Эльф: инструкция по применению

Глава 4 Мир за городскими стенами

Ярмарка гудела, словно растревоженный улей. То и дело сквозь разноцветную толпу торговцев и покупателей пытались пробраться повозки, упряжки. Во всеобщей толкотне сновали слуги с тюками на спине, дети, волочащие корзины, больше их самих. По булыжникам гремели подковы, а воздух был густ от пыли, растекающегося запаха самых разнообразных лакомств, пролитого пива и пота. Запахи смешивались и образовывал тот самый, неповторимый, учуять который можно только на городской ярмарке.

Огромная в будние дни площадь перед ратушей превратилась в пестрое месиво — полотнища, украшающие шатры приезжих торговцев хлопали на ветру, словно разноцветные паруса. Торговцы выкрикивали названия своих товаров, перебивая друг друга. Со всех сторон только и слышалось:

— Медовуха! Кому медовухи? Слаще, чем поцелуй трактирщицы!

— Шёлк с Востока, настоящий, самой тонкой выделки! Шёлк с самого Востока!

— Кто на драчливого петуха ставит? Побьёт любого!

В центре площади соорудили помост, и шут, вымазанный разноцветными красками, изображал обжору-графа, рядом девчонка на ходулях жонглировала глиняными мисками, а чуть поодаль — еще одна танцевала под скрипучие звуки старинной шарманки. Зазывалы приглашали узнать свое будущее у стены, под навесом, где старая ведьма гадала прохожим на обгоревших костях, раскидывала карты и заговаривала амулеты на вечную любовь.

С самого края торга пахло жареным мясом. У жаровен толпились горожане, желающие отведать мяса на вертелах в пряных заморских травах приготовленного. Рядом, сразу за жаровнями продавали орехи, пряники в форме замков и засахаренные яблоки, булки и пирожки самых разных форм, печеные и жареные, бублики и лепешки. У городской стены торговали лошадьми. Кричали, спорили, переругиваясь, хозяева, расхваливали живой товар, предлагали сбрую и седла седельники, кузнецы тут же вызывались подковать покупку.

Со всех сторон к ярмарке стягивались приезжие, певцы с лютнями, мальчишки, норовящие сцапать яблоко со стола. Повсюду сновали люди: горожане в цветных одеждах, крестьяне в холщовых рубахах, купцы в шерстяных плащах, наёмники с мечами на поясе, жулики, воры и нищие, мечтающие об одном — урвать хоть что-то. Всё вокруг кипело жизнью. Смех, ругань, хлопанье мешков, звяканье монет — всё сливалось в какофонию, которую не каждое ухо вынесет. А ярмарка — ярмарка кричала, пела, зазывала, была праздником, рынком, театром, и полем битвы — одновременно. И за всей этой толпой, за всей этой суетой и сутолокой лениво переговариваясь, наблюдали стражники.

Эльф как-то быстро растворился в шумной толпе, орчиха даже заметить не успела, где и когда. Ну и хорошо. Болтливый и наглый спутник уже порядком утомил ее. Она выбралась из толпы и свернула в проулок. Надо было подумать, как быть дальше.

Знай она про ярмарку — обошла бы стороной этот город. Сейчас тут работу искать дело почти безнадежное: в самый разгар торга, да еще и в таком виде. Она оглядела себя повнимательнее. И никакой радости не испытала. Одежда грязная, рваная, и мысли нет пойти куда-то предлагать себя в качестве прислуги или официантки. Но может, в трактир возьмут хоть посуду мыть? Если не в крупные таверны заходить, то на окраине может и сжалятся… Орчиха почему-то была уверена, что в прислуге в таких местах всегда недостаток.

Странно, но есть почти не хотелось. Зато страстно хотелось умыться и сменить наконец это рванье на что-то более подходяще. На платье, например.

Она собиралась было уже поймать какого-нибудь мальчишку и расспросить его про местные заведения, но не успела. Эльф появился так же внезапно, как исчез до этого.

— Нет, только не ты, — выдохнула орчиха.

— Я тоже рад тебя видеть. Только я не понял, что ты здесь делаешь? Ярмарка там, — он махнул рукой в сторону площади и добавил сочувственно: — Ты выглядишь так, будто у тебя осталось два желания: убить кого-нибудь и выспаться. В любом порядке.

— И ты этим пользуешься, что на убийство сил нет.

— Отлично, — бодро заявил эльф и присел рядом. — Значит, самое время для делового разговора. Я тут способ нашел, как заработать быстро и без особых хлопот. Монет двадцать вполне можем взять. Но нужен партнер.

— И за что столько платить будут? — подозрительно поинтересовалась орчиха.

— А, сущая ерунда. Нам нужно просто поучаствовать в показательных боях на городской площади. Толпа обожает необычные пары. Особенно если один — красавец эльф, а вторая — девушка с кулаком, как кузнечный молот. Победим — платят. Проиграем — ну, тоже платят. Главное, чтобы все красиво выглядело. И правдоподобно.

— Нет. Я не клоун, — угрюмо ответила девушка.

— Клоуны обычно за еду работают, толпу веселят. А мы бой красивый покажем. Мечи дадут. Ну? Согласна? Ты только представь: ты кидаешь меня на землю, я изящно страдаю, ты рычишь, толпа в восторге. Я, кстати, уже сказал, что делаю всё это исключительно ради твоего финансового благополучия?

— Ты хочешь, чтобы я тебя била? — недоверчиво уточнила орчиха.

— Нет, я хочу, чтобы ты делала вид. Понимаешь разницу? Била и била на сцене — несколько разные вещи, Но конечно била. Только сдержанно, — эльф был радужен и терпелив. — Без внутреннего удовольствия, если можно. Хотя, зная тебя — сомневаюсь. Ну тогда делай с удовольствием. Так толпа еще больше поверит.

— Сколько ты сказал платят?

— Пять монет за выход. Десять, если зрители аплодируют. Пятнадцать, если я красиво упаду. А если ты случайно разорвёшь мне рубаху — двадцать. Толпа любит драму.

— Нет, — угрюмо буркнула орчиха. — Драматизируй с кем-нибудь еще.

— Я-то думал, с тобой скучать не придется, а ты… Ладно. Видела ту палатку с чёрным флагом и дурно пахнущим пугалом у входа? Там набирают актеров. Есть вариант: ты изображаешь демона-людоеда, я — бестелесного духа или мальчика, который умер от занудства после беседы с городским магистратом. Гроши платят, конечно, но посетитель выбежит в мокрых штанах — получим бонус. У нас преимущество — на гриме хозяину сэкономим. Согласна?

— Нет.

— Еще трактирщик предложил работу. Мы стоим в углу, ты — с ухмылкой мясника, я — с видом, что знаю, как выпустить кишки не повредив рубашки. Один вечер — и у нас крыша над головой, горячая похлёбка и, возможно, бесплатная выпивка. Ну, или хотя бы скидка. Хотя бы хлеба не черствого дадут.

— А если кто полезет драться?

— Тогда ты и разомнёшься, — сообщил эльф. — А я… я проконтролирую, чтобы ты не зашла слишком далеко.

— Какой трактирщик, говоришь, работу предлагает? Далеко этот трактир?

— Так ты согласна? Тогда чего сидим, поднимайся, пойдем, а то всех гостей без нас распугают.

— Трактир далеко?

— Не особо. Там, за площадью. Гадостное заведение, скажу тебе.

— Гадостное? — прищурилась орчиха ехидно.

— Атмосферное, — тут же скорректировал свое впечатление эльф. — Там каждая трещина в стене — с историей. Иногда с кровью. Иногда с пивом. Иногда с кем-то, кто пытался сбежать, не оплатив заказ.

— И ты хочешь, чтобы я туда пошла?

— Чтобы мы туда пошли. Вместе. В смысле — ты работаешь, я обаятельный и развлекаю публику.

— Ты предлагаешь, чтобы я вышибалой стояла у двери, пока ты пиво пьешь в зале и всех очаровываешь своей неземной улыбкой?

— Леди, я польщен. И главное так красиво ты это описала! Очаровывать буду всех, но улыбка — только для тебя, можешь не волноваться и не ревновать.

— Я не буду никому выбивать зубы.

— Ты и не будешь. Они сами тебе их подставят, уверяю.

— Я не о том. Я не буду устраиваться вышибалой. Не хочу. Не буду. Всё.

— А как же твоё «надо найти работу» и «денег нет»?

— Полы мыть. Посуду. Дрова таскать. Я не гордая.

— И не весёлая.

— А ты, значит, хочешь, чтобы я веселила пьяных мужиков до утра?

— Я бы предпочёл, чтобы ты веселила хотя бы меня. А то с тобой как с казначеем на исповеди.

— Где этот трактир? Может, ему не только клоуны на входе нужны, — твердо сказала девушка. — Может, у него приличное предложение для меня найдется.

— То есть ты правда выбрала мытьё полов вместо того, чтобы изящно вышвыривать пьяниц за шкирку?

— Пол не дерётся.

— И не платит чаевых.

— И не пристаёт.

Эльф шагал рядом и никак не отставал.

— Ну хоть дрова не таскай, у тебя же спина… — заговорил он наконец.

— Что — моя спина?

— Прекрасная. Я бы не стал рисковать.

— Не переживай, я не стану просить тебя о помощи, — буркнула орчиха. С этой ярмаркой дорогу выбирать приходилось аккуратно, чтобы и в толпу не попасть, и особо большого крюка не сделать.

— ну а просто постоять рядом, пока ты устраиваешься хоть можно?

— Сомневаешься, что у меня получится? Если мешаться не будешь и болтать не начнешь — получится, не сомневайся, так что можешь не сопровождать.

— Я волнуюсь, между прочим, — серьезно ответил эльф.

— Неужто за меня? Так печешься о моей работе?

— Просто хочу запомнить этот день — когда орчиха в рваном платье оказалась востребованнее, чем красивый, прекрасно воспитанный представитель высшей расы.

— Кто сказал, что ты воспитанный?

— Кто сказал, что ты — в платье?

Орчиха фыркнула, но от улыбки не удержалась. Эльф остановился и подмигнул ей:

— Трактир там. А я пошел, меня полы не интересуют.

— Иди-иди, завоевывай публику.

— Если не получится, попрошу тебя взять меня в посудомойки.

— Только по конкурсу. Щетку в руки — и докажи, что достоин.

— Ух, какая ты злая без еды… А все-таки я хорошо на тебя влияю, ты вот и разговаривать начала. Ну, удачи.

И эльф двинулся к гудевшей ярмарочной площади.

Работу ей получить удалось. Одна из поденщиц именно сегодня не вышла на работу, и трактирщик с радостью всучил ей старенькое платье в счет будущей оплаты и топор.

Дрова трещали под мощными ударами, как старые кости. Тусклый свет фонаря у заднего входа бросал длинные тени на поленницу. Орчиха в очередной раз занесла топор.

Плечи ныли, спину ломило в пояснице, и радовало только то, что еще несколько десятков поленьев — и работу она закончит.

Воздух был влажный и пах дымом, мокрой древесиной и навозом. Где-то вдалеке хохотала пьяная компания, слышался чей-то не то довольный, не то предостерегающий визг, а неподалёку на цепи скулил пёс.

— Прекрасная леди, не откажите в милости голодному страннику?

Орчиха вздрогнула и резко обернулась. Из темноты вынырнул знакомый силуэт — эльф, помятый и растрепанный. Вид у него был далеко не геройский.

— Ты как всегда вовремя, — буркнула она и поставила топор. — Что, снова обманул кого-то и теперь прячешься?

— Обманул? — он развёл руками. В темноте было не видно его лица, но орчихе показалось, что он улыбается. — Я пытался продавать поэзию. Но, видимо, толпа предпочитает жареные почки. Так что… нет. И я очень голоден.

— И что, весь день пытался продавать поэзию и…?

— А ты любопытная. Нет, не весь день. Пытался устроиться в театр. Оказалось, у них уже есть зануда. Потом пытался играть на лютне. Но толпа не оценила. Потом — читал пророчества.

— И?

— Кто бы мог подумать, что стража не любит, когда ты предсказываешь смерть трактирщику.

Орчха тяжело вздохнула:

— Ладно, иди за мной.

— Леди, Всевышний да будет к вам благосклонен за доброту.

Каморка, отданная в ее распоряжение, располагалась под самой крышей, была маленькой, неудобной и душной. Большую часть комнатушки занимал столик, кроме него там поместился стул и соломенный тюфяк. Зато не пришлось ни с кем делить это пространство. И это было самым прекрасным.

Девушка зажгла свечи, взяла со стола лепёшку — еще теплую — и отломила половину:

— Ешь.

— Ты — святая, — выдохнул эльф, принимая хлеб с благоговением. — Хотел бы я уметь так благодарить, как ты кормишь.

Она не ответила. Села напротив и смотрела, как он жует.

День эльф явно провел весело: синяков стало больше, губы разбиты, на скуле царапины, да и рукой правой двигает неохотно, будто через силу, рубашка еще грязнее стала… Но спрашивать не стала. Все равно правды не дождешься от этого болтуна. А в тишине так хорошо.

— Тюфяк здесь один, так и быть половиной поделюсь. Попробуешь занять больше места — будешь спать под столом.

— Как хорошо, что я не убил тебя в лесу, правда?

— Офигеть, как хорошо. Еще лучше было бы нам вообще не встречаться: проблем было бы куда меньше, — буркнула орчиха. — Мне дрова доколоть нужно. Полтюфяка, понял?

Когда она вернулась, эльф уже спал.

Девушка присела у стола и неспешно принялась за свою половину лепешки. За тонкой перегородкой храпел кто-то из слуг, и снизу уже не доносились пьяные разговоры и похабные песенки. Мир стих, и его полуночная тишина пахла дровами, хлебом и… чем-то ещё. Новым. Непонятным. Теплом.