Эйнемида IV. Солнце нового мира.

Глава VI

– И, всё-таки, ты уверен, что хочешь пройти последнее испытание? – могучий бронзовокожий жрец по имени Скефол, одетый в одну тёмно-зелёную юбку длиной до колена, задумчиво пригладил свою безволосую голову. Его нечеловеческие, блестяще-чёрные глаза не отрываясь смотрели на гостя.

– Я хочу, – твёрдо сказал Хилон. Свободно гуляющий в просторной пещере ветерок зябко холодил его влажное тело и волосы. – Мне нужна вся здешняя мудрость, без остатка.

– Мудростью было бы проследовать обычным путём паломников, – поморщился жрец. – Ты уже принёс положенные жертвы, узнал тайные заклинания, омылся в священных водах. Пастырь Волн коснулся тебя, его благословение дано. Что тебе нужно ещё? Последнее испытание лишь для тех, в ком есть кровь моря.

– Остальным запрещено?

– При чём тут запреты? – Скефол раздражённо пожал плечами. – Таинства доступны для всех эйнемов… которым они по силам. Лишь тот, в ком есть кровь моря способен выдержать последнее испытание, да и то не каждый. Цена провала – смерть. Немногие чтят богов столь сильно, чтобы решиться на такое, даже у нас. Последнее испытание требуют всего раза три или четыре в год. Остальные паломничества заканчиваются там, где стоишь сейчас ты.

– Кто-то без крови моря пробовал пройти испытание?

– А как же? – жрец нехорошо усмехнулся, обнажив заострённые треугольные зубы, – Пробовали, конечно. Видишь вон те камни?

Хилон перевёл взгляд на гирлянды, развешенные вдоль стен. Десятки разноцветных камней, нанизанных на бронзовые цепочки, негромко позвякивали, колыхаясь под лёгким дуновением ветерка.

– Вижу. Я пожертвовал такой же.

И потратил немало времени под холодными брызгами прибоя, разыскивая нужный – достаточно крупный, с проделаной самим морем дыркой посередине. Вслух этого Хилон, разумеется, не сказал.

– Пожервовал, – Скефол покосился на камешек в огромной раковине морского гребешка, служившей алтарём. – «Хилон, сын Анакрета из Анфеи, сын Евмолпа из Сенхеи», – без труда прочёл он мелко нацарапанную надпись. – Знаешь, что я сделаю с этим камнем?

Хилон пожал плечами.

– Если ты завершишь паломничество здесь, я брошу его в море как дар отцу-Сефетарису, – сообщил жрец. – Если ты начнёшь испытание, и погибнешь, – он обвёл рукой стены с гирляндами, – я повешу его здесь, на одну из этих нитей. Среди этих камней есть имена чужеземцев, но все они там, в конце – те нити повесили в числе первых. Последний раз не островитянин требовал последнее испытание пару сотен лет назад.

– А если я пройду испытание?

– Если… – хмыкнул жрец. – Если пройдёшь, место твоему камню вон там, но я настоятельно не советую пробовать.

Хилон посмотрел на указаную жрецом стену за грубой серокаменной статуей Гонителя волн. Здесь тоже висели нитки с камнями, но совсем немного – раза в четыре меньше.

– Здесь ведь есть камни чужеземцев, – уверенно сказал Хилон, разглядывая гирлянды.

– Есть, – нехотя ответил Скефол. – Один. Из примерно полусотни тех, кто пытался.

– Значит, это всё-таки возможно. Ты знаешь, как звали того чужеземца?

– Знаю. Его камень показывают новичкам, как диковину, – Скефол осторожно раздвинул гирлянду и указал на непримечательный розоватый камешек. – Вот он. Некий Иофей, сын Эпиоклета, анфеец. Говорят, это было почти тысячу лет назад, в войну Ста царей, но как и при каких обстоятельствах, неизвестно.

Иофей… Хилон скорее бы удивился, назови жрец иное имя. Он осторожно взял розовый камешек и вгляделся в едва различимые древние буквы. Так писали в старину, когда, по указу судьи Иулла, понятные немногим тироновы глифы и множество вариантов упрощённого письма заменили одним, но сами буквы ещё не обрели окончательный вид.

– Если Иофей смог, смогу и я.

Возвращённая на место гирлянда негромко звякнула, ударившись о соседние.

– Странная уверенность. Почему?

– Мы родичи. Он был племянником моего предка Элефтера.

– Вот как, – поднял бровь жрец. – Родственник. Это бы помогло, если бы он был от крови моря и ты бы её унаследовал. Может так и есть? Но это слишком неверная надежда. Тысяча лет – долгий срок.

– Лучше, чем ничего.

– И всё же недостаточно. Последний раз предлагаю: откажись.

– Нет. Я желаю пройти испытание.

– Даже зная, что, скорее всего, умрёшь?

– За последний год я умирал дважды, – Хилон вспомнил утро после попойки в омфийском храме. – И один раз лучше бы умер.

– Что ж. Это твоя жизнь, ты вправе делать с ней, что хочешь. Мне следовало бы одобрить твоё рвение, но я не вижу, чтобы тобой двигало благочестие.

– Есть вещи не менее важные, чем благочестие.

– Вряд ли здесь подходящее место для этого утверждения, – бескровные губы жреца тронула лёгкая усмешка. – Что ж, раз ты решил, идём.

Они прошли в смежную пещеру, скрытую за расшитым морскими коньками занавесом. Здесь обстановка была совсем простой: одиннадцать каменных статуй морских обитателей вдоль стен, бронзовые светильники с бело-зелёным огнём и широкая неровная дыра в полу. Сквозь дыру доносился шум плещущихся волн.

– Встань здесь, – Скефол указал на вбитый в пол бронзовый диск шириной в локоть. – Сними одежду.

Хилон без раздумий скинул отсыревший гиматий, снял сандалии и встал на диск. Холод влажной бронзы ожёг босые ступни. В руках жреца появился заставленный баночками деревянный лоток, похожий на те, с какими ходят разносчики.

– Теперь, подумай о том, что есть море, что заключено в этом слове, – Скефол щедро зачерпнул пахнущей тиной зелёной жижи и принялся втирать её в лицо Хилона. – Море – это жизнь. Его вода солона, как кровь в твоих жилах, ибо море – кровь мира, – бронзовая игла кольнула по два раза в грудь и в шею, красные ручейки побежали вниз по телу. – Море – это вселенная, ибо его глубины скрывают целый мир, – диск из прессованых горьковато-безвкусных водорослей лёг на язык, и лёгкий тычок в горло заставил проглотить. – Море – это тайна, ибо сокрывает больше, чем открывает, – измазаная тёмно-бордовым кисть коснулась плеч, живота, бёдер и паха. – Я дам тебе всё, чтобы открыть эту тайну, остальное зависит от тебя. «Эй Септайор, эо-ээй…»

Жрец негромко затянул протяжный гимн. Хилон почувствовал, как начинает гореть лицо, как несённая на тело краска стягивает кожу, как пульсирует кровь в ранах на груди и шее. В желудке забурлило, к горлу подкатила тошнота.

– Что теперь? – спросил он, когда песнь стихла.

– Теперь? –криво усмехнулся жрец. – Теперь вперёд, никуда не сворачивая. Септайор галатиройр, пойтойн, карэ э орфо. Сефетарис гонитель волн, глубинный прими свою жертву.

Он резко толкнул в грудь, и не ожидавший этого Хилон отлетел к краю щели. Ноги ухнули в пустоту, пальцы бессильно соскользнули по мокрому камню, и пенящийся водоворот стремительно бросился навстречу. Удар вышиб воздух из лёгких, тело обожгло болью и холодом, ошеломлённого Хилона закрутило и повлекло вниз, швыряя, точно куклу, о каменные стенки. Не успел Хилон толком испугаться, как бурное течение исчезло, и он обнаружил себя в широком каменном туннеле, густо поросшем ракушками и кораллами. Вокруг плавно колыхались длинные зелёные водоросли.

Хилон недоуменно моргнул. Водоросли, значит он под водой, но дышится легко, точно в лесу после дождя. Удивлённый, он поднял руку, и ощутил восторг, граничащий с паникой. Руки… не было. Там, где кисть жреца коснулась предплечий, росли бордовые чешуйчатые лапы с длинными перепончатыми пальцами. Взглянув вниз, Хилон шумно выдохнул, увидев точно такие же жабьи лапы вместо ног, и ещё больше удивился, осознав, что услышал собственный вздох. В происходящее верилось с трудом, но приходилось признать: если это не помешательство, сила Сефетариса, точно в сказках про колдовство и метаморфозы, превратила его в некое подобие тритона.

«Вперёд, никуда не сворачивая…» – пришли на ум слова жреца. Что ж, сворачивать всё равно некуда, да и назад путь закрыт. Хилон повёл руками, и новообретённые конечности с лёгкостью бросили его тело сквозь водную толщу.

Дух захватило от скорости, а ещё больше от красот, раскинувшихся вокруг. Со скоростью запряжённой четвёркой колесницы Хилон мчался по каменному желобу сквозь настоящий лес водорослей и кораллов самых невероятных расцветок и форм. Длинные и зелёные нити «травы», раскидистые коралловые «деревья», многоцветные венчики «кустов», красные и фиолетовые звёзды «цветов» – невероятный калейдоскоп красок, картина, непредставимая скудному воображению живущих на суше. Вокруг деловито проплывали обитатели волшебного леса, не менее удивительные, чем окружающий их пейзаж, а самое невероятное: всё это… звучало. Звуки царства, что люди полагают безмолвным, обрушились на Хилона могучей волной. Он воспринимал их не ушами, но будто бы всем телом, ощущая мельчайшие движения проплывающих мимо рыб и колыхания потревоженных водорослей стократ сильнее, чем может позволить самый острый слух. Звуки, цвета, ощущения – всё слилось в единую восхитительную гармонию, всеобъемлющий танец жизни, частью которого был и сам Хилон. Теперь он знал ответ на вопрос, почему на морском берегу людей часто охватывает печаль.

Полностью захваченный своими ощущениями, Хилон не сразу заметил, что туннель начал плавно сужаться. Заросли кораллов и морской травы становились всё плотнее, приходилось изворачиваться на грани возможностей нового тела, чтобы двигаться, не замедляя ход. Нырнуть под коралловую ветвь, увенчанную пышным венчиком актинии, змеёй – откуда только взялось умение? – проструиться сквозь извилистый лабиринт поросших ракушками камней, раздвинув руками занавес голубо-зелёных водорослей, продёрнуть тело в образовавшийся проход…

Звуки исчезли, толща воды сдавила мельничными жерновами, тело налилось свинцовой, неповоротливой тяжестью, дыхание пресеклось. С ужасом, перерастающим в панику, Хилон осознал, что чудесные тритоньи конечности исчезли и к нему вернулось его привычное, человеческое тело… в кажущемся бесконечным каменном желобе, до потолка заполненном водой.

Призвав на помощь всю свою выдержку, Хилон кое-как овладел собственным разумом. Где-то впереди, в конце желоба, виднелось нечто похожее на шар света. Хилон отчаянно рванулся вперёд, вспоминая, как учился искусству плавания в синих водах Анфейской бухты. Никогда в жизни он не плавал так, как сейчас. Связки и суставы хрустели от напряжения, тело извивалось, мутный свет приближался с чудесной быстротой, и всё же медленно, слишком медленно.

Когда лёгкие поглотили последний глоток воздуха, он смог проплыть ещё локтей семь, но светлое пятно было всё так же непостижимо далеко. Тело свело судорогой, железный обруч удушья ещё сильнее стянулся на груди и волна смертного ужаса смыла остатки философской выдержки без следа. Безмолвно крича распахнутым до боли в щеках ртом, Хилон отчаянно забился всем телом. Боль в груди стала невыносимой, рёбра выламывало изнутри, солёная вода залила рот и глаза, убивая остатки чувств. Последним, что Хилон увидел перед тем, как исчезнуть в мутно-клубящейся тьме, была протянутая к нему тонкая белая рука.

***

– Почему я здесь?

Журчащий издалека голос, мокрый зябкий холод, соль обжигает язык, разъедает горло, сворачивает клубком полный желудок… Хилон перевалился на бок и его обильно вырвало морской водой.

– Почему я здесь?

Хилон разлепил веки. Его слезящимся от соли глазам открылся круглый грот, освещённый странным зеленоватым светом. Несколько оторопев, он понял, что свет источают десятки, сотни крупных изумрудов, растущих прямо из коралловых стен. Впечатление такое, словно находишься внутри драгоценной шкатулки для женских украшений.

Её он заметил не сразу. Обнажённое девичье тело, прикрытое лишь массивным коралловым ожерельем, почти слилось с берегом. Тонкий, заострённый овал лица, бледная кожа, чувственные пухлые губы цвета коралла – верхняя чуть приподнята, придавая лицу невинно-восторженный вид. В густых пышных волосах тёмно-зелёного цвета запутались веточки кораллов и морские звёзды. По пояс вынырнув из воды, девушка облокотилась на берег островка, где лежал Хилон. Изучающе-требовательный взгляд огромных бледно-зелёных глаз не отрываясь скользил по его лицу.

– Почему я здесь, а?

– Ты спрашиваешь об этом меня? – с трудом приподнявшись на локте, Хилон устало взглянул на девушку. – Это я тебя должен спросить, почему я здесь? Ты спасла меня, да?

– Спасла, – она неожиданно хохотнула. – Ну и вид у тебя был, сухокожий. Зачем лезть в воду, если не умеешь плавать, а?

– Вот и я думаю… – Хилон кое-как сел, привалившись спиной к замшелому камню. – Спасибо тебе.

– И всё? – подняла бровь девушка. – Обычно, чудом спасённые более красноречивы.

– Прости. За последнее время мне приходилось умирать слишком часто. Кто ты?

Из воды, за спиною девушки, вырвался столб брызг. Описав в воздухе длинную дугу, пятнистый хвост мурены звонко шлёпнул по воде – точно собака вильнула. Нереида… Прежде Хилону не доводилось видеть кого-то из древних так близко.

– Нет, теперь твоя очередь отвечать, – в голосе создания из сказок прорезались капризные нотки. – Почему я здесь?

– Это какой-то обряд? – растеряно моргнул Хилон. – Загадка? Часть посвящения? Прости, я не островитянин, я родился в Анфее. Мне не ведомы…

– Обряд… – фыркнула нереида. – Мне нет дела до обрядов. Море чтит заветы – когда звучит Призыв, дитя моря приходит в условленное место, чтобы помочь верному, но почему призвали меня?

– А кого были должны? – происходящее казалось Хилону совершенно нереальным, словно в песне рапсода.

– Не меня, – ответила нереида так, словно это всё объясняло. – И всё-таки, я пришла, не смогла не прийти. Я ждала здесь, и тут увидела: ты тонешь, – она хихикнула, и тут же стала серьёзной. – Спасать… Не положено, неправильно. Но я почувствовала… Почувствовала, что должна… Кто ты, сухокожий?

– Я не знаю… Меня зовут Хилон, а ты? Как тебя зовут?

– Лэассээнассэ…

– Лэа… Лисианасса?! – Хилон изумлённо вытаращился на собеседницу. – Ты Лисианасса!

– Соль Аматэ, как грубо… – нереида брезгливо скривилась. – Да, у вас меня называют именно так.

‒ Ты дочь Сефетариса и…

– Аэфэллэймо, – резко перебила нереида. – Не смей коверкать имя моей матери.

Лисианасса, дочь Сефетариса и Евлемы – завет между Повелителем волн и древними обитателями моря. На заре эпохи, новое сочеталось со старым и породило будущее. Каждую весну встаёт над восточным горизонтом созвездие Морской девы – память о том, как легкокрылая Тимерет из ревности ветром забросила нежноокую Евлему в Кахамскую пустыню, а справедливый Эйленос, вняв просьбе брата, вознёс несчастную на небо.

– Значит ты… богиня? – выдохнул Хилон.

– Богиня? – Лисианасса рассмеялась. – Нет, я не богиня, иначе разве могла бы я быть здесь?

– Не знаю… Разве боги не могут сойти на землю?

– Раньше... – на лице нереиды на мгновение мелькнуло нечто, похожее на страх. – Когда-то, могли. Аматэ меняется… Нет, я не богиня.

«Миру надлежит измениться…» – вспышкой сверкнуло в голове. Послание Тефея. Боги не могут спуститься на землю, но раньше могли. Что это значит? Голова Хилона разрывалась от вопросов.

– Расскажи мне… – начал было он.

– Нет. Ты здесь, чтобы получить то, зачем пришёл. Ты это получишь.

– А зачем я пришёл?

– За солью, водой и жизнью.

Опершись на руки, она поднялась над водой и грациозно вышла на берег. Хилон удивлённо сморгнул: вместо муреньего хвоста, из-под воды появились две точёные мускулистые ножки, совершенно человеческие, если не считать сросшихся пальцев. Он с трудом подавил непрошенную мысль о том, что последний раз был с женщиной – проклятой изменницей Молтис! – больше полугода назад.

– Что делать? – Хилон упорно не давал взгляду сползти ниже плоского зеленовато-белого живота. Получалось не слишком, но нереиду это, будто бы, не беспокоило.

– На колени, – она властно указала на широкую, полную воды чашу, росшую прямо из каменной плоти островка, и сама села рядом. – Дай руку.

Требовательно раскрытая ладонь протянулась к Хилону. Он повиновался и едва сдержал крик боли – кинжально-острый ноготь нереиды чиркнул по его запястью. Из длинной тонкой раны хлынула ярко-алая кровь.

– Больно, – усмехнулся Хилон.

– Соль, вода и жизнь, – Лисианасса провела ногтем по собственному запястью. Тёмно-бордовая кровь заструилась по руке, – Если берёшь, надо отдавать.

Схватив Хилона за руку, она соединила кровоточащие раны. Ощущение было такое, будто на свежий порез сыпанули солью. От запястья к плечу поползло бодрящее жгучее тепло.

– Что теперь? – Хилон с нереидой сидели на коленях, друг напротив друга, сцепив руки, точно дающие клятву побратимы или влюблённые. Их разделяла лишь каменная чаша. Смешанная кровь человека и древней струилась по предплечьям, бордово-алыми рубинами капая в загадочно поблескивающую воду.

– Соль, вода и жизнь – это ключ ко всему, – невинное личико Лисианассы превратилось в лик вдохновенной пророчицы. – Если их пробудить, откроются любые двери. Я – твой проводник, кровь Аматэ – твоё пробуждение. Дверь выбирать тебе. Входи!

Их сплетённые руки до локтя погрузились в оказавшуюся бездонной чашу, по поверхности воды поплыли тёмные перья крови. Голова Хилона закружилась, картина перед глазами размылась. С трудом удерживая ошмётки сознания, он взглянул в широко распахнутые глаза нереиды, а затем всё исчезло. Словно кто-то выдернул само его естество из головы, и, через всё тело протащив по полным бурлящей крови жилам, вышвырнул наружу сквозь зияющую в предплечье рану.

Его рвануло вниз, затягивая в извилистый желоб под каменной чашей – так, должно быть, чувствует себя мельчайшая красная капелька в венах, гонимая могучими ударами скрытого в неведомой дали сердца. Хилон бесконечно долго нёсся неведомо куда, не чуя ни света, ни тьмы, ни верха, ни низа, а затем всё закончилось, и перед ним распахнулся мир.

Это было похоже на то, как смотреть на карту, одним взглядом сверху обозревая земли, моря и страны. Хилон почувствовал себя самим морем, его полноправной и неотъемлемой частью. Огромный мир распахнулся перед ним, являя свои невероятные красоты и ужасающие тайны. Хилон видел весёлую игру пёстрых рыбок в пронизанных солнечным светом коралловых заводях и чёрные туши непереносимо мерзких чудовищ, грузно ворочающиеся в темнейших глубинах моря. Он видел украшенный цветами корабль под пурпурным парусом, полный богато наряженных, радостных людей, и съежившегося в утлой лодчонке рыбака, не отрывающего остекленевших глаз от нависшей над ним гигантской волны. Его взгляд скользил по шумным портам приморских городов и по рыбацким деревушкам, по спокойным уютным бухтам и по бескрайним морским просторам, задержавшись на зрелище огромного флота, ползущего на юг вдоль побережья Акроса. Хилон узнал горделивые обводы и голубо-жёлтые паруса зевагетовой «Калимеры» и ещё несколько кораблей. Неведомая сила влекла Хилона по всем морям мира, словно радушный хозяин, показывающий гостю свой дом, от тёмных кладовых до богато украшенного скульптурами и картинами андрона.

И тут гость взял хозяина за руку. Усилием воли, Хилон остановил беспорядочный поток образов, и, преодолев не слишком сильное, будто бы удивлённое, сопротивление, направил взгляд обратно, к идущему на юг флоту. Лес парусов, море флагов: голубых, жёлтых, красных, серых, лавандовых. Союзники идут в бой, пользуясь растерянностью побитого у Неары врага… Рывок, и перед глазами встаёт обожжённый берег Неары с оплавленной свечой солнечной башни посередине. Сотни людей трудятся на набережной, возвращая городу среброрукого Олла прежний вид… Почувствовав уверенность, Хилон потянулся мыслью на восток… Серые берега Мойры, волны бьются о камень, узкая лестница, петляя, ведёт в гору, широкий уступ нависает над вспененной водой… Хилон прыгнул в водоворот, точно ныряльщик с высокого берега.

Тело, похожее на сломанную куклу, он заметил не сразу. Оно застряло меж острых подводных скал, почти слившись с тёмными камнями. Хилон сосредоточился, его взгляд устремился вперёд, обогнул закрывающий обзор булыжник, и перед ним предстало бледное лицо, нетронутое ни гниением, ни морскими обитателями. Хилон узнал его. Тимид – несчастный спутник Тефея, сгинувший, как утверждали, на дальнем западе, упокоился у берегов Мойры, а до этого пытался убить его, Хилона... и убил Тефея? Того, кому некогда служил? Быть может, виной тому неверный свет, рассеянный в водной толще, но Хилон не мог отделаться от ощущения, что взгляд прозрачных, бледно-голубых глаз мертвеца двигается вслед за ним.

Запад… Оттуда пришли Тефей и Тимид, там все ответы, и все вопросы. Разум устремился вслед за желанием, и мир вновь стал похож на карту. Метонисса, Ликадия, родная Ахелика, синие волны Сапфирового моря, растопыренная пятерня Веррена… Дальше и дальше, к Запретному океану, не виданному никем из эйнемов. При мысли о том, что скрывается под его волнами, захватывало дух.

Хилону показалось, будто он рыба, с разгона влетевшая в сеть. Теперь он продирался сквозь опутавшую разум паутину, тем более густую, чем дальше на запад он продвигался. Что-то назойливо толкало его назад, словно призывая одуматься, вернуться. На краю сознания он явственно почувствовал чужой ужас. Будто некто взрослый пытается остановить ребёнка, ползущего к сенному амбару с факелом в зубах, и внезапно начинает понимать, что помешать бессилен. Стиснув несуществующие зубы, Хилон сосредоточился и изо всех сил рванулся вперёд.

Мир стал красно-чёрным. Моря и реки налились бурлящей кровью, бьющейся в такт пульсирующему на западе сердцу, огненно-оранжевому, до боли слепящему глаза нестерпимо ярким белым светом. Хилон чувствовал это кипение в своих несуществующих жилах. Он сам, превратился в бурлящее море, а море превратилось в него. Жизнь, соль и вода… Сила струилась сквозь него – могучая, древняя, яростная, непостижимая даже для тех самозванцев, что зовут себя богами этого несчастного мира. Громовой хохот Хилона сотряс землю и море и невообразимой мощи удар обрушился на посмевшее преградить ему путь ничтожество.

Треск раздираемой ткани. Терзающий уши грохот. Багряно-чёрное месиво видений. Циклопические здания, уходящие в небо бесчисленными ступенями этажей. Бескрайние равнины, заполненные сонмами сражающихся людей и иных созданий, непредставимых самому изощрённому воображению. Множество лиц, понятий, сущностей. Сознание Хилона рвалось на части от хлынувших в него воспоминаний о том, чего он не знал никогда. Разум пылал в огне неукротимой силы, не в силах вместить её целиком. Хилон закричал несуществующим ртом, содрогаясь от громового звука собственного голоса, мир превратился в огромную чёрную воронку смерча, и… всё оборвалось.

Хилон с Лисианассой бессильно осели по разные стороны чаши, полной бешено клокочущей крови. Обоих бил озноб, из ран на предплечьях бежали по ладоням алые капли, дымящиеся, словно кипящая вода. На лице нереиды застыло выражение неподдельного ужаса.

– Что случилось? – выдохнула она дрожащим голосом. – Это место посвящено богам!

– Нет, – Хилон горько рассмеялся полубезумным смехом. – Нет, боги думают, что это место посвящено им… Пробуждение крови, линия крови… Твоего отца обманули, как и всю его родню! Это место нужно лишь для пробуждения! Весь мир нужен… – он вновь расхохотался. Дочь Сефетариса смотрена на него испуганно, точно на опасного безумца. Да он сейчас и был таковым.

– Кто ты… Хилон? – взгляд бледно-зелёных глаз был почти умоляющим.

– Человек. Всего лишь человек, – Хилон мягко улыбнулся перепуганной нереиде. – По крайней мере, хотелось бы на это надеяться…

Кто из них первый сгрёб другого в объятия? Хилон и сам не смог бы ответить на этот вопрос. Просто он ощутил на своих губах жадный поцелуй, горько-солёный, точно морская вода, его руки нащупали гладкую влажную кожу, и мир вокруг перестал существовать.

***

Хилон очнулся на песчаном морском берегу, заботливо укрытый от разгорающегося утреннего солнца тенью нависающей над пляжем скалы. С трудом разлепив глаза, он взглянул на море и вздрогнул. Насколько видел глаз, до самого горизонта, плескались яркие, кроваво-алые волны.