Эйнемида IV. Солнце нового мира.

Глава XIII

Радостно всхрапнув, Оникс проехал сквозь распахнутые настежь Серые ворота, и законная царица Герии возвратилась в свою столицу. Кинана сама удивилась, насколько буднично всё случилось. Просто усталая девушка въезжает в город ‒ сколько таких видят эти ворота каждый день? Десяток? Сотню? Правда, не всякая девушка облачена в железный доспех и чёрную шкуру чудовищного волкомедведя, не за всякой девушкой следует полсотни гетайров, и не перед каждой везут серо-чёрное царское знамя с зелёной змеёй.

Навстречу высыпал народ, послышались приветствия, но всё это не шло ни в какое сравнение с радостной встречей полгода назад. Тогда она была грозой варваров, героиней Эгоры, любимицей всех герийцев. Сегодня она победительница в гражданской войне, добывшая победу мечами тех самых варваров. Жена, восставшая на мужа, племянница, погубившая дядю. Многие радовались её победе, но были и те, кто помнил, благодаря кому этой зимой Ордея познала голод и кто виноват в гибели родных и друзей, павших у Аферона, у Иапирны, в Каринтейской долине. Были те, кто не мог простить ей приведённых в страну гисеров, были те, кто попросту боится. Кинана Аэропида завоевала свою страну. Теперь ей предстояло завоевать собственный народ, и она не собиралась с этим медлить. Вслед за царской свитой в Ордею въехали тяжёлые повозки, гружёные зерном, и возчики тут же у ворот принялись наделять горожан хлебом. Будет справедливо, если те, кто первыми вышел встречать свою царицу, первыми же познают её благодеяния. В дальнейшем остальные будут расторопнее.

Дворец встретил её пустотой. Весь двор Кинаны был либо при ней, либо при деле, придворные же Аминты затаились, надеясь, что бурю пронесёт стороной. Встречать царицу вышли немногочисленные слуги да высокий мужчина в чёрном, дожидавшийся на мраморных ступенях парадного входа. Когда Кинана поднялась, он криво усмехнулся.

‒ Агемарх-стратег приветствует владычицу всех герийцев, ‒ Аттал шутовски поклонился и, вполголоса, добавил. ‒ По твоему приказу, мы заняли город, сопротивления не было. Дворцовая стража обезоружена, городскую оставили при оружии, ‒ агемарх довольно осклабился. ‒ А ещё, мы нашли Аминту.

‒ Вот как, ‒ хмыкнула Кинана. ‒ Где он?

‒ Недалеко, в Эапоне. С ним десяток его форетов. Они хотели пробраться на юг, но мои люди их задержали. Я ждал только тебя, а теперь поеду туда сам.

‒ Поезжай. Пусть остаётся там, пока не потребуется здесь.

‒ А может, лучше ему остаться там насовсем? ‒ Аттал красноречиво повёл шеей.

‒ Что-о? ‒ Кинана оторопело посмотрела на агемарха.

‒ Хватит тебе, царица, ‒ Аттал пренебрежительно скривился. ‒ Все мы взрослые люди. Пока Аминта жив, он опасен. Многие недовольны твоим воцарением. Если хочешь спокойно править, а не возиться с мятежниками, тебе придётся сделать грязную работу. Я готов выполнить её за тебя.

‒ Я ценю твоё рвение, но нет, ‒ ответила царица, смерив агемарха холодным взглядом.

‒ Глупо. Считай, мы сейчас начали новую войну.

‒ Как есть. Аминта ‒ мой муж и мой брат, моя кровь. Думай, что и кому предлагаешь.

‒ Не предлагал бы, если бы нигде в мире братья не резали братьев из-за наследства, а жёны не травили мужей. Или в тебе вдруг проснулась супружеская страсть?

‒ А это уже не твоё дело, ‒ вспыхнула Кинана. ‒ Ты зарываешься. Следи за тем, как разговариваешь с царицей. Делай только то, что я велела, и ни каплей больше. Понял?

‒ Понял, госпожа, ‒ хищно сверкнув глазами, Аттал склонил голову. ‒ Только то, что велела, и ни каплей больше.

Запахнувшись в чёрный плащ, он ушёл, оставив царицу перед распахнутыми дверями дворца.

***

Каменный зал, пёстрые знамёна вдоль стен. Каменные лики предков одновременно строго и благосклонно смотрят на свою вопреки всему возвратившуюся дочь. Покосившись на пустой пьедестал, предназначенный для статуи отца, Кинана сглотнула ком в горле и села в приготовленное для неё кресло перед алтарём с булавой Хорола и Каменным венцом. Место было выбрано не случайно. Сегодня царица Герии впервые будет вершить суд и нести возмездие в своём дворце.

‒ Ты хорошо подготовился, Темен, ‒ Кинана улыбнулась двоюродному брату, занявшему место справа. Слева встали Аркипп и Келесс, у входа ‒ Гриел и двое телохранителей.

‒ Это честь, служить госпоже, ‒ юноша улыбнулся в ответ. ‒ Хотя я бы, на твоём месте, сперва пообедал, а потом занялся делами. Все, кого ты велела вызвать, здесь. Мы можем начинать?

Кинана кивнула, Темен громко хлопнул, дверь распахнулась, и перед царицей предстали враги её царствования. Аркипп, привыкший уже к роли глашатая, торжественно объявлял имена, почти не заглядывая в восковую табличку, Кинана же внимательно рассматривала лица. Низенький толстячок в зелёной мантии ‒ евнух Койсан, лекарь Талаи. Другой евнух в раззолоченном наряде ‒ Эпифан, её постельничий и наперсник. Парамен Тирсеид, хранитель дворцовых ключей, участник царского совета, председатель Собрания достойных и прочая прочая. Даже в таком незавидном положении вельможа не утратил ни гордого вида, ни спеси, ведущие его воины казались не тюремщиками, а свитой. И наконец, архенские царевны: Талая и её сестра с дочерью. Все трое ослепительно красивые, в отменно подобранных нарядах и украшениях, какие были бы к месту при самом изысканном из царских дворов. Арсиноя выглядит напуганной и растерянной, Талая держится лучше, но заметно, что ей нелегко, кажется, она недавно плакала. Одна лишь Селея готова к бою. Царственно выпрямившись, она надменно смерила Кинану льдистым взглядом ярко-синих глаз.

‒ Что значит это бесцеремонное собрание? ‒ спросила она, не дав Аркиппу закончить представление. ‒ Я жена царя Деидама и вправе рассчитывать на достойное себя обращение.

‒ Привет тебе, любезная гостья, ‒ лучезарно улыбнулась Кинана. ‒ Рада видеть тебя и твою дочь в своём дворце. Привет и тебе, матушка, надеюсь ты в добром здравии. Здравствуйте и вы, мои верные подданные, ‒ она пристально взглянула на скривившегося Парамена. Не думала, что повод для нашей встречи вызовет вопросы, но раз так, скажу, ‒ её лицо внезапно стало злым. ‒ У меня отняли трон и меня несколько раз пытались убить. Может вы об этом что-то слышали? Сегодня мы это обсудим и накажем виновных.

‒ У тебя нет права судить нас с дочерью… ‒ начала было Селея, но Кинана остановила её взмахом руки.

‒ Довольно, ‒ спокойно сказала она. ‒ Кого судить, а кого нет, решаю здесь я, но сперва разберёмся с самым простым делом, ‒ она обернулась к сжавшемуся под её взглядом лекарю. ‒‒ Здравствуй, Койсан. Давно не виделись.

‒ Недостойный рад видеть тебя в здравии, госпожа, ‒ голос евнуха дрожал. ‒ Надеюсь, моё лечение оказалось небесполезным.

‒ Да, когда-то ты пытался меня лечить… а до этого ‒ отравить. В ночь, когда убили отца.

‒ Я не травил тебя, госпожа! ‒ отчаянно взвизгнул Койсан. ‒ Это было просто снотворное! Клянусь благодеяниями Совершенных, не…

Кинана резко вскинула руку.

‒ Довольно, ‒ сказала она ледяным голосом. ‒ Слова сегодня не помогут, но надежду я тебе дам. Мы ведь оба герметики, так же? Ты загадал мне загадку, я её разгадала. Теперь моя очередь, ‒ Кинана с недоброй усмешкой достала из поясной сумки чёрный флакончик и показала его зябко съёжившемуся евнуху. ‒ Вот. У меня тут выдалось немного свободного времени для нашего с тобою искусства. Выпьешь это до дна, получишь стол, вещества и всё, что попросишь, а дальше дело за тобой. Справишься ‒ будешь жить, нет… ‒ она пожала плечами. ‒ Аркипп.

Советник с флаконом в руке подошёл к Койсану. Евнух белыми от ужаса глазами уставился на чёрную склянку.

‒ Госпожа, прошу тебя, не надо! Я не виноват!

‒ Пей, ‒ сказала царица. ‒ Иначе тебя заставят силой.

‒ Я не буду! Нет!!!

По знаку Кинаны, тюремщики крепко схватили Койсана за руки. Аркипп, ловко разжав ему зубы, влил жидкость в рот и заставил проглотить. Жалобно застонав, евнух бессильно опустился на пол.

‒ Вот так, ‒ удовлетворённо кивнула Кинана. ‒ Теперь всё в твоих руках. На всякий случай, прощай.

Хнычущего Койсана увели. Ноги его не слушались, стражникам пришлось едва не волочь несчастного по полу.

‒ К чему это представление? ‒ холодно спросил Парамен, когда за евнухом захлопнулась дверь. ‒ Кого здесь ты рассчитываешь впечатлить? Ты победила, ну так прими поздравления… царица.

‒ Так значит, ты признаёшь меня царицей? ‒ подняла бровь Кинана.

‒ Разумеется, ведь ты жена царя.

‒ Ну конечно, ‒ Кинана кивнула и откинулась в кресле. ‒ Я обвиняю тебя в измене и покушении на жизнь особы царского рода. Оскопление, раздробление конечностей, выставление на колесе до наступления смерти. Что скажешь, Парамен?

‒ Право лучших родов Герии избирать себе царя из Аэропидов, таковы наши исконные обычаи. Мы избрали Аминту. Я не делал ничего сверх того, что дано мне по праву рождения, но готов внести выкуп за себя с братом ‒ в знак примирения. Тебе ведь не нужна вражда со старыми семьями.

‒ Ах да, твой брат. Он не имеет к этому никакого отношения, его дело уже рассмотрено… ‒ Кинана подняла палец, и Аркипп, достав из кожаной сумки под ногами нечто круглое, швырнул это вельможе. Предмет, подскакивая на ходу, подкатился к ногам Парамена. На остолбеневших людей взглянули жутко выпученные глаза отрубленной, уже посеревшей головы. Арсиноя испуганно вцепилась в руку матери.

‒ Ф-филокл… ‒ пробормотал Парамен, с ужасом глядя на искажённое в гримасе лицо.

‒ Я обещала ему колесо за измену, и он его получил, ‒ невозмутимо сообщила Кинана. ‒ Мучился недолго, около суток.

‒ Это беззаконное убийство! ‒ невозмутимость оставила вельможу, он едва не трясся от распирающих его чувств. ‒ Это попрание наших прав!

‒ Нет, это справедливость и закон. Ну да оставим это. Я уже сказала, твой брат здесь не при чём. Что ты скажешь про себя?

‒ Я уже сказал за себя, ‒ Парамен пришёл в себя, его голос зазвучал ровно, но во взгляде полыхала душная ненависть. ‒ Выбрать царя было моим правом…

‒ А убивать дочь царя тоже твоё право?! ‒ спокойствие оставило, Кинану. Она резко хлопнула по подлокотнику, так, что все вздрогнули. ‒ Покушаться на мою жизнь, подсылать убийц, это тоже твоё право?!

‒ Я не подсылал убийц!

‒ Госпожа царица, да будет позволено недостойному сказать, ‒ Эпифан вышел вперёд. Приторное лицо евнуха выражало глубочайшее смирение. ‒ Досточтимый Парамен действительно не виновен. Тебя действительно хотели убить, но никто из присутствующих не был тому причиной. Убийство было задумано мной и только мной.

‒ Эпифан, нет… ‒ болезненно вскрикнула Талая. Евнух мягко улыбнулся своей хозяйке.

‒ Прости, госпожа, я лгал тебе, но более не могу, ибо могут погибнуть невинные, ‒ он обернулся к Кинане. ‒ В покушении на твою жизнь виновен я.

‒ Вот, значит, как, ‒ сцепив руки перед собой, Кинана откинулась в кресле, пристально глядя на евнуха. ‒ И зачем же ты это сделал? Чем я тебе не угодила?

‒ Ничем. Всё это ради моей госпожи, ‒ евнух со вздохом опустил глаза. ‒ Прости, царица Кинана, но я опасался, что твоё воцарение будет означать беду для неё и для её сына. Будем честны: вы ведь никогда… эмм, не ладили. Как ни печально, мачехи и падчерицы часто не испытывают друг к другу любви. Но у простолюдинов это оканчивается, в худшем случае, побоями, драными волосами и заключением под стражу, у царей же… ‒ он красноречиво развёл руками. ‒ Госпожа Талая была слишком мягкосердечна, чтобы принять решительные меры, царь Аминта слишком молод, и тогда я решил действовать сам. Я нанял убийц, но погибла не ты, а твоя подруга. Бедная девочка, мне так жаль. Было бы жаль и тебя, но лучшего решения не было.

‒ Значит это всё ты, ‒ взгляд Кинаны твёрдостью мог поспорить с камнем. ‒ Это из-за тебя меня пытались застрелить. А та отрава, в день моего возвращения из Эгоры, в воде для умывания, тоже ты?

‒ Именно так, госпожа, ‒ с готовностью согласился евнух. ‒ Раз оружие не помогло, я решил попробовать иной путь. Волею Совершенных, безуспешно.

‒ А почему не было покушений после, когда я сбежала?

‒ Это больше не имело смысла. Война уже началась, и я решил, что теперь всё решится на поле боя. Все уверяли, что опасности нет и Сосфен скоро покончит с мятежом, ‒ евнух снова вздохнул. ‒ Порой, даже самые верные расчёты оказываются неверны.

‒ Понятно. Так значит, ты верный и преданный слуга, ‒ Кинана усмехнулась. ‒ Ради хозяйки пошёл на убийство, да кого ‒ царской дочери! Возлюбленная матушка, тебе можно только позавидовать. Такие слуги дороже золота.

Талая дёрнулась, будто от удара.

‒ Видно, Совершенным было угодно сберечь тебя, ‒ Эпифан опустил взгляд. ‒ На всё их воля. Раз они рассудили так, я готов. Молю лишь о том, чтобы я ошибся насчёт тебя, и ты оказалась не из тех, кто правит немилосердно, обращая гнев против невинных. Госпожа Талая, царь Аминта и Парамен ничего не знали об убийстве, виновен один лишь я.

‒ Что ж, это громкое признание. Ты смелый человек, Эпифан. Плохо лишь одно: всё это сплошная ложь, ‒ Кинана протянула руку и Аркипп подал ей длинную стрелу с чёрным оперением. ‒ Узнаёшь, Парамен?

‒ Почему я должен это узнать? ‒ опытный царедворец не сморгнул и глазом. Его способность держать удар и решимость стоять до конца вызывали даже уважение.

‒ Потому, что ты нанял его владельца, а тот, когда припекли рёбра, сдал нанимателя. Стрелы ворона, тайное общество, культ каких-то архенских божков, тьфу… Если хочешь кого-то убить, не нанимай дураков с тайными знаками, ритуалами и прочими ужимками, точно в театре. Найми надёжных людей, которые додумаются не оставлять приметных следов... Впрочем, тебе это уже не нужно. Ты хотел меня убить. Улики против тебя неопровержимы. Будешь дальше отпираться?

‒ Не буду, ‒ сглотнув, Парамен перевёл ненавидящий взгляд на царицу. ‒ Я действовал на благо Герии и дома Аэропа, ради моего царя ‒ это политика, ничего более. Да, я хотел тебя убить, а ты убила моего брата, теперь мы квиты. Без меня тебе не совладать со знатью, поэтому тебе же полезнее оставить всё это без огласки. Давай не будем вредить друг другу и договоримся, так будет лучше для всех.

Кинана молча поднялась с кресла и неторопливо прошла к украшенной знамёнами стене.

‒ Ты велел перенести лук Аэропы сюда, так, Темен? ‒ царица взяла с тумбы у стены драгоценное оружие, ласково пробежав пальцами по гибкой тисовой дуге. Резко вскинув лук, она до уха натянула тетиву. Чернопёрая стрела глядела прямо на Парамена

‒ Ты не сделаешь этого! ‒ страшным голосом вскричал вельможа, не отрывая взгляд от хищно поблёскивающего острия.

Тетива зло щёлкнула, и Парамен с диким воплем рухнул на пол, держась за пробитое насквозь бедро.

‒ Никогда толком не умела стрелять, ‒ заметила Кинана, кладя лук обратно. ‒ Но вышло неплохо. Даже не думай, быстро ты не умрёшь. Тащите его к палачам, и через час чтоб был на колесе, здесь же, во дворе. Ногу со стрелой не рубить, пусть напоминает о его вине, пока он не сдохнет.

Вопящего от боли вельможу утащили из зала на руках. На серых плитах пола осталась неровная дорожка редких алых капель.

‒ Ну, что скажешь, Эпифан? ‒ заложив руки за спину, царица подошла к пленникам. Арсиноя испуганно попятилась, взгляд сапиенянки горел почти священным ужасом. Остальные выглядели немногим лучше. ‒ Ты ведь даже не знал, что недавно меня снова пытались застрелить, да?

‒ Госпожа, я…

‒ Не трудись, ‒ резко оборвала его Кинана. ‒ И так ясно, что ты лжёшь ради спасения своей хозяйки. Кстати, это делает тебе честь. Одного ты не учёл: что ваш с матушкой ‒ она выделила это слово, ‒ ваш с матушкой друг Парамен ослушается запрета и попытается ещё раз. Он ведь не знал о вашем договоре с дядей?

‒ Откуда ты… ‒ потрясённо прошептала Талая.

‒ Откуда я знаю о договоре, матушка? Об этом несложно догадаться, учитывая, как скоро вы перестали пытаться отправить меня к Урвосу и как верно дядя служил вам с Аминтой. Думаешь я поверю, что всё это замыслил твой евнух, а ты не знала? Ха, да он только что взял на себя даже отравление, о котором и не слыхивал! Так ведь, царица Селея, моя дражайшая гостья? Ты ведь тоже не знала о договоре?

‒ Я не понимаю о чём ты, ‒ сапиенянка надменно выпрямилась, но её лицо побледнело.

‒ Всё ты понимаешь, ‒ Кинана зловеще усмехнулась. ‒ Меня ведь травили не водой для умывания, как сознался Эпифан… Однако, в этом зале кое-кого не хватает, не так ли, Селея? Как насчёт твоего лекаря, который составил для меня яд?

‒ Это бессмысленная нелепость, ‒ Селея с восхитительным пренебрежением повела плечами. ‒ Имолой ничего не сделал бы без моего ведома. Вели спросить его, и он сам опровергнет эти пустые обвинения.

‒ Боюсь, это невозможно, дражайшая гостья. Пока ты шла сюда, твоего Имолоя уже спросили. К сожалению, он умер ‒ под пытками. Аркипп.

Советник невозмутимо подал царице свиток, которым та помахала перед носом сапиенянки.

‒ Вот признания лекаря, а с ним и виночерпия, который добавил яд в мой кувшин ‒ да рассудит Урвос их тени. Ты пыталась отравить меня, Селея. По собственному почину, чтобы освободить для дочки постель моего мужа.

‒ Селея, это правда? ‒ Талая грозно обернулась к сестре, но удивлённой она не выглядела. Рождённого на Келенфе сложно удивить каким-то там отравлением. Арсиноя тихо плакала.

‒ Я не собираюсь здесь оправдываться, ‒ гордо вскинула голову сапиенянка. ‒ Под пытками говорят всякое, а запытать насмерть слугу гостя ‒ поступок, недостойный даже варвара. Я много слышала о грубости здешних нравов, но даже представить себе не могла подобную дикость.

‒ Травить хозяев, точно крыс, безусловно, поступок достойный цивилизованного человека и сопричастный философии, ‒ усмехнулась Кинана. ‒ Ладно, Селея, хватит шуток. Ты хотела меня отравить, и мы обе это знаем. Сама выберешь себе наказание?

‒ Кто ты такая, чтобы меня наказывать?! Я жена царя Деидама и со мной должно обращаться сообразно моему положению! Мой муж ‒ царь, союзник самого Эфера! Ты не посмеешь тронуть ни меня, ни мою дочь, иначе тебя проклянут во всей Эйнемиде, а друзья мужа станут твоими врагами!

‒ Это я-то не посмею, ‒ Кинана насмешливо подняла бровь. ‒ Я же дикарка, ты сама сказала, ну а твой муж… Если не ошибаюсь, в его дворце уже полгода хозяйничают анфейцы, и что-то не видно, чтобы друзья чем-то ему помогли. Сейчас ты не царица, Селея. Ты простая беглянка, ищущая убежища в Герии, а значит и судить тебя надо по герийским законам. Аркипп, как у нас казнят того, кто пытается отравить царя?

‒ Цареубийцам ломают конечности и выставляют на колесе. Отравителям заливают в горло расплавленное олово. К этому случаю подходит, скорее, первое, как более тяжкое.

‒ Согласна, ‒ кивнула Кинана, не сводя глаз с Селеи. ‒ Велите подготовить колесо.

‒ Мама, нет! ‒ вскричала Арсиноя. ‒ Пожалуйста не надо! ‒ рухнув, точно подкошенная, девушка простёрлась на полу перед Кинаной.

‒ Встань, дочь моя, ‒ холодно сказала Селея. Её голос почти не дрожал. ‒ Недостойно нас унижаться перед этой варваркой. Пусть делает, что хочет.

‒ Кинана, это… ‒ начала было Талая, но Кинана прервала её взмахом руки.

‒ С тобой, матушка, мы поговорим позже. Нам есть что обсудить, ‒ царица склонилась к коленопреклонённой Арсиное. ‒ Встань, дорогая гостья, ‒ Арсиноя замотала головой, отстраняясь от протянутой руки в железном нарукавнике. ‒ Вставай, ты ведь ни в чём не виновата. Ну разве что в том, что забралась в постель моего мужа…

Девушка судорожно дёрнулась и, не глядя на Кинану, поднялась. Царица смерила её презрительным взглядом.

‒ Я вижу, вы сильно хотели породниться с родом Аэропа, раз обе пошли на преступление, ‒ холодно усмехнулась она. ‒ Что ж, пусть будет так. Селея, я сватаю твою дочь. Само собой, если мы станем родственницами, на колесо я тебя не отправлю ‒ до следующего преступления.

‒ Что?! ‒ изумление сломало даже ледяную броню сапиенской царицы. ‒ Это невозможно!

‒ Почему же? ‒ подняла бровь Кинана и тут же рассмеялась. ‒ А, поняла! Нет, конечно, я беру её не за себя. Как можно, у меня ведь есть муж… пока что, ‒ она покосилась на побледневшую Талаю.

‒ Но тогда…

‒ Сын моего дяди Темен вступил в возраст мужей и время избрать ему спутницу. Как глава рода Аэропа, я прошу для него руки твоей дочери Арсинои.

Кинана стояла к Темену спиной, но чтобы представить себе лицо юноши оборачиваться и не требовалось, сдавленный звук с его стороны говорил о многом. Селея и Талая застыли, точно узрев живую горгону, Арсиноя же с ужасом уставилась на новоявленного жениха, а точнее, на его деревянный костыль и зияющую под хитоном пустоту.

‒ Это лестное предложение, ‒ еле выдавила из себя Селея. Арсиноя бросила на мать умоляющий взгляд, та словно не заметила. ‒ Лестное, но я не могу принять такое решение без своего царственного мужа.

‒ Так отпиши ему и попроси скорейшего ответа. Тебе же лучше, если твой супруг поторопится. До тех пор, будешь под стражей,

‒ Это насилие! ‒ вспыхнула Селея. ‒ Такое обращение с особой царского рода непредставимо!

‒ Это не насилие, а милосердие. Или забыла, что пыталась меня отравить? Твоё место на колесе, Селея, но я даю тебе пощаду… пока что, ‒ царица обернулась к Арсиное. ‒ Тебя это не касается. Езжай куда пожелаешь, я выделю охрану до границы. Поедешь?

Девушка перевела затравленный взгляд с матери на царицу, на Темена, обратно на мать, и, решительно сжав зубы, мотнула головой.

‒ А, ты верная дочь, ‒ кивнула Кинана. ‒ Надеюсь, будешь и верной женой. Что ж, Селея, думай, и думай быстрее. Вам окажут положенные почести, но смотри. Не знаю, насколько у меня хватит терпения держать отравительницу за царицу. Лучше бы ей поскорее стать мне родственницей.

‒ Если ты считаешь, что эти оскорбления останутся без ответа… ‒ гордо вскинула голову сапиенянка.

‒ Я считаю, что не останутся. Ответ придёт скоро, и это будет согласие на брак, ведь это наилучший выход для всех, не так ли? Пока же, идите к себе, день был долгим, ‒ царица расплылась в елейной улыбке. ‒ Дорогие гостьи, ваше посещение наполнило моё сердце радостью… ‒ её лицо помрачнело, голос стал холодным. ‒ Сожалею, что вынуждена покинуть вас так рано, но меня ждут дела. Мне ещё надо осудить изменников, так ведь, матушка?

‒ Кинана… ‒ вздохнула Талая, но её перебил евнух.

‒ Госпожа царица, да позволено будет недостойному сказать.

‒ Что такое, Эпифан? Хочешь сознаться, что это ты отобрал у меня царство? Это будет уже чересчур.

‒ Нет, госпожа, но я подал совет сделать это, и мне горько оттого, что моя ошибка привела к наихудшим последствиям. Госпожа Талая ‒ женщина и мать, она слушала меня из страха за сына, Аминта же просто был слишком юн и не мог возразить. Пусть это заронит в твоё сердце семена милосердия…

‒ Довольно, ‒ резко оборвала его Талая, выйдя вперёд. ‒ Хватит всего этого. Кинана, я хочу поговорить с тобой.

‒ Разве мы сейчас не говорим?

‒ Я хочу говорить наедине, ‒ Талая точно не заметила насмешки. ‒ Я хочу… Кинана, я… прошу тебя.

‒ Ну что ж, раз так… ‒ Кинана хлопнула в ладоши. ‒ Выйдите. На сегодня суд окончен, меня ждёт семейный разговор. Я к твоим услугам, дражайшая матушка.

***

‒ Каменный зал… ‒ вздохнула царица, обводя взглядом знамёна на стенах и суровые мраморные лики Аэропидов. ‒ Здесь мы и разговаривали с Сосфеном в ту ночь… Здесь он убедил меня пощадить тебя.

Кинана ответила мачехе понимающей усмешкой. «К сожалению» сказано не было, но было услышано.

‒ Чем ты его купила? Моей жизнью?

‒ Да, это было его условием. Он поклялся змеёй и камнем.

‒ Змеёй и камнем… ‒ сквозь зубы прошипела Кинана. ‒ Этим ты его и убила. Задушить бы тебя прямо здесь.

‒ А что мне оставалось делать?! ‒ спокойствие оставило Талаю. Её влажные от слёз щеки пылали. ‒ Позволить убить моего сына?!

‒ Что делать?! Не отбирать у меня то, что принадлежит мне! Не подсылать ко мне убийц! Не устраивать заговор!

‒ Я пыталась упредить тебя! Ты ведь сделала бы это, да, Кинана, избавилась бы от соперника?! Ты всегда нас ненавидела!

‒ А кто в этом виноват?! Ты начала первая! Ты сама меня не любила! Ты оскорбляла меня и маму! Ты наговаривала на меня отцу! Твоя воля, я бы жила с рабами и мыла ноги твоему ненаглядному сыночку! В чём моя вина?! В том, что родилась раньше него?! В том, что вы захотели мою корону?! ‒ Кинана чувствовала, что вот-вот разрыдается сама, в горле стоял комок. Она сама не представляла, насколько глубоко жжёт её та давняя обида.

‒ Это говорил и Сосфен, ‒ Талая бессильно опустила голову. ‒ Я виновата, знаю, и если захочешь мстить, я пойму. Я виновата, но не мой мальчик. Кинана, я клянусь тебе его жизнью, он ничего не знал.

‒ Чего он не знал? Что уселся на чужой трон? Не знал, что бывает за измену?

‒ Он слушался меня, ‒ царица-мать подняла на падчерицу взгляд. В широко распахнутых глазах плескалось безумное отчаяние. ‒ Кинана, я умоляю тебя… Я виновата! Казни меня, разрежь на тысячу кусков, но пощади Аминту! Прошу тебя!

‒ Ты только что сказала сама: он мой соперник. Пока он жив, я в опасности.

‒ Пожалуйста! Умоляю! Ради всех бессмертных, пощади его! Именем вашего отца заклинаю, ведь он твой брат! Твой муж! Делай со мной всё что хочешь, но пусть он живёт! Пощади его!

Прекрасное лицо Талаи исказилось от боли, золотой локон, выбившись из сложной причёски, ниспадал на лоб. Растрёпанная, раскрасневшаяся, напуганная, с протянутыми в мольбе руками, она вызывала невольную жалость… и нечто большее. Кинана с ужасом почувствовала, как её ладони вспотели, а в животе появилось странное жжение, нарастающее с каждым мгновением.

‒ Всё, что хочу… ‒ сдавленно просипела девушка внезапно пересохшим горлом. ‒ Делать всё, что хочу…

Она сгребла опешившую от неожиданности женщину в объятья и жадно впилась в пухлые вишнёвые губы. Талая испуганно попыталась вырваться, но руки Кинаны держали крепко. Ещё крепче стиснув мачеху, девушка завалила её на каменный пол, подминая под себя, раня нежное тело железом нагрудника, точно пьяный от крови мародёр в пылающем после штурма городе.

‒ Что… мы сделали? ‒ прошептала Талая, когда всё закончилось. Царица-мать лежала на боку, закутавшись в голубой пеплос. Её дорогие одежды были изорваны, спутанные волосы из окончательно развалившейся причёски золотой волной разлетелись по каменным плитам пола.

‒ Это ты мне должна была рассказать. Лет пять назад, когда у меня начались нечистые дни, ‒ усмехнулась Кинана, поправляя задравшийся хитон. Она так и не сняла доспех, и сбившийся набок нагрудник теперь больно давил шею. ‒ Хорошо… что не успели поставить отца… ‒ она кивнула на пустую нишу. ‒ Это было бы странно...

Мачеха сдавленно то ли всхлипнула, то ли хохотнула, содрогнувшись всем телом.

‒ …остальные предки, наверное, бы одобрили. Из них многие брали женщин примерно так же, а некоторые и мужчин, ‒ закончила мысль Кинана и села, облокотившись на локти. ‒ Ладно, давай не будем делать вид, что случилось нечто ужасное. Цену нашему с тобой родству ты сама знаешь, так что, мы обе просто женщины. Если ты хочешь знать, мне понравилось. И тебе тоже, так ведь? Не ожидала от тебя такой страсти. Кажется, теперь я понимаю отца лучше.

‒ У меня слишком долго не было мужчины… ‒ Талая, наконец, обернулась. Кинана поразилась, как этой женщине удаётся казаться столь прекрасной с размазанными по лицу притираниями, распухшими губами и тёмными дорожками на щеках. ‒ Что дальше, Кинана? Что теперь будет со мной… ‒ она нервически сглотнула. ‒ И с моим сыном?

‒ В этом отношении моё решение не изменилось, ‒ Кинана усмехнулась, заметив в глазах мачехи снова разгорающееся отчаяние. ‒ Ну ладно, хватит шуток, я не собираюсь казнить Аминту. И раньше не собиралась.

‒ Что? ‒ выдохнула Талая.

‒ В конце концов, он мой брат, ‒ Кинана мягко смахнула со щеки мачехи налипший локон. ‒ Кое-кто из его друзей напомнил мне об этом самым действенным образом. Будь спокойна, я не стану убивать брата.

‒ Но тогда что с ним будет?

‒ Откажется от царства, получит поместье где-нибудь неподалёку, какое-то содержание. Ты можешь жить с ним… или остаться здесь, при дворе.

Кинана пробежала кончиками пальцев по шее Талаи, спускаясь ниже, к едва прикрытой драным хитоном груди. Мачеха не отстранилась.

‒ Кем же? ‒ она горько усмехнулась. ‒ Любовницей падчерицы, жены собственного сына?

‒ С Аминтой я расстанусь и подыщу ему подходящую жену, из гериек. Будешь просто любовницей царицы. Ну или живи с сыном. Только больше не пытайся меня убить, ладно?

Улыбнувшись, она вновь потянулась к Талае, но женщина перехватила её руку.

‒ Кинана, ты не лжёшь мне? ‒ взволнованно спросила она. ‒ Ты не убьёшь моего сына? Прошу, скажи мне правду.

‒ Клянусь тебе пред ликом предков, ‒ девушка мягко сгребла ладонь мачехи и прижала к своей груди. ‒ Пока Аминта и его мать не начнут умышлять против меня, их жизни ничто не угрожает.

‒ Благодарю тебя, ‒ прошептала Талая.

‒ Благодарностью пьян не будешь.

Кинана притянула женщину к себе и прикоснулась к губам губами.