Эйнемида IV. Солнце нового мира.

Глава IV

С невольным волнением Хилон смотрел на приближающийся берег многопричального Хисса. Оживлённая гавань, полная пузатых торговых кораблей и юрких рыбацких челнов, шумный порт, пёстрый от навесов и палаток, изящные дома цвета морской волны, коралла либо бронзы, окружившие величественную громаду Морского дворца. Хилон помнил это место другим: в паутине строительных лесов, с тёмным остовом будущего дворца и неказистыми домишками из грубо отделанного камня. Видение непредставимо далёкого прошлого глазами давно погибшего человека. Взгляд Хилона остановился на горном склоне, где, невидимый за высокими крышами дворцов, притулился скромный каменный храм. Там предок Хилона скрыл… Что? Возможно, вскоре это выяснится – если позволят здешние хозяева.

Украшенная ветвями белого тополя «Любовь» прильнула бортом к свободному причалу, на берег полетели крепёжные канаты. Ничего похожего на тёплую встречу с наставленными копьями и натянутыми луками не наблюдалось, символы перемирия хиссцы чтили. Предполагалось, что так должно поступать всем эйнемам, однако встреча с эферскими триерами у мыса Форон наводила на мысль, что и это священное правило втоптано в грязь. Спасибо Зевагету, что послал вдогонку Хилону пару тураинских тетрер. Настаивать на требовании остановиться для досмотра эферияне прекратили, лишь завидев покрытые звериными шкурами бока орфотаврских кораблей.

С красного борта «Любви» сбросили трап и Хилон, оправив тополевый венок посланника, сошёл берег. Свежий ветер развевал его голубой сенхейский плащ, точно парус. На пирсе ожидали пятеро чиновников в тёмно-зелёных и бордовых гиматиях, а с ними десяток стражников при копьях и щитах.

– Первый портовый надзиратель Филотер, сын Тирофемона, – представился сухопарый мужчина с невероятными изумрудно-зелёными волосами и бородой. – На вашей мачте вражеские флаги и знаки мира, что привело вас в Хисс?

– Хилон, сын Анакрета, посланник Сенхеи и её союзников, – запечатанная грамота легла в протянутую руку чиновника. – У меня сообщение для Собрания мореходов и личное дело к Пирифу, сыну наварха Ликомаха.

– Сенхеи, не Анфеи? – поднял бровь Филотер, изучая сенхейскую печать с изображением дорожной шляпы. – Что ж, собрание извещено о вашем прибытии. Ваш корабль может оставаться у этого причала, сходить на берег без дозволения запрещено. Ты следуй за мной, Хилон.

Махнув рукой кормчему Клевсту, Хилон двинулся за чиновником, провожаемый любопытными взглядами зевак. Прежде ему доводилось бывать в Хиссе. В памяти ярко запечатлелись шумная разноплемённая толпа, громкие выкрики торговцев, весёлое возбуждение оживлённого порта. Сейчас будто всё то же самое, но не совсем. Тише голоса зазывал, смурнее лица прохожих, даже чужеземные купцы выглядят как-то пришибленно и расхваливают свои товары, будто нехотя. Похожее чувство ощущаешь в доме, где готовятся к тризне. У многих прохожих Хилон приметил бело-чёрные траурные повязки.

Морской дворец, выстроенный первыми экелийскими переселенцами, называли прекраснейшим из чудес Эйнемиды. Само море помогало возводить его стены: подданые Пастыря Волн вышли на сушу и трудились бок о бок с людьми его сына, первого хисского царя Доримея. Чудесный дворец, одновременно подавляющий размерами и воздушно-лёгкий, нарушал все известные законы зодчества. Ни одного повторяющегося элемента, ни одного прямого угла, ничего похожего на соразмерность. Россыпи огромных ярко-красных кораллов, морские звёзды, стены из тёмно-зелёного камня ­– волнистые, подобные гигантским раковинам гребешков и улиток. Живые водопады разбрасывают повсюду тучи брызг, так, что при солнечном свете дворец покрывается тысячами радуг. Посланники вошли под коралловую арку входа, и Хилон шумно вдохнул воздух – свежий и солёный, точно на палубе идущего по морю корабля.

Извилистые коридоры вывели в просторный круглый зал с влажно поблескивающими тёмно-зелёными стенами и амфитеатром коралловых скамей. Бывший тронный зал хисских царей, ныне отведённый под Собрание мореходов – совет свободных судовладельцев Хелкад, где имел право голоса каждый, кто снарядил боевой корабль. Хилон бывал здесь вместе с отцом, перед походом на Талиск. Тогда зал был полон вооружённых людей, гремели воинственные кличи, похвальбы, клятвы втоптать черномазых в их поганый песок. Сейчас Хилона встретили полупустые скамьи, мрачные взгляды и давящая тишина, нарушаемая лишь плеском воды в фонтанах.

– У тебя послание к нам и личное дело к Пирифу, сыну Ликомаха, – сказал председатель Собрания, выслушав негромкий доклад портового надзирателя. – Пириф здесь, – бледный от волнения юноша поднялся со скамьи. – Изложи, в чём состоит твоё дело к нему, дабы мы знали, что за дела могут быть у нашего гражданина с неприятелем.

– Я требую слова, – белобрысый молодой человек в сине-белых одеждах поднялся со скамьи. – Этот человек, назвавшийся посланником Сенхеи – беглый анфейский преступник. Его слова ничего не стоят. Схватите его немедля и отдайте мне, чтобы доставить на суд.

– Это не Эфер, Иорей, – сухо сказал председатель. – Ты не будешь приказывать здесь и не будешь ничего требовать.

– Я имею право требовать, Деомокл, как союзник от союзников. Неужели вы, хиссцы, вступите в переговоры с врагом без нашего одобрения? Так ли ведут себя добрые союзники?

– Мы и илифияне пролили достаточно крови ради Эфера. Не вам упрекать нас в том, что мы плохие союзники. Говори, сенхеец, какое у тебя дело?

– Я дал обещание другу ‒ наварху Ликомаху, что расскажу его сыну о его гибели, – Хилон повернулся к побледневшему ещё больше юноше. – Я сделаю это там и тогда, когда тебе, Пириф, будет угодно выслушать.

– Складно. Совсем не верится, что ты всё это выдумал ради повода рассказать свою ложь, – насмешливо бросил эфериянин.

– Помолчи, Иорей, – в холодном голосе председателя прорезался с трудом сдерживаемый гнев. – Ты забываешь, что ты здесь не хозяин, а гость. Тебя мы уже выслушали, дай слово другим.

– Я знаю об этом обещании, отец говорил… – Пириф запнулся. – Я хочу услышать рассказ Хилона как можно скорее.

– Говори здесь, – сказал Деомокл. – Ликомах был нашим лучшим гражданином. Здесь нет таких, кто сомневается, что его смерть была достойна моряка. Говори открыто, сенхеец.

– Я Левком, сын Дорилая из Илифий, – темноволосый мужчина в лазурном гиматии тоже поднялся со скамьи. – Со мной младший брат, Терил. Быть может, ты знаешь что-то и о нашем отце? Если так, мы хотели бы это услышать.

– Мы, и другие граждане Илифий, – добавил Терил, совсем ещё юный, безбородый парень в одеждах зрелого мужа. Хилон знал, что потери островитян у Неары были чудовищны, но лишь здесь, в полупустом зале, перед советом из стариков и детей, понял насколько.

– Твой отец сказал мне, Пириф, чтобы я не стеснялся приукрасить, лишь бы рассказ вышел складный, – на лицах многих появились невесёлые усмешки, уж очень в духе Ликомаха была эта просьба. – Я бы и приукрасил, но, клянусь яблоком Аэлин и посохом Феарка, никакая выдумка не сравнится с правдивым рассказом об этих событиях и никому не под силу придумать смерти более достойной и славной. Левком, Терил, всё это в равной мере относится к вашему отцу, ибо славные Дорилай и Ликомах сражались бок о бок и смерть встретили тоже вместе, и один не уступил другому в доблести.

Хилон прошёлся взад-вперёд, оглядывая лица островитян. Ему не раз доводилось держать речи с ораторского помоста, но едва ли когда его слушали с такими горящими глазами и ловили его слова так жадно.

– Я расскажу то, чему был свидетелем сам, и да покарает меня меч Латариса открывателя истины, если я солгу намеренно. Как всем вам уже, без сомнения, известно, флот вашего Союза пришёл к Неаре и попытался высадиться в порту. Неарцы обрушили на врага всю мощь своих машин – клянусь плащом Феарка, я никогда в жизни не видел ничего подобного! – но корабли были расставлены так искусно, что им удалось дойти почти до самого берега. Так бы они и высадились, но у неарцев был Илларикон – чудесная машина, что собирала и отражала солнечный свет так, что он поджигал целые корабли. Из-за этой машины атака остановилась, а наш флот ударил из засады, и всё бы тут закончилось, если бы не доблесть Ликомаха, Дорилая и прочих отважных мужей…

Плеск фонтанов постоянно напоминал о пересохшем горле, но Хилон был достаточно опытным оратором, чтобы не обращать внимание на подобные мелочи. Ему подумалось, что латарийский обычай ставить на ораторский помост кувшин с водой и чашу весьма разумен.

– Пока остальные бились с нашим флотом, хиссцы, илифияне, гелеги и латарийцы пошли на прорыв. Многие корабли были сожжены лучом Илларикона, другие потоплены неарскими машинами, но остальные достигли берега. Впервые враг ступил на берег Неары, и то были ваши соотечественники, жители островов, а командовал ими хиссец Ликомах…

Одобрительный гул прервал рассказчика. Хилон почувствовал себя рапсодом, поющим героическую песнь. Воодушевясь, он продолжил.

– Страшным был тот бой, никто не щадил ни врага, ни себя. Там, на берегу, сразился я, Пириф, с твоим отцом и был побеждён, но он не убил меня, лишь напомнил о том обещании, что привело меня сюда. Мои доспехи и оружие на корабле, они принадлежат сыну победителя – я передам их тебе.

– Пусть твоё оружие останется у тебя, Хилон! – воскликнул юноша. – Отец ни за что бы не отнял его и я не стану!

– В таком случае, прими моё оружие как подарок – в память об отце, ибо ни тела его, ни оружия мы не нашли. Носи его с честью и будь достоин своего родителя.

В зале захлопали, но председатель властно поднял руку.

– Это поступок благородного мужа, и, всё же, продолжай, Хилон. Расскажи, что случилось дальше?

– Как пожелаете. Итак, в сражении победили ваши соотечественники, но мы собрались с силами и уже готовились выбить их с берега. Нам бы это удалось, нас было намного больше. Без помощи эфериян и прочих союзников они бы погибли, но те не могли подойти из-за нашего флота и Илларикона. И тогда ваши соотечественники атаковали Илларикон. Не успели мы опомниться, как они уже брали башню, где он хранился, а гелеги пожертвовали собой, чтобы дать им время. Ликомах, Дорилай и прочие перебили тех, кто был в башне, и засели там. Деваться им, как мы думали, было некуда, и я предложил им сдаться. Им обещали сохранить жизнь, свободу и оружие, ибо все наши полководцы были восхищены их отвагой.

– Почему они не согласились? – спросил кто-то из хиссцев. – Это хорошее предложение, ведь так?

– Ради победы, – ответил Хилон. – Когда мы это предлагали, мы не знали, что – не представляю, как! – Ликомах с Дорилаем овладели тайной неарской машины. Они направили её против наших кораблей! Теснимый сразу эфериянами и огнём Илларикона, наш флот отступил, и тогда неарцам ничего не осталось, кроме как направить орудия на собственную башню. Но даже тогда Ликомах с Дорилаем не сдались. Они жгли наши корабли, пока всю башню не охватило пламя и спасаться не стало слишком поздно. Ваши отцы, молодые люди, ворвались в Неару и обратили в бегство целый флот, но и сами погибли в огне вместе с самым страшным неарским оружием. Вот то, чему я был свидетелем и в чём готов поклясться перед людьми и богами, стоя на священной Лейне. Желаешь ли ты, Пириф, услышать ещё что-либо или моё обещание исполнено?

– Скажи, Хилон… – после долгого молчания промолвил сын Дорилая. – Ты говоришь, тел не нашли и смерти их никто не видел. Не могло быть так, что они… ну, не погибли?

– Мне очень жаль, Левком, но нет, наружу они не вышли. Вскоре башня занялась целиком и выгорела дочерна, там бы не уцелел никто. Огонь был такой сильный, что расплавил даже железо и бронзу. Ваши отцы погибли, да примет Молчаливый их тени благосклонно.

– Это складный рассказ, сенхеец, но есть в нём кое-что неясное, – Деомокл пристально поглядел на Хилона. – Ты говоришь, наши воины победили врага на берегу, а потом отогнали ваш флот. Почему же тогда остальные не высадились на берег? Ведь именно для этого же надо было сломать этот самый Илларикон, так? Он был сломан, так что же эферияне, этелийцы и прочие, почему они не высадились и не взяли Неару?

– Они не высадились потому, что отступили…

– Я уже рассказывал об этом, и нет нужды спрашивать о том же врага, – надменно перебил эфериянин. – Наварх Гигий велел отступать, ибо атака была неразумна, а высадка невозможна.

– Тебя уже выслушали, Иорей, теперь пусть расскажут другие, – Деомокл даже не обернулся. – Продолжай, Хилон, скажи нам действительно ли эферияне не могли высадиться?

– Это оскорбление, хиссец! – гневно вскричал Иорей. – Или ты сомневаешься в моих словах?!

– Продолжай, Хилон… – на лице председателя не дрогнул ни один мускул. – Ответь на вопрос.

– Могли, – слово упало, точно камень, в зале повисла тишина. – Совершенно точно, они могли высадиться. Ликомах и прочие сделали это гораздо меньшими силами и при исправном Иллариконе. Просто у Ликомаха было больше смелости.

– Ложь! – воскликнул эфериянин, Деомокл не повёл и бровью.

– Скажи ещё вот что, если бы наши союзники, – он сделал упор на этом слове, – если бы наши верные союзники высадились, а не сбежали, могли бы они помочь нашим?

– Могли, – не задумываясь ответил Хилон. – Если бы они начали высадку сразу, мы бы оставили башню и занялись обороной…

– Замолчи, лжец! – Иорей вскочил, сжимая кулаки. Мучнисто-белое лицо порозовело от злости. – Хиссцы, всё это обычная сенхейская ложь! Они пытаются расколоть наш союз! Горе тому, кто поверит в эти россказни! Казнить этого мерзавца!

– Вы можете не верить мне, жители островов, – повысил голос Хилон. – Это разумно, ведь мы враги, о чём я искренне скорблю. Но это не беда. У меня есть свидетели, которым вы не сможете не поверить.

– Кто они?! – выкрикнул кто-то со скамьи, в зале взволнованно зашумели.

– А это и есть то послание, что я имею к Собранию мореходов, а также к Небесной палате Илифий, – в груди Хилона всё клокотало от предвкушения. Он достал из складок одежды свиток с гроздью печатей, и торжественно зачитал. – «От неарской архитектонии, от наварха Сенхеи Зевагета, от стратега Сенхеи Тимокла, от посланника экклесии Хилона. Доблесть почётна, даже если это доблесть врага. Не можем помыслить о том, чтобы осквернить достойного мужа рабским ошейником, равно как и подвергнуть его иному поруганию. Посему, поручаем Хилону, сыну Анакрета, стать исполнителем нашей воли и действовать в этом деле от нашего имени». – Хилон скатал свиток и окинул взглядом собравшихся. – По общему решению сенхейского и неарского командования, никто из пленных хелкадян, пиринцев, схефелиян и плиофентян не будет продан в рабство. Всех их отпустят с оружием и почётом. Сейчас на моём корабле находятся хиссцы Фасприй, Гемон и Селеон, а также илифияне Тирсот, Келей и Палимах. Они сойдут на берег, едва вы позволите. Остальные ваши соотечественники, числом около тысячи, остались похоронить павших и справить тризну, после чего будут вольны идти, куда вздумается. Я привёз списки погибших и уцелевших, так что вы сможете оповестить родных об их судьбе. Вот что поручили мне сенхейцы и неарцы.

Открывшего было рот Иорея заглушил восторженный рёв, в зале захлопали, кто-то вскочил с места, другие возбуждённо переговаривались. Деомокл поднялся с места и поднял руку, требуя тишины.

– Ты рассказал всё подробно, Хилон, но в целом нам уже известно, как всё было. Мы уже знали, как поступают наши друзья, – председатель коротко покосился на эфериянина. – Теперь мы знаем, как поступают наши враги. Хилон, передай своим нашу глубочайшую благодарность, сражаться с таким благородным врагом – великая честь. Иорей, мы, а также илифияне, – он кивнул в сторону седовласого мужа в лазурном гиматии, – заявляем следующее: мы считаем действия вашего наварха Гигия предательством и называем его виновным в гибели наших граждан. Мы требуем от эфериян судить этого человека. Пока Гигий – наварх, наши корабли не станут сражаться. Такой приказ уже отправлен нашему флоту ‒ тому, что, вашей милостью, от него осталось. Также мы написали обо всём вашему лаоферону. Если они ничего не предпримут, мы будем считать это оскорблением.

– Никто смеет решать, кого эфериянам назначать на должность, и никто не смеет судить эферского гражданина, кроме эфериян! – гордо выпрямился Иорей.

– Вот и решайте, а мы будем решать, как к вашему решению отнестись. Мы ждём ответа лаоферона, а до тех пор сражаться не будем. Решение принято и окончательно.

– Значит вы станете предателями! Союзник не может сражаться, когда хочет, у вас есть обязательства…

– У Гигия тоже были обязательства, а он бросил наших людей в беде.

– У Гигия не было выбора!

– Выбор был, и нам это известно. В дальнейшем мы будем вести переговоры только с лаофероном. Мы ждём посланника с ответом на наши требования. С посланниками Гигия мы разговаривать не станем.

– Я представляю здесь Эфер и лаоферон!

– Тем хуже для них, – Деомокл отвернулся от эфериянина. – Сограждане, моё предложение: в знак благодарности сенхейцам за их достойный поступок позволить Хилону и его спутникам сойти на берег и пребывать в Хиссе сколько потребуется. Воду, вино, уксус и припасы для обратного путешествия поставить им бесплатно, за общественный счёт.

– Одобряем безоговорочно! – выкрикнул кто-то из советников, остальные согласно загудели.

– Илифии берут на себя половину расходов, – поднял руку старик в лазурном.

– Если досточтимому Хилону негде остановиться, я предлагаю ему свой дом! – воскликнул Пириф.

– А если он пожелает посетить Пирину, двери нашего дома открыты для него, – сказал старший из сыновей Дорилая, его брат согласно кивнул.

– Так и сделаем, – председатель хлопнул по подлокотнику.

– Это предательство свободы и демократии! – вскричал Иорей, поднимаясь со скамьи. – Я не желаю более оставаться здесь! Обо всём будет доложено союзникам, и вам придётся об этом пожалеть!

– Пока что мы жалеем лишь о том, что доверяли вам, – Деомокл поднял руку, показывая, что разговор окончен. – Хилон, если тебе более нечего сообщить, просим тебя удалиться. Нам ещё нужно многое обсудить.