— Должно было появиться отличие. Просто должно, — выкрикиваю, опуская голову на руки.

— Отличие появилось. Моя жизнь изменилась.

Смотрю на неё, не в силах скрыть замешательство.

— Что это должно значить? Ты всё ещё здесь. Ты всё ещё мертва.

Она кивает.

— Да, очевидно. Лечение не помогло, но не из-за тебя. Ты никогда не была виновата. Просто пришло моё время. Ни лечение, ни мольба о пощаде, ни геройский поступок не в силах этого изменить. Но последние месяцы были невероятными. Я проводила время с друзьями, и у меня было больше свиданий, чем кто-либо того заслуживает. И я смеялась. Всё благодаря тебя.

— Каким образом?

— Просто подумай. Что ты помнишь?

Закрываю глаза, пытаясь очистить сознание от всей злости, которую держала в себе все эти годы.

— После Фелисити я пошла в школу и передала все квитанции директору, чтобы деньги были переданы твоей семье вовремя, — открываю глаза и смотрю на неё. — Когда я была там, он сказал, что несколько предпринимателей предложили свою помощь. В результате, денег стало больше, чем достаточно, чтобы помочь твоей семье с лечением.

Она улыбается, и в её глазах появляются слёзы счастья.

— Денег было намного больше, чем достаточно. От следующего курса химиотерапии не было никакого толку, так что я решила, что всё, хватит. Мои родители смогли взять отпуск на работе и провести время со мной. Я была не прикована к приборам, а находилась дома, в окружении людей, которые любят нас. Ты не представляешь, какой подарок сделала мне и моим родителям.

— Я рада, — говорю, но мой тон не соответствует словам. — Но ты мертва. Я не изменила этого. Я понимаю, ты говоришь, пришло твоё время, но это не справедливо, — я отворачиваюсь, не в силах выдержать доброту в её глазах.

Мадлен не собирается позволить мне игнорировать её.

— Перестань жалеть меня. Дело не в том, что справедливо, а что нет, — она прерывается, и я думаю, что она закончила, но она кричит, — посмотри на меня!

Быстро поворачиваюсь к ней. Не помню, чтобы Мадлен когда-нибудь кричала. Хоть когда-нибудь.

— Что? — резко отвечаю.

— Не поступай так со мной. Я не чувствую себя плохо из-за того, что умерла. Ты не можешь понять ту боль, в которой я жила.

— Но ты всегда была счастливой, — говорю, понимая, что из всех моих убогих возвращений это самое убогое. — То есть ты никогда не показывала, как плохо тебе было.

— Потому что я ничего не могла поделать. Мне было восемь, когда поставили диагноз. Я провела больше половины жизни с раком, маячащим возле меня. Мне пересадили костный мозг затем только, чтобы через два года случился рецидив. У меня было два выбора. Я могла бороться и извлечь из этой борьбы всё самое лучшее. Либо я могла свернуться калачиком, и позволить болезни забрать не только моё тело, но и то, кем я являюсь. Я выбрала бороться, бороться так долго, как только смогу, так что не смей жалеть меня.

В шоке смотрю на неё. Во всех моих воспоминаниях, ни разу она даже близко не подбиралась к подобному эмоциональному взрыву.

— Чувствуешь себя лучше? — спрашиваю, не зная, что ещё сказать.

Она запускает пальцы в волосы.

— Знаешь, да. Я никогда не говорила ничего такого при жизни. Я всегда больше беспокоилась о том, что подумают люди, и напускала на себя храбрый вид. Так что спасибо.

— Всегда пожалуйста.

Мы смотрим друг на друга и разрываемся смехом, таким, каким только могут смеяться две родственные души.

— Очень не хочется прерывать вашу вечеринку, — грохочет голос позади нас.

Мне даже не нужно оборачиваться. Я знаю, что Смерть пришёл за мной.


ГЛАВА 21


— Ещё рано, — умоляет Мадлен. — Она не готова.

Медленно поворачиваюсь, чтобы увидеть Смерть, когда он отвечает:

— Мне жаль, но готовы они, — он нежно касается её щеки, и я тронута его неожиданным сочувствием. Жаль, не ко мне.

Но когда он смотрит на меня, оно ещё отражается на его лице.

— Пошли, дитя.

Прежде чем я успеваю пошевелиться, Мадлен бросается ко мне и крепко обнимает.

— Я буду скучать по тебе, — шепчет она. Освободив меня, она поворачивается к Смерти и грозно наставляет на него палец. — Вам лучше сражаться за неё.

Он поднимает руки в знак покорности и со смешком отвечает:

— Сделаю всё возможное.

— Я на это рассчитываю, — бормочет она, в последний раз сжимая мою руку, и шепчет, — скажи Дэниелу, я в порядке. Он пытается для всех быть сильным, но сам он подавлен.

Что это с девушками, которые ждут, чтобы я передала их сообщения? Сначала Сэнди хочет, чтобы я уговорила родителей её жениха позволить ему умереть. А теперь Мадлен просит меня позаботиться о своём школьном возлюбленном.

— Обещай мне, — добавляет она, когда я колеблюсь.

Коротко киваю.

— Скажу. Обещаю.

Откуда-то из глубин сознания возникает непреодолимая тяга поднять мизинец.

Мадлен хихикает, когда видит это и быстро переплетает свой тонкий пальчик с моим.

— Ты помнишь нашу игру.

— Нет, — честно отвечаю. — Это больше на подсознательном уровне. Я просто знаю, что должна так сделать.

Она улыбается.

— Когда мне было плохо после пересадки костного мозга, ты приходила ко мне и рассказывала о том, что происходит в школе. Никогда не забуду, как ты выглядела, с головы до ног одетая в голубой больничный халат.

Её описание вызывает во мне что-то, и я вспоминаю это облачение, включая бахилы поверх моей обуви.

— Ты была такой уставшей. Никогда не знала, ты слушаешь или спишь.

— Я слушала, — заверяет она. — Я слышала каждое слово.

Чувствую, как к глазам снова подступают слёзы.

— Когда я уходила, ты приподнимала мизинчик ровно настолько, чтобы я могла просунуть свой. Так ты говорила до свидания.

Естественно, Смерть выбирает именно этот момент, чтобы прервать нас.

— Это всё мило и трогательно, но нам пора идти. Не могу допустить, чтобы ты как дура рыдала перед судом.

Мы с Мадлен синхронно закатываем глаза. В последний раз обнимаю её и делаю глубокий вдох.

— Я готова.

Он протягивает руку, и я хватаюсь за него. Мадлен исчезает, словно мираж, и в следующий момент мы стоим перед входом в Зал Правосудия. Хочется сказать, что он выглядит менее устрашающим, чем раньше. Ещё хочется сказать, что я меньше нервничаю перед встречей с судом. Но если я так скажу, то совру два раза. Спустя столько времени, и несмотря на то, как изменилась моя прежняя жизнь, я очень, очень сильно хочу вернуться. От мысли, что суд может отказать в моей просьбе, мне делается плохо.

— Знаешь, они же ждут, что ты завалила этм маленькие испытания. Особенно последнее. Но ты справилась, — пытается подбодрить меня Смерть.

— Это было не так сложно, как я думала, — признаю я.

— Само испытание, нет. Значение имеет, что ты, новая ты, вынесла из всего этого урока. Ты же знаешь, что Захрил залезет в твои воспоминания? Они будут ждать, что он копнёт в твоём мозгу и найдёт намёк на то, что ты станешь такой, как раньше. Если он найдёт что-нибудь, хоть самую малость, намекающую, что ты вернёшься к прежней жизни, Азбаух позаботится, чтобы твою просьбу отклонили. Ты проведёшь остаток жизни в Послежизни.

Так, для заметки: Смерть и подбадривающая речь несовместимы. Пытаясь удержать последнюю ниточку надежды, спрашиваю:

— Но если они повернут время вспять…

— Ты ещё не поняла? — перебивает Смерть, глядя на меня так, словно пытается понять степень моего невежества. — Они уже это сделали. Твоя судьба строится на твоих поступках. Ты уже изменила исход. Теперь будем надеяться, что этого достаточно.

Об этом я не думала.

— То есть будущее изменилось, и я всё ещё его часть. Если меня здесь оставят, то как объяснят мою смерть? — спрашиваю, надеясь отыскать малейшую лазейку.

— Детишки всё время исчезают.

Думаю, подходящий момент, чтобы сменить тему.

— Почему вы выбрали именно эти моменты?

— Потому что именно они увели твою жизнь с правильного курса и от того человека, каким тебе предназначено стать.

— То есть, всё это — про то, что я выучила?

— Примерно. Как это сработало?

Пожимаю плечами.

— Полагаю, скоро узнаем, да?

Смерть качает головой.

— Ты не источаешь уверенность. Ты и сама это знаешь.

— Кто бы говорил.

Меня отвлекает фигура, направляющаяся к нам. Это Сал.

Приближаясь, он кивает Смерти.

— Мило, что хоть раз ты появился вовремя.

— Без проблем, приятель, — произносит Смерть, хлопнув Сала по спине. — Готов?

Сал вместо ответа поворачивается ко мне.

— Я изучил твоё путешествие. Должен сказать, я впечатлён. Такие большие изменения.

— Если бы я их ещё помнила, — уточняю я. — До сих пор слишком многое остаётся запутанным.

— Всё наладится, — заверяет Сал. — Но мы не можем больше ждать. Суд готов вынести решение по твоему делу и покончить с этим. Хоть ты и справилась со всем, всё не так просто.

Киваю, соглашаясь.

— Думаю, я готова.

— Хорошо, — говорит он, направляясь вверх по лестнице. — И просто для сведения, очень много людей хотят, чтобы ты выиграла.

— Правда? — спрашиваю. — Удивлена, что кому-то есть до меня дело. И вообще, разве не предполагается, что это секрет?

— Шутишь? Здесь никто не может хранить секреты.

Смущённо оглядываюсь вокруг, но никого и ничего не вижу. Облегчённо выдыхаю, когда мы подходим ко входу в Зал Правосудия. Сал останавливается, положив руку на дверь.

— Должен также предупредить, что на этот раз комната будет выглядеть немного по-другому.

— Как? — интересуюсь, когда мы входим. Он взглядом показывает мне осмотреться. На меня смотрят тысячи лиц. Ангелы располагаются на балконе, а души сидят на полу.

Первым человеком, которого я замечаю, становится бабуля. Она сидит в первом ряду, прямо за моим сиденьем. С одной стороны от неё — Анжелика, а с другой — дедушка. Мадлен сидит рядом с ним в конце ряда. Смотрю вверх и вижу Йетса и Хейзел, сидящих на первом ряду балкону.

Сал легонько подталкивает меня, и я в оцепенении иду вперёд. Когда прохожу задний ряд, чья-то рука касается меня и останавливает. Святой Питер.

— Ал хотела быть здесь, — поясняет он, — но никто не согласился присмотреть за пёсиком, так что она просила передать сразить их всех наповал.

— Спасибо, — сдавленно произношу я. — Почему здесь столько людей?

— Кто-то хочет увидеть, как тебя раздавят.

Издаю звук, нечто среднее между удивлённым смешком и предсмертным вдохом буйвола. Это заставляет Питера обнадёживающе улыбнуться.

— Другим просто любопытно, — продолжает он. — Но большинство из нас хотят убедиться, что тебя ждёт справедливый суд, и ты получишь свой второй шанс.

— Идём, — шипит Сал. — Ты же не хочешь, чтобы Азбаух ещё больше разъярился, чем когда он увидит весь этот цирк.

Позволяю Салу вести меня к моему стулу и стараюсь держать взгляд над головами, когда они поворачиваются, чтобы посмотреть на меня. Когда я усаживаюсь, бабушка протягивает руку над перилами, отделяющими меня от зрителей, и сжимает моё плечо.

— Всё будет именно так, как и должно быть, — пытается поддержать она.

Не срабатывает.

Мгновение спустя хлопанье крыльев привлекает всеобщее внимание, и я поднимаю глаза на помост, чтобы увидеть, как спускаются судьи. Азбаух смотрит прямо сквозь меня, словно желает, чтобы само моё существование было предано забвению. Когда он стучит молотком, чтобы призвать всех к порядку, я начинаю мечтать о том же. Что, если я проиграю? Что, если всё, что я сделала, было напрасным? Что, если они не увидят в моей жизни достаточно хорошего?

Замечательно. Теперь я говорю, как Смерть. Если суд обернётся против меня, может, я смогу работать на него. Это будет плата. Мысль практически заставляет меня улыбнуться.


ГЛАВА 22


— Мы собрались здесь, чтобы заслушать дело Ровены Джой Джонс, — голос Азбауха гремит среди гула толпы. Он произносит моё имя, словно на вкус оно кислое, и я вздрагиваю под его пристальным взглядом.

Нет сомнений, как он проголосует. Он медленно поворачивается к Салу. В отличие от прошлого раза, мой представитель выглядит так, словно готов за меня сражаться. Его крылья слегка подрагивают, придавая ему устойчивое положение, и когда он обращается к судьям, его подбородок немного выступает вперёд. Он излучает уверенность, и я думаю, какая-то её часть переходит на меня.

— Я готов представлять действия, которые мисс Джонс совершила во время испытаний, назначенных ей судом. Полагаю, вы увидите, что её результат во многом превосходит беспокойства, высказанные в этой самой комнате, когда мы собирались в последний раз, — кивком он показывает мне встать, и в мгновение ока я оказываюсь на ногах.

Помните ту уверенность, что была у меня минуту назад? Так вот, её больше нет. Азбаух наклоняется вперёд, смотря с возвышения сверху вниз.

— Ты выглядишь довольно уверенным в себе, брат. Думаю, на этом мы могли бы и закончить, судя по тому, что ты уже считаешь её действия достойными того, чтобы история была переписана.

Комната погружается в тишину, и я украдкой оборачиваюсь через плечо, чтобы посмотреть, не опустел ли зал. Посмотрев на Сала, вижу, что его крылья слегка дрожат. О нет. Он просто не может позволить себе прогнуться под взглядом Азбауха. Собираюсь коснуться рукава его мантии, чтобы поддержать его, но Сал удивляет меня, поднимая голову и встречаясь с насмешливым взглядом Азбауха.

— Мы также готовы предоставить свидетелей, которые дадут показания в защиту ЭрДжей.

— Ты забываешь, брат, не в твоей власти диктовать условия этого суда. Мы не суд общественного мнения. Это человеческое понятие. Мы же работаем с фактами и ни с чем иным. Вся остальная информация субъективна, и, таким образом, необъективна, — Азбаух смотрит на остальных членов суда, и по тому, как вздымается его грудь, я могу сказать, что он ожидает их поддержки.

Вместо этого он встречается с возражениями.

— На самом деле, — произносит Шепард, — я, например, заинтересован в том, чтобы услышать, что скажут души. Их мысли, хоть и не совсем объективные, не могут быть ни чем иным, кроме правды.

— Я признаю это предложение, — медленно отвечает Азбаух. — Но они, помимо всего прочего, на стороне этой девчонки. Здесь нет никого, кто мог бы опровергнуть её ценность.

Сал прочищает горло.

— Думаю, мы можем увидеть по крайней мере одно изменение, которое последовало после того, как ЭрДжей сделала выбор. В конце концов, благодаря её действиям одна душа, ранее питавшая к ЭрДжей противоречивые чувства, смогла вернуться к моменту своего жизненного поворота. В результате, парень всё ещё числится в стане смертных, — он смотрит на меня с лёгкой улыбкой. — Спася его, она уже позитивно повлияла на будущее мира. Возможно, мальчику предстоят великие свершения, которые в противном случае были бы навсегда утрачены.

— Твоё утверждение безосновательно, — с ухмылкой произносит Азбаух. — Это всего лишь предположение. Именно поэтому я считаю, мы должны ограничиться лишь конкретной правдой.

— Дело никогда не было в правде, Азбаух, — замечает Мармарот. — Нет сомнений в том, что эта девочка вела себя недостойно. Целью данного суда было узнать превысит ли положительное влияние её возвращения негативное. История мира уже изменилась. Вопрос в том, заслуживает ли она возвращения. И правда здесь не единственный помощник.

— Так как души имели возможность наблюдать две временные линии, — встревает Захрил, — то они смогут предоставить нам надёжную информацию об изменениях её характера. Что позволит нам понять мотивы её будущих поступков.

Подождите. Неужели это означает, что бабуля должна встать и ответить на вопросы о том, как я вела себя в первый раз и как теперь? К горлу подступает комок. Не думаю, что смогу выдержать то, что ей, или Мадлен, придётся сказать. Я не единственная, кто удивлён этим предложением. Судя по быстрому взгляду Сала на Захрила, для него это тоже новость.

Азбаух снова смотрит взглядом избивателя щеночков.

— Это смешно, — говорит он, мышцы на его шее подрагивают.

— Послушай, Азбаух, — гремит голос Смерти позади меня. Оборачиваюсь и вижу, как он развалился в кресле рядом с Анжеликой. Когда он успел здесь появиться? — Это не так сложно. Ты позволяешь нескольким душам высказаться, внимательно слушаешь и затем решаешь, стоит ли ЭрДжей вернуться в мир живых.

— И почему я должен слушать тебя? — насмехается Ангел Правосудия. — Твоя должность не даёт тебе никакой власти в этой комнате. Воспоминания предоставят нам всю необходимую информацию. Твои услуги больше не требуются.

— На самом деле, — произносит Смерть, вставая в полный рост, — это не правда. Видишь ли, ты можешь получить только воспоминания из того времени, когда ЭрДжей была на Земле. Но те, что она приобрела здесь, не являются частью её постоянной памяти, и даже Захрил не сможет их получить.

— Это так, — подтверждает Захрил, и Азбаух подозрительно смотрит на него.

Азбаух качает головой.

— И почему это так важно?

— Рад, что ты спросил, — отвечает Смерть со своей фирменной самоуверенной ухмылкой. — Хоть они и не останутся частью её памяти, они могут стать частью подсознания.

— Ближе к делу, — злобно подгоняет Азбаух.

— Только те, кто присутствовал во время испытаний, могут поручиться за немедленные изменения характера. Вместе с оценкой Захрила полагаю, у тебя будет полное понимание того, как ЭрДжей не только выполнила задачу, поставленную ей судом, но и как превзошла все ожидания.

В зале раздаётся одобрительное бормотание. Прикрываю усмешку ладонью.

— Достаточно! — ревёт Азбаух. — Нет нужды терять время с персональными оценками. Посмотрим в Хрониках Акаши. Если она действительно изменила свою жизнь, то там мы найдём ответы на все вопросы.

— Мы не можем, — просто утверждает Сал.

Азбаух выглядит так, словно готов метать огонь глазами.

— Это ещё почему?

Сал садится немного прямее.

— Они запечатаны до окончания этого дела.

— Неужели? — рычит Азбаух. — И кем же?

Двери в Зал распахиваются, врезаясь в колонны. Смотрю вверх, ожидая, что под воздействием удара потолок свалится. По проходу широко шагает Азраил. Миллионы его глаз широко распахнуты.

— Мной.


ГЛАВА 23


Находящиеся в комнате одновременно затаили дыхание. Слышу, как сотни голосов шепчут его имя, пока он широкими шагами направляется в мою сторону.

— Этот суд собрался здесь, чтобы решить судьбу человеческой души, и ты предоставишь ей шанс на справедливое решение, — гремит голос.

Хочу подняться и зааплодировать, но он поворачивается ко мне, и я не могу пошевелиться.

— Также в твои обязанности входит определить, стоят ли её действия этой беспрецедентной награды. В этом случае будь готов к будущим жалобам от других, которым покажется, что их несправедливо доставили сюда.

Живот скручивает, и желание праздновать пропадает. Так вот, что это значит. Никто не хочет быть первым. Особенно в таком событии, как переворот в Послежизни.

Его следующей целью становится Смерть.

— У меня закрадывается смутное подозрение, что это не первая ошибка подобного рода, и смею предположить, что не последняя.

Он не ждёт ответа, а Смерть не пытается его дать. Вместо этого Азраил снова поворачивается к судьям и добавляет:

— Но, братья мои, не позволяйте этому стать мотивом вашего решения. Вы вправе сказать, что это не суд, основанный на законах, — Азраил выглядит самодовольным. — Это много больше. Это проявление человечности. Не стоит сбрасывать со счетов свидетельства тех, кто имеет ко всему этому непосредственное отношение.

И на этом всё. Азраил доставил своё загадочное предупреждение, и теперь вышагивает по проходу и выходит за дверь. Спустя, кажется, целую вечность комната наполняется шумом, когда каждый начинает говорить о неожиданном появлении.

— Это действительно только что произошло? — спрашивает душа где-то поблизости.

— Азраил только что установил закон, — подтверждает другая.

Верчу головой, когда гомон становится громче.

— Никогда не видела, чтобы кто-то так говорил с Азбаухом. Замечательно.

— Он этого заслужил. Кто он такой, чтобы так издеваться над бедной девочкой?

Затыкаю уши кончиками пальцев, пытаясь прекратить шум.

Но один голос перекрывает все остальные.

— Тишина! — ревёт Азбаух. Его лицо ярко-красное, и если я раньше думала, что он против меня, то теперь без вопросов. Надеюсь, Сал найдёт способ вытащить меня из этой передряги.

Когда все замолкают, Азбаух закрывает глаза. Когда он заговаривает, его голос напряжён от контроля.

— Начнём. Я заслушаю показания свидетелей, но только тех, кто непосредственно контактировал с мисс Джонс после её прибытия. Затем я попрошу Захрила изучить новые воспоминания и определить, приведут ли они в будущем к положительному, и что более важно, продуктивному, результату. Суд имеет право задавать вопросы всем свидетелям до того, как они уйдут.

— Звучит справедливо и просто, брат, — быстро произносит Сал.

— У меня нет возражений, — добавляет Захрил.

После публичной критики Азраила, Азбаух выглядит чуть менее самоуверенным, но только чуть.

— Салатил, можешь начинать.

Сал поворачивается лицом к толпе.

— Вызываю Анжелику для дачи показаний.

Все глаза прикованы к Анжелике, пока она грациозно идёт к стулу. Нет никакой необходимости произносить клятву, так как лжесвидетельство невозможно.

— Анжелика, — начинает Сал голосом, похожим на голоса юристов, которых показывают по телевидению, — была ли ты знакома с ЭрДжей в обеих линиях?

— Да, — отвечает она, глядя прямо на меня. — Она была лучшей подругой моей дочери.

— Также ты была её первым проводником, верно?

— Да, — снова отвечает она.

— Как бы ты описала ЭрДжей в то время, когда ты знала её?

— Вы имеете в виду время, когда я была жива? — Анжелика вопросительно смотрит на Сала.

Он кивает.

— Она была точно такой же. Немного стеснительная сначала, но когда они с Эбби были вместе, то представляли собой хихикающую бомбу.

— Когда это изменилось?

Грусть наполняет Анжелику.

— В ночь, когда я умерла, полагаю. Очевидно, меня там уже не было.

— Думаю, показания должны касаться только того времени, когда ты была жива, — указывает Азбаух.

Анжелика не смотрит на Азбауха, а ждёт, когда Сал продолжит.

— Когда в следующий раз ты контактировала с ЭрДжей? — спрашивает он.

— Я была её первым проводником, — отвечает она.

— Как это произошло?

Анжелика смотрит куда-то поверх моего плеча и затем продолжает:

— Смерть спросил, могу ли я помочь ему в одном деле. Он сказал, есть девочка, чью душу забрали преждевременно, и хотел знать, помогу ли я ей в первом испытании, назначенном судом.

— И что ты ответила?

— Ну, очевидно, что я согласилась, иначе меня бы здесь не было.

Где-то сзади раздаётся негромкий смешок, и даже Сал улыбается.

— Разумеется. Смерть сказал, кто была эта девочка?

— Нет, и я не спросила, — качает головой Анжелика.

— Когда ты узнала, что это ЭрДжей? — спрашивает Сал, его крылья простираются как раз достаточно, чтобы он не сел на них, когда он наклоняется к столу.

— Смерть показал мне видео обзор из жизни девочки, чтобы у меня сложилось впечатление о том, что будет происходить дальше. Именно тогда я поняла, что речь идёт об ЭрДжей.

Теперь я понимаю. Вот почему она так злилась на меня, когда я впервые встретила её. Она уже знала, что я бросила Эбби одну с теми девчонками.

Анжелика смотрит на свои ладони, и Сал подходит к ней.

— Когда ты поняла, что это ЭрДжей, были ли у тебя какие-то сомнения по поводу того, помогать ли ей?

— Да.

Я знаю, что она может говорить только правду, но слово всё равно жалит, и я мечтаю о том, чтобы появилось что-то, что поможет мне стереть этот момент из всех линий.

— Но только мгновение, — быстро добавляет она.

— И что заставило тебя поменять мнение?

— То, что они были всего лишь детьми, а дети совершают ошибки. Я видела, что ЭрДжей напугана, однако я не могла понять, что именно спровоцировало её поведение: угроза физического насилия или угроза того, что пострадает её репутация.

Сал кивает.

— Это единственная причина? Ты думала, что она заслуживает второй шанс?

Она грустно улыбается.

— Нет. Я хотела, чтобы она заступилась за мою дочь, а не убежала.

— Почему?

— Простите?

Сал мягко смотрит на неё.

— Почему ты так сильно хотела, чтобы ЭрДжей изменила прошлое?

Анжелика опускает взгляд.

— После моей смерти моя дочь прекратила улыбаться. Она прекратила быть той маленькой девочкой, которая собирает одуванчики и дарит их мне с таким видом, словно они были самыми прекрасными розами, созданными Матерью Природой. Она стала тенью той девочки, которой была. Она была потерянной, грустной и испуганной, — Анжелика смотрит на меня, и я опускаюсь на своём стуле. — Я хотела, чтобы жизнь моей дочери была лучше. Если бы ЭрДжей смогла изменить будущее Эбби, тогда я бы прекратила наконец переживать за неё, и упокоилась бы с миром.

— Всё это очень трогательно, Анжелика, — перебивает Азбаух. — Ты такая преданная мать. Полагаю, ты бы сделала всё, что угодно, лишь бы помочь своей дочери?

Анжелика вскидывает голову.

— Не могу понять, на что вы намекаете.

Могу увидеть огонь в её глазах. Азбаух разбудил мать-медведицу.

Его это, кажется, не волнует.

— Ты пыталась влиять на решения мисс Джонс?

— Нет. Не думаю, что это возможно. Так как я была её первым проводником, Смерть дал мне чёткие указания о том, что она должна знать перед тем, как начнётся первое испытание. Я бы не могла ничего изменить, даже если бы захотела.

— И ты воздержалась от чтения лекций и попыток пристыдить её, чтобы она смогла сделать такой выбор, который пошёл бы на пользу Эбигейл?

Анжелика выглядит виноватой.

— Не совсем, — начинает она. — Я думала, что смогу говорить с ней, как с любой другой душой. Я немного работала с психологами, особенно, когда прибывают матери маленьких детей. Думала, я была готова к тому, что увижу.

— Но ты не была, не так ли? — продолжает спрашивать Азбаух.

— Сделайте же что-нибудь, — шиплю Салу. — Разве он не давит на свидетеля?

— Он не может ничего сделать, мисс Джонс, — говорит Азбаух. — Как член суда, я имею полное право задать любой вопрос, который покажется мне уместным. Стоит не забывать об этом.

Он поворачивается к Анжелике, и хоть голос его немного смягчается, он продолжает делать всё возможное, чтобы запугать её.

— Пожалуйста, отвечай на вопрос.

— Не была.

— И ты направила её.

— Немного, — признаёт Анжелика.

— Спасибо, — произносит Азбаух, победоносно усаживаясь.

Шепард прочищает горло.

— Если позволишь, брат, я задам свой вопрос, — Азбаух молчит, поэтому Шепард продолжает. — Анжелика, ты говорила ЭрДжей, что именно надо делать, чтобы защитить твою дочь?

— Нет, — качает головой Анжелика.

— И что же именно ты сказала? — перебивает Азбаух.

— Я напомнила ей, что все действия имеют последствия, и что её задача — поступить лучше, чем раньше. Я сказала ей, что у каждого есть свои сожаления, и что она получила подарок вернуться в моменты, когда она вела себя наиболее эгоистично и поступить правильно.

Глубже опускаюсь на стуле. Могу почувствовать, как взгляды всех присутствующих прожигают дыру на затылке.

— Ты сказала ей, что она должна делать, чтобы, как ты сказала, «поступить правильно»?

— Точно нет, — Анжелика решительно качает головой.

Азбаух выглядит так, словно намерен продолжать допрос, но Шепард улыбается и произносит:

— Спасибо. Если у суда больше нет вопросов, то думаю, Сал, ты можешь продолжить.

Проходит мгновение, и Сал заговаривает.

— Перед своим первым испытанием ЭрДжей знала, как ты была с ней связана?

— Я так не думаю.

— Что ты видела во время наблюдения? — спрашивает Сал.

— Я видела, как сначала ЭрДжей боролась. Но затем наступил момент, когда она посмотрела на Эбби, и тогда словно включился свет. Она пожертвовала собой, чтобы у Эбби появилось время позвать на помощь, — рассказывает Анжелика.

— Почему она сама не побежала за помощью?

— Я не знаю, — Анжелика задумчиво смотрит. — Полагаю, на этот вопрос может ответить только сама ЭрДжей.

— Мы сможем узнать об этом во время просмотра воспоминаний ЭрДжей, — предлагает Захрил. Азбаух одобрительно кивает.

— У меня остался последний вопрос, — произносит Сал. — Какое влияние произвёл поступок ЭрДжей на твою семью?

— Я запрещаю этот вопрос, — рычит Азбаух. — Придерживайся фактов.

Сал выглядит немного потрясённым.

— Позволь тогда переформулировать вопрос. Анжелика, решение ЭрДжей имело положительное или отрицательное влияние на твою семью? — Азбаух открывает рот, чтобы возразить, и Сал быстро добавляет, — по сравнению с первой линией?

Анжелика не колеблется ни мгновения.

— Позитивное. Для всех их, — говорит она, сияя от радости.

— Спасибо, — благодарит Сал. — Если ни у кого больше нет вопросов, можешь вернуться в зал.

Когда она проходит мимо, то подмигивает, и тепло распространяется по моему телу. Вне зависимости от того, что произойдёт дальше, одобрение Анжелики практически стоит вечности в Послежизни. Практически, но не совсем.


ГЛАВА 24


— Есть ещё свидетели? — спрашивает Азбаух.

Сал смотрит на передний ряд.

— Глэдис Джонс — наш следующий свидетель.

Поворачиваю голову, чтобы посмотреть на неё, но бабуля смотрит мимо меня, пока направляется к стулу. После нашего разговора я понимаю, что мне не понравится то, что ей придётся сказать.

Как только она усаживается, Сал начинает.

— Глэдис, ты бабушка ЭрДжей, верно?

— Да, — произносит она, быстро кивая. — Её отец — мой сын.

— Какова была твоя роль в испытании, назначенном ей судом?

Бабушка быстро смотрит на меня и отвечает.

— Смерть упомянул, что возможно потребуется кто-то вместо Дэниела, если его линия изменится. Кто может быть лучше, чем её родная бабушка?

Замечаю, что бабуля не упоминает побег с Небес. Интересно, это имеет значение?

Сал мягко улыбается.

— И почему прошлое Дэниела должно было измениться?

— Ну, — начинает бабуля, её лицо выражает раздражение, которое она явно чувствует от линии допроса, — единственная причина, по которой он не мог исполнить свои обязанности — это то, что он никогда не умирал.

Сал одобрительно кивает.

— Что и случилось, когда ЭрДжей вернулась?

— Да, — бабуля улыбается мне. — Она с ним связана и через ряд обстоятельств помогла ему поменять мнение насчёт совершения самоубийства.

— То есть она спасла его, — заключает Сал.

— Да, думаю, это так, — задумчиво отвечает бабуля.

— Глэдис, — перебивает Азбаух, прежде чем Сал успевает задать следующий вопрос, — ты была знакома со сценой, которую показали ЭрДжей в качестве её испытания?

Бабуля кивает.

— У меня была возможность наблюдать с расстояния. Как иначе я бы заступила вместо Дэниела?

— Мне хотелось бы кое-что прояснить, — Азбаух смотрит на неё сверху вниз. — В предыдущем испытании ЭрДжей видела события, которые привели прямо к моменту, когда её отправили на место. То же произошло и во второй раз?

Бабушка переводит взгляд со Смерти на меня и обратно на Азбауха.

— Нет, — её голос чуть громче шёпота.

Азбаух выглядит самодовольным.

— Прости, что ты сказала?

Не могу поверить, что он так грубит бабуле. Я уже собираюсь что-то сказать, но она опережает меня.

— Только то, что вы ангел, не даёт вам права так со мной разговаривать. Я сказала «нет». Вы меня слышали. Все меня слышали. Итак, следующий вопрос?

Приходится прикрыть рот рукой, чтобы не засмеяться при взгляде на лицо Азбауха. Не думаю, что он удивился бы больше, если бы бабуля встала перед ним в юбке хула и начала бы танцевать.

— У меня, хм, у меня есть всего один вопрос, — он останавливается и смотрит на неё. Если бы я не знала, то подумала бы, что он ждёт её разрешения.

И она его даёт.

— Пожалуйста, задавайте.

Слышу смех в задней части комнаты, и когда оборачиваюсь на толпу позади, то понимаю, что не единственная пытаюсь сдержать улыбку.

— Твоя бабушка такая классная, — Мадлен наклоняется и шепчет мне в ухо.

Немного выпрямляюсь на стуле, гордость придаёт мне необходимый подъём. Не могу поверить, что бабуля противостоит такому ангелу.

Азбаух прочищает горло.

— Не могла бы ты, пожалуйста, описать события, предшествовавшие тому моменту, как ЭрДжей отправилась на испытание?

— Думаю, — медленно начинает бабуля, — это было событие, которое случилось несколькими днями ранее. ЭрДжей и её друзья досаждали Дэниелу, дразнили его, говорили, что он не достоин жизни.

Моя улыбка тает. Даже теперь, после всего, через что я прошла, её видение ситуации унизительно. Как я стала таким жалким человеком? Что-то в моей натуре делает меня такой, или я просто слабая?

— Как отличаются две линии? — спешит перебить Сал.

— Ну, они абсолютно разные. Последующий разговор между ЭрДжей и Дэниелом никогда не случался в первой линии. Когда они встретились, я увидела в ней стремление не просто постоять за то, что верно, а, что более важно, она стремилась постоять за своих друзей. Я люблю свою внучку, но она слишком сильно заботилась о своём общественном положении даже тогда, когда была маленькой. Иногда она делала выбор, основываясь на том, чтобы понравиться, а не на том, чтобы поступить правильно.

— И ты думаешь, это показатель того, что она изменила самую суть своего существа? — подталкивает Сал.

— Сначала я не была уверена, — признаёт бабуля. — Но потом мне выпал шанс поговорить с ней, и я поняла, что теперь она другая. Поговорить с Дэниелом, узнать его — это одно, но когда она вернулась, выражение её глаз сказало мне всё, что нужно знать. Она начала понимать, как из-за её поступков чувствовали себя другие. Когда она вернулась, то первое, что сделала — позвала его; она беспокоилась, он не узнает, как ей жаль.

— Это удивило тебя?

На этот раз бабушка смотрит куда угодно, но только не на меня.

— Впервые за много лет, я почувствовала, что она добрая, — наконец заключает она.

Бабуля всегда была немного жёсткой.

— Спасибо, — говорит Сал. — Если больше нет вопросов…

— Я бы хотела кое-что сказать, если вы не возражаете, — объявляет бабуля и продолжает до того, как кто-то успевает возразить. — Не могу сказать, что всегда гордилась теми решениями, которые принимала моя внучка в первой линии. Она вела себя неразумно и использовала людей, чтобы получить желаемое.

Я сказала немного жёсткой? Я имела в виду, весьма жёсткой.

— Я всегда списывала это на то, что она пытается понять, где её место, — продолжает она, всё ещё избегая смотреть мне в глаза. — Но я никогда не переставала надеяться, что она найдёт свой путь. Преждевременная смерть дала ей возможность исправить то, что она совершила. Думаю, она изменилась до мозга костей благодаря встречам, через которые прошла в новой линии. Лишить её шанса изменить что-то во второй раз — это уже не просто несправедливо. Это значит лишить её надежды на спасение. Это жестоко.

— Что-то ещё? — осведомляется Сал, выглядя при этом довольным её пылкой речью.

— Да, — отвечает бабуля и смотрит наконец на меня, — я люблю тебя.

Если бы это был юридический суд, Азбаух уже давно призвал бы бабулю к порядку, но это не имеет значения. Чувствую, как её любовь льётся ко мне через всю комнату.

— Я люблю тебя, — шепчу, тайно подмигивая.

Она подмигивает в ответ, когда Сал отпускает её. Вместо того, чтобы пройти на своё место, она направляется ко мне и стискивает меня в объятиях.

— Меня не волнует, что происходит здесь, ты уже изменила будущее, — произносит она прямо в моё ухо. — Помни об этом. Сиди прямо. Не важно, кто что говорит, помни, что ты лучше. Никто не может забрать у тебя этого. Ты слышишь меня?

Я киваю, слёзы струятся по моим щекам.

— Спасибо, бабуля. Обещаю, я не подведу тебя.

— Я знаю, родная.

— Хоть эта сцена и невероятно трогательная, можем мы двигаться к следующему свидетелю? — интересуется Азбаух со скукой в голосе. — Полагаю, ты собирался позвать ангела Йетса, верно, Салатил?

Замечательно. Надеюсь, новая я не такая заноза в заднице, как предыдущая.


ГЛАВА 25


Йетс спускается с балкона. Широкими шагами он приближается к передней части зала, белое одеяние касается его лодыжек. Он игнорирует стул и поворачивается прямо к Салу.

— Я расскажу всё, что знаю, — заявляет Йетс.

— Брат, ты являешься хранителем многих людей, как хороших, так и не очень. Ты согласен?

— Да.

— Какие отношения связывают тебя с ЭрДжей?

Что за глупый вопрос. Все знают, что он мой хранитель.

— ЭрДжей моя подопечная. Я один из её ангелов-хранителей, — со всей серьёзностью отвечает Йетс.

— При каких ещё обстоятельствах ты взаимодействовал со своей подопечной? — перебивает Азбаух.

Вопрос выбивает почву у меня из-под ног. Какой ещё опыт мог у него быть, кроме, знаете ли, всей моей жизни?

И снова Йетс отвечает серьёзно.

— Пока ЭрДжей была жива, ещё до её поступков, приведших к этому суду, я консультировал другого подопечного — мальчика, чья смерть, согласно Хроникам Акаши, была прямым результатом действий ЭрДжей.

— Что? — кричу, прежде чем успеваю остановить себя. Уголком глаза вижу, как Йетс поворачивается ко мне, глядя неодобрительно и предупреждающе. Не могу поверить, что у него хватает смелости смотреть на меня обвиняюще, когда он только что предал меня на глазах у всего суда. Дэниел не мёртв. Он жив. Почему я должна нести ответственность за то, что никогда не происходило?

— Ровена Джой Джонс! — гремит голос Азбауха, его ладони с громким хлопком обрушиваются на стойку. Ненавижу, когда он произносит моё полное имя. — Ты участник суда. До тех пор, пока тебе не дадут слова, не произноси ни звука.

Не могу молчать дольше, когда меня обвиняют в убийстве. И вообще, технически, Азбаух обращается ко мне. Решаю попытать удачу.

— Но он сказал, что я убила кого-то. Абсолютно уверена, я бы это запомнила. В любой линии.

— Довольно, мисс Джонс, — повторяет Азбаух, его глаза смотрят на меня сверху вниз. — Мне придётся удалить тебя, и ты будешь дожидаться нашего решения в изоляции.

Откидываюсь на стуле, сжимаю кулаки и ногтями впиваюсь в ладони. И в этот момент вспоминаю, что не могу чувствовать физическую боль. Всё, что мне осталось — эмоциональная боль. Может быть, вот почему души плачут. Слёзы — продукт наших эмоций, не так ли? Сжимаю губы и дожидаюсь, когда Сал продолжит.

— Пожалуйста, брат, объясни вторую связь ЭрДжей.

Йетс медленно поворачивается от меня к Салу.

— Не так давно один из моих подопечных отнял у себя собственную жизнь.

Сал одобрительно кивает.

— Как звали этого подопечного?

— Дэниел Тревор Вик.

В то время как по залу разносится удивлённое бормотание, Сал остаётся спокойным.

— Какие у него были отношения с ЭрДжей?

Йетс снова смотрит на меня, и пока он говорит, я не в силах отвести взгляд.

— Согласно Дэниелу, он считал, что она была одним из его мучителей, чьи жестокие шутки и издевательства привели его к решению прекратить своё существование.

— Но ты согласишься с тем, что в результате перемены ЭрДжей, он на самом деле не сделал такой выбор, — говорит Сал, оглядывая комнату, словно ищет кого-то или что-то. — На самом деле, разве он не находится сейчас в мире смертных?

Самое время отметить этот маленький факт.

Йетс торжественно кивает.

— Ему приходится нелегко, но да. Он не только жив и здоров, но ещё и имеет цель.

Сал обходит стол и облокачивается на перила, отделяющие нас от зрителей.

— И какую роль в новой линии играет ЭрДжей?

— Сложно сказать.

— Почему?

Наклоняюсь вперёд, тоже желая услышать ответ. Что я теперь сделала?

— Дэниелу предстоят великие дела. Влияние ЭрДжей на его будущее неоценимо, — продолжает Йетс.

— Правда? — переспрашивает Сал с деланным удивлением, и я подавляю смешок над его плохой игрой. Он поворачивается ко мне и заговорщически подмигивает. — Тогда почему же сложно объяснить её роль в его жизни?

— Прежде всего, — начинает Йетс, — речь идёт о том моменте, когда она протянула руку к нему, моменте, когда началась их подлинная дружба. Благодаря этой дружбе он познакомился с Мадлен, которая стала его девушкой. В конце концов, её борьба с раком привела к тому, что он выбрал медицину.

— Согласно Хроникам Акаши, какое его теперь ждёт будущее? — спрашивает Сал.

Йетс широко улыбается.

— Сразу после второго испытания ЭрДжей, я сверился с Хрониками. Согласно записям, он войдёт в команду, которая найдёт лекарство от трёх разных видов рака. Их результаты, если ими поделиться с другими исследователями, приведут к значительному увеличению процента вылечившихся от онкологии. Наконец, когда Дэниел завершит свой путь на Земле, его труды лягут в основу исследований, которые приведут к раннему обнаружению и излечению от большинства видов онкологии.

— Итак, — подводит итог Сал, — работа Дэниела в прямом смысле спасёт жизни миллионов мужчин, женщин и детей.

Йетс кивает.

— И не только. Его работа улучшит и качество жизни тех, кто любит и забоится о больных.

— Прости, — с ухмылкой перебивает Азбаух. — Ты подводишь к тому, что рак излечили благодаря ЭрДжей?

Сал качает головой.

— Я не делаю такого заявления. Я просто даю ответ на вопрос, поставленный судом. Если ЭрДжей вернётся к жизни, мир станет лучше, чем если она останется в Послежизни.

— А Дэниел единственный, кто способен найти это чудодейственное лекарство? — скептически уточняет Азбаух.

— Уверен, кто-то в какой-то момент истории сможет сделать те же открытия, что и команда Дэниела, — Азбаух выглядит довольным, пока Сал не добавляет, — но пока мир ждёт открытий, сколько людей должны страдать и умирать от заболеваний, которым мальчик способен положить конец?

Азбаух пристально смотрит на Сала. Не думаю, что он купится на это.

— Но изменения уже сделаны. Если мы отправим её назад, будущее больше не изменится. Её влияние уже подействовало.

Откидываюсь назад в удивлении. Не думала, что они возьмут и используют изменения, которые я совершила, против меня. Словно кого-то попросили выполнить работу, пообещали деньги, а затем отменили сделку. Если бы не предупреждение Азбауха, которое до сих пор витает в воздухе, я бы высказалась. Так или иначе, Сал подходит к вопросу по-другому.

По лицу Сала медленно расплывается почти ликующая улыбка.

— Хм, да. Я как раз к этому подходил, — он поворачивается к Йетсу. — Брат мой, Азбаух поднял очень важный вопрос. Будущее Дэниела уже определено?

На лице моего хранителя появляется странное выражение.

— Нет.

Шепард и Мармарот поднимают головы и смотрят вниз поверх помоста. Глаза Азбауха сужаются как у хищника. Но именно Сал, собирающийся нанести последний удар, заставляет меня улыбнуться.

— Похоже, что будущее всё ещё остаётся неопределённым и полностью зависит от этого решения. Но как такое возможно? — спрашивает Сал, улыбаясь от уха до уха. — Хроники Акаши конкретны. Это факты, не так ли?

Йетс прочищает горло.

— За всё время моей работы хранителем, будущее подопечного всегда было предопределено. Однако я не думаю, что ЭрДжей уже сыграла свою роль в решении Дэниела.

— Пожалуйста, — произносит Сал, махнув рукой в сторону толпы. Мне кажется, или он действительно всё больше актёрствует? — Просвети нас.

Йетс кивает.

— Именно ЭрДжей убедила Дэниела осуществить мечту стать доктором, хотя остальные говорили, что он не справится. Её вера в него и его жажда найти лекарство — именно то сочетание, которое сделало открытие возможным.

Гул голосов становится громче с каждой секундой.

— Тишина! — орёт Азбаух, заглушая толпу. — Тишина, я сказал!

Когда никто не реагирует, он открывает рот, и раздаётся оглушительный вопль, напоминающий разорвавшуюся звуковую бомбу. Все, и ангелы в том числе, опускаются на пол. Что касается меня, я сворачиваюсь под столом в позу эмбриона, руками крепко зажимая уши. Наконец, шум стихает, я поднимаю глаза и вижу, что дедушка протягивает мне руку, чтобы помочь подняться. Я принимаю её, поднимаюсь и смотрю, как люди в тишине занимают свои места. Все, кроме одного.

— Ненавижу, когда он так делает, — бормочет Смерть, поправляя ярко-оранжевую гавайскую рубашку.

— Я всё слышал, — скрипучим голосом произносит Азбаух, и несколько душ вздрагивают. Он в последний раз смотрит в сторону Смерти и поворачивается к Йетсу. — Давай проясним. Ты говоришь, согласно Хроникам Акаши будущее условно?

Йетс кивает.

— Никогда не видел ничего подобного. После обсуждения с несколькими хранителями записей, мы пришли к выводу, что единственное разумное объяснение — будущее ЭрДжей ещё не определено.

— Жизнь Дэниела единственная, как говорит Азбаух, с условным будущим? — перебивает Сал. Он победно смотрит на судей, его лицо выглядит настолько довольным, насколько лицо Азбауха выглядит спокойным. Теперь я понимаю, почему Гидеон выбрал его защищать меня.

— Нет. Такое встречается практически в каждой записи, — качает головой Йетс.

— Есть такие, в которых всё нормально? — настаивает Сал.

— Да, но практически все рассматриваемые Хроники заканчиваются к тому моменту, когда Дэниел должен принять решение о поступлении в медицинский колледж, — кивает Йетс.

— Но не все в мире имеют отношение к лечению онкологии, — перебивает Азбаух, прежде чем Сал успевает задать больше вопросов.

— Верно, — отвечает Йетс, — но хранители предполагают, что раз рак влияет не только на жизнь самих пациентов, но и на тех, кто с ними знаком, то влияние имеет эффект домино. До тех пор, пока судьба ЭрДжей не определена, их судьбы также остаются неясными. Помни, брат, люди — существа сентиментальные.

— Смертные, — качая головой, презрительно произносит Азбаух.

Итак, Азбаух не любит не только меня. Он ненавидит весь мой вид.

— Почему люди вообще имеют будущее, если они так тесно связаны с решением по делу ЭрДжей? — задумчиво протягивает Сал.

Йетс выглядит менее уверенным, и мой живот скручивает от страха.

— Они не знают ответа на этот вопрос. Всё, что им остаётся — лишь строить теории.

— То есть догадки? — уточняет Мармарот.

Йетс в ответ напряжённо кивает.

Видя, что Азбаух собирается заговорить, Сал поднимается, чтобы задать следующий вопрос.

— И какова их теория?

— Они полагают, что будущее основано на лучшем решении.

— На каком именно? — подгоняет Сал.

— Поскольку ЭрДжей — решающий фактор в судьбе Дэниела, они считают, что для того, чтобы будущее большинства пришло в норму, прошение ЭрДжей должно быть одобрено. Как только она вернётся на Землю, чтобы завершить своё путешествие в мире живых, они ожидают, что Хроники восстановятся сами собой.

— Есть какие-то другие возможности? — спрашивает Сал.

— Это единственная теория, с которой хранители смогли согласиться, — пожимая плечами, отвечает Йетс.

Сал поворачивается к судьям.

— У меня больше нет вопросов, братья.

Азбаух переводит взгляд с Шепарда на Мармарота. Когда никто не заговаривает, он взмахивает рукой. Йетс поднимается, проходит через всю комнату и выходит через заднюю дверь. Ни разу он не посмотрел на меня.

— И кто следующий свидетель? — интересуется Азбаух, скука звучит в каждом его слове. — Пожалуйста, скажите мне, что вы уже заканчиваете этот парад чирлидеров.

— Остался всего один, — заверяет Сал. Он поворачивается, чтобы посмотреть на передний ряд. — Мадлен Квин — наш последний свидетель.

Наконец-то выступает кто-то, с кем я могу не беспокоится о том, что меня бросят под колеса проезжающего автобуса.


ГЛАВА 26


Мадлен проходит в переднюю часть зала и садится, поправляя юбку. Юбка ложится вокруг неё, словно лепестки жёлтых цветов.

— Я готова, — произносит Мадлен, поднимая взгляд на Сала.

Даже Азбаух не может смотреть на неё с презрением. Сал украдкой смотрит на зрителей, потом начинает говорить.

— Мадлен, расскажи нам, пожалуйста, о твоих отношениях с ЭрДжей.

— Вы имеете в виду отношения на Земле или здесь? — уточняет Мадлен.

— Начни со смертной жизни, — подсказывает Азбаух с непривычной теплотой в голосе.

Мадлен широко улыбается.

— Хорошо, — она поворачивается к Салу. — Рассорившись с Фелисити, ЭрДжей осталась без друзей. Мне было жаль её. В прямом смысле, с ней никто не хотел общаться.

— Почему? — осведомляется Сал, но я уже знаю ответ.

Мадлен пожимает плечами.

— Полагаю, это могло навредить репутации. То есть многие пытались попасть в компанию ЭрДжей и её друзей, но когда ЭрДжей ушла, Фелисити неистовствовала. Она изо всех сил портила жизнь тем, кто проявлял хоть малейшее сочувствие к ЭрДжей, — Мадлен прерывается.

— Мадлен, — мягко произносит Сал, — есть другая причина, почему у неё больше не было друзей?

Некоторое время она молчит.

— Да, — наконец говорит она.

— Что ты скрываешь от суда, Мадлен? — спрашивает Азбаух.

— У ЭрДжей на самом деле не было друзей, после того как она порвала с популярными ребятами, — со вздохом отвечает Мадлен. — Три года она была причиной страданий. Немало человек радовалось её падению.

Комната погружается в полную тишину. Значит, вот какой звук, когда тебя сбивает автобус.

— Что изменилось? — продолжает Сал.

— Дэниел. Его некоторое время не было в школе. Никто этого не знает, но он лечился от депрессии. Он вернулся на четыре дюйма выше и на двадцать фунтов легче. Его кожа стала чистой, и он сменил очки на линзы, — она краснеет, пока описывает его, и я её хорошо понимаю. Она описывает Тревора. — Когда он вернулся в школу, то знал, что ЭрДжей стала изгоем отчасти потому, что заступилась за него. Так что он начал с ней общаться.

Сал облокачивается о стол и скрещивает ноги перед собой

— Что сделала Фелисити, когда он вернулся?

Мадлен издаёт смешок.

— Она была в ярости. Она обзывала его, пыталась опозорить и всё в таком духе. Но Дэниелу было плевать. Он продолжал ходить к психологу, так что если бы всё стало слишком плохо, ему было с кем поговорить. В конце концов, её насмешки и подколы перестали действовать. Через некоторое время люди начали тянуться к ним.

— Почему?

Мадлен смотрит на меня.

— Потому что им было весело. Во время обеда они постоянно смеялись, абсолютно безразличные к злобным взглядам её бывших друзей. Должна отметить, я им завидовала.

— Почему? — спрашивает Сал.

Мадлен выглядит грустной, словно вспомнила что-то болезненное из своего прошлого.

— Из-за рака я провела так много времени в больницах, что все мои друзья, которые у меня были до диагноза, со временем окончательно исчезли. И когда я видела бывшую королеву школы в обществе симпатичного парня, и выглядела она так, словно у неё в жизни никаких забот, то я знала, что хочу быть частью их маленькой компании. Но я боялась, что они не захотят дружить со мной.

В жизни никаких забот? Ух ты. Да мне удалось её провести.

— Что ты сделала? — мягко интересуется Сал.

Она оживляется.

— Однажды, примерно за неделю до начала подготовки к трансплантации костного мозга, у меня случился приступ храбрости. Я подумала, что есть вероятность войти в больницу и никогда больше не выйти, так что спросить пару человек, могу ли я обедать с ними, стало проще простого.

— И так и было?

Мадлен кивает.

— Да, и ЭрДжей, даже на секунду не задумавшись, скинула со стула свой рюкзак и освободила место для меня. Через несколько дней ещё несколько человек присоединились к нам. К тому моменту, как я отправилась в больницу, у меня уже была компания замечательных людей, готовых поддержать меня.

Замечаю, что Сал пытается тщательно сформулировать следующий вопрос.

— Насколько хорошим другом была ЭрДжей? Она когда-нибудь отказывалась обедать с вами?

Живот скручивает. Я уже и забыла, что у меня была веская причина переживать, что Мадлен нападёт на меня, когда мы только встретились. Сейчас мне предстоит услышать историю от её лица.

— Вскоре после того, как я присоединилась к ним, Дэниел сообщил, что ЭрДжей общается с ним меньше, чем раньше. Он очень переживал из-за этого. Когда он сказал, что она обедает со старыми приятелями, я ушам своим не поверила. Он сказал, она выглядит несчастной, но всё равно видится с ними каждый день.

— Это стало открытием для тебя? — настаивает Сал.

Мадлен смотрит на меня.

— Не совсем. Я не сказала Дэниелу, но каждый вечер в семь тридцать ЭрДжей приходит ко мне и проводит со мной час. Она не пропустила ни одного вечера. Но я знала, что она скрывает что-то.

— Ты когда-нибудь спрашивала её об этом? — осведомляется Азбаух.

Замечаю, как от звука его голоса по телу Мадлен пробегает дрожь. Взгляд Азбауха смягчается, но он ждёт ответа на свой вопрос.

— Да. Сначала она пыталась отвертеться от моих вопросов. Она говорила что-то о том, что Дэниел слишком сентиментальный, но я видела, что она лжёт. Наконец, она призналась, что Фелисити шантажом заставила её вернуться к ним. В конце концов, она рассказала всю историю, — она прерывается и бросает на меня извиняющийся взгляд. Ей не за что извиняться, но я всё равно готовлюсь к тому, что она собирается сказать дальше. — У мамы ЭрДжей был роман, и Фелисити угрожала, что расскажет об этом всей школе, если ЭрДжей не начнёт общаться с ними снова.

Оглядываюсь через плечо на бабулю. Она уже знала о маме? Сердилась? Она смотрит прямо перед собой, её лицо ничего не выражает.

— Зачем Фелисити проводить время с тем, кто ей не нравится? — спрашивает Сал. Поворачиваюсь обратно и наблюдаю, как моя подруга делится моими самыми сокровенными секретами со всеми в Послежизни. Я понимаю, в этом нет её вины. Она просто отвечает на вопросы. Но тем не менее происходящее ощущается как предательство.

— В мире людей есть поговорка: держи друзей близко, а врагов ещё ближе. Невосприимчивость к нападкам Фелисити сделала ЭрДжей угрозой. Кроме того, ЭрДжей была нужна Фелисити.

— Зачем? — интересуется Шепард.

Мадлен делает глубокий вдох.

— ЭрДжей призналась, что Фелисити использовала свою силу, чтобы заставить делать её грязную работу за них. ЭрДжей этого терпеть не могла, но она должна была защитить свою маму. Мне было так жаль её. В смысле, для нашего возраста ей приходилось терпеть слишком многое.

— Что ещё ЭрДжей рассказала о Фелисити и её друзьях?

— Она сказала, что предложила Фелисити и её компании помочь моей семье, помочь им заплатить за лечение и расплатиться по счетам. Я сказала, что не стоит, но ЭрДжей настаивала. Она умоляла меня позволить ей использовать своё положение в благих целях. Я думаю, ей казалось, так она сможет искупить вину за то, что делала, уровнять баланс.

Сал обходит вокруг стола и садится рядом со мной.

— И ты разрешила ей?

Мадлен сглатывает.

— Да. Может, мне следовало настоять на своём, но я поступила эгоистично. Я знала, что мои родители смогут воспользоваться деньгами. Фирма папы дала ему столько времени, сколько ему нужно, но отпуск не оплачивался. Они уже давно просрочили выплату по ипотеке. Я подумала, что помощь ЭрДжей станет ответом на их молитвы.

— Когда ты узнала о плане обвинить ЭрДжей в краже денег? — осведомляется Сал.

— После того, как она пошла к директору. Меня уже несколько недель как выписали из больницы, но иммунитет был ослаблен, и врачи переживали, что я могу подхватить инфекцию. Планировалось, что на мне испытают экспериментальное лечение, но наша страховка не могла покрыть расходы. ЭрДжей пришла ко мне и сообщила, что её компания собрала достаточно денег для процедуры, и что школа отправит чек моим родителям буквально через пару дней.

— Что ты почувствовала в тот момент? — спрашивает Сал.

Слёзы набегают на глаза Мадлен.

— Облегчение. Я не сказала ЭрДжей, но мы упускали последний шанс. Если бы это лечение не сработало, я готова была остановиться. Я устала сражаться против того, что я не могла победить. У меня были друзья. У меня был парень, — она смотрит на присутствующих. — Мы с Дэниелом стали близки за столь короткое время. Знаете, я должна поблагодарить Фелисити за то, что приняла ЭрДжей обратно. В отсутствие ЭрДжей Дэниел начал проводить больше времени со мной. И однажды он поцеловал меня.

Клянусь, я услышала как все вместе — и ангелы, и души — вздохнули. Мадлен пленит их и даже не догадывается об этом.

Рассматриваю Мадлен. Я понимаю, что восхищаюсь ей, но что в ней такого, что завораживает каждого, кто с ней встречается? Внезапно я чувствую прилив грусти. Даже если я и получу то, что хочу, она всё равно больше не будет частью моей жизни. Её будущее не изменить.

Азбаух смотрит прямо на меня, когда задаёт следующий вопрос.

— Какой была ЭрДжей в первой линии?

Мадлен складывает руки на коленях и опускает на них взгляд, её подбородок дрожит.

— Она была злой.


ГЛАВА 27


Вся комната замирает. Абсолютно уверена, они никогда не слышали, чтобы Мадлен говорила о ком-то плохо. Я, в свою очередь, пытаюсь сдержаться. Отчасти потому, что это смешно, отчасти — из-за выражения абсолютного ужаса на лице Мадлен. Интересно, каково это — быть такой милашкой?

— У меня не было выбора, — бормочет она. — Всё из-за этого места, — она смотрит на меня со слезами на глазах. — Я не могу лгать. Но я бы соврала, если бы могла. Если бы я могла помочь тебе. Это не честно, — она поворачивается к Азбауху. — Вы не знаете её. Вы не знаете, насколько она сильнее, чем остальные из них. Она заслуживает второй шанс.

Пока она просит за меня, в голове проносятся две мысли. Первая: как я могла быть такой идиоткой и проводить время с фальшивыми друзьями, в то время как настоящие всё время были рядом? И вторая: наверняка выступление Мадлен будет темой для разговоров ещё долгие и долгие века.

— Мадлен Квин, — произносит Азбаух, в его голосе нет той резкости, которая присутствует, когда он обращается ко мне.

Подождите-ка. Почему, когда он произносит её имя, стены не рушатся? Смотрю на Мадлен и вижу её, я имею в виду, на самом деле вижу её в первый раз. Слабое свечение исходит от каждой клеточки её тела, словно она сделана из абсолютной доброты.

— Нет, — говорит Мадлен. — Вы должны послушать меня.

— Мадлен, — повторяет Азбаух. На этот раз его голос становится чуть жёстче. — Пожалуйста, успокойся.

Она сердито откидывается на стуле. Когда она встречается со мной глазами, мне хочется протянуть руку и успокоить её. Но она полна сюрпризов.

— Мне так жаль, — одними губами произносит она. Мне кажется, она на грани нервного срыва.

Качаю головой и улыбаюсь.

— Не надо, — всё, что я успеваю прошептать, до того как слёзы заглушают остальные слова. Чем я заслужила такую лучшую подругу, как она? Да, конечно, я заставила многих людей понервничать и стала всеобщим изгоем, но тем не менее, в итоге я осталась в выигрыше. — Что бы ни произошло, я буду в порядке. В любом случае, я не чилийский шахтёр.

Мадлен выпускает смешок.

— Ты никогда не дашь мне забыть мою одержимость обвалом шахты, да? Напомнить, что я была прикована к своей кровати после пересадки костного мозга, и по телевизору больше нечего было смотреть? Вдобавок, было приятно знать, что кому-то сейчас хуже, чем мне. Так здорово. Тебе стоит придумать что-то своё и прекратить пользоваться моим.

Меня переполняет чувство, что у нас есть общая шутка. В первой жизни, общие шутки всегда были за чей-то счёт. Но с Мадлен нет ничего неудобного, есть только комфорт.

Очевидно, Азбаух не в восторге от нашей болтовни. Он поворачивается к Салу.

— Ты закончил с этим свидетелем? — холодно спрашивает он.

Сал кивает и поворачивается к Мадлен.

— Спасибо за показания. Ты можешь идти.

Она медленно соскальзывает со стула и переводит взгляд с Азбауха на меня. Уверена, она что-то задумала, но не знает, как отреагируют судьи. Наконец, она принимает решение и кидается ко мне. Мадлен крепко обнимает меня.

Смотрю на Азбауха, мои глаза широко раскрыты от страха и удивления. И затем заслонка срывается. Я поднимаюсь и обнимаю её в ответ. В очередной раз меня удивляет, какой умиротворённой я чувствую себя рядом с ней. Как бы мне хотелось чувствовать это постоянно. Но вдруг она с неохотой отрывается от меня. Поднимаю глаза и вижу, как Йетс тащит её в зал. Его взгляд говорит о том, что ему жаль, и лёгким кивком он показывает на Азбауха, который выглядит не слишком тронутым моей эмоциональной вспышкой. Полагаю, Ангел Правосудия не слишком любит, когда чувства затмевают факты.

Сал обходит вокруг стола и знаком показывает мне сесть. Убираю волосы за уши и делаю, как мне велено. Я слишком измотана, чтобы сопротивляться. Мадлен была моим последним шансом. И если её пылкое свидетельство не в состоянии убедить этих трёх ангелов, что моя жизнь заслуживает второго шанса, то я сомневаюсь, что вообще хоть что-то сможет. Я готова к своему выступлению

— Захрил, — произносит Азбаух, когда голоса стихают, — ты готов?

— Что происходит? — шёпотом спрашиваю, наклоняясь к Салу.

Он слегка наклоняет голову, не отрывая взгляда от судей.

— Захрил собирается изучить твои воспоминания, чтобы понять, есть ли доказательства, что твоя душа изменилась после всего, через что ты прошла

— Стоп, так мне не нужно ничего говорить?

— Какие-то проблемы? — раздражённо перебивает Азбаух.

Сал одаривает меня многозначительным взглядом и поднимается.

— Если суд позволит, мне бы хотелось обсудить некоторые моменты следующего этапа заседания с ЭрДжей. Уверен, братья, вы не станете возражать.

Азбаух кивает и делает движение рукой. Уголком глаза вижу, что стена справа начинает дрожать, и в ней появляется дверь. Схватив меня за руку, Сал тащит меня из комнаты.

Когда дверь захлопывается, он резко разворачивается ко мне, раздражение так и исходит от него.

— Господи, ЭрДжей, неужели ты не можешь просто тихо посидеть и позволить мне выполнять мою работу? Чем меньше Азбаух слышит твой голос, тем лучше. Ты не нравишься ему.

— Да ладно? А я и не заметила, — огрызаюсь я. — Это мою жизнь они обсуждают. Полагаю, у меня есть право голоса. Как минимум, я должна знать, когда кто-то собирается копаться в моей голове.

— Нет. Веришь или нет, Захрил может стать твоим лучшим шансом выбраться отсюда.

— Ты о чём?

— Захрил знает, какой была твоя жизнь, когда ты только оказалась здесь. Он использует это в качестве отправной точки и выяснит, чему ты научилась. Он со всей тщательностью предскажет, что произойдёт, когда твоё сознание и подсознание воссоединятся. Захрил единственный может засвидетельствовать твой рост.

— Если всё, что их волнует — это предсказания Захрила, тогда в чём был смысл свидетелей?

— Это то, что волнует Азбауха, — соглашается Сал. — Но Мармарота и Шепарда интересуют другие переменные.

— Какие?

— Ну, для начала, большую часть времени души пассивны. Они предпочитают сбросить оковы смертного мира и наслаждаться жизнью после смерти. Но некоторые временно нарушили свой покой и присоединились к этому балагану.

Он умоляюще смотрит на меня. Хочу возразить, но не могу. Я знаю, в его словах есть смысл. Запускаю руки в волосы. В конце концов, теребя пряди, произношу:

— Каковы мои шансы?

— Азбаух ищет любой предлог, чтобы ты проиграла. Но ты это и так знаешь. Не думаю, что ему есть дело до того, хороший ты человек или нет. С его точки зрения с самого начала всё пошло неправильно, и это следует исправить.

— А Мармарот?

Теперь Сал выглядит менее уверенным.

— Он непредсказуем. Ты выиграла у него несколько очков, когда Йетс обратился к Хроникам Акаши. Все эти жизни с неясным будущим не удовлетворяют его. Добавить к этому тот факт, что большинство желает отправить тебя обратно. Если не отправить, исход будет не предсказуем, и я считаю, он может дать нам свой голос. Но при этом он может воспринимать твою отправку как лазейку для тех душ, кто не готов смириться со своей смертью. Для него этого может быть достаточно, чтобы проголосовать вместе с Азбаухом.

Делаю глубокий вдох и понимаю, что пахнет гардениями, как в саду бабушки за домом. Этого не достаточно, чтобы расслабиться, но голова прочищается.

— После того, как Захрил сделает своё дело с моей головой и отчитается, они проголосуют?

— Да, но прежде чем они вынесут свой вердикт, Азбаух заставит их совещаться. Будь уверена, он подготовил какой-нибудь убедительный аргумент против тебя.

— И я совсем ничего не могу сделать?

— Может быть, и можешь, — отвечает он после минутного молчания. — Ты выиграла у толпы, но их мнение не имеет значения. Имеет значение мнение трёх ангелов в передней части зала. Ты должна дать им понять, что понимаешь всю серьёзность ситуации.

— Я могу это сделать, — говорю, кивая.

— И ты должна убедить их, что извлекла пользу из своего опыта. Заставь их поверить, что твоя жизнь и жизни тех, кому ты навредила, представляют ценность для этого мира.

Хочу закричать, чтобы он перестал читать мне нотации, но не могу. Я понимаю, он прав.

— Если я сделаю это, всё сработает? — мне действительно нужна сейчас хоть какая-то уверенность.

— Я не могу этого обещать.

Не совсем то, что я хотела услышать.

— Но надежда есть, да?

— Надежда — мощная форма молитвы, — торжественно произносит Сал, держа руку на дверной ручке.

— Я не молюсь, — рассеянно отвечаю я.

После небольшой паузы он отвечает:

— Может, стоит начать.


ГЛАВА 28


Моё возвращение сопровождается погрузившейся в тишину комнатой. Трое судей вместе стоят за пьедесталом, разговаривая тише, чем шелест крыльев бабочки. Когда они замечают нас, то беззвучно возвращаются на свои места.

Азбаух даже не смотрит на меня.

— Захрил, можешь начинать.

Ожидаю, что он подойдёт и коснётся моего лба или что-то в этом роде, но этого не происходит. Он просто закрывает глаза. И тогда я чувствую его присутствие. Сначала оно ощущается как лёгкое покалывание, но чем глубже он погружается в мои воспоминания, тем сильнее кажется, что по каждой клеточке моего мозга бегает множество маленьких ножек. Я содрогаюсь, пытаясь избавиться от этого ощущения, но мне на плечо опускается рука. Поднимаю глаза и вижу стоящего рядом со мной Йетса.

Не помню, что видела его, когда возвращалась в зал, но я рада, что он здесь. Его прикосновение успокаивает, и мне удаётся остаться спокойной во время работы Захрила. Когда я ощущаю, что мой разум снова принадлежит мне, Йетс отступает. Делаю глубокий вдох и смотрю на Сала, надеясь на поддержку.

— Ты молодец, — произносит он. — Не многие могут выдержать осмотр, не закричав. Ты даже не всхлипнула.

Его одобрение ничуть не снижает чувство насилия. Так как не все мои новые воспоминания дошли до сознания, то, вероятно, Захрил знает обо мне больше, чем я сама. Смотрю на него и обнаруживаю, что глаза его до сих пор закрыты. Словно почувствовав мой взгляд, он внезапно открывает глаза.

Азбаух обеспокоенно смотрит на него.

— Что скажешь, брат?

Захрил остаётся безмолвным и неподвижным ещё некоторое время. Когда он заговаривает, его голос бесцветный, словно он пребывает в трансе.

— Я изучил воспоминания Ровены Джой Джонс. Я увидел её прошлое и её настоящее. Я исключил воспоминания о Послежизни, хотя это и было сложно сделать, так как некоторые из них крепко соединены с подсознанием. На основании всего того, что я увидел, могу с уверенностью сказать, что её будущее значительно улучшилось по сравнению с прошлой линией. Качество жизни уже заметно изменилось от её действий, — закончив говорить, Захрил резко оседает в кресле.

Не знаю, что хотели услышать судьи, но всё из сказанного звучит неплохо для меня. Поворачиваюсь, чтобы дать пять Салу, но его глаза всё ещё прикованы к Захрилу. Слежу за его взглядом.

Могут ангелы умереть? Потому что Захрил выглядит мёртвым. На самом деле очень-очень мёртвым.

Похоже, внезапное изменение состояния Захрила нисколько не заботит Азбауха. Он даже не смотрит на него. Напротив, его взгляд прикован ко мне, пробирает до самых костей, и моё счастливое состояние, в котором я пребывала после успеха, мгновенно улетучивается. Он морщит лицо до тех пор, пока брови не сходятся вместе, и рычание срывается с его губ.

— Так, так, какой сюрприз.

Не могу поверить. Он злится на меня за то, что я сделала то, что приказал мне суд? Не то чтобы я пытаюсь подорвать его репутацию. Но именно это я и сделала. Смотрю на Сала, который одними глазами напоминает мне молчать. Крепко сжимаю руки на коленях и неожиданно ощущаю холод кольца Сэнди. До сих пор ничто не было ни горячим, ни холодным.

Концентрируюсь на кольце, пока Шепард не нарушает возникшую неловкость.

— Похоже, теперь у нас есть вся необходимая информация и решение в наших руках, братья. Не пора ли нам собраться для совета?

Не дожидаясь ответа Азбауха, он поднимается и медленно во всю длину распахивает крылья. Шум становится всё громче, пока он поднимается. Когда Мармарот следует за ним, воздух начинает кружиться; но по крайней мере он позаботился о том, чтобы не поднять слишком сильный ветер. Азбаух, напротив, не сильно озаботился нашим комфортом. Он взлетает, и всем присутствующим с трудом удаётся удержаться на своих местах.

— Хм, — произносит Сал. — Он не рад.

Поворачиваюсь к нему, чувствуя, как бледнеет моё лицо.

— Он не может мне отказать. Только не после всего того, что услышал. Как он может запретить мне вернуться, когда все, включая их собственного телепата, говорят, что я изменилась? Господи. Да даже Хроники Акаши на моей стороне.

— Потому что это Азбаух, — грустно отвечает Сал. — Ты ещё не поняла? Суд был созван только потому, что Азраил так сказал. Но не он выносит приговор. Судьи могут делать, что пожелают, и никто не сможет обжаловать их решение. Азбаух не должен объяснять причины своего решения.

— То есть всё это, скорее всего, было абсолютно пустой тратой времени, — мрачно заключаю я.

Сал качает головой.

— Мы никогда и не пытались получить голос Азбауха. Мы старались для остальных двоих.

— И что? Думаешь, мы получили их?

Сал смотрит вдаль.

— Не знаю.

Замечаю, что бабушка и Мадлен склонили головы друг к другу, о чём-то шепчутся и бросают на меня обнадёживающие взгляды, впрочем, не очень убедительные. Оглядываю зал и вижу смотрящие на меня знакомые лица. Люди хотят поддержать меня, но на самом деле понятия не имеют, что произойдёт. Начинаю готовить себя к худшему. Может, Зал Ожидания не так уж и плох.

— Что, если мне откажут? Что будет дальше? — спрашиваю, повернувшись к Салу.

Сал некоторое время молчит. Когда он наконец отвечает, его ответ меня не удовлетворяет.

— Они сделают предложение Азраилу. Скорее всего они предложат скрывать тебя, пока не придёт твоё время.

— Почему я просто не могу вернуться в Зал Ожидания?

— Ты уже показала свою способность взаимодействовать с новоумершими. Азраил захочет держать тебя подальше от душ, которым только предстоит пройти регистрацию.

Он имеет в виду влюблённого байкера. Ну почему я не оставила в покое этого парня? Заставляю себя сосредоточиться на окончании речи Сала.

— Однако ты сама не закончила регистрацию, так что не можешь отправиться ни в Рай, ни в Ад.

— Обязательно нужно упоминать Ад? Как минимум, я должна получить бесплатный билет на Небеса.

Он не обращает на меня внимания.

— Ты попадёшь куда-то между.

— Может, я смогу работать в кофейне, — предлагаю, вспоминая разговор с официанткой. Подождите. Что я делаю? Сдаюсь? Неужели я всерьёз размышляю о том, что буду делать здесь, пока не умру?

Салу, похоже, идея нравится.

— А это вариант. Но как я уже сказал, решать будет Азраил.

Он смотрит на Захрила, который наконец начинает подавать признаки жизни.

— Знаешь, ему это даётся с трудом, — отмечает Сал, и я не уверена, обращается ли он ко мне.

— Что?

Он смотрит на меня и снова на Захрила.

— Читать мысли. Это сложно. Даже представить не могу, каково это, изучать разум, который ни жив ни мёртв.

Смотрю на Мадлен, и она ободряюще подмигивает. Её поддержка является грустным напоминанием о том, что даже если каким-то чудом суд и отправит меня на Землю, её там уже не будет. У меня не будет лучшей подруги.

Словно почувствовав мой приступ грусти, Мадлен тянется через деревянные перила и пожимает мою руку. Автоматически я пожимаю её руку в ответ, и тепло, исходящее от Мадлен, застаёт меня врасплох. Температура не меняется, но именно в этот момент я прямо ощущаю её тепло.

— Знаешь, — начинаю, поворачиваясь к Мадлен, — а я ведь ни разу не спросила, чем ты здесь занимаешься. Ну кроме того, что помогаешь мне не испортить будущее.

Она лучезарно улыбается.

— Ох, а я и не знаю. Я ещё не нашла своё место, — она делает паузу. — Но не переживай обо мне. Я найду.

Внезапно мне приходит мысль, и я поворачиваюсь к Салу.

— Могут люди стать ангелами? — он чувствует себя некомфортно от вопроса и слегка съёживается на стуле. — Так могут? — настаиваю я.

— Знаешь, ты слишком настырная, — наконец выдавливает он, когда я касаюсь его руки, чтобы добиться ответа.

— Ну, ты не ответил мне.

Он смотрит на Мадлен, его губы крепко сжаты.

— Пожалуй, — начинает Мадлен, — оставлю вас двоих поговорить о чём хотите.

Она разворачивается и возвращается на своё место. Когда она садится, Сал расслабляется.

— Итак? — спрашиваю, подозрительно глядя на него.

Он оглядывается, убеждаясь, что его никто не слышит.

— Ну хорошо. В очень редких случаях, люди могут быть возвышены до ранга ангелов. Но такое практически невозможно.

— Почему?

Сал выглядит так, словно предпочёл бы рассказать, откуда берутся дети, а не как люди становятся ангелами. Но тем не менее он пускается в объяснения. Подозреваю, он просто пытается отвлечь меня от размышлений о приговоре.

— Есть несколько качеств, которыми должны обладать люди, чтобы стать ангелами. Для начала, у них должно быть чистое сердце. Злоба не присуща ангелам.

— Кажется несправедливым, — бормочу я, закатывая глаза. Из того, что я видела, Азбаух кажется таким злым, что с ним не каждый сравнится.

Сал смотрит на меня.

— Ты не можешь притворяться, что понимаешь порядок, который мы поддерживаем с начала времён.

— Ты прав, — покорно признаю.

Не знаю, что удивляет его больше, моя честность или моё смирение, но Сал продолжает свои объяснения.

— Также они должны быть целомудренными.

— Целомудренными? В смысле, они никогда не…

— Да, — быстро подтверждает он.

Оказывается, нет ничего более странного, чем обсуждать секс с ангелом.

— Итак, чистота сердца и тела. Что ещё?

Сал загибает пальцы.

— Чуткость, преданность, надёжность, желание помогать другим, непрожитая жизнь.

Последнее заставляет меня задуматься.

— Так, с первыми четырьмя всё ясно. Похоже, вам нужен бойскаут, что я понимаю. Но я не совсем понимаю, что подразумевается под непрожитой жизнью.

— Это означает, — произносит Сал, наклоняясь ближе, — что жизнь была короткой. Что она оборвалась до того, как тяготы человеческой жизни заставили относиться пессимистично к человеческому состоянию.

— Что?

Сал закатывает глаза.

— Они не подвластны общественному желанию соответствовать кому-то или быть кем-то, кем они не являются.

Я киваю.

— То есть, как я.

— Да, — отвечает он, не утруждаясь смягчить ответ.

Оглядываюсь на Мадлен, её глаза светятся, когда она слушает моего дедушку.

— Как насчёт Мадлен? Она идеальна.

— Я не могу обсуждать это с тобой.

Мои глаза расширяются.

— Она может быть кандидатом, или как там у вас называется? — возбуждённо хватаю его за руку. — О, вы просто обязаны сделать её ангелом. Серьёзно, она идеальна.

Он смотрит на мою руку на своём рукаве, затем осторожно её убирает.

— Даже если и так, я не могу обсуждать с тобой детали.

— Да брось. Это же логично. Для начала, она обладает всеми качествами… не уверена насчёт чистоты тела, но бьюсь об заклад, что это так. Кроме того, то как обращается с ней Азбаух. Ну то есть я уверена, этот чувак ненавидит всех вокруг, но когда Мадлен давала показания, он просто превзошёл сам себя, стараясь быть милым с ней.

Он отворачивается, не желая встречаться с моим требовательным взглядом.

— Она идеальна! — вскрикиваю, соединяя руки под столом.

— Прекрати болтать, — приказывает он.

Провожу рукой, типа застёгиваю рот на замок и выбрасываю ключ.

— Замечательно. Итак?

— Ты ведь не отстанешь, да?

— Неа.

— Чудесно. Да, её сейчас рассматривают на эту должность. Но она должна сделать выбор.

— Какой выбор?

Теперь, когда правда известна, похоже, что Сал больше не собирается держать информацию при себе.

— Если она станет ангелом, Мадлен придётся отказаться от всего, что связывает её со смертной жизнью. Когда будут прибывать члены семьи и друзья, она не сможет приветствовать их, по крайней мере, не как душа. Её воспоминания будут запечатаны до тех пор, пока она сама не решит их вернуть.

— Они могут так сделать? — удивлённо спрашиваю.

Сал кивает.

— Хотя это случается не часто.

Хочу узнать больше и выяснить, когда Мадлен узнает, примут ли её в ангелы, но шелест крыльев заставляет меня обо всём забыть.

Голос Азбауха слышится до того, как он появляется в поле зрения.

— Мы вынесли наш приговор.


ГЛАВА 29


Невозможно даже описать тишину в зале после того, как стихает шум крыльев. Разглядываю лицо каждого судьи, надеясь отыскать хоть какой-то намёк на то, как распределились голоса, но лица их непроницаемы — ни малейшего указания на то, как они распорядились моей судьбой.

— Быстро, — шепчу Салу. Он качает головой.

— Не так быстро, как я рассчитывал.

Мои глаза всё ещё прикованы к ангелам.

— Это хорошо или плохо? — осведомляюсь я. — Потому что там, откуда я, быстрое совещание обычно означает тюремное заключение.

Сал не отвечает. Не уверена, он не знает или не хочет отвечать.

Начинаю вставать, как это делают на судебных шоу по телевидению, но Сал останавливает меня. Вероятно, он думает, я собираюсь сказать что-то, что заведёт меня в беду. С ним шутки плохи. Уверена, если я попытаюсь что-то сказать, меня вырвет прямо здесь.

— Мы заслушали все показания, — начинает Азбаух. — Некоторые из них были полезными, однако большая часть, по моему мнению, была эмоциональной чушью. И говоря по правде, происходящее не укоренило во мне веру относительно того, что решать вопрос по поводу отмены смерти таким образом было мудрым и ответственным решением. Также признаю, что выступая против этой жалобы, я привёл в действие изменения, которые впоследствии заставят ещё нас о себе вспомнить. Но я верю, что в конце концов, всё будет именно так, как и должно быть, — он смотрит прямо на меня, когда выносит свой приговор. — Моё решение — нам не следует возвращать Ровену Джой Джонс в её жизнь.

Его решение встречает всеобщий возглас несогласия, но всё, что могу услышать я — звук воздуха, покидающего зал. Сал касается моей руки, я смотрю на него, вокруг всё размыто, пока наконец мне не удаётся увидеть его шевелящиеся губы.

— Мы знали, что так и будет. Остались ещё двое, — произносит он. И затем он снова поворачивается к судьям.

Азбаух поднимает руку, призывая к тишине. Спустя некоторое время все наконец замолкают.

— Шепард, пожалуйста, тебе слово.

Шепард, чей вклад в судебное заседание к данному моменту свёлся к минимуму, поднимается, его голос кристально чист.

— Хоть я и уважаю решение моего брата, но не разделяю его. Я считаю, ЭрДжей показала невероятную силу духа, не только выполнив все задачи, поставленные перед ней судом, но также решив идти до конца. Требуется огромное мужество потребовать право на справедливое решение, — он улыбается мне и продолжает. — Я не сомневаюсь, что ЭрДжей многое усвоила не только из испытаний, но из пребывания в Послежизни. Я не разделяю веру в то, что человеческая душа полностью лишается переживаний, когда переходит из мира смертных в мир мёртвых и наоборот. Я верю, что суть того, что делает ЭрДжей самой собой, только укрепилась за время нахождения здесь, — он прерывается и изучает зрителей. — И наконец, и человеческие души, и ангелы засвидетельствовали всю мощь будущего ЭрДжей. В свою очередь Хроники Акаши признали запутанность жизни и то, что все мы связаны. Я не думаю, что ЭрДжей особенная, потому что исход этого заседания оставляет так многих в лимбе. В конце концов, как там говорят на Земле? Если бабочка машет крыльями в одном уголке планеты, значит она меняет погоду в другом?

Раздаётся приглушённый смех, но Шепард продолжает.

— Опыт человека, само его существование, зависит от его взаимодействия с другими людьми. Сознательно разорвать эти нити, только потому, что нам не нравятся проблемы, стоящие перед нами — это лишь ребячество и необдуманность.

Челюсть отвисает. Неужели Шепард только что обратился к Азбауху? Надеюсь, я это не забуду, если вернусь в мир смертных. Должно быть, это один из самых грандиозных моментов в истории, хм, истории.

Азбаух выглядит так, словно готов взорваться, но Шепард не обращает на него никакого внимания.

— И именно по этой причине я голосую за. Я считаю, любое другое решение является безрассудным и несправедливым.

Ух ты. Напомните мне отыскать Шепарда, если мне понадобится поддержка ангела. Он может казаться тихим и безмятежным, но у него нет проблем с тем, чтобы дать отпор.

Зал разрывается аплодисментами, и Шепард оглядывается с искренним удивлением. Он улыбается толпе, а затем и мне. Уголком глаза замечаю, как Сал облегчённо вздохнул. Естественно, это означает, что всё теперь зависит от решения Мармарота. Даже не удивительно, что я до сих пор не могу понять, что у него на уме.

Азбаух выжидающе смотрит на последнего участника суда.

— Что скажешь ты, брат?

Мармарот довольно долго смотрит на меня. С каждой секундой я всё сильнее вжимаюсь в спинку стула. Его решение — то единственное, что стоит между мной и моей жизнью. Лучшей жизнью. Жизнью, в которую я на самом деле очень сильно хочу вернуться.

— Это очень непростое решение, — произносит он наконец. — С одной стороны, Салатил предоставил нам очень убедительные доказательства. И я не могу не отметить, что ЭрДжей в своих испытаниях превзошла все мои ожидания. Но с другой стороны, игры со временем опасны. Если бы всё зависело от меня, дело никогда бы не дошло до этого. Возможно, кто-то другой найдёт лекарство от рака. Возможно, нет. Как ангела, меня не слишком заботят проблемы человеческой расы.

Борюсь с подступающей тошнотой. Добром это не кончится.

— Я ответственен за ход времени, а не за то, что в нём происходит, — добавляет он.

Да, добром это точно не кончится.

— Но моё мнение по данному вопросу также неуместно. Не мне навязывать свою волю другим, — я оживляюсь. — Азраил приказал нам выслушать этого ребёнка. Она предоставила нам достаточно доказательств того, что является более сильным человеком, чем нам, возможно, казалось вначале. Приспособленность ко второй временной линии и та лёгкость, с которой она меняла события своей жизни, дают мне надежду, что её жизнь ещё принесёт больше великих свершений.

Подавляю желание дать пять Салу, который, вероятно, не знал бы, что я делаю. От битвы за мою жизнь голова до сих пор идёт кругом, но я думаю, что теперь Мармарот на моей стороне.

— Однако тот факт, что её Хроники Акаши запечатаны, добавляет проблем, — продолжает он.

А может и нет. Битва продолжается.

— Если я собираюсь довериться человеческому ребёнку, то не хочу основываться лишь на слепой вере. И снова вопрос, это ли не причина, по которой мы существуем? Потому что у нас есть вера, чтобы поверить, что есть нечто большее, нечто более великое, чем мы сами?

Если меня отправят обратно, то надо запомнить никогда не записываться на уроки философии. Слышу шум за спиной и понимаю, что я не единственная, кто желает, чтобы он побыстрее с этим закончил.

— Да, это очень сложное решение, — говорит Мармарот, щёлкнув языком.

Азбаух теперь не выглядит таким уверенным.

— Но решение, которое ты должен вынести, — направляет он.

— Как я прекрасно осведомлён, — рявкает Мармарот. — Ты приложил потрясающие усилия, чтобы создать этот прецедент, но я не собираюсь спешить, — он задумчиво смотрит в потолок. — Если бы только мы могли узнать, что приготовила ей жизнь. Она, несомненно, меняется, даже пока мы говорим, — он смотрит на Сала. — Никак не узнать?

Сал качает головой.

— Мне жаль, но записи ЭрДжей закрыты до того момента, как она вернётся в стан смертных либо до времени её естественной смерти.

— По приказу Азраила, я понимаю?

— Разумеется.

Вау. Для чувака, которой за всё заседание едва пару слов сказал, у него оказывается слишком много вопросов.

Мармарот смотрит поверх головы Сала.

— Смерть, мне нужен твой совет.

— И ты получишь его, — отвечает Смерть. Мой взгляд следует за Смертью, пока он идёт к судьям, останавливаясь прямо перед Мармаротом. — Чем я могу помочь?

Формальный тон кажется неуместным для мужчины, на котором одежда, подходящая для гавайской вечеринки. Но Мармарота, похоже, это не заботит.

— Это дело — результат ошибки одного жнеца, верно?

— Да, — подтверждает Смерть. — Я принимаю на себя всю ответственность, и собираюсь сделать всё возможное, чтобы такого больше не повторилось.

— Да, да, — произносит Мармарот, отмахиваясь от оправданий. — И я полагаю, у тебя есть законный интерес к исходу этого дела.

— Именно.

— И какой исход, по твоему мнению, пойдёт нам всем на пользу?

Смерть косится на Азбауха.

— Среди нас есть только один, кому пойдёт на пользу, если ЭрДжей не вернётся, и он достаточно чётко выразил свою позицию.

— Что заставляет тебя так говорить? — осведомляется Шепард, тщательно подбирая слова.

Смерть немного выпрямляется.

— У меня есть веские основания считать, что Азбаух собственноручно жаждет вершить суд. Он уже в течение некоторого времени ищет возможность отобрать у меня власть над мёртвыми.

Мармарот бросает подозрительный взгляд на Азбауха.

— Это правда, брат? Твои намерения не чисты?

— Они всегда были во имя лучшего, — всё, что произносит Азбаух.

Я единственная, кто заметил, что он не ответил на вопрос?

Мармарот снова смотрит на Смерть.

— Это серьёзные обвинения, — заключает он, наклоняясь вперёд.

— Да, Мармарот. Серьёзнее некуда. Именно поэтому я должен двигаться дальше со всеми имеющимися фактами.

Смерть поворачивается к Азбауху, который выглядит так, словно готов перепрыгнуть через постамент и придушить его.

— Ты готов представить доказательства в поддержку этого обвинения? — перебивает Шепард.

— Готов. Однако сейчас не время и не место. ЭрДжей заслуживает, чтобы решение суда по её делу было вынесено без наших местных разборок.

Мармарот медленно кивает и снова смотрит на меня.

— И ты веришь, что эта девочка продолжит меняться, даже когда вернётся в свой мир, а её воспоминания сотрутся.

— Верю, — подтверждает Смерть, кивнув, и мне кажется, что он на самом деле так думает.

Снова повернувшись ко мне, Мармарот без какой-либо эмоции произносит:

— Я согласен.

Подождите. Неужели я только что победила?


ГЛАВА 30


Зал Правосудия наполняется хаосом. Я возвращаюсь! Я снова увижу семью и друзей! Я снова буду есть поп-корн, смотреть фильмы и ощущать тепло солнца на лице. Не могу поверить.

Прежде чем толпа желающих поздравить меня окружает нас, Сал успевает протащить меня через маленькую дверь рядом с нашим столом. На этот раз я оказываюсь не в маленькой комнате, а в кабинете Азраила. Смерть уже здесь.

Азраил смотрит на нас миллионом глаз и спрашивает:

— Готово?

Сал коротко кивает и мгновенно исчезает.

— Куда он? — интересуюсь я.

Смерть качает головой.

— Сейчас тебе от него никакого толку. Он выполнил свою работу по твоей защите, но у него есть и другие дела.

— Когда со всем будет покончено? — осведомляется Мармарот.

— Скоро, — отвечает Азраил. — Мы должны выбрать наилучший момент. Её возвращение должно быть цельным, но её тело и душа должны успеть освоиться. Предложения?

— Ну очевидно, она должна быть в одиночестве, — заявляет Смерть.

— Согласен, — соглашается Мармарот. — Но примерно около времени её сбора. Мы хотим убедиться, что её воспоминания полностью восстановлены.

Смотрю по очереди на каждого из них, и мне начинает казаться, что я нахожусь в военном штабе Послежизни.

Азраил смотрит на свой стол.

— Полагаю, вы понимаете, что всё должно пройти идеально.

Мармарот кивает, принимая ответственность. Затем Азраил поворачивается к Смерти.

— Ты, как я вижу, не смог удержаться от раскрытия планов Азбауха.

— Мне задали вопрос. Я ответил. Я не мог соврать в Зале Правосудия.

— Не мог, — подтверждает Азраил, из его горла вырывается рык. — Но тебе не нужно было быть честным.

Он прерывается и смотрит на меня.

— Неважно, — произносит он, качая головой. — Сделанного не воротишь. Вернёмся к девочке. Предлагаю отправить её в утро того дня, когда она встретилась со жнецом. Если нам повезёт, она подумает, что это был сон и забудет всё, что видела.

— Но я не хочу забывать, — выкрикиваю прежде, чем успеваю остановиться. Если Азбаух и его самомнение пугают меня, то Азраил внушает достаточно страха, чтобы довести до сердечного приступа.

— Тебя достаточно обслужили, человек, — говорит Азраил, его глаза — те, что принадлежат ему и только ему — становятся тёмными угольками. — И мой тебе хороший совет — перестань просить об услугах.

Он направляется ко мне, я пячусь, пока не упираюсь в грудь Смерти.

— Кроме того, когда твоя жизнь закончится, и ты вернёшься сюда, чтобы узнать свой приговор, предлагаю тебе приложить максимум усилий, чтобы не встретиться со мной. Ты уже достаточно принесла мне проблем. Поняла?

Киваю, желая, чтобы Азраил принял менее отталкивающий вид. Взгляд каждой души на Земле — совсем не то, к чему я могу привыкнуть.

— Да, — приглушённо отвечаю.

— Хорошо, — рычит Азраил. — Послежизни в хаосе благодаря тебе. Зал Ожидания, обычно самое спокойное место здесь, весь взбудоражен от рассказов о твоём отказе принять смерть. Чем скорее ты уйдёшь, тем скорее мир вернётся к нормальному состоянию.

Не удивительно, что большинство из руководства здесь ненавидит меня. Я понятия не имела, сколько проблем может возникнуть из-за желания вернуть всё на место. Начинаю было извиняться, когда Смерть рукой зажимает мне рот. Он отодвигает меня, становясь между мной и Азраилом.

— Я проконтролирую, чтобы она села на ближайший поезд в мир смертных, — заверяет он Азраила. — Йетс сопроводит её в поездке. Когда он вернётся, я оповещу тебя.

— А Хейзел? — спрашивает Азраил.

Смерть качает головой.

— Хейзел больше не хранитель. Она выбрала должность, более подходящую её способностям.

— Какую?

— Теперь она отправляет души новорожденных на Землю.

Азраил одобрительно кивает.

— Она хорошо справится. Что-то ещё, что нам нужно обсудить по этому вопросу?

— Не думаю.

— Замечательно. Полагаю, вы с Мармаротом сможете справиться с её возвращением без каких-либо ещё проблем.

Смерть склоняет голову.

— Конечно.

Я быстро выхожу, и Смерть решительно закрывает дверь.

— Ты когда-нибудь думала, что быть тихой — лучшее для тебя решение?

— Знаю. Мне жаль, — каюсь я. Мне на самом деле жаль. — Просто это именно то, что я не хочу забыть. Я не хочу быть той девушкой, какой была раньше. Дрянной девчонкой, которая думает только о себе. Я хочу быть хорошей. Как Мадлен.

Смерть откидывает голову и разражается смехом. Скрещиваю руки на груди.

— Что смешного?

— Моя дорогая девочка, ты никогда не будешь, как Мадлен.

— Эй, — возмущённо говорю я. — Я могла бы.

— Ни единого шанса, — отвечает он. — Она особая душа, отправленная, чтобы изменить мир своей смертью. Даже если бы ты на самом деле захотела, в чём я очень сильно сомневаюсь, ты никогда бы не смогла стать такой, как она. Из того, что я могу сказать, ты предназначена изменить мир своей жизнью. Но присущая ей доброта, та часть её, которая не запятналась жадностью, похотью или любым другим смертным грехом, уже вне твоей досягаемости.

— Спасибо, — бурчу я, даже не пытаясь скрыть, как меня задели его слова. Похоже, что бы ни делала, я обречена.

Смерть закатывает глаза.

— Забываю, как чувствительны люди. Я не пытаюсь заставить тебя почувствовать себя плохо. Но это факт. Твоя ценность для человеческой расы произойдёт от тех действий, что ты совершишь. Тебе придётся время от времени падать, чтобы ты могла служить живым свидетельством того, что всегда можешь подняться и выстоять.

— То есть я уже испорченный товар?

Смерть кивает.

— В большей степени. Я могу отправить тебя к твоему рождению, но это ничего не изменит. Твой жизненный путь и путь Мадлен абсолютно разные. И всегда были разными. Просто радуйся, что в какой-то момент ваши пути пересеклись. Честно сказать, то, что суд в принципе выслушал тебя — большая заслуга Мадлен.

— Что вы имеете в виду?

Он пожимает плечами.

— Пожалуй, мне не следует тебе говорить, но раз ты всё равно всё забудешь, когда проснёшься, то какая разница. Помнишь ту маленькую вечеринку, которую вы с друзьями устроили в первой линии? Ту, на которую вы потратили деньги, предназначенные для семьи Мадлен.

Я издаю стон.

— Как я могу забыть? До сих пор не могу поверить, что сделала такое.

— Что ж, к счастью для тебя, не сделала. Не во второй раз, по крайней мере. В первой линии после вечеринки, когда Мадлен обо всём узнала, её сердце было разбито. Не за себя, конечно, а за родителей. Она не могла поверить, что кто-то мог изображать заботу о ней, о её семье и затем украсть у них. Она чувствовала себя преданной. И это предательство вместе со страхом того, что будет после того, как она умрёт, сформировали одну ожесточённую девочку.

— Мы сломали её, — шепчу.

Смерть кивает.

— В каком-то смысле. Её сердце больше не было чистым. Она научилась ненавидеть. Неплохой маленький урок перед смертью.

— В таком случае у неё никогда не было бы шанса стать ангелом.

Смерть удивлённо смотрит на меня.

— Кто тебе сказал?

Погрузившись в размышления, отвечаю, не подумав:

— Сал, — медленно поднимаю руку ко рту. — Я не должна была этого говорить.

Смерть лишь смеётся.

— Да, будто я собираюсь доставлять неприятности парню, который спас мою работу. Я похож на идиота?

Оценивающе осматриваю его облик.

— Нет, совсем нет.

— Видишь, ещё одно доказательство, что ты не принадлежишь этому месту. Вероятно, ты единственная, кто может врать здесь.

Я ухмыляюсь. В конце концов, сарказм — не ложь. Не совсем. Скорее, моя суперспособность.

— Почему вы так милы со мной? В последний раз, когда мы находились в этой комнате, я думала, вы мне голову оторвёте.

— Две причины. Первая, мне больше ничего не угрожает, и вторая, ты хорошо справилась, дитя. Лучше, чем я думал.

— Вы думали, я провалюсь, верно?

— Давай остановимся на таком: несколько раз я думал, что запереть тебя в чулане для мётел до конца вечности — стоящий запасной план.

— Я действительно была так безнадёжна? — спрашиваю, его колкий комментарий задевает меня до глубины души.

— В самом начале, да, ты казалась безнадёжной. Но ты стала лучше, — он усмехается и взъерошивает мне волосы.

— Эй, — ворчу я. — Терпеть такое не могу.

— Я знаю, — заверяет он. — Некоторые вещи никогда не меняются.

— Забавно.

— Я так и думал, — произносит он, поворачиваясь, чтобы увести меня из Зала. — Теперь, как насчёт найти твоего хранителя и посадить тебя на поезд к твоей жизни?

Я не следую за ним, и он останавливается.

— Именно этого ты хотела, так?

Конечно. Для этого я всё и проделала. Тогда почему я боюсь переставить ноги и уйти?

Смерть возвращается ко мне.

— ЭрДжей, нам нужно идти сейчас же. Иначе ты пропустишь окно.

Я медленно киваю, но не двигаюсь. Хоть убей, не могу придумать ни одной причины, по которой мне следует остаться, но я не могу уйти. И затем до меня доходит. Всё это время, пока разворачивалась битва за моё спасение, мне приходилось проводить время с бабушкой и Мадлен. Я буду скучать по святому Питеру и Ал и даже по той вонючей собаке с тремя головами. Полагаю, мне здесь нравится. Начинаю чувствовать себя здесь как дома.

Словно прочитав мои мысли, Смерть хватает меня за руки и притягивает к себе.

— Иди. Сейчас. После всего, через что я прошёл, тебе нельзя поменять мнение. Небеса и Земля подвинулись, и то, что ты будешь скучать по друзьям и семье, никоим образом не сойдёт за приемлемую причину, по которой тебе можно будет не вернуться в мир живых.

— Но…

— Нет никаких «но», — настаивает Смерть. Затем он смягчает тон. — Есть только та жизнь, которую тебе предназначено прожить. Ты должна вернуться сейчас. Всё готово. Если Мармарот отправляется выполнять задание, его уже нельзя остановить.

— Что насчёт них? — всхлипываю. — Бабуля и Мадлен…

— Что насчёт них? — спрашивает он. — С ними всё было прекрасно до твоего появления, и будет всё прекрасно, когда ты уйдёшь. Давай двигаться. Йетс ждёт.

Когда мы подходим к поезду, пальцы начинает покалывать, и я осматриваю их.

— Воспоминания о том, как быть живым, — объясняет Смерть.

— Что?

Он указывает на мои руки.

— Это чувство. Твоя душа начинает вспоминать, каково чувствовать связь с телом.

— Ох.

Оглядываюсь через плечо, и мне кажется, что я вижу Мадлен, но чем больше я пытаюсь разглядеть, тем сильнее воздух закручивается вокруг меня, затмевая обзор.

— Йетс, — зовёт Смерть, когда мы приближаемся, — она здесь. Доставлена в целости и сохранности.

— Похоже на то, — хранитель поворачивается ко мне и указывает на дверь. — Уже почти время.

Заглядываю в поезд через окно. Как и в прошлый раз, он переполнен. Но на этот раз вместо старых душ толпа состоит из хранителей, прижимающих к себе то, что выглядит как свёртки одеял.

— Что это? — интересуюсь я.

— Совершенно новые души, — отвечает Йетс с безмятежной улыбкой.

— Пожалуйста, скажите, что они не будут рыдать всю дорогу, — молю я. — Потому что если будут, то я подожду.

— Просто забирайся в поезд, — произносит он, смеясь.

И я забираюсь, и никто не заставляет меня. Когда двери закрываются, я поворачиваюсь и вижу Смерть, стоящего снаружи.

— Что? — спрашиваю.

— Держи голову выше, дитя. Кто знает, ты можешь вернуться сюда до того, как это поймёшь, — говорит он, пока Извозчик душ пыхтит и набирает скорость.

Прислоняюсь к стеклу, но Смерть скрывается в тумане. Смотрю на Йетса.

— Эй, ты не думаешь, что это было криповое пророчество о моей скорой смерти? Потому что я буду рада не видеть это место и вас всех ещё лет семьдесят, может восемьдесят, соблюдая диету и занимаясь спортом.

Йетс качает головой и издаёт смешок.

— Это Смерть, ЭрДжей. Никто не может точно сказать, что он имеет в виду. Я считаю, он просто забавляется с тобой. Ты типа пробуждаешь в нём злодея.

— Да, но, может, он что-то знает о моей новой жизни и… моей реальной смерти? — требовательно спрашиваю.

— Сомневаюсь.

— Почему ты так уверен?

— Твои Хроники до сих пор запечатаны. До тех пор, пока ты не воссоединишься со своим телом, никто, даже Смерть, не может видеть их.

Почему у меня есть чувство, что Смерть может делать всё, что захочет?

— Может, ты и прав, — неуверенно соглашаюсь я. Оглядываюсь и замечаю, что сиденья белые и новые. — Почему этот поезд намного лучше, чем тот, на котором я прибыла?

Йетс поднимает глаза.

— Не знаю. Я в первый раз на этом поезде.

— Потому что эти души чисты. Они чисты, и поезд служит их отражением, — объясняет знакомый голос.


ГЛАВА 31


Разворачиваюсь и вижу Хейзел, которая стоит со свёртком в руках.

— Привет, — удивлённо здороваюсь.

Она улыбается, и я вижу изменения, которые произошли в ней после того, как она перестала быть хранителем. Теперь в её лице есть мягкость, которой раньше не наблюдалось.

— Ты выглядишь потрясающе, — комментирую я. Ангелам вообще есть дело до своей внешности? То есть они все прекрасны, но изменения Хейзел просто выходят за рамки.

К моему удивлению Хейзел краснеет.

— Доставлять души менее нервная работа, чем смотреть за ними и возвращать, когда их жизни подходят к концу, — объясняет она.

— Хейзел раньше была человеком, пока её не повысили до ранга ангела, — отмечает Йетс, заставая нас обеих врасплох.

— Йетс, — грозно произносит Хейзел, отодвигая новорожденного подальше от него. — Я думала, эта информация не предназначена для душ.

— Я просто объяснял ей твоё необычное назначение, — поясняет он. — Кроме того, она уже знает о процессе повышения.

— Кто сказал ей? — требовательно спрашивает Хейзел.

— Эм, вообще-то я здесь стою, — напоминаю им, но они, как всегда, игнорируют меня. Полагаю, Смерть был прав. Некоторые вещи никогда не меняются.

— Сал, — отвечает Йетс. — Она задавала вопросы о Мадлен.

— Она знает о Мадлен? — взвизгивает Хейзел, и каждое ангельское лицо в поезде поворачивается к ней. Похоже, она не замечает, и я получаю некоторое удовлетворение от того, что она игнорирует не только меня.

— Расслабься, — успокаиваю её. — Вероятно, всё уже уладили, и когда я вернусь, то подумаю, что это был просто какой-то сумасшедший сон, и, в конце концов, всё забуду.

К моему огромному удивлению, она слегка расслабляется.

— Знаешь что? Ты больше не моя ответственность. Я доверяю Йетсу. Если он, или какой-то ещё ангел, хотят положиться на то, что ты вспомнишь или не вспомнишь, то это их проблемы.

— Кстати, ты знаешь, кого назначат моим новым хранителем? — интересуюсь у Йетса.

— Пока не знаю, — отвечает он. — Пока ты со мной. Просто сделай мне одолжение и постарайся не чинить мне слишком много проблем, когда вернёшься.

Поезд начинает замедляться. Смотрю, как за окном черный цвет сменяется серым и, наконец, становится совсем белым. Когда он окончательно останавливается, двери раскрываются, и ангелы в торжественном благоговении выходят по одному в мир смертных. Хейзел остаётся последней.

— Удачи, — произносит она. — Я знала, что ты ещё можешь исправиться.

Она выходит, спеша присоединиться к остальным.

— Итак, — говорю, поворачиваясь к Йетсу, — этот момент настал.

— Конечная, — шутит он.

— Что дальше?

— Когда двери закроются, связь между тобой и Послежизнью разорвётся как тогда, когда закончилась твоя первая линия жизни.

Я киваю.

— А потом что?

— Будем надеяться, ты окончательно воссоединишься со своей жизнью сразу после полуночи в день, когда впервые умерла, — отвечает Йетс, кладя руку мне на плечо. — Если повезёт, ты уснёшь, и у разума и тела появится достаточно времени, чтобы настроить связь. Однако я не удивлюсь, если ты ещё будешь немного путаться, общаясь с людьми. Могут вмешаться какие-то остатки из первой линии, по крайней мере, в первые пару дней.

— Ты о чём?

— Некоторые события могут казаться практически такими же, как и в первой линии, но, скорее всего, там окажутся небольшие изменения. Твоему сознанию может понадобиться некоторое время, чтобы урегулировать все отклонения.

— Например?

Йетс качает головой.

— Я не знаю. Может, ты подойдёшь к своему шкафчику и введёшь код из первой линии, а не из второй.

Думаю о шкафчике. До смерти он располагался рядом со шкафчиком Фелисити. Надеюсь, жизнь изменилась достаточно, и я не окажусь с ней в одном коридоре.

— Ладно, я поняла, — произношу я и начинаю думать обо всех неприятностях, которые могут произойти, если я забуду с кем дружу, и, что более важно, с кем не дружу.

— Можно подумать, спустя столько времени я привык ко всем твоим вопросам, — усмехается Йетс, вскидывая руки в воздух. — Мы на неизведанной территории, и будем надеяться, что ты не вспомнишь этот разговор, когда проснёшься, поэтому…

— Да, да, я поняла. Ты хочешь, чтобы я двигалась дальше.

— Время пришло, — соглашается Йетс.

Подхожу к выходу, делаю глубокий вдох и выхожу на платформу. Меня переполняет страх, я разворачиваюсь, желая сесть на поезд и умчаться в Послежизни.

— Что, если я всё испорчу? — спрашиваю я.

— Не испортишь.

— Но откуда ты знаешь? — настаиваю. Делаю шаг к вагону, но моя попытка быстро пресекается закрывшейся дверью.

Улыбка медленно распространяется по лицу Йетса.

— Потому что я могу видеть твоё будущее, — поясняет он.


ГЛАВА 32


Сажусь на кровати, щуря глаза от яркого солнца. Уже утро? Не помню, как легла спать. Пытаюсь вспомнить вчерашний день, и в голове появляется настойчивый шум. Поднимаю телефон, чтобы узнать время, и как раз в этот момент раздаётся будильник. Какая-то популярная мальчиковая группа. Нажав кнопку переноса будильника, с головой накрываюсь одеялом, вяло беспокоясь, что телефон свалится на пол, пока шум нарастает.

— ЭрДжей, — из-за двери зовёт мама. — Ты проснулась?

— Нет, — отвечаю, однако ткань заглушает мой ответ.

Она снова стучит.

— Что? — кричу и немедленно хватаюсь за голову. — Я встала. Господи.

Она не отвечает, но я вижу, что тень под дверью исчезла. Снова сажусь, убираю волосы в небрежный хвостик, затем перегибаюсь через край, чтобы отыскать телефон. Кончиками пальцев задеваю край чехла. Небольшой рывок, и у меня получается подцепить телефон мизинцем. Наконец хватаю его, и из-под кровати выкатывается кольцо, которое я никогда раньше не видела. Смутно вспоминаю, как на прошлой неделе мама говорила, что я могу взять её бижутерию для костюма на Хэллоуин, но бриллиант посреди застывших в прыжке дельфинов кажется настоящим. В этот момент снова звенит будильник. Если я не потороплюсь, то опоздаю. Хватаю вещи, висящие на спинке стула, плетусь в ванную и поворачиваю кран. Только выбравшись из ванны и протерев зеркало, я впервые обращаю внимание на одежду, висящую на дверном крючке. С какой стати я должна надеть в школу жёлтое в горошек плиссированное платье на завязках? Дважды проверяю дату на телефоне. Так и думала. Сегодня Хэллоуин. Стоп. Почему я собираюсь одеться как Мэри Саншайн (прим. пер. персонаж мюзикла Little Mary Sunshine; sunshine — солнечный свет)?

Стук в дверь отвлекает меня, и я закутываюсь в полотенце. Открываю дверь и обнаруживаю маму, которая тоже одета во всё жёлтое. Обычно мама носит только чёрные деловые костюмы.

— Как ты? — осведомляется она, торопясь заговорить первой.

— Чудесно, — выпаливаю слово, чтобы она поняла, как странно себя ведёт.

Наблюдаю, как она переминается с ноги на ногу. Её взгляд затуманен, и выглядит она так, словно готова расплакаться.

— Я просто хотела убедиться, что ты готова к сегодняшнему дню.

О чём она? С чего бы ей волноваться? Очередной дерьмовый день в школе. Вдруг откуда-то из глубин у меня появляется какое-то назойливое чувство. Есть что-то, о чём я должна помнить, но что бы это ни было, разум затуманен. Смотрю на платье. Жёлтое. Это что-то значит, верно? Тщетно пытаюсь нащупать что-то, и голова разрывается, словно в ней бушует яростный поединок.

— Думаю, я в порядке, — наконец осторожно отвечаю, наполняя стакан водой и проглатывая две таблетки обезболивающего.

Она быстро кивает.

— Я подготовила тебе туфли, как ты просила.

Она прерывается, ожидая чего-то.

Почему я просила её подготовить мне туфли?

— Хм, спасибо, — наконец выдавливаю.

Её глаза наполняются слезами, и затем слёзы ручьём льются по щекам. Она протягивает руки и сжимает меня в таком крепком объятии, что мне кажется, что одно или даже оба лёгких вот-вот взорвутся. После того, как она отпускает меня, я подтягиваю полотенце и неуверенно улыбаюсь. Что с ней? Только если она… о нет, неужели папа узнал о её романе? Поэтому она такая подавленная? Он бросает её? Он бросает меня с ней?

Смотрю, как она промокает глаза, после чего лёгонько пожимает мою руку и шепчет:

— Я так сильно люблю тебя.

Чёрт. Он точно знает.

— Я тоже тебя люблю, — отвечаю. Она улыбается, и наконец собирается выйти из комнаты. — Тебя подвезти в школу, или Дэниел заедет?

— Всё в порядке, — заверяю её, прикидывая, с какой стати Дэниелу заезжать за мной. Мы несколько месяцев не общались. Так ведь? Снова в голове появляется туман.

Внезапно голова начинает кружиться, и мне приходится сесть на унитаз, чтобы меня не стошнило. Когда тошнота проходит, я беру платье и собираюсь спрятать его подальше в шкаф. Сама эта мысль вызывает стойкое неприятие. По непонятным причинам, я должна надеть его. Мягкая ткань окутывает тело, и ко мне возвращаются воспоминания. Я вспоминаю, почему должна надеть жёлтое. Живот скручивает, и я успеваю добежать до унитаза как раз вовремя, чтобы проглоченные таблетки вышли наружу.

Сегодня похороны Мадлен. Причина, по которой Дэниел заедет за мной — отвезти меня на службу, которую устроили в школе. Там будет весь город, включая мою мать. Странный наряд — это требование Мадлен. Каждый, кто придёт, должен быть в жёлтом.

Как я могла забыть? Как будто каждый миг последних четырёх дней не был посвящён планированию похорон. Или рыданию в одиночестве. Или ненавистью к Богу.

На полу стоит пара чёрных туфель на каблуках с застёжками в виде ромашек. Ромашки — любимые цветы Мадлен. Точнее, были. Застегнув туфли, в тишине заканчиваю собираться. Когда наношу последние штрихи макияжа, звонит телефон.

— Привет, — отвечаю, собственный голос эхом отдаётся в ушах.

— Привет, — голос Дэниела кажется невыразительным без его фирменного смеха. — Готова?

— Да, — говоря «да», имея в виду «нет». Кто вообще может быть готов к похоронам своего друга?

Загрузка...