у Анны была глубокая, до боли знакомая язва. Еще утром он её разглядывал в зеркале.

Хрень. Вот это точно хрень.

Так и знал, что они ни хрена не поняли в происходящем. И вообще не там искали. Точнее не ту.

Хрееееень!

Анна дернулась в сторону, но он не отпустил. Прижал к себе, терпя удары кулачками и выслушивая всхлипы и сдавленные слова — успокоилась Анна не сразу:

— Ради богов отпустите меня… Я просто хотела побыть одна… Не смотрите на меня… Это же… Это же… Я заболела совсем ребенком. Я тогда не знала, что это за болезнь. Я не знала, что расту испорченным ребенком. Что я, должно быть, проклятая и отвратительная. Гувернантка говорила, что у меня нежная кожа, вот сыпь то и дело появляется. Мне запрещали сладкое и прогулки на солнце, мне запрещали апельсины и лимоны, меня заставляли пить всякую гадость. А потом появилась первая язва. Я про неё промолчала. Не смогла сказать. Она сперва болела, а потом боль прошла, и я решила, что это неважно. Особенно после того, как такая же язва оказалась и у Полли. Мы решили, что это взросление. Как… Как… Как… Неважно. А Бель, она самая младшая, она пожаловалась маме. И… Чем нас только не лечили. Я потом даже думала, что лучше бы промолчала и умерла сама, тихо и спокойно. Последнее, что помнила из болезни — я лежала и хотела пить, а как называется то, что пьют, я не помнила, как не помнила многие слова… Я их забыла, забыла их смысл. — Анна затихла и уже не дрожала, медленно согреваясь в его руках. Зато дрожал Грегори — Натали не сошла с ума, ей просто передали болезнь с очагами вернийки в мозгах. Потому она и не могла ничего рассказать о случившемся. Они все с суперинтом и инспектором Хейг поняли не так. Ведьма знала, что Натали не сможет ничего рассказать, потому и сохранила ей жизнь.

— Я лежала и не понимала, что за лица меня окружают, и зачем надо что-то делать. Было страшно и в тоже время хорошо. Говорят, я была без сознания несколько дней — лихорадила, а потом пришла в себя и… Болезнь ушла. Мне было одиннадцать, я пропустила Явление и Новый год, но я пошла на поправку. Сейчас я не ребенок, и я знаю, что это за болезнь. Минье рассказывал о… О… О вернийке. И не кривитесь, он хороший, он пальцем меня не тронул. Он хороший, во всяком случае он честный, в отличие от родителей. — Она опять разрыдалась. И Грегори пришлось гладить её по спине, по хрупким, выступающим через кружевное платье позвонкам, по лопаткам, выпирающим как маленькие крылья ангела. Анна, оказывается, не носит корсет, и это было… Хрень! Это было странно и так вызывающе. И волнующе. Он всегда знал, что у него мозги набекрень.

И надо было что-то сказать, но он не знал, что. Даже шумящий океан не мог подсказать, как её утешить. И чайки улетели прочь, предпочитая не давать советов. Он сам же никогда не умел мыслить здраво. Умел бы — не встрял бы так с ведьмой, и с лерой Элизабет, и нериссой Анной…

Кто он. И кто она.

Что ждет его. И что ждет её.

У него непонятная служба секретарем, а потом пенсия, бутылка, одиночество. Кому он нужен, вечно пропадающий на службе с мизерным жалованием. И труп его потом найдут только потому, что завоняется все. Он видел, как заканчивали многие пилотки. Если не приканчивали вернувшиеся с каторги, то это делала бутылка виски или джина.

У нее блестящее будущее, даже если этот честный Минье взбрыкнет со своими картинками. У неё дебют, балы, яркое общество, завтраки в кровати, пикники, университет или колледж для умниц и красавиц, потом семья, дети, благородная старость и смерть в окружении внуков.

Он сглотнул, накинул на неё свой мундир, спрятавший её и его тайну, взял её за ладонь, помогая подняться, переплел пальцы, как когда-то делал с Натали. И знакомая утешалка сама вырвалась из него:

— За тридевять земель есть высокий утес,

И хранит тот утес колченогий пес.

Одна его нога — это боль твоя,

А другая нога — это язва твоя.

Третья нога — это жар твой,

А четвертая — это крик твой.

Он пройдет сто дорог, изотрет сто сапог,

И когда последний спадет, то болезнь уйдет…

Он передал её с рук на руки Кречински. Того за глаза называли Кретински. Он ничего не поймет и не заметит.

Надо успеть до того, как неведомый колдун приедет из Вернии и убьет эту ни в чем невиноватую девушку. Надо успеть исчезнуть до того, как колдун вернет ей болезнь.

Без него она будет жить долго и счастливо, а он и так смирился с судьбой. Успеть бы вернуться к океану.

Глава 28 Наивность по-хогговски

— … значит, ты решил сам учиться плохому? — не сдержал смешок уставший, заросший щетиной Брендон — он примчался на пароцикле из Вернии всего пару минут назад. Пропыленный, мрачный, пропахший керосином и машинным маслом. В кожаном пароциклетном костюме и гогглах. Он стоял перед таблицей в холле и пытался хоть что-то понять. Грег потер переносицу:

— Мне идея с переносом язвы показалась толковой.

— … и запрещенной, — фыркнул Брендон, принимая из рук Брока запотевшую бутылку с колой: — спасибо. Умираю от жажды.

Он принялся жадно пить. Острый, выступающий кадык ходил туда-сюда на худой шее, и Грег, уже машинально выискивающий язву — привык за день! — отвел глаза в сторону от полыхавших алым рун. Брендон сердился. Откровенно сердился.

Уличная дверь открылась, и констебль из речных, кажется, Кречински, галантно пропустил в холл мокрую, как мышь, девицу лет шестнадцати-семнадцати, не больше. Ростом с него самого, а значит — высокая, как искомая ведьма, красивая, белокурая, со смутно знакомыми чертами лица. Без шляпки, в почти просвечивающем платье из муслина, чью ненужную откровенность прикрывал наброшенный на плечи мундир Хогга. И с узнаваемой язвой на шее. Эфирного сияния нет — печать на месте. Браслетов на руках тоже нет, как и механитов. Шервуды? Ортоны? Эллисы? Кто⁈

Грег рыкнул себе под нос:

— Хрррррень… — Нериссе было лет шестнадцать, а значит, они крупно сели в лужу. Вариант с заболевшими детьми они даже не рассматривали, а ведь это очевиднее всего! Кому еще говорят заговоры при ранах и болезнях⁈

Констебль принял на свой счет и смешался, правда, дернувшуюся к двери девицу удержал, хватив под локоть:

— Дык… Тут… Хогг просил проводить. Правда, он просил домой проводить нериссу Орвуд, но, кажись, того, серж ошибся. Ну вот, я пошел, значится…

Серж точно крупно ошибся! И вот что значит этот очередной взбрык Грегори⁈

— Где сам Хогг? — рванул к Кречински Грег.

— Так это… — Кречински почесал за ухом, словно это ему могло помочь вспомнить. — Ушел на перекрестке Морского и Ирисовой к океану.

Ругательства у Грега все же иссякли. Мокрая, несчастная нерисса с язвой и Хогг, ушедший к океану! А Одли говорил, что Хогг — умный среди красивых! Ни хрена подобного! Он развернулся к Броку, уже включившему режим дранокоборца и тащившему плед мокрой и несчастной нериссе:

— Я за Хоггом — лично прибью!

Нерисса прикусила губу, и слезинка против её воли все же скользнула по щеке. Грег буркнул:

— Брок, ты к судье за ордером. Дом Орвудов окружить, антимагический полог возвести и никого оттуда не выпускать!

Нерисса заплакала еще горше. Мокрый платок из кармана платья мало чем мог помочь в борьбе со слезами. Ей сразу протянули два — один подал Кречински, второй Брок. Она выбрала чистый броковский. Керы не котируются в глазах нерисс, даже если это красивые керы, как Кречински.

Гнев и испуг подхлестнули почище адреналина в крови — Грег понесся прочь из дома, мимо рыдающей нериссы Орвуд — её утешит Брок, а вот кто поймает придурка — тот еще вопрос.

По Морскому проспекту, игнорируя констеблей и их вопросы. По узкой Ирисовой, даже не улочке — проулку. Кожаные подошвы летних ботинок скользили по гладким камням дорожки. Сердце билось где-то в груди, а знойный воздух не помогал дышать. Он, казалось, выжигал легкие при каждом вдохе. По каменным, крутым ступенькам к пляжу, выискивая блондинистую голову. Запах гнили ударил в нос — Хогг перестал сливать эфир, вот же придурок! Запах летел вдоль берега вслед за стащившим носки и закатавшим брюки до колен Хоггом. Ботинки, связанные шнурками, болтались у него на шее. Этот придурок знал, что вода смоет все следы, даже эфирные, и нагло шел по кромке бурлящего океана. Красавец, мать его за ногу, на его шею! А говорили: умный. Впрочем, и впрямь умный. Понял, что проще сбежать — тогда нерисса Анна не заболеет.

— Стоять! — крикнул Грег, заставляя Хогга оборачиваться. Вода кружилась у его ног, волны то и дело накатывали, словно пробовали его на вкус.

Хогг вздохнул, вкладывая в одно слово понимание ситуации:

— Кретински…

— Милые вы даете прозвища друг другу! — вспотевший, недовольный подлостью жизни и Хоггом Грег сел на лестницу и хлопнул по ступеньке: — возвращайся! Будем повторять урок.

Он с трудом гасил волнение и пытался обуздать дыхание. Может, Одли, настаивающий на ежевечерних футбольных тренировках, и в чем-то прав. Надо больше тренироваться, надо восстанавливать форму, а то перед Лиззи стыдно. Океан, эфирный, а не водный, тут же обдал его теплом в сердце, подсказывая, что ей все равно, как он выглядит. Грег рукой пригладил мокрые от пота волосы и вытер ладонь о брюки.

Хогг, поскальзываясь на водорослях, вернулся обратно, садясь рядом на прогретую солнцем ступеньку. Солнце давно перевалило за зенит, и сейчас слепило глаза, заставляя опускать их и рассматривать рыжие от песка и грязи волны, пытавшиеся добраться до носков ботинок Грега и до мокрых ног Хогга. У того были худые, как сказали бы анатомы, изучающие признаки благородного происхождения, аристократические лодыжки и узкие стопы. Кожа еще не была испорчена язвами. Ему бы жить и жить. Как и этой глупенькой нериссе Орвуд.

Хогг стащил с шеи ботинки и поставил их на ступеньку сохнуть:

— Я бы написал потом заявление. — он задумчиво развязывал шнурки. — И прислал бы его. Честно.

Грег повернулся к нему и напомнил:

— Что я тебе говорил про «без гнева и пристрастия»?

Хоггу хватило наглости удивиться:

— Я не в гневе. Я спокоен.

— Ты сейчас пристрастен.

— Вот уж нет, — возразил Хогг. — Забыл сказать: нерисса Анна упала в воду, когда собирала водоросли для гербария. Больше ничего не произошло.

Грег закатил глаза: ох уж эти нравы! Собирать гербарии из цветов нериссам было невместно. Как же! У цветов же есть пестики и тычинки, вдруг они откроют страшные тайны брачных отношений. У водорослей таких пакостей не было, они чудесно прятали от нерисс тайны размножения.

— Чё? — не понял его смешок Хогг.

— Ничё! — передразнил его Грег. — Про корзинку для сбора водорослей я промолчу.

— Утонула, — тут же отозвался Хогг.

— И про домашние туфли вместо сапог.

Однако, нерисса Анна произвела на Хогга неизгладимое впечатление. Он не задумываясь солгал:

— Тоже утонули.

Грег кивнул своим мыслям:

— Точно. Предвзят.

Хогг прищурился и снова возразил:

— Вот уж нет! Я проверял — она не светится эфиром. Анна не ведьма. Я не предвзят.

Можно подумать, что собственной красоты нериссы Анны и её хрупкости недостаточно, чтобы впечатлиться. А ведь она наверняка плакала, и прижималась к Хоггу. Поди еще рассказывала, какая она несчастная, и как хочет жить. Много ли надо парню, неизбалованному женским вниманием, чтобы проникнуться сочувствием?

— И срываешь расследование.

— Вот уж нет!

— Тебе не стыдно? — Грег внимательно смотрел ему в глаза: — Все ищейки в госпитале, а ты в бега подался.

Хогг педантично заметил:

— Одли не в госпитале.

— Он всего лишь в Вансе разбирается с нежитью. Вот какого хрена, Грегори⁈

Хогг опустил взгляд и принялся стопы тереть друг об друга, стирая подсохший на солнце песок и мелкий мусор, которого всегда много в штормящем океане. Носки, как змеи, свисали из кармана брюк.

— Я бы прислал извинения и прочее, я же уже сказал. И я не срываю расследование. Вы сами уже поняли, кто возможная ведьма.

Грег кивнул:

— Брок отправился за ордером на арест неры Орвуд.

— Я же говорил, — криво улыбнулся Хогг. Он достал носки из кармана и хотел их отжать. Грег подсушил их эфиром, заодно он всего Хогга подсушил.

— Срываешь. Я тут с тобой вожусь, когда должен быть там — искать ведьму. Того и гляди, что кто-нибудь из пилоток все же сообщит в храм о происходящем, и адер Уве примчится на всех парах.

— У вас же колдун этот… Из храма есть.

— Он реформист, а нера Орвуд…

Хогг кивнул:

— Понял. Орвуды дореформисты. И адер Уве нас опередит.

— Опередит. И ты пристрастен. Нерисса Орвуд красива, но…

Хогг мрачно перебил его:

— Она не заслужила смерть от болезни.

— Она проживает твою жизнь, — Грег напомнил очевидное. Хогг вздохнул и принялся натягивать на себя носки с таким серьезным видом, словно решал задачу по существованию мироздания. Впрочем, где-то так и было.

— Она заболела ребенком и не заслужила смерть. Я против переноса болезни с меня на неё.

— С чего бы? — не удержался Грег.

Хогг выпрямился, морщась от яркого солнца:

— Кто она и кто я. Я всего лишь отсиделся бы в стороне до самой смерти и все. А она бы жила дальше. Её ждет чудесная жизнь, в отличие от меня. Мое отсутствие никто и не заметит. Сдохну в одиночестве, и все.

— Ты ошибаешься. Твоя жизнь важна.

Хогг дернул плечом и снова опустил глаза вниз — принялся натягивать ботинки:

— Каждому человеку на самом деле важна только одна жизнь — его собственная. И я вправе сам ею распоряжаться.

— Мне твоя жизнь важна. И Кевину, и твоим парням, и Одли. Дальше перечислять?

Ответ Хогга не порадовал:

— Хрень!

Грег вздохнул:

— Не ругайся и следи за языком.

— Кто бы говорил. У вас это тоже любимое слово. — Он занялся шнурками и возился дольше, чем нужно.

Грег поставил локти на колени, переплел пальцы и на ладони пристроил кипящую от мыслей и забот голову. Он смотрел, как накатывают на берег рокочущие волны, и пытался убедить Хогга и себя — он тоже не каменный, ему тоже сложно обрекать нериссу Анну на то, что ей в качестве судьбы выбрали боги:

— Ты маг, Грегори. Это значит, что, даже уйдя со службы в полиции, ты перейдешь в другой сословный класс. Ты нер с возможностью претендовать на личное дворянство. Ты сможешь стать лером, если захочешь — спасешь кого или сделаешь открытие в эфирологии…

Хогг дернул плечом:

— Это я-то?

— Это ты-то. — в духе Хогга ответил Грег. — Я же сказал: тебе учиться надо. Сперва подтянешь знания у меня, потом сможешь подать заявление на учебу в университете. Или пройдешь краткие курсы, если не захочешь покидать службу в полиции. Сейчас как раз для Себа и его парней собирают курсы. Ты умный парень, ты сможешь далеко пойти.

— Ага, секретарем-то.

— Далось тебе название… Хочешь, личным помощником обзову. Хочешь, адъютантом, хотя мне адъютант не положен. Дело не в названии. Сдашь экзамен на детектива, если захочешь. Или просто со временем получишь инспектора — как только подтянешь знания. Глядишь, лет через десять-двадцать суперинтом станешь. А то и до комиссара дослужишь. Денег это особо не дает, но ведь не в деньгах дело. Дело в уважении людей. Захочешь денег — пойдешь по ученой части, там легко заработать не миллионы, но сотни тысяч точно.

Хогг выпрямился:

— Хрень. И сказки. Куда денется комиссар Хейг? А Мюрай? А ты? Куда вы все денетесь, чтобы я стал суперинтом?

— Мюрай станет к тому времени комиссаром. Хейг рано или поздно поймет, что серьезно тянуть две лямки трудно. Или комиссар, или настоящий герцог, а не номинальный, как сейчас.

— А ты?

— А я… Я буду искать знаменитый Северо-восточный проход в Асуну. Или открывать новые острова в южной ледяной пустыни. Или изучать Великое пятно в Южном океане. Есть много интересных мест…

Над их головами раздалось голосом Брендона:

— … где можно сложить свою голову. Элизабет тебе сама в этом случае шею свернет. Превентивно.

Грег задрал голову вверх, рассматривая успевшего умыться и переодеться в белую, мать его за ногу, сутану Брендона. Тот развел руки в стороны:

— Сюрприз! — Он спустился и скомандовал Хоггу: — подвинься.

Тот безропотно подвинулся с удивлением наблюдая, как Брендон опускается на пыльную, еще чуть алую от кафрианского песка ступеньку в своей кипенной одежде:

— Черный кол…

— Темный попрошу, — поправил его Брендон.

— … колдун Брендон Кит. Надо же кто явился по мою голову. Сразу заявляю, адер…

— Отец.

— Отец, что ставить на себе опыты не позволю. Я смирился с божьим испытанием и готов к смерти от вернийки.

Брендон колко посмотрел на Хогга, алые руны сверкнули на его лице:

— Учту. Если у вас тут урок воспитания закончен, то докладываю: антимагический полог возведен, констебли с черного входа эвакуируют прислугу. Мюрай уехал за ордером. Мне, как инквизитору, ордер, между прочим, не нужен. Кто со мной учиться плохому?

Грег нахмурился — как-то вот к такому повороту с белой сутаной на Брендоне жизнь его не готовила:

— Андре в курсе?

Брендон признался:

— Это временно. — Что именно — он не стал уточнять. Только воротник дернул — его колоратка вечно душила, а тут — сутана. Её не снимешь и не спрячешь в кармане.

Грег понял, что ждать иного ответа не приходится:

— У нас тут не воспитательная беседа, Брендон, а совещание. Кстати, мой личный помощник Грегори Хогг.

Брендон лишь кивнул. Хогг ожил и доложил:

— Нерисса Анна сказала, что и её младшие сестры тоже заболели вернийкой. Сам процесс выздоровления она не помнит — была без сознания. У нее на тот момент уже был поражен головной мозг — потому и Натали так пострадала…

Брендон напомнил очевидное:

— Да, вернийка заразна во второй стадии, когда по телу идет сыпь. Дети могут заразиться от матери или отца даже при простом прикосновении или поцелуе.

Грег наклонил голову, снова всматриваясь в океан:

— Трое детей и заболевший взрослый. Скорее всего мать. Это четверо. А ритуалов пять.

— Отец? — предложил свой вариант Брендон. — Он может быть пятым.

— Может, — согласился Грег. — Нер Орвуд сейчас на службе в банке. Скоро должен вернуться домой.

Хогг подсказал:

— Он возвращается поздно. После службы в банке он едет к любовнице — он у неё с трех до шести. Домой приезжает к семи — как раз к семейному ужину. — он криво улыбнулся и встал: — я же говорил: по нему часы проверять можно. У него расписание!

Грег передернул плечами от такого. Зачем вообще заключать брак таким как Орвуды? Завели себе любовников-любовниц, позаражали и чуть не умертвили собственных детей… Это же не жизнь, а мрак. Он поднялся следом за Хоггом, Брендон величественно — и что делает с людьми белая сутана! — встал и не отряхиваясь от алого песка принялся подниматься по лестнице рядом с Грегом. Тот не удержался:

— Как Андре? Ты виделся с ней?

Хогг пристроился за ними, старательно делая вид, что их не слушает.

— Виделся. Один раз только — дел невпроворот и у неё, и у меня. Анри ей выделил большой дом, переделанный под мастерскую и кучу народу: инженеров, кузнецов, разнорабочих. Из Вернии прислали станки и рунную кузницу. Собирают скелет первого голема. Анри пропадает в Ставке — он старательно избегает Андре, чтобы не порождать ненужные слухи. Говорят, его помолвка под большим вопросом — газетчики постарались.

— А ты? Как ты и Марк?

Брендон нахмурился:

— Потому я сюда и приехал. Такое не сообщишь по телефону.

Хогг, кажется, даже дышать перестал, чтобы ничего не упустить.

— И…? — напомнил о себе Грег.

Брендон решительно сказал:

— Плохо все. Мы раз ночью вылазку за колючку делали — там днем не походишь. Там даже ночью не походишь — только ползком, иначе убьют. Все ж простреливается, а заключать временное перемирие не хотят. Их даже проснувшееся проклятье Ничейной земли не пугает. Тяжело там. Эфир сам по себе стелется, течет над землей, оживляет все, что попадается под руку: камни, кости, мертвую плоть. Ещё чуть-чуть, и снова шагнут с Ничейной земли немертвые. Марк сказал, что он там слышал чуждые души.

— Призраков? — уточнил Грег.

Брендон качнул головой:

— Именно чуждые. Души, которых там не должно быть. Души не погибших солдат и не их призраки. И даже души не местных — некоторые говорили не на вернийком и не на тальмийском. Они просят свободы… Но там даже очищающую пентаграмму не нарисуешь — все под прицелом. Чуть приподнялся и… Марк совсем плох. Я потому и согласился… — он снова дернул за ворот удушающую его сутану. — Ему там нельзя — пришлось вот… Андре — умница: все правильно поняла.

Хогг не сдержался и все же спросил:

— А чем немертвые отличаются от нежити?

Брендон обернулся на него:

— Никто не знает. Говорят, немертвые разумны. Некоторые даже говорят, что немертвые сохранили душу, но это ересь с точки зрения храма. Душа не может жить в мертвом.

Хогг улыбнулся:

— Может, тогда они живые?

— Вот как-то не хочется о таком думать, — скривился Брендон. — Говорят, у вас тут тоже проблемы с нежитью и кладбищами?

Грег качнул головой:

— Проблемы. Нежить прет каждую ночь. Хотя лгу — эта ночь вроде прошла спокойно. Никто ниоткуда не вылез. А еще проблемы с амулетами, с храмом… С адером Уве — так… Помаленьку. — Напоминать о каутельянцах он не стал — Брендон и сам знает.

Он остановился: да быть того не может! У них тут несколько человек с пропавшими душами, а там на Ничейной земле… Там лишние души.

Глава 29 Настоящие люди

Солнце клонилось к горизонту. Тени стали длинными, только прохлады это не принесло. Ветер почти стих, алый песок уже убрали с улиц города, во всяком случае тут. В Приморском парке было пусто — он до сих пор был закрыт для посещений. Эксперты, особенно упертый Фрей, еще искали алтарь и возможных других жертв. Привратник, кстати, так и отрицал, что в Канун запускал в парк кого-либо.

Виктория стояла на погруженном в тень крыльце дома четы Орвуд и откровенно нервничала. Это её первое самостоятельное дело, и надо же такому случиться, что оно связано с ведьмой. Было немножко не по себе — она помнила себя в силовом шторме. Нера Орвуд там, в особняке, и она знает, что за ней пришли. Она со вчерашнего вечера это знает: когда рана, полученная Хоггом в битве на кладбище, перешла на её старшую дочь. Она хладнокровно залечила рану и… Почему не уехала? Почему не сбежала, спасая свою жизнь и детей? Почему осталась в доме? Приняла, как ни в чем не бывало, гостей и… Ждет инквизитора? Ждет прихода полиции? Она не в себе или думает, что её не смогут вычислить? Или надеется на снисхождение. Или… Готова атаковать? Понять бы.

Вик пыталась себя поставить на место неры Орвуд и не могла. Она потерла висок — она так мало знает о нере, урожденной Жуи, об этом доме и роде Жуи, которым принадлежал особняк последние четыре поколения. Дом некроманта должен быть крепостью — их боялись и первыми уничтожали во время бунтов. Побывавший в доме Орвудов Эван говорил, что тот оформлен в дармийском стиле: это значит, что на стенах и полу множество цветочной и геометрической мозаики, среди которой так легко спрятать и пентаграммы, и гексаграммы, и руны. Только в архивах мэрии ни слова о том, что среди Жуи были маги. Они скрывались? Не хотели уходить под крыло храма? Или не были некромантами, а нера Орвуд — первая из рода эфирница? Столько вопросов и ни одного ответа. До сих пор даже неясно, для кого же был проведен пятый ритуал. Нера Орвуд, нериссы Анна, Полли и Бель. Кто пятый? Нер Орвуд?

Щит Фидеса, накинутый на дом, ощутимо вибрировал. Сейчас его удерживали парни из команды Себа — Жюль, Алексис, Свен и Тим. Они сильные маги, но совершенно необученные. Совсем новички. Их будут контролировать Брок и Эван — ведьма непредсказуема. На соседние особняки тоже накинули щиты: попросить леров покинуть дом ради полицейской операции — немыслимое дело.

Полицейское оцепление из констеблей Речного уже не скрывалось. Парни стояли на солнцепеке и медленно прожаривались — только к ночи обещали спад жары и снег. Небеса! Завтра будет снег. Погода в Аквилите сумасшедшая, как и сам город.

Со стороны Морского проспекта показался Кевин Смит — взмыленный, взъерошенный, как воробей, но откровенно счастливый: его любимый серж оправдан и ни в чем не виноват, кроме ареста леры Элизабет, конечно же. Интересно, Хогг хотя бы извинился перед ней или нет? Впрочем, неважно. Важно иное: они до сих пор не знали, зачем нера Орвуд попыталась избавиться от Хогга. Вик снова мысленно вспоминала все его показания о Кануне. Там что-то было про любовницу нера Орвуда. Вик на миг прикрыла глаза… Да не может быть, чтобы пятый ритуал был ради любовницы! Получившей отставку, кстати. Или… Ради ребенка? Хогг говорил, что помогал с коляской, застрявшей в снегу. Тогда в день Явления был жуткий снегопад — Вик помнила, как они с Эваном с трудом добирались до Оленьего острова. Возможно, что пятый ритуал был проведен ради ребенка любовницы? Нера Орвуд, кто же вы? Представить неру, спасающую ребенка от любовницы мужа, практически невозможно. Надо срочно найти эту женщину, а они ведь даже имя её не знают.

Кевин легким покашливанием напомнил о себе — он замер перед Викторией и нетерпеливо ждал:

— Лера детектив-инспектор…

Она отвлеклась от мыслей о ритуале:

— Да, констебль? Слушаю вас.

Он быстро отчитался:

— Из дома Орвуд выведена вся прислуга. Они пока в доме суперинта, потом их переправят в отдел для дачи показаний. Говорят, нера их сама отпустила.

Вик вздрогнула: точно, ведьма их ждет. Вечер будет жарким, даже непредсказуемым.

Кевин робко улыбнулся:

— Это же хорошо, да?

Виктория кивнула:

— Хорошо. Никто лишний не будет попутаться под ногами. Слуги что-то сказали?

Кевин дернул ворот мундира — снять его, оставаясь в форменной рубашке, как сделали все парни из Особо важных, он так и не решился:

— Там странно так… Впервые вижу, чтобы было так мало мужской прислуги. Всего один лакей и камердинер. У них даже дворецкого нет — только экономка… Так вот, мужчины говорят, что с нерой Орвуд не все ладно, но они не в курсе о происходящем в Канун в доме — им последние пять лет давали три дня выходных как раз в Канун… Слуги говорят, что у Орвудов традиция встречать Явление не дома. Слуги Харрингтонов подтверждают эти слова — Орвуды всегда покидают Аквилиту в Канун.

— А женщины? Экономка, горничные, садовник… Он… Она тоже женщина?

Кевин кивнул:

— Точняк. То есть точно. Даже садовник — женщина. Садовница, получается? Или не так?

Пока Кевин не ушел в дебри филологии, Виктория прервала его:

— Что они говорят?

— Ничего. Молчат. Сказали, что ничего не знают, и на этом замолчали. Ничего, потом поймут, куда их втянули, и заговорят.

— А дочери неры Орвуд?

Кевин пожал плечами:

— Там только старшая, которая Анна, заговорила. Рассказала про вчерашнюю рану, которую ей нера Орвуд залечила при помощи амулета, про язву, про то, что болела сильно в Канун девятого года. Все. Кстати, язва на ней уже того… Даже зафиксировать не успели для протокола. Серж… Он…

Вик честно сказала:

— Дурит ваш серж. Решил сбежать вместо того, чтобы разбираться с ведьмой.

Кевин дернул плечом:

— Получается, что вместо сержа нерисса Анна умрет от вернийки, да?

Виктория поджала губы: ответа на этот вопрос у неё не было. И нерисса Анна не виновата, и Хогг тем более. Кевин вздохнул:

— Выхода нет, так?

— Закон есть закон, — старательно твердо сказала Вик, боясь представить, что по этому поводу думает главный драконоборец их управления.

Вик обдало теплом в сердце — к ним на крыльцо поднялись Эван, Брендон, Грег и Хогг, старательно делающий вид, что он тут оказался совершенно случайно. Из-под ворота расстегнутой рубашки виделись края язвы. Вик поджала губы: никто не заслужил вернийку! Никто не заслужил такую мерзкую смерть.

Брендон хмурился, осматривая дом. Белая сутана смотрелась на нем как что-то инородное. Грег молчал, только пальцы привычно были сжаты в кулаки. Сейчас это уже не пугало Викторию — она знала, он умеет держать себя в узде.

Эван скупо улыбнулся, позволяя себе только чуть прикоснуться к руке Вик и пальцами погладить по запястью.

— Брок еще не приехал… — сказал он. Брендон скривился и предложил, оглядывая рассеянным взглядом парк:

— Давайте его не ждать. Ему не понравится то, что я собираюсь сделать. Это будет совсем плохое.

Никто не успел уточнить, что же он планирует, — двери особняка открылись сами. Ведьма, нера Орвуд, высокая светловолосая красавица чуть старше Эвана, стояла посреди погруженного в полумрак холла. Она тихо сказала:

— Проходите, леры. Сколько можно стоять на пороге! — Свет сам зажегся под потолком холла — нера Орвуд использовала запас своего внутреннего эфира, отрезанная от остального мира щитом Фидеса. Запястья её были чисты — ни одного браслета. Она сняла магблокиратор, который носила ещё утром — видимо поняла, что спрятаться не удалось. — Лер Игнис, лера Игнис, нер Эш, адер…

Брендон поправил её:

— Отец Брендон.

Вик промолчала — она до сих пор не могла понять такой вот поворот в судьбе Брендона. Он так ненавидел инквизицию и все, что с ней связано, что от него белой сутаны никак нельзя было ожидать. И все же он инквизитор.

Нера Орвуд улыбнулась:

— Проходите, будьте как дома.

Грег сделал шаг назад — он предпочел бы контролировать щит.

Брендон качнул головой:

— Простите, нера Орвуд: кажется, вы не понимаете зачем мы сюда пришли. Вы обвиняетесь в ведьмовстве…

Нера Орвуд невоспитанно перебила его, чуть повышая голос:

— Вы ни в чем не обвините меня — я согласна на сделку с законом. Мне есть что вам предложить, просто поверьте, леры. И проходите — я не собираюсь ставить в известность всю Аквилиту!

Репортеры уже пронюхали, что на Морском проспекте творится что-то странное, и пытались проникнуть за оцепление. Парни из Речного пока держались — зря на них наговаривали, что они лишь красивые. Во всяком случае выполнять приказы они умели.

Нера Орвуд продолжила:

— Лер Игнис, покажите пример — вы же уже были в моем доме сегодня.

Эван прищурился — он, как и Грег, собирался остаться на улице. Беспокойство в Вик нарастало — слишком уверенной была нера Орвуд. Она явно что-то задумала. У неё была фора почти в сутки, чтобы найти выход.

— Лер Игнис, я буду говорить только с вами. Или вы боитесь слабой женщины?

Вик знала, что Эвана таким не смутить. Он достал из кармана брюк магблокиратор и предложил нере Орвуд:

— Позвольте надеть его, и тогда поговорим о сделке.

Нера Орвуд вскинулась:

— Ни за что! У вас на меня ничего нет. Даже слетевшая печать — лишь повод чуть пожурить меня, а не предавать суду. Проходите — я уже начинаю терять терпение. Это плохо отразится на Аквилите.

Эван решительно сделал первый шаг, напоминая всем:

— Внимательно смотрите под ноги: тут среди мозаики могут скрываться руны. — Магблокиратор вернулся в карман, чтобы руки были свободными для эфирных плетений. Нера Орвуд, в чайном белом платье, спокойно стояла в центре холла и ждала, словно принимала обычных гостей. Когда двери захлопнулись за Хоггом, шедшим последним, Вик еле подавила дрожь в теле — ей показалось, что ловушка захлопнулась. Что ждать от неры Орвуд, никто не представлял.

Холл был по-варварски великолепен. Белые стены, белый пол, синий с золотом потолок. И всюду цветочные орнаменты в яркой синей гамме. Легкие, хрупкие кресла из лозы и такие же диванчики, низкие столики у стен — вот и вся мебель в холле. Все можно быстро убрать, чтобы не загромождали пентаграммы. Если они тут, конечно, есть.

Хогг не сдержался — он довольно громко сказал:

— Ого, да тут сразу с порога стандартная упокоительная пентаграмма!

Брендон его тут же поправил, останавливаясь на краю мозаики — он не прошел в холл и пары ярдов:

— Ошибка, Грегори. Тут Великая дюжина.

Виктория видела, как по его лицу скользнул алый эфир, предупреждая неру Орвуд не делать глупостей. Эфир слетел с его пальцев и подсветил все двенадцать пентаграмм на полу.

Нера Орвуд, продолжая стоять посреди холла, заметила:

— Вы тоже ошибаетесь, святой отец. Тут не Великая дюжина. Тут Великая триада Ванса. Мой род Жуи происходит от младшего сына барона Ванса, того самого, которого сожгли на костре. Если приглядитесь, то заметите и сдерживающие плетения Шекли, уничтожающие плетения Гроверов, и гексаграммы, объединенные в триады — посмотрите на стены и потолок. Дома некромантов всегда хорошо защищены.

Вик прошептала себе под нос:

— Дом некроманта должен быть крепостью.

Хогг хмыкнул, а нера Орвуд слишком серьезно подтвердила:

— Совершенно точно сказано. Тут, активируй я плетения, полгорода, как малость, упокоится.

Взгляд Брендона, как и остальных, скользил по мозаике в попытке найти безопасный проход до неры Орвуд. Надо отдать должное магам из рода Жуи — они предусмотрели все. Дойти до неры и не попасть в ловушки рун и пентаграмм было невозможно.

— На особняк наложен щит Фидеса, — громко предупредил Брендон.

— Его можно прорвать, — отмахнулась нера Орвуд. — Щит Фидеса не панацея.

— Не в случае, когда его держат четыре гранд-мастера.

Она сдержанно сказала:

— Не собираюсь проверять ваше утверждение. Я обещаю, что не задействую защиту дома. Давайте обсудим сделку. В ваших интересах её принять. Иначе половина Аквилиты будет упокоена весьма быстро и гарантированно. Вы готовы поговорить со мной?

Эван спросил в ответ:

— А вы готовы сдаться и предстать перед законом? — он внимательно всматривался в неру, пытаясь её понять. Вик сдалась — она не понимала логики ведьмы. Скорее всего нера Орвуд уже была безумна.

— Не в этой жизни. Я уже сказала — у вас на меня ничего нет. Даже если что-то было: мне еще важна репутация моих девочек — до суда это дело не дойдет в любом случае. Мои дочери ничего не знали о творившемся в доме. Они не причем. И их не должна коснуться эта история. Им еще замуж выходить. Я предлагаю сделку: здоровье вашего Хогга взамен на прекращение расследования. Естественно, я не предстану перед судом: я не совершала ничего запретного.

Виктория напомнила:

— Жестокое нападение на керу Натали Хогг и четыре убийства.

Нера Орвуд недовольно дернула уголком рта:

— Я никого не убивала. Я не предпринимала ни одного запрещенного ритуала — ни один амулет ни в храме, ни в полиции не зарегистрировал темных эфирных сил. Наговоры и заговоры не запрещены. Я чиста перед законом.

Хогг не выдержал и сделал шаг вперед из-за спины Грега:

— О да! Вы не убивали — убивала вернийка!

Нера Орвуд совершенно невозмутимо, пугая этим Вик, сказала:

— Хогг… Тебя давно надо было упокоить. От тебя одни неприятности: сперва с вернийкой, потом с твоими дурацкими поисками… Но ты так целеустремленно помогал мне избавляться от лишних свидетелей… Стоило только указать на портовых крыс, и их тут же настигал Хогг. Ты был удобен, но все же от тебя столько неприятностей.

Тут уже не смог промолчать Грег, пока потрясенный Хогг пытался осознать слова Орвуд:

— И потому вы не придумали ничего лучше, чем запугать мою жену, леру Элизабет в надежде, что я избавлю вас от Хогга.

Нера Орвуд нервно сжала пальцы:

— Вы тоже мое разочарование. О вас столько говорили, и надо же… Вам оказалось наплевать на свою жену и её спокойствие. Настоящих мужчин не осталось в нашем мире. Одни жалкие особи и трутни. Куда летит наш мир.

Виктория взяла Эвана за руку, чтобы не наговорить лишнего — злить ведьму не рекомендуется:

— Может, вернемся к сделке? Вы предложили вылечить Хогга. Полагаю, тем же ритуалом, которым вы лечили своих дочерей и ребенка вашего мужа от любовницы. Только на кого вы собираетесь перенести болезнь Хогга?

Тот взглядом прожигал пол — смотреть на неру Орвуд у него не было сил. Вик понимала его — сама с трудом сдерживалась. Эван замер, привычно окаменев. Его пальцы чуть покалывали эфиром ладонь Вики. Брендон продолжал искать пути к Орвуд.

— Это не мои проблемы, — гордо сказала нера. — Найдите сами. Думаю, в тюрьмах полно тех, на кого можно перевести болезнь. Я излечиваю вашего Хогга — вы забываете о моей семье навсегда. После излечения Хогга в следующий Канун мы с дочерями покинем Аквилиту. Хорошая сделка, если учесть, что на другой чаше весов жизни половины горожан.

— Мы не будем искать жертву, — твердо сказал Эван. Ему удалось удивить неру Орвуд — с той впервые за все время слетела маска невозмутимости:

— Вы готовы рискнуть ради какого-то кера половиной Аквилиты?

— Кажется, вы немного не понимаете расклад сил.

— В доме накоплено много эфира — щит снесет в любом случае. Да, я с дочерями погибну вместе со всеми, но репутация рода Жуи и Орвуд не падет.

Эван сухо принялся перечислять:

— Тут сейчас находится два гранд-мастера: нер Эш и лера Игнис, — и два внеранговых колдуна: я и отец Брендон. Даже если мы не справимся с вами и не удержим выброс эфира — выдержит щит. Его держат четыре гранд-мастера. Им готовы прийти на помощь еще три гранд-мастера: лера Элизабет, Кейдж и Мюрай. Щит не падет. Даже если погибнем мы — Аквилита выживет.

Грег подхватил нить беседы, абсолютно отрешенно сообщая — даже Хогга пробрало:

— А репутация ваших дочерей будет испорчена. Я вчера вам передавал предупреждение — рану на нериссе Анне. Так вот. Одна из язв Хогга сегодня утром была возвращена своей законной хозяйке. Сами знаете, это ваша дочь Анна. Даже если мы погибнем — вернийка сожрет её.

Виктория оценила ложь Грега — у него даже глаз не дернулся во время речи. Орвуд тоже впечатлили его слова — она побелела и прошептала, прижимая правую руку к груди, словно нере было дурно:

— Вы не посмеете…

— Уже. — Он словно гвоздь вбил в гроб нериссы Анны.

Хогг демонстративно дернул ворот и ткнул наобум в чистую кожу:

— Вот туточки она была. И теперь она вернулась к хозяйке.

Нера Орвуд прикрыла глаза и пошатнулась:

— Глупая, глупая девчонка… Я думала, она опять бежит к этому выскочке Минье, а она…

— Да-да-да, она сбежала из дома, чтобы скрыть от вас язву и подумать над дальнейшей жизнью. — Хогг не страдал излишней вежливостью. — Она все поняла о вас. Она погибнет от вернийки. Вы этого хотите?

Нера Орвуд заставил себя выпрямиться, с надеждой глядя в глаза Эвана:

— Лер Игнис, неужели жизнь какого-то кера стоит ваших жизней и жизни моей дочери? Он всего лишь эволюционная ошибка, низшая ветвь развития человечества, по иронии судьбы не вымершая вместе с неандертальцами.

Виктория резко оборвала её — все же больше сдерживаться она не могла:

— Вы ошибаетесь!

Эван чуть сильнее сжал в жесте поддержки её пальцы. Эфир зашелся теплом и нежностью в сердце, сильно отвлекая, но и успокаивая. Вместе ничего не страшно. Они сдержат ведьму, чего бы им это ни стоило. Вместе они сильны.

Орвуд качнула головой, не скрывая разочарования:

— Я слышала о вас, что вы, лера Игнис, весьма прогрессивны и начитаны. Не знать учение Сангана о биологических предпосылках формирования сословий — в моей голове такое не укладывается.

Эван окаменел. Брендон пошел алыми искрами. Оба Грега откровенно скрипнули зубами. Пока Вик искала подходящие слова, нера Орвуд продолжила:

— Леру Сангану удалось наглядно доказать, что так называемые керы и тем более нищие, происходят из другой ветви развития человечества. Их мозг более примитивен — они не способны хоть что-то предпринимать, чтобы достойно обеспечивать себя. Им нравится жить в нищете и грязи.

Эван лапидарно сказал:

— Прекратите! — Он не повышал голос, но эхо подхватило, и нера Орвуд замолчала — обиженно и оскорбленно. Её прогрессивные научные взгляды не оценили. Впрочем, Вик поняла, что та утешалась тем, что не оценили её мужчины — кажется, она мужчин тоже не особо за людей держала, как и керов.

Брендон сделал шаг вперед, старательно не косясь на пол и мозаику:

— Давайте вернемся к сделке. Нера Орвуд, наше предложение: вы без утайки рассказываете все, что происходило тут в Канун, выдаете всех своих подельников, забираете кожно-язвенную болезнь на себя, а мы, точнее я, обещаю вам, что ваши дочери будут жить — их вернийка не коснется. Про то, что все останется в тайне, я обещать не буду — это дело полиции, во-первых, а во-вторых, все равно кто-нибудь из ваших слуг проболтается рано или поздно.

— Они будут молчать… Они же молчали пять лет. И дальше будут молчать. Они скованы клятвой на крови.

— Вы готовы на такую сделку? — уточнил Брендон. — Иначе нерисса Анна сгорит от болезни.

Нера Орвуд еле смогла выдавить из себя:

— Хорошо, я согласна… — Даже эхо не стало вмешиваться — Виктория еле расслышала её слова. — Только одно уточнение — дело не будет передано в суд. Репутация Орвудов не должна пострадать. Как вам такая сделка?

Эван кивнул, вмешиваясь — его, как и Грега, кажется не устраивала потеря дела — он не собирался отдавать его храму:

— Слово чести: вы забираете болезнь с Хогга — я обещаю, что о вашей болезни никто не узнает. Репутации ваших дочерей ничего не грозит. Полагаю, клятву кровью подтверждать не надо — я не рискну среди окружающих плетений пустить кровь.

— У нас есть еще почти год, чтобы оформить договор по всем правилам, — сухо сказала нера Орвуд.

Брендон качнул головой:

— Никакого года. Здесь и сейчас. Моих сил хватит, чтобы провести ритуал, и мне, в отличие от вас, не надо прятаться от властей — я могу задействовать все силы, какие сочту нужным. Итак… Почему и зачем вы убивали девушек в Приморском парке? Зачем вы…

Нера Орвуд возмутилась, повышая голос:

— Я никого не убивала. Убивали крысы, искавшие мне жертв. И над Хогг издевались они же — мне нужно было скрыть ритуал. Она должна была выглядеть как жертва нападения крыс, только то. Я никого не убивала.

Виктория вздрогнула: Орвуд не понимала, что приказывая убивать, она все равно участвовала в убийстве. Такая-то совсем детская позиция: это делали они, а не я.

Грег положил руку на плечо Хоггу и сжал его:

— Держись.

Тот выдавил из себя:

— Неправильная сделка. Тварь должна ответить по закону — мое здоровье не стоит того… Все должны знать, что так нельзя! Мы все же люди, пусть и не можем себе позволить ни домов, ни вашей роскоши.

— Грегори, прекрати, — мягко сказал Грег. — Мы все это знаем. А ей ты ничего не сможешь доказать. Увы.

Нера Орвуд чуть нахмурила свои брови:

— Надо же, а говорят, аристальцы, породившие керов, не склонны к родственным чувствам.

Виктория сделала шаг вперед, Эван обнял её за талию и прижал к себе:

— Вы ничего не знаете о чувствах людей. Ни о родственных чувствах, ни о братской любви, ни о материнской!

Нера Орвуд наконец покинула главную гексаграмму и подошла к ближайшему креслу, тяжело опускаясь в него — предложить сесть остальным ей и в голову не пришло. Впрочем, никто бы и не сел тут, в этом доме.

— Именно материнская любовь и дала мне сил, лера Игнис, спасти своих дочерей и спастись самой. Впрочем, я уже поняла — ваше образование сильно хромает. Мое, к сожалению, тоже было сильно однобоко и ущербно. Меня воспитали как нериссу, оберегая от правды жизни. Потом пришлось учиться всему самой. Я по мнению отца была лишь сосудом, который передаст эфирные силы сыну… Или в моем случае уже внуку. Меня учили эфирологии, но лишь для того, чтобы я обучила свое дитя, передавая дальше родовые методики. Я вышла замуж, окрыленная любовью и долгом перед родом и мужем. Я была неплохой женой — я заботилась о муже и доме, рожала детей, любила и воспитывала их. К сожалению, нер Орвуд оказался типичным мужчиной — не прошло и пары лет, как он завел любовницу. Я не знала об этом, живя в розовом мире любви. Растила дочерей, страдала от нежной кожи, на которой то и дело появлялась сыпь, целовала детей, не зная, что заражаю их вернийкой и убиваю их своей любовью… Мой муж, узнав о вернийке, которой его наградила любовница, бросил её и помчался лечиться — еще на первой стадии. Мне же не сказал — я же нера, нер не тревожат рассказами о любовницах. Неры же не болеют, у них вернийка сама рассасывается, наверное! Трусливая тварь! Когда появились язвы, лечиться было поздно. Я узнала у доктора о болезни и поняла, что меня ждет. Я тогда смирилась. Я, даже когда заболели мои дети, смирилась. Лишь отказала мужу от спальни. Не стала подавать на развод и портить репутацию. Уговаривала себя, что на все воля богов. А потом нер Орвуд, уверившись, что я и дети умрем, привел в дом свою любовницу. Она ходила по моему дому с видом хозяйки и обсуждала, как все изменит в доме. Тут у меня печать и сорвало. Нер Орвуд только после третьего сердечного приступа понял, что его жизнь полностью в моих руках — у некромантов всегда припасена кровь окружающих на всякий случай. Орвуд стал вести себя тише, он даже помог мне с первым ритуалом — познакомил меня с Арно. Сперва я пролечила Анну — она была совсем плоха. В следующий год я пролечила себя. Потом Полли и Бель. Никто ничего не заподозрил, кроме адера Уве, но и тому пришлось сдаться. Ритуал прост и незатейлив. Кровная связь с детьми помогала мне перетащить болезнь на себя, а потом скинуть на какую-нибудь жертву. Мой эфирный слепок, перенесенный на жертву, убеждал болезнь, что она еще ест того, кого надо богам…

— Кто вам помог с разработкой ритуала? — спросил Брендон.

— Никто, — пожала плечами Орвуд. — Вы просто не понимаете, на что способна материнская любовь… Все получилось, как нельзя лучше. Мои малых сил хватило — алтарь рода был полон сил и поддерживал меня… А перед этим Явлением ко мне пришла вывшая любовница Орвуда — он бросил её, снова заразив вернийкой. И снова ничего не сказал… Сволочь и трус. Мне пришлось… Я говорила ей, что может не получиться — между мной и ребенком нет кровной связи, но она настаивала. Пришлось соглашаться. Если мать дура, а отец — тварь, то ребенок-то ни в чем не виноват. Я не знаю — получилось ли.

Виктория опустила глаза вниз — она знала, что не получилось. Эфирный слепок на последней жертве был почти не читаем не из-за шаррафы и воды. Эфирный слепок не удержался, потому что нера Орвуд не любила ту несчастную девочку, единокровную сестру своих дочерей.

— Вы можете назвать имена своих жертв? — сухо спросил Эван.

— Простите, что? Меня их имена не интересовали. Вы интересуетесь у тараканов или крыс перед тем, как их убить, их кличками? Это же аристальцы — низшая ветвь эволюции, её ошибка. Я не трогала настоящих людей.

Глава 30 Нера Орвуд

На улице до сих пор было душно, но после затхлости особняка Орвуд воздух казался упоительно свежим. Виктория на миг замерла на крыльце, делая вдох за вдохом — нера Орвуд и её искаженные представления о дозволенном напугали её, особенно тем, что были подтверждены научными теориями, которые никто не спешил опровергать. Слишком выгодно сиятельными верить в аристальцев, особенно тем, кто считает себя просвещённым человеком. Эван снова в утешение согрел Вик стоим эфиром.

Хогг, как пьяный, дернул ворот рубашки, словно он его душил:

— Так… Получается… Она тоже жертва?

Виктория, спускаясь по ступенькам крыльца вслед за ним, качнула головой:

— Нет.

Она рассматривала взбешенного Брока, стоявшего за щитом Фидеса и возмущенно сложившего руки на груди. За его спиной кругами ходил Кевин Смит, старательно делавший вид, что занят службой, а не караулит Хогга. Констебли, стоявшие в окружении, то и дело косились на особняк Орвудов, но терпеливо жарились на солнце. Свен и Жюль, два новеньких мага, державшие плетение с этой стороны особняка, были мокрыми, как мыши — видимо, нера Орвуд все же пыталась прорвать щит во время обсуждения сделки.

Хогг набычился, в упор глядя на Викторию:

— Но неру Орвуд заразил муж. Она тоже жертва.

Эван нахмурился, собираясь с мыслями, и Грег его опередил:

— Это не так, Грегори. Это сложное с точки зрения этики дело, но нера Орвуд не жертва в нем — её действия вышли за пределы, скажем… Самообороны.

Хогга ответ не устроил; он, останавливаясь у эфирного плетения в ожидании, когда их выпустят из-под щита, выругался:

— Да хрррррень же! Полная хрень!

Сержант Кейдж открыл проход в щите — Брок так и продолжал стоять в позе оскорбленной невинности. Он лишь выдавил из себя:

— Вам не стыдно? — Взгляд его зеленых, сейчас казавшихся злыми глаз перемещался с Эвана на Грега и обратно. Вик знала, что на самом деле Брок не злой — он просто пытается защитить всех. В этот раз ему не дали, не позволили быть там, где была опасность.

Эван и Грег переглянулись — они не раз оказывались в подобной ситуации, когда их игнорировали и не ставили в известность о происходящем. И чаще всего так поступал именно Брок. Так что почти в унисон они ответили:

— Нет.

Грег еще и добавил, зная о склонности к лапидарному стилю у Эвана:

— Абсолютно нет.

По Броку было видно, что ему есть что возразить на это «нет», и потому Брендон вмешался:

— Простите, что отвлекаю, но, Хогг, мне нужна твоя кровь. — Он достал из тайного кармана сутаны небольшую мензурку с пробкой. — Совсем чуть-чуть. В особняке некроманта я не решился бы и капли пролить — слишком там наверчено всего.

Хогг порывисто протянул левую ладонь и отвернулся — Вик видела, что его до сих пор глодала неуверенность в правильности происходящего. Грег поймал её взгляд и тихо сказал:

— Я поговорю с Грегори.

Брендон, рассматривая, как медленно заполняется мензурка, кивнул:

— Вот-вот. Поговори. Объясни, что эфирники никогда никому ни при каких обстоятельствах не дают свою кровь. Потому что ценнее у эфирника нет ничего.

Хогг дернулся, вырывая свою ладонь и зажимая ранку на указательном пальце:

— И чё за хрень?

Брендон, закупоривая мензурку, невозмутимо поправил его:

— Не хрень — правила выживания эфирника. Но мне кровь давать можешь.

Хогг нахмурился:

— Потому что храмовник?

— Потому что колдун! — возмутился Брендон. Его принадлежность к храму до сих пор задевала. — Я и без крови могу сделать что-нибудь плохое с любым. Вот так-то!

Вик не сдержала улыбки, и Брендон криво улыбнулся:

— Не порть мне репутацию. — Он убрал мензурку в карман и поймал ладонь Хогга, заживляя порез. — Впрочем, после неры Орвуд крайне не хочется употреблять это слово. Все во имя репутации. Гадость!

В подтверждение его слов по лицу Брендона снова заскользил эфир — до самых кончиков пальцев. Вик вдруг поняла, что с белой сутаной Брендон получил свободу в рунных цепях. Наверное, именно из-за этого он и согласился стать инквизитором. Значит, дела на Вернийско-Ондурском фронте совсем плохи.

Брендон же продолжил:

— А теперь я обратно в особняк. Мне нужно два-три часа: сперва придется обезвредить алтарь и рунные цепи в нем, потом займусь излечением Хогга, а потом… Пройдусь по всему особняку, проверяя его на всякий случай. Хогг, от тебя требуется все это время сливать эфир неры Орвуд — мне будет проще работать. К остальным убедительная просьба — не мешать.

Эван кивнул, оглядывая ряды констеблей:

— Я не буду мешать.

Готовый уже возвращаться в особняк Брендон споткнулся и замер:

— Ты со мной не идешь.

— Иду.

Вик знала, что переспорить Эвана невозможно, но Брендон попытался:

— Я инквизитор и…

Эван оборвал его:

— Я буду тебя прикрывать — нера Орвуд мне кажется опасной.

— Я спра…

— И как, по-твоему, я буду учиться плохому, если ты меня с собой не берешь?

Брендон не нашел, что на это возразить, и Эван заметил:

— Дай мне пару минут — мне надо отдать распоряжения.

Брендон лишь прикрыл глаза и отвернулся в сторону. Он не любил рисковать чужими жизнями.

Вик тоже не очень нравилось решение мужа, но она понимала, почему он возвращается в особняк. Так правильно. Так нужно. По Броку и Грегу было видно, что они не согласны с Эваном, но возразить им было нечего: они эфирники — он колдун. Разница колоссальна.

Эван наклонил голову в жесте признания — он оценил их молчание:

— Спасибо!

Брок дернул плечом:

— Было бы за что… Будьте осторожны, оба. А не то, Брендон, я уведу у тебя прелестную керу Риччи.

Брендон хищно улыбнулся:

— Рррразмечтался! — он дернул себя за ворот сутаны: — вот разберусь с этим нелепым маскарадом и… Получу свободу от храма.

Брок хотел что-то возразить, но вмешался Эван, отдавая распоряжения:

— Оцепление не снимать. Щит усилить. Виктория, прошу, встреться с прессой. Официальная версия: в доме Орвуд обнаружена служанка, больная потенцитовой интоксикацией. — Он улыбнулся: — не дай им себя разорвать, пожалуйста.

Она кивнула — общение с прессой она не любила, но это необходимо, чтобы не возникали нелепые слухи:

— Постараюсь. Что будем делать со слугами семьи Орвуд?

Опережая Эвана, вмешался Брендон:

— Я после особняка Орвудов займусь ими — сниму привязку на крови. Потом сами отделите козлищ от агнцев.

Эван продолжил:

— Заодно меня этому обучишь.

Брендон не удержался от колкости:

— Мне казалось, что ты с козлищами вполне справляешься…

— Привязка на крови, — скупо сказал Эван, заставляя Брендона кривиться и вспоминать собственные обещания об обучении плохому. — Дальше… Брок, хватаешь…

Взгляд Эвана скользнул за спину Брока, натыкаясь на замершего и старательно не вслушивающегося в распоряжения Кевина:

— … сержанта Смита.

Хогг не сдержал смешок — Кевин аж вздрогнул, услышав свою фамилию. Он подтянулся и изобразил на лице внимание.

— … и едете в Речной. Занимаетесь выемкой документов из кабинета Арно. Самого Арно, если он успел вернуться, задержать. Грег…

Эш спокойно заметил:

— Я присматриваю за Хоггом — будем у океана. Там хорошо прочищаются мозги и безопасно сливать некромантский эфир. Что-то еще?

Эван нахмурился и отрицательно качнул головой:

— Пожалуй, нет. Прорвемся?

Его не понял только Кевин, старательно промолчавший. Даже Хогг буркнул: «Прорвемся», — и надолго замолчал.

Он ожил только на берегу, когда опустился на прогретый солнцем валун и принялся смотреть в никуда, не забывая сливать эфир:

— Кто такие аристальцы?

Грег, наслаждавшийся шорохом успокаивающихся волн и прохладой, которую тянуло от океана, ответил:

— Ложь. Одна большая ложь от якобы ученых. Есть много теорий о расовых превосходствах, ведь нас, эребийцев создали истинные боги, а ренальцев и карфиан — боги иные, то есть лживые. Есть и теории, объясняющие классовые расслоения. Ведь легко поверить, что это не ты не хочешь помогать и заниматься улучшением этого мира, а боги или эволюция сделали керов такими бедными. Под Арисом, в долине Таль археологи во главе с Санганом нашли стоянки древних людей. Их назвали аристальцами. Изучив их образ жизни и антропометрические данные, ученые принялись искать их возможных выживших потомков. — Он поднял округлый, горячий от солнца камешек и принялся его крутить в руках. — … И нашли среди низших слоев населения. Когда хочется сделать великое открытие, можно подогнать под него любые данные. Это как френологи двадцать лет назад сделали сенсационное открытие, что мозг женщин меньше, чем мужской, а, значит, развиваться до уровня мужчины женщины не могут.

— … И?

Грег посмотрел на напряженного Хогга:

— И тебе надо учиться. Чтобы не страдать из-за глупостей вроде аристальцев. Я уже говорил тебе — твоя жизнь так же важна. Еще вопросы есть?

Хогг дернул плечом:

— Нера Орвуд жертва. Она же не сама заболела. Её заразил муж.

— И мы постараемся что-нибудь сделать с ним. Жаль, что по закону не получится. Да и нет пока прецедентов, когда осуждали кого-то, специально заразившего смертельной болезнью. А ведь хороший прецедент получился бы. Нер Орвуд гарантированно был бы осужден. Только тогда репутация нерисс Орвуд падет.

— Может, и хрен бы с ней? Сколько жизней спасет суд над Орвудом — может, плевать на осуждения. Люди поговорят, поговорят, да и забудут. А кто-то другой вроде нера Орвуда двадцать раз подумает: стоит ли скрывать от супруги болезнь.

— Комиссар дал слово. Увы.

Хогг уперся взглядом в океан:

— Хрень.

— Еще вопросы?

— Почему она переносила болезнь на девушек, а не на мужа?

Грег невесело рассмеялся:

— Боялась падения репутации. Слухи бы пошли, что нер Орвуд упокоился от вернийки. Болеть вернийкой можно — умирать от нее предосудительно в плане репутации.

Хогг прошипел:

— Сиятельные совсем больные со своей репутацией. Как бы чего не вышло, как бы не посмотрели косо… Хреново так жить. Впрочем… — он не удержался и почесал одну из язв на плече. Рубашка тут же окрасилась в алый. — Что со мной будет? Я же помогал нере Орвуд с крысами.

— Ты не знал. Ты действовал по приказу Арно. Просто сейчас переберешь с инспектором Хейг все дела по арестованным на Морском проспекте крысам и укажешь на те, которых ты арестовывал по указке Арно. Он пойдет под суд. Он. Не ты. Ты не знал, что за всем этим стоит нера Орвуд.

Хогг дернулся и резко развернулся к Грегу:

— Я такой же, как она, да? Я такой же больной в своей ненависти, как она? Меня тоже нельзя подпускать к кры… К людям, потому что я вижу крыс, а не людей?

Грег долго всматривался в Хогга. Он помнил Лиззи, помнил её испуг, помнил собственный страх, помнил возмущенного Брока. Перешагнуть через такое сложно.

Хогг скривился:

— Лан, не отвечай. Сам понял.

Он встал и пошел к кромке океана, замачивая в мутной, белой пене ботинки.

— Нет, — веско сказал Грег. Хогг дернулся и снова повернулся к нему. Пришлось для спокойствия Хогга пояснять: — ты не такой, как нера Орвуд. Она ничего не поняла сегодня. Ты понял. В этом ваша разница. Учись, старайся, меняйся. Побеждай себя и свои предубеждения. Это сложно, я по себе знаю, но это важно. Не будь зашоренным. Учись и меняйся.

Хогг понял как-то по-своему. Он сложил руки на груди и спросил:

— Как извиняются перед женщинами?

Грег, подозревая, что тот хочет поспросить прощения у нериссы Анны, принялся пояснять:

— Покупают цветы. Обычно что-то белое, ведь это цвет невинности. Например, белые розы. Еще хорошо бы купить конфеты или набор пирожных, или еще какую-то приятную мелочь. В букет не забудь вложить визитку.

Хогга передернуло на этих словах.

— … ну и найди, конечно, искренние слова. Искренность в извинениях — это главное. Хотя перед нериссой Анной я не думаю, что тебе стоит извиняться. Рану нанесла тебе нежить. То, что рана перешла на неё — не твоя вина. И с язвой тоже не твоя вина.

— Хрень… Мне еще и перед ней извиняться. — он взлохматил волосы на затылке. — Так же на одних извинениях разориться можно.

Грег рассмеялся:

— Можно, это точно. Но если ты об Элизабет, то ей не нужны цветы и конфеты. Ей хватит искренности и обещания не делать так впредь.

— Угу. Понял.

Он снова принялся ходить вдоль кромки воды, словно игрался с океаном.

Эфир возмущался и кипел вокруг дома Орвудов — видать, дом оказался полон секретов. Воняло нестерпимо эфирной гнилью. Алые искры то и дело прорывались через щит Фидеса — парням Себа нужно будет выписать премию. Заслужили.

Океан стихал. Волны становились все меньше и меньше. Погода менялась — ветер поменялся и теперь нес прохладу. Даже не верилось, что зима вернется обратно, пусть и на пару дней.

Хогг уже не сливал эфир — он стойко сиял голубым цветом. Кажется, у Брендона все получилось. Теперь бы натиск адера Уве выдержать — он явно вот-вот примчится. Такое возмущение эфира сложно пропустить. Наверняка в ближайших храмах все амулеты сошли с ума. Знать бы еще: что адеру Уве нужно от ведьмы? Он чем-то болен? Чем-то неизлечимым. Только он пять лет искал и не нашел. Никакая болячка столько ждать не будет. Или адер Уве просто не привык сдаваться перед несправедливостью? Ведь Хогг ничем не заслужил болезнь. И предупреждение Арно о том, что адер не тот, за кого себя выдает. Арно лгал или нет?

Грег встал с валуна — можно уже возвращаться в дом. Там слишком много дел. Хогг вроде успокоился и глупости делать не намерен. Бежать ему уже не надо. Нерисса Анна должна его понять.

Хогг развернулся к нему:

— Забавно, да?

— Что именно? — Грег еле сдержал зевок, когда потягивался.

Хогг пнул в сторону океана камешек:

— Там в Вансе мы возможно видели одного из Вансов. И тут столкнулись с его потомками.

Грег признал: Хогг все же светлая голова!

— А ты прав, Грегори. Надо приставить к Орвудам охрану — просто на всякий случай. Эти самопроизвольно поднимающиеся кладбища меня пугают. Мы вроде всех упокоили в Вансе, но чем боги не шутят. Не хотелось бы, чтобы Орвуды столкнулись на пороге дома с вернувшимся предком. — Он кивнул в сторону дома: — я пойду. Дела. Ты со мной или еще хочешь побыть в одиночестве?

— Чё? — не оценил его деликатности Хогг. — Надо дальше разбираться. Дел по горло.

Разбираться почти ни с чем ни пришлось. Брендон уже снял привязку на крови со слуг, и констебли одну за другой выводили из дома и отправляли на допрос в управление растерянных служанок. Невиновных отпустили обратно в особняк — нериссам Орвуд понадобится их помощь.

Брендон отдыхал в холле, устроившись в кресле. Над ним нависал адер Уве, во всю благоухая ванилью и сдобой.

— … получается, что это была ведьма… Как неожиданно. Кто бы мог подумать: я думал, что это колдун. Непростительная ошибка. Мой грех — четыре загубленных жизни. Но кто мог предположить, что нера Орвуд — некромант и ведьма. Настоящая ведьма. В архивах храма ни слова о магии в их роде.

Брендон, из-под полуприкрытых век наблюдая за адером, вздохнул:

— И так бывает. Нечестивые пути притягательны.

Адер оглянулся на входящего вслед за Грегом Хогга:

— Грегори… Я рад за вас! — и во все стороны пахнуло сладостью. — Вы излечились. Это невероятно и вполне заслуженно. Жду вас на днях — вам надо зарегистрировать ваш настоящий эфирный эталон.

Хогг лишь кивнул — все же его выдержка была не безупречна: говорить он не мог — не каждый день выздоравливаешь от неизлечимой болезни.

Адер догадался о него состоянии — он опять переключился на Брендона:

— Нера Орвуд дореформистка, когда как вы — реформист.

Грег напрягся — чего-то такого он и ожидал от адера. Тот приторно улыбнулся:

— Я забираю дело ведьмы Орвуд под крыло своего храма.

Брендон широко открыл глаза:

— Простите, но не получится. Нера Орвуд сегодня раскаялась и сама утром забрала болезнь с Хогга, после чего спокойно умерла в своей постели в надежде на прощение богами. Я прибыл слишком поздно — увы, я непозволительно много потерял времени на погашение защитных рунных цепочек и пентаграмм в особняке. Спасти неру Орвуд я уже не успел.

Хогг перевел потрясенный взгляд на Грега, но промолчал, поздно понимая, что Брендон вернул нере Орвуд не только его болезнь, но и те язвы, от которых погибла Натали. Выжить у неры Орвуд не было ни единого шанса.

Адер Уве возвел очи горе и прошептал короткую молитву за душу неры Орвуд.

— Что ж, раз заниматься ведьмой не надо, пойду и поддержу молитвами нерисс Орвуд. Заодно займусь похоронами неры Орвуд.

Брендон разрешающе улыбнулся и вновь закрыл глаза: дело ведьмы Орвуд вымотало его. Впрочем, уже через час, написав кучу бумаг и заверив их, он был готов пускаться в путь:

— Я заеду в Танцующий лес, посмотрю, что было там, а потом в Вернию. Если будет что-то — я телефонирую. И ради всего святого, не надо меня провожать — я не малыш. Я справлюсь. В Вернии я сейчас важнее — не будет меня, то на Ничейную землю полезет Марк, а это плохо, очень плохо.

Грегу и Эвану пришлось согласиться с Брендоном. Жаль, что они не знали — они последний раз видят Брендона живым.

Глава 31 Надежда

Домой возвращались вымотанные до предела. Брок переругивался с вернувшимся из Ванса Одли. Одли вяло отвечал, погруженный в свои мысли. Эван молчал, держа Вик за руку. Сама Вик… Она снова и снова перебирала в памяти сегодняшний день и пыталась понять: можно ли было сделать что-то иначе. Ответа у неё не было.

Нерисы Орвуд: Анна, Аполлинария и Арабелла — вернулись домой вместе с немногочисленной прислугой. Вернулся домой и нер Орвуд, изображавший полное неведение. Имена любовниц он выдавать отказался — еще и попытался выставить из дома Викторию. Ничего, Брок докапистый, этот найдет всех. Брендон перед отъездом обещал, что он что-нибудь придумает для нера Орвуда, но это же потом, а сейчас сестрам Орвуд день за днем жить под одной крышей с собственным убийцей, с тем, кто их не пожалел и обрек на мучительную смерть. В голову ничего путного не приходило, если только уговорить нериссу Анну подать на эмансипацию. Только захочет ли она становиться взрослой и нести ответственность за своих сестер? Поль всего четырнадцать, а Бель только-только исполнилось одиннадцать. Самой Анне в этом году исполнится семнадцать.

Услужливый Джон загодя распахнул дверь в дом, сиявший в начинающихся сумерках как детская игрушка. Дом манил теплом, светом, обещанием отдыха. А еще из дома явственно несло слезами. Вик, которая после трудного дня еле держалась на ногах, спешно понеслась в холл, тут же опускаясь на колени и обнимая выбежавшую ей навстречу заплаканную Полли. Вик не выдержала и взяла девочку на руки, ничего не понимая из её спутанных пояснений, прерываемых плачем. Пришлось вмешиваться Альку, как настоящему мужчине:

— Лиска сбёгла. Мы пошли её кормить, а в её коробке пусто. Убегла, как пить дать.

Ноа, которая крепилась и не рыдала, в отличие от Полли, тоже решила расплакаться. Она старательно шмыгала носом, морщилась, фыркала, но слезы не появлялись. Уставший Эван сам подхватил её на руки и принялся вслед за Вик утешать:

— Лиса вернулась в свой домик.

Одли хмыкнул и подтвердил:

— Лиска дикое животное. Ей в лесу хорошо.

Ноа быстро забыла про слезы и возмутилась, глядя на Одли — тот даже поежился под её взглядом:

— У нас ей тоже было хорошо.

Полли, обнимая Вик за шею своими слабыми руками, прошептала ей в ухо, которое тут же стало мокрым:

— Ей точно там будет хорошо?

— Точно-точно, — старательно честно сказала Вик.

Альк, стоявший в холле в стороне и демонстративно прошептавший куда-то в бок: «Плаксы!» — сам то и дело хлюпал носом. За эти дни дети привыкли заботиться о лисе из Танцующего леса, и её побег был для них неожиданностью. Брок посмотрел на мальчишку и взял его на руки:

— Ничего, парни тоже плачут, Альк. Поверь. Особенно, когда сбегают коварные лисы.

Альк громко швыркнул носом:

— Я не плакса. Вот возьму и навещу её сам в лесу!

Ноа тут же показала ему язык, чтобы не задавался — его идея ей пришлась по вкусу:

— Мы же навестим её дома? Да, папа?

Вик, поднимаясь по ступенькам на третий этаж, вздрогнула, не представляя как везти детей в возможно опасный лес. Брендон обещал его сегодня посмотреть, но… Мало ли. Брок и Одли тоже как-то напряглись. Видимо, их не прельщали возможные поиски лисы в лесу.

Эван нахмурился и осторожно предложил:

— Мы постараемся ей нанести визит в выходные, но не обещаю, что она нас будет ждать — мы же её не сможем предупредить.

Альку и этого было достаточно. С криком: «Ура!» — он сверзнулся с рук Брока и понесся по лестнице первым — у него была своя детская, и он предпочитал сам принимать ванну, а не как мелюзга. «Мелюзга» предпочла доехать до ванной на руках родителей. Одли и Брок пошли в свои комнаты. Одли при этом бурчал, что пора бы ему и честь знать — вернуться к себе домой. Брок лишь напомнил: «Если разрешит Николас!».

— Надо было ехать в порт со всеми, — не сдержался Одли. — Всех надышавшихся дымом уже завтра выписывают, один я все еще больной. Вот угораздило же завести мозги в голове!

Вик, расслышавшая последнюю фразу Одли, тихо рассмеялась. Полли заглянула ей в лицо и тоже улыбнулась, несмотря на еще невысохшие слезы.

— Все будет хорошо, Полли, — спуская девочку с рук в детской, сказала Вик. Она её поцеловала в лоб: — давай-ка беги в ванную: пора купаться и спать.

Ноа с визгом понеслась первой — Полли отстала от неё. Горничная уже приготовила ванну — осталось только взбить пену. Эван достал из кармана брюк перочинный нож и, взяв из ящика с игрушками резиновую уточку, принялся что-то на ней вырезать. Вик подошла ближе, рассматривая незнакомую руну.

— Шшш! — прошептал Эван, прислушиваясь к доносившемуся из ванной гомону. — Это сюрприз.

Вик нахмурилась, когда он проткнул себе подушечку на указательном пальце и капнул кровь на руну. Он шепотом признался:

— Брендон сегодня подсказал. Он обещал, что уточка точно будет плавать.

Вик не сдержалась, укоризненно качая головой:

— Даже думать боюсь, для чего он вообще придумывал это.

Эван улыбнулся, закатывая рукава уже несвежей рубашки:

— Думаешь, черные-черные колдуны не были детьми? Полагаю, Брендон все же когда-то был ребенком… — Он направился в ванную, в дверях оборачиваясь к Вик: — иди, переодевайся, готовься ко сну — я их сам уложу. Ты устала сегодня — тебе надо отдыхать.

Она еле слышно призналась ему, не спеша уходить:

— Я сегодня весь вечер думаю: а на что бы я пошла ради девочек? Может, я такая же как нера Орвуд…

Эван крайне серьезно сказал:

— Одно я знаю точно — закон бы ты не нарушила.

Вик вздохнула: она так и не призналась ему, что, расследуя дело нериссы Бин, дважды пошла на воровство. Иногда закон так легко нарушить, особенно прикрываясь благими намерениями, как делала это нера Орвуд.

Эван, скомандовав девочкам взбивать пену и отпускать уточку плавать, подошел к неуверенной Вик и поцеловал её в висок, прижимая к себе:

— Солнышко, не переживай — ты не такая, как Орвуд. Совсем. Ты бы пожертвовала собой, а не откупалась чужими жизнями. Я это точно знаю.

Он снова поцеловал её в уголок рта, щетина, отросшая за день, сильно кололась, но это было неважно. Важно, что он был рядом, пусть и пропыленный, уставший, обросший, зато верящий в неё.

Вик поцеловала его в ответ и прошептала:

— А еще я боюсь подумать о том, каково девочкам Орвуд быть под одной крышей с собственным убийцей. Им же еще годы и годы жить с отцом и полностью зависеть от него.

— Мы что-нибудь придумаем, солнышко. Иди, не жди меня — ложись спать. Я еще девочкам сказки почитаю на ночь. Спи…

* * *

— Спи… — сказал Грег сонной Лиз, целуя её на ночь и прижимая к себе.

— Сплю… — послушно ответила она и, правда, заснула. То ли сильно устала за сегодняшний день, то ли болезнь еще дает знать о себе.

Дом затихал. Грег чувствовал, как мятежно ходит по собственной комнате Хогг, снова и снова начиная новый круг. Иногда он останавливался у окна и, наверное, смотрел на океан. Ничего. Хогг далеко зашел в своей ненависти к портовым крысам, но все осознал и вполне способен вернуться из мрака озлобленности. Нера Орвуд не смогла. Хогг справится. Если не справится — есть Марк. Грег чуть подался к Лиз и поцеловал её в висок — он же смог, он почти переборол свои вспышки гнева. Значит, и Хогг справится.

Грег принялся дальше проверять эфиром округу. На половине слуг тоже готовились ко сну. В соседнем доме, где жил лер Леоне, было пусто — лер предпочел сбежать из Аквилиты, видать нера Орвуд хорошо ему заплатила.

В особняке Хейгов раздражающе вспыхнул алых запретный эфир — наверное, это Эван решил потренироваться. Надо будет завтра узнать… Или сходить сейчас? Мало ли, что там могло случиться? Грег осторожно переложил Лиз со своей руки на подушку и сел, ногами нащупывая домашние туфли.

…кровь смылась с резины, и алый эфир рассеялся с громким бульком ушедшей на дно уточки.

Алая вспышка в доме Хейгов исчезла, и Грег решил, что все же уточнит завтра. Он лег обратно, укрываясь одеялом и проверяя эфир во всей Аквилите. Раз за разом это получалось все проще и проще. Карта города сама вставала перед глазами, рассказывая, что адер Уве направился куда-то из храма, а Брендон только-только выехал на Дубовую, чтобы направиться обратно в Вернию. Его слова о лишних душах продолжали тревожить Грега — невозможно представить, зачем каутельянцам могли понадобиться людские души. Монахи ордена веками заключали сделки с сиятельными, и, возможно, души клятвопреступников не рассеивались в мире, а хранились где-то… Дальше фантазия Грега забуксовала. Где можно хранить душу? Амулеты? Механиты? Прозрачные мензурки, как в лабораториях? Причем хранить души надо крайне аккуратно и где-то в надежном месте. Что может быть надежнее в храмах, чем хранилище эфирных эталонов, сложно представить. И зачем нужны души в Ничейных землях? Там своих душ хватает — погибших во время штурмов солдат. Что-то они упускают из вида, что-то не понимают, что-то не знают.

Грег мысленно перечислил: взбунтовавшиеся кладбища, поддельные амулеты, каутельянцы. Это все звенья одной цепи или разных? Грег никогда не применял индукцию для расследования преступлений, и ему сейчас было сложно.

Он вернулся к эфирной карте Аквилиты, круг за кругом проверяя город.

В управлении по особо важным сейчас из магов никто не дежурил — сегодня дежурным был Томас Дейл из Сыскного. Арбогаст и его парни должны выйти на службу завтра-послезавтра — их эфир сейчас ярко освещал госпиталь орелиток.

Приют при госпитале чуть светился эфирами адер Манон и Вифании.

Брендон вырвался на Окружную дорогу.

Адер Уве ехал где-то по Дубовой.

Маги-погодники видели седьмой уже сон в своих домах. Они сделали, что могли с шаррафой, и теперь заслуженно отдыхали.

Остальных магов Аквилиты Грег не знал, только замечал тусклые вспышки эфира над различными домами.

Лес Сокрушителя был тих и спокоен.

В Танцующем лесу отмечались совсем слабые возмущения эфира — наверное, все же стоит проверить штольни на предмет самородного потенцита. Алого эфира не было, так что это точно не нежить.

Грег сделал еще круг над границей, но знакомая слабость мощной волной накатила на него, тяжестью одеяла вжимая в кровать. Грег сипло вдохнул и подавился воздухом. Сердце зашлось от боли. Эфирный родничок ожил, превращаясь в океан, но сейчас и он не спасал. Пальцы на руках дрожали, мышцы на ногах стянуло судорогами. Грег попытался пошевелиться и не смог. Одеяло душило, не давая вдохнуть полной грудью. Пот лил градом. Грег мысленно выругался — снова не рассчитал силы. А потом тьма настигла его, и это был отнюдь не сон.

Из небытия Грега вырвало легкое прикосновение к плечу:

— Нер Эш, прошу прощения, но вас просит к телефону некая кера Риччи из Вернии. Говорит, это срочно.

— Да, сейчас… — еле выдавил из себя Грег. Сухое горло клокотало кашлем. Грудь жгло огнем, зато слабость чуть отступила. Хотелось пить. Грег скосил глаза на часы, стоявшие на прикроватном столе подсвеченные ночником.

Нер Адаль, разбудивший его, подсказал:

— Первый час ночи, нер Эш. Может, я сам приму звонок?

— Нет… — Грег старательно давился кашлем — не хотел случайно разбудить Лиз, разметавшуюся на полкровати. — Я сейчас спущусь… Попросите керу подождать. Это моя сестра…

Он еле сел в кровати, потянулся к графину, но понятливый Адаль его опередил: он сам налил воду в стакан и протянул его Грегу:

— Прошу! — Адаль направился к шкафу и достал оттуда теплый халат: — в холле прохладно. Жара ушла, на улице начинается снегопад.

Грег поблагодарил его и спустился в холл, не понимая, что могло случиться у Андре. Она не та, кто паникует по мелочам. Адаль тут же протянул трубку:

— Верния на проводе. Кера Риччи…

Грег взял трубку и хрипло сказал, опускаясь в кресло:

— Андре, это Грег. Доброй ночи…

— И тебе доброй ночи, братишка. — Её голос, обычно звонкий и неунывающий, был тусклым и тихим. — Понимаю, что телефонировала поздно ночью, и ты наверняка спал, но я решила, что тебе важно знать.

— Сестренка, что случилось? — опережая её ненужные извинения, сказал Грег.

Она громко вдохнула — где-то далеко в Вернии, на том конце провода, визжали станки и стучали молотки:

— Сорок минут назад, во вторую четверть одиннадцатого Брендон… — Андре замолчала, собираясь с силами, и Грег переспросил:

— Что с ним случилось?

Андре явно взяла себя в руки, потому что прозвучало почти знакомым голосом:

— Он сделал глупость и умер.

Сердце Грега громко бухнуло в груди и провалилось куда-то в живот:

— Ты уверена? Возможно, он надел магблокиратор — так недавно произош…

Она не дала ему закончить, веско сказав:

— Прости, я еще могу отличить убийство от магблокировки. Я чувствовала, как его душу вытянули из тела. Я не вылетела следом просто чудом — Брендон разорвал связь. И вот… Уже сорок минут его нет. Я подумала, что тебе, как констеблю, это важно — Брен не успел покинуть пределы Аквилиты. Он был где-то в горах, точнее я не скажу.

— Андре… Я…

Она снова его оборвала:

— Не волнуйся за меня — рядом со мной Каеде, под боком еще и Анри. Со мной все будет хорошо. Я должна закончить постройку голема, а потом… Потом, быть может, вернусь к тебе. Не волнуйся за меня. Просто найди Брена и ту тварь, что его убила.

Он ничего не успел сказать ей, как она положила трубку. Требовательный голос телефонной нериссы с диким вернийским акцентом попросил освободить линию.

— Хрень! — почему-то с лестницы донеслись ругательства, которые крутились в голове Грега. Адаль молча забрал телефонную трубку из рук Грега и положил её на рычаг.

Хогг, выругавшийся за Грега, стоял на лестнице. Босой, в кальсонах, с фланелевой футболкой в руках.

— Хрень, — тихо подтвердил Грег. — На Брендона Кита напали. Где-то в горах. Возможно, убили.

Пока он не увидит тело, он не будет думать о нем, как о мертвеце. Бывает, что глупая надежда спасает жизни.

— Выезжаем сейчас? — спросил Хогг перед тем, как скрыться в натягиваемой на себя футболке.

— Ты никуда не едешь. Поеду я и… Ищейка. Надо узнать, кто у нас сейчас свободен.

Арбогаст в госпитале, остаются Брок и Одли — кого из них взять? Или лучше Викторию? Её лисий нюх еще никто не превзошел.

Нер Адаль понятливо направился на улицу — разводить котел в паромобиле. Этот дворецкий что только не умел, а, главное, не гнушался выполнять не свойственную дворецким работу.

Хогг одернул нательное белье и прищурился:

— Это еще почему? Ты обещал учить.

— Ты мне нужен тут. В половину третьего Элизабет нужно будет выпоить лекарство. Флакон я выдам, инструкции тоже. Пожалуйста, помоги — Элизабет серьезно больна. Ты мне нужен тут.

Хогг скривился, но кивнул:

— Еще будут распоряжения?

— Если не вернусь к восьми, то отправь Мюрая на утреннее совещания вместо меня. Проверь, чтобы он точно на него попал. Потом займешься разбором дел с портовыми крысами. Еще… Это, пожалуй, даже вперед… Встреться со своими бывшими сослуживцами: пусть они распишут по лунам все свое полученное на руки жалование под Арно. Это важно.

Хогг понятливо сказал:

— Он нам не доплачивал, верно?

— Верно. Еще… Увидишь сигнал над Ветряной грядой — высылай экспертов и судебного хирурга.

— Все?

— Вроде, все…

Хогг дернул плечом:

— Ясно. Значит, этот инквизитор всё… Да?

— Будем надеяться, что не все. Брендон не из тех, к кому легко подобраться.

— А ведь он тут контактировал только с пилотками, Орвудами и адером Уве, — поднимаясь на второй этаж, чтобы одеться, сказал Хогг. Грег прищурился:

— Так… Орвуды на тебе, а Одли надо отправить по следам Уве. Просто на всякий случай. Если получится, конечно.

Зонт, заскучавший на своей подставке, бодро спрыгнул с неё и понесся на улицу — Адаль как раз зашел в дом, чтобы взять запасные канистры с керосином. Хогг, обернувшийся на громкий стук в холле, замер, провожая зонт круглыми от удивления глазами:

— Вот же хррррень…

— Это не хрень, это лер Зонт, — вздохнул Грег. Впрочем, он признавал, что из лера Зонта отличная ищейка на нежить. Грег поднялся с кресла и направился в спальню — надо собираться, и, чтобы не разбудить Лиззи, собираться еле слышно.

* * *

Еле слышно рокотал далекий фронт — первое время Андре думала, что это где-то грохочет гроза. Работу тяжелых мортир заглушали удары по металлу — формовали защитные пластины для голема, распятого под крышей цеха на лесах. Жужжали токарные станки. Переругивались рабочие, противно свистела рунная кузница, выводя руны на патрубках для пароэфирной смеси. Жизнь продолжалась, как ни ужасно это звучало. Жизнь продолжалась. Только сердце было одно. Солнечный лучик больше не проснется в нем и не согреет тепло. И греть теперь никого не надо.

Андре положила телефонную трубку на рычаг. Сердце уже успокоилось и не билось заполошно в попытке пробить грудную клетку, хоть фантомная боль еще ходила по всему телу. Андре попыталась встать со стула, на котором сидела, но ноги подвели её. Они настолько ослабели, что Андре пришлось вцепиться руками в столешницу, чтобы не упасть.

Обеспокоенный Каеде, молча наблюдавший за ней все это время, спешно подошел к Андре и предложил свою руку:

— Пожалуйста…

Она еле выдавила из себя — до сих пор от мысли, что Брена больше нет, горло сдавливало спазмом:

— Я в порядке.

— Это откровенная ложь.

Ярость придала сил — Андре выпрямилась:

— Я в порядке! Возвращайся к работе. Голем ждать не будет — послезавтра новолуние, и что тогда будет в Ничейных землях, никто не знает.

— Принц Анри ска…

Андре заставила себя идти, не шатаясь, в сторону экспериментальной зоны с пароэфирником — испытание было назначено на утро. Только бы он не взорвался, как два перед этим. Только бы все получилось. До сих пор Андре и инженерам так и не удалось подобрать правильную пробу потенцита для топлива. Сейчас шли последние приготовления. Только бы этот пароэфирник заработал. Времени совсем нет. В другой стороне цеха возвышался остов голема, медленно обраставшего мышцами и мозгами — заканчивали сборку кабины пилота и подгоняли шарниры. Даже при условии филигранной работы рунных кузнецов добиться полностью одинаковых шарниров было пока невозможно. Каждый требовал индивидуальной подгонки. Тяжелые доспехи еще были процессе ковки.

— … Анри ни слова! — оборвала Андре Каеде. — Ему только этих проблем не хватало. Ему о Ничейной земле нужно думать, а не о чувствах глупой керы.

Каеде промолчал — он после возвращения души изменился, потеряв свою велеречивость. Он легко догнал Андре, а потом… Наступила тишина и темнота. Андре еще успела подумать, что не простит этого наглого лиса.

Глава 32 Навье

На улице было хорошо. Уже не жарко, но еще не холодно. Капал редкий, мелкий дождь, перемежаясь со снежной крупой, оставляя на тротуаре еле заметные мокрые пятна. Ветра не было. Чуть тянуло гниющими водорослями и дымом из каминов. Небо вплоть до Ветряной гряды было затянуто серыми, снежными тучами.

Грег в мундире, под который благоразумно поддел кардиган, терпеливо ждал на крыльце дома Хейгов, когда же ему откроют дверь. Замерзнуть он не успел. Сонный лакей, кажется, его звали Джон, впустил его в дом и проводил в холл, зажигая газовые бра. Пока Джон поднимался в хозяйскую спальню и будил Хейгов, Грег сидел в кресле и терпеливо ждал. От предложения чая он благоразумно отказался.

Виктория спустилась в холл почти мгновенно, закутавшись в шаль поверх плотной ночной сорочки. Грег подозревал, что любопытства в Виктории хватило бы на пол-Аквилиты точно. Эван, сонно потирая подбородок, шел за супругой следом. В руках он нес халат — не для себя, для Виктории. Здороваясь с Грегом и предлагая снова опускаться в кресла, Эван заботливо накинул халат из расписного шелка на плечи супруги.

Грег быстро и сухо, как на утреннем совещании, доложил все, что сообщила ему Андре, заставляя Викторию с силой поджимать губы. Её пальцы вцепились в подлокотники кресла — Грег подозревал, что Брендон был для неё не просто временный секретарь, навязанный Марком. Виктория умела дружить. Эван, с тревогой посматривая на неё, уточнил:

— Это точно не магблокировка? — Он не выдержал и взял Викторию за руку. — Как было с Элизабет.

Грег пожал плечами:

— Я очень надеюсь, что это именно она, но словам сестры верю. В любом случае надо искать.

Уже взявшая себя в руки Виктория уточнила:

— Андре так и сказала: «Вытягивали из тела»?

— Именно. Это её слова дословно. Она сказала: «Вытягивали».

Виктория снова поджала губы, еще и нахмурилась, упершись взглядом в пол — Грег уже запомнил, что в такие минуты надо молчать и ждать. Эван окаменел — алые искры эфира то и дело вспыхивали вокруг него. Стало тихо — даже лакей Джон замер в дальнем углу холла, старательно не вмешиваясь. Только тикали напольные часы, да завывал ветер в каминных трубах.

— Строить какие-то теории, основываясь всего на одном слове, слишком самонадеянно даже для меня, — тихо сказала Виктория. — Мы не знаем, как чувствуется… Смерть в ритуале общего эфира. И, надеюсь, не узнаем.

Она замолчала, дальше обдумывая и потирая виски. Эван вмешался:

— Ты думаешь, что это могли быть каутельянцы?

Виктория отрицательно качнула головой:

— Если это они, то почему они изменили правила игры? Они забирают души клятвопреступников. Брендон не стал бы заключать никаких сделок, где на кону стояла бы его душа. Я бы пока не притягивала к исчезновению Брендона каутельянцев. Скорее уж надо присматриваться к адеру Уве — он темная лошадка, его нельзя скидывать со счетов. Кто его знает, что творится в его голове. Ему зачем-то была нужна нера Орвуд.

Грег понимающе кивнул:

— Согласен. За каутельянцев пока нет никаких данных, кроме слов Андре. Случившееся с Брендоном, действительно, может быть связано с адером Уве и делом неры Орвуд. Сегодня… — Грег посмотрел на большие напольные часы и поправился: — вчера Брендон больше ни с кем не встречался. Если только тайно, ничего нам не сказав. Пока под подозрением Орвуды, адер Уве и нежить Танцующего леса. Или все случившееся может оказаться случайностью.

Эван потер бровь и в упор посмотрел на Грега:

— Так… Я правильно понимаю, что искать Брендона…

— … поеду я и… — Грег бросил косой взгляд на все еще хмурившуюся, задумчивую Викторию: — Я хотел бы взять Викторию в качестве ищейки.

— Хорошо, — согласился Эван. — Если это адер Уве, то девочки Орвуд могут быть следующими в этом странном деле, так что я сейчас разбужу Брока и вместе с ним сопровожу нерисс Орвуд сюда — тут им будет безопаснее. Нером Орвудом я займусь утром сам. Он тоже может быть причастен. Мы о нем почти ничего не знаем, кроме трусости и склонности к изменам.

Виктория добавила, от волнения сжимая пальцами тонкую ткань халата:

— Надо попросить Брока проследить передвижения адера Уве — на всякий случай.

Грег еле сдержал зевок — время было позднее, и ему отчаянно хотелось спать:

— Я хотел отправить по следам Уве Одли. Броку и без Уве есть чем заняться. Впрочем, его можно пустить по следам нера Орвуда — пусть проверит на всякий случай. Эван, все?

Тот кивнул и лапидарно сказал:

— Будьте осторожны.

Виктория старательно честно улыбнулась:

— Постараемся. — Лгать она никогда не умела, так что было ясно: за Брендоном она шагнет и в пламя, и к каутельянцам, если это они. Только Вик права: каутельянцам нет смысла менять правила. Они рассеивали (или забирали?) души клятвопреступников. Вряд ли Брендон успел выйти на след этого ордена, да еще и поклясться им своей душой.

* * *

Город спал, купаясь в ярком свете электрических фонарей. Горели неоновые рекламы на ресторанах и кафе, но их двери уже были закрыты. В период между карнавалами Аквилита предпочитала высыпаться.

Ночные улицы были свободны, и Грег не нервничал, боясь забыться и вылететь на встречную полосу. Приблизительный путь Брендона по городу он знал, но нельзя исключать, что Брендон мог с кем-то встретиться в дороге, так что каждую сотню ярдов Грег останавливался и давал время Виктории выйти из паромобиля и долго принюхиваться. Вроде след Брендона она держала уверенно. Хорошо, что он приехал в Аквилиту на пароцикле: отслеживать следы паромобилей не умел ни один из констеблей-ищеек в управлении, а вот за пароциклом оставался четкий запах Брендона.

Выехав на Окружную дорогу, останавливаться пришлось чаще — Виктория выходила и проверяла след на каждом перекрестке. Дождь медленно накрапывал, грозясь вот-вот стереть все следы. Грег видел, как Виктории трудно: у неё на лице прорезались вибрисы, треугольные звериные уши стояли торчком, а кончики пальцев заканчивались острыми, загнутыми когтями. Хвост больше не прятался в спортивного кроя бриджах, и Грег старательно давился словами: его так и тянуло уточнить, удобно ли сидеть с хвостом. Только вряд ли такое любопытство Виктория оценит. Грег, сжав челюсти, молчал, Виктория тоже. Дождь резко усилился, заставляя Грега включать стеклоочистители.

Закончилось все неожиданно: на одном из перекрестков Виктория долго принюхивалась, а потом стала заваливаться на землю. Грег, решивший, что ей стало дурно, не успел прийти на помощь — вперед на дорогу вырвалась огненно-красная, юркая, как огонь, лисица и стремглав понеслась, даже не проверяя, успевает ли за ней Грег на паромобиле. Дождь без предупреждения перешел в снежный залп, заставляя Грега громко, с чувством ругаться. Переднее стекло тут же залепило снегом, щетки еле справлялись, а потерять Викторию в этой круговерти было нельзя. Оставалось только молится всем богам сразу, чтобы сегодняшний день все же закончился без страшных потерь.

Ночь.

Снег.

Мокрый асфальт.

Бешено колотящееся где-то в горле сердце.

Лес вдоль дороги, и несущаяся алая лисица в узком свете фар.

Сил даже ругаться не было. Только обливаться потом и крепко держаться за руль на резких поворотах серпантина Ветряной гряды.

Погоня за лисицей закончилась так же внезапно, как и началась: через полтора часа дикой гонки, когда снегопад почти стих, Виктория все так же без предупреждения рванула в лес. Грег до упора вжал в пол педаль тормоза — ногу судорогой чуть не свело: до сих пор никто не придумал, как можно усилить человеческое воздействие на колеса. Пока все зависело от силы человека. Тормоза его усилий не оценили — завизжали. Шины заскользили на мокрой дороге — уже редкий снег таял, не касаясь асфальта. Тяжелый паромобиль занесло и пару раз крутануло на, к счастью, пустой дороге. Грег дрожащими руками потушил топку и проникновенно выругался в небеса.

На ватных ногах, понимая, что Виктория может не отдавать себе отчет в том, как опасно быть одной в Танцующем лесу, Грег выбрался из паромобиля и, запустив над собой эфирный светляк, понесся обратно за лисой, сразу сворачивая с дороги в лес. Он не был уверен, как далеко его протащило по дороге на паромобиле — Виктория могла быть и в десятке ярдов, и в сотне. Грег чудом не упал и не переломал ноги в придорожной канаве: во тьме почти безлунной ночи — не за горами новолуние, — она казалась безобидной и неглубокой. Еле выбравшись из канавы, скользкой от влажной глины, он принялся осматриваться в поисках Виктории. Наугад помчался по кромке леса, заросшей высоким, ломким сейчас папоротником. За Грегом клубилась алая пыль шаррафы вперемежку с мелкими спорами. Лер Зонт с трудом поспевал за Грегом с головой исчезая в зарослях. Грег, высматривая лисицу — ей тут легко затеряться в хрупких рыжих ваях, — не понимал, зачем Брендон свернул с дороги и помчался в лес. Что или кого он тут увидел? И где сейчас искать Викторию, что гораздо важнее. Маяком Грегу стали множественные эфирные светляки, осветившие лес.

Виктория нашлась на покрытой пеплом поляне — оказывается, Грег не заметил небольшой съезд с дороги в лес. Она стояла уже в людском обличье и старательно делала фиксограммы. Грег видел, как по щеке у неё катилась одинокая слеза. Снежинки, больше похожие на огромных мух, медленно кружились в воздухе и таяли — земля была еще теплой после пожара. Кое-где трава тлела алыми искрами. Грег затушил их.

Брендона убили не каутельянцы и не адер Уве. Его убила не вовремя закончившаяся вода в баке пароцикла. Огромный выброс пара в результате оголения огневой коробки. Выжить практически невозможно.

Грег поднял руку вверх и подал эфирный сигнал: «место преступления!». Часа через три сюда приедут эксперты и судебный хирург.

Воняло гарью — не продохнуть. Сгорела вся лесная подстилка — хвоя, листья, резные ваи папоротников. Раскуроченные останки пароцикла разбросало на десятки ярдов. Обугленная рама влетела в ствол нелиды, сломав её. Деревья тут росли так близко, что макушка нелиды зацепилась за ближайшие березы и не упала на землю, до сих пор треща под порывами ветра. Разорванную в клочья топку закинуло на дуб. Колеса, с дымящимися шинами, валялись по разные стороны поляны.

Грег, заметив, что Виктория закончила съемку, рванул по пеплу в поисках тела. Пароцикл — не паровоз, сила взрыва не так сильна, так что что-то остаться от Брендона должно было. Даже пожар не сожрал бы его тело полностью.

Тела не было. Даже костей. Даже пряжки или священного треугольника — от паровозной бригады, упустившей воду и допустившей взрыв котла, находят именно их.

Грег выпрямился — он рассматривал раму пароцикла:

— Брендон погиб не тут. Возможно, взрыв был позже — он не загасил топку. Пароцикл взорвался без него.

Лер Зонт, полностью покрытый пеплом и прилипшими к влажной ткани купола рыжими спорами, покрутился на месте и неуверенно запрыгал прочь в лес. Виктория, уже собравшаяся с силами, принялась хищно принюхиваться, а потом зачихалась — в нос попал пепел.

— За лером Зонтом? — предложил Грег. — Он, кажется, знает, что делает.

Виктория кивнула:

— За ним. — Она запустила за зонтом светляк. Тот лениво полетел между деревьев. Тут они еще не танцевали — стволы были ровные и высокие.

— Ты первая — я страхую, — Грег быстро кинул поисковую сеть — не хотелось бы напороться на нежить. Они в начале седьмицы все тут почистили, но мало ли.

Нежити не было. Точнее не было движущихся эфирных объектов с температурой тела равной окружающей среде — всегда надо помнить, что это поисковое плетение неидеально. Бывают ошибки и исключения из него.

Виктория осторожно пошла за зонтом — Грег заметил, что её уши снова оказались на макушке. Он набросил на поляну легкое защитное плетение, чтобы зверье или случайные любопытствующие не наследили тут, и направился за Вик. Грег понимал, что в три часа ночи никто не полезет на поляну со сгоревшим пароциклом, но инструкции не на пустом месте пишутся.

Зонт медленно, словно неуверенно прыгал вглубь леса, то и дело исчезая в высоких папоротниках.

Виктория остановилась — её штаны были в рыжих сухих перьях и алом песке из Карфы:

— Мне кажется, что зонт не знает, куда идти. Я не следопыт, но не похоже, чтобы тут кто-то шел до нас. — Она прикоснулась к вайе — на ладони тут же остался алый след.

Зонт оскорбленно раскрыл купол и тут же его сложил, а потом снова направился в лес.

Грег согласился с Викторией:

— Он нам тут не помощник. Что с твоим нюхом?

Она честно призналась:

— Только гарь. Пепел все забил — я ничего не чувствую.

— Тогда ищем расходящимися кругами. Тут такие высокие папоротники, что можно в ярде от тела пройти и не заметить.

Виктория мрачно кивнула и вернулась к поляне, начиная поиски по новой.

Круг за кругом, Грег шел на расстоянии двух ярдов от Виктории, чтобы ничего не пропустить. И на тело Брендона, лежавшего ничком среди корней раскидистого дуба и прикрытого папоротниками, наткнулся первым Грег.

— Нашел! — сказал он, снова запуская в небеса сигнал.

Грег быстро опустился на корточки и прикоснулся к шее, ища пульс — надежда, что Брендон жив, все еще жила в нем несмотря на то, что алый эфир вокруг тела еле тлел. Шея была ледяной. Брендон все же погиб. Пальцы Грега были в липкой, темной при тусклом свете светляка крови.

— Он… — Виктория нависла над Грегом, всматриваясь в Брендона.

Грег встал, мрачно говоря:

— … убит. Шея вывернута и поедена нежитью.

Виктория прикрыла на миг глаза, выругалась крайне затейливо, а потом сделала пару снимков тела Брендона. Грег тут же накинул на тело защитное плетение — им еще нежить искать.

Зонт робко отирался рядом и не спешил за нежитью. Это на него совсем было непохоже, хотя что Грег вообще о нем знает? Он даже не знает, кому на самом деле верен зонт.

Грег запустил в воздух сразу россыпь светляков. Стало светло, как днем. Шипел эфир над телом Брендона. Скрипели ветви деревьев. Шуршали вайи папоротников. Гулко билось сердце в груди. Снег затих, словно не хотел мешать в поисках.

Виктория рукой в вязаной перчатке ткнула вглубь леса:

— Туда!

Нежить была глупая — она не пряталась, следы: поломанные вайи и осыпавшийся алый песок — с головой выдавали её путь. Лер Зонт покрутился на месте и все же запрыгал первым, указывая дорогу.

Виктория не потеряла голову из-за смерти Брендона — засветив огненный шар на ладони, она осторожно пошла вперед. Не побежала, не превратилась в лисицу, чтобы первой добраться до нежити — пошла ровно, проверяя дорогу и готовность Грега её прикрыть.

Нежить в алом мундире инфантерии Ондура сидела на пригорке и глупо смотрела на собственные пальцы в липкой лисьей шерсти и крови. Парень…

Грег успел разглядеть синие глаза, светлые, коротко подстриженные волосы, сломанный с горбинкой нос.

…выставил вперед багряную от крови Брендона руку и выдавил из себя, демонстрируя тонкие, как шило клыки:

— Не… адо…

Зонт рванул в попытке прикрыть Викторию… Или нежить — Грег так и не понял.

Эфирный шар сорвался с руки Вик, превращая нежить в огненный факел.

Когда нежить опала на землю пеплом, Грег привычно подошел и наложил на горячую землю священный треугольник. Сказать, что парень честно выполнил свой воинский долг, он все же не смог. Только прошептал помертвелыми губами:

— Спи с миром.

Грег выпрямился — убийца Брендона был найден и уничтожен, как и хотела Андре. Только на сердце легче не стало. Виктория тихо спросила, смотря как устало ковыляет прочь зонт:

— Он сказал: «Не надо»?

Грег соврал:

— Он не это сказал. Он был когда-то ондурцем и говорил на вернийском. — Он понял, что ошибся: нежить не говорит, — и поправился: — возможно, он вообще просто мычал. Виктория, возвращаемся к паромобилю. Надо ждать экспертов.

Глава 33 Не нежить

Грег устроил Викторию на заднем сиденье паромобиля и налил ей из термоса горячий кофе — все же с дворецким ему повезло: он даже корзину с едой собрал в дорогу и сделал кофе. Его приятно-горьковатый аромат витал в воздухе. Грег не выдержал и налил кофе и себе — благо, что кружек для пикника в корзине было две. Первый, обжигающе-горячий глоток был почти чудотворным — он придал сил и уверенности, что они со всем справятся. Просто обязаны.

Ухала сова. Надрывно, словно ругаясь на кого-то, тявкала лиса. Ответом ей была тишина. Где-то далеко завыл волк. Странно, не полнолуние же. Лиса стихла и где-то затаилась — целее будет. Лес продолжал жить своей простой жизнью, даже несмотря на нежить, поселившуюся в нем. Ветер усилился, разгоняя облака: к утру небо будет чистым. Грег повторно пустил поисковое заклинание в лес — и снова оно не выявило присутствие нежити в округе. Тогда кого же они и, главное, Брендон, встретили тут?

Виктория грела пальцы о кружку с кофе. Её молчание немного нервировало: Грег знал, что она рассудительная лера, но «не надо» из уст нежити и его самого напугало, а ей вдвойне тяжелее — она была лисой. Уму непостижимо. Грег, опираясь на открытую дверцу и допивая кофе, собирался с мыслями — сделать предстоит еще много, не ждать же приезда экспертов. Виктория может отдохнуть в паромобиле — Грег сам со всем справится. Заодно она поест — кто его знает, сколько сил требует превращение. Он достал из корзины самый большой сэндвич с ростбифом и подал его Виктории:

— Прошу, поешь.

Она безропотно взяла сэндвич в левую руку и замерла, словно не знала, что делать с едой.

— И все же он сказал: «Не надо!» — прошептала Виктория. — Он мог быть зомби? Надо будет утром поинтересоваться у нера Аранды.

— Вряд ли у его рода завалялся еще один бокор, особенно в Аквилите.

Виктория подняла глаза на Грега:

— Но нежить не способна говорить.

Он нахмурился: утаивать факты в расследовании — последнее дело, но и расстраивать Викторию не хотелось.

— Грег! — громко позвала его Виктория. — Это мог быть немертвый?

Ему пришлось признаться:

— Я перед тем, как углубиться в лес, кидал поисковую сеть — нежить обнаружить не удалось. Плетение неидеально, оно дает сбои, так как ориентируется на движение и температуру окружающей среды…

Она кивнула:

— Значит, у этого ондурца была температура тела как у живого. Он выглядел почти живым… А я сглупила с его уничтожением.

Грег веско сказал, глядя Виктории прямо в глаза, чтобы она не корила себя в том, что случилось — он поступил бы точно так же:

— Он не был живым. Он, возможно, был немертвым. Мы о них почти ничего не знаем, кроме того, что они периодически появляются на местах ожесточенных сражений. Он был в ондурском мундире инфантерии — он погиб тут не меньше, чем четверть века назад в Тройственную войну. И совершенно точно, именно он убил Брендона. Нежить ли, немертвый, живой — каждый, кто совершает убийство, по закону заслуживает смертную казнь. Мы с тобой поступили правильно, уничтожив его. Кто знает, сколько бы он потом убил людей.

Виктория скрылась за чашкой с кофе, видимо не зная, что отвечать.

Грег еще раз повторил:

— Он немертвый, и он убил Брендона. Он получил то, что заслуживал. — Он скривился и признался: — причем нет гарантии, что он опять не оживет и не вернется в этот мир. Немертвые тем и опасны, что их почти ничем не уничтожить.

Он посмотрел на темный лес, на пустую дорогу, на лера Зонта, старательно притулившегося к переднему колесу и делавшему вид, что он обычный зонт, и открыл дверцу паромобиля для него, скомандовав:

— Забирайся.

Лер Зонт как-то робко заскочил в салон и спрятался. Что-то с зонтом все же не то.

Грег, положив свою и чашку Виктории в корзину, предложил:

— Ты можешь отдохнуть в паромобиле, даже поспать — время позднее. Я пока займусь расшифровкой следов. Это быстро — зарисовкой потом займутся эксперты. Отдыхай. — Его палец ткнул в сэндвич, который Виктория так и не попробовала: — и ешь!

Зря Грег надеялся, что Виктория его послушается. Не успел он зажечь руной созвучия следы немертвого, как она уже нашла след Брендона — цепочка его шагов засияла в темноте вместе с телом, укрытым защитным пологом.

Виктория выпрямилась и стала оглядываться в лесу, ставшем из-за сияния эфира сказочным, как на праздничных открытках, если не знать причину ярких огней. Сухие вайи покачивались на ветру, бросая во все стороны резные тени. Голубой эфир, как фонарики в саду, горел то там, то тут.

— Смотри: как странно…

Следы немертвого начинались где-то в глубине леса и шли к дороге. Там было так сильно натоптано, что голубой эфир сиял сплошным пятном. Обратная цепочка следов была частично уничтожена следами шин пароцикла Брендона.

— Немертвый кого-то ждал у дороги, — Виктория вышла из леса и замерла у придорожного пятна, присев на корточки. На глаза она надела служебные гогглы. — Тут людьми не пахнет. Возможно, подъехал паромобиль, но никто не стал выходить. Возможно, переговаривались через стекло.

Грег возразил:

— Или немертвый побоялся переходить дорогу. Об их разумности мы ничего не знаем.

Виктория посмотрела снизу вверх на Грега:

— Он сказал: «Не надо». Скорее всего, он был разумен. — Она встала, вытирая пальцы, испачканные в дорожной грязи, платком. — Он или кого-то ждал, или решался уходить из леса. Надеюсь, экспертам повезет больше — вдруг смогут найти следы паромобиля. Немертвый тут долго стоял для чего-то.

Грег согласился:

— Возможно. Только дождался немертвый Брендона — случайность, от которой никто не застрахован. — Он указал на следы пароцикла, отпечатавшиеся в глине — кое-где они шли поверх следов немертвого, которые тянулись обратно в лес. На горелой поляне следы немертвого и следы Брендона отсутствовали: огонь, как и вода, при сильном горении может уничтожать эфирные следы.

Грег с Викторией пересекли всю поляну, снова углубляясь в лес. Среди обломанных папоротников сияли два следа Брендона — слишком широко расставленные, словно ему было плохо, и он из последних сил пытался удержаться на ногах. Дальше следы Брендона и немертвого так тесно переплелись в единую сияющую дорожку, что Виктория сделала однозначный вывод:

— Следы борьбы. Брендон сопротивлялся, а потом немертвый потащил его туда, под дуб, где и… Убил.

Грег кивнул:

— Согласен. А потом немертвый отошел в сторону и остался там, где мы его нашли.

— Почему? — недоумевала Виктория. — Почему он не ушел? Понимал же, что надо уходить как можно дальше от места преступления.

— Это нам ясно, а у немертвого возможно отсутствует логическое мышление.

Виктория снова прошлась по следам — до места упокоения немертвого и обратно к дороге. Грег молча следовал за ней. Она потерла висок и призналась:

— Зря я все же упокоила немертвого.

Грег мягко напомнил, грея руки в карманах брюк — он забыл захватить из дома перчатки:

— Улик в данном случае более чем достаточно.

Виктория криво улыбнулась, возвращаясь к паромобилю — шла она медленно, сгорбив плечи. Кажется, ошибка с немертвым сильно выбила её из душевного равновесия. Или пробежка в лисьей шкуре?

— И это говорит тот, кто ратует за предъявление обвинения, основанного на признательных показаниях. — Она открыла заднюю дверцу паромобиля и устало села на сиденье.

— Не думаю, что немертвый нам что-нибудь сказал. — Грег стащил с себя мундир и протянул его Виктории: — укройся им и ложись, пожалуйста, спать. Я тоже прикорну на переднем сиденье — до приезда экспертов тут больше делать нечего.

Виктория разулась и с ногами забралась на задний диван. Грег сам укутал её ноги мундиром:

— Спи.

Он сел на переднее пассажирское сиденье — лер Зонт еще сильнее сжался в размерах, становясь непривычно мелким. Поведение зонта пугало. Надо будет переговорить с Каеде, выясняя, что же такое этот лер Зонт. Грег наложил на паромобиль согревающее плетение, не рискнув поддерживать тепло в салоне огнем в топке. Воды на обратный путь может не хватить. Только-только добраться до ближайшей гидроколонки.

Виктория, положив локоть себе под голову и подогнув ноги в коленях, спросила:

— А что, если спросить не немертвого, а… Брендона?

Грег, прикрыв глаза, сонно ответил:

— Некроманта у нас нет. Отец Маркус и адер Дрейк сейчас на Ничейной земле.

Виктория тихо сказала:

— Некромант у нас есть…

Грег вздохнул — у них теперь было три возможных некроманта, только очень молодых некроманта, хоть вроде и обученных. Думать, как девочек обучала нера Орвуд, было откровенно страшно.

— Если это старшая Орвуд. Младших Орвуд нельзя к такому привлекать. И если она сама согласится. Где украсть учебник для некромантов я знаю. Только я не уверен, что нерисса Анна согласится на такую авантюру.

— Она согласилась на авантюру с позированием Минье. Это куда как страшнее спокойного трупа. Я больше переживаю, что нам выскажет Брендон за попытку вернуть его с того света.

Грег не сдержал смешок:

— Этот может, да. — И на миг до одури захотелось, и впрямь, вернуть его. Может, даже дать время Андре с ним попрощаться, чем небеса не шутят.

Виктория снова завертелась на диване, устраиваясь удобнее — тот выдал её скрипом.

— Я боюсь одного. Брендон… Он люто ненавидел храм и все, что с ним связано. Он себя называл храмовым имуществом. Он не хотел ничем быть связанным с храмом. Он мог… Он мог добровольно отказаться от храмового треугольника.

Грег даже глаза открыл:

— Может, я и плохо знал Брендона, но как-то концепция инквизитора-атеиста в моей голове не укладывается. Он не мог так поступить с Андре.

— Хорошо бы, — прошептала Виктория, засыпая. Следом за ней заснул и Грег.

Его разбудил рассвет и легкий стук в стекло. Грег приоткрыл глаз — светало. Пели птицы, обещая чудесный день. Ветер игрался длинными языками тумана, медленно текущими в долины. Манометр на приборной панели показывал, что кто-то уже запустил котел и нагнал давление. Грег оглянулся на заднее сиденье — Виктория спала, спрятавшись под его мундиром. Ручеек в сердце трепетал, подсказывая, что Лиззи уже проснулась. Грег старательно тихо выбрался из паромобиля, передергивая плечами от холода. Гратин Фрей в стареньком пальто откровенно мерз, пряча голову в длинный, старый шарф, щедро намотанный вокруг шеи:

— Недоброго утра, суперинтендант Эш. — Он протянул для рукопожатия красную от холода ладонь.

Грег пожал его руку и согрел эфиром:

— Недоброго! — Он огляделся, замечая смутные фигуры в тумане, грузящие в санитарный паромобиль носилки с телом. — Вы уже закончили осмотр или только…?

Фрей дернул плечом, пряча руки в карманах пальто:

— Уже. Не стали вас будить. Можете тушить эфир — все следы зафиксированы на карте.

— Нашли что-нибудь интересное?

Фрей сухо рассмеялся, словно раскаркался:

— Кроме ненаучно пожеванной шеи у убитого? Вернера чуть апоплексический удар не хватил при виде состояния шейного пучка у убитого.

Грег нахмурился — тон Фрея ему не понравился. Эксперт сам что-то понял и поправился:

— Простите, если что не так сказал. Странно, что напавшая нежить ограничилась только укусом шеи. Обычно нежить грызет все, что может. И ведь не видно, чтобы её спугнули — причину не закончить трапезу. Нежить сама отказалась доедать — это странно.

Грег оборвал его:

— Это была не нежить. Это был немертвый.

Фрей присвистнул, тут же извиняясь:

— Тогда понятно. Простите.

— Дорогу обследовали у места длительной остановки немертвого?

— Так точно. Ничего особенного, кроме протекающего масла из паромобиля, обнаружить не удалось. Отследить сам паромобиль, предположительно там стоявший, не удалось. Ищейка из Сыскного Кирк обошел место преступления в радиусе ста ярдов — следов людей не обнаружено. Что-то еще?

— Пароцикл…

— Его заберут позже — пришлем парогрузовик за ним. Если больше ничего, то можно возвращаться в город.

Грег передернул замерзшими плечами:

— Да, пожалуй, пора в город.

* * *

Вик проснулась, когда уже подъезжали к городскому моргу. Она сонно села на заднем сиденье, поправляя короткие волосы, посмотрела в окно, за которым проносились бурлящие жизнью утренние улочки Аквилиты, и поздоровалась с Грегом:

— Доброе утро!

— Доброе, — сухо отозвался мужчина. Он тут же повинился: — прости, что не разбудил, но меня самого эксперты не стали будить. Сами все обследовали.

Вик подавила зевок, приводя в порядок помятый грегов мундир — она его повесила на спинку переднего сиденья:

— И какие выводы? — Под ложечкой неприятно сосало, напоминая, что пора бы и поесть. Только бы не печень.

— Паромобиль все же был — тут ты оказалась права. Отследить его не удалось. Кристаллы единственного дорожного фиксатора изъяли — повезет, если он рабочий. Возможно, удастся узнать номер паромобиля. Вернер сказал, что следы на теле Брендона не характерны для нежити.

Вик зябко передернула плечами:

— Все же немертвый.

Грег сухо повторил то, что говорил и раньше:

— Он убийца! Это главное. Даже не думай винить себя в чем-то — мы поступили правильно. Сейчас на вскрытие, я правильно понимаю твой настрой? — Он свернул на узкую улочку и припарковался у крыльца морга. Из санитарного паромобиля уже вытаскивали носилки с телом Брендона. Зевавший во всю Вернер устало шел за санитарами. Его дежурство закончилось, но Картер еще не вышел на службу, так что Вернеру еще нескоро домой.

Вик сама вышла из паромобиля, дожидаясь Грега, находу натягивающего на себя мундир. Было зябко после жары последних двух дней — погода в Аквилите поражает перепадами. Нападавший за ночь снег еще лежал небольшими сугробами в тени домов. Ноги чуть подрагивали от слабости. Вик предложила план на утро:

— Вскрытие и нериссы Орвуд. Поиск паромобиля. Проверку адера Уве…

Грег, поднимаясь по ступенькам крыльца морга, напомнил:

— Он был в паромобиле почти в тоже время, что и Брендон.

Вик, отрывая дверь и тут же морщась от типичных запашков морга: формалина, карболки и тлена, — напомнила:

— Ты говорил, что адер Уве ехал ЗА Брендоном, а не перед ним. Впрочем, ты прав: лучше перестраховаться с поисками, чем ошибиться.

Грег добавил:

— Включи в план завтрак.

— Хорошо.

Пока в прозекторской шли приготовления перед вскрытием, Вик зашла в уборную. Грег благородно остался под дверьми нести караул, как когда-то Брок — уборная была одна, мужская, так что мало ли кого еще могло в неё занести.

Вик старательно вымыла руки, почистила, как могла, одежду, потом умылась, а потом… Все же нашла в себе силы выпрямиться и посмотреть в зеркало.

Вода так и текла из крана тонкой холодной струйкой. Вик уперлась руками в фарфоровую раковину в попытке удержаться и не упасть. Она боялась, что увидит на лице вибрисы или даже шерсть. Собственное превращение в лису её напугало, и даже признаться в собственном страхе некому — не Грегу же. Она всматривалась в бледную кожу, в редкие веснушки, во все так и слишком длинный нос и неприятно тонкие губы. Она не находила изменений. Только глаза выдавали, что она все же стала другой. Глаза из блекло-голубых и невнятных стали приятно-орехового цвета. Как у лис.

— Бешеные белочки… — еле слышно сказала она. — Точнее бешеные лисы… И как теперь жить, когда знаешь, что ты внутри зверь?

Зверь, если и был где-то внутри, то предпочел отмолчаться.

Грег за дверью кашлянул, напоминая о времени и вскрытии.

Вик еще раз умылась, посмотрела в зеркало, но цвет глаз меняться отказался, как отказался отзываться и зверь. Вик прислушалась к себе — впиться кому-то в печень или в шею, высасывая душу, пока не тянуло. Может, повезет, и зверь будет довольствоваться обычной человеческой жизнью? И обычной едой. Завтрак точно необходим — в голове уже был неприятный туман.

Она вытерла руки платком — полотенцем, что висело тут у раковины, Вик пользоваться откровенно побрезговала, — и решительно вышла из уборной. Грег ночью не отшатнулся от неё. Эван не отшатнется тем более. В Эване она была уверена.

Еще бы быть уверенной в себе.

В прозекторской их уже ждали. Вернер надел резиновый фартук. Санитары приготовили инструменты. Горели бестеневые лампы под потолком. Лежало тело Брендона на секционном столе, подозрительно живое, словно он лишь прилег отдохнуть. Только бордовые пятна на белоснежной сутане подсказывали, что это далеко не так. Небеса, осознать, что он больше никогда не позовет на плохие дела, до сих пор не удавалось.

Вернер включил фиксатор и что-то наговаривал на него. Слова ускользали от Вик — слишком многое на неё навалилось. Смерть Брендона, пробежка в лисьем обличье, собственный, живущий внутри неё, убийца. Она сейчас, наверное, такая же как тот немертвый в лесу.

— … смерть предположительно наступила в результате кровопотери от нанесенной в области шейного пучка раны. Предположительно, потому что окончательное заключение о причине смерти я дам только после вскрытия… Лера Хейг… Вам плохо? Мне кажется, вам не стоит оставаться на вскрытие. У вас явно упал сахар — вы бледны. Если будет что-то важное, я вам тут же сообщу.

Грег кивнул:

— Спасибо, нер Вернер. Вы правы, мы, пожалуй, в управление. — Он придерживал все это время Вик под локоть, а она и не заметила. Надо собраться. Надо прийти в себя ради Брендона.

— Нер Вернер, возможно, нам удастся договориться о вызове души некромантом — будьте готовы к ритуалу. И вызовите храмовника — пусть проверит состояние священного треугольника. Мало ли что, — смогла все же сказать Вик. Слабость волнами накатывала на неё. Сейчас, пожалуй, Вик и от сырой печени не отказалась бы — съела бы все, что дали. Она в дверях прозекторской оглянулась на Брендона и вздрогнула: он выглядел спящим, а не мертвым. Даже трупных пятен не было видно. Небеса, за что с ним так?

Глава 34 Неслучившийся обет

Андре проснулась от запаха еды. Она открыла глаза и вспомнила, как злилась на Каеде. Ей надо было работать, ей надо было заниматься пароэфирником, а он её усыпил. Обеспокоенный лис, заметив, что она проснулась, тут же отошел в сторону — побоялся, что она вспылит. Андре прикусила губу — пустота в сердце подсказывала, что глупо терять время на ссоры и ругань. Брендона в её жизни было и так мало, а сколько еще времени они потеряли из-за его иголок. Терять время из-за собственных игл и обид Андре не будет. Она нашла в себе силы улыбнуться Каеде:

— Спасибо.

Мужчина безмолвно склонил голову и направился прочь, за звукоподавляющий щит, за которым круглосуточно кипела работа. Андре видела, как голем обрастал плотью — на его конечности навешивали броню. В дальнем углу, где был пароэфирник, рабочие спешно разбирали котел — видимо, очередное испытание, которое Андре проспала, опять пошло не по плану. Да что же не так с потенцитом⁈ Или с самим котлом. Или с ней самой — собрала один раз рабочий двигатель и возгордилась собой. А ей всего-то повезло. У Фейнов, у которых пруд-пруди высококлассных инженеров, пароэфирники тоже взрываются. Стало больно и обидно. Тишина в сердце угнетала — Андре привыкла, что там был солнечный лучик, связывающий её с Бреном. Она заставила себя улыбнуться — не время себя жалеть.

Андре встала с топчана, на котором спала, потянулась, посмотрела на поднос с едой на столе и все же первым делом придвинула к себе игрушечный паровой котел, из тех, что дарят детям на Явление. Она проверила уровень воды и керосина, зажгла спичку, в последний момент вспоминая, что она эфирница и в спичках не нуждается. И снова болью резанула пустота в сердце. Никогда больше там не будет сиять солнечный лучик, никогда больше она не согреет Брена, и никогда больше он не засияет в ответ.

Спичка догорела и обожгла кончики пальцев. Андре вздрогнула, прищелкнула пальцами, и котел ожил, нагревая смесь воды и потенцита. Больше она не будет понапрасну терять время. Хочется обнять — обнимай. Хочется поцеловать — целуй! Хочется согреть — грей. Хочется защитить… Она оглянулась на голема, по которому как трудолюбивые муравьи сновали мелкие на его фоне фигурки рабочих… Она не будет терять время на слезы и ненужный траур. Брен бы не понял. Она хочет защитить и защитит. Только бы пароэфирник заработал.

Андре присоединила к паровому двигателю игрушечную карусель — её когда-то подарил Грег. Яркий шатер уже потерял цвет, лошадки, бегущие по кругу карусели облупились, лера, благородно сидевшая на одной из лошадок потеряла свой лоск. Её наряд запылился и стал ломким. Надо бы разобрать карусель и привести её в порядок: ошкурить, заново покрасить, нанести лак, сшить лере новый наряд, но руки пока до этого так и не доходили.

Пароэфирник заработал — снова заработал! — и каруселька ожила: зажглась цветная лампочка под шатром, заиграла незатейливая мелодия, а лошадки привычно поскакали по кругу. Если и в этот раз ничего не получится с пароэфирником для голема, то она возьмет и разберет этот, только и всего.

Андре опустилась обратно на топчан и принялась смотреть, как круг за кругом на карусели едет прекрасная лера. Звукоподавляющий щит чуть тренькнул. Андре повернулась к разбившему её одиночество. Невысокий, все еще лысый, со зверским шрамом на виске, с насмешливой, убийственной по отношению к сердцам юных нерисс улыбкой и одетый в непривычный, неприметный серо-зеленый китель и форменные брюки. Анри. То есть его королевское высочество принц Вернии Анри.

— Только тебя здесь не хватало…

Он совсем расцвел в улыбке и опустился рядом на топчан, беря со стола поднос с едой и пристраивая его себе на колени:

— И тебе доброе утро. И я знаю — меня везде не хватает. Советники уже сбились с ног, таская меня с одного совещания на другое, и везде без меня никак. — Он сунул в рот первый попавшийся сэндвич и замолчал, жадно перемалывая его мощными челюстями.

— Проглот! Это мой завтрак. — Андре забрала поднос к себе на колени и яростно принялась за кофе с булочкой.

Анри с таким-то совсем диким умилением посмотрел на неё:

— Вот, умница! А Мийо говорил, что ты есть отказывалась вчера. И сегодня не будешь… — Он как-то моментально растерял весь свой задор и еле слышно сказал: — прости. Прости, что не был рядом, когда был нужен. Прости, что так случилось с Брендоном. Прости, что не успел тебя поддержать. Я нужен был тебе вчера, когда тебя разрывала боль, а приехал только сейчас.

Она уперлась взглядом в поднос с едой и все же заставила себя доесть булочку.

— Анри… Не надо. Я все понимаю — на тебе куда большая ответственность, чем на мне. Я справлюсь. Я уже справилась. — Она улыбнулась через силу и посмотрела на него: — я справилась. Хоть капля веры в меня у тебя есть?

— Есть, конечно, есть. Ты сильная и уверенная, но даже таким ле… Керам нужна поддержка. — И явно в жесте поддержки он снова увел с её подноса сэндвич: в этот раз с бараниной и сыром: — прости, есть хочу ужасно. Все утро в дороге, даже поесть было некогда.

Он заглотил сэндвич и потянулся за следующим — Андре стукнула его по загребущей руке:

— Моё! — она забрала последний сэндвич с мясом, чуть не давясь им.

Анри вздохнул, смирился и очень серьезно её спросил:

— Ты уже решила, что будешь делать дальше?

— Разве планы изменились? — она отставила в сторону поднос с едой. Есть расхотелось. Анри с тоской во взгляде проводил поднос, и Андре сунула ему в руки булочку, в которую тот тут же вгрызся. Дожили, принцев не кормят! И куда смотрит Лепаж.

Вместо ответа на её вопрос Анри поймал её за левую руку и развернул ладонь, на которой все еще был шрам. Шрам был, а в сердце по-прежнему пустота. Андре проглотила комок в горле. Сейчас не до траура. Она оплачет Брена потом.

— Ты поедешь в Аквилиту под защиту брата?

Андре возмутилась — взрывной характер ей достался от Блеков:

— Нет! — Она чуть тише, заставляя себя успокаиваться, добавила: — я нужна тут. Пароэфирник. Забыл? Тебя же Каеде сюда дернул именно поэтому.

Анри потемнел лицом:

— Да, именно поэтому. Пароэфирники. — Это слово он буквально выплюнул. — Что же еще.

Андре потянулась и приобняла Анри за плечи:

— Дурачок. Я долго запоминаю, но запоминаю навсегда. Ты здесь потому, что боишься за меня. Не бойся — Грег мне выдал два флакона лекарства от потенцитовой интоксикации. Тут низкий уровень потенцитового напряжения, даже с учетом взрывов котлов. Я успею добраться до Аквилиты, если заболею. — Она провела пальцами по его небритой щеке: — не беспокойся.

Андре подалась в сторону — нечего принцев смущать: Анри как-то нездорово заалел. Он пристально смотрел ей в глаза и словно чего-то ждал или на что-то решался.

— Я тут единственный маг…

Андре отмахнулась — Анри сказал очевидную глупость:

— Каеде тоже маг. И что? — Про инквизиторов, которые тоже сплошь маги, она благоразумно промолчала.

— Ты проведешь со мной этот ваш ритуал общего эфира? Клянусь, это все с искренними намерениями заполучить пароэфирники, а не тебя.

Андре резко отпрянула в сторону — такого от Анри она не ожидала. Вот зачем портить хорошую дружбу? Он заметил её испуг: сжал ладони в кулаки, потом заставил себя расслабиться и со своей запрещенной улыбкой и выгнутой в иронии бровью сказал:

— Не смотри так. Я предприимчив, брав, облечен властью… — Он сделал паузу, собираясь с мыслями. То, что сказал он затем, подкупило Андре своей искренностью и полной беззащитностью: — … и дико напуган. Тут все кишит от инквизиторов. Один лишний взгляд, и тебя объявят ведьмой. В лучшем случае наложат печать. В худшем — отправят в монастырь. Андре… Из монастырей не выходят. Из них не возвращаются. Всей моей власти не хватит вытащить тебя из монастыря, если ты туда попадешь. Тут Верния, тут другие законы. Эфирницы имеют право на владение эфирными навыками только под присмотром инквизиторов и только в монастырях. Там нет королевской власти — мы не Тальма, где король — Хранитель веры и глава храма. Монастыри неподвластны королям и тем более испуганным принцам. Ты тут в опасности. Я предлагаю провести обряд общего эфира только, чтобы не бояться самому. Никогда не воевал с храмом.

Андре подалась вперед, напоминая себе: хочешь обнять — обнимай, хочешь поцеловать — целуй, хочешь согреть — согревай, чтобы потом не жалеть, что не успела. Она поцеловала его в висок, туда, где змеился еще красной, припухшей змеей шрам после недавнего ранения.

— Спасибо! Спасибо, Анри. Но не стоит за меня бояться: если мне что-нибудь будет грозить — я вернусь в Аквилиту под защиту брата.

Анри покладисто наклонил голову:

— Ясно. Прикажу Лепажу запасаться динамитом и готовить общественное мнение к возмущению: столько молодых эфирниц заперто в монастырях, когда они могли бы служить на благо общества.

Андре уткнулась лицом в его плечо и рассмеялась:

— Принц-революционер. Кому скажи — не поверят! — она погасила улыбку и чуть отодвинулась в сторону — вокруг слишком много любопытных глаз: — будь осторожен — храм тебе такое не простит.

— Значит, заключай со мной этот ваш обряд и позволь мне спать спокойно: я сделал все, что смог и защитил тебя.

— Прости, Анри, — она беспомощно развела руки в стороны: — Тебе нельзя — у тебя же невеста есть.

— Мы ей не скажем, — и зараза такая еще и улыбнулся кончиками губ. Пришлось объяснять, как ребенку:

— Это нечестно по отношению к ней. Не бойся — со мной все будет хорошо. И передай Каеде, что я на него не злюсь.

Анри задумчиво потер заросший светлой щетиной подбородок:

— А почему ты злишься… — Под тяжелым взглядом Андре он тут же поправился: — не злишься на Каеде?

— Потому что я просила его не дергать тебя из-за убийства Брендона. Грег разберется с этим сам, а я буду разбираться с пароэфирником. — Она еле сдержала ругательства, снова вспоминая, что эта сволочь по неизвестной причине отказывается выходить на расчетные показатели, в последний момент выдавая неконтролируемое увеличение мощности.

— Не получается, да? — заметил её недовольство Анри. Она кивнула и призналась — кому, как не Анри такое говорить:

— Я полный бездарь, которому всего раз повезло, а я решила, что это признак собственной гениальности. Уже третий пароэфирник… — Она кивнула в дальний угол, где уже во всю чистили от потенцита трубы конденсатора. — Мы увеличили прочность — собрали котел, рассчитанный на высокое давление. Мы меняем соотношение потенцита к воде — ведь самородный потенцит куда как чище ювелирного, который я использовала для первой пароэфирной смеси. Мы уже использовали все известные защитные добавки к потенцитовым кристаллам, которыми их покрывают.

Анри с любопытством посмотрел на все еще крутящуюся карусель:

— Это он, да?

Андре отрешенно выдавила:

— Работает, сволочь. Сейчас полюбуюсь на него и разберу на запчасти. Сил моих нет на него смотреть… Мы сделали запрос в архивы вашей королевской библиотеки: нам нужны данные по ювелирному дому Эрдарри.

Анри в удивлении приподнял левую бровь вверх:

— Ты пустила на пароэфирник украшение от Эрдарри?

Да, да, да, такой потрясенный взгляд она уже видела — у Грега, когда он узнал, куда она дела подаренный им кулон с каплей потенцита. Андре пожала плечами:

— У меня не было другого ненужного потенцита. Механит и гогглы было жалко разбирать — они же нужные. А украшение… Ну, украшение и все. Пароэфирник важнее.

Анри заливисто рассмеялся, откидываясь на холодную цеховую стену:

— Прости… Прости… Я впервые вижу такую предприимчивую особу. И что за украшение это было?

— Не все ли равно… — пробурчала Андре. — Это был кулон с розой. Потенцит там напылили для сияния розы в темноте — совсем глупость: расходовать редкий потенцит на такое. Разве не так? — она посмотрела ему в глаза. Если и он не поймет, то уже никто не поймет.

Анри прикрыл глаза, словно ему было трудно выдерживать её взгляд:

— Так… Ограниченная серия кулонов на день весеннего равноденствия. Алая роза на светлом янтаре. Подвеска из серебра. Защитное напыление из алюта — через полгода грянул скандал с потенцитовой интоксикацией у женщин, носивших эти кулоны. Скандал еле замяли. Шумихи в газетах удалось избежать — храм взял под свое крыло всех пострадавших лер. Оказалось, что алют легко стирается и не защищает от потенцита. Правильно? — он резко открыл глаза, потому что Андре снова поцеловала его в щеку:

— Анри, ты чудо! Алют! Его мы не пробовали. Его в списке применяемых добавок для потенцита не было. Все-все-все, я помчалась — надо заказывать алют.

Она вскочила, готовая бежать, а потом оглянулась на Анри и вспомнила:

— Так… Если не Каеде тебя сюда вызвал, то что тебя сюда привело? — она заставила себя сесть обратно. Никогда нельзя забывать тех, кто рядом. Он выслушал её, она просто обязана помочь ему: — Анри? Что случилось?

Он криво улыбнулся, засунул себе под спину подушку и, заложив руки за голову, откинулся обратно на стену:

— Я сегодня ночью вел переговоры с Тальмой. В том числе и со своим сиятельным кузеном Эдвардом. Линия закрытая, так что говорили откровенно. Эдвард готовит свой манифест на коронацию. Он сказал, что решил ограничить королевскую власть и отдать всю тяжесть правления премьер-министру.

Андре поперхнулась воздухом:

— Отец… Точнее лер Блек дожал его? Но как… Я думала, его реформа провалилась. Конституционная монархия — оте… Лер Блек ею бредил. Он Грега из-за реформы не пожалел. У него все вышло? Но почему…

Анри медленно кивал, подтверждая каждое её слово:

— Лер Блек воспользовался ситуацией поднятия нежити на похоронах короля Артура. Он заставил некроманта вызвать его душу, ведь что-то заставило короля вернуться с того света. Что-то очень важное! Поскольку почти все маги были заняты в крипте, упокаивая остальное королевское семейство, остановить Блека было некому — у Эдварда мало поддержки среди главных родов. Перед всеми сиятельными, и так разозленными потерями близких в бойне в Золотом квартале, умерший король сознался в вызове демона. Лера Блека вместе с некромантом сперва отправили в тюрьму, потом вытащили оттуда, потом долго вели переговоры… Знаешь, что самое обидное?

— Что? — Андре всерьез задумалась, что так могло задеть Анри в данном случае. Он подался вперед, заглядывая ей в глаза, и проникновенно сказал, как признаются в любви:

— В Тальме нет конституции. — Он снова улыбнулся и откинулся на стену. — Вам её только предстоит написать вместо кучи сводов законов, вместо ваших прецедентов и прочей ерунды. В Тальме нет принца, бредившего ограничением королевской власти. В Тальме, проклятье её задери, есть король, рвущийся к власти даже через труп отца. А в Вернии есть я, в Вернии есть конституция, и какого демона все достается Эдварду, а не мне? Вот пожаловаться на несправедливость этого мира я и приехал сегодня к тебе. Меня даже Лепаж не понимает. А ты? Ты понимаешь?

Андре снова обняла его:

— Я тебя понимаю. Я очень хорошо тебя понимаю.

— Заключить, что ли, морганатический брак тайком…

— И где ты найдешь невесту?

Анри пожал плечами:

— Вот с этим и проблема. От власти я сбегу, но от супруги-то не сбежать. — Он осторожно потянулся с Андре, заставляя её судорожно вспоминать, где её любимый ключ, и бережно поцеловал висок: — будь осторожна, когда меня не будет рядом. Не попадись на глаза инквизиторам. Держись Каеде — он постарается тебя защитить, а мне пора. Надо искать вам алют и запасаться динамитом для взрыва всех монастырей Ондура. Одно хорошо — войну Ондуру уже объявлять не придется. Мы уже… Воюем. — он сжал челюсти так, что по лицу заходили желваки.

* * *

Марк, нацепив на руку магблокиратор — снайперы с ондурской стороны влет снимали всех, сияющих эфиром, — осматривал из укрытия полосу ничейной земли: голодную, кипящую злостью к выжившим, мечтавшей убить каждого, кто ступит на неё.

Обломанные деревья, воронки, полные воды, пустые окопы, из которых пришлось отступить, далекая колючка и людское, прячущееся в окопах море, молящееся богам.

Гремели мортиры, земля вздымалась и кричала от боли, хотелось сжаться в комок и бежать как можно дальше отсюда.

Марк знал — лишние души, запущенные кем-то сюда, стихли еще прошлой ночью. Их пожрал голодный эфир, он ел все — жизни раненых, которых бросили после атаки, силы земли, силы деревьев, он впитывал страхи и боль солдат в окопах, он запускал черные щупальца в мертвецов, заставляя их мечтать вернуться домой. Он жирел на людском горе и готовился атаковать живых.

Одна ночь. Одна ночь до новолуния. Если сегодня эти венценосные твари не договорятся о перемирии и не запустят на ничейную землю инквизицию, то в новолуние проклятье полностью созреет. Даже сейчас, без доступа к эфиру, Марк чувствовал, как гулко бьется где-то в дымном мареве формирующееся сердце проклятья. Если с ним не совладать сегодня, то в новолуние из ничейной земли рванут немертвые твари, готовые рвать и уничтожать все на своем пути.

Марк закрыл глаза — Брендон вот-вот должен вернуться. Даже если сегодня не будет достигнуто соглашение о перемирии, ночью они сами пойдут в поисках сердца. Этому надо положить конец. Никто в мире еще ни разу не видел, чем заканчивается проклятье ничейной земли. Раньше хватало ума остановить это до формирования сердца.

Тук-тук. Тук-тук. Тук-тук, дрожала земля в такт растущего эфирного сердца.

Тук-тук, тук-тук, тук-тук, бешено билось сердце Марка только при мысли, с чем им придется столкнуться.

Где-то за спиной раздался истошный вопль. Казалось, человеческое горло не могло издавать таких звуков. Марк вздрогнул: черное щупальце эфира, видимое даже под магблокировкой, стремглав вырвалось из пыльного, гулкого, сыпящего землей марева и жадно утащило изломанную человеческую фигуру.

Тук-тук. Тук-тук! Тук-тук!!! Стало гораздо громче, словно набат.

Рванули в небеса еще щупальца — небо стало темным от них. Смолкли мортиры. Задрожала земля. Опустели окопы. Замолкали человеческие крики, тая в черных эфирных щупальца. Крик Марка не услышал никто, даже он сам.

Тук-тук. Тук-тук. Тук-тук. Теперь биение сердца слышали все. Сердце проклятья сформировалось раньше новолуния, и черный эфир овладел ничейной землей, погружая её в мрак.

Глава 35 Не консильери

Брок возвращался в управление с кипой заявлений констеблей о махинациях с жалованием. Арно несдобровать, даже если не смогут доказать крышевание увеселительных заведений у Старого моста. Эмма то ли не сдержала слова, то ли не смогла выйти на Паука, то ли ей перестали доверять. Или, что вероятнее, не доверяли самому Броку. Он, держа папку с заявлениями под мышкой, захлопнул дверцу паромобиля и принялся оглядываться в поисках газетчиков — время перевалило за полдень, а он до сих пор не держал в руках газету.

Хогг, сопровождавший Брока в поездке, сбил пилотку на затылок, облокотился на крышу паромобиля и, флегматично разглядывая крыльцо управления, процедил:

— Хорош крутить головой. За тобой следят. Левый угол «Острого пера». Девчонка из «Отпетых» и их консильери.

— Кто? — Брок удивленно уставился на Хогга, забывая о газетах.

Тот скосил на него взгляд, с интересом рассматривая:

— Не знал, да? Упустил из виду… Банда «Отпетые» провозгласила себя синдикатом. У них теперь все по-взрослому: глава, консильери, солдаты… Свод законов, кодекс молчания. Были крысы подзаборные, а теперь щеголи последние: шляпы, костюмы, шикарные рестораны для гуляния. — Хогг заметил, как остекленел взгляд Брока, и констатировал: — упустил. Консильери — это советник. Раньше банды как-то не нуждались в советниках, а теперь вот… Новое время — новые герои.

— Небеса и пекло, только этого не хватало!

Хогг молча уставился на пустое крыльцо управления: сюда шли в последнюю очередь, отчаявшись найти правосудие в других местах. Брока тишина на крыльце не пугала — это значило, что остальные полицейские участки вполне справляются со своей ролью. Кроме Речного, как оказалось. Ничего, победят и эту напасть. Урок на будущее: не умеешь нарушать закон — даже не занимайся контрабандой, а то растеряешь все свои достижения.

Брок, заметив газетчика, громко свистнул, еще и рукой махнул для привлечения внимания. Мальчишка в рваных штанах, серой от старости рубахе, зато в новенькой кепке, рьяно подбежал, бухая слишком большими ботинками:

— Газету, нер? — Он затараторил, нахваливая новости, словно сам лично ко всему приложил руку: — Согласие о перемирии в Тальмо-Верни-Ондурской войне так и не достигнуто! Старейший женский монастырь святой Люксии подвергся нападению и разграблению! Кладбища снова неспокойны в Аквилите — и куда смотрит полиция!

Хогг скривился и лениво процедил:

— Полиция сейчас смотрит на тебя, малец! Не нарывайся.

Тот хитро улыбнулся, готовый задать стрекача в любой момент — иные на улицах не выживают:

— С вас две летты!

Брок заплатил газетчику и подал газету Хоггу:

— Возвращайся в управление. Я скоро подойду.

— Уверен? — Хогг глазами вновь указал на проулок у дома напротив. — Консильери не марают руки в крови, но это пока пародия на консильери, чем настоящая ирлеанская мафия.

— Абсолютно. Ничего со мной не случится. — Брок махнул рукой Эмме и направился через дорогу — девчонка уже изнывала от нетерпения. Сегодня она была одета прилично — в новое свободное платье серой шерсти длиной до щиколотки, так что были видны кожаные ботинки — тоже вроде новые. Шляпка, перчатки, сумочка. Куда деваться! Настоящая нерисса. Надо будет осторожно поинтересоваться у Шарлотты: с чего это Эмма так изменилась. Снова принялась за старое?

— И где тебя носит, рыж… — Эмма осеклась, поправляясь: — Мюрай то есть. Уже ж битый час ждем! Нер Люка занятой человек!

Брок остановился перед девушкой, не заходя в небольшой проулок, где стоял франтоватый молодой парень: усы щеточкой, шляпа с заломами, в зубах сигара, пиджак с ватными плечами по последней моде и брюки необъятной ширины, из-под которых торчали острые носки черных ботинок, с надетыми на них белоснежными гамашами. Папку явно крокодиловой кожи этот пижон зажал под мышкой. Под пиджаком можно пару пистолетов спрятать влегкую.

Брок сдержанно заметил:

— Я тоже крайне занятой человек, Эмма.

Она тут же подалась назад:

— Ну ты это… Не возмущайся. Ты просил про крышу Речного у Старого моста — вот, нер Люка тебе все скажет. Я большего сделать не смогу. И это… По поводу рыбацкого порта — там у меня знакомцев не нашлось, не обессудь. — Эмма виновато посмотрела на Брока: — я расплатилась за камею?

Брок серьезно кивнул:

— Расплатилась. Спасибо.

— Тогда я пойду.

Он все же не удержался: новое платье, новые ботинки на Эмме, перчатки, шляпка опять же…

— Эмма…

Девушка остановилась и повернулась к нему:

— Чего, рыжий?

— Ты вернулась к прежнему ремеслу?

Та дернулась, как от пощечины, щеки её заалели, а глаза прищурились:

— Дрянь ты, рыжий! Хвостом повертел перед Лоттой и туда же, в кусты! Не вертелся бы, как флюгер между своих нериссочек, забывая Лотту, так знал бы — она отсудила свои деньги у брата. Вот и приодела всех девочек. Я была против, я и в старом могу походить, но против Лотты сложно переть.

Брок склонил голову:

— Прости, я должен был спросить — я волнуюсь за нериссу Идо.

— Волнуется он! Лучше бы Лотте на глаза показался — она же волнуется.

— Эмма, побойся богов — я с шаррафы у вас не был. Это всего два дня.

Она выругалась:

— И вот как вас болванов любить! Всего два дня… Уже два дня! Говорила я ей — не целуйся с рыжими! Рыжие — бесстыжие! Байо куда как приятнее и понимает, что нерисс надо навещать — они без внимания засыхают. Будешь хлопать ушами — не один ты умеешь стирать гольфы. Вилли пока крепится, ждет тебя, но гольфы уже воняют так, что мы не выдержим: Байо попросим обучить этого грязнулю стирать. И тогда тебе ни Вилли, ни Лотты не видать, как собственных ушей!

Брок счастливо расплылся в улыбке — в сердце неожиданно стало тепло от ворчания Эммы:

— Клянусь, постараюсь сегодня заглянуть. И еще раз извини за беспричинные подозрения.

Эмма свела брови, совсем как Шарлотта, и так же важно, как она, кивнула:

— Хорошо. Прощен. Но Лотту и её нервы, потраченные на тебя, я не прощу, как и остальные девочки. — Она довольно изящно развернулась и пошла по Дубовой вниз.

Нер Люка, подошедший ближе, восхищенно сказал:

— Хороша, куколка! — Сигару при этом он отправил в угол рта — и удобно ему так?

Брок резко развернулся к нему — модные шмотки, сшитые на заказ, еще ничего не значат: как был этот «нер» Люка со дна Аквилиты, так и им и остался — ну кто себе позволяет полностью расстегивать пиджак, да еще и руки при этом запускать в карманы пусть и стоявших с сотни три ройсов брюки? И да, в наплечной кобуре этот консильери таскал пистолет.

— Эта «куколка» не про вас. Она находится под защитой полиции. Ясно, кер Люка?

«Консильери» расплылся в добродушной улыбке, а глаза при этом были холодные, как у акулы:

— Нер Люка, попрошу. Лер Мю…

Брок в свою очередь поправил его:

— Лер де Фор, попрошу.

Люка довольно рассмеялся:

— Уели! Может, начнем знакомство заново, лер де Фор? Это вы нас попросили о помощи, а не мы вас.

— Не о помощи. И это прежде всего в ваших интересах. Ни за что не поверю, что вы не воспользуетесь ситуацией. Вы же пришли с якобы помощью только сейчас, когда узнали, что суперинт Арно задержан. Вы не пришли помочь его задержать — вы пришли добить его, когда мы сами со всем справились. Разница очевидна.

Нер Люка задумчиво пожевал кончик сигары, а потом бросил её в урну:

— Мы серьезные люди. Нам не с руки рисковать. В бойню между полицейскими дивизионами лучше не вмешиваться — целее будешь. Так вас по-прежнему интересует информация по увеселительным заведениям у Старого моста?

Он холеными пальцами с маникюром постучал по папке, которую все так и держал под мышкой.

Брок прищурился — Арно он и так уже прижмет, стоит ли связываться с «Отпетыми»?

— И что же вы хотите предложить мне, нер Люка?

Тот деловито сказал, опрометчиво решив, что Мюрай приперт к стене:

— Пять заявлений от владельцев кафе, ресторанов и мюзик-холлов у «Старого моста». Ваш Арно годами выбивал из них деньги, прикрываясь своим положением в полиции. Интересует?

— И сколько вы за это хотите?

Люка расплылся в улыбке:

— Тысяча ройсов, и заявления ваши. Они полностью подтверждены показаниями сторонних свидетелей. Свидетели от показаний не откажутся. Если вы, конечно, заплатите.

— Тысячу… Ройсов… — задумчиво произнес Брок. Люка, демонстрируя что до консильери ему как до Луны пешком, тут же немного запальчиво сказал:

— Тут только папка стоит сотню.

Как был крысой, так крысой и остался. Брок прикинул, что тысяча за такие сведения — перебор, но заплатить он сейчас в состоянии.

Люка тут же сделал новое предложение, заметив сомнение в глазах Брока:

— Есть другой вариант: все знают, что пилотки живут на скудное жалование — не уважает вас город. Не ценит вашу приверженность долгу. А мы ценим и долг, и верность. Мы понимаем, как это трудно, пахать на город, которому ты не нужен. Верность всегда должна оплачиваться.

Брок предпочел отмолчаться. В верности долгу этот пижон ничего не понимал. Люке пришлось токовать в одиночестве:

— Мы вам заявления, а вы луну не смотрите на район Старого моста. Как вам?

Брок замер от такой наглости — этот «консильери» всерьез думал, что полиция на такое пойдет? До чего же Арно запустил свой участок! Хоть самому возглавляй Речной для наведения порядка.

— Седьмицу! — с трудом подавил возмущение в голосе Брок. — Седьмицу.

— Не гневайте небеса — три седьмицы, не меньше.

Сторговались на десяти днях. Брок сделал зарубку в памяти — через луну взять этих «Отпетых» тепленькими при получении первой дани за охрану.

Он, сложив листы с показаниями и заявлениями пополам — этот пижон папку крокодиловой кожи все же зажал! — быстро перешел дорогу к управлению.

Хогг проигнорировал указания Брока — прислонившись спиной к перилам крыльца он задумчиво читал газету. Стоило Броку подойти ближе, как он тут же сложил газету и протянул её:

— Держи. Пора в комитет по этике кляузу направлять или ты еще пилотка?

Брок скрипнул зубами — нарываться Хогг любил.

— Я где тебе сказал быть?

Хогг хмыкнул:

— Обеденное время — я могу находиться там, где захочу. А я хочу тут.

— Угу. Что там с монастырем в Ондуре?

Хогг пожал плечами:

— А хрен его знает: сожгли подчистую. А там были артефакторные цеха. Вот скажи, какую армию недовольных надо собрать, чтобы атаковать монастырь?

Брок нахмурился: или правительство Ондура под прикрытием народного недовольства само ворвалось в монастырь, или монахини помогли проникнуть за монастырские стены. В любом случае, это крайне тревожная новость — проблемы с амулетами стали аукаться там, где их не ждали. Брок открыл дверь и зашел в пустой холл. За стойкой сидел немного бледный Калло — его сегодня выпустили из госпиталя, и он сразу же вернулся на службу. Калло выпрямился и тут же закашлялся в кулак.

— Проще… Прощения просим, лер старший инспектор, сержант, — наконец выдавил из себя Калло.

Брок остановился напротив стойки — Хогг, нервируя, замер за его плечом:

— Добрый день, Калло. Как самочувствие?

Выглядел Калло не очень: лихорадочный румянец на щеках, синие губы, хрипы в горле. Ему бы еще лечиться и лечиться. Калло сипло вдохнул и улыбнулся:

— Хорошо уже.

— Не рано на службу?

Дежурный констебль рассмеялся:

— Точь-в-точь слова суперинта. Лучше тут кашлять и болеть, чем на койке — тут хотя бы платят.

Брок уточнил:

— Остальные как?

Калло, то и дело покашливая, доложил:

— Арбогаст с парнями все в общей зале — суперинт сказал, что раз они все упертые болваны, то сегодня сидят за бумагами и пишут объяснительные, почему так пострадали и как можно было этого избежать. От тренировок и дежурств он всех нас освободил на седьмицу, не меньше. Что-то еще?

— Суперинт…?

— У себя.

— Инспектор Хейг?

— Тоже в своем кабинете. Тело Кита нашли — убили его на окраине Танцующего леса.

Брок все же не выдержал и осторожно уточнил — Брендон был необычным, но все же своим:

— Как она?

— На лице только глаза и живые. — Калло подался вперед и тихо добавил: — карие.

Брок чуть не дернулся к лестнице, еле подавив этот порыв: не так могут понять:

— Ясно. — Он заставил себя спрашивать дальше: — А Одли?

— Одли вернулся — сидит, отчеты строчит. Вроде поиски его не задались. За обедом Жюля послал — скоро принесут.

— Комиссар?

Калло развел руками:

— Опять в Северный дернули — стачечные комитеты никак не успокаиваются. Мне кажется, что кто-то просто воду мутит, прикрываясь профсоюзами. Что-то еще?

Брок коротко сказал:

— Я сперва к себе, потом к инспектору Хейг. Попроси Жюля мой обед занести туда.

Он направился к лестнице, уже позже понимая по хмыканью Хогга, что прозвучала его фраза не очень. Тот, шагая за Броком, пробурчал:

— И вот из-за этого в том числе город и уверен в вашем с инспектором романе.

Брок оглянулся на него:

— Мы с Вики…

Хогг снова хмыкнул, заставляя Брока поправляться:

— … с Викторией дружим. Что-то еще?

Хогг кивнул:

— Калло — не Жаме, сплетничать не полетит. Я к суперинту — не теряй. — Он направился вдаль по этажу — кабинет Грега был дальше, чем Брока. Тот прошептал:

— Такого потеряешь, как же! — Брок подумал и тут же завернул в кабинет Вики — карие глаза на пустом месте не появляются. Небеса и пекло, Брендон был то еще шило, но шило свое! Причем осторожное. И как его умудрились подловить. Снова нежить, что ли восстала. Надо объявлять тотальную зачистку кладбищ и мест сражений.

Кабинет Вики был еще необжитой. Несколько стульев вдоль стен, девственно чистый стол — даже пишущую машинку еще не принесли, открытый так же пустой сейф. На полу у стола стояли коробки с делами портовых крыс — точно такие же коробки были и дома у Вик: та любую свободную минуту зарывалась в них, внимательно изучая.

Солнце во всю светило, рисуя квадраты на выцветшем ковре. На окнах не было ни жалюзи, ни штор — надо будет предупредить Вики, что «Острые перья» из дома напротив не дремлют, наблюдая за кабинетами через бинокли.

Сама Вик, задумчиво поедая пирог с мясом, замерла перед доской, на которой висела схема, нарисованная от руки. Наверное, место убийства Брендона, небеса и пекло…

— Недобрый день, — мягко сказал Брок, подходя ближе и тоже всматриваясь в схему.

— Недобрый, — кивнула Вики. — Пироги на столе. Бери — голодный же.

Её глаза, и впрямь были карими, чуть изжелта по краю. Хотелось спросить, как она. Хотелось обнять, но этикет, воспитание, сплетни, Хогг со своим хмыканьем…

Вик деловито ткнула пальцем в схему, убедившись, что Брок последовал её совету и прихватил пирог:

— Эксперты прислали. Схема перемещений на месте убийства Брендона.

— Его все же убили…?

Калло говорил про убийство, но он не мог знать всего.

Вик вместо ответа засунула пирог в рот и мрачно принялась его жевать. Брок понятливо дал ей время успокоиться. Он стал пальцем водить по линиям, подписанными «Брендон», «немертвый», «паромобиль Х». Вик, прожевав и взяв себя в руки, принялась пояснять:

— Брендон убит немертвым — тот укусил его в шею, высасывая кровь. Это пока предварительная причина смерти — Вернер сказал, что окончательное заключение будет только завтра. Смотри: немертвый… И не косись так на меня, Грег и Вернер независимо друг от друга подтвердили, что это именно немертвый. — Её голос чуть изменился — она волновалась: — Этот немертвый говорил. Он говорил со мной — просил его не уничтожать. Я не послушалась его.

Брок не сдержался и прижал её к себе:

— Все хорошо.

Она послушно кивнула и отпрянула в сторону, за работой прячась от боли потери:

— Смотри… Немертвый долго топтался у дороги. Возможно, кого-то ждал. Вот тут… Не доезжая до места ожидания трех ярдов останавливался неизвестный паромобиль.

Дверь открылась, отвлекая Брока — вошел мрачный Грег. Он тут же приложил палец к губам: мол, не мешаю! — и тоже принялся слушать Вики.

Она продолжала:

— Мы не знаем, контактировали ли немертвый и человек на паромобиле. Мы даже не знаем, что было вперед: ожидание немертвого у дороги или паромобиль. Фиксограммы с гидроколонки еще не распечатали: повезет, если будут видны номера паромобиля… Зато остальное более или менее понятно: немертвый стоял у дороги. Он был одет в алый ондурский мундир — Брендон, естественно, не мог проехать мимо: ондурская инфантерия четверть века здесь не показывалась. Немертвый побежал в лес. Брендон на пароцикле за ним. На поляне Брендон бросил пароцикл не затушив топку. Тот, к сожалению, взорвался, уничтожая следы того, что произошло на поляне. Ясно одно… — её пальцы переместились дальше по схеме: — вот тут Брендон, уже шатаясь, вышел с поляны, и тут же начинаются следы борьбы. Немертвый утащил Брендона под дуб и там бросил. Сам дошел до этого места и сел. Убежать мозгов не хватило. Вот такая нелепая смерть.

Грег вмешался, привлекая к себе внимание:

— Телефонировал Вернер. Мы теперь точно знаем, что приехавший на паромобиле вмешивался в происходящее.

Вик резко развернулась к нему:

— Что Вернер сказал?

— Он сказал, что повреждения на шее Брендона посмертные. Немертвый не убивал. Он просто не удержал свой голод под контролем. Убил, если это было убийство, человек на паромобиле. Нерисса Орвуд уже приехала в морг — скоро, быть может, мы узнаем, что же на самом деле произошло на поляне.

Глава 36 Новая болезнь

В кабинете Виктории надолго повисла тишина, так что стал слышен шум с улицы: людской гомон, дробь шагов, шум паромобилей, — да надоедливое жужжание мухи, снова и снова стучащейся в оконное стекло.

Вик поджала губы, снова обдумывая все, что произошло там на поляне, в Танцующем лесу. Мешали непрекращающийся голод и слабость в ногах. Как-то Каеде легче переносил превращение в лиса. Или ей так казалось? Вик извинилась перед мужчинами и устало опустилась в кресло у стола. Похоже, Грег и Брок были ей весьма признательны за это — Грег так точно, он со вчерашнего дня на ногах. Мужчины взяли стулья, придвинули их к столу и тоже сели. Брок без стеснения запустил руку в пакет с пирогами, сразу захватив два: один себе, второй отдал Грегу. Вик последовала их примеру и механически начала пережевывать пирог, даже не чувствуя вкуса — мысли её были далеко, в Танцующем лесу.

…Странно ведущий себя лер Зонт — он не мешал искать Брендона и немертвого, но точно не помогал.

Дорожка плотно переплетенных эфирных следов. Это не следы борьбы. Это немертвый подхватил падающего Брендона и потащил его прочь.

Выставленная вперед в понятном жесте рука.

«Не надо!» — он просил её остановиться. Он надеялся на разговор.

Если немертвый не убивал, то…

Брок сдавленно кашлянул и тут же извинился, отвлекая от сверкнувшей в голове Вик мысли. Что-то же было, что-то… Она поморщилась: пустое. Не стоит гоняться за тем, что ускользнуло — мысль потом все равно сама всплывет. Сейчас нужно понять: как погиб Брендон. Это важнее.

Вик подняла глаза на так же погруженного в размышления Грега — он после поездки уже успел привести себя в порядок: принял душ и сменил мундир:

— Мы же не могли пропустить следы эфирного вмешательства?

Грег качнул головой, быстро проглатывая пирог и чуть не давясь им:

— Маловероятно. — Он повернулся к схеме места преступления, снова разглядывая её. — Нельзя исключать естественные причины для смерти Брендона — тот же апоплексический удар или внезапная остановка сердца…

Брок не сдержался:

— Да Брендон здоровее всех! Он же самый младший среди нас, исключая Вики, конечно. — Он подумал и все же добавил: — был. Был самым младшим.

Вик поморщилась: небольшая вероятность естественной смерти Брендона все же оставалась. Это нельзя исключать. Вик вздохнула и все же признала свою ночную ошибку, глядя на Грега:

— Каутела, да? Андре не показалось…

Информация об этом ордене всплыла во время расследования дела о фальшивых амулетах, и именно Брендон должен был искать монахов-каутельянцев за пределами Аквилиты.

— Теперь их точно нельзя исключать, — признался Грег. — Вопрос в том, где Брендон подцепил каутельянцев: тут или в Вернии. Я дал Хоггу распоряжение: он сверит списки всех въехавших и покинувших Аквилиту одновременно с Брендоном. Возможно, убийца Брендона в них засветится.

— Или это все же адер Уве, — напомнила Вик.

— Да. — Грег согласился с ней, пока Брок усилено пытался понять их неожиданные выводы — он щурился, морщился, но молчал. — Только что Каутеле, если Уве — монах этого ордена, нужно было от семейства Орвудов?

Вик грустно улыбнулась и честно призналась, что пока ничего не понимает:

— Не знаю. Даже пока мыслей никаких нет. Обычно это моя обязанность: связывать несвязуемое. Я не понимаю, как Брендон, Орвуды и Каутела могут быть связаны. Мне не дает покоя: почему в этот раз Каутела изменили свои правила. Брендон не может быть клятвопреступником. Он бы просто не успел.

— Я предполагал, что адер Уве искал ведьму, потому что сам болен чем-то, как девочки Орвуд. Но рисковать тайнами ордена ради личной цели? Пошел бы адер Уве на такое?

Брок, сцепив пальцы в замок, переводил взгляд с Грега на Вик, не намекая, что ему ничего не объяснили. Он был немного бледен и старательно пытался выглядеть здоровым — Брок до сих пор не отошел от пожара в порту: нет-нет да и кашлял, украдкой вытирая еще сероватую от гари мокроту, как и Эван. В сердце Вик теплотой отозвался эфир. Она посмотрела на Брока и повинилась:

— Прости, ты не в курсе, но ночью Андре Риччи телефонировала Грегу о смерти Брендона. Она сказала, что душу Брендона «вытягивали». Именно вытягивали.

Брок понятливо кивнул:

— Поэтому возникла мысль о Каутеле. Ясно.

Грег признал очевидное:

— Нам нужно как можно больше сведений об адере — пока это просто гадания на воде. — Он мрачно засунул в рот остатки пирога и принялся его жевать.

Дверь кабинета открылась без стука — вошел Одли, заставляя мужчин оборачиваться:

— Добрый день! — он внимательно всех оглядел и поправился, заметив их хмурые лица: — или недобрый? Пошлите в общую залу — там принесли обед.

Вик заставила себя улыбнуться:

— Одли, прости, но мы уже… — она указала рукой на пустой бумажный пакет в масляных пятнах.

— А, ясно, — простодушно улыбнулся в ответ Одли. — Тогда… Грег, отчет по адеру Уве нужен сейчас или…?

Грег кивнул:

— Да, конечно. Удалось что-то интересное выяснить?

Одли подошел к столу Вик — стульев в её кабинете явно не хватало:

— Пока все глухо. Я нашел следы адера Уве у дома комиссара… Проследил все передвижения адера от дома до храма и паромобиля. Грег, ты был прав — паромобиль адера перемещался по Дубовой, а потом на Окружную. На перекрестке с Зеленой дорожный патрульный, отвечающий за работу светофора, видел паромобиль адера — тот поехал в сторону гидроколонки Кеннетов. На самой гидроколонке его паромобиль не запомнили. По кассовым чекам адера не отследить — храмовые паромобили обслуживаются без оплаты.

При этих словах Вик вздрогнула, вспоминая карту города — адер Уве мог ехать не на гидроколонку, он мог покинул город. Вслед за Брендоном. Она достала из стола бумагу и карандаш и принялась делать заметки.

Одли продолжал отчитываться под ставшим отрешенным взглядом Грега:

— Дальнейшее передвижение адера отследить не удалось — дорожные патрульные на ближайших перекрестках со светофорами его не помнят: возможно, он попал на зеленый свет или не проезжал. Я отсек старые эфирные следы адера Уве — горят только его следы от храма. Все патрульные предупреждены о следах и о паромобиле — я его подал в розыск. В небо подняты все дирижабли. Пока глухо.

Грег прищурился:

— Ясно. Спасибо. Будем ждать расшифровки фиксатора с гидроколонки на Ветряной гряде — может, там что-то будет. Так… Одли, комиссар не оставлял распоряжений? Или отчетов? Он обещал расспросить нера Орвуда.

— Нет, — отрицательно качнул головой Одли. — Я весь день набегами в управлении. Сидя тут адера не найдешь. Пока это все.

Брок хмыкнул, напоминая о себе:

— Понимаю, что я немного не в тему, но я собрал материал на Арно. Планирую его допросить, так что если я вам не нужен, то…

Грег покосился на него, вспоминая предупреждение Арно об адере Уве: «Он не тот, кем кажется».

— Есть чем его прижать? Он что-то знает об адере Уве. Он меня предупреждал быть с ним осторожнее. — Сведения об адере можно получить и от Арно.

— Ммм… — привычно отозвался Брок, заставляя Одли стонать. — Есть. Скажем так, на каторгу он уже заработал. Жаль, что наказать его за пособничество в убийстве нерисс из Приморского парка не получится — так бы заработал на танец на веревке.

Вик напомнила очевидное, отвлекаясь от записей — Брок видел, что там куча стрелок и знаков вопроса:

— Он об этом не знает. — Она снова поджала губы, так что они побелели, и видела что-то свое на бумаге.

Брок перевел взгляд с сосредоточенной Вик на задумчивого Грега:

— Предложить снисхождение по делу неры Орвуд? В обмен на сведения об адере?

Грег хищно улыбнулся, подаваясь вперед:

— Именно!

Брок буквально подскочил со стула — рыжий не любил откладывать дела в долгий ящик:

— Тогда я в подвал — смысла поднимать Арно в допросную нет. Поговорю с ним с глазу на глаз.

Одли не удержался от замечания:

— С дурной овцы хоть шерсти клок, верно говорят! — Иногда пословицы и поговорки из него так и сыпались. — Я тут еще нужен?

— Нет, — отозвался Грег, сперва убедившись, что и Вик не возражает — она отрицательно качнула головой.

— Рыжий, я с тобой. — сказал Одли, заставляя Брока замирать и с подозрением рассматривать друга.

— С чего бы?

Тот старательно простодушно улыбнулся — его улыбке верили только те, кто близко его не знал:

— Хочу собрать сведения об адере. А что?

— Ты не из-за подвала идешь со мной? — Глаза Брока сверкнули обиженной зеленью. Иногда и он не мог удержать эфир под контролем.

Грег с трудом подавил ругательства и отвел взгляд в сторону: у Брока до сих пор было трудно с подвалами бывшего Особого. Или это они так решили за Брока? Тот вспыхнул румянцем обиды:

— Вин, прекрати. Тебе даже Ноа подтвердила, что со мной и подвалами все хорошо.

Одли глуповато улыбнулся:

— Так я и сказал: хочу собрать сведения об адере. Если ты, рыжий, услышал что-то иное — мой уши по утрам. Говорят, помогает.

Брок предпочел отмычаться. Его от более развернутого ответа спас влетевший в кабинет Хогг:

— Суперинт, вот вы где… — Он протянул бумаги Грегу: — фиксы от операторов вычислительной машины, записи комиссара об Орвуде: если кратко пересказывать, то нер Орвуд ничего не видел, ничего не слышал, и вообще все вам показалось. Но своих любовниц он все же сдал. Больше никаких новостей. Эксперты пока работают.

Грег принялся рассматривать фиксограммы. Они были плохого качества, сильно зернистые из-за съемки в темноте, и рассмотреть точно номера паромобилей было той еще задачей. Наверху снимков от руки было написано время, когда данный паромобиль проезжал в сторону Танцующего леса. Движение по ночам, к счастью, было редким. Парогрузовик, два паромобиля до Брендона, потом фиксограмма самого Брендона, потом почти сразу, с разницей всего в пять минут, еще один паромобиль, и потом только через два с половиной часа служебный паромобиль, на котором Грег и Вик искали Брендона. Встречных, въезжающих в город, не было вообще.

Хогг, пока Грег передавал фиксограммы дальше Вик и Броку, отчитался:

— Номера разобрать не удалось, подал в розыск то, что удалось точно рассмотреть. Пока сведений нет — вычислительная машина работает только на нас, но все равно массив сведений для обработки большой. Я отправил Неша в транспортный архив — люди до сих пор быстрее вычислителей. И надежнее.

— Молодец, — похвалил его Грег. — Уже что-то.

Хогг криво улыбнулся: то ли рад похвале, то ли нет. И кто его поймет? Вик пока его не понимала.

Задержавшийся Одли тоже вслед за Броком посмотрел на фиксограммы и довольно хмыкнул, стукнув пальцами по одному из снимков:

— Нашелся!

Вик подняла на него глаза — она до этого рассматривала другой снимок с помощью лупы:

— Кто?

— Адер Уве! — громко пояснил Одли. — На снимке паромобиля, проследовавшего за пароциклом Брендона, номер плохо видно, но первые три цифры совпадают с номером храмового паромобиля, на котором Уве перемещался вчера.

Грег вскинулся, всматриваясь в Одли:

— Уверен? — Тот лишь скривился в ответ, и Грег прищурился: — Так… Одли, бросай рыжего — тот сам справится с Арно. Быстро за ордером на арест адера Уве!

Тот расплылся в довольной улыбке:

— Будьсделано!

Дело наконец-то сдвинулось. Еще бы понять, чем Уве или Каутеле помешал Брендон?

* * *

Подвал не изменился. Та же вонь, духота, страх и обреченность, которыми воздух был буквально пропитан. Изменился Брок — он больше не вспоминал последнюю луну прошлого года. Было и было. Сейчас важнее расследование.

Брок замер перед сидящим на койке Арно. Тот выпрямился, всем своим видом изображая невинно пострадавшего. Взгляд его был устремлен мимо Брока, в серую, давно небеленую стену.

— Без адвоката я говорить не буду. — В который раз повторил он уже доставшую Брока фразу. Со вчерашнего дня ничего иного он не говорил — с момента задержания.

— При адвокате ты такое точно обсуждать не будешь, — серьезно сказал Брок.

Арно сцепил пальцы в замок и замер каменным истуканом. Можно было даже поверить в его невиновность, но факты — упрямая штука. С ними не спорят.

Брок четко, чтобы Арно точно понял и осознал, произнес:

— Управление по особо важным делам и я лично предлагаем сделку. Смягчение наказания в обмен на сведения об адере Уве.

— Я невиновен, — только и сказал Арно.

Брок чуть подался вперед, нависая над ним:

— «Отпетые» сдали тебя. Это раз. Все констебли Речного написали на тебя заявление. Это два. Этого уже хватит на каторгу. Но. Нера Орвуд дала показания, что именно ты находил ей портовых крыс, именно ты вел с ними переговоры, именно ты находил ей жертв.

Арно все так же смотрел в одну точку:

— Дело об убитых в Приморском парке прекращено в связи со смертью обвиняемой.

— Дело о переносе заболевания прекращено. Дело об убийствах нерисс из Приморского парка выделено в отдельное. Потому что нера Орвуд не убивала тех нерисс. Их убивали найденные тобой крысы. Пособничество в убийстве, как малость.

Арно все же поднял на Брока глаза — его непробиваемость оказалась всего лишь игрой.

Брок понял, что зацепил его:

— Комиссар не хочет ронять репутацию полиции. Нам и так еле-еле начали доверять. Твое дело серьезно все испортит, даже если будет рассматриваться в закрытом режиме — все равно кто-нибудь да проболтается. Потому предлагается сделка: сведения об адере Уве и его участие в деле неры Орвуд в обмен на смягчение приговора. Пособничество в убийстве не будет предъявляться. Не находишь — хорошая сделка? Отмена пляски на веревке в обмен на сведения, которые мы все равно найдем рано или поздно. Но ты можешь помочь нам сейчас.

— Бумаги…? — Арно сдался. Это было видно по его глазам. Пляска на веревке пугает многих.

— Никаких бумаг. Слово чести, что дело неры Орвуд тебя не коснется. Ты знаешь, я не нарушаю свое слово.

— И как ты пошел на такую сделку? — взгляд Арно задумчиво принялся гулять по Броку. — Ты же неподкупен и прочая… Даже сведения, что ты продался Вернии, оказались ложью.

— Легко! Погиб мой друг. Мне нужен адер Уве, пока храм не спрятал его где-нибудь в дальнем монастыре.

— Его не спрячешь в монастыре… — Арно сгорбился. — Он же не просто монах. Он сержант ордена Святого храма. Хотя я подозреваю, что это все лишь очередная его маска. Он и рыцарем может оказаться… Не знаю, какого ордена. Он не тот, за кого себя выдает. Слишком привык командовать.

— Он? Эта сладкая булочка? — Брок нахмурился: как-то не походил адер Уве на властного сержанта или, тем более, рыцаря.

— Эта сладкая булочка лет пять назад была весьма черствой и властной. Это сейчас он пообтесался и научился быть смиренным и неопасным. Не трогай его. Впрочем, нет. Трогай — надеюсь, он съест тебя с потрохами.

— Арно… Мы вроде договорились о сотрудничестве.

Тот довольно рассмеялся:

— Помечтать-то можно?

— Мечтай. Но ближе к делу мечтай. Кем он может быть на самом деле?

Арно пожал плечами:

— Не знаю. Думаю, не меньше, чем рыцарь, но орден не подскажу. Представь, если он командор? Вот это будет номер.

— Что-то еще?

— Он очень откровенно лез в расследование дела керы Хогг. Он уже тогда знал, что надо искать ведьму. Он откуда-то это знал. Даже инквизитора вызвал, но они ничего не нашли. — Арно замолчал, решив, что сказал все.

— Он тебе что-то предлагал? — уточнил Брок. Пока сказанного Арно было до проклятия мало.

— Предлагал, — кивнул Арно. — Вечную жизнь в обмен на ведьму. Только я же не идиот.

Брок напомнил настоящую причину отказа:

— Ты уже тогда по уши влип с нерой Орвуд. Ты просто побоялся менять хозяина.

— Я сам по себе! — прошипел задетый за живое Арно. — У меня нет хозяина! Даже нера Орвуд была мне должна!

— Так должна, так должна, что ты и крысу поймал, повесив её на крыльцо дома Эшей. Так должна, что ты и нутрию отловил, и почерк Хогга подделал, и лично приехал его сдать, чтобы точно поняли. Очень тебе должна.

Глаза Арно сверкнули гневом:

— Я отказал адеру Уве лишь потому, что понимаю: вечно живут немертвые и призраки. Быть ни тем, ни другим я не хотел, не хочу и никогда не захочу! Мне моя душа важнее какой-то вечной жизни.

— Надо же. Оказалось, что ты хоть что-то не способен продать. Что-то еще?

— Нет. Больше ничего об адере я не знаю. Он слишком себе на уме. Не лезь к нему — станешь немертвым или призраком, заложив ему свою душу.

— Спасибо, я уже понял…

Брок закрыл за собой решетку камеры и сунул ройс дежурному охраннику за понимание.

Немертвые. Адера Уве интересовали немертвые. Надо же. И ведьма Орвуд. Странное сочетание.

Он поднялся в кабинет Вик, уже подозревая, что много интересного могло пройти мимо него: Вики работала быстро, связывая невероятное в странных сочетаниях. Главное с ней — успевать за её мыслями и догадками. Броку это удавалось редко. Эван-то еле успевал за Вики.

В это раз в кабинете было многолюднее: у дверей притулился на стуле охранявший сегодня нерисс Орвуд Кейдж, Хогг пристроился за спинкой стула у одетой в траурное скромное платье нериссы Орвуд-старшей. Брок качнул головой: парень явно к ней неровно дышит. Одли сидел у стола Виктории, Грегу стульев не хватило — он пристроился на подоконнике, пригревшись в лучах дневного солнца — то уже медленно катилось к океану, обещая холод.

Анна Орвуд сейчас светилась серым, мертвым эфиром и пахла… Не как когда-то Хогг — он из-за неры Орвуд вонял гнилью. Анна Орвуд пахла морозной свежестью, от которой ломит зубы. Она пахла ледяной мертвой пустыней. Она пахла смертью, но не страшной смертью, скорее даже заботливой, из тех, что приходит, когда страдания становятся невмоготу, и спасает от них. Интересно, кто и зачем ей снял печать? То, что она некромант, не особо и удивляло. Брок понимал, что от потомков рода Вансов иного и ожидать странно.

Анна тихо говорила, словно оправдывалась:

— … я не смогла дозваться его души. Её словно нет. Я не понимаю, как такое может быть. Точнее… Понимаю — я не могла ошибиться в ритуале: я проверила все руны трижды, но я могу ошибаться в собственных силах. Я никогда до этого не работала с дыханием богов. Я впервые сняла печать — мама никогда мне не разрешала работать с дыханием богов.

Это было так странно — слышать старинное название эфира. Так только храмовники сейчас говорят. И потомки Вансов, спрятавшиеся от магических родов и храма. Брок, стараясь никого не отвлекать, прошел в кабинет и встал возле Грега, опираясь плечом на стену. Грег еле слышно прошептал:

— Ты ничего не пропустил — она только что пришла.

— Ммм… — Брок еле подавил рвущийся из груди кашель. Пожар до сих пор аукался ему внезапными приступами. Только этого не хватало! Выглядеть слабым и больным он не любил.

— Арно что-то сказал? — все так же еле слышно полюбопытствовал Грег.

— Уве предлагал Арно вечную жизнь.

Грег прикрыл глаза и принялся что-то усиленно обдумывать.

Виктория мягко поправила нериссу Орвуд:

— Дыхание богов сейчас называют эфиром.

Анна серьезно сказала — она вообще крайне серьезная девица:

— Простите, я так привыкла. Мама учила меня по записям барона Эрика Ванса, я привыкла называть магию дыханием богов. Что-то еще?

Виктория кивнула — с нериссой Анной она говорила мягким, участливым голосом, словно та еще ребенок, а ведь между ними разница в три года всего:

— Вы не знаете, в каком состоянии священный треугольник Брендона?

Орвуд отрицательно качнула головой, отчего её белокурые волосы, завитые в тугие кудри, запрыгали, как пружинки, отвлекая Брока и Хогга тоже:

— Сама я не умею его видеть и оценивать, а храмовника мы с сержантом Кейджем решили не дожидаться. Мама меня учила снимать печать, но не ставить обратно. Она говорила, что это, быть может, когда-нибудь спасет мне жизнь. Говорила, что, если бы она умела это раньше сама, то многих неприятностей удалось бы избежать. Что-то еще?

Грег вмешался:

— Нерисса Анна, я на днях решу проблемы с храмом — вам снова нанесут печать, ни в чем вас не обвиняя. Пока же во избежание неприятностей я вам выдам магблокиратор — носите его, чтобы не заболеть потенцитовой ин… — он явно ругнулся себе под нос: — … хрень… Вы же не знаете о…

Анна твердо сказала, чего от неё никто не ожидал:

— Знаю. Мои знания чисто теоретические, но довольно разнообразные. Если у вас все, то я могу возвращаться до… — Она поправилась, вспоминая, что временно живет не дома: — к сестрам?

Грег решился:

— Вы что-нибудь знаете о немертвых? Или о проклятье Ничейной земли? О судьбе душ, которые могут случайно оказаться там?

Анна чуть подалась вперед:

— Я могу вам кое-что рассказать, но в рамках клятвы родовому алтарю. Я связана клятвой рода Жуи.

— Все, что сможете, — тут же легко согласился Грег. — Нарушать клятвы вас никто не заставит.

Анна собралась с мыслями:

— Для того, чтобы вы поняли, откуда я все знаю… Мой далекий предок был сам барон Эрик Ванс, тот самый, которого прозвали Алой бородой. Он якобы изобрел философский камень. На самом деле он участвовал в завоевании Генры. Он выжил в бойне у Маунт-Рок, где полегли почти все экспедиционные войска. Он там стал немертвым. Единственным немертвым, вернувшимся с Маунт-Рок. Он осел тут, под Аквилитой и прожил не меньше сотни лет то и дело уезжая и возвращаясь уже по чужим документам — чаще якобы сына, реже младшего брата бездетного барона Ванса… Все же кто-то заметил, что все потомки Ванса на одно лицо. Не зная, кто он, его обвинили в колдовстве и в конце концов сожгли. Только перед этим он успел основать род Жуи, официально никак не связанный с ним. Он словно знал, какая участь ждет его и его потомков, потому и спрятал всех нас… Правда, я не знаю, был ли род Жуи единственным, который он спрятал. Странная особенность — в роде Жуи среди детей никогда не было немертвых. Все немногочисленные его потомки были некромантами. Помня об участи Ванса, они скрывали свой дар дыхания богов. То есть эфира, конечно. Причем потомков, особенно мужского рода рождалось до крайнего мало, словно боги отказывали Вансам-Жуи на право жизни. Выживал всегда один потомок — болезни, несчастные случаи или просто всего один жизнеспособный младенец и все… Полагаю, что и нас с девочками ждет что-то подобное.

Хогг резко вмешался:

— Это уже прошлое: для богов, если они и карали чем-то род Вансов, вы уже наказаны.

— Именно, — довольно подтвердил Грег. — Не думайте об этом, нерисса Анна. Мы постараемся разобраться в роке, что преследует вашу семью.

Он поздно вспомнил, что Брендона, способного в таком разобраться, больше нет — потемнел лицом и замолчал.

Вики вмешалась, мягко напоминая:

— Анна, а кто или что такое немертвые?

— Это маги, подчинившие себе дыхание богов в его возможно конечной форме. Маги, покорившие магию крови в абсолюте — одного глотка им хватает, чтобы покорять вечность.

Грег вздрогнул и перевел это на современный лад:

— Вампиры.

Одли не сдержался, складывая руки на груди:

— Да здравствуют ожившие легенды. И почему стало так интересно жить?

Анна робко улыбнулась, пока остальные давились ругательствами:

— Все не так страшно, как вы думаете. На самом деле вокруг этих магов слишком много легенд — их возвращения опасаются. Храм следит, чтобы таких магов не было. Их и так рождается мало, крайне мало — не больше одного-двух магов в столетье… Их сильно оболгали. С одной стороны их назвали больными и якобы излечили, а с другой — придумали много глупых поверий. Так называемые вампиры не избегают солнечного света, не умирают от осины и не убивают при… еде. Тех, кого мы называем вампирами, честнее называть магами крови — это их конечная трансформация, приводящая к максимальному владению своим телом и дыханием богов. Они научились переводить дыхание богов в материю и обратно, придавая ей какую угодно форму. Они почти боги, потому их так боится храм.

Вик сперва расцвела в непонятной улыбке, а потом задумалась. Брок молился всем богам сразу, чтобы она не думала об Эване и его возможной трансформации. В конце концов магией крови много кто балуется, но в вампиров никто еще не превратился.

— Проклятье Ничейной земли раньше, когда не было длительных окопных войн, называлось Кровавым перерождением… Так вот, считается, что в местах кровопролитных боев, в местах скопления ненависти, злости, боли, гнева и ярости, в местах скопления мертвого дыхания богов превращение магов, склонных к абсолютному владению дыханием богов, происходит чаще, чем где-либо. Этому способствуют многочисленные души, не ушедшие к Богам, кровь и гнев.

В кабинете надолго повисла тишина.

Анна осторожно уточнила, может ли она ехать домой, и с разрешения Виктории ушла в сопровождении Кейджа и… Хогга — тот удалился за ними по распоряжению Грега.

Вик потерла висок:

— Я правильно поняла, что в Ничейной земле Вернии Каутела специально рассеивала души, чтобы дождаться появления абсолютных магов?

Брок предпочел отмычаться, а Грег кивнул. Он подумал и резюмировал все, что они узнали за последнее время:

— Каутела создает свою армию из вампиров. — Он вспомнил неру Орвуд и поправился: — Или они сами хотят стать вампирами, надеясь, как нера Орвуд, перенести на себя то, что они считают болезнью.

Глава 37 Немертвые среди нас

Грег прикрыл глаза. То, что немертвые рождаются на Ничейной земле, он знал и раньше. Это многие маги знают. Зато теперь стало ясно, что их появление провоцирует. Еда. Вкусная, пропитанная эфиром еда. Он не сдержал дрожи: души в качестве еды — это как малость невероятно. Чудовищно. Души — часть богов, души должны к ним возвращаться. Тварям в этом мире достаточно крови и плоти себе подобных. Нельзя посягать на души. Он вцепился руками в край подоконника, на котором до сих пор сидел. Пальцы побелели от усилий. В душе вскипал гнев — на адера Уве, на монахов, на эту непонятную Каутелу. Ему сейчас нельзя злиться. Это только лишит ясности мысли. Надо успокоиться, надо превратить этот обжигающе горячий сплав ярости и бушующей в душе злости в стальную решимость довести все до конца. Океан в сердце изо всех сил пытался помочь. Солнце грело спину, словно тоже утешало. Шум на улице напоминал, что несмотря на монстров в сутанах монахов, мир жив, и он не злой. Он может стать лучше, если ему помогут.

Немертвые — это, действительно, не нежить. Проклятье Ничейной земли не порождает чудовищ, ведь ставшие немертвыми не умерли — они переродились в вампиров. Хотя нет, все же проклятье породило чудовищ — адера Уве и ему подобных монахов Каутела.

Рядом зашевелился Брок: заскрипел ножками по полу передвигаемый стул, рыжий, ругаясь себе под нос небесами и пеклом, сел, — и Грег открыл глаза. Он еще не был спокоен, но уже хотя бы неопасен для окружающих.

Вик, косо посмотрев на Грега, откинулась на спинку кресла и медленно начала:

— Каутела решила вернуть в наш мир вампиров. Абсолютных магов. Так?

Грег кивнул — он пока не решался говорить, гнев мог прорваться в голосе, выдавая его. Брок же не сдержался — чуть хрипловато из-за рвущегося кашля он пробурчал:

— Еще один Ренар Каеде на нашу голову. Тот тут оживлял вещи и деревья, а эти во главе с адером Уве решили вернуть вампиров.

Продолжать Брок не стал, и Вик принялась дальше рассуждать:

— Ради возвращения немертвых они помогали заключать важные сделки с сиятельными, заставляя клясться душой.

Что-то царапнуло Грега в словах Виктории, но обдумать мысль он не успел — все же даже остывающая ярость сбивает с толку. Он заставил себя разжать пальцы — океан в сердце пытался ему помочь окончательно успокоиться. Как же ему повезло с Лиззи — если бы не она, то ему бы пришлось всю жизнь сидеть на успокаивающих зельях.

Вик обеспокоенно смотрела то на Грега, то на Брока — кажется, тот тоже плохо владел лицом:

— … Видимо, беспричинно забирать чистые души они побоялись — не хотели запачкать собственные. Инквизиторы бы легко вычислили деятельность ордена за столько лет, а души клятвопреступников не марали самих каутельянцев. Души клятвопреступников они не развеивали, а оставляли себе.

Грег выругался сквозь зубы:

— Хррррррень… Я идиот! — Он посмотрел вверх в попытке успокоиться и резко выдохнул: — Надо было расспросить нериссу Анну о том, где могут храниться души.

Брок признал очевидное — то, что не дошло еще до Грега в его внезапном порыве самоедства:

— Ты не идиот.

Грег скосил глаза на Брока — мысль, что он снова что-то упустил, так и грызла его:

— С чего бы?

— С того, что идиоты мы все. Я тоже не подумал об этом. Кстати… — Брок закончить не успел — его опередила Вик. Она подалась вперед, опережая и мысли Грега:

— Душа Брендона еще, быть может, не развеяна! Мы можем найти его и вернуть. Правда, придется просить Каеде и, я не знаю, кем жертвовать, отдавая на растерзание его дурацким шуточкам.

Грег потер переносицу — «шутки» Каеде иначе, чем злыми розыгрышами, не назовешь. Хотелось бы обойтись без этого. Все в кабинете еще помнили, чем заплатила за это Аквилита — сгоревшими кварталами трущоб. Последствия этого еще год, не меньше, будут аукаться городу.

— Алистер говорил, что поможет добровольно. — напомнил Грег. — Мы все можем поделиться эфиром ради возвращения Брендона. Получилось с Ноа, точнее с Полли, — получится с Брендоном.

Брок довольно стукнул ладонью по столу:

— Получится! Точно получится. Никто не откажет в помощи. У нас сейчас полно высокоранговых магов. Даже силовой шторм не будет нужен.

Вик потерла висок — кажется, она сомневалась в успехе:

— Меня волнует в этой истории еще один момент в свете то и дело поднимающихся кладбищ.

Грег даже знал, что её точно беспокоит — сам не мог разобраться, что причина, а что следствие в истории с немертвыми.

— Каутела явно подстроила кризис с амулетами по всей Эребе. — Теневой лисий хвост так и метался во все стороны — с подоконника, где сидел Грег, это было хорошо видно. Вик же старательно отрешенно продолжила перечислять: — Подделки, щедро хлынувшие на рынок. Забастовки на настоящих артефакторных фабриках. Искусственный дефицит из-за войны. Запреты на использование амулетов из-за их ненадежности…

Грег подсказал:

— Добавь еще штурмы монастырей. — Он прочитал утренние новости, мельком, конечно, но даже этого ему хватило, чтобы представить масштабы творящегося в Ондуре. Монастырь святой Люксии слишком известен, чтобы скрыть такие новости, а столько по Эребе мелких монастырей, чью участь легко скрыть?

Вик мрачно кивнула:

— И штурмы монастырей. Все, что связано с амулетами, сейчас в опасности. Это явно из-за Каутелы. Они хорошо подготовились для оживления проклятья Ничейной земли в Вернии. Только я так и не могу понять — что настоящая цель Каутелы, а что отвлекающие маневры: Ничейная земля в Вернии или поднимающиеся кладбища по всей Эребе?

Брок задумчиво сказал:

— Если учесть, что орден действует столетиями, то легко отследить все места кровопролитных битв, все места ничейных земель, где возможно возвращение немертвых, как и найти все склепы, где они могут быть захоронены, как в случае с Вансами… Я ставлю на то, что вернийская ничейная земля, где сейчас скопились почти все инквизиторы обоих ветвей храмов, всего лишь отвлечение внимания. Настоящих немертвых Каутела собирает за её пределами — в том числе и в нашем Танцующем лесу, и на наших кладбищах.

— Хрррррень! — звучно резюмировал Грег. — Оливер писал, что даже Серая долина сейчас неспокойна, а там подозревать наличие немертвых как-то странно, наверное. Там же только потенцитовая пыль.

Грег замолчал, вспоминая письмо Оливера. Он писал, что поднялась вся крипта в день похорон короля. Если там тоже действовала Каутела… То… Грег в волнении взъерошил свои волосы: получается, в династии королей Тальмы затесался немертвый. Один ли? И вот откуда владение магией крови у королей Тальмы! Хрень полная! Виктория тоже тихо ругалась себе под нос и что-то чиркала карандашом на листе бумаги перед собой. Брок уставился куда-то в пол.

Муха продолжала долбиться в стекло, и Грег не выдержал — открыл окно, выпуская её. На миг живые звуки с улицы разбили тревожную, тягучую тишину в кабинете, возникшую после слов Грега.

Брок резко выпрямился и сказал очевидное:

— Сейчас главное — найти адера Уве. О судьбах мира можно будет потом — когда допросим адера.

— Точно, — согласился Грег. Он откинулся на окно, понял, что это крайне ненадежно, и пересел на стул, устраивая руки на столешнице. Так он точно не свалится на пол.

Виктория странно на него посмотрела:

— Ты будешь искать эфир адера Уве?

— Да, — Грег для верности пристроил голову на руки и закрыл глаза. Он помнил, чем в прошлый раз для него закончилась вторая попытка эфирного поиска. Хорошо, что Одли еще не вернулся, а то бы сдал с потрохами. Впрочем, Вик помнила состояние Грега в Приморском парке после первой попытки поиска:

— Тебе точно не станет плохо? Ты выдержишь второй поиск за сутки?

Грег заставил себя выпрямиться:

— Виктория, если мне станет хуже, то вы сами знаете, чем надо заниматься: закрыть границы, найти Уве, обыскать его келью и хранилище эфирных эталонов. У Эвана, как комиссара, есть допуск в хранилище. Хотя я готов на что угодно спорить — в хранилище эталонов душ, в чем бы их каутельянцы не держали, уже нет.

Он посмотрел на Викторию, на обеспокоенного Брока и вздохнул:

— Так… Понял свою ошибку. Надо изменить расписание занятий в управлении. Есть занятия боевой подготовки, теперь после обеда будут два часа обязательной магической подготовки. Час теории для всех, и час практики во внутреннем дворе для магов.

Брок криво улыбнулся и почему-то дернул ворот мундира — кажется, он сомневался в плане Грега:

— Тебя лер-мэр повесит на ближайшем дереве за такое — окна его кабинета выходят во внутренний двор. Как ты думаешь, почему у нас так мало тренировок там?

Грег улыбнулся — он только сейчас заметил, что гнев все же ушел. Сам.

— Я сказал: для магов. Всех. Лер-мэр — маг. Пусть тоже тренируется.

Брок неожиданно расхохотался, снова довольно хлопнув ладонью по столу:

— Это будет… Невероятно! — Жаль, что его смех перешел в кашель — рано все же пострадавшие в портовом пожаре вернулись на службу.

Грег посмотрел на часы — время перевалило за обеденное:

— Так… Первый урок. Поиск по эфирной карте. Заклинание несложное в исполнении, зато эфирозатратное — все зависит от области поиска: чем она больше, тем вероятнее уйти в истощение. Главное в заклинании — память мага. Чем лучше вы знаете местность, чем четче вы её можете представить, тем качественнее и проще дастся поиск. И еще одно условие использования поиска — вы должны знать приблизительный эфирный фон того, кого ищете. Иначе искомого не найти. Виктория, Брок, советую для начала ограничиться поисками в пределах управления — представьте того же Одли и попытайтесь его найти. Надо закрыть глаза и тщательно представить всю зону поисков — эфир не откликнется на искаженную карту. Представляете все, а потом рывком взмываете над эфирной картой.

— Взмываете? — это волновало Викторию своей непонятностью.

— Рывком? — это заинтересовало Брока.

Грег развел руки в стороны:

— Увы, я иначе это объяснить не могу — эфир сам вырывает из тела и помогает парить над эфирной картой города. Никаких активационных жестов и слов. Просто интуитивное использование эфира. И помните: радиус поиска для начала небольшой, иначе свалитесь от истощения.

— А ты какой радиус задашь? — зеленые глаза Брока нагло уставились на Грега.

— А я буду искать адера Уве. Нам же нужно его найти, причем как можно быстрее. — Он снова поерзал на стуле, как нерадивый ученик, пристроил голову на руки и закрыл глаза…

Аквилита уже ждала его. Она распахнула перед ним все свои эфирные секреты, помогая искать адера Уве. Запах ванили и сладкой сдобы Грег бы ни за что не перепутал ни с чьим иным эфиром. Адер Уве слишком специфичен.

Круг за кругом. От храма, где так и не появились новые следы адера, и дальше — прочь из города к Танцующему лесу. От него еще дальше — к границе, чтобы без сил почти сползти со стула — его от падения удержала рука Брока:

— Тихо, тихо, тихо… — Рыжий встал и придержал его за плечо. — Вот зачем такие подвиги — у нас есть куча констеблей.

Одли, приход которого Грег пропустил, проворчал, подпирая его с другой стороны:

— Слушай, ты, безголовая красавица! Хватит творить хрень — в воздух подняли все дирижабли: адера Уве найдут и без твоих выкрутасов.

Грег еле заставил себя выпрямиться. В глазах было темно. Сердце трепыхалось где-то в горле. Мышцы были как желе — они тряслись от слабости. Волосы слиплись в сосульки, а ведь вроде совсем недавно привел себя в порядок! Нет, все же два эфирных поиска в день пока не для него.

Одли хлопнул по плечу, чуть не отправляя при этом Грега на пол:

— Кончай творить хрень, Грег!

— Я не обнаружил эфир адера Уве.

Виктория нахмурилась и выдала очевидную причину этого:

— Он надел магблокиратор, прячась от тебя? Он же видел в парке на что ты способен.

Грег кивнул:

— Возможно. Или он уже покинул Аквилиту. Мои возможности пока ограничены городом. Если начать поиск у Танцующего леса…

Вик гневно шикнула на него, чтобы даже и не думал. Брок предложил самую маловероятную возможность:

— Или он уже мертв.

Грег нахмурился от такого варианта — убивать адера Уве было некому. С ним даже Брендон не справился.

В кабинет влетел с кофейником в руке Алистер — он почти насильно сунул кружку с горячим кофе Грегу:

— Держи! Был бы ты моим подчиненным — сам бы прибил тебя, чтоб не мучался и нас не мучил. — Он закашлялся и отвернулся в сторону.

Грег не удержался и хрипло, надсадно рассмеялся — он все же стал своим.

Одли подстраховал кружку от падения своей ладонью, придерживая за донышко:

— Пей давай. Или тебе колу притащить?

Грег лишь кивнул, делая глоток обжигающе горячего напитка. Сейчас он был согласен на все. В кабинет кто-то заглянул — у Грега не было сил, чтобы оборачиваться. Голос Калло довольно сказал:

— Ага! Нашел-таки вас, суперинт! — дежурный констебль прошел в кабинет, водружая на стол небольшую бумажную коробку с этикеткой, написанной от руки: «Артефакторная фабрика Фейн-Эш. Пробная партия нежитеамулетов. Количество 200 штук. Получатель: Управление по особо важным делам города Аквилиты».

Брок расплылся в улыбке:

— Малыш! — он бросил косой взгляд на Грега и пробормотал: — прости, я постараюсь исправиться. Элизабет — чудо!

Виктория достала из ящика канцелярский нож и быстро перерезала бечевки на коробке:

— Надо же… И Фейн не пропащий, как я думала. — В коробке плотными рядами лежали пусть чуть неказистые, но зато рабочие «зажигалки» от нежити. Сегодняшний ночной патруль уже уйдет экипированный ими, и можно будет не бояться, что нежить и немертвые закусят кем-то из констеблей. Плохие времена для Аквилиты заканчивались.

Одли пробурчал:

— Это ты еще счет от него не видела. — Он почесал в затылке и признался: — ладно, не буду наговаривать на мужика. Но он хорошо мимикрировал под гада.

Родничок в сердце затаился, словно пытался сделать вид, что он совершенно тут ни при чем. Грег не сдержал глупой, влюбленной улыбки — он эти два дня, занятый делом неры Орвуд, почти не интересовался делами Лиззи, а она ему приготовила такой вот сюрприз. Родничок довольно взорвался в сердце горячим гейзером, а потом… Грег вдруг почувствовал, что Лиззи умирает. Её эфир стал так бесконечно далеко, что натянулся тонкой струной, готовой вот-вот лопнуть. Грег проклял себя — он снова допускает ошибку за ошибкой: он во время поиска почти не проверял Морской проспект, увлекшись границами, и он практически в магическом истощении — он не в состоянии спасти Лиз.

* * *

Кейдж помог сесть на задний диван паромобиля притихшей нериссе Орвуд. Анна совсем спала с лица — Хогг помнил её бесшабашной нериссой, сбегавшей на свидания к этому… Моне… Минье. Вчерашний день ей дался тяжело, а ведь завтра день будет еще труднее: похороны. Похороны, в которых виноват Хогг. А он до сих пор не извинился перед ней. И сейчас не извинишься — Кейдж занял переднее пассажирское сиденье. Вот не при нем извиняться.

Хогг послушно сел за руль паромобиля. Он понимал, почему суперинт его отправил с нериссой Орвуд — ему самому как-то не по себе от перспектив столкнуться с непонятными монахами, командующими немертвыми. Это всегда была такая страшная сказочка на ночь: придет немертвый и съест тебя под покровом ночи! Как-то не вовремя эта сказочка стала воплощаться в жизнь. И воплощал её храм — это ж хрень полная. Еще бы понять: замеченная суперинтом странная нежить на кладбище Ванса погибла тогда в огне или нет?

Хогг плавно вырулил на Дубовую улицу. Движение было уже спокойное — обеденное время подходило к концу. Он глянул на застывшую нериссу через зеркало заднего вида:

— Нерисса Орвуд…

— Да? — она отвлеклась от пролетавших за стеклом улиц города и посмотрела на Хогга — он затылком чуял её взгляд.

— А вы не знаете, куда можно запихнуть душу? Ну… Про которые суперинтендант Эш говорил.

Даже Кейдж ожил и чуть повернулся к нериссе Орвуд. Та зарделась и принялась перечислять как на экзамене:

— Душу можно спрятать в механит, в амулет, в драгоценные камни, в вещи, в дома, в растения — куда угодно, в зависимости от цели.

Хогг заметил:

— В механиты нецелесообразно прятать души — слишком дорого получается. Амулеты… Может быть.

Нерисса Орвуд подсказала:

— Если надо скопить души и просто один раз их выпустить где-то на Ничейной земле для кормления немертвых, то подойдут даже полудрагоценные камни: надежно, занимает мало места и не жалко уничтожить.

Грегори передернул плечами: Анна была безумно умна, это даже пугало. Он сам еще не до конца осознал все, что объяснял ему суперинт, а она влет все поняла. Нерисса Орвуд иначе восприняла его невольное движение — она поправилась:

— Не жалко уничтожить — это я про камни, а не про души. — Голос её звучал отрешенно-холодно: — Я не такое чудовище, как вы подумали, Хогг.

Он посмотрел на миг в зеркало заднего вида:

— Даже в мыслях не было, что вы чудовище.

— Даже зная, что я Ванс?

Хогг серьезно подтвердил:

— Даже зная, что вы некромант и Ванс.

Анна как-то подозрительно посмотрела на него, заставляя Кейджа выпрямляться и смотреть строго на дорогу:

— Я буду подавать требование на эмансипацию.

Хогг кивнул:

— Хорошее решение.

Она добавила:

— Мне Минье подсказал вчера.

Хогг почувствовал, что хочет прибить этого Минье вот-прям-щас, чтобы не лез к хорошеньким нериссам. Хотя с другой стороны… Пусть хоть он заботится о нериссе Анне. Хогг понимал, что ему этого не позволят. Собственная совесть не позволит прежде всего. Кто она и кто он.

Паромобиль подъехал к дому леров Хейг. Хогг ради безопасности припарковался прямо перед крыльцом. Оставалось надеяться, что комиссар простит испорченный газон. Кейдж выскочил из салона, внимательно оглядываясь в поисках опасности. На его руке сияло незнакомое Хоггу плетение. Суперинт прав — надо учиться! А то силы есть, а знаний нет. Только огненное плетение и знает. Хогг вышел из паромобиля тоже оглядываясь. Вокруг никого. Тишина. Только это ничего не значит: говорят, некоторые немертвые способны перемещаться практически моментально.

Кейдж открыл дверцу, помогая нериссе Анне выйти. Дворецкий Хейгов на миг ослабил защитную сеть, формируя проход, и… Алый залп эфира буквально смял Кейджа, Анну и самого Хогга, откидывая их на крыльцо. Хрустнули кости — Хогг так и не понял: его или Кейджа? Он, теряя сознание от боли, заметил, как в проход, быстро затягивающийся по приказу истекающего кровью дворецкого, шагнул незнакомый мужчина, вонявший тленом и кровью.

Немертвый.

Каутела все же начала действовать — одного Брендона им не хватило.

* * *

Лиз замерла, в последний раз осматривая небольшой цех, который спешно под руководством Чейза расширялся. От новенькой, более мощной паровой машины под потолком шел длинный вал — его только-только закончили собирать. На дополнительно смонтированные шкивы вала накидывали приводные ремни — для новых станков: их закупили в соседних мастерских. Станки артефакторной фабрики приедут на днях, но амулеты нужны уже сейчас. Пока будет строиться и монтироваться фабрика на Ветряной гряде, амулеты будут собираться тут. Набранных рабочих уже хватало — они проходили обучение, сразу изготавливая амулеты. Было решено, что первыми будут освоены простенькие «зажигалки» и более сложные первопомощные — они особенно нужны на фронте. В качестве первопомощных Чейз еще сомневался, а вот коробка «зажигалок» для полиции уже была собрана и отправлена.

Лиз прятала улыбку — жаль, она не увидит, как удивятся Грег и Брок. Главное, чтобы им они пригодились. Или, точнее, не пригодились, но были всегда под рукой. Лиз поблагодарила Чейза и направилась прочь из мастерской — надо ехать домой. Пора принимать лекарство.

Она сама села за руль паромобиля, привезенного Адалем из поместья в Вернии. Паромобиль был огромный, неуклюжий, зато хорошо защищенный — он мог перенести прямой удар многих боевых плетений. Лиз любила водить, и Грег это знал и не запрещал. Только паромобиль, как позволят финансы, она сменит — продаст этого пафосного родового монстра и купит что-то мелкое, зато более юркое.

По пустой набережной, по такому же пустому Морскому проспекту к особняку — дорога за последние три дня от мастерской Риччи до дома была знакома. Лиз прислушивалась к Грегу — тот фонтанировал удивлением и растапливающей сердце нежностью.

Странная вспышка эфира была заметна даже с начала Морского проспекта — Лиз вздрогнула, понимая, что кто-то атаковал дом Хейгов, воспользовавшись их отсутствием. Защитное плетение вздулось пузырем над домом, эфирные нити истончились, готовясь вот-вот лопнуть. Времени на размышления не было.

Лиз резко затормозила и выскочила из паромобиля. Она могла в нем отсидеться — он перенес бы любую атаку. Она могла уехать прочь — женщины не воюют. Но в доме Хейгов были дети: Ноа, Полли, Альк, нериссы Орвуд. Лиз не могла иначе.

Она на бегу атаковала огненным плетением мужчину, пытавшегося прорваться через защиту у крыльца. Тот вспыхнул, как факел. А потом со спины на Лиз напали — не спас даже щит Фидеса, который она на себя накинула.

Её ничком повалило на землю, а затем перевернуло. Мужчина приятной внешности, опрятный, одетый в костюм для прогулок чуть прищурившись рассматривал её сверху вниз с интересом вивисектора. Словно огромный молот на Лиз навалилась чужая сила, продавливая щит и заставляя бороться за каждый вдох. Лиз чувствовала, как затрещали её ребра. Пальцы были так сильно прижаты к мостовой, что даже сложить их в огненный знак она не могла.

Она боролась. Она влила весь свой эфир в щит, потянулась за эфиром Грега и поймала лишь пустоту. Он был в истощении.

Лиз разозлилась — умирать сейчас, тогда все только пошло на лад, она не собиралась. Только силы взять было не откуда. Она вздохнула, сглотнула скопившуюся в горле кровь и снова потянулась за эфиром. Она выживет, просто на зло этой твари с глазами вивисектора.

Глава 38 Нож

Дирижабль неспешно плыл на малой высоте возле северных границ Аквилиты. Вдалеке уже показался, возвышаясь над лесами, шпиль храма деревушки Ванс. Скоро повернут к океану и поплывут обратно в город. Несколько часов патрулирования, и пока все напрасно.

Констебли в гогглах, устроившись у иллюминаторов гондолы управления, внимательно всматривались в зеленое море под ними — скоро оно сменится полями и редкими колками. Там искать станет легче, конечно, но и вероятность нахождения искомого паромобиля гораздо ниже. Особисты сообщили, что паромобиль скорее всего двигался к восточной границе Аквилиты.

Лес чуть расступился, выдавая свою тайну — на поляне у проселочной дороги стоял явно брошенный паромобиль. Ни струйки дыма, ни клубов пара тем более. Ни движения в округе.

— Попался! — довольно сказал один из полицейских — он, включив увеличение на гогглах, рассмотрел первый цифры номера паромобиля. Тут же посыпались команды: дирижабль замедлял ход, готовясь высадить полицейских у паромобиля. Застрекотал беспроводной телеграф, сообщая на землю о находке. Дежурный радист на дирижабледроме передаст сведения в полицию.

* * *

Дышать. Она хотела дышать. Хоть глоток воздуха. В голове шумели карфианские барабаны. Они вели мелодию войны. Или мелодию её смерти? Она не сдастся. Она скинет могильную плиту, придавившую её к земле.

Она перераспределила эфир, оставляя защиту только на теле — руки-ноги не жалко. Их можно вылечить потом от переломов. Сердце от переломов не вылечишь. Или как называется смерть от такой вот могильной плиты? Лиз сипло вдохнула, выигрывая для себя еще пару секунд жизни.

Щит над домом Хейгов налился алым, словно грозясь вот-вот взорваться. Солнце слепило в глаза — и не понять, выжил ли кто там, у крыльца, где перевернувшись на крышу лежал служебный паромобиль, напоминая беспомощного жука. Там наверняка бродит еще один немертвый. Или даже не один.

Она справится. Она не бросит Грега — ему рано узнавать, какая её смерть на вкус. Судьба не может наказывать подряд двух бывших Блеков. Лиз справится! Грег не почувствует утраты, как выпало на долю Андре.

Пальцы шкрябали шершавый, грубый асфальт. Ногти ломались, но Лиз этого не чувствовала. Она искала силы везде, где могла.

…Где-то далеко засипел Грег в попытке вдохнуть, в попытке спасти её. Посиневшие губы выдохнули: «Лиззи…» — и вздрогнул, все понимая, Брок…

Она еле открыла глаза — незнакомый мужчина так и продолжал стоять над ней, словно впитывая в себя её мучения. Немертвый! Никем иным этот маг с ледяными глазами и быть не мог, потому что нет никого сильнее гранд-мастера, а Лиз именно им и была, но ничего не могла противопоставить напавшему. Сколько времени прошло? Секунда? Две? Или вечность?

Немертвый наклонился к Лиз. Ноздри его затрепетали в предвкушении — она почувствовала, как стала легкой и воздушной, как пушинка — ветерок подует, и она полетит к богам. Или не к богам. Немертвый ждал её душу. Он собирался её выпить. Но вместо неё он получил удар эфира, пусть и слабый, который почти не заметил, — откуда-то издалека, от Грега или даже через него в Лиз влились силы, чуть пахнущие грозой, пирожками и дикой всепоглощающей злостью — Лиз всегда знала, что вспышки гнева у Брока точно такие же разрушительные, как и у Грега. А потом рекой потек эфир с запахом леса, прели, каких-то восточных благовоний — это явно была Виктория, которой Лиз до сих пор опасалась и, как выяснилось, совершенно напрасно. Этого хватило, чтобы скинуть прочь тяжесть чужого эфира и по новой нарастить щит. Лиз сипло вдохнула, чувствуя, как застит глаза алая боль в груди — она так не вовремя проснулась. Силы резко прибывали — сейчас совсем не до боли. Ударить немертвого помогли алые искры эфира Хейга. И снова немертвый лишь чуть подался назад — Лиз почти не чувствовала руки, и потому знак огня не получился. Она старательнее сложила пальцы, но они тут же больно хрустнули, сжатые рукой немертвого.

— Напрасно! — это были его первые слова. И последние. Он вспыхнул яркой вспышкой огня, горьким пеплом опадая на Лиз. Она раскашлялась, замечая сквозь слезы, как над ней навис скособоченный, локтем поджимающий левый окровавленный бок Хогг.

— Надо же… — он рухнул на колени перед Лиз. — Единственное заклинание… которое я знаю.

Лиз попыталась встать, но у неё ничего не вышло. Чужой эфир рванул прочь из неё, ощупывая пространство вокруг в поисках опасности. Голова кружилась, и все плыло перед глазами, подсвеченное синим и алым эфирами. Хогг сам потянулся к Лиз, забывая о своих ранах. Он помог ей сесть и прижал её к себе:

— Как вы, лера…

Она упрямо поправила его:

— «Ты»… Не «вы»… Мы же договаривались… — говорить было трудно. В горле клокотала кровь, хотелось кашлять, но, боги, до чего же это было больно! Лиз сплюнула алую слюну. В сердце было слишком многолюдно. Лиз подумала, что боевое побратимство, о котором рассказывал после кладбища в Вансе Грег, все же имеет свои недостатки. Она хотела слышать только знакомый до боли родничок, а вместо этого чей-то эфир спешно лечил её, а чей-то позволил обнять слабевшего на глазах Хогга и останавливать у него кровотечение, обезболивать и пока грубо затягивать трещины в ребрах. Наверное, её лечил Брок, а Хогга вытягивала с того света Виктория. Впрочем, какая разница.

Хогг, бледный, мокрый от липкого холодного пота, быстро, давясь воздухом и словами, говорил, словно боялся, что не успеет:

— Я… Так… И не извинился за то… Ту грубость. Нужны цветы, мне Грег говорил. И пирожные…

— К демонам пирожные. Главное то, что ты сейчас сделал. Твой поступок важнее всех пирожных мира… Держись! Не смей терять сознание — я тебя не дотащу. И не надо извинений. — Лиз заставила себя выпрямиться и оглядеться: Кейдж, сгорбившись от ран на ступеньках крыльца, уже напитывал эфиром защитные плетения. Ему самому восстанавливаться надо, а он… Хотя нет, Лиз понимала — в доме дети, а немертвые могут вернуться в любой момент. Нерисса Анна, прижимая к груди сломанную правую руку, спешно что-то рисовала на стене дома левой рукой. Краска была алой, и Лиз не сразу поняла, что это кровь. Слишком странно. Слишком жутко.

Лиз искала глазами немертвых, и не находила их, а ведь был третий. Точно был третий — иначе тот с глазами вивисектора не позволил бы себе так отвлечься на Лиз. Где же они… В сердце тревогой метался чужой эфир.

Слуги Хейгов высыпали на улицу, но пока перевязать раны дал только дворецкий, и то потому, что был без сознания. Кто-то подбежал к ним с Хоггом, помогая встать. В сердце стало гораздо тише — только родничок Грега и, кажется, все же Брока. Этого же только розги и угомонят!

Лиз, тяжело опираясь на руку лакея Хейгов, медленно пошла в дом. Она бы направилась в свой особняк, но к ней с другого бока прижалась Ноа, сунув в руку что-то округлое и теплое. Кажется, это был камень. Лиз чуть наклонилась к девочке, и та прошептала:

— Держи. У меня такой же.

— Спасибо… — нашла в себе силы Лиз. Она еле передвигала ноги, и кто-то из слуг все же подхватил её на руки и понес в холл, сейчас превратившийся в лазарет. Кейдж так и остался на крыльце. Нериссу Анну удалось увести в дом только после того, как её сестры перехватили эстафету с рунами, вооружившись мелом, и принялись что-то рисовать на стенах особняка.

Хогг при помощи слуги дохромал до кресла и буквально рухнул в него, а потом посмотрел на часы, встал и пошел куда-то прочь. Лиз даже возмутиться не успела.

Голова болела, пальцы ломило от дикой боли. Кажется, Лиз все же потеряла сознание, потому что ушедший куда-то Хогг уже стоял перед ней, протягивая стакан с водой и знакомый бутылек с лекарством:

— Выпейте… Выпей, Элизабет. Это же ничё… Ничего, что я чуть опоздал — полчаса всего? Но я опоздал с лекарством.

— Ничего, — нашла в себе силы улыбнуться Лиз. — Спасибо.

Потом… Она снова слабо помнила, что было потом. В холле стало многолюдно от синих мундиров с эмблемой Речного участка. Её куда-то понесли, положили, кажется, в кровать, раздели, стянули тугой повязкой грудь, фиксируя ребра. В руку подключили капельницу. Белая этикетка на исчезавшем где-то в высоте бутыльке сияла буквами, отказывавшимися складываться в слово. В. И. Т. А. Рядом теплым комком, держа Лиз за руку, пристроилась Ноа. В руке она снова держала камень. Девочка робко улыбнулась и призналась:

— Нож надежнее, но его у меня нет. А еще было что-то еще. Я помню, но сейчас этого еще нет. Я защитю вас так. — Она забавно сморщила нос: — Или за-щи-щу?

И Лиз знала, что точно защитит. Она закрыла глаза — или те закрылись сами? — и, кажется, снова потеряла сознание. Она знала, что рядом с Ноа она в безопасности.

Пришла она в себя оттого, что бледный в прозелень, со слипшимися волосами, уставший, вымотанный до предела Грег, сидя на краю кровати, крайне осторожно держал её за руку и целовал пальцы. Ноа рядом не было. Капельницу тоже уже убрали. В окно, выходящее на океан, врывались косые лучи солнца. Вечер. Глаза слепило от сияния защитных плетений на улице.

— Гр… — в горле запершило, и Лиз закашлялась. В голове тут же алыми искрами вспыхнула боль. Родничок в сердце окреп — до океана ему еще было далеко, но его сил хватило прогнать боль. — Грег…

Он вскинулся, вглядываясь в неё:

— Маленькая моя… Как ты? — было видно, что ему тяжело пришлось сегодня, а она еще ему добавила проблем. И седых волос, наверное.

Прежде, чем он начнет виниться за то, в чем не виноват — служба требует полной отдачи сил, и в последнее время Грег часто бывал магически истощен, — Лиз призналась:

— А я опять не сдержала слово. Я обещала следить за затылком… Следить, чтобы ко мне не подобрались сзади… И не сдержала слово. На меня опять напали со спины. Честное слово, я постараюсь быть внимательнее…

Он прикрыл на миг глаза — кажется, Грег старательно давился ругательствами. Во всяком случае в сердце стало горячо, словно там проснулся гейзер. Пирожков в сердце и грозы обнаружить не удалось. Это было просто замечательно: сейчас Лиз не была уверена, что найдет в себе силы воспитывать Брока.

Лиз заставила себе поднять руку, пусть это и было неимоверно сложно, и погладила Грега по чуть заросшей щетиной щеке:

— Не злись. Все хорошо. Меня спас Хогг. Он умница. Он очень старается.

— Лиззи… — Его голос был полон обреченности. Это Лиз совсем не нравилось — она не позволила ему продолжить:

— Лучше скажи: когда нас отпустят домой?

Грег потемнел лицом: нахмурился, поджал губы, взгляд потяжелел, даже преждевременные морщины прорезались — возникли между бровей, в уголках глаз, у губ.

— Боюсь, что нескоро. От немертвых защита есть только на этом доме — нериссы Орвуд как раз заканчивают её. Потом они займутся укреплением защиты на управлении, на участках, на офицерском доме, а потом уже доберутся до нашего. Придется чуть-чуть потерпеть. Эван и Виктория не против.

Она нашла в себе силы улыбнуться:

— Ничего страшного. Я подожду. — Она с озорной улыбкой предложила: — может, мне чуть подвинуться, чтобы и тебе хватило места?

Грег вздохнул — Лиз снова провела пальцами по его лицу в попытке разогнать тяжелые морщинки от усталости: он же не вернется на службу? Не в таком же состоянии…

— Мне надо… — он грустно улыбнулся, словно чувствовал себя виноватым в том, что бросает её в такой момент. Он еще не отошел от её потенцитовой интоксикации, а она уже вновь покалечилась.

— … вернуться на службу, — закончила она за него. — Надо — иди. Только береги себя. Хорошо?

— Ты не злишься, что я снова оставляю тебя, когда ты больна и тебе требуется помощь?

Она прогнала прочь глупые мысли — она беспокоилась за Грега, но он, как Брок: долг для него важнее:

— У меня есть Ноа. Она обещала заботиться обо мне и защищать.

Грег подался к ней и хрипловато выдохнул ей в ухо — это было ужасно щекотно:

— Она заставила Брока пообещать, что он подарит ей нож. Иначе, сказала Ноа, у неё не получится тебя защитить.

Лиз ахнула:

— И он пообещал⁈

Грег вместо слов многозначительно кивнул. Он подался вперед и поцеловал её в висок:

— Не выдавай его Хейгам.

— Хейги Брока за такое по голове не погладят. Ноа же ребенок. Вот же…

Грег выпрямился и крайне серьезно сказал:

— Он просто очень боится за тебя. И Ноа умеет обращаться с ножом, как все уличные дети. Мне кажется, что она вырастет и станет… Не знаю… Телохранителем? Охотником… Защитницей, скорее. — Он снова поцеловал её руку: — лежи и выздоравливай.

— А ты?

— А я напьюсь сейчас стимуляторов и пойду искать тех гадов, которые решили напасть на дом Хейгов. Правда, следов они не оставили — там Алистер носом землю роет, но мы знаем, откуда начинать поиски. Не бойся — я не буду один. Эван приказал всем, связанным с делом неры Орвуд, работать только парами. Со мной будет Брок. Кстати… — он оглянулся на дверь: — он хочет убедиться, что ты жива. Пустить его?

Она лишь кивнула. Грег на прощание снова поцеловал её и ушел. Тут же в спальню ворвался рыжий, такой же бледный, как Грег, ураган с тревожными зелеными глазами. Брок замер у кровати, обеспокоенно всматриваясь в Лиз, и констатировал:

— Жива! — И, кажется, он готов был бежать обратно на службу. Лиз ладонью хлопнула по кровати, тут же жалея об этом — пальцы обожгло болью:

— Садись.

Брок сглотнул, словно чувствуя за собой вину, и тут же признался:

— Если что, то помочь с эфиром, была идея Грега. Я тут ни при чем. Я в тот момент мало что соображал.

Лиз улыбнулась уголками рта — как же, не соображал он. Она еще помнила его решимость и злость на немертвых.

— Спасибо тебе.

Брок удивленно выгнул бровь:

— Ты не злишься?

— Нет.

— И рука не тянется к розгам?

— Нет.

Он выдохнул и пожаловался:

— А мне Хогг подножку поставил — мы с Грегом собирались войти к тебе вместе, а Хогг взял и подставил подножку.

Лиз еле слышно рассмеялась:

— Это он молодец.

— Ммм… — привычно отмычался Брок. Он взял Лиз за руку и осторожно погладил её пальцы, словно она фарфоровая: — не пугай так больше. И выздоравливай. И тренируйся. И не бойся — я за Грегом присмотрю. А он присмотрит за мной.

Он все же решился и поцеловал её кончики пальцев:

— Все, я пошел. — Он споро встал с кровати, словно знал, что Лиз и огреть его за такую вольность может.

* * *

Грег ждал его на крыльце.

Брок крайне серьезно посмотрел на него своими зелеными, чуть-чуть потухшими от переживаний глазами:

— Спасибо.

— Не за что. Тебе спасибо.

Брок криво улыбнулся и повторил за Грегом:

— Не за что. В храм Сокрушителя?

Грег, сжимая и разжимая кулаки — злость так и ходила в нем, — согласился с предложением Брока:

— Да, в храм Сокрушителя. — Пока не найден адер Уве, зацепки можно найти там. Грег спустился по ступенькам и направился к служебному паромобилю. Защита дома пропустила его — нерисса Орвуд в качестве ключей использовала кровь. Если храм узнает — проблем не избежать. Впрочем, плевать!

Алистер на миг оторвался от поисков следов немертвых и лишь отрицательно качнул головой в ответ на молчаливый вопрос Грега. Ни-че-го. Словно немертвых тут не было. Словно травмы Лиз и остальные получили сами.

Брок помрачнел, тоже заметив жест Алистера:

— Ничего. Не уйдут. Понять бы еще, что адеру Уве и немертвым нужно было тут.

— Девочки Орвуд, — сказал Грег очевидное, опускаясь на пассажирское сиденье в паромобиле. — Видимо, ответы Брендона адера не устроили.

Брок не сдержал смешок:

— Ответы Брендона никогда никого не устраивают.

Они говорили о нем, как о живом — потому что он жив, пока его душа тут. Они её найдут и вернут Брендона.

Кстати, обыск хранилища эталонов ничего не дал — адер Уве, если и хранил именно тут души, то забрал их с собой. Предусмотрительная тварь!

* * *

Лиса затаилась под корнями нелиды в лесу Сокрушителя. Тут её не найдут. Одна ночь. Ей осталось переждать всего одну ночь. Одну ночь она выдержит. И утром берегитесь хранители — лиса им все выскажет! Это же надо — не удержать в земле стаю немертвых! Это же надо — упустить их. Позволить им хозяйничать в городе, как у себя в склепе.

Одна ночь. И она пойдет в полицию и все расскажет.

Всего одна ночь.

Рядом раздались чьи-то шаги, и лиса забыла даже как дышать. Она замерла, готовая дорого отдать свою жизнь.

Человеческая рука в драном синем кителе залезла под корни и вытащила лису за шкирку.

— Попалась! Теперь не убежишь!

Она безвольно повисла в его руке. Ей не хватило всего одной ночи.

Глава 39 Невеста

Вернер безумно устал. Почти седьмицу он работал один на весь центр города. Да, горожане оказались столь любезны, что почти не убивали друг друга, но в морге еще лежали тела с Оленьего острова, и из Приморского парка — опознания то и дело отвлекали от вскрытий. А еще ночные дежурства, а еще снова принявшиеся за старое санитары. Простите, небеса, он их все же уволит: и пол-луны они не продержались — снова принялись издеваться над телами усопших. Вернер под утро приехал из Ванса, где в паромобиле нашли обезглавленное тело предположительно адера Уве, а в леднике его уже ждал сюрприз! Тело убитого храмовника уютно пристроилось на столе, укрывшись простынкой и высунув из-под неё розовые пятки. Эти пятки и добили Вернера. Нет, этот инквизитор и до этого лежал на столе и был укрыт простыней. Только, когда Вернер уезжал, он лежал правильно: навзничь, укрытый с головой. А сейчас он устроился на боку, одну руку пристроив под голову, и поджав ноги в коленях. И голова его не была укрыта.

Вернер прикрыл глаза: нет, он все же уволит санитаров! И работать в морге станет некому совсем. Он закрыл на ключ дверь в ледник и пошел прочь — его ждала инспектор Хейг. Вот кто вообще не умеет ждать! Еще нет восьми утра, еще даже рабочий день не начался, а она уже тут и ждет отчет. Хорошо хоть вскрытия не требует — эта могла. У неё словно шило в одном месте!

Стоило Вернеру войти в прозекторскую, где уже надевал белый халат вышедший на работу Картер, как инспектор Хейг подалась к нему:

— Доброе утро, нер Вернер! Инспектор Одли сообщил, что найдено предположительно тело адера Уве. — Она морщилась и прижимала к носу беленький, пропитанный благовониями платок. И вот зачем хорошенькой лере такая дурацкая служба⁈

Вернер устало кивнул:

— Одли сам так опознал — он же ездил в Ванс вместе с экспертами. Сказал, что это адер Уве, храни его небеса.

— Могу я осмотреть тело?

— Там нет головы — тело совсем неприглядно выглядит. — Вернер честно попытался её отговорить. Заведомо не получилось — Хейг бледно улыбнулась:

— Я привычная. Так я могу, да…?

Вроде молодая женщина, лера, а трупов вообще не боится. А ведь должна дома сидеть и детей нянчить.

— И куда катится этот мир? — С утра, да еще после бессонной ночи Вернер был отчаянно ворчлив.

Для инспектора Хейг эти слова стали сигналом к действию, как ни странно. Она быстрым, совсем не женским шагом подошла к столу и скинула простыню, рассматривая обезглавленное тело в заскорузлой от крови серой рясе. Неожиданно для Вернера она положила руку на грудь трупу и закрыла глаза — хирург было решил, что ей дурно, но не успел прийти на помощь: она, чуть покачнувшись, сказала непонятное, оглядывая тело:

— Не отзывается… Значит, душа не тут.

Вернер ничего не понял из её абракадабры и предпочел заниматься своими делами — придирчиво поправил на столе инструменты для вскрытия, уже разложенные помощником. Вернер с трудом подавил зевок: сейчас бы поспать, а не заниматься вскрытием. Куда спешить? Отсюда уже не сбегали. Ни один труп.

Хейг стала придирчиво проверять одежду убитого. Вернер, за ночь устав от Одли, вмешался:

— Инспектор Одли и эксперт Фрей еще на месте убийства все проверили и обыскали. Никаких амулетов, механитов или камней обнаружено не было.

Хейг сжала губы и лишь кивнула.

Картер подался к ним, с профессиональным любопытством рассматривая обрубок шеи при помощи гогглов:

— Любопытно. Чем его так? Это явно не топор и не пила. Что-то с зазубринами — я с таким раньше не сталкивался. — Он чуть ли не носом уперся в стол.

Вернер снисходительно пояснил:

— Когти. Точнее ногти немертвого. Голову снесли с одного удара, перебив шею острыми ногтями.

Картер резко выпрямился, отправляя гогглы обратно на макушку:

— Вот это да.

Хейг тем временем отмерла, и Вернер холодком по сердцу почувствовал грядущие неприятности:

— Необходимо вскрыть весь пищеварительный тракт.

Вернер сглотнул, а Картер любознательно уточнил:

— Вы подозреваете, что убитый мог проглотить искомый вами предмет?

— Да, — твердо сказала Хейг. — Я не исключаю такой возможности. Камешек или амулет мог, конечно, забрать убийца, но немертвый не знал о нем, так что это маловероятный вариант. Скорее, камень был проглочен.

Вернер попытался воззвать к здравому смыслу:

— Есть еще возможность, что камень просто потерялся в паромобиле.

Хейг серьезно кивнула, соглашаясь с ним:

— И это тоже. Поэтому мы должны все тщательно проверить.

— Пищеварительный тракт взрослого мужчины — десять-одиннадцать ярдов!

Картер улыбнулся Вернеру, подергивая рукава сорочки вверх в готовности к работе:

— Если не возражаете, коллега, то вскрытие могу провести я, а вы лишь подпишете его. Причина смерти очевидна, ведь так? Я не ошибусь в заключении.

Вернер кисло скривился:

— Если настаиваете, конечно…

Хейг так умоляюще посмотрела на Картера, что тот отважно сказал:

— Конечно, настаиваю — такой интересный случай! И обед за мной, — на всякий случай подкупил Вернера Картер.

— Хорошо… — Вернер позволил себе снизойти до согласия. Ему еще санитарами заниматься. И успеть бы поспать.

Впрочем, поспать ему не дали — на пороге прозекторской после ухода Хейг возник странный мужчина: с абсолютно белой кожей, такими же снежными волосами и ресницами, со светло-голубыми глазами и механическим магпротезом левой руки. Альбинос с ярко-выраженными чертами карфианской расы представился:

— Доброе утро, неры. Я нер Дакарэй, я приехал, чтобы опознать и забрать для погребения тело нериссы Ролле.

Вернер нервно сглотнул: он не успел приказать санитарам правильно уложить тело инквизитора в леднике. Может… Может этот Дакарей не заметит ничего? Он карфианин, он же может быть не в курсе эребийских традиции подготовки тела к похоронам?

* * *

Вик влетела в служебный гараж, сопровождавший её Байо остался в дверях — он стоял и щурился довольно, как кот, на раннем утреннем солнце. День обещал быть хорошим. Снежные облака улетели прочь, весна снова вернулась в Аквилиту. В воздухе сладко пахло предвкушением цветения персиков и абрикосов.

В гараж уже доставили паромобиль адера Уве, и сейчас под мощным светом электрических прожекторов, подсвечивая себе эфирными светляками в темных местах, его усиленно разбирали в девять рук Брок и Одли вместе с двумя механиками и Фреем.

— Недоброе утро! — сказал Вик. Эхо подхватило её слова и гулко разнесло по гаражу.

Растрепанный, бледный, почти не спавший ночью Брок вылез из салона, такой же Одли, еще и заросший щетиной, показался из-за капота.

— Доброе утро! — В два голоса поправили её мужчины. Механики только пробурчали что-то из-под днища паромобиля, не показываясь на глаза Вик. Судя по голосам, это были Эндрюс и Ульссон. Вик плохо знала механиков и их квалификацию, но раз Брок и Одли выбрали именно их, значит знают, с кем имеют дело. Фрей лишь махнул рукой — он с головой ушел в багажник. В сердце Вики так и билась тревога: тело Уве обнаружили еще вчера, ближе к вечеру, а душу Брендона найти так и не удалось. Если её успеют развеять до того, как полиция доберется до неё, Вик себя никогда не простит. Брендон был та еще заноза, но он не заслужил быть скормленным немертвым. Ему еще жить бы и жить. Только бы его душа нашлась — тело ему они создадут. Как-нибудь.

— Как поиски? — Каблуки отчаянно громко стучали, пока Вик шла до паромобиля. Звук метался под высоким потолком гаража. Еще недавно тут были конюшни, а сейчас обитали паровые железные кони.

Одли протер ветошью руки в машинном масле и признался:

— Пока никак.

Брок заставил себя улыбнуться — Вик видела, что его глаза оставались серьезными:

— Но мы пока только начали. До последнего болтика разберем, даже котел, даже топливный и водный баки. Что интересного сказал Вернер?

Вик прикоснулась к холодному боку паромобиля и на миг закрыла глаза, ища эфирный отклик души Брендона, как вчера её научил Грег. И снова, как и в морге, тишина в ответ.

— Вернер ничего не сказал. Вскрытие будет проводить Картер. Он обещал вскрыть весь пищеварительный тракт. Кстати, Брок, почему ты тут?

Тот дернул плечом:

— Пришел провести поиск души Брендона…

Одли добродушно продолжил за него:

— … да тут и остался.

Вик серьезно напомнила, глядя на все понимающего и ни капли не стыдящегося Брока:

— Ты должен быть при Греге. Распоряжение Эвана.

Брок мрачно принялся протирать руки от пыли:

— Грег большой мальчик…

— … и он вновь попытается провести расширенный эфирный поиск над всем герцогством. Помнишь, чем вчера это закончилось?

Брок вздохнул, признавая свою ошибку:

— Понял, осознал, икаюсь. — Он из тех, кто предпочитает нестись в погоне за преступником, а не корпеть над бумажками.

Одли, направляясь на его место для продолжения поисков, хохотнул:

— Икать не надо, рыжий. Икать вредно.

Вик удивленно посмотрела на Брока. Она так часто слышала от него эту фразу, так волновалась, что он, действительно кается и переживает, а оказалось…

Брок виновато на неё посмотрел:

— Прости, разочаровал, да?

Пока Вик собиралась с мыслями, влез Одли:

— Это всего лишь присказка, Вики. Он вполне безголовый, чтобы каяться по-настоящему в том, чего не мог избежать. И… Рыжий, шел бы ты и впрямь к Черному — тот не меньший безголовый в плане долга. Мы тут сами справимся. А на месте убийства остался Алистер — он хорошая ищейка: если будут следы, то он их точно найдет. Идите… Дел по горло у всех. На обеде переговорим.

Дел, действительно, было много.

Грег погибал над отчетами из Ветряного квартала. Было заметно по его бледной коже, подрагивающим то и дело пальцам, по мокрым волосам, что расширенный эфирный поиск он все же провел. Раз ничего не сказал, то, значит, ничего и не нашел.

Брок спешно оформлял дело Арно для королевского суда.

Байо с разрешения Вик ушел на половину мэрии к нериссе Идо. Они вдвоем решали судьбу привокзальных трущоб. Вик побаивалась, вспоминая, как Идо бросилась на прошлой седьмице на защиту Байо, что тот уведет прекрасную нериссу из-под носа Брока.

Хогг носился между кабинетами Грега, Вик и вычислительной. Он успевал выполнять поручения Грега и заниматься проверкой дел портовых крыс, которых ловил по указке Арно.

Вик, не в силах перестать думать о поисках души Брендона, составляла список осужденных, которых надо этапировать обратно в Аквилиту для пересмотра их дел. Дров Хогг под руководством Арно наломал немало.

Одли заглянул разок перед обедом, сообщив, что дело швах, и куда-то исчез. Даже обедать не пришел в общую залу. Вик вспомнила об Одли только часа в четыре, когда получила записку от Картера: адера Уве опознали храмовники по эфирному эталону; никаких инородных предметов в его теле найти не удалось.

— Бешеные лисы! — выругалась вслух Вик и пошла к Одли узнавать результаты поисков в паромобиле. Где-то же должна быть душа Брендона. Уве не успел бы её скормить немертвым. Или… Успел?

Одли не было ни в кабинете, ни в гараже. Дежурный Жаме, краснея и бледнея, доложил, что тот покинул участок в сопровождении красивой нериссы. Очень красивой и немножко странноватой, но…

— … зная, как выглядит наш Вин, иные на него и не западают.

Вик не очень уловила смысл фразы, зато поняла одно — Одли в нарушение приказа Эвана ушел куда-то один. И не сказал куда. Размышлять, не разрушит ли она личную жизнь Одли, Вик не стала — она объявила его в розыск. Когда в городе немертвые и монахи Каутела, лучше перестраховаться, чем ошибиться и потерять еще и Одли. Им проблем с душой Брендона хватает.

Одли не собирался нарушать приказ комиссара. У него и в мыслях не было. Только, когда он увидел на пороге своего кабинета незнакомку с прекрасными, орехового цвета глазами, сияющими как бриллианты, он понял, что это судьба. Его судьба. А от судьбы, как известно, не бегают. Ей небеса, Одли отдавал себе отчет, как выглядит, и насколько неудобен в личной жизни из-за службы, на которой он пропадал сутками, но… Но… Но в жизни каждого мужчины наступает миг, когда он понимает, что влюблен и не может не сделать предложение руки и сердца. Это у Брока такие моменты случались с закономерностью раз в луну. У Одли такое случилось впервые.

Она была прекрасна от длинных, почему-то распущенных красных волос до босых узких, аристократических стоп, от немного непривычных черт лица, резких и звериных, до чудесно несочетаемой одежды, большой ей на пару размеров, не меньше. И говорила она чудесно. Когда он спросил, что он может предложить прекрасной нериссе, она застенчиво сказала:

— Я печень ем.

Он чуть вздрогнул, почти сбрасывая очарование лисы-оборотня с себя, но нерисса поправилась:

— Я печеньем вас хочу угостить. Вы спасли меня… Точнее мою сестру — я хочу вас угостить печенью… Печеньем и чашечкой чая. Пойдемте со мной, пожалуйста.

И он пошел, забыв, как на прошлой седьмице от розыгрышей кицуне было плохо многим парнями из управления. Впрочем, Каеде же не было в Аквилите, так что бояться иллюзий было глупо.

Пришел он в себя в незнакомой комнате, перед ним, заслоняя странных людей в драной одежде, стояла его прекрасная нерисса и шипела, выставив вперед руки с впечатляющими размером когтями:

— Сссссделала, как просссссили! Тронете его — сссссъем! И не побрезгаю. Его печень только моя!

Длинный рыжий хвост метался под её одеждой, то и дело вылезая из-под юбки.

— Ну твой же дивизион! — ругнулся Одли. И почему стоит только поверить, что прекрасная нерисса испытывает к тебе интерес, как тут же выясняется, что он чисто гастрономический!

Она развернулась к нему:

— Молчи! А то ссссъедят! Или сссъем!

Мужчина в синем полицейском кителе устаревшего как лет двадцать образца криво улыбнулся:

— Дамы вперед! — Прозвучало галантно, но Одли это ни капли не утешало. Он чувствовал, как чужой эфир сковал его с головы до ног, мешая двигаться. Он ничего не мог ему противопоставить. Одли кинуло в ледяной пот: а смогут ли все маги Аквилиты противостоять шестерке немертвых?

* * *

Дом в трущобах, куда привел запах Одли, смешанный с ярким лисиным ароматом, выглядел обычно. Разваливающаяся крыша, грязные каменные стены, слепые, забитые досками окна. Ни капли прорывающегося эфира — даже эфир Одли обнаружить не удалось. Может, инспектора утащили из дома в катакомбы? Только зачем. Думать, что его уже нет в живых, было откровенно страшно.

Все высокоранговые маги, служившие под началом Кейджа и Алистера, плотно окружили дом. Наложить на него антимагический щит не удалось — эфир исчезал в доме, растворяясь в его стенах. Он поглощался самим домом или тем, кто прятался за ними. От щита пришлось отказаться.

Вик стояла и не знала, что ждать от лисы, которая увела Одли. Зачем он ей? Подчинится ли она Виктории? Каеде говорил, что Вик главная, но является ли она главной для этой новой лисы, непонятно откуда взявшейся в городе. Она прикрыла глаза в попытке понять, что же тут происходит. Рядом стояли и совещались Эван, Грег и Брок. Их голоса отвлекали, но не просить же их замолчать. Вик искала эфир Одли или эфир лисы — она же тоже маг, — и ничего не находила. Дом был голодной до эфира бездной. На пальцах то и дело от волнения прорезались когти. Вик от обращения удерживала лишь одна мысль — не при Эване. Только не при Эване.

Клонящееся к океану солнце грело спину. Пахло… Пахло трущобами: непередаваемая смесь гнили, человеческого зловония и тлена, как на кладбище. Тонкий язычок сквозняка из дома с запашком разложения тревожил ноздри Вик, заставляя чихать и морщиться. Она сегодня уже сталкивалась с этим запахом.

— В доме, кажется, хранится голова адера Уве, — тихо сказала Вик, подходя к мужчинам.

Грег нахмурился. Эван понятливо кивнул, а Брок уточнил:

— Идем на штурм? Или…

Эван, разглядывая странно притихший дом, отрицательно качнул головой:

— Нет. Если там не только лиса-оборотень, а еще и немертвые…

— Там Одли! — напомнил Брок.

— … тем более нельзя рисковать. Сперва попытаемся поговорить.

Дом словно ждал этих слов — дверь его со скрипом открылась. На пороге стоял высокий, бледный, еще очень худой для живого человека мужчина в костюме не по размеру: тот откровенно болтался на нем.

— Рад, что вы готовы к переговорам, — сухо сказал мужчина. — Оскар Ванс к вашим услугам.

— Немертвый, — пробормотал Брок.

Мужчина чуть наклонил голову на бок, соглашаясь с Броком:

— И так можно сказать. — Он приподнял вверх небольшую корзину, которую держал в руках: — у нас для вас есть подарок.

Виктория, уже догадавшаяся по гнилостному запашку, что там, не удержалась:

— Лучше душу Брендона Кита верните. — Она не сомневалась, что его душой овладели именно немертвые во главе с этим очередным Вансом. Теперь хотя бы понятно, почему на их с Эваном дом напали.

Ванс холодно улыбнулся, показывая острые и длинные клыки:

— Это будет вторым пунктом нашего обсуждения. Первый — ваш офицер Одли.

— Торгуетесь? — не сдержался Брок.

— Не я такой — жизнь такая. Приходится опускаться до отвратительных нравов низших сословий и торговаться.

Глава 40 Надежда

Было непривычно тихо. За последние дни Андре привыкла, что фронт всегда слышно. Он рокотал несущей смерть грозой по утрам, он взрывался внезапными атаками по вечерам, он стрекотал пулеметными очередями по ночам, и всегда, всегда ощущался всепоглощающей, жадной воронкой в эфирном плане. Сейчас было тихо. Рабочие собирали в спешке вещи и покидали мастерскую почти в тишине. Все ощущали жаркое дыхание проклятья ничейной земли. Оно словно заглядывало в души и переворачивало все в сердце. Оно искало новых жертв и пока не находило их.

Андре замерла перед готовым големом — ночью на него навесили броню, прикрывающую кабину пилота, и проверили работу всех механизмов. Он был готов и ждал движения. Его осталось только освободить — снять удерживающие его на кранах цепи. Только что может сделать один голем? Ему нужен еще кто-то, чтобы растянуть и удержать защитное плетение. Надо было собирать сразу двух андроидов. Не подумала, а теперь поздно. Она сложила руки на груди — сердце громко стучало в груди, словно там проснулся карфианский боевой барабан. Он звал куда-то, он просил, он умолял. В конце концов, что она теряет?

Страшно подумать, что всего в паре миль вместо мира — тьма. Что она дюйм за… Андре поправилась: тут не дюймы, тут сантиметры и метры. Первое время она путалась в новой для неё системе измерений, но сейчас почти привыкла. Тьма метр за метром захватывала мир, поглощая и перемалывая всех, кто не успел убраться прочь. Военных, мирных жителей, зверей, птиц.

Рядом с Андре застыл недовольный Каеде. Она повернулась к нему — одной ей не запустить голема:

— Прошу, помоги с активацией андроида.

Он прищурился и напомнил очевидный факт:

— Милер Анри просил меня проследить за тем, чтобы ты эвакуировалась. Он сказал, что если ты откажешься уезжать или начнешь творить глупости, то лично приедет за тобой и ты об этом пожалеешь. Ему нельзя приезжать сюда — это слишком опасно. Голема можно собрать нового. Потенцита много — еще не на один пароэфирник хватит, а жизнь у тебя одна.

Она зло улыбнулась:

— Сама справлюсь! — Она направилась к кранам, чтобы освободить голема от пут. Андре видела, что их с Каеде не замечают — последние военные покинули мастерскую, словно тут никого не было. Каеде использовал иллюзию. Почему он не хочет использовать иллюзию и на ней? Он может заставить её уйти.

— Андре… Это не из-за Брендона? — Каеде был чрезвычайно серьезен.

Она резко повернулась к нему:

— Нет. И не из-за обиды на то, что голема так и не испытали. И не из-за глупой гордости, и не из-за желания утереть всем нос. Я не знаю, как объяснить. Просто я не могу стоять в стороне, когда проклятье дюйм за дюймом захватывает земли и убивает всех вокруг. Никто не знает, насколько хватит его сил. Никто не знает — где проклятье остановится. И остановится ли — инквизиторов больше нет. Они все погибли. А если проклятье не остановится? Я хотя бы буду защищена броней голема. Я смогу дойти. Как уничтожать проклятье я знаю — брат учил.

Он кивнул и подтащил к голему лестницу — запускать пароэфирник.

Андре лишь улыбнулась, забираясь по скобам в кабину пилота. Наверное, надо было написать Анри письмо на прощание, чтобы он не наказал Каеде, но… Она собиралась вернуться, на зло всем проклятьям! Она вернется и соберет столько големов, сколько понадобится, чтобы обезопасить Вернию и Аквилиту, чтобы никогда война не коснулась этих земель. Она вернется.

Каеде проверил ремни безопасности на Андре, захлопнул колпак кабины и хлопнул по стеклу:

— Удачи!

Она храбро улыбнулась: как бы она не отрицала родство с Блеками — она одна из них, она одна из тех, кто идет даже в безнадежную битву собираясь победить. Она вернется. У неё гонка Трех океанов — не ради Анри, ради Брена, который тоже собирался в ней принять участие. Она увидит мир за него.

Андре проверила давление, постучала на удачу по водомерному стеклу, глянула на экран визуалофиксатора, который давал картинку со спины голема, и положила руки на рычаги управления. Пора.

Голем сделал свой первый шаг, сходя со стапеля.

Шаг дался тяжело. Андре пыталась приноровиться, но две опорные ноги — это совсем не четыре колеса паромобиля. Движения давались с трудом, требуя много сил. Шестеренки редукторов звенели зубьями, крутились валы, двигатель стучал, набирая темп. В кабине стала подниматься температура от близости парового котла. Равновесие голема оставляло желать лучшего: типичная компановка, как в паровозах, когда котел расположен над двигателем, оказалась неудачной — центр тяжести надо будет в новой модели перенести ниже, как в бронеходах. По пересеченной местности будет совсем трудно передвигаться. Да и переключать внимание на экран заднего вида было сложно. Кабину нужно будет перенести выше.

Андре поняла, что в самой конструкции голема была заложена огромная ошибка. Надо было пускать трубопроводы с пароэфирной смесью по всему голему, чтобы эфиром задействовать механизмы, а не только использовать пароэфир в двигателе. Она вернется и доработает, пусть проект и станет в разы дороже. Плевать. Она с лязгом остановилась в огромных ангарных дверях, которые распахнул перед ней Каеде. На миг стало тихо, только слышно, как продолжает биться огромное пароэфирное сердце голема. Андре засучила рукава свитера, обнажая татуировки цветов на запястьях. Первую рунную цепь ей подарил Брен еще в Аквилите, вторую, на правое запястье, он нанес ей тут во время их последнего мимолетного свидания. Андре положила руки на теплые рычаги управления и активировала руны, сливаясь с големом. Она была им. Он был ею. Теперь она была готова пойти и остановить проклятье ничейной земли.

Каеде провожал её странным взглядом. Может быть, жалел, что согласился на авантюру — Анри может сильно наказать его. Анри все же принц, хоть и не совсем самодур.

Тьма была совсем рядом. Она колыхалась вопреки ветру и выбрасывала вперед черные жгуты эфира. Щупальца хватали все, до чего могли дотянуться и тащили в темноту. Или подтягивали тьму на этот мир? То и дело из черноты вырывались чудовища: лоснящиеся от мрака, созданные из костей и обрастающие на глазах жгутами плоти. Они длинными эфирными нитями были связаны с тьмой, как дитя связано с матерью пуповиной. Чудовища ревели, рвались покинуть материнское лоно, чтобы нестись и крушить все вокруг. Ненависть, кипевшая на ничейной земле, рвалась разрушить мир, как война разрушила жизни сотен и сотен погибших тут. Андре видела длинные берцовые кости в ногах чудовищ, ребра в туловище, щедро набитом человеческими и звериными черепами, и тьму вместо головы. Такое не должно существовать. Такое надо уничтожать. Только кто-то же ждет домой хотя бы останки воинов, чтобы было куда приходить и поминать. Андре прищурилась и резко ударила ближайшего монстра, накидывая на него эфирную сеть и обездвиживая его. Потом, когда она остановит проклятье, некроманты придут и опознают останки тех, кого поглотила тьма. Солдаты и офицеры вернутся домой, чтобы их помнили.

Голем шагнул во тьму. Андре врубила прожектора на големе и поняла, что это очередная ошибка в конструкции. Надо было захватить гогглы с ночным режимом. Визуалофиксатор на спине показывал только тьму и стал бесполезен. Рев и стоны заглушали даже мерное перестукивание поршней пароэфирника. Впрочем, она никогда и не думала применять голема на войне. Волна злости на этот мир поднялась в Андре, придавая сил. Она рукавом вытерла пот со лба и направилась дальше. Её ждет сердце проклятья. Оно сияло тусклым белым светом, словно солнце, где-то отчаянно далеко.

Андре никогда не была за колючкой. Её даже в ближайшие окопы не пускали, и видеть то, во что война превратила землю, было больно.

Изъеденная снарядами земля. Воронки, полные воды и грязи, из которой торчали руки тех, кто не смог выкарабкаться или кого завалило землей следующего взрыва.

Порванная чудовищами колючка. Запутавшиеся в ней монстры, ревущие во тьму и подтаскивающие к себе кости — свою будущую плоть.

Обломанные стволы деревьев.

Застрявший в слишком широком для него окопе бронеход. Его нос уперся в землю, внутри еще билась, боясь, жизнь.

Застывшие в более черных, чем окружающая тьма, коконах фигуры в белых сутанах.

Этого всего не должно было быть. Не в её мире.

Она шла и шла. Тьма жадными щупальцами бросалась на голема, пытаясь его спеленать. Андре эфиром скидывала тьму, но даже её силы были на пределе. Рано или поздно они закончатся, и тьма закутает голема в паутинный кокон. Что тогда делать, Андре не знала.

Чудовищ становилось все больше и больше. Часть, по пути обрастая телесами, медленно шагала в мирные земли, где костей для неё больше, часть, теряя кости и черные жгуты плоти ползла к сердцу. Разум Андре не выдержал происходящего вокруг неё ужаса и не позволял увидеть еще живых людей в плоти монстров.

Где-то сбоку, освещая тьму ярким огнем, догорала туша дирижабля. Обшивка уже сгорела. Торчали как ребра погибшего кита искореженные пламенем дюралюминиевые конструкции. Андре отказалась замечать белого змея на догорающей гондоле. Анри здесь делать нечего. Каеде не позволит ему прорваться через иллюзию, убеждающую его, что Андре в безопасности. Сам Анри ни за что не рванет сюда. Он принц. Его голова крайне важна, как и та капля голубой крови, что где-то плавает в его жилах.

Смертельный визг шестеренок и скрежет сжимаемой, как лист бумаги брони, стал неожиданностью для Андре, видевшей перед собой только белое, умирающее сердце проклятья, пронизанное черными жгутами мертвого эфира. Последующее за этим падение голема Андре уже ждала. Только боль от удара о пульт управления все равно оказалась внезапной и всепоглощающей до черных мушек перед глазами. Ремни не удержали Андре и лопнули, как и брызнувшее во все стекло. Голем до самой верхушки был опутан черными щупальцами, выискивающими жизнь, плоть и кровь.

Андре дрожащими от усталости руками открыла замки на колпаке и выскользнула из кабины. Безнадежность и смерть тут же пронзили её сердце, заставляя шататься от боли. Она стиснула зубы и шагнула вперед, прочь от погибающего голема, плавящегося в черном эфире. Она не стала гасить котел — воды для охлаждения оставалось мало, и скоро тьма пожалеет, что попыталась переплавить голема в нового монстра.

В ногу вцепилась чья-то рука. Андре обернулась, сталкиваясь взглядом с полубезумными голубыми глазами какого-то офицера. Его окровавленный рот, в который тут же рванули черные щупальца, разрывая плоть изнутри, прошептал:

— Спаси…

Она лишь сглотнула и пошла дальше, все сильнее и сильнее запутываясь в окружающей черноте. Даже сердце проклятья стало тусклым и еле светило.

Андре упала на колени, спелёнатая, как ребенок в колыбели, эфиром, высасывающим из неё жизнь.

— Спаси! Разве мир это заслужил⁈

Сил ударить в центр проклятья не осталось. Андре сделала единственное, что могла — она потянулась за белым светом проклятья и принялась его впитывать в себя. Через боль, через сгорающую плоть, через умирающую душу.

Кто-то обнял её со спины, помогая выстоять в противостоянии с белым, выжигающим все эфиром.

Она не замечала, что злые слезы текут по её щекам.

Зачем эти мортиры и пушки? Зачем эти пулеметы и пистолеты? Зачем колючая проволока и километры минных полей? Это же столько не созданных велосипедов и игрушек для детей, это не собранные паромобили и что-то еще, сейчас даже думать было больно, что можно было сделать из скопившегося здесь металла.

А сколько напрасно загубленных душ. Они могли бы вернуться домой и радоваться жизни, улыбаться детям, влюбляться и флиртовать, просто дышать. Пусть разбираются тут на поле те, кто все это затеял. Лишь они, отсиживаясь в кабинетах и дворцах, заслужили это все.

Жить. Просто жить! Всем.

Она никогда не хотела воевать. Она никогда не хотела уничтожить проклятье. И потому она одна дошла до него и покорила эфир. Он брызнул из неё обжигающими лучами, уничтожая тьму и боль. Её самой стало так мало, зато желания, чтобы все вернулись домой было так много, что падали, распадаясь на отдельные тела чудовища, их плоть расплеталась обратно на людей, зверей, деревья и остальную жизнь.

Потом… Потом был только свет. Обычный солнечный свет.

* * *

Вик сжала до боли челюсти. Что потребуют немертвые за жизнь Одли и душу Брендона? Смогут ли они заплатить цену, которую озвучат немертвые? Она не знала. Да и решать не ей — решать Эвану. Она не имеет права влиять на его решение.

Грег взял из рук Ванса корзину, заглянул под плетеную крышку и подтвердил:

— Адер Уве. — Он передал корзину подскочившему Хоггу: — отдай судебному хирургу.

Хогг молча выполнил его распоряжение.

Вик не сдержалась:

— Ванс…

— Лер Ванс, — поправил её немертвый с подозрительно доброй улыбкой.

Вик с трудом сдержала оборот и заставила себя ледяным от гнева голосом произнести:

— Лер Ванс, когда вы родились?

— Три века назад. Приблизительно. Я прожил хорошую жизнь и, поверьте, не собирался возвращаться. Только против деятельности адера Уве я не смог устоять, как и остальные немертвые. Я вернулся и предлагаю сделку: вы сохраняете нам жизнь, мы охраняем ваш покой.

— Три века — слишком большой срок. Сейчас не принято отрубать головы преступникам. Подозреваю, что и в ваше время предпочитали отдавать преступников под суд.

— В мое время разрешалось все, когда ловили убийц или воров. Не думайте, что поймать Уве было легко — во время схватки с Уве погиб один из вернувшихся немертвых.

Эван вмешался, затапливая сердце Вик теплом:

— Мы можем не сработаться с вами. Сейчас во всем главенствует закон.

Дверь открылась снова. Из дома вышли пятеро немертвых в разной степени возвращения к жизни. Кого-то Вик принялась бы сразу за живого, кто-то еще отчаянно напоминал нежить.

Один из немертвых в старой форме констебля представился:

— Уильям Йорк. — Ему было лет тридцать, обычный мужчина, каких полно на улицах Аквилиты. — Когда-то служил в полиции Аквилиты. Возвращаться не намеревался — в Танцующем лесу не успело сформироваться сердце проклятья. Мы все оказались погребенные там в ожидании смерти. — Он рукой указал на своих товарищей по несчастью: — Мы близко к вам по времени и разделяем ваши взгляды на закон и справедливость. Он же…

Йорк махнул на Ванса:

— … родился немертвым, как все в его роду. Он иной. Он никогда не был человеком.

Ванс обиделся, вскидывая голову и резко выпрямляясь:

— Может, я и не человек, но отказывать мне в человечности не надо. Взгляды на жизнь у меня вполне гуманные. Я не убиваю направо и налево. Заметьте, что я во время освобождения нерисс Орвуд, своих дальних родственниц, из заточения в доме Хейгов, смог отступить и отказаться от убийств, как только понял, что мои родственницы не заложницы Хейгов. Два моих дальних кузена это осознать не смогли. Я сохранил жизни всем, кто пытался нам противостоять, и просто ушел, признав ошибку.

Вик не удержалась от вопроса: что-то подобное она и подозревала, узнав, что на её с Эваном дом напали Вансы:

— И как же вы поняли, что нериссы Орвуд не заложницы, а наши гости, которых мы как раз защищали от визита таких родственников, как вы?

Ванс холодно улыбнулся:

— Это очевидно. Заложницы не рисуют изгоняющие немертвых знаки, защищая окружающих. Так я понял, что ошибся и отступил, хоть мог и убить всех в доме и округе.

Йорк вмешался, снова напоминая:

— Я же говорю: Ванс никогда не был человеком. Его логика другая. Но он может измениться.

Ванс холодно посмотрел на него и перевел взгляд на Эвана:

— Вы в патовой ситуации. Шестеро немертвых. Даже с одним вам не справиться. Вам придется принять наши условия. Поверьте, мы не горим желанием жить среди людей. Это после тишины склепа угнетает. Нам нужен покой и тишина. Границы Аквилиты — самое то. Мы будем охранять вас, вы дадите нам право на жизнь и право на нужную нам иногда кровь.

— Вы ошибаетесь. Нет патовой ситуации. У нас все под контролем, — сухо сказал Эван. Вик даже понимала, что он имеет в виду. Наговор неры Орвуд. Один ритуал, один произнесенный наговор, и немертвый снова простой человек. Правда, кого назначить немертвым из своих друзей, Вик не знала.

Йорк вздохнул и почти по-человечески дернул плечом:

— Простите, если что не так. Ваш Одли не заложник. Он нужен был, чтобы привести вас сюда.

— Не пробовали сами прийти в полицию и поговорить? — спросил Эван.

Стоявший рядом с Йорком немертвый, чья плоть еще была синюшного цвета, расхохотался. Остальные немертвые тоже не сдержали улыбок. Йорк, видимо, единственный, кто уже был способен членораздельно изъясняться, пояснил:

— Если бы мы пришли в полицию, ничего, кроме бойни, не случилось бы. И поверьте, в бойне победили бы мы. — Он протянул руку вперед — на его ладони лежал камень: — кажется, это душа вашего инквизитора. Возвращаю её вам.

Эван окаменел — Вик не совсем понимала, что он сейчас думает. Для неё было важно одно — душа Брендона найдена, и когда-нибудь он вернется к жизни.

Грег молчал, не вмешиваясь — он всего лишь суперинт, когда Эван — герцог. Это его земли и только его выбор. Констебли вокруг, казалось, даже вдохнуть боялись, чтобы не мешать комиссару.

Эван на что-то решился — он шагнул к немертвым:

— Я дам вам разрешение на жизнь и приму вашу службу. Вы взамен поделитесь своим эфиром?

Вик вздрогнула от осознания: Брендона можно было вернуть прямо сейчас!

Пока Ванс собирался с мыслями, вновь влез Йорк:

— Сколько угодно. Мы же созданы для этого.

— Для чего? — спросила, опережая всех Вик.

— Защищать и возвращать к жизни, — грустно сказал Йорк. — Лежа под огнем противника, умирая от ран, исчезая из мира забрасываемый землей от близких взрывов, видя смерти друзей, мечтаешь, знаете ли, не о мести. Мечтаешь не вцепиться в глотку врагу, а защитить окружающих. Мечтаешь, чтобы боль и смерть не коснулась друзей и родных. Мечтаешь всех защитить. Это главное в ничейной земле. Не выжить и убить — спасти и защитить. Только проклятью никогда не давали сформироваться полностью. Поэтому мы и дремали под землей, не в силах умереть и не в силах переродиться. Мы вернулись только сейчас из-за Уве. Вы можете нам доверять. Есть некроманты, а есть мы — маги жизни.

Синюшный ткнул пальцем в Ванса:

— Он… Иной. Не забудьте… это.

Тот снова обиделся, яростно поправляя рукава пиджака:

— Может, я иной. Зато я лер и умею держать слово. Мое слово таково: право на жизнь в обмен на защиту.

Эван кивнул:

— Хорошо, я запомню все, что было сегодня произнесено. Сейчас в качестве жеста доброй воли давайте вернем Брендона. От вас требуется эфир — остальное сделаем мы. — Он посмотрел на Брока, и тот утверждающе кивнул. Он уже когда-то возвращал к жизни Полин.

Йорк бросил взгляд на своих и решительно сказал, получив согласие даже от Ванса:

— Мы готовы. — Эфир тонкими струйками потек от немертвых, сплетаясь в толстый жгут, готовый вернуть жизнь.

— Тогда… — Эван эфиром сломал камень, в котором была душа Брендона. Она даже на миг появилась перед всеми голубым недовольным облачком, а потом без слов растворилась в косых лучах солнца. Он не захотел возвращаться — холодея от этой мысли, поняла Вик.

Глава 41 Новая жизнь

Руки дрожали до сих пор, но они хотя бы были. Они не сгорели в яростном — в яростном ли? — белом эфире. Перед глазами все еще взрывались вспышки света. Немного мутило, и хотелось одного — упасть навзничь и смотреть в небо. Оно было. Высокое, голубое, мирное. И было солнце. В его косых лучах танцевали пылинки. И зеленая трава была. Такая мягкая и высокая. Живая. И сама Андре была. И чуть прохладные руки на её плечах тоже были.

Стояла тишина. Не та, которая перед грозой, когда небеса наливаются влагой и готовы грохотать. Обычная вечерняя тишина, только далеко слышны непонятные возгласы, осторожные шаги, перешептывания. Пролетела мимо Андре пчела, басовито жужжа и ища цветы, которых еще нет. Или… На глаза Андре попалась белая маргаритка, так похожая на летнюю ромашку. Жаль, что не слышно самого главного: дыхания за спиной. Надо было поступить не так. Надо было собрать весь эфир и вернуть Брендона. Надо было наплевать на незнакомых и, по сути, чужих ей людей, только Андре так не могла. И теперь надо найти силы и развернуться к Брендону. Надо найти силы извиниться перед ним. Одна жизнь, даже такая важная для самой Андре, все же ничто перед сотнями жизней пусть и чужих ей людей. У неё не было выбора.

Андре медленно развернулась. Брендон изменился. То, что он будет полупрозрачен, она знала. То, что исчезнут его руны на лице и шее, оказалось для неё неожиданностью. Хотя если бы она подумала, то не удивилась бы: душе татуировки не нужны. Зато улыбался он привычно.

— Прости, Брен, — одними губами сказала она.

Невесомо, холодком пронеслись его пальцы по её щеке:

— Тебе не за что просить прощения.

— Я могла тебя вернуть, — грустно улыбнулась она. — Но не стала. Подождешь меня чуть-чуть? Я приду к тебе, но только когда решат боги.

— Это ты подожди меня — я скоро вернусь. Заберу тело из Аквилиты и вернусь.

Она забыла, как дышать. Верить, что он жив, что она все поняла неправильно, хотелось до одури. До боли в сердце.

— Так ты…

Он наклонился к ней, заглядывая в глаза, в саму душу, и проникновенно сказал:

— Я жив. Надеюсь, жив — мне надо вернуться обратно в Аквилиту.

Рядом раздались шаги и крайне мрачное покашливание, отвлекшее Андре от заведомо провальной попытки поцеловать призрака.

— Добрый вечер, Андре, Брендон, — голос Анри был угрюм.

Андре подняла на него глаза: он не сильно изменился. Все такой же лысый, харизматичный, немного усталый. Потерявший где-то свою насмешливую улыбку. В его летном комбинезоне появилась огромная прожжённая дыра возле сердца.

— Анри, что ты тут делаешь?

Он сел напротив неё и Брендона, с укоризной глядя в глаза Андре:

— Тебе Каеде передавал мои слова о том, что если пойдешь в ничейную землю, то я приду за тобой?

Она послушно кивнула, даже добавила:

— Он предупреждал, что я пожалею. Только, Анри, не стоит лгать: я видела твой сгоревший «Левиафан». Ты первый сюда пришел. Мне так жаль Леви.

— Ничего — построю новый. А ты начинай сожалеть. — Анри был крайне серьезен: — я от лица Вернии и королевской власти выражаю благодарность кере Риччи и передаю в дар ей и её детям земли и титул графини де Люе. Королева была столь любезна, что согласилась выслать тебе фрейлинский шифр. — Его палец ткнул в Брендона: — у тебя меньше седьмицы, чтобы привести себя в порядок и довести графиню де Люе до алтаря. Иначе не обессудь — Андре станет фрейлиной и выбор жениха ляжет на королеву.

Андре повернулась к Брендону:

— Не бери в голову. Я шифр, конечно, приму — в одном эксперименте мне как раз требуются бриллианты.

Анри недовольно скривился, а Брендон подмигнул ей:

— Не бойся — я успею! — Его пальцы невесомо промчались по щеке Андре.

Анри вздохнул, потер ладонью сердце и встал:

— Брендон, не смей сейчас никуда улетать или что там делают призраки? Я сейчас найду свою команду и переговорю с парнями. Каеде вот-вот подойдет.

— Зачем? — не понял его Брендон, тоже поднимаясь.

— Мне нужны десять высокоранговых ма… — Анри поморщился, что-то быстро считая на пальцах. — Впрочем, не десять — двадцать для гарантии.

Андре тоже поднялась на ноги, вставая возле Брендона:

— Анри, что случилось?

— Ничего не случилось. Я же предупреждал, что я предусмотрителен, авантюрен и мечтаю о гонке трех океанов. Мне нужен для гонки счастливый механик. Счастье моего механика зависит от твоего существования. — Его палец проткнул призрачную плоть Брендона. — Будем тебя возвращать.

Тот нахмурился — Андре знала, что Брен привык надеяться только на себя и свои силы. Он дернул плечом:

— Оказывается, мои иглы мешали мне многих рассмотреть и понять. Спасибо, Анри, но не надо подвергать твой экипаж розыгрышам Каеде. Им сегодня и так тяжело пришлось.

Анри выпрямился и прищурился, становясь по-королевски опасным:

— Брендон, не смей дурить. Я найду некромантов, я всю землю перерою, но заставлю тебя вернуться.

Андре с трудом сдерживала улыбку — даже она не ожидала, что Анри окажется настолько верен их дружбе. Брендон тихо сказал:

— Не стоит, Анри. Я вернусь — часов так через восемь точно. Если тебя волнует моя жизнь — телеграфируй в Аквилиту в городской морг: попроси их не вскрывать мое тело. Заодно предупреди, чтобы убрали всех нервных — не хочу никого там напугать своим возвращением.

Анри впервые за весь разговор улыбнулся легко и почти беззаботно:

— Я попрошу позаботиться об одежде для тебя. Возвращайся. Ты тут нужен. С Андре даже Каеде не справляется.

* * *

Переговоры с немертвыми заняли больше двух часов, и все это время оцепление не снимали. Пока Эван и шестеро немертвых не закрепили своей кровью спешно написанный Хоггом под диктовку Грега договор, о доверии и речи не шло, хоть Одли с лисой-оборотнем на руках выпустили из дома почти сразу же. Лиса, та самая которую привезли израненной из Танцующего леса в начале седьмицы, не показалась Вик в человеческом виде — только прядала ушами, поджимала их к голове да виновато прятала взгляд. Ванс при всех снял с неё плотное эфирное проклятье, которое и заставило лису так поступить с Одли. Тот кривился, бормотал в недоумении: «Ну твой же дивизион!» — и крепко прижимал к себе лису. Бежать с его рук она не собиралась, лишь еле слышно рычала при приближении любого немертвого к Одли. Брок хмыкал и прятал улыбку, отворачиваясь от друга. Впрочем, так себя вели почти все констебли. Вик укоризненно посмотрела на Брока — нельзя же настолько откровенно показывать свое отношение к чужим чувствам, — но того было ничем не пронять. Даже Байо не удержался от смешка:

— Чую, скоро по Аквилите стая лисят будет гонять…

Алистер добавил:

— … и это будут отнюдь не Хейги.

Одли, если и расслышал, то предпочел отмолчаться.

Вик понимала, глядя на немертвых: Аквилите повезло, им с Эваном повезло — такой защиты, как обещали немертвые, нет ни у одной страны, но… Но… Но смерть адера Уве снова завела дело о фальшивых амулетах в тупик. Придется скрупулезно отслеживать все связи адера в попытке выйти на орден Каутелы, и не факт, что храм допустит это. И не факт, что на этих людях не будет клятвы душой. Попросить нериссу Орвуд вызвать душу адера? Думать о деле было проще, чем думать о Брендоне и его странном выборе, ведь он знал о Полли и Ноа. Он мог предположить, что и его спасут таким же способом. Попросить нериссу Анну сходить колодцем смерти и вернуть душу Брендона? Только есть ли у Вик право рисковать Анной и отрицать право Брендона на выбор своей судьбы? Ответа она не знала. Она ходила вдоль дома туда-сюда, как заведенная, под тревожным взглядом Брока и не знала, на что решиться.

Внезапно, когда решали временно поселить немертвых в управлении в одной из пустующих зал, дернулся без предупреждения Йорк, словно что-то почуял — он вскочил на крышу дома в стремительном прыжке и замер там неподвижной статуей. С рук некоторых констеблей непроизвольно слетели атакующие плетения и погасли в воздухе, не долетев до Йорка. Сержант Кейдж тут же извинился за действия своих подчиненных:

— Простите, больше не повторится!

Йорк, кажется, это даже не расслышал.

Ванс нахмурился и недоуменно наклонил голову на бок. Эван привычно замер, погружаясь в себя. Отголоски его чувств долетали до Вик через общий эфир: она знала, что он далеко не так спокоен, как хочет показать. Он сообщил остальным констеблям, которые ничего не понимали и только крутили головами в попытке найти угрозу:

— Что-то происходит в центре города. Алый эфир…

Грег резко открыл глаза, чуть пошатнувшись при этом, и привычно его поправил:

— Городской морг. Эфирная вспышка соответствует эталону Брендона. — Он бросил на Хогга тревожный взгляд: — зажигалки успели доставить экспертам и судебным хирургам?

Хогг резко кивнул — даже волосы налетели на глаза:

— Успели. Вот же хррррень! — Он рванул на пустырь, где стояли служебные паромобили. К счастью, их все это время механики держали под парами, просто на всякий случай.

Грег подтвердил уже в спину Хогга, спешно направляясь за ним:

— Полная!

Одли, сильнее прижимая к себе забеспокоившуюся лису, довольно сказал:

— Все же Греги спелись. — По его улыбке было ясно, что он рад за Хогга. Впрочем, он быстро посмурнел: что ожидать от Брендона, никто не знал.

Грег оглянулся на Вик:

— Инспектор Хейг, вы с нами?

Она даже раздумывать не стала: пусть Брендон, возможно, стал опасен — это все равно её друг.

— Так точно! — Вик помчалась за Грегом — в её сердце огромным костром разрасталось беспокойство Эвана. Она попыталась успокоить его, потому что не верилось, что Брендон может стать нежитью. Поздним озарением мелькнула мысль, почему же в Танцующем лесу тот немертвый укусил Брендона — он его спасал, а не убивал. Потому немертвый и не ушел прочь в надежде договориться. Жаль, что теперь не узнать его имя и не сообщить его родным, что он до конца оставался лером и офицером.

Эван еще решал, кого из магов отправить с ними, как Йорк сам рванул дальше по крышам, исчезая из вида в косых лучах закатного солнца.

— Он прикроет на всякий случай, — сухо произнес Ванс. — Наш договор уже в силе. Не бойтесь Йорка — он поможет. Новорожденные немертвые опасны для окружающих. Вашего инквизитора не подкармливали душами — он очень опасен. Йорк прикроет и накормит своей кровью, если понадобится.

Ванс достал из кармана пиджака и протянул Эвану небольшой тканный мешочек:

— Тут камни-ловушки для душ. Мы их обнаружили при адере Уве. У Йорка при себе пара заряженных душами. Кстати, всех прикасавшихся к камням мы в состоянии найти.

Вик, садясь в паромобиль на заднее сиденье, поджала в раздражении губы: все же пропасть в три столетия потрясала. Для Ванса и, не дай Боги, Йорка, оказалось приемлемым скормить чужие души. Вик знала: она сама так не сможет даже ради Брендона. Отдаст свою жизнь, свою кровь, свою душу, но никак не чужую. Грег и Хогг, устроившийся за рулем, почти синхронно выругались:

— Хрррень!

«Полная!» — в этот раз добавил Хогг, выруливая на пустую Дубовую улицу и разгоняя паромобиль — тот надсадно принялся штурмовать уходящую в гору дорогу. То и дело сигналя, чтобы констебли на перекрестках не переключали светофоры на красный свет, Хогг подхватил правой рукой конверт, лежавший на переднем сиденье, и не глядя протянул его Грегу:

— Простите, забыл отдать. Пришло из храма днем.

Грег, не задумываясь, оторвал край конверта и достал письмо, тут же хмыкая:

— Хмм… Лучше поздно, чем никогда. — Он передал письмо Вик и пояснил для бросавшего любопытные взгляды в зеркало заднего вида Хогга: — храм соизволил ответить на наш запрос об обработке святой водой кладбищ и полей сражений. Оказывается, все эти места признаны безопасными и подлежат обработке раз в три года.

Вик прочла письмо и вернула его обратно в конверт:

— У адера Уве были длинные руки, раз он смог отсрочить необходимую обработку.

Грег хмуро признал:

— Знакомств у него явно хватало, как и возможностей повлиять на людей. А мы снова в тупике. Почти в тупике. — Он слышал последнюю фразу Ванса.

Вик не нашла, что ответить. Хогг помолчал, не стал уточнять про «прорвемся». И так ясно, что все равно полиция доведет дело о фальшивых амулетах до конца. Хоть верить немертвым было пока сложно.

Хоггу в пору в гонщики было подаваться — вместо привычных полчаса дорога до городского морга заняла не больше пятнадцати минут. Паромобиль лихо завернул в проулок, скрывавший от горожан вход в морг и резко затормозил. Даже Грег не стал ничего высказывать Хоггу за неаккуратное вождение — сейчас счет шел на минуты, если не на секунды.

Вик и Грег выскочили из паромобиля и помчались через замершую в недоумении толпу у крыльца. Вернер, судорожно сжимавший в руках амулет-зажигалку бросился к ним наперерез, расталкивая санитаров:

— В леднике. Поднялся инквизитор. Я думал — санитары опять. А это не санитары. — От волнения он говорил рубленными, совершенно непонятными фразами. Ему на помощь пришел Картер:

— Кит не похож на нежить. Он еще плох, но он точно не нежить. Я на всякий случай приказал всем покинуть морг. Из прощального зала пришел карфианский колдун — он сегодня приехал забрать тело своей невесты Ролле. Он сказал, что сам справится с Китом.

Вик побелела, не зная, чего ожидать от Дакарэя — карфианским бокором мог быть только он. Брендон еще дней десять назад написал ему письмо.

Грег резко сказал:

— Мы внутрь. За нами не заходить. Зажигалки убрать и даже не пытаться ими пользоваться, что бы не происходило! Виктория, за мной. Грегори, остаешься тут — следи за Йорком.

Хогг не ответил — он просто скользнул за ними вслед, пропуская вперед спрыгнувшего с крыши Йорка. И ведь формально Хогг ничего не нарушил — выполнил приказ. Грег скривился, но отчитывать не стал.

Брендон нашелся не в леднике. Он сидел в коридоре в кресле для посетителей. Бледный до синевы, так что и не понятно: живой или все же нежить, — с подрагивающими пальцами, закутанный в простыню, не скрывающую длинные усики швов, наложенных на грудь и переходящих на живот. Сами разрезы от вскрытия уже зажили. Он где-то потерял свои руны, и теперь храм не мог запретить ему жить свободно. Синяя краска для татуировок ползла ручейками по его коже.

Брендон пробормотал, перекрывая голосом трезвонящий где-то в одном из кабинетов телефон:

— Виктория, я учил тебя плохому, но не вскрывать же друзей, чуть-чуть потерявших душу. Это как-то… Чересчур.

Вик бросилась ему в объятья, наверное, пугая Брендона своим порывом — ей повезло, что Брок научил её проявлять свои чувства и не стыдиться этого. Руки Брендона, еще очень холодные после ледника, не сразу осторожно легли ей на плечи.

— Как-то я перестарался с иголками в свое время, — все же признал он.

Стоявший рядом с ним белоснежный мужчина склонил голову и представился:

— Лера, неры, я нер Дакарэй, друг Брендона. Я бокор. Я свидетельствую, что Брендон Кит не является нежитью и не опасен для окружающих. — Он посмотрел на Вик: — впрочем, это, кажется, неважно.

Она еле заставила себя отпрянуть от Брендона — у Грега тоже были права на него. Тот накинул на плечи Брендона свой мундир и сдержано сказал:

— С возвращением. Мы переживали за тебя. Хорошо, что все обошлось. Андре знает, что ты вернулся?

— Знает. Она уничтожила проклятье ничейной земли. Точнее, там не проклятье. Там благословение богов ли, земли или умирающих за свою страну солдат и офицеров — я был с ней там. Она вернула всех к жизни. А еще… Не удивляйтесь, если завтра-послезавтра объявят о смерти королей Ондура и Вернии. Она их запихнула в остатки кошмара ничейной земли. Обоих за начало войны.

Телефон все так и продолжал надрываться, раздражая всех звоном.

Вик удивленно уточнила:

— А вернийского короля за что? Он же…

Брендон сверкнул эфиром, сейчас странным: алым переходящим в ослепительно белое пламя:

— Людовик Вернийский мог по совету своего сына Анри объявить о наличии большого запаса потенцита в стране — тогда бы Тальма не напала на Вернию. Но он предпочел другой путь. Я согласен с решением Андре. Только учтите: Анри не знает, что скоро станет королем. Не расстраивайте его этой новостью. — Он попытался встать на ноги и тут же рухнул обратно в кресло: — вот же напасть! Я обещал Андре сразу же вернуться.

Рука Грега замерла на его плече — тоненькой струйкой в Брендона потек эфир, помогая выздоравливать:

— Приходи в себя и не волнуйся. Я телефонирую в ставку принца Анри и попрошу передать Андре новости о тебе.

Брендон потер лоб:

— Не представляете, как болит голова. Кажется, что мозги порезали на ломтики и запихали обратно в произвольном порядке.

Вик отвернулась в сторону — она не стала сознаваться, что именно так все и было, когда Вернер искал причину смерти Брендона.

Глава 42 Независимость

В проулке возле морга совсем стемнело. Влажный воздух быстро остывал — чувствовалось, что весна еще робкая. В одной сорочке Грегу было прохладно, хотя Брендону было в разы хуже: вся его одежда после Танцующего леса пришла в негодность, и он по-прежнему был в мундире Грега и простыне, словно варвар. Хогг и Дакарэй помогали босому Брендону дойти до паромобиля. Бывшего колдуна шатало — ему же не только голову вскрывали. Он проникновенно ругался себе под нос: ему запретили поднимать адера Уве для ответов на вопросы. Виктория настаивала, что Брендон еще слаб, а Дакарэй напирал на то, что не готов усмирять армию демонов, которая может ворваться в этот мир по вине колдуна с трясущимися от слабости руками. Грег был с ним согласен: координация Брендона оставляла желать лучшего, и за правильность рун и целостность пентаграммы нельзя было поручиться. И у них есть нерисса Орвуд — в крайнем случае адера вызовет она. Если такое вообще возможно — вызвать душу храмовника. Что-то подсказывало Грегу, что это изначально провальная идея.

Виктория настояла, что Брендон и Дакарэй остановятся в их с Эваном доме — они почти не сопротивлялись её напору. Даже Дакарэй. Грегу же надо было решать: ехать с ними или заглянуть в управление. Из-за договора с немертвыми — им точно надо придумать другое название, — можно было смело возвращаться к себе домой. От деятельности ордена Каутела защиты все равно не было. Грег остановился на крыльце. В сердце было тепло и спокойно — Лиз быстро восстанавливалась после вчерашнего нападения. Мимо прошел, дико косясь на Йорка, Вернер. Заметив намертво зажатый в руке судебного хирурга нежите-амулет, Грег невольно улыбнулся — он до сих пор не отошел от того, что завод Лиз назвала «Фейн-Эш». Его именем. Их именем. Захочется лерства и его привилегий обратно — он найдет Северо-восточный проход в Асуну.

Йорк остановился рядом с Грегом — он не отрывал глаз от садящегося на заднее сиденье паромобиля Брендона. Грег окинул оценивающим взглядом Йорка: все же, если не брать в расчет странный холодок, сам по себе возникающий от близости немертвого, то выглядел он обычным горожанином в полицейской форме чуть устаревшего образца. В Аквилите последние седьмицы такая свистопляска с формой констеблей была, что никого не удивить Йорком. Грег предложил:

— Вас проводить до управления?

Немертвый отрицательно качнул головой:

— Нет, спасибо. Я знаю, где находится управление, так что не заблужусь. — Он серьезно посмотрел на Грега: — или вы не этого боитесь?

Грег честно признался, глядя как неуверенно возвращается в морг толпа санитаров — они огибали Йорка по большой дуге, словно чувствовали, что он иной:

— Я пока не представляю, что от вас всех ждать.

Йорк пожал плечами:

— От нас — верности, от Ванса можно ждать неприятности. От вашего Брендона тоже — учтите это. Он сейчас адекватен, а через минуту может наброситься — новорожденные непредсказуемы. Будьте настороже.

— Спасибо за совет.

Грег пытался понять: по сведениям Жуи немертвые редко появляются, а тут только с Танцующего леса пятеро, а сколько еще погибло — от рук самого Грега, Эвана, Виктории, адера Уве? Еще пятеро, как малость. Где ошибка? В сведениях Жуи или тут в Аквилите какая-то аномалия? Ведь наличие ондурца среди немертвых опровергало всю теорию о рождении благословения ничейной земли. Ондурец явно не собирался защищать дом — его дом совсем в другой стороне. Он бы не стал немертвым. Значит, все же под Танцующим лесом какая-то аномалия? Залежи потенцита, например. Ничем иным такое количество немертвых не объяснить. Или Жуи заведомо вводили в заблуждение своих потомков. Только и остается гадать — не проверять же на практике такое.

Йорк посмотрел на замершего возле паромобиля Хогга:

— Идите, суперинт. Вас ждут. Не беспокойтесь о нас — мы справимся и освоимся в новом мире. И не такое переживали! И ваших душекрадов тоже найдем — поверьте, никому из нас не понравилось вылезать обратно из могил и есть чужие души. Тогда приходишь в себя, то понимаешь, что натворил в беспамятстве, и от этого становится дурно. Так что адер Уве был личной местью каждого из нас. Остальные душекрады тоже почти личное. — Он хлопнул Грега по плечу: — идите, суперинт, и не бойтесь.

Хогг поддержал его:

— Супеинт, поехали! Пора домой. Там, наверняка, комиссар уже локти гложет в ожидании отчета по Киту.

Грег прикрыл глаза на миг: никакого уважения к званиям у Хогга! И откуда тогда пиетет к сиятельным? Марку бы его показать. Интересно, тот после Вернии заедет в Аквилиту или нет? Хотелось бы: Марк единственный, кто может развеять все сомнения в немертвых, прочитав их мысли. Грег хотел проводить взглядом Йорка, но тот уже исчез: кажется, он опять ушел крышами.

Не успел паромобиль вывернуть из проулка на Дубовую, как Хогг, что-то увидев в боковом зеркале заднего вида, резко ударил по тормозам, паркуясь у тротуара. Грег, к счастью, сдержал ругательства.

— Нерисса Орвуд, — пояснил всем Хогг. Грег обернулся назад: из наемного паромобиля выпорхнула в сопровождении констебля Анна Орвуд и принялась переходить дорогу, направляясь к моргу. — Лер комиссар, по ходу, сгрыз все же локти.

Брендон не сдержал смешок, а Дакарэй остался невозмутимым — бокор пока был для Грега загадкой. Эвану учитель в лице Дакарэя не помешал бы, но согласится ли бокор на такое? Родовые тайны в Карфе хранят строго, а Эван никак не тянет на карфианина, хоть и колдун. Грег, переглянувшись с Викторией, первым вышел из паромобиля, открывая перед лерой дверь.

Брендон попытался выскользнуть из салона вслед за Викторией, но его осадил Дакарэй:

— Сиди! Тебя это не касается. Некроманты-девушки — не повод пугать горожан своим видом в простыне.

Тому пришлось смириться и остаться в салоне. Даже на улице было слышно бурчание Брендона.

— Нерисса Орвуд! — Грег окликнул девушку, невольно любуясь ею: высокая, стройная, порывистая в движениях — услышав его голос, она резко развернулась, юбки взметнулись, показывая щегольские ботиночки. Сама юность во плоти, её не портил даже строгий, почти лишенный украшений траурный наряд. Грег оглянулся на Хогга — тот тоже вышел из паромобиля и демонстративно смотрел в сторону — якобы проверял чистоту переднего стекла.

— Добрый вечер, лера Хейг, нер Эш, — подошедшая к паромобилю нерисса Орвуд выразила свое почтение книксеном. Опережая возможные вопросы, она после ответных приветствий пояснила: — Я по просьбе лера Хейга направляюсь в морг, чтобы допросить адера Уве, пока его тело не забрали в храм. Список вопросов мне дали.

Хогг за спиной Грега что-то недовольно пробурчал. Его неожиданно поддержала Виктория:

— Нерисса Орвуд, тело адера в ужасающем состоянии…

Грег еле сдержал улыбку: Виктория была всего на пару лет старше Анны, но старательно пыталась её оградить от того, что считала пугающим и недостойным.

Орвуд крайне серьезно кивнула:

— Мне сказали, что его декапитировали. Полагаю, что это не самое страшное, с чем может столкнуться некромант. Не беспокойтесь, я постараюсь справиться. Я читала, что на храмовниках может быть защита от вызова души, но надеюсь, что родовые практики Жуи помогут. В любом случае, если не попытаемся — не узнаем результат.

Грег, неприятно чувствуя себя сводником, повернулся к Хоггу:

— Грегори, прошу: сопроводи нериссу Орвуд. Поможешь ей записать показания адера Уве.

Хогг укоризненно посмотрел на Грега, но возмущаться не стал, только дернул, проверяя, фиксатор, прикрепленный на мундире:

— Так точно, нер суперинтендант. — То, что он полностью выговорил звание Грега, показывало степень его раздражения. Нерисса Орвуд недовольства не высказывала — она приветливо улыбнулась Хоггу и, попрощавшись со всеми, направилась в морг. Хогг уныло плелся позади неё, а ведь мог бы вежливо предложить нериссе руку.

Виктория еле слышно уточнила:

— Не стыдно?

Грегу пришлось сознаваться:

— Немного. Нерисса Орвуд не собирается отказываться от владения эфиром, поэтому ей нужен маг, с которым ей придется провести ритуал общего эфира. В окружении Орвуд пока есть только Хогг. Он восхищается Анной, она же не возмущается его происхождением и манерами. Быть может, они сработаются вместе, как получилось у вас с Мюраем.

Кажется, он сказал что-то не то, потому что Виктория густо покраснела и спешно села в паромобиль на переднее сиденье, отказываясь от помощи Грега. Тот пожал плечами и направился на водительское место, старательно напоминая себе не злиться на горожан, предпочитающих ездить по неправильной стороне улицы. Забавно: за всю дорогу до дома Хейгов у него ни разу не возникло желание выругаться или вспылить, хотя уличное движение к вечеру оживилось, и паромобиль еле полз по Дубовой.

Быстро справившаяся со смущением Виктория не удержалась и повернулась к Брендону:

— Как ты?

Тот признался:

— Разобрали на кусочки и перетряхнули. Не бери в голову, Виктория. Это пройдет.

Грег бросил на неё косой взгляд, пока паромобиль застыл на перекрестке, ожидая зеленый свет: Виктория робко улыбнулась:

— Зато Вернер сказал, что ты подозрительно здоров. Это же хорошо: убедились, что с тобой все в порядке и обратно зашили. Редко кому так везет.

Брендон не сдержал смешок:

— Такой заботы я не ожидал. Не волнуйся, все в порядке. Я лишь за Андре переживаю — ей пришлось нелегко. Да и Анри учудил — взял и умер, не добравшись до сердца проклятья. Вот же сорвиголова!

Дакарэй спокойно заметил — видимо, они давно знали друг друга:

— Сам не такой?

Брендону пришлось сознаваться:

— Такой же оказался. Точно. Я совсем глупо лишился души: ехал ночью из Аквилиты — смотрю, стоит нежить у обочины и кого-то сосредоточенно ждет. Заметив меня, нежить живо рванула в лес. Я за ним, а он давай кричать: «Не… адо!» Со мной и раньше нежить разговаривала, но всегда это были карфианские зомби, а тут бывший ондурец судя по мундиру. Я и остановился — попытался поговорить. Он что-то про адера говорил, но так невнятно, что я ничего не понял, а потом что-то как дернуло из меня душу — пока были силы, пытался убежать прочь. Видимо, не особо получилось, потому что пришел я в себя только сегодня и сразу же рванул к Андре: ей было очень плохо. Я даже подумать не мог, что она пойдет к сердцу проклятья. — Он сказал в спину Грега: — Эши, вы тоже те еще сорвиголовы, оказывается.

Дакарэй нахмурился — его голос был крайне мрачен:

— Вытянули душу, ты сказал?

— Именно. А ты думал, я просто так оказался в морге? От любой другой опасности я бы ушел. Кстати, ты не знаешь: как можно противостоять такому? И можно ли как-то обходить клятвы душой?

Грег бросил взгляд в зеркало заднего вида — его тоже волновали те же самые вопросы, как и замершую в ожидании ответа Викторию.

Дакарэй уперся взглядом в пол, что-то решая для себя. Он медленно начал, крайне осторожно подбирая слова:

— Когда я был лер-мэром города Приют — это свободный город-крепость в устье Ойры под протекторатом храма реформаторов, то ко мне приходили рыцари ордена… — он запнулся, словно не уверенный, что может сказать это.

Виктория пришла ему на помощь:

— Каутела. Мы знаем про этот орден. Адер Уве, судя по всему, состоял в нем. Он помогал в Аквилите неру Чандлеру с фальшивоамулетничеством, а потом поднял немертвых, скормив им души клятвопреступников.

Дакарэй серьезно посмотрел на неё:

— Вы ошибаетесь — Каутела таким не занимается. Это не может быть так. Я видел каутельянцев — они выглядят не так. Адер Уве не мог быть рыцарем Каутела.

— Может, он прятался?

— Поверьте, Виктория, это не то, что можно спрятать. Давайте по порядку. Орден Каутела создан для подтверждения договоров между сиятельными клятвой душой.

Грег понял наконец то, что его смущало последнее время, но никак не оформлялось во внятную мысль:

— Только с сиятельными? Вы же нер, а к вам каутельянцы приходили. — Грег потер переносицу: Чандлер — тоже нер, но на нем клятва душой была. Значит, это не каутельянцы заключили сделку? Кто-то украл их идеи?

— Я был лер-мэр Приюта — по вашим понятиям это Вольный город. Каутела приходит только к правителям: королям, премьер-министрам, канцлерам, раджам, лер-мэрам свободных городов. Объявите независимость Аквилиты от Тальмы — уже через день-два каутельянцы придут к вам.

Виктория не удержалась от замечания:

— Аквилите не устоять против Тальмы. Аквилита способна поставлять только веселье, рыбу и чуму. Впрочем, чума, как экспортный товар, сейчас отпала.

Грег не совсем понял, о чем она, а Виктория не стала пояснять — замолчала, уставившись в окно. Видимо, что-то вспомнила свое. Дакарэй тактично продолжил:

— Поверьте, рыцарей-каутельянцев ни с кем не перепутать. Они не ведут дела с простыми нерами, их не интересует фальшивоамулетничество или немертвые — они сами далеко не люди.

Грег чуть наклонил голову на бок:

— Значит, моя вина — я пустил расследование по ложному следу.

Виктория мягко его поправила, отворачиваясь от окна:

— Не ты. Принц Анри, и, полагаю, он хотел помочь.

Грега особо это не утешило, как явно не утешит Эвана предложение о независимости Аквилиты даже ради расследования дела Чандлера.

Дакарэй вмешался, давая надежду, что связаться с рыцарями Каутела можно и другим, менее опасным противостоянием Тальме способом:

— Я постараюсь передать каутельянцам сведения о том, что кто-то использует их практики.

— Ты не ответил на вопрос, — напомнил Брендон, как никто иной заинтересованный в ответе. — Как-то можно препятствовать отъему души?

— Можно, — подтвердил Дакарэй. — Мне не понравилась сама идея развеивания души даже в нарушение клятвы. Душа — дыхание богов, не людям его отнимать. Я долго разрабатывал защитный амулет. Могу им поделиться. Только…

Брендон оборвал его:

— … только Каутела об этом не узнает. Не бойся, мы тебя не выдадим, друг. — Он заметил, что паромобиль почти подъехал к дому Хейгов. — Дакарэй, ты готов знакомиться со своим новым учеником? Я очень надеюсь, что ты возьмешься за наставничество — Эван Хейг нуждается в хорошем учителе. Поверь, его волнуют такие проблемы, с которыми ты не сталкивался.

Виктория не сдержала улыбку, заставляя Грега вспоминать ту странную вечернюю вспышку алого эфира. Чем же тогда занимался Эван?

Брендон продолжил интриговать:

— А уж дети Хейгов приведут тебя в полный восторг. Такого ты никогда не видел — уж поверь.

С этим утверждением Грег был полностью согласен: редко когда встретишь в семье ребенка-пятисотлетнего призрака и столетнего лоа.

Двери особняка приветливо распахнулись — их уже встречал лакей. Грег, помогая Брендону зайти в дом и передавая его заботам доктора Деррика, извинился перед всеми и направился в комнату Лиз — соскучился за долгий, долгий день.

Лиз была не одна. Устроившись в кресле в простом домашнем платье, она принимала Фейна — они что-то обсуждали, передавая друг другу бумаги. Наверное, решали дела нового завода.

— Всем добрый вечер! — Грег обменялся с Оливером рукопожатием, а Лиз целомудренно поцеловал в висок. Он встал, опираясь на спинку кресла, в котором сидела Лиззи. Оливер спешно собрал все бумаги в папку и вскочил:

— Не буду вам мешать. Переговорим позже, Грег.

— Ты бежишь, словно под тобой горит земля, — не удержался Грег. — Я не настолько ревнив и опасен, как ты считаешь.

Оливер крайне серьезно сказал:

— Земля, действительно, горит. Я привез первые станки с завода, и, боюсь, что других уже не будет. Лер Блек протащил реформу власти, воспользовавшись поднятием короля Артура на похоронах — тот наговорил на свержение королевской власти. Принцу Эдварду предложили царствовать, но не править. Скоро в Тальме объявят парламентскую монархию. Я никогда не видел лера Блека настолько счастливым. Он такие реформы проводит — страшно становится, если честно. Все оборонные и артефакторные заводы и фабрики он национализировал. Боюсь, что наш завод в Аквилите впору переименовывать в Эш и Фейн, а то и просто в Эш. Есть новости и похуже этого — потерю имущества еще можно пережить, а вот потерю жизни — нет. По сведениям разведки, принц Анри лично решил остановить проклятье ничейной земли. Он не сильно обученный маг. Полагаю, он там и сложит голову. Если это произойдет…

Грег оборвал его:

— Он уже сложил голову.

Оливер скривился как от зубной боли:

— Как ты там говоришь? Хрень, да? Вот полная хрень! Я предупреждал тебя, что ждет Аквилиту в случае гибели принца Анри.

Грег положил руку на плечо Лиз — та волновалась, ничего не понимая:

— Все хорошо, Оливер. Андре смогла принять силу благословения ничейной земли и остановила бойню. Принц Анри вернулся к жизни. Только… В ближайшее время скорее всего объявят о смертях королей Ондура и Вернии. Заодно поляжет большая часть генеральных штабов — из тех, кто мнил себя коршунами войны.

Оливер выдохнул:

— Это идеальный шторм во власти. И в центре всего Аквилита.

Грег потер переносицу:

— Вот теперь точно пора объявлять независимость.

Глава 43 Неожиданное побратимство

Утром выходного дня, когда тепло и весна вернулись в город, Эван все же объявил о независимости Аквилиты. Он долго перед этим советовался с Грегом, Броком, Оливером Фейном и даже вернийским принцем Анри, точнее теперь королем. Последний даже обосновал выход Аквилиты из Тальмийской империи — нашел какой-то там прецедент. Вик жалела об одном: поддержать мужа она не в силах. Она обещала себе, что будет больше интересоваться политикой, но пока времени выполнить обещание у неё не было. Сил хватало только на службу.

Адер Уве стойко унес свои секреты на тот свет — он не отозвался на призыв нериссы Орвуд. И ритуалы Брендона, утром не выдержавшего и рванувшего в морг, не смогли вызвать душу Уве. И даже тряхнувший стариной, от которой за лигу несло запретными практиками, лер Ванс не справился — голова адера отказалась становиться говорливой цанцой, хотя как раз цанцы весьма и весьма словоохотливы по приказу хозяина. К полудню храм забрал тело адера вместе с надеждой его все же разговорить. Подсказкой остались только камни-ловушки душ.

Последние дней шесть Вик практически поселилась в управлении, занимаясь поисками сообщников Уве. Даже ночевала, бывало, в кабинете. Хорошо, что Эван её понимал. Немертвые, которых так и не придумали, как тактично называть, абсолютного доверия пока не вызывали. К сожалению оказалось, что из всех ищеек Аквилиты — Эван даже привлек к делу наемных, — след с обнаруженных немертвыми камней-ловушек могли считать только Вики и Алистер. Поэтому без отдыха приходилось мотаться по городу: по скупкам, ювелирным магазинам, мелким лавкам, мастерским и ломбардам, храмам и приютам, чем боги не шутят, в надежде случайно набрести на знакомый запах. Йорк, чьи подопечные точно так же носились по городу, только выразительно молчал, видя усталую Вик, снова вернувшуюся с бесплодных поисков. Каждый вечер она, сидя в своем кабинете, мрачно рассматривала простые полудрагоценные камни-ловушки огранки «кабошон» — такие можно найти везде. Не факт, что их вообще купили тут. Не факт, что гравировку на камни: несколько незапрещенных рун, — нанесли тут. Все может быть напрасным, как напрасными оказались поиски связи между Сайксом, Чандлером и адером Уве. Брок, который занимался отработкой этих связей под конец седьмицы только разводил руками. Узнать удалось только одно: у Чандлера когда-то была сестра, которая приняла постриг в одном из ондурских монастырей — так себе связь между адером Уве и фальшивыми амулетами. Брок стал злым и настороженным — именно таким Вики его видела перед отправкой контрабанды в Вернию в прошлом году. Тупик. Самого Чандлера об адере не спросишь, а уж найти следы его сестры совсем нереально. Да и причем тут она?

С поисками изготовителей камней-ловушек заведомо повезло немертвым — у них и скорость перемещения больше, и время терять на сон почти не нужно. К концу седьмицы удалось найти ювелирный магазин, продавший камни на нужды храма, и рунного кузнеца, нанесшего руны на камни. Естественно, и хозяин магазина, и продавец, и кузнец оказались случайными людьми и о том, для чего понадобились адеру Уве камни, ничего не знали. Очередной тупик, которых в деле душекрадов оказалось немало. Вик уже казалось, что еще один день бесплодных поисков, еще один тупик, еще одна неудача, и она или сдастся, или взвоет от безнадеги. А ведь дело о фальшивых амулетах и возвращении немертвых было не единственным у Вик. В Аквилиту на пересмотр дел стали поступать первые этапированные из тюрьмы острова Чарк в дельте Ривеноук и Гарийской каторги, находящейся на самой границе Аквилиты. Хогг разрывался между Викторией и Грегом. В конце концов Грег его временно отдал под её начало. Хогг перелопачивал дела портовых крыс, арестованных по наводке Арно, и вместе с Гудвином, секретарем Эвана, занимался делами пропавших в Канун Явления нерисс — убитых в Приморском парке девушек надо было опознать. Арно смог вспомнить имя только последней нериссы, убитой в этот Канун. Хорошо, что он осознал, что сотворил, и сотрудничал со следствием, сдавая портовых крыс, которых нанимал для неры Орвуд. Хотя Вик подозревала, что дело отнюдь не в раскаянии Арно. Он надеялся отделаться ссылкой на каторгу в одну из дальних колоний. Вик знала, что капитаны кораблей, перевозившие каторжан, могли образцово ведущих себя во время затяжного плавания преступников выпускать на берег простыми гражданами новой колонии Тальмы. Обычная практика, ведь желающих добровольно ехать поселенцем в неосвоенные колонии почти не было. Вик держалась и не сообщала Арно о том, что Аквилита больше не часть Тальмы. Корабль, везущий его к дальним землям, ему не светит. Его ждет Гарийская каторга. Совесть Вик при этом молчала — Арно знал, что ждет девушек в доме неры Орвуд, и со спокойной душой отправлял их на смерть. За седьмицу удалось опознать трех убитых в Приморском парке и найти двух убийц последней девушки. Остальных, уверял Арно, Хогг уже отправил за решетку по его приказу. Вик было отчаянно жаль, что убитую в Приморском парке четыре года назад, обозначенную в деле как Икс-38, опознать не удастся. Она никогда не вернется домой. Её родственники никогда не узнают участь своей дочери. Это злило до желания оборота, до желания найти печень виновного и выгрызть её. Жаль, что нера Орвуд уже была похоронена, а нер Орвуд никогда не ответит перед законом за совершенное.

Вик вложила в дело убитой Икс-38 заключение судебного хирурга Картера и завязала папку. Хогга в кабинете не было, и Вик проникновенно выругалась в потолок:

— Бешеные белочки!

Ей бы сейчас хоть одну хорошую новость перед тем, как идти с отчетом к Грегу. В кабинет на пару минут влетел Одли, такой же замотанный, как и Вик, и в то же время безумно счастливый — его глаза сияли от искренней любви к лисе. Та себе имя пока не выбрала и была просто лисой.

— Хочешь хорошую новость? — спросил Одли, замирая у порога с папкой в руках и готовый лететь куда-то дальше.

— Конечно, хочу! — Вик даже вскинулась в ожидании.

Одли расплылся в огромной улыбке:

— Наша девочка! Ищейка до мозга костей. Тебя дома еще не забыли? — Он все же прошел в кабинет и замер перед Вик, опираясь руками на стол. Сейчас он снова был серьезен, как никогда.

Вик отмахнулась:

— Нет, там Дакарэй вырезает из дерева третью плавающую уточку. Он еще не подозревает, что и эту утку Ноа забракует, так что девочки не скучают.

Об игрушечной утке и попытках её научить плавать в управлении уже знали все, как знали и то, что нер Дакарэй принят в управление внештатным консультантом. Основное же его занятие — обучение Эвана владению эфиром. Заодно он навестил в госпитале когда-то пострадавшего от рук бокора семьи Аранды альбиноса Смита — Дакарэй обещал сам собрать для лишенного конечностей парня потенцитовые протезы, полностью функциональные, как у него самого — когда-то Дакарэя лишили левой руки: в Карфе плоть альбиносов стоит бешеных денег.

Одли мрачновато сказал, глядя на Вик:

— Ну-ну, впрочем, это твои дела и твоя семья. Учись искать компромисс между службой и домом, Вики.

Она сурово напомнила:

— Новость! Ты обещал хорошую новость.

Одли опять плутовски улыбнулся:

— Дакарэй отвлекся от страшной-страшной карфианской магии по обучению плаванию уточек и снял-таки с Чандлера клятву душой.

Вик вскочила на ноги от удивления:

— Когда⁈

— Только что. Я уже приказал поднять Чандлера в первую допросную — вдруг нахрапом прижмем его. Ты со мной? — это он уже сказал в отчаянно виляющий перед его носом хвост Вики — та понеслась из кабинета первой, на ходу крикнув Хоггу, о чем-то разговаривающему в коридоре с нериссой Орвуд:

— Я в допросную!

Хогг лишь проводил её глазами — в управлении уже все почти привыкли к лисьему хвосту у инспектора. Одна нерисса Анна недоумевала, но Хогг ей все объяснит.

В допросную Вик зашла вместе с Одли — дело о фальшивых амулетах было изначально его. Барнабаса Чандлера было сложно узнать. В камере он растерял свою вальяжность, как и претенциозность. Исчезла снисходительность во взгляде и появилась неуверенность в себе. И одежда потеряла свой лоск: рубашка была неопрятной с сальными пятнами на воротничке и манжетах, брюки отчаянно помяты.

Вик села на стул перед Чандлером. Одли застыл за её плечом, положив на стол папку с делом о фальшивых амулетах. Чандлер кисло осмотрел их и ничего не сказал.

— Вы знаете, почему тут находитесь? — спросила Вик.

Чандлер пожал плечами:

— Не имею ни малейшего понимания. Я требую адвоката.

— Раньше вы говорили без него. Вы передумали?

Он развел ладони, скованные наручниками, в стороны — не сильно-то и получилось:

— Передумал.

Вик развязала папку с делом:

— Вы обвиняетесь в подделке нежите-амулетов на своем заводе в ночную смену.

Одли подался вперед, одной рукой упираясь в стол:

— Чандлер, хватит юлить — для чистосердечного признания адвокат не нужен. Вы можете добровольно признаться в фальшивоамулетничестве. Клятва душой с вас снята — вашу душу не развеет.

— И…? — Чандлер поднял взгляд вверх. В его глазах плескался страх.

Одли напомнил очевидное:

— Чистосердечное раскаяние скажется на решении судьи.

— И…?

Вик вмешалась:

— И в конце концов вам не придется стоять веками у пекла в надежде, что боги вспомнят вас и простят.

Чандлер скривился:

— Зачем вам это все?

— Я вас не понимаю, — честно сказала Вик. Одли выпрямился и снова замер.

— Что за нелепую игру вы ведете, глупая-глупая девочка? Вам когда-то повезло. Не всем так везет — могли бы и понять это. Впрочем, вы глупая, избалованная девочка, которой все само свалилось в руки.

Вик сжала зубы: нет, претенциозность Чандлер не растерял.

— Еще раз: добровольно признайтесь — вам это зачтется.

Он резко подался вперед, грудью упираясь в край стола:

— Зачем⁈ — он почти кричал, вставая на ноги. Конвойный быстро подался к нему и силой заставил сесть. Кричать при этом Чандлер не перестал: — Я и так осужден на смерть! Ради чего эти ваши игры⁈ Пусть идет, как идет!!!

— Ради справедливости. Ради уверенности людей, что закон всегда торжествует.

Он остыл и расплылся безвольной тушей на стуле:

— Чушь для глупых девочек вроде вас. Закон всегда на стороне сильных. И окружающим плевать на закон и на вас тоже. А справедливости вообще не существует.

Виктория тихо сказала:

— Предлагаю последний раз: покайтесь. Признайтесь добровольно — у нас хватит улик и показаний засудить вас и на фальшивоамулетничество. Ради справедливости и ради душ тех, кто пострадал из-за вас. Ради умирающих от фосфорного некроза женщин с вашего завода. Ради погибших в пожаре в порту из-за фальшивых амулетов. Ради погибших на поле боя из-за ваших амулетов.

Чандлер усмехнулся:

— Не буду. Доказывайте, что хотите. Мне все равно. Дважды не убьют. — Он хохотнул, складывая руки на груди: — что, уже жалеете, что спасали мою душу?

Виктория посмотрела на Одли — тот вздохнул и сказал очевидное:

— Уводите его обратно в камеру. Вызовите адвоката и дайте ему ознакомиться с делом.

Чандлер, вставая со стула, повторился:

— Точно, уже жалеете!

Она ему в спину сказала:

— Даже такая душа как у вас нуждается в спасении. Всегда есть шанс на раскаяние. Вы же за порогом встретитесь с теми, кого загубили.

Он обернулся в дверях:

— Они меня поймут.

Вик закрыла папку и завязала её: показаний работниц завода хватит, чтобы Чандлер получил второй смертный приговор, а то и Сайкс заговорит. Только она так устала за последние дни. Отчаянно устала и не знала, как быть с душекрадами, как опознать убитую из Приморского парка, как поступить с тем же нером Орвудом! Это злило больше всего. Ему удастся избежать справедливого наказания. Она понимала: клятва Эвана нерушима, дела против неры Орвуд не будет, и нер Орвуд избежит наказания. Это было просто невыносимо. Еще Чандлер подлил масла в огонь.

Одли осторожно хлопнул её по плечу:

— Иногда и так бывает. Не бери в голову. Доказательств хватит — Чандлеру не отвертеться. Я Сайкса разговорю — этому есть что терять.

Она вздохнула и встала:

— Прорвемся?

— Прорвемся, — подтвердил Одли. — Слова правильные, Вики, а вот настрой как-то подкачал.

Вик заставила себя улыбнуться:

— Ничего. Я обещаю исправиться. Честно. Сейчас пойду, отчитаюсь Грегу и…

— … и домой, — крайне серьезно сказал Одли. — Домой, Вики: уточек купать.

Она вздохнула и согласилась:

— И домой, ты прав, Одли.

Она зашла в свой кабинет, забрала папки с делами убитых в Приморском парке и направилась к Грегу. Тот тоже сдал за последнюю седьмицу — он каждый день, снова и снова, проводил эфирные сканирования Аквилиты и её окрестностей. Итогом стало то, что немертвых теперь было семеро, а не шестеро. Один пришел аж из Ондура. И как прорвался через границу?

Грег отвлекся от бумаг, которые перед приходом Вик читал. Он указал рукой на стул:

— Проходите, инспектор. Садитесь.

Его непредсказуемые переходы с «ты» на «вы» и обратно до сих пор смущали Вик. Она осторожно положила папки с делами на стол перед Грегом и села на стул:

— Принесла для проверки. Это по делу неры Орвуд. Точнее то, что мы вообще можем довести до суда.

— Да, хорошо, инспектор. Продолжайте.

— Дело об убийстве Икс-35, первой убитой в Приморском парке. Тут глухо. Никаких особых примет у неё нет. Арно не помнит её имени. Он назвал крыс, которые её похитили и потом убили по приказу неры Орвуд. Я проверила: Джонни «Зубочистка» и Крейг «Слон» умерли на каторге, куда попали по обвинению в воровстве. Кажется, это дело уйдет в нераскрытые. Дела об убийстве нериссы Нико, бывшей Икс-36, и нериссы Торичелли, бывшей Икс-37, закрыты из-за смерти подозреваемых — все крысы умерли, кто в тюрьме, кто на каторге, куда попали по разным обвинениям. Девушек удалось опознать, родственники уже забрали их тела. Дело об убийстве нериссы Миллер, проходившей у нас как Икс-38, готовится к передаче в суд: Байо нашел Смита и Холмса, подозреваемых в её убийстве. Арно их опознал. Признательных показаний они не дали. Как-то так.

Он внимательно посмотрел на неё:

— Молодец.

Она отрицательно качнула головой:

— Моей заслуги в деле почти нет. Все основано на показаниях Арно.

— Думаете, что он нас обманывает?

— Нет, надеюсь, что нет.

— Тогда что тревожит?

Вик нахмурилась, не зная, поймет ли её Грег. Он сам предложил:

— Нер Орвуд, да?

Она призналась:

— Да. Байо ездил и разговаривал с нериссой Одиль — это предпоследняя любовница Орвуда. Она глубоко больна вернийкой, как и её ребенок. Она отказалась подавать в суд на Орвуда — боится потерять репутацию. Она боится, что если о болезни её ребенка Эбигейл станет известно, то после смерти самой Одиль ни один приют её не возьмет. Я поговорила с нериссой Идо — та навестит Одиль и попытается подобрать для Эбигейл семью. Я сама, как чуть освобожусь, тоже хочу поговорить с Одиль.

— С ребенком все плохо?

Вик подтвердила легким кивком:

— Байо сказал, что да. Ритуал не помог. Я попросила Дакарэя и адеру Вифанию посмотреть Эбигейл, но надежды мало.

— Я попрошу Андре — она не откажет. Так только вырвется из цепких лап принца Анри и приедет в Аквилиту, так сразу и попрошу. Она теперь маг жизни. Возможно, справится.

Вик нашла в себе силы улыбнуться: Грег так откровенно говорил об Андре и Анри… Брендон такого не заслужил. Грег внимательно посмотрел на Вик и счел нужным пояснить:

— Андре помогает Анри с проектом нового дирижабля «Леви», после чего она приедет сюда. Анри хочет заложить его на верфях Аквилиты. Как только Андре приедет — я тут же попрошу её. Может быть, после излечения дочери нерисса Одиль подаст в суд на нера Орвуда. В невозможность обнаружения проклятья Брендона на нере Орвуде я верю, но не хочу действовать против закона, да и душой Брена рисковать не хочу. Кстати, Анри недавно телефонировал. Он сказал, что скоро к нам приедет посол Владыки Венсана. Угадаете, кто это?

Угадать Вик не успела — телефон на столе Грега противно зазвонил. Грег, извинившись перед Вик, поспешно взял трубку:

— Суперинтендант Эш, слушаю. — Он рукой сделал знак, прося Вик остаться. Загадка посла её не сильно не интересовала — она не знала никого из ближнего круга Владыки дореформистов, но уходить не стала.

Голос телефонистки в трубке было почти не слышно, а вот лер Блек, бывший отец Грега, был слишком громок — не расслышать его было сложно:

— Добрый день, сын. Набегался, как Эш? Хватит вольностей с тебя — возвращайся в род. Бумаги пришлют на днях — чтобы подписал тут же!

На Грега было тяжело смотреть: он побелел, брови сошлись над переносицей, глаза сверкали от гнева или обиды — Вик не была уверена. Она помнила Эвана в момент отречения от рода — он тогда окаменел и почти два дня говорил рублено, иногда даже невпопад. И еще седьмицу от него несло огнем. Род для таких, как её муж, или Грег значит слишком многое. Их с рождения учат, что они никто — род все. Игр лера Блека она не понимала. Грег, кажется, тоже:

— Лер Блек…

— «Отец»! — громко поправил его Блек. — Меня надо называть «отец». Впрочем, я знаю, что ты хочешь сказать. Королевский манифест на коронацию написан и подтвержден нерушимыми клятвами. Преступник, использовавший лоа в нападении на людей, обличен и раскаялся. Его род больше никогда не будет держать в руках власть. Никакую. Никогда. Сейчас никакой опасности для тебя и Элизабет нет. И не рычи — за телегонию и прочее лично извинюсь перед Элизабет. Возвращайся в род.

Вик старательно делала вид, что смотрит в окно, а не на Грега. Тот уже успокоился и ровным голосом без ноток гнева сказал:

— Я подумаю над твоим предложением.

— Не дури, сын. Ребенок у вас с Элизабет должен родиться уже Блеком — никаких Эшей. Надеюсь, это будет мальчик.

— Еще раз — я подумаю. И в следующий раз, когда ты влезешь в очередные придворные интриги, пожалуйста, говори понятно и не играй в нас с Элизабет.

— По телефону? Ты серьезно? Я должен был тебе сказать по телефону о своих планах? Да уже через пять минут вся Аквилита бы знала о них, ведь так, телефонная нерисса?

Подслушивала ли она или нет, но отзываться нерисса не стала. Лер Блек хмыкнул и сказал:

— Поздравляю, сын, со свадьбой и с интересным временем в жизни Элизабет. Все. Жду документы обратно уже подписанными. Нерисса! Разговор окончен.

Грег мрачно положил трубку на рычаг телефона и уставился в стол, что-то соображая. Вик старательно молчала — она жалела, что стала свидетельницей такого личного разговора.

Наконец мужчина отмер и даже улыбнулся:

— Что ж… Поздравлять не надо. Сплетню о том, что Элизабет ждет ребенка пустил Брок. Про остальное… Хорошая новость все же есть: в поднятии королевской крипты адер Уве и его душекрады не виновны. Это сделал мой отец.

Вик грустно улыбнулась — она помнила, как переживал Эван из-за невозможности наказать по закону умершего короля Артура, призвавшего в столицу карфианского демона и убившего сотни человек в дикой бойне. Кажется, лер Блек действовал из тех же побуждений, только методы его были странными, особенно в отношении сына. Грег потер переносицу, и Вик отвлекла его:

— Тогда остается один вопрос: Серая долина. Кладбища, поднимающиеся в Тальме, это дело рук Уве и его соратников. А Серая долина? Адер рискнул бы сеять души там?

Грег пожал плечами:

— Не знаю. Даже предположений нет, Виктория. — он вновь непонятно перешел на «ты». — Вспомнил! Я говорил о после Владыки. Аквилита теперь независима — Владыка Венсан пришлет своего посла. Это анций Дрейк.

Вик не сдержала удивления:

— Адер… Дрейк⁈

— Его повысили — он теперь посол. Анций Дрейк. А от Тальмы приедет… — он чуть приподнял бровь, и Вик неожиданно для себя сказала:

— Маркус.

— Именно.

Вик улыбнулась: небеса её услышали и хорошие новости все же были.

* * *

Чувствуя, как настроение само собой поднимается, несмотря на гудящие от усталости ноги, немного ватную от недосыпа голову и желание кого-нибудь, ладно, что-нибудь съесть, Вик направилась к своему кабинету: Дрейк и Марк скоро вернутся в Аквилиту. Это не могло не радовать. Хотя, если быть честной, Вик не была до конца уверена в желании видеть отца Маркуса. Память молчала, не подсказывая, как и почему он ей стал дорог? Странно, она была уверена, что он сильно помогал в расследованиях дела эмпата — первое время Вик считала, что король испытывает на офицерах Тайной королевской службы эмпатическое воздействие, а оказалось, что дело было в карфианских демонах. Вик яростно потерла висок: она не помнила, как и чем помогал в расследовании Марк. Такие провалы в памяти для неё были нехарактерны. В воспоминаниях словно менталист покопался — только менталистов не существует. Впрочем, еще недавно считалось, что оборотни и вампиры — страшные сказки на ночь. Она на миг поигралась странной мыслью о менталистах и вздрогнула: у отца Маркуса, тоже пострадавшего от карфианских бокоров все конечности были свои. Тогда что он потерял в Карфе?

У дверей кабинета Вик задумчиво ждала Анна Орвуд — странно, Вик думала, что она приходила к Хоггу, который уже куда-то сбежал: кажется, идея Грега о ритуале общего эфира между ними не сильно осуществима.

— Добрый вечер, нерисса Орвуд. — Вик старательно приветливо улыбнулась: понимала, что перед этим могла её напугать, когда мчалась на допрос Чандлера. Всю седьмицу нерисса Орвуд вела себя отважно, но все равно было видно, что последние дни ей дались тяжело. Она побледнела и немного осунулась. Или так казалось из-за траурного платья? — Вы ко мне?

Вик вспомнила: когда она возвращалась в кабинет забрать дела для Грега, Орвуд в коридоре точно не было. С Броком и Одли у Орвуд дел точно нет, у Грега она не была, значит… Её снова заловил все так и проживающий в Управлении лер Ванс?

— Добрый вечер, лера Хейг, я к вам, — немного стесняясь, сказала Орвуд. — Мне нужно с вами серьезно поговорить.

Вик открыла дверь в кабинет — Хогг нашелся у рабочего стола, складывая в стопку дела портовых крыс, которые уже можно вернуть обратно в архив. При виде входящей Вик в сопровождении Орвуд он подхватил папки и с извинениями выскользнул в коридор. По его виду было заметно, что причину визита Анны он уже знает, а вот одобряет или нет — совершенно непонятно. Что могло случиться у Анны? Лер Ванс был несносен, особенно в своих родственных чувствах. Он считал девочек Орвуд своими племянницами (при слове «внучки» его заметно корежило) и настаивал на праве опеки над ними — нера Орвуда он не брал в расчет. Лер Ванс умел настаивать на своем и отказов не понимал — особенно его задел запрет Анны на проживание в их доме. Жуи умели защищать себя — войти в дом без согласия Анны Ванс так и не смог. Кажется, это его сильно задело — он был сильно раздражен тогда. Впрочем, даже когда он пребывал в своем обычном немного надменно-меланхоличном настроении, Ванса все старались избегать. Йорк, в обход всех правил получивший сразу звание сержанта, предпочитал Ванса обходить по большой дуге. Все его подчиненные, временно числящиеся в Управлении по особо важным делам, пока Грег и Эван придумывали красивое название для новой службы, демонстрировали полное единодушие с сержантом. К счастью, это проблемы Фейна — Эван его прочил в суперинты нового отдела. А вот разбираться с родственными чувствами Ванса, кажется, придется Вик. Только как окоротить лера с непробиваемым мировоззрением трёхсотлетней давности она не знала.

Вик предложила Анне сесть на диван — его принесли в кабинет на днях, когда Эван понял, что домой в спешке поисков сообщников адера Уве Виктория не покажется.

Анна, затрудняясь начать беседу, поправила юбку, потом немного судорожно занялась манжетами, потом вцепилась руками в сумочку — как-то на некроманта эта девушка не очень походила. Может, зря Грег надеется на службу Анны в полиции? Проще место штатного некроманта предложить Брендону — он заявил, что теперь, когда претензий к нему у храма нет, он хочет остаться жить в Аквилите. Все же мужчине быть некромантом легче, чем хрупкой нериссе. Вик вдруг поймала себя на мысли, что её рассуждения зашли куда-то не туда. Про неё саму говорили не раз, что хрупкой нериссе не быть детективом, что нежной девушке не место в рядах полиции. Пусть Анна сама решает: хочет она быть некромантом или нет. Вик постарается её не отговаривать. Она благожелательно посмотрела на Анну и напомнила:

— О чем вы хотели поговорить?

Анна и её сестры на днях вернулись к себе домой — немертвые им были больше неопасны. Вик старательно отгоняла мысли о том, что чувствуют девочки каждый день сталкиваясь с отцом, который их спокойно приговорил к мучительной смерти.

Анна повернулась к Вик и решительно сказала, демонстрируя, что некромант из неё все же получится:

— Я прошу вас помочь оформить доказательства того, что нер Орвуд заразил меня вернийкой. Я подаю в суд на нера Орвуда. Он должен ответить за то, что сделал со мной и моими сестрами. Только их впутывать в это дело нельзя.

Такого Вики никак не ожидала. Она напомнила очевидное:

— Но нерисса Орвуд, лер Хейг давал клятву…

Анна перебила её:

— Он давал клятву ей, не мне. Я все равно подам на него в суд. Я говорила с нериссой Одиль, я обещала ей позаботиться о её ребенке в случае её смерти. Она согласилась подать иск против моего от… — Она резко поправилась: — против нера Орвуда.

Вик лишь спросила:

— Вы уверены, Анна? Это сильно отразится на вашей репутации. Суд может её разрушить.

Анна еще сильнее вцепилась в сумочку, так что пальцы побелели. Только в её голосе все равно звучал вызов:

— Разве репутации некроманта что-то может повредить? Не пожалевшая даже своего отца — это плюс для репутации некроманта. Друзья же меня поймут. И Хогг, и Минье сказали, что так правильно. — Она честно призналась: — Правильно отдать судьбу нера Орвуда суду, а то я не выдержу и рано или поздно прокляну его. Может, случайно, а может и специально: потому что он не понес положенного наказания.

Нет, Грег все же не ошибся в нериссе Орвуд. В Аквилите будет один из самых лучших некромантов, уж точно.

— Я помогу вам и нериссе Одиль. Только готовьтесь к тому, что нер Орвуд может повести себя непредсказуемо: когда грозит реальное наказание, люди на что только не способны.

— Не переживайте за меня. Оказывается, я совершенно не знала отца, так что, чтобы нер Орвуд не сделал и не сказал, я не удивлюсь.

Вик осторожно уточнила:

— Вы не боитесь, что в случае осуждения нера Орвуда, можете оказаться под опекой лера Ванса?

Удивительное дело — нерисса Орвуд улыбнулась, перестав терзать ручку сумки:

— Я леру Вансу сказала, что понимаю его претензии к роду Жуи — те происходили из рода Ванс. Но род Жуи закончился на моей матери — я уже Орвуд, а скоро стану Хогг.

Вик в который раз поняла, что ошибалась в Анне и в Хогге.

— Мои поздравления, нерисса Орвуд.

Та снова её перебила:

— Только вы Хоггу ничего не поговорите пока — он еще не знает. — Анна резко встала: — спасибо за помощь — я пойду. Сестры заждались уже. До свидания.

— До свидания, — машинально ответила ей Вик. Нет, она все же не понимала Анну. Совсем.

В кабинет тут же заглянул Хогг:

— Инспектор, вас комиссар срочно требует к себе. Говорит: очень срочно!

Вик поднялась с дивана, спешно поправляя форменную юбку и мундир:

— Хорошо. А ты проводи, пожалуйста, нериссу Орвуд. Поймай ей наемный паромобиль.

Он как-то обиженно на неё посмотрел, буркнул: «Сделаю!» — и тут же исчез за дверью. Вик призналась самой себе: и Хогга она тоже не понимает.

В приемной Эвана несмотря на поздний час на диванчике для ожидания сидела незнакомая Вик женщина: лет тридцати, может чуть младше, с немного устаревшей прической из густых, черных волос, в изысканном платье с… Вик чуть не сбилась с шага — платье на незнакомке было с турнюром! Это же надо! А еще её лицо показалось Виктории чем-то знакомым. Только она никогда не сталкивалась с этой эфирницей. Да, эта молодая лера совершенно точно была эфирницей. Может, одна из монашек? Впрочем, времени гадать не было — Вик ждал Эван. Его секретарь Гудвин уже распахнул перед ней дверь.

Вик влетела в кабинет и замерла на пороге. Эван встал из-за стола и заставил себя улыбнуться:

— Инспектор Хейг, прошу, пройдите сюда. Садитесь, — он указал рукой на пустые стулья рядом со своим столом.

За спиной Эвана уже насторожено стояли Брок, Грег и Оливер. Кажется, им тоже предложили сесть, но мужчины отказались. Вик их полностью понимала.

Дакарэй говорил, что монахов-каутельянцев не спутать ни с кем. Так и было. Сидевший перед Эваном мужчина, проигнорировавший приветствие Вик, совершенно точно не был человеком, и совершенно точно он был каутельянцем, даже монашеская ряса была не нужна. Никем иным он просто быть не мог. В обычном костюме, почти по последней моде: с широкими брюками и подбитыми ватой плечами пиджака. С обычной прической: бритые по фронтовой моде виски и затылок. С обычной тростью в руке, только обычным он не был. Узкие хрупкие кисти, странные пропорции тела: очень длинные ноги при относительно небольшом туловище, — слишком вытянутое, чтобы быть человеческим лицо, уши с задранными вверх уголками, белая кожа и странные глаза с щелевидным зрачком. Взгляд мужчины не останавливался ни на ком, как не задержался и на Вик — он скользил прочь, словно боялся случайно столкнуться с чужими глазами. Слишком яркий белый эфир так и сочился из этого каутельянца.

Вик понимала одно: при этом странном каутельянце она ни за что не присядет — слишком опасно. Она чувствовала, как шерстинки на хвосте поднимаются дыбом. Отчаянно хотелось выпустить когти. Вик встала рядом с Броком, с трудом удерживая себя от оборота. Нельзя. Не тут. Не сейчас.

Мужчина в кресле улыбнулся — взгляд его при этом был уперт в столешницу. Что уж он там интересного нашел, непонятно.

— Теперь все в сборе, лер Хейг? — Голос у каутельянца был странный — не мужской и не женский. Что-то среднее. И акцента нет. По тальмийски он говорил чисто, словно всю жизнь провел в Золотом треугольнике Олфинбурга. — Теперь мы можем говорить?

— Да, — сухо произнес Эван, которому все же пришлось сесть. — Можем поговорить. Только сперва соизвольте представиться.

Мужчина снова улыбнулся, крайне снисходительно:

— Мы уже представлялись. Каутела, к вашим услугам.

Вик с трудом подавила желание уточнить: «мы» — это королевское «мы»?

— И все же имя! — продолжил настаивать Эван.

Мужчина всего на миг оторвал взгляд от стола — его глаза полыхнули белым, вымораживающим воздух огнем:

— Каутела — и есть наше имя. Мы — Каутела. Каутела — это мы.

Грег судорожно выдохнул, словно глотая ругательства, а потом спросил, опережая Эвана:

— Боевое побратимство?

Каутела вновь поднял глаза и надолго задержал на Греге свой взгляд, холодный и пустой. Вик почему-то подумалось, что сейчас на них смотрит не этот человек, а огромное число людей, которые и были Каутелой. Когда на их с Эваном дом напали немертвые, с Вик было что-то подобное: она смотрела глазами Элизабет, делившись с ней своим эфиром, и глазами Грега, ведь эфир протекал через него, и глазами Брока, потому что он тоже помогал. Это было странно и непонятно, хорошо, что длилось это всего несколько минут, не больше. Вик помнила дикое сплетение эфира, его мощь, в разы превышающую возможности отдельных магов. Как бороться с таким побратимством⁈ Их же силы почти бесконечны — не зря когда-то запретили кровное побратимство.

— Именно, — веско сказал Каутела. — Мы так давно принесли друг другу клятвы, что стали едины.

Эван старательно спокойно уточнил:

— И сколько вас?

— Достаточно, чтобы поддерживать клятвы. Достаточно, чтобы установить мир.

Оливер не сдержался и хохотнул:

— Пока ваших усилий не заметно.

Взгляды Оливера и Каутелы пересеклись — Вик показалось, что сейчас грянет гром, но нет, Каутела удержался и отвел глаза привычно вниз. «Наверное, тяжело, — подумалось ей внезапно, –видеть сразу множеством глаз: своих и остальных каутельянцев, сколько бы их не было.»

Каутела отрешенно, как будто читал лекцию в аудитории, принялся рассказывать:

— Мы когда-то устали от войн, мора и голода. Мы устали воевать и погибать. Мы объединились, чтобы покончить с ними. Мы помогаем заключать договора, которые никто не нарушит. Ондур, Мона, Ирлея и остальные страны Эребы благодаря нам не воюют уже пять десятков лет, строго соблюдая договоры.

Оливер снова влез:

— Они просто нападают на нас. — Он тут же поправился — он уже был аквилитцем: — на Тальму.

Все так же мерно, словно не замечая Оливера, Каутела продолжил:

— Тальма, империя, над которой никогда не заходит солнце, раз за разом отказывалась от нашего посредничества. Естественно, что в таком случае войны неизбежны. Особенно, когда хочется сделать империю еще чуть больше. Сейчас мы договорились с премьер-министром Тальмы о сотрудничестве. Теперь мир — почти реальность, которая зависит только от вашего решения, лер Хейг.

Тот прищурился — Вик почувствовала, как горячая волна возмущения взметнулась в Эване.

— Только не надо играть в такие очевидные игры. Я не поддамся на такое. Аквилита слишком мала, чтобы начинать войны. Мы не тот игрок, чье мнение решит все. Примем мы ваше предложение или не примем — для мира ничего не изменится.

— И все же, нам бы хотелось, чтобы вы приняли наше посредничество, — мягко сказал Каутела.

— Мы подумаем.

Каутела встал:

— Думайте. — Кажется, он сказал все, что хотел.

Почти ему в спину Эван произнес:

— В ваших рядах есть предатель. Ваши секреты утекли прочь. Ваши клятвы…

Каутела резко развернулся:

— Вы о фальшивых амулетах?

— Именно. Видите, вы сами все знаете.

— Мы разберемся с этим, хоть это и не наши проблемы.

Эван чуть более хрипло сказал:

— Вы их породили. Вы их игнорировали. Это ваши проблемы.

Каутела снова возразил:

— Чужие заговоры для борьбы с женскими монастырями и запертыми в них эфирницами нас не волнуют. Но виновников фальшивых амулетов мы найдем. Что делать с монахинями, приложившими свои усилия для заговора с фальшивыми амулетами и благословением Ничейной земли, решать не нам.

Вик вздрогнула, вспоминая фразу Чандлера: «Они меня поймут». Грег, когда рассуждал о планах фальшивоамулетников подозревал, что это заговор против храма. Потом они отвлеклись на немертвых, решив, это основная цель адера Уве и душекрадов. Вик корила себя — это так очевидно, что планы адера Уве и Чандлера были разными! Один хотел получить души и свободные от защитных амулетов кладбища, другой… Что хотел Чандлер? Привлечь внимание к монастырям? Заставить Гильдию артефакторов заняться проверкой всех производств, в том числе и монастырей? Или разрушить монастыри руками возмущенных жителей, как в Ондуре? Чего бы не добивался Чандлер, он все же неправ: такими путями, как пошел он вместе с адером Уве, нельзя идти к справедливости. Свобода эфирниц, запертых в монастырях, важна, но она не стоит стольких жертв.

Эван встал:

— Что ж. Если вы не хотите решить проблемы эфирниц, то ими займемся мы.

Каутела выгнул бровь:

— У вас не выйдет — мы не позволим вам начать новую войну.

Вик почувствовала, как все в Эване взорвалось яркой вспышкой справедливого возмущения:

— Аквилита — мирный город. Мы не воюем. И ваше посредничество мы не примем: вы не вправе распоряжаться чужими душами. Мы все решим мирно: потенцозимаза, фермент, который есть только у мужчин для нейтрализации вреда потенцитовых соединений, скоро поступит в свободную продажу.

Вик задохнулась от перспектив — это больше никаких ритуалов с инквизиторами, больше никаких монастырей, больше никаких печатей на девочках. Любая женщина с даром сможет стать эфирницей. И как она умудрилась пропустить такую новость⁈ Наверняка, это Дакарэй привез формулу. Или… Она обернулась на Оливера: его род, занятый в оборонной промышленности и артефакторике, мог и таким заниматься. Фейн ей подмигнул, словно понял, о чем она думает. Бешеные белочки, мир изменится окончательно. Храмам придется выпустить эфирниц из своих монастырей. Осталось решить одну маленькую проблему: как новость о доступности потенцозимазы донести до эфирниц. Ничего, они это как-нибудь придумают. У Грега и них с Эваном еще свадебные путешествия не состоялись.

Каутела странно изменился: он выглядел все так же, но осанка, взгляд, движения изменились. Он шагнул от двери обратно к столу, оперся на него руками и заглянул Эвану в глаза. Открыто. Прямо. Без сияния эфира.

— Мы… — Даже голос у Каутела изменился — стал мягче и женственнее: — Мы…

Он снова замолк, словно его что-то не устраивало в слове.

— Я! — наконец-то у него получилось. — Я прослежу, чтобы эфирницам в монастырях предоставили выбор: стезя затворниц или свобода.

Кажется, кому-то из побратимства это своеволие не понравилось — Каутела резко выпрямился и уже знакомым голосом сказал:

— На этом у нас все. — Он резко развернулся и тут же исчез. Вик даже моргнуть не успела. Только открытая дверь и напоминала, что он тут был.

Женщина в приемной от неожиданности вскочила на ноги. Из неё вырвалось что-то восхитительно ругательное.

Эван при виде женщины побелел и пошатнулся, вцепившись руками в столешницу. Дерево вспыхнуло под его пальцами, и Вик впервые узнала чувство ревности — в сердце Эвана вспыхнуло такое пламя искренней любви, что можно было обжечься и сгореть. Узнавание, неверие, боязнь ошибиться и бесконечная нежность. Вик поджала губы: эта незнакомка была чуть младше Эвана и лучше ему подходила. Хорошо, что сейчас появился фермент, Эван не будет привязан к Вик навечно из чувства долга. И все же где-то в глубине души у Вик подвывала лиса: «Мое! Не отдам!»

— Лера Августа… Баронесса Ровенширская? — еле слышно уточнил Эван.

Женщина улыбнулась, входя в кабинет:

— За исключением баронессы, все остальное верно. Я рада, что ты еще помнишь меня, Эван. Ты так похож на отца…

Вик без сил опустилась на стул — это была тетя Эвана! Бешеные белочки, она приревновала Эвана к его тете.

Оливер пробурчал, когда Эван рванул из-за стола обнимать леру Августу:

— Серая долина. Не зря она волновалась тоже!

Грег кивнул:

— Боюсь представить, сколько оттуда вышло немертвых.

— Всего лишь я одна, леры. Магия крови всегда была в жилах Игнисов, потому я и переродилась.

В приемную спешно влетели Йорк и Ванс. При виде леры Августы они переглянулись и… Вик поняла, что соперничество за руку и сердце единственной немертвой будет серьезным. Впрочем, это даже к лучшему: отвлечет Ванса от нериссы Орвуд.

Отдышавшись и порадовавшись вместе с Эваном за леру Августу, Вик помчалась в подвал — у неё появились вопросы к Чандлеру. Жаль, что Одли уже ушел. Ничего, он узнает завтра. Быть может, в нере Чандлере проснется все же совесть.

Вик остановилась перед решеткой одиночной камеры — Чандлер лениво сел на койке, поправляя волосы.

— Почему вы не пошли в политику, нер Чандлер? Это было бы проще и действеннее. Вам бы писали речи, вы бы пламенно их произносили перед толпами и камерами, выступали бы по радио… Так освободить вашу сестру было бы проще.

Он удивленно наклонил голову на бок:

— О чем вы?

— О вашей сестре и вашем неправильном выборе.

— Идти против храма нереально.

— С вашей-то харизмой. За вами бы пошли.

— Не думаю.

Вик качнула головой:

— Выбранный вами путь сделал вас убийцей, и свободу эфирницам не дал.

Чандлер усмехнулся:

— Еще даст — амулеты нужны, а рынок завален подделками. Храмы заработают на амулетах бешеные суммы — сестра сможет накопить на выход из монастыря. Она откупится. Я знаю. Она целеустремленная особа и привыкла сама всего добиваться не то, что вы, рожденная с золотой ложкой во рту, глупая-глупая девочка.

Вик прищурилась — она часто такое о себе слышала:

— Вы ошибаетесь. Мне никогда ничего не давалось легко. Я с шести лет играла в прятки с инквизицией. Я сама по крохам знаний училась магии. Я умирала от потенцитовой интоксикации, я пережила два силовых шторма, один из которых сама смогла погасить. Мне не было легко, и в пути мне помогали хорошие люди. Я уважаю закон и верю, что он всегда побеждает. И потому я сейчас пойду домой, чтобы завтра или послезавтра заняться освобождением эфирниц из стен монастырей, а вы предстанете перед судом и не сможете посмотреть в глаза своей сестры и сказать ей: «Я сделал все, чтобы освободить тебя».

Чандлер упрямо повторился:

— Я сделал все, чтобы освободить свою сестру.

— Так сделайте еще чуть больше — признайтесь и сдайте своих подельников, ведь паутина фальшивоамулетничества затянула не только Эребу, но и Генру. Помогите закону, не дайте появиться новым жертвам подделок, и это вам зачтется. Думайте.

Вик пошла прочь — её ждали дома: муж, дети, друзья и новая родственница. Вслед её неслось:

— Я дам показания!

Закон восторжествует. Вик сама себе дала обещание, что больше никогда и ни за что не будет нарушать его, например, воруя улики, как было в деле нериссы Бин.

Эпилог

Город как с ума сошел после объявления независимости: веселье перевалило за вторую седьмицу и останавливаться не собиралось, словно в город вернулся прерванный Тальмой и войной Вечный карнавал. Страшно было представить, что будет твориться в Летний карнавал. Город пел в сотни голосов и плясал, как в последний раз, осыпаемый лепестками расцветших персиков и лайл. Пахло сладко и горьковато, и от одного этого аромата голова кружилась от счастья. Ночи стали теплыми и звездными. Вик старательно гнала прочь действующую даже на неё романтику Аквилиты. Дел по-прежнему было много.

Посетить площадь Танцующих струй Вик уговаривали долго. Брок настаивал, что им всем есть, что отпраздновать, но город не спал и завалил Управление по особо важным делам новыми нераскрытыми преступлениями. Да и Вик еще помнила, как встретила площадь Танцующих струй её в прошлый раз. Она еще помнила давку, кровь на мостовой и умирающего Тома. Брок уверял, что такое больше не повторится: будет выставлено оцепление, и на площадь не пустят больше горожан, чем она может вместить, а на крышах будут дежурить парни Алистера, готовые вмешаться по любому поводу. Дело взяла в свои руки лера Августа — она решила проблему одним словом:

— Каталь!

Это был аргумент, против которого Вик возразить не смогла. Каталь всегда живет в девичьем сердце — танец-признание, танец-любовь, танец, который они с Эваном давным-давно не танцевали. И вот… Площадь Танцующих струй снова распахнула свои объятья. В этот раз было чуть иначе. Не было дикой толпы, в которой Вик в прошлый раз чувствовала себя чужой, не было масок, и опасаться появления Чумной Полли не стоило опасаться — Полли спала дома в кровати под защитой всегда готовой отразить нападение Ноа. Та крепко во сне прижимала к себе единственную научившуюся плавать уточку — в игрушку, приехавшая из Вернии Андре вставила потенцитовую пластинку с рунами. Потенцита у Андре было много.

Беззвучно взрывались в небесах шары магического фейерверка, до земли летя яркими мотыльками, беззаботно опускавшимися на плечи танцующих и просто прогуливающихся по огромной площади. Подсвеченные разноцветными электрическими фонариками струи фонтана плясали в такт каталю. Казалось, само сердце Вик билось в такт музыке. Раз-два-три, раз-два-три, и летит голова прочь, и не надо думать, не надо бояться — рука Эвана твердо лежала на её талии, а сам он готов был жизнь отдать за неё. Сердце кипело от его любви и нежности. Все будет хорошо. Рядом в беспечном танце кружились Одли и его лиса, Грег и Элизабет, полностью выздоровевшая от потенцитовой интоксикации, нерисса Орвуд и еще не подозревающий о ее матримониальных планах Хогг, Брок и нерисса Идо. За последнего было отчаянно радостно — Вик знала, что для него значит этот каталь — возвращение к прежней жизни. На его мундире с новыми нашивками суперинтенданта Управления по особо важным делам горели возвращенные боевые ордена. Прошлое с контрабандой и подвалами Особого отдела ушло навсегда.

Неру Андре Кит уверенно вел в танце король Генрих Восьмой, приехавший в Аквилиту инкогнито. Брендон уступил первый танец со словами: «Болезным надо уступать!» Вик сперва не поняла этой фразы — ей Эван пояснил: в Вернии из-за готовящегося королевского манифеста королева-мать собиралась объявить Анри душевнобольным. Она не хотела уступать власть. Оставалось надеяться, что у короля Генриха Восьмого хватит упрямства настоять на своем.

Леру Вансу не повезло — его в приглашении на танец леры Августы опередил Йорк. Здесь не было непоколебимых правил бала, и бальная книжка леры была пуста — она намеревалась до последнего увиливать от лера Ванса. Соперников в борьбе за благосклонность леры Августы у Ванса хватало. Немертвых в Аквилите теперь было девять — пришли новые из Моны. Времени на «племянниц» у Ванса почти не оставалось.

Музыка на миг притихла, и это было сигналом к смене пары. Вик с легким разочарованием рассталась с Эваном, шепнувшим, что следующий каталь снова его, и протянула руку Броку. Он не удержался и поцеловал её руку:

— Спасибо за все. Я рад, что прошел все эти испытания с тобой. Я рад и горд нашей дружбой.

Вик улыбнулась ему:

— А я благодарна тебе за то, что помог изменится. Я перестала быть нерой, которая мечтает об одном, а вынуждена делать что-то совершенно противоположное.

Брок легко повел её в танце, заставляя все же чуть-чуть сожалеть, что это не Эван. Музыка пьянила, но чуть иначе. Носа Вик коснулся странно знакомый запах, которого не должно было быть в Аквилите — обладатель этого аромата прочно осел на каторге в одной из дальних колоний за нападения на нерисс. Доказать его причастность к убийствам тогда не удалось даже отцу Вик. Она вздрогнула, отпустила руку Брока и выскользнула из его объятий, не слыша его вопросов:

— Вики, что случилось?

Она бросилась через толпу танцующих в поиске носителя запаха — его нужно было поймать. Эфир сорвался с её пальцев в надежде, что он достигнет сбежавшего с каторги преступника и пометит его для констеблей. С ближайшей крыши спешно спускался Алистер для помощи в поисках.

Брок выругался в яркое от вспышек фейерверка небо:

— Небеса и пекло! Она совершенно не умеет отдыхать! — Он заметил, что Шарлотта танцует с Хоггом, и рванул за Вик — ей может понадобиться помощь. Может быть. А может и нет.

Татьяна Лаас Душитель с огоньком

Глава 1

Когда просыпаешься утром уже уставшей, значит, что грядут неприятности. Денек будет тот еще.

Город был измотан жарой. Аквилита плавилась под солнечными лучами. Деревья в парках стояли с желтыми листьями, словно пришла осень. Трава на газонах пожухла. Только клумбы радовали ярким разноцветьем — приближался Летний карнавал, и город старательно засаживали новыми цветами. Скоро дома и улицы украсят электрическими гирляндами, как в канун Явления. Реки медленно пересыхали — дождей не было уже больше луны. Даже Ривеноук изрядно обмелела, обнажая гранитные набережные, словно бежала из мятежной Аквилиты к более спокойной Вернии. Пахло, как в канун Явления: разогретой смолой нелид и цветами, а еще немножко вездесущей пылью, которую разносил обжигающе-горячий ветерок, сворачивающийся в мелкие вихри вдоль асфальтовых дорог. Последние дни было особенно невыносимыми — расплата за хорошую погоду на время Карнавала.

Окна в кабинете Виктории, детектива-инспектора Управления по особо важным делам, были открыты нараспашку, но и это не спасало. Ленивый сквозняк чуть колыхал шторы, но в кабинет летела лишь уличная жара, пропитанная запахами еды. Время шло к обеду.

— Свежие новости! Уточнения о вчерашнем пожаре в ренальской прачечной! Погибло две женщины и еще пятеро находятся в больнице! Война между бандами набирает размах! Пыльники против Воротничков! Полиция привычно бездействует! — донесся с улицы звонкий мальчишечий голос. Значит, полдень.

Настенные часы с тихим нарастающим шорохом раскручивающегося маховика, отставая от крика мальчишки, подтвердили это громким боем. Над Аквилитой поплыл звон курантов с башни Обсерватории.

— Или это виноваты новомодные электрические утюги? Пожар начался у машины для глажки воротничков! Читайте новые версии наших репортеров!

Одли, временно исполняющий обязанности суперинтенданта Речного дивизиона, вчера докладывал, что пожар в прачечной у Старого моста вызвала всего лишь глупая неосторожность: одна из гладильщиц оставила включенный утюг на ткани без просмотра. Репортеры же войну банд выдумали. Мало им отправленных по весне на каторгу «Отпетых».

Вики, с утра занимавшаяся рутиной: проверкой дел, присланных из полицейских дивизионов, — решительно отодвинула папки с делами в сторону и, потянувшись, подошла к окну, поправляя раздувшуюся от сквозняка штору. В окнах апартаментов дома напротив, прозванных «Острым пером», вспыхнул огоньком фиксатор, напоминая, что газетная братия в поисках сенсации не дремлет. Вик не удержалась и попахала репортерам рукой — она не Брок, её не подловить на случайно выданных тайнах управления.

— Покупайте свежие новости! Дело о таинственном поджигателе так и не раскрыто! Полиция разводит руками! Покупайте свежие новости! — Рыжий сегодня был в ударе — не боялся пилоток и их недовольства. Вик нахмурилась: не слишком ли много «таинственных» пожаров выдумали репортеры?

Солнце словно застыло в зените, не двигаясь вниз по небосклону. Скоро Солнцестояние. Тени весь день старательно избегали Аквилиты. В городе решительно негде было спрятаться от жары. Многочисленные городские фонтаны были оккупированы детворой, купавшейся в них, как в ванне. Их не гоняли даже констебли, а жители постарше лишь вспоминали, как сами купались в фонтанах и явно при этом завидовали. Все ждали начала Карнавала — с ним придет долгожданное похолодание. Брок говорил, что так случалось каждый год — синоптики зачаровывали погоду, чтобы к Карнавалу все было идеально. Это самое «идеально» аукалось каждый год луной невыносимой погоды. Леры и богатые неры заранее покидали город, а остальным приходилось с этим мириться. Вик и сама бы сбежала куда-нибудь подальше от Аквилиты, но изнывающий от жары, задыхающийся от бензиновых выхлопов город, к сожалению, не бросишь.

Город снова жил только по ночам, как в зимний Вечный карнавал.

Вик, стоя у окна, залихватски свистнула, привлекая внимание рыжего разносчика газет. Впрочем, тот и так стоял, задрав голову вверх, и глядел прямо в окна её кабинета.

— Свежие новости! — вновь прокричал мальчишка, чем-то неуловимо напоминавший Брока. Наверное, тот в детстве точно так же носился по городу в разношенных ботинках, старых штанах и серой, тонкой от ветхости рубашке. — Полиция бездействует в расследовании страшной гибели в огне клерка банка Взаимопомощи! То ли еще будет!

Вик пальцем ткнула в мальчишку — тот широко улыбнулся и поправил кепку на затылке:

— Ща все будет, вашсиятельность!

Он понесся, кивая пятками, к крыльцу Особо важных. Дежуривший в холле Жаме привычно заплатит мальчишке и занесет газеты Вики — это уже был ежедневный ритуал. Рыжий мальчишка по имени Том прочно заработал прозвище поставщика новостей милере Хейг, за что пару раз был нещадно бит своими же собратьями по ремеслу. Брок тогда сам нашел всех обидчиков Тома и по-своему разобрался с ними. Деталями он не делился, заявив, что это чисто мальчишечьи дела, о которых Вик знать не нужно. Но с тех пор Тома никто не трогал, а он ровно в полдень приносил «вашсиятельности» газеты сразу всех изданий Аквилиты и не только.

Через пару минут Том вновь появился на тротуаре перед окнами, показывая зажатый в ладони ройс. Мальчишка демонстративно вызывающе поклонился, прижимая правую руку к груди, а левую отстраняя назад, и понесся дальше по своим делам — в сумке у него еще было полным-полно нераспроданных газет.

В кабинет заглянул Жаме, протягивая пачку газет. «Гудок» со статьей о погибшем клерке лежал сверху.

— Инспектор, обедать будете в кабинете или?…

Иногда Вик ходила в «Жареного петуха» — трактир, расположенный на углу квартала, но сегодня идти по жаре никуда не хотелось. Вик дернула жесткий, накрахмаленный до хруста воротничок форменной синей блузки, мешавший дышать, и попросила:

— Жаме, будь так любезен, закажи обед сюда. И колы побольше, хорошо?

— Будьсдел, — козырнул Жаме. — Сейчас все принесут, инспектор.

Он пошел прочь, а Вик села за стол, невоспитанно расстегивая воротничок и придвигая себе «Гудок». Ничего особенного в статье не было. Клерк, некто Пикок погиб две седьмицы назад. Он, возвращаясь в обед домой из банка, сел в паромобиль и тут раздался взрыв. Ничего странного: видимо, Пикок, не уследил за водой в баке паромобиля. Только и всего, а газетчики раздули сенсацию, утверждая, что сперва пожар начался в салоне паромобиля. Еще и обозвали для красного словца делом таинственного поджигателя. Судя по заметке следов применения эфира обнаружено не было. Бракованные «зажигалки», артефакты-подделки, которыми Управление занималось по зиме, тут явно ни при чем — вроде все выявили и нашли. Или?…

Вик все же не удержалась и телефонировала в Северный дивизион, прося прислать дело Пикока. Просто, чтобы точно убедиться: следов нера Чандлера, фальшивоамулетчика, в деле Пикока нет. Кстати, их и не было: через час дело привезли, Вик хватило пятнадцати минут, чтобы просмотреть все бумаги и экспертизы.

Заключение Вернера, судебного хирурга, гласило, что очаг возгорания был на шее Пикока, словно на него надели «огненный воротничок» — было такое мерзкое эфирное плетение из запрещенных. Вик об этом рассказывал Эван — он был урожденный маг огня и знал о нем все.

Вик приподняла в удивлении брови, быстро пролистывая бумаги: магамулеты сразу из трех мест: банка, храма Сокрушителя и полицейского участка, расположенного поблизости от места гибели Пикока, — не показывали всплесков эфира. Магия не была применена. Странно. Она снова вернулась к началу дела, просматривая описание места преступления и заключение пожарного эксперта. Никаких подозрительных металлических пластинок, которые могли бы быть амулетами, найдено не было. Амулетный кризис, разразившийся зимой, только-только начали преодолевать, но до сих пор цены на амулеты не поползли вниз, несмотря на работающую в Аквилите артефакторную фабрику Фейна-Эша.

В паромобиле были найдены только зажим для галстука, булавка для него же и запонки. Вик задумчиво потерла висок — в последнее время этот жест вошел в привычку: из-за жары у неё участились головные боли. Сейчас только их не хватало.

Идей и зацепок у ведущего расследование инспектора Лефевра не было. Он опросил всех случайных свидетелей гибели Пикока — никто не видел, чтобы в его паромобиль кидали что-нибудь воспламеняющееся. Сам Пикок в тот день вел себя как обычно: пожелал таким же клеркам, как он сам, приятного аппетита и сел за руль в одиночестве. Его предложение кого-нибудь подвезти было отвергнуто — стояла страшная жара, превращающая салон паромобиля в парилку. Мальчишка-сапожник, постоянно работающий у банка, утверждал, что за все утро того дня к паромобилю Пикока никто не подходил и облить салон чем-то горючим никто не мог. Представить, что Пикока облили керосином или бензином в банке, было сложно, но Лефевр все же опросил клерков и придверника банка — пахло от Пикока в тот день водой после бритья, а не горючкой. Да и температура самовоспламенения этих жидкостей зашкаливает за 100°C. Кто-то должен был кинуть в Пикока спичку, а таковых никто не видел.

Лефевр не поленился и проверил окружение Пикока. Все свидетели утверждали, что у Пикока был легкий, веселый нрав, он был слишком дружелюбен и никто не мог затаить на него зла — откровенных врагов у него не было. Он был из тех, кто на седьмице благовоспитанно возвращается из банка домой, в конце седьмицы регулярно проводит вечер в пабе с друзьями, а в уик-энд кутит с нериссами. Обиженных на Пикока нерисс обнаружено не было, как и невесты. У него даже постоянной нериссы не было — он кутил со всеми и ни с кем конкретно. Многочисленные родственники Пикока утверждали, что узами брака он себя связывать не спешил, решив для начала твердо встать на ноги. Взорвавшийся паромобиль как раз и был первым его шагом на пути к твердостоянию на ногах.

Вики взяла бумаги и, заперев кабинет на ключ, направилась к суперинту Мюраю. Именно ему решать: забирать дело в Управление или нет. Он, с кем-то обсуждавший по телефону усиление ночного дежурства штурм-отрядом, лишь разрешающе махнул рукой:

— Делай, что хочешь! — и вновь принялся за разговор.

Вик выскользнула из его кабинета и направилась к Гратину Фрею — эксперту-криминалисту Управления. Именно он стоял у истоков дела с фальшивыми амулетами, найдя на них белый фосфор. Кому, как не ему, искать его и в деле Пикока. Иных причин для странного возгорания клерка Вик не видела.

Остаток дня они с Гратином провели в гараже Северного дивизиона, где стоял сгоревший паромобиль Пикока, ища хоть какие-то зацепки. Гратин забрал из участка уцелевшие вещи жертвы для изучения. Жаль, что самого Пикока уже похоронили седьмицу назад. Настаивать на эксгумации пока причин не было — Вернер пусть не самый лучший судебный хирург в Аквилите, но подозревать его в халатности было глупо. Следы фосфора, если его применили для убийства Пикока, найти на трупе было нереально, а ожоги от него ничем не отличаются от ожогов от нежите-амулетов и иных сильных пожаров.

В Управление Вик и Гратин вернулись уже далеко за пять часов дня. На крыльце их ждал заскучавший рыжий Том с листком экстренного выпуска в руках. Заметив, как из паромобиля вышла Вик, он вскочил и принялся кричать уже без привычно энтузиазма в голосе:

— Экстренный выпуск! Трагедия на бракосочетании. Ведьма отомстила бросившему ее парню, дотла его уничтожив огненным проклятьем на глазах новобрачной и гостей!

Вик поискала пару летт в кармане форменных брюк, провонявших гарью, и протянула мальчишке:

— Держи — заслужил! Только что бы ты делал, если бы я не вернулась в Управление?

Гратин замер рядом с коробкой вещей Пикока в руках.

Том расплылся в ехидной улыбке:

— Я, вашсиятельность, ваши привычки уже знаю — вы никогда не позволяете себе забрать улики домой, вы всегда их привозите в Управление. Жаме сказал, что вы поехали именно за ними в Северный. Вы не могли не вернуться сюда. Я долго зарабатывал звание поставщика новостей милере, чтобы легко его потерять!

Вик улыбнулась ему:

— Иди уже, жара же страшная!

— Так ить, скоро пойдет на спад. Еще пару деньков осталось, и начнется Карнавал со своей приятной погодой.

Мальчишка убрал летты в карман, снова по-шутовски поклонился и понесся вдаль по улице.

Вик быстро, перескакивая со строчки на строчку, пробежалась глазами по газете: нер Мейси сочетался браком в храме Вечной благости с нериссой Остин. После обряда, когда новобрачные собирались уезжать из храма, некая Аликс Фостер, незамужняя девица, находящаяся на восьмой луне беременности, прокричала новобрачному вслед, чтобы он сгорел в Вечном пламени, что Мейси и не преминул сделать на глазах у всех. Он занялся пламенем в паромобиле, откуда новобрачная успела выскочить в последний момент, уцелев не иначе, как чудом. В паромобиле выгорел весь салон, но сама машина не взорвалась: Ветряной район, где и был расположен храм Вечной благости, только-только начал отстраиваться заново — храм и новое пожарное депо располагалось поблизости, как и полицейский участок, который возглавлял суперинт Эш. О судьбе Фостер в газетенке не было ни слова. Оставалось надеяться, что парни Эша не сплоховали и успели вмешаться. Разъяренная толпа непредсказуема. Эта ведьма Фостер совсем отчаянная или безголовая. Кто же проклинает на глазах у всех. Хотя лучше проклятье, чем силовой шторм — так она могла бы собрать «богатую» жатву из случайно оказавшихся рядом.

Интересно, кто из инквизиторов приедет по душу Фостер? Адер Дрейк или отец Маркус? Вроде оба пока в Аквилите. Впрочем, это неважно — Вик давно перешагнула через неприятие Эша, признавая, что он профессионал своего дела. Как суперинт и как маг высшей категории. Он был гранд-мастером, как что с ведьмой Фостер справится. Жаль, что как преступнице, ей грозит повторное запечатывание. А могла бы стать эфирницей.

Вик протянула газету заинтересовавшемуся Гратину — это дело странно перекликалось с делом Пикока, но и только. В деле Пикока эфир применен не был, в деле Мейси задействован именно он.

— Забавно, не находите? Несколько схоже с делом Пикока… — пояснил Гратин, быстро пробегаясь глазами по заметке и возвращая её Вики. Она сложила газету пополам и убрала в планшет, закрепленный на поясном ремне.

— Да нет, это не забавно. Это отвратительно на самом деле… — Вик платком вытерла испачканные в газетной краске пальцы. Она посмотрела на Гратина: — я домой сейчас. Вас подождать? Я могу вас подвезти домой.

— Нет, спасибо! — Гратин удобнее перехватил коробку с вещами Пикока, которую держал под мышкой. — Только не обижайтесь, но я лучше пешком доберусь, чем в парилке паромобиля. Это же пекло какое-то.

— Как скажете… — Вик попрощалась с Гратином и села обратно в паромобиль. В чем-то он был прав: закрытый салон на солнце быстро нагревался до невыносимых температур. Зато на паромобиле быстрее, чем на паровике.

Права она получила совсем недавно и за рулем чувствовала себя еще неуверенно несмотря на то, что натаскивали её в обучении Эван и Брок. Именно Брок, зараза такая, и сделал ей на день рождения столь дорогой подарок — паромобиль, шокировав всех, даже Эвана. Элизабет, жена суперинта Эша и подруга Вик, в тот раз чуть действительно не воплотила в жизнь свою угрозу по наказанию Брока — она вечно грозилась ему розгами. Впрочем, Брока воспитывать — только портить, улыбнулась Вики. Брок был надежным другом.

Паромобиль медленно поехал вниз по Дубовой — домой. Эван отсутствовал в Аквилите — у него были какие-то свои дела в Тальме: он все еще оставался лером с правом заседания в Верхнем парламенте. Иногда лер Фейн-старший и лер Блек, так и не вернувший приставку «старший» из-за упрямства Эша, уговаривали Эвана, лера Игнис, принять участие в заседаниях парламента. И он даже иногда с этим соглашался. Эван обещал вернуться как раз к началу Карнавала.

Глава 2

Из-за жары Вик снова не выспалась, чувствуя себя разбитой, но хоть головной боли сегодня не было. Утро уже было испепеляющим. Яркий солнечный свет тревожил глаза, заставляя щуриться. Только гогглы с затемненными стеклами и спасали. Дышать было нечем, воздух был душный, влажный, как перед грозой. На горизонте, над океаном показались первые облака, еще белые и нереальные. Скоро погода изменится.

Вик занималась делами из архива, когда к ней в кабинет без стука ворвался взволнованный Гратин. Он прямо с порога заявил, готовый бежать куда-то дальше — он был фанатом своего дела и на службе буквально горел, в хорошем смысле, конечно, а не как Пикок:

— А вы знаете, что расшифровали амулеты из храма Вечной благости? Доброе утро, кстати.

Бумаги на столе зашелестели под потоком сквозняка, только пресс-папье в виде шара со снегом, подаренное Эваном, помешало им взлететь.

— Доброе… — Мыслями Вики была далеко — в деле пропажи кера Робсона. Она нахмурилась, не понимая, причем тут храм Вечной благости, недавно отремонтированный после пожара в Ветряном районе, и дело Пикока, которым они вчера занимались с Гратином. Переключаться с одного расследования на другое у Вик пока не получалось — она из тех, кто привык с головой влезать в одно дело, пока не раскроет его. Только детективам-инспекторам так нельзя, на них подчас висело до десяти расследований сразу. — Причем тут храм? Ты о вчерашней ведьме?

Гратин победным тоном сказал, продолжая стоять в открытых нараспашку дверях и наслаждаясь прохладой, которую нёс сквозняк:

— Амулет храма вчера не зафиксировал эфирный всплеск в момент возгорания нера Мейси! Уровень эфира был высок из-за обряда бракосочетания, но всплеска от проклятья не было.

Проклиная жару, из-за чего мысли были вязкими и сонными, Вик нахмурилась, пытаясь переключиться с дела Робсона, убитого на пристани в Рыбном порту, и дела Пикока на дело… Как там звали сгоревшего новобрачного? Мейси.

— Суперинту Эшу уже телефонировали об этом? — прогоняя сонное отупение, Вик сложила бумаги по делу Робсона обратно в картонную папку и завязала её, убирая в ящик стола.

— Нет еще. Я хотел, чтобы вы проверили амулет — мало ли. Вдруг бракованный, а если не бракованный, то у нас в городе, возможно, орудует странный убийца-пироманьяк, убивающий водителей паромобилей. Причем это может оказаться совсем другой человек, а не задержанная у храма девица Фостер. Учитывая случай с Пикоком, Мейси получается второй случай. Я распорядился поднять все сведения о подобных возгораниях за этот год. Мало ли.

Вик кивнула — энтузиазм Гратина ей был по душе. Он заставлял и её саму собираться и думать.

— Сейчас подойду и проверю амулет. Он же в вычислительной?

Гратин, уже в коридоре, готовый бежать дальше, кивнул. Вик остановила его:

— Телефонируйте в морг, узнайте: когда вскрытие Мейси. Если очаг возгорания совпадет — поедем в Восточный участок, объединять дела.

Гратин улыбнулся:

— Будет сделано!

Он помчался прочь — дверь за ним закрылась с громким хлопком. Сразу навалилась жара. Вик принялась убирать все дела в бюро — вдруг придется надолго уехать. Если в Ветряном районе было не проклятье, то это дело полиции, а не храма. Сыскное управление будет в который раз злиться, что Особо важные вновь увели у них дело, если Пикок и Мейси жертвы одного пироманьяка. С другой стороны — убийство Пикока совершено особо опасным для окружающих способом, и дело сразу должно было попасть в Особо важные. Это Лефевр сглупил или не осознал всю серьезность происходящего. Газеты в дело Пикока вон как вцепились — «бездействие полиции!»

В вычислительной, расположенной в подвале, было прохладно, только неприятно воняло смазкой и разогретой лампами пылью. Щелкали переключатели, где-то натужно гудел вентилятор охлаждения. Дежурный техник, обслуживающий вычислительную машину, был до неприличия бодр и даже пил кофе, и это в жару, когда все остальные в Управлении исходят потом. Вик даже стало немножко завидно.

Амулет из храма оказался действующим — на Вик и её эфир он среагировал, выдавая на экранчике вычислителя, к которому был подключен, крутую параболу. Что ж, оставалось только предупредить дежурного и вместе с Гратином сперва отправиться на вскрытие Мейси, а потом ехать в Ветряной район — помогать Эшу с расследованием. Вик не была уверена, что он позволит забрать дело в Особо важные, в Сыскной он дело не передаст тем более, а вот расследовать вместе с Вик — запросто.

Облака белыми перьями тянулись вдоль Ривеноук мимо города. Дождь летел куда-то в сторону Вернии. Кажется, надеяться, что погода изменится раньше Карнавала, безнадежно. До морга доехали с Гратином на паромобиле, Вик еле выдержала гогглы на глазах — тяжелые очки с потенцитовыми артефактами ужасно давили, вызывая головную боль. Лучше без них, чем потом весь день страдать от боли.

В городском морге было жарко, как и во всем городе, только из-под дверей прозекторской тянуло по ногам холодком. Там были применены новые охлаждающие артефакты на основе потенцита — Верния, в очередной раз раздираемая войной за власть, наладила работу нескольких заводов по электролизу потенцозема.

Для чувствительного лисьего нюха Вик в морге воняло просто преотвратно: дикая смесь хлорки, разложения и благовоний из прощального зала. В жару запахи стали особенно раздражающими. Вик еле сдерживала тошноту, чувствуя, как покрывается липким, холодным потом. Только этого не хватало — она привыкла сама осматривать тела жертв, так приучил её отец. Гратин удивленным голосом предложил Вик остаться в коридоре, деликатно заметив, что он сам осмотрит тело Мейси. Пришлось напоминать ему, что инспектор тут она — ей и осматривать все. Гратин лишь пожал плечами. Вик достала платок и приложила его к носу, чуть продышав накатывающую тошноту.

Зайдя в прозекторскую, Вик убрала платок в карман брюк и старательно улыбнулась, чувствуя, как холодеют пальцы и по ним вверх бегут мурашки дурноты:

— Добрый день!

Впрочем, улыбка не помогла. Вернер, работающий за одним из столов, отвлекся от трупа, который вскрывал — судя по горелой плоти и позе «боксера» это был как раз Мейси:

— Недоброе!

Лица его не было видно за маской, но Вик легко представила недовольство — Вернеру она чем-то удивительно не нравилась. Даже жаль, что дело ушло к нему, а не к Картеру — он теперь служил в Управлении по особо важным делам и любил обсуждать с Вики особенности вскрытий. Вернер опять склонился над столом, что-то рассекая скальпелем на груди трупа. Хирург предпочитал игнорировать Вик.

В прозекторской наступила тишина, только и слышно было, как в стекло бессмысленно билась муха, ища выход, которого не было. Вик, запрещая себе чувствовать себя подобно этой мухе, подошла ближе, стараясь не морщиться от стойкого запаха гари. Гратин следовал за ней тенью.

— Вы случайно не Мейси вскрываете?

Вернер поднял руку и отключил служебный фиксатор, записывающий ход вскрытия. Помогающий ему санитар стащил с себя маску, зевнул и, вытаскивая из кармана дешевую папиросницу, пошел прочь отдохнуть.

Хирург сдернул с себя маску, чтобы продемонстрировать свое возмущение:

— Случайно его, лера инспектор. Вы что-то хотели? Насколько я помню, это дело Восточного дивизиона. Это их труп. Что-то изменилось, а мне не сообщили?

— Изменилось, — Вики старательно пыталась сохранить улыбку на лице, дыша ртом, а не носом — так воняло меньше. — К расследованию дела подключились Особо важные в моем лице. Уже есть какие-то результаты? Что сказал некромант? Нерисса Орвуд уже вызывала дух Мейси?

Кажется, именно нетерпеливость в Вик и не нравилась Вернеру — он был из тех, кто основательно подходит к вскрытию, и отчет от него можно ждать не раньше завтрашнего утра, а то и вечера.

Вернер развернулся к Вик и предусмотрительно закрыл собой самое интересное — голову и шею Мейси.

— Пока никаких результатов, кроме вполне очевидных: нер умер от болевого шока в результате воздействия высоких температур. Скорее всего. А нериссы Орвуд тут не было.

— Почему? Она не успела приехать? Но вы же уже начали вскрытие.

Вик чуть подалась ближе, пытаясь рассмотреть обгорелую плоть. К счастью, головная боль пока не проявляла себя, а вот платок, чтобы удержать дурноту, снова пришлось приложить к носу. Вернер, когда они с Гратином пришли, как раз занимался вскрытием грудной полости, отделив грудину от ребер. К извлечению легких он еще не приступал.

— Некроманта не вызывали. У погибшего Мейси оформлен юридический отказ от вызова его души вместе с храмовым запретом. Сейчас многие, знаете ли, оформляют их.

Вик не сдержалась:

— Бешеные белочки! Как неудачно.

Вернер лишь развел руками в стороны. С приходом на службу в полицию нериссы Орвуд, потомственного некроманта, многие таким озаботились — особенно те, кто собирался преступать закон. Неужели этот Мейси из какой-нибудь банды? Или отказ связан с его службой? Банки и некоторые юридические конторы тоже ввели такой запрет для своих служащих, чтобы их профессиональные тайны не сбегали посмертно в чужие руки.

— Что-то еще, лера инспектор?

— Очаг возгорания случайно не на шее, нер Вернер? Как в случае «огненного воротничка»?

Гратин ловко обогнул Вернера, воспользовавшись тем, что тот занят Вик, и принялся сам быстро осматривать тело.

— Лера инспектор, если вы в курсе, то зачем вы пришли? — скривился судебный хирург.

— Уточнить, конечно.

Гратин громко возвестил:

— Судя по обгорелым тканям, очаг возгорания был именно на шее.

Вернер стал совсем кислым, поворачиваясь к Гратину:

— А я что сказал? Огонь начался с шеи, а потом охватил все тело, когда Мейси уже умер. Что-то еще?

Гратин умудрился покраснеть, а Вик старательно поблагодарила Вернера — ей с ним еще работать и работать.

— Результаты вскрытия пришлите сразу в Особо важные, пожалуйста. С суперинтом Эшем я все решу сама, — сказала она напоследок.

Вернер пробурчал слова прощания, натянул на себя маску и принялся дальше вскрывать тело. Новая волна запахов разнеслась по прозекторской, заставляя Вик замирать в дверях, резко разворачиваясь и принюхиваясь: среди гари явно чувствовался аромат горького миндаля.

— Простите… — Она вернулась к секционному столу: — пахнет миндалем, как при отравлении синильной кислотой.

Вернер снова стянул маску, вскрыл скальпелем грудную полость до конца, потом сделал пару надрезов на легких, принюхался и скривился:

— Не чувствую, но вам верю. Напишите свое экспертное мнение, как ищейка, и пришлите мне до завтра. А теперь все, не надо меня отвлекать.

Вик поняла, что больше он её терпеть не намерен. Она снова попрощалась и задумчиво пошла прочь: странно, откуда взялась синильная кислота? Ведь Мейси погиб от ожогов, а не от отравления.

Паромобиль за ту треть часа, не больше, которую Вик с Гратином провели в морге, раскалился так, что стоило открыть дверцу, как оттуда пахнуло жаром, маслом и противно пылью.

Гратин пробормотал, садясь на обжигающе горячее переднее пассажирское сиденье:

— Интересно, сколько тут градусов? Это же сауна какая-то…

Вик с ним была согласна — пока паромобиль набрал скорость, охлаждая воздух в салоне, она снова пропотела, чувствуя, как синяя форменная рубашка прилипает к телу. Жара была такая, что Вик была готова менять рубашки по два-три раза в день, благо, что её гардероб это позволял, а каково сейчас тем, кто не мог себе позволить частую стирку, меняя только воротнички? Короткие рыжие волосы намокли, по виску покатился пот. Хорошо, что Эван сейчас её не видит. Хотя он видел её всякой, даже умирающей, и до сих пор не разлюбил.

Город, плавящийся от жара, сам на себя не был похож. Пустые дороги, пустые тротуары, даже парки вымерли после полудня. Словно Чумная Полли снова промчалась по Аквилите, собирая положенную ей дань. Хорошо, что настоящая Полли уже ничего из этого не помнит: сидит дома и просто играет с Ноа и Альком в обычные детские игры. Этой троице по осени в школу идти, и Эван разрешил летом оставить учебу в покое.

Ветряной район выглядел непривычно — после пожара была отстроена всего пара улиц, остальное до сих пор представляло из себя пустырь, тянущийся покуда хватало глаз. Хорошо хоть гарью тут перестало пахнуть. За мощными звукопоглощающими щитами выше по склону горы работала тяжелая техника — огромные паровые землеройные машины, парогрузовики, копёры. Сюда, на начало новой Ольховой улицы, не доносилось ни звука бурной стройки. Хотя и без паровой техники тут было громковато: у крыльца еще недостроенного полицейского участка скопилась возмущенная толпа. Кое-кто даже держал в руках плакаты, как на демонстрации, а кое-кто прятал в карманах оружие — бесформенные штаны многих странно оттопыривались.

На крыльце невозмутимо стояли два констебля в боевой форме со щитками и шлемами. Неш, гигант за шесть с половиной футов, привычно баюкал в своих руках автоматическую винтовку. Его напарник, не меньше его по размерам — и где только Эш такого нашел? — тоже был вооружен. Винтовку он приставил к ноге.

Толпа перед участком волновалась, то отступала прочь, то вновь глухо рыча подкатывала к самому крыльцу, и тогда эфирное плетение огрызалось синими вспышками, причиняя людям боль. Вспышек они не видели, зато боль была вполне реальной. Иногда кто-то кричал в толпе, требуя правосудия.

Вик предпочла объехать толпу и зайти с заднего входа в центральную часть участка, два крыла которого еще только достраивались. Впрочем, сейчас со стройки не доносилось ни звука. Кажется, Эш временно распустил рабочих. Эфирная защита легко пропустила Вик, считав данные с полицейского жетона. Гратин спешил за ней в прохладу участка — не иначе Эш что-то сплел из эфира, что поглощало жар. Вик подумала, что надо взять у него пару уроков.

Коридоры еще отчаянно воняли масляной краской и свежей древесиной — полицейские заехали в новый участок с луну назад. Вик поднялась по ступеням на второй этаж — дежурный сказал, что именно там сейчас находится суперинт Эш. Он в компании с инспектором Байо и сержантом Арбогастом стоял у окна в просторном холле, откуда с мрачным любопытством наблюдал за происходящим на Ольховой улице. Вик еще помнила те времена, когда только один вид Эша, когда еще лера Блека, угрюмого верзилы с огромными кулаками, пугал её. Он был склонен к диким вспышкам ярости.

Утренняя дежурная смена у констеблей еще не закончилась, в общей зале дальше по коридору галдела и что-то обсуждала дневная смена, готовящаяся к патрулированию.

— Добрый день, Виктория, — чопорно поздоровался Грег Эш.

Остальные были не столь сдержаны и поздоровались проще:

— Добрый день, Вики!

Эш с явным усилием отвлёкся от окна и развернулся к Вик:

— Что-то случилось? Чему обязаны визитом?

Она посмотрела на замершую толпу перед крыльцом. Она была странной даже для Ветряного района: среди обычных серых и синих блуз рабочих, обитавших тут, среди простых заношенных кепок, то и дело встречались «белые воротнички» — парни в серых льняных костюмах в щегольскую белую полоску с беззаботными канотье на головах. Сейчас Нешу выговаривал что-то немолодой франтоватый мужчина, одетый несмотря на жару в приличный костюм-тройку благородно серого цвета и белоснежную сорочку с идеально открахмаленным воротничком.

— Это у вас, кажется, что-то случилось.

— У нас… — Грег бросил взгляд в окно. — У нас рутина, если честно.

Эта рутина что-то крикнула в лицо Неша — зря, конечно.

Байо тут же пояснил для Вик:

— Это нер Мейси, отец погибшего вчера на свадьбе Брета Мейси. Ты не знаешь, но тут вчера такое творилось…

Вик кивнула:

— Я немного в курсе. Потому и приехала вместе с Гратином — мы захватили расшифровку амулета с храма Вечной благости. Следов применения эфира не найдено. Сам амулет я проверила — он полностью рабочий. У нас нарисовалось дело подобное вашему — предлагаю расследовать вместе. Гратин осмотрит личные вещи погибшего Мейси?

Эш только и успел кивнуть — внизу у крыльца ситуация стремительно портилась. Нер Мейси снова что-то выкрикнул, явно обидное, Нешу. Тот терпеть не стал — он быстро взял винтовку на изготовку. Стоять он предпочитал в свободной позе, не отставляя правую ногу назад. Толпа и франт в сером костюме тут же схлынули прочь. Неш что-то буркнул в толпу, и Мейси предпочел пойти прочь к паромобилю, припаркованному на углу Ольховой и Ивовой. Толпа волновалась и медленно прижималась к окружающим домам. Расходиться никто не собирался.

Грег открыл окно и бросил Нешу сверху:

— Что ты им сказал?

Ответ Неша прозвучал для Вик непонятным набором слов, из которых она разобрала только концовку.

— … и чтоб валили в свое пекло! — сплюнул на землю обычно непробиваемый Неш. Это как же надо достать его, чтобы он поднял голос? Он крикнул в спины, подгоняя самых нерасторопных: — Будут они мне еще объяснять, как надо вести расследования. Заслужили пламя!

И тут раздался дикий, нечеловеческий крик. Вик высунулась из окна, чтобы заметить, как в ехавшем в сторону площади Воротничков паромобиле заметался огненным пламенем, раздирая себе шею, Мейси. Паромобиль потерял управление и, перемахнув через бордюр, столкнулся с чугунным столбом уличного освещения. Огненная фигура в паромобиле перестала метаться, замирая в одном положении.

Эш прошипел себе под нос:

— Второй… Что за хрень…

Кто-то бросился к паромобилю, пытаясь открыть дверцу со стороны водителя и тут же отскакивая назад от языков пламени, вырвавшихся из салона.

Кто-то рванул прочь — попасть под руку наводящим порядок пилоткам мало кому хотелось.

Кто-то из толпы ударил по ближайшему столбу, вызывая пожарных — тут еще не было ни одной публичной будки с телефоном.

Кто-то истошно, во всю луженую глотку заорал:

— Пожар-р-р!

Кто-то завопил вслед за ним:

— Это пилотка проклял! Я слышал!

Его крик поддержали, чуть переиначивая:

— Ребя, дави гадов!

— Мочи тварей!

Толпа резко стала прибывать, причем за счет непонятно откуда взявшихся парней в костюмах. Оружие — серьезные «питбули» ондурской модификации, — они не скрывали. Вик знала — пилоток тут не любили изначально. Перо в бок констеблю — обычная практика в сгоревшем Ветряном районе. Перо — не пуля. Это было что-то новенькое.

Эш отодвинул в сторону Вики и самоотверженно выпрыгнул из окна, прикрывая собой Неша — тот не маг. Вик видела, как зашипело, застонало алое эфирное плетение, вырываясь из Грега.

Алистер выругался и гаркнул на весь коридор:

— Тревога! К оружию!

На крик из общей залы рванули констебли — мимо Вик на первый этаж в оружейку.

Байо оглянулся на Вик:

— Вот так и живем…

Он помчался куда-то дальше по коридору — наверное, в свой кабинет. О случившемся надо доложить в Особо важные. Надо поднимать штурм-отряд для усиления участка. У Эша все констебли — новички, им с уличными волнениями не справиться.

Вик только выдохнула в пустоту:

— Почечуй! — и сама же закончила традиционную фразу: — полный!

Гратин терпеливо молчал. Впрочем, он сам все понимал — не первый день служит в полиции. Магамулеты на ближайшем храме и полиции были сняты и доставлены в Управление по особо важным. Теперь полиции не доказать, что эфира в словах Неша не было. Он не маг, но проклинать умеют даже обычные люди, когда очень злы. Из-за угла выехал пожарный паромобиль — сами пожарные добежали даже раньше его, пытаясь вытащить из пламени уже переставшего шевелиться Мейси.

Байо вернулся почти сразу. Вик тут же подсказала:

— Надо телефонировать в университет, пусть пришлют своих магов для определения эфирного воздействия на Мейси. И храмовников тоже позвать, на всякий случай. И Орвуд.

Тот, сосредоточенно что-то обдумывая, кивнул:

— Уже.

Вик одобрительно улыбнулась — Эш хорошо натаскал Байо.

— Молодец! — она помнила, что Лео из тех, кто постоянно сомневается в себе.

— И я это… — Байо смутился — этого парня мало хвалили по жизни. Только в отличие от Брендона, страдавшего тем же, он не умел напрашиваться на похвалы. — Я вашему Картеру телефонировал. Сказал, что ты приказала. Это же ничё? Ничего? — тут же поправился он.

— Правильно сделал.

Глава 3

Виктория развернулась обратно к окну: констебли, пока еще с дубинками в руках, быстро распределялись вдоль здания участка, пытаясь чуть оттеснить напирающую, орущую ругательства толпу.

Над участком взвился золотой эфирный светляк — знак высшей опасности. В Особо важных его увидят, присылая подкрепление. Для горожан же этот светляк означал одно: оставаться дома и не выходить на улицу.

Эш, с мокрой от пота головой и потемневшей на спине и подмышками рубашке, перестал орать непонятные для воспитанной Вик слова и замер — только бы ему хватило выдержки и сил, ведь защитные эфирные плетения, окружавшие участок, запитывал он, а не амулеты. В холле участка стало душновато — Эш скинул с себя лишнюю эфирную нагрузку по охлаждению здания. Сейчас защита важнее. За спиной Эша, прикрывая его, появилась блондинистая макушка — судя по нашивкам сержанта на закатанных по локоть рукавах синей рубашки это был Хогг, секретарь и помощник Эша. Он был несдержанным на язык парнем, чуть старше самой Вики, зато надежным и удивительно законопослушным. Хогг — сильный маг, он сможет перехватить плетения, если у Эша закончатся силы, а еще есть Байо и Алистер Арбогаст… И она сама, но сюда защитные амулеты, заказанные для полиции на артефакторной фабрике Фейн-Эш, все же надо доставить первыми — у Эша самый нехороший участок из всех возможных. Тут с самого основания Аквилиты не было стражи, а полиция сюда заходила только на время облав. Здесь не привыкли считаться с пилотками, именно поэтому Эш, любивший трудности, сюда и вызвался суперинтом.

Неш и второй констебль, дежуривший на крыльце, встали чуть спереди от Эша, оружие в их руках неумолимо смотрело в толпу. Стоявшие в первых рядах парни в серых костюмах и белых воротничках перестали напирать, болью на себе прочувствовав всю бесполезность попыток прорваться к крыльцу. Вик, нацепив на себя гогглы, старательно фиксировала и сохраняла в памяти потенцитового кристалла лица каждого — потом надо будет проверить по базе в Управлении их личности. Заодно она проверяла, нет ли в толпе скрытых магов. Сияние эфирного поля за пределами защитного плетения было спокойным, но ведь можно и временно надеть магблокиратор, скрывая дар.

Эш обвел взглядом волнующуюся, гудящую, как рой, толпу:

— Назад! Оружие убрать! Иначе сейчас все окажетесь в камерах участка! Они у нас как раз новенькие — их надо кому-то обживать! С этого момента в Ветряном районе действует особое положение. Больше трех человек не собираться! Демонстрации и различного вида сборища запрещены! С девяти вечера и по шесть часов утра находиться на улице запрещено. Любые попытки бунта будут пресекаться! Кто не верит в справедливость правосудия — сам в тюрьме может потом пообщаться с Фостер и провести свое расследование, если ума не хватит вести себя прилично!

— Просто отойдите в сторонку! Вы тут чужак! — крикнул кто-то из толпы. Вик с трудом нашла орущего — верзилу в сбитой на затылок соломенной шляпе и щегольском костюме. Он не был вооружен, всем своим видом напоминая скорее лощеного законника, чем бандита. Он пошел вперед, к крыльцу, и толпа сама расступалась перед ним, как волны морские перед Сокрушителем. Возможно, он и был главным зачинщиком происходящего, его тайным дирижером. — Вы ничего не знаете о происходящем тут!

Ему поддакнули из толпы:

— Верно!

Еще кто-то с другой стороны сборища крикнул:

— Просто отойдите в сторонку!

А потом совершенно бредово для Ветряного района из уст верзилы прозвучало обвинение в сторону Эша и констеблей:

— Не мешайте правосудию! Сами не справляетесь — просто отойдите в сторону!

Эш подался к толпе и рявкнул:

— Не обучен! Еще предложения есть⁈

Эфир вокруг Эша искрился и сверкал алым. Пока признаков истощения было не заметно. К сожалению, Вик знала: Грег из тех, кто будет стоять до конца, пока не свалится от потери сил. Она заметила, как засверкали эфиром кончики пальцев у Хогга — он готовился перехватить защитные плетения в любой момент.

— Это кто, Лео? — спросила Вик, стаскивая с головы гогглы — виски уже ломило от боли. Для верности Вик невоспитанно ткнула пальцем в верзилу в канотье. К нему с боков примкнули еще двое костюмчиков, вооруженных дубинками. На головах у них для разнообразия, не иначе, были котелки, а вот воротнички рубашек были прямо-таки вызывающе кипенные с заостренными кончиками. Вик впервые видела такие.

Байо помялся:

— Это «Острые воротнички» — банда так себя прозвала.

Вик не удержалась от смешка:

— И как они свою принадлежность к банде будут показывать зимой?

Парень открыто улыбнулся, сверкая белыми зубами:

— Может, они понимают, что с таким поведением зимовать будут в тюрьмах?

— Каким боком они относятся к Мейси? — Вик лихорадочно пыталась понять, что же здесь происходит. Может, уже пора самой выйти на крыльцо и поговорить? Хотя Эш может не понять такого. Это его участок, это его обязанность тут разобраться, а Вик всего лишь герцогиня, а не сам герцог Аквилитский.

— Да кто бы знал… — честно признался Байо. — Мы пока только приглядываемся к «Воротничкам», весь состав банды нам еще неизвестен. Они пытаются подмять под себя бывший район «Отпетых» и к нам вот полезли… Занимаются тем, что отжимают дома, выделенные городом для рабочих. Официально пока не подкопаться: сделки по выкупу, деньги — все как положено, а на угрозы пока никто из рабочих, продавших им жилье, не жаловался.

Вик задумчиво кивнула: стало чуть-чуть понятнее, что тут в районе делало семейство Мейси, которые легко могли себе позволить два паромобиля.

Эш тем временем на крыльце продолжал:

— Дело о смерти Мейси…

Из толпы кто-то выкрикнул, перебивая его:

— Убийство! Убийство Мейси!

Этот крик поддержали с другой стороны:

— Называйте все правильно! Мейси убили! И убийца сейчас у вас!

— Выдайте Фостер!

— Выдайте убийцу!

Эш рявкнул:

— Следствие только началось! Суда еще не было! Нет суда — виновным никого называть нельзя!

Верзила, так и стоявший перед Эшем, поддакнул:

— Здесь было совершено именно убийство, причем убийство особо опасным способом, когда могли пострадать невинные люди. В городе мораторий на смерть. Эта тварь отсидится в тюрьме на всем готовеньком.

— Еще раз! Последний раз! — начал Эш, пытаясь достучаться до людей. — Фостер не ведьма. Её вчера проверяла Инквизиция! Фостер невиновна. Вы сейчас пытаетесь убить невиновную!

Вик тихо уточнила у Байо:

— Кто из Инквизиции проверял Фостер?

— Оба приезжали: и адер Дрейк, и отец Маркус. Оба заявили, что печать на Фостер цела и что на ней нет эфирных следов проклятья.

Верзила тем временем явно играл на публику — он громко возвестил:

— Не надо нам лгать! Мы имеем право знать правду. Все знают: вода и огонь стирают эфирные следы. Огня вчера и сегодня было много.

— И тем не менее, заключение Инквизиции не подлежит оспариванию! — удивительное дело: Эш до сих пор не сорвался.

— Подлежит! — настаивал верзила. — Мы все знаем, как легко теперь ведьмы превращаются в благовоспитанных нерисс! Все знают, что есть лекарство от болезни ведьм. Все знают: одна его порция, и уже не доказать, что нерисса была ведьмой. Только нас не обманешь — мы все там были на площади перед храмом. Мы все слышали проклятья Фостер. Мы все видели его последствия. Сокрушителем просим — отойдите в сторону. Правосудие для всех! Вы или полиция, или вы нам не нужны. Правосудие для всех!

Толпа за ним, в основном парни в костюмах подхватили клич:

— Правосудие для всех! Правосудие для всех! Правосудие…

Эш снова выругался:

— Хрень… — с его рук сорвалось неизвестное Вик эфирное плетение — толпа поперхнулась словами и замерла в удивлении и почти полном молчании. Только кашель и был слышен. Кажется, плетение должно было воздействовать не так, потому что Эш тоже изумленно выругался: — хрень…

«Хрень» отсалютовала с крыши дома напротив — Вик заметила, что там возник один из служивших в полиции немертвых, привлеченный шумом. Уильям Йорк — маг жизни, как он сам себя называл, а на деле маг крови и самую малость вампир. Вот только его тут не хватало — согласно договору, немертвые жили по границе Аквилиты, заодно защищая её. В городе им было нечего делать с их не всегда понятной логикой. Хотя надо признаться: толпа под его воздействием, что бы он там не сделал, присмирела и замолчала.

Эш почти в полной тишине закончил:

— Дело о смерти Брета Мейси и дело о смерти Гордона Мейси будут объединены в одно и доведены до конца — до осуждения виновного. Прошу обратить внимание: обвиненная в смертельном проклятье нерисса Фостер никак не может быть причастной к смерти Гордона Мейси — нерисса сейчас находится в камере предварительного заключения. Дело о нападении на нериссу Фостер так же будет расследовано. Все, кто напал на неё вчера и причинил телесные повреждения, будут найдены. Они предстанут перед судом точно так же, как тот или те, кто возможно причастен к смертям Мейси. Замешанные в подстрекательствах к беспорядкам тоже предстанут перед судом. Вопросы?

Кажется, он действительно ждал вопросов, но Йорк решил иначе — он махнул рукой, и толпа стремительно понеслась прочь от полицейского участка. Даже Вик случайно коснулась ледяная волна ужаса, которой Йорк прогнал людей. Байо так вообще повело — он руками вцепился в подоконник, чтобы не упасть. Он спал с лица, становясь бледно-зеленым. Судорожно ртом хватая воздух, он спросил:

— Они точно люди, Вики?

Она подставила ему плечо:

— Не уверена, Лео. Совсем не уверена.

Йорк без разгона прыгнул с крыши дома и ведь попал же в открытое окно, пробивая все защитные плетения на участке и выпрямляясь прямо в прыжке перед Вик:

— Добрый день! И не извольте сомневаться: я человек до мозга костей.

С лестницы донеслись тяжелый стук шагов и ругань сразу двух Грегов: Эша и Хогга — по иронии судьбы они были тезками. По ним, видимо, тоже ударила отдачей магия Йорка.

Эш, нахмурившийся, злой, сжимающий кулаки, подошел к Йорку и четко сказал:

— Больше. Так. Не. Делай!

В отличие от Йорка, эфиром, чтобы запугать, он при этом не пользовался. Он даже голос не повысил. Вик заметила: Эш сильно изменился — раньше бы орал. Эфирная связь с Элизабет окончательно победила буйный нрав бывшего Блека, виконта Коббла.

Йорк, неожиданно для слишком долго живущего существа, легко повинился:

— Не рассчитал силу воздействия. До сих пор не могу привыкнуть.

Эш резко качнул головой:

— Я. Не. О. Том! — он громко выдохнул, вспомнил, что когда-то пугал Вик своим видом и взял себя в руки. — Не надо было разгонять толпу.

— Мне казалось, что именно этого ты и добивался.

— Не решай за меня. Я хотел, чтобы они разошлись, все поняв. Ты же просто разогнал их: они отойдут от страха и, ничего не поняв, снова сползутся сюда, не дай боги по пути устраивая погромы.

Йорк примирительно напомнил:

— Так и я буду тут: вернутся — я их прогоню.

Палец Эша уперся в грудь Йорка:

— Тебя тут не будет. Это мой район. Я за него отвечаю. Твоя помощь потребуется, если все выйдет из-под контроля. Не раньше. Ясно?

Йорк склонил голову:

— Ясно.

Из немертвых он был самый вменяемый. С ним можно было даже договориться. Иногда.

— Только золотой светляк противоречит твоим словам, — с этими словами Йорк пропал — был и нет его! Вик мысленно выругалась сумасшедшими белочками и выглянула в окно вместе с мужчинами, уже почти пришедшими в себя — во всяком случае цвет вернулся на их лица. Нигде Йорка было не видно.

— Хрень… — снова пробормотал Эш. Хогг тоскливо продолжил за него:

— … полная.

Вик, несмотря на события сегодняшнего дня, несмотря на обугленный паромобиль почти под окнами участка, несмотря на сворачивающих брандспойты пожарных, несмотря на пританцовывающего на месте Гратина, рвущегося на обследование пожарища, все же улыбнулась — как говорил Одли: «Греги спелись!» Было приятно, что такие непохожие друг на друга Грег Эш и Грегори Хогг все же сработались.

Эш повернулся к Вик:

— Прости, я вел себя преотвратно. Больше не повторится. — Он взлохматил отросшие, мокрые от пота волосы на голове так, что они встали вверх черными встопорщенными перьями. — На чем нас прервали… Ты говорила, что у тебя дело, аналогичное нашему?

Она кивнула:

— Да. Некто Пикок, живущий за Полями памяти. Банковский клерк, белый воротничок… Северный дивизион не справился с расследованием — дело попало ко мне. Пикок, тоже, как и Мейси-младший, погиб в пожаре в паромобиле без использования эфира. Очаг возгорания тоже расположен на шее. Я забегала на вскрытие Мейси — повреждения у него аналогичные делу Пикока с Северного участка.

Гратин, из-за плеча Вик выглядывающий на улицу, не удержался:

— Можно, я спущусь и осмотрю уже место происшествия? Пожарные закончили свои дела.

Эш перевел взгляд на Хогга:

— Защиту ему обеспечь. Фрей, — он внимательно посмотрел на эксперта: — будьте осторожны — от пилоток ни на шаг. Тут дурдом со вчера творится — «Воротнички» возомнили себя хозяевами района и настаивают на немедленном правосудии. Я серьезно — от парней не отходить. И возьмите с собой нашего эксперта — Хауса. Заодно понатаскаете его, ему будет полезно поучиться у вас. Только до приезда судебного хирурга тело не трогайте. А мы сейчас к вам присоединимся.

— Да, да, да, — закивал Гратин и понесся к лестнице, обгоняя Хогга. Вот любит же свою работу парень! Вик только и оставалось позавидовать его энтузиазму — её саму на улицу не тянуло. В участке было всяко лучше. Она вместо долгих пояснений протянула папку с делом Пикока Эшу, тот лишь отрицательно качнул головой:

— Это Байо. Он ведет дело Мейси. И дело Фостер тоже он.

Вик послушно передала папку Байо — Эш из тех, кто уважает субординацию. Лео тут же принялся быстро просматривать документы в папке, по очереди передавая их Эшу. Вик молчала, не мешая мужчинам, посматривала на улицу в окно, где вооруженные револьверами пилотки выстроились полукругом перед участком. Алистер с еще несколькими констеблями стоял возле обгоревшего паромобиля и наблюдал за работой Гратина. Хогг куда-то исчез. Фрей увлеченно делал снимки на свой служебный, огромный фиксатор. Рядом с ним грустно топтался Хаус, эксперт Восточного дивизиона. Парень лет двадцати пяти, не больше, был только-только из-за студенческой скамьи и кратких курсов по криминалистике, которые организовал Стивен Дарси, ведущий детектив сыскного агентства «Ангелов Аквилиты».

Наконец, Эш вернул Байо результаты вскрытия Пикока и уставился куда-то в сторону — видимо, пытался сопоставить случившееся тут с произошедшим в Северном полицейском участке.

— Фостер сильно избили? — Вик помнила из газет, что у нериссы был большой срок беременности. Во рту возник противный холодный привкус желчи — этот мир серьезно болен, раз люди позволяют себе такое. В голове не укладывалось, как можно поднять руку на женщину.

Байо скривился — кажется, он искренне переживал за Фостер, а вот это зря — в расследовании такое только вредит.

— Прилично. — Он захлопнул папку и, положив на подоконник, завязал её, чтобы бумаги не разлетелись. Голос его звучал глухо: — Хорошо еще, что пожарные вмешались, да храмовник успел её укрыть в храме.

— Её осматривали врачи или акушерка?

Эш сказал, спасая Байо — тот покраснел, сжал пальцы и отвернулся, чтобы взять себя в руки:

— Я вызывал к ней Николаса Деррика — он весь день и ночь провел с Фостер, выписал кучу лекарств — я все ей выкупил в аптеке. Он рекомендовал Фостер положить в акушерское отделение, но куда тут… «Острые воротнички» и родственники Мейси всю ночь караулили у участка. Их даже парни Жюля из штурм-отряда не пугали… Деррик сказал, что Фостер скоро пойдет на поправку, малыш вроде тоже. Угрозы преждевременных родов удалось избежать.

Байо выругался в сторону — очень грязно выругался, Вики эти слова как-то уже объяснял, краснея, Брок, после Элизабет, конечно. Элизабет Эш, кажется, знала все ругательства мира.

Эш посмотрел на Байо, но выговаривать ему ничего не стал. Вик тоскливо глянула в окно, откуда несло жаром, как из печи, и предложила:

— Скоро должен подъехать Картер, пойдемте, осмотрим тело…

Глава 4

Улица встретила пеклом. Из-за солнца, застрявшего в зените, тени домов превратились в жалкие огрызки, цвета пропали, превращаясь во что-то ярко-слепящее. Глазам было больно — мир словно таял на глазах из-за колыхающегося марева у дороги. Подошвы тонких туфель утопали в асфальте, и казалось, что еще чуть-чуть, и мир исчезнет в пламени. Вик тут же вспотела, по виску потела струйка пота. Рубашка, не успевшая высохнуть, противно прилипла к спине.

Сырой вокруг паромобиля асфальт быстро высыхал. Неприятно пахло мокрой пылью и гарью, забивая нос.

Часы на Обсерватории глухо пробили час дня. Куда-то улизнувший с четверть часа назад Хогг вернулся с ледяными бутылками колы в руках на всех. На крыльце у Неша появилась огромная корзина, вокруг которой клубился туман, влагой оседая на стекле бутылок. То и дело вытиравший пот Гратин, почти закончивший осмотр паромобиля, залпом выпил чуть ли не полбутылки и снова полез в обгоревший салон в поисках булавок и зажимов для галстука или чего-то подобного, на что можно нанести фосфор. Хаус крутился рядом — с другой стороны паромобиля. Вик предпочитала медленно цедить ледяной напиток, щадя горло — так и ангину заполучить можно. Где-то за глазами поселилась боль — от прямых солнечных лучей пилотка не сильно и спасала.

Мокрый, как мышь, Эш, мрачно поглядывая вдоль улицы в ожидании возвращения толпы, уточнил у Вик:

— Значит, подозреваешь, что дела могут быть связаны с амулетами-«зажигалками»?

Вик на всякий случай добавила:

— Или с каким-то последователем, начитавшимся газет. Про фосфорный некроз и нежите-амулеты по зиме все газеты трубили. Эта история тогда огнем пронеслась по Аквилите и даже за её пределами. Фосфор могли нанести на булавки для галстука.

Эш задумчиво качнул головой:

— Сомневаюсь. Фосфор загорается не только от температуры, но и от трения. Продеть булавку в воротник и не прикоснуться к краям ткани нереально. Воспламенения бы тогда происходили раньше — по утрам, когда мужчины заканчивали одеваться. Тут что-то иное.

— Зажимы для галстуков? — предложила Вик. — Застежки готовых галстуков? Или какая-то швейная фурнитура на них? То, что не трется, но всегда присутствует на воротнике или галстуке.

Гратин вылез из салона, протягивая Вики коробку с обгоревшими, искорёженными из-за высоких температур, мелкими железками, в которых с трудом узнавались зажим, булавка, цепочка с брелоком и часами, еще какие-то мелочи, не подлежащие опознанию. Вик принюхалась: запах гари все забивал, но резковатый аромат камфоры все равно пробивался. Камфора. При чем тут она? Она обычно применялась в лекарствах, насколько Вик помнила.

— Пахнет камфорой, — сказала Вик, возвращая коробку эксперту. — Я потом напишу свой отчет.

Эксперт скривился:

— Все, что удалось обнаружить пока. Температура горения была очень высокой — одежда и обычные вещи так не горят. В салоне паромобиля тоже нет ничего, чтобы давало при горении такие высокие температуры. Даже боюсь предполагать, что это могло быть. Фосфор, нитроцеллюлоза — это все, что приходит в голову.

Вик спросила у Байо — он же ведет дело:

— Лео, у Фостер была возможность раздобыть что-то подобное?

Эш вмешался, опережая своего инспектора:

— Виктория, Фостер не причастна к случившемуся. Она не проклинала и не пыталась убить Брета Мейси.

— Она пока единственная подозреваемая у нас, Грег, — напомнила Вик очевидное. — У неё есть мотив — это нельзя отрицать. Надо узнать про возможности.

Эш снова повторил:

— Она невиновна, слово чести! Её вчера проверял отец Маркус.

Вик поджала губы — и этот туда же. Ладно, Байо, но Эш? Он женатый мужчина, не падкий на женскую красоту. С чего он так уверен в невиновности Фостер? Что за девица такая, что даже Грегори Эша разжалобила?

— Грег… Я верю отцу Маркусу, но он может судить только о том, могла ли Фостер убить при помощи проклятья. Мы сейчас отрабатываем версию убийства без применения эфира. Тут слова Маркуса не имеют веса.

Эш отвернулся в сторону и почему-то выругался. Виктория перестала его понимать — это было непрофессионально: отказываться разрабатывать одну из версий, тем более что Фостер было за что мстить — во всяком случае Мейси. Связь с Пикоком или отсутствие ее еще надо искать и подтверждать. Байо подтянулся, вмешиваясь:

— Я со вчерашнего дня собирал сведения на Фостер, подозреваемую в применении смертельного общественно опасного проклятья на Мейси. — Кажется, он сам удивился, что у него получилась такая длинная, слишком правильная фраза, и потому тут же сбился: — короче, о Фостер мало что удалось узнать. Сперва жила с матерью на площади Воротничков, этой весной переехала на улицу Красильщиков. В прошлом году встречалась с Бретом Мейси, заявляет, что беременна от него. Он её бросил перед Новым годом, на Вечном карнавале познакомившись с какой-то другой нериссой — не Остин. С Остин Мейси был помолвлен еще год назад, до знакомства с Фостер. Замуж Фостер не звал даже после того, как она сообщила о беременности. Фостер заявила, что с вьюговея не писала ему и даже не пыталась встретиться. Мать Фостер умерла в конце весны. — Байо как-то в докладе перепрыгивал с одного на другое, но Вик понимала, что это только из-за недостатка опыта. — Из родственников осталась лишь старшая сестра Аманда Круз. Она вдова, воспитывает двух детей, живет тут поблизости — на Тисовой. Отзывается об Аликс Фостер сугубо положительно и слова про Мейси подтверждает. Впрочем, так о Фостер говорят почти все — на старом месте жительства. На новом месте, на Красильщиков, сами понимаете, добрых слов о ней сказать не могут. Лучшее, что о ней говорят: по ночам работала стрекозой. Постоянных клиентов найти не удалось. Полагаю, что возможно это просто грязные сплетни о Фостер. До весны она работала на Химическом заводе Керри. Уволена в связи с ухудшением здоровья, то бишь из-за беременности, — на последнем слове Байо все же умудрился покраснеть, как невинная нерисса. Да, младенцы существуют, счастливые матери тоже, а беременность до сих пор считается чем-то странным и недостойным к упоминанию в приличном обществе.

Гратин опередил Вик, платком вытирая руки от пепла:

— На химическом, говоришь?

Хаус, тоже закончив осмотр, подошел ближе. Он до сих пор молчал — стеснялся Гратина, что ли.

Байо лишь кивнул.

— И кем конкретно? — вновь спросил Гратин.

— На складе. Занималась упаковкой продукции.

— Ага…

Вик задумалась — она не знала, как хранились вещества на заводе, но все же можно было предположить:

— Возможно, доступ к белому фосфору у неё был. Грег, надо раскручивать эту версию.

Эш напомнил:

— Это если сам фосфор на заводе Керри был, то есть — есть.

Байо не сдержал смешка, вспоминая события зимы:

— Вот хлор и ниприт там точно есть.

Хлор чуть не пустили бастующие рабочие по зиме.

Вик повернулась к Эшу:

— Надо получить ордер на обыск дома, где проживает Фостер.

Он платком вытер пот с лица и шеи. Синяя форменная рубашка на Эше совсем промокла. Впрочем, они все тут были такие. Как и весь город сейчас. У Вик дыхание перехватывало от духоты. Хотелось прохлады и дождя.

— Виктория, Фостер просто пришла на свадьбу и немного поругалась с Мейси. Фостер не способна на убийство, тем более таким страшным способом. Поверь мне. Я задержал её в участке, только чтобы её не растерзала толпа.

Вик потерла висок — эта Фостер, надо полагать, сногсшибательная девица, раз даже Грег не устоял перед ней. Пришлось напоминать Эшу:

— Способ убийства.

— Фостер утверждает, что она невиновна, Вик.

— И все же, Грег, я буду настаивать. Пока иных подозреваемых все равно нет, а Фостер работала на химическом производстве. Я после её допроса и обыска съезжу на завод — уточню про наличие фосфора. — Вик промолчала, что может подать жалобу на бездействие Эша Мюраю. Пока о бездействии говорить рано. И чем всех обаяла эта девица? Не в словах же Марка дело — пока еще никто не научился читать мысли, чтобы точно утверждать о чьей-то виновности или невиновности.

Эш долго смотрел на неё, а потом все же сдался:

— Хорошо. Байо, ты к судье за ордером. Один не езжай — возьми кого-нибудь с собой покрепче. Гратин, ты примешь участие в обыске дома Фостер?

Эксперт увлеченно кивнул:

— Конечно. Уж коль я влез в дело — я его и доведу до конца, — он глянул на Хауса и покачал коробкой с обгоревшими украшениями Мейси. — Пойдем, пока это изучим?

Хаус сглотнул и впервые вмешался в расследование:

— А если дело не в украшениях, а в самих воротничках? В их материале, например.

Он при этом внимательно смотрел на съемный воротничок-стойку на Гратине — тот щеголял с утра в тонкой рубашке с черно-белую полоску с отложным воротничком. Сам Хаус был одет в простую рубашку с пришитым воротом и свободные штаны на подтяжках. На остальных были такие же рубашки: тут все были «синими воротничками» — по цвету формы, и в съемных воротничках не нуждались.

— Маловероятно, что саму ткань воротников пропитывали бы фосфором. Или вы про «отцеубийцу»? — уточнила Вик. Так называли воротнички из целлулоида. Напиваться в них настоятельно не рекомендовалось: расслабишься, прикорнешь на скамеечке или в пабе, а воротник тебя задушит, пережимая сонные артерии.

Смелости Хауса на большее не хватило — он лишь кивнул.

Гратин пожал плечами:

— Не смотрите так — на мне обычный накрахмаленный воротник. — Все принялись старательно отводить глаза в сторону от его воротничка, уже не столь кипенного, как утром. — Я на основе целлулоида воротнички не ношу — в них в такую жару не выжить.

— Из-за самовозгорания? — влез Хаус.

— Нет, конечно. Просто под ними кожа зверски потеет. Не думаю, что Мейси опустились бы до ношения целлулоидных воротничков. Но Хаус прав — целлулоид изготавливается из нитроцеллюлозы. Она нестойкая при высоких температурах, правда, точную температуру горения я не скажу.

Хаус перестал стесняться и пояснил свое предположение:

— Я читал, что был зарегистрирован случай ожогов от целлулоидного воротничка. Правда, всего один. Точно не помню, из-за чего он загорелся: то ли от температуры, то ли от искры от камина.

Виктория поджала губы: учитывая наступившую жару и пекло, в которое превращались салоны паромобилей — все может быть. Хотя, с другой стороны, в шаррафу по зиме таких случаев не было, а тогда жара тоже была, правда, всего несколько дней.

— Значит, все же возможно самовозгорание воротничка?

Гратин пожал плечами:

— Я о таком не читал. И Мейси… Имея два паромобиля и не найти денег на обычные крахмальные воротнички?

Хаус осторожно подсказал:

— Воротничок могли обработать какой-нибудь смесью для возгорания. Иногда воротнички чистят бензином.

Гратин, как более опытный, возразил:

— Нет, бензин, как и керосин, самовозгораются при температурах выше ста градусов. Точно не скажу — не химик.

— Эфир? — предложил Хаус.

— Тоже.

Спорам экспертов положил конец Эш. Он повернулся к Алистеру:

— Позови парочку свободных констеблей. Пусть сходят в ближайший галантерейный магазин и купят несколько целлулоидных воротничков на опыты. И крахмальные тоже, на всякий случай. — Он достал из кармана портмоне и выдал Алистеру несколько бумажных ройсов. — Только ради всех богов, попроси их быть аккуратными.

— Не сомневайтесь, — невозмутимо ответил Алистер. Он никогда не отличался многословностью и экспрессией. Он залихватски свистнул и ткнул пальцем в первого же повернувшегося к нему констебля, подзывая его к себе. Вдвоем они отправились вниз по Ольховой. Вик видела, как их задумчиво провожали взглядами немногочисленные острые воротнички из подворотен.

Гратин посмотрел вверх, в белесые, выцветшие небеса:

— Нам понадобятся воротнички, градусник и паромобиль.

Байо удивленно хекнул от запросов экспертов.

Эш старательно спокойно сказал:

— А можно как-нибудь обойтись без паромобиля? Бюджет не вынесет таких трат.

Гратин отвлёкся от небес и удивленно осмотрел всех:

— Вы чего? Я не собираюсь поджигать паромобиль. Нужно узнать температуру, которая может возникать в салоне запертого и оставленного на солнце паромобиля. Кстати, какого цвета были паромобили Пикока и обоих Мейси?

Байо полез в папку с делом Пикока, но Вик опередила его:

— Паромобиль был черный, как и у старшего Мейси.

Эш посмотрел на Байо:

— Так… А почему ты еще здесь? Я просил поехать к судье.

Байо виновато кивнул:

— Самое интересное без меня не делайте, хорошо?

— Постараемся, — проворчал Эш и в который раз повторился: — иди уже и будь осторожен.

Хаус напомнил о себе:

— Может, и мы пойдем прочь с солнцепека?

Эш подтвердил:

— Это идея. Однако, Картер задерживается. Пора бы и труп убирать с улицы, а то понаедут еще фиксорепортеры…

Полицейское оцепление осталось жариться на солнце дальше, а Вик, чувствуя себя рыбой на сковороде неумелой хозяйки, еле доплелась до крыльца, хватая из корзины новую, удивительно холодную бутылку колы.

Скрыться в прохладе холла Виктории с пилотками не дали — со стороны площади Воротничков подошел крайне важный, одетый с иголочки в легкий льняной костюм и рубашку с белоснежным воротничком мужчина лет пятидесяти, не меньше. Кроме элегантной трости у него при себе была солидная кожаная папка. Вик даже подозревала, что в ней хранится — юридический запрет на вызов духа Мейси. Так и оказалось. Кем были эти Мейси⁈ Бандитами или юристами? Или сразу и тем, и другим.

Пока Эш и юрист семьи Мейси выясняли отношения, вернулся Алистер с воротничками. На одних было написано, что они сделаны из целлулоида, на других был указан фиберлоид, на некоторых просто написана торговая марка и все. Вооружившись предоставленными Хаусом градусниками, Гратин направился на задний двор к паромобилям. Вик и остальные, бросая Эша, пошли за ним — тайна воротничков заинтересовала всех.

Гратин и Хаус сперва замерили температуру на улице, а потом в салонах паромобилей Вик и Эша — там она зашкаливала за 60°C, почти не завися от цвета паромобиля. Потом эксперты варварски разрезали каждый купленный воротник на две части: контрольную и экспериментальную. На специальной, обработанной негорючими материалами площадке, предназначенной для занятий с эфиром, они положили на расстоянии друг от друга контрольные части воротничков — вдруг им достаточно для самовоспламенения уличной температуры? Хаус включил на всякий случай таймер, засекая время.

Гратин тем временем выбрал из экспериментальных воротничков самый перспективный, заявленный, как целлулоидный, положил его на землю и поставил возле него термометр.

— Виктория, вас не затруднит принять участие в эксперименте? Надо медленно поднимать температуру у воротничка до 60°C, как в паромобилях. И поддерживать её…

— Минут десять? — предложил Хаус. — Оба случая возгорания произошли почти сразу, как Мейси садились в паромобиль.

— Да, минут десять, — согласился Гратин.

Вик осторожно сформировала огненное плетение, медленно приближая его к воротничку. Он не загорелся ни при 50°C, ни при 60°C, ни при 70°C. Эксперимент закончился на приблизительно 130°C яркой, с фут вышиной вспышкой пламени и выбросом дыма с противным запашком уксуса, камфоры и горького миндаля, который резким воздушным плетением сдул прочь подошедший Эш.

— Хрень! Вы тут эксперименты ставите или решили устроить массовое самоубийство⁈

Вик нахмурилась:

— Прости, не ожидала, что в результате горения появится синильная кислота. Кстати, на вскрытии Мейси я тоже почувствовала запах синильной кислоты.

Эксперты как-то потупились и стали виновато переглядываться — кажется, они про синильную кислоту знали, но забыли предупредить.

Остальные части воротничков уже нагревали под присмотром Эша, тут же развеивавшего ядовитый дым в сторону. Ни один из воротничков не загорелся при 60°C. Температура воспламенения колебалась от 120 до 140°C.

Гратин выдохнул:

— Теория о самовозгорании воротничков развеяна. Работаем дальше по фосфору? И синильной кислоте.

Эш лишь кивнул.

Глава 5

Оставив экспертов проводить эксперименты дальше, уже с горючими жидкостями и крахмальными воротничками под присмотром эфирника Алистера, Вик направилась в участок — ей нужно допросить Фостер и понять, чем же она так обаяла сразу двух её друзей. Эш пошел за ней следом. Не доверяет? Боится, что обидят его Фостер?

— Чем закончились переговоры с юристом семьи Мейси? — спросила на ходу Вик, чтобы разбить натужное молчание.

— Можно считать почти победой. — Эш галантно открыл перед Вик входную дверь участка, встретившего их приятной прохладой. — Вчера нас обещали с лестницы спустить, если мы заявимся к ним домой. Этот Гиббс, временно представляющий и семью Остин, заявил, что у нас есть виновница проклятья, сотни свидетелей на площади, так что в показаниях семей Мейси и Остин мы не нуждаемся. Кажется, они надеялись, что уже вечером дело Фостер из-за очевидности будет передано в суд. Я вчера решил не лезть к ним — все же траур. Сегодня Гиббсу пришлось признать, что без показаний семьи Мейси и Остин никак. Он заявил, что нера Мейси находится под присмотром семейного доктора по причине слабого сердца и с ней пока нельзя разговаривать, а новобрачная нера Мейси, вернувшаяся в дом своих родителей, со вчерашнего дня под успокоительными и не способна ни к чему. Может быть, когда они окрепнут, то нам позволят зайти в дома с заднего хода и поговорить с ними. Как-то так.

Вик, поднимаясь на второй этаж участка, где была расположена допросная, все же уточнила:

— Как эти Мейси вообще оказались тут, в этом районе?

— Нувориши. Разбогатели с год назад. Теперь вот строят из себя неизвестно что. Источник богатства я не знаю. Может, наследство, может, что-то еще. Судя по тому, как в дело рьяно влезли «Острые воротнички», источник богатства может оказаться крайне сомнителен. Я договорился с Гиббсом, что в течение дня он пришлет в участок прислугу: камердинера старшего Мейси, лакея, помогавшего одеваться младшему, горничную и мальчишку-побегушку. Заодно принесут все рубашки и воротнички в доме.

Эш открыл дверь кабинета с новенькой табличкой «Суперинтендант Эш»:

— Я на секунду — дело Фостер возьму, оно у меня лежит.

Вик не тянуло заходить в духоту пронизанного солнцем кабинета. В коридоре все же было прохладнее.

— А список друзей обоих Мейси ты попросил?

Эш вышел с папкой в руках, которую тут же протянул Вик:

— Конечно. Только я не уверен, что это что-то даст. С Остин придется ждать — пока они созреют поговорить. Пойдем в допросную — пока приведут Фостер, ты как раз успеешь ознакомиться с делом.

Дело было, мягко говоря, тощее. Вик, устроившись за столом в допросной, успела пролистать несколько страниц свидетельских показаний, заключения инквизиторов и фиксограммы сгоревшего паромобиля. Больше в нем ничего не было. И тут привели Фостер. Без наручников. Вик откинулась на спинку стула, ничего не понимая. Что же тут творится? Почему несклонный клевать на женскую красоту Эш и Байо себя так вели с Фостер? И остальные пилотки участка тоже. Не её беременность же на них так воздействовала?

Аликс Фостер не была сногсшибательной красоткой. И девой в беде, на которую бы мог клюнуть Байо, тоже. Обычная, немного истощенная шатенка, симпатичная, но не более того — её заметно портили пятна беременности на щеках и зеленоватые, уже сходящие после лечения у Деррика гематомы на скулах — кто-то вчера постарался. Байо не ищейка, но служащий тут сержантом Алистер — лучшая из возможных ищеек в Аквилите. Этот найдет всех.

Одета Фостер была просто: серое, с белым отложным воротничком, хорошо пошитое платье, чуть натянутое на выступающем вперед животе. Фостер чуть сутулилась, наверное, чтобы скрыть беременность, и как-то напугано смотрела на Вик, сев на краешек стула в допросной. Тут было прохладно, только яркий свет электрической лампы под потолком напоминал, что на улице пекло.

Вик поправила на столе папку с делом Фостер и достала из своего планшета листы чистой бумаги для заметок. Эш молча стоял у стены, прислонившись к ней спиной — у Брока перенял. Отыгрывать плохого констебля он не собирался. Почему он настолько уверен в словах отца Маркуса о невиновности Фостер? Не менталист же инквизитор. Менталистов не существует.

Фостер совсем сжалась, пугаясь долгой тишины. Глаза невнятно-серого цвета постоянно перебегали с массивной фигуры Эша на Вик и обратно. Пальцы Фостер сцепила в замок. Казалось, еще чуть-чуть и она не выдержит — сорвется. Пугать её не хотелось — Фостер же беременна. И все же… В чем её секрет? Или секрет скрывается в Марке?

— Добрый день, нерисса Фостер, — наконец, решилась Вик. — Я Виктория Хейг, детектив-инспектор Управления по особо важным делам, я буду участвовать в расследовании вашего…

Эш не удержался и кашлянул. Вик бросила на него косой взгляд — его поведение уже сильно смущало. Мужчина виновато посмотрел на неё и одними губами пробормотал:

— Вик, она невиновна.

Пришлось поправиться:

— … дела о смерти Брета Мейси и Гордона Мейси.

У Фостер была живая мимика — её брови взлетели вверх, потом она нахмурилась, поджала губы, попыталась улыбнуться и как-то глупо сказала:

— Вы же шутите, нерисса…

Она сжала кулаки и замерла.

— Ко мне надо обращаться «инспектор», — подсказала Вик. — И нет, я не шучу. Сегодня днем нер Гордон Мейси погиб точно так же, как и его сын вчера.

— Я не… — растерялась Фостер. — Я не понимаю вас. Я не проклинала вчера Брета, даже в мыслях не было. А про нера Гордона Мейси вообще ничего не знаю. Я с ним никогда не встречалась.

— Расскажите, как вы познакомились с Бретом Мейси, — попросила её Вик.

— Я вчера уже говорила… — голос Фостер упал до еле слышимого шепота.

Эш вмешался:

— Еще раз, пожалуйста, нерисса. Это важно. Детектив-инспектор Хейг прибыла сюда, чтобы вам помочь.

Фостер послушно кивнула и расслабила руки, положив их на стол перед собой:

— Хорошо. Нас познакомил Джек…

Она тут же поправилась под вежливым напоминанием Эша: «С фамилией, пожалуйста!»:

— Джек Оливер. Он когда-то жил по соседству, пока не разбогател и не переехал к Старому мосту. Я не то, чтобы с ним дружила, просто здоровались и иногда болтали. А тут он пригласил меня и еще каких-то своих знакомых девочек погулять по набережной. Тогда вот я и встретилась первый раз с Бретом. Брет, он… — Её пальцы тот и дело дрожали, выдавая, что вчерашнее далось Фостер нелегко. — Он казался хорошим, добрым, вежливым. Он часто стал звать меня на прогулки, водил в кафе, в синематограф, дарил цветы и всякие милые мелочи. Я думала, что нравлюсь ему и… Вот… — вместо продолжения она обняла свой живот. — Вы не думайте, я сразу поняла, что его «нет» — это окончательное нет. Не знаю, поверил ли он в мою беременность, но я не пыталась с ним встретиться.

Фостер замолчала, и Вик стала задавать наводящие вопросы, все больше и больше убеждаясь, что Брет Мейси был той еще сволочью:

— Почему? Он угрожал вам? Или даже избил?

Фостер опустила глаза вниз и принялась терзать манжету на рукаве.

— Он… О мертвых нельзя говорить плохое…

Вик перебила её:

— О мертвых говорят правду. Он вас избил?

Фостер лишь кивнула.

— Он угрожал вас убить?

Девушка вскинулась:

— Нет, вот этого точно нет. Он ударил меня несколько раз и велел больше не показываться ему на глаза, а то искалечит.

— То есть он вам угрожал.

— Я не знаю. Он мог ляпнуть ради красного словца. Я не показывалась ему, так что точно не знаю.

Вик от таких ответов рычать хотелось — она еще и оправдывает эту сволочь! Фостер непонимающе посмотрела на неё, а потом на Эша. А вот глаза у неё очень красивые, может, и фигура до беременности была шикарная. На что-то же Мейси клюнул. Или он клюнул на доступность Фостер?

Вик тактично продолжила, держа голос под контролем:

— Но вчера вы решили прийти на бракосочетание.

— Я подумала, что в такой светлый день, в такой счастливый для Брета день, он изменит свое мнение о ребенке. Мне для себя самой ничего не надо. Я не просила денег. Я просила только одно — родовое имя для ребенка. Я хотела, чтобы он признал малыша. Не думайте, я не пришла в храм протестовать против брака. Я даже в храм не заходила — ждала на ступеньках. Я хотела только, чтобы он признал ребенка, а Брет прошел мимо, оттолкнув меня в сторону. Я… Дальше я плохо помню. У меня началась истерика — я упала и отбила колени, живот скрутило от боли, и я не сдержалась, накричала такого, о чем сейчас жалею. Я крикнула, чтобы он сгорел в Вечном пламени… — на её глаза навернулись слезы. Плечи Фостер задрожали. Она или хорошая актриса, или все же невиновна. Скорее последнее. — Я не думала, что он действительно сгорит. Я… Я же не ведьма. Это же не я его…

Эш подошел к ней и молча протянул платок. Утешать не стал. Фостер, хлюпая носом, бормотала:

— Я не хотела. У нас не было в роду ведьм. Я никогда и никого не проклинала. Вчера два инквизитора приходили. Они говорили, что это не я. Не я же? — она вытерла нос платком и подняла глаза на Вик. — Говорят, вы сильная магиня. Скажите, я же не могла его убить? И Гордона Мейси я точно не проклинала. Вроде бы. Я не помню, что точно вчера кричала.

Эш вернулся к своей стене, словно без него она упадет. Нет, он точно не очарован Фостер, он поверил в слова Марка и в саму глупышку Фостер.

— Оба Мейси погибли не от проклятья, — ответила Вик, успокаивая её. — Их смерти не связаны с применением эфира.

— Спасибо, — прошептала та. — Я бы не смогла жить, зная, что кого-то убила. Что-то еще, нери… Инспектор?

— Вы знаете, чем занимался Брет Мейси?

Она отрицательно качнула головой:

— Он никогда об этом не упоминал. Говорил, что ходит на службу, но никогда не пояснял, кем служит. Деньги у него всегда были, но он ими не сорил. Он был хорошим до моей беременности. Правда, хорошим. Я никогда не думала, что мне настолько повезет с парнем.

Вик промолчала, что скорее всего Аликс Фостер не умеет разбираться в людях — хорошие не поднимают руку на женщин. А еще она явно недалекая и не способна провернуть аферу с самовоспламеняющимися воротничками — для этого нужны мозги и знания.

— Брет Мейси рассказывал что-то о семье?

— Нет.

— О своих друзьях?

— Нет, я знала только Джека.

Вик так и подмывало спросить: о чем тогда вообще разговаривали Фостер и Мейси? Хотя они могли и не разговаривать — дети сами по себе не появляются.

— Вы знаете, где живет Джек Оливер сейчас? — Вик надеялась, что этот Оливер окажется более осведомлённым, но и тут Фостер её удивила:

— Я этим не интересовалась. Зачем он мне? Съехал и съехал…

Не девица, а мечта любого бандита — не лезет с неудобными вопросами.

— Вы встречались когда-нибудь с Эриком Анной Пикоком?

— Нет.

— А имя такое слышали от Брета или кого-то из его компании?

И опять в ответ нет. Вик потерла висок и поменяла тактику, протягивая снимок Пикока:

— Вот этого мужчину вы видели когда-нибудь?

Фостер только качнула отрицательно головой.

— Хорошо, тогда назовите, пожалуйста, имена тех, с кем гуляли по набережной в первую встречу.

Фостер напряглась, чтобы вспомнить. Она старалась, явно старалась, но усилия её были напрасны.

— Джек Оливер… Тимоти… Вроде бы Элджернон. Курт.

— Их родовые имена?

Фостер поникла:

— Они их не называли.

— Имена девушек, с которыми вы гуляли?

— Простите, я их тогда видела первый и последний раз. Правда.

Тупик. Или эта Фостер такая тупая. Или любовь совсем застила ей глаза. Или этот Мейси был слишком скрытен.

Эш пришел ей на помощь:

— В первую встречу вы куда-нибудь заходили всей компанией? Было какое-то место, где вас могли бы запомнить? Или какое-то место, где знали Брета и его компанию?

Фостер даже расплылась в улыбке, что может чем-то помочь:

— Брет частенько заглядывал в «Приют» на набережной. Это паб. Брет говорил, что у него там друзья по службе.

Уже хоть что-то. Раз он ходил туда даже на свиданиях с Фостер, значит, там что-то важное. Пабы — закрытая территория для женского пола. Туда даже стрекоз не пускают. Чисто мужская территория, как аристократические мужские клубы.

Эш вмешался:

— Я расспрошу Грегори — этот паб на территории Речного дивизиона.

Вик лишь кивнула — добиться чего-либо о Мейси от Фостер было невозможно. Она решила поменять тему, чтобы не нервировать девушку, у которой вчера была угроза родов:

— Вы работали на Химическом заводе.

Фостер выпрямилась, обрадовавшись, что неудобные вопросы закончились:

— Да. Правда, меня по весне уволили, как только стало невозможно скрывать живот.

— И кем вы работали там?

— Упаковщицей. Я упаковывала продукцию. Всякие безделушки из пластика.

— Вы сталкивались по работе с фосфором?

Фостер не на шутку удивилась:

— Нет, конечно. Фосфорный цех — закрытая территория, туда, как и на хлорную станцию, не попасть без пропуска. Даже в цех по работе с пластиком проще попасть, чем туда.

— У вас были знакомые, которые работали с фосфором?

— Нет, там работали в основном мужчины. — Её живот сам пришел в движение, и Фостер поморщилась, чуть сгибаясь от боли.

— Вам плохо? — тут же подалась вперед Вик. Пусть Фостер подозреваемая, но она беременна.

— Нет, — Фостер нашла в себе силы улыбнуться. — Просто ребенок ударил под дых. Это бывает. Просто неожиданно. Простите. Что-то еще?

— Кем вы работали после увольнения с завода?

Фостер вздохнула:

— Я пыталась устроиться хоть куда-то, но меня не брали. Так что я стала брать заказы на шитье. Всю жизнь от него бегала, а теперь вот вернулась. Мама у меня была знатная швея — у неё было много заказчиков. После её смерти большинство перешло к моей сестре, некоторые остались при мне. Из жалости по большей части, потому что швея из меня не очень. Зарабатываю сущие летты, но без летт не соберется ройс.

С трудом пытаясь унять волнение, Вик спросила — даже Эш подался в ожидании ответа:

— Вы шьете воротнички?

— Нет. Я больше по женскому белью. Это сестра одевает мужчин — шьет все: рубашки, костюмы, жилеты. Не одежда, а загляденье — у неё золотые руки на самом деле.

Вик переглянулась с Эшем, тот прищурился, что-то решая про себя. Он взял стул и присел за стол, опережая Вик с вопросами:

— Почему вы после смерти матери предпочли снять жилье на улице Красильщиков — это же дно города. Почему не попросились к сестре? Она же у вас тоже одна воспитывает детей.

Фостер вздохнула:

— Мы с ней перестали общаться. По зиме. Она даже на похороны мамы не пришла.

— Почему? — Вик сама не поняла, зачем полезла в их семейные дрязги.

Фостер долго молчала, словно не решалась рассказывать. Грег принялся её увещевать:

— Аликс, тут любая мелочь может оказаться важной. Надо найти того, кто убил Мейси — он может не остановиться и продолжит убивать.

Фостер вскинулась:

— Нет-нет-нет, моя сестра ни при чем! Она совсем не способна на убийство. Что вы!

— Я этого не говорил — никто не подозревает вашу сестру в убийстве. Но мы должны разобраться во всем, что происходит вокруг вас. Толпа за стенами участка решила, что виновны вы. Мы должны разобраться. Понимаете?

Она кивнула:

— Аманда… Она хорошая. Она очень хорошая и умная, а еще у неё золотые руки. У неё был муж — они любили друг друга. По зиме он умер. Во вьюговей. Шел, упал, ударился головой о бордюр и умер — спасти его не удалось. Говорили, что кровь в мозге пошла. Я в таком не разбираюсь. Аманда после его смерти нас с матерью даже на порог не пустила. Орала, что это только наша вина. Она кричала, что Стен умер из-за… — она еле слышно сказала: — … меня.

Эш хищно подался вперед. Вик опередила его вопрос:

— Она это как-то поясняла?

Фостер принялась мять в руках платок Эша:

— Она сказала, что если бы не я, этого бы не случилось. Они тогда с мамой поорали друг на друга, и Аманда сказала, чтобы ноги нашей больше не было в её доме. С тех пор я её не видела. Мама пыталась… Ходила к ней, но Аманда не пускала её дальше порога.

— А ваша мать вам что-то выговаривала из-за беременности и Мейси?

Фостер поникла:

— Она ругалась, конечно. Я тогда чуть из дома не ушла — она остановила. Она сама вроде ходила к Мейси, но её не пустили в дом. Мама все время до самой смерти говорила, что мужчина, настоящий мужчина такого бы не допустил. Все ругалась на Аманду, что у неё муж размазня и не мужик.

— Вы просили Стена Круза поговорить с Мейси?

Она подняла голову:

— Нет, конечно. Он меня избить грозился. Я боялась, что он и Стена изобьет. Тот, конечно, бывший военный, служил в Тальме, но все же… Я не просила его. Это только мой ребенок. Жаль, что я вчера забыла об этом и пошла к храму.

— Ваша мать просила Стена поговорить с Мейси?

— Не знаю, — Фостер откровенно удивилась. — Зачем?

Вик вздохнула: поразительная незамутненность и нежелание замечать что-то вокруг себя. Эш тоже глубоко вдохнул и спросил:

— Ваша матушка могла о таком попросить Стена? В каких он был отношениях с нерой Фостер?

— Вряд ли она стала о таком просить. Не думаю. Я просила её не вмешиваться.

Больше от Фостер ничего добиться не удалось — она дату смерти Стена и то с трудом вспомнила.

Эш, распорядившись отвести Фостер в камеру, в упор посмотрел на задумчивую Вик, делавшую заметки на бумаге:

— И что ты думаешь?

Она оторвалась от записей:

— Надо все же провести обыск у Фостер и навестить Аманду Круз. А еще поднять дела за этот вьюговей — найти, что случилось со Стеном Крузом. И навестить паб. Интересно, меня туда, как инспектора, пустят? Или придется устроить скандал? А еще Химический завод. И родственники, и сослуживцы Пикока — их расспросить о всех его связях. И рубашки. Надо разобраться с рубашками и воротничками.

— Изъять во всем городе? — почти в шутку предложил Грег.

— Желательно, — мрачно заметила Вик. — Как ты думаешь, будут еще жертвы или нет?

Грег пожал плечами:

— Про жертв не знаю. А вот бунт из-за воротничков, к сожалению, будет — все «белые воротнички» взвоют, а не только «острые». Все воротнички не изъять. Но идея хорошая. Я оценил.

Вик потерла висок:

— И где бы на все это взять время. Завтра еще будет жара — пожары могут повториться. Нам надо пережить еще день-два жары.

Эш внимательно смотрел на неё:

— Вики…

— Что?

— Тебя Брок так и не научил распределять дела?

— Это так заметно? — тихо спросила она.

— О да, Вик. Выбирай, что возьмешь на себя, а что оставишь нам. Пикока и его связи можно сбросить на Северный — пусть Лефевр отрабатывает свой хлеб. Паб и Джека Оливера отдать Грегори — он свой в Речном, ему проще будет собрать сведения о Мейси и его интересе там. Обыск у Фостер могут провести мои парни. И не смотри так — я уверен, что Фостер невиновна, но я не допущу нарушений во время обыска и не стану прятать улики — ты меня знаешь. Байо тем более до такого не опустится.

— Ты оставляешь мне неру Круз?

Грег кивнул:

— Это сейчас самое интересное в расследовании. Я бы сам отправился к ней, но я не могу бросить участок — тут «острые воротнички» решили стать поборниками справедливости. Так что ты скажешь?

Вик решилась:

— Хорошо. Я к Круз и на Химический. Вечером заеду — сверим данные.

— Умница. Алистера с собой возьмешь? Просто на всякий случай. Вы с ним раньше хорошо работали.

— Возьму, — улыбнулась Вик.

— Тогда пойдем, узнаем — чем нас порадуют Картер и прочие.

Радовать было нечем. Профессор из Университета отказался засвидетельствовать отсутствие эфирного следа на теле Мейси-старшего, аргументируя это применением пламени, которое могло уничтожить эфир. Картер забрал тело и уже уехал в морг, обещая провести вскрытие сегодня же. Орвуд тоже уже уехала — ей тут работы не нашлось из-за запрета на вызов души.

Еще и Хогг завис, получив задание с пабом.

— Джек Оливер и «Приют». Надо же.

Эш не выдержал и чуть повысил голос:

— Грегори! Выкладывай. Знаю я твою любовь к самодеятельности, но тут не до того.

Хогг подобрался и чуть ли не по стойке смирно встал:

— В начале вьюговея аккурат перед шаррафой, в пабе «Приют» у Старого моста была массовая драка с одним погибшим. Я точно помню, что в драке принимали участие младший Мейси и Джек Оливер. Остальных не помню — там целая толпа была. Как звали погибшего тоже не помню. И не надо спрашивать: чем закончилось дело — я уже тогда сидел в тюрьме Особо важных. Мне телефонировать в Речной? Попросить поднять дело из архива, если оно там, конечно?

— Хрень, — только и сказал Эш. — Помня, как служил суперинтендант Арно, дела может и не быть.

Вик с трудом удержала стон: по зиме ряды констеблей Речного участка были основательно почищены от продажных пилоток — все инспектора и сам суперинт Арно пошли под суд и уже несколько лун как отбыли на каторжные работы Гарии — шахтерском поселке на границе Аквилиты. Если дело о драке не найдется… Вик ползимы и всю весну разгребала завалы дел Речного участка и несколько раз ездила в Гарию — и это было не то, что хотелось повторять. Только бы дело нашлось! Надеяться, что семья Мейси соизволит заговорить об этом ничтожно мала.

— Так, мне ехать в Речной? — напомнил о себе Хогг.

— Езжай, только…

Грегори ехидно продолжил за Эшем:

— … только осторожно и взять с собой кого-нибудь. Я помню.

Глава 6

Алистера Арбогаста, предоставленного Эшем в качестве сопровождающего, Вик, устав от жары, загнала за руль своего паромобиля. Её немножко подташнивало, еще и головная боль давала о себе знать. Эфирная связь с Эваном стала совсем тоненькой ниточкой, только и чувствовалась легким теплом в сердце, а больше и не понять, что происходит с ним в Олфинбурге, столице Тальмы. Завтра он должен вернуться домой на дневном экспрессе.

Алистер скосил глаза на Вик и молча протянул очередную бутылку с колой, купленную в аптеке.

— Спасибо, — тихо сказала Вик, прикладывая ледяную бутылку к виску. Алистер не выдержал и накинул на Вик целебное плетение — он и такое умел. Прежде, чем он перевелся в новый Восточный дивизион, Вик вместе с ним вела не одно расследование, он не раз её лечил и спасал. Алистер был спокойный, молчаливый и крайне надежный парень — одно это уже показывало, насколько серьезно Эш относится к безопасности Вики. Надо будет Брока озадачить «острыми воротничками» или Эш не поймет и обидится? Мужские игры «Покажи свою крутость!» раздражали Вик, хотя именно Эш к такому не склонен, это Брок вечно всем пытается доказать, что умный, рыжий и незаменимый.

Паромобиль, провожаемый крайне серьезным взглядом Эша, замершего в окне своего кабинета, наконец-то стронулся с места и покатился под гору в сторону реки. Плетение начало действовать — виски перестало ломить.

По пути к Тисовой, Вик рассказала Алистеру все, что удалось узнать об Аманде Круз. Он лишь кивал, сосредоточенно ведя паромобиль — район Старого моста был весь перегорожен заборами идущей стройки: тут возводили новый железнодорожный вокзал и первый на всю дельту Ривеноук мост в Вернию.

Тисовая улица осталась еще со времен Чумной Полли: узкая, погруженная в блаженную тень, извилистая, поворачивающая от начавшейся стройки моста к набережной — закачивалась она как раз пабом «Приют»: на ветру качалась железная вывеска в виде кружки с шапкой пены. Вик, вышедшей вслед за Алистером из паромобиля, казалось, что даже сюда доносился её скрип. Дома здесь были старые, двухэтажные, сложенные из темных, разного размера камней, прочно скрепленных известковым раствором. Черепитчатые острые крыши с высокими каминными трубами были украшены старинными флюгерами в виде забавных фигурок животных. Первые этажи с непривычно мелкими, неповторяющимися по размерам и формам окнами были заняты лавками: галантерейными, овощными, молочными, книжными, табачными. В доме, где жила вдова Круз, на первом этаже было ателье. Вместо вывески болталась на цепях железная швейная катушка с воткнутой иголкой. Этому ателье, судя по вывеске, не одна сотня лет. В длинном, вдоль всего дома окне были выставлены немного пыльные куклы, одетые в наряды прошлых лет. Или это были маскарадные костюмы? Пандоры — Вик только читала о них в книгах.

Узкая полоска неба над головой медленно затягивалась похожими на перья облаками, изменившими Вернии. Кажется, ветер поменял направление, обещая, что жара скоро пойдет на спад. Отдельные лучи солнца еще косо падали в подслеповатые окна домов.

Вик открыла рассохшуюся, нуждающуюся в ремонте дверь с цветным витражом фрамуги. От неё по каменному полу прыгали разноцветные солнечные зайчики, когда облака скользили дальше в Аквилиту.

Ателье было небольшим. Большую его часть занимал огромный раскройный стол вместо прилавка. На нем в дальнем углу скромно притулилась электрическая касса, спрятавшись за ворохом белоснежного рубашечного батиста и картонными лекалами. Вдоль стен шли многочисленные полки с рулонами тканей, коробками с фурнитурой, выкройками и какими-то свертками — возможно, это были уже готовые заказы. Примерочная, судя по всему, скрывалась за одной из дверей. Пара манекенов в неприлично раздетом виде замерла у окна.

Вик принюхалась и тут же пожалела об этом — пахло странно. Шерстью, какой-то синтетикой, распаренными тканями, смолой, клеем и неожиданно камфорой. Последний запах как-то не ожидаешь встретить в ателье. Он несся откуда-то тонкой неприятной ноткой из задних комнат. Оттуда же доносились детские голоса.

Молодая женщина в круглых, изящных очках, работавшая за раскройным столом, споро кромсая батист на мелкие, непонятные детальки, отвлеклась на звон дверного колокольчика и явно напряглась при виде полицейской формы. Алистер спешно поздоровался, представил Вик и назвал себя, показывая свой жетон.

— Что-то случилось с Аликс? — вместо приветствий сказала женщина. Еще молодая, но с многочисленными морщинками у глаз и опущенных, словно разучившихся улыбаться уголков рта.

— Нера Круз? — поинтересовалась Вик, а Алистер поспешил уверить женщину, что с Фостер все в порядке.

Женщина кивнула вместо ответа, а потом плотно закрыла дверь в заднюю комнату, детские голоса зазвучали глухо.

— Недобрый день! — все же вспомнила о вежливости нера Круз, быстро поправившись: — простите, добрый, конечно… Чему обязана?

Узнать в ней сестру Фостер удавалось с трудом — они были слишком разные. Аманда была белокурой, светлокожей, сейчас прямо до синевы — наверное, её так сильно подкосила смерть мужа. Очень худая, до болезненности, с крупными кистями и нервными пальцами, принявшимися теребить ткань на столе.

Вик улыбнулась:

— Не волнуйтесь, пожалуйста.

Женщина призналась, убирая руки за спину:

— Простите, я в последнее время очень боюсь новостей. Особенно от констеблей. — Она вышла из-за стола и рукой указала за прячущиеся за манекенами кресла и столик: — И, еще раз простите, присаживайтесь.

Для себя она вынесла стул из-за прилавка. Алистер тут же, как галантный мужчина, забрал его и сам донес до стола. Вик опустилась в кресло, как и растерявшаяся Аманда. Алистер сел на заскрипевший под его немалым весом стул.

— Может, вам чаю предложить? — опомнилась Аманда и вновь попыталась вскочить, но замерла под взглядом Вики. — Или чего-то ледяного? Правда, я не уверена, что в доме есть что-то ледяное — дочери болеют, я не готовила лимонад…

— Спасибо, ничего не надо, — твердо сказала Вик. У неё кола булькала уже где-то в голове. — У вас пахнет камфорой.

Этот запах сегодня весь день преследовал Вик. Аманда замерла, ничего не понимая:

— Простите?

Странная, уставшая, может быть даже сдавшаяся женщина, еще и извиняющаяся на пустом месте. Вмешался Алистер, обычно молчаливый:

— Пахнет камфорой. Вы сказали, что дети болеют. Это…

Аманда кивнула:

— Да, доктор прописал в качестве растираний камфору, а что?

Мужчина тут же подскочил с места:

— Можно, я осмотрю ваших детей?

Он тоже был ищейкой, и запах не прошел мимо него. Так пахло от вещей Мейси.

— Зачем? — Круз явно испугалась, тоже следом поднимаясь. — Не надо, их уже смотрел доктор. Простая простуда, в жару её легко подхватить.

Вик пришлось вмешаться:

— И я, и сержант Арбогаст обладаем целительскими навыками. Мы оба эфирники. Давайте, и правда, посмотрим ваших девочек. Мало ли. — Её очень интересовал источник запаха — возможно, все ответы на случившееся с Мейси хранятся тут.

Аманда перекрыла узкий проход между манекенами и прилавком — она не дотягивала Алистеру и до груди, он был тот еще верзила. Только уступать ему она была не намерена, сейчас напоминая рассерженную квочку, защищающую своих цыплят:

— Простите, вы же не для этого пришли. Я не понимаю, что вам от меня нужно.

Алистер мягко улыбнулся, пытаясь успокоить женщину:

— Мы пришли всего лишь поговорить о вас, о вашей сестре и вашей семье. Полиция подозревает, что кто-то решил подставить вашу сестру. Надо во всем разобраться.

— Вчера уже приходили! — напомнила Аманда. Вик была готова уже смириться — если возникнут серьезные подозрения в причастности к пожарам Круз, то можно будет вернуться с ордером на обыск, только и всего, но Алистер сдаваться не собирался — он неожиданно разговорился:

— У нас возникли новые вопросы… Например, о случившемся с вашим мужем и о вашей матери. Надо серьезно все обсудить. Раз уж мы тут, то почему бы не подлечить ваших малышек заодно?

Вик пришлось признать: что-то все же есть в этих Фостерах, раз и Алистер туда же! Но Круз в своем черном вдовьем платье даже девой в беде не была. Скорее она напоминала банши из северных легенд: еще чуть-чуть и завоет от тоски.

— … Не бойтесь, я не выставлю ни летты счета, — продолжил увещевать Алистер. — Считайте, что это моя практика, как эфирника. Лера инспектор не даст солгать.

Аманда все еще сомневалась, а потом за дверью раздался кашель, плач, и женщина сдалась:

— Хорошо. Только при детях ни слова про полицейские дела. Их нельзя в такое втягивать. У меня девочки-погодки, одной три, второй всего два. Они уже стали забывать отца, считая, что мы с ними всегда жили втроем. Прошу, ни слова о случившемся. Им тяжело. Простите… И поймите.

Алистер лишь кивнул, так не вовремя замолчав, пришлось Вик уверять женщину, что все будет хорошо.

Хорошо не получилось. Нет, камфорой, действительно, несло от детей, хотя странный, неприятный, незнакомый Вик запашок струился куда-то из жилых комнат второго этажа, заглушенный запахом машинного масла и больных детей — в комнате, кроме многочисленных швейный и гладильных машин была устроена небольшая загородка, в которой сидя на ковре играли девочки с деревянными игрушками. На малышках, со слипшимися от жара белокурыми кудряшками, были надеты красивые, пусть и немного грязные платья — видимо, их шила Аманда. На лицах девочек расцветал болезненный румянец. Пахло детским потом и чем-то кислым, помимо камфоры. Алистер тут же направился к загородке, и младшая девочка встала на ноги и радостно подняла руки вверх:

— Пяпя!

Аманда резко отвернулась в сторону — Вик заметила, как на её глазах мелькнули слезы.

Алистер не растерялся: он подмигнул малышке и приложил палец к губам:

— Шшш!

Он взял её на руки — Вик видела, как диагностические плетения опутали малышку. Аманда взяла себя в руки и даже храбро улыбнулась:

— Это моя младшая — Лилиан. Старшую зовут Оливия.

Лилиан, сидя на руках Алистера, продолжала настаивать, что он «пяпя». Аманда решительно забрала девочку у Алистера и принялась пояснять, что это всего лишь дядя.

— Простите, теперь вы понимаете, почему я не хотела принимать вашу помощь…

Вторая девочка сильно раскашлялась, и Вик направилась к ней — тоже подхватила горячую от жара Оливию на руки. Минуты хватило, чтобы обнаружить у неё очаг пневмонии. Вик принялась лечить, накидывая плетения за плетением: снижающее контрольную точку температуры в головном мозге, расширяющее бронхи, улучшающее отхождение мокроты, усиливающее приток крови, повышающее активность белых телец… Обучавшая её всему этому адера Вифания настаивала, что настоящее призвание Вик именно в лечении, а не в погоне за преступниками — тех, говорила монахиня, и без Вики есть кому гонять. Краем глаза она посматривала на Алистера — тот тоже формировал свои плетения, только у него был свой подход, немного иной, он никогда и нигде не учился владению эфиром, сам нахватав всего.

Вик, напоследок усыпив Оливию и уложив её на подушки все там же в загородке, пояснила для волнующейся Аманды:

— У девочки пневмония. Все основные плетения я накинула — Оливия уже завтра пойдет на поправку. Не волнуйтесь. Завтра надо будет проверить состояние плетений…

Алистер вскинулся:

— Я завтра перед службой зайду и заново запитаю плетения, не стоит беспокоиться, лера инспектор.

Вот только беспокойство Вик стало нарастать. Алистер не из влюбчивых парней. Он не Брок, способный влюбляться семь раз на седьмице, так какого он так себя ведет? Или его тоже беспокоит странный запах из жилых комнат? Оставалось надеяться только на это.

Аманда, опуская в загородку тоже заснувшую под влиянием эфира Лилиан и укрывая девочек легкими одеялами, снова начала извиняться:

— Простите, мне так неудобно. Столько неприятностей из-за меня и…

Алистер твердо оборвал поток её ненужных слов:

— Мы полиция. Служить и оберегать — наш девиз.

Аманда со слезами на глазах, выходя из задней комнаты обратно в ателье, рассмеялась:

— Где же вы были этой зимой.

Вик тут же спросила:

— Вы о своем муже? Что с ним случилось? Расскажите — мы попытаемся вам помочь.

Аманда, запирая дверь ателье и снова опускаясь в кресло, качнула головой:

— Помогать уже не с чем.

Алистер подался вперед на стуле:

— И все же… Расскажите.

— Да что тут рассказывать. — Пальцы Аманды заметно дрожали. — Стен был бесконфликтный человек. Очень справедливый, спокойный. С ним всегда было легко. Он никогда не вступал в драки, всегда разбираясь без рукоприкладства. И что с ним случилось перед смертью, я не знаю. Он умер двенадцатого вьюговея, тогда еще ночью пожар в Ветряном районе был…

Вик нахмурилась — самое неудачное время было для полиции и расследований: все силы были брошены в катакомбы, чтобы не допустить бунтов среди населения, потерявшего в пожаре все.

— … Стен в тот вечер задержался на службе — он был охранником в «Королевском рыцаре». Ко мне с криками примчалась соседка Пирси, они с мужем держат книжную лавку возле паба «Приют». Она сказала, что там толпа избивает моего Стена. Пока я оделась, пока нашла того, кто присмотрит за малышками… Я примчалась к пабу, там уже была полиция. Стен лежал на тротуаре, у него вокруг головы все было красным-красно. Меня к нему не пустили. Сказали, что он шел, пьяный, домой, поскользнулся на мокрой от воды брусчатке и упал, разбивая затылок. Тогда еще были сильные дожди… Смерть была мгновенной. Рассмотреть мне его не дали, его даже похоронили в закрытом гробу по распоряжению полиции. Инспектор Ардо, кажется… Не помню его имя…

Арно не был инспектором, он был тогда суперинтендантом Речного дивизиона и очень любил брать взятки за закрытие щекотливых дел.

— … Ардо сообщил, что дело открыто не будет. Что-то там с составом, которого нет. Стена никто не бил. Просто так совпало, что он проходил мимо, когда из паба вышла толпа. Стен упал, люди бросились ему помочь, сами не очень трезвые, вот и показалось, что была драка. Судебный медик подтвердил, что следов нападения не было.

Вик переглянулась с Алистером — а вот это было что-то новенькое. И в Вернере, и в Картере она была уверена: они не из тех, кто будут такое скрывать.

— Как-то так.

Вики мягко спросила:

— А сами вы что думаете о случившемся?

Аманда от волнения сцепила пальцы между собой:

— Я потом поговорила с Пирси снова, когда отошла от случившегося и начала думать. Она сказала, что драку не видела, якобы ей сказал мальчишка-побегушка, тот мальчишка утверждал, что тоже ничего не видел. Все соседи как один говорили, что надо смириться и забыть — боги знают, что делают. Никто ничего не видел. Так что я не знаю, что думать по этому поводу.

— К вам кто-нибудь приходил, кроме Арно? Кто-нибудь угрожал или предлагал денег? Или письма какие-то с угрозами были? — расспрашивала Вик.

— Нет. Не того я полета птица, чтобы меня запугивать. Я простая швея, что я могу?

Вик мысленно делала заметки: опросить по новой всех соседей, договориться об эксгумации тела Стена Круза, разобраться с пабом.

— Вы не будете против, если мы вновь откроем дело о смерти вашего мужа? Придется подписать бумаги, разрешающие потревожить его тело и его дух. Маловероятно, что он придет спустя такое время, все же полгода прошло, но попытаться стоит.

Аманда горько рассмеялась:

— Не стоит. Я не подпишу бумаги. Стен ушел, не стоит ворошить прошлое.

— Вы не хотите знать правду?

— Я хочу жить в этом квартале и не бояться. Мне некуда бежать отсюда, пока вы будете разбираться. У меня двое детей — я не смогу с ними сбежать так далеко, чтобы меня не коснулось все это. Этот дом — это история моего рода, это все, что у меня осталось. Вы знаете, сколько лет этому ателье?

— При чем тут это, Аманда?

— При том! — Аманда сама испугалась своего голоса и тут же извинилась: — Простите, я не хочу вас обижать. Это случайно вышло. Я лишь хочу жить тут. Жить и не бояться за детей. Там была толпа — вы всех не найдете. Кто-нибудь да останется, а я не могу сбежать с детьми. Этому ателье уже три сотни лет. Тут мой предок нажил свое состояние и тут же прогорел, теряя все. Площадь Воротничков была названа в честь нашей семьи. Наша семья, точнее семья Видаль, сделала состояние на торговле пикадиллями или ребато по-вернийски. Я не уйду отсюда. Я хочу продолжать дело своей семьи. Зимой я была готова воевать, сейчас я устала и хочу только одного — забыть, как забыли мои дети.

Алистер веско сказал:

— Вам все же угрожали.

— Нет, — Аманда качнула головой. — Не имею привычки лгать. Я устала от матери и её нападок. Так нельзя говорить о мертвых, но о них надо говорить правду.

Вик заметила, что в отличие от сестры Аманда правильно помнит храмовую заповедь: говорить о мертвых ничего, кроме правды.

— Что от вас или Стена требовала нера Фостер, ваша мать?

Аманда замолчала, долго смотря в окно. Что она там видела, кроме нарядных пандор, было непонятно.

— … Аликс всегда была немножко своевольной и невоспитанной. Она всегда жила своими желаниями, убедить её в чем-то невозможно. Ей захотелось — она пошла и сделала. Она хорошая, но крайне упрямая и недальновидная. Я говорила, я предупреждала её о Мейси. Она не слушалась. Когда он её бросил… Нет, даже не так… Когда стало ясно, что Аликс беременна, мать стала требовать, чтобы Стен повел себя как мужчина. Она стала требовать, чтобы он поговорил с Мейси и настоял на свадьбе. Мать ничего не хотела слышать и видеть, она нудела и нудела, что Стен обязан, как единственный мужчина, постоять за семью. Не знаю, как она себе это представляла, Стен тоже не представлял… Девочки откровенно стали бояться своей бабушки. Только сами понимаете, избежать общения с матерью было невозможно.

— Почему?

— Это ателье принадлежало ей. Второй этаж, там, где наша квартира, мы с му… — она осеклась и поправилась: — со Стеном выкупили еще по возвращению в Аквилиту три года назад. Хочешь, не хочешь, а работать приходилось бок о бок с ней. Когда не стало Стена, стало еще хуже. Я запретила матери приходить ко мне домой, но она отрывалась во время работы. Это было то еще пекло — каждый божий день выслушивать, что Стен не мужик, что мы с Аликс две дуры, не разбирающиеся в мужчинах, что никто не способен постоять за честь семьи. Я думала, что сойду с ума. Когда мать умерла, я целый день наслаждалась тишиной. Наверное, я все же сошла тогда с ума — от счастья.

— Аликс сказала, что вы запретили ей появляться у вас дома.

— Это не совсем так. Дома я её видеть пока не готова, но ателье по завещанию наше с Аликс. Я не запрещала ей приходить сюда и работать. Она сама не захотела… Я собираюсь выкупить её долю. Ей нужны деньги, мне нужно мое собственное ателье. Что-то еще?

Вик посмотрела на Алистера — у него не было вопросов.

Аманда снова принялась извиняться — вот любит она это дело:

— Простите, тогда могу я заняться делами? Мне надо закончить заказ. Вчера инспектор Його, что ли, говорил, что вызовет меня в участок, чтобы подписать бумаги. Ваши бумаги тоже придется подписывать?

Вик с трудом сдержала смешок — Аманда плохо запоминала фамилии: так Байо еще не называли.

— Да, мы вызовем вас или… — она вспомнила, что у Аманды болеют дети: — или привезем вам сюда.

Алистер влез:

— Я привезу — мне несложно. Если не затруднит: а что именно вы шьете?

— Сейчас шью большой заказ для «Люр и Лерит» — они заказали мужские сорочки.

— А воротнички вы шьете?

— Конечно, — вздохнула Аманда, понимая, что разговор еще не окончен. — Хотите посмотреть? Или вам нужно что-то показать?

Вик спросила:

— Из чего вы их шьете? Вы занимаетесь целлулоидными воротничками?

Аманда встала и пошла за прилавок, доставая высокие коробки с воротничками:

— Я швея. Воротнички из целлулоида делают на других производствах — там нужны станки для вырубки формы ворота и установки для придания формы. Я же швея. Мои воротнички простые: лен, гуммиарабик, нитки — больше ничего. — она достала чуть попахивающий смолой воротничок и подала его Вик. Та не удержалась и понюхала его.

— Пахнет смолой.

Вик передала воротничок Алистеру. Аманда обиженно возразила:

— Не может быть. Гуммиарабик, хоть и смола, но лишен запаха. Потому его и применяют вместо крахмала для воротничков. Он придает каменную жесткость и глянец, словно воротник сделан из целлулоида. Потом, конечно, при стирке гуммиарабик вымывается, и воротничок хозяйки просто крахмалят. Если воротнички относят в прачечные, то там, конечно, снова проводят обработку гуммиарабиком.

— Он горюч? Ядовит? — Вик вспомнила сгоревшую вчера ренальскую прачечную.

Аманда рассмеялась:

— Вы любите колу? Если любите, то знаете, что гуммиарабик входит в ее состав. Я ответила на ваш вопрос о ядовитости и горючести? Воротнички, даже из целлулоида, не горят. Они безопасны. Простите, если сказала что-то не так.

Вик уже раздражала её привычка извиняться. Кто-то Аманду сильно запугал, не иначе. Или она нервозная особа сама по себе.

— Что-то еще?

Вик пристально всматривалась в Аманду:

— А можно чем-то пропитать воротник, чтобы он смог загореться при уличной температуре или чуть выше, скажем, градусов пятьдесят?

— Нет, я ничего такого не знаю. — Только чуть дрогнувшие пальцы выдали Аманду. Она точно что-то знала. — Простите, что не могу ничем помочь. Мне надо заниматься делами — никто не придет мне на помощь и не спасет. Мне надо кормить детей… Простите.

Алистер потемнел лицом, но послушно вышел вслед за Вик. Та, стараясь не смотреть ему в лицо, сказала:

— Надо установить слежку за нерой Круз — она что-то знает о воротничках. Еще… Вчера был пожар в прачечной — надо проверить: не связан ли пожар с нашим делом. Еще…

Алистер сам предложил:

— Надо пройтись по улице и расспросить о Стене Крузе.

Вик нашла в себе силы посмотреть на Алистера — как бы ему не понравилась Аманда, он оказался все же констеблем до мозга костей:

— У Аманды есть мотив для мести и есть возможность.

Алистер все испортил:

— Ты же понимаешь, что никто бы не заказал у неры Круз рубашки или воротнички, если бы был причастен к смерти её мужа?

Глава 7

Обход соседей ничего не дал. Никто не вспомнил о драке, в которой, возможно, погиб Стен Круз. Алистер порывался посетить паб, но Вик его отговорила — через Хогга будет надежнее, он свой тут. Пять лет службы в Речном дивизионе за спиной никуда не деть.

Пока Вик из публичной будки возле паба телефонировала Броку с просьбой сообщить адрес сгоревшей ренальской прачечной, Алистер вернулся к ателье, чтобы перегнать паромобиль на набережную. Вик через стекло будки видела, как он зачем-то опять зашел к нере Круз, потом вышел и долго что-то «колдовал» с дверью — наверное, смазывал старые петли. Только этого не хватало — Алистер как-то близко к сердцу принял историю Круз. Вик, предупредив, что скоро ждать ее не надо, попрощалась с Броком, повесила разогретую трубку на рычаг и качнула головой — Аманда не походила на убийцу, но, увы, у убийц нет определенного фенотипа, как утверждал когда-то отец, отличный сыщик и эксперт в криминалистике. Всегда можно ошибиться: у Аманды был мотив, умение шить воротнички и что-то утаенное — она что-то знала о том, что может воспламенять ткань, но предпочла промолчать об этом.

Алистер припарковал паромобиль рядом с будкой, и молча вышел из него — пришло его время телефонировать Одли, договариваясь о наблюдении за Круз, и Эшу с небольшим отчетом. Доверие к телефонным нериссам, служившим на станции, возросло после того, как Себ стал ухаживать за одной из них, точнее за старшей смены. Полицейские переговоры нериссы не подслушивали.

Вик пересекла дорогу и подошла к гранитному парапету набережной, глядя как плавно течет в океан Ривеноук. От неё несло прохладой, тиной и немного машинным маслом вперемежку с керосином: рядом работали на строительстве моста два огромных «Голема» — так лера Андре Кит де Люе, их разработчик, назвала андроидов, работающих на пароэфирниках — двигателях нового типа. Вик в технике не разбиралась, но не восхититься мощью огромных, с трехэтажный, а то и выше дом, металлических созданий, приводимых в действие пилотами, невозможно. В кабине одного из големов сидела за штурвалом явно сама Андре — не узнать её огненно-красную шевелюру сложно. Андре была единственной женщиной Аквилиты, которая красила волосы в необычные цвета. На прошлой седьмице они были фиолетовыми, сейчас алыми, словно пламя. Кто управлял вторым големом, отсюда было не рассмотреть. Обычно за его штурвал дрались пилоты дирижаблей и команда «Левиафана», личного дракона вернийского короля Анри, но преимущество всегда было за Брендоном — мужем Андре и другом Вик. Он был колдуном и рунным кузнецом, и она сделала пометку в голове — надо расспросить его и саму Андре, вдруг им что-то известно о веществе, что может самовоспламеняться. Не хотелось бы, чтобы к преступлению была причастна нера Круз, но пока все указывало на неё. Можно было, конечно, вернуться с ордером на обыск или даже вспомнить, что, как особист, Вик имеет право на обыск без ордера, но пока даже непонятно, что искать. Они могут что-то легко упустить, не зная, что именно им нужно. Время, конечно, не на их стороне, но еще есть Химический завод и прачечная — вдруг там что-то подскажут. Да и больных детей пугать не хотелось. Обыск — это всегда переполох и ненужный страх.

Несмотря на жару, на набережной было много зевак — всех завораживала работа големов. Вик с грустью подумала, что мир не стоит на месте, появляются новые технологии и новые механизмы, облегчающие жизнь, а люди остаются теми же: запуганными, старающимися никуда не лезть, оставаться с краю, молчать и подчиняться кем, кого считают сильными — и это не всегда те, кто находится на стороне закона. Вик, обладая огромной властью в Аквилите, не понимала, что еще нужно сделать, чтобы хоть что-то изменить в городе для того, чтобы такие люди, как нера Круз, не боялись жить, чтобы никому не приходило в голову брать правосудие в свои руки. Могла ли уставшая, умирающая от тоски по мужу Аманда решить, что она и есть закон? Ответа Вик не знала, и это тревожило её.

Время перешагнуло за обеденное, и Алистер, оттелефонировав Эшу, громко свистнул, привлекая к себе внимание уличного торговца едой. Он купил у него два огромных пирога, к счастью, с ягодами — ничего мясного после морга и пожара у участка Вик в себя бы не запихнула. Запах гари так и стоял в носу, как и аромат камфоры, то и дело возникающий сегодня в разных местах. Что пахнет камфорой и горьким миндалем?

Алистер, облокотившись на парапет и медленно поедая пирог, отчитался:

— Одли выделит наблюдение. Не беспокойся, неру Круз и детей защитят, если кто-нибудь из острых воротничков придет сюда.

Бешеные белочки, они с Алистером думали совсем о разном.

Он скосился на неё, задумчиво кидавшую куски теста прожорливым уткам, прогуливающимся у Ривеноук, и дипломатично добавил:

— И если она захочет что-то скрыть — это тоже увидят и нам сообщат.

— Как ты думаешь, она попытается сбежать?

Алистер качнул головой:

— Вряд ли. Она не лгала: ателье — это все, что у неё есть. Вдобавок, я уточнил: у неры Круз нет паромобиля. Сбежать с двумя больными детьми на руках без паромобиля сложно. Эш распорядится о запрете на выезд из Аквилиты для неры Круз. Не смотри так, Вики. Я не думаю, что она могла как-то вручить опасные воротнички убийцам своего мужа. Но я не преступлю закон, я не помешаю следствию — на поезд нере Круз никто не продаст билет из-за запрета, а уехать на паромобиле она не сможет. Даже если она боится нас или острых воротничков, ей не сбежать.

Он бросил тут же передравшимся уткам остатки своего пирога.

— Как ты думаешь, откуда взялись воротнички? — Вик заметила недоумевающий взгляд парня и поправилась: — я имею в виду банду. Острые воротнички. Откуда они всплыли?

— Вики… — Алистер, вытерев масляные руки о платок, смотрел куда-то вдаль, на горы, уходящие в темнеющие дождевыми облаками небеса на вернийской территории. — Мы не знаем, что творилось в трущобах сгоревшего Ветряного района. Туда полиция заходила только на облавы и то редко. Там были потогонки, там были подпольные игровые дома, там были фальшивоамулетчики и фальшивомонетчики, там торговали дурью, там была шваль разного толка и рода. Неужели ты думаешь, что их никто не контролировал? Кто-то был, просто он не высовывался из района. Теперь района нет. И тут же появились острые воротнички. Возможно, они там были изначально. Возможно, учитывая паб и вертящихся возле него Мейси, это какой-то осколок банды, собиравшийся устроить бунт и передел собственности. Район сгорел, а пена с него — банды и шваль, — осталась. Просто теперь она стала заметна. Вот и весь секрет острых воротничков. Поедем дальше? А то можем не успеть.

— Поедем. Может, что и узнаем, — согласилась с ним Вик.

В прачечной, выгоревшей не до конца — там пострадала только гладильня, — ничем помочь не смогли: никто из гладильщиц не выжил, и свидетелей возгорания не было, — зато Вик забрала журнал с записями заказчиков: одним из самых часто встречаемых имен были Мейси. Возможно, удастся вычислить других владельцев горючих воротничков. Этим журналом Вик наградила скучающего без дел Брока — они с Алистером сделали крюк, заехав в Управление. Заодно Вик снова посетила морг, озадачив Вернера и Картера, закончивших со вскрытиями и занимавшихся бумажными делами, — в журнале приема тел за вьюговей этого года нер Стен Круз с Тисовой не значился. Его обследования, соответственно, тоже не было. Картер клятвенно заверил, что проверит все бланки и поднимет личные дела работавших в то время санитаров — в морге в тот вьюговей, как и в Речном участке, провели чистку персонала, уволив многих. Вик поинтересовалась результатами вскрытия тел погибших в огне гладильщиц и с удивление узнала, что тела уже выдали родственникам для захоронения. По традиции Ренала похороны должны проходить в день смерти, то есть женщин похоронили еще вчера. Вернер оправдывался, что признаков насильственной смерти не было: одна умерла от сильных ожогов рук и тела, вторая надышалась продуктами горения. Вик с трудом давилась ругательствами — эксгумацию ренальская община не поймет и ни за что не одобрит.

Химический завод тоже мало чем помог — выделенный в заводоуправлении мастер, отвечавший за работу упаковщиц, ничего особенного про Фостер сказать не мог. Одно он утверждал однозначно: допуска к фосфору у неё не было. В доказательство он даже провел в цех, где за длинными столами девушки споро упаковывали разные безделушки по красивым коробкам. Вик даже заинтересовалась, что именно тут пакуют. Мастер споро отчитался:

— Да все, что угодно. Целлулоид — замечательный материал! Прорыв в химии и мире. Это и…

— Воротнички? — не удержалась Вик.

— И они тоже, — снисходительно улыбнулся мастер. — Воротнички, манжеты, шляпы, украшения: камеи, броши для женщин, гребни для причесок, спасающие несчастных черепах! Это бильярдные шары и спасенные слоны. Это посуда и хозяйственные мелочи, это кинопленка, это игрушки, это будущее!

Последнее сильно удивило Вик — она бы не дала своим детям что-то опасное:

— Игрушки? Не сильно ли опасно делать игрушки из целлулоида? Там же выделяется синильная кислота.

Мастер пояснил:

— Любой материал горит, если его сунуть в огонь, лера инспектор. Тут ничего не поделать. Но любой родитель понимает, что его забота — оградить ребенка от пламени. Синильная кислота выделяется только при горении игрушки. Но горит любая игрушка, даже фарфоровая кукла загорится из-за париков и набивки туловища. Тут ничего не поделать. Целлулоид нам подарил удивительную возможность создавать красивые вещи при недорогой цене. Он делает доступным многое, что раньше было уделом избранных.

За целлулоид мастер стоял горой, доказывая его важность, а то, что горюч — так все в этом мире горит.

Алистер, покидая завод, не выдержал и хмыкнул:

— Нас ждет век пластика. Будем есть пластиковыми вилками с пластиковых тарелок пластиковую еду… М-да.

Вечерело. Небо затянуло белой хмарью, обещавшую прохладу.

Алистер уточнил у Вик, помогая ей сесть в душный салон паромобиля:

— Домой?

Вик лишь кивнула — день прошел как-то суматошно и абсолютно безрезультатно, а завтра новый виток жары.

За окном паромобиля проносился оживающий город. Паромобили спешно везли домой уставших служащих. Праздные гуляки уже заполняли кафе и мюзик-холлы, рестораны и синематографы…

— Остановись! — Вик подалась на сидении вперед.

Алистер бросил взгляд в боковое зеркало и сам все понял:

— Синематограф?

Паромобиль как раз проехал мимо самого огромного и популярного Ройсодеона, названного так за стоимость билета всего в один ройс.

— Именно! — Вик вспомнила, что мастер упоминал кинопленку, как тоже изготовленную из целлулоида. — Чем боги не шутят? Рискнем?

Алистер подал пример, выходя из паромобиля:

— Рискнем, все равно меня дома никто не ждет.

Ему было почти под сорок, и он до сих пор был один, так и не найдя ту, кто сможет выдерживать его вечную занятость на службе.

Вик никогда не была в закрытой для посетителей части электрических театров, куда их провел слегка чем-то взволнованный билетер. Из одной из дверей — тяжелой, металлической, — вышел чем-то обеспокоенный, вызванный билетером мужчина. На вид ему было не больше сорока лет. Он был одет легко: белая рубашка, закатанная по локти, и свободные брюки на подтяжках. Он как-то нервно улыбнулся, пожимая протянутую Вик руку:

— Ваша сиятельность, очень рад знакомству… Очень! Нер Мишель, владелец театра, к вашим услугам. Чем могу быть полезен?

Вик, представив Алистера, тут же принялась объяснять:

— Нас интересует возможность кинопленки к самовозгоранию…

С лица Мишеля пропали все краски, а улыбка стала натянутой.

— Не извольте беспокоиться — пожарная безопасность у нас превыше всего, — он говорил торопливо, словно боялся чего-то. — Прошу, пройдемте в кинопроекционную — я вам все наглядно продемонстрирую. К сожалению, в обоих залах сейчас идут сеансы, так что залы я вам смогу показать только после окончания фильмов…

— Нас не интересуют залы, — оборвала его Вик, шагая в приятную прохладу кинопроекционной. Тут странно, крайне неприятно для чувствительного носа Вик пахло — такой же аромат был в доме неры Круз. Камфора. Желатин. И что-то остро-химическое. Вик еле сдерживалась — неумолимо тянуло морщить нос, как лисы, и чихать.

Узкое пространство было занято двумя огромными, в металлических кожухах кинопроекторами, опутанными проводами и трубами, и странным, пустым столом, от которого несло машинными маслом — видимо под ним прятался мотор. Из столешницы выступали два стержня, на один из которых была надета пустая бобина. Стрекотал один из проекторов, в его луче мелькали тени — в зал, через узкое, забранное стеклом окно, на экран проецировался фильм. Рядом с проектором, глядя в окошко, замер пожилой, но еще крепкий мужчина в рабочем, старом, замызганном чем-то джинсовом комбинезоне.

Мишель как раз показал рукой на него:

— У нас все по правилам, милера. Знакомьтесь, наш киномеханик Кляйн, он, как и положено, бывший военный. Он прошел всю Тройственную войну!

Правда, на чьей стороне воевал этот Кляйн, Мишель не стал уточнять — с таким родовым именем на стороне Тальмы не воюют.

Мишель тем временем продолжал, словно Вик могла все испортить или что-то запретить:

— Второй киномеханик, Миллер, тоже бывший военный. Они прошли у нас все необходимые инструктажи и умеют действовать в чрезвычайных ситуациях. За три года мы не потеряли ни одного киномеханика!

— Разве эта профессия так опасна? — не поняла его Вик. Она не удержалась и подошла ближе к окошку, рассматривая зал, где грохотала музыка.

Кляйн, опережая Мишеля и, кажется, нервируя его, заявил:

— По статистике Генры каждые восемнадцать дней погибает один киномеханик, лера.

Мишель скривился, знаком показывая киномеханику заткнуться и снова начал:

— Так то Генра! У нас все на высоте! Смотрите сами, милера. Для нас нет ничего важнее безопасности наших зрителей. Стены проекторной покрыты асбестом — он не поддерживает горение. На окнах… — он подошел к Вик, что-то пальцем отколупывая от рамы. — Видите — воск!

— Зачем? — в Вик не вовремя проснулось любопытство.

— Каждое окно закрывается огнеупорными ставнями. Их удерживает воск. Стоит в кинопроекционной подняться температуре в следствие пожара, то воск расплавится и ставни сами закроются, вне зависимости от состояния механика.

— А что с ним может произойти?

Кляйн, вглядываясь в свое окно, возле отключенного проектора, словно чего-то ждал на экране, пробурчал:

— Считается, что киномеханик в такой момент уже как минимум труп из-за ядовитого дыма, лера.

— Без сознания, — поправил его Мишель. — Не обращайте внимания — эта профессия учит быть готовым к смерти. У нас тут все меланхолики. Но, повторюсь, нет никакой опасности для зрителей. Они в любом случае успеют покинуть залы.

Кляйн чего-то все же дождался — Вик заметила, как на экране в верхнем правом углу появились светлые пятна — видимо, дефект пленки или записи. Но для механика это стало сигналом к запуску кинопроектора — на экране фильм продолжился как ни в чем не бывало, хотя первый проектор чем-то защелкал внутри и отключился. Кляйн тут же откинул металлический кожух с него и достал бобину с пленкой.

Мишель ожил:

— Видите, проекторы защищены по последнему слову техники: кожух, водяное охлаждение, три встроенных огнетушителя. Киномеханик тут же переносит пленку на перемоточный стол…

— Зачем? — это уже не удержал любопытство Алистер — его тоже заворожила магия кино.

Мишель снисходительно улыбнулся:

— Мы же не можем показывать фильм задом наперед. Перед тем как убрать пленку в чистовку…

— Куда? — опять не понял Алистер. Кажется, ему, как и Вик, неожиданная экскурсия пришлась по душе.

Мишель тут же поправился:

— В бюксу, металлическую и огнеупорную. Прежде, чем убрать пленку на хранение до следующего сеанса, киномеханик её перемотает. Сама бюкса уйдет в металлическую фильмоношу — тоже огнеупорную, и будет храниться в прохладе, во избежание воспламенения. Заметьте, тут даже трубы отопления не проведены, чтобы не перегреть пленку. Все предусмотрено. У нас театр устроен по последнему слову техники! Не извольте беспокоиться.

— Можно вопрос? — Вик все же вспомнила о цели визита.

— Конечно.

— При какой температуре горит кинопленка?

Мишель скривился, напоминая печеное яблоко:

— Все зависит от влажности и старости пленки. От наличия признаков разрушения, как то: желтизна, усиливающийся за…

Кляйн его перебил:

— Пленка, собака такая, самовозгорается от 50°C. Стоит только пленке на секунду… — Он заметил удивленный взгляд Вик и нанес на себя священный треугольник: — Я не лгу! Достаточно одной секунды задержки кадра в проекторе, и начинается пожар. Погасить его водой невозможно — пока вся пленка не сгорит, пожар не утихнет. Эта собака такая покрыта с двух сторон желатином.

Мишель все же влез, опережая и поправляя киномеханика:

— Водонепроницаемой эмульсией покрыта пленка. И да, горение продолжается даже в воде из-за неё.

Вик сама закончила:

— И выделяется камфора, синильная кислота и уксус.

— Не уксус, — одернул её Кляйн. — Азотка. Пленка, то бишь нитроцеллюлоза, делается с азотной кислотой, это ж по своей сути бездымный порох — добавь нитроглицерина и ба-бах! Уксус стабилизирует нитроцеллюлозу, делая её устойчивой к температуре, но, собака такая, она становится не такой прозрачной — режиссеры и операторы от такой пленки нос воротят. Вот и… Горим каждые восемнадцать дней, лера. Не мы, конечно, статистика. В Генре лет десять назад катастрофа была: из-за жары в 38°C сгорел, собака такая, весь архив одной кинокомпашки. Дотла. Серебра от пленки, что собрали на пожарище, даже на покрытие убытков не хватило. Вот так вот.

Стоя на крыльце театра, вдыхая еще горячий, но упоительно чистый после кинопроекционной воздух, Вик решительно сказала:

— До изобретения новых технологий, я с детьми в синематограф ни ногой.

Глава 8

Алистер уехал в участок, заверяя, что сам все доложит, а Вик, вернувшаяся домой, места себе не находила. Ноа даже камень где-то снова подобрала и с ним в кармане передника ходила, словно боялась чего-то. Даже несмотря на магическую печать, блокирующую у неё способности к эфиру, девочка до сих пор была слишком отзывчива к его проявлениям и легко чувствовала угрозы. Как напоминал всем шрам Грегори Хогга, рассекавший его бровь напополам, иногда эта опасность была мнимая. Может, и сейчас Ноа просто реагировала на нервозность Вик, только и всего? В городе же все хорошо, что там может случиться? Если только у неры Круз. Она же не сумасшедшая хранить дома кинопленку? Где бы она её взяла? Её муж служил в армии, в городе он работал охранником. Тут негде взять кинопленку — Мишель подтвердил, что в Аквилите её не производят и не продают. Круз же не сумасшедшая хранить дома, по сути, опасный порох, готовый воспламениться в любой момент. Только забыть запах, струящийся со второго этажа, никак не получалось. Там точно должна быть кинопленка.

Около девяти вечера, когда Вик уже уложила дочерей и Алька спать, прочитав им на ночь сказки, в гости зашла нерисса Анна Орвуд — та самая, которая служила в полиции некромантом. Время было совсем неподходящим для визитов, но Анна была из тех, кто плевать хотел на правила. Хогг, её хороший друг, уже почти смирился с её выходками, но художественную галерею, где висела картина кисти знаменитого художника Минье «Обнаженная юность», до сих пор обходил по большой дуге — для Юности позировала как раз Анна. Со спины, конечно, но спина и все что ниже были неприлично оголены. Брок вообще всем своим констеблям Особо важных запретил посещать выставку, надеясь, что картину рано или поздно выкупит какой-нибудь ценитель живописи и чести мундира некроманта ничего не будет грозить. Сама Анна только смеялась над этим.

Удобно расположившись в кресле в кабинете Вики, Анна почти сразу взяла быка за рога, заявив, что подняла записи своих предков-некромантов и выяснила, что храмовый запрет на вызов духа она запросто обойдет.

— … никто и не заметит, Вик. Зато у вас в деле Душителя с огоньком…

Вик удивленно оборвала её:

— Прости, как ты сказала?

Такого вольного полета фантазии она от Анны не ожидала. Та робко улыбнулась — для беспринципного некроманта она еще легко терялась:

— Это не я, это газетчики так обозвали. Не слышала?

Вик лишь качнула головой — сегодня со всеми переездами ей было совсем не до газет. Анна продолжила:

— Сегодня на каждом углу кричали о том, что полиция покрывает страшную ведьму-душителя. Якобы кто-то там из высшего начальства неровно задышал к падшей девице. Газетчики утверждают, что Фостер прокляла не меньше сотни человек и пожары не остановятся.

Вик озадаченно потерла висок:

— Бешеные белочки, однако, как же перепугались «острые воротнички»! С чего бы?

Она не понимала, почему они подняли такую шумиху в газетах? Неужели боятся, что все находятся под ударом «проклятья» Фостер? Алистер все же слишком хорошо думает о людях — надо будет спросить у Круз, не приходили ли к ней люди из банды, заказывая рубашки или воротнички для себя. Поглумиться люди любят, к сожалению, а нера Круз для Мейси и остальных всего лишь запуганная швея. Что может сделать одинокая женщина? Вик вздохнула — Круз могла обратиться в Управление по особо важным, но предпочла иное.

Анна продолжила, азартно подаваясь в кресле вперед:

— Вики, соглашайся! Никакого риска нет.

Кажется, её больше всего волновал эксперимент: сможет ли она обойти храмовый запрет, чем помощь полиции — слишком много энтузиазма было в голосе.

— Я вызову души жертв, ты их допросишь, а я потом засвидетельствую, что они сами пришли ко мне с неоконченными делами. Так бывает. Только свой фиксатор полицейский не бери и все.

— Я его сдала на расшифровку.

— Видишь, как все удачно складывается!

— Но я даже не знаю, где похоронен Стен Круз, — задумчиво сказала Виктория. Показания Мейси пока её несильно и волновали.

Анна замерла, пытаясь видимо вспомнить газетные заметки:

— Прости, не помню. Это кто? Это новая жертва? В газетах ничего не сообщали.

Вик качнула головой:

— Нет, это не жертва пожаров, но он тоже связан с этим делом. Круза, предположительно, убили как раз Мейси и его приятели. Но ни свидетелей, ни зацепок пока у нас нет. Нера Круз, жена убитого, отказалась давать согласие на вызов его души, и я даже не знаю: можно ли её вызвать? Он умер зимой, во вьюговей.

— У этих Круз есть семейный склеп?

— Вряд ли. Они не настолько богаты.

Анна решительно поднялась с кресла:

— Все ясно. Новое кладбище на Ветряной горе — там хоронят уже больше года, записи о похороненных хранятся в храме Сострадания при кладбище, ключ от храма у меня есть. И не бойся — кладбище там спокойное, мирное: я его регулярно навещаю по ночам из-за свежих захоронений. Найдем могилу этого Круза без труда.

— Анна, это незаконно! — Вик изумилась готовности Анны бежать куда-то сломя голову, причем на ночь глядя. Хотя это время как раз для некромантов.

Менторским тоном, совсем не соответствующим своим всего семнадцати годам Анна сказала:

— Незаконно убивать. Незаконно уходить от наказания. Вызывать души, чтобы расследовать, нужно — иногда души сами хотят рассказать о случившемся с ними, но не могут. Виктория, я серьезно. Надо для расследования — я сделаю. Это несложно. Поверь, если этого Стена Круза убили, то он сам будет рад, что его позвали.

Вик малодушно позволила себя убедить. Потом что-нибудь придумают с Анной или уговорят Круз или Фостер дать разрешение на вызов души.

Они выбрались на кладбище глубоко за полночь — Анне надо было собраться в дорогу, а Вик закончить домашние дела и набросать возможную схему преступления, как она сама её, пока еще смутно, понимала.

Ночью кладбище, действительно, было безмятежным, вдобавок, чтобы скрыть эфирные возмущения, которые могли зафиксировать амулеты ближайших храмов и полицейского участка, Вик набросила на себя и Анну защитное плетение Фидеса — через него не прорвется никто из неживых, и из немертвых тоже. Ночь приятно дышала прохладой, магический светляк в воздухе освещал круг всего в пару ярдов, скрывая чужие надгробные плиты, где-то пела сумасшедшая ночная птица — Вик была слишком городской, чтобы узнать её.

Душа Стена Круза, бледно-розовая от еще кипящего возмущения и страха, пришла на зов Анны почти мгновенно. Они с Вик дольше по кладбищу в поисках могилы ходили — почти час искали среди одинаковых каменных надгробий.

На вид Стену было чуть меньше сорока, причем стало понятно, почему младшая дочка Круз перепутала Алистера с отцом: Стен в строгой темно-синей ливрее отеля «Королевский рыцарь» тоже был верзилой с темными, немного волнистыми волосами —совсем как Алистер. Нечленораздельно завывающий призрак ошеломлено пытался вырваться за пределы гексаграммы, состоявшей из двух треугольников — светлых и темных сил. Он натужно орал, не замечая ничего — ночи, кладбища, некроманта. Лишь минут через пять Вик смогла разобрать первые слова:

— Эми-и-и-и! Я иду! Эми! Пустите, твари! Эми!

Наконец он устал, осел на могильную плиту и принялся кулаком бить в нее:

— Я приду… Я вернусь… Я все равно приду!

Он был еще там, у паба, где его убили. Вик поджала губы: призраков она не боялась, просто отчаянно жаль стало невернувшегося домой мужчину. Если бы не глупость Фостер, то он мог бы жить. Если бы не мерзкий характер Мейси, то все могло быть иначе.

— Стен! Стен Круз! — в который раз воззвала к нему Анна — до этого он полностью игнорировал её крики. — Стен, пожалуйста, поговори с нами.

Мужчина, озираясь и не понимая, где он, встал, глядя на Анну — кажется, Вик он не видел или предпочитал не замечать:

— Мои девочки… Эми… Лил… Оли…

Анна зачем-то обнадежила Стена:

— С ними все хорошо! С ними ничего не случится. Все будет хорошо!

Вик оставалось только отвернуться и промолчать. Она не была уверена, что с Амандой именно так и будет. За девочками Вик постарается присмотреть или их заберет в свой приют нерисса Идо, невеста Брока. То, что девочек может воспитать Фостер, Вик откровенно сомневалась. Хотелось отчаянно молиться, чтобы Аманда все же оказалась умной и всепрощающей. Впрочем, умной она и так была, даже если провернула аферу с кинопленкой.

Анна тем временем продолжала увещевать — у неё был большой опыт общения с мертвыми:

— Пожалуйста, Стен, поговори с нами. Ответь на наши вопросы, и мы тебя сразу же отпустим. Твои ответы помогут разобраться с тем, что произошло с тобой.

— Произошло? — он растерянно оглянулся, впервые замечая окружающие его могилы. Его призрачные пальцы скользнули, чуть проваливаясь в камень, по надписи: «Стен Круз 24.05.2880—12.01.2914 г. Любимый муж и папа, спи спокойно!»

Он поднял голову и потрясенно спросил:

— Я умер? — Он принялся рассматривать свои прозрачные руки, то и дело крутя их перед собой. Потом он снова опустился к могильной плите и погрузил пальцы в камень, удивленно глядя, как они исчезают в нем.

Анна мягко сказала, опережая Вик:

— Да, Стен. К сожалению, ты умер.

— А как я умер? — Он нахмурился, выпрямляясь: — я помню, как пришел в паб поговорить с Мейси — они там оба были. Сидели, пили в большой компании. Я попросил Брета Мейси поговорить со мной наедине, но он сказал, что от друзей у него секретов нет. Я лишь просил его быть настоящим мужчиной и отвечать за свои поступки. Да, Аликс — дурочка, но ломать ей судьбу не стоит, она добрая и любящая, у них с Бретом получилась бы семья.

— И что было потом? — тихо спросила Вик.

— Потом? — он задумчиво потоптался в узком для него треугольнике темных сил. — Потом Пикок обнял меня со спины и начал говорить, что сейчас мне покажут, как поступают настоящие мужчины. Первый удар от Брета я не пропустил, увернулся, хоть Пикок и вис на мне. Потом я слабо помню — их было слишком много. Удары сыпались со всех сторон, а Эллиот, бармен и хозяин паба, не спешил мне на помощь. Я еле выбрался из паба, толпа пошла за мной, а потом… Я не помню, что было потом. Удар чем-то тяжелым по голове и тут же тьма.

Он проникновенно выругался в небеса:

— Эми же просила не лезть к Мейси! Боги! Я идиот. Что теперь будет с моими девочками…

— С ними все будет хорошо, мы присмотрим за ними, — опять пообещала Анна. — Они вырастут умными и уверенными в себе девушками.

Стен посмотрел на Анну, а потом на Вик, словно впервые её заметил:

— Я могу вас попросить?

Та старательно мягко сказала — не стоит злить призраков:

— Не обо всем, Стен. Не любую просьбу можно исполнить.

Стен понятливо кивнул:

— Это вас не затруднит. Я бывший военный корреспондент, кинооператор. Дома в чулане второго этажа хранится кинопленка — мои друзья снимали мой самый счастливый день, день нашего с Амандой бракосочетания. Пожалуйста, навестите Эми и напомните ей, что кинопленку нельзя хранить дома больше пяти лет — она начинает разлагаться и может загореться. Она умница, сама это знает — она помогала мне в работе с пленкой, но все же напомните. Эми может забыть об этом или захотеть оставить на память. Прошу, напомните ей про пленку. — Он обвел взглядом ночь, а потом неожиданно спросил: — я точно не могу увидеться с Эми и девочками?

Грозный некромант, кажется, был готов расплакаться — Анна отвернулась в сторону, и пришлось отвечать снова Вик:

— Увы, нет. Но я потом принесу вам на могилу их фиксограммы, если вам так станет легче.

— Спасибо. Мне пора, да? — Он обвел взглядом небо, плотно затянутое облаками, яркие огоньки города под Ветряной горой, далекий океан.

— Не совсем. Вы не назвали имена тех, кто вас убил. Кто был в пабе, кто наносил удары, кто пытался вмешаться или наоборот…

— Зачем? Разве с этим не разобралась полиция? — Он заметил, как спрятала взгляд Анна, и понял: — не разобралась… Только разве показания призрака примут к сведению?

— Примут! — с жаром сказала Анна. — Я некромант, моему слову верят. Преступники все окажутся на скамье подсудимых.

Вик промолчала, что многие уже недоступны для суда и что скорее всего Аманда тоже окажется на скамье подсудимых.

— Хорошо… Меня избивала вся компания Мейси — Джек Оливер, Эрик Анна Пикок, Элджернон Литтл, Тимоти Роуз, Курт Косгроув и естественно оба Мейси: Брет и Гордон. Свидетелями были Рональд Эллиот, Курт Оуэн, Стив Марш и еще пара парней, который я не знаю — скорее всего они случайно тогда оказались в пабе. Больше мне нечего сказать. Прошу, защитите Эми с девочками. Позаботьтесь о них.

Вик отвела взгляд в сторону, пока Анна обещала ему, а потом обратно открывала колодец, по которому души уходят к богам.

Развеивая защитное плетение, Вик вздохнула: ночь была тиха и безмятежна, стрекотали сверчки, шумела мелкая сейчас Петлянка, убегая в Аквилиту, шуршали на ветру деревья, навевая сон, сияли огоньки лампадок на старинных склепах, а в сердце был раздрай. Того, что случилось с семьей Круз, не должно было произойти. И уж тем более правосудие не должно было оказаться в руках Аманды. О чем она только думала⁈ У неё же дети на руках!

Анна, стирая меловые линии на надгробном камне, заметила:

— Ты такая серьезная. Боишься кладбища или что-то другое?

Вик честно призналась:

— Думаю. Это ведь Аманда убила Мейси и Пикока. Это сделала она.

— Да ладно! Стен такого не говорил!

Вик лишь пожала плечами, отворачиваясь в сторону — мерзко чувствовать собственную вину и невозможность защитить город, закон, таких вот людей, как Аманда и Стен.

— Он подтвердил мои опасения, Анна.

— Он такого не говорил, и в любом случае, Аманда… Ты же не посадишь её в тюрьму?

— Ты не понимаешь, Анна. Я не могу иначе.

Пока шли обратно до паромобиля, та горячо доказывала:

— Даже если это Аманда, то у неё было право мстить! И это даже не месть, это восстановление справедливости, Вики! Как ты не понимаешь.

Вик твердо сказала, пытаясь убедить прежде всего себя:

— Нет такого права — мстить. Есть закон. Если его будут брать в руки все подряд, то начнется анархия. Будет хаос и убийства. Так нельзя. Есть полиция, есть суд.

Анна сжала кулаки, на миг замирая на дорожке, бежавшей под гору:

— Но полиция ничего не сделала, чтобы защитить её и её дочерей.

Вик подняла глаза вверх, сдерживая ругательства — прежде всего на себя. Она старательно подбирала слова — ей это потом ещё Алистеру говорить:

— Анна! Нельзя даже ради восстановления справедливости так поступать. Погибли невинные люди — гладильщицы из прачечной. Они были бы живы, если бы не Аманда Круз со своей местью.

— Но…

— Она была неправа! — Это прозвучало излишне горячечно. Вик отчаянно злилась на то, что не могла убедить даже саму себя. — Из-за её действий могло пострадать гораздо больше людей, чем две гладильщицы.

— Но, Вики…

— Она должна ответить за совершенное.

Анна, замирая возле паромобиля, прошептала:

— Но её вздернут на виселице, Вик. Она этого не заслужила. Это совершенно несправедливо.

Вик торопливо села за руль — это расследование совсем не то, чем она будет потом гордиться:

— В Аквилите мораторий на смерть. — Она запустила двигатель и аккуратно поехала в город — до рассвета совсем ничего времени осталось, Анне надо успеть выспаться, сама Вик решила, что сегодня обойдется без сна. — Максимум, что ей грозит, пожизненное в тюремной камере. Её не отправят на каторгу.

— Это неправильно, — еле слышно продолжала возмущаться Анна.

— Никто не вправе брать на себя обязанности закона.

— Закон тут не защитил.

— Анна…

Вик понимала девушку — та сама была в подобной ситуации: её отец, заразивший её страшной, смертельной болезнью, умудрился избежать наказания — суд счел недоказанной его вину в заражении Анны. Нер Орвуд, понимая, что дочь-некромант будет мстить, быстро после суда покинул город, прихватив почти все семейные деньги. Вик понимала и Аманду, но нельзя, нельзя той спустить такое с рук!

Глава 9

В городе что-то происходило — над Ветряной грядой в предрассветной тьме вновь висел золотой эфирный шар, предупреждающий об опасности.

Анна на переднем сиденье паромобиля подалась вперед:

— Что-то случилось в Восточном!

Вик утопила в пол педаль акселератора, гоня по Окружному шоссе — сейчас каждая минута была на счету.

— Анна, там может быть опасно. Может, тебя…

Та обиженно прищурилась — полгода службы в полиции её сильно изменили:

— Я констебль и не собираюсь там никого убивать. Некроманты не только убивать способны. Я могу за себя постоять — поверь: с тренировок Эша и Грегори не сбежать.

Вик улыбнулась — она и не знала, что оба Грега занимаются с Анной. Та выглядела слишком хрупкой и слабой для тренировок. Надо же!

Паромобиль почти летел к Ветряному району, мимо чуть несгоревшей ренальской прачечной, мимо благополучных домов, мимо еще работающих увеселительных заведений, откуда доносилась грохотавшая там музыка, только улицы были пусты — нечасто над городом висит золотой светляк. Себе дороже не выполнять предписания полиции.

Небо над Ветряным районом алело, и отнюдь не из-за робкого раннего летнего рассвета — весь район был накрыт сияющим в ночи щитом Фидеса. Вик вздрогнула — это кто же его держал? Это же вершина эфирологии! По зиме, чтобы накрыть район, понадобились силы всех магов города.

Анна громко сглотнула:

— Это же надо. Только бы никто не выгорел… Это же прорва эфира.

Вик лишь кивнула — она сама волновалась за парней, и не только за магов. У Эша же в дивизионе сплошь новички. Она снизила скорость — паромобиль подъехал к границе щита, нужно было время, чтобы дежурный маг, держащий тут щит, открыл проем.

Анна выдохнула в удивлении, когда паромобиль проехал через щит — кажется, големов за работой она ни разу не видела:

— Вот это красота!

Вик облегченно улыбнулась — посреди далекой еще площади Воротничков возвышался гигантский андроид, от которого и был запитал щит Фидеса, куполом накрывший район. Вспомнилось, что именно для этого — для защиты населения, — Андре Кит и создавала своих гигантов. Этой ночью никто из магов не выгорит. Только страшно представить, какой счет за задержку строительства моста выкатит мэрии вернийская компания, где и работали големы.

К паромобилю, узнавая по номеру, кинулся Жюль — сержант штурм-отряда Восточного дивизиона. Он запрыгнул на подножку, ухватился за крышу и хлопнул по металлу:

— Давай до участка и не останавливайся! Тут еще жарко! — Его свободная рука кипела эфиром на всякий случай.

Вик опустила стекло на дверце:

— Что случилось?

Она видела, как то и дело констебли вытаскивали из подворотен каких-то мужчин и тащили в полицейские паробусы. Зачистка еще шла своим ходом.

Жюль отчитался:

— Попытка взять штурмом полицейский участок. Поздно вечером сгорел дом некоего Джека Оливера. Воротнички как ополоумели! Зато теперь есть кому обновить камеры. Сволочи! Хороший район чуть не пожгли.

Синих мундиров на улицах Ветряного района было чрезвычайно много — значит, Эш вызвал подмогу из Особо важных и других дивизионов. Он не стал доказывать собственную крутость, решив перестраховаться. Правильно. Жизни людей всегда важнее чьей-то мнимой крутости.

— Из наших много пострадавших?

— Да так, по первости чуть помяли наших, но и только то. Штурм не получился, так «воротнички» погром устроили.

Паромобиль медленно полз в гору, и Вик видела и потоки воды вдоль тротуаров, и усталых пожарных, сворачивающих брандспойты под охраной констеблей, и убирающих какой-то мусор дворников вместе с пилотками — видимо, тут пытались строить баррикады, и разбитые окна, и сгоревшие дома. Вот же сволочи, район только-только начал жить по-человечески!

Ветер в открытое окно приносил стойкий запах гари, словно город вернулся в прошедшую зиму, когда этот район сгорел дотла. Тонкой эфирной струйкой летел над улицами страх — Вик его чувствовала всей кожей. Нескоро удастся убедить жителей, затаившихся за черными, слепыми окнами домов, в безопасности этого района.

Вместо разбитых и поломанных фонарей улицы освещали магические светляки. Болтались на ветру обрезанные электрические и телефонные провода. Погромщики постарались на славу.

Жюль подсказал Вик:

— На задний двор заезжай — там паромобиль оставить безопаснее.

Анна совсем затихла, сидела, как мышка — волновалась за Хогга, наверное. Он из тех, кто вечно прет вперед. В участок, освещенный вытащенными из хранилища на случай чрезвычайных ситуаций масляными лампами, Анна влетела первой, опережая даже пытавшегося воспитанно открыть нериссе дверь Жюля.

Вик старательно не отставала: здесь были её друзья, за которых она волновалась.

В огромном холле на скамьях и на полу вповалку спали незнакомые констебли, все сплошь в повязках: у кого-то на руках, у кого-то на голове. Судя по спешно брошенному Вик диагностическому плетению, все стабильные, все пролеченные и в помощи не нуждавшиеся. Она поспешила в общий зал, где уже скрылась Анна.

Зал был тоже полон: что-то спешно ели констебли, готовясь снова вернуться на улицы после краткого отдыха, кого-то добинтовывал уставший Деррик, что-то быстро показывал на карте и объяснял Эш констеблям под одобрительным взглядом уставшего, одетого в партикулярное Брока — того явно выдернули из дома или из гостей: его невеста нерисса Идо проживала рядом.

Отвратительно пахло кровью и усталостью.

На стуле у окна сидел сонный Хогг — у него на голове была окровавленная повязка. Анна стремительно обняла парня, попытавшегося отстраниться. Вик отвернулась: иногда она не понимала Анну — Хогг явно чурался её и не знал, что делать с её нежностью. Краем глаза она заметила — Хогг все же вырвался из объятий и резко встал. Чего-то подобного стоило ожидать — они слишком разные с Анной. Чего она не ожидала, так это того, что Хогг тут же сам прижмет к себе девушку, что-то успокаивающе шепча в макушку — Хогг та еще каланча.

Вик бросилась к Эшу и Броку — оба щеголяли повязками на руках и синяками на скулах.

— Грег, Брок, как вы?

— Живы, Вики! — расплылся в широкой улыбке Брок. Эш лишь кивнул. Он сильно зарос щетиной, от него несло горьким мылом дивизионной душевой и гарью. Было видно, что Эш устал — который день он не показывался дома, ночуя в участке. Сержант Себастьян Кейдж из Особо важных молча ткнул пальцем в своих констеблей, и они пошли прочь, чтобы не мешать беседе. Алистер остался. Его явно интересовало то, что узнала Вик и Анна. Запретным, алым эфиром от них несло, наверное, за милю.

— Потери есть? — тут же уточнила Вик — это её город, это её ответственность. И пусть лер-мэр спит себе спокойно в своем доме в центре Аквилиты, она не такая — она должна быть там, где нужна.

— За кого ты нас держишь? — обиделся Брок. — Эш — молодец! Он нас вызвал сразу же — его пилоток чуток только успели пощипать и помять. Мы уже почти всех «острых воротничков» переловили — так, остатки в темноте шарятся.

Вик обвела взглядом удаляющихся прочь пилоток:

— Кого надо лечить?

Эш вмешался, откашливаясь:

— Спасибо, Виктория, но не нужно. Деррик уже справился со всеми — вон, долечивать пошел по второму кругу. В полночь все началось, к двум ночи уже всех угомонили.

Брок подтвердил:

— Все хорошо, не беспокойся. Зато у нас сейчас такая коллекция белых воротничков — закачаешься!

Эш мрачно напомнил, потирая заросший подбородок:

— И ни одного нужного. Хаус с Фреем остались на ночь — все проверили, ни в одном кинопленка не зашита. Пока тупик.

Вик нахмурилась:

— «Острые воротнички» это из-за Фостер устроили? Они все еще думают, что она виновна в пожарах?

Эш кивнул:

— Да!

Он отвернулся в сторону, скрывая зевок. Которую ночь он уже не спит? Элизабет, его жена, наверное, уже с ума сходит. Вик, зная, что парни все учли — они начинали свою службу гораздо раньше неё, — все же спросила:

— А по домам задержанных воротнички проверяли?

Брок обиженно фыркнул:

— Уже все обшарили — изъяли все, просто поверь. Воротничков работы неры Круз и её ателье много, но ни одного воспламеняющегося. Надеюсь, что с пожарами покончено. Представляешь, у «острых воротничков» хватило наглости заказать свои воротнички у неры Круз. Издевались, сволочи…

Эш подсказал:

— Хогг вчера со своими друзьями из Речного по памяти составил список всех задержанных двенадцатого вьюговея у паба «Приют». Дела, сама понимаешь, нет — Арно и его инспектора хорошо постарались, чтобы скрыть следы.

Вик горько сказала очевидное:

— Стена Круза убили. Его забили до смерти из-за попытки вступиться за Фостер.

— Мы так и поняли. Только дела нет. Увы.

— Зачем «острым воротничкам» Фостер? Почему они так хотят её убить под видом правосудия? Вы что-то нашли в её доме во время обыска?

— Нет, конечно. Фостер ни в чем не виновата, кроме своей глупой доверчивости. Не поверишь… Я тут прижал Эллиота — это тот верзила в канотье, что выставлял требования вчера. Помнишь?

— Владелец паба «Приют» и свидетель смерти Стена Круза, — подсказала Анна, которая подошла ближе — Хогг так и не выпустил её из объятий.

Эш и Брок внимательно оглядели штатного некроманта и решили, что спрашивать о том, где этой ночью она была вместе с Вик, не стоит — и так все ясно. Брок только уточнил:

— У вас список тех, кто избивал Круза есть?

Анна не сдержала зевок:

— Я сейчас его напишу и заверю. — Она предпочла сменить тему, напоминая, что Эш не закончил: — так что там Эллиот сказал?

— Он сказал, что по зиме приходила к нему нера Фостер, мать Аликс. Просила помочь разобраться с Мейси. Он отказал, заявив, что это не его дело. Тогда она заявила, что проклянет всех именем опозоренной дочери — пока та жива, покоя им не будет.

Вик еле сдержала ругательства:

— Она хоть понимала, к кому обращалась⁈ Обратиться к бандитам пригрозив таким⁈ Там голова на плечах, по-видимому, только у Аманды Круз и есть. Небеса… Семейка идиотов.

Брок согласно кивнул, а Эш добавил:

— Оба Мейси состояли в банде — они год назад хорошо поднялись на каком-то деле и собирались сами подмять под себя Ветряной квартал. Эллиот у них за главного — только пока он это отрицает. Он сперва по зиме решил, что нера Фостер немного не в себе со своими угрозами.

Брок кашлянул и, виновато посматривая на Анну, спросил:

— Кстати, вы не пытались поговорить с духом неры Фостер? Она тоже же умерла — в конце весны.

Анна качнула головой:

— Я не нашла в храме упоминания о её захоронении. Так бы подняла, конечно.

Эш вмешался:

— Нера Фостер перед смертью сняла с себя священный треугольник, заявив храмовнику, что стала по убеждениям атеисткой. Она похоронена где-то за оградой кладбища. Точнее Аликс Фостер сказать не смогла. Вряд ли вызвать дух Фостер удастся — полагаю, он уже рассеялся в мире.

Вик только прошипела сквозь зубы ругательства — семейка Фостер умопомрачительно глупа. Успокоившись, она спросила:

— Эллиот поверил в проклятье после Мейси? Или Пикока?

Эш пояснил:

— После Мейси — Пикок не при чем с Фостер. До Эллиота еще не дошло, что дело отнюдь не в Фостер, а в Стене Крузе.

Вик сцепила зубы: все же все упирается в Аманду.

Хогг, оставляя ненадолго Анну, принес откуда-то дело Фостер и подал Вик бумаги:

— Смотри, список задержанных двенадцатого вьговея у паба «Приют» почти совпадает с тем, кого называла Фостер — с кем она гуляла с Бретом Мейси в первый раз, за исключением Мейси-старшего и Пикока. — Он по памяти процитировал: — «Джек Оливер. Тимоти. Вроде бы Элджернон. Курт». Тимоти Роуз, фигурирующий в обоих списках, погиб еще зимой — в трескун. Эксперты Центрального дивизиона решили, что пожар в паромобиле начался из-за удара молнии — тогда бушевала шаррафа.

Это дикий ураган, который прилетал с юга: с ветрами, жарой, песком и грозами.

— Пикок, который фигурирует только в списке задержанных у паба, погиб две седьмицы назад. Элджернон Литтл — он жив, но именно его воротнички спалили ренальскую прачечную — мы проверили записи, что ты изъяла в прачечной. Литтл все, естественно, отрицает. Брет Мейси и Гордон Мейси — тут все ясно. Курт Оуэн отрицает свою причастность. Он просто гулял на набережной и только. Про паб отмалчивается. У него дома найден тоже только простой воротничок, сшитый в ателье Круз.

— Курт… — Анна осеклась, виновато глядя на Вик. Та продолжила:

— На набережной, может и гулял Курт Оуэн, но в пабе был Курт Косгроув.

Эш посмотрел на Вик и на не вовремя зардевшуюся Анну:

— Что ж… Что-то еще удалось узнать у Стена Круза? — О незаконности этого он предпочел промолчать.

Анна сцепила зубы — она все еще считала, что у Аманды было право мстить. Пришлось отвечать Вик:

— Муж Аманды Круз был кинооператором. Дома у Аманды Круз хранится кинопленка с их свадьбы.

— Хр-р-рень! — не сдержался Эш, ругаясь за себя и промолчавшего Алистера — тот лишь помрачнел, становясь похожим на тень. Может, с интересом Байо и Эша к Фостер Вики ошиблась, но не с Алистером.

Брок терпеливо молчал — это вотчина Эша, это его участок. Грег повернулся к нему:

— Хогг сейчас найдет адрес Косгроува. Ты, как особист, поедешь к нему на задержание? Мне будет сложнее — пока разбудим судью и добьемся ордера…

— Да, я сам тряхну стариной и съезжу к Косгроуву. Может, хоть там повезет с воротничками.

Анна, обняв зардевшегося Хогга, спрятала лицо у него на груди. Она явно молилась, чтобы воротничок не нашелся. Она была на стороне Аманды.

* * *

Воротничок вместе с Косгроувом привезли через час. Вик устало сидела на скамье и ждала в компании с Анной, Грегом и Алистером. Он молчал, только пальцы сцепил в замок. Анна то и дело вздрагивала, засыпая и приваливаясь к плечу Хогга. Кажется, она продолжала искать для Аманды оправдания.

Воротничок был произведением швейного искусства. Отложной на стойке. Кипенный лен, до блеска пропитанный гуммиарабиком, так что кинопленку, если она там есть, и не прощупать. Идеальные строчки. Обметанные для галстучных булавок отверстия, чтобы не портить ткань. Вышитая монограмма «острых воротничков».

Его было жаль резать, и даже у ночевавшего в участке Гратина дрогнула рука в первый момент.

— Жаль, — признался он Виктории, но все же разрезал воротничок пополам. Хаус подался вперед с удивлением рассматривая, как Гратин извлекает из стойки чуть пожелтевшую кинопленку с обрезанными перфорациями по краям. Вик поморщилась — запахло камфорой и чем-то противно-химическим. — Вот это да…

Хаус, сделав несколько снимков на фиксатор, стремительно подал железную коробку — закончить, как «острые воротнички» тут никто не хотел. Гратин положил куски пленки в коробку и плотно закрыл её. Он посмотрел на Вик:

— Исследовать будем или оставим до суда?

Она отрицательно качнула головой:

— Нет, даже не вздумайте сами смотреть. Кляйн говорил, что и секунда задержки в кинопроекторе приводит к возгоранию.

— Так там лампы слишком мощные, а у нас тут простые масляные лампы, — робко влез Хаус.

Вик вздрогнула от энтузиазма экспертов — подносить пленку к источнику огня!

— Нет.

— Но мы осторожно, — продолжил убеждать уже Гратин.

— Нет, — Вик была непреклонна. Тут только пожара и синильной кислоты не хватало.

Гратин нанес сокрушительный удар:

— А вдруг там что-то интересное? Пальчики те же. Или пленка другая, не как у Круз? Вдруг там проклятья сняты?

Вик сдалась под его напором:

— Телефонируйте Кляйну — попросите о помощи. Посмотрим у них на монтажном столе.

Она не удержалась и снова взяла в руки испорченный воротничок. Нельзя было не признать, что это очень изящная месть умной швеи. Иногда ум, все же, зло. Не знай Аманда о том, что пленка является бездымным порохом, то предпочла бы все же обратиться в Особо важные. Но она знала — она решила все сама. Это удручало — значит: в Аквилите не все в порядке.

Эш, все это время молчаливо наблюдавший за работой экспертов, посмотрел на Вик:

— Ты поедешь на арест неры Круз?

Она отрицательно качнула головой, ловя на себе удивленные взгляды Гратина и Хауса — пришлось пояснять:

— Это наша ошибка. Ошибка полиции и моя тоже. Мы по зиме упустили дело об убийстве Круза, и Арно, тогда еще суперинт Речного дивизиона, его умудрился замять. Вдове самой пришлось добиваться справедливости. Я не говорю, что она поступила правильно, но не хочу видеть её арест. Не хочу вселять в неё надежду, что возможно помилование.

Эш кивнул:

— Я буду ходатайствовать о минимально возможном для неё наказании.

Все понимали, что такого не будет — воротнички Аманды убили двух женщин в прачечной. Наказание за убийство всегда одно — смертная казнь.

Алистер вмешался — он твердо сказал:

— Я с вами, хорошо? Там дети. Их нужно будет отвезти в больницу — они болеют.

Это было больно. Дети ни в чем не виноваты, а теперь им грозит приют. Вик не могла сдержать обиды за закон и полицию, за любимый город. Ну почему у Аманды не хватило ума обратиться в Особо важные⁈ Почему не написала письмо в прокуратуру? Почему не пожаловалась в приемную лер-мэра? Почему не принесла жалобу лично в приемную герцога⁈ А Вик теперь жить с осознанием, что она не права.

— Бешеные белочки…

Анна совсем замкнулась в себе, что-то лихорадочно придумывая. Она осторожно взяла Вик за руку — пальцы Анны были ледяными:

— Ты не обещала Стену, что с Амандой все будет хорошо.

Хогг добавил от себя:

— И не ты заставила её мстить. И не ты дала ей совет с кинопленкой.

— Это мой город, — Вик потерла висок: опять заболела голова и как по заказу которое утро подряд начало тошнить. — Я должна была что-то сделать. Только что — я не знаю.

— Ничего ты с людьми сделать не можешь. Абсолютно, — вмешался уже Эш. — У них свои мысли, доводы и свобода действия. Ты ни при чем. Что случилось — то случилось.

Эш накинул на Вик лечебное плетение. Вик благодарно кивнула ему и молчала — она не знала, что делать. Как поступить правильно. Прачечную со счетов не спишешь. Там были жертвы.

Анна увещевающе начала:

— Я могу вызвать дух неры Фостер. Плевать, что она атеистка — душа не сразу сливается с миром, а мои возможности никто толком не знает.

Вик поняла, что та готова лгать ради неры Круз. Анна с воодушевлением продолжила:

— А с самой Круз я возьму нерушимую клятву, что больше никогда она такое не повторит. «Острых воротничков» я просвещу, что проклятье неры Фостер не снять убийством Аликс Фостер. Наоборот, они должны с неё пылинки сдувать — когда выйдут из тюрьмы, конечно. Еще…

Вик помнила, как обещала себе по кирпичикам разобрать Аквилиту, если что-то случится с её Эваном. Она помнила, как обещала себе найти и покарать каждого, кто пытал Брока. Она помнила, что не собиралась тогда прибегать к закону. Бешеные белочки, надо что-то решать…

— Гратин, Хаус, пожалуйста, проверьте воротнички, сшитые Круз. В ателье было две швеи. Круз и нера Фостер. Возможно как-то установить, одна и та же рука шила безопасные воротнички и воротник с нитроцеллюлозой?

Хаус потер подбородок:

— Я не уверен, что такое возможно, но попытаться стоит: может, разная длина стежков…

Гратин подхватил:

— … разные нитки, разный отступ от края, разные обметочные швы на отверстиях…

Эксперты придвинули к себе коробку с воротничками и принялись их сравнивать. Вик и остальные вышли в коридор, чтобы им не мешать — только Эш и остался с экспертами. Хогг куда-то исчез, принеся для всех бутылки с колой и сэндвичи. Вик отказалась от еды, замерла у окна и смотрела в никуда. За окном светало. Солнце поднималось над Ветряной грядой и скоро надо ехать за нерой Круз — задерживать её и допрашивать. А там две маленькие запуганные девочки. Отдавать их на воспитание Фостер, чтобы из них получились её глупые копии, откровенно не хотелось. Эван поймет еще детей в доме или нет?

Алистер, подпиравший стену рядышком, внезапно прервал тишину, обращаясь к Вик:

— Как ты думаешь, у одинокого мужчины есть шанс удочерить двух девочек? Дом, служба и хорошее жалование у меня есть. Няню найму. Фостер мне не внушает доверия.

Вик сглотнула — ему все же очень понравилась Аманда:

— Я напишу тебе рекомендательное письмо для Попечительского совета службы Призора за детьми. Идо не откажется помочь.

Алистер лишь кивнул — а что тут еще скажешь? Ни-че-го. Как умная Аманда умудрилась совершить такую феерическую глупость с местью⁈

Хаус, вертя в руках две половинки воротничков, вышел из своего кабинета вместе с задумчивым Эшем:

— Два закрепа. — Он для верности даже потряс половинками. — Тут на воротнике с кинопленкой два закрепа. Этим он отличается от неопасных воротничков.

Вик кивнула — она не будет проверять, насколько правдивы были заключения экспертов. Ей все равно, что это может быть ложь, которую они придумали вместе с Эшем.

Хаус снова повторил:

— Я серьезно! На обычных воротничках один закреп нитки. На опасном — два. Словно его кто-то это…

— Расшивал, — подсказал Гратин, вышедший из кабинета следом.

— Именно! — ожил Хаус. — Воротничок распарывали и заново сшивали.

Анна вскинулась и потащила за собой Хогга:

— Мы на кладбище! И не стоит беспокоиться — за мной присмотрит Грегори! Я не я, если эту сволочь не подниму!

Вик устало опустилась на скамью. Голова болела. Хотелось спать и ни о чем не думать.

Рядом сел сонный, замотанный Эш:

— Эксперты тайком от тебя проверили пленку.

— Живы? — глупо спросила она: видела же, что ожогов на них нет, и синильной кислотой не несло.

Эш хрипло рассмеялся:

— Да что им сделается, к сожалению. Не верят, что кинопленка настолько опасна. Они подтвердили, что на пленке запечатлена чья-то свадьба.

Вик не сдержала улыбку:

— Иногда и счастливая жизнь убивает.

— Именно.

Вик опасливо спросила:

— Они же не лгали про швы?

Эш вздохнул:

— Даже если лгали… Мне все равно.

Валентина Варава Дополненная реальность. Новый пользователь

Пролог: Пашка что-то скачал

Пашке Соколову в тот день было мучительно скучно. От нечего делать он листал социальные сети, то и дело хмыкая на смешных мэмах или корча телефону рожи, наткнувшись на очередное старьё. Хотелось рвануть куда-то на самолёте, как некоторые одноклассники, которым повезло с предками, или хотя бы на загородную турбазу, жарить шашлыки и пить пиво. Но никто ни разу, конечно, ничего подобного ему не предложил, и весенние каникулы подходили к концу.

Бездарно потраченное время.

Таким Пашка считал почти всю свою унылую жизнь. Ни радости в ней, ни просветов. Даже то самое заветное пиво на турбазе пил лишь однажды, когда старший брат в армию собирался и устроил крутую тусовку. Не позвать Пашку по такому поводу было слишком даже для него, и младший Соколов наконец-то вкусил свободной правильной жизни.

При Серёге задирать Павлика, конечно, никто не осмеливался, и можно было представить на те выходные, что он – нормальный человек.

А на деле…

На деле Пашке было почти семнадцать, но у него не имелось друзей, в школе отчаянно травил отбитый бугай Славик Марципанников, не обращала никакого положительного внимания душнила (но сиськи-то этим не испортишь!) Светка Мирошина да ещё и троллил постоянно учитель истории. Родаки отказывались покупать соньку, даже старую, даже подержанную. А с единственным приятелем Толиком было стыдно кому-то на глаза показываться с тех пор, как перед каникулами тому в ранец запихнули мышь, и Толик перепугался, вопил, как девочка, и стал вместе со своим мышиным ранцем звездой ютуба. Только просмотры под миллион ни фига хорошего ему не принесли, разумеется.

Вот как могло получиться, что в одной семье старший сын – крутой пацан с ордой прихлебателей и мечта всех девчонок, а младший – чмо недоделанное, у которого единственный друг опозорился на весь интернет? Что за вселенская несправедливость?

А главное – перспектив никаких. Время упущено, молодость свою Пашка просрал, и ни в жизни ему теперь авторитет не заработать.

На глаза попалась красочная реклама какого-то игрового приложения. Бесплатного. Платить за такое Пашка бы в жизни не стал.


«Эксклюзивное предложение! Новая игра!

Мы не стремимся к популярности! Не нужно о нас рассказывать! Не нужно нас рекламировать! Воспользуйся сам и сохрани в тайне!»


«Без рекламы!» – нагло врала в углу красная надпись. «Знаем мы такое «без рекламы», как же», – подумал Пашка, но в иконку всё-таки ткнул, и игруху на телефон скачал. Потому что делать было нечего.

Приложение называлось «Дополненная реальность». Про такое Пашка что-то слышал, но сам не пробовал. Каких-то покемонов надо было вроде собирать, сканируя комнаты камерой, – и они там прыгали, что-то вроде того. Думал найти и качнуть – руки не дошли. Вроде прикольная идея.

Делать-то всё равно не фиг.

Загрузилось быстро, и тут же предложило лицензионное соглашение, которое Пашка, конечно, читать не стал.

Заполучив галочку и «ок», приложение Пашку поздравило, а потом отобразило на весь экран его растянутые на коленях спортивки, перейдя в режим типа камеры.

Пашка отвёл руку в сторону. Квадратные рамочки, похожие на поиск лиц на фотографиях, очертились вокруг каждого предмета в спальне. Он ткнул в первую попавшуюся – вокруг чашки недопитого чая на столе.

Появилась кнопка «инфо».


«Кружка керамическая, 730 мл, цвет – синий. Актуальная цена 75 рублей».


Вот вам и уникальная. Обычный скоростной поисковик по изображениям. У Пашки такой и в браузере есть.

– А это тебе как? – ехидно проворчал он, стянул спортивки и навёл камеру на свой вялый член.


«Пенис мужской. 8,5 см. Не возбуждён».


Пашка обиделся на нечестные сантиметры. И вовсе у него не восемь и пять, а все четырнадцать и два! Кто ж так меряет?!

Он уже собирался снести дурацкое приложение, но на экране появилась надпись:


«Включить режим персонализации?»


Всё ещё обиженный, Пашка ткнул в «да». И снова выбрал чашку. Не́чего тут его гениталии через интернет пропускать!


«Ваша чашка. Состояние: грязная. Содержимое: заварка использованная. Последнее применение: 19:22».


Хе-хе! Пальцем в небо!

Пашка не поленился встать и заглянуть в чашку. Там действительно была подсыхающая заварка. Повезло, вполне мог оказаться пакетик. Но от него бы торчала верёвочка. Так что всё понятно.

Пашка навёл камеру на спящего кота и ткнул в меню.


«Ваш питомец. Кличка: Стержень. Возраст 4,2 года. Состояние: сон».


А это оно как нашло? Фотки в мамкиных альбомах, что ли, проанализировало? Ни фига себе скорость! И вообще не подвисает.

Пашка решил оставить приложуху. Смотался оправиться в туалет – всё равно уже встал! – и, снова завалившись на кровать, приспустил штаны. Оно, конечно, не айс – гонять свои гениталии по Сети, но он же так уже сделал. А было интересно.


«Ваш пенис. Длина 8,5 см. Последнее использование: мочеиспускание, 22:44».


Пашка дёрнулся и приоткрыл рот.

В левом углу экрана было время – без пятнадцати одиннадцать. Это вообще как получилось? Он даже телефон с собой в туалет не брал.

Попробовал поискать по названию прикольного приложения отзывы в интернете, но их там не было. И это казалось ещё непонятнее, чем время похода в туалет.

Когда он снова развернул окно, на экране появилось уведомление:


«Вы можете расширять функционал меню, выполняя квестовые задания. Постарайтесь, и научитесь не только познавать реальность, но и управлять ею!»


Пашка окнул и попал в меню.


« Уровень: новичок. Пакет информации: базовый, тест. Выполнено квестов: 0. Найдено предметов: 0.

Включить обучающий режим?»


Пашка включил.

Появилось первое задание:


«Наведи камеру и разбуди своего кота».


«Хитрые засранцы!» – подумал Пашка. Но всё-таки поднялся и попинал Стержня ногой. Тот зевнул и уставился на него с осуждением.


«Задание выполнено!»


И чё?

Пашка поймал кота в объектив. Кроме пункта «инфо», появилась иконка «анализ».


«Наполненность желудка 42%

Наполненность мочевого пузыря – 5%

Наполненность кишечника 2%

УГРОЗА: гельминты!»


Каждую из строчек можно было выбрать, и Пашка ткнул в «мочевой пузырь», кликнул «наполнить». После этого все строки стали неактивными и появилось новое сообщение:


«Вы протестировали бета-версию расширенного функционала. Подобные возможности откроются после достижения 40-го уровня. Выполняйте квесты, ищите предметы и знакомьтесь с постепенным улучшением меню. Для более подробной информации перейдите…»


Пашку отвлёк непонятный звук. Он поднял глаза.

Стержень старательно закапывал ковёр, цепляясь когтями за ворс.

Глава 1: Квестовые задания

– О боже, Стержень! Ты сдурел?! – подскочил Пашка, роняя телефон, и метнулся к коту, который успел прижаться к полу на месте преступления и тут же пулей сдристнуть под шифоньер.

Пашка стоял и пялился в мокрое пятно на ковре.

Стержень никогда так не делал! Даже если в доме бывали гости и кто-то тупил, плотно заперев дверь в ванную, кот садился рядом и орал дурниной, пока его не впускали! Тот же приём он применял, когда кто-то мылся, позабыв выставить его лоток в коридор. Стержень был хорошо воспитан.

От ковра поднималась характерная кошачья вонь.

Пашка медленно повернул голову к кровати. Телефон зазывно светился незаблокированным экраном.

Совпадение?

Пашка мог бы с равной степенью убеждённости утверждать как то, что таких совпадений не бывает, так и то, что игруха из интернета не могла заставить кота испоганить ковёр.

К телефону он возвращался с опаской. Сердце предательски колотилось так сильно, будто бы он, Пашка, такой же трус, как Толик.

На экране приложухи теперь крутился объёмный перевёрнутый «игрек» в кружочке, который распался на звёздочки от нажатия и обнажил новую рамочку с уведомлением:

«Начать выполнение квестов можно, перейдя в раздел «Квестовые задания», – сообщала надпись в центре экрана, а красная стрелка пульсировала, указывая в правый верхний угол на иконку с рожками.

Конечно, Пашка тут же туда нажал.


« Сложность: обучение, лёгкий. Баллы для разблокировки опций. Балланс: 0 баллов.

1. Собери в пределах жилплощади 20 монет номиналом «10 рублей». Награда – 1 балл».


Так-так. Бред, конечно, но зато выполнить легко, да и понятно, как сделано: камера отсканирует двадцать монеток, и квест зачтётся. А на полученные баллы можно будет проверить функции. Конечно, эта херь не сработает второй раз.

В комнате нарастал вонизм. Стержень был некастрированным котом. Мать с него теперь шкуру сдерёт. Протереть, что ли?

Пашка заскочил в ванную и изучил содержимое шкафчика под раковиной. Прихватил бутыль «Доместоса» и выдавил на пятно резко пахнущий гель. Порылся в ранце и обнаружил две десятки, ещё одна нашлась в кармане джинсов, остальная мелочь не подходила. В ящиках стола имелись две монеты. Ещё одну Пашка приметил на подоконнике. Потом пошёл к вешалке в коридоре и обыскал свои куртки, добавив ещё шесть десяток. Недостающие монетки собрал по мамкиным сумкам и вернулся в комнату.

Там теперь убийственно разило хлоркой. Пашка заподозрил, что влетит не только Стержню, но и ему самому. Открыл окно и взялся за телефон.

На экране крутилась эмблема объёмной буквы «П» в кружке. После нажатия она разлетелась на звёзды. А на опустевшем месте значилось уведомление: «Квест пройден! +1 балл!», хотя Пашка ещё не предъявлял монетки в объектив камеры.

Стало как-то тревожно. Да и толку от одного балла немного.

Он снова забрался в «Квестовые задания».


«2. Съешь двойной бургер. Награда – 1 балл».


Вот тебе раз!

На фастфуд особо денег не водилось, во всяком случае, на доставку с её дурацкими минимальными суммами для заказа. Да и предки не поймут. А где взять бургер посреди ночи?

Может, эта хреновина – просто хитрая реклама? Сейчас предложит ему какую-то лавочку с готовой жрачкой, и всё тут? А нужный бургер будет как раз стоить двести рублей, которые он до того насобирал, как дурак?

Пашка надулся и начал лазить по приложению. Например, в правом верхнем углу имелась иконка со звёздочкой из двух перекрещённых треугольников. Она открывала достижения.

В новом меню экран делился на две части, в первой было десять пунктов, во второй – семь.

Нумерации не имелось, первая строчка слева обозначалась крестиком, дальше был квадратик без одной стороны с округлыми углами, потом – перевёрнутый кривобокий «игрек», в точности как тот, который раньше закрутился, а потом распался на звёздочки: и верно, рядом числилась цифра один; ниже шло что-то вроде отзеркаленной «Г» с удлинённой верхней частью, потом «П», которая повторялась ещё раз через два пункта, ещё одна «Г» с закруглённой верхушкой покороче или перевёрнутая отзеркаленная нота, следом косая «Т». Предпоследним был недоведённый кружок или скорее буква «G» на боку, а последней – запятая.

В правом столбце значились картинки: морда льва, змея, потом то ли волк, то ли лиса – но если судить по хвосту, то лиса. Схематичный китайский дракон из кружочков, кусающий себя за хвост, медведь, тянущий пасть к лапе с нарисованной на ней ракушкой, большемордая свинка и овен, почти как в гороскопах.

У пункта «три» с перевёрнутым «игреком» и у второй «П» в первом столбце значились единички, остальное пестрело круглыми ноликами. Единички были неактивными и понять, чем Пашка их заслужил, не давали.

На основном экране можно было развернуть информацию об аккаунте.


«Новый пользователь. Уровень: 1.

Баланс: 1 балл».


Пашка начал сканировать всё, что имелось в комнате.

Вот откуда, например, эта фиговина знает, что салфетку под фикусом на подоконнике сплела баба Лида? Ещё и в стиле «тенериф»?! Да бабка и слова такого не знает! Но ладно, стиль-то как раз, бабуле неведомый, спокойно ИИ проанализирует. Но бабку как вычислил?

Закусив удила, Пашка перелопатил все матушкины фотографии в одноклассниках, а потом ещё с полчаса мотал вниз изобилующую рецептами стену. Нашёл страницу бабы Лиды, на которую уже полгода никто не заходил, и проклацал фотки там. Какого фига старуха запостила его с этим пидорским ранцем и в белых гольфах?!

«Пашенька – первоклассник!».

Кто вообще додумался нацепить пацану гольфы, да ещё и под сандалии?! Уж не с этого ли пошла долбаная Пашкина непопулярность?

Срочно снести, ещё увидит кто.

Только вот салфеточку бабушка не фотографировала. И мама тоже. А больше и некому. И как это понимать?

«Сейчас я тебя подловлю, зараза!», – твёрдо решил Пашка, и потащил телефон в ванную. Открыл подвесной шкаф, взял зубную щётку (нарочно не свою!) и направил на неё камеру.


«Зубная щётка вашего отца. Срок эксплуатации: 21 месяц. Рекомендовано заменить. Последнее использование: вчера, 07:12 a.m.».


«Батя зубы на ночь не чистит», – хмыкнул Пашка. А потом испугался.

Очень сильно испугался.

Такого ведь не может быть!

До четырёх ночи он пытался отыскать инфу о чудо-приложухе так и эдак. Даже заскринил иконку, подрезал и начал пропускать через поисковик, а потом Алисе скормил. По нулям. Больше того, в «Google Play» её тоже не было, хотя Пашка качал «Дополненную реальность» оттуда. Это он помнил прекрасно. Не стал бы грузить игруху с левого сайта. Он очень дорожил своим телефоном и в кирпич его превращать вообще не торопился.

Озадаченный Пашка залез в инфо и глазам своим не поверил:


Мобильные данные:

Использовано 251 КБ с 1 мар.

Батарея:

2% использовано с момента последней полной зарядки

Хранилище:

21,29 МБ использовано (Память устройства)

Оперативная память:

Нет данных об использовании ОЗУ за последние 3 часа

Всегда сверху:

Включено

Изменение системных настроек:

Разрешено

О приложении в магазине:

Информация скрыта автором


Это ещё как?!

Чертовщина прямо.

Пашка взялся перерывать ленту вк, в надежде наткнуться на ту же рекламу. Бесполезно.

Голова была тяжёлая, глаза слезились от вони в комнате. Как уснул, сам не понял.

Проснулся Пашка от дикого мамкиного ора: «Доместос» оставил на ковре пятно, сожрав цвет ворса. За ночь он немного выветрился, и теперь в комнате разило и хлоркой, и кошаком одновременно. Мать кем только не обозвала Пашку за то, что выплеснул на ковёр концентрированное средство для унитазов. Заставила этот самый ковёр вынимать (а на нём, между прочим, шкаф стоял, стол и часть кровати!), волочь в ванную, промывать из душа. Потом сушить – но пятно всё равно осталось.

Пришлось ковёр вертеть, чтобы испоганенная часть оказалась не у самой двери, а поближе к кровати, но теперь в неположенном месте красовался навсегда вдавленный ножками шкафа примятый ворс.

– Ты сначала зарабатывать начни, а потом вещи будешь портить, выродок! Ума нет в башке! Тебе сколько лет, что ты хлорку на цветные вещи плещешь?!

– Это не хлорка… – оправдывался Пашка, но лучше было ему помолчать.

Думая о матушке недоброе, а то и дело даже бубня под нос вполголоса, Пашка треклятым ковром счесал себе кожу на ноге, а поднимая шифоньер, кажется, надорвал спину. Вот наградил господь скандалисткой!

Эпопея с паласом закончилась только к обеду. Наскоро перекусив парой бутеров, Пашка заперся в своей доместосно-кошачьей вони и наконец-то взялся за телефон, собираясь вскоре сваливать за бургером. Но задержался: на экране приложухи крутились значки достижений: перевёрнутый «игрек» трижды, отзеркаленная «Г» с длинной верхушкой и четыре «П» номер один (приглядевшись, Пашка заметил, что у первой «П» есть пробел между левой палочкой и верхней, а у второй, где вчера появилась единица, – нет). Но самое главное: кроме буковок на экране красовался ещё объёмный китайский дракон, кусающий себя за хвост! Почему-то второй столбик достижений казался более значительным.

Вот это круто! Откуда взялось за ночь? Он же даже не трогал смартфон.

Глупая радость быстро прошла, потому что баллов за достижения не прибавилось. Ну что ж. Бургер так бургер.

«Отличное задание», – думал Пашка, уминая второй «двойная котлета плюс тройной сыр» подряд, да ещё картошку по-деревенски и наггетсы в придачу. А потом получил от приложения, кроме обещанного балла, ещё и наградную свинку.

Это было обидно.

«Сам такой», – буркнул телефону Пашка, облизывая губы.


«Квест пройден! +1 балл».


И что теперь ты захочешь?


«3. Делай фотографии девушек-блондинок, пока квест не зачтётся. Награда – 10 баллов».


– П-ф-ф-ф! – хохотнул Пашка и сфоткал сразу троих подходящих баб за столиками вокруг.

Даже проще, чем жрать бургеры. И бесплатно. Да ещё и десять баллов разом. Сейчас он быстро до нужного уровня прокачается и проверит странные функции. Конечно, они ни фига не будут работать. Потому что это было бы ну слишком уж круто.

И, хотя Пашка понимал это прекрасно, а блондинок всё равно фотографировал. Выполнять квесты поприкольнее диванного валяния. И ещё очень хотелось поверить всерьёз, что баллы сработают так, как обещает игрушка. Очень уж лихо Стержень подогнал лужу.

К сорок пятой блондинке Пашка начал злиться. Этой штуке что, надо весь город загрузить? Может, оно какие базы так пополняет? А Пашка, как дурак, чужую работу делает, язык высунув?

– Слышь, пацан! – вдруг угрожающе рявкнули в ухо. – А ну, показывай свой телефон!

– Чего? – не понял Пашка.

Лысый мужик в футболке и тёмных очках глядел так сурово, как будто кое у кого сейчас будут очень серьёзные неприятности.

– Ты мою Ленку снимал? – придвинулся ближе мужик.

Пашка замотал головой.

– Открывай телефон, – велел лысый хер, сдвинув над очками брови.

Пашка сжал свой гаджет похолодевшими руками.

– Тебе навалять? – участливо уточнил мужик. – Галерею открывай, оглох, что ли?

Паша сглотнул, но увалень взял его за плечо и сдавил неприятно. Лет ему было под тридцать, а лопатоподобные пятерни должны были сжиматься в очень увесистые кулачины.

Пашка в школе регулярно огребал от Славкиных отмороженных дружков. Но чтоб от взрослого…

– Телефон, – поторопил мужик.

«Ещё отнимет, чего доброго», – подумал Пашка, разблокировал экран и открыл галерею.

– Удаляй, – зло сказал мудацкий увалень.

– Которая – Ленка? – пискнул младший Соколов.

– Всех удаляй, – внушительно сказал мужик. – На порно, бля, подрочишь.

– Мне нужны они! – вырвалось у Пашки панически. Уже было почти семь вечера, а блондинки, как оказалось, не так уж и часто встречаются.

– Морду тебе расквасить? – уточнил мужик внушительно. – Удаляй, кому говорят!

– Ну пожалуйста! – взмолился Пашка, прижимая телефон к толстовке экраном. Совсем охренел урод, что ли? Это, вообще-то, чужая собственность! Телефоны даже полиция не имеет права досматривать!

– Тебе навалять или в участок отвести? – словно прочитал мысли громадный мудила. – Выбирай.

Пашка с яростным смирением грохнул блондинок в галерее.

– Теперь облако чисть, – велел мужик, не отпуская плеча.

«Вот прошареный мудазвон!», – думал Соколов-младший, стиснув зубы и снося фотографии.

Когда козлина ушёл к своей сраной Ленке, которая даже и блондинкой-то была с натяжкой, да и страшная к тому же (дёрнуло же её снимать!), Пашка двинул со злости по мусорной урне так, что она сделала оборот и вывалила содержимое на газон.

Так он выяснил, что приличные с виду пожилые бабульки ругаются матом, причём весьма умело.

И что теперь, всю ночь шастать по городу и куриц белобрысых выискивать? В темноте только со вспышкой, так ещё не один бычара привяжется, чего доброго, и правда шею намылят.

Свирепый Пашка открыл долбанную игруху, ненасытную на блондинок, и вдруг обнаружил, что квест пройден, на счету четырнадцать баллов, да к тому же получен ещё один китайский дракон.

Ни фига себе – после страшной Ленки ещё не зачлось, это он успел проверить, ждал уведомления всякий раз, сфотав новую бабу.

Руки чесались «просканировать» бычару и посмотреть, нельзя ли ему что подгадить на четырнадцать баллов, – вдруг сработает? – но, если заметит, точно наваляет. Лысый хер обжимался со своей страшной Ленкой на лавке, то и дело бросая в Пашкину сторону недобрые взгляды, сдвинув тёмные очки.

Позвонила мать и осведомилась, где сына носят черти. А потом потребовала дуть домой и купить хлеб.

– Я занят! – огрызнулся в ответ Пашка. – Приду поздно, у меня дела!

Мать пригрозила показать бате ковёр, а это уже попахивало серьёзными неприятностями. Пришлось повиноваться.

И долго она собирается вертеть Пашкой как малолетним?! С каких херов он должен идти домой? У него, вообще-то, каникулы на исходе! Могут быть у человека дела?!

Сворачивая к супермаркету, Пашка зашёл в приложуху: хотелось узнать, что там за новый квест, вдруг успеет сегодня сделать.

За что-то дали длинноверхую «Г» и аж две «П» с прорехой. А потом ещё и третьего дракона.

Всё-таки надо разобраться, как набираются достижения. Прибавления в этом меню даже и с квестами не всегда связаны. Сейчас он нового и не знает, да и утром набралось задолго до бургера.


«4. Унеси из магазина шоколадный батончик, не оплачивая его на кассе. Награда – 45 баллов».


Ёпт!

Пашка так и замер на крыльце магаза.

Во-первых, получалось, что игруха слушает телефонные разговоры. Так-то Пашка ей «разрешил» в самом начале доступ и к камере, и к микрофону, и к телефонной книге, и к геолокации, а может, и ещё к чему – не особо он обычно глядит, окая такие штуки. Но прослушивать звонки – что-то уже слишком. Впрочем, так вроде часто контекстная реклама работает – поймала какую хотелку озвученную диктофоном, и ну пихать во все щели. Но было ещё и «во-вторых». Во-вторых, игра просит нарушать закон!

Оно вроде невелико преступление, но как-то всё-таки странно. Да и сыкотно.

Немудрено, что автор скрыл о себе информацию!

Сорок пять баллов…

Пашка воинственно поглядел на автоматическую раздвижную дверь супермаркета. Оттуда тощая взъерошенная тётка выкатывала разом две разъезжающиеся в стороны тележки с кучей забитых пакетов.

Живут же люди, блин, полмагазина скупила за раз!

Стыдный теперь друг Толик умел тырить с блеском. Однажды даже вынес бутылку вискаря, которую они с Пашкой благополучно вдвоём прикончили так, что он потом утром дома туалет заблевал и от отца получил ремня, что в Пашкином возрасте уже стыд позорный.

Сам Пашка ни разу не воровал в магазинах. Хотя Толика уважал за храбрость (до мышиного ранца, конечно, теперь Толик и храбрость – антонимы, в чём на ютубе уже скоро второй миллион человек убедится).

Но если Толик может, то что же, Пашке слабо?

Тем более сорок пять баллов разом…

Глава 2: Сделай паузу

Внутри супермаркета все Пашкины кишки завязались узлом. Он прямо-таки чувствовал это. Шея сзади вспотела. Сердце колотилось так, что отдавало в уши.

Мимо отдела со сладостями к хлебному Пашка прошёлся гуляющей, как он надеялся, походкой. Взял нарезанный батон. Вернулся в конфетный. Зачем-то внимательно прочитал состав глазированного рулета.

А если спалят? Ой, что начнётся! И до родителей дойдёт сто пудов. Тогда отец наверняка за ремень схватится. И в школу сообщат. Классная всем растрезвонит, какой Пашка асоциальный элемент.

А может, ещё в какое личное дело занесут. А сначала заведут его где-то в полиции.

Отпечатки пальцев снимут, и фиг Пашке потом какие правонарушения, сцапают живенько.

Купить, что ли, шоколадку? И попробовать пропихнуть приложухе? Ну вот как она может узнать, что Пашка за товар заплатил, если он рассчитается, скажем, наличными?

Угу. Как-как? Да так же, как узнала, что он монеты собрал.

Вот же блин.

Прочувствовав на деле, что означает расхожее выражение «трясутся поджилки», Пашка ознакомился детально ещё и с составом «Нутеллы». Сглотнул трижды. В горле пересохло.

Чувство страха ему было не чуждо. Оно приходило перед устными ответами в школе, перед устными экзаменами (с письменными было попроще), когда строго спрашивал о чём-то отец (матери Пашка не боялся, а вот отца – очень даже). Приходило стабильно, когда ловил на себе блуждающий и скучающий, но вдруг сфокусировавшийся взгляд Славки Марципанникова. Это, как правило, предвещало беду. Когда беда уже случалась (начиналось пинание Пашки ногами или вытирание его спиной пола в школьных коридорах, или его тетради с учебниками уже летели в урну на влажные яблочные огрызки, или ещё что) – страх проходил. Но вот неизвестность в преддверии неприятности заворачивала кишки жгутом, в точности как сейчас. Совсем уж трусом Пашка вовсе не был. Его страшила неизвестность.

Шоколадные батончики лежали рядами в брендированных коробках. Стояли строем в ожидании Пашки. Подначивали. Дразнили.

Он взял вафли и положил в корзину. Будет странно столько проторчать в этом отделе и ничего не купить.

Потом протянул руку к «Твиксам». Постарался припомнить приёмы Толика. Пашка сам не понимал, когда и как бывший друг что-то брал и прятал. Точно не готовился подолгу. Действовал молниеносно и уверенно.

Пашка постарался загородить спиной стеллаж, чтобы не попасть в какую камеру. Плохо слушающимися пальцами сунул батончик в рукав, не помогая второй рукой. И взял ещё один. Отправил в корзину к вафлям. Для конспирации.

Сердце отбивало такой ритм, что даже колоть начало. Потом боль сместилась куда-то в правый бок, под рёбра. И там сохранилась, – Пашка даже поморщился.

Прояснил для себя напоследок, что кладут в вишнёвое варенье, – чтобы успокоиться. Впереди было самое стрёмное. Выйти из супермаркета.

Ведь сейчас он ещё ничего, по сути, не украл. Может, он всегда несёт покупки на кассу в рукаве – просто чтобы не занимать руки. Юридически к Пашке ещё не придерёшься.

Другое дело – около выхода. Там, где седой охранник в чёрном костюме время от времени просит того или иного покупателя предъявить чек.

Обыскивать Пашку имеют право только сотрудники полиции. Это он знал от Толика. Также Толик рекомендовал сотрудников этих не требовать, а лучше виниться, сдавать неудачный экспонат (Толик всегда называл позаимствованное из магазов экспонатами, так-то у него водились деньжата (в отличие от Пашки!), и Толик мог спокойно покупать то, что тырил; но дело было в азарте). Вроде как, Толика ловили за всю жизнь только трижды, и это всякий раз сходило ему с рук.

Как же пить-то хочется. Горло словно феном изнутри высушили.

Пашка решительно подхватил с полки бутылку воды «0,33», смело открутил крышку и выпил половину. Пусть кассирша и охранник видят, что он, Пашка, в магазине, как дома, чувствует себя уверенно и ничего не боится.

Боялся же он даже больше, чем когда в прошлом году шёл на своё первое свидание, и не с кем-то, а со Светкой Мирошиной, одной из самых грудастых девчонок во всей школе. Светка позвала его сама. Паша тогда даже купил три розы, свинским образом подвявшие по пути так, что дарить их стало попросту стыдно. К счастью для Пашки, розы он с огромным сожалением (вялый веник стоил недельных денег на карманные расходы!) сунул в мусорную урну. К счастью потому, что на месте встречи ожидала вовсе не Светка, а Слава и трое его дружков.

Развод был настолько тупорылый, что Пашка потом и сам не мог понять, как повёлся. Где он и где Светка? Но чего он только ни передумал в ночь накануне, чего только ни представил, сколько безумных реплик ни сочинил – и все их позабыл на подходе к её двору. Скорее всего, окажись там реально Светка, вышло бы даже хуже.

Проблемы у Пашки были с противоположным полом. Про-бле-мо-чки. Серьёзные. Заключённые в полном к Пашке от того пола невнимании. Причём сговорились разом все представительницы вражьего стана. Даже стрёмные. Стрёмные даже и в первую очередь. Они Пашку ещё и постёбывали, а это, согласитесь, самое хреновое.

В общем, понятно, почему перспектива заякорить Светку так его взлихорадила.

Только вот сейчас было и того похуже.

Дьявольский «Твикс» издавал шуршащий звук. Пашка слышал его, когда шёл. Отчётливо и ясно. Он постарался потому правой рукой не шевелить.

Поставил корзину на край ленты.

Презервативы, что ли, купить? Это отвлечёт кассиршу. Начнёт, зараза, гадать, неужто такому вот Пашке они действительно могут быть нужны.

А может, спросить сигареты? Начать уговаривать отдать без паспорта. Сместить, так сказать, акценты.

«Твикс» издал колокольный звон.

Пашка взялся неловко вынимать левой рукой хлеб, вафли, второй «Твикс» и почти выпитую воду. Правую он держал на полуотлёте, страшась шевельнуть рукавом.

– Корзину убери, – попросила тётка, пристроившаяся сзади.

Это как? Это же зашумит «Твикс» обязательно. На весь супермаркет!

Пашка схватился за корзину, согнул ноги, чтобы не наклоняться и не тревожить беспокойный батончик.

– Пакет нужен? – безразлично спросила кассирша.

Пашка мотнул головой. Ему вдруг показалось, что золотистый край упаковки сейчас наверняка торчит из рукава. Виски сдавила тяжесть.

– Картой?

На счету Пашки денег было мало, и лучше бы их было приберечь, но как ему доставать купюры? Ещё и сдачу забирать. Картой, значит.

Орудовать левой рукой было очень неловко.

Терминал пикнул, оповещая Пашку о самом страшном. Его и охранника уже почти ничего не разделяло.

«Вот и Босс!» – пронеслось в голове.

Сунув вафли и официальный батончик в карман, он тут же обругал себя трёхэтажным матом. Надо было в правый карман его пихать! И второй вытряхнуть из рукава сверху! Вот дебил недоделанный.

Казалось, охранник всё знает. Наверняка у него где-то планшет, на него транслируется видео с камер, наверняка камеры на самих полках натыканы, наверняка разоблачение Пашки – цель жизни этого охранника, его предназначение на земле…

Соколов-младший чуть не зажмурился.

От движения «Твикс» шуршал так, словно Пашка шёл в бахилах. Надо было брать пакет. Он бы скрыл звук. Смешал карты. Уберёг…

Дверь отъехала. Пашка переступил порог. Взгляд охранника врезал ему по затылку. Ускорив шаг, Пашка выскочил на крыльцо и понёсся к углу дома, забывая вдыхать.

Никто его не преследовал.

Давненько Павел Андреевич Соколов так собой не гордился! Даже подумал помиловать Толика и заскочить к нему, чтобы продемонстрировать звёздный трофей и необычную игруху. Но дома ждала хлеб мать, а приложуху нужно сначала проверить. Потому что Толик в лучшем случае оборжётся. А то и решит сдвинуть прицел всеобщего стёба на Пашку и всем растрезвонит про его радиоуправляемого кота.

Отдышавшись и забросив идею с посещением Толика, Пашка заглянул в телефон. Обещанные сорок пять баллов прибавились к имевшимся четырнадцати, к тому же дали вторую цельную «П», зеркальную «Г» с длинным верхом и ещё – это особо порадовало – змею из второго столбика.

Поглядеть, можно ли применить баллы интересно, Пашка не успел – опять позвонила мать, звучащая уже устрашающе. Провалить её хлебный квест точно было нельзя.

И, хотя батон был доставлен со сверхскоростью, эта сдавала всё равно донесла отцу про попорченный ковёр! Рукоприкладство по этому поводу, правда, коснулось только Стержня. Отлупленный кот теперь на Пашку дулся, как будто понимал, кто во всём виноват на самом деле. Пашке досталась только словесная выволочка длиной в четверть часа. Мать на логичный упрёк в доносительстве поперёк уговора снова пошла в наступление, сказала, что хлоркой до сих пор разит на всю квартиру, отец сам спросил, а ему, Пашке, стоило бы язык прикусить лучше.

Вот наградил бог предками! Лишь бы наехать!

Пашка утащил на ужин пару едва тёплых котлет и заперся в комнате.

Словно в утешение «Дополненная реальность» порадовала двумя «П» с прорехой и перевёрнутым «игреком». А потом ещё и четвёртого дракона выдала. Довольный, он полез в «Квестовые задания».


«5. На кого из известных исполнителей ты бы хотел быть похожим? Купи плакат звезды и повесь в своей комнате на стену. Награда – 5 баллов».


Плакат?! Это что, блин, за советские приколюхи?!

Пашка никак не мог понять, что вообще впаривает игруха. Встроенной бесячей рекламы в ней действительно не было. И задания какие-то разрозненные, никакой в них логики.

Да и не было у Пашки настолько любимых исполнителей, чтобы прямо на них ровняться. Может, чел из «+100500» прокатит? Вот он ржачный реально, Пашка часто угорал над видосами. Чего он там только ни исполняет. А раз исполняет – значит, исполнитель. Только где взять плакат?

Пашка нашёл канал в ютубе, сделал скриншот, приписал поверх «+100500» и отыскал по карте в телефоне поближе к дому фотостудию. Таких, чтобы принимали заказы онлайн, да ещё и вечером, было мало. В итоге проебался почти час в чате с каким-то долбоном, а за печать на фотобумаге в А4 на завтра содрали пятьсот рублей. Совсем офонарели там. Радовались бы лучше, что вообще кто-то такую макулатуру заказывает! Кому сейчас всрались бумажные фотки? Клиентов у них нет, вот и дерут втридорога.

Полкосаря было очень жалко, ещё и за ничтожные пять баллов. Почему-то игруха давала куда меньше профита за то, что стоило денег. Тупо же.

Требовала бы эта фиговина внутренних покупок, снёс бы к херам, даже несмотря на Стержнево недержание. Но тут выходит, будто и не для себя игруха просит. Хитрая. Странная. Загадочная. И откуда берёт инфу для анализа – фиг поймёшь.

Забрать алмазную фотку можно будет только завтра. Но Пашка надеялся, что собранные баллы дали каких-то прикольных возможностей.

Первым делом он получил пышнохвостую лисицу в достижения и ещё одну длинноверхую зеркальную «Г».

Но главное – появилась новая иконка с серебряными монетками. Она открывала магазин функционала.


«Баланс: 59 баллов. Вы можете выбрать направление расширения.

Доступно:

Объекты: пройти дальше – 1 балл.

Предметы: пройти дальше – 1 балл.

Живое: пройти дальше – 1 балл».


П-ф-ф, «живое», ясен пень!


«Выбрать: люди, животные/птицы, подводные жители, насекомые, растения. Цена выбора – 1 балл».


Люди, само собой.


«Выберите направление расширения информации: здоровье/тело, эмоции/настроение, память, мысли, потребности, цели/желания. Цена выбора: 50 баллов».


Ого! Вот ироды!

Пашка призадумался. Впрочем, ненадолго. Мысли, разумеется. Читать чужие мысли – это же крутая суперспособность!

Он тут же постарался себя остудить. Так не бывает. А выдумывать, что кошачья лужа – гарант телепатического дара, – просто смешно.

И всё-таки ткнул он именно в мысли.


«Функционал расширен! Баланс: 7 баллов».


Ну-ну. Пойдём, значит, мысли читать.

Пашка выбрался на кухню, где хмурый отец смотрел вечерние новости, полулёжа на угловом диване. Мать мыла у раковины тарелки.

Пашка её потеснил, долил в чайник воды под самый максимум, чтобы кипятилась подольше, клацнул кнопкой и прислонился к холодильнику. Вроде как, ожидает.

Зашёл в приложуху. Навёл на мамку объектив.


«Ваша мать. ФИО: Соколова Елена Аркадьевна. Возраст: 43 года. Состояние: активность (работа по дому). Подробнее».


«Подробнее» оказалось активной кнопкой.

В новом, возникшем вокруг мамы на экране круговом меню имелись неактивные кнопки «здоровье/тело», «эмоции/настроение», «память», «потребности», «цели/желания» и активная – «мысли». На неё-то Пашка и нажал.


«Пополнение запасов моющих средств. Детализация, слушать через гарнитуру» сменилось на «Недовольство сыном: не помогает с посудой. Детализация, слушать через гарнитуру». А оно на «Заставить помочь? Андрей подключится, ругань, устала. Детализация, слушать через гарнитуру».


Притом все «детализации» были неактивными.

Строчит ИИ на ходу, очевидно, анализируя вводные. Сделано круто. Только почему «детализации» не срабатывают?

Гул чайника нарастал.

Пашка навёл объектив на отца и доклацал до «мыслей».


«Недовольство действиями правительства, опасения перед ростом цен. Детализация, слушать через гарнитуру» тут же переменилось на «Недовольство сыном: не помогает матери, портит имущество. Детализация…»


Пашка схватил недозакипевший чайник, залил пакетик в кружке и смылся: просто на всякий случай. Вдруг ИИ правильно анализирует вводные?

Полез в приложение, уже без энтузиазма «разбил» на звёздочки новую дырявую «П» и открыл магазин. Проверил «мысли» в «людях». Ага.


«Улучшить: доступ к детализации через гарнитуру: 50 баллов. Доступ к видеоряду: 150 баллов. Меню редактирования: 3500 баллов (необходим 40-й уровень аккаунта)».


Вот хитрые черти! Пока можно будет убедиться в липовости наверняка, ещё с неделю пройдёт. А уж чтобы типа мысли редактировать и вовсе год хернёй страдать придётся!

Настроение окончательно испортилось. Завтра последний день каникул. В школе – сплошная жопа. Надо идти к Толику и миловать его. Может, позабыли все о мышином ранце уже, а друг-то единственный. Без него совсем тошно.

Пашка вытряхнул постель, избавившись от крошек. Спрятал «Твиксы» и вафли в стол. Открыл окно (воняло в комнате по-прежнему). Потом наведался в сортир и вздрочнул там по-быстрому, но настроение особо не улучшилось.

Завалился в кровать, с твёрдым намерением уснуть, но в «Дополненную реальность» всё равно заглянул. Дали медведя, овна и уже пятую длинноверхую зеркальную «Г».

«Толку только от всего этого…»

Уснул он в очень скверном настроении. Ещё и вонь.

В воскресенье первым делом Пашка забрал в ателье фотку и обнаружил, что её распидорасило на пиксели. Слишком хреновое было качество для таких размеров. Прикольный чел-ютубер, конечно, узнавался – но вот за такое платить пол косаря?! Хоть бы позвонили, сказали, что такая лажа! Так нет, им лишь бы денежки прикарманить. Уроды.

Пашка пошёл к дому, чтобы узнать, какое задание выдадут после плаката, если его вообще засчитают. За что-то схлопотал лисицу и дракона.

Пришпилил распикселенного чела к двери кнопкой, рассыпал на звёзды свою первую отзеркаленную «С» с квадратными гранями, получил пять баллов, а потом застыл как вкопанный, таращась в новый квест.


«6. Не удовлетворяй сексуальные желания вручную до обеда понедельника. Награда – 50 баллов».


Пашка глазам своим не поверил. Вот сучьи потрахи! Игруха зафиксировала, как он… Мать твою!

А если ещё и снимала?!

Очень захотелось снести поганое приложение.

Но нет. Сначала вот эти пятьдесят баллов получит, потом завтра в школе убедится в том, что озвученные мысли окружающих – фуфло. А потом удалит на фиг. Вот так вот.

Глава 3: ИИ-шное сочинительство

По-хорошему нужно было посмотреть, что из заданного на каникулы по завтрашним предметам реально как-то подготовить. Но делать этого не хотелось категорически. Пашке вообще всегда с трудом давался огрызок учёбы после весенних каникул. Не в тему он. Абсолютно.

Дневник Пашка всё-таки глянул и совсем затосковал: прямо в понедельник пятым уроком значилась литература, по которой психованная Лидочка выдала на неделю каникул целых десять книг, среди которых даже «Война и мир» была. Вообще одурела. Пашка всё это и в кратких пересказах не осилил бы. И потому даже не пробовал. А расплата придёт прямо в первый школьный день.

Ещё химичка какие-то задачи давала – припомнил Пашка. Пришлось потратить полчаса, но ответы нашлись в инете. Переписывать, правда, обломался – наделал скринов только.

Неприязненно посмотрел на скреплённые степлером листы А4 со словами по английскому языку, которые следовало выучить. Листы вывалились из дневника. Про эту подлянку Пашка и вовсе позабыл.

Вот интересно, на хрена вообще каникулы, если на них такую прорву муры наваливают?

Сунул листы обратно, а дневник – в ранец. Впихнул туда же несколько учебников и тетрадей. Счёл подготовку к школе завершённой.

Как же скрасить последний денёк?

Дома никого не было.

Пашка испытал запрещённое приложухой томление. Сейчас бы как раз и…

К счастью, предки вернулись со строительного рынка. В ванной уже несколько месяцев подтекал смеситель, и сегодня мать сломила отцово сопротивление, и наконец-то был приобретён новый. А ещё зачем-то пять рулонов обоев.

– В коридоре переклеим, – разъяснила мамка. – Стержень всё подрал.

Лучше бы палас Пашке новый купили. Воняло у него, как у бабки-кошатницы.

Отцова возня со смесителем затянулась до вечера, потому что надо было мастера вызывать, а не строить из себя слесаря. Сначала понадобился какой-то гаечный ключ, за которым Пашку в гараж отправили. Перерыл он там всё, что нашёл, но такого ключа не было. Пашку окрестили раздолбаем бесполезным. Потом оказалось, что нет нужных для крана прокладок. Пашку отправили их покупать, потому что доставка на копеечный товар выходила в четыре его цены.

Надо было валить из хаты, блин! Офигенный последний день каникул выходит! Прямо как вся Пашкина жизнь.

Со всей этой помощью он провозился до девяти вечера, ещё и пидорасили постоянно: то ползает как черепаха, то тупит, то диаметр прокладок померить не может. Сплошное психологическое давление.

Когда Пашку оставили наконец в покое, воскресенье было просрано.

Зато, словно бы в утешение, приложение одарило двумя перевёрнутыми «игреками», тремя драконами, медведем и самое главное – восемью подряд «П» с прорехой. Главное потому, что, когда он заглянул в меню достижений, у недоведённой «П» значилось не семнадцать баллов, а десять плюс семь. Десятка тут же обвелась в кружочек, а на экране всплыло уведомление:


« Вы достигли 2-го уровня! »


Так вот зачем набирать буквы и животных! Может, и получится скоро сороковой уровень с такими темпами. Драконов, вон, уже восемь, недоведённых «П» опять семь, и перевёрнутых «игреков» столько же.

Понять бы ещё, за что всё это даётся.

Пашка полез искать, что позволяет второй уровень. Потратил балл на то, чтобы заглянуть в возможности по предметам.


«Выбрать: рукотворные, природные, произведённые животным организмом, произведённые растительным организмом. Цена выбора – 1 балл».


Ну пускай будут рукотворные.


«Выбрать направление расширения информации: поиск аналогов, история появления конкретной единицы, изменение текущих параметров (необходим 40-й уровень аккаунта), изменение истории (необходим 100-й уровень аккаунта). Цена выбора: 5 баллов».


Пять баллов у Пашки имелось. Хотя логичнее их поэкономить, конечно.

Но он был зол. Обычно Пашка устраивал себе разрядки по два-три раза на дню. Не больно-то много у него было доступных удовольствий в этой серой жизни! Экзекуторское приложение отняло последнюю радость.

Так что Пашка решил его проучить историей бабкиной салфетки. А потом снести и уединиться в туалете, благо предки, кажется, улеглись.


«Функционал расширен! Баланс: 0 баллов».


Нуте-с, нуте-с.

Недобро хмыкая, Пашка встал, отодвинул ранец и вытащил из-под фикуса плетёную тряпицу. Просканировал.


«Салфетка-подставка, сделана вашей бабушкой в стиле «тенериф». Смотреть историю создания?»


Да уж давай, умник. Даром, что ли, все баллы тебе скормил?


«Мать вашего отца Лидия Викторовна Соколова начала работу над изделием 5.05.2016 года в 5:43 a.m. Боль в суставах мешала ей спать, и чтобы отвлечься, ваша бабушка начала плести салфетку. Стиль «тенериф» она видела на странице в социальной сети «одноклассники» среди работ своей школьной подруги Владлены Тихоновой (Сметанчиковой). Работа велась ежедневно до 20.05.2016, когда умер ваш дедушка. В связи с трагическим событием работа была отложена. Ваша бабушка вернулась к ней 20.08.2016 и закончила 25.08.2016. Салфетка была привезена в эту квартиру через месяц и подарена вашей матери. Длительное время использовалась в качестве подставки под вазу на телевизоре в гостиной. После покупки плазменного телевизора в 2017 году ваша мать переместила салфетку под цветочный горшок на подоконники вашей с братом комнаты. Уточняющая информация: цена 20 баллов за один вопрос. Введите вопрос в строку ниже».


Вот скоты, ещё и дедову смерть в свою сказочку приплели!

ИИ подтянул из нэта, что мог. Нашёл такой стиль среди фоток бабкиных сетевых друзей. Про смерть деда узнал из баз. Про покупку телека – тоже, точно же чьей-то картой оплачивали. Наверное, салфетка на старом телеке попала на какую-то фотку. Всему должно иметься объяснение, но анализ у этого ИИ – бомбический!

Сносить приложуху всё-таки не стоит. Больно хороша и логична в сочинительстве.

«Заряд аккумулятора – 15%. Необходимо подключить устройство к сети», – уведомил телефон, и тут Пашку пробила гениальнейшая мысль.

Схватившись за гаджет, он вошёл в анимированную игруху с гоночками и буквально за десять минут посадил батарею в ноль. Телефон сообщил на прощание свою модель и погас. Хмыкнув, Пашка сунул его под подушку.

Потом порылся в столе и извлёк на свет божий глянцевый «PlayBoy» – «смешную шутку» двоюродной сестры Женьки, подарившей ему какой-то выпуск 2012 года на шестнадцатилетие. Эта коза ещё и сказала родителям, что презентовала Павлику «интересную и познавательную книгу о девочках», а потом не раз просила мать уточнить, читает ли Пашка её подарок. И мать исправно уточняла, вгоняя его в краску.

Впрочем, журнал был новенький, и Пашка его сохранил.

Конечно, лучше горячее порно, но коль уж нужно обмануть систему – так он, Пашка, находчивый.

Возвратившись из санузла с лёгкой душой и в отличном настроении, чрезвычайно гордый собой Пашка присоединил мобилку к шнуру питания и включил. Подождал, пока прогрузится, и вошёл в приложение.


«Миссия провалена! -50 баллов!» – сообщила игра.


Да какого хрена?!

Это же невозможно!

Он так и подскочил на постели. Не верил собственным глазам.

Ну нельзя, нельзя было никак его отследить!

Если только…

Как часто у Пашки бывает отключён телефон? Ещё и когда он дома и около розетки? Учитывая, что он обычно проверяет телефон и это сраное приложение постоянно, а тут мобила села, и он почти пятнадцать минут даже не подключал её к зарядке… Учитывая выданное квестовое задание и возраст Пашки, имеющий определённые потребности…

Вот хитрожопые черти!

Ничего, Пашка ещё всех их сделает и всё поймёт! Ему лапши на уши не навешаешь.

Игруха, словно в насмешку, подарила круглорогого овна, как будто бараном обозвала. Он уже хотел рассвирепеть от такой наглости, но потом дали ещё двух львов, и Пашка поостыл.

Проверил «Квестовые задания».


«7. Побалуй себя на завтрак парой хот-догов из киоска по дороге в школу. Награда – 3 балла».


Хе-хе, подлизывается, падла.

Страсть к этим хот-догам вычислила по частоте их покупок, видно. Блин, статистику расходов от банка точно подтягивает. Это же незаконно. Вообще, сколько баз использует эта штуковина? Сделано очень круто.

Пора мириться с Толиком и предъявлять чудо-игру. А то так лопнуть от желания обсудить с кем-то можно.

Хот-доги – фигня, купит уж. Хотя деньги почти закончились. Но что-то мамка должна подкинуть завтра. И вообще – Пашка заслужил радость.

Нужно было спать, да и стало хотеться. Каникулы кончились. В восемь тридцать утра нужно быть в школе.

И на фига эти мучения ещё и в такую рань начинаются?!

Возня с приложухой всё-таки отвлекала от неприятных мыслей. В частности, о Славе Марципанникове. С которым уже завтра придётся встретиться.

Утро выдалось поганым. Мать заявила, что денег не даст, потому что в семье ремонт, а это дело затратное.

То есть как – не даст? Ремонт – дело не только затратное, но и не прекращаемое. А где Пашке брать деньги?! Мало того что они в принципе нужны, так ещё и хот-доги в том киоске – удовольствие недешёвое. Даже не факт, что на два хватит.

Как же младшего Соколова задолбали бедность и скряжничество родаков! Почему половина одноклассников вообще бабло не считает, на полном родительском довольствии, а он, Пашка, должен по сто рублей выпрашивать, как будто у него источники дохода есть, а предки так, балуют?! Офигели совсем, конечно. Обои им драные помешали! Ну надо было такое удумать?!

Пока отец завтракал, Пашка украдкой залез в его куртку и ополовинил мелочь. А потом ещё из мамкиной сумки дёрнул сто рублей и все монетки выгреб из другой её сумки, которой мамка пользовалась редко.

Потому что родители обязаны обеспечивать несовершеннолетнему ребёнку условия для жизни. А не обои менять.

Пересчитав улов у подъезда, Пашка подытожил: триста сорок семь рублей, и ещё сто девятнадцать оставалось на карте, а наличными – сто пятьдесят. В наше время негусто, особенно если хот-догами обжираться.

Но их хотелось, уже даже и без всяких там баллов.

После киоска осталась сотня с мелочью.

Стало очень жалко пол косаря за тупую фотку. Надо было не пензенского олигарха из себя строить, а поискать печать попроще. Можно было и обычным принтером фигануть на альбомный лист за пять рублей. Правы предки, нет у Пашки мозгов. Одна поспешность.

Зато приложуха к трём баллам дала три «П» – две цельные и одну с прорехой, первую «запятую» из десятого пункта, лисицу, дракона и свинку!


«8. Скажи преподавателю физики, что мать взяла у тебя тетрадь для проверки и забыла отдать обратно. Награда – 5 баллов».


Какую ещё тетрадь? Зачем говорить так? С училками вообще нельзя заговаривать, если тебя не спрашивают!

Пашка уже опаздывал, и в кабинет влетел под самый звонок.

Первым делом физичка попросила сдать работы с заданными на каникулы задачами. Только теперь, открыв свою тетрадь, Пашка увидел, что там (а не в дневнике) записаны их номера.

Он тут же спустил на тетрадку учебник.

И самозабвенно солгал Ольге Львовне, когда она подошла к его парте, собирая работы по рядам. Ещё и пять баллов будет.

Всё, на первой же перемене нужно показывать Толику игруху! Она прямо-таки творит чудеса! Нужна вторая голова для анализа.

Толик сел к толстухе-Пеньковой, видимо, чтобы опоздавший Пашка привычно не завалился к нему на пустое соседнее место. Обиделся, что перед каникулами Пашка делал вид, что они не друзья, а потом ни разу не позвал гулять.

А вот сам виноват! Нечего визжать как полудурок при виде обычного грызуна.

Ну ничего. Пашка живо вернёт друга, у него теперь такой козырь в кармане.

Козырь он как раз из кармана достал, украдкой вырубил звук и вибрацию, и, загородившись учебником, заглянул в приложуху.

Пять баллов, лев и первая «G» на боку. Отличненько.

Пашка посмотрел, что там за квест новый. Но в рамочке, где должно быть задание, мерцали песочные часики. Подвисло, что ли? Вот это внезапно.

Ольга Львовна стояла спиной, писала на доске формулу.

Пашка быстро навёл на неё камеру. Сидел он сейчас один, и можно было не скрываться от соседа по парте.


«Ваш преподаватель физики. ФИО: Алимова Ольга Львовна. Возраст: 57 лет. Состояние: активность (преподавательская деятельность). Подробнее».


Пашка переключился на «мысли».


«Переживание о супруге (не пришёл домой ночевать, напился). Детализация, слушать через гарнитуру» сменилось на «Закон Ома для замкнутой цепи (формула). Детализация, слушать через гарнитуру» и тут же обратно на «Переживание о супруге (не пришёл домой ночевать, напился). Детализация, слушать через гарнитуру».


Пашка повёл телефоном вбок и поймал Толика.


«Ваш товарищ. ФИО: Востриков Анатолий Дмитриевич. Возраст: 16 лет. Состояние: гнев, обида».


В мыслях у Толика значилось:


«Недовольство поведением товарища (предал, бросил в трудный момент). Детализация…»


«Фига се, предал!» – доверился предположению ИИ Пашка.

Посмешищем кому охота за компанию становиться?

Просканировать Марципанникова с Пашкиного места было проблемно. Демидова впереди типа думала о каком-то парне, который ей якобы не звонит. Кумыжный жаждал интимной близости с грудастой Светкой. И в это Пашка безоговорочно поверил. Кто ж того не жаждал? У Светки за неделю, кажется, сисяры ещё на один размер вымахали.

Приложуха вдруг выдала третьего овна. Порадоваться Пашка не успел: Ольга Львовна приметила у него в руках телефон и отобрала его до конца урока.

Хотя права никакого не имеет!

Но зато за лежание на учительском столе дали десятого дракона, и к первой перемене у Пашки был уже третий уровень.

Поговорить с Толиком перед алгеброй не получилось: он Пашку демонстративно игнорил. А бегать и упрашивать времени не было: Славка решил, что давненько Пашкин ранец никто не забрасывал в женский туалет.

Отобрал он его с боем, но запулил в бабскую сральню лихо и метко, через весь коридор, протерев заодно пол. Ранец бодро двинулся о дальнюю стенку.

Скот всё-таки Славка!

Заходить в женский туалет считалось стыдным. А ещё было очень стрёмно. Мало ли что там происходит. Кабинка с дверью была только одна, остальные унитазы стояли просто с перемычками по бокам. А от баб за посягательство на их территорию можно было огрести похлеще, чем от Славки. К тому же бабам сдачи не дашь. В общем, хреново.

Славка с прихлебателями выстроились в ряд, подготовив телефоны. Стараясь сохранять лицо, Пашка встал у окна, делая вид, что ему не интересна судьба имущества. Но краем глаза следил за ранцем в видной части уборной.

Очень надеялся, что кто-то из девок вынесет. Есть же у них сердце? Разве не должны женщины быть сердобольными?

Угу, как же.

Подумал попросить какую-то малявку-пятиклашку, но заподозрил, что это – именно то, что мечтает заснять Марципанников. Понравилось ему мышиным ранцем славу себе создавать. Столько подписчиков привалило разом! Небось, даже бабло на рекламе начал рубить.

Теперь ему новый контент позарез нужен.

Козлина.

Перемена окончилась, и эти уродские недоблогеры всё-таки пошли в класс.

Пашка подождал ещё минут пять после звонка, для верности. Коридоры опустели.

С отчаянно колотящимся сердцем ступил в предбанник женской уборной. Окликнул несколько раз, потом даже постучал по косяку двери.

И метнулся за ранцем.

Математичка отчитала за опоздание и заставила минут десять стоять около своей парты, на потеху Славе и ко.

Это вместо того, чтобы защищать учеников от буллинга, такие клуши только хуже делают.

Даже предатель-Толик, кажется, ржал! Вот мудила! Уж не расквасить ли ему нос вместо извинений?

Пашка был очень зол, когда наконец-то получил позволение сесть.

В приложении дали дракона.

И ещё прогрузилось-таки новое квестовое задание.

Пашка перечитал его трижды, хлопая глазами:


«9. Купи в аптеке таблетки анальгина и гидроперита. Измельчи и смешай 2:1. Всыпь порошок в спичечный коробок и принеси в школу. Оставь перед началом урока русского языка на подоконнике там, куда падает солнечный луч. Пустые упаковки от таблеток сунь в рюкзак Святослава Марципанникова. Напиши на листке печатными буквами, что видел, как Святослав смешивает что-то в туалете и что у него ещё запас есть с собой. Подбрось записку на учительский стол. Награда – 100 баллов».

Глава 4: Волшебный пендель

Сначала Пашка не понял. Но потом как понял!

Показалось, что он чувствует физически, как загораются собственные глаза.

Игруха хочет… подставить Марципанникова?! Вот это было бы круто! Пашка что-то когда-то читал про описанную в задании смесь в инете. То ли взрывается она, то ли ещё что. Во всяком случае сулящее проблемы.

Но…

А если спалят? Если кто увидит, как Пашка кладёт коробок? Или, ещё хуже, мусор в рюкзак своего врага пихает? После такого одним ранцем в бабской сральне не отделаешься.

Он покосился на козла-Славку боковым зрением. Заманчиво, сцуко! Сколько этот урод попортил Пашке крови!

Началось ещё в младшей школе. Всё-то тогда малолетнего Славика в однокласснике Павлике веселило: и штаны его подстреленные на щиколотках, и то, что дольше всех в классе ходил с кнопочным телефоном, и то, что единственный не поехал в Питер на двухдневную экскурсию (Пашкин отец тогда речь на тему стоимости мероприятия разделил на четыре части и декламировал с антрактами даже дольше, чем однокашники тусили в Северной столице).

Впервые Славка поднял на Пашу руку в третьем классе. До того только «случайно» – на физкультуре задевал, в коридоре, проносясь мимо со страшной скоростью… Надо было его догонять и толкать в ответ, тогда, может, не решился бы. Но Пашка не догонял.

– Ты чё последнюю булку с повидлом забрал? – накинулся тогда Славка, грубо дёрнув Пашу за плечо на выходе из столовой. – Тебе повылазило, что я сзади стою?

В общем, у Пашки и булку отняли, и по скуле ещё врезали, да так, что там потом небольшой синяк даже проступил. А он… не дал сдачи.

Растерялся. Опешил.

Ему было девять, и он ещё свято верил, что огрести человек может только от старшего брата. И то. Не до синяков, разумеется (ибо над братом есть батя).

Ошарашенный, да ещё и оставшийся голодным Пашка и совершил свою самую большую (после попустительства) ошибку. Он всплакнул.

Не сильно, и, конечно, не на виду (мальчики не плачут!). Но глаза остались красными, а нос опух. Мальчики же действительно не плачут особо, а ещё реже – смотрятся в зеркало. И потому с последствиями не знакомы.

Спалили, короче, Пашку на рёве по булке с повидлом. Ну и всё. Больше Марципанников так с него и не слез. Шло время, они взрослели, и расправы одноклассника становились жёстче. Подросший Пашка научился драться и давать сдачи. Но было сокрушительно поздно. Славка к тому же обзавёлся помощничками. Они кошмарили многих не хватающих с неба звёзд сотоварищей. Не умеющих быстро и остроумно подкалывать, хохмить на уроках, обладающих какими-то дефектами (заиканием там, или большими круглыми очками, или лишним весом, как Толик), или, наоборот, не обладающих тем, чем как раз положено (шмотками там пристойными, гаджетами или путёвками на курорты летом), а порой и просто тех, кто чем-то не приглянулся.

Звёздную команду Марципанникова любили девчонки, уважали старшаки. Даже училки, кто помоложе, часто смеялись над их шутками, а не ругались и звали директора.

Паша же ненавидел Славку и его ко всеми фибрами души. Эти сволочи превратили для него школу в постоянный унизительный ад.

А старший брат Серёга… Короче, было ему пофиг. Ни разу не пошёл он разукрасить Славке фэйс, даже если Пашка приходил со сломанным носом (а такое бывало уже трижды!). Более того. Походу, Серёга считал, что Славка – молодец, авторитет имеет. А брат его – хлюпик и ссыкло.

Как вам такая крыша от старшего брата?

В общем, подгадить Славке – это была потаённая Пашкина мечта с самого детства. Вот только он никогда не решался. Да и подло оно как-то… Подставы Пашка не любил, это свинство. С другой стороны… Вся Славкина жизнь зиждилась на том, чтобы подставлять окружающих. И заслужил он любую гадость.

Но могут ведь вычислить. Что, если Славка запалит на пихании обёрток? Если он ни за что Пашку в покое не оставляет, то что же начнётся после такой штукенции?

Весь остаток алгебры Пашка читал, что случится из-за смеси. Вроде как – много дыма и вонь. Но не сразу, а когда она нагреется. Это не просто урок сорвёт, а может всю школу на уши поставить. За такое точно не погладят по головке.

Марципанникова. Пашке всё больше нравился новый квест. Прямо-таки шикарный! К тому же провалить его нельзя – ещё сотню отминусует, так Пашка потом из долгов не выберется.

Только в одиночку он такое точно не провернёт.

Нужно привлекать Толика. Тем более, тому Славка тоже жизнь попортил.

Привлекаться Толик не хотел. А настойчивость Пашки наградил матом. На обществознании гражданин Соколов чувствовал себя редкостным мудаком. Но ИИ считал, что Толик на примирение настроен, а ломается для проформы. Одиноко было Толику с толстухой-Пеньковой: не пошепчешься с ней, не поржёшь.

Пашка очень надеялся, что анализ приложухи верный. И на большой перемене попробовал снова.

Толик дал слабину. Поматерил, конечно, Пашку ещё для закрепления информации. Но прекратил обижаться, как девочка.

Покончив с формальностями, Пашка наконец выдал свою историю с необычной игрой.

– Прилога мысли читает? – сморщил нос Толик. – И кота заставила обоссаться?

– С котом, скорее всего, совпадение, – согласился Пашка. – Но очень крутое. А вот остальное, я так думаю, – результат масштабного анализа. Хотя как оно установило, что я забыл о дэзэхе по физике, – не знаю. Короче, давай тест-драйв устроим. Так-то я не мог проверить, насколько версии попадают в точку. Давай твои мысли просканируем и сравним. А ты постарайся не думать про саму приложуху, а то это слишком на поверхности.

– Давай позырим, – согласился Толик.

Пашка достал телефон, вошёл в игру. Отдал восстановленному в друзьях Толику.

Тот что-то подвигал пальцем на экране, хихикнул. Потом поднял на Пашку взгляд.

– Чё за бред про мысли?

– Заходи в меню к человеку, – терпеливо объяснил Паша и шагнул к Толику, заглянул через плечо.

На экране по-прежнему была трансляция с камеры, но все иконки пропали. Если на что-то навести и нажать по дисплею, появлялась анимация удара и надпись «Волшебный пендель!», а над головой щёлкнутого в анимешной тучке возникала капелька, как в японских мультах.

Пашка растерянно отобрал телефон и попытался вернуться назад – наверное, Толик какую-то мини-игру нашёл.

Но ничего, кроме пенделей, не работало.

– Стебёшь меня? – насупился Толик. – А иди-ка ты в жопу, понял?

Так контакт был разорван раньше, чем Пашка про последнее задание успел рассказать. Хрень, короче.

Соколов-младший попробовал перезагрузить телефон и снова вошёл в игру. Пенделей больше не было. Вместо них на весь экран раскрылось уведомление с восклицательным знаком в красном треугольнике на значке:


«Внимание! Нарушение правила о неразглашении! Получено первое предупреждение из трёх (1/3). После третьего предупреждения приложение деинсталлируется с вашего устройства автоматически».


Твою мать! Какое ещё неразглашение?! Где было про неразглашение-то?

Пашка вспомнил, как промотал лицензионное соглашение и подтвердил галочкой своё полное согласие с любой мурой. Наверное, в нём прописали?

Это что, игруха будет прикрываться пенделями всякий раз, если Пашка кому телефон даст?

И что же, одному подставу организовывать?

Муторно оно всё-таки.

Решиться помогло обновление канала «Фрики школы №37». На видео, озаглавленном «Отпусти рюкзак, ведь уже не вернуть», Пашка в школьном коридоре усиленно делал вид, что его не интересует судьба ранца. Оказалось, кто-то из шайки Славки заснял момент отнимания имущества, и ролик был смонтирован со вставками, где был даже крупный план рюкзака в сральне (получается, кто-то из девок участвовал в подставе!). На всё это наложили заунывную попсовую муть:

«…вдруг потеряли, – аккомпанировал слащавым голосом Басков Пашкиной скорби. – Отпусти меня, разожми ладонь, погаси этот дикий огонь, этот дикий огонь. С высоты небес в пропасть я сорвусь, отпусти, я уже не вернусь, я уже не вернусь. Между нами глухая стена...»

Кадры были подобраны ловко, от видео реально создавалось впечатление, что Пашка едва ли не плачет по утраченному рюкзаку, печально глядя в окно.

Видос стремительно набирал просмотры. Это что, на ровном месте все про мышиный ранец забудут и начнут стебать Пашку?!

После седьмого урока он посетил две разные (на всякий случай) аптеки и накупил составляющих частей будущей дымовухи. Может, Марципанникова за хулиганство, похожее на теракт, вообще из школы попрут! Вот это было бы…

Аптеки лишили Пашку последних ста рублей.

Новыми достижениями приложуха не радовала. Дала только дома после ужина одну недоведённую «П», да и всё. Правда, была она десятой, точнее, двадцатой. Так что у Пашки появился четвёртый уровень. Вот только баллы торчали в минусе, и посмотреть, что новенького на четвёртый уровень протестить можно, не вышло.

Таблетки Пашка измельчал в ванной, чтобы мать не увидала и херни какой не подумала. Ссыпал в две коробки из-под зубочисток – спичечных коробков в доме не водилось. Смешивать решил в школе, ещё, чего доброго, среагирует раньше. В химии Пашка был не силён, про дымную смесь знал теперь только то, что на ютубе показали.

Уснуть в преддверье задуманного очень долго не получалось. Пашка уже и передёрнул в туалете, и фильм посмотрел, и даже от безысходности краткое содержание «Мёртвых душ» прочитал (в понедельник свезло, и о заданном на каникулы не спросили).

Масштабы завтрашнего события сотворили в голове безумный кавардак. Что, если ментов вызовут? Реально подумают, что бомба? Эвакуируют всех вообще. Тогда такое разбирательство начнётся, что могут и до правды докопаться, несмотря ни на какие доносы. И не спалиться нужно аж трижды: когда заряд кладёшь, когда упаковки подкидываешь, и ещё потом с запиской.

Это вам не «Твикс» стырить. Целая операция!

Приложуха опять постебалась и дала Пашке овна. Почему-то этому достижению он не радовался, было оно какое-то реально обидное.

Покемарил максимум час, уже на рассвете. Когда будильник зазвонил, сначала на него осоловело пялился, а потом вспомнил: миссия! Реально, словно тайный агент из кинохи с заданиями. Или персонаж GTA.

Как же было, мать его, стрёмно!

Пашке кусок в горло не лез. Позабыл на нервяках даже попробовать у предков денег попросить. А сами они фиг о сыне подумают. Лишь бы обои новые налепить.

За первые пять уроков он прямо-таки извёлся. Дважды была возможность пустые упаковки Марципанникову сунуть, но заранее он их мог с успехом найти и выкинуть. Очень хотелось отловить Толика и посвятить в мероприятие, чтобы хотя бы на стрёме стоял. Но Толик очень демонстративно Пашку игнорировал.

Так что он его мысленно послал куда подальше. Радуется, небось, что и про Пашку муть выложили. Только вот Толик реально облажался с мышонком, а он, Пашка, просто жертва монтажа и обстоятельств.

К кабинету русского языка Соколов-младший понёсся в самом начале перемены, едва с геометрии отпустили. К счастью, там было открыто. Более того, пусто!

Пашка закинул свой ранец на стул и уложил ссыпанные в одну коробочку из-под зубочисток размельчённые таблы на подоконник. Перемена десять минут, навряд ли так быстро нагреется. Хотя в классе было душно и жарко: окна выходили на солнечную сторону. Похоже, потому Лидочка и свалила на перемену по своим делам. Хорошо, не закрыла.

Пустые бумажные упаковки Пашка с блеском сунул в ранец Марципанникова, пока тот пыхтел у доски с уравнением. Тут очень свезло: Славка за каким-то хером пересел к сисястой Мирошиной и получился от Пашки в соседнем ряду на две парты ближе к училке. И рюкзак отставил в проход зазывно расстёгнутым. Осталось только в туалет спроситься и, проходя мимо, уронить улики внутрь. Славка же сам помог всеобщее внимание отвлечь, потому что устроил у доски настоящее представление: чесал репу, раздумывал в позе греческой статуи мыслителя, хмурил брови, возводил очи к потолку и шевелил губами, будто шептал молитву. Все глазели на это и ржали, а как Соколов поссать пошёл – никому было не интересно.

Тогда же, в туалете, он и смешал порошки. До конца урока оставалось пятнадцать минут, а Пашка прихватил из дома и сунул в карман пиджака хладогент от батиной рыбацкой сумки-холодильника из морозилки.

Преждевременно ничего не задымило.

Оставалось надеяться, что вообще задымит. Хотя Пашка и так всё сделал, и задание должны засчитать в любом случае. Но в этот раз ещё очень хотелось посмотреть на результаты.

Пашка очень собой гордился. Его так и распирало, хотя всё ещё было сыкотно.

Подкинув «заряд», он из класса ретировался и вошёл потом со всеми, сел на своё место. Марципанников тоже – Светка опять шепталась с подружкой Юловой за одной партой. Может, от ворот поворот дала? Это было бы супер!

Славка всерьёз занялся своим успешным блогом, но сегодня жертвой стал Лебедев. Его проблема была в круглых очках, которые Лебедев, правда, перестал носить ещё после седьмого класса (видать, линзы вставил). Но, как и в случае с Пашкой, было уже поздно.

Драться с задирами Лебедев так и не научился, и потому страдал вдвойне, физически даже чаще, чем морально. Бывали недели, когда его пинали ногами едва ли не на каждой перемене. Не избивали, конечно, таким Славка особо не баловался. Так, пару ударов носками кроссов туда, где больно, но следов потом нет.

С Пашкой такое тоже время от времени проделывали, но только группой, и то с осторожностью. Потому что Пашка давал сдачи, и паре-тройке шакалов всякий раз тоже приходилось согнуться пополам.

Почему Лебедев не давал, непонятно. Но он только скрючивался в позу эмбриона, стараясь закрыть лицо, пах и живот. Потому часто ходил пыльный, вытерший шмотками полы, и хорошо, если не в сортире.

Сегодня перед правоведеньем Лебедева примотали за руки и ноги к четырём тяжёлым металлическим стульям скотчем. Видос «Жук упал и встать не может» успел за час набрать половину от числа просмотров, намотанных Пашкиной лирикой за сутки. И лайкали Лебедева больше, почти как «Мышиный ранец». Может, побьёт Толиков рекорд.

Видос реально вышел очень ржачный. Если честно, Пашка тоже его лайкнул: благо аккаунт у него на ютубе неузнаваемый. Потому что Славка мудила, но с фантазией у него всё в порядке.

Ничего, теперь посмотрим, как фантазия поможет вывернуться из истории с дымовухой.

Только что-то она не срабатывала. С другой стороны, следующий урок – литература – у 10-го «Г» в том же кабинете. А может, что-то не то Пашка намешал? Соотношение неправильное?

Дымовуха продержалась всю перемену и потом ещё минут десять.

Реакция началась почти сразу после того, как приложение одарило изнывающего от нетерпения Пашку четвёртым львом. Дым повалил клубами, и почти тут же пластиковая коробочка от зубочисток взорвалась. Ошмёток впечатался в Лидочкину щёку. Примечательно, что она как раз рассказывала о том, как Гоголь сжёг второй том «Мёртвых душ» (вчера оказалось, что это никакая не мистика вообще, там даже призраков нет в том тексте).

Выражение лица Лидочки надо было снимать, конечно. Такой панический ужас Пашка только в кино видел. Но его «снесло» взрывом и травмой (незапланированной!). В классе поднялся визг и ор, а вонь, от которой прямо-таки выворачивало, будто подталкивала всех нестись вон с удвоенным рвением.

Пашка так искренне испугался, когда Лидочку задело снарядом, что «эвакуировался» с совершенно не наигранной паникой. Про записку на столе вообще забыл. И вспомнил не сразу.

Ор поднимался во всех классах, дети, подростки и взрослые неслись к выходу, кто-то вопил: «пожар!», кто-то: «взрыв!» и: «подорвали!». Короче, эффект получился в разы круче самых смелых Пашкиных фантазий. Даже полицию успели вызвать прежде, чем педагоги постарше, которых лет с двадцать-тридцать назад так уже «радовали», поняли по запаху, что школу никто не минировал, а просто нужно найти какого-то придурка и руки ему оторвать.

Всех отпустили по домам, а 10-й «Г» выстроили шеренгой на стадионе и допрашивали с пристрастием почти час. Пашка здорово пересрал, но, похоже, никто ничего не видел. Записку с доносом он шлёпнул на пост охранника во время «эвакуации» и теперь боялся, что она от всеобщего бега улетела и потеряется.

Впрочем, это и без сотни баллов, даже и без расплаты с Марципанниковым, просто невероятно круто! Пашку распирала гордость, не показывать которую было очень сложно. Лидочка вроде оправилась. Ну, может, синяк останется. А в остальном шалость, как было в поттериане, удалась!

Охранник принёс записку директрисе, уже когда всех готовы были отпустить за вещами в вонючий класс.

Ничего не понимающего Славу поволокли в школу одного. Видимо, обыскивать рюкзак. То-то там сейчас будет! Эх, жалко, что нельзя позырить!

– Эт чё, Марципан устроил? – шепнул в ухо Толик, кажется, даже с восхищением.

Пашка обиделся. Восторгаться им, что ли, теперь будут, блин?

Ладно, пофиг.

Дебилы повосторгаются, а вот преподы всю душу вытряхнут. Чего и надобно.

Так и произошло.

Глава 5: Пензенский Питер Паркер

Марципанникова! Исключили! Из школы!

Выяснилось, что вчерашнее по всем пунктам подходило под грубое нарушение устава организации, за что благостная статья шестьдесят один федерального «Закона об образовании РФ» разрешала отчислять долбонов буквально одним днём.

Господи, почему Пашка не избавился от него таким способом раньше?! Ай да приложуха! Да Пашка теперь молиться на неё будет! Да он же теперь тайный супергерой, пензенский Питер Паркер! Разом спас такое число невинных!

За вечер вторника, пока Пашка ещё ведать не ведал о масштабах своего успеха, игруха наградила его вторым львом, перевёрнутой набок «G», и, конечно, заветной сотней баллов, вытащив из минусов: теперь на счету было пятьдесят восемь очков. Но почти тут же стало восемь: потому что первым делом Пашка купил доступ к детализации мыслей через гарнитуру.

Разумеется, он понимал, что это будут никакие не мысли. Но уровень анализа игрухиным ИИ всех факторов вокруг был так высок, что Пашка уже вполне верил в максимальную точность даже пересказа «мыслей».

Увы, дома в момент расширения функционала никого не было, и потому он пошёл на улицу, тестить приложуху там.

Поразмыслив, Пашка двинул к турникам в соседнем дворе, но качаться не стал, а просто сел на лавку. Сунул в ухо единственный работающий наушник. Он давно хотел беспроводные, но всё не получалось собрать денег даже на дешёвенькие китайские, так что продолжал мучиться с этим старьём.

Памятуя бугая стрёмной недоблондинки Ленки, соблюдал осторожность: телефон явно на людей не направлял, шифровался. Взял в объектив дамочку с коляской, потряхивающую своего отпрыска чуть поодаль около детской площадки.


«Ваша соседка из дома №14. ФИО: Перумова Альбина Леонидовна. Возраст: 22 года. Состояние: активность (прогулка с ребёнком). Подробнее».

«Размышления о необходимости посетить салон красоты (депиляция). Детализация, слушать через гарнитуру» сменилось на «Переживание, что Иннокентий уснёт на улице. Детализация, слушать через гарнитуру» и обратно на «Размышления о необходимости посетить салон красоты (депиляция)…»


Причём на середине деваха нагнулась к коляске и пошевелила ребёнка!

Пашка кликнул детализацию.


«…заросла, аж колется… Ромка скоро приедет, надо как-то попасть… Отнести Кешу маме? Вонять начнёт, зачем рожала… А если с собой взять? Что у него на лбу, блин, уже вскочило? – девушка у коляски нагнулась и пошерудила рукой в районе ребёнка. – Комар, что ли? Диану попрошу посидеть, надо только его вымотать. Засыпает, бля…»


– Кеша! – услышал Пашка голос, удивительно, до дрожи похожий на тот, который звучал в наушнике. – Кеша, не спи! Дома поспишь. Иди к маме!

Деваха выцепила младенца из коляски и начала крутить, показывая окрестности. Кеша не оценил и заревел.

Голос-то как смоделировало?! Из голосовух в мессенджерах собрало? Ну даёт!

Пашка поймал объективом жилистого парня, который неистово качался на турнике.


«Ваш сосед из дома №7. ФИО: Бобриков Артём Сергеевич. Возраст: 19 лет. Состояние: активность (спортивные упражнения). Подробнее».

«Счёт подтягиваний. Детализация, слушать через гарнитуру».


«И чё тут слушать?», – подумал Пашка, но тут Бобриков приземлился, взметнув пыльное облачко.


«Недовольство поведением друга Семёна (подозрение в интимной связи с сестрой). Детализация, слушать через гарнитуру».


А вот это уже интересно!

Пашка переключился на «прослушку»:


«…почки отобью к херам. Шлюха малолетняя, даёт кому попало. Как Сёма посмел, мою сестру… гнида… без зубов оставлю… будет на инвалидном кресле разъезжать… Дура тупоумная… Ещё залетит, бля, в шестнадцать. Вмазать бы и ей, чтобы мозги включала… Баб нельзя бить… Сёма – покойник. Раз, два, три, четыре, пять, шесть…» – это воинствующий Бобриков опять забрался на турник.


До восьми вечера Пашка протынялся во дворах, слушая чужие «мысли». Эта петрушка очень затягивала! Параллельно генерировал теории.

Анализ, по версии Пашки, в большей степени базировался на переписках. Приложуха умела ломать мессенджеры и соцсети, хапать оттуда инфу из последних сообщений, и генерировать околоплодные соображения. Ловко до чёртиков! Был бы Пашка махровой пенсионеркой, точно поверил бы в магию. Но Пашка – продвинутый современный чел. Его не проведёшь.

Только это всё равно было очень круто. И полезно.

А ещё отвлекало от размышлений о новом квестовом задании:


«10. Купи красную розу и оставь на парте Светланы Мирошиной. Награда – 10 баллов».


Спасибо, не вручи лично, блин!

Если за таким спалит хотя бы одна живая душа – затроллит Пашку вся школа, начиная от самой Светки и кончая последней уборщицей. Скипнул бы такое задание, но перейти к следующему без выполнения нельзя. А тут ещё и временных рамок нет. То есть, не выйдет просто дождаться, пока минуснёт десять баллов, и выполнять что-то нормальное.

А Светка, хоть и грудастая, но сука. Небось, она как раз и снимала Пашкин ранец в бабской сральне крупным планом для того видоса. И с Марципанниковым она мутит. Как минимум раз круто Пашку подставила уже. А он ей – розы таскай. Много чести.

Когда голод наконец загнал домой, выяснилось, что предки успели оттащить в Пашкину комнату весь хлам из коридора и даже мебель! Теперь там, мало того, что кошаком разило, так ещё хрен пройдёшь даже к кровати. Хоть бы спросили, мать их! И надолго ему такое счастье?

Вместо извинений Пашка получил шпатель. И задачу после ужина сдирать старые обои. Башни родакам, короче, снесло с этим ремонтом! Зато хоть полтинник потом выдали. Жмоты хреновы.

Обои хорошо отставали только там, где раньше стояли шкафы – потому что отсырела стена. В других местах они приросли намертво, и по факту приходилось отковыривать штукатурку, оставляя на стене вмятины. За вмятины Пашка едва не лишился обещанных двух сотен.

Перед сном проверил приложуху и подытожил: после школы ему надавали три недоведённые «П», одну отзеркаленную «С» с квадратными гранями, три перевёрнутых «игрека» (и это принесло уже пятый уровень!), льва, дракона и овна.

Интересно, как там дела у Марципанникова? Сильно ему от предков влетело? Душа радовалась, Пашка аж подпрыгивал от удовольствия, хотя и лежал.

Так что уснул он в прекрасном расположении духа, даже несмотря на обои и обсараивание комнаты. Всё-таки это был великий день.

День, который должен войти в историю.

Памятуя, как испоганился в прошлый раз за три часа дорогущий веник, розу Пашка покупал утром. Нарочно нашёл цветочный, который с семи часов открывался (на фига только – непонятно, но спасибо).

Девяносто рублей! За один-единственный сраный цветок, который к вечеру факт увянет! Хорошо, что опять прошёлся перед выходом по карманам верхней одежды (благо она теперь вся в полном Пашкином распоряжении прямо у кровати) и насобирал немного монеток. Совсем офигели! Пришлось отдавать весь свой денежный фонд. Без столовки, значит, снова. Ладно, к этому Пашка приспособился.

По пути в цветочный встретил вчерашнего Бобрикова с синюшным фингалом под глазом. Бобриков сидел на скамейке у второго подъезда дома номер семь и кемарил. Рядом стояли две бутылки водки: одна пустая, вторая ополовиненная. Из дома его, что ли, выгнали за разборки с сеструхой?

Пашка почувствовал себя всеведущим и возгордился.

Розу он взял относительно короткую, но, когда погрузил её головкой вниз в рюкзак, ножка всё-таки торчала. Пашка обмотал её кухонным вафельным полотенцем, которое прихватил из дома. В такую рань, как он взялся прийти, конечно, никого в школе толком нет, но на всякий случай следовало соблюдать осторожность.

Проблемой оказалось отвоевать ключ от кабинета географии. Может, это после вчерашнего так относились к выдаче, а может, всегда так было (не баловался раньше Пашка открыванием кабинетов), но только ключ ему не давали. Пришлось, сильно рискуя, сознаваться кокой-то семиклашке, дежурившей в учительской, в своих целях. Девочка загорелась, глаза её воспылали, на лице появилось выражение восторженного идиотизма.

Пашка скрипнул зубами. Но зато малявка пошла с ним на третий этаж, открыла тридцать девятый кабинет, с умилением и завистью посмотрела, как он кладёт на Светкино место розу, потом класс закрыла, сказала, что Пашка «очень крутой!» и умчалась вниз дежурить дальше.

Не донесёт же она Мирошиной? Блин. Вот это будет лажа.

Хотя, откуда ей знать, кто там сидит? Разве что, если Светку с розой потом увидит. Если Светка не выкинет её, конечно, за ненадобностью.

Надобность цветов Пашка считал сомнительной.

Семиклашка подругам, похоже, растреплет «романтическую историю» всем до одной. Но где седьмой класс и Пашкин?

Бредово всё-таки бабы на цветы реагируют.

Но, при таких ценах, понять можно. Хотя как по-Пашкиному, так лучше бы хоть конфеты, их съесть можно – какой-то толк имеется.

Потом он принялся слоняться. Было восемь утра, а за полчаса до первого урока в школу приходили только дежурные. Порадовался новому льву и цельной «П». Хотелось шестой уровень. И чтобы цветочная эпопея закончилась.

Нежданно роза на Светку произвела неизгладимое впечатление. Другие девки глядели с завистью. Географичка разрешила взять пыльную вазу с полки и сходить за водой. Светка сияла, как именинный торт со свечками.

На короткое время Пашка решил, что, если одних роз, пусть и девяносторублёвых, довольно для бабьего восторга, так он, может, и найдёт себе кого, а то и Светку трахнет. Вот это был бы номер.

Потом Пашка просканировал её мысли и набычился: если ИИ не лажает, то записала Мирошина цветок на счёт отсутствующего Марципанникова. Ну что за курица без мозгов?! Вот серьёзно: сейчас? После вчерашнего? Как будто у Славки теперь других забот нет, кроме как розы спозаранку подкидывать! Он даже на уроки не явился! Похоже, нет в Светке и грамма склонности к анализу, сиськи одни.

Но ох какие зачётные. Так бы их и…

Приложение дало овна, что Пашка, как правило, воспринимал, как обзывание бараном.

В конце урока пожаловали директриса и классная руководительница. Тут-то Пашка наконец и узнал, что он – Питер Паркер.

Сначала вообще поверить не мог. Исключили? Марципанникова? Совсем-совсем? Больше никакого Славки не будет в стенах школы? Никогда?

Свобода?!

Светка подняла правую руку, левой отчаянно теребя головку поставленной на пол в проходе розы.

– Ирина Сергеевна, разве так можно?! Это против Конституции! Человек обязан школу окончить!

Тогда Пашку осведомили, заодно со всем классом, о несгибаемой мощи федерального закона «Об образовании». И о том, что Марципанникову ещё повезло, что его к административной ответственности не привлекли.

Светка ревела всю перемену, остальные ходили в разной степени офигения. Шайка Славки – в ахуе. А вот они, угнетаемые, – в каком-то боязливом, недоверчивом ликовании.

Пашка – сокрытым героем. Бедные шпионы! Делают доблестные для целой Родины поступки, и никому не похвастаешь! Тут вон для одной школы, и то распирает. Но рассказывать никому и ничего было нельзя, это Пашка понимал прекрасно. Нельзя, потому как если Марципанникова за дымовуху выперли, то и Пашку могут. А не выпрут, так со свету сживут. Этого нам не надобно. Опять же, узнай Славка, кто его подставил, может и покалечить. Почему-то в этом Пашка был уверен.

Приложение дало не только десять баллов за розу, но ещё и нового льва и первый «икс».

Физкультуры, считай, и не было, все обсуждали исключение Славки на свежем воздухе, а физрук по секрету рассказывал, какие похожие штукенции они вытворяли с однокашниками в школе. Физрук у них был зачётный и с чувством юмора.

К алгебре Мирошина стала реветь как-то иначе. Злобно, что ли? И бабий гул вокруг неё тоже тональность изменил. В мыслях, по мнению ИИ, Светка только как-то путано, и всё больше матом, пидорасила Марципанникова на все лады. Пришлось подслушивать ушами.

В общем, оказалось, что эта дура позвонила Славке поблагодарить за розу. И в ответ услышала всё, что он думает о её умственных способностях, а заодно и о разумности баб в целом. Розу Светке порекомендовали сунуть себе в задницу, а Славка стал для неё уже не героем-изгнанником, а самым лютым врагом.

Соколов-младший был доволен, как слон.

После информатики Светка объявила во всеуслышание, что с настоящим дарителем розы согласится встречаться, кем бы он ни оказался. Это, конечно, всколыхнуло Пашкино мужское естество, но он был не дурак, чтобы повестись на такую провокацию. Тем более потом Светка прибавила: «Даже если это, блин, Лебедев», – и весь класс покатился от хохота, а сам Лебедев сделался пунцово-зеленоватым.

Кроме того, у Пашки было о чём подумать и без Светкиных буферов. Потому что очередной квест повелевал ему позвать на свидание Людмилу Пионову из 9-го «А» класса. И сулил за это аж пять сотен баллов.

Кто такая Пионова Пашка понятия не имел. Но нашёл её в контакте. Выглядела шикарно, и не на девятый класс, а на весь одиннадцатый. Когда его такая пошлёт, все ржать будут. К счастью, приложуха не уточняла, что звать её нужно прилюдно. И что Пионова согласиться должна – тоже не значилось.

Но от того было не легче. На последнем уроке он так и этак представлял себе грядущее унижение. Смотался к расписанию в холл, подкараулил девятый «А» на втором этаже у двадцать шестого кабинета. Нашёл Пионову по аватарке. В жизни она была ещё неприступнее, чем на фотках. К такой Пашка бы ни за что не подошёл.

Впрочем, он бы вообще ни к кому ни за что не подошёл, если честно. Хотя очень хотел.

Приложение, уже давшее овна после информатики, всучило Пашке ещё одного. А потом англичанка двойку влепила. Добралась-таки до заданных на каникулы слов, которые Пашка и по-русски прочитать не удосужился.

После школы попытался пойти на мировую Толик. Похоже, жаждал общения ввиду глобальных перемен, постигших их класс. Но Пашка рассудил: делать вид, что это реально Марципанников отличился с дымовухой, будет чересчур мучительным испытанием. И от Толика отморозился.

Тем более он спешил: надо было проследить, где живёт эта Пионова. Вышла она из школы с двумя подругами, но они отвалились по пути, сначала первая, а потом и вторая. Пионова двигалась куда-то к остановке. Дальнейшая слежка показала, что она ожидает маршрутку. В школу на транспорте? Бывает же.

Денег у Пашки было ровно девять рублей. И он, очень для себя внезапно, решился вдруг отмучиться прямо сейчас. Ну, поржёт и ладно. Может, до завтра забудет.

Пашка, чуть не зажмурившись, шагнул к красивой девушке и предложил угостить её кофе.

А Пионова взяла и… согласилась.

Глава 6: Страсти по Пионовой

Первым делом Пашка так растерялся, что забыл все слова. Прикалывается, что ли?

Пионова подняла брови и хихикнула.

– Контрал, альт, делит, – пошутила она. – Ты пикапер?

– Чего? – не понял Пашка.

– Ты так ко всем девочкам подходишь?

– Нет, – честно признался Пашка. Хотел моргнуть, но веки словно приклеились.

– Кофе пить идём или ты так, чисто посмотреть на реакцию?

Пашка, к кожным раздражениям не склонный, кажется, пошёл красными пятнами. Первый раз в жизни баба, да к тому же симпотная, соглашалась пить кофе, а у него в кармане ровно девять рублей. Мелькнула шальная мысль вынести ей на лавку к подъезду растворимого «Якобса», но про такое она уж точно потом будет даже внукам рассказывать.

– А ты живёшь где? – сипло спросил Пашка. – Давай, что ли, вечером?

– Свидание? – сделала жест фокусника Пионова и посмотрела на Пашку со значением. Может, всё-таки стебёт? – Только я далеко живу, у Центрального рынка. Не готов ты на такое странствие, добрый молодец. Давай возле Ульяновского парка встретимся?

– Давай, – промямлил Пашка.

Пионава сделала выжидательную паузу, но он больше ничего не добавил от растерянности.

– Телефон тебе, может, продиктовать? – подсказала Пионова. – И время быстро придумывай, вон моя маршрутка.

– Шесть, – выпалил Пашка. – Я тебе в контакте напишу!

– Ого, подготовился. Похоже, у тебя серьёзные намеренья, отрок, – хохотнула девчонка, вскинула руку и вскоре укатила от Пашки в забитой маршрутке.

А он так и остался стоять как дебил, чуть ли не рот разинув.

Свидание? У Пашки? Реальное?

И не с чувырлой какой-то?

Может, она неприкасаемая? Или заучка адовая, с которой и заговорить стыдно? Должно же быть объяснение.

Но у страницы Пионовой была куча друзей, альбомы пестрели фотками в компаниях, в кафе и на природе, даже, кажется, в каком-то клубешнике.

Вот те раз.

Нельзя ей писать там! Увидит Пашкин убогий акк и всё поймёт, а тогда не придёт вообще. Значит, высматривать около входа в парк. Нужно, получается, пораньше приехать.

И самое главное: откуда-то взять деньги на кофе! Девки ведь любят заковыристый кофе, который стоит, как вся Пашкина жизнь.

Боже, где же ему взять столько денег? На первое настоящее свидание ни в коем случае нельзя жмотиться. А у него девять рублей. Вот засада!

Пашка помчался домой, позабыв о приложении и пятистах баллах. Такое событие, может, раз в году бывает!

Родаков не было. Пашка прошёлся по мамкиным сумкам и всем карманам верхней одежды: но он же сам оттуда раньше всё и выгреб под завязку.

Проверил зимние куртки (еле выцарапал в заставленном хламом шкафу, который припёрли в его комнату). Собрал мелочью двести сорок три рублика.

Ну трындец. И чё делать?

В отчаянье Пашка засунул свой нос даже в коробку из-под фена, в которой родители держали сбережения. Но там лежали только три пятитысячные купюры. Заметят сто пудов, и как бы уже не сегодня же вечером. Сдерут с Пашки три шкуры, и не видать ему больше ни копейки от предков никогда. Нельзя брать.

По всему выходило, что придётся или мириться с Толиком, или терять Пионову навсегда.

Встретиться Толик согласился. Это вдохновило. Не хватало ещё за ним бегать, как за бабой.

Впрочем, за бабами Пашка никогда не бегал. Боялся.

Он и сейчас боялся люто, хотя не хотел признаваться в этом себе. Может, и хорошо, что надо на финансирование проекта отвлекаться. Не то бы он все мозги себе вынес до вечера.

Толик ждал за гаражами. В отличие от Пашки, Толик регулярно курил, потому что у него водились деньги. Жмотом Толик не был.

Вот и сейчас протянул экс-другу пачку и зажигалку дал.

– Ну чё там твой кот? Ещё подчинён искусственному интеллекту? – осведомился Толик, когда Пашка прикурил и вернул зажигалку.

О приложухе сейчас думалось с трудом, но заблокировать её всё равно не хотелось. Хрен бы он подошёл сам к такой, как Пионова. Потому болтать с Толиком рядом с телефоном поостерёгся.

– Ладно тебе, прикольная шутейка! – обронил Пашка затягиваясь. – Прежний Толик бы её оценил.

– Прежний Толик на каникулах с другом тусил, и друг его не стыдился, – парировал Толик новый и прищурился.

Пашка выдвинул нижнюю челюсть вперёд. В горле першило: курил он редко, а когда с Толиком не общался, так и вообще не курил.

– Теперь-то накрылся Славкин канал, свобода, брат, – проговорил Пашка.

– То-то и оно, – не оттаял Толик. – Уровень моей хреновости подупал, так ты и прибежал сразу?

– Меня тоже во «Фриков…» зафигачили, если ты не в курсе! – огрызнулся Пашка. И чуть не добавил, что, правда, с монтажом. А обидчивого Толика выложили в оригинале, как и было. Так что нечего тут морду воротить.

– Гнида ты, Пашок, вот что, – выдал Толик. – Но сейчас такое время, что надо кучковаться и вырабатывать стратегию поведения. А кучковаться мне, кроме тебя, особо не с кем.

Если бы Пашке не нужны были деньги, он бы за «гниду» точно нехило так навалял! Ишь, кучкователь хренов! Кто, как ни Пашка, вообще устроил всем эти «времена»! А этому лишь бы нажиться на чужом героизме.

– Я вот чё думаю, – продолжал Толик. – Шайка Марципана долго без головы ходить не будет. Кто-то живо в лидеры полезет. А чтобы авторитет завоевать, творить начнёт что похлеще всего прошлого.

– Ну? – лаконично обронил Пашка, всё ещё от «гниды» не отошедший.

– Высмеять надо лидера, вот что. А потом и следующего. Развалить это кодло.

– Это как, интересно? – снова затянулся Пашка. – Что-то ты борзый стал, прям не узнать.

– Заманало ходить в отребье. Тебя, думаю, тоже.

– Допустим. И как ты намылился лидеров высмеивать?

– Тут вся штука в том, что они пока неуверенные все, – доверительно и со значением объявил Толик. – И им страшно. Почти как нам, я тебе говорю. Потому что они по жизни в рот Марципану заглядывали, и на том весь их авторитет держался. А теперь отчалил атаман. Если кто власть возьмёт и во главе встанет, – хана нам, всё, как раньше пойдёт.

– Ну так и чё ты предлагаешь? – раздавил окурок Пашка.

– Ржать, – внушительно сказал Толик. – Чё б ни вытворяли, ржать, даже если бить будут. Над подражательством ржать, над идеями, над воплощением. Я тебе говорю, другие шакалы подхватят – потому что сами в вожаки хотят, и сейчас не будет у них никакой взаимоподдержки, одна грызня. И надо с другими париями потолковать сегодня, предупредить.

– С кем? – не понял Пашка.

– Ну ты, блин… – сплюнул Толик. – С теми, кого пиздят: так понятнее?

– Прям вижу, как Лебедев ржёт над кем-то в классе.

– А вот надо стиснуть зубы и ржать, – посуровел Толик. – В этом одно спасение. С Лебедевым я сам поговорю. А ты возьми на себя Маркина и Завихренникова.

– Какое-то распределение у тебя интересное, – скривился Пашка, которому уже позарез надо было к вопросу займа переходить: вдруг не даст и что ещё думать придётся.

– Потому что я, кроме того, с девками пошепчусь, – весомо сказал Толик. – Бабский смех – он самый обидный и унизительный.

– С тебя и начнут, – не сдержался Пашка. – Слушай, дело есть. Можешь косарь стрельнуть?

– Нехило. Это на что?

– Предки жмутся, ремонт затеяли. Нужно, короче. Выручишь?

– А ты ко мне не из-за косаря, случайно, пошёл? – недобро сощурился Толик.

У Пашки нутро знакомо скрутило в жгут. Пошлёт сейчас. Надо выруливать.

– Дурак ты, Толик! Всё деньгами меряешь. Я первым делом ещё в понедельник побазарить хотел, а тебе для мира понадобилось, чтобы Марципана вытурили.

– Ладно, не кипятись. Будет тебе косарь, на карту кину. Только чтобы через месяц вернул, максимум! – строго предупредил приятель. – Я так-то не благотворительный фонд.

– Как штык! – поклялся Пашка.

– И нормально донеси Маркину и Завихренникову, что делать. А то они того. Тугодумы. Сегодня, понял? Завтра уже начнётся, увидишь. Надо действовать слаженно.

«Насмотрелся Толик конспирологического кино», – думал Пашка, стремительно приближаясь к парку. Было уже начало шестого, а писать Пионовой со своего обоссаного аккаунта ни в коем случае нельзя.

Кишки, как завязались за гаражами, так в норму и не вернулись. Потому что было это первое Пашкино свидание. Может, и этой розу купить? Не, дорого, на кофе не хватит. Надо же и себе что-то взять, для приличия. А ну как вторую порцию попросит или пирожное какое? Тогда и себе надо будет брать. Тут-то косарь и выйдет с нынешними-то ценами в жральнях.

«Если не придёт Пионова, обратно отправлю бабки. И так хрен пойми, как их возвращать», – думал Пашка, а сердце подленько так сжималось. Может ведь не прийти, ещё как! Даже наверняка почти.

Но она пришла. Больше того, уже была там. Сидела на фонтане, к тому же ела пломбир на палочке. Да так, что у Пашки томительно в штанах зашевелилось. Он даже сглотнул и помедлил, но Пионова его приметила.

– Приветики! – улыбнулась она без признаков издёвки. – А у меня тут йога проходит, но мы сегодня раньше закончили. Пойдём за кофе? Знаю классное место.

– Ни в чём себе не отказывай, – пошутил Пашка, мучительно надеясь, что ему хватит Толикова косаря, исправно поступившего на карту.

Направилась она, к полному Пашкиному ужасу, в пафосную хипстерскую кафеху, открытую недавно неподалёку от парка. И взяла там какой-то навороченный лавандовый раф на миндальном молоке и с корицей за двести пятьдесят рублей. Но зато отказалась от сладкого, сказала, что лучше прогуляться. Пашка чуть воспрянул и живо наметил гулять в сторону от жуткой кафехи, куда-то лучше вглубь парка. Себе пришлось взять американо, это было самым дешёвым. Лучше только чай, но как-то не солидно.

– Ну что? – спросила Пионова, когда они прошлись уже метров на сто. – Как думаешь, пора?

– Что – пора? – опасливо уточнил Пашка.

– Представиться. Я, например, Люся, но это ты, скорее всего, знаешь.

– Павел, – выдохнул Пашка, и в горле у него пересохло. А кофе, зараза горячая, только язык обжёг.

– И чем же, Павел, привлекла я ваше молчаливое внимание? – поддразнила Пионова.

Он и правда не находил о чём сказать: уже трижды набрал в грудь воздуха, чтобы начать про фильм, песню и даже, прости господи, хорошую погоду, но всякий раз не решался.

– Ты… очень симпотная, – выдавил Пашка и впился взглядом в размалёванную крышку кофейного стаканчика.

– Приятно, – похвалила Пионова. – Ты тоже ничего так. И глаза красивые.

Пашка вскинул на неё свои красивые глаза почти что в испуге – девки ему никогда комплиментов не говорили. Вообще никто не говорил, если уж на то пошло.

– Ты, Павел, не очень общительный, я смотрю? – не сдержалась Пионова.

Он хмыкнул и хлебнул кофе.

– Вы где были, когда вчера задымило? – пришла на помощь она. – У нас все капец как перепугались. Я вообще думала, что бомба.

– Так это ж у нас в классе! – обрадовался теме Пашка. – Прямо на уроке литературы!

– Серьёзно? Ты из 10-го «Г», да? – уточнила она, и Пашка понял, что теперь все знают о существовании его класса в природе школы.

– Точняк! – просиял он. – Мы тоже все пересрались.

– И у вас мальчика исключили в итоге, да? – чуть поморщилась на «пересерании» Пионова, и Пашка понял, что базар надо фильтровать. – Я даже не знала, что в наше время исключают из школы.

– Это грубое нарушение устава школы, за такое могут ваще административку дать! – процитировал младший Соколов речь директрисы и классухи. – А он хулиган был. Только ему раньше всё с рук сходило постоянно.

– Ну тогда и поделом. У нашей географички от ужаса сердце прихватило, так что «скорую» вызывали потом. А вот мне повезло.

– Это как?

– Я параграф не читала, и меня как раз спросили, – засмеялась она. – И тут перст божий, вавилонское столпотворение. Папа говорит, они в седьмом классе такую же бомбочку-вонючку в школе взрывали. Но у них никого не отчислили, только двоек наставили по поведению. А твои что?

– Кто – мои?

– Родители что сказали?

– Да они не в курсе, – пожал плечами Пашка. – Это ж не я натворил, а Слава Марципанников. Откуда им знать?

– А ты что, сам не рассказал? – удивилась Пионова. – Такое событие, нетривиальное!

– У нас ремонт. Не до событий.

– Сочувствую. У нас ремонт года три тянулся, так себе развлечение. На всякий случай спрошу: у тебя, Павел, девушки нет? – вдруг выдала Пионова.

– Нет, конечно! – чуть не отшатнулся Пашка, и она засмеялась.

– Тогда давай завтра в бадминтон после школы поиграем? Умеешь?

– Конечно! – соврал он.

– Я на днях с парнем рассталась, – уведомила Пионова. – Теперь играть не с кем, подружки все вспотеть боятся. Ты не боишься вспотеть, молчаливый Павел?

– Буду потеть! – выпалил Пашка, и сам себя возненавидел.

– Ну и здорово. Ты чем вообще увлекаешься?

– Да… ну… так, по-разному…

В общем, за следующие три с половиной часа, то и дело вставляя дурацкое мычание, Пашка узнал, что Люся Пионова живёт с родителями, которые четыре года назад купили квартиру поближе к центру, но школу Люся менять отказалась, что нет у неё братьев с сёстрами (везучая!), что занимается она йогой, долго каталась на роликах, но надоело, хочет летом в поход с рюкзаками и ночёвками в палатке, ненавидит макаронные изделия и призирает кетчуп, очень любит морепродукты, прочитала несколько сотен книг и почти не смотрит телевизор. На Пашкино счастье, поддерживать диалог с мычащими бессвязно собеседниками Пионова тоже умела.

Они истоптали весь парк, а потом двинули к автовокзалу пешком. В районе подземного перехода Пашка уже едва волочил ноги, а вот Пионова оказалась к таким кроссам привычной.

А на прощание она Пашку поцеловала! В щёку, конечно, но так запросто, будто это вообще норма – красивой девчонке Пашку в щёку целовать!

Он так обалдел, что ещё потом минут пять стоял как вкопанный, пока не испугался, что у Пионовой на эту сторону окна выходят, и она его ступор заметит.

Домой ехал на маршрутке, благо они ещё ходили. Ноги гудели. В голове царил кавардак.

Выходило, что не так уж страшно и сложно общаться с девками, даже и с красивыми. Может, если бы Пашка был посмелее, имелся бы у него уже целый арсенал! Во всё это настолько нереально было поверить, что он даже временами опасался проснуться.

Дела… Ну и дела…

Бляха-муха! Дела! Толик же сказал поговорить с задротами и выучить их ржать в правильных местах над Славкиными прихвостнями! Только куда уже, десять вечера… Ничего, завтра физра первым уроком – там и перетрёт. Тем более идея это гиблая, не смогут они. И вообще, надумал Толик какую-то очень сомнительную муть. От которой синяков не оберёшься. А Пашке теперь того, лицо надо беречь.

Глаза у него красивые, надо же.

Ай да приложуха всё-таки! За пару дней всю Пашкину жизнь перевернула. Интересно, можно теперь считать, что они с Пионовой встречаются? Или он это должен ей предложить, а она – согласиться? Оно как у баб положено-то? Неспроста она сказала, что рассталась с кем-то.

«Интересно, а чё у них было?» – вдруг взревновал Пашка. И тут же подумал мечтательно: «А вдруг она даёт…» – и унеслись его мысли в похабное фантазёрство.

О приложухе благословенной вспомнил Пашка только уже дома, перед сном. После того как с предками поскандалил: должен, оказывается, Пашка сегодня был помогать клеить обои, а он трубку не брал (и правда: на телефоне нашлось пять пропущенных от матери, потому что на первом звонке во время монолога Пионовой Пашка там звук убрал и врубить забыл потом). Отец подключился, заподозрив, что Пашка уроки не сделал и из дома свалил, пришлось врать, что в первую неделю никто из преподов ничего не задаёт после каникул, только ему не поверили.

Короче, хрен Пашке, а не финансирование от таких родителей, и как Толику косарь отдавать было непонятно. Хорошо хоть ещё немного осталось, надо же завтра будет Пионову чем-то угощать.

Приложуха за тотальное к себе невнимание в обиде не осталась. Выдали Пашке при входе разом три перевёрнутых игрека, четырёх овнов (и с ними шестой уровень), лисицу, две «G» на боку, два «икса», цельную «П», две недоведённые «П» и дракона! Ну и пятьсот баллов, конечно.

А ещё новый странный квест:


«12. Предложи Егору Краснопупинскому отжиматься вместе. Награда – 10 баллов».


И как это понимать? Егор из Славкиной шайки. Что значит предложить отжиматься? С какого перепугу?

Ладно, временных рамок нет, так что хер с ним на сегодня. Вообще не до загадок сейчас. Лазить и разбираться, что на кучу баллов можно сделать, желания тоже не возникало. Иные желания, так и эдак представляя Пионову, Пашка удовлетворил в туалете. А потом, сам не понял, как после такого-то дня, уснул. И хорошо, потому что утром он решил поймать Люську около остановки и проводить к школе. Надо было удостовериться, что она его не стесняется.

Глава 7: Условия подписки

Утром дали овна. Но Пашка даже не обиделся: бараном он себя не чувствовал совсем. Наоборот! Едва ли не впервые в жизни ощущал какую-то уверенность, что ли. И, похоже, хотел идти в школу. Ну то есть не в школу, конечно, а на остановку к Пионовой.

Если бы не она, наверняка прогулял бы физкультуру.

А ещё надо же с тупнями поговорить, блин.

Самого себя Пашка к тупням не относил. Да, авторитетом в школе он не блистал, но хотя бы драться научился. Сдачи давал, не зависал в тупой безысходности между измерениями, пока ему наваливали. И тем хотя бы немного, но гордился.

Пионова Пашке неожиданно обрадовалась. Прямо-таки просияла. Опять чмокнула в щёку, да ещё и под руку взяла.

Довольный сверх меры переживать он по поводу этого начал метров за сто до школьного двора.

Вот кретин! Так хотел проверить, не будет ли она его стесняться, что совсем мозги выключил и о безопасности забыл. А ну как кто-то из придурков Славкиных его с бабой увидит и решит показательно опустить? При ней? Это же конец всей петрушке!

– Твою мать! – выдал Пашка в пятидесяти метрах от школы, и остановился. – Форму для физры забыл.

– А ты далеко живёшь вообще? – испугалась Пионова и глянула на дисплей телефона. – Целых шестнадцать минут до звонка. Но ещё ж переодеваться.

– Да вон в том доме живу, – указал пальцем Пашка, и она нахмурилась.

Но потом хмыкнула:

– Везёт. Ну беги, успеть можно.

– Сорян! До встречи! – выдал Пашка и метнулся по дорожке, а вскоре уже застыл, тяжело дыша, за поворотом в ближайший двор.

Форма у него была с собой, запихана в ранец. Выждав минут с семь, Пашка понёсся бегом уже к школе.

В раздевалке никого не было: когда физра шла первым уроком, те, кто вообще на неё являлся, переодевались дома. Пашка тоже обычно так делал, но в этот раз устыдился своего потасканного спортивного костюма. Хотелось перед Пионовой козырнуть.

На улице оказалось, что ещё не объявлялся физрук. Такое с ним бывало редко. Девки ругались и зевали, парни из Славкиной шайки собрались в кучку и о чём-то переговаривались вполголоса, Толик поодаль у футбольных ворот что-то жарко втирал Лебедеву.

Пашка уже хотел подойти к Завихренникову (Маркина что-то вообще не наблюдалось), когда вдруг отделился от других парней Егор Краснопупинский. И объявил громко на ходу:

– Короче, раз такие дела, физру я проведу! – А потом глянул на Пашку ничего хорошего не предвещающим взглядом. – Слышь, Соколик? Будешь сдавать жим лёжа. И поживей давай!

Пашка напрягся. Похоже, прав был Толик! Ща начнут доказывать, что остались крутыми без Марципана. И, конечно, за чужой счёт.

– Ты чё стоишь, оглох, что ли? – воинственно уточнил Краснопупинский. – Или отжиматься не умеешь? Так я тебя ща подучу! – хохотнул он.

Вроде по плану Толика сейчас все должны были Егора обстебать, но что-то никто рта не раскрывал, даже сам Толик. Лебедев так и вообще ему за спину спрятался. Зато Светка и её вечная спутница Мила Юлова заинтересованно повернулись от стоящей кру́гом бабской кучки. Светка окинула Краснопупинского оценивающим взглядом. Отличница Дашка Подушкина помрачнела и отвернулась.

Так-то отжаться Пашка мог очень даже нехило. И уже был готов показать этому придурку, что хлюпиком не является, что не на того напал и поржать над ним не выйдет.

И тут в голове как будто что-то звякнуло.


«12. Предложи Егору Краснопупинскому отжиматься вместе. Награда – 10 баллов».


Твою ж мать!

На рожон Пашка обычно не лез. Это в любом случае заканчивалось дракой и победой противника ввиду численного перевеса. Просто так именно Пашку пиздили редко, потому что он ощутимо давал сдачи.

Проще поотжиматься, так-то. Куда как проще. Тем более Пашка мог раз тридцать, а то и тридцать пять. Над таким не погогочишь.

А с другой стороны, приложуха пока херни не советовала своими квестами. Одна Пионова чего стоит! Даже непонятно, что круче – крах Марципанникова или Пионова…

– Вместе давай! – нежданно сам для себя объявил Пашка. – Кто больше.

– Чего-чего? – хохотнул Краснопупинский и сделал шаг в Пашкину сторону. – Это кто тут учителя не слушает?

– Обосраться боишься? – уточнил Пашкин язык, и тело приготовилось отбивать неминуемую атаку.

И где же там хвалённый Толиков стёб? Молчит, падла, в тряпочку.

– Упал и отжался, – сквозь зубы выдавил с угрозой Егор, очень заметно помрачневший.

– Легко. Вообще, без базара. И ты присоединяйся, если умеешь.

И Пашка, стиснув челюсти от напряжения (потому что могло прилететь ногой в живот), принял упор лёжа. Отжался два раза, вскинул на Егора выжидательный взгляд и продолжил.

И вот тут захихикала… Светка Мирошина.

– Можем начать счёт от сейчас, – прибавил ободрённый и лихо осмелевший Пашка на очередном выпрямлении рук.

– А Егорка у нас не очень спортивный, – сказала Вера Перевёртова, и уже почти все девчонки засмеялись разом.

Со свирепым выражением Егор закатал рукава и занял упор рядом с Пашкой, отжавшемся уже десятый раз.

– Перерыв бы для честности, – вдруг сказал Антон Кумыжный из Славкиной шайки. – Начал-то с заминкой.

После этого Пашка уже не мог сплоховать. Краем глаза отметив, что Подушкина поднимается по ступенькам в здание школы, он собрал все силы, какие у него были когда-либо. И каким-то непостижимым для себя образом, подстёгиваемый адреналином, отжался сорок два раза. Причём последние пять уже после того, как Краснопупинский, невзирая на фору в десять жимов, рухнул красной рожей в намокшую от его же накапавшего пота пыль.

– Соколову норматив автоматом, – сквозь барабанный стук в ушах, услышал Пашка голос физрука Игоря Андреевича. Расплывающимся взглядом увидел его и Подушкину рядом (похоже, побежала за старшими, чтобы прекратить расправу). – А Егор у нас уже как взрослый, начал жить по принципу «Не умеешь сам – учи другого», – добавил физрук.

Марципанова шайка заржала, Пашка ушам своим не поверил. Заржала над своим. Опущенным. Пашка опустил Краснопупинского!

А один он его даже не отпиздит! Во дела!

– Все по два круга, Соколов отдыхает, – велел физрук. – Бегом марш!

Приходя в себя, на короткое время Пашка почти поверил в то, что приложуха предсказала будущее. Но тут же остановил себя. Просто с кем-то Пуп вчера переписывался и планировал своё представление, вот и всё. Остальное – анализ ситуации. Может, в «Гуглфит» влезла на их телефонах, да и прикинула выносливость, а может, ещё что. Но вышло охерительно. Эдак Пашка скоро игре поклоняться начнёт!

После второго круга подбежал вспотевший Толик.

– Красава! – похвалил он. – То, что нужно. Круто вышло.

– Да господи, делов-то! – хмыкнул Пашка, потирая ладони.

– У нас минус один, я считаю. Осталось трое.

Толик был полон энтузиазма. Хорошо ему, блин, командовать, а в пиковые моменты в кустах сидеть. Да если бы Мирошина не засмеялась, вообще не пойми, что было бы. Но вышло всё равно бомбически. Вот серьёзно.

К Пашке даже в раздевалке после физры не доебались. Царская жизнь.

Игруха одарила львом, «иксом» и перевёрнутым «игреком». И ещё на счету имелось уже пятьсот двадцать восемь баллов, а английский был лучшим временем, чтобы разузнать, что на это можно улучшить.

Было очень любопытно послушать «мысли», приписываемые Пупу. Он, ясен пень, кипит и булькает, особенно после того, как Илья перед звонком уточнил на весь класс: «Отжаться не хочешь?», и все заржали, включая девок.

Потирая руки, Пашка влез в телефон вместо того, чтобы переводить тупой текст про Дашу и её подготовку к экзаменам.

И не поверил своим глазам.

Приложение стало платным.

Знакомый бело-синий интерфейс размылся, а в центре экрана застыла не имеющая закрывательного крестика бело-фиолетовая рамка уведомления с нарисованным замко́м и надписью:


« Конец пробного периода! Для дальнейшей работы пополните баланс. Доступно: Помесячная тарификация. Актуальная цена подписки – 149 руб./мес.


ВНИМАНИЕ! Стоимость услуги может быть изменена по истечении срока оплаченного периода.


Чтобы продолжить работу, пожалуйста, оплатите доступ.

КУПИТЬ ЗА 149 ₽

(только работа с данного устройства)

Закрыть и вернуться на главный экран».

Глава 8: Оно реально знает всё

Вот это, мля, нежданчик!

Пашка попробовал выйти и снова зайти. Голяк, та же рамка. Попробовал даже перезапустить телефон, после чего его выгнали с урока – потому что гаджет разлился приветственной мелодией во всю громкость динамика.

Но так оно даже лучше.

Усевшись на батарею в пустом коридоре, Пашка снова недоверчиво уставился на экран:


«Конец пробного периода! Для дальнейшей работы пополните баланс. Доступно: Помесячная тарификация. Актуальная цена подписки – 149 руб./мес.


ВНИМАНИЕ! Стоимость услуги может быть изменена по истечении срока оплаченного периода.


Чтобы продолжить работу, пожалуйста, оплатите доступ.

КУПИТЬ ЗА 149 ₽

(только работа с текущего устройства)

Закрыть и вернуться на главный экран».


Сто сорок девять рублей, конечно, фигня за такие услуги. Но об оплате же вообще речи не шло!

Попахивает мошенничеством!

На счету Пашкиной карты было две сотни. Потому что во время прогулки с Пионовой пришлось купить ей ещё один кофе, а потом минералку.

Пашка нажал на «149 ₽», и прилога попросила ввести число месяцев в новом окошке. Он нехотя жмакнул единицу.


«Помесячная тарификация.

ВНИМАНИЕ! Тарификация может быть изменена по истечении оплаченного периода. Оплатить один месяц?»


Пашка засомневался. У него ещё было немного наличных и какая-то мелочь. Опять же, можно стрельнуть у Толика – после утренней победы, может, и даст. Хотя поверх косаря – не точно.

И тут на экране пониже подтверждающего окея появилось:


«Для продолжения работы выберете и активируйте тарифный план.

Деинсталляция: 60 сек.»

59 сек.

58 сек.

57 сек.


В панике Пашка согласился на один месяц, чуть телефон впопыхах не выронил. На больше всё равно на карте не было. Хорошо, что там вообще не по нулям! Вот блин!

Игруха перекинула в банк, и он спешно окнул оплату. Свернул сберовское окошко.


«Успех!

Работа с приложением оплачена до 05.05.2018 (09:47 a. m.)»


– Господи боже мой! – наконец выдохнул Пашка. Сердце колотилось о грудную клетку.

Заработавшая в прежнем режиме приложуха наградила перевёрнутым «игреком». Ну блин, так и поседеть можно.

«И чё теперь?» – подумал Пашка и заглянул в «Квестовые задания».


«13. Найди подработку. Награда – 3000 баллов».


– Чего, блин?! – так и вытаращился Пашка.

Он последние копейки отдал для того, чтобы эта штука отправляла его вкалывать вместо учёбы?! Детский труд, вообще-то, запрещён! До совершеннолетия родаки обязаны обеспечивать потребности своего ребёнка! Офигеть можно.

Какую ещё подработку?! Грузчиком, блин? Чтобы потом так всю жизнь и таскать чужие тяжести, что ли?! Чтобы работать, человеку образование нужно, так-то! Хотя бы среднее.

Обалдеть, игрушечка.

Вот это развод так развод! Ещё и перед летом. А дальше чё? Прилога ему все каникулы пахать велит?

Пипец просто.

«Дополненная реальность» попыталась утешить Пашку драконом, но он всё ещё досадовал. И как это воплотить вообще? Нереально же! Кому Пашка нужен? Он же не умеет ничего. А если предки узнают, что он на самообеспечении, так и вообще с довольствия снимут на фиг.

Тупое задание.

Деньги, конечно, нужны, но Пашка прекрасно понимал, что никто деньги ему не даст. Только мелочь какую-то беспонтовую, за которую и кофе бабе не купишь.

– Приплыли, твою мать! – шипел он вполголоса, закрывая «Квестовые задания» и залезая в магазин. Если и тут ща какая-то лажа, точно развод на бабки. Дождалось инвестиций и борзеть начало.


« Уровень: подписка, средний. Баллы для разблокировки опций. Баланс: 528 баллов.

Вы можете выбрать направление расширения.

Доступно:

Объекты: пройти дальше – 1 балл.

Предметы: открыто.

Живое: открыто».


Хмурый Пашка пошёл в «живое».


«Выбрать: люди (открыто), животные/птицы, подводные жители, насекомые, растения. Цена выбора – 1 балл».


Клацнул по «людям».


«Выберите направление расширения информации: здоровье/тело, эмоции/настроение, память, мысли (открыто), потребности, цели/желания. Цена выбора: 50 баллов».


Что-то прикинув, Пашка оплатил разом и «потребности», и «память». И то, и то казалось затруднительным для прогнозирования по взломанным перепискам, а было очень и очень интересно, как игруха из этого выкрутится. Если запорет, а факт же запорет, то надо будет ещё пять раз подумать, стоит ли вообще в неё заходить и бредовые задачки решать.

Впрочем, потребности самого Пашки определились весьма верно:


Сытость: 50% (редактировать: 100 баллов, необходим 40-й уровень аккаунта) ;

Наполненность мочевого пузыря и толстой кишки: 39% (редактировать: 100 баллов, необходим 40-й уровень аккаунта);

Энергия: 85% (редактировать: 100 баллов, необходим 40-й уровень аккаунта);

Весёлость: 100% (редактировать: 100 баллов, необходим 40-й уровень аккаунта);

Общение: 100% (редактировать: 100 баллов, необходим 40-й уровень аккаунта);

Гигиена: 20% (редактировать: 100 баллов, необходим 40-й уровень аккаунта).


С гигиеной, кстати, после физры и правда надо было что-то решить, прежде чем играть с Пионовой в бадминтон. Потеть-то он согласился, но не заранее же. Дезодорант, что ли, у Толика попросить?

А уровень аккаунта у Пашки был всего-то шестой, то есть, считай, зря пятьдесят баллов истратил.

Ну ничего, на памяти отыграется.

Пашка направил камеру на ноги, выбрал себя и доклацал до «памяти».


Доступны варианты просмотра сведений:

- По дате и времени;

- По поисковому запросу;


«Ну-ну. Расскажи-ка мне, чудо-ИИ, чё я делал пятого июля 2010 года!» – хмыкнул Пашка и ввёл дату, а потом ещё и время наугад: пятнадцать сорок семь.


«Архивная справка (5.07.2010, понедельник, 15:47). Предыстория состояния: Ваш брат нашёл спрятанную вами в столе шоколадку, которую вам подарила ваша бабушка, и съел. Вы упрекнули его и не услышали извинений. Вы нажаловались матери и получили от брата удар ногой в пятую точку. В момент, указанный в запросе, вы раздосадованы, злы на брата и вам хочется плакать, но вы сдерживаетесь. Место: адрес прописки, ваша с братом комната».


Что ж. Ситуация описана правдоподобно, но проверить её нельзя. Чё бы такого спросить, чтобы уж наверняка? Пашка задумался, а потом вдруг ухмыльнулся. И набрал в строке для запроса:

«Видел ли я, как трахаются предки?»

Потом исправил «трахаются» на «занимаются сексом», а «предки» на «мои родители». И отправил.


«Нет. Но слышали и догадались о том, что происходит. Архивная справка (17.08.2013, суббота, 03:12 – 03:29). Предыстория воспоминания: В августе 2013 года вы с братом, родителями и их друзьями уехали в лес с палатками на три ночёвки. В предпоследнюю ночь с 16 на 17 августа вы пошли в заросли по нужде очень поздно. Вы боялись, что проснётся брат, и удалились от вашей с ним палатки на другой конец лагеря к палатке родителей. Вы услышали возню и начали приглядываться к родительской палатке. Вы поняли, чем занимаются родители, по звукам, и стали подслушивать (время подслушивания: 12 минут). Потом не могли уснуть до рассвета и долго в дальнейшем вам было стыдно смотреть в глаза матери и отцу».


Пашка таращился на экран телефона, где начал всплывающими строками набегать этот текст, и ему казалось, что звуки вокруг проваливаются куда-то в колодец и отдаляются от него со стремительностью скоростного поезда. Об этом событии в его жизни не мог знать абсолютно никто. Пашка никогда не записывал и никогда никому не рассказывал, ни устно, ни тем более в переписке, об этом. В том лесу не ловила мобильная связь, и все устройства участники похода выключили, чтобы не садить батареи.

Родительский трах произвёл на него, одиннадцатилетнего шкета, очень сильное впечатление. Предки не особо походили на людей, которым такое ещё интересно (по крайней мере, тогдашний Пашка считал именно так). Он пытался себе представить, что происходило в палатке, и выходила какая-то дичь. Очень много и часто думал об этом. Но только никому, никому и никогда не говорил.

А это значит… что приложение не анализирует никакие взломанные базы данных в Сети. Оно реально знает всё. И может влиять на действительность. Оно реально заставило Пашкиного кота обделаться посреди комнаты. На сороковом уровне с его помощью Пашка сможет… по-настоящему управлять окружающими людьми. Делать с ними то, что захочет…

//Если вы читаете историю не на АвторТудей, значит, это черновые наброски, украденные у автора пиратами. Для того, чтобы история не заглохла, автору очень нужна ваша поддержка. Пожалуйста, перейдите по ссылке https://author.today/work/333270 на оригинал произведения. Если у вас действительно нет финансовой возможности оплатить книгу, вы всегда можете написать мне в ЛС и получить промокод. Я очень быстро отвечаю на сообщения. Читая книгу на сторонних ресурсах, вы отнимаете у автора не деньги за продажу, а ту искреннюю радость, которую приносит творчество. Оно требует многих сил и всё-таки заслуживает хотя бы того, чтобы автор видел, что его читают. Пожалуйста, не забирайте у автора результаты труда, спонсируя кому-то доход от бесящей вас же рекламы//

Глава 9: Избранный, как в кино

Едва Пашка наконец признал всесилие приложения, прилетел ещё один «икс».

Да за что же даются достижения?! Если бы он только это понял, сороковой уровень был бы в кармане! И тогда…

Да ведь можно будет делать вообще всё что угодно. Получить всё что угодно. Заставить любого крутого буквально обосраться от одного Пашкиного взгляда! Иметь сколько угодно денег. Покупать всё, что бы ни захотелось, или даже брать просто так. И выбрасывать, как только надоест.

Пашка – избранный! Как в кино! Ради такого стоило потерпеть шестнадцать лет чего угодно! Тем более, они закончились.

Слава богу, Толик в приложуху не поверил. И дёрнуло же Пашку рассказывать. Ещё спиздят телефон, или убьют совсем. За такое могут и убить. Только никто ведь не знает, что Пашка теперь – бог. Ну почти. Бог шестого уровня.

И вот честно: абсолютно ему пофиг, как это может быть, если оно работает!

А оно – работает!

Прозвенел звонок, и коридор наполнился детворой. Новый божественный Пашка иначе оценивать других школьников уже не мог. Скоро он будет управлять ими.

Захочет, и вон ту жиртреску до фотомодельной стройности ужмёт двумя пальцами. А будет себя плохо вести вон та модная тёлка, так он ей прыщей по всей морде натыкает.

Предкам сможет не то, что новые обои, новую хату намутить. И дойдёт до них всё-таки, что не тот сын у них в любимчиках числится.

И Серёге наконец-то покажет, как нехорошо младшего брата изводить.

– Слышь, ты чего тут лыбишься в пустоту, накурился, что ли, в туалете? – подвалил под занавеску Толик. – Предлагаю действовать на опережение. Васина историк постоянно стебёт за тупость.

– Историк всех стебёт, падла, – буркнул Пашка.

– Все нас не интересуют, – отмахнулся Толик. – А про Васина надо из сегодняшнего материала какую-то шутейку слепить, и новую кликуху дебильную на него навесить. Желательно такую, чтобы историк заценил и подхватил, для закрепления. Мозговой штурм нужен будет. Садимся вместе и врубаем мыслемешалки.

– Слышь, Наполеон, ты так перегреешься, – хохотнул Пашка. – Есть идея получше. Сядем отдельно. Это не в упрёк, мне просто надо так. И я тебе выдам на Васина компромат для лучшей шутейки эвер.

– Чё узнал?! – возбудился Толик, и глаза его загорелись.

– Ещё не узнал, – хмыкнул Пашка. – Планирую.

– Приложухой мысли читать намылился? – хохотнул Толик, и Пашка вдруг побледнел и с батареи вскочил как ужаленный.

– Я срать! – рявкнул он и помчался к туалету.

Заперся в кабинке для учителей. И в ужасе зашёл в приложение.

Второго предупреждения не было.

Слава богу!

Из-за этого долбаёба может чудо-игруха крякнуть! И кто Пашку за язык тянул?!

А может, Толик уже засчитан и с ним можно?

Но нет, таким Пашка рисковать не станет.

Не стоит, наверное, воплощать Толиковы фантазии приложухой, палевно. А с другой стороны… Заманчиво очень! С Васиным у Пашки были свои счёты.

Игорь Васин перешёл в их школу в прошлом году. Весил он побольше Толика и был к тому же низкорослый. Всё это предвещало пополнение рядов лузеров, и иначе быть попросту не могло.

Но каким-то мистическим образом Васин Славку околдовал. А дальше – всякую жратву, которую покупал Пашка в столовке или приносил с собой, если это бывало замечено, у него, Пашки, отбирали, со словами, что «надо кормить Васина, он бездонный». И Васин с удовольствием Пашкину жратву уничтожал всем на потеху.

Учитывая, что Васин в довесок к внешним параметрам был ещё и туповатый, осознать разумом, как он оказался в Славкиной шайке, было нельзя. Приплатил, может? Но у него и бабла особо не было.

И, хотя жрачку отбирал не сам Васин, а не любил его Пашка по-особому. Даже не из-за этой продовольственной дани, из-за которой горели карманные деньги, а иногда и кишки сводило без обеда. А потому, что тупоумный и уродский Васин не сделался отбросом. А как не сделался – было неясно.

В десятом же классе Игорь вообще стал сидеть с Марципаном и науськивать того на окружающих, как цепного пса. И нередко – науськивать на Пашку.

Так-то Толик прав, и у Игоря есть все шансы занять место лидера. Его привыкли слушать и при Славке. К тому же ему была подвластна какая-то магия. Другого объяснения быть не могло.

Но теперь-то и Пашке магия подвластна. Причём не какая-то, а самая настоящая.

На истории он сменил дислокацию, сдвинувшись на самую последнюю парту третьего ряда и прогнав оттуда Лебедева. Потому что ему требовался хороший обзор. Да и историку лучше глаза не мозолить.

Вещали что-то о Пёрл-Харборе.

Приложуха дала змею, два перевёрнутых «игрека» и «икс».

Пашка навёл на Васина объектив.

Тот вспоминал какую-то бабу из «Дневников Вампира». Ну-ну. Сейчас мы покопаемся.

И Пашка вошёл в «память». Вбил в поисковую строку: «Чего Васин стыдится?»


«Некорректный запрос», – заругалось приложение.


Ладно, попробуем «Васину очень стыдно, хочет, чтобы об этом никто не узнал».

И выдало тут Пашке такое количество результатов, что активные строки убежали вниз в бесконечность, и чуть телефон не повис!

Вот это изобилие! «Ну всё, конец Васину!» – решил Пашка и нажал на первый же пункт.


«Архивная справка (5.04.2018, четверг, 10:11 a. m.). Предыстория воспоминания: Запретная влюблённость в девушку друга. Состояние: восхищение Светланой Мирошиной, читающей перевод текста у доски. Эмоции: стыд, самобичевание».


Пашка чуть не сплюнул в проход. «Ой, прямо-таки стыдно, блин! Да Светку все хотят, даже просто прохожие на улице. Она, может, сама себя хочет, когда в зеркало смотрится – с такими-то сиськами!», – подумал Пашка и получил овна. А потом ткнул во вторую следом строку (судя по датам и времени, Васин что-то стыдное испытывал по пять-десять раз на дню, и если всё касается одной Светки…»


«Архивная справка (5.04.2018, четверг, 09:41 a. m.). Предыстория воспоминания: Желание освободить мочевой пузырь перед уроком. Толкотня в мужском туалете, невозможность решить проблему в окружении чужих глаз. В начале урока попытка попроситься выйти и отказ от преподавателя. Состояние: дискомфорт, неудобство, невозможность сосредоточиться. Ненависть к себе и размерам своего мужского достоинства, которые приходится ото всех скрывать».


Пашка глазам своим не поверил. И взялся тыкать наугад в стыдные воспоминания, мотая вниз. Большая их часть касалась вовсе не Светки! Почти всё было связано с тем, что у Васина… похоже, настолько маленький хер, что он никогда не ссыт так, чтобы кто-то мог это увидеть!

Чувствуя восторг и ликование, Пашка немного переформулировал запрос. И выяснил, что Васин страдает от своей беды с двенадцати лет (немудрено)! Более того, он из предыдущей школы перевёлся из-за того, что его пипетку спалили, и, конечно, растрезвонили всем и вся! Васина сделали посмешищем, и за полгода он умудрился убедить родителей поменять ему школу! Вот это да! Вот это новость так новость!

Конец Васину!

– Что там такое познавательное и любопытное ты гуглишь, Соколов? – вывел Пашку из состояния эйфории историк. – Дам тебе шанс поделиться обнаруженными интереснейшими фактами. Иди-ка к доске и поведай нам с деталями, обойдёнными нашим скучным учебником, о том, как США вступили во Вторую мировую войну.

Ничего, до историка Пашка тоже ещё доберётся вместе с его поганым остроумием! Наберёт баллов, и будет у него историк рассказывать о том, что америкосы с эльфами воевали, а весь класс это снимет и на ютубчик загрузит.

Но пока Пашку раскатали у доски по полной программе, и получил он жирную двойку, которую историк не поленился в дневник прописать, ещё и с язвительным замечанием. Батя увидит – вонять начнёт похуже обоссаного паласа.

А на фига Пашке история, когда он её скоро вообще поменять сможет, если захочется?

– Уверен? Реально маленький? – не поверил Толик. – Прям настолько?

– Прям да, – объявил Пашка, разбивая в приложухе на звёзды данных после истории дракона и дырявую «П». – Сам видел в сральне. Ваще, считай, ничего и нет, – немного приукрасил он.

– И он ещё кошмарит тут кого-то?! – возмутился Толик. – Офигевший кастрат, блин. Ну так мы его погасим в ноль прямо сегодня. Есть у меня одна идея…

Перед русским языком, который проходил пока в кабинете физики, потому что в Лидочкиных покоях всё ещё ощутимо воняло тухлятиной, как ни проветривай, Толик прилепил к кафедре (а в тридцать девятом кабинете была целая кафедра: большой длинный стол во всю доску для лабораторных экспериментов, и учитель со своего места не мог видеть, что там на его передней части пришпилено) лист бумаги. Да так ловко, что сначала это был только белый лист, и никто на него внимания не обратил. Перед самым же звонком Толик прошёл мимо, задел своими массивными телесами что-то, и с бумажки слетела «заслонка», оставив только другую, намертво к кафедре скотчем прилепленную: «Давайте поможем Васину собрать средства на операцию по увеличению члена! Нужно спасать парня. Переводы по номеру – и дальше телефон Васина».

Все так и покатились со смеху, а Толик вроде как даже и не имел к объявлению прямого отношения. Сумрачная Лидочка, на щеке которой оставался залепленный пластырями порез, никак не могла понять, что происходит с классом.

Эффект вышел что надо. После урока на Васина накинулись бывшие дружки, жаждущие выяснить «а что, прям так надо?», лузеры 10-го «Г» подслушивали изо всех сил и тоже скалились. Васин выглядел помертвевшим и растерянным, а после астрономии вообще свалил с последних двух уроков.

«Ошибка», – злорадно думал Пашка.

Нельзя выдавать, что тебя что-то задевает. Это первое правило выживания.

С помощью приложухи он уже выяснил, в чём секрет популярности и авторитета Игоря Васина. Оказалось, что он был генератором идей почти всех Марципановых бесчинств и вдохновителем канала «Фрики школы №37». Думал медленно, реагировал туго – но когда уже что-то выдавал, оно стоило внимания. Не тупой Васин, он – креативный тормоз, ну и мудак по совместительству. То-то у Славки с появлением Васина как будто фантазии поприбавилось! Васин умудрился ловко, хотя и с запозданием, отшутиться от первых нападок по поводу своей жирности и втёрся в доверие.

Но на размеры члена его самоирония не распространялась. В точку Пашка попал.

И жаль такую гниду, которая чужими руками над другими измывалась, чтобы комплексы свои покрыть, не было вот ни капельки.

После уроков Пашка про Васина забыл.

Насилу отвязавшись от Толика, окрылённого успехами и жаждущего придумывать «нейтрализации» для оставшихся троих уродов Славкиной шайки, он дождался Пионову и уже открыто пошёл с ней из школы в парк, играть в бадминтон. Был уверен, что сегодня всем не до него будет.

Подмывало Пашку, конечно, залезть к ней в башку и позырять, что она о нём на самом деле думает. Но было стрёмно. Вдруг окажется, что муть какую. Очень уж хотелось верить, что это не так! Так что решил Пашка повременить. Чуть поднаберёт авторитета, а потом уж посмотрит Люськины мысли. Чтобы наверняка.

А играть в бадминтон оказалось по-настоящему здорово. Он откинул колдовской телефон и отвлёкся от планов по покорению мира (к геометрии Пашка успел даже вскользь подумать, а не стать ли ему президентом, но потом решил, что это муторно и лучше оставаться в тени).

Разошлись они только в пять вечера, причём Пионова ни много ни мало вызвала такси, чтобы домой потной не ехать. Хотя потная она Пашке ещё больше нравилась. Ух!

Приложуха обозвала бараном трижды, а ещё дала крестик, три недоведённые «П» и льва. Последняя «П» и лев были в своих строках десятыми, и у Пашки стал разом восьмой уровень. А как только стал, ему ещё одного льва подогнали бонусом.

Надо было квест выполнять. Потому что и после сорокового уровня все плюшки были сильно не бесплатными, такую тучу баллов стоили, что даже страшно. Хотя объёмы наград растут.

Нужно Пашке, хоть ты тресни, а насобирать очень много баллов.

Он вспомнил с тоской о задачках типа бургера или даже цветочного подкидывания. Это вам не работу искать!

В животе заурчало. Зря он подумал о бургерах, ох зря. От активных игр на свежем воздухе голод напустился прямо-таки лютый. Но купить Пашка ничего не мог.

И потому пошёл домой, и настроение его стало стремительно портиться.

То есть, что? Он, Пашка, считай бог, только пока будущий, а притом пожрать взять не может и в карманах пусто. Вот вечно у богов траблы с родителями!

И, как назло, все вокруг усиленно хомячили. Пашка чуть слюной не захлебнулся около ларька с шаурмой. Тёлка какая-то унесла оттуда в пакете разом шесть порций, мужик с бабой жрали, аж давились, стоя около исходящего томительным ароматом окошка. Был бы у Пашки сороковой уровень, нажал бы им всё немедленно ему, Пашке, отдать (что не покусанное, конечно).

Блин.

Дома Пашка залез в холодос и повымел оттуда почти всё: уговорил полпалки колбасы, все оставшиеся котлеты смачно полил кетчупом (так Пионовой не милым), умял сыр, выскреб из казана жаркое под завязку (хотя старался никогда последнее из кастрюли не брать, потому что мать считала, что это обязывает человека к помывке), а потом ещё и бананы захавал, правда, уже совсем почерневшие.

И обожрался. Нельзя, потому что, на кухню таким голодным приходить.

Брюхо аж распирало, так что Пашка завалился на постель в своей захламлённой и вонючей комнате, и начал смотреть, кем, блин, можно поработать школьнику. Придумают же!

Но сначала заглянул в божественное приложение. И не зря: восьмой и девятый «икс», отзеркаленная квадратная «С», два перевёрнутых «игрека», одна недоведённая «П», запятая, свинка, змея и медведь! Правда, уровень не повысился.

Надо было искать подработку, но это казалось совершенно нереальным. Пашка зашёл ещё раз посмотреть на условие и подскочил.

В «Квестовых заданиях» под:


«13. Найди подработку. Награда – 3000 баллов».


Теперь появилась дополнительная строка с активной кнопкой:


«Взять подсказку. Пересчёт награды – 500 баллов».


Хрена се пересчёт на две с половиной тысячи! Это не пересчёт, а обдиралово.

Пашка, чувствуя свирепость, свернул окно и набрал в поисковике браузера «Подработка Пенза». Залез на авито. Похоже, этому городу не хватало в основном работников торгового зала и всякоразных упаковщиков. Пашка представил, как одноклассники находят его в какой-то «Пятёрочке» в зелёном переднике. Ужаснулся и немедленно такое отмёл. Всё, что было связано с доставкой товаров, тоже попахивало провалом: даже если таскать не жрачку в приметной сумке, а посылки, спалить могут на ура. Окрестят каким-нибудь «Бабиджоном» до старости, тогда только редактура всеобщей памяти и спасёт. Можно было бы стать оператором кол-центра, но это ж по телефону разговаривать…

Пашка закусил губу.

Новые квесты-то постоянно даются. Чего страдать?

И нажал на подсказку.

«В автомойку на проспекте Строителей требуется сотрудник», – появилось под заданием. А дальше – телефон для связи.

Звонить Пашка не стал – нашёлся воцап. И нежданно его пригласили на «собеседование» – завтра после школы.

Собеседование! У Пашки!

Вот это да.

Главное, родакам не сболтнуть.

Глава 10: Приключение на автомойке

Школу Пашка проспал. Вскочил в десять, уже второй урок заканчивался. Пионова давно на занятиях, предки на работу ушли. Так что Пашка решил, что выходной у него сегодня. Ну то есть как: наоборот. Может, самый что ни наесть первый рабочий день. Но собеседование только на три часа назначено. Так что он позавтракал наконец-то по-людски, когда никто не отвлекает и родаки психику не портят брюзжанием. Не поленился нагреть щей, мясо какое-то нашёл в соусе вроде не вонючее – хотя давнее, похоже, остававшееся в кастрюле по принципу нежелания её мыть. Пашка подумал, и маленький кусок обратно кинул, да и сунул кастрюлю в холодильник. Наелся от пуза, развалившись, как отец, на уголке в кухне. Можно было бы в комнату утащить, но там кошаком воняет и телека нет.

Пашка наклацал какой-то тупой ржачный сериал и стал вкушать прелести свободы. Вот достигнет сорокового уровня, и так всегда у него будет. В школе наперёд наставят пятёрок, и не просто так: Пашка к ним в довесок знания в башку себе загрузит, все, какие требуется, и даже с запасом. А ходить протирать штаны не станет. Надо оно ему очень.

Смачно отрыгнув, Пашка с ленцой встал, заварил чаю и вафель принёс на стол целую почти полную пачку.

После затяжного завтрака уединился в сортире, и казалось ему, что все тёлочки из видосов с Пионовскими признаками.

Когда опять на диван кухонный упал к остаткам остывшего чаю, был уже час дня. Дальше не думать о собеседовании становилось невозможно.

Если предложат слёзы, отработает один день, чтобы баллы собрать, и уволится, – думал Пашка. Для себя он ещё в седьмом классе решил, что работа у него будет приличная. И вообще не в Пензе, а в Москве. Как только станет можно, свалит Пашка от предков и заживёт по-людски. В универ, конечно, поступить не выйдет – на бюджет кумекалки не хватит, а по договору предки в жизни не потянут, даже и не попытаются. Но бывают так-то онлайн-курсы, даже и бесплатные, для всяких там программистов, например. А то и лучше – коучей. Посмотрел Пашка в своё время целую кучу видосов о том, как стать успешным, – первый урок бесплатно, а потом давай на карту месячный бюджет семьи, и мы тебе всё расскажем про счастье и получение прибыли. Но Пашке не нужно было курсы дальше смотреть, чтобы понять, как надо делать. А делать надо, конечно, вот такие точно курсы, да и всё.

Но это был послешкольный план старого Пашки, которому требовалось позарез из Пензы выбраться в первую очередь. А новый Пашка ещё, может, и останется тут да станет королём города.

И надобно для всего того, как минимум день поработать на автомойке. Вот такой бред.

Пашка полез в приложение. Получил с ходу пару овнов и с ними девятый уровень, икс и с ним тут же уровень десятый (одна четверть пути пройдена, так-то!), пару перевёрнутых «игреков», одну недоведённую «П», льва, лисицу и свинку. А потом сверху и ещё одного льва, дополнительного!

Не было у Пашки совсем только кособокой «Т» и перевёрнутой отзеркаленной ноты. Два обидных и вызывающих нолика в списке достижений словно бросали вызов. Как же их получить-то? Эх, инструкцию бы какую к этой чудо-игрухе.

Собеседование, меж тем, приближалось.

Так-то будущие короли Пензы, а может, и президенты РФ, не должны дрейфить перед кругленьким кучерявым автомойщиком (Пашка внимательно изучил аватарку работодателя), но было это проблематично. Всё, что в Пашкиной недолгой пока жизни можно было с натяжкой отнести к работе по найму, сводилось к прополке грядок бабкиной соседки на даче тёти Клавы и получению за это целых двухсот рублей (в десять лет да в деревне сумма казалась немеряной!). Потом понял Пашка, что его по-свински нагнули, проэксплуатировали и кинули. И с тех пор начинал безбожно торговаться всякий раз, когда кто-то вдруг предлагал оказать услугу за деньги (впрочем, такое бывало нечасто). В результате торга «клиент» терялся, всегда.

Автомойщик сейчас, небось, тоже школьника постарается развести в первую очередь. Но с ним придётся пойти на уступку. Чтобы уже выполнился квест этот дурной, и от Пашки отвязался.

Ну виданное ли дело: он так-то принципиально до завершения учёбы работать не намеревался, а уж теперь, с такой приложухой, и подавно!

Чёткая установка касательно труда несовершеннолетних связана была не с кидалой бабкиной соседкой, а с негативным опытом брата Серёги.

Тотально более удачный и уж точно удачливый, Серёга Соколов первую работу нашёл ещё в девятом классе. И ловко просто до чёртиков! Формально Серёга был всего-то голимым курьером, потому и взяли легко да без вопросов. А по факту был он курьером в центральном пензенском цветочном магазине. И оттого расхаживал по городу после школы с шикарными букетами и целыми цветочными корзинами. Каким-то непостижимым образом Серёга умудрился скрывать от товарищей и в особенности от баб, которые по нему сохли повально, что это не от него дары счастливым избранницам, а обычная доставка. Так что выглядел более чем солидно.

Но вот с предками прогадал. Раскрыл им карты, чтобы добиться похвал и уважения. И добился! Набрал разом плюс стопицот очков в рейтинге «любимый сын в семье». Но при этом… потерял карманные деньги.

Гордые (мать даже прослезилась) родаки оттоль баловали Серёгу финансированием только в виде подарков к праздникам.

Пашка на те же грабли наступать не собирался. До совершеннолетия предки обязаны. Или нечего было плодить потомство. И потом так-то многих поддерживают нормальные-то родители. Кому-то вообще квартиру покупают. Ну или снимают, на худой конец. Чтобы дать старт жизненному пути.

А с этих чё возьмёшь?

Так что про мойку знать им нельзя ни в коем случае.

Мойка, вообще-то, реально тема удачная. Ни у Пашкиных одноклассников, ни у Пашкиного бати машин не было. Работа в закрытом помещении. Спалиться сложно. А учитывая, что вакансию прилога намутила, так, может, и возьмут.

Но всё равно было стрёмно.

Круглый кучерявый автомойщик встретил Пашку, как родного.

– Сына мне обыкновенно помогал, уже четыре года как, – уведомил соискателя он. – По будням я работаю, по выходным – он, таким образом, простоя нет, бизнес крутится, и каждый может отдохнуть, – «Угу, сильно там твой сын отдыхать успевал, я смотрю, – подумал Пашка. – Эксплуататор хренов!». – А теперь Юра поступать уехал, – продолжал мойщик, – и я прямо-таки зашиваюсь! Тебе работа будет в самый раз! В пятницу после обеда и в выходные с десяти до восьми. По будням я сам горбачусь. Штуку в день дам и пять сотен за пятницу. Королевское предложение!

Пашка уставился на дядьку во все глаза. Королевское?! Десять часов машины мыть во всё своё свободное время, и получать две с половиной тысячи в неделю?!

Автомойщик заметил Пашкин напряг и замахал руками.

– Ты не подумай, сынок, тут очереди не выстраивается! Тут хорошо, если три машины за день подъедут. Большую часть времени сам себе предоставлен. К поступлению можешь готовиться, уроки делать или кино там смотреть! Можешь даже барышню пригласить для компании. И для рекламы, – подмигнул он. – Я не запрещаю!

Пригласить девушку на задрипанную автомойку? Да он в себе?!

– Ну что? – в лице кругленького мойщика появилось что-то заискивающее. – Соглашайся, парень! Я уже месяц на рыбалке не был. Мозгами скоро поеду.

Согласиться-то Пашка согласился, но вот что скажет после получения пятисот баллов, ещё совсем не решил.

Можно выхи поработать, отдать Толику косарь да и отчалить. А с другой стороны – вдруг и правда понравится ему?

– Я тебе комбез сыновний дам, чтобы ты одежду не испортил. Пошли, буду учить мыть машины.

Абсолютно уверенный в том, что машины моет шеренга автоматизированных крутящихся щёток, Пашка едва дёру не дал, когда оказалось, что в этой конторе моет их Пашка – с помощью шланга, огромной губки с ручкой и специального средства. Потом Пашка машины эти протирает, особенно стёкла. А если заказали чистку салона, то ещё там коврики вытряхивает и проходится пылесосом.

Мужик уже, очевидно, собрался отчаливать. Пашка поразился: оставит, что ли, левого не пойми кого с улицы тут при кассе, технике (какая-никакая, так-то, пылесос – тоже техника) и с ответственностью за чужие машины?

Однако выяснилось, что куковать на мойке Пашке предстояло не одному. А с мужиковой женой Ритой. И было это самое интересное.

Потому что являлась Ритка самой горячей милфой, которую Пашка видал.

Если кучерявый мойщик, кругленький, как Винни-Пух, да ещё в очках и со смешным голоском, заимел такую бабу, должна его мойка приносить несметные горы бабла, а он тыщу за смену пихает!

Ритка была не фотомодельной, даже, может, немножечко полноватой, – но полноватой правильно и томительно. Грушевидной, так сказать. А буфера её заставили бы Светку Мирошину нервно курить в коридоре. К тому же упаковывала своё богатство Ритка в такие глубокие декольте, что Пашка чуть челюсть не потерял, когда впервые её увидел. В дополнение к вырезу была на Ритке джинсовая юбка по пи… короткая, в общем. И! Колготки! В сетку!

О чём думал мойщик, позволяя жене, очевидно, младшей, чем он, лет на десять, в таком прикиде расхаживать, Пашка уразуметь не мог. Разве что как рекламу её применял. Но вид Ритки вызывал мысли, далёкие от помывки машины.

И когда мужик укатил счастливый на свою рыбалку, оказалось, что далеки они от работы и у Ритки самой.

А к такому Пашку жизнь не готовила!

Его ещё никогда не совращали, и поначалу Пашка даже не понял, что происходит. Обругал себя за пошлые мыслишки в отношение возрастной супруги нового работодателя. Выглядит она, конечно, как шалава придорожная, но дела-то это не меняет!

Ритка старательно демонстрировала, как ей жарко: обмахивалась журналом, выпятив вперёд своё грозное и непобедимое оружие. Молния на топике от напора поехала вниз, куда дальше, чем задумано, и стало видно розово-чёрный бюзик.

В целом, Пашке того было достаточно, и он сбежал в сортир. Ну даёт! Сказать ей, что ли, что там всё нараспашку?

Пока Пашка рукоблудил, кто-то подогнал и оставил видавшую виды «ладу». Ритку он обнаружил разводящей в ведре мыльную пену.

Запахло порнороликом. Он сглотнул. Попробовал отвлечься, уставившись в телефон. И даже получилось: сначала подумал, что приложуха просто привычно его бараном обозвала, но к овну выдали ещё и запятую – трофей довольно редкий, всего-то третий.

Ритка подкралась, пока Пашка запятой радовался. Положила руку на плечо и с любопытством заглянула в телефон.

Испугавшись за конфиденциальность, Пашка телефон спрятал.

– С девушкой переписываешься? – лукаво спросила Ритка. – Хорошая она у тебя?

– Нет у меня девушки, – буркнул Пашка, и это было правдой: с Пионовой они таких деталей не обсуждали.

– Я сейчас её намылю, – значительно сказала Ритка. – А потом нужно подождать. Будет время.

Повернулась, сделала пять шагов, нагнулась, не сгибая ноги, взялась за ведро. Выплеснула жидкость на машину и принялась растирать губкой.

Пашка стоял осёл ослом. Глазам своим не верил.

Не, это ему гормоны в башку ударили. Не может же она в самом-то деле…

И тут Ритка голову повернула, рукой круговое движение сделала и спросила у Пашки с недоумением:

– Ты девственник, что ли?

В общем, так Пашка девственником быть и перестал. Притом довольно быстро – секунд за тридцать, что Ритке понравилось не особо. Что-то она поколдовала невообразимое над его ошалевшим от такого счастья нежданного достоинством и добилась ещё тридцати секунд. После чего в Пашке, кажется, разочаровалась – надулась, трусы натянула и сказала, что, вообще-то, мыть машины – это его непосредственная обязанность.

Офигевший сверх всякой меры, Пашка завозил губкой по «ладе», отказываясь верить в происходящее. Это что вообще такое было-то? Это вообще было, или у него крыша протекла?

Пашка оглянулся на сердитую бабу, которая с каким-то журналом глянцевым на диванчик завалилась, да ещё и ноги свои, теперь без колготок блядских, на подлокотник закинула, светя грязными и потрескавшимися подошвами розовых лаковых босоножек.

Пашка сделал губкой ещё несколько круговых движений и наконец-то сформулировал для себя тревожный вопрос: «И это всё?!» Вот это вот и был хвалёный секс, о котором он так мечтал, что ли?!

Что-то он не так явно сделал, Ритка очень недовольная. Может, подойти к ней и ещё раз попробовать?

Пашка снова оглянулся, но жена автомойщика уже не смотрелась такой уж привлекательной. Пузо между юбкой и топом торчало отталкивающе. Да и на лицо она стрёмная. Хорошо, целоваться не лезла.

А она так всех работников встречает?

А мужу она не расскажет?!

Это что, Пашка теперь настоящий мужчина, что ли?!

А где же феерия? Почему он не в восторге? И что сделал настолько неправильно-то?

Мыть машину не хотелось абсолютно. Пашка зевнул.

Может, приложуха его флюидами какими напитала? И теперь все бабы будут вешаться? И можно будет тогда выбирать красивых, как Пионова?

Что-то в этом настоящем сексе всё-таки было не то.

Устав тереть «ладу», Пашка взялся за шланг, смыл пену и убедился, что авто осталось почти таким же грязным, каким и приехало. Вот же напасть!

Провозился он с тачкой часа два, матерясь про себя непрерывно. Владелец успел вернуться и взялся поторапливать. А потом ещё и приколупался к тому, что на заднем стекле разводы остались. Хотел заплатить меньше, но тут Ритка отложила журнал и атаковала, так что в итоге Пашке ещё и на чай дали целую его пятничную зарплату.

Он заволновался, что Ритка деньги заберёт, но она сказала ни в чём себе не отказывать. А в восемь вечера ещё пятьсот рублей вручила. И почему-то велела не расстраиваться, так как «со всеми бывает», хотя Пашка и не расстраивался совсем, только думал много.

По дороге домой позвонила Пионова и уточнила, не заболел ли он, случайно, и куда пропал. Очень расстроилась, что завтра Пашка занят. А потом предложила в воскресенье пойти на «атеистическую Пасху в парке», то есть, пожарить с её друзьями шашлыки, пока вся страна предаётся религиозному нажиранию.

Про Пасху Пашка вообще забыл со своими треволнениями и согласился, конечно, с таким восторгом неописуемым, что потом испугался, как бы Пионова не вспугнулась.

Что в воскресенье он работает, вспомнил только у подъезда.

Похоже, придётся уволиться.

Да и странно будет с этой Риткой опять встречаться, если честно. Но завтра пойти нужно. Этот косарь отдаст Толику, а завтрашний потратит на Пионову. Может, ещё что на чай дадут.

Мыть машины Пашке категорически не понравилось, тем более что у него нет буферов, чтобы успокаивать недовольных клиентов. Хорошо, что через тридцать уровней проблема работы отпадёт навсегда.

Вспомнив о приложухе, Пашка притормозил, сел на лавку и залез в телефон.

Там было два овна и первая косоватая «Т»! А ещё – «игрек» перевёрнутый. Пятьсот баллов успешно зачлись, и получилась тысяча двадцать восемь.


«14. Отпросись у Маргариты на воскресенье. Не увольняйся с работы. Награда – 10 баллов».


Вот зараза!

Глава 11: Очень неприятная ситуация

За субботу длинноверхая отзеркаленная «Г», которой не было ни разу с самого первого дня, когда она далась Пашке целых пять раз, словно сошла с ума. К вечеру Пашка разбил её на звёзды целых четырнадцать раз, заполучив одиннадцатый уровень. Почему «Г» притормозила на очередной девятке, в шаге от уже двенадцатого, он так и не понял – и затаил на неё обиду.

На работу Пашка явился вовремя, а вот Рита-развратница припозднилась на целый час. Пашка просидел всё это время на бордюре, раздумывая, применить ли баллы уже сейчас или лучше подкопить их. Как бы ни вышло, что на вожделенном сороковом уровне покупать колдовские услуги окажется не на что.

Но Ритки так долго не было, что от нечего делать Пашка всё-таки разблокировал «здоровье/тело» в «людях». В конце концов, потом всё равно всё это надо будет открыть.


«Функционал расширен! Баланс: 978 баллов!»


Теперь можно было посмотреть «состояние органов», «бактериальные инфекции», «вирусные инфекции», «грибковые инфекции», «протозойные инфекции», «прионные инфекции», «генетические заболевания», «новообразования», «состояние костей и суставов», «состояние соединительных тканей», «состояние сердечно-сосудистой системы», «состояние эндокринной системы», «состояние нервной системы», «состояние органов чувств», «состояние мочеполовой системы», «состояние зубов», «кожные особенности и повреждения», «мышечную массу и мускулатуру», «жировые отложения (карта)» и «черепную коробку».

Ритка нашла Пашку офигевающим от этого учебника анатомии и впустила на мойку. Сегодня она была в лосинах и эластичном облегающем топе, из которого торчали кружевные оборки бюстгальтера. Вроде как перенёсшего Ритку в разряд существ презираемых, Пашку нежданно вновь одолело волнующее томление.

Это показалось странным. Женщина не была ему симпатична, она даже скорее вызывала брезгливость. К тому же вчерашний опыт Пашка даже с натяжкой не мог бы назвать удачным. Почему же теперь…

Приложение дало овна и запятую.

Ритка поглядывала с сомнением. Разговаривать с Пашкой она не пыталась, и это было, с одной стороны, очень хорошо, а с другой – давило на психику. Находиться в одном помещении, молчать и ловить на себе её оценивающие взгляды оказалось прямо-таки мучительно.

Около полудня подогнали машину, и Пашка даже обрадовался. Но управился он с ней за полтора часа, и делать опять стало нечего.

По-видимому, Ритка тоже заскучала, и он перестал казаться совсем уж ниочёмным развлечением. Как-то лениво выбралась она с дивана и приблизилась, жуя жвачку и то и дело надувая розовые пузыри.

– Чё думаешь? – уточнила Ритка, красноречиво подовая вперёд бюст.

– Ну можно, – промямлил Пашка и покраснел, кажется.

– Идём в подсобку, – деловито распорядилась Ритка.

На этот раз вышло минуты две, а может быть, даже и все три. Пашка возгордился. Настроение у него стало приподнято-довольное, хотелось прилечь. Ритка восторга не разделила.

Развалившись на стуле с колёсиками около стола, Пашка, получивший нового овна, льва, запятую и кривенькую «Т», от нечего делать направил на улёгшуюся на диванчик Ритку скан приложухи.

Оказалось, что юридически Ритка мойщику женой не была. Она стала работать в этой конторе пять лет назад приёмщицей заказов и уже тогда нрав имела распутный, так что и мойщик без её внимания не остался. Когда же он со своей женой развёлся, Ритка как-то невзначай и без обсуждений перебралась к нему жить. Мойщик так привык к ней, что и сам уже называл женой, и она его считала мужем, но образа жизни своего не меняла. Не хватало Ритке мойщика, потому что имела она аппетиты ненасытные.

Всё это Пашка узнал, лазая по её «памяти».

Время тянулось медленно, новых машин не было. Тогда он решил осмотреть Риткину анатомию, хотя первичное меню там и казалось очень заумным.

Узнал, что у его первой женщины начинается цирроз печени, куча малопонятных эндокринных нарушений, киста в матке и бесплодие, доброкачественная опухоль липома на затылке и…


«Бактериальные инфекции: 1) тонзиллит (хронический), 2) хламидиоз».


Пашка дёрнулся, и стул с колёсиками поехал так, что он с него едва не упал.

– Потише, орёл! – хохотнула Ритка.

Пашка уставился на неё в панике. Ведь они не использовали резинку! Он и не подумал о таком вспомнить ни вчера, ни сегодня! И что же…

Но не может же быть что… Глаза в ужасе скользнули по ширинке собственных штанов, очко тревожно сжалось. Пашка почувствовал, как на лбу выступает пот. В горле пересохло, в глазах потемнело.

Ритка выглядела невозмутимой и читала журнал.

Он убежал в уборную. На мойке это было небольшое и довольно вонючее помещение с кривым унитазом. Пашка опустил замызганную крышку и сел на неё. Потом вскочил, умыл лицо холодной водой со вкусом ржавчины и сел обратно. Схватился за телефон, но тачпад не реагировал на мокрые пальцы.

– Да господи! – прошипел он, нервически отматывая от рулона туалетной бумаги метровый кусок.

Совладав с экраном, Пашка навёл камеру на свои ноги, зашёл в меню «здоровья» и зажмурился, боясь ткнуть в «бактериальные инфекции». Что же ему делать, если эта старая шлюха его заразила?! К какому врачу идти? Как это лечить? Сколько будет стоить, как скрыть от предков? А с ним самим что будет?! Это вообще лечится?! Вроде всё, кроме СПИДа, лечится. Или нет?

Пашка нажал на экран вслепую, сосчитал до тридцати и открыл глаза.


«Бактериальные инфекции: зачаточный бронхит».


Перечитал трижды, чувствуя, как по телу растекается облегчение: оно поднялось от кончиков пальцев на ногах, волной разливая по икрам и выше прохладное, щекочущее счастье.

На Ритку смотреть теперь было тяжко. А ведь нужно было ещё отпроситься у неё на завтра. Ну или схлопотать штраф. В целом, не такой уж и существенный. С другой стороны, мойщик оказался прав, и работа тут была непыльная. А пока сороковой уровень не набран, деньги очень даже нужны. Тем более, требуется обхаживать Пионову.

По дороге на работу утром Пашка уже закинул на карту и отправил Толику косарь. Второй получит сегодня (обеденный мужик на чай не давал). Завтра вылетает. Но что-то можно с предков стрясти, а в следующие выхи разжиться двумя с половиной тысячами. Так-то неплохо для десятиклассника.

– Рит… это… праздник завтра… Мы за город с предками уезжаем, они бабке пообещали, что я тоже буду. Не смогу работать, короче, никак. Да и не думаю, что кто-то будет машину в Пасху мыть. Бухают же все.

– Лады, – лопнула пузырь жвачки Ритка, не вставая с дивана и даже глаз от журнала не отводя.

– Спасибо! – просиял Пашка.


«Квест пройден! +10 баллов!»


В довесок приложуха дала медведя, «G» на боку и перевёрнутый «игрек». В новом задании значилось:


«15. Обыщи тёмно-зелёную кожаную сумочку с надписью « Dior». Награда – 500 баллов».


Вот же блин! Ещё он по сумкам не шарился! Хорошо хоть брать ничего не нужно!

Пашка на всякий случай поискал сумочку Ритки, но та была розовой. У мамки тоже ничего такого не водилось. Хрень, короче.

К вечеру закатила какая-то расфуфыренная бабень на дорогой тачке, уведомила, что все мойки позакрывали и что нужно «почистить куколке пёрышки», а потом перевела Пашке на чай по номеру телефона целые полторы тысячи!

Он так и обалдел. Это было в два раза больше, чем баба заплатила за услугу! Ну и живут люди, конечно!

Короче, работу Пашка решил пока оставить. Запахло взрослой жизнью. А это недурственно даже для начинающего бога пока одиннадцатого уровня.

Сумочка у заказчицы была, к счастью, красной.

Дома мать развела бурную деятельность на кухне. В огромной кастрюле булькали в луковой шелухе три упаковки яиц. Весь стол был завален ужимающимися от кипятка наклейками.

– Где тебя носит весь день?! – напустилась мать на Пашку. – Дел невпроворот! Поди, мусор вынеси. В коридоре строительный в пакетах, и вот, и под раковиной ещё. Не успеваю ни черта, а уже скоро в церковь идти.

Пашка хмыкнул, постаравшись, чтобы мать этого не заметила. Ну и дурь эта выборочная религиозность. Ни во что его матушка, конечно, не верила, но крестик носила и раз в год шастала на службу святить куличи. А у бати и вовсе было два дня Большой Веры – Пасха и ещё Крещение, когда он в прорубь с мужиками нырял. Матушка когда-то тоже такое извращение практиковала, но потом схлопотала пневмонию и сократила количество обязательных религиозных таинств.

Учитывая, что постов Пашкины предки не придерживались, молитв не знали, а яйца, вон, красили, поминая чертей, было младшему сыну от их походов на службу смешно. Раз, в двенадцать лет, угораздило его вместе с родителями туда попереться. Отстоял все ноги, угорел от духоты, чуть мозгами не поехал со скуки. И с тех пор по примеру Серёги от этого дела открещивался.

Прежде, чем наконец-то свалить в храм, предки из Пашки всю душу вытрясли. И носит его не пойми где целыми днями, и двояк в дневнике батя нашёл, и башка у него лохматая, и кроссы на нём горят, и ковёр ещё треклятый помянули.

И это всё, пока вытаскивали обратно по местам коридорные вещи. Мать сказала, что в светлый праздник нужно вступать с порядком в доме.

Ну да зато комната теперь показалась Пашке очень просторной. Когда предки отчалили, он сначала устроил виртуальный сексодром на кровати – потому что знал наверняка, что родаки вернуться не могут, потом натаскал с кухни жратвы и, запихиваясь обильно смазанными майонезом варёными яйцами из «испорченных» при декорировании, и верхушками от куличей, написал Пионовой.

В общем, осмелел Пашка. Вкусил, так сказать, целый ящик запретных плодов разом. К тому же готовился править миром, что редко кому самоуверенности не добавляет. А основная Пашкина беда была всё-таки в отсутствии этой самой самоуверенности.

Наверное.

А может, и в чём-то другом, менее явном…

Перед сном прилога подарила овна, змею, свинку, «икс», перевёрнутый «игрек» и целых три недоведённые «П», а вместе с ними и двенадцатый уровень.

Впереди ожидала первая в жизни тусовка, куда позвали его вроде как не случайно.

Поутру Павла Андреевича Соколова начало потряхивать. В голову лезли неприятные сцены: например, как ржут над ним дружной толпой все пионовские друзья. Почти полчаса крутился Пашка, словно девка, около трюмо в коридоре, благо предки беспробудно дрыхли после службы.

И казался он себе разом и нескладным каким-то, и действительно слишком лохматым (как-то даже по-пидорски, надо бы в парикмахерскую наведаться), и шмотьё его лучшее было неказистым, и попрыщило к тому же лоб.

А ну как пионовские его забанят, и она к ним прислушается? И останется Пашке только потасканная шалава Ритка с хламидиозом.

Вот же непруха.

С тоски он влез в братову половину шифоньера и свистнул его джинсы. Был Серёга повыше, и пришлось штанины закатать вовнутрь, но вроде как вышло незаметно. Брат шмотки брал прикольные и, кажется, брендовые – а девахи же в этом шарят.

Вторая страшная мысль, посетившая Пашку, была о том, а не окажутся ли на атеистической Пасхе в парке пионовские родители.

Пашка, уже к дверям устремившийся, так и замер в коридоре.

Он же, как пить дать, в таком случае обосрётся. И скажут ей предки, что Пашка – индивид нежелательный, контингент неподходящий, и вообще чмо бесперспективное. Они же не знают, что ему до сорокового уровня остался фиг да ни фига. А Пионова, судя по всему, девочка послушная, с родаками типа даже дружбу водит (хотя представить себе такое Пашка мог с трудом). И чё тогда делать?

И вот ещё вопрос довольно-таки существенный: стоит ли с Пионовой бухать, в особенности, если там наливать будут? Пил Пашка пока что редко и всё как-то неудачно: до блевоты. А такое навряд ли девке понравится. Но не пить, когда все пьют, тоже как-то не солидно. Он же не пятилетний мальчик.

К счастью, ничьих родителей в парке не было. А вот друзей собралось столько, что даже брату Серёге не снилось! Человек с сорок, наверное! Бывает же!

Впрочем, вроде как Пашку никто не стебал. Пионова его всем представляла своим новым приятелем. На романтику не намекала, и хорошо. И ещё очень хорошо, что Пашка успел подзаработать – оказалось, что на мясо и алкашку нужно скидываться по семьсот рублей. Так-то целое состояние при Пашкиных обычных возможностях.

Денег было жаль, он планировал на них Пионову приятно радовать, так, чтобы оценила. А выходит, отдал как-то между прочим.

Но страдал он недолго. Скоро начало становиться понятно, что заплачено не зря. Совсем не зря!

Вот это тусовка!

Пашка помогал жарить шашлык какому-то Геше, с Пашкой болтали по-свойски, Пашку очень ощутимо выделяла из всех многочисленных собравшихся Пионова! А с каждой новой жестянкой пива он становился всё смелее и смелее.

Вот это житуха!

Куда круче братовых проводов, где Пашка никому не был нужен и только жрал да накачивался пивасом, представляя себя частью коллектива!

А как можно было завести такое количество друзей он даже и представить себе не мог... А ведь их у Пионовой, наверное, даже и побольше: тут только те, кто смог прийти. Вот это чудо ему досталось! Но серьёзно: как девчонка-девятиклассница умудрилась скентоваться с такой толпой? И все-то её любят, в щёчку целуют и шутки ей шутят, да ещё и принимают её малопонятных новых знакомых.

Свезло, конечно, Павлу Андреевичу так нехило!

За весь вечер растерялся он только раз: когда углядел на покрывале в клетку зелёную кожаную сумочку с надписью «Dior». А ну как его запалят и сочтут вором? Позор на всю честную компанию, так он Пионову сто процентов потеряет.

Но минус пятьсот баллов – дело нешуточное. Такое тоже позволить себе нельзя.

Но нельзя и пересрать начало новой нормальной жизни.

На время душевных терзаний настроение у Пашки испортилось. И, прежде чем воплощать неприятный квест, он бахнул разом две банки пива.

В теле появился задор.

Улучив момент, когда никто не смотрел вроде как в сторону покрывала, Пашка приземлил туда же свой рюкзак, сел рядом и предательски задрожавшей рукой открыл чужое имущество.

В недрах показались какие-то хреновины косметические, блеснувший стразами на апрельском солнышке телефон в розовом чехле, расчёска с волоснёй, электронная сигарета и мятный "Тик-так". Из бокового кармашка торчал край мятого полтинника. На всякий случай, чтобы «обыск» точно засчитали, Пашка в сумке пошерудил и поскорее её захлопнул.

Вроде никто не заметил.

Проверить, сработало ли, Пашка не успел – поднялась суматоха: Пионова потеряла мобилу. Искали всей толпой: в траве у мангала, в куче вещей, по пути к парковому туалету. Несколько девчонок подряд вслед за самой Люсей перетряхнули её рюкзак.

Пионова мрачнела с каждой минутой. Абонент её был вне зоны действия сети, хотя она вроде как даже звук не отключала.

– Дорогой? – сочувственно спросил Пашка, и Люся жалобно всхлипнула.

– А я только-только чехол новый купила, – пытаясь поймать катящуюся слезу, выдохнула она. – Такой красивый, розовый, со стразами…

Пашка вздрогнул. И как-то разом всё понял про предыдущее задание приложухи. Облизнул губы и вскинул взгляд на зелёную сумку: её спихнули на траву, пока искали среди вещей, и лежала она теперь боком, вся такая невинная и неприметная.

– Надо это… вон в той сумочке глянуть, – взыграло в Пашке пиво и обида за Пионову с её хвалёными подруженциями.

– Почему? – удивилась Люська, устремив на него ошарашенный взгляд.

– Вот так мне кажется. – И он отхлебнул внушительный глоток пива, доставая из кармана свою мобилу.

Пионова сделала несколько шагов к покрывалу, нагнулась, подняла воровкину сумку.

– Это чья? – громко спросила она.

– Моя! – резко откликнулась тощая девица, стоящая около мангала.

– Возьму у тебя расчёску, Ириш! – решительно и быстро сказала Люся, открывая застёжку.

Пашка как раз отклацал нехилую череду полученных достижений, нажал на «Квестовые задания» и прочитал:


«16. Не сдавай Ирину Островскую. Награда – 10 000 баллов!»


Он поднял взгляд. Пионова сжимала в руках розовый телефон со стразами и вопросительно смотрела на темноволосую девчонку у мангала, попятившуюся назад и едва не угодившую задом в жаровню.

Глава 12: Зачётные буфера

Дыхание перехватило, глаза полезли на лоб. Сердце стукнуло раз так, что отдало в уши, а потом биться совсем перестало. Минус десять тысяч баллов?! Это ж кранты, считай, и нет больше у Пашки чудо-игрухи вовсе!

– Это я! – выкрикнул он на всю поляну.

И разом притихшие гости (кто-то даже колонку успел вырубить) уставились на Пашку. Словно страшный сон, где ты оказался голый на сцене, воплотился в реальность. Вот это попадос!

И он зачастил:

– Я засунул, случайно. Мобила рядом лежала, сумка с покрывала упала и открылась. Я подумал, что выпала, ну и поправил. Я потому и сказал там посмотреть, – перевёл Пашка взгляд на Пионову. – Сорян, я не знал, конечно, что это твой! Но ты сказала про стразы, и…

Люська рассмеялась.

– Блин, а у меня уже пригореть успело!

– По-дурацки получилось. Прости, – повернул Пашка голову к растерянной Ирке, потирающей излишне нагретый мангалом зад ладошками. Видок у неё был ошалевший, глаза как кофейные блюдца. – Нельзя так про друзей думать, – прибавил Пашка. – Она вон от жаровни даже не отходила, я сам видел.

– Блин, Иришка, прости...

Пионова мигом повеселела. Причастилась жареной баранины, хлебнула вина и даже попыталась склонить всех к танцам – но не особо успешно.

Пашка присел на скамейку в состоянии пришибленном. Уставился в телефон.


«Квест пройден! +10 000 баллов!»


Сердце молотило, как барабан. Пашка бы в жизни не поверил в такую расторопность своих мозгов. Десять тысяч баллов за раз! Вот это прикол!

Кроме того, он уже успел за сегодня разбить на звёзды лису, пару овнов, свинку, три перевёрнутых «игрека», давшие тринадцатый уровень, и запятую.

А теперь ещё и «G» на боку.

Если за квесты начнут давать такие награды, считай, и скоплено уже балловое состояние на будущее, которое стремительно приближается. Пашка мечтательно заулыбался, глядя в телефон.

Очень неуверенно подошла и опустилась рядом Ирина Островская.

– Спасибо тебе, – тихо пробормотала она.

Хотелось Пашке внушительно сказать, что пиздить у людей телефоны – сволочизм запредельный. Но, к счастью для себя, он уже прочитал семнадцатое задание:


«17. Подружись с Ириной Островской. Награда – 500 баллов!»


На фоне уже полученных десяти тысяч пятью сотнями можно было и пожертвовать, так-то дружить с воровкой не возникало никакого желания. Но Пашку заела жаба. Приложуха давала шанс быстро накопить приличный баланс для будущих свершений, а ну как она обидится за скипанье и опять начнёт кидать задачки ценой в одну – десять монет, которые и выполнять-то лень будет? Да и как пропустить квест, если там сроки не обозначены? Ща вынесет Пашка подлой бабе мозги нравоучениями, а потом бегай за ней да извиняйся, чтобы игруху свою дальше пройти.

– Она же твоя подруга… – не сдержался всё-таки он.

– Люське новый телефон завтра бы уже подогнали, – внезапно объявила Островская. – А мне деньги нужны пипец как. Спасибо, что прикрыл.

«Так-то я тебя сначала сдал», – злорадно подумал поражённый её наглостью Пашка.

– Я в долгу не останусь, – уверила Островская. – Не знаю, зачем ты это сделал, Люська по тебе вроде сохнет. Но я отблагодарю.

– Ты только не лезь к ней больше, – предупредил Пашка. – Если что ценное пропадёт, я сразу пойму кто. И второй раз не рассчитывай.

– Услышала, зафиксировала, – легко согласилась Островская. – Ты, кстати, ничего так. Глаза красивые.

Пашка уставился в землю со стыдом. И вовсе не из-за своих красивых глаз, уже второй раз за неделю отмеченных противоположным полом. А из-за того, что понял вдруг с мучительной ясностью: он немногим лучше Островской, просто трусливее. А рассуждал по жизни так же.

Если кому-то что-то легко возместят, а у Пашки нет возможности это купить, значит, можно брать.

Нет, конечно, он никогда не пиздил чужие телефоны. Но без зазрения совести присваивал Толиковы ручки, зажигалки, спиннеры, а когда они с другом были поменьше, то и игрушки посущественнее. Совал в карманы, когда приходил к нему домой, горсти конфет из вазочек и фрукты из корзинок. Пока они торчали в летнем лагере, брал его зубную пасту и шампунь «3в1», его «Рексону» и шоколадки из его тумбы, его жвачки и бумажные носовые платки целыми запечатанными упаковками.

В гостях у тётки, мамкиной сестры и родительницы той самой плэйбоедарящей шутницы-Женьки, Паша в детстве разживался компакт-дисками с музоном, если находил что поприличнее, а как-то даже реквизировал беспроводную мышь. У мамкиной подруги тёти Тани не раз вытаскивал из сумки или карманов электронные сигареты. И в целом мог взять сижку и с чужой парты.

Потому что не было у Пашки свободных бабок, чтобы такое покупать. А иметь хотелось.

Но вот только чем это концептуально лучше телефона? Просто Пашка телефон ни у кого бы не взял, потому что это уже кража, преступление. И ответственность соответственная. А остальное…

А остальное владельцы себе компенсировали бы тут же, даже глазом не моргнув, вот что.

Воровство Пашка не признавал. Но такое забирание к воровству не относил ни в какой степени. А почему – не задумывался. Наверное, так как был уверен, что это не несло вреда обираемым. Так-то и у Пашки часто что-то отнимали, особенно в школе. Это же не воровство. Он просто возмещал. Но незаметно… Не силой, так сказать, а ловкостью.

Запутался, короче, Пашка в своих рассуждениях, и оттого озлился ещё больше.

А задели его соображения Островской так, потому что прежде он почти полчаса её презирал и ненавидел, упиваясь своим величием. А тут выходило как будто, что и сам такой же точно, как гадина, чуть у его девушки телефон не свистнувшая дорогущий.

Западло, конечно, лютое.

Ну ничего, с таким покончено. Скоро у Пашки будут и электронки, и телефоны, и квартиры с машинами тоже. Потому что он – избранный.

Потом от душевных терзаний лихо так отвлекли. Какой-то Игорь предложил играть в бутылочку, и вся шумная компания тут же эту идею подхватила. Все, и Пашка, конечно, уселись в широкий круг на траве.

А между тем Павел Андреевич Соколов ещё никогда в жизни не целовался! Даже и со своей первой женщиной Риткой (и слава богу!). Так что игра взволновала нехило! Поначалу Пашке везло – на него не попадало. Везло потому, что он был вообще не уверен, что умеет целоваться нормально, а тут играли по-взрослому (наверное, свою лепту внёс алкоголь): не чмокались быстро, едва коснувшись губ губами, как раз Пашка видел на несостоявшемся уроке права, с которого свалил учитель. Тогда смелые одноклассники из крутых сели малой группкой, вооружились недопитой колой Лебедева и тоже стали в бутылочку играть. Особенно охотно чмокалась со всеми грудастая Светка, будоража Пашкину психику. Но пионовские друзья прямо-таки сосались: и вся толпа считала вслух, минимум – до десяти.

Даже когда накачанному Кириллу попалась круглая и низкорослая Саша с кривыми зубами, заднюю он не включил, и «раунд» прошёл на пятнадцать счётов, хотя некоторые покатились от хохота. А ну как и Пашке выпадет какая-то страхолюдина? Или, наоборот, – шикарная деваха, которая в нём разочаруется, как шлюха на мойке? Или вообще Пионова – не так Пашка представлял себе их первый поцелуй!

Короче, совсем не хотелось, чтобы горлышко бутылки на него указало. Хотя алкоголь в крови тянул на приключения, а от лобызаний парочек зашевелилось в штанах.

Первый раз Пашка достался Карине, высокой и смешливой кудрявой девчонке, с которой Пионова вроде как жила в одном дворе и играла в бадминтон. Пробираясь вперёд к центру круга, он понял, что сомлели ноги, и чуть не завалился набок. В ушах шумело от тока крови, сердце бешено колотилось, лоб взмок от лихорадочной испарины.

У Карины оказались очень мягкие и влажные губы, приятные и возбуждающие. От её волос пахло духами и костром. Глаза Карина закрыла, и Пашка хорошо видел лицо: под странным непривычным углом оно выглядело малопривлекательным. Но ощущения!

В какой-то момент она даже провела своим языком по его. Захотелось поднять руку и взять девчонку за плечи, а лучше повалить на траву, и…

Но Пашка, разумеется, не решился.

Им сосчитали до шестнадцати, и Карина первой подалась назад, но с улыбкой.

Чуть осмелевшему Пашке (так-то от него не шарахнулись на цифре «три», значит, целоваться Пашка всё-таки умеет) предстояло крутить бутылочку самому. Он вложил в движение максимум силы, и она сделала пять оборотов, прежде чем замедлилась, указав на парня в кепке, имени которого Пашка не запомнил. Это означало, что выпала сидящая за ним следующей по часовой стрелке Юля, веснушчатая и очкастая. Впрочем, внезапно выяснилось, что Юля эта целуется даже лучше Карины! Она так и эдак затягивала в себя Пашкины губы, щекотала рот изнутри языком, и в итоге захотелось повалить на траву и её, хотя при виде этой самой Юли Пашке такое в жизни не пришло бы в голову.

Им с Юлей досчитали до двадцати шести, почти что рекорд!

Короче, понравилось Пашке играть в бутылочку. Очередь его приходила ещё целых четыре раза, хотя Пионова так и не выпала. А вот когда она выпадала другим, в Пашке закипала ревность. С Макаром они даже переплюнули Пашкины рекордные двадцать шесть счётов! Но это ведь игра, только и всего, ведь так? Пионова осталась Пашкиной, верно?

Интересно, а часто она такими играми балуется?

Он продолжал налегать на пиво, в особенности когда долго ждал счастливого поворота горлышка. Трижды пришлось мотаться в кусты, упуская свой шанс.

В итоге Пашка совсем захмелел. По причине непонятной, но отмеченной ещё с Толиком, напившегося Пашку всегда тянуло пить ещё больше. Именно потому и выходило в итоге какое-нибудь непотребство, стабильно.

Ушатавшись к кустам по нужде в последний за игру раз, Пашка упал и счесал ладонь. В башке засела навязчивая мысль поцеловать сегодня Пионову. Когда он кое-как возвратился, оказалось вдруг, что занимательная забава уже закончилась.

Значит, нужно целовать вне игры.

Но, похоже, тусовку сворачивали!

Участники атеистической Пасхи потихоньку собирались: парни раскручивали уже остывший переносной мангал, девчонки сгребали мусор и паковали остатки провизии в пакеты. От шумной компании осталось уже не больше пятнадцати человек, была половина первого ночи.

Пашка очень удивился, когда увидел время на часах. Ещё он удивился, потому что обнаружил заодно семнадцать пропущенных от матери и три от отца. Это выглядело как неприятности, и трезвый Пашка, даже трезвый Пашка – будущий бог, испугался бы. Но пьяный Пашка бывал богом не будущим, а уже действующим, даже и до появления чудесной приложухи.

– Кстати, а там чё? – вслух произнёс он, упав на лавку, и открыл «Дополненную реальность».

Ох и ни фига ж себе!

«Икс», две квадратные отзеркаленные «С», одиннадцать перевёрнутых «игреков» и…


«Вы достигли 14-го уровня!»


…цельная «П», десять кривых «Т» и…


«Вы достигли 15-го уровня!»


…две запятые, пять львов, медведь, четыре свинки и…


«Вы достигли 16-го уровня!»


…а потом целых пятнадцать овнов, принёсших разом:


«Вы достигли 17-го уровня!»

«Вы достигли 18-го уровня!»


– Еба, я царь! – икнул офигевший от обилия уведомлений Пашка и получил ещё одного льва и девятнадцатый уровень в придачу.

Хотя задание по дружбе с Островской так и не засчиталось, всё же от лавины достижений срочно понадобилось триумфально покурить, и Пашка вытащил предпоследнюю сигарету из пачки, которую подобрал раньше на столе у мангала.

Перед глазами плыло, хотелось прибухнуть, целоваться, петь, да и пожрать чего-то можно бы.

Пашка с трудом приподнялся и, дымя на ходу, зашатался к столу, где девчонки оголтело паковали остатки шашлыка и заветревшиеся овощные нарезки.

Полез в сформированный пакет и вывалил половину содержимого в траву под столом.

– Дай сюда! – грубо сказала первоклассная целовальщица Юля и выдернула у Пашки добычу, завязав лямки узлом. Другая девчонка присела на корточки, собирая мусор, и в голове промелькнула мыслишка из порно.

Стоп, а мясо-то? Чё они мясо отняли?

Обиженный, Пашка ещё раз хлебнул из жестянки в руке, но понял, что она пустая. Отправился туда, где рядом с поленницей стояло бухло, но его встретили только пустые картонные поддоны в раскуроченной плёнке.

– Где… ик… пивас купить можно ночью, кто в курсах? – громко спросил Пашка.

К его недоумению никто не откликнулся и в попутчики ему набиваться не стал. Это как так вообще? Что же, все с готовностью по домам пойдут, что ли? В такой-то день? В такую рань? Вот только оргию на поляне устраивали и разом подорвались и расходиться? А гулять? А тусить?

Да ни за что он не пойдёт в домашнее убогое уныние! Бухла нужно. Неужто не осталось совсем? Это как так?

Когда ещё соберётся такая же тусовка!

– Христос воскрес! – завопил Пашка, салютуя пустой жестянкой. – Э-гей! С Новым годом!

Откуда-то взялась прямо перед ним Пионова и заглянула в глаза.

– Тебе уже хватит, – строго решила она, словно была Пашке мамкой. Он хотел законно возмутиться, но вместо этого выдал:

– Ты – красивая. – И попытался Пионову поцеловать.

Она качнулась в сторону, и Пашка на неё завалился, едва с ног не сбил.

– Люсь, всё в порядке? – подоспели двое парней с позабытыми Пашкой именами, и один оттащил его за шкирку довольно грубо и как-то слишком уж резко.

– Под контролем, – заверила расплывающаяся Пионова.

Но только она ошиблась. Сильно-сильно ошиблась. Очень многое не было сейчас под контролем, например, содержимое Пашкиного желудка. Окружающее закружилось, взорвалось сиреневыми разводами, и тут же неудержимая кисло-горькая волна стремительно хлынула в горло, всего на секунду задержалась в надувшихся щеках, а потом…

Пашка успел немного опустить голову, так что блеванул хотя бы не ей в лицо. Пионова взвизгнула и отпрыгнула назад, оттягивая на животе испорченную футболку. Пашку сотряс очередной спазм, и он согнулся пополам, извергая на траву, Серёгины брендовые джинсы и собственные кроссы тошнотворную смесь полупереваренного шашлыка, ударившую в ноздри запахом пива и кислятины.

В ушах эхом звенели посыпавшиеся со всех сторон маты. Искорки и разводы всё ещё придавали действительности антураж новогоднего салюта. В этих праздничных декорациях Пашка увидел, как Пионова, натягивая футболку одной рукой вперёд так, что затрещал ворот, изогнула вторую, схватилась за ткань сзади и стянула облёванную одежду через голову, оставшись в белом кружевном лифчике и заниженных джинсах. Впалый живот ходил ходуном.

Она брезгливо морщилась, глазища сверкали, сиськи волнующе дрожали в свете парковых фонарей.

Кривозубая толстая Саша оперативно подскочила и накинула на плечи подруги клетчатый пледик.

Пашка размашисто сел на задницу около получившейся лужи собственного производства, запрокинул голову и счастливо улыбнулся звёздам: буфера у Пионовой были зачётные!

Глава 13: Испанский стыд!

– Надо его до дома довести? – слышал Пашка у себя над головой.

– А где он живёт, кто-то знает? Люсь?

– Где-то около школы моей, тридцать седьмой. Я не запомнила.

– На тебя не попало? Только на футболку?

– Не знаю. Блин.

– А он вообще идти сможет? Родителям хорошо бы позвонить?

– Да они ему башню снесут, побереги парня, – хохотнул кто-то. – Нормальный вроде был, пока не нажрался. С кем не бывает?

– Скотство, – возразил женский голос.

– Ну и вонизм!

– Надо бы как-то прибраться…

– Я это трогать не буду!

– Может, засыпать золой?

Пашка продолжал блаженно улыбаться звёздам.

– Давайте глянем, куда он часто такси заказывает, это и будет домашний адрес? – предложил кто-то. – От подъезда-то доберётся.

– Где телефон?

«Не стоило бы им трогать телефон…» – лениво подумал Пашка.

– Да тут вообще не установлено ни Убера, ни Яндекса!

– И чё делать? Мне домой пора.

– Нельзя же его тут оставить. Эй! Павел! Павел! Какой у тебя адрес?

– Пива надо купить, – сообщил Пашка и ещё раз улыбнулся, а потом повернулся набок и подсунул под голову кулак.

Наваливались, взрываясь под опущенными веками салютами, размытые, бессвязные сны.

Кто-то попробовал его поднять. Двое неопознанных парней закинули Пашкины руки на плечи. Его волокли, а Пашка цеплял носками облёванных кроссов кочки и что-то напевал посмеиваясь.

Это было последним, что он смутно смог вспомнить на утро.

Проснулся Пашка у Толика.

В пропитанной перегаром комнате друга было нечем дышать. Пашка очухался на полу и понял, что лежит на каремате и укрыт походным спальником. Башка гудела так, что больно было даже шевелить веками. Если бы не пробирающая до кишок сухость во рту, ни за что бы Пашка не пошевелился больше никогда в жизни.

Толик храпел на своём диване. С трудом фокусируя взгляд, Пашка понял, где находится, но не понял почему.

Сначала всё было круто, а потом… Что-то… Что же произошло? Как он попал к Толяну? И чё там предки?!

Пашка резко сел, и боль пронзила его до основания позвоночника. Показалось, что в левый глаз воткнули очень длинное копьё, пришпилившее всё тело к полу. Потом Пашка узрел благостное явление бутылки минералки, схватился за неё, как за спасательный круг, свинтил крышку и начал жадно, захлёбываясь, пить.

Грохот сминаемой бутылки разбудил Толика, и он сел на постели.

– О! Живой, что ли? – ехидно спросил он.

– Чё я тут делаю?! – поперхнулся водой Пашка, убирая ото рта почти пустую баклажку.

– Мне позвонил какой-то Серёга, сказал, что ты набухался в хламину, а мой номер в мессенджере самый заюзанный, и потому Серёга предположил, что я могу знать, где ты, придурок, живёшь.

– Но ты не знал? – уточнил Пашка, икнув и снова оглядывая Толикову комнату.

– Пожалел тебя по старой памяти, – почесал подбородок Толик. – Батя бы тебя угрохал, если бы таким увидел.

– А то за исчезновение они меня не угрохают, мля, – буркнул Пашка. – Который час?

Толик потянулся за стоящим на зарядке телефоном и объявил:

– Пять тридцать восемь. В школу пойдёшь?

– Завали, а? – поморщился Пашка. – Есть чё от башки?

– Тебе только если топор, – подмигнул Толик, но всё-таки поднялся и ушёл куда-то за аптечкой.

Пашка надавил на лоб двумя ладонями. Почему-то стреляло в ухо. И ещё воняло от шмотья так, что захотелось блевать.

И тут Пашка вспомнил.

– О господи! – выдохнул он, вытаращив глаза. – Ёб твою ж мать!

Пионова! Его стошнило прямо на Пионову!

– Ты чего подвываешь? Белку словил? – поинтересовался Толик, появляясь в дверях. И протянул Пашке блистер с красными пилюлями.

– Что я натворил!

– Даже интересно, – присел на кровать Толик. – И что же?

Пашка снова заскулил. Масштабы произошедшей катастрофы оседали в затуманенном похмельем сознании.

То есть он не просто обрыгал симпатичную девчонку, с которой надеялся встречаться, он ещё и проделал это на глазах у кучи её друзей?

Золотой материал для «Фриков СШ №37» пропадает, блин!

Какой адский кошмар.

Придётся забыть и о Пионовой, и о её крутых друзьях, и об общих тусовках! Едва вкусив счастья, Пашка всё просрал – и даже не из-за чьего-то быкования и сволочизма души, а чисто своими силами!

А сколько подпольных ютуберов среди пионовских друзей? Гуляет уже по Сети его позор, или ролик пока монтируют? А может, спасёт то, что не захотят подставлять Люську?

Да ну, на фиг. Нужно быть придурком, чтобы на такое рассчитывать.

Конец Пашке. Теперь только приложуха с корректировкой истории и спасёт. Но то, блин, на недостижимом сотом уровне…

– Ты с кем пил-то? – напомнил о своём существовании Толик.

– С кем пил, туда уже не позовут, – огрызнулся Пашка и проглотил три красные пилюли разом. – Чё твои предки сказали? – мрачно уточнил он. – Моим уже стукнули?

– У друзей они, за городом. Никто твои бренные мощи не видел.

– Зарядка есть на андроид?

– Ни хера не расскажешь, что ли?

Пашка сверкнул на Толика недобрым взглядом снизу вверх. Тот хмыкнул и протянул провод.

Когда Пашка воткнул его в мобилу и экран загорелся, пришло СМС, оповещающее, что контакт «Мать» звонил ему сорок четыре раза, а контакт «Отец» – одиннадцать.

– Ну всё, я покойник, – понял Пашка, и голова отозвалась мучительной болью.

Перезванивать было страшно, домой идти – тоже, но другого пути не было.

– Дай чё переодеться? – страдающе проговорил он. В башке стучало и пульсировало.

– Да ты в моём шмотье потонешь, – напомнил Толик. – Могу мотор проспонсировать, хотя ты и мудень.

Мать орала как потерпевшая несколько часов кряду, разрывая Пашкину и без того раскалывающуюся голову на обломки пылающего метеорита. От физической расправы спасло то, что батя вчера, как оказалось, тоже нехило поддал. Выяснилось, что он заякорился в гараже соседа Семёна, где тоже жарили шашлыки и усиленно пили за воскрешение Христа дешёвую водку. Когда мать обнаружила исчезновение Павлика, отец к поискам подключился удалённо и обороты в потребление горючих жидкостей только прибавил. Тело его на материну всклокоченную голову свалилось чуть раньше, часа в три ночи.

На момент явления Павлика батя к воспитательным порывам был не склонен и выглядел немногим лучше младшего сына, разве что, в силу опыта и крепости желудка, не вонял блевотиной.

Так что получилось, что отец Пашку даже немного спас: попросил мать заткнуться уж, наконец, и переключил на себя её внимание.

Посчитав время благоприятным, Пашка сокрылся в комнате, не забыв даже прихватить с кухни графин кипячёной воды.

Материн ор лишил его последних остатков сил, голова раздулась и пыталась лопнуть в районе висков.

Стянув вонючую одежду, Пашка завалился лицом в подушку. И вырубился до очень глубокой ночи.

По каким таким гуманистическим соображениям предки так его и не тронули, оставалось только догадываться. Когда он открыл глаза, не в силах больше держать под контролем переполненный мочевой пузырь, и опасливо прокрался в уборную, в коридоре слышался раскатистый отцовский храп, за окнами было темно, и свет в квартире не горел.

В ванной Пашка опёрся почему-то счёсанными ладонями на умывальник и уставился в своё зеленоватое лицо. Под глазами чернели глубокие провалы, сам взгляд стал тусклым и безысходным.

Разбудить предков очень не хотелось, но Пашка продолжал ощутимо вонять, и потому душ всё-таки принял, стараясь не делать напор воды сильным и вообще не шуметь. Облёванные вещи сунул в шифоньер и придавил дверцу. А то нашла бы мать в стиралки – и понеслась бы её воспитательная деятельность по новой. Лучше потом как-нибудь сам закинет, когда эта психованная на работу пойдёт.

Батя, выходит, даже и на мужскую солидарность временами способен.

Полный унылой безнадёги и горьких дум, Пашка хотел глянуть, что там в приложухе, и вдруг заметил, что ему… написала… Пионова! И даже не одно сообщение, а восемь!


08.26: «Ты как? До школы не дошёл, да?»

11.20: «Паш, ты проснулся там?»

13:44: «С тобой всё в порядке?»

14.01: «Паш, ты живой?»

14.27: «Паша, отзовись, пожалуйста. Я волнуюсь. Серёжа говорит, что они отвели тебя не домой, а к какому-то другу. Напиши хоть что-то! Ты вчера вообще не в себе был».

16.02: «Паш?»

20.11: «Ау…»

22.07: «Блин, ну так не делают. Отзовись!»

23.12: «Ты не в сети весь день. Я места себе уже не нахожу. Позвони, когда зайдёшь, даже если будет поздно».


Пашка сел на постели и уставился на сообщения, прочитав их ещё раз по порядку, а потом и ещё один раз. Он глазам своим поверить не мог. Это что же получается, Пионова не то, что не заблокировала его после всего треша, она переживает и хочет с ним общаться?

Может, обматерить просто решила на свежую голову? Но по тону сообщений было не похоже.

Часы показывали ноль-ноль сорок семь, и звонить Пашка не решился. Написал, что был в отрубе. Через минуту попросил прощения за вчерашнее. Потом настрочил целый абзац и стёр не отправляя.

Происходило то, чего с людьми происходить не может.

Воспалённый мозг Пашки сфокусировался на этой мысли и припомнил, что он, Пашка, намыливался во всемогущие боги. Точно, приложуха! А там что?

А там накопились овен, две свинки, два медведя, три «G» на боку, восемь перевёрнутых «игреков» и одиннадцать «П» с прорехой.


«Вы достигли 20-го уровня!»


Квест о дружбе с воровкой Островской висел не засчитанным. Пашка потёр макушку (голова гудела), ополовинил графин с водой и ещё раз перечитал сообщения Пионовой.

Она была не онлайн. Заходила последний раз в двадцать минут первого.

Люська, конечно, чудо в перьях! Если бы Пашку кто обрыгал, он бы такого не спустил даже, наверное, и Толику. А он ведь притом не девка.

Видать, всё-таки приложуха на неё повлияла.

Только всё равно было непонятно, как после такого можно будет Люське в глаза смотреть.

Рассудив, что по утрам люди бывают к милосердию не склонны, Пашка приписал ещё, что хотел бы с ней поговорить на большой перемене и увидеться для этого за школой около трансформаторной будки. Тянуть до конца уроков опасно: можно в коридоре столкнуться, а тогда придётся при свидетелях.

Пашка решил на всякий случай биологию прогулять, чтобы и по пути её не встретить от греха подальше.

Но у матери наутро оказались свои соображения.

Пашка проснулся от нового ора.

– Вставай давай, ирод! Или ты намылился опять школу прогуливать?! Есть в тебе совесть вообще, дрянь ты такая?! Мать извёл! Пьянь подзаборная! У всех дети как дети, и только меня бог наградил! Опять со своим Толиком-раздолбаем набухался! Думаешь, взрослый?! Взрослым ты станешь, когда с нашей шеи слезешь! Сколько ты будешь нам с отцом кровь пить?! Вставай сейчас же!

Пашка зыркнул на мать недобро, но повиновался. Голова почти прошла, но от похмелья остались слабость и опустошение.

Собираться пришлось под непрекращающиеся попрёки. Хорошо хоть отец раньше на работу уходил. А вот мать, похоже, решила ради сына припоздниться.

– Ты добром не кончишь, помяни моё слово! Ты в тюрьме окажешься или в канаве! Ты когда за ум возьмёшься, ирод?! Ты почему в пятницу в школе не был? Мне классная руководительница твоя звонила. Ты думаешь, тебе всё дозволено? Ты думаешь, на тебя не найдётся управы?! Ты…

В общем, так вышло, что на биологию Пашка успел. К школе он подбирался, как партизан: окольными путями, с анализом диспозиции. Так что с Пионовой не столкнулся.

– Осторожно с Абдуловым, – шепнул Толик, когда Пашка опустился за парту. – Вчера Завихренникова заставили перед каждым уроком чеснок жрать. К английскому он домой свинтил и сегодня вообще не пришёл. Васина тоже нет. Краснопупинский у них теперь козёл отпущения, это он Санька чесноком шпиговал. Но рулил Абдулов. Он в пятницу после школы Кумыжному нос сломал и пока уверенно лидирует в гонке. Эта неделя решающая. Хорошо бы его попустить, пока до нас не добрался. Есть идеи?

Думать о чём-то, кроме разговора с Пионовой, выходило слабо, и Пашка только головой замотал.

– Предки чё? – спросил Толик.

– Нормально, – буркнул Пашка, и тут биологичка приметила их перешёптывания, выволокла его к доске и начала пытать, что такое митоз, хотя он и слова такого не слышал.

Дело Толик говорил, надо было его слушать. Сильно Пашка булки расслабил со своими сердечными делами и богоподобными планами. Потому что было Пашке ещё до бога очень далеко, как минимум двадцать уровней.

Расплата настигла после алгебры, когда он с замиранием сердца устремил свои стопы к главному входу.

Пуп, Абдулов и синемордый Кумыжный перехватили его около столовой.

– Стой, Соколик! – заступил дорогу Илья-носоломатель. – День борьбы с вампиризмом ты пропустил, а вот сегодня у нас день огненного дракона. Все недостойные проходят жгучее испытание. Осилишь пятнадцать красных перчиков и получишь иммунитет на две недели. Всё по чесноку: вообще тебя замечать не будем. Не осилишь – пеняй на себя. Как бы тебе эти перчики ещё куда ни затолкали.

Тут трое парней разразились хохотом, и Краснопупинский шагнул вперёд, протягивая Пашке магазинную упаковку затянутых целлофаном жгучих красных чили. Вокруг начала собираться толпа, создавая около столовой затор.

Пашка сглотнул. Острое он не переносил с тех пор, как восьмилеткой сдуру сунул в рот огрызок высохшего тёмно-бордового порождения ада, которое батя макал в свою тарелку борща буквально на пару секунд всякий раз, когда мамка его готовила. После этого батя неизменно выпивал сто граммов водки, поглощал тарелку, и глаза у него обязательно слезились. А к ночи мамка начинала перерывать обувные коробки с лекарствами в поисках таблеток от изжоги. Батя шутил, что хороший перец жжётся дважды, но Пашка не понимал, о чём речь. Пока не сглупил с тем чёртовым стручком.

Страдал он после того эпизода действительно дважды: рот горел так, что мать его еле откачала под отцовский хохот, а в сортире вечером Пашка вообще чуть с ума не сошёл.

И с тех пор острого боялся до дрожи.

Но стервятникам страх показывать нельзя ни в коем случае, не то Пашку станут этим перцем каждый день тут пичкать.

– Давай-давай! – подбодрил Абдулов. – Ты мужик или чё?

Толпа стала больше. Кто-то заулюлюкал.

Покрывающийся потом Пашка увидел, как в первом ряду зевак мелькнуло перекошенное лицо позавчерашней воровки Островской, и тут же она повернулась спиной, проталкиваясь через толпу.

– Давай-давай-давай! – поторопил Антон Кумыжный, и собравшиеся подхватили, скандируя, словно болельщики на стадионе.

Пашка сорвал целлофан. Если от одного перца он чуть не умер, то что будет от упаковки?

Взял один стручок. Самый маленький.

– Первый! – гундося, крикнул Кумыжный. – Барабанная дробь! Готовьте свои телефоны, сейчас вы увидите огнедышащего дракона!

– Жри! – грубо и зло прикрикнул Пуп, и стало понятно, кто выбирал сегодняшнюю жертву. Явился бы Пашка вчера, жевал бы чеснок вместо Завихренникова. Но лучше чеснок!

– Жри, давай! – велел Абдулов и напряг бицепсы, демонстрируя, что будет с Пашкой, если он не одолеет перцы.

И вдруг в центр круга протолкался Вахтанг Тамаридзе, первый школьный силач, переросший многих взрослых ещё в восьмом классе. Теперь он был выпускником.

– Одолжи перчики, брат, – обратился Вахтанг к Пашке, и тут же взял у него упаковку. А потом повернулся к мучителям. – Разбирайте.

Повисла пауза. Краснопупинский, Абдулов и Кумыжный подались назад, но плотно сомкнувшаяся толпа их не выпустила.

– Давай так, друг, – положил Вахтанг ладонь на плечо помертвевшего Абдулова. – Перцы можно съесть со сломанной рукой или с целой. Тут выбор ваш.

Илья дрожащими пальцами взял один стручок.

– Не скромничай, – велел Вахтанг угрожающе. – Делите поровну.

Давясь и задыхаясь, обливаясь неудержимыми слезами, Пашкины мучители успели проживать половину упаковки прежде, чем представление заметил историк и положил ему конец.

– Кто пацанёнка тронет, – обронил Вахтанг на прощание, устремляясь за историком в кабинет директора, – дело будет иметь со мной. Всё поняли, огненные драконы?

Гогочущая и гудящая толпа начала рассасываться.

Когда прозвенел звонок, совершенно ошалевший Пашка понял, что пропустил встречу с Пионовой, но решил всё равно смотаться к трансформаторной будке: вдруг ждёт. Но тут его поймала воровка Островская.

– Мама с Вахиным отцом уже полгода живёт, – шепнула она. – Так что он мне вроде как теперь братик. Обещал за тобой присмотреть, – подмигнула она. – Хорошего дня, я на английский опаздываю. Потом поболтаем.

Глава 14: Помощь и последствия

На обществознание Пашка не пошёл. Сначала проверил, нет ли Пионовой около трансформаторной будки, потом написал ей, а потом мотнулся и купил пачку сигарет, как взрослый самостоятельный человек. Выкурил три подряд за гаражами.

Походу, воровка Островская порешала вопрос его безопасности как минимум до конца этого года. С Вахтангом никто связываться не захочет. Да и в одиннадцатом классе поостерегутся, так-то он не помрёт, а просто школу окончит.

Нехилый подгон от приложухи.

А это можно уже считать, что они с Островской подружились?

Пашка залез в «Дополненную реальность». Предыдущий квест засчитался, на балансе числилось одиннадцать тысяч четыреста восемьдесят восемь баллов. Дали одну отзеркаленную квадратную «С», и всё. Новое задание гласило:


«18. Найди то, что потеряла Зинаида Дмитриевна Пирогова. Награда – 200 баллов».


Зинка была преподавателем алгебры и геометрии, а геометрия шла сегодня пятым уроком. Зинка Пашку недолюбливала, а он её терпеть не мог. И то, и то из-за Пашкиной несклонности к точным наукам. Да и к наукам неточным. Вообще, он с науками особо не дружил.

И как нужно понять, что там Зинка потеряла? Она что, объявления по школе расклеила, блин?

Свернув приложение, Пашка прикурил очередную сигарету. В мессенджере зеленели восемь непрочитанных сообщений от Толика. Видать, дошли уже до него слухи о том, как Пашка феерически не стал огнедышащим драконом. Интересно, а Толика он сможет прикрыть авторитетом Вахтанга Тамаридзе? Так-то Толик – годный пацан, хотя временами и строит из себя слишком умного. А не наел бы себе с двадцать лишних кило, глядишь, и не отирался бы среди лохов. Но Толик ощутимо отличался от других, что привлекало к нему недоброе внимание, и не умел за себя постоять силой, что выносило ему приговор.

Зато у Пашки был друг-товарищ.

Читать сообщения от Толика Пашка пока не стал. Его куда больше волновало то, что от Пионовой сообщений не было.

Итак, он не просто обрыгал девушку, он ещё и кинул её со встречей. Красавец, чё. Если так косячить, никакое волшебное приложение не спасёт.

Пришло на ум подкараулить её незаметно и посмотреть, о чём думает. Но почему-то лезть в голову к Пионовой особо не хотелось. Как-то это было грязно, что ли.

С обиженной бабой Пашка дел никогда не имел, потому как вовсе вниманием противоположного пола был не избалован. Но, если опираться на кинематограф, ничего хорошего ждать не стоило.

Однако Пашка в очередной раз ошибся.

Пионова прибежала к кабинету права.

– Ирка мне всё рассказала! Ну у вас и больные пацаны! Я сначала злилась, что ты не пришёл, ещё и без обеда осталась. Но они тебя больше задирать не будут, – шепнула Пионова уже тише, наклонившись к самому Пашкиному уху и даже коснувшись его щекой.

Её нежности очень заинтересовали Светку и Милу, вышедших из бабского туалета за пионовской спиной, да так и застывших, таращась на Пашку. И тут же подлетел Толик.

– Пашок! – выпалил он. – Ну ты даёшь! Ты где с Вахтангом скентовался?!

– Ваха – брат моей подруги, – сказала Пионова. – Я Люся.

– Анатолий, – присмирев, выдавил Толик и уставился на Пионову во все глаза.

– Люся – моя девушка, – выдал Пашка и чуть не зажмурился, ожидая грома.

– И поэтому вечером Павел ведёт меня в кино, – внезапно сказала Пионова. – И, если он опять куда-то исчезнет, придётся мне искать нового парня.

– Я не исчезну, – пообещал Пашка нежданно охрипшим голосом.

Зазвенел звонок. Прибалдевший Толик зашевелился, только когда Пионова, охнув, убежала к лестнице.

– Кто ты такой и что сделал с Пашком? – уточнил он у приосанившегося приятеля. – Дела…

Абдулов, Краснопупинский и Кумыжный смотрели на Пашку очень недобро. Раньше бы от одних таких прищуров всё нутро у него свернулось бы жгутами, а теперь было даже как-то весело.

С помощью приложухи Пашка удостоверился, что рты у них всё ещё пылают адским пламенем. А у Пупа к тому же начались рези в желудке. И разливалась оттого в душе у Пашки бурная радость, не укрывшаяся от внимания историка (право тоже вёл он).

Подняв Пашку на ноги, Игорь Максимович начал ехидно задавать свои вопросы. Об избирательной системе ученик Соколов смог сказать только то, что она в Российской Федерации демократическая (и Подушкина очень отчётливо хихикнула), а объяснить, как выбирают депутатов, не сумел (он и вовсе считал, что депутатов и министров назначают, но, к своему счастью, не смог донести это соображение до историка). Получив очередной неуд, Пашка немного насупился. Так-то конец года на носу, и с историком, как всегда, проблем не оберёшься. В том году ради тройбана пришлось торчать у него всю последнюю неделю учёбы после уроков, читая параграфы и пересказывая их под надзором, а потом ещё и парты в кабинете красить, что вообще эксплуатация детского труда и должно законом преследоваться. Хотя Пашка лучше бы сразу парты покрасил и был свободен, но этому ироду – лишь бы поиздеваться.

В отместку Соколов-младший, прикрываясь от Толика учебником, просканировал историкову память на предмет стыдных воспоминаний и обалдел.

Историк-то оказался подкаблучником! Его лихо терроризировала жена и отчаянно гнобила престарелая матушка. Воодушевлённый, Пашка даже купил доступ к видеовоспоминаниям за пять тысяч пятьсот баллов, рассудив, что такая функция ого-го, как пригодится не только любопытства ради. Правда, смотреть видосы на уроке было несподручно, но зато их можно было скачать!

Тыкнув наугад в: «03.04.2018, 06:50 – 07:11: оскорбления за завтраком», «29.03.2018, 18:17: – 19:22: ссора из-за отказа в половом акте» и особенно заинтересовавшее «23.03.2018, 22:12 – 22:47: рукоприкладство супруги», Пашка повесил телефон – тот теперь усиленно качал тяжёлые файлы, высасывая оставшиеся по тарифу гигабайты, и перестал отвечать на нажатия.

Выходило, что Игорь Максимович только в школе такой борзый и остроумный, а замечаниями своими едкими просто отыгрывается на детворе за жизнь свою подневольную. Вот мудень! Бабе ответить не может, а Пашку, значит, за демократическую систему нагнул?

Вот возьмёт Пашка и видосы эти на ютуб выложит. Попляшет тогда историк.

Очень хотелось посмотреть, что там, Пашка даже подумал в туалет спроситься, но телефон продолжал загрузки и процентов накапало пока негусто.

С наступлением перемены Толик устроил подлинный допрос с пристрастием, и пришлось рассказывать, что Пионову Пашка увидел на остановке, в шутку предложил ей выпить кофе, а она нежданно согласилась – и закрутились оттого стремительно их удивительные отношения. Пашка признался, что набухался в воскресенье как раз с её друзьями, и что на тот самый кофе и одалживал бабло. В общем, рассказал почти всё, кроме того, что всем глобально рулил высший разум ИИ в телефонном приложении.

Толик задумался. Пашка давно подозревал, что друг считает его туповатым и не очень перспективным в вопросах выживания в социуме. А тут девушку завёл, ещё и красивую. Чудеса.

Пашка приосанился и в кабинет математики входил, как Джеймс Бонд.

Зинаида Дмитриевна Пирогова преподавала в тридцать седьмой школе уже двадцать пять лет. Была она сухонькой старушкой, с виду безобидной, но болезненно реагирующей на тупость учащихся. С этой проблемой она пыталась усиленно бороться, предлагая дополнительные занятия и индивидуальные уроки, из-за чего её все побаивались: кому, кроме разве что Подушкиной, может понравиться увеличение часов математики, которой и без того слишком много?

Усевшись и обнаружив, что забыл учебник, Пашка сдвинул Толиков на центр парты и внимательно глянул на Зинку. Потерявшей что-то она не выглядела, хотя и казалась чем-то озабоченной.

Что ж, у будущего бога есть свои пути выяснения подноготной квестовых персонажей.

Вытащив потихоньку телефон, Пашка вошёл в «Дополненную реальность», разбил на звёзды льва и навёл камеру на Зинку, стараясь действовать незаметно. Она стояла спиной, чертя на доске объёмный цилиндр, что позволяло провести анализ.


«Ваш преподаватель алгебры и геометрии. ФИО: Пирогова Зинаида Дмитриевна. Возраст: 46 лет. Состояние: активность (преподавательская деятельность). Подробнее…»


Пашка моргнул, уставившись на экран. Может, опечатались? Как так сорок шесть? Поверить в то, что эта бабулька только на три года старше Пашкиной мамки, было проблематично. Эдак её жизнь потрепала, блин. Вот тётке, Женькиной матери, вообще сорок семь стукнуло, а она та ещё милфочка. А эта прямо пенсионерка, из разряда тех, при виде которых в автобусах и маршрутках лучше притвориться спящим. Ну дела!

Пашка вошёл в «подробнее» и выбрал первым делом мысли, благоразумно протянув прежде под джемпером шнур своих допотопных наушников.


«Площадь цилиндра (формула). Детализация, слушать через гарнитуру» сменилось на «Размышления, где могла быть обронена серьга. Детализация, слушать через гарнитуру…»


Ага. Можно и не слушать. Вот что Зинка потеряла! Ну и велика беда, прямо-таки. Это как он будет искать такую мелкую хреновину-то?

Пашка присмотрелся. В правом ухе Зинки имелась золотая висюлька размером с ноготь и красным камушком, а в левом – только дырка. То и дело училка бралась за обессерёженную мочку уха, и потому щека и подбородок у неё испачкались мелом.

Пашка полез в память. Ввёл в поисковую строку слово «серьга». Обилие воспоминаний по запросу имелось после девяти шестнадцати утра вчерашнего дня.

Пробежавшись по строчкам, особенно первым, Пашка выяснил, что серёжки принадлежали покойной Зинкиной матери и имели потому особую ценность. Крепёж там был мощный настолько, что финтифлюшки вообще не снимались без посторонней помощи, и даже содрать с себя вторую Зинка не сумела. Обыскала она вчера дома всё, скрутила слив под ванной и не сумела собрать обратно, так что преподавала сегодня немытая, до поздней ночи ходила с фонариком по дороге от школы к дому, вынесла все мозги уборщице продуктового супермаркета и начинала впадать в отчаяние.

Так, интересно. Если Зинка и сама уже такую деятельность развила, то как Пашка-то искать будет?

– Абдулов, хватит ворон считать! Иди к доске и докажи нам, что осевое сечение цилиндра является прямоугольником, две противоположные стороны которого – образующие, а две другие – диаметры оснований оси, – велела Зинка.

Пашка попробовал проявить смекалку и сформулировал запрос иначе:

«Зина видит серёжку матери в своём левом ухе» – набрал он.

Воспоминания заструились вниз в бесконечность, но Пашку интересовало только последнее. Вот оно. «Архивная справка (09.04.2018, понедельник, 07:11 a.m.). Поправление причёски перед выходом из дома, обе серьги на месте».

Зря Зинка слив раскурочила.

Заметила она пропажу в школе после первого урока. И что это нам даёт?

Пашка призадумался. Абдулов у доски усердно скрипел мелом (с геометрией у него было всё в порядке), Толик залип на буфера Мирошиной, Зинка зачем-то перебирала содержимое выдвижного ящика стола. Конечно, серёжки же обычно в столе теряют, где же ещё?

Поражаясь своей проницательности, Пашка заключил: если воспоминание о серёжке перед выходом наличествует, а слив математичка всё равно поимела, значит, приложуха выдаёт даже те данные, которые сам человек вспомнить не в состоянии. Оно и понятно: там такие временные интервалы точные, а уж это в памяти никак не задерживается. А значит, что?

«Зина чувствует в левом ухе серьгу» – написал Пашка и затаил дыхание.


«Архивная справка (17.01.1987, суббота, 06:42 p.m. – 09.04.2018, понедельник, 08:07 a.m.).


«Да я же чёртов гений!» – вскинулся Пашка, и Зинка подняла на него глаза от своих залежей учительского хлама.

Забить, что помнит училка математики в восемь ноль-семь вчера утром, Пашка не успел – она вызвала его к доске, сменить Абдулова и найти диагональ осевого сечения цилиндра.

Диагональ Пашка не нашёл, зато нашёл серёжку, несмотря на очередную двойку в журнале. Даже на русский язык по такому случаю не явился. В указанное время Зинка проходила мимо трансформаторной будки, где вчера не состоялась встреча с Пионовой. На перемене Пашка унёсся туда, заблаговременно скачав воспоминание.

Чувствуя себя персонажем какой-то игрухи, загрузил его и пошёл, стараясь повторять Зинкины телодвижения. Смотреть чужими глазами было странно, картинка на экране двигалась, покачивалась от ходьбы, то и дело резко смещалась вслед за поворотами головы носителя воспоминания. Но зато в правом углу были часики, указывающие текущее там время. И Пашка смог найти именно ту точку, где Зинка была в восемь ноль-семь.

Трижды сверившись с остановленным на паузу видосом, он заключил, что место верное, и взялся осматриваться. На виду ничего не было. Если серёжку кто-то унёс, выйдет лютая жесть. У квеста-то, понял Пашка, не было временных рамок! И пока он не отыщет треклятую висюльку, нового задания не видать!

Испугавшись, Пашка взял какую-то палку и начал взрыхлять песок на дорожке.

Пыльный красный камешек блеснул на апрельском солнце минут через семь, когда он уже совсем отчаялся и подумывал открыть «объекты» и попробовать порыться в истории этого участка земли, потому что как «предмет» приложуха дорожку определять отказалась.

Схватив украшение и оттерев пальцами, Пашка даже подпрыгнул от радости.

Хорошо хоть не понёсся отдавать раньше, чем проверил квесты. Ведь там было не «верни», а «найди»!


«Квест пройден! +200 баллов!»


Разбив на звёзды пару львов, Пашка прочитал новое задание:

«19. Согласись на предложение Зинаиды Дмитриевны Пироговой, когда будешь вручать ей потерянное. Награда – 5000 баллов».


«И чё она мне предложит? Надеюсь, не отблагодарить натурой!» – хохотнул Пашка и понёсся к кабинету математики.

До конца урока оставалось двадцать минут, и он решил подождать. И наконец посмотреть воспоминания историка.

Ну и ржачно попускала его грозная, почти стокилограммовая жёнушка! Орала матом, пидорасила на все лады, а двадцать третьего марта вообще приложила об стенку так, что у историка лоб вспух и шишка вскочила – потому что подвыпила из-за того, какой у неё муж неудачник.

Ну и хохма! Вот это грозный историк, едкий критик всеобщей неучёности! Оборжаться можно! Ролик с побоями Пашка пересмотрел четыре раза, утирая глаза от слёз.

Прозвенел звонок, и Пашка свернул мытарства историка. Малявки то ли пятого, то ли шестого класса повалили из кабинета. Выждав с пять минут, Пашка постучал и сунул свою голову в дверь.

– Соколов? Что-то забыл? – спросила Зинка, перетряхивающая свою похожую на огромный кошелёк сумку.

– Зинаида Дмитриевна, я это… короче, заметил, что у вас одной серёжки нет на уроке…

– Я знаю, – подняла руку учительница, и ему показалось, что её глаза увлажнились. – Но я обязательно её найду. Спасибо, что сказал.

– Да нет! Я, короче, когда в школу шёл, видел серёжку, но поднимать не стал, потому что она золотая, по-моему. А потом подумал: вдруг это ваша…

– Где видел?! – подскочила Зинка и схватилась за сердце.

– Я пошёл и поднял. Вот, – Пашка протянул отмытую в умывальнике безделушку. – Не она?

– Соколов… – ахнула Зинаида и взялась за украшение дрожащими пальцами. Теперь уже точно в её глазах стояли слёзы. – Ты даже представить себе не можешь… Ох, Соколов! – Она прижала кулак со стиснутой серёжкой к груди. – Это же память о моей маме! Какой ты внимательный, какой ты хороший мальчик! Ты – мой спаситель! Соколов, огромное тебе спасибо! Ты совершил настоящее чудо!

– Да ну… – засмущался Пашка и невольно залыбился.

– Прости за двойку, – прибавила Зинка. – Мы её обязательно исправим!

Вот это подгон!

– Мне только в школе дополнительно заниматься нельзя, – продолжала Зинаида. – Начальство думает, что я за такое деньги беру. Ты приходи ко мне домой, Соколов, я тебе сейчас адрес напишу, я недалеко тут живу, в получасе пешком. За пару недель все хвосты подтянем. По средам давай и понедельникам. В шесть вечера тебе будет удобно?

Пашка только что рот не разинул от ужаса.

Хотел запротестовать, но вспомнил:


«19. Согласись на предложение Зинаиды Дмитриевны Пироговой, когда будешь вручать ей потерянное. Награда – 5000 баллов».


Да ну их, эти баллы! Заниматься с Зинкой на дому! Вот подстава! Хера се благодарность! Да что же это делается…

– Завтра шарлотку для тебя испеку! – прибавила Зинка. – С яблоками!

И поцеловала серёжку, поднеся её к губам.

Ошалевший Пашка вышел из кабинета, смяв блокнотный листок с адресом. Одиннадцать тысяч сто восемнадцать баллов на счету вообще не порадовали. Но зато задание уже засчиталось. Возьмёт и не явится! Скажет потом, что заболел, или ещё что. Не отнимет же оно ба…

Пашка замер, таращась на очередной квест во все глаза:


«20. Будь на Арбековском погосте завтра, 11.04.2018, к 01.30 a. m. Награда – 5000 баллов».

Глава 15: Чертовщина какая-то

Это что ещё за жесть неадекватная?!

Кладбище было поблизости, граничило с огромным Арбековским лесом. У Пашки там были похоронены дед и прабабка с прадедом по матери. Но чтобы переться туда ночью?!

Серьёзно, пять тысяч баллов?

Если отморозиться, они просто минуснутся, да и всё. С другой стороны – ну, подойти, блин, к кладбищу – чё такого? Может, за ограду ступить – и целых пять тысяч на халяву. Почти покроет открывание видеоряда воспоминаний.

Но квест будто бы попахивал неприятностями. Хотя разве приложуха советовала какую херню? Ну, кроме допзанятий с Зинкой. Только и там ещё неизвестно, что из них выйдет. Вдруг математичка отпишет Пашке свою хату, или ещё что неожиданное. А на кладбище, может, клад.

Он нервно хихикнул. Клад копать надо. Ночью на кладбище.

И вообще, у Пашки настоящее свидание этим вечером. С переквалифицированной в статус девушки Пионовой, между прочим.

И не послала ведь!

И тут на тебе – кладбище. Дичь какая-то.

На литературу Пашка решил не идти до кучи, чтобы не объяснять Лидочке, где его на прошлом уроке черти носили. Свалил домой, всё равно предки на работе и не заметят. А к вечеру нужно подготовиться.

К обоим частям вечера.

Как, интересно, ходят по ночам на кладбища? Что нужно брать? Фонарик? Так он и в телефоне есть. Вот банку зарядную точно взять нужно. И шнур нормальный, чтобы не отходил: а то с тем, что у Пашкиной кровати торчит, ещё надо договариваться, крутить его так и эдак, а, как заряд пойдёт, больше не трогать.

Ещё сядет мобила, чего доброго, где не надо.

Пашка наведался в комнату родителей и заменил свой убитый шнур на мамкин. Вообще, давно пора было так сделать, а не танцы с бубном перед сном танцевать.

Дальше подумалось, грешным делом, бургеров заказать – раз уж Пашка теперь деньги зарабатывает, позволить себе может. Но потом он вспомнил о кино и передумал. Вместо того, выпотрошил холодильник и сотворил что-то вроде пиццы: сплюснул скалкой мамкиной куски хлебной нарезки, намазал кетчупом, настругал колбасы, потёр сверху сыра и ещё оливок накидал, для изящества. Сунул в микроволновку и грел, пока сыр не зашипел и в корку не превратился. Жратва вышла годная, умяв целое блюдо, Пашка даже повторил свой шедевр и со второй тарелкой вернулся в комнату.

«Доместос» выветрился совсем, а вот кошаком всё ещё немного разило. Стержень привязался и начал требовать колбасу. Пашка заделился ломтиком «пиццы», потому как обожрался уже знатно, и полез в шифоньер, выбирать прикид для свиданки.

В нос шибануло убойной вонью.

Твою ж мать, облёванное шмотьё! Он же забыл о нём совсем!

Брезгливо взяв вещи двумя пальцами, Пашка снёс их в ванную и, не разворачивая, сунул в стиралку. Выбрал быстрый режим, порошка сыпанул от души: и во все три отделения, потому что понятия не имел в какое нужно – стиркой обычно мамка заведовала.

Включил машинку и снова вернулся к шкафу.

Из него всё ещё разило. Пашка открыл окно.

Рубашку, может, напялить на свиданку-то? Рубашка у Пашки имелась, даже чистая. Но была она мятая, словно из жопы. А Пашка за всю свою жизнь не гладил ничего.

Героический порыв закончился плохо: выравниваться от утюга рубашка не желала, пока он пытался совладать с одной стороной, шла складками вторая, а потом, при борьбе со спиной, на ткани вдруг нарисовались чёткие круглые пуговицы, и запахло к тому же палёным.

Охнув, Пашка отдёрнул утюг, отлепил приклеившийся на расплавленные пуговицы передний край рубашки от внутренней части спины и затолкал попорченную тряпку обратно в шкаф, так далеко, чтобы мамка нашла ещё не скоро.

Избавившись от рубашки, Пашка плюнул на имидж и решил идти как всегда. В конце концов, Пионова его не за стильность полюбила.

Пашка улыбнулся. Ему нравилось считать, что Люська в него втюрилась. И так-то её невероятное поведение чем-то другим объяснить проблематично.

Пашка завалился на кровать и принялся выбирать фильм. В кино он ходил очень и очень нечасто, но предпочитал ужастики – они с Толиком занятно над ними ржали, раздражая других зрителей.

Но, может, Пионова ужастики не любит?

Да и не очень-то умно смотреть ужастик перед походом на кладбище.

Пашку передёрнуло.

Стремительно приближающееся «приключение» вызывало першение в горле. Трусом он не был, всяких там монстров под кроватью боялся последний раз лет в семь-восемь, и то по большей части из-за Серёги: брат когда-то усилено байку про монстра поддерживал, кости куриные под кровать подбрасывал, следы от «когтей» на ворсе ковра оставлял, показывал перепуганному мелкому Пашке красные полосы на своих лодыжках и советы давал, как важно ногу во сне из-под одеяла не вытащить. А потом спалил его Пашка на царапанье ковра растопыренными пальцами, и понял, что херня все такие страхи, мудилами всякими подпитываемая. Но одно дело не бояться такой херни, когда просто свет выключен или дома никого нет, а другое – ночью на кладбище.

«Чё смотреть будем?» – написал Пашка Пионовой, гоня прочь ненужные мысли.

«Конечно «Вия», ты что!» – тут же ответила она, словно так и ждала сообщения.

Ужастик всё-таки. Хэх.

Это же надо будет ещё попкорн купить и напитки какие-то. Пашка пересчитал наличность. Вроде хватить должно, хотя цены в кинотеатрах уродские.

Обычно попкорном спонсировал Толик, а Пашка брал себе колу в супермаркете и прятал под куртку. Но с Пионовой придётся раскошеливаться.

А вообще, когда предки планируют что-то кинуть на карман?! Они же не знают про автомойку.

Хотя после вчерашнего навряд ли стоит про это заикаться.

Блин, вот Толику, конечно, повезло с родаками! Родился бы Пашка у его предков и горя бы не знал. Подфартило, ничего не скажешь. То ли дело эти, жмоты поганые. Но ничего. До сорокового уровня немного осталось. А там ещё посмотрим, кому повезло по жизни, а кто просто удачно родился без всякой своей заслуги.

Пашка проверил приложение.

Дали «П» с прорехой, цельную «П», запятую, змею, лису и свинку.

Прочитал ещё раз задание с кладбищем.

Очень оно ему не нравилось!

Фильм начинался в семь вечера, и Пашка предложил Пионовой встретиться часом раньше. Надо было свалить из дома до возвращения предков. Да и ждать без дела было мучительно – мысли метались от экскурсии на погост к мечтам о Люське, уже почти не внушавшим страха. Пашка наведался в туалет и немного расслабился, потом попытался вздремнуть, но не вышло. Так что он принял душ, влез в чистые вещи и свалил из дома навстречу приключениям.

Пионова опоздала на двадцать минут. Пашка успел разбить на звёзды очередного овна, купить билеты, глянуть цены на попкорн и газировку, взгрустнуть и разбить ещё и лису.

Люська очень зачётно оделась, к тому же кудри завила. Пашка прямо прибалдел от её вида. Хотелось пялиться и пялиться, а в зале было темно. Так что он украдкой косился на Пионову в отсветах от экрана. В вырезе кофточки тревожно вздымались на страшных моментах её умопомрачительные груди. Пашка вспомнил, как она явила их всем перед его отключкой. Сиськи Пионовой были не здоровенными, как у Светки, но очень упругими с виду. Сейчас у неё расстегнулась одна «лишняя» пуговка, и потому смотреть фильм оказалось очень проблематично.

А потом Люська взяла его за руку и переместила ладонь из ведёрка попкорна на своё колено.

Интересно, она девственница? Пашка даже не знал, чего бы ему хотелось больше. Но что уже хотелось – было наверняка.

Только это же не шлюха с мойки. Надо как-то… деликатно… Опять-таки, где? Домой не отведёшь: туда предки могут нагрянуть и кошаком воняет. На улице Пашка и сам не решится, да и холодно ещё. Разве что если к себе позовёт… Но там же её предки, да и вообще…

Ритка всё сама делала, а тут нужна сноровка и очень много смелости.

Смелости у Пашки пока не было, хотя в штанах и приплясывало. А она хоть не заметила-то?

Пашка переместил почти пустое ведёрко с попкорном, покраснел и уставился в фильм.

После кино отправились прогуливаться. Хорошо, в кафе не попросилась: финансы иссякли. Всё-таки иметь девушку – удовольствие недешёвое. Нужно как-то примириться с предками и потрясти карманных денег.

Пионова без умолку тараторила про фильм, очень уж впечатлилась. Потом продрогла и стребовала Пашкину куртку, так что в итоге замёрз нехило так он. Но от вида Люськиного в потасканной этой куртке задротской внутри всё ликовало. Ай да Пашка! Налаживается жизнь, входит в русло человеческое. А всего-то и нужно было скачать колдовскую игруху.

Опять вспомнил про кладбище. Глянул на часы. Было ещё до неприятного времени долго.

До Люськиного дома опять догуляли пешком. Около подъезда помедлили. Люська смотрела как-то выжидательно и трындеть обо всём в своей спасительной манере перестала.

Пашка почесал нос и замялся.

А потом вдруг решился и Пионову поцеловал. Не совсем так, как пьяный, играя в бутылочку, но в целом довольно решительно. И, похоже, угадал с направлением деятельности.

Но когда руки сами собой поползли к пионовской заднице, она отстранилась, хихикнула, поблагодарила за чудесный вечер и убежала.

Всё-таки сложно баб понять, и чего им надо – особенно.

Отойдя от Люськиного дома, Пашка достал последнюю уцелевшую сигарету, и, затягиваясь, разделался с четырьмя овнами и кривенькой «Т». Несколько раз звонила мать, но Пашка сбрасывал и слал СМС о том, что говорить не может. Не стал перезванивать и теперь – не до неё. Смахнув пропущенные, он зашёл в транспортное приложение. Надо было как-то приблизиться к квестовой локации.

Сердце забилось тревожно, внутри нарастало неприятное предчувствие. Обрывки фильма, который, Пашка вроде смотрел не особо, начали всплывать в памяти фрагментами. Кожу вздыбили мелкие, зудящие пупырышки.

К кладбищу Пашка подходил, уже себя от страха не помня. В голову лезли теперь все посмотренные за жизнь ужастики разом. И хорошо бы себя успокоить, что в ужастиках чушь несусветная, но разве не загрузил Пашка из интернета волшебное приложение? Так-то и на кладбище можно встретить не пойми что.

«Бояться нужно живых!» – обругал себя Пашка.

Было холодно, под возвращённую Пионовой куртку поддували ледяные порывы ветра.

Пашка уже свернул с большой Арбековской улицы, куда доехал на маршрутке, на узкую асфальтированную дорогу между частными домами, какими-то непонятными строениями и пустыми участками. Дойдя до последнего забора, остановился. Дальше был пустынный отрезок пути между мрачными деревьями. И погост.

Эти сто пятьдесят метров оказались самыми сложными. Звуки города сожрал бескрайний лесной массив. Ещё и собаки какие-то завыли.

Несмотря на холодину, Пашка вспотел.

В просвете деревьев замаячило кладбище. Неясно светил полумесяц.

Это он уже пришёл или ещё нет?

Пашка вытащил телефон и с ужасом обнаружил, что только-только час ночи. А надо было к половине второго! Это ему тут что, торчать минут тридцать?! Ещё и мамка звонила дважды…

Могилы на фоне леса в лунном свете смотрелись адовой жестью. Как близко нужно подойти, чтобы засчиталось?

Раньше полвторого с места не сдвинется, ни за что в жизни! Но и у кромки неограждённого кладбища было вообще не лучше. Что это, блин, за супербредовое задание?!

Пашка зашёл в «Дополненную реальность» и чуть не завыл.


«Квест пройден! +5000 баллов!»


«21. 53.238569, 44.843735. Возьми с могилы Лаврикова Ивана Юрьевича горсть земли и сохрани её до открытия следующего квеста. Награда – 20 000 баллов».


А-а-а-а-а! Да что это такое творится?! И почему повалили такие бонусы, чтобы скипнуть было нельзя?! Это же в минус сразу…

А вообще, вся эта петрушка с бургерами и отжиманиями – она была не для того, чтобы в заблуждение ввести, а потом скормить Лаврикову Ивану Юрьевичу, земля ему пухом?!

Твою, господи боже, мать!

Пашка поднял панический взгляд на будто пульсирующее в темноте пустынное кладбище.

Это широта и долгота, м-да?

Плохо гнущимися пальцами (стало совсем холодно), Пашка скопировал координаты и ввёл в «2гис».

– До конца маршрута сто сорок девять метров! – бодро и жизнерадостно объявила Алиса. – Двигайтесь прямо сто метров.

Пашка шмыгнул носом.

Голос несуществующий женщины прогнал оцепенение. Ну что такого может случиться на кладбище? Тут же ночью точно никого нет. И целых двадцать тысяч баллов за раз!

– Ну, берегись, Лавриков! – воинственно сказал Пашка и пошёл вдоль первой линии могил.

– Поверните налево! – велела Алиса почти в самом конце перед лесным массивом.

И Пашка повернул. Ну глупо уже было ерепениться.

В указанной точке действительно была могила, и притом свежая: памятник ещё не установили, среди плит с выбитыми именами других Лавриковых высился усыпанный венками холмик, над которым торчала только временная табличка на штыре:

« Лавриков Иван Юрьевич

17.12.1975 – 1.04.2018»

Молодым довольно-таки помер.

Тишина вокруг давила на затылок. Пашка схватил горсть земли, сунул в карман и вдруг понёсся, не оглядываясь, к дорожке, наступая в панике на чужие могилы. Ни за что он не остановится! Вдруг Лавриков того…

– Маршрут перестроен! – громко объявила Алиса, и Пашка от неожиданности чуть не обоссался. – Развернитесь. Прямо пятьдесят метров. Вы ушли с маршрута. Развернитесь!

На углу, где заканчивались могилы, бок пронзила острая боль. Пашка перешёл на очень быстрый шаг, но не остановился. Алиса продолжала ругаться.

Миновав глухой участок между деревьями и узрев благостные огни частных домиков, Пашка наконец-то достал телефон и заткнул ей рот. Едва живой, добрался до ближайшего забора и сел на бордюр.

Темнеющий мраком провал дороги на кладбище скалился глухой тьмой. В глазах рябило. Пашка в жизни так не бегал, будто за ним черти гнались.

А может, и гнались!

Он клацнул иконку «Дополненной реальности» и поклялся себе, что, если там опять задача вернуться на погост, хер со всем правлением миром, пусть хоть бы и минус миллион баллов.

Разбил на звёзды перевёрнутый «игрек».


«Вы достигли 21-го уровня!»


Пашка смахнул уведомление и ткнул в квесты с замиранием сердца.


«Квест пройден! +20 000 баллов!»


«22. Надрежь лезвием у шва подушку на кровати Зинаиды Дмитриевны Пироговой и всыпь горсть земли с могилы внутрь. Награда – 40 000 баллов».

Глава 16: Иван Лавриков

Это же просто шутки. Чтобы проверить Пашку на храбрость. Ничего Зинке от этого не будет. Земля как земля, ничем от всякой другой земли не отличающаяся. Просто. Горстка. Земли.

Вздыбившаяся острыми пупырышками кожа Пашки стала колючей и в норму приходить не планировала. Лесной провал к кладбищу словно сочился мраком. Поворачиваться к нему спиной не хотелось, но и оставаться тут Пашка больше не мог.

Резь в боку почти прекратилась, дыхание в целом выровнялось. Так что он поспешил встать и зашагал по плохо освещённой дороге, обуреваемый самыми неприятными предчувствиями.

Кладбищенская земля в кармане жглась огнём. Пашка постоянно оглядывался.

Выбравшись на главную Арбековскую улицу, Пашка мрачно осознал, что общественный транспорт уже не ходит.

Тут бы вызвать такси, но денег на это уже не оставалось. До дома по карте – семь с половиной километров. От холода уже зуб на зуб не попадал, нос начал течь. Заряда в телефоне оставалось два процента, а банку Пашка таки забыл, и очень скоро телефон умер.

Добрался он за полтора часа, к началу четвёртого. Думал по-тихому проскользнуть в комнату и завалиться наконец-то спать, потому что глаза буквально слипались, к тому же всё тело ломило и ноги гудели до боли в пятках, но не тут-то было!

Оказалось, что предки всё это время его ждали, даже батя. И устроили они по такому случаю настоящий Армагеддон. Мать орала так, что через двадцать минут соседи застучали по батарее. Отец и вовсе схватился за ремень и отходил Пашку (правда, через одежду, но куда попало и очень уж неистово: правое бедро, левая голень и руки со спиной потом ощутимо побаливали, а кое-где даже остались наливающиеся синевой и красными точками следы).

Походу, решили предки, что Пашка опять нажрался. Но, когда оказалось, что от него не пахнет, только хуже стало. Потому что Пашку, во-первых, заподозрили в наркомании. А во-вторых, от него всё-таки пахло – куревом. Никакие попытки спихнуть на Толяна успехом не увенчались: отец совсем почему-то озверел. Может быть, потому, что сам курил только по пьяни.

Таких разборок не было у Пашки с тех пор, как они с Толиком в седьмом классе засунули петарду в выхлопную трубу чьей-то тачки, а потом были позорно пойманы её владельцем. Собственно, тогда и был последний раз, когда Пашку по-настоящему лупили ремнём. За обрыганный унитаз так, полоснули пару раз, чисто в назидание. А за петарду была средневековая экзекуция, потому что стоила та петарда всей семье бюджета летней поездки к морю.

Спать худо-бедно улечься удалось только в пять утра, а в семь с Пашки грубо сорвали одеяло. Он узнал, что будет убит, если опять прогуляет школу. И пришлось в эту грёбаную школу собираться.

Предки продолжили геноцид, потому что в довесок нашла мать в стиралке облёванное шмотьё, которое было всё в непереваренной жрачке, хотя уже и не воняло (это Пашка знал доподлинно, потому как получил мокрым кулем в рожу). Вышел он из дома с головой, гудящей не только от недосыпа, но и от ора безбожного с обвинениями и угрозами. К тому же першило горло, и ещё Пашка начал кашлять, как туберкулёзник.

На географии он уснул, спрятавшись на задней парте третьего ряда в гостях у Лебедева и сунув под голову куртку. И приснился Пашке какой-то бородач, вида мудрого и о жизни суть самую ведающего. Рассказывал он подробно и красочно, что дни человеку даны для удовольствий и счастья. Что тратить их на скуку, ссоры, бессмысленные и ненужные действия – глупо и неправильно. Что может в любой момент случиться что, и дни закончатся. А «там» окажется, что просрал их Пашка в школе, или в лентах соцсетей, или на просмотр кино дебильного и блогерских роликов, а может, и на попрёки и ссоры с родителями. Что не про то жизнь человеческая.

Проснулся Пашка в унынии. Потому как – ну а что он сделает? Пока нет сорокового уровня, уж и подавно. Но зато потом он своего не упустит! Ни единой минуты не туда не потратит! Отобьёт с лихвой все шестнадцать просранных лет.

На физру Пашка остался в раздевалке и продолжил сон на неудобной лавке. К концу урока стало чуть получше. Хотя отдых на деревянной скамье в пропахшей потом комнатушке без окон навряд ли можно было отнести к получению от жизни удовольствий и радости.

Потом он умылся холодной водой, пригладил как мог всклокоченные волосы (надо-таки в парикмахерскую!), вернулся за парту Толика и ополовинил его энергетик. Комплекс мероприятий почти вернул Пашке разум.

В приложухе дали трёх драконов, двух медведей, пять недоведённых «П» и «G» на боку с двадцать вторым уровнем в придачу. Было на балансе тридцать шесть тысяч сто восемнадцать баллов, а могло бы стать семьдесят шесть! За раз можно заработать больше, чем за всё время пользования игрухой. Всего-то и надо…

Пашкино лицо исказила гримаса.

Выполнять земельно-подушковый квест не хотелось категорически.

После алгебры Зинка не поленилась ещё раз поблагодарить за серьгу и напомнить, что ждёт его вечером на дополнительные занятия. Она была полна энтузиазма растолковать всё, что Пашке было непонятно.

Кладбищенская земля в кармане куртки разом сделалась как-то тяжелее, хотя было её совсем чуть-чуть.

Оставшиеся четыре урока, прогуливать которые Пашка не решился, опасаясь родительской проверки (с них станется, изуверов!), прошли в терзаниях.

Зинка вроде не такая уж и вредная бабулька, как Пашка с шестого класса считал. Не виновата же она, что преподаёт математику дебильную. Может, не было у неё выбора. И вообще, человек от хорошей жизни учителем не станет.

С другой стороны – вся эта муть про сглазы – бабские выдумки и коммерческие проекты гадалок и знахарок-онлайн.

Пашка попробовал погуглить могильную землю и сначала даже обрадовался: писали больше про память и хорошее. Но потом допереходился по ссылкам до заговоров на болезнь и смерть. Оказывается, некоторые пришибленные даже обувь после посещения кладбищ моют со щёткой.

Но это же бредятина, верно?

Вот только заслала Пашку на погост колдовская игруха, которая прошлое по минутам протоколирует и, скорее всего, настоящим управлять может. Во всяком случае, в это-то Пашка поверил.

А с другой стороны – «Дополненная реальность»-то у него хорошая! Она полезные штуки делает, а не гадости.

Только полезные они для Пашки. Навряд ли для Марципанникова очень полезно было из школы вылететь. Может, решила приложуха уложить Зинку болезнью в кровать, чтобы освободить Пашке уроки для радости. Мало ли какая у ИИ всемогущего там логика цифровая.

Очень не хотелось ему землю эту в подушку всыпать. Прямо-таки с души воротило от таких мыслей. Хотя Зинка ему никто, а временами, даже и враг или недруг.

Но только был ли у Пашки особо выбор?

К математичке он шёл, как на эшафот. Пакетик из-под бисера, в который заскочивший после школы домой поспать до звонка будильника, пока предки-фашисты на работе, Пашка пересыпал Лаврикову землю для удобства, оттягивал карман, словно был тяжёлым, как камень.

Казалось Пашке, что он – подколодная змея, которая прокрадывается в чужое жилище. И было это так-то не особо далеко от истины.

Квартира у Зинки оказалась однокомнатной, чисто прибранной и очень-очень старомодной. Пашка разулся в коридорчике и сморщил нос: от кроссов воняло.

Провела его Зинка не на кухню, а в спальню. И хотя усадила она своего ученика за письменный стол, взгляд его приковала к себе аккуратно застланная узорчатым покрывалом кровать.

Подушка была там. Под плотной тканью в цветочек.

Но как же Пашка провернёт свои манипуляции иудовские, если Зинка вот тут под боком, стул второй придвинула и уселась, раскрывая перед Пашкой учебник на параграфе о цилиндрах и каких-то их мудрёных формулах?

Сосредоточиться на геометрии не выходило, но Зинка не отчаивалась, повторяя одно и то же с ангельским терпением. И даже не награждала Пашку никакими обидными эпитетами. Хотя право имела полное: тупил он прямо-таки знатно.

Через полтора часа, не иначе как гипнозом, Зинка смогла внушить ему суть цилиндровой премудрости так, что он под чутким руководством почти сам решил задачу, за которую схлопотал намедни двояк.

Зинка расцвела и зарумянилась.

– Вот! Тут главное – сосредоточиться, и всё обязательно начнёт получаться! – объявила она. – Теперь попробуй сам разобраться вот с этой задачкой, она аналогичная, а я пойду, поставлю чайник и нагрею шарлотку. Я не забыла, Соколов, – поднесла Зинка руку к левому уху, куда вернулась золотая серёжка с красным камешком. – Очень тебе благодарна!

И она… вышла из комнаты.

Пашка вскинул взгляд на кровать. На кухне зашумел электрочайник, возня и хлопанье дверец отчётливо давали понять, что хозяйка занята и в комнату не нагрянет.

На немеющих ногах поднялся он и подошёл к постели вплотную. Нащупал в кармане канцелярский нож, который прихватил вместо лезвия.

«Ничего ей от этого не будет! Это просто земля! Сорок тысяч баллов!».

Пашка приподнял уголок покрывала и увидел белоснежную, кажется, даже накрахмаленную наволочку. Посмотрел на неё заворожённо несколько минут. И не смог. Накинул обратно тряпку, вернулся к столу и сам для себя нежданно решил Зинкину задачу.

Шарлотка была очень вкусной.

Математичка разговорилась, подперев щёку ладошкой и наблюдая, как Пашка уминает куски пирога.

– Не сложилось у меня, Соколов, с семьёй, замуж так и не вышла, деток нет и внуков тоже. Печь вкусности некому, а я очень люблю печь. Мама научила управляться с тестом, но самой себе не напечёшь, потому что одному человеку целый пирог не съесть, хотя ты, я вижу, почти справился! Нет-нет, кушай! Я только рада! Мальчикам в твоём возрасте силы нужны для развития. А тебе, Соколов, надо побольше отдыхать. Вон какие синяки под глазами. Не засиживайся допоздна за компьютерами, ничего в них хорошего нет. Хотя решать тебе, я ничего не навязываю, кроме алгебры и геометрии, – лукаво закончила Зинка. – Ты мне ещё потом спасибо скажешь. Оно только кажется, что в жизни математика не пригодится. А на деле она сплошь и рядом. Вдруг ты, Соколов, бизнесменом видным станешь, и надо будет с цифрами управляться? Но заболталась я, что-то. У тебя, наверное, ещё куча уроков не приготовлена по другим предметам. Завернуть тебе шарлотки с собой? Вон два куска не осилил…

Спустившись к Зинкиному подъезду, Пашка достал телефон и открыл приложение в невольной надежде, что баллы минуснулись и появилось новое задание, нормальное, без мракобесия. Но квест с подушкой висел активным.

– Твою мать! – выругался Пашка, хватаясь свободной рукой за голову.

Походу, игруха не пустит дальше, пока он на эту жесть не решится…

Разбил на звёзды свинку и закусил губу. Всё-таки дурак он. Теперь новый билет в Зинкину квартиру только в понедельник следующий, а до того сиди без квестов, как кретин последний, и баллы упускай. Надо было понять, что раз не указано, что сыпать землю надо непременно сегодня, значит, не провалится миссия от его малодушия, а только застопорится. Ну и что он от этого выиграл? Всё равно же сделает, только время потеряет.

Одно слово, придурок.

Пашка закашлялся до хрипа. Из носа опять потекло. Голова становилась тяжёлая. Простыл он, что ли, на кладбище?

Чёрт, бронхит! Пашка так обрадовался на днях из-за отсутствия хламидиоза, что совсем о бронхите позабыл. Да ещё и замёрз в придачу.

Вот непруха.

Он поковылял домой. Предки ща в болезнь не поверят, даже если у Пашки температура сорок поднимется. Решат, что фокусы. Придётся, значит, в школу ходить.

Перерыть аптечку до прихода родаков с работы не успел из-за допов с Зинкой и остался без лечения – идти на кухню к иродам не хотелось. Пашка шмыгнул в комнату и завалился в кровать. Хорошо, нажрался пирога и неголодный.

Продыху не давали почему-то мысли о покойном Лаврикове. Кто он был такой? Почему Пашке выпали координаты именно его могилы? Может, это что-то означает?

Он попробовал погуглить. Особо ни на что не рассчитывая, наверное, таких тысячи, фамилия нередкая, да к тому же Иван. А даты жизни Пашка не запомнил, чтобы хотя бы по рождению в соцсетях ориентироваться. Только что было тому сорок с чем-то, и что умер какого-то там апреля.

Но нежданно Лавриков нашёлся по первой же ссылке, и, очевидно, именно тот самый.


«Скончался победитель «Русского Лото», выигравший в 2011 году джекпот в 500 000 000 рублей!» – уведомил «ЯндексДзен».


И стало почему-то от этой информации Пашке совсем муторно.

«Первого апреля не в шутку погиб Иван Лавриков. В тридцать пять лет мужчина выиграл один из рекордных разыгранных джекпотов популярной лотереи «Русское лото». Деньги решают, и получалось с того дня у Ивана Юрьевича всё, за что бы он ни брался. Сирота, лишившийся родителей в возрасте пяти лет из-за автокатастрофы, выращенный бабушкой (ныне покойной), перебрался в Москву, приобрёл элитную жилплощадь, успел объехать полмира, открыл успешный ресторанный бизнес в столице. Но никто не застрахован от случайности. Закупоривший сосуд тромб оборвал жизнь Ивана Лаврикова на сорок втором году. Его состояние отошло супруге и детям. Ангелина Лаврикова говорит, что продолжит ресторанный бизнес в память о муже. Его прах она отвезла на родину, в Пензу, где похоронены родственники Ивана Юрьевича. Следите за своим здоровьем и берегите его, потому что никакие миллионы не защитят человека надёжно!».

Пашка долго рассматривал фотографии улыбчивого и довольного Лаврикова: одну в солидном пиджаке за столом богатого офиса с видом на город из окон высотки и вторую в дорогом спортивном костюме на борту яхты. Мужик казался чем-то знакомым, будто Пашка где-то его видел.

А уж не был ли Иван Лавриков прошлым счастливым обладателем уникального Пашкиного приложения?!

Правда, он же скачал приложуху тридцатого марта, когда тот ещё жил – не тужил. Но кто сказал, что у игрушки непременно может быть только один пользователь? Разве реально просто так выиграть пятьсот миллионов? Не один-два, а пятьсот, блин, миллионов! Тут точно помощь нужна и чудо какое-то.

Но почему тогда Лавриков себе здоровье не пофиксил? Тупанул?

Испугавшийся Пашка направил на свои ноги камеру и полез в анатомический справочник приложухи.

К бактериальному бронхиту, который был теперь в активной фазе, добавилась у Пашки гнойная ангина, во рту, оказывается, развелось немерено кариеса, не хватало в организме цинка и магния, а ещё витамина D. На ногах жил грибок (вот почему так разит от кроссов!), а ещё отобразила игруха все следы от папкиных побоев.

Но вроде ничего серьёзного. Надо это, проверяться каждый день, блин. И того, витамины купить.

Пашка глянул, сколько они стоят, и решил обождать до сорокового уровня без цинка с магнием.

Ангина – это хреново. Горло болеть будет, и голова перестанет варить. А у него с Пионовой всё в самом разгаре.

Так был или не был Лавриков пользователем «Дополненной реальности»? И главное: что земля с его могилы может сделать с Зинкой и зачем её туда нести?..

Глава 17: Баловень фортуны

Утром опять растолкала мамка, на будильник Пашка не реагировал. Голова была ватная. Он непритворно закашлялся, но мамка тут же обозлилась: сказала, что номер не пройдёт, и предупредила, что с классной руководительницей Пашки на связи. А потом ещё и сунула на завтрак ублюдскую овсянку, от одного вида которой хотелось блевать.

А ведь первым уроком физкультура! Сам бог велел поспать. Так нет же!

Отец был не в духе, на Пашку поглядывал недобро. И что это он так поздно выходит на работу?

Даже физрук понял, что с Пашкой что-то не то, и отправил посидеть на крыльце до конца урока, а собственные предки хотят извести!

Приложуха дала перевёрнутый «игрек» и две недоведённые «П», девятую и десятую в своей строке, а значит, уровень Пашки повысился до двадцать третьего. «Игреки» и недоведённые «П» шли у него лучше всего, на втором месте были овны.

Пашка ещё раз проверил неприятный квест, но там ничего не изменилось.

– Ты какой-то прикукоренный, – отметил Толик на английском. – Не выспался?

– Горло болит, – буркнул Пашка.

На большой перемене Абдулов и Кумыжный свистнули Толиков пакет со сменкой и развесили его спортивные штанищи, а ещё откуда-то взявшиеся там грязные труселя, на доску в кабинете истории. «Артефакты жирного» – было написано мелом до тех пор, пока историк не явился в класс и не заставил владельца вытереть доску и собрать шмотки. До того Антон и Илья не подпускали Толика тычками и хохотом.

Пашка выдрал из тетради лист, написал там: «Ещё раз такое замутите, и Вахтанг затолкает Толиковы труселя кому-то из вас в задницу», сложил бумажку в самолётик и ловко запустил прямо Кумыжному в лоб, когда препод отвернулся. До того, как прочесть послание, тот налился краской и сверкнул на Пашку очень недобрым взглядом, оттенённым всё ещё синеватым и подпухшим сломанным носом. Но от полученного месседжа присмирел.

Толику Пашка решил о своём альтруизме не распространяться. Друг сидел насупившийся и мрачный.

Васин опять начал ходить в школу, но перебрался на заднюю парту через ряд от Славкиной кучкующейся шайки. Это Пашкину душу очень радовало. Хотел он поразвлекаться чужими мыслями, но историк устроил какой-то «марафон дат», щедро отсыпая 10-му «Г» единицы, которые следовало исправить в будущем, выучив наконец хронологию какой-то устаревшей херни.

К четвёртому уроку у Пашки раздуло правую гланду, и глотать стало больно. Лидочка объявила диктант. Да сговорились они все, что ли?!

На астрономии написала Пионова. Звала играть в бадминтон. Пашка попробовал это представить, и стало ему прямо-таки тошно. Так что он впервые за всю свою жизнь отказался идти гулять, да ещё и не с кем-то, а с бабой симпотной. Не баловали так-то Пашку особо подобными предложениями раньше. Но жизнь ведь поменялась. Да и заразить Пионову ангиной казалось идеей хреновой.

Если бы у Пашки был сороковой уровень, ангину можно было бы убрать за двести баллов и бронхит за столько же. И грибок ещё обязательно, да, чтобы не смердели кроссы. Но где Пашка и где тот сороковой уровень?

Последними двумя уроками шли алгебра и геометрия. Зинка поприветствовала, как родного, и Пашка заволновался – не заметил бы кто. Потом решил, что ему теперь пофиг. Математичка вызвала на втором уроке перерешить задачу по геометрии, и он даже что-то припомнил и справился, так что двойку она ему выправила. Была бы поумнее, отменила бы дополнительные занятия – может, тогда и игруха бы квест заменила. Кладбищенскую землю Пашка всё ещё таскал с собой, и было оттого ему как-то неуютно.

Придя домой, завалился спать, залив в себя перед тем двойной пакет какого-то антипростудного порошка из аптечки. Но пришедшие с работы предки Пашку разбудили и подвергли его процедуре проверки домашних заданий, за которые Пашка, конечно, даже и не думал садиться. Он попытался наврать с три короба, но не прокатило.

Вышла перепалка, и настроение совсем испортилось.

Пятницу Пашка пережил с превеликим трудом. На мойку припёрся полудохлый, но бог от клиентов миловал, и просидел там Пашка без дела до самого вечера, точнее, продремал. Выглядел он при этом, похоже, так хреново, что хламидиозная шлюха Ритка к нему внимания не проявила. Вручила пол косаря за сидение только, да и всё.

В субботу на работу Пашка себя едва приволок. Если бы ввиду конфронтации с предками это не оставалось пока единственным источником столь необходимых на Пионову финансов, ни за что бы не вышел из дома и даже из кровати бы не вылез. Горло распухло уже всё, глотать не получалось.

А тут ещё и Ритка оставила его одного. Сказала, что «полностью доверяет Пупсику», и что идёт «хлебнуть винца с девчонками». А в довесок попросила прибрать в кладовке: пересмотреть, что там высохло и испортилось из залежей красок и специальных средств, вынести на помойку, а остальное – расставить по полкам.

У Пашки рябило в глазах. Глотать было так мучительно, что он спасался только обезболами от головы, которые успокаивали почему-то и налитые гноем гланды.

До вечера пригнали две тачки. Одна из которых, кажется, побывала в грязевом бассейне. Пашка поливал и смывал её шесть раз, и всё равно оставались следы. Кладовка тоже разгребалась медленно и нехотя. Кажется, поднималась температура.

За четверг, пятницу и субботу в купе дали три перевёрнутых «игрека», шесть недоведённых «П», трёх медведей (а с ними двадцать четвёртый уровень, но Пашке было так плохо, что даже это не радовало) и одну «G» на боку. И ещё опять оживилась нежданно отзеркаленная «Г» с длинным верхом. К вечеру Пашка успел разбить её пятнадцать раз, а это означало двадцать пятый и двадцать шестой уровень следом!

Но Пашка хотел одного – зарыться под одеяло. Он свалил, как только отдал владельцу вторую тачку. Зарплату и ключ Ритка оставила заранее, ключ следовало спрятать потом в клумбу около въезда.

По пути домой рябило в глазах. Пашке казалось, что он пылает. Кашель из сухого стал мокрым и булькающим. Горло хотелось вырвать, и уже не помогали никакие колёса.

Пашка был настолько плох, что это наконец-то приметила и признала мать. Она откопала градусник, сунула полуживому сыну под мышку, нашла температуру тридцать девять и несколько сменила гнев на милость. Но Пашке было уже пофиг. Он спал.

И спал почти четыре дня. Пропустил воскресную работу, а потом и школу. Какие-то грани соображаловки проклюнулись в башке только к вечеру среды. Пашка осторожно выпил оставленный мамкой бульон, морщась, потому что горло всё ещё болело, написал Ритке, а потом продублировал мойщику, извиняющийся текст, ответил на лавину сообщений Пионовой и Толика.

В игрухе впервые не появилось никаких достижений. Похоже, она дулась за то, что не выполняется земельно-подушковый квест. Пашка подумал сходить к Зинке, но потом едва дополз даже до уборной и похерил этот план. Написал и ей извинительное сообщение, потому что дала она ему на прощание свой мобильный номер для коммуникации. Зинка ответила, сожалея, что он заболел, порекомендовала имбирный чай и обещала объяснить всё, что Пашка пропустит.

Ей что, делать нечего в свободные часы? Вот Пашка, например, будучи временным автомойщиком, ну ни в жизни бы после работы не захотел помыть дополнительную машину, да ещё и бесплатно! Странная она всё-таки.

Но какой бы странной Зинка ни была, а землю ей подсыпать не хотелось. И решил Пашка провести эксперимент. Взял пакетик из кармана куртки, повертел нерешительно в руках, но потом-таки сунул под свою подушку. Если чё херовое произойдёт, покажет, там, скажем, приложуха ухудшение здоровья, например, выкинет землю к чертям собачьим. Или лучше: сунет вместе с пакетиком в подушку в понедельник, получит баллы, а в среду вытащит обратно и в унитаз спустит. Вот.

Работает всё-таки у Пашки кумекалка!

Он проверил внимательно все свои показатели, даже в тетрадь переписал. И улёгся, хотя стало ему сразу тревожно. Спать уже не хотелось. Да и отвечать, к тому же, начала Пионова. А потом вдруг написала такое… Что к Пашке сегодня в гости зайдёт, проведать!

Он так и ахнул.

Обозрел сначала свою захламлённую комнату, понюхал заложенным носом воздух. Казалось, что кошаком не пахнет, но это он, скорее всего, привык. К тому же бардак и убожество – ещё полбеды. Ведь если Пионова зайдёт в гости, её, как пить дать, увидят предки! Они вон уже через пару часов с работы подтянутся!

Пашка хотел написать, что боится её заразить, но потом представил, как круто было бы Люську увидеть. И проведывать больных – это уже того, настоящие отношения.

Кое-как поднявшись, он принялся за уборку. Собрал вокруг кровати полупустые тарелки и чашки, какой-то мусор и лекарственные коробки. Потом вообще взял и снял провонявшее потом бельё. Приволок новое – и чуть не помер, пока воевал с пододеяльником. И как мамка делает это так ловко и быстро?

Сгрёб в стол всё, что валялось сверху, запихал в шифоньер шмотки со стула и братовой кровати, которую теперь использовал как полку. Потом намочил наволочку и вытер пыль, где углядел. Оценил комнату. Всё равно была она какая-то ублюдочная.

Пашка полез за пылесосом. Стержень сдристнул в неведомые дали, а он собрал мусор по ковру и под кроватью даже, хотя навряд ли Пионова туда заглянет. Потом пришла в Пашкину голову страшная мысль, что она может на кухню пойти. И так-то логично будет угостить её хотя бы чаем.

Но мыть посуду было уже слишком, к тому же чувствовал Пашка себя всё ещё хреново. Потому он взял две чашки, сахарницу, положил в чашки пакетики, налил в чайник воды и всё это (чайник вместе со шнуром) отнёс к себе в комнату, выставив на освобождённом столе. Порылся на кухонных полках и насыпал в пиалу печенье и какие-то карамельки.

Лёг.

Вскочил, сбегал на кухню, нарезал на блюдце лимон и принёс на стол тоже. Лёг опять.

Неведомо, что больше поразило Пашкиных родителей впоследствии: явление Люси Пионовой к одру болезни непутёвого сына, или та самая невероятная уборка. Мать настолько обалдела, что даже относиться к Пашке начала как-то иначе. А отец, когда Люська ушла, оставив два кило апельсинов, вообще пришёл и пожал Пашке руку, да ещё и денег дал целый косарь, раз у сына появилась такая девушка.

А до того и вообще было чудесно. Пионова, правда, нацепила голубую медицинскую маску, да ещё и сказала, что нос какой-то там мазью намазала, но зато, благодаря этим предосторожностям, просидела она у Пашкиной кровати почти три часа. И была такая весёлая, позитивная и… соскучившаяся. Пашка глазам своим не верил, если честно. Всё боялся, что вот-вот проснётся от этих чудес никому не нужным, как и раньше, лохом.

Люся рассказывала, как болела в прошлом году воспалением лёгких почти целый месяц, и как ей было скучно. Обещала заходить если не каждый день, то через день точно. Принесла Пашке какую-то книгу и уверяла, что она ему очень понравится (хотя кому придёт в голову во время болезни читать, он понятия не имел). В общем, вела себя как в кино! Потому что к заболевшему бабы не шастали даже к Серёге. Хотя было их у него пруд пруди.

Ради такого можно и ангину потерпеть, так-то! Хотя горло распухшее и задолбало. Ещё и предки помиловали. Прям чудеса!

Пашка думал, что про землю под подушкой напрочь забыл, но ночью выяснилось, что помнил он о ней прекрасно и тревожить она его не перестала. Во всяком случае, приснился Пашке Иван Лавриков собственной персоной – но не с топором там, или какими упрёками за могильный грабёж, а более чем дружелюбный.

«Ты бы лучше не трясся, а время зря не терял, – напутствовал он. – Сколько баллов за эту неделю накопить можно было, а ты телишься, как целка какая-то! Живи, Пашка! Жизнь она, знаешь, какая короткая! Тебе такую возможность предоставили! Ну наберёшь ты свой сороковой уровень, и что? Там все плюшки – платные! Ты знаешь, как быстро эти тысячи баллов разлетятся? Тебе вон на одно лечение сколько пойдёт! А потом? Что, думаешь, не захочется корректировать реальность? Да ты в первый день растратишь всё, сколько бы ни накопил, и ещё захочешь! И правильно! От жизни надо удовольствие получать, всё из неё выжать! Вот стал бы ты тут валяться неделю, если бы мог просто выключить свою ангину? Конечно, нет! Да тебе язык высунув надо сейчас очки зарабатывать и наплевать на всех и вся! Но и про радости не забывать. Ты что вокруг девчонки этой на задних лапках прыгаешь? Да даст она тебе, не видно, что ли? Бери быка за рога, не теряй время! Что ты копейки считаешь? Машины эти трёшь? Вон возьми у предков из тайника бабла и трать себе, а как дойдёшь до сорокового уровня, положишь туда в два раза больше! Или школа твоя, дурная? Ну что ты там торчишь? Кому польза от того, что ты штаны свои протираешь? Ладно бы учился, ещё понять можно. Но тебе же пофиг! Ты принципиально учиться отказываешься. И зачем тогда время тратишь? Посмотри на меня, Пашка! Бабосов было – немерено, а того. Умер. И всё. Никакое бабло не поможет. Знаешь, сколько я дней упустил на скучную обязаловку, которая никому, ну никому вообще не нужна? Не повторяй ошибок, Пашка! Живи вольно, радуйся каждому дню! Ешь вкусно, дери красивых баб во все дыры! Счастливым надо быть. Сча-стли-вым!».

Проснулся Пашка после такой лекции чуть очумевший. Лаврикова видел, как живого, ну точно, что с той фотки сошёл, где яхта и синий океан. И ведь правильно он всё говорил, Лавриков этот! Шестнадцать лет уже Пашка потерял и продолжает перед всеми пресмыкаться, как глиста поганая. Его уже и от шпаны школьной избавили, и бабу ему подогнали. А Пашка продолжает, что ни день, от чего-то трястись, и жизнь, для радости данную, просаживать. А главное – боится постоянно, не одного, так другого!

Прав Лавриков, как никто никогда за всю Пашкину жизнь прав не был! Только перестроиться враз навряд ли получится, привычку рабскую искоренить. Но уж Пашка постарается, все силы приложит!

Начнёт жить в своё удовольствие, прямо сейчас, не дожидаясь сорокового уровня!

А от земли той ничего Зинке не будет! С Пашкой-то вон, всё в порядке! Он, можно сказать, даже и прозрел вообще!

На всякий случай проверил Пашка показатели здоровья в приложухе и сравнил со вчерашними в тетрадке. Никаких изменений! Не влияет земля на здоровье! Бредни всё о проклятиях и сглазах, что и требовалось доказать. Колдовская игруха мигом бы какие отклонения засекла. И бояться Зинке нечего! Может, она, земля эта, вообще счастье приносит! Передаёт, так сказать, прижизненную удачливость покойного! Вот к Пашке разом и Пионова прибежала, и предки потом подобрели, – а стоило только землю эту под подушку засунуть и сверху лечь.

С пакетиком так-то теперь и расставаться не хочется!

Походу, игруха заслала Пашку к покойному баловню фортуны как раз за везением! Вот в чём секрет странного задания! С землёй унёс Пашка с кладбища чужую, уже не надобную отжившему Лаврикову, удачливость. Может, и не было у того никаких приложений, а просто был он баловнем судьбы. Вот потому божественный ИИ к нему и направил. Перенять, так сказать, чтобы не пропадало такое добро.

И что же, всё теперь Зинке одной?

Почесав репу, Пашка пошёл, порылся в мамкиной швейной коробке, и очередной пакетик бисера высыпал на дно, смешав с содержимым предыдущего, а тару присвоил. И переполовинил землю, а потом ещё и карман куртки вытряс на согнутый пополам листок, чтобы добро не пропадало. Снял наволочку, надрезал подушку и сунул один из пакетиков внутрь.

Будет Пашка теперь счастливцем, как миллионер Лавриков, вот что!

Приложуха выдала лису, «икс», отзеркаленную квадратную «С» и десятую в строке запятую.


«Вы достигли 27-го уровня!»


Так-то! И понял Пашка с радостью, что он всё делает правильно.

Глава 18: Чужое нижнее бельё

Болел Пашка до конца недели и даже захватил понедельник, хотя к пятнице чувствовал себя уже почти отлично. Мойщик простил его отсутствие и сказал, что не будет искать замену пока, а Пашке желает выздоравливать. Пашка же выздоравливать не желал – Пионова приходила каждый день, предки перестали злобствовать, школа не тяготела над головой грозовой тучей, а мать к тому же вызвала в начале болезни врача, так что у Пашки теперь будет справка о правомерном пропуске занятий.

Следовать советам Лаврикова в полной мере, конечно, не получалось, но Пашка старался. Он перестал себя грузить и строил грандиозные планы. Благодаря визитам Пионовой, Пашка вообще не чувствовал себя одиноким, наоборот – едва ли не шейхом каким-то!

А раз даже Толик зашёл. Притащил плойку, и они почти три часа резались в драчку, пока предки не пришли. Толика они недолюбливали, потому что именно с ним Пашка обычно попадал в неприятности. Друг свалил, но Пашка даже не разозлился на родаков: потому что батя принёс ему две шаурмы, ещё тёплые. Вот как, оказывается, полезно заболеть и завести девушку!

«Дополненная реальность» за эти дни баловала Пашку не особенно. Он заимел только отзеркаленную квадратную «С», «икс», три перевёрнутых «игрека», пять львов, четыре свинки и семь овнов. Последние дали двадцать восьмой уровень. Очень скудный улов за неделю, как считал Пашка. Нужно было выполнять квест и активизироваться.

И потому в обед понедельника, возвратившись из поликлиники со справкой для классной руководительницы, Пашка написал математичке о том, что придёт к ней вечером, если она не против, чтобы не запускать пропущенные предметы ещё больше.

Похоже, такое рвения Зинку тронуло до глубины души.

Кладбищенская земля больше не жгла карман Пашки, и в квартиру математички он входил, словно благодетель.

Между прочим, если слушать Зинку достаточно внимательно, геометрические премудрости переставали казаться такими уж мудрёными и заумными. Странно, но училки словно бы доставляло удовольствие доносить свою науку посторонним. Она так искренне радовалась, когда Пашка наконец-то что-то понимал, что совсем сбивала его с толку. Однако надо было ещё успеть завершить подушковый квест. Они занимались уже почти два часа, и определённо двигались к финишу. Пашка подумал попросить воды, но это – слишком быстрое действие. И в голову пришла идея получше.

– Зинаида Дмитриевна, нельзя ли мне горячего чая? – невинно сказал Пашка и прочистил горло. – Не совсем ещё выздоровел, першит что-то.

– Конечно, Соколов! – встрепенулась математичка. – Я не приготовила пирогов, не думала, что ты придёшь сегодня. Но чаю, конечно, сделаю. И есть у меня лимонное варенье, очень хорошее для иммунитета. Имбиря, правда, нет. Очень рекомендую тебе имбирь, хорошо помогает.

Пашка кивнул и закашлялся – сначала эффекта ради, а потом и взаправду – он действительно ещё не совсем отошёл от своих болячек.

Зинка заторопилась на кухню.

А у него внезапно вспотели ладони. Пакетик со счастливой землёй был в заднем кармане джинсов, заблаговременно переложенный. Пашка вскочил, быстро подошёл к кровати, откинул покрывало – бельё изменилось, теперь оно было с пальмами на фоне заката, только очень уж выцветшими. Дотронувшись до подушки, Пашка понял, что Зинка и правда крахмалит и наглаживает постельное. Вот же нечем заняться.

Он сдвинул «кармашек» наволочки, и на секунду задумался. Такая, как Зинка, дырку на подушке приметит. «Ну, приметит, так зашьёт», – решил Пашка. Достал канцелярский ножик и начал вспарывать шов совсем немножечко. Потом открыл пакетик и всыпал землю – чтобы не нащупала его, с неё станется. Часть чёрно-коричневого крошева попала на кровать. Пашка чуть не выругался. Тревожно обернулся к приоткрытой двери, потом струсил грязь на пол ладонью, умудрившись не оставить следов, поправил подушку, накинул покрывало…

– Соколов! Ты что там делаешь?! – удивилась Зинка с порога.

Он резко и испуганно обернулся. Жар горячей волной прокатился от пупка к затылку.

– Тут это… какое-то насекомое! – нашёлся Пашка.

– Таракан?! – ахнула математичка.

– Не, с крылышками, здоровое. Я подумал, вдруг вы боитесь. Поймать хотел. У меня мать от таких на табуретки запрыгивает с ногами, – приукрасил для убедительности он.

– Оставь его, Соколов, пусть живёт, – улыбнулась Зинка. – Не боюсь я насекомых. Тараканов только, и то потому, что от них очень сложно избавиться. Ты очень заботливый мальчик, не перестаю удивляться. Пойдём чай пить? За книжками оно не очень хорошо, особенно с вареньем. Думаю, на сегодня достаточно науки.

Пить чай на кухне с училкой – всё-таки очень странное занятие. Зинка в ореоле клетчатых обоев и цветочных занавесок смотрелась как будто бы даже и человеком. Так-то Пашке было сложно относить к людям школьных преподов, какие-то они все были не такие. Как будто отдельный подвид. Нельзя было им слова поперёк сказать, они не понимали ничего и никогда, всякий раз в любом вопросе делали только хуже. А Зинка оказалась… человечной.

Пашка даже возгордился, что подсыпал ей счастья в подушку. Умная приложуха подсказывает, кому помогать. А он ещё сомневался в ней от узости собственного мышления. Это в ИИ-то с божественным началом!

Вызвав на этаже лифт, Пашка первым делом зашёл в телефон. Дали «G» на боку, «икс», льва и следом:


«Квест пройден! +40 000 баллов!»


Очень довольно улыбнувшись, Пашка шагнул в подоспевший лифт и проверил баланс. Теперь у него было семьдесят шесть тысяч сто восемнадцать баллов! Целое состояние!

– Нуте-с, нуте-с, – почти мечтательно пропел он и переключился на «Квестовые задания». Что теперь?


«23. Забери и принеси к себе домой лифчик Светланы Пионовой. Награда – 3 000 баллов».


– Ха! Она не Светлана никакая! – хохотнул Пашка, выходя из лифта на первом этаже, а потом прямо-таки споткнулся о невидимую преграду. Улыбка сползла с его лица.

Не ожидая совершенно ничего хорошего, он выскочил из подъезда, уселся на лавку и нашёл страничку Пионовой. Вбил в друзьях поиск по фамилии. Там были Виктор Пионов. И Светлана Пионова.

– Пусть сестра, – взмолился Пашка едва слышно, переходя по ссылке.

Мотнул стену. Через несколько записей вниз имелась фотка красивой, хотя и несколько чересчур накрашенной молодой женщины вместе с Пионовой на фоне закатного солнца. Подпись гласила: «Доченька уже такая большая!»

– Господи… – зажмурился и застонал Пашка.

А когда открыл глаза, заметил, что «Дополненная реальность» обновляется! Приложуха тянула гигабайты трафика.

Это что будет, новая версия для извращенцев? Любителей нижнего белья чужих мамаш? Бррр.

Пашка попробовал себя успокоить. Значит, в задании кроется какой-то плюс, такой же неочевидный, как с землёй этой, например. Спасибо «забери», а не «сними», блин!

Так-то пробраться домой к Пионовой не очень, наверное, сложно. Ну утащит бюзик её мамки из шкафа. А потом что-то крутое в его жизни поменяется. Надо делать, игруха плохого не посоветует!

Обновление загрузилось, и тут же в верхней строке на главном экране телефона, рядом с часиками, появился значок знакомого перевёрнутого «игрека». Пашка зашёл в «Дополненную реальность» – и точно, дали «игрек».

Порывшись, Пашка других новшеств, кроме системы пуш-уведомлений о полученных достижениях, не нашёл.

Откуда игруха подтянула обнову всё ещё было непонятно, она продолжала как-то скрывать, где была скачана.

«Да ну и пофиг, раз работает!» – безапелляционно решил Пашка и написал Пионовой. Хотел предложить прогуляться, но она оказалась где-то в центре с мамкой. Владелицей квестового лифчика.

Пашка почесал макушку и пошёл домой.

Перед сном дали овна, это и был весь улов. Предки вели себя отлично. Правда, утром вставать совсем не хотелось, отвык Пашка. Но смог-таки себя смирить.

После биологии, на которую Соколов немного опоздал, Толик в подробностях доложил о результатах пропущенной недели. Лидером в поредевшей компании Славки стал Абдулов, но вело себя новое лихое трио сравнительно мирно. Вчера натёрли мелом стул Лебедева в кабинете английского перед уроком, в пятницу сунули в унитаз ранец Завихренникова – да и всё. Толика не трогали, хотя могущего это увидеть Пашки с тенью Вахтанга за спиной не было в школе вообще. Это вызывало улыбку превосходства. Боятся, гады!

Вздрогнувший от вибрации телефон, поставленный на беззвучный режим, выдал крошечную иконку льва рядом с часами. Пашка заспешил отлучиться в уборную: он помнил, что львов в соответствующей строке было десять, десять и девять, и значит…


«Вы достигли 29-го уровня!»


Пашка ухмыльнулся. Скоро, скоро он станет богом! Хотя сейчас было даже и непонятно, что первым делом замутить – так хорошо всё складывалось.

Зинка на геометрии выглядела совсем обычной, разве что, может, немного нарядной. И вообще, Пашка за весь день не схлопотал ни одного неуда, даже на праве как-то отвело от него злобствующее око историка.

Напроситься в гости к Пионовой удалось легко. Только Пашка написал об ответном визите, она сразу же его пригласила. Накануне было решено больше на долгое время квесты не откладывать. Сороковой уровень стремительно приближался, и нужно было запастись хотя бы соткой тысяч баллов на первое время.

На литературе Пашка, в общем, придумал, что сделает в первую очередь. Во-первых, не заморачиваясь, купит и принесёт предкам лотерейный билет, который стрельнёт большим выигрышем. Не зря же ему приложуха Лавриковым этот ход подсказала. Так Пашка разом двух зайцев убьёт: и деньжата дома появятся, и он сможет снискать лавры более удачного сына.

Потом Пашка исправит себе оценки, так-то конец года на носу. А вот дальше…

Жажда мести поугасла в Павле Андреевиче Соколове с наступлением в жизни светлой полосы. Проскользнула мыслишка отыскать, куда там Славка Марципанников теперь ходит в школу, и устроить ему какое западло попозорнее, но мысль была ленивая, и показалось Пашке, что одного понимания, что так сделать можно ему, пожалуй, и хватит.

Остальные уроды присмирели.

Можно ещё поржать, да сделать Лебедева первым школьным красавцем, спарить его со Светкой Мирошиной или вообще с молоденькой химичкой. Можно было попробовать на историке эксперимент, усмирить его жёнушку и глянуть, скажется ли такое на историковом характере. А если нет, то всё-таки отмочить с ним какой-то номер, как с мерзавцем неисправимым.

Ещё решил Пашка, что завалит Пионову корзинами цветов, чтобы прям писалась от восторга, и чтобы его, Пашкины, подарки всю её ленту в контакте заполонили с соответствующими подписями. Баб же хлебом не корми, дай подаренный веник сфоткать и в инет выложить. Вот пусть завидуют ей, какой щедрый парень попался. Потом сводит Пашка Пионову в какой-то дорогой ресторан с понтами и счётом в батину зарплату. Почувствует, в общем, себя человеком, да так, чтобы все кругом это увидели и поняли.

А далее раскрутит предков слетать летом на море за бугор, а если они упрутся, несмотря на лотерейный выигрыш, то заставит приложухой. Правда, тут была сложность с Пионовой. Но слетать на курорт за границу оставалось Пашкиной мечтой много лет, и отказываться от такого он был не готов даже ради крутой тёлочки.

Так-то. Ждут Пашку лучшее лето и бесконечные удовольствия. Так что лифак пионовской мамки он добудет даже и с радостью, ради такого-то дела!

Квартира у Люси оказалась шикарная. Четырёхкомнатная, с евроремонтом. Покруче даже, чем у Толика. Эх, не оставит её, кажется, в восторженном афиге дорогой ресторан…

Вот как получается, что некоторым людям с детства всё готовенькое: шик, блеск и прочие блага, а некоторым – мамка-грымза и принципиальный отец-неудачник, который чуть что ремнём сыновьям грозит, даже и подросшим? Несправедливо это и неправильно. И слава богу, что колдовские приложухи возвращают в систему равновесие и дарят себя таким, как Пашка.

Телефон завибрировал, и рядом с часами появились разом змея, «П» с прорехой и перевёрнутый «игрек». Пашка ухмыльнулся и сунул гаджет обратно в карман.

Пионовских предков дома ещё не было. И это наводило на плохо совместимые с охотой на лифчик её мамки похотливые мысли. Что там Лавриков говорил? «Даст она тебе, не видно, что ли?»

Эх, надо было того… презики купить.

Пашка окинул суетящуюся около мраморных кухонных шкафчиков с подсветкой Пионову мечтательно-оценивающим взглядом. В кармане завибрировало, и Пашка был почти уверен, что приложуха обозвала бараном.

Люська трындела, не умолкая, о том, что в июне прилетает из Израиля мамина подруга Магда, с которой и сама Люська дружит, и с которой очень весело и интересно общаться, и что останется она в Пензе на целый месяц и будет часто приезжать в гости. Потому что перебралась из России недавно, и осталось у неё в родном городе много дел. Но в прошлом августе они всей семьёй летали к этой подруге в Ашдод, и было это очень здорово, хотя Люсе в Израиле и не понравилось. Но она очень соскучилась по Магде.

Пашка ну никак себе не мог представить, как можно интересно общаться с кем-то из друзей родаков и уж совсем – как можно по ним скучать. Его мамка трепалась на кухне с унылыми тётками, чьи головы были забиты детьми, а у некоторых даже и внуками, скидками на всякий хлам и жратву, склоками на работе и прочей беспросветной мутью. Если попасться на глаза мамке и любой нагрянувшей к ним в гости подруге, обязательно прилетало за что-то – или за оценки, или за помощь по дому (точнее, её отсутствие), или даже за то, что растёт Пашка быстро, но недостаточно: из своего шмотья вымахивает за сезон, а братово на нём болтается, как на вешалке.

Пашка представил себя на кухне за столом вместе с матушкой и какой-нибудь тётей Таней, как пьют они кофе и негодуют, мол, батя опять половину ЗПешки пропил в гараже с Семёном. «И носков на него не напасёшься!» – прибавляет Пашка со знанием дела, а мамка и тёть Таня кивают.

– Ты чего угораешь? – оглянулась Пионова.

– Да мэмас прикольный вспомнил. Жалко, что не сохранил его. Люсь, а где толчок?

Пионова поморщилась, и Пашка в который раз себе напомнил, что надо фильтровать базар и выражаться поизысканнее.

Офигительно, но оказалось, что в квартире Пионовых целых два туалета! Один «гостевой», с унитазом и крохотной раковиной, а второй совмещённый с большой и светлой ванной.

Для первой попытки выполнить квест, надо было Пашке не в гостевой. И тут очень лихо подфартило: открыв ему дверь, Люська бросила быстрый взгляд на опустевший крепёж для туалетки и сказала идти дальше по коридору, а сама полезла в какой-то шкаф пополнять запасы.

«Охереть, два толчка в одной хате!» – думал Пашка, даже глаза немного тараща от переизбытка чувств. И решил тут же, что потом, став богом, он тоже обязательно заимеет богатые хоромы и будет у него вообще в каждой спальне по своей отдельной ванной, вот как! Предков, если хорошо себя будут вести, поселит в квартирку не хуже, отдельно, само собой. А вот Серёге придётся ох как постараться, чтобы заиметь братову благосклонность. И если вдруг узнает Пашка, что родаки Серёге без спросу подкидывают деньжат за здорово живёшь, выпрет он их обратно в старую хату. Потому что сына-дарителя надо уважать и слушаться!

Телефон завибрировал. Дали «П» с прорехой, змею и запятую. Три крохотные иконки выстроились в ряд около часов. Удобное всё-таки обновление.

Пашка положил телефон на одну из двух стиралок (офигеть! Зачем две стиралки-то?!), потом поглазел на странную фаянсовую херовину рядом с унитазом: типа умывальника или питьевого фонтанчика, только высотой с толчок. Почесал репу, но тут же занялся делом: полез в корзину для грязного белья.

Самым простым было свистнуть лифак тут, закрывшись на щеколду. На батарее около стиралки ничего не висело, к сожалению. А может, и хорошо: вдруг пионовская мамка запомнила, что сушить повесила. А грязное разве упомнишь?

Но в матерчатой квадратной корзине с крышкой лежали только футболка и мужские семейные труселя в сердечках.

– Блин, – выругался Пашка.

Рыться по шкафам в спальне не хотелось. Да и сложно это.

Не на что особо не рассчитывая, проверил стиралку – сначала одну, пустую, а потом вторую – и вдруг нашёл там сеточку на замке с целым набором кружевных лифчиков! Пахла сеточка лесной свежестью, хотя была сухая.

Оставалось только убедиться как-то, что это добро не самой Пионовой.

Пашка расстегнул молнию и уставился на чужое нижнее бельё. В штанах зашевелилось. Лифаки были как из порновидео.

Пашка припомнил мимолётно виданные Люськины буфера. Охерительные и волнующие, но не гигантские. И выбрал из сеточки самый большой бюзик, прикинув, хотя и не без труда, что навряд ли он будет Пионовой впору, а у мамки её вроде сисяры немаленькие.

Запихнул в карман, потом достал, отмотал туалетной бумаги, замотал и спрятал снова. На всякий случай, ещё выпадет.

Вернулся на кухню и остолбенел.

Люська выключила свет, опустила жалюзи, задвинула тяжёлые плотные шторы и зажгла высокие спиральные свечи. А вместо чая на столе стояли два бокала вина и вазочка с конфетами «Рафаэлло».

Глава 19: Нежданчик!

Пашка сглотнул и залыбился до ушей.

Пионова выглядела многозначительной и загадочной.

Он вошёл и сел напротив. Или надо было не садиться?

Люся подвинула праздничный фужер на высокой ножке.

– За твоё выздоровление, – отсалютовала своим она.

Пашка хлебнул красную жидкость и поморщился: кислятина какая. И что бабы находят в этом вине?

Пионова смотрела выжидательно.

– А твои это… когда с работы приходят? – хрипло уточнил Пашка.

– Мама не работает, она к подруге уехала вроде. А папа раньше десяти редко приезжает. Но они всё равно позвонят заранее, я сказала, что ты у меня в гостях.

Пашка вытаращил глаза. Девчонка заявила предкам, что у неё в гостях парень, и они будут заранее предупреждать о возвращении? Вместо того чтобы сломя голову мчаться домой?!

Пашкины, правда, тоже на Пионову отреагировали позитивно. Но так где Пионова, и где Пашка? К тому же он пацан. Что, не боятся совсем, что она, того… Или она уже того и предки об этом знают?

Да ну, это уже слишком.

И стало Пашке как-то муторно, даже стрёмно. Очень уж не хотелось из-за какой-то глупости своей Пионову потерять. В конце концов, шлюха с мойки осталась недовольной, так-то.

Хотя была Люся ну очень соблазнительной.

Он почувствовал, как завибрировал телефон.

– Может, музыку включим? – спросила Люся.

Был бы тут покойный Лавриков, уже высмеял бы нерешительного Пашку на все лады. Ну как ему ещё намекнуть, чтобы понял?

Но Пашка продолжал сидеть, вертя на столешнице бокал с вином и глядя вбок, чуть мимо Пионовой.

Она включила на телефоне что-то медленное на английском, потом перевела звук на колонку, которая вдруг ожила на стеклянной полке и засветилась разными цветами в такт мелодии.

Решившись, Пашка поставил бокал на стол и приблизился к Пионовой, которая зарделась.

Была она в этом прохладном полумраке дорогой киношной квартиры такая красивая, и такая манящая.

Пионова встала со стула и вдруг, опершись на его плечи, села на край стола. Кровь так и ударила Пашке в голову. Ну даёт!

Их губы соприкоснулись. Сначала неуверенно, а потом очень и очень жарко. Язык Люси проник в Пашкин рот. Мысли выветрились к чертям собачьим.

Он взялся за пионовские джинсы, но она негрубо и очень решительно убрала его руки, переместив себе на грудь. Сжав мягкие и упругие сиськи, Пашка чуть не застонал в голос. Хотел стащить топик, но Пионова не дала. Зато обхватила его вокруг пояса ногами и притянула к себе, прижав сдавленную штанами восставшую плоть.

Пашка ещё раз попытался снять с неё хотя бы часть совершенно лишней одежды, и снова столкнулся с сопротивлением.

Ну вот и кто этих баб разберёт?!

Пионова захихикала, сказала, что он жаркий. Потом выгнула спину, подхватила бокал и залпом допила своё вино. Опять полезла целоваться. На её губах и у неё во рту противный кислый вкус сделался томительным и будоражащим.

Пашка попробовал зайти с другой стороны и взялся за пуговицы на своей ширинке. Но Пионова протестующе замычала и перехватила его запястья. Вернула на свой бомбический бюст. Пашка попробовал забраться под кофточку и лифак ладонью, но она звонко шлёпнула его по руке.

Походу ни фига этот Лавриков в бабах не понимает.

Сама Люся только Пашкину шею овивала и раз сжала ягодицы, но очень быстро. Он хотел выдохнуть что-то дурацкое, типа «Хочу тебя!», но передумал. Не было похоже, что в этот раз что-то подобное случится.

Ну вот и зачем тогда свечи, вино и эти вот эротические позы? Она же теперь у него из головы идти не будет вообще, такая вот, на столе сидящая. Нет у Пионовой совести и сострадания, даже капли.

Люська что-то мурлыкнула, приникла к Пашке всем телом и горячими губами вздыбила кожу на его шее пупырками, а потом ткнулась носом в ухо и за мочку зубами взялась.

В штанах стояло колом.

Вдруг пионовский телефон на столе завибрировал, подсветился и разразился ритмичной басовой мелодией. «Мамочка» – увидел Пашка на загоревшемся экране.

Люся выгнулась опять, не отпуская его поясницы ногами, взяла трубку, и Пашка чётко услышал на том конце:

– Доча, через пятнадцать минут буду дома, только в магазин забегу. Взять что-нибудь?

– Нет, мам, – ответила Пионова.

Отпустила Пашку, спрыгнула на пол, задула свечи и включила свет. А потом как ни в чём не бывало долила вино в свой бокал и чмокнула Пашку в нос захихикав.

– П-прибухивать можно при мамке? – хрипло спросил он. Свет резал глаза, разочарование всколыхнуло внутри что-то вроде гнева.

– Она с удовольствием с нами выпьет немного. Только тебе надо… немножко прийти в себя, – подмигнула Люся и шаловливо кивнула головой куда-то в сторону его ширинки.

Покраснев до самых кончиков ушей, Пашка ретировался в гостевой туалет. Ну и дела, конечно!

Светлана Пионова совсем не смотрелась Люськиной мамой, скорее сестрой, и даже не факт, что старшей. Первым делом она пообещала убить Пашку с пристрастием, если он ещё раз назовёт её «тётей Светой». И сказала, что к ней вообще лучше на «ты».

Язык Пашки на такое оказался не способен, и он принялся старательно избегать личных обращений. И вообще, очень захотелось Пашке домой. Не понимал он посиделок с предками, пусть бы даже и такими странными на вид. С такими даже и хуже. А тут ещё и свистнутый лифак в кармане. Бухать же при родаках и вообще казалось какой-то дикостью. А если сейчас ещё и отец пионовский приедет, после всего, что они тут на столе вытворяли…

В общем, смылся Пашка под благовидным предлогом, объявив, что матушка пишет и усиленно зазывает домой. Люся выглядела огорчённой.

У подъезда первым делом зашёл в игруху – помнил, что телефон вибрировал часто. И точно! Пуш-уведомления заполонили всё: цельная «П», кривая «Т» и целых три овна!


«Вы достигли 30-го уровня!»


Так-то! Пашка заспешил домой – убедиться, что не прогадал с лифаком. Едва он переступил порог, как телефон завибрировал. Около часов были три серебряные монетки, в игрухе – плюс три тысячи баллов. Итого семьдесят девять тысяч сто восемнадцать. И тридцатый уровень в придачу.

Заныло у Пашки в груди томительное предвкушение.


«24. Следи завтра после школы за квартирой Ивана Лебедева. Награда – 3 000 баллов».


Вот те раз! А Лебедев тут при чём?! И кто, блин, знает, где его квартира? Это сначала за самим Лебедевым следить. Так себе развлечение. Хотя можно глянуть адрес в его памяти.

Пашка хмыкнул. Он начинал привыкать к ощущению собственного всемогущества.

Мамка пребывала в скверном настроении. Была она чернее грозовой тучи, и очень уж агрессивная. Выкатила предъяву за то, что Пашка заявился к десяти вечера, как будто забыла, блин, что есть теперь у младшего сына девушка и что девушка эта ей нравится.

– Я у Люси был, в гостях, – попытался напомнить он о своей индульгенции.

– Ты бы меньше по гостям лазил, а лучше учёбой занялся! – тут же завелась мамка с пол-оборота. – Ума у тебя нет, и вечно от тебя неприятности! Принесёт девка в подоле, горя потом с вами не оберёшься! Чтобы домой после школы, понятно?!

Ну что за напасть?! Одурела опять. На рынке её, что ли, взгрели, что теперь без повода срывается?

Отца дома не было, вот и кинулась на Пашку от нечего делать? Хорошенькое дело!

Лучше бы ей того, поласковее быть. А то с каждым таким наездом количество комнат в будущей квартире от божественного сына уменьшается. Как и количество ноликов в лотерейном выигрыше, так-то! А будет слишком беситься, так Пашка подождёт восемнадцатилетия и сам выиграет пять миллионов, без всякой родительской прослойки. А может, и все десять. А может, и не раз!

Мамка шлёпнула в тарелку остывшей картошки и уведомила, что нужно приходить вовремя, чтобы жрать горячее.

Пашка сунул ужин в микроволновку. Ну вообще офигела, конечно! XXI век, так-то. Немного труда нужно хавчик сыну нагреть!

Мать сидела над чашкой чая насупленная. Ожидая три минуты до сигнала, Пашка решил глянуть, что за муха её укусила. Достал телефон, смахнул льва и две «П» с прорехой («Вы достигли 31-го уровня!»), навёл на матушку камеру.


«Ваша мать. ФИО: Соколова Елена Аркадьевна. Возраст: 43 года. Состояние: волнение (подозрения в неверности супруга). Подробнее».


Ахереть! Пашка вскинул на мамку ошарашенный взгляд.

– Ты что в телефоне сидишь целыми днями?! – тут же напустилась она на него. – Ты когда последний раз книгу открывал? Ты кем работать собираешься? Телефонщиком?!

Пашка дёрнул из микроволновки тарелку, и, обжигая пальцы, свалил в комнату.

Ну вообще.

Где батя и где измены? Да она его видела?

Сбрендила матушка, ну надо же. Не перебесилась в молодости.

Чё только не узнаешь, блин, через чтение мыслей! Ну пришло же в дурью голову! Пашка был уверен, что мать только про скидки на жратву да сплетни в своём склочном бабьем коллективе думать и может. А тут на тебе! Ревновать отца! Ревнивица выискалась. Полтинник скоро, а она ревновать. Обалдеть, конечно.

А Пашка тут при чём? На него за что вызверяться?

Приложуха попыталась утешить ещё парочкой недоведённых «П». Потом Пашка уединился в туалете, всяко представил будущий трах с Пионовой и даже видосов включать не понадобилось. Только игруха бараном обозвала.

Пашка уже почти спал, когда заявился отец и столкнулся тут же с мамкиным буйством матки. Начали они собачиться, да так, что скоро опять по батареям кто-то застучал. И что интересно: мать слова про ревность не сказала! Предъявила за гульки с пьянками, за маленькую зарплату, за свои старые сапоги, даже за кривую обоину в коридоре (руки у бати, значит, из жопы), а что бомбануло у неё от дури лютой, скрыла. Ну бабы больные! Вот прямо в любом, выходит, возрасте.

Бедный батя. Даже жалко его стало, пока в ответ орать не принялся.

Вот наберёт Пашка ещё девять уровней, и в такие моменты будет родакам звук на минимум убирать. Пусть там машут руками и рты разевают, сколько влезет!

С утра родительские контры продолжились, и Пашка тоже под горячую руку попал, на этот раз отцу. Так что прекратил тому сочувствовать напрочь.

По дороге в школу нашёл ещё четыре «П» с прорехой. Но настроение подосрали знатно, и оно не улучшилось. Лелеял Пашка планы отмщения.

Географичка заболела, и первого урока не было. Толик по такому случаю развил бурную деятельность.

– На майские надо затусить! Отпустят тебя предки с палаткой на пару ночёвок? В субботу типа учимся за понедельник, но там факт будет короткий день. Можно свалить и часа в три сесть на электричку, если собраться с вечера. С субботы на воскресенье и с воскресенья на понедельник ночуем в лесу. У меня братело двоюродный подтянется из Саранска. А ты, может, Люсю свою возьмёшь? Чё думаешь?

На Люсе Пашка возбудился. Идея была топ! Уж в лесу-то в одной палатке точно у них всё случится! И она такое (палатки, в смысле) любит, сама говорила. Эх, надо презервативов купить!

Телефон вздрогнул, и около часов появился крошечный овен.

Перед физрой, вместо переодеваний, пошёл Пашка Пионову искать и предлагать ей поучаствовать в походе.

Люся загорелась сразу! Сказала, что у неё отличная палатка есть, что она мастерски умеет паковаться, и что будет круто узнать поближе Пашкиного лучшего друга.

Последнее не особо, конечно, понравилось. С другой стороны, защищают Толика от ревности двадцать лишних кило. Так что ладно.

Когда Пашка явился к раздевалке, дверь уже закрыли на ключ. Сменил он только кроссы и пошёл, как был, на улицу.

А физрук меж тем злобствовал и гонял всех, как оголтелый. Так что Пашка вымок насквозь от пота. Пришлось после урока как раз спортивную футболку, мятую, как из задницы, надевать. Зинка окинула Пашку сочувственным взглядом и стала думать (он узнал, пока проверял её состояние на всякий случай сканом приложухи), будет ли это вежливо предложить мальчику нагладить вещи после дополнительных занятий.

Твою дивизию, занятия! Какие занятия, если надо за Лебедевым следить, точнее, за его хатой?

После алгебры Пашка подкрался к учительскому столу и начал что-то мямлить о помощи матери уборкой, о которой она очень просила, а он – пообещал. Зинка всплеснула руками, стала его нахваливать и тут же… перенесла дополнительные на четверг. Ну блин. Неугомонная какая! И такая непосредственная и доброжелательная, что прямо фиг откажешь.

По пути на ОБЖ нашёл «G» на боку. Когда же постигнет Пашка глубинный смысл этих наград?! Факт же можно было за день аккаунт прокачать. Но нет. Ни фига непонятно, хоть ты тресни.

Оставшиеся четыре урока планировали поход. Список составили, поняли, что не утащат, сократили список, а потом принялись дополнять. Толик настаивал после школы мотнуться в «Спортмастер» и глянуть карематов потолще, а то замёрзли они в прошлом году в последней вылазке знатно на стылой земле, но Пашка категорически отказался.

Было, потому как, у Пашки дело.

Адрес Лебедева он в его памяти глянул, но решил всё равно следом пройтись. Чтобы был на виду и потом ненароком Пашку не увидел, где не надобно. Ещё решит, что он по его душу пожаловал, и сорвёт всю операцию.

Толик создавал трудности. Надо было начинать вести объект, и значит, как-то от Толика освободиться заранее. А он заладил со своим «Спортмастером».

Пашка чуть не прозевал Лебедева в итоге. Нагнал уже за школой – тот жил в другую сторону, туда, куда к Зинке надо идти мимо трансформаторной будки.

Хвост Лебедев не приметил, так и довёл Пашку до своего подъезда. Входить тот следом не стал, обождал с десять минут. Квартира нужна была сорок третья, это он из «памяти» вытащил. И знал заодно теперь, что и Лебедев сохнет по сиськам Мирошиной. Интересно, а есть в школе кто-то, кому на них пофиг? Даже и Пашка, будущий бог и счастливый обладатель Пионовой, нет-нет, да и поглядывал на Светкины буфера томно. Больно уж были здоровенные.

Жил Лебедев на втором этаже, и Пашка обосновался в пролёте по пути к третьему. Сначала стоял, потом на ступеньке устроился, дальше отморозил жопу и выдрал из-за трубы мусоропровода какую-то картонную коробку, из которой соорудил сидушку.

И долго тут надо торчать?

Прилога за что-то дала овна, но то ещё в школе.

Было скучно. Толик начал слать фоты карематов, демонстрируя их толщину прикладыванием пальца, ржача ради – среднего.

Квест висел не засчитанным.

Ну и скукотень тут. Бедные детективы. Интересно, а бывают ещё детективы? Пашка до сего дня считал, что это очень прикольная работа. Но теперь усомнился.

Дверь лишённой тамбура сорок третьей квартиры открылась. Пашка подобрался и шмыгнул за стену. Осторожно выглянул.

Лебедев спускался по лестнице… с контрабасом! Ну или какой другой трубой музыкальной[1], тут Пашка особо не разбирался. Ох ты ж блин, камикадзе! Мало ему эффекта от очков, не хватило? Решил самоубиться в глазах общества?

Пашка покачал головой.

Если бы предки ему что такое начали втюхивать, Пашка бы костьми лёг, но отбился. Так-то ему жизнь дорога. И без того было несладко, пока приложуха не появилась…

Спустя час успешно стрельнул сижку у какого-то парня лет двадцати пяти, сбега́вшего пешком по лестнице. Выкурил, и тут же захотел ещё одну.

Обругал себя за то, что не купил пачку перед «засадой». Так-то до вхождения в буйную пору предки успели чутка на карман подкинуть, да и заработок с мойки доболезненный ещё не весь просран.

Может, пиццу сюда заказать? Жрать начинало хотеться существенно.

И долго вот так надо следить? Когда уже зачтётся-то? А можно, интересно, мотнуться в «Пятёрочку»? И вообще, что он тут, блин, выглядывает? Даже и Лебедева нет дома…

Дверь подъезда стукнула, и Пашка поднялся с картонки: ему вообще не улыбалось зацепиться тут языками с какой-то Клавдией Петровной, гоняющей посторонних «наркоманов».

Но это была не местная пенсионерка. И вообще, не пенсионерка.

Это был… Пашкин отец. Который, насвистывая и улыбаясь, позвонил не куда-нибудь, а именно в квартиру Лебедевых.

И конечно, Пашка бы решил, что надо там повесить люстру или починить какой завонявший палёным выключатель, потому что работал Пашкин батя электриком и целыми днями вот так мотался по вызовам за копейки.

Вот только был у того в руках не видавший виды сине-белый пластиковый чемодан с инструментами, а… букетик ландышей.

_________________________________

[1] Контрабас – смычковый музыкальный инструмент. Пашка путает.

Глава 20: Берегитесь скоро все

Пашка отшатнулся к мусоропроводу и даже башкой об стену стукнулся. Глаза на лоб вылезли. С перепугу подслушать, что сказали бате на пороге, не успел.

– Ебическая сила! – икнул Пашка.

Да ну! Быть того не может!

Отец и цветы? Да он даже на день рождения мамке веники не дарит, только обязательные три тюльпана на Восьмое марта! Отец принёс цветы… кому-то в квартире Лебедева?!

Горькой, похожей на приступ изжоги, волной подступило к горлу то, что он вчера прочёл приложухой в мыслях матери. Подозрения в измене!

Но нет. Батя – древний дед уже. Это, во-первых. Во-вторых – только не с Лебедевыми, мля! Это будет уже слишком!

Пашка о семье Лебедева не знал абсолютно ничего, но это было неважно! Хватало одного Вани! Он же жертва аборта, ну в натуре! Ну не мог батя спутаться ни с кем из той семьи! Да он вообще не мог…

Пашка схватился за голову.

И чё терь делать? Домой пойти, отморозиться? Вообще нереальный план. А тогда что?

Он достал телефон и открыл «Дополненную реальность».


«Квест пройден! + 3000 баллов!»


Угу, спасибо. Понял уж, чё хотели выследить, блин.


«25. Поговори с Екатериной Лебедевой. Награда 200 баллов».


Офигеть, а чего не три? Не один? Что значит – поговори? Екатерина – это кто? Бабень, которой отец принёс ландыши? Офонареть, и о чём с ней разговаривать? Рассказать, что она шалава?

Телефон завибрировал, на экране появилась недоведённая «П».

Пашка пнул ногой стену, оставив на зелёной краске след кроссовки.

Почему из всех тёлок мира батя должен был выбрать именно мамку Лебедева? Это же, факт, мамка. Мамка сраного Лебедева! Мля! А отец его где? А если узнает, блин, кто?

Пашка стиснул зубы.

То есть сейчас там, за стеной, голый батя жарит чужую мамку? В натуре? Его, Пашкин, батя? Который из-за курева хватается за ремень? Который с женой клеит обои новые в коридоре? И потом на сына гонит, что тот не помогал? Который жмётся на хавчик в семью лишний косарь дать? Он вот покупает веники пахучие чужим мамашам?! И лезет со своим воспитанием?! Рассказывает им с Серёгой, какими надо расти?!

Охренеть какой классный батя!

Пашка с ненавистью уставился на ещё одну «П» с прорехой, появившуюся на экране игрухи.

Захотелось рвануть отсюда подальше. Бежать, пока в глазах не зарябит. Чтобы вообще никаких сил думать не осталось.

Только уходить было типа нельзя.

Грёбаный квест без сроков. Не сделаешь – дальше не пустит. А дальше было надо. Потому что пора освобождаться от таких предков на хер. Не будет никаких отцу лотерейных билетов! И вообще, пусть побережётся, когда младший сын до сорокового уровня поднимется. Как бы он ему всю хотелку из строя не вывел за такую фигню!

Пашка мстительно сощурился. А потом выругался.

Нельзя сваливать отсюда, не пройдя очередной квест.

Поговорить, блин, с отцовой бабой, за сраные двести баллов.

Но поговорить так-то можно и о погоде. Не велела приложуха морали шалаве Лебедевской читать.

Дождаться, пока выйдет, поймать на улице и спросить, как пройти к остановке или ещё что. Вот и весь разговор. И пусть только попробует не засчитать!

Приложуха дала дракона.

Торчать тут вечность особо не хотелось. Вообще быть тут не хотелось. Особенно сейчас, пока батя… Но потом – так и подавно!

Пашка упёрся свирепым взглядом в стену с облупившимися почтовыми ящиками. И тут пришла в его голову неплохая такая идея.

Воровато выглянув вниз, на площадку, и проверив номер квартиры, Пашка подошёл поближе и потянул ячейку с цифрой сорок три. Она не поддалась, но внутри явно имелся какой-то мусор.

Пашка сплюнул, вытащил из кармана зажигалку, сунул боковиной в щель и провернул. Потом стянул на ладонь рукав куртки, взялся за край и дёрнул изо всех сил, второй рукой придерживая висячие ящики.

Издав мученический железный стон, дверца опустилась.

– То-то! – ещё раз сплюнул Пашка и выгреб стопку макулатуры. Попытался прикрыть ящик, но он больше не держался. Тогда Пашка прошёлся по карманам, откопал видавшую виды подушечку жвачки в истрёпанной, и словно бы даже постиранной разок с курткой обёртке, погонял во рту с минуту и залепил дверцу, чтобы не выделялась.

Вернулся на место около мусоропровода.

Изучил добычу. Среди рекламных флаеров и безадресных писем имелось два конверта с именем Лебедевой Екатерины Викторовны. Скорее всего, тоже со спамом. Но это пофиг.

И долго там батя собирается развлекаться? Не боится, что Лебедев вернётся со своим контрабасом?

Новая страшная мысль пробила Пашку, словно копьё. А ну как Лебедев в курсе?! И поискал мамкиного любовничка в инете? Или проследил? И давно знает, что Пашкин батя Пашкиной матери рога наставляет?!

За такую подставу захотелось отцу натурально в челюсть дать. Вот прямо со всей дури, чтобы потом зубы шатались у него, и кулак у Пашки болел.

Может, и смог бы даже.

Завибрировал телефон. Пашка увидел около часов дракона и новую «П» с прорехой.

И почти тут же щёлкнул на лестничной клетке ниже замок.

Опять впечатавшись в мусоропроводную трубу, Пашка замер и прислушался. Может, конечно, из какой другой квартиры…

– Заглядывай завтра, Андрюш, утром. Пока Ваня в школе. Не нравится мне тебя так вот выставлять. Не по-людски.

«Не по-людски трахаться с женатым дедом!!!» – взорвалось у Пашки в голове, и телефон в руке завибрировал очередным драконом.


«Вы достигли 32-го уровня!»


Выдре этой ногу, блин, сломает игрухой, чтобы хромала потом всю жизнь! А бате…

Пашка часто задышал, вжимаясь в вонючий мусоропровод.

Шаги удалились к двери подъезда, провернулся замок.

Выполнить квест и валить отсюда. Поскорее.

Пока, блин, Лебедев не вернулся…

Закусив нижнюю губу, Пашка спустился и решительно позвонил в сорок третью квартиру.

Открыли с заминкой, на пороге возникла суровая уродливая тётка в купальном халате и тюрбане из полотенца. Охренеть, они ещё были не вдвоём?! Вообще уже стыда нет?!

Пашка жадно заглянул за массивные плечи.

– Мне Екатерина Лебедева нужна, – объявил он и глянул для правдоподобности в телефон так, чтобы бабень экрана не видела. – Доставка.

– Я ничего не заказывала.

– Екатерину позовите, пожалуйста, – процедил Пашка.

– Я это, – объявила тётка.

Он так и обмер. Вперился в плоское ублюдское лицо лопатой, потом – в расплывшиеся бока, топорщащие потасканный махровый халат. Да даже мамка лучше выглядит, чем это!

Вгрызться в губу пришлось до крови. Пашка протянул два конверта, которые существенно помял там, где держал сжимающейся в кулак рукой.

– Подписать что? – смягчилась Лебедева.

Пашка мотнул головой и развернулся.

– Вы побелкой испачкались, – предупредила в спину батина тёлка.

Но он уже переходил на бег, толкая подъездную дверь.

Пашка нёсся, набирая скорость и почти не разбирая дороги. В нём кипела, с каждой минутой только усиливаясь, бешеная ярость. Даже в глазах зарябило. На ходу, уже чуть сбавив темп, он врезался в какого-то парня.

– Смотри, куда прёшься! – рявкнул тот.

Пашка стремительно затормозил и свирепо оглянулся.

– Ты чего воняешь?! – брызнув слюной, заорал он. – Умный очень, педрила петушиная?!

Парень сверкнул глазами, сжал кулаки и попёр на Пашку. А тому, оказалось, только того и было надо.

Драка вышла эпичная, до крови. Пашка словно сорвался с цепи. Вывалил на неведомого парня всё, что внутри клокотало. Соперник тоже попался нехилый, во вкус вошёл быстро и пиздиться начал по-взрослому. Их растащили минут через десять какие-то проходившие мимо мужики. У Пашки кровил нос и наливалась синева под правым глазом, костяшки пальцев были разбиты на обеих руках, ныли рёбра. Парень выглядел не лучше. Только теперь Пашка понял, что он, очевидно, старше лет на пять, жилистый и гоповатый. Ни в жизни бы на трезвую голову Пашка бы к такому не полез, у него, небось, дружков куча. Ещё выследят потом…

Сплёвывая кровь, Пашка попятился и драпанул с места схватки, надеясь, что харю его этот мудень от неожиданности не запомнил.

Гнев почти утих, осталась какая-то ноющая, давящая изнутри на покоцанные рёбра обида.

Не должен был отец так поступать! Не имел права! Ему уже пятьдесят, блин, лет! В том году юбилей отмечал, нажрался на радостях! И что? Ладно бы хоть красивую какую, грудастую там и большегубую! А эта… эта махина лопатомордая! И не какая-то, а мамка Лебедева!

В жизни батя такой хернёй не страдал, никогда его мать не ревновала, даже пока они с Серёгой малолетками были. Бывало, на пьянках, которые краем глаза удавалось подглядеть, слышал мелкий Пашка, как чужие жёны «своих кобелей» пидоросят или жалуются на них. А про батю такого в жизни не слыхал. Нормальный был отец, с понятиями.

А с другой стороны, так-то мать и в этот раз слова ему про других баб не сказала. Если бы не залез Пашка в её мысли, и не знал бы, отчего у неё пригорело так. А собачились из-за какой-то муры предки постоянно, сколько Пашка себя помнил.

Неужели батя у него кобель? И всегда такой был?

Уши у Пашки начали гореть. Почему-то было такое про отца узнать стыдно. Хотя так-то сам Пашка не планировал быть какой-то там будущей жене прям железно верным, потому что это бредятина. Но отец… Отец – это же другое дело! Отец – это из другого поколения! Отцы так не поступают.

И в особенности – с мамашами-страхолюдинами тупых одноклассников сына!!!

Пашка опять скрипнул зубами.

Он уже почти доковылял до своего подъезда. Было начало десятого. Очень болели ребро и нос.

Перед тем как сдавать свои ранения матери, проверил «Дополненную реальность», морщась: правый кулак болел, костяшки саднило от движений пальцами. Пашка вошёл в игруху. Три «П» с прорехой дали тридцать третий уровень. Ещё было три дракона, медведь и двести баллов.

Заглянул и в «Квестовые задания». Потому что домой идти не хотелось. Батя-то того, наверное, уже там.


«26. Возьми у родителей деньги на поход. Награда – 500 баллов».


Ну, класс. Ладно, это дело нужное. Считай, пять сотен на халяву.

Но, едва переступив порог, Пашка тут же попал под раздачу. Мать вопила, как потерпевшая, находя, куда злобу вывалить. Отец, гнида поганая, тут же подключился. Мол, сына-босяка ему не надо, и думать следует дурьей башкой ещё про то, что драки дебильные за собой несут, например, порчу вещей, на которые отец с матерью горбатятся не разгибаясь. Как же, горбатится он! На веники мамке Лебедева! Не разгибаясь!

Пашка пытался доказать, что это на него напали ни с того ни с сего, что мудень какой-то встретился больной, и всё такое прочее – но сочувствия не получил ни грамма, предки только завелись больше.

От выволочки разболелась голова. А в довершение батя объявил, что жить теперь Пашке без карманных денег до самого лета, потому что пойдут они на новую куртку взамен той, которую он, оказывается, порвал.

Ну ваще кайф!

Свирепый, как тысяча чертей, Пашка закрылся в ванной и оглядел свою распухшую харю. Дышать было больно, а анатомический справочник приложухи уведомил, что у Пашки трещина в нижнем левом ребре. Офигеть, приехали.

В утешение игруха дала пару драконов, три «П» с прорехой и «G» на боку.

А перед сном Пашка понял: хотя никто его, конечно, в поход не отпустит, он в него всё равно пойдёт. И денег возьмёт, в коробке из-под фена. А домой не вернётся до тех самых пор, пока не получит свой сороковой уровень.

И пускай тогда все пеняют на себя, и предки – в первую очередь!

Утром Пашка вышел из дому как положено, хотя болело всё люто и двигаться было тяжко, в особенности по лестнице. Но в школу не пошёл, только пачку сигарет купил на последние деньги и стал ждать под прикрытием кустов, пока мать с отцом свалят. Потом вернулся и начал собираться: взял спальник, карематы, приблуду походную, какая была, шмотья потеплее и даже термобельё в мешок сунул. Следом влез на табуретку, вынул коробку из-под фена, но замялся. До субботы так-то два дня, заметить могут. Да, стырить деньги из тайника под «возьми» подпадает и должно засчитаться. Но могут спалить раньше времени. Уровень ещё того, сильно не сороковой, хотя в целом и близко. Лучше до субботы потерпеть и валить целенаправленно в лес, а не не пойми куда. Можно, конечно, у Толика зависнуть, но его предкам Пашкины позвонят в первую очередь, если сын домой не явится. И те сдадут, разумеется.

Нет, надо ждать субботу. Только снарягу Толяну передать, а деньги потом. Хотя, конечно, блин, зависнет на два дня задание.

Пропустил в итоге Пашка физру и английский. Толик, да и все вообще в классе, прифигели от его внешнего вида. Другу сказал, что прицепился какой-то урод на улице и в драку полез. И что предки теперь никуда не пустят, и потому отчаливать они будут тайно с возможностью погони. И следует из этого, что никому нельзя докладывать точно, где будет лагерь.

Снарягу Толик приберечь согласился. Но смотрел на Пашку как-то косо. Словно не верил во всё до конца.

Историк не преминул покуражится над Пашкиными увечьями и загремел в «тетрадь кровавой мести» на второе после предков место.

На Лебедева смотреть было противно и стыдно одновременно. Пашка сначала хотел полезть в его память, а потом не решился. Потому что, если Лебедев в курсе, придётся ему морду бить за мысли поганые о Пашкином бате, как ни крути. А драться ни с кем не хотелось, и так всё болело. И как он будет переть рюкзак с треснувшим ребром? А что Пионова о нём подумает?

Хотя бабы вроде жалостливые. Может, станет им гордиться.

Приложуха дала «G» на боку и ещё одну «П» с прорехой, а к пятому уроку к тому же медведя. На Пашку напала апатия.

Зинка так обалдела от Соколовской заплывшей рожи, что прямо за сердце схватилась. Но не ёрничала, как историк-гнида. И потому к ней вечером Пашка решил всё-таки сходить. Очень уж домой к предкам не хотелось.

И вышло в итоге, что не алгеброй и геометрией они занимались, а Пашкиным здоровьем. Зинка промыла все его увечья, потом смазала вазелином и уверила, что он раны быстрее всего заживляет. Даже с собой дала, но Пашка, правда, выбросил тюбик – как-то не про то о парне с вазелином в кармане могут подумать.

Рёбра Пашке Зинка туго перебинтовала. И очень хотела его в больницу везти, даже вызывалась такси оплатить и с ним поехать – насилу отбился.

Предки в тот вечер на Пашку почти не возбухали, были заняты друг другом, да так, что опять соседи по батареям стучали в итоге. Пашка злился. А ведь ещё завтра их терпеть!

Но зато потом… Ни за что в жизни он к ним не вернётся без сорокового уровня, даже если в лесу придётся целый месяц ждать!

И бог свидетель, научит уму-разуму и отца своего кобеля, и мать-истеричку. И вообще всех вокруг и каждого!

Но месяц уж навряд ли понадобится. Дали Пашке ещё пару «П» с прорехой, дракона и очередной в строке, десятый перевёрнутый «игрек».


«Вы достигли 34-го уровня!»


Берегитесь. Берегитесь скоро все…

Глава 21: Пашкина жизнь никогда не будет прежней

Пятница далась сложнее. Болячки покрылись коркой, и правда быстро затягиваясь от Зинкиного вазелина (может, дома есть, в аптечке? Жалко, такое стыдно покупать), ребро болело, казалось, от тугой бинтовки только сильнее. В жопе образовалось шило, мешавшее сидеть и сосредотачиваться.

Побег из дома – это вам не хухры-мухры.

Пашка про такое, конечно, думал время от времени, но ни разу – всерьёз. А тут не просто побег, а ещё и кража сбережений. А ну как что-то не так пойдёт с игрой?

С другой стороны, приложуха рабочая, это уже надо быть имбецилом, чтобы отрицать. И предки виноваты сами. Батя в особенности. Мать тоже хороша – обиды свои на сыне вымещать, очень это, простите, умно и правильно?

И всё равно затея была супермасштабная и стрёмная до тошнотворной мути.

Пионова, которую в четверг удалось не встретить, в пятницу прямо-таки обмерла, когда они с Пашкой увиделись на большой перемене после литературы. Застыла, а потом руками всплеснула и давай охать да ахать, словно бабка старая. Примерно как Зинка накануне вечером.

Из ошалевшей Люся быстро превратилась в воинствующую, живо заподозрив, что разукрасили Пашку его больные однокласснички. Порывалась нестись к «брату» воровки Островской самолично, чтобы Ваха укокошил «ублюдков» на месте. Пашка богом клялся, что Абдулов, Кумыжный и Краснопупинский к его увечьям не причастны, а дело всё в привязавшемся незнакомом гопнике, который сам в драку полез и пришлось защищаться.

– А как же теперь поездка? – огорчилась затем Пионова. – Блин, я так настроилась!

– Всё в силе! – тут же встрепенулся Пашка. – Это так, выглядит только стрёмно, – объявил он, благоразумно умолчав про трещину в ребре. – И так-то мне только лучше от общества в лес удалиться, – пошутил он, и Люська прыснула. – Или с таким страшно? – подбавил он.

– Наоборот, видно, что опытный воин, – подхватила Пионова. – К такому никто не сунется, даже и лесные разбойники. Сможете меня забрать от дома? Или лучше на вокзале встретимся? Вы на такси?

– Своим ходом, – признался Пашка. – Но можем и на такси, если хочешь!

– На вокзале давайте, часа в четыре?

– Сразу после школы хотели. Может, отпустят пораньше.

– Ну тогда на связи, будем по ходу корректировать.

Физрук, конечно, Пашку в таком виде отправил сидеть на крыльце, так что он спокойно разбил новую «G» на боку и перевёрнутый «игрек», опять прочёл квестовое задание, чтобы убедиться, что утаскивание денег из коробки зачтётся, и начал думать о своих наполеоновских планах.

От которых всё трепетало внутри.

С работы он уже уволился, отправив мойщику сообщение, и трубку потом от него не брал. Потому что глава с мойкой была в жизни Пашки закрыта. Начиналось что-то новое и неизведанное.

Ехать решили до Вазерков, а потом остановится где-то на Суре лагерем. Брат Толика должен был подтянуться утром воскресенья, что-то у него там наклюнулось неожиданное по работе и задержало. Пашка проверил расписание электричек и узнал, что единственная в нужном направлении отправляется только вечером, без десяти шесть.

Так-то у предков до фига времени будет заметить, что он домой после школы не пошёл. Но, если и начнут искать, надо думать, не на вокзале всё-таки.

Пришла эсэмэска от Зинки. Прям эсэмэска, не в мессенджере сообщение. Интересовалась математичка, у которой уроков сегодня не было, как Пашка себя чувствует. Вот и почему незнакомой училке на него не пофигу, а предкам родным – всё, кроме куртки порванной, по барабану? Вот и на хер было рожать их с братом, если, кроме шмотья попорченного, от них и не видят ничего? Или они что ждали? Типа сыновья будут производить вещи, а не ломать и портить? Кажется, большого ума не нужно, чтобы предугадать наперёд связанные с детьми расходы…

Телефон вздрогнул, появилась иконка пуш-уведомления с недоведённой «П».

Потом вдруг мелькнула и спрутом вцепилась в голову жуткая мысль. Если папка – такой кобель, а нет ли у него того… детей других ещё на стороне-то?

Пашка поднял взгляд и окинул заплывшим глазом стадион, по которому физрук усердно гонял однокашников. Увидел, как плетётся черепахой вдали от остальных, держась за бок, Лебедев. И покрылся холодной испариной.

А что, если…

Бредовая мысль пронзила мозг ядовитым жалом.

Ловил Пашка сына батиной любовницы камерой руками, прямо-таки дрожащими. Хотя ясно было и понятно, что братом он ему быть не может, ну никак. Вот просто никак!


«Ваш одноклассник. ФИО: Лебедев Иван Юрьевич. Возраст: 17 лет. Состояние: активность (спортивные упражнения). Подробнее».


Юрьевич, слава богу!

А хотя, это же по паспорту…

Закусив опухшие губы, Пашка полез в «память» и ввёл в строку поиска «отец».

Отцом Лебедева был Юрий Леонидович Лебедев, с его матерью разведённый с Лебедевых пяти лет, живущий на другом конце города и воспитывающий двоих дочерей Алину и Марину. С сыном он встречался редко, алименты не платил, с мамкой Лебедевской был в контрах. Ваня к нему относился с презрением, а видел в последний раз аж третьего января, о чём и было крайнее сверху об отце воспоминание.

Пашка сплюнул, разбил на звёзды перевёрнутый «игрек».

И поспешил свернуть меню Лебедева, чтобы что лишнее и отмщения требующее в его памяти не углядеть.

Так-то было ему в башке у того прямо-таки тошно.

Последующие уроки Пашка высидел с трудом, мешало вышеупомянутое шило, засевшее в пятой точке. А завтра-то что будет? Когда карман станут в довесок жечь украденные деньги? Может, прогулять школу? А то вдруг предки сюда искать его заявятся?

Пашка попробовал себя успокоить. Они на работе же будут, значит, до вечера ничего не обнаружат точно, а вечером он будет уже далеко. А потом вспомнил: суббота, какая работа?! Это только у них из-за майских праздников занятия перенесли и у всяких там государственных служащих!!! А мамка на рынок колготками торговать в субботу не попрётся, как и батя в свою контору по вызову электриков! Родители будут весь день дома! Тут и к коробке из-под фена хрен подберёшься… И как Пашка мог про это забыть?!

В итоге свалил он с шестого урока, хотя пятым была история, а шестым право, и значит, урод этот подкаблучный, Игорь, который, Максимович, прекрасно осведомлён, что Пашка изначально в школе был, а потом куда-то делся. А с его паскудным характером к классной пойти – раз плюнуть. А той – родакам позвонить.

Но рисковать было нельзя, вдруг раньше припрутся по случаю праздников! А удаляться в закат на неопределённый срок с зависшим квестом – это прямо-таки самоубийственно! Да и как в поход без бабла-то идти?

Когда Пашка примчался, дома никого не было. Он поспешно схватил табуретку и полез на шкаф, в коробку из-под фена. Там нашлось четыре пятёры. Пашка сначала взял одну, но потом подумал-подумал и выгреб всё подчистую. Если полезут, всё равно заметят. Если не полезут – пофигу. Так и так он не планирует возвращаться раньше, чем сможет предками управлять, как теми симсами из компьютерной игрушки. А как долго аккаунт в итоге будет прокачиваться – одному богу известно. Толик в понедельник к вечеру свалит домой вместе с Пионовой. Если сорокового уровня ещё не будет, придётся как-то выживать. Бабло пригодится.

Всё равно его скоро будет немерено.

Пашка старательно поставил коробку на место и сверился с фоткой, которую предусмотрительно сделал. Сдвинул чуть вбок выпирающий со шкафа край. Около часов на дисплее телефона в левом верхнем углу была иконка цельной «П». Эх, ещё бы одну и был бы новый уровень!


«Квест пройден! + 500 баллов!»


Ладони взмокли в предвкушении нового задания. Пашка поспешил с ним ознакомиться:


«27. Лиши девственности Людмилу Пионову. Награда – 10 000 баллов».


Пашка охнул и залыбился. Девственница таки!

– Вот это, я понимаю, квест так квест! – проговорил он вслух. И поморщился, потому что от широкой улыбки больно стало повреждённому носу.

Надо это, презервативы купить, вот что. Такое он в поход не собрал.

Идти в аптеку? Ещё и пятёрой платить? Не, проще в супермаркет. Но там Пашка нагребёт для отвода глаз кучу хлама ненужного, а деньги сейчас экономить следовало.

Блин.

Пашка задумался, а потом решительно встал и облапил батину верхнюю одежду, особенно внимательно внутренние карманы просмотрев. И точно! Нашёл! Нашёл целых шесть штук гондонов, свёрнутых гармошкой и сунутых в сигаретную пустую пачку. Ну мудень тупорылый, что, ума нет понять: раз он не курит, то мамку и сигареты удивят, что ли? Может, она его так и спалила?

Руки зачесались у Пашки написать на листке блокнотном, что батя – урод, и в пачку сунуть, а пачку – наместо. Но не решился как-то. Просто забрал презики, и всё.

Ну надо же быть таким козлиной? Ещё и недалёким, к тому же?

И много, интересно, у него баб было за семейную-то жизнь? Что даже на страхолюдин потянуло для разнообразия?

Нет. Не интересно. Этого Пашка знать вот вообще не хочет.

Приложуха дала две недоведённые «П» и одну цельную.


«Вы достигли 35-го уровня!»


«Вы достигли 36-го уровня!»


Ну всё. Может, даже раньше поездки наберётся!

Помчит тогда Пашка в лес-то?

Помчит, ещё как! Ради такого-то задания!

А вот вечер выдался на редкость беспокойный. Всё время казалось Пашке, что спалят его воровство раньше, чем из дома выбраться получится – не бабла, так контрацепции. С другой стороны, батя так-то навряд ли на него подумает, скорее уж на мамку. Присмиреет, может, прикусит свой поганый язык. В спальню родаки пока не ходили, чтобы коробку проверить. За этим Пашка бдел, дверь в свою комнату приоткрыв. Но из-за того очень хорошо ругань родительскую слышал.

И отец за словом в карман не лез. На мамкины наезды и обвинения, шквал которых крепчал, орал как бешеный, словно не из постели любовницы к ужину явился, а со службы, блин, воскресной!

Ну и наглый же он! Хотя и мамка хороша. Вот что она ему про зуб свой гнилой, который год стоматологу показать не может, заладила? При чём тут вообще её зуб и батина зарплата несолидная? Сказала бы прямо – он бы и бычить перестал, наверное.

А может, и нет. Может, вообще семью бы бросил, как отец Лебедева.

Хотелось дверь закрыть и голову придавить подушкой, но очень Пашке не нравилась эта тема про деньги. Щас психанёт батя, решит мамке в морду бросить семейными сбережениями, чтобы зуб свой сраный лечила, а в коробке пусто. И хана Пашке. Они с радостью оба на него переключатся, а за такое, может, вообще убьют. Вон сколько в них, оказалось, сюрпризов.

В час ночи приехала полиция. Выяснилось, что туда позвонила соседка снизу, которую ежедневный ор задолбал. Батя ментов обматерил, а те, кажется, беспокойную соседку в итоге. Потому что нечего гонять патруль без нормального повода.

Худо-бедно уснуть удалось к началу третьего. И ничего в ту ночь Пашке так не хотелось, как жить в лесу. Хотя приложуха старалась утешить изо всех сил, подарив пять недоведённых «П», двух драконов, медведя и перевёрнутый «игрек». Компенсация, так сказать, за сдвинутых предков.

Хорошо, что утром родаки дрыхли, вымотанные ночной баталией. Правда, батя – в зале на диване. Но Пашка умудрился его не разбудить сваливая. И хорошо – за вечер вспомнилась целая куча вещей, которые брать надо было обязательно, и рюкзак, даже с учётом того, что всё учебное Пашка оттуда выгрузил, вышел огроменным, привлекающим внимание.

Опять нежданно попёрли отзеркаленные длинноверхие «Г», первая стрельнула ещё дома, во время последних сборов. Вторая – на контрольной по физике, которую свихнувшаяся училка решила устроить, «чтобы вы перед затяжными выходными как следует поработали для своей пользы». Пашка наработал таким Макаром двояк, тут и проверять не надо. Впрочем, это теперь – вот абсолютно пофигу! Зинка тоже алгебру провела полноценно, а вот с седьмого урока, слава богу, отпустила. Всё-таки есть в ней свет, добро и разум человеческий.

Пока Пашка радовался, дали перевёрнутый «игрек». Он чуть в голос не расхохотался от удовлетворения. И получил сверху льва.

– Давайте, давайте! – подгонял непонятные буквы Пашка полушёпотом. – Поднажмите! Немного осталось!

– Ты чё там бубнишь? – повернулся Толик.

– К тебе, говорю, после школы пойду, и на электричку пораньше двинем, на вокзале лучше посидим. Искать меня могут.

– А ты как вообще потом возвращаться намылился? – поинтересовался Толик. – Не ссыкотно?

– Не-а. Предки теперь в узде, – объявил кичливо Пашка и приосанился, хотя тут же сморщился: болело ребро.

– Ну-ну, кучер. Не ошибись. А то так в палатке жить и останешься.

– Может, и останусь, – загадочно ухмыльнулся Пашка, и потёр опухший глаз.

Вместо обществознания, заставили убираться в кабинете и драить парты от похабных надписей. Но зато к звонку появилось ещё две отзеркаленных «Г». Как-то они всегда косяком шли, редко, но густо. Ещё парочка и тридцать седьмой будет.

10-й «Г» отпустили с середины шестого урока. Больше никто из преподов западло не устраивал.

Первым делом Толик и Пашка созвонились с Пионовой, классу которой повезло не так сильно. И сразу двинули к Толику – паковаться. Надо было ещё палатку проверить, всё уложить, а потом хавчик закупить и тоже утрамбовать как-то. К пяти часам, когда наконец на вокзал приехали, причём на такси (решили не волочь это хоть тут, и за Люськой заехали), были у Пашки ещё четыре «Г» отзеркаленных и тридцать седьмой уровень. А ещё три пропущенных от матери.

Батя пока не наяривал, из чего Пашка сделал вывод, что мамка ищет его не потому, что про кражу узнала, а просто так, для проформы.

До Вазерков ехали меньше часа. Люська сияла воодушевлением. А ещё она накупила всем бургеров, картохи фри и колы в стаканчиках, увеселения в пути ради. И уведомила, что отец выдал ей бутылку очень недурственного вискаря, но пить её надо постепенно, а не как в прошлый раз (тут она многозначительно посмотрела на Пашку, и он потупился).

Родаки девку в поход с парнями отправляют, ещё и вискарь выдают. Ну прям чудеса в решете.

Так-то они с Толиком тоже две литровые водки взяли. И брат его что-то привезти должен. Но напиваться Пашка особо не планировал. Не сегодня. Сегодня у него очень и очень ответственный квест.

Пашка вгрызся в третий по счёту бургер и окинул Пионову довольным, голодным уже по другому поводу взглядом. В спортивном костюме она была топчик!

– У тебя соус на носу, – хихикнула Люся. А потом привстала и соус этот салфеткой вытерла.

Захотелось выполнить квест вот прямо тут, в электричке, короче.

Прилога, когда он за телефон, чтобы немного отвлечься взялся, дала разом овна и свинку.


«Вы достигли 38-го уровня!»


У Пашки быстрее заколотилось сердце. Всемогущество было где-то совсем рядом, протяни руку – и весь мир твой! Люська весело болтала с Толиком. Склочные предки остались далеко-далеко, и больше они Пашке не указ вовсе. Впереди была крутая туса, которая и без всего остального сделала бы его счастливым, а уж так-то, да с Пионовой, да с таким квестовым заданием и перспективами ещё…

Пашка выпрямил плечи и мечтательно улыбнулся.

Получил ещё одного льва.

И понял, что жизнь его уже никогда, никогда не будет прежней…

Глава 22: В лесу

Проехали на две станции дальше, до сто девятого километра, хотя билеты брали до Вазерков. Потому что нашла Пионова на карте в селе Пыркино мост через Суру, за которым начинались лес и дикая природа.

Вещей они набрали, конечно, столько, словно жить собрались в лагере месяц минимум. Походные рюкзаки, забитые под завязку, оказались неподъёмными, особенно когда в магазинчике Пыркино купили ещё четыре пятилитровки и тоже туда пристегнули по бокам карабинами. К рюкзакам прилагались пакеты, один даже Люська взяла, хотя тоже рюкзак пёрла немаленький.

Треснувшее ребро мучительно болело, начиная прямо-таки жечь изнутри с каждым новым шагом. Нехорошо его так нагружать, а с другой стороны – через два уровня Пашка выключит к херам эту трещину, даже если ребро по пути вообще поломается.

От боли глаза слезились, и пришлось нацепить солнечные очки, чтобы никто не заметил.

Люська оказалась девкой выносливой, не ныла вообще и шла впереди.

– Твоя мамка звонила в электричке, – шепнул Толик. – Сказал, как договорились, что последний раз тебя в школе видел, и что с братом в поход умотал.

– Это когда ты успел? – удивился Пашка сквозь стиснутые зубы.

– Я в сортир отошёл и перезвонил, поговорил. Но как только тёть Лена допрёт моим звякнуть и проверить, хана всей твоей конспирации, – уведомил Толик.

– Объяснил своим, куда мы едем? – напрягся Пашка.

– Сорян, но объяснил. К нам же ещё Руслан подтянется. Слишком запутанная схема. Но в какую сторону мы от Вазерков двинем и как далеко, никто не в курсе. А мы вон уже сместились нехило. И даже Русику можно не геометку кидать, а пройтись встретить его к станции. Но я вот сильно сомневаюсь, что твои предки станут тебя тут с собаками искать. Дождутся, скорее, спокойно, да и прибьют.

Пашка загадочно ухмыльнулся и поднабрал скорость, догоняя ушагавшую вперёд Пионову. Прибить его, так-то, будет уже задачкой непростой, но это – не Толикова ума дело, хотя Пашка и запланировал для друга ряд добрых дел в благодарность за верность и поддержку.

От моста ушли не очень далеко, Пашке удалось протолкнуть это, не поминая ребро, под предлогом похода потом за Толиковым братом. Лагерь решили ставить не у реки, а в лесу, но чтобы реку было видно.

Пашка, когда рюкзак отстегнул, чуть не взвыл в голос от боли. Внизу слева будто ножик воткнули. Лоб взмок уже не от пота, а от холодной испарины. Пашка расстегнул боковой карман и вытащил красные обезболивающие колёса, заглотив сразу три штуки. Вроде они от всего помогают.

Комарья было немерено, но Пионова достала какой-то чудо-спрей, которым всех обпшикала с головы до ног, и мошкара сдала позиции. Начинало смеркаться, и палатки следовало поставить в первую очередь, хотя очень хотелось окунуться или хотя бы обмыться в реке.

Люська деловито собрала свою отдельную одноместную, хотя Пашка и Толик специально проверили и приволокли вторую двухместную, старую, но рабочую (только её пришлось водоотталкивающим спреем обработать, и теперь палатка воняла в сторонке). Пашке манипуляции с отдельной палаткой понравились не особо. Вот и чего уже ломаться?

Зато ребро притихло от таблов.

Прежде чем выдвигаться за дровами, оставив Пионову следить за разожжённым наскоро из окольного хвороста и пары толстых веток костром, у которого она грелась (стало прохладно), Пашка обнаружил ещё семь пропущенных от мамки, один от бати. И две новенькие длинноверхие отзеркаленные «Г». Наберётся ли ещё шесть, пока у капризной строки хорошее настроение?

Преддверье сорокового уровня будоражило не меньше, чем преддверье выполнения последнего квестового задания.

Дрова насобирали быстро, сделали три ходки и навалили такую гору, что ещё, пожалуй, на завтрак потом хватит, даже если всю ночь жечь.

Толик закинул крупные ветки в костёр, а Пионова, устроившись на каремате, начала резать овощи и распаковывать ведёрки с мясом для шашлыка. Она как-то причудливо разложила всё то, что обычно они с Толиком просто сваливали в кучу, да ещё и украсила листиками папоротника, которые успела где-то нарвать.

– Прям кухня лесных эльфов! – хмыкнул Толик, осмотрев расставленные запасы: овощи покоились на подушках листьев, откуда-то взялись пластиковые бокалы на ножках, и сама Пионова выглядела очень довольной.

Пашка считал, что на Люське избыток одежды: существенно похолодало, и она натянула под непродуваемую куртку что-то, сделавшее её фигурку громоздкой. Но Пашка и сам ёжился, в лесу они сильно замёрзли. Однако у костра это быстро исправилось так, что он даже расстегнулся.

Толик налил в пионовские бокалы вискарь и щедро добавил колы. Играла музыка подключённого к зарядной банке Люськиного телефона. Ощущение граничащего с восторгом счастья затопило Пашку с ног до головы.

Он может, может жить по-людски! Не так-то многого ему и было надо! Но теперь он получит куда больше. Станет богом.

Может быть, Пашке хотелось чуть-чуть задержаться и на этапе этого простого и человеческого. Точно он не знал.

Когда шашлык и овощи приготовились, а куриные голени капитально сгорели, в бутылке виски испарилась треть жидкости, а обожравшийся Пашка, разбивший очередную отзеркаленную «Г», свинку и «икс», смахнул новую порцию пропущенных от матери, получив внезапно ещё и недоведённую «П», играющая музыка вдруг прервалась, и пионовский телефон разразился мелодией вызова. Она тут же его схватила.

– Да, Елена, здравствуйте! Да-да, со мной. Сейчас, одну минуточку, передам трубку.

Пашка так и обмер. Уставился на протянутый через бревно вставшей Пионовой розовый телефон, на экране которого значилось: «Пашина мама». Твою ж!

Он взял трубу, приложил к уху и быстро снизил звук почти до минимума.

– Да, мам, – проговорил Пашка, и, стараясь выражения добродушия на лице не изменить, начал гуляющим шагом идти под нарастающий мамкин ор в сторону палаток, подальше от нежных и дружащих с родителями Люськиных ушей.

Мать успела озвучить, что у Пашки есть полчаса, чтобы явиться домой, или его вообще выгонят, что Пашка скот и папа его скот, что мать вызвала неотложку, потому что её скоро в могилу сведут, и что его теперь под замок посадят и в школу начнут водить за ручку. Месседжи противоречили один другому, но Пашка решил это не комментировать. Он вообще молчал, а, как ушёл подальше, сбросил вызов.

И, отключив связь, быстро, пока экран не заблокировался, вошёл в контакт «Пашина мама», который успешно заблокировал. Потом проделал то же самое на всякий случай в воцапе. И, подумав ещё пару секунд, поставил блокировку неизвестных номеров в телефонной книге (хорошо бы, в конце похода не забыть отключить её).

– Откуда у мамки твой номер? – поинтересовался Пашка, возвращая телефон Пионовой.

– Обменялись, пока я тебя проведывала, – улыбнулась Люся. – Звук вырубил, да? Я сама иногда так делаю случайно, а мама с ума сходит.

Толик скорчил невообразимую гримасу, но промолчал.

На Пашкиной мобиле появилось уведомление о семьдесят девятой недоведённой «П».

Люська предложила играть в «Алиас».

Пашка отчаянно тупил, даже когда пытался объяснить простые слова, а вот Толик с Пионовой оказались игроками виртуозными и друг друга понимающими с полуслова. Это бесило. А они только и делали, что хохотали взахлёб.

В кармане завибрировал телефон, около часов появился значок дракона.

Когда опять пришла Пашкина очередь объяснять, он тупую игру свернул и прилогу с Толикового телефона снёс на фиг.

– Заманало! – свирепо объявил Пашка. Он неплохо подвыпил, хотя очень старался не нажраться. Но в такой атмосфере было это сложно.

На телефон пришла эсэмэска от матери. Капслоком и с кучей восклицательных знаков. В текст он не вчитался. Написал только: «Спать ложись. Захочу – вернусь», и кинул мамку в ЧС. А потом и батю следом, на всякий случай.

Рядом со временем нарисовалась с вибрацией недоведённая «П». Кажется, десятая…

Пашка быстро открыл «Дополненную реальность».


«Вы достигли 39-го уровня!»


Он просиял, и, отсалютовав Пионовой и Толику пластиковым стаканчиком (пить из походных бокалов на ножке было неудобно – они постоянно заваливались), осушил его до дна. До бога оставался один шаг.

Приложуха тут же дала «икс» и льва, но уровень это не повысило. Пашка потушил экран и глянул на Пионову. В отсветах костра она была такой манящей.

– Подкинь дров, холодно, – попросила Люська Толика, кутаясь в спальник, который раньше принесла из своей палатки.

Надо было того, пробивать почву к выполнению квеста. Пока Толик возился с костром, Пашка подсел к ней вплотную и обнял за плечи под спальником.

В кармане куртки завибрировал телефон.

Пионова нагнула голову, зыркнула на спину Толика, и вдруг Пашку поцеловала. В башке тут же нарисовалось, как она, выгнувшись, на столе сидит.

Пашка притянул полу спальника, стыдливо прикрывая свидетельства страсти к Люське.

Толик, увы, закончил с дровами и тут же плюхнулся рядом, взявшись за бутылки с вискарём и колой и успевшие опустеть стаканчики. Потом вскинул взгляд и чуть нахмурился.

Пашка хотел мысленно обозвать Толика ослом, но тот оказался не ослом, а самым настоящим другом:

– Чё-т я выдохся совсем, – сказал он. – Спать пойду. И вы не засиживайтесь, а то завтра ещё за Русей пердячить до станции.

И, чокнувшись с друзьями последней порцией пойла, Толик зашагал к стоящим в одном краю лагеря своей двухместной и Люськиной одноместной палатке. Вторую Толикову палатку, выданную Пашке, пришпилили с другой стороны лагеря, чтобы выветрить водоотталкивающий спрей.

Вышло не нарочно, но прямо-таки гениально.

– Ты одна замёрзнешь, – шепнул Пашка и забрался левой ладонью под многослойные одёжки, не встретив возражений. – В походе надо парами спать.

– Пойдём к Толику, чтобы по-честному? – пошутила Пионова.

Телефон в кармане опять вздрогнул.

Пашка взялся второй рукой за её грудь сквозь одежду, но под таким количеством шмоток ничего толком не прощупывалось. Люська подалась вперёд и приникла к нему губами, лизнула язык и задела нёбо кончиком своего.

В кармане завибрировал телефон.

– Пойдём… в мою палатку? – выдохнул Пашка. И быстро добавил: – Чтобы ты не замёрзла.

Она хихикнула и встала. Внутри всё замерло и натянулось струной. Пашка глянул на Люськин манящий силуэт в отсветах костра.

– Ну пойдём, – решила она.

И он вскочил под очередное дрожание в кармане.

Около палатки Пашка снял куртку и кинул на купол. Люся расстегнула дверь и нырнула в темноту.

Внутри было душно и ещё пованивало водоотталкивающим средством. Люся сунула в сетку под крышей свой телефон, продолжающий играть, светясь разноцветными звуковыми волнами на экране. Они отбрасывали по её лицу, чуть замазавшемуся сажей, тени. Глаза Люськи сверкали.

– Ты испачкалась, – выдохнул Пашка, попытавшись вытереть пятно на щеке большим пальцем.

И тогда Люся прижалась к нему, нашла его губы, а руками – наконец-то! – принялась расстёгивать молнию своей куртки.

Сердце отбивало барабанную дробь.

Раздеваться в палатке – та ещё акробатика, особенно если продолжать непрерывно лизаться. Люську хотелось уже почти до боли. Но не даст же она заднюю теперь? Сама пошла.

Они начали смеяться, когда пытались стащить её джинсы, и это разрядило обстановку. Рёбра резануло болью, но Пашка не обратил на это внимания. Зато Люся так и ахнула, когда нашла под его футболкой Зинкины бинты.

– Для осанки, – пошутил Пашка, берясь, без сопротивления, за резинку пионовских трусиков.

Она была такая миниатюрная и шикарная! Узкие бёдра, почти стоящие, лишь немного растёкшиеся без бюзика сиськи, твёрдые зазывные соски. Пашка не сдержался и взял один в рот. Люся выгнулась, приникая к его коже горячим телом и щекоча кустиком волос там.

Похоже, она решилась на всё заранее, во всяком случае, презервативы оказались и в её кармане, и Люся не забыла достать их и сунуть Пашке, с любопытством рассматривая его стоящий член в свете телефонного экрана, пока Павел Андреевич неумело пытался совладать с этой долбанной скользкой штуковиной.

Твою мать! Презик не желал надеваться, сползал с головки, пока Пашка пытался раскатать свёрнутые в кольцо края. Дважды резинка слетела, и раз они едва нашли её в складках спальников.

Когда Пашка наконец справился с проклятой штуковиной, уши горели огнём. Люська сидела «по-русалочьи», поджав под себя сомкнутые ноги. Она была раздета. Совсем-совсем. И скрестила руки, закрывая обнажённую грудь.

– Ты же понял, что я никогда… – пробормотала она и опустила взгляд.

– Ложись, – со знанием дела велел Пашка, хотя у него самого поджилки тряслись.

Начал с пионовской шеи, взялся её целовать, раз даже лизнул, но чуть не сплюнул – совсем забыл про спрей от комаров. По языку растеклась горечь.

Зато на буферах кожа была чистой, и тут Пашка разгулялся. Кажется, Люся расслабилась. Ноги чуть разогнулись и разомкнулись. Он осторожно полез туда пальцами и начал поглаживать.

Пионова одобрительно замычала и прикрыла глаза.

Когда терпеть стало уже просто невыносимо, Пашка навис над ней, но попасть с первого раза, куда следует, не получилось. Люська стала кривиться, а он подумал, что это из-за девственности. Потом выяснилось, что из-за «меткости».

Когда она сама помогла ему рукой, дело пошло как по маслу. Люська даже не вскрикнула, как в кино бывает, только морщилась немного, но и сама подавалась навстречу его бёдрам. И длилось всё довольно долго, с перерывами на поцелуи, чтобы отдышаться.

– Господи, вот это да! – выдохнул Пашка, когда презик наконец наполнился белым и липким.

Вот он, секс! Реальный и настоящий! Шикарный!

– Ты как?

– Отлично, – улыбнулась Пионова и потянулась. – Спасибо. Было здорово. Я немного боялась, но получилось круто.

Пашка загордился, рот расплылся в улыбке.

– Посплю у тебя? – спросила Пионова.

– Ясен пень! Толик того, пацан понимающий.

– Понятно, – засмеялась Пионова.

Хотелось приникнуть к её горячему телу, прижать к себе, но мешал наполненный мочевой пузырь.

– Пять минут, – объявил Пашка, обвязал вокруг пояса за рукава кофту и взялся за молнию на двери. – Принести чего?

– Воды с газом, – попросила Пионова.

Довольный, усталый и счастливый Пашка выбрался из палатки и вдохнул свежий и холодный ночной воздух полной грудью. Ребро заныло, и он нашарил на палатке куртку, полез в карман. Вытащил обезболивающие таблы и телефон. Хотелось поссать, но делать это рядом с Люськой, которая может услышать, показалось неправильным. Пашка разблокировал экран, чтобы осветить себе дорогу, и увидел овна и кривенькую «Т» около часов. Тут же развернул полотно пуш-уведомлений: овнов было целых семь, а «Т» – четыре, и ещё перевёрнутый «игрек» и лев.

Во рту пересохло, Пашка уронил блистер с таблетками на траву.

Зашёл в игруху.


«Квест пройден! +10 000 баллов!»


«Вы достигли 40-го уровня!» – высветилось следом в новой рамке уведомления.


Тут же на экране появились песочные часы, которые крутились туда-сюда с полминуты (и всё это время Пашка не дышал), а потом пропали, и интерфейс «Дополненной реальности» сменился на более текстурный и прорисованный. На экране всплыло меню:


«Уровень – продвинутый. Пакет информации – расширенный. Режим редактора – доступен, ограничен. Выполнено квестов – 27. Найдено предметов – 29. Баланс – 92 818 баллов.


В магазин?»


КОНЕЦ ПЕРВОЙ ЧАСТИ



Автор будет очень-очень признательна за упоминание книги в блогах, ваших социальных сетях, рекомендации друзьям и, в особенности, ваши рецензии!

Ваше мнение о книге очень интересно автору! В том числе и негативное. Может быть, негативное даже и особенно.

Я никогда не удаляю комментарии и никогда не заношу пользователей в ЧС.


Большая просьба поставить лайк аудиоверсии истории тут: https://author.today/audiobook/369688



Продолжение истории Пашки "Дополненная реальность. Продвинутый аккаунт" читайте по ссылке ниже. Теперь играть придётся по-взрослому!


https://author.today/reader/359542/3439985

Валентина Варава Дополненная реальность. Продвинутый аккаунт

Глава 1: Первые шаги юного бога

Павел Андреевич Соколов, теперь можно просто Бог Всемогущий, стоял около шелестящей от порывов ветерка палатки в почти кромешной темноте лагеря, и таращился на экран своего старенького телефона.

Липко-холодная и совершенно нежданная волна неуверенности высушила рот изнутри и словно бы увеличила чуточку мозг в черепной коробке: стало ему в Пашкиной голове как-то тесновато.

Что, если всё это не сработает? Если влиять на мир не получится? Ведь не вернёшься уже домой, после такого-то… Разве только повезёт, и в упаковку из-под фена предки не успеют залезть…

Шея взмокла.

Пашка, забывая дышать, навёл камеру на свои худющие голые голени с жёлто-синим синячиной под правым коленом (следствием мощного удара гоповатого парня в драке). Открыл потребности.

Ткнул в наполненные на девяносто семь процентов мочевой пузырь и толстую кишку. Редактирование было доступно за сто баллов.

Только как оно это провернёт? А если Пашка просто обосрётся да обоссыться тут на месте? С другой стороны, Стержню же он наполнил мочевой пузырь, а не опустошил, когда кошак лужу напрудил.

Пашка обернулся на подсвеченную изнутри палатку. Зашагал в лес. Развязал кофту и присел на корточки на всякий. Ткнул в «опустошить» и зажмурился.

И тут же ясно почувствовал, что в туалет ему больше не нужно! Совсем не нужно!

Пашка вскочил.

Под ногами было чисто, только валежник и ветки.

Он даже попробовал поссать всё-таки, но ни капельки выдавить из себя не смог!

Глаза загорелись восторгом.

Пашка плюхнулся на кофту голым задом, снова влез в игруху, наклацал анатомический справочник и за двести баллов выключил трещину в ребре. Вдохнул. Выдохнул.

Вскочил. Словно сумасшедший островной абориген принялся скакать голышом, махая руками и задирая ноги. Боль не возвращалась. Пашка даже упал в еловые иголки, пара из которых впилась в ладони, и отжался десять раз подряд.

Ребро больше не причиняло дискомфорта абсолютно!

Захотелось учудить что-то невероятное: взлететь над лесом, раздвинуть землю под ногами в пещеру, телепортировать сюда Деда Мороза. Вместо того, Пашка спешно отключил у себя грибок стопы и остаточный бактериальный бронхит, а потом… помедлив немного ещё и все синяки на морде. После покупки последнего выпало всплывающее окно:

«Адаптировать восприятие? Цена 10 000 баллов».


Блин, нет, разумеется! Комплекс мероприятий и так обошёлся в тысячу двести очков!

Отказавшись от адаптации, Пашка свернул игру, залез во фронтальную камеру, врубил вспышку и…

Он снова опустился на кофту.

Одно дело было прекратить хотеть ссать или не чувствовать больше боли в рёбрах где-то внутри и совсем другое – вот так вот своими глазами видеть, что с лица испарились все увечья.

Пашка тронул пальцами глаз, ещё недавно совсем заплывший. Поморгал.

И впервые задумался о том, как, собственно, это вообще возможно. В чисто техническом смысле. Вот моча из него куда делась? Выпарилась? Впиталась? Как это проворачивается с точки зрения физики?

Рожа разбитая выправилась как? Ускорились эти лейкоциты, или что там латает раны?

Вроде как бы даже у божественной силы должна иметься какая-то механика, нет?

Пашка вгрызся в ноготь на большом пальце левой руки.

Потом развернул игруху снова. Разбил «икс», перевёрнутый «игрек» и льва.

Оттянул нижнюю губу пальцами в глубокой задумчивости.

А потом вспомнил житейскую мудрость дяди Семёна: работает – не трогай.

Не на то его мыслемешалка направилась! Надо не «как?», а «что?»!

С сожалением понял вдруг Пашка, что для любой редактуры действительности нужно сначала камеру навести на изменяемый объект. Например, сидя в лесу в окрестностях Пыркино, не выйдет ни батю от любовницы отвадить, ни отношение предков к младшему сыну и его поступкам поменять.

Тут же захотелось в город вернуться. Но Пашка сразу же себя обругал. Вспомнился Лавриков, велевший наслаждаться происходящим.

Вот, кстати, по поводу Лаврикова! Задания!

Пашка поспешно залез в соответствующий раздел.


«28. Усни рядом с Людмилой Пионовой. Награда – 20 баллов».


Это ему не понравилось. Нет, не идея заснуть рядом с Люськой (хотя как сейчас заснуть – ещё вопрос), а размеры вознаграждения. За полчаса он растрынькал почти две тысячи очков. Почему опять такие маленькие цифры?

Не, уснуть сейчас вообще не вариант. Нужно было срочно сотворить что-то грандиозное!

Пашка встал, повязал вокруг пояса кофту и тихонько пошёл к Толиковой палатке.

Спал его друг обычно крепко. К тому же из-за дурной страсти соседки снизу играть на пианино по утрам, привык использовать беруши. Шансов расстегнуть молнию и не разбудить Толика было порядочно, в крайнем случае скажет, что пришёл стрельнуть сижку.

Пашке был нужен подопытный образец.

Успешно расчехлив палатку и сдвинув молнию внутренней части так, что стало видно Толикову ногу в носке, он с предвкушением поймал её в объектив.


«Ваш товарищ. ФИО: Востриков Анатолий Дмитриевич. Возраст: 16 лет. Состояние: сон».


Нуте-с, нуте-с.

Меню человека в продвинутом аккаунте изменилось! В направлениях расширения добавились пункты «навыки», «страхи», «таланты», «знания» и «назначить действия», каждый открывался за двести очков.

Пашка разблокировал всё, включая не тронутые раньше «эмоции/настроение» и «цели/желания» по пятьдесят баллов.

Навыков у Толика оказалось неипически много. Строки с полосками, в которых можно добавлять значения, ушли вниз в бесконечность. Пашка попробовал промотать до конца, но скоро устал. К счастью, вверху имелась поисковая строка с возможностью ввода текста. Эксперимента ради Пашка свёл в ноль умение разжигать огонь и довёл до максимума драки (ближний бой), потратив ещё шестьсот баллов.

Потом влез в «таланты» и офигел от открытия, что Толик, прокачан в вокальных данных, писательстве и… стихосложении! Вот это новости!

Но самым любопытным показалось Пашке меню «назначить действие».

Оно открывало строку ввода, но написать там всё что угодно, не получалось. Например, набранное «взлететь выше ёлки» активным не стало. Зато, когда Пашка напечатал «почистить зубы» после словосочетания появился значок решётки и стало можно кликнуть по нему и вбить точное время, когда Толик решит это действие выполнять. Стоила одна команда целых пять сотен, так что зубы Пашка убрал, и назначил ему «приготовить завтрак на всех» в десять пятнадцать утра.

А вообще, нужно было притормаживать, на счету не так много очков, чтобы тут играться. Только очень уж хотелось посмотреть на результаты такого управления. Пашка выставил свой будильник на половину одиннадцатого, хотя всё ещё очень сильно сомневался, что получится уснуть.

«Знания» имели очень обширное меню с массой ответвлений и подпунктов, но самым крутым в них была строка ввода около клавиши «загрузка». Например, можно было вложить в башку Толика разом весь испанский язык, но даже «базовый уровень» стоил сорок тысяч баллов, и, конечно, Пашка их зажлобил.

Однако про своё решение отблагодарить друга за многолетнюю верность он не забыл. Зайдя в анатомический справочник, Пашка влез в «жировые отложения (карта)». Теперь с помощью новых функций за накопленные очки можно было параметры регулировать. Разово Пашка перегруппировывать Толика не стал, хотя поначалу и собирался. Но, когда приложуха попросила ввести временной интервал для приведения тела к выбранному состоянию, понял, что за ночь перевоплощение будет странным. Так что он назначил другу целых четыре месяца на таянье наеденных жиров. Стоимость плюшки сразу упала с пятидесяти тысяч баллов до пяти.

До фига всё равно, однако Пашка давал себе слово. После нажатия на «ок», прилога выдала льва.

Баланс составлял теперь восемьдесят четыре тысячи сто восемнадцать баллов. Конечно, чесались руки загрузить себе каких-то невероятных знаний, но здравый смысл подсказывал притормозить и сначала оценить результаты эксперимента, а уже потом разбрасываться своими запасами. И вообще, лучше это делать по делу.

Вытащив из кармашка внутри палатки пачку сигарет, Пашка Толика оставил и сел у едва тлеющих углей костра. Было зябко, и очень кстати пришёлся оставленный тут спальник из палатки Пионовой.

Пашка закурил и задумался. Вернувшись в город, нужно будет подкараулить предков где-то, например, у подъезда. Чтобы было время навести камеру и зайти в меню без давления, ора и рукоприкладства.

И потом пофиксить все их нежелательные намеренья!

Пашка докурил, потянулся вперёд, взял складной нож и отёр его от мясного маринада. Распорол край тугих Зинкиных бинтов и принялся разматывать их на ощупь, снова закутавшись в спальник. Было холодно.

А как выиграть в лотерею? Несовершеннолетнему бабло не отдадут. Спонсировать кучей денег предков что-то уже сильно не хотелось. Наверное, нужно придумать какой-то другой способ обогащения на первое время. Ладно, это решаемо. В конце концов, деньги только инструмент, так-то и за баллы можно получать нужное. И логичнее думать о том, как добыть баллы.

Пашка швырнул бинты на угли и закурил снова.

Если задания пойдут с такими мизерными наградами, скоро весь запас иссякнет. Но может, это только с первым лажа? Надо выполнить его и глянуть следующее, чтобы прояснить ситуацию.

Пашка затушил окурок, взял бутылку минералки и пошёл к палатке.

Пионова сопела, обхватив спальник бёдрами. Она натянула трусики, но в остальном оставалась раздетой. Пашка залюбовался, закусив губы от восторга. Это он получил без всякой магии! Сам!

Зырил Пашка на свою красотку, пока прилога не обозвала бараном. Правда, в довесок выдала ещё льва.

Он улёгся и вырубил экран телефона в потолочной сетке. Стало темно. Люська дышала мерно и сладко. Его наполняло счастье.

Но уснуть не выходило никак.

Можно назначить бате бросить Лебедевскую мамку одним кликом. А потом заставить убраться в Пашкиной комнате. И отдраить унитаз. Хоть бы и зубной щёткой, как в армии. Можно даже своей.

Можно назначить Пупу, Кумыжному и Абдулову припереться в школу в розовых бабских кофточках. Или пойти и втроём обоссать у всех на глазах двери учительской, чтобы и их отчислили к чертям собачьим из школы.

Можно назначить Мирошиной встать посреди урока и снять верхнюю часть одежды.

Можно то же самое сделать с любой училкой.

Можно…

Как же уснуть-то? Если Пионова встанет, а он всё ещё не выполнит квест, задание зависнет на целый день, и Пашка изведётся, гадая, что там дальше приготовили и за какую награду!

Спасительная мысль пришла часа через пол. Пашка взялся за телефон, вошёл в игруху, наклацал свои потребности. Сотня баллов для того, чтобы заиметь двадцать, была неоправданной тратой, но без этого можно вообще рехнуться. И потому он свёл свою энергию в ноль нажатием кнопки. И тут же отрубился.

Проснулся Пашка от звонка будильника, долго осоловело искал телефон в складках спальников и ворохе смятых шмоток. Пионова недовольно заворочалась.

Тут же вспомнились все чудеса вчерашней ночи. Наконец-то отыскав смартфон, Пашка изогнулся, натягивая труселя и джинсы, с радостью убедился, что ребро по-прежнему не болит, и расстегнул молнию палатки.

Толик возился там, где вчера обустроили кухню.

На бревне лежали нарезанные овощи, завёрнутая в фольгу картошка, коробочки с купатами со снятой обёрткой. Стояли складные кружки, из которых свешивались тесёмки чайных пакетиков.

Толик сидел на корточках около кострища. На лбу и щеке у него была сажа. Так и эдак Толик подносил к свежим поленьям огонёк зажигалки, то и дело сквозь зубы матерясь и начиная сосать пальцы и махать из стороны в сторону накалённой зажигалкой.

Потом взял полупустую бутыль средства для розжига, но полил им не дрова, а угли в самом низу. Взялся за салфетку, подпалил её и положил поверх брёвен. Истлев, салфетка погасла.

Пашка восторженно осклабился. Так-то Толик мог развести костёр даже в ливень!

Работает! Чёрт возьми, реально работает! Божественная игруха!

Он взялся за телефон. Разбил «икс» и льва, смахнул уведомление о выполнении квеста. За три сотни баллов вернул Толику навык на прежний уровень. И поклялся себе экономить.

Залез в задания.


«29. Выиграй спор с Русланом Востриковым. Награда – 20 баллов».


Та-а-а-ак! Опять двадцон несущественный. Срань господня! И как набирать очки для всемогущества?! Вот это подстава!

Игруха дала перевёрнутый «игрек».

Толик пересобрал свой костерок пирамидкой, ловко подпалил обрывком от пачки углей что-то внутри, и подул на разгорающийся огонь.

Позади зашевелилась и села Пионова. Пашка услышал, как она открывает минералку и пьёт. Потом руки Люськи обхватили его сзади, и она прижалась к его спине.

– Доброе утро, – ткнулась Пионова носом в Пашкину шею.

Он улыбнулся и ощутил невероятное, невозможное счастье. Всё внутри затрепетало от восторга. Плохое настроение испарилось.

Пашка подался назад, повернулся… И увидел, как лицо Пионовой вытягивается, а глаза лезут на лоб.

– Офигеть! – выдохнула она и протянула ладонь к Пашкиной щеке. – Фига се.

– Что?! – переполошился он.

– У тебя все побои пропали! – выпалила она, подаваясь вперёд. – Вообще без следа! За ночь!

– Бодягой намазал, – хмыкнул Пашка и приосанился. – Свежий воздух, к тому же.

– Обалдеть! – у Люськи даже голос стал сиплым от удивления. – Прям чудеса. – Она взяла его за голову и принялась недоверчиво тереть кожу подушечками пальцев.

– Тоналки нет, – прыснул Пашка.

– Нереально… – прошептала Люся. – Чем обрабатывал? Мне нужно это чудо-средство!

Пашка смешался.

– Да у предков из аптечки взял тюбик бодяги, там чуть оставалось. Натёрся перед сном и выбросил.

– Надо найти и сфоткать упаковку! Это же колдовство! Мне в жизни так бодяга не помогала!

Она зашарила руками и начала одеваться.

– Мать какую-то купила давно, может, и не производят уже даже... – пролепетал Пашка.

Блин. Надо отвлечь от идеи поиска несуществующего тюбика.

Но это оказалось непросто. Толик вытаращился на своего друга, словно он по воде пошёл на утреннюю пробежку, чуть купаты не сжёг от удивления.

Исчезновение синяков и ссадин стало главной темой дня. Пионова перерыла все пакеты с мусором в поисках магического лекарства, хотя Пашка клялся, что потом спросит у матери и даст ей название. Толик глаз с него не сводил.

Немного спасла необходимость идти встречать Руслана к станции.

Люську оставили в лагере, и по пути разговор сам собой перепрыгнул с чудес исцеления на чудеса мужания. Толик требовал подробностей о прошедшей ночи в деталях и красках. Пашка почему-то засмущался. Отношение к Пионовой у него было трепетное.

Зато Толик умудрился вывести параллель между первым людским трахом и регенерацией кожных покровов, и сам так увлёкся своими антинаучными измышлениями, что протрындел о них весь остаток пути.

Двоюродный брат Толика, квестовый персонаж Руся, с которым следовало о чём-то спорить, был Пашке немного знаком. Двадцатичетырёхлетний, высокий и худой, он то и дело появлялся вокруг Толика, в особенности по праздникам. Был Руся весёлым, и Пашке нравился.

Только пребывал он в очень плохом настроении.

Оказалось, грозило Руслану отчисление из университета.

Глава 2: Учение от Павла

– Сраный диплом! – частил Руся, пока они пересекали мост через Суру. – Комп накрылся с концами, и этот сраный диплом вместе с ним. Я его полгода писал, мля! Крайний срок сдачи – в среду. Препод – бессердечный зверь восьмидесяти лет. Никаких поблажек! Из-за него уж сколько народу полегло…

– И ты поехал в лес, а не восстанавливаешь диплом, потому что?.. – хмыкнул Толик и получил ногой под зад.

– Потому что это нереально! Не говори, как Танюха, мы и так разосрались с ней вдрызг. Походу, придётся взять академку.

– Ты же вроде сам писал, если мне память не изменяет, – не сдавался Толик. – Восстанавливай, не тупи!

– Да ты сбрендил?! Невозможно это за несколько дней, хоть сиди не разгибаясь! Всё, в жопу диплом. Буду грузчиком. Зато оторвёмся, – расхохотался Русик.

Пашка успел разбить пару «G» на боку, накопившихся с утра. Настроение у него было приподнятое и очень хотелось прибухнуть. Но это он себе изо всех сил запрещал. Не заканчивались хорошо для Пашки такие начинания. А тут рядом Пионова, а в кармане – всемогущество. Мало ли что в пьяную голову взбредёт?..

Разве что немножечко… вот как вчера… получилось же вчера немножечко…

И ещё Пашка клятвенно пообещал себе наслаждаться моментом, каждым теперь моментом своей новой жизни. Не перспективами, а вот этим вот чудесным сейчас.

Потому что оно и правда было офигенским! Он с друзьями и настоящей собственной девушкой (!) за городом, тусит и веселится, у него нет никаких проблем и впереди – только лучшее!

– Ого! – оценил Пионову Русик, когда они наконец дотопали к лагерю. – Вот это поворот. – И глянул на Пашку с удивлённым уважением.

Он приосанился. И по-хозяйски чмокнул Пионову в щёку рядом с губами.

День прошёл великолепно! А большая банка растворимого сорбента, которую привезла Люська, очень способствовала соблюдению Пашкой данного себе обещания.

До вечера игруха выдала пару перевёрнутых «игреков», четыре кривенькие «Т» (повысив Пашкин уровень до сорок первого), одну «G» на боку, троих львов (повысив уровень до сорок второго!), пять свинок и шесть овнов.

А после того как Руслану позвонила его девушка, почти невеста, с которой он проругался по телефону целых пятнадцать минут из-за своего диплома, а следом за ней ещё и мать, зародилась в голове Пашки интересная мысль.

Отсев ото всех, он исхитрился взять Русю в объектив и вошёл в меню программирования задач. Тратить на Русика дорогущую загрузку знаний Пашка бы не стал, но тот ведь говорил, что писал свой сраный диплом сам. Значит, знания есть. И воспоминания о них есть, только где-то в недрах памяти. А что, если…

Пашка вбил в строку «назначить действие»: «Набрать в гуглдок текст, полностью дублирующий пропавшую дипломную работу» и затаил дыхание.

Решётка! Она появилась! Пять сотен балов, столько же, сколько за завтрак или чистку зубов!

Палец Пашки ненадолго задержался над кнопкой. Внутри шевельнулась жадность. На экране закрутилась эмблема гордо вскинувшей морду лисы с пышным хвостом. Разбив её, Пашка всё-таки пожертвовал пятью сотнями драгоценных очков. Он назначил Русе время старта в час ночи.

Лиса к тому же в строке была десятой.


«Вы достигли 43-го уровня!»


Пашка припомнил, что натыкался на возможность редактирования истории предметов на сотом уровне, и залыбился до ушей. Если окажется, что такие функции касаются не только предметов…

А захочет ли Пашка вносить правки в своё прошлое? Тут большой вопрос, так-то. Вспомнился «Эффект бабочки» и прочие аналогичные сюжеты в кино. Можно доизменяться до того, что игруху он не скачает. Разумнее пожертвовать шестнадцатью годами, полными лишений, и наслаждаться шикарным сейчас!

Единственным недостатком вечера было то, что Руся совершенно не порывался спорить о чём-либо.

Пашка ожидал, что ситуация, о которой говорилось в квесте, смодулируется сама, как бывало раньше – с отжиманиями там, или тетрадкой по физике. Но ближе к полуночи заподозрил, что в этот раз нужно проявлять инициативу. Тем более Пионова уже зевала, а у Пашки на неё перед сном были определённые планы.

– Русь! – прищурился он и встал, протягивая Толикову брату руку. – А вот спорим, что ты за эту ночь восстановишь свой диплом?

Тот расхохотался.

– Серьёзно, – не отставал Пашка. – На косарь.

– Даже пробовать не стану, – гоготнул Русик и отпил за раз полбанки пива, а затем смачно отрыгнул. – И харе уже про сраный диплом, настроение портится.

– Ну не напишешь, так косарь получишь. – Пашка продолжал стоять, протягивая ладонь. – Беспроигрышный варик.

– Это что за акция помощи начинающим грузчикам? – хмыкнул Толик, и брат запустил в него пустой пивной жестянкой.

– С каких пор ты олигархом заделался? – спросил он у Пашки.

– Спорим! – наседал тот. – Давай, соглашайся! Где твой азарт? Рисков ваще ноль!

– Ну давай! – сдал позиции Руся, покатываясь со смеху, и взялся за протянутую ладонь.

– Ты только начни. Ну, создай док и напиши, что помнишь, – велел Пашка внушительно.

– Да я ща могу только титульный лист, и то без разметки!

– Пойдёт, – кивнул Пашка. – Толян, разбей.

– Мутки у тебя странные, – отметил друг, поднимаясь и расцепляя ударом ладони их руки.

– И мы с Люсей спать пошли, – добавил Пашка. – Да?

Она заулыбалась и покраснела.

– Ну даёт твой Пашок, – услышал он, ожидая, пока Пионова вернётся из кустов. – Красава!

– Это что на тебя нашло? – шепнула в палатке Люся, стягивая толстовку.

– Мотивация.

– Какая же это мотивация, если человеку надо что-то не сделать?

– Эксперимент. Психологический.

Пашка глянул на часики в углу дисплея её играющего в сетке купола телефона и, прежде чем застегнуть палатку изнутри, выглянул наружу. Руся сидел на каремате у костра, облокотившись спиной на бревно-стол, и обоими руками что-то лихорадочно строчил в телефоне. Толик закидывал пустые бутылки в пластиковый пакет, собираясь спать.

Пашка спать пока не намеривался. Были у них с Люськой многообещающие планы…

Пробудившись далеко за полдень, Пашка обнаружил перевод в тысячу рублей от Руслана В., овна (плюс сорок четвёртый уровень), кривую «Т» и двадцать баллов за выполнение квеста. А вот задания продолжали быть прямо-таки измывательскими:


«30. Посети школьные занятия в среду, 2.05.2018. Награда – 10 баллов».


Мало того что на такое количество очков сделать в будущем ничего путного нельзя, так миссия ещё и зависала до послезавтра! Пашка закусил губу, очень пожалел о том, что вчера одарил Русика пятью сотнями баллов, и получил новую лисицу.

– Прикинь, чё! – встретил у костра Толик. Они с Пионовой пили растворимый кофе и ели вчерашний шашлык, о чём-то беседуя. – Руся всю ночь строчил свой диплом и уверяет, что восстановил его! Правда, не знаю, какого вся эта бодяга качества, учитывая, что он выхлестал полторы бутылки водки, но ты, походу, выиграл косарь!

– Мотивация! – засмеялась Пионова. – Паш, мы решили остаться до завтра, если ты не против. Руслан только час назад улёгся, мои и Толины родители не возражают. Твои не будут ругаться?

– Не, – ухмыльнулся Пашка, и Толик закатил глаза.

Остаться в лесу было идеей хорошей, хотя провернуть божественные махинации с предками тоже очень хотелось. Но сомневаться в успехе Пашка уже совсем перестал. Его велением чел за ночь настрочил сотню страниц дипломной работы! Да Пашка может войны остановить (если вычислит, кто за них отвечает, и сможет взять в объектив камеры)!

Понедельник прошёл просто отлично! К ночи Пашка уже подумывал жениться когда-нибудь на Пионовой, хотя ей, конечно, о том не сказал – мало ли, ещё поменяет свои взгляды со временем. Но была Люся бабой зачётной во всех отношениях. Особенно в постельном. Но и во всех остальных Короче – прям суперской!

Спать не ложились вообще, хотя Пашка водил Люську «отдохнуть в палатку» целых два раза. Чтобы успеть на единственную утреннюю электричку в город, на станции в Пыркино нужно было быть в половине седьмого утра. Русик проспал до ужина, а пробудившись, перечитал свой диплом и прямо-таки офигел. Клялся, что он, кажется, в точности такой, как был на сдохшем компьютере!

В связи с такой радостью Русик знатно наклюкался, и его едва дотащили до станции по предрассветному лесу. Почти час отпаивали кофе уже на вокзале в Пензе и буквально положили в утреннюю электричку в Саранск.

Посадив Пионову в такси, Толик от всей души пожелал Пашке выжить и выразил надежду, что сможет увидеть его завтра в школе, хотя видно было, что терзают Толика на этот счёт немалые сомнения.

Пашка же был полон энтузиазма.

День и ночь обогатили его ещё парой овнов, двумя «Т», четырьмя свинками, пятью львами и тремя перевёрнутыми «игреками», принёсшими аж сорок пятый уровень!

Но пока исправлять прошлое нельзя, а управление на расстоянии Пашка не освоил, требовался ему план для внедрения в квартиру, притом желательно с минимальными потерями баллов.

«Эмоции/настроение» из кругового меню человека представляли собой открывающуюся панель с индикаторами, показывающими на первом экране параметры по двадцатибальной шкале из делений, которые можно было регулировать (десять баллов за внесение изменений в любое состояние). Слова, представленные в меню, у разных людей различались.

Пашка тренировался всю поездку на окружающих пассажирах, пока товарищи спали. У себя он поднял энергию на максимум за сотню баллов, и это сработало, как пять банок энергетика.

Иногда активные состояния в меню менялись прямо в процессе взаимодействия. Например, у тётки с клетчатой сумкой, из которой торчала картошка, добавилась строка «гнев», и притом с восемнадцатью делениями, из-за поступившего ей за полчаса до станции «Пенза-1» телефонного звонка. И заменила эта строка исчезнувшую «скуку».

Тётка взялась орать в трубку, красочно подтверждая правильность анализа настроений.

В самом низу экрана имелась строка ввода, нажатие туда вызывало клавиатуру, и можно было набирать слова. Некорректный запрос так и оставался только буквами, например, если написать «собака». Но вот после характеристики чувства возникала решётка, и тогда на слово можно было кликнуть, и оно заменяло строку с самой слабой на данный момент эмоцией.

Имелся также и второй экран, который можно было смахнуть в этом разделе. Там было поинтереснее.

По центру располагалась характеристика, доступная для изменения во всплывающем окошке за тридцать баллов. Например, у тётки после неприятного звонка «Нейтральное!» превратилось в «Очень плохое!». А вот ниже следовали более подробные данные:


«Поскандалить»;

«Пнуть уличное животное»;

«Обматерить кого-нибудь».


Такие настроения были у тётки.

У дремлющего Толика меню показывало:


«Проваляться весь день в кровати и ничего не делать».


Но самое главное, на этом экране тоже была строка ввода! Правда, стоила она пять сотен баллов. Но зато соглашалась вознаградить предложенный вариант решёткой даже в случае весьма длинных и подробных указаний.

Пашка попробовал прописать тётке: «Обнять мальчика напротив, радоваться его существованию в мире, улыбаться и стараться ему угодить», и решётка появилась! Конечно, на такую дичь Пашка пять сотен не потратил. Но зато определился с тем, с помощью какой из функций повлияет на предков.

Проблемы в данном плане имелось две. Первая – нужно было довольно много времени на то, чтобы войти в меню и написать пожелание. Вторая – наличествовало у Пашки разом два буйных родителя, жаждущих с ним разделаться.

А в довесок была с собой ещё и куча походных вещей.

Словно бы уже став буржуем, к дому он подъехал на такси, но не к самому подъезду, а к торцу девятиэтажки. Выгрузив всё и укомплектовав так, чтобы можно было унести за раз, Пашка отволок рюкзак к крыльцу и отошёл, примериваясь к окнам кухни.

Жили они на втором этаже. С улицы ночью было прекрасно видно всё, что происходит в квартире, если свет включён, а портьеры не задёрнуты. Днём видимость была похуже, но, если человек подойдёт к окну, поймать его объективом станет очень легко.

Пашка влез ногами на лавку (благо никаких бабулек в окрестностях не сидело). Взял увесистый ком земли с клумбы. Прицелился.

Но с первого раза промазал. Чернозём разлетелся на крошку, ударившись о стену дома. Зато второй комок угодил точненько в стекло.

Пашка решил так: если выглянет кто-то один из предков, ловит камерой и вводит придуманную заранее команду в настроения. Если оба разом, ловит одного, нажимает на «эмоции/настроения» и уносит ноги за дом, чтобы иметь запас по времени. В этом случае нужно будет переформулировать и добавить идею усиленно защищать сына от второго родителя до тех пор, пока Пашка и на него повлиять не сможет.

Он очень надеялся обставить своё возвращение на тысячу баллов. Если квесты с нормальным вознаграждением не вернуться, нужно будет вообще сесть и проработать чёткий план воздействия на вселенную так, чтобы имеющихся сейчас восьмидесяти трёх тысяч ста пятидесяти восьми баллов хватило на обустройство новой жизни и остался небольшой НЗ на случай чрезвычайных ситуаций.

Кто-то резко отдёрнул занавеску, и в окне показалась мамкина перекошенная морда. Как полыхнули яростью её глаза, было видно даже отсюда.

Пашка стремительно клацнул на «эмоции/настроения». Мамка скрылась из виду. Сердце в груди колотилось со страшной силой.

Дойти до двери, открыть два замка, потом один в тамбуре, притом ключами, а их ещё надо взять, сбежать на первый этаж, распахнуть подъездную дверь. Плюс обуться. Ну короче, фора имелась.

Настроение на втором экране у матери отображалось как «Очень плохое!».

«Орать на сына до хрипоты»; «Бить сына руками»; «Схватить сына за волосы», – прочитал Пашка, и из-за последнего пункта аж поперхнулся негодованием.

Вводить команду помешала возникшая эмблема недоведённой «П», отнимая драгоценные секунды.

Пашка выругался сквозь зубы и начал строчить: «Радушнр встретить сына Пашу, радоваться ему, проявлять заботу, хвалить и защищать от отца».

Решётки не было!

Он уже готов был сдристнуть, оставив свой рюкзачину у подъезда, когда заметил опечатку. Исправил «радушнр» на «радушно» и начал лупить по фразе с появившейся решёткой большим пальцем. Руки дрожали, дыхание сбивалось.

Пашка окнул цену в пять сотен баллов, когда уже щёлкнула подъездная дверь.

И даже был готов увидеть всё ещё жаждущую расправы мамку, из-за чего невольно сжался.

Но женщина, вышедшая из подъезда, вообще была на его матушку непохожа.

– Сыночек! – раскинув руки и улыбаясь так, что буквально до неузнаваемости изменились черты лица, выпорхнула она на улицу. – Ласточка моя, где же ты был? Чумазый какой! – Руки одетой в халат, носки и батины огромные резиновые тапки мамки сомкнулись вокруг стоящего на скамейке Пашки, и она тепло притянула его к своей пышной груди. Пашка шагнул на асфальт. На глазах отстранившейся матушки блеснули слёзы умиления. – Ты голодный? Устал? – Непривычное выражение лица разгладило морщину на переносице, сделав родительницу словно бы немного моложе. – Ох, давай скорее! Надо папке звонить! Он же в полиции, заявление пишет! Не дай бог, принять успеют, так он с тебя, солнышко, шкуру сдерёт!

Глава 3: Битва с приливом

Полиция?! Пашка так и обмер.

Потом попытался себя успокоить. Каким бы злым батя ни вернулся, это поправимо.

Пришлось потратить ещё пять сотен баллов на то, чтобы запрограммировать мамку защищать его физически, пока Пашка успеет навести камеру, войти в нужное меню и набрать текст.

Очень хотелось в душ, но сначала следовало дождаться отца, чтобы не оказаться в неподходящий момент совершенно беззащитным.

Мама выглядела странно, от её поведения что-то неприятное шевелилось внутри и дыбило мелкие волоски на шее сзади ёжиком. Пашка не привык видеть её такой улыбчивой, и вся повадка матери оттого разительно переменилась, делая её какой-то чужой незнакомой женщиной с мамкиными признаками. Словно в фильме ужасов.

– Голодный, Пашенька? Голубцы будешь? Магазинные, правда, сейчас нагрею. Надо тебе помыться, как шахтёр выглядишь! Ты всё-таки с Толей, паскудником, был? Три дня ни слуху ни духу. Уж и что подумать не знали! Папа очень зол. Тебе со сметанкой?

Пашка зажмурился. Подложная мамка казалась умственно отсталой.

Приложение выдало недоведённую «П».

Отец ворвался в квартиру, как разъярённый зверь, спустя минут сорок после того, как матушка ему позвонила. Пашка насилу успел ввести новое настроение, пока мать буквально повисла на нём, схватив за запястья.

Перенастроенный, отец своим присутствием начал вызывать такое же чувство неуютности. Зато Пашка наконец-то смог помыться. Рискнул попросить мать разобрать рюкзак и услышал в ответ: «Конечно, солнышко! Отдыхай!».

Захотелось свалить из дома. Но нужно к послушным предкам привыкать.

Однако оказалось, что Пашка рано обрадовался.

Мать вошла с блюдцем нарезанных дольками яблок в его комнату часа через пол.

– Вот ты совсем себя не бережёшь, – заметила она. – Такой бронхит только долечили, ночами холодно. – Пашке не понравилась едва уловимая смена тональности в её голосе, и он поспешил, не вставая, навести на матушку камеру. – До вечера будешь лежать? Ты бы или поспал, или уроками занялся… – Индикатор «Раздражение» в меню настроений с каждым словом сдвигался вправо, а выражение матушкиного лица становилось всё ближе к привычному. – Вещи хоть бы отряхнул, прежде чем в рюкзак совать… сажей с кана всё перепачкалось, можно было в пакет его завернуть? Ты на три дня пропал не пойми куда, мы тут с отцом…

Пашка резким движением пальца увёл раздражение в ноль за десять баллов, и выражение умилённого идиотизма вернулось на лицо матери.

– …переживали очень, мы же любим тебя, солнышко! – закончила она.

Но тут в комнату грозно подтянулся батя, успевший раскочегарить своё раздражение на полную, Пашка едва и сумел опустить индикатор раньше, чем он бросился на него с тумаками. Но за это время мамино доползло до середины.

– Что ты сидишь в этом телефоне, глаза поднять не можешь, когда с тобой родители разговаривают, – уперев руки в боки, завела она, пока Пашка переключался на меню настроений.

Дальше пошло что-то, напоминающее битву с приливом. Походу, перепрограммировать естественное желание и склонность искусственно было совсем не так просто, как Пашка возомнил. Настройка быстро сбивалась, растрачивая зазря дефицитные баллы. Стоило родителям выйти из комнаты, они начинали думать о сыне, раздражение разгоралось, и…

Пашка растрынькал ещё пятьдесят очков в этой неравной борьбе. Он был зол, почти кипел. Не утешали даже три дракона и пять недоведённых «П», пожертвованных приложухой в утешение, хотя драконы и дали сорок шестой уровень.

Когда, выходя из туалета, он в очередной раз услышал, что мамка с отцом говорят на кухне о сыне на повышенных тонах и уже обвиняют друг друга в неадекватной реакции на побег, он понял, что сейчас они нагрянут минусовать новую порцию баллов. Так до утра Пашка вообще с голой жопой останется!

Ворвавшись на кухню, он свёл батину энергию в ноль за сотню, а следом и энергию кинувшейся к упавшему лбом в тарелку отцу матери.

Приложуха похвалила за сообразительность парой недоведённых «П».

Пашка потянул отца за плечи, спихнул на уголок и даже протёр ему лоб салфеткой от супа. Мамку с пола попробовал оттащить в спальню, но она была тяжёлой, как бегемотиха. Пашка мотнулся к кровати, принёс подушку и одеяло, обустроил мамкину ночь на полу и даже окно на кухне закрыл.

Приложуха дала ещё одну «П» с прорехой, подняв уровень до сорок седьмого. Пашка высокомерно хмыкнул, возвышаясь над поверженными врагами, и получил льва.

Однако же проблему надо было решать.

Пашка обошёл храпящую на полу мамку, вскипятил воду и залил в чашке чайный пакетик. Взял табуретку и уселся, облокотившись спиной о кухонные шкафчики. Вошёл в батино меню и попробовал подобраться к вопросу через «цели/желания». Это, по крайней мере, звучало не таким сиюминутным, как настроение, и могло продержаться подольше.

Меню открывало два листаемых экрана.

Желания были прописаны строками, некоторые – выделены курсивом или жирным шрифтом. Когда у бати появилось курсивное «почесать нос», он тут же, не просыпаясь, поднял руку и начал тереть лицо.

А вот «заехать к Катьке», отмеченное чёрным, Пашка попытался убрать. Оказалось, если желание зажать, выпадало меню. Было доступно «сделать сиюминутным», «сделать текущим», «закрепить» (в данном случае помеченное галкой), «удалить» и «редактировать».

Пашка кликнул на последнее и получил клавиатуру.

«Бросить Катьку» – с ликованием переписал он и сохранил желание, оставив закреплённым. Это стоило пятидесяти баллов.

Ха! Вот и покончено с шалавой Лебедевой!

Ещё батя хотел пить, а больше во сне ничего не отображалось. Внизу была строка для ввода новых желаний.

Пашка набрал в ней: «Не злиться на младшего сына», и закрепил в жирный цвет за ещё пять десятков очков.

Потом переключился на «цели».

И выматерился в голос.

Потому что, кроме «купить машину», «съездить на охоту с Семёном» и «купить пуховик», там было «развестись с Ленкой, когда Паша окончит школу».

Вот гнидень!

Приложуха выдала дракона и недоведённую «П». Пашка дышал часто и свирепо. Попытался снести поганую цель, но за такое запросили ни много ни мало пятьдесят тысяч баллов!

Пашка понял, что у него дрожат руки. Вскочил, прошёл по кухне, чуть на мать не наступив в сердцах. Плюнул в раковину. Сходил в комнату, достал из куртки пачку сигарет и выкурил две штуки на балконе.

Перед глазами были искры. Пашка пнул ногой пакет с каким-то тряпьём. Захотелось вбить отцу желание затолкать себе в задницу ёршик для унитаза!

Ну как такое вообще может быть?! Развестись и что? Жить с мамкой Лебедева?! Чтобы тот Пашке стал как Вахтанг Островской – названым братиком?!

Срань господня!

Пашка вытащил из кармана вибрирующий телефон. Ему надавали три недоведённые «П», четырёх драконов и перевёрнутый «игрек».

Пидор старый! Ну и скотина!

Ничего! Завтра он эту шалаву бросит! Там, глядишь, и цель со временем поменяется…

Возвращаться в кухню и даже смотреть на отца не хотелось, но Пашка всё-таки с порога внушил мамке закреплённое желание не сердиться на младшего сына. Он очень надеялся, что это даст результат.

Уснуть не получалось. Пашка уже и вздрочнул, и даже подумал снизить энергию, но пожалел баллов. Приложуха успела за два часа подарить ещё две недоведённые «П», овна и трёх драконов. А лучше бы стала опять давать очки в нормальных количествах! Вот какой ему сейчас толк от нового сорок восьмого уровня? Корректировка прошлого, небось, миллион стоит, если простой цели – пятьдесят Ка!

Кое-как успокоиться получилось, только врубив сериал и залипнув в него. К шести утра, когда в родительской спальне стал звонить батин будильник, Пашка ещё не спал.

В итоге отнёс телефон на кухню, стащил с мамки одеяло (хотя подушку оставил) и свалил в комнату. Что там предки решили по поводу своей отключки странной, не подслушивал. Когда к нему заглянули, притворился спящим.

Может, желание не злиться на Пашку помогло им не пытаться его разбудить перед отбытием на работу, хотя такое почти наверняка означало, что Пашка опоздает в школу. Они же не знали, что он за ночь нажевался бутеров и вообще одетый под одеялом только и ждёт, пока щёлкнет замок.

Едва предки свалили, Пашка вскочил и через десять минут уже вылетел из дома. Мало ли, вдруг не засчитает квест из-за опоздания.

На географии Толик встретил Пашку с пытливым любопытством, но говорить помешал начавшийся урок. Зато после звонка он накинулся прямо как на допросе!

– Да всё путём, что ты заладил?! Проорались и успокоились! Им вообще на меня по хер!

Одного прихода в школу для завершения квеста оказалось недостаточно. Учитывая трудности с родаками, Пашка решил своей божественностью без толку не играться, пока как минимум не научится добывать баллы в нормальных количествах и не разбогатеет. Хотя приколоться над бывшей Славкиной, а нынче Абдуловской шайкой так и подмывало!

На самом деле нужен был какой-нибудь бизнес-план. И, когда на физре Абдулов заехал Лебедеву в бок так, что тот согнулся пополам, Пашка, хотя в целом не был особо против издевательств над Лебедевым теперь, кое-что придумал.

Пока физрук отвлёкся, навёл на Абдулова камеру и ввёл заданным действием «Перевести все деньги со своей карты на карту с номером…», а дальше вбил реквизиты своей. Сначала хотел указать телефон, но хватило ума проверить в истории трат, как выглядят сделанные ранее переводы. Номера телефонов там отображались полностью. А номера карт – частично скрытыми звёздочками. К тому же по номеру карты вообще хрен поймёшь, чья она.

Время Пашка в своём задании программировать не стал, окнул текущее.

Прекратив ржать над побелевшим Лебедевым, Абдулов полез в карман спортивок, вытащил мобилу, что-то там поклацал.

Пашка так и офигел, увидев перевод от Ильи Рагимовича А. на тринадцать тысяч сто восемнадцать рублей двенадцать копеек!

Вот это подгон за пять сотен очков! Хера се бабла у десятиклассника!

Приложуха добавила от себя льва и цельную «П». Настроение закрепилось как «великолепное».

Так этому мудачью и нужно! Всех вокруг унижает, думает, что самый умный! Пора платить по счетам!

На алгебре Абдулов стал смурным и насупленным, так часто что-то клацал в телефоне, что Зина сделала ему замечание. Пашка нарадоваться не мог.

Сама Зинка как-то расцвела и преобразилась. Долго вглядываясь в неё, Пашка понял, что математичка изменила причёску и, похоже, это ей шло. Как будто помолодела даже. Бабулькой выглядеть перестала.

Вот что земля счастливая с людьми делает!

Телефон завибрировал, Пашка увидел пуш-уведомление с иконкой льва. Но трогать гаджет не стал, чтобы не поймать замечание. Была среда, это, выходит, Зинка рассчитывает на допы? Отменить их, что ли, игрухой? А с другой стороны, можно и сходить. С Зинкой всяко поприятнее оказывается, чем с предками – и по фигу, злобствующие они или странные, перепрограммированные до того, что волосы дыбом встают.

Хотя проглядеть батину память на предмет отставки Лебедевской мамке тоже очень хотелось.

После ОБЖ Пашка заболтался в коридоре с Пионовой так, что опоздал на русский язык. Но всё же очень надеялся, что это не повлияет на квестовое задание. Он же пришёл в итоге, значит, уроки посетил, верно?

Информатика прошла без эксцессов, а вот английский язык оказался сорванным. И как!

Началось с того, что Виктория Константиновна опоздала, и в классе стоял шум. Абдулов, уже много часов ломавший голову над своей странной благотворительностью (Пашка смотрел его мысли пару раз, потому что были они ну очень классные, даже слушал через наушники целых десять минут на ОБЖ), пребывал в очень хреновом настроении.

Без какого-либо повода он вдруг подвалил к парте Толика и Пашки в кабинете английского языка, сообщил Толику, что тот – жирное чмо уродское, и взялся тыкать тому в топорщащиеся под футболкой бока пальцами под хохот одноклассников. Пашка уже хотел что-то ввернуть про Вахтанга, когда вдруг его страдающий соплежуйством друг перехватил руку Абдулова и как-то так ловко и молниеносно её вывернул за спину, что тот оказался приплюснутым мордой к парте.

Подоспевшие на подмогу Кумыжный и Краснопупинский, хотевшие Толику врезать, огребли один ногой, второй – кулаком в скулу. Началась нехилая драка, девки визжали, парты разъезжались в стороны, а Пашка потерял дар речи настолько, что забыл прийти на подмогу. А всё потому, что эта самая подмога оказалась Толику не нужна!

Словно Рембо на экране в кинотеатре, толстый и неповоротливый обычно Толик умудрялся уклоняться почти ото всех сыплющихся ударов, или группироваться, получая некоторые, так что даже не падал с ног. Он сломал Кумыжному челюсть, разбил Пупу губу и Абдулова довёл до того, что тот в голос запросил пощады!

Тут-то наконец объявилась Виктория Константиновна и учинила скандал.

Всех четверых увели к директору, но очень скоро Кумыжного перенаправили в медпункт.

10-й «Г» пребывал в волнении. Домой никто не спешил, все только и делали, что шокировано галдели. На глазах Пашки Толик превращался в легенду.

А он вспомнил, как в ночь на воскресенье прокачал другу ближний бой в драке на максимум.

Хера се эффект!

Толика нужно было дождаться. После звонка подтянулась Пионова, и скоро они с ней вдвоём устроились на подоконнике в коридоре около учительской. Разбирательства продолжались. Через час приехала тёть Жанна, Толикова мама, и кучерявая высокая дамочка, чем-то похожая на Кумыжного.

Пашка всеми силами оправдывал буйного друга перед Пионовой. Та была не сторонницей драк, но он постарался всё объяснить так, чтобы и Люська Толиком гордилась. На самом деле они начали за него всерьёз переживать.

Но оказалось напрасно.

Да, учителя были злы, и классная хваталась за голову, но тёть Жанна как-то всех поставила на место. И выглядела довольно горделивой, когда все наконец-то вывалили из кабинета директора.

Пуп и Абдулов смотрелись хреново, а Кумыжный вообще кошмарно. Его тут же забрала кучерявая мамаша. Толик, не получивший ни одной видимой ссадины, сиял, и Пашка перестал за него волноваться.

Друг оценил их ожидание, но тёть Жанна хотела везти его домой. Сердитой она, впрочем, совсем не выглядела.

Люська уже опаздывала на свою йогу в парке.

А Паша… успел поглядеть новое квестовое задание, появившееся с концом седьмого урока после поступления на баланс двадцати баллов. И находился в смешанных чувствах, хотя за него можно было получить наконец-то нехилый такой бонус.


«31. Посети Терновское кладбище, найди могилу Айвазовской Агнии Ауэзовны и забери горсть земли из-под памятника. Награда – 5 000 баллов!»


Агния Айвазовская не гуглилась. Это Пашка успел проверить, отлучившись в сральню за часы ожидания Толика. Точнее, парочка Агний нашлась в соцсетях, но были они все живые, выкладывали свежие фотки и заходили на свои страницы. Короче, очевидно, не могли иметь памятников на Терновском кладбище. К тому же Агний Айвазовских, указавших в инфо Пензу, не выбивалось вообще. Пашка успел погуглить кладбище, оно было тут, в родном городе, около аэропорта. Хрен знает где от Пашкиного района, ну да ладно.

И вот вроде, ничего такого. И закончится почти на сто процентов как-то хорошо. Но только все эти похоронные темки ему вообще не нравились. Они вызывали какое-то беспокойство, хотя с Лавриковым всё и вышло прекрасно, а в этот раз даже не было распоряжения ехать на погост ночью.

Но вселяли кладбищенские мотивы, зачастившие в игрухе, тревогу. Какое-то неприятное и зудящее ощущение, будто вся эта история с божественностью и колдовским приложением в итоге Пашку приведёт куда-то не туда…

Глава 4: Детектив Соколов

Доехать на такси до нужного погоста было можно за сорок минут, Пашка даже скачал и установил наконец приложение Яндекса, до сих пор ему ненадобное. Он же теперь может себе позволить и в булочную, и куда угодно.

Откуда взялась батина присказка про такси и булочную, Пашка не знал, но использовал тот её всякий раз, когда у членов семейства возникала мысль по тем или иным причинам воспользоваться дорогостоящим способом перемещения.

Проблема состояла в том, что уже было почти шесть вечера, а где-то к половине восьмого солнце совсем зайдёт. Ночные же походы на кладбища Пашка не жаловал ещё больше, чем дневные. Выйдя из давно опустевшей школы и постояв на крыльце, он вдруг сам для себя нежданно свернул за здание и пошагал мимо трансформаторной будки по вытоптанной дорожке в сторону домов математички и Лебедевых.

Мимо подъезда папкиной любовницы пронёсся, ускорив шаг. Что, если именно сейчас отец эту курву бросает и выскочит наружу, а она за ним в панике, полуголая и вся в соплях, как в кино?

К Зине он опоздал на двадцать минут к назначенному времени, но она совсем не ругалась. И алгебру свою объяснила так, что Пашка в натуре понял, и чаем с вареньем напоила, и вообще осознал Павел Андреевич, что ему у одинокой училки в гостях комфортнее в сто раз, чем дома, даже когда предками управлять можно. И, кстати, вот Зинкой вообще управлять не хотелось. И без того была она нормальная. Вот бы Пашке таких родаков, как Зинка… или хотя бы бабушку…

Дед по отцу помер два года назад, бабка тогда с концами перебралась на дачу и вскоре превратилась в плантатора-рабовладельца. Постоянных холопов притом она не имела и потому решила, что лучший выход – использовать таким образом родственников. Если попасть в бабкины лапища, можно было сдохнуть на её безумном огороде, который бабка и завела, скорее всего, именно с этой целью: сдохнуть там самой и воссоединиться с дедом. В общем, на ставшую постоянным местом жительства бабки дачу Пашка не ездил уже полтора года, опасаясь за своё здоровье.

Родители мамки очень не любили батю и потому общались с его сыновьями как-то вымучено и очень уж критически. Именно от бабы Гали Пашка впервые узнал, что обязательно станет таким же алкашом и неудачником, как его отец, и что всё о том давно говорит. Короче, мало приятного.

Другое дело Зинка…

Интересно, а нельзя ли как-то будет исхитриться потом и назначить её Пашкиной родственницей взамен отбракованных экземпляров?..

Когда он вернулся домой, отец пребывал в очень скверном расположении духа. А, завидев сына, выдал:

– Паш, я не хочу на тебя злиться, лучше с глаз уйди! – и уставился в телек.

Ну что ж. Так или иначе, работает вчерашний метод программирования получше, чем выбор настроения. Вон насколько хватило.

Мать оккупировала ванную. Пашка, чувствуя себя сапёром, поймал батю в кадр из-за угла за кухонной дверью, и, войдя в меню, спрятался в комнате. Зинка накормила его лазаньей, есть не хотелось. Зато ох как хотелось поглядеть крах Лебедевской мымры. Но сначала, очень аккуратно, чтобы не свернуть инфо отца и не понадобилось опять партизанить и ловить его в кадр, Пашка заглянул в «цели/желания».

И чуть не запустил телефон в стену.

«Помириться с Катькой» – значилось жирным шрифтом под «нажраться с Семёном» и «выпить пива с воблой».

Да твою ж мать! Да издевается этот кобель, что ли?!

Смотреть, очевидно, временную, отставку Лебедевой перехотелось. Приложуха выдала медведя, дракона и недоведённую «П». Пашка был уверен, что хуже вечер стать не может – и опять ошибся. Потому что, когда мать вышла наконец-то из ванной, в углу левого глаза у неё оказался подпухший и налитый краснотой будущий фингал.

Такой херни в семье Соколовых не было никогда. Предки могли орать друг на друга до хрипоты, хлопать дверями, отец мог стучать кулаком по столу, и однажды даже переборщил с этим настолько, что подломилась одна из ножек и часть посуды, упавшей на пол, разбилась.

Отец мог щедро одаривать подзатыльниками сыновей, мог взяться за ремень. Мог в сердцах пнуть ногой Стержня. Но чтобы он поднял руку на мамку… Может, какое-то дебильное совпадение? И она сама обо что-то двинулась?

Пашка увидел мамкину рожу случайно, она как будто ныкалась. Была очень смурной. И на кухню не пошла, просидела вечер в спальне.

А батя в девять взял и… свалил. Кстати, очень верно. Способен был Пашка сейчас назначить ему что-то более чем неприятное, в голову то и дело лезли всякоразные на сей счёт соображения. Приложуха пыталась утихомирить недоведёнными «П» и драконами, даже медведя ещё раз выдала, подняв акк до сорок девятого уровня. А в итоге Пашка взял и свёл свою энергию в ноль. Просто чтобы не думать.

Потому что от любой мыслительной деятельности становилось как-то тошно.

В школу, если бы не вчерашняя феерия Толика, он бы, конечно, не пошёл. Но сейчас очень хотелось посмотреть на результаты.

Утром стало понятно, что отец ночевать не вернулся. А мамка поднялась в какую-то несусветную рань и успела уйти на работу раньше, чем зазвенел Пашкин будильник. Наверное, намазалась тоналкой. Или вообще, будет торговать в очках солнцезащитных, хотя солнца было пока мало. Отсутствие предков поутру порадовало. Так проще получалось делать вид, что не происходит в семье никакого адового треша, с которым Пашка не желал иметь совершенно ничего общего.

Хоть приложухой собственные мысли убирай. Интересно, а так сработает? Или выйдет такая же муть, как с искусственными настроениями?

Кумыжного в школе не было. Пуп и Абдулов на уроки пришли, даже на физру, с которой начинались занятия по четвергам. А Толик натурально стал звездой. На него смотрели с восхищением. Девки принялись с ним как-то иначе разговаривать. А перед английским внезапно подошёл Васин и пожал ему руку.

Вступать с тем в коалиции Толик не стал, и вообще зазнавшимся не выглядел. Он даже не кричал о своём великом бое на каждом углу, и разговор о том с Пашкой тоже свёл на другую тему. Это понять было сложно. Когда получалось, что сам Пашка вступал в драку, он потом про то трындел с Толиком ещё неделю, и в диалоги с окружающими вворачивал к месту и не очень, чтобы все поняли, что он, Пашка, не молокосос какой-то и не дрыщ, а огрёб в результате едино из-за численного перевеса противников.

Товарищ же как будто не придал вчерашнему чуду особого значения, хотя это было невозможно в принципе. Умей он так пиздиться изначально, вся Толикова жизнь сложилась бы иначе. Никак не могло получиться, что он не думает о том постоянно. Хотя со стороны выглядело именно так.

Вызывало это столько недоумения, что Пашка уже к концу второго урока полез к нему в «мысли». И выяснил, что приятель следует выработанному за ночь плану. Полагал Толик, что был боевой машиной всегда, просто не догадывался это дело применять. Но решительно постановил, что мудилой из-за внезапного открытия не станет. Наоборот, выдумал себе Толик за минувшую бессонную ночь что-то вроде карьеры супергероя. Задумал защищать придурков вроде Лебедева и Завихренникова, ставить на место моральных уродов, до тех пор, пока авторитет вчерашней победы будет работать. В то, что подобное получится провернуть заново, Толик верил не до конца и проверять не жаждал, надеясь на славу.

А чтобы слава та закрепилась, следовало, по разумению Толика, делать вид, что ничего особенного не произошло.

Короче, опять его конспирологические теории и другая такая муть.

Историк нарывался на неприятности. На третьем уроке он внушительно напомнил Пашке о единице за свой дебильный марафон дат и о приближении конца года. Велел потратить ночь на то, чтобы напитать свою пустую голову историческими сведеньями из учебника.

За «пустую голову» Пашка не пожалел пятисот баллов и назначил историку в половине десятого вечера высыпать на макушку жены упаковку муки. Пусть себе развлекается. Может, вообще не явится завтра при такой петрушке.

Лидочка решила проводить диктант. Подумал Пашка загрузить себе идеальное знание русского языка, но оно стоило сто пятьдесят тысяч баллов. Потому просто назначил русичке проверить работу Соколова первой сразу после урока и поставить за неё пятёрку. А вместо диктанта с упоением описывал сиськи Мирошиной, хотя приложуха и обозвала за то бараном.

Обещанные за поездку на кладбище пять тысяч сильно пофиксили Пашкину бережливость.

Может, напереводить себе чужих денег и квартиру снять? И вообще надо бы доложить в коробку из-под фена украденное. За поход он умудрился растрынькать десятку (зато чувствовал себя оттого подлинным олигархом). Но, если снять Абдуловские сбережения, можно следы преступления замести. Только вот предки в коробку не лезли, а если полезут, это можно будет подправить. Например, назначить бате сказать, что он все деньги отдал Пашке осознанно, на карманные расходы. И пусть сидит и думает, на фига так сказал, как вон Лидочка, когда будет за порнографический очерк Соколову пятёрку ставить.

Пашка решил, что, разделавшись с кладбищенским квестом до конца (с завершением, понятно же, что ту землю тоже кому-то потребуется подсунуть, и как бы не опять Зинке), займётся приятностями. С Пионовой там куда-то сходит или даже съездит, или что-то такое. Как завещал Лавриков. А предков пока что будет игнорить и вырубать, если те в его новую жизнь лезть начнут. Тратить на них много баллов не станет. Пускай себе там чё хотят, то и вытворяют, лишь бы не трогали. Ну вот почему должен Пашка раскошеливаться на устранение батиного блядства? Ну не по хер ли Пашке? Так-то, даже если отец к этой шалаве уйдёт, теперь своему божественному сыну он тем не повредит. Или почему надо мамку защищать, если она такую жесть позволяет? Тоже, небось, не на ровном месте. Язык у мамки был длинный, характер – сварливый. Вот Пашкино это всё дело? Нормальные родители детей от своих разборок огораживают, вот что.

Лучше замутить что-то вроде Толикового фурора, чтобы и на Пашку окружающие начали смотреть с восхищением.

Но было лениво. И вообще, планировать великие дела мешало текущее задание.

После школы он вызвал мотор и поехал к аэропорту.

Терновское кладбище было огромным. Найти там могилу, координат которой прилога не предложила, казалось совершенно невозможным. Три раза Пашка прошёлся туда-сюда по разным аллеям, скользя взглядам по памятникам, но ничего подходящего не углядел. К тому же писали имена везде разными шрифтами, в разных местах – так и ослепнуть, блин, можно со своими поисками!

Ещё и замёрз порядочно. Трать потом баллы на лечение. Куртку, что ли, тёплую купить?

Спустя полчаса попробовал Пашка пойти к сторожу, или как это тут правильно называется.

В домике с надписью «Администрация» сидела жирная тётка с фиолетовыми овечьими кудряшками на башке. На Пашкин вопрос она ответила первым делом, что тут не справочная. Тогда посетитель предложил тётке астрономическую сумму в пару косарей Абдулова, и она тут же стала приветливой. Предложила чаю с печеньем и принялась возиться со своим видавшим виды компьютером. Через полчаса Пашка получил номер ряда и участков, где покоились Айвазовские.

Таких оказалось довольно много, и Пашка почти час искал Агнию Ауэзовну. Даже едва не отчаялся, но потом досмотрелся на потёртом памятнике с почти стёршейся когда-то позолоченной надписью до искомого.

Агния померла в 1965 году! Её могила обросла бурьяном и покосилась, за ней особо никто не следил, похоже, уже много-много лет. В эту оградку оказалось натыкано ещё целых пять более поздних захоронений. И ещё несколько Айвазовских имелись тут же в окрестностях, что и замедлило так сильно Пашкины поиски.

Присев на корточки, он с усердием выскреб карандашом немного земли из-под основания памятника и ссыпал в свёрнутый из тетрадного листка конвертик. Потом переписал информацию об Агнии: пятое июля 1890 года – семнадцатое февраля 1965. Бабке было семьдесят пять лет, она родилась ещё при царях! И уж точно никак не могла быть пользовательницей каких-то там приложений.

Означает ли это, что и Лавриков с «Дополненной реальностью» не баловался?

Пашка сел на лавку у ржавого столика и вбил ФИО Агнии с датами в поисковик, но не нагуглил о ней ничего абсолютно. На всякий случай пофоткал памятники Айвазовских и людей с другими фамилиями, захороненных в оградках с Айвазовскими. Самый свежий покойничек был 2010 года, Айвазовский Сергей Леонидович, проживший тридцать два года.

К чему разводить детективную деятельность, Пашка и сам не знал, но было ему очень уж интересно понять, за каким чёртом и по какому принципу всё-таки гоняет его игруха на кладбища Пензы. Какого-либо касательства до нового, последовавшего за начислением пяти тысяч баллов, задания это импровизированное расследование не имело. Задание же было следующее:


«32. Купи удобную шейную подушку для сна в путешествиях, распори на ней шов, всыпь землю из-под захоронения Агнии Айвазовской и зашей так, чтобы дыры не осталось. Награда – 900 баллов».


Чего-то такого он и ожидал. И судя по всему, подарок подразумевался не для Зинки.

Интересно, Агния тоже была баловнем фортуны или что? Как же нарыть о ней хоть какую-то информацию?

Через телефон поисковики соцсетей работали криво, ввести туда точную дату рождения не получалось, только возраст вбить. Пашка потратил кучу нервов на то, чтобы зайти в свои учётки через браузер, где система поиска работала нормально. Пока мудохался, дали дракона.

У покойничка 2010 года нашлась заброшенная страничка в одноклассниках, по всем признакам его. Она не посещалась восемь лет, там была указана местом жительства Пенза, и дата рождения совпадала полностью.

Мужик был на фотках улыбчивым дачником. Разумеется, никаких сведений о родственнице Агнии там не значилось, но зато на страничке этой активными ссылками были указаны в профиле двое детей – сын и дочь усопшего. Сын не заходил уже три года, а дочь, Илларионова Надежда, буквально вчера вечером запостила фотку клумбы с тюльпанами в форме сердечка.

Пашка сохранил ссылку на неё у себя в заметках и задумался.

«Доброго времени суток, вы меня не знаете, но у вашего покойного бати была когда-то родственница Агния, не можете ли вы мне о ней что-нибудь рассказать?».

Получался какой-то бред. Если Пашка хотел страдать хернёй и проводить своё расследование, стоило бы лучше придумать, как найти эту Надежду Илларионову воплоти, да и порыться как следует в её «памяти». Хотя, например, сам Пашка про прабабок и прадедов не знал ни фига, и был уверен, что мамка тоже не особо о чём в курсе. Но ведь в разных семьях по-разному. И, может, удастся через память найти каких более старших родственников, не имеющих страничек в инете? Ну или там через альбомы с фотками пойти, о них же тоже воспоминания должны быть, правильно? А люди раньше все фотки печатали и в альбомы совали. Вон, у Пашкиной быбки-плантаторши их целый шкаф.

Надо ли ставить сегодня эксперимент и класть землю Агнии под свою подушку?

А если она на этот раз не счастливая, а какая-нибудь другая? Стоило бы сначала хоть понять, для кого этот подарочек. Может, что прояснится.

Пашка покинул кладбище, когда уже смеркалось. Заехал в ТЦ и приобрёл подушку. Домой не хотелось. Следовало предпринимать какие-то шаги, чтобы усмирить предков, но в голову не приходило ничего путного. И больше всего Пашки хотелось про их проблемы вообще не знать. И потому купил он пять красных роз и пригласил Пионову в кинотеатр.

Глава 5: Миллионер

Вечер прошёл просто бомбически! Пашка повёл свою девушку в ресторан и оставил там почти все деньги Абдулова, но даже на минутку о них не пожалел, хотя платить столько за жрачку, красиво уложенную на тарелки, всегда считал странным – уж лучше нагрести в фастфуде реально вкусного побольше. Но он хотел делать приятное Люське и делал, платил за это сам, как свободный взрослый человек! Платил из процентов по кредиту, который выдавал Абдулову и его дружкам с первого класса!

Они с Люськой целовались и зажимались весь вечер!

Нужно было срочно решать вопрос с местами для полноценных свиданий. Потому что пока приложуха целых шесть раз назвала его бараном за то, что не придумал заранее, где встречу завершить. Ну да зато аккаунт прокачался до пятидесятого уровня.

Дома Пашка был поздно, но вчерашняя настройка покрыла даже это: предки спали, не дожидались его с целью расправы. Правда, отец раскатисто храпел на диване в зале. Но Пашка всерьёз решил об этом не думать.

Поднявший свою энергию на максимум ещё перед свиданием, он первым делом утащил в комнату мамкину швейную коробку и кое-как выполнил квестовое задание. Шов получился каким-то косорылым, но про то особых распоряжений не было. Дыры не осталось – и слава богу.

К девяти сотням баллов приложуха добавила перевёрнутый «игрек», а Пашка поспешил ознакомиться с новым заданием:


«33. Завтра, 4.05.2018, после 16:00, найди около Светофорного дерева в Октябрьском сквере Лосева Андрея Витальевича и подари ему подушку, которую зашил. Награда – 10 000 баллов».


Интересненько. Всю ночь Пашка смотрел фильмы. Перспективы не тратить время на сон вообще и тем сделать свою жизнь как минимум вполовину длиннее ему определённо нравились! Награды опять пошли человеческие, и можно было не жлобиться. Утром просто вернёт свою энергию на сто, чтобы не зевать ну уроках.

А в школу сходит потому, что там теперь прикольно, это во-первых, и потому, что квест у него поздний – это во-вторых.

Подушку под голову Пашка класть поостерёгся. Лучше сначала взглянуть на Лосева. Мало ли что принесёт там земля с могилы неведомой Агнии, к расследованию по которой он ещё обязательно вернётся.

Пашка придерживался мнения, что в реале кладбищенская земля над покойником пропитывается всякими особенностями, сопутствующими человеку при жизни и формирующими его характер. Вот, например, Лавриков был удачливым и жизнелюбивым, и потому земля приносит счастье и желание жить в своё удовольствие. Вон даже Зинка причёску поменяла, а ей пятый десяток идёт, между прочим. Но что было свойственно Агнии этой и что заслужил Лосев – пока непонятно. Может, была Агния любвеобильная, а от спанья на Пашкином подарке (хотя ещё поди представь, чтобы человек стал использовать по назначению подушку, которую ему какой-то пацан вдруг подарил в сквере, хоть программируй игрухой!) Лосев возьмёт и охмурит Лебедевскую мамку так, что она сама Пашкиного батю выставит. Ведь пути приложухи неисповедимы…

Словно подтверждая это соображение, игра выдала Пашке «икс».


«Вы достигли 51-го уровня!»


Короче, если окажется, что с Агнии можно взять что-то путное, ничто не помешает Пашке вернуться на кладбище и наколупать ещё земли в своё пользование. А эксперименты – излишни. Может, она психическая была, например, и Пашка тоже с ума сойдёт? А к чему такие риски в его положении?..

Утром, пока Пашка притворялся спящим, ожидая, чтобы свалили предки, начали они снова скандалить. Батя кричал, что скоро вообще перестанет приходить домой. Мать – что он моральный урод и она на него напишет заявление в полицию.

Это не говорило в пользу того, что синяк на её лице появился из-за дебильного совпадения.

Пашка натянул подушку на голову.

Может, и хер бы с ним? Пусть валит? Много от него проку? Только стресс.

Если Лебедев не сумел научить свою страшилищу-мамашу держать ноги вместе, то пусть получит в награду Пашкиного батю. А когда кто-то попробует над этим в школе поржать, Пашка обидчика заставит обосраться на месте, и все будут говорить только об этом.

Но почему-то очень не хотелось, чтобы отец так поступал. Хотелось вообще, чтобы был он нормальным. Чтобы не бухал и разговаривал с сыновьями уважительно. Чтобы подарки дарил.

Может, организовать ему временный цирроз печени и тем отвадить от бутылки?

Под правым бедром Пашки уже несколько раз вибрировал телефон. Когда предки наконец-то свалили, перегавкиваясь на ходу, он обнаружил там двух драконов, три недоведённые «П и медведя.

А несовершеннолетний человек может снять номер в гостинице, интересно? Что, если именно так поступить с Пионовой?

Пашке уже не особо нравилось на скорую руку удовлетворять свои подростковые потребности в туалете. Да и приложуха обзывала бараном – и вчера вечером, и теперь утром.

Зато за сотню баллов вернулась максимальная бодрость! И вот это было пока второй самой крутой функцией (после возможности переводить себе деньги всех окружающих мудозвонов).

Нужно было придумать новых спонсоров. Первым делом на обществознании Пашка заставил расстаться с накоплениями Краснопупинского, но у него оказалось девятьсот рублей на счету. Было это несерьёзно. Разбивая поступившую от приложухи в утешение цельную «П», Пашка задумался над тем, что делать истинному Робину Гуду, только мерящему всё не бедностью-богатостью, а степенью скотства, когда все обидчики окажутся на мели. Просто вынудить кого-то перекинуть Пашке все деньги, это уже было как-то неправильно. Шайка Славки расплачивалась за свои собственные грехи. Можно ещё найти самого Славку (и стоило бы!), но потом?

Однако эту проблему уже на пятом уроке нежданно решил историк.

Свирепым он был настолько, что, едва Пашка попробовал по-тихому качнуть воспоминание о мучной битве с супругой, тут же вытащил Соколова к доске. Всякую неопознанную Пашкой дату Игорь Максимович комментировал, и притом сверхдебильно. А под конец выдал:

– Хотя бы день, месяц и год рождения Павла Андреевича Соколова назови!

Пашка завис. Про своего исторического тёзку он ничего не помнил вообще.

– Садись, – выждав минуты с три, скривился историк. – Это не неуд уже, а повод для психиатрического освидетельствования. Тебе, Соколов, не так давно выдали такую книжечку именную, паспорт называется. Там на первой страничке есть дата рождения. Очень рекомендую всё-таки её выучить, а то тебя лечить начнут, а не учить. Тем более, учить бесполезно!

10-й «Г» покатился со смеху, даже Толик, гнида, прыснул!

Стало понятно, что спрашивали не про тёзок.

Историк выглядел очень довольным.

И к этой подставе готовился! Иначе откуда бы узнал отчество?!

Пашка люто рассвирепел. Никакие бонусные драконы не успокоили.

И тут же он понял, кто станет следующим спонсором свиданий с Пионовой! Уж у взрослого-то, поди, побольше пятнашки на счету! А заодно получит потом втык от жёнушки, который тоже более чем заслужил! Может, она ему даже вмажет. Пашке вот очень бы хотелось вмазать историку.

Провернуть манипуляцию на уроке было сложно, но, едва прозвенел звонок, он назначил ненавистному преподу расставаться со всеми своими финансовыми накоплениями!

В сральню в итоге Пашка вошёл обыкновенным малообеспеченным богом, а вышел оттуда богом обеспеченным более чем, но несколько прифигевшим. Четыре уведомления: «Перевод от Игорь Максимович Я. 1 000 000 ₽» (трижды) и «Перевод от Игорь Максимович Я. 542 118, 23 ₽» (единожды) Пашка прочитал раз пять, и принесли они почему-то совсем не ликование.

Последним уроком в пятницу было право, которое тоже преподавал историк. Только он пропал. Вообще. Со звонком не вернулся в класс, и портфель свой дурацкий успел прихватить тоже. Однокашники пошумели минут двадцать и начали потихоньку сваливать.

Пашка сидел и думал.

Новая цельная «П» почему-то не порадовала.

Было это как-то слишком. Слишком настолько, что что-то тревожно натягивалось внутри.

Какой бы историк ни был гнидой, а не считать отнимание трёх с половиной миллионов кражей было никак нельзя. Даже если по штуке брать за каждую сделанную этим козлом Пашке гадость, столько точно не наберётся.

Вернуть, что ли?

Пашка почти решил отправить деньги назад, но вдруг напала на него жаба.

Три с половиной ляма! Да у всей Пашкиной семьи отродясь столько не было, разве что, если квартиру продать. Откуда у историка столько бабла на карте? Пашка считал, что такое бывает только с одинокими старушками, которые едва выживают на свою пенсию. Теми самыми, которые так любят перевести мошенникам пару миллионов потому, что им позвонили по телефону.

А Пашка теперь тоже мошенник? Очень был похож.

И это, с одной стороны, ему очень сильно не нравилось.

А с другой был теперь Пашка не только мошенником, но и самым настоящим миллионером.

Ну вот и чё делать?

Так-то, вообще-то, он планировал разжиться баблом. И даже большим, потому как такая астрономическая сумма – она только сейчас кажется бесконечной. А на деле на неё даже квартиру не купишь, и не то что в Москве, но и в Пензе, разве что крохотную.

Законно выиграть в лотерею можно будет только через полтора года, когда Пашка станет совершеннолетним. А по плану ведь радоваться каждый день и час. А как без бабла радоваться?

И что же это сейчас нужно не чёрную икру с устрицами попробовать, а вознаграждать историка тремя с половиной мультами?

Ну нет, так тоже не получалось.

По дороге в центр, где находился квестовый сквер и загадочный Лосев, Пашка словно бы чувствовал на своих плечах рогатого беса и анимешного ангелочка, и каждый твердил своё. И по итогу эти ребятки всю душу из Пашки вытрясли.

В сквере было людно, и Пашка был рад отвлечься от своих сомнений поиском. Прислонившись спиной к Светофорному дереву, взялся он наводить камеру на всех и каждого, кого видел, но как Лосева Андрея Витальевича приложуха никого не идентифицировала. К половине пятого Пашка немного подзадолбался. Он уже попробовал и детей ловить объективом, и даже баб (ну мало ли, трансгендер, может, какой – ща чего только ни бывает!), но это ничего не давало. В последней отчаянной попытке Пашка подкрался даже к мамаше с коляской и, нарываясь на неприятности, исхитрился поймать камерой сиреневый свёрток внутри.


«Спящий младенец. ФИО: Тарасова Аделаида Ивановна. Возраст: 2 месяца. Состояние: сон».


Пашка выругался сквозь зубы и поспешил отойти на другую часть площади, пока Аделаидина мамаша чего лишнего не удумала.

Вот и чё делать?

– Юноша, разрешите к вам обратиться? – сказал внезапно бородатый бомж в очень грязной кепке. – Пятидесяти четырёх рублей не изволите пожертвовать, на булку с маковой начинкой? Так захотелось, страсть! Непотребного не подумайте, ежели временем обладаете, буду искренне признателен и за покупку булки. Но только если вам не в тягость и не накладно!

Пашка хотел отмахнуться, но вдруг прищурился.

– А вас как зовут? – уточнил он.

– Пардонте! – встрепенулся бомж. – Андрей Витальевич Лосев, рад вас приветствовать!

– А где можно булку купить? – пересохшими губами уточнил Пашка.

– Вон там, через дорогу, минимаркет имеется. Весьма бюджетный.

– Я… сейчас вернусь, – пообещал Пашка.

И, попятившись, понёсся к магазину, чуть под машину впопыхах не угодив.

Вот это поворот.

Булок он купил пять штук, а ещё молоко и несколько колбасных нарезок. А потом и воды минеральной. Интересно, а что вообще пьют бомжи? То есть, где.

А главное – что всё это должно означать?

Дедок был странный, говорил странно заумно. И казался оттого каким-то нездешним.

Дары он принял растроганно:

– Что вы, юноша! Не следовало! Столько булок разом… зачерствеют. Давайте я вас одной угощу?

– Вот ещё, это вам, – перебил Пашка и протянул квестовую подушку. – Чтобы спать было удобнее.

Лосев едва ли не прослезился.

– Вот за это благодарствую от всей души! Очень мне ваш подарок придётся кстати! Разрешите булочкой вас угостить в благодарность? Молочка не желаете?

В общем, как-то так вышло, что спустя четверть часа Пашка сидел в сквере на лавке и ел вместе с бомжом булочки с маком. Запивать, правда, из одной с ним бутылки не решился, хотя и мог любую болячку отрубить за двести баллов. Но что-то протестовало против экспериментов.

– А вы как… почему… – взялся Пашка мямлить, подумывая напоследок обязательно открыть меню Лосева, чтобы порыться там основательно в поисках зацепок.

– Не могу позволить себе булку с маком приобрести? – подсказал Лосев.

Пашка кивнул и как-то засмущался, очень внимательно глядя на сбитые носки своих кроссов. Надо новые купить.

– Так вышло, что я сначала квартиру сестре уступил, – охотно пояснил Лосев, – потому как она замуж вышла и детки у ней пошли, стало очень им с мужем некомфортно в одной комнате ютиться. А после работу потерял, и совсем вышли финансы. Дальше же попал я в подлинный замкнутый круг: чтобы получить место, надобно привести себя в порядок, а для того надобны финансы, а их нет. Вот и вышло, что живу я на улице. Но это ничего! Блаженны нищие духом. Многого мне не надобно. Где-то подсоблю, меня накормят. Бывает, конечно, что могу и к прохожему обратиться. Но я тем не злоупотребляю, вы не подумайте, Павел! Просто страсть как булки захотелось. Уж простите мою нескромность.

Странный старичок вызывал симпатию. Был он какой-то добрый, и Пашка понадеялся, что земля Агнии ему поможет, как Зинке – земля Лаврикова.

– А почему вы к сестре не пойдёте? – вслух спросил он.

– Расстроится моя Анечка, юноша, – вздохнул Лосев. – Боюсь, мой вид для неё окажется печалящим и гнетущим. Винить себя начнёт, хотя во всём моё решение и моя вина только.

– Она что же вообще не знает, что вы бо… живёте на улице? – ахнул Пашка.

Лосев покачал головой.

– К чему огорчать близкого человека, в особенности если ради его удобства и помощи ему и вышла моя ситуация? Я уж свой век, как есть, доживу. И без меня семейству тесно, я, знаете ли, секретный дядя трёх племянников! – горделиво сказал Лосев. – Надеюсь, у них всё будет хорошо и жизнь сложится так, как они захотят. Там уж и внучатые племянники должны быть, поди. Но я не хожу под их окнами. Ещё признает меня Анечка, очень неприятно выйдет. Даже и к родителям нашим на кладбище наведываюсь не в поминальные дни, а попозже. И выходит, что иногда Анечка меня конфеткой угощает. Вроде как, остаётся связь. Конфетки она матушке с батюшкой носит хорошие, и по тому я могу судить, что сложилась у неё всё благополучно.

Пашка продолжал изучать свои кроссы. Невероятный всё-таки этот Лосев человек!

– А вы… тут обычно? – уточнил Пашка, потому что захотелось ему сделать для дедушки что-то хорошее. – Как вас найти? Вдруг в другой день снова булка понадобится?

– Булка лишней не будет, – улыбнулся Лосев, – но вы, Павел, себя не утруждайте. Так-то я, обыкновенно, тут неподалёку обретаюсь. Но не следует меня на обеспечение брать, тем более столь юному молодому человеку.

– А если мне с вами говорить нравится?

– Это иное дело. С удовольствием побеседую. Если желаете, по пятницам буду любоваться этой скульптурой занимательной, можем с вами встречаться. Но только если душа лежит. Через силу не надобно…

Расставался Пашка с Лосевым в настроение странном, но почему-то приподнятом. Показалось ему вдруг очень неверным тратить накопления историка, и сел Пашка совершенно для себя внезапно в автобус, за который заплатил завалявшимися в кармане монетками.

Он уже почти решил отправить три с половиной миллиона обратно. И ещё – обязательно проведать через неделю Лосева. А за это время – разузнать о судьбе покойной Агнии. Хотя почти что и был уверен, что должно её наследие принести доброму дедушке счастье.

Но, войдя в свою игруху, Пашка так и обмер.

Обещанные десять тысяч ему приплюсовали. А заданий в квестах теперь стало два! К новому, тридцать третьему, добавилась в самый низ экрана строка:


«Постоянная миссия 1: Не разговаривай с Андреем Лосевым. Награда 1000 баллов/сутки».

Глава 6: Конец оплаченного периода

Это ещё что за приколы?! И зачем было знакомить Пашку с Лосевым, а потом запрещать общаться?! И вообще, какого чёрта?!

Приложуха дала дракона.

Нет, халявная тысяча баллов в день за то, чтобы что-то не делать, – это круто. Но…

Пашке хотелось говорить с Лосевым. Он не смог бы толком объяснить, почему, но хотелось. Он, можно сказать, предвкушал следующую пятницу, садясь в автобус.

Бред какой-то.

И с чего вообще такие приколы?!

Хотя ввиду нового дебильного задания, точнее, издевательской суммы награды, ежедневные бонусные баллы были прямо-таки благословением:


«34. Поспи в своей постели. Награда – 100 баллов».


Во-первых, Пашка вообще решил отказаться ото сна. Во-вторых, что значит сотня очков опять? Прямо издёвка натуральная!

Был вечер пятницы. Пашка стал миллионером. Спать…

Миллионер Пашка всё ещё думал вернуть украденное. Ну, может, не под ноль. А, скажем, три с половиной миллиона историку, а остальное в качестве компенсации за унижения. Допустим, так. Но завтра.

Всё-таки провести ночку в размышлениях о потерянном состоянии историк заслуживает. Тут даже Лосев не поспорит.

Хотя скорее Лосев бы с этим не поспорил потому, что не был склонен к спорам, а не потому, что рассудил бы так же…

Пашке очень хотелось спросить у него о справедливом возмездии. Как бы Лосев поступил с тем, кто целенаправленно и подло причинил ему зло. Эх, надо было сегодня спрашивать… Запрет общаться прямо-таки вымораживал.

Бати не было дома, а кухню оккупировали мама и тёть Таня. Имелась перед ними на столе поллитровка водки и два пака апельсинового сока, и значило это, что мать дошла до ручки. Не по праздникам выпивала она очень редко.

Завалившегося Пашку тёть Таня обозвала оболтусом, который шляется не пойми где. Запрограммированная не злиться на сына, мать тут же перевела разговор на другую тему.

Пашка написал Пионовой, в надежде свалить из дома. Но она уехала с родаками по магазинам выбирать подарок для мамкиной подруги, которая прилетит в начале лета. Зато на завтра после обеда Пашка предложил пойти в реальную квест-комнату, и Пионова согласилась с радостью. Про такие крутые штуки он пока только слышал, потому что стоили билеты для прежнего Пашки астрономически. А вот новый мог себе позволить вполне!

Выбрав и согласовав с Пионовой квест, он ещё раз перелопатил в одноклассниках альбомы родственницы Агнии, Илларионовой Надежды. И на одной из фотографий, где на подоконнике распустил цветочки какой-то фикус в горшке, обнаружил геометку! Карта показывала дом на улице Чаадаева, на другом конце города.

Пашка подумал, что, скорее всего, в инфо дома можно накопать ФИО жильцов, и решил это сделать за выходные.

Его распирала гордость. Приложуха похвалила львом.


«Вы достигли 52-го уровня!»


Очень хотелось сделать что-то правильное, а расследование своё Пашка считал правильным очень и очень. Но не ночью же ехать разбираться?..

Из-за закрытой двери кухни потянуло куревом.

Уже хотелось идти на квест… Вообще как-то действовать… На киношках мешали сосредоточиться всякоразные соображения по поводу историковых миллионов. И в итоге Пашка взял и грохнул свою энергию в ноль.

Чем тут же воспользовался Лавриков.

– Вот ты, Паш, ей-богу, странный, – завёл он. – То есть, перевести деньги со счёта человека – это у тебя воровство, а выиграть за кого-то в лотерею – нет? Ты вот не думаешь, что настроенный игрой выигрыш должен был другому достаться? Его ты не украдёшь, нет? Ты только пойми правильно, я же не критикую. И в аскеты, как этот лопух Лосев, тебя не зазываю. Просто ты бы уж определился. Историк твой – гнида, тут ты не поспоришь со мной, правда? Скольким малолеткам он комплексов на всю жизнь понаделал своим преподаванием, вот скажи? Психику, так-то, не очень просто восстанавливать. Мудень этот твой за свои обиды на беззащитных детях отыгрывается, запускает, блин, колесо Сансары. Таких же, как он, плодит. И за это, знаешь ли, получает денежки от государства. И складирует их годами. Достоин он их, вот по-честному, как ты думаешь, Пашка? Ты вообще чудной, я тебе скажу. У тебя возможностей теперь – сколько угодно. А ты чем промышляешь? Одну удачную штуку провернул, и тут же в кусты. Расследования какие-то безумные затеваешь. Лучше бы жильё себе отдельное обеспечил. А как – вот и покрути мозгами. А не геометки на стариковских фотках выискивай. Ну правда.

Проснулся Пашка около одиннадцати, дома было тихо. Сон с Лавриковым помнился чётко и во всех деталях, словно было то наяву. Он нахмурился.

Отдавать миллионы уже не казалось самым правильным решением.

Так как же быть?

Так-то вернуть их можно и попозже, быстро явно не потратятся…

Пашка потянулся за телефоном.

Открыл «Дополненную реальность».

И резко сел на кровати. Рамочкой, которую нельзя ни закрыть, ни свернуть, приложуха уведомляла о том, о чём Пашка совсем позабыл: наступило пятое мая. Но имелись и дополнительные, весьма неприятные новости:


«Конец оплаченного периода! Для дальнейшей работы пополните баланс.

ВНИМАНИЕ: Тарификация изменена.

Доступно: Понедельная тарификация. Актуальная цена подписки – 159 руб./нед.


ВНИМАНИЕ! Стоимость услуги может быть изменена по истечении срока оплаченного периода.


Чтобы продолжить работу, пожалуйста, оплатите доступ.

КУПИТЬ ЗА 159 ₽

(только работа с данного устройства)

Закрыть и вернуться на главный экран».

Глава 7: Блокировка

Пашка хмыкнул. Хитрожопые они, конечно, так менять тариф. Но так-то Пашка нынче – миллионер, и его даже почасовая тарификация не смутит особо. Уж скорее она должна смущать историка и таких, как он.

Сейчас Пашка оплатит наперёд столько недель, сколько можно ввести в принципе! Чтобы дальше без таких вот приколов обойтись, потому что от них всё-таки нервничаешь.

Он клацнул на оплату, и в окошке, где следовало указать количество недель, стал жать девятку. Оказалось, максимальное число девяток – пять. Ну что ж, пусть так.

Пашку перекинуло в банковское приложение, но тут же выяснилось, что смешные теперь сто пятьдесят девять рубликов, помноженные на девяносто девять тысяч девятьсот девяносто девять, – это, на минуточку, почти шестнадцать миллионов!

Явный перебор, даже если бы они у Пашки и были.

Он вернулся в игру и скинул одну девятку. Теперь следовало оплатить миллион пятьсот восемьдесят девять тысяч восемьсот сорок один рубль. Сумма всё ещё казалась безумной, хотя миллион и имелся.

Пашка свернул всё и залез в калькулятор. Понял, что он хватанул сейчас почти двести лет. И было это как минимум нерационально.

Пашка пересчитал количество недель в семидесяти годах и получил три тысячи триста шестьдесят. Решил, что так в самый раз будет.

Игруха снова раскрыла окошко сбера.

Теперь требовалось оплатить пятьсот тридцать четыре тысячи двести сорок рублей.

Ещё совсем недавно Пашка не мог бы таких сумм себе даже представить. А теперь – мог и владел ими. И это было очень приятное чувство!

А историк так-то и правда гнида. И потому Пашка взял и окнул.

Банковское приложение переключилось на игру. Но…


«Операция отклонена! Для дальнейшей работы пополните баланс».


– Чего?! – встрепенулся Пашка. – Что значит отклонена?!

Он, уже почти забывая дышать, повторил свои действия – с прежним результатом.

В полном недоумении вошёл в приложение банка. Там же куча деньжишь!


«Уважаемый Павел Андреевич! У вас установлено ограничение на пользование счётом. Его установили, когда проверили вашу финансовую активность. Вы можете пользоваться картой, личным кабинетом и приложением Сбербанк-онлайн, но с некоторыми ограничениями.

Сейчас переводы от 04.05.2018 заморожены на вашем счету. Банк обязан следить за счетами, которые обслуживает. Если по счёту есть неподтверждённые денежные потоки, мы не можем с ними работать – за это отберут лицензию. Платёж остановили на основании статьи 848 ГК РФ и пункта 3.4.7. условий комплексного банковского обслуживания. Сейчас платежи, поступившие на ваш счёт, заморожены. Вы сможете пользоваться ими после того, как мы проверим документы. Обычно это занимает до 2 дней. Если не пришлёте документы в течение 5 рабочих дней, деньги вернутся на счёт отправителя.

В срок до 10.05.2018 23.59 необходимо предоставить документы:

- пояснения в свободной форме о назначении поступлений и списаний по вашему счёту в СберБанк;

- документы, указанные в назначении поступлений от третьих лиц за последние 3 календарных месяца: например, договоры займа, трудовые и другие договоры;

- документ, подтверждающий ваш доход: справка 2-НДФЛ, декларация о доходах 3-НДФЛ или другой;

- если проводите операции с криптовалютой, расскажите подробнее, для чего покупаете её? Если инвестируете в криптовалюту, расскажите подробнее о вашей модели инвестирования. Если продаёте купленную ранее криптовалюту, загрузите скриншоты из личного кабинета криптовалютных бирж, подтверждающие, что вы купили криптовалюту.


Баланс карты, доступный к использованию, 387 рублей. Обращаем ваше внимание, что до предоставления вышеуказанных документов по вашему счёту действуют общие ограничения:

Лимит на наличные: – 20 000

Остаток лимита: – 20 000

Лимит на покупки: – 50 000

Истраченный лимит: – 1 215


Мы установили ограничения:

По расчётной карте на основании пп. 4.5. и 7.3.9 условий договора.

По кредитной карте на основании пп. 4.5. и 7.3.7. условий договора.

Подробнее можно изучить в Условиях комплексного банковского обслуживания».


Внутри Пашки, почувствовавшего себя сжавшимся в дрожащий комок котёнком, заворачивались узлом кишки. Нарастающая паника достигла своего апогея, когда само собой развернулось приложение «Дополненной реальности».


Чтобы продолжить работу, пожалуйста, оплатите доступ.

КУПИТЬ ЗА 159 ₽

(только работа с текущего устройства)

Закрыть и вернуться на главный экран.


Для продолжения работы выберете и активируйте тарифный план.

Деинсталляция: 60 сек.»

59 сек.

58 сек.

57 сек.

– Твою мать!!! – заорал Пашка в голос.

Что там было доступно?! Это же две недели!

Пашка клацнул оплату ходящими ходуном пальцами и ввёл сраную двойку в окошко, требующее указать количество недель. Он чуть не плакал от ярости.


«Понедельная тарификация.

ВНИМАНИЕ! Тарификация может быть изменена по истечении оплаченного периода. Оплатить две недели?»


– Су-у-у-уки! Господи, какие суки! – взвыл Пашка.

И что через две недели будет? Ежедневные взносы, бля?!

Но лучше так, чем вообще лишиться игры…

Он стиснул зубы и окнул.


«Успех!

Работа с приложением оплачена до 19.05.2018 (11:22 a.m.)»


«Внимание! Достижения, заслуженные в период временной блокировки приложения, не засчитаны и добавлены не будут».


Пашка свирепо вдохнул и выдохнул воздух. Почувствовал на глазах слёзы. Попробовал войти в сбер и вернуть миллионы историку, но не смог. А что через две недели будет?! По миллиону в день оно не хочет попросить?!

Сраный развод на бабки!

Чёрт, чёрт, чёрт!

И что делать с банком?!

А если полиция нагрянет вообще?!

Но Пашка же не может быть в ответе за то, что какой-то еблан ему свои миллионы перевёл, верно?!

А как теперь вообще быть?! Если деньги нельзя перевести ни от кого на счёт, то чем он будет платить за развлекухи с Пионовой?!

Квест-комната была забронина на 16:00, то есть у Пашки максимум четыре часа, а по-честному ещё меньше, потому что телепортироваться он не умеет. Хотя, может, и умеет, но сейчас с этим разбираться не хотелось.

//Если вы читаете историю не на АвторТудей, значит, это черновые наброски, украденные у автора пиратами. Для того, чтобы история не заглохла, автору очень нужна ваша поддержка. Пожалуйста, перейдите по ссылке https://author.today/work/359542 на оригинал произведения. Если у вас действительно нет финансовой возможности оплатить книгу, вы всегда можете написать мне в ЛС и получить промокод. Я очень быстро отвечаю на сообщения. Читая книгу на сторонних ресурсах, вы отнимаете у автора не деньги за продажу, а ту искреннюю радость, которую приносит творчество. Оно требует многих сил и всё-таки заслуживает хотя бы того, чтобы автор видел, что его читают. Пожалуйста, не забирайте у автора результаты труда, спонсируя кому-то доход от бесящей вас же рекламы//

Сбивчивые мысли нарушил шум: похоже, кто-то дома всё-таки был. Через минуту это подтвердилось: тёть Таня бесцеремонно и даже не удосужившись постучаться, распахнула дверь в Пашкину комнату. Была она одета в мамкину домашнюю футболку и выглядела ещё более опухшей, чем бывала обычно. Косметику она перед сном с морды стёрла, и оттого глазёнки её казались какими-то китайскими, а ещё словно бы куда-то пропали ресницы и почти все брови: видимо, она их рисовала.

– Дрыхнешь до обеда? – уточнила тётя Таня воинственно. – У матери горе, а ты и в ус не дуешь! Хоть бы как помог ей! А ты вот просто вылитый отец! И поверь, это тебя не красит!

Скрипнув зубами, Пашка приподнял телефон экранчиком камеры на эту мымру, полез в меню.

– Ты вообще слышишь, что я с тобой говорю?! Ты что там делаешь в своих гаджетах бесконечных? У тебя вообще есть какая-то жизнь нормальная, или только телефоны и интернеты? Вот моя Анечка…

«Пёрднуть на всю квартиру» – написал Пашка в строке «назначить действие» и расстался с пятью сотнями баллов.

Выполнить задачу у тёти Тани вышло прямо-таки мощно! Такому залпу и батя мог бы позавидовать. И тут же комнату и коридор окутала расплывающаяся ядовитым туманом тошнотворная вонь.

Тётя Таня покраснела, как спелый томат, зажала рукой рот, и, что-то бормоча про зелёный горошек, попятилась, но Пашка успел открыть её меню снова.

«Дать Паше Соколову 5 тыс рублей наличными на расходы», – написал Пашка и оплатил действие ещё пятьюстами баллами.

– Ты куда, Танюш? – услышал он заспанный удивлённый голос матери в коридоре. – Кофе сейчас сделаю нам.

– К банкомату и обратно, – растерянно ответила тётя Таня, и Пашка злорадно улыбнулся. Надо было нажать ей лучше семь. Или все десять. От этой мымры в его жизни было очень много неприятностей!

– А что так фанит тут? – продолжала мать. – Паша! Ты проснулся? Проветри у себя! Ты голодный?

Пашка уже и сам успел открыть широко окно, потому что имело поучительное унижение маминой подружани весьма ощутимые последствия. Потом он вспомнил, что не посмотрел в сердцах нового задания. А приложуха словно бы продолжала измываться:


«35. Стань волонтёром в субботнике «Чистим!», который проходит в парке имени Ульяновых с 12:00 до 15:30. Награда – 10 000 баллов».


Пашка прямо-таки застонал. Ну что за дичь просить бога делать такое, ещё и после стресса?! Спасибо, блин, не наползает на время свиданки!

Он глянул на часы. Без двадцати двенадцать! Ща как минуснёт кучу очков на фиг…

Вскочив и схватив штаны, он едва не споткнулся на бегу.

В такси (да, тут близко, но он же спешит!) утешал себя тем, что сумма бонусов стала опять нормальной. Но тут был подводный камень, о котором Пашка раньше не подумал: такое не скипнешь. Ведь штраф равен сумме, обещанной за проваленную миссию.

Приложуха успела выдать цельную «П» и «икс». Штрафа не последовало, хотя Пашка прибежал в парк только в четверть первого: у тупого водилы не нашлось сдачи с тёть Таниной пятитысячной купюры, вручённой у подъезда, и он Пашке вынес все мозги, но в итоге всё-таки разменял деньги. Хотелось жрать (позавтракать по понятным причинам времени не было).

«Чистим!» оказалось акцией по уборке мусора. Пашку очень похвалили, выдали ему огромный чёрный мешок и тряпичные рукавицы строительные, а ещё – ленту с названием мероприятия, но попросили убедительно ленту в конце вернуть.

Он чувствовал себя каким-то дебилом. Это надо прям реально собирать чужое дерьмо, что ли, иначе минуснёт десять тысяч?! Сначала Пашка разозлился настолько, что приложухе пришлось пытаться успокоить его бонусными драконами.


«Вы достигли 53-го уровня!»


Но потом додумался написать Пионовой о том, где и чем занимается. Люся пришла в такой неожиданно бурный восторг, что Пашка прямо обалдел. Заругалась, что он не предупредил вчера об этой акции. Пообещала примчаться через полчаса максимум. И, похоже, была рада уборке парка даже больше, чем походу на крутецкую реальную игру-квест, про которую сам Пашка прямо-таки мечтал.

И оказалось с Пионовой собирать этот мусор по парку так нежданно здорово и романтично, что к вечеру Пашка уже и не сказал бы наверняка искренне: что было круче – субботник «Чистим!» или борьба с маньяком в квестовой комнате.

А кроме всего прочего, повалили от приложухи косяком длинноверхие отзеркаленные «Г», которых опять не давали вовсе всю неделю, и при том целых семь штук, так что уровень его к концу субботника стал пятьдесят четвёртым.

Глава 8: Марципанников и ведьма Агния

Между прочим, эти квест-комнаты оказались темой прямо-таки суперской! Там пришлось нехило так поработать руками! Собрать по инструкции целую радиоустановку, двигать ящики и коробки, перелопатить массу пробирок, на одной из которых при мытье проступили отчётливые цифры – код для замка в следующую локацию.

Но, правда, когда Люську лапал человекопёс-аниматор, Пашка испытал возбуждение и ревность, а потом злость – потому что ей, судя по всему, это понравилось.

Они сумели пройти всё до конца, хотя то и дело брали подсказки. В целом Пашка остался в полном восторге и очень гордился собой.

Телефоны перед началом игры они с Пионовой оставили в шкафчике, и по выходу из квест-комнаты Пашка нашёл ещё четыре длинноверхие отзеркаленные «Г», овна, дракона и льва.

А потом Пионова нашептала, что сегодня дома у неё никого нет, зазвала к себе Пашку и устроили они потрясающий трах на кровати в её комнате. На кровати это дело оказалось самым лучшим! И к чему вся муть левая про разнообразие? Кровать, для того предназначенная, была идеальной!

Уходил Пашка очень собой гордый, а приложуха в довесок выдала двух овнов, льва и кривенькую «Т». А ещё начислила к дневным десяти тысячам баллов дополнительную одиннадцатую потому, что минули сутки, когда Пашка не говорил с Лосевым.

Тридцать шестое задание велело скачать эмблему «Дополненной реальности» (которая прилагалась под квестом jpg-файлом), распечатать на А4 и повесить у себя около кровати. Обещал этот нарциссизм от приложухи всего пять сотен баллов, но Пашка ничего против не имел. Он так-то готов был молиться на игруху, словно на икону!

Прилога тут же поблагодарила квадратной отзеркаленной «С».

Вот только от тёть Таниных денег осталось не особо много, а фотку Пашка хотел распечатать качественную, чтобы «Дополненная реальность» не обиделась, да и вообще из уважения к чудо-игре.

Он заметил удивительную тенденцию: стоит деньгам у человека появиться, как обязательно оказывается, что их всё равно не хватает. Раньше Пашка был рад, когда имелась сотня в день, и как-то жил таким Макаром долгие годы. Теперь вот растрынькал за вечер пять косарей, одну четвёртую всех семейных сбережений. Казалось бы – как это вообще возможно? Но вот забавно: сейчас представлялось непонятным и невозможным как раз то выживание на сотню в хорошем случае!

Удивительная всё-таки штука – баблишко.

И потому завтрашний день Пашка разделил для себя на две части: финансоводобывательную с квестововыполнительной и расследовательскую, так сказать, для души.

Восстановив энергию за сто баллов, Пашка потратил ночь на подготовку. Первым делом – на обнаружение местопребывания источника бабла.

Где живёт Слава Марципанников знал Пашка уже очень много лет, после одной из самых унизительных историй в своём третьем классе.

Тогда мелкий паскудник Славка вытащил из Пашкиного квадратного пенала с глазастой машинкой все ручки, раскрутил их и снял со стержней наконечники. А потом весело выдул чернила на висящую за отставленным от стены шкафом, внутриклассной гардеробной, Пашкину куртку.

Уже учинив над сыном расправу, мать, свирепая и готовая убивать не только своих, но и чужих детей, как-то стрясла с классной руководительницы адреса всех одноклассников и не поленилась протащить Пашку за руку по их квартирам, предварительно угрозами и подзатыльниками вынудив написать список «подозреваемых».

Не быть сдавалой Пашка пытался изо всех сил, и в списке расставил фамилии неправильно, начав вообще с заморыша-Завихренникова. Но после того, что мать учинила у Завихренниковых дома, перепугался ещё больше. Она осмотрела руки Саши, заставила его мамку найти и показать одежду, в которой тот сегодня был, а Пашку – подтверждать, что он был именно в этой (чего сын, разумеется, не помнил), пересмотрела тетрадки и книги Пашкиного одноклассника на предмет следов потёкших чернил. А на прощание заявила обалдевшей мамке Саши, что её гадёныш был первым, на кого подумал её отпрыск, а это значит, что лучше бы ей следить за поведением Завихренникова получше и заняться его воспитанием.

Пашка понял в панике, что удлинением списка подозреваемых сделает только хуже, и заявил, что вспомнил, и, наверное, куртку мог испортить Слава…

Дал ли бы открывший дверь отец Славки перерывать вещи в поиске улик, было неведомо, но того не понадобилось – у младшего Марципанникова все руки были перемазаны разноцветными чернилами, и даже ещё оставался бледный след на щеке.

Пашку мать таскала в той самой изгаженной куртке, и тут же учинила ор. Отец Славы присмирел, рассыпался в извинениях и нежданно отдал мамке денег за куртку больше, чем она новая стоила.

В общем, мать осталась очень довольна своим расследованием. А Пашке как раз после того случая пришлось забросить уроки и учиться драться по-настоящему, чисто чтобы в школе выжить.

Где Марципан живёт, он помнил до сих пор. Но провёл дополнительные изыскания, просмотрев соцсети своего поверженного бомбой-вонючкой врага. Слава постил в инсту очень много всего о своей крутой жизни. Изучая информацию, Пашка заключил, что он живёт там же, где и в третьем классе, только его предки сделали ремонт. И ещё Славу, оказывается, перевели в лицей частный, и это значило, что у него водятся деньжата. Но самое полезное, что он отыскал, было обилием фоток дорогущего скейта и всяких его применений, в частности, в скейт-парке в Комсомольском. Там даже было обещание в воскресенье показать класс и приглашение для желающих позырять, с объявлением о ютуб-трансляции для тех, кто не смог прийти. В общем, Славка усиленно делал вид, что он очень популярный и востребованный.

И ещё теперь Пашка знал, где объект будет как минимум с одиннадцати часов завтра, но, скорее всего, раньше, ведь такую херь надо подготовить, верно?

Ехать к скейт-парку Пашке не хотелось, до дома Марципана было куда ближе. И он решил ждать спонсора неподалёку от его подъезда с девяти утра.

Отец дома так и не объявился, кстати.

В ожидании Пашка развлекался, пытаясь решить затык со своей картой. В банковском приложении он написал в чат поддержки, что представления не имеет об астрономическом переводе с неизвестного счёта, и что это, наверное, ошибка какая-то, потому что Пашка так-то вообще школьник. Короче, всяко пытался отмазаться. Но функции ему так и не восстановили, может быть, конечно, потому, что были выходные. Зато оператор сказал, что текущие пополнения счёта будут доступны для трат в рамках наложенных временных ограничений.

Тут как раз показался из подъезда Марципан.

Он выглядел не особо довольным жизнью, опухшим и заспанным, что Пашку порадовало. И по сторонам не смотрел вообще, потому бывшего одноклассника за кустами вокруг детской площадки не приметил.


«Ваш недруг. ФИО: Марципанников Святослав Денисович. Возраст: 17 лет. Состояние: активность (ходьба)».


Пашка быстро переключился на «назначить действие» и написал: «Снять с карты все свои сбережения, сложить с наличными, вынести во двор и положить в пакете под мусорную урну у подъезда, а потом уйти».

Славка, уверенно топавший в сторону дороги, притормозил, огляделся и свернул куда-то вправо. Пашка принялся ждать, гадая, какой суммой разживётся от этого мурла. Хватит её, чтобы покрыть все унижения, или она покажется маленькой?

Через пятнадцать минут Слава показался снова и вошёл в свой подъезд. Вышел он через десять минут, положил чёрный целлофановый пакет под урну и заспешил к дороге: опаздывал на собственный стрим.

Пашка поймал его в спину камерой и открыл меню, но нажимать ничего не стал. Как только Славка свернул за дом, он выбежал из укрытия, схватил пакет и понёсся прочь.

Отдышался только в соседнем квартале. Изучил добычу. Там было почти сто тысяч! Вот засранец! У Пашкиных взрослых предков было отложено двадцать штук, а у этого куска говна…

Внезапная мысль заставила Пашкины глаза мстительно блеснуть. Он разблокировал телефон и убедился, что меню Славки всё ещё открыто. Даже достижения в виде цельной «П», запятой и змеи не свернули его. Тогда Пашка зашёл в потребности Славки и за сотню баллов поднял наполненность мочевого пузыря и толстой кишки на сто процентов.

Эх, жалко, не выйдет посмотреть, где застал его этот сюрприз!

Очень довольного собой Пашку приложуха похвалила львом.

Положив на карту косарь (потому что всё ещё опасался подлянок от банка), Пашка заказал печать в самом лучшем качестве на плотной бумаге и даже с засовыванием фотки в рамку с крепежом. Всё это должно было быть готово к вечеру.

С чистым сердцем Пашка вызвал за наличные такси и поехал к дому, в районе которого фотографировала расцветший фикус Надежда Илларионова.

Всю дорогу он так и эдак представлял обосравшегося Марципана. Произошло бы с ним такое всего разок в школе, и, надо думать, вся Пашкина жизнь могла бы сложиться иначе.

Приехав на место, детектив Соколов первым делом открыл «объекты» за один балл.

Игруха после этого при наведении на дом предложила выбор: «оконная рама» (край которой оказался в кадре) или «многоэтажка».

Про дом стало можно узнать очень много всего: от года постройки и состояния коммуникаций до строительных материалов, из которых сделано то или иное. Но Пашку интересовал список жильцов.

Он был очень длинным и разделённым по квартирам. Около фамилий и инициалов числились пометки: прописка/проживание/временное проживание. Некоторые прописанные жильцы значились, например, отсутствующими, а многие проживающие не имели прописки.

Пашка изучил список и обнаружил в нём Илларионову Н.В. в одной квартире с Илларионовым Г.Д., Илларионовой С.Г, Илларионовым Ю.Г., Илларионовым М.Г и Шагриным С.К. Квартира была сто двадцать второй, на четвёртом этаже четвёртого подъезда.

Ещё ночью внимательное изучение странички Надежды показало, что она никакая не пенсионерка, как поначалу Пашка решил, а многодетная мамаша в двадцать один год! Было у Надежды уже трое молокососов. Возможно, это обилие потомства вынуждает женщин сидеть в таком возрасте в одноклассниках и постить клумбы да фикусы.

Пашка придумал безумную дичь – заявить, что получил в школе творческое задание: выбрать на кладбище могилу человека, который умер очень давно, придумать, как разузнать его историю, и написать сочинение. В целом ему нужно было только успеть открыть меню этой Надежды, прежде чем она захлопнет дверь, остальное – задача приложухи.

Но дверь открыл пожилой мужчина. Пашка спросил Надежду, и, к его вящей радости, она оказалась дома. Пашка начал тараторить свой бред, его, разумеется, послали на фиг. Но меню Илларионовой было прогружено. Ухмыляясь, Пашка написал в «назначить действие»: «честно и подробно ответить на все вопросы мальчика, который пришёл расспрашивать про могилу».

Через три минуты после оплаты пятьюстами баллами дверь открылась, и Надежда просияла, увидев, что Пашка не свалил.

Но дед начал создавать трудности.

Не имеющий программы, он запретил пускать Пашку в дом, пулемётной очередью рассказал всё, что думает об озвученном бреде, и уже начал требовать у Пашки документы, когда наконец получил своё «не мешать Надежде ответить на вопросы мальчика».

В результате Пашка оказался на очень загаженной кухне, где на него накинулись пацанята-близнецы трёх лет. Новорождённую девочку Надежда принесла из спальни и усилено трясла во время всей беседы.

Про какую-то давно помершую Агнию эта сдвинутая мать-героиня не имела никакого понятия. Но зато сообщила, что её дедушка, Леонид Адольфович, жив и здравствует. И ему можно позвонить – вдруг окажется в курсе.

Пашке не очень нравилось подключать к мероприятию каких-то удалённых людей, на которых нельзя воздействовать, но другого выхода не было.

Леонид Адольфович об Агнии помнил!

– Это ж семейная легенда, Наденька! – обрадовался он неожиданному звонку внучки. Бодрый старческий голос доносился из динамика на громкой связи, телефон Илларионова положила на липкий стол и взялась махать из стороны в сторону орущей девочкой. – Я только в школу пошёл, когда она померла, но ещё сколько про неё небылицы сочиняли! Прадед женился на этой Агнии уже стариком, ему шестьдесят было или что-то того около. Она его на пару лет младше. Приехала из столицы, ничего про себя никому в семье не рассказывала, про свою родню всё держала в строжайшей тайне. Фамилию её на тот момент я, конечно, не помню, может, и не знал даже. Считалось, что у неё все в войну погибли, но не особо в это кто верил. Была та бабка очень удачливая и всем вокруг удачу приносила. Мама рассказывала, что, с чем к ней ни обратись, что ей ни расскажи, всё, что она одобряла вслух, после выполнялось. Только притом не всё было хорошо у бабки с мозгами. По храмам бегала, как на работу. В последние годы её жизни Хрущёв сильно прищучил святош всяких, тогда много монастырей, куда бабка каталась на моления, позакрывали и вообще антирелигиозная кампания развернулась всюду. Она на этой почве совсем сбрендила, обвиняла в этом себя, пыталась крестить втайне правнуков мужа. Насилу от неё отбивались. Мама по гроб была уверена, что я у неё крещённый из-за той Агнии, она как-то нас с сестрой едва ли не похитила и увезла куда-то на два дня. И при всём том в семье бабку упорно считали ведьмой. Вроде как и квартиры всем без очереди выдавали, и машины – всё после обращения к ней. А как померла – вся удачливость вышла. И прадед вслед за ней упокоился скоро, и у отца рак начался. Сколько, помню, с тех пор бабку Агнию поминали и её ведьминские силы, и не в шутку. Да что там, бабка твоя, сестра моя Танька, своего Ванечку, когда у него с ногами беда началась, даже на могилу к той Агнии носила, верила, что ещё можно у неё что-то попросить. Но, как понимаешь, не помогло, – хохотнул голос в трубке. – И как это тебе папка ничего про Агнию не рассказывал? А кто, Наденька, говоришь, расспрашивает? Школьник какой-то? Как бы ни был он родственником той ведьмы, из тех, кто «в войну погибли», и от которых на деле она убежала…

Пашка заспешил убраться из квартиры Илларионовых, пока настройки не сбились и его не взяли в плен.

Итак, Агния, выходит, тоже была баловнем фортуны. Значит, подушку Лосеву Пашка подарил с удачей. Это было радостно. Пашка воспрянул духом. Потраченных на расследование баллов жалко не было, а игруха дала льва.

Пашка зарулил в пиццерию неподалёку от Илларионовых и шикарно, до обзывания свинкой, обожрался там на Марципаново бабло.


«Вы достигли 55-го уровня!»


Дожёвывая уже не лезущие куски очень уж вкусной пиццы, Пашка изучил свой список достижений. Был он у него похвальный, но очень неравномерный. Например, в строке с квадратной отзеркаленной «С» ещё ни разу не набралась десятка, как и в строке со змеёй. В первой из этих недоработанных линий сейчас было девять очков, а во второй – восемь. Но это бы ещё ладно! Самым обидным пунктом казалась Пашке перевёрнутая отзеркаленная нота, которую он при всём своём старании ещё не получил ни единого раза.

Очень Пашке хотелось ту ноту. Попробовал даже её перерисовать на салфетку, спросив у официантки ручку. Навёл камеру – но, как ни старался, определялось это всё как «салфетка бумажная» или «надпись чернилами». А взять в объектив саму приложуху было нельзя. Хотя Пашка потратил ещё пять сотен очков, заставив ту же официантку одолжить ему свой телефон. Он сделал снимок экрана с «Дополненной реальностью» и попробовал определить его, но получалось только «смартфон».

Пашка не забыл удалить фотку, прежде чем возвращать гаджет, чтобы ни обвинили в нарушении конфиденциальности.

Помогать разобраться с сутью достижений сама игруха, очевидно, не намеревалась.

Очень хотелось Пашке заиметь ноту. Хотя бы один разок…

Глава 9: Финт ушами

Вернувшись в свой район, Соколов-младший забрал фотку в рамке и поспешил домой, но тут же с досадой обнаружил, что квартира опять превратилась в поле боя.

Объявившийся и сильно нетрезвый отец и мать орали на кухне так, что их было слышно ещё у подъезда. Скрипнувший зубами, Пашка, влетев в квартиру, вместо приветствия свёл энергию обоих в ноль. Он очень надеялся, что никто из соседей ещё не вызвал ментов: во-первых, подобная слава их семейки была уже в печёнках, а во-вторых, тогда придётся этих придурков на ноги ставить.

Приложуха похвалила альтруизм парой недоведённых «П».

Пашка был зол и устраивать вырубленных родаков поудобнее не стал, только выключил на плите кастрюлю с супом и пошёл в комнату выполнять квест. Повесить получившуюся картину возможности не было, и Пашка прислонил её к чашке на тумбочке у кровати. Но игруха начала душнить и такое не засчитала.

– Блин! – выругался он и пошёл искать батины инструменты.

На балконе невозможно было ничего откопать, а за то, как Пашка там всё перерыл, в прежние времена ему бы дали нехилых люлей. Но наконец-то молоток и гвозди обнаружились.

Повесив картинку, Пашка поспешил войти в «Дополненную реальность». Но ни пять сотен баллов, ни десятая в строке отзеркаленная квадратная «С», давшая пятьдесят шестой уровень, ни дракон, особо не порадовали, потому что новое задание гласило:


«37. Помоги Ивану Лебедеву сдать лабораторные по химии. Награда – 1 000 баллов».


Пашка скрипнул зубами от злости. Поступившего в утешение дракона разбил с такой силой, словно хотел пальцем пробить экран. Какого хрена оно издевается?! Почему Пашка должен помогать этому недоделанному лоботрясу?! И как, блин?! Нажать химичке поставить пятёрки (хотя с Лебедева и тройбанов хватит)? Чтобы он ни фига не делал и за чужой счёт дальше продолжил?! Интересненькое дело!

Пока Пашка свирепо таращился в экран телефона, поступила тысяча баллов – за вторые сутки без общения с Лосевым. Наступила полночь.

Чтобы как-то расслабиться, Пашка хотел сначала в туалете уединиться, потом вспомнил, что предки вырублены в ноль, и никто к нему не зайдёт. Так что свои дела сделал на кровати, и в порнухе даже звук на всю врубил без каких-то там наушников, хотя приложуха и обозвала за то бараном. Потом Пашка всё-таки заказал себе новые эйрподсы, но с оплатой при получении – на карту он, опасаясь банковских санкций, из сбережений Марципана закинул немного.

Следом, чутка подумав, вернул двадцать тысяч в коробку из-под фена. Чтобы не тратить потом баллы на разрешение конфликта с предками. Заказал пиццу с расчётом наличными и обожрался ею до того, что дали свинью. Вернул энергию на максимум и с новым приливом сил восторженно уставился на эмблему «Дополненной реальности» на стене. Может, лет через сто, и с его могилы земля кому-то будет удачу приносить! Недаром именно его одарили божественными полномочиями. Но это только если Пашка вообще помрёт, так-то, может, и не захочет.

Игруха дала квадратную отзеркаленную «С».

Ладно, будут Лебедеву лабораторные.

И ещё подумал Пашка, что можно кого-то заставить игрухой взять себя на работу. Фиктивно, разумеется. Типа пусть считают младшего Соколова где-нибудь кем-нибудь, а он будет просто приходить и получать зарплату.

Потом уставился в потолок. Тоже на воровство тянет.

Что же придумать-то?

А если подобрать работу, которую он сможет игрухой делать? Чтобы все были довольны?

Только вот какую…

Второй варик – заставить на работу Краснопупинского ходить, а бабки отдавать Пашке. Так-то он девятью сотнями рублей ещё вообще за свой беспредел многолетний не рассчитался. И вдобавок Васин имеется, да и Кумыжный когда-нибудь свою сломанную челюсть обратно в школу принесёт, только вот с них навряд ли что финансово сильно можно поиметь, так что так и так надо какой-то финт ушами придумать.

Пашка проверил банковское приложение. Деньги историка продолжали висеть замороженными на счету. Как там провёл выходные Игорь Максимович? Не позабыл в панике собственную дату рождения?

Пашка хмыкнул.

В школу он выдвинулся раньше, чем предки в кухне на полу зашевелились, оплатив ещё соткой очков полнейшую бодрость, хотя она и так была больше шестидесяти процентов. Зарулил в цветочный и купил Люське здоровенный жёлтый подсолнух, а потом взял себе бабского навороченного кофе (кстати, оказавшегося очень вкусным!) и стал ждать на остановке.

Люську подсолнух привёл почти в такой же восторг, как субботник. Она немедленно попросила Пашку себя с ним фотографировать, так что они едва не опоздали в итоге на первый урок.

Толик, сидящий за партой в кабинете физики, радовал общественность огромным ярко-лиловым фингалом под левым глазом.

– Это что?! – выпалил Пашка, плюхаясь на своё место.

Физичка встала, подошла к кафедре и завела про несамостоятельные и самостоятельные разряды.

– Братело Абдулова подогнал своих кентов рассказать мне, как правильно вести себя с детками, – хмыкнул Толик вполголоса.

– А чего ты такой довольный? – поразился Пашка подозрительно.

– Хочешь – верь, хочешь – не верь, но я им всем навалял, – шепнул Толик. – Пятерым так-то. Как – сам не понял, если честно.

– Востриков, надеюсь, ваш лик изуродовали не мои коллеги за болтовню на уроках, – прикрикнула физичка. – Ну-ка расселись с Соколовым живо!

Перед алгеброй Пашка накинулся на приятеля, жаждая подробностей. Понявший, что его не стебут и в историю поверили, Толик стал красноречивым. Дэну Абдулову было двадцать три года, и был он, как считалось на районе, отшибленным. Навряд ли ради защиты от непрезентабельного на вид увальня Толика, а скорее для эффектности, на разборку в субботу он привёл ещё четверых дружков. В итоге у Толика остался фингал, а у шайки Абдуловского брата, надо полагать, психологическая травма. Ко всему прочему, как пятеро мужиков уносили ноги от пухленького десятиклассника ещё и видели прохожие, а потом оказалось, что кто-то даже снимал из окна (правда, только концовку эпичного махача).

– Короче, я опять звезда ютуба, – подытожил Толик. – Но в этот раз…

Договорить звёздную историю он не успел, потому что тут к ним подошёл сам Абдулов.

– Толян, я это… короче, извиниться хотел, – промямлил он. – Если созреешь, можем, короче, после школы с пацанами пивка бахнуть за гаражами. Я угощаю.

Пашка затаил дыхание. Если ща окажется Толик крысой, которая только и рада к популярной кодле примазаться, сведёт он ему в ноль не одни только драки, но и умение ссать, блин, стоя!

– В жопу себе закачай то пивко, – доверительно порекомендовал Толик. – Свободен.

Настроение Пашки без всяких там баллов оплатных, само собой тут же поднялось на максимум. Всё-таки друг его – отличный пацан!

На алгебре из уважения к Зинке занимался Павел Андреевич уроком. А вот на обществознании залез в свои собственные навыки. Поднял драки (ближний бой) с серединки шкалы до конца, потом ещё, хохмы ради, игру на гитаре (всегда хотел научиться) и внезапно попавшееся на глаза айкидо. Захотелось опробовать. Интересно, а если убрать айкидо и схлестнуть их с Толиком, то кто победит?..

Приближался урок химии. Час благородных дел.

Лебедев по этому поводу как-то позеленел даже немного. Пашка уже, понимания ради, поискал в его памяти по слову «лабораторная», и выяснил, что задолжал Лебедев их химичке с начала семестра, и на сегодня она назначила ему последний срок сдачи. Лебедев подошёл к проблеме широко, собрал бабки и купил какие-то ответы в интернете, но очень боялся, что ему зададут хотя бы один вопрос и разоблачат полностью.

Нажать ей просто принять лабораторки?

Пашку разобрала досада. До появления чудо-игрухи он не мог бы себе позволить покупать готовенькие домашки. Это прямо запредельно как-то. Живут же, мать твою, российские школьники! А ему, Пашке, надо на таких свои баллы растрачивать.

Приложуха дала змею и лисицу.

А кто спонсирует Лебедеву ебланство? Если батя его кровный даже алименты сраные не платит?

Уж не Пашкин ли отец там проявляет невиданную щедрость в чужой семье?!

В конце концов, Бог Всемогущий пришёл к компромиссу, который должен был устроить и игруху, и его чувство справедливости.

Наведя на молоденькую химичку камеру, он вошёл в «назначить действие» и прописал: «вызвать Лебедева к доске и весь урок спрашивать по лабораторным работам, вытрясти из него всю душу, но всё равно проставить за каждую… – Пашка замялся, но потом-таки набрал: – …четвёрку».

Он приготовился к свободному уроку с бесплатным цирком.

Но всё пошло не по плану.

На седьмой минуте мытарств Лебедев положил мел и промычал едва слышно:

– Карина Аркадьевна, я всё скатал. Я ничего не знаю.

Запрограммированная училка не сдалась:

– Значит, будем разбираться. Пиши на доску всё и рассказывай, почему, ты думаешь, там именно это.

– Эй, а чё, так можно было?! – подал голос Краснопупинский, и класс заржал.

К концу первой лабораторной на глазах Лебедева были слёзы.

– Можно мне выйти? – взмолился он. – Я не знаю…

Нужно отметить, что Лебедев в целом был существом неразговорчивым. Самой хохмой было смотреть, как он рассказывает наизусть стихи. Пашка не помнил ни разу, чтобы отпрыск батиной шалавы сдал Лидочке что-то при классе. Походу, бубнил рифмы потом наедине, в романтичной атмосфере, так сказать.

Может, нажать ему сделать химичке комплимент? Вот это совсем ржака выйдет. И как она потом выкрутится, чтобы поставить нормальную оценку?

Пашка почти решился, испытывал он к Лебедеву, которому раньше по большей части сочувствовал, теперь что-то, очень близкое к ненависти.

Но вдруг одноклассник бросил на пол мел, обхватил себя за плечи и начал покачиваться из стороны в сторону, пялясь на тряпку для вытирания доски. 10-й «Г» заржал, Краснопупинский, кажется, взялся снимать на телефон видео, и только Подушкина вскочила, какая-то непривычно свирепая, и закричала, словно бы даже на учительницу:

– Что вы делаете?! Уведите его! Да как можно смеяться над человеком! Да что вы за придурки все!

Карина словно бы отмерла, вскочила со стула, попробовала Лебедева неловко за плечи взять. А потом они с Подушкиной вывели его из класса под всеобщий ржач.

– Припадочный! – объявил громко Краснопупинский. – Так и назовём.

– Лучше «Брачный танец длинного Лебедя», – подсказала Мирошина.

– Точно! – встрепенулся Пуп и что-то застрочил в телефоне.

– А ты так и потекла от брачного-то танца? – вдруг спросил Толик и из-за парты встал. – Привлёк Ванька, получается, самочку?

Светка покраснела, все покатились со смеху, а у её подружки Милы Юловой даже слёзы выступили, подмочив некачественную тушь. Толик прошёл вперёд, обогнул средний ряд и подвалил к Пуповой парте.

– Удаляй на хер, – опершись о столешницу руками, потребовал он.

– Чё?

– Если ты в прошлый раз не понял, уточни вон у Абдулова, как лучше сейчас поступить, – в наступившей гробовой тишине проговорил Толик. – Или Кумыжному звякни, он тебе промычит популярно. Удаляй видос. Или я те ща весь твой кирпич до заводских настроек обнулю.

Краснопупинский бросил какой-то растерянный взгляд на Абдулова.

– Удали лучше, – обречённо объявил тот.

– Помочь? – зловеще уточнил Толик и навис над ним ниже.

И тогда бесстрашный задира Егор взял и стёр своё сокровище на глазах всего класса.

– Всплывёт откуда-то в инете, урою, – пообещал Толик. – Те если скучно, лучше соревнования по отжиманию устрой.

Пашка Соколов не был уверен, что ему очень уж понравилось данное представление. Во-первых, проехаться по Лебедеву, чтобы подучился мамку свою в узде держать, было так-то его, Пашкиной, идеей. Во-вторых, превращался Толик уверенно в какого-то супермена, героя и легенду, блин. А, на минуточку, это Пашка тут, вообще-то, бог, а не Толик! И только Пашкиной волей превратился Толик в Джеки Чана! Так что не фиг перед всеми так уж лихо петушиться.

А что он устроит, когда ещё и выглядеть станет не жиртресом?

Не погорячился ли Пашка с дарами?!

Телефон вздрогнул. В пуш-уведомлениях показались дракон, змея, запятая, перевёрнутый «игрек» и «икс». Пашка разблокировал экран, и прилога сообщила:


«Вы достигли 57-го уровня!»


Толку от них теперь только…

Перед литературой Пашка загрузил себе в башку стихотворение Фета за восемьдесят баллов, и сдал его на отлично. Лебедев на уроки не вернулся, но Подушкина сообщила тем, кому было интересно, что его просто отпустили домой. Последнее квестовое задание Пашке засчитали после пятого урока: наверное, замученная совестью Карина Аркадьевна добралась до журнала. Во всяком случае, англичанка почему-то обходилась без оного до самого звонка.

Пашка просидел почти весь урок молча, стиснув зубы, сжав кулаки и таращась в нарисованный на парте фаллос. Потому что прочитал очередной квест и прийти в себя не мог, даже получив от игрухи пару утешительных драконов.


«38. Поговори со своим отцом о его любовнице. Награда – 30 000 баллов».


Вот интересно, а что бы сказал Лавриков, если бы ему начали вместо радости такие вот подставы устраивать одну за одной? Чего бы полезного насоветовал?!

Это уже было похоже на тотальное намеренное издевательство!

Словно бы Пашка язык высунув нарабатывал себе сороковой уровень для того, чтобы делать неприятные вещи!

Что вообще значит «поговорить с отцом о любовнице»?! Уточнить, как он её и куда?

Пашка с отцом отродясь не разговаривал, не то, что на скользкие темы, а даже и просто так! Если у того бывало херовое настроение, начинались доёбки – и были такие «разговоры» самыми содержательными за всю Пашкину жизнь. Что Пашка думает по поводу пацанов, которые не умеют считать? Причина общения – двояк по алгебре. Какая у новых штанов заявленная износостойкость? Можно погуглить? Причина – заборный гвоздь, оставивший дыру, где не нужно. Сколько раз в год мальчик может убраться в своём свинарнике, чтобы не упреть? Причина – бардак в их с братом комнате.

Хотя всё не так. Причины были другие. Причины каждый раз были просто батиным херовым настроением и желанием показать, кто в доме хозяин. Иначе как объяснить удивительную связь между подобными вопросами и неоплаченными заказами или подорожавшей коммуналкой?

А того, что можно было бы назвать содержательным словом «поговорить» (то есть подразумевающее обмен репликами, которые слышат оба оппонента и как-то принимают во внимание) между отцом и младшим сыном не происходило, кажется, никогда. Редко-редко случалось у Серёги. И то только в последние годы, когда он стал сам себя обеспечивать работой в цветочной доставке. Хотя справедливее будет сказать, что это лишь снизило число доёбок к нему.

Вообще, папаня был не самым разговорчивым человеком в мире, только с Семёном мог трындеть, не замолкая, да и всё.

Конечно, с другой стороны, мог Пашка теперь отца не бояться. А разговор квестовый вообще вывернуть в свою, ответную, доёбку. Только что-то подсказывало, что победителем он из этой баталии не выйдет, даже вооружённый игрухой.

– Ты какой-то смурной, – заметил Толик после английского. – Давай сгоняем покурить за школу?

– Пошли, – согласился Пашка.

Как-то прекратить злиться нужно было. Только сиги не особо помогали.

– Русик, прикинь, на отлично защитился, – сообщил Толик, торопливо затягиваясь.

– Круто, – проворчал Пашка, и даже не возгордился: слишком херовое сделалось настроение. – Пошли. Не хочу опаздывать.

Но седьмого урока, практикума по алгебре, у 10-го «Г» не случилось совсем. Рядом с кабинетом математики Пашка и Толик увидали какое-то аномальное столпотворение.

– Эт чё за митинг? – удивился приятель.

Тут же они заметили бледную какую-то Мирошину, у которой только сиськи её непомерные пошли красными пятнами в вырезе блузки.

– Зинаиду «скорая» забрала! – объявила Светка мелодраматично. – В конце урока прошлого что-то с ней стряслось! За сердце хваталась, а потом вообще в обморок бахнулась! Мы, как пришли, как раз врачи её увозили на каталке!

– Вот бы копыта отбросила! – услышал Пашка басистый голос Пупа у себя за спиной. – Отличный подгон к концу года!

Глава 10: Весёлая ферма

Пашка, не оборачиваясь полностью, с ноги каким-то незнакомым, странным движением врезал Краснопупинскому в живот с такой силой, что тот перегнулся пополам и упал на колени.

– Копыта отбросишь, будет отличный подгон к концу года! – едва ли не прорычал Пашка.

И с какой-то аномальной смелостью устремился прямиком к директрисе: узнавать, куда увезли Зинку и как можно её проведать.

Внутри знакомо узлом завязывались кишки. Но нет, ни он, ни Лавриковская земля, не могут быть причиной этому! И сейчас же Пашка приедет и сделает Зинке сердце, как у двадцатилетней девочки! И как ему раньше не пришло в голову подлампичить её здоровье?!

Чёрт, чёрт, чёрт!

Галина Ильинична от Пашкиного порыва проведывать математичку пришла в некоторое замешательство. Но потом решила, что ничего плохого в этой идее нет. И даже повеяло на неё далёкими временами, когда такое начинание могло бы прийти в голову целому классу…

Выяснилось, что Зинку увезли в шестую больницу, но о состоянии ещё ничего не было известно.

– Не думаю, что сегодня можно навещать, – прибавила на прощание директриса. – Наверное, лучше завтра после уроков.

Но Пашка уже мчался к такси.

Сообщение от потерявшего его Толика пришло в пути, но Пашка на него не ответил. Даже игру не открыл, чтобы очередного, видного в пуш-уведомлении, дракона разбить. В нём всё пропитал какой-то потусторонний животный страх. Что, если Зинка… умрёт? В тот момент казалось, что даже безвременная кончина предков не стала бы таким ударом, как внезапная гибель учительницы математики.

В больничке Пашку ожидаемо никуда не пустили. И какую-либо информацию о состоянии отказались говорить тоже.

– Справка для родственников! – неприветливо отчеканила возрастная дамочка со слишком розовыми тенями на припухших тяжёлых веках.

– У неё нету, – припомнил Пашка кухонные истории преподавательницы и добавил потом: – родственников.

– Мальчик, не задерживай очередь, – тон тётки стал угрожающим.

Отойдя к низкой кушетке с потрескавшейся обивкой под кожу, Пашка приземлил туда свой зад, вытащил телефон и направил на окошко противной сотрудницы.


«Администратор справочной. ФИО: Свиридова Юлия Константиновна. Возраст: 49 лет. Состояние: активность (работа по найму)».


– Слышь, пацан! – вразвалочку подошёл к кушетке дедок в чёрном комбинезоне. – Ты что тут снимаешь?

– Вайфай где можно поймать? – нашёлся Пашка. – Не подскажете?

– В интернет-кафе, – хохотнул дедок. – Тут государственная больница.

– Я думал, везде есть вайфай, – сообщил бдительному охраннику Пашка. – Мне надо такси вызвать.

– Ну-ну.

Когда дедок удалился, что-то причитая о современной жизни, Пашка кликнул по открытому меню Свиридовой и назначил ей действие: «объявить перерыв, узнать, где лежит Пирогова, о которой спрашивал мальчик, и провести к ней, даже если туда нельзя».

Ткнул в оплату и закусил губу. Единственное, что его радовало сейчас, – наверное, если бы Зинка умерла, даже такая стерва, как эта бабень неприятная, была бы всё же с посетителем поприветливее.

А если не умерла, всё можно поправить за баллы.

Администраторша шлёпнула на окошко табличку «перерыв», и, не слушая гневное возмущение какого-то пенсионера с клюкой, встала и направилась к Пашке.

– В реанимацию посетителям нельзя, – уведомила она, и у него сжалось сердце. – Сейчас дам тебе халат и бахилы. И маску. Маску не снимай. Заметит кто неладное, выпрут и тебя, и меня, может быть. Стоять там нельзя. Говорить толку нет. Заведу-выведу, понял? Вообще бред какой-то… – прибавила она в конце, видимо, комментируя свой нежданный и умом необъяснимый порыв.

Обряженный в дурацкое, Пашка послушно засеменил за тёткой. Она на него в каком-то небольшом кабинетике-кладовой «для персонала» даже шапочку зачем-то нацепила, по типу тех, что в душ в кино надевают, только тряпичную.

Реанимация оказалась не одноместной, в комнате стояло шесть высоких коек с людьми, и над ними дыбились кучи устрашающих и тревожно гудящих приборов. Зинка с трубочками в носу и проводами, к сгибу локтя ведущими, выглядела какой-то другой, словно Пашка увидел её в капсуле «Матрицы» или что-то того типа. А когда приложуха определила состояние, как «кома», ноги и вовсе подкосились.

Свиридова уже тащила Пашку за локоть, но он очень испугался, что случайно выйдет из меню, не закончив все правки в здоровье, и заставил отпустить его в мужской сортир.

Там жуть как воняло, но это было пофигу. Пашка шмыгнул в кабинку и дрожащими пальцами полез в анатомический справочник приложухи. Пофиксил он в итоге математичке всё, даже кариес на правой верхней восьмёрке. Спустил три тысячи четыреста баллов, но вовсе не задумался о том, пока лихорадочно вносил изменения в состояние здоровья.

В основную дверь сральни застучали.

Очень хотелось проверить, пришла ли Зинка в себя уже, но тётка из регистратуры клешнёй впилась ему в руку повыше локтя и буквально выволокла на лестницу, а потом и на первый этаж. Лицо у неё покраснело, только что пар из ушей не шёл. Осозналась, видно, пока ждала.

Около окошка её внизу выстроилась недовольная очередь и высилась, уперев руки в бока, сердитая коллега в белом форменном одеянии.

Оставив Свиридову разбираться самостоятельно (потому что нефиг хамить взволнованным посетителям!), Пашка завернул в буфет больнички и купил воды. Осушил почти всю бутылку за раз. Вышел на улицу.

Забывая вдыхать, написал математичке эсэмэску. Отправил. И сжался весь.

Интересно, есть у неё там вообще телефон?

«Отпустило, Соколов, – пришло в ответ через минуту. – Доктор дивится. Наверное, на пару дней задержат тут для обследования. Но чувствую себя прекрасно. Спасибо, что спросил!»

– Слава тебе, Господи! – выдохнул Пашка, и ему даже показалось, что цвета вокруг стали немного ярче.

Неимоверно захотелось закурить. Игруха дала перевёрнутый «игрек».

Выйдя за территорию больницы и зарулив в магаз, Пашка разжился сигами и прикончил подряд три штуки. В башке гремела баталия: часть соображений ратовала за то, что пожилой человек может заболеть и угодить в реанимацию сам собой, в силу возраста, часть – за то, что Зинка была здоровой и никак в кому впадать не намыливалась, пока не получила кладбищенской земли. Первая когорта мыслей тут же парировала, что так-то и Пашка спит на Лавриковой земле, и ничего. Вторая заводила что-то про наивного лоха. Первая напоминала, что теперь Зинка здоровее, чем была когда-либо, и о чём вообще волноваться…

Одолеваемый всеми этими противоречиями, Пашка на автомате дошёл до дороги и доехал к дому на автобусе, только уже на остановке нужной вдруг вспомнив, что из низшего класса выбрался и, вообще-то, может пользоваться таксишками неограниченно.

Ну да ладно.

Этот безумный день настолько вымотал, что от одной мысли о выполнении текущего квеста сводило челюсть.

В конце концов, задание там было бессрочное (а жаль, так бы скипнул на фиг!), и его можно отложить до лучших времён. Так-то баллов пока хватает с избытком, плюс есть ещё ежедневные бонусы за Лосева.

«Только бы с ним всё было в порядке там!» – снова тревожно сжалось что-то внутри.

На кухне за задёрнутыми шторами сновал силуэт, второй сидел спиной к окну: голова отца возвышалась над линией уголка. Пашка вздохнул. Ну хоть не орут так, что сюда слышно…

– …миллионы не зарабатываю ерундой страдать! – возмущался батя, когда Пашка открыл входную дверь и взялся снимать кеды.

– Я не сама эти анализы придумала! Мне их доктор назначил! – возмущалась в ответ мать.

– Так то, что доктор назначил, должно быть бесплатное. Или это не доктор, а шарлатан, который просто деньги выкачивает!

– На МРТ по ОМС очередь полтора месяца. И лучше бы тебе в этот раз не умничать сидеть, а со мной пойти провериться в платную! Где это видано, чтобы два взрослых человека разом регулярно сознание теряли на всю ночь?! Но, если ты на тот свет собрался, не держу и не настаиваю! А я! Пойду! На обследование!

– Иди, пожалуйста, – свирепо просвистел отец. – Через полтора месяца, когда очередь подойдёт.

– Андрей!

Пашка чуть в голос не застонал. Блин, надо было их аккуратнее укладывать! Ладно, пусть развлекаются… Нефиг было орать круглосуточно!

Так как предки на этот раз ссорились умеренно, он решил оставить им свободу воли. Хотя, забирая в комнату ужин, пришлось обновить желание не злиться на младшего сына обоим: как-то оно, похоже, поугасло. И верно, закреплённое раньше жирным, стало распоряжение в меню значиться простыми буквами, что одарило Пашку парой язвительных замечаний. Потратив ещё сотню баллов на фикс, он свалил к себе.

Приложуха дала две недоведённые «П», а вскоре ещё и отзеркаленную квадратную «С», и тысячу баллов после полуночи.

Хотелось в этот раз Пашке отрубиться, а не корчить из себя вампира. К тому же требовалось задать Лаврикову парочку вопросов. Но он, урод гнойный, не приснился. И, когда будильник зазвонил, сведённая в ноль энергия ещё ни фига не восстановилась. Подумалось забить на школу, но потом Пашка себе бодрость вернул игрой.

В социуме всё-таки поживее, к тому же зарождался у Пашки план. И ещё хотелось после уроков куда-то повести Люську.

Вторник вышел странным. Ни историка, ни Зинки на работе не было, но право и геометрия шли в середине дня.

Первый свободный урок Пашка потратил на подготовку, а второй – на организацию своего будущего «хозяйства».

Для бывшей Славкиной шайки, куда решил вернуть и изгнанного Васина, Бог Всемогущий Павел подыскал прекрасную работу курьерами в ресторане. Нужно было разносить по району заказы в термосумках. Пашка звякнул в кафеху на праве и разузнал условия. Брали вроде как всех желающих и платили за смену, то есть рассчитывались каждый день. Можно было получать по четыре косаря с рыла.

На геометрии Пашка занялся настройкой. Задал Пупу, наконец-то явившемуся на занятия и похожему из-за шины на челюсти на хоккеиста Кумыжному, Абдулову и Васину в три часа (на это время он договорился с каким-то менеджером по телефону и сказал, что придёт с друзьями) быть у обозначенного ресторана. Васину, как самому красноречивому, притом добавил в задание номер телефона, по которому следовало позвонить. Запрограммировал четверых будущих рабов всеми силами устроиться на должность и максимально старательно всё выполнять, а полученные денежки в конце смены переводить на номер Пашкиной карты.

Не пожалел баллов и на то, чтобы закрепить всем своим работникам желание не потерять место в ресторане и переплюнуть одноклассников в усердии.

Итого за две тысячи двести очков должен был Пашка получить в своё пользование настоящую Весёлую ферму. Будут его придурочные однокласснички бегать с заказами по городу и приносить своему рабовладельцу Соколову постоянный доход тысяч так в шестнадцать каждый день.

План Пашке очень нравился! Приложуха похвалила за находчивость запятой и львом.

На последних уроках Пашка украдкой переписывался с Пионовой. Подумал зазвать её домой, а предков осторожненько в спальне вырубить в ноль, чтобы она даже не знала, что они есть в квартире. Но тогда выходило, что надо как-то наведаться туда одному, когда они уже с работы придут, а с Люськой встретиться договорились сразу после уроков. Коллапс получался.

В итоге играли почти два часа в бадминтон. Пашка заметил, что с прокачанными драками и айкидо стал куда более выносливым и ловким, и это ему очень понравилось. Ещё следовало позаботиться в кои-то веке о своём табеле, и он решил до пятницы с помощью игрухи поправить оценки – всё-таки конец года на носу.

Но думать о таком с Люськой выходило с трудом, он даже о мерзком квесте подзабыл за этот вечер. Приложуха обозвала бараном целых пять раз, повысив уровень до пятьдесят восьмого, и ещё парочку кривеньких «Т» дала, аккурат после очень страстных посиделок на утопленной в цветущих кустах спиреи лавке.

Около десяти вечера поступили Пашке на карту четыре перевода по четыре тысячи рубликов от Весёлой фермы, а ещё четыре цельные «П» в приложухе и четыре запятые. А в довесок через пару минут очень довольному собой Пашке выдали ещё и льва. От широты душевной подумал он даже через недельку одарить своих работничков некоторыми процентами, скажем, двадцатью от дохода, на личные нужды. Конечно, если будут они себя прилежно вести в школе.

Отличный вышел бумеранг судьбы. Потому что мир – он совсем не такой несправедливый, как иногда может показаться. Интересно, усвоят эти уроды науку? Или, когда разведёт их с Пашкой судьба, примутся за старое и начнут кошмарить слабых пуще прежнего, отдуваясь за своё наказание?

Но тут уже дело чужое. Обо всех не позаботишься.

Да и баллы, к сожалению, нужно всё-таки беречь. Вон какую дичь в квесты пихают. А мало ли что дальше будет? Вдруг непроходимые вообще уровни попрут?

Выполнять текущее задание очень уж не хотелось. Да и отца дома, когда Пашка пришёл наконец после затяжного свидания, не обнаружилось, из-за чего мать пребывала в очень скверном настроении.

Так что квест он вынуждено (как себя успокаивал) отложил на ещё один день.

Поужинав, завалился на кровать, и, пялясь на иконку «Дополненной реальности» в рамке на стене, начал ломать голову, как применить функции, чтобы облегчить прохождение постылой миссии. Можно, конечно, просто свести батину энергию в ноль, как только разговор попрёт не туда. С другой стороны, такой разговор попрёт не туда с самых первых слов, и, если его оборвать техническим вмешательством, навряд ли такое и за разговор засчитать будет можно.

Ещё один вариант – нажать отцу самому с младшим сыном обсудить свою шалаву. Типа пусть выкручивается, как и нафига. Эта идея казалась наиболее приемлемой, но всё равно очень уж дерьмовой. Отвечать же что-то надо будет. И как-то дальше потом сосуществовать после этого разговора.

Пока что функций, позволяющих что-то убрать из памяти окружающих (или даже своей), Пашка не обнаружил. И получится, что отец запомнит, что сыну уже про Лебедеву рассказал. А мало ли, к каким решениям его это может привести…

Или таки хер бы с ним?

Приложуха дала квадратную отзеркаленную «С» и недоведённую «П».

Так насколько сильно нужен в семье батя? Может быть, вообще стоит назначить матери прогнать его ссаными тряпками прямиком к Лебедевой?..

Очередная недоведённая «П» совпала с тысячей баллов за необщение с Лосевым. Наступила полночь.

Когда отец заявится, нужно выполнить сраный квест, и будь что будет…

Глава 11: Отладка

За ночь Пашка выписал полный перечень школьных предметов этого года с пометками, где и какие трудности имеет, а затем придумал план устранения их игрухой. Отвлёкся только раз, чтобы расслабиться в уборной, за что приложуха не преминула обозвать бараном – и верно: нечего на важное забивать. Потом составил Пашка глобальный общежизненный проект. Имел он такие пункты: образование, отношения, бабло, жильё, будущее и семья. С отношениями и баблом вроде порешал, спасибо Весёлой ферме и Пионовой, с образованием разберётся за среду.

По поводу жилья надо было думать: может, и правда снять квартиру? Если назначить, скажем, мамке заключить договор и что-то ему объявить про самостоятельность, там, а следом пусть сидит и думает, что за блажь нашла, только будет поздно? Но, если так, реально лучше бы бате свалить к Лебедевой и под ногами не крутиться.

Касательно будущего тоже нужен был план, хотя одиннадцатый класс всё равно так и так окончить придётся, хоть бы и приложухой. Но где лучше жить потом? Надо ли поступать куда, или нефиг тратить время, если любую работу или просто деньги (что удобнее) можно так и так добыть неограниченно? Хочет ли Пашка перебираться в Москву, как раньше мечтал? А захочет ли Пионова? Так-то и её можно перенастроить, но пока ещё ни разу не открывший Люськино меню Пашка почему-то не стремился нарушать эту традицию. Можно устроиться там, где пожелает она. И не следует забывать, что Люська в девятом классе, ей ещё два года в школе пыхтеть.

А что, если… поселиться с ней?! Предки её вроде продвинутые, а если что, можно подналадить им согласие… Вот это будет супер!

Жить с Люськой! Личико её по утрам видеть вместо кислых мин, трахаться, когда душа пожелает… А чё? Ему, так-то, уже шестнадцать с хуем, и Люське, как оказалось, шестнадцать тоже – потому что днюха у неё в октябре, и предки отправили её в первый класс за месяц до семилетия, а февральского Пашку его ироды выперли в шесть с половиной. Короче, взрослые они оба вполне, даже по меркам закона, вот что!

Понравится Люське такая авантюра?

«Квартиру нужно будет навороченную искать», – вспомнил Пашка о двух сральнях и мраморной кухне у Пионовых. Но Весёлая ферма по шестнадцать косарей в сутки приносит, должно с головой хватить на любые хоромы.

Пашка загорелся втройне. Хотелось уже грандиозные начинания реализовывать!

Последний пункт, семью, тоже надо было закрыть, поговорить вечером наконец с батей и дальше что-то решить с ним. Хоть бы и выгнать!

Приложуха похвалила за идею недоведённой «П».


«Вы достигли 59-го уровня!»


Оставшуюся часть ночи смотрел Пашка предложения по аренде квартир и даже несколько отметил сердечком. А в школу нёсся в придурковато-восторженном состоянии.

Порешать с уроками получилось на ура, хотя и затратно. На многих училок удалось повлиять через закреплённое желание закрыть Павлу Соколову долги, какие есть. Кое-где пришлось назначать действия: например, Ольга Львовна поймала его на большой перемене и чуть ли не силком поволокла в класс пересдавать две контрольные по физике и одну по астрономии, так у неё реализовалось закреплённое желание, хотя у 10-го «Г» вообще в расписании сегодня не имелось её предметов. К концу седьмого урока оставалось у Пашки девяносто шесть тысяч восемь очков и не стало никаких проблем со школой, не считая истории и права – потому что гнидень всё ещё не ходил на работу, наверное, по миллионам своим выл. Скоро там они ему вернутся, наконец?

Поддержка банка писала, что в пятницу, хотя учитывая, что Пашка уже сообщил про ошибку и обозначил: доков никаких не загрузит, могли бы и раньше. А с другой стороны – пускай пострадает там, ему полезно, мудиле этому гнойному.

Инновационной деятельности в сфере личного образования очень способствовало отсутствие в школе Толика, от которого не нужно было ныкаться или отвязываться и которому не пришлось ничего объяснять, например, с хера ли Пашка проторчал свободный урок алгебры у физички в кабинете или о чём так долго говорил с училкой МХК, а так же как умудрился выучить восемь стихотворений разом и оттарабанить Лидочке после урока, опоздав на информатику. И вообще, весь день Пашка ловил по школе преподш, у которых не было уроков сегодня, и вёл себя довольно странно.

Касательно своего отсутствия Толик коротко написал в ВК, что заболел, а Пашка не наседал, в тот день ему своих забот хватало. Хотя на то, чтобы отправить сообщение Зинке, время выкроил, и ответила она, к немалой радости, что уже завтра обещают выписать и всё со здоровьем как никогда хорошо.

«Ещё бы! Сам бог лечил», – подумал Пашка и получил бонусом «икс» за заботу о ближних.

До обеда надавали ещё и четырёх львов, последнего как раз после седьмого урока, когда вышел ученик Соколов из кабинета английского языка почти что круглым отличником по всем предметам.

Следующим пунктом плана была встреча с Люськой и прощупывание почвы по поводу съёма квартиры, но тут случилось неожиданное. Очередной лев оказался в строке десятым, точнее, шестидесятым, а уведомление о новом рубеже – нестандартным.


«Вы достигли 60-го уровня!

Поздравляем, теперь вам доступен режим отладки!»


Пашка застыл, а потом встрепенулся. Это было что-то новенькое! Но что?!

Расширение функционала обнаружилось не сразу, а когда обнаружилось… пришлось даже отменить свиданку с Пионовой под надуманным предлогом внезапной помощи матери, о которой та попросила. Пашка просто не мог бы сосредоточиться на своей девушке или своих наполеоновских планах теперь.

Потому что…

Клавиша «отладка» добавилась в круговое меню всего живого и открывала доступ к настройкам характера, которые можно было… изменить!

Только было это, похоже, просто ебейше дорогим удовольствием…

Пашка смылся из школы, едва заставив себя почти десять минут идти, чтобы свалить подальше и не нарваться на обманутую Пионову, а потом сел на скамейку и навёл камеру на случайного человека.


«Незнакомый прохожий. ФИО: Белозёров Антон Евгеньевич. Возраст: 38 лет. Состояние: активность (ходьба)».


Пашка, закусив губу, вошёл в «отладку» и принялся там всё исследовать.

Имелось меню «черты характера», где можно было посмотреть и настроить (десять тысяч очков за пункт) огромную массу всего интересного. Приложуха предлагала сто девяносто три самых разных граф со шкалой от одного до десяти и ползунком, которым можно было прибавлять и отнимать деления. Откорректировать давали всё что угодно, от чувства юмора до раздражительности! Получалось, что, потратив баллы, личность можно было перекроить полностью! И это вам не настроение или желания, которые постоянно сбиваются! Это базовые настройки! Считай, создание нового человека!

Ещё имелось меню «склонности», и было оно, вероятно, даже и любопытнее, потому что позволяло настроить человеку пристрастия, добавить их или убрать. Тут имелась строка ввода, действующая по той же схеме, что и в других разделах: в случае корректного определения, появлялась в конце слова решётка, и его можно было превратить в один из пунктов, выбрав значение, за те же десять тысяч очков. Походу, таким Макаром реально батю отучить и от блядства, и от бутылки, и вообще…

Поверх раскрытого меню отладки Белозёрова приложуха выдала недоведённую «П».

«Дороговато для такого бати. Думать надо», – решил Пашка и полез изучать дальше.

Наличествовало в «отладке» ещё меню «впечатления», где у Белозёрова пункты уходили в бесконечность так, что и не намотаешь начало, и касались вот просто чего попало – от «х/ф "Дикий"» до «новое белое платье дочери» и «вокальные данные Сергея». Оценки (которые можно было изменить за две тысячи баллов) делились на «великолепно!», «хорошо!», «нормально!», «удовлетворительно!», «нейтрально!», «не очень!», «плохо!», «просто мрак!» (и, похоже, неведомому Сергею петь в присутствии Белозёрова не стоило).

В меню так же была строка ввода, но оказалось, что это не ввод, а поиск по слову. Добавить впечатления по желанию не давала игруха возможности даже за кучу баллов.

Зато имелось ещё в «отладке» очень любопытное меню «взаимоотношения». В нём у Белозёрова значилось неимоверное число ФИО с датами рождения, и также была возможность поиска по запросу. Для ознакомления Пашка вошёл в «Белозёрову Анну Игоревну, 18.02.1983».

Испытывал к данной особе Белозёров шестьдесят три процента любви, восемьдесят семь – привязанности, сорок пять – дружеских чувств, шестьдесят три – уважения, двадцать один – восхищения, восемьдесят – симпатии, семьдесят два – благодарности, сорок семь – доверия, тридцать семь – гордости, пятнадцать – любопытства, шестнадцать – тревоги, двадцать один – гнева, девять – страха, три – отвращения, семь – стыда, пятьдесят четыре – вины, шестьдесят два – раздражения, ноль – ненависти, сорок один – сексуального влечения, одиннадцать – безразличия и семьдесят восемь – обеспокоенности судьбой.

На последнее можно было нажать и увидеть подменю: «пожелания: позитивные» (с ценой замены на «негативные» в пятьдесят тысяч баллов).

А внизу экрана имелось соотношение ожидания/реальность, с Анной у Белозёрова отражённое как семьдесят пять на пятьдесят два.

Редактирование в этом меню стоило по семь тысяч двести баллов за любой пункт (кроме вкладки «обеспокоенности судьбой»), и нижние значения можно было изменить по отдельности оба.

Охренеть, конечно! «Отладка» такие безграничные возможности давала, хоть весь мир вокруг себя переделай… Ай да приложуха, да святится имя её!

Только зачем же, сука, так дорого?

Поступили «икс» и отзеркаленная квадратная «С».

Последней в круговом меню «отладки» значилась не ведущая дальше клавиша «удалить» ценой в сто тысяч очков. Она вызывала немало вопросов, но пояснений не имела.

Ладно, со временем и с ней разберёмся! По-любому тоже штука полезная.

Короче, открыл шестидесятый уровень настоящее, подлинное, так сказать, управление.

Только теперь становилось понятно, что запасы Пашкины по баллам – фуфло, которое вообще ничего не стоит. И надо срочно эти запасы повышать.

А ещё – налаживать «семью» из блокнотного плана по-нормальному. И уже после настройки браться за долбанный квест, чтобы поскорее получить и выполнить следующий. Вооружившись новой функцией, задание с батей, пожалуй, можно было пройти на ура, и вообще нежданно нефигово пофиксить удручающий пункт жизненного проекта. Только, блин, какими же дорогими были все плюшки «отладки»!

Когда Пашка во всём этом волнующем изобилии открывшихся возможностей пошарил, Белозёрова пропал и след, и вообще было уже шесть вечера. Он и не заметил, как залип в приложуху на несколько часов. Хотелось ссать, и что-то захавать тоже не помешало бы.

Баллы стало нужно экономить как никогда, и потому зарулил Пашка в ближайшее кафе, воспользовался сортиром по-людски и купил себе разом четыре навороченных хот-дога с двойными сосисками и кучей добавок.

После третьего приложуха обозвала свиньёй, а четвёртый он и не осилил даже, а просто в рюкзак сунул и потопал к дому, мысленно потирая руки.

Мать возилась со стиркой: их старенькая машинка плохо отжимала бельё, с него вечно лилась вода, получалось оттого постиранное тяжёлым, и надо было его на балкон волочь в тазу, предварительно выкрутив руками.

Батя в хозяйственной трудности не участвовал: он смотрел телек на кухне с каменным лицом.

Может, не поскупится Пашка и прибавит отцу жизнелюбия, чтобы пейзаж не портил?

Дали недоведённую «П».

– Ма! – позвал Пашка, зайдя в спальню предков. – Подойди на минуту!

– Ты не видишь, я занята?! – рассердилась мамка, сбиваясь с настройки.

Ну ничего, вот будут желания с настроениями соответствовать характеру персонажа, так, глядишь, и сами выставляться начнут правильно… Но на мамку пока баллы было жаль.

– Мам! – снова позвал Пашка.

Шваркнув скрученный жгутом пододеяльник в ванну, мать, с видом свирепым, всё-таки вышла в коридор, а потом сунулась в комнату.

– Присядь, – попросил Пашка, указывая на их постель.

– Павел! Я делом, вообще-то…

– Это важно, – отрезал младший сын.

Мать нехотя приземлилась на кровать. Пашка поднял телефон, открывая её меню.

– Тебе больше отдыхать надо, – объявил он и успел свести энергию в ноль раньше, чем, сбивая все закреплённые желания, гнев из матери вырвался наружу.

И едва поймал её башку, прежде чем она об угол тумбочки звезданулась.

Блин, и то не так и это…

На экране появилась ещё одна недоведённая «П».

Пашка отпихнул отрубленную мамку на спину, потом затащил на кровать её ноги, потянул, почти выровняв, и даже прикрыл батиной стороной одеяла (вышло, что свою половину она придавила намертво).

Осмотрел результат. Ну вроде далеко от обморока.

Пашка оглянулся на коридор. В теле поселилась что-то зябкое.

Неужто перепрограммируется отец в нормального? В натуре? И можно его сделать таким же добряком, как у Толика, например? Чтобы мог даже в настольные игры с сыном поиграть или в поход там пойти?

Приложуха поддержала оробевшего Пашку запятой, словно подталкивала приступать к делу.

– Лена! – внезапно донеслось с кухни. – Лена!!! – Звук телека стал тише. – Каша горит, твою мать! Ты слышишь?!

Выйдя из оцепенения, Пашка заспешил на кухню. С порога поднял на батю, не потрудившегося оторвать зад и выключить огонь под начавшей вонять палёным кастрюлей, камеру телефона.

За сотню очков свёл энергию в ноль.

Отец обмяк, задев локтем чашку, и разлитая жижа побежала по обивке, а потом закапала на пол.

Пашка повернул выключатель конфорки, закрыл подгоревшую кашу вместо крышки разделочной доской, распахнул окно и, вырубив телек полностью, уселся перед отцом на табуретку, как в тот раз, когда желания ему программировал.

Сердце билось, как сумасшедшее. Во рту пересохло. Понял Пашка, что ему стрёмно заглядывать в отношение бати к себе, даже можно сказать, что вообще туда заглядывать не хочется. Только вслепую же ничего не изменишь.

Сначала он всё же вошёл в склонности. Посмотрел на страсть к алкогольным напиткам, в строке которой только пары делений до максимума не хватало. Занёс палец, даже свёл эту пагубную привычку до нуля, но десять тысяч баллов зажал и не оплатил изменения.

Вышел из меню и полез во «взаимоотношения» всё-таки. Нашёл там Соколова Павла Андреевича, 14.02.2002.

Зажмурился.

Сглотнул.

Игруха дала недоведённую «П».

Пашка разбил её, положил телефон на стол и пошёл на балкон курить.

Внутри шевелилось что-то склизкое, неприятное. То ли страх, то ли вообще отвращение. И даже непонятно было к кому, как бы и не к себе.

Могло меню расставить все точки над «i». Наглядно показать то, что и так Пашка знал прекрасно. Только… видеть не хотел совершенно, как выяснилось.

Прикончив подряд три сигареты, он всё-таки вернулся на кухню.

Разлитый чай прекратил капать с уголка на пол. Пахло палёной гречкой. Глаза стали какие-то влажные, когда Пашка всё-таки взялся за смартфон и нажал на своё имя в батином меню взаимоотношений.


«Соколов Павел Андреевич, 14.02.2002:


Любовь к СПА: 21%

Привязанность к СПА: 37%

Дружеские чувства к СПА: 22%

Уважение к СПА: 1%

Восхищение СПА: 0%

Симпатия к СПА: 9%

Благодарность СПА: 0%

Доверие к СПА: 4%

Гордость за СПА: 11%

Любопытство к СПА: 0%

Тревога перед СПА: 0%

Гнев на СПА: 73%

Страх перед СПА: 0%

Отвращение от СПА: 0%

Стыд перед СПА: 0%; за СПА 72%

Вина перед СПА: 14%

Зависть к СПА: 12 %

Раздражение СПА: 88%

Ненависть к СПА: 0%

Сексуальное влечение к СПА: 0%

Безразличие к СПА: 43%

Обеспокоенность судьбой СПА: 77%».


Пашка часто заморгал, вперившись взглядом в цифры. Они расплывались. А потом одна жгучая позорная слеза скатилась по щеке, и тут же вслед за медведем Пашка получил дракона.

Глава 12: Разговор с отцом

Младший Соколов несколько минут таращился, закусив губу, на показатели «уважения» и «стыда за», потом свирепо вытер щёку и правый глаз.

Приложуха дала ещё дракона.

И вдруг, ничего не меняя в настройках отца, он вернул его энергию на максимум.

Родитель заворочался, поморщился, поводя затёкшей от неудобной позы шеей, потом заметил Пашку и нахмурился.

– Мать позови, спалила кашу, скажи, – проговорил он.

– Что же ты не звал мать, когда жарил мамку Лебедева? – просвистел Пашка с какой-то отчаянной, безумной решимостью.

– Что ты сказал, щенок?! – встрепенулся отец, и у него прямо-таки глаза на лоб полезли.

– Что слышал, то и сказал. В пятьдесят лет надо хозяйство в штанах держать, вот что. А не на страхолюдин залезать. Хоть бы уехал в другой район, блин! Эта мымра – мамка моего одноклассника!

– Ты отца учить вздумал?! Ты следить за мной посмел, ушлёпок недоделанный?!

Толкая стол так, что на пол полетела посуда, отец в ярости кинулся к Пашке, но прогруженные в тело рефлексы позволили не просто увернуться, но так схватить батю за руку и выкрутить её в сторону, что тот взвыл, почти полностью обездвиженный.

У Пашки внутри бушевало что-то первобытное. Сбились в кучу все обиды за шестнадцать лет. Образы взрывались отрывочными воспоминаниями: крики отца, нравоучения, провокации, его постоянные грубость и недовольство и эти бесконечные поучения, как должно быть! Поучения от кобеля и пьяницы, от опустившегося мудилы, который не добился в жизни ничего и отдувается на близких людях! Да чем он лучше подкаблучника историка?! Но даже тот вон скопил три с половиной ляма, а у этого зуб жене нет денег починить или сыну купить куртку, зато находятся бабки на веники любовнице!

И Пашка заговорил. Он выкрикивал обвинения рваными, бессвязными и путанными фразами, не давая отцу выбраться из захвата, выворачивая ему суставы по загруженной технике идеального владений айкидо. А потом заорал:

– Вали к своей Катьке, старый кобель! И чтобы духу твоего тут не было, понятно?! Чтобы близко не подходил к нам с матерью, потому что я тебя с лестницы спущу, в больнице отдыхать будешь, ясно тебе, мудила?!

Отец как-то сдулся. Он вырывался и пыжился, что-то вякал в ответ только в самом начале. А, как выпустил его младший сын, слова не сказал. Схватил куртку с вешалки и в ботинки влез, даже не зашнуровывая. И плечи сгорбил, словно стал ниже ростом.

Захлопнув дверь, Пашка сел на пол и привалился к ней спиной. У него было темно в глазах от бешеной ярости. Выплеснувшиеся откуда-то силы затухали, и приходило опустошение.

Всю свою жизнь он пресмыкался перед отцом и боялся его до дрожи в коленях. Привык бояться. А сейчас старик-батя показался жалким, слабым и смешным в своей беспомощности. Только радость быстро сменилась прострацией.

В спальне предков зазвонил мамкин телефон.

Жаловаться собрался? Ну-ну. Её с энергией на нуле и пушечный выстрел сейчас не разбудит.

Пашка вернулся на кухню и взялся за телефон.


«Квест пройден! +30 000 баллов!»


Поверх уведомления пришли иконки трёх недоведённых «П», трёх драконов, льва и медведя.


«Вы достигли 61-го уровня!»

«Вы достигли 62-го уровня!»


Пашка смахнул все рамочки безразлично, но всё-таки заглянул в новое задание:


«39. Посмотри полностью сериалы из списка в приложенном файле. Награда – 10 000 баллов».


Стоило бы порадоваться хотя бы халявному квесту, но не вышло. Пашка понял, что ему категорически нельзя думать сейчас. Едва ли не бегом он поспешил в свою комнату, упал на кровать и свёл энергию в ноль, даже не раздеваясь.

Разбудила мать, подзабытым от хорошей жизни диким ором. Силы у него, очевидно, ещё совсем не восстановились, и башка соображала с превеликим трудом.

– Как ты посмел?! – верещала мамка, брызгая слюной. – На родного отца руку поднять, ирод проклятый! Мать умирающую на старости одну оставить! У меня, может, опухоль или ещё что! Ты хоть знаешь, что я сознание теряю постоянно, выродок?! Тебе на всё плевать! Я, может, в кому вообще впала, что криков ваших не слышала и звонков его! У меня пятьдесят пропущенных на телефоне, который около кровати лежал! Я умираю, а сын родной меня решил оставить без мужа! Стакана воды никто не подаст на смертном одре!

– Батя тот бы подал, уж конечно! – огрызнулся Пашка, садясь и зевая.

– Да как смеешь так об отце говорить?! Ты, погань неблагодарная! Отец тебя шестнадцать лет на горбу тянет, одевает, обувает, кормит! Тебе кто право дал?! Ты кто вообще такой?! Ты какие права на эту квартиру имеешь, чтобы отца из неё выталкивать?! Ты что вообще о себе возомнил?! Родила на свою голову! Защитник выискался! Справедливость ему понадобилась! Иди и ищи отца! На колени падай, что хочешь делай! Если останется он у своей шалавы, клянусь, Паша, матери у тебя больше не будет! И духу твоего в этом доме не будет! Что ты смотришь на меня?!

– То есть, ты в курсе, что он у Лебедевой? И хочешь, чтобы он вернулся?!

– Это твой отец!!! Это мой муж!!! Отец моих сыновей!!! Он всю свою жизнь за каждой юбкой волочится, перебеситься не может! А ты, ты, скот, разрушил нашу семью!!!

– Я разрушил?! – ошалело выдохнул Пашка. – Какую, на фиг, семью?!

И тут мать, которая в последний раз распускала руки, когда детям было лет пять-семь, впоследствии перепоручив все наказания бате, метнулась вперёд и залепила Пашке такую увесистую пощёчину, что у него в ушах зазвенело.

– Одевайся! Без отца на порог не пущу, слышишь?! Слышишь ты меня, погань?!

Спустя минут десять, продолжая брызгать слюной, красная и взмыленная мать захлопнула перед Пашкой входную дверь.

Абсолютно ошалелый, он сошёл вниз и сел на лавку, но не под окнами, а у соседнего подъезда. Был Пашка в одном носке, потому что второй найти не успел, голова гудела и глаза лезли на лоб.

Чтобы чуть прийти в чувства, он зашёл в игруху поднять энергию, и тут посыпались награды: три дракона, три недоведённые «П», четыре «П» цельные, четыре запятые и медведь.


«Вы достигли 63-го уровня!»

«Вы достигли 64-го уровня!»

«Вы достигли 65-го уровня!»


Имелись также четыре перевода от Весёлой фермы в районе полдвенадцатого ночи вчера, почти шестнадцать косарей, и тысяча баллов за необщение с Лосевым.

Только ничего из этого вообще не радовало, хотя мог Пашка вернуться и заставить мамку себе массаж ног делать, или вообще ей весь характер заменить.

Но видеть её не хотелось. И потому энергию он себе вернул, а потом поплёлся завтракать в ресторан, потому что больше пойти было некуда.

Только вот быстро понял, что в полседьмого утра ничего не работает, и пришлось довольствоваться хот-догами на заправке по дороге в школу. К счастью, там были небольшие столики в минимаркете, вкусный кофе и ещё прикольные пирожные.

Смачно отрыгнувший перед тем, как идти за третьей порцией навороченного бабского рафа, Пашка получил свинку.

Условно уже можно было двинуть в школу и переконтоваться там, но не имелось у Пашки нынче даже сменки, а физра была первым уроком. И пришлось прогуливать её, поглощая кофе и корзинки с кремом, которые так астрономически стоили, что Пашка ел их просто из вредности, даже тестовый низ не жевал, а только фрукты и крем. Помогали корзинки ему чувствовать себя человеком состоявшимся и на что-то годным.

С тоской подумалось о подушке с Лавриковской землёй, которая осталась в комнате. Изъять, что ли, своё счастье? Пойдёт эта припадочная на работу? Так-то ключи у Пашки от квартиры всё ещё имелись…

Но отправился он в итоге не домой, а в школу ко второму уроку. Обнаружил там, к своей досаде, полное отсутствие Толика, у которого, по-хорошему, следовало сегодня переночевать.

«Ты где?» – написал другу в воцап Пашка.

Толик не отвечал весь английский и половину свободного урока истории (гнидень всё ещё бойкотировал работу). Потом прислал короткое «болею».

«Мне бы у тебя переконтоваться не помешало» – написал Пашка.

«Сорян, не сегодня» – пришло от Толика.

Пашка разозлился. Хорош друг! В кои-то веке нужна помощь, а он «сорянами» отмазывается?! Даже не спросив, в чём дело! И это человек, которому Пашка, считай, новую жизнь подарил! Ну круто! Очень весело!

Приложуха дала дракона.

Оставшиеся два урока Соколов-младший сочинял возмездие, но потом как-то подутих. С алгебры и геометрии 10-й «Г» отпустили, потому что Зинка была на больничном. И, кстати, сегодня выписывалась.

У Пионовой шестой и седьмой уроки были, и потому решил Пашка поехать и встретить математичку. И так ему радостно стало от этой идеи и спокойно на душе, что отказаться просто не смог, хотя и выяснилось, что Пирогову отпускают в четыре, то есть уже после всех занятий, когда Люська свободна. Пашка купил цветов и ещё жратвы всякой, потому как должно было у неё всё дома попортиться за время в больничке, приехал на такси и не стал его отпускать, так как багажник был забит пакетами. Тратить бабло Пупа, Кумыжного, Васина и Абдулова на Зинку показалось Пашке особенно символичным, приятным и правильным.

Она прямо-таки охнула, когда его с пышными гладиолусами в полроста увидала. Раскраснелась, как на первом свидании, пыталась от такси отказаться, но Пашка всё-таки её туда усадил.

– Вы же мне помогали тогда после драки, – напомнил он. – Это справедливо!

– Но я здоровая, как слон! – протестовала Зинка. – Врачи говорят, что феномен для своих лет и обо мне нужно писать научную работу. Представляешь?

Вторая порция протестов посыпалась, когда около подъезда Пашка начал пакеты из багажника вынимать. Зинка проявила баранье упрямство и заявила, что покупки оплатит сама, в точности по чекам, заставила чеки эти в приложении с жратвой показывать и всучила Пашке деньги до копейки, хотя было понятно уже, что ей столько продуктов не нужно.

По этому поводу она велела Пашке живо хотя бы треть уничтожить и взялась накрывать на стол, улыбаясь и только что не пританцовывая.

– А ты как, Соколов, сам-то? – спросила Зинка, наливая чай и ставя чашки к бутербродам и прочим вкусностям. – Бледный какой-то.

– Да так… – замялся он и вдруг выдал: – Меня из дома выгнали.

Зинка всплеснула руками и охнула. Села на стул, даже чайник наместо не поставила, и позже немного обожглась об него случайно.

Спустя полчаса Пашка закончил своё повествование: без упоминания игрухи, разумеется. Просто рассказал, как на духу, что узнал о батиной любовнице, походил с этим, подумал, а потом взял и всё высказал. Батя на рожон полез, и они сцепились, а потом он его прогнал из дома в шею. И что мать поутру устроила.

– Ситуация, – вздохнула Зинка, потирая покрасневшее пятно чуть пониже локтя. Чайник она уже отставила на подставку, и он весело булькал для новой заливки. – Врагу не пожелаешь.

– Ни за что перед ним извиняться не буду! – на всякий случай прибавил Пашка. Исповедь принесла какое-то странное успокоение, словно всё случившееся стало немного легче.

– Да тут скорее ему стоило бы извиниться, но он, я так понимаю, не станет, – протянула Зинка. – Мать твою тоже можно понять. Но переваливать на мальчика ответственность – неправильно в корне. Думаю, они должны сами или помириться, или уж разойтись. Ты… домой не пойдёшь сегодня? – обеспокоенно закончила она.

Пашка мотнул головой.

– А куда же ты пойдёшь?

– Квартиру сниму, – выдал Пашка. – И вообще, не вернусь к ним, даже если просить станут.

– За квартиру платить нужно, – отметила Зинка.

– А у меня сбережения имеются, – сообщил Пашка. Дохода от Весёлой фермы и денег Марципана должно было с головой хватить, даже если платить вперёд.

– Сбережения лучше сберегать, мало ли что, – возразила учительница математики. – А не на ветер бросать. Да и кто сдаст тебе квартиру? Несовершеннолетний, да ещё и молодой пацан. Решат, что там распивать станешь и непотребства устраивать. Ты вот что, Соколов. Оставайся у меня пока. Родители успокоятся, там и решишь. – А, заметив его протестующее выражение, прибавила: – Ну или как найдёшь квартиру. Это тоже за вечер не сделаешь, а спать-то где-то нужно.

Пашка замешкался. На Толика он обиделся, и вообще тот его уже, считай, на сегодня послал. Квартиру и правда за вечер навряд ли снимешь. Да и в гостиницу не факт, что поселят малолетку без родаков, тем более Пашка в жизни в гостиницах не жил и не имел понятия, что там и как делать. А тут, у Зинки, так… приятно и уютно, хотя это и странно очень.

– А я вас не потесню? – с сомнением спросил он. – Комната-то одна.

– Так ведь кресло – раскладное. Не самое хорошее для спины дело, конечно, но на время – нестрашно. Ты школьные принадлежности из дома не успел забрать, да?

Пашка замотал головой опять.

– Завтра добуду тебе книжки, возьму в библиотеке на время. Нужно тетрадок купить. С коллегами поговорю потихоньку, чтобы не ругались, что они новые. Всё устроится. Может, за выходные наладится даже. Ты не переживай. Взрослые заботы оставь взрослым. Тебе надо учиться хорошо и о будущем думать.

Когда спустя час Зинка убежала (как оказалось потом, в магазин за зубной щёткой) Пашка даже посуду вымыл. Сам от себя не ждал, но встал вдруг со стула и взялся за тарелки, вилки и чашки. Написал Люське, что сегодня никак не сможет с ней встретиться, а потом на всякий случай доставку цветов ей заказал на дом.

Это что же выходит? Пашка за день всю семью потерял, поселился в квартире у учительницы и моет там посуду с таким удовольствием, будто это какая-то небывалая радость и привилегия?

Зинка была такой хорошей без всяких там настроек и читерства, что в это сложно было даже просто поверить умом. Может, и не нужно квартиру снимать?

Только сюда же не приведёшь Люську… И вообще, одумается математичка за пару дней, навряд ли она очень уж мечтает о квартиранте. А к мамке Пашка ни за что не пойдёт. Пускай там как хочет, так и выкручивается со своими тараканами.

На столе завибрировал телефон, и Пашка заметил наверху подсветившегося экрана пуш-уведомление с недоведённой «П». При таком росте стремительном скоро уровень станет сотым, и можно будет редактировать прошлое.

Только так ли нужно что-то исправлять?

Вернувшаяся Зинка проявила все чудеса гостеприимства: скоро получил Пашка длинную, почти до колен, чистую футболку, полотенце, ту самую новенькую зубную щётку в упаковке, за которой она, оказалось, бегала в «Пятёрочку», и даже стакан тёплого молока с мёдом!

Но главное: она совсем не читала морали. Не рассказывала, что ему делать и как быть. Не обвиняла. Вообще словно бы давала ему самому решение принять, что от взрослого было так странно. И так… здорово!

Зинка сняла бархатное покрывало с кресла, и Пашка помог его кое-как разложить в узкую длинную койку, которая почти что легла на пол. Но математичка туда постелила какой-то матрас, свёрнутый рулоном в шкафу, новое постельное, пахнущее свежестью и чем-то странно-уютным и волнующим, потом переодела наволочку на одной из подушек со своей кровати.

Смотреть при Зинке вместо сна сериалы показалось Пашке как-то неудобно, хотя он подозревал, что замечания она ему не сделает. В файл заглянул всё же: там было пять названий, одно он вроде даже слышал краем уха. В каждом сериале оказалось по два-три сезона. Это на несколько дней, даже если непрерывно. Не такое халявное задание, хотя и несложное. Нафига только?..

ПМС, что ли, у игрухи?..

Включать кино Пашка не стал. Но, чтобы уснуть, всё-таки потратил сотню баллов. Иначе не выходило.

Глава 13: Секреты Толика

– Это ты, конечно, интересно придумал, – вещал во сне Лавриков. – Только выбор, мягко говоря, специфический. Перед тобой весь мир на ладони, а ты у старой девы одинокой поселился, ещё и училки своей. Ты бы лучше дом снял с бассейном. Вот поверь, накинешь бабла, и сдадут тебе что угодно с радостью. И тебе, и младенцу, и псу блохастому: главное – заплатить. Ты, кстати, на кой ляд в школу шастаешь? Тебе заняться нечем? Бизнес прикольно наладил, уважаю. Но можно и его расширить. И пользоваться, пользоваться плодами не забывай! Поверь, есть радости поприятнее, чем старым перечницам колбасу с икрой покупать. Вот ты был когда-нибудь на массаже? А шмотки хорошие носил? Не просто дорогие, а хорошие? Или вот ты, если я не ошибаюсь, за границу мечтал слетать. Так в чём проблема? Не обижаться на мать надо, а настроить правильно и пользоваться! Что ты как…

– Пашенька, – вторгся куда-то в сон сторонний голос, – просыпайся потихоньку. Я завтрак почти приготовила. Уже половина восьмого, но мальчику что собираться – душ принял да поел. Ты кофе по утрам пьёшь?

Пашка осоловело сел на непривычной постели и вообще не сразу понял, где он. Сведённая в ноль энергия не восстанавливалась за то время, которое обычно оставалось до звонка будильника, и, если её не вернуть игрой, ощущалась пробуждение так, будто тебя из омута выволокли, но не полностью.

Согласившись на кофе, Пашка, как только Зина ушла, вернул показатель на максимум, отметив пришедшую ночью тысячу баллов. Ещё было четыре цельные «П» и четыре запятые, а также исправные переводы от Весёлой фермы. И, главное, наконец-то пропали замороженные три с половиной ляма со сберовского счёта!

Сообщение от поддержки банка уведомило, что платёж вернулся отправителю, потому что не были предоставлены подтверждающие документы. Ну и прыгал там, наверное, историк от радости!

Звонков от матери не было. Странно. Пашка был уверен, что, увидев пропущенные (он нарочно вырубил звук и вибрацию перед сном), испытал бы досаду. Но оказалось, что отсутствие звонков – едва ли не хуже.

За завтраком, горячим и вкусным, Зинка выглядела очень бодрой и весёлой, словно бы и ей энергию накинули колдовством. Хотя, наверное, это потому, что теперь у её тела идеальное здоровье.

– Вот всё-таки мне на пользу пошла больница, как ни странно, – поделилась она, подкладывая Пашке жареный бекон в яичницу с помидорами. – Хотя там говорят, что ничего не лечили и вообще не понимают, из-за чего сердце схватило. При поступлении мне инфаркт миокарда ставили, но, говорят, ошибочно. Только что-то они там со мной всё же сделали. Чувствую себя, как в молодости, вот честное слово! Все болячки отступили. Даже колено, которое я повредила после института сильно, когда на коньках каталась, не крутит совсем, хотя оно меня прямо замучило! И даже обормот этот перестал сниться. Представляешь, – хихикнула Зинка и немного понизила голос, словно на кухне их кто-то мог подслушивать, – уже которую неделю, подумать стыдно, видится по ночам молодой мужчина, импозантный, с бородкой, с виду приличный. Но гнилая у него душа. И всё рассказывает, что я в жизни упускаю. Вроде бы складно поёт, только во всём он не прав. А самое неприятное, что я чувствую это прекрасно, и в то же время знаю, что он – воплощение моих каких-то сомнений и переживаний, умом непонятых. Выходит, начала я под старость о чём-то сожалеть, сама не заметила, как. Хотя жизнью своей довольна. Вот же странная штука – психика человеческая. А ты на кого учиться собираешься, Соколов? Вот психолог – интересная нынче профессия, и, думается, весьма полезная…

Пашка с трудом проглотил то, что было во рту, словно еда вкус вдруг потеряла.

Лавриков! Ну точно!

– Может, и не подсознание, – едва промямлил он. – Может, залётный какой-то.

– Ну, это вряд ли, – вздохнула Зинка. – Телевизор я почти не смотрю, новости только, чтобы какое впечатление так трансформировалось. Даже в книгах, что последнее время читаю, никого похожего. Получается, мои сожаления, непрожитые толком и непонятые. Хотя и странно. Тебе добавки положить? Может, ещё огурчиков?..

Прежде чем одеться в нежданно постиранную вчера Зинкой и как-то высушенную за ночь да ещё и поглаженную одежду, Пашка стянул с подушки наволочку и присмотрелся. Точно! На одном краю нашлась аккуратная дорожка белых стежков, почти сливающаяся со швом. Выходит, она ему случайно счастливую подушку вчера отдала.

Только… такую ли счастливую?..

Пашка закусил губу.

Ну не могли же рассуждения Лаврикова, тем более если Зинка с ними не согласна, вызвать инфаркт? Значит, совпало так. Богу Всемогущему же не хватило ума поправить ей здоровье заранее. Хотя там не всё гладко было, и с сердцем тоже. Пашка помнил, потому что в первые дни после подкидывания земли, следил за изменениями в анатомическом справочнике. Изменений не было.

В конце концов, инфаркт – распространённая хрень. Пашка погуглил, ишемическая болезнь сердца оказалась первой в рейтинге причин внезапной смерти в мире! От инфаркта умирают в шесть раз чаще, чем в ДТП!

Совпало, значит.

Приложуха выдала «икс».

Он замялся, подумалось избавиться от подушки. Но что-то подсказывало, что игра тут же альтернативный квест задаст (кстати, стоило бы посмотреть наконец-то сериалы).

Как минимум пока Лавриков от Зинки отодвинут.

Пашка накрыл подушку своим одеялом и даже края подоткнул. Потом оделся. Математичка уже звала из коридора – нужно было поторапливаться.

К школе шли вместе, разговаривая по пути, ни от кого не прятались. Прежний Пашка уже извёлся бы на предмет того, что кто-то увидит, что-то подумает, потом будут проблемы. Новый Пашка плевать хотел на такие штуки.

Зинкиных уроков в пятницу у 10-го «Г» не имелось, и они распрощались в холле.

За Пашкиной партой в кабинете обществознания восседал Толик. На минуту подумалось поигнорить его для профилактики, чтобы в следующий раз взвесил риски, прежде чем друга отбривать, но настроение у Пашки было приподнятое и миролюбивое. К тому же он успел заметить пустоту за партой Лебедева, как и вчера, и это тоже порадовало. Не мог он сейчас чмыря этого видеть.

Толик выглядел как-то иначе, и, присмотревшись, Пашка понял, что друг ощутимо схуднул. Пока видел его каждый день, не замечал, а сейчас прям наглядно. Лицо особенно изменилось, не напоминал уже Толик поросёнка Пяточка из мультфильма.

Поэтому, что ли, такой довольный?

Диалогу помешало начало урока. Но вот после звонка узнал Пашка об удивительных вещах!

– Короче, не болел я, – сообщил Толик перед литературой. – Вообще дома не был, типа у тебя ночевал.

– Так, – заинтересовался Пашка. Это было что-то новенькое.

– Когда ты свалил после уроков в парк с Люськой, я чутка обиделся и решил зарулить в мак, успокоить нервы. Там было не протолкнуться, так что я взял жратвы с собой и устроил пикник во дворе, который, знаешь, где площадка со ржавой ракетой? Короче, сижу, хомячу – а в двадцати шагах начинают эпичную драку показывать. Парни кидаются друг на дружку два на два, шутки не шутят, прям мордобой до кровяки. Бабульки в окна орут про милицию, мамаши коляски укатывают. Короче, экшен. И тут из подъезда девка выбегает и бросается одного парня защищать. А отморозки эти, противная сторона, они, короче, вообще без тормозов. Один девочке по лицу врезал, а второй ногой в бок. Тут у меня бомбануло. И я, окрылённый последними победами, полез её защищать. И нехило защитил так. Хочешь, верь, хочешь нет, опять навалял двоим, как – сам не понял. Потом оказалось, что Яна брата своего выскочила спасать, он у неё всё время в неприятности попадает. Короче, мы затусили, пивка бахнули. Макс с Яной меня к себе затащили, чтобы её в порядок привести, они там же живут, где ракета ржавая. Друг Макса свалил, а мы пивко глушили до вечера, и… Короче, походу, я теперь с Яной встречаюсь, вот что. – Толик сделал внушительную паузу и прибавил со значением: – Ей двадцать два.

– Встречаешься – это как? – вскинул бровь прифигевший Пашка.

– Это в натуре. Совсем, то есть. Янка – отбитая на всю голову. Но бомбическая просто. Мы с ней, короче, это… тем же вечером встречаться и начали, когда Макс ушёл, он у бабы своей обычно ночует. Предки у них на даче живут, даже зимой. А Макс с Яной – в городе. Короче, я хочу тебя и Люську с Яной познакомить. Типа двойное свидание. Как тебе?

– Ты жаришь двадцатидвухлетнюю тёлку? – на всякий случай уточнил Пашка. – Или я чё-то не то понял?

– Всё то понял, – приосанился Толик. – Надо её маме показать, но что-то я пока ссу. Янка она того… специфическая. Оторва. Но очень крутая! Она за брата убить готова. Постоянно его дела разруливает. Яйца у неё о-го-го! Учится на третьем курсе, на журналистку, подрабатывает фотографом. Брата, считай, содержит. И постоянно из какой-то жопы вытаскивает. Вот, – хохотнул Толик, – теперь будем вместе. Он там половине района бабки торчит, только и успевай отгонять стервятников. Предлагаю после уроков затусить на фудкорте в «Квадрате». Предложишь Люське?

Пашка кивнул, но глаза его со лба вернулись не сразу.

Во время физкультуры от Зинки пришло сообщение:

«Соколов, вас раньше отпускают, потому что Игоря Максимовича нет, загляни ко мне, возьми ключи. Матушка не звонила?»

Пашка ответил, что после школы встречается с друзьями и придёт вечером, про остальное не писал – и так понятно. О переменах в собственной жизни он Толику не рассказал, и даже не был уверен, что хочет рассказать Пионовой. От матери всё ещё не было никаких вестей. Неужели ей и правда на него настолько по фигу? Вот прямо настолько? И чем она занята? Льёт слёзы по мужу-тирану, что ли? В натуре?

Приложуха выдала недоведённую «П».

После физики всех отпустили домой. Походу, теперь гнидень отмечает возвращение миллионов. Вообще неплохо так Пашка его нейтрализовал, выходит.

Встретиться с нежданным Толиковым приобретением было решено в четыре, у Люськи последние уроки были, так что свободное время Пашка задумал потратить на необходимые приобретения.

Сделал он их в том же ТЦ, где договорились тусануть.

В первую очередь купил большую спортивную сумку, притом совершенно на цены не глядя. Потом зарулил в какой-то магаз со шмотьём и взял пару штанов, спортивный костюм, футболок и толстовку. На кассе прихватил носков и труселей. Вышло, блин, почти на полтос. Но ведь именно сейчас Весёлая ферма отрабатывает Пашкины многолетние унижения для того, чтобы он мог о затратности вообще не думать. И потому двинул товарищ Соколов следом в обувной и обзавёлся новыми кроссами. А потом ещё и за курткой зашёл.

Покупки осмотрительно сунул в камеру хранения в гардеробной ТЦ, чтобы вопросов лишних не задавали. И без пятнадцати четыре встретил Пионову на улице.

– Ты что такая довольная? – первым делом заметил он.

– Помнишь, я тебе рассказывала о нашей с мамой подруге, которая в Израиль переехала и летом прилетит? – Пашка кивнул, что-то смутно припоминая. – Она будет раньше, уже в середине мая! Надо вас обязательно познакомить!

– С мамкиной подругой?! – ужаснулся Пашка. – Ей сколько лет?!

– Магда как мама. Это, выходит… – Люська на секунду задумалась. – Сорок. Бр-р-р-р. Никак не привыкну, что маме сорок, это так странно! Какая-то ерунда с возрастами окружающих! У меня брат двоюродный младшую школу оканчивает, а вроде, только родился вообще. С ума сойти можно. Скоро старость! Пошли. Нужно успеть познакомиться с девушкой Толика. Это так здорово, что он кого-то встретил!

Яна Пашку несколько ошарашила. Она была высокой, сисястой и очень взрослой, но притом с татухой на плече и тёмно-фиолетовым каре, настолько ровным и аккуратно лежащим, словно бы она надела на голову парик. Яна безостановочно курила электронку, то и дело вворачивала забористый лихой мат и умудрилась за вечер к слову помянуть Пастернака и Булгакова. На практике в прошлом году Яна снимала интервью с мэром, её статьи публиковали то и дело в интернет-издании о жизни Пензы, она любила русский рок и умела кататься на лошади.

И ещё создавалось полное впечатление, что эта самая Яна втюрилась в Толика по уши.

– Двоих отморозков почти уложил! – с сияющими глазами, делилась она. – Прямо как супергерой из кустов выскочил. До сих пор поверить не могу!

В такие моменты верхушки ушей Толика наливались спелотоматной краснотой.

Люське Яна очень понравилась. Пашка скорее охарактеризовал бы своё состояние как шоковое. Ну даёт его дружбан!

За время посиделок дали Пашке две свиньи в приложении. А вот от Весёлой фермы нежданно поступил урезанный доход: платежа оказалось только три. Парных достижений – цельная «П»/запятая, кстати, тоже, словно бы они были каким-то образом с фермой связаны.

Но зато «П» дали шестьдесят шестой уровень.

Только вот что за фигня? Нужно, что ли, обновлять ушлёпкам настройки, баллы опять на них тратить?..

Около девяти вечера Толик и Яна пошли в супермаркет, он обещал ей сумки донести и потом вынужден был домой наведаться, потому что регулярно ночевать «у Пашка» было всё-таки странно. Толик всяко планировал знакомство с семьёй, но очень уж стремался. Его мамка была в целом бабой нормальной, но Яна на пять лет старше, и попахивало всё это вообще каким-то совращением малолетних. Потому он пребывал в сомнениях.

– Мне тут тоже надо кое-какие покупки забрать, – сознался Пионовой Пашка, когда они остались вдвоём на первом этаже торгового центра: Толик и Яна спустились на эскалаторе в гипермаркет.

Он помедлил, но всё же про изгнание из дома и Зинку не рассказал. Вместо того, попросил Люську купить минералки, типа пить захотелось страшно, а пока она отлучалась, затолкал все обновки с цветастыми пакетами в спортивную сумку, хотя они туда плохо влезали и теперь изомнутся страшно.

Осушив воду, Пашка взял Пионову за талию, и они пошли в сторону её дома.

Пашка понял, что очень по ней соскучился и что неплохо бы где уединиться. Приложуха дала барана.

Но водить баб к Зинке – бредовая идея. Всё-таки нужно какое-то другое место для постоянного проживания искать.

– Люсь, что думаешь, если я квартиру сниму? – решился Пашка.

– Для свиданий на час? – хихикнула она.

– Не, для постоянного проживания. И съеду туда от предков. Ты бы смогла ко мне приходить. Или даже… может… оставаться то и дело с ночёвкой, – не осмелился до конца Пашка. Хотя хотел ведь вместе жить предлагать!

– Ты на Толика насмотрелся? Вообще, звучит круто, но как-то несбыточно. Кто тебе квартиру снимет? Мне кажется, родители твои такое не потянут. Или нет?

– А мы уже обсуждали с ними. Сказали, первое время помогать будут, – сообщил Пашка, и в кармане завибрировал телефон.

– Прикольно. Не ожидала. Ну круто. Вот перееду к тебе, будешь знать, – засмеялась вдруг она, и у Пашки от сердца отлегло. Сказала, сама сказала!

Надо искать хату! Начинать нормальную жизнь!

Он вытащил телефон и глянул, что вибрировало – оказалось, дали «G» на боку и шестьдесят седьмой уровень. А ещё пришла эсэмэска от Зинки с вопросом, ожидать ли его к ужину и что лучше приготовить – картофель в мундирах с селёдкой и соленьями или макароны по-флотски и салат из свежих овощей.

Ответить Пашка не успел.

Кто-то стремительно нагнал их с Люсей, зашёл слева, и в ухо Пашке прилетел мощный удар кулаком, а потом ещё один – коленом прямо в пах.

Он от неожиданности пополам перегнулся и от боли захрипел.

– Забирай своего урода из моего дома! – дико орал Лебедев под Люськин визг, продолжая молотить Пашку куда придётся. – На хер его волоки! Слышишь, придурок сраный?!

Глава 14: Чудеса в решете

Когда Люська принялась молотить Лебедева рюкзаком по башке, рефлексы, закачанные в Пашкино тело, наконец сработали, и он ему врезал, достаточно, чтобы тот зашатался и упал на колени, перегибаясь пополам.

– Ваще охренел?! – заорал Пашка и засадил кроссовкой Лебедеву в бедро, уже просто от злости.

– Ты скот, и отец твой – скот! – выплюнул поверженный одноклассник.

– Очень некрасиво вот так поминать чужих родителей! – возмутилась Люська. – Вот тебе было бы приятно, если бы твоего папу…

– И мой тоже скот!!! – заорал Лебедев. – Все вообще скоты! Иди и говори с ним, блядь! Забирай на хрен домой!!!

– С кем? – запуталась Люська.

– Выгнал своего сраного папочку и радуешься?! Забирай назад! Слышишь?! Забирай, мля, назад! Вот как хочешь, придурок! Слышишь меня, твою ёбаную мать?!

Очень хотелось Пашке его вырубить ногой.

– Что он говорит? Кто это? – Глаза Люськи бегали с сидящего на асфальте Лебедева на Пашку. Вокруг уже начали притормаживать и таращиться прохожие.

– Я за него решения не принимаю, – выплюнул Пашка свирепо.

– Ты его выгнал! Ты! Я всё подслушал! Ты во всём виноват!

– Вы про что? – присела на корточки Пионова. – Ты… сильно ушибся?

– Люсь, пойдём, – пробормотал Пашка. – Он психованный.

– Это батя у тебя психованный! Никуда ты не пойдёшь! Ты извиняться пойдёшь и заберёшь этого, слышишь?!

Пашка огляделся и нашёл свой телефон, отлетевший в начале внезапного нападения в сторону. По экрану расползлась паутина трещин.

Твою, господи боже, мать!

Лоб покрылся холодным потом. Сердце провалилось куда-то в живот. Вопли Лебедева смазались в ушах в какой-то тревожный гул, заглушённый шумом крови.

Но экран, шершавый на ощупь теперь, разблокировался. Под сеткой расколов было видно рабочий стол, и «Дополненная реальность» зашлась.

«Заткнись!» – написал Пашка сынку папкиной тёлки в «назначить действие», разбив троих пришедших драконов, недоведённую «П» и перевёрнутый «игрек».

Лебедев умолк на полуслове, тяжело дыша.

– Пойдём, Люся, – потянул её за плечо Пашка.

– Что он говорил про твоего папу? Кто это?

– Пойдём, пока он тебя не ударил, – прибавил Пашка, и она, наконец, встала на ноги.

Лебедев покраснел, хотел метнуться следом, но потом наоборот расселся на дороге и закрыл руками голову.

– Ему помощь нужна…

– Пойдём, говорю. Хрена с два мы ему сейчас поможем. Он в заднице.

Из-за козлины Лебедева пришлось во всём сознаваться по пути к её дому. Историю с блядками отца Пашка рассказывал сквозь зубы, клокоча от гнева и стыда. Люська стала смурной и очень сочувственной.

– А где же ты теперь живёшь?! – ахнула она, когда он подобрался к ссоре с матерью. – Это когда было?!

– Вчера утром. Я… у репетиторши по математике. Так получилось. – Пашка решил не вдаваться в подробности и Зинку прямо не называть.

– Хочешь, я с Еленой поговорю? Она, наверное, сгоряча так… На нервах, – выпалила Пионова.

– Не позвонила ни разу за два дня, – напомнил Пашка. – Не лезь к ней. Такого наслушаешься. Не нужно, пожалуйста. Пообещай, – остановился он.

Люська упрямо вздёрнула нос. Но потом всё-таки дала слово с Пашкиной мамой не беседовать.

– Но ты же не можешь без дома быть. Как же так?

– Ну… посмотрим. Квартиру снять можно.

– Они же не станут теперь за неё платить, если вы так поругались, – всплеснула руками Люська и добавила: – родители.

Пашка закусил губу. Не сходились в его легенде дебет с кредитом.

– Может, бабушка поможет, – нашёлся он. – Она всегда становится на мою сторону.

– Но почему ты живёшь у репетитора, а не у бабушки?!

– Не хотел её этим расстраивать, – объявил Пашка, хотя бабок обеих недолюбливал и в целом плевать на них хотел. – Ну, говорить про родительские мутки.

– Понимаю, – ещё больше помрачнела Пионова. – Я у мамы с папой спрошу, нельзя ли тебе у нас остаться, в комнате для гостей, хочешь?

– Ой, нет! – встрепенулся Пашка. – Не нужно. Я это… ну, решится же как-то явно всё на днях, – покривил душой он. – Давай поменьше всем рассказывать.

– Синяк будет, – грустно вздохнула Люська, погладив Пашку по левой скуле.

– Бадягой той намажу, – ухмыльнулся он, чуть повеселев. – Авось пронесёт. Пойдём. А то поздно уже. А я всё-таки живу в гостях…

Лицо Пашка пофиксил приложухой за двести баллов по дороге к Зинке. Ещё ему дали пару недоведённых «П», «G» на боку, медведя и десятого в строке дракона.


«Вы достигли 68-го уровня!»


Трещинки на экране телефона были частыми и очень мелкими, под ними с трудом разбирался текст. А ещё теперь любая капля воды могла коротнуть всё устройство до состояния кирпича. И от этого стыла кровь в жилах.

Пашка глянул сервисы в окрестностях, но всё было закрыто до завтра.

К Зинке он пришёл в очень мрачном расположении духа.

– Ты долго, молодёжь! – встретила математичка своего гостя в половине двенадцатого. – Молодец. В выходные нужно отдыхать и впечатлений набираться. Голодный?

Пашка с благодарностью согласился на ужин. Драка, нервотрёпка и долгая ходьба до Люськиного дома изрядно измотали наеденные на фудкорте запасы калорий.

– А у меня вот по субботам день для отдыха и расслабления, – поделилась Зинка, щедро накладывая в тарелку макароны по-флотски. – Устраиваю себе психологические каникулы. Ты мне не ответил, я вот, сама выбрала, что готовить, – с извинением добавила она. – Подумала, что от селёдки пить будет всю ночь хотеться. Я завтра в филармонию иду, а днём – гулять по частному сектору. Сейчас вишни цветут, так красиво, просто душа радуется. И запах такой… молодой, из прошлого. Так что ты завтра на хозяйстве. Я потому ключи брать не буду, замо́к утром захлопну, если ты спать будешь, а связку оставлю на крючке у двери. Если куда пойдёшь, и к половине десятого не вернёшься, сообщи, пожалуйста, где мне можно будет ключи перехватить. Концерт до девяти.

– Вечером буду дома, – пообещал Пашка, тронутый такой заботой.

Вопросов о родителях Зинка тактично не задавала.

– Ещё очень переживаю об Игоре Максимовиче, историке нашем, даже подумала сначала к нему зайти – но, наверное, это будет неуместно. Тут вот не знаешь, когда поддержка придётся кстати, а когда только из себя выведет… Наверное, будет достаточно помочь материально, хотя что от того проку в такой ситуации… Но сбор от школы открыли.

Пашка моргнул. Это что же, гнидень коллегам растрезвонил про потерю миллионов и не сообщил, что они вернулись?! И ему ещё и бабло за такое скотство собирают?!

– Ты чего, Соколов? – удивилась изменившемуся выражению лица математичка.

– Вы что, деньгами для него сбрасываетесь?!

– Ну да. Расходы-то никуда не делись, государство за коммуналку не начинает меньше брать, когда у человека горе. Ох, только бы отыскались, – Пашка успел рассвирепеть от подобной наглости историка так, что приложуха успокоила драконом, показавшимся в едва видном из-за разбитого экрана пуш-уведомлении, прежде чем Зинка добавила неожиданное: – живыми и здоровыми.

– Кто нашёлся? – подозрительно уточнил Пашка.

– Жена и матушка! Ты что, не знаешь?! – ахнула Зинка. – Ну молодёжь. Я думала, уже даже первоклашки в курсе. У Игоря Максимовича супруга и мать без вести пропали. Вот, наконец, полиция заявление приняла, до того твердили, что три дня не прошло. Жуть что творится в мире.

Пашка моргнул.

То есть гнидень пропал с работы не потому, что у него деньги со счёта снялись?

– А что… случилось? – растерянно спросил Пашка.

– Никто не знает. Исчезли обе в один день, ещё в начале недели. Никто не видел. Вещи все, документы, телефоны даже на месте. Похоже по всем признакам на настоящее похищение. Хотя очень это всё странно и страшно. Как держится Игорь Максимович, не знаю. Звонить побоялась, только сообщение отправила. Такое горе.

Пашка слушал потрясённо. Вот это новость!

– Ты будь осторожен, на всякий случай, – добавила Зинка. – По дворам ночами не ходи, только по освещённым улицам, где прохожих много. И к машинам близко не приближайся. А если что – кричи как потерпевший, плевать, что кто подумает. Главное – внимание привлечь.

Пашка кивнул.

Надо же…

Внутри шевельнулось что-то вроде сочувствия к ненавистному историку. Потом припомнилась инфа, почерпнутая из приложухи: так-то он должен был скорее обрадоваться такой пропаже, блин. Сочувствовать бабам этим надо – если выкуп попросят, фиг он что даст, хотя и вернул миллионы. Зинка думает, он там горюет, а он, небось, празднует.

Пришла тысяча баллов за необщение с Лосевым. А между тем чем дольше не было слышно ничего от матери, тем более желанным, почему-то, казалось с ним поболтать. Рисковал Пашка, похоже, стать таким же неприкаянным. Но есть у него большое преимущество. Так что лучше бы мамке одуматься. Не то сама, блин, многое потеряет!

Приложуха дала недоведённую «П». А когда Пашка посуду вымыл, ещё внезапно и отзеркаленную длинноверхую «Г», ту самую, на которые настроение у игры появлялось редко, но проявлялось обильно.

Правда, больше не давала. Пашка так устал за этот день, что умудрился уснуть сам, без всякого сброса энергии. Хотя, вообще-то, ему было о чём подумать…

Лавриков не приставал, и что снилось в эту ночь, в голове не закрепилось совсем, а может, и не снилось ничего вовсе.

Пробудился Пашка около половины одиннадцатого. В квартире было пусто. На столе в кухне лежала записка: «В микроволновке тарелка борща, нагрей себе на завтрак».

Вот бы на семидесятом уровне открыла приложуха какое древо генеалогическое, и стало можно туда Зинку засунуть в бабушки, блин! А своих рассчитать, за пофигизм и чёрствость.

Починку телефонов Пашка нашёл почти у самого Зинкиного дома. Правда, ему очень советовали купить новый смартфон, потому что расфигачился сам экран, а гаджет был бюджетный, и замена выходила дороже. Но Пашке нужен был этот телефон.

«Работа только с текущего устройства».

Пообещал даже накинуть, чтобы быстро и хорошо.

Техник почесал нос и сказал приходить часов в пять.

Так Пашка остался, считай, без рук на полдня. Пионова с отцом куда-то поехала на все выходные. Толик зависал с Яной.

Вернувшись в квартиру, Пашка включил телек. Шла какая-то муть. К интернету он у Зинки не подрубался, и найти сериалы из квеста не вышло.

И тогда обуяло юного Соколова странное желание как-то помочь гостеприимной Зинке по хозяйству.

Он оглядел чистенькую квартиру. Тут сильно не разгуляешься… Хотя.

В общем, Пашка вымыл люстру в комнате, на кухне и в ванной, скрутив плафоны и долго оттирая налипшую пыль, которая особенно плохо сходила с кухонных белых «колокольчиков». Потом протёр узенький, привинченный к потолку, светильник в коридоре, соорудив себе лесенку из трёх табуреток, смахнул пыль с гардероба и книжных шкафов, а следом вообще отодвинул от стен всю тяжёлую мебель и вымел из-под неё целые клубы и откуда-то взявшийся свалявшийся тополиный пух. И даже пол тряпкой протёр.

Особенно много, чего можно было убрать, нашлось под холодильником, за плитой и кухонными тумбами.

Нежданным своим порывом Пашка остался очень доволен, а когда на часы глянул, уже было пора за телефоном идти.

Приложуха поприветствовала новенький экран кучей подарков: целых восемь длинноверхих отзеркаленных «Г» выдала.


«Вы достигли 69-го уровня!»


Уставший и очень довольный, Пашка заскочил в пиццерию, а потом завалился в своём раскладном кресле смотреть квестовые сериалы.

К приходу Зинки он докончил полтора сезона первого, а заодно вдохновился и понял, как должна будет выглядеть будущая жизнь. Купит Пашка вот такой вот дом, как у семьи из сериала, Люська у него станет дамой расфуфыренной, со шмотками для каждого дня недели и приходящей по утрам массажисткой. Подарит он Люське кабриолет, вот такой вот, голубой, и маленькую собачку, у которой будет свой персональный парикмахер. А себе…

Раньше Пашку кинцо с такими мажорами вымораживало, а сейчас смотрел он его ну точно как каталог товаров и планов. Теперь не просто хотелось ему так, он знал, что так вот у него и будет!

Приложуха дала пару змей и целых три запятые.


«Вы достигли 70-го уровня!»


Уведомлений о новых функциях, на которые Пашка немного рассчитывал, за круглым уровнем не последовало. А может, оно через каждые двадцать улучшается?..

Чтобы устроиться, как в фильме, нужна была просто херова туча финансов. А между тем, от Весёлой фермы опять пришло только три перевода. Вот и что это за восстание рабов? Кто там сорвался, блин, и каким образом?

Вслед за переводами поступили три запятые и три цельные «П». Натурально, как-то это дело связано. Только какого чёрта прохлаждается четвёртый придурок?!

Приложуха подкинула ещё и лисицу.

Бросив размышления, Пашка поспешил в сортир: скоро должна была прийти Зинка, а подростковый организм требовал своего.

Блин, решить бы вопрос с хатой для траха, и с удовольствием бы Пашка пожил у Зины подольше.

Приложуха дала барана.

Зинка немного припозднилась, и Пашка даже начал волноваться. Припомнил о пропавших бабах историка. Что, если в округе маньяк, специализирующийся на пенсионерках?

Но Зинка на телефонный звонок ответила и сообщила, что зашла выпить кофе с женщиной, с которой они сидели рядом на концерте. Обсудить впечатления.

Вернулась очень довольная. И с таким смаком о концерте рассказывала, что Пашка, грешным делом, подумал, не сводить ли Пионову в филармонию, но потом решил поумерить пыл и экспериментов не ставить. Всё-таки Зина очень хорошая, но из совсем другого поколения.

Уснул опять сам, естественным путём.

А вот разбудил Пашку телефонный звонок. Оказалось, что в сервисе все звуки врубили обратно, а он позабыл отключить. Но это была не мамка, и не батя. А самое неожиданное, что только могло позвонить в воскресенье с утра и позвонить вообще.

А именно – отчаливший в армию ненавистный брат Серёга.

Пашка недоверчиво уставился на дисплей в коридоре: когда начал бренчать рингтон, и он проснулся, свёл звук на минимум прямо на ходу, чтобы Зинку не разбудить.

Пашка зашёл на кухню, закрыл дверь и всё-таки ответил.

– Ну ты, братуха, дал! – зачастил в трубку Серёга. – Мать просила пиздюлей тебе вставить, но знаешь, я тобой восхищаюсь! Сам бы ему вломил, козлу старому! Может, ещё и вломлю, когда приеду, серьёзно! Охренеть у нас папаша. Советую ещё в пакет насрать и двери его кикиморе как следует обработать. У мамы вообще забрало упало. Самоуважение на нуле. Ты где сейчас?

– У подруги, – неопределённо ответил Пашка. Он пялился на рычажки плиты квадратными глазами, отказываясь верить происходящему.

– Ничёсе! Подруга? У тебя? Вот это не хило ваще! Ты красава. Тебе, может, чего на карман подкинуть, пока мать остывает? Этого уёбка вообще к ней не подпускай, понял?

– Да он и не рвётся, – промямлил Пашка. А потом добавил: – Бабло пока есть. Я подрабатываю на мойке, тамошний хозяин мне пятёру платит в неделю, хватает.

Телефон у уха вздрогнул от вибрации.

– Хера се! – восхитился Серёга. – Такое впечатление, что это ты в армии, а не я. Прикол, я служу, а мужиком мой младший брат-хлюпик заделался. Кому расскажи – не поверят. Не кипятись! Я вообще без подъёба. Ты мне эсэмэсь, если чё. Я буду как смогу перезванивать. С баблом не мнись, если надо. Мать подурела, но по телефону ей хер чё объяснишь. Короче, ты – красава. Держись там! И про пакет подумай. Тема стоящая!

Вслед за звонком от Серёги пришли три тыщи на счёт.

Пашка просидел, пялясь, как крутится на экране приложухи иконка лежащей на боку «G». Произошедшее не укладывалось в голове. Это сейчас мудень-братец похвалил его, что ли? Денег ему по своей воле дал? Старший брат им… гордится? Им, Пашкой?

Охренеть. Очевидное и невероятное.

Даже управление реальностью через приложение в телефоне таким чудом не казалось… Подменили его там, что ли, на нового?..

Глава 15: Перепрошивка

Почти всё воскресенье Пашка смотрел сериалы, но делать это при Зинке почему-то казалось неправильным, хотя он был уверен, что она бы не сказала ему и слова. И даже, возможно, не осудила бы и про себя. Походу, именно потому и не хотелось.

В общем, он около обеда двинул в кофейню с мягкими диванами и выполнял квест там, безбожно тратя доходы от Весёлой фермы.

Дерзко заказывая то, что нравилось, не глядя на цену, прикладывая карту к терминалу официанта, Пашка всё ещё чувствовал восторг. Такие действия помогали самоутверждаться, быть независимым и взрослым.

Он был как они, люди в квестовых сериалах. Начинал таким быть.

Пашке нравилась жизнь, про которую он смотрел, нравилась всё больше и больше! Никакая это не фантастика! Раньше Пашка воспринимал кино о богачах на одном уровне с фильмами о вампирах, оборотнях и пришельцах. А теперь понял, понял: так тоже бывает! Реально!

Правда, то и дело в нём ещё вспыхивала зависть. Она была уже не злобная, с примесью чего-то вроде ненависти к тем, кто живёт лучше него, пусть бы даже и по сюжету фильма. Но она всё ещё присутствовала.

И, конечно, пополнялся список того, что Пашка хотел сделать в своей жизни так же, как на экране.

Самым неприятным было то, что больше всего он хотел сделать себе нормальных родителей. Вот таких: мамку, которая похожа на куколку Барби и на завтрак ставит перед детьми оладьи с горками из взбитых сливок и голубикой, батю, который носит пиджак и галстук, продаёт по телефону акции и берёт сыновей поиграть с собой в гольф на частном корте или покататься на парусной яхте. Такому бате, пожалуй, простил бы он даже любовницу – только красивую, настолько, чтобы и самому слюни пускать от её сисек и задницы.

Но вот перенастраивать перманентных предков игрой не хотелось. Казалось Пашке, что они, во-первых, всё непременно испортят, невзирая на кучу потраченных баллов, а во-вторых, что не заслужили, совершенно не заслужили от него милости! Они за всю свою жизнь не сделали ему ничего хорошего или даже просто нормального, вот что!

Уж лучше назначить кому-то себя, блин, усыновить!

За время пребывания в кофейне Пашка заимел четыре недоведённые «П» и семьдесят первый уровень, шесть запятых и семьдесят второй уровень, пару львов, целых девять змей и семьдесят третий уровень, лису, свинку и овна.

Когда в половине десятого вечера пришли три платежа от Весёлой фермы, а приложуха начислила ещё три запятые и три цельные «П», он засобирался к Зинке. Но тут нежданно позвонила… мать.

– И долго ты будешь по канавам валяться, скотина?! – первым делом рявкнула она, и Пашка, поначалу даже обрадовавшийся, тут же пожалел, что поднял трубку. – Хоть бы раз спросил, жива ли мама, здорова ли! Третий день домой носа не кажет, когда мать при смерти! Нормальный у меня сын, ничего не скажешь! На зависть всем соседям! Отца из дома прогнал, опозорил семью и сбежал! Чтобы был дома, слышишь?! Я на тебя заявление в милицию напишу! Ты малолетка ещё сопливая, ты обязан слушать родителей! Закон на моей…

Пашка сбросил вызов и смахнул пуш-уведомления с драконом и недоведённой «П».

Мать позвонила опять, и он кинул её номер в ЧС.

Вот сука старая! Да как таких вообще земля носит?! Сама выгнала несовершеннолетнего на улицу, и сама же…

Хотелось пнуть ногой стол или врезать кому-то.

Игруха дала дракона.

Пашка расплатился и пошёл к Зинке домой, сам на ходу дыша, как дракон, только что пар не пускал.

Но в квартире учительницы быстро пришёл в норму.

Ожидая, пока она накроет заботливо приготовленный ужин, Пашка заметил, что Зинка как-то подозрительно к лампам на кухне приглядывается. А потом она сообщила, что кажется ей, будто свет стал ярче. Пришлось сознаваться в уборке.

– Вот это ты молодец, Соколов! – совершенно растрогалась математичка. – А я уже стала думать, что опять инсульт. Тогда вроде привычные вещи другими воспринимаются. Ну даёшь! Такого и не ждала! А я не достаю никак к ним, стремянки-то нет. Вот спасибо тебе! Не перестаёшь меня удивлять! И как я вчера не приметила? Вот сейчас кажется даже, что дышать в доме стало легче.

За ужином Зинка рассказывала о соседке, дочку которой подтягивает по математике. Училась девочка не в их школе, занималась балетом и из-за постоянных тренировок отставала по всем предметам.

– Такая умничка, но очень уж себя загоняет, – делилась впечатлениями Зинка. – Занимается с четырёх лет. Только вот боюсь, что это – мечта её мамы. А Леночка просто не хочет её расстраивать. Видно, что рвётся она с подружками погулять, а не разбирать цифры, и что очень она изнурённая. Тоненькая, как тростинка. Иногда едва сдерживаешься, чтобы не взяться другим объяснять, как поступать лучше и правильнее…

Спать они улеглись довольно рано, и пришлось энергию сводить игрой, хотя разумнее было бы потратить ночь на сериалы, чтобы уже добить их. Пашка приловчился смотреть кинцо на плюс два к скорости, так выходило куда быстрее, но всё равно до фига длинный выдали списочек.

Лавриков опять не приснился. Утром Пашка нашёл тыщу за необщение с Лосевым и очень гневное сообщение от матери в ВК, где она по такому случаю даже завела себе страничку.

Но не ответил. Энергию вернул игрой, с удовольствием позавтракал по-домашнему с Зинкой, и они выдвинулись в школу. Следовало разбираться со сбоями в Весёлой ферме.

Но сначала пришлось разбираться с Лебедевым, потому что он тоже на уроки наконец-то явился.

– Пошли отойдём, – решил Пашка быть умнее и сам подвалил к нему после физики.

Лебедев глянул исподлобья, но согласился.

– Короче, батя мой – мудень, – через силу объявил Пашка на улице, куда они вышли подальше от чужих ушей. – Но тут я ничего сделать не могу, и хера с два он меня послушает, если я скажу возвращаться. Так-то мне по фигу, потому что я с мамкой больше не живу. Но я же не бог, чтобы управлять им, блин.

– Он на маму орёт! Он толкнул её! Недовольный постоянно! Мне не даёт продохнуть! Моральный урод и выродок!

Зачесался кулак Лебедеву врезать. Только сам Пашка имел право говорить такую правду о своём бате, но уж никак не придурок, чья мамаша направо и налево раздвигает ноги!

– Короче, не впутывай меня в эту хрень, вот что, – просвистел Пашка. – Дома отец в жизни ни на кого руки не поднимал. – В кармане завибрировало. – И даже не орал без повода, – прибавил младший Соколов, и телефон вздрогнул снова. – Я же тебе не предъявляю за то, что…

Лебедев побелел, и Пашка счёл лучшим прикусить язык.

– Я пошёл, – мрачно отрезал он. – На алгебру не хочу опаздывать.

И он понёсся в школу почти бегом, тогда как Лебедев на второй урок не явился вовсе. И вообще, в тот день свалил куда-то с концами.

Уже после Зинкиной алгебры Пашка нашёл две «G» на боку, перевёрнутый «игрек» и дракона, вибрировавшие во время разговора на улице.

Обществознание и кусок химии он посвятил изучению проблем, возникших в работе Весёлой фермы, хотя сидящий рядом Толик мешал довольно сильно.

Колупаться в памяти рабов пришлось основательно, и тунеядца он определил только с третьей попытки, ближе к звонку: им оказался Васин, которого предки увезли в Тамбов на свадьбу тётки. Надо теперь этому оболтусу новую работу искать, навряд ли ему будут рады после того, как он из кафехи на три дня слился.

Нажав Лидочке «не обращать внимания на Соколова» за пятьсот очков, Пашка всю литературу изучал вакансии для школьников и студентов, выписывая под биографией Салтыкова-Щедрина телефоны, по которым надо было звякнуть, чтобы назначить ему собеседования. Старая тетрадка была единственной, имевшейся в наличии, потому что её в начале урока вернула училка после проверки. Остальное добро осталось в логове матери.

Пашке очень нужно было не только вернуть в строй Васина, но и расширить Весёлую ферму. Уже в эту субботу оплаченный период пользования «Дополненной реальностью» истечёт. И на этот раз Пашка не обосрётся с продлением! Даже если игруха не поменяет тарификацию, и можно будет платить по неделям, пополнить должен Пашка баланс на несколько лет вперёд.

Он решил вбухать в своё божественное будущее минимум сто тысяч, во избежание дальнейших недоразумений. А чтобы позволить себе такое и продолжать приятную жизнь начинающего олигарха, прохлаждаясь в кафешках и без оглядки тратясь на Пионову, нужно было собрать финансовый запас.

Раньше Пашка подумывал подключить к ферме историка, но новости от Зинки его несколько охладили. Ладно, пусть себе занимается чем хочет, пока не мешает. Интересно, нашлись там его бабы или нет?

Перед английским Пашка договорился о том, что Васин попробуется курьером в мак, и придёт сегодня работать. На уроке он настроил Васина соответственно. Правда, ЗПшка там была чуть пониже.

А вот на практикум по алгебре Пашка вообще не попал. Ибо нагрянула внезапно прямо в школу его мамаша!

Бог Всемогущий едва успел предотвратить громкий, отвратительный, грозящий стать достоянием всей школы скандал. Она взялась орать, только лишь завидела Пашку вывернувшим из-за угла к кабинету, урок в котором стоял у 10-го «Г» по висящему в холле расписанию, с коим мамка, видимо, ознакомилась. А может, и у классухи спросила. Иначе откуда ей знать, что изгнанный сын вообще ходит на занятия?..

От неожиданности Пашка спустил пять сотен баллов на одну только команду «заткнись!», и лишь потом додумался набрать: «молча идти за сыном и выслушать его на улице».

И там, около трансформаторной будки, свирепствующий Пашка, то и дело разбивающий драконов и недоведённые «П», перепрошил в сердцах своей мамке всю систему!

Свёл в ноль склонность скандалить, херанул на максимум черту характера «миролюбие», а следом ещё «терпение», «радушие» и «отходчивость». Чуть выдохнув, добавил к перечню максимальных качеств «доброжелательность» и, после недолгого колебания, «уважение к себе».

Лишился семидесяти тысяч баллов, как последний лох!

Приложение дало в утешение сраную лису.

Напоследок вошёл Пашка во «взаимоотношения» и, стараясь не вчитываться в исходные данные, поднял на максимум в «Павле Андреевиче Соколовом, 14.02.2002» на сто процентов «уважение к», «дружеские чувства к» и «восхищение».

На счету осталось всего сорок четыре тысячи триста восемь очков. Писец траты незапланированные!

Дали новую лису.

Пашка поднял на мать глаза и прищурился.

– Хотела попросить тебя вернуться домой, – проговорила она со странным выражением лица. – Мне очень одиноко и страшно одной. Я надеялась, что ты мне поможешь пережить всё это. Прости, я очень сильно погорячилась.

Внезапно Пашка почувствовал в глазах жжение. Стоящая перед ним женщина внушала какой-то сакральный страх. Потому что это была не его мать. У неё даже выражение лица стало чужое.

Пашка сглотнул. Быстро вытер уголки глаз. Дыхание спёрло.

– Ты хочешь вернуться на урок? – спросила, выдержав паузу, мама.

– Нет. Пойдём… домой? – кое-как выдавил он.

По пути больше молчали, но мать сделала ещё одну будоражащую до мурашек вещь: взяла его за руку. Прежде Пашка вырвал бы ладонь и начал оглядываться в паническом ужасе: не дай бог, кто такое непотребство слюнтяйское увидит! А теперь дошёл с матерью до самой квартиры, и оттого, как она сжимала то и дело пальцы, становилось внутри муторно и даже страшно.

Какая именно из новых настроек вызвала в итоге что-то вроде исповеди на кухне за обедом, он не знал, хотя, скорее всего, дело было в «дружеских чувствах к», хотя Пашка думал, тратя свои семь двести на данный пункт, что подразумевается забота о нём, а не такие вот излияния.

А в довершение долгой и слишком откровенной для общения с сыном истории переживаний и сомнений, мать добила тем, что попросила у Пашки совета, как ей быть дальше: попытаться вернуть отца или строить свою новую жизнь без него.

– Я устала от постоянных измен, но я знаю, что они для него ничего не значат. Не думаю, что он когда-либо был в курсе того, что я вижу всё это и понимаю. Но теперь принять его назад будет означать осознанное смирение. Я не знаю, какой пример для вас с Серёжей хуже. Я не знаю, что мне делать. Я просто хочу уладить всё это. Но и потянуть расходы на семью я одна не смогу. А твой папа, к сожалению, не станет помогать даже вам, если продолжит жить в чужом доме. Он и себе не всегда умеет помочь.

На секунду в башке дезориентированного Пашки мелькнула безумная мысль проговорить вслух дикие слова: «А ты его любишь?», но это было не просто слишком, это было слишком настолько, что пришлось бы игрой убирать на фиг кухонный пол и ещё пол у соседей снизу, чтобы срочно, вот просто немедленно провалиться сквозь землю.

Матери не просят у сыновей таких советов, блин! Ни обычные, по умолчанию, матери, такие, кокой была Пашкина до перепрошивки, ни даже барбиобразные с оладьями, сливками и голубикой!!!

Да что же он такое наладил ей на свою голову?! Почему она переваливает на младшего сына такую ответственность?! Ладно бы просто спросила, как поступить, так нет, она… она…

Пашка закусил губу. Словарного запаса не хватало, чтобы выразить эти противоречивые чувства даже в собственной башке для самого себя.

А дело было в том, что взрослый человек, сидя перед ним, взвешенно и откровенно признавался в своей слабости, не пытаясь спрятать её за скандалом, обвинениями, придирками или громкими пустыми заявлениями. Взрослые люди, которых знал Пашка, всегда выделывались. Так или эдак. Они притворялись лучше, значимее, увереннее, умнее или опытнее, чем были на деле. Они прикрывали слабость, заставляя других себя бояться, или ненавидеть, или что ещё. В крайнем случае они просто не говорили правды.

Но вот так…

Кажется, Пашка был абсолютно не готов на «дружеские чувства к» по отношению к матери! Кажется, и от неё они были ему на фиг не нужны!

В голове всплыл мэмчик из кино об экзорцистах.

Но не менять же настройку опять за ещё десять тысяч баллов!

Лежащий между Пашкой и этой чужой неправильной мамой на столе телефон вздрогнул, и на подсветившемся экране показалось уведомление с лисицей.

– Я найду работу и буду сам себя содержать, – произнёс он. – И помогать тебе.

Мать протянула вперёд руки и взялась за его пальцы, но Пашка снова не отдёрнул их, хотя подобные нежности, в семье не практикуемые, продолжали казаться запредельными.

– Я знала, что всегда смогу на тебя положиться, сынок. Прости, что всё это произошло так рано…

Пашка смотал из дома удочки, пообещав матери вернуться до полуночи, и дав слово самому себе это обещание выполнить.

Хотя, кажется, эта новая чужая мать внушала ему больший страх, чем когда-то, до появления игрухи, свирепствующий отец.

Первым делом, оказавшись на улице и продышавшись так, словно вынырнул из реки, Пашка позвонил Зинаиде. И вдруг вышло, что ей не нужно ничего объяснять:

– Я видела твою маму около кабинета. Очень рада, что вы помирились! Переживала за тебя. Соберу твои вещи, заберёшь, когда придёшь заниматься. Простофили мы с тобой: не уделили времени алгебре и геометрии. С другой стороны, наука не наука, когда на душе скребут кошки. Спасибо тебе, Соколов, что повеселил старушку и за помощь по хозяйству спасибо огромное. Твоей маме очень повезло с сыном!

Пашка закусил губу.

Тем вечером он встретился с Пионовой у неё дома, и устроили они очень опасный разврат, приставив к двери стул, хотя мама Люси была в квартире (правда, принимала ванну, что, как заверяла сама Люся, надолго). Пашка очень надеялся безумным поведением прогнать гаденькое, склизкое чувство страха перед возвращением к той, чужой матери.

От Весёлой фермы поступили исправные платежи, Васин наработал две с половиной тысячи, остальные по четыре. Игруха дала четыре цельные «П», четыре запятые, а ещё кривенькую «Т» и овна.


«Вы достигли 74-го уровня!»


Как ни крути, а к полуночи нужно было возвращаться домой.

Глава 16: Другая мама

Пашка был сильно не уверен, что ему удалось «списать Зинку» в настройки матери, как подразумевалось поначалу. Да, она действительно приготовила ему ужин и нагрела его, когда Пашка пришёл. Она не ругалась, как обычно. Она вообще была категорически необычной, настолько, что теперь дома светлые волоски на руках Пашки всё чаще стояли дыбом.

– Завтра бабушка с дедушкой приедут, – сообщила мать. – И, может быть, тётя Марина вечером.

Пашка глаза вытаращил. Дед с бабкой отродясь к ним носу не казали. Кажется, реально вообще ни единого раза.

– Будем советоваться, – вздохнула мать. – У тебя семь уроков? Иди по возможности сразу домой. Решения будем принимать вместе.

– А ты не на работе разве? – промямлил Пашка.

– Натуся выйдет за меня. Уже договорилась с ней, – объявила мать.

Пашка еле-еле кусок котлеты проглотил.

Во-первых, родительница его всю жизнь бабе Гале что-то доказывала и про свою семью врала безбожно и постоянно: чтобы она ей какую реальную трудность рассказала, это было запредельным! Бабка с дедом очень протестовали против мамкиного брака с отцом (о чём не забывали внукам напоминать при малейшей возможности), вот она и водила их за нос, как могла, из упрямства. Во-вторых, толку от склочной бабки и аморфного деда в принятии каких-либо решений быть не могло никакого: потому что они, в свою очередь, только и делали, что пидорасили семью младшей дочери на все лады, поносили её сыновей и пророчили беды (почти всегда в точку, кстати).

А уж чтобы Пашкино мнение кто, и особенно они, учитывали – так это и вообще трешак.

Неужели он мамке случайно умственные способности задел и в ноль свёл?

Вздрогнувший от вибрации телефон высветил пуш-уведомление с недоведённой «П».

– У меня завтра… – Пашка на секунду замялся, – этот… зачёт. Пересдача. По истории. Историка долго не было по семейным обстоятельствам, и он завтра после уроков долги принимать решил. Это до вечера.

По столу прошла вибрация от нового уведомления с лежащей на боку «G».

– Скверно, – мать теребила пальцами нижнюю губу непривычным, чужим каким-то жестом. – С другой стороны, с мамой и папой я долго буду беседовать. Приходи после зачётов сразу домой, хорошо?

Пашка кивнул и спросил зачем-то:

– Как твоё здоровье? Были обмороки? – хотя знал прекрасно, что в его отсутствие некому было матери энергию в ноль сводить.

Она покачала головой.

– Прости, я сильно приукрашала проблемы со здоровьем. И вообще в своей жизни слишком много врала. Пора положить этому конец. Тебе, может, салата дорезать?

В спальне, в которой мать, похоже, убралась за то время, что он был у Пионовой, на пришибленного какого-то Пашку напал соскучившийся Стержень. Кот кинулся ластиться и тереться о него башкой, мурчать и даже подмяукивать, хотя обычно такой хернёй страдал редко.

От чужой незнакомой мамы брала Пашку оторопь. И ни в каком семейном совете с дедом, бабкой и тёткой он участвовать не хотел! Это же сюр будет сплошной и ор непрерывный.

Улёгшись и бездумно поглаживая кошака, Пашка врубил квестовые сериалы, но сосредоточиться на них толком не мог. Картинки мелькали перед глазами, звук не проникал в мозг.

Чужая мама не спала тоже. Она чем-то приглушённо шебуршила в спальне за закрытой дверью и при включённом свете.

В башку Пашки просачивались сами собой какие-то ужасы: жуткие разрозненные воспоминания о сценах из фильмов, где кого-то возвращали с того света по-всякому, и кто-то этот, совершенно поменявшийся, в конце обязательно всех убивал.

То и дело Пашка ловил себя на том, что пялится на картинку с эмблемой «Дополненной реальности» в рамке над кроватью, а не в экран телефона.

Другая мама была, конечно, не воскрешённой никакой. Но блин. Казалась она такая вот, почему-то, ещё хуже любого зомбака инфернального.

В конце концов, Пашка, разбив поступившую в приложухе отзеркаленную квадратную «С», свёл себе энергию и отрубился, а утром (было до него к тому моменту уже недолго) едва глаза продрал и силы в себе нашёл нащупать телефон и всё восстановить. Прогуливать школу в тот день было нельзя категорически: от одной идеи семейного совета начиналась паническая атака.

Мать приготовила на завтрак сырники и даже ляпнула на них варенья. Не оладьи с голубикой, конечно, но… Но Пашка вообще не про сырники думал, а про две спортивные сумки и одну огромную базарную клетчатую, которые стояли поутру в коридоре, чем-то наполненные, а из пакета рядом с ними торчал рукав отцовой зимней дублёнки.

Что-то бесповоротное и неотвратимое происходило вокруг, и делал это, во-первых, он, шестнадцатилетний, вообще-то, и к ответственности неготовый, а во-вторых, Другая мама, неправильная до мозга костей. Не идеальная, как хотелось, а неправильная.

На биологию Толик не пришёл, явился только ко второму уроку, и Пашка смог пристроить телефон за учебником и незаметно одолеть ещё одну серию последнего квестового сериала. Оставалось шесть.

Выполнение задания прилоги помогало вырубить мыслемешалку, от которой становилось тошно.

Почему не могло Пашке достаться нормальной семьи по умолчанию, почему он должен тестить какие-то настройки и генерировать выбраковку, блин?

К концу урока дали змею и недоведённую «П».

Толик заявился взмыленный и довольный, а ещё снова ощутимо похудевший.

– Опять ночевал у Янки! – сообщил он. – Рассказал про неё бате, короче. Он обещает матушку подготовить. Капец я на нервяках, если честно. Но какая же она крутая! План-максимум летом с ней в Крым сгонять. Но это охереть какая нужна работа с предками…

Пашка задумался. До каникул считай две недели. А если в натуре оставить своих неправильных предков копошиться как хотят и свалить куда-то с Люськой? Пусть даже в этом году не за границу, чтобы не мудохаться со всякими документами (у Пашки так-то и загранника нет, да и сопровождение другой мамы на фиг не всралось в таком деле).

Но на замут такой, даже если Пионову отпустят, нужно дохерища бабла. А работники Пашкины выглядели что-то как-то фигово. Всё ещё запаянный в похожую на шлем хоккеиста шину Кумыжный, Пуп и Абдулов совсем осунулись и смотрелись прямо-таки физически нездоровыми. На МХК вздрючили за неподготовленный реферат Илюху, на обществознании прилетело от Эллы Петровны Антону с Егором. Походу, домашки никто из них не делал теперь вообще, оно и верно, когда бы, если сразу после седьмого урока рабы Пашкины бегут носить жрачку почти до полуночи?

Прохлаждавшийся в выхи Васин был ещё ничего на вид, а вот разбойничье трио определённо выдыхалось. Пашка всерьёз подумал настроить им выходные. Но только уже с воскресенья или даже с понедельника, когда игруха будет проплачена наперёд.

Лебедев, сумрачно восседающий в привычном одиночестве за последней партой третьего ряда, тоже выглядел паршиво. Был он за каким-то хером в шерстяной водолазке с длинными рукавами, хотя в этом году май выдался тёплым, а днём даже и жарким.

Право опять оказалось свободным уроком. Пашка с Толиком по этому поводу свалили за гаражи – анализировать шансы Толиковой маме хорошо воспринять Яну.

– Я так-то и в отце на сто процентов не уверен, – затягиваясь, признался Толик. – Я ему сказал только, что она старше и школу уже окончила.

– А не сказал чё? – уточнил Пашка, считающий в Яне всё-таки самой главной проблемой для родаков возраст.

– Ну про татухи там, или про пирсинг.

– А где у неё пирсинг? – вытаращил глаза Пашка.

– Много где, – хмыкнул Толик. – Но из того, что посторонних касается, на языке серёжка.

– Я не заметил.

– Мама моя заметит, будь уверен.

Когда вернулись в школу, Пашку в холле нежданно окликнула подружка и одноклассница Пионовой, старая «приятельница» – воровка телефонов Островская.

– Поговорить нужно. Только Люсе не говори, – объявила она, нагнав Пашку почти у самой столовой.

– Я на урок спешу, – уведомил он, потому что была сейчас по расписанию геометрия и к Зинке опаздывать не хотелось.

– После школы давай встретимся.

– Случилось что? – напрягся Пашка. – С Пионовой?

– Не, другой вопрос. В три давай около трансформаторной будки, раз ты такой дисциплинированный у нас оказался.

Оставшиеся уроки Пашка гадал, чего от него может хотеть Островская. Это хотя бы немного отвлекало от ждущего дома и вселяющего настоящий ужас.

Вообще, ему надо было куда-то завеяться до вечера, ведь на самом деле никакой историк в школу не возвращался и зачёты не проводил. Толик шёл в кино с Яной, но это уже в шесть, и он решил Люське даже не предлагать, потому что слишком уж долгий какой-то «зачёт» получался.

Дело нужно было на послеуроков, а Пионова реально застряла на пересдаче английского. Так что Островская была вроде как и кстати, тем более было уже Пашке весьма интересно. Но ровнёхонько до первых её слов:

– В общем, дело деликатное, – объявила Островская, когда он подвалил к трансформаторной будке, где она уже ждала около целой кучки сигаретных окурков. И не стремается же в таком проходном месте курить. – Скажу прямо, как есть. Сложилось впечатление, что у тебя начали водиться деньжата. По Люсиным рассказам и фотам сужу. Если не привирает, конечно, но ей вроде несвойственно. Короче, сколько ты можешь мне одолжить? Только с пониманием, что я не верну.

Пашка только что рот не открыл от такой наглости.

– И с каких херов я тебе буду бабки дарить? – поинтересовался он.

– Тебе по-хорошему или по-плохому? – серьёзно уточнила Островская и потушила тонкую бабскую сигарету с ментолом о стену трансформаторной будки, оставив там чёрный след.

– А ты, я смотрю, и так и так можешь? – набычился Пашка. – Ну удиви по-хорошему, блин!

– Я тебе помогла. Из-за Вахи тебя пальцем не трогают больше.

– Устарело. Я сейчас, если хочешь знать, при надобности сам Вахтанга уложу, – отрезал Пашка.

– Не хочешь, значит, по-хорошему, – проговорила Люськина одноклассница.

– Слышь, ты вот реально думаешь, что он по твоей просьбе станет на меня наезжать? Вообще-то, Вахтанг как бы пацан с понятиями, мне кажется. Но так и так советую не пробовать. Потому что, если станет, не хило я ему репутацию подмочу, вот что, – заявил Пашка.

– Знаешь, Соколов, вот я сильно не уверена, что ты будешь рад, если я начну разбираться, откуда у шушеры из маргинальной семейки, из которой к тому же батя свалил, деньги на ресторан, где самый дешёвый салат три тыщи стоит, и на букеты с доставкой, – серьёзно припечатала Островская. – Ты куда-то влез и палишься. Лучше тебе попросить Люсю поменьше постить фоток в инсте. А то ещё кто к тебе присматриваться начнёт, и мало не покажется. Давай по-хорошему. Мне деньги нужны не на себя, я человеку хорошему помогаю. И я бы у тебя ничего не просила, если бы не видела, что ты сорить стал направо и налево вдруг.

– Не была бы тёлкой, уже бы врезал, – уведомил Пашка. – Совсем охренела, что ли?!

– Зря, – коротко обронила Островская. – Со мной лучше по-хорошему.

– А ты разговаривать по-хорошему научись сперва. Борзая очень!

– Говорю, как умею. Прямо и без прикрас. Лапшу не вешаю, что отдам и всё такое. Мог бы и оценить.

– На хера деньги тебе и сколько надо? – попробовал проявить щедрость Пашка, но она тут же всё испортила:

– А это – не твоё совершенно дело. Надо много. Давай сколько можешь.

– А иди-ка в жопу с такими предьявами, – обозлился он.

– Уверен? – сощурилась Островская.

– Уверен!

– Большая ошибка, – сообщила Люськина одноклассница и стремительно пошла от него в сторону по направлению к школе.

Пашка вслед ей глазами захлопал. Обалдеть, вымогательница! Вообще без царя в голове. Ещё она ему не угрожала! Да он ей может нажать голышом по проспекту бегать, пока менты не заберут! Нашлась, пугальщица!

Пашка сплюнул и двинул к гаражам, возмущённо курить.

Потом надо было куда-то пойти, и выбрал он для того ту самую кофейню с диванами, и почти добил квестовые сериалы. Как зазвонил будильник и уведомил, что уже шесть и надо бы домой возвращаться, чтобы Другая мама не расстроилась, оставалось всего три с половиной серии последнего. А ещё разжился Пашка парой змей, свинкой и запятой.

Идти не хотелось. Вот совсем.

Пашка обругал себя и разозлился.

Дали дракона.

Нет, ну что он в самом-то деле? В конце концов, он Бог Всемогущий. Если что, подправит ситуацию. Или в толчке запрётся. Смотря, как карта ляжет.

Прилога подбодрила «иксом».

Когда Пашка наконец-то пришёл домой, к его ужасу, там всё ещё были и бабка с дедом, и тётя Марина (хорошо хоть без дочки Женьки!).

Другая мама, кажется, побывала в парикмахерской – во всяком случае, у неё была странная, делающая её совершенно чужой, причёска. Обычно собранные в пучок на затылке волосы стали короткими, и вместо полос седины на блёклом тёмном, появился теперь равномерный чёрный цвет, словно бы сделавший другую маму на десяток лет моложе настоящей Пашкиной родительницы.

Глаза у бабы Гали были какие-то красные и опухшие. Дед выглядел озадаченным. Тётка внаглую дымила прямо на кухне, наполняя окурками чайное блюдце.

– А вот и Паша. Сдал? – первым делом спросила мать, и он даже не сразу вспомнил о том, что наврал про зачёт.

– Сдал. Историк похвалил даже. – В кармане завибрировал телефон.

– Дневник бы посмотрела лучше, – процедила бабуля.

– Я своему сыну верю, – припечатала Другая мама. – Садись. Голодный?

– В столовой поел. И Толян ещё угостил домашними булками, – сказал нажевавшейся десертов в кофейне Пашка, и телефон в кармане завибрировал снова. – Пока мы ждали свою очередь.

– Паша, я подала на развод, – объявила Другая мама твёрдо и спокойно. – С твоим отцом буду говорить завтра. Как он это воспримет – не знаю. Но, скорее всего, будет много скандалов. Я бы хотела оградить тебя от этого и предлагаю тебе на время перебраться к бабушке с дедушкой или тёте Марине. В целом, они не против. В школу будет ездить не очень удобно, но осталось всего полторы недели до конца семестра. Конечно, ты можешь оставаться и дома, но мне бы не очень этого хотелось. Вторая проблема заключается в том, что эта квартира, условно моя и подаренная мне родителями, была переоформлена после заключения брака. Может так получиться, что твой отец начнёт раздел имущества. Я не знаю, решится ли он на такое, но не могу этого исключать. В таком случае у него все шансы добиться того, что квартиру придётся продавать. Цены одной двухкомнатной на две однокомнатные не хватит. Есть риск, что нам придётся удовольствоваться комнатой в коммуналке.

– Чтобы моя дочь…

– Мама, пожалуйста. Мы ведь уже всё обсудили. Я просто озвучиваю варианты.

– Этот выродок не имеет прав на твою квартиру! Мы с отцом разменяли трёшку! И купили жильё тебе!

– По закону имеет, – влезла тётя Марина и подкурила очередную сигарету.

Дед Коля поднялся и открыл форточку.

– Если дойдёт до раздела имущества, встанет вопрос о том, с кем ты будешь жить, – продолжала Другая мама. – Что скажешь?

– Ты ещё у него такое спрашивать будешь?! – вскочила на ноги баба Галя. – Лена!!!

Пашка же как-то съёжился и язык в жопу засунул. Вот натурально его словно судорогой свело: и язык, и всего Пашку в целом.

– Подумать бы тебе ещё раз хорошенько, Лена, – глядя в сторону, выдохнула дым тётка. – В полтинник почти в общаге остаться – ну такое себе позитивное решение. И куковать там одной.

– Мне сорок три, – напомнила Другая мама.

– А ты думаешь, причёску поменяла, и кто-то на тебя, тётку-разведёнку с двумя бездельниками великовозрастными на шее, посмотрит? – зло припечатала её сестра. – Давай честно: он же не первый раз такое вычудил. Ты ведь понимаешь, что ни на какую вахту он не ездил три года назад. Я тебе говорила, что видела его в городе, ты слушать не хотела. И пустила обратно, как ни в чём не бывало. Он и сейчас перебесится. Я не понимаю, к чему теперь танцы с бубном.

– Дела! – выдохнул дед.

– Почему ты не говорила мне?! – возмутилась баба Галя. – Ни ты не говорила, ни ты! – сверкнула она глазищами на вторую дочку.

– Потому что Леночка у нас всегда делает вид, что всё у неё в порядке, – скривилась тётя Марина. – Мне зачем в это лезть?

– Ну не при ребёнке! – стукнул вдруг кулаком по столу дед, и все вздрогнули. – Павлик, иди в свою комнату!

– Он останется, – спокойно, но как-то властно возразила Другая мама, хотя сам Пашка с превеликим удовольствием на этот раз деда бы послушал. – Это касается его в первую очередь. С кем ты хочешь жить? – повторила вопрос она.

– Не с отцом! – выпалил Пашка, и это была правда. С отцом он жить точно не хотел. Но и с этой Другой мамой тоже.

– А сейчас, пока мы будем улаживать вопрос? – продолжала она. – Ты поедешь к тёте Марине, к дедушке и бабушке, или останешься дома?

Пашка затравленно поглядел на закипающую бабку, смурного деда и склочную тётку. Потом на чужую, совершенно незнакомую женщину, внешне немного походящую на его скандалистку-мать.

Захотелось вырубить их к ебеням собачьим и свалить отсюда на фиг туда, где на шестнадцатилетних мальчиков не вешают ответственность за настоящий, и, похоже, совершенно бесповоротный развод. Захотелось даже вернуться туда, где самым серьёзным вопросом, который могли задать ему предки, была просьба предъявить табель.

Захотелось перестать быть богом и снова стать никому не интересным маленьким Павликом, которому только и надо было пережить завтрашний школьный день.

В кармане завибрировал телефон.

Другая мама ждала какой-то ответ.

Глава 17: Вымогатели

Кое-как Пашка изъявил желание оставаться дома в любом случае. Перспектива жить с тёткой или у бабушки вымораживала. Хотя и отсюда больше всего хотелось свалить, особенно когда все таращились, а тётка с бабкой притом ещё и закатывали глаза. Не понимали нежданной демократии Другой мамы.

Вообще, походу, сегодня поверят, что её инопланетяне похитили на фиг, и заменили на левую. Очень уж странно себя вела.

Пашка уже всерьёз подумывал завершить своё участие в семейном совете с помощью приложухи, когда мать смилостивилась.

Господи, да что же они привязались к нему?! Зачем втягивают во всё это?! Дед абсолютно прав, Павлику лучше пойти в свою, блин, комнату!

Другая мама не в курсе, что ему шестнадцать?! Он должен думать о том, как окончить школу, о бабах, о летних каникулах. Максимум – о привольной божественной жизни! А не о разводе предков и их ссорах, и уж точно не о том, что из-за этого семья может оказаться в общежитии!

Спрятавшись, наконец, в комнате, Пашка обнаружил две «G» на боку, «икс», перевёрнутый «игрек» и дракона.

Он злился. Злился просто до икоты, предпочитая адресовать это чувство Другой маме, чтобы оградить от него себя.

Гнал кошмарную, ядовитую мысль «что же я натворил?» прочь, как только мог. Они сами, сами жили неправильно! Сами создали дебильную, неправильную семью! Нечего теперь перекладывать… будто это он… будто Пашка всё разрушил, и теперь… Батя сам заводил любовниц! А мать закрывала глаза!

Какого фига он должен принимать решения?!

Самым же паскудным было то, что Другая мама вовсе не обвиняла в чём-либо Пашку. И вовсе не требовала от него решений касательно развода, только окольных каких-то решений, тех, по которым было видно, что нажатые им в телефоне кнопки привели к полному пиздецу.

Пашка пнул ногой стул, и перепуганный Стержень, опять намылившийся ластиться, сдристнул под шифоньер.

Пашка не имеет отношения ко всему этому трешу, он в нём не виноват!

От фермы опять пришёл урезанный доход: отдельный от других по времени и меньший васинский платёж был в порядке, а вот из неразлучного трио кто-то опять сдулся. Фак. Вот как контролировать подчинённых, если даже под управлением божественного ИИ все умудряются отлынивать? Да ещё и сейчас, когда вообще не до них?!

Игруха дала бонусный «икс» в довесок к трём «П» и трём запятым.


«Вы достигли 75-го уровня!»


Пашка решил, что отыграется завтра на тунеядце. И вообще, всем покажет! И нечего тут…

На деле же ему хотелось реветь, как пятилетней девочке в песочнице.

И потому свёл Пашка свою энергию в ноль к чертям собачьим, даже раньше, чем пришла очередная тысяча баллов за необщение с Лосевым.

Уснул, спихнув Лавриковскую подушку к херам на пол и сунув под голову толстовку.

Другая мама разбудила ласковым голосом, нежно поглаживая по плечу, и сообщила, что приготовила блины на завтрак. Пашка осоловело сел на постели, с трудом нашарив телефон и восстановив бодрость за сто очков. В зале на диване спала тётка. Дед с бабушкой, похоже, уехали.

Хотелось промотать время вперёд, к тому моменту, когда всё это как-то устаканится без его, Пашкиного, участия.

Ввиду этого школа показалась прямо-таки спасением! Он даже пожалел, что скоро наступят каникулы. Нужна была причина не находиться дома и летом. На работу, что ли, всё-таки наняться, реальную и для себя? Приличную какую-то только. Или уехать. К морю там, или ещё куда. Пока всё не закончится.

Вкусный завтрак Другой мамы не лез в глотку. Хотелось поскорее свалить.

Когда Пашка спускался по последнему, ведущему к наружной двери пролёту подъезда, из закутка между двумя дверями в узеньком тамбуре вывернула вдруг тёмная фигура. Пашка хотел посторониться, но неизвестный, обойдя его сбоку, внезапно с силой толкнул вниз по ведущим к закрытому обычно подвалу ступенькам. Не ожидавший ничего подобного Пашка не успел ни за что схватиться и кубарем скатился вниз, кажется, подвернув ногу.

Чьи-то руки вынырнули из оказавшейся отворённой решётчатой двери, и, взяв его за плечи и за шиворот ветровки, втащили в пахнувший сыростью и гнилью подвальный зев.

А потом к горлу приставили что-то заострённое и холодное.

– Гони бабки, – выдохнули в ухо. – Все, какие есть, понял!

Пашка обмер. Это нож?! У него что, нож?!

– Живее!

Вторая фигура загородила световой проём наверху лестницы.

– У меня нет наличных, – просипел Пашка, забывший, как нужно дышать.

– Сотку доставай и переводи, быстро, – продолжал нападавший. – И счёт покажи. Всё переведёшь, понял меня?

– Х-хорошо, – клацнул зубами Пашка. – Телефон в кармане.

– Вытаскивай. И не думай, что я шучу. Живее!

Пашка кое-как выцарапал мобилу из кармана джинсов. В ушах шумела кровь. В башке что-то взрывалось. Нажал он, конечно, не на банковское приложение, а на «Дополненную реальность».

Гопник навис сверху.

– Экран покажи, – велел он, не убирая натуральное лезвие натурального ножа от Пашкиного горла.

– Пароль, – шепнул тот. – В-вожу.

И ткнул в сведение энергии в ноль.

Парень с ножом покачнулся и завалился набок.

– Макс! – крикнули сверху. – Порядок?!

Пашка быстро метнул на фигуру в квадрате света камеру. К нему возвращалась уверенность.


«Вымогатель. ФИО: Антипенко Антон Георгиевич. Возраст: 21 год. Состояние: активность (совершение преступления)».


– Макс! – заволновался Антон Антипенко.

Пашка спешно вошёл в «назначить действие» и написал: «Встать на карачки и так идти к какому-то магазу, снять там все шмотки полностью, сесть на землю и ждать ментов».

Когда фигура опустилась и поползла, он, продолжая сидеть задом на шершавом и влажном, перевёл камеру на бездвижное тело рядом.


«Вымогатель. ФИО: Бойко Максим Олегович. Возраст: 20 лет. Состояние: сон».


Пашка повторил команду и вернул обидчику энергию. Бойко зашевелился, но на ноги не встал. Упираясь ладонями в склизкий влажный пол котельной, он оттопырил задницу и по-собачьи полез вверх по лестнице.

Сердце Пашки бешено колотилось. Кое-как он нашёл в куртке сигареты.

Поднялся из подвала. Нога болела. Пашка прохромал к соседнему подъезду и, провожая взглядом тощего парня, на которого оборачивались, показывали пальцем и даже взялись снимать на телефон некоторые прохожие, сел на лавку. Закурил, восстанавливая связки на ноге за двести баллов.

Сердце начинало потихоньку успокаиваться, но пальцы всё ещё ходили ходуном. Стало казаться, что Пашка даже испугаться не успел, хотя на самом деле успел, и ещё как!

Он был весь грязный, перемазанный в какой-то дряни. Возвращаться домой – не вариант. Там, кроме Другой мамы, ещё и тётка торчит, и проснётся с минуты на минуту. Хотя можно же их вырубить. Но опять решит мать, что умирает, да ещё заключит, типа заразное что-то у неё, сестре передавшееся.

Пашка свирепо втянул носом воздух и наконец-то разозлился. В особенности потому, что вдруг понял, кто натравил этих гопников!

Приложение похвалило за сообразительность драконом.

Ну, мля, он ей устроит!

Географию со всей этой хернёй Пашка пропустил. Вернулся в подвал и переоделся там в спортивное из лежащей в рюкзаке сменки. Изгаженные шмотки затолкал в ранец. Физра была вторым уроком, но Пашка не пошёл и на неё. Вместо того, глянул, в каком кабинете у класса Пионовой следующий урок. И, устроившись в соседнем коридоре, дождался появления Островской, а потом поймал её в спину камерой.

Назначил действие идти к трансформаторной будке за школой и ждать там. А, когда прозвенел звонок, двинул следом.

Потратил ещё пятьсот баллов, чтобы она стояла и слушала.

– Считаешь, что ты очень умная, да? – прищурившись, уточнил Пашка, снова и полновластно чувствуя себя богом. Богом, который будет мстить.

Глаза Островской расширились, но колдовской ИИ помешал что-то ответить.

– Думаешь, на фига сюда пришла и почему не уходишь, так? И знаешь, что я тебе скажу, Ира? Сейчас ты пойдёшь в магазин, купишь там бритву, потопаешь домой, закроешься в ванной и избавишься от всех волос на своей голове, включая брови. А потом как следует подумаешь о том, почему сделала так после того, как я велел, и что ещё ты можешь сделать, если когда-нибудь осмелишься навредить мне или моим близким. Всё ферштейн? Хорошенечко запомни, что это я тебе назначаю в наказание. И что тебе ещё повезло.

У Островской уже глаза на самый лоб вылезли, но что-то мешало возразить или убежать, и это, по-видимому, испугало её до чёртиков. Воровка и малолетняя подельница гопников таращилась округлившимися глазами.

А Пашка поднял телефон, разбил поступивший «икс», и старательно прописал программу в «назначить действие».

Островская молча развернулась и пошла к дороге.

Пашка самодовольно улыбнулся. Получил льва.

Представил, в какое пугало превратиться сейчас эта стерва. И поделом! Оборзевших надо учить, вот что. А оборзевших в край – учить как следует!

За такие приколы вообще можно было на зону её определить. Там бы не только обрили, а и что похлеще устроили.

Ещё, мать твою, девочка!

На алгебру Пашка пришёл в отличном расположении духа, лучащийся самодовольством.

– Ты где пропал?! – привязался к другу Толик. – Классуха злобствует, про тебя спрашивала в столовке.

– Проспал, – объявил Пашка и сел за парту, приготовившись со всем вниманием слушать Зинку.

Он был рад, что на алгебру всё-таки успел. И на дополнительные сходить вечером надо. Вообще поболтать с Зинкой. Может, она как-то его успокоит. Это сейчас было бы ох как кстати.

В башке сотворился винегрет из всего безумия, которое происходило в жизни разом, будто все подурели коллективно.

Следующий урок, ОБЖ, классная руководительница Ирина Сергеевна начала не с учебного материала и даже не с выволочки прогульщику-Соколову (что стоило ему ещё пятисот баллов). А с очень важного объявления:

– На последний звонок в школу приедут мэр и телевиденье! – сообщила она. – Это огромная честь и большая ответственность. Всё торжество от «а» до «я» должно пройти без сучка, без задоринки. И потому в понедельник состоится предварительная репетиция последнего звонка всем составом школы, сразу после уроков. Быть обязательно! Одеться так же, как вы собираетесь на праздничную линейку! Я должна посмотреть, что вы намерились напялить. Учитывайте, что вас будут снимать! Показывать в новостях! Никаких коротких юбочек, девочки! Никто не должен воротить нос, когда увидит вас в сюжете! Мальчики, нужны галстуки и рубашки, наглаженные, как положено! К этому надо отнестись максимально серьёзно, речь о лице нашей школы! Также в эту пятницу и выходные проходят репетиции номеров самодеятельности. В связи с тем, что Орликова из 7-го «Б» слегла с пневмонией, слетает один номер и место вакантно. Нужно музыкальное выступление. Есть желающие?

И она строго воззрилась на класс.

10-й «Г» притих. Девки даже будто бы стали меньше ростом, а Мирошина прямо сиськи свои втянула, натурально.

Удостоверившись, что самодеятельность учащихся не интересует категорически, Ирина Сергеевна сдалась и всё-таки запоздало вернулась к учебному плану. Как-никак конец года.

Пашка, отведший от себя её око снова за очередные пятьсот баллов, первым делом взялся проверять, что опять стряслось с фермой.

На этот раз проблема оказалась в Кумыжном. Его запалили на кабале предки: мамка проследила, где сын пропадает после школы до глубокой ночи, подозревая нехорошее. Подозревать, кстати, не перестала, потому что предъявить заработанные финансы Антон не смог, а значит, потратил, а куда – не признавался (на деле же сам не понимал, на хер отправляет ЗПху не пойми куда). Поверить в сыновий альтруизм в отношении лиц, неизвестных даже самому сыну, было трудно, и теперь мать водила Кумыжного в школу буквально за руку и забирала сама каждый день, а в довесок ещё и потащила к наркологу. Короче, оказался он для Весёлой фермы потерянным на неопределённый срок.

В связи с этим идею выходного для рабов пришлось Пашке отложить. И вообще, пожалуй, следовало пораскинуть мозгами и как-то предприятие расширить. Может, к Славке сходить. Или даже подключить Лебедева.

А то так на бобах Бог Всемогущий скоро останется, в натуре.

Игруха дала «икс».


«Вы достигли 76-го уровня!»


Остаток урока досматривал Пашка квестовые сериалы на плюс два к скорости. До выполнения не доставало полторы серии последнего, когда прозвенел звонок. Инфа из кино проходила мимо сознания. Мысли прыгали то к безумному утреннему приключению, то к размышлениям, как там чувствует себя нынче стерва Островская, то к расширению фермы, то, невольно и без разрешения, – к материным планам. Ведь именно сегодня она вознамерилась сообщить отцу о разводе. И хера с два он воспримет это нормально.

Неужто и правда станут делить квартиру? Осмелится батя?

Можно ему эту блажь отключить будет, даже и нужно.

А даст он вообще мамке развод? Так-то батя к подобным выкрутасам навряд ли отнесётся с пониманием. Он свято верит, что сам решает всё и руководит семьёй. Пашка тоже думал, что он руководит, так-то. Он, может, и руководил даже до появления Другой мамы…

Ну и каша заварилась.

Со звонком Толик из-за парты не поднялся, он уткнулся в телефон и что-то напряжённо строчил в мессенджере.

– Пошли, что ли? – тронул Пашка Друга за плечо, когда одноклассники уже очистили помещение. Классная тоже куда-то ушла.

– А? – рассеянно отмахнулся Толик, не отрываясь от смартфона. – Погоди. Иди… сам… Я свалю ща вообще.

– С каких делов вдруг? – удивился Пашка. – Диктант семестровый, – напомнил он.

– Скажи Лидочке и классухе, что я дристал, как фонтан, и домой побежал.

– Чё такое? – присел на соседнюю парту Пашка.

– Да жесть какая-то. Янкиного брата в обезьянник загребли. Думали, обдолбанный, а он чистый. Пытается его вызволить, а её шлют. К ней поеду.

– А что он сделал?

– Да жесть, не пойму. Вроде голый у «Пятёрки» сидел с каким-то кентом.

Пашка переменился в лице.

– А какая… у Яны фамилия? – осипшим голосом уточнил он. – Знаешь?

– Бойко. Бойко Яна Олеговна. А чё? – Толик на секунду поднял взгляд от телефона.

– Да ничё… – ошалело пробормотал Пашка. – На диктант я пошёл, вот что. Наберу после уроков.

– Ага, – опять утыкаясь в мобилу, пробубнил Толик и стал на ощупь одной рукой тетрадь с ручкой в ранец засовывать.

Ахереть нежданчик!

То есть, выходит, что брат Толиковой крутой безбашенной бабы – натуральный гопник, который с ножом на людей кидается? То-то ему кто-то морду бить насмерть стал и сестры не пожалел, на помощь прискакавшей! Что там Толик говорил? Что братец этот всему району бабки торчит? И что постоянно в неприятности попадает?

Да он, выходит, и сам – одна сплошная неприятность! А никакая не жертва, как подумали они с Люськой на фудкорте в пятницу.

Ну, повезло другу с бабенью, мля. Может, она и сама такая, как братец?

Надо бы у неё в башке как следует прилогой покопаться. Может, стоит Толика вообще спасать. Не то пропадёт друг в такой компании.

А потом Пашка засомневался.

Не очень хорошо его залезание в чужие взаимоотношения так-то заканчивается. Даже когда все сами виноваты…

А какое касательство Макс этот придурочный имеет к Островской?

Диктант пришлось писать, назначив потом Лидочке поставить за него пятёрку. Баллы стремительно таяли, нужно было срочно доделывать зависший квест и набирать их заново, вон на сколько всего они могут оказаться нужны.

На информатике Пашка добил полторы серии.

И уставился в новое задание глазами прямо-таки квадратными в какой-то подступающей панике.

Очень уж оно было того… этого…


«40. Купи трёх пауков-птицеедов. Награда – 10 000 баллов».

Глава 18: Пауки-птицееды

За английский язык выяснил Пашка, что пауки эти – не совсем пиздец, хотя пиздец порядочный. Были они огромными, с кулак где-то, волосатыми и, очевидно, на российских просторах не водились. Где, мля, можно купить паука?! И главное: на фига?

К середине урока Пашка, к изумлению своему, узнал, что купить паука в целом несложно, например, на авито. Продавали эту муть не за миллионы, как он поначалу испугался, а за полторы-две тысячи рублей.

Кому надо покупать пауков-гигантов?!

Картинки выглядели безумно.

И что придётся с ними делать? В жизни Пашка к такой муйне не прикоснётся! Они к тому же оказались почти все «немножко» ядовитые!!!

С такой мутью надо было разделаться быстро. И потому отыскал Пашка среди безумных продавцов-оккультистов какого-то Женю, живущего вместе с адскими пауками прямо в Пензе, списался, и к концу урока английского уже договорился, что подъедет за покупкой лично к шизоиду на квартиру.

Жил продавец на другом конце города, и Пашка вызвал такси.

В дороге набрал Толика.

– Хер пойми, что, – обозначил тот происходящее в ментовке. – Акцию протеста Максу пытаются пришить, а это жопа. Он молчит в тряпочку, на фига такое устроил. Ваще жесть. Янка думает, поспорил с кем-то на бабло. Пытается объяснить там, что братело её – игрок пришибленный, в сетевой покер душу, блин, продуть готов. Он чё хочешь сделает, чтобы раздобыть лаве на ставки свои придурочные. Какие от него протесты, блин? Он только против здравого смысла и протестует… Янка вся на нервах. Надеется как-то от предков скрыть, разрулить сама. Но что-то я не уверен, что получится…

Пашка очень хотел посочувствовать Толику, или даже и Яне, но тут же вспоминалось, как в сырой мутной темноте котельной к горлу приставляют нож. По телу прошлась волна мурашек.

Это вам не школьные бомбилы даже! Это натуральные бандиты, как, мля, в 90-х типа везде были. И эти бандиты вот, в их районе живут и промышляют. Не был бы Пашка богом, не факт, что не прирезали бы его на фиг после ограбления. И вообще, неточно, что на руках Макса этого крови нет, вот что.

Его не жалеть надо, а упрятать, хоть бы и за демонстрации. Лишь бы угомонился.

«Как там, интересно, у матери?» – случайно подумал Пашка, и тут же на себя разозлился.

На хер. Домой надо попозже прийти. К Зинке на допы вечером зарулить обязательно. Тем более, у неё осталось Пашкино новое шмотьё.

Дверь квартиры психа на девятом этаже открыла очень тощая девица в очках.

– Мне Женю надо. По поводу пауков, – объявил Пашка.

– Я Женя, здравствуй. Заходи. Обращаться умеешь? Кормить как и всё такое? Или рассказать?

Пашка хлопнул глазами.

Деваха пауками торгует?! Офигеть. Девахи же должны орать от такого и убегать в панике!

Зайдя в квартиру Жени, он и сам чуть не заорал, если честно.

Одна стена прямо в коридоре состояла из маленьких стеклянных боксов, выстланных коричневой землёй на дне. В боксах были какие-то веточки разномастные, и в каждом – в каждом из почти полусотни!!! – сидел паук-мутант!

Пашка в ужасе осмотрел пол и стены и передумал снимать ветровку – мало ли что в такой хате в неё, блин, заползёт!

– Проходи сюда, – позвала очумелая Женя.

Пашка с опаской заглянул в единственную комнату и чуть не заскулил.

Тут в стеклянных ящиках с чудовищами была целая стена! Над ней под потолком тянулись узенькие лампочки подсветки, и из-за них экспозиция выглядела особенно кошмарно.

Да тут их многие сотни! Очуметь!

– А вы… прямо здесь и спите? – выдавил Пашка, потому что в коридорчике имелись, кроме этой, только две двери и обе открытые – в санузел и в кухоньку.

– Ну да. Квартиру пришлось продать после смерти матери, эту снимаю уже пять лет. Большую не потяну, да мне и не надо.

Интересно, а хозяин хаты в курсе, какую пещеру ужасов тут устроили?!

– Ты писал, что нужно три паучка? – уточнила странная Женя.

«Паучка»? «Паучка»?! Это не «паучки», это паучины! Паучеменаторы!

Пашка поймал себя на том, что напряг шею до боли, словно она одеревенела, и пялится на стену.

– Три, да. И запакуйте их, пожалуйста. Надёжно.

– Поверь, паук боится тебя куда больше, чем ты – его, – хихикнула сумасшедшая. – Переносить удобнее в пластиковых коробочках, я пересажу тебе. Нужны террариумы?

Пашка замотал башкой, от мысли, что придётся самому пересаживать это из коробочек в террариумы, на шее выступила испарина.

– А тебе зачем пауки? – вдруг напряглась больная Женя и прищурилась подозрительно, отвернувшись от кошмарной стены.

Запахло жареным.

– У меня о них мечтает друг, – соврал Пашка на всякий случай. А ну, ещё не продаст чудищ в плохие руки. – На днюху хочу подарить. Толик, – добавил он для правдоподобности. – Мой одноклассник.

Учитывая историю с мышиным ранцем, Толик, при виде такого, наверное, вообще в обморок бахнется. Но пауков надо было получить обязательно.

– То есть, он новичок? Бери тогда, наверное, брахипельм. Они спокойные, малоподвижные, когда сытые. Кормить достаточно раз в две-три недели. На ручки не очень любят, но, если аккуратно, стерпят. Неагрессивные. Вот брахипельма ваганс, вот смити, с красивым очень окрасом. Вот клааси, пушистая особенно.

Пушистая?! На ручки?!

Пашка сглотнул.

– Мне любых три штуки, – хрипло просипел он.

– А зачем сразу три? По одному лучше брать.

– Он… Толик… уже знает, что я подарю… – замямлил Пашка, – он им… эти… вот такие… заказал уже… коробки.

– Ну ладно. Я тебе тараканов штук сорок тогда дам. И можно у меня заказывать.

– Зачем тараканов?! – ахнул Пашка и чуть не отшатнулся.

– Кормить, – удивилась больная Женя. – В Пензе сложно живой корм покупать, разве что лягушек кое-где продают, и то не всегда есть в наличии. Я сама развожу тараканов.

– А оно не птиц ест, что ли? – проблеял Пашка.

Странная Женя, которая ещё и тараканов разводит, рассмеялась.

– Надеюсь, Толик лучше разбирается в пауках.

– Он отлично разбирается! – заверил Пашка. – Тараканов мне не нужно.

– Нужно, – возразила эта психопатка. – Покормить надо будет через пару дней на новом месте. Сразу не стоит, они от стресса первое время будут осматриваться. Мне самой выбрать?

– Угу, – прохрипел Пашка вымучено.

Шизонутая Женя сняла с одного из террариумов стеклянную заслонку – которая даже не на замке была!!! – и полезла внутрь прямо голыми руками. Стала под брюхо волосатое и передние гигантски ноги паучаре пальцы совать!

Пашка вспотел.

Чудище сюрреалистично зашевелило огромными волосатыми лапищами и ирреально вползло прямо на бледную руку заводчицы.

– Пиздец… – не сдержался Пашка и попятился, а потом в ужасе оглянулся: но с той стороны комнаты зримых кошмаров не было.

Больная Женя позволила монстру ползти по ней и полезла в другой бокс. А-а-а-а!!!

– Брахипельмы неядовитые, если не тыкать прям пальцем в них, никогда не кинутся, – просветила она. – Но, когда стрессуют, счёсывают с попки иголочки, от них может раздражение пойти. Руки надо мыть после них хорошенько. Предупреди Толика.

Глядя, как по локтю и плечу худющей человеческой женщины в реале ползут огромные пауки, Пашка себя почувствовал персонажем какой-то кинохи. Персонажем, которого эпично кокнут в середине сюжета.

Ебическая сила! Куда игруха его привела?!

Больная Женя присела на корточки и достала стопку пластиковых контейнеров, в таких мамка Пашкина – прежняя – творог с изюмом покупала по акции. Женя взялась паучинам под лапища подставлять коробочки, и скоро первый монстр оказался внутри. Деваха взяла шило, проткнула в крышке дырок и запаковала первого мутанта, а сверху резиночку для денег зацепила, как будто она что такое, блин, удержит!

Покончив с крышками, психическая баба протянула чудищ Пашке, но тот замотал головой и пошёл за рюкзаком.

– Не тряси только, – предупредила Женя, самолично укладывая монстров в ранец. – Ты, надеюсь, не на велике?

– На такси, – прохрипел Пашка.

– Хорошо. Сейчас тараканов поймаю.

Пашка сглотнул, представив, как эта ведьма берёт сачок, отодвигает какой-то пуф, и оттуда бегут прусаки лавиной. Пашка тогда, наверное, на стену влезет живее всех пауков, или на люстре окажется.

Выяснилось, что тараканы живут тоже в стеклянных боксах.

Это выглядело ещё отвратительнее. Пашку чуть не вывернуло, пока она стряхивала впившихся в засунутые внутрь картонки для яиц насекомых в коробочку. От тараканьего логова тошнотворно воняло.

Он не успел возразить прежде чем ебанутая баба закинула и этот кошмар в его ещё не закрытый ранец.

Мечтая сбежать отсюда поскорее, Пашка перевёл Жене бабло по номеру телефона. Прежде чем обуваться, он перевернул каждую кроссовку и постучал по полу. Больная Женя хихикнула.

– Все пауки в террариумах, ты чего. У меня никто не убегает.

Рюкзак Пашка теперь нёс не на плечах, а на отлёте, потому что очень уж опасался, что волосатые чудовища из контейнеров как-то вылезут. По коже бегали мурашки, и казалось Пашке, что это разбежались тараканы и снуют у него под одеждой.

Ну и сюр!

От больной Жени он сошёл на пару пролётов пешком и вытащил телефон, притом с опаской: уже ждал очередной подставы. Ща как назначит ему эту гадость сожрать или ещё какой мрак…


«Квест пройден! +10 000 баллов!»


Смахнув уведомление и разбив две поступившие «G» на боку, Пашка полез в задания, закусив губу.


«41. Отвези купленных пауков по адресу: село Чемодановка, улица Кузнецова. Найди там дом с фиолетовой черепицей. Незаметно для хозяйки подложи пауков на окно так, чтобы они попали в помещение. Награда – 40 000 баллов».


Ох, ёжечки! Это чем же население дома с фиолетовой крышей так накосячило?!

Было начало пятого. Во дворе припизднутой Жени Пашка глянул по карте адрес. Было до него сорок пять минут с учётом пробок. Нести пауков домой и спать с ними в одной квартире Пашка вот совсем не собирался, и потому сразу вызвал тачку куда следует.

Рюкзак поставил сначала в ноги, от себя подальше. Потом испугался, что так твари повылезут, а он не уследит, и переставил на сиденье. Всю дорогу Пашка с сумки своей не сводил глаз.

А ведь чтобы посадить паука на подоконник, коробку – каждую! – открыть нужно будет!

Уж лучше, бляха-муха, по кладбищам ночами шариться!

Без десяти пять Пашка выгрузил свой кошмарный рюкзак за лямку на улице Кузнецова. Была она длинная и состояла из частных домов с крышами, по большей части, тёмными или зелёными.

Пашка двинул вперёд по бесконечной дороге. Нести рюкзак, в котором, кроме чудищ, были так-то ещё книги, на вытянутой руке было тяжело. Но чтобы он это на плечи повесил, или даже к себе придвинул…

Опять передёрнуло.

Дом с сиреневой крышей оказался справа, почти в самом конце улицы. Помимо всего прочего, имелся вокруг этого дома забор.

Отставив рюкзак и отступив от него на пару шагов, Пашка вынул телефон и, определив дом, как «объекты», выяснил, что живёт там Инина Анна Тимофеевна шестидесяти пяти лет.

И чего она такого нахуивертила, чтобы это заслужить?!

Дома ли бабка?

Было ещё совсем светло, и определить наличие хозяйки по включённому электричеству в окнах возможным не представлялось. Пашка, снова взяв ранец на отлёт, прошёлся вдоль забора. И приметил на заднем дворе старуху в халате и платке, на башке завязанном, которая в грядке колупалась и что-то рвала в большое жестяное ведро, бурьян, кажется.

Других жильцов, даже не прописанных, прилога в доме не показала.

Значит, хозяйка не внутри. Но, блин, на территории. И соседи тут ещё есть всяческие. Может, вырубить её на всякий случай?

С другой стороны, на бабку мордой в грядке скорее все сбегутся.

Пашка подошёл к калитке и надавил. Заперта.

Хорошо хоть собаки нет…

Он подумал-подумал и навёл на калитку камеру. Оказалось, можно было её открыть за двадцать баллов, и это в натуре сработало.

Пашка сглотнул. Приготовил мобилу на случай явления бабки. И побежал к дому.

Слева, к его большой радости, забор был высокий и с какими-то ползучими кустами пышными, и туда, в узкий проход между стеной и изгородью, выходило открытое окно, правда, с решётками.

Пашка заглянул. Спальня, кровать, гардероб, тумба с ящиками и торшер на ножке. Всё бабулькино, с салфеточками какими-то и цветастыми половиками. Блин, ещё хватит Инину удар от пауков, да отбросит она коньки, и станет Пашка натуральным убийцей, похлеще гопника Макса.

Больная Женька всяко уверяла, что сами пауки неядовитые, только может быть раздражение от волосков с их «попок». Значит, по крайней мере, в отравлении старушки не будет Павел Андреевич повинен.

Но только такое увидишь – и никакого яда не нужно, чтобы на фиг того…

Пашку опять передёрнуло.

Молнию он расстёгивал так, будто вскрывал ящик Пандоры. Засовывать руку в рюкзак побоялся и почти вывернул его. Жуткие коробки – три с паучарами и одна с мерзкими рыжими тараканами, облепившими кусок подставки для яиц, оказались на самом дне, и пришлось всё вообще на траву вытряхивать.

Пашка с содроганием взялся за первую коробку. Чудище поджало длинные лапища и вдавилось в прозрачную стенку. Волосатый монстр словно бы пялился на него россыпью глаз.

Отодрав крышку, Пашка рывком поднёс руку к окну и больно звезданулся о решётку, чуть саму коробку в комнату не уронил.

Паук шлёпнулся на крашеный пол и быстро побежал вбок из поля зрения.

Пашка только что не перекрестился. Взялся за вторую коробку. На этот раз сунул обе руки за решётку и сдёргивал крышку там. Паук оказался цепкий и не вытряхивался сразу. Пашка чуть не завопил.

Наконец, кошмарный ужас упал в комнату, и пришла очередь третьего.

Когда все адские подарки для бедолаги-Ининой расползлись, Пашка кое-как засунул книги и ручки в ранец. Перетянутую резинкой коробочку с тараканами швырнул в кусты за соседский забор.

Прокрался к углу дома и удостоверился, что старуха продолжает колупать грядку.

И со всего духу понёсся прочь со двора, молясь, чтобы его не увидел кто из соседей и чего не спросил.

Такси Пашка решился вызывать, только миновав с восемь домов и выкурив две сигареты.

От мыслей о том, как бабулька ляжет спать и ей на башку заползёт паучий мутант, пробирала дрожь.

Пашка очень надеялся, что старушенция эта – наркодилер, или забила насмерть пятилетнюю внучку розгами, или котят варит в кипятке. В общем, что кара её справедливая.

Писец, конечно.

Ему теперь самому пауки-мутанты всюду будут мерещиться! Они хоть яйца не отложили в рюкзаке-то?..

Пашка глянул на часы. Была половина шестого. Можно успеть к Зинке почти вовремя, если пошевеливаться.

Только сев в машину, он опомнился и вошёл в игру. Смахнул уведомление о сорока тысячах баллов, исправно поступивших на счёт. Поспешил глянуть новое задание:


«42. Помоги Максиму Бойко избавиться от игровой зависимости. Награда – 15 000 баллов!»


Да ну на фиг! Это ещё с какой стати?!

Пашка набычился. Облагодетельствовать бандюгана?! Вот это западло.

С другой стороны – целых пятнадцать тыщ разом. Да и бессрочный квест опять, не скипнешь его, на самом-то деле. Плюс урод этот – брат Толиковой бабы. Может, таким Макаром другу удастся помочь?..

Пашка уточнил в воцапе, как дела. Оказалось, выцарапала Яна братца с друганом из ментуры как-то. Теперь они, с Толяном на пару, пытаются его расспросить, пока безуспешно.

Ну, раз выпустили, значит… Можно и завтра этим заняться. А пока отдохнуть немного, блин.

Ну или двинуть в гости после допов, если ноги домой совсем уж идти откажутся…

Мать не звонила.

Глава 19: Безумный Макс и прочие наказания

Зинка очень радушно встретила своего ученика и бывшего квартиранта. Испекла она к его приходу шарлотку, из-за чего Пашка вдвойне порадовался, что всё-таки посетил математичку. Соколовские вещи, из тех, что валялись на спинке кресла и на стуле, она постирала и погладила, а те, что были в сумке, не трогала, похоже, вообще не открывала её – потому что остальное сложила в пакет, хотя было в сумке ещё полно места.

Всякий раз, сталкиваясь с очередным проявлением Зинкиной деликатности, Пашка офигевал оттого, как мог раньше так её недолюбливать и не замечать всего этого!

Мягко, но настойчиво, математичка принудила гостя сесть за учебники и пробежаться по последним темам, чтобы проверить, понял ли он их. И только потом пришёл черёд яблочного пирога, чая и разговоров.

– Как там дома, Соколов? – осторожно спросила Зинка. – Или ты не хочешь про то говорить?

– Мать на развод подала. Вроде как, сегодня отцу сказать должна, – признался гость неожиданно.

– Может, оно и к лучшему, – задумчиво, но грустно, протянула Зинка. – Если уважения в семье нет, то к чему травить друг дружке душу?

– Мать говорит, что батя может нас из квартиры выжить и половину её захапать. И тогда надо будет продавать, а две за столько не купишь.

– Если по закону, то должен он ещё на твоё содержание средства. И вы же с братом в той квартире тоже прописанные? Я не юрист, тут надо уточнять, но, думаю, выписать, по крайней мере, тебя до восемнадцатилетия будет непросто. Надо бы разузнать поначалу, как по закону быть должно, если дети, в том числе совершеннолетние, остаются жить с матерью. Твой брат ведь тоже к той женщине отцовой не пойдёт, когда со службы возвратится?

– Зинаида Дмитриевна… давайте про другое поговорим? Я не хочу… пусть мать разбирается.

– Конечно, Соколов, – тут же смутилась математичка. – Прости. Это всё – дела взрослых.

Вот! Вот! Эта понимает… А Другая мама что к нему привязалась?!

За шарлоткой Пашка засиделся до девяти вечера, и болтали они дальше о всякой незначительной ерунде, от которой становилось так спокойно и умиротворённо. Только, как ни крути, а домой пойти было надо. Он же сам вернулся. И сам создал другую маму.

– Ужинать будешь? – первым делом спросила она, не начав, как раньше, распыляться по поводу того, где сын шлялся весь день и что делал.

– Меня это… математичка покормила, – замялся Пашка. – Я у неё занимаюсь алгеброй и геометрией на дому.

– Какой ты молодец. Нужно будет оплатить? – забеспокоилась Другая мама потом.

– Это так. В рамках программы.

– Здорово, – просветлела тут же Другая мама. – Паш, в коридоре на трюмо я поставила коробку, там деньги. Бери на расходы, но с оглядкой. Времена у нас сейчас будут непростые. Я туда буду класть всё, что можно урвать от хозяйства, чтобы мы не голодали и оплачивали основные счета. Там ещё за электричество долг, но я его сразу не закрою.

– Ты хочешь, чтобы я сам отмерял сумму карманных денег?! – вытаращился Пашка.

– Я хочу, чтобы ты брал средства на то, что тебе необходимо. Это наш общий бюджет, я тоже буду брать оттуда на то, что мне покажется нужным. На карте оставляю деньги на продукты и бытовые расходы, без которых нельзя обойтись. Если ты сможешь найти какую-нибудь подработку на лето, я буду очень благодарна.

– Ты поговорила с отцом? – всё-таки спросил Пашка.

– Да, – вздохнула Другая мама. – Всё будет непросто. Придётся идти в суд. Вопрос раздела имущества мы пока не поднимали, потому что он и на развод не согласен.

– Мне надо стих ещё выучить, Лидочка нагрузила под конец года, – соврал Пашка, едва ли не перебивая её. – Я это… пойду.

Сокрывшись в комнате, он разбил новую «G» на боку, принёсшую семьдесят седьмой уровень, и почти тут же поступили три платежа Весёлой фермы, три запятые и три цельные «П».

Чтобы отвлечься от внутрисемейного треша, Пашка подбил финансы. В наличии имелось немного меньше двухсот тысяч. Целое состояние для старого Пашки, да и для Другой мамы тоже. Бумажные деньги, какие были, младший Соколов тихонько положил в коробку из-под фена, перенесённую на трюмо. Слава богу, что вернул украденное раньше! Не то бы на отца подумала, наверно, и сильно расстроилась…

Дали перевёрнутый «игрек» и семьдесят восьмой уровень с ним. Будет или нет новый функционал на восьмидесятом? А если будет, удастся ли на нём выиграть?

Отладка, вроде бы очень крутая, пока как-то не радовала…

Завтра следовало где-то разжиться внушительной суммой, желательно, удвоить капиталы на карте на случай, если в субботу снова поменяется тарификация игрухи. Для этого требовался некий план, который Пашка всё силился придумать.

К полуночи, когда начислилась тысяча баллов за Лосева, таращащийся на иконку «Дополненной реальности» на стене младший Соколов пришёл к следующему:

Имелся в анамнезе их семейства один деструктивный элемент, из-за которого когда-то многое пошло наперекосяк. Когда Пашке было десять, мать работала не реализатором на рынке под открытым небом, а продавцом магазина, и работала притом давно, должна была со дня на день стать завскладом и взять на себя снабжение и распределение товаров. Тогда же хозяин магаза нанял новую продавщицу, сисястую и деятельную, походу, как Пашка теперь понимал, оперативно залезшую к нему в штаны. Из-за той Оксаны мать в итоге не повысили, а рассчитали вовсе. Несколько месяцев она вообще без работы сидела, а потом пошла торговать колготками на морозе (дело было зимой), и до сих пор с рынка так и не выбралась. А Оксана, которую Пашка запомнил прекрасно, потому что часто у матери на работе бывал после школы в то время, до сих пор там, и вообще за хозяина магаза выскочила замуж, так что стала в «Белой розе» главной. До того, как неподалёку от их дома «Пятёрочку» открыли, был тот продуктовый самым ближайшим, и в него так и эдак приходилось захаживать, хотя мамка и старалась закупаться в других местах.

Ну в общем. Если Робину Гуду со специализацией на справедливости надобен был сейчас источник финансов, то лучшего, чем стервозная интриганка Оксанка, и не придумать.

– Правильно? – самодовольно спросил Пашка у картинки с иконкой «Дополненной реальности» на стене.

Приложуха подтвердила отзеркаленной квадратной «С», что мыслит пользователь логично.

Школу Пашка решил в четверг посетить урезанно. Переделать утром дела, а на шестой и седьмой урок к Зинке прийти, ну, чтобы она не огорчалась. Начал с того, что проще, и поутру первым делом двинул в магаз, в котором мамка работала когда-то.

Распространение сетевых супермаркетов сказалось на «Белой розе» фигово, и это Пашку порадовало. Один из торговых залов убрали вообще, внутри всё смотрелось каким-то блёклым, пыльным и потасканным, даже и продукты на полках.

И ещё: та самая Оксана, жена владельца, была на месте и сидела около прилавка, что точно не говорило о процветании предприятия.

Пашку она, конечно, не узнала. Да и он её узнал с трудом, даже на всякий проверил игрухой. Фамилии Оксаны Пашка не помнил, но эта была Оксаной и в целом ту бабу напоминала.

Забрав купленную пачку сигарет (кстати, паспорт у него спрашивать и не подумали), Пашка вышел из «Белой розы» с открытым меню кандидатки быть наказанной. И уселся прямо на крыльцо магазина прикидывая.

Нужно было не допустить той же ошибки, что вышла с историком. Сумма взноса за былые грехи не должна быть астрономической. Во-первых, чтобы не вякала Пашкина совесть. Во-вторых, чтобы не начались нежданные проблемы – с банком там, или с полицией, или ещё с чем.

Короче, решил Павел Андреевич вообще не жадничать с этой Оксаной, в конце концов, дело давнее. Да и навряд ли мать в этой конторе так уж развернулась бы, судя по теперешнему виду там, внутри. Ну, разве что в тепле всегда…

Так что набрал Пашка Оксане взять или снять, собрать, в общем, сто пятьдесят тысяч, положить в конверт и… сначала думал нажать вынести на улицу, потом понял, что может это время занять. И потому определил ей денежки принести и сунуть с конвертом вместе за решётку подвала, где напал Янкин Макс. Чтобы вечером Пашка их забрал просто и сам на счёт закинул для оплаты игрухи.

И, собственно, пора было заниматься самим Максом.

Двор со ржавой ракетой на детской площадке окружали четыре многоподъездные девятиэтажки. Пришлось изучать списки жильцов, чтобы найти нужную квартиру.

Поднявшись на пятый этаж, Пашка прислушался.

Вчера Толик уведомил, что Яна братца решила под домашний арест посадить. Сама же она вроде на дневном учится. Навряд ли сейчас дома. И всё-таки…

Начало знакомо колотиться сердце.

Ещё и воспоминания об остром ноже около горла подступили.

Дать бы спасаемому в морду как следует не помешало.

За дверью нужной квартиры, а тамбура там не было, оказалось тихо. От всей души надеясь, что квестовый персонаж там, Пашка, затаив дыхание, вошёл в меню двери и открыл замок, в очередной раз отметив про себя, как здорово быть богом.

Игруха напутствовала «иксом».

Раздался щелчок. Пашка глубоко вдохнул и шагнул в квартиру.

Гопник Макс вывернул навстречу из туалета, успел охнуть и даже начать нестись на Пашку до того, как расстался с энергией. Ну ничего. Очнётся, решит, что привиделся ему Пашка в кошмаре. Другое нормальному человеку в голову не придёт. Ненормальному, такому, как этот, пожалуй, тоже.

Пашка отдышался, внутри всё трепетало. Прикрыл за собой дверь и, отыскав выключатель, врубил свет в коридоре. Нехилая квартирка у Толиковой тёлки, так-то! Почти как у Пионовых.

«И этот ещё с ножом на людей бросается?» – разозлился Пашка.

В приложении дали дракона, словно напоминая, что нужно решительно действовать.


«Вы достигли 79-го уровня!»


Ещё, чего доброго, Яна нагрянет. В коллективную галлюцинацию поверить сложнее.

Пашка вошёл в «склонности» Макса и отыскал там «азартные игры», в которых имелось аж девять активных делений. На минутку замялся: цена квеста пятнадцать тысяч очков, а цена редактуры в меню «склонности» – десять. Не особо рентабельно, блин, выходит.

Прилога дала лису.

А с другой стороны, как ещё убрать игровую зависимость можно, если не в Максовых настройках? Пашка вздохнул и оплатил опцию.


«Квест пройден! +15 000 баллов!»


Хорошо, что ему хватило ума глянуть новое задание, прежде чем сваливать, блин!


«43. Возьми в качестве платы за услугу из квартиры Бойко то, что всегда хотел иметь. Награда – 5 000 баллов».


Пашка сначала обрадовался, а потом как-то сдулся. Блин. Это же воровство совсем выйдет какое-то. Ладно бы хата была чисто гопника этого уёбищного, но она же ещё и Янина… А с другой стороны, не выполнишь бессрочный квест, так потом возвращаться сюда придётся и всё равно делать. И это не совсем по Пашкиной воле. По игрухиной. А она – божественное начало. Значит, будет, во-первых, по справедливости, а во-вторых, потом к хорошему приведёт.

«Дополненная реальность» согласилась с рассуждениями очередным «иксом».

И так-то уже понятно: сколько та же Яна сэкономит в перспективе, если братец её играть перестанет. Может, вообще с криминалом завяжет с концами он.

Пашка огляделся. Около вешалки стоял складной электросамокат. Пашка такой хотел, очень даже. Ещё и крутой! Блин… Но что, если он – Янин?

Телефон вздрогнул от вибрации. Дали запятую.

Он обошёл дрыхнущего на полу Макса и заглянул в большую комнату. Крутая какая плазма… Живут же люди!

Опять вибрация, змея и запятая в пуш-уведомлении. Отвлекаться Пашка пока не стал, продолжил исследования. Обнаружил комнату Яны, но не стал там шариться. Потом нашёл комнату Макса. И застыл, таращась на, во-первых, отдельный второй телек, тоже плоский и крутой, хоть и поменьше. А, во-вторых, на шикарную новенькую плойку.

Под ложечкой засосало.

Вот плойку Пашка прямо-таки хотел, и притом много лет!

У гопника мудацкого, значит, есть, хотя он и моральный урод полный, а у Пашки, блин…

С другой стороны, она же дорогущая… Плюс это явно подтвердит, что кто-то был в хате. Хотя, когда начнёт Макс доказывать сеструхе, что проник в квартиру паренёк и стырил приставку, решит она, что братец её продал. Чё сам Макс решит, найдя материальное свидетельство реальности привидевшегося галюна, Пашку вообще особо не волновало.

Блин, плойка! Как у Толика, или даже, кажется, новее!

Конечно, лучше бы Пашке такую купить. Но тут ведь задание. Это игруха так хочет.

В подтверждение дали змею и запятую.

Недостоин гопник Макс таких радостей! Потому что явно у него всё в жизни есть, а он всё равно бандит поганый, ещё и с ножом. Значит, по заслугам.

Пашка решительно пошёл в комнату и взялся отключать провода. Потом отыскал на кухне пресловутый пакет с пакетами и позаимствовал один. Упаковал приставку и сунул в рюкзак. Придётся припрятать на долгое время, потому что Другой маме не объяснишь, откуда у сына такие штукенции.

А Макс ему ещё спасибо потом скажет, вот что. Тем более, может, он в покер свой вообще через плойку играл. Интересно, а так можно?

Блин, вот бы её опробовать вечером! Вырубить другую маму, что ли… Руки так и чесались.

Плойка! Своя собственная!

Пашка вернулся в коридор, обошёл Макса и осторожно выглянул на площадку. Дверь решил не закрывать. Пусть у Яны будут объяснения, как из квартиры что-то могло исчезнуть. Да и пропиздон дополнительный Максу вот вообще не повредит.

Уже во дворе со ржавой ракетой заметил, что дали цельную «П». Новое задание гласило:


«44. Переночуй дома. Награда – 2 000 баллов!»


Опять странное. Ну да ладно. Он ведь так и собирался.

Пашка глянул на часы и поспешил в школу, чтобы не опоздать на алгебру.

Куда подевался друг, Толик особо не допытывался. Он выглядел озабоченным и всё время сидел в мобиле, даже замечание от Зинки схлопотал. А после занятий свалил оперативно.

Лебедев, напротив, был каким-то довольным и на Пашку поглядывал с улыбочками, сильно бесящими. Но не может же он так радоваться мамкиному разговору с батей про развод, даже если и узнал о нём? Это же должно Лебедева, наоборот, пугать и расстраивать?

Но на Зинкиных уроках залезть ему в башку было несподручно, на перемене между алгеброй и геометрией говорил Пашка с Толиком, а потом Лебедев свалил тоже по-быстрому.

Ну и хер с ним, хочется радоваться – пусть радуется. Не Пашкиного ума дело.

До квестовой ночёвки была куча времени. Интересно, а проканает просто находиться в квартире предков? Если вот, скажем, всю ночь просидеть за приставкой? Допустим, когда мать уже уляжется, снять у неё энергию, и подключить своё сокровище к телеку в зале? Или переночуй – это прямо поспи?..

После уроков, чтобы отвлечься, повёл Пашка Пионову играть в бамбик в парке, а потом – на скамейке лизаться.

– Ириша куда-то подевалась, – пожаловалась Люся в перерыве между будоражащими желания поцелуями. – Трубку не берёт, на сообщения не отвечает. Ушла вчера в середине дня. И классная руководительница ещё как-то странно сегодня у меня про её настроение расспрашивала вчерашнее. Не случилось бы чего.

Пашку терзало томление плоти, и говорить о получившей по заслугам Островской не хотелось. В башке крутилась дурацкая пословица: «Всем сестрам – по серьгам». Не фиг было косячить, и ничего бы Пашка с ними всеми не сделал. Вот он и Лебедева, например, не любит, и мамку-шалаву его особенно, но он же им не мстит. Потому что Пашка – бог справедливый.

После свиданки нашёл он двух баранов, «икс» и кривенькую «Т», давшую восьмидесятый уровень. Но к вящему разочарованию Павла Андреевича, новые функции не появились. Ну или, может, он плохо искал.

Решил дома прошерстить как следует все меню, на ходу было неудобно.

В котельной подъезда, присветив фонариком, нашёл белый конверт с компенсацией за мамкино давнишнее увольнение. Нужно завтра на карту закинуть. Платежи от Весёлой фермы ещё не поступили.

Обожравшийся с Пионовой бургеров в парковой кафешке так, что игруха даже обзывала свиньёй, Пашка от ужина отказался.

Он развалился на кровати, размышляя, что сделать сначала: наведаться в сральню и провести там кое-какие животрепещущие подростковые манипуляции, в парке, увы, невозможные, или пока порыться в игрухе, и заняться делом, когда Другая мама уже уляжется, чтобы не отвлекала, а там и приставку по-тихому подключить всё-таки до утра, вырубив родительнице энергию…

И тут во входную дверь, да не тамбура, а самой квартиры, вдруг с силой забарабанил, сопровождая это забористым пьяным матом, отец.

Глава 20: Нападение

– Лена!!! Ты совсем охерела?! Открывай щеколду, это и моя квартира тоже! Лена!!! Ты доиграешься, слышишь?! Ты, мать твою, так доиграешься, что костей не соберёшь! Лена!!!

Побледневшая, но решительная, Другая мама подошла к двери, когда Пашка высунулся в коридор.

– Иди к своей новой женщине, Андрей! Не позорь себя и её! – крикнула Другая мама.

– Всё! Покончено! – глухо долетало через дверь. – Слышишь?! Радуйся! Клуше этой сдвинутая её мамаша с нашествием тропических пауков в башке нужнее оказалась! Открывай, Лена! Всё, завязал я с той бабой, слышишь?! И с ней, и с пиздюком, и со старухой! Радуйся, мля!

У Пашки чуть ноги не подкосились. Бабулька Инина была мамкой Лебедевой, что ли?! Она свалила из Чемодановки и выдворила батю в итоге из дочкиной хаты?! Это что за жесть игруха творит?! Она, что ли, решила, что Пашка хочет отца обратно?!

– Твою мать… – помертвевшими губами прошептал он, а дверь уже содрогалась под натиском ножищ пьяного отца.

– Лена! Открывай дверь, оглохла, что ли?! Ты ополоумела?! Я тебе сейчас устрою развод! Открывай двери!!!

После первого гулкого удара по батарее от кого-то из соседей Другая мама рывком отодвинула щеколду.

Он был очень, очень сильно пьян. Так, как Пашка, кажется, и не видел вообще никогда. Батя его активную стадию бухача обычно проходил не дома, а к семье припирался, если вообще мог ходить, уже на следующем этапе, который ближе к ползанью, направленному на поиск горизонтали. Но он бывал и буйным, потому что нередко где-то пьяным махался, о чём поутру свидетельствовала расквашенная рожа. Похмельный мрачный батя о том говорил коротко, ссылаясь на то, что его взбесили.

И вот сейчас, похоже, был он как раз взбешённый.

– Андрей, я тебя не пущу, – заступила дорогу Другая мама. – Всё закончилось. Нужно это приня…

И тогда он её ударил. Резко, безумно и яростно подался вперёд, схватил за затылок, потянул голову вниз и врезал коленом куда-то прямо в лицо так сильно, что, кажется, что-то ощутимо хрустнуло.

Пашка завис в дверном проёме своей спальни, словно громом поражённый. Он видел бешеного батю в драке дважды за свою жизнь: в драке с мужиками, такими же дурными от водки, как и он. Когда-то на Пасху, на даче, когда ещё дед был живым, и в Новый год, кажется, 2005-й или 2006-й, после которого на праздники их с Серёгой стали усылать куда-то обязательно или оставлять дома, а не таскать за собой «в гости».

Никогда, никогда в жизни Пашка не видел, чтобы отец на глазах у него поднимал руку на мамку. Он вообще считал, что это невозможно до недавнего времени, до того синяка на скуле, до…

Красные и воспалённые, безумные батины глаза встретились с Пашкиными.

– Ну щенок! – выдохнул он свирепо. – Сейчас я тебя научу, кто в доме хозяин!

Бог Всемогущий даже разблокировать телефон не успел: отец, выдыхая спиртовые пары, словно дракон – пламя, метнулся к нему через коридор, замахиваясь на ходу. Не так, как можно ударить сына.

Так, как пиздятся насмерть в безумной пьяной драке, после которой вызывают ментов, а иногда и понятых.

Первые два удара, глыбоподобные и мощные, Пашка пропустил, и в башке теперь царили гул и звон. Потом сработали загруженные рефлексы, и он сумел сделать подсечку, так что и отец повалился на пол, запутавшись в собственных ногах.

И это очень сильно его разозлило.

– Сучонок! На отца! – проревел он хриплым, срывающимся голосом под аккомпанемент гулкого звона дрожащей уже батареи.

Пашка вскочил, в нём бушевала ярость. Хотел врезать бате в живот, но подоспела окровавленная вся, словно из ужастика какого-то вышедшая, Другая мама. Зажимая рукой разбитый нос, она схватила Пашку за плечи.

– Оставь! Не надо! Прекратите! – глухим, не своим голосом загундосила она.

– Шею сверну выродку! – поклялся отец и снова бросился на Пашку.

Рефлексы помогли перехватить руку и увернуться от удара ногой. Вместо того, Пашка засадил правое колено бате в пах, и тот согнулся, взвыл, как раненый бык. Но не унялся, а всем весом своим боднул вдруг младшего сына башкой, и тот чуть не упал.

А потом движением резким, прямо невозможным для бухого в жопу старика, повернулся к пытающейся разнять их матери, схватил её за волосы и толкнул в сторону так, что споткнувшаяся мамка, падая, ударилась об угол письменного стола.

Она свалилась на ковёр и перестала шевелиться.

Животный страх вымел из Пашки ярость, и он пропустил правый хук, перегнулся пополам. Увидел около тумбы край отлетевшего телефона. Но не перепрошивать отца сейчас хотелось Пашке, а убить, своими руками, в мясо превратить, в котлету, в…

Он нанёс ему мощный удар, один, второй, третий. Батя вывалился в коридор, уже совершенно утратив человеческий облик. Завалился набок, подперев плечом шкафы. Пашка, себя не помня, помчался колошматить ненавистного врага дальше.

Откуда взялась отвёртка, было неизвестно. Возможно, закатилась под шкафы во время недавнего ремонта, да так там и валялась, ожидая своего часа. В нормальной ситуации отец такого бы уж точно не сделал, но происходящее не было нормальным. Это был бунт, невозможное, безумное неподчинение ополоумевшего семейства, и сын, молокосос не мог, не должен был брать над ним верх. Засранец, которого он сам настругал, воспитывал, одевал, кормил… обязан был бояться, подчиняться, обязан…

Рывком поднимаясь навстречу новому удару, отец, не помнящий себя от застилающей всё ярости, всадил отвёртку по самую оранжевую рукоятку Пашке в левый бок, чуть пониже рёбер.

Острая, рвущая всё внутри, боль прокатилась волной липкого озноба. Руки сами собой прижались к телу, там, откуда фантасмагорически, ирреально торчал теперь оранжевый прорезиненный держатель с резьбой. Тошнота взорвалась где-то в начале пищевода и покатилась во все стороны, подступая к горлу какой-то сводящей нёбо судорогой.

Сиреневые вспышки, вроде тех, что плавают всюду, когда надавишь на закрытые глаза, а потом их откроешь, запрыгали по мебели и стенам, голова закружилась, и где-то в районе пяток поселилась странная лёгкость, будто стоял Пашка не на паркете, а проваливался в вату, причём стекала в неё спина и задница, а передняя часть тела оставалась на месте, одеревеневшая и напряжённая.

Кулак врезался Пашке в переносицу, завалив назад.

– Ушлёпок недорезанный! На отца! Родного! Ты!

От падения показалось, что нутро подпрыгнуло над телом, шлёпнувшись обратно не на свои места. Жгучая боль в боку отдавалась почему-то в заднюю стенку горла.

Кое-как перевернувшись на живот, Пашка пополз в свою комнату, перевалился за порог и судорожно поджал ноги, потому что батя врезал под зад носком ботинка, чуть-чуть не достав до яиц, но новая волна тяжёлой на этот раз боли всё равно пошла во все стороны, словно спрутом овивая кости и скручивая мышцы судорогами.

Пашка вытащил из-под себя прижатую к полу руку, всю мокрую и красную от крови. Отвёртка вывалилась, и из раны хлестал настоящий фонтан, всё под ним быстро и головокружительно намокало, и, кажется, обезумевший батя, наконец-то, это заметил.

– Вставай, щенок, – прогрохотал он, но уже с какой-то неуверенностью, и нового удара не последовало. – Вставай и дерись… как мужчина… слышишь… сын…

Внутри в области раны что-то жгло, всё сильнее, словно там растекалась кислота.

Пашка взялся немеющими пальцами за телефон, который был вот, около плинтуса под тумбой.

– Павел!

Ненавистный голос отца словно бы отдалялся, перемещался вокруг, становился тише и громче. Как будто летал нематериальный. Ближе – дальше, слева – справа, позади… очень далеко позади… в глубине, внизу…

– Понял ты уж, в больницу поедем. Вставай. Лена! Лена!

Пашка сжал смартфон. У его допотопного китайца отлетела задняя крышка и выпала ещё по старинке съёмная батарея. Она была тут же, и Пашка подтянул к себе обе части. Всадил аккумулятор в пазы.

Слабеющей рукой надавил боковую кнопку.

«Включайся! Включайся же, или я… умру…»

На глазах выступили слёзы. Бочину молола в мясорубке боль, и в комнате темнело несмотря на горящий верхний свет.

Гулко и очень далеко заиграла приветственная мелодия загрузки.

На экране появились обои рабочего стола, сисястая анимешка с кошачьими ушками.

Слава богу…

Пробежала полоска пуш-уведомления с перевёрнутым «игреком».

Работает… всё…

Тачпад плохо реагировал на мокрые от крови пальцы. Разблокировать экран получилось не сразу. Пашка встал на карачки, подтянул под себя ноги, пытаясь прижать колени к хлещущему боку.

Сейчас… он это уберёт…

– Сын!

Чёртовы иконки: перевёрнутого «игрека», а ещё драконов и недоведённых «П», по три каждой, мешали войти в спасительный режим.

Скользя по экрану, Пашка залез в свой анатомический справочник. Всё плыло, и найти меню с этой раной, получалось с трудом. Батя попытался взять его за плечи, и Пашка дёрнулся, словно от какого-то ползучего гада. Чуть не потерял равновесие. Чуть не выронил скользкий телефон.

Вот, «проникающее ранение с повреждением стенки желудка».

Кнопки всплывающего меню нажимались плохо.

Но когда жгучая, разъедающая нутро боль вдруг прошла, оставив только дурманную, вяжущую слабость во всём теле от потери крови, к горлу вместо схлынувшей тошноты подступила волна ярости.

Промокшая одежда липла к животу и бёдрам, в нос проникла вонь, и что-то горячее размазывалось по заднице, кажется, Пашка обделался.

Мысль об этом залила шею и уши краской, подстёгивая бешенство.

Мать зашевелилась около стола.

В тюрягу! За такое! Этого урода… Пожизненно, мля!

Пашка шарахнулся от новой попытки отца его перевернуть. Прислонился спиной к тумбе. В штанах расплющивалось под весом тела мягкое зловонное дерьмо.

Вид у бати, хоть и с расквашенной закисающей мордой, был теперь какой-то бледный. Зрачки глаз бегали, метались от Пашки к упёршейся лбом в ковёр жене, а потом куда-то вбок и вправо.

На отвёртку в луже кровяки.

Дошло, кажется…

– Ты сам виноват, ты… – прошелестел он.

Пашка, захлёбываясь в ненависти, приподнял телефон.

– Мусорам скажем, что ты сам напоролся, понятно? – выплюнул с неуверенностью отец.

Грёбаный экран вообще не алё, когда мокрый.

Вместо «потребностей», нужных, чтобы свести в ноль энергию этого мудачины и позвонить ментам, сдать его тёпленьким со всеми потрохами (только, блядь, сначала штаны переодеть, сука-сука-сука!), открылась «отладка». Пашка теранул ладонь о спортивки, а по экрану провёл запястьем, оставляя красный развод из крошечных капелек.

Два дракона и недоведённая «П» мешали нажимать нужное.


«Вы достигли 81-го уровня!»


В жопу себе уровни затолкайте свои сраные!

– Лена! – затравленно как-то позвал отец и утёр кровищу с подбородка.

Под красным разводом на экране словно бы набухла загадочная функция «удалить». Всё ещё мутным взглядом Пашка вдруг случайно скользнул по откатившейся отвёртке снова. Вспомнил, как она торчала из его бока, вспомнил ярко, до тошноты, опять поднявшейся и подступившей к горлу, в угоду невыносимой, постыдной вонищи, уже заполняющей всё вокруг и перебивающей ржавый, как у воды после отключения, запах крови.

Он обделался, обделался от страха из-за этого припизденного алкаша… Он вообще бы умер, если бы не игра… Отец в натуре всадил ему грёбаную отвёртку под рёбра! Его, срань господня, родной батя!

Лютая злость вскинулась внутри, словно бы начал извергаться вулкан.

Эмблемы дракона, недоведённой «П» и перевёрнутого «игрека» помешали мотнуть назад. И Пашка, закусив губу от удушающей ярости, ткнул в «удалить», и стал бить мокрым от крови большим пальцем по оплате в сто тысяч баллов раз, второй, третий, четвёртый… Пока бубнящие, растерянно-перепуганные слова ненавистного отца не смолкли.

И в квартире не стало тихо.

Из-под кровати опасливо высунулась морда ошалевшего, выпучившего глазища кота Стержня.

На экране «Дополненной реальности» под пальцем Пашки завертелась впервые объёмная, обведённая в круг, отзеркаленная перевёрнутая нота, победно сверкающая гранями при вращении под мазком багровых капель.

На залитом кровью так, словно тут разделывали свинью, паркете осталась отвёртка с оранжевой ручкой.

А отец, когда Пашка медленно как-то и словно бы почему-то нехотя поднял взгляд от нового своего, первого в соответствующей строке и когда-то очень желанного достижения, весь, как был, куда-то пропал.

Только отпечатки его окровавленных рук остались на дверцах коридорного шкафа.

Глава 21: Перевёрнутая отзеркаленная нота

Пашка перевёл взгляд на Другую маму, и, разбив перевёрнутую отзеркаленную ноту, убрал у неё перелом носа и сотрясение мозга. Осталось три тысячи двести восемьдесят восемь баллов.

Отсутствие отца стелило в воздухе какой-то холодок.

И ещё жутко, кошмарно воняло говном.

Кое-как Пашка поднялся, поскальзываясь в кровяке. Голова закружилась. Это что, всё из него натекло?

Другая мама села, и тут же, охнув, метнулась к сыну, начав ощупывать его лицо и руки. В панике задрала футболку там, где была продырявлена вымокшая от крови ткань.

Потом огляделась.

– Где он?

– Ушёл, – процедил Пашка, и телефон в руке вздрогнул от вибрации.

– Ты живой? Целый? Ничего не сломано? Выступает холодный пот?

– Я нормально. Нос, кажется, разбил.

– Я тоже… – нервно хихикнула вдруг Другая мама. – Ступай в ванную. Переоденься. Я позвоню в милицию.

– Зачем? – испугался Пашка. – Он же ушёл.

– Чтобы он не приходил больше. Такого не повторится. Хватит дрожать. За это он ответит. По всей строгости закона.

В ванной Пашка с отвращением стянул грязные вонючие спортивки и трусы. Дерьмо начало подсыхать, оно облепило всё, и было куда хуже крови. Унизительнее.

Ярость снова сжала на секунду Пашкины внутренности. Телефон вздрогнул.

Он поспешно затолкал штаны в стиралку. Залез под душ.

Злость проходила, уступая место чему-то тёмному, пустому и сосущему.

К тому же что-то болело в теле, и перед глазами то и дело плыло. Надо почитать справочник на предмет неявных повреждений. И восполнить потерю крови.

На фига матери менты?

Блин.

Устроят тут…

Обмывшись как следует и стараясь не наступать в зловонные комки, часть которых легла горкой в слив и не сразу ушла в канализацию, Пашка сел на дно ванны, не выключая воду. И уставился в ржавый подтёк на эмали, прочертивший полосу от отверстия прямо под краном.

Это что вот он сделал? Куда делся отец?

Он же должен был куда-то деться. Не мог же он просто взять и пропасть?

В брюхе заворочалось что-то холодное, морозом прошедшее по всему телу, несмотря на струи горячей воды.

То самое слово, которое больше всего подходило, Пашка гнал от себя всеми возможными силами.

Он не убивал отца. Это отец едва не убил его. Он всадил ему в живот отвёртку и вспорол желудок! Пашка бы двинул кони, если бы не скачал раньше «Дополненную реальность». Убийца – он, безумный алкаш-отец! А Пашка… он просто защищался. Защищал себя, мать, дом… Он не убивал отца, он просто его убрал, убрал из… своей жизни. И из жизни других.

Не убил, нет! Если кого-то убить, остаётся тело. Труп. Мёртвая оболочка. Если нет мертвеца, то не было и никакого убийства.

Пашка не втыкал в отца нож, не ломал ему шею, не разбивал ему голову, не топил в воде, не сбрасывал с высоты… Он не убивал, не убивал никого!

Просто…

Младший Соколов рывком прибавил мощность горячей воды, и из лейки душа полился уже почти кипяток. Кожа раскраснелась, как у рака в кастрюле, но всё равно было холодно. Пашку бил озноб.

– Не убивал. Я никого не убивал. Не убивал…

Он взялся раскачиваться из стороны в сторону.

Заляпанный кровью телефон на стиралке показался зловещим оружием. От одного его наличия в крохотной ванной комнате теперь словно бы становилось темнее.

Другая мама постучала в дверь и сказала, что принесла чистые вещи.

Потусторонняя заботливость вывела Пашку из транса, и он наконец-то выбрался из ванной. Зеркало запотело. Запах фекалий всё ещё отравлял воздух.

Он забрал с поставленной к двери табуретки шмотки. Оделся. Как-то нехотя, словно бы с отвращением взялся за телефон. Сначала протёр его полотенцем от крови, потом – протёр ещё раз полотенцем, уже влажным.

Вдыхать и выдыхать было больновато. Смирив себя, Пашка открыл игру. Разбил дракона и «G» на боку, не испытывая прежнего удовлетворения от поступивших значков достижений. Сунулся в анатомический справочник.

Он отыскал внутренних повреждений ещё на шестьсот баллов к тому моменту, когда в квартиру прибыл наряд полиции.

И началось что-то херовое. Что-то, ни к чему хорошему привести не могущее.

Поначалу даже немного сочувственные, двое ментов, осмотревшись в квартире, как-то напряглись и переменились. Затребовали у матери номер телефона отца и стали совсем уж другими, когда он оказался не в сети. Вопросы со здоровья Пашки и матери перекинулись на то, был ли ранен отец перед «бегством». Наверное, количество крови не соответствовало травмам тех, кто называл себя пострадавшими, слишком уж разительно. Эта парочка вызвала кого-то ещё, и кровищу на входе в Пашкину комнату, кажется, собрали на анализ.

Сначала он от этого совсем уж задёргался. Потом рассудил, что кровь-то, как ни крути, его. С другой стороны, исчезновение отца скоро станет всем известным фактом.

Надо было его как-то вернуть. Только вот как?..

Менты вымотали Пашку вопросами, прямо душу из него всю вытрясли, а в довершение заявили, что, если батя не объявится невредимым, на днях надо будет явиться для дачи показаний.

Пока они топтались в хате, поступили три платежа от Весёлой фермы, три запятые и три цельные «П», а игра уведомила:


«Вы достигли 82-го уровня!»

«Вы достигли 83-го уровня!»


Ещё дали целых три «G» на боку. И всё это тоже совершенно Пашку не порадовало, как-то даже напрягло. Подумал он отключить ферму. Честно говоря, чесались руки в ту ночь вообще бросить игру. Но ведь надо было сначала вернуть отца, где бы он там ни был…

Когда в полночь пришла тысяча очков за Лосева, полиция уже сворачивалась. А Пашка вдруг понял, что сделает завтра вот просто обязательно. И пусть минусует штраф, хер с ним, невзирая на очень маленький баланс очков.

Но завтра Пашка поговорит с добрым странным старичком Андреем Витальевичем. Тем более, была завтра пятница, и тот должен был быть где-то около Светофорного дерева, если, конечно, сдержит слово, несмотря на то что Пашка пропал. Но казалось почти наверняка, что сдержит.

Другая мама в ту ночь не спала. Сначала они вместе драили пол в коридоре и Пашкиной спальни от крови и того, второго и стыдного, потом она долго-долго сидела на кухне. Он тоже не спал, хотя на этот раз не игрался со своей энергией.

Вместо того, Пашка по-тихому влез на табуретку в зале и отыскал в высоком шкафу старые альбомы с фотками. Когда он был маленький, фотки ещё распечатывали и вставляли потом в альбомы с котятками, пальмочками или цветочками на обложке. В семье таких было не то чтобы очень много, но были. И так Пашка добыл изображение пропавшего отца.

Принёс в комнату. Нехотя вошёл в игруху.

Но зря. Определялась карточка «Фотографией вашего отца», и как Пашка с ней не бился, войти в меню с возможностью вернуть батю с помощью фотки не сумел.

Не было такого и в том районе, откуда отец удалился. Пашка и не до конца сошедшие кровавые следы пробовал идентифицировать, и просто пространство около шкафа. Потом решил подойти к задаче через батины шмотки. Ничего. Не давала игруха нужную возможность.

Где-то в районе пяти утра, когда уже рассвело во дворе за окном, уселся младший Соколов на кровать, уставился на дрыхнущего Стержня и потихоньку стал рассматривать вероятность, что загрузить батю обратно вообще не получится.

А тогда что?

Отец его был…

Врезавшись в самом начале оправдательных рассуждений в это «был», словно гонщик в фонарный столб, Пашка сжался, завалился набок и притянул колени к груди. Ему хотелось заорать. Уснуть, отрубив энергию, и проснуться вчера, когда…

Вдруг рывком, словно того «немного ядовитого» волосатого паука сумасшедшей Жени, Пашка откинул смартфон, и он стукнулся о ковёр, разбудив Стержня. Кот уставился на телефон насторожённо, Пашка – с ужасом.

Под кожу просачивался, заполняя всё внутри, страх.

Господи, во что он ввязался? Чего добивается игра?!

Нужно ли это всемогущество такой ценой?

Пашка сорвал со стены картинку с иконкой «Дополненной реальности» и кинул на стул оборотом вверх.

Но ведь он бы умер. Просто умер уже, если бы не…

Нет. Не умер. Потому что никогда не выгнал бы отца из дома. Потому что не смог бы ни морально, ни физически. И ещё тот бы не вернулся, свирепый и бухой, вот так, если бы Пашка своими руками не накидал огромных пауков в окно бабке Лебедева. И Другая мама, оставайся собой, она бы вела себя иначе. Она не сказала бы отцу про развод. И он не взялся бы за эту отвёртку. Всё было бы не так. Пашку бы травили в школе, его бы опускали более сильные и ловкие одноклассники.

Но гопники не угрожали бы ему ножом, а родной отец не всадил бы под рёбра отвёртку. И не был бы руками Пашки удалён… из жизни.

Слово «убит» мозг всё ещё отказывался применять даже не вслух.

Всё это сделала игра.

Или Пашка?

На рассвете он зачем-то всё-таки взял с ковра телефон и вошёл в приложение, чувствуя себя наркоманом, который понимает, что нужно завязывать, и не может.

Первым делом дали Пашке за что-то медведя и перевёрнутый «игрек».


«Квест пройден! +2 000 баллов!»

«45. Проведи весь день с матерью. Награда – 20 000 баллов».


Оно ведь делает это нарочно, м-да? Читает Пашкины мысли и пытается помешать? Только зачем?

Почему так нужно было поговорить с Лосевым и что это могло изменить, Пашка бы объяснить не смог. Но нужно было. Сильно-сильно.

И тогда он вышел из игры, не свернул, как обычно, а закрыл её полностью и поклялся себе не трогать как минимум до вечера. И пусть будет минус двадцать, а так-то, наверное, даже двадцать одна тысяча баллов. Плевать, хотя баланс и станет отрицательным. Плевать.

Другую маму Пашка нашёл на кухне, заснувшей, положив руки на стол и утопив в них лицо. И тут же прекратил шуметь, как только мог.

Эту женщину, с каждым днём всё меньше похожую на его настоящую мать, Пашке теперь было как-то боязливо и мучительно жаль. И это чувство пугало. Он привык противостоять предкам, которые старательно отравляли ему жизнь. Мечтать о каких-то не таких, и постоянно бороться.

С Другой мамой бороться не хотелось. Но она вовсе не была идеалом из мечты.

А сейчас и мечтать о какой-то такой было даже не то, что стыдно, а даже и страшно.

Не туда куда-то заводили Пашку мечты.

Он сбежал из дома, стараясь щелчком замка не разбудить Другую маму. Купил на заправке хот-дог и не смог его есть. Выбросил едва надкушенным.

А фиг знает куда, в центр города, пошёл пешком, потому что всё равно было ещё слишком рано, чтобы надеяться встретить Лосева в сквере…

К половине одиннадцатого дотопал до Светофорного дерева. Ещё почти час бродил там неприкаянный, гоня мысли из башки, и почти потерял надежду. А потом вдруг увидал лосевскую фигурку, пересекающую дорогу на переходе.

Испытал Пашка внезапную бурную, необъяснимую радость. Понёсся к старому бомжу, как к самому близкому и родному другу, только что обнимать его не бросился.

– Доброго дня вам, Павел! – просветлел Лосев лицом. – Вы ко мне пришли, али по надобности какой тут?

– К вам! Поговорить можем? – выпалил Пашка. – Просто. О разном.

– Отчего же не поговорить с хорошим юношей? – улыбнулся Лосев, и что-то больно кольнуло у Пашки внутри, а в памяти всплыл кровавый след на дверце шкафа.

– Вам что-нибудь нужно? Может, купить еды? – пробормотал он, гоня образ прочь.

– Благодарствую, не надобно. К лавке пройдём? Ноги мои уж не те, сидя сподручнее…

Пашка кивнул, и они зашагали по аллее.

– Вы скверно выглядите, Павел. У вас приключилась какая-то беда? – начал Лосев сам, потому что Пашка вдруг слова позабыл все, которые прежде сформулировал в правильные и нужные фразы.

Что ему рассказать? На самом-то деле, что и как рассказать этому человеку?

Пашка вдруг понял, зачем пришёл. Ему было нужно, просто жизненно необходимо, чтобы этот странный добрый старичок-бомж сказал, что он всё сделал правильно. Чтобы он оправдал его и «разрешил» пользоваться игрой дальше. Успокоил.

Именно он.

И ещё, может быть, Зинка. Но той Пашка не мог бы сказать слишком многого…

– Это прозвучит… очень странно.

– В жизни многое звучит очень странно, Павел, – философски протянул Лосев. – Важно не звучание. Говорите, что хочется.

Хотел Пашка совсем прямо, но не смог. И потому спросил:

– Мне нужен совет. Представьте, что вы бы могли управлять другими, Андрей Витальевич. Сделать с ними, что пожелаете. Сделать их лучше. Или… научить тех, кто вёл себя действительно ужасно в жизни. Что бы вы сделали?

– Ничего, – серьёзно сказал Лосев. А потом пояснил: – Видите ли, Павел, по моему разумению, управление, даже самое благое, оно непременно приведёт к лиху. Человек – ему трудно всё просчитать. Он в одном месте наладит – а в другом это приведёт к такой беде, что горше всякого ужасного жизненного поведения. Обратите внимание, Павел, как оно бывает у правителей всяких государственных. Даже и те, кто вроде бы старается быть народу опорой, они так и эдак для многих зло разное творят: то ли ущемляют, то ли наказывают, то ли недосмотрят. А бывает, и осознано. Да не всегда из жестокости, просто управление – стезя опасная, часто очень уж непредсказуемая. И оно не одних государственных управителей касается, а всякого руководства. Вот я, покуда на заводе работал, я бригадиром был. Всяко старался поступать по справедливости. Думаете, Павел, меня все любили? Куда там! Такое зло мне, порою, приписывали, что даже и спать после того выходило скверно. Одного перевёл на новую работу, потому как лучше она у него выходила, а он там покалечился так, что вовсе стал инвалидом, семья кормильца потеряла. Другой просил отпустить со смен внеурочно, по важной надобности, я отпустил – а он перепил зелья и утоп вовсе в Суре. Третьему заработную плату поднял за умения и прилежание, он через то смог спустя год приобрести автомобиль, а после на нём сбил ребёнка. Я, знаете ли, Павел, даже и рад, что на улице нынче живу. Судьба сама управилась, как оградить меня от бед ненамеренных. Это, конечно, ребячество. Человеку надлежит в социуме жить и как-то во всём этом лавировать. Только очень уж оттого большая на нём ответственность. Вот самые боязливые в схимники и подаются. Я же – в лица без определённого места жительства, на новый манер, так сказать. А вы говорите – управлять другими. Увольте уж от такой ответственности…

Пашка хотел возразить, заспорить, сказать, что можно кому-то действительно помочь – даже необязательно себе. А потом вспомнил Другую маму. Или того же Толика, которого мастерство в драках свело с сестрой гопника, ножом орудовать не чурающегося…

– И что же, любой поступок обязательно к херне какой-то приведёт? – уныло спросил Пашка.

– А того мы тоже не знаем, Павел, – совсем не обратил внимания на грубое высказывание Лосев. – Мы про судьбу очень мало осведомлены. Может, ребёнок тот, которого работник мой сбил, вырос бы и сделал бы что ужасное, может, тот, что утоп, на другой день сам бы за руль сел и кого насмерть сбил. Кто его ведает. Знаете, вот бывают поверья в народе про разные проклятые предметы или места, которые несчастья приносят якобы? Пытается так человек снять с себя ответственность за то, что не ладно для него управилось с ним или вокруг. Жизнь – она вопрос большой ответственности, Павел. И брать на себя ещё большую стоит только тем, кто готов последствия – всякие – принять и жить с ними дальше. Это вот как с генералами в боях. С одной стороны, они землю свою защищают, а с другой – отправляют на смерть людей. Коли чует человек в себе волю с такой ношей тягаться, можно ему идти в генералы, а коли нет – ещё больше он там вреда принесёт, даже и своим. В жизни очень важно свои силы наперёд научиться оценивать, в особенности душевные. Простите, Павел, – прибавил вдруг Лосев, бросив взгляд на дом через дорогу, где в кафешке на дверь вывесили табличку «счастливые часы», – я одной даме обещался подсобить с переездом в послеобеденное время, мне отлучиться надобно, чтобы договорённость нашу не нарушать и не подвести её. Нет у ней особо финансов грузчикам платить. Я вернусь сюда к вечеру, если вам на душе лежит поговорить ещё, буду рад.

Застывший Пашка проводил раскланявшегося Лосева (в натуре, поклонился ему дедушка, с лавки встав, плечами и головой) взглядом задумчивым и расфокусированным. В башке мысли творили какой-то беспредел.

А Пашка вдруг… Достал телефон и разблокировал экран.

Иконка «Дополненной реальности» была на главном, прямо под строчкой поиска в браузере.

Пашка поднёс к ней палец.

Всемогущество. Безнаказанность.

Всё там, ждёт… Ждёт своего избранного, единственного и неповторимого. Его, Пашку.

Убившего своего отца просто потому, что в какой-то момент всё застлал бешеный гнев.

Его, получившего за это значок достижения.

Пашка нажал на «Дополненную реальность». Но не привычным быстрым касанием. Он надавил на иконку и держал, пока не появилось окошко с тремя кнопками.

Выбрать. Убрать. Удалить.

Выбрать. Убрать. Удалить.

Выбрать. Убрать. Удалить.

Дрожащий палец завис над правым вариантом.

Перед глазами встали кровавые пятерни, так и не оттёршиеся от стенки коридорного шкафа, хотя мать пыталась драить их даже содой. Следы пальцев по-прежнему различались, когда утром Пашка уходил из дома.

Всё, что благодаря Павлу Андреевичу Соколову, осталось от его родного отца в этом мире.

Закусив до боли губу, Пашка кликнул по экрану. И в белом прямоугольнике внизу возник вопрос, определяющий всю его дальнейшую жизнь:


«Дополненная реальность

Удалить приложение?

Отмена – Ок».

Глава 22: Слава

«Операция не может быть завершена, приложение открыто в другой программе» – сообщил телефон после нажатия на «ок», подтверждающего удаление.

Какого хрена?!

Пашка проклацал все окна – свёрнутой «Дополненной реальности» среди них не было. Попробовал ещё раз. Игра отказывалась удаляться!

Зараза!

Пришло пуш-уведомление с драконом.

Ах так?! Ну, значит, завтра Пашка просто не будет проплачивать тариф, вот что! Думают, самые умные?! Он вообще в игруху больше не зайдёт!

Домой младший Соколов поехал на такси, полный решимости отказаться от божественности. Лосев был прав.

Другая мама казалась какой-то бледной.

– Никто не знает, куда подевался Андрей, – сообщила она. – Я даже спросила у этой… у женщины, с которой он жил последнее время. И Лидии Викторовне в деревню звонила, подумала, может, к ней поехал. Нет. И Семён ничего не знает. И телефон всё ещё не в сети.

– Отцу не три годика, – сглотнул Пашка. – Где-то есть, это его выбор.

В кармане завибрировал телефон. Чёрт, как отключить эти пуши?!

– Мне кажется… у меня сложилось впечатление… что милиционеры в чём-то подозревают нас, – выговорила Другая мама. – Андрей… был в порядке, когда уходил? Точно? Тут… действительно натекло так много крови…

– Он был цел. Ну, может, пара ссадин на лице. Я… защищался, – промямлил Пашка. – Он ушёл сам, мама.

Телефон в кармане вздрогнул.

– Но куда? Не могу понять. Непохоже на него вот так вот пропадать… Да и куда ему податься? Не понимаю. Не хочется этого говорить, но лучше бы ему объявиться… Кушать будешь? Ты где был? Неужели в школе?

Пашка замялся на секунду и кивнул:

– Лучше не пропускать в конце года. Классуха за это итоговые оценки снижает.

Телефон завибрировал.

– Я горжусь тобой, Павел, – улыбнулась Другая мама. – Через десять минут будет обед. И мне тоже пора возвращаться к работе. Странно, но даже синяка не осталось на лице. Такой удар, столько крови. Я думала, нос сломан. А погляди. Чудеса.

– Да, – потупился Пашка. – Повезло. Пойду переоденусь.

В комнате он смахнул три пуша с «G» и взялся за рамочку с картинкой «Дополненной реальности», которая лежала оборотом вверх на тумбочке. А потом вышел в коридор, влез в резиновые шлёпки, открыл дверь и запулил картинку в мусоропроводную трубу.

– Сын, – встретила на пороге Другая мама. – Если ты начал курить, не нужно от меня прятаться. Ты можешь делать свои дела на балконе, а не бегать по подъезду. Там тем более соседи ругаются. Ты уже достаточно взрослый, чтобы принимать такие решения.

Пашка открыл и закрыл рот. Хотел привычно соврать, но вдруг сказал просто:

– Спасибо, мама.

– Пойдём обедать. Гречка сварилась.

После еды Пашка как-то нежданно уснул часов на пять кряду. Сказались все треволнения и бессонная ночь.

Вечером пришли деньги от Весёлой фермы и пуши с наградами, но платежа было только два – урезанный васинский и ещё один. Значит, очередной долбодятел сам отвалился. Ну и хорошо. За неделю, наверное, вырубится эта схема, а может, и сама собой завтра днём, когда не пройдёт оплата тарифа.

Деньги Пашка решил с карты снять и положить в коробку из-под фена. И ещё он решил завтра же пойти и устроиться на работу курьером тоже. Не туда только, где остался как минимум один школьный урод, но в какое-то ещё кафе. Вот прямо с утра. Пора того. Брать на себя ответственность за Другую маму. Раз эти смогли и раз их взяли, то и Пашку, надо думать, возьмут без проблем. И так-то неплохой доход, если вернуться к прежней бережливости. На Пионову хватит. И на то, чтобы у Другой мамы деньги не брать. А может, даже и давать ей иногда на хозяйство.

Потому что отец этого уже никогда не сделает.

Сердце внутри неприятно сжалось, а глаза как-то ощутимо увлажнились.

– Зараза, – процедил сквозь зубы Пашка.

Лёг обратно на кровать и попытался доказать себе, что батя получил по заслугам. Но нежданно снова уснул до самого утра.

В субботу Пашка встал очень рано и к десяти часам уже явился к ресторанчику, менеджер которого подтвердил по телефону, что сотрудник доставки нужен, и Пашка может попробовать.

Вышло, что и правда найти работу курьером – не проблема абсолютно. Доставлять жрачку оказалось даже весело. И перспектива заиметь честные деньги очень радовала.

До половины одиннадцатого беготня с заказами (очень помог старый велик, который Пашка забрал из гаража дяди Семёна, тоже уже начавшего из-за мамкиных звонков тревожиться за отца и расспрашивавшего про него) сопровождалась непрерывными пушами с отзеркаленной длинноверхой «Г». Их успело прийти пять штук, а вот потом вообще все пуши прекратились.

Доставив очередной бумажный пакет с горячей жрачкой в контейнерах, Пашка притормозил. Кажется, игруха была оплачена до полудня.

Он попробовал удалить «Дополненную реальность» ещё раз, но она продолжала использоваться системой. Что ж. Хочет болтаться на телефоне, пускай. Или…

Закусив губу, Пашка сделал то, что обещал себе не делать, в последний раз: нажал на иконку треклятой прилоги. И увидел:


«Конец оплаченного периода! Для дальнейшей работы пополните баланс.

ВНИМАНИЕ: Тарификация изменена.

Доступно: Ежедневная тарификация. Актуальная цена подписки – 169 руб./день.


ВНИМАНИЕ! Стоимость услуги может быть изменена по истечении срока оплаченного периода.


Чтобы продолжить работу, пожалуйста, оплатите доступ.

КУПИТЬ ЗА 169 ₽

(только работа с данного устройства)

Закрыть и вернуться на главный экран».


Пашка слез с велика, сел на бордюр и закурил, с вызовом пялясь в телефон. Ожидая таймера деинсталляции. Сердце колотилось сначала очень быстро, потом…

Спустя три сигареты стало понятно, что таймера на этот раз не будет.

– Вот суки, – скрипнул зубами Пашка.

Ладно, наплевать. Он всё равно не станет платить. Нет проплаты, значит, игра не активна. И всё.

Вечером пришло два банковских перевода, но пушей не было. Поддаваясь неясному порыву, Пашка попытался вернуть деньги отправителям, но это оказалось невозможно нажать в приложении сбера. Ну, значит, отвалятся сами. Значит, будет пока временное подспорье для Другой мамы.

Работать курьером Пашке в целом зашло, он даже откатал больше часов, чем рассчитывал. И честно сознался матери в том, что нашёл подработку, когда вернулся домой. Она так и просияла, даже взялась глаза вытирать украдкой. А ещё сделала очень необычное – обняла Пашку сильно-сильно и так стояла почти минуту.

И, хотя он начинал к Другой маме привыкать, бывало в такие моменты особенно муторно.

Вечером субботы уснуть так же просто, как вчера, не получилось. В голову лезло всякое. В основном – про отца. Представлял он его то переконвертированного в пиксели в телефоне, то запертого где-то в клетке, то попавшего в какой-то пустой параллельный мир без людей, где только одни неодушевлённые предметы из реальности.

Мёртвым – бездвижным телом с бледным лицом, вроде деда на похоронах два года назад, – отца представить не получалось.

Казалось Пашке, что где-то он был. И как бы ни сидел в куче говна и мочи, которая тоже куда-то из тела без остатка пропадает, если нажать кнопку в потребностях.

От всех этих размышлений в теле расползался озноб. Вот прямо внутри.

А когда Пашка, наконец, задремал, накинулся на него сердитый Лавриков:

– Ну и что ты удумал за дурь?! Ты бы ещё из дома всё ценное вынес и куда в церковь сдал для нищих, в самом-то деле! Тебе такой инструмент в руки дали! А ты раз затупил, и в кусты?! Ты вот что того олуха старого слушаешь?! Он трус! Такой же трус, как, блин, все хвалёные монахи! Человеку жизнь дана, чтобы жить. Свалить от всех испытаний, ответственность с себя скинуть и ни во что не лезть – это не святость, это писец, Пашка! Это даже не то, что подразумевал Бог, блин! И что, ты думаешь, без игры своей никому никогда не навредишь по бестолковости, что ли? Ну смешно же! Если хочешь знать, в одной из квартир, куда ты сегодня жрачку на тусу привёз, тусой этой и жрачкой халявной заманили девку и трахнули, без её согласия. В этом будешь себя винить? Свалишь завтра из курьеров? Или всё-таки это не твои проблемы, а, Пашка? И вот очень тебе реально хочется другим жратву носить? Это твоя мечта? Мужа ты матери не заменишь. Ну уж без помощи точно. А помощь ты решил слить, как тот олень. Вот прямо зло берёт, на тебя глядя!..

Проснувшись, Пашка с досадой уставился на подушку. Потом встал, содрал с неё наволочку и утащил себе ту, что на кровати брата лежала, а эту, с землёй могильной, под покрывало Серёгино сунул.

Не надо ему и такой удачи, вот что. Попробует без удачи. Если с работы не выпрут сегодня, значит, и без чужого счастья справиться можно, вот что.

С работы Пашку не уволили, более того, заказов в воскресенье оказалось много, и он получил в полтора раза больше. А около шести вечера встретился с Пионовой и повёл её в кино. Где ни единого раза об удалённом отце не подумал!

Домой Пашка вернулся в отличном настроении, отдал Другой маме почти все деньги и лёг спать. Лавриков больше не снился.

В понедельник в школе только и разговоров было, что о репетиции последнего звонка, которая должна была пройти после уроков. Вместо физики, Ирина Сергеевна устроила тотальный шмон и отослала половину класса по домам переодеваться. Пашка, конечно, напрочь забыл про то, что надо было прийти в белой рубашке, пиджаке и желательно галстуке, и потому по воле классухи прогулял физику и, к своему сожалению, алгебру. Прибежав домой, он вспомнил, что испоганил единственную свою выходную рубашку. В братовой половине шкафа почему-то тоже не было ничего похожего, неужто в армию с собой взял?! Короче, пришлось покупать рубашку в магазе со шмотками неподалёку от дома. Пашка выбрал ту, что болталась на косорылом манекене, и в итоге получил тряпку, считай, что глаженной, а под пиджаком так и вовсе идеальной.

Повторный шмон на обществознании он прошёл с честью, хотя и без галстука. Утвердили почти всех переодевшихся, кроме Мирошиной. Ирина Сергеевна раскритиковала блузку, которую та заменила, и отправила Светку домой повторно искать что-то «с закрытым верхом».

На химии Пашка немного пожалел, что не потратил баллы на то, чтобы загрузить себе знаний, вместо того, чтобы просто выправить оценки. Кажется, годовую контрольную он завалил поверх всех своих стараний, и навряд ли что-то сумеет с этим уже поделать.

Но игруха не сломит его. С ней покончено наверняка.

На литературе младший Соколов гадал, кто отвалился от Весёлой фермы в выхи, и почему, – Пуп или Абдулов. Наверное, всё-таки Абдулов. Пуп и Васин выглядели более ошалевшими и замордованными, как будто ещё находились в каббале и всё свободное время развозили жратву, отсылая кому-то деньги не пойми почему.

Проверить наверняка было нельзя. «Ну и по фигу» – решил Пашка. Скоро освободятся.

Шестой и седьмой уроки во всей школе отменили. Наверное, чтобы младшие классы не тынялись без дела в ожидании великой репетиции.

Было жарко, и вся эта ересь немного подбешивала, к тому же грозила затянуться, а Пашке нужно было к половине четвёртого быть в ресторане, причём уже с великом, за которым надо в гараж забегать (правда, теперь у него имелись ключи дяди Семёна).

Преподаватели носились, как взмыленные лошади, постоянно что-то поправляли на учениках, переставляли всех, велели запомнить, кто где должен будет оказаться в пятницу, когда приедут мэр и телевизионщики. Иришка выдрала откуда-то чёрный ублюдский галстук и намотала Пашке на шею, едва не придушив. Потом устроила скандал с Мирошиной и натянула на ту свою какую-то кофту, похожую на жёванные занавески. Лишь бы директриса была довольна!

Вот прямо-таки событие века!

И что вообще забыл глава города в их захолустной середнячковой школе на окраине-то?..

К этому делу даже фасад здания, блин, за выходные, кажется, покрасили! Ну или отмыли. Но что-то точно сделали, паникёры.

Директор Галина Ильинична выглядела вообще свихнувшейся.

Девочку-пятиклашку, запнувшуюся при декламации стихотворения, придурочные музычка и Лидочка довели до слёз.

Хорошо хоть 10-й «Г» не заставили в самодеятельности участвовать насильно, блин!

– Цирк «Шапито», – выдохнула Пионова Пашке в ухо, но её классуха быстро приметила непорядок в перемещениях ученицы и вернула Люсю в строй 9-го «А».

Под пиджаком взмокла спина. Солнце светило в глаза. Скоро нужно будет безапелляционно смыться, пусть Ирина Сергеевна хоть в обморок бахнется с досады…

Нудная и жаркая репетиция шла уже часа полтора, когда Пашка внезапно раздвинул руками плечи стоящих перед ним в первом ряду Подушкиной и Завихренникова и, сам не понимая, нафига, пошёл в центр площадки перед школой, вокруг которой выстроились группами зевающие и мнущиеся с ноги на ногу классы.

Тянулась репетиция дурацкой песни шестиклашек, пестрящие бантами девочки выстроились на ступенях крыльца, но охранник что-то натупил с музыкой и пока что искал потерянный трек под грозным взглядом уткнувшей руки в боки директрисы, закипающей на глазах.

– Соколов! – услышал Пашка за спиной. – А ну, вернись в…

И вдруг почувствовал он, что задницу буквально распирает, и брюхо тоже. Секунд пятнадцать вышло всеми силами воли и организма сдерживать себя. А потом горячее, вонючее и стыдное наполнило штаны сзади и огромным пятном намочило впереди, так, что несколько капель мочи даже упали между ногами, ведь Пашка был не в плотных джинсах, а в дурацких штанах от пиджачного костюма, к тому же ещё и светло-серых.

Едва он понял, что случилось, волна краски залила лицо до самых кончиков ушей, а волосы встали дыбом. Вся школа в полнейшем ахуе таращилась на Пашку.

В нос ударило зловоние.

Ещё до того, как первые смешки толпы переросли в повальный хохот и улюлюканье, ещё до того, как засверкали на солнце камеры телефонов, снимая так лихо опозорившегося десятиклассника, ошарашенный Пашка, пока не могущий осознать случившееся, вскинул панический взгляд и вдруг упёрся им в… сияющего, словно именинник, исключённого из школы Славу Марципанникова, которого вообще не должно было тут быть. Славка стоял на верхней ступеньке лестницы за шеренгой таращащихся на Пашку низкорослых нарядных шестиклашек, у которых лезли на лбы глаза.

Слава держал в вытянутой руке наведённый на Пашку айфон. Потом он провёл пальцем по экрану, и Павел Андреевич Соколов, сам не понимая, зачем, вдруг согнул ноги в коленях и сел посреди окружённой классами и учителями площадки перед школой на асфальт, расплющивая по заднице под штанами собственное дерьмо.

Валентина Варава Дополненная реальность. Сетевая игра

Глава 1: Засранец Соколов

– Соколов! Соколов! Ты одурел?! Что ты творишь?! – вопила классуха, выбегая к нерадивому ученику.

Ударивший запах залил и Ирину Сергеевну пунцовой краской.

Ошалевший Пашка понял, что снова управляет своим телом. Заднице было горячо и неприятно. Хохот учащихся СШ №37 сотрясал округу. Пашку снимали сотни телефонов.

Шее и лицу стало так же жарко, как было там, в штанах.

Слава Марципанников стоял, выпятив грудь и широко расправив плечи, за линией бантов шистеклашек и улыбался так, словно его рожа сейчас треснет.

– Быстро иди в туалет! – рявкнула классуха сквозь зубы.

Пашка вскочил. По правой ноге вниз что-то ползло. Он опрометью метнулся ко входу в школу. Стоявшие на ступенях подались в разные стороны, словно он был прокажённым. Брюки прилипали к ляжкам. Пашку преследовала ужасная вонь.

Начав бежать мимо столовой к туалету в младшей школе, он понял, что это далеко, и свернул к лестнице на второй этаж. Когда ноги поднимались по ступеням, измазанная дерьмом ткань натягивалась.

В башке стучал колокол.

Только уже в кабинке Пашка понял, что попал в ловушку. Что ему делать в толчке? Как отсюда выйти?!

На глазах выступили слёзы.

Марципан сделал это игрухой. Он сделал это, мать его, игрухой! Он тоже скачал «Дополненную реальность»! Потеряв Пашку, она выбрала себе нового бога. И тот узнал, кто виноват в том… тогда… когда сам Славка обделался посреди улицы… Он пришёл мстить!

Содрав ботинки, Пашка стащил обосранные штаны и трусы. Тут же понял, что в кабинке для учителей нет бумаги. Едва ли не воя, залез в ранец и изодрал в клочья тетрадь по физике.

Руки тоже перемазались в говне.

Вся школа видела это! Люська видела это! Все и каждый…

Как выбраться из… как теперь…

Единственный способ: проплатить чёртову игруху и убрать дерьмо с одежды.

Уроды! Сраные уроды! Грёбаное уродство!

Пашка врезал кулаком в стенку толчка так, что засаднили костяшки. Всё тут было в говне. Всё теперь в говне…

От запаха содержимое желудка рвалось наружу…

Грязными смердящими пальцами Пашка залез в карман и вытащил телефон. Нажал на проклятую иконку.


«Конец оплаченного периода! Для дальнейшей работы пополните баланс.

ВНИМАНИЕ: Тарификация изменена.

Доступно: Ежедневная тарификация. Актуальная цена подписки – 169 руб./день.


ВНИМАНИЕ! Стоимость услуги может быть изменена по истечении срока оплаченного периода.


Чтобы продолжить работу, пожалуйста, оплатите доступ.

КУПИТЬ ЗА 169 ₽

(только работа с данного устройства)

Закрыть и вернуться на главный экран».


– Соколов, – раздался снаружи голос физрука Игоря Андреевича. – Ты как там? Вот, замотайся. – На верх двери лёг старый клетчатый плед. – У меня в подсобке есть душевая. Правда, вода только холодная. Давай бегом туда, пока учеников с линейки не отпустили. Директор ждёт моего звонка.

Пашка на секунду застыл. Перевёл затравленный взгляд с уведомления об оплате на угол пледа. Потом на свои полные говна труселя, лежащие на кафельном полу.

И следом схватил их и штаны, сунул в ранец и потянул за плед.

За физруком он нёсся, не поднимая головы.

Перед глазами всё плыло.

В подсобке пахло плесенью и потом. Стараясь на Пашку не глазеть, Игорь Андреевич отодвинул какие-то коробки и дёрнул косую дверь. Крутанул кран. Из лейки под потолком, издав характерный пыхтящий звук, с небольшой задержкой побежала вода.

– Вот. – Физрук вытащил откуда-то небольшое махровое полотенце. – Чистое. Штаны тебе свои дам, спортивные. Великоваты, конечно, будут, но всё ж получше. Ты мойся, а я пойду поищу активированного угля или Имодиума у медсестры.

Пашка с огромным трудом сглотнул, но сказать ничего не смог. Отвернувшись к стене и повязав плед на бёдрах, стянул пиджак, рубашку и сраный, похожий на удавку, дебильный галстук, и метнулся в душевую.

Физрук вышел из подсобки, прикрыв дверь в спортзал.

Вода была ледяной, но это по хер. Она смывала.

Но смывала плохо. Покрытый гусиной кожей, Пашка быстро понял, что просто водой от вони не избавиться.

Тогда он рискнул выглянуть в пустую подсобку. Около двери был умывальник, а на нём стоял флакон жидкого мыла. Метнувшись голышом за трофеем и обратно, Пашка приободрился. И, кажется, смог наконец оттереться начисто.

Он вытерся небольшим полотенцем. Снаружи послышалась возня.

– Соколов! – позвал физрук. – Я принёс тебе лекарства. Оставлю вещи на столе. Ты как там?

– Порядок, – смог выдавить Пашка. – Спасибо, Игорь Андреевич.

– В жизни бывает много дерьма. Не вешай нос там. Рассосётся.

Опять стукнула дверь.

Дрожащий от холода Пашка выглянул из душевой. На столе физрука, рядом с чьим-то открытым классным журналом, лежали спортивные штаны, носки, блистер каких-то колёс и бутылка минералки без газа.

Пашка сглотнул.

Кое-как оделся, утопая в чужих штанах. Пришлось их закатать почти на треть – физрук был высоким. В правом ботинке оказалось говно. Скинув его в урну, Пашка взялся тереть вонючий участок мылом над умывальником.

В нём клокотала ярость.

Ну нет. Пусть игруха и добилась своего, пусть надо будет её проплатить, но Марципан – труп. За такое он его не то что дристать на главной площади заставит, он его, он…

Мокрый ботинок хлюпал при ходьбе.

Одеваясь, Пашка заметил восемнадцать пропущенных от Люськи, пятнадцать – от Толика и один от Зинки.

Он снова покраснел так, что ощутимо запылали щёки. Пашка кошмарно замёрз, но от лица теперь растекался жар, словно коморка физрука стала парной.

Нужно было успокоиться. Не горячиться.

Нужно сначала подумать.

Заплати сейчас Пашка за день или за неделю, чтобы разделаться с Марципаном, следующая тарификация может быть уже поминутной. А если он неверно рассчитает срок?

Как этот ублюдок так быстро добрался до сорокового уровня?! Когда он скачал игру?! Что станет теперь делать?!

Как они будут воевать, оба вооружённые волшебным приложением? Главное – не давать навести на себя камеру. Но как? Бегать? Падать и дёргаться, словно от пуль, чтобы уворачиваться из кадра врага? Это же нереально. Его всегда можно будет подстеречь.

Впрочем, как и самого Славу.

Телефон беззвучно зазвонил. «Пионова» – значилось на экране. Потом пришло сообщение: «Давай я привезу тебе вещи?»

Пашка выдохнул.

Кажется, не отвернётся от него возлюбленная. Только блин: он же сам на неё не сможет смотреть. Вообще ни на кого не сможет.

Опять зазвонил телефон, и на этот раз был это менеджер ресторана, в котором Пашка подрабатывал доставщиком. Блядство! Он же уже почти на полчаса опоздал… Хотя теперь не до этого точно.

– Соколов, ты там живой? – позвал физрук. – Можно, войду?

– Угу, – нехотя выдохнул Пашка.

Дверь приоткрылась.

– Куришь? – вдруг спросил Игорь Андреевич.

Пашка вытаращил глаза.

– Да успокойся. Я в седьмом классе вообще начал. Вот, – и физрук протянул пачку сигарет с зажигалкой, а потом плотно закрыл дверь в спортзал и дёрнул какую-то верёвочку. На стене загудел вентилятор вытяжки. – Не дрейфь. Успокоиться тебе надо. Давай-давай, между нами.

Это что за дичь происходит?! Он чё, серьёзно?!

Заманчиво-то как, мля…

Очень неуверенно, Пашка всё-таки подкурил сигарету.

– Садись. – Физрук пододвинул табуретку к столу и поставил туда же кружку, в которую плеснул немного воды из нетронутой бутылки. Закурил и сам, стряхивая в кружечку пепел. – Ситуация для пацана херовая. Да вообще для кого угодно. Но всё в твоих руках, Соколов. Начнёшь распускать нюни – тебе кранты. Могу дать совет, хотя он и рисковый.

– Ну? – выдавил Пашка. Курить с физруком казалось такой дичью, что он бы сейчас не особо удивился, если бы тот ещё и воспарил в воздухе над полом.

– Тебя полшколы снимала там. Найди первый же видос, который в интернет кинут, скачай и вывали на свою же страницу. Где вы там все сейчас сидите? В контакте?

– На хера?! – ахнул Пашка, забыв, что говорит с учителем.

– Меня за такие советы Галина Ильинична по головке не погладит, так что между нами, пожалуйста, но напиши что-то забористое и остроумное, современное. «Срать я хотел на ваши парадные линейки» – что-то вроде того. – Он помедлил и прибавил: – Коллеги мои тебя за такое уроют. А свои успокоятся. Свои смелых любят. Самому высмеять этот казус – твоё единственное спасение. У нас в общаге на первом курсе у моего другана шмотки свистнули из душевой. Юмор такой был. Потом толпой в коридоре собирались и ржали, насколько смешно кто будет бежать в комнату и чем прикрываться. Снимать только было нечем, а так – традиционная забава с участием младшекурсников. Потом погоняла соответственные придумывали. Вон один до выпуска оставался Обмылком, потому что в мыльницу свой хер уместил. А друган мой взял и пошёл как ни в чём не бывало со всем возможным достоинством голый по коридору, ещё с кем-то остановился поговорить по пути. Аполлоном величать начали, – хохотнул добродушно физрук. – Всяко получше Обмылка, согласись. – Игорь Андреевич потушил бычок в чашке. – Только когда тебя педагоги нагнут, смотри, не выдавай меня! – рассмеялся он в конце. – И поторопись. Тут важно поржать над собой раньше, чем другие гнобить начнут. Ну или тебе хана. Не завидую.

Из подсобки Пашка вышел пришибленный. Сел на лавку в пустом спортзале и… последовал внезапному совету, хотя руки тряслись, как у запойного алкоголика. Видос подходящий нашёл быстро на «Фриках СШ №37». Скачал не глядя. Сил не было.

Переименовал ролик. И в натуре вывалил у себя на стену.

Хотя был сильно не уверен в правильности сверх странной рекомендации.

Захлюпал по коридору. Одна нога вымокла. От рюкзака несло дерьмом. Хотелось его весь выбросить…

Видео «Срал я на ваши линейки!» собрало сто двадцать лайков за тот короткий отрезок времени, который Пашке понадобился, чтобы добраться от спортзала до выхода из школы. Под ним повалили комменты со смайлами и… одобрением. Кто-то писал: «Лихо!», кто-то: «А нечего выёживаться перед чинушами! Красава!», а кто-то даже что всегда мечтал так сделать.

Пашка глазам своим не верил.

Люська и Толик сидели на ступеньках и вскочили, когда он показался на крыльце. Остальных давно след простыл: уже было почти пять вечера.

– Ты что? Ты как? – затараторила Люська. – Я купила, вот, таблеток от расстройства желудка, надо тебе? Что случилось? Мы с Толей думаем, что надо отшучиваться. Я его даже почти уговорила тоже обделаться, вроде как флешмоб устроить.

– Кажется, Пашок сам справился! – хохотнул за её спиной Толик, таращась в телефон. – Вот это ход! Мои овации, маэстро, ты всех сделал!

– Как? – выпучила глаза Люська и оглянулась.

Пашка даже как-то приосанился. Может, удастся обойтись без игрухи? Вдруг Марципан успокоится? Хотя навряд ли он успокоится, когда увидит комменты к посту. Скорее рассвирепеет. И что-то похлеще удумает.

Нет, надо его как-то обезвредить.

Например, отнять телефон. Подкрасться и заставить его в реку выбросить. Там же постоянно подчёркивается, что работа в «Дополненной реальности» возможна только с данного устройства.

Или просто забрать? Тупо силой? Айкидо и драки у Пашки всё ещё прокачаны на максималку. Додумался Марципан себе тоже что-то такое поднять?

Как-то прямо очень не хотелось Пашке подписку продлевать. Почему из всего мира она должна была достаться после него именно Славке? Это прямо-таки осознанная подлянка. Раз на такое поведёшься, там решат, что тема работает. И будет Пашка всё время попадать в такие вот лажи.

– Давайте по пиву за разрыв шаблонов! – продолжал восхищаться Толик. – Вот это ты дал! И как додумался, гений?..

– Куда ему пиво, когда у него что-то с кишечником! – разозлилась Люська. – Ему домой надо и поближе к туалету сидеть. Вот, – она протянула блистер с какими-то таблами. – Чем это ты так отравился?

Спорить с диагнозом Пашка не стал, ему надо было от друзей как-то избавиться, и необходимость бежать в домашнюю сральню была идеальным поводом. А на самом деле бежать нужно было к Славке. Караулить у его подъезда, наверное. Хотя он должен, если не совсем тупой, ожидать этого и как-то подстраховаться.

На что он вообще рассчитывал, объявляя открытую войну?

Спрятался бы, так Пашка и не знал, от чего обосрался, гадать бы только мог. И уж на Славку точно подумал бы в последнюю очередь.

Он же должен понимать, что противник тоже все эти штуки умеет. А вот о том, что не проплачен тариф, он знает навряд ли. И не стрёмно?

Первым делом Пашка всё же зарулил домой. Другой мамы не было. Он вытащил шмотьё, сунул в стиралку, выбросил на фиг тетради и мрачно осмотрел пару несданных библиотечных учебников. Протёр влажными салфетками. Потом батиным одеколоном полил.

Воспоминание о сгинувшем отце словно бы кричало, что не стоит играть в эти игры дальше.

Это с одной стороны. С другой – если Марципан был тираном безбашенным без всякой колдовской поеботы, то что он вытворит с игрой? Не, его точно надо нейтрализовать как пользователя. В самую первую очередь.

А тогда игруха ещё кому дастся, что ли?

Это ж зомби-апокалипсис начнётся, мля.

Пашка грыз ногти. Платить или нет? Так попробовать?

Лучше бы так.

И тут пришло сообщение в ВК, от которого всё у Павла Андреевича внутри оборвалось и в ледяной жгут завязалось.

Оно было от Славы Марципанникова.

«Бабки, которые у меня украл, неси сегодня вечером на спортивную площадку перед моим домом. Не принесёшь, бабень твоя ночью пойдёт раздвигать ноги за бабосы. Всё понятно?»

В этот момент всё стало действительно понятно. Нужно было оплачивать игру и избавляться от Марципана. В крайнем случае даже и удалением. Мудила был не просто конченым. Он перешёл всякую черту. Он с игрой такого наворотит, что потом никогда не расхлебаешь. Даже похлеще Пашки. Похлеще всего, что тот сам натворил.

Свирепо и решительно шмыгнув носом, младший Соколов вытащил телефон. Протёр, сморщившись, от подсохших коричневых следов. Вошёл в приложение.

Оно действительно не оставляло выбора теперь.

«Две недели, – решил Пашка. – На случай непредвиденных трудностей. На больше пусть не рассчитывают. Обойдётся, блин, без божественности. Думают, что самые умные?»

Деньги на счету пока были.

Ни за что он не станет в это играть потом, когда обезвредит больного психа. Ни-за-что.

Пашка нажал на иконку. Уже наизусть выученная рамка уведомления наконец-то его сломила.


«Конец оплаченного периода! Для дальнейшей работы пополните баланс.

ВНИМАНИЕ: Тарификация изменена.

Доступно: Ежедневная тарификация. Актуальная цена подписки – 169 руб./день.


ВНИМАНИЕ! Стоимость услуги может быть изменена по истечении срока оплаченного периода.


Чтобы продолжить работу, пожалуйста, оплатите доступ.

КУПИТЬ ЗА 169 ₽

(только работа с данного устройства)

Закрыть и вернуться на главный экран».


Пашка ввёл в дополнительное маленькое окошко срок в две недели. Окнул. Игра уже привычно уточнила:


«Ежедневная тарификация.

ВНИМАНИЕ! Тарификация может быть изменена по истечении оплаченного периода. Оплатить четырнадцать дней?»


Ох и не нравилось же ему всё это! Не нравилось сдаваться. Быстро, слишком уж быстро.

Но делать было нечего.

Пришлось соглашаться.

Глава 2: Разные рандеву

«Успех!

Работа с приложением оплачена до 04.06.2018 (07:04 p.m.)» – победоносно сообщила игра.


И сразу же добавила:


«Внимание! Достижения, заслуженные в период временной блокировки приложения, не засчитаны и добавлены не будут».


Стоило Пашке смахнуть треклятые уведомления, как повалили неприятности:


«Миссия провалена! -20 000 баллов!»

«Постоянная миссия 1: Провал! -1000 баллов!»


Твою! Он же не провёл тот день с матерью, как хотела игруха! А ещё встретился с Лосевым.

Дали дракона.

Пашка стиснул зубы и проверил баланс. Минус семнадцать тысяч триста двенадцать очков! И восемьдесят третий, мать его, уровень.

Зашибись!

И толку было капитулировать и активировать всё это дерьмо опять?! Он же при такой петрушке никак с Марципаном ни хера игрухой не сделает! Или…

Пашка, затаив дыхание, глянул текущий квест:

«46. Отправляйся по адресу: Ульяновская область, Барышский район, Живайкинское сельское поселение, Кудажлейковское кладбище. Награда – 5 000 баллов».


Да твою ж дивизию! Опять оно со своей землёй поганой! Сука! Ульяновская область?!

Пашка, матерясь как сапожник, и разбив нового дракона, глянул карту: на машине дотуда было почти четыре часа езды. Игруха заходит с козырей! Сразу свои дела решать, пока «клиент» тёпленький. Чувствует, что слиться собрался сразу.

Только так и так скататься в Ульяновскую область Пашка не успеет. И значит… От угрозы Славки бросало в дрожь. Конечно, с вымогателями ни в коем случае нельзя уступать, но… Но Пашка всё же снял с карты девяносто семь тысяч прежде, чем топать к его дому.

И это было почти всё, что на банковском счету Соколова-младшего вообще сейчас имелось: потому как он подкладывал деньги в коробку из-под фена для Другой мамы. И платил за Пионову. И немного подпривык не считать каждый рубль. Короче, стал мотом. Полагал, что работая, может себе позволить.

А работы-то теперь и нет. Разве что в новый ресторан топать. Только не выходит сейчас думать о таких штуках бытовых, блин! Башка вообще другим занята.

//Если вы читаете историю не на АвторТудей, значит, это черновые наброски, украденные у автора пиратами. Для того, чтобы история не заглохла, автору очень нужна ваша поддержка. Пожалуйста, перейдите по ссылке https://author.today/work/359716 на оригинал произведения. Если у вас действительно нет финансовой возможности оплатить книгу, вы всегда можете написать мне в ЛС и получить промокод. Я очень быстро отвечаю на сообщения. Читая книгу на сторонних ресурсах, вы отнимаете у автора не деньги за продажу, а ту искреннюю радость, которую приносит творчество. Оно требует многих сил и всё-таки заслуживает хотя бы того, чтобы автор видел, что его читают. Пожалуйста, не забирайте у автора результаты труда, спонсируя кому-то доход от бесящей вас же рекламы//

Прокачал или нет Славка себе боевые навыки или что-то подобное? Может он уже это делать? Когда скачал игру? Не сумел же бы за пару дней, которые всего сроку Пашкиной диверсии, заиметь сороковой уровень! Если только не понял каким-то Макаром, за что даются достижения. Если понял – то можно было, наверное, и за день справиться. Если не за час.

А чё он вообще теперь станет делать? Расквитается с обидчиками. Разбогатеет. И? Какой выйдет из Славки бог? Начал он херово. Не из-за мести. Из-за вот этих вот угроз мудаческих.

За такое зубы ему выбить на фиг, вот что. И в задницу затолкать. Падла.

В районе нужной девятиэтажки Пашка притормозил. Держаться начал около кустов и внимательно изучать диспозицию.

И верно. Ублюдок Марципанников сидел посреди площадки на детской качели и, возя ногой по вытоптанной полосе под той, что-то клацал в телефоне.

Дебил. Ну натурально. Сел на виду, со всех фронтов подставился. Да Пашка бы ему, будь у него баллы… Вот же…

Камеру он, из-за куста высунувшись, на Марципанникова всё-таки навёл. В ознакомительных целях. И действительно выяснил много нового:


«Авторизированный пользователь 41-го уровня. ФИО: Марципанников Святослав Денисович. Возраст 17 лет. Подписка активна до: 10.05.2019 года, 09:17 p. m.».


2019?! Марципан что, на год «Дополненную реальность» проплатил разом?! Вот ублюдок! Десятое мая… Буквально через несколько дней после того, как Пашка его обчистил. Тарификация была сразу помесячная, только он не жмотился. Значит, скачал игру едва ли не в тот же день, когда Пашка к нему наведался. Может, после обсёра? Задолго до того, как сам Соколов решил от божественности отказаться, мля. Предвидело приложение, что ли?! Вот блядство!

Но куда большим блядством было другое. В инфо Славки ни на что не получалось нажать!

Нахлынула паника. Но минуточку! Если вторым пользователем управлять через игру нельзя, то как Марципан устроил Пашкин перформанс на линейке?! Тем более у него даже уровень меньше в разы, он только-только получил продвинутый аккаунт…

Аккаунт… Подписка активна…

– Твою мать! – выругался Пашка в белые цветки на кустах и чихнул.

Если достижения не засчитываются в период блокировки приложения из-за просроченной абонплаты, то, может, и всё остальное не работает? Включая защиту от воздействий других пользователей?

Тогда сейчас Пашка в безопасности. Как минимум на две недели. Пашка да. А его близкие – нет.

«Бабень твоя пойдёт ноги раздвигать за бабосы…»

В пуше показался дракон.


«Вы достигли 84-го уровня!»


Про баланс на счету пользователя игруха инфу не даёт. Значит, надо на понт брать.

Пашка стремительно вырулил из-за кустов и с размаху запулил чёрный магазинный пакет с деньгами под ноги своему недругу.

– Слышь! – воинственно рявкнул он на ходу. – У меня баллов хватит всю твою семейку перепрошить до умственно отсталых, понял?! Знаешь, что на шестидесятом откроется? Чё вылупился? Тронешь Люську, или ещё кого, пеняй на себя. Она мне, если что, мигом доложит!

В кармане завибрировало. Слава свой айфон поднял. Скривился.

– Четвёртое июня? – насмешливо спросил он, катнувшись на качелях. – Это чего так?

– Не твоего ума дело, – огрызнулся Пашка. – Сам смотри, не заиграйся за год. Я себе всё, что нужно, прокачал. Всё, что хотел, настроил. Тебя только, дебила, не учёл.

Славка смачно сплюнул в пыль под качелями.

– Страницу мою видел? – наседал Пашка. – Общественное мнение поменять, когда баллы есть, – на раз плюнуть. Меня твоими усилиями с помощью игры теперь каждый встречный зауважал, так что спасибо! – Телефон завибрировал опять. – А хочешь, мамашу твою все будут считать проституткой подзаборной?

Славка рванулся вперёд, но Соколов-младший ловко увернулся от атаки и даже руку ему заломил, не жёстко, правда. Лайтовенько.

– Боевые искусства – сто процентов, – просветил он. – Точно хочешь хуями мериться?

– Понял, пусти, – прокряхтел Славка. – Бабло моё, – добавил он, растирая руку, когда снова оказался на свободе. – Обсёр по взаимозачёту. Квиты?

– Веди себя нормально, понял? – сдвинул брови Пашка. – В рамках. Приглядывать буду за тобой.

Марципан закусил губу и насупился с видом угрожающе-свирепым.

– Сам полез, – пожал плечами Пашка. – Имей в виду: за хуйню прилетает. Думай, что делаешь, – пригрозил он.

– Это типа чего? – напрягся Слава.

– Сам разберёшься. А лучше выброси телефон, пока не поздно.

Бывший одноклассник заливисто рассмеялся.

– За осла меня держишь, что ли? – уточнил он.

– Тогда сам, – пожал Пашка плечами. – Ко мне полезешь – будет плохо. Лучше не пробуй.

В кармане зазвонила мобила, но он сбросил вызов не глядя.

Пашка уже собрался уходить, покуда лицо не потерял, но Слава остановил его внезапным вопросом, от которого по коже пополз холодок.

– Слышь, у кого ещё, кроме Пупа, игра есть? – уточнил он.

– Чего?! – так и ахнул Пашка.

– Чего слышал. Или ты не ведёшь учёт?

У Краснопупинского установлена «Дополненная реальность»?! Что?! Какого хера вообще происходит?!

– Ну ты и баран, – охарактеризовал Славка. – Ладно, бывай. Толку от тебя мало.

Ошарашенный Пашка наблюдал, как Марципан подобрал пакет с деньгами и пошёл к подъезду, то и дело одну руку другой в плече потирая.

Это чего такое? Игруха ко всем его врагам установилась?! Да что вообще твориться начнёт, если столько народу… Бог только один может быть! Тут же писец что будет…

Телефон завибрировал. Достав его из кармана, Пашка увидел «икс», две «G» на боку и пропущенный звонок от Другой мамы.

Внутри нарастала паника.

Нельзя дать игрухе распространяться… Если и Марципанников, и Пуп… то кто ещё?! И какой у Егора уровень?!

Чё теперь делать? Если Марципан вкурил и уймётся, так-то лучше не трогать ничего вообще. И уж точно не ехать ни в какую Ульяновскую область. Лучше вон работу новую найти.

Но что будет на уме у Пупа? Может, чё напутал Славка-то?

Надо проверить завтра. И Пупа, и всех одноклассников. И всех вообще вокруг.

Сглотнув, Пашка повёл камеру, словно снимал панорамную фотку, по окрестностям двора. Но никто из прохожих как пользователь не определился.

То есть, игра далась прицельно гнидам из Пашкиного окружения? Зашибись.

Он нервически сглотнул и перезвонил матери.

– Соррян, я на работе. Менеджер не даёт по телефону говорить... Что?!

От слов Другой мамы всё стало хуже во сто крат.

Потому что школа на завтра отменялась. Его вызывали в полицию. Для дачи показаний и забора крови на анализ.

Затылок тут же взмок от испарины.

Но они же ничего не докажут! Не могут менты никого задержать за удаление человека из жизни. Пусть только попробуют! Сами же в дурке потом выть будут.

И анализы – они тоже Пашке так-то на руку. Его кровь дома была повсюду. Не батина.

В игре пришла «G» на боку, давшая восемьдесят пятый уровень.

Написала Зинка, спрашивала о Соколовском здоровье. Похожее сообщение пришло от Пионовой. Толик побольше слал скрины под видосами Пашкиного обсёра, которые успели заполонить половину интернета – но, хвала гению физрука, в версии намеренной акции. Толик предполагал, что завтра Пашке предстоит суровое рандеву с директрисой.

Но нет. Рандеву будет со следователем.

До глубокой ночи они с Другой мамой беседовали на кухне. Обсуждать, как всё «было» тем вечером и куда мог подеваться отец, точно ли он был в порядке и ничего ли не сказал, было сложно и почти физически больно.

Её саму Пашка тоже, перестав на время дышать, проверил. Но мама пользователем не была.

Начиналась, похоже, у Пашки мания преследования. В башку лезло, что весь мир станет пользователями. Что так наступит настоящий Армагеддон повсеместный. И его, Пашку, размажет, блин, первым.

Может, поехать на кладбище, пока не поздно? Чтобы хоть баллы были в наличии?

Потому что самым правильным сейчас казалось тырить и портить телефоны у всех, кто скачал долбанную игру. А если так казалось Пашке, то должно было прийти в голову и другим.

Их сколько, других-то?

Заснуть не получалось. Спрятавшись в комнате, он нашёл в прилоге медведя и пять «G» на боку. Нужно было с кем-то поговорить. Обсудить ситуацию.

Пашка вылез из постели и вернул туда с кровати Серёги Лавриковскую подушку. Только напрасно. Сна не было ни в одном глазу.

В полночь поступила тысяча баллов за необщение с Лосевым, не особо минусовую картину переменившая. И тут же захотелось с этим самым Лосевым встретиться. Но буянить сейчас было неразумно. Игруха вон как лихо на место ставить умеет.

Однако план сформировался. И по нему выходило, что в Ульяновскую область надо ехать сразу после ментуры. Игрой не следовало пользоваться для бытовой херни, но у Пашки должны быть баллы на случай какой пиздецовой жести. И ох как же зря он оплатил только сраные две недели! По-любому же подлянку устроят с тарификацией! Если бы он только додумался своей пустой башкой, что в пользователи мог угодить не один только Славка…

Пытаясь как-то себя усыпить, Пашка наведался в туалет и врубил порнуху. Но добился только достижения с обвинением в баранстве. Сон не шёл. К рассвету дали ещё одного медведя. А потом пришлось собираться на допрос.

И дело это Пашке вот вообще не понравилось.

Следователь Лихачёв Пётр Михайлович язвил, смотрел косо, всякое слово выхватывал из речи и сношал во всех позах, демонстрируя товарищу Соколову торжество системы правосудия. Матери, присутствующей тут же в связи с Пашкиным малолетством, не стеснялся и её тоже нагибал по полной.

Доложила, как оказалось, ментам сука-Лебедева о том, что подавать решила мать на развод. И в красках о том, как они ссорились с отцом по этому поводу у неё, Лебедевой, на лестничной клетке. Откуда-то знал следователь Лихачёв, что мать в последние дни ведёт себя странно. Похоже, расспрашивал её товарок на рынке. И что это ему не сидится на заднице?! Трупа-то нет! Во всех фильмах, блин, всегда сказано: нет тела – никто не чешется. А это что за фигня?!

В довершение Лихачёв Пашке в конце феерично загрузил долбанный видос с линейки и уточнил с ехидцей и самодовольством, что это такое было.

Другая мама в лице переменилась.

А следователь сделал внушение на предмет акций протеста, а потом пообещал в следующий раз сдать Пашку в ПДН.

И кровь у него взяли на анализ в каком-то задрипанном лабораторном кабинетике, вроде больничного, а ещё зачем-то пошерудили во рту похожей на крошечный ёршик палочкой.

Из ментовки Пашка вышел совершенно обессиленный. Глаза слипались, ноги держали плохо. Другая мама молчала. Переваривала, похоже, сыновнею «акцию».

На телефоне пестрели шесть «G», недоведённая «П» и медведь.


«Вы достигли 86-го уровня!»


А может, прокачаться до сотого и изменить тот момент, когда игруху в интернет залили? Только на кого, блин, наводить камеру?

– Паш? Идём? – позвала другая мама.

– Я… это… мне надо… в общем… я договорился с…

– Если тебе нужно идти – иди, не обязательно мне врать, если говорить не хочешь. Но я буду очень благодарна, если вечером ты мне объяснишь, что это такое случилось вчера в школе.

У Пашки запылали уши.

Другая мама выглядела очень встревоженной.

Открыв приложение такси, он загрустил. Поездка в одну сторону выходила почти в десять тысяч! Десять тысяч рублей за дорогу! Мля! За езду в машине! Это как вообще?!

Дали лису.

Учитывая, что вчера не поступило ни одного платежа от Весёлой фермы… Или что-то сбило настройку, или все бывшие Славкины прихлебатели, а не только Пуп, стали пользователями.

Шиндец, мля. Апокалипсис велком!

Не, сорить деньгами вот так напропалую точно нельзя.

Пашка мрачно потопал к дороге и поехал к автовокзалу на общественном транспорте.

Таким Макаром путь занял не четыре часа, а все восемь в одну только сторону. Сначала ждал автобус, потом трясся в нём. Всё это время писали Толик и Пионова. Школа гудела. По Пашкиному поводу провели классный час. Мать его (и отца!), оказывается, вызвали на разбирательство. Ученикам грозили за повторение чего-то подобного в пятницу на настоящей линейке с мэром натуральным отчислением.

«Короче, подстёгивают массы всеми силами! – ржал в сообщениях Толик, прибавляя правую скобку рядком. – Уже и я обосраться захотел, а-ха-ха!»

О предреволюционных настроениях в школе думалось с трудом. Всё больше об апокалипсисе масштаба более крупного. В голове у Пашки разворачивались сценарии один хуже другого, пока он случайно не уснул.

В итоге продрых нужную остановку и оказался к вечеру в центре Ульяновска, в состоянии ошалелом и выпотрошенном.

Купил кофе и энергетик, стало получше. Подходящего общественного транспорта в нужную сторону не шло, и пришлось-таки вызывать такси. Но всяко подешевле получилось.

В машине Пашка свернулся на заднем сиденье в крендель и вырубился несмотря на проглоченный допинг.

Разбудил его таксист как-то нервически.

– Слышь, пацан. Приехали. Просыпайся, слышь?

Было темно. Машина стояла у ржавой и облупленной кладбищенской ограды. По другую сторону очень далеко впереди горели огоньки какой-то небольшой деревни. В районе погоста света не было, и ворота оказались запертыми, на них красовался мощный навесной замок, хотя чуть дальше в свете фар была видна дыра в ограде.

– Тя ждать, пацан? – очень нехотя уточнил водитель. – Ты что тут забыл среди ночи вообще?

Пашка почесал репу и утёр ладонью нос. Так-то было бы хорошо подождать, очень даже. Только вопросов сколько будет. Лучше другую тачку вызвать. Даже если это дороже.

Казалось сейчас, что испугается он ночного кладбища уже навряд ли.

– Живу тут, – заявил Пашка, открывая заднюю дверцу. – Крышку черви подточили, вот и ездил в строительный.

– Какую крышку?! – вытаращил глаза водитель.

– Гроба, – буркнул Соколов-младший и хлопнул дверцей со всей дури.

Глава 3: Купец второй гильдии

Машина унеслась очень быстро, еле развернулась на ухабистой неасфальтированной дороге. Пашка, поржав от души, полез в телефон.


«Квест пройден! + 5000 баллов!»


К большой радости завсегдатая окрестных погостов, в сорок седьмом задании оказалось не только имя Разумовского Демьяна Тимофеевича, но и GPS-координаты его могилы. Найти что-то тут самому в темноте, очевидно, не получилось бы.

За изъятие образца сулили десять тысяч очков. Скорее всего, в конце этой квестовой линии Пашка из минусов выкарабкается.

Да, темнота. Когда таксист скрылся, она стала очень явной. Половина луны в небе почти ничего не освещала.

На кой ляд игрухе могильная земля и кому на этот раз нужно будет её подкидывать?

Так ли верно Пашка считает, что это – благие дела?..

А Слава Марципанников тоже шатался по кладбищам? И кому помогал особой землёй он? В помогающего Славу было очень трудно поверить. Что, если его направляли к плохим покойникам, с плохими свойствами?..

Где-то далеко в деревне залаяли собаки.

Пашке не нравились ночные кладбища.

Блин, на фига эта жесть?!

Он загрузил Алису рулить навигацией. Под её звонкие «поверните налево» и «прямо десять метров» было как-то спокойнее.

Кладбище оказалось старым и запущенным. А могила Разумовского была прямо очень-очень древней на вид. На ней с трудом различалась выбитая в камне и сливающаяся с ним, забитая грязью надпись:


«Здесь покоится прахЪ

Симбирской губернии 2й гил. купца

Демьяна ТимофЪеевича

РАЗУМОВСКОГО

Род 2 января 1742 г.

Сконч 23 мая 1863 г.».


Вот это, блин, древние мощи. О таком в Кудажлейке расспрашивать точно никакого толка нет. Значит, можно будет отсюда сразу домой ехать. Общественный транспорт Соколов-младший, кажется, уже не потянет морально.

Последние бабки на таксо уйдут, бля.

Порыв ветра получился какой-то особенно пронизывающий, и стало Пашке муторно. Месяц в небе словно бы ухмылялся над его наивностью: влез, не пойми во что, и радуется, думает, всё ему будет простенько. Думает, ночью на деревенском кладбище бояться вообще некого.

А может, прилогу, блин, покойнички разработали. И через землю оживают. Или ещё что. Лежит там, млять, Разумовский под камнем в своём истлевшем гробу и интерфейс для обновления программирует. Ручки скелетированные потирает.

Пашка выругался. Вот вообще не время было дичь всякую думать.

Подобрав какую-то ветку, он выскреб из-под основания памятника земли с запасом и сунул в заготовленный на автовокзале Ульяновска пластиковый пакет. Потом сфоткал всё-таки надгробие, ни на что особо не рассчитывая. Это расследование как пить дать упрётся в тупик. Да и так ли оно надо? Сейчас есть проблемы поактуальнее. Новые, сука, пользователи.

Пашка сглотнул.

Начало ему казаться, что сзади кто-то наблюдает.

Залез быстро в приложение такси и заказал машину, только что-то, блин, было непохоже, что она быстро приедет. Вообще не искалась. И на фига было того мужика пугать? Ну сказал бы, что к бабуле своей заехал, днём не успел, а потом уезжает… Нет, надо было выёбываться…

Далёкие кудажлейские собаки опять подбавили антуража. Стараясь не смотреть по сторонам, Пашка вошёл в «Квестовые задания».


«48. Помести землю в подушку Евгении Анатольевны Мирошниченко. Награда – 40 000 баллов».


– Это ещё кто?! – хлопнул глазами Пашка.

Офигеть, заданьеце! А почему не Иванову Ивану Ивановичу?!

И вот тут нечто испугало Пашку настолько, что очнулся он только на полпути бегом к Кудажлейке потому, что уже просто не мог больше нестись, не разбирая дороги. При следующем взгляде на экран телефона Соколов-младший отчётливо увидел:


«48. Помести землю в подушку Евгении Анатольевны Мирошниченко. Награда – 40 000 баллов.

Это девушка, которая продаёт пауков, Паш».


Сидя на согнутых в коленях ногах посреди неасфальтированной дороги, ведущей к старому кладбищу, в далёкой от дома Ульяновской области, не находящий сил уже ни бежать, ни дышать, объятый сакральным страхом, Пашка всё-таки открыл жуткую игру. И той пронзительно-интимной, панибратской приписки в ней больше не было.

Показалось?

Конечно, не показалось!

Сердце до режущей боли колотилось о рёбра. В бок словно бы снова всадили отвёртку. Глаза жгли слёзы.

А почему, собственно?

Игруха колдовская. Игруха вообще из Пашки натурального убийцу сделала. Игруха чё хочешь может вытворить.

Почему так испугало обращение по имени? Это сиюсекундное уточнение после заданного на пустынном кладбище вопроса?

Кто-то следит за ним постоянно.

За каждым его шагом, за каждой мыслью.

Или что-то…

Следит и использует Пашку в своих целях. Его и других.

Сколько кладбищ уже обошли Марципан, Пуп и прочие неведомые пользователи?

У этого же точно, точно не благие помогательные цели осчастливливания неудачников, блин! Вот тут, тут и сейчас Пашка понял это наверняка.

Звонок матери вывел его из какого-то полутранса. И хотя она не ругалась, но спрашивала о том, когда Пашка вернётся и где он, очень настойчиво. Снова подчеркнула, что ей можно сказать правду.

Пашка в этот момент оглянулся на очертание кладбища вдали, а потом задрал голову к полумесяцу в ночном небе.

Угу. «Да я в соседней области, около сельского погоста на дороге сижу, скоро домой поеду».

Скажи ей, как же.

– Нам нужно будет серьёзно поговорить, Паша, – прибавила Другая мама, не услышав никаких ответов. – Меня вызывают в школу из-за твоей выходки. Я бы хотела сначала услышать объяснения от тебя, чтобы понимать, как себя вести. Не по телефону, конечно.

– Я… только часа через четыре буду, – пробормотал Пашка. А про себя добавил: «И то, если такси поймается».

Другая мама вздохнула.

Сомнения одолевали младшего Соколова не зря: отдышавшись до конца и повторив попытку, он просидел на дороге ещё с полчаса, так и не получив результатов. А потом встал и уныло поплёлся к деревне.

Какая-то залётная машина зацепилась только в половине третьего ночи. К этому моменту уже изнемогающий Пашка доплёлся до Кудажлейки, от всей души мечтая купить воды, только в такое время деревня спала мёртвым сном.

Уже в такси, после первой заправки, где удалось раздобыть на почти последние деньги попить и нагрести хот-догов, уставший сверх меры Пашка понял, что его что-то ещё и в самой могиле Разумовского смущает.

Жуя четвёртую сосиску подряд, он разбил выданную свинку, свернул приложение и открыл фотку. Всмотрелся в витиеватые, плохо различимые, старинные буквы. А потом замер.

Деду был сто двадцать один год?!

Пашка приблизил кадр. Нет, тут наверняка «1742» и «1863», не кажется.

Может, опечатка? Эта… овыбивалка по камню, блин. Не может же такого быть…

И стало опять Пашке муторно.

Дома он оказался только в семь часов утра. И хотя спал некоторое время в таксишке, а состояние получилось какое-то зомбиобразное. В таком начинать акцию по тыренью телефонов точно нельзя.

Другая мама собиралась на работу.

Внимательно осмотрев сына и в особенности мрачный взгляд бросив на его руки с забитой под ногти грязью, она сказала, что в школу сегодня идти Пашке не стоит, и попросила обязательно её дождаться.

Сил думать не было, и Пашка завалился спать.

И вот тут нагрянул Лавриков, хотя теперь был он совершенно уже ни к чему.

– Ты б хернёй не страдал, ПалАндреич. Ты за собой следи, а к другим лучше не суйся. Ты б не считал себя самым умным, а то так прилетит, что мало не покажется. Телефоны чужие ломать вздумал? А ну как тебе кто что-то поломает, и вовсе даже не телефон? Ты вроде пацан не тупой, хотя, конечно, и не особо острый, но уж до того, что разработчиков не обыграешь, мог бы додуматься. Апокалипсиса в мире никакого не настанет, будь покоен. Человечество в эту игру многие столетия играется. И это, Паш, личный выбор каждого. Систему ты не сломаешь, силёнок не хватит. И ты уже вляпался. И потому мой совет: пользоваться тем, что дают, пока можешь. До самой смерти. А то потом будешь локти кусать, как всё феерично просрал. У тебя выбор только использовать или нет. Потому что ты подписал… м… лицензионное соглашение. Подписал ведь? Не читал? Зря не читал, хотя навряд ли бы что понял своим приземлённым умишкой, потому даже и неважно. Ты, Паш, после той галочки уже разменная монета. Ты не тупи. Ты попользуйся бонусами. Потому что начнёшь ерепениться, так твой пользовательский период просто раньше истечёт. А там дальше не особо приятно всё, лучше поверь мне на слово. Так что растягивай и получай удовольствие.

Когда Пашка проснулся, Другая мама была уже дома. Наступил вечер. На телефоне нашлось много пропущенных сообщений и звонков от Толика с Пионовой. Но разобраться с ними Пашка не успел, потому что Другая мама огорошила его окончательно.

– Хочу поговорить с тобой, как со взрослым, серьёзным человеком, – объявила она, предварительно принеся к его кровати стул и сев на него, сложив руки на коленях. – Человеком, который попал в беду, хотя отказывается это понимать.

Пашка так и отпрянул. Она что?! Она как?!

– Пока тебе хорошо, кажется, что можно в любой момент остановиться, но чем дольше ты будешь себя обманывать, тем хуже будет потом.

Пашка неверной рукой нащупал телефон и украдкой навёл на Другую маму камеру. Как пользователь она всё ещё не определялась.

– Это не игрушки. Это, наверное, весело и здорово, очень по-взрослому, и вообще окрыляет. Возможно, ты даже чувствуешь себя богом.

Ща как прилетит от игрухи обвинение в разглашении, и как деинсталлируется она, притом, что у всех Пашкиных врагов останется, как… Но он же ничего, ничего матери не говорил! Не намекал даже!!!

– Паша, это самообман, – продолжала Другая мама внушительно. – И нужно с этим заканчивать. Через силу, стиснув зубы, но прямо сейчас. Будет плохо. Будет больно. Я постараюсь помочь. Как смогу. Но ты должен захотеть и сам. Иначе ничего не выйдет. Ты должен понять, куда это всё приведёт, если ты не остановишься. Мне сейчас тоже очень страшно, Паша. Намного страшнее, чем тебе. Ты-то уверен, что всё в порядке.

– Я не… – начал Пашка, но прикусил язык. Неразглашение. Потерять игру сейчас, когда она распространилась, нельзя.

Откуда и что именно Другая мама поняла?! Что она может знать?!

Как к этому отнесётся игруха?! Он же ничего, ничего не говори…

– Паш, наркотики – это очень, очень-очень плохо и опасно.

Он моргнул раз пять подряд, уставившись на Другую маму во все глаза. Какие ещё…

– Какие ещё…

– Пожалуйста, не нужно мне лгать. Я очень тебя прошу. Я изо всех сил стараюсь держать себя в руках, хотя мне хочется кричать, выть и биться головой о стену. Не ругать тебя, – быстро прибавила Другая мама. – От паники и беспомощности. Я знаю, что ты у меня умный мальчик. Я знаю, что мы с отцом были… не самыми лучшими родителями. И уже поздно исправляться, но я всё-таки постараюсь. То, что ты считаешь выходом, – это страшный тупик. Это никогда не принесёт облегчения. Это морок. Краткосрочный и ложный. Ты загубишь свой молодой организм, и свою жизнь следом. Наркотики – это очень большое и коварное зло. – Она помолчала. Пашка тоже онемел от неожиданности. У него в башке закрутились шестерёнки… Шляется где-то ночами, мало спит, изменился характер, грязь под ногтями, словно копал что-то в земле, взвинченность, поведение ебанутое, из серии обосраться на линейке, деньги ещё откуда-то взялись… она, наверное, его не просто наркошей, она его вообще барыгой теперь считает. Офигеть, приехали! – Я хочу, чтобы мы с тобой завтра сходили в гости к одному моему бывшему однокласснику, – снова заговорила Другая мама. – Он был очень… перспективным мальчиком в школьные годы. Я постараюсь найти его старые снимки. Специально съезжу к маме, у неё должны были остаться фотоальбомы моей молодости. Он тоже думал, когда был чуть старше тебя, что в любой момент сможет остановиться. Я нашла его сегодня через соцсети специально и попросила о встрече. Я просто хочу, чтобы ты на него посмотрел. Не бойся, Юра не будет читать тебе нотации. Он всё ещё уверен, что всё контролирует. Ты просто поболтай с ним о том о сём. Подумай, хочешь ли ты вот так. Сделай это для меня, пожалуйста.

– Мам… я не употребляю… наркотики… – выдохнул ошалевший Пашка.

– Ты не должен мне лгать. Я не стану запирать тебя дома, обещаю. – Она сглотнула и продолжила с трудом: – Я понимаю, что ничего не поможет, пока ты сам не поймёшь и не захочешь остановиться.

Здесь Другая мама заломила руки и ненадолго замолчала, силясь с собой справиться.

– Просто поговори с Юрой, ладно? Сделай это для меня.

И она ушла на кухню, кажется, впервые после перепрошивки сгорбив плечи.

Пашка не желал говорить ни с каким Юрой. И не желал, чтобы его считали наркоманом, блин! Ну что за фигня ещё на его больную голову?!

Люська хотела встретиться.

Мать, очевидно, хотела, чтобы Пашка дома сидел.

А ехать надо было к шизанутой паучьей Женьке, чтобы выбраться из минусов сраных. А завтра идти в школу и составлять список пользователей, вооружившись баллами. А потом придумывать план и нейтрализовать их. Как-нибудь.

А Лавриков пусть, блин, заткнётся со своими угрозами, скот этот Лавриков, вот что.

Не помешало бы к Зинке сходить и землю из подушки вынуть. И к Лосеву. С сорока тысячами на счету сможет позволить себе минуснуть немного за проваленную постоянную миссию.

Пашка глянул на часы – полседьмого вечера.

А как он, скажите, пожалуйста, будет паучьей продавщице подушку вспарывать, если у него баллов нет ей энергию отрубить? Это же целое дело. С фига ли ей так надолго его одного в комнате оставлять, даже если прийти типа за новыми покупками? Это же целый план нужен какой-то неипический.

И лучше его воплотить сегодня. Завтра последний школьный день, в пятницу только линейка эта мэрская. Лови потом всех, не пойми где, чтобы проверить, пользователи ли они. А надо ещё выяснить, где каждый живёт.

И что делать?

Может, с безумного Макса пример брать? Натянуть на башку мамкины колготки и отмутузить пользователей силой, а телефоны отнять и в Суре утопить? Поможет оно так?

Лавриков вот считает, что не поможет.

Пашка встал, переложил земельную подушку на кровать брата, оделся и пошёл на кухню. Слопал пару бутеров и прямо-таки поклялся Другой маме, что не будет покупать или употреблять никаких наркотиков. Пришлось ещё и с Юрием этим неведомым встретиться пообещать, блин.

Отпускала мать его нехотя. И ещё казалось, что у неё красные и подпухшие глаза.

Пашка зарулил в «Пятёрку» и, побродив рассеянно, купил в итоге маникюрные ножнички и большую волшебную палочку из пластмассы с розовой звездой на конце. У палочки был полый стержень, полный мелких конфетных драже.

На улице Пашка драже выкинул, потому что они оказались отстойными, а в стержень засыпал землю из пакета. Спрятал в задний карман джинсов, под куртку, вместе с ножницами.

Денег у него осталось три тысячи двести рублей.

Кажется, придётся опять кого-то обчистить игрухой, исключительно на время, пока он занят купированием заразы. Потом, может, даже вернуть.

Чувствовал себя Пашка херово. В выполнимость плана (глобального, хотя и часть, посвящённая пластиковой волшебной палочке, тоже была сомнительной) верилось с трудом, но чёткая уверенность, что сделать что-то он просто обязан, росла.

К дому паучьей Женьки Пашка поехал на маршрутке и был где надо, только в начале девятого вечера. В переписке остался пароль от домофонной двери.

Покурив, понял он, что откладывать дальше нельзя. Поднялся на этаж.

Вдохнув и выдохнув несколько раз для храбрости, вдавил кнопку звонка. Открыли не сразу, Пашка даже подумал, что стоило, наверное, лучше написать ей сообщение – вдруг не дома вообще? Но потом в квартире послышалась возня, и на пороге предстал высокий толстый мужик в семейных трусах и белой, чем-то заляпанной майке-алкоголичке.

– Здрасте, – растерялся Пашка. – А мне бы Женю.

Мужик нахмурил брови и почесал своё большое пузо.

– Девчонка, которая тут жила, съехала. Теперь я снимаю, пацан.

Глава 4: Целитель Соколов

– Как съехала?! А пауки?!

– Какие ещё пауки? – напрягся пузатый дядька.

– Тут… были пауки. Женя их продавала. Ну такие… большие, типа как домашние животные.

– Нет тут пауков, пацан. Обычная однушка. Звони своей Жене, переехала она куда-то. Я квартиру позавчера снял на год вперёд.

И пузатый дядька захлопнул дверь.

Вот же!

Пашка спустился на пару пролётов, сел на ступеньку и написал квестовому персонажу в мессенджер о том, что хочет купить ещё волосатых чудовищ.

«Здравствуй! Я больше этим, к сожалению, не занимаюсь», – вскоре пришло в ответ.

«Это как?! А куда делись все пауки-то?!» – поддержал диалог Пашка. Впрочем, он и правда не верил, что такое могли раскупить. Перебить своих гадов эта шизанутая тоже навряд ли была способна.

«Не переживай: они в порядке. Уехали в Москву к заводчику. Мы с ним давно об этом договаривались, когда я лягу в больницу. Но с доставкой оттуда ты замучаешься, лучше поискать кого-то в Пензе. Глянь ещё на авито».

Очень Пашке вот это про больницу не понравилось.

«А вы когда выписываетесь? – набрал он. А потом добавил: – Я бы лучше у вас потом купил, когда они назад приедут».

«Они не приедут. Я навсегда в больнице. Я умираю», – пришло от шизанутой Женьки, да ещё и с пятёркой правых скобочек.

Пашка вытаращил глаза на экран телефона. Прикалывается, что ли?

Ну прикалывается же?!

«Не смешно», – после долгой паузы написал Пашка и закурил.

«Я не смеюсь. У меня меланома. И уже всё. Но очень приятно, что ты думаешь о моих паучках, мне показалось, что ты… к ним как-то неправильно относишься (тут шла череда скобочек). Как там мои девочки поживают у твоего друга? С тараканами нехорошо получилось. Но пока лето, можно собирать на улице жуков. Поищи на авито, кто ещё разводит пауков и корм, должен кто-то быть в нашем городе».

Пашка погуглил меланому, всерьёз опасаясь увидеть на картинках что-то восьмилапое, мохнатое и огромное, но на картинках были родинки.

– Ты чего дымишь тут, паскуда?! – заорали вдруг откуда-то сверху. – Ты кто такой?! Ты из какой квартиры, гадёныш?!

Пашка вскочил и стремительно, не оглядываясь, побежал по ступенькам вниз.

О том, что меланома – это рак, и один из самых опасных, он прочитал уже у подъезда.

То есть…

Пашка сел на лавку и закурил опять.

Его квестовый персонаж в натуре умирает. Прям, похоже, совсем. Даже из больнички уже выходить не собирается. И судя по статьям в интернете, делает правильно.

А купец с деревенского кладбища прожил сто двадцать лет… Если его суперчерта – долголетие, то это задание… Вроде как должно Женьку спасти? Так выходит?

«А можно я вас проведаю?» – задрожавшими пальцами написал Пашка.

Как и где её искать, если пошлёт, было не особо понятно. Онкоклиники обходить все? А если она в другом городе лежит?

«Ого! Вот это внезапно. Ну, проведай», – пришло в ответ с чередой правых скобочек. А следом она прислала адрес.

Женька лежала в каком-то пансионате на проспекте Строителей, совсем недалеко от Пашкиного дома. Глянув маршрут, он убедился, что учреждение закрыто до завтра.

Выполнить это задание надо обязательно.

Чтобы не усугублять измышления Другой мамы, Пашка пошёл домой. И начал готовиться к школе. Решил: утром составит список мишеней и разгребётся с претензиями от классухи и директрисы, днём сходит к Женьке, разживётся плюсовым балансом и на него выключит ей меланому. А потом примется за телефоны расплодившихся пользователей.

Пашка надеялся, что в списке будет не очень много народа.

После переписки с Женькой изъятие земли из Зинкиной и Лосевской подушек он отложил. Не стоит так горячиться. Похоже, игруха уравновешивает дичь, которую вытворяют пользователи, кое-какими хорошими делами.

Но такие, как Славка и Пуп, переплюнут все хорошие дела.

Пашка и сам много чего переплюнул, блин.

Той ночью опять долго не получалось заснуть. В башку лезла всякая дичь. А на смену ей приходили размышления о том, что способ как-то вернуть в жизнь батю тоже должен иметься.

В полночь пришла тысяча баллов за необщение с Лосевым. Теперь минус составлял всего триста двенадцать очков. Пашка возвращался в игру. Так ли надо покидать её столь стремительно?

Не спешит ли он?

Другая мама пошла утром в школу вместе с Пашкой, предварительно внимательно всмотревшись сыну в глаза. И напомнила о том, что вечером предстоит визит к наркоману Юрию.

Пашка тяжело вздохнул. Может быть, поправить мамкино восприятие частью баллов за помощь Женьке. Блин, вот это попадос с заключениями по поводу его персоны…

Зато перед классухой и директором мать держалась молодцом, Пашка даже восхитился.

– Родителей скольких учеников, заснявших случившееся ради хохмы и выставивших в интернет без разрешения человека, кстати, несовершеннолетнего, вы уже приняли в этом кабинете? – воинственно вопрошала она. – Мой сын сам это снял, по-вашему, летучей камерой с крылышками? А о существовании портала, где регулярно публикуют унизительные постановки с участием учащихся из класса моего сына, вам известно? Кстати, там это видео появилось раньше, чем на его странице.

Пашка даже чуть рот не приоткрыл. Это какой из прокачанных мамке параметров подцепил хвостом цифровую грамотность? Этот вот человек совсем недавно воцап не мог установить на телефон и мыло себе зарегистрировать самостоятельно. А тут на тебе: время публикации… Во даёт!

Короче, не отчислили Пашку из школы и даже разрешили присутствовать на линейке завтра. Правда, директор велела классухе глаз с него не спускать.

Со всеми этими разборками почти всю физкультуру Пашка пропустил, так что переодеваться не стал. Игорь Андреевич на это закрыл глаза. И даже подмигнул Пашке вроде как одобрительно, а потом ещё и «класс» показал.

Сев на ступеньки, Соколов-младший вытащил телефон. Когда он вышел с Другой мамой на крыльцо, однокашники бежали вокруг стадиона толпой – пацаны впереди, девки группой сзади, и Лебедев – в самом хвосте. Впрочем, скоро его обогнали, и стало казаться, что он в марафоне лидирует.

Другая мама заспешила на работу. Настал момент истины.

Сердце стучало как барабан.

В классе Пашки игруха стояла у четырёх человек. И конечно, самых мерзотных:


«Авторизированный пользователь 7-го уровня. ФИО: Краснопупинский Егор Олегович. Возраст: 17 лет. Подписка активна до: 18.06.2018 года, 11.49 a. m.»


«Авторизированный пользователь 15-го уровня. ФИО: Васин Игорь Михайлович. Возраст: 16 лет. Подписка активна до: 20.06.2018 года, 05.27 p. m.»


«Авторизированный пользователь 2-го уровня. ФИО: Абдулов Илья Рагимович. Возраст: 17 лет. Пробная версия».


«Авторизированный пользователь 9-го уровня. ФИО: Кумыжный Антон Евгеньевич. Возраст: 16 лет. Подписка активна до: 20.11.2018 года, 11.11 p. m.»


Инфу Пашка наскринил. Все они ещё не могли ничем управлять, а Абдулов даже до платной подписки не дошёл. Все получили игруху недавно. Не факт, что знают что-то про Пашку. И друг о друге даже. Интересно, а вот обсуждать с ними игруху – это разглашение или нет? Славу вот на Пашку не повесили, но может, предупреждение схлопотал он? Или между «своими» – можно?

Глянуть адреса, где живут однокласснички, игруха теперь не давала, а Пашка примерно знал только о Кумыжном, и то без подъезда. Хорошо бы понять принцип распространения приложения. Просто у прохожих оно не отсвечивало, он вчера весь день всех кругом сканировал. Имелось только у знакомых. Определённого сорта.

Так что стоило бы ещё проверить тётку из магаза, которая мамку когда-то уволила. Что, если прилога далась Пашкиным спонсорам? Тогда ещё тёть Таню надо бы отсканить.

Угрозы никто из них не представляет пока, правильно?

Нужно поторопиться.

На английском Толик люто донимал с расспросами, им же посвятил весь свободный урок истории следом. Очень было ему интересно, почему Пашка ещё живой.

На самом деле почти никакие уроки уже не проходили всерьёз. Оценки у всех были выставлены за семестр, оставались только пересдачи. В школе царило предвкушение лета. Светка Мирошина собирала бабки на тусовку. Перед русским она нежданно подошла с этим даже к Толику.

– Сестра возьмёт бухла на всех в нормальном магазе, потому заранее. Присоединяйся, – как-то мечтательно улыбнулась она ему, качнув свои невероятные сиськи вниз-вверх.

– Я своей девушке помогаю к экзаменам после третьего курса готовиться, так что в этот раз без меня, – учтиво сказал Толик и отвернулся.

Светку надо было в этот момент фотать, блин!

С астрономии всех, кроме должников, отпустили. Так как Пашка успел свои учебные вопросы позакрывать игрухой, так-то можно было бы и свалить в онкобольничку, но не хотелось Зинкины уроки пропускать. Хотя вместе с тем было перед ней жуть как стыдно после обсёра. Перед ней, пожалуй, больше всего. Особенно если поверила Зинка, что он это устроил нарочно.

Подумав, Пашка решил всё-таки свалить, а к ней лучше потом прийти домой, когда всё уляжется, летом. Объяснить ситуацию. Может, даже и про физрука сказать. Не думалось Пашке, что она про такое настучать способна.

Короче, потопал Соколов-младший в больницу. В хорошем случае успеет вернуться до конца седьмого урока к школе и одного из пользователей до дома довести, чтобы адрес выяснить. А то что ему завтра, расчетвериться, что ли?..

Атмосфера онкодиспансера Пашке сильно не понравилась. Было там как-то прямо очень нехорошо, бежать хотелось. Да и шизонутая Женька за эту неделю очень сильно сдала.

Когда его провели в палату (а она была настолько плоха, что уже не выходила на улицу) пациентка дремала, положив голову на потасканного плюшевого медведя. В руках взрослой девахи он очень странно смотрелся, и от такого по коже Пашки поползла волна новых мурашек.

Женька словно бы исхудала раза в два, хотя и сразу была не особо крупная. Теперь её ручонки напоминали палочки, обтянутые кожей. Под глазами пропечатались глубокие сине-чёрные круги.

Волосы были на месте, хотя Пашка считал, что у больных раком в первую очередь выпадают волосы. Впрочем, не особо это её спасало. Прямо в натуре смотреть страшно…

Медсестра Женьку разбудила.

Блин. Как можно было за неделю так похудеть? Колдовство прямо…

– Прости, пожалуйста, я не запомнила, как тебя зовут, – созналась больная, с усилием садясь на постели и надевая очки.

– П-павел, – пробормотал Пашка.

– А ты всех умирающих, каких встречаешь, в больницах проведываешь? – поинтересовалась она и хихикнула.

– Я не встречал раньше… особо… – промямлил Пашка и, кажется, покраснел. Шее стало жарко. Блин, надо было апельсинов купить, что ли.

– Обзорная экскурсия? – усугубила ситуацию странная Женька.

Пашка насупился.

– У тебя всё будет хорошо, вот что, – едва ли не дерзко заявил он. – Я это вот и пришёл сказать.

– Это уже вряд ли, – вздохнула больная, но острить перестала, посерьёзнела: – У меня мать с онкологией билась всю жизнь, а потом и у меня нашли. Опухоль вырезали успешно, но почти сразу меланому обнаружили. Тут ничего не поделаешь. Но ты не расстраивайся. Я готова. Я уже год знаю наверняка, что очень скоро умру.

Пашка глаза вытаращил. Ну даёт, блин. И такая спокойная…

Так, а вот если он её сейчас пофиксит, её же выпишут? И подушка с долголетием в больничке останется. Как-то нелогично…

– Ты… почему с мишкой спишь? – уточнил младший Соколов, потому что мелькнула в голове идея.

Женька опять рассмеялась.

– Ну у тебя и вопросы, Павел! Ты прямо нонсенс ходячий. Это – Том, мы с ним с детства не разлей вода, он последний, кто меня поддерживает. – Женька села и посадила медведя на тумбочку. – Извини, я сейчас вернусь, – добавила она. – Нужно в уборную срочно.

И, с трудом поднявшись, очень медленно пошла к двери.

Палата была трёхместной, но одна из коек пустовала, а на второй какая-то тётка спала, отвернувшись к стене лицом. Не веря своей удачи, Пашка метнулся к тумбочке. Мишку Тома даже и резать не пришлось, правая лапа у него сильно отставала от корпуса.

Пашка вытащил свою волшебную палочку, отодрал пластиковую звезду и заклёпку на обратной стороне, сунул трубку в медведя и старательно выдул содержимое. Потом размял Томово тельце, поставил игрушку на место и вернулся на стул.

Когда Женя приковыляла из толчка, сорок тысяч баллов уже начислились. И появилось очередное задание. Ниочёмное:


«49. Проведи вечер со своей девушкой. Награда – 200 баллов».


А, ладно, по фиг: очков уже достаточно. Да и до вечера можно много всего успеть.

Уходить сразу от паучьей Женьки было неудобно, так что Пашка успел узнать, что она выросла с матерью, а отца не знала никогда, что окончила школу с золотой медалью и думала учиться на агронома, но никуда не поступила из-за болезни мамы, которая началась ещё в Женькином шестом классе и постоянно усугублялась. Когда та доживала последний год, у Женьки тоже нашли рак, но его удалось погасить. А после материных похорон обнаружилось ещё новообразование, и при том почти что неизлечимое. Женька смирилась, продала их квартиру и на вырученные деньги почти два года жила в съёмной, занимаясь тем, что любила – пауками. Оказалась Женька очень философским оптимистом. С приветом, конечно, но так-то была молодцом. Пока она всё это рассказывала, Пашка украдкой влез в анатомический справочник и выключил меланому за смешные двести баллов. Столько же стоили бронхит и грибок стопы.

А может, ему надо в целители податься? И так вот деньги зарабатывать? Вроде никаких подводных камней и всё даже честно. Всесторонне благие дела. Цены можно установить умеренные, чисто чтобы на нормальную жизнь хватало.

Так Пашке понравилась это нежданное решение, что он за ещё две сотни очков убрал у спящей в палате Женьки тётки рак желудка.

Настроение стало отличное.

«Целитель Соколов. К пензенскому чудотворцу Павлу съезжаются люди со всей России…»

– Ты чего ржёшь? – засмеялась Женька. – И мне расскажи!

– Да вот, подумал врачом стать. Народным. Ну-ка говори: тебе же стало лучше? – Пашка и сам не заметил, как перешёл с паучьей Женькой на «ты».

– Знаешь, как будто бы и правда стало! – хмыкнула она весело и даже зарумянилась. – Чудеса. Иди в доктора. Но лучше в дипломированные.

– Подумаю. – Пашка глянул на часы в углу телефона. – Мне это… уже бежать надо. Выздоравливай!

Женька немного помрачнела, но потом всё-таки улыбнулась.

Выходя из палаты, Пашка заметил, как она взяла мишку Тома с тумбочки и сунула под голову.

Несясь к школе, думал он, что стоит глобально пересмотреть подход к игре и все свои решения. Дебилов – обезвредить, это-то понятно в силе. Но самому, самому-то можно творить добрые дела – и за такой счёт жить. Это и Пионовой должно понравиться! И вообще всем!

По пути в школу пришла ему в голову ещё одна прекрасная мысль, и потому, вместо того чтобы караулить выявленных пользователей, пошёл он к кабинету ОБЖ и поймал камерой классуху Ирину Сергеевну. Назначил ей за пять сотен баллов написать на бумажке адреса всех интересных Пашке персон, а потом бумажку положить на подоконник.

Пока Ирка справлялась с задачей, школа почти опустела, а Пашка изгрыз в кровь нижнюю губу.

Идея отнимать телефоны мудаческих одноклассников силой нравилась ему всё меньше и меньше.

Во-первых, его по-любому узнают, хоть ты колготки на башку нацепи, хоть бумажный пакет. Во-вторых, кто-то может вмешаться. Ну и вообще так себе досуг для хорошего человека.

И потому решил Пашка доверить дело подобного рода профессионалу.

Забрав с подоконника бумажку с адресами, оставленную Иркой, потопал он ко двору со ржавой ракетой.

Караулить безумного Макса.

Глава 5: Явление босса

Но подкараулил Пашка в итоге Толика и едва успел заныкаться за ларёк так, чтобы тот его не увидел. Толик был довольным, сияющим, нёс в руках торт и три гвоздики. Пашка мимоходом отметил, что друг уже очень ощутимо похудел. Издалека он его давно не рассматривал, и вообще, своих дел хватало.

Вид Толика нашёптывал, что Пашка не только долбоибизмом умеет страдать с помощью волшебных бонусов.

Но вот если в квартире готовится к экзаменам Яна, с перерывами на торт и Толика, навряд ли Макс там же. И как его искать?

Пашка утопал в соседний двор и отрыл на страничке Толика в друзьях Яну, а на её страничке – Макса. Он был онлайн.

Пашка подумал-подумал, а потом зарегал себе новое мыло, новую страничку и написал Максу в ЛС: «Приходи в Ульяновский парк, к аттракционам, верну твою плойку».

«Это кто???» – пришло в ответ минут через пять.

«А ты много кому плойку давал, что ли? Через час там», – съехидничал Пашка и вышел из фейкового аккаунта.

Нужно было заскочить домой за приставкой. Ну на хер это ворованное имущество.

Когда он подрулил к месту встречи, Макс уже отирался около входа в Детский парк. Светиться Пашка не собирался.

Прописал в закреплённые желания гопнуть телефон у Игоря Васина, добавил адрес того с классухиного листочка. Телефон по настройке следовало выбросить в Суру. Обошлось это Пашке в пятьдесят очков, но пришлось потратить ещё пять сотен сверху, чтобы назначить Максу отложенную задачу прийти на это же место завтра к шести часам вечера.

Просирать баллы на возращение плойки не хотелось, потому Пашка поймал какого-то шкета лет восьми и попросил передать пакет вон тому парню, а сам живо свалил так, что когда мальчик около Макса заоглядывался, собираясь ткнуть пальцем, тыкать стало уже не в кого.

Позвонила Другая мама и сообщила, что будет ждать Пашку около остановки через полчаса.

Ёшкин кот, наркоман Юра!

Игруха меж тем хотела, чтобы Пашка топал к Пионовой. Ну или, по крайней мере, провёл с ней вечер. Сама Пионова тоже этого хотела. Вообще показалось Пашке, что она начинает злиться из-за игнора.

Не в тему был наркоман Юра.

Но Другая мама могла уйти от миролюбия, если оно не сработает. А выбираться из какого-то рехаба с помощью игрухи вообще Пашке не улыбалось.

И потому пришлось перед Люськой слёзно извиняться.

Голос в ответ звучал натянуто.

– Завтра после линейки идёшь ко мне в гости, – заявила она. – Без вариантов, я тебя обещала Магде показать. Не подводи. Ты вообще какой-то странный в последнее время.

– Ох, не надо меня никому показывать! – испугался Пашка. – Давай лучше в кино, что ли.

– Магда классная, вот увидишь! – безапелляционно отрезала Люська. – Не обсуждается.

Наркоман Юра жил в самой жопе мира, ехали они с Другой мамой к нему почти два часа, учитывая пеший поход от дороги.

Квартира оказалась крошечной, убитой в хлам и к тому же ощутимо вонючей. Открыл какой-то очень худой и совсем высохший дед.

– Ленок! – заулыбался он почти беззубым ртом. – Тебя не узнать! Но всё такая же сочная! Ну заходите, заходите! Ты – Павел? Я – Юрка! – И дедок протянул Соколову-младшему сморщенную ладонь.

– Мой одноклассник, – вторила Другая мама со значением. – Старше меня всего на полгодика. Юрочка, мы не помешали? Жена ругаться не будет?

– Да какая жена! Нужны они мне! Заходи, Ленок! Можете не разуваться. Очень рад, что ты меня вспомнила!

– Паша вот подумывает стать музыкантом, а у тебя была группа, вот и хочу, чтобы он с тобой поболтал, чтобы знать, как это бывает, – объявила Другая мама, выделив конец фразы.

Музыкант-Пашка глаза вытаращил.

– Да когда то было! – захохотал Юрка беззубым ртом. – Дело оно неблагодарное, пацан! Но зато весело! Самые лихие мои времена! Только ща, думаю, всё по-другому. Приземляйтесь, где чисто!

Пашка, какой бы невзыскательный ни был, а слово «чисто» тут точно ни к чему бы не применил. Хозяин же такой ерунде явно значения не придавал. Выглядел он возбуждённым и очень довольным, похоже, гости из прошлой жизни бывали у него нечасто.

Визит к наркоману Юрику оставил у Пашки осадок неприятный. Как-то так умудрилась Другая мама разговор повернуть, что тот и про то, что живёт за счёт отцовой пенсии по сей день, рассказал, и про то, что в «санаториях» отдыхает регулярно, и даже про то, что его на три года «черти» закрывали за распространение.

А когда они наконец ушли, сунула Другая мама Пашке под нос альбом с фотографиями.

– Встреча выпускников пятнадцать лет назад, – сообщила она и ткнула пальцем в чуток излишне хипповатого парня, словно фотке не пятнадцать лет, а все тридцать.

У чела, на деда Юрку непохожего и близко, были пышные кудрявые волосы и довольно завидная мускулатура.

– Музыкант, мечта всех девчонок. Ты, пожалуйста, подумай, хочешь ли так. У Юры ещё родители были обеспеченные, а я вот не знаю, смогу ли до старости тебе помогать.

На сына обеспеченных родителей дед в вонючей однушке тянул слабо. Блин, она, может, наняла его по объявлению?

– Я не буду наркоманом, – внушительно пообещал Пашка. – Поехали домой, а? У меня линейка завтра…

– Я помню. Поехали.

Конечно, ни к какой Пионовой он уже не пошёл. Но зато двести баллов не отнялось даже к утру. Пашка понял, что это из-за бессрочности квеста. Но, чтобы завтра новое задание дали, с Люськой после линейки всё-таки надо затусить, только к шести обязательно смотаться поставить Максу новую задачу.

Справился ли он там? Потерял ли Васин свой гаджет? Перестал ли быть пользователем?

Нужны Пашке баллы или нет?

Может, повесить удобный квест, чтобы игруха чего херового ему не придумала за вредительские планы?

С другой стороны, нельзя же никогда не проводить вечера с Пионовой. Тем более, летом. А вот завтра, скажем, он с ней встретится днём и если свалит до вечера – это будет засчитано или нет?

Эх, решить бы Пашке уже наверняка, нужны ли ему эти баллы и эти квесты! Настроение шаталось из крайности в крайность.

А ещё что Пашке было прямо надо – так это работа. И бабло. И так пришлось одну пятёру из коробки на трюмо тырнуть, благо сам её туда раньше сунул и этим себя как-то оправдывал.

В полночь пришла тысяча баллов за необщение с Лосевым.

Вообще, Пашка заметил, что достижения ему стали начислять очень редко. Это, интересно, хорошо или плохо?..

А вот можно ли, допустим, на каком-то уровне станет влиять на других пользователей «Дополненной реальности»?

Засыпал Пашка долго, а приснился ему наркоман Юрик, только он сам почему-то был этим Юриком. Во сне Пашка тоже отсидел, только не три года, а двадцать – за убийство отца.

Короче, удалось Другой маме произвести на него впечатление.

Обосранный Пашкин костюм она к утру привела в порядок, а ещё нагладила рубашку и всё это повесила с вешалкой на створку двери. Всё-таки было много в ней плюсов. Да и в целом Пашка начал привыкать к переменам в характере, хотя воспитательные решения одобрял не особо.

Но не факт, что старую версию он бы уже спокойно перенёс. Даже и не перенёс, наверное.

– Пожалуйста, без фокусов, – попросила Другая мама напоследок. – Ты ведь ничего не… принимал сегодня?

Пашка закатил глаза и поклялся в очередной раз, что наркоманом не является. Даже предложил пойти анализы сдать, чтобы она успокоилась.

Другая мама об этом задумалась, кажется, всерьёз.

Как там, интересно, Васин? Он вообще явится на линейку после такого облома?

На подступах к украшенной шариками школе у Пашки вспотели ладони. Прийти сегодня надо было раньше, чем к первому уроку полагалось, чтобы успели провести полный внушений классный час на тему того, как не опозорить коллектив перед мэром города.

Вообще, весь этот цирк начинал всерьёз напрягать, так что уже и намеренная акция с обсёром стала казаться идей интересной и внимания достойной.

Утром Пашка себе энергию поднял за сотню баллов, рассудив, что она пригодится, так что спать не хотелось.

Проверять Васина было сыкотно.

И не зря.


«Авторизированный пользователь 17-го уровня. ФИО: Васин Игорь Михайлович. Возраст: 16 лет. Подписка активна до: 20.06.2018 года, 05.27 p.m.»


Да твою ж! Какого хрена?!

Пашка чуть привстал, пытаясь рассмотреть телефон, лежащий перед Игорем на парте. Но большого смысла это не имело: он не помнил, какой гаджет был у того раньше.

Макс провалил задание? Не реализовал желание? Или тут другая какая подлянка?

У Васина в башке не глянешь, но можно же у самого Макса вечером посмотреть.

Вот долбон! Даже ограбить никого не может спокойно! А Васин был самой простой мишенью: жирный и совсем не воинственный. Если Макс его гопнуть не сумел, то Абдулов, например, ему вообще может свинтить башню. И как он, блин, раньше с такой хернёй тогда справлялся?!

Что же пошло не так-то?!

Настроение у Пашки очень сильно испортилось.

Это, выходит, нужно самому телефоны тырить. Или, по крайней мере, контролировать по шагам. Вот срань Господня.

Собственный Пашкин гаджет вздрогнул, и на экране показался пуш с перевёрнутым «игреком».

Классуха сделала последнее, очень строгое внушение. Придирчиво проверила водолазку Мирошиной и сурово велела нацепить ещё и жилетку, несмотря на жару, потому что: «Просвечивается нижнее бельё, Света! Обязательно было вынуждать меня говорить это на весь класс?!»

10-й «Г» заржал. Недовольной Светка не выглядела. Она обожала привлекать повышенное внимание к своему пышному сокровищу.

Выстроив учеников парами, как малолеток, Ирина Сергеевна повела их на улицу.

Пашке досталась Подушкина. У неё была влажная, горячая ладонь. С дурацким бантом смотрелась она семиклашкой.

Во избежание неприятностей, Пашку Иришка «построила» в самый задний ряд своего класса. Делегация с мэром задерживалась, и действо не начиналось.

Сзади подкралась Пионова, чмокнула Пашку в щёку и напомнила, что после торжественной части они идут к ней.

– Я даже тусить сегодня со всеми буду только вечером, хотя мои после линейки в парке фотосет устраивают. Но я очень хочу тебя с Магдой познакомить! А то она потом, представляешь, в Москву уезжает на целую неделю. Там у неё какие-то неполадки с документами. А ты со своими потом или, может, к моим подтянетесь? Где вы вообще? Может, объединимся?

Пашка вообразил тусу с Пионовой и новопользовательской шайкой, сдобренную сиськами Мирошиной, на которые нереально не поглядывать, а в довесок ещё и лысиной воровки Островской. Где она, кстати? Что-то не видать…

К счастью, освобождая от необходимости отвечать что-то, за спиной Люськи выросла грозная фигура физички Ольги Львовны, и Пионова была водворена на своё место в рядах 9-го «А», причём на первый план.

Училки носились, натурально поправляя всем галстуки и банты.

Вот же заладили со своим цирком… Подумаешь, мэр. Много чести.

Там и тут сновали телевизионщики: мужики с камерами и девчонки с микрофонами. Парочка таких демонстративно курила чуть поодаль от выстроенных учеников, вызывая гневные взгляды педагогического состава. Но попытавшуюся сделать замечание информатичку схватили в плен, окружили камерами и стали записывать с ней интервью, и теперь учителя боялись подходить к журналистам близко.

Наконец к ограде школы подкатила пара машин, и важные гости затопали к крыльцу. Грянула музыка.

Пашка размышлял, имеет ли смысл караулить Васина, нарываясь на гнев Пионовой, или лучше с ней сходить на долбанное знакомство с многовозрастной израильской подругой (ну вот что он будет там, мать его, говорить?!), потом проверить Макса вечером и, уже имея вводные, заниматься держащими оборону пользователями.

Телефон завибрировал от нескольких сообщений подряд, и Пашка поспешил его достать. Писала паучья Женька.

«Ты не поверишь!!!»

«Меня могут отпустить из больницы!»

«Родинка пропала! Прямо вообще!»

«Утром брали биопсию с того места!!!»

«Такого быть не может, но я чувствую себя шикарно!»

«Может, даже смогу доживать дома, прикинь!»

«Я на улицу сегодня ходила! Сама!»

«Ты реально пророк!» – здесь шла целая шеренга скобочек, перескочивших даже на новую строку в диалоге.

«Если у меня ремиссия, я тебе самого большого в мире паука нарою в подарок!»

Пашка хмыкнул и сморщился. Так себе перспективка!

Ха, ремиссия! У неё вообще ничего не найдут, вот это они все офигеют.

Настроение от сообщений Женьки стало почти идеальным, несмотря на провал телефонного плана. Что-то придумается! В конце концов, у Пашки самого боевые навыки о-го-го сейчас, а они все, и Васин, и другие, хиляки с новыми аккаунтами без права редактировать что-либо. Так или иначе, а сделать их можно.

Вот только… Если, блин, окажется, что Макс таки гопнул телефон, а Васин всё равно остался пользователем… Тогда, что? Тогда надо ждать дат, когда у каждого подписка оплачена, вот что. И не дать её продлить. Или как-то так подстроить, чтобы они кому про игру разболтали трижды.

Что, если кому-то нажать с ними о ней заговорить? Это засчитают нарушением правил о неразглашении?

А вдруг это нарушением правил засчитают Пашке?..

Блин, надо перестать паниковать и наворачивать теории, пока он так-то даже не знает, тот ли у Васина телефон. Может, реально что-то у Макса сбилось просто. Надо было приглядывать…

Гнусавый девчоночий голосок прекратил петь о летней поре, которая наступает, и директриса торжественно передала слово мэру. Что он там вещал, Пашка не слушал, зацепился только за концовку короткой и полной банальностей официальной речи, слишком уж странную херню сморозил вдруг глава города:

– …спасибо, спасибо вам, дорогие друзья! А теперь я хочу дать слово своему первому заместителю Игорю Якушевичу, который сделал многое для этого учебного заведения и благодаря которому сегодня я и мои коллеги находимся именно здесь! – громко объявил мэр.

Пашка, словно за шкирку вытащенный из размышлений, поражённо вытянул шею.

На крыльце школы, рядом с почётной делегацией под прицелами выстроившихся у ступеней операторов шагнул к микрофону на ножке, широко расправив плечи, одетый в непривычные пиджак и галстук, пропавший с работы после временного изъятия миллионов гнидень-историк.

Так и лучась самодовольством, он начал речь о том, как проработал в этой школе двенадцать лет и как много она для него значит.

– Я рад, что мне удалось обратить внимание нашего дорогого городского главы на СШ номер тридцать девять! Уже завтра в стенах школы начнётся внеплановый капитальный ремонт. Я, как первый заместитель…

Шепотки и гул над скучающими учениками угасали волной, и с каждым новым словом становилось всё тише: на эту неожиданность таращились все.

Пашка приоткрыл рот.

В смысле, первый заместитель? Мэра?! Историк?! Что за бредятина?!

И вдруг Пашка так и похолодел, невзирая на припекающее, уже летнее солнце, под которым в пиджаке было очень и очень некомфортно. У него даже в глазах потемнело, натурально.

Ну нет, нет, не может быть...

Неверной рукой, уже плохо различая звенящие и сбивающиеся на режущий слух гул в хреновых школьных колонках, слова ненавистного препода, Пашка вытащил телефон и поднял над головами одноклассников.

Не ожидая ничего хорошего, открыл приложение и навёл на разглагольствующего о будущем урода камеру.


«Авторизированный пользователь 189-го уровня. ФИО: Игорь Максимович Якушевич. Возраст: 43 года. Подписка активна до 14.03.2048 года, 11:20 a.m.»


А вот это уже был полный просто капец. Самая настоящая катастрофа.

Глава 6: Не ходи к Пионовым

Это как вообще получилось?! Что значит сто восемьдесят девятого уровня?! Это же… как?! Да как?!

Исто-о-о-орик?!

Пашка попятился и отступил от толпы, прислонившись к стволу дерева у стадиона. У него подгибались ноги.

Да ведь вот, вот недавно ещё гнидень точно не играл в «Дополненную реальность»!

За день до окончания первого оплаченного периода, то есть… то есть четвёртого, получается, майя, Пашка назначал историку перевести свои сбережения. И пользователем он не был. Сейчас двадцать пятое…

Пашка вдруг похолодел.

Не сейчас. Не сейчас, мать его!

Он уставился на поющего дифирамбы у микрофона историка. Дифирамбы были уже посвящены исключительно его, историкову, гению и щедротам, которые снизойдут на школу.

Жена и мать! У него без следа пропали жена и мать! Те самые, которые в воспоминаниях его бесконечно тиранили, и… Он что же, их… удалил?

Но… Пашка напрягся. Про исчезновение родни историка Зинка ему говорила в какой-то выходной, когда он у неё жил. Это было две недели назад. Если две недели назад у историка был уже шестидесятый уровень… Он прокачал аккаунт буквально за несколько дней! Но как? Как такое, мать его, вообще реально?!

Пашка застонал.

Всему этому могло быть только одно объяснение. Историк не просто скачал «Дополненную реальность». Он понял, как в неё играть. Он знает, за что даются достижения, и получает их осознанно.

А ещё, судя по всему, не менее осознанно использует возможности. Первый заместитель мэра города! Это вам не Пашка без шиша в кармане, с прокачанной мамой и непонятками, как вернуть удалённого отца. Полный угрызений совести. Это, блин, план и активные действия для его реализации.

Но только ведь это значит, что историк – убийца. Настоящий. Осознанный. Если он понимает, как играть, то и своих близких он удалял намеренно. И не факт, что только их.

А на что ещё он будет способен, чтобы достичь цели?

И какой?

Пашка рывком отодрался от дерева и поспешил вернуться к толпе, чтобы не привлекать внимания. Ему стало страшно.

Но что, мать его, постиг историк?! Значки на фиг непонятные, даются рандомно, без всякой логики. Ну разве что свинья как будто за жратву. Но тоже не всегда. За то, что жрёшь как та свинья, уж скорее.

А другое? Баран за… тупость? Идиотские действия, когда выглядишь смешным? Но если бы за идиотские действия, так у Пашки там бы тех баранов было… И не дали же его после, скажем, обсёра…

Ни шиша не понятно.

Озадачивающие и офигительно странные штуки на этом не закончились. Например, попытавшись ещё раз вдумчиво проанализировать свои достижения, – ну не тупее же он историка, в самом-то деле! – Пашка случайно обнаружил, что сорок девятый квест изменился и прямо-таки кардинально:


«50. Не ходи к Пионовым до 26.05.18. Награда – 10 000 баллов».


Пашка вытаращил глаза в телефон.

Ещё никогда задания в квестах не редактировались! Да к тому же так разительно и диаметрально!

То есть… То есть оно не хочет, чтобы Пашка шёл с Люсей? Почему? Сильно не хочет! Грозит большим штрафом.

Так. Интересно.

«Надо, значит, точно идти» – тут же решил Пашка.

Одиннадцатиклассники оттанцевали вальс, Вахтанг Тамаридзе пронёс по кругу какую-то первоклашку с косичками, машущую колокольчиком. Отзвенел последний звонок, мэрская делегация заспешила к машинам, и только историк остался на крыльце, разговаривая с директрисой. Он сиял. Вокруг собрались восторженные коллеги.

Ученики начали расходиться.

И тут на голову Пашки что-то полилось.

Холодная пенистая жидкость забралась под ворот и успела промочить и рубашку, и даже в трусы сзади натечь, прежде чем он, охнув, обернулся. Егор Краснопупинский лыбился ровно до тех пор, пока Пашка коленом не врезал ему между ног.

Почти опустевшая двухлитровка колы покатилась по асфальту.

Кто-то ржал.

– Придурок!!! – гневно, возмущённо, кричала Пионова. Она как раз вернулась из здания школы с сумкой и была готова идти с Пашкой к себе домой.

– Зато какой он теперь сладкий! – хрюкнул Пуп, и тут же получил ещё один удар в бок.

Подоспевший Толик оттащил Пашку в сторону.

– Давай, не надо тут, а то тебя точно исключат на фиг, – задышал он в ухо вырывающемуся другу.

Пуп оперативно вскочил и побежал куда-то за школу, не пытаясь дать сдачи.

Мокрый Пашка пребывал в шоке.

– Тебе… надо переодеться, – упавшим голосом сказала Пионова. – Блин. Ну что за идиоты у вас?! И вещи испортил… Надо срочно стирать всё.

– Дуйте-ка отсюда, – посоветовал Толик, потому что группка училок вокруг историка начала оглядываться на мокрого Пашку и лужу на асфальте.

Толик был прав.

– Ты… ты за полчасика… – Пионова мрачно обозрела вставшие ёжиком из слипшихся сосулек Пашкины волосы, – за час справишься? Нас все ждут.

– Угу. Постараюсь, – хмуро объявил он.

И вдруг понял, что это был квест. Квест Пупа, натурально. Почти на сто процентов. Ну не стал бы он такую херь вытворять да к тому же при первом, блин, заместителе мэра, который ещё не уехал и вон стоит, видит всё прекрасно!

Игруха настолько не хочет, чтобы Пашка попал к Пионовой, что ставит преграды другими игроками. Офигеть! Это что за новости?!

Идти в прилипающей к телу одежде было противно. Он ускорил шаг. Пальцы на руках липли друг к другу. В прилоге дали дракона.

На подступах к дому Пашкой заинтересовались осы. Он был действительно сладкий, притом весь и везде.

Ос, пчёл и всю подобную братию Пашка побаивался. Лет в семь его, вкушающего пахлаву на морском пляже во время одной из немногих поездок в Краснодарский край на курорт, ужалила в губу оса. Рожу раздуло, было больно, он расплакался, и брат дразнил потом той осой почти два года.

Уворачиваясь, словно от пуль, Пашка ускорил шаг, хаотично махая руками над головой. Зрелище он из себя представлял, надо думать, очень примечательное. Живо представилось, как, искусанного пчёлами, увозит Пашку «скорая помощь», преграждая дорогу к неведомо нежелательному прилоге Пионовскому дому.

Пашка побежал.

Странно, но его никто не укусил.

– Господь Вседержитель, Павлик! Что с тобой такое?!

Пашка уставился на ошарашенную бабу Лиду, встретившую его в коридоре квартиры. Глаза у той вылезли на лоб.

– Ты почему мокрый весь?! Ты что, в фонтане купался?! Чай, не день ВДВ.

– Меня колой облили…

– Костюм попортил такой, охламон! – всплеснула руками бабуля. – Сымай живо! Беречь ничего не умеете с братом!

– Ты что тут делаешь, ба? – поразился Пашка, стаскивая туфли. Блин, кажется, ещё и ногу растёр…

– Милицию гонять буду! – воинственно объявила бабуля. – Не чешутся вообще, когда человек пропал. Вот, к матери на рынок заскочила, ключи взяла. Сейчас к ним идти, а тут ты такое устроил. Сымай скоро, застираю. Костюм в машинку-то нельзя. Ну что ты за человек такой, Павлик?!

Многострадальная новая рубашка частично стояла колом – перёд успел высохнуть на ветру от бега и затвердеть. Бабуля непрерывно охала.

Пока Пашка отдирал от зада липкие труселя в комнате, она оккупировала ванную, водрузив на деревянной перекладине таз и утопив там Пашкин костюм.

– Мне в душ надо, – простонал он.

От Пионовой пришло уже два сообщения.

– Обождёшь. Вещь дорогая!

Пашка закусил губу. Вернулся в комнату. Нашёл пуш с драконом.

Походу, драконы даются тогда, когда нужно преодолевать неожиданные трудности. Типа как сражаться с напавшим драконом.

Пашка взял в столе блокнот и выписал достижения: буквы, как мог, скопировал, животных обозначил словами.

Всё, млять, чесалось от колы, особенно башка, где волосы задубели в панковский ирокез! Рука липла к столу предплечьем, пока писал.

Если свинья за жрачку, которой больше, чем хочется, дракон – за преодоление трудностей, а овен – за тупость (но это под вопросом)…

Пашка встал (стул подпрыгнул вслед за жопой и испугал стуком Стержня) и потопал мимо причитающей в ванной бабки на кухню.

Ожидаемо обнаружил кучу бутыльков, сумок и кастрюлек: даже едущая спасать сына, баба Лида себе не изменяла. Пашка вскрыл кое-как крышку на кабачковой икре и, взяв столовую ложку, принялся жрать её прямо из банки. Икра у бабки была бомбическая.

Когда понял, что уже прямо тошно, проверил телефон.

Точно! Свинья!


«Вы достигли 87-го уровня!»


Так.

Пашка потёр забитый живот, прихватил бабкино яблоко и вернулся в комнату.

Свинья – если жрать как свинья.

Дракон – если преодолевать трудности, как побеждать драконов.

А вот лев, например? Львов у Пашки было порядочно, шестьдесят четыре штуки. Это за храбрость? Было бы логично.

Давненько, блин, не получал младший Соколов львов.

«Был бы баран за тупость, дали бы его сейчас точно», – решил Пашка и тупость зачеркнул.

А вот историк, он себе, часом, не нажрал свой ахерительный уровень там? Да если бы у Пашки был хотя бы сотый, где корректировка прошлого… почему у этого гнидня… Вот Пашка бы уже не натупил… Он бы…

Телефон вздрогнул змеёй и запятой.

Да твою ж.

Змея – это опасность? Историк представляет опасность? А кто ещё?

Змей у Пашки было двадцать шесть с последней. Не значит ли это, что у «Дополненной реальности» сейчас двадцать шесть пользователей? Или двадцать шесть пользователей, которые могут Пашке навредить?

Но тогда, выходит, они появлялись ещё с самых первых дней…

Может, не пользователей? А вообще тех, кто может игроку причинить вред?..

– Иди мойся, охламон! – возникла на пороге бабуля. – Борща тебе нагреть? Привезла свеженький.

– Я поел. Икра очень вкусная.

– Хоть не из банки? – забеспокоилась бабка, и он предпочёл поскорее шмыгнуть в ванную.

Наконец-то приняв душ и надев джинсы, Пашка угодил в новую задницу. И даже не по поводу порчи запасов икры, как опасался. Помасштабнее.

– Паспорт бери и со мной пойдёшь, – объявила бабуля. – Я слепая, там бумажек заполнять надо будет массу.

Это было уже слишком.

– Тебе бы поспать, ба. Чтобы силы были.

– Какой сон, охламон?! Отец пропал, а тебе оно до лампочки! Кока-колой обливаешься, в ус не дуешь. Я…

Договорить бабка не смогла, Пашка отрубил ей энергию и подхватил старушку на руки. Сухощавая бабка Лида оказалась довольно увесистой, он с трудом дотащил её до мамкиной кровати. Прилежно снял тапочки и накрыл покрывалом.

А потом понёсся к Пионовой.

Впоследствии Пашка был уже совершенно уверен, что крышку со злоебучего люка, в который он угодил ногой, хотя чудом внутрь не провалился, стащил тоже кто-то из пользователей по какому-то квесту.

Ногу прострелила мучительная тошнотворная боль, тут же покрыв кожу липкой холодной испариной. На штанине проступило кровавое пятно. Кинувшийся на помощь мужик заохал.

Убрать открытый перелом за двести баллов Пашка успел раньше, чем ему штанину задрали.

– В порядке я. Звезданулся просто. Спасибо, – отбивался от помощника он.

– Наступать можешь на ногу? Голова не кружится?

Пашка для наглядности попрыгал даже, и мужик отвязался. Всадил в люк какую-то ветку раскидистую из палисадника у ближайшего дома, обругал коммунальщиков и пошёл по своим делам.

Пашка стал внимательным. Он больше не бежал, и особенно осторожно осмотрелся, переходя дорогу к остановке. Поймал за руку карманника в автобусе, но шум поднимать не стал.

В крови забурлил азарт.

Это что там такое, блин, у Пионовых происходит?!

По лестнице в подъезде Пашка, наученный опытом, поднимался очень осторожно и потому на пятне чего-то, разлитого на ступенях, не поскользнулся. Но в лифт по такому случаю решил не садиться и потопал пешком на самый восьмой этаж.

– Как тебе такое, Илон Маск? – бубнил Пашка. – Метеоритом, может, шваркнешь?

Пробормотал, и тут же испугался. Даже опасливо уставился в высокое узкое окно на межэтажной площадке, которую проходил. С этих колдунов божественных станется, может, им метеорит – так же раз плюнуть, как и лестницу загадить!

В кармане завибрировал телефон.

Пашка уже не удивился бы замене штрафа за визит к Люське на миллион, но это был только пуш с «иксом».

Разбив его, он преодолел последние два пролёта и позвонил в дверь.

– Ты чего такой взмыленный? Ты бежал? – заулыбалась Пионова. – Очень приятно! Заходи!

Пашка жадно забегал глазами по знакомой мебели в коридоре Пионовых. У него быстрее забилось сердце.

– Мой руки и пошли знакомиться! – велела Люська.

В туалете для гостей Пашка тоже всё осмотрел на предмет причин происходящего. Всё было обычное. Как всегда.

Потом залез в игру.


«Миссия провалена! -10 000 баллов!» – злорадно сообщила «Дополненная реальность».


«50. Поздоровайся, извинись перед всеми, вернись домой и отведи бабушку в полицию в течение часа. Награда – 10 000 баллов».


Ага, ща. Пашка свернул игруху и сунул телефон в задний карман. Вообще не будет смотреть. Ненаминусует же оно ему очки за непрочитанные задания?!

С волнующим пониманием, что сейчас, вот сейчас случится что-то очень-очень важное, Пашка вышел из толчка для гостей и отправился знакомиться.

Многовозрастная израильская подруга оказалась удивительно некрасивой бабой. Она походила на очеловеченного мопса, только до кучи ещё и зубы у неё выпирали вперёд.

На кухне Пионовская мамаша и эта вот Магда пили вино и курили. Люська представила своего парня, придвинула ему кресло, на голубом глазу сообщила взрослым, что Пашка тоже курит, и предложила ему не стесняться.

В чём сыр-бор он так и не понял.

Эти двое от души посмеялись над кокакольным нападением. Магда припомнила дурацких случаев из жизни, и на поверку оказалась не такой уж и стрёмной, даже прикольной. Как будто внешку подправляло то, как она говорит.

Пашка чувствовал себя неловко.

Вино в бокале на высокой ножке не пригубил, сиги не трогал: ещё, блин, дымить с мамкой своей тёлки на кухне! Придумают же!

Рот он тоже особо не открывал, зато Люська щебетала, как тот соловей не умолкая.

И вот ради чего Пашка просрал двадцать тысяч очков и подвергал себя прямо-таки физическим опасностям на пути сюда? А баллы, вообще-то, о-го-го как нужны. Что там историк удумает – непонятно. Остальные – тоже.

Что делать с ними – непонятно не меньше.

Пашка украдкой глянул на настенные часы. Через час в парк притопает безумный Макс, и так-то надо бы туда свалить, чтобы посмотреть в его памяти, получилось ли стырить Васинский телефон или была какая-то накладка, вроде вот этих люков, облитых ступенек и колы на башке. Учитывая, как игруха активизируется, когда чего-то не по её делаешь, вообще не факт, что телефон у Васина новый.

Только, блин, на хера ему, Пашке, так не надо было сюда идти? Что тут такого-то?

Должен же быть какой-то смысл. Игра ничего без плана не делает.

Значит, многоходовочка? Как с пауками и бабкой Ининой?

Только Пашка её порушил.

А он порушил-то?..

Нервозный ёрзающий гость всё-таки хлебнул кислое вино. Потянул с доски посреди стола кусок сыра. Люська такие вообще в мёд макала и с виноградом хрумкала, а он и не знал, что она извращенка.

Пашка честно старался своевременно улыбаться и важной для Пионовой бабе понравиться, не зря же сюда так активно и для чего непонятно, попадал.

А потом вдруг вообще про всё забыл на фиг.

Смущённо, но прилежно, скользя по всем взглядом, чтобы не казаться невежливым ослом, углядел Пашка на шее у этой всеми любимой израильской Магды серебряную цепочку, а на ней кулон с непонятным словом из четырёх букв.

Его, Пашкина, недоведённая «П», следом отзеркаленная длинноверхая «Г», потом перевёрнутый «игрек» и в конце ещё какая-то незнакомая и Пашке неинтересная загагулина.

Абсолютно точно это были они. Висели на цепочке, воплощённые буквы из первого столбика достижений «Дополненной реальности».

Глава 7: Буквы

– Это… это что у вас означает? – влез в разговор Пашка и ткнул пальцем Магде на шею.

Она опустила глаза, словно забыла, что там такое может быть. Блин, а если она пользователь?! Надо было сначала проверить…

– Это – моё имя, – улыбнулась подруга Пионовской мамки. – На иврите.

– Это… буквы иврита? – проговорил Пашка едва слышно.

– Ага. Слава мне купил кулон, чтобы я могла объяснить, как меня зовут, на пальцах, – засмеялась она. – Вообще очень сложно жить в стране, не зная языка. Тут читать надо справа налево, – снова обратилась она к Пашке. – Вот это буква «мем», – Магда использовала незажжённую длинную бабскую сижку вместо указки, она ткнула в последнюю, не продублированную в игре букву, – потом «гимель», – указала она на перевёрнутый «игрек», – следом «далет» и «хе», – закончила она, проведя по длинноверхой отзеркаленной «Г» и недоведённой «П». – Я почти выучила буквы в сорок три годика! – И Магда снова засмеялась.

Пашка только что рот не приоткрыл. Так это… алфавит другого языка? Еврейского? При чём тут евреи-то?!

Но буквы на кулоне были не просто похожи, они были один в один. Вон и прореха у недоведённой «П», и вообще… Уж не для того ли, чтобы не увидеть висюльку, его так всяко старались сегодня на Пионовскую кухню не пустить?

Но только что это может Пашке дать или объяснить?!

Значит, что-то объяснить должно, ему вон, даже ногу, блин, сломали по дороге! До открытого, мать его, очень болючего перелома!

У Люськи зазвонил телефон: её класс тусил в какой-то кафехе, и им очень Люськи не хватало.

– Вот ты, конечно, супернеудачный день выбрала, чтобы побыть в Пензе, – попеняла она Магде и нахмурилась.

– Я недели через полторы-две приеду из Москвы ещё ненадолго. Беги. Праздники в молодом возрасте – это важно, – объявила подруга её мамки и подкурила сижку. – А с нас, бабушек, что взять?

– Молчи уже, бабушка, – рассмеялась Пионовская мамка, и правда от старости на вид далёкая, подливая в бокалы вино.

Пашке очень повезло: оказалось, что Люськин класс нежданно-негаданно заякорился в центре, и она поехала туда на такси (насилу Пашка от всего этого отбился), он же сел в автобус (нужно было срочно как-то решать финансовый вопрос хотя бы на время!) и наконец-то забил иврит в поисковик браузера.

«Язык семитской семьи; государственный язык Израиля, а также язык некоторых еврейских общин и диаспор.

Древняя форма иврита (древнееврейский язык) – традиционный и священный язык иудаизма.

Современный иврит был возрождён и адаптирован как разговорный и официальный язык Государства Израиль в XX веке».

То есть, «Дополненную реальность» придумали еврейские колдуны? Или что?

Пашка нашёл алфавит полностью, и да: в первом столбике достижений, несомненно, был иврит. Точнее, первые десять букв из двадцати двух. Долго пялившийся в статью википедии и едва не проехавший из-за того остановку, Пашка ещё обнаружил, что буквы там вдобавок означают цифры: первые по порядку от одного до десяти, а дальнейшие буквы, которые в игрухе уже не фигурировали, – двадцать, тридцать и так до ста, а потом двести, триста и четыреста.

Он вышел из автобуса неподалёку от парка и прямо около дороги приземлился на бордюр, не отрываясь от экрана.

«Пашкины» буквы оказались вот чем:

«Икс», которых в игре сейчас на счету тридцать пять, – это «алеф» и ещё цифра один. Квадратная отзеркаленная «С» (их шестнадцать) – «бет», и цифра два. Перевёрнутый «игрек» (восемьдесят четыре штуки) – это «гимель» и цифра три. Длинноверхая отзеркаленная «Г» (шестьдесят девять) – «далет» и цифра четыре. Недоведённая «П» (Пашкин фаворит: сто сорок один раз) – «хе» и цифра пять. Перевёрнутая отзеркаленная нота, когда-то желанная, а теперь ненавистная, единственная на счету, – это буква «вав» и цифра шесть. Кривенькая «Т» (их у Пашки тридцать) – это «заин» и цифра семь. Цельная «П» (пятьдесят две штуки) – «хэт» и цифра восемь. Лежащая на боку «G» (пятьдесят одна) оказалась буквой «тэт» и цифрой девять. А запятая, похожая на апостроф в английском языке и дававшаяся шестьдесят три раза, была буквой «йюд» и означала цифру десять.

И что? Это просто нумерация, выходит?

Пашка всяко попробовал погуглить иврит и животных из второго столбика, но ничего путного не выдавалось.

Ну и что это должно объяснить?!

И даже если историк, скажем, еврей и понял про буквы, то как он с этим знанием прокачался? Да и навряд ли он еврей, так-то.

Точно стоило человеку ногу ломать из-за сраного кулона?

Что же они скрывают?

Надо, надо разбираться с другими пользователями. Не к добру всё. Не к добру.

Пашка глянул на часы в углу экрана, вскочил и побежал. Безумного Макса он прямо-таки поймал в спину, тот уже сваливал с места около детской зоны с аттракционами, куда притопал по команде.

Соколов-младший забил в поисковую строку по архиву памяти слово «телефон». Порылся в файлах и, кажется, отыскал нужный: вчера, в девять вечера. Его-то Пашка и скачал: безумного Макса уже простыл и след. Блин, лови его потом опять не пойми где, если окажется нужен.

Макс оказался не нужен: задание он выполнил. Подкараулил Васина в закутке у мусорных баков частного сектора, двинул по печени, без особых проблем отнял телефон и смылся. А потом бросил гаджет в реку, как и было назначено.

Пашка ещё раз перемотал видео и посмотрел, как смартфон булькает и уходит на дно Суры.

Итак, сегодня в школе перед Васиным лежал новый телефон, и он остался пользователем.

Зашибись, новости!

А с хера ли?! Написано же русским языком: работа только с данного устройства! Что за лажа?! Васин скачал игру опять? И сохранил при этом прогресс?

А что тогда с ними всеми делать, если отжать смартфоны – не варик?

И надо ли что-то делать? Вообще, с какого перепуга Пашка возомнил себя спасителем всея миров? Они ведь его не трогают… И не тронут, даже чисто технически, если проплачивать игру. Да, он не хотел её проплачивать, но…

Он же вроде стал осознаннее. Херни такой уже не натворит. Наверное.


«Миссия провалена! -10 000 баллов!» – всплыло на экране.


Кажется, срок на отведение бабки в ментовку, истёк. Вот и стоило откровение с еврейскими буквами списания двадцатки очков? Про ногу так и вообще вспоминать получалось только матом.

«Ну и чем теперь удивишь?» – нахмурившись, подумал Пашка и влез в «Квестовые задания».


«51. Доведи женщину до оргазма. Награда – 40 000 баллов».


Рожа Соколова-младшего сама собой расплылась в улыбку. Вот, и задания нормальные пошли, ни кладбища там какие-то и не пакости, с человеческими бонусами, притом, задания. Заволновалась игруха, подлизывается.

А он что, дурак всё совсем сливать?

Тем более, надо думать, как вернуть батю, а тут точно нужны много баллов и сотый уровень. И деньги ещё, потому что он, дурак дураком, оплатил всего две сраные недели, а тарификация же факт поменяется.

И тут вдруг пришла Пашки в голову мысль по гениальному и не отягчающему совесть, а может, даже и полезному для окружающих обогащению. Только его можно было воплощать исключительно в рабочее время. Значит, нужно до завтра ждать.

Дома накинулась Другая мама с максимально неожиданными решениями.

– Сделай это для меня, пожалуйста, – попросила она и протянула разувающемуся Пашке пластмассовую баночку для анализов с красной крышкой.

– А чё сделать? – подозрительно уточнил он.

– Сделай так, чтобы тут оказалась твоя моча.

Пашка закатил глаза. Блин, а ведь сам утром подкинул ей эту идею. Ну ладно.

Он взял банку и демонстративно ушёл в тубз, где прилежно наполнил ёмкость. К удивлению Пашки, в лабораторию Другая мама ничего не понесла. Распаковала какую-то коробочку с кучей полосок, как в кино и на ржачных видосах тесты для беременных, потом макнула их по одной в Пашкину ссанину, без отвращения свинтив своими руками плотно прикрученную крышку. И стала ждать.

А дальше притопала извиняться.

И просидели они почти два часа, как те два придурка, обнявшись на кровати. Это было очень сильно странно. Прямо очень. Словно в параллельную реальность куда-то попал, блин.

Но почему-то общество Другой мамы прекращало постепенно Пашку напрягать. Привык он к ней.

– Бабушка всё спит, – сказала мать в какой-то момент. – Я уже волноваться начала. Ужас, каково ей в такой ситуации. У меня у самой сердце не на месте из-за Андрея, а уж она. Хорошо, что смогла уснуть, вымоталась, наверное. Но что-то совсем как-то беспробудно. А что с костюмом случилось? Ты… не устраивал акции? – опасливо уточнила Другая мама. – Классная не звонила.

– Меня облили колой, – пробурчал Пашка.

В полночь пришла тысяча баллов. Если завтра у Люськи никого дома не будет и получится к ней нагрянуть, будет сорок тысяч ещё. Нужно поднакопить деньжат на абонплату, в этот раз надо прям вперёд, как вон историк или хотя бы как Кумыжный. Пашку прямо вдохновлял придуманный план. Гениальный до чёртиков!

Но за пользователями тоже нужно приглядывать и вести учёт. И в особенности за историком. Сильно он кровожадный. Пашка вдруг подумал, что жена с матерью могли ведь быть не единственными его жертвами. И он факт не ищет способы их вернуть.

От этого стало опять муторно и пришлось засыпать отрубанием в ноль энергии.

Продрых оттого Пашка долго, почти до обеда. Когда встал, ни мамы, ни бабки дома не было несмотря на субботу. На столе лежала записка о том, что в микроволновке ждёт разогрева завтрак, а мать и бабушка пошли в милицию.

Пашка поел, выбирая поле для обогащения в 2гис. Потом даже помыл за собой посуду.

Внезапно пришла отзеркаленная длинноверхая «Г», которая оказалась буквой «далет» (пришлось свериться с википедией, не выучил Пашка ещё буквы иврита, как Магда, да и толку не видел).


«Вы достигли 88-го уровня!»


Блин. Ну «далет», ну четыре. И чё? Посуду Пашка, конечно, моет нечасто. Но в последнее время такое с ним случалось. И букву эту не давали. Хотя… вот когда он у Зинки прибирался, давали. За уборку, что ли? Или за добрые дела?

Эта «далет» – она вообще редкая и постоянно наплывом. В какие-то дни кучу раз выдаётся, а потом совсем пропадает. Что в теорию с добрыми делами не ложится.

Вот и с фига Пашка такой тупой и понять ни черта не может?

Он осмотрелся, чтобы проверить теорию добрых дел. Открыл холодос, вытащил всё с двух полок, оттёр с них капельки застывшей жрачки мочалкой, протёр, сунул обратно продукты с кастрюльками и заглянул в телефон.

Дали ещё одну «далет».

Пф-ф-ф-ф.

Ладно, пора творить больше добрых дел и зарабатывать.

Пашка оделся и двинул по адресу из 2гис.

Через полчаса он вошёл в белоснежный холл дорогой стоматологической клиники. Выдрал из держателя на стене сморщенные синие бахилы и нацепил на кроссы. Прошёлся и сел на стул. В очереди скучало целых пять человек.

Когда Пашка звонил сюда, сказали, что пломба стоит минимум две с половиной штуки, самая простая. И конечно, в итоге окажется в разы больше, как всегда у стоматологов.

Пашка навёл камеру на первого страждущего. Прописал в «назначить действие» перевести на номер своей карты пятёру. Потом полез в анатомический справочник Андроновой Ирины Тимофеевны и пожертвовал вместо двухсот баллов, четырьмя сотнями, потому что нашёл сразу два сильно повреждённых зуба.

Второй пациент обошёлся в целом в семьсот баллов, а третий в девятьсот, потому что у него во рту вообще всё было херовато. С этого Пашка «списал» пятнашку. Ну да две коронки стоили бы мужику очень сильно дороже.

Последний пациент получился за семь сотен очков, а пятого он упустил – его пригласили к стоматологу.

Первые «починенные» уже заёрзали, топорща щёки языками: заметили, кажется, перемены. У Андроновой даже рожа прекратила быть опухшей справа.

Заимев довольно честно заработанные тридцать штук за три двести баллов, Пашка из стоматологии ушёл.

Ну гений же, право слово! Так можно не только зубодёров окучивать, так-то. Любые больнички, лучше с дорогими, конечно, процедурами, но необязательно. В целом, можно и не больнички, а просто рандомно на улице – но тогда фиг пойми, намеривался ли человек бабло на здоровье тратить. А при больничке – точно намеривался.

Казался Пашка себе самым гениальным гением эвер.

Правда, «далет» за добрые дела не дали, может, потому что за плату? Зато дали льва.

Хм. Храброго он вроде не делал…

Ну ни черта с этой игрой непонятно!

Пашка наконец-то зарулил в парикмахерскую, чтобы привести в порядок разросшуюся шевелюру, и, под жужжание машинки, взялся считать.

Тридцать штук – хорошо, но лучше бы ещё куда-то зарулить и заиметь больше. Во-первых, надо откладывать на абонплату, во-вторых, мамке помогать. Да и Люсе стоило бы веник какой купить вечером по случаю окончания девятого класса… Кажется, придётся в больничках только и торчать. Какие бывают дорогие процедуры полезные? Зубы казались самым затратным для пациентов пока.

Прилога выдала лису и восемьдесят девятый уровень.

Наверное, лиса за хитрость и сообразительность.

Но в новые больнички Пашка не попал. Потому что вместо того вскоре после парикмахерской он попал в какой-то зверский и садистский фильм ужасов. Внезапно и страшно.

Файл с видосом пришёл с неизвестного номера в воцапе. И сначала Пашка подумал, что это Пионова, и что она готовит почву для выполнения его приятного квеста вечером. На кадрах была именно она, кем-то заснятая. Красивая, наряженная, как вчера перед встречей с одноклассниками. Только кудри чуть растрепались, и помада размазалась ещё. Вообще выглядела Люська какой-то, что ли, неопрятной.

Она стояла на небольшой кухоньке около плиты, на которой булькала кастрюля. Кадр дрогнул и приблизился: в кастрюле варились яйца, три штуки. Вокруг яиц задорно булькала огромными пузырями кипящая вода.

Кадр отдалился.

Люся в камеру не смотрела.

Зато она вдруг протянула правую руку и сунула прямо в кипяток. Вытащила краснеющими на глазах пальцами первое яйцо, положила на стол и невозмутимо опустила руку в булькающую воду за вторым. Она не ойкала, не торопилась, не дёргалась. Не ловила яйца быстро, выхватывая из кастрюли: она прямо-таки держала в ней ладонь секунд с десять, прежде чем достать. К очереди третьего яйца кожа на пальцах уже начала вздуваться волдырями.

Пашка, застывший посреди улицы с приоткрытым ртом, таращился в видос округлившимися глазами, забыв, что надо бы дышать для поддержания жизни в организме.

Неизвестный оператор приблизил картинку к теперь спокойно лежащей на клетчатой клеёнке рядом с яйцами обваренной руке Пионовой. Волдыри белой, отстающей от мяса плёнкой поднимались на глазах неравномерными шариками, похожими на пузыри надутой жевательной резинки. Зверский, безумный кадр пополз, и в центре оказалось лицо спокойно стоящей Люси: она смотрела прямо перед собой, не корчилась, но в уголках глаз собирались слёзы.

Внезапно адская картинка завертелась, переключилась на селфи, и на экране появилась воровка Островская, притом с бровями и волосами на башке, волос даже словно бы стало побольше. Они были шикарными, как в рекламе шампуня.

«Приветик, тварь! – радостно улыбнулась Пионовская одноклассница. – Сразу предупрежу: мои предки в безопасном месте, где ты их быстро не найдёшь. Макс – тоже. На остальных мне по фигу: делай что хочешь. Люську я сейчас усыплю, но насколько ей будет больно просыпаться, зависит исключительно от тебя. Назад её получишь, когда отдашь мне свой телефон. Товар пока с одним ожогом, но сильным. Имей в виду, что починить его ты уже не сможешь, так что лучше поспешить. Не придёшь сегодня к школе в шесть вечера и не отдашь мне телефон, так она себе, пожалуй, что-то отрежет. Ухо там, или палец. Всё понятненько? Жду у школы в шесть вечера и без приколов. Люськи со мной, конечно, не будет. Отдашь телефон – скажу, куда за ней топать. И мазью от ожогов запасись, утырок. На номер этот можешь не звонить, он одноразка, и я выброшу симку, как только отправлю тебе видео. Хорошего дня! В следующий раз будешь думать головой, прежде чем что творить ублюдское».

Глава 8: Космотёлочка

Бессильная ярость затопила Пашку почти что с ног сшибающей волной, и тут же на смену ей пришёл панический ужас. Люся! Господи, Люся!

Больная на голову мразь, что она творит?! Как можно?!

У самого Пашки зачесалась правая рука, словно это её обварили кипятком. Это же дикая боль! Да как она может?! Сука! Тупая падла! Да он…

В приложении дали дракона и перевёрнутый «игрек». На глаза навернулись натуральные слёзы.

Пашка стиснул зубы так, что в челюсти что-то хрустнуло.

Хорошо, он отдаст ей всё что угодно, но до шести вечера ещё целая жизнь! А Люся…

Пашка попытался успокоиться. Паника снова уступала место злости.

Нет, он ничего ей не отдаст, вашу мать! Он ей бо́шку свернёт на хер, и глаз на жопу натянет!!!

Свирепея с каждой минутой, Соколов-младший засадил кулаком в фонарный столб и, кажется, что-то себе сломал: от боли в глазах зарябило. И точно: трещина. Пришлось убирать за двести баллов.

Возня с непрочными костями несколько отрезвила.

Нужно было успокоиться и действовать умно. Несмотря ни на что. Как-то сосредоточиться и действовать умно.

Во-первых, игра понадобится ему сразу же, когда найдётся Пионова, чтобы отключить ожог, и она перестала мучиться из-за него хотя бы физически. Времени покупать телефон не будет. Везти Люсю в больницу нельзя, иначе последующее исчезновение травмы слишком сильно удивит и врачей, и её саму.

Только бы она не помнила! Только бы она была вырублена, Господи!

В игре дали перевёрнутый «игрек».

Пашка бегом помчался домой. В первую очередь ему понадобится запасной телефон.

Эта тупая сука не знает, что «Дополненная реальность» возвращается владельцу! Думает, достаточно просто отжать гаджет, и всё! Но Пашка-то уже проверил и в курсе условий игры.

А когда Люся окажется в безопасности и цела, он…

Что он сделает и с кем, пока было неясно. Сама Островская останется пользователем, на которого приложухой воздействовать нельзя. Но уж он что-то точно выдумает, да такое, что ей мало не покажется, он…

Другая мама и бабуля ещё не вернулись из ментовки. Пашка взялся искать, перерывая лихорадочно хлам в комнате: в столе, в шифоньере, на шифоньере в старых коробках (чуть с табурета не навернулся в сердцах)… Прошлый поломанный телефон обнаружился только спустя полчаса. Пашка плюхнулся на кровать и открыл игру. В ней надавали три отзеркаленные длинноверхие «Г», как их там на иврите из башки вылетело, и в целом было на них по хер: Пашка разбил достижения и навёл камеру на старый гаджет. Починил его за триста баллов и проверил: смартфон начал включаться и заряжался теперь тоже, если воткнуть шнур (с гнездом была одна из основных проблем).

Закончив активную деятельность, Пашка опять рассвирепел. На этот раз он врезал несколько раз в подушку без членовредительства.

Игруха дала дракона.

Часы показывали начало пятого. Очень рано.

Ну она хотя бы, хотя бы додумалась же отрубить Люсю, чтобы та не боялась?! Чтобы не запомнила всякую дичь? Как вообще могла баба такое сотворить?! В неё вселился Гитлер, или что?!

Нет, сидеть на месте – не варик.

Пашка вскочил, сунул оба телефона в разные карманы и помчался из дома прямиком к школе.

Там ожидаемо никого не было.

Тупорылая тварь.

Кое-что эта мразота не учла. Спрятать-то всех, может, и спрятала, себя вот только забыла. А своротить рыло тупой бабе можно и без всякого воздействия игрой. И по хер, что тёлка. За такое…

Спрятаться, может?

Вместо того, Пашка подкурил шестую подряд сигарету и разбил уже третьего дракона в приложухе. Может, они не за рыцарство? А за злость?!

Где сейчас Люська? Она спит или плачет? Ей больно? Ей должно быть охуительно больно, даже и во сне!

Он стиснул кулаки. Руки снова зачесались, словно и у него были ошпаренные. Вот гнида, вот сука…

Из-за него, из-за него Пионова попала во весь этот кошмар! Сначала отец, теперь Пионова… Нельзя допустить, чтобы она запомнила это… Нужно…

Островская появилась немного раньше шести. Пришла спокойно из-за школы, со стороны трансформаторной будки.

Как бы Пашка ни был зол, а не обратить внимания на изменения в ней не смог: начать хотя бы с того, что он не сразу эту суку узнал. Кажется, курица раздула себе игрухой и сиськи, и жопу, и губы разом, а может, и росту прибавила. Да ещё и нацепила обтягивающие кожаные штаны. Она напоминала какую-то космотёлочку из Марвел, с одним только нюансом: желал Пашка ей не вставить, а въебать, несмотря на сиськи, бо́льшие, чем у Мирошиной, и вообще на то, что она баба.

Но на секунду, превозмогая все порывы, он всё-таки навёл на ненавистную тварь камеру.


«Авторизированный пользователь 63-го уровня. ФИО: Островская Ирина Леонидовна. Возраст: 16 лет. Подписка активна до: 19.05.2019 года, 11:23 a.m.»


Ничё, это её не спасёт!

Он ей устроит и сейчас, и потом в отместку, такого, что она охереет, да будет поздно!

Пашка стиснул зубы. Думает, её сиськи защитят? Ну-ну. Вести себя надо, как человек, чтобы к бабам относиться. А так она тварина изуверская, и не более!

Пашка не совсем прямо успел так порассуждать, просто сунул телефон в ветровку и понёсся вперёд с такой яростью, что был готов схватить Островскую за патлы и её улучшенную рожу без жалости стереть прямо об асфальт в сочащееся и хлюпающее месиво. Желание было именно такое.

Только она увернулась.

Увернулась каким-то фантастическим скользящим движением, а потом поистине стальной хваткой поймала Пашкину занесённую для удара руку своей и смогла удержать, как будто была амбалом-качком. Наманикюренные пальцы не просто перехватили запястье Пашки, они ещё и нажали куда-то так, что у него в глазах потемнело от боли и прямо-таки разрядом куда-то в основание позвоночника отдало.

– Договорились вроде без глупостей, – натужно проговорила Островская, продолжая его держать и даже не покачнувшись на своих копытоподобных каблучарах.

– Прокачалась, сука? – едва ли не проскулил Пашка: казалось по ощущениям, что её палец вместе с ногтем вонзился между костями запястья и намотал нервы вокруг себя.

– А ты, я смотрю, не особо.

– Садистка больная! Какая же ты тварь! Отпусти-и-и-и-и!

– Сначала ты у меня заплачешь, – выдохнула Островская, и её нога, обутая в острую туфлю, врезалась Пашке под колено.

Островская выпустила руку, и он упал на четвереньки. В глазах стояли слёзы. От места удара, словно волна судорог, разбегалась жмущая и пульсирующая боль.

– Ты первым решил, что вправе изуродовать девочку. Просто потому, что заимел крутую игрушку и возомнил себя самым главным. Богом, может быть? Так ты решил?

В бок Пашки снова вонзилась туфля, но не просто так, а в какое-то особое место. Кажется, эта тварь загрузила неведомые восточные боевые хитрости или что-то такое, она в натуре орудовала, как показывают в тупом кино про супергероев, только это было ахиритетельно больно, так больно, что Пашку едва не стошнило.

Он успел с ужасом подумать о том, что нельзя снова обделаться, когда Островская присела рядом на корточки.

– Ты хоть понимаешь, что со мной сделал-то? – с ядовитой ненавистью спросила она. – Это то же самое, что дебилу вроде тебя оттяпать хер. Может, так с тобой и поступим? И останемся квиты? Вывести тебе из строя твой стручок?

Пашка в панике сжался в комок, и она расхохоталась.

– Если Люсю… с Люсей… – бубнил он, судорожно обнимая колени, притиснутые к груди, и до боли в копчике втягивая сфинктер.

– И что ты сделаешь? Заобзываешь меня тварью до душевных мук? Давай сюда телефон. Ты не заслуживаешь такие возможности, гнида! Ты только тварство и можешь с ними делать!

– Ты! – выплюнул Пашка с бьющей через края внезапно нахлынувшей обидой. – Пыталась меня обворовать! Это я делаю тварство?!

– Я, господин Павел, у вас вежливо попросила поделиться тем, что вам тоже не принадлежало. Или ты заработал те денежки, которыми сорил? А? Заработал или нажал кому-то их отдать, говори? – И она снова двинула куда-то в чувствительную точку над поясницей носком туфли. – Я попросила дать мне часть, которую не жалко, потому что мне надо было помочь любимому человеку, попавшему в беду. А ты зажопил то, что украл, хотя мог красть и дальше сколько угодно! Ты вылечил Макса от игромании? – вдруг изменившимся голосом уточнила она.

– Это был квест, – просипел Пашка. В теле звенела дрожащая, плавающая боль. Она почти не давала шевелиться.

– А я уж подумала, что в тебе есть что-то хорошее! – хмыкнула Островская. – Ладно. За тот квест оставим тебе твой стручок в свободное пользование, так и быть. Телефон давай. Включи только и покажи игру. И без приколов, ты меня не завалишь. Я, блин, тяжеловеса сейчас могу уложить, лучше поверь на слово.

Пашка с трудом сел на асфальте и вскинул на эту суку ненавидящий взгляд.

– Я тебе всё припомню, – не сдержался он, вытаскивая мобилу и снимая блокировку с экрана. – Мало не покажется.

– Ну удачи.

Она проверила наличие игры и забрала смартфон.

– Где Люся?! – просвистел Пашка.

– Вон там, за школой спит. Поторопись.

У него что-то ёкнуло внутри. Ярко, безумной слепящей вспышкой, вспомнилась обваренная рука на видео и Пионовское исказившееся личико. Пашка вскочил на ноги, забыв, что тварина могла и соврать, и понёсся к зданию школы, превозмогая боль. Левая нога чуть немела и подворачивалась. В боку тоже кололо и пульсировало.

Пионова действительно была там. Спала, полулёжа на ступеньках, ведущих к крыльцу запасного входа в младшую школу.

Первым делом Пашка рывком её перевернул, схватившись за правую руку. Та была целой. Абсолютно нормальной рукой. Эта тварь всё-таки вылечила ожог после того кошмара.

По кишкам расползлось облегчение. Холодное и освобождающее, но тут же прицепом вернувшее мучительные ощущения в собственном теле и жуткое, зверское унижение.

Тупая сисястая баба уложила его чуть ли ни одной рукой! Почему, млять, Пашка прокачал себе только драки и айкидо?! Почему не сделал и себя биороботом?! Нет, ему ума не хватило! Он по сто тысяч баллов раскидывал на убийство отца, чтобы теперь не знать, как того вернуть! Дебил, натурально!

По заслугам, выходит?!

Ярость закипала всё сильнее.

Он так её поставит на место, он… Ей такое устроит… Он…

Но Пашка не садист без тормозов. И страдать только эта крыса будет, вот что. Но уж она у него пострадает! Как это сделать? Прокачать себе всё и отбить ей охоту выёбваться, это в первую очередь. Потом натравить на неё… кого… кого-то… всех… А ещё найти безумного Макса и перепрошить, чтобы он её возненавидел, и тут же свалил куда-то, чтобы она его отыскать не смогла и поменять настройки. А потом выбрать какого-то фрика без мозгов и тормозов и влюбить в неё. А лучше маньяка вообще. Найти маньяка-насильника и настроить её жертвой.

Сколько у неё баллов?! Если она столько всего себе прокачала, она должна быть на мели!

Пашка, правда, тоже на мели, но он это исправит, а потом…

Когда он и себе поднимет скилы, он её голыми руками уложит, потому что он вдобавок мужик, а она – крыса дутая. Пустышка. Ноль без палочки.

Что делать с Люсей? Что она помнит?

Похоже, энергию убрали в ноль. Раньше, чем через пару часов нет никакого шанса её растолкать. А потом что? Как тварина привела Пионову в ту квартиру и к той плите? Человек ведь помнит, что он делал через «назначить действие», только не понимает, на фига! И что? Как Люся будет всё это оценивать?! А если она мозгами поедет? Бояться всего начнёт?!

Пашка сел на ступеньки и перекинул Пионовскую голову себе на колени.

Сердце опять тревожно сжалось от воспоминания об ожоге. Что, что у неё отложилось в башке? Как можно помочь прилогой? Надо что-то придумать.

Отнести Люсю отсюда, как минимум.

Они же не договаривались встретиться или что-то такое. Как-то надо будет объяснить, почему он с ней и как они тут оказались. Надо глянуть, что она помнит. Отнести в такое место, где ей будет самое нормальное проснуться. И потом сразу же туда прийти. Успокоить. Отвлечь. Как-то так.

Нужно установить игру, как Васин.

Тупая курица, хоть бы проверила, как всё работает. Но куда ей! Мозгов-то нет… Получается, она совершенно за зря всё это с Люсей… Какая же тварь…

Соколов-младший выгнулся и достал из кармана второй телефон. Набрал сначала в поисковике «Дополненная реальность», но среди кучи ссылок не было ничего, похожего на экзэшник игрухи.

Волноваться не стоит. Если Васин всё вернул, то и Пашка вернёт уж подавно! Прилоге вот вообще не встало терять пользователей. У неё там свои планы, какие – он ещё разберётся. Но сначала – важное.

Пашка ткнул в плеймаркет. Ему тут же предложили ввести пароль от старой учётки.

Пашка даже помнил его. Вообще у него было всего три пароля на всём на свете.

Второй подошёл.

И – есть же в мире справедливость! – при наборе «Дополненная реальность» там выдалась нужная иконка!!!

Пашка выдохнул воинственно. Вот и ответ. Игруха сохранена в учётке. И понятно. Человек в любой момент психануть может и выбросить телефон. Или потерять. Или ещё что.

А оно ж не отцепится. Конечно, они подстраховались.

Кто такие они и чего они, собственно, хотят, Пашка сейчас опять не думал. Ему снова стало плевать на всех божественных еврейских колдунов и что угодно другое. Он был в ярости. Почти что восстановленные самоуважение и вера в себя оказались под угрозой из-за одной тупой пизды.

Уж лучше бы Марципан! Когда тебя нагибает популярный урод с яйцами, это хотя бы терпеть можно. Но эта… эта…

Ну ничего.

Сейчас он успокоится, остынет и так нагнёт эту спесивую тварь, что она вообще только раком потом ползать и сможет до старости! Уж он придумает, как…

Вместо «установить» или «удалить» и «играть» в инфо профиля «Дополненной реальности» на плеймаркете на синей кнопке значилось:


«Установлено на работающем устройстве».


Какого…

Пашка замер. У него внутри что-то оборвалось.

Кнопка была неактивной. На неё нельзя было нажать. Нельзя скачать игру на этот телефон тоже.

Но ведь Васин…

Пашка впился зубами в нижнюю губу до боли. Телефон Васина пошёл на дно Суры. Он вырубился и вообще вышел из строя.

«Работа только с данного устройства». Пока устройство… включено? Игру можно скачать на другой телефон, если перестанет работать первый… Но нельзя скачать и туда, и туда одновременно.

Логично, сука.

Без паники.

Пашка зажмурился сильно-сильно и снова раскрыл глаза.

Люська поморщилась во сне и будто бы всхлипнула.

Без паники.

Значит, нужно просто немного подождать, пока Островская избавится как дура от Пашкиного телефона, и потом…

Она же… она же избавится?..

Такая, как она, пойдёт это делать эпично, под музычку, с пафосными жестами и цирком, упиваясь своей важностью, даже не подозревая, что так вернёт игру владельцу и будет вынуждена оглядываться всю оставшуюся жизнь…

А даже если не пойдёт, так он сядет! Вырубится. Она же не будет его заряжать? Она не додумается. Она тупая.

Под опущенными веками Люси собрались слёзы, и одна дорожкой сбежала по щеке, упав пятном на Пашкины джинсы.

Сколько там батареи? Где-то середина была… Если не использовать… позвонить на него? Надо ещё симку же восстановить, блин. Про симку он не подумал… не вытащил… И хорошо: другая мама начнёт наяривать или Толик, и посадят батарею быстрее.

Телефону, с точки зрения механики, по фигу: из-за воды аккум отрубило или потому, что в нём питание закончилось. Без заряда – не фурычит. И тогда можно скачать заново. Скачать – и поквитаться.

Должно быть так.

Просто нужно дождаться, пока сраная стерва поломает или разрядит телефон.

Просто нужно дождаться.

Глава 9: Без изменений

В кармане у Люськи отыскался её телефон, и на нём не было никаких паролей: Пашка уже ругал свою девушку за беспечность, но на этот раз порадовался, что она так и не вняла его предостережениям.

По диалогу с «Мамочка» в воцапе Соколов-младший установил, что Люся осталась ночевать у Островской: она писала, что пойдёт к ней в пятницу вечером, писала «мы спать, спокойной ночи!» в половине первого и даже писала в районе обеда сегодня, что «побудет у Иришки». Отсюда следовало, что Люся, очевидно, помнит очень много лишнего.

Пашка закусил губу.

Не закрепить в башке эту жуть с кипятком она не могла. Не было в «Дополненной реальности» функций, которыми можно было убрать память. Восприятие чего-то поменять – да, но чтобы прям забыть…

Но ожога же у неё нет.

А ещё проснётся не пойми где. Вот задача.

«Есть у тебя кто дома?» – наконец отправил Пашка Толику. Ему понадобится помощь, как ни крути.

Очень повезло: Толикова родня свинтила куда-то на выходные, что в их семье происходило часто (на то Пашка и рассчитывал), а сам Толик оказался дома и один.

Пионова, с виду довольно миниатюрная, была на деле неипически тяжёлой ношей. Сначала Пашка попробовал нести её на руках, но сдулся ещё на пути к забору школы. Пришлось полузакинуть Люську на себя, чтобы доволочь, как какой-то мешок, до дороги к такси.

Потом младший Соколов вынужденно подался в херовые актёры, опасаясь, как бы водила, чего доброго, не вызвал ментов: усаживая спящую Пионову на заднее сиденье, Пашка бормотал, что сейчас, мол, быстро приедем и даже «спи, любимая» ввернул, хотя в норме Пионовой такого бы не сказал в жизни, и вообще было это тупо и странно.

Вынимать Люську оказалось сложнее, спасло только то, что она реально спала, то и дело шевелясь, и даже умудрилась приобнять Пашку за шею, так что таксист, слегонца заёрзавший, унялся.

А вот Толику вид Пашки и Пионовой не понравился абсолютно.

В лифте Соколов-младший взял Люсю на руки опять, и, вероятно, выглядел максимально необычно.

– Короче, можем ей сказать, что мы пришли раньше? Утром там, допустим? – попросил Пашка, когда её уложили на Толикову кровать и накрыли пледом. – Ну, когда проснётся. Можно даже, что прибухнули ещё с тобой и она отрубилась?

– Ты чем Люську накачал? – подозрительно уточнил Толик с выражением лица нехорошим.

– Это не я! – вскинулся Пашка.

– А кто? И как она с тобой оказалась?!

– Вот это нам и надо будет ей объяснить, когда проснётся. Желательно, правдоподобно.

– Ты сначала мне объясни и желательно правдоподобно, – сдвинул брови Толик. – Пошли на балкон.

Закурив, Пашка какое-то время думал.

– Ну короче, – объявил в итоге он, – Люся попала в беду, а я её спас. Лучше бы ей особо не помнить, что случилось, но я понятия об этом не имею.

– И в какую беду она попала?

– Вот веришь: не знаю.

– Слушай, чувак, – совсем посмурнел приятель. – Ты ко мне домой приволок девчонку в отрубе, судя по всему, упоротую чем-то. Люську я знаю, она бы ничего подобного сама не сделала. Ты вроде тоже. Но охереть как странно себя ведёшь в последнее время. Я втёмную в таких мутках участвовать не буду, и лапшу Люсе на уши вешать – тоже. Колись давай.

– Короче, с Пионовой что-то сделала её подружка, – объявил Пашка, – чтобы мне типа место моё указать. Тварина редкостная. Чё она… чё она ей дала, а может, и вколола даже, я без понятия. Чё Люська помнит – тоже. Но что она была у той подружки, помнит, я так думаю. Я в её телефон залез, там она мамке пишет, что с той тусит. Сегодня ещё писала, в час дня, кажется.

– Ты куда влез, братан? – выпучил глаза Толик. – Ещё и деваху нормальную вляпал!

– Между прочим, – не сдержался Пашка, – подружка эта – баба братца твоей Яны. Ты вот знаешь, что он – натуральный гопник? В смысле, прям совсем: с ножом бегал и всё такое. Бабки косил.

– Бля. – Хмурость Толика резко изменила тональность, и он сел на пуф, уперев колени в панель балкона. – Да, это я знаю. Яна говорит, что он резко исправился, но я не особо верил. Он к Люсе привязался, что ли?!

– Не он. Его деваха. Она – Люсина одноклассница. Тоже больная на всю голову.

– А ты каким боком?

– Да он гопнуть меня пытался, а я отмахался. Вот она мстит.

– Дела, – склонил голову Толик. – Надо с Яной побазарить.

– Макс, скорее всего, не в курсах, – заспорил Пашка. – Давай… разберёмся, что Люся помнит для начала. А там решим. Чтобы дров не наломать.

– А, может, «скорую» вызвать? – опять напрягся Толик. – Чем её накачали? А если дуба даст?

– А когда в больничке в крови наркоту обнаружат? – после секундной паники нашёлся Пашка. – Думаешь, Люся спасибо скажет? Спит же вроде, не бредит там или что. Дышит нормально, все дела. И так жопа.

Спокойнее и понятнее Толику явно не стало.

Тормошить Люську они начали около десяти вечера. Пашка рассудил, что лучше ей быть осоловелой и соображать похуже.

Всё время до Толик пидорасил Макса на все лады, а Пашка следил за его рассуждениями, и когда друг был готов переключиться на историю с Пионовой и вдуматься в неё, чтобы начать задавать неудобные вопросы, вворачивал что-то эдакое. Так они продержались почти норм. То и дело Пашка проверял страничку «Дополненной реальности» в плеймаркете. Но «Установлено на работающем устройстве» никуда не девалось.

Ладно, не мог телефон, который не трогают, так быстро сесть. Хоть бы, блин, режим модема додумался врубить. Он лихо так батарею жрёт…

Стоило бы мотнуться в сервисный и восстановить симку, но нельзя было оставлять Толика наедине с аналитическими способностями. Так что вместо того Пашка звякнул Другой маме с его номера и предупредил, что забыл телефон на зарядке дома у Люси, потому пока на связи через приятеля. И на всякий случай: что будет поздно.

Когда Люську начали трясти (вариантов особо не было, предки Толика внезапно уведомили, что домой всё-таки вернуться, правда, ближе к ночи: чё-то у них там пошло через одно место), открывшая глаза, она первым делом жадно, прямо-таки захлёбывающимся движением вдохнула воздух и схватилась левой рукой за правую. А потом, сидя на диване, впилась взглядом в кисть недавно повреждённой руки.

– Вот это мне… приснилось… – пробормотала Люся, и тут же опять задёргалась, почти что панически оглядываясь.

– Спокойно, мы у Толика. Я тебя от Островской увёз. Ей надо было куда-то валить. Она мне позвонила, – выдал Пашка старательно сочинённую версию.

– А я… я не проснулась, что ли? – вытаращила глаза Пионова.

– Ну она тебя не добудилась… – осторожно пробормотал Пашка.

– Нужно пить только проверенные напитки, – попытался улучшить ситуацию Толик.

– Да я и не… особо… как так-то?! Где… дайте мой телефон, я Иришке звякну.

Это Соколову-младшему вот вообще не понравилось, но делать было особо нечего. С другой стороны, у этой там тоже неразглашение. Значит, должна будет выкручиваться.

С Островской Люся говорила на кухне, и что та чесала в ответ, подслушать не удалось, а сама Люська больше охала и поражалась.

– Обалдеть, конечно, – объявила она, вернувшись к едва успевшим смотать от двери приятелям. – Мне снилось, что я руку в кастрюле варю, – передёрнула плечами она. – Прям натурально так, до сих пор помню. А обычно сны прямо сквозь пальцы просачиваются, я даже записывать пыталась, только проснусь, но забывала конец предложения, пока начало писала. А тут… – она поёжилась и как-то очень внимательно осмотрела абсолютно целую ладонь, а потом надавила пальцами на лоб. – Как можно так заснуть, чтобы не помнить, как тебя в другую квартиру везут? Мы же не пили даже, только вчера… И вообще, зачем я к Иришке попёрлась?.. Бред какой-то…

– Тебе… отдохнуть нужно, – пробормотал Пашка. – Давай я тебя домой отвезу?

– Да, домой мне нужно, – согласилась Пионова, а потом зачем-то голову набок склонила и принюхалась, и ещё языком под сомкнутыми губами по зубам заелозила, после чего поморщилась. – Спасибо, Паша. Какая-то я совсем… Пф-ф-ф…

Выглядела она потерявшейся и растерянной.

По пути несколько раз пыталась податься в рассуждения, но сбивалась и замолкала. И зевала постоянно: понятное дело, энергия-то толком не восстановилась. Тут сильно не поразмышляешь.

Пионову Пашка передал её мамке лично в руки и строго велел завтра первым делом ему позвонить. А спустившись вниз к подъезду снова проверил плеймаркет: «Установлено на работающем устройстве» продолжало висеть и не нажиматься.

Идти восстанавливать симку среди ночи тоже было некуда, и потому поплёлся Пашка домой. Где немедленно попал в лапы бабки Лиды.

– Носится где-то, пострелёныш! Отец пропал, ему и дела нет! И не позвонил ни разу за день, не спросил ничего! Ты где шатался до ночи?!

– Лидия Викторовна, он только-только семестр окончил, между прочим, почти на все пятёрки.

– Это Павлик-то?! – поразилась бабка. – Это он тебе нарассказал? Сейчас в интернетах, Лена, можно хоть табель смастерить, хоть паспорт, а ты и веришь.

– Сказала классная руководительница, Лидия Викторовна. Сама звонила. Пойдёмте, я вам молока разогрею с мёдом? Нужно нервы успокоить. Может быть, вам снотворного дать?

Другая мама приобняла бабулю за плечи и подмигнула Пашке. Он был ей очень благодарен. Но только, конечно, ни фига не смог заснуть. Около двух ночи даже прокрался на цыпочках мимо зала в родительскую спальню и, стараясь не дышать, утащил с тумбы мамкин телефон, после чего раз десять позвонил себе и продержал вызов до упора, а потом аккуратно вытер из истории, но на полпути к возвращению телефона опять метнулся в толчок и сделал ещё десять таких же звонков. Только после этого мобилу мамке вернул.

Сраный вызов шёл, значит, смартфон всё ещё не сел. Толку проверять плеймаркет не было, но он всё равно проверил.

Без изменений.

Ну вот и чё делать? Допустим, сядет мобила дня через два, скачает Пашка игру обратно – а дальше? Курицу эту надо наместо поставить – это с одной стороны. С другой… а если она опять что Люське сделает? Или там Другой маме. Или Толику. Мало ли, она ж без царя в голове.

Самым находчивым сейчас казалось Пашке выследить Макса и именно ему настроить отнять у Островской телефон. Только не силой, а то больно много уйдёт баллов на прокачку левого мудня, а, так сказать, подлостью. Потому что от него это ей будет особенно поучительно, скотине шизанутой. А потом настроить Максу дуру эту призирать и ненавидеть.

А её телефон поставить где-то на зарядку, да и всё. Правда, у неё суперспособности же, блин, останутся…

Тут лоб Пашки покрыла испарина.

А если она сама до такого додумалась? Это же, кажется, он: способ обезвредить пользователей. Телефон надо отнимать, но не ломать, а оставлять работающим. И если эта курица тоже вдруг догадалась… то никакого Макса Пашка не настроит ни завтра, ни послезавтра, и вообще уже никогда игруху назад не получит. А эта будет щеголять своими дутыми сисярами и губами, станет фотомоделью, миллионершей и к тому же садисткой конченой.

И что, если ей ещё что в голову взбредёт именно в Пашкином отношении?!

Твою мать!

Вот жалко, что у Толика игрухи нет… С его бы помощью придумали, как мобилу отжать. Или даже заставить обнулить сраные навыки. Через того же Макса, или там родаков она своих поминала, не станет же всегда прятать, тем более теперь, когда у Пашки типа телефона нет.

Не типа, а нет. Как и «Дополненной реальности» у Толика.

Он перевернулся на другой бок.

Зато игруха есть у Марципана и его шайки. У Славки даже и с продвинутым аккаунтом. Только с хера он станет курицу эту обезвреживать, ему-то она ничего не сделала.

Даже зверский видос с кипятком и яйцами не покажешь, потому что он на том телефоне. Да и скорее Славка с ней скентуется, блин. Такой же отшибленный.

А если и есть где другие пользователи, понормальнее, так Пашка уже и не узнает.

Только бы она не догадалась и телефон спокойно сел! Сколько надо времени?

Он снова перевернулся и взялся гуглить. Оказалось, в хорошем случае можно рассчитывать на пять процентов в час, но может, и на три, а то и помедленнее. А сколько там было батареи, он точно не помнил. Но по всему выходило, что завтрашний день вылетит.

Пашка попробовал себя успокоить и усыпить передёргиванием в толчке, но помогло не особо. Попробовал прокрасться на кухню и наживаться разного из бабулиных бутыльков. Потом даже таблетку из блистера со снотворным, оставленным на столе, проглотил – не работало.

Что Люська завтра думать будет?

Толик теперь начнёт Яне мо́зги делать. Впрочем, это Максу поделом. Пусть его там сестрица нагнёт всяко, лишним вот вообще не будет.

Бабуля ещё полицию долбит не вовремя. Так-то вообще не надо им сильно искать. Что, если опять к ним с мамой прикапаются? Лишнее вынюхивать начнут...

Бо́шка звенела от недосыпа и лезущих друг на дружку мыслей. Хотелось курить. Но разбудить бабку было очень херовой идеей.

Потом то ли таблы с мелатонином (Пашка добавил ещё парочку), то ли что другое сработало…

Проснулся он от непрекращающегося бульканья, которое издавал новый (старый) телефон. Бесящий звук проник прямо в сон, кажется, где-то в тот момент, когда на вздыбленной вулканическими кратерами поверхности Луны Пашка пронзал световым мечом затянутую в кожаный скафандр Островскую прямо в левую сиську.

Уснул он не особо давно, сам не понял, как, и просыпаться совершенно не собирался.

Телефон булькнул опять, с характерным звуком уведомления. Это ещё как? Там же нет даже симки!

Пашка схватился за гаджет.

Булькал на все лады вайбер. Его на новом телефоне не было, таким старьём уже мало кто пользовался, и Пашка его не закачал. Похоже, привязанная к извлечённой симке прога осталась рабочей. И видимо, кто-то про неё вспомнил.

Выяснилось, что это классуха Ирина Сергеевна добавила Пашку в групповой чат, что во второй день летних каникул было максимально странным, как и сама идея создавать диалог в вайбере.

Чат назывался «Помочь Антону Кумыжному» и начинался с сообщения о том, как того искусали собаки. Классуха писала про больницу и предлагала сбор средств на лечение.

Пашка сел. Потёр макушку.

Больше всего в сообщение ему не понравилось уточнение, что деньги следует переводить матери Кумыжного (номер прилагался), а не ему самому, но не потому, что Антон в отрубе или типа того, а потому, что пропал его телефон.

Кумыжный был пользователем. Непрокачанным, без продвинутого аккаунта, но пользователем «Дополненной реальности».

У Пашки неприятно засосало под ложечкой. Он проверил телефонную книгу, но номера Антона в ней не было. Тогда Пашка зашёл в контакт (даже вспомнил пароль), и залез на страницу Антона. В инфо нашлись нужные цифры.

Пашка попробовал их набрать, но скотский гаджет тут же напомнил, что отсутствует сим-карта.

Выругавшись, младший Соколов пошёл на разведку.

Бабка и Другая мама разговаривали на кухне за закрытой дверью. Не заглядывая туда, Пашка осмотрелся и обнаружил бабкин телефон на зарядке у телека. Он был кнопочным, но сейчас и такой годился. Пашка набрал номер.

Вызов проходил.

Нехорошее предчувствие усилилось.

Собаки. Как вообще могут собаки покусать, ещё и так, чтобы в больницу попасть и надо было собирать деньги на лечение?!

Пашка вернулся в комнату и погуглил от домашнего вайфая «покусали собаки», вследствие чего убедился, что так-то в целом могут, и даже насмерть загрызть. Совпадение?

А телефон? Как-то лихо для совпадений.

Он вырубил звук в чате и промотал его. Почти все охали словами и смайлами, но Подушкина всё-таки додумалась уточнить подробнее, что случилось. А классуха ответить ей длинной простынёй о том, что вчера вечером три уличные собаки накинулись на Кумыжного и едва не загрызли, что двоих уже удалось найти, и вроде как эти – не бешеные, но вот третью ищут, и потому всё равно проходить курс инъекций, но это – не самое плохое, потому что его сильно порвали, особенно руки и бёдра, штаны превратили в лоскуты, отхапали куски мяса, большая потеря крови…

Пашка выцепил инфу о штанах: там, где в штанах бёдра, там ещё и карманы. И на хера собакам кусать бёдра? Не щиколотки, не горло.

Вот то ли Пашка напридумывал, то ли собак настроили отжать телефон с игрой. Но это же бред! Реально любому мужику покрепче куда проще такое назначить! На хера собаки? Что за дичь?!

Такую муть могла удумать только Островская!

И если она настолько больная… её надо как-то обезвредить! Срочно!

Но, блин, как?! Даже без игрухи…

Пашка ещё раз проверил плеймаркет. Без изменений.

А потом понял, что теперь даже такому, как Марципан, в целом есть что сказать. Тем более, Кумыжный был его друганом и прихвостнем...

Глава 10: Обмен опытом

Номер Славки Соколов-младший извлёк из чата классухи и сохранил. Она и его туда добавила несмотря на отчисление и школьный скандал, наверное, потому, что дружили Марципан с Кумыжным много лет, а ситуация требовала забыть нехорошее. Правда, Слава ничего с самого утра в той группе не писал, хотя висел в списке просмотревших даже у самого нижнего сообщения.

Добыв контакты, пришлось вступать в сражение с бабой Лидой. Она выдала Пашке список мест и людей и хотела, чтобы он шёл туда и расспрашивал о бате. А ещё – чтобы распечатал где-то стопку объявлений о пропаже с фотографией. Текст бабка написала карандашом на альбомном листке, его, видимо, надо было ещё где-то набрать.

– Пятьсот штук сделай и не забудь номера телефона вот так вот боком разместить, чтобы отрывать было можно. И клей купи, ПВА. И кисти для рисования, только самые большие. Завтра с ранья пойдём развешивать. Смотри, чтобы дома был не поздно!

Первым делом Пашка заглянул в салон сотовой связи, откуда его отправили в ближайший офис его оператора. Там пришлось страдать фигнёй, вспоминая, кому он последнему звонил, и прочую муть, но в итоге симку восстановили и выдали на руки. Пашка тут же залез в инет, которого был лишён с момента отбытия из дома, и проверил плеймаркет, но приложение всё ещё использовалось на работающем устройстве.

Воцап тоже установить не удалось, похоже, в случае, если аккаунт зайден на другом включённом телефоне, это можно сделать только через ту учётку, к которой, понятное дело, не было доступа.

Тут же до Пашки дошло, что Пионова, наверное, уже сто раз ему написала, и он, уточнив номер у Толика, быстро её набрал.

– Полный порядок! – каким-то излишне бодрым голосом заверила Люська. – Ты извини меня, я устала просто очень. Долго с Иришей болтали, вот и… Сильно перед тобой неловко. Не сердишься?

– Ты как себя чувствуешь? – подозрительно уточнил Пашка.

– Полный порядок! – повторила Пионова. – Вообще-то, я помню, как ты меня вёз, – добавила она. – Просто так устала, и это было так мило, в общем, немного притворилась. Ты прости. Я только сегодня встретиться не смогу. Тут мама шопинг задумала. Ты не обидишься?

– Нет. Ты точно норм?

– Полный порядок! – повторила она попугаем.

Пашка попросил писать ему в вайбере, и она даже не стала расспрашивать, с фига ли. Было это странно. Но имелись дела поважнее.

Он открыл и тут же смахнул сообщение от Толика, который хотел встретиться вечером, а потом решительно написал Марципанникову что надо срочно обсудить кое-что о Кумыжном. Лично.

* * *

– И чё тут обсуждать? – подозрительно спросил Слава, близко к Пашке не подходя. Выглядел он нервозным.

Между гаражами было пустынно, только какой-то кот демонстративно вылизывался под хвостом около зелёных закрытых дверей.

– А то, что собак игрухой одна больная натравила, вот что обсуждать, – объявил Пашка.

Марципан в лице изменился.

– И у баб игра?!

– У одной точно, – пожал плечами Соколов-младший.

– Мирошиной? – словно бы даже побледнел Слава.

– В пятницу у Мирошиной ещё не было, – уведомил Пашка, – из класса только у твоих уёбков. Баба из девятого. С моей девушкой учится.

– Уверен, что игрухой? На хера?

– Телефоны она отнимает. Если про тебя знает, то и к тебе придёт.

– С чего такие выводы? – подозрительно прищурился Слава.

Пашка зажмурился. Сейчас был он. Момент истины.

Либо появится союзник, либо ещё один очень херовый враг.

– Потому что ко мне она приходила вчера, – объявил младший Соколов решительно. – И Люсе моей нажала руку в кипятке варить, чтобы я мобилу отдал.

– Чего, бля?!

– Вот чего слышал.

– И ты отдал? – прищурился Марципанников.

– А ты бы не отдал?! – вызверился вдруг Пашка.

Слава вместо ответа телефон из заднего кармана достал, разблокировал и на Пашку навёл.

– Чешешь!

– В том-то и штука, что человек пользователем остаётся, если его телефон заряженным держать. И никуда больше скачать игруху не может.

– А до того мог разве?

– Если мобила сломана, да. А если нет, то вот.

Пашка тоже вытащил телефон, залез в плеймаркет и предъявил чёртову кнопку.

– И с хера мне верить, что у тебя в другом кармане ещё одного нет?

– А с хера мне к тебе идти и прибедняться?! Хочешь, жди Островскую. Она вон какая изворотливая. Такой сюрприз подготовит, мама не горюй!

– Решила быть единственным пользователем? – сдвинул брови после недолгого молчания Слава. Похоже, начал верить.

– Типа того, видимо. Ты чё? – напрягся всем телом Пашка. – Поможешь? Или каждый сам за себя?

– Тоху поуродовала, тварь! За такое…

– Она прокачанная, – предупредил Пашка мрачно. – Биоробот. Помнишь, как я тебя скрутил? Так вот, она меня, не напрягаясь, уложила.

– Баба?! – чуть не заржал Слава.

– У тебя какой уровень? – с трудом смирил ярость Пашка.

– Пятьдесят девятый, – сплюнув, признался Марципанников.

– Ну вот и думай. А баба или не баба была до прокачки, так-то по фигу. Честно скажу: чё она про тя думает и знает ли, не в курсах. Но тут вопрос времени. Ну и кентам твоим лучше бы поберечься.

– И делать ты что предлагаешь? – спросил Марципанников.

– Ясно, телефон её надо забрать. А как – в душе не ебу. Но если Островской управлять нельзя даже с твоего акка, то теми, кто её окружает, можно. Одного подходящего знаю. Типа её парень. Возможно, перепрошитый. Я сам ему одну фичу наладил, по квесту. Короч, через него – самое верное. Где живёт – знаю.

– Давай бахнем и подумаем, – предложил Слава. – Дело серьёзное.

За пивом они пошли в обычный сетевой супермаркет, на кассе, ещё в очереди, Слава лихо что-то наклацал продавщице, и паспорт никто не спросил. Пашка ощущал себя странно. Покупать с Марципаном бухло – это был прямо анриал. Когда-то он о таком мечтал… Хотя, конечно, никому бы не признался. Но быть частью этой шайки, быть крутым… это могло бы решить все его школьные проблемы. Хотя Славка и мурло, и объединяться с ним – позор, ещё и вынужденно.

Забрав пакет с покупками, который Марципан на голубом глазу сунул нести Пашке (думает, если у него игруха в руках, так он опять типа шишка какая, что ли?!), разместились в беседке.

– Слыш, ты вот говорил, что за херню прилетает, – заметил Слава, когда они мрачно и даже набычено стукнулись жестянками. – Ты чё в виду имел?

– Разное, – резко смутился Пашка и отвёл глаза. Кровавые отпечатки батиных ладоней на шкафу так и всплыли в памяти.

– Например? – наседал Слава.

– Всякое.

– Сказать не можешь? У меня похожая жесть вышла по ходу, – выдал он и отхлебнул пиво. – Не знаешь, есть какой-то откат?

– Сам ищу. На сотом вроде можно менять историю всяких предметов, объектов и живого тоже. Прокачаюсь, попробую выправить.

– Я думал, это в памяти у всех типа. Что все станут по-другому помнить. Ну вроде «адаптировать восприятие», делал же? Считаешь, оно прям событие изменит, что ли?

Пашка вскинулся. Такая мысль ему в голову не пришла. Решил чётко: корректировка истории – это изменение прошлого. Но если Слава прав…

– Откат сам ищу, короче. Но пока телефона нет, вопрос неактуальный. – Он прищурено оценил Славу: ну и что такого тот мог натворить, чтобы сам исправить хотел? Чтобы Марципан – и исправить. Это прям нонсенс. – А ты по кладбищам шастал? – спросил Пашка вдруг.

Марципанников едва заметно дёрнулся и сдавил жестянку пива с характерным звуком.

– И кому землю подкладывал? – не дожидаясь ответа, спросил Пашка.

– Ты тоже, что ли?!

– Три раза, – сплюнул младший Соколов на деревянный пол. – А ты?

– Один. Тётке левой в подушку. У меня до того с ней квест был, пакеты из супермаркета дотащить, хотя она, блин, на том конце города живёт, а потом предложить починить слив на кухне.

– Ты умеешь чинить слив? – не поверил Пашка.

– Нет. По туториолу вышло. Короче, она меня пустила, суть в этом.

– Хорошая? – догадался младший Соколов.

– Ваще не в себе! Я думал, таких и не бывает. Киношная совсем. Но вроде с ней всё в поряде. Я так-то проверял пару раз лично и звоню то и дело.

– И не по хер тебе на неё? – поразился Пашка.

– По себе не меряй, придурок, – обиделся Марципан, а потом уточнил: – Знаешь, на кой земля и что делает?

– Передаёт свойства покойничка.

Слава вскинулся.

– Да не смерть, дебил! Типа что тому в жизни сопутствовало. Удачу там или долголетие.

– Нормальное, что ли, чё-то? – поразился Славка.

– Чтобы нашу дурь уравновесить, – пояснил Пашка и приосанился: Марципан, выходит, как он и думал, на голубом глазу гадости хорошим людям делает ради баллов и в ус не дует. Звонил он тётке, надо же. Велико достижение. И чё б делать стал, приноси земля проблемы? На похороны бы пришёл?

– Так что там за парень? – поторопил урод-Слава.

Ну, урод – не урод, а сейчас был он нужный…

– Короче, звать Максом, – начал объяснять младший Соколов. – Был гопником, потому что сидел на ставках. Я ему по квесту игровую зависимость снёс.

– И так можно будет?

– Ага. До фига всего можно. Баллы только нужны. Дорого. Ну короче. Толян Востриков с сестрой этого гопника встречается.

– У Вострикова баба?! – вытаращил Слава глазища, чуть пивас не уронил. – И он – пользователь?!

– Нет, сам справился.

– Это что там за любительница аромата Макдональдца? – расхохотался Марципан.

– Те, может, в ухо съездить, нет? – насупился Пашка. – Нормальная она. На третьем курсе журфака, между прочим, учится. Крутая, с пирсингом и татухами.

– Ты, чё ли, их спарил?!

– Не все, как ты, девственники. Смирись, – пошутил Пашка, и вдруг Марципан на глазах набряк красным цветом, как тот синьор Помидор. Соколов-младший присвистнул. – Офигеть! – расплылся он в восторженной улыбке. Кажется, даже почувствовал, как глаза заблестели.

– Ща сам в ухо получишь, понял? Я баб ебу каждый день! Светка Мирошина до сих пор под окнами бегает и юбку задирает! Заманала уже!

Лежащий рядом со Славой на лавке беседки айфон вздрогнул, и экран подсветил пуш с покоящейся на боку «G». А уж не за пиздёж ли она, часом?

Пашка подумал и решил про иврит пока не рассказывать. Хотя выяснить, какие у Марципана соображения о природе достижений, надо будет потом, аккуратненько как-то.

– Что там с хахалем этой твоей, типа опасной? – сменил тему набыченный Слава.

– Живёт он во дворе, где ржавая ракета на детской площадке, знаешь? – взялся Пашка за дело. – Подкараулить там надо и нажать куда-то свалить, чтобы она поправить не могла. Спрятать, короче.

– Давай его на кирпичный завод зашлём? Там чела одного в рабстве держали. Батя расследовал.

– У тебя отец в ментовке работает?!

– Да. Ты чё, не в курсе? Ну ты и олень!

– Базар фильтруй. На хера Макса в рабство?

– Начинается. Ну давай его на Бали отправим. Или монахом в Тибет.

– И как мы его там достанем, чтобы сменить настройку? Ты не мудри. Надо просто увести из поля зрения Островской. И чем-то ей пригрозить. А условие возращения – сдать телефоны и отдать свой. Потом его надо где-то на зарядку поставить, но не дома. Она головастая. Сопрёт. Макса того же попросит, он хату взломает на раз, мне кажется. Если тебе ещё на уровень прокачаться, или когда мой тел вернём, можно Максу настроить разлюбить её. Чтобы неповадно крысятничать было. Таких надо учить. А не слабых, – не сдержался Пашка.

– И такое даже можно будет? – пропустил шпильку мимо ушей Марципан. – Крутяк! Пошли жрать бургеры.

– Чё?

– Бургеры круче всего акк прокачивают. Ща закажу сюда, – и он взялся за телефон.

– Ещё какие закономерности вывел? – подкурив сигарету, уточнил Пашка, наблюдая, как экс-враг заполняет корзину какого-то реста.

– Овцы за дрочево. Третий значок за ахуй какой, но не всегда. Лев за крутость. Апостроф и змеюка – если чего-то очень хочется иметь. Гризли за депресняк, дракон китайский – если чё выбесило. Остальное хер пойми как прилетает. Двойной чиз будешь? Какой соус к картохе?

– Да любой. – Пашка усиленно переваривал новую информацию.

К тому моменту, когда привезли жрачку, план наметился следующий: Макса ждать под падиком, как объявится, назначать оставить мобилу на ступеньке и идти к старому гаражу, который, оказалось, принадлежал Славкиной семейке, но использовался как склад всякого хлама. Марципан от него пообещал ключи принести. Там Максу надо в ноль энергию скрутить и дрыхнуть оставить. А Островской написать в контакте (потому что непонятно было, где выдрать её номер), что или она несёт все телефоны, включая свой, к школе и сдаёт Пашке, или хер ей, а не Макс. Но что если что начнёт чудить с кем с перепугу, то Макса в итоге получит налаженного считать её конченой мразью. А если сильно накосячит – то оный Макс будет ещё и без члена: на этом пункте Славка прямо настаивал.

– Вот лихо ты сочиняешь, учитывая, что сука эта про тебя понятия не имеет. А если она Люсю опять цепанёт? Или мамку мою?

– Ну и оттяпаем хер, натурально.

– Ты дебил?

– Ну хочешь, уведу твоих баб и за кого ты там ещё трясёшься, в тот же гараж?

– Нет. Там и без того странных воспоминаний масса. Срок надо короткий, чтобы ничего не успела. Час там, скажем. Полтора максимум. Только есть ещё херь.

– Ну? – вгрызся в пятый бургер Славка и свободной рукой проверил вздрогнувший телефон.

– Да она же Капитан Америка, блин! И без всякой мобилы кому хочешь потом шею свернёт.

– Перенастроиться можно?

– Сам себя типа? Можно.

– Значит, надо условия добавлять. Перед сдачей чтобы обнулила левые навыки.

– А если у неё очков нет? – возразил Пашка. – Там знаешь, сколько стоят все эти прокачки? Она на бобах по-любому. Даже если уже десять кладбищ обкатала.

– Дать время на квесты?

– Придумает ответку, нельзя. Варит у неё башка, к сожалению. И в основном дичь.

– Ну объясни, что у тебя есть прикрытие, и её хахалю мало не покажется, если с тобой что случится.

– А мне не пофиг уже будет? – резонно уточнил Пашка.

– Бля, ну не знаю. Кошка есть у неё? Можно забрать и держать в заложниках. Будет кот Шрёдингера.

– Ты всё-таки больной.

– Ок, глянешь, сколько у неё баллов. Если мало, чтобы всё откатать, давай её уведомлять о содержании квестов, но тел держать у себя. Как наберёт нужное, опять хахаля в гараж, а её на стрелку, на твоих глазах расставаться с суперспособностями.

– А сам, смотрю, светиться не собираешься, – проворчал Пашка, хотя в целом план был недурён.

– А кто твою жопу прикроет, если она такая умная в натуре?

– Знаю я, как ты прикрываешь. Вон даже другана не пошёл в больничку подлатать.

– И это я, по-твоему, дебил? – окрысился Марципан. – Как я другого пользователя подлатаю? Ты башкой-то думай.

– Ты с ними не обсуждал, выходит? – поинтересовался Пашка.

– Тут лучше поменьше отсвечивать. На, – протянул Слава пакет с последним бургером, – не могу больше. Пошёл за ключами. Сочиняй письмецо. Не хватает трёх кабанов до десятки. Может, что по пути дадут.

Глава 11: Шпионские игры

Макса караулили долго, сидя на лавке через два подъезда от нужного. Пашку терзали сомненья: он всё силился придумать, какую уловку изобретёт Островская, чтобы заранее всё пресечь, но пока догадался только до попытки пропихнуть чей-то чужой телефон вместо своего. Она ведь может и про других каких пользователей, Пашке вовсе неизвестных, знать. Это значило, что надо будет обязательно проверить, чтобы «Дополненная реальность» не просто была, а была её, не чья-то. С этой целью решил Пашка заказать запас бургеров и долго мучился с установкой и привязкой банковского приложения на новый (старый) телефон.

– Ща профукаем твоего Макса, будешь в мобиле сидеть, – не выдержал Марципанников. – Я же не ебу, как он выглядит!

– Я слежу, – вскинул глаза на падик Пашка.

– Охереть тут, конечно, открылось, – продолжал Марципан, разжившийся шестидесятым уровнем с час назад. – Похоже на то, что надо.

– Для чего надо? – поинтересовался младший Соколов.

– Для отката.

– Слушай, чё такого ты мог натворить раньше, чем стала доступна отладка? – запоздало удивился Пашка.

– Неважно.

– Ладно, как знаешь. Осторожнее с настройками. Люди, когда искусственно изменённые, становятся странненькие. Такое себе удовольствие.

– Уж разберусь, – проворчал Слава, изучая меню какой-то тётки с детской площадки.

– Потом разберёшься, – заехал ему в бок локтем Пашка. – Вон он, в белых штанах и кепке.

Марципан быстро закрыл левое меню и поймал камерой безумного Макса, пока тот вводил код от домофона на двери.

– Пишу топать в гараж по навигатору, – объявил Слава. – Сами за ним пойдём.

Пашка кивнул. У него в горле резко пересохло.

Пришлось потратить ещё тыщу чужих баллов, потому что надо было, чтобы похищаемый их не увидел, то есть сначала стоял, повернувшись спиной, и ждал, не оборачиваясь, пока подельники откроют старый тугой замок, а потом ещё и вошёл внутрь – не то приметил бы кто, как они сомлевшего парня затаскивают, и пожаловал бы с проверкой в гараж сам Славкин отец да наряд полиции.

– Охерительно затратно, – объявил Марципанников, обнуляя Максову энергию. – Надо чё подстелить, а то схватит воспаление лёгких наш пленничек, – добавил он и полез шариться по полкам заставленного хламом помещения. Пашка так и раскрыл рот от подобной заботливости. – Ты отправляешь там своё послание? – уточнил Марципан, вытряхивая из пыльного пакета старое стёганое одеяло, всё в подозрительных жёлтых пятнах. – Помоги перетащить.

Пашка пробежал ещё раз глазами выверенный текст с угрозами, нажал на кнопку и схватил Макса за ноги. А после водружения на одеяло тут же полез проверять. Сообщение было просмотрено, а Островская – онлайн.

– Пошли. Ещё бургеров купить надо. Тут электричество есть? – окинул он прищуренно пыльный, пропахший плесенью, чужой гараж-свалку.

– Ага. Имеется.

– Зарядников возьмём, – решил Пашка. – Только я не знаю, какой у неё телефон.

– Тройные видел на заправке, – потёр нос Марципан. – Там и жратвы нагребёшь для своего теста. Ответила?

– «Буду» написала, – отчитался младший Соколов, проверив диалог.

– Шустрая.

Странно, но эта овца совсем не выглядела ни расстроенной, ни даже особо разозлённой, когда появилась у школы. Она была одета по-другому, во что-то вроде блядского костюма для фитнеса, подчёркивающего прокачанные части тела. На похожих тёлочек в инсте Пашка мог и передёрнуть.

Патлы Островская собрала в высокий хвост. На ногах у неё были безумные типа кроссовки, но на каблуках. Охереть просто.

И чё она в спортивном? Отпиздеть его вздумала?

– Пальцем тронешь – Максу жопа! – крикнул ещё издали Пашка.

– Не боись, – хмыкнула Островская и быстро пошла навстречу, кривя рожу так, будто вокруг воняло. – Думаешь, ты – самый умный? – прищурившись, процедила она, остановившись в шаге от соперника. – Слизнёшь чужую стратегию и останешься царём горы?

– Ты первая начала, – с вызовом парировал Пашка.

– И последняя закончу, – внушительно присовокупила Островская, протягивая три телефона: его собственный, а ещё чёрный айфон в чехле со Спайдерменом и белый андроид с лилией на силиконовой защите. – Скентовался с кем-то и думаешь, что победил?

– Не торопись, – просвистел Пашка с превосходством, а затем вытащил из рюкзака смятый бумажный пакет и протянул Островской:

– Ешь.

– Что?! – выпалила она и, кажется, наконец-то удивилась.

– Ешь, – повторил Пашка. – Обычные бургеры. Если ссышь, можешь проверить игрой при мне. Мне не упало, чтобы ты подсунула чей-то тел, я не дебил.

На лице Островской появилось что-то брезгливое. Она перетасовала телефоны так, чтобы белый оказался сверху, вошла в игру и навела камеру на свободную руку. А потом продемонстрировала результаты анализа:


«Ваша левая рука. Состояние: здоровое. Последнее использование: сдерживание агрессии, сжатие в кулак».


– Не надо мне тестов, к которым ты заранее готовилась, – посуровел Пашка. – Ешь говорю.

Островская закатила глаза и взяла пакет.

– Фу, блин, помидоры! – скривилась она, откусив кусок. – А чё не получил награду за спасение прекрасной дамы? – уточнила эта стерва после, уже с набитым ртом. – Кипятил извилины? Или дама не благодарная?

Пашка заалел. Вот тварина, лазала по его квестам! Ну ничего. Он ей устроит сладкую жизнь!

Хорошо хоть истории квестов в игрухе нет.

На третьем бургере в пуше телефона Островской появилась свинка, и она тут же демонстративно разжала пальцы: холодая жрачка упала на асфальт, рядом приземлился бумажный пакет с запасом.

Пашка удовлетворённо кивнул.

– Терь убирай блокировку экрана в настройках, – объявил младший Соколов, сложив на груди руки. – И возвращай скилы к норме. Жопу и сиськи, так и быть, можешь оставить. А остальное убирай на фиг.

Она хихикнула, плотно сомкнув губы. Звук вышел странный, будто лягуха чихнула. Потом согнутым пальцем вытерла в уголке рта остатки соуса.

– Отличная попытка, бро. У меня пять тысяч баллов. Не хватит для твоего гениального плана.

– Чё по квестам? – не смутился Пашка. – Показывай.

– Надеюсь, ты не решил где-то Макса держать всё то время, пока я очки собираю? – злобно спросила Островская. – Потому что систер его уже к вечеру всех на уши поднимет. А когда потом станут разбираться, чё с ним было, смотри, как бы тебе боком ни вышло, стратег хренов.

– В квесте что у тебя? – перебил Пашка. – Зубы не заговаривай.

Островская состроила гримасу, убрала блокировку и показала экран.


«167. Сходи в гости к Юле Авериной. Награда – 500 баллов».


– Чё за Юля?

– Выскочка одна, типа спортсменка.

– Пиздуй в гости. Содержание квестов буду в ВК тебе присылать. И не тяни с ними. Чем быстрее откатим твои ниндзя-штукенции, тем скорее я от тебя отвяжусь. Изучу сегодня всё, что ты там наклацала. Попробуешь кому из моих что сделать, пеняй на себя. Даже если уговоришь своего Макса свалить куда, игрухой найду. А не его, так ещё кого. Сама подсказала стратегию. Вот и получи. И имей в виду: сейчас мы Максу всю романтику к тебе срезали. Как закончим с откатом, вернём, как было: уж не знаю, сама ты это накрутила или по-чесноку вышло, но получишь в награду. Всё понятно?

– Сука.

Пашка ухмыльнулся. Кажется, проняло.

– В твоих интересах квесты пачкой делать, чтобы быстро, – предупредил он. – А то найдёт себе кого, пока свободный, потом не разберёшься.

Она покачала головой, чуть расширив глаза. Но ничего не сказала. Протянула телефоны, и Пашка их забрал.

Проверил свой и Кумыжного. Оба были включены и заряжены почти на сто процентов.

Островская развернулась и пошла от Пашки, виляя накачанными игрухой булками, но не сдержалась и всё-таки бросила на ходу:

– Выбирай страну, где будешь прятаться, чтобы я тебя не нашла!

Пашка заржал. Ну-ну.

Поймал эту овцу её же телефоном, чтобы просмотреть меню навыков в спокойной обстановке, потом отправил Марципану сигнал отпускать Макса и с нежданной жадностью залез в свою «Дополненную реальность».

Младший Соколов не помнил наизусть, какие достижения у него были, и не мог прикинуть наверняка, что успело добавиться, потому что Островская смахивала пуши и заходила в игру, разбивая награды.

Но цельная «П», буква «хет», и лев поступили уже после того, как она отдала телефон. Кажется, добавились «G» на боку, абсолютно точно – драконы, и что-то ещё тоже, но что – он не понимал. Только вот уровень был уже девяносто второй вместо восемьдесят девятого. Со дня на день можно будет проверить теорию Марципана о значении изменений в истории.

На счету имелось двадцать семь тысяч тридцать восемь баллов, походу, вчера в полночь добавилась тыща за Лосева. Сегодня ещё одна будет.

Надо выполнить квест и прокачать себе что-то ниндзяшное.

Тут же Пашка скривился, вспомнив, как его обвинили в повторении за Островской. Ну так-то сильно много стало ушлых вокруг, чтобы нос воротить.

«Объект ушёл» – пришло в СМС-ке на старый тел от Марципана.

Пашка поспешил из школьного двора и спустя минут пятнадцать зарулил в «Шоколадницу». Там он сделал заказ, такой, чтобы поймать ещё одну свинку наверняка, потом уселся менять аннулированную симку на восстановленную, а следом вызвал троих курьеров доставки в три разные точки города. Три небольшие шоколадки, купленные на той же заправке, что и тестовые бургеры, лежали каждая в своём пакете. Навряд ли курица догадалась столько народу настроить за ним следить, но всё-таки стоило подстраховаться.

Он взялся за белый телефон и разблокировал экран. Полез в навыки и присвистнул. Это надолго. Прокачалась хренова стерва по полной. Пашка нафотал строки с максимальными значениями, их было до фига. «Кунг-фу, анатомия болевых ударов, самооборона, сюэ» и всякое такое прочее, а ещё «обаяние, риторика, быстрота мышления» и похожая муть. Это всё откатывать неделями придётся!

Физические параметры тоже лучше бы скрутить, вон мышцы себе начитерила как у «крепкого орешка», блин.

Пора Пашке и собственную персону подтянуть, только надо как-то грамотно и экономно. Подумать, короче, сначала.

Старательно нафотав все параметры, он наконец вышел из меню Островской. Квест про неведомую выскочку-Юлю всё ещё висел не пройденным. Ну ничего. Ща она познакомится с новой версией Макса и быстренько побежит выполнять условия. Потому что он ей ох как не понравится.

Пашка сфотографировал ещё достижения и свернул «Дополненную реальность».

На главном экране были котята и куча значков разных приложений. Мелькнула мысль прошерстить переписки, но на это не было особо времени.

Когда первый курьерский заказ отобразил девятнадцать минут, Пашка встал и пошёл в толчок. В кабинке приподнял мусорный бак для бумаги (и хватает же кому-то ума обосранную бумагу не в унитаз бросать, блин!) и положил телефон Островской на пол, а корзину поставил сверху.

Мобилу Кумыжного решили просто не заряжать. Слава не хотел палиться перед бывшим другом, Пашка, поразмыслив, тоже желанием не воспылал. Наоборот, мелькала у него мысль дома таки поставить кумыжинский телефон на зарядку, но пока мысль эта не оформилась окончательно.

Воспользовавшись толчком по назначению, Соколов-младший вымыл руки и отодвинул щеколду.

Марципан уже стоял около двери. И, хотя рядом никого не было, виду о знакомстве с Пашкой не подал. Сын ментяры, мля. Пашка скривился, возвращаясь к своему столику.

Когда он прикончил стейк и заимел новую свинку, последний курьер уже прибыл за шоколадкой.

Следовало признаться, что Славкин план по запутыванию следов Пашке очень нравился. Макс, по идее, уже должен был добраться куда-то и выйти с Островской на связь. Она же по-любому ему наяривает, если додумалась обзавестись запасным телефоном и выписать его контакты.

У себя в воцапе Пашка нашёл сто четыре прочитанных сообщения от паучьей Женьки. В них встречались перепутанные буквы и совсем не использовались никакие знаки, кроме восклицательного, а суть сводилась к тому, что диагноз был ошибочным, хотя это нереально, но его нет, словно испарился, никаких следов, метастазов, вообще признаков заболевания, даже косвенных. И, мол, один доктор, из тех, что проверочные анализы у неё брал, советует подавать в суд на больничку. Только больничек было много, и Женька не понимает, как так. И никто не понимает. И вообще.

Очень она хотела Пашку увидеть, называла целителем и чудотворцем. Умоляла не молчать.

И всё это Островская, блин, читала! Хорошо хоть отвечать не надумала!

«Сорян, был занят. Круто! Поздравляю! Напишу вечером», – набрал Пашка и отправил в ответ.

Тут же позвонил Толик.

– В шесть на фудкорте, где знакомились, ждём тебя с Яной, – с места в карьер начал он.

– Да я ж просил не мудрить! – разозлился Пашка, и его возращённый телефон на столе вздрогнул пушем с драконом.

– Бро, это не игрушки, – процедил Толик. – Ты башкой-то своей подумай. Если даже Макс не в курсах, так кто лучше всего дебилку эту на место поставит? Я бы её вообще в ментовку сдал, была б моя воля. Но надо и Люську не подставить. Как она?

– Говорит – порядок.

– Врачу бы её показать.

– Обойдусь без твоих советов, – опять разозлился Пашка. – Ты чё Яне уже нагородил?

– Всё нагородил. Тоже без советов справлюсь.

Пашка мысленно выматерился. Это как-то можно игрухой подправить? Через впечатления, может? Снизить важность от полученной инфы или ещё как? Или пусть себе компостируют Максу мозги? Вот блин, заварил Толик. И на хера?

– Через час на фудкорте.

– Через час я не могу!

– Ты с Люсей?

– Нет. Да. Толян, отвянь, пожалуйста.

– Когда ты можешь? – не сдавался приятель. – Надо сегодня.

– Мля. Я наберу через час.

Отрубившись, Пашка позвонил Люсе, но она скинула вызов на третьем гудке. Вот это не понравилось. Может, забить на активности Толика и лучше завалиться к ней? Только она же типа с мамкой шопится… Это когда тогда приезжать нужно?

Походу, настало время таки влезть в Люськино меню, чисто убедиться, что всё в порядке. Не хотелось, но надо. Да и квест не помешало бы выполнить.

Пашка довольно усмехнулся и откусил половину от чизкейка, даже не используя вилку. Мелькнул пуш с новой свинкой и ещё, почему-то, львом.

Может, сразу себе что слизнуть из настроек уровня ниндзя? Вдруг Островская припрётся мстить рукоприкладством сразу после встречи с Максом? Или лучше экономить?

Пашка взялся гуглить незнакомые слова с фоток навыков Островской. Например, неведомое «сюэ» оказалось какими-то «акупунктурными точками». Чё оно такое и на фиг ей было надо, разобраться Пашка не успел, потому что внезапно дверь открылась и в кофейню вошёл Марципан, а потом плюхнулся рядом с Пашкой на свободный стул.

– Ты совсем тупой?! – так и отшатнулся младший Соколов. – Какой смысл в этих танцах с бубном был, если она нас ща вместе увидит?!

Слава состроил невообразимую мину и положил на стол телефон Островской.

– Его надо было на зарядку в гараже поставить, когда ты Макса выпроваживал!!! – взорвался Пашка и чуть за голову не схватился.

На них заоглядывались посетители.

Пашкин телефон вздрогнул, и в пуше показался дракон.

Да что за дебил-то?! Сам ведь муть эту шпионскую сочинил, сам втолковывал, что да зачем! Вообще больной, что ли?!

Славка молча нажал на боковину мобилы Островской.

Лишённый пина экран тут же осветился, но не котятами, а синими ромбами стандартной заставки. На главном экране были только четыре иконки: галереи, камеры, звонков и текстовых сообщений. С подписями китайскими иероглифами.

– Тёлка твоя таки умнее нас, – объявил Слава очень мрачно. – Чё таращишься? Она его обнулила удалённо до заводских настроек. Ну и игрухи тут так-то уже нет, как и всего остального. Походу, станет нам с тобой сейчас очень сильно весело.

Глава 12: Линия защиты

– Как – удалённо?! – взревел Пашка, подпрыгнув так, что стол заходил ходуном.

– Некоторые антивирусники так умеют, – пожал плечами Слава, я прогуглил. – И проги для защиты данных при краже. Мало ли как. Мы с тобой не туда думали. Я, когда этого отправил сваливать, не оглядываясь, понял, что мы – дебилы. Он-то помнит, где был, и бабе своей рассказать сможет. Она же факт его расспросит. Вот и забрал мобилу домой, думал, надо в другом каком месте на зарядку ставить, а пока и у меня побезопаснее. А тел минут через тридцать завибрировал, выдал мне зелёного человечка – систему переустанавливал. И всё. Чистый.

– А чё палишься теперь? – пересохшим языком спросил Пашка. У него в башке стучал какой-то молот. – Не ссыкотно?

– А что уж? – скривился Марципан. – С игрой твоя курица быстро гараж по инфо пробьёт и по фамилии меня вычислит. Толку ныкаться? Ей за тобой следить и не всралось.

– Люся! – вскочил Соколов-младший.

– Стой! – свирепо рявкнул Марципан, но пришлось ещё и хватать Пашку за плечи. – Куда ты понёсся? Одной ногой будешь ходить за своей тёлкой, пока она не психанёт, второй – за мамкой, третьей – за батей, четвёртой – за Востриковым своим. Кого я ещё упустил? Круглосуточно стеречь, такой план, блин?! Или в гараж ко мне всех свалим и будем кормить балами?

– А что делать?!

– Сядь. Немного времени на подумать в запасе есть.

– Это с хера ли?!

– У курицы твоей на счету пять тысяч баллов, – снисходительно начал объяснять Слава. – Первым делом она встретит своего хахаля со сведёнными в ноль любовью и дружескими чувствами. Очень быстро почувствует разницу и захочет это исправить. Каждая корректировка по семь косарей.

Пашка чуть расслабился и начал слушать внимательно.

– Значит, – продолжал Марципанников, – прежде чем давать нам пизды, она должна подлатать хахаля и собрать баллы в запас, так?

– Вроде так.

– Это не в секунду делается, и мы знаем следующий квест. Кто такая Юля?

– Понятия не имею. Какая-то спортсменка.

– Фамилию помнишь?

– Фотка есть с заданием, – сообщил Пашка и полез в карман за телефоном.

– В контакте надо искать в первую очередь. В друзьях по имени и фамилии.

– Ладно, найдём, а дальше что?

– А дальше или мы показываем шмаре этой её место, и она начинает нас бояться, или мы в жопе. Ты поглубже, но потом и до меня доберётся. И ещё, – чуть помедлив, всё-таки сказал Слава, – я на тебя, придурок, слил почти все свои очки, а у тебя они есть. И действовать быстро сможешь только ты. Или сам на бобах?

– Двадцатка с хуем, – признался Пашка. – Можно за вечер надыбать ещё сорок, – добавил он, вспомнив про приятный квест.

– Тысяч, я надеюсь?

Пашка кивнул и уточнил:

– Только как её пугать, я не догоняю. Даже и при баллах.

– Надо думать. Девахи над внешкой трясутся, над тем, чтобы шалавами не считали, и чтобы быть круче других тёлок вокруг. Так-то я по бабам, чтобы их на место поставить, не спец, разве что если страшная. Эта, говоришь, нестрашная.

– Была обычная, теперь как из «Плейбоя», блин.

– Фоты старые глянь, оценить надо, как адаптация восприятия сработала. С сейчас или с бэком.

– И на хера?

– Слушай! – вдруг встрепенулся Марципан. – А лет Максу этому сколько? Он же не школьник вроде.

– Не помню. Двадцать, кажется.

– Ага.

– Чё «ага»?

– Ну то есть её шпилит двадцатилетний гопник, так?

Пашка почесал голову.

– Вполне вероятно. А как это поможет?

– Не знаю ещё. Допустим, вбить какому-то челу у папки моего на работе в башку игрой, чтобы проверку устроил. Типа кто-то чтобы думал, что по заяве об износе роет.

– А тебя не смущает, что ты так Макса подставишь, а не Островскую?

– Так она же типа втюренная. Я пытаюсь придумать, чё ей будет сложно убрать игрухой. Тут можно вообще на понт брать. Донести надо: неизвестный ей мент настроен по команде начать воспринимать белый лист бумаги как заяву от неё об износе, со всеми данными и так далее. Заварит такую мозгоеблю и ей, и хахалю её, и предкам, ещё и ославит на всю округу. А запустить мента в работу – два щелчка, если ещё у кого мобила странно пропадёт из пользователей или что с твоими или моими близкими случится. Ну-ка, – Слава перевернул бумажку с рекламой бизнес-ланча обратной чистой стороной и навёл на неё камеру.

Пашка заинтересованно встал и обошёл его сзади, изучая экран.

Через полчаса установили, что в целом состряпать правдоподобную заяву из листа игрухой можно в натуре, даже и с подписями. И в целом относительно бюджетно по баллам. Как оно по форме должно выглядеть и кто её может пронести и положить куда надо, Славка сказал, разберётся.

– Должно быть выполнимо, а то грош цена всей идее. И пускай себе играется в «Реальность», если нас не трогает. Потому что так позлится и забьёт, а иначе думать станет, что делать, и выкрутится.

– Телефон ей оставить?! – вознегодовал Пашка.

– Ну ты со всеми пользователями воевать надумал, дундук? Ты хоть понимаешь, сколько их, если в одном нашем классе такая куча уже? Это ж нереально. Надо не отсвечивать. Может, вообще все такими сделаются. Может, это правительственная разработка. Или пришествие инопланетян. Или ещё что. Массовое, короче. Мы – первопроходцы. Так и надо не упустить выгоду. Но в целом как хочешь. Только меня и моих пацанов не трожь. Шизанутая эта – общая проблема, плюс ты сам меня в это вляпал. Короче, с бабой разберёмся, там – как знаешь.

У Пашки зазвонил телефон. Опять Толик.

– Где ты? Мы подскочим с Яной и Максом, – загундосил он в трубку скороговоркой, стоило принять вызов.

Соколов-младший уже хотел съехать, но помедлил.

– Сек, – попросил он и вырубил звук в динамике. – Толян хочет встретиться, и с ним, похоже, Макс с сеструхой.

– Она его одного, что ли, оставила? – прищурился Слава. – Работает, значит. Поссорились. Ты вот что. Соглашайся. И что-то ещё ему подкрути такое, чтобы её баллами занять на восстановление. Чтобы ей прям мешало.

Пашка кивнул и вернул Толика на связь.

– Через полчаса на фудкорт подскочу, – объявил он.

– Только не переусердствуй, – предупредил Марципан, – а то мстить начнёт раньше, чем мы с подставой разберёмся. Я сегодня покопаюсь у отца в памяти и найду образец заявления, куда его там подсунуть и через кого это лучше сделать. Потом наклацаем и сфотаем, и уже с картинкой будешь со шмарой говорить.

– А она такого точно испугается? – усомнился Пашка.

– А если б от тя заява, что тебя выебали, могла в ментовке появиться, и это расследовать начали, ты б не испугался?

Пашку аж передёрнуло.

– Ну вот. Только надо правдоподобно обстряпать. И иметь про запас.

– Ты прям уверен, что сегодня Люську сторожить не надо? – не сдержался младший Соколов напоследок. Было ему по этому поводу очень сильно неспокойно.

– Ну нажми так, чтобы точно стало не надо. Отвращения добавь или влюби в кого-то. Пока подстраховки нет, её только этим хахалем и можно отвлечь от вредительства. Давай так, – он залез в телефон, но не в «Дополненную реальность», – я поищу, где та Юля живёт (кинь фоту фамилии), ты чеши решай с Максом. У меня ещё полторы тыщи есть и квест на две, который вечером сделать можно. Наведаюсь к Юле и вырублю её, или ещё что – короче, чтобы навряд ли шмару ночевать пустили. Ветрянку, может всей семье включить? Ну подумаю, в общем. А ты подлампичь хахаля. Завтра спишемся и будем заяву колдовать.

Командовал Марципан как-то толково, так, что его даже послать не хотелось, хотя глобально Пашке всё это не нравилось. Но рассуждал Слава здраво и логично и даже успокаивал неплохо. А то и правда бы стал Пашка за Пионовой хвостом бродить, а больше ничего бы и не придумал.

Только сработает ли?..

Толик поймал младшего Соколова на входе в ТЦ.

– Стой, – схватил его за руку он и поволок от эскалатора к фудкорту в сторону. – Там ща будет очная ставка. Макс несёт пургу, типа ты ему внушил тогда с голой жопой под магазом сидеть, ну, когда его в ментовку забрали, помнишь, я рассказывал? И вроде так-то бредятина, конечно, только… – Толик замялся и сделался неуверенным. – Вспомнил я потом, что ты мне втирал после весенних каникул про кошака и программу. – Одноклассник внимательно всмотрелся Пашке в глаза. – Если б кто, с кем ты общаешься, стал бредить, но Максу-то ты не мог… Чё за фигня, Пашок?

Соколов-младший помедлил. А вот интересно: если он уже рассказывал Толику раз про игруху, то второй раз – это новое нарушение или к старому пойдёт? Так-то вроде ещё два в запасе, можно и проверить. Лишиться прилоги теперь нельзя, а ну как Слава и в том прав, что она скора будет у каждого, а он один останется как олень, но ведь есть ещё одно запасное предупреждение…

– Ну, допустим, я тебе скажу, что с телефона людьми управляю, но показать не могу, потому что ты увидишь только пендели, ты мне поверишь? – осторожно проговорил Пашка, и тут же телефон включил, уставившись на экран с опаской.

Предупреждение не всплывало.

– Вообще нет, конечно, – чуть склонил голову набок Толик.

– А если я при тебе рандомного, тобой указанного, чела, заставлю сделать, что сам скажешь? – продолжал Соколов-младший.

Эксперимент был на грани, так-то он ещё ничего прямо не разболтал, может, потому незачёт?

– Ну пусть вон та бабка с лавки встанет, руки вскинет и скажет, что она – орангутанг, – прыснул вдруг приятель.

Предупреждения не было.

Пашка навёл камеру на плечи какой-то пенсионерки, которая вытирала внучке рожу от мороженого влажной салфеткой в отдалении под пластиковой пальмой в кадке.


«Незнакомая женщина. ФИО: Шарикова Людмила Филипповна. Возраст: 71 год. Состояние: активность (забота о правнучке)».


Предупреждения не было.

Пашка зашёл в «назначить действие» и начал писать про орангутанга.

– Ладно, пошли, – махнул рукой Толик. – Просто в башку засело, не мог не спросить. Прям долбило. Короче, Яна думает…

Пашка окнул оплату в пять сотен баллов и свободной рукой указал пальцем вперёд. Толик на автомате повёл туда башкой: бабка встала, задрала руки так, что с плеч на голову девочке упала косынка, и громко (несколько человек даже оглянулось) крикнула:

– Я орангутанг!

Девочка на лавке начала смеяться, потрясая хвостиками волос.

Если сейчас прилетит предупреждение, окажется Пашка в такой жопе…

Толик застыл, словно его парализовало, с приоткрытым ртом.

Бабка повернулась к девочке с растерянным лицом, но потом заулыбалась ей. Люди пошли дальше. Толик перевёл на Пашку ошарашенный взгляд.

– Ты как это сделал?

Предупреждения не было.

Пашка поднёс палец, которым тыкал в бабулю, к зубам и вгрызся в ноготь, не сводя взгляда с экрана.

– Мне типа нельзя про это рассказывать. Если ща прилетит, я заткнусь и буду всё отрицать, но ты имей в виду.

– Чё прилетит, Пашок? – спросил Толик и через полминуты молчания опасливо уточнил: – Прилетело?

– Нет. Походу, я тебе в тот раз рассказал, и больше не считается. Но это неточно. Погоди.

– Ты на ухе с бабкой, что ли? Но как бы ты знал, кого я выберу? Или это твоя бабка? – зачастил Толик. – Совпало? Ты ей смс послал? Только с хера ли бы она такое вычудила… Можешь сделать, чтобы мусорка упала? Или только по людям и котам?

Предупреждения не было.

Сердце потихоньку начало восстанавливаться от бешеного стучания в рёбра. У Толика зазвонил телефон, но он ещё с минуту не брал трубку. А Пашка навёл камеру на урну.

Когда приятель поклялся Яне, что они будут через пять минут, о кафельную плитку ударил шуруп и корзина бахнулась с шарнира. Это стоило всего десять баллов.

– Твою мать, – охнул Толик.

Предупреждения не было.

– При мне – Яне или кому – ни слова. Без меня что хочешь рассказывай, только сначала подумай хорошо. Я никому, кроме тебя, пруфы демонстрировать не стану. После тех пенделей мне предупреждение пришло, что три осечки – и игра удалится сама.

– Игра?

– Я вообще не особо врубаюсь, что это, но оно работает. И это ещё не самое херовое.

– А это, по-твоему, херово?! – опешил Толик. – Офигеть! Я тоже такую хочу!

– Может, и получишь, – помрачнел Пашка. – Она того… распространяется.

– А где скачать можно?!

– Остынь, бро. Я не знаю. Ну и, чтобы ты понимал: тёлка вашего Макса Люсю вырубила так же, как я бабку заорангутанил. Но Макс об этом знать не может, потому что у неё тоже неразглашение.

– И Макс с такой игрой?! – вскричал Толик в панике.

– Нет, ты слушаешь меня вообще?! – разозлился Пашка. – Ты точно усёк, что я Яне твоей или кому-то ещё ничего подтверждать не буду? И что она решит, что ты шизик, сто процентов, если начнёшь нести дичь про мусорники и орангутангов?

– Переварить надо. А что ещё ты можешь? А зачем она Люсю вырубила? Да с хера ли у всех, кроме меня, такая игра?! Слушай, это прикол? Ты как это сделал?

– Трудно с тобой, – тяжко вздохнул Пашка.

– А ты почему до сих пор не на Мальдивах? Или хотя бы не на «бентли»? Чё за прикол в школу ходить тебе? Да блин, развод! Но как?..

У него опять зазвонил телефон.

– Пошли, – мрачно позвал Пашка. – У меня по Максу дело. Держи рот на замке и имей в виду, что он – мурло, но тут – ни при чём.

Безумный Макс при виде Пашки как-то весь съёжился. Яна, наоборот, выглядела решительно и очень серьёзно.

Разговор вышел странный.

Толик помалкивал. Макс вообще язык в жопу засунул и пытался стать меньше в пространстве вселенной. Яна деловито расспрашивала об обстоятельствах, Пашка по большей части кивал. Мол – да, пытался вот этот отжать у него бабосы. Но не рассчитал силу. Где он там голым задом сверкал – Пашка не в курсах, Толик только что-то говорил мельком, но давно, недели две назад, ещё до каникул. Девушка Пашки была не в себе, а почему – он не знает. Но случилось это у её одноклассницы, которая с этим вот встречается вроде как. Вот Пашка и предположил. А доказательств у него нет.

– Не хера я ни с кем не встречаюсь уже! – первый раз за всё время выпалил безумный Макс в этом месте беседы. – Малолетка эта меня преследует вообще. Ну да, когда бабки были нужны, она часто подкидывала, а я брал. Но я завязал со ставками! Я её послал сегодня на хер вообще! Я не при делах, Яша! Ну честное слово! – молитвенно уставился он на сестру.

Пашка украдкой приподнял над столешницей край телефона и ткнул в Максово меню, а потом мобилу опустил на колено.

– Спал с ней? – прищурилась Яна и выдула дым электронной сижки как дракон.

Макс потупился.

– То есть ты трахнул девятиклассницу-истеричку, больную настолько, что может чем-то подружку обколоть, а потом бросил, как мудила? – снова задымилась пышным облаком Яна. Стало казаться, что пар у неё сейчас и из ушей повалит.

Макс пялился в стол.

– Ты сесть хочешь, придурок? Тебе как не разбой, так растление? Тебе баб мало для траха? Если бы я была такой дебилкой, какую вы тут описали, то я бы сейчас на тебя заявление писала. Круто, Макс! Весело! Тебе ещё кого-то кокнуть осталось и на героин присесть. Или как ещё ты изъебнёштся, виртуоз хренов?! Что с Люсей? – резко повернулась она к Пашке.

– П-порядок вроде.

– У врача была?

– Нет вроде…

– Родителям рассказала?

– Я не знаю…

Яна закрыла глаза и очень глубоко затянулась.

Тут-то их с фудкорта и выперли, потому что курить там было нельзя, даже электронки. Пока какая-то тётка со шваброй грозилась полицией вслед, Яна продолжала на ходу сыпать на Макса пророчества, – одно хуже другого. Пашка даже задумался, не стоит ли поменять Славкин план. С другой стороны, если такого даже Яна испугалась, значит, план – норм. Сработать может…

– Ты сейчас пойдёшь к своей истеричке с цветами, придурок, и сделаешь всё, чтобы она успокоилась, понял? И чтобы она не лезла тебя защищать, как ту бабу обиженную! Мне по херу, что ты о ней думаешь! Раньше надо было думать! Ты…

Пашка притормозил, и злобствующая Яна с Максом и Толиком устремились вперёд, но Толик скоро приметил его дезертирство. Он что-то сказал, Яна махнула рукой, продолжая поно́сить брата, и Толик спешно вернулся к Пашке.

– Пошли ко мне, – объявил он.

– Нет. У меня дел по горло.

– Вместе, значит, будем делать, – не сдавался приятель. – Ты думаешь, я от тебя теперь отстану, что ли?

– Мне надо в сральню, жди, – объявил Пашка и свернул в боковой коридор ТЦ.

Толик пошёл за ним, и пришлось запираться в кабинку, чтобы внести изменения в инфо Макса, пока что-то не вылетело, – а то лови его потом. Пашка задумался. Сейчас было вот вообще не в тему, чтобы Янкин братец играл влюблённого и кающегося. Захотелось позвонить Марципану, но под дверью караулил Толик. А сделку со Славой будет объяснять ещё сложнее, чем колдовскую игруху.

Надо думать своей башкой.

Сама Островская мстить обмудку своему не пойдёт, потому что знает, что его перепрошили так к ней относиться. Значит, Макс ничем не рискует, если продолжит мудачество. Да и в целом так-то и по хер на него – вспомнил Пашка нож у своего горла и сырой запах подвала.

Что же ему подкрутить?

Много баллов было тоже жалко, так что Пашка остановился на отвращении. Нашёл во «взаимоотношениях» Островскую и херанул настройку на максимум за семь тысяч очков. Яна его сейчас накрутит топать к этой, она обрадуется, но бабы такую херню чувствуют, а эта ещё и глянуть в инфо может. Короче, должно сработать.

– Ночую у тебя, – заявил Толик, когда Пашка из сральни вышел. – Или ко мне поехали.

– Ко мне, – решил Пашка. – Чё могу, расскажу. Может, что сообразишь толковое. Сейчас только, – и он набрал Люсю.

Она продолжала говорить натянуто как-то, с наигранной показной беспечностью, странным, непривычным голосом. И от встречи отказалась, и про завтрашний день сказала, что занята.

И вдруг взорвалась в голове у Пашки страшная мысль: если они подкрутили Максово отношение к Островской, то что мешало и ей провернуть что-то такое же с Люськой?! Он ведь это не проверял, он вообще ни разу в Пионовские настройки нос не засовывал! А ведёт она себя очень подозрительно. Неужели…

Ноги подкосились, к лицу прихлынул жар.

И что он может исправить, если не имеет понятия, как там всё было?! Чтобы не сварганить Другую Люсю, а только вернуть прежнюю?!

О Господи боже мой!

В пуше мелькнул перевёрнутый «игрек».

– Эй, ты чего, Пашок? Что случилось? Алло!

Глава 13: Откуда не ждали

– Люся! Люсю… Настроили меня не любить! – панически выдал Пашка.

– Предки?

– Островская! Игрой!

– Да ну, это уже сказки, – не поверил Толик, но из-за выражения лица Пашки усомнился. – Ну ок, а ты не можешь вернуть в зад всё, как было?

– Я не знаю, как было! Я не лазил у Пионовой в инфо… Надо ехать и разбираться, а она даже видеть меня не хочет!

– А ты не мог бы с Люсей разобраться завтра, а сегодня разобраться со мной? – осторожно уточнил Толик.

– Да как ты не понимаешь…

– Ну а что за вечер изменится? И почему не настроить обратно потом этой вашей Островской, или как её?

– У неё баллов нет.

– А у тебя они бесконечные?

Пашка замялся. Так-то в целом Толик прав, хотя ни фига не понимает ситуации. Править всё раньше, чем будет готова пугалка, толку большого нет, но…

Да и поздно уже, опять же, вечер воскресенья. Люся дома, наверняка спать собирается. Это терпит до завтра, когда уже никто ничего не пересрёт из-за угла. Во что очень сильно требовалось поверить.

В такси, где вопросы Толика пришлось обрывать тычками локтя, дали медведя. Мелькание ночного города за окном наводило хандру. Всё становилось беспросветным больше и больше.

– Тебе не стыдно дружков водить в дом, когда отец пропал? – мрачно встретила их баба Лида. – Где объявления?

Пашка мысленно выругался. Конечно, в этот безумный день ему было не до бессмысленной бабулеуспокоительной муры.

– Заказ сделал на печать. Всё закрыто. Выходной, вообще-то, – проворчал Пашка.

– Утром забирай и сразу домой. Будильник поставь. У всех, гляжу, выходные, все, гляжу, с обедом по расписанию. Андрюше помощь нужна! Может, он без денег где застрял. В аварию попал или в люк провалился канализационный! Везде бардак! Вот при Союзе…

– Прячься в комнату, пожрать принесу, – шепнул Пашка и пошёл на кухню, а бубнящая бабка – следом.

Она не прекращала ругать всех на чём свет, пока он нагребал на тарелки для себя и Толика столько жрачки, чтобы точно получить лишнюю свинку. Нужно было добираться до сотого уровня и хотя бы проверить вариант с корректировкой прошлого.

Но вот если прав Слава…

– А куда это пропал твой предок? – первым делом спросил Толик, когда Пашка внёс нагруженный поднос в комнату. – Что-то я не понял. Смотал удочки, что ли?

Пашка помедлил. Тут, если и рассказывать, то надо с начала. И ещё вопрос, стоит ли.

– Долго объяснять. Давай по порядку.

– Сделай что-то крутое, – перебил приятель.

– Толян, это баллы стоит. Сейчас надо экономить.

– Мне кажется, ты меня как-то развёл, – снова завёл он.

– Опять ты за своё, – разозлился Пашка, кусая котлету. – Ну топай домой, раз так.

– Нет, покажи что-то.

В общем, пришлось перед рассказом ещё ссанный эксперимент проворачивать: открыли меню Толика, потом игруху свернули. Он пошёл в уборную и сделал там все дела, потом сообщение прислал. Пашка предупредил на толчок лучше сесть, ибо опция у людей общая – мочевой пузырь и кишечник. Как сигнал получил – расстался ещё с сотней баллов.

Во время эксперимента Пашка прикончил жрачку, к свинье за что-то дали ещё и медведя. Марципан считает, что это – депрессняк. Что ж, похоже. На душе из-за мыслей о Пионовой было ох как паршиво.

Так себе достижение…

Толик вернулся с задержкой, возбуждённый донельзя и глазами сверкающий.

– Во что хочешь теперь поверю! – объявил он.

И сделал именно так, несмотря на то, что, в случае контакта с Пашкиным телефоном (даже и зрительного), стабильно возвращались пендели, а прочий интерфейс пропадал.

И тогда Пашка всё рассказал. Как-то вдруг, не особо задумываясь о последствиях. От «А» до «Я». Толик сначала реагировал правильно: где надо разевал рот, где надо выдыхал мечтательное «круто!» и даже не верил именно там, где Пашке нравилось, и то недолго, просто усиленно переспрашивая.

На части с отцом и отвёрткой примолк, но херню всякую нести не стал. Короче, правильно всё слушал. А потом вдруг сломался, словно что-то перемкнуло и Толика подменили.

– К Марципану?! Ты пошёл за помощью к Марципану?!! – плохим, натянутым тоном переспросил он.

– Ну а куда мне было ещё идти, блин?! У него одного сороковой уровень был, про кого я знаю! – тут же рассвирепел Пашка, и в игрухе дали дракона. Почти вслед за ним пришла тысяча балов: полуночная плата за необщение с Лосевым.

– Ты. Скентовался. С Марципаном?! Который нагибал нас с младшей школы?! Который обосрал тебя на линейке?

– Ну я его первый так-то обосрал, – проворчал Пашка.

– Эта часть мне понравилась, – на секунду смягчился Толик и тут же спохватился: – Ты охерел вообще! С Марципаном!

– А что я должен был делать?! – чуть не заорал Пашка, но вовремя сбавил тон: дома были Другая мама и бабка Лида, хотя, скорее всего, уже обе спали.

– Да что угодно, кроме этого! – бушевал Толик. – Люся была в безопасности! А то, что твоя эта у других уёбков телефоны отнимала, так надо ей спасибо сказать! И ты отдал Кумыжному мобилу? Своими руками?

– Не отдал ещё. Заряжается.

– Игруха твоя только мразям и даётся, вот что. А если ты полез с Марципаном и его кодлой брататься, то и тебе по делу досталась.


«Вы достигли 93-го уровня!» – уведомил телефон вместе с поступившим на баланс драконом.


– Мне нужно его использовать! – свирепо просвистел Пашка. – Как он нас использовал когда хотел! Он нам должен!

– Нам? И чем рассчитываться будет? Тем, что ты ему поможешь сохранить волшебную прогу в свободное пользование?! Ты мне вот на хера всё это рассказал вообще?! Похвастать, какой я один остался ущербный? Помощник у тебя уже есть, друг, так сказать, новый. Удобный, полезный. Тоже, небось, поудалял всех ненужных особей человечества.

– Я тебе сейчас харю сверну набок, – пообещал Пашка, и телефон завибрировал.

– Знаешь, что? – встал на ноги Толик. – В жопу себе засунь своё колдовство или другу твоему новому туда же. И дверь закрой, можешь игрой, если вставать лень. Урод.

И натурально Толик вышел из комнаты, хорошо хоть не хлопнул створкой на всю квартиру. Утопал на хер среди ночи.

Друг, мля! Товарищ и брат! Так у него всё меряется? Не вякнул из-за убий… удаления отца, а за использование Славы – всё, сам разгребайся, урод? Ну круто! Ну и хер с ним! Пашка подкопит баллов и вернёт ему все сто кило на место, раз он психует, как истеричная тупая пизда! Надо было послать его ещё там, в ТЦ! Братское плечо, бля! Ревнивый какой! Может, он – пидор?

– Латентный шизик! – со свирепой яростью просвистел Пашка и взялся за телефон, выдувая воздух из носа и едва приоткрытого рта так, что слюна полетела в сторону и попала на руку. А может, и из носа полетело вообще. – Сука, – вытер он тыльную сторону ладони о простыню.

Вот и на хер было тратить на этого придурка вечер?! Лучше бы к Люсе поехал и разобрался, что там наклацала эта чёртова курица!

В прилоге дали целых три дракона. Пашка кипел. Засыпать пришлось сведением энергии, по-другому вообще не выходило, а отрубиться было очень надо.

Поутру бабуля растолкала часов в семь, но что говорила, Пашка не понял, потому что тут же провалился обратно в сон, а когда встал, не было дома ни Другой мамы, ни бабушки. В воцапе висели пять пропущенных и голосовое от Славы, сводившееся к тому, что Пашка – мудень, если дрыхнет, а если его спасать опять надо, так и вовсе пусть на хер идёт. Очень захотелось туда следом направить и Славу, еле сдержался.

Нажрать завтрака на седьмую из недостающих до очередной десятки свинок не удалось: кусок в горло не лез. Люся не писала и не звонила. К ней надо нестись, как только план провернут, блин. Вчера ещё было надо!

Слава казался мрачным, но деятельным:

– Короче, вот текстовка, – пододвинул он распечатанный листок. – Списал из разных заяв, чутка от себя добавил для складности. Всякая муть, типа шапки и оборотов, правильная. Бумага. – Марципан вытащил картонную папку из ранца. – Есть такой Ваганский Виктор, работает в нужном отделе, я его адрес домашний срисовал, чтобы подкараулить и подгрузить, что будет нужно, если так вопрос встанет. Это чтобы понимание было, чем ты пугаешь, с конкретикой. Давай ваять. Написать надо от руки, потом почерк подгоним. Те нужно пробелы заполнить: особые приметы, место, описание, про неё всю инфу. Смотри, вот тут ты можешь подтянуть из людей, с которыми знаком, образцы почерка, подписи и всякое такое. Определяй текст и ищи «почерк» – «заменить». Подпись свою ставь, и потом так же заменить можно. Я вчера тренировался, но не оплачивал. Писец с баллами. Ты с хера трубку не брал полдня?!

– Спал без энергии, – проворчал Пашка, берясь перекатывать с листа километровое заявление. – Тьфу, мля! Вот такое прям и писать?! Про разрывы и как она подмывалась?!

– С хера ли нельзя уже на экспертизу, это объясняет; во всех почти заявах есть такие подробности. Пиши давай.

С бумагой провозились долго и растрынькали девятьсот баллов, потому что листов вышло не один, а пять. А вот назначать встречу Островской передумали.

– Взбесится, мало ли, что потом ей в голову взбредёт, если твою довольную харю увидит. Так шли. Понятно вроде всё. И лишнего не скажешь. Давай, надо доходчиво донести.

Доходчивое донесение заняло ещё с час, и они даже посрались, правда, ненадолго. На сообщение Островская не отвечала почти сорок минут после того, как оно сделалось прочитанное. Много раз «онлайн» менялось на «печатает», и предвещало это целую новеллу, но в итоге пришло просто: «Сам придумал?», и из-за лаконичного ответа «Ты всё поняла?» они со Славой пересрались ещё раз, но отправили-таки его.

«Хоть раз один что у Макса поменяешь, останешься сиротой. И чтобы я тебя не видела».

– Похоже на капитуляцию, – довольно заключил Слава.

– Придумает что-то, гнида, – возразил Соколов-младший.

– Ну придумает, пойдёт пояснять, куда её и как долго, – хмыкнул Марципан, убирая липовое заявление в папку и засовывая в рюкзак. – Отладка – тема. Я всё пофиксил, кажется. Что решаем с Тохой? Ты ж заряжал? – прищурившись прибавил он.

Пашка помедлил, но кивнул.

– Ну ты позаряжай пока. Просто на всякий. С недельку хотя бы. Фора будет. Всё. Мне надо делать квесты. Бывай.

Прорваться к Люсе оказалось задачей не из лёгких. По телефону она сливалась.

Пашка купил пионов (решил, что это круто – дарить Пионовой пионы), хотя нашёл не сразу и пришлось ждать доставку букета в кафехе. Стоило бы рейд по больничкам возобновить.

Пока ждал, отправил заказ на печать с батиной фоткой и номерами, сваял в гуглдоке кое-как. И как отмазаться от расклейки этой мути? Бумажки напечатали быстро, их Пашка в ранец впихнул, вооружился цветами и потопал по адресу.

Но Люсина сисястая мама выставила оборону.

– Она отдыхает. Спасибо, я обязательно передам.

Выглядела тётя Света паршиво, какой-то всклокоченной и уже не походила на пионовскую сестру совсем, словно бы постарела.

– Можно мне к ней на секундочку? – чуть ли не взмолился Пашка с перепугу. – Буквально.

– Плохо себя чувствует. Ты очень внимательный. Её порадуют цветы. Я передам.

Пашка подумал назначить действие, но замялся. И вместо того сказал:

– А можно она мне в окно помашет хотя бы? С балкона там?

Тётя Света вдруг улыбнулась растроганно и кивнула.

– Ты очень… очень милый мальчик, – объявила она. – Помашет. Спасибо. Она обязательно тебе позвонит. Только попозже.

В лифте Пашке дали медведя. Позвонит, как же. И что эта тварь там наворотила?!

На выходе из подъезда пришёл дракон.

Махала с балкона Пионова довольно активно и улыбалась даже, вроде радостно, но на таком расстоянии толком не разберёшь. Пока она поднимала над головой корзину с пионами и слала воздушный поцелуй, игруха выдала:


«Ваша девушка. ФИО: Пионова Людмила Викторовна. Возраст: 16 лет. Состояние: активность (всплеск радостного волнения)».


Звучало немного ободрительно. Пашка всё-таки помедлил: лезть к Люсе в инфо не хотелось никогда, прямо-таки принципиально. Но вдруг радостное волнение просто на веник этот, а Пашка давно лесом пошёл по новым настройкам? Главное – понять, где правки.

Нет, залезть придётся обязательно. Потому что в «радостном волнении» нормальные люди из подъезда выбегают или хотя бы на чай зовут. А не воздушные поцелуи шлют с восьмого этажа и игнорят.

Едва Люся скрылась, он сразу же клацнул «взаимоотношения», корень всех бед в его теории. Нашёл нужную строку – про себя. Вдохнул. Выдохнул. И нажал:


«Соколов Павел Андреевич, 14.02.2002:


Любовь к СПА: 53%

Привязанность к СПА: 86%

Дружеские чувства к СПА: 95%

Уважение к СПА: 76%

Восхищение СПА: 67%

Симпатия к СПА: 98%

Благодарность СПА: 78%

Доверие к СПА: 73%

Гордость за СПА: 82%

Любопытство к СПА: 67%

Тревога перед СПА: 100%

Гнев на СПА: 7%

Страх перед СПА: 66%

Отвращение от СПА: 0%

Стыд перед СПА: 100%; за СПА 7%

Вина перед СПА: 98%

Раздражение СПА: 9%

Ненависть к СПА: 0%


Это было совсем непохоже на отредактированные показатели, совсем. Но почему Люся стыдится и за что чувствует вину?! Господи, она потому начала его игнорить?! Потому что он её увозил от подруги в неадеквате?! Пиздос, и что у баб вообще в башке?!

А почему любовь пятьдесят три только?!

Стоп, прям любовь?!!

Пашка сплюнул и задрал башку к её опустевшему балкону. Он колыхал какой-то бежевой простынёй, словно парусом.

Хотел выйти из меню, но помедлил. Что-то происходит, но это не связано с перепрошивкой. Она не просто его стеснялась, с ней что-то не то.

Пашка осторожно переместился назад, боясь сбить менюху.

Спустя минут сорок, ошалевший, он сидел задом на бордюре рядом с целой горкой окурков. Ночью в субботу Люся с матерью была в больнице и сдавала анализы, но у неё не нашли следов никаких препаратов. Потом начались кошмары и депрессивное состояние. Она стала бояться спать, потому что ей виделся снова кипяток в кастрюле и обваренная рука. Сегодня днём мать возила её к психологу, и Люське прописали какие-то рецептурные колёса!

В какой-то момент во рту появился привкус крови, и Пашка понял, что прогрыз кожу на нижней губе. В приложении дали двух драконов подряд и ещё перевёрнутый «игрек».


«Вы достигли 94-го уровня!»


Хотелось найти Островскую и бить так, чтобы сломать об неё свои же кости.

Нужно было успокоиться. Что-то сделать. Но что?

Подрагивающими пальцами Пашка вошёл в меню впечатлений. Отыскал там «принудительный ожог», «сон о том, что рука варится в кастрюле», «страх развития психиатрического отклонения», «Ирка хочет меня убить» и «унижение перед Пашей», где поменял впечатления с «просто мрак!» на «нейтрально», каждое за две тысячи баллов. На балансе осталось всего тысяча шестьсот двадцать восемь очков.

Очень хотелось верить, что это поможет. Как ещё откорректировать эффект от случившегося, было непонятно. Может, на сотом удастся вообще стереть это воспоминание?

Подумалось заталкивать в себя бургеры до одурения, а потом возвращать голод игрухой. И так, пока не наберётся.

Дали ещё одного дракона.

Что там было, кроме жратвы? Уборка! Надо прийти и отпидорасить квартиру. До сотого шесть уровней. Ну или пидорасить, пока можно, а потом сесть жрать. Это экономнее, а то голод возвращать он разорится. Ещё бараны, Слава считает, за дрочево. Это можно организовать, пару раз даже. Но там вот только десятка собралась. Десять раз он не сможет, блин.

А чё медведя за депресняк не дают?! Это не депресняк, что ли?

Пашка пошёл домой и даже врубил в наушниках печальную музыку из подборки Яндекса.

Музыка была не печальная, а тупарылая.

Надо вернуть отца и вытаскивать Люсю. Не дай бог завтра она опять с ним не встретится! И что тогда, блин, делать?

В прилоге дали перевёрнутый «игрек», букву «гимель». Ну ни фига не поймёшь с этой хераборой!

Баба Лида мрачно взяла стопку смятых объявлений.

– «Пропал "безвисти"», – искривила она свои тонкие губы. – Пятёрочником, значит, сделался. Ну-ну.

На удивление бабуля не принялась дальше ругаться ни по поводу Пашкиной безграмотности, ни из-за смятых углов и не разрезанных на полоски номеров телефона для связи, ни из-за явления домой к ночи. И внука охламоном не назвала. Она сидела не на кухне с Другой мамой, а в зале, в кресле. И смотрела как-то исподлобья, сдвинув седые брови и собрав морщины на лбу гармошкой. А когда Пашка пошёл за ужином, обронила в спину:

– Я, Паша, сына найду.

И как-то так странно сказала. С угрозой.

Другая мама немного ситуацию прояснила: оказалось, бабуля вынесла в ментовке всем мозги так, что её посветили сегодня в кое-какие детали дела. Например, в то, что сына её незадолго до исчезновения выгнали из дома, что была у него любовница, и что в день, после которого никто не видел Андрея Соколова ни живым, ни мёртвым, от его семьи поступил вызов и сигнал о домашнем насилии, и было на месте очень много крови. Правда, Пашкиной.

Всё это бабкины мысли перевело в какое-то нехорошее русло.

– А чего она тогда торчит у нас? – проворчал Соколов-младший.

– Ой, Паш, я сама уже не знаю, что думать… Может, твой папа решил меня подставить? Проучить? Специально так устроил? Вот вроде совсем не про него, но больше ничего не идёт в голову… Куда подевался?

– Найдётся, – объявил Пашка и, повернувшись к раковине, принялся мыть посуду. И даже сковородку с плиты подхватил, сгрузив оставшуюся там котлету на блюдце.

Но отзеркаленную длинноверхую «Г», букву «далет», ему не дали ни разу. Ни за посуду, ни за то, что залил унитаз Доместосом и тёр ёршиком с таким остервенением, будто это было рыло Островской.

В комнате Пашка вывалил из шкафа куль вещей, сложил часть из них стопкой на верхнюю полку, но за уборку ничего не давали никаким образом, только дракона пожертвовали, потому как всё это его в натуре выбесило.

Пашка сел около оставшейся кучи вещей и попробовал думать про Островскую, чтобы добрать драконов, но специально не получалось.

Везде засада!

Плюнув на всё, он скрутил энергию за уже почти что драгоценную сотню баллов и уснул.

Утром разбудила какая-то возня в коридоре. Что-то звонко упало, потом приоткрылась дверь и заглянула Другая мама с виноватым видом.

– Прости, я уронила краску. Ты спи пока. Или пойдёшь с нами обновлять штакетник в палисаднике?

– Чего? – сел на кровати Пашка и осоловело заморгал: энергия не восстановилась полностью, и он нашарил телефон. Шесть утра?!

– Лидия Викторовна тоже загорелась новым проектом мэра! Да там уже и соседи на улице собираются, я ещё вчера краску купила. Инна с пятого точно будет. Может, это нас с бабушкой сблизит немного. Что-то скверное у неё на уме.

– Какой ещё проект мэра? Какой забор? Тебе на работу же.

– Так мне к девяти. Мы взялись в домовом чате приводить в порядок штакетник. А ты сам-то что выбрал, кстати? С Люсей где-то и Толиком?

– Что – выбрал? – Пашка решительно восстановил энергию за сотню очков. Потому что ничего не мог понять вообще.

– Что делать будешь для города по этой замечательной программе нового мэра?

– У нас новый мэр? – Поднятие шкалы ни черта не прояснило.

Другая мама засмеялась.

– Ну даёшь! Просыпайся уже! Вчера ведь выбрал горсовет мэром не кого-нибудь, а твоего бывшего преподавателя истории! Там кто-то из партийных депутатов в отставку подал, а Якушевича на его место выдвинули. И тут же переизбрали городского председателя, представляешь? Такой талантливый! Вот послушала его по телевизору и поняла: обязательно выйду на общественные работы! Представляешь, как можно всю Пензу преобразить за считаные дни, если и другие люди послушают? Наш дом целый чат организовал, там почти что все соседи уже участвуют!

Глава 14: Общественное безумие

Пашка таращился до тех пор, пока Другая мама не ушла из комнаты и в коридоре снова не зашумел пакет с железными банками. Потом они с бабулей покинули жилплощадь: щёлкнул замок входной двери.

Она чего такое сказала? Гнидень стал мэром?! Люди хотят что-то делать для него просто так?! Преображать город?! Это что за дичь?! И на кой ляд ему преображать город, как будто ему не по фигу!

Пашка вскочил и двумя большими прыжками приблизился к окну, рывком сдвинув занавеску так, что кусок ткани оторвался от крепежа на карнизе.

Во дворе было человек сто, под их домом и под соседними. Люди всех возрастов собирали мусор, копали клумбы, драили шпателями оклеенные рекламой наружные стены подъездов, красили бордюры и заборы, малевали белым стволы деревьев. То и дело к ним подтягивались новые. Это в шесть часов утра в будний день!

Да никогда в жизни ни одна речь по телеку не заставила бы народ перед работой во вторник выпереться делать то, что должны выполнять коммунальщики!

Это можно было сделать только игрой.

С помощью которой гнидень стал грёбаным мэром города! Уж не удалён ли старый?!

Пашка схватился за телефон: новостная лента утешила только по поводу здравия бывшего главы города: его разжаловали голосованием, он был жив, и его участие в общественных инициативах анонсировали новости. Про дичь на улице тоже уже писали вовсю, хотя было начало седьмого утра!

Это безумие, кажется, творилось повсеместно!!!

Но какой функцией можно было вот такое вот сотворить?! Он же не мог бегать за каждым и настраивать! То есть, на высоких уровнях откроются какие-то массовые воздействия?!

Несмотря на тёплую погоду, под кожей Пашки растёкся холодок.

Что происходит и на фига?!

Что задумал историк?!

«Если не свалить до возвращения бабули, будет лажа. Или к забору погонит, или в ментовку», – подумал Пашка и засобирался: начал спешно одеваться, наскоро перехватив что-то съедобное на кухне.

Уже обуваясь, набрал Марципана.

– Ты ошизел, что ли?! – выпалил тот первым делом сонным злым голосом. – Половина седьмого!

– На улицу выглядывал?

– Я не лунатик, блин. Чё ты хочешь в такую рань?!

– Посмотри на улицу, – просвистел Пашка, открывая дверь. – Надо встретиться.

– Иди в жопу. Если там не летают драконы, я спать. – Послышалась возня, кряхтение и неразборчивый мат. Потом шаги. – Ну и чё? Какие-то работы у меня под домом…

– Телек включи. И перезванивай.

Пашка отрубился, шагнул во двор и попал в лапы дракона.

– Павлик! Ты зачем хорошие штаны напялил?! Иди переоденься в старое и берись за работу! – подскочила к нему баба Лида. И протянула полустёртую наждачную бумагу.

– Мне надо… я собирался… я не буду… – Пашка панически огляделся в поисках Другой мамы, но её не было видно.

– Это ещё что за новости, охламон?! – воинственно упёрла руки в боки бабуля. – Что значит не буду?! Мне шестьдесят девять лет, а я и то корячусь!

– Тебя никто не заставляет, – допустил Пашка очередную ошибку.

– А тебя вот точно что не заставишь сделать хоть что-то хорошее! – тут же рассвирепела бабуля. – Лодырь он и в Африке лодырь! Ничего святого в тебе нет! Оно и понятно! У таких, как ты, никогда нет ничего святого! Иуда, душепродавец! Я всё узнаю, Павлик! Я сына найду, будь покоен! И всем воздастся! Помяни моё слово, стервец…

– Он ещё и дымит у вас! – вмешалась тётка-соседка с верхних этажей с неизвестным именем, которую, разумеется, никто не спрашивал. – То за домом, то у третьего подъезда! Как тот паровоз! Ещё школьник называется… Колония по таким плачет!

– А это неудивительно! – не впечатлилась, но тут же подхватила баба Лида. – Это совсем неудивительно! Такие люди…

Пашка развернулся и стремительно пошёл прочь от бабули и таращащихся с любопытством соседок. В кармане завибрировало. Игра дала нового дракона.

Что, блин, у этой старой дуры на уме?! Что она подозревает?! Надо уделить время бабкиной башке, полазить там как следует и разобраться. Заманала своими намёками!

В городе происходило что-то дикое. Улицы и придомовые территории заполонили люди. Все что-то красили, собирали или драили. И улыбались. Словно сбежали из дурдома на общественные работы.

«Какой Игорь Максимович молодец!», «Такой обаятельный и умный теперь мэр!», «Якушевича надо президентом делать» – слышалось отовсюду, и от подобных повсеместных разговоров становилось по-настоящему страшно.

Наконец-то у Пашки зазвонил телефон.

– Ладно, что за херня? – с места в карьер начал Слава. – Мама цветы сажает под окнами! Все как одурели. Вроде нового мэра какого-то распоряжение, только с фига ли все кинулись его выполнять?

– Погугли нового мэра, – посоветовал Пашка.

В динамике зашебуршало.

– Историк?! – выпалил Слава спустя полминуты. – Это наш историк в тридцать седьмой школе?! Какого хера?! Твоя больная сделала его мэром?!

– Он сам. Он пользователь. Охерительно высокого уровня.

Повисла пауза. Пашка притормозил, прикуривая и таращась на мамашу, собирающую с клумбы пустые баклажки и обёртки в огромный пластиковый пакет, привязанный к ручке коляски, в которой спал младенец.

– У старпёров тоже есть игра? – наконец спросил Марципан. – Она не молодёжная?

– Я знаю только этого, но я так-то не ходил, всех не скринил.

– А как и на фига он это сделал с кучей людей? – поразился Слава.

– В пятницу у историка был сто восемьдесят девятый уровень, – просветил Соколов-младший. – Сейчас, наверное, за двухсотый. Может, что-то новое потом открывается. А на фига – я не знаю. Буду у твоего дома минут через десять. Выйдешь?

– Выйду, – пробормотал Слава растерянно.

А они теперь каждый день будут в этом цирке участвовать? Люди-то? Или что новое им назначат, когда город «приберут», это же недолго будет, если вот так реально все разом? И что гнидень потом вычудит? А если вот так можно толпой управлять, это же легко и войну начать, и деньги у всех отнять разом, и мало ли что ещё… Как этот урод так прокачался-то?!

Где носит Марципана?!

* * *

– Так-то, конечно, жесть какая-то, но, если всех всё устраивает, пусть играют в домовых эльфов, – хохотнул приободрившийся Слава. – Даже прикольно.

– Ты больной?! А что он в следующий раз всем настроит?! – со значением прищурился Пашка.

– Ну навряд ли зомби-апокалипсис, хотя может быть прикольно. Паф! – Слава изобразил из руки ружьё и прицелился в сторону подподъездных тружеников. – А ты чё предлагаешь, лезть к чуваку, который прокачался до мэра и выгнал весь город собирать мусор с утра пораньше? Сам знаешь: отжимать телефоны – дело неблагодарное. Учитывая размах, лучше не отсвечивать. Знает Максимыч про тебя? Что ты с игрухой?

– Не в курсе. Вряд ли. Не лез. Хотя поводы имеет, – добавил, подумав, Пашка. – Наверное, не знает.

– Ну и ладно. Сам как хочешь, я к шишкам соваться не стану. Ну и тебя вытаскивать, если что, имей в виду. Лучше сиди и наблюдай. Прокачивай акк. Потом сам поменяешь, что не нравится. Это Максимыч сколько играет, если у него такой уровень?

– Может, понял как. Меньше играет, чем я. Это точно.

– Головастый перец! – хохотнул слава. – Пора и нам вершить великие дела. Вон как не сидят без дела конкуренты. Ну, бывай.

Пашка проводил Марципанникова растерянным взглядом. Он чё, реально не понимает, какой всё происходящее лютый пиздец?!

Встреча со Славой принесла ещё пару драконов и девяносто пятый уровень. До сотого рукой подать, но Пашка был зол. Что-то в идее невмешательства его не устраивало, хотя мыслил Марципан здраво.

А с другой стороны – ну и что они могут сделать? На мэра Безумного Макса не натравишь. У него сто пудов охрана есть. И хакеры всякие – тоже. Если девятиклассница смогла свою мобилу обнулить, то уж мэр-то города точно как-то изъебнётся.

Выходит, и правда лезть не стоит.

Но…

Пашка попробовал сосредоточиться на себе и своих делах, и затопал к дому Пионовых, специально пешком, чтобы успокоиться, и чтобы стало не так отвратительно рано.

Люська увлечённо красила скамейки на детской площадке. На ней были заляпанный синими и красными кляксами джинсовый комбинезон и кепка, на руках чуть выше резиновых перчаток тоже пестрели полосы краски. Люся улыбалась и что-то напевала, качая головой в такт, видимо, играющей в наушниках музыке.

Пашка подкрался и тронул её за плечо. Пионова тут же просияла и кинулась ему на шею. Прямо как раньше.

Внутри потеплело.

– Ты решил помогать в моём дворе! – так и подпрыгнула она от радости. – Здорово, я думала, ты спишь! Прости, я что-то заморочилась очень в последние дни. Ты как вообще?

– Соскучился, – пробормотал Пашка и невольно залыбился.

Каким-то непонятным образом вышло, что Люся успешно склонила его причаститься скамейки, и к ней домой они поднялись только спустя два часа общественных работ. Там никого не было, и встреча вышла жаркой, а Пашка доподлинно установил, что овнов дают в игрухе не только за дрочево. Кроме трёх баранов, начислили ещё две кривенькие «Т», то есть буквы «заин», и льва. Настроение стало отличное. Смущало только то, что Люся снова потянула его во двор и жаждала преобразить детскую горку, а ещё пела какие-то невероятные бесящие дифирамбы историку.

Типа и город из-за него расцветёт, и люди дружнее станут, и вообще он «лапочка»! Слушать такое сил не было…

Спрятавшись от этой дичи в туалете, Пашка решил глянуть, что там за очередной квест, и потом определиться, что будет в приоритете – он или горка. Ещё стоило бы встретиться с паучьей Женькой, она снова прислала сообщение.

Сев на опущенную крышку унитаза, Пашка раскрыл «Квестовые задания» и моргнул. Номер пятьдесят один «Доведи женщину до оргазма. Награда – 40 000 баллов» никуда не делся, и баланс не пополнился.

Пашка так офигел, что даже телефон перезагрузил на всякий случай. Но данная манипуляция ничего не изменила. Это что значит? За оба раза…

– Люсь, а тебе понравилось? – как-то насторожённо уточнил Пашка у своей уже обувающейся для общественных инициатив девушки.

– Что?

– Ну… это… – он сделал несколько характерных движений бёдрами.

– Конечно! – Она приблизилась и возбуждающе дохнула на него ароматом клубничных леденцов. – Мне очень с тобой хорошо!

Сосредоточиться на горке не получалось, и краска ложилась подтёками или задевала соседние поверхности, хотя Пионова озаботилась приобретением малярной ленты. В башке царил сумбур. Это что выходит? Это что, Люся ему пиздит перманентно, что ли? Но у неё же было сексуальное влечение к нему там, в инфо, с нормальным показателем. Это как вообще? Или это от пережитого стресса у неё? Или он что-то не так сделал? А чего она тогда говорит неправду? А если она и раньше врала?

То и дело Пашка вскидывал на Пионову растерянный какой-то взгляд.

Ну нет, блин! Этот квест он сегодня пройдёт сто процентов!

За время битвы с горкой и турником дали медведя. Потом Пашка решительно поволок Люську обратно в квартиру, не менее решительно отказался от обеда и со всем пылом отжарил свою девушку так, как в видосах на порносайтиках.

Люська сделалась очень довольная, с её лица не сходила улыбка.

Дали пару баранов и кривенькую «Т».

А квест всё равно не засчитался.

Что за фигня?! Оно сломалось, что ли?!

Кусок не лез в горло, и почти всё, разогретое Пионовой для обеда, осталось на тарелке нетронутым. От последнего захода к дворовым клумбам из шин Пашка отказался, промямлив что-то про палисадник под собственным домом, который требовала приводить в порядок баба Лида, и что он уже пообещал ей. Игруха выдала «G» на боку и медведя следом.

Да какого хрена?!

Домой идти особо не хотелось. На улицах снова прибавилось народу – в рабочее время людей стало поменьше, а потом, к вечеру, похоже, все выперлись выполнять мэрские указы по новой.

Соколов-младший всё-таки созвонился наконец с Женей и съездил к ней: теперь по другому адресу. Женька сняла не квартиру, а комнату.

– Я же всё попродавала, – рассказывала она. – Ну или раздарила во всякие фонды. Я теперь, считай, с одним чемоданом. Я в пяти разных местах сдала все анализы! Никаких следов рака, представляешь?! Я – феномен! Тут один профессор хочет по мне диссертацию писать, честное слово! И предлагал сделать сбор попробовать, но я отказалась. Сколько больных людей, им нужнее. У меня завтра собеседование, пока просто на продавщицу в магазине одежды. Глядишь, через какое-то время смогу позволить себе снять квартиру и верну часть паучков. Мне почему-то кажется, что это ты принёс мне удачу, мистер целитель! – жизнерадостно рассмеялась Женька в конце. Я уже лет пять так хорошо себя не чувствовала, вот правда! Готова горы свернуть! Ты как сам? Ты молодец, тоже что-то делал для города, да? – добавила она, глянув на следы краски на Пашкиной одежде. – Я подъезд мыла с соседкой на пару. Мы подружились!

Запланированный на вечер анализ бабкиной черепушки отменился: её не было дома. Другую маму уведомила по телефону, что нужно съездить в деревню по важному делу. В целом, Пашка порадовался. Бабуля здорово давила на психику.

К нежеланию младшего сына сходить на сбор мусора в балке перед сном Другая мама отнеслась с пониманием, и это было приятно.

Но она вернулась с настенным портретом историка в рамке!

Пашка так и завис, таращась на то, как Другая мама вбивает в стену на кухне гвоздь, чтобы повесить эту дичь.

– Давно среди политиков не было такого приятного и здравомыслящего человека, – объявила Другая мама. – Одни много обещают, а вот он ничего не обещал, а сразу начал делать. По пути раздавали портреты, бесплатно. Будем вдохновляться и надеяться, что тоже так научимся. Как прошёл твой день?

Слава позвонил уже ночью после того, как пришла тысяча баллов за необщение с Лосевым.

– Так, чувак. Ты, походу, был прав, – решительно объявил он. – Это дичь, и надо что-то делать. Только я хер пойми что. Но мои предки ошизели. У них там в инфо отношение к Максимычу лучше, чем, блин, ко мне и друг к другу! Отец бабло на мамкину шубу слил на вывоз мусора, прикинь?! И мать даже не пикнула! Сказала, это нужнее! Это пирамида какая-то, мля! Секта, в натуре! Максимыч всех с голой жопой за неделю так оставит!

– И чё? – поинтересовался Пашка напряжённо. – Телефон даже если забрать, думаешь, он не обнулит его, как Островская?

– Надо что-то придумывать. Потому что, если завтра все попрутся квартиры на него переписывать, мы бомжами сделаемся! Нам в плюс то, что он про нас не в курсах. У тя чё по баллам?

– Голяк, – сознался Пашка.

– Так делай квесты, что там яйца отсиживаешь?! У меня десятка неполная набралась. Фиг да не фига, короче. С таким запасом толку от нас никакого.

– Может, это… – Пашка скользнул взглядом по белому проводу зарядки, тянущемуся от розетки в ящик стола. – Друганов твоих собрать? Уже, небось, прокачались до сорокового.

– А ты отрубил Кумову мобилу?

– Нет, – вынуждено сознался Пашка.

– Светиться – очень херово, – проговорил Слава, кажется, сквозь зубы. – С другой стороны, у них могут быть баллы. Надо думать и не налажать. Давай утром решим. Если чё, пойдём вместе. Скажу, что ты нормальный перец. В кредит, так сказать. Хотя стоит сначала проверить, какой у кого уровень. Кум же в больничке до сих пор, ты знаешь?

– Не знаю.

– Если до утра ничего нормального не придёт в голову, пойдём к нему в больничку. У него там какой уровень?

Пашка встал и проверил телефон. Он был заблокирован, но за три балла удалось снять рисунок-пин.

– Двадцать шестой, – объявил Пашка через время. – Херня. Но на балансе почти пятьдесят тысяч очков.

– А толку от них без сорокового? Давай так. Надо прошерстить, какие уровни у остальных. Может, и палиться нет смысла. А так-то я пока не представляю, чё делать, даже если будут баллы… Разве что грохнуть его.

– Ты охерел?

– Я просто озвучиваю факты. Бывай. Завтра часов в девять у меня во дворе встретимся. Шпионить будем, так сказать.

Глава 15: Оргазм и сообразительность

К обеду среды удалось установить, что сороковой, точнее, сорок третий уровень имеется только у Васина. И получалось, что толку палиться перед остальными нет.

– А вот они с ним-то как раз и разосрались, – удовлетворённо сообщил Слава, когда было установлено, что у Абдулова пока всего-то тринадцатый уровень аккаунта. – Они скучковались, Пуп, Кум и Абдула, знают друг про друга, а Васина выперли раньше. Про него тоже знают, но записали в лохи. Ну и меня слили, как только запахло всемогуществом будущим, типа я не в клубе. Я и не нарывался, но приглядывался. Это к чему: Васина можно привлечь так, чтобы он не доложил остальным. Он так-то головастый, кстати. Самый башковитый из них, креативщик. Я так и не вкурил, чё они его отбрили так капитально.

Пашка подумал-подумал, и про маленький хер не рассказал. Тем более, факт, что он уже не маленький.

Изменился капитально не только невидный хер, но и весь Васин в целом. Во-первых, он превратился в качка-бодибилдера. Лишний вес испарился, пропали с морды лица круглые очки. Не факт, что Пашка бы и признал одноклассника, встреть случайно на улице.

Учитывая, что встревоженная родня не бегала хвостом с врачами на поводке, а знакомые не таращились из каждой щели, Васин применил к модуляциям функцию «адаптировать восприятие», но оказалось, что у других пользователей оно не адаптируется. Зато Слава нашёл в своём телефоне фотки с Васиным времён, когда они ещё все дружили кодлой, и на них оказался безочкастый качок.

– Прикольно, конечно, это всё фигачит, – прокомментировал Марципанников, таращась на фотку.

Пашка не был уверен, что может охарактеризовать происходящее словом «прикольно». По правде говоря, он порядком устал. Перспектива сражаться со второй Островской, восьмидесятого, так сказать, левела, внушала панический ужас. Вообще упрямые в своей безграничности испытания начинали вызывать только одно желание: чтобы всё это закончилось.

А вдобавок Соколов-младший в целом был не в духе. Всю ночь он думал не про злой гений историка, а про Пионову и невыполняющийся квест, даже читал дебильные статьи из серии «Как доставить женщине удовольствие», но там была мура.

За ночь набралось целых три депрессивных медведя, но стоило воспрянуть оттого, что следующий принесёт новый уровень, уже почти-почти сотый, как череда медведей прервалась.

Про бабский оргазм в интрнетике писали неприятное. Типа некоторые тёлки его не получают вообще или пару раз за жизнь. А если Пионова на эту тему вообще бракованная? И что же, у него выйдет зависший квест и фригидная баба? Очень интересно, блин!

Пашка сурово решил выполнять задание не с Пионовой, раз она такая косая. Даже подумалось зарулить на мойку к Ритке, только пофиксить её игрухой на предмет половых инфекций. Или вообще проститутку профессиональную снять.

За мысли на подобную тему в ночи дали ещё одного овна, похерив всю теорию про то, что для получения овна надо кончить. Почувствовал себя Пашка тупым и оттого глубоко несчастным, а это постыдное ощущение вызвало гнев и подарило нового дракона. В общем, вышла бессонная ночь на достижения плодовитой, но малоприятной. А энергию утром пришлось восстанавливать игрухой.

– Предлагаю прямо, – объявил Слава. – Он чел подозрительный, а если что себе в башку вобьёт, мудрить начинает. Проблема у нас, так сказать, налицо. Да и подставы с нашей стороны нет в натуре.

Слово «подозрительный», пожалуй, Пашка к Васину бы применил в последнюю очередь. Вместо того просились на язык такие определения как «ебанутый», «не в себе», «со странностями» и про тараканов ещё шутейки разные.

– Воробей к вам прилетал? – выслушав Славу с Пашкой, первым делом спросил Васин.

– Какие ещё воробьи, на хрен?! – разозлился Марципанников. – Мы с реальной проблемой пришли!

Тут вид у нового Васина сделался какой-то надменный и всезнающий, так что сразу захотелось съездить ему по морде. Отвык уж Соколов-младший, чтобы на него так смотрели, за последний месяцок-то.

– Поебота вокруг мне тоже не нравится, – сообщил Васин потом. – Это надо прекращать.

– Много у тебя на балансе? – осведомился Марципан деловито и по-командирски.

– Сколько есть – всё моё, – неприятно хмыкнул Васин.

Короче, оказался он типо́м скользким. А Пашка вдруг подумал, что может Васин выёживаться сейчас так же, как всю жизнь со своим маленьким хером. Вид делать. У него, может, там пятьсот очков на счету, а он себе цену набивает просто. Вообще, стоило ли к нему идти, если он выделывается?

– И что ты думаешь, собственник? – уточнил насмешливо Слава, и всего на одну секунду Пашке показалось, что напускная важность схлынула с Васина волной.

– Думать надо. Но, если тырнуть или сломать мобилу смысла нет… потому что оно восстановится… – Васин поднял голову и посмотрел куда-то в небо. – Думать надо о том, как выкрутить, чтобы историк считал, что мобила у него, но это была не она.

– Чтобы он не пытался её вернуть! – подскочил на ноги Слава и в запале выронил зажжённую сигарету. – Но как?..

– На любой план надо будет подкопить запас очков. Особенно если у вас голяк. Я за всех оплачивать эту тусу не буду, – объявил Васин. – Вкинемся одинаково. Надо, чтобы запас у каждого хотя бы в сорокет был, а лучше – больше. За время сборов, а вам оно, я так понял, понадобится, думать будем, что провернуть и как.

– Кого-то, кто в мэрии работает, можно настроить сфотать его телефон, – отметил Пашка. – Уборщицу там или секретаршу. Ну или кого-то, кто на сайте висит, чтобы это реально найти было. Купить такой же, например… Можно же сварганить аналогичную визуально прилогу, но не рабочую.

– Для этого программер нужен, – вскинул брови Васин.

– Ну так-то программером можно любого из нас сделать, – возразил Слава и полез в телефон, в своё инфо. Загрузка знаний всяких скриптов и прочего хотя бы на базовом уровне стоила полтос.

Пашка присвистнул, и в прилоге за что-то дали лису.

– А навык программирования можно прокачать за шестьсот очей, – возразил на невысказанное вслух жлобство Васин, – просто с туториолом сесть и сделать прогу. Должно же понимание тогда врубиться.

– Голова, – признал Слава. – Сильно сократит расходы, но это долго.

– Может, и недолго. Я сделаю себе. Так-то что там интерфейса: ни мини-игр никаких, ни функций в самой прилоге. Только менюхи скопировать, и всё.

– Мы не знаем его скилы, – отметил Слава. – В имитации будет разница с тем, что он помнит. Запалит сразу.

– Окошко какое намутить? – предложил Васин. – Всплывающее при активации. Типа «Вы зашли за рамки, ваши настройки перепрошиты» или вроде того.

– А дальше оно не будет работать! – возликовал Пашка. – Гениально! – невольно признал он. – Только как поменять гаджеты?!

– А софт? – прервал Слава. – Галерея, проги всякие. Заметит разницу.

– Можно перелить инфу, типа как когда новый тел покупаешь, – сказал Васин. – Настроить кому-то. Секрешлюхе там его.

– Ну блин, одно дело сфотать модель мобилы, другое – незаметно слить инфу, – засомневался Пашка. – Он же не придурок, хотя придурок, но не настолько, чтобы телефон оставлять без присмотра.

– Ну думать надо, чё, – разозлился Васин. – Или я, по-вашему, за секунду весь план сварганю? За идею с меня меньше баллов на организацию, – внушительно добавил он. – На десятку пока.

– Ты с хера торгашом заделался?! – возмутился Марципан.

– С тебя пример беру, – огрызнулся Васин. – Бо́шки включайте. И собирайте баллы. Я тоже по квестам пройдусь. Встречаемся, когда сорокет будет у каждого. А я поиграю в программера пока что.

Марципан с Пашкой переглянулись. В целом, выглядело как план.

И только когда все свалили, Соколов-младший вспомнил, что квест его грёбаный не проходится. Тут же получил дракона, а следом медведя и девяносто шестой уровень.

Может, и не нужна вся эта мозгоебля, если сотый взять и всё откорректировать? Подумалось пойти жрать бургеры: в строке было шесть свинок до очередной десятки. Но потом понял Пашка, что даже на сотом и притом, что он окажется прав и корректировки возможны в событиях, а не в памяти, стоить это всё будет хуеву тучу баллов.

А значит, надо доводить, блин, женщину до оргазма. Бракованную.

Зарулил Пашка к Пионовой, отвлёк её от продолжающейся общественной деятельности, выложился на всю, а потом свалил, хлопнув дверью, так что она и не поняла даже, что такое.

А такое было то, что сраный квест опять не засчитался.

– Стонет она, мля, – шипел, сквозь зубы, Пашка за углом пионовского дома, подкуривая сигарету и разбивая драконов, овнов и кривенькую «Т», – извивается, мать её. Пиздаболка!

Ваще всё сделал! Шестнадцать, сука, минут! Вспотел, как триста спартанцев! Это у неё, блин, фригидность! Да он сейчас любой бабе нажмёт трусы снимать, и всё засчитается!

Внезапная мысль отвлекла от яростных измышлений и прогнала злость. Пашка ухмыльнулся. Поймал прилогой, ради ржаки, самую старую бабульку, какую заприметил вокруг, и наклацал ей оргазм игрухой за триста баллов.

Старушка вдалеке вдруг охнула, вздрогнула как-то сгорбленными плечами. А потом пошатывающейся походкой подошла к трубе забора вдоль клумб, и жопой к ней прислонилась. Сияло на лице бабулькином какое-то странное мечтательное выражение.

Пашка заржал в голосину, в прилоге дали ещё и льва. Между прочим, шестьдесят девятого.

И квест засчитался.

То-то же.


«52. Поищи на авито объявления о продаже домов в селе Нечаевка. Награда – 100 баллов».


Восторг самолюбования смыло мигом.

– Это ещё что?! – насупился Пашка.

Во-первых, что за прикол с сотней баллов опять? Где нормальные бонусы?! Во-вторых… Оно что, назначит ему дом, бля, покупать? Да дома сейчас миллионы стоят, даже в самой жопе мира! В-третьих, на кой ляд ему дом в деревне, к тому же Нечаевка – это где бабка Лида живёт. То есть, последнее место, где стоит обзаводиться недвигой.

Но хотела игра не дом, это Пашка понял, как только завёл акк на авито и вбил нужный адрес в соответствующий раздел.

Хотела она, чтобы он это вот увидел. Явно.

В пятом по счёту объявлении висела фотка бабкиной развалюхи с пометкой «Продам срочно!».

А это, простите, что за новости?!

У бабки крыша протекла в край?! На хера она дом продаёт?!

Не, надо её искать и бо́шку скринить срочно.

Пашка двинул кони домой, забыв даже глянуть новое квестовое задание.

Ополоумевшая бабуля оказалась там. Суровая и мрачная, она сидела в кресле в зале, скрестив на груди руки. И смотрела, как Брежнев на портрете в учебнике истории.

Молча.

И до озноба страшно.

Подофигевший, Пашка поймал её камерой и спрятался с открытым меню в толчке.

Где офигел окончательно.

Эта старая дура попёрлась не куда-нибудь, а к, мать его, гадалке! Но это ещё полбеды! Какая-то «ведьма» сказала… Тут уже Пашке стало совсем нехорошо. Он даже скачал воспоминание в видеоформате. И посмотрел его три раза подряд.

«В беде твой сын, в большой беде, – говорила сомнамбулически, глядя на замызганные карты с картинками, какая-то обвешанная бусами полубезумная тётка. – Но не по своей вине. Вина на близких, кто его крови. Сотворили они лихо лютое. С них спрашивай. Найти не смогу, но там ему очень помощь твоя нужна. Только он очень далеко. Ты едино на расстоянии можешь теперь помочь ему. Но силы это моей потребует очень много. Слишком. Ты прости. Я на такое подписаться не могу. Мне другим тоже помогать нужно. А на твою беду вся энергия уйдёт. Ты прости меня, жалко мне тебя очень».

Тогда-то бабка и подписалась взять шарлатанку на довольствие, всяко обеспечивать, чтобы она поддерживала её сына и берегла, хоть и удалённо. И поскакала дом продавать.

Или… или не шарлатанку?

«Вина на близких, кто его крови. Сотворили они лихо лютое. С них спрашивай».

Прежний Пашка всех гадалок считал мошенницами, конечно. Он же не тёлка тупорылая. Вот только…

Прежний Пашка и в колдовские прилоги не верил.

«Он очень далеко». «Сотворили они лихо лютое».

Сам не зная, на кой фиг, Пашка отыскал в бабкиной памяти адрес колдуньи и записал в заметки. Подумалось… вдруг она что-то про отца понимает? И как его вернуть? Бред, конечно. Но только…

Про квесты вспомнил, когда из оцепенелого сидения одетым на унитазе вывела полуночная тысяча баллов.


«53. Найди саженцы бархатцев. Награда – 2 000 баллов».


Что за… Пашка с недоумением погуглил незнакомое слово. Бархатцы оказались оранжевыми садовыми цветами, такие росли у той же бабки Лиды в саду слева от калитки и под окнами из кухни. Но не ехать же в деревню за ними? Туда и на машине-то часа полтора добираться… Хотя, наверное, можно в магазе купить или найти где в городе. Сейчас не получалось сообразить, видел ли Пашка где такие цветы ещё, не обращал он на такое внимания. Даже не помнил, в какое они бывают время года…

Но это до завтра точно потерпит…

Выбрался младший Соколов из толчка, когда все улеглись. Свет нигде не горел. Перед тем как идти в комнату, он заново открыл вылетевшее бабкино меню. Потом устроился на кровати и принялся настраивать.

Много очков было жалко, особенно сейчас. Так что постарался по минимуму: вернул доверие к себе на полную и убрал ненависть, которая прямо-таки шкалила. Это уже стоило четырнадцать косарей. Но всё ж, скрепя сердце пожертвовал Пашка ещё двумя тысячами и впечатление от посещения гадалки поменял с «великолепно!» на «полный мрак!»

Компенсировали это мотовство ему одной сраной лисой.

Очень хотелось верить, что такой корректировки на первое время хватит. Но получалось верить с трудом, и ещё сотней баллов Пашка снёс себе энергию в ноль, чтобы вырубиться.

Потому как всё время к тому же подкатывали тошные мысли о Пионовой.

Когда Пашка проснулся, в воцапе висело непрочитанное сообщение от Марципана: «Собрал сорокет. А ты?»

Пашка сел. Сонливость как рукой сняло. Походу, надо было встретиться. Не хватало так-то тринадцати тысяч баллов. Но можно же и приукрасить?

Уговорились на четыре в кафехе. Оставалось два с половиной часа. Пашка их потратил на гигиену, завтрак и контрольное сканирование бабки, хотя уже то, что она этот завтрак любезно приготовила, говорило красноречиво, что вчерашние манипуляции подействовали.

Объявление, правда, всё ещё висело, но потом Пашка увидел, что дом «снят с продажи».

Ну хоть что-то. Не дай бог свалится жить им на голову, любительница прорицаний. После, когда Пашка всё починит и вернёт.

Дали перевёрнутый «игрек».

С Марципаном и Васиным встретились в кафехе, почти пустой.

– Нарисовал? – первым делом спросил Слава.

– Начал, – сурово ответил Васин. – Не пяти минут так-то дело.

– И на хера тогда мы собрались? Не мог сказать, что рано?! – обозлился Марципан, стукнув стаканом по столу. – Думаешь, у меня нет своих дел на твою рожу зазря любоваться?!

– А разговор появился интересный, – насупился Васин нехорошо. – Мыслишки у меня кое-какие возникли за ночь.

– Придумал, как телефоны поменять?! – выпалил Пашка. Но Васин даже бровью не повёл и выглядел как-то недобро.

– Тут вот какое дело. Случилась со мной перед каникулами неприятная история. Гопнули меня на телефон. Я вот только игру на новый установил. А потом Кума собаки погрызли, и тоже вроде как телефон пропал у него. Ничего объяснить не хотите?

Марципан бросил на Пашку быстрый взгляд. И очень зря.

– Вы меня за лоха держите?! – тут же рассвирепел Васин, и его мобила на столе вздрогнула от вибрации. – Решили поюзать и выкинуть? А сами телефоны отжимаете? То-то я смотрю, вы спелись. То есть, сначала вы хотели одни с игрухой остаться, но тут нарисовался биг босс, и вы решили меня втёмную нагнуть, мозгами моими и баллами попользоваться, а потом слить?!

– Братан, я вообще не при делах! – вскинул руки Слава.

– Ну да, ты у нас сама невинность! Целка на выданье!

– Товарищи заговорщики, вы так прикончите друг друга, – сказал вдруг самый ненавистный для Пашки голос, поднимая волосы по всему телу дыбом.

Незаметно подсевшая за соседний столик во время жарких дебатов рыжая девчонка повернулась, снимая широкие солнечные очки, и Пашка увидел холодные злые глаза Островской, приукрашенной или париком, или новыми патлами от игрухи.

Глава 16: Разная суета

Соколов-младший вскочил на ноги, задев стол так, что из стаканов расплескалась жидкость.

– Тихо-тихо, а то голова лопнет! – хмыкнула Островская. – Я с миром. Мне тоже всё это не нравится.

– Если через минуту ты отсюда не свалишь, вечером заява будет в ментовке, – просвистел Пашка.

Васин на Островскую пялился во все глаза, чуть приоткрыв рот. И слов не находил, даже чтобы спросить, какого хера.

– Пошла вон! – почти крикнул Пашка.

– Погоди-ка, – влез Марципан. – И что, идеи какие есть? Или просто примазаться? – уточнил он у Островской.

Захотелось выть. Телефон завибрировал драконом. Предатель! Гнойный урод! Всегда таким был, и как только у Пашки ума хватило забыть об этом?!

– Какие-то найдутся. Собаки были мои, – добавила Островская, подаваясь вперёд и глядя в глаза Васину. – Проба пера. Предлагаю перемирие на время чумы. Потом разберёмся.

– Ты кто? – наконец-то выдавил Васин.

– Ира. Очень приятно.

– Я с тобой… никогда… ни за что… – попытался сформулировать Пашка свою позицию.

– Ты чё как тёлка разобиделся? – припечатал Марципан. – Выслушать предложение нужно.

– Молодец, – похвалила Островская, вылезла из-за соседнего столика и подошла вплотную. – В целом мне то, что я подслушала, нравится. Прокачать фармацевтику надо, это я на себя беру. Нажать аптекарше продать нужные лекарства. А уборщице или секретарше – налить в кофе, например, когда он один. Можно было бы и уколоть, но это сложно не заметить. Нужно такое, чтобы и мысли спутало, причём быстро, а не только в сон клонило. Чтобы не додумался энергию восстановить. Ну или потренироваться на кошках. Если препарат сон вызывает, он же не энергию рубит, а обманывает какие-то рецепторы… Может, и не поможет чит на бодрость. Короче, доработать и потестить. Додуматься проверять наличие в крови лекарств навряд ли можно быстро. А дальше, чтобы та же секретарша или уборщица поменяла телефоны и перенесла данные.

– Лихо! – вынес вердикт Марципан. – Ща придумала, что ли?!

– Круто, – согласился Васин.

– Пошла. Отсюда. На хер, – процедил Пашка сквозь зубы и стиснул кулаки.

Телефон вздрогнул. Дракон.

– Что-то от тебя самого пока идей полезных по минимуму, – отметил Марципан.

Хотелось орать. Да Пашка бы скорее зомби-апокалипсис пережил, чем объединялся с этой выдрой! Да как они не понимают?!

– А я в целом не против, – вдруг сказала Островская. – Воплощайте сами. Чао!

– Стой! – вскочил Марципан, когда она развернулась своей прокачанной до порномодельной задницей, в которую тут же впился взглядом Васин. – Мы, значит, будем тратить баллы и рисковать головой, а ты просто посмотришь и, если что, проконсультируешь?!

Островская обернулась и хмыкнула:

– Точно. Прекрасный расклад. Твоего друга устроит.

Слава сверкнул на Пашку гневным взглядом.

– Ну, если «мой друг» согласен вкинуть в два раза больше очков по сравнению с остальными, то иди себе.

– Чего?! – взвился Пашка окончательно.

– Чего слышал. Угостишь красотку?

На лице Пашки задвигались желваки.

– Давайте вместе, – наконец-то приоткрыл рот Васин. – Мэр всё-таки.

Островская усмехнулась.

– Так и быть. С меня фармацевтика и нужное лекарство. С тебя, я так понимаю, дубль приложения. Вы двое, получается, ищете подходящего человека и настраиваете его, – нагло глянула она на Пашку и Марципанникова.

– Мы тебя вроде командиром не выбирали, – прищурился Слава.

– Предложишь другое распределение? Получше?

Он помолчал с минуту, потом нехотя выдал:

– Ладно.

Обсуждение деталей меню фейковой прилоги Пашка слушал невнимательно, почти что и не слушал вообще: он кипел. Да как можно было после всего, что она понатворила с Люсей и вообще, объединяться?! Да реально было обойтись спокойно без этой шаболды! Они и сами всё придумали! И на кой ляд она сдалась?! Ну что, нельзя было допереть до снотворных колёс своими мозгами?! А прокачаться на эту тему может любой!

Да она ещё больнее историка! Кипяток, собаки – это только то, про что известно! Она – конченая садистка! Ей нравится над людьми измываться! Как с такими можно брататься, твою, господи боже, мать?!

А эти придурки…

К двум драконам в пушах на телефоне добавился перевёрнутый «игрек».

А Васин, наоборот, как-то разом позабыл все свои обвинения и подозрения. Хотя так-то про то, почему его Безумный Макс гопнул, никто не рассказал толком.


«Вы достигли 97-го уровня!» – уведомил Пашку телефон.


Спустя часа полтора Васин и Островская свалили.

– Ну и как выбирать будем? – поинтересовался Марципан. – Работника подходящего.

– Она нас подставит, – процедил Пашка. – Или ты не понимаешь, реально?

– Или она так же, как и все, заинтересована в устранении неадеквата, и решила, что правильнее работать в команде, – развёл руками Слава. – Это ж биг босс, натурально!

– Даже если так, потом она нас подставит.

– Ну так то потом. У меня отец портрет нашего историка в дом приволок. Прикинь! К себе в кабинет! На стену повесил!

– Моя мать тоже, – посмурнел Пашка, хотя у мамки, разумеется, никакого кабинета не было.

– Заява-то у нас остаётся. На случай подстав. Ну и, если уж по-чесноку, так Васян был нас готов послать на три весёлых буковки. И баба эта твоя, она очень вовремя влезла.

– Она – не моя баба!

– Ты, Пашок, не о том думаешь, – хмыкнул Слава. – Скажи лучше, как найти секретаршу мэрскую?

– В памяти у сотрудников горсовета? – скривился соколов-Младший. – Например.

– Молодец. Значит, поехали в центр. Но только уже начало шестого, и навряд ли там будет много народу. Предлагаю утром завтра. Или ты прощупай почву пока.

– А чё я? – набычился Пашка. – Я вообще на хер не хочу больше в этом участвовать!

– Да чё ты как девочка кипятишься? Ладно, скажу честно: у меня квестовое дело. Мне надо свалить из миссии ща. А ночью точно там никого не будет. Завтра давай.

И Марципан действительно свалил, оставив Пашку не только булькать от ярости, но и счёт за всех к тому же оплачивать. Что он понял только спустя минут пятнадцать. Правда, счёт был не очень большой.

Заказав дополнительно полноценный обед с десертом, такой, чтобы свинку нажрать, Пашка попробовал нагуглить, где купить саженцы квестовых бархатцев, но всюду попадались только сраные семена. Он уже почти отчаялся, даже подумал прорастить цветы игрой, когда догадался заменить «саженцы» на «в горшке» и нашёл целых шесть десятков предложений на авито.

Доедая второй десерт (дали целых две свинки за всё это дело), договорился с какой-то Галиной Евгеньевной, что подъедет к дому в частном секторе к восьми вечера (раньше она не могла). Чтобы не прохлаждаться, зарулил Пашка после кафехи в стоматологию и обменял тысячу баллов на двадцать пять косарей. Может, целителем заделаться? Дать объяву, как та ведьма, которая пытается у бабки Лиды дом отхапать. После первых выздоровевших к нему очередь выстроится километровая…

Опять зачесалось от дурной мысли наведаться к гадалке. Пашка даже посмотрел, где тётка из воспоминания бабули живёт. Но это было далеко, и не по пути к Галине Евгеньевне.

Несмотря на то что из-за стоматологии Пашка к восьми припозднился, ждать садаводшу пришлось ещё минут двадцать. За невысоким деревянным забором вдали виднелись цветы с нагуглиных картинок.

И чё с ними надо будет делать? Посадить у кого-то на могиле в полночь? Подарить Пионовой, чтобы починить её фригидность? Или чего доброго Островской послать, чтобы протоптаться по Пашкиной гордости?

Всё чаще начинало казаться, что прилога «подстраивает» вовсе не наилучший исход, а сплошные подлянки и лажи. Ок, допустим, дом бабкин она спасала. Но так-то мог бы Пашка бабке-дуре сам дом купить, и была бы она ему обязана, и перестала бы обзывать охламоном, и вообще.

А остальное…

– Прости, дружок, задержалась на работе, – запыхавшимся голосом обратилась к Пашке немного раскрасневшаяся тётка лет пятидесяти в отчётливо подмокшей на подмышках белой блузке. Были на тётке ещё чёрные офисные штаны со стрелками, как на батином выходном костюме для свадеб и похорон, и туфли на каблуке. Короче, вообще не тянула она на торговку цветами. – Ты же за бархатцами?

Пашка кивнул.

– Проходи, – завозилась согнутой и сунутой за забор рукой в районе внутреннего засова калитки тётка. – Извини, не думала, что так задержусь. Погоди минут десять максимум, я быстро отсажу тебе с клумбы, только передник надену. Обычно к семи я уже дома как штык. Но сейчас очень многое поменялось. Я ведь у нашего мэра личный секретарь. Новая метла по-новому метёт. Но такой человек хороший, столько уж всего сделать успел. И такой приятный, что и задержаться не грех ради хорошего де… Юноша, ты в порядке? – забеспокоилась тётка, завязывая снятый с крючка на внешней стене дома огромный клеёнчатый передник.

Пашка моргнул, ухмыльнулся и кивнул.

– Как ухаживать – знаешь?

– Я для бабушки своей, это она просила, – восторженно выдавил Пашка, протягивая деньги. – Спасибо.

Выходил из двора Соколов-младший так, словно на его голове появилась корона. Вот это завтра Марципан приколится! Можно и не говорить, что это по квесту. Или сказать – пусть завидуют, какие игруха ему бонусы даёт.

Потом подумалось, что Славкин квест мог к другому какому-то работнику мэрии привести. И очень захотелось Пашке заявить о своём открытии первым. Так что он написал в общий чатик, созданный по идее суки-Островской, что нашёл секретаршу историка и знает её домашний адрес.

В ответ Васин начал кидать скрины прилоги, видимо, фейковой, но выглядели они как настоящие, наделанные с «Дополненной реальности». Потом прислал видос – запись с экрана. Проклацал менюшки. При входе в «Достижения» выскакивало окно:


«Ваши награды обнулены за привышение допустимых границ работы с устройством».


Пока Пашка досматривал видос, от Островской пришло: «"Превышение" через "е", грамотей». А от Васина:


«Может в гости заедишь всё проверишь?»


«Походу, надо», – написала Островская и добавила смайл из букв «О» и нижнего подчёркивания.

«"Заедешь" через "е", дятел», – прислал Слава.

«Ещё бы запятых в переписке требовали на местах», – скривившись, подумал Пашка.

Хотя ошибки в прилоге реально могут слить историку фейк. Это что, Васин к мразине яйца подкатывает? Офигеть… Ну-ну, так ему и надо. Лихо отхватит в итоге как пить дать.

Пашка вошёл в «Дополненную реальность», разбил льва и «G» на боку.


«Вы достигли 98-го уровня!» – уведомила игра.


Блин. Он открыл достижения. Жратва и дрочка были самым перспективным, чтобы быстро добрать сотый: свинок имелось сейчас сорок восемь, а овнов – сто семнадцать. И, с одной стороны, хотелось уже наконец-то понять, станет ли сотый уровень спасением для отца, а с другой… Было муторно и как-то боязно. Потому что, если Слава прав и поменять можно только воспоминания о прошлом, – то хер пойми, что вообще делать, разве что реально к той гадалке идти. А с другой, если поменять-таки можно событие, то… Надо будет не напортачить, это – во-первых, и во-вторых, как-то обставить возвращение бати. Чё он будет помнить, откуда вообще вернётся? А если зомбак какой-то выйдет, как в «Кладбище домашних животных», или ещё какая жесть?..

Закусив губу, глянул Пашка следующее задание:


«54. Помирись с Анатолием Востриковым. Награда – 40 000 баллов».


Младший Соколов выругался. Так-то помириться ему хотелось, но, чтобы этот придурок извинился за свои психи. И в особенности потому что был он, походу прав: Слава уже лихо подставил с Островской…

Пашка замер, не донеся занесённую ногу до земли на очередном шаге. Марципан предал, согласившись сотрудничать с Островской… А Толик послал за то, что он, Пашка, сотрудничал с Марципаном…

«Но это же совсем разные вещи!!!» – в ярости подумал Пашка, топнув наконец ногой, и получил дракона. Вещи были, очевидно, не разные, а пипец какие похожие, прямо как сраные близнецы. Но признавать это Пашка не собирался!

Потому как, вообще-то, Люсе грозила опасность, а может, и самому Толику. И Пашка только поэтому пошёл к Славе. Выбора у него не было! Вариантов! А сейчас треш, но обобщённый. И додуматься до таблов можно было, а без второго телефона с установленной игрухой вернуть Пашкин, – нет. Поэтому Толик борщит, а Пашка прав, вот что.

– Бля, – выругался снова Соколов-младший, пнув камень кроссовкой.

Быть неправым Пашка ненавидел. И потому в его голове всегда назревала фантасмагорическая система доводов и зависимых факторов вокруг сомнительного поступка. Вся эта мешанина уводила в самые нежданные дали и в целом со временем могла оправдать что угодно. По-честному оправдать так, что становилось понятно: все кругом повально гандоны, а Пашка – сторона правая и пострадавшая.

К дому Толика младший Соколов подошёл нехотя. Даже почти надеялся, что того нет.

Но Толик был и даже спустился по требованию.

– Чё вы, боги охреневшие, с Максом делаете? – первым делом воинственно спросил он. – Отвяньте от нормальных людей! С хера у него всё в башке меняется день ото дня?! Ваша работа?!

– Да я его с тех пор…

– Ты сказал, что отрубил влюблённость в Ирку, потом, видимо, она её врубила. Что ещё поклацаете?! И как было?!

– Я откуда?..

– Ты, блять, обезьяна с гранатой! Тебя и таких надо изолировать!

– Послушай. Давай остынем. Пожалуйста. Мне нужен совет. И друг рядом. Настоящий. Сейчас, когда историк…

– Охереть! При чём тут историк?!

– Он управляет городом, при том! Он – пользователь «Дополненной реальности»!

– Пашок, – сощурился Толик, – ты к своей муре теперь всё лепить будешь? Я вот первый раз за жизнь в курсе, кто в городе мэр, и, чтоб ты знал, горжусь, что он был моим преподом! А ты и это хочешь к своим чудесам слить?! Иди в жопу. И оставьте в покое Макса! Копи свои баллы, верни ему личность, как было, и отвяньте! Или ты всех хочешь в дурку запереть по итогу?! Не оставите в покое Макса, – подался вперёд Толик, – я в натуре донесу, что ты отца грохнул, понятно?!

Пашка потерял дар речи. Из оцепенения вывело только вибрирование телефона в руке. Благодаря этому и успел поймать бывшего друга в спину камерой до того, как тот скрылся в подъезде.

Внутри извергался вулкан, но почему-то внешне это не проявлялось. Наоборот, казалось Пашке, что у него все мышцы окаменели, и на роже – особенно.

Медленными движениями пальцев разбил он трёх драконов в игрухе, перекрывших меню.

Во «взаимоотношения» с собой Пашка вошёл почти что и без эмоций уже, новых, во всяком случае. Так-то он не хотел туда смотреть. Сильно.

К слову, инфа была странной. Например, дружеские чувства остались на семьдесят один процент. Шкалили зависть и раздражение. И ещё с какого-то хера «обеспокоенность судьбой» Пашки была довольно высокой.

Но в целом игруха считала, что не такой Толик мудила, как рисуется. Это немного успокоило вулкан. Пашка оставил менюху открытой, отошёл в сторону, сел на бордюр и выкурил три сижки подряд.

А потом полез во впечатления Толика, отыскал там восприятие новости про мутки Пашки с Марципаном и поменял «полный мрак!» на «нейтрально» за две тысячи тугриков. Потом так же поступил и с мнением друга о разговоре только что.

И тут же увидел, что на баланс поступил сорокет.

Звонок Толика он сбросил, смотреть на него не хотелось. Хоть, блин, сам у себя редактируй впечатления после таких заявлений, мля!


«55. Получи сотый уровень аккаунта. Награда – 40 000 баллов».


А вот это отличный подгон. Прям-таки очень-очень.

Пашка оторвал жопу от бордюра и порулил к заправке, где запихивался любимыми хот-догами, пока не получил вторую свинку. К этому моменту от них начало мутить.

Оставался один уровень. Так-то овнов не хватало только трёх… Но что-то к Пионовой топать вообще не хотелось. И вдруг Пашка вспомнил про «G» на боку, еврейскую букву «тет», которая девяносто девять процентов давалась за пиздёжь. Уж чего проще.

Пашка подошёл к прилавку в очередной раз.

– Ну даёшь! – улыбнулась ему продавщица заправки. – Неужели ещё сосисок?!

– А я когда-то на спор двести штук съел, – хмыкнул Пашка. – Так что могу. Слопал и ещё пять косарей выиграл.

Телефон никак не отзывался.

– А моего друга Толика на семнадцатой вывернуло, у всех на глазах! – поднажал Пашка.

Мобила завибрировала. Он скосил глаза вниз. Она! «G» на боку в пуше!

– Да ладно! Это невозможно же! – развеселилась девушка. – Хотя про друга – верю.

– Ещё как возможно! Меня тогда даже по телеку показали. Только не у нас. Это был конкурс заграничный, мы с родителями летали отдыхать, в Америке было! А друг с нами напросился, и мы его взяли из жалости!

Ещё одна «тет». До необходимой десятки не хватало двух штук.

– А вы похожи на мою двоюродную сестру, – закусил удила Пашка. – Такая же красивая.

Ничего.

– Женька – она только потолще. Очень покушать любит, – присовокупил он уже совершеннейшую ложь: Женька была худющей и страшненькой.

Новая «тет».

– Тебе сколько лет, Ромео? – хихикнула продавщица.

– Двадцать два скоро, – затаив дыхание, объявил Пашка. Телефон молчал, и он добавил: – Мне на день рождения предки мотоцикл пообещали.


«Вы достигли 100-го уровня!»

Глава 17: Сотый уровень

– Эй, мачо, ау! Тебе что-то отпустить-то?

– А? – очнулся Пашка, залипший на экран приложения.

– Покупать будешь что?

– Не, – пробормотал Пашка и вышел на улицу, едва не угодив под заворачивающую к колонке чёрную «тойоту».

А как, собственно, проверить эту функцию?

Пашка навёл камеру на мусорную урну.


«Уличный контейнер для отходов. Износ: 16%; заполненность: 65%. Подробнее…»


Пашка разблокировал направление расширения про историю за пять баллов и, едва не зажмурившись предварительно, вернулся к инфо мусорки, где нажал на новый раздел.

Цена правки зависела от того, какие проставлены галочки, игра предлагала их шесть. И ни один из вариантов не радовал:


- правка в массовом сознании: цена – 50 000 баллов;

- правка в сознании @введите ФИО: цена – 25 000 баллов;

- правка в текстовых сведеньях об объекте: цена – 35 000 баллов;

- правка в конкретную текстовую запись об объекте (отсканируйте камерой): цена – 1 000 баллов;

- правка в фото- видео- и иные изображения объекта: цена – 35 000 баллов;

- правка в конкретное изображение (отсканируйте камерой): цена – 3 000 баллов.


Пашка понял, что он, во-первых, завис и прекратил воспринимать вокруг даже звук, слившийся в какой-то глухой гул, перекрываемый шумом крови в ушах, а во-вторых, что у него подрагивают плотно сомкнутые губы. Всё было обманом. Всё это – не имеющая смысла ерунда. А никакое не изменение прошлого. И значит…

Что же делать?! Что делать, если, похоже, он действительно убил, совершенно и навсегда, своего отца?

У. Б. И. Л.

В первую очередь Пашка напился. С пофиксиным Толиком. Дав себе чёткую установку ни в коем случае не просвещать того на предмет правок в его восприятии. Решение, конечно, было спорным, но побороть искушение оказалось свыше Пашкиных сил. Просто отрубить бо́шку сведением энергии в ноль виделось недостаточным. Это, столь долго отодвигаемое сознанием, требовалось как-то пережить. Проговорить. Понять.

Пили у Толика. Очень повезло, и его предки свалили на выхи заранее, ещё с вечера четверга. Вот кто умел отрываться по полной.

До рассвета набрал Пашка целых пять медведей и даже три свиньи, хотя они почти что и не жрали. Но что толку в этих достижениях? Получить возможность влиять на массовое сознание, как гнидень? И что это даст? Отца так и так вернуть не получится.

Не-по-лу-чи-тся.

Все попытки попробовать убедить себя, что тому досталось по заслугам, упирались в какую-то стену отрицания. Старый метод не работал.

Возможно, Пашка отказался бы даже от финальной битвы с историком, так тошно было у него на душе и так хотелось послать к чёрту треклятую игру, но тут сильное влияние оказал Толик, готовый признавать всё что угодно, кроме того, что сраный гнидень – не счастье для всех и вся.

А между тем маразм крепчал, и не замечать этого не получалось даже в алкогольном угаре. Голос ненавистного историка раздавался из радиоприёмников таксистов и музыкальных колонок в кафе, его мерзкая рожа мелькала во всех уличных телеках, и все, восторженно приоткрыв рты, соглашались с каждым словом и – что самое жуткое – спешили указание выполнять.

Когда без двадцати одиннадцать Пашка и Толик понеслись в магаз, и Пашка клялся, что им всё продадут и нефиг пилить в далёкий уличный ларёк с незаконопослушной тётенькой, историк выступил с призывом, чтобы каждый житель города перевёл всего десять рублей на специальный счёт, и это позволит уже завтра получить необходимые для ремонта основных дорог пять миллионов, не дожидаясь дотации. И люди кругом, вместо того чтобы поржать или пуститься в ругань о коррупции, массово взялись доставать телефоны и делать сраные переводы!

– Толян, ты чё творишь?! – неверной рукой вцепился в предплечье друга подгулявший Пашка. – Это же грабёж!

– Десять рублей? Уж потяну.

– На кой тебе дороги, у тебя ни прав, ни машины. Это грабёж! Это не пойдёт ни на какой ремонт!

– Ну а вдруг пойдёт? Жалко, что ли?

И он, дождавшись повторного объявления, ввёл под диктовку цифры счёта, а потом кинул туда не десять, а пятьдесят рублей.

Да уж, историк по больничкам с целительством явно не шастает, чтобы свой новый лимузин оплачивать. Или на чём он там теперь разъезжает?

– Паспорт, – потребовала продавщица на кассе.

И Пашка с трудом набрал внятную команду продать им все бутылки без документов.

В полночь дали тысячу баллов. Под утро приятели таки потащились к доброй тётке через дворы. Адское похмелье на следующий день Пашка убрал за двести баллов и у себя, и ещё у Толика – из человеколюбия. Тем более что столько очков на счету ему уже было не нужно.

Разобравшись с историком, Пашка купит новый телефон и начнёт другую жизнь. Этот, с игрой, останется только на случай непредвиденных ситуаций. Болезней там или буйства пользователей. Пашка даже носить его с собой не станет. Чтобы не соблазняться.

Найдёт нормальную работу. Не целителем никаким. Окончит школу и свалит туда, где даже знать не будет, кто кругом играет в «Дополненную реальность»! А телефон оставит дома. Попросит мамку заряжать, чтобы соблазна скачать на другое устройство не было…

Или сначала лучше искупить убийство отца? Пойти по больным детям из объявлений о сборе средств в интернете и починить их? Или ещё что вроде того?

А может… а может, поменять память об игрухе себе? Вообще забыть о ней? Отредактировать новой функцией своё восприятие? И даже не знать, что наделал?..

Меню правок в истории на людях Пашка просмотрел на каком-то прохожем – чисто проклацал функционал. Оно позволяло среди прочего удалять воспоминания из памяти – с адаптацией созависимых данных и без. Во втором случае стоила фича целых семьдесят тысяч баллов за смысловой кусок. Но для такого дела можно было ими пожертвовать.

И мысль оказалась очень, очень заманчивой. Она пришла на подступах к дому Люськи, с которой уговорились о свиданке (принёсшей в итоге трёх овнов – плюс сто первый уровень – и две кривенькие «Т»).

Идея показалась спасительной. Потому как выполнимость первого плана была по-честному сомнительна. Сорвался бы Пашка, очень и очень быстро. Сам это понимал.

После нейтрализации похмелья обсуждать с Толиком идею игруху слить стало совершенно невозможно, тот проникся к ней полным неземным восхищением. Собственно, потому-то Пашка и свалил.

Только к Пионовскому экстазу он теперь относился насторожённо. И оказалось, что это ох как влияет на ощущения. А ну как опять наёбывает? В общем, вскоре и от неё Пашка смотал удочки.

И обрушилось на него всестороннее одиночество.

Заговорщики требовали смотаться вечером к Галине Евгеньевне и откопать в её воспоминаниях модель историкового телефона, но Пашке этого так сильно не хотелось, что он слил адрес Славе, подумав, что это будет честно – он же тётку нашёл? Надо бы и Марципану почесаться.

Стараясь гнать мысли про отца, и про то, что уже не воротишь сделанного, и может, не стоит горячиться, – особенно, Пашка притопал домой, завалился на кровать и отрубил себе энергию до самой субботы.

Разбудил Марципан, позвонив и сурово спросив, с фига ли Пашка не отвечает в чате. Оказалось, там намутилась конспиративная встреча в кафехе для обсуждения плана, и даже успела согласоваться дата глобального воплощения – грядущий понедельник.

Почему-то за складывание на тарелку жрачки и разогревание её в микроволновке дали отзеркаленную длинноверхую «Г», букву «далет». Пашка почесал лоб. Непонятные выкрутасы игрухи всё чаще бесили. В такие моменты особенно сильно хотелось от неё избавиться.

В кафеху он припозднился, там уже все собрались и сидели за дальним столиком, как старые приятели. По центру между ними лежал, окружённый стаканами, новенький айфон последней модели.

Пашка первым делом протянул к нему руку.

– Пустой, – остановил Васин. – Но у мэра тел вроде свежекупленный, так что навряд ли будет отличаться снаружи, если поменять чехлы.

– А чё это он пустой? – сощурился Пашка.

– А того это, что надо перенести всю инфу, – процедил Васин. – Тут есть функция «новый старт», но она врубается при запуске. Вот. – Васин поднял с пола картонный пакет и высыпал на стол две зарядки и распечатку с QR-кодом. – Короче, у айфонов есть фишка в камере, эту штуку она считает, как ссылку. По ссылке – загрузочный файл липовой прилоги. Его надо установить уже после слепка данных, а потом поставить иконку на нужное место – и на рабочем столе, и в меню. Вручную уже. Секрешлюху предлагаю настраивать на удалённое управление. Типа позвонить по номеру и делать всё, что говорят.

– Там бабулька под полтинник, – просветил Слава.

– Это по хер. Игра при входе сразу выдаст оповещение о превышении полномочий, обнулении достижений и прекращении работы по тарифу. Если его окнуть, можно листать голые менюхи. Камера при наведении на что угодно будет выдавать «доступ закрыт». Но есть проблема. Секребабка, когда отрубим управление, может проболтаться. Тут только надеяться, что она пересрёт. Но это опасно. Мо, испортить ей что по здоровью, чтобы изолировать хотя бы на время?

– Фашист, мля. По тётке я сам всё решу, – объявил Пашка и приосанился. – С сотого можно память менять.

– Цену покажешь, – хмыкнула Островская, когда он объяснил про новый функционал и стоимость услуги. – А то вдруг там десятка на самом деле…

– Это больше про твой стиль общения, – просвистел Пашка. – Своих наёбывать.

– А мы не свои. Так что покажешь, – не смутилась она. – При переносе данных на новое устройство, копирование настоящей «Доп.реальности» выдаёт ошибку. Это мы с Игорем проверили. Игра остаётся на работающем телефоне. Вроде всё продумано. Но очень хреново, что тебя к секретарше привёл квест, – добавила Островская.

– Это с какого перепугу?! – возмутился Пашка, сверкнув глазами. – Завидно?!

– И что Люська нашла в таком туповатом парне? – скривилась ненавистная подельница. – Наш историк, вообще-то, тоже пользователь, напоминаю, вдруг ты забыл. Если игра помогает нам его победить, почему ей не помогать ему победить нас? Может, он уже следит за нами всеми по своим квестам!

– Ля-я-я-я! – протянул Слава. – Про такое я не подумал вообще!

– Так или иначе, это мы по поведению поймём, пока будем управлять бабкой, – отметил Васин. – Если он уже знает, то и не спалимся.

Детали плана обсуждали ещё много часов и разошлись только к вечеру. Другая мама попросила по пути домой зайти в магазин и выслала список продуктов, за сбор и покупку которого почему-то опять прилетела «далет», и ещё одна за то, что он разложил жрачку в холодос и на полки кухни.

Пятьдесят шестой квест хотел, чтобы Пашка посмотрел альбом с фотками из поездки в Туапсе четыре года назад, и сулил за это две тысячи баллов, но альбом Соколов-младший искать не стал. Это было грёбаное издевательство.

Там же батя почти на всех снимках! Оно что, специально глумится, что ли?!

Уснул Пашка отрубом энергии. Предварительно получив за снятие старого постельного белья и застилание нового ещё пару длинноверхих отзеркаленных «Г», что взбесило окончательно.

Чёртов альбом он нарыл в шкафу только к обеду воскресенья, настолько сильно не хотелось этого делать. Смотреть пришлось с бабулей, которая ещё и прослезилась в придачу. Если игруха подстроила всё это, чтобы «порадовать» Пашку парой депрессивных медведей и драконом во время поисков, то у неё начался серьёзный разлад с логикой.

Пятьдесят седьмой квест хотел, чтобы Пашка наведался на старую добрую мойку к Ритке ради любовных утех, и, позлившись до дракона, он потратил остаток дня на выполнение, заодно Ритку подлечив. Принесло всё это не только кривенькую «Т», троих овнов и почему-то запятую, которая буква «йуд», но ещё и неожиданное удовольствие, самоудовлетворение и даже наградного льва в придачу к пяти тысячам баллов.

Ритка в кой-то веке осталась довольной, и Пашка поймал от этого нехилый кайф. Хоть что-то хорошее было ему очень сильно необходимо перед волнениями завтрашнего дня.

Пятьдесят восьмой квест сулил семьдесят тысяч баллов за то, чтобы украсть телефон Игоря Якушевича. И по логике Островской было это задание не к добру.

Вдруг она таки права и у самого гнидня в квесте засадить Пашку в колонию для несовершеннолетних, например?..

Засыпать пришлось отрубом энергии, иначе не выходило.

У горсовета встретились в восемь утра. Пашку колбасило. Настройку Галины Евгеньевны по таймингу Марципан сделал накануне у неё дома: секретарь должна была в момент, когда мэр будет у себя в кабинете и попросит кофе, позвонить по номеру Васина и чётко следовать всем указаниям, а в случае отключения связи, перезвонить. Добытые Островской в аптеке и стёртые в порошок таблетки уже лежали в сумочке Галины Евгеньевны, и имелась страховочная настройка утром сумку эту обязательно взять с собой.

Контролить должны были из сквера напротив мэрии. Собственно, там-то все и проторчали почти весь день.

– Ты точно, блин, всё правильно выставил? Даты не перепутал?

– Может, он кофе не пьёт? Надо было другой крючок делать.

– Так, хватит паниковать, – прервала всех Островская, копающаяся в телефоне. – Вот новость о том, что мэр откроет старт реконструкции парка, сегодня в одиннадцать утра. Его нет там просто, вот и всё.

– И долго это? – скривился Васин.

Островская демонстративно промолчала.

Это было долго. Так долго, что лично Пашка чуть крышей не поехал. Дважды они по очереди гоняли в пиццерию поблизости за жратвой, трижды пришлось снимать желание поссать игрухой, все поругались несчётное число раз, потом предположили, что квесты в лучшем случае будут уводить историка от горсовета всё то время, которое они сидят в засаде…

А заветный звонок раздался без десяти минут шесть.

У Пашки всё внутри натянулось струной, когда стало понятно, что это Галина Евгеньевна.

– Возьмите в своей сумке в боковом кармане на молнии бумажный конвертик, аккуратно разверните над чашкой и всыпьте порошок в готовое кофе.

Островская лихорадочно изобразила помешивание, даже по поводу Васиновской безграмотности не съёрничала.

– Тщательно размешайте, пока крупинки не растворятся, – говорил Игорь, и на его лбу выступили бисеринки пота. – Отнесите кофе и садитесь за стол. Ждите.

Островская посмотрела на часы. Потом оставила телефон на коленях и разжала сначала пальцы обеих рук, а потом ещё раз – пальцы правой.

– Ждите пятнадцать минут, – произнёс Васин.

– Это если он сразу всё выпьет, – шепнул Марципан, пока островская включала таймер обратного отсчёта.

Пашке показалось, что это были самые долгие пятнадцать минут в его жизни. А когда они истекли, понял, что всё тело одеревенело.

– Загляните в кабинет мэра, если он не спит, возвращайтесь за стол. Если спросит что-то, уточните, не нужно ли ещё кофе. Телефон положите на свой стол, вернитесь за ним потом и скажите, что происходит в кабинете.

– Капец ролёвка, – прошептал Слава.

Минуты тянулись очень томительно.

– Голоса, – произнёс Васин почти беззвучно. Потом нажал на громкую связь.

– Он попросил двойной эспрессо без сахара и открыть окно, выглядит очень сонным, как будто нарушена координация движений. Стоит вызвать врача.

– Не нужно вызывать врача и делать кофе. Садитесь и ждите ещё… – Васин вскинул на Островскую безумные глаза, и та сжала и разжала все пальцы на обеих руках, – десять минут.

Дальнейшее напомнило Пашке сериал про америкосовских операторов службы 9-1-1, они там давали указания примерно так же, как и Васин, и от этого по сюжету до хера чего зависело. Держался он на «ура», Пашка, кажется, так бы не смог. Соколов-младший даже с трудом представлял, что там происходит в неизвестном и никогда невиденом мэрском кабинете, чтобы так точно давать инструкции.

«Достаньте из своей сумки два зарядных устройства и мобильный телефон без чехла». «Разблокируйте телефон мэра через фейс-айди, поднеся экран к его лицу». «Поставьте оба телефона на зарядку». «Включите телефон без чехла».

Васин вытащил из рюкзака распечатку туториала и начал командовать по пунктам инструкции, контролируя перенос данных. Потом перешёл к ссылке и загрузке липовой прилоги. И вот, наконец…

– Снимите чехол с телефона мэра и наденьте на второй телефон. Положите телефон мэра туда, где его взяли. Соберите зарядные устройства, заберите пустую чашку, выходите из кабинета и закройте дверь. Вам уже пора идти домой?

– Да… – раздалось из динамика как-то растерянно.

– Собирайте вещи, как обычно, без надобности ни с кем не разговаривайте, телефон мэра положите в сумку и выходите из здания. Всё в порядке. Вы просто идёте домой, как всегда. Не отключайте связь. Сверните направо за угол и подойдите к трём парням и рыжей девчонке. Отдайте им телефон мэра. – Васин встал и кивнул остальным: – Пошли, – сказал он уже не в трубку.

«Неужели вся эта дичь действительно получается?!» – думал Пашка, стремительно проносясь мимо танков-памятников к горсовету.

Он словно бы находился в компьютерной игре. И впереди была его часть задачи – удаление воспоминания. То, что мог провернуть только он один.

Телефон вздрогнул, в пуше, рядом со временем – восемнадцать часов пятьдесят девять минут – мелькнула иконка льва. За день в сквере Пашка уже накачал драконами сто второй уровень и за что-то получил два перевёрнутых «игрека».

Ждали молча. На лицах читалось крайнее напряжение. Васин отрубил громкую связь и держал телефон у уха. В какой-то момент он поднял большой палец – и через минуту из-за угла мэрии вывернула невозмутимая Галина Евгеньевна в знакомой блузке, но теперь не взмыленная и не растрёпанная. Она не спеша подошла к протянувшему руку Пашке и отдала украденный телефон.

– Есть! – возликовал Слава и даже подпрыгнул.

А тётка моргнула и начала хмуриться, окидывая Пашку взглядом с растущим непониманием, а потом вообще изменилась в лице, кажется, вспомнила об усыплённом мэре города и том, как тырила его личное имущество и взламывала данные. Надо было срочно корректировать память.

Пашка разблокировал свою мобилу, вошёл в игру и увидел:


«Конец оплаченного периода! Для дальнейшей работы пополните баланс.

ВНИМАНИЕ: Тарификация изменена.

Доступно: Почасовая тарификация. Актуальная цена подписки – 179 руб./час.


ВНИМАНИЕ! Стоимость услуги может быть изменена по истечении срока оплаченного периода.


Чтобы продолжить работу, пожалуйста, оплатите доступ.

КУПИТЬ ЗА 179 ₽

(только работа с данного устройства)

Закрыть и вернуться на главный экран».

Глава 18: Итог

– Ты чё ждёшь, дятел? – поторопил Слава.

– Нужно… вызвать «скорую», – пробормотала растерянная и бледнеющая на глазах Галина Евгеньевна. – Дайте… отдайте, юноша, это… нужно вернуть, я…

– Ну! – рявкнул Васин.

– У меня тарификация поменялась… – просипел Пашка в панике.

Галина Евгеньевна продолжала пятиться и вдруг застыла, глядя в асфальт.

Островская опустила свой телефон. У неё заметно дрожали руки.

Как и у Пашки. Он глянул банковский счёт. Там имелось сорок две тысячи семьсот восемьдесят семь рублей сорок восемь копеек. Как можно было забыть, что игра оплачена до этого понедельника?! Как?!

Но… это ведь тоже решение. Следующая тарификация явно будет какой-нибудь поминутной. Идеально для его плана, на который так страшно, но так нужно решиться. Пользоваться очень редко, только в случае экстренных ситуаций. По минутам.

Васин заглянул в Пашкин телефон и вытаращил глаза.

– Почасовая?! – ахнул он. – Хера се! Это за что так?!

– Что ты там возишься?! – просвистела Островская.

Пашка свернул игруху и возился в калькуляторе. Денег было на десять, почти одиннадцать дней. Хватит с головой, чтобы обустроить будущую жизнь без колдовства. Только…

Он уже ввёл в окошко цифру двести пятьдесят три, когда вдруг от Святослава Денисовича М. пришёл перевод на сто семьдесят тысяч рублей. Пашка выпучил глаза и вскинул на Марципана взгляд.

– Больше нету, – хмыкнул тот. – Чем мог.

На секунду младший Соколов зажмурился. И, так и не открывая глаз, ткнул в «ок». Оставив двести пятьдесят три в графе с количеством часов.


«Успех!

Работа с приложением оплачена до 15.06.2018 (08:17 a .m.)».


Потом Пашка удалил у Галины Евгеньевны все воспоминания о звонке с командами, чё и как делать, применив адаптацию связанных. С поправкой на выполнение квеста с телефоном на счету осталось сто восемь тысяч пятьсот двадцать баллов. Из-за задания вышло, что память мэрской секретарше он отредактировал бесплатно.

Галина Евгеньевна развернулась и, не прощаясь, пошла в сторону дороги и остановки автобусов.

– Получилось? – опасливо спросил Марципан спустя пару минут.

Васин порылся в ранце и достал пауэрбанк со шнуром, который подключил к зажатому в Пашкиной левой руке телефону историка.

– Предлагаю это дело как следует отметить, – объявил он. – Затусим?

– Повод стоящий, – признала Островская.

Слава куда-то отлучился на полчаса, видимо, восполнять финансовые потери. Островская вела подсчёт вложенных баллов, чтобы определить, кто кому что должен, и предлагала разрешить нестыковки оплатой банкета. Пашка был пришибленным. Сожаления о том, что минимизация работы с приложением его же руками сделалась почти неотвратной, настигали вопреки здравому смыслу.

За две недели нужно подготовить почву. Обзавестись деньгами. Наверное, стоит подправить хотя бы Другой маме и бабуле восприятие исчезновения отца. Значит, следует подналечь на квесты. Пятьдесят девятый сулил за участие в совместном отмечании сорок тысяч баллов. По этой причине Пашка не свалил сразу.

Но на определённом этапе даже немного увлёкся.

– А я уверен, что это – разработка учёных! – разглагольствовал Васин. – От мозга у людей очень мало процентов реально функционирует. И если нашли способ активировать остальное, то все прокачки – никакая не магия, а наука! Поведение тоже может через это регулироваться, типа высокоточного гипноза. Я со временем прокачаю себе всякие штуки, чтобы в этом шарить, и разберусь. А тестят на неблагополучных детях, чтобы ответственности не было. Потому что это государственная тайна.

– Это кто тут неблагополучный? – хмыкнул Слава, потягивая коктейль.

– Видимо, историк, – засмеялась Островская.

– Историк – низший класс, никому не нужный. Кто за него спросит? И заметьте, игруха нам помогла его устранить, а ему от нас избавиться – таки нет. Потому что он стал неудобным, заигрался. Да через сто лет такая игра будет на первом телефоне у каждого ребёнка стоять! Даже в Африке! Школ вообще никаких не будет, всё станут пакетно грузить в бошки.

– По квоте, – хохотнул Марципан.

– Уж скорее её начнут продавать, и очень дорого, – добавила Островская.

– И начнут! После теста. Это только со временем она станет нормой. Поначалу кто-то озолотится.

– И что, прям веришь, что в первую очередь побежали тестировать на каких-то левых людях, а не обзавелись личным островом в океане? – подначивал Марципан.

– Во-первых, может, у них давно есть остров. Во-вторых, могут быть последствия. Влияние на психику после прокачки, на здоровье. Мало ли. Для того и тестируют. Мы – крысы! Белые лабораторные мышки!

– Давайте посмотрим, что главный крысёныш тут насобирал себе, – предложила Островская и взялась за телефон историка. А потом выругалась. – Блокировка! Чёрт! Нельзя было дать ему заблокироваться!

– Гнидень явно понял, за что даются плюшки, – открыл рот Пашка. – У него там, небось, по сто наград в каждой строке.

– Да там по большей части рандом, – махнул рукой Васин. – Возможно, маячок стоит на какие-то слова, сказанные в радиусе доступа динамиков телефона. Или связки слов. Вот Марципан завёл, что кабан – за бургеры. А люди там, где бургеры жрут, некоторые слова постоянно употребляют. И награда может прилетать в ответ на них.

– Типа «приятного аппетита»? – спросила Островская и глянула на свой телефон.

– Типа, только какая-то посложнее конструкция. Или вообще звук жевания. Или чавканья.

– Интересная теория, – задумался Марципанников.

– И заметь, пореальнее реакции на действие. Действия очень по-разному можно выполнять, хер отследишь.

За первые часа полтора празднования великой победы, Пашка успел найти у себя двух свинок, цельную «П» (букву «хет») и перевёрнутый «игрек» (букву «гимель»). После чего появились две последние, он не зафиксировал.

Рассказывать про иврит почему-то не хотелось. Васин обязательно приплетёт это к своим измышлениям. У него быстренько окажется, что это еврейское правительство тут эксперименты ставит или что-то типа того.

– Где будем хранить источник зла? – поинтересовался Слава, возвращая ускакавшие от темы дискуссии мысли Пашки к слушанью и участию в обсуждении. – Батареи есть походные, можно таких купить пару и там раз в месяц менять. Может, какую камеру хранения снимем?

– А если стырят оттуда дорогой айфон и обнулят на хер? Опасно, – заспорил Васин.

– Передавать друг другу по очереди? – спросила Островская.

– До старости? – хмыкнул Марципан. – Тогда график нужен солидный. Там год через три. Я в Пензе торчать всю жизнь не собираюсь. Я вообще, может, с сентября за границу учиться поеду. Не решил пока, но мыслишки есть.

– Жеребьёвка нужна честная для определения очерёдности. Это ответственность, – прищурился Васин. – Стырит кто, и вернётся наш супергений, ещё, чего доброго, презиком станет.

– Год что-то лихо, – добавила Островская. – Предлагаю год выносить на обсуждение, если кто-то в натуре из города свалит. А пока по месяцам.

Васин взялся рвать салфетку и писать на ней цифры от одного до четырёх, потом заставил измотанного официанта искать что-то типа шапки.

Ресторан, где сидели, отстающие по затраченным баллам Марципан, Васин и Островская, настроили работать до самого утра, внося правки в сотрудников. Потому те не возникали, но выглядели так себе.

Жеребьёвку пришлось проводить с помощью непрозрачного пакета. Цифра один попалась Марципану, на Пашкином обрывке салфетки была тройка.

Если получится воплотить формирующийся план, до него очередь не дойдёт. Но по поводу забывания он ещё не решил на все сто процентов.

– Интересно, а вот эта стадная покорность, она на каждое конкретное распоряжение накладывается или как-то комплексно? – задумался Марципан. – Перестанут все слушаться уши развесив нашего великого мэра?

– Да снимут его за месяц без игры, – скривилась Островская. – Максимум депутатом останется до выборов, и то не факт. Вот увидите. Его же там как-то муторно протащили, явно сам наклацал. И в партию приняли, и на место действующего депутата сместили вместо какого-то бедолаги, который факт не сам передумал с мандатом расставаться. Ща у них всех морок сойдёт, и погонят нашего историка ссаными тряпками обратно деток дрочить.

– А если он типа на речевую функцию себе воздействовал, вроде внушаемость? – возразил Васин. – И все, кто его захочет снять, будут кодироваться за счёт старых настроек, как и раньше?

– Херово будет, чё. За пару дней поймём. Так что, господа, из чатика не удаляемся. Могут потребоваться новые разработки. Потом Пашка прокачается до нужного уровня и всё отрубит. Дальше поймает звезду, станет мэром, а мы против него организуемся.

– Очень смешно.

Часа в четыре ночи вдруг издал протяжную вибрацию покоящийся посреди круглого стола поверх пауэрбанка телефон историка, и почти тут же завибрировала мобила Васина, лежащая у того рядом с локтем, засветился экран телефона на коленях Островской и щекотно вздрогнул карман Пашкиных джинсов. Все замерли и вытянули шеи.

Прежде чем экран историковой мобилы погас, там под инфой о погоде забелел знакомый пуш. С перевёрнутой отзеркаленной нотой, еврейской буквой «вав».

Пашка похолодел резкой волной, на лбу выступила испарина, и тут же флешбэком ударило по мозгам воспоминание о кровавых отпечатках ладоней отца на дверце шкафа.

– Опа, у меня такое же! – восторженно крикнул Васин. – Первый раз!

– И у меня, – пробормотал Марципан, откуда-то извлёкший мобилу.

Пашка сглотнул и лихорадочно вытащил телефон из кармана.

Вторая «вав» в самой пустой из имеющихся у него строк таблицы достижений. За необратимые действия? Непоправимые поступки? За штуки, о которых будешь жалеть?

– А я вам говорю – оно на звуки вокруг реагирует! – опять завёл Васин. – У всех синхронно! Максимыча тут нет, а сотка его есть, и тоже пришёл значок! Везде – одинаковый! Какое-то редкое сочетание прозвучало! Давайте в записи воспоминаний покопаемся? Попробуем повторить или просто проиграть на громкой. Хотя оно может быть заточено на такое читерство, лучше воспроизвести. Желательно с побочными звуками. Редкая иконка, так что надо внимание обращать на необычное. Или у вас много таких?

– Первый раз, – объявил Марципан.

– И у меня, – зачем-то соврал Пашка и поспешно вскинул телефон, опасаясь, что появление лежащей на боку «G» его выдаст, но еврейская буква «тэт» не завертелась значком на фоне меню достижений.

Часа два ещё извращались с видеовоспоминаниями. Васин закусил удила и твердил, что это или реакция на визг шин, который они заметили при прослушивании в наушниках, либо на какой-то особый звук, с которым открыли бутылку сидра для Островской за минуту до того, как пришла награда.

Пять нетронутых бутылок такого же уже стояли на столе рядом с телефоном историка, первые две открывал официант, остальные – сами собравшиеся. Второй (а у Пашки третьей) «ноты» никому не пришло.

– Тормоза, значит, – непреклонно заключил Васин.

Соколов-младший очень сильно устал. Энергию он восстановил с полчаса назад, но усталость была не физическая. Всеобщее ликование в нём самом уже не отзывалось. После «ноты» стало ему как-то муторно, даже стрёмно. И депрессивный медведь, на что бы он там ни реагировал на самом деле, пришёл, походу, ему одному.

Квест про тусич так и не засчитался, может, от конкретного нежелания веселиться. Ну и чё тогда тянуть кота за яйца тут? Ну минустнёт – так минуснёт. До хера, конечно, и в план это не укладывается, но будет новый квест. Хотя сейчас даже и почву для будущего безыгрового периода готовить хотелось не особенно.

Уже совсем рассвело, когда Пашка со всеми простился и поплёлся домой, специально не убирая алкогольного опьянения, в надежде сразу уснуть. Он молился, чтобы Другая мама и бабуля не вскочили от возни с дверью, и решил, если таки спалят, отрубить их прилогой.

Но никто не проснулся.

И Пашка даже смог отключиться сам, без чита, и довольно быстро.

На удивление башка во вторник не трещала, и настроение в целом даже выровнялось. Правда, сожаления вернулись в полной мере. Надо было грамотно действовать в имеющиеся в распоряжении дни.

Другая мама отчалила на работу, бабуля накормила завтраком до свинки и села смотреть телевизор в зале. Пашка вернулся в комнату и решительно взялся составлять план. Там были финансы, прокачка нужных в будущем навыков, в том числе для работы, корректировки памяти родни (ещё брата надо бы как-то ковырнуть на предмет бати, только он, блин, хер знает где служит и только в конце июня дембельнётся на Пашкину голову!) и очень много чего ещё.

Младший Соколов пока не решил, стоит ли сносить себе память, но в любом случае надо было сделать необходимый минимум, который в будущем поможет.

Вчерашний квест оказался засчитанным, когда он проснулся. Новый требовал, чтобы в половине второго Пашка сделал пятнадцать приседаний, но за неочёмные двадцать баллов. Половины второго ещё не было, но мизерность награды вызывала опасения, что при воплощении намеченного Плана в колёса Пашки будет вставлено немалое число палок.

Игруха сделает всё, чтобы через десять дней он был вынужден продлить тариф.

Потом захотелось пить, а в помятой пластиковой бутылке вода закончилась. Оставив блокнот и телефон на кровати, Пашка махнул на кухню.

Когда он шёл обратно, бабуля переключила канал на новости.

«Этим утром мэр города Игорь Якушевич был найден мёртвым в своём рабочем кабинете, – отчеканил, словно бы с размаху вбив в самый мозг Пашки длинный, острый гвоздь, хорошо поставленным безэмоциональным голосом пиджачный диктор на экране. – По всем признаком смерть наступила в результате самоубийства. Расследование ведётся. Назначение нового председателя городского совета…»

Пашка уронил стакан с водой, и тот со звоном разлетелся на куски, ударившись о паркетный пол.

Подскочившая от неожиданности бабуля резко повернулась, схватившись за сердце.

Глава 19: Неумелый грешник

– Ну что ты стоишь, охламон?! Сейчас в щели натечёт, всё вздуется потом, весь пол по дому поведёт! Неси тряпку! – запричитала бабуля и сама побежала в ванную. – Ноги не порежь! – крикнула она на ходу.

Нет. Нет-нет-нет…

Чуть шатаясь, Пашка переступил через лужу с осколками и поковылял в комнату. На экране лежащего на кровати телефона, не успевшего заблокироваться, радостно крутилась эмблема медведя.

Пашку трясло. Он разбил достижение почти механически и вдруг увидел:


«Миссия провалена! -20 баллов».


Скосил глаза на часы в углу: половина второго.

Кричать. Или бежать без оглядки. Забиться в самую тёмную пещеру. Не думать.

Отрубить энергию?!

Сука! Так не должно, не должно было быть!

Телефон зазвонил. Марципан.

Пашка сбросил вызов.

Что тут, мать твою, можно обсуждать?!

Дообсуждались уже! Допланировались!

…Доигрались…

В глазах стояли слёзы.

– Вот лодырь, сам побил посуду, а бабка старая – стой раком и вытирай, – раздавалось из-за неплотно прикрытой двери ворчание бабы Лиды.

Сколько надо баллов, чтобы снести себе память обо всём этом мракобесии и не оказаться в дурке? С адаптацией всех? Надо предупредить Васина, Островскую и Марципана, но в последний момент, чтобы не отговаривали. Хотя им-то лучше, меньше конкурентов и опасностей.

Толяна стоило бы почистить. Это до херища очков.

Сколько Пашка играет? Уже два месяца? Больше? Огромная куча событий связана с приложухой, да почти все. Даже Пионова…

Сердце болезненно сжалось.

Всё равно! Сносить к херам память. Не нужно ему ни денег, ни умений, ни колдовства. Вообще ничего не нужно.

– Помогите, – прошептал Пашка одними губами и обхватил себя за плечи. – Помогите, пожалуйста…

В проклятое приложение он полез, чтобы начать высчитывать стоимость корректировки. Хотя бы глянуть, какие воспоминания считаются смысловым куском. Вдруг одна адаптация удаления инфы о скачивании игры сможет всё подтянуть? Тогда останутся Другая мама и бабуля, брат, Толик… С Люсей надо что-то…

Да как он мог покончить с собой?! Он что, больной на голову?! Неврастеник, мать его! Ебанутый псих!

Как, как, как…

А если он не проснулся?! Если это Островская не рассчитала с колёсами?! Или вообще специально дала не снотворное, а отраву?! С неё так-то станется!

И теперь эта тварь начнёт убивать всех. Физически.

Новый уровень после попыток отнимать телефоны…

Но ведь тогда бы в новостях не говорили, что основная версия – суицид. И Галина Евгеньевна уже была бы в СИЗО, потому что это она принесла тот поганый кофе на стол историка. Кажется, ей даже чашку вымыть не говорили, только унести… Или она там? Уже за решёткой? А по телеку сказали версию для пипла?

О Господи…

Дали перевёрнутый «игрек», хотя депрессивный медведь был бы куда как логичнее.

Исправить, что можно, и сносить память к херам…

Пашка глянул «Квестовые задания», просто чтобы быть в курсе. И обомлел:


«61. Поговори с Андреем Лосевым. Награда – 100 000 баллов».


Пашка выпучил глаза. «Постоянная миссия один» внизу нового задания тоже пропала.

Пообщаться с Лосевым… вдруг показалось настоящим спасением! Но ведь сегодня даже не пятница, где же его искать?

В чате с заговором против историка стали прибывать сообщения.

Они, все они – настоящие убийцы. Даже статья такая есть. Доведение до…

Могла Островская или нет сделать такое нарочно? А потом сидеть в рестике?! Это даже для неё слишком!

И что, историк в натуре так огорчился, потеряв свою «волшебную палочку»?!

А тогда разве они виноваты, что кто-то – неуравновешенный псих?! Не сиганул же Пашка с балкона, когда его телефон оказался у Островской!

…потому что знал, что его можно вернуть…

Если это вообще суицид.

Су-у-у-ука!

Поговорить. С. Лосевым.

Не слушая перерастающие в ругань причитания бабки, Пашка выскочил из комнаты, впрыгнул в кроссы и распахнул дверь.

– Ты куда бежишь, охламон?! Ты когда матери начнёшь помогать? Ты когда будешь объявления клеить?..

Подъехав к скверу со «Светофорным деревом», Пашка выскочил из такси и навернул по окрестностям три круга, прежде чем устало и безнадёжно опустился на лавку. Ну и как искать бомжа в целом городе? Он ведь может быть абсолютно где угодно…

До пятницы три дня.

Да и что, если по-честному, может изменить разговор с кем бы то ни было?

Это такая же соломинка, как мысли о сотом уровне. Просто отсрочка.

На кой ляд Пашка установил эту чёртову игру?!

Да как можно было быть таким придурком?!

Что же он наделал?..

Что наделали и ещё наделают все они? Сколько таких бомб замедленного действия на самом деле бродит всюду?

Он в ужасе окинул взглядом прохожих.

«Да через сто лет такая игра будет на первом телефоне у каждого ребёнка стоять! Даже в Африке!»

Что, мать его, происходит?! Армагеддон? Пришельцы? Никакое это не правительство, никакие учёные такого не могут!

А что, если Пашка рехнулся? Сходят же люди с ума. Начинают думать, что они – Наполеон. И всё им кажется этот неоспоримый факт подтверждающим. Может, всё глюк? И исчезновение отца, и дружба с Васиным и Марципаном, и злой демон – Островская, и даже Люську, может быть, он просто выдумал?

Может, он вообще в психушке? И нет никакого сквера, никакого «Светофорного дерева», а руки Пашки связаны за спиной рукавами, и стены вокруг – мягкие, как матрас?

Если ты сошёл с ума и начнёшь гуглить, как сходят с ума, можно ли считать информацию достоверной и опираться на неё?

Телефон завибрировал, в пуше показался медведь.

Захотелось разбить мобилу о плитки сквера. Но она была единственным шансом забыть про этот кошмар. Выпилиться из игры. Только не как историк. А просто протерев свои мозги колдовским ластиком.

Пашка полуавтоматическим движением разблокировал телефон. Задел пуш, и открылась «Дополненная реальность».

Соколов-младший безнадёжно нажал на «Квестовые задания», собираясь гипнотизировать непроходимую строку, и вздрогнул – текста стало больше:


«61. Поговори с Андреем Лосевым. Награда – 100 000 баллов.

Взять подсказку: пересчёт награды 95 000 баллов».


Пашка вскочил на ноги так стремительно и с таким безумным видом, что на него заоглядовались прохожие.

К херам ту награду вообще!

Младший Соколов с силой ударил по экрану, надавил на подсказку и получил адрес в пяти кварталах от себя. Перекрёсток двух улиц.

Такси подъезжало бесконечно долго. За это время чат с заговором против историка оброс тремя сотнями непрочитанных сообщений, но Пашка их не открывал. Он искал заветные цифры: «белая «кио рио», 377».

Ну где же, блин?! Почему придурок застрял там на перекрёстке?! Что он не двигается? Чёрт побери!

Наконец-то вскочив в машину, Пашка едва сдержался, чтобы не обматерить водителя. В игрухе дали дракона.

Ведь это всё равно ничего не сможет изменить. Куда он так спешит? Ну что сделает Лосев?

Да там вообще может быть очередная подстава… Что, если в итоге получится ещё одна отзеркаленная перевёрнутая нота?.. Пашка похолодел. Только бы с Лосевым всё было в порядке!

– Можно быстрее?! – взмолился он.

Водитель глянул саркастично в зеркало заднего вида и скорости не изменил.

Из тачки Пашка выскочил за светофор до нужного перекрёстка, так невмоготу стало ждать. Домчался до места. Стал лихорадочно оглядываться, чуть втянув голову в плечи, словно боялся поймать ухом сигналы «неотложки» или полиции. Но кругом всё было спокойно.

И вдруг он увидел Лосева: в том самом пиджаке, с небольшим рюкзаком на плечах, к которому была пристёгнута шейная подушка с зашитой внутрь землёй с могилы Агнии Айвазовской, он сидел на скамейке и кормил голубей, мелко кроша кусочек хлеба.

Волна облегчения окатила Пашку так, словно здравие старого бездомного могло как-то вернуть жизни отцу и историку. А потом заспешил к лавке и как-то робко, с необъяснимой надеждой не пойми на что поздоровался.

Лосев просветлел лицом и очень тепло улыбнулся.

– Павел! Какая приятная встреча! – Он протянул ладонь для пожатия. – Не подумайте дурного, руки у меня чистые. Вот только мыл в общественной уборной.

Пашка без запинки пожал протянутую ладонь.

А Лосев внезапно непривычно смутился. И проговорил, чуть помедлив и как-то заискивающе, с извинением:

– Есть просьба к вам, Павел, если вдруг имеется у вас такая возможность, не могли бы вы приобрести для меня очень много еды, желательно вкусной? – А потом прибавил с опозданием: – Ради бога.

Пашка похолодел. Он… уж не стал ли он пользователем?! Только не Лосев…

Пожалуйста, только не Лосев!

Телефон чуть не выскользнул из вспотевших рук. Но бездомный старичок не распознавался, как игрок «Дополненной реальности».

Слава, слава богу!

Над сканом приложухи всплыл перевёрнутый «игрек».

– Если вдруг нет… – начал Лосев.

– С удовольствием! – выпалил Пашка. – С огромным удовольствием!

И, лихорадочно оглядевшись, приметил неподалёку «Макдональдс».

– Пойдёмте туда? Подойдёт?

– Мне всё подойдёт, – заверил старый бомж.

Стоя в небольшой очереди к кассе, Пашка устыдился: человек голодный, а он его сразу в пользователи записывать. Совести никакой нет, сплошная паранойя.

Пашка нагрёб еды столько, что пришлось тащить на уличную веранду в два захода. Лосев очень горячо поблагодарил, прямо-таки с любовью озирая коробочки и бумажные конвертики с картошкой.

– То, что доктор прописал, – улыбнулся он. И добавил: – Слава богу. Благодарю вас, Павел. Вы же составите мне компанию?

Первый чиз Лосев умял с аппетитом, половину порции большой фри – тоже. Потом вздохнул и развернул двойной бургер. Укусил и вскоре запил кока-колой.

Пашка молчал. Ему самому кусок в горло не лез.

Теребя в пальцах ломтик картошки, младший Соколов то изучал принт на коробках, то вскидывал глаза на Лосева. И что говорить? О чём? Как он поможет? Почему при нём на душе становится спокойнее? Это ведь, на самом деле, абсурдно…

А может, вообще ему всё рассказать как есть? Ну посчитает психом – и ладно. Только он, скорее всего, не посчитает. Почему-то так казалось.

Но не могла же треклятая игра иметь в виду нарушение политики конфиденциальности?

А не по фигу ли на неё? Единственное, для чего сраная прилога ещё может реально пригодиться, – это чтобы забыть совсем и напрочь, всё, что наделано. Не хватит баллов на точную корректировку, так врубить полную амнезию. Всяко лучше, чем…

– Ох, – Лосев с видимым усилием взялся за креветки в кляре. – Непросты эти излишества, – вздохнул он. А потом прибавил, словно что-то вспомнив: – Видит бог. А вам знакома зависть, Павел? Не могли бы вы мне о ней рассказать?

Вынырнувший из своих мыслей Пашка удивился.

– Зависть? Ну… в целом так-то знакома. А… что?

– Я вот пробую людям завидовать, – доверительно поделился Лосев, – но получается по большей части сочувствие или радость. Второе приятнее. Но ни то ни другое совершеннейшим образом не подходит.

– Для чего – не подходит?

– Вы, верно, сочтёте меня умалишённым… – протянул Лосев, и, вздохнув, отправил в рот новую креветку, которую принялся с усердием жевать.

– Это навряд ли, – пообещал Пашка. И осторожно сказал: – Я вот сам задания странные выполняю. И мне совет ваш нужен. Так что это скорее вы меня психом посчитаете в итоге. Давайте вы мне расскажете, а потом – я вам?

Лосев проглотил креветку и улыбнулся.

– Ну давайте попробуем, Павел, коли уж вам так угодно. – Пожилой бомж вытер жирные губы салфеткой, хлебнул колы и сказал: – Надобно мне, Павел, грешить и против заповедей библейских идти, чтобы помочь одной почтенной даме. Делаю что могу. Вот богохульствовать стараюсь, прости господи. Съесть поболе чем следует, когда выпадает возможность. Можно бы украсть что, но, как подумаю, что оттого кому-то будет беда, а ведь будет обязательно, рука не поднимается. Решил зависть освоить, как чувство для окружающих безвредное. Но не получается что-то никак.

– А чем… это может кому-то помочь? – моргнул Пашка.

– Вот тут-то самое и оно. Хотите верьте, Павел, хотите нет, но стала мне сниться одна дама.

В это Пашка поверил с лёту. Агния! Старуха Агния взялась донимать Лосева так же, как Лавриков – его и Зинку. И, наверное, паучьей Женьке снится купец-долгожитель. Но чего они все хотят? Лавриков, к примеру, склонял к радостям жизни. И что, Лосев наслушался бабки Агнии и решил много есть? А зависть тут при чём? Очень далёкое от радости, вообще-то, чувство…

– Регулярно так сниться, что ни ночь, – продолжал Лосев, – словно бы на работу ко мне ходит. И говорила первое время всё глупости разные и в целом неправду. И потому я особо её, признаться, не слушал. Точнее, слушать-то слушал, но убедить она меня ни в чём не могла. А дама эта, Павел, – женщина глубоко несчастная, хотя и пыталась попервости хорохориться. Истина же в том, что у бедняжки в тридцать восьмом году сына арестовали за измену Родине. Расстрелять должны были. Тогда-то она и пожертвовала собой, чтобы его спасти едино. И сын у ней выжил, оправдали, и всё потом складывалось в точности, как она хотела.

Первое время, Павел, дама та радовалась безмерно. А потом сомневаться начала, бояться. Чуяла близость неизбежного. Окромя того ещё и пришло ей на ум, что не приносят добра еёные благодеяния. И что от счастия её прочим приходит лихо. Забоялась из-за родных и очень захотела, чтобы те ни с какой чертовщиной более не сталкивались.

Видно, через то её желание и вышло, что в итоге уехала она от них далеко, и всяческие контакты прервала. Уберечь так надеялась. На старости вот тут у нас, в Пензе, поселилась, даже замуж вышла.

И снова кругом неё что бы ни хотела, то и выполнялось. А она боялась, что ни день больше.

Под конец жизни вовсе богомолкой стала, по святым местам чаще ездила, нежели дома бывала. Всё старалась отмолить содеянное.

Только в том-то и соль сделки, что никакое раскаяние уже не спасёт. Вот и мается, бедная, с шестьдесят пятого года. И тут ей, представьте себе, дали на спасение шанс. Я, Павел, – подумать только! – оказался очень чистым душой. Мне бы возгордиться хотя бы тем, да не выходит.

Она, дама эта, Агния Ауэзовна, всяко пыталась меня искусить во снах, чего только не выдумывала. А потом отчаялась и правду мне рассказала. Надо было сразу ей так и поступить. С тех пор вот стараюсь всяко выполнить поставленные ей условия, чтобы освободилась.

– Какие условия-то? – совершенно запутался Пашка.

– Грешить, знамо, и всячески идти против заповедей Господних, – напомнил Лосев.

– Грешить – это плохие поступки делать, что ли?

– Грехов смертных, Павел, их семь. Хотя некоторые богословы считают, что восемь, и леность с унынием разделяют. Но по-Агниеному семь всё-таки. Ну и заповеди.

– Вроде не воруй и не убивай?

– Да-да, те самые. Заповеди Моисеевы. Всё, что по-церковному плохо. Да оно и в самом деле всё плохо, потому очень уж с большим трудом у меня получается.

– А вы… а вам… не сказали… не просили вас приложение установить? Типа игры, на телефон? – напрягся Пашка.

– Так ведь нет у меня телефона, Павел, – улыбнулся Лосев и героически взялся за последнюю в коробочке креветку. – Да и к чему он мне? Не в телефоне ведь дело. То, что совершать надобно, оно задолго до всяких там телефонов придумано.

Пашка моргнул несколько раз подряд и перевёл взгляд в стол.

Значит… покойники, которые начинают сниться из-за могильной земли, подталкивают чистых душой людей грешить? А вовсе не приносят удачу или там долголетие? Надо подушку у Зинки и мишку у Женьки забрать перед амнезией этой… Ещё доведут хороших людей…

– А если она наврала? – спросил Пашка. – Ну про то, что это поможет ей. Что, если она – злая?

Лосев покачал головой.

– Покуда она врала, Павел, я совсем не обращал внимания на те сны, так, любопытствовал просто. Телевизора-то нет у меня. А правду и искренность я чую. И почтенной Агнии Ауэзовне я обязательно должен помочь. Даже если сниться она мне по причине какой перестанет. Судьба у ней больно тяжёлая, в особенности для дамского полу…

Пашка сначала вздохнул: выходило, что отнимать у Лосева подушку уже без толку. А ведь не доведут его до добра эти тупые поступки, всю личность старику перекрутят, а он, может, один и умел жизни радоваться по-настоящему… Грёбаные покойники – все лжецы, как и сама игра. Они кого хочешь запутают, и тогда и Лосев, и Зинка, и Женька, все так же, как Пашка, окажутся в глубокой заднице. Тупые задания…

Вдруг царапнула младшего Соколова странная мысль. И вымела начисто из головы всё то, с чем он нёсся в панике искать не пойми зачем доброго бездомного старичка, которого, оказывается, так лихо подставил.

– Вы скверно выглядите, Павел, – отметил Лосев. – Побелели с лица. Вам дурно?

– Надо… отойти… простите… вот, – Пашка сунул руку в карман и вытащил свою карту, – это вам. Если что-то хотите купить нужное. Пин — семь-два-семь-два. Там… хватит на первое время… я… мне… надо… отойти… кое-что проверить… простите…

– А как же совет? Вы ведь, помнится, хотели спросить совета и рассказать свою удивительную историю.

– Я… потом… я… мне нужно кое-что проверить…

– Ну тут – воля ваша. Благодарствую от души за угощение и за ваш щедрый дар. – А потом добавил Лосев с запозданием: – Прости, Господи.

Глава 20: Знакомство с туториалом

Пашка, переходя на бег, пронёсся от кафехи до угла, перескочил по зебре дорогу к аллее, сел на бордюр и вытащил телефон.

«Квест пройден! +95 000 баллов!» – выдала игра.


Он быстро свернул приложение. Семь грехов и заповеди, которых, вообще, кажется, десять, ну или основных десять, всё то, о чём распылялся Лосев, – как-то подозрительно походило на…

Он набрал в поисковике браузера сначала про семь грехов. Ткнул в первую же картинку, потому что инфа там была столбцом с пояснениями:


«Гордыня/Тщеславие – считать себя центром Вселенной, самолюбование;

Зависть – желать того, что есть у другого;

Гнев – раздражение или ненависть к кому-то;

Блуд/Похоть – измена или разврат в мыслях или наяву;

Алчность/Жадность/Скупость – сильное желание разбогатеть, сохранить деньги или другое имущество, сребролюбие;

Уныние/Лень – избегание (нежелание) физической и духовной работы, невыносимая скука или тоска, лень и безразличие;

Чревоугодие/Обжорство – желание потреблять больше необходимого».


Но самое невероятное: ниже, среди массы похожих картинок… были и довольно часто повторялись они – именно те самые значки животных, как в игрухе, только разноцветные! Цвета иногда менялись на разных иллюстрациях, но, как правило, там бывал жёлтый лев – гордыня, оранжевая змея – зависть, зелёный медведь – уныние, розовый овен – похоть, фиолетовая свинка – чревоугодие, красная лиса – алчность, и по центру серый китайский дракон – гнев.




Те! Самые! Значки! Точь-в-точь!

И что же получается?! Тогда буквы – это религиозные заповеди?! Какие бывают заповеди?! Пашка кроме «не укради» и «не убивай», ничего реально не помнил, хотя, кажется, было ещё что-то про кумира… Он погуглил.

Первое, что ударило по глазам и вышибло дух, – линия картинок под строкой с запросом. На четвёртой по порядку были они, его буквы, на каменных табличках, похожих на заграничные могильные плиты. Буквы еврейского языка.




Пашка клацнул по ссылке на статью Википедии, промотал вниз. Тут заповеди были пронумерованы обычными цифрами:


«1. Я Господь, Бог твой; да не будет у тебя других богов пред лицем Моим;

2. Не делай себе кумира и никакого изображения того, что на небе вверху, и что на земле внизу, и что в воде ниже земли; не поклоняйся им и не служи им;

3. Не произноси имени Господа, Бога твоего, напрасно;

4. Помни день субботний, чтобы святить его; Шесть дней работай и делай всякие дела твои, а день седьмой — суббота Господу, Богу твоему;

5. Почитай отца твоего и мать твою, чтобы продлились дни твои на земле;

6. Не убивай;

7. Не прелюбодействуй;

8. Не кради;

9. Не произноси ложного свидетельства на ближнего твоего;

10. Не желай дома ближнего твоего; не желай жены ближнего твоего, ни раба его, ни рабыни его, ни вола его, ни осла его, ничего, что у ближнего твоего».


– О Господи! – прошептал Пашка.

Вверху экрана, перекрыв электронный адрес статьи Википедии, всплыло пуш-уведомление с перевёрнутым игреком, буквой «гимель», соответствующей, кроме прочего, цифре три.

Пашка скользнул по списку в статье глазами.

Третья. «Не произноси имени Господа, Бога твоего, напрасно».

– Ебать…

Волосы у Пашки встали дыбом по всему телу, закололи кожу иголками.

Глаза заметались по строкам. Четвёртая, отзеркаленная длинноверхая «Г», буква «далет», – та, что пропадала надолго, но в некоторые дни давалась чуть ли не за всё. Вплоть до мытья посуды. Не в некоторые дни! В субботы! Чёрт побери, в субботы! С какого-то фига именно в субботу, даже не в воскресенье, что было бы логичнее хотя бы просто из-за названия, нельзя работать и делать дела для себя!

Пятая, недоведённая «П», буква «хе», которая сыпалась постоянно первое время, а потом почти пропала, – это неуважение к предкам! «Почитай отца твоего и мать твою»! После удаления… убийства бати и перепрошивки матери, Пашка совсем перестал им грубить или думать о них плохо.

«Не убий» – это шестая заповедь, отзеркаленная перевёрнутая нота, буква «вав».

Цельная «П», «хет», – это за воровство!

Пиздёж, лежащая на боку «G», буква «тэт», – это не совсем пиздёж, а, получается, ложный донос на кого-то другого. Девятая заповедь. Потому-то она и давалась не всегда, когда он врал! Вот в чём дело!

Кривенькая «Т», буква «заин», – за секс, ну может, кроме секса с женой, но и то, наверное, разве что венчаной. Потому что это седьмая заповедь, прелюбодеяние!

Вторая, «бэт», квадратная отзеркаленная «С», – это когда он считал игруху волшебной, божественной. Когда он повесил её эмблему, будто икону, над кроватью. Или когда распечатал фотку того чувака, комика, тоже, мать твою, кумира!

Запятая, буква «йуд», – это десятая заповедь, почти что слизывающая грех зависти, но в случае, если хотеть что-то конкретное, материальное и непременно чужое.

А первая, «икс», буква «алеф», – когда он считал себя или автора игрухи богом. Потом он почти перестал. Потому что началась херь. Но поначалу никаких богов, кроме себя и игры, у Пашки не было!

Но… что же…

Словно в тумане Соколов-младший открыл приложение, чтобы ещё раз глянуть на свои «достижения», хотя помнил всё прекрасно и ни единого сомнения уже не осталось. Но нажал случайно не на то меню, войдя в «Квестовые задания».


«62. Возвращайся домой. Награда – условия безлимита».


На затылке снова очень отчётливо зашевелились короткие волоски, словно бы там расползались муравьи.

«Под конец жизни вовсе богомолкой стала, по святым местам чаще ездила, нежели дома бывала. Всё старалась отмолить содеянное. Только в том-то и соль сделки, что никакое раскаяние уже не спасёт. Вот и мается, бедная, с шестьдесят пятого года», – всплыли в памяти слова Лосева. – «И снова кругом неё что бы ни хотела, выполнялось. А она того боялась, что ни день больше»…

Пашка вскочил и понёсся обратно к «Маку», едва под машину не угодил, – но за столиком уже никого не было. Сначала подумал в панике, что Лосева след простыл, но потом заметил его около переносной тележки с хот-догами неподалёку. Продавец укладывал в пакет десятую порцию.

– Андрей Витальевич! – подскочил Пашка, с трудом произнося слова из-за сбившегося дыхания. – Вы так и не сказали. Не объяснили. Что Агния сделала, чтобы сына спасти, в тридцать восьмом году?!

– Не сказал разве? – удивился Лосев. – Вот странно. Душу она продала, Пашенька. – Старый бомж протянул руку и коснулся Пашкиной картой терминала, который подал продавец хот-догов. – Дьяволу.

Глава 21: Гость

– На сына своего выменяла, ну и на прочее, прижизненное. При жизни в случае такой сделки всё очень хорошо складывается, точнее, не хорошо, а так, как ты захочешь. Это не всегда хорошо, далеко не всегда, Павел. А вот после того, как жизнь кончится, душа, проданная, уже не может спастись. И попадает в Ад. На веки вечные.

Пашка застыл и даже немного попятился. Он таращился на пожилого бомжа во все глаза, а в башке стучало молотом: «Душу она продала. Дьяволу».

Виски сдавил невидимый обруч, словно бы пульсирующий: от него расходились качающиеся и сменяющие друг друга волны то жара, то холодного озноба.

– Я не просил… не соглашался…

– Простите, Павел, не расслышал, – зашуршал пакетом с хот-догами Лосев.

Лицензионное соглашение!

– О Господи… – прошептал Пашка, и проклятый телефон в руке вздрогнул.

Младший Соколов уставился на него с ужасом.

Но это же бред! Это не может быть правдой!

Ему не надо! Он отказывается!

«Только в том-то и соль сделки, что никакое раскаяние уже не спасёт».

– А-а-а-а, – почти неслышно выдохнул Пашка, схватился свободной рукой за голову, а потом рванулся вбок и побежал без оглядки, задевая прохожих и не разбирая дороги.

Дыхалки хватило почти на двадцать минут. Потом левую половину тела пронзило настоящее копьё, а вдохи начали застревать в горле ледяными комками. Взмыленный и полубезумный Пашка кое-как опустился на наполовину врытую в землю крашеную шину.

Ни один нормальный человек не поверит в сделки с дьяволом, но игруха действительно волшебная. Она вытворяет такое, что ни учёные, ни даже инопланетяне не могут реализовать. Ведь она не про технологии. Она про магию. Колдовство. Чертовщину…

Но ведь эти сраные заповеди – дебильные! Их нарушают абсолютно все! Нет такого человека, который ничего бы не делал по субботам! Или который никогда не говорит неправду про других! Или не роняет восклицания типа «боже» ни разу в жизни! Как можно ставить на одном уровне убийство и желание иметь такой же велик, как у соседского пацана?! Да разве есть хотя бы один человек, который никому не позавидовал за целую жизнь?!

А грехи – это вообще абсурд! Что, можно никогда не злиться?! Или не обожраться прям ни разу?! Или чтобы у тебя не встал, блин, хер?! Это же нельзя контролировать даже! Это эмоции!!!

Все нарушают эти штуки, все заслуживают этих блядских «достижений»!!! И что?! У всех души отнимать?!

Что это вообще значит?!

«И попадает в Ад. На веки вечные». Так, туда все, все попадут, если так рассуждать!!!

Никакого Ада вообще не существует, это же бре-е-е-ед! А-а-а-а!!!

Пашка опять схватился за голову.

Почему оно привязалось именно к нему? Почему тогда не к каждому?! Все ведь подходят!

А ему не надо!

Он ни на что не соглашался!!!

Домой идти нельзя, там условия безлимита, ему не нужен никакой безлимит! Ему вообще всё это на хрен не нужно!

Что же делать?! Как теперь соскочить?!

В чате с заговором против историка было уже больше шести сотен непрочитанных сообщений.

Марципан, Островская, Васин – все они тоже продали души дьяволу и даже не догадываются об этом?!

А историк знал? Как мог он тогда покончить с собой-то?!

И что бывает в Аду?! Прям котлы с кипятком?! Это же не может быть правдой!

Души материальные? Как они могут где-то вариться?! Или там типа симуляции? С ощущениями? Или что? Что вообще будет?!

А в Раю? Тучки и ромашки?! Твою, господи боже, мать!

Телефон вздрогнул, прилетел перевёрнутый «игрек».


«Вы достигли 103-го уровня!»


Да твою дивизию!

Можно как-то податься в атеисты? Чтобы умер – и ничего. Это с какого перепуга его действия и, мать его, мысли должны влиять на что-то там потом целую вечность?! Это несправедливо! Это не может быть так!

Пашка лихорадочно вертел в руках телефон. Провёл большим пальцем по боковине, ухнул его между основанием проклятого гаджета и чехлом. И вдруг заметил что-то бурое.

Стащив силикон, чуть прилипший к задней стенке, Соколов-младший уставился на засохшие разводы.

Кровь. Его кровь. Оставшаяся тут после того, как отец пырнул его отвёрткой… Он вытер телефон только сверху.

После того как убил своего отца.

– Я не хочу. Мне не надо. Я не просил, – бубнил Пашка, начав раскачиваться из стороны в сторону.

Потом принялся нервически тереть засохшую кровь. Царапать ногтями. Плюнул на каркас и заелозил пальцами, которые тут же окрасились красным…

Сука, сука, сука…

Время шло, а Пашка сидел и сидел на продавившейся шине. Не в силах подняться, двигаться, рассуждать дальше. Хотелось с кем-то спорить. Доказать кому-то, что всё это ошибка и обман. Может, вернуться к Лосеву? А как его искать? А зачем?

Найдётся ли и для Пашки такой вот святой Лосев, который возьмётся приносить себя в жертву за его грехи?!

Старуха Агния торчит в Аду с 65-го года! Это в три раза дольше, чем Пашка вообще прожил!

Потухший телефон завибрировал, и экран подсветился. В пуше мелькнул медведь уныния.


«Вы достигли 104-го уровня!»


Начало темнеть. Никто из прохожих не обращал на Пашку внимания. Всем был до лампочки и он, и его душа.

Что-то внутри продолжало протестовать против признания правды. Религии – бред! Ну вот и что, выходит, все мусульмане там и буддисты – они по определению в Ад?! Или чего?! Или это потому что сраная бабка Лида когда-то заставила предков Пашку и его брата покрестить?!

Может, в церковь сходить? Есть у них отмена?! Он же не давал согласия, он был пиздюком! Это вообще не его решение!

А если принять Ислам?

В игре пришёл «икс», буква «алеф». «Я – Господь твой, да не будет у тебя других богов, кроме Меня».

– В жопу иди, – прорычал Пашка.

То есть они есть? Другие боги есть на самом деле?

Дали второй «алеф» подряд.

Ну что же, блин, делать?!

Идти домой было страшно. Переночевать у Толика? Так он начнёт чухню нести. А если ему рассказать – в такое не поверит точно. А если всем вообще рассказывать, может, его выпилят? За разглашение?!

Люди продавали души давно? Без приложухи? Как Агния и купец-долгожитель?! А уж не оттуда ли все эти невероятные истории успешного успеха всяких там челов с «тяжёлым детством»?!

Договор предлагают неудачникам? Или кому?!

А он бы попал в Ад без игрухи? Он же, как и абсолютно каждый, постоянно нарушает эти правила!!!

А неудачникам просто компенсируют плохую жизнь? Улучшают? Для честности?

Пашка шмыгнул носом. Поход в дебри самообмана получался херово. Воспринимать всё это как бонус, а не билет в жопу, не получалось.

Он сам не понял, когда стало темно. Прохожие почти совсем пропали. Холодало.

Почему-то не чувствовался голод, не было желания сходить в туалет… Когда зазвонил телефон, Пашка подумал, что это опять кто-то из заговорщиков, чьи вызовы он сбрасывал то и дело целый день, и даже мелькнула мысль вырубить симку…

Но звонила тётя Марина, мама двоюродной сестры Женьки. Это было так странно, что Пашка всё-таки ответил.

– Павлик! – затрещала тётка в трубку. – Ты дома там? С обеда не могу до Лены дозвониться, у вас всё в порядке? Алло, Павлик? Ты слышишь? Алло!

Холод полз от сжимающей телефон руки вниз к локтю, а потом вверх, к плечу. Который час? Уже начало двенадцатого… Другая мама не спросила в воцапе, ждать ли его к ужину, как стала делать после перепрошивки… не звонила… Она прекратила заёбывать, но она всё это время интересовалась его планами, хотя и не начинала нотации, если те её не устраивали…

«Возвращайся домой. Награда – условия безлимита».

Что они… оно… он… сделали с Другой мамой и бабушкой?!

Пашка лихорадочно набрал сначала одну, потом другую. Никто не поднимал трубку.

Что там происходит?!

Младший Соколов вскочил и чуть пошатнулся на затёкших ногах. Где он? Какой это вообще район?!

Залез в 2гис: до дома было четыре с половиной километра. Пришлось вызывать такси.

Только как он поможет и что исправит, если они и правда что-то сделали с Другой мамой?!

В тачке руки и ноги вздулись пупырками. В горле пересохло.

Пашка что – какой-то особенный? Почему к нему привязались?! Почему предлагается безлимит? Или это у всех так? Был ли безлимит у историка?!

А он вообще сам покончил с собой или его заставили?

Как расторгнуть эту блядскую сделку?!

Машина остановилась на углу дома, потому что вдоль подъездов всё заставили тачками, которые мешали проехать. Выскочив на улицу, Пашка тут же замер. Он не хотел туда идти. Не хотел знать, что будет дальше.

Не хотел принимать решений.

Он мечтал просто проснуться… можно даже прежним неудачником…

…В окнах было видно, что свет горит в коридоре и что включена настольная лампа в Пашкиной спальне. Больше – нигде. Никто не мелькал за занавесками. Не было видно голубоватых отсветов экрана телевизора в окнах зала.

В теле поселился перманентный озноб.

А вдруг там трупы? Или пустота? Вдруг Другая мама и бабуля пропали, как отец? Без следов?

Подняться по лестнице на второй этаж оказалось очень сложно. Каждый шаг на ступеньку давался с трудом, словно суставы в коленях заржавели.

Страх проник к каждый сантиметр тела… Он мешал попасть ключом в замочную скважину, мешал дышать.

Пашка распахнул дверь и сразу же увидел её. Другая мама стояла, и сначала это очень, безмерно, просто безумно обрадовало. Но она не шевелилась. Замерла в проёме кухни вполоборота ко входной двери, протянув правую руку с поднятым указательным пальцем в сторону комнаты сыновей.

Словно бы окаменев.

Вообще не двигалась.

Пашка попятился за порог. Чтобы войти, нужно было буквально протиснуться сбоку от Другой мамы.

Сколько она стоит так уже?!

Мать была бледной, с совершенно отсутствующим выражением лица.

Пашка очнулся, когда в кармане её халатика зазвонил телефон. Сквозь тонкую ткань читалось размытое «Маринчик» на экране.

Пашка сглотнул. Втянул живот и перестал дышать. Чуть изогнулся, чтобы обойти Другую маму и не коснуться её. Коснуться было почему-то невообразимо страшно. Казалось, что она непременно холодная. Как покойник. Или вообще ледяная, настолько, что Пашкина кожа прилипнет и оторвётся…

В распахнутой двери в зал виднелась баба Лида в кресле перед выключенным телевизором. Она сидела, положив левую руку на подлокотник, а правую протянув вперёд. Высохший, покрытый старческой гречкой, указательный палец был направлен по диагонали через коридор в сторону крохотного поворота к их с Серёгой спальне. Лицо бабули ничего не выражало, как будто было маской бабули, а не настоящим лицом.

Она не шевелилась. Даже не дышала как будто бы.

Хотелось унестись отсюда прочь.

В квартире было удушливо тихо. Но… там, в комнате, едва слышное за бешеным стуком Пашкиного сердца, словно что-то… дышало.

Даже кот Стержень сидел без движения и смотрел застывшим взглядом в сторону комнаты.

Пашка сделал неуверенный шаг, оставив жуткую бабулю и Другую маму за спиной, поравнялся с котом. Дверь была прикрыта, но не вдавлена в наличник. Щель подсвечивала полоска света настольной лампы.

Кто её включил?

Мелькнула безумная мысль позвонить в полицию. Заявить о взломе. Сказать, что родные парализованы. Без деталей: не уточнять, что они парализованы так. Чтобы кто-то приехал. Чтобы квартиру наводнили люди. Чтобы вспугнули то, что там, за дверью…

Ждёт.

Зачем? Зачем оно ждёт Пашку? Он же как минимум жив! Разве при жизни его не должны оставить в покое? И всяко ублажать, а не пугать до усрачки?!

Он никого не хотел спасать, ничего не просил… ладно, он много чего хотел, но так хочет каждый! Нечестно писать такое в лицензионное соглашение, которое никто никогда не читает!

…хотя в игрухе для смартфона можно было согласиться и на сделку с дьяволом, вообще без задней мысли…

Это несправедливо! Это сраное читерство! Человек должен понимать, на что идёт, когда такое…

Зачем оно пришло?!

Он же ещё живой…

Его пришли убивать?

Так приходили и к историку?..

На лбу выступил пот.

И вдруг ноги сами, одна за одной, сделали пять шагов, а правая рука поднялась и толкнула дверь в комнату.

На Пашкиной разобранной постели, прогнув её вниз, сидело нечто огромное и ирреальное, невозможное до головокружения, завораживающее сознание одним своим присутствием.

Разработчик «Дополненной реальности» пожаловал в гости лично.

Валентина Варава Дополненная реальность. Режим разработчика Глава 1


ДОПОЛНЕННАЯ РЕАЛЬНОСТЬ. РЕЖИМ РАЗРАБОТЧИКА


Существо, а другое слово увиденному никак не соответствовало, было, наверное, метра два с половиной стоя. Огромная мускулистая грудь походила на шкаф, но вздымалась, дышала. Кожа была красной. Не бронзовой, как у индейцев там из кино, а багряно-красной, словно бы её обварили.

Оно было мускулистым, верхняя часть тела – массивнее нижней, как раскрывающийся раструб. Но всё же существо оставалось человекоподобным, хотя широкий крысиный хвост, размашистые перепончатые крылья гигантской летучей мыши и массивные бычьи рога на голове мешали воспринимать его так.

Пашка понял, что не может пошевелиться, чисто физически. Не убежать, не даже моргнуть. Он одеревенел, как Другая мама и бабушка. Они видели это тоже?

– Здравствуй, Павел, сын Андрея! – произнесло существо хрипловатым низким басом, приоткрыв пасть, полную острых акульих зубов.

Пашка почувствовал, как со лба по лицу побежали капли пота.

– Имя моё – Вельзевул. Я демон ложных богов и глава Адской администрации. А по совместительству – разработчик небезызвестной тебе телефонной игрушки. Не бойся: покуда ты жив – я твой слуга. Сделки мы предлагаем честные, без обмана. За свою душу человек получает всё, чего желает, до самого конца дней своих. Договор обратной силы не имеет. Чаянья продолжат исполняться. Я лишь решил идти в ногу со временем. Твои собратья, Павел, сын Андрея, – ловкие изобретатели. Уж лет тридцать, как их технологии всюду, едва ли не всякому смертному доступны. Вот я и подумал: что с каждым возиться, не щадя рогов своих? Можно и оптимизировать нашу работу. Ты – мой излюбленный смертный, потому как стал первым пользователем «Дополненной реальности». На тебе, как нынче сказывают, тестировал я свою разработку. И потому пришёл сейчас. С предложением. Но прежде – надобно мне разъяснить тебе кое-что.

Пока оно говорило, куда-то начал сползать, словно бы улетучиваясь по волшебству, страх. Пашка был как во сне. Безумной фантазии, порождённой мозгом в часы отдыха, где самое невероятное воспринимается привычным – ненадолго, только на время грёзы. Но где редко что-то кажется невозможным, а самое невероятное ощущается как нормальное и вполне допустимое…

Голос демона не гипнотизировал. С каждым словом слушать его становилось всё проще, потому что оцепенение ужаса пропадало…

– Испокон веков, – объясняло пожаловавшее в гости существо, – с тех самых пор, когда первые изгнанники из Эдема возжелали того, чего не смогли получить, существует наша работа. Мы покупаем души, а взамен – даруем смертным всё, что бы они ни захотели. Знания, власть, золото, любовь, красоту, силу… Наши клиенты входят в историю или остаются в тени, всякий – на собственное усмотрение. Они становятся богатыми, знаменитыми, превращаются в полководцев и властителей, учёных, первооткрывателей и алхимиков, порою даже слывут колдунами и магами. Они получают всё, чего желает их душа. А потом мы – получаем душу. Ограждаем, так сказать, от тлетворного влияния Небес. Всё честно. Но требуется постоянная работа. – Рассказчик устало вздохнул, словно бы даже жалуясь. – Сначала отыскать подходящих клиентов следует, потом – убедить их на сделку, дальше – исполнять свой ряд условий… Творения Вседержителя множатся на Земле. С течением веков мы, демоны, стали обращаться за помощью к своим постояльцам. Делать их бесами – помощниками. Как в XIX веке за первый миллиард живое население планеты перевалило, так и бесы стали множиться в прогрессии геометрической, за ними уж часто и не углядишь… Сложно это, Павел, сын Андрея. Вот я и подумал… оптимизировать, – с лукавым самодовольством объявил Вельзевул. – Там и штат бесов сократим до разумных пределов, глядишь, порядок какой-никакой наведём, – почти мечтательно закончило чудовище. – Я, собственно, зачем к тебе, живому, пожаловал? – словно бы очнулся он. – В бесы-то абы кого не берём, тут стаж нужен. Грешники, кто в технике, которую я приспособил, разбираются, – сплошь новички, и ста лет никто не отдохнул на наших курортах. А чтобы современного жителя Земли понять, да ещё и не лично, а, как нынче говорят, удалённо, самому нужно быть современным человеком. Конечно, недостатка в свежих покойниках нет… Да только мало они пока заинтересованы, мало. А ты у меня – образец, во всём уж экспериментальный, вот и… В общем, Павел, Андреев сын, такое имею к тебе предложение: станешь моим бесом прижизненно, согласишься занять должность системного, так сказать, администратора «Дополненной реальности», отыщешь мне шестьсот шестьдесят шесть новых пользователей, – и получишь в награду, если захочешь, конечно, не только расторжение договора, но и отца своего живым. И даже – настроение у меня сегодня хорошее, – по желанию сможешь напоследок немного подправить ему черты характера. Разумеется, ты волен отказаться. И до конца своих дней пользоваться «Дополненной реальностью» в полном объёме. А после – стать нашим очередным почётным гостем навечно. Говори. Ты уже можешь говорить, – объявило чудовище.

Пашка пошевелил языком, сначала просто, без звуков. Недоверчиво. Казалось ему всё больше, что это сон, потому что наяву ничего подобного происходить никак не может.

– Я могу… просто сделать массовую рассылку, и, когда игру скачают семь сотен человек, вы вернёте отца? – недоверчиво уточнил он.

– Массовая рассылка исключена, Павел, сын Андрея. Иначе зачем мне нужен бы был ты, сам подумай-то? Пользователей следует найти. Подходящих.

– То есть, я должен отправлять ссылку мудачью? Всяким убийцам и маньякам?

– А им зачем? – искренне удивился Вельзевул и даже моргнул. – Так называемое мудачьё – оно уж и само от воссоединения со Вседержителем в Раю надёжно застраховалось.

– Хотите, чтобы я накопал семь сотен блаженных, таких как Лосев и Зинка?! – испугался Пашка. – Да я вообще не знал, что такие бывают!

– Нет-нет, это – отдельная тема, – вскинул красные когтистые лапища Вельзевул. – К тому же они и не продадут свои души. Этого не касайся. Нет, Павел, сын Андрея, задача твоя будет в другом.

– Хорошим людям, – понял наконец Пашка, и что-то снова протестующе сжалось у него внутри. – Хорошим, вроде Люськи Пионовой? Чтобы их погубить?!

– Хорошим – тоже бессмысленно, – возразил Вельзевул и внезапно добавил: – Они без всякой ссылки в Ад попадут. Тут ни к чему суетиться.

– Это ещё почему?! – невольно ахнул Пашка и глаза вытаращил.

– Видишь ли, Павел, сын Андрея, – хмыкнул Вельзевул, – проходящих по изначальным критериям Вседержителя почти что и нет. Младенцы, разве что, несмышлёные, которым мы помочь не вольны, хотя наши клиенты предпринимают шаги, чтобы понизить пагубную детскую смертность. Ну и крайне редкие экземпляры удивительных людей ещё, с тремя из которых ты успел познакомиться лично ввиду моей инициативы и отдельного замысла. Премию хочу. То – не твоего ума дело. Такие люди – редкость колоссальная. А на практике – любой человек, разумеется, нарушает заповеди Вседержителя и впадает в то, что тот почитает грехом. Про то, собственно, и жизнь человеческая.

– Тогда зачем вообще эти тупорылые сделки?! – с ядовитой обидой выкрикнул осмелевший Пашка, и телефон в кармане завибрировал.

– Дело в том, – повествовательно растолковал демон, – что, дабы не превращать Райские Кущи в ясли для грудничков, – согласись, то ещё удовольствие, да и суть земных испытаний отражает слабо, – Вседержитель, чтобы говорить языком, тебе понятным, ввёл такую опцию, как раскаяние. На деле именно оно распахивает душе Врата Рая. Так вот: те, кто, как ты говоришь, «мудаки», такие, чтобы от души, – они никогда не испытают раскаяния. Они живут осознанно, делают свой выбор, таковой разумеют правильным. Эти товарищи по большей части придут к нам сами, едва завершив жизнь. Но и люди, по земным меркам хорошие, – они тоже наши. Потому как они, Павел, сын Андрея, понятия не имеют о том, что что-то делают не так. Им, – Вельзевул ухмыльнулся и развёл когтистыми лапищами, – даже в голову не придёт в чём-либо раскаиваться. Они, знаешь ли, со стариной Каином себя отнюдь не ассоциируют. Монах, треплющий имя Вседержителя по три сотни раз на дню, посвятивший тому десятилетия своей сознательной жизни, спрятавшийся от уготованной тем жизни в каменных стенах, упиваясь самолюбованием за своё грандиозное ничтожество и «претерпевающий муки во славу Вседержителя», как думаешь, догадается он в том раскаяться перед смертью? Нет, Павел, сын Андрея. Он будет уверен, что подошёл вплотную к выстраданной награде. Он часто готов её после требовать. Это весьма забавно, когда-нибудь я тебе покажу. Так же и человек простой, обычный, кто особо почитаемого за зло не творит и даже в целом совершает хорошие поступки, он также, как тот бедолага-монах, и не помыслит испытать вину за свою прожитую жизнь, разве что одни только сожаления, что она окончилась. Так что не переживай: хорошие и добрые люди, и дама твоя, в частности, нам для сделок абсолютно неинтересны. А ссылку, Павел, сын Андрея, надобно будет отправлять таким, как ты. Таким, как знакомая тебе Ирина, дщерь Леонидова. Как Святослав, Денисов сын. И как Игорь, сын Максимов. Знаешь, что вас всех объединяет?

– Ничего! – яростно выкрикнул Пашка и почувствовал в кармане очередную вибрацию. Он бы затряс кулаками, если бы мог шевелиться: между ним и Островской, ним и сраным гниднем нет, нет ничего общего!

– Ошибаешься. Все вы творите то, что почитают за зло, не по своей душевной природе и не по выбору своему, а ввиду довлеющих обстоятельств, – с видом университетского лектора разъяснил демон Ада. – Стал ли бы ты завистливым, если бы с ранних лет своих рос в достатке? Взялся бы отнимать деньги у тех, кто не задолжал тебе скверными поступками? Ненавидел ли бы отца своего и мать свою, если бы они показывали тебе любовь и проявляли заботу?

Святослав, сын Дениса, растёт под гнётом своего родителя, подполковника полиции, властного, сурового и безапелляционного. Признающего только силу. Глумящегося над слабыми, чтобы не уподобиться им, и тем заслужившего свой авторитет и чин. Приучившего сына своего, что только таким поведением можно завоевать хотя бы надежду на его одобрение. Мать Ирины, дщери Леонидовой, – блудница. Мелочная и озлобленная, она ненавидит всех кругом, включая свою дочь, и показывает ей с ранних лет пример, как «следует выживать в этом мире». Спасаясь, девушка и полюбила – как водится, человека неподходящего и весьма похожего по поведению на её почтенную матушку. Всё, что делает Ирина, дщерь Леонидова, делается ею в надежде на любовь, чтобы разбить тиски одиночества. Игорь, сын Максима, нёс свой земной Ад на плечах сорок три года, подольше, чем тот сын Вседержителев. Мечтая едино об уважении, он был лишён его с детства. В надежде получить авторитет, подался в школьные педагоги – человеческие существа так плохо анализируют свою реальность. Все и каждый продолжали вытирать о него ноги и не ставить ни во что. Он успел сильно озлобиться. Но душой он был близок к мечте Вседержителя, просто ему не повезло угодить в Ад на Земле. Хотя я вот считаю, что так и вовсе нарочно устраивают. Им мы и предлагаем сделку, Павел, сын Андрея, – тем, кто, прежде срока, задолго до смерти своей попал в Геенну Огненную в мире не нашем, подземном, а в подлунном мире Вседержителя. Нам кажется это справедливым. Человек может пройти свой Ад, остервениться, натворить того, что почитают злом, а перед смертью раскаяться и спастись в Раю. Таковой будет для нас потерян. А может заключить с нами договор. Завладеть инструментом, чтобы жизнь свою выправить так, как желает. Разумеется, раздавая таковой инструмент, мы требуем гарантий. Платы. Мы должны быть уверены, что после получим свою душу в обход раскаяния. Людям, заключившим сделку с Дьяволом, оно уже не поможет. Посмертная судьба определяется в момент подписания договора, а не на исходе жизни.

До моей экспериментальной разработки мы предлагали контракт тем, для кого Ад на Земле стал невыносимым настолько, что они готовы на всё, лишь бы отсрочить пребывание в нём. Современные технологии, благостный атеизм и неверие, а также людская невнимательность нынче позволяют отправлять ссылку тем, кто просто склонен к раскаянию. Кто творит то, что почитают злом, из самозащиты, пытаясь охладить свой пылающий земной Ад. Даёт нам возможность подарить им сполна оплаченное прижизненное удовлетворение.

– Но ведь вы врёте! – возмутился Пашка. – Гнидень не попользовался игрой и года! Нам помогли отнять её, а ему себя защитить – нет!

– Мы не помогаем себя защитить, Павел, сын Андрея. Ты неверно меня понял. Сделка позволяет принципалу получать желаемое, когда он совершает свой выбор. Игорь, Максимов сын, жаждал поклонения, трепета пред лицем своим и безграничной власти. Он получил её, со всеми атрибутами. Многие властолюбцы упускают из вида, что одним из таких атрибутов является наличие врагов. Вы своей компанией жаждали заполучить его телефон. И вашим желаниям помогли исполниться. Как и его желаниям. А инструмент вернулся бы к Игорю, Максимову сыну, но потрясение и масштабы того, что он успел содеять, подтолкнули его к раскаянию раньше, чем то произошло бы само собой. Но оно бы произошло и так. Если бы он не был склонен к раскаянию, он не получил бы нашего предложения. А масштабы и срок, так сказать, разгула зависят от того, сколь сильно смертный успел пострадать в своём земном Аду.

Наши клиенты добиваются своего в убыстрённом режиме, и потому раскаяние к ним приходит задолго до смертного одра – увы, такой вот побочный эффект. А так как они знают условия, им остаётся два пути: долгая жизнь в страхе и угрызениях совести или быстрый приход к неизбежному финалу. Тут каждый выбирает своё. Но жить под гнётом раскаяния становится очень и очень тяжко. Неприятная это штука, но мы всё-таки не хотим потерять таких людей. Мы, скажем так, почитаем за читерство подгонять смертных под критерии отбора в Рай земными страданиями.

Ты можешь успокоить свою совесть: тебе вовсе не нужно соблазнять хороших людей. Те, кому предназначены твои шестьсот шестьдесят шесть ссылок, по меркам твоим и при взгляде со стороны – люди гнилые и скверные. Но и глубоко несчастные. А ты подаришь им, пускай и краткосрочное, но избавление. И даже временное чистое счастье. О котором они смогут помнить всегда.

– Отняв Рай?!

– Как сказал наш небезынтересный клиент: «В Раю, конечно, климат. Но в Аду – общество…» Мы, демоны, выбрали этот путь осознанно. И почитаем право делать выбор самым ценным. Да, за это нужно платить. Но оно того стоит. Знаешь, Павел, сын Андрея: земной Ад краткосрочен, а посмертный вечен, но у земного есть одно существенное отличие, делающее его невыносимым. Он незаслуженный. Страдая за что-то, зависевшее от тебя, можно отыскать утешение в сожалениях, в своих приятных воспоминаниях, в самом послевкусие минувшей жизни и осознании самовольного выбора. А раскаявшимся при жизни вообще куда проще переносить посмертные муки. Но вот когда ты не сделал ничего, а лишь «попал»… В этом случае ты всяко считаешь справедливым выбраться. И у тебя такой шанс есть, куда лучший, чем у прочих. Более того: совершив мой указ, ты получишь также самое чистое и доподлинное раскаяние, как Вседержитель любит. И сможешь с ним когда-нибудь встретиться, коли уж пожелаешь. А ещё – возвратить своего отца. Ну что, Павел, сын Андрея? Примешь моё предложение? А я наконец-то возьму отпуск. Мы с Лилит планируем поездку на ледяное озеро Коцит, это в девятом круге Ада. Давно хотел покататься на лыжах…

Валентина Варава Дополненная реальность. Системный администратор

Глава 1: Бесовские рассуждения

– Душу я, Пашка, продал по старинке, без этих новомодных штук, – делился в ночь на среду, шестого июня, в вызванном приложением сне бес Иван Лавриков. – Обленился, скажу тебе, Вельзевул, работать не хочет. А с другой стороны – всякий за семь с половиной тысяч лет без выходных взвоет. Так что можно и понять. А так-то дела оно не меняет. Хоть через телефон, хоть после личного общения с, так сказать, представителем. Я, Пашка, до того, как контракт подписать, пострадал с избытком, ты не думай, что за хорошую жизнь такие сделки предлагают. Мне пять лет было, когда в машину родителей на всём ходу фура двадцатитонная въехала. И остались от них рожки да ножки. Бабуля, отцова мать (надеюсь, ей там воздалось в райских кущах заслуженно покоя), всё, что могла, для меня сделала. Только она сама на ладан дышала. Вот ты, Пашка, думаешь, что у тебя семья бедная, предки, как ты говоришь, никудышные? А мы с бабкой годами гречкой на воде питались. И Перестройка многих не щадила, и детство в 90-е – то ещё удовольствие. У бабки в своё время очень лихо квартирку её увели! Короче, если без подробностей, скажу тебе так: были вполне причины для такой мены. И я тебе признаюсь честно: не жалею! Точнее, жалею, но не о том. Дурной стал от радости, о чём только не додумывался просить, но не о здоровье. Потому что казалось мне оно непробиваемым. А в итоге всего восемь годков покуражился – и того. Обидно. Я, Пашка, бес в своём роде уникальный. Вообще-то, такие чины только за очень солидный стаж в Аду дают. От пары веков, брат! Но мне вот опять свезло не по-детски. Вписался я в новый проект Вельзевула красиво. И муки адские проскочил. Сразу – на ответственное задание. Не выходит только ни черта! – расхохотался наконец Лавриков. – Но мы ещё повоюем! Я так-то упрямый чел! Я ещё её достану, тётку эту!

Пашка насупился, и черты его во сне на связной подушке стали суровые. Идея советоваться с Лавриковым после напоминания о Зинке стала казаться сверх хреновой.

– Да ничего ей не будет, училке твоей, расслабься! – приметил перемену бес-лотерейщик. – Такая, как она, даже если в крохотный разгул пойдёт – потом обязательно раскается! Не отниму я небесные просторы у такой, не получится!

– И на фига тогда? – выдал Пашка и понял, что может с бесом во сне и сам разговаривать.

– А тут тоже – благое дело! – стал хихикать Лавриков пуще прежнего, даже слёзы на глазах у него выступили. – Спасаю хорошего человека от сверхурочной работы! Вот ты сам – как считаешь: за праведную жизнь в труде и благодати, помощь ближним и прочую лабуду, что человек, так сказать, на пенсии, после похоронного тура, заслуживает?

– Ну… Рай, получается, – моргнул спящий Пашка.

– Рай – это просто география. А делать-то что человек хороший должен, если по справедливости?

– Ну… не знаю… отдыхать, радоваться.

– Вот! – подскочил Лавриков. – Вот! Устами младенца! Радости там, конечно, своеобразные – но тут у каждого свой вкус. Только вот над Зинулей нависли тысячи лет ишачания, к тому же неблагодарного, да ещё и с полным сохранением памяти! Ну и кому это всралось, прости господи? Вместо курорта и покоя – на галеры! А я её спасаю! Только, стерва, не спасается никак! – опять расхохотался он. – Упёртая. Не понял ни хрена, да? – хмыкнул потом бес.

Пашка снова насупился, хотя и правда ни хрена не понял.

– Вылезти из памперса и остаться безгрешным, Пашка, это, так сказать, очень редкая суперспособность. Таких на все почти что восемь миллиардов живущих – единицы. А там, – Лавриков поднял вверх указательный палец, – оно как в жизни. Чем больше делаешь, чем лучше у тебя получается – тем больше с тебя требуют, вот что. Уникальные в своём роде чистые души – это будущие ангелы. Они, как век доживут, в такую пахоту впрягаются, что мама не горюй! А Зинулька твоя – даже нерелигиозная! Ты прикинь, как ей будет на этой работке? Надо оно ей? Тётке этой блаженной вкусить бы пару грешков на старости, чтобы уже никакие крылья не выросли, и отдыхать, как полагается, на полном довольствии в блаженном покое. Так что ничего я плохого не делаю и не пытаюсь даже. Вельзевул из недавних покойничков бесов к чистым душам подослал, чтобы мы хоть в общих чертах думали одинаково. Потому что какой франт царских времён, который душу на право крутиться в императорском дворце выменял, – он современного человека не поймёт! Он увидит, как кто по телефону звонит, и уже решит, что объект с чертями связался. А чтобы соблазнить чистую душу, мозги надо иметь схожие и вообще шарить в современных реалиях. Вот так мне и фартануло бесом стать сразу после кончины. Но ты, Пашка, кукование в Аду с Райским бытием не сравнивай. Тут в натуре работа – в кайф. А там – развод чистой воды. Тот же Ад – вид сбоку получается. Наебалово. Ты бы лучше помог мне училку твою от перьев избавить. А Рай ей так и так уж обеспечен. Только ты же не про то хотел полялякать, да? О твоём повышении у нас только и разговоров! Большинство считает, что не по справедливости такая радость живому. Так что ты, Пашка, – красава, тебе сонном чертей завидует. Только не говори, что успел впасть в раскаяние за пару месяцев и страдаешь!

– Я ещё не согласился, – проворчал Пашка. – Мне ещё надо активировать режим администратора. Я пока думаю.

– Вот те раз! – вытаращил глазищи Лавриков и даже рот приоткрыл между фразами. – Думает он! Индюк тоже думал – и в суп попал, так моя бабуля говорила. Тебе все карты в руки дали, а ты нос воротишь. Не ты, так другие бесы со всеми, с кем надо, договоры заключат. Нашёлся спаситель человечества!

– Демон сказал, что рук не хватает…

– Ну так снизят стаж – делов-то! А совестью ты себе башку не забивай! Сделка честная и добровольная. Баш на баш. И о ней если и жалеют, то при жизни, если за здоровьем додумываются следить и долго волынку тянут. А потом до всех доходит, что так оно было лучше!

– Так ты в Аду не был, – ехидно напомнил Пашка.

– Был, дружок, был! Тридцать пять долгих лет! А земные годы – они подлиннее в смысле восприятия. Ты мне сейчас хоть сто раз предложи или заново жизнь без контракта прожить, со старыми вводными, или бесом быть – так я вот это вот всё выберу.

– Вас же отпустят в Рай, если чистые души испортятся, – прищурился Пашка.

– Ну так после можно и Рай! Чтобы уж везде побывать. Расширить, так сказать, кругозор. Хотя тут ещё подумать надо как следует. Мне, может, просто интересно в проекте поучаствовать. Ради спортивного интереса!

– Пиздабол ты, Лавриков, – заключил Пашка и проснулся.

Такое решение надо было принимать самостоятельно.

Глава 2: Работа по ТК

Кто-то барабанил в дверь. Входную. И в коридоре уже шаркали неуверенные шаги Другой мамы.

Перед тем как провалиться в колдовской сон на встречу с единственным знакомым, который, по мнению Пашки, мог реально шарить в происходящем, он проверил бабку и маму – едва страшный гость пропал. Обеих нашёл уже не замершими жуткими статуями, а спящими: баба Лида прикорнула в кресле, мать – дошла до дивана и лежала там, поджав ноги в шерстяных носках (полы дома были ледяные даже летом). Стержень свернулся клубком и дрых на полу в коридоре.

– Ленка! – послышалось из-за двери после того, как щёлкнул замок и стук со звонками прервались. – Подурили совсем?!

– Ты что тут делаешь среди ночи, Мариша? – спросил растерянный голос Другой мамы.

– С обеда не отвечаешь! Лидия Викторовна не отвечает! Павлик взял трубку и сбросил! Что я думать должна?! Когда алкаш твой уже раз чуть не убил тебя, Лена! Ты считаешь, мне весело очень через весь город среди ночи лететь?! Уже даже автобусы не ходят!

– Я… мы уснули…

– «Этот алкаш», – услышал Пашка ледяной голос очнувшейся бабули, – пропал без вести! И в чём это ты, курва крашеная, обвиняешь моего сына?!

Ругань нарастала, потом голоса переместились на кухню. Через какое-то время с силой хлопнула дверь, и бубнящая бабуля прошла по коридору опять, а мать с тёткой засели разговаривать до самого рассвета.

Очевидно, что об отце – тут и подслушивать было не надо.

Если Пашка не согласится – отец не вернётся к жизни никогда. Хотя можно будет изменить всем восприятие. Но если Пашка согласится, можно будет изменить возвращённого батю. Сделать его таким же рассудительным и мудрым, как Другая мама, к которой Соколов-младший всё больше привыкал. Полностью переменить жизнь всей семьи.

А пиздабол-Лавриков если в чём-то и прав, так это в том, что не Пашка, так кто другой. И сисадмином сделается, и всех достанет кого надо. Вопрос к Пашке не в том, продолжатся ли в мире сделки с дьяволом, а в том, кто будет их заключать. И почему-то он стал уверен: откажись сейчас, и скоро «Дополненная реальность» появится у всех и каждого, кто ему дорог.

«Если не можешь что-то побороть, возглавь это» – вспомнилась младшему Соколову. В конце концов, можно будет хоть чем-то управлять.

Хотя и недолго. Цифра-то не такая уж и большая. Спасибо, не шесть миллионов.

Мудаков кругом пруд пруди. А то, что они склонны к раскаянию… Пашка всё ещё сильно сомневался, что Островская, Марципан или гнидень были к нему действительно склонны. Так что осечки, очевидно, допускаются.

В конце концов, можно будет с этим быстро покончить, если понадобиться. Завалиться в какую тюрьму, где пожизненные сроки мотают. Уж там кающихся грешников… И все свой ад заслужили явно. Без телефонов сидят, правда, но это поправимо для системного администратора.

Только в тюрьмах контингент совсем гнилой, точно херни наворотят повсеместной, похлеще, чем у гнидня получится.

Так что это оставим на крайняк.

Пашка взял телефон, вошёл в игру и приблизил большой палец правой руки к плавающей иконке «Активировать режим АДминистратора». Первые две буквы обе были заглавными, словно напоминали, на что Пашка подписывается.

Но тут опять же. Активация-то что?

Прекратить работу – задачка нехитрая. Не делать ничего – и всё тут.

Если вдруг почему-то окажется, что так – лучше.

Пашка поёжился на Серёгиной кровати (спать на своей, где сидел фантасмагорический огромный демон, что-то сильного желания не возникло), глянул ещё раз на связную подушку, и тут что-то на повышенных тонах прикрикнула на кухне тётя Марина.

Словно толкнув под локоть.

И младший Соколов режим активировал.


«Поздравляем!» – тут же съехидничала игруха.


Пашка же полез изучать обновление системы.

В таблице учёта очков цифра двести три тысячи четыреста изменилась на «неограниченно». В инфо профиля теперь значилось:


«Уровень – высший. Пакет информации – администраторский. Режим редактора – доступен, полный. Выполнено квестов – 62. Найдено предметов – 39. Баланс – безлимит».


Таблица с грехами и заповедями осталась на месте, там за что-то успел набежать сто пятый уровень – кажется, за нарушение первого правила про «нет других богов…».

А ещё появилось новое меню, которое можно было открыть, смахнув экран вверх. Имелась в нём Пашкина рожа на аватарке, ник «Павел, сын Андрея» и противная строка со статусом «Живой бес». Дальше шёл учёт проделанной работы.

«Ссылка отправлена» и окошко с пустыми строками и отдельным бегунком, чтобы мотать вниз и вверх.

«Договор заключён» и такое же окошко, но тут строки были пронумерованы от одного до шестисот шестидесяти шести, тоже в прямоугольнике с отдельным бегунком.

Ещё имелась строка «В работе», тут можно было печатать через собаку, похоже – вводить имена.

Пашка задумался. Как искать потом – ещё непонятно, но для начала стоит прошерстить знакомых. Вот, например, одноклассники. Те же Маркин, Лебедев и Завихренников – за милую душу станут нормальными людьми любой колдовской херовиной. Даже если им в лоб про суть рассказать. Ещё и визжать примутся от радости, если поверят – а теперь, надо полагать, политика конфиденциальности подправилась.

Это даже и не подстава, а подарок.

Только Лебедев идёт лесом, этого ещё не хватало.

Маркин был поприятнее, и устраивать ему отсроченную гадость не хотелось.

А Завихренников – факт жертва. И факт – склонная к раскаянию. Сашок только и делал постоянно, что всем говорил, как ему жаль, что он то и это. «Я не должен был идти по этому коридору, мне так жаль, что я тут пошёл и получил в жбан» – вроде того. Бесил этим страшно. Но да зато, похоже, раскаивался в самом факте своего рождения.

И ещё был Сашок неприятным и скользким. Мог исподтишка нехилую подлость устроить. Например, Пашка был почти уверен, что зелёнку на единственную классухину дублёнку вылил когда-то именно он, потому что классуху не любил, а она его – не защищала сверх обязательного минимума и больше этим минимумом подставляла. Классуха у них была не особо обеспеченная, и в холодину ходила с тем огромным пятном зелёным до сих пор, хотя появилось оно ещё когда были её подопечные семиклашками. В общем, это была не просто шутейка или мелкая гадость. Ирина Сергеевна, когда пятно только появилось, две недели бродила опухшая, как та плакальщица, и напудренная сверх меры.

Ну и разное такое то и дело бывало, и почему-то Пашка всерьёз подозревал именно заморыша-Завихренникова. Не доносил, конечно. Впрочем, и доказательств не было. Но как-то его недолюбливал.

С другой стороны, было очевидно, что живёт Сашок точно что в земном аду. Измывались над ним в школе и Слава с компашкой по максимуму, и преподы с ними на пару. Завихренников даже заикаться вроде начал из-за позорных экзекуций училок, которые так и эдак старались над его тупизной покуражиться.

Короче, под параметры работодателя, вроде как, подходил. Ну не стал же бы он зелёнкой гадить, если бы Иришка сама себя нормально вела и коллег приструнила, правильно? Значит, творит зло из-за давления внешних обстоятельств.

Как и оговорено.

Пашка хмыкнул, представив, что первого сентября притопает Завихренников в школу эдаким Брэдом Питтом, с личным гаремом на подтанцовке, а может, и приедет с водилой на лимузине.

А что, если поменять себе рожу и пойти поговорить с ним? Типа так почестнее, чем лицензионное соглашение подсовывать, и тогда уж с Пашки – какой спрос? Но не хотелось.

Младший Соколов добавил Завихренникова в раздел «В работе», копирнув из списка своих одноклассников в личном инфо, чтобы не ошибиться.

Имя стало кликабельной ссылкой и оказалось, что так можно удалённо заходить в менюхи. Полный и безлимитный доступ к любой инфе был весьма удобной фиксой.

Рядом с ФИО теперь имелась синяя кнопка «Предложить сделку».

Решив с первым блином, к тому же в целом знакомым, сильно не мудрить, Пашка на кнопку нажал – теста общего ради.

Вместо того чтобы перенести Сашка в верхний раздел «Ссылка предложена», игруха выдала всплывающее окно:


«Александр Константинович Завихренников. Инфо человека не открывалось. Анализ проведён: 0 раз. Время изучения личности: 0 часов, 0 минут. Вы точно хотите предложить сделку?

ДА – НЕТ».


И что оно душнит? На хрена копаться в инфо, если они вместе десять лет отучились?! Не шестьсот же раз ему чьи-то инфо изучать, да ещё и часами? Это на случаи, когда непонятно. Тут всё понятно.

И Пашка дакнул рамочку.

ФИО Завихренникова перескочило в раздел «Ссылка отправлена», но рядом игруха отобразила восклицательный знак в красном треугольнике, а на экране запрыгал кружочек с рогатой рожей Вельзевула. На дисплее телефона это не выглядело так дико и страшно. Рядом с рожей красовался значок микрофона.

Э-э-э… Это звонок, что ли?! Теперь ему звонить из Ада примутся посреди ночи, от работы отвлекая?!

Пашка соскочил с кровати, схватил наушники и быстро сконектил их с телефоном, а потом на кружочек нажал.

Это был не вызов, а голосовуха.

«Салют, Павел, сын Андрея! – заговорил демон в записи тем самым хрипловатым низким басом, который теперь, через приложуху, уже совсем не казался страшным до оцепенения. – Ты собираешься предложить смертному первую сделку. Ты получил это сообщение не потому, что что-то делаешь не так, я записал его просто на всякий случай. Когда торопишься в отпуск, многое можно упустить. Имей в виду, Павел, сын Андрея, что работу свою нужно делать вдумчиво и старательно. Ты должен быть уверен в том, что принципал склонен к раскаянию. Растрата ресурсов работодателя на тех, кто и так оказался бы в Аду, – это нарушение трудового кодекса. Расспроси с оказией знакомого тебе Ивана, Юрьева сына, как он подставил подающего большие надежды беса Пьера. А всего-то помер вдруг да так резко, что ни о чём подумать не успел. И не раскаялся. Хотя вообще был персоной подходящей и со временем к этому бы пришёл, тут я не спорю, я во время служебного расследования Пьера защищал. Но правила написаны кровью. Подтверждением качества работы беса является раскаяние клиента при жизни, эффект которого блокирует договор. А уж почему оно не случилось – потому ли, что клиент подобран неверно, или потому, что его не вовремя грузовик какой сбил, – дело десятое. Так что тебе надо за своими принципалами приглядывать, беречь их, что ли. Если выйдет, что из-за открывшихся возможностей они в такой разгул пойдут, что пожалуют к нам до срока и не успеют раскаяться, то формально получится, что контракт потрачен напрасно.

А начальство такого не любит. Смерть клиента без раскаяния обнуляет твой счётчик договоров. И пусть у тебя там уже будет шестьсот шестьдесят пять идеально подходящих душ на балансе, и тут одна возьми да и помри, не подтвердив целесообразность затраченных ресурсов, всё нужно будет начинать сначала.

Так что самую первую сделку я тебе по умолчанию заблокировал, если ты там уверен, то повтори отправку ссылки.

Удачи! Привет тебе от Лилит, она говорит, что ты – пупсик. И где только нахваталась таких выражений?..»

Глава 3: Нервишки Толика

Пашка выдал несколько трёхэтажных конструкций, последнюю – довольно громко, потому что совсем забылся от возмущения. Вместе с поступившим в прилоге драконом заглянула Другая мама.

– Ты почему не спишь? И почему на Серёжиной кровати? – удивилась она. – Всё в порядке? Мне показалось, что ты меня зовёшь. Ты кричал? Лидию Викторовну не разбуди, пожалуйста.

– А ты почему не спишь? – попытался защититься Пашка.

– Тётя Марина приехала ночью, странно, что ты не проснулся – она такой шум подняла. Думала, что с нами что-то случилось. Ты почему трубку бросил, когда она звонила?

– Батарея села, – соврал Пашка. – А на кровати у меня, кажется, Стержень нассал. Воняет чем-то, не могу. Пока тут посплю, ладно? – присовокупил он, и телефон вздрогнул новой «тет» за лжесвидетельство на ни в чём не повинного Стержня.

– Я так Марише и объяснила, что никто её не собирался пугать. Мы тоже с Лидией Викторовной как-то так намертво заснули. Наверное, перепад погоды будет. К тебе вчера часов в шесть приходил мальчик, – добавила Другая мама. – Тоже дозвониться не мог, наверное, из-за батареи. Купить тебе пауэрбанк?

– Не нужно, спасибо. Какой мальчик? – хмуро спросил Пашка.

– Славик, сказал, что учился с тобой в одном классе, а потом в другую школу перешёл. Очень хотел тебя видеть.

Пашка закатил глаза.

– Завтракать будешь? Или поспишь ещё?

Большого желания завтракать под тёткины рассуждения о мудачестве бати не было, но Другая мама, кажется, угадала эту мысль, потому что уточнила:

– Могу принести в комнату. Накурила Маринка на кухне.

Так Пашка согласился, а когда она ушла, хмуро переслушал голосовуху – та сохранилась кнопкой-кружком в админском меню.

Ахренеть! Каким это образом можно детально изучить шесть с половиной сотен человек и угадать, могут ли они раскаяться?! В смысле, всё аннулируется, если кто-то один запорет перед смертью почувствовать свою вину?!

Не, не то!

Каким, мать его, образом на что-то может влиять чья-то смерть от старости?! Да никто не успеет от старости помереть! Пашка собирался до конца лета закончить с этой хероборой, какая старость?!

На улице начинало светать.

Другая мама принесла хавчик и кофе. Подступающую сонливость Пашка убрал игрой и, насупившись, полез в инфо Завихренникова, не повторив отправку ссылки.

Толком он не понимал даже, что нужно смотреть.

Часа через два Пашка в полнейшем афиге снёс ФИО Завихренникова вместе с восклицательным знаком в красном треугольнике, свидетельствующем о недошедшем сообщении, из раздела «Ссылка отправлена».

Этот больной ублюдок и так в Ад попадёт, своим полным ходом: тут три тыщи процентов! Таких шизанутых изолировать надо! И правильно его Слава и ко чмарили, долбодятла!

Копаясь в памяти и переходя по ссылкам, системный администратор «Дополненной реальности» узнал, что ещё пятилеткой Саша Завихренников ловил и убивал уличных кошек, что он траванул собственного деда, насыпав тому в компот средства для очистки от засоров канализационных труб (и дед едва не откинулся, а потом стал почти лежачий), что он задушил соседскую собаку проволокой, сыпал в мамкину жратву толчёное стекло, когда злился на предков, и постоянно мечтал, как сделает что похлеще.

Завихренников оказался настоящим конченым психом!

И у него даже в мыслях не было чувствовать себя виноватым! Он всей этой дичью гордился! Да такой может школу подорвать, в натуре!

Охренеть «заморыш». Да с ним пройти рядом страшно должно быть. Это же будущий Джек Потрошитель! Офонареть можно…

Он был больной на всю голову с самого детства. И никто ему там в жопу палок не совал и на гречке стоять днями не заставлял, не лупил толком даже. Обычная семья – и такой вот выродок.

Прям жить страшно в этом мире без всяких бесов.

Пашка поёжился.

За время знакомства с отклонениями Завихренникова Другая мама успела собраться и уйти на работу, и тётка уехала вместе с ней. А чуть позже в комнату внезапно завалилась бабуля.

– Павлик! Не спишь? Хорошо. Одевайся, охламон. Пойдём клеить объявления. Я их прогладила утюгом, выровняла, – и разрезала уже. Ты клей и кисти купил же?

Пашка зажмурился, а потом свернул к чертям Завихренникова (который, очевидно, без чужой помощи спокойно к чертям попадёт) и нажал бабке идти нажарить блинов, а сам полез круто править её восприятие.

Все впечатления вообще, даже и не только касательно отца, за две последние недели сменил везде на нейтральные (аж в глазах зарябило и палец на правой руке начал болеть, хоть, блин, скрипт пиши под такие задачи!). Времени заняло много, бабка успела накрыть чай к блинам и даже посуду вымыть, а он ещё только на середине был.

Отправив бабулю посмотреть телек, Пашка всё-таки доклацал впечатления. Потом, тяжело вздохнув, залез в меню взаимоотношений бабули с отцом. И (временно!) снёс под ноль обеспокоенность его судьбой. На чём решил стопорнуть, чтобы не сбивать настройки совсем.

Доедая уже, очевидно, лишние блины (о чём свидетельствовала новая свинка чревоугодия), Пашка завершил свою масштабную работу добавлением бабуле желания вернуться в деревню и заняться огородом, пока там всё не засохло.

– Павлик! – тут же услышал он. – Я, в общем, домой поеду, наверное. Ты матери передай, чтобы в курсе меня держала, и попрощайся. Что-то загостилась у вас старуха. Помоги бутыльки упаковать. Неси сумку большую и газеты.

Собралась бабуля оперативно, минут за сорок – чтобы на автобус успеть.

– Бельё постельное развешай сушиться, когда достирает, – велела она на прощание, звякнув клетчатой сумкой. – И нервы матери не трепли, охламон! Приезжай лучше в гости, у меня там работы на огороде – выше крыши.

С этими словами бабуля отчалила.

«Надо будет и маме всё по бате в ноль свести, чтобы не дёргалась», – подумал Пашка, закрывая замок, и тут же прилетело две «хе» за неуважение к предкам.

Не успел он снова засесть за телефон, как в дверь позвонили, потом постучали, потом позвонили ещё раз и послышался приглушённый голос Толика с лестничной клетки:

– Пашок! Открывай сейчас же! Я твою бабку встретил, она сказала, ты дома! Пашок!

– Ты на хера дверь лупасишь?! – возмутился Пашка, отперев замки. Толик был красный и выглядел воинственно.

– А ты с хера ли не берёшь трубки и не отвечаешь нигде уже сутки?!

Пашка запоздало припомнил, как вчера в чаду от новостей ЧСил все звонящие номера. Да и в воцапе, наверное, уже накопилась тьма-тьмущая сообщений… Блин, он же и Пионову заЧСил! Надо её хоть разблокировать!

Толик ввалился в квартиру, стащил кроссы пятками, не расшнуровывая, и уставился на Пашку, сощурив глаза.

– Что?! – попятился тот.

– Ты, Марципан и Максова бабень имеете какое-то отношение к смерти Якушевича? – очень сурово спросил друг, уперев в бока руки.

Пашка чуть не икнул.

– Я… нет! Ты чё?! Он сам!

– С хера ли ты сейчас запнулся? – стиснул зубы Толик, и его рожа из красной сделалась какой-то бледной. Пашка нервно сглотнул. – С хера ли. Ты. Сейчас. Запнулся, Пашок? – раздельно повторил Толик, сверля взглядом, как та бормашина.

Пашка молчал.

– Ты мне мозги выносил, что он тоже играет в вашу колдунскую прилогу, и что ему надо помешать, а теперь он вдруг умер. Что за фигня, Пашок, я тебя спрашиваю?!

– Мы… – буква «м» вышла нормальной, а «ы» сорвалась на булькнувший хрип, – мы не убивали его. Мы просто украли телефон. А он взял и скопытился с перепугу. Удавился.

Толик протянул левую руку и захлопнул входную дверь.

– Боялся, что ещё хуже, но это тоже звездец! – выдохнул он. – Бро, вы охерели людей до самоубийства доводить?! Точно сам? – опять прищурился Толик и даже подался вперёд, будто у Пашки вместе со словами в глазах бегущая строка идёт с уточнениями: пиздёж или правда.

– Точно. Он это… раскаялся в том, что понаделал, – выдал младший Соколов и прикусил язык. Тут ещё следовало подумать, как много можно знать Толику.

– Уроды вы всё-таки! – процедил приятель. – Мужик нормальный был. Вон сколько всего успел сделать, пока ты тут число предков сокращал и кота учил недержанию.

– Вообще-то, он грохнул свою мамку и жену, и это как минимум! – возмутился Пашка и чуть не решил Толяну почистить объём лишних знаний.

– Чего?!

– Удалил, как я батю, вот чего! – рявкнул Пашка. – Только специально, я уверен. И кого ещё – тоже мог! Думай, блин, кого защищаешь!

– Охереть!

– И именно так стал мэром, я уже говорил тебе, – напомнил младший Соколов спокойнее, – только ты не мог воспринимать из-за игрухи. Теперь-то можешь?

– Наверное, – поубавил обороты Толик и задумался. – Вообще странно, конечно, так вдруг из местечкового препода скакануть.

– Я тут ещё про Завихренникова случайно узнал такого! – поделился Пашка, надеясь перенастроить друга на другую волну.

– И этот играет?! – чуть не присел Толик.

– Хера с два. Но он – больной напрочь! Пошли блины хавать бабулины. Там – реально жесть…

Толик остался под сильным впечатлением, хотя для того, чтобы он прям поверил в достоверность сведений, пришлось в его собственной памяти искать, чё Толик вчера зырил вечером по телеку, пытаясь отвлечься от нехороших мыслишек о лучшем друге.

– Слушай, надо его закрыть как-то. Он же опасный, – ошалело протянул приятель, кусая восьмой блин с вареньем.

– А пруфов у меня нет, как его закроешь? – скривил нос Пашка, хотя в целом подумать о том стоило. Реально же конченный оказался «заморыш».

– Жесть. Ещё с Максом жесть тоже, – присовокупил Толик, берясь за последний блин и смачно ляпая на него варенье. – Скоро и его, если так, подлечиться отправят. Ходит как шизофреник – то один человек, то другой. С девахой этой у него совсем протекла крыша. Можешь пофиксить?

– Ну я пофиксю, а она пофиксит по-своему. Толку? – отмахнулся Пашка.

– А как он без этой мути к ней относился хоть? – прищурился друг.

– Не знаю, я не проверял.

– Люся отошла?

Блин! Люся!

Пашка угукнул и встрепенулся. Она же его, наверное, ищет уже второй день!

Толик напрягся, когда друг взялся за смартфон. Но тот полез не в свою чудо-игруху, а в телефонную книгу – чистить чёрный список. А потом – в воцап, где творилось что-то нереальное. Какие-то новые чаты, старые чаты с астрономическими цифрами непрочитанных сообщений, вообще такое количество непрочитанных сообщений всюду, будто Пашка – Брэд Питт и изнывает от преследований поклонников.

Выпал, блин, на день из жизни.

Марципан, Васин и Островская уверенно лидировали в числе доставантов. Уж не решили ли они там по такому случаю, что это Пашка со своим прокачанным акком порешил гнидня?!

Встретиться с этой шайкой придётся, только вот что говорить? Что в запой ушёл от психологического потрясения?

Уж точно не про Вельзевула на кровати и учётку администратора.

Надо или нет рассказать им о том, во что они все «играют»? А Толику – надо? Чтобы меньше завидовал. Вон как шею вытягивает и чудес жаждет, мля.

– У тя вообще какие планы, бро? – завёл приятель, пачкая кухонное полотенце липким вареньем с пальцев. – На лето там? По поводу бати? Ты придумал чё на замену правкам прошлого?

Захотелось на время вырубить Толику звук.

Не, рано ему знать лишние подробности.

Пионова проявила похвальную сдержанность, от неё было только пять пропущенных в разное время и девять непрочитанных сообщений. Может, даже не дуется там.

– Ща, сек, – пробормотал Пашка и открыл диалог.


[14:17, 05.06.2018] Пионова: Паш, ты где?

[15:22, 05.06.2018] Пионова: Ты дрыхнешь там?

[16:01, 05.06.2018] Пионова: Ау!

[16:03, 05.06.2018] Пионова: Ты видел этот кошмар про мэра?

[20:19, 05.06.2018] Пионова: Ты там вымер?!

[21:07, 05.06.2018] Пионова: Паш!

[21:09, 05.06.2018] Пионова: Позвони мне…

[11:45, 06.06.2018] Пионова: Ку, ты проснулся?

[12:00, 06.06.2018] Пионова: У тебя всё в порядке? Не могу не дозвониться, ничего.


Последнее сообщение пришло минут с десять назад. Надо ей перезвонить.

– Давай нажрёмся и потом сольём похмелье, как в прошлый раз? Или покопаемся в памяти у кого-то левого. Что, если вообще все кругом психи и кошек в мешках поджигают? Ты чем вообще целыми днями занят? Я реально не понимаю, как ты можешь дома сидеть с такой игрой! Слушай, а ты же можешь Завихренникову нажать самому пойти сдаться в дурку! Пашок, в натуре, никогда бы не поверил, что чел с такой штукой может жрать на кухне бабкины блинчики и в ус не дуть! Ты ваще странный стал. Ты себе там характер тоже подчикал? Где мой друган? Давай что-то замутим прикольное, только заранее обсудим, чтобы не вышло какой поеботы. Ты вообще меня слушаешь? Бесишь! – огрел его вдруг Толик кухонным полотенцем.

Но Соколову-младшему совсем отрубило слух, потому что сообщения от Люськи стали приходить дальше и вышибли из него весь дух:


[12:15, 06.06.2018] Пионова: Паш, мы всем классом идём на похороны Игоря Максимовича в субботу. Вы же тоже идёте?

[12:16, 06.06.2018] Пионова: Мне стрёмно.

[12:18, 06.06.2018] Пионова: Будь со мной рядом в субботу, ладно?

[12:18, 06.06.2018] Пионова: Паш, ау! Я сейчас обижусь, серьёзно!

[12:19, 06.06.2018] Пионова: Возьми трубку!

Глава 4: Нападение из 90-х

– Пашок, ты чё? Ты в поряде?

– Люся… хочет, чтобы я шёл с ней на похороны историка, – ошалело выдохнул младший Соколов, таращась в телефон. – Что за дичь?! У неё весь класс идёт! – добавил он осипшим вдруг голосом.

– У нас тоже многие идут, кто в городе сейчас, – пожал плечами Толик. – Но я вот с предками уё в выхи на Сурское водохранилище. И Яну берём. Буду их толком знакомить. Тебя что, классуха в чат не добавила?

– Меня, блин, в сто чатов, кажется, за эти сутки добавили. Что за бред лютый?

– Ну, он был нашим преподом долго, – вскинул брови Толик. – Уважение типа. Не хочешь – не ходи. Только Люся не поймёт, наверное.

– Кто, блять, додумался детей на кладбища таскать?! – возмутился Пашка.

Толик хмыкнул.

– Ну ты, ребёнок, не прибедняйся. Ну настрой саму Люську не ходить, если ссышь.

– Я не ссу!

– Ну да, ну да. Ты ж вообще тут никаким боком.

Пашка сверкнул на друга гневным взглядом. Всё-таки тот очень много трепал языком. Не стоит ли ему подчистить воспоминалку, пока поздно не стало? Ещё додумается Яне своей что взболтнуть лишнее. А в сделках с дьяволом только начинающей журналюги и не хватает для полного счастья.

– О чём думу думаешь? – хмыкнул Толик.

Внезапно в коридоре отчётливо скрипнула входная дверь, и они оба машинально повернули на звук головы.

– Мама, что ли? – поразился Пашка и моргнул. Или бабуля вернулась? Автобус просрала?

И вдруг он услышал звонкий и отчётливый, на сто процентов узнаваемый ненавистный голос Иры Островской:

– Да даже если нет, родню проскринить, вообще осмотреться… – громко сказала кому-то в коридоре Пашкиной квартиры она.

Толик сдвинул брови и начал вставать с табурета, но Соколов-младший движением руки заставил его замереть. Он вытаращил глаза, тоже начал подниматься на ноги, но выбраться из-за стола не успел: в прихожей слышалась возня и шаги, а потом кухонную дверь толкнули, и Островская, собственной персоной, предстала на пороге, тут же победоносно расширив сверкнувшие ликованием глаза.

– Он тут! – громко крикнула она. И быстро навела свой телефон на Толика.

Инстинктивно Пашка шатнулся ловить сомлевшего друга, начавшего падать с табуретки, и в кухню успели ввалиться ещё и Марципан с Васиным.

– Какого хера?! – заорал Пашка, приземляя Толика на пол. Друг отрубился намертво, похоже, со сведённой в ноль энергией.

– Абсолютно тот же вопрос, – парировал Марципан, скрестив руки на груди. – Что, блять, происходит?! И что с Востриковым? – невольно добавил он, скосившись на Толика расширившимися глазами. – Это вообще он?

– Сдуваться стал ещё до каникул, как заколдовали, – прояснил Васин. – Я даже думал, что у него игруха. – И Васин навёл на Толика камеру своего телефона. – Не, всё ещё нет. Этот, наверное, настроил вес сбрасывать.

– Какого хера вы тут забыли?! – взревел Пашка свирепо, и его телефон вздрогнул на столе от вибрации.

– Разобраться надо, чувак, – вернулся к делу Марципан. – А ты морозишься и от нас бегаешь. Поискать пришли. Вот, правильно пришли.

– Вы, блять, в квартиру вломились! – просвистел Пашка, всё ещё офигевший от такого беспредела. Это они игрухой дверь открыли?! Вообще поехали?!

– А ты, блять, человека убил, – гаркнула Островская, и младший Соколов тут же застыл, словно поражённый громом. Из него разом весь дух вышибло.

– Уймись ярлыки вешать, – оборвал Марципан. – Разобраться надо. Ты где был и чё делал с тех пор, как мы из генделя разошлись, Павел Андреевич? – прищурившись, спросил он.

– Вы офонарели? – выдохнул Пашка, чувствуя, как лоб покрывается потом, и сам не понял, как приземлился обратно на сидушку кухонного уголка.

– Очень уж интересная выходит петрушка, чувак, – подключился к дискуссии Васин, своим внушительным теперь торсом заслоняя выход с кухни Соколовых в коридор. – Сначала у тебя первого появляется наша игруха и круто растёт уровень. А потом со всеми, на кого у тебя зуб, начинается лютая дичь.

– Какая ещё дичь?! – возмутился Пашка.

– Ну смотри, – шмыгнул носом Марципан. – Когда ты вчера пропал напрочь, мы тут слеганца разбираться начали, – просветил он. – Например, я в школу наведался и посмотрел историю класса руссички за апрель. Знаешь, как интересно меня из школы отчислили, оказывается? В курсе, да, кто бомбу-вонючку на самом деле подложил?

– Это был квест! – выпалил Пашка. – А ты, скот, травил меня с третьего класса!

– Точно, – кивнул Марципан совершенно невозмутимо, даже не пытаясь отпираться. – Травил. – И добавил после паузы тихо и страшно: – Как и историк.

Пашка, в груди которого накопилась готовая взорваться гневная речь, сдулся, словно старый воздушный шарик.

– Дальше по порядку, – продолжал Слава, склонив набок голову. – Ириша тебе хвост прищемила маленько, баблишка просила подкинуть в ультимативной форме. Ты её заставил наголо обриться. Было?

Пашка закусил губу, а Островская стиснула зубы и сверкнула глазищами на своей новой игровой морде. Васин положил правую руку ей на плечо.

– Дальше идём, – не останавливался Слава, пристально глядя на обалдевшего Пашку. – Батя у меня в ментовке работает, помнишь? Я тут скринил его по поводу обстоятельств смерти историка, и случайно интересненький факт нарыл. У тебя, значит, предок пропал без вести, Павел Андреевич? А пока это дельце ещё худо-бедно расследовали, в материалы занесли, что он бухал много, мамке твоей рога наставил, а ещё вызов был от неё о домашнем насилии. То есть, батя у тя – буйный. С тобой тоже, видать, не самый ласковый. И вдруг без следа пропал. Очень так любопытно.

– При чём тут мой батя?! – стиснул кулаки Пашка.

– Может, и ни при чём, конечно, – развёл руками Слава и тут же снова скрестил их на груди. – Только вот у историка нашего к тебе была особая антипатия. И гнобил он тебя лихо, я бы даже сказал – позорил. Довольно ржачно, кстати. Но тебе вряд ли нравилось. А потом у него, оказывается, мамка с женой без вести пропали. И вот тут поди разбери: до того, как он игруху скачал, или после.

– Ты на что намекаешь?! – отшатнулся в диванную спинку Пашка, наливаясь краской.

Они чё, вообще?! Они чё думают, что это он порешил баб историка?! Совсем ошизели?! Да как можно было до такой дичи додуматься?!

В горле пересохло.

– А потом, – не стал ничего уточнять или объяснять ходы своей бредовой фантазии Марципанников, – историк вдруг оказался пользователем, и тут у тебя первого подгорело. Ты стал меня дёргать, как ошалелый. И так-то да, творил Максимыч дичь. Тут все согласны, – обвёл он быстрым взглядом своих дружков и снова уставился на Пашку поистине рентгеновским взглядом. – И все по доброй воле и в здравой памяти решили, что надо его унять. Тут никто не спорит, что всё было добровольно. На нас-то ты влиять не можешь. – Слава прищурился. – Итак, мы удачно всё провернули, потом отметили, так сказать. Потом ты домой пошёл. – Он выдержал короткую, но очень весомую паузу. – А через несколько часов ненавистного тебе историка, который уже защитной игрухи на руках не имел, вдруг взяли, да и нашли мёртвым, – припечатал Слава.

– Он повесился! – выпалил Пашка в ярости, и телефон на столе опять завибрировал драконом гнева.

– Это-то да, так во всех материалах дела, – согласно кивнул Марципанников. – Чистый суицид.

– И с какого хера вы решили, что можете ко мне домой по такому случаю вломиться?! – перешёл в наступление Пашка, снова почувствовав в ослабевших ногах силу и даже почти вскочивший навстречу противникам.

– А с такого, что у тебя единственного уже открылась корректировка масштабная, с адаптацией восприятия, – объявил Васин. – И ты мог любому человеку нажать хоть бы и нож историку в горло всадить, а потом исправить восприятие этого факта на суицид. И все везде стали бы считать и видеть, что наш историк сам повесился!

Пашка приоткрыл рот и глаза выпучил. Он переводил ставший квадратным взгляд с одного серьёзного, хмурого лица на другое и не мог поверить в происходящее толком. Они что? Они всерьёз? Да как они вообще смеют?!

– Просто вот очень странно всё случается с теми, кто тебя обижает, Павел Андреевич, – продолжил Марципанников после паузы. – И ещё очень интересно ты с радаров вчера пропал. Много у нас, короче, появилось вопросов.

– Я не делал этого, вы чё, больные?! – выпалил Пашка.

– Спокойно, – вскинул ладонь Марципанников. – Не будем ссориться. Просто ты сейчас откроешь в своей памяти видос с того момента, как свалил из реста, мы его все вместе посмотрим и решим все недоразумения, – примирительно объявил он.

Пашка побледнел и инстинктивно схватил со стола смартфон, прижав его к груди.

Лица непрошеных гостей окаменели.

– А я говорила! – бросила Островская.

– Ну ты и урод, – одновременно с ней выдохнул Васин и даже попятился.

– Я никого не убивал! – зачастил Пашка, с такой силой сжимая корпус телефона, что заболели суставы. – Вы ебанулись! Я домой пошёл и спать лёг! А вчера пересрал. Как будто вы не пересрали, мля! Я смотрел общий чат только что. Я сам в шоке был. Я…

– Воспоминание загрузи, – нехорошим тихим голосом оборвал Марципанников. – С той минуты, как из реста вышел.

– Не буду, – прошептал Пашка.

– А тарификация у тебя почасовая стала не потому ли, что ты берега все попутал так, что даже игруха уже в шоке? – поинтересовался Васин, раздувая свою прокачанную читами здоровенную грудь качка.

– Да что ты с ним нянькаешься? – бросила Островская. – Сами посмотрим.

И она рванулась вперёд, на Пашку, ловко перескочив валяющегося кулём Толика.

Соколов-младший отпихнул больную бабу ударом в грудь, потом успел вскочить и даже врезать парой приёмов, которые когда-то загрузил с айкидо, но тут на подмогу подоспели Васин с Марципаном. А Островская вообще была прокачана до машины для убийства.

Что именно она сделала с его ногой где-то под левым коленом, Пашка даже понять не успел, но всё тело пробила острая боль, волной переходящая в онемение, мышцы перестали слушаться как-то все разом, и он рухнул спиной на стол. В глазах потемнело, в уголках глаз выступили слёзы.

Когда Пашка очухался до того, чтобы хотя бы немножко воспринимать окружающее, его левая лодыжка и левое запястье оказались прикручены к радиатору пластиковыми пломбами, какими батя затягивал мешки с картохой, если увозил от бабки с огорода. Выдвижные ящики и дверцы шкафов на кухне были распахнуты, по столешнице, полу и Толику разлетелась гречка из впопыхах кем-то опрокинутого открытого пакета. Правая рука Пашки навытяжку была так же закреплена на ножке стола. И затянут ремешок был чересчур, так, что кисть уже посинела.

– Вы совсем?.. – прохрипел младший Соколов, рванув стол за ножку.

На пол полетели чашки, одна в дребезге разбилась о паркет, стол упёрся в мягкий уголок и ногу спящего Толика.

Островская, Марципан и Васин стояли у раковины с Пашкиным телефоном, чуть взмыленные и расхристанные. У Островской было красное пятно на скуле, а у Васина кровоточила нижняя губа, и он утирал её куском бумажного полотенца из валяющегося рядом рулона.

В башке у Пашки ещё звенело, но в глазах почти перестало рябить. Происходил какой-то сюр. Всё тело болело.

– Я сейчас подойду и разблокирую твоим отпечатком телефон, – объявила Островская. – Начнёшь дёргаться, опять вырублю, да так, что ходить вообще не сможешь, пока не подлатаешься приложением. Лучше не стоит. Или сразу вырубить? – ядовито уточнила она.

– Не надо, – прошептал Пашка и облизнул губы, чуть ближе притягивая стол немеющей рукой. – Не надо лазить в моей игрухе. Я не убивал историка. – Говорить такие слова вслух было по-настоящему страшно, прямо сводило язык. – Клянусь.

– Вот мы и проверим, – грозно заявил Слава.

– Не надо лезть в воспоминания, – сглотнул Пашка. – Серьёзно.

– Давай мы его лучше придержим, – решил Васин, ногами в кроссах вскакивая с дальнего от Пашки края на уголок и подходя со спины. Сильной хваткой он взял младшего Соколова за плечи и придавил к основанию диванчика.

Пашка на минуту стиснул кулак, обхватив большой палец остальными, но потом сдался. Всё равно выдра эта с акупунктурными точками сраными может его в овощ превратить за секунду.

Как говорят, поздняк метаться.

Слава перешагнул через Толика и придержал скованную синеющую руку за запястье, Островская разблочила экран, и все трое отступили. Васин спрыгнул на пол. Тут же Пашка услышал:

– Чё за фигня?!

Слава и Васин вытянули шеи по бокам от Островской.

– В смысле «нет прав доступа»? – вытаращила глаза она и стукнула Васина левой рукой чуть выше колена. – Дай свой тел, быстро.

Она взяла послушно протянутый смартфон Васина и вошла в его «Дополненную реальность», видимо, без всяких проблем. Опять уставилась на экран Пашкиного телефона.

– Это что за чудеса? – прищурился Марципан, переводя взгляд на бывшего одноклассника. – Ты как это настроил?!

Пережатая рука начала мучительно болеть, она словно бы пульсировала. Слава, опять переступив через Толика, подошёл вплотную и присел на корточки.

– Соколов, кончай этот театр, – внушительно и как-то по-взрослому сказал он. – Мы всё равно посмотрим воспоминание. И поймём, что ты вытворил. А потом ты расскажешь, на фига. И будем думать, чё терь делать, коллективным разумом. Ща сам войдёшь и найдёшь нужный файл, и без фокусов, ясно?

– Не буду, – просипел Пашка и стиснул зубы.

А Слава взял и врезал ему в челюсть со всей дури, чуть зубы не выбил.

– Давай понятнее объясню, – присовокупил он. – Если окажется, что ты игрухой народ на кладбище прописываешь, то мы тебе, Павел Андреевич, руки для профилактики отрубим, чтобы ты точно больше в эту игру не играл. Я всё понятно доношу? Ты вообще охерел напрочь!

– Я никого не убивал, бля!

Слава протянул за спину раскрытую ладонь, и Островская вложила в неё телефон Пашки.

– Значит, сейчас ты загрузишь нам сам свои воспоминания за вчера с самого рассвета. Мы их посмотрим. И очень сильно перед тобой извинимся.

– Не могу.

– Не так надо, – объявила Островская и вышла из кухни. Послышалась возня и хлопанье дверей и дверец где-то в комнатах.

Что же, бля, делать?! Им нельзя показывать демонов! Нельзя показывать, что он стал сисадмином! Нельзя, ни в коем случае!

Слава сверлил Пашку пронзительным взглядом: ну в натуре – сын ментяры. Подрастающее, мать его, поколение!

Стук каблуков Островской вернулся на кухню.

На угол стола над Пашкиной башкой она поставила утюг.

– Ты чё?! – охнул Васин. – Кино про лихие девяностые насмотрелась?! Не гони!

– Да уже и так всё понятно, – ледяным тоном отрезала Островская. – Он псих конченый. Маньяк. С ним по-всякому можно. – И она огляделась в поисках розетки.

– А ты – не маньячка?! – панически заорал Пашка, опасно дёрнув стол и чуть не получив по башке утюгом. – У неё посмотрите, как она Пионову заставила руку в кипятке варить!

– И тут же исцелила её, – парировала Островская. – А ты человека убил. Может, и не одного.

– Ты чё натворил, выродок? – проговорил Слава.

Пашка зажмурился.

Ладно. Хотят демонов? Будут им демоны. Сами потом пожалеют! Сами потом пойдут и удавятся от радости!

– Давай сюда телефон, – сквозь стиснутые зубы просипел он.

– Давно бы так. – Марципан вложил мобилу в Пашкины посиневшие ледяные пальцы.

Клацнув игруху немеющей рукой, тот успел заметить странное. В кадр попал сидящий прямо перед Пашкой на корточках Марципан, которого привычно очертила поисковая рамка, но подпись была не такой, как обычно:


«Авторизированный пользователь 74-го уровня. ФИО: Марципанников Святослав Денисович. Возраст 17 лет. Подписка активна до: 10.05.2019 года, 09:17 p.m. Купить ограниченный доступ к меню за 179 рублей?»


Дыхание у Пашки совсем пропало, сердце провалилось куда-то и застыло. Он клацнул на нижнюю активную строку, опуская телефон и чуть сдвигая стол вместе с рукой. Утюг опять качнулся, Марципан отвлёкся, успев его подхватить и отставить себе за спину на кухонную тумбу.

Это подарило так необходимые сейчас секунды.

На экране была новая табличка:


«Разовый (ограниченный) доступ в меню авторизированного пользователя. Цена правки (ВНИМАНИЕ: диапазон воздействия ОГРАНИЧЕН!) – 179 руб. Чтобы продолжить работу, пожалуйста, оплатите разовый доступ.

КУПИТЬ ЗА 179 ₽

(только работа с данного устройства)

Закрыть и вернуться на главный экран».

Глава 5: Очень много гречки

Пашка лихорадочно дакнул оплату и в пару кликов отдал игрухе сто семьдесят девять рублей. Оценил положение. Экран телефона был развёрнут так, что заглянуть в него Славе будет неудобно, во всяком случае быстро. Рука задрожала.


«Марципанников Святослав Денисович, авторизированный пользователь 74-го уровня.

Доступно:

- Инфо (только чтение);

- Назначить действие;

- Внести правку в память и восприятие (только в отношении системного администратора!)».


Слава начал поворачиваться и на ходу опять приседать на корточки. Времени писать длинный текст не было.

Плохо слушающимся ледяным пальцем немеющей руки Пашка ткнул «в назначить действие» и набрал: «Не двигайся час».

Марципан застыл в странной позе. Меню вылетело на главную, и опять предлагало оплатить разовую корректировку.

Если он не успеет…

Глаза Пашки зыркнули на перегороженных косо стоящим столом Островскую и Васина.

Дико ссыкуя уронить телефон, он вывернул кисть за ножку стола и поймал голень Островской.


«Авторизированный пользователь 91-го уровня. ФИО: Островская Ирина Леонидовна. Возраст: 16 лет. Подписка активна до: 19.05.2019 года, 11:23 a.m.»


Мозги заработали быстро, словно вообще были не Пашкины. Ввести команду двоим он не успеет. Васин заметит неладное и отберёт телефон…

Пашка стремительно оплатил назначение действия и набрал короткое: «Целуй Васина».

А пока эти уроды самоотвлекались, расстался с новой платой и назначил каждому замереть на час. Успел. Васин, да и сама Островская, наверное, так офигели от внезапной нежности, что даже сказанное Марципаном сквозь едва приоткрытые губы: «Какого хера?!» не дало им успеть помешать.

Они все могли говорить, хотя Островская и Васин только друг дружке в рты, что было бы даже ржачно, если бы не весь пиздец происходящего.

Пашка кое-как поймал объективом правой, пристёгнутой к столу, руки стяжку, которая прицепила левое запястье к батарее, и удалил её прилогой. Схватился освобождённой конечностью за телефон и расщёлкнул игрой хомут на правом запястье. В заледеневшую кисть хлынули кровь и тепло.

– Ублюдки! – прорычал Пашка, хватаясь за жалобно хрустнувшую побелкой батарею и поднимаясь. На подоконнике лежали буханка хлеба и нож, подобрав который он разрезал крепёж на ногах.

Кухня походила на поле боя из какого-то абсурдного сериала. Раскрытые дверцы, битая посуда, тело Толика, храпящего на полу, застывшие в любовном экстазе Васин с Островской, ещё и гречка повсюду.

Нужно было спешить.

– Как ты смог? – странным картавым голосом сквозь недвижимые губы выдыхал Марципан, безумно скосив глаза, словно сейчас начнёт смотреть себе в башку: он пытался из своей скрюченной позы глянуть на Пашку.

Вести беседы явно не было времени. Час – это совсем недолго.

Оплатив разовый доступ повторно, Пашка полез Славе во «внести правку в память и восприятие», всё время двигая нижней челюстью и морщась: врезал Марципан ему знатно.

Возможности и правда были ограниченные. Пашка снёс минус сто процентов в графе доверие, заменив на пятьдесят (а то ещё привяжется со своими проблемами, если сотку поставить), убрал с адаптацией воспоминание о том, что не выходил на связь до этого момента. Адаптация оказалась шикардос идеей и позволила сильно сэкономить, потянув кучу негативных воспоминаний по теме хвостом. Потом младший Соколов назначил этому уроду пиздовать домой и снёс также с адаптацией всю память о том, как эти придурки вломились в квартиру. Итого ушло на Марципана тыща семьдесят четыре рублика в целом. Прежде чем он разморозился, додумался Пашка и Славкин тел из кармана у того вытащить и чаты в мессенджере глянуть. Нашёл ожидаемый диалог без себя, с мерзким названием «Убийца?» (созданный, между прочим, сучкой-Островской). Когда Марципан утопал, Пашка на ту же сумму почистил (вместе с воцапом) и отправил на хер Васина. Ещё будет думать, где губу разбил. Но лечить других пользователей даже за деньги оказалось нельзя.

А вот на Островской внезапно закончились средства на карте.

Пашка виртуозно выругался.

Пластик он своими руками вчера отдал Лосеву и сказал пользоваться свободно, но как же это, блин, было некстати!

– Не знаю, как ты это делаешь, сучок, но я тебя достану! – шипела Островская, оттопырив зад и полуобнимая пустое пространство, где раньше стоял Васин. Её башка была наклонена набок, глаза почти зажмурены, а губы, наоборот, приоткрыты. Так и хотелось плюнуть тварине в рожу, прям чётенько в раззявленный хлебальник.

Но вместо того Пашка взялся обыскивать присыпанного гречкой Толяна. Его телефон он разблочил игрухой, перекинул себе две тыщи из банковского приложения (в пуше мелькнула «хет» за воровство), и откорректировал Островскую так же, как и всех до неё. Перед последними действиями потянул из кармана на оттопыренной заднице телефон.

– Убери руки, уёбок, – странным голосом, сминая некоторые буквы приоткрытыми губами, злилась она. – Я всё равно его восстановлю! Ты думаешь, что самый умный?! Я тебе, гнида, такое…

Пашка удалил чат «Убийца?» и сунул белый андроид обратно в карман на прокачанных игрухой ягодицах. Отступил и оплатил последние правки.

Островская отмерла, прекратила сочиться ядом и послушно пошла к входной двери.

Пашка гордился тем, что не нажал этой стерве что-то в отместку вытворить. Впрочем, у неё останется синяк на морде. Ненадолго, конечно.

Итак, они отвянут? Или это временно?

Встретиться, типа этого не было, наверное, всё-таки нужно. Не то опять надумают себе какой ереси, клуб Робин Холмсов и Шерлок Гудов Пензы, мля.

Пашка оглядел разгромлённую кухню.

Охереть, весело!

Он наведался в ванную и изучил своё разбитое лицо. Оно успело опухнуть, но это быстро убрала прилога. Пашка стянул футболку с каплями крови, починил шатающийся зуб и вернулся на поле боя. Начал поправлять хлам в шкафах и закрывать дверцы. Собрал осколки игрухой в целую чашку.

Пашка начал злиться и получил очередного дракона. Потому сел, взял с зеркала на уголке забытые тёткой сижки и прикурил. Они были тонкие и гадко разили клубникой.

Что делать с Толиком? Рассказать ему про этот треш или не стоит?

И так задрал батю поминать, а сейчас начнёт лекции про то, что Марципан – мурло, и что всё вполне ожидаемо, читать постоянно. Да и придётся объяснять, как Пашка их смог выпроводить. Он же сказал раньше, что в игре нет воздействий на других пользователей.

Потушив мерзкую клубничную сижку на середине, Пашка выругался ещё раз и взялся за веник с совком – собирать сраную гречку. Она была прям везде.

Тогда младший Соколов приволок пылесос, содрал насадку-щётку и голым шлангом всосал основную часть крупы, в том числе и с Толика. Тыкнул ему пару раз в зад присасывающейся трубой, заржал и вдруг, неожиданно, на себя рассердился.

Вот всё у него получается через жопу при любых вводных и ресурсах как раз именно потому, что в башке – пусто. Привык он на всех и вся кругом гнать, в своих бедах обвиняя, от предков до злоебучей Пензы за окошком, а может, дело не в этом вот всём, а в самом Пашке?

Хотя даже вон глава адской администрации заявил, что Пашка херовый из-за внешних обстоятельств. Ну так он со своей колокольни оценивает. Херовый-то, может, и из-за внешних. А вот тупой – по собственному почину.

Соколов младший вырубил допотопный пылесос, смотал шнур, унёс его в зал, вернулся и увидел ещё целую кучу гречки.

И тогда Пашка начал ржать. Дико, до истерики, когда не успеваешь вдыхать, но не можешь остановиться.

Потом спохватился и запоздало написал Пионовой, что, конечно, поддержит её на кладбище и тоже обязательно поедет на похороны. Следом сел, откопал в галерее скрин с читов Островской и поднял свои статы по её схеме. Харе его постоянно мордой в асфальт тыкать. Сразу надо было всё подтянуть. Может, и ещё чего прихватить заодно? Раз уж безлимит – надо пользоваться.

С другой стороны – лучше не торопиться и начинать обдумывать свои действия.

Пашка навёл на Толика камеру, снёс воспоминание о ворвавшейся на кухню Островской. Потом прикурил последнюю тёткину сижку и взялся методично править важность впечатлений от всего, что рассказал когда-либо об игрухе, на «нейтрально».

Пускай себе знает, но особого значения не придаёт. Так будет и честно, и удобно.

Зависть к себе ещё чиканул, потому что нечему тут было завидовать, да и чувство это очень фиговое.

Потом нажал сначала сесть на табуретку и лишь затем – проснуться. И тут же восстановил ему энергию полностью.

Достал из кармана прихваченную из коробки на зеркале пятёру и положил на стол. Толик растерянно поднял бровь.

– Сорян, одну фичу проверял. Снял у тебя с карты две тыщи, вот, возвращаю – с компенсацией.

Толик вытаращил глаза и стал хлопать себя по карманам в поисках телефона. Убедился, что есть такой перевод. Потом вообще ахнул.

– С хера ли уже обед?!

Пашка быстро изменил последние впечатления на нейтральные, и Толик присмирел.

– Ты когда переоделся? – запоздало поинтересовался он. – Задолбал со своими тестами.

Потом заёрзал странно на табурете. И скоро в толчок отлучился.

– Так, Пашок, почему у меня в труселях сырая гречневая крупа? – вернувшись, прищурился Толик. – Ты кончай свои приколы колдунские. А то можно и по морде получить так-то.

По морде Пашка сегодня уже получил более чем достаточно.

Понижение впечатлительности пошло приятелю сильно на пользу. Как приложуха там этого добилась, Соколов-младший даже представить не мог, но друг теперь к чудесам Пашкиного естества относился не восторженнее, чем если бы знал, что тот может сальто через голову сделать или текст с арабского перевести. Вроде как умеет и умеет, не более.

Системный администратор «Дополненной реальности» всерьёз задумался, не рассказать ли обо всём и Пионовой, также потом подправив восприятие? Деинсталлируется эта штука уж навряд ли.

Но так хотелось почему-то, чтобы именно Пионовой вся эта муть его бесовская вообще не коснулась. И так уже наворотила игра с теми долбанными оргазмами, до сих пор муторно и как вести себя – непонятно.

//Если вы читаете историю не на АвторТудей, значит, это черновые наброски, украденные у автора пиратами. Для того, чтобы история не заглохла, автору очень нужна ваша поддержка. Пожалуйста, перейдите по ссылке https://author.today/work/415321 на оригинал произведения. Если у вас действительно нет финансовой возможности оплатить книгу, вы всегда можете написать мне в ЛС и получить промокод. Я очень быстро отвечаю на сообщения. Читая книгу на сторонних ресурсах, вы отнимаете у автора не деньги за продажу, а ту искреннюю радость, которую приносит творчество. Оно требует многих сил и всё-таки заслуживает хотя бы того, чтобы автор видел, что его читают. Пожалуйста, не забирайте у автора результаты труда, спонсируя кому-то доход от бесящей вас же рекламы.//

В чате бывшего заговора против историка Островская написала, что происходит какая-то херь, и надо встретиться. Васин с Марципаном тут же поддержали и предложили идти в тот же рест, где бухали в ночь на вторник, к шести часам.

Пашка на минуту зажмурился и написал, что тоже будет.

Нужно было закрыть вопрос с этим странным общением раз и навсегда, грамотно слиться, и пускай себе там играются до самой старости. Мысли просвещать их насчёт происходящего сегодня выветрились напрочь.

И вообще, надо Пашке не про этих дятлов думать, а о том, как искать будущих пользователей. Но не сегодня. Сегодня прям всё на свете отвлекает.

Выпроводив Толика, пошёл младший Соколов по стоматологиям пополнять себе (и Лосеву) финансовый запас.

На самом деле с Лосевым стоило бы встретиться и поговорить, может, даже и начистоту. По правде, сам он навряд ли расстроится, что не станет ангелом из-за альтруистических порывов к Агнии. Не любил Лосев ответственность за кого-то нести. В его случае Лавриков наверняка прав окажется. А вот посоветоваться стоит. Может быть, подскажет даже старый бездомный, как быть с Зинкиной подушкой и Женькиным мишкой.

Только вот сознаваться в том, что собрался Пашка такие подлянки всем кругом устраивать ради прикрытия своей жопы, не хотелось.

На улицах было непривычно многолюдно, но зато народонаселение прекратило аномальную общественную деятельность. Тротуар мели и заборы красили разве что рабочие в оранжевых спецовках. Остальные топали по своим делам или слонялись, наслаждаясь летним деньком, вместо того чтобы корчить из себя зомбированных волонтёров. Улетучилось без следа гниднево колдовство. Пензякам вернулась свобода воли. И они взялись её юзать в своё удовольствие: то и дело встречал Пашка ряженых, походу, где-то костюмированная туса проходит. И ещё ночью, видимо, было холодно: некоторые шастали в ну очень странной для лета одежде, хотя погода уже выправилась обратно в летнюю.

Встреча в ресте с коллективом «освободителей» вышла странной, хотя младший Соколов всяко себя настроил к драчливой троице относиться так, будто ничего не случилось, даже и к суке-Островской. Он изо всех сил старался приемлемо участвовать в дискуссии. Удивился возникшим у Васина и Островской ссадинам неведомого происхождения, рассказал, что у него такого не обнаружилось. Марципан объявил, что у него – тоже, но почему-то болела правая рука. Потом все слушали сводку, нарытую Славой из батиной головы про обстоятельства самоубийства мэра, и строили гипотезы.

Строили долго. Пашка даже нового медведя уныния схлопотал. И на хрена ему уже этот рост уровня, интересно, блин, знать?..

Игруха с украденного телефона историка, как уведомил тот же Слава, исчезла.

Гнидень повесился на канатике, которым были собраны в его мэрском кабинете шторы, около четырёх часов ночи на вторник. В то время во всём здании горсовета никого, кроме него и охранников на первом этаже, не было. Никаких причин считать, что суицид был сымитирован, у полиции не имелось, а вот с причиной дело оставалось загадочным. Основной версией считалась скорбь о пропавших без вести матери и жене, расследование исчезновения которых всё ещё велось.

Рассказывал обо всём этом Слава очень и очень мрачно.

Вообще, судя по тональности рассуждений и утреннему «визиту», подельнички Пашкины и правда были склонными к раскаянию. Даже сейчас, хотя и пары месяцев ещё не «играли».

Но как можно отсеять таких вот от братьев по разуму Завихренникова, тупо лазая по инфо?

Вот готов Пашка спорить, даже сто семьдесят девять рублей не выбрасывая, что, когда Марципан его в школе чмарил, по полу елозил и унижал всячески, он потом, вечерами, в подушку не плакал и вот таких вот встреч с сожалеющими дружками в кафехах не собирал.

То есть, делать выводы, подсматривая личную оценку собственных мудаческих поступков, – вообще не вариант. А как тогда?

Мозги сломать можно.

Почему-то казалось, что Лосев подсказал бы что-то дельное. И про поиск. И вообще по всей этой теме.

Только как его искать в среду?

Может, как-то можно через админскую учётку? Только как?..

Наконец-то консилиум постановил, что переливать из пустого в порожнее всё-таки хватит. Историка они так и так не вернут. Считать себя виноватыми или нет – остаётся на усмотрение каждого. Телефон Слава предложил обнулить до заводских настроек и выбросить, что взял на себя.

Порешили даже не жестить и друг за другом приглядывать.

Васин донёс, что Пуп недавно прокачался до сорокового уровня. Где-то он там его встретил. Пашка тут же вспомнил о телефоне Кумыжного у себя в столе, и они с Марципаном переглянулись.

Официантка принесла кружку со счётом.

Пашка полез в карман за телефоном, чтобы перевести бабла, и достал его вместе с какой-то смятой салфеткой и несколькими крупинками треклятой гречки. Да чтоб её! Прям как те высохшие иголки от новогодней ёлки, блин! Обычно батя приносил на НГ сосну, но как-то раз притарабанил именно ёлку. Она лихо высохла и стала осыпаться. Так в тот год Пашка ещё к лету сраные иголки в самых неожиданных местах ловил: то в носках застрянут, то из дивана жопу колют. Гречка, походу, решила им на смену прийти!

Островская сдвинула длинным красным ногтем две отлетевшие на стол от смятой салфетки крупинки.

Пашка оплатил счёт и великодушно заявил, что скидываться не надо.

А когда транзакция прошла, увидел в истории операций всякие магазы и ресты, в которые, видимо, захаживал, пытаясь практиковать чревоугодие, Лосев вчера вечером и сегодня. Часть была сетевая. Но некоторые… походу, вполне можно найти по названиям на карте! И так Лосева отследить. Может быть, даже прямо сейчас.

Семь минут назад тот расплатился на семь с половиной косарей в модном рестике в центре, который Пашка знал, потому что бате когда-то предложили бывшие одноклассники там встречу выпускников отмечать, и он недели две только и говорил, что о ценах и выебонах какого-то Петруши Лунькина.

Если вызвать мотор прямо сейчас… Шанс, что Лосев не свалил далеко, большой. Он, может, ещё даже и из самого реста не вышел!

– Короче, на связи! – объявил Пашка, поспешно открывая таксишное приложение. – Дела у меня.

Глава 6: Кое-что о самообмане

В машине пришла эсэмэска от Марципана: «Мобилу Куму предлагаю вернуть. Ну, снять с зарядки».

«Согласен» – написал Пашка в ответ. Толку прятать телефон и правда не было. Даже не факт, что он там всё ещё включён: Вельзевул говорил, что приложение возвращается пользователям тем или иным способом. Наверное, Кумыжный давно прокачивается на новом устройстве. Но проверить всё равно надо.

Ехали они почти двадцать минут, плюс время ожидания таксишки. Лосев наверняка ушёл из реста. Но навряд ли прям далеко. Шанс обнаружить его всё-таки есть. А если не получится – надо понять, как сделать это с помощью игрухи. Наверняка админская учётка имеет нужную функцию.

По пути Пашка пытался нарыть её в меню, но мысли уходили в сторону.

Не туда, ох не туда младший Соколов первым делом попёрся за консультацией!

Разве не Лосев вообще открыл ему на всё глаза?.. Разве не он один уж точно не имеет корыстного интереса? Разве не он своей странной спокойной философией действует как тот гипнотизёр, успокаивающий нервы и настраивающий на странный лад? И разве не он словно бы понимает всё?

Зачем вообще было удирать от него? Не обсудив ничего толком.

Хотелось верить, что старый бездомный не обиделся.

И опять придёт на помощь. Сам того не ведая, Лосев помог Пашке уже не один раз!

Всё-таки получился бы из него прекрасный ангел, если уж приходится верить во всю эту религиозную муть! И надо предупредить его. Как минимум. Что, если Агния утаила самое главное? Последствия! Они, такие как Агния, постоянно скрывают последствия.

Сучьи мошенники!

Пашка стиснул зубы и получил в игрухе дракона.

Нашедшегося довольно быстро на месте доброго знакомого младший Соколов узнал не сразу, и даже не из-за обилия гуляющих (праздник сегодня какой, что ли, вон и тут везде много кто в карнавальные костюмы разряжен, как на Хэллоуин?!). Перед рестораном, в котором произвели последнюю оплату по Пашкиной карте, имелась площадка-сквер с уже зажжёнными по случаю наступления темноты лампочками. Лосев сидел на парапете в глубине и любовался оформлением, но он настолько изменился, что Пашка встал в двадцати шагах, крутя головой, и был уже готов бежать ревизировать округу, но бездомный сам его окликнул, решив поздороваться.

Колючая борода Лосева пропала вместе с засаленной ветровкой и грязной кепкой. Одет он был в джинсы, простую футболку и кеды, но без бороды казался моложе лет на двадцать и не узнавался вообще. Имелся при Лосеве аккуратный новый рюкзак, на лямке которого висела та самая самолётная подушка, в которую Пашка зашил землю с могилы Агнии Айвазовской.

Соколов-младший вытаращил глаза, вглядываясь в черты мужчины и не сразу рискуя поверить в увиденное. Блин! Кажется, сломила его старуха-Агния всё-таки! За один, сука, день! Опоздал!

– Не признали меня, видно, – подошёл к нему преобразившийся и помолодевший Лосев. – Дозвольте объясниться, – смущённо прибавил он, пожав запоздало протянутую Пашкину руку. – Вышло так, Павел, что мне даже и чревоугодие, простейший вроде грех, толком не даётся, – доверительно поделился, понизив голос, он. – Вот и поняли мы с почтенной Агнией Ауэзовной, что это оттого, что не хочу я таких услаждений, а делаю только, получается, словно по принуждению. Не ощущаю того самого, через что оно становится греховным. Вот мы и рассудили попробовать заглянуть сегодня в особые места, где угощения посредством всяческих ухищрений необычными да особенно аппетитными делают. Может, удастся всё-таки чего возжелать сверх меры, поперёк моей упрямой натуры. Очень нам кстати пришлась ваша щедрость, Павел, спасибо ещё раз – и от меня, и от Агнии Ауэзовны. Понадобилось мне вот одежду прикупить, потому как в первый ресторан утром меня в моём привычном костюме не пустили, и в парикмахерскую ещё наведаться. Только не выходит пока ничего, как ни стараюсь, – печально вздохнул он. – Я ещё, грешным делом, понадеялся, может быть, денег мне жалко станет на излишества. Но в итоге только восхищаюсь весь день: какие ребятки всюду молодцы! Такие заведения красивые делают, обслуживают с таким радушием. Старательно так готовят, подают, будто на выставку, а не в брюхо. В мою молодость так не делали, проще всё было. Считай, и в столовую, и в музей за раз сходил. Одно удовольствие – да всё не то что требуется, – ещё раз вздохнув, закончил он.

– Значит… у вас ещё не вышло нагрешить? – обрадованно встрепенулся Пашка.

– Да вот, похоже, пока не выходит, – признался Лосев. – Но говорят, что терпение и труд всё перетрут. Главное, значит, прилагать достаточные усилия, и всё сложится. Вам, может быть, надобно карту вернуть, Павел? Я не превысил ли ваших расчётов своей расточительностью? – заволновался он. – Вы, верно, не такое вот подразумевали... – с извинением кивнул Лосев на вход в ресторан.

– Нет, оставьте карту. Всё норм. Но… вы знаете… – замямлил Пашка. – Ох, Андрей Витальевич, давайте присядем? – предложил младший Соколов, не представляя, как подступиться и с чего начать.

– Удобно вам тут на улице, или, хотите, вернёмся в заведение? – учтиво предложил старый бомж.

– Да тут нормально. Вон, скамейка.

– Вот не зря вы мне, Павел, сразу понравились.

С каждым шагом Пашка всё больше привыкал к новому образу. Резанувший сразу, он вдруг оказался очень Лосеву идущим и гармоничным. Ощущение странного спокойствия рядом с этим человеком вернулось.

Такому вот сто процентов в самый раз пошло бы стать ангелом, что бы он там про ответственность не считал. А Пашка его подводит… Надо, надо предупредить, донести доходчиво! Чтобы решение принимал взвешенное. А то, считай, как то лицензионное соглашение нечитанное получается…

– Мне надо вам кое-что рассказать, – решительно начал младший Соколов, приземляясь на скамейку. – Много чего, на самом деле. И спросить, и признаться… и предупредить. Наверное, вы мне даже поверите.

– Отчего же не поверить доброму юноше? – улыбнулся Лосев.

Пашка прямо-таки почувствовал, как стремительно краснеют кончики ушей. На них поселился жар, и кровь прилила к голове. Какой же он редкостный мудила! Ну как можно, блин…

– Не такой уж я и… Короче. Если честно, то я тоже, – забубнил младший Соколов. – Ну… как Агния ваша, получается. Сделал.

Лосев склонил голову набок, повернувшись на лавке, и пристально глянул на Пашку добрыми мудрыми глазами.

– Это уж я и сам уразумел, Павел, – грустно сообщил он. – К моему огромному сожалению. Но выбор – личное дело каждого.

– Да не было у меня никакого выбора! – вырвалось у Пашки с обидой. – Я ваще не знал ни фига! Ничего. Простите, – тут же запнулся он. – Обманули меня, короче. Подсунули это всё по-хитрому.

– Там, обыкновенно, не обманывают, – возразил Лосев.

– А меня обманули! Я даже не знал, в чём участвую, вот до недавно!

– Сие, разумеется, печально, – кивнул бездомный. – Но вот какое дело, Павел. Думается мне, что отцом лжи вашего с Агнией Ауэзовной дарителя зовут не в том смысле, что сам он со своими посланцами кого обманывает, а в том, как любят сами себя обманывать люди, заключая подобные соглашения. Да и не заключая – тоже. И вот таким самообманывающимся он и вправду становится как отец родной.

– Не понял, – заморгал Пашка. – Я не знал, что, – он сглотнул и сказал это наконец-то вслух: – душу продаю. Я думал, я в игру на телефоне играю. Понимаете?

– А вы бы не продали, Павел, если бы знали всё? – склонил голову на другой бок Лосев. – Припомните себя тогдашнего да подумайте: явись вам какой рогатый посланец с договором воплоти и предложи нынешние возможности, вы бы не согласились?

Пашка замер. Даже дышать на время позабыл.

Откуда он… что…

– Чтобы перемениться, Павел, перво-наперво надобно честным стать с самим собой. А остальное само приложится, – изрёк необыкновенный собеседник.

Пашка потрясённо уставился в узорчатые плитки сквера дорогого ресторана. Всё это время он считал себя жертвой мошеннической схемы. Так было… проще смиряться с происходящим.

Впервые то, что сказал Лосев, очень ему не понравилось.

Кажется, потому, что тот был прав.

– Неприятно, понимаю, – положил вдруг бездомный руку ему на плечо. – Тут время требуется. Немалое.

– Похоже, рассказать я вам ничего уже и не могу, – выдавил, наконец, Пашка. – Вы уже всё знаете. Давно? – приподнял голову он.

– Да вот, как с Агнией Ауэзовной подружились, так она мне и стала объяснять, что сама ведает. Когда сплю на вашей удобной подушечке, – лукаво добавил Лосев.

Это был не упрёк, совершенно. Но Пашке вдруг захотелось провалиться сквозь землю, пусть бы даже и в Ад.

– Вчера вот и о вас у нас речь зашла с оказией, – присовокупил старый бездомный.

– И вы вот так вот запросто согласны не стать ангелом? – перебил младший Соколов. Чтобы убедиться, что Агния не про одного его треплется, но и про суть настоящую толком.

– Ангел, надо полагать, из меня бы вышел, пожалуй: потому как привык уж не влезать в дела окружающих, а наблюдать только, к чему их выбор приводит. Но и сочувствовал бы по всей форме. Я же вам рассказывал, Павел, как сам на выборе обжигался и отчего бросил это дело. Выходит, уж и живу в какой-то мере по-ангельски, – усмехнулся бездомный. – Но совсем без выбора нельзя, разумеется. Так что мой – помочь попавшей в беду даме. Вы не думайте, Павел, что Агния Ауэзовна меня продолжает обманывать. Она по натуре совсем не такая. И бесовка из неё потому не выйдет толком, даже если я фиаско потерплю. Она, на самом-то деле, не очень уж и годится для таких чинов. Тут, выходит, эксперимент ради моей персоны. И удачный. Радостно на сердце, Павел, оттого что жизнь моя неприметная всё-таки привела к такому положению, в котором я могу помочь хорошему человеку.

– А вы… не знаете… не подскажите…

– Как быть вам самому? – угадал Лосев.

Пашка лихорадочно закивал.

– От чистого сердца и для пользы только одно могу подсказать, что подсказал уж, – развел руками бездомный, – прекратить обманывать себя. А выбор за вас, Павел, никто не сделает, даже если очень стараться его на кого-нибудь переложить. На деле всё равно за вами останется, только из болота самообмана станет выбраться ещё сложнее.

– Но всё-таки… – выдохнул Пашка. – Я не понимаю… как правильнее… Вроде и плохо. А с другой стороны – им же всё равно бы ссылки предложили… договоры, то есть. А я отца… – он запнулся. – Вы и это знаете? Про моего отца?

– Говорила Агния Ауэзовна, так точно, аккурат минувшей ночью, опосля того, как мы с вами повидались. До самого рассвета мне снилась. Соболезную вашей утрате, Павел.

– Я же должен его вернуть, правда? – гнул своё Пашка. – Вы как думаете?

– Понимаю всецело ваше желание разделить со мной ответственность, друг мой, – вздохнул Лосев. – Но в этом никак не помогу. Как бы в чём полезном – пожалуйста. Если содействие вам моё действительно понадобится, например.

– Ну вы же не станете со мной разбираться, кому эти ссылки предлагать можно?.. – полуспросил Пашка.

– Хотелось бы обратить ваше внимание, молодой человек, что выбор свой, с коим так маетесь, вы уж сделали, – отметил Лосев. – Это по предыдущему вопросу. Теперь осталось самое трудоёмкое – сознаться в том себе.

Пашка заалел, как та целка.

– Вы меня осуждаете? – промямлил он.

– Ни в коем случае, Павел! Но я вам сочувствую наперёд.

– Думаете, у меня не получится?! – вздрогнул младший Соколов, словно его током шибануло.

– Думаю, тут уж неважно, – глянул ему Лосев в самое нутро, аж мурашки по коже пошли. – А что-то получится наверняка. Вопрос в том, к чему стремиться, – философски добавил он. – А в человеке, который способен что-то понять со временем, таковую черту видно, нужно только научиться смотреть. В вас вот я её сразу углядел. Вы – славный юноша, который много понять способен, просто не сразу. Очень жаль, что так всё вышло. Но, верно, на что-то оно вам надобно.

– А как вы увидели? – прервал Пашка взволнованно. – Из-за булок с маком и подушки?

Лосев добродушно засмеялся.

– Нет, конечно же. В глазах углядел, в повадке вашей, что ли. Оно всё на поверхности. Тут вам потренироваться нужно. Ну или по современной науке подойти. Психологию почитайте, про типы личности там всякие. Я не силён, увы. Но нынче много чего любопытного изучают с научной точки зрения, такого, что раньше на традициях, вере и предчувствиях держалось. И ещё всякую информацию теперича просто добыть можно, хоть бы и через этот ваш мобильный телефон. А вам даже и разговорить никого не нужно. Просто знать, что смотреть.

– То есть, надо отслеживать, жалеет ли человек о своих поступках? – прищурился Пашка. – Хоть о каких-то? Типа оно потом потянет хвостом?

– Сожаления и раскаяние – вещи суть очень разные, – покачал головой Лосев и стал очень серьёзным. – Жалеть по всяким причинам можно, да ещё и часто не о том. А у вас задача совсем про другое.

– А про что? – окончательно запутался Пашка.

– Про умение признать за собой содеянное, всякую мелочь, – пояснил Лосев. – Ну и не мелочь – в особенности. Признать от сердца, понять и твёрдо решить, что впредь так поступать не следует, а ещё осознать – почему. Не про сожаления о содеянном то, Павел, а про изменение натуры. Уразумение себя и перекраивание. Истина на деле – она на самом видном месте всегда сокрыта, но очень ловко при том спрятана. Кто смотреть умеет – тот её видит. А тут про раскаяние – в самом слове всё рассказано.

Пашка поднял бровь, мысленно повторив слово трижды – и ничего не понял.

– Слыхали ли вы о Каине, юноша? – добродушно уточнил Лосев.

– Который брата убил?

– Верно, Павел, – кивнул бездомный. – Каине, который был первым человеком, что родился на Земле, после изгнания людей из Рая. Первым, зачатым во грехе, первенцем первых грешников – и первым, кто стал убийцей и лжецом. Кто ради выгод своих и своего тщеславия решился на преступление, кое после отрицал беззаветно пред лицем самого Господа, веруя искренне, что таковым отрицанием можно сокрыть свой поступок от его всеведущих глаз. Тем первым, кто после роптал на свою судьбу, называя её слишком суровой карой. В слове самом ответ, Павел. Тот человек, кто смог после содеянного за жизнь свою раскаяться, прекратить, то бишь, быть Каином, выйти из его личины, перестать за ним повторять его ошибки и пороки, тот и попадает после смерти в Рай. Сожаления – дурная вещь и бессмысленная, от них никакой пользы нет, одна морока да самоедство. Даже и грех такой имеется – называется унынием. Часто от сожалений наступает как раз. А вот решение перемениться – стоит дорогого. Важно не сожалеть, понять важно. Не скрывать от себя (ведь человек есть образ самого Господа) то, что сделано, признавать это в полной мере, не роптать на наказание. А также решить впредь не творить зла из бессмысленной гордости, зла пустого и глупого, не завидовать окружающим и не глядеть, кто и как тебя оценил, а оставаться собой, делать своё дело и жить честно. Честно в первую очередь с самим собой. Вот тот, кто решил так по-настоящему, тот – раскаялся. Тот Каином быть прекратил. Тот в Рай попадёт. – Черты Лосева, начавшего говорить пылко и проникновенно, вдруг омрачила печаль. – Тот-то вам, бесам, живым и мёртвым, и надобен, – неожиданно закончил он. – Дабы подловить его, ещё Каину подобного, и заключить сделку. Заиметь душу, которая может очиститься от скверны, наперёд. Ради того и существуют бесы, Павел. Нехороший всё-таки из меня вышел бы ангел, – усмехнулся напоследок странный бездомный. – Хорошо, что то мне оказалось не суждено. Всё оно к лучшему. Вот же: учу слугу дьявола, как несчастных людей, Богом проклятых, и за грехи предков своих наказанных, искушать. Точно оно всем на пользу будет мне от сей должности отказаться. Чувствую, натворил бы дел…

Глава 7: Непонятки и неожиданности

Обозванный слугой дьявола Пашка проглотил язык и застыл, будто статуя. Чувство обиды и протеста смешалось с привкусом какого-то горького согласия с вынесенным приговором.

Впервые рядом с Лосевым ему стало неуютно, и бездомный, кажется, это почувствовал.

– Я вовсе не желаю вас обидеть, Павел, – серьёзно произнёс он. – Замысел жизни человеческой на Земле в том-то и состоит, чтобы дать всякому право да возможность совершать свой выбор так, как ему хочется, так, как он сам порешит. И никакие бесы не одолеют никого против его решения, уж поверьте.

– Так, а я ведь игрухой этой что хочешь могу перекроить, хоть весь характер кому поменять. И самостоятельных решений за подправленным не останется, – промямлил Пашка, чтобы оспорить хотя бы что-то, пусть на деле хотелось протестовать не против этого Лосевского заключения, а всеми силами отодвинуть от себя предыдущее.

– А были ли то его решения, Павел? – задумчиво проговорил Лосев и устремил взгляд своих ясных глаз в тёмное небо. – Я, конечно, не специалист, могу только по-своему рассудить, и неточно оно правильно. Но, раз силой бесовской решения меняются, то выходит, что и не были они именно что решениями души. Считаю я, что разделять следует то, что человек сам решает по натуре своей, по велению, так сказать, души, и то, что делает под гнётом. Будь то физическое какое давление, или куда более сильное – давление беспощадных внешних сил. Из черт характера, Павел, мало что в человеке природой заложено, большую часть формирует взаимодействие со средой обитания. Сильный духом может тому во многом противиться, слабый – редко и мало. Но слабость воли о скверне не говорит. А говорит едино о слабости воли. Демоны же, они и сами когда-то были слугами Всевышнего. И если что-то и чтут, так это свободу выбора. Но нужно помнить всегда, что не всё человек по своей воле делает. Вот если будет кто стоять с ножом, допустим, на кухне, салат резать, а другой кто внезапно с разбегу на этот нож напорется и оттого умрёт, это ведь будет самоубийство вторым, а не убийство первым, вы согласны? Я считаю, что не станет на первом греха, потому что не было его воли. Или если чужую вещь али деньги кому-то без его ведома подбросят, то не станет воровством. Да даже если женщину принудить к непотребству силой, и похоти она не испытает, одно лишь отвращение, – не быть тому грехом, не быть прелюбодеянием. Это вот как с моими потугами чревоугодничать выйдет. Дело сделано, а сути нет. Но если тут всё довольно понятно, то есть ведь и другое внешнее влияние, не такое очевидное. Только вот если человека, грубо говоря, малолетним ещё и почти беспамятным, пугали чем-то постоянно и выработали у него привычку бояться того, ненавидеть то, злиться в преддверии того, – оно тоже не то чтобы по его воле случилось, как по мне. Это такое же принуждение к реакции, как и если человек салат резал, а кто-то с разбегу на кухонный нож набежал. Как неповинен кулинар в убийстве, так и тот, обстоятельствами приученный, неповинен в своей реакции. Не по воле его души она происходит, а вроде как автоматически, на одних выработанных рефлексах. И многое, знаете ли, Павел, в непотребных склонностях людских привито таким вот научением всяческим. И коли идут они от внешнего, а не от внутреннего у человека, выходит, то не по воле доброй, не по душевному пристрастию. Сложно оно, конечно, отделить, но разница есть. И те, кто может прекратить быть Каинами, раскаяться, они и стали теми Каинами, окаянными то бишь, по принуждению обстоятельств. Не по воле своей. И такие вот черты человеческие бесовские умения поменять могут так же просто, как пуля извне всякого хорошего человека намертво застрелить, каким бы праведным он ни был. Конечно, любой поступок так и так остаётся поступком человека, и он за него ответственность несёт, пусть бы это и было следствие воздействия. Но вот вопрос в том, по чьей воле, для меня неоднозначен. Замаял я вас, Павел, как погляжу. Подумать вам надо, да и отдохнуть не помешает. Да и мне тоже. Договорился тут с вами до того, что вроде как ерундой занимаюсь, которая отнюдь Агнии Ауэзовне не поможет. А как с тем быть теперь и сам ума не приложу…

Домой Пашка пошёл пешком сквозь толпы что-то празднующих пензяков, почти что не воспринимая окружающее. Башка гудела.

Надо было лечь в тишине, снести всякую усталость игрухой и подумать, разобраться, понять. Принять долбанное решение. Лосев не прав. Оно ещё совсем не принято. Оно, даже если бы и было принято, даже непонятно, насколько и как выполнимо.

Например, всё больше Пашке казалось, что стоит наведаться к Зинке с Женькой и по-тихому опорожнить плюшевого медведя и подушку. А может, даже и к той тётке блаженной, которую Слава окучивал. И к другим всяким.

Но такое факт Вельзевулу не понравится.

И попадёт Пашка в Ад.

А что там, собственно? Вот Лавриков почти что и не жалуется, хотя вроде как муки проскочил. Может, съездить на Агниено кладбище опять и себе земли накопать? Поговорить со старухой и расспросить по-людски? Хотя бы понимать будет, о чём речь вообще.

Интересно, а как это она, раскаявшаяся, смогла стать бесовкой? Выходит, паршиво в Аду всё-таки сильно.

Но если даже раскаявшиеся ради спасения готовы живущих губить…

Блин!

Правда была в том, что не хотел Пашка ни в Ад, ни в Рай, он жить хотел по-человечески, и всё тут. Ну кто о смерти всерьёз в шестнадцать лет думает?! Это же стариковские приколюхи. Так за каким же фигом…

Телефон завибрировал, и дали младшему Соколову нового дракона.

А потом позвонила Пионова, и было прям слышно, что она изо всех сил старается не звучать обиженно.

– Будет не очень романтично, если первый раз за неделю мы встретимся на похоронах, – объявила Люська и натянуто хихикнула. Чёрт, ещё же похороны историка на Пашкину голову! – Алло, ты слышишь там? Чем ты занят целыми днями, что даже минутки написать нет? Если я тебе вдруг надоела, то так сразу и…

– Люся! Не неси чушь! – взмолился младший Соколов. – У меня работа тут. И херь эта с историком придавила.

– Прости-и-и-и, меня тоже, – тут же сменила вектор Пионова. – Просто хотелось поговорить и увидеться вообще. Ты устроился на работу опять? А куда?

И когда Пашка научится сначала думать, а потом говорить-то?

– Да такое, посылки ношу, – неопределённо пробормотал он. И добавил, для солидности: – Матери помогать надо, пока отца нет.

На этом этапе Люська помиловала его окончательно, правда, взяла клятву, что завтра они увидятся. Протрындели до самого поворота в нужный двор и простились на мирной ноте.

Дома во всех окнах горел свет, даже и в Пашкиной, что было особенно странно. Другая мама не звонила, и он был уверен, что она спит. Что там опять такое намутилось?!

Стрелой пронесясь мимо какой-то бабульки-полуночницы на лавке у подъезда, спешно взлетевший на второй этаж по лестнице младший Соколов торопливо открыл дверь и обомлел.

– Братуха!!! – сиганул с порога кухни прямо на него, впечатывая в стену, бритый налысо и словно бы оттого ставший выше, худой какой-то и угловатый теперь брат Серёга. – Ну ты и шляться стал! Ваще от рук отбился! – Серёга вжал в Пашкину макушку костяшки пальцев и начал усиленно тереть. – Чуть не психанул и не написал тебе уже!

– Чё… как… у тя ж дембель только через две недели плюс должен быть! – задыхался Пашка, давя порыв заломить Серёге руки так, чтобы тот уже не вывернулся.

– А вот свезло! С командиром скентовался! Ещё и подкинули удачно до Пензы! Сюрпризэйро! Ты рад, засранец?! Веселье вернулось в твои унылые будни! – с этими словами Серёга врезал ему кулаком в бок так, что перехватило дыхание.

Пашка успел сам себя поймать за запястье. Закачанные в тело рефлексы так явно демонстрировать брату не стоило. Как же это всё, блин, сейчас не в тему!

– Дай разуться ему, Серёжа, – выглянула из кухни Другая мама со сковородой в руках, и брат как-то разом Пашку выпустил и несколько поменялся в лице. Бросил назад, в кухню, взгляд растерянный и немного испуганный.

А когда Другая мама, сияющая улыбкой, вернулась к плите, шепнул:

– Чудеса какие-то. Как другой человек стал! Даже стрёмно.

– Она хорошая, – пробормотал Пашка, испытав жгучее чувство вины.

– Ага, будто инопланетяне спиздили и другую вселили, – неприятно пошутил Серёга и, верный себе, закатил собеседнику затрещину, правда, несильную. – Ну и было от бати вреда, мать его. Не звонил он тебе? – серьёзно добавил брат.

– Нет, – сглотнул Пашка, потирая макушку.

– Мальчики, идите к столу! – позвала Другая мама.

– Ща! – крикнул громко брат и ушёл в толчок, а Пашка быстро вынул из кармана несколько купюр и сунул в коробку из-под фена на зеркале: вернул, что брал утром, и ещё добавил. Потом поспешил в комнату, которую опять надо было делить с Серёгой.

Как же он некстати!

Постельное бельё Другая мама заменила на обеих кроватях, и значило это, что спать придётся на своей, той самой, которую оседлал позавчера демонический гость. От этой мысли кожу вздули мелкие острые пупырки, поднимая дыбом волоски на теле.

Пашка быстро скользнул взглядом по Серёгиной подушке. Поменять?

Видеть Лаврикова не хотелось совершенно. Особенно сегодня.

Можно, конечно, вытряхнуть землю вообще. Убрать в стол куда-то и использовать по надобности.

Ладно, это тоже можно завтра решить, за одну ночь ничё не будет. А Серёге даже и нелишними окажутся Лавриковские мозгопромывания. Может, подучит его радоваться тому, что имеется в наличии младший брат, а не хуярить его постоянно и задирать. И на фига так рано отпускать было? В доигровой период у Пашки даже календарик со ржачным пёселем имелся, где высчитывал младший Соколов примерно, когда беда в лице Серёги возвратится в дом. Очень он надеялся, что братца в армии малёха попустят, а он вон, и там хорошо устроился.

Укоренившаяся неприязнь щекотала изнутри, раздувая ноздри.

Но теперь, если что, Пашка ещё как может подкинуть ответочку… Только лучше физически. Не сменой параметров. В это он лезть не хотел…

Младший Соколов выдвинул ящик стола, приподнял пару мятых тетрадок и вытащил за шнур телефон Кумыжного. Он почти не удивился из-за того, что тот оказался выключенным. То ли контакт отошёл, то ли ещё что. Но мобила села и отрубилась, а значило это почти наверняка, что Кум скачал игруху на новый тел уже давно. Прилога сама вернулась пользователю.

И будет возвращаться, что бы Пашка, сам Кум или кто-то ещё не мудрил.

Точно так же, как всем, кому надо скинуть ссылки, они всё равно скинутся. Не Пашкой, так по-другому.

Хотелось выть. Ни черта, совершенно ни черта не было понятно! Ещё и Серёга опять на его голову!

– Ты чего тут лысого гоняешь?! – возник на пороге братец и покачнулся в проёме двери на вытянутых руках, типа отжимаясь. – Давай уже за стол! Задолбались тебя ждать, в натуре!

Ночные посиделки на кухне вышли неожиданно странные. Будто не совсем про их семейство. Начать с того, что тычки от брата в присутствии Другой мамы как-то разительно снизились по количеству, будто имела она колдовской гипнотический дар. Во-вторых, рассказывал брат прикольно. Поначалу армейские истории звучали явно фильтрованные, подчиканные и оттого местами нескладные. Но Другая мама реагировала настолько непривычно, задавала такие неожиданные вопросы и смеялась или удивлялась в столь немыслимых местах, что Серёга расслабился. Даже решился вытащить из спортивной сумки и поставить на стол бутылку коньяка, а ещё – правда, не сразу – признался матери, что курит.

– Паша тоже курит, но при мне почему-то стесняется, – объявила она.

Серёга сделался ошалелым и на мать уставился с недоверием.

К середине бутылки (Другая мама весь вечер цедила единственную рюмку, да и Пашка не усердствовал, памятуя, что нельзя ничего наболтать) Серёга расслабился настолько, что даже о похождениях в увольнительных рассказал и про некую Юльку Малышеву. Вообще такой странный трёп Пашке зашёл, он даже перестал думать о своём на какое-то время.

Около трёх ночи младший Соколов, успевший заиметь пару свинок чревоугодия, вдруг заметил на телефоне сообщение от Марципана: «Поговорить надо, можем завтра встретиться?»

Да что же они все не оставят его в покое?!

Сообщение пришло давно, ещё в половине второго, и Пашка решил сейчас не отвечать. С семьёй, так сказать, пообщаться.

Спать они все двинули под утро, неожиданно весёлые и даже ни разу не посравшиеся. Для Пашки провести с братом вечер в одной комнате и не начать минимум одну нешуточную драку – было настоящим рекордом. Всё это было чудно́ и очень непривычно.

Переключаться на свои размышления не хотелось, он даже был почти уверен, что сможет уснуть природным, так сказать, путём – уверен ровно до тех пор, пока Серёга не клацнул по выключателю.

Да уж, знал бы братец, как Пашка-малой вдруг сильно озаботился спасением своей души, небось, в дурку бы его мигом направил.

Очарование вечера вымелось на раз, в горле встал вязкий ком.

Что же делать-то?

Ещё и Марципан прикопался, отвлекать завтра будет от важного.

Только важное – это что? Искать будущих пользователей?

А если новости всякие криминальные просто почитать? И начать вбивать ФИО фигурантов в админский раздел? Лазать у них в инфо. Кто-то может подходящий нарыться так. Или бред?

Надо или нет? Или надо к Женьке и Зинке с изъятием нагрянуть, и по фигу на последствия?

Или на кладбище, за связью с Агнией? Та всё-таки хотя бы в Аду была. Ещё и раскаявшаяся.

Пока эта мысль казалась самой здравой.

Допросить бабку с пристрастием, хоть какую-то картину себе сложить, что ли. Потому что как можно принимать решение не пойми о чём?

И вообще, Лосев, при всей его будущей ангельскости, на самом-то деле просто рассуждает по-своему, и даже не факт, что правильно. В конце концов, он немного не в себе всё-таки.

Скрутить, что ли, энергию?

Хер так заснёшь. Уже, блин, светает.

Чего Марципану надо? Неужели похерилась чистка памяти и что-то у него не сходится?

А может, сказать им? Всем вообще сказать про игруху?

Решат тогда, что протекла у Пашки крыша.

А вдруг и правда протекла? И не было никаких демонов на кровати. Или приснилось вообще. На фоне пережитого стресса.

Только тогда не было бы админской учётки.

Башка начала гудеть.

– Братух, – вдруг позвал в темноте Серёга. – Спишь?

– Не, – после небольшой паузы выдал Пашка.

– Ты сам-то, как считаешь, куда батя свинтил? – тихо спросил брат. – Он не у бабы той? Ты проверял?

– Нет, не там, – коротко ответил Пашка, и все мышцы в теле разом напряглись.

– Точняк? Мать говорит, дело вроде закрыли за отсутствием состава преступления. Искать взрослого не будут. – Он сделал паузу, а потом объявил решительно: – Как по мне, так самое то. Мать другим человеком стала. Вообще как-то тут спокойнее, что ли, теперь. Я вот что считаю. Если явится обратно, а явится же когда-нибудь, наверняка… Гнать его надо в шею. Мать предал, значит, заслужил. Нечего ему тут делать. Ты вон, мать говорит, подрабатываешь, я сейчас устроюсь куда-то. Как-то вытянем. А он больше пропивал, чем приносил. Мамке явно без него лучше. Если он даже бабулю-старуху не предупредил, куда намылился, насрал на её нервы, значит, туда ему и дорога. Сам чё думаешь? Козлина я, да, неблагодарная?

Пашка молчал. Он думал о том, что собрался погубить шестьсот шестьдесят шесть человек за просто так. И главное оправдание – исправить сделанное с отцом – не имеет смысла и, похоже, не нужно. Значит, это только ради себя?

А надо ли?..

Глава 8: Психоанализ и некоторые удовольствия

Когда Пашка проснулся, дома не было ни Серёги, ни Другой мамы. Время перевалило за полдень. Вчера, во время странного застолья, когда не только мама была другая, но и брат какой-то не такой, пришлось соврать между делом о том, что бегает Пашка с заказами для одного сетевого реста. Но что, если брат, например, решит устроиться туда же? Впрочем, ему можно будет снести память, если так или эдак Пашкин обман вскроется.

Конечно, на нормальную работу сейчас времени не будет. А вот на что его тратить…

Кроме прочего, ещё нужно было выгулять Пионову, и Марципан чего-то хотел ночью…

Пашка забрёл в ванную, оценил свою помятую рожу в зеркале и, выдавив на щётку пасту, сунул в рот. Но уже после пары движений по зубам взвыл. Брат, скотина поганая, опять это сделал! Пошерудил Пашкиной щёткой в адовом красном перце, который батя макал в мамкины борщи, чтобы превратить их в огненное варево! Слизистые запылали, из глаз брызнули слёзы. Зажимая рукой рот и давясь зубной пастой, Пашка понёсся в комнату к телефону. Если бы не прилога, горело бы во рту и внутри полдня!

Ничем этого урода не исправишь всё-таки!

Отрубив последствия членовредительства, Пашка кое-как оттёр с футболки зубную пасту, прополоскал рот, почистил щётку игрухой и двинул на кухню, где в сердцах сорвал огрызок высохшего перца с верёвочки на краю карниза и зашвырнул в помойное ведро.

А потом долго-долго мыл руки.

И тут Марципан написал опять, и, едва Пашка открыл сообщение, и оно стало прочитанным, – позвонил.

– Чел, нужна обратная услуга, срочно, – сразу объявил он. – Я те помог, когда ты просил и был в жопе. Нужно бегом встретиться. Я подскочу?

Пашка беззвучно выматерился.

– Давай в кафехе? – вслух сказал он.

– Не, давай в беседке, где тогда пивас сосали, – возразил Марципан и добавил: – Чтобы без посторонних.

Бывший главный школьный враг выглядел как опущенный: глаза бегали, но смотрели только в землю, кончики ушей алели пятнами, пальцы на руках дрожали, а губы он постоянно облизывал.

Ну и чё с ним ещё стряслось?!

– Жопа у меня, короче, – сообщил Слава пыльным неровным доскам беседки, когда Пашка приземлился на скамью рядом. Был он настолько не в себе, что даже на толстую тётку, слоняющуюся вдоль решётчатых стенок, развесив уши, не обратил внимания. Говорил в полный голос. – Сам пытался разгрести, но только глубже залезал. Ток это. – Он воинственно нахмурился. – Чё скажешь херовое про моих, рожу сверну. Я себе тоже прокачал разного, – внушительно добавил Слава и впервые поднял на Пашку блеснувшие гневом глаза.

– Кого – твоих? – не понял тот.

– Про маму там, или отца. Это я наклацал мути. Я виноват.

– Что ты наклацал? – напрягся младший Соколов.

Марципан опять уставился в пол и сцепил пальцы в замок.

– Я те ща честно всё расскажу, – наконец решился он. – Сам не выгребу. Короче. Когда только сороковой открылся, я отцу поназначал всяких желаний чаще бывать дома. Ну там, со мной и всё такое. На скейт-шоу прийти. Ещё чтобы вместе поиграть в теннис. Ну и такое всякое. Он почти всегда на работе, я типа скучал. В итоге он даже взял отпуск.

– Его уволили? Похерил работу из-за настроек? – предположил Пашка.

– Да нет, – мотнул башкой Марципан, и стало видно, что говорить ему прямо физически тяжело. – Нормально всё было, тусить с ним начали. Даже, блин, в настолки дома играть. Только мать стала куда-то пропадать постоянно. Вроде по делам, но прям испарилась, как будто не живёт там. Ну, стало, в общем, понятно через несколько дней, что она специально. Пару раз чуть не поссорились они с отцом, но я гасил игрухой. А потом отладка открылась, и я нарыл, что у матери к отцу страх на девяносто процентов. Он у меня того, жестковат бывает. Я сам его побаиваюсь. Но я, короче, снёс эту херню. И всё наладилось. – Марципан умолк, и сделалось совершенно понятно, что всё ни хрена не наладилось на самом деле. – Какое-то время прям идиллия получилась. Если что не так шло, я фиксил. А потом мать… короче, я ща скажу, но помни про рожу, понятно? – снова с угрозой выдохнул он. – Какого-то кренделя мать себе завела, собрала шмотки и ушла к нему, вот. Позавчера, когда про историка везде гремело, и я не особо на чём сосредотачивался, дома тоже не сидел. Отец даже не сразу сказал, не знал как. Вчера утром объяснил популярно.

Пашка молчал.

– Она хмыря этого вот, только-только встретила, я проверил. Там даже любви у них не было. Я, короче, херанул отвращения им, и они разбежались. Только мать не возвращается ни фига. Да и отец её не примет. Короче, пока всё не навертелось одно на другое, и пока мать на развод не подала, надо им память про эту дичь снести. Пока я докачаюсь до сотого, куча народа узнает. А это всё я своими правками нахуивертил, не было бы так. Дебил я. Поможешь? – с опаской уточнил Марципан.

Пашка почесал макушку.

– Я могу, – наконец осторожно сказал он. – Только ты прям чётко подумай, чё настраивать. Чтобы ещё хуже не вышло. Ты хочешь страх вернуть?

– Не, это тупо как-то, – вытянул рожу Славка и задвигал губами.

– А почему тогда ей опять так не сделать? Если она такое только из-за страха не вытворяла?

– Это чё за предъява?! – рявкнул Марципан, сверкнув глазами.

– Это ты сам мне сказал, что такое – последствие скрученного страха. Так?

– Ну так, – присмирел бывший одноклассник.

– Значит, если память убрать, а страх не вернуть, логично, что всё повторится.

– Блин, – выругался Марципан. – Логично. Но муть какая-то. Значит, надо что ещё подкрутить обоим, так?

– Это вот как знаешь, – отвёл взгляд Пашка и почувствовал, как внутри что-то неприятно засосало. – Могу даже сам настроить, что скажешь. Безвозмездно. Но под твою ответственность.

– А у тебя много свободных баллов? Я быстро отдать не смогу, у меня по нулям, и квесты вшивенькие.

– Нормально у меня, – буркнул Пашка. – И возвращать не надо. Это за помощь с Островской будет. Взаимозачёт. Знаешь, где она? Мать?

– Она вечером придёт собирать оставшиеся вещи и со мной разговаривать, договорились уже. Жесть, короче. Отец хотел на это время свалить, но я ему нажал тоже быть дома. Ну и тебя запущу. Только чтобы никому! – припечатал Слава со злобной и почти бессильной угрозой.

– Если мы не возвращаем ей страх, надо что-то бате твоему подкрутить, а то факт то же самое выйдет, – предупредил Пашка.

Слава вздохнул.

– Ладно, давай вместе покопаемся. Но если хоть слово о родителях моих скажешь херовое…

– Рыло набок, я понял, – чуть не засмеялся младший Соколов.

Уговорились, что Пашка подтянется к дому Марципана часам к шести, если что, тот должен был отрубить предков спать и дожидаться помощи. Очевидно, что нужно было соблюдать осторожность. Сорить баллами без оглядки – навести Славку на ненужные подозрения. Которые, конечно, можно убрать за сто семьдесят девять рублей, но почему-то казалось, что такие вот штучки до добра не доведут.

И что с родаками Марципана лучше было бы всё просто вернуть к заводским настройкам, а не мудрить.

Потом Пашка представил, что к «заводским» настройкам вернётся его собственная мама, и по телу прошлась дрожь.

В конце концов, продав душу, человек имеет право пожить в своё удовольствие. Даже если он – Марципан.

Погода была отличная, и повсюду бродили гуляющие. Пашка заглянул на двадцать минут в стоматологию, пополнил запасы финансов и набрал Пионову. Даже веник в цветочном прихватил.

Подруливая к её дому, он с отвращением понял, что готов заниматься какими угодно случайными делами, лишь бы не принимать бесповоротных решений. Но ведь это только второй день его админства. Время подумать по-людски ещё есть. Так ведь?

После Марципанниковых катнётся на Терновское кладбище. Ночью допросит Агнию. Завтра точно всё решит.

Люська замутила к его приходу невразумительный салат с мясом, фруктами, орехами и заправкой, похожей на варенье. Ковыряя это тошнотворное безобразие вилкой у неё на кухне, Пашка вдруг придумал лихое читерство на предмет проблемы с оргазмами. Спустив телефон на колени, влез-таки к Пионовой в меню, но исключительно чтобы назначить отложенный кайф – как той бабульке, только по таймингу. Может, ей просто научиться надо, понять, так сказать, что к чему.

Потом вышла накладка, позвонил Пионовский батя в самый неподходящий момент и попросил отрыть на его компе какой-то нужный файл и загрузить куда-нибудь срочно. Люська сначала искала файл слишком долго, а потом он оказался больше, чем почта привязывает. Короче, чуть было не научил Пашка свою девушку испытывать настоящие оргазмы от трёпа с родным отцом и насилия над почтовыми сервисами.

Едва и успел перенести назначение, потому что, пока они ещё до этого долбанного звонка раздевались, телефон его бахнулся в диванную щель и провалился куда-то так, что вытащить его стало настоящей задачей.

Но зато эффект после всех этих выкрутасов от Пашкиной придумки превзошёл все ожидания!

Люська взялась привычно постанывать и томно приоткрывать рот, а ещё сиськи свои руками приподнимать до соблазнительных округлостей, а потом вдруг на полувздохе застыла, хлопнула губами, вытаращила глаза, как рыбка-мультяшка, вздрогнула раз всем телом, даже внутри, и вообще прекратила извиваться и двигаться. Но зато на лице такое непередаваемое выражение появилось, что Пашка и сам кончил от удовольствия. К тому же ещё и льва тщеславия в прилоге в довесок к овну похоти и букве «заин» за нарушение седьмой заповеди дали.

После такого фурора Пионова стала тихая, задумчивая и улыбчивая, предложила Пашке стейк взамен извращенского салата и даже что-то напевала у плиты.

Оставлять её сегодня совсем не хотелось, как и думать о постороннем, но в половине пятого Марципан напомнил, что ждёт, и вообще можно уже приходить.

– Вырубил на хер, – оповестил он, когда Пашка позвонил в дверь нужной квартиры. – Сраться начали.

За его спиной нарисовался приземистый мускулистый бульдог, которого Пашка тут же вспомнил: этой тварью его года с полтора назад загнали на сетку-рабицу забора какого-то детского сада, о который он изранил ладони и пропорол дублёнку. Тогда ещё дома крик стоял такой, что соседи стучали.

Бульдог тоже Пашку признал и зарычал угрожающе, но Слава топнул на него ногой, и пёс, тут же успокоившись, обиженно потрусил куда-то в недра жилплощади.

Тут царил раскардак, часть ящиков и шкафов были распахнуты, посреди большой центральной комнаты (в квартире Славы не оказалось как такового коридора, только выложенный кафелем предбанник, переходящей во что-то типа гостиной – с нехилым ремонтиком!) лежали два открытых чемодана на молнии, но оба внутри были пустыми, а рядом с одним высилась горка бабского шмотья, будто его вытряхнули. Ещё около стола валялся разбитый стакан и имелся кровавый след на ковре.

– Отец двинул кулаком, и разбилось, а я напоролся потом, – поймал взгляд своего тайного гостя Слава. – Херни не подумай.

Высокий мужик в строгих брюках и рубашке спал лбом в столешницу, свесив правую безвольную кисть над осколками стакана.

Тощая, словно недоедает стабильно, мамка Марципана лежала на большом разложенном диване перед плазмой. Лежала косо и неудобно, будто её туда оттащили волоком и бросили.

Рядом уже крутился злосчастный бульдог, проявляя признаки беспокойства.

– Она ещё никому не растрепала, даже бабушке с дедушкой, – ввёл Пашку в курс Марципан. – Подруг тоже не посвящала. Хотела сначала квартиру найти и всё уладить с отцом. Но на развод бумажки собрала почти и ещё была у адвоката. Хорошо бы ей нажать ему дать отбой, чтобы не названивал. А потом уже сносить память.

Пашка почесал бровь, отодвинул от стола свободный мягкий стул и, сдвинув ногой чемоданы, поставил в центре комнаты. Полез в менюхи Марципановских предков. Слава маячил за спиной и зырил в экран, из-за чего было особенно некомфортно: вроде менюха админской учётки просто смахивалась, кнопок странных там не добавилось. Но Слава мог увидеть, например, безлимитные баллы. Обычно после оплаты опции выводится баланс, и сейчас, жмакни что Пашка, будет рамка с напоминанием о безлимите.

Надо отвлечь его как-то, когда придёт черёд менять настройки характеров и памяти.

Потом Пашка сосредоточился на параметрах. Они оказались не особенно понятными.

– Чёт я не догоняю, – пробормотал наконец младший Соколов, клацая взаимоотношения с женой в инфо Дениса Марципанникова по второму кругу. – А чего она его боялась? Тут вот и любовь, и забота, и обеспокоенность судьбой – всё за восемьдесят процентов к ней.

– Не гони, отец нас любит! Ты чё ваще себе надумал?! – возмутился Слава и переступил с ноги на ногу. – Просто он, ну… строгий. Бескомпромиссный.

Пашка нахмурился и перевёл камеру на спящую Марципанникову.

– А тут ты чёт уже крутил, кроме страха перед? – уточнил Пашка.

­– Вина у неё вот скаканула, после разрыва этого дебильного, а гнев, наоборот, упал, хотя был высокий. Но сам упал.

– Ну у неё как бы всё почти прилично, – пробормотал Пашка, – и любовь, и обеспокоенность судьбой, и дружеские чувства.

– Если ты готов расщедрится, давай доверие поднимем и тревогу перед снесём, только не в ноль, а то она берега путать начинает, а там процентов до сорока. Ну и раздражение удали вообще, оно щас упало, но скачет постоянно само, всё равно наберётся.

­– Косые какие-то показатели, ты точно не шарился тут с правками? Неправдоподобные.

– Всё оно правдоподобное, – огрызнулся Слава. – Отца надо знать.

– И чё он такое делает?

– Воспитывает. – Слава помолчал и добавил: – Как в армии. Закаляет характер.

– Охеренно он тебе назакалял! – не сдержался Соколов-младший. – Опускать слабых – это закалка характера?!

– Вообще да, – хмыкнул Марципан и повторил: – Как в армии. Чтобы боялись и уважали.

– Чтобы жена на девяносто процентов боялась?!

– Базар фильтруй, – напомнил Слава. – Если у тебя батёк-рохля, то могу только посочувствовать.

Пашка прикусил язык. Он тоже боялся своего отца, хотя никакого уважения притом к нему отродясь не испытывал. Судя по всему, про своё расследование внутри отцовой памяти касательно Андрея Соколова Марципан забыл из-за адаптации. И усердствовать, чтобы он предком пропавшим интересовался, точно не стоило.

– Чё кому менять говори. Сделаю и будем квиты, – объявил Пашка.

– Сначала про уход из дома и память. Она ещё в понедельник утром решила, смотри воспоминание в семь сорок утра. Потом думала сутки и вычудила…

В семь сорок утра правильноармейский батёк Марципана поднял крик из-за пригоревшего тоста (тосты, блин, на завтрак!) и расколошматил тарелку о стол. Пашка решил это не комментировать. Вообще, хотелось свалить, а не перепрошивать чужих предков, потому что и своих хватило с головой.

Пришлось поизвращаться, чтобы Славка не зырил в экран: переспрашивать даты, отвлекать его всяко, и даже раз оплатить убирание лишнего впечатления. Но в итоге оба предка Марципана про развод забыли.

Негативные штуки мамке Славы они, посовещавшись, свели почти все к двадцати процентам и решили, что так будет терпимо, а если что, то и сам Марципан скоро докачается. У него был уже восемьдесят второй уровень.

– Уверенность в себе у бати проверь, – посоветовал Пашка на прощание. – Очень интересно от неё всё меняется.

– Куда ему больше, – хмыкнул благодарный и очень приободрённый Слава.

– Вот вообще не факт, что она шкалит. Ты проверь.

– Ну-ну. Психолог.

Психологом Пашка особо не был, он по-тихому глянул, отлучившись в сральню, что та самая уверенность у Дениса Марципанникова на одиннадцати процентах, а у Анны Марципанниковой – на восьмидесяти пяти. Но сам ничего трогать не стал. Не его это дело.

Его дело было на Терновском кладбище. Точнее, на кладбище оно только начиналось…

Глава 9: Некромант Соколов

До нужного погоста Пашка доехал уже в сумерках, костеря Марципана на все лады за задержку. Хотел же успеть посветлу, так нет! Опять некромант Соколов шарится в ночи по кладбищам, блин! Даже подумал перенести вылазку на завтра, но потом отмёл этот вариант, отнеся к малодушию.

К счастью, ограды вокруг гигантского массива захоронений не имелось. 2гис смешно писал про кладбище, что оно закрыто до завтра. Но оно было открыто и в опускающихся сумерках казалось совсем незнакомым.

Хотя бояться было нечего, да и вечер выдался тёплым, и по такой хорошей погоде много кто решил своим покойникам внимание уделить, но за день не управился: на аллейках тут и там виднелись люди, и это Пашку порадовало и приободрило.

Номер нужного ряда за минувшие недели младший Соколов, разумеется, забыл напрочь, но всё-таки примерное расположение группы Айвазовских помнил. И их даже отыскал почти без труда, хотя и не так быстро, как хотелось бы. Стремительно темнело, и пришлось подсвечивать фонариком в телефоне.

А вот могила самой Агнии испарилась, хоть ты тресни. Её-то он помнил. И её тут уже не было. Натурально.

Растерянный Пашка, пройдясь по аллее трижды, вдруг сообразил, что в ту вылазку сделал много фоток, чтобы расследование проводить среди Агниеных ещё живых родных. Снимки нашлись в галерее – целой группой, как у какого-то некрофила.

Пашка видел перед собой сфотканные в мае памятники. Дневной и сумеречный вариант, конечно, выглядели сильно по-разному. Но на общих планах в телефоне отличалось не только освещение. Приподняв бровь, Пашка двинул к очень свежему кладбищенскому закутку, отсутствующему на фотографиях, и вчитался в незнакомое надгробие.

Ах, вот в чём дело! Он не узнал последнее пристанище Агнии потому, что там навели порядок! Сорняки в оградке с шестью могилками выпололи, землю засыпали мелкими камешками гравия, а памятник над Агнией то ли перекрасили, то ли вовсе заменили. На нём лежали свежие лилии с пластиковыми колпачками, полными воды, на стеблях.

Но надпись не оставляла сомнений в том, кому принадлежит захоронение.

Похоже, тут постарался Лосев!

Пашка присел на корточки и отгрёб ладонью камешки у основания плиты. Под ними оказалась какая-то тряпка, которой застелили землю. Пришлось даже надорвать её, чтобы как-то подобраться куда нужно. Потом он вытащил карандаш и смятый целлофановый пакетик.

Было темно, и Пашка пристроил телефон на соседнюю могилу светить, а сам копался у нужной, когда чуть не обосрался из-за того, что к свежеокрашенной оградке, не со стороны дорожки, а с той, что уходила вглубь погоста, прислонилась, хрустнув веткой, приземистая фигура, и булькающий старушечий голос проговорил с укором:

– Оставил бы ты мёртвых, пострелёнок.

Пашка охнул, отпрянул, свалившись на задницу, и двинулся затылком о чей-то крест, а поясницей – о борт чужой могилы. На глазах выступили слёзы от боли. Сердце барабанило в рёбра, выгоняя из лёгких дыхание.

«Сторожиха, что ли?! – клацнул зубами он, и на лбу выступил пот. – Припозднившихся посетителей выгоняет?!»

Фонарик камеры светил вбок, говорившую толком было не видно. Но она оказалась низенькой и широкоплечей. Стояла, опершись на оградку.

– Я… тут… это… бабушку проведываю… Днём занят… – промямлил Пашка садясь. – Испугали! – И он потянулся к телефону, чтобы развернуть сторожиху заниматься своими делами.

– Это не твоя бабушка, – послышалось от фигуры. – Думай, прежде чем присваивать чужих мертвецов. Думай стократно, прежде чем спасать обречённых.

Пашка навёл на сдвинутую сторожиху камеру, и все волосы на его теле встали дыбом. Стартовое инфо было непривычно коротким, но главной жутью оказалось то, что там написано:


«Агния Ауэзовна Айвазовская.

Соединение отсутствует. Поиск удалённого сервера…»


Пашка медленно-медленно поднял взгляд от крутящейся эмблемы в виде планеты около поиска сервера на фигуру, нависшую за оградой.

Вечер был тёплый, но младший Соколов как-то разом испытал глубинный, от самого нутра идущий озноб. В горле совсем пересохло.

Бред, ведь он и пришёл сюда, чтобы поговорить с бабкой Айвазовской! Но, блин, во сне! Это же совершенно другое! Какого…

– Помню страх, – произнесла фигура умершей с полвека назад женщины, – при жизни он бьёт фонтаном, дрожит, сотрясая всё вокруг. Потом страх становится глухим и тяжёлым. Уже непосильным.

– Ты… вы… как… – Больше всего хотелось вскочить и нестись прочь, не разбирая пути, но ноги отказывались повиноваться.

– А ты бы вообще приглядывался получше теперь. – Фигура старухи подалась вперёд и ирреально просочилась сквозь ограду, словно влезла в текстуры в компьютерной стрелялке с херовой графикой. – Уж не всё, что ты способен узреть, относится только к этому миру. Ведь ты, Павлуша, – бес. Учитывать нужно.

На ней был зелёный, похожий на засаленный халат бабки Лиды, сарафанчик с короткими рукавами, застёгнутый на все пуговки под горло. Юбка обнажала совершенно натуральные старушечьи ноги с синими венками, обутые в плоские сандалики. Седые короткие волосы лежали мочалкой на морщинистом лице.

Всё это Пашка рассмотрел, когда кладбищенская небыль ступила в направленный луч света включённой вспышки от камеры телефона. Его он всё ещё сжимал в холодеющей от ужаса руке.

Подсвеченная спереди, призрачная старуха казалась особенно страшной.

– Я не призрак, я бесовка, – проговорила она, словно могла читать мысли. Или могла?

Пашка мученически икнул.

– Бес всегда чует, когда с его могилы землю берут, – продолжала бабулька с того света. – Это давний способ общения живущих с потусторонними силами. Обычно, правда, бес сам направляет своего клиента на могилу за землицей, чтобы проще было связь держать. Но если кто своим умом сподобился, всякий раз чувствует. Потому и является на разговор. Я и в тот раз тут была, когда ты приходил. Ты только меня не видел.

Пашка сглотнул. Внутри всё дрожало, словно органы вибрировали, и оттого загудело в ушах.

– У тебя ко мне дело какое? – подсказала старуха, выждав с полминуты и задумчиво наблюдая, как стремительно намокает на собеседнике футболка.

Он медленно и как-то обречённо кивнул.

Мёртвая с середины прошлого века бабулька ждала.

– Что… что там будет? – сглотнув, осмелился наконец Пашка. В теории ничего жуткого в старушке не было, о том, что с ней надо говорить, он знал и шёл сюда, так-то, за этим. Хотя лучше было ей не того через железные оградки. С мысли сбивало. – В Аду? – пояснил младший Соколов на всякий случай. – Там жгут огнём? Варят в кипятке?

– Ты куришь? – вдруг спросила Агния.

Пашка вытаращил глаза и кивнул. К курильщикам что, особое отношение?! Есть дополнительный грех курения?!

– Зажигалка найдётся?

Пашка совершенно растерянно отставил телефон вбок, на чужую могилку, и похлопал себя по карманам. Он всё ещё сидел на земле, и вытаскивать пластиковый прямоугольничек из штанов оказалось неудобно. Пришлось странно выгнуться, хотя и так сидеть у ног мёртвой бабки из Ада – то ещё удовольствие…

– Сделай пламя и держи, – попросила Агния.

Соколов-младший растерянно щёлкнул несколько раз колёсиком и протянул вверх руку.

Старуха нагнулась и опустила высушенную ладонь на огонёк. Пашка подался убрать зажигалку, но собеседница присела перед ним, устремляя руку за пламенем. Язычок дрожащего огня плясал под ладонью, в ней и над ней. Невольно Пашка поднял кулак выше, и его рука, совершенно ничего не испытав, прошла сквозь Агниено тело, будто она была голограммой.

– Душа не имеет формы. Она не может гореть, вариться или жариться. Все физические ощущения остаются позади. У нас есть только память о них.

– А в чём тогда наказание? – прошептал Пашка, гася и опуская зажигалку. Хотелось протереть глаза. А потом сбежать отсюда.

– В памяти. – Тонкие губы старухи искривились в странную гримасу.

– Не понял.

– Что же тут непонятного, Павлуша? Тела нет, жизнь прожита и уже никогда не вернётся. Второго шанса не будет. А память остаётся с тобой. Обо всём, что сделано и не сделано. Обо всём, что уже никогда не произойдёт. О том, что уже произошло и не может измениться. Попадая на небо, души переходят в новое состояние, оставляют земную жизнь в прошлом, соединяются с Творцом. А в Аду они пылают в огне собственной памяти вечно.

– И всё?!

Мёртвая старуха горько усмехнулась, сложив в два веера кожу в уголках глаз.

– Всё, – подтвердила она с чем-то, очень уж отдающим сарказмом.

– А зачем вы… то есть как вы вообще… Вы же типа раскаялись. Как вы вообще стали бесом? – припомнил список своих вопросов Пашка.

– Продавшие когда-то душу и есть самые удачные бесы, Павлуша, – развела руками Айвазовская. – Те, кого правильно подобрали. Те, кто успевает раскаяться до смерти.

– Разве раскаявшийся может кому-то вредить? – поразился младший Соколов.

– А кто они, по твоему разумению, те, кто Каинами быть прекратили? – прищурилась мёртвая бабуля. – Нынче много с Андреем Витальевичем о том говорю, спасибо тебе за него и за надежду. Прямо философами стали…

– Ну… хорошие же… которые не врут, не убивают…

– И не ропщут, – закончила Агния Айвазовская. – Заслуженную кару принимают равно как и заслуженную благость. И всё разумеют заслуженным. Творец, Павлуша, людей в первую очередь желал видеть послушными. За ослушание выдворил он наших прародителей из Эдема. Проходить испытания на земном пути. Чтобы понять, кого можно принять обратно. Смиренными. Отринувшими грех. Так исстрадавшимися от свободы воли, что согласными от неё отказаться. Сделать свой последний выбор.

– Звучит как-то очень хуёво, – пробормотал Пашка.

Старушка от мата поморщилась, а потом заключила:

– Просто мало ты от своего выбора пока пострадал.

– Я немало! – искренне возмутился Пашка. – Но я чисто послушным быть не хочу.

– А тебе уж и не нужно. Душу ты продал.

– Так ведь и вы продали! – обиженно огрызнулся он.

– И это был мой самый неверный и самый страшный выбор. Даже сейчас, когда не должно остаться никаких желаний, одно есть и вечно пребывает со мной: о том забыть. Таков мой Ад. Не знаю, сумею ли я из него выбраться. Помилуют ли меня.

– Вроде в вашей семье считается, что вы всем удачу приносили, и Лосев так говорит. О чём вы тогда так помнить не хотите? – начал спорить Пашка, потому что мёртвая старуха несла какую-то муру. Рай должен быть курортом. Если не с блэк-джеком и шлюхами, то как минимум очень приятным. При чём тут послушание?!

– Девушки, Павлуша, пропадали в столице, – неожиданно проговорила Агния, устремив взгляд куда-то в сторону и вверх на вершины тысяч могил вокруг. – Много-много лет. А я только после смерти узнала, что с ними всеми мой родной сын вытворял. Тот самый, чтобы спасти которого от расстрела, я и продала душу дьяволу. Выбор – страшное проклятье людского рода. Пока есть выбор, нет покоя. А за пределами жизни, когда выбора уже нет, а остаётся только пламя собственной памяти, ничто так не ценится, как покой. Град Небесный даёт покой. А под землёй есть только пустота и память.

– А хорошо вообще где-то бывает?! – возмутился Пашка.

– У всех своё понимание хорошего, Павлуша. Не всякий выбор несёт такие страшные последствия, как мой. Оно так всё больше у тех, кто контракт заключает, потому как у них возможности шире и дури хватает в голове. Меньше сил прилагать надо для выбора. Он потому и есть такой трудный для многих, что чуют твари людские последствия. Вот только даже счастливая по большей части жизнь, в которой не случалось много скверного через выбор, она не меньшим Адом станет, когда превратится в одно лишь воспоминание. Ты ведь над тем голову свою ломаешь, затем меня позвал? – прищурилась старушка. – Понять пытаешься, стоит ли страшиться Ада?

Живой бес Павел Соколов осторожно кивнул.

– Стоит, – уверенно сказала Агния. – Оно бы, может, и боль от настоящего огня, которую почувствовать можно, лучшей была бы. Потому как боль физическая может свести с ума. А безумие спасает от Ада. Блаженные все как один попадают на небеса, словно несмышлёные младенцы. Оказию получают иную судьбу заиметь. А Геенна Огненная собственной памяти страшнее всего прочего – если ты уж ничего сделать не можешь. Послушай ту, кто совершил очень много ошибок. Если у тебя есть шанс позабыть свою жизнь и воссоединиться с Творцом, обретя покой, – сделай это. Покой – самое ценное. Есть у тебя ещё вопросы, Павлуша?

– Н-н-не знаю.

– Оставь могильную землю там, где ей место. Я плохой советчик. Я всегда ошибаюсь. А с этим ты и сам справишься.

Нематериальная старушка развернулась и как ни в чём не бывало пошла сквозь памятники, кресты и ограды прочь. Как только она опять взялась возмутительно просачиваться, Пашка позабыл все мысли и только таращился вслед.

Может, он спит всё-таки, а?!

Господи, ну как же его угораздило во всё это вляпаться?!

Телефон в руке вздрогнул, в пуше показался «гимель» за богохульство, и Пашка застонал. А пока он отвлекался, силуэт мёртвой бесовки Агнии совсем перестал различаться вдали.

Ну, зашибись, перспективки!

Там – херово, там – вообще концлагерь какой-то. Может, и правда повезёт ему крышей поехать ещё при жизни, чтобы не мучиться?!

Имеются все предпосылки!

Хотя что-то в словах бабки Агнии было.

Выборы Пашки уже немало досаждать стали, а ему только шестнадцать годков.

Но вот идея быть тупо послушным тоже претила вовсю. Прямо нутро ей противилось.

Это противоречие Пашка отметил, хотя до конца и не обдумал, ещё когда Другая мама взялась с ним о разводе совещаться. Хотелось в одно и то же время и быть взрослым да крутым – и не принимать при том никаких важных решений. Но пока все решения за Пашку принимали, например, предки, чувствовал он себя препаршиво! И чё? А если бог там того, с придурью?

Прилетел второй «гимель».

– Сука! – в сердцах рявкнул Пашка телефонному экрану и тут же получил третий, потому что вполне понятно было, кто подразумевался.

Он страдальчески закрыл глаза.

Дальнейшие планы не то, что яснее не стали, – всё окончательно запуталось. Вот в натуре: лучше было Пашке оставаться говноедом и жить себе спокойненько без всех этих сложностей.

Мысль вроде как подтверждала мнение Агнии о том, что в Аду всё-таки будет плохо, даже и без котлов со сковородками.

Походу, выбор – реально не Пашкино. Но если ему его не оставляли, он ведь прямо бесился!

Слово, мелькнувшее в голове, не понравилось. Царапнуло неприятно. Быть бесом Пашке тоже почему-то не улыбалось, хотя в его прежней системе координат, скорее всего, показалось бы очень крутым.

Вообще, прав был Лосев: расскажи Пашке всю правду перед подписанием договора, он, придурок, точно бы на всё согласился.

Как же осточертело-то оно…

Пашка уставился в гравий, который уже отдавил задницу.

Может, не так оно и плохо без выбора?..

Почему даже это, блин, выбирать надо?!

– Многие знания – многие печали, – вдруг отчётливо проговорил совсем рядом детский голосок.

Пашка, охнув, рванул руку с садящимся уже телефоном в направлении звука и увидел девочку лет десяти в джинсовом комбинезоне. Она стояла около раскидистого тёмного куста, и парочка веток пронзала девочку насквозь. А метрах в ста за низенькой фигуркой над оградками захоронений виднелось ещё несколько человеческих силуэтов.

Заорав в голосину, живой бес Павел Соколов вскочил на ноги и, набивая синяки обо всё, что встречалось на пути, понёсся к дорожке и прочь с треклятого кладбища.

А застывшие духи среди могил глядели ему вслед.

Вот только этого всего и не хватало для полного счастья!!!

Глава 10: Уведомление системы безопасности

Обилие бродящих по городу в довольно позднее время странновато разодетых людей Пашке по дороге домой тоже сильно перестало нравиться. Чтобы как-то успокоиться и отвлечься, он погуглил, что сегодня за праздник.

День города же вроде будет только во вторник. А вчера и сегодня – вообще ничего особенного. Даже и не выходной...

Проверять до оскомины нехорошую догадку очень долго не хотелось, но за пару кварталов от дома Пашка всё-таки начал ловить прохожих за окошком объективом камеры.

Чёрт!


«Ирина Геннадьевна Северодвинская.

Соединение отсутствует. Поиск удалённого сервера…»


«Илья Олегович Полёв.

Соединение отсутствует. Поиск удалённого сервера…»


«Агриппина Поликарповна Конюхова.

Соединение отсутствует. Поиск удалённого сервера…»



Очень хотелось завыть. То есть он уже два дня бродит в толпе мертвецов и думает, что кругом народные гуляния вроде Хэллоуина?! Да твою ж!

Почему тут столько народа шатается и не в Раю, и не в Аду?! Это ещё с какого перепугу выходит? Или они тут и есть в Аду?! Но нет, и Вельзевул, и Агния, и Лавриков про что-то подземное твердили. Товарищ разработчик вон вообще какое-то ледяное озеро в кругу упоминал, где на лыжах катается.

А эти все, простите, кто?!

И какого фига слоняются?!

Спасибо хоть водила живой, блин!

На скамейке у подъезда продолжала сидеть бабка, и, выйдя из такси, Пашка о неё прямо перецепился взглядом. Всмотрелся, не выпуская незахлопнутую дверцу. А это полуночница, случаем, не…

Когда Пашка был ещё мелкий, в их подъезде эмчеэсовцы из-за вони вскрывали квартиру на девятом этаже, и там нашлась забытая всеми мёртвая пенсионерка, которой его потом какое-то время до усрачки пугал брат Серёга. То ли Тиверская, то ли Теберская… Отец ещё материл старшую по дому за то, что та взялась на венки с соседей собирать, хотя государство и так уже хоронило бабульку на муниципальный счёт…


«Зоя Афанасьевна Тиберинская.

Соединение отсутствует. Поиск удалённого сервера…» – определил бабку телефон.


Пашка стремительно отвёл камеру и всеми силами постарался сделать вид, что покойницу, как и все, не видит. Ещё не хватало, чтобы она к нему привязалась!!!

Вот только зомби-апокалипсиса и недостаёт на его больную голову!

Серёга при братовом появлении мигом выскочил в коридор и принял стойку. Пашка это проигнорировал, цепляя носками задники кроссов и стягивая их. Лицо брата поскучнело.

– Засранец ты! – объявил почему-то Серёга и ушёл в комнату, поддев ногой Стержня по пути.

Другая мама разогрела ужин и спросила, как дела на работе. Пашка промямлил что-то невразумительное. Сжевал еду, двинул в спальню и начал переодеваться. Когда он стянул джинсы, сзади напрыгнул брат с каким-то баллончиком-спреем. Попытался защемить Пашку в захват и оттянул его труселя, но тут же получил удар в болевую точку, отчего мигом согнулся и рухнул на колени. По паласу покатилось средство для экстренной заморозки повреждённых мышц, которое добрый Серёга намылился щедро распылить младшему братику в самую нежную зону.

Пашка поднял баллончик, прочёл этикетку, скрипнул зубами и поставил на шифоньер.

– Завязывай, – посоветовал он, проявляя чудеса человеколюбия: сейчас ничего не стоило заморозить братово хозяйство в отместку так, что тот офигеет! – Веди себя как нормальный человек, блин!

– Охереть, куда ты мне засветил? – поразился Серёга, вставая, и тут же попробовал повторить атаку, но быстро убедился, что братец удачно врезал ему не случайным чудом.

– Отвянь, а, – начал злиться Пашка (об этом свидетельствовал подсветившийся пушем с драконом телефон на кровати). – Или мало тебе?!

– Чё за ниндзя-штуки?! – уже проскулил вторично поверженной Серёга.

– Просто не лезь ко мне со своими «шутейками»! – порекомендовал младший Соколов сквозь зубы.

Брат кое-как добрался до кровати и уставился на него с чем-то вроде восторга. Когда-то одного этого хватило бы, чтобы стать самым счастливым человеком мира эвер. Теперь Пашка молчал, мрачно глядя сквозь оконное стекло на бредущую в ночи через детскую площадку женщину. Скорее всего, мёртвую.


«Вы достигли 106-го уровня!» – уведомила прилога, когда он завалился с телефоном на кровать.


Пашка покосился через стол на подушку переживающего когнитивный диссонанс Серёги: не спросить ли у Лаврикова о том, откуда берутся призраки? Но видеть умерших ещё и во сне не хотелось абсолютно. Уж точно не сегодня!

И Пашка просто свёл в нулину всю энергию, сильно рискуя, что братец этим воспользуется и устроит какое западло в отместку.

Но, несмотря на отказ от связной подушки, треклятые зомбаки не оставляли, и в итоге всю ночь Пашка полол сорняки на огороде бабки Лиды под надзором деда-покойника. Тот был не в духе и то и дело тяпал внучка по ногам нематериальной сапкой.

Проснулся младший Соколов, как водится, к обеду, и дома никого не было.

Опасаясь мести Серёги, двигался он с осторожностью и то и дело проверял бытовые предметы игрухой. Брат чего только не удумывал раньше, даже дохлых тараканов на дно графина с крыжовенным компотом Пашке насыпал. А сейчас должен быть зол за вчерашнее.

Но то ли братец подлянку вопреки своей мудаческой натуре не устроил, то ли Пашка её обошёл, то ли так и не понял. На горизонте было спокойно.

Проверив за завтраком баланс общей теперь с Лосевым карты, младший Соколов понял, что пора посетить стоматологии: старый бомж попытался разбудить своё чревоугодие в ресторанчике морепродуктов и почти очистил счёт.

Вот и дело, благодаря которому можно пока не выискивать грешников. Ну или покопаться для проформы в инфо у пациентов. Вдруг кто подходящий сам нарисуется?..

Но не успел Пашка исцелить и троих страждущих в очереди, переведя себе положенное дантисту вознаграждение со счетов врачуемых, как в верхнем углу экрана телефона, около часов, появился странный восклицательный знак, а в пуше пришло сообщение:



«Дополненная реальность: оповещение системы безопасности».


Пашка тут же на него нажал, ничего хорошего не ожидая абсолютно. Сейчас как врубится таймер обратного отсчёта на поиск грешников или что-то вроде того… Но в игрухе оказалось и вовсе неожиданное уведомление:


«Скачивание видеофрагмента истории помещения в границах проживания пользователя Павел, сын Андрея (Живой бес). Внимание: 08.06.2018 в 15:04 зафиксировано скачивание фрагмента _История/Кухня/06.06.2018 с 12:27 по 14:12».


У уведомления имелась одна-единственная кнопка «Понятно!», которую и пришлось нажать, чтобы разморозить приложуху.

Это ещё что такое означает?!

Шестое – это позавчера, первый день Пашкиного админства. А в районе обеда дома на кухне…

Он похолодел, и, подарив какой-то бабульке три новеньких зуба взамен сгнивших без всякой оплаты, опрометью понёсся в квартиру.

Там всё ещё никого не было и зримо ничего с момента ухода Пашки не изменилось. Только не могла же игруха такое придумать?!

Чтобы какой-то другой пользователь скачал файл из истории кухни, ему надо было как минимум взять кухню в объектив, а значит, зайти в квартиру. С бешено бьющимся сердцем Пашка выскочил в прихожую и навёл камеру на дверь. Рамки определили ручку, створку и коридор в целом. Клацнув по последнему варианту, Пашка загрузил видос с без пятнадцати три и включил быструю перемотку.

И вот дверь открылась, когда не должна была, а на пороге…

Как ни в чём не бывало предстал Игорь Васин собственной персоной. Он быстро вошёл в чужой дом, притянул дверь и огляделся. В руках Васин держал свой телефон.

Пашка так и разинул рот. Он ожидал увидеть Островскую, в крайнем случае – Марципана. Но этот тут что забыл вообще?!

Васин тиранул подошвы кроссов о колючий коврик и, сделав пару шагов, оглянулся, кажется, проверяя, не оставляет ли во взломанной хате следов. Потом нервно облизал губы и заглянул на секунду в зал, но тут же двинул дальше. А вот обнаружив за следующей дверью кухню, поспешно скрылся из кадра.

Пашка метнулся в нужное помещение, определил его камерой и начал лихорадочно искать требуемый файл, хотя уже было более чем понятно, что там будет на видео.

Какого лешего?! Как Васин это удумал?! Адаптация глюканула, что ли?!

Он же, очевидно, не помнил, как они вломились сюда на удалённом воспоминании! Даже планировку квартиры не знал! Пашка вернулся в прихожую и пересмотрел первый видос. Убедился, что Васин кухню именно что искал наугад.

Но почему тогда, собственно, кухню?! Откуда он знал, что непорядок в памяти имеет отношение к Пашке вообще и Пашкиной кухне – в частности?!

Да и как могла не сработать корректно адаптация дьявольской игрухи?!

Проглядев, как Васин ищет видос, качает его, а потом уходит восвояси, Пашка ошалело вывалившись на балкон, закурил и попробовал херануть ФИО Васина в раздел «В работе» админской странички, но игруха выдала: «Авторизированный пользователь 80-го уровня», и кликабельной ссылка не стала.

Залезть удалённо в инфо не получалось.

Но нужно было бросать всё и разбираться!

Если назначить Васину встречу, он, факт, переполошится. К тому же, посмотрев про себя такое, что абсолютно не помнит, должен понять, что Пашка умеет воздействовать на других пользователей. Не тупой же он. Вон насколько нетупой оказался!

А раз так, может как-то подготовиться!

– А этого нам не надо, – пробормотал Пашка выглянувшему на балкон хмурому Стержню, тут же принявшемуся нюхать видавший виды позавчерашний носок на хозяйской правой ноге.

Да как, блин, вообще можно было додуматься?!

Что за дичь вокруг происходит день ото дня?!

Пашка свирепо затушил окурок о прожжённую крышку от трёхлитрового бутылька и насупился.

Караулить надо было негласно и копаться в памяти, но где Васин живёт, Пашка помнил только примерно со времён, когда настраивал Безумному Максу того гопнуть.

Островская вроде к Васину ездила, да и Марципан должен быть в курсе. Но вообще не факт, что они опять не объединились там в кодло! Хотя навряд ли Славке после вчерашнего сильно есть дело до чего-то, кроме предков. Может, у него в памяти посмотреть?

Стоп. Адрес-то Максу Пашка вбивал с листочка, на который классухе игрой нажал выписать нужную инфу из своих документов, а потом оставить на подоконнике. А куда он его дел?

Ревизия памяти по поисковому запросу показала, без отрыва жопы от перевёрнутого ведра на балконе, что источник информации засунут под обложку дневника за десятый класс.

Васин жил в СНТ в пятнадцати минутах ходьбы от школы. Дома ли он – Пашка, конечно, знать не мог, но, по крайней мере, его можно будет там дождаться. Даже и лучше – чтобы точно не заметил, и получилось покопаться в инфо памяти хорошенечко и всё понять. К счастью, парой страждущих Пашка успел пополнить банковский счёт и располагал средствами.

В довольно вшивенькой с виду развалюхе оказалось в целом пристойно: Пашка открыл калитку сам, а входную дверь – игрухой, когда убедился в инфо дома, что внутри никого нет. Залез он туда чисто из вредности, потому что так-то задолбали к нему самому ходить как к себе в сортир.

Оглядевшись и оценив хату, Пашка отыскал предположительно Васинскую комнату и чуть покрутил историю, но ничего особенного навскидку Васин там не делал.

Зато он сделал другое необычное. Он, блять, пришёл!

Выяснил это Пашка потому, что, наткнувшись на незапертую дверь, Васин прокричал в коридоре:

– Мам?

Тут же кишки в животе Соколова-младшего завязались в узел, хотя любое воспоминание Васина можно снести за сто семьдесят девять стоматологических рубчиков. Но как-то на полуавтомате Пашка в панике юркнул за боковину большого шкафа, между которым и стеной у окна оставался зазор сантиметров в сорок. Скорее всего, там обычно стояли удочки, но сейчас они, к радости Пашки, были разложены тут же на ковре.

Сердце бешено стучало о рёбра, и скот-Васин наверняка бы услышал сбивающееся дыхание, но, удостоверившись, что дома никого нет, он врубил музло. Пашка увидел, как полетел на разобранную кровать играющий рэпчик телефон.

Будет круто просканить этого засранца прямо сейчас и отредактировать всё лишнее! А перед тем, например, усыпить.

Васин отодвинул стул, кажется, около стола с компом. Громко загудел старенький процессор на допотопном ПК. Стараясь не дышать, Пашка подался чуть вперёд и выглянул, как он думал, осторожно – но, к своему ужасу, встретился глазами с девчонкой лет двадцати, почему-то одетой в зимний лыжный комбез. Васин сидел спиной к Пашке за компом, а девка расширила глаза, подалась назад и ахнула звонким противным голосом:

– Ты ещё кто?!

Пашка в панике отшатнулся в свою нишу, ещё не прекратившими дрожать руками разблокировал успевший заморозиться экран, чтобы всем срочно снести энергию. Но почему-то голос Васина девке не вторил, диалог не завязывался, шума не было.

И тут голова в шапке с помпоном заглянула в закуток, половиной затылка срезавшись о недвижимую штору.

– Ты чё меня видишь, что ли?! – оценила Пашкину мимику девка.

А он, как дебил, отрицательно мотнул головой, во все глаза таращась на очередную покойницу.

– Ну обалдеть! – выдала она и на всякий случай засунула свою правую руку в варежке прямо Пашке в грудь, отчего он чуть не заорал в голос. – Ты – живой! – уверенно заключила девица и выдернула кисть, уже всей задней частью просочившись в штору.

На кой-то ляд Пашка прижал указательный палец к губам, хотя кто-кто, а Васин девицу слышать не мог точно.

Она же поймала взглядом экран его телефона во второй руке и окончательно ошарашила выдав:

– Ты тоже всеми управляешь! Обалдеть! И меня видишь! Ну ни хрена ж себе! Я – Лиля. Первый раз за десять лет такое! Ты что тут делаешь? Ты грабитель? Или ты пришёл Игорёшку убивать? Что тут вообще происходит?!

Пашка чуть не заскулил от досады.


«Лилия Анатольевна Сальникова.

Соединение отсутствует. Поиск удалённого сервера…» – определила прилога, поймав торчащую из шторы часть девицы.


– Ты же не надеешься, что я теперь от тебя отстану?! – пронзительно и звонко заржала вдруг мёртвая Лиля (на которую нельзя было никак воздействовать из-за принадлежности к удалённому серверу), чем подтвердила самые худшие Пашкины опасения. – Ты даже круче Игорёшки! Смерть налаживается! – добавила она и опять захохотала на всю комнату, из-за чего младший Соколов совершенно прослушал, как его шевеления привлекли внимание Васина и отодвинулся стул, а опомнился только от хруста своего носа под прокачанным игрухой кулаком одноклассника.

Глава 11: Воробьи и призраки

Следующим ударом Васин выбил из рук Пашки мобилу. Стукнувшись об пол, она отлетела вбок мимо Лили за штору. Новый выпад Пашка успел заблокировать и врезал Васину, сам не понял по какой из загруженных игрухой бойцовских наук. В рот попала кровяка из свёрнутого набок, огнём горящего носа.

Отпрянувший назад из-за очередного удара Васин перецепился через удочку на полу и упал. Но он тоже был нехило прокачанным: сделал подсечку, и Пашка грохнулся следом, а левое колено свело болью. Они снова сцепились. Но походу слизать скилы Островской оказалось идеей хорошей: минут за десять эпичного махача Пашка всё-таки засветил противнику в какую-то болевую точку так, что успел метнуться к телефону.

– Не смей, гандон конченый! – хрипел Васин, пытаясь встать. Он, очевидно, уже на все сто понимал, что подконтролен Пашкиному приложению. – Ты кем себя возомнил, говносос?! Ты что творишь?! Я был первым, первым!

Призрачная Лиля хлопала одетыми в варежки ладошками и подпрыгивала, активно болея, чем очень некстати отвлекала. Руки ходили ходуном и не попадали куда следует.

На оплате мзды Пашка ушёл вбок от броска Васина и смог зайти в его инфо. Потом его сбили на стул с колёсиками, но курсор в строку ввода команды уже был поставлен. Рухнув вместе с поехавшим стулом, Пашка стремительно набрал короткое: «жди» и успел окнуть, потому последовавший болезненный удар ногой (спасибо, не обутой!) куда-то в область почек оказался последним. Васин застыл и даже ничего не говорил. Ждал.

– Это ты, ты приказал телефоном?! – подскочила тут же нематериальная Лиля, заглядывая в экран.

Пашка инстинктивным движением прижал мобилу к штанине и с трудом сел. Башка трещала, дыхание сбилось, руки тряслись, как у солевого наркомана.

– Ну вы дали! – тараторила Лиля над ухом. Лицо и тело пульсировали от боли. Опять переворачивая гаджет и открывая его неотвязному призраку, Пашка кое-как залез в свой анатомический справочник и начал систематически убирать повреждения. – Так, объясни-ка мне нормально. Вы колдуны? – не умолкала мёртвая девушка, рассматривая Пашкину рожу, с которой пропадали одна за другой ссадины. – Или что? Секретные агенты? Супергерои? Как вы это делаете? Вас много таких? Зачем вы дрались? Вы враги? Ты убьёшь его теперь? – глянула она на застывшего Васина. – Отрубишь ему голову? Почему ты меня видишь? Это потому, что ты убиваешь избранных?

– Да Господи, помолчи! – взмолился Пашка, и менюху анатомического справочника перекрыл «гимель» за богохульство. – Ты сама вообще кто?! Ты родственница Васина какая-то?!

– Не, я за Игорёшкой со вчера наблюдаю только, – засмеялась мёртвая девица, сверкая огромными глазищами. – Меня в 2008-м дебил один сбил на повороте, когда я дорогу перебегала, не очень далеко, кварталах в пяти отсюда. Прикинь, его не посадили даже, урода гнойного! Вот от таких козлов, которые всегда сухими из воды выходят, я и страдала всю жизнь. Поэтому меня оставили наблюдать, компенсировали типа немного несправедливость. Теперь я вижу что хочу. За дебилом тем следила долго, но он меня совсем выбесил. Потом за родственничками своими, но они как обычно. – Лиля открыла рот, высунула язык и приблизила к нему два пальца. – За дружбанами типа помыкалась, а потом стала себе интересных всяких искать. Вчера зырила, как Юрец на свиданку шагает, и вижу – натурально, воробей с конвертом на ноге стучит клювом в окно дома. Короче, что там с Юрцом мне теперь глубоко фиолетово! Игорёшка, прикинь, вообще не удивился, форточку открыл, а воробей сидит, ждёт. Игорёшка отвязал письмо и стал читать. Ну и я. А тут прямо шпионские игры и чудеса! Самое то! Покруче, чем когда я в кинохах развлекалась поначалу!!! Потому что он так же, как ты, телефоном управляет разным! Дверь открыть может или вообще кого на бабки развести, чтобы добровольно отдал! Короче, я в шоке! Еле выдержала, пока он дрых ночь! Но ты ещё круче! Ты меня видишь! И даже, блин, раны на коже телефоном затягиваешь! Обалдеть!

– Так. – Пашка назначил Васину стоять три часа за новую плату на всякий случай и впился взглядом в Лилю. – Какие, на хрен, воробьи с письмами?!

– Да я сама в афиге! – так и подпрыгнула та на месте. – Птичка крошечная, живая, на лапе верёвочка и конверт здоровенный, как две птички размером. И как он с этой фигнёй долетел – непонятно. Сел на окно и клювом стучит, как почтовый голубь ну или сова из Гарри Поттера. Я про Поттера первым, веришь, подумала! Там тем более тоже призраки есть и волшебники. Только Игорёшка меня не видел, хоть и избранный! А ты – видишь!

– Почему это он избранный? – прищурился Пашка и подвигал нижней челюстью, чтобы убедиться, что ничего уже не болит.

– Ну так в письме было написано, блин! И он телефоном всеми управляет! Я и поверила. Ты тоже избранный? Вы враждуете? Или вы инопланетяне вообще?! А долго он вот так стоять будет?

– Сколько надо, столько и будет, – буркнул Пашка. – Давай объясняй про птичку свою по-человечески. Что было в письме?!

– А вот тут оно, – подалась вбок Лиля и просочила палец через переднюю стенку верхнего выдвижного ящика стола.

Пашка вытер тыльной стороной ладони подсыхающую кровь под исцелённым носом и встал. Выдвинул ящик и уставился на кучу хлама.

– В файле. Под низ там засунул. У него ещё сообщения в компьютере есть от руководства, – принялась доносить Лиля.

– Какое, мля, руководство?! – окончательно запутался Пашка, перерывая содержимое стола.

– Где ему надо отчитываться, чтобы подтвердить статус избранного, – бредила мёртвая девица. – Я вообще ещё не разобралась толком!

Статус избранного?! В компьютере?! Игруху можно открывать с компа?!

– Во! – подсказала Лиля и неловко прошла прозрачным пальцем сквозь Пашкино предплечье, указывая на файл с конвертами и листами желтоватой и словно бы обожжённой по краям бумаги. Конвертов было два!

Пашка жадно вытащил оба.

– Вот это вчера принёс воробей! – уведомила Лиля, просачиваясь сквозь листок, где было больше текста. – А это я не видела. Да что у тебя руки трясутся?! Положи на кровать, я ничего не разбираю!

Пашка не слушал, квадратными глазами читая отпечатанный на компьютере каким-то угловатым шрифтом текст:


«Избранному!

Уведомляем, что ваша кандидатура на статус Первого пользователя может быть пересмотрена. Появился новый лидер. Вероятно, он уже сумел вас одурачить. Для сохранения вашего имени в списке претендентов на статус Первого пользователя, подтвердите, что разоблачили обман. Для этого отправляйтесь на точку по указанным внизу координатам и просмотрите историю помещения на уровне второго этажа за 06.06.2018. Вычислите интересующий нас фрагмент и скачайте его. Загрузите видеооподтверждение в личные сообщения нашей официальной группы в социальной сети «В контакте». Ждите новый квест с птицей.

С уважением, администрация «Дополненной реальности».


Между основным текстом и подписью шёл набор цифр в формате GPS-координат. Затаив дыхание, Пашка вбил их в 2Гис и убедился, что точка находится в пределах его девятиэтажки. Очевидно, это были координаты кухни! Какого лешего?! Что ещё за избранный?! Васин?!

Он впился взглядом во второй листок из файла:


«Игорь Васин! Поздравляем! Ты можешь стать Первым пользователем «Дополненной реальности»! Сейчас ты возглавляешь таблицу отбора! Утверждение статуса откроет неограниченный баланс баллов! В случае присвоения, право носить статус нужно будет подтверждать, выполняя дополнительные задания. Для активации режима Первого пользователя также предусмотрен ряд добавочных квестов. К тебе поступит запрос на добавление в друзья от нашей официальной группы в социальной сети «В контакте». Прими приглашение. Дополнительные задания могут поступать там или приходить с почтовыми птицами. По состоянию на сейчас ты – лучший! Так держать!»


Какая ещё таблица отбора?! Что значит Васин – первый пользователь?! Какого дьявола тут происходит?!

– Давай, объясни мне! – нетерпеливо топнула ногой, чуть окунув её в пол, призрачная Лиля. – Ну сколько можно молчать?! Меня десять лет никто не видел и не слышал! Что ты за скот-то за такой?! Объясни мне всё немедленно!

Пашка растерянно повёл головой и заметил открытый диалог на экране ПК. На аватарке собеседника в кружке стояла самая настоящая эмблема «Дополненной реальности», как у иконки приложухи! Первым сообщением висело: «Ожидаем видеофрагмент, подтверждающий проведённое разоблачение. Будьте внимательны. Вас никто не должен увидеть. В противном случае миссия будет провалена».

Это пришло вчера! А сегодня, буквально пятнадцать минут назад, Васин загрузил какой-то файл в формате MP4!!! Походу, слил с телефона: он был присоединён к компу USB-шнуром.

Собеседник в диалоге ответил коротким: «Принято. На рассмотрении».

Пашка не понимал ничего ровным счётом! Что за лютейшая дичь?!

Он схватился за голову. Тараторящая без умолку Лиля напрочь отбивала способности к анализу. Это что вообще значит?! Что за игры ведёт Вельзевул?! Он рассматривает ещё одну кандидатуру в сисадмины?! Васина?! При чём тут Васин?!

– Когда это пришло?! – свирепо рявкнул Пашка, потрясая перед призраком второй бумажкой, где говорилось о поздравлениях.

– Откуда я знаю?! – возмутилась Лиля. – Да я даже дочитать не могу нормально! Я вот это видела, вчера, часов в пять или шесть! – ткнула она в другой листок. – Его воробей принёс. С тех пор вот наблюдаю! Хватит задавать вопросы, ты обалдел вообще?! Отвечай на мои!!!

Аккаунт с аватаркой игрухи назывался «ДопР: отбор». Он был закрытым наглухо, но через учётку добавленного в друзья Васина Пашка быстро убедился, что страница пуста – там не было ничего, кроме авки. Учётка значилась зарегистрированной двадцать девятого мая этого года. Других друзей у акка не имелось. Но зато переписка, когда Пашка опять открыл диалог и мотнул вверх, оказалась длиннее, чем увиденный сразу фрагмент!

От тридцатого мая и первого июня акк «ДопР: отбор» прислал дважды: «Сообщения были удалены. Удалите свои сообщения» – в 23:40 и 01:22. Видимо, переписка была изначально куда больше.

Почему с Васиным начали общаться через новые каналы?! На фига? С хера ли именно с Васиным?! Или это вообще со всеми, кроме него, Пашки? Это потому, что он не чешется искать грешников?! Так пара дней всего прошла! Надо человеку вообще дать прийти в себя и как-то осознаться?!

Воробей… слово «воробей» почему-то беспокоило… Уж не поминал ли Васин воробья давно, ещё перед тем, как они все вступили в заговор против историка?!

Пашка так и похолодел. Точно! Он же ещё решил тогда, что у Игорька совсем не все дома!!!

И что?! Васину хотели предложить админство раньше, чем Пашке?! Да с какого это перепугу?! Что за наебалово тут готовится?!

Пахло какой-то подставой, даже большей, чем вся это сраная кража души!

Пашка разинул рот и уставился на застывшего одноклассника. Каша в башке начала пульсировать. Призрачная деваха продолжала трындеть не умолкая. Она злилась.

– Заткнись, или я сейчас отключу себе способность тебя видеть!!! – взорвался младший Соколов.

Лиля мигом захлопнула рот, хотя глаза выпучила ещё сильнее. Но, кажется, в спонтанный блеф поверила и подыспугалась.

Пашка поднял упавший стул и поставил перед Васиным. Под надзором сосредоточенного призрака, от которого совершенно не получалось загородить телефон (да и, похоже, уже было незачем), оплатил ещё один доступ к инфо Васина и полез в первый раздел, доступный только для чтения. Открыл память и вбил в поисковую строку слово «воробей».

Игруха запестрела сотнями строк, но Пашка перемотал в самый низ и проглядел последние. И нашёл! Двадцать девятого мая, когда гнидень назначил себя мэром, и накануне первой волны коллективного безумия!

Он клацнул воспоминание и убедился, что Лиля почти в точности описала схему, которая, видимо, повторялась, только в первый раз Васин прямо-таки охерел. Да и кто бы не охерел! В натуре, самый настоящий живой воробей спустился с неба и принёс (во дворе Васинского дома, когда он смазывал цепь на велике) первое письмо! И там было написано, что Васин – лучший пользователь, которому могут открыть безлимит! За неделю до того, как Пашке предложили админство!!!

– Ты можешь смотреть видосы из прошлого?! – не выдержала Лиля. – Или ты тут снимаешь Игорёшку по-тихому?! Ну, расскажи мне, пожалуйста, только не прекращай меня слышать! Будь человеком, я десять лет ни с кем не говорила!

– А другие духи? – рассеянно спросил Пашка, скачивая себе первый видос про воробья и прогружая второй.

– Какие ещё духи?! – опешила Лиля. – Ты знаешь других призраков?! – вытаращила глазища она. – В Пензе?!

– Да везде же, – удивился, в свою очередь, Пашка и даже встал, отодвинув штору на васинском окне. Вытянул шею. Заподозрил дедка, стоящего у забора через пару домов. Проверил, и точно! – Вон, например.

– Где?! – ахнула Лиля и жутко нырнула плечами в стену. Потом вынырнула. – Да где?!

– Ты не видишь вон того деда? – поразился Пашка и показал ей мертвеца через экран приложухи.

– Офигеть! Есть другие призраки?! Почему я их не вижу! Это не честно!!! А ты почему видишь?! Ну пожалуйста, объясни, кто ты такой!

– Подожди, – смягчился немного Пашка. – Мне нужно тут решить с твоим Игорёшкой.

– На фиг Игорёшку, – нехорошо объявила Лиля. – Я выбираю тебя!

Это Пашке совсем не понравилось. Но сейчас надо было понять в первую очередь, как решить главную проблему. А то ещё понабегут домой Васинские покойники!

Но он же не сможет убрать никаких воспоминаний, не связанных с собой! Значит, про письма с воробьями Васин так и так будет помнить! И попрётся заново качать историю Пашкиной кухни.

На кой ляд Вельзевулу одновременно направлять к нему Васина и уведомлять Пашку о скачивании файла?! Что за херобора невразумительная?! Что за тупейшие игры?! Это какие-то адские соревнования, или что?!

Полторы недели назад было ещё вообще непонятно, как Пашка себя поведёт в должности сисадмина, чтобы искать замену! Демон пиздел, что сразу Пашку видел в этой роли, как первого! Вот наёбщик рогатый! Да что такое?!

А если Васин лучше справится, это что?!

И ведь никак его не почистишь!!!

Всё, что Пашка сумел сделать, это убрать с адаптацией своё проникновение в дом и драку. Только вот на Васине оставались следы побоев, да и то, что не видно, будет здорово ощущаться! На фоне скачки истории кухни нужно будет быть дебилоидом, чтобы не сопоставить два и два и недопетрить, что ему снова почистили черепушку!

А сносить к херам память о визите к Пашке не имело никакого смысла. Что его, караулить и разворачивать всякий раз? Тем более он уже загрузил, блин, файл.

На хера диалог в контактике?! Почему там?! Почему у Пашки такого нет?!

Теперь, небось, сука-Васин растреплет Марципану и Островской ещё про Пашкины допспособности! Или не решится без указаний?!

Может, побазарить с ним начистоту?

Пашка смерил Васина неприязненным взглядом и вместо того назначил ему брать велик и гнать на нём на полной скорости до тех пор, пока на хер не свалится на какой-то ухабине. Очнётся Васин после назначения уже на земле и спишет свои побои на падение. Это могло прокатить.

– Ты зачем ему такое написал? Ты хочешь, чтобы он свернул шею? Или что? – допытывалась Лиля, пока Пашка игрухой удалял с пола, шторы и своей футболки кровавые следы. – Ты бы тогда лучше сделал под грузовик ехать или по встречке хотя бы. А от него останется призрак?

– А-а-а-а, да помолчи ты! Мне просто нужно, чтобы он не ломал голову, откуда ссадины!

– А почему ты их не уберёшь, как у себя? Ты когда мне расскажешь, как это делаешь? А ты где живёшь? Я в последнее время наблюдаю больше богатеньких. У тебя крутой дом? Бассейн есть? Тебе сколько лет? Ты школу-то окончил? Или ты просто в теле пацана? Или что? Да ну что ты молчишь, блин?! Ты там не вырубил возможность меня слышать? Я тебе устрою, если так! Не смей! Тебя как вообще зовут? Алло!

Пашка, усердно оглядываясь, чтобы не оставить следов в чужом доме, вышел на крыльцо и запер игрухой замок на двери. Лиля топала за ним, не прекращая трындеть.

И тогда Соколов-младший очень чётко осознал, как крупно вляпался.

Глава 12: Банный лист

– Слушай, а ты можешь остаться здесь? – неуверенно попробовал Пашка выбраться из этой задницы. – Помочь мне последить за Васиным? Ну, за твоим Игорёшкой? Условимся, куда я буду приходить за инфой и когда. Мне важно знать про всех новых воробьёв.

– Посмотришь в своём телефоне, раз надо, делов-то! – не повелась Лиля. – Фигушки я теперь от тебя отстану, и не мечтай! Я десять лет ни с кем не могла говорить! Ты хоть представляешь, каково это?! Теперь ты мой друг, товарищ и брат! Если будешь себя хорошо вести, дам иногда спать. Но нечасто! – припечатала она, то ли в шутку, то ли всерьёз.

Пашка чуть не взвыл. Было ясно только одно: ни в коем случае нельзя дать ей вычислить, где он живёт! Судя по вопросам про бассейн, если Лиля и таскалась за Васиным на Соколовскую кухню, то со своим новым «другом» ту жилплощадь не связала. И, похоже, даже скачанный видос если и смотрела, то не очень внимательно. Да там и не особо видно лица, обзор-то широкий, а Пашка, к счастью, одет сегодня в другое.

Если она поймёт, где его искать… Но как отвязаться от нематериальной бабы, на которую нельзя воздействовать даже телефоном?!

– А призраки не спят? – мрачно уточнил младший Соколов вслух.

– Нет, конечно! – по-конски заржала Лиля. – Зачем? Я не устаю. Но я добрая, и тебе спать дам, только не сегодня. А что ты будешь делать? Охотиться на других избранных? Давай уже объясняй, что это всё значит! – Она оглядела улочку СНТ. – А тут есть ещё привидения? Ты их тоже услышишь? Ты можешь их расспрашивать и мне переводить?

Пашку уже начало беспокоить другое. Они выбрались с территории Васиных и шли по пешеходной дорожке, а люди вокруг, очевидно, были не только мёртвыми. И говорить с Лилей здесь очень и очень странно.

Но он догадался нарыть в рюкзаке беспроводные наушники, которые себе прикупил. Демонстративно вставив один в ухо, Пашка понадеялся, что теперь из-за то и дело роняемых слов его не посчитают припизднутым.

Не отвечать Лиле совсем было нереально: начиная злиться, она преграждала собой дорогу или махала руками у него перед носом. Один раз из-за этого Пашка даже врезался в какую-то тётку с пакетами из супермаркета и узнал некоторые её соображения на предмет современной молодёжи.

Раз уже, наверное, двести успела мёртвая деваха спросить в вариациях о том, кто же Пашка, собственно, такой, но, когда он процедил, что продал душу дьяволу и стал бесом, чтобы она угомонилась, даже близко не поверила.

– Ну да, рассказывай! Я тебя серьёзно спрашиваю! Я такого нигде никогда не видела, хотя я – наблюдатель теперь. И всё про всех знаю! Второй шок после моей смерти! Ты с детства так можешь? Призраков видеть? Блин, я в шоке, что тут есть другие! Я реально думала, что такая одна! Только вот как-то оно непонятно… Если вокруг есть ещё духи, то почему их так мало? – тараторила Лиля на ходу. – Вот мы на улицу смотрели, там через твой телефон только один дед нарисовался лишний. А если бы все призраками оставались, то было бы не протолкнуться везде, разве нет? И почему они не во всякой одежде стариной? Я вот в чём умерла, в том и хожу, хотя этот убогий комбез только в лютую холодину носила, мне его вообще курица одна навязала в магазе, я даже не хотела его покупать! А тут есть призраки в давних одеждах?

Невольно Пашка осмотрелся и вынужден был признать, что большая часть мертвецов была одета привычно, хотя многие и не по сезону. Но прям в странном шмотье прохожие попадались редко, а чтобы в каком совсем древнем – так и вовсе не было. А ведь Лиля права: должны же быть и всякие там из других эпох. Выходит, это временно, что ли?

– Может, у них какие неоконченные дела остались? – предположил он вслух. – Есть у тебя дела? А потом того.

– Что – того? – не поняла Лиля. – Какие ещё дела можно сделать, если тебя никто не видит и не слышит, а взять ничего нельзя?! Не неси чушь!

Выбравшись на Ульяновскую улицу, Пашка остановился. Было совершенно непонятно, куда теперь идти. Домой – нельзя. Но и к знакомым, очевидно, тоже! Нельзя было идти ни в одно место, где Лиля сможет его потом подкараулить. Попробовать задурить ей башку? Открыть чью-то пустую квартиру игрухой, притвориться, что завалился спать, и бежать без оглядки, когда она, заскучав, отвлечётся?..

Думать надо было не о Лиле, а об очередном треше, который так неожиданно свалился на голову! Походу, требовалось срочно начинать искать грешников, иначе сместят Пашку к херам собачьим. И что в итоге произойдёт – непонятно.

Если Васин – кандидат в сисадмины, ему будут поступать новые задания. И очень похоже, что связаны они окажутся именно с Пашкой. А что, если Пашкино неправомерное юзанье безлимита решат оборвать искусственно? И кардинально. Высылкой с Земли, так сказать, к бате. До скончания веков слушать о том, какой Пашка щенок неблагодарный, без шанса на что-либо повлиять?

Но как слить Васина? Даже если исправно поставлять грешников, теперь этот урод начнёт за Пашкой следить и выполнять свои тайные квесты!

Да и вообще, там было про какой-то сраный список отбора! Список! Кто ещё в таком списке?!

– Да поговори же со мной, скотина! – злилась Лиля. – Я, между прочим, хотела быть фотомоделью и могла бы стать знаменитой! Но бабуля назло мне готовила вкусности и не давала похудеть. Потому что считала, что я должна стать врачом. Бабуля маме с папой все мозги вынесла, и они заставили поступать в медицинский. Но только меня соблазнил один придурок, и из-за него я забросила учёбу, а он после моей смерти взял и женился на моей лучшей подруге, прикинь! Это после того, как меня из-за него попёрли со второго курса! Бабка устроила бучу и переписала свою квартиру на брата, потому что я ожиданий не оправдываю! А я, на минуточку, стала пресс-секретарём одной строительной компании! И могла бы круто зарабатывать, только была там одна фифа, у которой времени куры не клюют, и которая нарочно бралась за мои задачи и тащила их вперёд меня. Будто у неё своих дел не было! Из-за неё меня уволили, сучки крашенной. Хотя ничего она лучше не делала, просто сиськи свои всем в рожу совала, и всё. Потом я работала в магазе одежды, продавцом. И вот знаешь, если бы нам давали нормальную зарплату, я бы точно не стала вещи с прилавка носить, а потом на место класть, я бы их покупала! А меня спалили на фотках, прикинь! И выперли! Ну зашибись, подумай! Платят три копейки, а потом ещё чем-то недовольны! Короче, я хотела бизнес замутить, варить мыло фигурками и продавать со своей страницы. И как назло! Сначала не заказывали ни фига, а потом мы с Ромой собрались на море – и тут одна пигалица захотела моего мыла на подарки на детский праздник, двести штук! Представляешь? Это неделю надо раком стоять! Я сказала: как хочешь, вот десять комплектов, а остальное я не успела, потому что на море еду. Думаешь, она заплатила за десять?! Нет! Она написала мне на стене гадостей, и никто уже моё мыло не заказывал, хотя я всё удалила! Весь бизнес из-за этой чуши погорел! Потом я хотела в Мак устроиться, но меня сбил этот дебилоид насмерть. Вот он вообще урод редкостный! Ну непонятно, что ли, что там на повороте к магазу ближе, чем если до зебры пешкодралить?! Что, нельзя по сторонам смотреть и скорость сбавлять?! Магаз видно прекрасно, и нужно быть конченым, чтобы там гонять на полной! А его даже не посадили! Ну я тебе уже говорила. Да что ты молчишь постоянно? Ау!

– Дошла бы до перехода, была бы живая. Водила тут при чём? – рискнул высказаться Пашка, и Лиля тут же надулась. Но тараторить не перестала.

От лавины бессодержательных фактов начала трещать голова. Надо было срочно избавляться от этой прилипалы, только как? И тут Пашке попался на глаза далёкий купол церкви.

Может, ей туда заходить нельзя? И получится свалить через какой боковой выход?

Он ускорил шаг.

– Расскажи о себе! Ты сам чем занимаешься? Или ты только на избранных охотишься? Вас много таких? Это раса какая отдельная или наследственное? А как было до изобретения телефонов? Или это новое что-то? Да ну что ты молчишь? Офигеть! Церковь? Ты что, верующий?! Вот это неожиданно! – заключила Лиля и спокойненько просочилась рядом с Пашкой сквозь вторую половинку створки двери.

В храме было темно и воняло чем-то, несколько баб в платках и какой-то бородатый дед стояли в разных углах перед свечами и иконами. Лиля крутила башкой по сторонам.

Не помогло.

Пашка, впрочем, тоже не задымился. Мысль о том, что и ему в церковь нельзя, пришла уже внутри.

Развернувшись, он вышел обратно во дворик.

Да как же от неё отвязаться?!

Блуждающий взгляд упал на пристёгнутый к забору вокруг церквушки с внешней стороны велик.

Пашка зыркнул на Лилю недобро и зашёл в прилогу. Навёл камеру на велосипедный замок и отстегнул его игрой.

– Ты что делаешь? – спросила Лиля.

Не отвечая, он стремительно подошёл к велику, вскочил на него и изо всех сил закрутил педали. В кармане завибрировало. Видать, за воровство.

Но ничего. Сейчас ситуация критическая!

Вот только оказалось, что Лиля офигительно быстро бегает!

Вел был обычный, без помогатора, ещё и дорога пошла в горку. Не стеснённая дыхалкой и протестующими внутренними органами, мёртвая скотина бежала рядом, как тот спринтер, и даже могла преспокойно одновременно говорить!

Выдохшийся Пашка притормозил.

– Ты что, свалить от меня пытаешься?! – обвинительно прищурилась Лиля. – Совсем обалдел, что ли?!

«Ну а если закачать себе умение ездить на мотике и угнать его? За мотоциклом же она не успеет?!» – панически думал Пашка.

Только за кражу мота его ещё, чего доброго, менты потом найдут…

Хотелось жрать. Пашка зарулил в бургерную, специально выбрал такую, где было много народа. Сделал заказ, дождался жрачку. Умял пару сочных «двойных котлет», потом, максимально, как надеялся, непринуждённо встал и пошёл к толчку. Лиля потопала следом.

– Ты же не собираешься смотреть, как я сру? – процедил он у двери в мужской туалет сквозь зубы.

– Ты пытался от меня удрать! Могу вообще в унитаз голову сунуть по такому случаю! – обиженно прогундосила она. – Для профилактики.

Лиля без стесненья просочилась в туалет и осталась только снаружи маленькой кабиночки. Свалить так тоже, очевидно, не получится.

Вечерело. Позвонила Люся и взялась согласовывать завтрашний поход на похороны, о котором Пашка успел забыть.

Мля, опять кладбище! Там же, наверное, покойников…

– Если ты не начнёшь мне нормально отвечать, я буду орать всякий раз, когда ты с кем-то разговариваешь! – заявила Лиля, когда он отключился. – Ты не можешь меня не слышать! И не можешь мной управлять, как Игорёшкой и другими, потому что я призрак. Не нужно считать меня идиоткой. И беспомощной. Или ты сейчас всё про себя рассказываешь, или мало тебе не покажется!

Ситуация окончательно выходила из-под контроля.

Когда позвонила Другая мама, Лиля решила продемонстрировать, что слов на ветер не бросает.

– Паша, ты с Серёжей гуляешь сегодня? – звучало из трубки в правое ухо.

– Слоны, медведи, вороны, пироги, одуванчики, прыгать, бежать, лететь, кот, сапог, тетрадь, ботинки!!! – орала Лиля в левое, даже не делая перерывов на вдохи.

– Что? – простонал Пашка, безрезультатно махая свободной рукой сквозь безумную трупачку.

– Ты домой идёшь или с братом отмечаешь? Ужин готовить?

– Очень плохо слышно! Напиши! – взмолился Пашка и отрубил связь.

Вживую так не прокатит. Пиздец.

– Ты меня не победишь, сдавайся! – воинственно надвинулась на него нематериальная деваха.

Пришло сообщение. Ответить на него Лиля тоже здорово мешала, загораживая экран ладонями.

Нет, её ни в коем случае нельзя вести домой!!!

До темноты несчастный Соколов-младший прошатался по городу, уже всерьёз подумывая сделать себя глухим через анатомический справочник приложухи. Отвечать на какие-либо вопросы он зарёкся: ещё, чего доброго, что-то вычислит о нём и сможет потом найти, даже если как-то отвязаться.

А ведь завтра в любом случае придётся идти на похороны! Даже если не ночевать дома, там Лиля увидит и Пионову, и других знакомых! Там Пашку станут называть по имени и фамилии!

Но не пойти с Люсей тоже никак нельзя.

Да что за срань господня?!

Прилетел свеженький «гимель» в довесок к недавно поступившему медведю.

А потом Пашку посетила спасительная идея.

В такси Лиля проникла, не спросив никакого разрешения, и свободно смогла сесть своей жопой на сиденье, просочившись сквозь дверцу. То есть на быстрый транспорт тоже рассчитывать не стоило.

Она уже сознательно вредила, свирепая и злобная, и от постоянного гомона то и дело приходилось убирать головную боль игрой.

Около поворота к Арбековскому кладбищу Пашка машину отпустил и уверенно пошёл по знакомой улочке между частными домами.

– Мы куда? Ты тут живёшь? Я думала, у тебя райончик получше. В центре там. Погоди. Ты в лес? Да чего ты молчишь-то постоянно, ну сколько можно? Тут даже людей нет! Или тут духи? А почему они все за тобой не ходят? Ты шифруешься? Обалдеть! – ахнула она, когда за деревьями обрисовался погост. – Почему мы идём на кладбище?! Ты что, ты… ты мёртвый?! Ты смог опять оживать?! Ты вампир? Или что? Да сколько можно молчать?!!

Могилу Лаврикова пришлось искать довольно долго. Истории квестов в прилоге не было, и координаты не сохранились. Но смутное воспоминание о направлении как-то зацепилось в Пашкиной башке.

Второй проблемой были здешние «прохожие». Не так много, как на улицах, но «люди» бродили среди надгробий, и было очень важно не глазеть на них, чтобы вместо избавления от Лили не вышло ещё хуже.

– Да ну нельзя же быть таким уродом! Почему ты мне не отвечаешь! Ты прямо как Варланский! Вот он весь одиннадцатый класс меня игнорировал, хотя уж я прямо ходила за ним, постоянно с ним сталкивалась, не только в школе. Нужно было быть имбецилом, чтобы не понять, что это не случайно! А с другой стороны, на фига мне с имбецилом встречаться… Ты что, реально на кладбище живёшь?

Наконец-то Пашка нашёл Лавриковскую могилу. Холмик утрамбовали, и теперь тут был установлен мраморный памятник с датами жизни и полными лавриковскими регалиями. Венки куда-то унесли, а цветы успели пожухнуть и выглядели как мусор.

Пашка разгрёб частично прилипшие к камню стебли и удостоверился, что могила правильная. Ошибиться было бы сильно ни к чему.

Присев на корточки, Соколов-младший вынул из рюкзака карандаш и начал скрести землю – она не успела как следует спрессоваться и хорошо вынималась.

– Что ты делаешь?! Ты мародёр? Или ты ешь трупы?! Да блин, ну, ответь мне наконец-то!

– Действительно, очень интересно, – произнёс знакомый Лавриковский голос, и Пашка всё равно вздрогнул, хотя и ждал этого.

Пришлось приложить усилие, чтобы поднять взгляд.

Лавриков стоял на пятачке земли между асфальтированной дорогой и оградкой, скрестив руки на груди. Хотя Пашка видел беса во снах чётко, и эти грёзы не стирались из памяти, наяву вышло всё-таки страшнее. Он был слишком реальным, и словно бы теперь по-настоящему вошёл в Пашкину жизнь.

Но по-другому не выкрутиться.

– Оба-на, щас тебя вздрючат! – захохотала Лиля, но Лавриков перевёл на неё взгляд, и смех тут же оборвался, а лицо мёртвой девахи вытянулось.

– Т-ты меня видишь тоже? – ахнула она. – Да кто вы такие? Конгломерат нежити?!

– Надо поговорить. Без посторонних, – объявил Пашка и, вздохнув, открыл настройки часов на мобиле. Поставил будильник через двадцать минут. Мелодию на очень громкий металл он сменил ещё в такси. Потом Пашка сел к надгробию спиной и сразу лёг затылком на памятник. Зашёл в свои потребности. Свёл энергию в ноль и отрубился под заинтересованным взглядом двоих наблюдающих.

Снилась какая-то пещера с подземным озером или что-то типа того. Лавриков стоял в той же позе со вздёрнутыми бровями и скрещёнными на груди руками. Он выглядел крайне заинтересованным.

– Экстравагантно. Новое хобби? – полюбопытствовал бес. – Ищешь острых ощущений?

– Отвлеки эту больную деваху!!! – завопил Пашка. – Пожалуйста! Я не могу от неё отвязаться! Она бродит за мной с обеда! Если она поймёт, где я живу…

Лавриков начал ржать. Пришлось заткнуться и подождать, пока он успокоится.

– Ситуация, – наконец выдавил бес, утирая уголки глаз. – А у тебя соображалка-то варит!

– Поможешь? – облизнул губы Пашка. – Не могу на неё воздействовать!

– Она к твоему миру не относится, – кивнул Лавриков. – Но могу заболтать, если ты очень уж просишь.

– Я прошу. И это, – вдруг мелькнула ещё одна спасительная мысль, – на призраков адаптация восприятия распространяется? Если они «не относятся»?

– Я в этой штуке не прям уж очень силён, – развёл руками Лавриков. – Но вообще навряд ли. А ты… что же, до утра на моей могиле спать будешь? – хихикнул он.

– Сейчас будильник зазвонит. Надеюсь, разбудит.

– С энергией на нулях? Я бы сильно не рассчитывал.

– Херово, – признал Пашка. – Но было без варов. Откуда вообще призраки? Почему они не в Раю и не в Аду?

– Не поняли ни фига, вот и бродят. Пока не дойдёт, – пожал плечами бес.

– Что не дойдёт? – прищурился Пашка.

– Пока не дойдёт, зачем нужна жизнь на Земле.

– И зачем она? – вскинул брови младший Соколов.

– А сам ты как считаешь? – хмыкнул бес-лотерейщик. – Если душа вечна, зачем ей позволяется с три четверти века в хорошем случае поскакать в теле под звёздами? В мире, так сказать, наполненном искушениями?

Спящий Пашка почесал репу.

– Чтобы проверить, искусится ли она? – предположил он.

– Так по-любому искусится, такие уж правила жёсткие и природе человека противоречащие! – хохотнул Лавриков.

– Ну не знаю тогда. Может, так положено.

– Положено-то оно положено, только с определённой задумкой. Жизнь земная, Павел Андреевич, человеку дана, чтобы постоянно делать выбор и ощущать его последствия. Ну а кто настолько тугой, что совсем не догнал взаимосвязи между своими действиями и происходящими событиями, тот остаётся бродить. До инсайта.

– А потом?

– А потом в зависимости от натуры. Или к нам. Или туда, где право выбора поощрять не приучены…

Глава 13: Стилист Соколов

Проснулся Пашка не от будильника, а от холода и потому, что страшно затекла шея. На кладбище не было ни Лаврикова, ни Лили. Но уже светало.

Кожа стала ледяной, зубы стучали, под носом образовалась влажность.

И ещё на скамье около деревянного столика сидел дед с бородой, одетый в рубаху и обутый в лапти, как крестьянин на картинках в учебниках истории. Он очень задумчиво и пристально на Пашку смотрел.

Тот же стремительно повёл голову вбок. Только бы не заметил, блин!

Оставалось надеяться, что дед очень тугой – раз умер в лаптях, и всё ещё шарится по Земле да ещё и на кладбище за каким-то хером кукует.

Дед за Пашкой не увязался, только перекрестил на дорогу.

Выбравшись на Арбековскую улицу, сиплый Соколов-младший, кашляющий как туберкулёзник, зашёл в анатомический справочник и начал убирать все свои зачаточные заболевания. В итоге даже наклацал, чтобы шею отпустило.

На телефоне было три пропущенных от Другой мамы. Часы показывали половину четвёртого утра.

Домой Пашка завалился минут за двадцать до Серёги, очень удивив родительницу тем, что не проводил время с братом. Оказалось, тот бухал где-то с друзьями, отмечая свой дембель, и Другая мама решила, что пропавший с радаров Пашка тусит с ним. Но феерическое возвращение Серёги отвлекло внимание от не самого приятного разговора, и ничего править игрой не пришлось.

Пашка ждал, что Серёгу как следует нагнут, но вместо того посмотрел миниатюру «Чудеса!» на практике. Другая мама не просто не взялась вставлять братцу пиздюлей, она ещё и помогла ему разуться, стащить джинсы и не промазать мимо кровати, принесла стакан разводного сорбента, табуретку и полный кувшин воды. Соорудила около Серёги мини-тумбочку. Подумав, ещё добавила алюминиевый таз из ванной на пол.

Хоть сам нажирайся после такого, блин!

Когда суета вокруг братца улеглась и мать наконец пошла спать, Пашка приземлился на свою кровать и уставился в потолок. Серёга смачно захрапел, но сна не было не поэтому: товарищ живой бес вернул себе всю энергию на максимум, когда наконец-то удалось очнуться на кладбище.

Теперь можно было спокойно подумать о Васинских воробьях и прочих подставах Вельзевула. А ещё с каждым часом неумолимо приближалось не самое приятное испытание.

К тому же Пашка попросту боялся появляться на улице! Лиля ошивалась в этом районе. Более того, она могла слышать его дневной разговор с Пионовой по телефону. Пашка так и эдак пытался вспомнить, что говорил сам, и прикинуть, мог ли призрак разобрать слова Пионовой в трубке. И по всему выходило что мог.

Если Лиля завтра припрётся на кладбище (а ведь Пионова, чёрт возьми, называла кладбище! Новозападное, на другом краю Арбековского леса!) и найдёт Пашку опять, он не отделается от неё уже никогда. Разве что, если как-то донесёт самим до конца непонятую истину про выбор, который она (и все) совершают.

Но донести он навряд ли что-то успеет, потому что раньше просто сойдёт с ума!

Не пойти на похороны тоже было нельзя. Люся не простит.

Или поменять самой Пионовой потом впечатление оттого, что Пашка не явился?

Нет, скорее следовала сделать другое. Применить внезапную идею, родившуюся во сне на могиле Лаврикова.

Пашка откинул простыню и встал, всё равно в комнате под нарастающий храп бухого братца находиться было невозможно, да ещё и перегар сгущался в воздухе.

Соколов-младший вышел в коридор и шмыгнул в ванную. Закрыл щеколду и уставился на себя в зеркало. Долго вглядывался в привычные черты.

А потом, давя желание повторить за бабкой Лидой и перекреститься, что было бы для беса странновато, сел на крышку унитаза и залез в своё инфо.

Первым делом нашёл, как нарастить бороду. Всё-таки это здорово меняет внешность любого человека.

Сначала он явно перестарался и стал похож на ряженого. Даже ржать начал, когда поднялся к зеркалу. Потянул вылезшие на подбородке длинные волосы, оттопырив губу. Впечатления были странные. Отражение завораживало и беспокоило.

Пашка разбил «далет» за работу над внешкой, то есть для себя, в субботу, закрыл уведомление о достижении сто шестого уровня, а потом поставил на раковину телефон и принялся моделировать, сверяясь с результатами. В итоге оставил сантиметровые волоски, переходящие в узкие полосы бакенбард, на подбородке и усы над губой.

Он стал выглядеть лет на пять старше, но это не было уёбищно. Даже круто.

Вот только достаточно ли?

Пашка клацнул по адаптации бороды, чтобы никого из относящихся к этому миру, она не удивила. А потом ещё сделал гуще свои брови и адаптировал восприятие их.

Следом занялся причесоном. Нарастил побольше волос. Не прям пидорских, конечно, но погуще и подлиннее, чем было. Покрутился так и эдак. Издалека он бы теперь и сам себя не узнал, но вот если всматриваться…

Разгулявшись, Пашка опять бухнулся на унитаз и ещё поклацал настройки собственной рожи. Вернулся к умывальнику.

Из зеркала, вызывая оторопь, смотрел, повторяя за Пашкой движения, левый взрослый парень, похожий на студента последних курсов. Теперь бы его мать родная не узнала! Но мать как раз должна была, из-за применённой адаптации. А вот мёртвой девахе, если Лавриков чего не напутал, нужно будет прямо с лупой его изучить, чтобы признать вчерашнего беглеца-«волшебника».

Пашка вырубил свет и вернулся в спальню. Открыл окно, чтобы хотя бы немного разогнать перегар. Лёг.

Разбил вторую «далет».

Лицо с бородкой ощущалось странно.

Что Васин будет предпринимать дальше? Какие новые дополнительные квесты получит? И на что вообще способен?

Если с учётки игрухи в вк ему прикажут Пашку убить, даст Васин заднюю или нет?

И что будет с Пашкой, если сисадмина просто сменят? Отменится безлимит? Или последуют какие-то дополнительные меры?

Надо было хотя бы найти несколько подходящих грешников, пусть ссылку им пока и не кидать, но иметь на примете, знать, что это можно сделать при необходимости. Форумы, что ли, какие с депрессивными излияниями позырять? Где все ноют, как ужасна их жизнь? Но как отделять просто нытиков от склонных к раскаянию?

Проблема была в том, что Пашка так запутался во всеобщих разъяснениях, что толком так и не понял про это сраное раскаяние ни фига. Вот как определить, что человек от своих решений так задолбается, что больше не захочет их никогда принимать? Это даже нереальнее, чем вычислить сожалеющих о совершённых поступках!

Чёт Лосев мог и перемудрить…

Будильник зазвонил неожиданно, вырвав Пашку из размышлений. Серёга недовольно всхрапнул, что-то простонал и перевернулся на другой бок.

Надо было собираться. Прощание начиналось в одиннадцать, но Пашка обещал встретить Пионову около цветочного неподалёку от её дома в половине десятого. А ещё предстояло явиться перед Другой мамой преображённым.

Ощущения были смешанными. Пашка своими глазами видел, как не обращали внимания все на превращение круглого увальня-Васина в качка или неприметной особо Островской в порномодельную космотёлочку, но всё-таки это было не про него…

Соколов-младший ощупал бородку и правую бакенбарду. Нарыл в шкафу чистые шмотки, которые Лиля точно не видела, даже футболку выбрал не чёрную, как обычно, а тёмно-фиолетовую, единственную такую в своём гардеробе. Проскользнул в ванную.

Чистить зубы было стрёмно – из зеркала выглядывал левый чел.

Но Другая мама, успевшая проснуться, никакого удивления не выказала.

– Не сильно тебя Серёжа замучил? – сочувственно спросила она, выливая из турки кофе в чашку. Вчера Пашка успел до явления братца сказать ей, что весь класс собрался на похороны историка. Его портрет, купленный в часы всеобщего помутнения, Другая мама со стены сняла и поставила на стол, приладив на угол чёрную ленточку. Уже много дней перед ним стоял стакан, покрытый куском хлеба.

Пашка очень надеялся, что потом она наконец-то уберёт с глаз эту муть. По крайней мере, порыва тоже переться на кладбище Другая мама не выказала, что говорило о снятии симптомов.

Пашка опять потёр непривычно волосатый подбородок и сел за тарелку с бутерами.

До Люсиного цветочного он доехал на такси. Она уже стояла снаружи с двумя букетами по шесть красных гвоздичек. Одета Люся была в чёрное строгое платье, и Пашка запоздало подумал, что фиолетовая футболка была не самым лучшим решением, чтобы не выделяться на прощании.

Пионова абсолютно не удивилась и узнала Пашку сразу. Более того, подбежала к нему и странным, но словно бы привычным для себя, движением прильнула щекой к его щеке и потёрлась о щетинки бородки, а потом улыбнулась.

– Купила вот, – сообщила она, отдавая один из траурных букетиков. – От школы идёт автобус, но я написала Ольге Львовне, что приеду сразу на кладбище. Какое-то не то настроение, чтобы с классом вместе. А то как на экскурсию прямо. Ты не против? Или ты хочешь со своими? Ты предупредил классную?

Пашка вообще не отписывался в чате со сборами, так что навряд ли его кто-то станет ждать около пришкольных автобусов.

На Новозападном кладбище собрался целый митинг! Людей было немерено, Пашка даже заволновался – но, проверив украдкой через скан приложухи, убедился, что почти все тут – живые. Просто прощание с краткосрочным мэром вызвало нехилый резонанс!

Какие-то люди в строгих костюмах прилагали усилия, чтобы соблюдался порядок, и пытались выстроить прибывающую толпу рядами. Стоял приглушённый гомон. Всюду сновали мужики с камерами на штативах и девчонки с микрофонами разных каналов. Делегация важных гостей кучковалась около сколоченного из досок помоста, похожего на сцену. Там сейчас стоял гроб, покоящийся словно бы на подушке цветов. Пришедшим разрешалось подниматься по ступенькам и класть букеты, но официальная часть ещё не началась. Играла траурная музыка из огромных переносных колонок.

Священников было не видно: похоже, не решились устраивать публичного отпевания для самоубийцы. Вместо того замутили фестиваль, мля.

Что-то концентрация кладбищ в Пашкиной жизни в натуре начала шкалить!

– А что, парня твоего не будет? – подвалил вдруг к Люське, протолкавшейся в толпе к своему классу вместе с Пашкой, не пойми откуда взявшийся Марципан.

Соколов-младший изменился в лице и пнул его по ноге.

Слава моргнул трижды и начал вглядываться в него, а потом чуть не принялся ржать в голосину посреди траурного сборища.

– Это чё? – шепнул он сдавленно. – Не смог больше выносить собственной рожи?

– Привыкай, – процедил Пашка, не собираясь вдаваться в подробности. – Ты зачем припёрся-то?

Слава смутился и отвёл взгляд. Стал мрачным.

Пашка крутил головой, выискивая, явились ли на погребение Островская и Васин. Было не особо желательно, чтобы последний с кем-то тут трепался, мало ли что взбредёт ему на ум. С другой стороны, неплохо было бы покопаться в его башке с проверкой. Вообще, стоило то и дело наведываться и делать ревизию, но так был очень большой риск опять напороться на Лилю.

И тут Пашка похолодел. Разом понял, что маскировка была абсолютно нелишней!

Она стояла на помосте рядом с чинушами в чёрных костюмах. Мёртвая деваха в зимнем комбинезоне внимательно оглядывала толпу.

Вот скотина упёртая!!!

Но ладно. Марципан не узнал его в лоб.

Только вот что, если призрака всё-таки затронула адаптация?..

На всякий случай Пашка попятился, оставляя Люську приглушённо здороваться с одноклассниками, и чуть не наступил на Зинку, которая стояла у него за спиной в компании биологички и какой-то незнакомой толстой тётки.

– Здравствуй, Соколов, осторожнее, – поздоровалась она как-то натянуто и не особенно приветливо.

– Ой, Зинаида Дмитриевна, извините, – смешался Пашка. – Я вас не заметил. Здравствуйте, Мария Васильевна, – поприветствовал он и вторую училку.

Биологичка кивнула.

А с Зинкой чё? Куда подевались все дружеские чувства? Ну да, он пропал, но и учебный год ведь кончился… И вдруг Пашка с ужасом понял, что в школе все взрослые остались уверены в том, что ученик Соколов намеренно обосрался посреди репетиции линейки в знак протеста! Он же так и не подошёл к Зинке ни разу с тех пор! Не ответил на её звонки! А после того как выложил видос обсёра на собственной странице по совету физрука, она уже не трезвонила. И Пашка на фоне своих треволнений вообще про неё забыл!

Соколов-младший почувствовал, как щёки начинают пылать.

И это после всего, что математичка сделала для него по доброте душевной! Ну он и урод!

– Зи-зинаида Дмитриевна… я… мне… надо поговорить с вами… объясниться… Вы, наверное, очень плохо обо мне думаете… но я не…

Он мученически глянул на биологичку и неведомую тётку. К ним уже шла завуч.

– Мне кажется, сейчас не лучшее время, Соколов, – произнесла Зинка. – Если тебе есть что сказать, приходи. Ты знаешь куда. А здесь мы все, чтобы проститься с Игорем Максимовичем.

– Д-да. Я… я обязательно зайду. Сегодня или завтра, вы не против?

– Я не против, – чуть-чуть мягче отозвалась Зинка, тогда как черты училки биологии сделались прямо-таки каменными, а губы превратились в тонкую нить.

Началась официальная часть прощания, и все примолкли, разворачиваясь к импровизированной сцене. Какой-то чувак, не иначе ведущий (это на похоронах-то!) завёл обтекаемые дифирамбы о гении историка как педагога и руководителя города, ловко вуалируя тот факт, что покойный полез в петлю в собственном кабинете. Упоминал только, как того терзала скорбь о пропавших без вести близких.

Пашка протолкался обратно к Пионовой, чтобы она не обиделась. Надо было выдержать этот цирк и при первой возможности сваливать: Лиля всё ещё торчала на краю возвышения и сканировала толпу прищуренным злобным взглядом.

Вот слово взял вновь избранный предыдущий мэр, очень серьёзный и деловой. Так и лучащийся скорбью, хотя Пашка подозревал, что в душе он скачет от радости. Мэр подхватил ту же волынку. Становилось жарко. Неясное чувство вины за то, что случилось с историком, нарастало, вгрызаясь изнутри. В горле образовался ком.

И вдруг со сцены прозвучало:

– …Я хочу принести свои самые искренние соболезнования Вадиму Якушевичу, единственному сыну покойного, – проговорил в конце своей долгой речи мэр. – И от имени всех структур города пообещать вам, Вадим Игоревич, что расследование о пропаже ваших родных будет доведено до конца! Мы обязательно отыщем вашу маму и вашу бабушку. Я очень сожалею, что Игорь Максимович не дождался того! Потому что верю всем сердцем: они найдутся живыми и здоровыми!

Пашка, который почему-то даже помыслить не мог, что у историка были дети, во все глаза уставился на худого, жилистого парня в очках, мрачно отделившегося от первого ряда толпы и поднимающегося на помост. Ему было лет около двадцати, хотя на внешность полагаться особо не стоит – уж Пашке ли не знать.

У гнидня был сын! Ставший круглым сиротой, потому что этот урод собственноручно снёс и его мать, и его бабушку из реальности! Обалдеть!

От присутствия, пусть и довольно далеко, этого жилистого парня стало ещё неуютнее, будто это он, Пашка, был виноват во всех бедах младшего Якушевича.

Каково оно? Сначала пропадают без следа мама и бабуля, потом батя ни с того ни с сего из вшивого препода превращается во всеми любимого мэра, а следом вдруг раз – и его тоже больше нет?

Блин, бедолага какой. Врагу не пожелаешь…

Наверное, он даже любил гнидня. Всякого хоть кто-то да любит…

– Ля-я-я-я, у него сын, – выдавил рядом вполголоса Марципан.

Тем временем парень занял своё место около почтительно склонившего голову мэра и развернул к себе микрофон на ножке. Окинул каким-то странным, будто бы брезгливым взглядом толпу собравшихся и шеренгу видеооператоров. Прочистил горло.

– Мой отец никогда не покончил бы с собой, – громко объявил он в микрофон скрипучим, полным ненависти голосом, – из-за того, что пропала мама! Скорее бы он вздохнул с облегчением! Мой отец был мелочным, убогим и совершенно бездушным! Я не понимаю этого вашего поклонения! Мне противен этот цирк!

Глава 14: Тотальный ахуй

– Юноша… – попытался вмешаться мэр.

Сын гнидня схватил треногу микрофона правой рукой и подался вместе с ней вбок.

– Я не имею понятия, – по кладбищу прокатился скрипящий гул динамиков, – как он умудрился занять такой пост, но я рад, что его не стало! Он был мразью всю свою жизнь, ему было плевать на всех вокруг, начиная с меня и кончая его учениками в школе! И когда вы таки найдёте маму и бабушку, они будут трупами! А вы все поймёте, кто на самом деле мой отец!

По толпе прокатился рокот, скучающие журналисты проснулись и навострили уши. Какие-то мужчины при галстуках кинулись на помощь мэру и почти насильно отволокли злобствующего парня от микрофона.

– Юноша находится в шоке! – нервно начал завладевший усилителем голоса глава города, пытаясь замять скандал и перекрыть гомон толпы. – Мы должны быть снисходительными к горю! Вадиму Якушевичу будет оказана квалифицированная помощь лучших психологов, все расходы берёт на себя городской совет как дань памяти моему предшественнику. Игорь Максимович был потрясающим, уникальным человеком, который не успел очень многого в своей жизни. И каждый может понять, что горе способно сломить даже самую сильную личность. Его груза не вынес Игорь Максимович, оно придавило его несчастного сына…

– Обалдеть, – прошептала Люська в Пашкино ухо.

Даже призрачная Лиля на краю сцены прекратила шарить глазами по толпе и теперь таращилась на сутолоку за спиной городского председателя.

Гнидня-младшего всё-таки сумели увести куда-то в сторону парковки, а на сцену потянулись один за другим новые и новые ораторы, каждый из которых вещал свои банальности всё увереннее.

Толпа толком никого не слушала, все шептались или даже говорили в голос. Выпад сынишки историка произвёл настоящий фурор. Пашка тоже был впечатлён. Впечатлён настолько, что мелькнула в его голове шальная мысль. Безумная, но…

Но он всё-таки успел поймать спину этого Вадима телефоном прежде, чем его увели. Манипуляции никого сильно не удивили, в тот момент снимала добрая половина собравшихся, хотя их классуха и другие училки пытались мешать хотя бы своим подопечным запечатлевать скандальный эпизод на видео.

Пашка ничего не снимал. Он закинул «Сын вашего преподавателя. ФИО: Якушевич Вадим Игоревич. Возраст: 21 год» в раздел «В работе» админской учётки.

Над этим надо было подумать в спокойной обстановке. Изучить все факторы.

Но чтобы устроить такое на похоронах родного отца под прицелами десятков камер и на глазах сотен человек, нужно было быть отшибленным на всю голову. И очень, очень сильно пострадавшим из-за гнидня и в целом.

Он определённо подходил под понятие грешника. И почему-то казалось, что стал таковым вынуждено. А вот склонен ли раскаиваться…

Но вот что сын историка, даже став пользователем, не будет иметь претензий к условным виновникам отцовой смерти, было вполне очевидно. То есть он не опасен. А дальше нужно было разбираться…

После похорон они с Люсей пошли в кафеху неподалёку, хотя Марципан пытался навязаться и поговорить, кажется, его переполняли эмоции, а ни Васин, ни Островская на прощании не показались.

Лиля Пашку тоже не опознала. То ли не заметила в такой толпе, то ли всё-таки адаптация восприятие мёртвых не затрагивает и можно жить дальше спокойно.

Но поддерживать Пионову после лавины впечатлений удавалось с трудом. С трудом удавалось даже думать о нежданном кандидате в грешники. Все Пашкины мысли сосредоточились на недоразумении с Зинкой. Это беспокоило всё сильнее час от часа, хотя почти две недели он и не вспоминал о ней толком, разве что в разрезе порывов пойти и очистить подушку от Лавриковской земли.

В итоге к моменту, когда принесли счёт, Пашка даже схлопотал медведя уныния.

Люся костерила гнидня-младшего на все лады, уверенная, что о покойном, да ещё и на похоронах нельзя говорить подобного, даже если он был самим Гитлером, и что разнесчастному историку очень сильно не повезло с сыном.

– Сначала я думала: ну как так, оборвать свою жизнь, наплевав на тех, кто тебя любит! И ведь не подросток в пубертате, блин! Взрослый ответственный человек! Каким бы ни было горе, остаются обязательства. Пусть не перед городом, но перед родными людьми. Но теперь понятно! Если все, кто у него остался, это такой вот сынок… Бедный Игорь Максимович!

Пашка вяло угукнул. Он предпочитал эту тему не развивать.

Едва спровадив Пионову на йогу (очень ему с этим подфартило) Пашка отправил математичке сообщение с вопросом, можно ли заглянуть прямо сегодня, и она довольно быстро ответила, что ждёт.

Пашка ободрился. Похоже, Зинка всё-таки давала ему шанс сама, без всяких там корректировок. За отвратительную, пришедшую в кафехе, мысль исправить ей восприятие умышленного обсёра искусственно, Пашка себя прямо-таки возненавидел.

Забежав в магаз у дома математички, он прихватил торт. Но у кассы помедлил и вернулся в супермаркет, заменив его на упаковку пирожных. А ну как Зинка решит, что торт после похорон – это неуместно и неуважительно?

Расплачиваясь, смахнул пуш с «далет».

Надо как-то так объяснить, чтобы не сдавать физрука, и, конечно, не рассказывать о кознях врагов с помощью колдовской игрухи, но чтобы она поняла, что Пашка – никакой не демонстрант и акций протеста не устраивал.

Должна же понять?

Раньше она всё понимала, и про предков, и вообще.

И как его только угораздило так забить на мнение человека, который был с ним добр, причём совершенно бескорыстно?..

Ещё оставалась подушка. И Лавриков.

Он утверждал, что Зинка не ведётся на провокации, но вода камень точит. Надо или нет вытащить землю? Или это будет бунт, особенно нежелательный после новости о кандидатуре Васина на роль сисадмина?

Может, как-то расспросить Зинку осторожно – типа пофилософствовать – о том, что она ожидает после смерти? И как относится к внеурочной работе?

Вообще, может или нет Зинка хотеть стать ангелом?

Решать ничего столь глобального не имелось никакого желания. Видимо, Пашка был близок к лосевскому пониманию раскаяния.

Около нужной двери сердце начало стучать барабаном. Но Пашка всё равно дал себе слово не воздействовать на учительницу игрой. Даже если она не поймёт. Даже если выставит его без права возвращаться.

– Здравствуй ещё раз, Соколов, – сдержанно сказала Зинка, отперев дверь. И посторонилась, пропуская гостя в квартиру.

– Я… сказать хотел сразу… вот, это вам. – Пашка неловко сунул ей пакет с пирожными. – В общем, вы, наверное, думаете, что я пришибленный после того случая. Ну, после видео у меня на стене. Только я ничего такого не планировал! Мне плохо стало. А все смеялись, снимали. И мне посоветовали… я придумал… Ну, сделать вид, что я специально. Я чужой видос скачал, его до меня в инет выкинули. Но я подумал, что меня затроллят, вот и попробовал, ну, типа я сам и специально. Мне надо было вам объяснить сразу. Но столько всего навалилось.

– Ох, Соколов, я, признаюсь, очень нехорошо о тебе подумала, – проговорила Зинка, закусив губу. – Позорить себя и школу ради сомнительного внимания – такое я не люблю. Конечно, всё – личный выбор каждого. Но я рада, что ты устроил это не нарочно. В мои времена люди выказывали своё мнение иначе. Да ты проходи, разувайся. Я чайник поставила. Помянем Игоря Максимовича. Очень это всё печально. Настроение меланхоличное сегодня… Ну ты мой руки, что мы стоим на пороге…

Пашка с таким облегчением стянул кроссы, будто выслушал помилование прямо перед смертной казнью.

Завернув в ванную, он шарахнулся от отражения в зеркале так, что ёкнуло сердце, потом, на обратном пути помедлил перед единственной комнатой и бросил туда тревожный взгляд.

Постель застилало покрывало. Но… Зинкина кровать была не очень широкой, а всё-таки двуспальной, и раньше на ней имелось два холмика в изголовье, а сейчас – только один, с того края, который не придвинут к стене. Вторая подушка отсутствовала. Но кресло, на котором раньше спал Пашка, стояло собранным, на нём высилась стопка белья. Рядом пристроилась гладильная доска с утюгом.

А где ещё подушка? Какой нет? Земельной? Или второй? Как это могло получиться?

– Соколов, тебе чай или кофе? – позвала Зинка, и он оставил на время эту странность, двинув на кухню.

Там ждала очень большая неожиданность!

– Машенька, вот, теперь со мной живёт, познакомься, – объявила Зинка, возясь с чашками и заварником. – Ты устраивайся. Чай или кофе?

– Чай, – растерянно брякнул Пашка.

Та самая толстая тётка, толкавшаяся рядом с математичкой на кладбище, сидела теперь на её кухоньке за столом. Пашка вскинул брови и запоздало кивнул ей. Тётка прищурилась.

Посторонние совсем не входили в Пашкины планы. И что значит живёт?!

– Как любопытно, – произнесла неведомая Машенька, впиваясь в гостя цепким взглядом.

– Ты поступил очень находчиво, – говорила Зинка, отсыпая чаинки в съёмное ситечко заварника. – Молодёжь сейчас жестокая. За такой казус травить могли много лет. Может быть, стоит переговорить с директором? Она стала к тебе очень скверно относиться. У нас было несколько педсоветов по твоему поводу. Со здоровьем всё в порядке? Ты отравился?

– Съел что-то не то, – промямлил Пашка. – Сейчас нормас.

– Спасибо, что ты мне разъяснил.

Пашка неловко сел напротив Машеньки на табуретку. Зинка же вроде говорила, что совсем одинокая. Почему у неё поселилась какая-то тётка? Уж не мошенница ли? И не приложился ли к этому Лавриков?

Из-за присутствия женщины было как-то неуютно и тревожно. Надо будет её просканить. На всякий случай. На предмет дурных намерений.

– Некоторые плохие поступки можно исправить. Но не все пользуются своей возможностью, – глубокомысленно изрекла Машенька.

Они что, обсуждали с ней Пашкин обсёр?!

Математичка загрохотала пластиком коробки от пирожных и принялась выкладывать их на тарелку.

– Спасибо за гостинцы, Соколов. Может, даже и Машенька отведает. У неё есть к сдобе некоторая слабость, – засмеялась Зинка и от одного эклера отрезала край. – А у меня совсем ничего не имеется к чаю сейчас. Сама не своя всю неделю, с тех пор как про Игоря Максимовича стало известно. Такое горе. Такой молодой и перспективный мужчина, царство ему небесное. Работу начал так мастерски, душа радовалась смотреть! Паренька его жаль. Очень озлобленный, наверное, жизнь у него непростая.

– Всякий сам выбирает, как реагировать на испытания, – сморщила нос Машенька, не сводя с Пашки пристального цепкого взгляда. У неё был неприятный, скрипучий какой-то голос. Эта тётка нравилась Соколову-младшему всё меньше с каждой секундой.

– Надеюсь, супруга и матушка Игоря Максимовича отыщутся всё-таки, – продолжала Зинка. – И помогут пареньку справиться. Думать такое об отце – ужасный груз…

– Не отыщутся, – скривилась Машенька. – Но Вадима то не оправдывает. Он наказывает себя сам. Но это был его осознанный выбор – привлекать к себе внимание. А любой поступок несёт за собой последствия. Ты же согласен, Павел?

– Да, наверное. – Гостить у Зинки с этой бабенью совсем расхотелось.

– Наверняка, – вздохнула Зинка. – Без причины никто бы на подобное выступление не отважился. Но вот анализировать верно то, что кругом тебя происходит, мало кто умеет. Но не нам судить других.

Зина повернулась, поставила на стол две чашки с дымящимся чаем, перенесла тарелку с эклерами, а потом подхватила отрезанный уголок пирожного двумя пальцами и шагнула от кухонной тумбы.

– Ну что же ты с Машенькой не знакомишься, Соколов? – уточнила она, наклоняясь к тётке. – Нет у тебя аллергии? Иди сюда, красавица, буду выпечкой угощать. Любишь такое? Хлеб трескает только так!

И вдруг Зинка протянула руки и сунула их буквально в толстую тётку с пристальным взглядом, из которой (на самом деле поднимая с табуретки) вынула тощую бело-чёрную кошку с обрубком хвоста.

Пашка разинул рот и отшатнулся, чуть не свалившись на пол.

– С тех пор как моя Маркиза умерла, всё не могла заставить себя взять котёнка, но с Машенькой мы как-то сразу друг друга полюбили, – продолжала Зинка, поднося к мордочке кошки уголок эклера.

Пашка выпучил глаза на саркастично ухмыляющуюся тётку, которая не сводила с него глаз.

Призрак?! Чёрт побери, опять призрак?! А он, Пашка, отвечал на её вопросы, кивал и таращился?! Всяко показал, что видит! Если такая мерзопакостная привяжется, ещё хуже выйдет, чем с Лилей…

Но… она же… очевидно, сразу понимала, что Пашка на неё смотрит… Совсем не удивилась… Обратилась… к нему по имени… какого…

Кошка на руках математички обнюхала подношение и действительно тяпнула кусок эклера зубами.

– Ну ты посмотри! – добродушно засмеялась Зинка. – Падкая очень на выпечку, никогда такого не видела…

Она нагнулась, опуская жующую кошку на пол.

А толстая тётка нехорошо так, едко усмехнулась в ответ на Пашкин тотальный ахуй, ещё уже прищурила свои водянистые глазки и вдруг подалась вперёд, просачиваясь грудью сквозь край стола, протянула руку и… толкнула одну из дымящихся чашек. Не прошла голограммой через предмет, а опрокинула, выплёскивая коричневый кипяток гостю на живот и колени.

Глава 15: Ангелица

Пашка заорал, вскакивая и роняя табурет. Горячая жидкость ошпарила кожу. Зинка взвизгнула и кинулась к нему, на ходу бросая в лужу на столе кухонное полотенце.

– Соколов! Обжёгся?! – охала она. – Снимай всё скорее! У меня есть мазь хорошая, только надо сразу!

Пашка вскинул безумные вытаращенные глаза на призрачную тётку. И успел увидеть, как тают обрисовавшиеся за её спиной огромные белые крылья, а какая-то невесть откуда взявшаяся рубаха опять смазывается в кофту без рукавов и юбку ниже колен.

Тётка теперь стояла на ногах, невозмутимо скрестив на груди руки.

– Соколов! Давай в комнату! Раздевайся, я мазь принесу! А то волдыри пойдут! Потом замучаешься!

Пашка, морщась от нарастающей боли, прошёл по коридору, а тётка просочилась сквозь стену. Живот, левое предплечье и нога горели огнём. Зина приоткрыла дверь и сунула не глядя тюбик «Спасателя».

– Ты всё сними и намажься, надо посидеть хотя бы десять минут, чтобы лекарство подействовало. Оно хорошо помогает, – сквозь шум в ушах услышал он.

Продолжая таращиться на тётку.

– Ты уж обеспечил себе что пострашнее, так что не стоит корчить такою рожу, – холодно произнесла она. И повторила то, что сказала раньше на кухне: – Некоторые плохие поступки можно исправить. Я даю тебе возможность. Последнюю. – И кивнула куда-то в сторону балкона.

– Ты кто?! – прошептал Пашка, бессознательно оттягивая от обожжённого тела мокрую липкую ткань.

– Не трать время понапрасну, вместо того чтобы исправить причинённое зло. Раба Зинаида взывала о помощи, впервые ощутив, что не справляется собственными силами. Её мольба была чистой и искренней, шла от самого сердца. Меня прислали защитить Зинаиду, оградить от бесов, атаковавших её. Но мои возможности ограничены. А ты властен в полной мере устранить проблему, которую создал сам. – И она опять кивнула в сторону балкона.

На этот раз Пашка разглядел в щели между занавеской и гардиной край пришпиленной на прищепки подушки без наволочки, которая сохла на бельевой верёвке.

– К-кто вас послал? – пробормотал младший Соколов едва слышно и весь покрылся мурашками.

– Всем мы рабы Божие, – проговорила тётка, и снова её одежда смазалась в длинный, до босых пят, обнажившихся растаявшей обувью, белый балахон, а за спиной ирреально вздыбились двумя зигзагами огромные, испещрённые перьями, сложенные крылья. – Но кто-то уходит слишком далеко от Его света в непроглядную вечную тьму. Делает свой выбор неправильно.

– Вы – ангел? – выдохнул Пашка и неловко сел в кресло, уронив стопку постельного белья на пол. Голова пошла кругом. Стало трудно дышать, словно бы кислорода в комнате сделалось слишком много.

– Я лишь раба Божия, как ты стал рабом дьявола ради своей прихоти. Кто выбирает сам, попадает в Ад. Кого выбирают свыше – тот благ навеки.

– Я ничего не выбирал! – подскочил Пашка, и телефон завибрировал в кармане на обожжённой ноге в такт внезапно нахлынувшей злобе. – Я вообще всего этого не просил и ни на что не соглашался! Меня обманули!

– Воистину потешно слышать от беса о том, как обманули его, соблазнили и искусили, – объявила крылатая тётка. – Ведь он-то думал, что получит лишь блага, не осмысляя сути той платы, которую предложил за помощь Лукавого на стезе греха!

– Я вообще ничего не думал! Я играл в игру! – огрызнулся Пашка.

– В игры играют лишь невинные дети, и им не предлагают сделок с Нечистым. А вставшие на путь греха лишь лгут себе о том, что жизнь – только забава. После за это придётся дорого заплатить. На что ты выменял бессмертную душу? На новый аппарат для разговоров на расстоянии? Или невинность очередной несчастной? Чего ты так хотел и не умел получить добродетелью? Мне даже говорить с тобой противно! Забери свой нечистый дар и убирайся с пути будущего ангела! Вы с вашим воинством не сломите её! Не омрачайте ей праведной земной жизни!

– Я ничего не омрачал! – захлебнулся возмущением Пашка. – И нет у меня никакого воинства! Меня развели! Меня насильно сделали бесом! И душу у меня украли, а не купили! Хоть бы разобрались, блин! – зашептал он дрожащим голосом, то и дело кидая тревожные взгляды на закрытую дверь комнаты.

– Украсть душу властен человек только сам у себя, – надменно объявила тётка. – Но если ты уже приблизился к раскаянию, кое могло возвысить тебя, но которое ты обменял на тридцать сребреников, в память о потерянном забери свой нечистый дар!

– П-почему вы сами не… – вырвалось у Пашки.

Лицо пернатой тётки сделалось презрительным.

– Ангелы не вершат судеб, в отличие от вас, чертей, мы ни во что не вмешиваемся. Но искренняя мольба и зов на помощь позволяют нам немного подсказывать. Однако человек слеп в своих привычках. Я приманила к рабе Зинаиде дворовую кошку, я подтолкнула эту кошку испортить подушку. Но Зинаида – аккуратная и бережливая женщина. Она выстирала всё уксусом и скоро вернёт на привычное место. А более я подсказывать не вправе. Но ты можешь исправить свершённое зло. Сделай же это в память о собственной загубленной душе.

– Неужели Зинка молилась богу об избавлении от Лаврикова?! – не поверил Пашка.

– Раба Зинаида ещё не верует, – помрачнела пернатая нравоучительница. – Свет нынче далеко отошёл от заповедей Господних. И не каждому даже говорят сызмальства о том, как верно жить по заветам Его. Раба Зинаида не читала молитвы по установленным канонам, не преклоняла колен и не посещала храмов Господних. Но зов её сердца, смиренное признание в бессилии и обращение к высшей власти были услышаны, потому что её душа чиста. Зов чистой души громче. И помочь такой наш наипервейший долг. Ты теряешь время, нечистый Павел. Я впервые встречаю беса во плоти. И хочу верить, что в тебе уже появилось и ещё не умерло что-то человеческое. Забери свой нечистый дар.

– Соколов, ты в порядке? – раздалось из-за двери, и Пашка подскочил снова. – Тебе не нужна помощь?

– Я нормально, всё почти прошло! – крикнул он. И залез в свой анатомический справочник, убирая без следа болючий ожог.

Ангелица смотрела на это с брезгливостью.

– Таков предел твоих мечтаний? Ты думаешь, что властью управлять своим же телом, получил что-то важное и незаменимое? Человек не умеет управлять! Он не в силах управиться даже с собственными чаяниями!

Пашка, морщась от остывшей мокрой футболки, липнущей к животу, подошёл к приоткрытому балкону. А землю-то он высыпал прямо в набивку. Как её достать, да ещё и после стирки?

На боковине пестрела красным швом дорожка аккуратных стежков. Дырку Зинка, очевидно, обнаружила и устранила.

Он закусил губу.

Балкон был не застеклённым.

Вздохнув, Пашка отцепил все пять прищепок и собрался кинуть подушку с Зинкиного пятого этажа.

– Не забудь её подобрать и унести, – процедила ангелица. – Я так уже делала. Раба Зинаида спустилась вниз и вернула всё обратно, ещё и перед соседкой с первого этажа за сломанные цветы в палисаднике извинилась.

Пашка глянул с балкона вниз и постарался запулить снарядом подальше, но и не к подъезду, и не на дорогу. Вдруг внимательная соседка запомнила Зинкину подушку и как назло припрётся с ней снова?

Ещё надо, чтобы в ветках не застряла. Она ж лёгкая.

Подушка благополучно свалилась куда-то в траву, даже не на клумбочку у дома. Несколько человек из прохожих повернули головы, и Пашка поспешно присел.

– За это, Павел, я тебя благодарю, – сказала за спиной противная ангелица. – Жаль, что свет не зажёгся в тебе раньше. Жаль, что ты себя погубил.

– Вместо того чтобы умничать, лучше бы помогли! – огрызнулся снова Пашка. Тётка бесила неимоверно.

– Я помогаю, – вскинула голову она. – Помогаю рабе Божьей Зинаиде от тебя уберечься. Ступай прочь из её дома и более не показывайся на её пороге.

– Ещё чего?!

Тётка сощурилась.

– Если ты грезишь вновь принести свой дар…

– Да я сам хотел землю забрать! – возмутился Пашка от всего сердца.

– Как же, как же… – состроила невообразимую гримасу собеседница.

– Вы бы лучше защитили меня от Лаврикова, если он возбухнёт! – проворчал младший Соколов. – Так-то это его земля. Это не я, а он Зинку атакует!

– О людях, старших возрастом и почти святых душой, принято говорить с уважением, – попеняла тётка.

Не, с такой точно каши не сваришь. И фиг она поможет! Такая даже и не слушает. Толку с неё ноль, одно расстройство. Даром что ангел.

Пашка натянул мокрую футболку за край и пошёл к двери из комнаты.

– Соколов, ты как? Волдыри пошли? – встретила его встревоженная Зинка в коридоре. – Может, ещё подержать? Есть бинт, давай повязку сделаем?

– Не. Спасибо, хорошая мазь, – отчитался Пашка. – Полный порядок. На меня не сильно попало, только на шмотки. Простите за чай.

– Ну что ты! Ничего страшного! Вот хорошо, а я разнервничалась. Держи, надевай пока мою футболку, а твою спасать надо. В стирку закину на быстрый режим. Потом попробую высушить экстренными мерами… Штаны, может, тоже? – помедлила она.

– Не стыдно рабу Божью принуждать рубахи бесу стирать? – привязалась ангелица.

Пашка чуть не взвыл. И как таких настырных вообще берут на небо?!

Расставаться с джинсами он отказался, а когда Зинка ушла в ванную, просушил их игрой.

– Оно-то, конечно, стоило души – научиться убирать мокрые пятна, – не унималась ангелица.

– Я. Не. Продавал. Душу! – засвистел Пашка. – Да слушаете вы вообще или нет?! Я не знал, что так будет! Я окнул лицензионное соглашение! В прилоге! Игрухе! Не догоняешь?

– Я умерла в семнадцатом веке, – ехидно уведомила тётка. – Похабных новомодных слов не знаю и знать не хочу. Кого должна я догонять, нечистый Павел? Твои упущенные возможности?

– Да чтоб тебя! – выругался Пашка. – Я не читал этот долбанный договор! – просвистел он, но продолжить не успел: Зинка вернулась на кухню.

– Руками застирала, где пятна, так высохнет быстрее, – отчиталась она и заулыбалась приветливо, как раньше. – Как ты вообще, Соколов, поживаешь? Вот, я новый чай приготовила и убралась тут, пока ты лечился. – Зинка переставила на стол спасённые пирожные и села на табуретку. – Как лето у тебя проходит? С родителями что? Но ты, если не хочешь – не рассказывай, – тут же спохватилась она и смутилась.

Врать математичке Пашка не хотел и потому воспользовался предложением о невмешательстве. Он вообще стремился уйти поскорее, хоть бы и в мокрой футболке. И не только из-за подушки в палисаднике, но и потому что ангелица постоянно торчала рядом и принялась вставлять в их диалог свои комментарии, довольно-таки едкие для существа святого.

Было ли Пашке в обществе ангела некомфортно потому, что он сам – бес, установить наверняка не удалось. Но присутствовало подозрение, что просто тётка попалась гадостная.

А тут ещё и Толик внезапно прислал сообщение, что неплохо бы к нему зарулить и погамать в плойку, хотя это точно было не в тему.

«Ты разве не на водохранилище с предками?» – настрочил младший Соколов в ответ, пытаясь поддерживать диалог, незаметно клацать по клаве телефона одной рукой, пить чай, игнорировать ангелицу, не думать о подушке и сохранить при всём этом соображалку на минималках.

«Да моя журналистка не смогла в последний момент, и я родителей одних отправил. Чё мне там делать на природе?» – написал Толик.

– Машенька, вот, пока у меня от босяцких повадок не отучилась, представляешь, напрудила лужу прямо на кровати. Надеюсь, смогу от такого отвадить, – говорила Зинка. – А некоторых котиков умудряются приучить свои дела в унитаз делать, подумай только!

– Что ты хочешь от неё? Почему не уходишь? Ещё какую подлость задумал? – не умолкала ангелица. – Раба Божья Зинаида под моей защитой. Ступай, откуда явился! Ты в этом доме сделал уже всё.

«Переплывать Суру, рубить дрова и бегать по травке», – написал Пашка Толику.

– Кота – на унитаз?! – сказал он Зинке вслух.

А на опять утратившую крылья тётку зыркнул недобро. Начинала трещать башка.

– Да, представляешь, с помощью лотка такого с разными кольцами и отверстиями выучивают. Но, боюсь, Машенька уже сильно взрослая для такой науки, – засмеялась математичка.

Ангелица забубнила что-то, сильно похожее на монотонную молитву-псалом, как на пасхальной службе, куда двенадцатилетнего Пашку когда-то случайно прицепом прихватили предки. И триггернуло сразу, потому что в церкви ему тогда очень сильно не понравилось. А может, ему вообще теперь такое слушать нельзя.

Пашка почесал плечо и заёрзал.

А тут ещё и Толик припечатал внезапно в мессенджере:

«Обхохочешься, дебил. Прям ржака ржачная. Сам придумал?»

Пашка заморгал, пытаясь за молитвенными песнопениями ангелов и кольцами для унитазов вкурить, почему у друга бомбануло. Перечитал три раза своё сообщение. Это чё за ПМС на ровном месте?

Толик не унимался:

«Шутник года, Петросян 2018! Может, тебе в стендаперы податься? Тыкалкой своей будешь всем ржать нажимать! Миллионером станешь!»

Да что за на фиг?!

«В жопу иди!» – окончательно добил Толик и внезапно Пашку заблокировал: у контакта пропала аватарка, а пять вопросительных знаков от младшего Соколова так и остались висеть с одной галочкой.

Пашка хлопнул глазами.

Это что вообще было?

Зинка продолжала про унитазы. То ли от псалмов, то ли из-за обливания сладким чаем, но Пашка зачесался уже весь. Надо было валить…

Футболку удалось отвоевать мокрой, сославшись на сообщение от матери, якобы его позвавшей срочно топать домой. За то игруха всучила «тет» лжесвидетельства.

Подушка без наволочки оказалась на месте, валялась в палисаднике перед домом, и её удалось изъять, а потом кинуть в мусорные баки в соседнем дворе. Интересно, Лавриков припрётся вставлять Пашке пиздюлей за самовольство? И если припрётся, то в каком виде?

Не хватало ему ещё сменить Лилю и доставать до победного!

А от мысли, что в отместку за подушку Лавриков может Лилю найти и слить ей Пашкин адрес, вообще в пот бросило. И ещё продолжал Соколов-младший почему-то чесаться, особенно там, где торчала теперь непривычная борода.

И ко всему ещё и Толикова истерика!

Зайти к нему, что ли?

С Вадимом Якушевичем сейчас разбираться точно не стоит, там думать надо, а от псалмов башка гудит, и даже непонятно, что именно посмотреть в анатомическом справочнике, чтобы это пофиксить. Давление? Ширину сосудов? Или как?

В итоге зашёл Пашка сначала в аптеку за колёсами, которые точно знают, на что влиять, а потом в Толиков двор и подъезд. Прояснять ситуацию.

Поднялся на этаж и позвонил в дверь.

Открывал Толик очень долго, хотя шум и возню в квартире Пашка услышал почти сразу. Что-то громыхало и стучало. Прибирается, что ли? Совсем ошизел?

Или он собирается ныкаться?!

Пашка двинул ногой в створку и прикрикнул:

– Открывай, истеричка! А то сам войду! Слышь!

Он уже успел разозлиться так, что дали дракона.

Наконец замок щёлкнул, и Толик открыл.

Набравший в грудь воздуха, чтобы пропесочить за нерасторопность и бабские припадки, Пашка подавился на полувздохе.

Сначала он увидел костыль под правым плечом своего хмурого, насупленного приятеля.

А потом пустую ниже колена штанину правой ноги.

Глава 16: Альтернативная реальность Толика

– Что это?! – вытаращил глаза Пашка. – Что это, мля?! Где твоя нога?!

Лицо Толика искривила судорога, он чуть пошатнулся, попытался быстро отступить, опираясь на костыль, и захлопнуть дверь – но Пашка подставил кроссовку.

– Пошёл на хуй, ёбаный шут!!! – заорал Толик и чуть не упал. Он жалко и беспомощно привалился плечом к стене. – Иди острить в кабаки! Клоун недоделанный!

– Я не… что случилась?! – ошалевший Пашка почти насильно ввалился в квартиру. Он не мог отвести глаз от пустой, напрочь пустой штанины. – Какого хера?!

– Пашок, – стиснул зубы Толик, – иди развлекайся с Марципаном своим! Проваливай на хрен! Тебе не надо меня жалеть! Ты можешь просто забить на меня, как забивал не раз! Только уже не возвращайся!

– Куда делась нога, я тебя спрашиваю?! – почти проорал Пашка. – У тебя в среду, блять, была на месте нога! Ты даже не в койке! Как такое может случиться?!

– В жопу, может, тебе остатки ноги засунуть?! – просвистел Толик. – Ты реально веришь, что ржать надо мной – норм? Проваливай!

– Толян… – Пашка попытался взять себя в руки. – Пожалуйста, просто объясни.

– Что тебе объяснить?

– Куда делась твоя нога?!

– Иди на хуй. – Толик всем весом навалился на стену и попытался двинуть Пашку костылём, но удар получился слабым.

– Тебе сложно объяснить? – уже едва ли не обиделся Пашка. Фига се, блин, у человека ноги нет, и он не может рассказать, куда она подевалась, лучшему другу!

– Мне не смешно. Свали нах! – не сдался раскрасневшийся от злобы Толик.

– Да не смеюсь я! – вспылил Пашка. – Давай я верну твою ногу игрухой.

Толик поменялся в лице.

– Ты говорил, что не сможешь, – побелевшими вдруг губами сказал он. – Что меня тогда в клетку посадят и будут изучать в закрытых лабораториях до смерти.

– Я говорил?! – выпучил глаза младший Соколов. – Когда я такое говорил?!

– Пашок, – куда менее агрессивно, но всё ещё с неподдельной обидой и злобой процедил Толик, – если ты реально можешь вернуть мне ноги… Но если это ты опять решил ржачно шутить, правда: свали и забудь. Я за эти два года привык, что превратился в мусор и им останусь почти для всех навсегда. Тебе не обязательно…

– Какие два года?! – перебил Пашка.

– После ампутации, мля! Ты спецом меня выводишь?! На фига?! Ты считаешь, мне мало?!

Соколов-младший схватился за голову.

– Ты почему решил, что у тебя нет ноги два года?! – чуть ли не провыл он.

Толик сверкнул глазами.

– Нет, серьёзно! – Пашка даже нагнулся и, получив удар локтем, смял пустую штанину на предмет даунских фокусов. Но нога отсутствовала. – Сука, не дерись! У тебя была нога в среду, ты приходил ко мне домой! Мы сидели на кухне! Блять! Можно… можно я залезу в твоё инфо и посмотрю историю?

– Те делать не хер?! – прорвало Толика окончательно, и изо рта при крике полетели капельки слюны. – Мне в восьмом классе ампутировали ногу из-за сепсиса! Спасибо, конечно, что ты всё ещё со мной дружишь, но с таким уебанским юмором лучше на фиг свали!!!

– Можно я посмотрю твоё инфо и потом сразу верну ногу на место прилогой? – уточнил Пашка.

И Толик мигом превратился в другого человека. Перестал орать, злиться, ерепениться. Присмирел и изменился даже на вид, будто лицо заменили на похожее, но не это. К тому же оно из красного сделалось белым в секунду.

– Ты… можешь… убрать инвалидность? А как же все и лаборатории? – почти что прошептал он.

– Есть адаптация восприятия. Я могу… – Пашка запнулся, и сам побелел.

– Что ты можешь? – дрожащим голосом уточнил друг.

– Адаптация… Погоди-ка… – В башке у Пашки стремительно завертелись шестерёнки, но пока в разные стороны без всякой системы. Было только ощущение, что он уловил какую-то ниточку… – Ты с кем-то ссорился? Недавно? Пересекался? Из пользователей? С Островской там не срался? Ну, с бабой Макса?

– Какого Макса?

– Брата твоей девушки, блин! – буркнул Пашка и получил по морде. Сильно, с размаху и на этот раз метко. – Су-у-у… что ты… – взвыл он перекошенным ртом. Давать сдачи чуваку без ноги рука не поднялась.

– У меня нет и не может быть девушки, блять! – проревел Толик, к которому вернулась вся сдувшаяся ярость.

– А Яна?! – прохрипел и тут же поморщился от боли Пашка. Засадили ему знатно!

– Слушай, Пашок, – подрагивая сказал друг, – если я тебе слил, что эта журналистка крутая, если она меня жалеет и приходит после интервью, это не значит, что ты можешь стебаться надо мной и…

Пашка вытащил телефон и вырубил Толикову энергию на фиг, свободной рукой сжимая пульсирующую челюсть. Потом убрал последствия нападения на свою персону, закрыл входную дверь и сел на пол перед бесчувственным другом.

Как он и заподозрил минуту назад, в истории Толиковой памяти числились одни сплошные фейки. Типа в сентябре 2015-го они с Пашкой свалили на незавершённую стройку неподалёку, хотя батя Толика это чётко и популярно запретил, и там Толян расхерачил ногу и новенький ботинок на хрен каким-то обсосанным штырём. Заметая следы преступлений, дело это он скрывал. Поднявшуюся температуру выдавал за результат простуды, с кровати не вставал и хромую, опухающую ступню не светил. Так он почти неделю водил за нос мамку и батю, пока не увезли Толика на «скорой» почти без сознания и не вернули совсем без ноги, от которой распространился сепсис.

Вся жизнь Пашкиного друга изменилась, хотя ему удалось остаться учиться в прежней школе, где, безногого, его люто травили Славка и его прихлебатели. Яна по этой липе писала статью о жертвах не оказанной вовремя помощи на какой-то сайтик, нашла его в вк и обратилась за интервью, а потом они стали то и дело общаться – как друзья и не более, хотя безногий Толик в неё втюрился по самые помидоры. Все события жизни и социальные связи друга были исковерканы до неузнаваемости в этой фейковой муре, Пашка чуть глаза не выронил на пол, пока клацал некоторые видосы из истории в башке друга.

Это могла устроить только такая тварь, как Островская! Больше некому!

Ну, сучара…

В прилоге дали дракона.

Пашка стиснул зубы, разбил достижение за гнев на звёздочки и навёл на Толика камеру. Залез в анатомический справочник. Вернул ногу и адаптировал восприятие. Забыл только вовремя поднять башку и глянуть, как конечности на деле отрастают: когда спохватился, Толик валялся у плинтуса целый и даже в обоих носках.

Наверное, лучше ему про это не рассказывать. Так и в дурку уехать недолго, если знать и поверить, что любое твоё чёткое воспоминание может быть сляпано парой тыков в экран каким-нибудь долбодятлом.

Пашка полез в память и просмотрел адаптированный видос своего «визита в гости». На кадрах он сам, Павел Андреевич Соколов, в полном искреннейшем ахуе допытывался, откуда у Толика взялась давно ампутированная нога.

Да ну чтоб его! Издевается, в натуре, прилога!

Не, ну это надо ж как-то объяснить, такое снижением важности не пофиксишь.

Срань Господня!

Игруха радостно вручила «гимель» за богохульство.

Пришлось врубать Толика на место и кое-как растолковывать ситуацию, хотя на этот раз друг не поверил ни единому Пашкиному слову, даже когда младший Соколов показал подлинный видос из собственной памяти о том, как Толик открыл ему дверь.

– Ща нейросетки и не такое сляпают, – проворчал он, отсмотрев ролик. – Не гони. Это ты пургу нёс, что у меня ноги быть не должно, как припизднутый!

Хотел Пашка поспорить, а потом передумал и заявил, что решил Толика приколоть, типа не удержался. А его не проведёшь, даже и игрухой этой.

Остался прежний ногастый Толик довольным, даже когда Пашка в плойку гамать отказался и свалил по-быстрому.

Выйдя на улицу, сел он жопой на бордюр, выкурил две сижки, собираясь с мыслями (и всяко стараясь прекратить вызверяться), а потом написал Островской в телегу. Что встретиться надо.

Она тут же ответила, типа никак не может. Чем полностью себя выдала.

«Найду тебя всё равно, блять!» – написал Пашка свирепо, смахнув пуш с новым драконом.

«Через полчаса за школой», – после очень долгой, минут в пять, а то и семь, паузы ответили в чате.

Ну-ну. Дебилка недоделанная. Вот и на что она рассчитывала, бляха муха?! Ну на что?! Что у него баллов мало на балансе? Какой смысл в этой лаже?!

Явившаяся на стрелку Островская Пашку не признала. Он на фоне волнений как-то подзабыл о своём маскарадном преображении, даже борода после потрясений у Толика перестала чесаться и напоминать о себе.

Островская же так и подпрыгнула, когда левый чел, проходивший мимо, вдруг заговорил Пашкиным голосом.

– Это что за на фиг?! – вытаращила зенки ненавистная товарка по душепродавству.

– Это тебя вообще ебать не должно, – отрезал Пашка. – Жопу свою игровую и сисяры с губищами комментируй.

– А вместо большой машины у тебя теперь стручок, как у жителей Африки? Под стать содержанию головы? – съёрничала Островская, то и дело скача нервным взглядом с Пашкиной новой рожи на руки. Они были пустыми, но телефон торчал из заднего кармана штанов так, чтобы выхватить быстро. А попробует напасть со своими приколами Капитана Америки, так он её удивит похлеще, чем изменениями рожи! Тоже уж прокачался по-всякому!

– Считаешь, что я тупой?! – поинтересовался Пашка свирепо. – Что не пойму ни фига, так ты подумала?

Островская изменилась в лице, чуть дёрнулась назад, словно отпрянула, но всего на пару сантиметров, верхней частью корпуса. А потом стиснула зубы и прищурилась.

– Ну не особо острый, как по опыту, – с вызовом уведомила она. – Хотя чьи мозги поюзать вроде ориентируешься. Так что и мне не мешай. Как ты это сделал?

– А много ума не надо! – парировал Пашка. – Только ты одна такая сука и живодёрка!

По лицу Островской скользнуло недоумение, и она сузила глаза больше.

– Я такая сука, чтобы?.. – подозрительно уточнила ненавистная собеседница.

– Чтобы Толяна без ноги оставить! – крикнул Пашка, чувствуя жопой вибрацию: факт опять дракон. – Ещё раз такое вычудишь, я твоему Максу хер оттяпаю, поняла? Безвозвратно!

– Кто такой Толян? Какие ещё ноги? – У Островской и следа не осталось от растерянности, она пошла в наступление.

– Парень сестры твоего хахаля! Тебя вот этот момент вообще не колышет?! – повысил голос младший Соколов. – На сеструху Макса пох? Или ты и её проучить так решила?!

– У тебя крыша протекла, сходи проверься, хотя бы через приложение! – бросила брезгливо Островская.

– Ты мне зубы не заговаривай! – просвистел Пашка. – А то заява быстро в ментовке материализуется! – внушительно напомнил он. – Долго будешь баллы копить, чтобы всё это вернуть обратно!

– Я никаких Толянов пальцем не трогала, придурок! – огрызнулась эта уродка.

– Ну да, как же! – чуть не заржал младший Соколов. А потом подался вперёд и сказал с расстановкой: – Имей в виду: я его починил. Даже не знаю, на что ты рассчитывала, курица крашеная!

– Я понятия не имею, с кем кувыркается сестра Макса! – скрипнула зубами Островская. – И ни с чьими ногами ничего не делала! Ты перегрелся! Запустишь заявление, и я тебе такую жизнь устрою сладкую, что только и будешь квесты щёлкать, чтобы всё отмотать! До ста лет будешь!

Пашка сплюнул самодовольно. Ну-ну. Баллы у него безлимитные!

– Я тебя предупредил, – с угрозой объявил он.

– А я тебе ответила. Если кто-то там без ног остался, ищи причины в другом месте, придурок! Сунешься к Максу или ментам, пеняй на себя! Сам у меня без ног ходить будешь, и без хера, и вообще без ничего! Психопат-неврастеник!

Она развернулась и завиляла своей прокачанной задницей в обратном от Пашки направлении.

А он немного усомнился. И успел поймать спину этой курицы прилогой.

Оплатил доступ и забил в инфо памяти слово «нога». Узнал, например, что сегодня утром паскуда эта свою брила в душе, и поморщился. И ещё всякой такой муры узнал. Но про Толика там реально не было. Он попробовал забить ещё «Толик», «Востриков», «Анатолий», «парень Яны», «друг Соколова», и как только не поискал. А потом случайно сбил менюху, и она вылетела. Но было уже понятно, что дело не в Островской.

Это прям-таки огорошило!

А кто, если не она?! Марципан, что ли?! Да с хера бы! Они вроде вообще закентовались по-нормальному! Васин?! Не воробьи ли ему нашептали такое творить?!

Что, если это Вельзевул решил проучить за отлынивание от работы своего сисадмина?!

А если такое вот продолжится?! Придёт Пашка домой, а Другая мама парализованная лежит десяток лет? Или Люська путаной подрабатывает с одиннадцати? Охренеть, мля!

Мог это демон сраный сам замутить, не через людей?! Или тогда бы хер Пашка всё отмотал в два клика?

Со стороны Вельзевула или кого из бесов это какой-то очень уж тупой жест, разве что демонстрационный если. И всё равно дебильно. Хотя Васина стоит просканить. Только вот подходить к нему близко опасно: наверняка Лиля отирается там! Просрала Пашку и вернулась к самому интересному челу, которого пока встречала в своей смерти. Там хоть с бородой, хоть без бороды…

Пашка задумался.

А если на время визита вообще себе всё переделать? Состарить там на пятьдесят лет или в бабу превратить? Но в бабу было стрёмно, а в деда опасно. Ещё откажет что по такому случаю, и загнётся семидесятилетний Пашка от сердечного приступа прямо в своей засаде.

Да и не факт, что такое вообще игрой делается.

А если по-людски замаскироваться? Переодеться типа или грим какой наложить?

Блин, вот делать ему не хер!

А если Марципана попросить? Но тогда всё рассказывать ему надо. Да и запалит Лиля в таком случае второго чувака с волшебным гаджетом. А через него и на Пашку выйдет. Чтобы Марципан ныкался, надо ему про призраков рассказать, а это уже перебор.

Операция, которую в итоге намудрил Пашка, была охуительно опасной. А алгоритм для сложной задачи он вообще писал до самого вечера в гуглдок, как тот недоделанный программист.

По плану Пашкин телефон по настройке возьмёт у него же из рук открытым на скане приложухи какой-то прохожий, совершенно любой, какой под руку попадётся. Потом пойдёт к Васинскому дому и встанет у забора. Когда Васин выйдет (а организации этого момента была посвящена вторая часть плана, коей Соколов-младший гордился на целых два льва тщеславия), быстро поймает того сканом, пока будет Васин пялиться в другую сторону. Дальше развернётся и уйдёт, дотопает до Пашкиного укрытия и вернёт телефон.

Потом по плану надо было отформатировать на предмет случившегося прохожему память и отпустить с миром. Рисково, конечно. И потому установил себе Пашка прогу с привязкой к почтовому ящику, чтобы, если что, смартфон обнулить через учётку было можно. Так-то давно стоило подстраховаться.

А на крыльцо Васина выведет новый воробей.

Потому что Пашка придумал, как демоническое послание лихо сфальсифицировать!

Так-то и он может написать письмо с указаниями, подстеречь какого воробушка, игрухой сделать послушным и так поймать, а потом присобачить конверт и нажать лететь в конкретное место. Пашка проверил, правда, на голубе: у животины имелись такие же «назначить действие», как и у людей, хотя там многое не прогружалось. Заговорить, скажем, из-за команды птица не могла. А вот прилететь к точке по координатам – в лёгкую!

Правда, найти такой же точно конверт, как был запротоколирован в собственных воспоминаниях у Васина в ящике (Пашка сверялся с видосами), и такую же обгоревшую по краям жёлтую бумагу не получилось. Пришлось ограничиться листом А4, опалённым зажигалкой. А чтобы распечатать послание с требованием выйти из дома и смотреть в небо, считая до тысячи, зарулил Пашка в какую-то контору с принтерами и наклацал пустить себя за тамошний комп. Там же и прикупил конвертов.

Понадеялся, что на детали не особо внимание обращаешь, когда тебе птицы письма приносят.

Было совсем не исключено, что воробей, с превеликим трудом найденный по округе в начинающихся сумерках (возился долго он с организацией, а птицы вообще из города пропали, блин!) остался немного инвалидом: оказалось, что прилаживать письма верёвочками к крохотным лапкам вообще непростая задача, даже если объект смирно ждёт и не рыпается. А ещё конверт сильно повлиял на воробьиную аэродинамичность. Ветром птенчика заносило в стороны, взлетел он вообще не с первого раза.

Что Васин дома, Пашка знал, просканил его халупу издалека.

А дальше всё неожиданно получилось.

Дотащился воробей до окна, и бабень, курившая у себя на крыльце дома на Васинской улице, послушно и успешно выполнила почти километровую команду (слава богу – плюс «гимель» – оказалось, что в прилогу можно вставлять из буфера обмена тексты). А то писал бы это Пашка до утра и точно налажал где с формулировками.

Ближе к полуночи тётка успешно вернула ему телефон зайденным на оплату меню Васина.

Глава 17: Следствие ведут Колобки

Вот только Васин не имел к Толиковой пропавшей ноге никакого отношения.

Отвязавшись кое-как от Другой мамы и проигнорировав эсэмэску от брата с вопросом, не охуел ли Пашка, младший Соколов выбрался из СНТ, подальше от Лили, перешёл дорогу, обогнул пятиэтажку и обосновался на лавке около одного из подъездов. Телефон он нёс бережно, на отлёте.

И копался в Васинском меню, оплатив туда доступ, добрые полтора часа. Убедившись, что к ноге одноклассник непричастен, проверил ещё поступления воробьёв, но и их за минувший день не наблюдалось.

Как позырить, чё Васин себе надумал по поводу Пашкиного умения фиксить память других пользователей, товарищ сисадмин пока не вкурил. Вкладки «мнение» не имелось, память протоколировала то, что видят глаза или слышат уши по минутам. Содержимое черепушки, если где и числилось, спряталось надёжно.

Визуально Васин своей озабоченности непоняткой не проявлял.

Итак, дьявольские воробьи не виноваты. И кто тогда?

Оставался Марципан, и, хотя было бы это офигительно странно, теорию следовало проверить.

Только, конечно, не в два часа ночи.

Пашка потопал домой.

Серёга не спал, листал видосики, лёжа на кровати.

– Ты ничё не попутал, малой? – встретил он Пашку, наконец пожаловавшего в их общую комнату.

– Отвали.

– Ты б ещё утром явился, шпендик! Тебе сколько годиков? – сел на кровати Серёга. – Бухал? Чёт не похоже.

– Оно тебя колышет? – огрызнулся Пашка. – Отвянь, мамочка!

– Мамочка тебе завтра расскажет, как себя вести, – окрысился Серёга. – Ты по бабам, что ли, шаришься? Смотри, залетит кто! Хотя я прям сильно удивлюсь в этом случае.

– Большое спасибо за братскую заботу, тронут, – просвистел Пашка.

– Ты мне не хами, малой! Думаешь, пару приёмчиков выучил и можно на старшего брата возбухать?! – насупился Серёга.

Пашка недобро прищурился.

– Думаю, да, – наконец сказал он. – Проверишь приёмчики? Или спать ляжешь?

– Чё-т ты больно борзый стал, – процедил брат. – Мне это не нравится.

– А ты мне шестнадцать лет не нравишься, и чё? Иди сиди в своём телефоне.

Дальше Серёга на рожон не полез, возможно, памятуя о показанных «приёмчиках». Но выглядел очень недовольным.

Зато Пашка научился засыпать с помощью приложухи не полным отрубом энергии, после которого бывало очень проблемно проснуться, а похитрее: поднятием мелатонина в крови. Погуглил малёха, чтобы отвлечься от Толиковой ноги, и придумал такой вот лайфхак, который суперски сработал.

Так он продрых не до полудня, а только до утра и проснулся даже раньше Серёги.

Пребывающая дома по случаю воскресенья Другая мама скандала никакого не устраивала, но зато привязалась с убедительной просьбой поссать в пиалу. Опять стала подозревать младшего сына в наркомании, блин! Очень старалась быть корректной, но проявила настойчивость – и Пашка сдался. Спасибо хоть подгадала, чтобы Серёга не услышал.

После завтрака предстояло рандеву с Марципаном.

Его он уведомил коротким «Подскочу?» в мессенджер.

Воспринял Славка это без энтузиазма, чем мигом навёл на себя подозрения. И это Пашке не понравилось. Из всех его вынужденных временных союзников из числа бывших кровных врагов, Марципан казался самым… адекватным, что ли? Совсем не таким гнилым, каким выглядел всю Пашкину школьную жизнь. Конечно, охереть какая подлость полностью подтвердит, что младший Соколов не ошибся изначально, но было от таких мыслей очень уж неуютно.

– Чё стряслось? – вышел из подъезда Марципан, минуты через три после того, как Пашка написал, что на месте.

– Пришёл за оценкой качества обслуживания, – сострил Соколов. – По предкам твоим как? Угомонились? Нужна ещё помощь?

Марципан подозрительно прищурился.

– Это ты с каких пор такой заботливый? Это от бороды побочка, что ли? Баллы девать некуда?

– Квесты хорошие дают, баланс в норме. – Пашка вздрогнул, потому что зазвонил мелодией от входящего вызова подготовленный заранее будильник. Он не хотел привлекать внимания к сканированию Славки, а тот бывал наблюдательным. Вытащив смартфон, Пашка смахнул будильник и тут же быстро развернул «Дополненную реальность», клацнул по Марципану до меню с оплатой ограниченного доступа и убрал руки с телефоном за спину, типа сбросил звонок, и всё. – Ну так?

– Вообще ты, походу, прав был про уверенность в себе, – после небольшой заминки сказал он уже без агрессии. – С какого-то хера она у отца была десять процентов, хотя это прям похоже на баг какой-то. Ты как думаешь, может сбоить игруха?

– Не может.

– Я день ссал подымать. Отец и так у меня бывает без тормозов в плане дисциплины, если это он ещё и не уверенный… – доверительно признался Марципан, понизив голос и подойдя к Пашке поближе. – А потом накопил баллов, чтобы можно было обратно сразу вернуть, если совсем жесть пойдёт, и поднял ему её на девяносто. И ты не поверишь…

– Он стал нормальным человеком с адекватными реакциями, как в том кино про идеальных предков? – предугадал младший Соколов, памятуя свой опыт с Другой мамой.

– Да!!! – так и встрепенулся Марципан. – Прикинь! Он вообще не заводится теперь из-за мелочей, он начал мамке помогать по дому, бля! Я его в жизни с веником не видел, а тут рассыпал пепельницу на балконе – и сам взялся подметать! Потом вчера в тубз пошёл, когда стиралка достирала, и взял – бельё развесил. Мне даже это… – чуть передёрнул плечами Слава, словно стало ему вдруг зябко солнечным летним днём.

– Стрёмно, потому что его словно бы подменили? – спросил Пашка.

– Ты тоже кого-то так абгреднул, что ли? – удивился Марципан. – Откуда знаешь? Прям оракул.

– Чуть тестил фичу с уверенностью, да. Первую неделю муторно. Потом привыкаешь.

– Себе, что ли, поднять? – хохотнул Славка. – Короче, пока побаиваюсь какого «Кладбища домашних животных», но в целом доволен. – Это что, выходит, отец борщил постоянно, потому что… в натуре считал, что о нём кто не то что подумает? Даже мы с мамой?

– Получается. Я вообще пока не самый глубокий аналитик, так-то. Так, собираю инфу.

– Ну спасибо за совет, братан! Чудеса!

И что, выходит, Славка Пашку братаном зовёт, а сам бегает его друзьям ноги чикать, что ли? В перерывах между наблюдением за предками?

Чё-т лажа какая-то.

Наконец-то свернув разговор, снова перескочивший на фиксы Соколовской рожи, не дававшие Марципану покоя, Пашка зарулил в какой-то дворик, сунул в уши наушники и взялся копаться в инфо памяти по запросам, но по ногам выбивало неочёмное, а по Толяну и вовсе ни черта с момента отчисления Марципана из тридцать седьмой школы.

Оттого даже как-то стало полегче на душе. Всё-таки не вредитель Славка подпольный, какая-то совесть в нём имеется. И не трындел только что про благодарность.

Но что же всё это означает? Неужели в натуре сам Вельзевул?

Нет, в этом вопросе надо было как-то разобраться в самую первую очередь!

К Толику Пашка шёл с опаской, всерьёз боясь снова найти его каким-то покоцанным: безногим, обгоревшим или с рождения слепым. Но Толик был в норме.

Вдаваться в подробности Пашка не хотел, отрубать друга с ходу – тоже. Это так-то и само вопросики вызывало. Можно, конечно, было потом стереть весь свой визит полностью, но Пашка предпочёл склонить Толика позырить фильмец какой. Предки его всё ещё тусили на водохранилище, Яна занималась делами, из-за которых не смогла поехать, и был Толик компании рад. А с началом фильма шибанул ему Пашка в кровь столько мелатонина, что Толик захрапел прямо-таки по-богатырски, так, что слова некоторые в фильме стало различить трудно.

Киношный звук младший Соколов совсем убрал. У него было своё кино на очереди. Теория состояла в том, что откорректировать Толика с адаптацией, если это сделал человек «Дополненной реальностью», можно было, только наведя на него камеру. В обед среды Толик был в норме. К вечеру субботы оказался без ноги. Значит, есть отрезок, который следует просмотреть, и особенно внимательно, если бывал Толик не один или на улице.

Исходя из давнего опыта с Зинкиной серёжкой, память протоколирует всё, даже без ведома человека. Значит, шанс увидеть то, чему Толик значения не придал, всё-таки есть. Хотя, конечно, вредитель мог и не попадаться ему в поле зрения, и вот это будет очень херово.

Минуте на седьмой, ещё наблюдая поход Толика от Пашкиного дома в магаз за колой и чипсами, младшего Соколова замутило. Обзор память давала сильно херовастенький. От него прям голова начинала кружиться, блин! Три дня так отсматривать – ёбнуться можно.

К Пашкиной огромной радости вечер среды Толик провёл дома, а на ночь мотнулся к Яне на такси и остался у неё. Несклонный к вуайеризму, Пашка проскочил этот отрезок. Смотрел только внимательно переходы от дома к машинам.

В четверг рано утром Яна убежала на какое-то мероприятие, о котором писала статью, а Толик продрых до обеда. У него, оказывается, есть от её квартиры ключи! Офигеть!

А потом Пашка всё понял. Его прям как водой ледяной окатили, когда идущего, вызывая головокружение скачками кадра, Толика окликнули, и обзор резко развернулся, показав на экране нагло подбоченившегося Илюху Абдулова с телефоном.

– Сука! – подскочил, рассыпая почти сожранный попкорн из микроволновки, Пашка. – Твою!..

Ну и как он мог быть таким придурком?!

Дальше можно было и не смотреть. Ну конечно! Какого хера Пашка решил, что липовая инвалидность имеет какое-то отношение к его, Соколовской, растакой персоне?! Нашёлся пуп земли с манией величия!

Толик же при всём классе опустил сначала Абдулова лично, потом навалял своими новенькими Рембо-штучками Пашкиного производства всему трио, а потом ещё брата Абдулова с дружками уложил! Ну Пашка и даун! Следствие ведут Колобки, блин! Элементарную штуку с ходу не понял!

Конечно же, прокачавшись наконец-то до сорокового уровня, эти три урода, о которых Соколов-младший успел напрочь забыть, начали юзать игруху для своих целей! Не Пашке, мля, это была угроза, а чистая, уебанская, моральноуродская месть самому Толику лично!

И как только Абдулов приметит, что нога вернулась…

Сжатый в порыве озарения в кулак телефон завибрировал драконом.

Но палиться перед Абдуловым и остальными (которые тоже Толика сильно должны не любить после того, как он их опустил при всех в классе перед уроком, а Куму так-то вообще челюсть сломал!) явно не стоит. А как тогда поставить их на место и угомонить? Ведь на память других пользователей он может воздействовать только в отношении себя…

Задача.

Пашка взялся собирать по дивану попкорн и усиленно думать.

А потом изобрёл такой велосипед, что надавали ему за время реализации львов на целый сто седьмой уровень!

Пашкин гений проявился новыми воробьями. А чё? Черти юзают, а он-то чем хуже? И главное: как эффективно! Птаха небесная, мля, приносит повеление отвянуть от хорошего человека, чтобы из твоих кривеньких уродских ручек не уплыла такая игруха! Тут на кого хочешь подействует! Может, даже и историку такую следовало послать, запретив кошмарить город массовым влиянием, и он бы сам унялся. И остался живой. Это ж как зрелищно-то!

Текст писем Пашка составлял долго и тщательно, чтобы не вызвать никаких подозрений. Послать их решил разом всем троим, потому что вроде Марципан говорил, что они общаются на предмет игрухи.

К счастью, имелся у Толика принтер дома. А ещё в рюкзаке Пашкином остались купленные на почте конверты.

Закончив фальсификацию и стырив из кухонного ящика запас кулинарной бечёвки (плюс один, блин, «хет», хотя за принтерные листки, например, не прилетало!), Пашка Толика растолкал, сообщил, что с ним смотреть фильмы нудно, и отправился на поиски воробьёв, которые, конечно, опять пропали на фиг из всей Пензы.

В итоге отправил предупреждения с голубями.

Какая, в сущности, разница? Они и конверты, как оказалось, носили получше.

Провозился с этим до вечера: надо было ещё найти каждого из троих уродов, чтобы вбить правильные координаты голубю.

Все адреса имелись на классухином листке под обложкой дневника за десятый класс. Сначала Пашка попытался просто скачать видос, где этот листок зырил. Но оба раза смотрел он на него бегло. Даже сумев поймать стоп-кадр, где надо, и сделать принт-скрин, Пашка получил при приближении размытый на пиксели текст. И пришлось мотнуться домой за источником необходимых данных.

В квартире обнаружил Пашка раскуроченную на фиг стену в коридоре, какого-то мужика в синей спецовке с налобным фонарём, клубящуюся в воздухе штукатурку и полное отсутствие электричества. Другая мама готовила на кухне при свечах, братец отсутствовал.

– Что случилось?! – опешил Пашка.

– Предохранитель испортился, – вздохнула Другая мама, убавляя под сковородой огонь. – Включила машинку стиральную и пылесос одновременно опять, а Серёжка как раз чайник клацнул. Только пробки не выбило, а всё сгорело в стене прямо. За сегодня навряд ли управятся с ремонтом, вон мастер с обеда копается. Придётся жить в романтичной обстановке, – кивнула она на сгоревшую до половины белую оплывшую свечу в чайном блюдце.

По кафельной стене прыгал дрожащий оранжевый свет.

– Я это… чуть ещё погуляю тогда, – нашёлся Пашка. – Телефон заряжу.

– Конечно, ты уже взрослый. Только имей на плечах голову, – кивнула Другая мама и вернулась к романтичным рыбным котлетам.

А Пашка забрал листок из дневника и двинул ловить последних голубей и выискивать одноклассников.

К началу первого закончил, как раз получил свой сто седьмой уровень за обилие гордыни в этот день, и вернулся домой снова. Стена всё ещё щерилась проводами в раздолбанных нишах, электрика не было, но на полу остался его чемоданчик и инструменты.

– Даже за завтра управиться не обещают, – вздохнула Другая мама. – Ужинать будешь? Котлеты рыбные есть и пюре с салатом. Мне уже ложиться пора, завтра на работу рано. Встреть, пожалуйста, мастера в десять утра. Лучше бы побыть с ним дома, если у тебя получится. Хотя человек вроде приличный, но одного оставлять в квартире всё-таки не желательно. А то Серёжа у друга своего остался, поближе к цивилизации, – улыбнулась она.

Эх, жалко Пашки дома не было вовремя! Он бы на раз тут провода починил!

Подумал даже сделать это таки сейчас, с адаптацией, но потом решил принять свечи и помощь электрика. Не больно-то оно хорошо с масштабными адаптациями выходит, потом ещё боком как вылезет.

С утра нужно будет разобраться с инфо Вадима Якушевича, а это всё равно лучше делать дома и с полным вниманием. Может быть, сын историка окажется первым Пашкиным грешником, которому он отправит ссылку на «Дополненную реальность».

А может быть, и нет.

Пашка продолжал упорно считать, что ничего ещё не решил.

Глава 18: Вадикокопание

Проснулся Пашка от звонка в дверь: пришёл электрик.

– А где Елена Аркадьевна? – удивился он. – Смету согласовать нужно. Вот, купил кабель, но ещё может что-то потребоваться, – и он окинул Пашку взглядом сверху вниз, а потом вытянул шею и посмотрел ему за спину, словно ожидая явления Другой мамы.

– Я всё оплачу, – пообещал младший Соколов и посторонился, впуская мужичка в дом – к стене, которой явно потом потребуются ещё новые обои, хотя их вот только наклеили.

Почистив зубы и заварив чай, Пашка тяпнул блюдо с бутерами в пищевой плёнке из холодильника и уединился у себя на кровати, оставив электрика развлекаться самостоятельно.

Затаив почему-то дыхание, открыл админский раздел.

«Вадим Игоревич Якушевич» висел во «В работе». И его инфо открывалось.

Но с чего же подступиться?

Первым делом Пашка сунул в ухо наушник и включил текущие мысли своего кандидата в раскаивающиеся грешники.

Судя по всему, тот смотрел что-то по телеку про похороны гнидня и своё там выступление.

Вадим злился, прямо-таки свирепствовал. Его мысли обрывались в сбивчивый мат, то и дело конструируя, что бы стоило сделать с матерью того или иного диктора и в каких замысловатых позах.

Интересно, а на что он рассчитывал? Раскрыть, блин, всем глаза в один скандалец, да ещё и на похоронах?!

Вот даже Пашка, не семи пядей во лбу, а понимает, что реакция у всех закономерная.

Однако оказалось, что рассчитывал Вадик на другое. Практически на то самое, что и получилось. Только это не мешало ему злиться.

Пашка, клацая инфо через админский раздел, обнаружил любопытную функцию, которой в обычных менюхах у людей не было. А именно: клавишу «анализ», которую случайно вызвал на экран, зажав его пальцем во время чтения мыслей, потому что неудобно повернулся и чуть не уронил телефон себе на пузо экраном вниз.

И анализ этот не хило так анализировал!

Например, показал, что Вадим испугался стать всеми забытым, каким и был всю свою жизнь. И устроил шумиху нарочно. Чтобы говорить стали. Чтобы даже и осуждали. Но не отморозились от сына покойного чудо-мэра. Как все и всегда начинали от него отмораживаться спустя недолгое время общения.

В цепочке анализа тоже можно было зажимать экран, и глубже сканировать, разбирая на причинно-следственные связи, то или иное.

Вскоре Пашка установил, что Вадим Якушевич презирал своего батю с тех пор, как в его, Вадимовой, растущей башке проклюнулась первая соображаловка. Он испытывал мучительный стыд всякий раз, когда батя прогибался перед мамкой – своей или Вадиковской.

Гнидень дома всегда делал так, как решали за него. И страдал от этого, становился злобным, сердитым, пожалуй, даже несчастным. Но всегда подчинялся.

Вадик не подчинялся вообще. Шкетом ещё он стал всё, абсолютно всё делать наперекор – сначала маме и бабушке, а потом – вообще всем, кто бы ему что ни говорил. Даже если разумное. Даже если он сам так собирался сделать или считал. Стоило кому-то это озвучить, и Вадик поступал наоборот или начинал спорить.

Доходило до дебильного абсурда: Пашка посмотрел записи-примеры и даже поржал, потому что кое-что тянуло на сценки из камеди-клаба.

Например, говорила мамка: вымой посуду в раковине. Вадик этого не делал. Спустя время приходила мамка и уведомляла, что посуду Вадик не помыл. «Я помыл!» – огрызался мелкий Вадик. Матушка могла за локоть сыночка взять и отволочь на кухню, пальцем ткнуть в доказательства неправомерности такого заключения. Но Вадик начинал спорить. С самым глубоким убеждением, как тот псих с честными глазами. По чашкам разбирать, что после донесли, потому что вот, след от соуса тефтельного, а тефтели ела бабуля, а бабуля пришла из поликлиники позже, чем мамка просила посуду помыть. А вот эта чашка и сковорода – оно вообще не в раковине, а мамка говорила мыть посуду, которая в раковине. Если бы мамка поставила задачу нормально, давно бы Вадик всё сделал и слова не сказал. А ещё надо тарелки заливать водой, когда в раковину кладёшь, а этого никто не делает. И что теперь, скрести их до умопомешательства? Ну и так далее. Проще Вадику, малому, было не пойти гулять или лишиться права выбрать конфеты в магазе, чем просто сделать по-мамкиному.

А она его любила и упрямство это баранье прощала.

Она-то прощала, а больше никто не прощал, бабуля разве, и то в меньшей мере.

Прочие представители человечества Вадика из-за этого дебилизма клинического не переваривали на дух.

Чтобы не бывать битым, младший Якушевич, как подрос, регулярно ходил в качалку, в целом мог и за себя постоять, и без телесных последствий первым к кому-то полезть. Довольно часто это давало ему входной билетик в новые компании. Но потом и там начинал Вадик душнить, спорить и выёбываться, после чего посылался на хрен – только не вслух, а фактически. Вычёркивали его, короче.

Не спорить со всеми Вадик Якушевич не умел. Считал слабостью. Считал на подкорке дурьей своей башки, хотя сам не понимал толком, чё за фигня с ним вообще постоянно происходит.

По-Вадикову выходило, что все кругом какие-то припизднутые.

Казалось, даже если сказать ему, что втыкание ножа в собственный живот может привести к травме, он бы начал доказывать обратное. А в случае упорства оппонентов, мог даже устроить себе харакири из вредности. И был бы уверен в собственной правоте, ногами в кишках путаясь.

Короче, был отшибленным в край.

Но очень гордым и самоуверенным (видать, в версии бати Марципана – по факту на десять процентов). Знал типа Вадик: только так и можно, чтобы не быть тряпкой. Находилось всякое прогибание и компромиссы у него в категории унижений по умолчанию.

Так и жил уже двадцать один год.

И вот, когда родительница пропала, а батя вдруг с бухты барахты сделался главой целого города, вместо гордости Вадик ошалел. Он был возмущён. Годами он клялся себе, что никогда не станет таким же недоразумением, как его батя, делал всё, чтобы не быть на него похожим, и тут вдруг того взялся боготворить едва ли не каждый во всей Пензе! Вадика выворачивало от восторженных отзывов. Немногих дней историкова мэрства хватило, чтобы сын осатанел и даже стал подумывать свалить навсегда куда угодно, даже если бомжом стать придётся. Казалось бы – бабло появилось, радуйся. Но нет. Означало возвышение бати, что Вадик всю жизнь был на его счёт не прав, а такое Якушевич-младший признать никак не мог.

Он и на милю к новому папаше не приближался, вообще дома сидел, чтобы к нему никто не приставал с восторгами и расспросами. И всё время думал о мамке и бабушке. Думал, что дело тут нечистое.

Ну никогда бы его всё контролирующие родичи не свалили никуда осознанно, бросив рохлю-батька и самого Вадика без присмотра. И не бывает маньяков, которые похищают тёток под сорок пять и старух. И на органы, блин, не крадут в таком возрасте. А трагический несчастный случай не мог произойти с обеими, тем более они не особо-то ладили, потому что постоянно соревновались друг с дружкой за главенство в вытирании о батю ног с целью любви и заботы.

Прежнего батю Вадик бы в жизни ни в чём таком не заподозрил. Но вот этого… Которого то ли инопланетяне похитили, то ли подпольные британские учёные на клона подменили в виде биоробота, к настоящему Игорю Якушевичу ни малейшего отношения не имеющего…

Так-то Вадик никогда в муть киношную не верил. Но теперь засомневался.

Он вообще теперь во всём сомневаться стал, из-за чего предпочёл от мыслительного процесса временно отказаться совсем, а только злиться. На всякий случай.

И лишь одно-единственное не подлежало сомнению даже на миг, и потому постоянно обдумывалось без риска съехать кукухой: ни новый, ни прежний батя не полез бы в петлю из-за исчезновения жены и матери.

Только вот что из всего этого следует, Вадик не понимал на фиг.

Короче, в целом Пашка в характере своего кандидата разобрался и даже вкурил причинно-следственные связи (глядишь, так психологом станет, мля!). Но вот как установить, сможет ли такой вот Вадик раскаяться?

Он казался баранистоупрёртым до такой звездолётной высоты, будто и не въедет никогда, что не прав даже в чём-то одном. А уж чтобы во всём и сразу… Да пожалеть… Да перестать (если верить теории Лосева) делать всё на зло в будущем…

– Сынок, я двери пооткрываю? – отвлёк Пашку от изучения позабытый стенкоколупательный электрик. – Чтобы свет в коридор запустить.

Младший Соколов без энтузиазма кивнул. Чужой мужик, который будет ковырять стену, пока Пашка валяется на кровати, факт начнёт быстро нервировать. Фонаря у него, что ли, нет? Что за бредятина?!

Свернув Вадима на время, Пашка наведался в толчок, переступил через инструменты и пробрался на кухню, сунул в микроволновку жаркого, которое наколупал в казане, и, крутанув ручку, понял, что нет электричества. Жрать придётся холодным.

Выругавшись, вылез Пашка через баррикады перекурить на балкон.

Как протестить склонность к раскаянию, блин?!

Рассуждать самому, что ли? Ну так тогда нет, вот прям нет. Невзирая на все сомнения, о которых подопытный даже и думать боится. Чтобы о чём-то пожалеть до такой степени, чтобы потом вообще решить больше не делать никогда, нужно сначала понять, что ты косячишь. А именно тут у Вадика генетический баг. Ладно, не генетический, но выглядит в натуре как патология. Ни в жизни он сам не признает, что не прав, вон даже голые факты отрицает как вид, хоть ты его носом тыкай. Не воспринимает.

И чтобы такой пожалел? Да ещё и доброй волей стал вовеки покорным?

Херня, не подходит Пашке Вадик. Только зря полдня на него просрал…

Перебравшись опять через ремонтниковы манатки, Пашка выцепил холодную, неаппетитную из-за застывших комков жира жрачку и вернулся в комнату. Хотел прикрыть дверь, но вспомнил: нельзя же! А это что ему, теперь дома до вечера торчать?

Пашка глянул на долбящего стену мужика.

Навряд ли он что стырит, так-то…

Наколов вилкой кусок мерзкой картохи, Пашка на прощание открыл Вадимово меню, чисто послушать мысли под хавчик. Вдруг что ржачное вычудит вроде спора про раковину?

И обнаружил, что Вадика атаковали.

Он с кем-то ругался, и оказалось, что память можно зырить онлайн, в процессе, так сказать, протоколирования. Смотреть, то бишь, глазами испытуемого на экране игрухи.

Напали на Вадика паренёк и девица, успевшие за время Пашкиного перекура ворваться к Якушевичам на кухню и даже всучить большой торт и пакеты с соком (кажется, заняв Вадиковы руки тортом, они и ворвались на самом-то деле).

Были эти двое командированы городской администрацией, и слышать о том, что Вадик с утра пораньше уже послал на хер какую-то Людмилу Семёновну, их коллегу, не желали.

А ещё Пашка узнал, что просмотр памяти онлайн через админский раздел позволяет переключаться на то, что видит памятиобладатель.

И копаться удалённо уже там.

Завалившихся к Вадику товарищей звали Егором и Мариной. Оба работали в пресс-службе горсовета. Оказалось, что этот самый горсовет успели по поводу Вадика и его перформанса затрахать даже за выхи, а уж утром понедельника и вовсе начать сравнивать с землёй. Походу драмой «несчастного юноши» или изолированием от общества «психопата, который мать с бабкой сам грохнул, а потом отца в петлю загнал» (тут диапазон сильно варьировался) интересовались нынче все и каждый, даже, блин, уже и в самой Москве (ну очень скандалище на похоронах мэра залетел народонаселению!). Мэрию трясли на предмет комментариев все местные и столичные журналисты, а чиновники повыше уже и вовсе поставили раком, потому что их там, в свою очередь, тамошние журналисты тоже трясли. Короче, должны были Егор и Марина уговорить Вадика регулярно заниматься с психологом и жить под надзором в распрекрасном санатории тюремного типа – то ли до скончания времён, то ли до следующего понедельника – в общем, пока не переключатся СМИ на что другое.

Утром Вадик, оказывается, успел выслать какую-то бабульку, которая и подумать не могла, что бесплатная путёвка на много месяцев, считай, на отдых может быть отметена. И теперь прислали тяжёлую артиллерию. Недавняя глава пресс-службы вернулась в родной город ухаживать за больной матерью, а до того работала продюсером ток-шоу на федеральном канале. И обязалась уговорить Вадика хоть в санаторий поехать, хоть с моста прыгнуть – в зависимости от надобности. Егор же оказался на деле оператором, у которого в машине под Вадиковским подъездом лежали, дожидаясь своего часа, камера и штатив. И к тому моменту, как Пашка выудил из памяти Марины все вот эти вот сведенья, оборотистые посланцы уже снимали на видео, как Вадик покорно собирает вещи в санаторий, чтобы как можно скорее показать всем жаждущим, что меры предпринимаются.

Походу первое время Якушевича-младшего реально будут очень специализировано прессовать всякими мозгокапательными штуками. И если в Москве (а отправляли его, на минуточку, туда!) спецы хотя бы капельку смахивают на киношных, и если Вадик не съебнёт от них огородами (а, судя по всему, эта вот самая Марина ни в жизни не даст!), то появились нехилые шансы, что ему донесут-таки популярно, что жил он свою жизнь дебилом.

А если донесут, вообще-то, станет до раскаяния очень даже недалеко, так-то. Послать всё в жопу и, осознавшись в том, что понял по инфо сегодня про Вадика Пашка, это как два пальца обоссать уже. И решить, что, раз вот так вот выходит, то и больше выбор самому делать никакой не стоит, всё равно обделаешься, этот вот Вадик вполне мог бы…

Другой вопрос – какие там на самом деле в этом санатории психологи и сильно ли им нужен Вадик, или только скандал замять? Долго ли с ним будут мудохаться и насколько успешно. Успеют ли.

Если ориентироваться на память вновь избранного мэра, куда Пашка влез через Марину, об очень хреновом телефонном разговоре, то будут мудохаться ещё как. Пока что задачу ставили так. Больно вышло много шуму…

«И как они его только уломали такого?!» – недоумевал Пашка, хотя пересмотрел воспоминания Якушевича-младшего от звонка в дверь до посажения в машину. Соглашались со всем, ваще не спорили. Костерили всех журналистов мира и чудо-историка в частности, ужасались, говорили, что Вадика обязательно поймёт действительно хороший специалист, и тогда уже продвинет куда следует и его мнение об отце, и самого Вадика. Говорили, что станет Вадик звездой и чуть ли не новым мэром Пензы, только надо ему обязательно сейчас воспользоваться моментом и выжать из него всё, что Вадик всю свою жизнь заслуживал.

Если переключиться на восприятие несущей всё это Марины, становилось видно, как беззвучно ржёт за спиной Вадика оператор Егор, ждущий своего часа.

Пока Пашка пересматривал видосы от разных источников, успели довезти гниднего сына до пензенского аэропорта.

Он млел. Впервые в жизни с любой его ересью соглашались много часов кряду…


«Вадим Игоревич Якушевич. Инфо человека открывалось 2 раз. Анализ проведён: 114 раз. Время изучения личности: 9 часов, 24 минут. Вы точно хотите предложить сделку?

ДА – НЕТ».


Торопиться, наверное, не стоит. Надо обождать и контролить, чё там за порогом «санатория» делать станут. Но шансы в целом появились.

Только вот, блин, если вот так каждого изучать, а потом наблюдать ещё долго, то Пашка за всю жизнь и половины от шестисот шестидесяти шести грешников не наколядует…

Вот же блядство!

Едва он убрал ссылкопредлагательное окошко закрывающим крестиком, оставив Вадика во «В работе», как совершенно внезапно в стекло окна (это на втором этаже!) настойчиво постучали несколько раз с внешней стороны. Поражённый Пашка быстро вскинулся, резко дёрнул занавеску вбок, чуть не сорвав с карниза.

И они с живо подоспевшим и очень заинтересовавшимся Стержнем увидели на внешнем металлическом подоконнике воробья.

С бумажным конвертом на лапке.

Он стучал клювом в стекло, как в старом советском мульте про Простоквашино.

Глава 19: Предупреждение из Ада

Сердце в Пашкиной груди сжалось то ли в радости, то ли в испуге.

Из несколькосекундного недоверчивого оцепенения вывел Стержень: он, позабыв всякий стыд, вскочил прямо на стол, ринувшись к стеклу.

Пашка смахнул кота на кровать и схватился сначала за ручки основной рамы старого деревянного окна, даже не потрудившись сдвинуть фикус с бабкиной тенерифской салфеткой, но, казалось, эта часть вросла намертво.

Логика подсказывала, что вспугнуть случайно дьявольского посланника не получится, в пользу этого свидетельствовало и то, что быстро очухавшийся Стержень, бочком пробравшийся под занавеску, вдруг снова вскочил на подоконник с очевидно злодейским умыслом.

Птичка-почтальон шарахнулась было назад, мучительно замахала крылышками, но опять опустилась на наружный карниз. Пашка уже поставил на стол колено, влез туда и дёрнул форточку. Почти собрался стать на подоконник и высунуться наружу, но воробей послушно, хотя и не без усилия и чуть не зацепившись за раму конвертом, сам впорхнул в комнату.

В грудь бешено барабанило изнутри.

Воробей долетел до стула, опустился на перемычку. Опять сбив с курса попутавшего берега Стержня, Пашка ринулся к адскому почтальону, который, весь дрожа, не попытался улететь.

Желтоватый какой-то конверт, словно бы испачканный масляными пятнами, был продырявлен в углу. Продетая насквозь верёвочка охватывала одну из лапок-спичек крохотной птички, словно пеньковая шина. У основания четырёхпалой ножки имелся узелок, не дававший конструкции размотаться.

Чёрные бусинки глаз воробья так и вращались в своих орбитах, но крылья не двигались. Улететь он не пытался.

Интересно, а вот воробушек – одержимый на время дипломатической миссии или вообще из Ада?

– Сынок? – спросили позади Пашки, и он подскочил, проворачивая в секунду полуакрабатический манёвр: сам прыжком развернулся к открытой двери, а руку с дрожащей птицей спрятал за спину. Электрик с видом растерянным стоял на пороге комнаты и чесал правой рукой затылок. – Что у тебя там? Представляешь, померещилось, что птица залетела в комнату. – И он удивлённо оглядел углы по периметру потолка.

– Кошак муху л-ловил, – пробормотал Пашка.

Стержень, не оставлявший воробья без внимания, поставил передние лапы на Пашкину ногу и вытянулся во весь рост, дёргая за конверт на верёвочке.

– Вот же, старею, – вздохнул электрик. – Глаза стали слабые. А от мух сетку надо натянуть. Если за сегодня не управлюсь, принесу тебе завтра кусок, есть у меня в закромах. На все окна не хватит, а вот на форточку сюда – очень даже.

– Спасибо, – выдавил Пашка, всеми силами мысли гоня любопытного мужика вон. – Я это. Переодеться хочу.

Уже развернувшийся, электрик крутанул назад голову и поднял густые седеющие брови.

– Дверь закрою, – пояснил Пашка.

– Да что там, вон в углу переодевайся. Свет нужен мне, фонарь барахлит, менять надо. Впотьмах точно не управлюсь, – объявил злоебучий мужик.

Чертыхаясь, Пашка действительно переместился с воробьём в угол, только прихватил с кровати телефон. Верёвку он развязал игрухой, потому что оторвать уголок одной рукой не выходило, тянуть за птицу или рвать конверт, оставляя его на воробье, показалось странным, да ещё и Стержень задолбал.

Едва узел пропал и верёвка поддалась, птичка прямо обезумела. Рванулась вверх и вбок, чуть ногу свою же не вывернула на хрен, благо ослабленная бечева сама собралась в спиральки и упала, пока воробей бился в эпилептическом припадке у люстры.

Стержень неистовствовал.

Сраный электрик вернулся в комнату.

– Ну верно: птиц залетел, – добродушно и вроде как с облегчением сказал мужичок. – Давай помогу выловить да отпустить, расшибётся, – по-хозяйски осмотрелся в поисках чего-то подходящего он.

– Я ща, – пересохшими губами уронил Пашка, и, пряча конверт и телефон за спиной, бочком попятился к сральне, где благополучно заперся.

Врубил фонарик смартфона и установил на раковине.

На упаковке из мятой какой-то бурой бумаги ничего не было написано, но на треугольнике (конверт был старый, как в кино, а не вроде тех прямоугольных, что в почтовые ящики пихают коммунальщики пачками) залитый чем-то вроде свечного воска неровным пятном. Отдирать всё это Пашка не стал, а оторвал боковину полосой. И вытащил точно такую же, как в файле у Васина хранилась, словно бы обожжённую по краям, но не крошащуюся желтоватую бумагу.

И даже рот приоткрыл, читая текст угловатым нестандартным шрифтом:


«Павел Соколов! Ты можешь потерять расширенные функции «Дополненной реальности» в связи со своими действиями от 06.06.2018. Начато разбирательство по факту нарушений. Для предотвращения сброса уровня или полного аннулирования подписки составь подробный отчёт о своих действиях и побудивших их причинах в формате: 1) дата, время; 2) действие; 3) причины, по которым ты совершил это действие в этот момент (подробно). В отчёт должны быть включены все действия, кроме являющихся удовлетворением естественных потребностей организма (природным путём, не за счёт функционала приложения). В социальной сети «В контакте» тебе поступит запрос на добавление в друзья от нашей официальной группы. Прими приглашение и тебе откроется возможность отправлять личные сообщения сообществу. Отчёт в формате excel или docx (со вставленной таблицей) должен быть прикреплён не позднее 18:00 12.06.2018. Претензия может быть снята, если побуждающие причины действий признает объективно необходимыми собранная по твоему вопросу комиссия. Решение о сохранении расширенного функционала, сбросе уровня или аннулировании подписки поступит с птицей по завершении работы комиссии.

С уважением, администрация «Дополненной реальности».


Разинувший рот Пашка опустился на кольцо унитаза, не снимая штанов, и перечитал текст ещё раз, подставляя бумагу под световой луч. Потом схватился за телефон начавшими подрагивать руками и глянул календарь: шестое было в среду, это первый день его админства. Охереть! Что значит – аннулирование подписки? Ему душу вернут, или что? Или просто отнимут игру, чтобы он дожил так и попал в Ад?! Какого вообще хера это всё означает?!

Васину, значит, про избранность, а ему – такое?!

Почему, стоило реально взяться делать, что просил Вельзевул, начинают приходить письма с угрозами?! С хера ли надо вдруг отчитываться?! И как демоноид этот пришибленный вообще себе такое представляет?! За весь, сука, день?!

Что ещё за комиссия, мля, рогатая?! Охерели совсем?!

Мозги себе там отморозил в девятом кругу Ада?!

Пашка направил фонарик на колени и перечитал текст в третий раз. Проверил акк в вк. В друзья никто не стучался.

Он залез в блокнот и глянул страничку, адрес которой сфотал у Васина, а потом набрал. Она всё ещё существовала, была закрыта и имела единственного друга – Васина. Добавиться самому?! Спросить, чё за херня?!

И что вообще он сделал шестого-то? Это из-за влияния на других пользователей? Так оно по функционалу админской учётки! Или потому что с Лосевым вечером пересёкся?! На хрена все действия?! Или это оно за отсутствие телодвижений по грешникам заговнилось?!

И ваще, «от шестого июня» – это про шестое июня или про всё время с начала шестого июня?!

Может, оно на самом деле про подушку Зинкину?! А почему тогда дата не конкретная-то?!

Это вроде давало некоторую надежду, что дело не в подушке. Но слабую.

– Да бля-я-я-я… – проскулил Пашка.

Как такой отчёт составлять?! А надо? Ну аннулируется… А если всё скинут? Все прокачки?

Батю факт же не вернут, а вот хиляком сделать – запросто! Да его тогда Островская первая порешит, или там Абдулов с компашкой очухавшись!

Да и если Другая мама в прежнюю мамку превратится, он кони двинет в первый же вечер!

Пашка вгрызся в сгиб указательного пальца на правой руке.

А времени почему так мало?! Даже если это про один день, сколько он будет про все действия писать в своём, блин, телефоне?! У него и компа-то нет. Да Пашка создавать таблицу будет полночи!

Восстановить, что ваще делал, положим, можно по инфо памяти. Но почему им тогда самим не посмотреть?! Неужели «побуждающие причины» чертям не видны?!

Долбоебизм лютый!

Пашка выбрался из толчка.

Электрик опять копошился с проводами.

– Гостя твоего спас, – отчитался он. – Наволкой поймал да выпустил. Котик его помять не успел, хотя хотел очень. Охотник-зверь, хоть и живёт в неволе!

– Спасибо, – рассеянно обронил Пашка.

Пробрался в комнату, лёг на постель, прямо на голую, всю в каких-то пятнах, оказывается, подушку.

Попробовал создать эксель, ни хера не вышло.

Потом позвонила Пионова, проявляя активное желание увидеться сегодня у неё дома. Видать, по настоящим оргазмам соскучилась.

О том, каким способом они устроены, Пашка предпочёл не думать: было же, было из-за него. Значит, и заслуга справедливая.

Прилога дала льва и овна, но ехать к Люське Пашка отказался. Куда ему? С таким-то допквестом пиздецовым! В сердцах младший Соколов даже пожаловался, что мамка просит помочь и ему надо создать в телефоне файл эксель, а не получается.

Прилога выдала «тет» за лжесвидетельство на Другую маму, а Люся сделала ему файл. Только он, блин, не открывался – пришлось какую-то херню качать, а она ещё угрожать стала, что через месяц утащит с карты абонплату. Не привязывать карту к «бесплатной на тридцать дней» поебени было нельзя. Ещё и Люся, хотя и помогла, а звучала какой-то надутой.

Пашка вскрыл наконец-то файл, мутящимся от ужаса взглядом окинул бесконечные крошечные столбики и понял, что попал по-крупному. Да он будет там просто действия дня (Пашка решил, что остановится на одном всё-таки дне – не то хотели, так писать надо понятнее!) набирать будет неделю со своей-то скоростью да с телефона, мля! А как пояснять?! Чё ваще хотят от него?!

Это с полуночи имеется в виду, или что?


«Заряд аккумулятора – 15%. Необходимо подключить устройство к сети» – уведомил телефон.


Су-у-у-ука! Ну вот этого только не хватало, электричества-то нет! Надо найти банку, её зарядить прилогой, а ею – зарядить телефон.

Пашка возгордился собственной гениальностью до льва тщеславия.

И тут совершенно внезапно позвонила (не написала, а позвонила!) паучья Женька.

И сразу понял Пашка, что не к добру.

– Здравствуй, – каким-то боязливо натянутым, осторожным голосом сказала она. И тут же огорошила: – Паша, ты что сегодня делаешь?

– Я… – растерялся Соколов-младший.

«С экселем для Адской комиссии ебусь, блин!» – пронеслось в голове.

– Мне нужно с тобой встретиться, – продолжала Женька. – Не мог бы ты ко мне приехать по тому же адресу? В любое время. Соседка в Геленджике до первого июля, пока квартира вся моя, никому не помешает, даже если ночью. Я понимаю, что у тебя дела и планы. Но тут… такое дело…

Господи, что с ней случилось?!

Дополнительная вибрация телефона у уха, видать, означала, что дали «гимель».

– Ты… ты не заболела опять? – испугался Пашка. Что, если ему уже начали снимать всё, наделанное игрухой?!

– Нет-нет, я здорова, – странным, всё ещё очень натянутым голосом заверила Женька. – Ты не мог бы… у тебя не получилось бы приехать сегодня? Сейчас? – Кажется, она сглотнула. – Мне нужно увидеться лично.

У Пашки по коже забегали мурашки. Какая-то херь, ну точно. Надо ехать. Надо было вообще давно поехать и мишку её выпотрошить, а не телиться тут. Могла Женька как Зинка ангела случайно позвать на помощь?! Только бы не ту же пришибленную…

Но с хера бы она звонила именно Пашке вот так?..

– Я приеду. Сегодня. Скоро, – объявил решительно он.

Но в прощании и благодарности Жени облегчение не слышалось.

Электрика Пашка выпроводил. Сказал, срочное дело. Тот и сам признавал, что не управится и завтра так и так заканчивать надо. А ждать ещё час, пока Другая мама с работы вернётся, было некогда. Где шарится Серёга – и вообще непонятно.

Короче, вышли они с электриком в итоге вместе.

Одолеть эксель в такси совсем не получалось: это надо было с инфо памяти сверяться, и как-то формулировать вообще. Вместо того назлил эксель Пашке уже шестого по счёту дракона и сто восьмой уровень. Толку только от тех уровней, особенно если их могут ещё и срезать.

Телефон неуверенно и очень медленно заряжался от банки.

Из-за Женьки сосало под ложечкой. Что бы она от него ни хотела, а мишку надо было обезвредить. Только за такое может опять воробей прилететь. Уже не по поводу объяснений, а чисто сообщить, что идёт Пашка на фиг.

Но его же не могут снять с сисадминства, оставив игру? А с другой стороны – не могут же отнять игру, если она оплачена? И не рублями, а душой? Без обратной силы, так сказать. Вельзевул говорил, что прилога бы возвращалась. Хоть ты от телефонов откажись, хоть на необитаемом острове поселись – а хотелки будут выполняться.

То есть письмо это – про админство и шанс вернуть батю. Который и не факт, что нужен. Батя, в смысле.

И ещё шанс спасти себя от Ада.

Ага, в концлагерь с тучками. Офигительная перспективка!

По дороге в вк таки постучались, но не от того акка, от которого Пашка ждал, а от нового и тоже чистого, созданного буквально сегодня. Назывался он «ДР комиссия», но аватарку имел такую же – эмблема «Дополненной реальности». Дружбу Пашка принял, но новой инфы это ему не дало – профиль был пустым.

Руки чесались написать в личку вопросов. Но очко делало жим-жим.

Надо сначала хотя бы за шестое какой отчёт накидать, и с ним осторожно уточнить, наверное. Типа про один день было или про все? Или не нарываться? Или он уже нарвался на всё, что мог, а сейчас полирнёт, если стырит мишку?

Женька открыла через секунду после того, как Пашка позвонил в дверь квартиры, где уже навещал её раз в самом конце мая. Словно бы стояла с той стороны и ждала, затаив дыхание.

Больной она не выглядела, наоборот, за две недели ощутимо набрала вес, в хорошем смысле слова: перестала выглядеть, как киношная нежить. Но под глазами у Женьки наблюдались заметные синяки, и была она какой-то скованной.

Впустила Пашку, зачем-то глянула на пустую лестничную клетку (тамбура у съёмной квартиры не имелось), потом закрыла дверь, повернула вертушку замка. Соколов-младший тоже осмотрелся, но никаких других… п-ф-ф… сущностей в коридорчике, заваленном кучей тапок всех мастей, не было.

Женя отступила от Пашки на шаг, вцепившись пристальным взглядом. Плотно сжала губы, словно собираясь с духом.

А потом выдала внезапно:

– Ты бес?

– Кажется, да, – растерялся Пашка и чуть не икнул, вытаращив глаза, – как тот лемур из «Мадагаскара».

– Кажется или бес? – у́же прищурилась Женька, складывая руки на груди. – Ты всыпа́л в моего плюшевого Тома землю с могилы?

– Д-да, – мученически признался Пашка.

Её пристальный взгляд на секунду расфокусировался, ушёл куда-то вбок на груду тапок и низ зеркала, потом снова обрёл ясность. Прям облегчением это выражение лица было назвать сложно, и сказать, что Женька расслабилась, – тоже нельзя. Но режущая искусственная натянутость, так несвойственная оптимистичной даже на смертном одре девчонке, всё-таки схлынула.

– Может, и хорошо, что я не ку-ку, – задумчиво пробормотала Женька и облизнула губы. – Были некоторые подозрения, что какая опухоль в мозгу вылезла и на сны влияет. У меня к тебе просьба в таком случае большая.

– Ты можешь сама мишку выбросить. Или просто под голову не класть. Или набить заново, – промямлил Пашка.

Наверное, не стоило предлагать и так обиженному человеку выкидывать дорогую для него вещь. Вот вечно он какую-то муру сморо…

– Мишка мне для связи с Демьяном Тимофеевичем нужен, – неожиданно возразила Женька. – Ты, Паша, прости за такую просьбу, но… – Она на секунду зажмурилась, а потом решительно открыла глаза и прямо сказала: – Ты можешь со мной сейчас переспать?

Глава 20: Теолог Соколов

– Что?! – вытаращил Пашка глаза.

– Заняться прелюбодеянием. Думаю, раза будет достаточно. Я не очень умею. Ну, знакомиться и всё такое. И предлагать кому-то просто так – странно. Но это самое верное, как нам кажется. Ты же уже бес, тебе жалко, что ли? Не такая уж я и страшная, хотя и дрыщ, конечно.

– Кому – вам? Кажется? – заморгал Пашка.

– Нам с Демьяном Тимофеевичем. Заходи, пошли на кухню. Анжелки нет, я тут полная хозяйка пока.

Соколов-младший неуверенно подцепил пятки кроссов носками и стянул их, не сводя с Женьки глаз. Прошёл за ней в небольшую кухоньку. Мысли в башке сбивали друг друга. Что ей наплели? Как её заморочили? Чё за дичь?!

Женька заржала.

– Выглядишь как перс комедийного сериала, – хрюкнула она, включая чайник. – Надеюсь, это не из-за… ну ты понял. Прости за такую просьбу, но к кому мне ещё обратиться? Нужно, чтобы наверняка, но без вредительства. Прелюбодеяние самое подходящее. После такого точно в ангелы не возьмут. А я не хочу быть никаким ангелом. Мне просто надо это как-то предотвратить, – посерьёзнела она. – Если всё правда. Если нет – тоже не страшно. Лучше подстраховаться.

– Почему ты не хочешь быть ангелом? Ты же святая! – выпалил Пашка, и она захохотала опять.

– Ну какая я святая?! – утёрла выступившие на глазах слёзы Женька. – Так нечаянно получилось. Из-за предрасположенности к онкологии. Я была совсем маленькая, когда мама заболела. Почти всю мою жизнь она была очень больна. А потом заболела я. Вот и вышло, что я толком ни с кем не общалась, чтобы не привязаться, потому что понимала, что очень скоро умру. И научилась, спасибо маме, к этому спокойно относиться. Вот оно как-то так и вышло… Я почти всю сознательную жизнь смотрела, как мучилась мама. Да, она приспособила меня к философским взглядам, что и помогло не поехать шифером. Но чтобы после этого до заката времён наблюдать, как бесконечно страдают все остальные?! Я на такое не подпишусь!

– Не понял.

– Демьян Тимофеевич мне всё объяснил, – с живостью взялась растолковывать Женька и засверкала глазами. – Сначала я напрягалась, что такие логичные и одинаковые сны снятся, и что я их потом помню, как будто фильм посмотрела. Но он мне доказал, что это не просто сны. Узнавал для меня разное, что я могла проверить. С вечера я колоду карт тасовала, на стол клала рубашками вверх, он мне во сне порядок карт называл. И всё утром совпадало. Хотя я всё равно опасалась, что это влияние какой-то опухоли. Но не придумала же бы я тебя вот так вот из-за болезни, правильно? А если неправильно, то тоже ничего страшного. Мы же не убийство решили совершить, а так.

– Женя… – Пашка почувствовал, что подступает паника. – Это хитрый подлый бес! Он наплёл тебе херни, чтобы самому попасть в Рай за твой счёт!

Женька снова заливисто рассмеялась.

– Демьян Тимофеевич работает за идею! Он ни за что с должностью не расстанется! И он бы меня не обманул. Он мой родственник.

– Чего?! – совсем ошалел Пашка. – Да он умер в позапрошлом веке! Он врёт!

– Ты где землю взял? – улыбнулась Женька.

– На кладбище под Ульяновском!!!

– Верно, – кивнула она. – Там мамина родня по отцовской линии жила. Нас десять поколений с Демьяном Тимофеевичем разделяют. Он же потому ко мне и напросился, что мне беда грозила из-за болезни и моего характера.

Пашка схватился за голову.

– Ты сейчас натворишь бесповоротную дичь!

– Паша, мне двадцать три года. Любовью заняться – это бесповоротная дичь? А ты девственник?

– Меня наебали и душу украли, вообще-то! – возмутился младший Соколов. – Что он тебе сказал? Чем ангелы-то плохи?! Ладно в Раю чё-т не то, я сам пока не вкурил толком. Но ангелы! Они же свободные, себя помнят, а сидеть веками без дела – тоже не уверен, что большая прям радость!

– Свободные? – прищурилась Женька и скрестила руки на груди. – И чем они, по-твоему, занимаются?

– Ну, помогают людям, – немного растерялся Пашка.

– Помогают? – кивнула собеседница с явственным сарказмом. А потом заговорила, и возмущение с каждым словом слышалось всё отчётливее: – Помогать, Паш, никому нельзя. Нужно не вмешиваться. Следить, как отчаяние доводит до раскаяния и смирения. Ждать, чтобы человек настрадался настолько, чтобы стал готов от всего отречься, от самой своей человечности отречься. Добровольно отказаться от свободы. И в награду забыл сам себя. Спасибо, не хочу. Я лучше продавщицей поработаю. А потом буду помнить свою жизнь. Может, до беса дослужусь, вон, Демьян Тимофеевич за меня слово замолвит.

– Ангелы помогают! Я сам видел! – заспорил Пашка.

– А Демьян Тимофеевич говорит, что ангел в редких-редких случаях может невнятно подсказать, как выйти из конкретной проблемной ситуации, и то лишь после очень чёткого обращения, основанного на признании своей неспособности справиться. Я вот считаю, что лучше со всем справляться самостоятельно. И ответственность нести. За свои решения.

– Слушай, – разозлился Пашка (кажется, даже телефон драконом завибрировал в джинсах), – а в Аду вот прям сказка какая-то, по мнению Тимофеевича этого, да? Ничем тебе не попахивает такая версия?!

– Почему сказка? – пожала плечами Женя. – Там адские муки. Бесконечность бессильных воспоминаний. Но можно же делом заниматься! Опять же, там вся наша родня. И там мы остаёмся собой. Сохраняем личность и право хотя бы думать, а иногда и делать, то, что выбираем сами!

– То есть, по вашей версии, хорошие люди все попадут в жопу, а плохие – в райский Ад?!

– Какие – хорошие? – прищурилась Женька. – Ты сильно хорошим был, когда тебе контракт предложили, чтобы от этого всего защитить?

– Контракт – защищает?! – взвыл Пашка.

– Ты не ответил, – напомнила она.

– Не был я хорошим. Дебилом я был. И сейчас им остался. Но не настолько, чтобы хотеть оказаться в Аду по своей воле!

– Вот в воле-то всё и дело. И в том, чтобы её сохранить. Или обрести. Демоны так-то все тоже когда-то ангелами были. Пока не проявили… несогласие с политикой партии.

– Тебе промыли мозги. Я виноват, что подсунул тебе эту землю и…

– Ты же понимаешь, что никому из тех, кому не предлагают сделку, Рай особо не грозит? – подалась вперёд Женька, уперевшись ладонями в жалобно покачнувшийся стол. – Что все, кто не раскаялся после своей жизни во всём, что за неё совершил, там. – Она красноречиво и почему-то очень страшно, до волны мурашек страшно, вскинула руку и пальцем указала вниз, на пол. – Демьян Тимофеевич говорит, что ты знаком с некоторыми подписавшими договор недавно. Ты же понимаешь, что договор подписали с теми, кого по итогам жизни как раз взяли бы в Рай? – Пашка подался назад, перед глазами встали образы гнидня и Островской, Абдулова… – А ангелы, – не отступала Женька, – будут наблюдать, как с такими напроисходит того, что приведёт их в итоге к полной капитуляции перед жизнью. Последнему решению отказаться от всех желаний. От любого выбора. Перестать быть собой. Ты же понимаешь, что наблюдать придётся за не самыми счастливыми событиями? И не помогать. Смотреть. И ждать раскаяния.

– Погоди! – взмолился Пашка, вскидывая руки. – Ты точно всё правильно поняла?!

– А ты перестань спорить и просто подумай. Тебе же никто мозги не промывал, да? И не объяснил ничего толком, судя по всему, – проворчала она затем.

– Тогда и ты подумай, а не повторяй за купцом этим, как попугай! – насупился Пашка. – Он же мог тебе навешать? Ну, в теории?

Женька набрала в грудь воздуха и приоткрыла рот, но потом передумала. Хлопнула губами и только затем сказала:

– В теории мог. В теории я ещё рехнуться могла. Тебя тут вообще может не быть. Или я впала в кому и брежу, потому что даже и не выздоравливала.

– Тормози, перебор, – замахал руками Соколов-младший. – Родинку твою я убрал, если что.

– Спасибо. Демьян Тимофеевич сказал мне. И я действительно очень благодарна за это. Видишь, бесы не так плохи, – лукаво прибавила она.

– Да бля… – вырвалось у Пашки.

– Значит, рассматриваем в разрезе, где мы не психи, так? – продолжала Женя.

Младший Соколов вымучено кивнул.

– И каким должен быть богоугодный человек? В теории.

– Ну, добрым… – снова растерялся он. – Правильным.

– А кто установил правила? И почему получается, что фактически по ним жить нереально?

– Ну когда-то же жили по ним все как-то! – возмутился Пашка.

– Ой ли. Не верю. Только вид делали. Все эти законы противоречат природе человека и среде его обитания. И как будто бы нарочно. Не согласен?

Пашка замялся. Вообще-то, он сам так подумал, когда статьи про грехи и заповеди в инете читал. И это ещё только основное, там же целая книга дополнительных задачек, блин!

– Опять же, – продолжила Женька, отступив и опершись на подоконник, – если душа – вечная субстанция, зачем ей эта короткая и сложная земная жизнь с дополнительными невыполнимыми правилами?

– Ну и зачем? – после паузы уточнил Пашка скептически.

– Да потому что мы тут проходим фильтрацию! Отбор на вшивость. Чтобы не вышло, как с первыми людьми, которые попёрли против правил. Чтобы таких, готовых переть, просто уже не пускать. Рай – для избранных. Избранных по принципу готовности подчиняться. Естественный отбор, как у Дарвина, только не туда. И я туда не хочу. Ни ангелом, ни ещё кем. И заметь. Вот религий, на самом деле, довольно много разных. И правила у них неодинаковые…

– Ну, может, там у них другой бог и свои правила, блин! – вставил Пашка.

Телефон завибрировал, и он наконец-то вытащил его и быстро глянул на экран. В верхнем пуше, над парой драконов, укоризненно пестрел «алеф» за нарушение первой заповеди.

– А тут неважно какие правила и как бог называется у кого, – победоносно отметила Женька. – Тут важно, что правила везде невыполнимые на практике. Заведомо невыполнимые. И абсолютно все – про какое-то безумное обрядовое подчинение. За ослушание – а-та-та. А жизнь складывается так, чтобы в конце пожалеть – или о сделанном, или о несделанном, но в любом случае. И в чём Демьян Тимофеевич не прав?

– А вот то, что бес, обманывающий постоянно, всё-таки типа норма, не даёт тебе допустить, что тебя обманули полностью? – возмутился Пашка. – А если всё не так?! И черти эти пиздят херню, чтобы нас запутать?!

– А если всё не так, то и от добровольного секса одного взрослого человека с другим взрослым человеком ничего ужасного не произойдёт. Поможешь? – чуть сбавила напористый тон она. – Или придётся самой приключения на пятую точку искать?

– Мне подумать надо, – проворчал Пашка. – Сейчас точно сорян. Отчёт сраный составить нужно срочно, а то вообще из бесов попрут. А у меня даже компа нет, блин!

– У меня есть ноут, – подняла одну бровь Женька и указала пальцем в стену. – Что ещё за отчёт такой?

– Да сам не понял, – невольно признался Пашка. – Отчёт, чё и на фига делал игрухой, затребовали. Ну, этими способностями по контракту. Типа я чё-т не выполняю правильно. Ещё и в сраном экселе!

– Помочь? – предложила Женька. – Я норм в экселе шарю. И печатаю быстро.

Пашка помедлил, но потом согласился: больно соблазнительное предложение. Сам он факт зарубит эту задачу.

Женька принесла ноутбук и взялась создавать документ по параметрам. И тут позвонила Люся. Опять пыталась встречу назначить, говорила про День города, о котором Пашка на фиг забыл, и явно обиделась, потому что он мялся и не назначал никакого времени, а только мычал, что наберёт ближе к вечеру, потому что очень сильно занят.

Хотя Пашка вышел разговаривать с ней в коридор, Женя, видимо, всё слышала.

– У тебя девушка есть, да? – мрачно уточнила она, когда гость вернулся на кухню. – Об этом я как-то не подумала. Извини.

– Дело не в девушке! – возмутился Пашка. – Просто… Слушай, а вот этот твой Тимофеевич, он же тоже душу продал, нет?

– Продал, – кивнула Женя.

– А разве это не значит, что он должен был раскаяться? И вот этого всего втирать тебе уже не смог бы?

– С Демьяном Тимофеевичем вышла осечка, он мне объяснил. Он ещё при жизни научился даром своим распоряжаться разумно. Не наделал, как оно обычно бывает, всякой муры. Бес, который с ним договор подписывал, волноваться начал, что от руководства прилетит. И подсказывал Демьяну Тимофеевичу, что в его организме по извилистому шарфику идти начинает. А когда знаешь, где болячка, очень просто захотеть от неё избавиться прицельно. Он таким Макаром сто двадцать один год прожил. Но всё равно так и не раскаялся. Сильно подпортил своему дарителю статистику.

– Погоди-ка! – опять встрепенулся Пашка, успевший приземлиться на табуретку и полезть в свою память за нужное для отчёта число. – А на фига вообще бесам эти шестьсот шестьдесят шесть контрактов, если они в Рай не стремятся так попасть?!

– Демьян Тимофеевич говорит, что так можно стать полноценным демоном, – пожала плечами Женя. – Так что видишь: совсем необязательно гореть в пламени своей памяти. Можно развиваться.

– Или наебаться, – проворчал Пашка. – Ты же мне помогаешь с отчётом не чтобы я… ну… ты поняла?

– Кто-то уже подозревает меня в расчётливости, – развеселилась Женя. – Мы на верном пути.

Над отчётом просидели до утра. Звонившей Другой маме Пашка наплёл, что у Люси останется, потому что родители её не против, а дома неудобно из-за вырубленного электричества (ещё и «тет» за лжесвидетельство прилетел).

Часа в два ночи Соколов-младший энергию себе и зевающей Женьке поднял игрухой, и такой лайфхак она живо оценила.

– Жалко, что Демьяну Тимофеевичу со мной нельзя договор подписать без вреда для карьеры, – вздохнула она.

– А разве заиметь ангела – не круче даже? Для статистики? – снова схватился за нестыковку Пашка.

– Почему-то нет, – помотала головой Женя, сохраняя очередное пояснение действий своего несговорчивого визитёра в отчёт. – Люди нашего склада характера не склонны к раскаянию. И вообще мы считаемся браком. И в Рай не пустят, потому как испытание не прошли, а вроде как смухлевали. Не из-за страданий, наученные горьким опытом, от прав своих отказались, а просто случайно прожили по правилам своей волей. И в Аду для не научившихся принимать свой выбор и за него ответственность нести места нет. Хотя я вот честно себя к таким не отношу. Мне кажется, тут есть исключения. Но это вот как с младенцами.

– А как с младенцами? – совсем запутался Пашка. – Вельзевул говорил, они в Рай все отчалили.

– Демьян Тимофеевич объяснил, что со временем души младенцев перерождаются опять на земле. Их полноценно в Рай не принимают. Потому что они вот как я, вынуждено безгрешными оказались. Просто не получили возможности нагрешить. Не прошли, короче, огонь, воду и медные трубы.

– Ты, блин, уже прям препод по загробной жизни какой-то! – буркнул Пашка.

– Я любознательная. Я, думаешь, сразу Демьяну Тимофеевичу во всём доверилась? Мы с ним уже недели две трындим ночи напролёт. А иногда и днём. Я даже снотворного себе купила для этого дела. Ну что? – вернулась она к документу в ноуте. На улице рассвело и уже появились первые утренние прохожие. – Седьмое число не трогаем?

Пашка замялся. Он дико устал несмотря на поднятую энергию. Если начать седьмое расписывать, то надо вообще по сегодня. А так типа недопонял. До сегодня они не успеют явно до шести вечера таблицу заполнить никак.

– Не, хватит, – решил младший Соколов. – Написано от шестого июня.

– Ну как знаешь. – Женя сохранила файл и скинула ему в мессенджер. А потом посмотрела выжидательно.

Пашка опять напрягся. За ночь отчётных трудов Женя свою дикую просьбу не повторяла. А сейчас явно намылилась брать быка за рога.

Спасла неожиданность.

С незнакомой карты какой-то Вероники Сергеевны Н. на Пашкину пришло десять рублей. С припиской в комментарии к переводу: «Здравствуйте! Андрей Лосев хочет с вами увидеться и будет ждать сегодня с утра в сквере около Светофорного дерева».

А ведь с ним можно и всё вот это богословие заодно обсудить! Очень удачно!

Воспользовавшись предлогом, Пашка от Женьки слился, хотя и обещал подумать над просьбой «по-нормальному».

По пути в центр в вк-шном диалоге с «ДР комиссия» в ответ на его файл пришло:


«Принято. На рассмотрении».

Глава 21: Лосев люто троит

По случаю Дня города и Дня России Пенза принарядилась, а улицы заполонили толпы живого народа (неживого, наверное, тоже, Пашка не проверял). Движение в центре перекрыли, и пришлось пердячить несколько остановок пешком.

Лосев устроился на походной сидушке под деревом на газоне сквера. Когда Пашка его увидел, тот сидел с закрытыми глазами, словно бы к чему-то прислушиваясь, и улыбался.

Младший Соколов поспешил к нему, и поднявший от оклика веки Лосев просиял, тут же вставая на ноги.

– Вот же, сладилось! Как замечательно! – Лосев протянул ладонь для пожатия. – Спасибо, что пришли, Павел! Всё придумать не мог, как вам встречу назначить, а потом случилось озарение. Повидаться надобно было обязательно, возьмите, пожалуйста, возвратить мне вам нужно, – сообщил он и протянул Пашкину пластиковую карту. – И спасибо от всей души за помощь!

– Ой, оставьте! – спрятал за спину руки младший Соколов.

– Мне она более не понадобится, Павел, – тепло улыбнулся Лосев. – А если кто-то найдёт, для вас может выйти неприятность. Так что возьмите.

– Не обязательно же для обжиралова! – отступил Пашка, карту не принимая. – Вдруг вам что-то будет нужно? Оставьте, мне приятно, что она у вас! Но вы очень вовремя появились, спасибо! Нужно поговорить. Я запутался…

– Что ж, давайте прогуляемся, Павел, тем более погода отличная, к тому же праздник, – согласился Лосев и, помедлив, положил карту в карман джинсовой рубашки. – Какой у вас вопрос? – с готовностью уточнил он.

– Есть одна девочка… – забубнил с внезапным усилием Пашка. – Так вышло… что я ей тоже землю для связи с бесом принёс… ну… Она как вы. Это по квесту у меня было. Давно ещё.

Лосев зашагал гуляющей походкой, и Пашка невольно пошёл с ним рядом. Хотя на самом деле был рад: смотреть под ноги оказалось лучшим решением сейчас.

– Она… короче, подружилась тоже со своим бесом, ну, как вы с Агнией. Только он не такой… Он ей всякого наговорил, и теперь она… и я тоже… вообще мы запутались.

– На какой счёт запутались, Павел? – поинтересовался Лосев.

– Ну вот во всём про Рай и Ад…

И Пашка в омут с головой пустился пересказывать суть вчерашних обсуждений с Женькой. Говорил долго: они успели пересечь дорогу, пройти к привокзальной площади, свернуть вправо и двинуть в сторону железнодорожных путей, наконец-то оставив толпы гуляющих горожан позади.

– Понять можно логику твоей подруги, – согласился Лосев наконец. – Но тут вот какое дело, Павел. Не творец сделал земной мир таким, что в нём стало почти что невозможно жить по совести, да и не он устроил, чтобы многие попадали в земной Ад ещё при жизни. Это ведь, Павел, сами люди так управились. Свобода, знаете ли, и выбор становятся очень эфемерны, едва людей делается даже и двое. А нынче их почти восемь миллиардов. И все тесно друг с дружкой общаются. Про свободу свою люди, и в нынешнее время в особенности, очень рассуждать любят. Мечтать о ней, даже и требовать. Вот только забывают постоянно, что свобода одного всякий раз заканчивается там, где начинается свобода другого. И чем больше людей, тем чаще возникают затруднения. Вот один какой-то человек, существо свободное и в своём праве, решает, что хочется ему быть, ну скажем, монархом или президентом. Реализует этот замысел успешно. Но руководить начинает на свой лад, сильно чужую свободу попирая. Или вот другой какой человек, к науке страсть имеющий, использует свою свободу, чтобы изобретать. И, будучи в своём праве, получает на выходе ядерное оружие. Кое может весьма много свобод приструнить. Или даже вот совсем просто: один человек, юноша, допустим, в свободе своей выбирает девушку приглядную и начинает её любить. А та девушка, так уж выходит, любит кого-то другого. Добиваясь своего, юноша будет свободу её попирать, или от своей отказываться. А по-другому – не выйдет. Множатся свободные люди на планете, Павел. Города строят, леса вырубают. Роют землю до самых недр, выпуская из ней нефть, выковыривая золото да алмазы. Свободные жить в удобстве, строят и развивают всяческие производства – коптят чистое небо, льют в реки, что связаны все между собой, дрянь химическую, а то и радиоактивную. Один свободен другому позавидовать да в удобный час с ножом в гости пожаловать, и тут уж какой свободный сильнее, тот и продолжит свой свободный путь, прихватив надобное имущество али денежных знаков, а второй вовсе жизни лишается. Свободолюбивые господа заводят рабов, свободолюбивые предприниматели – работников, свободно им назначая оплату труда на своё усмотрение. И всякий в своём праве: что-то принимает, против чего-то бунтует. Но так как все они взаимодействуют, то и свобода у всякого неполная, мнимая даже. Потому как даже и очень удачливый в реализации своей свободы человек, он ещё от природы зависит, от болезней всяких, от случая. Хотя чаще всего у истоков природного какого катаклизма, хвори той или обстоятельств случая, другая чья-то свобода стоит. Люди ведь, Павел, они по образу и подобию творца слеплены. То есть имеют фантазию и весьма много возможностей её проявить. Скажите, у вас как с такой школьной дисциплиной, как история? – внезапно поинтересовался Лосев.

Пашка вздрогнул и невольно мотнул голову вбок, испуганно округлив глаза. Но собеседник ни на что такое, похоже, не намекал.

– Н-не очень, – запнувшись, промямлил младший Соколов.

– Я вот, Павел, – не стал ругаться Лосев, – когда юношей учился в старших классах, о многих прескверных событиях читал в учебниках. И про несправедливость правителей, и про рабство, и про войны. Про всякое, в общем, что люди в свободе своей устраивали за свои многие лета. Но некоторые вещи показались мне даже и пострашнее войны али тирании. Потому как в военное время даже происходит страшное, но предсказуемое. Ты можешь быть убит, покалечен, можешь потерять близких или родной дом, напоровшись на чужую свободную волю. Ты можешь бороться за своих или даже предать их, поддерживая врага. Можешь быть родом из страны, на которую напали, или жить в стране агрессора. Ты всесторонне зависим от непрогнозируемых обстоятельств и случая, чужой злобы – но хотя бы общее понимание для себя сложить можешь. И это, конечно, всё ужасно. Но ещё страшнее, Павел, анархия. Когда правил ты не знаешь вовсе, они у каждого – свои, могут смениться в половину минуты. Пропадают знаки отличий, нормы, нельзя даже обратиться к собственной морали – потому как неясно, кто есть кто, и кем он будет завтра или через час. Конечно, всякая война на деле тоже анархия. Вообще все попытки людей упорядочить то, что они уж наворотили, зыбки и неоднозначны. Но вот слыхали ли вы, Павел, такой лозунг общеизвестный: «Анархия – мать порядка»? Я лично вот как его понимаю, хотя оно и не совсем по книгам: пожив среди разгула анархии, насладившись сначала, потом – испугавшись, потом пострадав да поглядев на результат, всякое людское объединение в такой ужас приходит, что неизменно назначает всё-таки какие-то общие правила для своего устройства. Управителей, пусть бы даже и несправедливых, и разные инстанции, чтобы хотя бы общие черты завтрашнему дню и последующему часу придать. Правда, инстанциями теми всеми правят люди опять-таки, каждый со своей свободой. И потому выходит немного понятнее, но всё-таки в общем смысле, увы, скверно. Вот вам, Павел, довольно возможностей свою свободу реализовать некоторое время назад предоставили, – неожиданно перескочил на другое Лосев, – а вы управились на своё усмотрение, будучи в том совершенно свободным. Довольны вы всеми результатами?

Пашка невольно съёжился, и даже показалось ему, что шея сзади вспотела.

Но собеседник, кажется, ответа толком и не ждал. А вместо того закончил:

– Не наказывает творец людей своих, Павел, отправляя на землю, а лишь показывает на примере, к чему свободная воля многих, без одного во главе, может привесть. Показывает честно и наглядно. Кого устраивает – тот и дальше может свободу свою реализовывать. Разумеется, сталкиваясь с чужими свободами – что при жизни, что за её пределами. Ну а если кто придёт всё-таки для себя к пониманию, что управитель неоспоримый надобен, что высшая мудрость есть и её не осмыслять следует да критиковать, а лишь прислушиваться с благодарностью за помощь, такого Создатель допускает туда, где и планировал когда-то житие для своих творений. В мир благодатный – потому как там свободы одних со свободами других не пересекаются, правила извечны и строги, но понятны и надобны для безболезненного разрастания числа участников сообщества. Создатель милостив. И память об экскурсии в мир всеобщих свобод туманит, оставив только сделанные выводы на подкорке сознания. Помните, я вам рассказывал, Павел, как пришёл к жизни своей теперешней? Как все мои начинания, вроде как хорошие, вели ко всяческим нежданным бедам? Любой человек к пониманию приходит в разное время, а много кто и не приходит вообще. Так к чему же будущих революционеров и анархистов снова в избранное общество приглашать, чтобы они из праздного любопытства яблоки воровали, вместо того чтобы жизни своей и всеобщей радоваться?

Он умолк, и с минуту оба шли в тишине, пока не упёрлись в забор: оказалось, что сбоку за вокзалом тупик.

– Вы думаете, в Раю всё-таки хорошо, да? – наконец сказал Пашка.

– Я думаю, что в Раю можно быть счастливым, не опасаясь причинить кому-то неудобства или вреда. Кому-то, и себе в первую очередь. Это хорошо? Вы-то сами как думаете, Павел? – полюбопытствовал Лосев.

– Так вроде и хорошо, – почесал макушку Пашка.

– А вот если бы вас нынешнего, сомневающегося, или вовсе прежнего, до знакомства с представителями иного подхода к ценности свободы, поместили в таковскую среду с неоспоримыми строгими правилами, вы бы там радовались? – лукаво спросил следом бездомный. – Или ёрзали от досады, мечтая и пути отыскивая всё переменить?

Пашка закусил губу.

– Вот для того и нужна жизнь человеческая на Земле, – убеждённо подытожил Лосев. – Чтобы определиться с приоритетами. Ответил я на ваши вопросы?

– Наверное… Надо подумать… А вы бы не могли… – вскинул глаза Пашка, – не могли бы ещё с Женькой поговорить? Ну, с этой девушкой? А то я всё хер пойми как перескажу, вот точно.

Лосев покачал головой.

– Нет, Павел, – уверенно объявил он. – Вы ко мне с вопросом пришли, и сами его задали. И потому услышали меня и выйдет у вас над этим поразмышлять, быть может, даже и с пользой. А ваша подруга не готова пока. Она спорить начнёт и лишь разозлится, что бы ей кто ни стал словами формулировать, пусть бы и сам Создатель лично. Неспроста же человекам даётся жизнь, а не курс лекций для вступления в Рай, Павел.

– Блин… – Пашка расстроился. Он был уверен, что часа через два и сам, а уж после разговора с Женькой на все двести процентов, придумает ещё стопицот сомнений и вопросов. – Андрей Витальевич, а как мне вас найти можно будет? Я бы сейчас чуть подумал, а потом бы встретился… Может, я вам телефон куплю? – неуверенно и почти просительно предложил младший Соколов.

– Не нужно, Павел. И вот, – Лосев снова достал из кармана джинсовой рубашки пластиковую карту, – заберите, пожалуйста. Ещё раз зело благодарствую от всей души. Мы с вами, увы, уже не увидимся в скором времени. А если и увидимся, то в другой уже жизни разве.

Пашка ахнул и отшатнулся.

– Это потому что я – бес?! Я опять херню какую-то сморозил?! Я не хотел, я запутался… стоп, а вы… вы думаете, я всё-таки в Рай потом попаду, да? – смешался Пашка, осмыслив до конца фразу.

– Ежели попадёте, уж не увидимся. Но вам тогда будет и не нужно. И я вам желаю в том успеха от всей души. Я же от данной привилегии отказался. Не удалось мне, Павел, выбора бежать лукаво, за то и наказан, что научаться, как положено, не решился. Что ж. В том, выходит, мой удел, – объявил Лосев. А потом начал троить так, что Пашка чуть челюсть об асфальт не отбил. – Я думал, Павел, удастся помочь Агнии Ауэзовне, просто от чести, что не по мне была, отказавшись. Не приняв крыльев, так сказать. Но грешить не выходит. Значит, кардинально надобно. Не пугайтесь, Павел, и не вздумайте огорчаться. Но я порешил себя своими руками жизни лишить. Грех это страшный, неоспоримый и неотвратный, но, ежели с умом подойти к выполнению, никому вреда не причиняющий. Я уж всё продумал, чтобы неприятностей другим не вышло или испугу. Однако и раскаяться я уж не поспею, да и навряд ли смогу. Так что, выходит, уступаю даме своё место в Раю. Что, верно, правильно. Потому как видите: я от дурости делать выбор на своё приземлённое усмотрение ещё не отучился.

– Это прикол?! – выдохнул Пашка. – Вы же шутите?!

– Как-то оно было бы опрометчиво – такими вещами шутить, – возразил бездомный, – не находите?

– Да вы с ума сошли!

– Тут спорить не стану: очень может быть, – согласился Лосев. – Однако и даму в беде бросить не могу, уж такова натура. Агния Ауэзовна урок выучила сполна. А я лично считаю, что бесовские договоры – очень большая скверна. Не всякому дано понять истину, но тем, кому это удаётся, преграждать путь к свету – слишком уж жестокое дело. Пусть бы спустя время, но тем, кто раскаялся, должна быть открыта дорога в Рай, чего бы они ни совершили прежде по неосмотрительности.

– Но вы… же сами… от Рая… отказываетесь! – с усилием присоединяя слова одно к другому пролепетал Пашка.

– Мне в Аду не так уж и страшно будет, благодарствую за вашу заботу. Точно не так, как Агнии Ауэзовне. Конечно, всякому есть о чём вспоминать с сожалением, но все мои сожаления уж потухли. Не жгутся. Не несут невыносимой муки. Но я навряд ли когда раскаюсь в этом поступке. И дай мне волю, совершу его опять. Потому в Рай путь закрыт. А уж ангел из меня и подавно не вышел бы.

– Но вам нельзя… вы не можете…

Пашка беспомощно уставился в пыльную землю у путей железной дороги.

Лосев молчал и улыбался. А потом вложил ему в руку пластиковую карту.

Может, его связать?! Или… или перенастроить игрухой?! Убрать это тупое решение из желаний или где оно там у него?! Как же так?!

– Пойдёмте, Павел, – позвал Лосев, повернувшись в сторону вокзала. – Тут тупик.

– Тупик… – промямлил Пашка, чуть ли не с паникой окидывая взглядом глухой закуток и пути, словно бы надеясь, что кто-то более красноречивый придёт на помощь.

И внезапно увидел бородатого мужичка в синем комбинезоне и клетчатой рубашке, идущего к ним так уверено, словно бы с конкретной целью.

Он был Пашке знаком… минуточку… электрик?! Это разве не электрик, которого вызвала Другая мама колупать сгоревшую проводку в стене?!

– Вы что это тут… – начал Пашка.

Но на новом шаге одежда на мужичке смазалась, как будто поплыл над огнём накалённый воздух, изменилась в белую рубаху до пят, а за спиной вспучились двумя знамёнами огромные лебединые крылья.

– Стой, отрок! – прозвенело у Пашки в ушах, и тут же по рельсам загрохотал поезд, наполняя округу оглушительным шумом. Вот только голос псевдоэлектрика перекрыл даже его. – Я буду говорить с тобой. Имя мне – архангел Сариил.

Глава 22: Сариил

– До небесной канцелярии дошли странные све… – начал крыластый мужик, но вынужденно проглотил конец фразы.

– Объясните ему, что нельзя кончать с собой!!! – запальчиво перебил Пашка, едва дар речи к нему вернулся, а потом охнул, потому что Лосев рядом уже не стоял. Успел пройти вперёд шагов на тридцать и продолжал двигаться не поворачиваясь. – Андрей Витальевич, – хотел крикнуть младший Соколов, однако слова получились тихими, едва слышными. – Он с ума сошёл! Его надо спасти! – зачастил Пашка и попытался рвануть за бездомным, но окрылившийся электрик ухватил его чуть повыше локтя какой-то поистине стальной хваткой.

И тогда даже ноги прекратили слушаться. Не подкосились, но замерли, словно бы стали на время не совсем Пашке подвластными.

– Эта душа делает свой выбор. Ты предлагаешь архангелу вынимать грешников из петли? – презрительно бросил Сариил. – Успокойся. Нам следует поговорить. Святая Евдокия, ниспосланная в ответ на зов рабы божьей Зинаиды, принесла странные вести в небесные чертоги.

– Евдокия! – невольно прыснул Пашка и тут же устыдился: надо Лосева спасать, а он над фантазией давно умерших ангелициных родаков ржёт.

– Святая Евдокия передала твоё заявление, – продолжал псевдоэлектрик, – будто душу твою падшие существа не купили по воле и решению твоему, а украли обманом. Я явлен разобраться в таковом утверждении, ибо если оно истинно – вопрос должен быть расследован досконально. «Я не читал этот долбанный договор!» – немного поморщившись, процитировал архангел Сариил. – Это твои слова?

– Мои, – не стал спорить Пашка. – Вот так оно всё и было! Почему вы притворялись мастером?!

– Я наблюдал за тобой несколько дней негласно, дабы убедиться, не курирует ли тебя доподлинный бес, – холодно произнёс Сариил.

– Вы чё, сожгли нам проводку?! – подозрительно поднял бровь Пашка.

– Последствия вмешательства устранено, – процедил собеседник. – Мне требовалось присмотреться к тебе. Однако же ты действительно жив, действительно бес, а не просто очередной душепродавец, и действительно управляешься на своё усмотрение без попечителя. Каким образом получилась эта ситуация? Что означали слова: «я не читал договор»?

– Что я его не читал, блин! Проклацал! – Лосев вдали свернул вправо и скрылся за деревьями. Как же не вовремя! Надо было бежать за ним, потом станет поздно! А с другой стороны, наконец-то кто-то готов разобраться с Пашкиной ситуацией… – Слушайте, давайте через полчаса? – выпалил он. – Мне надо…

– С тобой говорит архангел! – едва ли не рявкнул собеседник. – Мы будем говорить сейчас! При каких обстоятельствах ты встретил беса впервые? В каковом обличье он предстал перед тобой? Отвечай лучше здесь и по доброй воле, не то придётся держать ответ пред серафимами. И поверь: тебе то весьма не придётся по вкусу, – пригрозил он.

– Да я чё? Я сам скажу! – возмутился Пашка с обидой. – Просто я за Лосева переживаю, а так я только за. Вам бы тоже почесаться стоило: он, вообще-то, будущий ангел!

На секунду крыластый мужик мотнул голову назад, в сторону, где скрылся старый бездомный. А потом снова повернулся к Пашке с выражением холодного презрения на лице:

– Смертный, осмелившийся решать, каковой век на Земле проживать творениям Господа, никогда не станет ангелом, – с вызовом уведомил он. – Существо, вознамерившееся спасать падшую душу из жалости, не может возвещать людям Божью волю. – Архангел стегал каждой фразой воздух, словно бы бил хлыстом. И глаза его при этом сверкали праведным возмущением. – Тот, кого растрогала судьба одной-единственной грешницы, тот, кто ради бесовки готов убить, кто полагает себя мудрее высшей силы и правомочным той указывать, кого прощать и щадить, – Сариил стиснул зубы и последнее сказал сквозь них, – никогда не попадёт в Рай. И уж тем паче не станет руками Господа.

– Но… Он же убить хочет себя, он добрый, он…

– Вопрос с рабом Божьим Андреем закрыт, – отрезал архангел. – Не принуждай меня поднимать тебя на высший суд. Повторяю. При каких обстоятельствах ты встретил беса впервые? В каковом обличье он предстал перед тобой?

Пашка насупился, а потом шмыгнул носом. Но всё-таки почёл за лучшее ответить:

– Беса? – задумался он. – Это, выходит, Лаврикова? Он мне приснился. Потому что я землю с его могилы и себе в подушку нашпиговал.

Черты архангела окаменели. И гнев, и озабоченность пропали без следа.

– То есть ты призвал беса по своей волей древним способом связи с нечистью подобного рода? Можешь догонять своего друга и делать что вздумается, хотя никаким ангелом ему, разумеется, не стать. А наш вопрос разрешён. – Сариил отступил на шаг и расправил крылья, как огромные паруса, но потом вдруг спросил: – Как юноша твоего возраста узнал о таком способе вызвать беса? Святая Евдокия не описывала тебя склонным к изучению древних текстов.

– Да мне по игрухе надо было землю Зинке подбросить, по квесту, – всплеснул руками Пашка. – Но я же не знал, на фига. Думал проверить – вдруг я заболею или ещё что. Я ваще не хотел, чтобы она заболела. Ну, Зинка, к которой вашу ангелицу потом приставили. Я сначала решил, что земля квестовая удачу приносит! Ну типа то, что было у покойника, который в могиле. У Лаврикова – удача, у купца – долголетие. А вот это вот всё подбрасывать у меня по квестам было в игрухе!

Архангел сложил крылья обратно.

– Какой игрухе? – с некоторым усилием сохраняя терпение, уточнил он.

– Ну в которой я душу продал. То есть её украли. В «Дополненной реальности».

– Ты говоришь о событии, которое произошло после заключения сделки? – уточнил псевдоэлектрик.

– Ну да! Там был квест про Зинку и…

– Я спрашиваю, при каких обстоятельствах ты первый раз встретил беса! – перебил крылатый мужик.

– Так во сне! – начал злиться Пашка. – Что вы тупите?! У вас что, доступа ко всяким историям нет, что ли?!

Архангел на пару секунд зажмурился.

– Прежде чем ты захотел получить игру, с помощью которой теперь управляешься в своей жизни посредством бесовского дара, ты повстречал посланника от воинства Люциферова и заключил с ним договор, оплатив воплощение своих желаний душой, – процедил он, словно бы говорил с каким-то клиническим идиотом.

– Нет, – вскинул брови Пашка.

– Что значит – нет?!

– Да ну я скачал эту игрушку в инете! – Пашка вообще не понимал, как таких тугодумов берут на работу ангелами. Видать и правда очень редко они встречаются: и выбирать не из кого. – Мне её контекстная реклама выкинула. Там было не написано, что это платно, ну я и скачал. Окнул всё, и начал играть. Я даже не знал, что оно так работает долго! Просто щёлкал квесты от нехер делать. Вельзевул потом говорил, что такую игру мог скачать только склонный к раскаянию, остальные бы не увидели ссылку. Ну, когда предлагал мне стать сисадмином.

– Ты разговаривал… с Вельзевулом? Лично с главой Адской администрации и демоном ложных богов? – вскинул кустистые брови архангел, а потом прищурился, окинув Пашку взглядом от грязных кроссов до макушки. – Ты жив, – безапелляционно заключил он. – Ты что же, говорил с Вельзевулом… на Земле?

– Так он ко мне домой завалился неделю назад! – брякнул младший Соколов. – Это его игра вообще!

Архангел подался вперёд и всмотрелся в Пашкины глаза внимательно.

– Ты не используешь ли некоторые синтезированные или природные… кхм… составы, которые несколько видоизменяют восприятие действительности? – подозрительно уточнил он.

– Да я не наркоман, вы что сговорились с Другой мамой, что ли?! Офигеть можно, – обиделся Пашка. – Вельзевул решил оптимизировать покупку душ и запулил игруху в инет. Чтобы её качали без всяких бесов. Только нужен админ, который будет ссылки присылать – чтобы не кому попало, а подходящим. Мне предложили вот это делать, чтобы я мог вернуть отца, которого удалил случайно, и расторгнуть лицензионное соглашение. Только я его не читал! Никто вообще никогда не читает лицензионные соглашения! Я даже не знал, что отец исчезнет, когда нажимал удалить его за сто тыщ! А мне припаяли ноту, то есть эту, «вав» за убийство! А за что даются достижения мне только потом Лосев подсказал, потому что к нему Агния привязалась, чтобы он нагрешил!

– Я… в силу специфики своей деятельности… мало общаюсь с детьми, – делая существенные паузы между частями фразы, проговорил архангел выпрямляясь. – Так уж выходит, что контакты получаются с душами, приобретшими некоторый опыт в анализе. И умение излагать суть. Ты этим умением не обладаешь.

– Да блин! Вы когда умерли? – возмутился Пашка. – Вы в компах шарите?

– Я не умирал. Я архангел. Господь сотворил нас, дабы мы исполняли его волю.

– И давно?

– Что – давно? – Пожалуй, можно было без преувеличения сказать, что архангел Сариил вытаращил глаза.

– Сотворил давно? – пошёл в наступление Пашка. – Вы следите за прогрессом? Ангелица эта ваша, которая настучала, вообще не шарит ни хрена и по-русски не понимает. Есть такие штуки, игрухи, для развлечения. Там сюжетка и всякие варианты. Ты нажимаешь, выбираешь – оно происходит. Ну, не в реале, а на экране. Можно в компе там, или в телефоне, или на телеке через приставку. – Пашка глянул на собеседника немного сочувственно. – Короче, типа интерактивной книжки. Книжки вы читали? Художку? Ну, придуманные.

– Я понимаю твою речь на твоём языке, как любую речь на любом языке. И понимаю, что ты описываешь. Я знаю, что ты воплощаешь свои приземлённые желания с помощью приложения в телефоне, и, – архангел снова сделал видимое усилие, но всё-таки добавил почти спокойно: – понимаю, что такое телефон. Мы следим за жизнью в мире Господнем. Не надо объяснять мне, как работает индустрия развлечений и современная техника. Я спросил у тебя не о том, как ты реализовал свой дар от Лукавого, а о том, как ты получил его.

– Ну так в игре же! Вот! – Пашка вытащил телефон. – «Дополненная реальность» называется. Я её скачал, я же объясняю! Тут вот – учёт грехов и нарушенных заповедей, тут – раньше квесты были. За баллы можно нажимать разное, и оно происходит. Только я не знаю, в лицензионке было расписано, как что работает, или нет, потому что я её не читал. Да блин, никто не читал, в натуре! Вон спросите хоть Островскую, хоть Марципана, хоть Абдулова там. Они в душе не ебут, что что-то там продали!

Архангел пару раз мотнул головой из стороны в сторону.

– Это не твоё воплощение договора? – кивнул он на телефон в руках Пашки. – В этом же виде дар реализован у кого-то ещё? У других душепродавцев?

– Да ну это для всех же прилога, универсальная! – Пашка уже и сам говорил с архангелом, как с ребёнком. – Разработка Вельзевула! Забабахал и укатил на лыжах гонять в девятом круге Ада. А я должен ссылки рассылать, чтобы заключить новые договоры.

– Ты собираешься заключать сделки с дьяволом в интернете? – после небольшой паузы переспросил Сариил недоверчиво.

– Вельзевул считает, что надо юзать прогресс, если он есть, – пожал плечами Пашка. – Так он объяснил. Типа людей много, бесов мало. Он сказал, что я – тестовый пользователь, и сделал меня сисадмином при жизни. Если я выцеплю так шестьсот шестьдесят шесть душ, он меня типа отпустит. Ну, разорвёт лицензионное соглашение моё. И батю вернёт ещё, только я уже не уверен, что надо. Ещё и отчёты какие-то теперь требует, типа я не справляюсь! – гневно донёс Пашка. – И Васину сисадминство предложил! Короче, везде наебалово продолжается! И я вообще так-то подзапутался, вы бы мне нормально рассказали про Рай и Ад, а то каждый своё говорит и ни фига непонятно. Как можно решать, куда тебе надо, при такой петрушке?!

– Касательно падких решать, всё давно решено, – оборвал архангел. – Тебя никто не спрашивает, куда тебе хочется. И Рай от тебя нынче ещё дальше, чем от этого, с позволения сказать, кандидата в ангелы, с которым ты тут беседовал. Не нужно выдумывать, что расторжение договора с дьяволом обеспечит тебе Рай. Тебе на осознание и раскаяние, как по мне, и двух жизней не хватит. Но вопрос в другом. – Крылатый псевдоэлектрик снова сощурил глаза и нахмурился. – Смертный ведь не поймёт, на что решается, если это подано в форме компьютерной игры, – проговорил Сариил. – Даже если соответствующий раздел будет прочитан или озвучен внутри приложения так, чтобы его нельзя было пропустить, человек из современного мира не воспримет информацию всерьёз. Он не будет осознавать, какое принимает решение.

– Конечно! – Пашка очень обрадовался, что хотя бы что-то до этого тугодума дошло. – Я ж про то и твердил вашей Ефросии!

– Святой Евдокии, – как-то механически поправил архангел. А потом подытожил: – Часть душепродавцев до сих пор не понимает, что с ними происходит? Ты заключил договор, даже не прочитав его, а если бы и прочитал, то не поверил бы, думая, что это игра? Заплатившие спасением души смертные попросту… одурачены? Неужто сам Вельзевул подался в инфоцыгане?!

Пашка приоткрыл рот, но не нашёлся что сказать, и просто кивнул, неуверенно пожав плечами.

Сариил выдержал паузу.

– Вопрос правомочности заключённых договоров будет рассмотрен на высшем суде, – наконец объявил он. – Мы начинаем детальное расследование. Готовься свидетельствовать о произошедшем. И собери мысли в кучу, – едко прибавил крылатый мужик. – Ты изъясняешься как китайский болванчик. Уж изволь потрудиться, чтобы тебя можно было понять!..

Валентина Варава Дополненная реальность. Обнуление до заводских настроек

Глава 1 Вперед назад за лиловыми кроликами

Архангел вдруг резко расправил огромные, ирреальные и оттого какие-то неправдоподобные, крылья, и Пашку прямо-таки полоснуло по глазам чем-то вроде яркой, слепящей вспышки света. А когда он проморгался, никого уже не было рядом. Ни странного райского представителя. Ни Лосева.

Который…

Позабыв обо всём, даже о внезапной стрелке с божественными силами, Пашка понёсся от путей через заброшенный закуток к вокзалу. Панически осмотрелся на заполонённой толпой площади.

Но Лосева нигде не увидел.

Что он там нёс? «Порешил себя своими руками жизни лишить. Грех это страшный, неоспоримый и неотвратный, но, ежели с умом подойти к выполнению, никому вреда не причиняющий. Я уж всё продумал, чтобы неприятностей другим не вышло или испугу». Значит, как минимум нужно было ему куда-то дойти, где нет людей, и где они не бывают вообще. Куда⁈ Что он мог удумать⁈

Пашка схватился за голову.

Сучья старая ведьма! Такого деда заморочила! Вообще мозги вынесла ему все!

Лосева нужно, нужно остановить… Это, может, вообще будет единственным, что Пашка за всю свою жизнь сделает правильно!

Но как найти бомжа в целом городе⁈ А вдруг вообще не в городе⁈

Сегодня на каждом углу полно народу!

Младший Соколов испуганно глянул на здание вокзала.

Потом мученически зажмурился до ряби в глазах. Сердце отбивало бешеный ритм, в горле встал ком. Казалось, что он чувствует, как под кожей головы шевелятся червями извилины.

И тут внезапно вспомнилась Пашке кухня в квартире гниднего сына Вадика, и его же, Вадиков, шкаф с вещами, откуда он выгружал в спортивную сумку футболки и толстовки под надзором девахи из пресс-службы мэрии и оператора. Пашка всё это видел онлайн, через «синхронизацию» с записывающейся Вадиковой памятью.

Значит…

Дрожащими руками Соколов-младший вытащил телефон и вошёл в админский раздел игрухи. Вбил во «В работе» Лосева Андрея Витальевича. Таких оказалось охерительно много, но бесконечный столбец было можно упорядочить по дате рождения. Правда, и примерно подходящих под Лосева на вид по возрасту Лосевых в мире (а тут же, наверное, по всему миру сводка, бля!) было немерено.

Пашка проверил наугад пятерых. Трое подходили навряд ли: они были в квартирах, один шёл по улице, но понять, Пенза ли это, не получалось. Вроде не похоже на Пензу. Пришлось дожидаться, пока в поле зрения этого Лосева не попался какой-то ваще незнакомый памятник и большая левая площадь.

Ещё какой-то Андрей Витальевич Лосев, видать, сука, спал: картинка записи была туманной какой-то, зыбкой, и там виднелись горы. А может, он со скалы решил сброситься? Память этого Лосева Пашка мотнул назад, хотя, конечно, ни до каких гор нужный Лосев не мог бы успеть добраться. Реально спал. Перед мутными горами память записала задрипанную комнату и кровать, а ещё как этот жирный (этот был жирным) Лосев отвратно давил гнойный прыщуган на пузе.

Нет, так не пойдёт. Так можно до вечера Лосевых клацать…

Но что же… как же…

Пашка попытался жать по экрану на Лосева в собственной памяти о начале разговора у путей, но функция удалённого доступа имелась только через админский раздел. А туда надо сначала кого-то добавить.

Захотелось садануть треклятой мобилой по тротуарной плитке.

А потом взгляд Пашки упёрся в переносной ларёк с хот-догами, скучающий продавец которого зырил по сторонам.

Забывая вдыхать, младший Соколов навёл на него камеру и закинул Триповского Олега Станиславовича во «В работе». Взялся мотать «память». Но, походу, в нужный момент у этого дебила заказали три баварские сосиски с собой!

Найти Лосева на видео воспоминаний окрестных людей удалось с третьей попытки: в башке у тётки, которая зазывала в маршрутку напротив поворота из нужного закутка. Она видела, как Лосев оттуда вышел. И через её память удалось на него перейти. Удалось закинуть и его во «В работе»!

Слава богу!

Игруха перекрыла экран объёмным «гимелем», мешая переключиться на память онлайн.

Перед глазами Лосева мелькали виды города: он ехал в какой-то маршрутке на сиденье у окна, сразу за водителем. Живой!

Узел из кишок в Пашкином животе немного ослабел. Он лихорадочно начал мотать воспоминание назад и смог углядеть номер маршрутки тогда, когда Лосев в неё садился: сто тринадцатая!

Соколов-младший метнулся к нужной остановке, ориентируясь по картинке, и увидел, что едет транспорт в закрытый город Заречный. Тётка, в которой он покопался, кричала о том, что маршрут сегодня удлиняется, чтобы обогнуть территорию с перекрытым по случаю торжественных мероприятий движением.

Но не может же у бомжа Лосева быть пропуска в Заречный⁈ И на фига ему именно туда⁈ Типа меньше людей? Но всё равно же они там есть!

Это Пашка думал, уже вызывая такси до конечной остановки маршрутки. Ехало оно долго, перекрытие части дорог сотворило бесконечные пробки на объездных путях. Но ведь и Лосев в них встрянет, правда же⁈

Водила предупредил про КПП, но Пашка лихорадочно заверил, что изменит точку по дороге. Это таксисту не понравилось, и пришлось кидать на чай по номеру телефона, чтобы не вякал и ехал, куда скажут.

Сам Пашка упал на заднее сиденье, чтобы не мешали следить.

Его трясло. В горле пересохло, а губа случайно разгрызлась до солоноватого привкуса крови.

Выбравшись наконец из центра, машина поехала быстрее.

За девять минут до конечного пункта по навигатору Лосев из маршрутки вышел. Это была остановка «Нефтебаза», но бездомный двинул не к жилому массиву, а прямиком в лес.

Вот чёрт!

Пашка опять закусил повреждённую губу.

— Скорее! — взмолился он.

— ПДД, парень, — хмыкнул водила, принося своему пассажиру очередного дракона.


«Вы достигли 109-го уровня!»


Когда Пашка, как ошалевший, выскочил из машины и помчался сломя голову в лес, таксист ещё какое-то время стоял на обочине у остановки и смотрел вслед.

Младший Соколов только начал самую трудную часть преследования очень лихо. Почти сразу деревья на кадрах из памяти Лосева стали похожи на абсолютно все вокруг. С тропки бездомный быстро сошёл. Боясь запутаться и потеряться, Пашка постоянно сверялся с телефоном. Сердце опять пустилось в пляс. Что, если эта «бродилка» выведет в итоге к болтающемуся на суку трупу⁈

Спина покрылась потом.

Только бы успеть вовремя! Если Лосев начнёт ерепениться, увести его из этого долбанного леса — тут Пашка угодил ногой по колено в неожиданное глубокое, похожее на топь, озерцо — игрой и убирать тупорылые желания механически!!!

Как же не вовремя привязался этот долбанный архангел! Специально, что ли, бля⁈

Чавкающая грязная жижа пропитала штанину и кроссовку.

Идти стало ещё сложнее. Вообще это было какое-то гнилое местечко: над травой носились тучами огромные комары, утробно квакали невидимые жабы, всюду попадались лужи и полные жидкой грязи впадины. С каждым метром вглубь леса вокруг сгущалась гремучая смесь запахов гнили и плесени, метана и чёрт знает чего ещё. Становилось трудно, почти больно дышать. От вони и концентрации чего-то в воздухе началась головная боль, но разбираться с ней не было времени. Дорога каждая минута!

— Чёртово болото! — выругался Пашка и вдруг замер. Вдруг понял.

Вот что задумал Лосев, чтобы «никому не доставлять неудобств»! В этом долбанном лесу постоянно куковали эмчеэсовцы! Тут же всё время что-то случается! Даже и трупы находят! А сколько их не находят?..

Захотелось до боли в пальцах мотнуть память Лосева вперёд, к режиму онлайн, увидеть, что он делает. Не поздно ли ещё. Но тогда Пашка в жизни не нашёл бы то место, на котором остановился. И не нашёл бы Лосева в этом полном трясин лесу.

Главное — не уронить телефон. Так-то и сам может куда-то провалиться и увязнуть. И даже погибнуть, если рука дрогнет. Прямёхонько к Вельзевулу, без всякого раскаянья и до всяких ангельских разборок. Интересно, рогатого штрафанут за растрату ресурса?

Вообще, чё с ним там вычудят, если вся эта схема погорит на ангельских адвокатах?

Пашка вернул мысли на место и сосредоточился на картинке. Отыскал папоротник и дерево с дуплом, как в воспоминании, глазами и двинул в ту сторону, хлюпая мокрой кроссовкой.

Идти по густо заросшей кустами зелени получалось с трудом, особенно если надо смотреть постоянно на экран, а не под ноги. Но зато раздавленные листки, смятые кустики и сломанные ветки тут и там свидетельствовали, что движется Пашка правильно.

Комары зверели с каждым шагом, лицо и шея уже зудели от укусов, а жужжание кругом напоминало о пчелиных ульях и осах-убийцах из «Голодных игр». Местность стала очень болотистой, Пашка чавкал по зловонной жиже, то и дело проваливаясь в топи: уже обе штанины были мокрыми и грязными, а икры зудели. К тому же он натёр мокрыми кроссами правую ногу наверняка, но, скорее всего, обе. Ремонтироваться сейчас было неуместно, но в ранки постоянно попадала вода, заставляя болезненно морщиться, и это тоже сильно мешало идти.

Затылок становился всё увесистее и словно бы тянул назад.

Пашка заметил Лосева там, где быть его было не должно: в воспоминании бездомный осмотрел покрытые мхом валуны средних размеров и двинул дальше, большой длинной палкой протыкая землю перед собой. Уже не раз и не два эта палка проваливалась больше, чем наполовину, — и в таких местах Лосев останавливался на какое-то время и словно бы месил чавкающие участки огромной поварёшкой. От этих камней на кадрах он ушёл, а в реальности Пашка ещё издалека приметил футболку и красную кепку.

Слава, слава богу! Успел!

Поверх картинки с воспоминанием завертелся новый объёмный «гимель».

— Андрей! — завопил младший Соколов. — Андрей Витальевич!

Тут же, заспешив, Пашка ступил, куда не надо, нога провалилась сразу выше колена, вторая выгнулась неудобно, больно рванув связки, и он полетел рожей в грязь, выронив от неожиданности мобилу.

К счастью, лёгкий телефон плюхнулся в месиво болотной гущи и не провалился сразу: Пашка успел его схватить перемазанными дрожащими руками; а Лосев как раз подоспел на окрик, и с его помощью удалось выбраться из топи, оставив там злосчастную кроссовку с концами.

— Павел! Батюшки святы! Что вы здесь делаете⁈ — охнул старый бомж. — Вы целы?

— Андрей Витальевич! Вам нельзя! Вы не можете! Я успел… я искал… боялся… что не догоню… там сучий архангел… не вовремя… слава богу…

Телефон вздрогнул, и сквозь грязь подсветился пуш с ещё одним «гимелем».

— Да уж, надо думать, не ему, — вздохнул Лосев. — Зря вы это. Только утомились и вещи хорошие испортили. Они вам ещё пригодятся.

— Послушайте! — задыхался Пашка. — Нельзя этого делать! Ну, подумайте сами! Это же именно то, чего добивались бесы! Вас обманули!

— Так ведь сами посудите, Павел: если уж я такое решение от сердца своего принял, то Рай мне уж заказан, — возразил Лосев и развёл руками. — А можно пользу заблудшей душе принести на старости лет. Неоспоримую. По крайней мере, земным моим умом так кажется.

— Вы вообще не должны умирать!

— Никогда? — лукаво уточнил Лосев. — Мне уж шестьдесят осьмой годок идёт. Своё пожил довольно.

— Не так! — просипел Пашка, панически озирая гнилую болотистую местность.

— От души тронут вашей заботой, Павел, честное слово, — серьёзно сказал Лосев. — Думается, за всю мою жизнь никто так не переживал о моей судьбе. Это весьма лестно. Благодарствую! Но тут ведь вопрос не обо мне, Павел. Вот как вы мне помочь желаете, так я желаю помочь Агнии Ауэзовне. Чужой выбор уважать нужно. Вы же и сами за выбор людской ратуете с вашим воинством. Он, может, и неправильный. Но от души.

— Это не моё, блин, «воинство»! — огрызнулся Пашка досадливо. — Меня вообще, может, спасут! Я там, на вокзале, с каким-то архангелом говорил: он тоже сказал, что игра — нечестная, обман и наебалово! Ой, простите. Они разбирательство какое-то замутили. Они, может, вообще все лицензионные соглашения разорвут, понимаете?

— Да ну! — поразился Лосев. — Вот это номер. Тут вам свезло, надо думать. Удивительными вещами мир полнится. Примите поздравления.

— Пойдёмте со мной к дороге, я вас в город провожу! — взмолился Пашка, размазывая по шее пару здоровенных комаров разом. — И помогу с одеждой, вы вон запачкались весь.

— Спасибо вам, Павел, — растроганно улыбнулся Лосев. — Вот правда: такого заботливого юношу ещё на веку своём не встречал. Только куда мне? Новость ваша и правда меняет дело, конечно, — согласился он, и Пашка наконец-то облегчённо выдохнул. Но старый бездомный добавил: — Надобно поспешить мне со своей придумкой. Потому как, может, последние договоры и расторгнут. Но без воли расторгнутые уж не заключат. А мне надобно Агнии Ауэзовне успеть помочь, –исстрадалась она, бедняжка. Простите, Павел, не могу более терять времени. Но про вас век помнить буду. А может, и дольше. Наверное, дольше.

И бездомный, протерев о штанину, протянул Пашке выпачканную чем-то зелёным ладонь.

Тот автоматически и совсем ошалело пожал её, и Лосев уверенно пошёл к валунам и оставленному у них рюкзаку.

Что… как…

— Вы не станете… — прошептал Пашка.

Да ну как же можно быть таким упрямым⁈

Младший Соколов зажмурился, а потом решительно разблокировал свой перепачканный грязью телефон, у которого теперь с трудом нажимались боковые кнопки.

И навёл камеру на старого бомжа, который, присев на корточки, взялся за увесистый, с голову размером, покрытый мхом валун и с видимым усилием перенёс его в ранец.


«Ваш друг. ФИО: Лосев Андрей Витальевич. Возраст: 67 лет. Состояние: активность (подготовка суицида)».


— Вам бы лучше к дороге идти! — крикнул бездомный. — Негоже смотреть на такое. Потом кошмары замучат!

Пашка сглотнул. Первым делом он залез в «желания», чтобы почистить сначала их, а потом снести на фиг цель «Помочь Агнии Айвазовской», а может, и добавить какую новую, вроде «дожить до ста лет».

В желаниях значилось:


«помыть руки»;

«чихнуть»;

«заполнить рюкзак тяжёлыми камнями»;

«отыскать отмеченное место»;

«помочь Агнии Айвазовской»;

«утопиться в болоте».


Второе шло курсивом, как мимолётное, последние две строки выделялись жирным шрифтом — это были закреплённые желания. Лосев вдалеке громко чихнул, и соответствующий пункт поменялся на «вытереть нос», тоже курсивом.

Но Пашку интересовало не это. По хер на закрепление! В конце концов, хотя бы сейчас наверняка эта долбанная игруха принесёт пользу!

Он зажал сперва нижнее, самое ужасное, намеренье и быстро выбрал в меню «удалить».

Вскинул глаза на Лосева. Тот уже встал в полный рост и приглядывался к новому валуну, расшатывая его ногой, чтобы вырвать из тисков травы.

«Надо сносить про камни и всё остальное!» — быстро спохватился Пашка и опустил взгляд на экран.

А потом в лёгких стремительно закончился воздух, потому что там, под грязными разводами, пестрела рамка незнакомого, никогда раньше невиданного уведомления:


«Ошибка! Операция не может быть проведена!»

Глава 2 Болото

— Какого хера⁈ — ахнул Пашка и попытался снести предпоследнее желание — с тем же результатом.

Что за на фиг⁈ Это мокрый телефон глючит, что ли⁈ Вода не туда попала⁈ Но оно же нажимается, только сбоку кнопки не аллё!

Курсивное желание Лосева переменилось на «зевнуть», Пашка попробовал клацнуть его. И оно, сука, с успехом удалилось! Как обычно, как было всегда и у всех. Но важное продолжало ерепениться. Выдавало ошибку раз за разом! Это не из-за влаги! Это какая-то лютая дичь!

Разинувший рот Соколов-младший разглядел под грязью на дисплее крошечную букву «i» в кружке в углу всё всплывающего и всплывающего сообщения об ошибке.

Панически — Лосев почти нагрузил рюкзак под завязку — ткнул туда.


'Уважаемый пользователь! Базовые черты характера, заложенные в человека от рождения и являющиеся отражением качеств души, а не следствием жизненного опыта, а также продиктованные такими чертами желания, цели etc, не могут быть отредактированы через приложение.


Приносим свои извинения за доставленные неудобства.

Спасибо, что пользуетесь «Дополненной реальностью!»


Что? Что⁈ Какого ёбаного хера⁈

— Андрей Витальевич! — Пашка, хлюпая ногой в одном носке по грязи, побежал к Лосеву. — Пожалуйста! Я вас очень прошу! Не оставляйте меня одного! Не делайте такое из-за меня!!!

— Павел, ну что вы! — с очень серьёзным лицом встал ему навстречу старый бездомный. — На вас отнюдь нет никакой повинности в моём решении! А на просьбу вашу отозваться я, увы, не смогу в сложившихся обстоятельствах. Но потому лишь, что никоя моя помощь на деле вам ни к чему, а вот Агнии Ауэзовне будет весьма кстати. — Лосев немного нахмурился, пристально посмотрел в перемазанную болотной грязью Пашкину рожу, а потом добавил внушительно: — И попросить мне вас надобно. Дело я замыслил не самое простецкое и уж точно не из приятных. Возвращайтесь в город, Павел. Тут компания — она ни к чему. Ни вам оттого проще не станет, ни мне. Я, может, впервые за пару десятков лет на настоящее решение отважился, невзирая на все свои страхи. Порадуйтесь за меня. Всё ж таки жизнь земная дана человеку именно для того, чтобы решения принимать.

— Не такие!

— Всякие, Павел. Давайте расстанемся друзьями.

И он снова пожал Пашкину руку, а потом вернулся к своему кошмарному занятию: положил в раструб рюкзака последний валун, потом затянул тесёмки и с усилием пристегнул на карабин верхнюю крышку. Сел на землю и надел лямки на плечи. Затянул ремешки. А поднялся с превеликим трудом, сгорбившись вперёд, как та старуха из сказочных мультиков.

— Не ходите за мной, Павел, — сказал Лосев на прощание. И прибавил вдруг просительно, почти умоляюще: — Пожалуйста.

Волна отчаяния прибила младшего Соколова к гнилой земле. Он заворожённо смотрел, как медленно и неотвратимо удаляется навьюченная своей кошмарной ношей фигурка бездомного, пробуя почву перед собой прежде, чем сделать очередной шаг. Где-то там, впереди, он отметил какое-то жуткое глубокое место в топи.

Он…

Пашка не мог ни вдохнуть, ни выдохнуть, ни сглотнуть. Комары-мутанты радостно облепили его рожу, шею, локти с предплечьями и голые лодыжки. Не может быть. Так не будет. В это он отказывался поверить даже больше, чем в то, что продал душу дьяволу, или в то, что на его кровати сидел натуральный демонище, с рогами и хвостом.

Этого не может быть.

Пашка почувствовал, как по правой щеке катится одинокая крупная слеза.

Он не плакал ни разу с третьего класса, когда утрата булки с повидлом лишила младшего Соколова школьного авторитета навсегда. С тех пор слёзы словно бы испарились вообще из Пашкиного организма, что было нормой, ведь он — пацан. Ему не приходило в голову плакать.

А теперь он толком и не понял, что это происходит. Даже не утёр следующую, покатившуюся за первой, слезу.

Лосева перестало быть видно, хотя хруст веток ещё различался через жужжание мошкары.

Горло отказывалось делать глотательные движения. Казалось, что в нём что-то застряло.

Пашка очнулся, когда очередной оголтелый комарище забрался прямо в ноздрю. Оглушительно чихнул. Тряхнул башкой, безумно, затравленно оглядывая опустевшую поляну и следы работы Лосева около горки покрытых мхом камней.

А потом развернулся и панически понёсся, шлёпая мокрым носком по вязким лужам, прочь, не разбирая пути.

Очнулся Пашка, едва не увязнув в очередной топи, выбираться из которой пришлось с помощью игры. Чуть опомнившись, он сел на какую-то корягу и определил направление к дороге через 2гис. Поёжился.

Все руки были в кровяке из-за раздавленных комаров, рожа чесалась, на лодыжках вспухли бугры.

Пашка восстановил босую ногу, которую успел насадить на какой-то острый камень, и убрал вывих в бедре. Удалил с кожных покровов укусы насекомых.

На экран телефона упала ещё одна крупная слеза, и младший Соколов наконец-то вкурил, что плачет, в натуре плачет, как та баба на кухне.

Пашка почти свирепо утёр глаза и заморгал. Вдавил зубы в нижнюю губу. Потом зажмурился до разноцветных разводов и вскочил с бревна. Пошёл, уже осторожно, по компасу 2гис.

Через время выбрал длинную, почти ровную ветку, чтобы пробовать впереди почву. Хотя ближе к дороге глубоких топких мест почти не было.

Как вернуть игрухой кроссовку, Пашка не придумал. Это значило, что придётся возвращаться домой полубосым.

Проще было думать об этом, чем о том, что происходит где-то позади за спиной. Наверное, прямо сейчас.

Кожа вздувалась колючими пупырками, когда Пашка представлял то, что сейчас с Лосевым. Представлял, как…

Это всё из-за него. Из-за его квеста. Из-за его договора. Из-за треклятой игры! И Лосев не только умрёт кошмарной, жуткой смертью в вонючем болоте, он ещё и окажется в Аду! Вместо того чтобы стать ангелом, вместо того чтобы…

Пашка трижды сбивался с пути и дважды, останавливаясь, начинал молотить кусты папоротников ногами, а ветки деревьев — руками, пока не пропадало дыхание. Однажды дико, неистово, до хрипоты заорал в небо, взметнув стаю ворон.

К дороге младший Соколов выбрался в состоянии диком и безумном, изнемогающий от усталости и похожий с виду на лешего. Он отдышался, безумно глядя на полосу деревьев за спиной.

Там всё уже должно было закончиться.

От этого сердце сжималось в какую-то болезненную тряпку внутри.

Спустившись обратно с обочины, младший Соколов сел в траву и залез в почти разрядившейся телефон. Он успел убрать с тела грязь, почистить джинсы и футболку, удалить дыру, оставленную корягой, ссадины с босой ноги, восстановить себе энергию и снести чувство голода, когда мобила бесповоротно отрубилась.

Пашка содрал на фиг лоскуты носка. Потом снял оставшуюся кроссовку и второй носок. Сунул всё это во всё ещё грязнючий, словно и его топили в болоте, рюкзак. И попытался поймать попутку, но легковушки не тормозили. Даже редкие тут таксишки не интересовались босым парнем у кромки леса.

Пришлось пердячить до остановки.

В башке ширился вакуум.

В переполненной до отказа маршрутке Пашке отдавили босые ноги, а ползла она так медленно, что, наверное, лучше было идти пешком. Пробки на объездных дорогах к вечеру встали почти намертво.

Духота и толкотня помогали не думать.

У дома Пашка был в сумерках: блуждания по лесу заняли почти весь день.

— Ты чего без обуви, Павлуша⁈ — привязалась противная соседская бабка. — Ноги побьёшь, гангрена начнётся или СПИД занесёшь! Вон чего только не валяется! Иголки всякие бросают! Головой-то думать надо! Куда мать смотрит⁈

Поднявший невидящий взгляд на бабку Пашка сфокусировался и вдруг увидел за ней у первого подъезда прислонившегося плечом к фонарному столбу Васина: тот скользнул по обородившемуся и лохматому младшему Соколову взглядом и снова уставился на подъезд — не узнал.

Но самым херовым было другое: рядом с Васиным синела на фоне зелёной травки броским лыжным комбинезоном злоебучая призрачная Лиля!

Возвратившийся на землю Пашка очканул. Ещё и бабка эта долбанутая вопит его имя на всю Ивановскую!

Забывая дышать, младший Соколов припустил к подъезду, проклиная отсутствующие кроссы: он же этим факт привлечёт внимание, его же начнут рассматривать…

Спасло невлияние адаптации на пользователей и ебанашек-покойничков. Походу, Пашку всё-таки не узнали.

Но, если этот утырок начнёт тут шпионить, разоблачение — вопрос времени! А если опять привяжется эта блаженная… Вот только её сейчас и не хватает, мля! Только её!

Пашка открыл дверь и постарался заскочить в квартиру побыстрее, чтобы Другая мама, или хуже того, Серёга не сфокусировались на отсутствии обуви.

В прихожей горел свет: архангельское членовредительство и правда устранили, хотя стена выглядела покоцанной и требовала как минимум трёх новых обоин.

— Паш? — выглянула Другая мама из кухни с каким-то озабоченным видом.

Он поспешно сунул свои чёрные ноги в домашние тапки бати. Надо зарядить мобилу.

— Можно тебя на минутку. Похоже, я сделала кое-что не очень хорошее, — виновато сказала она.

Ну что ещё⁈

Пашка двинул на кухню. Сразу унюхал пирожки, но есть особо не хотелось. Вообще, хотелось удавиться. Или хотя бы уснуть. И все мысли были заняты только тем, чтобы поскорее подрубить телефон к шнуру и снести на хрен энергию.

Лучше быстрее, чем вернётся Серёга: его говнодавов около двери не было, и это вселяло некоторые надежды, что братец ещё где-то шарится. Потому как сейчас он был вторым самым нежелательным сценарием развития вечера, после трупачки ТП из-под фонаря.

— Паш, я утром Люсю твою встретила около рынка, — замявшись, проговорила Другая мама, снимая с ручки шкафа полотенце и вытирая им зачем-то совершенно сухие руки. — И я, похоже, тебя подставила. Ты бы лучше говорил мне, как есть, куда идёшь и где ночуешь. Я… — Она снова протёрла руки, не глядя на Пашку. — Извини. Я не стану ругаться и запрещать, обещаю тебе. Что бы там ни было. Ты уже взрослый и можешь сам решать. А я даже уже верю, что не было, слава богу, никаких наркотиков. Но только ты же мне сказал, что у Людочки ночуешь… И я, кажется, сболтнула лишнее, — вздохнула она. — Я же не думала, что ты у неё не был. Да и, если честно, хотела узнать осторожно, действительно её родители не против, или просто она их в известность не ставит, когда ты остаёшься. Ну, чтобы не вышло недоразумений. Боюсь, что она обиделась. Вы говорили уже, созванивались? Сильно тебе мама удружила или поправимо всё-таки? Я звонила тебе много раз сегодня, но ты трубку не брал, а потом вообще был вне зоны доступа, — прибавила она, впервые поднимая глаза от полотенца и вглядываясь в Пашку внимательно. — Ты из-за этого такой подавленный?

— Нет. Да. Мобила села, — пробормотал Соколов-младший растерянно.

— Поссорились? — снова уточнила виновато мама. — Прости.

— Да… это… ничё… сам виноват… — Пашка ждал, что мать спросит, где же он шарился ночь, раз не у Пионовой, но она не спросила.

— Ужинать будешь? Ты очень бледный, — снова вздохнула Другая мама. — Если я как-то могу помочь, ты говори. Я попробовала смягчить. Объяснила, что сейчас не самый лучший у нас период. А хочешь, скажем, что ты к бабушке ездил, чтобы мне какой-то сюрприз сделать, и потому обманул? Я подтвержу. Может, обойдётся.

— Не надо. Норм всё.

В крайнем случае Пионову можно почистить, хотя, конечно, не хотелось бы. Сильно не хотелось бы. А после сегодняшнего даже, пожалуй, и не стоило бы. Ещё наклацает не пойми чего и с ней, мало ли к чему оно в итоге вывернет.

Сейчас так сложно было сфокусироваться на Пионовой. Было вот вообще, совершенно не до неё.

— У тебя глаза красные, — совсем упавшим голосом отметила Другая мама. — Льда дать? Серёжа скоро придёт, заведётся обязательно.

— Я спать лягу. Не парься. Всё… нормально всё. Честно.

— Спасибо, сынок. — Другая мама подалась вперёд и вдруг обняла его крепко, прижав к груди и свесив между лопаток многострадальное полотенце.

А у Пашки опять, уже знакомо, защипало глаза.

Это что он теперь всё время реветь начнёт⁈ Ну приехали!

Младший Соколов постарался забить внутри дурной порыв вывалить на Другую маму всю правду. Во-первых, она перепрошитая и вообще непонятно, как себя поведёт. Во-вторых, и без того проблемами нагружена под завязку. А тут ещё решит, что или у сына, или и у неё в придачу (если показывать пруфы), — шиза. Хотя ещё вопрос, чё лучше — шиза или бесы с ангелами. Не стоило.

Пашка вывернулся, похлопал мать по плечу и свалил в комнату.

Сунул в мобилу зарядник.

Пуши повалили градом, когда система прогрузилась — о пропущенных, о сообщениях из мессенджеров, об уведомлениях из соцсетей и новых «достижениях» в «Дополненной реальности».

Вопреки опасениям матери, Пионова не наяривала постоянно, она вообще ни разу не звонила. Пропущенные все почти были от самой мамы и два — от Женьки. Но зато именно от Пионовой пришла несколько часов назад в воцап настоящая простыня с «Далее»-разворотом посередине.

И послание это выпотрошило Пашку окончательно. Хотя казалось бы: что может переплюнуть события в лесу?

'Знаешь, вчера я очень сильно обиделась. Ты игнорировал меня, так и не предложил погулять сегодня со всеми, и нагрубил. Я злилась. Но сегодня утром случайно встретила твою маму и… Знаешь, я много думаю с тех пор. Паш, я считала, что ты кто угодно, но не врун. Именно этим ты мне так понравился с самого начала. А теперь выходит… Я не буду спрашивать, где ты был ночью, скормив Елене байку о том, что мои родители разрешают парням у меня ночевать. Это ты придумал очень интересно, конечно. Наверное, если бы всплыло только это, я бы очень хотела с тобой поговорить и всё выяснить. Может быть, даже и поскандалить. А может, у тебя были причины обмануть родную маму и ты бы мне всё объяснил. И я бы поверила. Или это даже и было бы правдой. Может, тебе понадобилась бы моя помощь и я бы помогла. Или даже согласилась прикрывать твои делишки и всем рассказывать, что у меня дома притон. Кто знает?

Но всё это уже совсем лишнее, я так решила.

Потому что это оказалось не самой главной новостью о тебе.

Знаешь, Паша, я ломала голову над тем, что с тобой происходит, почему ты вдруг так изменился и, что уж, почему ты перестал находить на меня время. А теперь выясняется, что твой папа не просто ушёл к другой женщине, что уже месяц назад он пропал без вести, и его даже искала полиция. Знаешь, Паш, я очень сочувствую тебе и Елене, правда. Я надеюсь, что твой папа найдётся живым и здоровым. Я была очень зла утром, но потом успокоилась и много размышляла над этой ситуацией, и… Попробую объяснить. Перед тем как у нас всё завертелось, я встречалась с мальчиком, долго. Мы с ним вместе катались на роликах, почти профессионально. Даже в соревнованиях участвовали, хотя, конечно, не выиграли ничего. Но у нас было общее увлечение, и это нас сблизило, как я думала. Только вот, знаешь, Стас мне постоянно врал. По мелочи и по-крупному. Он абсолютно не умел обсуждать то, что его волнует, что для него важно. И если я пыталась его растормошить, говорил неправду. А потом ему надо было этой неправде следовать. Мы с ним дружили с тринадцати и встречались почти год. Но я поняла, что без доверия это всё — не нужно. Из-за вранья он и другом мне быть перестал, понимаешь? А теперь ты делаешь то же самое. Не рассказываешь мне даже о самом важном, что происходит с тобой. Мне показалось, что ты очень непосредственный и что в тебе нет лукавства, этим ты, считай, меня и купил. Я решила, что ты — именно тот, кто мне нужен. Но всё так стремительно вдруг переменилось. Очень быстро. Тебя словно бы подменили. Я видела, в каком ты восторге от наших отношений был сразу — и насколько они стали для тебя чуть ли не помехой теперь. Забавно так писать, учитывая, что мы знаем друг друга неполные два с половиной месяца. Ты побил все рекорды по изменениям личности. Наверное, правду говорят взрослые — не стоило мне торопить с тобой события. Может, дело в этом. Не знаю. Надеюсь, что нет.

Может, ты даже обрадуешься. Может, ты сам так хотел, нашёл новую девушку и не знал, как мне сказать. А может, просто выпивал с другом, не захотев пригласить меня. По фигу. Правда, важно не это. Честное слово, я в шоке по второй причине.

Паша, я не хочу опять на год увязнуть в бессмысленном притворстве. Извини, что делаю это в такой сложный для тебя период. Но, с другой стороны, тебе и не нужна моя поддержка. Пожалуйста, давай обойдёмся без разборок и выяснения отношений. Желаю поскорее встретить девочку, которой ты сможешь доверять. Надеюсь, что с твоим папой всё в порядке. Очень прошу, не надо меня преследовать. Мне нужно прийти в себя'.

За окном послышались первые залпы отдалённого городского салюта. Словно бы над Пашкой ржал в голосину весь мир.

Глава 3 Квест мертвого воробья

Сука, бабы — ебанутые!!! Что за предъява, твою мать⁈ За что⁈ За то, что не грузил своими проблемами⁈ Круто! Да пусть спасибо скажет, что он ей всё не говорит! Так бы охренела, что и не встала!

В пуше над тупорылой простынёй текста мелькнул дракон. В ночном небе бабахало всё громче, и скоро по ковру заплясали всполохи фейерверков, которые запускали уже не только в центре.

Вот на куя Пионовой инфа про батю⁈ Даже если бы он реально сам, без Пашкиной помощи, вдруг пропал! Чтобы Пионова не знала, что сказать? Чтобы считала неловким улыбаться⁈ Чтобы мозги сломала, не зная, как помочь⁈ На хрена⁈

И так из-за придурка-Лебедева рассказывать пришлось про любовницу, сильно вот она тогда довольна была, если по-честному⁈ Глаза под пять копеек. Радостно оно было? Понравилось⁈

Кто-то запустил салют прямо под окнами, и из коридора стремительной тенью пронёсся под кровать Стержень.

Доверие! Ебал Пашка в рот такое доверие! Это, блять, забота — не выносить мозги своей муйнёй! Нормальные люди так и делают! Если бы у Пионовой батя пропал — Пашка вообще не хотел бы про это знать, блин! На кой хер ему такая информация⁈ Какое она вообще касание имеет к отношениям⁈

Отношения! А ему вообще до них сейчас⁈ Из-за него опять человек умер, хотя, спасибо, прилога хоть новую ноту не херанула в «награду»! Только это вообще ничего не меняло! Пашка душу продал, Пашка стал живым бесом, Пашку одолевают ангелы, архангелы и прочая нечисть! А она со своими обидками детсадовскими? Доверие, мля!

Ну и пошла в жопу, раз так! Пашка может ей изменить впечатление от разговора с Другой мамой на раз, и всё исправится. Только он не будет! Потому что это неадекват! Если она сейчас такое выкатывает, что она потом будет чудить⁈

Ещё и со Стасом каким-то сравнивает сраным! Вообще супер! Так она на Пашке повисла потому, что на Стаса какого-то обиделась⁈ Ну так он, бля, не вызывался не быть таким, как какие-то Стасы!

Над конченой простынёй предъявы промелькнул ещё один пуш с драконом.

«Показался непосредственным»? А может, посредственным⁈ Тупым он ей, блять, показался! Таким, что и соврать ничего мозгов не хватит! Притворство ей его помешало! И когда! Когда почти что на Пашкиных глазах человек в болоте утопился из-за него! Лукавство, значит, ей поперёк горла встало вдруг⁈ Может, её ночами на кладбища потягать надо было⁈ Или назвать, сколько вокруг неё трупешников-вуайеристов ошивается, пока она в душе, голая, сиськами трясёт⁈

Пашка злился всё сильнее. Эта подстава, эта предъява — она казалась настоящим предательством! И когда! Сегодня!

Да пошла она в сраку, истеричка!

Младший Соколов врезал кулаком в подушку. И открыл прилогу через новый пуш с драконом.

Кроме этих трёх, там накопилась ещё тонна «достижений»: семь медведей уныния и всего шесть наградок за гнев.


«Вы достигли 110-го уровня!»


Про это⁈ Про это надо было рассказывать, может⁈ Любительница доверия!

Пашка подтянул свои грязнючие ноги на кровать и прислонился спиной к стене. Вжал в неё затылок, начал делать глубокие вдохи, считая бахи петард и салютов за окном. Всем так, сука, весело!

Глаза защипало.

Позвонили в дверь. Братело. Переносить ещё и его сегодня было бы чересчур. Пашка заёрзал, забрался под пустой пододеяльник, укрылся им с головой и, стараясь вообще больше не думать, отрубил энергию на ноль.

Не тут-то было! Всю сраную ночь младший Соколов бродил по болотам, пытался вытянуть Лосева из трясины за единственную торчащую на поверхности руку, сам проваливался в топи, дважды захлёбывался насмерть и попадал в Ад, который тоже оказывался болотом; а раз тащил Лосева, а вытащил красномордого и огромного Везельвула собственной персоной.

Проснулся в тотальном ахуе, мокрый от пота насквозь и дышащий так, словно бежал стометровку. Безумным взглядом обвёл душную, невзирая на распахнутые форточку и дверь в коридор, комнату и упёрся взглядом в кровавые ошмётки чего-то странного на полу. К чему-то была примотана верёвка с привязанным желтоватым запечатанным конвертом.

— Стержень! — заорал Пашка подскакивая. — Твою мать!

Останки воробья выглядели так, что захотелось блевануть. Пашка взял из карандашницы ножницы и брезгливо отчикал адское послание, на котором тоже имелся бурый мазок как бы не воробьиных кишок.

Ну удружил, пушистый сучонок!


'Павел Соколов!

Для сохранения расширенных возможностей аккаунта, сегодня, 13.06.2018, назначь встречу Лаврикову на территории заброшенной стройки на улице Окружной к 18:00. Передай ему условную фразу-пароль: «Спустя четверть часа после моего ухода состоится рандеву. Ожидайте». Не задавай дополнительных вопросов. Не отвечай на провокационные уточнения Лаврикова. В случае успешного выполнения дополнительного квеста комиссия спишет ряд нарушений с повестки дня'.


Пашка выпучил глаза. Это что ещё за дичь⁈ Он должен спать на заброшенной стройке⁈ На кой ляд⁈ Зачем ему Лавриков⁈ Он будет мстить за то, что забрал у Зинки подушку⁈ Скажет тарабанить к ней новую порцию земли или уронит на спящего Пашку бетонный блок⁈

Что такое, мать его, «рандеву»⁈

Скользкой отвратительной жабой в сознание впрыгнуло воспоминание о Пионовской простыне истерии. Чёрт!

Сегодня это показалось куда большей проблемой, чем вчера. Пионова была удобная. С ней, едва ли не одной, Пашка чувствовал себя в последнее время нужным, чувствовал себя нормальным. Только если он её исправит игрой, выйдет как с Другой мамой. Может выйти. И перепрошитая Пионова может оказаться настолько левой, что он сам от неё сломя голову побежит. В последнее время всё от игрухи получалось через жопу.

Пашка встал и наступил босой грязной ногой в останки сожранного воробья.

— Ебать! Сука! — запрыгал на одной ноге он. — Стержень, скотина! Ну, попадись мне, пушистый ублюдок! Мля…

Пашка, наступая только на боковину левой ступни, похромал в ванную и взялся отмываться в раковине. Вода лилась чёрная, а засохшая грязюка не отдраивалась толком даже батиной старой мочалкой.

Тереть ноги пришлось почти двадцать минут.

Потом Пашка сел на унитаз и задумался, глядя на отстиранный Другой мамой рюкзак, сушащийся на батарее. В целом к изменённым людям можно привыкнуть. Прям страшно рядом какие-то первые пару недель.

Но только они становились совсем не собой.

И если старая мамка у Пашки была не того, то Люся…

Телефон выдал «хе» за неуважение к предкам, и Соколов-младший закатил глаза.

С другой стороны, Пионовой надо поправить не характер, а впечатление от вчерашней встречи с Другой мамой. Или даже снести на хрен всё о ней воспоминание. Это же не изменения, а так… Только кто сказал, что в таком случае она не выкатит свою простыню наново, просто попозже?

Конечно, можно ей рассказать про пропавшего батю, типа сыграть на опережение. Но это такая тонна пиздежа… И так-то, правда, сейчас не до Пионовой. Если она выпилилась из Пашкиной жизни, то, может, пусть так и побудет, пока он не разгребётся?..

Например, с этой новой жестью от дохлого воробья.

Пашка слез с толчка, вымыл руки и побрёл на кухню, хотя есть хотелось не особенно.

«Назначить Лаврикову встречу на заброшенной стройке, прикольно, блин. Туда, может, надо было Люську, полного доверия ради, волочь вместе с собой⁈» — злобно подумал младший Соколов.

Пошла она…

Бутер с колбасой жевался через силу, словно был из безвкусных опилок. Пионовская диверсия на трезвую голову перекрыла даже новые угрозы игрухи. Но думать о ней и злиться было всё-таки попроще, чем о Лосеве. Воспоминания про вчерашний безумный день из кинохи по Стивену Кингу вообще хотелось снести к чертям собачьим.

К концу богомерзкого бутера на пионовской почве Пашка заимел пару драконов.


«Вы достигли 111-го уровня!»


А на кой ляд они продолжают считаться, скажите, пожалуйста⁈ Если у Пашки уже всё, что может открыться, — открыто? Или не всё? Как историк зомбировал людей? Через какую функцию?

Впрочем, насрать. Такого Пашка точно делать не станет.

Он вытащил из коробочки на столе зубочистку и взялся выскабливать болотную грязь из-под боковой кнопки громкости на телефоне. Стараясь вообще ни о чём не думать.

Позвонил Толик.

— Салют! Чё у тя по планам на выхи и пятницу? — бодренько начал он. — Яся разгреблась с делами и хочет всё-таки рвануть на водохранилище, но вот мои предки уже того, в Турцию улетают сегодня ночью. Так что предлагаю компаниями двинуть прямо в четверг вечером, Яся свободна после четырёх. Если к половине пятого сядем в электричку, успеем поставить палатки до темноты. Бери Люсю. Яськин брат Макс ещё будет со своей Ирой, затусим, шашлыков поедим!

— Макс с Ирой? — напрягся Пашка. — Не с Островской⁈

— Ну, с девушкой своей, которая Люсина одноклассница же. Ты ещё говорил, что у неё такая же игруха, как у тебя.

— Безумный Макс берёт Островскую на природу туда, где будет его сестра⁈ — поразился Пашка.

— А почему нет? Они вон почти год как голубки. И чё это он безумный вдруг? — хохотнул Толик. — Норм пацан, я ж вас знакомил, ну, когда ты мне рассказал нормально про свою прилогу, забыл, что ли? Мы на фудкорте тусили. Макс вон в институт вроде поступил, хотя и гонщик. У Яси радости полные штаны.

— Макс поступил куда-то⁈

— Ага, на бюджет, на психолога. Он же весь год готовился несмотря на заезды.

Пашка беззвучно выматерился.

— Не могу я, выхи расписаны. Развлекайтесь без меня, сорян. Спасибо, что позвал.

Сучья адаптация! Что наклацала эта придурковатая⁈ Гонщик, блять, год к поступлению готовился, как голубки! Офигеть! Макс, кажется, вообще с какой-то другой бабой жил чуть ли не постоянно! Писец. Она хоть её не того⁈

Пашка припомнил, как в удалённом воспоминании напустились на него Марципан, Васин и Островская из-за возможной причастности к историковой смерти, и подумал, что всё-таки навряд ли.

Похоже, Соколов-младший тут один фаворит по шестой заповеди.

Двинув перекурить на балкон, Пашка заметил там завёрнутый в целлофан портрет историка, притарабаненый в час всеобщего помутнения Другой мамой на кухню. Ага. Убрала всё-таки. Ну-ну.

Наверное, лезть в адаптации Островской не нужно, пока они всех устраивают. В конце концов, Безумный Макс кого получше заслужил не особенно, даже и перепрошитый на фиг.

Пашка загрузил в 2Гис Окружную и принялся искать там стройку. Не нравилась ему эта затея ещё больше, чем походы на кладбища. Там хоть спать не надо было по квестам. А если бомжары какие найдут? Или менты? Если у дрыхнущего в отрубе телефон подметут?

На хера оно вообще надо⁈ Это же ни фига не чтобы с Лавриковым увидеться, а именно чтобы Пашка, как долбон, лёг спать, где не надо. Это же факт хорошим не кончится!

Он вгрызся в ногти на правой руке, таращась в затянутую целлофаном чёрную ленту на портрете историка.

«Комиссия спишет ряд нарушений с повестки дня». Обалдеть! Ряд? А остальные? Что у них там вообще на повестке, у этих чертей рогатых⁈

Может, Толяна с собой на стройку взять? Чтобы бдел там? Разбудил, если чё?

Съёбывает дружбан завтра вечером, сегодня можно было бы его приспособить.

Одному в это ввязываться не улыбалось. Подключать Марципана — сильно много объяснять. А Толяну он уж и так до хера объяснил, да ещё и сниженная важность сработала на ура.

Затушив сижку в перевёрнутой крышке, Пашка набрал звонившего недавно друга снова.

А ведь надо было в комнате кишки воробья от ковра отскрести, блин. И откуда-то выдрать пару кроссовок.

* * *

— Так, ещё раз, на хера тебе спать на стройке? — переспросил Толик, во все глаза таращась на натуральную кроватную подушку в наволочке, торчащую из пакета в Пашкиной руке.

— Такой квест. Там нет пояснений, — добавил Соколов-младший ворчливо.

— А я должен не подпускать к спящему посреди стройки на подушке придурку бомжар и ментов, так?

— Точно.

— Весело живёшь. Настольную лампу не взял с собой? Или пижаму там.

Пашка молча достал из пакета баклажку с водой из-под крана, в горлышко которой затолкал ещё кусков льда из морозилки.

— Это, если какой кипишь, лей мне на башку, — проигнорировал шутейки он. — Я буду тугой, но от воды должен проснуться всё-таки.

— А нас с тобой в обезьянник не примут? — почесал репу Толик. — У предков вылет в три ночи. Если я им отпуск сорву…

— Ты меня, главное, разбуди, а дальше я со всем разберусь, включая ментов, — заверил Пашка, переминаясь с ноги на ногу: старые кроссы, надыбанные в ящике, были какими-то неудобными.

— И долго тебе там надо дрыхнуть?

— А вот это — понятия не имею, — нахмурился младший Соколов. — В душе не ебу, как скоро сны начинают сниться. Гугл говорит, что часа через полтора, хотя мне кажется, что сразу.

— А если ментов и бомжар не будет, мне что, над тобой до утра сидеть, пока ты там, бля, сны смотришь⁈ — возмутился Толик.

— Часа через три точно можно будить. Начать надо в шесть, так что это ваще не про всю ночь. Уж покарауль как-нибудь. Нечасто я о чём-то прошу в последнее время.

— Так это только в последнее, блин. Мне вообще надо было на водохранилище собираться. Ладно, погнали, раз надо. Но это охерительно странно, брат.

— Без тебя знаю.

Заброшенную стройку не охраняли. Она была обнесена видавшим виды забором, полным щелей и дыр. Так что залезть на территорию даже среди дня оказалось не большой проблемой.

Но прохожие тоже прекрасно видели через этот типа забор. И потому Пашка и Толик поспешили к тому, что должно было когда-то стать домом. Была только половина пятого, Пашка рассудил, что выдвигаться лучше пораньше, мало ли, какие вылезут сложности. Сыкотно в обществе охреневающего Толика не было. А за приятное ощущение, что сумел Пашка всем бесам показать кузькину мать, то и дело давали львов тщеславия.

Только если там был какой-то подлый план, то, помешай Толик, новый план появится.

А ещё было непонятно, что скажет Лавриков. В последний раз он Пашку нехило выручил. А потом тот устроил подставу с Зинкиной подушкой.

Навряд ли разговор выйдет сильно приятным.

— А как ты уснёшь? Это ж нереально ваще, — приставал Толик.

— Игрухой.

— А ментов и бомжар нельзя игрухой разогнать наперёд?

— Толян, харе заёбывать, а?

Пашка осмотрелся. Вроде как на объекте никого не было. Но так это сейчас. За каким-то же хером его сюда привели, правильно?

Место для отруба Соколов-младший выбирал тщательно. Со всех сторон обсмотрел, ничего ли ниоткуда не может на точку эту херануть или обвалиться. Конечно, типа, вредить принципалу, да ещё и грохать его раньше наступления раскаяния — навряд ли бесам выгодно и нужно, но всё-таки Пашка маленько очковал. Стройка — прям идеальная локация для несчастного случая. А вот для чего ещё она идеальная — не придумывалось.

Или, может, тут просто какой-то будущий бес скопытился когда-то и его так и не похоронили? И просто надо будет новую землю нарыть? Но тогда на кой ляд говорить с Лавриковым именно тут? Чтобы показал, что ли?

Не, лажа.

Да и не всралась Пашке новая земля для новой подставы. Всё равно не возьмёт, блин.

— Смотри в оба, — велел в очередной раз Соколов-младший и глянул на часы. Пять. Рано, но блин. Хер там пойми, сколько спать до снов в реале надо, даже если кажется, что это быстро. Да и делать не хер. Ещё и Толик мозги выносит.

— Придатки застудишь на бетоне, начнёшь в штаны ссаться, — хмыкнул приятель, на жопе которого была пристёгнута походная сидушка.

— Я регенерирую, как Росомаха из «Людей-Икс», — пошутил Пашка. — Спасибо за заботу, мамочка.

— Реально, что ли⁈

— Реально. В оба смотри, блин. Изучатель нечисти. И не вздумай шпилить в камешки, как в таксо! Ты тут по делу. За телефоном моим следи нормально.

— Спи уже. Паникёр-бомжебоятель.

По крайней мере пока Пашка укладывался, Толик, пристроившийся у голой стенки, старательно смотрел в оба. Хотя в том, что друг останется бдительным много часов кряду Пашка был уверен не совсем.

Но это всяко лучше, чем одному тут задрыхнуть. Вон, на могиле Лаврикова в себя пришёл только к рассвету.

Младший Соколов уложил связную подушку в пыль. Лёг на спину.

Затея опять перестала нравиться. Под ложечкой засосало.

Но делать нечего.

Пашка попробовал херануть в кровь мелатонина, как начал делать в последнее время, но мысли и адреналин не давали вырубиться. И через десять минут, когда начала ныть от неудобного лежания спина, Пашка, глубоко вдохнув, свёл энергию в ноль и провалился наконец в глубокий, беспробудный сон посреди заброшенной стройки.

Была половина шестого вечера.

Глава 4 Цыганка

— Спустя четверть часа после моего ухода состоится рандеву. Ожидайте.

— Чего⁈ — вскинул брови Лавриков и даже как-то сдулся, хотя сразу выглядел очень воинственно. В отличие от Пашки. Потому что сон был на сраных болотах.

— Спустя четверть часа после моего ухода состоится рандеву. Ожидайте, — повторил младший Соколов своё квестовое задание.

— Ты зачем усы сбрил, дурик? — хмыкнул Лавриков.

Пашка во сне метнул руку к наклацанной бороде, но она тут тоже была на месте. Чё он несёт-то⁈

Лавриков прищурился.

— Это дань памяти твоему почившему другу? Хочешь стать на него похожим? Типа сохранить бомж-баланс на планете, отрастив мочалку на роже и засыпая в странных местах? — продолжал глумиться бес-лотерейщик.

— А ты тут материальный? — насупился Пашка. — В рожу не хочешь, случайно? Я квест ваш сраный выполняю, так-то.

Лавриков опять прищурился, склонил голову набок, сделал круговое движение плечом, въедаясь в спящего Пашку глазами. А потом вдруг начал ржать, как конь.

— Чё такое? Что⁈ — растерялся Соколов-младший и влез ногой в топь по колено.

— Я не буду это комментировать, — утёр выступившие слёзы Лавриков и показал Пашке «класс» правой рукой. — Ты ваще красава. Так держать! А это что за декор новаторский? Психотравма? — уточнил он, махнув на болотистый антураж вокруг. — Чё-то ты, Пашка, больно впечатлительный для живого беса. Так ты каши не сваришь. На кой ляд подушку мою бомжам отдал? Я сильно офигел, когда на ней первый раз уснула сладкая парочка. Ты уже скоро клуб бездомных имени Павла откроешь, блин. Смести акценты. Тебе бы договоры начать заключать, пока за жопу не взяли.

— Там уже скоро вас за жопу возьмут, — не сдержался Пашка. — Когда рогатый с лыжного курорта вернётся?

— Мы в начальственные дела не лазаем. И ты больно дерзкий, где не надо, — отметил Лавриков. — Ты бы помнил всё ж таки, что контракт заключал не абы с кем, а с Вельзевулом лично. Его за осечки, конечно, не похвалят, но и проблем больших от одного тебя, дурака, не сделается. Думаешь, будет с тобой носиться как с писаной торбой до самого раскаяния? Смотри, Пашка, как бы на тебя с твоими закидонами не плюнули просто, да и всё.

— А на меня уже плюнули, — огрызнулся младший Соколов. — Он нового сисадмина подбирает. Воробьёв вон шлёт из своих отпусков. Комиссии собирает какие-то. Чё за комиссия?

Лавриков плотно сомкнул губы, и вид у него сделался лукавый.

— А это тебе будет в качестве профилактической меры за произвол и выебоны, Павел Андреевич, — объявил он. — Тебе оно, может, и на пользу пойдёт — на заброшках поспать. Для восстановления разумности. Меньше бы подушки тырил и на помойки носил, так, глядишь, и с комиссиями разбираться не понадобилось бы. Ты от меня чего хочешь? Ты мне, значит, подлянки, а я тебе — помогай? Призраков разгоняй блаженных и советы советуй? Интересное кино.

— Меня ангелица заставила!

— Ой, Пашка, тебя заставь что! — отмахнулся Лавриков. — Мне-то не навешивай. Я тебя читаю, как книжку раскрытую для дошкольников, и притом без всяких приложений.

— Новую землю Зинке не понесу, — насупился Пашка.

— Да ну её в топку, твою Зинку. Несгибаемая старая вешалка. Сама потом пожалеет. Ты хотел чего, или только задание комиссии своей выполняешь? — прыснул бес.

— Ничего я не хотел.

— Ну вот и славненько. Приятного, так сказать, отдыха. И ты там это, — лукаво добавил Лавриков, — отчёт халявный составил, неполный. Ты бы лучше заранее про все дни расписал да отчитался по всей форме. Может, того, — бес снова захохотал, — простят грехи, так сказать. Успешных тебе успехов!

И Лавриков вдруг разбежался, неестественно подпрыгнул, высоко, метра на полтора над землёй, перевернулся в воздухе и рыбкой ухнул прямо в болотную топь — ну точно же назло!

— Урод, — сплюнул Пашка. Но ни фига не проснулся.

Ну и чё там Толян лысого гоняет⁈

Он поёжился.

Вдали затянутых туманной дымкой болот среди силуэтов деревьев что-то словно бы пошевелилось.

Это просто тупорылый сон.

Сраная психотравма.

Хера с два Пашка будет тут пытаться спасти Лосева опять. Теперь-то он прекрасно знает, что спит. И что всё это…

Но там, вдали, навряд ли был Лосев.

В тумане очерчивалась что-то пёстрое, в балахоне или… В юбках? И платках?

Пашка сделал шаг назад и прищурился вглядываясь.

По топи к нему шла цыганка. Бабка, обвешанная бусами и браслетами, как новогодняя ёлка. На её плечах лежало минимум три аляповатых платка, поверх длинной юбки было повязано ещё несколько. У бабки были глубокие морщины везде, вялая, как у мопса, висящая мешками кожа, её всю покрывали старческие пятна, бородавки и родинки, а рот улыбался золотыми зубами.

А ещё Пашка где-то это пугало явно видел.

— Губишь людей, одного за другим губишь. Творишь с ними лихо лютое. Одного, второго, третьего. А сколько очереди своей ждёт? — заговорила громко цыганка. — Сам застрял в болоте и туда же всех кругом себя волочёшь за компанию. Заигрался, милок. Ох, заигрался. — Цыганка подошла совсем близко и вдруг стала говорить так, будто в неё кто вселился, хотя и прежним голосом: — Выпиливайся. Хватит очковать! Вали из этого! Вали, дятел! Никакие ангелы тебя не спасут, только бошку снесут своими крыльями. На хер вали! Как хочешь! Хватит, хватит, хватит!

— Хватит! — вторил бабке обрисовавшийся на заднем плане Лосев, весь грязный, какой-то землисто-серый, как трупак в кинохе про зомбаков.

А потом началось землетрясение, Пашка заходил ходуном, будто корёжил его столбняк, а цыганка и Лосев орали хором: «Вали! Вали!»

И тут же на Соколова-младшего пролилась небесная речка. Арктическая.

С диким вскриком вскочил он, мокрый и ошалелый, впотьмах посреди стройки под гогот Толика. Рожа и плечи были мокрые, вода потекла сзади за шиворот, и одна противная струйка мерзко нырнула под пояс джинсов в самом чувствительном месте.

— Пора вставать, начало десятого! — объявил Толик. — Не могу больше тут торчать, а тебя не дотрясёшься. Мне предков провожать надо и хоть как-то собраться, блин. Ну чё? Приснилось, что хотел-то?

— На хера ты меня окатил⁈ — возмутился Пашка, приходя в себя. Он ещё ватными мозгами сфокусировался на телефоне и вернул энергию, чтобы очухаться. Соображаловка тут же встала на место.

— По-другому не фурычило, — развёл руками Толик, поднимаясь с кортанов и отшвыривая пустую баклажку. — Сам сказал, это на крайняк способ.

— В случае нападения или опасности, бля! — огрызнулся Пашка и затряс башкой: кажется, ещё и в левое ухо вода попала.

— А мне и послышалось, что кто-то идёт. По двору точно шастали.

Пашка напрягся. Огляделся. Но никто не показывался.

— Давай, шевелись, — поторопил Толик. — В натуре валить уже надо. Родаки дважды звонили. Пошли, я мотор вызвал.

— Ты смотри, не пиздани там Островской, что знаешь про её игру, отдыхатель с нечестью! — проворчал Пашка, тоже поднимаясь.

— Да что ты заладил, — закатил глаза Толик, — нормальная у Максима девка. Харе.

Дома сильно подфартило: Серёги не было, а Другая мама сказала, что он нашёл работу в ночь. Пашка запоздало припомнил, что надо же и самому делать вид, что работает, и помогать лишённой сыновним произволом кормильца мамке. Наплёл за ужином что-то про сегодняшнюю смену курьером и перекинул ей пятёру на карту, сильно смутив: такие деньги в семье испокон веку считались большими. Мамка вон радовалась, когда за месяц пятнашку приносила, и то выходило оно оттого, что цены покупателям колготок то и дело называла свои, а не указанные хозяйкой точки.

Пашка же в мота превратился так же быстро, как и в божка-душепродавца, блин.

Банковский счёт намекал, что пора бы посетить стоматологии. Но мысли убегали в другую сторону: по пути, когда Толик уже высадился около своего подъезда и помчал выпроваживать предков на курорты да собирать шмотьё в поход, дошло до Павла Андреевича, кем была цыганка из болотного сна.

Гадалка! Шарлатанка, к которой бабка Лида попёрлась и чуть не лишилась сдуру дома. Пашка ж скачал воспоминание и видел ту муру своими глазами. Точно! Она самая!

Только какого хера делала бабкина гадалка в Пашкином сне⁈

«Вина на близких, кто его крови. Сотворили они лихо лютое. С них спрашивай».

И вот как мошенница так смогла угадать⁈ Потому ли, что бабка сама прежде в ментовке накрутилась и что-то пизданула не то, чтобы та корова в бусах сочинила сказочку, или…

Пашка лежал на кровати поверх покрывала (Другая мама прибралась в комнате, унесла мусор и даже поменяла на их с Серёгах постелях бельё, оставив пустую чистую наволочку для пропавшей подушки) и таращился в потолок, а потом вдруг взялся за телефон и залез в блокнот. И точно. Вот она, заметка от тридцатого мая с адресом шарлатанки из бабкиной памяти.

Пашка забил его в 2Гис. Жила сомнительная личность на другом конце Пензы.

«…он очень далеко…»

Случайно попала? Или гадалки окажутся такими же настоящими, как бесы с архангелами?

Чё там, интересно, Пионова? Слёзы льёт, жалеет — или замутила уже с каким-то сменщиком неправильных кавалеров?

Эта мысль категорически не понравилась.

Охерительно сильно.

Так, что Пашка сдерживался только десять мужественных минут, а потом зафигачил «Пионову Людмилу Викторовну» во «В работе».

Люська не лила слёз и ни с кем не мутила. Люська со своей мамкой паковала чемодан, потому что завтра улетала с ивритопросветительной подругой Магдой в Израиль на две недели. Ну обалдеть.

Пашке, значит, чертей, душевные муки и обидки, а Пионовой — морько заграничное и тусы? Офигеть, справедливо.

Поверх видоса со сборами чемоданов закрутилась эмблема змеи.

И больно оно ей надо было, то доверие от человека, на которого можно забить легко за два дня? Выебоны же сплошные!

Вот ща как отправит ей ссыль на продажу души!

Дали ещё дракона.

Пашка свернул «Дополненную реальность» и опять уставился в потолок.

Лавриков сказал, что отчёт у него неполный. Может, попросить Женьку помочь с новым экселем? Заранее, пока воробей не прилетел?

Пашка написал ей сообщение, но оно повисло с одной галкой.

Или, наоборот, херить надо и воробьиные квесты, и поиск грешников? Ждать, пока всю муру не перепоручат Васину?

И за каким хером тот тёрся во вторник у Пашкиного дома⁈ Разобраться бы…

«Вина на близких, кто его крови. С них спрашивай».

Да что застряла в башке эта гадалка дебильная⁈

Съездить к ней, что ли?

Спать было сыкотно. Как отрубиться — Пашка знал, а вот как отключить сны — не имел никакого понятия. И что-то после отдыха на заброшке не тянуло.

Тупыми мыслями, разве что бабы достойными, промаялся до рассвета, бросаясь из крайности в крайность. Аж трёх медведей уныния надавали. А потом вычудил вообще дичь какую-то: сорвался в половине шестого и поехал по адресу гадалки, ещё даже и раньше, чем Другая мама на работу проснулась или брат с ночной смены пришёл.

На хрена — сам толком не понял.

Тем более же понятно, что там записываться надо как-то и всё такое.

Короче, когда в начале седьмого утра внезапно дверь на лестничной клетке нужного этажа открылась, едва Пашка из лифта вышел, и стрёмная мошенница из сна и бабкиных воспоминаний встала сама на пороге, не говоря ни слова, но словно бы приглашая, он так офигел, что превратился в послушную амёбу.

— Вот тут оставляй всю технику, — услышал Пашка в тёмной и провонявшей чем-то сладким прихожей, а цыганистая тётка ткнула пальцем в перстнях на деревянную коробку. — Часы, если электронные, телефоны и что там ещё у тебя есть. Мешает оно мне. Связь кромсает, путаюсь. Оставляй да проходи.

Пашка рот приоткрыл, но сделал. Ухнул колдовской телефон в ящик.

Цыганка стрёмная проводила его в комнату, где окна были совсем закрыты плотными шторами, а воняло ещё сильнее, и к тому же стоял дым от каких-то тлеющих деревяшек, такой, что слезились глаза.

— Я хотел… — открыл рот Пашка и запнулся, потому что сам толком не понимал чего хотел, собственно. И зачем пришёл.

Тем более что баба была явно артисткой, прям по всем канонам, только что хрустального шара и не хватает. Сейчас заведёт размытую муть, которую к чему угодно привязать можно. А встретила его, видать, потому, что у неё камера или ещё что. Типа для произведения эффекта.

— Садись, — золотозубо ухмыльнулась цыганка и сама приземлила огромный зад на жалобно скрипнувший табурет. — Знака одного боишься, вижу. Верно боишься. Два таких на твоём счету, а к ночи и третий появится.

— Чё? — как-то вдруг похолодел всем телом Пашка.

— Знака. Этого, — и гадалка-пугало взяла с захламлённого потёкшими свечами, картами и какими-то висюльками стола кусок угля и размашисто нарисовала на желтоватой скатерти, поверх восковых пятен, перевёрнутую отзеркаленную ноту, еврейскую букву «вав».

И с этого места все Пашкины способности к анализу отрубились вместе с критическим мышлением.

— Нехорошая у тебя ситуация. Скверная. Всем не угодить сумел, и себе самому — в очередь первую. В болото бредёшь.

От упоминания болота ноги у Пашки подкосились, и он сел на какой-то низкий пуф, так, что столешница с «вав» оказалась на уровне шеи, а цыганка стала напоминать статую Будды, вид снизу.

— А вывести тебя на тропку ох как сложно, — продолжала гадалка. — Я бы помогла, только силы моей то много потянет. А ты у меня не один приходишь.

— А что… а как? Как-то можно? — донеслось из Пашкиного приоткрытого рта.

— Платить за всё надобно, милок, — уведомила цыганистая тётка. — Не боись: деньгами обычными. Дело большое. И не говорила бы школьнику: да вижу — можешь ты денег достать. Вот принесёшь, там и потолкуем.

— А… с-сколько? — проблеял младший Соколов, не отводя взгляд от буквы на скатерти.

Цыганка прищурилась. И выдала вдруг:

— С миллион где-то. — А потом припечатала, стукнув ногтем с облупившимся бордовым лаком по «вав»: — Долларов.

Очнулся толком Пашка только в лифте, офигевший пуще прежнего. Но ведь это же хрень. Что может гадалка? Или может⁈ Откуда она узнала про «ноту»⁈

А где взять миллион сраных долларов⁈

Пашка потряс головой. Ну точно же развод тупорылый.

Или…

Он сглотнул.

«Два таких на твоём счету, а завтра и третий появится».

Да ну что может цыганка-то, ещё и за миллион долларов⁈ В натуре же бред. А с другой стороны — или она идиотка клиническая, или как-то знает, что теоретически такой вот неказистый школьник-Пашка и миллион достать, в общем-то, в состоянии. С бабы Лиды, вон, просила столько, сколько у неё есть, если дом продать.

Да ну на хер, бред.

А если не бред, то…

Надо её проверить сначала. Случайно или нет сказала гадалка телефон оставить в прихожей⁈

Не могло же столько всего совпасть.

Или могло? Или так и работают мошенники?

А если у неё там какая дурь тлеет просто? И он видел то, чего нет?

Можно просто вернуться и поймать её камерой с порога. Только что-то очень не хотелось Пашке так делать. Оторопь брала от этой бабки в платках и бусах.

А если покараулить? Пойдёт же ведьма когда-нибудь за продуктами или ещё куда?

И вдруг сообразил Пашка, как сделать в разы быстрее.

Понял лихо, даже льва получил.

Ушёл от странного дома подальше, уселся на какую-то шину с цветами и закинул во «В работе» сначала бабку Лиду. А потом в её памяти от тридцатого мая нарыл гадалку. Она отображалась Татьяной Ивановной Родько. Только почему-то девяноста трёх лет, и это было охерительно странно.

Пашка почесал репу. Попробовал перенести Родько во «В работе».

И получил внезапно крест в красном кружке и уведомление:


«Отказано! Сделка заключена 02.07.1977».


Пашка глаза выпучил. Она что… Она…

Младший Соколов невольно оглянулся на оставшийся позади дом гадалки.

И чё это значит⁈

То есть она сможет как-то помочь реально? Или нет? А на кой ляд такой деньги⁈ Сама, что ли, не может получить?

Вот вообще яснее не стало. И хер теперь проверишь игрухой. Есть у Пашки доступ в инфо старых подписантов при прямом наведении камеры, или так только с пользователями «Дополненной реальности»?

Как вообще вышло, что он сюда попёрся⁈

Все мозги сломал себе младший Соколов и даже умудрился через весь город до дома пешком дотопать к обеду. А что делать — не понял. Только ещё одна головная боль добавилась в и без того нехилый списочек.

Дома дрых беспробудно брат.

Пионова уже вроде должна была лететь в самолёте. Пашка вдруг испугался, что самолёт этот рухнет, Люська погибнет, а он окажется в том виноват и получит новую «ноту», потому что она бы не улетела никуда из города, приди он хотя бы извиниться. Или поправить восприятие игрой.

И в этот самый момент в дверь позвонили, пустив по всему Пашкиному телу табуны колючих ледяных мурашек.

Но не пришли же бы к нему лично сообщать про упавший самолёт⁈

Не в тему офонаревшиий, Пашка не открывал дверь целых три звонка, последний очень и очень продолжительный. А потом наконец-то решился. И увидал на пороге совершенно незнакомую деваху с чемоданом на колёсиках.

— Здрасти, — сказала она деловито. — Тут Сергей Соколов живёт?

— Э… он спит, — вскинул Пашка брови.

— Разбуди, пожалуйста. — Деваха вдруг вытянула шею, глядя Пашке за спину. И тут же послышался ошалевший голос братца из конца коридора:

— Юлька⁈ Ты как тут оказалась⁈

— Сюрприз! — подпрыгнула на месте Юлька, расплываясь в улыбке. — Серёжа! Серёжа, я беременная!

Глава 5 Колдун Соколов

Пашка выпучил глаза.

— Чего⁈ — ахнул позади брат.

— Ребёнок у нас будет! Я потому уволилась и вот, приехала к тебе в Пензу! — стукнула чемодан по выдвижной ручке девица. — Сама хотела сказать, не по телефону! — как-то по-конски заржала она. — Ты же говорил: приезжать! И вот я! Да и не одна к тому же! — сложила ладони на животе она. — Ты рад⁈

Пашка обернулся на братца в семейных труселях, к которому слово «рад» сейчас можно было применить в самую последнюю очередь, а девица ловко прошмыгнула мимо, саданув чемоданом о порог, а потом бросила его и побежала к Серёге через коридор, перепугав кота Стержня.

Потом они закрылись в комнате на добрых полтора часа. Офигевший Пашка уселся на кухне, осмысляя услышанное. То есть его двадцатилетний братец заделал ребёнка какой-то бабе, и теперь она свалилась на него с чемоданом, приехав хер знает откуда⁈ И чё он теперь будет делать⁈

Про Юльку Серёга рассказывал, когда они сидели тогда с ним и Другой мамой на кухне. Навряд ли она пиздит, скорее всего, таки беременная. Вот это братело попал!

За стеной послышался неразбираемый на слова разговор на повышенных тонах.

А она чё, собирается у них жить, что ли⁈

Вообще-то, такие штуки, как заводить детей, нормальные люди обсуждают, а не вот так вот!

Офонареть. И чё Серёга будет теперь делать?

Младший Соколов попробовал представить в квартире наличие этой вот Юльки в халате и бигудях с младенцем на постоянной основе и прям закашлялся.

Короткий укол злорадства прошёл очень быстро. Братец у Пашки, конечно, был мудилой, но не так, чтобы… Короче, это был перебор.

А ещё станет очередным ударом для Другой мамы.

Ребёнок, блин! Куда им ещё и ребёнка⁈

А может, пиздит всё-таки?

Мелькнувшая надежда как-то очень порадовала.

Пашка вбил братца во «В работе» и клацнул по Юлии Малышевой через его память. Проверил характеристики. Она действительно была беременна.

Игра выдала медведя.

Примерно полчаса понадобилось, чтобы сообразить, как глянуть через прилогу отца ребёнка.

Только вот им был…

У Пашки перехватило дыхание! Им был вовсе не Сергей Андреевич Соколов!

Экран перекрыла эмблема с драконом. То есть эта курва прикатила откуда-то из-под Иркутска (вроде там братец служил, толком Пашка не вникал: свалила напасть, и радовался) с пузом и одним чемоданом, чтобы повесить на Серёгу левого пиздюка⁈ Хорошенькое дело! Да гнать её просто в шею! Вообще берега попутала!!!

А может, она сама не в курсах?

Пашка уже собирался прояснить это обстоятельство через архивную справку из памяти по поисковому запросу, когда из коридора, синхронно с ударом створки двери о стену, послышался братов визгливый ор:

— Значит, я уйду! Ты не слушаешь ни хрена!

— Ну и вали!!! — истерически заверещала незваная гостья. — Только я никуда отсюда не сдвинусь! Ты сам меня звал, Серёжа! Ты должен о нас позаботиться! Должен!

Шаги старшего Соколова прогрохотали по коридору, потом хлопнула входная дверь.

— Значит, я буду с твоими родителями разговаривать! — визжала Юля, уже явно без смысла из их с Серёгой спальни. — Ты думаешь, я просто уеду, что ли⁈

Потом голос сместился, и до Пашки долетело уже больше из окна, словно девица там стала орать куда-то на улицу в форточку:

— Засунь эти деньги себе в жопу! Я не буду убивать нашего ребёнка! Тебе придётся о нас позаботиться!!!

Пашка стиснул кулаки.

Ещё и представление для всех соседей⁈

Он так и подлетел на пригоревшем пукане, и, себя не помня, понёсся в комнату.

Юлька Малышева стояла босыми ногами на письменном столе, часть занавески болталась на карнизе, сорванная с зажимов. Её грудь и ещё совсем незаметный, торчащий из-под топа живот ходили ходуном, волосы растрепались, рожа была красная и опухшая, особенно носяра, глаза сверкали.

— Ты кто вообще? — хриплым, сорванным голосом злобно осведомилась девица, возвышаясь над Пашкой, как та статуя на пьедестале. — Братик? Ну знай, значит, что твой родственник учудил и свинтить пытается! Скоро ваши родители придут, а⁈

— Ты ждёшь ребёнка от Николая Гаврилова, — просвистел Пашка.

Необходимость архивной справки тут же отпала: побелевшая волной, приоткрывшая рот и панически выдохнувшая Юлька Малышева выдала свою полную осведомлённость со всеми потрохами. А потом оступилась и неловко села на столе.

— От Серёжи, — прошептала она с ужасом, глядя на Пашку почти как на сошедшее с небес божество.

— Ты ждёшь ребёнка от Николая Олеговича Гаврилова, двадцати трёх лет, бля! — припечатал Пашка.

Губы Юльки искривились, по щекам побежали новые слёзы, а из красного носа полезли пузырями сопли.

— Неправда. Откуда ты знаешь? — почти проскулила она.

— Тебя в больницу повести тесты делать, что ли?

— Ещё нельзя! — сверкнула глазами Юля. — И это вредно вообще для ребёнка и мамы до родов!

— А ты намылилась до родов брата на себе женить, так, что ли⁈ Хера с два! — воинственно сложил руки на груди Пашка.

— Откуда ты знаешь про Колю? — просипела Юля Малышева.

— А я — колдун. Так что лучше проваливай к нему, поняла? — наседал младший Соколов.

— Он мне только деньги на аборт всучил, и всё, — заревела настольная Юля, запястьями обеих рук размазывая по роже сопли. — И Серёжа тоже.

— Ну так сделай, блин! Мать-героиня! — обозлился Пашка.

— Вы все такие умные, блять! — рассвирепела девица. — Ты считаешь, мне ребёнок всрался очень в девятнадцать лет⁈ Я первым делом в больницу пошла! Только у меня резус-фактор отрицательный, а у плода — положительный. При первой беременности это почти ничего, а если её прервать, антитела сохраняются, и вторую можно не выносить, хоть бы и через десять лет! Если аборт сделать, я могу вообще никогда не родить, понимаешь, нет⁈ Вам же всем по фигу! Вы же все только о себе и думаете! Я осторожно, ничего не будет, я умею! А потом — в кусты! Ненавижу вас, ненавижу!

— А я тут при чём? — возмутился младший Соколов. — И Серёга? С Коли иди спрашивай!

— Он свалил, даже адреса мне не оставил! Симку поменял!!! Вы все мне жизнь сломаете! Я бесплодной останусь! Суки! — визгливо выкрикнула она.

Пашка перевёл взгляд на осторожно высунувшегося из-под кровати насторожённого Стержня, который принюхивался в направлении стола.

— То есть ты не хочешь ребёнка тоже?

— А ты хочешь ребёнка рожать в девятнадцать, когда ни кола, ни двора, ни работы, ни мужа даже⁈

— Ты не сделала аборт только потому, что боишься последствий? — повторил Пашка, закусив губу.

— Я не боюсь! Это врачи сказали! Я потом и сама гуглила! Это не лапша, это реально так бывает!

— Сиди тут, — зачем-то сказал младший Соколов. И вытащил телефон.

Разбил пару драконов и поймал Юльку камерой.

Пошёл на кухню.

Она не послушалась и стала со стола слезать, в итоге клеёнка прилипла к её жопе под юбкой и всё полетело на пол вслед. Это дало фору.

Удалить беременность и какие-то антитела. Вроде должно же быть можно, правильно?

— Тебя как зовут? Ты же не рассказал Серёже, да? Послушай, — завела Юля, входя на кухню после того, как собрала разгром жопы, — я понимаю, как это выглядит. Но ты, пожалуйста, пойми меня. Давай договоримся. Я не знаю, откуда ты мог понять, но…

— Ты уже не беременная, — не разжимая зубов и не отрывая глаз от телефона, сказал Пашка, а потом плотно сомкнул холодеющие губы.

— Чё?

— Ты не беременная больше, — снова разомкнул он только губы, продолжая смотреть на вращение третьей объёмной «вав» в кружке и не решаясь разбить её на звёзды, чтобы заняться малопонятными антителами в анатомическом справочнике Юльки. — Иди в аптеку или к гинекологу там. Делай тест или как там оно проверяется. Ты не беременная.

— У меня есть тест-полоски! — огрызнулась она. — И снимки с УЗИ! Я дважды была у врача! Ты совсем тупой, что ли? Сначала про Колю, потом…

— Иди сделай свои тесты, — повторил Пашка и наконец-то разбил перевёрнутую отзеркаленную ноту, из-за чего внутри склизкими угрями зашевелились кишки.

— И сделаю! Я для Серёжи их взяла! Не надо мне рассказывать, беременная я или нет, понятно⁈ А то я тебе сейчас в жопу затолкаю эти тесты!

«Знака одного боишься, вижу. Верно боишься. Два таких на твоём счету, а к ночи и третий появится».

По коже ледяной крошкой поднялись пупырки. Пашка сглотнул.

Пока свирепая Юлька потрошила чемодан и хлопала дверьми толчка, младший Соколов нарыл нужный раздел в категории «Состояние сердечно-сосудистой системы» и снёс из крови девахи антирезус-антитела. Пришлось спрашивать у Алисы в телефоне, что искать и как оно называется.

Серая, как обоссанный палас в комнате, Юлька вошла на кухню минут через пятнадцать.

— Чё за херь? Ты что, тесты испортил⁈ Как?

— Ты не беременная больше, — в который раз повторил Пашка. — Можешь домой ехать. С Серёгой только поговори.

— Так не бывает. Откуда ты узнал про Колю и почему тесты отрицательные⁈

Наверное, так и правда оставлять не стоит. Мозги себе сломает ведь. А то и разбираться начнёт. Надо оно ему?

— Сядь, — попросил Пашка, чтобы не убирать ещё какое сотрясение мозга ненароком.

Присмиревшая Юлька как-то крадучись подошла к уголку и очень осторожно опустилась на самый край. А потом двинулась лбом о стол, потому что Пашка вырубил ей энергию.

Стал искать первое воспоминание о беременности и править его с адаптацией. Вся работа заняла несколько часов: ещё и проверял же, как оно подтянулось. Теперь выходило, будто Юлька просто так решила свалиться на братца с чемоданом, без всяких причин, просто потому, что он ляпнул когда-то, чтобы приезжала. Ссору адаптация подтянула тоже, вышло, что Серёга свалил и ей велел убираться. Проверив всё это, Пашка вернул энергию.

— Брат твой — урод, — сообщила Юлька, зевая и тряся головой. — На хера обещать с три короба? Все вы, мужики, одинаковые! — объявила она.

Пашка глянул на часы: скоро Другая мама с работы подтянется.

— Могла бы сначала позвонить, — бросил он пробный камень.

— Сюрприз хотела сделать. Ну и ладно. Ну и пожалуйста! Я вообще сейчас возьму билеты домой, вот что! И передай ему, что он — козлина! Понял?

— Понял, — хмыкнул Пашка.

В прилоге дали льва.

Юлька и чемодан успели устраниться до возвращения матери.

А Серёге он отправил сообщение, что опасность миновала и выдвинулась в сторону вокзала.

Брат пришёл спустя часа пол после этого сообщения. От мыслей о цыганских пророчествах отвлекла Другая мама, которой надо было помогать с сумками из супермаркета.

Пришёл Серёга ошалелый и с двумя бутылками. Недоверчиво убедился, что про явление иркутской поклонницы с чемоданом брат матери не донёс. Инфа про испарившуюся беременность и из его памяти стёрлась.

А потом они с Пашкой очень-очень странно бухали почти до самого рассвета, будто были кентами, а не братьями, которые друг друга ненавидят полтора десятка лет. И Серёга казался нормальным.

Особенно после того, как сболтнул, что первым делом, увидав днём эту Юльку, испугался, что она залетела.

Напив три свиньи и сто двенадцатый уровень, Пашка ещё и пару львов за эту ночь заимел. Хотя о своей услуге не намекнул даже вскользь. Просто гордился негласно.

А к рассвету бухой вдрабадан Серёга вдруг выдал:

— Зря я её развернул. Вообще, она классная тёлка. Я так-то всерьёз предлагал ей переезжать, уговаривал даже. Просто как-то так неожиданно свалилась, с чемоданом — а я офигел. Может, ещё не уехала, как думаешь? Столько чесала ко мне… ещё и прямых поездов же нет… Перегнул я, блин. Если окажется, что она ещё в городе, ждёт билеты подешевле… Судьба, выходит! Ща, умыться надо — и буду звонить.

Пашка попробовал помешать, отрубив у Серёги опьянение, но он оттого стал ещё деятельнее. И Юля Малышева нашлась в каком-то хостеле. Куда брат и отбыл с очень широкой улыбкой.

Пашка остался чесать репу над двумя пустыми бутылками на балконе, где они заседали всю ночь, соорудив из вёдер и какой-то доски столик.

Решение вообще не казалось ему умным. Это же игруха убрала подлый замысел, а в целом Юлька была на него способна. Но лезть опять почему-то казалось неправильным. В конце концов, это Серёгина жизнь. Что мог, Пашка для него уже сделал.

Убрав опьянение и себе, младший Соколов задумался о произошедшем. Эта «вав» казалась не страшной, а правильной, как ни крути. Но… ведь по всему выходило, что старая ведьма-душепродавица это в натуре предвидела. И что же это значит? Что она может… сделать то, о чём говорила, за невменяемый миллион долларов? Но если она вот такие штуки умеет, на кой ляд ей деньги от Пашки или бабки Лиды? И что, собственно, она собирается «делать»?..

Нет, прежде чем в такую муть ввязываться, надо её расспросить.

А ещё были ангельские разбирательства, и комиссия эта сраная, от которой ни слуху ни духу, ни воробьёв, ни сообщений…

Пашка проверил диалог в вк. Там пропали старые сообщения от «ДР комиссия» и появилось новое: «Сообщения были удалены. Удалите свои сообщения».

Пашка нахмурился. Скачал отправленный отчёт и снёс его в диалоге. И что это значит? Вчера ещё просили удалить, оказывается.

Полез в игруху. А она вдруг совершенно внезапно выдала:


'Конец оплаченного периода! Для дальнейшей работы пополните баланс.

ВНИМАНИЕ: Тарификация изменена.

Доступно: Разовая покупка постоянного доступа к безлимитному использованию приложения.


ВНИМАНИЕ! Тарификация может быть изменена при утрате статуса системного администратора.


Чтобы продолжить работу, пожалуйста, оплатите доступ.

КУПИТЬ ЗА 189 ₽

(только работа с данного устройства)

Закрыть и вернуться на главный экран'.


Вот и десять с половиной дней прошли, мля. Десять с половиной дней. А кажется, что две жизни.

И тут угрожают утратой статуса. Надо или нет искать грешников?

Пашка занёс палец над оплатой.

— Сынок, ты как? Вот, выпей, — заглянула на балкон Другая мама, протягивая стакан с разведённым сорбентом.

Пашка поднял на неё глаза.

За спиной Другой мамы стоял, сложив руки на груди, недовольный, как всю свою жизнь, батя.

— Бухает со школьной скамьи, Лена, а ты ему лекарства носишь? Хороша! — громко проговорил он. — Ремня ему надо всыпать, чтобы ни сесть, ни лечь не мог! Совсем от рук отбился, выродок!

Глава 6 Стычка

Пашка шарахнулся назад и свалился с ведра, выплеснув на себя мутную белёсую бодягу. Другая мама охнула и поспешила на помощь. Но Пашка не слушал, пересохшим в пустыню ртом жадно хватая воздух.

— Ещё посуду бьёт и вещи портит, ни черта не меняется! — ворчал отец. — Лоб здоровый растёт, а с него одни убытки! Бороду отрастил и патлы, а ума и на грош не прибавилось! И второй такой же: квасил всю ночь, весь балкон прокурили! Я бы за курево с них обоих шкуру снял! А ты прям наседка стала, всё позволяешь, всё! Вот помяни моё слово, Лена, до добра не доведёт!

— Сынок, что с тобой⁈ — испуганно проблеяла Другая мама. — Ты как покойника увидал!

Пашка перевёл на неё ошалелый взгляд. Отцу мать не отвечала. Не поворачивалась даже. Это его что, комиссия вернула⁈ Или почему тогда…

— Думаете, избавились от меня и заживёте? Вы жить не умеете, дурь одна во всяком! Вам рукавицы ежовые нужны! Вон, накурили литровую банку бычков под отчим кровом, ни совести, ни стыда! — просочился сквозь стену с окном отец и навис прямо над Пашкой и Другой мамой.

Призрак! Господи, он стал призраком, а не пропал совсем!!!

Младший Соколов с перепугу уставился прямо на нематериального батю широкими от ужаса глазами. Только не он! Только не его ещё сюда! Господи боже!

Отец как-то растерялся. Прищурился.

А потом резко подался вниз — и Пашка шарахнулся, впечатавшись затылком в пластиковую отделку балкона.

— Вот те раз, — охнул призрачный батя. — Ты что, видишь меня, щенок⁈

— Паша, тебе плохо⁈ У тебя судороги? «Скорую» вызвать⁈ — наседала мать.

— Н-н-ногу свело, — просипел Пашка, спешно, как мог, переводя взгляд в сторону. — И-извини. Всё, отпустило.

— Кровообращение нарушилось, сидушки низкие, неудобные. На кухне бы лучше побыли с Серёжей. Пойдём переодеваться.

— Ты. Меня. Видишь, — повторил раздельно отец. — И сунул Пашке в грудь руку, а тот никак не смог не дёрнуться снова. — Она нет, — заключил призрак и всадил Другой маме с размаху ладонь в лицо, словно намереваясь дать пощёчину. — Ты один меня видишь. Ни она, ни Катя, ни мать, ни Семён. Вообще никто. А ты видишь. Это ты врал, что я ушёл, когда это случилось. Врал мусорам, врал матери. Ты это сделал, щенок! Ты это сделал! — сжал кулаки отец.

Пашка шмыгнул в ванную, сжимая вручённую матерью сухую футболку, и отец просочился сквозь стену за ним, встав ногами в бортик ванны.

— Ты всадил мне отвёртку в живот! — просвистел младший Соколов.

— Я не попал в тебя! С тобой всё в порядке! Ты на отца руку поднял! На родного отца! Который жизнь тебе дал! Который на тебя, щенка, горбатился!

— Не попал⁈ — разъярился Пашка. Если бы не отложенная оплата, налетело бы сейчас драконов штук пять разом наверняка! — Ты вспорол мне желудок! Я бы кони двинул, если бы не игра!

— Какая ещё игра⁈ Ты в игры тут играешь! Ты отца убил! Куда девал тело моё, нехристь⁈

— И давно ты тут ошивался⁈ — сквозь зубы просипел Пашка.

— Давно! — потряс кулаками в воздухе свирепый как чёрт батя. — Первые дни только и смотрел на ваше с Леной враньё! А потом плюнул! Обрадовались, да? Убивцы! Я знал, что из тебя ничего путного не вырастет! Катя слёзы льёт что ни день, а вы⁈ Радуетесь! За свои шкуры только и боялись! Мать одна как человек себя вела! И та посуетилась — да и плюнула! Кабачки огородные ей дороже сына, тьфу! Ты, щенок, меня видишь потому, что виноват! Никто не видит! Я догадывался, что ты всё сделал, догадывался! Выродок! Родного отца убил!

— Да ты бы в тюряге сам гнил, паскуда! — огрызнулся Пашка. — Я бы скопытился на месте или в реанимации оказался! И менты бы тебя взяли! Ты мне брюхо вспорол, сволочь!

— Отцу! — взвыл призрак и влепил Пашке неощутимую бессильную оплеуху, от которой тот отшатнулся, налетев спиной на умывальник и сбив к херам стакан с зубными щётками, мыльницу и гель для бритья на пол.

— Паш, всё в порядке? — заволновалась мать в коридоре.

— Да! Уронил стакан случайно! Я ща! Сделай… сделай мне чай, пожалуйста! — крикнул младший Соколов, чтобы она не услышала разговоров с самим собой и не записала его в психи.

— Чёрный? — раздался из-за двери приглушённый голос.

— Что-то не особо тебя привидение удивляет! — спохватился отец прищуриваясь. — Я только и делал, что орал да крестился первое время. А ты шепчешься, мать отваживаешь. Ты вообще мой-то сын⁈ Ты что такое⁈ — грозно надвинулся бестелесный дух. — Ты что со мной сделал, скот⁈

— Чёрный! — мрачно ответил матери Пашка. Он почти успокоился. Почти. Всё-таки призраки стали уже привычными. Но такого младший Соколов никак не ожидал. — Ты завалился бухой, сломал матери нос и всадил мне в живот отвёртку, — пристально глядя на привидение, зашептал Пашка. — Ещё будешь обвинять меня⁈

— Ничего я ей не сломал! Даже синяка не осталось! И ты притворялся! Здоровенький потом бегал, жратву возил по заказу! Отца убил — и на работу! На побегушки!

— Я её и себя вылечил, чтоб ты знал. У матери был нос свёрнут и сотрясение! А у меня желудок вспорот, я бы умер вообще!

— Слышь, доктор! Вылечил он! — чуть не расхохотался злым агрессивным смехом дух.

Пашка сверкнул глазами от обиды и ярости. В каком-то дурном порыве схватил металлическую херовину с ручкой, куда мать лезвия загоняла и иногда скребла ими огрубевшую кожу с распаренных в тазу пяток. И, себя не помня, полоснул по руке — не там, где вены, а с внешней стороны предплечья. Полоснул лихо, свирепо, особо не думая — и потому глубоко. Даже боли не почувствовал толком.

Кровь выступила длинной бордовой полосой.

— Что творишь, идиотина⁈ — взвился отец.

А Пашка зашёл в игруху: всё это время он сжимал телефон в руках побелевшими от напряжения пальцами.

Быстро, уже не думая, продлил работу приложения. И удалил порез прежде, чем успел вымарать что-то кровью.

Протянул, как медаль на соревнованиях, руку под нос призрачному отцу.

— Видал⁈ — прошипел Пашка свирепо. — И не то могу, понятно тебе⁈ Ты мать покалечил и меня чуть не убил!

— Что ты такое? — попятился в стену отец, просачиваясь спиной и жопой сквозь кафель.

— И нечего сюда шастать! — осмелел Пашка. — Иди торчи у своей швабры лопатомордой! Или где ты там ошивался всё это время! Вали отсюдова!

— Ты меня и после смерти из моего дома выгоняешь, сучок⁈ — Желваки заходили по лицу и шее фантомного бати. Глаза полезли из орбит, он топнул ногой, окуная её в чугун ванны, и с силой ударил кулаком в свою же левую ладонь: походу единственный возможный упор для призрака.

— Это мамкина квартира, — припомнил младший Соколов новые данные с семейного совета. — И мир без тебя не рухнул. О матери я позабочусь.

— С ней что сделал? Не моя это жена, вообще другой человек! Ты что творишь с людьми, выродок⁈

— А ты что с нами творил⁈ — сверкнул наполнившимися слезами ярости глазами Пашка.

— Паша, с тобой всё в порядке? — опять позвала из-за двери мать.

Младший Соколов зажмурился, сделал три глубоких вдоха и решительно открыл щеколду.

— Мам, иди сюда, — позвал он её и пошёл в родительскую спальню. — Присядь на секунду. Ты уставшая, тебе бы поспать.

— Да что ты! — встрепенулась едва опустившаяся на постель Другая мама. — Мне на работу уже скоро выходить пора!

Но Пашка уже снёс ей энергию.

— Что творишь, скот⁈ — закричал призрачный батя. — Теперь и мать извёл⁈

— Слушай меня, — сверкнул глазами Пашка, поворачиваясь и больше не понижая голос. — Хочешь прямо говорить, да⁈ Ну так слушай! Ты — старый алкаш и мудила!

— Да какое ты право…

— Ты блядовал всю мою жизнь, а мамка это покрывала! — перебил Пашка, начиная уже кричать. — Ты её бил бухой!

— Когда рот разевала свой помоечный! — огрызнулся отец в ярости.

— Ты пропивал большую часть того, что зарабатывал! На нас Серёгой ты только орал! Чему ты нас научил за всю жизнь⁈

— Только брат у тебя вышел получше! — просипел батя. — С башкой на плечах и яйцами в штанах, а не хлюпик!

— Да ты его постоянно подначивал меня гнобить! Супер воспитание, папа! А самого его, ты вообще сильно хвалил за что⁈ За нормальное⁈ Сильно⁈ Да ты и на него только делал, что гнал постоянно! Или гнал, или замалчивал! За что нормальное — молчок! Только и вспоминал, что на пьянках каких по праздникам! И то если не слышал!

— Чтобы не зазнавался! — выпятил грудь отец.

— От тебя доброго слова по месяцу ждать надо было! — распалялся Пашка всё больше и больше. — Потому что ты — неудачник и алкаш! Тебе самому стыдно ставало, когда у нас что получалось!

— Что у тебя когда получалось, щенок⁈ Неуч, пакостник и пьянь ещё к тому же! Только и знал, что от работы отлынивать, дерзить и портить всё, что тебе куплено! Что у тебя когда получалось⁈ В школе двойки и тройбаны! Битый постоянно, как тот хлюпик-пятилетка! Лежишь вечно пузом кверху с телефоном или с дружком своим поганым лезешь в неприятности! Книг в руки не берёшь!

— Что-то я тебя с книгой тоже ни разу не видел! — рявкнул Пашка.

— Ты кого учить вздумал⁈

— Деда старого, который за всю жизнь только и смог, что провода чинить за копейки, а потом те копейки пропивать или на потаскух выбрасывать, пока дома каждый рубль считают!!! — бешено заорал Пашка, и телефон, зажатый в сведённых пальцах, взорвался пушами драконов гнева и буков «хе» за неуважение к предкам.

— Да как ты смеешь на отца родного, на покойного!

— Хера с два ты покойный! Много видел духов вокруг⁈ Призраками шарятся только тупорылые упрямые придурки, которые и близко не усекли своей ответственности хоть за что-то! Которым лишь бы других винить во всех своих неудачах и мудачествах!

— Я с пятнадцати лет деньги зарабатываю! Я двух сыновей поднял! Я — неудачник⁈

— Ты пятьдесят рублей на нас жалел, а сам по любовницам скакал, цветы им носил! Ещё, небось, подарки дарил! Даже мёртвый туда полез, всё к ней! Я уже две недели, как увидел бы тебя тут! Но ты носу не казал даже! Дом родной тебе дорог⁈

— А кто тут по мне пролил хоть одну слезу, сукин ты сын⁈ — взорвался отец. — Лена скачет по парикмахерским! Хороша! Планы планирует! Хоть бы раз в церкву пошла за меня помолиться, может, и отпустила бы земля! Тебя, тварь неблагодарную, распустила! Тут смотрю: и старшенький прискакал! И чтобы что⁈ Чтобы пить с тобой, не просыхая, ночами⁈ Хороши! Хороши!

— И кто же виноват, что нам без тебя стало лучше? — тихо спросил Пашка, сужая глаза до щёлок.

— Я тебе жизнь дал, скот неблагодарный, сукин ты сын! — проорал отец.

— Ой много труда! Рожала вроде мамка! А ты только мозги всем выносил и за ремень хватался!

— И мало хватался! За дело! За дело, щенок! И того не хватило!

— За какое дело⁈ — всё больше свирепел Пашка под вибрацию новых драконов. — Когда я в пять лет диван в зале фломастером разрисовал, потому что тебя мать оставила за мной смотреть и попёрла в магаз, а ты телек на кухне смотрел, это было за дело⁈

— Тебя за стол посадили рисовать! Думаешь, я не помню⁈

— Пятилетнего, бля⁈ Всякий раз так! Сначала ты ни хера не делаешь, а потом у тебя я виноват, мать виновата, брат виноват! Ты мне пряжкой зуб выбил тогда!

— Вещи беречь надо!

— Так ты научи беречь! По пять лет одну куртку носи, а потом виноват, что в ней швы порвались! Этому ты учил⁈

— Я деньги не печатаю! — рявкнул призрак.

— Так ты бы институт окончил! Глядишь, и работа бы была норм! Но хер! И ни меня, ни Серёгу дальше школы продвигать не собирался, чтобы такими же как ты стали обсосами! Ты мог на нормальную работу пойти! Нет, ты сидишь на жопе ровно, люстры за копейки вешаешь три раза в неделю и розетки меняешь! А плохие у тебя заказчики и государство, и цены в магазине плохие! Почему Семён твой, тоже, блять, электрик, машину купил, отдыхать семью возит, почему у него жена в шубе зимой ходит, а не в драном пуховике⁈ Одну вроде работу работаете, нет⁈

— Ты к Семёну будешь в карман заглядывать, щенок⁈ Что б ты знал, я у него тоже тут погулял и посмотрел! Как он по домам ходит и починку предлагает, в двери долбит и отвлекает людей как тот банный лист на жопе, и как к моим постоянным клиентам шастал! Посмотрел! Хорош друг!

— А тебе что мешало ходить по домам⁈ Ты только по Катям и ходил!

— Катя меня любит! У Кати глаза горят! Катя мне улыбалась! Всегда сготовит, накроет, всегда слушает, а сама слова лишнего не скажет!

— А чё ж она тебя выгнала? — припечатал жестоко Пашка.

— Мамка у ней больная потому что! — чуть не захлебнулся слюной своей нематериальной отец. — Прибежала порядки наводить, мымра сдвинутая! Про приличия рассказывать, и про то, где носкам мужика место! Мамка съехала, и Катя одумалась, слёзы льёт до сих пор, по вокзалам ходит, расспрашивает! Одна не поверила, что я мог так вот уехать доброй волей! Одна! А вы тут только что и зажили припеваючи! У Кати одна беда — мать да сын-идиот на шее! А Катя — золото! И ты на Катю мою рот не разевай!

— Ты сам её пидорасил, когда тогда пьяный явился! — напомнил Пашка.

— Я тебе рот с мылом вымою за мат! А тогда она заслужила, потому что берега попутала!

— Ну попробуй, — зло хмыкнул младший Соколов. — Попробуй теперь всем, кому хочешь, рты помыть. Вёл бы себя нормально, так и мама бы тебе улыбалась! И не зря дед с бабкой тебя всю жизнь ненавидели! Потому что маме жизнь сломал, и нам с братом собирался! И гнали тебя в шею постоянно со всех работ, потому что у тебя все виноваты, кроме тебя одного! И с последней бы конторы попёрли бы! То не явишься, то перегаром всех клиентов свалишь, то гавкаешься с заказчиками! Думаешь, я не слышал, что ты мамке по вечерам заливал⁈ А она только поддакивала тебе или молчала! Но она тебя любила! Любила, скот, я сам видел в настройках! Она тебя любила, а ты её — нет! Ты вообще никого не любил, даже себя самого! Убирайся вон из нашего дома!!!

Кто-то застучал по батареям, и Пашка прикусил язык.

— И на тебя управа найдётся, щенок неблагодарный! — показал батя кулачину. — И не зря я остался, чтобы на то посмотреть! За всё ответишь! За каждое слово своё поганое!

— Ну и торчи тут, если нравится! Смотри, как маме без тебя хорошо! Смотри, как она стала нормальным человеком! — просвистел Пашка и понёсся к двери, смяв задники кроссов, чтобы побыстрее оказаться на улице.

Отец не пошёл следом, только кричал, не замолкая, какую-то муть про то, что мать лежит мёртвая.

Пашка сначала вообще толком ничего вокруг не видел. Очнулся только через полквартала. Сердце потихоньку входило в нормальный ритм.

Злость отступала, и накатывало что-то вроде мрачного удовлетворения. В башке крутились сотни фраз, которые ещё можно было бы сказать. И, вероятно, удастся: если этот скот не свалит.

Даже умереть нормально не мог! Бродит без дела, как тупая пизда Лиля, и продолжает винить всех и вся! Слёзы по нему надо было лить! Надо же!

Пашка купил в киоске сигарет, распечатал пачку и вошёл в прилогу. Разбил кучу «хе» и драконов.


«Вы достигли 113-го уровня!»


— Даже умереть не может по-человечески, — вслух просвистел он свою последнюю мысль, свирепо выдыхая дым. И новый дракон, мелькнувший вместе с очередной «хе», стал в строке десятым.


«Вы достигли 114-го уровня!»


Надо успокоиться. Надо придумать, как быть, если вечером батя опять окажется дома. Но сначала отвлечься. Прийти в себя.

Пашка, не фокусируясь, шарил глазами вокруг.

Показалось, что из «Пятёрки» вдали выходит Толик с пакетом. Младший Соколов пригляделся: в натуре. Он же вроде должен на водохранилище тусить с Яной, Островской и Безумным Максом.

Пашка выбросил бычок и поспешно зашагал навстречу. Переключиться очень и очень хотелось. А может, и нажраться вообще с Толиком. Чтобы мыслемешалку отрубило к херам. Вообще не идти домой сегодня. Подумать про всё завтра. Перекантоваться у друга ночь будет очень кстати сегодня!

— Толян! Ты чё в городе⁈ — окликнул он. — Вы ж вчера хотели уё, нет разве?

Одноклассник Пашку приметил, сменил траекторию и скоро остановился напротив, плюхнув пакет на асфальт и доставая из джинсов мятую пачку с сигами.

— Да жесть ваще, — ответил Толик, мрачно прикуривая. — Вернулись утром кое-как. Максимовой Иры отчим на машине разбился, насмерть. Она вообще не в себе. Трындец полный.

Глава 7 Жесткач

— Чего⁈

— Жесткач полный, — мрачно уведомил Толик. — В него какой-то придурок впердячился со стороны водителя. Лежит с сотрясением и переломом руки, а Отара размазало в лепёху, на месте умер, ещё до приезда «скорой». Ирина мать в истерике, сама Ира в ступоре каком-то, Вахтанга не думал, что таким вообще увижу когда-нибудь, сидит и плачет много часов, как ребёнок маленький.

— Какой ещё Вахтанг? — моргнул Пашка.

— Ну Ваха Тамаридзе, ты чё! Он же тебя крышевал в мае! Отец его, покойный теперь, с Ириной мамой жил. В полпервого вчера была авария, ночью. А у нас ещё там связь херовая, Иру даже не сразу вызвонила мать.

Пашка облизнул пересохшие губы. Это что, она⁈ Она устроила⁈

Нет. Не похоже ведь.

Если это не она, с трупом, скорее всего, игрой ничего нельзя было сделать. Скорее всего, труп бы определялся как труп, даже если бы она к нему пробралась.

Наверное, она в шоке.

Бедный Ваха! Уж кто не заслужил такой жопы.

Да и Островская не заслужила…

И что это? Обратка от прилоги? Или тупорылое стечение обстоятельств?

— Давай нажрёмся, а? — выдержав паузу, мученически выдавил Пашка и разом понял, как хочет этот замысел воплотить, и лучше прямо сейчас, не сходя с этого места.

— Да я бы с радостью, но не могу. Вот, — Толик кивнул на пакет у ног и раздавил рядом с ним докуренный до фильтра бычок, — поесть взял немного, чтобы все там не померли, готового. Мы с Ясей и Максимом помогаем Ире и тёте Жанне. Я в ахере. Нажрался бы только так, но нельзя пока. Яся понять пытается, как вообще похороны организовывают, Ирина мама в неадеквате… А скоро ещё родители этого Отара прилетят, они в Грузии живут. Боюсь представить, что начнётся… Она же… ничё не исправит, да? — вдруг пристально глянув на Пашку, уточнил Толик. — Ну, своим приложением? Ира? Я всё время об этом думаю. Даже, блять, жду, что этот Отар вдруг в дверь позвонит. А я открою, поздороваюсь, потому что хер знает, как он выглядит, проведу ко всем — и начнётся ор и паника…

— Игруха не воскрешает, — сглотнув, ответил Пашка. — Если Островская этого и не знала, то узнает сейчас.

— Даже не уверен, хорошо это или плохо, — протянул Толик. — Ладно. Я побёг, пока там Яся с Максом не свихнулись.

Пашка недовольно проводил взглядом Толика. Побёг он, блин. И что от него там толку? Теперь никак не выйдет у Толяна переночевать, а где тогда? Люська его кинула и свинтила на морько, радоваться жизни. У всех дел полно.

Пашка вынул телефон, смахнул медведя и набрал номер паучьей Жени, но абонент оказался не в сети.

И она туда же⁈ А Пашка, может, созрел помочь с прелюбодеянием. Чтобы Пионова там не думала, что он прям расстроился.

Может, поехать на адрес? Там и пересидеть? В конце концов, даже если она не дома, квартиру можно открыть прилогой. Если отец решит заякориться по месту прижизненного обитания, то надо вообще искать, где теперь отираться Пашке…

А он ведь может, просто чтобы подосрать. Он по жизни такой был! Если у кого что случалось приятного, всегда что-то вворачивал или делал, чтобы всё попортить, всегда!

Дали «хе».


«Вы достигли 115-го уровня!»


Ну ни хера се неуважение! Это, вообще-то, правда!

Вечно так было, с малых лет! Мать мороженого принесёт — батя будет подначивать есть быстрее, чтобы наверняка ангина началась. Пашка в поход пойдёт — батя возьмётся снаряжение проверять, чтобы потом сличить, чё сын протёр и порвал, и в итоге весь поход будешь дёргаться и из-за каждого уголька, вылетевшего из костра, покрываться потом. Пашка, по доброте душевной, мусор вынесет — батя расскажет, что надо было ведро мыть ещё или в комнате разгрести срач. Пашка получит четвёрку в табель, батя про все тройбаны за жизнь напомнит. Толяну плойку подарят, чтобы можно было хоть у него зависать с толком, — батя вдруг начнёт следить, когда Пашка домой приходит.

Вечно недоволен был, всем! Вон и утром ходил, нёс херню свою, хотя уверен был, что его не слышат, а нёс всё равно, просто так! А что начнёт, зная, что Пашка слышит и бесится⁈

Младший Соколов мрачно проверил, можно ли в инфо Другой мамы зайти удалённо, через админский раздел. Получилось. Он вернул ей энергию и попробовал, пока мать в спешке хватала вещи, чтобы не опоздать на работу, осмотреть квартиру на предмет сваливания призрака, но потом заключил, что так ведь видно только то, что владелец глаз воспринимать способен. И это не показатель.

В памяти всплыл образ ненавистного отца, посмевшего Пашку ещё и обвинять в чём-то. Кулаки сжались, в пуше показался дракон.

А младший Соколов вызвал такси на Женькин адрес. Только не сразу, а после визита в ближайшую стоматологию, где заимел, кроме денег, три «йуд» и три «хет» со сто шестнадцатым уровнем в придачу, хотя искренне считал, что такой способ заработка к воровству не относится.

Женя не открывала, и, выкурив на лестнице две сигареты, Пашка всё-таки провернул замки на двери приложением.

В квартире оказалось пусто. С его ухода после бессонной ночи за отчётом особо ничего не переменилось, только на столе кухни теперь были не ноутбук, листики с заметками и бесконечные чашки чая, а круглое зеркальце и куча малопонятных косметических приблуд.

Пашка постаял в задумчивости, а потом сложил их все в тряпичную сумочку на молнии, лежавшую тут же, и заварил себе кофе.

Написал Женьке в воцап о том, что вломился и хозяйничает, но сообщение осталось с одной галкой. Видимо, на работе в магазе она телефон отрубала.

Пашка попробовал определить, какая из двух комнат принадлежит Женьке, а какая — её соседке по квартире, но это оказалось проблематичным. Никаких подсказок, вроде огромного паука в стеклянном боксе, не имелось. Ноут Женьки остался на кухне, а мишка Том с могильной землёй беса-купца не наблюдался ни там, ни там.

Внутри у Пашки то ворочались склизкие черви, то скребли кошки, то вспыхивал вулканом гнев.

Оказалось, что, придавленный чувством вины, Соколов-младший совсем позабыл о том, как на самом деле относился к бате и каким тот бывал почти всегда!

И он ещё будет удивляться, что без него всем хорошо⁈ Он⁈ Старый мудила, эгоист, неудачник, блядун, алкаш и похуист⁈ Он будет Пашку обвинять в убийстве после того, как малолетнему сыну всадил бухой в живот отвёртку⁈

Дали дракона и «хе».

Да ни за что Пашка его по своей воле не вернёт, блин, даже перепрошитого! Всё равно всегда будет помнить, какой тот был! Всегда! Не надо Пашке таких предложений!

Туда ему и дорога!!!

Зубы скрипнули.

За каким-то фигом в башку с другого бока забрались мысли о гадалке и невменяемых суммах, которые та запросила невесть за что. За то, чтобы вытащить младшего Соколова из «болота».

Мутная странная бабка вызывала не доверие, а тревогу.

Вокруг Островской начали умирать близкие люди. С Пашкой такого не может произойти? Не выйдет, что он обозлится на Серёгу, пожелает тому сгинуть, а брат попадёт под КАМАЗ?

А если притихшие ангелы там признают весь замут с «Дополненной реальностью» левым, и Пашка вообще вдруг станет обычным, он сможет-то нормально жить? Хочет он нормально жить?

По крайней мере, отца на глазах не будет.

Не вернут же они прошлое?

Или могут?

А если всё станет как в день, когда скачалась игруха?

Волосы на руках встали дыбом, острыми пупырками поднялась гусиная кожа.

Нет, так не надо! Так ему точно не всралось!

Прежнюю мамку-невменько и батю-придурка в довесок к полному пиздецу в школе и в жизни! Сейчас, конечно, тоже пиздец. Но хотя бы есть какие-то ресурсы.

Прилетело ещё две «хе» за неуважение к предкам.

Но за что их, не подлампиченных, уважать⁈

Новый пуш с «хе».

Нет, пора завязывать тут с анализом. Пашке позарез надо выговориться и отвлечься.

Когда Женя возвращается?

Он решительно встал, сгонял в магаз у её дома за паком колы и двумя бутылками вискаря, потом написал в довесок к воцапному сообщению записку, выбрал из двух комнат одну наугад, только дверь не закрывал (а то вдруг это не та комната, и Женя его вообще не заметит, как придёт?), лёг и загрузил графу с энергией в своём инфо, мечтая, как, проснувшись, будет всю ночь бухать вискарь с колой и трындеть с Женькой, а может, и поможет той потом не стать ангелом посредством прелюбодеяния… Терь это даже не измена истеричке-Пионовой.

И пусть призрачный батя, сколько хочет, маячит дома и несёт свою муру о том, как все не правы вокруг. Теперь-то, когда его неслышно, это вообще очень тупо…

Да его в такой форме никто и раньше не слышал никогда, придурка.

Мать кивала, а делала всё по-своему.

Пашка боялся и ненавидел.

Серёга, вон, оказалось, тоже презирал.

Даже блядина у него на кабаниху лопатомордую похожа…

Разбив три «хе» подряд на звёзды, Пашка решительно сместил ползунок энергии на ноль и отрубился.


Снилось, что он пропал без вести пять лет назад. Наклацал что-то не то в своём чудо-телефоне и перепрыгнул одним днём из 2018 года в 2023-й. А для всех, кого знал, вроде бы исчез просто. А потом появился со своими укорами.

— Ну и чё ты мне предъявляешь, Пашок? — поднял брови сотканный сном Толик. — Ты так-то с третьего класса со мной дружил, только когда тебе надо было. А когда не надо — забивал. Ты как приложение своё скачал, почти и перестал со мной тусить. Что меня удивить должно было? Что ты из Пензы свинтил и забыл про всех? От тебя не удивило, знаешь ли. Давай, припомни-ка. Когда я с ранцем этим и видосом попал, ты отморозился от меня. Когда я в седьмом классе корью заболел, ты отморозился от меня. Когда физичка мне семестр не закрывала и я пол-лета к ней шастал, ты, мало того, что отморозился, ты ещё и, блять, претензии имел, что мы из-за этого поход просрали. Когда меня гопнули Абдуловские в девятом классе, ты так-то даже порадовался, потому что завидовал моим гаджетам. И чё, полез разбираться? Нет, сказал, что они сильнее, и тебя тоже постоянно нагибают так-то. Ты, Пашок, всегда о своей жопе думаешь в первую очередь, а я для тебя был удобный. Или неправда? А потом стал никакой, потому что у меня игры нет. Ты себе новых друзей завёл и с ними развлекался. Потом свинтил. И чё? Вообще неудивительно.

— Ну а что мне о тебе вспоминать было? — поднимала брови Люся. — Я тебе прямо сказала: мне нужен близкий человек и доверие. Ты внял и испарился. Или мне надо было истерить и присесть на антидепрессанты? Или что? Ты, Паш, что вообще именно ради меня делал, пока мы встречались? Ты хотя бы помнишь, что мне интересно, что я люблю? Ты мне цветы дарил, чтобы я тебе в рот заглядывала и круто про тебя всем рассказывала. В кафешки водил не чтобы я порадовалась, а чтобы поняла, какой ты офигенный. Или нет? И вообще, ты вокруг меня прыгал, только пока боялся, что я исчезну, пока не верил, что мне нравишься. А тебе хотя бы немного было интересно, что для меня важно, чего я хочу, чего я боюсь, о чём мечтаю? Что-то, для себя неудобное и неприятное, ты бы для меня сделал? Хотя бы раз? Да, я забыла. И слава богу!

— Офигеть, братуха, — сложил руки на груди Серёга. — Я дембельнулся только, отец семью бросил. Я грузчиком в ночь работал, а ты спал до обеда и постоянно где-то шлялся или на кровати лежал в телефоне. Ты такой всегда был. Только требовать и умел с родаков. Вечно они у тебя были неправильные, и я хуёвый. В школе хлюпиком ходил: то у тебя бабло отнимут, то жрачку, то рожу начистят. Я тебя пытался как-то в тонусе держать, но хера с два это помогало! Ты мне перманентно завидовал! Хотя мы в равных условиях стартовали. Так это со мной что-то не так или с тобой, а? Потом у меня Юля появилась, а ты свалил. А потом ещё всплыло, что у тебя бабок было немерено, пока мать в жару по двенадцать часов на ногах стояла, а я ночами мешки цементные таскал. Ну прикольно, конечно. И ты ещё удивляешься, что тебя за пять лет тут все забыли? Ну так я тебе скажу: тебя раньше забыли. Тебя как не было толком в семье никогда, так и не стало. Увалень с кровати в углу только и пропал, а так никаких перемен. Даже и радость, что кормить тебя стало не нужно и шмотьё покупать.

— Ну а что я могла сделать? — спокойно и даже как-то сухо говорила во сне Другая мама. — Я заявление написала, как водится. Ты был подросток, совсем не искать не могли, хотя и рассказали, что дети часто сбегают из дома в таком возрасте. А ты что? Стал наркоторговцем, людей губил. Я испугалась когда-то, что ты сам употреблять начал, переживала, — а оно вон как. Такие деньги стали через твою карту проходить. Понятно уж было, что к чему. А потом уехал, даже записки не оставил. Хотя, если рассудить здраво, не очень оно удивительно. Ты, Пашка, хотя бы за что-то когда-то к нам с отцом благодарность испытывал? Что-то, что мы для тебя делали, оценил? У тебя же мысли не возникало никогда помочь кому-то из нас. Ты не видел, что я целыми днями на работе, а когда не на работе — то готовлю, убираю, глажу, штопаю вещи, которые ты не бережёшь? Да, мы небогато жили. Да, твой отец пил, гулял и не особо занимался сыновьями и женой. Но ты, меж тем, не сидел голодный, не ходил в обносках и грязных вещах, тебя не особенно нагружали чем, Паша. Ты видел, что я с работы приползла, и что? Есть тебе подавай, или не так? А потом посуду за тобой мой. Тебе надо одежду, обувь, телефон. Я вон с гнилым зубом проходила год, чтобы тебе вовремя всё купить, что надо, и Серёжу в армию собрать. Брат твой видел, что нам тяжело, подрабатывать начал ещё школьником. А у тебя даже мысли не мелькнуло. Ты только и понял, что Серёже из-за работы перестали деньги на расходы давать, и решил, что так не хочешь. Тебя попроси сумки из супермаркета донести, так у тебя лицо становилось такое, что лучше самой надорваться, чем смотреть. Лидия Викторовна у себя на огороде три сезона раком стоит, чтобы как-то семью сына поддержать продуктами хотя бы, чтобы расходов меньше было. А тебя попроси помочь ей даже и в каникулы, что начиналось? Ты там у неё только и знал, как сбежать куда на весь день, чтобы она переживала. А помогать — упаси господи. Тебя к ней и не загнать стало уж сколько лет, бедного и уставшего. Мы, может, и не самые хорошие были воспитатели, но ты, Паша, вырос эгоистом и лентяем с очень большими претензиями и полным отсутствием желания что-то делать. И ещё ты никого, абсолютно никого из нас не любил. А на других за это обижался… Ты, Паша, так выстроил свои взаимоотношения с людьми вокруг и так приучил всех, что пропадаешь, если тебе пропасть удобно, ни о ком, кроме себя, не думая, — что честно тебе скажу: да, мы не особенно удивились. И за хлопотами повседневными быстро отвлеклись, когда ты из нашей жизни исчез. Оно, знаешь ли, когда дел невпроворот, не очень-то много времени тосковать остаётся. Или ты верил, что только у тебя бывают какие-то заботы?..

Глава 8 Исповедь матери

— А с отцом твоим, Паша, во многом я сама виновата, — продолжала мамка в безумном сне. — Была во мне дурная черта сравнивать. Я с родителями сильно разругалась из-за него, потому что поверила в него когда-то, а он моих надежд не оправдал. И я очень много и долго ему про то рассказывала, никакого не упускала повода. Запилила, наверное, от своей любви. Хотела лучшего. Хотела, чтобы соответствовал. С тобой за тоже принялась, и с Серёжей. Серёжка один только и выгреб частично. Ты не того винишь, Паша. А может, и не того даже и исправил. Вы с отцом очень друг на друга похожи. И если ты его так ненавидишь и презираешь, то по-честному надо ненавидеть и презирать и себя. А если себя прощаешь, то, может, попробуй его пожалеть и понять?..

Пашка вскочил на смятой то ли Женькиной, то ли её соседкиной постели рывком, весь в испарине. В комнате было темно и душно. В квартире — тихо. Башка казалась тяжёлой и словно бы слишком узкой для содержимого: оно давило изнутри. И дышал Пашка так, словно не отсыпался, а бежал стометровку.

Как эта муть родилась вообще в его голове⁈

Младший Соколов зябко поёжился и стащил футболку: та была насквозь мокрой. Вытер тканью лицо и лоб.

Очень хотелось пить.

Выключатель нашёлся не сразу: и в комнате, и в коридоре. Пришлось метаться в полупанике по тёмной чужой квартире с фонариком в чёртовом телефоне, в ужасе шаря по стенам.

Женька ещё не пришла. Была половина одиннадцатого ночи.

Торчать одному казалось невыносимым, даже когда он наконец повключал везде свет. Думать о сне не хотелось. Думать о том, как могли бы воспринять немногие близкие его исчезновение… А это ещё бабы Лиды и баб Гали с дедом не привиделось. Они, наверное, и не заметили бы даже, что Пашка куда-то проебался…

Он обхватил себя за плечи. Казалось, что в квартире без кондёра этой жаркой летней ночью стало холодно.

Пашка набрал Женю в последний раз, с прежним результатом. А потом черкнул ещё одну бумажную записку о своём вторжении (вдруг она номер сменила?), оставил на столе, просушил прилогой футболку и свалил. Просто не мог, не хотел быть один.

Лучше домой. Лучше там столкнуться опять с батей и рассвирепеть. А потом свинтить оттуда. Злым, как сотня драконов.

Оказалось, в ярости Пашке было комфортнее.

Он затряс головой, гоня обрывки сна.

Сел в таксо к водителю, на переднее сиденье. И всю дорогу трындел не умолкая.

В целом таким Макаром нужного эффекта добиться удалось: у дома кишки скрутило, но уже не мутью. Пашка глянул на окна: свет горел и на кухне, и в зале, хотя было начало двенадцатого. Перспективка опять столкнуться с батей, которого никто не видит, всколыхнула злобу. Жертва он? Ага, ща! Как же!

Пашка стиснул кулаки.

Если взорвётся и что-то скажет призраку при Другой маме иле Серёге, можно будет подчистить. И нефиг ныкаться от этого старого урода. Много чести! Хера с два он будет думать, что нагнул Пашку даже после смерти! Хера с два! Жертва, бля!

Младший Соколов воинственно втянул носом воздух и двинул к подъезду.

Открыла Другая мама, но за её спиной никто не маячил.

— Паша! Заходи! А у нас тут сюрприз!

Он, едва чуть выдохнувший, сразу напрягся.

— Голодный? Разувайся. Вот, — дверь кухни открылась и показался брат; а за его спиной за накрытым столом сидела вчерашняя Юля Малышева, — знакомьтесь. Юленька какое-то время поживёт у нас… — закончила Другая мама.

Пашка только что рот не приоткрыл.

Единственное, чему можно было порадоваться: призрака и на кухне не наблюдалось.

Поживёт⁈ Фифа, которая хотела повесить брату на шею чужого ребёнка⁈ Он её позвал жить? С ними? Не снять себе хату и ходить в киношки, а жить с Соколовыми⁈

Только он же не знает ни что ребёнок был чужой, ни что он вообще был… Так-то даже и она теперь не знает…

— Устроила мне Юлька встряску вчера! — хохотнул чуть подвыпивший и очень воодушевлённый Серёга. — Чуть дров не наломал с перепугу!

— Хорошо, что билетов нормальных не было, — весело вторила Юлька. — Взяла на послезавтра, и мы даже смогли их с Серёжей сдать!

— Я ща, — остановил поток слов Пашка и двинул в ванную, типа мыть руки. А на деле — заглянуть в зал по пути, бросить взгляд в комнату предков, уже просто мамину, толкнуть их с братом дверь.

Бати не было. Зато именно в комнате предков стоял вчерашний чемодан на колёсиках, а на кровати лежала чья-то ну очень кружевная и маленькая для Другой мамы ночнушка.

— Я пока что в зале буду спать, а ребятам комнату уступила, — прояснила ситуацию Другая мама. — Юленька на месяц останется точно.

— Попробую тут поступить! — чуть ли не крикнула Юля. — У меня по ЕГЭ высшие баллы почти все. Думала в Иркутске, а Серёжа отговаривал. Звал приезжать. Если получится, общежитие выделят.

— Ну, общежитие! — возмутился Серёга. — Не дури. Квартиру попозже снимем. Только надо мне чуть в себя прийти и освоиться на работе, а может, что получше найти. Было бы хорошо.

— Да неудобно… — как-то картинно и, кажется, сильно не в первый раз объявила Юля.

— Время есть решить, не торопитесь, молодёжь. Паш, курочку нагреть? Садись.

— Садись, братуха! Давай выпьем! Познакомлю вас толком, а то вы как-то неправильно увиделись… Юль, это вот благодаря младшему у меня мозги наместо встали!

— Да ну, — прищурилась она как-то недоверчиво. И на Пашку глянула подозрительно.

Чё-то там не стёрлось до конца, что ли?

Но вроде довольно скоро Юля опять расслабилась, да и Пашка воспрянул. Коньяк с колой как-то примирял его с действительностью. Может, прошлая мать и забыла бы его, но Другая мама его любит. И даже Серёга вроде не такой мудозвон.

Тупорылые сны — это просто кошмары!

К двум ночи даже и новая сомнительная квартирантка не казалась такой уж мразной. Пашка не то чтобы напился. Он не чувствовал себя бухим. Но и жизнь перестала быть беспросветной.

А потом Серёга и Юля ушли в комнату предков.

Да уж, брат, конечно, даёт! Интересно, а вот при матери до перепрошивки пришло бы ему в башку привести домой тёлку и уложить в родительскую постель открыто?

Другая мама взялась убирать со стола с видом несколько озабоченным.

Пашка даже стал помогать, сваливая объедки в одну из тарелок и ставя освобождённые друг на друга, за что в прилоге дали «далет», потому как уже началась суббота. А потом внезапно концовка кошмарного сна чётко всплыла в голове, словно кто-то переключил канал телека. Муть волной подступила к горлу, а благостный эффект опьянения пропал.

— Мам, — сглотнув, нежданно для самого себя, сказал Пашка, когда она взялась за собранные в башенку тарелки и понесла их в раковину, — почему отец… такой? — Пашка с усилием проглотил слово «был», которое едва не сорвалось с языка. — Зачем… почему ты вышла за него замуж?

Плечи Другой мамы дрогнули, чуть опустились к раковине, а потом распрямились, и она медленно повернулась к столу.

Внимательно посмотрела на младшего сына, а потом взялась за вафельное полотенце и прислонилась задом к раковине.

— Я много думала над этим в последнее время, Паш, — проговорила Другая мама, и взгляд, скользнув по лицу собеседника, упёрся куда-то в занавеску. — Странно: десяток лет не думала, а потом накатило, и именно когда он ушёл. Искала причины, пыталась понять. И напонимала такого, что… — Другая мама снова глянула Пашке в глаза. — Твой папа в юности, когда мы познакомились, он был совсем не такой. Андрей строил большие планы, он был полон энтузиазма. Если твоего деда, моего отца, развал Союза пугал до дрожи, то Андрей видел в этом возможности и перспективы. Когда я была подростком, у родителей вдруг разом заходила под ногами почва, всё, во что они верили и что считали правильным, рушилось. Я увидела в моих авторитетных и всегда правых маме и папе слабость, страх. Мне это не понравилось. Я решила, что они вводили меня в заблуждение всю жизнь. Я была задета. И стала бунтаркой. Многие подростки так поступают, когда нет понимания и открытости в семейных отношениях. А в моё детство была не очень-то принята другая схема общения поколений, — хихикнула как-то грустно Другая мама. — Она и сейчас только-только кое-где закрепляется. Не знаю, что со мной случилось, и как вдруг открылись мои глаза. Но могу сказать, глядя в прошлое, что Андрей был одним из моих протестов. Как и брошенный институт. Папа, дед Коля, когда-то тоже был совсем другим. Это Перестройка и девяностые сделали из него того тихого и растерянного дедулю, которого ты знаешь. Меня воспитывал очень уверенный во всём человек, партийный работник, думающий, что крепко стоит на ногах. Он твердил про образование, ценности, моральные устои… А потом начались девяностые. Всё, что внушали мне мама и папа, сделалось очень сомнительным и иллюзорным. А Андрей видел мир по-другому. Не дрожал, не ругался, а строил планы. Мечтал вместе со мной. — Другая мама снова как-то странно хихикнула. — Сейчас удивительно вспоминать это. Я решила доказать маме и папе, что они — глупцы, а мы с Андреем — мудрые и дальновидные. Только вот планы твоего папы воплощались в реальность вовсе не так, как он и я думали. И вот тогда я и решила, что он тоже нарочно меня обманывал. Как нарочно обманывали мама и папа. Хотя и они, и он — верили в свою правду всегда. Но это сложно понять ребёнком, сложно понять подростком, который ставит на карту всё и проигрывает. Конечно, я не могла признать перед родителями, что мы начинаем тонуть. Я показательно держала хвост пистолетом. И на это уходили последние силы. Я стала очень раздражительной. Разочарованные люди раздражаются от сущих мелочей, Паша. Я срывала злость и неудовлетворённость на Андрее и всё больше загоняла его. Твой папа начал выпивать. И, конечно, это не помогло ему стать более успешным.

Другая мама снова вздохнула и сделала долгую паузу, словно вспоминая прошлое. Или собираясь с духом.

— А потом он начал заводить любовниц, — наконец сказала она. — Говорю прямо, потому что ты, во-первых, уже большой, а, во-вторых, сам многое уж знаешь. Из того, что я так старательно скрывала долгие годы ото всех. Да и теперь мне сложно Андрея винить, если честно. Он искал поддержки. Искал женщин, которые бы восхищались им, ценили его. Потому что жена растратила всё своё восхищение, всю веру и поддержку до капли. Выходило, что подходят Андрею женщины… скажем так, несколько отчаявшиеся. Не самые красивые. Это особенно меня задевало. В первые года я следила за ним. Я знала почти о каждой его любовнице когда-то. И была шокирована тем, кого он выбирал. Наверное, тогда и поняла, что нет толку следить за собой сильно. Сама стала превращаться в то, что мне показалось его «идеалом». А на деле его идеал — те, кто ещё верит в него. Вне зависимости от внешних параметров и чего бы то ни было ещё. Мне же нужно было держать марку перед родителями. Как-то вытягивать семью, чтобы делать вид, что у меня всё отлично и именно так, как я хотела. Я уставала всё больше, я всё больше пилила Андрея. А он всё больше опускался, всё больше пил, и всё чаще искал утешений на стороне. Я ни разу за последнее не упрекнула его открыто и ни разу никому о том не сказала. Я отрицала это всеми силами. Чтобы он не психанул и не ушёл, разбив вдребезги мой бастион, показав целому миру, как всё есть на деле. Но это меня злило неимоверно. И я ругалась с Андреем по поводу всего другого, абсолютно всего, постоянно. Сейчас я уже с трудом понимаю, как он вообще всё это переносил двадцать лет. Не знаю, смогли ли бы мы нормально поговорить, если бы он вернулся. Учитывая то, каким я его сделала. Но мне бы хотелось попробовать. Хотя я не могу и осудить его за это исчезновение. Жаль, что мне не хватило смелости разорвать наши отношения тогда, давным-давно. Чтобы и он, и я сохранили себя. Выходить замуж за ожидания — очень скверная идея, Паша. Нужно быть готовым, что они не оправдаются вовсе. Нельзя винить в этом кого-то, кроме себя. Но сейчас так просто быть умной. Этот скандал, это потрясение, когда он всё-таки ушёл, стало для меня каким-то настоящим откровением, Паша. Я вдруг переоценила, переосмыслила всю свою жизнь. Я допустила очень много ошибок и постараюсь их исправить. Хочу верить, что у твоего папы тоже всё сложится хорошо на новом месте. Моя вина прощает ему то, как он обставил своё решение. Оно очень смелое на самом деле. Он ведь бросил всё-всё, что у него было. Надеюсь, он выстоит. Думаю, что и мы справимся втроём. — Она сделала паузу и исправилась: — Вчетвером. Серёжка умеет делать сюрпризы. Но я ни за что не повторю ошибку своих родителей. Его выбор — это его выбор. И нельзя давить своим авторитетом. Это никогда не приводит к хорошему в финале. Похоже, я загрузила тебя, сын, — добавила она вдруг. — Ложись спать. Ошибки допускают все, и это нормально. Хорошо научиться осознавать их своевременно. Надеюсь, ты сможешь быть в таком порасторопнее меня.

— Но он был таким му… он так обращался не только с тобой, но и со мной, и с братом! — не сдержался Пашка. — Мы-то что сделали ему⁈ Мы же были пиздю… маленькими! Если он когда-то был умным и перспективным, то он что же, не понимал, что с нами так нельзя?

— И я не понимала, и он не понимал, — вздохнула Другая мама. — Надеюсь, вы, дети, окажетесь поумнее и сможете нас простить. Понимать вообще не так-то просто. Понимать причины и следствия. Я вот недавно овладела интересной суперспособностью. Могу поделиться. Когда ты злишься на что-то, испытываешь раздражение, вдруг, даже самое-самое оправданное с твоей точки зрения, — остановись и спроси себя, по какой причине это тебя разозлило. Задавай сам себе вопросы один за другим. Долго. Они будут цеплять друг дружку, если отвечать честно. И самая первая формулировка ответа, мелькнувшая в голове, бывает самой-самой правильной. Так по цепочке можно очень неожиданные вещи понять для себя. Не всегда приятные. Но нужные. Твой папа пытался подтвердить свой авторитет перед тобой и Серёжей. Чтобы хотя бы вы, дети, его признавали безоговорочно. Он не терпел критики. Он отказывался видеть свою неправоту, но это становилось всё тяжелее год от года. Он самоутверждался за счёт более слабых. Это плохо. Но естественно. Естественно для загнанного человека, недовольного собой во всём. И это очень страшно. Попробуй его понять. И, может быть, пожалеть. Тебе станет легче. И попробуй сам не стать таким, как он, или таким, как я. А сейчас ложись. Я приберусь сама. Тебе нужно отдохнуть.

Пашка сглотнул.

Другая мама повторила в конце почти слово в слово то, что ему приснилось.

Но этого же никак не может быть.

Ничего этого Пашка никогда не знал и никогда не думал.

Младший Соколов встал и какой-то сомнамбулой поплёлся в комнату, временно снова принадлежавшую ему одному.

Ещё насочинять, как кто к нему относится и что будет, пропади он, — Пашка мог. Но это — как?

Он что же, пророком заделался⁈

Внутри скребли кошки.

Согласиться со всем, что сказала Другая мама, быстро не выходило.

Она была тоже сукой до перепрошивки, это правда.

Телефон завибрировал.

Отец мог быть тысячу раз недоволен такой женой, но это же не повод становиться мудилой! Не повод.

Опять вибрация.

От мыслей сочувствовать бате внутри разевала драконью пасть злость.

Вибрация.

Спросить себя, почему?

Пашка сел на кровать.

Зажмурился.

Потому что сам отец никогда ему не сочувствовал. И потому что отец должен быть другим.

Почему?

Пашке нужен не такой отец.

Что-то царапнуло. Походу, слово «нужен».

Почему Пашку так бесит скотское отношение бати ко всем и вся вокруг?

Уж не потому ли, что он узнаёт в нём себя и боится таким стать в старости?

А если так… не будет ли отец единственным человеком… духом… который может помочь это понять? Помочь избежать этого?

Глава 9 Замут на замуте

Но ведь отец не станет слышать Пашку, что бы тот ни говорил. Между ними вообще никогда не было настоящего диалога. А теперь не будет и подавно.

За ночь младший Соколов сломал себе все мозги. А к утру кое-что придумал. Сомнительное более чем. Но сначала надо было решиться на очень неприятное дело.

Необходимое воспоминание в своей памяти он нашёл по дате. И успешно скачал. Но вот посмотреть не решался долго, даже подумывал не смотреть вообще, а использовать, так сказать, вслепую. Но это было глупо. Вдруг оно совсем не оказывало нужного эффекта?

Пашка дважды прокрадывался на балкон мимо спящей в зале матери и курил, пытаясь решиться. Потом прокрался ещё и на кухню: вынул из холодильника затянутую фольгой с канцелярской резиночкой (крышка упала и закатилась под холодильник во время всеобщего застолья) бутылку с остатками коньяка. Налил полную рюмку и вернулся в спальню. Плотно закрыл дверь. Сунул в ухо только один из наушников.

Потом глянул на рюмку. Вспомнил эту вечную рюмку около тарелок с едой у отца. Только с прозрачной жидкостью: батя предпочитал водяру. И вдруг встал, резко отдёрнул занавеску, сорванную вчера Юлей с зажимов (походу, мать её закрепила обратно), и выплеснул жидкость в окно.

Сглотнул и загрузил воспоминание.

«Лена!!! Ты совсем охерела⁈ Открывай щеколду, это и моя квартира тоже! Лена!!! Ты доиграешься, слышишь⁈ Ты, мать твою, так доиграешься, что костей не соберёшь! Лена!!!»

Видеоряд показывал пока только как Пашкин взгляд метнулся от тёмного экрана заблокированного телефона на дверь комнаты.

От голоса бати, ещё приглушённого, внутри разлился холод.

Видео качнулось: это Пашка соскочил с кровати и выглянул в коридор, на Другую маму, стоящую у закрытой входной двери, откуда долетал нарастающий крик:

«Всё! Покончено! Слышишь⁈ Радуйся! Клуше этой сдвинутая её мамаша с нашествием тропических пауков в башке нужнее оказалась! Открывай, Лена! Всё, завязал я с той бабой, слышишь⁈ И с ней, и с пиздюком, и со старухой! Радуйся, мля!»

Пашка знал, что сейчас будет. И хотел отвернуться. Но ему надо было убедиться, что это выглядит кошмарно.

И оно выглядело кошмарно. Ещё хуже, чем он помнил.

Вот по батарее гулко застучали соседи, а Другая мама сдвинула щеколду. Замок батя открыл своими ключами.

«Андрей, я тебя не пущу! Всё закончилось. Нужно это приня…»

Пашка всё-таки зажмурился, когда отец ударил мамку в лицо. И пришлось перематывать, смахнув пуши с драконом, «хе» и уведомлением о достижении сто семнадцатого уровня.

Желания пытаться достучаться до отца уже поубавилось почти критично. А точно ли Пашка сохранит это желание после части с отвёрткой? А если нет, то зачем смотреть?..

Он поставил паузу и опять полез курить мимо спящей матери на балкон. Изгрыз до крови нижнюю губу.

Попробовал воскресить недавнее признание перепрошитой родительницы, её рассуждения спокойным, уверенным голосом. Смогла ли бы она сама их повторить, посмотрев это?

Когда в киношках вдруг начинались бэки в прошлое всяких психов, маньяков, садистов или выёбистых хулиганов, и режиссёры пытались показать, как над теми издевались в детстве, Пашка никогда никого не жалел. Наоборот, радовался, что вот этой вот мрази хотя бы тогда досталось по полной. Считал заслуженным возмездием в обратной последовательности. Даже любил представлять, как того же Славку Марципанникова дома порют солдатским ремнём или запирают в сыром погребе бабкиной даче на всю ночь. Как он там плачет и зовёт мамочку. Сразу же воображал на месте получающих по заслугам злодеев из фильмов своих врагов. Злодеи тоже выёбвались — а в конце их нагибали. Иногда показывалось, что нагибали их и до сюжета, причём по полной.

Но чтобы таких жалеть…

— «Запилила», бля, — сплюнул с балкона Пашка, передразнивая Другую маму: даже не вспомнил, которую — всамделишную или приснившуюся в этом диком, непонятном, очевидно, пророческом сне.

Ну вот его самого с детства ебали за всё: и мать, и отец, и Серёга, и училки, и шайка Марципана. И чё? Он, может, и не идеал, но что-то баб не бьёт, и детей своих не пидорасит, и уж точно ни в кого отвёртки не втыкает.

…Хотя на счету Пашки три перевёрнутые отзеркаленные ноты, буквы «вав»…

Трижды нарушенная седьмая заповедь.

У бати была бы одна, если бы Пашку не откачали в больничке.

Но свою последнюю «вав» младший Соколов всерьёз не считал. И по поводу историка сильно спорно, и тоже не своими руками. Да и отца он удалил в состоянии аффекта, блин, как любят по телеку выражаться. Знал бы точно, что будет, и такого бы навряд ли бы наворотил. Вот была бы у Пашки пушка заряженная, хера с два он бы выстрелил в него, уж скорее в потолок. Даже и с отвёрткой в пузе.

Или нет? Или бухой в драке мог бы?

Отвёртка тоже так-то не нож или пистолет. А двинуть камнем в запале, особенно проигрывая, да попасть не туда вроде и Пашка мог бы вполне.

И потом бы обязательно пожалел.

Надо, чтобы батя понял, что он сделал. Не со слов. Надо ему показать.

Вернувшись в комнату, Пашка обнаружил на оставленном телефоне ещё три пуша с драконами и два с «хе» за непочтительность к предкам. Закатил глаза.

Если даже найти призрак и начать тыкать в него экран с видосом, хера с два батя что станет толком смотреть. Это и ежу понятно.

Можно бы на телек рядом с ним вывести, сделать погромче и зациклить. Так шансы бы повысились. Но к такому принудительному просмотру наверняка отнесётся батя с подозрением. Ещё решит, что смонтировано.

Не, надо было по первой идее, сразу в голове мелькнувшей, идти.

Чтобы не Пашка показал отцу видос, а тот, кому он доверяет. Баба Лида или сучья мамка Лебедева.

Что с бабкой сделается от таких кадров — неясно, не исключено, что и инфаркт. Не успеть можно с реставрацией и удалением памяти. И будет плюс четвёртая «вав» и минус первая бабуля.

Не, как бы не было противно, а «проводником» Пашка определил эту лопатомордую Екатерину Лебедеву.

Только сначала надо было убедиться, что призрачный батя трётся именно вокруг неё. Из разговора казалось, что так. Но с таким же успехом мог двинуть к бабке в деревню, к Семёну или ещё в какое неожиданное место. Вдруг станет зырить за всеми левыми, типа как кинохи смотреть, как эта ТП Лилька.

С отвращением Пашка попробовал забить батину шалаву во «В работе», но Екатерин Лебедевых оказалось в мире немерено.

Тогда он выбрался опять на балкон, по пути схватив камерой Другую маму. И очень нехотя кинул во «В работе» её.

Стал искать по слову любовница и быстро обнаружил воспоминание вскоре после перепрошивки. Смотреть Пашка не стал, сразу жамкнул паузу, едва на качающемся видосе мелькнула огромная мерзкая тётка. И запулил во «В работе» уже её.

Вероятность, что Пашка через чужую память-онлайн сможет увидеть призрака, которого сам владелец памяти не видит, была ничтожно мала. Но всё-таки стоило проверить, потому что альтернатива — незаметно следить так, чтобы увидеть, с Лебедевой ли трётся батя, но не спалиться, — казалась очень муторной.

Часы показывали половину шестого утра, когда Пашка врубил текущую минуту памяти папкиной шалавы, уверенный, что сейчас она спит.

Но ошибся.

Лебедева, походу, была на работе: на складе какого-то магаза. Но делала что-то довольно странное, и Пашка невольно всмотрелся в экран.

Кажется, она стояла, согнувшись, над почти пустым огромным ящиком. На самом дне лежали в два ряда куски какой-то ветчины в фабричном плотном целлофане. Лебедева пшикала чем-то бесцветным из баллончика с распылителем на ценники, потом отдирала их очень осторожно, промазывала клеем в карандаше и меняла местами. Закончив, положила правый ряд упаковок в пластиковый ящик, взялась за края и разогнулась. Понесла в торговый зал какого-то гастронома и выложила на витрину. Пашка выждал: Лебедева вернулась, собрала второй рядок из десяти кусков карбонада и понесла к компу около прилавка и кассы: магазик был не сетевой, а какой-то мелкий. Села и взялась пикать сканером штрихкоды на ценниках, помечая на экране товары просрочкой.

А потом подвинула своей ножищей из-под прилавка широкую бабскую сумку на молнии и стала укладывать запаянные куски мяса туда.

Пашка почесал репу. Это она чё, ща налепила на реальную просрочку ценников с нормальной колбасы, а эту списала и утащит себе? Офигеть!

Лебедева на том не остановилась. Глянув на наручные часы, она написала кому-то в воцапе: «Ты скоро там, Ань?» и, получив ответ о том, что «Аня, сменщица» будет только через двадцать минут и очень извиняется, взялась за тот же спрей и пошла к прилавку со свежим мясом. Открыла холодильник и начала рассматривать ценники. Обнаружив, походу, подходящий, пшикнула на этикетку, подождала и сняла её, даже не повредив. Клеем промазала прямо в недрах напольного холодильника, не поднимая рук: видать, ныкалась от камер. Переклеила ценник на другой кусок, а с него сняла и приладила к первому. Потом второй схватила своими сосисками с короткими обкусанными ногтями, холодильник закрыла и пошла пикать ещё одну «просрочку».

К приходу Ани мясо было в сумке на молнии.

— Птицу, конфеты, консервы и овощи не успела прошерстить, нужно сделать сверку, — уведомила Лебедева и добавила сурово: — Завязывай опаздывать, Ань. Я же не ломовая лошадь. У меня сын дома, я до смены не только поспать должна, но и прибрать, сготовить что, постирать. Имей совесть! Сорок минут лишних жду!

— Прости, Жорик в саду устроил представление, — засмущалась Аня.

— У тебя как не понос, так золотуха! — проворчала Лебедева.

— Беги уже, — замахала руками её сменщица, надевая большой красный передник.

Руки папкиной шалавы сняли такой же с себя и отложили под кассу.

— Давай! — прогундосила Лебедева. И взялась за лямки сумки, повесила на плечо. Её чутка перекосило: было видно по углу обзора.

— Опять утиль домой несёшь, Кать? — попеняла сменщица. — Отравитесь там, в самом деле.

— Проварю и нормально. Мы с Ваней привычные. Спокойного тебе дня. Только теперь уж я на сорок минут позже явлюсь, имей в виду!

Аня помрачнела, а кадр сместился и покачался по утреннему городу к остановке автобуса.

Офонареть чё она вытворяет! Она чё, так всю жратву домой тащит на халяву⁈ А попорченное продаёт⁈

Пашка взвился и подорвал зад, хватаясь за джинсы. Надо было успеть к Лебедевскому дому раньше этой воровки блядской. Хату взламывать, только если никого снаружи не увидит. Но навряд ли же батя торчит с дрыхнущим поутру Лебедевым, правильно⁈ Если вообще с ней, то должен таскаться следом… А если нет: то где его искать?

Спасибо службе такси, приехал младший Соколов вовремя. Выскочил из тачки до того, как на кадрах в телефоне Лебедева выволокла из автобуса свою поклажу награбленного хавчика.

Где ждать? Если теория верная, отец не должен его сейчас увидеть ни в коем случае!

Пашка взломал подъездную дверь игрой и спустился ко входу в подвал дома, затаившись в закутке. Сердце бешено стучало. За обзором Лебедевой смотрел на экране, готовый тел заблокировать быстро, когда увидит на кадрах подъездную дверь. Но время было херовое: утро, постоянно кто-то шастал, заставляя вжиматься в стенку и гасить экран.

И наверняка бы Пашка блядину эту так профукал, но допобзор-онлайн оказался не нужен: он и без того понял, что верно угадал батину дислокацию. За возвращающейся домой Лебедевой плёлся отец и всё время бубнил:

— … лучше бы увальня своего бесполезного на работу отправила, Катя! Куда столько тащишь всякий раз⁈ Поймают тебя, дуру, за руку или потравится кто! Так ты вообще сядешь! Стоит того жратва, что ли⁈ Ты больную свою мамашу кормить не должна никому! И лба этого тоже особо! Сидит, трубит целыми днями, паскудник! — Шаги поднялись по лестнице, и такой до ужаса знакомый голос последовал за ними, отдаляясь вверх. — Пипиську свою теребит, по непотребным сайтикам шныряет, пока ты вкалываешь! Вот поглядишь: спит он там? Хрена с два…

Голос заглушила закрывшаяся на втором этаже дверь.

Пашка опомнился и открыл глаза, вспомнил, что люди, вообще-то, дышат, так природой задумано.

Сердце бешено барабанило.

Итак, план можно воплощать.

И лучше бы не откладывать.

Пашка вышел из подъезда и отошёл от дома подальше. В первом варианте задуманного надо было купить левую симку, но потом он изобрёл что получше.

Номер Лебедевой нашёл в её памяти. Сохранил в контакты. Отыскал её в воцапе. Вдохнул и выдохнул пару раз. И повесил двенадцатиминутный видос грузиться. А сам полез через «В работе» в настройки Лебедевой.

Назначил ей действие: скачать видос и удалить переписку с отправителем — это первое. Потом — посмотреть видео без наушников несколько раз, но чтобы не слышал сын. Потом полез в желания и закрепил там «Никому не говорить о видео, которое мне прислали» и «Часто пересматривать видео, проговаривать вслух, что думаю, если меня никто не слышит».

Когда вернул воцап на экран, отправившееся сообщение пестрело двумя синими галками.

— Хорошего дня, бать, — злобно уронил Пашка вслух, и диалог с Лебедевой перекрыл пуш с новой «хе» за непочтительность к предкам.

Пускай изучит, что делал, и послушает, что теперь о нём станет думать эта кобыла. Может, из её гнойного хлебальника дойдёт.

Пашка опять зажмурился до разноцветных разводов.

Батя должен прийти. Сам. Если не придёт, если не поймёт, если не захочет поговорить — то и хер с ним вообще. Ничего ему, значит, не поможет. И ничего Пашка не будет ему должен. Если так, батя будет уже совсем конченным выродком и мудилой.

Младший Соколов смахивал новые пуши с «хе», когда вдруг позвонил Марципан.

— Срочно надо встретиться, ты где⁈ — с места в карьер бросился Слава, хотя было начала восьмого утра субботы.

— Что опять? — состроил гримасу светофору Пашка. Что-то снова Марципана в его жизни становилось многовато, блин.

— Полный трешара! Кажется, я сделал своего отца инвалидом! — заикаясь, безумно выдал Славкин голос в динамике.

— Э… — поднял брови младший Соколов. — Отруби это с адаптацией, и делов. Оно ж подтянет память, даже без сотого уровня. Или тебе баллов не хватает? Кредит, что ли, нужен? — хмыкнул Пашка, и телефон вздрогнул: похоже, дали льва тщеславия.

Тут хоть сто раз примирись и подружись, а чувствовать себя круче Марципанникова будет приятно до скончания всех времён, даже и в Аду!

— Чувак, я боюсь! — выдохнул бесстрашный Марципан панически. — Очков тоже негусто, но очки можно собрать. Я не понял, какого хера это вышло! Это сраная адаптация и сделала с ним, блять!

— Адаптация чего? — уточнил Пашка.

Слава отчётливо сглотнул.

— Не тяни кота за яйца! — разозлился Соколов-младший. — Сам позвонил, теперь телишься! Думаешь, мне делать не хер тут⁈

Телефон у уха снова вздрогнул — наверняка драконом. А Марципанников прошептал:

— Адаптация того, что отцу не сказали тринадцать лет назад о том, что у него… родился внебрачный ребёнок. Моя типа сестра. Тут ебаная муть навертелась! Можем встретиться⁈ Я так, бля, наклацаю, походу, Третью мировую или взрыв атомной бомбы своими кривыми руками, пытаясь трояк в семестре переправить!!!

Глава 10 Сатанинская бутылка

Заполучивший уже сто восемнадцатый уровень Пашка встретился с Марципаном минут через сорок, в беседке. И тут вокруг продолжала бродить та самая тётка, которую Слава игнорил в прошлый раз и продолжил сейчас: явно трупачка. Пашка на неё тоже перестал внимание обращать — слушал.

— Сначала песня была. Как в другой мир попал прямо, — говорил бледный, куда более похожий на ожившего покойника, чем призрачная баба, Марципанников. — Муторно только оттого, что отец с мамой стали… Такие… вроде крутецкие. Только ваще не они.

— Это да, — вставил Пашка.

— А в прошлое воскресенье… — здесь Слава сделал паузу, будто собираясь с духом, но таки продолжил: — отец собрал нас за столом, сообщил, что долго был неправ, а теперь хочет всё исправить. И… рассказал мне и маме, что у него есть ещё дочка!!! — выдал Марципанников, и Пашка выпучил на него глаза. — Типа ей тринадцать. Типа он с её мамкой когда-то замутил чутка, а потом та пропала. И вдруг объявилась и сказала — вот, его дочка. И типа отец с тех пор дочке этой помогал постоянно, виделся, гулял даже!!! Он её считает такой же своей родной, как и меня!!! Прикинь!

— Мать опять его бросила? — догадался Пашка.

— Куда там! — выпалил Марципанников. — Это и есть главный трешак! Она сказала, что понимает его! Что ребёнок не виноват! И что будет честно этой Насте стать частью нашей семьи! Типа мне надо общаться с сестрой, а ей со мной!

— Ахереть.

— Это не всё! Они в среду вечером устроили ужин у нас! Позвали эту бабу, Лизу, и девку! Просто сюр. Мама с отцовой любовницей за одним столом, общаются, сука, ищут, чем мы с девкой похожи характерами и на внешку! Прикинь!

— И чё, сильно похожи? — прыснул Пашка.

— Те, может, рожу начистить профилактически? — прищурился Марципан. — Тупая девка бляди этой — мне никакая не сестра! Хрена с два я с ней стану возиться! Ну и короче… — Он очень тяжело вздохнул и уставился в пол.

— Ты чё… ты удалил её, что ли⁈ — ахнул Пашка. — Игрой⁈

— Да ну я же не псих всё-таки! — отшатнулся Слава с возмущением. — Тупая, но живая же. Она мне не мешает, если к нам отношения не имеет. Нет, я… — Он зажмурился. — Короче, я же прокачался уже. Нашёл в памяти этой Лизы дебильной, мамаши её, день, когда она решила отцу сказать про ребёнка. И переправил, типа она не говорила, скрыла. С адаптацией. Три дня до того на эту адаптацию баллы набирал, дорогущая, под триста тысяч. Сорок три квеста сделал, хорошо хоть бонусы пошли стоящие. Ну и применил…

— Норм идея, — одобрил Пашка с примесью уважения. — Каким боком тут отец-инвалид? — тут же вспомнил он.

— Да я сам откуда знаю, бля⁈ — рассвирепел Марципан, и его телефон громко завибрировал на лавке. — Первый день нормально всё было. Родители эту чухню забыли. Опять идиллия, все дела. Я папку проскринил всяко: ни следа воспоминаний.

— Она чё, явилась говорить сейчас про дочь? — предположил Пашка. — И покалечила твоего батю?

— Ты совсем дебил⁈ — прищурился Слава. — Как бы она его покалечила, в ней пятьдесят кг веса! Ты вообще видел моего отца⁈ Говорю же: удалились на хер успешно и Настя, и Лиза-блядина с ней вместе, может, отец и имени бы не вспомнил даже её, он с ней по пьяни ваще замутил, я так-то проверил. Удалились чисто, но папа какие-то колёса стал принимать в непомерных количествах, — помрачнел Марципан и вытащил сиги. — Вчера у него что-то там обострилось, — продолжил, прикуривая, он. — И короче: они теперь с мамкой считают, что у него уже тринадцать лет рассеянный склероз. И это только звучит, блять, лайтово! Это писец, а не болячка, и она не лечится! Надо на таблах дорогущих сидеть. Аналоги наши — фуфло. А ещё в полиции работать нельзя, и типа батя столько лет скрывает эту херобору!

— А при чём… то есть это потому, что он забыл про дочь, что ли? — не въехал Пашка. — Лаг?

— Я не знаю! Там при тяжёлых формах — ваще инвалидность. И это не про забывчивость, не то что типа склероз, там жесть! Я почитал всё.

— У тебя баллов нет убрать его с адаптацией? — уточнил Пашка.

— Да я, блять, сру теперь! — чуть ли не плаксиво выпалил Марципан и скривился. — Можно баллы набрать. А что взамен вылезет⁈ Я вообще связи не понимаю, с хера это случилось⁈ Если у всего такая побочка… в натуре, не игра, а «Сатанинская бутылка».

— Какая ещё бутылка⁈ — выпучил Пашка глаза.

Сатанинская⁈ Он что, знает⁈

— Да рассказ такой есть, — сплюнул Слава на пол беседки и растёр харчок подошвой. — Чел душу продал, у него все хотелки сбываются, пока бутылка у него, только всё через треш. А избавиться можно, если продашь дешевле, чем купил. Ну суть тут в том: что сбывается через жопу.

— Душу продал? — увидел Пашка совсем другую суть.

— Да ну забей, нах! Это я к слову. Делать чё⁈ Чем больше редачу, тем хуже выходит! Прямо как ты говорил тогда!

— Должна быть логика. Игруха всё логично делает, — закусил губу Пашка, давя желание просветить Марципана по поводу того, как он угадал со своей бутылкой. — Ты говорил, батя твой девочку эту содержал типа всегда?

— Ну он же не мурло какое, — сощурился Слава. — Если заделал ребёнка, отвечать надо. Хоть ты бухой, хоть косой. Говорю же: она пришла к нему уже с младенцем, не отморозиться же было! Это я решил Настю выпилить, отец бы никогда так не поступил! Чё за предъява⁈

— Я те слова не сказал поперёк, — отметил Пашка. — Я к тому, что игруха не правит прошлое. Только восприятие. И если твой отец куда-то бабки немаленькие — на маленькие особо ребёнка не вырастишь — годами девал, то игрухе надо было подобрать замену. А может, и чё ещё он делал из-за этой девахи. Уезжал там, типа того. Вот и заменилось на болячку, на которую нужно было тратиться и нужно будет опять, которую батя твой, как дочку, скрывал, и это ему мешало. Вроде логично.

— Офигеть! Точно! — встрепенулся Слава. — Стоп, — тут же добавил он. — Это, если я его от рассеянного склероза вылечу прилогой с адаптацией и память снесу, то новая поебота подтянется? Окажется, что отец тринадцать лет был на счётчике у бандюганов, или в казино играл, или наркотой баловался, или другая какая муть⁈

— Скорее всего, — согласился Пашка.

— Охуеть, — схватился за голову Марципан.

— Можешь его без адаптации вылечить, — подумав, добавил младший Соколов. — Типа прошло вдруг. А раньше было. Адаптации вообще муть, с ними надо аккуратнее. Ахуительно всё перекраивают, и не отрегулируешь.

— Может, вернуть этих Настю и Лизу? — ссутулился Марципан.

— Это как знаешь, — пожал Пашка плечами.

— Просто вылечить без адаптации я и ща могу сам, на это хватит очков, — продолжал бывший одноклассник, глядя в пол.

— Ну и заебок вроде. Ты прокачался до сотого, да? — уточнил Пашка.

— Сто седьмой ща. Только что-то одна поебень. Ты сам как? Не шарашит?

— Шарашит то и дело, — без подробностей сознался Соколов-младший. — Ты б ещё проверил, что у той Насти вылезло взамен дотаций от твоего бати, — отметил он. — Тоже ведь какой-то дичью могло заместиться.

— Бля-я-я-я! Су-у-у-ука! — выругался Слава. — Слушай, те не кажется, что игруха нас в итоге угробит? — вдруг добавил он. — Ни хера она не помогатор. И никакие учёные её не разрабатывали, мура это всё. И правильно в Васинской теории только то, что мы — крысы подопытные. Или там жертвенные тушки. Ты не думал завязать? Выпилиться?

— Это нереально, — честно сказал Пашка. — Думал. Нарочно так пойдёт, что хера с два. Когда я первый раз решил, ты объявился с обсёром и другие пользователи повылазили. А потом — историк.

— А мне квест помог понять, что ты мне подгадил на самом деле, — закусил губу Слава. — Значит, если бросить играть, у других квесты будут на мне клиниться, так?

— Типа того, — кивнул Пашка.

— Но мне не нравится это всё. Чёт надо делать.

Он умолк, подкуривая очередную сигарету.

Мёртвая женщина снова прошла мимо входа в беседку и двинула вокруг неё свой миллионный круг.

— Есть одна тётка странная, — вдруг проговорил младший Соколов, провожая покойницу взглядом. — Только не угорай, — с угрозой предупредил он. — Меня на неё когда-то квест вывел. Тётка — гадалка типа. Она мою бабку Лиду чуть на дом не развела, по квесту я бабулю спасал. Только адрес гадалки этой записал, и чёт решил позырить на неё, сильно странные штуки она бабке говорила, — минимизировал подробности Пашка. — По виду — чучело из анекдота. Но она… как будто про игру знала.

— Как⁈ — вытаращил глаза Слава.

— Ну, не прямо. Она в бредовой манере, типа пророчества, говорила. Но по делу. Потом… кое-что подтвердилось. Короче, она сказала, что может помочь выпутаться. Но… за миллион баксов.

— Чё⁈ — отвесил челюсть Марципан. — Ты больной?

— Ну я и послал её потому, — разозлился Пашка, и уже его телефон завибрировал драконом. — Но сбылось потом, — внушительно добавил он. — Догоняешь?

— Что именно? — хмыкнул Марципанников насмешливо. — Ты знаешь, как вся эта лавочка работает? Говорят размытое, что под любую ситуацию можно подтянуть, и лохи ведутся.

— Она сказала точно, — отрезал Пашка. — Даже значок достижения из прилоги нарисовала мне. Точь-в-точь!

— Так, может, она — пользователь? — поднял бровь Слава. — Ты скринил её?

— Нет, она сказала телефон в коробке у двери оставить, а потом я в ахуе был.

— Ну так позже чё не вернулся? Телефон в коробке — наверняка же пользователь! Или бред какой-то. Ты меня развести пытаешься, что ли?

— Это она меня пытается развести. Если она пользователь, на хера ей от меня бабки? Если она просто мошенница, с хера она у школьника просит столько лаве? Это же запредельная, нереальная сумма. Просто вдруг… она реально что-то способна сделать? — закончил Пашка уже почти шёпотом.

— Типа чего?

— Не знаю. Но мне муторно к ней идти, — откровенно признался младший Соколов. — А разобраться надо.

— Давай я пойду и проскриню? — предложил Слава. — В башке ж можно посмотреть, пиздёж или нет.

Пашка кивнул. Он, собственно, ради этого и рассказал про гадалку.

В таксо Слава спохватился и предупредил, что если Пашка его разводит, надо ему поберечься. В целом понятно — всё звучало максимально бредово. Но очень надо было проверить на ком-то гадалку, к которой один Пашка стремался заново идти. Потому что она была странной даже с поправкой на продажу души. Игруха вот не даёт никаких пророческих фич. Может, конечно, контракты старого образца были другие… Но если так: то бабень будет реально полезной и вполне способна что-то уметь эдакое. Но не за лимон же баксов!

Короче, не зря Марципан ёрзал: и правда сейчас был в роли подопытного кролика.

Пашка показал дом, назвал квартиру и вместе со Славой не пошёл. Ждал у падика. Думал.

Собрать лимон зелени казалось анриалом. Это вылезет жопой сто пудов. Не так — так эдак. Может, потому она сама и не делает?

Но на кой ляд кому-то целый лимон зелени? Вроде по хер этой бабе на всё, раз после десятков лет на контракте до сих пор живёт в панельке с ремонтом из фильма о нечисти…

Марципанников проебался на полтора часа!

Пашка уже всерьёз думал, что надо идти своего кролика спасать. Но оттого становилось ещё муторнее. Мало ли что эта баба умеет? Что, если она спокойно влияет на пользователей «Доп.реальности»?

А может, она внушила просто своё «пророчество»? Типа он вспомнил, что оно было, когда уже случилось? Как адаптация? И тогда от неё пользы ноль.

А если её скрутить? Типа физически? Пашка же теперь биоробот.

Но ей может быть не надо ни на что наводить камеру. Когда она душу продала, и мобил-то не было… Вдруг другой принцип работы? Вдруг она не слабее Пашки на деле? Вон Островская же не выглядит тяжеловесом, а покруче Капитана Америки апгрейтнута.

Короче, не пошёл младший Соколов на выручку. Только позвонил раз двадцать, почти уверенный, что Марципан как-то умудрился уйти, например, пока покупал Пашка сиги в ларьке на углу дома.

Но он ошибся. Наконец-то тот появился на крыльце подъезда.

Ещё более потерянный, чем утром.

— Чё там? — подскочил Пашка.

Марципан посмотрел на него растерянно и моргнул.

— Это не шарлатанка… — пробормотал он и как-то дёрнулся всем телом. — Переварить надо.

— Колись, чё было⁈ — допытывался Пашка.

Выглядел Слава совершенно ошалелым. С полминуты молчал, но младший Соколов повторил вопрос и даже тряхнул его за плечо.

Марципан отшатнулся.

— Погоди ты… Она… реально знала, что не могла. Не мошенница… — отрывочно бубнил он.

— Бабло просила? Предлагала что-то? — подсказал Пашка.

Слава кивнул.

— Просила. Пять лямов.

— Баксов? — выпучил зенки Соколов-младший.

— Не. — Слава снова словил вечность, но всё-таки пробубнил: — Рублей.

— Не понял, — возмутился младший Соколов. — Да с хера тогда мне столько⁈

— Ты думаешь, у меня есть пять лямов, что ли? — вынырнул из затупа Слава. — Л-я-я-я, где я столько возьму⁈

— А на хера? Что она сказала, ты понял-то?

— Понял, что прав был. Игруха — «Сатанинская бутылка», которая угробит меня и моих родных, если не изба… — Слава вдруг моргнул, и глаза его не открылись полностью, а остались прищуренными. — Стопе! Соколик, — вспомнил он погоняло, которым вместе со своей шайкой любил называть Пашку, когда нагибал в школе, — откуда она взяла про Стивенсона?

— Чё⁈ — совсем запутался младший Соколов. — Про кого?

— Ты ей сказал про Стивенсона⁈ — угрожающе гнул Слава. — Только ты мог! Ты на связи с ней, что ли, блять⁈ Ты что удумал⁈

— Я не знаю никакого «сона»! — возмутился Пашка.

— Я ночью про рассказ вспомнил, тебе одному сказал! Ты меня разводишь с этой бабой ебанутой⁈ Сначала тащишь сюда, а потом её озаряет про то, что я сказал одному тебе⁈ Вы мне пять лимонов наших против ляма баксов наплели, чтобы я решил, что это мало⁈ Ты, блять, меня семьёй моей будешь шантажировать, ушлёпок⁈ — перешёл Слава на крик и вдруг сильно толкнул Пашку в грудь. — Я к тебе за помощью, а ты меня разводишь⁈

— Полегче! — перехватил его руки младший Соколов. — Ща рыло тебе сверну, придурок, будешь пихаться!

— Разводи кого другого! — выкрикнул Слава. — Дебилоид! У меня реальные проблемы, у меня отец инвалидом стал! Чуть родители не разошлись! Я к тебе за помощью, а ты мне мстить за школьные обидки⁈ — брызгал слюной он. — А я уже решил, что ты — нормальный! Хера с два! Не прогибался бы нормальный с третьего класса! Чмошник ты и мурло!

Пашка заехал ему в скулу под вибрацию в кармане.

Но в прямую драку Слава не полез.

Сплюнул кровь разбитыми губами и сверкнул очень нехорошим взглядом.

— Не переживай, уж не обращусь, сучара! Разводи кого другого. Бывай! — просипел он и стремительно пошёл прочь к выходу из дворов на проспект.

Пашка встал столбом, глядя на удаляющуюся спину. В причину наезда он ваще не вкурил, но что — этот имбецил реально решил, что младший Соколов посадил ряженную⁈ Да на хера⁈

— Дичь… — вслух сказал Пашка и спустился с крыльца гадалкиного падика.

А когда Слава свернул за дом и стал невидным, на плечо младшего Соколова вдруг из-за спины опустилась рука.

— Страх очень развивает фантазию, милок, — сказал чей-то голос, и Пашка подскочил, резко обернулся и шарахнулся от карикатурной бабки в цыганском шмотье, которая умудрилась подкрасться бесшумно, невзирая на свои бесконечные бусы и пришитые к платкам монетки.

— Правды всякий бежит, — продолжала она. — Зачем пришёл без дара? Времени бы лучше не терял. Не так много у тебя того времени. Позабытый недруг станет тебе главным врагом, а суд состоится раньше срока. И даже получив шанс, ты, обмороченный, сделаешь ложный выбор. Я могу подсказать и оградить по силам, но условия тебе известны, и сначала их нужно соблюсти. Ты — можешь.

— Я знаю, что вы продали душу дьяволу! — выпалил Пашка, потому что посреди улицы цыганская бабка не была такой завораживающей, как в своей берлоге.

— Все души и так его, — усмехнулась она, не смутившись и не удивившись. — Не про меня речь, про тебя. Фантазии все твои ничем не лучше Святославовых. Ты поменьше думай да сочиняй. Лучше деньги ищи. Не поспеть можем.

И она отвернулась, сделала пару шагов и поднялась по ступеням на крыльцо подъезда, колыхая своим безумным нагромождением юбок и звеня, как детская погремушка.

Отойти от ахуя Пашка всё-таки успел: вытащил телефон, быстро разбил дракона и навёл скан игрухи, но прилога выдала:


«Ошибка! Взаимодействия заморожены!»


А цыганка зашла в подъезд и закрыла за собой дверь.

Глава 11 Срочно нужен грешник

Как же Пашку всё это заманало!

С каждым уже даже не днём, а часом всё вокруг запутывается всё больше! Только, блять, пророчеств с угрозами и недоставало для полного счастья. И перспектив собирать лям баксов, нах.

Лям баксов не пойми за что! Да это, наверное, годовой бюджет Пензы!

Ну и от чего могла бы спасти его эта бабка? Если она сама себе лям собрать неспособна, когда он ей так понадобился!

А Марципан припизднутый если хочет идти нах, так пусть идёт, туда ему и дорога! Ещё нашёлся обвинитель!

С хера всё то, о чём Пашка (да кто угодно!) мечтает, вылезает боком на постоянке⁈ Это по жизни так? Всегда? И по фигу на сделки с дьяволом?

Ведь любой, любой человек хочет всемогущества так и эдак. Чтобы все делали, как он скажет, или хотя бы чтобы можно было купить всё.

И чё? Если бы Пашка, например, просто стал олигархом, замутив какой удачный стартап, ему что, тоже быстро прилетело бы по шапке столькими подводными камнями от владения баблишком, что он бы офигел напрочь? Что за вселенская несправедливость⁈ Везде какие-то сраные последствия и непонятки! И все пути ведут в жопу!

Почти шестнадцать лет (ну кроме первых трёх-пяти, наверное) ненавидел Пашка унылые вводные своей серой житухи. А сейчас выходит, будто при любых наверняка была бы жесть.

Почему гадалка с десятилетиями могущества сама не спиздит бабки, а заставляет «клиентов»⁈ Она что-то узнала дополнительное⁈ И типа пытается не нарушать теперь заповеди, что ли? На фига? Если уже всё продано?

И почему она такая тупая? Просила бы вменяемые суммы, было бы их у неё куда больше! Давно бы выбралась с задворок Пензы!

Или всё-таки загвоздка не в деньгах?

Что она может знать⁈ Какой ещё позабытый недруг? Островская? Ну ей ща точно не до Пашки, как бы.

И ангелы не чешутся там. Сверкнули задом, наобещали непонятного в грубой форме и испарились, блин. Ща Пашка как психанёт, спиздит где денег безумное количество, а потом пернатые сами ему подписку, блин, аннулируют, — и вот тут и объявится ФСБ какое-нибудь. Веселуха.

На зоне и раскается…

Пашка сплюнул и потопал к дороге, чтобы сесть в маршрутку. Решил вернуться к экономии хоть где-то. А то начнут скучающие зоркие бабки-соседки подбивать, сколько Соколов на таксо разъезжать начал.

Дали медведя.

Братец дрых перед ночной сменой, а Другая мама и Юля Малышева развели на кухне бурную деятельность: лепили и жарили пирожки, что-то обсуждая и хохоча то и дело, как те подружки.

Пашка невольно припомнил мамку такой, какой она была до перепрошивки. Вечно угрюмая и злющая, готовая поднять крик по любому пустяку, припоминая все грехи до пятого колена.

Из всех даров игрухи, пожалуй, настройки матери было страшнее всего потерять.

А если бы Пашка не психовал и перепрограммировал отца, вместо того чтобы…

— Завтра выходной у Серёжи, ты сам свободен или работаешь, Паш? — спросила Другая мама, вылавливая из казана кипящего масла румяный пирожок с капустой. Она всё ещё считала, что младший сын колесит курьером целыми днями и потому отсутствует дома так часто.

— Ещё… не знаю точно, — осторожно ответил он.

— Мы думали устроить шашлыки! — воодушевлённо объявила Юля. — Познакомимся поближе.

— Я предложила на Дальний ручей пойти за парком, — кивнула Другая мама. — Мангал даже у Семёна спросила разборный. Он нам одолжит. Ты как?

Пашка уже и вдохнул, чтобы по привычке откреститься от любой семейной мути, но вдруг подумал: почему, собственно, нет? Вон даже и с братом в целом они скорешились чутка за балконную ночь. Другая мама орать не станет. Юля эта, может, и не пропащая… А как-то отвлечься от пиздеца вообще не повредит.

— Может, попробуешь Люсю пригласить? — подсказала Другая мама осторожно.

— Она на море, — быстро ответил Пашка. — А так да, можно, наверное.

— Круто! — залыбилась Юля. — Пирожки бери. На подоконнике — сладкие, вот — с яйцом и луком. И капуста ещё есть.

Пашка нагрузил две тарелки и даже всерьёз подумал посидеть с ними на кухне, но телефон завибрировал, когда явно не могли присудить достижений, разве что авансом свинью, и потому Пашка мобилу глянул.

В пуше висела инфа о системном уведомлении.

В прошлый раз такое было, когда Васин качнул историю Соколовской кухни. Что опять на его голову⁈

Пашка подхватил тарелки и поспешил в комнату. Быстро развернул игруху через пуш.

Это было ещё похлеще домогательств Васина!


'Системное уведомление:

Уважаемый пользователь! По истечении двух с половиной суток завершится тринадцатый день в статусе Системный администратор, Живой бес.


Персон в работе: 5. Общее время изучения личностей: 20 часов, 50 мин. Ссылки отправлены: 0 человек. Лицензионные соглашения по ссылке приняты: 0 человек.


Подробнее…


В работе:

Вадим Игоревич Якушевич. Текущее время изучения личности: 9 часов, 24 минут.

Пионова Людмила Викторовна. Текущее время изучения личности: 1 час, 05 минут.

Соколов Сергей Андреевич. Текущее время изучения личности: 0 часов, 02 минут.

Малышева Юлия Егоровна. Текущее время изучения личности: 0 часов, 37 минут.

Лебедева Екатерина Викторовна. Текущее время изучения личности: 2 часа, 17 минут.


Удалено после изучения:

Александр Константинович Завихренников. Время изучения личности: 2 часа, 17 минут.

Лосев Андрей Витальевич. Время изучения личности: 4 часа, 12 минут.

Трипольский Олег Станиславович. Время изучения личности: 0 часов, 05 минут.

Елохин Юрий Всеволодович. Время изучения личности: 0 часов, 06 минут.

Аршинская Лариса Семёновна. Время изучения личности: 0 часов, 08 минут.

Соколова Лидия Викторовна. Время изучения личности: 0 часов, 21 минут.

Соколова Елена Аркадьевна. Время изучения личности: 0 часов, 16 минут.


Для сохранения статуса необходимо заключить >1 контракта до истечения тринадцатых суток [осталось: 59 часов 47 минут]. Отправить ссылки:


Якушевич В. И.

ДА — НЕТ

Пионова Л. В.

ДА — НЕТ

Соколов С. А.

ДА — НЕТ

Малышева Ю. Е.

ДА — НЕТ

Лебедева Е. В.

ДА — НЕТ'.


Пашка икнул и стремительно убрал брата с Юлей и Люську из поганого списка.

Твою дивизию!

Пашка закусил губу, таращась на угрожающий текст.

Не, ну если вдруг понадобится миллион баксов собирать, он никак не справится с лимитированными баллами! А если у него реально есть какой позабытый недруг, то это факт другой пользователь. И терять теперь привилегии, учитывая обстоятельства, ваще не варик.

Значит, надо с кем-то подписать контракт. Срочно.

Хапнув полпирожка с абрикосами, Пашка приземлился на кровать и полез смотреть, чё там за пять дней приключилось с сыном гнидня в Подмосковном санатории.

В понедельник всё было очень даже круто. Гость добрался под вечер, его встретили с распростёртыми объятиями, разве что красную дорожку не расстелили. Вдолбили Вадику, как он устал (хотя он совсем не устал), потом накормили ресторанным хавчиком и определили в комнату вроде отеля в кинохах про богачей. Это ему очень даже понравилось.

Во вторник Вадик продолжал быть довольным, потому что его много часов кряду внимательно слушала девица-психолог с чёлкой, похожей на швабру. Слушала и со всем соглашалась, так что Вадик оттянулся за всю свою никчёмную жизнь. Персонал санатория, разодетый в бежевые комбинезоны, улыбался на каждом углу, как в рекламе зубной пасты. Жратва тянула на Мишлен.

Тем же вечером в санаторий заявились телевизионщики и отсняли всяко Вадиков барский досуг. Поначалу он даже послушно делал, что просили, но через час начал злиться так, что подключилась шваброчёлочная девица.

В среду ресторанные блюда превратились в столовские, девица продолжала кивать на всё, что бы ни нёс Вадик, дежурные Аквафреш-улыбки стали младшего Якушевича нехило подбешивать.

В четверг Вадика перевели в общую палату на шесть человек, а время сеанса кивания с девицей сократилось до часа. Но подкосила Вадика арт-терапия. Получив чистый альбом для рисования, фломики и задачу изобразить свою боль, Якушевич-младший послал всех глубоко в жопу.

В пятницу он потребовал билет обратно в Пензу, но сильно ошибся. Оказалось, что в первый вечер подсунули пациенту на подпись какие-то бумаги, которыми он разрешил держать себя под замком до полного «выздоровления», хотя сам даже не слышал от кого-либо, что болеет. Вадик устроил ор и дебош, в результате чего его накачали какими-то колёсами так, что уже сутки лежал гниднев отпрыск на койке и пялился в потолок общей палаты не двигаясь.

— Мля! — выругался Пашка, сворачивая историю Вадиковой памяти.

Ни хера никто ему там мозги на место не поставит, только убрали с глаз долой, сюжетец для протокола забабахали и забыли. Жопа Вадику. Только в результате он ни в чём не раскается, а только убедится, что все кругом него виноватые, а он — жертва. Тем более ща он реально жертва, как бэ.

Было уже шесть часов вечера с копейками. Таймер обратного отсчёта, появившийся в углу админского раздела учётки, показывал пятьдесят шесть часов пятьдесят три минуты. И пока Пашка туда таращился, минут стало пятьдесят две.

А единственный пристойный кандидат на отправку ссылки сгорел бесповоротно.

И что теперь делать⁈

Пашка зажмурился. Принялся усиленно шевелить мозгами.

А потом свернул «Дополненную реальность» и взялся гуглить всякую муть вроде анонимных форумов с признаниями. Рассудив, что те, кто начал их уже куда-то писать, наверное, о чём-то стали задумываться…

Нарыл площадку «Сделал и стыжусь. Делимся историями» и взялся штудировать последние сообщения:


'#3765489

Украл у своей бабушки 3 тысячи. Она сказала, что, наверное, потеряла. Я не признался. Мне было 15. Сейчас 23. Бабушки больше нет. Деньги давно потратил, а прощения — так и не попросил'.


«Мура, мелко», — решил Пашка.


'#3765490

Сказал маме, что люблю её, а сам надеялся, что она не выйдет с операции. Я больше не мог за ней ухаживать. Мне 35, я сломался. Она выжила. А я теперь живу с этим.


«Середнячок», — определил Пашка, но ссылку на пост скопировал в заметки'.


'#3765491

Я закрыл глаза, когда видел, как учитель бьёт ученика. Просто отвёл взгляд. Мальчику тогда было лет десять. Я был старостой, мог что-то сделать. Не сделал. Сейчас мне 29. Этот эпизод снится до сих пор'.


«Этот, небось, теперь проповедует, блять!» — разозлился Пашка так, что в игрухе дали дракона: форум перекрыл пуш с уведомлением.


'#3765492

Обманул девушку, что у меня рак. Просто чтобы она не ушла. Продержал её рядом год. Потом она узнала. Я сломал ей психику, она лежала в клинике. А мне до сих пор никто не врезал'.


Ссылку на это Пашка тоже сохранил.


'#3765493

Была ситуация: я знал, что мой друг невиновен, но молчал. Его отчислили из института. Просто потому, что так было проще для всех. Он до сих пор думает, что его предал весь мир. Но только я знал правду'.


Это Пашка уже тоже начал копировать, но потом передумал — мелковато.


'#3765494

Я выложил интимное фото девушки, с которой расстался. Просто потому, что она меня бросила. У неё были серьёзные последствия. А я тогда смеялся. Сейчас мне 27. У меня дочь. Я молюсь, чтобы с ней никто так не поступил'.


Вот этого точно надо поскринить.


'#3765495

Сдала сестру в интернат. Ей 14, она с особенностями. Мама умерла, а я не справлялась. Но я даже не пыталась справляться. Просто привезла и уехала. Сейчас ей 20. Она почти не разговаривает. А я — нормальный человек вроде как. Только с этим грузом.


#3765496

Бросил жену в роддоме. Сказал, что вышел покурить, а сам сел в такси и уехал к любовнице. Сейчас у меня с той — ребёнок. А первую дочь я так ни разу и не увидел.


#3765497

Врал на исповеди. Серьёзно. Каждую Пасху. Шёл туда и выдумывал грехи, чтобы не говорить настоящие. Один раз сказал, что ударил человека, хотя на самом деле — чуть не убил. Хотел, чтобы хоть кто-то сказал, что я ещё не совсем тварь.


#3765498

Я довёл человека до самоубийства. В классе. Травили всей толпой. Я не был главным, но и не остановил. Потом на похоронах смотрел в глаза его маме. Она сказала «спасибо, что пришёл». А я хотел провалиться сквозь землю. Мне было 17. Сейчас 30. Не забыл ни дня'.


В заметках уже имелось шесть ссылок, которые могли бы подойти с поправкой на то, что это писали реальные люди. Чтобы отработать, надо было их как минимум найти.

Начал Пашка с ходока по исповедям, который кого-то чуть не убил. Но тут же встала новая проблема: как скринить профиль, если он в том же самом телефоне, что и камера, которую надо навести?

Пятьдесят пять часов пятьдесят минут на всё про всё, включая розыск авторов постов и анализ всего, о чём они в интернетике не написали. Хорошо хоть в админском разделе можно изучать инфо удалённо: ведь даже не факт, что пользователи площадки ваще в России, не то что в Пензе!

Пашка подорвал зад и пошёл на поиски мамкиного смартфона. К его большой радости, тот заряжался в зале на тумбе, а пирожковая веселуха продолжалась на кухне, распространяя по квартире аппетитные ароматы (это при том, что Пашка уже обожрался до двух свинок за время поиска форумов).

Прихватив мобилу, он вернулся на исследовательский пункт. И даже перекинул мамке в воцап ссылку на любителя исповедей, открыл с её телефона страничку и приготовился морально к тому, что игруха начнёт выебоны и станет определять не содержимое на экране, а сам гаджет, и весь план окажется потерянным временем. Но проверить не успел.

Потому что позвали Пашку по имени тихим, сдавленным каким-то голосом.

В углу комнаты стоял, глядя в пол, призрачный батя.

Глава 12 Неисповедимые пути упрямства

— Ну и зачем ты мне изгадил последний угол, засранец? — сквозь зубы спросил батя. — Мало было того, что отца родного ухандохал? Тебе ещё протоптаться по нему надо⁈

Пашка выронил свой и мамкин телефоны на кровать. Внутри поднималась буря. Всё зря, всё напрасно!

— Зачем Кате моей отправил эту пакость⁈ — наседал призрак грозно.

— Чтобы она тебе объяснила! — огрызнулся младший Соколов. — Думал, у тебя что-то в голове работает!

— Что объяснила? — просвистел отец — Какие у меня жена и сын гадюки подколодные⁈ Объяснила так, что поперёк горла встало такое слушать! Удружил!

— Чего⁈ — поперхнулся Пашка и вытаращил глаза.

— А что она, по-твоему, там трындит теперь, как шарманка китайская⁈ — вскипел призрачный батя. — «Допекли», «извели», «настроила сына против отца»! Слышал, что? Тебя, оказывается, против меня мать настроила, как тебе⁈ Сидела, видать, настраивала, как старый радиоприёмник на кухне! Настроила! Совсем тупым тебя Катя считает, что тебя так просто дуре старой «настроить», покрутив вертелки! Это ты хотел, чтобы она мне рассказала⁈ Или думал, что она от меня отвернётся⁈ Катя — одна во всём мире, кто меня за человека держал! Вбил ей в голову, что я прячусь теперь! И сам эту дрянь прислал в оправдание! Очень хорошо! И зачем⁈ Чтобы милицию прекратила терроризировать⁈

— За человека⁈ После этого⁈ — выдохнул Пашка.

— А что ты с дуры возьмёшь⁈ Я уже не могу слушать, как она там лепечет, пересматривая эту помойку! Я про сына и Ленку даже и от неё не стану грязь терпеть! Ленка — да, стерва, ну так я с этой стервой двадцать три года прожил! Чтобы Катя когда при мне живом хоть слово раз поперёк моей семьи сказала — никогда того не было! Не позволил бы! — ударил кулаком в ладонь батя. — А теперь сидит, стрекочет! Доволен⁈ Того хотел⁈ Если ты, сопля зелёная, думал выдавить из неё что-то против меня, так ты молокосос пустопорожний! А теперь давай, крутись как хочешь, но чтобы она эту херню из головы выкинула! А то ещё к ментам побежит с этой плёнкой! С неё станется! Насочиняет, кто там виноватый, и доказывать пойдёт! Тебе же хуже будет!

— Не пойдёт, — просвистел Пашка.

— Не учи меня, пацан! Ты что, думаешь, Катю лучше меня знаешь! Зачем ты ей это в голову всунул⁈ Ты думаешь, мне нравится слушать грязь всякую про сына и жену, что ли⁈

— Ну ты же так про нас думаешь! — рассвирепел Пашка, и его лежащий на кровати телефон подсветил пуш с драконом и уведомление о достижении сто девятнадцатого уровня. — Всю жизнь свою ненавидел и меня, и мамку, и Серёгу разом!

— Ты что мелешь, щенок⁈ Ты в своём уме⁈ Где, когда я ненавидел сынов ро́дных⁈ Ты глянь, до чего договорился! Ленку мог поучить, так у ней язык без костей! Ненавидел! Думай, что говоришь! Рот тебе с мылом нужно вымыть! Я, значит, двадцать лет впахивал, чтобы вы с голоду не подохли, а ты мне такое⁈ Ненавидел! Всегда к матери вашей возвращался! Всё, что вы портили, по новой покупал! Голодные не сидели вроде никогда! Ненавидел! Или тебе красной икры на завтрак подавай⁈ Так извиняйте! Университетов не кончал. Как мамка твоя, которая тоже вон колготками на рынке торгует! У тебя деньгами, что ли, любовь меряется⁈

— Да ты гнобил нас постоянно! — рявкнул Пашка под новую вибрацию.

— Гнобил, ага! Слов-то таких откудова нахватался⁈ Гнобил! Когда! Да я слово тебе говорил раз в неделю, паршивец!

— Вот-вот, — прошипел Пашка. — Тебе наплевать на нас всех было. Всегда. Что есть сыновья — что нет. Ты мне столько, сколько сегодня, хорошо, если за полгода говорил, блин!

— А когда мне, по-твоему, трепаться⁈ Если бы не вы, я бы, может, и жил себе нормально! Деньги были бы! А я всю жизнь пахал, чтобы вас прокормить! Ненавидел, надо же! Не развернулся, не ушёл! Хоть бы и к Кате, которая меня уважает!

— А не Катя тебя выгнала? — сверкнул глазами Пашка.

— Мамаша! — рассвирепел дух. — Не Катя! Катя бы одумалась! Дура она, вот и повелась на долбёжку материну! Все уши старая ведьма прожужжала! Катя потом тут же за голову схватилась, на следующий же день! Но я даже Кате не дам так про моих детей и жену говорить!

— Ой, нашёлся, защитник! А сам что ты постоянно про нас всех нам в глаза говорил⁈ От любви большой⁈ — вскипел Пашка.

— Я отец! Я право имею! Кровь вы мне всю выпили!

— Охрене-е-е-еть! — выпучил глаза младший Соколов. — Мы⁈ Тебе⁈ Это ты вот ща день смотрел, как сыну бухой кишки продырявил отвёрткой, а теперь говоришь, что мы тебе кровь пили и ты нас не ненавидел⁈

— Раз один! Случайно! Под горькой! В том виноват, виноват, слышишь⁈ Доволен⁈ Раз за жизнь виноват! Потому что вся твоя благодарность была — на отца руку поднять! Из дома выгнать! И не пустить! В родной дом, который я тут по камешку собирал!!!

— Мы живём в панельке, — прищурился Пашка.

— Ты меня не учи! Тут всё мной куплено! Своим горбом! Всё! Жизнь положил на вас!

— Да ты просто на нас положил! — чуть не заорал Пашка. — Ты даже за покушение на мою жизнь себя оправдываешь!

— Так я теперь сам мёртвый! — взвился батя. — Покушение⁈ Не ты на отца с кулаками пошёл⁈

— Ты мать ударил! — просвистел младший Соколов. — Лицо ей расквасил!

— За дело! За дело, слышишь! — В отличие от Пашки, призрак орал в полный голос. — Она меня в дверь не пускала! Развод ей подавай!

— Ты свалил к шалаве! — перебил младший Соколов.

— Катя не шалава! Не смей! Катя — святая женщина!

— Ха! Святая! — так и захлебнулся Пашка. — Колбасу на работе ворует, просрочку людям подсовывает! Твоя святая, может, давно много кого на тот свет прописала, и сама не знает даже! Святая!

— У неё выбора нет! — заорал отец. — Пашет ночами за три копейки! Ей лба своего кормить чем-то надо! Тоже всё деньгами меряет, скот великовозрастный! Тоже ему всё подавай, тоже должны все! И завтрак должны, и обед, и ужин! Да не компот, а «кака»-колу! Курсы ему оплати, чтобы дудел соседям на горе! Штаны купи, курток купи, ботинки купи! Мамаше помоги, поесть привези! Катя не справляется на одну зарплату! Она от безысходности тащит! Она мухи не обидит, а за сына — убьёт! Ты что знаешь⁈ Ты, увалень, привык жить на готовом! Ты жизни не видел! Ты даже представить не в состоянии, что в холодильнике может жратва закончиться! Что она там не растёт, что её туда покупают! А прежде — работают!

— Так надо было не в магаз реализатором наниматься и не лампочки вкручивать, а на нормальную работу идти! И если ума нет, так не заводить детей! — зарычал Пашка. — На хрена вы меня с мамкой родили⁈ Мало вам одного сына было⁈ Электрику и продавщице, а⁈ Чтобы ты сейчас своё скотство копейками сраными оправдывал, на которые и не покупалось ничего толком⁈

— Ну ты свинья неблагодарная! — взревел призрачный батя. — И правда, пожалеешь, что такого уродили!

— Выходит, мама сказала бредятину, — просвистел Пашка. — Вот и хорошо!

— Ха! Лена только бредятину и несла всю свою жизнь! Вот ещё новость! И вот интересно, что это такое она тебе сказала⁈

— Что сама виновата в том, каким ты стал, — рявкнул Пашка вполголоса, едва сдерживая ярость, чтобы не услыхали мать и Юля на кухне, и чтобы не разбудить брата. Телефон дрожал от новых драконов и «хе».

— Чего⁈ Виновата она⁈ Баба⁈ Тьфу! И каким это я стал⁈ Я стал⁈ Я⁈ Меня таким жизнь сделала, жизнь! Ты сам ещё увидаешь, какая она! Помяни моё слово, погань! Ты слезами кровавыми ещё умоешься!

— Лузер и скот, — припечатал Пашка с яростной жестокостью. — Даже умер как неудачник последний!

— Ты как про отца покойного, тобой же ухандоханного! Ты как смеешь! Неудачник! Всю жизнь страдаю то от одних, то от других! И от матери твоей пустоголовой, только никого она из меня не делала! Сил бы не хватило! Сделала! Много она на себя берёт! Умная больно! Её послушать, так у всех всё хорошо, кроме нас!

— Согласен, — сверкнул глазами Пашка. — Тебя хоть на руках носи, сукой останешься последней! Вон шалава твоя носит, и чё-то поменялось⁈

— Никто меня никогда на руках не носил! — взбеленился батя. — Что тебе Ленка наплела тут про покойника, что наболтала уже, стерва⁈

— А типа пилила тебя много! Сейчас самому смешно! Тебя попилишь! Говорит, заругала, и ты стал никчёмный! И правда, дура!

Телефон бился в конвульсиях от прибывающих «достижений».

— Мне с трёпа Ленкиного, что с козла — молока! — горячился всё больше дух. — Выискалась виноватая! Думаешь, планов не было⁈ Думаешь, так и хотел всю жизнь лампочки чинить⁈ Мы кооператив с Семёном и Петром в девяностые основали! Фирму свою планировали! Но Петьку с продажей двушки развели, как детсадовца, и мы весь капитал потеряли! Мы с Семёном кредит взяли, да не у тех! Пришлось мне мамкину хату продать, чтобы расплатиться! Старуху в деревню на дачу в Нечаевкау прописать! Ленка тут кто? Где тут Ленка? Ишь, виноватая она! В том, что бандюганы кругом и мошенники она виноватая⁈ Или в том, что страну целую потом в финансовую пирамиду затащили⁈ Или в том, что деньги стали как бумага нарезанная стоить? В росте цен виноватая, может⁈ Она из меня неудачника сделала⁈ Жизнь сделала! Лена только и знает, что трындеть! Виноватая! Я не тряпка, чтобы из-за бреда Лены… чтобы она своим поганым языком… Ты её больше слушай! Я, если бы слушал её, в петлю бы давно полез!

— Ты своим похуизмом в маме всё самоуважение забил! — перебил Пашка. — Ей ничего не оставалась, кроме как говорить!

— Фантазёрка твоя мамка, — гнул батя, — с амбицией! Ей бы одно — перещеголять сестрицу! Всем нос утереть! Ни черта не видела, что делалось!

— Вот и она так сказала, — хмыкнул Пашка. — Тебе бы только спорить! Мама и говорит, что перегнула! Что ты не соответствовал её хотелкам! И она пилила потому! А ты стал по бабам бегать! От неё! И бухать, чтобы её не слушать!

— Такое она тебе сказала⁈ — вскинул руки дух. — Хороша! Ты думаешь, мне нравилось, как жизнь складывается⁈ Ты думаешь, я доволен⁈ От неё пить стал, надо же, какая краля! Пить стал, потому что невмоготу! Потому что у всех кругом получалось, а у меня — нет! Потому что с Семёном вместе погорели, а потом он и машину купил, и ремонт сделал в хате! И по морям стал кататься!

Вдруг последний закатный свет так странно лёг на батину махающую руками фигуру, что показалось Пашке, словно сквозь него стало видно стену и Серёгину кровать.

— Не от Ленки я по бабам шлялся, много на себя берёт! — горячился отец. — Ленка сама кому хочешь даст фору! Две работы тащила на горбу столько лет! От гордости своей поганой не признаёт, что сама семью вытаскивала! Или ты думаешь, я не видел, какая она⁈ Или, ты думаешь, мне легко на неё было смотреть⁈ Сравнивать легко⁈ Вот и пил! Вот и шастал к кому похуже! Ты меня за тупого не держи! Я, думаешь, не видел, как Петруша Лунькин поднялся, хотя первый в девяностые с голой жопой остался, квартиру потерял⁈ А потом по ресторанам козырным встречи с одноклассниками проводил! Выкарабкался, сука, пиджаки стал носить с галстуками! Вроде одну жизнь живём! За что ни возьмусь, всё сыпалось! Я, я один такой — легко, ты считаешь⁈ Пил от дури своей, не от Ленки! Ленка правду всегда говорила! Только та правда хуже горькой! Вот и…

Отец качнулся вперёд и теперь уже наверняка стал прозрачным, как тот слой фотошопа с изменёнными параметрами.

В горле у Пашки пересохло, слова пропали. Он только таращился во все глаза на батю… сквозь батю…

— Ты больше слушай мать свою! Она тебе расскажет, такого расскажет! Ленка сочинять мастерица! Она мне тем и понравилась! Смелая была! И осталась, только жизнь её заела! Я не выгреб. Ещё пусть не рассказывает, — нашлась виноватая! Пускай не придумывает! Ты ей так и скажи! Слышишь! Бабы мои все, кроме Катьки, были однодневные! Я даже имён их не повспоминаю! Не от Лены я к ним, от тоски! Лена пусть не сочиняет! Её сочинительство саму погубило, хватит уже! Просто жизни лучшей хотела, вот и… Связалась, с кем не надо было. Со мной связалась. — Отец растерянно поднёс к лицу совсем прозрачные свои руки. — Что такое ещё⁈

— Кажется, ты понял… — прошептал Пашка. — Призраками бродят только те, кто вообще ничего про прожитую жизнь не понимают.

Внутри что-то сжалось в горький, пульсирующий ком и задрожало. Отец умолк, только двигал без звука прозрачными уже губами. Растерянный и потерянный, каким Пашка не видел его никогда.

— Там вроде не больно, — прошептал младший Соколов с титаническим усилием, будто каждое слово было глыбой, которую надо было сначала поднять и уже потом протолкнуть через горло. — Просто можно дальше думать. Ты же не раскаялся? — уже почти беззвучно добавил он. — Ты же просто понимать начал, да?

— Жалко, что так всё было, — пробормотал тающий отец. — Я мог бы всё иначе повернуть, да не захотел, видно. Виноватых искал, чтобы себя не винить. И так всю жизнь… На тот свет, что ли, отправляюсь?

— Точно, — еле выдавил Пашка, и глаза защипало так же, как тогда, на болоте.

— Ты на Катю мою не серчай, сын. Я виноват, что задурил ей голову. Ей досталось от судьбы, только она не сдалась. Верит в будущее. Я смеялся, а она верит. Катя, если и делает кому пакости, только от безысходности. От хорошей жизни бы никогда, не такая она. Просто обстоятельства у неё тяжёлые. Она за всё потом себя поедом ест. И за продукты сворованные, и за меня, что из семьи другой отца переманивала. Так бы она никогда… И про мою семью бы плохого не думала, если бы меня, дурака старого, не полюбила не пойми за что… Ты Катю не вини, и мать береги. Мать у тебя — ломовая лошадь. Ты её меньше слушай, а больше делай. Матери помощь нужна. В жизни не признает, а нужна. Больше всего другого. Больше даже, чем быть лучше всех и хвост распускать. Только помогать ей сложно. Но ты всё равно попробуй, раз уж я не смог… И прости меня, сын. Если можешь, прости за всё, что я не сумел. И за это, — приложил он почти невидную ладонь в своему животу там, куда Пашке засадил в пьяном угаре отвёрткой.

Призрак стал едва различимым, а потом пропал совсем, и его затихающий голос умолк.

Пашка таращился в стену за Серёгиной кроватью.

Внутри пустело.

Телефон на постели вздрогнул пушем с медведем уныния.

Полуавтоматически взявшись за него, Пашка невидящим взглядом разбил череду достижений и уведомления о новых уровнях (был у него после этого разговора уже сто двадцать первый).

А потом упёрся взглядом в таймер обратного отсчёта. Пятьдесят четыре часа тридцать восемь минут.

Тридцать семь минут.

И тут словно бы опять прозвучал в комнате голос пропавшего бати.

«Катя, если и делает кому пакости, только от безысходности. От хорошей жизни бы никогда, не такая она. Просто обстоятельства у неё тяжёлые».

Отцова Катя… идеально подходящий грешник…

Глава 13 Все смешалось в доме Островской

«Все вы творите то, что почитают за зло, не по своей душевной природе и не по выбору своему, а ввиду довлеющих обстоятельств».

«Святая Катя» подходила просто идеально.

Но слать ей ссылку теперь…

Пашка поджал губы.

Ему стало почти жалко отца только что. Но где-то внутри оставалась упрямая железная стена. Потому что привидение, растаявшее минуту назад, и тот чёрствый зверь, с которым он вырос, не сливались до конца в один образ.

А грешник был нужен позарез.

Младший Соколов подобрал телефоны и разблокировал оба (мамкин пароль он знал). Открыл ссылку на блог, уже почти не веря в этот грандиозный план.


«Мобильный телефон вашей матери».

«Дисплей мобильного телефона».

«Высокопрочное сенсорное стекло».


Пашка закусил губу и откинул мамкину мобилу в изножье постели.

Хрена с два. Тут или какого надзирателя колонии искать и через его память скринить всяких зеков, или выносить приговор «святой Кате».

Которая всё вполне заслужила. Потому что не хер зариться на пятидесятилетних женатых дедов, блять. Может, по поводу колбасы у неё и не было выбора, хотя тоже так-то очень спорно, но в штаны к бате лезть…

Пашку передёрнуло. Опять во всех красках представилось, как вот это вот всё могло у них быть.

В игрухе дали дракона.

И не просто так оно сейчас сложилось. А потому что возмездие. И так-то в её всех трудностях, которые так батю харили, прилога очень даже поможет. Будут у Лебедева и штаны, и куртка, и, может, музыкальный талант в придачу.

Женька вон уверена, что в Аду даже и получше.

Поехать к ней, что ли? И обсудить? Чтобы она его окончательно уговорила?

Только скачает ли тётка возраста мамки игруху? Они же из такой херни только камешки в ряд и пасьянсы умеют. Или прилога сама всё сделает?

Что теперь с батей?

Пашка поёжился. Кожа волной вздулась мелкими колючими бугорками на руках и ляжках под штанами. Что-то внутри словно бы сжалось.

Про отца думать не хотелось. Но так-то все когда-то умрут.

И без всяких там сыновьих контрактов он бы ни в какой Рай не попал. А вообще шатался бы бесконечно призраком. Так себе перспективка. Или это получше?

Вот Пашка бы сам как хотел, если можно было бы выбирать?..

Надо решать с Лебедевой.

В дверь кто-то позвонил.

Младший Соколов зашёл в админский раздел и уставился на ФИО Лебедевой во «В работе». Рядом манила кнопка «Отправить ссылку». Почему, собственно, должен Пашка нянькаться с батиной прошмандовкой? Нашлась, блин, святая.

Женька наверняка бы его убедила. В натуре мотнуться к ней?

— Здравствуйте, тёть Лен! — послышался из прихожей знакомый бас Толика. — Пашок дома? Дописаться ему не могу.

— Может быть, уснул. Сейчас. Вот, знакомьтесь: это Юлечка, девушка моего Серёжи. Заходи, Толя. Пирожков будешь? — засуетилась Другая мама, когда Пашка высунулся из спальни.

— Ты как тут? — вытаращил глаза он.

— Чё трубку не берёшь? — поднял красноречиво на весу рюкзак Толик, показывая, что тот тяжёлый. — Вчерашнее предложение в силе?

Младший Соколов замялся только на полминуты. Ссылку он так и не отослал. Мысли про отправившегося в Ад батю грозили обрушиться потоком. Женька могла не ответить, как и вчера.

Рюкзак, который Толик опустил, соблазнительно звякнул.

— Я в деле! — решился Пашка. — Ма, мы… — Он хотел сказать «прогуляемся», но вместо того выпалил: — Выпьем с Толяном немного у меня?

Приятель выпучил глаза.

— Только не проспи завтра весь день, мы же на пикник собираемся, — кивнула Другая мама. — Пирожков вам наложу сейчас разных. В комнате у тебя сядете? Тебе рюмки или стаканы? Проходи, Толь, разувайся.

Пашка хмыкнул.

Подвисший на минуту Толик неуверенно стянул кроссы, опасливо косясь на Другую маму.

— Это ты навертел тёть Лене программу «Идеальные предки»? — уточнил он, когда в Пашкиной спальне на столе оказались три блюда с ароматными пирожками, стаканы, рюмки и даже салфетки в подставочке, а дверь за собой Другая мама прикрыла, попросив не шуметь сильно, чтобы не разбудить Серёгу.

— Ты чего не утешаешь там Островскую? Устал? — оставил вопрос без ответа Пашка.

— Да прикинь! Она нас всех выперла! — тут же переключился Толик, всплеснув руками, даже бросил сгрызать с бутылки бюджетного коня пломбу. — Короче, там паноптикум: то плачут, то ржут, вспоминают Отара. Тело из морга отдадут только в понедельник, потому что выходные. Погребение во вторник. У родаков его перелёт с пересадками, они ща в Москве ещё, должны быть под утро. И тут заваливается Васин!

— Чё? — вскинул Пашка брови.

— Васин, наш одноклассник! — пулемётил Толик. — Прикинь! Откуда они знакомы, не имею понятия. Но пришёл типа поддерживать Иру. Максим, мне кажется, взревновал. Васин, как Максима увидел, тоже напрягся. А потом, короче, Макс вдруг с бухты-барахты уснул башкой на столе. Яся сначала задёргалась, а потом стала странная и взялась такси вызывать, типа ей очень надо в редакцию дописать какую-то статью. Это среди ночи в субботу, чтобы ты понял. И Островская подхватила, Васину сказала ждать, а в это время мамка её вдруг на диване уснула и Ваха тоже. А Макс оклемался и как баран на поводке, без единого слова, с нами уехал. Я тебе зуб даю: Ира всё это своей игрой обделала! Вообще мне самому там уже невмоготу было торчать, мы же даже ночевали у них с Максимом и Ясей. Башка квадратная. Но прикол в том, что она что-то мутит с нашим Васиным! Она сначала ваще недовольная была, что он завалился, явно. А потом засуетилась — и вот это вот всё! Я вот ща вообще не удивлюсь, если она наставляет Максиму рога. Ты, походу, был прав про неё, вот что! Яся реально попёрлась в редакцию, Максим поехал домой. Ну а я к тебе. Мне ща напиться — самое оно будет! Прикинь: у неё отчим умер, а она мутит с Васиным так в открытую! Офигеть можно!

— Васин к ней яйца подкатывал, — вспомнил Пашка, берясь за стакан. — Только я думал, что ей на него пох.

— Как бы ей на Максима пох не оказалось, — отметил Толик и плеснул в колу коньяк. — Я в шоке. Такая пара.

Пашка подкатил глаза.

— Чёт тут не то. Островская в Безумного Макса втюренная, это точно, — проговорил он уверенно.

— Да что ты заладил! — возмутился Толик и хватил полстакана разом. — Максим нормальный пацан, с понятиями! Гордость семьи, а-ха-ха.

— Что-то тут нечисто, — гнул своё Пашка, пригубливая коньяк. — На фига ей Васин? Он же дундук.

— Ну так-то он крутой, бабы любят накачанных, — пожал плечами Толик. — Только я думал она с Максимом по-серьёзке.

Втемяшить Толику, каким Васин был ещё совсем недавно жирдяем, скорее всего, было бы проблематично, и Пашка не стал. Сраные адаптации всё приятелю в башке под себя перемололи.

Но что это затевает Островская? Такое, что даже на похоронную херабору забила. Не могла же она реально запасть на Васина? Вроде стебала его скорее, это он слюни пускал. Если бы нужен был Васин, не адаптировала бы она на днях всю эту муть про годичные отношения с Безумным Максом и его идеальную липовую личину. Не, тут какие-то мутки. А с Островской надо ухо держать востро.

Только сейчас настолько, блин, не до неё…

Пашка насупился, перед глазами опять встал тающий призрачный батя, таймер обратного отсчёта на поиск первого грешника и лапатомордая святая Катя, так и не получившая подлую ссылку.

А ну как она её скипнет?

Пашка хапнул полный стакан коня с колой залпом, подхватил телефон и свалил от Толика в сральню. Зашёл через админский раздел в настройки папкиной бабы и снёс хотение пересматривать видос.

Опять вернулся к странице с таймером.

Если с Катей будет накладка, нужен какой-то временной люфт. Нельзя пробовать за пару часов до крайней даты. Жопа постоянно вылезает во всём.

Конь с колой немного примирил Пашку с реальностью. И в комнате ждали ещё почти две бутылки.

Всё равно никаких вариков других не видать.

И душа продана.

Нужно быть дебилом, чтобы возвращаться к общим условиям пользования игрухой. Стать, как та гадалка, которая бабки должна из людей вытряхивать. Нет.

Пашка глубоко вдохнул и клацнул по «Отправить ссылку».

А потом понёсся к Толяну и спасительным бутылкам, будто за ним черти из толчка вылезли.

Вполне понимая в эти минуты батино пожизненное алкашество.

Завели бессодержательный трёп и даже стали постепенно сбиваться на ржач. Пашке сделалось полегче. Бухло реально помогало.

Нет, он не повторит отцова пути, не станет так поступать часто и уж тем более регулярно. Но сейчас дело особое.

Имеет полное право.

На двух третях бутылки ФИО Екатерины Лебедевой перепрыгнуло из раздела «Ссылка отправлена» в «Договор заключён», и на добрые пять минут кишки у Пашки внутри опять завязались в узел.

— Ты чё? — отвлёкся от трёпа Толик. — Пашок, ты в порядке?

— Плесни чистого, — просипел младший Соколов.

Сегодня он вообще не будет про всё это думать.

Пашка схватился за стакан, сам добавил в него ещё янтарного пойла, отломил от сладкого пирожка половину, чокнулся с Толиком и даже открыл рот, когда жопа пожаловала в гости на скоростном поезде.

Сквозь дверь просочилась, вертя башкой во все стороны, призрачная Лиля в синем лыжном комбинезоне.

— Твою мать! — выпалил Пашка в панике.

Рука дрогнула, и коньяк наполовину выплеснулся на его футболку. Толик схватился за салфетки, Пашка опустил глаза на намокающую одежду, и ещё с три минуты Лиля внимательно в них с Толиком вглядывалась.

Но потом издала ликующий клич.

— Ты! Я так и подумала, что Игорёшка про тебя! Ну ты засранец! Ты что, приклеил бороду⁈ Ты обалдел! Ты от меня ныкаться решил⁈ Офонареть, я всё время, оказывается, знала твой адрес! Ну ты и козлина так делать! Ты же меня один видишь вообще!

— Пашок, ты чё? Ты куда вылупился? — начал оглядываться Толик.

— О-па! Это же тот, что был у девахи, к которой мы припёрлись! А он меня видит? — Лиля качнулась Толяну в лицо, частично просочившись торсом через его плечи. — Не видит! А ты прям думал, я тебя никогда не найду⁈ Ты с фига от меня прятался? Тебе жалко, что ли, поболтать⁈ Ты бы хоть какое-то уважение к мёртвым имел! Что ты молчишь⁈ Эй, алло!

Толик помахал у Пашки перед рожей растопыренной пятернёй.

— Земля! Приём! — прыснув, позвал он.

Младший Соколов перевёл на приятеля ошалелый панический взгляд.

— Ты молчишь, чтобы он не услышал? Ты от меня теперь точно никуда не денешься! — трындела призрачная Лиля, так и подпрыгивая от радости. — Или ты можешь пропадать, как тот дядька? По фигу, я теперь-то знаю, где ты живёшь! Ты же тут живёшь, да? И как я сразу не додумалась, дурында! Мы же к этой хате ходили сторожить с Игорёшкой! Слушай! — встрепенулась она, расширяя глаза на пол-еблища. — Я же тебя видела, зараза! Ты босой шёл! Точно! Не узнала из-за этого маскарада. А ты и дома ходишь ряженый? Ты думал, я тебя вот так в лицо не узнаю вблизи? Вот умора!

— Да замолчи ты хоть на минуту! — взорвался Пашка, и Толик немного от него отшатнулся вместе с табуреткой, которую Другая мама принесла с кухни.

— Ты белку, что ли, поймал? — заржал затем он. — Пора стопорить. Или снимай себе опьянение, так же можно? Моё только не трогай, бабла мало сейчас, на новый выпивон нет. Бюджет на время отпуска предков у меня ограниченный… Пашок, ты куда пялишься? Ты меня опять разводишь, что ли?

— Вот это тебе будет со мной весело! — захохотала Лиля на всю комнату.

Младший Соколов схватился за голову.

— Как ты сюда попала? — проскулил он.

— Это что за приколы⁈ — возмутился Толик. — Хер ли это я «попала»⁈ Офигел, чё ли⁈

— Игорёшка пошёл к тёлке, с которой постоянно чатился, потому что у неё кто-то отбросил коньки! Она ему написала в покое её оставить, а он язык высунул и побежал наоборот. Там куча народа…

— Пашок, ты куда зыришь⁈ — начал злиться Толик. — Ты вообще на этом свете, мля⁈

— … И у тёлки такой же телефон, как у вас! В натуре! — не замолкала Лиля. — Она меня только не видит тоже. Она наклацала, и все ушли, вот этот чувак тоже. Игорёшка сразу давай расспрашивать, что за Максим там был. Перепугался, он на эту тёлку постоянно передёргивал последние дни, на фоты её пялился в инсте, а потом порнушку зырил. Такой ржачный! И писал ей постоянно. А у неё там вроде есть какой-то Максим. Настоящая Санта-Барбара, прямо как я люблю!

Толик тряхнул Пашку за плечи.

— Погоди. Погоди минуту, — взмолился тот. — У меня это… загрузка данных… по игре… посиди спокойно…

— Обалдеть, бесконтактная⁈ — выпучил Толик глаза, зыркнув на лежащий в стороне телефон, и тут же хлопнул себя по рту. А потом взялся бадяжить новый конь с колой, во все глаза таращась на Пашку.

— … Но она его быстро успокоила, стала глазки строить, — тараторила Лиля. — А он ей рассказал про воробьёв, и что игра его выбрала, и про тебя тоже рассказал! — Младший Соколов опять чуть не взвыл, но Лиля этого даже не заметила. — Ну то есть я не была уверена, что это про тебя, а просто про какого-то Соколова, — безостановочно, так и захлёбываясь от восторга, говорила она, — и что у него особые функции. Вот на особых функциях я уши навострила ваще! Он стал рассказывать, что его послали качать видос в квартиру Соколова сначала, что в истории помещения типа они с тёлкой и какой-то Марципан ещё приходили к Соколову, а потом он смог на них повлиять своей игрой и память стереть. Вот тут до меня дошло, что за квартиру мы взламывали в первый день, и что тут ты можешь быть! Но я послушала ещё. Игорёшку же воробьи опять под этот дом засылали недавно, мы тут под фонарём почти весь День города проторчали и потом всю ночь, Игорёшка чуть мозгами не поехал, но в письме было сказано ждать, пока Соколов не придёт, но на глаза не соваться ни в коем случае, и сразу в чат сигналить. Мы в подъезде ночевали! А потом утром из этой хаты тётка, которая тут на кухне пирожки жарит, вышла, и Игорёшка её просканил, а там у неё написано, что сын дома спит. Игорёк в чат маякнул и свалил. Я так-то сама тут осматривалась, только я тебя, засранца, не узнала спящим, не всмотрелась, блин, клуша я ещё та. Ну ты и придумал с бородищей! Потом всё воробьёв не было, и заданий не было. Игорёшка какой-то хернёй скучной стал страдать. Но он был самым всё равно интересным, и вот не зря я за ним ходила! Тёлка слушала во все уши! В таком шоке была! Как узнала, что Игорёшку игра выбрала, вообще сделалась фифой, сиськами перед ним маячила, за ручку брала. Он и поплыл. Она говорит: смотри, делай всё по инструкции, не упусти шанс! И мне обязательно рассказывай, а я тебе помогу. Ха! Да она сама хочет стать избранной, я тебе зуб даю! У меня на таких хитрожопых глаз намётанный! Она Игорёшку так разведёт, что к ней воробьи летать станут! Он ей там утешения начал всякие, у неё же кто-то умер. Но я уже не могла там усидеть, потому что я почти стала увереная, что в этой нашей квартире ты, который меня видит! Потому что ты на него воздействовал так, что он не помнил, при мне! Не может же вас таких быть много! Я, короче, бросила их там любезничать, — и сюда. Ну капец ты с этой бородой неузнаваемый! Реально без наводки бы в упор профукала опять! Но теперь ты от меня то-о-о-очно никогда не избавишься! — с полным придурочным восторгом закончила она.

— И чё там? — осторожно тронул Пашку за локоть Толик. — Загрузились твои данные?..

Глава 14 Злоебучий фантом

Пашка мученически посмотрел на приятеля.

— Ты чего мне не отвечаешь⁈ — спохватилась Лиля. — Ты совсем обалдел⁈ Эй, алло! Ты мне знаешь, сколько задолжал уже общения! Ты со мной неделю будешь круглосуточно разговаривать, понятно? Я знаю, что ты тоже сможешь не спать, как Игорёшка, если захочешь, ваши телефоны так умеют. Так что не надо тут! Давай, рассказывай, во-первых, что сам делал, а во-вторых, — на фига! Ты мне нормально объясни, кто вы такие! Слышь, Соколов! Ты же Соколов, да? Давай, отвечай мне немедленно!

— Ты можешь помолчать хотя бы пять минут? — простонал Пашка.

— Ещё помолчать? — вскинул брови Толик. — Ну ок. Только ты странный какой-то. Это надолго у тебя загрузка? Те налить-то?

— Да, — решил Пашка и взял с кровати телефон. А потом бахнул стакан чистого коньяка, запил колой из бутылки и снёс к херам игрой своё опьянение вместе с последними гранями весёлости.

Лиля пошла в наступление: она уже впёрлась между Пашкой и Толиком, заслонив его и встряв по колени в табуретку с пирожками, а чтобы привлечь побольше внимания, взялась махать своими лапищами в варежках перед Соколовским носом. И, конечно, не умолкала.

Пришлось назначать Толику желание ночевать дома и уже сворачиваться.

— Слышь, Пашок, я, наверное, отчалю потихоньку, — услышал он тут же сквозь гвалт трёпа голос невидного за призраком Толика. — Завтра так и так опять к Ире все поедем, лучше бы не с бодуняры. Но конь заберу, сорян. Ща денег свободных мало, да ещё и предки в Турции. Эй, слышишь меня там за своей загрузкой-то?

— Давай. Давай, да, — крикнул Пашка.

— Ты чё орёшь? — заржал Толик, загоняя пробку в недопитый коньяк. — Мама твоя просила брата не разбудить. Сбил настройки громкости при дефрагментации данных?..

Очень довольный шутейкой Толик подхватил ещё пару пирожков и поднялся за Лилей на ноги, засунувшись боком ей в спину. Пашка отвернулся. Смотрелось это дико.

Зато снижение важности вокруг колдовских умений приятеля продолжало работать на ура. Жалко, что этой тупой пизде так про сам факт существования Пашки не нажмёшь.

Толик попрощался с собирающимися спать Другой мамой и Юлей, пожал Пашке руку (сквозь галдящий фантом) и отчалил. Происходящее начало отдавать шизой.

— Так! Замолчи, и я буду с тобой разговаривать! — объявил младший Соколов, когда снова оказался в своей комнате. Лиля от неожиданности и правда заткнулась. — Что, ты говоришь, делал Васин всё это время? У него были новые воробьиные квесты?

— Да! — подскочил на месте фантом. — Следить за этой хатой, и ещё за чуваками какими-то и… Сто-о-оп! — сощурилась вдруг Лиля. — Чего это я буду перед тобой отчитываться, если ты ведёшь себя со мной как козлина⁈ — возмутилась она. — Давай-ка объясняй всё мне нормально и по порядку! Откуда у вас всех такие телефоны?

— Ты мне сначала подробно рассказывай, что Васин растрепал Островской, — прищурился Пашка.

— Кому? — вскинула она брови куда-то под тупую шапку с помпоном.

— Тёлке, у которой кто-то умер. Что он ей про меня сказал? Или ты всё забыла своей пустой башкой уже? — схитрил Соколов-младший и попал в яблочко.

— Да я лучше тебя могу, что хочешь, запомнить! — взвилась трупачка. — Вообще обалдел! Игорёшка сказал, что его избрали, что квесты присылают с птицами дополнительно. Что Соколова надо было проверить, и он узнал про его суперспособности — это чел с таким телефоном на суперспособности чьи-то жалуется, прикинь! Что Соколов может как-то на память таких, как Игорёшка, влиять. И даже ими управлять. Что надо с ним осторожно, чтобы это всё не забыть тоже.

— Осторожно — это правильно, — проворчал Пашка. — А она чё?

— Обалдела! Позеленела почти от злости. А потом решила Игорёшку обхаживать, раз он особенный. Тоже хочет воробьёв, я уверена! Она сперва взбесилась, что он пришёл, а как про всё это узнала — прямо стала душечка. Может, они там уже трахаются вообще. Я не удивлюсь.

— То есть у Островской, ну у тёлки этой, своих воробьёв не было, так? — уточнил Пашка.

— Да ты чё! — замахала Лиля руками. — Она, знаешь, как офигела! И обзавидовалась сразу!

— Давай ты будешь следить за Васиным и Островской и сообщать мне всё, что они делают, особенно про воробьёв и слежку за мной, — предложил Пашка. — А я взамен буду с тобой нормально общаться время от времени. Хочешь, график назначим? И про игру расскажу, только ты всё равно не поверишь.

— Хера с два я от тебя уйду, блин! — упёрла руки в бока Лиля. — Ну ты вообще тупой, что ли? Я десять лет ни с кем не говорила! Ты вообще въезжаешь, каково это, когда тебя никто не видит⁈ — злобно прищурилась она.

— Тогда я ничего тебе не расскажу, мля! — разозлился Пашка, а телефон на столе завибрировал драконом.

— Да куда ты денешься! — расхохоталась эта ТП. — Я тебе дам общаться с кем-то, только в обмен на информацию. Только честную! Потому что я всё проверять буду, понятно?

— Да ты вообще не в себе! — чуть не заорал на всю квартиру Пашка. — С какого я буду отчитываться перед мёртвой тупой пиздой⁈

— Чего-о-о-о-о? Ты как меня назвал, козлина⁈ Ты думаешь, заимел волшебный телефон и теперь тебе всё позволено⁈ Да я тебе такой ад тут устрою, что тебя в психушку запрут, ты понял? А ну извиняйся! Извиняйся, кому говорят⁈

Пашка зажмурился и заткнул пальцами уши. Нарастающий галдёж призрака стал глуше, если напрячься, то шум крови даже перекрывал содержание, и можно было подумать.

Это был полный писец! Она же реально не отвяжется! За полчаса все мозги выебала, а что будет на постоянке⁈ Куда деваться-то⁈

Надо взять себя в руки и подружиться с ней. Чтобы хотя бы отсылалась на время. Или…

Пашка сильнее напряг уши, потому что фантом орал уже, кажется, прямо ему в лицо.

Чтобы избавиться от Лили, надо её развеять. Как батю. Отправить в Ад. Ну или в Рай, мало ли, вдруг раскается. Хотя это навряд ли. Надо, чтобы она поняла свою ответственность, иначе Пашка рехнётся за пару дней.

Он открыл глаза.

— Извини меня, пожалуйста. Ты права, я вёл себя как козлина, — объявил решительно младший Соколов и старательно подбавил в голос участливости.

— То-то же! — возликовала призрачная деваха.

— Я больше не буду тебя игнорировать и прятаться, — продолжал Пашка. — Только мне надо тебя лучше узнать, прежде чем посвящать в тайну. Вот ты говорила, что тебя водитель сбил, помнишь?

— Точно, придурок! Нёсся, как в жопу ужаленный, вообще не притормаживал на поворотах! А его даже…

— Не посадили, — закивал Пашка. — Я помню. Я так-то тебя внимательно слушаю. А вот ты же за ним наблюдала потом, мёртвая, да?

— Ага, — закивала Лиля. — Отмазался, мудила! И прикинь, даже не бабла занёс, а его взяли и оправдали!

— Наверное, у него были большие проблемы из-за этой аварии? — продолжал Пашка.

— Ну у меня явно бо́льшие! — всплеснула руками трупачка. — Я умерла, вообще-то, алло!

— А вот ему сколько лет, тому водителю? У него семья есть?

— Пиздюк маленький только родился тогда, такого же из него морального урода и убийцу вырастят! — вторила Лиля. — Даже интересно глянуть, что у них там из него получилось. Только фигушки я от тебя уйду.

— Это я понял. А вот проблемы из-за аварии у него хоть какие-то были? Или его просто оправдали, и всё? — налегал Пашка.

— Конечно, были! Ты чё? Он же человека насмерть сбил. Они там на адвоката раскошелились нехило, иначе бы он сидел сейчас! А может, таки занесли как-то и бабла, может, я пропустила.

— То есть в долги влезли?

— Хоть какая-то справедливость, — закивала Лиля. — Только на зону его надо было за меня!

— А ты вроде не по переходу шла? — осторожно вставил Пашка.

— И чё⁈ Там магаз, его видно! Все там ходят, даже трава вытоптана.

— Какая трава зимой? — смерил Пашка лыжный комбинезон ехидным взглядом.

— Ну так и что теперь всех давить, если не видно траву⁈ Офигеть логика! — возмутилось привидение.

— А ты не думала, что мужику какому-то тоже жизнь сломала, потому что до светофора не дошла? — проговорил младший Соколов, как считал, очень внушительно.

— Ты чё? Я умерла, а его даже не посадили! Ты вообще слушаешь⁈

Захотелось Пашке стать страусом и голову в пол засунуть.

— Ты бы меньше всяких чмошников защищал, понятно? — пошла в атаку Лиля. — Все вы, у кого возможности есть, телефон там волшебный, или должность хорошая, или лавешка — все вечно на других плюёте! У меня вся жизнь через жопу шла из-за таких вот, умников! Вот когда я варила мыло…

И она завела по новой свою дичь о том, какие вокруг все плохие.

Да ни за что такая не одумается, мля! Так и будет выносить мозги, пока Пашка кукухой не поедет и сам под машину не сиганёт, чтобы хоть в Ад от неё удрать. Это же надо было так попасть с этой клушей!

Ну и чё теперь делать⁈

Лавриков уже точно не станет помогать. Да и чё он может, если эта курица узнала, где Пашка живёт? Хоть, бля, переезжай из-за неё в натуре!

— Ты вообще меня слушаешь? Алло! — возмутилась Лиля. — Ты давай хватит расспрашивать и сам рассказывай, откуда взялись телефоны! И как сделать, чтобы меня все видели, а не только ты? Эй, алло!

— Пожалуйста, просто заткнись! — почти плаксиво взмолился Пашка.

— Ну нет! — взвизгнула призрачная Лиля. — Ты вообще не собирался меня слушать, тебе неинтересно! Ты врун! Надурить меня хотел? Чтобы я пошла смотреть на этого водилу, а ты смылся? Хера с два я опять на такое поведусь! Ты вот если бы меня не кинул, я бы с тобой по-хорошему. И спать бы давала, когда решишь спать, и не мешала бы иногда. Но ты повёл себя, как урод. И продолжаешь! Ты у меня попляшешь ещё! Думаешь, умный? Думаешь, я ничего не понимаю⁈ Да я тебя насквозь вижу! Таким лишь бы ощучить! Ты, если сейчас же не объяснишь всё понятно, я вообще орать буду, так, что у тебя уши в трубочку свернутся, ты понял меня⁈

И тут мелькнула у Пашки спасительная мысль.

Так-то он эту курицу в перьях видит и слышит, но, спасибо, не чувствует. И если…

Соколов-младший сверкнул глазами и полез в свой анатомический справочник. Наклацал в «состоянии органов чувств» слух. И решительно вырубил его на хер.

Сначала наступило полное, почти физическое блаженство.

Ненавистная деваха в синем комбинезоне продолжала шевелить губами и жестикулировать, но совершенно беззвучно. Пашка победоносно залыбился, почувствовал, как завибрировал телефон, и увидел пуш со львом.

Потом стало ему неуютно. Полное отсутствие звуков было тревожным, давящем. Тишина, которая окутала Пашку, оказалась настолько всеобъемлющей, как не может быть никогда. Он даже шума крови в ушах не слышал, сколько ни напрягай мышцы лица.

Пашка поёжился.

Но треклятая трупачка тоже заглохла вместе со всеми звуками кругом. Пусть на время, но она была нейтрализована.

Пашка встал и дошёл до выключателя. Делать шаги в полной тишине было странно, даже жутко. Нажимать на клавишу и не слышать щелчка — тоже.

Из окна струился слабый свет фонарей. Лиля преградила дорогу к кровати, продолжая разевать рот и тыкать руками, но Пашка решительно скользнул сквозь неё, лёг и закрыл глаза.

Пусть делает что хочет.

Надо подумать. Надо решить эту проблему.

Развеять её продолжало казаться единственным выходом, но ведь у него никак не получится. А если пойти вместе к какой-то её родне? Или к тому водиле?

Но точно же будет нести свою дичь и ничего не услышит.

А Пашке придётся всем вокруг чистить мозги, потому что он явно со стороны будет вести себя неадекватно.

Не, с ней нельзя на улицу.

Но не сидеть же тут теперь всегда глухим с закрытыми глазами⁈

Ещё и Островская на его голову! Ну на кой ляд Васин ей растрепал такое⁈ Она же наверняка схватится за Пашку с новой силой! Ни за что не оставит его особые способности без внимания! Надо избавиться от Лили и как-то двинуть к ней и Васину, почистить им мозги хорошенечко. Но Васину продолжат поступать воробьи и опять выведут его на понимание. И что, блять, удумал Вельзевул? Какой в этом смысл⁈

Тишина, ирреальная и почти осязаемая, обволакивала Пашку в какой-то тягучий кокон. Ему и близко не казалось, что сейчас, со всем этим наступившем трешем, реально уснуть. Но он уснул, и довольно быстро. Провалился, словно в мягкую пропасть.

И совсем не видел снов, во всяком случае, таких, которые остались бы в голове и не растаяли.

Пашку разбудило настойчивое потряхивание за плечо. Он открыл глаза, резко и страшно сел и осоловело, с каким-то прямо-таки сакральным ужасом уставился в полной, вездесущей тишине на отступающую от кровати, бесшумно шевеля губами, Другую маму. Пашка попробовал ответить и не услышал своего голоса, хотя горло напряглось. Он так явно, как никогда прежде, почувствовал: от речи, оказывается, вибрируют гланды и маленький язычок между ними, почти щекотно — и очень страшно. Страшно потому, что звука не было.

И от этого безмолвия вокруг, давящего, словно в комнате стало меньше кислорода, волосы встали дыбом по всему телу.

Точно. Глухота! Он же сам включил полную глухоту, чтобы отвязаться на время от Лили!

Пашка проговорил, как он надеялся внятно, что встаёт, и заискал мобилу.

Её нигде не было, и на три леденящие минуты он представил, что останется в плену беззвучия навсегда, сойдёт от него с ума.

Телефон нашёлся между матрасом и стенкой, завалился к основанию кровати.

Звуки комнаты нахлынули, словно горный поток.

Так оглушительно, оказывается, пели за окном птицы, так громко ездили вдали машины и гудели голоса на детской площадке под окном. В спальню долетало тиканье часов из зала, было слышно, как что-то жарится в масле на сковороде в кухне.

Пашка ошалел, замотал головой.

— Выходим через полчаса, — видимо, повторила Другая мама. — Я твой спортивный костюм прогладила. Он в ванной. Одевайся. Гренки на кухне. Серёжа за мясом пошёл, как вернётся, сразу выдвигаемся.

Куда ещё… а, шашлыки. Но он никак не сможет пойти с ними и Лилей, она же неадекватная.

Пашка кивнул матери и опасливо огляделся.

Лили не было. Он слез с постели и, крадучись, пошёл в ванную. Если выскочит откуда-то, придётся ссать через прилогу, мля. Не трясти же перед ней хером.

Но толчок удалось посетить в одиночестве. Пашка умылся, с наслаждением слушая, как вода бьёт по умывальнику струёй. Жить без звуков — это какой-то анриал.

Сказать, что сильное расстройство желудка? Под этим предлогом остаться дома?

И чё? Как будто до вечера можно избавиться от этой маразматички.

Пашка опасливо выглянул в коридор. С кухни пахло яичницей и жареной колбасой. Юля сидела на корточках у холодильника и паковала в рюкзак овощи.

Призрака не было видно.

Пашка растерянно осмотрел все комнаты.

Нигде в квартире сейчас Лили не наблюдалось.

Мотнулась к Васину или Островской, что ли? Типа решила, что Пашку всегда найдёт, потому что вызнала его адрес?

И можно быстро свалить? Если не возвращаться, так она и не поймёт, где искать его.

Или что-то удумала, спряталась? Типа чтобы что-то подсмотреть и понять?

Куда же она подевалась? Неужели так соскучилась просидеть ночь около спящего? Это после десяти лет в покойниках?

Что делать, когда она снова заявится? Ведь лайфхак с глухотой решал только проблему сна и ещё разве что возможность подумать давал.

Пашка бегом влез в спортивный костюм.

Упустить этот шанс нельзя. А куда потом идти и как прятаться лучше решать в безопасном месте.

— Паш! Серёжа внизу, с мясом. Бери бутерброд и пошли, там позавтракаешь! — поторопила Другая мама. — Вот, пакеты тебе, это я понесу. Пойдём! Юлечка! Выходим!

Снова непонимающе оглядевшись, младший Соколов влез в кроссы и послушно потопал на пикник.

Чтобы придумать, куда оттуда сваливать…

Глава 15 На крючке

Во время посиделок у озера Пашка не пил, только цедил брусничный морс из магазинного тетрапака. Мысли были невесёлые. Ща эта припадочная придёт, никого не найдёт в квартире и совсем взбесится. А потом так нагнёт Пашку, что ему вообще больше житухи не будет. Нет, домой возвращаться категорически нельзя. После этого бегства она реально от него уже и на минуту никогда не отлипнет. Нужно искать запасной аэродром и что-то думать.

Опять написал Жене, и опять сообщение повисло с одной галкой. И все прошлые до сих пор были не прочитанными.

Это странно. Не заблокировала же она его за то, что отказался помогать нарушать седьмую заповедь?

У Женьки, кроме свободной пока квартиры и возможности беседовать, имелся мишка Том с землёй с могилы убеждённого беса — купца. Может, он подскажет, как можно избавиться от припизднутой трупачки? Должны же быть какие-то способы оградить дом и себя от духов? Может, как-то землю с её могилы заговорить, или ещё что, отпугивать там, как комаров. Или вдруг святая вода помогает? Хотя это вряд ли: в церковь же она зашла без проблем…

— А ты вообще чем увлекаешься? — приставала Юля, выливая на кусок шашлыка треть упаковки кетчупа за раз. — Я вот рисую неплохо, даже думала на заказ попробовать, например, если кому-то нужны иллюстрации к книге или там обложка. У меня сестра двоюродная в интернете рассказы выкладывает, говорит, там даже некоторые продают, и обложки нужны. А вообще, я собираюсь поступать на менеджмент. Но было бы круто параллельно с учёбой картинки продавать. Как думаете, получится поступить в Пензе? Что-то я переживать начала сильно. Всю ночь сайты вузов читала. Завтра поеду узнавать точно, что надо. Вообще, у них везде с двадцатого числа подача доков, но вдруг я что-то не взяла? Тогда матери надо будет передать мне как-то, это же всё время. Я, наверное, сразу в несколько тут подамся. А ты тоже поступать не будешь, когда школу окончишь? Подбиваю Серёжу хоть на заочку куда-то пойти…

— Я ещё не решил, — рассеянно обронил Пашка и уставился на пылающие в мангале дрова.

— Было бы очень хорошо отучиться вам с Серёжей ещё где-то, — мечтательно сказала Другая мама.

— А работать кто будет? — хмыкнул брат. — Отец не объявлялся? — после паузы добавил он. — Звонил, может? У бабы Лиды спрашивала?

Другая мама посмурнела и мотнула головой.

— Ни слуху ни духу… — сдержанно обронила она.

— А ты где подрабатываешь? — опять привязалась Юля. — Тёть Лена говорит, ты классную работу на лето нашёл. Может, и Серёже туда лучше?

— Реально, ты откуда такие бабки носишь? — возбудился брат.

— Ща. В кусты мотнусь и расскажу, — процедил Пашка и двинул к деревьям, поймав на ходу камерой телефона Юлю.

Вернулся, только когда издали закрепил всем желание не расспрашивать себя о работе. И опять уставился в костёр, куда после жарки мяса накидали новых веток.

Ну и почему телефон Женьки выключен столько времени?

Вдруг и с ней что-то случилось?

От этой мысли стало Пашке совсем паршиво, даже новый медведь уныния прилетел.


«Вы достигли 122-го уровня!»


Младший Соколов проворчал ругательство.

В начале шестого все засобирались домой: мать сетовала на кучу дел, которые надо успеть переделать.

— Я это… сегодня в гостях ночую, у Толяна, его предки в Турцию улетели. Очень звал в гости, — объявил Пашка, и телефон на колене завибрировал очередной «тет». — Может, и завтра останусь.

— Хорошо, только с пакетами помоги, — не стала спорить Другая мама.

Но это вообще не входило в Пашкины планы: наверняка Лиля уже заметила бегство и торчит там, полная планов мести.

Отмазаться удалось, когда Пашка вызвался отнести Семёну мангал. Тот жил от Соколовых за три дома, и риск столкнуться с Лилей Пашка счёл на таком расстоянии минимальным.

Но папкин друг присел на уши, задавая неудобные вопросы, и довёл в итоге до нового медведя. К Женьке Пашка ехал набыченый, в башку лезли воспоминания о тающем призрачном отце, а его последние слова, почти совсем нормальные и человеческие, зудели и не давали покоя. К тому же пожаловало наконец-то чувство вины за отправленную Лебедевой ссылку.

Какие окна были от Женькиной съёмной двушки Пашка точно не знал, но на пятом этаже свет не горел над нужным подъездом вообще нигде. Хотя, может, её окна на другую сторону?

Он поднялся в лифте. Сначала позвонил, а спустя пять минут тишины привычно открыл замки игрой.

В нос шибануло вонью, словно бы что-то протухло. В прихожей и комнатах было темно, но где находится выключатель Пашка успел запомнить.

Шнечило с кухни. Там незваный гость обнаружил и источник: разило из наполовину полного помойного ведра под раковиной. Пришлось даже вынести его в мусоропровод на лестничной клетке.

Пашка закинул вонючее ведро в ванную, пустил в него воду и вернулся на кухню. Его записка по-прежнему лежала на столе. А у плиты высился нетронутый пакет из супермаркета с вискарём и колой, который он приволок в пятницу.

По всему выходило, что Жени с тех пор дома не было.

Это Пашке уже совсем не понравилось.

Не хватало только, чтобы и с ней что-то случилось. Почему можно не ночевать дома два дня и вырубить телефон?

Младший Соколов сел и попробовал вспомнить, какая у Жени фамилия. Это было в квесте, но он тогда так пересрал на кладбище под Ульяновском, что всё начисто выветрилось. Вроде какая-то банальная, каких ещё миллион.

Хмурый взгляд упал на ноутбук. Он успел сесть и вырубиться, но после подключения шнура питания загрузился. Пашка развернул браузер и нашёл среди незакрытых вкладок контактик. Клацнул по «Профилю».

«Евгения Мирошниченко» — значилось над Женькиной фоткой на фоне какого-то цветущего куста. Точно! Только хера с два он по такому сочетанию найдёт её поиском в админском разделе прилоги.

Игра ожидаемо выдала бесконечное число совпадений. А Пашка даже отчества не знал. Его можно глянуть у себя в памяти, если запаяться, потому что вроде отчество было в квесте, или поискать какие-то доки в комнатах. Но навряд ли сильно оно поможет.

И чё делать?

Младший Соколов побарабанил пальцами по столу. Потом, помедлив, глянул непрочитанные сообщения через Женькин аккаунт. Такие были только от какой-то «Зайки Белкиной», которая уточняла, почему Женя не вышла на смену, и писала, что «Борис обещал её уволить».

Это Пашке уже очень-очень сильно не понравилось.

Воцап на ноуте вылетел, и глянуть последние чаты было нельзя, телега тоже выдала QR для входа с мобильного устройства.

Соседям, что ли, в дверь звякнуть и залечь всю ночь искать в чьей-то памяти Женю, чтобы перейти на неё в админском разделе?..

Пашка выпил тёплой колы из пакета и действительно позвонил в соседнюю дверь, но там не открыли. Точно, на этаже же у всех свет не горел.

Ну и как её искать?

Может, подалась просто грешить по своему плану? Затусила с кем-то? А телефон с хера вырублен?

Пашка ещё раз внимательно осмотрел обе комнаты: и ту, где спал в пятницу, со смятым покрывалом на кровати, и вторую. Пытался надыбать мишку с землёй, но его нигде не было.

Если Женька прихватила связную игрушку, значит, нарочно планировала не ночевать дома. Может, укатила на моря к соседке по квартире?

Только это всё равно не объясняло вырубленный телефон и прогул на работе.

На душе скреблись кошки.

Что, если купец втянул Женьку в какую-то бесповоротную муть?..

А если без помощи купца, то какие могут быть идеи избавиться от Лили?

Всю ночь Пашка, как тот дебил, гуглил всякую муру про призраков в интернете. Сто пудов тупорылые статьи не имели никакого отношения к реальности. Хоть иди к той сраной цыганке опять. Только она без ляма баксов ему ничего не скажет, а это — запредельно тупо тырить лям. Сто процентов заведёт Пашку в жопу побольше сегодняшней.

Энергию прилогой он не поднимал и как-то умудрился прикорнуть уже на рассвете.

Снилась лютая дичь про то, как уже Женька блуждает по болоту с полным камней рюкзаком и обещает передать Пашкиному бате привет.

Проснулся за полдень.

В квартире было пусто. В голове — тоже.

Самым правильным казалось наведаться к Васину и Островской и почистить им воспоминания, но вероятность, что, озлобленная новой потерей Пашки, Лиля отирается с кем-то из этой парочки была слишком высокой.

Таймер обратного отсчёта из приложения пропал, в админском разделе значился прогресс:


«1/666».


И это совершенно не радовало. Пашка звякнул Толику, но тот говорить толком не мог: они с Яной и Безумным Максом вернулись к Островской, и туда уже приехали предки покойного отчима.

— Тут сюр, я потом позвоню. Завтра вечером, после похорон уже. Не, Васина нет. Сегодня не было. Давай, реально неудобно. Охереть у меня неделя без родаков тут выходит. Потусил на всю жизнь…

Окончательно обозлённый, Пашка взялся смотреть на ютубчики видео по психологии, чтобы поднатореть в выведении безмозглых баб на самоосознание. Потом мелькнула мысль, что психологию можно прокачать себе игрухой, и Пашка даже всерьёз возликовал (добавив к улову из драконов и медведей льва тщеславия), но тут совершенно внезапно позвонила Другая мама.

— Сын, надо нам срочно встретиться. Если ты домой не собираешься, давай я подъеду, — объявила она. — Ты где?

— Что такое⁈ — испугался Пашка.

— Мне надо с тобой увидеться. Ты у Толи? Я зайду?

— Нет, мы… не дома. Да что такое? Зачем? — допытывался Пашка.

— Ты просто скажи, куда приехать, и я подскочу, куда тебе удобно. Я ненадолго. Всё в порядке, просто нужно повидаться.

— А по телефону нельзя? — растерялся Пашка окончательно. — Хочешь, по видеосвязи наберу?

— Нет, мне нужно тебя увидеть на пять минут.

Она вела себя максимально странно. И очень-очень настойчиво. В конце концов, Пашка сказал, что может пересечься около «Пятёрки» недалеко от дома.

Требовалось людное место, с хорошим обзором издалека. Кинутая Лиля вполне могла бы слышать этот разговор и увязаться за Другой мамой.

Весь полный непонятками и нехорошими предчувствиями, Пашка поехал к «Пятёрке», и потом вынудил маму ждать минут с двадцать, вглядываясь во всё кругом в поисках броского лыжного комбинезона.

Но, кажется, Лили рядом не было.

И он всё-таки к матери подошёл.

— Что стряслось⁈

Другая мама выглядела растерянной.

— Ты… дома не ночевал, я волновалась, — как-то неуверенно проговорила она и моргнула. — Вот, смотри, какого тебе купила, — добавила она и показала прорезиненную башку скелета с цепочкой и кольцом вроде брелка.

— Не понял, — чуть рот не разинул Пашка.

— Просто подарок. — Другая мама шагнула сыну за спину и прикрепила висюльку к его рюкзаку. — Захотелось тебе отдать.

— Ты… не понял, — повторил Пашка.

— Почему-то… почему-то очень мне понадобилось тебя увидеть, — пробормотала Другая мама. — Извини. Что-то в голове засело. Наверное, волнуюсь из-за Андрея, как он пропал. Шла домой с работы и вдруг стукнуло, что надо тебя увидеть обязательно. У тебя всё в порядке? Домой не пойдёшь?

— Сегодня не пойду, — выдавил Пашка. И вдруг задрожавшими руками разблокировал телефон и схватил Другую маму камерой, забывая вдыхать.

Но всё было в порядке. «Елена Аркадиевна Соколова» не отображалась как пользователь «Дополненной реальности».

— Ну… я побегу… ещё ужин готовить… завтра на работу рано. И что это на меня нашло, в самом-то деле? Извини, Паш. Нервы, наверное…

И она непривычно обняла его и пошла в сторону дома. А Пашка ещё с пять минут стоял столбом.

Это что такое было⁈

На телефоне осталось зайденым меню матери. По дороге обратно в пустую квартиру Женьки он прокрутил в наушниках весь её сегодняшний день: утром мать проснулась, накормила завтраком Юлю, пожелала ей удачи с вузами и поехала на рынок. Торговала колготками, как обычно — это он досмотрел на быстрой перемотке уже в квартире. Потом пошла домой. Висюльку с головой скелета продал матери за сто рублей какой-то шкет лет десяти, который подошёл к ней сам у подъезда. Сказал, что копит на велик. На хера мать её купила, было непонятно. Но она тут же, поставив пакеты с едой, которую купила у товарок, взялась звонить Пашке. Потом закинула пакеты домой и пошла к «Пятёрочке».

Пашка сбил менюху и опять добавил мать во «В работе» через админский раздел. Домотал до шкета и переключился на него — Емельянова Никиту Александровича, одиннадцати лет.

Залез в память.

И обалдел.

Никита Александрович перед тем топал в магаз, но вдруг резко затормозил и какое-то время стоял, в него даже чуть самокатчик не впердячился. А потом подошёл к Никите Александровичу Васин собственной персоной, дал в руки этот вот резиновый череп и начал что-то строчить у себя в телефоне. Дальше Никита Александрович уверенно двинул к Пашкиному подъезду и сидел там на лавке часа полтора, пока Другая мама не нарисовалась на горизонте.

— Офонареть! — подскочил Пашка и понёсся в прихожую Женькиной квартиры, где швырнул на пол рюкзак.

Содрал висюльку с лямки.

«Декоративный аксессуар: череп. С GPS-трекером внутри» – определила игруха.

Пашка так и сел на задницу прямо на полу рядом с горой чужих бабских сандалий. Потом вскочил и понёсся с башкой скелета на кухню, расфигачил её пополам ножом и вытащил на свет божий увесистую квадратную фиговину чёрного цвета с мерцающей красной лампочкой.

— Ахуеть! — выдохнул он вслух.

Фиговина определилась как «Портативный GPS-трекер для детей и животных». Погуглив название с корпуса, Пашка узнал, что через эти херовины можно отслеживать местоположение.

— Вот сука! — почти зарычал он.

Потом взял из выдвижного ящичка молоток для отбивания мяса и разнёс устройство на хер.

Глаза при этом у Пашки продолжали быть выпученные. Это что такое⁈ Это Васин настроил мамку повесить ему маячок⁈ Он что, совсем уже попутал все берега⁈ Или это у него по квесту от воробьёв⁈ А если так — то зачем⁈ Чтобы Васин всегда знал, где Пашка? За каким хером⁈ Или он сам такое придумал⁈ Может, хочет ныкаться? Чтобы Пашка не подошёл близко и не снёс ему память? Такое если и придумал кто, то Островская!

— Ошизеть! Суки поганые! — прошептал он.

В прилоге дали дракона.

Мля, надо было не хуярить прибор, а закинуть кому-то левому. Или к шавке уличной привязать. Восстановить, может, прилогой?

Пусть определяет Пашку тут, а он прямо сейчас поедет к Васину, вообще снесёт ему про себя всё, забудет этот долбон, что Пашка Соколов даже и учился с ним в одном классе! Совсем офонарели, черти! Ещё их двоих не хватает для полного счастья! Поверх проданной души, сраных грешников, Лили, которая Пашку родного дома лишила, мёртвого бати, пропавшей Жени… Только этих долбоёбов, блять, и не хватает! Занимались бы своими похоронами! Им ещё потом это учтут, умным таким! Они ещё и за это раскаются, ещё это будут помнить веками в сраном Аду, когда…

В раскрытое с целью мусорного проветривания ещё вчера настежь окно Женькиной кухни влетел воробей с конвертом и как-то боком спикировал мимо стоящей на висячем шкафчике над раковиной вазы, сбив её на пол.

Стекло разлетелось вдребезги, Пашка подскочил, воробей в панике метнулся через открытую дверь в коридор, врезаясь в стены.

Бросив ошмётки трекера, Пашка побежал за ним и проткнул ногу через носок осколком вазы.

— Су-у-у…! — провыл он, прыгая на здоровое и стиснув зубы от боли.

Воробей носился около болтающейся на проводе коридорной лампочки без плафона.

Ловить его пришлось игрухой. Сначала Пашка проковылял за телефоном на кухню, перепрыгнув через осколки, потом исцелил порез, а затем поймал ошалевшую птаху камерой и заставил сесть спокойно на пол. Отрезал верёвку ножом.

Воробью размотал лапку и вышвырнул в ночь.

А сам поспешил открывать письмо.

Внутри конверта на верёвочке, во-первых, оказался ещё один, чуть меньший по формату, но пухлый, словно письмо внутри было сложено во много раз. Он был заклеен, а поверх шли заглавными буквами, написанными от руки, предупреждения:


«Павел Соколов! Не вскрывай квестовое письмо! Нарушение приведёт к полной постоянной блокировке расширенного функционала „Дополненной реальности“! Следуй инструкции во вложении!»


Пашка покрутил пухлый маленький конвертик из плотной бумаги и взял записку, отпечатанную странным, почти готическим шрифтом на желтоватом и обгоревшем по краям листочке А5.


«Павел Соколов! Для сохранения расширенных функций аккаунта до полудня 20.06.18 (среда) ты должен встретиться с Лосевым и передать ему запечатанное письмо из вложения. Необходимо уложиться в отведённый срок, иначе твой прогресс в игре будет сброшен до первого уровня. Не открывай конверт, это приведёт к неотвратимой блокировке дополнительных возможностей профиля на всё время пользования игрой».

Глава 16 По следам

Показалось, что начали неметь губы. Пашка чувствовал их странно. И ещё стали губы холодные.

Квестовое письмо задрожало в руке, а сердце всадилось в рёбра с такого разбегу, что закололо в груди.

Как… как он передаст Лосеву письмо⁈ Как можно назначить встречу покойнику⁈

Кожу Пашки вспучила волна мурашек.

Или от него остался призрак⁈ Но он же тогда не прочтёт письмо и не возьмёт его… А Пашке запрещено открывать конверт и держать, чтобы он как Лиля смог читать что-то в чужих руках. Написано: не вскрывать под страхом самых критических последствий.

Младший Соколов ещё раз оглядел пухлый запечатанной конверт с недвусмысленными угрозами. Заморгал.

Да и разве мог быть от Лосева призрак⁈

Неприятное прохладное онемение перекинулось на ступни и лодыжки.

А что, если он… не утопился? Если что-то пошло не так?

Ведь Пашке… так и не прилетело тогда за Лосева новой «вав». Хотя это он притарабанил ему землю с могилы Агнии. Он был виноват. Но «ноту» не начислили. Так может…

В горле пересохло.

Младший Соколов попятился и опустился на стул, продолжая таращиться в письмо. Вложенный конверт остался на подоконнике.

Пашка сглотнул.

Живой! Лосев может быть живой!

А ведь в натуре! Тогда, когда таймер появился по грешникам, Лосевское ФИО числилось в рассмотренных и отбракованных без всяких пометок, что кандидат того!

Господи, он может реально быть живым!

Пашкину рожу растянула широченная счастливая лыба.

Телефон завибрировал «гимелем» за поминание, кого не надо, всуе. И это было совершенно пох!

Захотелось плясать.

Как найти? Как убедиться⁈

Пашка зажмурился. Давай, думай, тупая башка!

Он попробовал вбить Лосева опять в админский раздел и потерялся в сотнях однофамильцев.

На кой ляд было сносить случайный пипл с привокзальной площади и ту тётку-маршруточницу из «В работе»⁈ Чем они так помешали Пашке, бляха-муха⁈ Сейчас бы наклацал память по Дню города, намотал опять на выход Лосева и переключился, открыл его обзор онлайн и всё разом узнал, так нет же!

А как ещё? Если он по какой-то причине от Пашки спрятался, а допквесты помогают это выяснить… Это надо выполнить обязательно!

Может, тётку ту опять на площади поискать? Она же там работает. Сможет Пашка её узнать, или эти бабы, горланящие остановки, все на морду одинаковые? А если не её смена? И так и так — только утром… Кто ещё видел Лосева, кого можно запулить в админский раздел и переключиться?

Абсолютно, блять, никто.

Лосев был чисто Пашкиным. Вот же засада!

Что, если пойти в лес и скачать историю той похабной лужи? И посмотреть, куда он после неё пошёл? Ведь ничего жуткого в лесу не было, если на самом деле Лосев не утопился!

Живой, он может быть живой!

Пашка подорвался, но тут же сел обратно на стул: не ночью же это делать. И ведь он не видел, какое бездомный выбрал место. Тот ушёл дальше в лес от камней со своим нагруженным рюкзаком.

Но если дойти до камней по своему воспоминанию и дальше смотреть историю локаций по маршруту Лосева, со временем, пусть и угрохав весь день, а то и два, но Пашка должен выйти с ним из леса. Можно вести дальше по локациям и когда-нибудь прийти к тому месту, где Лосев теперь находится! Да, это — ебаная муть. Тем более завтра уже будет неделя, как Пашка его потерял и похоронил, как тот доверчивый лопух.

А за ночь надо бы с Васиным и Островской порешать, с Васиным хотя бы на время — до нового воробья… Только что если там Лиля? Искать Лосева по этому плану с Лилей будет пиздецом полнейшим, как и делать с Лилей абсолютно что угодно.

И вдруг Пашка почти почувствовал, как звякнул в голове колокольчик.

Наверное, вот так всякие открытия у учёных и происходят. Озарения, так сказать. В моменте.

Можно ведь по историям локаций отследить не только Лосева, но и найти пропавшую Женю! А в городе так-то и по хер, что ночь!

В прилоге дали льва. Найти Женю, и пусть её дружбан-купец помогает отвязаться от призрака, а потом уже заниматься Васиным и Островской. А пока надо их отвлечь.

Пашка навёл камеру на ошмётки GPS-трекера на столешнице. Стал рыскать в настройках и сумел восстановить хитрую приблуду. Даже глянуть успел, как ирреально, словно половинки магнита, прильнули вдруг друг к дружке гнутые фрагменты пластика, поглотив вспучившиеся раздробленные микросхемы, и как выпрямился смятый корпус, словно была это пластиковая баклажка, в горлышко которой дунули изо всех сил.

Красная лампочка тоже загорелась опять.

Пашка огляделся. На основании коробочки имелась фиговина крепежа.

Пришлось реквизировать шлейку в коридоре, где цепочка со звеньями: Пашка отодрал её от сумочки то ли Женькиной, то ли её соседкиной. В прилоге дали «хет» за воровство. Но зато приборчик прикрепился надёжно. Оставалось поймать на улице собаку или кошку. Но это по пути.

Пашка смахнул веником осколки вазы к стене, чтобы опять на них не напороться на радостях, сел обратно на стул и загрузил историю кухни. Сначала за пятницу до своего первого визита, потом за четверг и среду. Всё это время квартира пустовала.

Жизнь тут была только вечером во вторник, это, выходит, в тот день, когда Пашка утром от Жени ушёл на встречу с Лосевым. Перед тем как из квартиры двинуть, Женя принесла из комнаты, где Пашка дрых в кошмарах, эту вот сумочку тряпичную с косметической муйнёй. И долго сидела перед зеркалом, нанося и стирая макияж, который, кажется, у неё не получался. Даже туториалы в инсте поглядывала.

Финальная версия вышла у неё боевая: губы ярко-красные, глаза с чернючей толстой окантовкой, да ещё и блёстками посыпанные. Пашка даже и не факт, что вот так бы её узнал.

Потом Женька нацепила очень короткую юбку тоже из шкафа в облюбованной Пашкой комнате, а вот топик взяла в другой. И там же на видосе из истории сидел на постели мишка Том, которого Женя перед выходом запихнула в бабский крошечный рюкзачок. Влезла в босоножки, поправила очень короткую юбку и вышла.

Пашка заскринил время и дату и тоже квартиру покинул: свет вырубил, замки провернул игрой и спустился вниз к подъезду. Прежде чем продолжать поиски исчезнувшей подруги, поймал прилогой шмыгнувшего в дырку к подвалу дома котяру.

Заставил вернуться и сесть спокойно перед собой.

Приладил ему ремешок от сумки на шею, лишние звенья отцепив прилогой, а на нужной длине застегнул самодельный ошейник на карабин. Проверил, надёжно ли держится трекер. И разморозил котяру, который понёсся от него как безумный.

Потом сел Пашка на лавку под подъездом, сверился со скрином и стал искать в истории крыльца нужный период.

Женя вышла из дома двенадцатого июня в половине десятого вечера.

И села в таксо.

Пашка выматерился. Предстояла та ещё мозгоебля.

Провожая блядскую машину до края очередного кадра, он переходил на новую точку и искал по дате историю. Затрахался ещё разе на пятом, а добрался только до первого поворота после выезда со двора.

К половине четвёртого утра, когда начало светать, назлившейся на семь драконов и сто двадцать третий уровень Пашка доплёлся до закрытого уже клубешника в центре. В десять вечера Дня города Женька вышла из такси, постояла в очереди и вошла туда. Только сейчас заведение было под замком.

Пашка достал сиги и закурил.

Можно его взломать игрой и продолжить расследование. Только там наверняка камеры и охранник, да ещё кнопка какая тревожная. Только наряд полиции чистить на опережение и разворачивать сейчас и не хватает.

Стремительно становилось светло.

Сюда можно вернуться вечером: на дверях клуба висела объява, что в десять будет открыто и начнётся даже пенная вечеринка восемнадцать плюс. Второй варик — внимательно следить за выходом. Вряд ли Женька ушла через запасной, правильно? Значит, должна тут появиться опять через какое-то время. Важно только её в толпе не профукать.

Пашка начал отсматривать запись, сев на ограждение у парковки. Но в жопе зудело шило. Метод слежки себя вполне оправдал на практике, в лесу уже светло, а пока он доедет, так и вообще, считай, день будет. А если таксишку, которая на деле двадцать минут ехала, он вёл так шесть с половиной часов, то сколько надо будет Лосева искать по недельным следам? Одна радость — тот навряд ли сильно много ездит на транспорте, скорее на своих двоих топает.

Ну Лосев, ну пройдоха!

Слава богу, живой!

Дали «гимель».

Не, надо было переключаться на воробьиные дела, а не то не успеет точно.

Пашка загрузил историю выхода из клуба за десять часов на телефон и вызвал мотор до остановки «Нефтебаза».

Ещё по пути нашёл кадр, на котором раскрасневшаяся взмыленная Женька с босоножками в руках вышла на улицу под руку с мускулистым бородатым байкером, с виду бухим в нулину.

Она хохотала, а он держал её лапищей за зад.

Пашка поморщился, это было отвратно.

Походу не быть уже Женьке ангелом. Видать, у байкера теперь и живёт, вкушая все грехи разом.

Он заскринил время и дату, когда парочка ушла из кадра скачанного видоса в сторону клубной парковки. После Лосева надо будет к этому вернуться. Так-то странно в любом случае телефон вырубать на неделю. Вдруг этот амбал её в плен взял? И Женьку спасать давно надо, а не обживаться на её хате…

Такси остановилось, и Пашка вышел на улицу.

Было светло. Часы показывали половину пятого.

Видео из своей памяти о прошлом поиске Лосева по кадрам в прилоге он скачал заранее. И, вздохнув, полез в сраную чащу.

Пашка успел подзабыть, сколько в этой жопендии озверелого комарья! На рассвете они особенно возбудились, похоже, приняв младшего Соколова за курьерскую доставку горячего завтрака.

Отмахиваясь от туч гудящих насекомых, он кое-как продирался через кусты. Шёл вроде правильно: там и тут встречались обломанные ветки, следы прошлой лесной прогулочки. Но как же долго-то!

А ведь потом ещё выбираться из леса по истории вместе с Лосевым. И что он удумал? Как вообще получилось-то всё?

Может, Агния одумалась и отговорила его?

Где Лосев теперь?

Понятно, что, даже захоти он Пашку найти и успокоить, не смог бы. Вряд ли же вызубрил номер Соколовской карты наизусть, чтобы опять кого попросить отправить перевод с уведомлением. Да и в таком виде, в каком он мог из этого блядского леса выкарабкаться, никто бы к нему и близко не подошёл.

А что, интересно, в квестовом письме? Очередная попытка Лосева заморочить?

Стоило бы подумать как следует, надо ли конверт отдавать.

Это Пашка на радостях решил, что воробьиный квест ему просто рассказывает, что старый бездомный выжил. На самом деле должна быть причина, и самая очевидная — что чистая душа упущена, а это в планы не входило. Значит, поставят задачу снова сбивать старика с толку. Про то и письмо, которое Пашке нельзя вскрывать и читать самостоятельно.

Но не наступать же дважды на те же грабли, а потом ещё ругаться на свой перманентный тупёж.

Только сначала надо Лосева найти. Извлечь из подлянки выгоду.

Да сколько же он блуждал-то тут, едрить вашу бабушку⁈

Бегунок скаченного видоса едва перевалил за середину…

Интересно, Васин уже носится за котярой по городу, высунув язык? Скоро он вдуплит, что к чему? По квесту у него был этот трекер или по личной инициативе?

Пашка притормозил, свернул видео и утолил игрухой голод и жажду. Потом по-людски поссал в кусты. И поплёлся дальше.

Через полчаса херанул на максимум себе энергию.

Усталость как рукой сняло, и Пашка смог заметно ускориться. Ещё бы комаров истребить, и вообще заебок было бы.

А если не отдать конверт, игра может скинуть прогресс до первого уровня. Это что вообще значит? Что сисадмином станет Васин? Почему именно этот дебил?

Но не шанс ли это, собственно?

Прокачать акк, зная секрет набора достижений, можно за пару-тройку дней. Конечно, придётся опять щёлкать квесты, иначе баллов ни на что не будет. Но зато никаких тебе больше грешников.

И никакого разрыва договора.

Бля.

А надо оно Пашке?

Куда запропастились все ангелы? Что там с разбирательством? Разобрались и плюнули, что ли?

Женю надо найти сразу после Лосева. Свести их вместе, как чёртика и ангелочка, и пусть состязаются в красноречии, а Пашка послушает. Может, что наконец для себя решит.

Мысль сбилась, а сердце застучало быстрее: младший Соколов признал впереди те самые валуны, из которых Лосев нагрузил во вторник свой рюкзак под завязку. Утащить его потом очень далеко он бы не смог, шёл еле-еле.

Следующий виток расследования был очень близко.

Пашка остановился и отдышался. Он вспотел, как беговой конь, пот разил так, что сшибал даже местную болотную вонь.

Комары, кажется, позвали на обед свои семьи.

Была половина восьмого.

Голова гудела.

Младший Соколов перекурил, а потом направил камеру и выбрал среди рамочек определение локации. Полез в историю и загрузил двенадцатое июня.

Сверился со скрином своего воспоминания, чтобы намотать нужное время. Вот и они: он и Лосев. Оба перемазанные грязюкой, Пашка мокрый весь, похожий на того морлока из мульта. Всклокоченный, безумный и дрожащий так, что видно даже на видео.

А Лосев из кадра пошёл… Младший Соколов поднял глаза, определяя направление. Сейчас надо быть внимательным, чтобы…

— Лучше бы тебе на то место не идти, — произнёс кто-то вдали, перепугав Пашку до полусмерти: он даже телефон выронил, но, к счастью, на траву.

Резко мотнул голову.

Шагах в пятидесяти через глухие кусты, за раскидистым, в пол-роста, папоротником, стояла… Женька. Женька, живая, здоровая, абсолютно не пленённая безумным байкером-маньяком. С тем же ярким макияжем, что и в истории собственной кухни, но в какой-то, кажется, чёрной куртке (на таком расстоянии и за кустами толком было не видно). С распущенными волосами, которых вроде бы стало больше.

Стояла тут, посреди леса на окраине города в половине девятого утра, неподалёку от места, где собирался покончить с собой, но передумал Лосев.

— Женя! Твою мать! — выпалил Пашка, тараща глаза на лоб. — Ты как тут?.. Бляха! Я тебя неделю ищу! Я испугался… ты как сюда?..

Он подхватил упавший телефон и сделал первые три шага по кустам к ней, но Женя подняла протестующе правую руку с длинными чёрными ногтями (в натуре, видать, теперь байкерша!).

— Лучше пока не подходи! — громко сказала она. — Постой там. А по видео дальше идти не стоит. Человек, которого ты ищешь, умер, и тебе, поверь лучше на слово, не понравится смотреть, как это было.

Глава 17 Женечка

— Что⁈ — оторопел Пашка. — Да нет же! Я тоже так думал, Женя! Это мой друг! Он — чистая душа, как ты! Помнишь, я говорил тебе про Лосева! Я думал, что он умер, кое-что случилось, когда я ушёл… Но по квесту мне надо передать ему письмо! Как ты меня нашла тут⁈

— Пришла поблагодарить. Но ты постой, Паша, — повысила голос Женька, потому что он, высоко поднимая ноги над кустами, сделал ещё несколько шагов по зарослям в её сторону. — Постой там.

— Ты откуда взялась в лесу? Ты что, за мной следила от квартиры? — совсем запутался Пашка. — Я там это… чуть к тебе залез же… — добавил он.

— Это ничего. Ты только до приезда Анжелы приберись, пожалуйста, и всё сложи, как было в её комнате. Я и так вещи ей испортила, некрасиво это.

— Так это её была, да? Комната. Сорян. Ты приходила ночью? Как ты меня тут нашла⁈ И где была неделю? С байкером? Я… это… — тут же стушевался он, — тебя искал, волновался. И по игрухе до ночного клуба нашёл, а потом мне сюда было надо… Извини, что я в твои дела лезу, я просто…

— Ничего, я тоже лезу в твои дела. Уже неделю, — хмыкнула Женя. — Так что мы в расчёте, не заморачивайся, — отмахнулась она.

— Это в каком смысле⁈ — вытаращил глаза младший Соколов. Его ноги под кустами намокли, в кроссы просачивалась болотная водица. — Что происходит?

— В первую очередь я хочу сказать тебе спасибо. Огромное спасибо за то, что не согласился выполнить ту просьбу. Помочь мне нагрешить. Я была очень опрометчива. Чуть не совершила огромную ошибку, — проговорила Женя. — Непоправимую, которая могла всё очень сильно усложнить.

— А ты разве не совершила её потом в клубешнике? — поднял бровь Пашка, вглядываясь в фигуру за кустами. Женя была странной. Из-за штукатурки на роже? Она словно бы переменилась как-то ещё.

— Не успела, — улыбнулась собеседница. — Что-то уберегло. Может, судьба? — хихикнула она. — Мы попали в аварию на мотоцикле. Стало не до прелюбодеяния.

— О господи, ты же не призрак⁈ — отшатнулся Пашка и чуть не упал, перецепившись через кусты. Телефон в руках завибрировал.

Пропала, была не на связи, теперь нашла его среди леса, подкралась неслышно… Нет-нет-нет!

Женя подняла руку с длинными чёрными ногтями, заострёнными на концах и загнутыми по моде Пашкиного детства. Он помнил, как такие пугали его мелкого на тёте Марине, а брат ещё сочинил сказочку, что она — ведьма, которая хочет украсть его у мамки и слопать.

Женя смяла пальцами листья папоротника в кулак, пристально глядя Пашке в глаза.

От сердца мигом отлегло.

— Ты в порядке? Могу подлампичить что по здоровью, если надо, — облегчённо предложил младший Соколов.

Она отрицательно покачала головой.

— Как ты меня нашла?

— Паш, я должна очень многое тебе рассказать, — вздохнула Женя. — Про всё то, что произошло за эту неделю. Ты правильно испугался. — Она сделала паузу, а потом сказала легко и страшно, словно бы что-то совершенно незначительное: — Мы разбились насмерть, я и Рэкс, или как там его зовут на самом деле — я даже не спрашивала. Просто хотела осуществить свою безумную блажь. И если бы ты меня послушал накануне, всего этого бы не было. Так что спасибо от всего сердца!

— Чего-о-о-о⁈ — подскочил Пашка. — Как насмерть⁈ Чего не было бы⁈

Но она не просачивается сквозь кусты! Как же насмерть⁈

Он снова в панике сделал пару шагов, застревая в цепких папоротниках.

— Ты… ты…

— Постой пока! — встрепенулась Женя. — А то ты нервный. Но, как понимаешь, не успев нагрешить… — она развела своими когтистыми руками.

— Ты что… ты… Ты что — ангел⁈ — панически выдохнул Пашка.

— Нет-нет, — замотала головой Женя. А потом добавила: — Но какое-то время была.

— Не понял, — совсем потерял нить размышлений Соколов-младший.

— Я не успела наделать глупостей, которые собиралась по дурости, и меня действительно сделали ангелом, — терпеливо пояснила Женя. — Возможно, подозревая, что это ненадолго.

— Как это может быть ненадолго⁈ Господи, ты умерла! — Пашке показалось, что он сейчас натурально разревётся. Телефон завибрировал. — Ты тоже умерла из-за меня! — схватился за голову он.

— Ну уж ладно — из-за тебя! — хихикнула Женька. — Меньше надо было с пьяными мужиками на мотоциклах кататься.

— Если бы я выполнил твою просьбу, ты бы не попёрлась в этот клуб, прожила ещё до старости! — вцепился Пашка пальцами в волосы. Говорил он с трудом, лицо словно бы сводило судорогой.

— А потом загремела в Ад обычной душой и ещё много-много веков заслуживала бы какие-то права, — перебила она.

— То есть тебе нравится быть ангелом? — вскинул брови Пашка.

— Первое время было почти терпимо, — хмыкнула Женя. — Меня приставили к тебе хранителем. Там вообще шухер из-за «Дополненной реальности» такой, что мама не горюй! — засмеялась она. — Так-то к таким как ты, ну, по характеру, ангелы-хранители не посылаются. Но сделали исключение в рамках расследования. Так что я должна извиниться за все эти странные сны. Мне нужно было как-то подталкивать ненавязчиво и совсем незаметно в нужную им сторону.

— Ты посылала мне сны⁈ — разинул рот Пашка.

Женя кивнула.

— Да. Сначала, чтобы ты немножечко пожалел своего папу, задумавшись о своей жизни. Это не шло вразрез с моими идеями. Ну и ещё мне дали задание показать тебе, что продавать души дьяволу плохо и люди, которые это делают, очень скверные сами по себе. Нужно было, чтобы ты типа осознал, что такие совсем не сразу берутся за ум после своих решений. И вообще, что с ними не всё гладко. В общем, извини за ту женщину меня, пожалуйста.

— Женщину⁈

— Ну да. Я изучила твоё недавнее прошлое и увидела, что ты чуть-чуть узнал о существовании одной душепродавицы, которая живёт много десятков лет, мягко говоря, хреновастенько.

— Это ты отправила меня к цыганке⁈ — вскричал Пашка.

— Ну конечно! Разве могла она присниться тебе просто так? Не уверена, что она произвела такое уж большое впечатление, — пожала плечами Женя.

— Но зачем? Ты хочешь сказать, что она может мне помочь?

— Ангела, который подсказывает кому-то путь туда, где ему могут помочь, да ещё и бесовскими прибаутками, очень быстро списали бы со счетов, — снова хмыкнула Женя. — Нет, я в первые дни ещё не бунтовала. Эта женщина тебе бы не помогла. Она действительно неплохо просчитывает ближайшее будущее из-за способностей, подаренных договором. Ну и прошлое видит очень ясно. Только она озлобленная своей судьбой и до сих пор не раскаялась. И не смирилась. Она мстит другим, использует то, что знает о них, для того чтобы завести в ещё худшее положение. Отыграться за свою несостоявшуюся жизнь. Она слишком поздно подписала договор, уже не могла исправить то, что больше всего хотела. Ну и имеем, что имеем, — развела Женя руками с сожалением. — Скорее всего, она всё-таки пожалеет обо всём этом перед смертью. Хотя, кстати, я не уверена. Осечки бывают не так редко, как бесы хотят показать. Ну да неважно. Ты забудь про неё, она бы просто забрала твои деньги и больше ничего не сделала. Ну, может быть, рассказала пару вещей, которые действительно произойдут. Она так со всеми поступает. Называет суммы, которые будут посильными, но на пределе, для того, кто к ней обратился. И своими пророчествами вынуждает психануть и сделать глупость, продать всё, что есть, и потерять свою жизнь. Так она получает удовлетворение. Очень неприятная бабка. Ты прости, меня тревожило то, что я тебя к ней послала. Но попёрли меня не за это, — захохотала вдруг Женя.

— В смысле — попёрли⁈ Ты что, не ангел⁈ — в край потерялся Пашка.

— Куда там! — хмыкнула она. — Нет. Я увидела эту призрачную девочку, которая привязалась к тебе. Наблюдала за вами. Мне стало так тебя жалко, да и её на самом деле тоже. Ты, кстати, можешь спокойно возвращаться домой. Я поговорила с Лилией, и она покинула Землю. Неплохая девушка, просто очень глупенькая. Не повезло ей с семьёй и окружением. Я помогу ей освоиться. В целом Лилия даже довольна, что теперь есть с кем пообщаться. Ну а мне на том крылышки и отчикали, — весело объявила странная собеседница. — Потому что основная задача ангела — не вмешиваться. Давать душам на Земле делать свой выбор. Неважно — живым или мёртвым. Немножечко навести на какие-то мысли или действия имеют право ангелы-хранители, но только в отношении своих подопечных. Которым ещё поди стань: заслужить надо. Я же Лилию почти что Демьяну Тимофеевичу сдала, из рук в руки. А там самоуправство не прощают, как я тебе и говорила.

— Ты что, сделалась бесом⁈ — совсем понурился Пашка.

— Нет, — улыбнулась Женя как-то… нехорошо. Зловеще. Так, что у потихоньку проваливающегося в топь под ногами младшего Соколова по спине побежали мурашки. — Бесом я бы сделалась со временем, если бы успела с тобой или с Рэксом. Или ещё чего натворила при жизни.

— Тебя воскресили⁈ — встрепенулся Пашка.

— Очень надо! — состроила Женька невообразимую гримасу. — В эти игры пусть без меня играются. Нет, Паш. Но я теперь не просто рядовая бесовка со счётчиком удачных договоров и туманными перспективами. Считаю, что во многом — благодаря тебе. — Он продолжал непонимающе таращиться через вездесущие папоротники. Ноги увязли уже по щиколотки. — Ангелы, идущие против Вседержителя, Паш, они чуть по-другому называются, — проговорила Женя с какой-то странной гордостью в голосе. А потом нахмурилась немного: — Ты только не нервничай. А то образ я себе подобрала по, так сказать, земным пристрастиям. И ты к ним был, помнится, не особенно расположен…

И Пашке, хотя на деле и оказавшемуся никаким не ясновидящем, показалось очень чётко, что сейчас произойдёт что-то кошмарное.

Такое, что он не забудет никогда.

И показалось совершенно правильно!

Она подалась чуть назад, а потом словно бы расправляющаяся пружина, только в замедленной съёмке, стала подниматься вверх, над зарослями папоротника, и Пашка заорал, споткнулся, упал в кусты, с чавкающим звуком вырывая из топи кроссы. И таращась на то, что перед ним предстало.

Предстало на восьми тонких мохнатых лапах, ныряющих в пышные сочно-зелёные кусты под Женей.

Чуть ниже груди её тело уже не было человеческим. Оно обрывалось, словно у инвалидов, которые просят милостыню у вокзала, разъезжая на дощечках с колёсиками. Но уходило притом назад и чуть вверх покрытой волосками круглой паучьей тушкой, из которой торчали кошмарным гигантским веером эти жуткие ноги-палки, тонкая шёрстка на которых шевелилась на летнем ветерке заболоченного леса.

Одето существо было вовсе не в куртку, а во что-то вроде плаща с рукавами, закрывающего впереди грудь и падающего сзади на невообразимое сюрреалистичное тело.

Вопль забулькал в горле у Пашки. Перепуганные птицы сорвались с веток кругом, наполняя окрестности дополнительным антуражем чисто хичкоковского карканья. Ледяная вода намочила на заду джинсы, ладони Пашки утопали в грязи: он давил всем телом вниз, словно бы надеясь провалиться под землю от этого, скрыться, не видеть, пропасть. И кричал, как умалишённый.

— Спокойствие, только спокойствие! — услышал ополоумевший от ужаса Пашка через страшный, нарастающий гул в ушах. Голос Жени теперь доносился сверху, словно она стояла на балконе. Но «она» — была только половиной. — Ты читал же «Карлсона»? Не вопи, всё в порядке! Я не буду к тебе подходить, если ты боишься! Паш! Ну это же я! Прекрати орать! Ну ты чего? Красиво же! Ау! Приходи в себя: нам ещё разбираться с твоими воробьями…

Глава 18 Откровенное наебалово

Пашка сорвал голос, и ор перешёл в скребущий глотку хрип. Она уже подогнула фантасмагорические ножищи и нырнула обратно в кусты, высунувшись только чуть выше груди. И просто ждала.

— Я бы подошла тебя успокоить, но, пожалуй, не стоит, — отметила Женька, когда вопли Пашки заглохли по техническим причинам.

Он забарахтался в вязкой грязюке и чуть отполз назад.

— Да ну ты же бес натуральный, что ты так паникуешь? Я тебе ничего не сделаю! Я помочь хочу! Отблагодарить.

— Па-па-маги…те… — задыхаясь, проскулил Пашка.

— Ну давай, приходи в себя! — прикрикнула Женя. — У меня всё, как никогда, отлично! Честное слово!

— Ты… это… — Он впился полным сакрального ужаса взглядом в скрывший кошмар папоротник.

— Карьеру сделала! — ободряюще подсказала Женя. — Полноценным демоном стала. У меня знаешь теперь, какие возможности! И, кстати, некоторые предрассудки тоже успела пересмотреть. Там, где я уже не работаю, — всё не так катастрофично на самом деле. И многим зайдёт. А кому-то и спасение выйдет. Вообще, мне пока кажется, что раскаявшимся в Раю самое место и договорами их держать от растворения памяти — жестоко и как-то неправильно. Но демон я без году неделя… Рановато и там буянить! — хохотнула она, уже почти что нормальная и привычная, когда стояла в кустах. Почти что получалось смотреть без желания пуститься наутёк через коряги, не разбирая пути. — А наставлять ещё живущих высшим силам с пояснениями — точно дело дурное, — продолжала делиться соображениями Женя, как ни в чём не бывало: будто не торчала из паука-мутанта, а сидела на кухне за ноутом с чашкой ромашкового чайка. — Весь смысл жизни теряется. Человек должен сам определиться, на своём опыте, что ему ближе и как всё устроено. А если где накладки, вроде меня, так они в итоге к лучшему приводят, — сделала она жест вдоль тела куда-то в папоротники, и Пашка опять содрогнулся весь и глубже провалился в топкую лужу. — Вот Демьян Тимофеевич как лучше хотел, а чуть не перекрыл мне наставлениями все перспективы. Короче, ладно. Не о том речь. Это мы с тобой потом когда-нибудь обсудим, если захочешь. Ты как? Оправился вроде? Не хочешь из своей грязевой ванны выползти, замёрзнешь ведь так, — деловито посоветовала она. — Мне надо с тобой поговорить о воробьях с письмами. Услуга за услугу, так сказать.

— Х-хочешь с комиссией добазариться? — шмыгнул носом Пашка. Голос вышел хриплый и приглушённый, чужой.

— Не, с главным членом «комиссии» ты лучше сам договаривайся, — хихикнула Женька-демоница.

— А он вернулся с лыжного курорта? — начал приходить в разум младший Соколов. Паника отступала. Во-первых, чудовищное чудовище не нападало, во-вторых, когда она стояла так вот, в кустах, получалось представить, что там, за листьями, всё в порядке. Как у нормальных людей. Вообще у людей.

Сколько же всё-таки дичи на его бедную голову!

— Паш, а вот тебя не смутило то, что бесовское приложение группу в вк ведёт? — хмыкнула Женька и отломила несколько неудобно торчащих перед лицом листков папоротника.

— Почему меня это должно смутить? — опять шмыгнул Соколов младший и чуть приподнялся, садясь из полулежачего положения. — Я его так-то в интернете и скачал. Кажется, в рекламе в вк и было. Не помню точно. Это к чему ща?

— А вот ты сам голубей ловил и письма отправлял, помнишь? — внезапно пришпилила Женя.

— Блять, — простонал Пашка. — Ну а чё такого, слизал немного. Показалось, что будет наглядно. Дебилов хотел приструнить. И за это нагнут, что ли⁈ Не сдавай меня, а? — просительно проговорил он. — Или уже все знают там… эм… ну у вас там?

— Наглядно-то оно наглядно, тут не поспоришь, — невпопад ответила Женя. — Вот то, что пользователи Вельзевуловой разработки друг друга могут идентифицировать — точно слабая сторона проекта. Надо, так сказать, дорабатывать. Давай уже, включай критический анализ. Зачем часть квестов в игре задавать, а часть — с воробьями?

— Ну так для избранных же, — объяснил Пашка, подтягивая к себе колени. — Особое предложение. Я так думаю, рогатый… то есть, прости, Вельзевул ваш замену мне подбирает.

— А ты — тоже избранный? — уточнила Женя.

— Я админ. Ну пока, во всяком случае. Даже счётчик с угрозами пропал, — поделился он.

— Админ, да. И у тебя по этому поводу открыты дополнительные меню, — напомнила Женя. — И всё — внутри приложения. Правильно?

— Ты к чему вообще клонишь⁈ — заёрзал в луже младший Соколов.

— Ладно, прости. Это у меня от короткого ангельского ремесла профдеформация намёками на мысль наводить пошла. Не из Ада твои воробьи, Паша. Забей на них, — объявила фантасмагорическая собеседница.

— Как это⁈ Сто-о-о-оп… — расширил глаза Пашка и тут же яростно сжал кулаки, выронив дрогнувший вибрацией телефон, который прежде сжимал изо всех сил. — Вот уёбок! Васин⁈ — подался вперёд он. — Решил слизать своих, как я с голубями⁈ Повторить хорошую идею⁈ И потому трекер подсунул, чтобы знать, куда птиц посылать⁈ Ну сучара… Я ему…

— Ты на верном пути, — оборвала Женька. — Только Игорь Васин — такая же жертва чужой «хорошей идеи». Кстати, реально креативной, я впечатлилась.

— Стой, у Васина что, тоже воробьи липовые? — выпучил Пашка глаза и поспешно подхватил телефон, готовый утонуть в вязкой луже. — Он не избранный⁈ Не мне на замену, что ли⁈ Я думал, Васина готовят потому, что я ссылки грешникам не рассылаю…

— По ссылкам — это тема отдельная, и решай, пожалуйста, без меня, — помрачнела Женя. — Говорю же, мне оно не очень с этими договорами. Раскаявшимся в Аду такая вековая реабилитация нужна, что лучше уж амнезия, наверное. А воробьёв не липовых вообще нет. Твоя знакомая, Ира Островская, сразу взялась с другими пользователями бороться, — сказала она, и Пашка застыл как громом поражённый. — Только вы со Станиславом запретили ей телефоны отнимать, — продолжала Женя, — да оно бы и не выходило. Но она же не успела понаблюдать, что игра так и так возвращается принципалу. А расхлёбывать вашу придумку с палицей ей не улыбалось. Вот и нашла другой подход. Не устранять остальных пользователей, а подчинить их. Приучить выполнять её распоряжения, посланные с воробьями.

— Чего-о-о-о⁈ — вскочил наконец на ноги Пашка с чавкающим хлюпом.

Болотная жижа с насквозь мокрых штанов тут же неприятно потекла по коже, ткань прилипла к заднице, а стопы разом утонули в топи. Так себе воинственная поза получилась.

Он был в полном ахуе.

— Ну да, — закивала Женя. — Тестировать начала на Игоре, ещё до того, как вы все сгруппировались. Вполне успешно. Потом у вас общее дело появилось, и она притормозила немного. Но когда тебя заподозрила — применила ту же стратегию.

— Да откуда она знает про Лосева и про Лаврикова особенно⁈ — воскликнул Пашка. — Ты что-то путаешь! В письмах чёрным по белому и про мою админскую учётку, и про тех, о ком Островская и в помине пронюхать не могла!!!

— Так мы же сами ей с тобой написали, — вскинула Женя брови. — В отчёте за шестое июня. Ты там сначала «поговорил с Лавриковым, чтобы разобраться в происходящем и новых задачах», а потом «встретился с Лосевым, потому что ничего не понимал и хотел посоветоваться». Девушка и решила, что эти двое — представители игорных организаторов, с которыми ей так хочется наладить контакт. Она ведь тоже понятия не имеет, что продала душу. Ирина считает, что с вами на связи какая-то или инопланетная высокоразвитая цивилизация, или земная, но от всех скрытая, вроде атлантов — они у неё в «подозреваемых». И что ты у них на особом счету, общаешься с руководством и имеешь преференции. А сам ты ей, мягко говоря, не нравишься. Ирина уверена, что она — куда лучший кандидат в «связные» между сообществами. В общем, почитав твой отчёт, который мы так старательно и подробно составляли той ночью, она решила, что надо выйти на контакт, поговорить лично с твоими особыми знакомыми. Уверена, что сможет показать свою сообразительность и умение манипулировать, вот как с теми же воробьями, — объясняла Женя разинувшему рот мокрому Пашке. — Она сегодня тех воробьёв ещё другим, кого знает, и кто до сорокового уровня в игре дошёл, отослала, на перспективу. Конечно, у неё сейчас проблем личных в жизни масса, но Игорь очень уж настойчивый оказался и мешал ей. Потому она воробьями его спровадила за тобой следить, а когда он наконец справился — проверять других пользователей на уровень прокачки. Она же с ним флиртовала, ей совсем ни к чему его рядом с собой и своим мальчиком держать, вот и занимает как может. Она очень недовольна была, что он нарушил указания и ей в открытую рассказал про воробьёв и тебя, но надо было подыгрывать, чтобы всё не испортить. А так она сначала тебе поручила встретиться с Иваном Юрьевичем и передать, чтобы он ждал на месте. Но она же не знала, что ты с ним во сне общаешься. Даже друга твоего, Анатолия, заподозрила. Но потом хорошо в его памяти покопалась и списала со счетов. Узнала, что ты целенаправленно на стройку шёл спать, и расстроилась. Но зато про Лосева в отчёте чёрным по белому было, что вы именно встречались, что ты его местоположение отслеживал. И она решила, что с ним-то точно не во сне. Сегодня у Ирины прощание с отчимом, и она дала тебе время до завтра. А в письме, которое ты в рюкзаке носишь, там уже её отчёт о проделанной работе, резюме, так сказать. — Женька хихикнула. — И место встречи, куда, как она надеется, загадочный Лосев, с которым ты обсуждал «что к чему, чтобы разобраться», придёт. Осознает, что она — гений. И наладит открытое тесное сотрудничество. Ирина решила, что близится новый виток прогресса, что готовится интеграция людей на Земле в состав высшей какой-то расы. И пока это всё на старте, можно о себе заявить и занять высокие посты, а не стать рядовым подопытным кроликом. Она видит, как распространяется игра, и уверена, что такая скоро много у кого будет, а то и вообще у всех. Тогда все плюсы от её уникальности пропадут втуне. А девочка Ирина оборотистая. Вот и суетится. Ты бы поговорил с ней прямо. А я подниму вопрос, как скрыть существование пользователей друг от друга, если всю эту лавочку с «Дополненной реальностью» на моём прошлом месте работы не прикроют. Потому что как сейчас есть, так вы перегрызёте друг друга задолго до всякого раскаяния. Вон, отчима Ирины тоже ведь пользователь убил, чтобы наказать своего обидчика.

— Чего⁈ — вытаращил уже готовые выпасть зенки Пашка.

— Сводный брат Ирины там у вас в школе мальчика публично унизил, сделал его с друзьями посмешищем, — взялась объяснять Женька, окончательно смешивая всё у младшего Соколова в голове. — А потом мальчик тоже игру получил. Он и за тобой присматривал, пока уровни поднимал. Только ты отображаешься сильно уж крутым пока, а про то, что у Вахтанговой сестры есть «Дополненная реальность» он на тот момент был не в курсе. Вот и начал с него, лишил отца, чтобы поквитаться. Очень жестокий он и опасный, будь с ним осторожнее. И подумай как следует, стоит ли об этом Ирине говорить. Потому что у вас тут так начнётся война гангстерских кланов. Только она и ему воробья недавно отправила, а он после твоего голубя настороже и сейчас по истории перемещений птицы отслеживает, откуда она прилетела. Вероятнее всего, найдёт квартиру Ирины, она это не учла, рано утром птиц прямо из окна подманила приложением, когда Игорь Васин в чате отчитался. Егор быстро узнает, что и она пользователь. И что там же живёт Вахтанг, которого он с весны ненавидит и отца которого в ДТП убил.

— Егор⁈ Пуп, что ли⁈ — разинул рот Пашка.

— Ну да, твой одноклассник. У него сейчас только сорок пятый уровень и баллов негусто, но обид в нём много и с совестью пока что очень большие проблемы. А ты лично ему очень досаждал в школе недавно. Так что будь начеку, пока что-то с войнами пользователей не разрешится. По контрактам старого образца душепродавцы редко могли друг друга идентифицировать, да и лучше понимали, с чем дело имеют и какой ценой. А тут вот, видишь, накладки. Во-первых, каждый себе объясняет происходящее по уровню своей фантазии, а, во-вторых, «конкурентов» кругом видит. Ерунда получается. Надеюсь, я тебе помогла.

Пашка поёжился, переминаясь в топи, и невольно сморщился из-за облепившего всё мокрого шмотья. Башка кипела и булькала. То есть всё это время он, как дебил, бегал у Островской на побегушках⁈ И Васин с ним заодно⁈ И кто там ещё… Вот сучка охеревшая! Кругом сплошное наебалово!

А Пуп, в натуре, кого-то осознанно убил за просто так, чтобы нагнуть Ваху? Опять из-за Пашки? Из-за сраных перцев⁈ Убил! Кругом полно ебанутых! Все кругом — конченые! И таким вот в руки — волшебное приложение⁈ Такие вот постоянно продавали души и творили дичь? И будут творить?

Офигеть «земные испытания»!!!

И что с ними делать⁈ Нельзя же такое позволять… А Островская что удумала! Больная вообще! Инопланетяне головного мозга у неё!

— Не перегрейся там, а то скоро дымиться начнёшь, — напомнила о своём присутствии Женя.

Пашка опять сфокусировал на ней растерянный взгляд и крепче сжал весь извозюканный в грязи телефон.

С такими «пользователями» кругом, для защиты хотя бы, игра нужна постоянно! Вот и сколько раз раньше Пашке и всему миру заодно аналогами адаптации восприятия всё в голове перекраивали? Как вообще на Земле кто-то выжил с этими подписантами без царя в голове?

А ему предлагается таких, сука, ширить!

Вот завтра корова-Лебедева окажется новым Гитлером, и что Пашке с этим делать⁈ После того как своими руками скинул ей «Дополненную реальность».

— Я пойду, — подала голос Женя. — У меня уйма дел сейчас и Демьян Тимофеевич ждёт. Привет тебе от него, кстати. Познакомлю вас когда-нибудь. Он очень умный и интересный мужик, с толком! С ним говорить — одно удовольствие, особенно теперь…

— Подожди! — встрепенулся Пашка. — Если ты такая продвинутая… что мне делать? Отправлять ссылки или не надо? Ты считаешь, не надо всё-таки? Отказаться? А я могу?

— Мы за свободу воли. Не знаю я пока, Паш, — посерьёзнела Женя, и чуть выше нужного приподнялась над кустами, так, что стало видно, как торс дико уходит кудо-то под спину волосатым паучьим брюшком. — Я два дня только такая. Не разобралась ни в чём толком, время нужно. Я пока даже не решила, хочу ли в системе Адской работать. Есть ведь и демоны-одиночки, которые на своё усмотрение существуют. Иные бесы до демонического статуса дослуживаются и тоже уходят на вольные хлеба. Осмотреться нужно. Люцифер когда-то организовал своё царство, свободное от высших законов и высочайших управителей, но за века оно разбежалось, расползлось всюду на кучки и отдельных умников со своими тараканами. Среди адской братии чудовищ зверских тоже ведь хоть отбавляй. Свобода, Паш, она такая, имеет свою цену и обратную сторону. Ты себе не придумывай, что у нас равноправие и благодать. В Рай единицы возвращаются, остальное уходит под землю и живёт своим умом, с которым предпочло не расставаться. А он у всех разный. Есть подозрение у меня, что склонных к раскаянию в Ад насильно уволакивают как раз для того, чтобы согласных уже подчиняться и от свободы уставших под рукой иметь. Потому что все эти байки людские про неадекватную нечисть — они же не с потолка придуманы. Вольные демоны бывают с таким прибабахом, что людям при столкновении мало не покажется. Отсюда и выползают всякие ужастики, наполняя фольклор. Но каждый сам для себя решает, каким быть и что делать: и при жизни, и после неё. Издержки «разумности». Мне ближе оставаться собой, а что ты для себя выберешь — это решать не мне. Если с тобой не прогадали, и начнёшь всерьёз раскаиваться, то в Аду тебе будет очень несладко, — задумчиво добавила она. — И тогда, может, лучше и собери грешников, чтобы разорвать договор. Ты вообще заморачиваться любишь, даже я успела это увидеть, а мы знакомы всего ничего. Тебе, если накроет, совсем невмоготу станет. А грешникам, им не ты, так другой кто предложит сделку. Не забывай, это тоже чья-то воля и чей-то выбор. Правда, по уму так она должна быть осознанной, и тут я тоже согласна и понимаю, почему такой шухер поднимается. Так что лавочку эту, может, и прикроют. И, если ты хочешь договор разорвать, как бы не понадобилось тебе поспешить.

— А что там за шухер? — осторожно спросил Пашка, подтягивая мокрые штаны.

— Ну, твоя покорная не на самом лучшем счету была, так-то, — засмеялась Женька, задрожав волосатым брюшком. — Сильно передо мной не отчитывались. Да и в Рай, чтобы ты знал, ангелов не пускают, как это ни забавно. Там только подходящие души и высшие чины. А ангелы, которые были смертными, они… ну, несколько бракованными выходят, не по науке прошедшими отбор. Со своими, так сказать, причудами. Те, кто не грешил доброй волей, они ведь от неё и не отказались, просто для них так совпало, что формально соблюдены правила. Ты думаешь, я одна из ангелов в демоны ушла? Это сплошь и рядом случается. Просто срок разный нужен. Не у всех, конечно, из некоторых идеальные исполнители выходят. Убеждённые. Особенно среди давних, которые не грешили осознанно, прицельно, по религиозным догмам, которые ревностно соблюдали их от всей души. Их ещё с века два назад стабильно поступало довольно много, это сейчас подупал процент таких пополнений. В общем, не особенно я в курсе, что в кулуарах там происходит, но на уровне ангелов все обсуждают: вроде будет большое разбирательство. Я так подозреваю, что лично ты о нём обязательно узнаешь. Ты всё-таки первый, да ещё и бес прижизненный, что вообще нонсенс. Но вот к чему это приведёт, я лично понятия не имею. Какие бы претензии Небесная канцелярия ни имела, мои собратья, они не особенно подчиняться приучены. Или слушать, кто там что думает. Конфликт интересов. Они ведь и демонами-то стали потому, что им на все правила и планы чужие наплевать. Падшие ангелы действующих просто из упрямства не станут слушать, как мне кажется. Но ты имей в виду, что я не специалист. Если хочешь, могу тебе встречу с Демьяном Тимофеевичем устроить, у него опыта в этих делах на полтораста лет больше.

— А как мне тебя потом найти? — шмыгнул носом Пашка.

— Вот этого, кстати, пока не знаю, — подняла когтистый указательный палец над кустами Женя. — Вроде какие-то штуки для призыва существуют. Я спрошу. И наведаюсь к тебе через недельку. Ты только не поднимай ор, пожалуйста, — прыснула она в кулак. — А то прям страшно.

— Страшно⁈ — ахнул Пашка. — Ты себя видела вообще⁈

— Ещё как видела! По-моему, очень круто, — засмеялась кошмарная демоница. — Хочешь, из лесу вынесу? — Женя медленно распрямила волосатые лапы, опять вздыбилась над папоротником и задрала паучью жопу повыше. — Покатаешься, — подмигнула она.

— Не надо, — опять засипел Пашка, сглатывая и пятясь задом. — С-сам дойду.

— Ну как знаешь. Поговори с Ириной. Она время своё земное на ерунду тратит, вместо того чтобы пользоваться предоставленными возможностями. Вот тут тоже до фига накладок с этим приложением. Понимать всё-таки надо, с чем имеешь дело.

— А ты Лосева видела? — вдруг вспомнил Пашка. — Того бомжа, который тут… у-утопился.

Качающееся на лапах чудище помотало Женькиной головой.

— Тоже узнать могу, если хочешь. Передам, как ты о нём тут переживал. Наверное, будет приятно. Обо мне, кроме мамы, толком вообще никто не переживал никогда в жизни. Ты, Паш, только не наделай глупостей. Тебе с Ириной надо примириться, чтобы она поняла: делить вам нечего. И не натравливай её на этого Егора. Она поверила, что с отчимом был несчастный случай, отсмотрела историю того перекрёстка. Не вали на неё новую кровную вражду. Вам всем надо жить свои жизни, пока они есть, а не воевать так по-глупому. Давай, удачи! Точно покататься не хочешь?..

Глава 19 И снова о гречке

Из леса Пашка выбирался долго. В башке царил такой винегрет, что сосредоточиться не получалось, и он постоянно сбивался с пути. К тому же, оказывается, во время барахтанья с телефоном в грязи отрубились мобильные данные, пропала сеть и почти два часа 2гис слепым котёнком вёл младшего Соколова параллельно дороге, а не к ней.

Ахуй от увиденного и услышанного «прогружался» с заминками. И накатывало на Пашку волнами.

К трём часам, когда он, грязный, как пещерный человек после ритуального боя, наконец-то оказался у обочины, Островскую хотелось не просвещать, а укокошить своими руками. Инопланетяне, мля! Интеграция земной цивилизации!

Ну и как можно быть такой ебанутой⁈ Кинох пересмотрела⁈

Пашка рассвирепел до дракона.

Вот пусть бы и страдала дальше хернёй, умная, бля. Комбинаторша с манией величия!

Но Женька просила помириться, всё рассказать. Что ж. Расскажет Пашка, может, и с радостью. И с тем ещё злорадством. Потому что дура эта, типа гениальная, планирует там свои планы без всякого смысла и толка. Вот это он ей и сообщит с превеликим удовольствием. А дальше пусть сама решает, что делать.

С другой стороны, было Островскую, из-за отчима её, даже и жалко. Хотя куда больше было жалко не её, а Ваху Тамаридзе, который за Пашку вступился когда-то не по настройкам игрой. Ну и мужика этого, который его отец. Был.

Пуп вообще ошизел, выходит. Ну и чего? И ему, что ли, ликбез идти проводить? Убийце ебанутому, по которому тюрьма плачет? Надо становиться просветителем, возвещающим пришествие дьявола в мир человеческий?

Пашка сплюнул и вернулся под прикрытие деревьев: чистить себя игрой от грязюки, возвращать энергию, убирать голод, который начал просыпаться и подводить брюхо.

Сочувствовать Островской долго мешали воробьи. Вся эта её махинация так и заставляла скрежетать зубами!

Нужный для разговора адрес Пашка спросил у Толика, и друг его прислал эсэмэской. Даже сказал, что всё уже сворачивается на поминках, и Островская с Вахой, матерью и родителями Отара собираются домой.

Мля, денёк, конечно, для беседы выбрал Пашка ебейший.

С другой стороны, эта выдра херанула ему воробья накануне своих похорон, разве нет? Какие тогда к Пашке вопросы? Он ей так-то услугу оказывает, не будет страдать хернёй и всю ночь планы планировать по конгломерации с инопланетянами, блять.

Считай, психиатрическая помощь.

Он выбрался на дорогу и заказал такси. Прождал его тут добрые полчаса, продолжая себя накручивать. Пока шёл, мысли скакали в разные стороны.

Теперь, сидя на каком-то камне, Пашка смог их немного упорядочить, только уровень жести от того лишь поднялся.

Женька не просто скопытилась вслед за Лосевым, она стала чудищем и демоном.

Дружественным, конечно, что не может не радовать. Но всё ж таки…

А это она и батю его может найти в Аду, м-да? А то и встречу какую организовать. Хочет Пашка ещё встречу? Готов он спуститься в Преисподнюю живым ради такого, если оно возможно?

Ага, рассказать бате, как и у его шалавы душу оттяпал, не моргнув глазом.

А этой вот, Лебедевой ублюдской, тоже пойти рассказать? Сообщение, может, отправить анонимное? Или по фигу на неё? Навряд ли пойдёт мочить кого кругом. Или пойдёт? Чё он про Лебедеву знает толком, кроме того, что она тащит колбасу из магазов, а потом о том сожалеет?

Такси наконец-то приехало.

Доставило Пашку прямо под дом Островской. Он сверился с сообщением Толика, выбрал подъезд, ввёл код. Поднялся пешком на четвёртый этаж (лифта не было). И позвонил в нужную квартиру.

Надо дёрнуть клушу эту куда-то на улицу, там же, наверное, полно скорбящего, блин, народа. Если верить Толику, вернуться уже были должны. Если нет — придётся ждать.

Открыла высохшая большеносая бабуля в чёрном платке. Из квартиры убойно пахнуло котами.

— Э… Ира дома? — уточнил Пашка.

Тут же за спиной не успевшей ответить бабки в конце захламлённого коридора высунулась из-за угла башка Островской.

— Поговорить надо! — вытянул шею младший Соколов и шагнул к бабульке.

И тут же Люсина одноклассница шарахнулась обратно за угол с диким воплем:

— Закрой дверь!!!

Бабулька перепугалась, отпрянула и навалилась на створку: дом был хрущовкой, квартиры открывались вовнутрь.

— Что за шум⁈ — услышал Пашка сбоку голос Вахи Тамаридзе. Его пальцы взялись за створку. Но в конце коридора из-за угла высунулся на секунду телефон, и почти тут же дверь резким рывком сама вырвалась из руки не успевшего открыть её Вахи и захлопнулась.

В квартире поднимался шум, Вахтанг что-то кричал гулко и неразборчиво, заголосила пронзительно бабулька. Пашка, возмущённый сверх меры, заколотил кулаком.

— «Скорую»! — услышал он отчётливый бас Вахтанга, а потом и его голос резко умолк. За дверью стало тихо-тихо.

Отрубила всех, кажется.

Пашка прекратил барабанить и вдавил кнопку звонка.

— Ты больная! — крикнул он. — Открывай, дура!

Что-то громыхнуло внутри.

Пашка, свирепея, направил на дверь телефон и провернул замок приложением. Но приоткрывшаяся на полсантиметра створка во что-то намертво упёрлась.

— Да ты ёбнулась, что ли? — заголосил Пашка. — Я ничё те не сделаю! Надо поговорить!

Из соседской квартиры высунулся какой-то воинственно настроенный дед с клюкой.

— Что такое тут⁈ Милицию сейчас вызову! — пригрозил он.

Пашка стиснул зубы, развернулся и побежал вниз по лестнице.

Благими, мать его, намереньями!

На втором этаже вынул опять телефон, смахнул три пуша с драконами и набрал эту припадочную через воцап.

— Ты ебанулась⁈ — зашипел младший Соколов, опасливо выглядывая между перил наверх через пролёты: не увязался ли дед следом.

— Отвали от меня! Ты ко мне не подойдёшь! — загудела Островская в трубке. — Поздравляю, раз ты такой умный! Умный — и радуйся! Припёрся своими бонусами мне память менять⁈ Хера с два, понял⁈ Я, во-первых, подстраховалась, и всё опять потом узнаю, во-вторых, хрен ты меня вообще поймаешь, слышишь, Соколов⁈ — перешла на визг она. — И дружки твои тебе не помогут! Я всё равно на них выйду, ты меня понял⁈

— Всё сказала? — процедил Пашка, выдержав паузу. — Теперь мозги включи. На хера мне в дверь звонить, чтобы чистить память? Проще из-за угла поймать.

— Я не выйду, значит! — проверещала Островская испуганным, дрожащим голосом.

— Никогда? — уточнил Пашка и вытащил сиги.

— Не лезь ко мне, Соколов, понял⁈ Больше я тебя не буду дёргать вообще. Клянусь.

— Поговорить надо. Недолго, — прервал Пашка.

— Ага, как же! — зло засмеялась она.

Младший Соколов зажмурился. Его неимоверно бесила эта бредятина! Плюнуть, что ли? Пусть развлекается?

Но не хотелось подводить Женю.

— Давай мобилу тебе отдам на время разговора? — закатил глаза он. — Успокоишься?

— Левую? — хмыкнула Островская. — Спасибо, я в курсе этой схемы.

— Да блять, уймись! На хуя мне тебя уговаривать, проще подождать! Мне поговорить надо, реально!

— Говори так, — отрезали в динамике воинственно.

— Так ты не поверишь! — рявкнул Пашка.

— Ну да, если мне мозги не прочистить — не поверю! Я не такая дебилка как ты!

Телефон у уха вздрогнул драконом.

— Нет, ты именно что дебилка! — свирепо зашипел Пашка. — Нет никаких инопланетян и развитых цивилизаций, понятно⁈ Меньше надо телек смотреть! Я, ты, Васин, Марципан — мы, блять, души дьяволу продали. И получили игру. Проверить можешь сама: погугли заповеди и грехи. Достижения приходят за их нарушение.

— Что за дичь⁈ — ахнула Островская. — Ты бухой, что ли⁈ — предположила она подозрительно.

— Скажи «о боже», — процедил Пашка. Телефон вздрогнул.

— На хрен иди, придурок! — огрызнулась она.

— Скажи «о боже», тебе сложно?

Телефон вздрогнул опять.

— О боже! — зло передразнила Островская.

— Тебе пришло достижение с перевёрнутым игреком, правильно? — холодно поинтересовался Пашка.

Она не ответила.

— Это еврейская буква «гимель», можешь тоже погуглить, — продолжал младший Соколов. — Соответствует третьей заповеди: не произносить имя Господа всуе.

— Ты больной, реально! — выпалила Островская поражённо. — Какие заповеди⁈

— Библейские, бля. Погугли их и проверь, там несложно. У бабки своей из сумки вытащи бабло, придёт восьмой значок, за воровство. Развлекайся, короче. Игруха наша — договоры с дьяволом на современной основе. Смысла воевать друг с другом — ноль. Прилога всегда возвращается, пока ты живой. Её не инопланетяне, а черти тебе послали. А я ссылки распределять должен, потому у меня безлимит и особые функции. Дальше думай сама, — проговорил Пашка. — Только имей в виду, что новым сисадмином навряд ли выберут того, кто со мной что сделал. Это если у тебя вдруг злодейский гений в новое русло переключится. Убьёшь меня, останешься ровно там, где и сейчас, только «вав» придёт в достижения.

— В смысле убью⁈ Ты вообще неадекватный, тебе лечиться пора! Или реально думаешь, что я способна с тобой или ещё кем что-то прям такое сделать? — возмутилась Островская. — Иди к психиатру!

— Ты и не то можешь, — выплюнул Пашка. — Но мне так-то пох. Всё. Давай. Изучай туториал. Захочешь обсудить, звони. Пожалуйста, что просветил, блин, — съязвил он.

И отрубился. Раздавил окурок о мусоропроводную трубу.

«Гимели» повысили уровень до сто двадцать четвёртого.

«Ща эта психованная там офигеет как следует», — злорадно пронеслось в голове по пути вниз, и Пашка усмехнулся. А игруха выдала льва тщеславия.

— Соколов! — окликнули откуда-то сверху уже на улице, и он задрал голову. Островская стояла на захламлённом балконе, плохо видная из-за ярких лучей солнца. — Подожди! Можешь подняться⁈

Пашка хмыкнул, получил ещё льва и вернулся в подъезд.

Дверь квартиры была открыта. На полу у входа спали бабулька в платке и Ваха. Огромный, в потолок, гардероб, которым, видимо, она забаррикадировала дверь, перекрывал сейчас поворот на кухню.

Жутко разило кошаками. Одна из причин, покоцанный рыжий котяра, боязливо нюхал спящего поперёк коридора Вахтанга.

Островская протянула руку.

— Что? — не понял Пашка.

— Давай телефон. Ты сказал.

Он закатил глаза, вынул мобилу из кармана и передал в руки Островской.

— Три уровня подняла только что. И «боже» работает, и «господи», и такое всякое, — насторожённо объявила она. — Не в формулировке дело, выходит. Что за нах?

— Я уже объяснил.

— Ты хочешь, чтобы я в чертей поверила? — прищурилась Островская насмешливо.

— В инопланетян же ты поверила, — пожал Пашка плечами.

— Откуда ты знаешь? Про это в письме не было. Ты его вскрыл, да? Не стал доставлять?

— Лосев умер. Доставлять некому.

— Как — умер⁈ — встрепенулась она. И попятилась.

— Покончил, мать его, с собой! Как ты умудрилась на меня выйти⁈ Я же изменил тебе память, всем вам.

Островская сощурилась. Помедлила с полминуты, о чём-то размышляя. Потом толкнула дверь в комнату, где на кровати спала беспробудным сном потасканная тётка в чёрном платье. Прошла к письменному столу, выдвинула ящик. И вынула два зип-пакетика для бисера. В одном было две крупинки гречки, второй оказался почти полный коричневыми зёрнышками.

— Я странная какая-то была после новостей о смерти Игоря Максимовича, — проговорила она, бросив пакетики на стол. — Синяк на лице откуда-то взялся. Потом переодевалась — и из капюшона толстовки посыпалась сухая гречневая крупа. И в лифаке ещё была, за воротом. А когда вечером мы встретились в кафе, ты счёт оплачивал, вынул из кармана карту — и с салфеткой смятой тоже крупа выпала. Меня это удивило, и я её забрала. — Она постучала ногтем по пакетику с двумя гречинками. — Дома собрала то, что из моей одежды вытряхнулось. Начала сканить приложением.

— Офигеть, и чё? — Пашка понял, что слушает как заворожённый.

— Оба образца оказались из одной фабричной упаковки, вот что, — хмыкнула Островская не без гордости. — В инфо, в глубине, было. Ну я стала уже смотреть историю крупинок по геолокации, где они перемещались, по часам. Чтобы найти, когда бывали в одной точке в одно время. Там, по логике, ты и я должны были находиться одновременно, хотя я этого не помнила напрочь. Почему-то тогда мне казалось, что ты навряд ли нас бы наёбывал, странное какое-то к тебе доверие вдруг проснулось. Но надо было проверить. Ты и взаимоотношения нам можешь менять?

— Ебать ты Шерлок Холмс! — восхитился Пашка и, кажется, первый раз испытал к ней уважение. — Да, могу. Толку только, как погляжу, мало. Надо было сотку доверия херануть, блин.

— Ну спасибо. Фиг тебе, а не доверие. Доверие заслужить нужно. У меня отношение выправилось само за полдня, когда я на твою квартиру по геолокациям гречки вышла. Поняла, что умеешь, блять. Ну и заслала туда Игоря, потому что выходило, что ты не только всем можешь память править, но и нам. Рисковать не хотела. Про план с воробьями ты, я так понимаю, сам уже понял. Как меня вычислил?

— Подсказали, — признался Пашка. — Одна знакомая демоница.

Островская прыснула. Потом напряглась.

— Ты серьёзно? — скривилась она. — Откуда у тебя возможность нам память править? У меня уровень выше твоего уже.

— Ты проверила заповеди?

— Да ну это ерунда же какая-то! — возмутилась она. — Я же знаю, что ты с какими-то смотрящими встречался! Хочешь сказать, что это были черти⁈

— Проверь заповеди, — повторил Пашка и сел на кровать рядом со спящей тёткой.

Островская состроила невообразимую мину на своей игровой морде, а потом уткнулась в телефон. Что-то поклацала в поиске.

— Единственный бог — это наука, — скривившись, объявила она, глядя на дисплей. Потом вздрогнула. Глаза забегали по строчкам. — Вахтанг меня избивает постоянно, — как-то сдавленно пискнула Островская затем и вздрогнула опять. — Да ну быть такого не может, что за фокусы⁈

— Ты же тоже не читала лицензионное соглашение? — глядя в ковёр, поинтересовался Пашка. — От «Дополненной реальности»?

— Это какой-то странный прикол. Не может быть никакого дьявола, блин.

Младший Соколов помедлил, а потом протянул ладонь.

— Дай мою мобилу. Вы с Марципаном и Васиным хотели мою память после смерти историка посмотреть в том воспоминании, которое я почистил.

— Знаю, я видела видос из истории твоей кухни, — хмыкнула Островская.

— Ну так я тебе тот день сейчас загружу. В оригинале.

Она помедлила. Закусила губу. Потом сказала, что мать вырывала ей волосы, дед сдал в детский дом, а миром правят олимпийские боги. Завтыкала на полученные «достижения».

И отдала-таки Пашкин телефон владельцу.

Видос про Везельвула она смотрела в полном ахуе.

— Это же монтаж, правда? — наконец выдавила Островская помертвевшими губами. — Ты меня разводишь, да?

— Думай, что хочешь, вот серьёзно, — разозлился Пашка. Забрал из её наманикюренных пальцев мобилу с перекрывшим воспоминание новым драконом и поднялся.

Островская уставилась невидящими глазами прямо перед собой.

Пашка помедлил с минуту, а потом пошёл из комнаты, переступил в коридоре через бабку и Вахтанга и наконец-то вырвался из кошачьей вони на воздух.

Спустился вниз.

В голове воцарялась пустота.

Островская жила от Соколовых очень рядом, к себе он дотопал за пять минут. Открыл дверь своими ключами.

Похоже, в квартире никого не было. В коридоре, на месте буйства архангельского электрика, за время Пашкиного исчезновения из дома появилась свежая обоина. Рядом стоял боком рулон и высилась на разостланном пустом пакете подтёкшая банка клея.

Пашка разулся и наведался к умывальнику: несколько раз окатил лицо холодной водой.

Всмотрелся в изображение в зеркале. Вздохнул и принялся чистить от грязи телефон: болотная густая муть засохла коркой и попала под боковые кнопки, мешая нажатиям. Пришлось приспособить зубную щётку, надо бы потом не забыть новую прикупить или сказать мамке.

Грязь сходила плохо, потому что много воды Пашка лить боялся: вообще не улыбалось сейчас ухайдокать мобилу.

Перед глазами вместо телефона и стекающей грязи стоял жуткий силуэт паучьей туши Жени над кустами папоротника.

Минут через десять, когда он почти что закончил очистительные манипуляции, в дверь позвонили.

Островская, что ли? Отмерла там и нуждается в диалоге?

А он, блять, в психологи не нанимался!

Не вытерев рук, Пашка мотнулся открывать. Распахнул тамбур и отшатнулся, потому что там кто-то стоял, а дверь на лестничную клетку оставалась закрыта. И свет не горел.

Больше ничего толком сделать Пашка не успел: фигура подняла руку, что-то резко щёлкнуло, словно палкой саданули по натянутому брезенту, в темноте тамбура слабо и коротко блеснуло — и тут же Пашка почувствовал тупой, очень сильный удар в живот. Но будто бы не снаружи, а откуда-то изнутри.

Он инстинктивно схватился за полыхнувшее пузо, выронив мокрую мобилу; согнулся вперёд, сбивая рулон обоев. Увидел на пальцах красное.

Вдохнуть не получилось, рот ловил воздух, но лёгкие не наполнялись совсем.

Показалось, что брюхо немеет. Ватное тепло поползло во все стороны. Но только на доли секунды — потом Пашку всего разом пронзил жгучий спазм там, куда ударило непонятно чем. Пламенеющая резь растекалась в животе тупыми волнами. Во рту появился металлический привкус. В ушах бешено зашумела кровь, руки задрожали.

В глазах у Пашки темнело, ноги, руки и башку разом окатило ледяным холодом. Звуки вокруг уходили под воду.

Соколов-младший упал на колени. Ему казалось, что от каждого движения внутри проворачивается нож. К горлу подкатила рвота, но его не тошнило, только от позывов снова и снова крутилось в брюхе невидимое лезвие. На лбу выступил ледяной пот.

— Допрыгался, Соколик? — услышал Пашка словно бы из колодца и кое-как поднял голову. Из тёмного тамбура в квартиру шагнул Егор Краснопупинский. Нагнулся, поднимая около ведра с клеем Пашкину мобилу.

Пальцы и ноги стремительно леденели. Пульсирующая, распирающая боль в животе собралась в глухой ком, словно внутри что-то набухало. Во рту стало сухо, кожа сделалась липкой и влажной.

— Ну и где твой сто двадцать четвёртый уровень, Соколик⁈ — расхохотался Пуп. — Давай, до свиданья!

И он поднял зажатый в руке пистолет с длинным, вытянутым дулом. Пашка, не веря своим глазам, попытался отстраниться, судорожно сжимая кровоточащее брюхо. Едва смог выпростать вперёд левую ладонь, слабеющую с каждой секундой.

А Пуп растянул губы в безумной улыбке и выстрелил ещё раз.

Глава 20 Между жизнью и смертью

Внезапно Пашка из темноты, которая заполнила всё перед глазами, начал проваливаться куда-то назад, хотя сидел на полу, упёртый в стену. И будто бы выпал из боли: она осталась там, а младший Соколов летел и летел куда-то назад, вниз, бесконечно вниз, пока мрак не сменила бескрайняя, полоснувшая по нервам белизна.

Пашка очнулся, смог сфокусировать расплывающиеся в кашу мысли. Только это вообще и совершенно не порадовало.

— Я что, умер⁈ — заорал младший Соколов дико, озираясь непонятно где. Он даже не стоял толком, хотя и не парил. Ноги во что-то упирались, но во что — было совершенно невозможно разобрать. Кругом не было плоскостей, только белизна, уходящая бесконечностью во все стороны, включая верх и низ.

Он был в том же шмотье, что и дома. Только на футболке появились маленькая круглая дырка и огромное кровавое пятно. Босые ноги перебирали пальцами невидную, непонятную опору.

— Ещё нет, — проговорил совсем рядом высокий надменный голос, и Пашка подскочил, обернулся в очередной раз в этом ничём. — Ты в коме, наступает терминальное состояние. Если никто не окажет помощи, произойдёт клиническая смерть, — проговорила ангелица Ефросия, или как там её звали.

Она была тут с крыльями и в белой рубахе до пят, как сделалась на секунды, толкая в Пашку чашку кипятка.

— Не паникуй, реанимационная бригада подъезжает, я думаю, ты выкарабкаешься! — вторила ей чудовищная Женя-паучиха, которую Пашка обнаружил с другой стороны: совершенно ужасную и прямо-таки фантасмагорически огромную на таком контрастном фоне.

— Бабка надвое сказала, — пожала плечами ангелица. — Так или иначе, время у нас тут течёт несколько отлично, и разбирательство состоится прямо сейчас, раз уж вышла такая оказия, — процедила она, неодобрительно, с каким-то даже отвращением глядя на Женьку. — Если хочешь говорить с ней — пожалуйста, — добавила она. — Но имей в виду, что твои пристрастия тоже будут учитываться. Если ты сейчас умрёшь, и, разумеется, попадёшь в Ад, для тебя критически важным будет, признают ли сделку с дьяволом правомерной. Если нет, со временем раскаяние сможет вернуть тебя ко Всевышнему. Если да — ты будешь обречён.

— Вы оказываете давление, Святая Евдокия, — хмыкнула Женя. — Как бы кто-то не обратил на это всеобщего внимания во время грядущего слушанья.

Ангелица поджала губы. И вдруг засветилась яркой, резанувшей глаза, вспышкой, а когда младший Соколов проморгался — её уже не было.

— Ну как же так, Паш? — помрачнела тут же Женя. — Я же предупредила: опасайся этого мальчика, он совсем без царя в голове.

— Да я его со школы не видел, месяц уже! — возмутился Пашка. — Откуда у этого придурка малолетнего взялась настоящая пушка⁈

— Я же сказала тебе: он отследил воробья Ирины, придёт к ней домой. Он сделал это утром, пока вся её семья была на кладбище. Посмотрел по историям комнат, кто там живёт. Сделал выводы и разозлился ещё больше. Решил, что соперницу, хотевшую его обмануть, надо устранить, вне зависимости от того, какой анализ покажет уровень. Потому что, пока Егор будет прокачиваться, она и свой повысит. Следовало избавиться наверняка. За сегодня он пошёл к отделению Росгвардии, покопался в головах пары сотрудников, чтобы отыскать тех, кто пользуется пистолетами с глушителем. Потом нажал вывести такого на улицу, а тому настроил принести оружие и патроны и оставить в определённом месте. Егор поднял себе навыки владения огнестрелом в приложении. Он собирался расстрелять Ирину и всю её семью, но услышал скандал около квартиры. И появился ты. Егор не узнал тебя в лицо из-за манипуляций с внешностью, которые ты недавно осуществил, но определил игрой как того самого ненавистного ему одноклассника Соколова, с которым до появления голубей и воробьёв планировал разделаться в первую очередь, едва прокачает аккаунт. Потому он оставил Ирину и пошёл за тобой. Дальше и сам знаешь.

— Я что, умру⁈ — ахнул Пашка. — Из-за долбона, который просто отжиматься не умеет⁈ Который сожрал пару красных перцев, почти что и по своей инициативе⁈ Да они с третьего класса меня…

— Егор никогда не был на первых ролях, всегда и перед всеми пресмыкался, — прервала Женька, — в школе, дома, у себя во дворе. Он — очень озлобленный мальчик, мечтавший стать лидером. Но даже волшебную игру получил он не один, а вместе с приятелями. Он поднимал уровни, как сумасшедший, и не собирался упускать шанс остаться таким одним. Отомстить всем, кто уязвлял когда-либо его покоцанное самолюбие. Раскается он очень нескоро. Но не переживай, Паш, ты же тоже пока далёк от раскаяния. Твоя смерть невыгодна никому. Других пользователей квестами направили помочь тебе, вот, — она чуть прикрыла глаза и словно бы к чему-то прислушалась, — вот и бригада прибыла. Тебя откачают девяносто процентов, ну, не сразу, конечно. Разбирательство тут точно успеет пройти. Ты, главное, не теряйся. Про всё говори как есть, это самое верное. Любую ложь тут каждый на раз почувствует, а решение всё равно принимать не тебе: прямо как ты любишь, — хихикнула она. — Меня лично одно радует: ты ещё поживёшь и сможешь потом подумать. Надо ли прекращать быть собой, даже если договор аннулируют и вообще приложение смогут запретить.

— А, думаешь, смогут? — почти что испугался Пашка. — А настройки через него что⁈ — вспомнил он Другую маму.

— Да ну мне откуда знать? — вздохнула демоническая Женя. — Демьян Тимофеевич тоже будет на разбирательстве, если что-то подсказать надо, так это ты лучше к нему. Он тут побольше меня во всём разбирается.

— А я это чё, перед Богом прямо буду свидетельствовать⁈ — подпересрал маленько временно мёртвый Пашка. — Тем самым, настоящим⁈ Который прям создал мир?

— Понятия не имею, — подогнула лапища и легла на невидную опору Женька, чтобы быть с младшим Соколовым на одном уровне. — Но мне было бы любопытно на него взглянуть. Для общего развития… Демьян Тимофеевич!

Пашка завертел башкой и увидал невесть откуда возникшего прямо-таки огроменного дедугана. Тот весил, наверное, больше двухсот кило (во всяком случае, при жизни), одет был в тулуп с меховым воротом и высокую шапку, бородат, как поп, но злобным или опасным вовсе не выглядел.

— Доброго здоровья вам, юноша! — прокряхтел бес Демьян. — Надеюсь, таковое к вам вскорости возвратится. Пойдёмте, поспешать надобно! Собрались уж все на эту потеху, и всякий при своей правде. Уж что сладится, кто может знать, но любопытно выйдет наверное! Заговорил тебя, юноша, речь высших сил разуметь, чтобы не сиживал бараном. Давайте-ка, поторапливайтесь!

— А как тут… идти? — растерялся Пашка, переминаясь в пустоте с ноги на ногу. Стоять, не видя под собой пол, было пипец каким странным ощущением даже и для мёртвого, или какой он там сейчас?

— Да моргнуть будет довольно, — хмыкнул дедок.

Пашка не то чтобы до конца его понял, но всё-таки закрыл на секунду глаза, а как открыл — чуть не взвизгнул.

Кругом переменилось абсолютно всё, осталась только белизна фоном. Парящие лавки и трибуны заполонили дичайшие создания. Слышь Пашка когда про Босха, сейчас бы наверняка его припомнил.

Часть присутствующих была с крыльями, но далеко не все — с одной парой. Например, у сидящего на возвышающимся слегка над прочими скамьями высоком мраморном, что ли, кресле, чувака в хитоне крыльев было шесть: целые три пары, и все он растопырил перед спинкой сиденья. Мутировал, видимо.

На втором, то ли чёрного мрамора, то ли каменном кресле, тоже типа трона, высился тщедушный мужик с голым торсом, кудрявой головой и огромными перепончатыми крыльями смоляного цвета, замотанный на бёдрах в какую-то тряпку.

Псевдоэлектрик Сариил, противная Евдокия и ещё штук двадцать всяких белокрылых разместились на одной части лавок. Вторая половина пространства оказалась более разномастной. Там была настоящая анаконда — гигантский змеище с тремя головами, лежащий кольцами своего мясистого чешуйчатого тела без лавки; странная низкорослая штука озиралась четырьмя головами: коня, барана, невнятной херовины на длинной шее и какого-то орка. Шипастый пепельно-серый качок с круглыми рогами что-то шептал старому Пашкиному знакомому, Вельзевулу, в ухо. Нечто без лица, с вытянутой треугольной мордой, на которой не было глаз, а только словно бы прорванный в коже рот, вынуждало сразу же отвести взгляд. Нечто каменное, с целым спрутом ног, скорее напоминало статую, чем живое создание. Других было невидно за змеюганом.

Всё это полчище шушукалось и гудело.

Внезапно среди этой дичи Пашка приметил фигурку… историка Игоря Максимовича, сидящего, ссутулив одетые в разорванную на вороте рубашку плечи, поодаль. И во все глаза уставился на него.

— Тишина! — раскатисто, перекрывая гул, возвестил шестикрылый на троне. — Разбирательство да начнётся сейчас!

— А что же, почтенный Создатель не удостоит нас своим присутствием, Ихеоэль? — насмешливо поинтересовался мужик на чёрном троне.

— В том надобности нет, — ледяным тоном отрезал шестикрылый. — Я уполномочен говорить от имени его. Того будет вполне довольно!

— Ну-ну, — хмыкнул мужик, чуть складывая перепончатые крылья и разваливаясь на троне, как тот шейх. — И какие у вас вопросы?

Шестикрылый сузил глаза. Многие демоны зашептались, и снова поднялся гул.

На лицах разодетых в белое и имеющих пернатые крылья присутствующих застыли гримасы, губы почти у всех поджались.

— Пред очами нас, творений по образу и подобию Всевышнего, верных ему и ушедших от его милости во тьму по воле своей, а также пред некоторыми душами человеческими, сотворёнными из праха земного, — начал шестикрылый.

— Что он такое говорит? — склонилась за спиной Пашки к купцу-гиганту Женька. — Разве все люди не созданы по образу и подобию?

— Насколько внимательно читывала ты Библию, внученька? — услышал младший Соколов хитрый шёпот купца.

— Я… вообще не читала, — смутилась Женька, от которой сейчас Пашка видел только мохнатые паучьи лапы, потому что продолжал пялиться на собравшихся.

— Вот те раз. Необразованный демон. Историю знать надобно, внучка, — попенял старик-Демьян тихо над самыми Пашкиными ушами, видимо, они склонились друг к другу за его головой. — Если бы читала Библию внимательно да вдумчиво, а не как богословы любили в мои времена, ты бы обязательно обратила внимание, что в самой первой главе Бытия Вседержитель творит небо и Землю, а потом всё, что на Земле есть. Части созданий дарует он душу, а потом создаёт человека по образу и подобию своему.

— Ну так и я же об этом, — встряла Женька. — А этот говорит, что по образу и подобию здесь присутствующие… м… твари, а немногие люди — из праха. Или тут все демоны как я, когда-то были людьми?

— Здесь, в основном, демоны первичные, те, кто за Люцифером подняли бунт на Небесах, — пояснил купец. — Не про тех людей, к каким ты недавно ещё относилась, первая глава Бытия, внучка.

— В смысле? — поразилась Женя чуть громче нужного.

— Да в том смысле, что по образу и подобию Вседержителя сотворены существа, подобные ему, равные по силе своей и знанию природы вещей, Воинство земное. Такие вот. — Пашка скосил глаза влево и заметил, как купец кивнул на собравшихся заседателей. — Они и населили планету в первые времена, властвуя над природой и данными им в подчинение тварями земными. А потом, уж во второй главе Бытия про то речь, для возделывания почвы, для работы на ней и беспрекословного служения, из праха земного, коим становились отжившие твари, Вседержитель создал Адама, от семени которого пошло нынешнее живое человечество. Только поначалу поселил он его в райский сад Эдем, который тому предстояло возделывать. И быть послушным. Из ребра Адама сотворил Вседержитель первую женщину, мать люда, что сейчас в изобилии населяет просторы творения. Ту самую, кою змей, первый прямой ослушник воли Вседержителевой, соблазнил нарушить запрет, и коя склонила мужа своего к первому ослушанию. Коя отведала плодов древа познания, чтобы стали люди из праха понимать Добро и Зло, как боги, Воинство земное. Только не умели они управляться с тем знанием, в силу ущербной своей природы. Змей, даритель знания, с тех пор стал символом мудрости. Вседержитель разгневался и выдворил ослушников из своего Райского сада. И с тех пор, чтобы наполнить возлюбленный свой Эдем, ограждённый от иных богов, по первоначальному замыслу — людьми покорными, — взялся Вседержитель отбирать себе отжившие земную жизнь души, которых свобода их и горести от оной привели к раскаянию.

— Что-то я впервые слышу о том, что в Библии было про создание иных богов, — удивилась Женя.

— Ну так прочти её текст внимательно да подумай, внучка, — ответствовал купец. — Заморочены люди трактовками всяких там богословов. Попервости им анализировать Святое писание запрещалось вовсе, а сейчас так почти никому до него и дела нет, Библию много кто, отродясь, в руках не держал, вот как ты точно. Не богов, но равных себе, Вседержитель сотворил в первую очередь. А уж после заповедовал роду Адамову не подчиняться им, а выполнять лишь его волю. Откуда бы Каину взять себе жену в землях, которые он исходил, проклятый Вседержителем за убийство брата, откуда бы сынам Каина брать себе жён, откуда брать жён для сынов своих прочим детям Адама и Евы? По каким землям гуляли они и для кого бы строили города, коли не была Земля населена богами, созданными по образу и подобию Вседержителя? Перемешалась кровь. А люди в своей свободе чинили разгул всё больший. Из верных слову своему Вседержитель отобрал себе слуг, и Люцифер когда-то был одним из них. Обрати внимание на шестую главу Бытия, внучка. Там чёрным по белому сказано, как смешивалась кровь сынов Адама и сынов Вседержителя, сотворённых первыми по образу и подобию его. И как он сократил век сынов Адама, а Землю затопил, чтобы избавиться от непокорных первых своих творений. Тогда сгинули все, кроме взятых прежде Вседержителем к себе. И остался на Земле лишь род Адамов, с кровью, смешанной с первыми творениями через продолжение рода. Но приближённое воинство Вседержителя, сотворённое по образу и подобию его, — не умело быть послушным. Люцифер восстал против порядка. И увёл согласных с собой под землю.

— Тишина в присутствии! — прикрикнул шестикрылый грозно, вытягивая Пашкино внимание из увлечённого перешёптывания Женьки и купца. Младший Соколов понял, что сосредоточился вовсе не на главном. — Передавая волю и слово Всевышнего, уполномочен я напомнить: — продолжало многокрылое создание, — издревле Небесная Канцелярия ничего не имеет против соглашений, которые демоны заключают с людьми. Мы не боремся с этим процессом, считая его одним из многих пагубных следствий свободы. Однако рассматриваемое нынче так называемое приложение не может быть причиной, по которой возможное раскаяние не приведёт душу человека в Рай, — решительно провозгласил шестикрылый ангел.

— Это почему же⁈ — воинственно спросил со своего места Вельзевул, складывая на груди мускулистые краснокожие ручищи. — Согласия людей даны и зафиксированы!

— Вы продолжаете упрямствовать, — склонил голову шестикрылый. — По такому случаю: да начнётся высочайшее разбирательство! Время ему: ныне!

Глава 21 Судилище

— На повестке дня — судьба раскаявшейся души раба Божия Игоря, а также будущее прочих пользователей бесовского приложения «Дополненная реальность», в случае если они познают раскаяние — прижизненно или после завершения дней своих на земле. — Шестикрылый сделал паузу и перевёл взгляд с мужика на троне на вставшего со скамьи Вельзевула. — Нам кажется вполне очевидным, что в том виде, в котором ты, отступник, вознамерился подсовывать живущим договоры, — продолжил ангел с повышенной крыластостью, — они равносильны удачному стечению обстоятельств или более выигрышному, в сравнении с прочими, рождению. Меж тем человек, появившийся на свет больным в нищей семье, имеет те же условия для обретения Рая, что и горячо любимое дитя богачей, претерпевающее куда меньше трудностей телесных в начале своего пути, а зачастую и во весь срок существования земного. Вопрос раскаяния заключается в том, осознал ли отживший себя, прожиту́ю жизнь и принял ли решение — властвовать далее в упрямстве своём или склониться пред волею Всевышнего. На истоке времён мы согласились признать обдуманный отказ от этой милости в обмен на прижизненные блага победой бесовского рода. Однако же, — повысил голос шестикрылый, — бессознательная продажа души — чистой воды мошенничество! Так вы скоро возьмётесь подсовывать свои грамоты в стопки бумаг, кои подписывает человек в учреждениях скопом не читая. И назовёте то ценой невнимательности.

— Светлая твоя голова, серафим! — хохотнул распластавшийся на чёрном троне мужик. — Беру на заметку!

— Ты можешь брать на заметку что угодно твоей порочной душе, Люцифер, однако обманутых при жизни людей мы будем забирать в Рай в случае раскаяния, — отрезал шестикрылый. — Тому нет препятствий, ваше соглашение не правомерно.

— Помнится, кто-то распустил среди живых гнусный слушок, что все наши сделки — обман, — вскинулся гигантский змей. — А сейчас вы хотите уволочь в свои пустые сады самоубийцу? Где же последовательность? — хохотнул он, сотрясаясь всей своей огромной тушей.

— Что думаю лично я о ваших махинациях, нынче роли не играет, — процедил шестикрылый. — Однако душа раба Божия Игоря — раскаялась. И заслуживает прощения, ибо не ведала, что творит.

— Душа Игоря, сына Максимова, раскаялась так быстро потому, что прочитала договор перед подписанием! — рыкнул Вельзевул. — Он, может, и не верил в ту секунду во всё до конца ввиду благостного атеизма, но первым делом проверил тонкости моей разработки и убедился в её особой природе! А после раскаяния своего полез в петлю! Что является прямым нарушением шестой заповеди Вседержителя. Предлагаю прекратить фарс! Эта душа останется в Аду по условиям договора, с которыми ознакомилась в здравом уме и твёрдой памяти!

— По данному вопросу вынужден согласиться с отступником Вельзевулом, — подал голос архангел Сариил. — Я лично беседовал со спорной душой по согласованию с Люцифером…

— Потому что нам чужого не надо! — хмыкнул мужик на троне.

— … и подтверждаю, что раб Божий Игорь был готов отдать свою душу в обмен на власть и успех во время краткого земного существования. Однако же, — перекрикивая нарастающий одобрительный гул демонов, продолжил Сариил, — раб Божий Игорь является исключением! Наша тщательная проверка выявила, что более ни один из известных на данный момент пользователей бесовского приложения не прочитал так называемого лицензионного соглашения, более того, из всех действующих виртуальных душепродавцев только двое по состоянию на сейчас понимают саму суть происходящего с ними. Один такой, раб Божий Павел, присутствует тут ввиду предсмертного состояния и может лично подтвердить, что получил информацию от Вельзевула спустя шестьдесят семь земных суток после заключения договора. Вторая, раба Божия Ирина, узнала правду от Павла всего несколько часов назад и даже не до конца осознала это пока! Раб Божий Павел признаёт свою полную неосведомлённость? — уточнил он, продолжая смотреть на Вельзевула.

Женька пнула младшего Соколова под колено одной из своих мохнатых ног, и он подскочил.

— Я? А, да, я не знал. Я это… скачал игруху. Ну, там у нас часто сюжетки про всякое. Ну, задания давали. Я делал по приколу, даже не верил вообще. А потом совпали воспоминания, хотя я никому… — зачастил Пашка, сбиваясь через слово от неожиданности. — Ваще не вдуплял, за что значки достижений. И это ещё, про «удалить»! Я вот отца удалил, когда он повёл себя, ну плохо повёл, только я не знал же, что он прям совсем реально умрёт! Там же не было «убить», «убить» я бы не нажал точно! Вот. И ещё…

— Достаточно! — не глядя на Пашку, прервал Сариил. — Контрагент договора не имел представления о том, на что даёт согласие. Функции, ведущие к непоправимым действиям и самым страшным нарушениям заветов Всевышнего, замаскированы двусмысленными словами едино для провокации! Абсолютно мошенническая схема…

— А что там с Павлом было после нашего с ним разговора? — перебил Вельзевул. — Может, он поспешил постричься в монахи? Или сбил колени в молитвах? Или же после этого он принял статус системного администратора «Дополненной реальности» и к нынешнему часу уже даже сам заключил один новый договор?

Пашка возмущённо хлопнул ртом, хотел вскочить, но громадный купец надавил ему на ногу чуть выше левого колена.

— После того как ему наплели, что душа продана и договор обратной силы не имеет! — возмутилась ангелица Евдокия, и Пашка впервые испытал к ней что-то вроде симпатии.

— Я извиняюсь! — влез четырёхголовый приземистый демон. — А вот дитя атеистов, которое слыхом не слыхивало о заветах вашей братии, грешило по незнанию, потом подросло, продолжило и умерло не раскаявшись. Вы, что-то я не пойму, таковского к себе хоть раз забирали? Кажется, атеистам тоже неверно озвучили условия существования, или я что-то путаю?

— Распространение атеизма — происки душепродавцев, подписавших с вами договор! — огрызнулась ангелица.

— С чем, как, помнится, отметил Ихеоэль в самом начале, ваша братия никогда не имела намерения спорить, — вставил Люцифер с чёрного трона и повернулся на нём, закинув ноги на подлокотник, словно сидел в гамаке.

— Признаёт ли отступник Вельзевул, что пользователи его новаторской разработки в основной своей массе не ознакомились с условиями предложения, прежде чем принять его? — уточнил, сощурившись, шестикрылый, игнорируя выпад четырёхголового демона. — Или мне нужно вызывать свидетелей, чтобы продемонстрировать это?

— Ну зачем же? — хмыкнул Люцифер. — Вы лучше вызовете свидетелей, которые докажут, что хотя бы шестьдесят процентов умерших за последние лет, скажем, сто, имели чёткое представление о том, как следует прожить свою жизнь, чтобы пусть не в Рай, но хотя бы на работу к вам устроиться. Чтобы понимали, что они нарушили и почему лишены вашего ложно разрекламированного Эдемского сада. А как покончим с этой частью, зовите свидетелей постарше, дозволяю поднять сюда любого из моих подопечных: пускай доложат, как им преподнесли и насколько растолковали при жизни заветы Святого Писания, как они следовали им и как были обескуражены, пожаловав в наши владения. Если позволите, мы даже решили помочь и подготовили парочку за вас. Может быть, выслушаем? Есть у меня один Великий Инквизитор, один ревностный инок, Папа Римский имеется, ещё вот праведница одна, всю жизнь в постах и молениях маялась, и…

— Довольно! — оборвал шестикрылый. — Ты прекрасно знаешь, что прийти к праведности самостоятельно — сама суть земных испытаний! И что люди извратили священные тексты в грехах своих, ибо скудоумны по своей природе. Лишь тем, кто сумел раскрыть душу истине и осознать себя, даруется высшая награда.

— То есть, последовательный Ихеоэль признаёт, что понятного и всем предоставленного источника информации об условиях обретения Рая живущие не получают? — съехидничал Люцифер. — А познают истину путём проб и ошибок? Так ли это? И чем отлично от идеи «Дополненной реальности»?

— Тем, что использование приложения никак не меняет сути жизни и не может блокировать раскаяние! — грозно отрезал шестикрылый. — Что до руководства к праведной жизни, так вы, демоны, знали все правила и условия, но отвернулись от Всевышнего! Адам и Ева знали все правила и условия, но сочли возможным нарушить их! Разумные твари будут грезить о полной свободе, пока не столкнутся с её последствиями на практике. Только таким путём можно донести до них благость Господнего управления!

— И многим там удалось донести за семь с половиной тысячелетий? — невинно уточнил показавшийся за змеиными кольцами жуткий демон без кожи, играя натянутыми мускулами. — Вы устали по крупицам собирать население для своего Рая, сбрендили, множа численность живущих от своей безысходности. Скоро восемь миллиардов людей станет коптить воздух одновременно! Ад переполнен, и для качественной работы нам необходимо осваивать технологии! Вельзевул — гений! Его находка автоматизирует работу! Вы проигрываете и безумным ростом населения Земли пытаетесь нивелировать это! Мы прилагаем колоссальные усилия, чтобы остановить демографический абсурд! Наши клиенты развивают медицину, дабы люди перестали оголтело рожать от страха потерять потомство! Весь прогресс, которому способствуют многие наши контрагенты, уменьшает численность населения! Но вы никак не можете уняться! Запрещаете аборты, контрацепцию, называете лекарей бесовскими слугами!

— Увеличение числа живущих удобно для Всевышнего, но Он не способствует его росту, — отрезал Ихеоэль. — Всё, к чему создания Всевышнего пришли на Земле, — следствие их воли. Ангелы подсказывают некоторым живущим заветы, но не вольны помешать их извратить. Человек хотел познать Добро и Зло, и он познаёт его. Творений Господа тянет существовать по своей воле, и им дано такое право. Воля одних лишает воли других — это следствие, предречь кое несложно, если обладать разумом. А именно разумные существа имеют тягу идти против Создателя. Вы жалуетесь на перенаселение просторов Ада, но продолжаете заключать ваши сделки с теми, кто мог бы отойти в Рай. Это тоже ваше право, ваша воля. Но будьте последовательными. Не ропщите на её плоды!

— Мы и не ропщем! — возмутился Люцифер и снова сел на троне, как полагается. — Но я сказал тогда и повторю снова: зачем давать людям и прочим творениям разум, если после у них отнимается свобода⁈ К чему даровать безграничную память и порицать пытливость, тягу к анализу⁈ Если Вседержитель решил проучить непокорных тяготами, прикрывая это «полной свободой», демоны будут предлагать желающим альтернативы! И Рай останется таким же пустым! Потому что никто в здравом уме не вызовется страдать, если ему дают шанс избежать этого! Хватит называть нас злом! Мы глашатаи свободы и будем стоять за неё до конца! Даже если Ад лопнет от перенаселения! А вы, я так погляжу, того и добиваетесь!

— Когда-нибудь и ты вынужденно признаешь, куда приводит разумных существ полная и безграничная свобода, — отрезал серафим Ихеоэль. — Мы не добиваемся ничего вовсе, а лишь ожидаем, предоставляя спасение тем, кто смог очистить души свои от скверны, бунтарства и непокорности. В свободе своей нынче живущие близки к тому, чтобы стереть живое с планеты, созданной Творцом, с просторов, идеальных для обитания. Их «свобода, пытливость и тяга к анализу» родят войны, радиоактивные отходы, атомные бомбы, вымирание видов, иссякание недр, порабощение друг друга! Но мы не препятствуем их свободе познать Добро и Зло до конца, как возжелала некогда праматерь Ева. Мы забираем к себе лишь немногих, кто готов смирить себя впредь и признать мудрость Создателя. На закате времён, когда всеобщая свобода истребит первое творение, блаженны будут кроткие, ибо именно они наследуют за вами Землю! Довольно идеологических диспутов, Люцифер! Всем нам известно твоё упрямство. И собрались мы тут не затем. Вы вправе даровать человечеству свои приложения, мы лишь уведомляем, что в случае подписания соглашения с дьяволом по незнанию, оно подлинное раскаяние не заблокирует. Раб Божий Игорь останется в вашей власти, так как был ознакомлен с договором. Раб Божий Павел, в случае смерти и прижизненного или последующего раскаяния…

— Минутку! — оборвал Вельзевул. — Раз уж у нас разбирательство, а не обмен мнениями, давайте хотя бы каких-то свидетелей послушаем! Не на общие темы, — прищурился он, — в частности. Свободны ли мы настолько, чтобы получить такое право?

— И кого будем слушать? — Кажется, Ихеоэль подавил зевок. — Если очередного «вольного демона»…

— Ангела, — сузил свои чёрные глаза в щёлки Вельзевул, — несостоявшегося ангела, который своим решением отказался от крыльев, чтобы — прошу отметить это отдельно! — иным способом пополнить ваши Райские просторы. Не подписавшего никаких договоров, но не могущего по природе своей раскаяться в содеянном, ибо считает его правильным и благочестивым. Душу, прошедшую земной путь без единого греха, кроме осознанного самопожертвования. Душу, не изучавшую Писания, но склонную жить по указу Вседержителя. Почему-то его направили к нам, видать, недостаточно кроток. Ну что уж.

У Пашки ёкнуло сердце. Лосев! Они хотят позвать Лосева! Его можно будет увидеть, пусть и мёртвым, но тут же и нет никого живого толком! Увидеть, и вообще! Лосев, такой мудрый, он всегда знает, как правильно (кроме своей последней тупости, конечно!), он придумает, как поддержать Пашку так, чтобы не сбить настройки Другой мамы и прочее, что младший Соколов всё-таки сумел сделать нормального…

— Это продолжение обмена мнениями, — возразил Ихеоэль. — Раб Божий Андрей не готов покориться мудрой воле Всевышнего, он управляется на своё усмотрение, преступая заветы так, как ему кажется правильным.

— Так мы его не про то спросим! — хмыкнул Вельзевул. — Почтенный Сариил утверждает, что Павел, сын Андреев, в отличие от Игоря, сына Максимова, может быть принят в Рай в случае раскаяния. Даже дни неведенья подсчитал, молодец такой. Так что дозвольте для протокола спросить одно стороннее мнение. И отметить отдельно, что нашу идеологию вызываемая душа не поддерживает, а склоняется к вашей, хотя и поступает на своё усмотрение, за что мы испытываем заслуженное уважение.

— Пускай говорит, — помедлив несколько секунд, объявил шестикрылый.

Пашка весь вытянулся в струну.

А во вспышке света собрался действительно Лосев. Как живой. Такой же, каким был оставлен тогда на болотах. Он выглядел так дико и странно тут, в окружение разномастной нечисти посреди невообразимого пространства ничего.

— Скажи нам, Андрей, сын Виталия! — прокашлявшись, громко и внушительно заговорил Вельзевул. — Пред лицем Небесной Канцелярии и вольных демонов! По твоему разумению, Павел, сын Андрея, достоин спасения души в случае полного раскаяния потому, что был обманут и не осведомлён об условиях подписываемого договора?

Лосев осмотрелся. Взволнованным или растерянным он не выглядел, испуганным также.

Нашёл своими лучистыми добрыми глазами подскочившего между Женькой-паучихой и купцом Пашку, кивнул ему и сказал грустно:

— Павел — юноша хороший, хотя и заплутавший. От себя желаю ему всяческих благ. И раскаяние для него станет ношей тяжёлой. Мы много с ним говаривали в последние полтора месяца моей земной бытности. Однако боюсь, знай Павел, что ему дадено бесами, принял бы он то с ещё большим рвением. И дел натворил бы поболе. Павел был готов продать душу за лёгкое изменение условий своего жития, читал он или нет предложенное соглашение — увы, казуистика. Павел — грешник, который совершил свой выбор. На моё усмотрение — неправильно. Смущать таких как он — гнилая суть бесовской породы, но сделка скреплена и должна нести свои последствия. Ибо если может быть прощён он, должны быть прощены все раскаявшиеся бесы и узники подземелий Ада.

Глава 22 Вердикт

— А из него вышел бы ангел таки, — хмыкнул слева громадный бес-купец. — Такие кадры теряют!

Пашка осел на лавку в полуобморочном состоянии, таращась на «доброго друга Лосева» во все глаза и усилено им (и ушам тоже) не веря.

— … к чему я и призываю, ибо исстрадались они за свои грехи, — закончил тот. — Обо мне речи не идёт, — поспешно присовокупил мёртвый бездомный.

— О том тебя не спрашивали, — елейно отметил Вельзевул. — Меж тем в целом мы предоставили Павлу, сыну Андрея, возможность разорвать договор даже и при жизни, если он проработает внештатным бесом достаточно, чтобы заключить шестьсот шестьдесят шесть сделок подряд без осечек, — прибавил демон самодовольно. — Что до некорректных формулировок в моём приложении, прошу отметить, что тот же Павел, сын Андрея, вполне осознанно применил функцию удаления ко плоду во чреве Юлии, дочери Егоровой, дабы извести невинное чадо. И пенять на формулировки мне кажется излишним.

— Это ненужный был ребёнок! — выдохнул Пашка вроде бы еле слышно, но голос его почему-то прокатился по всему пространству вокруг.

— Вот его в Рай так жаждете? — лукаво уточнил Люцифер, снова перекидывая ноги через подлокотник трона. — Ради хохмы я бы даже отдал. Почистит там первый запретную яблоньку, да всех угостит, кого удалось наскрести по сусекам за наши долгие лета…

— Вопрос принятия в Эдем раба Божия Павла нынче не стоит! — процедил Ихеоэль. — Мы обсуждаем гипотетическую ситуацию полного раскаяния данной души, а также аналогичные условия для всех иных виртуальных душепродавцев.

— Надо идти в ногу со временем! — хмыкнул бескожий демон, снова подскакивая где-то за змеиной тушей Левиафана. — Вы же позволили свою Библию переводить, потом загнали её в интернеты! Даже приложения с ней имеются, так чем это наши сделки хуже⁈

— Вопрос поднят не из-за осовременненой формы предлагаемых соглашений, — возмутился Сариил. — Можете их хоть в конверты от коммунальных служб вкладывать! Вопрос в том, что человек продаёт душу вслепую!

— Как показал свидетель, дела это особо не меняет, — вкрадчиво мурлыкнул Люцифер.

— Свидетель — лишь очередной убеждённый грешник, — скривилась Евдокия.

— Наши специалисты предлагают сделки только тем, кто готов их принять, — продолжал куражиться дьявол. — И кто в них нуждается особо ввиду изуверских с психологической точки зрения условий своего прижизненного существования.

— Во имя справедливости, раз уж мы заговорили о том, долженствую отметить: такая форма предоставления во временное пользование демонических сил нивелирует всю вами же пропагандируемую идею о возможности выбирать! — вскричал в сердцах Сариил. — Не ваша ли братия ропщет на запреты Всевышнего, коим Он не даёт достаточно исчерпывающих пояснений? Не вы ли утверждаете, что всякому должно быть открыто познание, всякий имеет на него права? Не вы ли сетуете на возможности, коими наделены, но не долженствуют их реализовывать в силу табу Создателя, люди? И в то же время, потому как, цитирую, расплодилось слишком много народу, вы считаете достойным и уместным покупать души человеческие за воплощение сиюминутных хотелок уровня освобождения мочевого пузыря без оправления потребности естественным путём⁈ За бессмертную душу⁈ — уже почти кричал архангел. — Если человек не знает, что ему дано, не знает, ни какую цену заплатил, ни на что теперь способен, он проведёт большую часть жизни, если не её всю, занимаясь сущей ерундой. Ваши клиенты века назад возводили силой договоров пирамиды, а эти бедолаги исправляют тройки в семестре! Это не свобода, не спасение от так называемого вами «земного Ада», а издевательство и обман!

— Польщён, как почтенный архангел ратует заботиться о попранных правах моих грешников, — продолжил веселиться Люцифер. — Людей нынче развелось много, как уж было отмечено. Опасно оно, любезнейшие, — предоставлять такой ораве карт-бланш с полным пониманием. Достойнейший Вельзевул разработал систему ограничений, накопления функций, цену, какую-никакую, за осуществление желаемого. Дабы какую-то работу над собой следовало производить даже нашим принципалам. Правила, так сказать, как вы любите, — развёл руками дьявол. — Но если Небесная Канцелярия не видит ничего дурного, то и мы готовы пойти навстречу и всем клиентам Вельзевуловой разработки предоставить подробнейшую инструкцию. А то и правда давненько Наполеонов и Гитлеров у нас не поступало на загробную службу! Недочёт.

— Претензии Небесной Канцелярии — не о системе работы приложения после подписания договора, а о слепом согласии без понимания сути сделки! — стукнул кулаком по подлокотнику трона шестикрылый серафим. — Реку слово, и слово то будет закон: продавшие душу, не зная о том, смогут очиститься от грехов своих через раскаянье, и пред ними откроются Небесные врата, даже коли грешили они при помощи дьяволового кредита!

— А ты правда веришь, что кто-то из них при заведомом понимании откажется, да? — закинул ногу на ногу Люцифер, кривляясь на своём троне.

— Не о том речь. То уж личный выбор каждого, — отрезал Ихеоэль, понижая голос. — Обращаю твоё внимание, что по поводу искушения потенциальных ангелов мы претензий не имеем и даже готовы вынести благодарность за помощь в очистке наших рядов от, — шестикрылый серафим кивнул куда-то в сторону Пашки на горделиво выпрямившуюся паучиху-Женю, — будущих падших ангелов. На сим разбирательство объявляется свершённым! На то воля Всевышнего!

— Да будет так, — лукаво усмехнулся Люцифер. — Но далее без претензий. И так дёрнули всех без предупреждения, Вельзевул вон из отпуска отозван, первого за семь с половиной тысяч лет, между прочим. Нет в вас никакого уважения к личности…

Пашку, который даже толком не понял, помиловали его в итоге или нет, вдруг резкой волной замутило. Всеобъемлющая белизна вокруг начала темнеть.

— Что… мне… плохо… — схватил он со внезапной паникой Женю за мохнатую лапу и тут же в ужасе отдёрнул руку, а в глазах померкло окончательно.

— Не плохо, — услышал младший Соколов отдаляющийся голос Женьки. — Всё хорошо. Ты приходишь в себя.

Эпилог Бес-бот

То, что раньше совсем ничего не чувствовал, Пашка понял, только когда ощутил вмиг задеревеневшим телом что-то твёрдое под собой. Нос, неприятно растопыренный в ноздрях, уловил запах и поток направленного воздуха. Темнота перед глазами придавила веки, а где-то внутри поселилась тянущая, ноющая боль. Он хотел вскочить, но не сумел пошевелить даже пальцем. И тут же затопила паника: что, если Пашка очнётся, но парализованным⁈ После двух пулевых ранений! И вот так вот всю жизнь, обездвиженный и беспомощный…

Дыхание сбилось. Уши царапнуло изменение фонового шума, и лишь сейчас Пашка понял, что в нём присутствовало мерное пиканье через равные промежутки времени, которое теперь заволновалось, участилось, будто билось в конвульсиях.

Что-то пошевелилось рядом в темноте, сжало ощутимо Пашкину правую руку выше локтя — и вдруг оцепенение спало, и веки наконец подчинились воле, поднялись.

Пашка заморгал, привыкая к тусклому свету больничной палаты, в котором собиралась в чёткий силуэт словно бы ополоумевшая Люська Пионова.

— Паша! Пашенька! Очнулся! — выдохнула она и быстро прижала ко рту обе руки, оторвав ладонь от него. — Я сейчас… позову… Елена поехала душ принять и переодеться… Врача… сейчас… — Она попятилась.

— С-стой, — попытался сказать Пашка, и это вполне получилось, хотя и с хрипом.

Пионова замерла, тараща глаза.

— Ч-что ты тут… как оказалась? — Пашка пошевелил сначала одной ногой. Потом рукой. Потом опёрся на локти и смог сесть, хотя в животе и груди отдалась тупая боль.

В нос вели трубочки, делавшие голос гундосым, как при простуде. Из них, мешая существовать, что-то постоянно дуло. В левой руке торчала игла капельницы, пришпиленная пластырем к предплечью. Какие-то провода уходили под рубаху и сейчас натянулись, оттягивая кожу липкими присосками.

— Паша! — Глаза Пионовой наполнились слезами. — Ты меня узнаёшь? Ты всё понимаешь? Прости меня! Я не думала, что на тебя могут охотиться бандиты! Что такое вот бывает! Ты меня защищал, а я как та дура… Прости! Я больше никогда… Я уже неделю почти не отхожу от тебя, как прилетела и узнала… Паша! — Она не сдержалась и снова шагнула к нему, хватая пальцами за предплечье. Младший Соколов, почти оправившийся, понял, что на Люське поверх джинсового сарафана синий одноразовый халатик, что сам он — на койке в больнице, а вокруг столько пикающих приборов, будто Пашку реанимировали в Нью-Йорке. — Ириша говорила, что ты обязательно очнёшься, а я уже перестала верить, — заплакала Пионова огромными, одна за другой набухающими слезами.

— Островская говорила⁈ — возмутился Пашка и уверенно выдрал из носа чёртовы трубки, затанцевавшие от напора воздуха над полом около пищащих гневно приборов.

— Да. Это же она тебя нашла дома, вызвала «скорую», — глотала слёзы Пионова. — А потом сбор открыла и собрала деньги на операцию и на реабилитацию тоже она. Так быстро, это прямо чудо!

— Островская собирала мне деньги на операцию⁈ — опешил Пашка.

— Ну не одна, ей ещё вот Славик помогал очень, тоже приходил уже дважды при мне, проведывал тебя, и Толя, конечно, с Яной! И Игорь. Славик тоже твердил, что ты выкарабкаешься! Елена от тебя не отходила, ты не думай! Она так переменилась, прямо другой человек! И всё плачет… Это я её уговорила съездить домой хоть на чуть-чуть с Серёжей и Юлей! Ну вот что натворила: ты взял и очнулся именно теперь! Надо ей позвонить, Паша! И позвать доктора! И твои бабушки с дедушкой, они же в буфет пошли! Надо их…

— А кто в меня стрелял? Нашли? — прохрипел младший Соколов, останавливая поток информации.

Люся замотала головой испугано.

— Нет! Никто ничего не видел и не слышал! А ты сам знаешь? Помнишь? — подалась она вперёд. — Это как-то связано с исчезновением твоего папы?

— Н-не знаю… — Пашка лихорадочно закусил губу. — В маске кто-то вломился, — решил наконец он.

— Кошмар какой! — воскликнула Пионова. — Если бы Ира не пришла, ты бы точно там… на месте… — Она опять всхлипнула. — Что творится кругом, просто кошмар! Из твоего класса мальчик ещё серной кислотой другого облил, и тот в искусственной коме сейчас, у него обширный ожог тела и слизистой, а мальчика судить будут, но говорят, что он вообще сумасшедший! Я даже думала, вдруг это он на тебя напал… Но полиция утверждает, что нет.

— К-кто облил? — заморгал Пашка.

— Александр Завихренников, маленький такой, невзрачный! Во всех новостях про него. Кто бы мог и подумать! Говорят, у него психическое расстройство.

— А… кого? — чуть не разинул рот Пашка.

— Егора Краснопупинского! В тот же день, когда на тебя напали, представляешь⁈ Говорят, его обижали в школе, но нельзя же вот так вот… Такой кошмар, страшно на улицу выходить просто! Да ты не думай об этом, главное, что ты очнулся! Доктор говорит, если очнёшься, то и поправишься обязательно! У тебя никакие ключевые органы не задеты, ты в рубашке родился и на ноги обязательно встанешь теперь! Тебе очень сложную и дорогую операцию сделали, и всё прошло успешно, пошёл восстановительный процесс! Только сознание не возвращалось, хотя никаких к тому оснований. Мозг не умер, но не реагировал совершенно! Тебя даже с искусственной вентиляции лёгких уже сняли… Паша, давай я доктора позову! И Елене позвонить надо!

Она опять попятилась.

— С-стой! А где… ты не знаешь, где мой телефон? — поморщился от рези в животе и под рёбрами Пашка.

Пионова вдруг рассмеялась.

— Ну представляешь! Иришка прямо пророк!

— Чё?

— Ира сказала: обязательно надо твой телефон заряжать и держать в палате, с тобой рядом. Сказала, тебе он понадобится в ту же минуту, как очнёшься, и надо его дать! — Люся, смеясь, присела на корточки и откуда-то снизу подняла на койку мобилу. — Я сделала только потому, как сильно она тебе помогла, считай, жизнь спасла дважды. Сколько ни приходила, уточняла про телефон. Заставила брата твоего дома у вас его найти, а тот сначала день всё обыскивал и не нашёл, а потом вдруг нашёл. И вот, ты действительно про него спросил первым делом! Паша! Я доктора позову, вдруг ты опять отключишься. — Пионова дрожащей рукой вложила в Соколовские пальцы мобилу. — Я быстро!

И она бегом метнулась к двери из палаты.

Пашка уставился на послушно снявшийся с блокировки телефон. Заряд — сто процентов.

Иконка «Дополненной реальности» была на месте.

Уж не померещилось ли это всё безумное разбирательства ему в бреду⁈

Сглотнув, Пашка задержал дыхание и немеющим пальцем нажал на иконку.

Она загрузилась.

То есть ничего не поменялось? Бред?

Или игра останется, но не помешает раскаянию? А как это понять-то?..

Хорошо знакомая прилога, развернувшись, первым делом вывела на весь экран рамку уведомления:


'Уважаемый пользователь!

Действующее лицензионное соглашение расторгнуто! Вы можете повторно принять его, чтобы продолжить пользование «Дополненной реальностью», или отменить сделку: в этом случае средства за оплаченный период будут возвращены на карту в течение трёх рабочих дней, а программа деинсталлируется с устройства. Для повторного и окончательного принятия условий лицензионного соглашения поднимите глаза и прослушайте краткую информацию нашего бес-бота'.


Пашка моргнул дважды, перечитал текст. И только потом наконец-то оторвал взгляд от дисплея.

На спинке больничной койки стоял, как ни в чём не бывало, пухлый полуметровый чёртик.

Натуральный, объёмный, красны и рогатый, как уменьшенная копия Вельзевула, и с крохотным золотым трезубцем в лапе. Он улыбался белозубой акульей улыбочкой.

— Не пугайся! — радостно подпрыгнул чёртик. — Если вокруг есть люди, меня можешь видеть только ты! Не стоит убегать, кричать и задавать вопросы, — продолжая сиять улыбкой, затараторил он без пауз, как будто был дурной рекламой, которую нельзя закрыть до последнего счёта таймера. — Я не смогу ответить тебе, потому что являюсь встроенным элементом предлагаемого договора. Сейчас тебе предоставляется возможность продать свою душу дьяволу. Это не шутка, не галлюцинация и не маркетинговый ход. Ты сможешь ощупать меня и подержать в руках, если захочешь. Поставив галочку и нажав клавишу «ок» в открытом на смартфоне приложении, ты заключишь необратимую сделку. Продажа души дьяволу позволит в течение всей дальнейшей жизни корректировать окружающую реальность так, как тебе будет угодно, с помощью функционала приложения. Мы ввели систему набора очков, необходимых для действий, но простые квесты, адаптированные к твоим пристрастиям, помогут быстро их получить. После обучающего периода, при наборе сорокового уровня аккаунта, откроется почти полный список возможностей. Следующий ждёт тебя на восьмидесятом уровне и потом на двухсотом. Нарушай заповеди, впадай во грехи и с комфортом получай достижения. Обращаю твоё внимание: в случае заключения сделки раскаяние во время, на исходе или по завершении земной жизни не поможет твоей душе вознестись на Небеса. Соглашение закрывает перед принципалом врата Рая. Взамен мы гарантируем исполнение любых чаяний, безграничные знания и возможности. Чтобы заключить договор, прочти подробный сопроводительный текст в приложении, поставь галочку и нажми клавишу «ок». Чтобы прослушать бес-бота ещё раз, закрой программу и войди в неё заново. Чтобы отказаться от сделки и забыть об этом предложении, закрой игру и удали программу со своего телефона: память будет откорректирована для комфорта твоего восприятия. Ты можешь принять договор или отказаться от него в любое удобное время. Хочешь потрогать бес-бота, чтобы убедиться в его реальности? — протянул красную свободную лапку чёртик, а потом спрыгнул с перекладины койки на матрас в ногах младшего Соколова, ощутимо продавив тот под собой и натянув простыню.

Пашка опустил глаза в раскрытую рамку уведомления, сменившуюся на текст мелким шрифтом с ползунком перемотки и квадратиком для галочки на экране.

— Если тебе нужно убедиться в том, что меня видишь только ты, — опять заговорил чёртик, крохотными шажками приближаясь к Пашке по краю кровати, — можешь позвать кого-то или сфотографировать пространство вокруг меня. Чтобы заключить договор о безвозвратной продаже бессмертной души в обмен на земные блага, прочитай подробный сопроводительный текст в приложении, поставь галочку и нажми клавишу «ок». Чтобы прослушать бес-бота ещё раз, закрой программу и войди в неё заново. Чтобы отказаться от сделки и забыть об этом предложении, закрой игру и удали программу со своего телефона: память будет откорректирована для комфорта твоего восприятия. Чтобы заключить договор о безвозвратной продаже бессмертной души…

ТЕЛЕГРАМ

Канал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками

Книжный Вестник

Бот для удобного поиска и скачивания книг

Книжный Бот

Свежие любовные романы в удобных форматах

Любовные романы

О психологии, саморазвитии и личностном росте

Саморазвитие

Детективы и триллеры, все новинки

Детективы

Фантастика и фэнтези, все новинки

Фантастика
ВКОНТАКТЕ

Цитаты, афоризмы, стихи, книжные подборки, обсуждения и многое другое

Книжный Вестник