Энтропия

Глава 8 Лабораторная работа

Утром началась подготовка. Все участвовавшие в экспериментах облачились в противочумные костюмы, надели специальные маски с углеродным слоем, чтобы заглушить вонь, идущую от заражённых закрытых в клетках, и защитные щитки. Не смотря на то, что новые привезённые, только вчера заразились, от них к утру разило испражнениями с гнилостным душком. Учёные вошли в бокс и тут же выбежали. Вентиляция не справлялась со зловонием. Решили подвести шланг, правда небольшого диаметра, другого в наличии не оказалось. Подключили к компрессору и вернулись со шлангом в бокс, предварительно вытащив из вытяжного фильтра рамки с сорбирующей тканью, но это слабо помогло. Тогда приоткрыли дверь, зловоние поползло по цеху.

— Придётся терпеть, — сказал Семакин морща нос под маской. — Дмитрий, как вы с Виктором, переносите такой ужасный запах? Неужели вам не противно?

— Мы с Витей уже прошли грань отвращения. Привыкание проходит очень быстро, достаточно пары дней. Конечно мы чувствуем запах, но к нему уже нет брезгливости. Подопытных, дабы в помещении не копились вонючие газы, после эксперимента надо будет отправить в уличную клетку.

— И потом решить проблему, как нам их оттуда выводить, — заметил Виктор.

— Всё решим в рабочем порядке, — ответил Дроздов.

В первой серии экспериментов приняло участие одиннадцать человек. Академик, два профессора, два доцента, два старших и четыре младших научных сотрудника. На руководителях нужно остановиться поподробней. Дмитрий Сергеевич Дроздов главный над всеми, руководитель лабораторного комплекса, профессор, полковник медицинской службы, по образованию эпидемиолог. Виктор Валерьевич Громов гражданский специалист тоже профессор и тоже эпидемиолог занимал должность заместителя исследовательского центра.

Владимир Николаевич Семакин, вирусолог, полковник в отставке, хоть и был академик, находился в подчинении профессора Дроздова. На Большой земле Семакин изучал штаммы вирусов в лабораториях. Здесь вирусологу, кроме испытательных работ, предстояло выделить и изучить штамм переносящий болезнь. По предположениям учёных, возбудителем являлся не сам вирус, тот самый безвредный вирус под номером пять, который выполнял транспортную функцию, а то, что в нём сидело. Каким-то образом, неизвестное нечто взаимодействовало с вирусом как единое целое и при инвазии вселяясь в клетку жертвы создавало сотни новых репликаций в ней за короткое время. Репликационные цепочки новой ДНК встроенные в реплицированные вирусы выходили из клетки, разрывая мембрану и атаковывали другие клетки. Всё это имело лавинообразную скорость. Индивид заражался за короткое время. После инвазии всего организма происходила полная перестройка, он перерождался в нечто другое, совсем непохожее на земную жизнь. Вот это нечто предстояло выделить и изучить.

Лидия Михайловна Гришина, инфекционист-токсиколог, профессор, тоже имела звание полковника медицинской службы. Здесь задача её отделения состояла в приготовлении на месте сильнейших противовирусных препаратов и комбинированных отравляющих веществ. Противовирусные лекарства нужны были как раз для опытов по выявлению неизвестного нечто из вируса, а отравляющие вещества для экспериментов над бешеными.

В боксе перед клетками, в которых находились заражённые, установили две видеокамеры на треногах. Приготовили флакончики с препаратом, поставив их в ряд на столе. Рядом положили два пневмопистолета. Находящиеся в клетках испытуемые при виде стольких живых начали громко выть, утробно рычать и скалиться, протягивая руки между прутьев. Но это нисколько не мешало учёным провести планёрку.

— До начала исследования у нас есть несколько минут свободного времени, — начал Владимир Николаевич. — И я хочу внести предложение. По общепринятым правилам, в любом опыте над живыми организмами, по понятиям экспериментальной этики, объектам исследования запрещено давать имена. Дмитрий Сергеевич предложил оставить цвето-цифро-буквенную кодировку и я ним согласен, но цвета мы уберём, оставим только цифры и буквы. Нашим подопечным мы присвоим коды. Присваивать мы их будем по группам, в которых будет по пять подопытных, по количеству испытательных ячеек. Поэтому первую партию из пяти заражённых я предлагаю именовать первой буквой греческого алфавита, то есть альфа. Женщин и мужчин мы поделим по хромосомам на икс и игрек. Порядковый номер арабскими цифрами. Например, перового пойманного будем именовать альфа игрек один, в записи будет выглядеть так, — он вывел на листке бумаги лежащем на столе аббревиатуру αY1. — У нас из заражённых есть молодая особа женского пола, её будем именовать альфа икс один, или вот так — профессор рядом с первой надписью черканул αx1. — Разумеется следующие пять будут обозначаться уже под бетой. Или вот так — он опять царапнул карандашом на бумаге βY1, βx1. Семакин распрямился над столом. — Теперь о том, как мы их будем различать. После введения препарата, на каждого мы наденем специальные жилеты. Я предлагал совету куртки, но идею сочли нерентабельной, зато одобрили сигнальные жилеты, те в которых ходят дорожные рабочие. Мы жилеты тоже привезли, двести штук оранжевого цвета. На жилетках на спине, мы напишем чёрной краской коды наших подопечных, а на груди с правой стороны будем наносить вертикальные полосы, тоже чёрной краской, сколько раз их вакцинировали. Одна полоса, одна вакцина. Если препарат более новой формулы, то отметим поперечной короткой полосой на вертикальной. Две поперечные, более продвинутый состав и так далее. Сколько модификаций, столько поперечных полос. Для этих целей у нас есть специальные широкие маркеры, наподобие тех, которыми отмечают места повреждений на коллайдерах, эта краска устойчива и не стирается. Кто согласен, поднимите руки.

— Я не согласен, — ответил Дроздов. — Если будет двадцать модификаций, мы замучаемся считать поперечные полосы на вечно крутящихся заражённых.

— Вы думаете, что будет столько вариантов? — спросил Семакин.

— Возможно больше.

— Тогда, что вы предлагаете?

— Над вертикальной полосой писать цифры. Пять модификаций, цифра пять.

— Я считаю мысль здравой, — согласился Виктор Николаевич. — Есть предложения? Предложений нет. Вот и хорошо. Не зря я вчера отдал распоряжение на первых пяти жилетах сделать соответствующие надписи. Сейчас их принесут.

В бокс вошёл сотрудник, неся на руках стопку сложенной ярко-оранжевой одежды. Владимир Николаевич взял верхний жилет и расправил его демонстрируя надпись «αY3» на спине безрукавки.

— Видите, всё сделано аккуратно, как будто через трафарет, — он глянул на надпись. — Это у нас будет третий, мужского пола из первой группы. Отражающие полосы расположены, как обычно, но мы, ещё когда были на материке, дополнили декор эмблемой. Вот она, — и он повернул жилетку другой стороной, показывая большой круглый шеврон чёрного цвета с жёлтой окантовкой, сантиметров пятнадцать в диаметре, пришитый на груди с левой стороны. На нём был изображён жёлтый знак биологической опасности с аббревиатурой «СЦКЗ» из белых букв посередине знака.

— Что значит СЦКЗ? — поинтересовался Дроздов.

— Собственность Центра Карантинной Зоны, — ответил академик. — Это придумал не я. Предложили на заседании за пару дней, перед тем как нас сюда отправить.

— А что, здесь есть другие центры? — озадачился Виктор.

— Конечно нет, — произнёс Семакин. — Если вдруг кто-то из инфицированных по каким-либо причинам сбежит, то мы его легко найдём.

— Вы пока не совсем понимаете, куда попали, — сказал Дмитрий Сергеевич. — Здесь, в зоне заражения, кроме нашего центра и двух моблабов, учёных больше нет. Кто нам про сбежавшего сообщит? Да и зачем эмблема? Хватило бы надписи на спине.

— Эмблема находится спереди для того, если какой-нибудь наш подопечный всё же сбежит, чтобы его не подстрелили, а сообщили нам о месторасположении беглеца. Конечно эта информация касается только карантинных заграждений. В городе скорее всего заражённого уничтожат выжившие. Хотя в штабе поговаривали, что по оставленной санитарке военные проводят рейды и наши подопытные могут попасться им раньше карантинных заслонов. Тогда рейдеры нам сообщат или даже самостоятельно доставят нашего подопечного. Я надеюсь, что в совете решат сужать кольцо блокады с последующей зачисткой города, — Владимир Николаевич посмотрел на часы висящие на стене. — Ну что же приступим. Время уже девять ноль ноль.

Начался эксперимент. Включили камеры. Дроздов снарядил пневмопистолет капсулой с улучшенным составом. Попросил Артёма произвести выстрел в бешеного, который находился в центральной клетке, что спецназовец и выполнил. После выстрела засекли время. Заражённый уже слабее среагировал на попадание в шею. Просто вытащил шприц бросив его на пол. Потом взялся за прутья и стал наблюдать за учёными с подопытными в клетках что-то тихо мыча, иногда производя хриплые звуки похожие на астматический кашель.

— Этого сегодня не будем трогать. Виктор, останешься с ним, — распорядился Дроздов. — Проведи тесты, которые мы вчера с тобой подготовили. Как только он перестанет на них адекватно реагировать, засеки это время. Нам нужно знать продолжительность действия препарата. По моим подсчётам блокиратор должен действовать в два раза дольше.

— Дядь Дим, так ведь другие в ячейках мешать будут, — произнёс Громов. — Подопытный постоянно на них отвлекается будет.

— За это можешь не волноваться, — ответил Дроздов. — Тесты простые, на внимательность и реакцию на окружение. Так что другие заражённые своим неадекватным поведением нам только помогут.

— Дмитрий Сергеевич, давайте уже их по кодам называть, — попросил Семакин.

— Хорошо, — профессор слегка скривился, считая затею с кодами излишней блажью академика. — Альфа игрек один сегодня не тревожим. Артём, снарядите пистолет штатным препаратом. Владимир Николаевич, в клетке, которая по схеме первая, как обозначим больного?

— Альфа игрек два, — буркнул вирусолог.

Дроздов почесал маску в том месте, где находился нос. — Может как-то покороче их называть. Например, первый, второй. А эти коды оставим для отчётов.

— Конечно можно и так. А если мы будем работать с разными группами, из альфы и беты например? — поинтересовался вирусолог.

— Там что-нибудь решим. Артём, произведите выстрел во второго, — Дмитрий Сергеевич представил себе на секунду, что клетки идут под одними номерами, а инфицированные совсем под другими да ещё из разных групп, что точно создаст путаницу и подумав сказал. — Нет, наверное лучше по кодам их называть.

— Ну вот вы сами и приняли правильное решение, — ответил Семакин.

Артём подошёл ко второй ячейке слева и встал напротив. — Стрелять⁈ — громко спросил он.

Эпидемиолог кивнул. Раздался хлопок. Зомби дёрнулся, схватился за прутья, потом потрогал шею. Вытащил из неё шприц-контейнер и осмотрев его уронил на пол. Двое учёных выждав несколько минут подошли поближе.

— Ты меня понимаешь! — громко спросил Дмитрий Сергеевич, — больной кивнул. — Сейчас начнёт паниковать, — констатировал Дроздов.

— Почему? — удивился вирусолог высоко подняв брови.

— По моим предположениям у него просыпается разум и он начинает осознавать, что с ним что-то не так. Жаль, что вы не видели реакцию альфа игрек один, когда мы вводили ему штатный блокиратор. Бешеный просто застыл на время, как статуя. Кстати, сейчас этого с ним не произошло.

— Значит альфа игрек один, осознаёт, что с ним происходит? Может сопоставлять и анализировать ситуацию? Выходит они не безнадёжны? — с надеждой в голосе произнёс Семакин.

— По моему мнению, возврата у них уже нет. Тем более больной ведёт себя так, только под действием блокиратора. Судя по томографии альфа игрек один, слишком всё у него в организме изменено. Сейчас сами убедитесь. Артём, командуйте своими ребятами. Ведём альфа игрек два на МРТ.

Магнитно-резонансная томография показала то же, что и у первого испытуемого. Такое же новообразование в головном мозге в районе гипоталамуса, от которого отходил отросток в спинной мозг, а от него много ответвлений похожих на грибницу. Взяли пробу жидкости из разрезанной раны, рана тут же начала затягиваться. Пробу брали специальным ножом, похожим на серп, с желобком внутри лезвия. Нож по мере продвижения в теле испытуемого тут же делал забор слизи в специальный контейнер. Резали загнутым концом вперёд. После забора контейнер тут же отделили унеся на анализ. После этого Дмитрий Сергеевич глядя на привязанного спросил у ассистента.

— Сколько времени у нас осталось?

— Пятнадцать минут, — ответил помощник.

— Успеем ли мы довести его до операционного модуля? — поинтересовался эпидемиолог у Артёма.

— Да, — кивнул спецназовец. — По времени маршрута мы туда должны дойти максимально за пять минут. Ещё у меня с собой заряженный дозой пневматик. На случай форс-мажора мои ребята, которые его поведут, прострелят ему голову.

— Освобождайте испытуемого, — распорядился Дмитрий Сергеевич.

Ловцы быстро отвязали ещё находившегося под действием блокиратора бешеного, заставили его встать и накинув на шею петли повели в операционный блок. Заведя его в операционную приказали лечь, после чего притянули к столу ремнями. Ассистенты поставили с противоположных сторон стола по большому специализированному экрану. Система отдалённо напоминала квантовый генератор. Один из экранов был с отражающим покрытием усиливающем излучение, которое в свою очередь, проецировалось на второй полупрозрачный экран обращённый к исследователям. Артём остался в оперблоке, отправив ловцов в первый бокс под руководство Владимира Николаевича, для проведения мероприятий над третьем испытуемым.

В помещении осталось четверо, Дмитрий Сергеевич, Артём и двое сотрудников. Испытатели надели поверх своей одежды свободные комбинезоны с капюшонами, в которые были вшиты проволочные каркасы из медной проволоки, выполняющие функцию клетки Фарадея.

— Дмитрий Сергеевич, вы когда-нибудь работали с такой аппаратурой, — спросил один из сотрудников заправляя медицинскую маску под капюшон. — Ведь аппарат к медицине не имеет прямого отношения.

— Приходилось, — ответил Дроздов. — Извините, в маске вас не узнать.

— Я из хирургической бригады, Симонов Валерий Николаевич. Второй помощник, из техников. Он следит за работой установки. Зовут его Андрей, Андрей Иванов. Так где же вам пришлось поработать на таком агрегате?

— В Египте. Не удивляйтесь. Я был там в командировке на симпозиуме стран арабского Востока по вопросам эпидемиологической обстановки в регионе. Как раз в то же время на окраинах Каира произошла вспышка холеры. Меня, как эпидемиолога привлекли к её ликвидации. После локализации заболевания, в знак признания, мне провели экскурсию по плато Гиза, где пирамиды. Потом мы отправились в научный центр по изучению древнего Египта. Вот там мне показали работу такого же агрегата, электромагнитного резонатора или ЭМР и даже разрешили им управлять, конечно под присмотром специалистов. Впечатлило. С помощью его египтяне изучают не вскрытые саркофаги и закрытые сосуды. Рентгеном тоже изучают, но только там, где присутствует железо или другие металлы. ЭМР данного типа разогревают металлические изделия. От рентгена тоже есть негативное влияние, радиоактивное излучение и оно может повредить или даже уничтожить уникальные живые организмы, находящиеся в замкнутых полостях находок. Конечно, биологическая жизнь там в анабиозе, тем не менее… А ведь такие микроорганизмы тоже ценны для науки. Электромагнитные волны на них действуют мягче.

— У древних египтян железа было мало, — заметил Симонов.

— Почти что не было. Если не считать изделий из железных метеоритов. Второй раз пришлось поработать аппаратом уже у нас, в Москве. После возвращения из Египта, меня отправили на курсы в Питер, для обучения управления ЭМР, таким же, как здесь. Почему выбрали меня? Причина банальна, я как и все здесь находящиеся, работаю над биологическими проектами. И моя специализация связана с инвазивными микроорганизмами. Люди опасаются исследовать древние находки, боясь заразиться неизвестными заболеваниями. Поэтому я должен присутствовать при изучении находок, содержащих биологические остатки и в случае надобности уметь управлять электромагнитным резонатором. Вы можете мне не верить, но у нас существует отдел, который занимается аномальными явлениями.

— Что-то типа американских икс файлов?

— Приблизительно. Это даже не отдел, а целая структура со множеством подразделений. Каждое звено занимается только своим профилем. В общем отправили меня учиться. Там я узнал о возможностях аппарата, а они у резонатора просто фантастичны. С его помощью мы могли смотреть даже через кирпичные стены. После курсов я вернулся в Москву. И вот однажды, в начале нулевых на Алтае экологи случайно нашли в высыхающем болоте деревянный ковчег, предположительно захоронение знатного вельможи. Тут же были вызваны археологи, но информация успела просочиться. Ещё в околонаучных СМИ было много шума. В них писали, что по неподтверждённым слухам нашли саркофаг, сделанный из мрамора, который там же на месте вскрыли. В каменном гробу лежала молодая женщина, залитая прозрачным раствором голубого оттенка. Сделали радиоуглеродное датирование и не поверили результатам. Возраст захоронения составлял восемьсот миллионов лет.

— Как же, помню, — ответил хирург улыбнувшись под маской. — Ходила такая байка. Нашли саркофаг в шестидесятые годы в угольной шахте.

— Я тоже слышал и даже читал в популярной тогда газете «Гонорея-инфО». Только писали про восьмидесятые и нашли не в угольной шахте, а при осушении болот. Но не суть важно, эту байку давно разоблачили. В итоге археологи достали деревянный ковчег отправив его в местный институт. Там поверхностно его изучили, сделав для анализа материала небольшие спилы с разных мест. На поверку короб оказался собран из обработанных досок лиственницы и обмазан консервирующим составом, состоящим из смол хвойных пород деревьев с примесью живичного скипидара. Также ящик просветили рентгеном. Внутри ковчега лежал человек как будто одетый в современный костюм лётчика истребительной авиации. Про космический скафандр даже боялись подумать. Проверили на наличие железистых сплавов. Таковых в находке не оказалось, как и цветных металлов и это странно, если учитывать, что человек лежит в скафандре. Назревала сенсация. Для дальнейшего изучения перевезли находку в Москву в НИИ археологии.

— Что же такого там нашли, раз поползли слухи?

— Ничего сверхъестественного, но это выяснили позже. Да и по возрасту ковчег не дотягивает до той умопомрачительной датировки. Ему всего три тысячи лет. ЭМР мы тогда применяли первый раз для изучения археологической находки. При неоднократном просвечивании стенок ковчега у учёных возникло стойкое впечатление, будто в коробе действительно лежит космонавт в скафандре. Короб тут же поместили в специальную камеру. Выровняли температуру и влажность. Люди в специальных костюмах с превеликой осторожностью вскрыли ящик. Сенсации не случилось. На деле шлемом оказался головной убор, сплетённый из тонких прутьев, типа шляпы с широкими полями. За долгое время убор принял причудливую форму. Покрывало на мумии почти истлело, но на проекции казалось, что это бесшовный комбинезон. Кстати, когда мы изучали саркофаг с помощью ЭМР несколько дней, тогда и возникли слухи, один хлеще другого, как в детской игре «Испорченный телефон». В итоге по сплетням выходило, что археологи нашли мраморный саркофаг, а в нём залитую голубой прозрачной жидкостью молодую даму, пролежавшую в нём чуть ли не миллиард лет.

— Постойте, ведь ещё поговаривали, что у изголовья женщины находился прибор, отдалённо напоминающий смартфон, — заметил Симонов.

— Такого ничего не было. На груди усопшего правда лежала деревянная табличка с неизвестными символами. Её кстати учёные приняли за приборную панель скафандра.

— Мне, когда я впервые услышал эту байку, сразу показалось всё это вымыслом. Настораживало, если конечно верить слухам, что через пять дней в деревню, около которой нашли саркофаг, приехал из Новосибирска известный на весь мир профессор и прочел в сельском клубе лекцию о предварительных результатах лабораторных исследований недавней находки. Такое невозможно в принципе, чтобы большой учёный с мировым именем, занимающий руководящую должность в изучении такого масштабного для науки проекта, причём засекреченного, приезжал в колхоз и раскрывал сенсационные данные местному населению.

— Я с вами полностью согласен, — кивнул Дроздов.

— Всё готово. Можно приступать, — сказал техник.

Включили резонаторы. На экране обращённом к тумбе-пульту спроецировался лежащий на столе. Техник покрутил ручки настроек на пульте, добавляя и убавляя частоту электромагнитных волн. Когда изображение контура тела стало чётким, Дроздов нажал несколько кнопок. Контур поменял цвет с серого на молочно-белый. В нём начали проявляться желтоватые пятна. Дмитрий Сергеевич стал вращать красный шар, находящийся посередине тумбы, добиваясь резкости пятен. Наконец начала вырисовываться более-менее чёткая картинка. Внутри тела заражённого находилось нечто, похожее на головастика с волосатым хвостом. Эпидемиолог покрутил ещё шар и остановился.

— Видите в голове больного большое утолщение? — сказал он обращаясь к Симонову. — Как вы уже поняли, нечто находится в головном мозге, а то, что похоже на хвост, в спинном мозге. Сейчас я добавлю излучение и мы должны будем увидеть то, что находится внутри нечто, — он опять покрутил шарик. — Так. Видите? Появилось тёмное пятно в утолщении в районе головы, чуть ли не в центре. Артём, возьмите с инструментального стола шприц-нож и введите подопытному в затылок.

Спецназовец подошёл к столу, взял оттуда большой шприц, больше похожий на стилет и подойдя к бешеному со стороны головы присел на корточки направив остриё в затылок больного ожидая приказа.

— Артём, там на лезвии находятся деления. Рядом с ними цифры. Это шкала градуированная в сантиметрах. Введите лезвие до восьмого деления, — попросил профессор.

У ловца на руке запищал таймер.

— Дмитрий Сергеевич, — сказал Артём. — Время действия препарата истекает.

— Сколько осталось? — резко спросил эпидемиолог.

— Примерно пять минут, — ответил спецназовец глянув на часы.

— Вводите, — приказал профессор.

Ловец с силой надавил на ручку вонзая лезвие-зонд в затылок заражённого, остановившись на цифре восемь.

— Ещё на два деления, — скомандовал эпидемиолог наблюдая манипуляции ловца на экране.

Зонд углубился в тёмное образование. Вдруг бешеного резко передёрнуло, он попытался вырываться, стал рычать и хрипеть как раненый дикий зверь.

— Делай забор вещества! — громко произнёс Дмитрий Сергеевич.

Светло-серая жидкость с синим оттенком начала поступать в полую прозрачную ручку медицинского инструмента. Вдруг по телу зомби прошла судорога и он обмяк. Артём наполнил контейнер с трудом вытащив лезвие-шприц из головы. Из затылочной раны выбежала небольшая струйка, сделав на полу маленькую лужицу.

— Дмитрий Сергеевич, — сказал озадаченный ловец. — Рана не закрылась, но она, как бы правильно сказать…

— Говори, что видишь, своими словами.

— Рана не кровоточит. Как-то так что ли? И инструмент еле вышел. Такое впечатление, что шприц чем-то зажало.

— Что могло там зажать, — произнёс Дроздов глядя на экран. — Испытуемый погиб. Мы поразили его в уязвимое место. Артём, отнесите пробу в лабораторию на анализ.

Ловец быстрым шагом, чуть ли не бегом умчался сдавать пробу.

— Они умирают как акулы, — задумчиво сказал Симонов разглядывая лужицу на полу.

— Почему? — поинтересовался у него Дмитрий Сергеевич.

— Акулу тоже можно убить только в небольшую точку между головой и спиной. Аналогия с затылком, — Валерий Николаевич вышел из-за пульта и подошёл к луже. — Похоже она застыла, — констатировал он.

Рядом встал профессор. Он посмотрел на затвердевшее пятно.

— Субстанция быстро затвердела, — тихо сказал Дроздов разглядывая лужицу. Подняв голову он произнёс. — Валерий Николаевич, вызывайте своих, пусть вскрывают. Вы в курсе, что вам надо делать?

— Да. Ещё вчера поздно вечером наша бригада получила от вас задание, расписанное по пунктам.

— Действуйте. Я в лабораторию анализа. Возможно наша проба из головы тоже пришла в негодность. Ампула с блокиратором не пригодилась. Выходит сэкономили один флакончик.

Вернулся Артём.

— Отнёс, — доложил ловец. — Мне что сейчас делать?

— Оставайся здесь, подстрахуешь вскрывальщиков. Неизвестно ещё, погиб наш подопечный окончательно или нет. Иванов, отключите ЭМР и идите к своим.

Стоит поподробнее остановиться на клинико-патологоанатомической бригаде. В неё входили как хирурги, работающие с живым материалом, так и патологоанатомы, которые работают с мертвецами. Чтобы не ломать язык при полном произношении их специализаций, бригаду решили называть просто, вскрывальщики.

В лаборатории, при попытке извлечь из шприца-зонда вещество, оно тут же твердело. По распоряжению Дроздова отправили остатки в холодильник вместе с инструментом, а затвердевшую часть тут же подвергли изучению. По предварительным данным, вещество представляло собой органические полимеры склоняющиеся к соединению каучука и белков.

— Как такое может быть? — поразился Дмитрий Сергеевич услышав заключение.

— Скорее всего из-за взаимодействия кислорода содержащегося в воздухе с содержимым пробы? — ответил сотрудник исследующий материал.

— Нам остаётся только предполагать, — произнёс Дроздов. — Специалистов, изучающих полимеры у нас нет. Объекты исследования нужно отправить на большую землю. Подготовьте для этого специальные контейнеры, поместив туда биоматериал и держите их отдельно от изучаемых, чтобы не забыть оправить.

В это же время проводили томографию альфа игрек три. После чего повели в Освенцим. Семакин с помощниками встали у стола, на котором стояли три монитора. Там же рядом со столом находилась труба с вентилем, которая шла под крышу помещения. Ловцы завели подопытного в камеру, сняли петли с шеи и закрыли за ним дверь повернув штурвал прижимая её к железному косяку оклеенному резиной. Включили мониторы наблюдая за бешеным. Через несколько минут прекратил действие блокиратор. Больной тут же согнул руки в локтях прижав их к груди, чуть сгорбился озираясь по сторонам резко поворачивая голову и скаля зубы. Владимир Николаевич открыл вентиль, пуская газ. В основе газа была синильная кислота, приготовленная на месте с растворением в ней цианидов с серной кислотой. Похожую смесь применяют американцы при смертных казнях. Наблюдения велись через три видеокамеры закреплённые в специальных нишах расположенных в разных местах газовой камеры. Всё происходящее фиксировалось на видео и аудио. Когда пошло шипение из сопла находящегося в верхнем правом углу от входа в комнату, бешеный резко подскочил к источнику звука, стал тянуть вверх руки скаля зубы и что-то мычать. Добавили давление. Судя по химическим индикаторам находящимся внутри, концентрация возросла до такой степени, что подопытный должен был уже давно умереть несколько раз, но он продолжал скалиться и тянуть руки.

— Странно. Дроздов говорил, что они дышат. Не так как мы, но всё же… Может смесь слабовата? — засомневался Виктор Николаевич глянув на молодого сотрудника по имени Константин, ответственного за отравляющие вещества.

— Может у заражённых срабатывает какой-то механизм защиты? — предположил младший научный сотрудник. — Многие животные тоже могут задерживать дыхание на длительное время, кашалоты например. Анализаторы показывают повышенный фон, значит «синька» в норме.

— Синька, — сказал задумчиво Виктор Николаевич барабаня пальцами по столу и глядя на экран. — Что за вульгарщина молодой человек, — он оторвался от монитора. — Синильная кислота. И впредь, при проведении производственных мероприятий, никаких сокращений или замены терминов. Всё должно называться своими именами. Понятно⁈ Это всех касается, — Семакин строго осмотрел своих подчинённых. — А теперь Константин сходи-ка ты голубчик к Лидии Михайловне и её кудесницам, пусть подготовят нам зарин с ипритом. Роман и Василий, включите вытяжку и продуйте подающую трубу.

Константин ушёл. Ребята включили мощную вентиляцию. Через пять минут воздух в камере очистился. Помощники вывинтив из внешней стороны стены крепёжные крышки, поменяли газовые анализаторы, размещённые в изолирующих контейнерах, вставив новые. Сняли блок фильтра и поставили на его место другой. Пришёл Костя.

— Всё готово Виктор Николаевич, — доложил он. — Можно начинать.

Профессор открыл вентиль. Зашипел газ наполняя помещение. Через несколько минут концентрация превысила все мыслимые пороги, но на испытуемого не подействовала. Тоже произошло с ипритом. Профессор сделал пометки в журнале и вызвал по рации ловцов.

— Подходите ребята. Теперь ваша работа, — произнёс он.

Но тут испытуемый в камере вдруг рухнул на пол и затих. Вирусолог удивлённо посмотрел на ассистентов, потом опять на мониторы.

Семакин опять включил рацию. — Ребята, пока отбой, — он выключил устройство, перевёл регулятор и нажал вызов.

— Дмитрий Сергеевич, вы сейчас где?

— Я в лаборатории анализа. Что случилось? — прошипел динамик.

— У нас похоже потеря одного объекта. Подойдите сюда.

Через минуту эпидемиолог уже был рядом с ГКсВФ.

— Видите, — показывал в мониторы Семакин. — Объект не двигается. Газы уже откачали.

— По регламенту мероприятий нужно ждать два часа, если не произойдёт никаких изменений, проведём дегазацию тела и отправим на вскрытие, — сказал озадаченный профессор. У него в кармане запищала рация. Он достал её включив на приём.

— Дмитрий Сергеевич, подойдите в оперблок. Срочно, — прохрипел динамик.

Эпидемиолог кинулся туда, гадая что же там могло произойти. Он практически вбежал в операционную. Перед ним предстала такая картина. На столе лежал вскрытый заражённый, практически лишённый внутренностей. Вокруг него стояли четыре вскрывальщика. На полу в нескольких ёмкостях из нержавеющей стали находилось то, что было у него внутри. Артём, сидя на корточках, с интересом разглядывал ливер в лотках.

— Что случилось, — с порога взволнованно спросил профессор.

— Вот, — один из вскрывальщиков поднял из первой ёмкости что-то странное.

— Что это?

— Это мозги нашего подопытного. Но ничего общего с мозгами я не нахожу.

Дмитрий Сергеевич подошёл поближе. Действительно, то что было в руках у патологоанатома больше походило на какое-то неведомое животное, головастика-монстра гигантских размеров.

— Хвост начинает затвердевать, — сказал вскрывальщик положив головастика обратно в короб. — Утолщение, находящееся в головном мозге, затвердело полностью. Нам это образование ни распилить, ни расколоть не удалось. Что это за жуть?

— Пока не знаю, — ответил профессор глядя на неведомое нечто в лотке. — Несите это немедленно в холодильник морга, — распорядился он. — Артём пойдёмте со мной в первый бокс. Сейчас произведёте два выстрела в четвертого и пятую. С них мы возьмём соскобы с разных частей тел и кожные покровы.

Придя на место они ввели препарат в оставшихся больных. Ловцы вывели заражённых из клеток и тут же положили их на столы-каталки, пристегнув ремнями. Потом два ассистента сделали соскобы с разных частей тела. Сначала с лица, шеи и ладоней. После с бешеных сняли ботинки, и взяли пробы со ступней и между пальцев ног. Все контейнеры с материалом учёные складывали в плоский ящичек из нержавеющей стали. Кожа у подопытных лоснилась, как будто намазанная маслом, источая неприятный запах. Похоже, что маслянистая субстанция сочилась из пор, которыми было усеяно всё тело бешеных. Потом срезали скальпелем несколько кусочков кожи у больных с разных мест, сложили всё это в пластиковую коробочку и тут же один из помощников умчался в лабораторию. После этого заражённых обули, отвязали от каталок и надев на них жилеты соответствовавшие их порядковым номерам и кодам завели обратно в клетки закрыв на замки. На жилетах с правой стороны на груди провели по одной чёрной полосе, обозначив, что они уже вакцинировались один раз штатным блокиратором.

— Давайте и первого возьмём соскобы, — распорядился профессор. — Виктор, сколько он уже под воздействием вакцины?

— Почти полтора часа, — ответил Громов. — Точнее, час и тридцать две минуты.

— Думаю, ещё минут двадцать есть, — сказал Дроздов. — Успеем.

Те же манипуляции провели и с первым. Потом надели на него жилетку, провели две полосы, обозначив применение препарата на нём два раза, над правой полосой вывели цифру один, что означало первую модификацию.

В шесть вечера все собрались в столовой на планёрку, обсудить прошедший рабочий день. Уже появились первые результаты анализов проб и соскобов, тесты ДНК. Подготовила доклад о двух вскрытиях бригада вскрывальщиков.