— Двести пятнадцать километров в час, — прокомментировал Шметтау. — Кажется, для этого парового чудища отменили сопротивление среды.
Инквизитор поменял сибаритский халат и тапочки на тренировочный костюм из синей шерсти с белыми полосками по бокам, а также специальные туфли, которые Ольга назвала бы кедами. Со стороны Шметтау больше всего походил на старенького, но бодрого спортсмена, что, несмотря на солидный животик, все еще пытается держать какую-никакую форму. Администратор средней руки на пенсии — уравновешивает спортом любовь к мясному и еще лет десять побегает от неизбежного инфаркта. На практике же именно в таком виде Калькройт предпочитал упаковываться в боевой скафандр.
— Когда я вижу подобное, то приближаюсь опасно близко к мысли о том, что Бог-Машина есть самостоятельное божество, а не ипостась Императора, — честно признался инквизитор. — Конечно, думаю я об этом недолго и с обязательной епитимьей во искупление еретических помыслов. Но все же…
Пале молча склонил голову, признавая определенную правоту в словах господина. Изображение со спутника рябило помехами, плотности канала не хватало для нормальной трансляции, кроме того, мешала ночная тьма. Эссен поэкспериментировал с контрастностью, убрал цвет, а затем выкрутил разрешение почти до минимума, в итоге сближающие транспорты казались плохо состыкованными прямоугольниками. Но даже в таком виде было ясно, что монструозный тягач во главе "Радиального" вышел далеко за пределы возможного для обычной машины. В тепловом спектре паровоз светился, будто игрушка из прозрачного стекла с малиновой лампочкой внутри. За многие годы Калькройт имел дело со всевозможными агрегатами, так что понимал — старый тягач давно уж обязан был въехать прямиком в чертоги Омниссии.
— У них есть шансы, — предположил инквизитор. — Думаю, могут проскочить первыми. Едва-едва, но могут.
Преследователь распахивал заснеженную степь, как броненосец с тараном. Снежные фонтаны разлетались вокруг, оставляя хорошо заметный след по обеим сторонам низкой железнодорожной насыпи. Пути сближались под острым углом, и автоматическая стрелка уже перевела рельсы.
— Да, шансы есть. Но счет пойдет на метры, — сообщил архивариус, глядя в экран. — И я не понимаю, как им это поможет. Столкновение в любом случае неизбежно.
— Скоро они выйдут за пределы видимости, — добавил, хмурясь, Пале. — А быстро переназначить другой спутник мы не сможем, нет полномочий.
— Что ж, значит, у нас остается мало времени, — философски решил Шметтау, затем обратился к архивариусу. — Какие новости?
Двигаясь со степенной медлительностью — влиянием больше многочисленных травм, нежели старческой немощи — многолетний секретарь Калькройта расстелил поверх большой карты столь же большой лист прозрачной и гибкой пластмассы. Карта изображала промышленный регион и "Город-22", эпицентр распространяющегося по всему полушарию бедствия — крупный транспортный узел, а также сосредоточение местной культуры с двумя музеями, настоящим театром и, разумеется, храмами. Перо архивариуса уже нанесло трехцветные обозначения на прозрачный лист, и, оценивая каракули помощника, инквизиторы поморщились, будто разом укусили один лимон с двух сторон. Зрелище не внушало оптимизма.
— Я думал, будет лучше, — подумал вслух Шметтау. — Полетят головы. Много голов. Проморгать такой прорыв… Либо местная инквизиция разложилась до полной недееспособности, либо…
Калькройт бросил короткий взгляд на спутника, словно предлагая тому явить остроту мысли и закончить предположение. Пале все понял верно, и не подвел, сразу выдав со своей обычной рассудительностью:
— Здесь поработал еретик секторального масштаба. Скорее даже группа отлично подготовленных и опытных специалистов, искушенных в колдовских практиках высшего уровня. Я бы предположил, что среди них есть, по крайней мере, один отступник, который знает, как миновать сеть комплексной безопасности. Иначе, даже очень умные колдуны не смогли бы так ловко провести всех, и арбитров, и наших собратьев.
— Хм… да, думаю, ты прав, — согласился Шметтау. — И я припоминаю, что старый маразматик Вимпфен предупреждал о чем-то подобном… Надо будет перечитать тот его меморандум.
Калькройт пожевал губами, пытаясь вспомнить, архивариус подсказал:
— Квартальный бюллетень "О возможных угрозах", общая рассылка по системе, он был предоставлен вам вместе с прочими материалами по Маяку согласно регламенту статуса присутствующего, однако не включенного официально в расследования инквизитора.
— Бюллетень доставят, — пообещал Эссен. — Вимпфен предупреждал о возможном присутствии "кочующей" группы слаанешитов, которая организует специфические колдовские практики "под ключ", на жертвенном материале заказчика. Что-то вроде высокоуровневых наемников, работающих за долю высвобождаемой по ходу приношения энергии. Они настолько эффективны, что предоставляли определенную гарантию на свою работу.
О том, что Вимпфен предполагал связь мифических "наемников" с безвозвратно уничтоженным проклятым Легионом Отступников "Альфа", Эссен промолчал. Это была основная причина, по которой меморандум был, по сути, отправлен "под сукно".
— Даже так? — искренне удивился Шметтау. — Тогда понятно, отчего предупреждение никто не принял всерьез. Такие вольные компании обретаются в ульях или очень плотных системах, на столь слабо заселенных планетках им сложно укрываться. Но тяжесть ошибки это не облегчает. Ладно, давайте глянем на новую сводку. Итак…
Инквизитор провел толстым пальцем вдоль красного пунктира, который сопровождали частые символы в виде маленьких бомбочек.
— Я вижу, страшило ползет с побережья прямо к городу.
— Остановить не удается, — прокомментировал Пале. — Слишком мало сил, по большому счету все, кто находились в радиусе десяти километров от эпицентра, утратили человеческий облик в прямом смысле. Радиус в пятьдесят километров — почти гарантированное безумие, исключениями являются лишь небольшие группы, объединенные вокруг проводников истинной веры. Гарнизоны, полицейские отряды, общины в храмах и так далее. Двухсоткилометровая черта…
— Вижу, — оборвал Шметтау, скользя взглядом по накладке с оперативными метками. — Итого мало сил и еще меньше организации, а то, чем в силах распоряжаться инквизиторы и арбитры, капля в море. Зато кастрюлеголовые показали себя боевитыми парнями, я погляжу…
— Рядовые механикумы подвержены воздействию, как и обычные люди, — пояснил Эссен. — А вот прибывшие отряды марсиан сейчас, фактически, единственная сколь-нибудь организованная сила в регионе. Они даже пытались наладить какую-то эвакуацию, пока в центре города не пошла череда хостов.
— Не в добрый час планетарное руководство решило расформировать этот… Отряд, — констатировал Шметтау.
— Судя по тому, что мы видим на примере "шестьдесят четвертого", не факт, — высказался Пале. — Очевидно пурификаторы столь же уязвимы, как и остальные.
— Но командует же кто-то "двенадцатым" — буркнул Шметтау. — И я не поверю, что Фидус это проводник истинной веры. Впрочем, ладно. Судя по всему, город все же разнесет вдребезги океанский пришелец. Орбита молчит?
— Скорее растеряна, — ответил архивариус. — Их протоколы на такой масштаб диверсии не рассчитаны, а наличные силы недостаточны. Они рассылают запросы, готовят десанты, но я бы сказал, еще часов пять или шесть орбитальные силы бесполезны.
— Ну конечно, — сардонически вымолвил инквизитор. — А потом они панически обратятся к Флоту и начнут долбить ковровыми бомбардировками все подряд, чтобы закопать под развалинами свидетельства личной некомпетентности. Все как обычно.
Эссен и архивариус переглянулись, молча и синхронно пожали плечами, дескать, такова суровая правда жизни, ничего не поделать.
— Что по воздействию в целом? — сварливо продолжил Шметтау. — Суть и происхождение определили?
— Как показывает наша служба наблюдения и радиоперехвата, — архивариус заговорил нудно, монотонно, как настоящий сервитор. — Характер враждебного воздействия не постоянен, оно представляет собой комбинацию чередующихся приступов с хорошо выраженной амплитудой. Наиболее точным термином, который корректно описывает происходящее, мне кажется "пульсация". Извольте взглянуть на ритм.
Архивариус со всей надлежащей почтительностью передал Шметтау длинный свиток. Лист очень походил на схемы, которые инквизиторы оценивали прежде, однако лишь с одной линией, будто лента кардиографа. Эссен, используя преимущество роста, заглянул через плечо патрона.
— Периодичность… — пробормотал Калькройт, отчеркивая ногтем символы на шкале времени. — Явно выраженные пики, на которых народ массово сходит с ума, затем ремиссия. Сначала между пиками проходило около двадцати минут, теперь сократилось до трех-четырех… Очень странный ритм. Странный… и знакомый. У меня чувство, как будто я это уже видел, но давно и прочно забыл. Эссен, тебе что-нибудь приходит на ум?
Пале молча крутнул шрамированной головой.
Инквизитор немного походил вокруг стола, массируя поясницу. Архивариус терпеливо ждал указаний, Эссен же, судя по глубоким морщинам на лбу, предавался энергичной умственной деятельности, очевидно, пытался вслед за Шметтау вспомнить природу колебаний. Кеды инквизитора едва слышно поскрипывали новыми подошвами, тихонько гудела аппаратура видеотрансляции. На экране два радиальных бронепоезда неумолимо сближались, но Калькройт забыл о погоне, ушедший в размышления.
— Капитан еще раз просит дозволения подняться выше, — сообщил Эссен, приложив два пальца к мочке уха. — Мы на слишком низкой орбите, воздействие оказывает влияние на сервиторов и дух силовой установки. Команда чувствует некоторое смущение разумов. Одного пришлось изолировать.
— Тогда не сможем адекватно следить за обстановкой, — досадливо поморщился Калькройт. — И так, считай, подбираем крошки. Что до смущения, кто не способен хранить душу в служении, тот не нужен.
Эссен хотел что-то сказать, машинально поглаживая шрамы на голове, но воздержался.
— Нет, отказываю, — решил инквизитор. — Будем висеть здесь, пока возможно. Мне нужны бесперебойные подключения к спутниковой сети. И фотоконтроль, насколько получится.
— Как пожелаете, — склонил голову Эссен, демонстрируя, таким образом, несогласие с патроном. Обычно он говорил "как прикажете", а сейчас ненавязчиво показывал, что считает желание господина личной прихотью, не обусловленной моментом.
— Именно. Таково мое же…
Калькройт застыл на месте, открыв рот, затем щелкнул нижней челюстью, как настоящий орк.
— Так, — отрывисто приказал он архивариусу. — Зови нашего медика… хотя нет, лучше найди справочник. Не энциклопедию, а тот, в желтой обложке, название, кажется, "Неотложная медицинская помощь всех видов для колонистов первой волны" или что-то в этом роде. А ты… — это адресовалось уже Эссену. — Принеси мой дневник. Тетрадь номер, — инквизитор на мгновение запнулся, вспоминая. — Восемьдесят девять. У нее еще уголок надорван, и обложка заляпана кровью, не перепутаешь.
— Вашей кровью? — Эссен ухитрился совместить вопрос с военным разворотом и первым шагом в сторону библиотеки Шметтау.
— Нет, — криво усмехнулся инквизитор. — Жены Фидуса. Матери его сына.
Пале сделал еще шаг, а затем неторопливые, но основательные мысли в его голове совместились, как шестеренки, провернувшись воедино — вероятная группа опытных колдунов, специфический ритм, медицинский справочник для колонистов, кровь жены Криптмана старшего.
— Вот же дерьмо, — прошептал Эссен, который в обычном состоянии обладал впечатлительностью танка, а сквернословие полагал бессмысленной тратой времени.
— Вот именно, — так же тихо отозвался Шметтау. — Вот именно…
Ольге было больно. Вообще она привыкла к боли во всевозможных проявлениях, особенно к боли "империумной". Мир несветлого и несчастливого будущего привечал ее главным образом неприятностями, побоями, голодом и страхом. Можно сказать, проблемы гармонично дополняли друг друга, если чего-то становилось меньше, другое существенно прибавлялось, не давая заскучать и напоминая — не в сказку попала. Но в этот раз боль оказалась иной. Она разливалась по телу, наполняла естество, травила чувства и саму душу, как щедрая порция жидкого мыла, опрокинутая в чай. Ольга превратилась в боль.
"Помогите…" — прошептала она, точнее подумала, крикнула в бесконечное Ничего, где никто не мог и не хотел слышать вопль гибнущей души.
Больно…
И эта боль продлится вечность, она будет лишь менять оттенки и фокус, Ольга знала точно, Будут болеть ребра, по которым настучали крепким кулаком, словно по барабану. А затем девчонку бросят, как грязную тряпичную игрушку, в ванну — со сколотой эмалью и желтоватыми потеками от протекающей лейки душа, постоянно намотанной на кран. Там, глотая в прострации горькие слезы, Ольга будет поливать себя горячей водой, не понимая, откуда берется кровь. Затем последуют четыре дня в больнице, куда ее отвезет вызванная, наконец, отчимом скорая, а после две мучительные недели, на протяжении которых девочка сможет спать лишь на животе. Она будет невпопад отвечать на вопросы воняющего табаком и потом мента, а также тетки-медика, устало спрашивавшей, на хера дура подмывалась.
И снова, и снова, без начала и без конца, в закольцованном отрезке времени. Обычно повторение убивает все, в том числе страх. Получи один удар, и он обожжет душу. Однако на тысячном ты лишь поморщишься… Но не теперь. С каждым циклом девушка чувствовала, как приближается к рубежу безумия. Что ее целенаправленно ведут к безумию, в состояние, когда от прежней Ольги не останется ничего.
И снова кулак намотал длинные волосы, крепко, с неторопливой властностью. После этого девушка начала стричься коротко, так, чтобы нельзя было схватить пряди, несколько раз помогало. Но "после" не существует, есть лишь бесконечные "теперь" и "сейчас".
А кто у нас самый красивый?.. Кто уже готов?
— Возможное правонарушение.
Что-то пошло не так. Странный голос, которого не должно было здесь быть. Комната, брат, ванна, воняющий мент в больнице и тетка-медик — в окружающем мире не оставалось места чему-то еще… И все же это что-то протискивалось в закольцованный мир, ломая его, тесня ужасы настоящего-прошлого, задвигая их на второй план. Ничего не закончилось, но девушка вздохнула чуть полегче.
— Возможно насильственное, несанкционированное ограничение свободы послушника Экклезиархии.
Она уже слышала это… где? Когда?
Брат, наверное, тоже почувствовавший неправильность ситуации, не выпуская жертву, обернулся к двери. В проеме стояла фигура, на которой, словно на вешалке, висела темно-бурая мантия с белой ступенчатой окантовкой. Из-под капюшона на жертву и злодея уставилась ничего не выражающая маска из полированного металла с несколькими прорезями и светящимися окулярами зеленого цвета.
— Протокол реагирования?
Там где у человека был бы рот, запрыгала осциллографическая зеленая полоска, сопровождавшая каждое произнесенное с механическим акцентом слово.
"Дженнифер".
Ольга не поняла, откуда всплыло это имя. Но знание того, что под маской и плащом находится женщина, и ее зовут именно Дженнифер, было абсолютно точным.
— Ты че, присоединиться хочешь?
Последовало еще немного боли, естественным образом перерастающей в много боли.
— Возможно, я была бы и не прочь приобщиться к перверсивному опыту, — Дженнифер шагнула вперед, поднимая руку. — Но, увы, отсутствует функционально необходимое снаряжение.
Металлические шторки на правом глазу вдруг сошлись на полсекунды, как будто странная гостья подмигнула.
— Ты зря так думаешь, есть много очень разных способов, — голос брата вдруг стал каким-то звенящим, обволакивающим… усыпляющим… Не человеческим абсолютно.
А Ольга вспомнила холодный бетонный склад в безумном мире пыли, снега и песка.
Сегментированное щупальце с тремя когтями.
Горький запах. Свист гиперзвукового резака с рабочей частью из магнитострикционного материала.
— Источник опасности. Дезактивация. Исполнить, — голос Дженнифер вновь зазвучал глухо, словно доносился из глубокой бочки или широкой трубы. Округленные ноль целых восемнадцать сотых метрической тонны одним быстрым шагом оказались рядом, буквально вырвали девушку из нечеловеческих объятий.
Ольга моргнула и обнаружила себя в полулежачем состоянии в… комнате. Хотя, наверное, правильным было бы назвать это помещение абстрактной идеей комнаты. У нее не было постоянного размера и формы, кафель тек, будто пластилин, превращаясь в старые, висящие клочьями обои, а те в свою очередь обращались больничными стенами, ненавистными, хорошо знакомыми. Здесь имелась какая-то мебель, разбитая, поломанная, совсем как на Баллистической, а мгновение спустя обломки становились целым советским гарнитуром из ДСП, столь же знакомым и ненавистным, как больничный запах от стен.
И здесь почти не было боли… Точнее была, с избытком и лихвой, однако главным образом физическая, а душу словно окатили ведром чистой воды, смывая кислотную липкость.
— Техновидец Дженнифер Вакруфманн, — вспомнила Ольга, медленно и тщательно выговаривая слова. — Техновидец это твой ранг.
Обхватив руками колени, она сидела посреди комнаты и, раскачиваясь из стороны в сторону, тихонько хихикала.
"Я схожу с ума. Я схожу с ума…".
— Те, кто сходят с ума, сами себя полагают абсолютно нормальными, — возразила Дженнифер.
— Ты теперь и мысли читаешь? — продолжила хихикать девушка. Смех то и дело срывался в глубокий рыдающий всхлип.
Свет… кругом стало ощутимо светлее. Как в фильмах про пришельцев, когда сверху бьет ярко-белый конус. Только свет был теплее и мягче, как-то доброжелательнее, что ли.
— Ты ведь понимаешь, что все вокруг — это плод твоего сознания? И надежда услышать что-то новое от образа виртуальной подруги весьма нерациональна?
Ольга моргнула и задумалась над услышанным. Мысль показалась удивительно здравой и производила впечатление якоря. Или камня в неспокойном море. На него можно было залезть, чтобы перевести дух и оглядеться — как далеко берег?
— Ты зануда. Редкостная. Даже в моем воображении, — прошептала девушка.
Но если это все воображаемое, почему она шепчет? Ведь здесь можно все?
— Зануда!!! — завопила она в голос, и эхо вернулось, дробя звук на миллионы осколков.
— Зануда, — повторила Ольга и провела руками по животу.
Да, больно. Но терпимо.
— А кто в этом виноват? — саркастически спросила Вакруфманн. — Если не нравится, могла бы придумать меня и получше.
Дженнифер снова подмигнула.
— Не уходи, — попросила Ольга. — Пожалуйста. Или… оно… вернется. Я постараюсь придумать тебя лучше.
Она подавила очередной приступ рыданий, чувствуя, как подступившие слезы обжигают глаза.
— Оно вернется, — безжалостно констатировала Вакруфманн, и Ольга все же заплакала, с тихой тоскливой безнадежностью. Свернулась в клубок, привычно подтягивая колени к груди, чтобы закрыть живот, обхватывая голову.
— Это глупо, — сказала Дженнифер.
— Конец! — провыла Ольга. — Конец! Все хорошее кончилось!!!
— Глупо, — повторила техножрица, и земная девушка почувствовала…. нечто.
Это было как прикосновение теплой руки, но какое-то бесцельное. Словно некая добрая и участливая сила шарила вслепую, требовательно и настойчиво.
— Тебе не понять, — прошептала Ольга. — Ты не поймешь, как это… как это бывает…
— Да. У меня был совершенно иной опыт травмирующей ситуации, — сухо констатировала Вакруфманн. — Во время раскопок наша экспедиция пробудила то, чему жить не следовало. Древние ксеномашины, которые, можно сказать, "пришли в себя" и начали выполнять стандартную программу. Протокол взаимодействия с живыми. Они срезали с меня кожу, чтобы лучше понять строение и работу в динамике мышечной системы. Затем препарировали, разобрав на органы, разумеется, без анестезии, потому что болевая триангуляция — очень эффективный способ изучения принципов функционирования нервной системы. К счастью ангелы Императора и скитарии успели вовремя, прежде чем враги подвергли вивисекции мой мозг. После магосы поместили то, что осталось от меня, в систему жизнеобеспечения.
— Они сделали из тебя шестеренку, — догадалась Ольга.
— Не совсем. Это было уже после. На тот момент марсиане просто сохранили мой мозг. Имелось подозрение, что произошел контакт с новой угрозой, которая еще не изучена и не классифицирована. Но все записи были повреждены, а я оказалась единственным живым свидетелем, способным дать показания. Точнее формально живым. Технически мое тело представляло материал прижизненной аутопсии, разложенный на пятнадцати лабораторных стендах.
— Ты об этом не рассказывала… Я этого не знала… и знать не могла! Мы не в памяти! Не в моей памяти!
Ольга забилась, пытаясь отползти во тьму, подальше от марсианки-перевертыша.
— Правильнее сказать, мы в сложной симуляции, она использует вычислительные ресурсы твоего разума и основывается на твоих воспоминания, Однако инструменты, которыми оперирует агрессор, скажем так, отчасти имматериальны. Иными словами, сейчас мы в зоне чудес, где возможно… разное. Например, ты можешь узнать историю, которую тебе еще не рассказали, а лишь намеревались.
— Время чудес… место чудес, — повторила Ольга.
"Но что же мне делать?..".
Она подумала это, но мысль отозвалась уже знакомым эхом, гремя, словно трубы судного дня.
— И как мне узнать, что ты не…
Она запнулась, пытаясь формулировать. Все смешалось в ольгиной голове.
— Инфильтратор, — сказала Вакруфманн.
— Что?..
— Инфильтратор пытается пробиться сквозь симуляцию, чтобы помочь тебе вырваться из галлюцинации. Твое подсознание чувствует его настрой и создает на основе позитивного воздействия образ того, кому ты можешь довериться. То есть меня. Забавно, что именно я ассоциируюсь у тебя с безопасностью.
— Или это очередной обман.
— Да, такое тоже возможно, — согласилась то ли Дженнифер, то ли не Дженнифер, то ли чистая галлюцинация распадающегося в клочья разума Ольги.
— Фильратор, — девушка повторила чудное слово и уцепилась за него. — Почему все так путанно?!
— Потому что твое сознание помрачено, — безжалостно констатировала несуществующая Дженнифер. — Его пытаются сломать, исказить. Твой разум подвергается давлению, концентрация нарушена. Соответственно ты не можешь сосредоточиться, покинуть лабиринт враждебного воздействия.
— Но что же делать?..
— Антистрессовые обнимашки? — предложила в ответ Вакруфманн.
Ольга, теперь уже не сдерживая слез, смогла лишь кивнуть. Тепло механического тела буквально требовало застыть, и не двигаться, чтобы растянуть секунды этого чувства абсолютной защищенности и участия.
— Сосредоточься на тепле, — посоветовала Дженнифер. — Представь, что в мире больше ничего нет. Почувствуй тепло. Представь, что рядом тот, кто любит тебя. Только тебя, просто потому, что ты есть. Это может быть Император, Омниссия или родная мать. Конечно, Омниссия лучше всех, но сейчас это не обязательно и не столь важно.
— Тепло, — прошептала Ольга.
— Хорошо. Затем прибавь еще одно ощущение. Увидь свет. Теплый добрый свет
Девушка честно сосредоточилась на свете, вроде получилось.
— И что теперь делать?
— По опыту предыдущего столкновения с силами Имматериума — ждать, когда эта иллюзия окончательно разрушится от нанесенного тобой ущерба. Концентрироваться на свете, чтобы спаситель нашел к тебе дорогу и указал выход.
— Мной нанесенного? Это ты тут все разворотила. И с этим… справилась.
— Напомню еще раз, — твердые руки Вакруфманн осторожно гладили Ольгу по плечам и голове. — Здесь я — плод твоего сознания.
— Мне страшно, — разрыдалась Ольга. — Как же мне страшно… и плохо…
— Происки враждебных сил смертельно опасны, — объяснила Дженнифер, крепче прижав девушку. — Они обманывают правдой. Берут каплю истины и отравляют ее, позволяя сомнению и боли распространяться своим чередом. Они словно тени, которые сами собой заводятся там, где нет света. Их задача — показать, что мир и есть тьма. Подловить мишень в момент смятения и разочарований, исподволь внушить мысль, что ничего не осталось, кроме страданий и отчаяния. Их жертва всегда одинокий человек во тьме сомнений. В этом их сила, но в этом же и слабость. Свет разгоняет тьму. Иди на свет, иди к тем, кто готов помочь.
— Никто не поможет мне, — прошептала Ольга. — Некому…
— Разве? — искренне удивилась Дженнифер. — А как же Отряд?
— Они… — Ольга запнулась
— Напомню, — с привычной размеренностью вымолвила Вакруфманн. — Что отделение без колебаний проникло в дом, подвергнутый враждебному воздействию. И прошло сквозь преисподнюю иного мира, не дрогнув, не позволив страху овладеть их душами. Разве ты забыла?
— Н-нет.
— А как ты думаешь, чем они заняты сейчас?
— Я… не знаю…
— Поставим вопрос иным образом. Вероятность чего ты оцениваешь выше, того, что тебя бросили или того, что пытаются помочь?
Ольга вздохнула, оторвалась от твердой и теплой Дженнифер, протерла заплаканное лицо маленькими ладонями, размазывая соленые слезы.
— Они сжигают людей… — всхлипнула девушка.
— Но Священник пришел к тебе, чтобы рассказать, как устроен Империум. Чтобы принести тебе не слепую веру, а знание. Ибо таков был его долг пастыря человеков.
— Берта избила меня!
— И она же стреляла по теням злых снов, когда они напали на вас в потерянном городе. Напали на тебя, ощутив эманации пришельца из иного мира, другого времени.
— Они злобные ублюдки, — прошептала Ольга.
— И кто же из них был к тебе по-настоящему недобр? — безжалостно уточнила Дженнифер. — Насколько я помню, насколько ты помнишь, насколько мы помним, даже злобный ублюдок Савларец принес тебе стакан воды.
— Крип, — пробормотала Ольга. — Он меня бросил.
— Да. Это правда, — согласилась Дженнифер.
— Он меня бросил! — повторила, закричала в голос Ольга, позволяя, наконец, прорваться жгучей обиде, страшному разочарованию. — Бросил меня!!! Я спасала его, я помогла ему, я верила ему! Он обещал! Обещал!!!
— Да, это правда, — повторила Дженнифер. — И он же вернулся за тобой. Не так ли?
— Что?..
— Он вернулся за тобой, — повторила Дженнифер. — Крип отказался от удела инквизитора, чтобы пойти в Отряд добровольцем. Он бросил тебя, и он же готов был пойти ради тебя на смерть. Разве не так?
Ольга молчала, глядя на лицо техножрицы из металла и стекла. Молчала и вспоминала, чувствуя, как отступает безбрежная тьма отчаяния. Как скулят в бессильной злобе тени, разгоняемые светом.
— Ты не одна. И тебя не бросили. Нас не бросили. Мы не одни.
Ольга уже не понимала, чьи это слова, а также кто их произносит. Но чувствовала, как внимание ищущего концентрируется, сосредотачивается на ней. Они почти нашли друг друга, так, что оставалось всего ничего, сущая малость.
— Что же делать? — спросила Ольга, уже зная ответ.
— Ты знаешь, что делать, — сказал Дженнифер, и Ольга повторила. — Я знаю, что делать.
Свет обволакивал, увлекал, мягко звал за собой, туда, где боль можно унять, а душа принадлежит лишь человеку.
— Дитя, — звучно и четко произнесла Вакруфманн, оставшаяся где-то за спиной, позади, чтобы сразиться за Ольгу, прикрывая ее уход из цепких объятий противника.
— Что?..
— Дитя, — повторил исчезающий голос Дженнифер. — Помни. Дитя очень важно. Это самое важное, что есть на свете…
Когда она открыла глаза, Водила сначала витиевато, крайне изобретательно выругался, затем коротенько помолился, и лишь после этого, убедившись, что баллонщица выглядит более-менее нормально, вставил чеку в гранату, на которой уже закостенели сжатые пальцы.
— Ой. Зачем это на голове? — недоуменно спросила девушка, хлопая васильковым глазом, ощупывая дрожащими пальцами "клетку Фарадея".
— Ну, слава Императору, вытащили, кажись, — подытожил Водила, перелезая на старое привычное сидение за рычагами "Химеры". — Заботой меньше…
— Деметриус… ты почему голый?!! — завизжала девушка.
Громкий звук пощечины прогремел, как пистолетный выстрел.
— Ты на меня намордник одел! Иглу в себя воткнул! Больной извращенец!!! — донеслось из пассажирского отсека, да так, что, казалось, вибрирует броневая сталь.
— Или больше, — скупо улыбнулся мудрый танкист, слушая дикие вопли Оллы и сбивчивые оправдания Деметриуса. Мехвод щелкнул кнопкой на тангенте и доложил. — Санитар вытащил светловолосую. Оба вроде в строю.
— А кто там орет? — спросила Берта. Голос наставницы дрожал и прерывался, похоже она тащила что-то тяжелое даже для себя. На заднем фоне что-то металлически гремело и вроде бы булькало, переливаясь.
— Так, сопутствующий ущерб, — снова улыбнулся мехвод.
— Тогда пусть валят сюда, в штаб! Оба! — гаркнула Берта. — Устроили себе отпуск!
— Понял.
— Заводи башню, проверь кассету с бронебойными, будем стрелять прямо из вагона, — приказала Берта. — Отставить Деметриуса в штаб, пусть готовится открывать проем для твоей стрельбы. Противник по левому борту, левая панель! Двигать по команде!
— Понял. Исполняю, — отрапортовал мехвод и напомнил. — У меня всего два короба.
— Сколько есть, все ихние, — прогавкала наставница. — А ну, быстро!!!
_________________________
На момент описываемых событий Легион "Альфа" окончательно и бесповоротно уничтожен до самого последнего слуги. Трижды.
Впереди сходились две магистрали, вопрос был в том, кто успеет раньше. При худшем и наиболее вероятном исходе "Двенадцатый" рисковал получить удар в бок и опрокинуться на полном ходу под вражеским тараном. Дженнифер отправила Люкта обратно, в первый вагон, потому что на паровозной площадке металл раскалился, кое-где докрасна. Топка дышала адским жаром, извергая снопы искр. Свист пара и рев огня объединились в низкое, полное угрозы рычание, которое будто исходило из живой утробы.
— Это Отряд, мать вашу!!! Не возьмете, еретики! Крепка имперская сила! — проорал Священник, потрясая кулаком в сторону вражеского бронепоезда. Бросил взгляд на знамя, реющее на ледяном ветру, и укрылся под защиту брони, задвинув тяжелую крышку над головой.
— Так… — Криптман выдохнул, расправляя широкие и ноющие от усталости плечи. — Ну, вроде все. Едва-едва успели.
— Сработает? — судя по тону Доходяги, он крепко сомневался.
Пока Фидус думал, что тут можно сказать, страшнолицый послушник осенил себя аквилой и сам себе же ответил:
— Ну, так не так, перетакивать уже поздно.
— Две минуты, — громко и бесстрастно сообщил по внутренней связи голос Вакруфманн. — Готовьтесь. Они выжимают из локомотива все, что могут.
Вой сирены "шестьдесят четвертого" теперь звучал непрерывно, пробиваясь даже сквозь броню.
— Этак они отравят радиоактивными выбросами все в округе, — Плакса машинально втянул голову в покатые плечи, скрывавшиеся под мотками шарфа. — Если "все, что могут", значит, сорвали заглушки и фильтры. Ой-ей-ей… Что будет то…
— Три тысячи двести метров до стрелки, — прогудели динамики. — Минута пятьдесят. Минута сорок девять…
— Ладно, я на позицию, — заключил Плакса.
В "штатном" вагоне отделения Деметриус, напрягая силы, катил по направляющим броневую панель. Водила давил на педали, управляя жужжащими приводами. От автоматической пушки "Химеры" пахло маслом, нашатырем и порохом. Танк на холостом ходу чуть вздрагивал и злобно урчал, словно дух, заключенный в старом корпусе, преисполнился бешеной ярости. Опять взревел паровоз, и, вторя ему, низко загудел танковый дизель.
Холодный поток ворвался внутрь, кружа обрывки бумаги, кусочки срезанной проводной изоляции, а также печати, сорванные Фидусом с оружейных шкафов и химических контейнеров. Деметриус чуть не споткнулся о связку кабелей, кинутых прямо на железный пол, но удержался. Санитар остро чувствовал, что забыл надеть шапку, толстые перчатки, а также подтянуть шарф выше. Ветер закусил холодными клыками уши, обдул мокрое лицо, так, что на ресницах повисли замерзшие капельки влаги. Одно хорошо — ледяное дуновение охладило горящую от ольгиной руки щеку. Хотя Деметриусу было холодно, больно и очень страшно, санитар не удержался от счастливой улыбки. Он сумел, причем сразу несколько добрых вещей — помог овечке Императора, уберег собственную душу и удержал под контролем Свет, которым Бог наградил недостойного прислужника. А значит, жизнь уже в чем-то удалась.
— Готово! — крикнул санитар, больше для себя, потому что танкист его все равно не слышал, а открытый проем наверняка видел и сам.
— Минута двенадцать. Минута одиннадцать, — бесстрастно считала Дженнифер — Минута десять. Минута девять…
— Отработай один короб, — приказала Берта через интерком. — Целься по локомотиву. Да! — рявкнула наставница, опережая неизбежный комментарий — Знаю, что он забронирован! Но попробуй.
— Ага, — пробормотал себе под нос Водила. — Достану через триплекс и убью всех одним рикошетом.
— Чего!?
— Слушаюсь! — отрапортовал мехвод-стрелок, про себя же подумал, что все это зряшная трата боеприпасов. "Шестьдесят четвертый" идет догоняющим курсом, к тому же под углом, то есть нормально обстреливать можно только лобовую проекцию локомотива, который сам по себе таран, и рассчитан на то, чтобы снести даже титан, если таковой попробует заблокировать магистраль. А по вагонам снаряды будут приходить под таким углом, что рикошет обеспечен даже без учета бронирования. Но приказ есть приказ. Кроме того, хоть кого-нибудь да застрелим, вон, сколько еретической нечисти повылезало наружу.
— Так то лучше! — отрубила наставница, она же действующий комендант.
Гудели приводы, башня развернулась влево, ствол автоматической пушки, кажущийся коротким и тонким на фоне массивного корпуса, задвигался вверх-вниз. Выл пронизывающий ветер, рычал паровоз, пронзительно вопила сирена вражеского состава. Деметриусу казалось, что сейчас он оглохнет. За отодвинутой панелью оседал красно-золотой шлейф искр из паровозной трубы, как настоящий дождь огня и божьего гнева.
Светает, невпопад подумал санитар. Еще минут пятнадцать, и слабое утреннее солнце осветит поле боя. Или могилу. Вражеский бронепоезд оказался очень близко и приближался, Деметриус подумал, что тень его, наверное, достает до…
— Пятьдесят девять секунд. Пятьдесят восемь…
А откуда тень?
Прежде чем юноша сообразил, какие фокусы выкидывает удивительный свет, исходящий от еретического поезда, Водила открыл огонь, и Деметриус оглох по-настоящему. Сноп огня длиной в метр, а может и больше, рванулся из черного ствола. Трассеры слились в сплошной ярко-желтый поток, который начал буквально поливать серую громаду вражеского локомотива. Убийственные снаряды скакали по броне, как безобидные искорки, оставляя почти незаметные оспины, сбивая краску. Фронтальный прожектор "Шестьдесят четвертого" разбился, яркий луч погас, но сирена взвыла еще громче, словно вражеская машина выла от ярости. Вторя ей, грозно рычал паровоз "двенадцатого", так, что даже вагонные оси тяжело вибрировали.
Очередь на весь короб длилась секунд девять, может чуть больше, но эти мгновения показались Деметриусу бесконечными. Ствол "Химеры" светился красным, дым валил к низкому потолку, где его сразу подхватывал и тащил наружу ветер. В ушах звенело, шум прекратился, и санитар чувствовал себя, как запаянным в стеклянный сосуд. Все казалось отстраненным и далеким. Деметриус не сразу заметил, что Водила высунулся из люка и бешено размахивает руками в кожаных перчатках по локоть.
— Чего? — одними губами спросил Деметриус.
Очень сильно заболел висок, там, где была психонавтическая игла.
Водила смешно размахивал руками, немо шевелил губами.
— Не слышу, — сказал Деметриус, а может, хотел сказать, во всяком случае, юноша не слышал ни звука.
Бешено сквернословя, мехвод вытянул себя из люка, цепляясь за края, бросился закрывать броневую панель.
— Идиот, кто же без наушников под стволом торчит! — заорал он, отталкивая контуженого санитара. Деметриус глупо улыбался, вытирал кровь, тянущуюся тонкими струйками из ушей к воротнику.
— Тридцать три, тридцать две, — механически отсчитывала техножрица, и Водила подумал, что никогда секунды еще не тянулись так медленно и одновременно не мчались с такой скоростью, когда одно мгновение с легкостью вмещает череду занимательных событий.
Снежные валы, вздымаемые двумя составами, объединились, между поездами поднялась грязно-белая стена, сотканная из колючих вихрей, острых снежинок. Водила напряг мышцы, сдвигая металлический лист, чувствуя, как ролики скользят по направляющим, давя комья смерзшегося снега. Черная тень беззвучно метнулась от вражеского поезда в длинном прыжке, не долетела, исчезнув средь бурунов перебаламученного снега.
— Двадцать пять…
Наконец броневая панель выше человеческого роста со звучным лязгом ударилась торцом в раму, мехвод накинул болт запора, схватил за шиворот Деметриуса и потащил к "Химере", впрочем, понимая, что уже не успевает.
Загорающийся восход скользнул по невидимому горизонту, как лезвие алой бритвы. Впереди загоралось мрачное сияние багрового и темно-желтого — пожары в пригородах. Там, среди огня и дымов, угадывалось зловещее движение, проявление некой жизни, кажется, что-то взрывалось и сверкало огнями лазеров, но сейчас думать об этом не было ни желания, ни времени.
— Почему они в нас не стреляют, — пробормотала Берта, склонившись над оперативным столом, где на плафоне разместилась отдельная карта пригородов юго-запада.
Едва слышный сквозь броню звук длинной пушечной очереди оборвался. Наставница переживала острое чувство собственной неполноценности. Под ее руководством оказалась настоящая боевая единица, но командирша плохо представляла, что делать с даром Императора. Опыт, чтоб его… опыт и образование, их катастрофически не хватало. Приходилось внимательно слушать Фидуса, который военным не был, но прошел разностороннюю подготовку, в том числе изучал основы тактики — по ходу расследований инквизиторам не раз доводилось принимать командование над милитаризованными отрядами.
— Потому что они еретики, — солидно предположил Священник, растирая замерзший нос. — Все готово?
Криптман молча кивнул, склонившись над чем-то похожим на кассовый аппарат, собранный кувалдой из инструментального ящика и проволоки. Что-то подкрутил напоследок и вручил Доходяге, тот молча выпрямился, едва ли не по стойке смирно и вцепился в предмет, как в позолоченный череп имперского святого.
— Ну… — сказала Берта и поняла, что не знает, как продолжить. — Все вроде на позициях…
Она быстро перебрала в уме расположение остатков роты. Да, кажется все там, где надлежит, и все готовы. Осталось, чтобы собранная на живую нитку конструкция сработала.
— Двадцать. Девятнадцать…
— Приготовьте перископы! — скомандовал Фидус, вовремя припомнив. — Если проскочим, нужен будет обзор.
Священник посмотрел в триплекс. "Шестьдесят четвертый" быстро догонял и на взгляд монаха удар в борт был неизбежен. Но если Вакруфманн считала, что шансы есть, значит, они есть, шестеренки умеют считать. Если оторванная башка не ошиблась. Если не солгала. Или…
Монах специально прищурился, чтобы увидеть как можно меньше, не оскверняя глаза и душу созерцанием недостойного, запретного. Однако даже так зрелище наполнило его страхом и отвращением, но в то же время необъяснимо притянуло. Слишком много света, ласково-сиреневого, мягкого, с карамельными оттенками, которые хочется пробовать на вкус. Выглядит как мороженое на сливках морской коровы, лакомство, достающееся детям лишь по большим праздникам, потому что молоко целиком идет в армейские поставки, насыщая воинов Императора. Священник мог, наверное, в точности припомнить все эпизоды, когда ему доводилось пробовать чудесное мороженое. У него был точно такой же цвет, с легким глянцем, а если коснуться языком…
Монах в ярости ударил кулаком по заслонке, до крови, разбивая костяшки, чтобы избавиться от морока.
— Не смотрите, не смотрите! — крикнул он. — Это злая отрава!!!
Берта, которой явно пригрезилось что-то свое, отшатнулась, закрывая глаза ладонью, мотнув головой, будто вытряхивая из головы чужие, наведенные мечты, замаскированные под воспоминания.
Вражеский бронепоезд был облеплен обезьяноподобными фигурами, странно искаженными, ненормальных пропорций. И было их много, намного больше, чем даже штатный состав самоходной роты со всеми обслуживающими частями, включая отделение дорожного ремонта. Не-люди находились в постоянном движении, копошась, будто черви с конечностями, переползая друг через друга и, кажется, цепляясь за металл голыми руками. Человек на такой скорости и на таком ветру давно замерз и упал бы.
Вакруфманн продолжала считать, но Берта странным образом поняла, что не воспринимает числа. Дрожала каждая мышца в теле, пальцы тряслись, нервы гудели, как провода на ветру.
"Сейчас!".
Сейчас…".
Наставница подумала, что давненько ей не приходилось кричать во весь голос чаще двух-трех раз в день, а сейчас она вопит без перерыва. И приказала, сжимая длинную ножку микрофона:
— Приготовиться к удару!!!
Священник упал на горячий твердый пол, схватился за намертво привинченную ножку стола, закрыл глаза.
— Десять…
Священник подумал, что все это похоже на детскую считалку. Такими развлекались дети в поселке, когда не видели взрослые. "Десять колдунов решили колдовать, явилась инквизиция, и их осталось пять". Забавные стишки, которые оказались куда серьезнее, чем думали глупые мальчишки и девчонки в приморском селении.
— Восемь…
Если верить затухающим сигналам, что все еще циркулировали по электронным цепям, сервиторы горели. Обезвоженная плоть тяжело поддавалась огню, ветер напирал холодной стеной, но паровозная площадка уже не была местом тварного мира, и физика в ее пределах подчинялась иным законам. Огонь перекинулся на тендер, и угольный контейнер извергал дымный факел, словно вторая труба. Вода в котле уже прошла стадию пара и превратилась в чистый сгусток энергии, огненное сердце, посвященное Богу-Машине бьющееся во славу Его и только Его попустительством.
"Ты — прожил, мы чтим тебя, Омниссия ждет" — передала двоичным кодом Вакруфманн старому паровозу, и машина ответила воинственным рычанием, словно тигр, напружинившийся для последнего броска. Это было невозможно, и все же военный тягач добавил еще тяги на парораспределительный механизм. Контркривошипы, маятники, ползуны и кулисные тяги молотили со скоростью турбины, и вышли за все мыслимые границы прочности, но там, где правит Чудо, формулам иногда приходится отойти в сторону.
Сервитор Люкт, укрывшись за тендером, приготовил кувалду, готовясь разъединять сцепку, горячий воздух обжигал ему лицо, но полумертвец как будто не замечал этого. Впереди, словно горящие куклы, медленно передвигались сервиторы паровозной команды, выполняя уже бессмысленные движения. Один за другим они падали, умирая окончательно средь дыма и огня. Люкт опустился на колени, чтобы удар не сбросил его за борт или не кинул вперед, в ревущий ад.
— Три.
"Трое колдунов молились богу крови, потом взялись за топоры и вот уже их двое" — вспомнил Священник слова, которые давным-давно запустили долгую цепь очень грустных событий и привели его, в конце концов, бессрочным добровольцем на Маяк и в Отряд.
— Два.
"Двое колдунов чихали и страдали, но дедушка их не забыл, половник одному налил и…".
И страшный удар сотряс многотонную махину "Радиального-12". Бронепоезд содрогнулся, раскачиваясь в скрежете и лязге металла, жестокий удар передался на каждую гайку и винт, отозвался грохотом и звоном. А Священник понял, что Император воистину с ними, потому что удар пришел с кормы, а не в борт. И это значит, что "Двенадцатый" успел проскочить под стрелкой, прежде чем еретический состав повернул на ту же магистраль.
— Подъем, — скомандовал Фидус больше самому себе, все равно его никто не расслышал бы в грохоте столкновения.
"Шестьдесят четвертый" врезался в корму преследуемого, как догоняющий молот. Пронзительный скрежет все не заканчивался, будто необоримая сила тащила составы по рельсам с заблокированными колесами. Криптман был уверен, что за прочными стенами вагонов рассыпаются фонтаны искр и летит во все стороны раскаленная металлическая крошка.
Инквизитора как будто ударил поезд, сразу весь. Страшнейший удар разошелся по всей конструкции, включая слабых людей в железной утробе, и Фидус чувствовал себя так, будто его хорошенько избили, не пропустив ни единой косточки. Любое движение причиняло боль, на мгновение инквизитора захлестнул приступ нерассуждающей паники, ему показалось, что вокруг снова Баллистическая станция, а инквизитор при смерти, частично парализованный, отданный на милость слабой девчонки, которая даже не знала, кто такой Император.
Девчонка.
Император.
Рыча сквозь зубы, Фидус поднялся на колени, стукнувшись затылком о штабной стол. В глазах зажглись звезды, но у Криптмана и так все болело, так что новый импульс без следа затерялся на общем фоне. Фидус хотел добраться до перископа, но Священник успел раньше и неловко повернул массивную трубу. Окровавленные пальцы скользили по эбонитовым ручкам, перископ разворачивался рывками. В углу яростно ругалась Берта, чью свирепость ушибы и столкновение не сократили ни на волос.
— Вижу! — громко сообщил монах, шлепая то ли разбитыми, то ли прикушеными губами. — Они позади нас! Толкают!
— Дай, — прохрипел Фидус, едва передвигая ногами. — Гляну…
Доходяга, судя по всему, буквально защитил собой доверенный агрегат, во всяком случае, штрафник скособочился как человек со сломанными ребрами, а коробка с проводами казалась целой. Чуть оклемавшаяся Берта пыталась связаться с вагонами и "Химерой". На разные лады бормотали штабные сервиторы, навсегда объединенные со своими пьедесталами, ставшие частью поезда. И лишь железная фигура техножрицы Дженнифер неподвижно сидела в кресле оператора связи, похожая на сюрреалистическую скульптуру с приставленным черепом. Ее голова, крепко примотанная изолентой к стойке гирокомпаса, погасила окуляры и действительно казалась измятой кастрюлей, оправдывая распространенное прозвище марсиан. Быстро и часто мигал красный свет, похоже, автоматика пыталась включить аварийное освещение, но что-то не работало.
— А-а-а… — Берта витиевато и энергично выругалась. — Все, связь отрубило. И переговорные трубы перекосило от удара. Теперь только громко орать.
Будто в иллюстрацию ее слов забортный скрежет усиливался. Кажется, от "Двенадцатого" что-то отваливалось прямо на ходу, причем без перерыва. Фидус приложился к перископу, неловко разворачивая массивный цилиндр.
— Ничего, главное, что флагшток целый, — выдохнул Священник, морщась от боли, ощупывая рассеченный затылок. — Знамя это сердце Отряда, под ним наши души неуязвимы для Зла.
Несмотря на тон фанатичного проповедника, на разбитом в кровь лице Священника явственно читалось "надеюсь, неуязвимы".
— Сервитор Люкт отцепляет паровоз, — без предупреждения вымолвила безжизненная голова Вакруфманн. — Внутрипоездная связь будет скоро восстановлена.
— А как же… — встрепенулся, было, Священник и осекся, даже пристукнул себя по голове, снова поморщившись.
Действительно, с учетом обстоятельств заботиться о скорости не было нужды. Даже без паровоза "Двенадцатый" толкали вперед сто пятьдесят тысяч лошадиных сил преследователя, который определенно не собирался тормозить.
— Да, теперь мы точно въедем прямо в город, — прошептал скорее самому себе монах, не понимая, радоваться этому или наоборот.
— Давайте, — скомандовал Криптман, нажимая на рукояти перископа запястьями, сжимать пальцы в кулак было слишком больно. Что бы ни увидел инквизитор в панорамный окуляр, это его не вдохновляло.
— Давайте! — уже изо всех сил закричал Фидус, и Доходяга торопливо нашарил первый рычажок на кассовом аппарате.
— Рискну предположить, что "Радиальный-12" можно списать со счетов, — сухо констатировал архивариус и поправил медицинский справочник, который перед этим торопливо листали, едва не повырывав страницы, инквизиторы.
Эссен молча кивнул, глядя как темная волна хлынула по крышам "Шестьдесят четвертого", перекидываясь на "Двенадцатый". Это не был абордаж в обычном понимании, просто множество крошечных точек бросились на приступ без порядка и очередности, все сразу, как только локомотив разнес корму вагона, и составы объединились. Точек были десятки, может быть сотни, куда больше чем когда-либо мог взять на борт обычный бронепоезд. Заведомо больше чем смогла бы убить пятьсот шестьдесят седьмая рота даже в полном составе.
— Склонен согласиться, — вздохнул Калькройт. — Что ж, по-видимому, таланты Криптмана оказались переоценены в последний раз. Ну, что бы ни делалось, все к…
На мгновение экран исчез в белой ряби, так, что инквизитор даже подумал о неисправности. В следующее мгновение "молоко" начало дробиться прямоугольниками, что уменьшались по мере того как мощный когитатор обрабатывал транслируемое изображение, фильтруя помехи. Сначала Калькройту показалось, что конечный вагон "Радиального-12" взорвался, но когда изображение стало чуть более разборчивым, наблюдатели поняли, что вагон пылает, как огромный костер или прометиевая цистерна.
— Умный мальчик, — пробормотал Шметтау и заинтересованно склонился вперед. — Прилежно изучал наследие отца, — решил инквизитор. — Хотя мог и сам догадаться.
— Простите?.. — рискнул нарушить молчание Эссен.
— Однажды Криптман-старший добыл некий архив, где помимо прочего имелись сведения о торговле пиратов с эльдарами. Обычная контрабанда Фидуса не интересовала, но там были любопытные заметки насчет обмена запретными артефактами. Враги вовремя подсуетились, корабль был перехвачен и взят на абордаж. Криптман успел послать зов о помощи, но абордажная группа превосходила защитников кратно. Инквизиторская команда отступала с боем от капитанского мостика до кормовых отсеков, взрывая за собой палубу за палубой, когда те заполнялись врагами. И Фидус продержался до моего прихода. Судя по тому, что я вижу, сын творчески переосмыслил опыт пращура. Или догадался сам.
— Ему, похоже, нечем взрывать что-либо, — заметил Эссен, потирая челюсть.
— Да, очевидно. Поэтому он поджигает вагоны, один за другим, ставя огненную завесу.
— Это не поможет. Сами корпуса огнеупорны, а топливо прогорает быстро.
— По крайней мере, задержит врагов. Вопрос в том, придет ли кто-нибудь на помощь.
— Это будем не мы? — уточнил Пале.
— Эх, молодец! — не удержался от возгласа Шметтау, глядя, как полыхнул второй вагон. — Вот ведь молодец!
— Господин, — пробормотал сбитый с толку Пале. — Я думал… вы и Криптман-младший…
— Ну да, — в пол-оборота сказал Шметтау. — Ничего не изменилось.
— Не понимаю…
— Сейчас Фидус бьется с еретиками, будто настоящий инквизитор, — разъяснил Калькройт, не отрывая взгляд от экрана. — И делает это неплохо, как умеет и может. Можно сказать, что я болею за него, как подобает слуге Императора. Когда и если Криптман отобьется, что маловероятно, я по-прежнему буду желать ему страшной и мучительной смерти. Что здесь непонятного?
— Вы сложная и противоречивая натура, — покачал головой Пале, кажется, он сам был шокирован глубиной сентенции, что была высказана экспромтом.
— Это факт, — Шметтау настолько увлекся экраном, что не обратил внимания на уникальное событие — проявление у верного слуги философского импульса мышления.
— Какие будут указания? — Эссен опять вытянулся во фрунт и вернул себе вид туповатого исполнительного бойца, живущего по принципу "не фигурять, исполнять!".
Глядя, как разгорается заградительное пламя, Шметтау нахмурился в раздумьях. Обычных противников адский огонь обогащенного прометия притормозил бы надолго. Этих тоже задерживало, но точки с безумным упорством лезли вперед, буквально закидывая огонь собственными телами. Так, словно мостили дорогу кому-то более сильному и важному.
— Осталось не больше пары минут, — предостерег Эссен. — Сцепка выходит из пределов обзора.
Экран мигнул и погас. Вернее сначала показалось, что гладкая стеклянная поверхность умерла, вернувшись к изначальному состоянию белого стекла. Лишь спустя пару мгновений люди поняли, что все просматриваемое со спутника поле оказалось засвечено вспышкой немыслимой яркости.
— Паровоз, — пробормотал архивариус. Старый мастер не без оснований полагал, что видел в жизни многое, так что удивить его больше нечем. Однако даже архивариуса захватила бешеная погоня с неожиданными поворотами, так что дед изрядно растерял степенную важность. — Ушатали-таки…
— Там что-нибудь могло остаться? — быстро задал вопрос Пале.
— Только Омниссия скажет, — покачал шелушащейся лысиной архивариус. — Обычно паровые котлы, если взрываются, разносят корпус вместилища по винтикам, но радиус дальнейшего поражения невелик. Здесь же… Может быть все, что угодно. Не удивлюсь, если оба бронепоезда уехали прямиком в Варп.
Эссен обратил немигающий взор на патрона, по-прежнему ожидая команды.
— Торопись медленно, — процитировал, наконец, древнюю мудрость инквизитор. — Пусть мостик рассчитает самый быстрый уход на высокую орбиту. Думаю, сорока тысяч будет достаточно. Здесь кораблю делать больше нечего. Топливо не экономить, скорость важнее.
— Понял, — Эссен отступил на шаг, если помощник и был не согласен, мнение он оставил при себе. — Передаю приказ. Понадобится сложное маневрирование, чтобы не столкнуться с орбитальными сооружениями.
— Так пусть маневрируют! — рявкнул инквизитор. — И побыстрее.
Паровоз, освобожденный от уз многотонного состава, ринулся вперед, как тяжеловесная птица, что бросается со скалы, дабы набрать скорость и поймать крыльями ветер. Человеческий язык слишком беден, чтобы описать гамму эмоций, которые испытал машинный дух в последние мгновения своего существования… или жизни. И пусть — опять же с точки зрения человека — это была скорее эмуляция чувств в самозародившемся конструкте — они оказались настоящими, с непередаваемым напряжением и подъемом. Механизм, рожденный в огне и для войны — посреди боя в огонь и уходил, неожиданно и ярко послужив своему божеству, памяти, давней славе.
Когда "Двенадцатый" и тягач разделило метров сто или около того, Материум, наконец, окончательно утратил власть над паровозом, и сингулярная точка энергии, образовавшаяся вместо котла, взорвалась. К большой удаче окружающих выброс был направлен сам в себя, иначе эффект превзошел бы ядерный "тактик", но и без того мало никому не показалось.
На свое счастье, разъединив сцепку, Люкт повернулся спиной к паровозу, ожидая приказов — по воксу от техножрицы или словами от Криптмана — поэтому, когда механическое чудовище отправилось к Омниссии, сервитору не выжгло оптику вспышкой. Ударная волна швырнула слугу инквизитора прямо сквозь люк тамбура, пробив его телом сантиметровый лист металла, затем прокатилась через "Двенадцатый", как при столкновении за несколько минут до того, но в обратном направлении.
Сам паровоз буквально испарился, распавшись на атомы, а возможно и покинув Материум, этого никому не дано было знать. Снег и наледь в радиусе полукилометра сдуло напрочь, рельсы под тягачом уцелели, но оплавились. Сцепленный состав "Двенадцатого и "Шестьдесят четвертого" на скорости более двухсот километров промчался сквозь протуберанец ослепительно желтого яростного пламени. Слава Императору, катастрофа случилась на прямом участке, иначе длинная гусеница сошла бы с рельс на самом слабом повороте.
Люкт поднялся, цепляясь ручищами за стенки, самодиагностика показала множественные, однако не критичные повреждения с утратой примерно тридцати процентов комплексной боеспособности. Пошатываясь из-за сбоящих гироскопов, сервитор затопал в штабной вагон, подволакивая ноги.
— Это уже перебор, — пробормотала Берта, слизывая кровь с губ.
От второго толчка в штабе окончательно доломалось и оторвалось все незакрепленное, по счастью таких вещей было немного. Людям пришлось хуже, Доходяга сломал еще пару ребер и не мог нормально ходить.
— Император хранит, — попробовал выкрикнуть Священник, но голос его сорвался на хрип, монаху тоже досталось.
— Мы горим, — сухо проинформировала Дженнифер. Помятая голова булькала неисправным синтезатором, но слова были вполне разборчивы.
Криптман снова приник к перископу и предсказуемо не обнаружил там ничего хорошего. Горели кормовые вагоны, дымилась и "голова" поезда. Инквизитор быстро обдумал перспективу сгореть и оценил ее как довольно низкую. Набегающий ветер, конечно, раздувал пламя, но в броневагонах оставалось мало горючего материала. Это вам не пассажирские вагоны, которые полны горючего пластика и на ходу сгорают за двадцать минут.
Фидус шагнул к батарее переговорных труб, на всякий случай дернул звонок — тщетно, удар перекосил систему окончательно.
— Что ж, — сказал Священник. — Самое время для "Вразумителя". И пусть каждый делает то, что должно.
Чистильщики азартно стреляли по еретикам, но без веселого куража победителей, а скорее с мрачной решимостью обреченных. Подожженные один за другим — по мере наступления врагов — четыре хвостовых вагона давали хорошую преграду и забрали немало вражеских жизней, но пламя начинало спадать. Огонь больше не ревел сплошной стеной, а тихо и ровно горел, слабея по мере того как выгорало топливо. Хитрость инквизитора купила отряду несколько ценных минут, однако просвета в безнадежной ситуации не предвиделось, "Двенадцатый" по-прежнему толкал вперед вражеский состав, который не собирался ни тормозить, ни отступать.
За огненной завесой маячили искаженные фигуры, очень похожие на призраков "кармана", из которого пурификаторы чудом спаслись милостью Императора и священных огнеметов. Только эти создания были вполне материальны, а очертания их колебались из-за потока горячего воздуха — в основном. Первую волну атакующих остановило пламя, но раз за разом то один, то другой еретик, а может уже и нечестивый мутант испытывал судьбу, стараясь пробежать через огонь по крыше или перелезть по бортам. Радист и Грешник высунулись из люка наверху, Плакса и Савларец заняли позиции у бортов, закрепили себя стропами с карабином, чтобы очередной порыв злого ветра не выдернул наружу, в полутьму.
Яркие вспышки лазерных лучей чередовались со злым тявканьем пистолетов-пулеметов. Едва ли не ежесекундно очередная темная фигура срывалась и падала, исчезая в полутьме с диким, совершенно нечеловеческим визгом. Святой Человек восклицал "Император, бля!" при каждом попадании, Плакса и Грешник работали молча, Савларец палил в основном "куда-то", но затем к нему присоединился Доходяга. Хоть баллонщик и кособочился, морщась от боли, стрелял он существенно лучше каторжника, и дело пошло на лад. Враги отвечали, но вяло, будто разом забыли, как пользоваться человеческим оружием или, по крайней мере, перезаряжать его. Словно те, у кого в руках на момент катастрофы оказалось какое-то вооружение, пытались им воспользоваться по орочьему принципу "направь примерно туда и жми на спуск до упора".
Рассвет меж тем упорно карабкался из-за горизонта. Окружающая тундра проявлялась из кромешной тьмы серо-белыми красками, по обеим сторонам мелькали промышленные сооружения, краны и склады. Многие горели, кое-где шел бой непонятно кого с кем. Вдали пульсировал отсвет, похожий на северное сияние, только низкое и багрово-алое, как непрекращающаяся бомбардировка. Пурификаторы уже видели подобное, тогда Отряд и пришел в свое печальное состояние с катастрофическим некомплектом.
— Сейчас прорвутся, — сквозь зубы выдавил Святой Человек, вставляя последний магазин. Металл звучно, уверенно лязгнул о металл, как бы заверяя: все в порядке, хозяин, пока во мне не закончатся патроны, ты в безопасности. Увы, это был последний магазин. Два вагона почти отгорели, третий и четвертый больше чадили, хотя все еще служили преградой.
— Что там?! Что это!!! — завопил Савларец, перекрикивая даже шум поездов, ревущий звук пламени, а также вой холодного ветра.
Святой поначалу не сообразил, о чем речь, а затем прищурился и увидел. Среди колеблющихся фигур еретиков крались две тени. Вернее не крались, а шли вполне открыто, но движения их были одновременно легки, осторожны и стремительны, как у хищников, что создавало впечатление острожного скрадывания жертвы. Черты созданий терялись, смазывались в тенях и дрожании горячего воздуха, но было видно, что рост их больше человеческого раза в полтора, колени выгибаются в обратную сторону, как у птиц, и это еще больше усиливало впечатление опасной стремительности. А пальцы, гибкие, как щупальца, заканчивались отнюдь не обычными ногтями. Прочие враги торопливо расступались, словно их обуял ужас от приближения тварей. Еретики вопили тонкими, щебечущими голосами, сталкивая друг друга за борт, лишь бы не оказаться на пути полуптиц-полудемонов.
— Эх, нам бы побольше патронов, прометия и всего остального, — тоскливо прошептал Святой и подумал, что в недобрый час руководство решило разоружать бронепоезда…
Обе фигуры остановились перед затухающей завесой огня, посреди рогатых голов сверкнули ярко-сиреневым совершенно круглые глаза. Савларец завизжал как человек, у которого разум напрочь отшиблен животным ужасом. Грешник с угрюмой решимостью покрутил головой, словно это помогло бы ему лучше прицелиться. Плохо зажившие отверстия на проколотых губах вновь кровоточили, и немой пурификатор был похож на упыря с зашитым ртом.
Святой глотнул, чувствуя, как в глотке до боли пересохло, взял на прицел одну из фигур, почему то в полной уверенности, что обычные пули ей не повредят. Демон, что слева, присел на подрагивающих ногах, явно готовясь к прыжку через огонь. Правый отступил на несколько шагов, словно брал разбег. На пути его оказался нерасторопный еретик, и темная фигура с яркими глазами небрежно махнула осьминогопалой конечностью. Голова еретика отлетела с удивительной легкостью, как мяч, демонстрируя ужасающую силу вроде бы тонкокостного создания.
Святой выдохнул через рот, не чувствуя онемевших губ, пальцы дрожали на прикладе, упорно отказываясь выжимать спусковой крючок. В это мгновение за спинами бахнуло, громко и сухо, будто сломалась толстая, высушенная, насквозь промороженная ветка. Над головами свистнул одинокий трассер. Грешник сам пригнулся и придавил каску Святого, сразу после этого над крышей буквально прошелся огненный нож.
Вытащить наверх станковый пулемет оказалось непросто, однако Фидус и Берта справились. Инквизитор натянул ленту, чтобы не заклинило, а комендант передернула затвор, и хлопнула по стволу, который был от руки подписан корявыми, но старательно выведенными буквами: "Вразумитель".
— Огонь, — шепотом скомандовала сама себе наставница и нажала гашетку.
Первый, одиночный выстрел оказался предупредительным, для друзей, а не против врагов. Друзья все поняли мгновенно и пригнули головы в желтых касках, так что Берта сразу открыла огонь на поражение.
В Отряде большая часть оружия была представлена старым добрым огнестрелом. Считалось, что энергетическое вооружение не так надежно в условиях прорыва Имматериума, хотя и обладает большей мощью. Но сейчас, глядя на работу тяжелого пулемета, вряд ли кто-нибудь мог сказать, что это "неэффективно". Берта сосредоточилась на присевшей твари, высаживая в нее короткие — по три-пять патронов, чтобы ствол не уводило отдачей — но частые очереди. Наставница почти не промахивалась. Попадания оказывались не столь ужасны, как следовало бы, пули калибра 11 миллиметров вызывали ярко-фиолетовые вспышки вместо фонтанов крови, словно тонули в поджаром теле. Но чудовищу в любом случае явно и ощутимо плохело, тварь отступала, шатаясь, под градом снарядов, теряя форму как пластилиновая игрушка, обдуваемая горячим феном.
Наконец, видимо отчаявшись, чудовище неловко подпрыгнуло, уже без прежнего изящества и пластики, тяжело обрушилось на крышу догоравшего вагона. Буквально разрывая пережженный металл щупальцами, оно провалилось вниз, вереща и шипя. Ворочаясь среди обломков раскаленного металла, обжигаясь и разбрызгивая капли ихора, который сразу испарялся от жара, демон пробился к тамбуру и, вцепившись присосками на гибких "пальцах", вырвал прочную дверь, открывая себе путь в "Радиальный-12".
- Śubha dina! — приветствовал его Священник на родном языке и, ухмыльнувшись окровавленными губами, нажал рычаг кислотной пушки. За монахом возвышался сервитор Люкт с кувалдой наготове.
Священник рассудил, что так или иначе дело дойдет до рукопашной и, пока инквизитор с комендантом ставили пулемет, пробежал через поезд к "хвосту", чтобы прикрывать стрелков на переднем крае. И, милостью Императора, угадал, прямо как настоящий пророк.
Визг, разнесшийся из-под броневых стенок, стал еще одним жестоким испытанием для бойцов, которые и так в большинстве своем частично потеряли слух. Не нужно было смотреть, чтобы понять — твари конец. Огонь, разумеется, благодатен и очищает, но подлинное освобождение от уз оскверненной плоти может даровать лишь священная кислота тройной перегонки, отчитанная святым отцом и выдержанная в храме не меньше пяти дней. Поспорить в громкости с воем подыхающего демона мог лишь воинственный крик Священника, который чувствовал, что ныне сам Император ведет его руками и дарует кислоте возможность уничтожать даже наполовину призрачное.
Вторая скотина явно чувствовала себя неуверенно и все же отступила еще на пару шагов, готовясь разогнаться.
— Ай-яй-яй!!! — закричал Святой Человек, немудрящим способом выражая все сразу: восторг от победы над порождением Зла, горечь от того, что в пулемете наверняка закончились патроны, понимание, что Священник не успеет выбраться на крышу и остановить второго.
Грешник, сопя сквозь зашитый рот, одним рывком подтянулся на руках, вылезая из люка, наверное, чтобы схватиться с демоном грудь в грудь и, безусловно, погибнуть, но хотя бы с честью и без стыда перед Всевидящим. Берта, страшно матерясь, перезаряжала "Вразумителя", Криптман помогал, но замерзшие, несмотря на перчатки, ладони скользили по ледяному металлу, как бесчувственные деревяшки. Пулеметчики не успевали.
Демон быстро перебрал многосуставчатыми лапами и с короткого разбега прыгнул намного дальше предшественника, разом перескочив огонь. Второй скачок перенес тварь через половину длинного вагона, и навстречу злобной твари метнулась высокая фигура. Грешник налетел на врага, как живой таран, выставив плечо. Человек весил существенно меньше демона, но подловил тот момент, когда приземлившееся создание балансировало, еще не обретя устойчивость. Оба зависли на краю вагона.
— Брат, — только и прошептал Святой Человек, уже понимая, что задумал товарищ
Грешник молча обхватил демона и с силой оттолкнулся, увлекая врага за собой. За борт, в полутьму, где выли снежные вихри. Лишь одно мгновение Святой видел бледное пятно лица второго огнеметчика, но мог бы поклясться, что Грешник улыбался от неземного счастья, будто человек, совершивший нечто скверное, но получивший вдруг надежду на искреннее прощение.
— Брат, — повторил холодными, непослушными губами Святой, испытывая бешеную радость от того, что у товарища получилось и одновременно жгучий стыд, потому что не он, радист, сделал это.
— Брат, прощай, встретимся у Его Трона.
— Мы погибнем, — констатировала Берта, захлопнув, наконец, крышку затвора и передернув рычаг. — Пол-ленты. Этого не хватит. Но даже если чудом отстреляемся, разобьемся на станции.
Она посмотрела на знамя Отряда, которое упорно и безуспешно пытался сорвать с флагштока ветер.
— Да, — согласился Фидус, с трудом выговаривая слова замерзшими губами. — Но хотя бы умрем в бою, и души не достанутся Злу.
— И то верно, — Берта поколебалась мгновение, а затем хлопнула инквизитора по плечу так, что это выглядело почти дружески. — Ты наглый, но смелый.
— Смелый, — криво усмехнулся, соглашаясь, Фидус и закончил про себя. — "Только не слишком умный. Радуйся, Шметтау, ныне твои мечты сбудутся".
Красное солнце уже на четвертинку показалось из-за горизонта, тундра окрасилась в акварельно размытые оттенки белого и розового. Это было бы красиво, не поднимайся в небо черные столбы многочисленных дымов. Судя по ним, пожары в округе исчислялись десятками.
— Тогда достреливаем ленту и… — Берта запнулась.
— Да, — повторил Фидус. — Знамя надо снять, пока они ждут.
Враги действительно неуверенно замерли, не торопясь бежать сквозь огонь, хотя огня того осталось, по правде говоря, больше символически. Но, скорее всего, эффектная гибель двух предводителей умерила наступательный порыв. Хотя вряд ли надолго.
— Думаешь? — спросила Берта как у равного.
— Обмотаешься им, — со знанием дела пояснил Криптман. — Если нас найдут… потом, флаг будет окроплен кровью героя.
— Героев, — строго поправила комендант. — Снимай, я за пулеметом. Справишься?
— Да, — в очередной раз вымолвил Криптман, думая, что главное — успеть застрелить Ольгу. Если уж не удалось ее защитить и спасти, пусть хотя бы умрет сразу и не больно. Затем шагнул к телескопической штанге с красно-белым полотнищем, прикидывая, как бы снять его быстро, но так, чтобы не утащило за борт, как парус вместе с человеком.
"Интересно, можно ли отсидеться в танке?" — спросил он сам себя и сам себе же ответил. — "Нет, не выйдет…".
Он управился неожиданно легко и спустился вниз.
— Привет, а мы про тебя совсем забыли, — устало сообщил Криптман техножрице.
— Понимаю, — отозвалась Вакруфманн. — Судя по тому, что фиксировали мои аудиосенсоры, вам нашлось, чем заняться. Какие перспективы?
— Сейчас мы умрем, — ответил Фидус, складывая знамя. Оно было широким, однако неожиданно легким и тонким, так что получился не слишком аккуратный, но подъемный тючок. — Ну, может не сейчас, но скоро.
— Это прискорбно.
— Я думал, ты поучаствуешь, — укорил марсианку Фидус, растирая замерзшие пальцы. Наверху ударила короткая очередь, видимо недолгий период вражеского промедления заканчивался.
— У меня своя война, — ровно сказала Вакруфманн, поднимаясь из кресла. — Интенсивность информационного обмена не позволяла участвовать в бою. Я запрашиваю помощь, а связь требует слишком много вычислительных возможностей.
— Успешно? — без особой надежды уточнил Фидус.
— Нет. Во всяком случае, пока нет.
— Бывает. Что ж, мы отходим к своему вагону, и там будем отбиваться до последнего. Потом закроемся в "Химере" и подождем чуда. Ты с нами?
— Я с вами.
Сначала пришел гром. Он был настолько страшен, что перекрыл даже не умолкавшую сирену еретического поезда. Больше всего звук напоминал шорох рвущейся ткани, но умноженный тысячекратно. Гром и вибрация разошлись по составу, отзываясь дребезжанием гаек и нытьем зубов.
— Ну что там еще… — подумал вслух Криптман и который уже раз глянул в перископ, но тщетно. Звук шел откуда-то сверху, выше перископного обзора. Зато хорошо была видна комендант-пулеметчица, она бешено махала руками и показывала вверх.
Проклиная все под этим солнцем, Фидус вручил свернутое знамя Дженнифер и снова полез наверх по лесенке, к люку. Пронизывающий ветер даже не ворвался в штаб, а вдавился, тяжело, твердо, подмораживая лица и руки. Ревущий звук стал еще громче и как будто переместился. В ледяных вихрях затанцевали снежинки, удивительно белые и чистые для внешнего кольца промзоны. Криптман замер на пару секунд, лишь ноги в подбитых мехом сапогах топтались по лестничной перекладине, будто инквизитор вытанцовывал от нетерпения. А затем Фидус ввалился обратно, смахивая иней с густой щетины. Он сел прямо у грязных ступенек и дико расхохотался, как умалишенный.
— Неадекватная реакция, — сказала Вакруфманн. — Ты тоже поддался пагубному воздействию? Желаешь, чтобы я прекратила твое существование и спасла душу, пока ты сохраняешь человеческую форму и остатки рассудка?
— Не… — продолжая захлебываться полуистерическим хохотом, попросил Фидус. — Нет. Просто над нами летает "Клешня страха". Модель "Анвилус".
— Капсула орбитального десанта, — отчеканила Дженнифер. — В настоящее время "Клешни" эксплуатируются исключительно космодесантниками Хаоса. Что ж…
Техножрица сделала паузу, положила на стол оператора свернутое знамя и закончила очень по-человечески, даже сымитировав печальный вздох:
— Значит, в самом деле, пришел наш час.
— Нет, — опять сорвался на смешок Фидус. — Ты не поняла. Это "Анвилус", но в нем сидят не еретики.
Криптман устало, тяжело поднялся, его била дрожь, отчасти от холода, отчасти из-за нервного истощения. Лицо инквизитора и так было прямоугольным, с резкими чертами, а сейчас вообще казалось вырезанным из камня или твердого дерева — ни одной плавной линии.
— В отцовских дневниках это называлось "кавалерией из-за холмов" — сказал Фидус. — Хотя понятия не имею, при чем здесь холмы…
— Голову ниже! — крикнул Святой Человек и сам подал пример.
Воющая хрень, похожая на громадный шестопер с когтями, зависла на мгновение, извергая столб огня, а затем, подруливая маневровыми двигателями, уверенно зашла с "головы" двойного состава, как штурмовик, готовящийся "причесать" цель из пушек. Кто бы ни сидел за рычагами хаоситской машины, его искусство пилота было велико, потому что маневрировать на такой скорости при высоте не более полусотни метров смог бы не каждый атмосферный пилот и уж тем более не десантной капсулой.
"Клешня" выполнила классическую горку, зависла на мгновение и начала опускаться вертикально, очень быстро, буквально падая. Святой Человек заорал от восторга, поняв, что собирается делать неизвестный летчик. Капсула была оснащена орудийной системой, которая позволяла обстреливать поезд, однако неведомый человек (или не человек? кто знает…) решил вопрос по-иному и более радикально, не размениваясь на артиллерию.
Шестопер опустился строго над хвостовыми вагонами "Двенадцатого", с точностью ювелира или марсианина, выровняв скорость так, чтобы разница составляла не больше пяти-шести километров. И, как последняя точка в красивой и удивительной комбинации, у кормовых двигателей капсулы зажглись кажущиеся безобидными ослепительно белые огоньки мельты. Вражеский локомотив и вагоны "Шестьдесят четвертого" прошлись под ракетным факелом температурой около четырех тысяч градусов и огнем резаков, предназначенных для сокрушения многометровой брони боевых кораблей открытого космоса.
Можно было сказать, что это "ярко", "эффектно", "страшно" и придумать еще множество других эпитетов, но все они оказались бы лишь бледной тенью того, что случилось в реальности. Методика космического абордажа, перенесенная в иную среду, сработала крайне эффективно. Это был уже не шум и даже не грохот, но полноценный акустический удар, сам по себе способный убивать и крушить. Огонь поднялся в светлеющее небо сплошной волной на десятки метров, куски раскаленного металла полетели как от взрыва сверхмощной бомбы, а брызги плавящейся стали извергались, будто магма из жерла вулкана. Как ни удивительно, еретическое знамя продержалось несколько мгновений, нечестивые символы засветились пронзительно-сиреневым, словно письмена, выжженные во всех мирах одновременно. Однако даже злое колдовство сдалось перед очистительным пламенем.
Позволив "Шестьдесят четвертому" протянуть самого себя сквозь убийственный огонь, "Клешня" поднялась чуть выше и, наконец, пришло время пушек, причем в идеальной для стрельбы позиции, когда не нужно делать поправку на боковое смещение цели. Из-за вертикального положения капсулы полноценно обстреливать поезд могли только два ствола из пяти, но этого хватило. В иных обстоятельствах броня поспорила бы со снарядом, но стальные листы были сорваны и расплавлены жадными когтями выхлопа и резаков. "Радиальный-64", несчастливый поезд, ставший жертвой Зла, закончился во всех смыслах менее чем за полминуты.
Святой Человек подобрал отвисшую челюсть и подумал, что, должно быть, сильны и могущественны ангелы Императора, если они воюют… на вот этом.
За триплексами уже мелькала промышленно-городская застройка. Берта спустила вниз пулемет и тяжело спрыгнула сама, повиснув на руках и минуя лестницу, может из форса, а может, опасаясь поскользнуться.
— Вакруфманн, сколько нам осталось? — воззвал Криптман.
— До конечной станции девять километров, — после короткой паузы отозвалась техножрица.
То ли она поняла, о чем думал Фидус, то ли мысли инквизитора и марсианки двигались в одном направлении, потому что Дженнифер продолжила:
— Наш естественный тормозной путь составит приблизительно три с половиной километра. Но через два километра разгрузочная станция и маневровое ответвление.
— Там можно выгрузить "Химеру"? Высоты платформы хватит? — быстро уточнил Фидус, считая в уме, сколько у них времени. Получалось что-то около двух минут, но Криптманы славились отсутствием способной к математике.
— Да. По команде вы должны использовать стоп-кран.
— Используем, — пообещала Берта, чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы. Поистине, какие нужны еще доказательства тому, что Император с ними и сила Его велика? Комендант сняла верхнюю половину комбинезона и сейчас торопливо обматывалась свернутым вдвое знаменем Отряда поверх свитера.
Огненный шестопер тем временем ушел куда-то дальше, судя по слабеющему грохоту, достаточно высоко. Может капсула унесла экипаж по каким-то своим делам, а может пилот высматривал место для посадки.
— Но кто мог прилететь на хаоситской ерунде и спасти нас? — спросила Берта.
— Есть один… воин Императора. Затрофеил "Клешню" с корабля новообращенных мятежников, который был подбит и много тысяч лет дрейфовал в пространстве. Сделал из нее личный катер, — ответил Фидус, вспоминая, где аптечка. Доходяга перед тем как отправился помогать товарищам, крепился и молчал, но выглядел плохо, ему требовалась, по крайней мере, иммобилизующая повязка на торс. Наверняка и остальным досталось
— А зачем?
— Потому, что мог.
— Кто приобщается к еретическому даже в малом, тот ходит по краю и сам уподобляется еретику. Его моральные качества сомнительны, — глубокомысленно сообщила Берта.
— Вероятно, — искренне согласился Фидус. — Но сегодня он принес нам спасение.
— Ну, тогда мы его поблагодарим за это, если удастся, — с абсолютной серьезностью решила комендант, застегивая комбинезон. И без того высокая, плотная наставница, будучи обмотанной знаменем, казалась веретенообразной. — Но спиной к такому типу я бы не поворачивалась.
Криптман в очередной раз хохотнул, отметив сюрреалистичность момента — теологическая беседа в полуразрушенном бронепоезде без локомотива, среди дребезжания и скрежета разваливающихся элементов, а вокруг брызги крови, искрящаяся проводка и мигающие красные лампы аварийного освещения. Что ж, инквизиторам приходилось вести диспуты о границах добра и зла в куда более экзотических местах.
— Самое время взяться за рычаг экстренного торможения, — порекомендовала голова Дженнифер
— Коллеги, кто примет на себя честь завершить наш короткий, но увлекательный пробег? — осведомился Криптман и сам же ответил. — Думаю, командиру по чести и положению.
Берта прищурилась, прикидывая, не дать ли в ухо парню, но поняла, что у Фидуса начался эмоциональный отходняк с избыточной словоохотливостью. Нормальная реакция для человека — даже если он инквизитор — после таких приключений и в ожидании новых, не менее, а вероятно даже более увлекательных. Поэтому наставница ограничилась грубоватым пожеланием закрутить вентиль словесной диареи и двумя руками взялась за большой красный рычаг со свинцовой пломбой на стальной нитке.
— Тридцать секунд. Мы быстро теряем скорость, но сотрясение будет ощутимым, — предупредила Дженнифер.
— Я начинаю привыкать, — выдавил Криптман. — Ты очень мило считаешь.
— Не сцать! — сурово приказала Берта, буквально цитируя Священника. — Император уже столько раз прикрыл нас не для того, чтобы мы гробанулись просто так. Мы умрем не раньше и не позже отмеренного Им!
— Двадцать, — начала очередной отсчет Вакруфманн.
Криптман искренне понадеялся, что в этот раз тряхнет полегче. Рывки и удары, выпавшие на долю бронепоезда, оказались удивительно болезненны. У инквизитора болели все косточки, особенно те, что уже были переломаны на Баллистической станции.
— Пятнадцать.
"А как там Ольга?.." — запоздало подумал Фидус. — "Надеюсь, пересидела в машине".
Изувеченный бронепоезд, дымя и теряя отваливающиеся части, по инерции катился в плотной застройке. По обе стороны двойного пути возвышались бетонные стенки с колючей проволокой на арматурных опорах, они преграждали путь настырным, однако не мешали видеть, что происходит в "Городе-22". И там, судя по всему, маленький отряд не ожидало ничего хорошего.
— Десять.
И Берта крепче взялась за рычаг.
Ольга плоховато соображала, все же сказались потусторонние злоключения и призрачные друзья. Когда миновал первый запал, и Деметриус отхватил за извращенческие поползновения хорошую затрещину, девушку буквально срубила усталость. Измотанность получилась комплексная, от нее мышцы деревенели, а мысли превращались в желе. Ольга завернулась в комбинезон и фольговое одеяло, как в капустные листы, забилась под скамью в танке и постаралась ни о чем не думать, ничего не бояться. Насчет "не бояться" вышло плохо, кругом все грохотало, адски шумело и было очень страшно. Даже сквозь броню пробивался какой-то замогильный рев, сирены, жуткие крики. Водила стрелял из пушки, осыпая металлический пол горячими гильзами, которые походили на высокие стаканы из латуни. Поезд и, соответственно, гусеничную машину колотило, будто великан пытался растрясти вагон в миксере.
Затем началось полное светопреставление. Бронепоезд едва ли прыгал на рельсах, как сайгак, бабахало еще громче предыдущего и Ольге показалось, что прямо над поездом воет настоящий самолет. Девушка замоталась в одеяло плотнее, с головой и начала тихонько молиться "дорогому боженьке", плохо понимая, к кому именно она взывает. Впрочем, какой-то бог здесь, наверное, существует и молитва имеет шансы попасть по адресу, хоть и "на деревню, дедушке".
И снова последовал тяжелый удар, затем поезд дернулся, однако без экстремизма предыдущих минут, можно сказать — аккуратно, так что девушку не ударило о стойку железной скамьи, а лишь символически стукнуло, скорее всего, даже без синяка обойдется. Момент торможения вдавил подносчицу в металл, пронзительный скрежет колес о рельсы донесся сквозь несколько слоев брони. Затем от головы к хвосту прошла серия толчков — вагонные сцепки одна за другой принимали на себя массу бронепоезда, гася инерцию. И, наконец, "Радиальный-12" остановился.
— Господи, помилуй, — шепотом закончила молитву девушка и подумала, что приключениям пора бы прекратиться. Слишком уж много всего и сразу происходит.
Она твердо решила, что не полезет из танка, более того, нос из одеяла не высунет, пока хреновое приключение не завершится, желательно хорошо, чтобы все остались живы и здоровы. Даже злая культуристка. И безносый стихоплет. И Крип, черт с ним. Все-все-все.
— Дорогой боженька, спаси нас, ну пожалуйста, ну что тебе стоит, а? — прошептала она. В голове упорно крутилось "хотя бы меня", и девушка решительно (насколько это получилось трагическим шепотом) повторила. — Спаси нас.
— А, чтоб тебя! — выругался Крип и в сердцах треснул кулаком по броневому листу, так, что подпрыгнула сумка Деметриуса. Санитар, бинтовавший окровавленную голову Водилы, только досадливо передернул плечами, дескать, не отвлекай. На лице Деметриуса застыло виноватое выражение, ведь мехвод пострадал, затаскивая оглушенного санитара в люк. Что именно прилетело в голову танкиста, осталось непонятным, скорее всего кусок металла, а может ком земли, промороженной до звенящей твердости. Водилу спасли шляпа и танковый шлем, они самортизировали удар до такой степени, что мехвод отделался трещиной в черепе и потерей сознания. Деметриус пообещал, что Водила будет жив и умеренно здоров… но не сейчас и даже не сегодня. Таким образом, крошечный отряд потерял еще одного бойца, причем в худшей тактической форме — бесполезный раненый, о котором следовало заботиться, отвлекая силы живых и здоровых. А самое главное — танк остался без водителя. Худо-бедно править "Химерой" могла Берта, но каждый из отряда понимал, что "худо" здесь не пройдет.
— Я поведу, — подытожила наставница-комендант, упрямо поджав губы, и все молчаливо согласились, что выбора здесь нет. В конце концов, Император защищает.
— А его точно… никак?.. — проблеял Савларец, указывая черным от грязи пальцем на Водилу.
Деметриус не услышал, кажется, санитар оглох полностью. Священник тронул его за плечо и показал на мехвода, армейскую сумку с лекарствами, затем выразительно поднял брови.
— Можно, — кратко отозвался Деметриус, он говорил медленно и врастяжку, как сильно выпивший. — Но не боец. Идти не сможет, Тошнота и спазмы. Все равно тащить придется.
— Понял, — отозвался монах и повторил жест Криптмана, только не ударил по металлу, а шлепнул ладонью, затем скомандовал. — Грузимся!
— Надо поспешить, — сказал Криптман, глядя на радиометр, прикрепленный у лестницы на второй этаж. — Реактор "Шестьдесят четвертого" скорее всего, цел и автоматически заглушился, иначе нас бы уже не стало. Зато вся оснастка и трубы, видимо, разбиты, фон усиливается. У нас еще минут десять, потом…
Он не закончил, но сказанное и так было ясно. Стрелка прибора прыгала на границе зеленой и желтой зон шкалы, но с каждым колебанием все дольше задерживалась в желтой. Учитывая, что красной полосы на шкале не было, к совету инквизитора имело смысл прислушаться.
— Я поведу, — вновь сказала Берта, судя по выражению лица и тону она скорее убеждала себя, чем предупреждала остальных.
— Поведу я.
Вышедшая из тамбура техножрица деловито сжимала под мышкой говорящую голову. Берта едва сдержала вздох облегчения.
— Где Ольга? — столь же деловито уточнила Вакруфманн.
— Здесь! — прогудел из утробы танка Доходяга. — То ли спит, то ли приссала девчонка.
— Ну, ей простительно, — буркнул Плакса, вытирая от слез грязное личико эльфа.
Дженнифер торжественно вручила голову Савларцу и обошла танк, намереваясь лезть в открытый люк мехвода. Каторжник едва не выронил ценную ношу и с недоверием уставился на помятый стальной череп. Над вагоном снова загрохотало, шум был уже вполне знаком и ободрял, напоминая, что в обезумевшем городе у отрядовцев есть хоть какая-то поддержка.
— Заходит на посадку, — отметил Крип. — Сядет, похоже, метрах в ста… там, — он взмахом руки обозначил азимут. — Двинем поначалу туда же, он, быть может, прикроет нас пушками. И что-нибудь прояснит.
— Что тут прояснять, — проворчала Берта, стараясь, при поддержке Святого Человека, упихнуть в люк "Вразумителя". — Вперед и карать.
Впрочем, особенно спорить командирша не стала.
— Как то скверно получилось, сумбурно и беспорядочно, — подвел итог Священник. — С другой стороны мы пурификаторы, а не гвардейцы. Так что даже и не плохо, если поглядеть.
— Творческий экспромт, — дополнил Криптман. — Что ж, в машину все. Святой отец, помогите открыть борт. Попробуем скатиться прямо на платформу.
— Извольте, — согласился монах и с грустью посмотрел на танк, затем на распылитель химической пушки. Берта, надо полагать, пришла к сходным выводам и приказала сквозь зубы Святому Человеку. — Высовывай пулемет обратно! Все равно пустой… Приберем когда все закончится. Кислота важнее.
Криптман хотел было запрыгнуть на броню "Химеры" молодцевато и легко, но чуть не упал и полез тяжело, замедленными движениями уставшего человека.
— Ольга, ты живая? — воззвал он в открытый лючок для подачи боеприпасов на тыльной стороне башни. Изнутри после долгой паузы неразборчиво ответили ольгиным голосом.
— Ой, — совсем по-человечески выговорила голова Дженнифер, и Савларец снова почти уронил ее от испуга. — Кажется у нас неприятности.
— Ну конечно, — широко и в то же время грустно ухмыльнулся Священник. — Ни минуты без испытаний.
Быстрая оценка и короткое объяснение Вакруфманн показали, что проблема, несмотря на кажущуюся юмористичность, в самом деле серьезная. Оптика "Химеры" вышла из строя, управлять машиной теперь можно было "из люка". Но длинный — лишь на голову ниже Криптмана — Водила плохо умещался на водительском сиденье "Химеры" и давно переделал его под себя. Он что-то вывинтил, что-то подкрутил и подрезал автогеном, а затем приварил для надежности. В итоге кресло опустилось ниже конструктивного и стало удобным — по мерке Водилы, но Дженнифер, чей рост составлял немногим больше полутора метров, попросту не доставала головой до среза люка. Техножрица огласила суть затруднения и молча уставилась черепом на сиденье, то ли что-то рассчитывая, то ли перегрузившись проблемами.
— А если встать… или кинуть скатку на стул… — предположил монах и осекся. — Ну да, так ты до педалей не достанешь…
Доходяга, скрюченный и серый от боли, шипя, выдавил несколько сдавленных ругательств. Савларец вроде опять собрался заплакать. А Плакса, против обыкновения, рыдать не стал. Он молча подошел к Дженнифер и стащил с костяной головы очки, аккуратно сдвинув страховочную проволоку. Вакруфманн отреагировала, но с запозданием, огнеметчик, будто танцор-лилипут, увернулся от стальных рук.
— Наденем на светловолосую, — сказал Плакса. — Будет глазами для тебя.
— Отдайте, — очень вежливо попросила Дженнифер. — Это глупая шутка.
— Я не шучу, — тонко, пискляво, но уверенно прошелестел огнеметчик из глубин своего неизменного шарфа. — Очки принимают и передают изображение, так?
— Да.
— Но видеть напрямую ими ты не можешь, правильно? Нужен какой-то посредник, из головы которого ты будешь снимать картинку.
— Да. Конфликт протоколов, не было времени устранить.
— Ну и вот. Она станет глядеть. У нее ваши железки в голове, как у сервочерепа. А ты будешь дергать рычаги, жать на педали.
— Но… — булькающий голос из "кастрюли" умолк едва ли не на полуслове.
Дженнифер замерла, как статуя секунд на пять, затем деловито полезла на сиденье, клацая металлическими пальцами по броне со словами:
— Функциональное решение. Критический, но приемлемый уровень риска. Мне стыдно, что очевидное решение было подсказано со стороны, притом даже не адептом Омниссии.
— А точно справишься? — поспешно кинул вдогонку Савларец. — Там… это… рычаги всякие, кнопки и прочее!
— Справлюсь, — ответила голова в руках безносого. — Я уже знакома с духом этой машины, он благосклонен ко мне и не хочет закончить существование в радиоактивном гробу, неподалеку от оскверненных механизмов.
Берта оглядела вагон, точнее ангарную его часть, где вокруг "Химеры" собрались оставшиеся бойцы. Каким-то чудом включилась резервная электросеть, и вместо красного аварийного света под высоким потолком снова загорелись нормальные лампы. Они мигали и стрекотали, явно балансируя на грани перегрузки и взрыва, однако света хватало.
— Что ж, самое главное у нас впереди, — тихо сказала она, больше себе, чем другим.
— Я не хочу, — тоскливо проныла девушка. — Не хочу!
— Надо, — с мягкой настойчивостью сказал Фидус.
— Идите в жопу, — решительно потребовала Ольга из-под фольги.
В танке было как обычно, то есть неярко, тепло, шумно, тревожно. Очень тесно и очень сыро — много людей и много тающего снега на подошвах. Воняло чем-то перцовым и кислым, а также, почему-то, горелой краской. Кто-то глухо стонал сквозь зубы, а Деметриус что-то говорил про то, как надо правильно уложить бессознательного, причем слова произносил слишком громко и медленно.
— Расстреливайте, — угрюмо решила девушка. — Остальное без меня.
Танковый дизель заурчал громче, из водительского отсека звенело, со скрежетом проворачивались шестерни коробки передач. Очевидно, Вакруфманн осваивалась с управлением, пока на ощупь.
— Ольга, — тихо проговорил Фидус. — Я знаю, что прошу многое. Но ты нам нужна.
— Я никому не нужна, — горько пробурчали из-под одеяла.
— Ты нам нужна, — повторил Криптман. — Всем нам. И сейчас мы без тебя пропадем. Все пропадем.
Он уже думал, что придется использовать силу и вытаскивать девушку из-под скамьи, но уголок тонкой фольги откинулся сам.
— Правда? — недоверчиво спросила Ольга.
И снова девушка его удивила. Криптман был готов к тому, что баллонщица откажется служить перископом для техножрицы, но светловолосая девочка лишь шмыгнула носом и молча кивнула. Это было столь неожиданно, что Фидус внезапно для самого себя уточнил:
— Точно? Уверена?
И чуть было не добавил "это опасно!".
— Уверена, — сказала девушка и вытерла кровоточащий нос. Священник молча протянул ей платок и тихонько напомнил, непонятно для Фидуса:
— Уже второй.
Ольга невольно улыбнулась сквозь навернувшиеся слезы и кивнула со словами:
— А делать что надо?
Священник протянул ей шлем, не обычную каску послушника, а настоящий, военный, как у фашистов из кино. Странно, шлем казался ощутимо тяжелее строительной каски, но был куда лучше сбалансирован и в целом сидел на голове удобно. Ольгу буквально протащили через мягкую тесноту, где оказалось много болезненно твердых выступов от снаряжения и оружия. На освободившееся место запихнули Водилу, он был то ли ранен, то ли убит, во всяком случае, перевязан был как раненый, а лежал молча, как убитый. Ольга непослушными пальцами надела очки, к которым так и не успела привыкнуть.
— Они не работают, — срывающимся голосом пробормотала она. — И что мне делать?
— Заработают. Смотреть, — исчерпывающе порекомендовал Плакса. — Полезай в башню.
Лязгнул и стукнул открываемый люк. Ольга никогда не рассматривала его так близко и лишь теперь заметила, что танковый люк представляет собой довольно сложную конструкцию, что-то вроде плоской башенки, которая могла вращаться, а собственно крышка откидывалась двумя частями в разные стороны. Глядя снизу вверх Плакса подсказал, как зафиксировать одну часть в поднятом положении, чтобы закрывала спину. На металле были хорошо заметны пятнышки ржавчины, за которой не уследил Водила.
— Считай, ты оператор, — быстро разъяснил Фидус. — Механикум видит то же, что и ты. Поэтому смотри по курсу и слушай ее указания.
Ольга поглядела на отделенную голову Дженнифер, в которую намертво вцепился безносый и девушку передернуло. Криптман, тем временем, тоже протиснулся в люк, и без того тесный.
— А тебе чего? — взъерепенилась Ольга.
Танковый двигатель еще прибавил обороты, гремели отъезжающие в стороны панели, за которыми открывался внешний мир, дымный, воняющий гарью и жженой плотью, расцвеченный пожарами. Фидус молча обхватил девушку сзади, уперся длинными ногами в специальные выступы, похожие на педали. Ольга внезапно обнаружила, что приемлемо устроилась. Криптман придерживал ее, служа амортизатором и принимая на себя все толчки, его руки прикрывали девушку с боков, на голове удобно сел шлем. Только лишь очки казались мертвыми, бесполезно давили оправой на переносицу. Пользуясь тем, что пальцы оказались свободными, Ольга крепко взялась за оправу, чтобы не скинуло от рывка.
— Готовьтесь, сейчас двинемся, — прогудела Дженнифер из рук Савларца, и вновь пронзительно заскрежетала передача, техножрица еще не приноровилась к механизму. Сервитор Люкт не стал даже пробовать залезть в танк, а крепко ухватился за скобы на корме, предназначенные для буксировки. Кувалда повисла на спине сервитора в наспех сымпровизированной перевязи из обычного каната.
— Все будет хорошо, — негромко сказал Фидус на ухо девушке.
— Ага, — согласилась она, хотя, разумеется, ни капли не поверила его обещанию. Но, подумав секунду-другую, Ольга все же прибавила. — Спасибо, — еще чуть-чуть подумала и закончила мысль. — За все.
— Неизменно к твоим услугам, — она не видела его лица, но по тону было понятно, что инквизитор улыбается.
И Ольга снова подумала, что эти странные люди — жестокие, фанатичные, угрюмые, неприятные в общении, спалившие разведчика перед строем — наверное, самые приличные из всех, кого ей довелось встречать в недолгой жизни. Вот сейчас, вместо того, чтобы бежать как можно дальше, они готовы отправиться в ад, потому что для них Долг — не пустой звук. В императора своего они верят совершенно искренне. И эта вера, пусть чужая, как ни крути, помогла самой Ольге вырваться из безумного лабиринта.
Они верят. У них долг. А я-то здесь при чем?.. Это не мой мир. Не моя война, не моя вера. И торопливо прочитанная с листа присяга ни к чему не обязывает, потому что это не мой выбор. Я не доброволец, а вымученная под страхом побоев и смерти клятва не считается. Так почему я здесь, на самом опасном месте, торчу как хер стоячий, с головой телячьей? Причем добровольно.
Ольга думала над этим, пока вагон открывался. Так ничего и не придумала, лишь настойчиво лезли в голову картины пустого дома и старых игрушек. Хозяева никогда уже не возьмут в руки женщину-рыцаря с криво, но старательно прорисованным трилистником на лице куклы. Или вырезанного от руки деревянного императора, старательно раскрашенного желтой акварелью.
Это плохо. И так быть не должно.
Солнце поднималось в дымное небо и светило удивительно ярко. Ветер утих, то ли сам по себе, то ли его гасила плотная застройка. За бортом "Радиального" оказалось тепло, совсем не по времени года, даже грязные лужи не спешили затягиваться пленкой льда. В этой части города бои, точнее бессмысленная резня, уже отбушевали, разбросав тела, испятнав черный снег и бетон пятнами незамерзающей крови. Основная драка шла в стороне и ближе к центру города, там, судя по ритмичному грохоту, работала тяжелая артиллерия. Сверху пронеслась группа бомбовозов, заходя на боевой разворот. Если верить красным эмблемам на пол-корпуса, машины принадлежали Марсу. Через близлежащие здания пролегла черная просека, выжженная "Клешней", которая опускалась не по-ракетному, строго сверху вниз, а противозенитным маневром, как самолет. Посадочный факел капсулы развалил дома на своем пути, словно огненный меч. "Клешня" торчала впереди — толстый цилиндр высотой метров пятнадцать, на опорах, и в самом деле напоминавших когти. Все пять артиллерийских стволов капсулы огрызались ярко-желтыми вспышками, устраняя любую угрозу, причем, судя по всему, огонь прикрывал и "Химеру", а может и поезд.
Танк выкатился на разгрузочную платформу, громко цепляясь траками за бетон. Машина двигалась "нервно", дергаясь на поворотах, но более-менее уверенно. Дух благоволил экипажу и по мере сил сглаживал неумелое вождение. Никто не возражал, когда Дженнифер направила "Химеру" к неожиданному и неизвестному спасителю. Две фигуры, кажущиеся очень маленькими на фоне летательного аппарата, уже спустились вниз и застыли в ожидании, беспечные, неуместные здесь, посреди охваченного хаосом и насилием города.
— Ну, конечно, — пробормотал Фидус, глядя на фигурки у опоры "Клешни". — Как приятно быть правым…
Он крепче сжал Ольгу в объятиях, принимая на себя обильные удары и толчки, что превращали тело инквизитора в один сплошной синяк. Фидус тоскливо мечтал о горячей ванне и хорошем массаже. В крайнем случае, о теплом душе, под которым можно было бы заснуть.
Подъехав к десантному агрегату, "Химера" издала звук, удивительно похожий на громкое чихание и остановилась.
— Кто бы вы ни были, мир вам, достойные слуги Императора! — провозгласил Священник, неловко вылезая наружу. Затем сказал уже более деловито и предметно. — Ну что, пошли бить Зло вместе? У вас пушек побольше нашего будет.
— Здравствуй, Шметтау, — приветствовал с башни Криптман. — Сам удивляюсь, что говорю это, но я рад видеть тебя.
— И вам доброе утро, коллеги, — с легкой церемонностью поклонился Калькройт Шметтау. — Рад, что мы успели вовремя. Не скрою, благодарность служителей Экклезиархии мне приятна, но всему свой час. Периметр на какое-то время зачищен, так что давайте обсудим дальнейший план.
Глядя на пару новоприбывших, Берта испытала зависть, недостойную, но понятную. Оба — высокий и низкий — были облачены во что-то похожее на полужесткие, явно бронированные скафандры со вставками экзоскелетов. Снаряжение выглядело эффектным и новым, никакого сравнения с обычной амуницией Отряда, которая служила десятилетиями, находясь в стадии перманентного ремонта. Высокий и лысый боец был вооружен чем-то похожим на мульти-мельту, очень легкую и ухватистую, явно ручной сборки. Берта недовольно засопела, подозревая работу ксеносов, люди не смогли бы упаковать столь разрушительную мощь в такой малый объем. На поясе второго инквизитора висел инферно-пистолет, давняя и несбыточная мечта наставницы.
Криптман шепнул Ольге на ухо "посиди-ка тут" и спрыгнул на бетон, морщась от боли в коленях. Подошел ближе к собратьям по нелегкой профессии.
— Почему нас не коснулось разрушительное воздействие я в общих чертах понимаю, — сказал Фидус, глядя сверху вниз на Шметтау. — Но как вы сохранили рассудок? И где твоя свита? Хотя… — Криптман глянул на бритый череп Эссена Пале, покрытый шрамами. — Кажется, понимаю. Технология "Мой светлый близнец"?
— Да. Неприятная, но полезная операция, — со светской улыбкой ответил Шметтау. Инквизитор по-прежнему казался смешным, его добродушное лицо категорически не вязалось с абордажным скафандром, а мельта-пистолет на поясе выглядел как маскарадная игрушка. Только глаза Калькройта буквально светились, выдавая зловещую натуру.
— Мой верный спутник полностью иммунен к любым проявлениям варп-активности. Последствия одного старого эксперимента астропатов, они пытались вырастить особую железу прямо на мозговых тканях. Я решил, что мне это пригодится, он не возражал, понимая ценность своего дара.
— Так вы… — Криптман выразительно двинул пальцами в противоположных направлениях, словно указывая сразу две дороги.
— Да. Часть его мозга пересажена мне и, соответственно, наоборот. Таким образом, у нас своего рода метафизический симбиоз. На близком расстоянии его неуязвимость для Имматериума распространяется и меня. Но, к сожалению, только меня. Поэтому я отправил корабль и свиту восвояси, от них здесь никакого прока.
— Большая жертва, — покачал головой Фидус. — Изувеченный рассудок.
— Я был добровольцем, — снисходительно улыбнулся Эссен. — Тебе не понять.
— Да, это понять трудно, — согласился Криптман.
— Вот поэтому из тебя не получился инквизитор, — беззлобно сообщил Калькройт. — Эссен, в сущности, тот же Люкт. Человек, преданный служению, преданный Императору. Готовый на любую жертву, чтобы служение стало еще лучше, еще эффективнее. Люкт отдал свободу воли и посмертный покой, чтобы стать щитом твоего отца. Эссен отказался от блестящей карьеры и пожертвовал изощренным умом для моей защиты. Это была осознанная жертва ради чего-то высшего.
Священник и Берта переглянулись с видом крайнего нетерпения, но смолчали, решив, что хрен с ним, пусть обсуждают какие-то свои давние разногласия, вмешиваться и тем более торопить себе дороже обойдется.
— Введи в курс дела, — отрывисто попросил, скорее даже потребовал Фидус. — Видимо ты знаешь больше меня.
Шметтау зыркнул на молодого визави нехорошим взглядом, но все же ответил:
— Если сопоставить…
Он сделал паузу, словно инквизитору было физически больно и стыдно описывать феерический провал коллег, пусть даже сам Калькройт не имел к оному отношения.
— … Похоже, тут пытались организовать ритуал "Duo in uno".
— Опа! — не удержался от вульгарного возгласа Криптман. — Они экспериментировали с беременной астропаткой?
Берта выпрямилась, как ужаленная, Священник приосанился и пробормотал что-то наподобие "вот же уроды", остальные отрядовцы, кто слышал эти слова, скривились в отвращении. Пурификаторы привыкли видеть грязь, которую ересь и колдовство поднимали с глубин человеческих душ, но бывают вещи, что способны ужаснуть даже самых стойких.
— Да. Идея в том, что если подготовить и убить ее специальным образом буквально в процессе родов, высвободится большое количество "тонкой энергии". Особенно если нерожденный ребенок тоже имеет дар. Судя по всему, они сумели. Почти сумели.
— Вот уроды, — с искренней ненавистью повторил Священник и подумал вслух, одергивая пластмассовую кольчугу. — Значит вот откуда все эти… несообразности. Очень долгий ритуал?
— Да, — подтвердил Калькройт. — Они проводили сложную ритуальную сетку, организовывали жертвоприношения, сосали энергию варпа, буквально накачивая жертву… или доброволицу. Хотя скорее все-таки жертву. Добивались синергии. Но перебрали. Родовые схватки вызвали такое возмущение, что Имматериум все же пробило без контроля.
— Схватки, — повторил Криптман. — Ну конечно… Ритм!
— Я вспомнил, потому что видел его прежде, когда… принимал роды, — Шметтау сморщился, будто воспоминание было ему неприятно.
— Самоподдерживающаяся воронка? — предположил Фидус. — Постоянные ворота на ту сторону, которые пульсируют в соответствии с запечатленным ритмом?
— Возможно, — кивнул Шметтау. — Но я бы поставил на "зацикленный хост". Заякоренный портал, привязанный к оболочке с разрушенной душой. Так или иначе, через некую сущность в наш мир хлещет чистая энергия Варпа, и пробой не закрыть, пока не уничтожена сущность.
— Что ж, не увидим, не узнаем, — вздохнул Криптман. — Но боюсь, тебя в машину не упихнуть, а вас двоих тем более.
— Выгрузите раненых, — Шметтау, похоже, вообще не собирался дискутировать на эту тему и определенно думал, что два инквизитора стоят хоть всего экипажа. — Избавьтесь от малополезных.
— А мы не можем… это… перелететь просто… туда? — рискнул выступить с предложением Савларец.
— Не можем, — отрезал Шметтау, не снисходя до объяснений.
— Бедная женщина, — с грустью вымолвил пастырь.
— Или преступный доброволец, — сказал молчавший доселе высокий спутник инквизитора Шметтау. Голос был неприятный, какой-то сухой и дребезжащий.
— Это не женщина.
Негромкий, робкий голосок сначала потерялся на общем фоне, мало кто его услышал. Но Калькройт привык замечать скрытое от других, инквизитор замер и поднял вверх два пальца, призывая к тишине.
— Повтори, будь любезна, — с обманчивой мягкостью попросил он, доброжелательно глядя на Ольгу.
Девушка слезла с танка и на всякий случай спряталась за Крипом. Она хорошо запомнила этого невысокого дядьку с добрыми глазами. Он допрашивал ее всего лишь один раз, даже не повысил голос, был неизменно вежлив и улыбчив, но улыбка пожилого мужчины веяла могильным хладом. Ольга накрепко запомнила ощущение, что ее как будто хоронят заживо — вежливый следователь так ловко и хитро все вывернул, что допрашиваемая оказалась в протоколе закоренелой грешницей, которая едва ли не собственноручно вела наивного инквизитора Криптмана к бесславной гибели.
— Это не женщина, — шепотом повторила Ольга.
— Не понимаю, — нахмурился Калькройт.
— Возможно, девица хочет сказать, что это происки слаанешитов? — предположил немногословный спутник инквизитора. — Заставить забеременеть мужчину, это вполне в их духе. Гормональное совмещение могло привести к любопытным результатам.
— Спокойно, — Криптман развернулся, уверенно и мягко положил широкую ладонь на плечо девушки. — Что ты имеешь в виду? Говори прямо, не бойся.
Ольга сглотнула и постаралась не глядеть в холодные гипнотические буркалы злого следователя. Она сосредоточилась на словах Фидуса, а также собственных воспоминаниях.
Крики несчастного Безумца. Он видел больше чем обычный человек, хотел предупредить, но не мог, заблудившись в лабиринтах сумасшествия.
Потусторонний плач, что звучал в проклятом доме. Тогда девушке послышалось в нем безнадежное отчаяние женщины, смертельно испуганной за свою жизнь.
Подсознание Ольги, отраженное в образе Дженнифер. Оно тоже чувствовало куда больше чем ограниченный разум, надо был только прислушаться к голосу. Понять, что на самом деле то был испуг матери за свое нерожденное…
— Дитя, — сказала он.
Ольга думала, что сейчас злобный дядька вцепится в нее и снова начнет загонять в угол каверзными вопросами. А Фидус… наверное снова бросит ее, потому что коллег со значком в виде одинокой палки Криптман боялся, похоже, сильнее демонов и прочей жути. Но вместо каверзности инквизиторы обменялись взглядами, разом качнули головами.
— Э-э-э… — рискнула вклиниться Берта. — Может пора уже нести смерть во имя Его?
Фидус предупреждающе поднял руку, призывая к сдержанности и терпению, негромко сказал, видимо цитируя что-то:
— Поспешность в нашем деле бывает пагубнее промедления.
И добавил:
— За нами нет армии, нет даже отряда верных аколитов. Мы сможем ударить лишь один раз и только наверняка.
— Дитя. Младенец, — подумал вслух Шметтау. — Это звучит разумно. Возможно такова и была задумка… Не "два в одном", а выведение уникального псайкера невероятной мощи. И у них получилось… но еретики не удержали то, что создали.
— Младенец, которому не дают погибнуть его силы, — подхватил мысль воин со шрамами. — Он, скорее всего, опять же тянет энергию из Варпа, быть может через тело матери. И бьет по площади.
Ольга крепко сжала руку Фидуса, думая, как же сказать этим злым уродам, насколько они ошибаются. И Криптман словно прочитал ее мысли через телесный контакт.
— Не бьет, — сказал Фидус. — Это не осознанный акт. Новорожденный покинул материнскую утробу, измучен, ему больно, страшно, он одинок, ведь мать, скорее всего, мертва. А рядом бездна Имматериума. Ребенок просто кричит в бесконечном ужасе. Но это крик псайкера, быть может, сильнейшего в галактике…
— Пожалуй, такая версия все объясняет, — Шметтау звучно щелкнул пальцами в бронированной перчатке. — И ритм, и безадресное воздействие, и бездумное оперирование голой силой. Что ж…
Инквизитор властно поглядел на маленький отряд. Самонаводящаяся артиллерия на "Клешне" умолкла, лишь разворачивались хоботки пушек в неустанном поиске новых целей.
— Так или иначе, путь у нас один. Как верные слуги Его, мы должны прекратить это. Любой ценой.
— Помощь запрашивать будем? — на всякий случай уточнил Криптман, впрочем, судя по тону, вопрос был задан более для проформы.
— Спутниковая связь легла, — покачал головой Шметтау. — Мы потратим несколько часов только чтобы пробиться к руководству крепости арбитров или инквизиторам. Потом объяснения, споры, согласования, перекраивание планов. В лучшем случае начнем к вечеру.
— За это время псайкер окончательно обезлюдит регион, и у нас будут проблемы уже в масштабах всей планеты, — согласился Криптман. — Что ж, значит как обычно.
— Никто кроме нас, — слабо улыбнулся Шметтау, явно припомнив нечто хорошее, теплое, но сразу нахмурился, будто память причинила боль.
— Вы убьете… ребенка? — шепотом спросила Ольга, сжимая ладонь Фидуса уже двумя руками. — Не нужно. Это неправильно.
Шметтау не удостоил ее ответом, он выразительно посмотрел на Берту. Комендант приосанилась, чувствуя, наконец, определенность и ясность задачи.
— Оставим тут Водилу и… — она на мгновение задумалась. — Доходягу. Поменяем двух больных на двух здоровых.
— Я здоровый, — набычился упомянутый Доходяга, однако землистый цвет лица и тяжелое дыхание отчетливо указывали обратное.
— Давайте их сюда, — приказал инквизитор. — Сунем в оружейный отсек. Там и застрелиться можно будет, если у нас не выйдет.
— Никто кроме нас, — повторил Фидус. — Не помню, кто придумал этот девиз, ты или отец?
Но Шметтау не удостоил собрата вниманием. Он молча и сосредоточенно глядел туда, где располагался центр города, финальная точка миссии и очаг яростного боя марсиан с неведомым противником.
— Оригинально, — только и сказал Шметтау, когда увидел техножрицу с прикрученным изолентой сервочерепом вместо головы. Дженнифер не удостоила его ответом, а может быть, просто не услышала.
Оба сторонних инквизитора пристегнулись карабинами по бортам "Химеры", Шметтау справа, Эссен слева. Священник с кислотной пушкой высунулся по пояс из люка стрелка-радиста, Плакса с огнеметом засел на корме. Таким образом, бронемашина ощетинилась на все стороны оружием, а внутри неожиданно стало просторно. Деметриус быстро пересчитал оставшуюся медицинскую амуницию и торопливо пополнил запас из аптечного контейнера "Химеры". Берта хотела поднять знамя Отряда над машиной и выругалась, поняв, что импровизация флагштока займет слишком много времени.
— Поехали! — на пределе возможностей динамика провозгласила Дженнифер, выжимая педали.
Специфическую манеру вождения техножрицы с некоторой условностью можно было назвать "залихватской". Рычаги, которые Водила зачастую двигал обеими руками, Вакруфманн с кажущейся легкостью дергала едва ли не кончиками стальных пальцев. Дух машины, заключенный в дизеле, энергично пел оду ярости, слушаясь марсианку, словно родную. Надо полагать, дух же уберегал гусеницы от разрыва звеньев, потому что скрежет зацепов на траках и снопы искр сопровождали "Химеру" как дребезжание консервной банки на веревочке. Вакруфманн дрифтовала на тридцатипятитонной машине, словно уличный гонщик. Зацепившийся снаружи экипаж не слетал с брони только благодаря страховке, а тех, кто был внутри, мотало как шарики в банке. Учитывая контингент, отношение к происходящему пурификаторы высказывали, не стесняясь в выражениях. Впрочем, отъявленная брань все же не столько выражала ненависть к водителю, сколько отводила душу в целом.
Тяжелее всех приходилось Люкту и Криптману. Сервитор держался на броне исключительно силой механизированных рук и несколько раз едва не ушел в свободный полет, цепляясь лишь чудом и благоволением Омниссии. На лице мертвого слуги застыло выражение мрачного фатализма и готовности претерпевать. Фидусу приходилось удерживаться самому и защищать Ольгу. Девчонка без перерыва кричала, но, судя по тону, не столько от ужаса, сколько от избытка эмоций. Поглядеть и в самом деле было на что.
Злотворное воздействие враждебной силы подействовало, так или иначе, на всех жителей, однако по-разному, в зависимости от местонахождения, силы воли, окружения и еще множества факторов. Некоторая часть правоохранителей, а также рядовых граждан сохранили достаточно рассудка и здравого смысла, чтобы попытаться организовать какую-никакую самооборону. Их бы все равно захлестнула волна безумцев и мутантов, но здесь пришли на помощь марсиане. Неизвестно, чего хотели "кастрюлеголовые" и зачем пригнали на Маяк столько войск, но все они пригодились, до последнего винтика. Лишь благодаря армии Бога-Машины "Город-22" все еще не пал, сокрушенный натиском Имматериума. По всему городу шли беспорядочные схватки, а на западе, со стороны океана, продолжало греметь нечто грандиозное, масштабное. Там беспрерывно вздымались рыжие кусты мощных разрывов, а дымы грозились пробить серо-черное небо. Судя по всему, марсиане без перерыва разгружали там бомбовые отсеки самолетов и кассеты объемного взрыва, но, кажется, пока тщетно. Невидимый за постройками враг приближался.
— Пожалуйста, ровнее, — попросила Дженнифер, и ее ровный голос прозвучал среди творящихся кругом ужасов, будто глас ангела, безразличного к страстям и горестям. Фидус прикусил и без того прокушенную губу, крепче сжал Ольгу в объятиях. Сильно болели нижние ребра и тазовые кости, на которые приходились основные удары твердого металла, ботинки так и норовили соскользнуть с мокрых скоб-упоров.
— Вашу мать, как я стрелять то буду?!! — отчаянно возопил Святой Человек, потому что ему в башне места уже не оставалось, а Фидус мог или держать Ольгу, или управляться с пушкой, лишь одно из двух. Криптман запоздало подумал, что вероятно лучше было бы выставить их "перископ" с места радиста рядом с Дженнифер, но тут же решил, что нет, здесь чем выше обзор, тем лучше.
"Химера" в грохоте и скрежете, разбрасывая искры и выбитые траками крошки асфальта, проносилась через улицы и перекрестки, сметала брошенные, горящие машины. Обычные люди разбегались перед танком, а измененных Дженнифер беспощадно давила. Ольга жмурилась, радуясь, что может не смотреть, благо искусственный глаз исправно передавал картинку марсианке независимо от того, смотрит ли сам оператор.
— Опция зрения откалибрована не оптимально, — пробубнил голос Дженнифер. — Необходима коррекция.
Их почти не атаковали, если же кто-нибудь, совсем обезумевший или полностью утративший нормальные инстинкты, пробовал напасть, с ним быстро кончали огнем и кислотой. Мельта высокого и лысого производила ужасающий эффект, вселяя лютую зависть в душу Плаксы. Пистолет Шметтау был чуть менее грозен, однако нехватку убойной мощи Калькройт уравновешивал меткой стрельбой.
— Ольга, приготовься, — теперь голос Дженнифер звучал как-то странно, не снаружи, из сломанной головы, а будто рождаясь внутри костей черепа, расходясь от вставленных прямо в голову железок.
— Чего?
— Держи голову ровно, — попросил голос Дженнифер. — Я по-прежнему завишу от твоего обзора.
— Что? — напрягся Фидус. — Что случилось.
Ольга мотнула головой, пытаясь вложить в резкий жест все сразу, дескать, не отвлекай и беспокоиться не о чем. Как ни странно, инквизитор понял или отвлекся на что-то иное.
— Тонкая настройка твоей аугментации позволяет побочными вибрациями воздействовать на височную кость, а с нее, в свою очередь, наведенной частотой, и на слуховую мембрану.
Ольга сомневалась насчет правильного понимания слова "аугментации" и вообще поняла с пятого на десятое, поэтому рубанула сразу:
— Мысли читаешь?!
— Нет, это не позволяет мне читать твои мысли. Но статистика показывает, что девяносто шесть процентов реципиентов задают этот вопрос сразу же, как только узнают о подобном способе связи. Сарказм. Теперь приготовься.
— Голоса в голове? — громко и встревоженно спросил Фидус, стараясь перекричать шум. Прямо сейчас шипела кислотная пушка монаха и громко ухала мельта в руках Эссена. Плазменный удар, сам по себе смахивающий на яркий выхлоп огнемета, испарил верхнюю половину странного создания, похожего на гибрид человека и дерева с ветвями из переломанных, срощенных заново костей. Танк налетел на брошенную, горящую машину, вроде бы какой-то фургон городской службы, смяв его как жестянку. Святой человек орал молитвы так громко, что его было слышно даже сквозь броню, Савларец истерично умолял Императора спасти его.
— Это Дженнифер, ничего такого, — отмахнулась от Фидуса девушка. — К чему готовиться?
— Перегрузка зрительного канала. Краткосрочная. Постарайся не двигать головой, я по-прежнему зависима от твоего обзора. Три, два…
Ольга подумала, что обратный отсчет в исполнении Дженнифер становится доброй традицией их маленького отряда, затем успела выкрикнуть, обращаясь к Фидусу:
— Держи крепче!!!
Мир исчез в бело-зеленой вспышке. Черный свет — для описания которого в человеческом языке не было слов — заполнил все. Затем он исчез, и Ольга вернулась сознанием и зрением в "Город-22", который невообразимо переменился.
— Что это, — прошептала она, думая, что едва шевелит губами, но Дженнифер каким-то образом поняла и бесстрастно ответила:
— Эффективное функционирование требует глубокого и многопланового включения в тактическую сеть. Учитывая повреждение модуля, который вы называете моей "головой", эта процедура затруднена, однако частичный перенос информационной нагрузки на твои аугментации облегчает задачу.
— Не понимаю!
— Теперь ты видишь мир так, как его воспринимаю я. В какой-то мере. Мы видим… — бесплотный голос технопровидицы казался довольным. И девушка неожиданно поняла, что в ее голове звучит не обычная речь, как у всех людей — словами, а… как-то странно, невыразимо в человеческих понятиях. Не речь, а поток знаний, когда за одно мгновение под крышкой черепа словно распаковывается понимание некоей концепции. И теперь девушка тоже видела.
Больше всего это было похоже на то, как изображают в кино зрение всяких терминаторов и прочих роботов, но с поправкой на то, что в кино следует сделать все понятным для зрителя. А Ольга видела мир так, как его воспринимали марсиане без всяких поправок на обычного человека.
В первую очередь изменилась цветовая гамма. Как и все на Маяке "Город-22" был раскрашен в серо-черный, а уличная война добавила оранжево-красное. Сейчас же для баллонщицы Отряда мир разукрасился всеми цветами радуги в сотнях оттенков на каждый базовый цвет. Затем Ольга поняла, что исчезла базовая геометрия. Каждый объект превратился в сложное переплетение линий и фигур, которые непонятно, однако эффектно отмечали его прошлое, настоящее и несколько наиболее вероятных состояний в будущем. Все это объединялось в динамическую картину невообразимой сложности векторами движения и времени, расчетом траекторий, символикой, объединявшей понятия высшей математики с рядовой топографией. Все это можно было назвать "визуализацией", но так же условно как ядерный взрыв "яркий", Империум "большой", а местный ад "неприятный".
Теперь Ольга понимала, что Дженнифер не столько ведет машину, сколько соблюдает траекторию, выстраиваемую не ей, но для нее. Гонит "Химеру" сквозь тоннель наиболее оптимальных перемещений, которые просчитываются с привлечением гигантских вычислительных мощностей и учетом тысяч параметров, вплоть до сотых долей градуса и взаимного положения отдельных сегментов гусениц на каждом повороте.
А еще стало ясно, что "Химеру" и ее маленький, но храбрый экипаж ежесекундно прикрывает настоящая армия. "Медноголовые" выбрасывали десанты скитариев, отвлекая на себя хосты и трансмутировавшие создания, бывшие людьми, накрывали дальнобойной артиллерией скопления врагов, которые не получалось объехать. Даже в схватке с чудовищем из моря, что крушило западные окраины "Города-22", теперь учитывались перемещения бронемашины и лишь благодаря огневой поддержке титанов-разведчиков "Химера" успешно разминулась уже с двумя угрозами характера "Гамма-3", что бы это ни значило.
— Они нас защищают, — словно в трансе прошептала девушка, но Криптман промолчал. Может, не услышал, может, не понял.
Марсиане уделяли Отряду ничтожно малую часть "внимания", то есть распределения нагрузки на информационную сеть и вычислительных ресурсов, однако без этой палочки-выручалочки танк не прошел бы и половину пути. Отметки тактических единиц боевой и вспомогательной техники, дронов и бойцов Адептус Механикус танцевали в музыкально-математическом, идеально выверенном ритме с такими же отметками "иных каталогизированных объектов".
— Они нас прикрывают! — повторила девушка. — Марсиане за нас!
— Ну, разумеется, — проворчал Шметтау, негромко, будто сидел в удобном ортопедическом кресле на личном корабле, а не болтался на борту "Химеры", рискуя быть затянутым гусеницей. — Было бы странно, выступи Марс за хаоситов.
В основном же вооруженные силы марсиан концентрировались на чем-то под названием "Стеклянный кот". Все "юниты" стеклокотия были помечены отдельным цветом и промаркированы значками в виде настоящего котика с треугольными ушками и усами. Похоже, машинным людям не было чуждо специфическое, но почти человеческое чувство юмора. Боевые единицы "Кота" громили противника с эффективностью мясорубки, но их было слишком мало. Однако шесть отметок оказались только что выделены в отдельное подразделение, поименованное как "Божественное Воплощение" и теперь упорно продвигались к цели ЭпидОтряда. Ольга имела неосторожность случайно выцепить взглядом и сосредоточиться на метке "Геллер-дрон 2143", после чего испытала шок и мгновенный, невероятно болезненный укол мигрени. Так сознание отреагировало на выгрузку лавины информации о тактическом положении и техническом состоянии робота-демонобойцы, вплоть до сведений о том, что во втором суставе левого среднего манипулятора фиксируется околокритическая потеря давления главного пневмопривода.
— Я не могу! — провыла сквозь зубы Ольга. — Слишком много! Больно! У меня голова лопнет!
Фидус крепче обхватил ее и прошептал, вернее, прокричал в ухо, что на фоне окружающего шума воспринималось как шепот:
— Станет невмоготу, срывай очки и будь, что будет.
А Дженнифер проговорила буквально в мозг:
— Сейчас дискомфорт закончится. Идет формирование динамической карты внимания. Процесс займет еще тридцать секунд, затем информационная нагрузка будет оптимизирована. Протез больше не понадобится.
Машину снова дернуло, от рывка девушке показалось, что сейчас ей оторвет голову, и взгляд скользнул по небу. Там, сквозь дым и тучи Ольга увидела все ту же графику — сотни оттенков радуги, скользящие в немом танце отметки десятков огромных кораблей, спутников связи, челноков и того, для чего даже не могла подобрать определений. Затем по обзору словно прошлись чистой тряпкой, стирая пометки с классной доски. Все исчезло, зрение вернулось к норме, Ольга шумно глотнула, подавляя приступ тошноты. Голова резко и сильно закружилась, девушка буквально повисла на руках Фидуса.
— Сигнал ноосферы устойчив. Нас видят и слышат, — сообщила Дженнифер.
— Это… твои?.. — прошептала Ольга, хотя ответ и так был очевиден.
— В настоящий момент оборона планеты передана под юрисдикцию Марса. Но сообщать это нашим спутникам, я полагаю, было бы несвоевременно.
Впереди от огня нескольких артиллерийских самоходок обрушился пятнадцатиэтажный шпиль. Часть обломков завалила провал на эстакаде, по которой должна была проехать "Химера", танк свернул и двинулся параллельной дорогой, огибая куски бетона размером с автомобиль.
— На нас возложена приоритетная задача, поскольку мы оптимально близки к тому, что ты назвала "Дитя". Впрочем, если мы не достигнем успеха, проблему будет решать другой наряд, так что незачем нервничать из-за возможной смерти.
— Наверное, я большой трус, — пробормотала девушка, думая, что это хорошее утешение, очень к месту, дескать, не ссы, задача то будет исполнена в любом случае. Нет, в самом деле, марсиане, конечно, сильные и вообще, но "кастрюлеголовые" для них самое точное определение.
— Трус бежал бы, не выполнив задания. Сарказм. Но у меня есть идея, как повысить мотивацию пурификаторов. Спасибо за подсказку.
Из внутренних динамиков "Химеры" раздались звуки — статические помехи вперемешку с электронными нотами, складывающиеся в странный ритм. Что-то неуловимо знакомое, нечто, как будто пришедшее из прошлой жизни Ольги. Мелодия звучала и в самом деле бодро, вдохновляюще, как марш, сыгранный на синтезаторе. Ольга закричала, потому что музыкальная вставка совпала с очередной серией сложных маневров.
— Музыка для вдохновения и повышения боевого духа, — на всякий случай сообщила пассажирам Дженнифер так спокойно, будто и не она в эти мгновения выписывала крутые зигзаги на танке. — Это не происки Враждебных сил.
— А-а-а-а!!! — завопила Ольга, когда "Химера" заложила такой вираж, что едва не перевернулась, объезжая баррикаду, внезапно появившуюся за углом высокого здания. Эта преграда была солидной и смахивала на настоящее инженерное заграждение, Дженнифер за доли секунды рассчитала, что таранить ее бесполезно, на такой скорости можно как минимум застрять, а при невезении запороть энергичный, но изношенный двигатель.
Машина выскочила на проспект, вернее широкую многополосную коммуникацию, предназначенную для обширного грузопотока. Криптман почувствовал, что у него встают дыбом короткие волосы. Слева, в дыму и ярких вспышках ворочалось нечто громадное, серое и бесформенное, Прямо сейчас два титана обстреливали создание почти в упор, огонь мульти-лазеров казался таким ярким, что обжигал сетчатку. А перед "Химерой" бесновалась толпа одержимых, которые словно мутная река текли к полю боя, чтобы там лечь под огнем скитариев и бронетехники.
Дженнифер не колебалась ни секунды, заскрежетала коробка передач, взывал на повышенных оборотах дизель, и танк врезался в толпу. Тоненький виз Ольги утонул в реве толпы, сквозь которую буквально прогрызала себе путь "Химера". Священник торопливо опустошал баллон химической пушки, мельта-оружие инквизиторов сеяло опустошение. Хирургически точные удары управляемыми снарядами с марсианской бронетехники расчищало дорогу отрядовцам, однако врагов было слишком много.
Загремело так, словно кувалда размером с дом ударила по колоколу соответствующего размера. Мощное эхо повисло густой пеленой, почти ощутимой физически, мгновением позже слева на дорогу приземлился изломанный титан с раскуроченным корпусом. Судя по всему, его ударили с такой силой, что машина весом более четырехсот тонн улетела на десятки метров как сломанная кукла.
Ольга думала, что сейчас она рехнется окончательно. От настоящего безумия девушку спасала, только абсурдная избыточность происходящего. Много крови — ужасно, однако если она хлещет буквально фонтанами, а куски тел разлетаются, как фарш из неисправной мясорубки, хоррор превращается в черную комедию, снятую безвкусным режиссером. Ольга закрыла глаза и вцепилась в руки Фидуса. Тонкие пальцы свело судорогой так, что инквизитор сам едва удержался от возгласа боли. Оба не видели и не слышали, как за башней хаоситы начали бросаться прямо на броню, пытаясь утащить за собой сервитора и огнеметчика. От Люкта отрывали куски металла и плоти, сервитор теперь держался одной рукой, другой отбивался, швыряя обратно искаженные фигуры. Плакса, рыдая одновременно от возбуждения и ужаса, выжимал рычаг огнемета до упора, окружая танк полукружьем дымного чада и горящих тел.
Ольга слышала жуткий рев множества глоток, похожий на вытье зомби из "Дня мертвецов" Ромеры. Чувствовала страшный ритм ударов, обрушиваемых сотнями кулаков на броню. Понимала, что еще чуть-чуть и волна страхолюдных мутантов затопит "Химеру", несмотря на убийственный огонь. Кто-то закричал, тонко и страшно, в треске рвущейся материи. Прямо над ухом застрочил пистолет-пулемет Фидуса. Машина дернулась, как снегоуборщик, почти застрявший в особо плотном и высоком сугробе.
— Они нас перевернут!
Кажется, это кричал Деметриус, но возможно и Савларец. Последовал еще один рывок, и еще, дизель уже не рычал, а скорее визжал как турбина в режиме предельных оборотов.
— Держитесь!
Музыка продолжала играть, и Ольга запретила себе думать о чем-либо кроме нее. В мире больше ничего не осталось, лишь электронный ритм, единственная преграда между разумом девушки и безумием.
"Я больше не могу… я сделала достаточно и еще больше. Я не могу спасти мир, я не могу спасти даже себя, пусть теперь всех спасет кто-нибудь другой. Ничего этого нет".
И все-таки, почему же мелодия кажется такой знакомой?..
Волна жара пронеслась поверх брони, от тепла скручивались волоски на коже, мгновенно высыхали кровь, слезы и грязь, испачкавшие лица. "Химера" с неожиданной легкостью покатилась дальше, как поймавшая ветер парусная лодка. Вой и рев остались позади.
"Паровозик из ада, только гусеничный", — подумала Ольга и рассмеялась, чувствуя, как безумие подступает все ближе, ближе…
Сколько танк еще двигался, девушка не сказала бы и под страхом немедленной смерти, но путешествие, наконец, закончилось.
— Все, — проскрежетал Фидус. — Прорвались.
Машина прокатилась еще несколько метров и остановилась, напоследок громко чухнув двигателем. В пассажирском отсеке тонко и жалко выругался Савларец. Эссен Пале громко молился, бесстрастно и на одной ноте, как автомат.
— Можно смотреть? — тихонько спросила Ольга в пустоту, во всяком случае, она надеялась, что впереди какая-то пустота. Открывать глаза было запредельно страшно, вдруг там страшная оскаленная харя только и ждущая, когда ее увидят.
— Можно, — хором ответили Криптман и Дженнифер, соответственно над ухом и в голове.
Ольга все-таки не решилась разделить склеенные слезами веки. Ее дернули, подняли, вытаскивая из люка куда-то перетащили, затем более-менее аккуратно поставили на твердую поверхность. Девушка прикрыла лицо руками, глянула чуть-чуть, буквально через микронную щелочку и едва не упала в обморок при виде борта "Химеры". Танк словно раскрашивали бурой краской, очень старательно, не пропуская ни одного сантиметра. Страховочный ремень Плаксы болтался жалким обрывком, пустой и окровавленный — единственное, что осталось от маленького огнеметчика. Ольга хотела снова заплакать, но слез уже не было. Лишь понимание, что это не последний товарищ по Отряду, которого ей предстоит оплакать в другое время и в другом месте, когда все закончится. Если все закончится.
— Дошли, — выдохнул Священник, глядя на высокое здание городского театра, геометрический центр "Города-22". Пастырь с усилием придавил язычок замка, отмыкая подвеску. Оружие с лязгом упало на броню танка и скатилось на асфальт, гремя пустым баллоном.
— Мир его праху, — вздохнул Священник, глядя на ремень Плаксы. — Да упокоится он в золотом сиянии Императора.
Из соседнего люка быстро, с паучьей ловкостью выбралась техножрица, пошла забирать у Ольги чудесные очки. Люкт прислонился к борту, неловко ворочая остатками правой руки, ее оторвали в локтевом суставе, ногам тоже досталось, кое-где из-под рваного комбинезона и серой плоти виднелись бескровные раны с открывшимися костями. Если бы не гидравлика и электроприводы, сервитор не смог бы ходить. Савларец выпал из бокового люка и сразу начал блевать прямо на гусеницу, при этом каторжник дисциплинированно удерживал голову техножрицы.
Печатая шаг, к танку подошел скитарий в рваной красной мантии, за его спиной буквально переминался с ноги на ногу четырехлапый автоматон, один из "Геллер-дронов".
— Мы ждали вас, — неожиданно чистым, почти человеческим голосом сообщил марсианский воин, одновременно и очень быстро обмениваясь данными с Дженнифер. — Периметр защищен и под контролем, но мы не можем пройти дальше.
Слова полуробота звучали сюрреалистично, видимо из-за контраста между голосом и металлическим лицом, которые было разбито буквально вдребезги, из пяти оптических линз целой осталась одна. Ствол винтовки, собранный из нескольких тонких трубок, все еще дымился в искусственных руках.
— Они смогут. С большой долей вероятности, — ответила Вакруфманн, больше для спутников из Отряда, потому что со скитарием она уже обсудила и маршрут, и вероятность успеха, и действия на случай провала.
— Вы видите?.. — Ольга подняла чуть дрожащую руку и указала растопыренными пальцами на широкую лестницу, упирающуюся в парадный вход.
— Видите?!..
Она оглядела спутников, надеясь, что им тоже заметно призрачно-багровое сияние, что буквально сочилось через бетонные стены и широкие окна. Свет был одновременно и материален, и призрачен, он пульсировал в ритме, похожем на частое сердцебиение. Пока девушка указывала, бархатное свечение дрогнуло, зачастило вспышками как стробоскоп. Рация Святого Человека в "Химере" отозвалась скрежетом и злобным ревом помех, здоровенный полуробот в красной рванине странно дернулся и склонил железную голову, прижав шестипалую симметричную ладонь к месту, где у человека должно быть ухо.
— Нет, — осторожно сказала Берта. — Не видим. Что там?
— Понятно, — выдохнула баллонщица.
Быстрая и частая пульсация достигла пика и задрожала как стрекозиные крылья, размазавшись в долгой вспышке. Ольга ждала, что ее снова накроет слуховыми галлюцинациями, однако в голове было тихо. Прочие отрядовцы тоже молча переглядывались, не демонстрируя особых симптомов кроме сильной усталости. Зато на механикумов это, судя по всему — чем бы оно ни было — сказывалось очень плохо.
— Любопытно. Все-таки временные путешествия исследованы прискорбно мало и плохо, — произнес Шметтау с академическим интересом. — Интересно, эффект полного иммунитета постоянный или он будет слабеть по мере того как девица адаптируется к миру, где эманации Варпа вездесущи?
Пале ничего не сказал, а лишь перехватил мельту поудобнее. На скафандре инквизитора повисло несколько металлических блямб, похожих на кляксы — пули, что расплющились о бронированное покрытие. Мерцающее сияние поутихло и вернулось к прежнему ритму, удивительно совпадающему с биением крошечного сердца.
— Он боится, — тихо сказала Ольга. — Ему очень плохо. Нам надо идти.
— Ну что, — сказал Священник, тяжело вздохнул, пытаясь замаскировать под выдох естественный и понятный страх. — Тогда пойдем. Ибо если Он собрал нас здесь и сейчас, на то есть и причина, и смысл, и место в Его промысле.
— Император защищает, — дружно выдохнули все люди, складывая аквилы, даже Ольга.
— Омниссия с вами, — Вакруфманн забрала у Савларца голову. — По нашим данным, внутри прямая угроза отсутствует. Еретики мертвы, хосты и прочие демонические проявления не наблюдаются. Это явный очаг спокойствия посреди бури. Но что вас ждет непосредственно на месте, спрогнозировать невозможно.
— А вы? — уточнил Криптман. — Скитарии нам пригодились бы. Да и автоматоны очень хороши.
— Возможно, вы пригодились бы скитариям, — без лишней дипломатичности уточнила Дженнифер. — Однако концентрированное излучение у эпицентра вызывает деградацию локальной области микросхем, металлизацию и пробои подзатворных диэлектриков. Эффективность наших боевых единиц будет снижена. Что же касается автоматонов, они сами по себе являются источником раздражения для этой сущности. Вероятность выживания выше, если источник раздражения будет находиться не с нами.
Будто иллюстрируя ее слова, робот нелепо перебрал сверкающими в утреннем солнце лапами, стукнулся о фонарь и развернулся на сто восемьдесят градусов, мелко рыская.
— Дух и плоть несут победу, — Священник не удержался от подколки. — А не хладное железо.
— Хладное и горячее железо привело вас сюда, защитило, повергло врагов и открыло путь к завершению миссии, — не осталась в долгу Вакруфманн. — Поэтому будьте любезны, ступайте вперед и окажитесь достойны усилий, которые были приложены для вашего прикрытия и спасения.
Священник хотел, было, сказать в ответ что-то гневное, но Берта с неожиданной сдержанностью тронула его за плечо.
— И в самом деле, пойдем, — сказала она. — Немного уж осталось.
Пастырь двинул челюстью, затем неожиданно усмехнулся и обозначил короткий поклон в сторону механикумов.
— Истинно говорит Писание, негоже левой и правой рукам действовать бездумно и порознь, ибо десница и шуйца равно служат единому телу, — процитировал он.
— Это мудрые слова, — одобрил скитарий, сверкая единственной линзой. Мы не сможем сопроводить вас, но гарантируем, что никто не ударит вам в спину.
Он помолчал пару мгновений и добавил:
— Пока мы в строю.
Наглядно иллюстрируя его намерение, вооруженные марсиане окружали здание театра. Цепь фигур в красном была, говоря по совести, жиденькой и не внушала доверия, скитариев почти не имелось, автоматоны выглядели побито и в целом грустно. Поддержка механикумов смотрелась особенно жалко на фоне приближающейся потасовки с хренью, которая бросалась титанами как игрушками. Но это было лучше, чем ничего.
— Знаете, друзья мои… — Священник сделал первый шаг и ступил на широкую ступеньку, покрытую ковровой дорожкой алого цвета. Сейчас материя частично выгорела, частично пропиталась кровью и прометием, однако все еще производила впечатление пафосной, монументальной и казенной роскоши.
Пастырь обернулся и закончил мысль, глядя сверху вниз на спутников, что собрались у танка.
— Пусть внутри демонов и нет, но кажется мне, что именно там нас ждет главное испытание.
— Экклезиархия вечно ищет испытание духа там, где нужно просто больше прометия, — сварливо буркнул Калькройт, шагнув следом.
И небольшой отряд начал подъем, а вокруг погибал в судорогах беспорядочного сражения "Город-22".
Внутри здание театра оказалось таким же уныло-пафосным, как снаружи. Гигантизм, ненависть к округлым формам и линиям, ковры, гобелены, мозаичные панно с изображением батальных сцен и мирного труда. Аквилы и прочая государственная символика везде, куда бы ни упал взгляд. Несмотря на ремарку относительно сниженной боевой ценности, Дженнифер и Люкт отправились с отрядом. Ольга с трудом переставляла ноги, багровый свет изливался отовсюду, на его фоне солнце, пытавшееся заглянуть в широкие окна, меркло, желтые лучи бессильно умирали, растворяясь в кровавом свечении. На фоне разворачивающегося вокруг светопреставления театр казался оазисом умиротворения и тишины. Но это был могильный покой.
Везде лежали трупы. Безобидные, вполне человеческие, без признаков ужасающих изменений. Просто мертвые люди, многие и многие десятки.
Ольга чувствовала, как чугунная тяжесть заливает череп, хотелось прилечь, чтобы положить голову на пол и хоть немного разгрузить спину. От света, который видела только она, болели и сохли глаза.
— Не бойся, — тихо вымолвил Фидус. — Просто ничего не бойся. Все страшное уже позади.
Его подопечная хотела сказать что-нибудь вроде "ага, верю, держи карман шире", ведь Ольга наглядно усвоила главный урок жизни в далеком будущем: все меняется только к худшему. Но девушка слишком устала, а кроме того — вдруг инквизитор все же прав?.. Не хотелось сглазить. Поэтому она сочла за лучшее промолчать.
— Смерть была над нами и под нашими стопами, — процитировал Шметтау. — И куда бы я ни посмотрел, направо или налево, взор мой падал на гнилостные язвы ереси.
— Но не убоялись и не устрашились мы, ибо нет хвори на теле Империума, которую нельзя было бы иссечь и выжечь твердой рукой, — закончил Криптман.
— Да-а-а… наворотили ублюдки, долго разгребать будем, — подытожил Священник.
— Император, помилуй и защити, — прошептал Савларец, складывая пальцы в аквилу.
Театр был не просто могилой, его превратили в один сплошной жертвенник. Ольга даже попробовала закрыть глаза, идти на ощупь, держась за руку Фидуса, но споткнулась пару раз и поняла, что надо или смотреть, или проситься на руки. Девушка не сомневалась, Криптман взял бы, искушение манило с невероятной силой. Ольга представила, как легко и спокойно было бы прижаться к широкой груди высокого инквизитора, закрыть лицо капюшоном, чувствуя защиту. Дать, в конце концов, отдых ногам, которые грозили подломиться на каждом шагу, стреляя болью в коленях.
Но нельзя…
Хотя здесь вроде ничего не угрожало — "мертвые не кусаются" — Ольга хорошо понимала, что все может измениться в любой момент. В Империуме даже смерть не окончательна и покойники кусаются только в путь. Инквизитор должен быть готов к бою, а для этого ему нужны свободные руки. Поэтому девушка просто взялась крепче за широкий ремень Фидуса, опираясь на него, как на посох, так было легче идти. А еще старалась глядеть, но не видеть. Использовать зрение словно костыль, только чтобы не упасть, потому что смотреть — означало пускать в сознание страшные образы, отдавать им частичку души.
Кругом была кровь. Судя по всему, злодеи пользовались ей вместо краски, зачастую в прямом смысле, размазав по стенам, обляпав пол и даже местами потолок. Но главным образом кровью старательно выписывали разнообразные письмена. Внешне пиктограммы казались убогими, нарочито примитивными, как наскальная живопись, однако смотреть на них было физически неприятно, почти сразу возникало головокружение, поначалу слабое, но быстро крепнущее.
И очень много тел.
Ольга представила себе, что на самом деле это куклы, манекены. Кто-то разбросал их в беспорядке, облив краской для глупой шутки. Бывает, дураков на свете хватает, не смешных приколов тоже. Пожалуй, лишь этот самообман уберег девушку от истерики, слишком уж страшно было все здесь.
— Думаю, вся местная инквизиция отправится под суд, — рассудил Криптман, оглядываясь и поджав губы. — Вместе с арбитрами.
— В расход они отправятся, — поправил Шметтау. — Это настоящий, полноценный культ. Посмотри, здесь же все добровольцы. Сотни последователей. В улье такое проморгать можно, но здешняя ледышка… Нет. Это не ошибка, это катастрофа. Абсолютная профнепригодность.
— Не соглашусь, — качнул головой Фидус. — Здесь могло быть и сфокусированное воздействие. Псайкерский удар, парализовавший волю честных граждан. Или…
Криптман покосился на три мертвых тела, сложенные в звездообразную фигуру — женщина и две девочки, судя по внешнему сходству, родственники. У всех троих одежда промокла и заскорузла от крови, но лица оказались чистыми, на них, как на посмертных масках, застыла печать восторга и блаженства.
— Или наведенная галлюцинация. Я думаю, последнее. Они вполне могли представлять, что уходят живыми к Его Трону, а тем временем еретические ножи делали свое дело.
Шаги небольшого отряда отдавались под сводами широких коридоров как в пещере, гулким эхом. Металлические звуки, издаваемые оружием, отражались от стен, пока не вязли в плотных коврах с богатой и безвкусной вышивкой.
— В этом и проблема, Фидус, — пожал плечами Шметтау, жест получился настолько выразительным, что обозначился даже через толстый скафандр. — Ты много думаешь и мало делаешь. Ересь как болезнь, ее всегда можно оправдать, но скальпель в руке хирурга все равно должен быть остер и безжалостен. Они предались злу, они служили злу и этого достаточно. Если нечистые эманации проникли в их души, значит в оных уже имелись червоточины.
Криптмана передернуло от очередного оскорбления, но молодой инквизитор смолчал.
— А ты козел, — тихо сказала Ольга по-русски, глядя в спину низенькому и пузатому. Не то, чтобы она испытывала к Фидусу особенную симпатию, но девушка как-то привыкла, что недобрые слова в адрес Крипа — ее личная и заслуженная привилегия. А этот самый Шматао говорил вещи обидные и несправедливые.
— Старый поганый козел.
Инквизитор неожиданно обернулся и очень внимательно глянул на девушку, без тени улыбки или хоть какого-то выражения на мясистом лице. Ольгу кинуло в жар от понимания собственной неосторожности.
— Вроде здесь все тихо, — подумал вслух Священник и покачал головой, будто укоряя себя за выбор слова. Действительно, "тихо" в могильнике театра звучало почти кощунственно.
— Скорее да, — неожиданно согласился молчаливый спутник Калькройта. Он вышагивал мерно и уверенно, как сервитор, несмотря на мельту, которая хоть и была специальной сборки, все равно должна весить очень прилично.
Словно в ответ их предположению за стенами театра громыхнуло, очень по-артиллерийски. Несколько огромных окон пошли трещинами, но стекла удержались, будто некая сила укрепила здание.
— Опять, — поморщилась Ольга, — снова бьет по голове…
Действительно, призрачное свечение опять дрогнуло, колотясь в учащенном ритме. Растеклось по углам, убивая тени, отозвалось неслышимым и в то же время пронзительно бьющим криком.
— Император, защити, — Берта прислонилась к стене, закрыла рукой лицо, пальцы наставницы ощутимо дрожали. Прочим отрядовцем тоже явственно поплохело, у сервитора Люкта начали заплетаться ноги, словно электроприводы засбоили. Хотя кто знает, возможно, механика действительно поломалась. Немудрено при таких испытаниях. Ольга с симпатией посмотрела на живого мертвеца, вспомнив, сколько всего полезного сервитор уже сделал. Лишь она сама и высокий инквизитор с ужасными шрамами на лысой башке перенесли астральный вопль относительно мирно. Только в ушах закололо, и тяжесть переползла от висков к затылку, словно капли жидкого и холодного свинца. Вакруфманн на удивление по-человечески выронила голову и упала на колени, зарывшись пальцами в толстый ковер. Люкт молча помог марсианке встать.
Ольге некстати вспомнилось, что "шестерёнке" ещё не исполнилось и пятнадцати лет. А затем в голову пришла очень простая мысль — сколько длится год на Марсе?..
— Третий этаж… — Деметриус поправил медицинскую торбу, коснулся пластыря на виске. — Сколько еще?
— Наверное, до самого верха, — предположил Фидус.
— Да, там большой зал для торжественных собраний и моральных представлений, — Священник внезапно проявил знание местной архитектуры. — Если где-то и приносить гекатомбы, то там.
— Ублюдки, — Берта для разнообразия плюнула просто так, не кровью, а слюной, от чистого презрения.
Ольга подумала, что да, действительно уроды — нет бы справлять свои гнусные обряды как положено злодеям, глубоко под землей, чтобы нормальным людям не пришлось топать по лестницам вверх. Но решила составить этот аргумент при себе. Оказавшийся рядом Деметриус молча сунул ей в руку таблетку глюкозы в надломанном блистере, затем раздал такие же остальным спутникам, включая инквизиторов. Шметтау просто взял таблетку и молча сжевал без какой-либо эмоции, Пале кивком поблагодарил и внезапно спросил:
— А что мы будем делать потом?
— Убьем псайкера, — ответил Шметтау. — Что же еще?
Ольга хотела было высказать толстячку все, что думает о его людоедской натуре, но осеклась едва открыв рот. Никто не спешил критиковать инквизитора, даже Крип. Никто не говорил злобному и жестокому идиоту, что он злобный и жестокий идиот. Наоборот, в молчании пурификаторов читалось общее согласие, без малого энергичное одобрение.
— Скорее всего, там какой-то барьер, — подумал вслух Криптман. — Возможно, придется через него пробиваться. Если это вообще в наших силах.
— Барьер… вряд ли, — отозвался Эссен. — Если верить девице, оно действует неосознанно.
И снова Ольга хотела резко выпалить, что это не "оно", а несчастный младенец, и снова удержала горячие слова на кончике языка.
На этом блиц-совещание и завершилось. Савларец попробовал замычать под нос очередную арестантскую песню, но Шметтау смерил его долгим взглядом и вымолвил, будто читая с листа:
— Шарль део Кулиан. Вырывание ноздрей за оскорбление Ее герцогской светлости в стихотворной форме. Тридцать лет каторги за рецидив и это были отнюдь не Савлар Пенитенс. Не так ли?
— Да я все луны оттоптал… — по привычке заныл безносый. — Я сиделец правильный и ничего за ваших стихов не знаю!
— О, разумеется, — согласился Шметтау, и его легчайшая улыбка была оскорбительнее любой насмешки.
Несколько мгновений Савларец шел понуро, словно чучело в рыжем пальто, затем вдруг распрямился и будто сбросил десяток лет. Ольга неожиданно подумала, что каторжник еще довольно молод и был бы хорош собой кабы не увечье.
— Две эпиграммы, — хмыкнул безносый одной половиной рта. — Дорого они мне обошлись.
— Волшебная сила искусства, — согласился Шметтау. — Материальное воплощение слова. Кстати, хорошие эпиграммы, мне понравилось, хлесткие и в то же время без прямолинейной откровенности.
— Да, жаль, что ее светлость не разделила ваше удовлетворение, — еще кривее усмехнулся Савларец.
— А зачем этот камуфляж? — поинтересовался Калькройт.
— Чтобы не били, — пожал плечами Шарль. — Савларцев боятся. Так что надо орать погромче, истерично закатывать глаза и этого достаточно.
— О, Император, — проворчал Священник. — Наивная простота.
— Чего? — смутился део Кулиан, и даже Ольга улыбнулась от искреннего удивления и растерянности в голосе липового сидельца тюремных лун. — Так вы знали?..
— Конечно, — фыркнул Святой Человек. — С самого начала.
— Но почему тогда?.. — Савларец осекся, молча открывая и закрывая щербатый рот.
— А ты подумай, — усмехнулась Берта. — Чего слова зря тратить.
Ольга не удержалась от улыбки, даже шум и боль в голове чуть подутихли, хотя багровый свет по-прежнему резал уставшие глаза.
— Мы уже близко, — тихо сообщила она.
— Ненавижу… лестницы, — проворчал Священник в два приема, удачно попав между тяжкими шагами Люкта. Вакруфманн шла молча, изредка пошатываясь, но с упорством бездушного механизма.
После короткой паузы Деметриус вдруг философски заметил:
— Идем в сердце зла и тьмы, ведем беседы о высоких материях…
— Пришли, — оборвал его Криптман. — Вот и все.
Верхний зал сильно отличался от привычной для Ольги планировки. Скорее это можно было назвать амфитеатром без кресел и ярусов, но с небольшим наклоном пола. Вместо сцены здесь имелся пятачок-таблетка высотой полметра и размером с карусель на детской площадке. Очевидно, тут разыгрывались не полноценные представления, а короткие миниатюры наподобие "Роз святой Мины". На первый взгляд "таблетка" горела жарким пламенем, да с такой яркостью, что Ольга даже сделала шаг назад, думая — сейчас все взорвется. Чуть присмотревшись, девушка выдохнула, поняв, перед ней иллюзия. Вернее призрачный огонь сродни тому, что разливался по театру. Багрово-желтые сполохи метались, словно запертые в невидимой клетке, сплетались в щит, похожий на клубок ниток, лохматящийся тысячами языков пламени. Криптман бросил в пламенную сферу какой-то болтик, и тот, едва коснувшись огня, мгновенно рассыпался в пепел.
— Все-таки защита, — сухо констатировал Фидус.
У подножия площадки лежало окровавленное тело маленькой женщины со вспоротым животом. На ее лице застыла печать глубочайшего ужаса и боли. Савларца тут же вырвало, Ольга невероятным усилием сдержалась, хотя желчь подступила к горлу. Рядом с женщиной валялся труп какого-то мужика в лиловой хламиде, расшитой всякими гадостями. Вместо волос на голове покойника свивались клубки из сотен крошечных змеек. Судя по длинному клинку в руке, это был жрец, убивший женщину, извлекший нерожденное дитя из утробы. По-видимому, он тут злодействовал не один, однако прочие тела были сожжены и фрагментированы до состояния полной неразборчивости. Ольга сразу припомнила свое появление на Баллистической станции в очень сходных обстоятельствах — кругом останки, словно пропущенные через мясорубку.
— И что теперь делать? — Священник посмотрел на инквизиторов, надеясь, что профессионалы знают, как действовать в нестандартной ситуации.
— Подорвем мельту, это должно помочь, снимет защиту или ослабит ее, — Калькройт не предлагал, а знакомил с планом действий, ни секунды не сомневаясь во всеобщем согласии. — Потом убьем псайкера.
— А если не снимет? — усомнилась Берта.
— По внешней стене здания поднимаются двадцать восемь автоматонов с полностью заряженными специализированными излучателями, нивелирующими проникновение Варпа, — сообщила Дженнифер. — Их синхронизированный импульс может оказаться достаточным для невосстановимого рассеивания сознания предполагаемого псайкера. Вероятность успеха предварительно оценена в пятьдесят восемь и двенадцать сотых процента.
— Шансы даже лучше, чем один к одному, — решительно одобрил план Священник. — Но если все же не получится?
— Уточним координатную привязку и вызовем у кастрю… — Шметтау покосился на Дженнифер. — У марсиан орбитальный удар. Всем, что у них есть. Теперь, когда ясна природа воздействия, думаю, они смогут…
Калькройт вздохнул и оборвал себя на полуслове.
— Но мы уйти не успеем, — Священник тоже не спрашивал, а предполагал.
— Ну… в общем да, — согласился Шметтау.
— Что ж, быть по сему, — вздохнул монах.
— А куда малая то?.. — удивился Святой Человек. — Эй, ты куда?
Пока шло совещание, маленькая подносчица сделала шаг в сторону помоста, несмелый, робкий. Затем другой. И снова, и снова. Преодолевая страх, сжимая кулачки, она передвигала ноги так, будто сапоги были подкованы свинцом, но все же шла с упорством настоящего воина. Криптман шагнул следом за ней, догнал и поймал за хлястик сзади на поясе. Пале и Шметтау переглянулись
Ольга обернулась и молча посмотрела на Фидуса, багрово-желтый свет освещал ее лицо, словно трагическую маску. Девушка казалась удивительно спокойной, как человек, не просто решившийся на какое-то действие, а скорее точно знающий, что в данных обстоятельствах можно поступить лишь одним способом, ей оставалось буквально полтора шага, чтобы коснуться огненной сферы.
— Ты умрешь, — покачал головой Фидус. — Завеса убьет тебя… в лучшем случае.
— Но я попробую, — с неброской, но упрямой решительностью сказала Ольга. — Я все-таки попробую.
Криптман развернул ее к себе, взял в широкие сильные ладони тонкие бледные пальцы девушки.
— Не нужно, — тихо сказал он. — Нет смысла преодолеть столько опасностей, чтобы просто умереть. Это глупо. Это бесполезно.
— А если по нам жахнут сверху марсиане? Это будет со смыслом?
— Да. Мы здесь, чтобы остановить истечение злой силы, которая убивает людей и оскверняет их души. Император направил тебя, и Он вряд ли хочет, чтобы ты здесь погибла просто так.
— А откуда ты знаешь, что Он хочет? — очень тихо и очень серьезно спросила Ольга, глядя на инквизитора снизу вверх.
— Ну-ну, — неопределенно и внушительно пробормотал Священник, а Шметтау скривился.
— Нет, ну, в самом деле, откуда? — настаивала девушка. — А вдруг ему эта смерть неугодна? А может он хотел, чтобы мы не убили, а спасли малыша?
— Нет, — медленно и печально качнул головой Криптман. — Мы инквизиторы. И пурификаторы. Мы не можем позволить себе жалость. Она всегда оборачивается бОльшими жертвами.
— Вы не можете…
Девушка освободилась от рукопожатия инквизитора, сделала последний шаг назад, по направлению к пламенной завесе. Огонь словно почуял приближение чего-то живого, задергал яркими жгутиками, словно желая поглотить объект.
— Но я могу.
— Без нее нас приплющит, как и остальных в городе, — пробормотала Берта. — Надо остановить сумасшедшую пигалицу.
Ольга будто услышала ее слова и сделала еще один быстрый шаг. Теперь стена живого света искрилась буквально за спиной девушки. Савларец выругался, понимая, что ловить блондинку уже поздно. Ольга хлюпнула носом и совсем не героически высморкалась, пытаясь освободиться от сгустков крови.
— Не трогайте ее, — вполголоса приказал Шметтау. — Возможно, так будет лучше.
— Я не буду тебя останавливать, — грустно вымолвил Фидус. — Я обещал защищать, а не решать за тебя. Но ты поступаешь глупо. И неправильно. Много людей погибло для того, чтобы мы пришли сюда и прекратили… — он широким жестом обвел амфитеатр, превращенный в жертвенник. — Сейчас ты можешь обнулить их жертвы. Сделать их бесполезными.
— Или наоборот.
Девушка обернулась, подняла руку, красно-золотое сияние потянулось к ее пальцам, выбрасывая тончайшие нити, как щупальца.
— Вы все какие-то… — Ольга передернула худыми плечами, на которых порванный и грязный комбинезон висел, как на вешалке.
— Какие-то… — она снова замолкла на мгновение. — Злые.
— Чего?.. — не понял Шметтау, и Фидус подумал — стоило рискнуть жизнью ради того, чтобы увидеть невероятное, удивленного Калькройта Шметтау.
— Вы злые. Недобрые, — пояснила Ольга, и Криптман понял, что девчонка говорит абсолютно серьезно.
— Нет, — поспешила уточнить Ольга. — Понятное дело, живете в таком мире. Тут все норовит оказаться каким-то другим, неправильным. Опасность всегда кругом. Демоны. Черти. Духи машинные. В ад можно постучаться и тебе сразу откроют, да еще с радостью. Дети играют этим вашим уродским императором и жабами, а потом все исчезают, просто так. Потому что кто-то где-то поколдовал. Да… вы злые и жестокие, потому что живете в злой и недоброй вселенной.
На слове "уродским" Калькройт побагровел, безносый Савларец неприкрыто заржал, а Священник пробормотал что-то вроде "пороть еще и пороть…". Высокий инквизитор, которого звали Эссен Пале, скорчил непередаваемую рожу, кажется, он старался подавить усмешку.
— Но… — и снова Ольга запнулась, медленно, тщательно подбирая слова, запуталась окончательно и махнула рукой, выпалив. — Все равно иногда нужно немного доброты. Просто немного доброты.
Она оглядела всех соприключенцев единственным глазом, который светился на грязном и окровавленном лице, как осколок чистого неба.
— Он ведь не плохой, — девушка покачала головой. — Это просто несчастный и брошенный малыш. Ему страшно, наверное, больно. Он очень одинок и кричит от ужаса. Он же не виноват, что крик у него… такой.
— Он не виноват, — тихо сказал Криптман. — Но менее опасным от этого не становится. Младенец убил тысячи, может быть десятки тысяч… И убьет намного больше.
— Отнюдь, — вставил Шметтау без всякого выражения. — Под псайкерский удар попал район с численностью населения в несколько миллионов. Даже если только половина из них стала жертвами, счет идет как минимум на сотни тысяч.
— Или так, — невесело согласился Фидус. — Это не ребенок, это источник страшной опасности. Мы не можем думать о нем как о ребенке. Жалость — роскошь не для тех, кто стоит на страже Империума.
— А вот теперь я вижу сына своего отца, — криво усмехнулся Шметтау. — Жаль, что лишь теперь.
— И ты готов убить малыша? — испытующе посмотрела на Фидуса Ольга.
— Да, — Криптман сначала ответил, машинально, заученно, и уже после задумался. Задумался и повторил. — Да. Если нет иного выхода.
— А я не хочу так, не могу так, — просто, без всякого вызова сказала одноглазая девушка. Она посмотрела в лицо Криптмана, повторила:
— Немного доброты.
И сделала шаг.
Следом за ней бросился высокий помощник с мельтой, но его решительным жестом остановил Шметтау. Эссен недоуменно глянул на патрона, и Калькройт вполголоса объяснил:
— Если она пройдет завесу… Если сможет вынести младенца… Тогда медноголовые нам не понадобятся.
Пале виновато закивал, явно смущенный своей недогадливостью. Савларец взвизгнул, обхватив плешивую голову, ожидая смерти или приступа безумия, однако ничего не произошло. Берта выругалась. Калькройт с видом легкого конфуза покосился в сторону техножрицы.
— Прошу прощения, — церемонно вымолвил он. — Не хотел высказать неуважения. Эвфемизм, так сказать.
— Эвфемизм представляет собой нейтральное по смыслу и эмоциональной нагрузке описательное выражение, — сообщила Вакруфманн, не отворачивая сервочереп от пламени, в которое вошла Ольга. — Слово "медноголовые" определенно не является "нейтральным". Но я принимаю ваше извинение. Людям сложно воздерживаться от гневных страстей и скоропалительных выражений, продиктованных завистью несовершенной плоти.
Шметтау скрипнул зубами, но промолчал.
Минуты шли, ничего не происходило, а Криптман думал, как это все непохоже на пикты о героической борьбе с происками враждебных сил. Не то место, не те люди, не тот план, вообще все не то. И, тем не менее, вот они, здесь и сейчас, там, куда не дошли избранные слуги Его.
— Вот мы здесь… — прошептал он.
— … И здесь мы останемся, с победой или без нее, — эхом отозвался Шметтау.
— А ежели нам не уготована победа, — закончил цитату Эссен. — Ее вырвут из пасти зла те, кто пройдет за нами и по нашим телам.
— Твою же мать, — прошептала Берта, показывая дрожащей рукой на огненную завесу. — Не может быть… Смотрите…
Фидус ждал всего, что угодно, от взрыва до пришествия демона-принца. Однако все произошло тихо и очень… мирно. Всепожирающий огонь ослабел, потерял краски, словно у него разом кончилось топливо. Мигнул и пропал, будто и не было. На круглой площадке, чуть сгибаясь от тяжести. стояла Ольга, прижимая к груди маленькое окровавленное тельце. Ребенок казался живым и молчал, это все, что можно было сказать про него, малышу даже не перевязали пуповину. Ольга склонила голову и что-то тихо, мягко шептала на незнакомом языке и в такт ее словам багровое свечение — теперь его видели все — умирало, пыталось укрыться в тенях, таяло, не в силах жить без энергии страха и ужаса.
Ольга посмотрела на пурификаторов, которые выстроились неровным полукругом у помоста, улыбнулась и сказала с детским удивлением:
— Мальчик. И тяжелый. Вроде бы здоровый, только… голодный, наверное.
— Мадонна с младенцем, — прошептал Криптман.
— Чего? — не понял Святой Человек, он тоже говорил шепотом, словно боялся нарушить момент громким и неуместным словом.
— Женщина с ребенком. Это из истории додревней Терры, — неожиданно пояснила Дженнифер, казалось, металлический голос изменил тембр, стал ниже и басовитее. — Очень старый образ.
— В сторону, — отрывисто приказал Калькройт и сделал шаг, поднимая мельта-пистолет, не оставляющий жертве ни единого шанса, тем более на таком расстоянии.
— Именем Его мы пришли сюда, именем Его мы все и закончим.
— В сторону, — повторил Шметтау, принимая классическую стойку прицельной стрельбы с двух рук.
— Нет, — эхом отозвался Криптман, встав между инферно-пистолетом и Ольгой. Люкт затопал, становясь по левую руку от господина. Все произошло быстро, как в театре, будто стороны репетировали обмен действиями и репликами. Девушка испуганно прижала младенца, спрятавшись за широкой спиной Крипа. Ребенок пискнул, кривя губы, видимо почувствовал ольгин страх.
— Фидус, ты идиот, — раздраженно бросил Шметтау. — Отойди, не то умрешь вместе с ними.
Эссен шагнул в сторону, держа пушку так, чтобы при необходимости накрыть всех пурификаторов или бОльшую их часть.
— Ты желал моей смерти, — отозвался молодой инквизитор, его руки и губы чуть подрагивали, но в целом Криптман-младший держался хорошо, насколько можно ждать от человека под дулом мельта-пистолета. — Ну, так делай, что хотел, только своими руками. Без посредников.
— Идиот, — повторил Шметтау. — И защитник еретиков. В сторону!
— Она была права, — негромко вымолвил Фидус. — Есть время для безжалостной жестокости. А есть время для милосердия. Мне кажется, сейчас уместно проявить… немного доброты.
— Этот ребенок воплощенное Зло, — Шметтау закипал на глазах, теряя выдержку и хладнокровие. — Он должен умереть! И он умрет! С ней или без нее! Но я не хочу сжигать и тебя за компанию. Свою могилу ты выроешь сам.
— Это невинное дитя, которое не ведает, что творит, — покачал головой Фидус.
— Невинное? — взревел Шметтау. — Да ты представляешь, скольких людей он уже убил?! Его паника накрыла четверть планеты! Сколько погибло?!! Сколько еще отравлены ядом Варпа, сколько изувечены? Последствия будут сказываться веками! Прочь с дороги, глупый мальчишка, прочь и дай сделать работу другим, если сам ты бесполезный слабак!
— Нет.
— Что ж, быть может, это даже лучше, — отрезал Шметтау, приняв решение.
Его палец напрягся на спуске, Фидус чуть присел так, словно намеревался броситься на Калькройта, однако в это мгновение шагнула вперед техножрица.
— Адептус Механикус берут эту женщину под свое покровительство и защиту, — провозгласила Вакруфманн чужим голосом. — Такова прямая воля Парламента и Фабрикатор-Генерала Марса. Все надлежащие уведомления вы получите в официальном порядке.
— Вы… ее?.. — сбился Шметтау. — Что?
— Объект "Ольга" угоден Богу-Машине и Марсу, — пояснила Дженнифер, вставая бок-о-бок с Криптманом. Сервочереп над корпусом Дженнифер зловеще поблескивал красной линзой, техножрица властным жестом протянула вперед ладонь, на которой лежала голова-рупор.
Пале сдвинулся еще больше, чтобы захватить одним выстрелом техножрицу с инквизитором и мертвым слугой. Судя по всему, быстрое умножение новых целей инквизитора не радовало.
— Да забирайте, — презрительно кинул Шметтау после короткого раздумья. — Медноголовые все время играют с запретным, но это ваши заботы. А отродье зла — уже моя ответственность. Оставьте его и проваливайте куда хотите. Можете заодно прихватить эту пародию на инквизитора. Ему привычно скрываться за чьей-нибудь спиной.
Криптман лишь улыбнулся и качнул головой. Ольга крепче прижала ребенка, прошептав:
— Нет… не отдам.
— Как видите, ваш "объект" сам ищет смерти, — указал Шметтау.
— Сложная дилемма, — басовито прогудела железная голова. — У Марса пока нет консолидированной позиции относительно допустимости существования объекта "Дитя". Однако в данный момент он не представляет опасности. Я склоняюсь к тому, что не следует торопиться с окончательным решением, а пока надлежит принять все меры к изоляции объекта в наиболее комфортных и защищенных условиях.
— Так не пойдет. Если вы защищаете отродье, вы тоже недостойны жизни, — приговорил Шметтау.
— Ты готов противостоять воле марсианского парламента, инквизитор? — уточнила Дженнифер. — С учетом того, что каждое твое слово фиксируется? Невыполнение указаний Высшего Лорда Терры карается смертью и лишением сана инквизитора.
— В моем служении я готов противостоять кому угодно, — ощерился в недоброй улыбке Шметтау. — Ибо я присягал тому, кто выше Лордов Терры и всех ржавоголовых. Я храню дом Императора, а если для этого придется сжечь отступника, еретичку и железную дуру, быть по сему.
— Нет, — пробормотал Деметриус, и в тишине могильного зала слова юноши прозвучали с отчетливой решимостью. — Так нельзя.
Он качнулся вперед, сделал крошечный шажок, будто намереваясь присоединиться к живому щиту Ольги.
— Уймись, — проворчала Берта. — Это уже не наши заботы. Не наше дело. Пусть решают между собой.
— Нет, — внезапно сказал Священник. — Это наше дело.
— Что?..
— Это наше дело, — повторил монах, осеняя себя аквилой. — Все, через что нам довелось пройти, лишь прелюдия.
— Слышь, ты совсем рехнулся от переживаний? — тихонько прошипела Берта, тщетно стараясь говорить так, чтобы никто больше не расслышал.
Священник повернулся к ней со словами:
— Здесь наше главное испытание. Выбор, которого ждет Император.
— Да какой выбор!? — возопила, не сдержавшись, Берта.
— Но вот же он, — потерянно вымолвил Священник. — Вот мы стоим перед младенцем, который одержим великой силой. И дано нам выбирать из двух. Следует ли проявить милосердие, но зная притом, что доброта сегодня вполне может обернуться страшными бедствиями завтра. Или… — он шумно сглотнул. — Проявить жестокость. Убить дитя, чья вина лишь в том, что нечестивые совершили над ним злое. Но, быть может, эта жестокость суть милосердие к будущим жертвам архизлодея.
— А делать то что? — спросила Берта. — Как правильно?
— Я… — Священник выглядел потерянным, что было удивительно и несообразно, учитывая, с какой энергией и храбростью он вел себя прежде. — Я не знаю… Нет ни знамений, ничего… Наверное Император хочет, чтобы каждый из нас выбрал сам.
Эссен Пале облизнул губы и уточнил:
— Какие приказания, господин?
— Жди, — еще более зловеще осклабился Шметтау. — Пусть нестойкие духом и склонные к ереси обозначат себя. Адепто Пурификатум вынесет нам благодарность за очищение рядов.
— Я выбираю.
Второй шаг Деметриуса был куда больше и увереннее первого. Санитар промаршировал мимо Калькройта, сопровождаемый прицелом Эссена Пале, встал рядом с Криптманом, добавив:
— Она провела нас сюда, защитила от эманаций зла. Она прекратила кромешный ужас. Если не Император вел ее, то кто же?
— Марс полагает твой выбор разумным, юноша, — церемонно качнулась голова на ладони Дженнифер.
— А я ни хрена не буду выбирать! — сообщил граду и миру Савларец, он отошел в сторону и демонстративно сел, держа руки на виду. — Носа мне хватило. Теперь отбываю срок и выполняю приказы. Отсюда и до Старых Звёзд. Что прикажет комендант-командир, то и сделаю.
— Я с инквизицией, — Святой Человек виновато смотрел мимо Деметриуса, словно боясь встретиться глазами. — Им виднее. Если они говорят, что тут зло, так и есть. А какую гадость этот… сотворил, мы все видели. Может он и не нарочно, только Плаксу не вернуть. И Грешника. Безумца опять же. И все прочих.
Радист тяжело вздохнул и отступил к Шметтау, однако не настолько, чтобы инквизитор счел это коварным сближением.
Священник посмотрел на Берту, комендант машинально провела руками по комбинезону, под которым скрывалось знамя Отряда.
— Про доброту, это, конечно, красиво… и правильно, — подумала вслух командир. — Но с нами инквизиторы. Они явились в нужный момент и размолотили "Шестьдесят четвертый", а то бы нам конец пришел, хоть с пигалицей, хоть без нее. Как по мне, это и есть знамение. Знаменнее некуда. И если имеется хоть малость шансов на то, что вот это, — наставница показала куда-то в сторону, — повторится, доброта как раз в том, чтобы не дать…
Она запуталась в словах, махнула рукой и шагнула ближе к Шметтау.
— Святой отец? — поднял бровь Калькройт. — Ваш выбор? Бесславно умрете с еретиками или выйдете наружу с праведниками?
— Ты плохой ловец человеков, инквизитор, — сказал Священник. — В твоем вопросе уже заключен ответ.
— Я не думаю, что пастырь может колебаться, выбирая меж агнцев и козлищ, — произнес Шметтау. — С другой стороны, подобное сомнение есть ответ сам по себе. Что ж, два праведника это, конечно, маловато, но лучше, чем ни одного.
— Эй-эй, — воскликнул Савларец, — Что-то у тебя математика не сходится!
— Все, что не добро, есть противоположность ему, то есть зло, — благожелательно улыбнулся Шметтау. — Нейтралитет, считай, та же ересь.
Савларец с воплем бросился бежать, спотыкаясь о трупы. Все крепче сжали оружие, понимая, что время разговоров миновало. Ольга отвернулась и зажмурилась, чувствуя в объятиях теплое маленькое тельце, вымазанное в крови. Шметтау улыбнулся еще шире и еще страшнее, будто смакуя мгновения триумфа, но прежде чем он скомандовал "огонь", под высокими сводами зала прогремело:
— Остановитесь! Именем Его я запрещаю убийства!
Гремя снаряжением, бряцая оружием, в зал сплошным потоком хлынули новые бойцы вполне человеческого вида. И не человеческого тоже, поскольку воинов сопровождали автоматоны. Новую группу возглавлял гигант астартес в белых доспехах без украшений, печатей и любой символики. Лишь на правой стороне нагрудной пластины виднелся небольшой значок, похожий на двухконечную стрелу, вписанную в круг. Гигант с кажущейся небрежностью держал силовое копье, закинув его на плечо. Космодесантник не носил шлем, и удивительно яркие голубые глаза сияли, как лазерные лучи. Светлые, почти белые волосы спускались на горжет, пряча под собой разъемы и контакты.
— Капитан… — выдохнул Фидус. — Неспящие.
— Мое почтение ангелам Императора, — набычился Шметтау. — Но вам здесь искать нечего. Это наше дело, дело Инквизиции.
— Сей вопрос мы решим, — прогудел космодесантник, вышагивая с неторопливостью и размеренностью автоматона. Его спутники разделились на два крыла, продвигаясь вдоль стен зала со сноровкой опытных воинов, проверяя каждый метр на ловушки и мины. За спиной ангела шли две женщины в таких же белых доспехах, только без стрелы. Ольга затаила дыхание, припоминая, что мрачных теток в похожей броне со знаками трилистника она уже видела. Заключенные на церковно-тюремном корабле называли их "саритасами" и очень боялись.
— Нечего. Решать, — отчеканил Калькройт и взял на прицел космодесантника. Сразу же несколько ярко-алых точек заскользили по торсу инквизитора, а спустя мгновение прицельные метки легли и на Эссена.
— Я с вами, господин, — заверил помощник, целясь в гиганта, несмотря на то, что мог умереть в любую секунду. — Приказывайте.
— Инквизитор, — сказал ангел, останавливаясь в паре метров от Шметтау. Казалось, астартес искренне забавляет ситуация, несмотря на то, что мельта-пистолет на таком расстоянии мог причинить немало бед. — Я не понимаю, что вы намерены оспаривать. Ваши действия неугодны Марсу. Ваши действия неугодны Ордену. Они скоропалительны и продиктованы больше страхом, нежели здравым рассудком. Отступитесь и, ежели сочтете нужным, обжалуйте наше решение в соответствующих инстанциях.
Силовое копье на плече гиганта чуть потрескивало, лезвие источало едва заметный свет. Дженнифер Вакруфманн встала так, чтобы Ольга и Фидус оказались прямо у нее за спиной.
— Отражающий щит? — спросил космодесантник поверх головы Шметтау.
— Не совсем, — ответил некто механическими устами техножрицы. — Паллиатив, который позволяет добиться сходного эффекта, используя конструктивные особенности источника питания. К сожалению лишь один раз и ценой разрушения носителя.
— Один раз, — облизнул губы Эссен и крепче взялся за рукояти мельты. — Один…
— Этого хватит, — на сей раз ответил космодесантник. Он говорил спокойно и мирно, словно речь шла о чем-то малозначимом. — Второй попытки у вас не будет. Более того, не исключено, что скоропалительная перестрелка выведет из равновесия ребенка, и он опять закричит. Разве мы этого хотели бы?..
— Может быть так и лучше, — прошептал Калькройт, по-прежнему не опуская инферно. — Тогда у вас не будет иного выхода…
Космодесантник подошел еще ближе, не мигая посмотрел на пистолет в руках инквизитора, на Криптмана и выглядывающую из-за его плеча Ольгу.
— Так вот какая ты в действительности… — негромко, с едва заметной ноткой добродушной иронии вымолвил гигант. — Любопытно, — затем он обратился к Шметтау, куда строже. — Инквизитор, любая, даже самая драматическая сцена, будучи затянутой, превращается в пародию. Вам следовало попытаться убить младенца сразу, без театральных ремарок с разделением чистых и нечистых. Или не целиться в меня, а немедленно стрелять в девушку с ребенком. Вы допустили сразу несколько существенных заблуждений и увенчали их тактическим просчетом, упустив шанс. Теперь вы лишь выставляете в невыгодном свете Инквизицию и лично себя. Отступитесь.
— Нет.
— Тогда вы умрете, — констатировал гигант. — Бесславно и бессмысленно. Ордосы и так понесли здесь большие потери, есть ли смысл умножать их?
Женщины в белых доспехах замерли по обе стороны от капитана, лица "саритасов" ничего не выражали, в руках не было никакого оружия, но почему-то Ольге казалось, что именно эти суровые тетки с одинаковыми прическами "каре" и татуировками на лицах здесь самые опасные и быстрые.
— Я уже умирала один раз, — негромко произнесла Дженнифер, и Фидус понял, что "шестеренка" обращается к Ольге. — Есть вероятность, что меня удастся реанимировать и после активации щита.
— Этого требует воля Императора! — крикнул Шметтау, целясь прямо в лицо ангела, не обращая внимания на прицельные лучи, которые скользили по изорванному скафандру инквизитора. — Это нужно для человечества! Он хотел бы этого!
— Не тебе говорить о том, чего хотел бы Император! — неожиданно провозгласил астартес, его бас гремел как танковая гусеница, светлые глаза сияли, подобно осколкам чистейшего лазурита. — Я знаю Его волю, ибо слышал ее! Я познал слово Бога, не искаженное толкователями!
— Ч-что?..
— Реликвия вашего ордена? — негромко и неожиданно спросила голова Дженнифер. — Значит, это правда?
— Да, — внушительно пробасил гигант. — Один из Его избранных воинов пережил Ересь и стал основателем нашего ордена. Священная броня, выкованная в кузнях Терры, хранит запись штабного совещания времен Великого Крестового Похода. Совещания, которое вел сам Император, объясняя смысл и цель своих деяний.
— Это поистине удивительная реликвия. Я счел бы за честь, позволь ваш орден приобщиться к сакральному знанию, — попросил неизвестный в голове Дженнифер.
— Это возможно, — кивнул астартес. — Как символ нашего союза и единения перед лицом угроз. Но, думаю, обсудим этот вопрос позже. Хотя бы потому, что не в моей власти принять такое решение единолично.
— Безусловно, — согласилась голова.
— Император не мог одобрить ересь! — выдохнул Шметтау, чувствуя, что теряет время и позиции, так что вместо длани карающей он стремительно превращался в жалкую помеху на пути куда более могущественных сил. — Вы ошиблись или это подделка!
Космодесантник поглядел на инквизитора с беззлобной жалостью, будто на умалишенного.
— При чем здесь одобрение ереси, глупец? — спросил астартес. — Император говорил о том, что всякое препятствие есть вызов. Вызов, который закаляет нас, делает человечество сильнее, умнее, могущественнее. Только в борьбе утверждается право людей на господство во вселенной. Нет позора в том, чтобы отступить перед непреодолимой силой. Нет позора в том, чтобы принять ее вызов и проиграть. Но достоин лишь осмеяния и забвения отказ принять вызов, продиктованный страхом. Так говорил Он. И Его слова Неспящие пронесли через тысячелетия.
— Это ребенок — чудовище, — прошептал в отчаянии Калькройт, рука инквизитора дрожала, ствол инферно выписывал зигзаги. — Его нужно убить, пока он не обрушил на Империум страшные бедствия.
— Это невинное дитя, — покачал головой ангел Императора. — Пока невинное. Он может стать чудовищем, ты прав. А может — великим псайкером, чьи деяния вознесут и восславят Империум. Сосуд его жизни пока не наполнен, а судьба еще не написана. И какой она будет — зависит от нас.
— Это риск! — в отчаяния воззвал Шметтау, казалось, он готов пасть на колени, чтобы умолять.
— Который допустимо принять, — уточнила Дженнифер.
— Это вызов, — непреклонно ответил космодесантник, он сделал еще шаг и оказался рядом со Шметтау, ближе, чем на расстоянии вытянутой руки обычного человека. Гигант в снежной броне возвышался теперь над инквизитором, будто скала.
— Вы пожалеете об этом, — прошептал Калькройт, без угрозы или ненависти, скорее в бесконечном отчаянии, как человек, не способный удержать слепцов на краю бездны. — Придет время, когда вы вспомните мои слова и пожалеете, что не совершили малое зло ради уничтожения зла великого.
С неожиданным участием и миролюбием гигант положил огромную ладонь на плечо поникшего инквизитора.
— Возможно, так и будет, — негромко, как равный равному, сказал астартес. — Но это дитя суть дар человечеству. Это вызов нашей вере и нашему разуму. Убив его, мы признаем, что слабы и ничтожны. Что мы не можем вырастить великого псайкера в осознанной любви к людям и Его наследию. И таким образом, проявив слабость, мы сделаем шаг назад от Его мечты.
Калькройт посмотрел снизу вверх на гиганта и молча качнул головой.
— Нет, — прошептал он. — Нет… вы неправы.
— Я не ждал, что ты поймешь, — вздохнул ангел. — Хотя и надеялся. Что ж, быть может, когда-нибудь ты признаешь мою правоту. Нашу правоту. А возможно и наоборот… ты окажешься ближе к истине.
Голос космодесантника усилился и окреп, утратив нотку дружеского участия. Теперь в нем звучала лишь непреклонная воля.
— В любом случае, сегодня жизнь этого ребенка не в твоей власти. Убери оружие и прочь с дороги, инквизитор, или ты умрешь, как бы мне не претило это.
Суровые женщины в белом обошли инквизитора и направились к Ольге. Девушка дрогнула и отшатнулась, но Криптман удержал ее за локоть.
— Все в порядке, — ободрил он. — Все по-настоящему закончилось.
— Теперь можно отдать дитя, — сказала Дженнифер. — Ему больше ничего не угрожает.
— А… я?.. Могу? его?..
— Разумеется, — ответил голос неизвестного марсианина. — Но не сейчас. Ребенка надо вымыть, накормить и оказать медицинскую помощь. При нем должен все время находиться санкционированный псайкер высокого уровня, чтобы успокаивать, гасить всплески эмоций. Чуть позже вы обязательно встретитесь. Нам же следует поговорить.
— Дотуров, если не ошибаюсь? — спросил астартес, едва заметно улыбнувшись краешком губ.
— Да, — лаконично ответила голова. — Хорошо, что мне не пришлось использовать орудия "Кроновера" для нейтрализации угрозы. Траектории полета осколков рокрита при стрельбе через шесть стен трудно прогнозировать.
— Я не оспариваю прерогативу Адептус Механикус, — сообщил космодесантник. — Но мне было бы интересно поговорить с этой девочкой. После. В более спокойной обстановке.
— Разумеется, — ответил марсианин. — Укрепление союза между Марсом и Орденом Неспящих есть процесс двустороннего движения.
"Саритасы" молча забрали ребенка у Ольги, осторожно и мягко, как хорошо вымуштрованные медики. Рядом будто из ниоткуда возник старик в бесформенной робе и с белоснежной повязкой на лбу, коснулся длинными пальцами окровавленной головы малыша, затем кивнул, по очереди, астартес и женщинам. Белобронные тетки с той же осторожностью унесли младенца, сопровождаемые стариком, чьи пальцы непрерывно двигались, будто сплетая невидимую пряжу.
— Пойдем, Фидус, — пророкотал капитан. — Нам есть, что обсудить, не будем откладывать разговор.
Криптман оглянулся на чистильщиков и Шметтау. Инквизитор, все еще с пистолетом в руке, выглядел потерянно и жалко. Эссен возвышался, как обычно, глухой ко всему кроме приказов господина. Пурификаторов уже взяли в оборот их коллеги с орбитальных станций, обращаясь с явным почтением. Криптман молча отсалютовал сослуживцам по бронепоезду, те вразнобой ответили, даже Савларец.
— Твоя служба в очистке закончена, — сказал великан, перекладывая копье на другое плечо. — И есть мнение, ты неплохо себя проявил. Настолько, что сможешь опять повесить на шею инсигнию.
— Честно говоря, вы последние, кого я рассчитывал здесь увидеть.
Фидус чувствовал запредельную усталость и даже проигнорировал упоминание о вероятном возвращении на инквизиторскую службу.
— Я же говорил, было интересно, куда приведет тебя дорога трусости. Надо сказать, я приятно удивлен, в том числе и тем, что ты выжил.
— Твое решение, — Криптман перебрал в памяти события минувших дней, вспомнил смерть, ужас, огонь, войну, погибших. — Оно мне действительно не понравилось. Но… сработало.
— Я рад, — просто вымолвил космодесантник. — Но конец любого события всегда есть начало других. То, что вы совершили, велико и значимо. Однако сделанное относится к прошлому, и впереди открывается будущее.
— А… она?.. — Фидус поглядел в сторону Ольги. Девушка стояла и о чем-то говорила с Дженнифер, их окружило несколько скитариев, марсианские воины совсем не походили на охрану, скорее выполняли роль почетного эскорта.
— О ней позаботятся. И да, опережая следующий вопрос, никто не помешает вам встретиться снова, если вы оба выразите такое намерение. Однако не сейчас. И ее судьбу решать уже не тебе.
— Я думал… — Криптман вздохнул. — Думал, что поселю ее в поместье. Пусть заведует нашей фамильной библиотекой. Хорошая, предсказуемая жизнь в мире и покое, расписанная на десятилетия вперед. А все случилось… по-иному.
— Будущее никогда не отвечает нашим чаяниям, — скупо улыбнулся астартес. — Но возрадуйся, твоими стараниями это будущее у девушки есть, пусть оно и не связано с тобой. Разве не жизни для Ольги хотел тот Фидус, что пришел однажды ко мне за помощью?
— Да, — Криптман вернул улыбку, вполне искреннюю. — Да. Этого я и хотел.
— Отлично, а теперь пройдемся. Есть, что обсудить.
На улице шел дождь, вернее снег, тающий по пути меж тучами и землей. Криптман даже удивился и подставил широкую ладонь с обломанными ногтями, ее быстро усеяли крошечные капли влаги. Было тепло, никакого сравнения с утренним холодом, от которого у Фидуса обморозились кончики носа и ушей.
— Да, — сказал инквизитор самому себе, в ответ на невысказанные мысли. И повторил. — Да, так и есть.
Солнце клонилось к закату. В дымном небе светились огненные следы десантных кораблей — марсиане продолжали переброску армии, кроме того, наконец, пришли в себя орбитальные войска самообороны Маяка и арбитры. Стрельба на улицах все еще продолжалась, но теперь она стала куда реже и организованнее, шел уже не бой, а скорее отстрел. В тяжелом, сыром воздухе повис едкий запах прометия и горелой плоти — специальные команды приступали к сожжению трупов, но больше всего воняла туша морского чудовища, которое сумели-таки остановить, вылив на нее буквально напалмовый ливень меньше чем за квартал от здания театра. Возможно, из-за обилия огня центр города прогрелся настолько, что впервые за многие годы здесь увидели дождь.
Мимо прошел Священник, потерянный и несчастный. Он бормотал под нос:
— Я не смог выбрать… Единственный из всех. Не смог…
— Это не страшно, — сам не понимая, зачем, сказал Фидус.
Священник остановился, глянул на инквизитора воспаленными глазами, ответил:
— Ты не понимаешь. Я пастырь душ. Я всегда должен быть первым, я факел, что светит во тьме, я зеркало, отражающее свет Императора. Но если моя паства выбирает решительно и твердо, а я колеблюсь, какой же из меня поводырь?
Монах сгорбился и пошел дальше, глубоко засунув руки в карманы. Фидус пожал плечами, двинулся в противоположную сторону, заметив, наконец, то, что искал. Вернее тех, кого искал.
Калькройт Шметтау сидел на рокритовом обломке, бесцельно прокручивая инферно-пистолет на указательном пальце, продетом через скобу. Пале снял мельту и топливный бак, в остальном же остался неизменен, как будто усталость и раны были над Эссеном не властны.
— С париком тебе лучше, — заметил Фидус, подойдя ближе. Эссен промолчал.
— Не вижу Люкта, — безрадостно хмыкнул Калькройт. — Поломался окончательно?
— Марсиане взяли на восстановление. Он это заслужил.
— Да, не поспоришь. Полезный сервитор. А что с девчонкой? — задал второй вопрос Шметтау. — Тоже наложили руку ржавоголовые?
— Я бы сказал "пригласили в гости". Впрочем, она совершенно не против, и Ольгу можно понять. Ее знакомство с Империумом было… довольно-таки односторонним.
Шметтау хмыкнул, вкладывая в один короткий выдох бездну эмоций.
— Все-таки она еретичка…
— Нет, — отрезал Фидус.
— Марсиане явились за ней? — задал очередной вопрос Шметтау. — Персонально?
— Отчасти. Они планировали на Маяке какую-то свою большую операцию. Для этого заранее была развернута группа агентов, в том числе Вакруфманн. По ходу событий жрицу перенацелили на дополнительную задачу — следить за "объектом", защищать, передать Марсу.
— Что ж, она справилась, — задумчиво констатировал Шметтау. — К нашей беде.
— Да, — согласился Криптман. — Справилась.
— А тебе… вам, чистильщикам, соответственно, грядет прощение?
— Будет решаться, — пожал плечами Фидус. — Но думаю, так и случится. Все-таки постарались мы, в самом деле, на славу. Это вполне можно посчитать Замечательным Деянием.
— Счастливый конец для всех, — вздохнул Шметтау. — Почти для всех. Не считая людей, которых со временем убьет этот чудесный малыш. Но то дело будущего… Коли ты здесь, значит, не пригодился ни марсианам, ни астартес. И ей тоже. В этой истории нет красивого финала?
— Всему есть время и место, — проговорил Фидус. — Я хотел ей помочь, и я помог. Не ради "спасибо".
— Значит, даже не поблагодарила, — утвердился во мнении Шметтау. — Наверное, обидно?
— Нет. Это… — Криптман задумался на пару мгновений. — Это скорее выравнивание баланса. Она спасла меня, я же проявил черную неблагодарность. Теперь я вернул долг и ушел, не ожидая ничего взамен.
Инквизитор посмотрел снизу вверх на Фидуса. Тот, в свою очередь, поглядел на инквизитора сверху вниз, чуть раскачиваясь с носков на пятки.
— Тебе что-то еще нужно? — безразлично спросил инквизитор, опуская голову. Грязные искусственные волосы повисли печальными сосульками, плечи опустились, фигура Шметтау отражала бесконечную усталость и опустошение. Эссен Пале неподвижно застыл рядом, как часовой, который давно забыт, но продолжает нести службу.
— Я сделал все, что хотел. Почти все. Напоследок решил посмотреть на тебя, — прямо ответил Криптман. — По своей воле и выбору, а не потому, что ты почтил меня своим визитом. Встать так вот, друг против друга. И посмотреть в глаза.
— Хотел триумфа? — Калькройт снова поднял голову и уставился прямо в глаза Фидуса. — Что ж, наслаждайся. Ты победил. Победил во всем.
— Нет, — тихо вымолвил Криптман. — Я не ищу победы над тобой. И не искал.
— Неужели? — саркастически осведомился старый инквизитор. Сейчас, после тяжелых испытаний и жестокого боя, после того, как Шметтау проиграл, он больше не казался достопочтенным мещанином средних лет. Полный возраст Калькройта ясно читался на его лице, в осанке и жестах. Перед Криптманом сидел глубокий и разбитый старик, в душе которого осталось лишь отчаяние.
— Да, — подтвердил Фидус. — Я никогда не видел тебя… в бою. В служении. Но хотел посмотреть. Ведь всю жизнь отец рассказывал мне, сколь велик был инквизитор Шметтау. Как безжалостен оказывался к врагам Империума. Сколько раз Фидус Криптман обязан жизнью старому товарищу.
— Убирайся, — со злостью потребовал Шметтау.
— Как скажешь… — Фидус помолчал и закончил с неожиданной теплотой. — Дядя.
— Я тебе не дядя! — огрызнулся пожилой инквизитор.
— А как еще назвать человека, который был названным братом твоего отца? Который первым взял на руки Криптмана-младшего?
— Ничего не изменилось, ничего не закончилось, — Шметтау стиснул кулаки так, что явственно захрустела бронированная ткань скафандра. — Ничего! Да, мы были братьями. И моими руками ты пришел в этот мир. Но твой отец предал меня. Предал все, что было между нами! Нельзя вернуть прошедшее. Нельзя склеить разбитое без следа, если ты не колдун. А мы не колдуны, мальчик…
— Как пожелаешь, — вздохнул Фидус и твердо вымолвил. — Но я не хотел этой вендетты и не буду в ней участвовать впредь. Тот… ангел Императора… может он и ошибался, но все же одну вещь сказал верно. Есть деяния, которые нас принижают. А есть те, что возвышают. Ты пытаешься отомстить мертвецу. Это жалко и недостойно, но таков твой выбор. Я же предпочту помнить того, кто принимал роды у жены друга, пока тот переливал ей свою кровь. О таком человеке я буду рассказывать своим детям и ученикам, если они у меня появятся. И это будет мой выбор.
Фидус еще раз поглядел на Шметтау, затем пошел дальше, мимо скитариев, что устанавливали прямо на асфальте какую-то пушку.
— Ты не станешь инквизитором! — крикнул ему в спину Шметтау, а затем сорвался на бессвязные, отчаянные выкрики. — Никогда не станешь! Ты жалок и бесполезен! Ты ничтожество! Слабое ничтожество! И это никогда не изменится! Никогда!!!
Фидус остановился и глянул через плечо. На лице Криптмана появилась очень слабая и удивительно добрая улыбка.
— Может быть. Но отец говорил — дорога к совершенству начинается с осознания несовершенства. Я понял, что плохой инквизитор. Я встретил людей, которые были лучше меня и преподали важные уроки. Значит, мой путь еще впереди. Скажи, а какой дорогой теперь идешь ты?
Сказав это, Криптман пошел дальше, уже не оглядываясь.
— Какой дорогой? — даже не прокричал, а как-то проскрежетал ему вослед Шметтау. — Ты хочешь узнать про мою дорогу? Я расскажу тебе, мальчишка! То, чего ты не знаешь из-за глупой солидарности друзей старшего Криптмана!
Фидус чуть замедлил шаг. Хотя, возможно, так лишь показалось.
— Культ, за которым мы охотились, наше величайшее дело! Важнейшее дело в защите Империума! Культ, направленный против Цивистас Империалис миров Саббат! Достигший успеха из-за предательства Криптмана-старшего! Если бы твой отец был к этому моменту жив, его казнь и низложение за пособничество ереси даже не обсуждались бы! Тысячи миров, где миллиарды Его подданных стали пищей Губительных Сил! Вот истинное наследие твоего отца. Это, а не жалкие рисунки и бредовые сказки!
Шметтау глубоко вздохнул. Ярость, с которой он произносил обличения, выходила за рамки дозволенного измученному телу старого инквизитора.
— Моей жизни не хватит, чтобы исправить ничтожную долю этого "наследия". Но это путь, который я выбрал. И буду идти по нему до конца.
— Господин, — Эссен помог инквизитору встать, подставил руку, на которую Шметтау тяжело оперся. Старику казалось, что поясница вот-вот развалится на отдельные позвонки, и, если бы не поддержка Эссена, Шметтау, наверное, упал бы.
— Нам пора возвращаться, — сказал Эссен. — Капсула ждет, топлива хватит для выхода на орбиту.
— Да, — тяжело выдохнул Шметтау. — Пора.
Он еще раз посмотрел в спину Криптмана.
— Здесь больше нечего делать. Нам пора, — тихо повторил инквизитор, и Эссен помог ему сделать первый шаг, не дав упасть в грязную лужу с хлопьями сажи.
Фидус одернул куртку, расправил обшлаги рукавов и проверил, чтобы крошечные аквилки на латунных пуговицах ориентировались правильно, то есть строго вертикально, а не наискось. Учитывая несколько "подвешенный" статус то ли "уже инквизитора", то ли "еще нет", Фидус выбрал одежду нейтральную, без явных военно-строевых мотивов, но строгую. Несмотря на довольно краткий срок послушания, Криптман привык к мешковатым комбинезонам и свитерам, поэтому носить сшитое по фигуре было… странно. Он чувствовал себя не на месте и не у дел, как чужак в чужой стране. Хотелось как можно скорее покинуть и Маяк, и систему, да и сектор, откровенно говоря. Но еще оставалось дело, которое следовало уладить, последнее в коротком списке.
Их корабли отправлялись с разницей буквально в четверть часа, сначала марсианский, затем инквизиторский. Орбитальная станция почти не пострадала, однако повреждения на планете можно было заметить даже из космоса, через обзорный иллюминатор. Фидус как раз созерцал темные пятна, что заняли место сияющих городов и промышленных центров (подачу электричества удалось восстановить не везде, а восстановление обещало затянуться на долгие месяцы), когда шаги небольшой группы разнеслись под высокими сводами причальной палубы. Криптман оторвался от иллюминатора, но увидел не тех, кого ждал.
— Хм… — неопределенно хмыкнул он, глядя на капитана астартес, возглавившего компанию из двух космодесантников и трех сороритас.
— И вы с ними? — уточнил Фидус.
— Да, мы отправимся вместе, — ответил капитан, махнув рукой спутникам. Те молча и одинаковыми жестами склонили головы, дескать, поняли и приняли. Двинулись к площадке, обозначенной желтыми огоньками. Криптман глянул на большие часы, вделанные в металлическую стену, их фасеточный циферблат указывал время Терры, общесистемное, Ледяного Порта и что-то еще. До отправления марсиан оставалось девятнадцать минут.
— Я так и думал, что встречу тебя здесь, — пробасил астартес. Броня Ордена, очевидно, в подобной обстановке казалась ему лишней, и сейчас он носил просторную хламиду с плиссированными складками. На ком-то ином это "платье" выглядело бы забавно и женственно. Однако когда подобное одеяние носит мускулистый великан трехметрового роста, вооруженный силовым копьем, оно всем сразу кажется невероятно мужественным.
— У нас так и не нашлось времени… поговорить, — вздохнул Фидус. — Слишком много отчетов и показаний.
— Это логично, — нейтрально заметил неспящий. — Учитывая, что вы были в гуще событий. Кстати, — сменил он тему разговора. — Я слышал, ты набрал себе команду из бывших соратников по Отряду?
— Скорее предложил им какое-то время поработать вместе, — поправил инквизитор. — Мне нужны помощники. Они все получили прощение грехов и освобождение, так что были вольны сами выбирать. Кто-то согласился, кто-то нет.
— А служитель Церкви? — неожиданно поинтересовался великан с голубыми глазами. — Мне показалось, у него кризис то ли веры, то ли самоопределения. Принимать в команду такого мятущегося спутника было бы неразумно.
— Он остался. Добровольно принял на себя епитимью восьмилетнего служения рядовыми чистильщиком. Дескать, вера его оказалась не столь крепка, поэтому следует либо закалить дух испытаниями, либо ответить собственной жизнью за момент душевной слабости. По выбору Императора. Кстати, получил на это благословение планетарного епископа.
— Достойно, — одобрил капитан. — Я бы сделал заметку на память и обязательно вернулся через восемь лет. Если он выживет, твоя команда может получить достойное пополнение.
— Я и записал. Но подозреваю, если он переживет послушание, то все равно останется, чтобы окормлять паству.
— Возможно. Я слышал, Отряд сохранится?
— Да, более того, умножится. По опыту сего… инцидента были сделаны выводы о том, что десантные части слишком легко вооружены и малочисленны. Система бронепоездов громоздкая и дорогая, но лишь она обеспечивает возможность ударить крепко и быстро. Так что ЭпидОтряд получит больше людей и больше оружия. Больше связи с инквизицией, Церковью и арбитрами.
— Это хорошо, — кивнул гигант. — Риск — благородный удел, но к успеху лучше идти проверенными путями.
Они помолчали с минуту, затем капитан спросил напрямик:
— Значит, ждешь ее?
— Да.
— Зачем?
— Это мое дело, — с неожиданной резкостью огрызнулся Криптман.
— Фидус, ты превратно толкуешь мои намерения, — пожал широкими плечами космодесантник. — Я не собираюсь мешать вашей встрече.
— Правда? — недоверчиво спросил инквизитор.
— Да. Я лишь хочу, чтобы ты здраво оценил ситуацию. И поступил сообразно рассудку, а не порыву мятущейся души.
— В моей душе ты читать не можешь, — все еще злился Криптман.
— Да, сейчас она благодарна тебе и вполне способна увлечься твоей великой мечтой, — капитан будто и не заметил ремарку собеседника. — Если проявить настойчивость… Если зажечь ее сердце долгом перед человечеством, страхом перед скрытой угрозой, она пойдет за тобой. Но… действительно ли ты этого хочешь?
Гигант поднял руку, решительно обрезая готовые вырваться у Криптмана возражения.
— Подумай над этим. Что ты можешь предложить ей? Что девочка обретет, пойдя за тобой? Ты знаешь ответ на этот вопрос, не так ли? Бедствия. Опасность. Насмешки. Годы бесплодной работы. И смерть в итоге.
— Но… Марс, — опустошенно пробормотал Фидус. — Она станет техножрицей… скорее всего. Не может не стать, со временем.
— Да, скорее всего, — подтвердил десантник. — Это неизбежно. Теоретически, разумеется, можно вступить в ряды Механикус и сохранить плоть в первозданной чистоте. В конце концов путь Магос Биологис основан на совершенствовании живой материи. Но скорее всего Ольга ступит на долгий путь превращения в адепта Бога-Машины. Причем по собственной воле. Шестеренки умны, они не станут давить на нее, но аккуратно, исподволь покажут все преимущества искусственных тел, а эти преимущества есть, зримы и вполне весомы. Особенно если ты уже познал смерть и легкость, с которой она забирает людей.
— Ольга утратит человечность, станет… жестянкой!
— Да, — согласился капитан. — И проживет долгую, интересную жизнь, полную удивительных событий. Она приобщится к великим тайнам Марса и станет на равных общаться с теми, кто правит миром знаний и машин. Плохо ли это? Не уверен.
— Она будет несчастлива, — с тоской вымолвил Криптман.
— И это возможно. Хотя не предопределено. Но девушка в любом случае обретет покой, уважение и безопасность. То, чем судьба так обделила ее прежде. То, чего она заслуживает своей храбростью. Благородством. Добротой.
Гигант вздохнул и положил на плечо Фидуса тяжелую, могучую длань, слегка сжал пальцы, не в качестве угрозы, а мирно, в жесте дружеского ободрения.
— Я не стану тебе препятствовать. Я верю в свободу выбора людей, облеченных разумом. Но я верю и в ответственность. Прежде чем решить и сделать, взвесь свое желание на весах беспристрастия. Ответь себе на вопрос, чего ты хочешь на самом деле? И для кого — себя или нее?
В переходном тоннеле, что соединял причал с массивом орбитальной станции, показалась группа вооруженных скитариев. За ними следовал автоматон, уже знакомый Фидусу "геллер-дрон". Охрана быстро и умело, с машинной точностью рассредоточилась на причальной палубе, перекрывая все подходы. Криптман почувствовал странный холодок, будто невидимая рука провела по голове и ощупала отсутствующие карманы. Кажется, его только что просканировали, включая в систему контроля и безопасности. Криптман невольно улыбнулся, подумав, что на него демонстративно не обращают внимания, но случись любая неприятность — инквизитор погибнет, не успев даже моргнуть. Кстати, любопытно, что скитариев не заинтересовало копье ангела.
— Идут, — прокомментировал астартес.
Криптман улыбнулся еще шире, отметив, что впервые видит Ольгу умытой, причесанной, хорошо одетой. В общем — вполне довольной жизнью. Девушка все еще была очень худой, но добротно сшитый комбинезон уже не болтался на костях, а лицо не казалось изможденным, бывшую послушницу определенно хорошо кормили и лечили.
Видеть Дженнифер снова при голове было странно и даже чуть-чуть жутковато, потому что металлическая сфера отличалась по конструкции, цвету и форме. Очевидно, марсианка использовала временную замену. Третьим членом небольшой компании оказался высокий и нескладный на вид техножрец с почти человеческим лицом. Лишь внимательный взгляд мог указать, что это искусно выполненная маска со сложными приводами.
Заметив Криптмана, Ольга запнулась и опустила голову, затем, будто решившись, гордо выпрямилась и шагнула к инквизитору. Жрица и высокий механикум, не переглядываясь и не обменявшись ни звуком, расступились, как бы демонстрируя, что не намерены чинить препятствий.
— Ступай, — негромко ободрил астартес. — Самое время.
Фидус подошел к Ольге, они остановились, молча глядя друг на друга, Криптман сверху вниз девушка чуть задрав голову. Марсианские хирурги заменили прежний убогий протез на великолепный глаз, неотличимый от настоящего.
— Здравствуй… Крип, — Ольга чуть помедлила с именем, и прозвучало оно очень по-доброму, без прежней насмешки.
— Здравствуй… — в свою очередь Криптман сделал крошечную паузу, прикидывая, не вернуть ли в ответ "Оллу", но решил, что это было бы глупым ребячеством. — Ольга.
Повинуясь мгновенному порыву, он взял ее ладони в свои, чувствуя тонкие теплые пальцы, не знавшие колец. Ольга сжала его руки и произнесла:
— Все повторяется.
— Да, — согласился Фидус. — Все как прежде. Только лучше.
— Ты обещал, — тихо сказала она.
— Да. Я обещал.
Фидус почувствовал какое-то жжение в глазах и моргнул, пытаясь от него избавиться.
— И я сдержал обещание.
— Ты сдержал, — эхом повторила она, и Криптман понял, что в ее словах нет ни насмешки, ни иронии.
— Попробую угадать, — сказал вместо приветствия капитан, косясь на тихо переговаривающихся Ольгу и Криптмана. — Логично предположить, что Дотуров по-прежнему смотрит на мир вашими глазами… — он указал на Вакруфманн. — С другой стороны Лексик Арканум любит разнообразие. Итак… Я бы поставил на вас, господин Тэта.
— Вы ошиблись и угадали, — одновременно и совершенно одинаковыми голосами произнесли Вакруфманн и логис. — В действительности сейчас я смотрю на вас глазами обоих.
— Интересно, удастся ли мне когда-нибудь увидеть вас в истинном обличье, — саркастически улыбнулся астартес.
— Что есть истинное обличье для разума, свободного от оков плоти? — ответил вопросом на вопрос Дотуров устами Дженнифер. — Например, сейчас "Я" технически нахожусь в теле "Пса Войны", можно ли считать это воплощение истинным? И как оценить степень истинности, учитывая, что эта оболочка не была первой и не станет последней в длинной цепи странствий? Или же истинным вместилищем является Храм Всех Знаний, хранящий мою основную резервную копию?
— Схоластика, — качнул головой космодесантник. — Впрочем, быть по сему. Я уполномочен выразить совместную позицию Ордена, Экклезиархии, а также Инквизиции, точнее представителей оной в системе. У нас нет претензий к Ольге, мы не станем каким-либо образом препятствовать вашим намерениям и действиям в ее отношении. Можно сказать…
Капитан обозначил саркастическую улыбку.
— … теперь это, безусловно и единолично, ваша добыча.
— Я полагаю, термин "добыча" в данной ситуации неприменим, — строго поправил Тэта. Космодесантнику показалось, что речь логиса опять изменилась. Быть может, Дотуров отпустил цепь и дозволил слуге проявить собственную волю и соображения? Кто знает…
— Вы можете не верить, но Марс не заинтересован в Ольге как военном трофее. Мы не хотим "обладать" ей, — Тэта сделал явное ударение на слове "обладать". — Разумеется, ее становление как механикума является предпочтительным. Однако сложившиеся обстоятельства, ее предыстория и ценность знаний, а также наша этика требуют, чтобы этот выбор был сделан сугубо добровольно.
— А если она не захочет? — осведомился астартес. — Если в итоге путь Машины ее не вдохновит?
— Мы не станем удерживать Ольгу, — твердо вымолвил логис. — Если пожелаете, сможете проконтролировать свободу ее волеизъявления лично. Считайте это… знаком любезности со стороны Марса.
Капитан молча склонил голову и после секундной паузы сменил тему:
— Что ж, очевидно это и называется "счастливый конец". Каждый получил свое. Даже… — ангел снова покосился на Фидуса. — Наш горе-инквизитор, обретший чистую совесть и возможность дальше ловить своих призраков.
Логис тоже повернул искусственное лицо, продемонстрировав заинтересованность в разговоре Криптмана и Ольги. Кажется, молодой человек и девушка заканчивали тихую беседу. Изощренные приводы за синтетической плотью отобразили сложную смену эмоций.
— Я давно обратил внимание, что в отношении Криптмана-младшего бытует снисходительное представление как о человеке поверхностном, слабом и непрофессиональном, — сказал Тэта, и сейчас капитан астартес готов был поклясться, что логис говорит от собственного имени. — Однако мне кажется, это мнение неточно и…
— Ошибочно?
— Скоропалительно. Кто знает, быть может, юный Криптман еще удивит всех нас?
— Сомневаюсь, — сказав это, капитан задумался. — Хотя с другой стороны… По здравому размышлению склонен согласиться. Он смог удивить меня дважды. Возможно, сумеет и в третий раз.
— Консенсус, — вступила в беседу Дженнифер.
— Воистину так, — качнул головой Тэта. — Что ж, наш разговор доставил мне искреннее удовольствие, однако полетное окно не ждет. С вашего разрешения, продолжим разговор на борту и несколько позже, когда мы покинем систему.
— Прощай, — сказала Ольга.
— Я скажу "до свидания", — вымолвил Криптман. — Кто знает, может быть, мы еще встретимся.
— Может быть… — тут девушка спохватилась. — А тебе есть куда писать?
— У меня есть дом, но я там редко бываю. Оставлю адрес марсианам, если захочешь, напиши. Я буду рад узнать, что у тебя все хорошо. И вообще, как устроилось.
— Обязательно.
Ольга поднялась на цыпочки и поцеловала Фидуса в лоб.
— Удачи тебе… инквизитор.
Она помолчала и добавила:
— Удачи… мой Крип.
Они разошлись, провожаемые бесстрастными линзами марсианской оптики и взглядами свиты капитана Неспящих. Фидус шагал к причальной площадке, где инквизитора уже поджидал курьерский челнок. Марсианский корабль, похожий на гибрид черной сферы и ленты Мебиуса, открыл врата с позолоченной символикой шестеренки, выдвинул трап. Логис и жрица замерли в неподвижности, как статуи-привратники. Когда до марсиан оставалось всего несколько шагов, Ольга вдруг обернулась, и на мгновение ей показалось, что вместо спортивной, плечистой фигуры Криптмана тяжко бредет сгорбленный и очень старый человек. Его сутулые плечи облекала мантия, расшитая серебряными символами, лысый затылок, как у верзилы Эссена, перечеркивали крест-накрест два шрама. Каждый шаг давался неизвестному с большим трудом, будто годы и суровые решения повисли на его шее тяжкими оковами. Ольга моргнула, и видение пропало
Показалось… Только сейчас она поняла, насколько устала.
Фидус обернулся, и на мгновение ему привиделось, что вместо маленькой коротко стриженой девочки он видит совершенно иного человека. Высокая фигура в алом плаще, отливающая сталью и золотом. Тело металлической статуи идеальных, математически безупречных пропорций, лицо ослепительно красивой женщины с глазами василькового цвета, волосы, как потоки расплавленной меди. Осанка и взгляд того, кто привык не склоняться перед кем бы то ни было. Фидус качнул головой, на мгновение отвел глаза, а когда снова глянул, видение, разумеется, исчезло.
Мне нужен отдых, подумал инквизитор. Немного отдыха…
И более не оглядывался.
На последней ступеньке девушка чуть запнулась и ощутила приступ неконтролируемого страха. Словно читая мысли, марсианин, которого называли "Тета", протянул ей какой-то маленький предмет, похожий на большую визитку из плотного картона.
— Наш общий знакомый передавал тебе привет.
Ольга механически взяла картонку, пытаясь вспомнить, где она уже видела что-то подобное. И вспомнила. А затем прочитала:
Мне было интересно общаться с тобой,
Я рад, что ты продолжаешь существование,
Я рад, что мы продолжим общение,
Со временем,
Если ты захочешь этого.
— Он все-таки научился ставить запятые, — прошептала Ольга.
Она улыбнулась, несмело, перебирая воспоминания, как драгоценный жемчуг, и спросила:
— С ним… с Машиной… — затем вспомнила, как надо говорить правильно. — Со священным комп… когитатором все в порядке?
— Да.
— Мне можно будет с ним встретиться?
— Конечно. Это желание священного когитатора, следовательно, такова воля Омниссии.
Ольга подняла ногу, намереваясь сделать последний шаг, и замерла.
— Мне… — тихо сказала она и закончила почти шепотом. — Мне страшно. Я знаю, это глупо. Но мне все-таки страшно.
— Так и должно быть, — улыбнулся Тэта.
— Да? — подозрительно спросила девушка, опустив ногу. Кажется, Ольга была готова побежать сломя голову.
— Да, — очень серьезно повторил марсианин. — Ты прожила несколько жизней. В своем мире. А затем и в нашем, который стал твоим. И ни одна из них не была легкой. Все перемены обещали тебе лишь трудности. Сейчас ты на пороге новой жизни, поэтому логично и естественно, что решение не дается легко.
— А вы тоже обещаете мне трудности? — вымолвила девушка после долгой паузы.
— Будет нелегко, — честно сказал Тэта. — Путей Омниссии на самом деле много, однако, все они требуют времени, а также кропотливого труда. Но я могу в точности пообещать две вещи.
— Какие?
Марсианин посмотрел в ее большие глаза насыщенного, удивительного чистого цвета — орган, выращенный Магос Биологис эскадры XJ-9 взамен утраченного, ожидаемо прижился без серьёзных проблем. И Тэта подумал — какие внимательные и удивительно доверчивые глаза, несмотря на столь тяжелые испытания. Не испуганного, затравленного зверька, готового драться за выживание — что было бы ожидаемо и логично, а человека. Глаза очень хорошего человека, наполненные ожиданием.
И надеждой.
— Тебе больше ничто и никогда не будет угрожать. Разве что ты сама этого захочешь, выбрав путь приключений и опасности.
— А… второе?
— Будет интересно. Нелегко, однако, интересно.
Ольга глотнула, перевела дух, уже без паники и плещущейся в глазах готовности бежать.
— Но сначала я хотел бы уточнить кое-что, — вдруг сказал Тэта. — Архивы Адептус Механикус и анализ древней топонимики Марса свидетельствуют, что родовое имя "Дотуров" оказалось широко распространено в нашем мире еще в те времена, когда Человечество было ограничено пределами Солнечной системы и только вышло за орбиты древней Земли, — последние слова марсианин произнёс на русском. — Высказывалось обоснованное предположение, что его носил первый человек, ступивший на поверхность Марса. Можешь ли ты внести ясность в этот вопрос?
— Я не знаю, — растеряно ответила Ольга. — Когда я жила… ну, в то время, люди летали только на Луну. По-моему…
— Ясно.
Дотуров протянул ей открытую ладонь в приглашающем жесте, Ольга несмело подняла руку, и металл встретился с плотью.
— Идем, дитя. Марс ждет нас.
Несколькими минутами позже, когда корабль отчалил, Ольга посмотрела в панорамный иллюминатор, где величаво плыл Маяк в окружении кольца орбитальных комплексов, и вдруг встрепенулась, боясь забыть.
— Дженнифер!
— Да? — тут же отозвалась техножрица.
— Песня… которую ты проиграла тогда в "Химере", древний мотив для храбрости.
— Да, я помню.
— А можно мне послушать ее снова?
— Разумеется. Подожди минуту, я обновлю библиотеку, — пообещала Вакруфманн и пожаловалась как настоящий человек, с живыми интонациями. — Эта новая голова, одни неприятности с ней!
— А о чем поется в песне?
— Это очень старая композиция. Она получила распространение во времена первой колонизации Марса, но скорее всего, основа была создана несколько раньше. Оригинал исполнялся во многих версиях и на многих языках, мы не можем ручаться за абсолютную точность перевода, однако на готике это будет звучать примерно как: "Тот, кто не сможет понять Его — то есть Омниссии — слова, никогда не узнает счастья".
_________________________
Музыкальная тема прощания Ольги и Фидуса, а также отлета:
https://www.youtube.com/watch?v=73RZMjYzYpI