Эйнемида II. Право слабого.

Глава XVII

– Вот так, потуже, но не слишком, – крякнув от натуги, Горго двумя руками затянула завязку доспеха и оглядела дело рук своих. – Да, кажется, сойдёт.

– У тебя ловко получается, – Кинана, повернулась справа-налево и обратно. Льняной доспех гетайра с железными наплечниками, нагрудной пластиной и полоской чешуек по талии сидел как влитой.

– Милая моя, храма Осме тут отродясь не водилось, поэтому всех невест в округе наряжаю я, – рассмеялась жрица. – Ты-то у меня не из капризных, а тем то складка неровная, то причёска сбилась. Ну, вроде всё, шлем сама наденешь.

– Хороший доспех, – царица поправила перевязь с мечом, – почти по моей мерке. Откуда он здесь?

– Сын нашего коменданта служил в гетайрах – погиб несколько лет назад. Отец хранил его доспехи как память.

– Я не знала... Снимай. Скажи Амфидоклу, что мне подойдёт любой доспех, я не могу принять такую ценность.

– Брось, девочка, Амфидокл знает, что делает. Ты должна выглядеть как царица, чтобы воодушевлять воинов. Если бы имелся лучший доспех, он бы тебе его дал. Так, вот ещё что...

Порывшись в сундуке, Горго достала длинный кусок чёрной ткани и критически его оглядела.

– Пойдёт, – кивнула она. – Сейчас намотаем, заколем, и издали будет почти как царский плащ. Серую полосу потом нашьём.

– Вот так и я, – невесело улыбнулась девушка. – То ли царица, то ли так кажется издалека.

– Знаешь, дорогуша, сейчас это зависит только от тебя. Ты принесла жертву госпоже?

– Да.

– И что она?

– Молчит.

Недовольно поджав губы, Горго накинула на плечи Кинаны плащ и заколола на плече железной фибулой с расколотым камнем.

– Что ж, значит, ещё не время. Неистовая говорит тогда, когда нужно… Ну что, красота? Враги от такого грозного воина будут бежать, теряя сандалии.

– Если бы так, – усмехнулась в ответ Кинана. – Ладно, меня уже ждут. Спасибо тебе, Горго.

– Это тебе спасибо, девочка, от нас всех, – жрица подала Кинане глухой шлем с пышным чёрным гребнем: немного великоват, но очень грозен на вид. – Да хранят тебя боги.

– Да хранят они всех нас.

Солнце и шум сотен голосов ударили в лицо вышедшей на крепостной двор царице. Блеск оружия, звяканье меди и множество лиц – решимость и страх, одобрение и злоба, отчаяние и надежда. Кинана шла сквозь калейдоскоп людских взглядов, а толпа расступалась перед ней, точно перед идущим на плаху смертником. Царица гнала дурные мысли и улыбалась, но ей казалось, что каждому слышен безумный стук её сердца и биение в пульсирующих у виска жилах.

Открывшийся с крепостной стены вид, в иных обстоятельствах, показался бы даже красивым. Яркий и пёстрый ковёр гисерских шатров опоясывал Эгору, раскинувшись далеко окрест. Сверкало на солнце оружие, ветер развевал конские хвосты и разноцветные ленты, что гисеры использовали вместо знамён. Со стены казалось, что варваров не тридцать тысяч, а все сто.

– Ну что, – властный голос со звучным гисерским выговором донёсся из-за стены. – Долго мне ещё ждать, героз?

– Сколько будет необходимо, – надменно ответил комендант, небрежно облокотившись на каменный зубец стены.

– Мне кажется, ты заговариваешь мне зубы, Амфидокл. Мы оба знаем, что это твоя крепость. Какой ещё начальник?

– Думай, что тебе угодно, Ангвеземест. Пришёл незваным, не жалуйся, что стол не накрыт и хозяин в исподнем, – на стене раздались отдельные смешки. Это неплохо: лучше пусть воины смеются грубым шуткам, чем стенают и клянут судьбу.

Кинана поднялась к коменданту и увидела его собеседника: высокий гисер на соловом коне, красные штаны украшены причудливой клановой шнуровкой, чешуйчатый доспех, наручи и закрывающий лицо шлем сверкают позолотой. На шлеме высокий поперечный гребень из орлиных перьев – знак вождя. Трое конных гисеров держат шесты с семью конскими хвостами на каждом и красно-зелёное полотнище с незнакомым знаком: четыре золотых завитка отходят от золотого круга.

– Я Кинана Аэропида, дочь Пердикки, сестра и жена могучего царя Аминты, повелителя Герии, –провозгласила Кинана, высокомерно глядя на гисеров сверху вниз. – Кто ты такой и зачем явился в мою землю?

– Ого, царица герозов! – расхохотался гисер, хлопнув себя по ноге. – Вот это встреча! Что ты здесь делаешь, так далеко от дворца? Здесь опасные места. Не боишся порвать платье, или там поцарапаться? – его спутники засмеялись, среди герийцев пробежал гневный шёпоток.

– Я задала тебе вопрос, чужеземец. Потом я решу, достоин ли ты говорить со мной.

– Ого, а ты гордая, – гисер снова рассмеялся. – Но мы ведь знакомы. Я Ангвеземест – вождь клана Авсенз и избранный предводитель свободных кланов.

Он снял шлем, открыв смуглое гладко выбритое лицо с хищно заострённым носом и искривлёнными в самоуверенной усмешке тонкими губами. От чёрных, как смоль, волос гисера, ниспадающих ниже плеч, не отказалась бы ни одна женщина. Красивый мужчина. Кинана невольно обратила внимание на обнажённые выше предплечий руки, бугрящиеся стальными мускулами, и мысленно обругала себя последними словами. Не хватает ещё заглядываться на варвара, явившегося проливать кровь герийцев.

– Да, я видела тебя на своей свадьбе: ты и твои соотечественники заверяли моего мужа в верности договорам и приносили дары дружбы. Ты привёл всех этих людей, чтобы ещё раз засвидетельствовать дружбу? Я же не могу заподозрить мужчину и вождя в том, что он не держит своего слова.

– Наше слово крепко: мы любим мир с нашими друзьями герозами, но какая же это дружба, когда один друг владеет имуществом другого, точно своим? На этих лугах деды моих дедов выгуливали коней и пасли скот. Верните нам нашу землю, и будет дружба. Будем лить не кровь твоих людей, а вино.

– Проще говоря, ты ищешь оправдания обману. Эти земли завоёваны моим отцом в честном бою, и ваши старейшины целовали свои мечи, заключив договор. Это наша земля, мы ей не торгуем! Забирай своих людей и уходи, или пожалеешь об этом!

– Пожалею? И кто же заставит меня пожалеть? Уж не ты ли, женщина?

– Скоро сюда придёт мой муж с войском и истребит вас, а потом пойдёт в вашу землю и предаст ваши дома огню и мечу. Или вы забыли, что бывает, если разгневать Герию? Или уроки моего отца не пошли вам впрок? Убирайтесь, ради своих жён и детей! Подумайте о них, если не дорожите собственными жизнями.

– Твой муж? – рассмеялся гисер. – Могучий царь Аминта! – он издевательски поклонился. – Что ж, пусть приходит. Я видел его душу, царица герозов: он слаб и изнежен, будто бы его отцом не был сам Толстый Медведь. Даже у женщины, вроде тебя, больше силы, чем у него. Пусть приходит – хотел бы я на это посмотреть! Только он не придёт. Он на юге, вкусно ест, сладко пьёт, а вместо себя шлёт в бой жену.

– Ты заплатишь за эти слова! – гневно сказала Кинана. – Такой как ты не смеет говорить о царе Герии без почтения! Мой дядя Сосфен заколотит их в твой грязный рот! Или это имя тоже тебя не пугает?!

– Ах, то есть если не получится спрятаться за бабской юбкой, он спрячется за старика? – оскорбления явно не задевали Ангвеземеста, казалось, разговор его забавляет.

– Мой муж – царь Герии, он силён, мудр, и повелевает многими! Он сокрушит тебя и заставит пожалеть о твоей наглости и вероломстве! Уходите все немедля, и, быть может, он сжалится над вами, ибо милосерден!

Слышал бы кто-то из знакомых – хотя, прозвучало довольно уверенно. На Ангвеземеста угроза не произвела ни малейшего впечатления: он опять рассмеялся.

– Послушай, женщина, зачем ты впустую сотрясаешь воздух, говоря то, чему цена – мочевой пузырь дохлой овцы? Ведь мы же оба знаем, что всё это, до последнего слова, ложь! Я же видел тебя на пиру, и видел, какими глазами ты смотрела на своего царя. Тебя можно понять: такой жалкий и слабый муж не способен удовлетворить такую как ты... А знаешь, ты мне нравишься, царица! Жена у меня есть, но это не беда: мужчина может иметь столько женщин, на сколько у него хватит сил. Бросай своего слабака и пошли со мной. Ты узнаешь, что такое настоящий мужчина, а твои люди останутся живы. Пусть уходят, куда хотят, и им никто не причинит вреда – даю слово. Ну что, согласна?

На стенах зазвучали гневные крики и угрозы, кто-то даже потянулся за дротиком, но Кинана властно подняла руку. Гисер довольно улыбался.

– Ты предлагаешь мне променять царя Герии на вождя варваров и поверить нарушившему слово? Глупее предложения я не слышала в жизни! Не испытывай моё милосердие более, ибо оно уже иссякло. Забирай своих людей и уходи, тогда, быть может, я сделаю вид, что не слышала этих глупых слов. Иначе я сама заставлю тебя пожалеть об этом.

– Ты? – засмеялся Ангвеземест. – Ты, женщина, заставишь меня пожалеть?

– Я. Попробуй лишь сунуться сюда – я разобью тебя, и пусть тогда твои боги подарят тебе смерть в бою.

На сей раз к хохоту Ангвеземеста присоединились и остальные гисеры. Герийцы наблюдали за ними в гробовом молчании.

– Послушай, царица, напрасно ты лезешь в дела мужчин, – сказал вождь, отсмеявшись. – Забота женщины –дети и хозяйство, забота мужчин – война, а если всё будет наоборот, то небо с землёй поменяются местами, и мы будем ходить по облакам. Ты влезла в то, о чём не смыслишь и ничего хорошего из этого не выйдет. Разобьёшь меня! Воистину, такая глупость придёт в голову только женщине! Сколько вас там? Тысяча? Две? Всё это пыль рядом с нашим войском, – он презрительно щёлкнул пальцами. – Вот что мы сделаем с вами, и даже не успеем вспотеть. Не веришь мне, спроси того, кто стоит рядом с тобой, и он тебе скажет, что я говорю правду. Нет, царица, выбор у тебя простой: будешь глупить – погибнешь сама и погубишь своих людей, поступишь умно... Клянусь Тавезом, уже этой ночью ты будешь кричать от счастья, какого до сих пор не знала, и искусаешь свои губы до крови. Вот твой выбор – выбирай!

– Ты ошибаешься, варвар. В этом нет никакого выбора.

– Подумай, царица. Не жалко себя, подумай о других. Твоё упрямство будет стоить им головы!

– Подданые царя с радостью сложат головы за Герию, как и я! Убирайся либо сражайся – и умри!

– Что ж, ты выбрала. Такая молодая, а решила себя убить... Глупо. Прощай, царица, вряд ли мы увидимся снова.

Он надел шлем, и гисерское посольство направилось к своим шатрам. Свежий ветерок весело трепал конские хвосты на шестах.

***

– Кто такой этот Ангвеземест? – тяжело опёршись на стол, покрытый желтоватой картой, Кинана окинула взглядом коменданта и его подчинённых. Белен с Аркиппом молча наблюдали. – Что мы про него знаем?

– Многое, – Амфидокл вздохнул. – Гисер с гор. Сын бывшего наизарка, то бишь вождя, Малвеза – помню его, хитрый был лис. Когда Малвез помер, дядя отнял у его сына власть и хотел убить, но Ангвеземест сбежал к приморским гисерам, был пиратом, повидал мир – слышала, как он по-эйнемски говорит? Ни дать, ни взять философ из Эфера. В общем, потом он вернулся с ватагой, прикончил дядю и принялся за подвиги. Последнее время, у гисеров только о нём и толкуют. Теперь он их санаизарк, вождь над вождями. Дурное дело.

– Великий вождь, хоть и варвар, – добавил пентикост Эорол. – Нас он, хвала царю Пердикке, не беспокоил, но остальных пощипал изрядно: и своих бил, и дурагов, да как бил! Там, в их войске, есть и другие вожди, Гослов, Телевсат, Абзав – такие же жестокие скоты. Если уж они согласились ему подчиняться... Здесь больше половины горных кланов, насколько могу судить.

– Опасный противник? – подняла бровь Кинана.

– Более чем.

– Какими силами мы располагаем? – Белен, не отрываясь, разглядывал карту. Рисунок напоминал смотрящую на запад бесхвостую черепаху, с лапками-башнями и выходящей на возвышенность головой. Крепость напоминала черепаху даже сбоку: стены опоясывали небольшой холм, чья вершина выдавалась посередине, точно черепаший панцирь, увенчанный приземистым каменным зданием гарнизона.

– Это сложно назвать силами, – скривился Амфидокл. – У нас примерно тысяча триста воинов, около сотни лошадей. Помимо них, в крепости около пяти сотен жителей: жёны, кухарки, прислуга, рабы. Есть селяне, что прибыли недавно – бежали от гисеров. Рабов и селян мы вооружили, пытаемся чему-то научить. Это ещё около полтораста воинов, правда толку от них немного – если только варварские мечи тупить.

– Негусто, – Белен напряжённо прикусил губу.

– Однако мы не так уж беззащитны: стены у нас каменные, толстые – покойный царь не зря отгрохал. Есть башни, несколько метательных машин, чаны для масла, – комендант указал пальцем на карту. – Это здание – гарнизон – маленькая крепость, его можно оборонять, если прорвутся через внешнюю стену. Бой мы дадим.

– У тебя есть план обороны? – спросил Белен.

– Конечно. Чем нам здесь, на границе ещё заниматься, кроме как придумывать планы обороны? – усмехнулся комендант. – Всё достаточно просто: гисеры непременно попытаются сломать ворота, – он указал на северный бок черепахи, прямо между лапками. – Осадных орудий у них нет, но тараны они делать умеют и, будь уверен, прямо сейчас этим занимаются, на это уйдёт пара дней, после чего начнётся штурм...

– Ты уверен? – спросила Кинана. – Ликимн они взяли с налёта, без тарана.

– Уверен. Эорол считает, что в Ликимне были беспечны и прозевали атаку на ворота, и я готов с ним согласиться. Здесь это уже не пройдёт. Значит, варварам придётся идти на приступ как полагается. Или ты считаешь иначе?

Кинана молча покачала головой.

– Так вот, – продолжил комендант. – Ворота укреплены, площадка перед ними простреливается, мы постараемся подбить таран на подходе. У нас неплохие орудия и на каждой башне по стреломёту, подходы к воротам пристреляны – может повезёт. Если нет, подпираем ворота брёвнами и пытаемся поджечь таран, всё как полагается.

– Они будут штурмовать и стены, так? – Белен указал на южную стену. – Здесь холм более пологий.

– Так, – кивнул комендант. – Стена с юга низковата и подход к ней удобный, сюда они пойдут с лестницами и крючьями. У них хватит сил напасть сразу со всех сторон, но тут будет жарче всего. Не смотри, что у варваров нет стенобитных орудий, они ловкие, как кошки. Взлетят на стену вмиг, а дальше будет резня. Я буду у ворот, на эту стену мне понадобится хороший командир...

– Я к твоим услугам, – сказал Белен. – Мне уже доводилось оборонять крепость.

– Ты рассказывал, поэтому я о тебе и подумал. Тогда Эорол командует восточной стеной, Каллиник – западной, Гиппалий – резервом. Ты, Аркипп... Не знаю, могу ли я теперь отдавать тебе приказы.

– И ему, и всем нам, – сказал Белен. – Ты знаешь крепость и врага лучше нас, тебе и командовать.

– Хорошо, – с некоторым облегчением кивнул Амфидокл. Он наверняка опасался, что заморский командир начнёт путаться под ногами. – Ты когда-нибудь защищал крепость?

Аркипп покачал головой.

– И на войне никогда не был. В страже мы тренировались, конечно...

– М-да… Значит назначаешься в резерв к Гиппалию, будешь делать всё, что он говорит.

– Будет сделано, – коротко кивнул Аркипп.

– Вот так, – комендант прихлопнул ладонью по столу. – Остальные лохаги при своих пентикостах. Всё проще простого: варвары лезут на стены, мы их бьём со всей мочи, а там всё в руках Хороса бранелюбивого. Теперь ты, госпожа моя...

– Со мной, кажется, ясно, – спокойно сказала Кинана. – Показываться возле стен, ободрять народ, в драку не лезть.

– Всё так, – кивнул Амфидокл, на его лице вновь промелькнуло облегчение. – Я уж боялся...

– Что я возомню себя великой воительницей? Не волнуйся, я буду осторожна. Если меня убьют, воины падут духом, я это прекрасно понимаю. Вот от этого, – она похлопала по своему шлему с пышным гребнем, – толку сейчас больше, чем от моего меча.

– Сосфенова школа, – одобрительно кивнул комендант. – Ты всё говоришь правильно, так и делай. Возьми десяток своих гиппеев, пусть не отходят от тебя ни на шаг. И прошу тебя, при малейшей опасности уходи в безопасное место. Что ж, всем всё ясно?

– Будто бы да, – Белен покачал головой. – Тысяча против сорока… Если нам и впрямь удасться выжить, это будет деяние небывалое.

– При таком перевесе, чтобы выжить понадобится чудо, – не глядя ни на кого промолвила Кинана.

– Зачем же ты просила меня остаться в крепости? Хотела красиво умереть? Сама же говорила, что тысяча может остановить войско варваров.

– Говорила, иначе ты бы не согласился. Такое бывало, конечно, но я хотела остаться не поэтому, – девушка улыбнулась. – Всё просто: с таким войском гисеры вполне могли оставить часть своих осаждать Эгору, а остальных двинуть на Грейю, теперь же, когда они знают, что здесь царица... Они будут штурмовать, пока я не окажусь в их руках, – Кинана медленно обвела взглядом присутствующих. – Нам предстоит сражаться, возможно, погибнуть вместе, и я не стану вам врать. Я хочу, чтобы все понимали: мы – смертники. Мне жаль, что я подвергаю вас опасности, но это нужно Герии. Наша задача – удержать здесь гисеров настолько долго, насколько возможно. Чем дольше мы протянем, тем скорее в Грейе поймут, что происходит и отправят на юг детей и женщин, быть может, и муж успеет прийти на помощь. Скажу, как есть: в Грейе двадцать тысяч человек, а здесь одна, и я собираюсь пожертвовать ради них вами. Готовы ли вы на это? Если нет, выдайте меня Ангвеземесту, и, быть может, он позволит вам уйти. Что скажете, воины?

Повисло тяжёлое молчание, все, не отрывая глаз, смотрели на царицу, точно увидели её в первый раз. Вдруг комендант, гулко лязкнув доспехами, упал на колени к её ногам.

– Ты истинная кровь Аэропа, – выдохнул он. – За тебя пойдём куда прикажешь!

– Да и рано нас ещё хоронить, – добавил Эорол. – Если у герийца в руках копьё, бой не окончен. Верно говорю?

– Слава царице Кинане, жизнь за кровь Аэропа! – с горячностью воскликнул пентикост Гиппалий. – Слава!

– Слава! – подхватили остальные герийцы, с готовностью преклоняя колени. Последним опустился Аркипп – медленно, точно в раздумьях. На ногах остался стоять один Белен.

– Значит, я здесь, чтобы погибнуть за северян, которых даже не знаю, в стране, где у меня нет ни родича, ни друга… Достойное дело! Почему бы и нет?

Усмехнувшись, он опустился на колени подле коменданта.

***

Знакомый голос – точнее, голоса – Кинана услышала, проходя через опустевшее к вечеру здание оружейного склада. Беседу можно было назвать какой угодно, только не дружеской.

– ...и всё-таки, красивые у тебя доспехи, Аркипп, – Эол говорил со злостью, плохо скрываемой за насмешкой. – Наверное попрочнее моих. А какой хитон ‒ ткань мягкая-мягкая. Не дашь потрогать?

– Всем начальникам положены такие, – Аркипп отвечал с усталой ленцой, точно несмышлёному ребёнку. – Станешь лохагом, тебе тоже выдадут.

– О нет, это вряд ли, – Эол издал короткий смешок. – Предателям ведь должны выдавать самое лучшее, иначе они перестанут предавать. Бьюсь об заклад, такой чудный хитон не у всякого синтагмата сыщется.

– И кого же я предал?

– Будто ты не знаешь сам! Не нужно считать меня за идиота!

– Это будет непросто, – усмехнулся Аркипп. – Я честно выполнял свою службу, ты же нарушил приказ никого не пускать за ворота, а это измена. Ну и как теперь твой хитон, получше, чем у других стратиотов?

– Царь уже был мёртв! Ты хоть понимаешь, что наделал?! Теперь Герией правят чужеземцы, и всё по твоей милости!

– Это ты не понимаешь, что чуть не наделал! Если бы она сбежала, началась бы гражданская война, и те же гисеры сожрали бы нас с потрохами!

– Они и так нас сожрут, только умирать будем не за законную царицу, а за узурпатора! У твоего Аминты нет права на трон!

– Он мужчина и это его законное право. Везде мужчины наследуют вперёд женщин. Мужчина более приспособлен к государственным делам.

– Только вот он сейчас на юге, а она здесь с нами.

– Это бестолковый разговор, – ответил Аркипп, на мгновение замявшись. – Мне не о чем говорить с глупцом.

– Действительно, а мне не о чем говорить с предателем. Ну что, приступим к нашему незаконченному делу? Или ты не только предатель, но и трус вдобавок?

Кинана услышала лязг извлекаемой из ножен стали и поняла, что ждать больше нечего. Шумно распахнув дверь, она ворвалась в комнату. Картина открылась более чем красноречивая: двое молодых людей, в доспехах, но без шлемов, друг напротив друга, с мечами наголо.

– Что здесь происходит? – Кинана грозно переводила взгляд с одного на другого. Вид у несостоявшихся поединщиков был такой, будто они увидели разъярённую дракайну.

– Госпожа царица... – начал было Аркипп.

– Молчать! – перебила его Кинана, старательно пытаясь изобразить разгневанного Сосфена и, судя по всему, небезуспешно. – Вы что задумали?! Драться друг с другом, да ещё в осаждённой крепости! Забыли Аэроповы Правила?! Что там говорится, про нанесение товарищу ран оружием?!

– Где-то я уже это слышал, – пробормотал под нос Аркипп. Эол, несмотря на совсем не располагающую к веселью ситуацию, хихинул.

– Это не смешно, Эол! – гневно сверкнула глазами царица. – За такое казнят смертью и правильно делают! Как вам вообще пришла в головы эта дурацкая затея?!

– Госпожа, этот человек – предатель. Он...

– Я прекрасно знаю, что сделал этот человек, – Кинана покосилась на Аркиппа. Молодой лохаг выдержал взгляд царицы с хладнокровием. – Знаю и помню. Когда-нибудь, мы это обсудим, но сейчас это неважно. Вы что, забыли, где мы находимся? Так выйдите на стену и посмотрите! Там сорок тысяч варваров так и жаждут выпустить всем нам кишки, а вы, вместо того чтобы биться с ними, собрались резать друг друга!

– Госпожа, это вопрос чести, – нерешительно промолвил Аркипп.

– Не хочу даже слушать. Я знаю, как ты ко мне относишься и, поверь, люблю тебя не больше, но я просила коменданта сделать тебя лохагом, – глаза Эола удивлённо округлились. – Видно, я ошиблась. Хороший командир будет думать головой и не станет лезть в драку с нижестоящим, тем более, когда у стен стоят враги. Нас мало, нам дорого каждое копьё, мы собираемся слать в бой селян и рабов, а лохаг со стратиотом решили убить не врага, а друг друга! Кому будет прок от ваших мёртвых тел?! Они защитят герийцев от варваров?! Ты сам понимаешь, что наделал?!

– Да, царица, – Аркипп хранил спокойствие, но кончики его ушей заметно покраснели. – Такое не повторится.

– А ты что скажешь?

– Я сделаю, как ты велишь, – Эол склонил голову, но покорным он не выглядел.

– Тогда приказываю: никаких поединков, никаких склок, ничего вообще! Вы в своём уме?! У нас у всех один враг, там за стеной, хочется драться – сражайтесь с ним! Пока не прогоним гисеров, чтоб друг на друга даже взглянуть косо не смели! Ясно вам?!

– Да, госпожа, – хором ответили оба.

– Хорошо. И помните: я прощаю вас лишь потому, что в крепости нужны люди. Предупреждаю в последний раз: ещё хоть одна подобная выходка, и я тут же отдам вас палачу.

Развернувшись на пятках, Кинана направилась к выходу. Уже в дверях, до неё донёсся тихий голос Аркиппа: «Это я тоже уже слышал» и сдавленный смешок Эола.

***

– Ты слышишь меня, госпожа? Видишь меня, Неистовая? Почему ты молчишь? Я прогневала тебя? Ответь!

Тоненькая черноволосая девушка в боевом доспехе перед расколотым камнем, возлежащем на украшенном листьями плюща алтаре. Девушка на коленях, руки со сложенными горстью пальцами разведены в стороны, тонкие искусанные губы стиснуты добела. Серые камни молчат.

– Там за стеной те, кто пришёл убивать верных тебе. Поможешь ли ты нам? Защитишь ли от врага. Не за себя прошу, но за людей Герии, за воинов, за пахарей, за их жён и детей. Если нужна моя жизнь – возьми её сейчас, но помоги им. Ответь!

Пронзительный рёв волынок и гром барабанов проникают даже сквозь толстые каменные стены. От грохота и шума нет спасения, он достигает самых глубоких подвалов и самых потаённых уголков, заставляя робких сжиматься в испуге, а стойких – крепче стискивать пальцы на древках копий. Даже глухому не укрыться от грозных предвестников судьбы, мерный топот тысяч ног сотрясает саму землю. Камни молчат.

– Я знаю, ты мудра, ты ничего не делаешь просто так. Ты не дашь своим детям погибнуть впустую! Вложи в наши сердца смелость, укрепи наше оружие, сокруши колени нашим врагам! Будь с нами, Даяра неистовая, непокоряющаяся! Найихомос эйэ, Дайара, эстема, эстенессема!

Темп барабанов, и без того безумный, ускорился до невозможного, сливаясь в один слитный звук. Грозный крик тысяч глоток перекрыл даже невыносимый шум, сверкающая сталью волна со всех сторон ринулась к обречённой крепости.

– А если ты оставишь нас, если покинешь в беде... Тогда мы сразимся сами! Мы будем биться, пока бьётся сердце, и руки способны держать оружие! Мы герийцы, и мы не отступим ни перед кем! Мы будем сражаться, и победим, а нет, так погибнем сражаясь, и пусть наши предки гордятся нами!

Кинана поднимается, оправляет доспех и, не глядя на расколотый камень, уходит навстречу первой в своей недолгой жизни битве. Камни молчат.

***

Первыми начали дело застрельщики – молодые варварские воины в островерхих кожаных шапках, со щитами в виде полумесяца и связками дротиков, какими в мирное время били дичь в лесистых селакских предгорьях. Бегом приблизившись к крепости, они принялись забрасывать защитников дротиками. В ответ полетели камни и стрелы. Оружие герийцев било дальше и точнее, к тому же их прикрывали зубцы стены, но врагов было намного больше. То и дело кто-то из герийцев падал, но его место тут же занимал другой, и перестрелка продолжалась с прежним остервенением.

Остальное войско ринулось на приступ скопом. Гисеры почти не знали боевого строя, больше полагаясь на храбрость и мастерское владение своим причудливым оружием. Безликие личины начищеных шлемов сверкали медью и железом, а над головами варваров вздымался целый лес осадных лестниц, сработаных с присущим этому народу умением.

Со звонким щелчком распрямились плечи орудий, выбрасывая навстречу гисерам тяжёлые камни, с башен ударили стреломёты. Каждый камень, крутясь и подскакивая, прокладывал в варварских рядах длинную дорожку, но просветы тут же заполнялись. Для грозно катящейся на крепость волны эти потери значили даже меньше, чем капля в море.

Лестницы со стуком ударили о камень, и привычные к лазанию по горам воины в один миг взлетели на вершину стены. Герийцы отбивались, прикрываясь щитами и каменными зубцами. Летели камни, лилась кипящая смола, и отчаянные вопли попавших под раскалённую струю заглушали даже непрестанно ревущие гисерские волынки.

Мимо Кинаны понесли первых раненых, и девушка с трудом заставила себя не отводить глаза. Это было даже хуже, чем там, на лесной дороге: отсечённые конечности, разрубленные животы с вываленными наружу внутренностями, лица, превратившиеся в кровавую кашу. К раненым уже спешили с перевязками и арникой женщины, возглавляемые неутомимой Горго. Жрица командовала, точно полководец на поле боя, и её отрывистые приказы исполнялись беспрекословно. Стоило какой-нибудь селянке всплеснуть руками и увлажнить глаза при виде жутких ран, тут же на ней останавливался бешеный взгляд Горго, и бедная женщина, забыв обо всём на свете, бросалась работать с ещё большим усердием. Некоторые бойцы, получив перевязку, возвращались на стены, но таких было немного. Гисерское оружие второй шанс давало редко.

Вскоре стало понятно, что гисеры, атакуя повсюду для видимости, сосредотачивают силы на южной стене, которой командовал Белен. Оттуда то и дело прибегали взмыленные гонцы, требуя подкреплений, сам же келенфиянин, умело и с толком расставив людей, носился вдоль всей стены, ободряя, приказывая, ругаясь, а где и влезая в битву. Его доспехи были помяты и покрыты кровью, а шлем сорвало дротиком, так что пришлось надеть первый попавшийся, но келенфиянина это совершенно не заботило.

Всё это время Кинана, привязаная к относительно безопасному центру крепости, не находила себе места. Глядя на израненных воинов, она с трудом убеждала себя, что не прячется за их спинами. Не помогал даже голос разума, твердивший, что её смерть от случайного дротика принесёт больше вреда, чем её меч пользы. Несколько раз она сама водила подкрепление к Белену, вымученно улыбаясь в ответ на вюблённо-восторженные взгляды бойцов. Приведённые ею бросались в бой и падали замертво на её глазах, а царица возвращалась в безопасное место, и кошки скребли на её душе.

Внезапно, гисерский вал схлынул, откатился назад, лишь застрельщики продолжали поливать защитников смертоносным ливнем.

– Закончилось? – с сомнением спросил Аркипп. Он только что вернулся от ворот, куда водил подкрепления, его правую руку покрывала ещё не успевшая засохнуть кровь. На счастье, чужая.

Командующий резервом Гиппалий покачал головой и тут же волынки взревели ещё яростней. Новая волна гисеров ринулась на штурм.

– Они изматывают нас, – сказала Кинана. – Волна за волной. Ещё несколько смен, и наши воины не смогут поднять копьё от усталости.

– Это так, – Гиппалий пожал плечами. – Но что мы с этим можем поделать? Ничего. Терпеть и драться.

Пользуясь коротким затишьем, комендант отдал приказ сменить воинов на стенах. Женщины уже несли измождённым бойцам воду, уксус и вино, щедро отпущенные гарнизонным пролептом. Разгорячённые воины пили жадно, не обращая внимания на холодную воду, стекающую с подбородка под доспехи. С женщинами пошла и Кинана, желая заняться хоть чем-нибудь, лишь бы не стоять без дела. Зачерпнув ковшом из бочки, царица поднесла воды молодому воину, только что вышедшему из свалки у ворот, и, с немалой радостью, узнала в нём стратиота Эола.

– Ты цел?! – воскликнула она, подавая ковш.

– Да, – вид у парня был ошалело-восторженный, в широко распахнутых глазах проблескивали безумные искорки. Для него это тоже был первый в жизни бой.

– Много убил?

– Семерых! – гордо выпрямился Эол. Покрытые чужой кровью доспехи и копьё подтверждали, что если он приврал, то совсем немного.

– Маловато, – рассмеялась Кинана. – Их ещё сорок тысяч – с тебя половина!

– Да, госпожа! – молодой человек восторженно отсалютовал и бросился обратно, к стене. Кинана проводила его взглядом и прошептала под нос призыв благословения Неистовой.

Вторую атаку герийцы отбили, отбили и третью, и четвёртую. Измождённым защитникам не хватало воздуха, от разгорячённых тел шёл пар, но их руки только крепче сжимали скользкие от крови копья. Шутники рассказывали, что однажды камень пришёл к Эйленосу и сказал: «Мне не нравится моё имя, я хочу называться «гериец», но Справедливейший ответил: «Нет, так уже называется народ». Сегодня дети земли Даяры доказали, что в эта байка родилась неспроста.

Едва схлынула четвёртая волна, ряды гисеров раздвинулись, и взглядам защитников крепости предстал огромный таран – настоящее чудовище на толстых деревянных колёсах, с окованным медью билом из цельного древесного ствола, такой тяжёлый, что толкали его десятка три человек. Барабаны забили быстрее, таран медленно, но неотвратимо покатился в сторону ворот. Шутки кончились, наступило время решающего штурма.

Щёлкнули баллисты, и тяжёлые камни, угрожающе гудя на лету, взмыли в воздух, но ветреная Дихэ сегодня была не на стороне герийцев: снарядами убило кого-то из толкавших таран, но само орудие осталось невредимым. Со стен полетели горящие стрелы, но сверху махину густо покрывали звериные шкуры, пропитанные водой так, что та стекала ручьями. Стрелы бессильно гасли, запутываясь в мокром меху, либо поражали гисерских воинов, на место которых сразу вставали новые. Вскоре к рёву волынок и шуму битвы присоединились мерные гулкие удары.

Истошный вопль: «Прорвались!» застал Кинану во время очередного объезда крепости. Девушка направила коня к южной стене, и её взгляду предстало ужасное зрелище. Верхний гребень стены кишел гисерами. Крупный отряд варваров пробился в крепость, и во дворе завязалась схватка. Белен сумел сплотить своих людей, и те бились отчаянно, забирая по пять вражеских жизней за одного герийца, но варваров было слишком много. Прорвавшись здесь, враги ударят в сердце крепости, а оттуда в тыл защитникам ворот и восточной стены. Подхлестнув коня, Кинана помчалась к резерву.

Прибыв, царица поняла, что Гиппалий уже извещён и пришёл к тем же выводам, что и она. Бойцы строились к бою, а сам пентикост, держа шлем на согнутом локте, раздавал последние команды. Хлопочущие возле раненых женщины поглядывали на мрачно поправляюших доспехи и проверяющих оружие воинов с отчаянной надеждой.

– Они прорвались на юге, человек пятьсот! – запыхавшись бросила Кинана, соскакивая с коня.

– Я знаю, – кивнул Гиппалий. – Мы выступаем. Аркипп, бери пятьдесят человек и к воротам. Остальные – за мной.

Две сотни человек – весь оставшийся резерв. Если не устоят и они, надеяться будет уже не на что.

– Я иду с вами! – воскликнула Кинана.

– Нет, госпожа. Ты остаёшься за главную здесь. Если мы отобьёмся, но ты погибнешь, всё будет впустую.

– Но...

– Прости, госпожа, – Гиппалий надел шлем, показывая, что спор окончен. – Было честью сражаться за тебя.

Он отсалютовал царице и отдал команду. Воины бросились вслед за начальником, и вскоре Кинана услышала с юга слитный рёв множества голосов. Воины Гиппалия вступили в бой, и храни Даяра всех в крепости, если их сил окажется недостаточно.

Тем временем, у северной стены гисерский таран делал своё дело. Ворота дрожали, точно были сделаны не из дуба, а из папируса. Герийцы уже выстраивались в узком привратном проёме, плотно сбив щиты и наставив копья. Сам Амфидокл, в комендантском шлеме с чёрным плюмажем, занял место в строю, ободряя своих людей. Наконец, последнее из крепящих ворота брёвен с хрустом переломилось, створки разлетелись в стороны, и варвары хлынули внутрь. С жутким лязгом гисерская волна ударилась в герийские щиты, но защитники стояли непоколебимо. Необузданная ярость варваров разбивалась о порядок и слаженные действия знаменитой эйнемской фаланги.

Но и гисеры не впервые встретились в бою с герийской пехотой, их не смутили ни плотная стена щитов, ни чётко и слаженно бьющие копья. Свежие и отдохнувшие, они давили на измождённых защитников, и их было больше, намного больше. Шаг за шагом, фаланга подавалась назад. Сперва один гисер, потом другой, взобравшись на плечи товарищей, с безумной храбростью перепрыгнули через герийские копья. Первых закололи вмиг, но за ними последовали другие. Началась свалка, герийцы смешались, варвары нажали, и строй рухнул. Враги хлынули в крепость, точно волной смыв остатки сопротивления. Лишь чёрный плюмаж комендантского шлема какое-то время возвышался над морем безликих шлемов, но вскоре и он изчез в наводнившей привратную площадь толпе.

***

С тем, что не переживёт этот день, Эол смирился уже давно. Было немного жаль маму с сестрой – как они там, в Авфите? Здоровы ли? – но страха не было. Вообще ничего не было. В легендах, герои, вступая в последний безнадёжный бой, думают о том, чтобы сразить как можно больше врагов, не посрамить предков и всё в этом роде, но в голове вертелись только обрывки каких-то бессмысленных фраз да пара строчек глупой песенки, слышанной дня три назад. Что-то там про мышей и лягушек, будто бы они друг с другом поссорились и воевали. Вспомнить, чем там у них всё закончилось, не получалось, и это почему-то казалось ужасно обидным.

Затруднения с лягушками и мышами совсем не мешали Эолу сражаться. Кажется, он делал это целую вечность и никогда в жизни не занимался ничем иным – по крайней мере, он чувствовал себя именно так. Онемевшей от усталости рукой поднять щит, гулкий звук удара – подумать только, когда-то это казалось страшным – ткнуть копьём, выдернуть, снова ткнуть, и так сотню, тысячу, миллион раз. Считать убитых он уже давно бросил – какая разница? Один или десять – их тут всё равно без счёта, всех не перебьёшь. До двадцати тысяч точно не дотянул – прости, царица, подкачал. Закрыться, ткнуть, выдернуть, закрыться, ткнуть, выдернуть... Наверное, когда убивают, это больно? Что гадать, скоро станет ясно и так.

Насчёт возможности спастись молодой человек не обольщался. Ворота пали, и гисеры лились в крепость потоком, оттесняя отчаянно сопротивляющихся герийцев в стороны. Ни о каком строе речи уже не шло, в беспорядочной свалке каждый сражался за себя. Впрочем, гисерам приходилось не легче. Не привыкшие сражаться в тесноте, с не очень подходящим для этого оружием, они падали десятками, но вместо каждой исчезнувшей под ногами безликой морды тотчас вырастала такая же. От блеска медных шлемов рябило в глазах.

Прислали подкрепление, но помогло это ненадолго. Чуя близкую победу, варвары рубились как сумасшедшие. Над рядами гисеров трепетало бело-зелёное полотнище со странной завитушкой посередине, кто-то из вражеских вождей лично пошёл в бой, гонясь за почётом и славой. Гребень стены ещё держался, оттуда в гисеров летели дротики и стрелы, кровавая бойня шла на ведущих на стену ступеньках, на самой стене, в проходах меж домами. Про сражавшихся здесь никто и никогда не сможет сказать, что они погибли недостойно.

Какой-то воин, сбитый толчком противника, свалился едва ли не под ноги Эолу. Почти не размышляя, молодой человек прыгнул вперёд, и удар ромфеи оставил очередную зазубрину на его щите, а копьё привычно скользнуло под «клюв» безликого шлема. Ещё один гисер бросился к Эолу, но стратиот отбился, а удачно пущеная кем-то стрела отняла жизнь противника прежде, чем тот успел повторить. Получив короткую передышку, Эол кинул взгляд на спасённого, и увидел знакомое лицо с надменно согнутыми губами – знакомое и ненавистное.

Аркипп молча взмахнул рукой и возле эолова плеча, едва не задев кожу, просвистел дротик. Сзади послышался вскрик, и готовый сразить замешкавшегося Эола варвар выронил оружие, хватаясь за пронзённую руку. Эол добил его копьём, а Аркипп, подхватив с земли щит, уже сражался с другим гисером, ловко орудуя мечом.

Времени на разговоры и обиды не осталось. Молодые люди сражались так, как их учили в городской страже, под присмотром незабвенного эпистата Тилема, и учили, как видно, на совесть. Прикрывая друг друга, то защищаясь, то нападая, они сражали варвара за варваром, точно имели за плечами десяток сражений, а не пытались пережить свой первый бой. Более опытные бойцы гибли рядом, а бывшие стражники, каким-то чудом, вновь и вновь оставались невредимы, но вечно это продолжаться не могло. Аркипп пропустил удар, гисерская ромфея скользнула ему под колено и кровь ручьём хлынула по ноге. Эол тотчас сразил его противника, прикрыл упавшего товарища щитом и оттолкнул назад. Два герийца прижались к стене какого-то дома, окружённые без малого двумя десятками неторопливо приближающихся врагов.

– Ну что, вот и всё, – с каким-то злым задором полупрорычал-полупрохрипел Эол, переводя наконечник копья с одного врага на другого.

– А ведь могли сейчас смениться, и к Перкиду. Толстяк уже, небось, уток напёк... – Аркипп с трудом поднялся. Его лицо кривилось от боли, но на губах играла усмешка, а рука твёрдо держала меч. Умирать просто так бывший стражник не собирался.

– Сам виноват, – огрызнулся Эол.

Прежде, чем Аркипп успел ответить, раздался страшный, нарастающий грохот, вскоре сменившийся диким воем. И герийцы, и гисеры, забыв друг о друге, обернулись на звук, а после началось нечто непредставимое. Эол с изумлением увидел, как огромный камень, сминая всё на своём пути, прокатился сквозь толпу гисеров в десяти шагах от него.

– Раки! – вдруг осенило его. – Точно! В последний момент, Эйленос послал раков, и они разбили мышей!

Аркипп оторопело уставился на товарища, видно решив, что тот спятил. Махнув рукой, Эол схватил его и толкнул за угол, пытаясь скрыться с глаз, прежде чем враги вспомнят об их существовании. Впрочем, через мгновение варварам стало уже не до них.

***

Мысли вертелись в голове Кинаны безумным волчком. Прорвались на юге, прорвались у ворот, всё пропало! Нет! Так быть не может, должен быть выход. Какой? Перед глазами, точно наяву, выросло суровое лицо дяди, а в ушах зазвенел знакомый уверенный голос: «Там, где пусто, создай ещё большую пустоту. Там, где полно, наполни так, чтобы перелилось через край. Иногда, нарушить равновесие – выгодно». Кинана согласно кивнула и рассмеялась, заставив хлопочущих рядом женщин жалостливо вытаращиться на сходящую с ума царицу. Выход есть! Ну или полвыхода – всё лучше, чем ничего.

Не разбирая дороги, она помчала коня к «голове» черепахи, где воины лохага Каллиника отражали вялые атаки гисеров, предназначенные больше для того, чтобы отвлечь силы от ворот и южной стены. Некоторое время ушло на то, чтобы убедить лохага, что царица здесь, всё-таки, она, ещё немного, чтобы втолковать, что от него требуется, но в итоге у Кинаны под началом оказалось два десятка бойцов. Ещё десятеро прибыли с «хвоста» от Эорола, к ним десяток телохранителей и несколько раненых, сумевших подняться на ноги. Пятьдесят человек с небольшим – капля в море, но ведь тонкая стрела поражает самого сильного воина, не так ли, дядя?

Камнемёты били навесом из глубины крепости, здесь Кинана тоже разъяснила, чего хочет, и наградой стали две тяжёлые ломовые телеги с камнями, к которым присовокупили несколько больших строительных булыжников. Всё готово, можно начинать, и да смилостивится над ними Дихэ ветреная, непостоянная.

С шумом и грохотом, скрипя на ходу осями, тяжело гружёные телеги покатились вниз с холма – благослови боги отца, что выстоил крепость на возвышенности. С каждым мгновением ускоряясь, они неслись по широкой улице, так, что воинам Кинаны пришлось потрудиться, чтобы не отставать. Набирающие ход повозки уверенно мчались к воротам, туда, где гисеры уже готовились к решительному рывку вглубь крепости.

Когда телеги достигли привратной площади, они вполне могли потягаться в скорости с запряжённой четвёркой колесницей. Гулкий звук удара, жуткий чавкающий хруст, и повозки с размаху влетели в ряды гисеров, проламывая огромную брешь. Запнувшись о валяющиеся грудами тела, сперва одна, затем другая телеги перевернулись, и по площади покатились тяжёлые камни. Не давая врагам опомниться, Кинана и её воины налетели на них, отчаяно рубя и коля всех, кто попадался на пути. Над головами герийцев реяло серое полотнище с зелёной змеёй – царское знамя, имеющееся в любой крепости на случай приезда правителя.

Защитники ворот воспряли духом и с новыми силами набросились на обескураженного врага. Битва закипела с ещё большим остервенением, герийцы рубились отчаянно, зная, что иного пути к спасению нет, варвары отбивались, а Кинана усиливала и усиливала напор. «Не использовать возможность полностью – то же самое, что предоставить возможность врагу». Да, дядя, я помню, мы используем эту возможность полностью, иначе погибнем. И её-то может не хватить, если говорить совсем честно.

Гисерскому вождю кое-как удалось восстановить порядок, но тут новая, неожиданная помощь пришла к защитникам. Женщины Эгоры, похватав какое смогли оружие, а кто и попросту с кухонной утварью, набросились на гисеров с яростью, на какую способна только защищающая ребёнка мать. Необученные, не защищённые доспехами, они гибли одна за другой, но, погибая, забирали с собой опытных воинов. Горго, суровая, грозная, непреклонная, в развевающихся серых одеяниях шествовала впереди, умело обрушивая на ненавистных гисеров тяжёлую деревянную дубину – символ служительницы Даяры. Завидев Кинану, она махнула рукой и тут же сокрушила своим страшным оружием чью-то голову так, что безликий шлем, крутясь в воздухе, отлетел на добрые десять локтей.

Битва разгоралась всё жарче. Варвары падали тут и там, но падали и герийцы. Кинана сама видела, как чёрный дротик насквозь пробил грудь Горго, только что сразившей очередного врага. Тёмное пятно расплылось по серому балахону и жрица, тяжело охнув, грузно опустилась на землю. Слёзы застили глаза Кинаны, из горла вырвался сдавленный рык, и она обрушила меч на шею ближайшего врага с такой силой, что голова слетела с плеч, обдавая убитого и убийцу горячей алой кровью. Царица набросилась на врагов с дикой яростью, и даже бывалые воины испуганно шарахались от неистово рычащей девушки в залитых кровью доспехах.

И вот, когда судьба битвы за ворота висела на волоске, а удача могла повернуться в любую сторону, раздался эйнемский боевой клич. Новые герийские воины, в изрубленных доспехах, покрытые кровью и грязью врубились в варварские ряды, а впереди шагал Белен, ловко разя врагов коротким кавалеристским копьём. Разгорячённая битвой, Кинана даже не сразу поняла, что это значит. Победа! Они отстояли южную стену! Ещё рывок, ещё одно усилие, и, если отбить врага здесь, у ворот, бой закончен! С новыми силами она принялась пробиваться вперёд, туда, где, весело трепеща на ветру, развевалось бело-зелёное знамя гисерского вождя.

Удар, ещё удар, падают гисеры, герийцы падают тоже, но идут вперёд. Тяжёлый боевой серп раскалывает щит Кинаны, но меч царицы отсекает руку врага и тот падает, вопя от боли. Удар, удар, бело-зелёное знамя всё ближе. Пот застилает глаза Кинаны, воздух под глухим шлемом настолько горяч, что обжигает губы и язык, почти нечем дышать. Удар, отбить, ещё удар. Враг, намахнувшийся на Кинану ромфеей, падает, сражённый кем-то из герийцев, и царица видит украшенный пышным гребнем шлем вождя. Гисер ничего не замечает, раздавая приказы своим людям, его меч опущен книзу. Прыжок, удар и меч Кинаны напополам рассекает позолоченую личину шлема.

***

Множество мертвецов лежало перед Кинаной. Широкая площадь перед зданием гарнизона уже заполнилась почти целиком, а от стен всё несли и несли окровавленные тела. Они отбились, но боги, как же дорого обошлась эта победа! У самых ног царицы распростёрся комендант Амфидокл – впереди своих людей, так же, как и принял смерть. Подле него – жрица Горго, строго хмурящаяся в низко нависшее серое небо. Оба амфидокловых пентикоста лежали рядом со своим командиром – тело Гиппалия было до неузнаваемости изрублено гисерскими ромфеями, а на лице смешливого Эорола застыло удивлённо-разочарованное выражение – наудачу брошенный дротик нашёл слабое место в его броне, когда штурм уже закончился и гисеры, под радостные вопли защитников, отступали от стен. Были здесь и тот местный аристократ, что расписывал Белену достоинства эгорского мёда, и гиппей Меноний, сражавшийся за царицу на лесной дороге, и многие, многие другие. Кинане – единственной оставшейся в крепости жрице – предстояло прочесть напутствие Эретероса рассекающего нить над без малого пятью сотнями человек.

Но и потери варваров были страшны. Яркие одежды павших гисеров расцветили подступы к крепости огромным пёстрым ковром, а груда выброшенных из крепости вражеских тел возвышалась едва ли не до половины стены. По самым скромным подсчётам, варваров погибла едва ли не треть, включая троих вождей – гисерские полководцы не видели доблести в том, чтобы наблюдать за битвой с пригорка. По молчаливому согласию, на время погребения установилось нечто вроде перемирия, и со стен не стреляли по собирающим убитых гисерам.

Тяжёлым взглядом окинув устилающие площадь тела, к Кинане подошёл Белен. Вид келенфиянин имел неважный: окровавленая повязка на голове, измятые доспехи, еле держится на ногах от усталости. Без келенфиянина царица бы не справилась – ни там, в сражении у ворот, ни после. Едва закончилась битва он, не дав себе и мгновения на отдых, принялся раздавать распоряжения: уносить тела, собирать оружие, перевязывать раненых. По всей крепости разносился звонкий стук молотков: закладывали разбитые ворота брёвнами и камнями, выламывая материал прямо из стен зданий. Воины прониклись к келенфиянину немалым почтением, что, при его происхождении, стоило особенно дорого.

– Таран почти догорел, – сообщил Белен. – Думаю, с телами закончили, можно начинать погребение. Боги, сколько людей...

– Тогда начинаем, – грустно посмотрев на лежащего у её ног Амфидокла, девушка стянула чудом уцелевший в сражении плащ и покрыла им тело коменданта, издалека смотрелось как царский покров. – Вели созывать людей.

Печальная церемония длилась около часа, но Кинане показалось, что прошла целая вечность. Отдать дань павшим товарищам пришли все, кто мог держаться на ногах, и царица не могла подвести этих людей малейшей небрежностью или неточностью. Павших такой смертью, конечно, ждёт достойный приём в Царстве Урвоса, но лучше исполнить всё как полагается – никто не заслужил этого больше них. От чтения сводило горло, ноги подламывались от усталости, но Кинана закусывала губу и продолжала обряд. Движения её рук, рассекающих положенные жертвы – чёрного и белого петухов – были тверды.

– Кажется, теперь ты старший начальник в крепости, – сказала Кинана Белену, едва бело-чёрная печать легла на двери склепа, под который, ввиду огромного количества погибших, приспособили просторный винный подвал. Царица поклялась себе, что, если выживет, на этом месте будет установлен памятник, достойный доблести погребённых.

– Ну нет. У этих людей уже есть командир, и другого им не требуется.

– Кто, Каллиник? Ты старше его по чину.

– Нет, не Каллиник, есть здесь воин и более достойный. Тот, кто отбил врага от ворот и сразил вражеского вождя. Их командир ты, царица. Никто не достоин вести этих людей больше, чем ты.

– Я?! Я не командир, я никогда не водила войска.

– Водила – сегодня, и добилась успеха. Мне бы никогда не пришла в голову твоя затея с телегами. Только такой командир сейчас и нужен. Или ты не слышишь, как по всем углам шепчут твоё имя? Для этих людей ты больше, чем царица, ты для них надежда… Да и для меня тоже.

– Не думаю, что это хорошая мысль. Ты опытнее.

– И с радостью помогу тебе советом, а да что тут говорить... Воины! – громко сказал Белен так, что все повернулись к нему. – Наш славный комендант мёртв, и нам нужно выбрать предводителя! Я старший по чину, но только один человек здесь достоин вести нас в бой: Кинана, наша царица и госпожа! Пусть она распоряжается нами, как сочтёт нужным, а мы поклянёмся выполнить её приказ или умереть, пытаясь! Что скажете, воины?!

Радостный рёв оглушил Кинану. Воины застучали кулаками по нагрудникам и копьями по щитам, шум стоял неимоверный.

– Ты понимаешь, что делаешь? – полушёпотом спросила Кинана. – Забыл кто я? Думаешь, Талая похвалит тебя за это? Если даже выживешь, придётся отвечать.

– Лучше перед ними, чем перед совестью, – гордо вскинул голову Белен. – Ты должна спасти этих людей, а дальше... Там увидим, а пока, – он усмехнулся. – Слава царице Кинане!

Кинана обвела взглядом славящих её имя. Среди множества лиц она разглядела Эола – хвала Неистовой, живой, и кажется даже не ранен – Каллиника и прочих, знакомых и незнакомых. Пять сотен измождённых и израненных воинов, окружённых десятикратно превосходящим врагом. Её товарищи, собратья по оружию. Её люди. Незнакомое прежде чувство переполняло душу девушки.

– Благодарю вас за честь, – искренне сказала она. – Да позволят мне Неистовая и Хорос-бранелюбец быть достойной вашей доблести. А сейчас за работу, друзья. У нас ещё очень много дел.