Эсминцы и коса смерти. Том 2

Глава 11

Приняв участие в успешном отражении вражеского авианалета сразу по прибытии, эсминцы ПВО бросили якоря на рейде Либавы. Поужинав на корабле, Александр Лебедев получил приказ сойти на берег вместе с отрядом диверсантов-корректировщиков не только с «Якова Свердлова», но и со всех остальных «Новиков». Что-то явно готовилось начальством. Александр нервничал. Он волновался из-за того, что их отряд могут использовать в качестве морской пехоты и просто бросить в бой, заткнув дыру на каком-нибудь участке обороны. Тогда есть опасность, что немцы их поубивают без всякой пользы. А ведь они, прежде всего, корректировщики. Другие специальные навыки у бойцов Лебедева тоже имелись, к диверсиям они готовились. Только две недели не хватило на по-настоящему серьезную подготовку. А вот радиодело и методику корректировки огня за это время освоили неплохо. Как бы то ни было, Александр приказал всем группам полностью экипироваться, проверить и взять с собой оружие, боеприпасы, сухой паек и радиостанции.

Благодаря усилиям Александра Лебедева, на каждом эсминце ПВО теперь имелись диверсионно-корректировочные группы, состоящие из трех бойцов и командира. Всего на семи эсминцах получалось двадцать восемь человек, фактически, взвод полного состава. На других кораблях флота подобные подразделения еще созданы не были. И начальство, разумеется, об этом знало. Имеющимся диверсантам-корректировщикам даже присвоили статус взвода особого назначения разведывательного отдела штаба Балтийского флота. Теперь настало время применить навыки этого особого подразделения, возглавляемого старшим лейтенантом Лебедевым, в боевых действиях по защите базы флота. А в военных действиях на суше Саша никогда раньше участия не принимал ни в этой, ни в той, прошлой, жизни. Вот и переживал, как будет там, на передовой? Одно дело — заниматься боевой учебой, и совсем другое — идти в настоящий бой.

Мичман Вадик Полежаев, старшина второй статьи Паша Березин и старший матрос Дима Степанов тоже немного мандражили. Полежаев и Степанов нервно курили. Они собирались с особой тщательностью, экипировку проверяли по несколько раз, чтобы ничего не забыть. У моторки к ним неожиданно присоединился командир корабля. Оказалось, что Малевский временно сдал командование эскадрой эсминцев ПВО командиру «Калинина» и тоже спешил на берег. Сергея Платоновича вызвали на совещание в штаб базы.

Появился и боцман Мочилов, вместе со своими людьми конвоировавший пленных немецких летунов. Из экипажа сбитого бомбардировщика «Ю-88» уцелели только эти двое. Командир воздушного судна молодой лейтенант Ганс Шнитке и его стрелок-радист фельдфебель Фриц Бауэр. Последний получил осколками зенитного снаряда по мягкому месту и пока передвигался с трудом, хотя корабельный врач и оказал ему всю необходимую первую помощь. Остальные члены экипажа немецкого самолета, стрелок нижней полусферы и бомбардир погибли.

Выжившие «стервятники люфтваффе» выглядели весьма помято. Вымокшие насквозь после приводнения летные комбинезоны им пришлось снять и переодеться в обычные матросские робы краснофлотцев. Если не знать, что они немцы, то по внешнему виду понять это было невозможно. Обычные парни, ничем не примечательные, среднего роста и комплекции. Ганс — рыжий и сероглазый, как и некоторые из экипажа советского эсминца, а Фриц — кареглазый брюнет, каких вообще миллионы вокруг. На эдаких особенных арийцев изысканной нордической внешности они совсем не походили, да и никакой агрессии, будучи сбитыми, не проявляли. Их тоже взяли с собой, поскольку из штаба приказали сдать всех пленных с кораблей на берег.

Погода благоприятствовала. Ветер и волнение моря к вечеру утихли. Да и воздух потеплел. Моторка шла ровно, почти не раскачиваясь. Веселые брызги вылетали из-под форштевня нагруженного суденышка. Лебедев занимал место на носу, а Малевский, положив портфель с документами на колени, расположился в середине лодки, сидел на скамье сразу за немцами, рядом с мичманом, между ног которого торчал пулемет, поставленный вертикально, чтобы брызги не попадали в ствол. Березин и Степанов заняли корму. Причем, в парадной форме был только Малевский, а все остальные — в простых темных робах. Вокруг акватория кишела небольшими разъездными суденышками, снующими между кораблями, стоящими на внешнем и внутреннем рейдах. Лавируя между потоков кильватерных струй, создаваемых крупными разъездными катерами и гонящих довольно высокую волну, лодка успешно прошла волнолом и, оказавшись во внутренней бухте, пошла к пирсу. В отдалении, где-то за городом, постоянно слышалась канонада. Иногда к ней присоединялись гораздо более громкие залпы линкоров и крейсера, напоминающие близкие раскаты грома. А в ясном небе кружили «Ишачки» и «Чайки», патрулирующие воздушное пространство над боевыми кораблями. Новые самолеты «Миги» и «Лагги» командиры от авиации зря не гоняли, берегли их для перехватов при налетах фашистских «стервятников».

Наконец-то достигли берега и пришвартовали моторку недалеко от штаба. Это был целый комплекс невысоких кирпичных зданий, расположенных между деревьями в городском районе со странным названием Кароста. Периметр огораживал высокий забор с колючей проволокой поверху, охраняемый пулеметными вышками и позициями зенитчиков. Тут было многолюдно. Людские потоки краснофлотцев и красноармейцев как стекались в штаб отовсюду, так и вытекали из него, уходя в примыкающие городские переулки. Тут ездило и много автотранспорта. Как грузовые, так и легковые автомобили приезжали и уезжали наполненные не только грузами, но и людьми с оружием и без него. Во всем чувствовалась зловещая суета, вызванная военной необходимостью.

Наконец, все прибывшие с «Якова Свердлова» оказались на территории штаба. При входе кордон НКВД тщательно проверил документы, и сержант указал, кому куда идти. Малевский поспешил на совещание комсостава, а Лебедев, первым делом, сдал под расписку пленных немцев тому же сержанту НКВД и поспешил к назначенному начальством месту сбора его взвода возле здания штаба. Выяснилось, что пленных уже вовсю использовали на строительстве дополнительных оборонительных сооружений вокруг базы.

Вскоре прибыли диверсанты-корректировщики с «Калинина», потом с «Карла Маркса». Дольше всех ждали группу с «Ленина», но, в целом, в полчаса уложились. И как раз вовремя, потому что к ним вышел сухощавый капитан третьего ранга, представившийся заместителем начальника штаба базы Андреем Макаровичем Гордеевым. Он вручил Лебедеву предписание срочно выдвигаться в район Ницы для корректировки огня линкоров по противнику, скопившемуся возле этого населенного пункта. На возражения, что, мол, их радиостанции маломощные и на два десятка километров связь не обеспечат, Гордеев сказал, что передавать данные они будут не прямо на линкоры, а на передовое КП артиллерии, которое находится на одной из батарей, менее чем в восьми километрах от Ницы. Так что все должно получиться. Карту, таблицу частот и позывных Гордеев тоже передал, как и показал, где находятся два грузовика, выделенные штабом взводу Лебедева.

Напоследок Гордеев сказал:

— Выдвигайтесь немедленно. Через час начнется артподготовка. К тому моменту вы должны быть на месте и приступить к выполнению боевой задачи.

— Есть! — выпалил Лебедев. И тут же выкрикнул команду:

— По машинам!

И его бойцы сразу же начали забираться в кузова «полуторок». Перед войной Лебедев проводил занятия по боевому слаживанию групп диверсантов с разных эсминцев всего один раз. Но порядок распределения ребята запомнили. Переговорив между собой и выяснив, кто с какого корабля, они без вопросов разделились на два отделения и расселись по грузовикам. Первым отделением командовал мичман Полежаев, а вторым — мичман Протасов с эсминца «Калинин». Лебедев расположился рядом с шофером в кабине головной машины, и они поехали в сторону линии фронта. Саша слышал, как краснофлотцы переговариваются в кузове, делясь впечатлениями о первом боевом походе, об отбитых авианалетах и потопленных немецких торпедных катерах, но замечаний им не делал.

Сначала проехали мимо госпиталя. Вереница телег и грузовиков с ранеными у его ворот совсем не радовала. Потом проезжали мимо дымящихся руин нескольких домов, в которые попали вражеские бомбы. Выжившие жители суетились на пепелище, пытаясь отыскать пропавших родных и собственные вещи, погребенные под кучами битых кирпичей и щебня, в которые превратились жилища. Картины войны удручающе подействовали на краснофлотцев. Все разговоры сразу прекратили, притихли и дальше ехали молча.

Когда проезжали береговые батареи, недалеко за ними наблюдали несколько разрывов тяжелых снарядов дальнобойной осадной артиллерии немцев, которую те спешно подтягивали к городу со стороны Восточной Пруссии. Когда проехали лес Рейню, за деревенькой Перконе возле дороги увидели несколько сожженных немецких танков-двоек и бронетранспортеров на полугусеничном ходу «Ганомагов». Возле них валялись незахороненные пока трупы в «фельдграу». То были следы неудачного немецкого штурма. Дальше увидели живых немцев, одетых в ту же униформу цвета «фельдграу», роющих на подходах к городу траншеи под строгим наблюдением бойцов НКВД, вооруженных автоматами.

Еще дальше по обеим сторонам дороги пошли линии обороны. Сначала попадались военные обозники, потом позиции артиллерии. Впереди них располагались замаскированные маскировочными сетками штабные блиндажи передовых батальонов, позиции фронтовых зенитчиков и траншеи второй линии. А дальше впереди, в паре километров, находился передний край соприкосновения с противником. И там постоянно стреляли пулеметы и грохотали полевые орудия. Туда и лежал путь взвода морского осназа, но сначала нужно было доложить о прибытии на КП армейского батальона, совместно с силами которого флотским диверсантам предстояло действовать, согласно приказу. Времени до начала артподготовки оставалось в обрез, и Лебедев, едва остановились, пулей выскочил из машины и, приказав не глушить моторы и оставаться бойцам на местах, побежал докладываться комбату.

Майор Вячеслав Евгеньевич Шепелев показался хмурым и неприветливым пожилым и совершенно седым мужчиной с широким квадратным лицом, изборожденным морщинами. Хотя лет ему, наверное, было не больше сорока. Некоторые передние зубы во рту у него отсутствовали, и он шепелявил, как бы оправдывая свою фамилию. Лебедев не знал, что перед ним многоопытный командир, участник «Зимней войны», где он и поседел, потеряв половину своего стрелкового батальона от огня финских снайперов. Теперь Шепелеву комдив Дедаев приказал взять Ницу. Не ту, разумеется, что на Лазурном берегу Франции, а эту, ближайшую латышскую деревню с таким же названием, расположенную на берегу реки Барты. Сейчас в этом селе немцы заняли несколько домов и центральную усадьбу, как заняли они и колокольню церкви, посадив туда пулеметный расчет.

Но, по-настоящему над деревней и прилегающей местностью доминировала высота рядом с Бернаты, горка с местным названием Пусену, представляющая собой большую прибрежную песчаную дюну, высотой 37 метров, самую высокую дюну Латвии, поросшую лесом, где немцы создали целый форпост, оснащенный станковыми пулеметами и полевой артиллерией и откуда простреливали весь передний край советской обороны. Вот оттуда врагов и предстояло выбивать в первую очередь, раз уж решили пойти в наступление. И помочь в этом должен был огонь с кораблей. Но они стояли на рейде Либавы больше чем в двух десятках километров по прямой от Ницы, а на таком существенном расстоянии огонь линкоров не отличался точностью. Тратить снаряды зря тоже совсем не хотелось. После двух суток обороны базы, когда артиллерийские корабли отгоняли немецкие танки, стреляя по площадям, снарядов главного калибра в запасе осталось не так уж много. Потому командование и озаботилось срочно послать в полосу наступления отряд корректировщиков.

В штабном блиндаже батальона было душно и накурено. Что-то бубнил в трубку телефонист. В дальнем углу дремал какой-то доходяга. Стоя над картой, лежащей на столе, Шепелев и его начштаба капитан Головин растолковывали Лебедеву, какие огневые точки немцев необходимо подавить первым делом для успеха предстоящей атаки. Начать следовало с высоты 37 метров возле деревеньки Бернаты, а затем уничтожить колокольню в Нице и подавить артиллерию противника, находящуюся в оперативной глубине за этими двумя населенными пунктами. После чего нужно было перенести огонь по скоплениям противника возле дорог. Задача предстояла не из легких, тем более, что все подходящие для корректировки огня точки, возвышающиеся над местностью, находились в руках у противника. Но, приказ предстояло выполнять, и Лебедев, сказав майору «Есть!», заторопился к выходу.

Комбат остановил его:

— Ты куда, старлей? Тебя на местности сориентирует наш главный батальонный разведчик, сержант Перминов. Он местный. С самого присоединения Латвии тут живет. Всех собак знает.

Лебедев обернулся, тощий парень, которого Саша принял поначалу за какого-то раненого или больного, поднялся из угла и, протянув руку, представился:

— Комвзвода разведки Василий Перминов. Пойдемте. Провожу вас на передовую. Покажу дислокацию.

Когда они подъехали к передовой и остановились возле маленького лесочка, Лебедев приказал покинуть машины и отправил «полуторки» обратно. Дальше ехать грузовикам не стоило. Они легко могли попасть под огонь противника, который постоянно постреливал в этом направлении. Саша взглянул на часы. До начала артподготовки оставалась всего четверть часа, а корректировщики даже еще не вышли на прямую видимость целей. Он сообщил об этом Василию, чтобы поторопить его.

Тот что-то прикинул в уме и проговорил:

— Тут это, есть заброшенная радиовышка в следующем перелеске. Оттуда все вокруг видно. Там до войны, когда Латвия еще советской не была, ретранслятор какой-то строить начали, да забросили стройку, когда наши пришли.

— Так веди, давай, скорее, — торопил разведчика Лебедев.

— Да, идем уже. Через лесок, за мной идите. Но есть одна сложность, — сообщил сержант.

— Какая еще сложность? — не понял Лебедев.

— Вышка, как я сказал, в следующем перелеске. А он находится на нейтральной полосе. Вот этот лесок еще наш, а тот, через двести метров, не наш уже, — просветил сержант.

— А немцы там есть? — спросил Саша.

— Не знаю. Утром не было. Может, и сейчас нет. Это же нейтральная полоса между нами и немцами, — ответил Вася Перминов.

Через лесок диверсанты шли друг за другом, стараясь не шуметь и ступать след в след, как их учили на практических занятиях в Лисьем Носу инструкторы. Лебедев думал о том, что зря они взяли с собой столько радиостанций. Если нормальный наблюдательный пункт для корректировки стрельбы будет только один, то и радиостанция нужна только одна, а шесть остальных не понадобятся. Потому, едва они миновали лесок и вышли на позицию взвода разведчиков сержанта Перминова, Александр приказал оставить пять радиостанций вместе с группами с пяти эсминцев на позиции разведвзвода. Вперед к заброшенной радиовышке он решил пойти сам со своей группой, а для подстраховки взял диверсантов с эсминца «Карл Маркс».

Вышка действительно торчала из соседнего перелеска. Перелески разделяла двухсотметровая полоса поля. Росшая здесь пшеница еще не набрала высоту, потому спрятаться в ней не представлялось возможным. Позиции немцев Перминов тоже показал. Они располагались в полукилометре впереди, по берегу реки Барты. Возле вышки их не должно быть. Хотя, кто их знает. Может, уже сидят там какие-нибудь наглые молодые снайперы, вчерашние воспитанники «гитлерюгенда», и ждут добычу? Поежившись, Лебедев подавил подступающее чувство страха и неизвестности и скомандовал:

— За мной! К вышке! Бегом! Пошли!