Евангелие от Протона

Часть 2 — Глава 6

Глаза очень болели. Так сильно, что не хотелось их открывать. Через силу я попыталась это сделать. Веки не скользили, они царапали роговицу, которая, казалось, высохла напрочь.

Я лежала на деревянной полке без матраца. Сев, я осмотрелась по сторонам. Глаза продолжали болеть. Сквозь без конца текущие слёзы я старалась осмотреть комнату, в которой была. Небольшое помещение два на два метра с невысокими потолками и одной дверью в углу. Окон не было, но было маленькое вентиляционное отверстие под потолком, из него дул свежий, прохладный ветерок. Меня бросило в жар. Возможно, температура поднялась. Голова болела, кости ломило. «Что со мной», — подумала я. Посмотрев на свои руки, я обнаружила, что ладони всё в порезах и ссадинах, на локтях синяки и следы от уколов. Я постаралась встать с полки, но оперевшись на ноги, испытала сильнейшую боль в коленях. В глазах помутнело, тошнота подступила, и я рухнула на пол. Боль пронизывала всё тело. Болел каждый сантиметр моего организма. Я заплакала ещё сильнее, и тёплые слёзы увлажнили, неестественно пересохшие глаза.

— Хоть, что-то перестало болеть, — вновь подумала я. А папин голос, который звал меня, продолжал звучать эхом в моей голове.

— Папа, — прохрипела я и потеряла сознание.

Меня привели в чувство два человека в костюмах. Лица их были скрыты под масками, плотно закрывающими лицо. Они жёстко усадили меня на полку, и пока один светил мне в глаза маленьким фонариком, второй достал из своей сумки небольшой контейнер и положил на пол. Потом меня уложили на полку и надели на руку жгут. Я попыталась сопротивляться, но от перенапряжения и нехватки сил у меня помутнело в глазах. Я почувствовала, как мне сделали укол и через мгновение, тепло, растекающееся по руке, погрузило меня в сладкий и красочный сон.

Во сне я летела над небольшим городом. Бездушные дома и не единого огонька света из окон. Город казался пустым. Постепенно ночь начала сменяться утром, и город погрузился в красочное месиво. Яркие фасады домов, окрашенные во всевозможные цвета, яркие цветные стекла витрин блестели в лучах утреннего солнца. А солнце меняло цвет, пульсируя из синего в фиолетовый.

Я пролетала мимо здания, которое выделялось среди прочих. Архитектура напоминала скорее церковь, чем жилой дом. Белая башня с больши́м шпилем наверху манила мой взор. Я начала сближаться и, подлетая всё ближе к башне, ощутила все масштабы этого сооружения. Насколько бы близко мне ни казалось, что я нахожусь, здание только увеличивалось в размере. И то, что ещё минуту назад казалось просто большой церковью, оказалось размером с огромную громадину, сопоставимую по размерам с пирамидой. Я подлетела к выступу у большой стеклянной стены и осторожно приземлилась. Этим выступом был огромный балкон по вдоль всей окружности башни. При приземлении я почувствовала мягкость, будто бы пол был не каменным, а резиновым. Подойдя ближе к стеклянной стене, я прислонилась к ней и заглянула внутрь. Сквозь оптические искажения, вызванные неоднородностью стекла, трудно было рассмотреть что находиться внутри, но на мгновение мне показалось, что ко мне идёт фигура, напоминающая человека.

Тень подошла ближе к стене в паре метров от меня, и прошла насквозь. Когда силуэт вышел из башни, я увидела, что это был папа, он прошёл к парапету, не замечая меня. Я окликнула его, но он не реагировал. Я попыталась подойти, но поняла, что парю и медленно подлетаю к нему. Подлетев совсем вплотную, я положила руку ему на плечо. Он обернулся и улыбнулся.

— Папа, — шёпотом проговорила я, ощупывая его плечо.

— Соня, — удивился он, — что ты здесь делаешь?

— Папа, я искала тебя, — вырвалось у меня бессознательно, но, немного погодя собравшись с мыслями, я спросила, — А «здесь» это где? Это правда ты?

— Соня, — снова повторил он, и на его глазах начали наворачиваться слёзы, — Я уже думал, что никогда тебя не увижу больше.

Он разрыдался, а я обняла его, что было сил. И повторяла без остановки, — Папа, папочка…

— Что ты здесь делаешь? — успокоившись, спросил он меня.

— Я сама не знаю, — взволнованно ответила я, — мне кажется, что это всего лишь очередной сон.

— Мне тоже так кажется, Соня, — грустно подметил он.

— А где я? Где мы? — спросила я оторопев.

— Я думаю, что это сон, — неуверенно ответил он.

— Мне тоже так показалось, ведь я отчётливо помню, как эти двое меня накачали чем-то, и я отрубилась, — бормоча себе под нос, сказала я, — но я чувствую тебя и не знаю как это объяснить, я чувствую твоё присутствие рядом, я чувствую, что ты настоящий.

— Кто? Кто накачал тебя и чем? — вскрикнул он.

— Это такая долгая история, я даже не знаю с чего начать, — собираясь с мыслями, я начал вспоминать всё начиная с того самого момента, как мне позвонили и сообщили о пропаже папы.

— Если это не сон, расскажи мне как можешь, — сказал он и посмотрел мне прямо в глаза.

— Я была в институте, и мне позвонили из посольства. Сказали, что ты пропал. Я потом несколько раз перезванивала и уточняла детали, но внятно никто ничего не мог сказать. И тогда я собралась и прилетел в Россию, а дальше всё как в кино. Сперва за мной следили на улице, потом в мой номер ворвались люди в масках. Тут мне на помощь пришёл Григорий, кто бы он ни был, но он вытащил меня оттуда, и мы сбежали в Грузию. Там я узнала, что Григорий мой брат, и был ещё один он же, только сильно старше. Потом мы шли по твоему следу и нашли девчонку… совсем вылетело из головы… а, Фат Ил Ти.

— Фат Ил Ти? — удивился он, и его глаза засверкали.

— Но и тут всё завертелось и закружилось, в общем, всё пошло как-то не так. Убегая в очередной раз, мы потеряли Гришу. Машина нас переместила куда-то не туда, и мы оказались под завалами. Мы только разбили лагерь на этой прокля́той планете, как нас снова настигли. После я очнулась в какой-то комнате, я даже не успела толком прийти в чувства, как меня накачали чем-то, и я оказалась здесь.

— Соня, я, кажется, предполагаю, кто тебя схватил, — он, казалось, задумался и продолжил, — Когда в следующий раз увидишь кого-то из них, скажи им «дест аре лист про фу унигмэс».

— Что? — ничего не понимая, спросила я.

— Просто запомни «дест аре лист про фу унигмэс», — он настойчиво повторил фразу, — Если это не сон и ты, Сонечка, взаправду стоишь передо мной, то скажи им это. Возможно, мы скоро увидимся.

— Папа… — не успела я договорить, как вспышки молний побежали перед глазами.

Вслед за вспышками, по телу пробежали судороги одна страшнее другой, боль была невыносимая. Сон свернулся в точку. Но очередная судорога и мои глаза открывались, я видела потолок комнаты и свет фонарей.

Дверь с лязгом открылась, в помещение вошли трое. Голова кружилась. Сознание было частичное и сохранять его было всё труднее. Меня подняли и, ухватив под руки, повели длинными коридорами. Свет был то ярче, то тусклее, мы все шли, то поднимаясь по лестницам, то опускаясь. Пока наконец меня не привели к большой железной двери. Один из конвоиров, прилагая большие усилия, отпер замок и дверь, напоминающую дверь в старом банковском хранилище. Всё вокруг начало заливаться ярким светом. Тёплый, почти горячий воздух коснулся сначала окоченевших пальцев, а затем и лица.

Меня вывели в некое подобие двора. Вокруг был глухой каменный забор высотой метров шесть. Глаза не сразу адаптировались к яркому свету. Осмотревшись по сторонам, я увидела ряд столбов посреди двора. Возле некоторых столбов стояли люди, с пристёгнутыми к столбам руками. Не сразу я узнала Григория. Он стоял, опустив голову, и не обращал на меня внимания. Меня пристегнули к столбу через один от Григория. Под ногами было что-то липкое и вязкое, напоминающее ни то свернувшуюся кровь, ни то жвачку.

Во двор вышли ещё конвоиры и те, кого они сопровождали. В несколько рослых мужчин были закованы в кандалы. А следом вели хрупкую девушку, в которой я почти сразу узнала Фат Ил Ти, но её вели не как всех остальных, её лицо почти полностью было закрыто чёрной маской и каким-то прибором, напоминающим обруч на шее.

Всех вновь прибывших пристегнули к столбам, и почти все конвоиры покинули двор. Остались только трое. Я попыталась позвать Григория, но он продолжал смотреть в пол, никак не реагируя на меня. Жара была всё изнурительней, по ощущениям было градусов шестьдесят. Хотелось пить. К головокружению добавилась головная боль. Минут через тридцать, а может и больше, во двор вошли двое. Они были одеты иначе, серые комбинезоны с пёстрыми нашивками на руках. Один из них катил тележку с оборудованием и остановился возле первого столба, к которому был прикован высокий и коренастый мужчина. Второй в комбинезоне что-то громко и членораздельно прочитал прикованному к столбу, на что он несколько раз кивнул. На него накинули некое подобие жилетки, на вид она была очень громоздкой и тяжёлой. После чего жилетку соединили с аппаратом.

Сотрудник в комбинезоне зачитал ещё несколько слов, но на этот раз коренастый мужчина даже не пошевелился. Прошло несколько секунд. Сотрудник в комбинезоне повторил фразу, но ему снова ничего не ответили. Другой в комбинезоне, что занимался аппаратом, нажал на кнопку, и на весь двор раздался треск и кратковременный гул электрической дуги. Мужчина в жилетке обмяк и повис на столбе. Из-под его жилетки потекла субстанция, напоминающая ту, что была у меня под ногами.

Паника овладевала мной. Я догадывалась с самого начала, для чего нас привели в этот двор. Но до сих пор меня беспокоило только моё ужасное самочувствие. Сейчас же я ощутила страх, и адреналин вернул ясность мышлению. Руки были прикованы, сопротивляться хоть как-то было, объективно, бесполезно. И я вспомнила про папу. Перебирая в голове, что он говорил, никак не получалось вспомнить его послание. Фраза, о которой он говорил, напрочь вылетела из моей головы. А жара становилась всё неистовей, и страх хоть и добавлял сил и трезвости, на память действовал негативно.

Сотрудник в комбинезоне начал зачитывать следующему пристёгнутому к столбу бедолаге. Но этот был менее терпелив, он бормотал что-то, то себе под нос, то выкрикивая на весь двор. И на него тоже надели жилетку. Подключили провода и, не повторяя фразы снова, активировали аппарат. Крик, переходящий в вопль, замолк после треска и звука электрической дуги. С него сняли жилет и подошли ко мне.

Мужчина в комбинезоне, что зачитывал фразы перед казнью, имел азиатские черты лица, но глаза явно отличались от тех, что приходилось мне видеть ранее. Была в этих глазах какая-то глубина, а цвет радужки с сиреневым оттенком выглядел завораживающе. Он посмотрел в свой планшет, а затем на меня, потом опустил глаза на планшет снова и произнёс на русском языке, но с очень сильным акцентом: — Вас мы вынуждены сейчас умертвить. Мы обязаны вас уведомить об этом. А также готовы запротоколировать ваше последнее волеизъявление. Оно не будет исполнено, но порядок требует.

Мне надели жилет. В этот момент мои ноги затряслись и обмякли, тошнота подкатила к горлу. Я, сама того не осознавая, начала говорить: — дест аре, — глаза сотрудника в комбинезоне расширились, и я продолжила, — лист про фу унигмэс.

С меня быстро сняли жилет и отстегнули от столба. Я тут же упала и угодила руками в бульон под столбом. Не сдержав позывов меня, стошнило прямо под себя. Ко мне подбежал конвоир, что привёл меня сюда, и помог встать. Ноги были ватные. Меня снова вырвало. Он повёл меня, но я остановилась и показала на Григория и на Фат Ил Ти: — Эти тоже со мной!

Осознав, что меня не понимают, я закричала что было сил:

— Дест аре лист про фу унигмэс, — и, вырвав руку у конвоира, пошла к Григорию. — Григорий, скажи им «дест аре лист про фу унигмэс».

Но Григорий словно не слышал меня, продолжал смотреть в пол. Пока на него надевали жилет.

— Дест аре лист про фу унигмэс, — сказала Фат Ил Ти.

Сотрудник в комбинезоне, махнул рукой другому конвоиру, который стоял у дверей и тот подбежал к Фат Ил Ти и освободил её. Освободившись, она первым делом сняла маску и сбросила с себя обруч. И упав на колени, она схватилась за голову руками.

Сотрудник в комбинезоне начал зачитывать ту же фразу на ломанном русском: — Вас мы вынуждены сейчас умертвить. Мы обязаны вас уведомить об этом. А также готовы запротоколировать ваше последнее волеизъявление. Оно не будет исполнено, но порядок требует.

Фат Ил Ти тихо покачивалась на коленях, было похоже, что она погружена в транс. Я дёрнула рукой, пытаясь вырваться из рук конвоира. Но сил совсем не было. Как вдруг, Григорий очнулся и забормотал, — дест… аре… лист… про… фу унигмэс, — и снова отключился.

Фат Ил Ти встала в полный рост, подбежала ко мне и крепко обняла.