Елизавета в Мире Теней (СИ)

Когда Елизавете исполнилось семнадцать лет, она уже определила для себя место в этом мире, а именно подальше ото всех. Чем дольше она так жила, тем больше нового и интересного находила в одиночестве, и тем непреодолимей становился барьер, который она воздвигла между собой и окружающими. Но вскоре ей пришлось признать, что у такого образа жизни есть существенный недостаток: тебя не скоро хватятся, если ты пропадёшь.

Однажды, тихим спокойным вечером, когда предзакатное солнце осветило загадочным светом зелень во дворе Лизиного дома. Она, по давно заведённому обычаю, читала, сидя на скамейке у парадной, в тени деревьев. Задумавшись над одной из прочитанных мыслей, девушка подняла глаза от страниц и увидела древнюю старушку, совершенно выбившуюся из сил и тащившую на себе огромный мешок, набитый чем-то тяжёлым. Лиза отложила книгу и пошла навстречу бабушке, со словами:

- Позвольте, я помогу вам?

Старушка немного распрямилась, чтобы взглянуть на девушку. Глаза у неё были мутные, а взор невидящим. Она долго и пристально глядела, прежде чем произнести тихим прерывающимся голосом:

- Спасибо, внучка, я справлюсь.

Эта небольшая пауза отняла её последние силы, потому как дальше она зашаркала, ещё сильнее сгорбившись и тихо охая при каждом шажочке. Зная всех соседей, Елизавета удивленно провожала старушку взглядом, невольно мучаясь вместе с бабулей, едва переставлявшей ноги. Казалось, она двигалась, тем медленнее, чем ближе становилась парадная. Подойдя к первой ступеньке лестницы, старушка упала. Лиза бросилась ей на помощь и помогла приподняться. Старики в поведении своем и во многих жестах порой чрезвычайно напоминают детей, так и эта бабушка доверчиво повиснув на руках у незнакомки, растерянно смотрела на неё с блуждающей улыбкой на побледневших от переутомления губах, как бы извиняясь за свою беспомощность.

- Спасибо, милая, спасибо тебе за хлопоты, совсем ослабела - губы у неё задрожали, а в глазах появились слезинки.

- Вам в какую квартиру?

- А... в тридцать первую мне, внучка, я переехала недавно, домой иду... ох, - проговорив эту фразу, старушка прикрыла глаза и начала клониться к земле.

Лиза потащила бабушку к себе домой, так как в 31 квартире жила она, а разбираться с пропиской сейчас было некогда. Будучи невысокого роста и хрупкого телосложения, Елизавета с огромным трудом могла тащить старушку на третий этаж, по пути нажимая на звонки в надежде на помощь. Однако трели раздавались вхолостую. Никого не было дома в этот душный летний вечер выходного дня.

Войдя в квартиру, Лиза усадила гостью в кресло и тут же схватила телефонную трубку, чтобы вызвать скорую, но телефон не работал.

- Бабушка, я сейчас сбегаю вызову скорую, потерпите.

- Водички бы мне, у меня в мешке лекарство, а где...? - старушка испуганно заозиралась в поисках своей ноши, оставшейся внизу.

- Я сейчас всё принесу. - С этими словами Лиза сбегала за мешком, а когда втащила его в комнату, то увидела, что бабушка уже совсем бодро осматривается в квартире. Взгляд старушки прояснел, дыхание восстановилось и она, благодушно улыбаясь, сказала:

- Ни к чему мне скорая, девочка, мне уже намного лучше. Квартирка вот у тебя хорошая, удобно тут, я лучше пока здесь задержусь, а ты поспи - после этих слов она сдунула с ладони прямо в глаза девушки какую-то труху, и Елизавета потеряла сознание.

Когда Лиза очнулась, вокруг царила непроглядная тьма и все её чувства были обострены. Тело покрывал холодный пот, голова раскалывалась, сердце бешено колотилось в груди и чудовищная резь в животе подкатывала к горлу тошнотой. Воздух вокруг был сырой и затхлый, где-то назойливо капала вода и это добавляло ещё больше муки к и без того чудовищным страданиям девушки. Благо продлилась эта пытка не более нескольких минут и вскоре Елизавета вновь провалилась в беспамятство.

В следующий раз, когда она открыла глаза, то увидела свечку, маленькую, практически не дававшую света, но всё же наличие хоть такого незначительного свидетельства жизни несколько приободрило. Лиза смогла немного повернуть голову, хотя боль во всем теле была по-прежнему сильной, но всё же слабее чем в первое пробуждение. Она увидела, что лежит на широкой кровати у самого края, что свеча стоит на грубо сколоченном дощатом столе, потемневшем от времени и влажности, помимо того на нём находились старая потрепанная книга и алюминиевая кружка. Вокруг стало намного теплее и суше, звук капель больше не доносился, рассмотреть помещение более подробно было невозможно. Лиза попыталась приподняться на локте, но её потуги совпали с появлением той самой бабушки, которая недавно стала неожиданной гостьей в её квартире. Она вошла с противоположной стороны от того места, где лежала девушка, в руках у неё был подсвечник с тремя свечами. Лицо заметно помолодело, глаза смотрели зорко и были яркого синего цвета, но в ней всё же угадывались прежние черты. Предельное напряжение и испуг перед неожиданным появлением надломили хрупкое улучшение в состоянии Лизы, рука ослабла и она неловко упала, наполовину бессильно свесившись с края кровати, после чего её начало мучительно тошнить бурой жижей. Старуха, что-то бурча себе под нос и посмеиваясь, подержала волосы девушки, пока поток не иссяк, а потом без особых усилий закинула её на кровать и, обтирая лицо, проговорила:

- У тебя сильный организм, редко сейчас в мире такое встретишь - и довольно рассмеялась.

Лиза хотела задать ей вопрос и не смогла выдавить из себя ни звука. Она со смесью ужаса и какой-то слепой надежды смотрела в эти проясневшие глаза, ожидая хоть каких-то объяснений.

- Не переживай, вот помрёшь и всё поймёшь - после этих слов старуха рассмеялась ещё довольнее и смеялась долго. Под этот смех Елизавета в третий раз потеряла сознание, чтобы уж не очнуться в этом мире.

Тишина, ни одного звука, ни намека на шорох. Ощущений тоже никаких, вообще, полная пустота, а памятуя последние пробуждения это особенно жутко, но и приятно. Только вялое и неохотное течение мыслей медленно возвращало Елизавету из небытия, в которое она провалилась. Всплывали обрывки воспоминаний, как с похмелья, вот только без чувств. " Совершенно никаких, ничегошеньки - равнодушно подумала Лиза. - Да, так умирают счастливчики, помучалась совсем немного и отошла... "

- Подъём! - Рявкнул кто-то над самым ухом и девушка, резко открыв глаза, увидела прямо над собой блондинку средних лет с пронзительным взглядом, который она сразу узнала.

- Что со мной, кто вы, где я, что вам от меня нужно? - залепетала она в испуге, пытаясь отодвинуться от нависшей над ней женщины.

- Меня зовут Урсула, я веда, ты умерла....

- К-как у-умерла, вы о чём?

- Повесилась в ванной собственной квартиры, если верить предсмертной записке - от одиночества.

- Бред, я бы никогда этого не сделала, это розыгрыш? - Срывающимся голосом спросила Лиза.

- Однако это так, никаких розыгрышей. Соболезную - проговорила Урсула насмешливо-трагичным тоном, сделав печальное лицо и закатив глаза долу.

- А...

- Всё, хватит болтать. Отвечаю на главные вопросы: ты на пути в Мир Теней и мне нужно, чтобы ты наконец-то соизволила встать и продолжить путь самостоятельно, мне не очень хочется тащить тебя на своём горбу весь оставшийся путь.

Елизавета только сейчас заметила, что лежит на земле, в неудобной позе, однако поднимаясь, она так и не почувствовала ничего, тело было ...

- Словно чужое? Так ты померла, моя прелесть, это сложно пройти без изменений. Скоро чувствительность восстановится, будешь как новенькая. Все разговоры в процессе движения, - предупредительно сказала Урсула, заметив, что Лиза намеревается что-то сказать - нас уже давненько поджидают.

Со всех сторон узкую тропу, на которой они стояли, обволакивали непроницаемые стены густого молочного тумана, из-за которого вокруг было невозможно ничего разглядеть, к тому же спускались сумерки. Вокруг по-прежнему было неестественно тихо.

- Идти будем не останавливаясь, по сторонам особенно не глазей, с тропинки не сходи, сбежать не пытайся, заблудишься и проплутаешь здесь вечность...

- А нельзя пойти утром? Уже темнеет.

- Здесь всегда сумерки, ничего не бойся, это просто проход, коридор, но в тумане попадаются двери. Иногда они открываются и могут затянуть путников в другое пространство, в котором я не хотела бы оказаться и никому не посоветовала там погостить.

- Что ж, "Веди меня, мой друг Вергилий!" - со вздохом сказала Лиза, недоверчиво нахмурившись в спину спутницы.

И они двинулись в путь. Урсула шла довольно быстро, Елизавета едва поспевала за ней, поэтому попыток завести разговор она особо не предпринимала, к тому же всё время помня о тех дверях, которыми пугала её эта странная женщина, она то и дело невольно оглядывалась, страшась увидеть одну из них подле себя, раскрывшуюся подобно зёву, готовую схватить её и утащить в неизвестность. " Хотя я и так уже повесилась, чего мне ещё пугаться?"- философски подумала Лиза.

- Терхенетар или Морта - сказала Урсула.

- В смысле?

- Терхенетар - создательница Мира Теней и бывает весьма сурова к пришельцам, так что её определённо стоит опасаться, а Морт это Привратник, по слухам убивший лучшего друга и королеву. Его, конечно, оправдали, благодаря королю Илорену, но молва прибавляет, что убийство было совершено по тайной просьбе монарха. Так что не советую ему докучать, пока будешь на его попечении.

- Вы читаете мои мысли?

- Нет, просто ты очень предсказуема - пробубнила веда.

- Вы говорили, что....

- Давай на ты. Меня удручает твой официоз после всего, что между нами было.

- Ты назвалась ведой, это...- Лизе пришлось прервать свою мысль, так как она уткнулась носом в чью-то спину. - Извините, я не заметила вас из-заааа! - воплем закончила она, когда увидела то, что повернулось на звук её голоса. Это было существо метров двух ростом, его тело было перекошено, одно плечо находилось где-то на уровне грудной клетки, второе было выше головы. Длиннющие руки безвольно свисали перед неестественно вогнутой и будто раздавленной грудной клеткой, на шее, изогнутой как у стервятника держалась непропорционально большая голова, которую существо удерживало, по-видимому, с трудом. Оно повернулось и бросилось на Лизу, схватив её за руки и мыча что-то ей в лицо. Рот у него был зашит грубыми стежками, белки огромных на истощенном лице, выпученных глаз совершенно красные, а маленькие зрачки непроницаемо-черного цвета. Никогда не умевшая защищаться, Елизавета просто задеревенела, ничего не предпринимая и с ужасом глядя в лицо этого существа, пытавшегося разомкнуть крепко сшитые уста, чтобы что-то ей сообщить. В какой-то момент она чётко расслышала слово "беги", именно его раз за разом повторял нападавший. Это осознание вернуло Лизе способность соображать и двигаться, утраченную от первого шока.

- От чего? - Тупо спросила она, оставаясь крепко зажатой в ручищах чудовища.

- От него! - Ответила Урсула, приложив его каким-то веслом по затылку. Создание выпустило Елизавету и с тихим хрипом, неуклюже упало как-то в бок, в ту сторону, на которую перевесила его страшная голова. Так и завершилась загадочная встреча.

- Он хотел нас предупредить о чём-то. - С укором и неприязнью сказала Лиза. Её раздражала циничность, с которой эта женщина относилась ко всему вокруг. К тому же это именно она втянула Елизавету во все эти неприятности, что пробудило в душе девушки уже откровенную ненависть. С каждой минутой она всё крепче чувствовала себя в мыслях и всё уверенней в теле.

- Бежим! - Она схватила Елизавету за руку и помчалась со всех ног, волоча её за собой. На ходу она ещё умудрялась рассказывать о том, что эти существа не появлялись на тропе уже тысячи лет, что в этих уродливых телах заключены несчастные души, проклятые в одном из миров на вечные муки блуждания в этом тумане. - Когда-то это были войны из одного отряда могущественного и жестокого мага, который приказал этим солдатам убить женщин и стариков, оставшихся в живых в захваченной деревне, но они отказались. За это он изуродовал и заколдовал их, а затем отправил сюда, сторожить этот путь в ожидании женщины или старика. Эти войны больше не могут владеть своим телом, а их чудовищно сильные руки хватают свою жертву и сжимают её как пресс у них на глазах. Так он проклял этих людей за отказ подчиняться. Их вахта закончится только тогда, когда они убьют по тому количеству жертв, которое отказались уничтожить в человеческой жизни. Каждый. Их души, по-прежнему, справедливы. Всякий раз, когда им попадались на пути женщина или старик, они собирали всю свою волю чтобы успеть предупредить их и те могли убежать. Узнав об этом, маг приказал зашить им рты, дабы они не могли этого сделать. Этот волшебник исчез тысячу лет назад и все думали, что его магия рассеялась, и эти души обрели свободу.

"Бред какой-то маги, ведьмы, я повесилась... может, всё-таки сплю?" - мечтательно подумала Лиза, но ходу прибавила.

Елизавета и не заметила, что они уже не бегут, а просто идут быстрым шагом, что туман начал рассеиваться и по бокам дороги стали проявляться какие-то бесформенные кучи. Поначалу она не могла понять что это, один из этих курганов стоял совсем рядом с дорогой и в ней оказался ржавый велосипед, лежащий поверх всяких запчастей, другая куча состояла из деталей машины, третья из обломков самолета. В общем, по бокам от дороги была...

- Какая-то свалка.

- Ну, знаешь, твои слова просто верх цинизма. Это не свалка, а курганы. Они символизируют безвременную кончину, памятники невинно убиенным. Кстати, где-то в начале тропы есть курган с петлями.

- Жаль не посмотрели, красивый? - Самым едким голосом, на который была способна, спросила девушка.

- Концептуальный, - в тон ей ответила Урсула.

Постепенно они приближались к огромной скале, вершина которой терялась в облаках, в неё были вделаны бронзовые врата, величественная монументальность которых сразу изменили настроение Лизы, и мелочное раздражение позабылось. На двери был высечен рельеф, изображающий молодую и очень красивую пару, только сюжет был грустный: девушка сидела на коленях, низко склонившись над умирающим юношей, из последних сил поднявшим руку к губам прекрасной девы, чьё лицо исказила маска горя. Урсула и Лиза остановились, разглядывая великолепное изображение.

- Знакомься, Елизавета, это правители Королевства, в которое мы идём - Терхенетар и Илорен. Здесь запечатлён момент их знакомства, с которого начинается история Мира Теней. - Повернувшись к девушке и взяв её за руки, веда продолжила - теперь слушай меня внимательно: если, когда мы войдем во врата, нас разлучат - я в первое время не смогу тебе помочь, да и никто не сможет, даже если вдруг захочет, что вряд ли. Я уже не смогу тебя даже предостеречь, поэтому слушай и запоминай: не верь никому, ты пленница, и ты любима только, пока нужна, не тешь себя иллюзиями, когда пред тобой будут преклоняться. Когда тебя станут испытывать - старайся провалиться во всем.

- Урсула, ты задержалась! - Голос, окликнувший веду, звучал как рычание, они обернулись и увидели молодого человека. Он шёл пружинистым шагом, пристально, как хищник, глядя в синие глаза женщины. Высокий и бледный, с тёмными, немного растрёпанными волосами и зрачками разного цвета - левый был синим, правый абсолютно чёрным. Глядя на него, невольно приходило в голову, что это совершенно бездушное создание, не ведающее страха. Похожий на породистого сторожевого пса, который не задумается о постороннем и готов сделать всё, что прикажет хозяин. Мысли эти пронеслись в голове Елизаветы, пока человек шёл к ним, пригвождая Урсулу взглядом к месту. - Ты задержалась, - повторил он - девушка уже должна быть готова, а этой придется ещё с месяц просидеть за воротами, прежде чем наступит нужный день. Тобой недовольны и тебе придётся объясниться.

"Так вот тот, кого так надо бояться. "- Промелькнуло в голове у Лизы.

И, словно в ответ на эти мысли, Морт пристально посмотрел на неё, и приморозил к месту своим одновременно пустым и тяжёлым взглядом. Ничего не сказав, он развернулся и пошёл обратно в сторону ворот. Урсула и Елизавета пошли следом.

Лиза ожидала, что сейчас врата распахнутся и она увидит перед собой волшебный мир, полный чудес. Но вместо этого они повернули налево и, пройдя до окончания одной из бронзовых створок, вошли в маленькую неприметную дверцу, оказавшись в самом пыльном месте, которое когда-либо видела Елизавета. От одного его вида хотелось рыдать тихо в уголке, накрыв голову руками. Всё вокруг было тускло-серым - небо, деревья, "солнце? как будто в чёрно-белое кино попала". Лиза опасливо покосилась на спутников, пытаясь угадать, заметили ли они её разочарование. Но даже если и заметили, то не подавали виду.

- Ну, - вдохнув полной грудью, обратилась к ней Урсула - как тебе наш Мир?

- Очень необычный, не видела прежде ничего подобного... - стараясь выглядеть восхищённой, чтобы случайно не оскорбить аборигенов, начала было Елизавета, но её вежливые излияния были прерваны. Сначала собственным чихом, вызвавшем в воздухе пыльное завихреньице, а затем гомерическим хохотом Урсулы. Улыбнулся даже Морт и пояснил:

- Нашему Миру постоянно требуется обновление, иначе он начинает умирать и превращается в труху, осыпается. Сейчас его разрушение в очень запущенной стадии, но мы все надеемся, что вы сможете это исправить, став наречённой нашего владыки Илорена, а затем и королевой Мира Теней. Добро пожаловать, Елизавета.

Сложно сказать чего Лиза ждала, и к какой участи готовилась. Она даже не до конца пришла в себя после недавнего воскрешения, а та часть, что пришла, отказывалась воспринимать всё происходящее всерьёз. Но, какими бы неопределёнными не были её ожидания, однако спасение целого мира и корона этого мира - феникса не манили, может не тот момент или настрой, но...

- Как вы, а... как я должна спасать ваш трухлявый мир? - Не сдержавшись, недоуменно подняв брови, спросила она.

Морт нахмурился. Повисла неловкая тишина, которую прервала Урсула:

- Я думаю ей надо отдохнуть, а потом уже знакомить с особенностями нашего Королевства. Морт, проводи претендентку в апартаменты, а я пойду к себе, мне тоже не помешает отдых.

И они разошлись в разные стороны, веда направо, а привратник повёл Елизавету налево.

Сухой воздух забивался в лёгкие, не давая вздохнуть полной грудью. Он вызывал жжение в горле и носу, как при аллергии или простуде, и слёзы в глазах. Лиза была слишком утомлена, чтобы разговаривать, надежда на то, что всё это лишь сон прошла, и ужас происходящих событий навалился на неё. Столько времени она настраивала свою маленькую и тихую жизнь, столько сил и души было вложено в то ровное благополучие, которое она сумела достигнуть вдали ото всех, для себя. И вот, в один миг, всё это переворачивается таким гротескным, фантастическим образом. Больше всего Лиза не любила лишнего внимания, даже простого пристального взгляда было достаточно, чтобы у неё сбилось дыхание, и началась легкая паника. "И мне стать королевой, быть на виду, общаться с множеством людей, с королём..." При одной мысли о подобных перспективах внутри всё холодело и хотелось спрятаться.

Вскоре Елизавета увидела невдалеке трёхэтажное кирпичное здание, высокое и длинное. Снаружи оно выглядело таким же серым, как и всё вокруг, но на его окнах висели ярко-синие занавески и, при полном штиле на улице, эти занавески колыхались как будто от лёгкого ветерка.

- Это дом Привратника, а также временное пристанище всех королев перед церемонией знакомства с королём, Терхенетар и двором. Прошу. - Морт открыл дверь и склонился в полупоклоне, пропуская девушку вперёд. Войдя, она впервые с момента появления в этом мире, вздохнула полной грудью и даже слабо улыбнулась от удовольствия, несмотря на тяготившие её мысли. - Да, в домах магия теряет свою силу в последнюю очередь, а этот дворец к тому же был первой резиденцией короля Илорена, так что в нём запасы жизни особенно крепки. С него по-настоящему и начинается наше Королевство Теней. - Он вошёл следом за Лизой и, заперев дверь, повёл гостью через полутёмную галерею к внушительной лестнице из мрамора, по пути продолжая рассказывать - претендентка занимает третий этаж. До представления ко двору её никто не должен видеть, кроме веды, приведшей её, стража и церемониймейстера. Если появятся вопросы и пожелания, то обращаться нужно ко мне или к Урсуле. Для этого у вас будет колокольчик, который мы услышим, где бы ни находились и как бы тихо вы не позвонили. Чтобы вызвать веду, нужно позвонить три раза, меня один, но мы и сами всё время будем рядом, когда вы проснётесь, так что едва ли это понадобится.

Слушая все эти разъяснения, Лиза с интересом разглядывала первую резиденцию своего будущего мужа. Когда-то здесь было очень красиво, но сейчас весь интерьер потерялся под чехлами и слоями простой штукатурки в местах, где облупились оригинальные росписи. Было понятно, что дворец не ремонтировался и не реставрировался, а скорее латался по мере необходимости, так что и декорированные арки и галереи уродовали то тут, то там грубо сколоченные подпорки. Но, несмотря на общее ощущение заброшенности, во дворце было чисто. Самым ухоженным, по сравнению с тем, что смогла заметить Елизавета, был третий этаж, разделённый на два крыла крытым садом, на который не действовала магия дома. Спальня, предназначавшаяся для претендентки на престол, находилась в нескольких шагах от входа в него. Даже через плотно закрытые стеклянные двери ощущалось лишённое воздуха пространство, в котором лепестки осыпались трухой.

- Ну, вот и ваши аппартаменты, - с улыбкой сказал Морт, распахнув перед Лизой створки из чёрного дерева с изысканной резьбой.

Просторная спальня была бы поистине царством света, если бы за панорамным окном, занимавшим полукруглую стену напротив входа, не витала всё та же удручающая хмарь, которую Морт поспешил закрыть тяжёлыми занавесками тёмно-синего цвета с вкраплениями сияющих камешков. По правую руку стена и двери тоже были из стекла, на котором не было видно ни блика, ни развода, а за ними печальный крытый сад. Этот вид Морт предупредительно завесил зелёной портьерой. Слева, в нише, умиротворяюще журчал фонтан для умывания, низвергаясь из рельефного изображения кувшина в руках у прекрасной девы в светлую раковину из мрамора. Узор паркета в центре пола повторял ту же сцену, что и на вратах, ведущих в королевство, и был сделан прекрасным мастером, сумевшим с помощью тёплых древесных оттенков передать сюжет особенно нежно и трогательно. Всё это Лиза окинула взором в одно мгновение, и первое впечатление не особо взволновало её. Она обратила особое внимание только на массивную кровать, которая помещалась в самом центре комнаты, закрывая часть изображения на полу, и была явно не на своём изначальном месте. При одном взгляде на место возможного отдыха, девушка почувствовала, как ноги подгибаются от усталости и пережитых потрясений. Она подошла к постели и, совершенно обессиленная, легла, свернувшись клубочком, желая стать как можно меньше и не иметь больше ничего общего со всем, что требует хотя бы малейшего движения. Сквозь дремоту она слышала, как скрипнули кольца полога, и Морт прошептал: "Спокойного отдыха", а затем благословенная тьма снова окутала несчастное сознание, на время освободив его от тревог.

Кто-то резко отдернул завесу и хриплый женский голос прокаркал:

- Это мои правила и мне решать: важны они для меня или нет, что-то не так с этой девчонкой, откуда притащили её?

- Терхенетар, оставь. Разберёмся позже. У нас будет уйма времени. - Властно ответил мужчина.

После этого полог снова задёрнули, и ничто больше не тревожило Елизавету, пока она не проснулась сама в прекрасном расположении духа, отдохнувшая и посвежевшая. Девушка встала с кровати и восхищённо ахнула. Занавески были отодвинуты. За открытыми окнами и дверьми в сад всё совершенно преобразилось и благоухало летней зеленью. Красота цветов, нежное щебетание птиц, мягкое сияние утреннего солнца и тёплый ветерок, бальзамом для души щедро проливались на Лизу. В этот момент она ощутила себя настоящей принцессой из сказки. В дверь постучали и, после приглашения, в комнату вошла Урсула и поклонилась. Сейчас она выглядела ровесницей Елизаветы, в длинном платье свободного кроя из лёгкой изумрудно-зелёной ткани.

- Я рада, что вы проснулись.

- Спасибо, - девушка замешкалась от такой разительной перемены в природе и отношении к ней веды - где я могу принять ванну и...

- Всё уже готово, Ваше Высочество, прошу следовать за мной - после этих слов она, не поднимая головы, прошла в сад, Лиза пошла за ней. Припоминая всё рассказанное, девушка поняла, что теперь её будут готовить к свадьбе и коронации. Вступая в сад, претендентка почувствовала себя невесомой и счастливой среди декоративных растений. Где-то в глубине зарослей угадывались скамейки, беседки, журчали фонтаны и выглядывали статуи, оплетённые шустрыми побегами. Сад был запущен. Деревья разрослись и опутали собой всё, что человек высек из мрамора и гранита. Плиты дорожек потрескались и между обломков уже выросли цветы. Урсула вела Елизавету по тропинке, протоптанной среди густых зарослей невысоких деревьев, сросшихся ветвями над головой в виде галереи, приведшей их к живому шатру из розовых кустов. В центре него стояла ванна в форме раковины, такая же, как и фонтанчик в спальне, только значительно больше и мраморные девушки с кувшинами стояли по обе стороны от неё.

- Попробуйте, хороша ли вода?

Лиза подошла и опустила руку в воду, ласкавшую плоть, манившую окунуться целиком. Не имея ни сил, ни желания сдержать по-детски блаженную улыбку, девушка кивнула.

- Тогда прошу, снимите саван, ваше платье уже готово. - Урсула показала на висевшее, на одной из сторон шатра, одеяние. Елизавета разделась и легла в ванну, забыв на несколько минут обо всём и просто давая своему телу впитать влагу. Она чувствовала, как вода обновляет, придавая сил. Блаженствуя, девушка вспоминала всё, что с ней произошло, чтобы обдумать вопросы, на которые хотела получить ответ и вот, когда первый уже готов был сорваться с губ, она услышала над собой грубый мужской голос:

- Ваше Высочество, - Морт поклонился - церемонию перенесли на сегодняшний вечер. Я должен доставить вас в резиденцию как можно быстрее. - Сказав это, он удалился.

Лиза ошеломлённо хлопала глазами, прикрываясь, как могла руками.

- Вам не о чем беспокоиться, - сказала Урсула, массажными движениями разминая ей плечи, - это же всего только Морт, он не испытывает эмоций, относитесь к нему как к животному, не более, не стоит его стесняться. Он не понимает никакого этикета или правил и редко бывает приятен, но ни о чём никому никогда не рассказывает, только Илорену из преданности или Терхенетар из страха.

- Но когда он вёл меня сюда, то был очень галантен, - растерянно сказала Лиза - а потом остановил женщину, которая мешала мне спать.

Урсула рассмеялась и стала, наконец, напоминать ту самую спутницу Елизаветы, которая похитила её.

- Морт никогда и ни с кем не был галантен, вам это приснилось. А Терхенетар остановил Илорен. Кстати, вы были удостоены небывалой милости - посещения наших правителей значительно раньше срока и в обход всех традиций. Хотя подозреваю, что всему виной моё промедление в мире людей. Вы проспали неделю, не прошли ни одного ритуала, а всё преображается само собой, кроме одного. Именно это вызвало гнев ведьмы, поэтому она хотела вас разбудить, хотя это было бессмысленно и опасно, вы не смогли бы ответить на её вопросы, но могли умереть.

- А чем мне грозит гнев Терхенетар? И что за промедление вы допустили в моём мире?

- Никто из королев не умудрялся вызвать её ненависть - произнеся это, Урсула немного задумалась и нахмурилась, а затем добавила - столь сильную, однако волноваться не о чем, вы нам очень нужны. Когда наша прежняя королева умерла, ведьма призвала меня для того, чтобы отправить на поиски новой. Для этого у нас есть только неделя, вы видели меня ближе к вечеру седьмого дня. Если бы я не нашла вас, то погибла бы.

Она улыбнулась и стала протирать тело Елизаветы мягкой губкой.

- Я всего лишь батарейка для вашего игрушечного королевства - задумчиво сказала девушка.

- Нет, вы королева, наша надежда и наше солнце.

- Но, ведь перед вратами... - начала, было, Лиза, однако Урсула тут же её перебила:

- Там всё иначе, я была уставшей и немного напугала вас, простите мне эту слабость, Ваше Высочество.

"Говорить об этом не стоит, но там она была искренней".

Когда с туалетом было покончено, на Елизавету надели пурпурное платье с вышитыми золотом птицами, такого же кроя, как у Урсулы только.

- Теперь завтракать и во дворец Его Величества - ободряюще улыбнувшись, сказала веда, и девушки двинулись обратно в спальню через хвойную галерею. Но Лиза уже не наслаждалась каждым вздохом, ей было не по себе. Она понимала, что будет вынуждена сделать всё, что ей прикажут, являясь пленницей в чужом Мире, откуда нельзя просто сбежать.

- Я могу отказаться быть королевой?

- Не стоит даже думать об этом - голос веды ни на градус не похолодел. Она говорила также ровно и дружелюбно, как и во всё время после пробуждения Елизаветы. - Быть супругой нашего повелителя Илорена это великая честь, вам несказанно повезло.

- Но я не хотела этого, ведь всё и без того возрождается, может я просто поживу здесь, среди вас?

- Не всё возрождается, просто никто не ожидал, что восстановление начнётся так быстро, к тому же есть традиции и мы должны их соблюдать, это закон. Мне сложно осуждать ваши сомнения, но уверяю, вас ждёт только радость и процветание.

Урсула вела её по галерее в круглую веранду, с которой открывался вид на горы и озеро. Здесь был накрыт стол на две персоны. Веда указала Лизе на один стул, другой заняла сама.

- Вы...

- Вам лучше обращаться ко мне на "ты", обычно у королевы больше времени на изучение этикета и возможность привыкнуть к новому статусу, однако с вами несколько иначе, поэтому придётся информировать на ходу. Всякий, кто попадает сюда из другого мира, засыпает на весьма продолжительный срок, некоторые спят по сорок дней, но это редкость, всё зависит от перехода. Ваш был тщательно подготовлен, поэтому произошел быстрее.

- А тогда, когда я потеряла сознание и оказалась в каком-то подвале, где мы были, и что происходило со мной? Ты сказала, что я повесилась, это случилось после? Ты одурманила мой разум, и теперь я мертва, здесь все призраки?

Урсула мягко рассмеялась и помолчала некоторое время, занимаясь завтраком, потом медленно произнесла:

- Здесь нет призраков. Мы живые, обычные люди и вам не стоит так часто вспоминать о своём переходе, это не должно быть достоянием гласности. Я сделала ваше путешествие более комфортным, чем это положено правилами, так что не стоит обсуждать этот вопрос с другими. Тем более не стоит задавать лишние вопросы правителям, особенно Терхенетар.

- Так это ещё был лёгкий вариант? - В ужасе переспросила Лиза.

- Я обязательно расскажу вам обо всём этом более подробно, когда вы познакомитесь с нашим Миром поближе. А сейчас нам лучше поскорее покончить с завтраком и отправиться на репетицию бракосочетания.

Когда Урсула произнесла последнее слово, Лиза судорожно вздохнула и совершенно потеряла аппетит.

- Я не могу есть.

- Вам надо поесть, чтобы не чувствовать слабости. Вспомните, сколько времени вы ничего не ели, с вами будет обморок.

- Если мне необходимо питаться, значит, я жива. Как это возможно? - Лиза ощущала себя вполне земной и никак не могла понять, во что превратило её колдовство этой женщины, а ей очень хотелось добиться ответа. - Я не дух бесплотный и всё ещё в своем привычном теле.

- Для своего мира вы окончательно мертвы, а в нашем живы и обручены с королём, так ли важно каким образом это произошло и стоит ли пытаться узнать это? - Голос веды немного задрожал на этих словах, очевидно расспросы начали её нервировать. - Вам лучше заняться завтраком, Морт уже приготовил экипаж.

Лиза поняла, что сейчас ничего больше не узнает, но хотя бы смогла отвлечься от проклятого бракосочетания и нормально поесть. Урсула ни о чём не говорила, хотя практически не прикоснулась к еде и сидела скорее ради компании. Зато Елизавета, несмотря на то, что поначалу с трудом заставляла себя жевать от волнения, вскоре почувствовала зверский аппетит и с вниманием отнеслась ко всему, что было предложено. Когда она наелась и поблагодарила Урсулу за прекрасный завтрак, веда, до того сидевшая спокойно, резко вскочила из-за стола, выдавая в каком напряжении находилась всё это время. Лизе стало неловко, она тоже поспешно встала и, повернувшись, увидела на пороге веранды Морта, смотревшего на Урсулу своим немигающим тяжёлым взглядом. Девушка вспомнила об их последней встрече и немного смутилась, хотя вид этого истукана подтверждал слова веды о том, что ему всё было безразлично, кроме приказов. Но здесь, сразу после того как они миновали вход, а затем во дворце он был абсолютно другим и это едва ли был сон, хотя о чём можно утверждать наверняка, когда ты в подобном положении. Морт подошел к девушке и, поклонившись, сказал:

- Я должен немедленно доставить вас во дворец, Ваше Высочество, нас уже ожидают.

Он повернулся и быстрым шагом пошёл к лесенке, которую не было видно из-за густо разросшегося вьюнка, перебросившегося от стены на перила лестницы, спиралью спускавшейся вниз вокруг крыла. Елизавета неуверенно ступала по этой заросшей, местами растрескавшейся и, на вид, совсем ненадёжной конструкции, несмотря на то, с каким спокойствием шёл перед ней человек более могучей комплекции. Замыкала шествие Урсула. И снова Лизе стало тоскливо от чувства беспомощности и невозможности что-либо изменить или хотя бы отомстить за себя. Но, наконец, они вышли из зелёного плена и вид гор, свежий воздух и просто нежелание терзаться бесплодными мыслями, развеяли девушку. "В конце концов, все когда-нибудь вступают в брак, просто я делаю это менее обычно, чем подавляющее большинство моих соплеменников" - попыталась принять действительность Лиза, однако ей все равно не удалось до конца примириться с положением вещей. Морт подсадил её и Урсулу в карету, захлопнул дверцу и занял место кучера. Он хлестнул лошадей и экипаж тронулся с места так резко, что веда, севшая напротив, упала к ней в объятия, однако быстро оправилась и, вернувшись на место, произнесла:

- Извините, Ваше Высочество, я забыла, насколько Морт исполнителен и не ожидала, что он будет мчать во весь опор до самого города, чтоб быстрее доставить вас. Всё-таки некоторая аккуратность тоже не помешает! - Последнюю фразу она практически прокричала, адресовав её вознице, который никак не отреагировал.

- Почему нужно так торопиться, Урсула? Ведь когда я появилась здесь, говорили о каком-то дне, которого нужно дожидаться, а теперь вот всё бегом.

- Увы, я не могу ответить на этот вопрос, все приказания исходят от Терхенетар, это она торопит вашу коронацию. Все сбиты с толку, никто толком не понимает из-за чего такая спешка.

- Как мне себя вести, что делать?

- Вас всему обучит церемониймейстер, но основным долгом является любовь и почтение к Миру, его обитателям и самое главное своему будущему супругу - королю Илорену.

Всякий раз, как произносилось это имя, по телу Елизаветы пробегала дрожь, она рисовала в своём воображении бессмертного монарха, на протяжении вечности менявшего суженых, и всякий раз выходило чудовище.

- Он пожилой? - дрогнув голосом, поинтересовалась она.

- Здесь не бывает пожилых, мы стареем и молодеем вместе с Миром, вы не увидите здесь стариков. По крайней мере, раньше так было и все надеются, что будет впредь. - Сказала она своим спокойным тоном, каким говорят автоответчики, но вдруг, неожиданно пригнувшись к Лизе и, поманив её к себе, с видом заправской сплетницы, прошептала - Потому-то церемонии свадьбы и коронации и торопят вразрез со всеми правилами, что во всём Мире только наша Терхенетар....

- Урсула! - рявкнуло что-то за спиной побелевшей веды - Старость не настолько обезвредила меня, как ты себе вообразила, пересядь к ней!

Втянув провинившуюся голову в плечи и состроив смиренную мину, Урсула покорно пересела к Лизе, и их глазам открылось лицо, выступившее из спинки сидения напротив, покрытое нелепой обивкой из-за которой сложно было определить его черты. Несмотря на это, всё же угадывались широкие скулы, присущие монголоидному типу и большие раскосые глаза, голову венчала грива густых волос. Это лицо было зло и раздражённо.

- Урсула, вы довольно долго провозились. Скоро ли мне ждать суженую Илорена? - на этих словах старуха всё-таки не выдержала и с такой ненавистью посмотрела на Елизавету, что даже купидончики на обивке не смогли смягчить выражение Терхенетар. Теперь Лиза вспомнила это лицо, именно так оно смотрело на неё во время минутного пробуждения в доме привратника. - Хотя я, конечно, знаю, что скоро, если ты не вздумаешь изменить маршрут, так что настоятельно прошу не задерживаться нигде. Скажи Морту, чтобы не останавливался ни при каких обстоятельствах - она как будто замялась и смутилась, прежде чем сказать следующую фразу. - В лесу неспокойно, поднимается бунт. Её могут выкрасть или подучить какой-нибудь дерзости... мне докладывали... в толпе кричат...- в этот раз она действительно сбилась и оборвала мысль, сделалась на мгновенье печальной и задумчивой, затем высокомерно усмехнулась и, рявкнув напоследок - Поторопись! - лицо исчезло.

У Урсулы перехватило дыхание и она, со смесью страха и восторга, смотрела то на Лизу, то на место, с которого только что вещала Терхенетар.

- Бунт! - вдруг как-то дико взвизгнула она, радостно вскинув руки - Неспокойно! Это же прекрасная новость, Лиза, это же просто восхитительная новость!

Елизавета с опаской посмотрела на кресло напротив, боясь, что там сейчас снова проявиться лицо разъярённой ведьмы, но поверхность оставалась гладкой. Тогда, выждав минуту, она с сомнением посмотрела на Урсулу, которая счастливо напевала какую-то мелодию.

- В нашем мире бунт обычно затевают против правительства, а у вас? - спросила она.

- У нас также - улыбаясь, ответила веда.

- Мы едем на моё бракосочетание с королём и последующую коронацию, значит, имеем прямое отношение к власти, как можно радоваться бунту? Или ты заодно с ними? - понизив голос, испуганно произнесла Лиза.

- Ннет, - последовал неуверенный ответ - нет, что ты! - спохватившись, громко повторила Урсула. Просто я столько слышала о том, что везде что-то происходит, а у нас почти всегда спокойно. - Тоном ребёнка, лишённого приключений из-за болезни, закончила она.

- Удовольствие сомнительное, если верить очевидцам. Уверена, что многим пришлась бы по душе ваша скука.

- Да, мы знаем, но если бы ты пожила в...- Урсула вдруг испуганно взглянула на свою спутницу и, виновато втянув голову в плечи, посмотрела на противоположное сиденье. - Простите, меня за грубость, Ваше Высочество, я увлеклась, услышав эти ошеломляющие новости. Этого больше не повторится. - Официальным тоном, с отстранённо-вежливым выражением лица, произнесла веда.

- Но ты не вела себя грубо, мне бы хотелось, чтоб ты всегда была такой же естественной - с чувством возразила Лиза, не желая снова оказаться в атмосфере удушающей официальности, делавшей её одинокое и подневольное положение ещё более острым и пугающим.

Веда бледно улыбнулась и, пересев на своё прежнее место, развернулась к стене кареты, в которой находилось окошко для сообщения с возницей. Урсула открыла его и передала Морту всё, что сообщила им Терхенетар, предоставив Елизавету своим мыслям. Девушка смотрела в окно и порой то тут, то там замечала проплешины серого цвета, а кое-где цвета сепии. В Мире ещё не всё приняло прежнее положение, и ирреальность всего происходящего с новой силой поразила её. Мысли о сумасшествии подавляли едва ли не физически, и захотелось посоветоваться с кем-нибудь или хотя бы возможность остаться наедине с собой. Небо постепенно затянуло тучами и начал накрапывать дождик. Страх и неуверенность вернулись, чтобы составить Лизе компанию.

2.

Дождь перерос в полноценную грозу, которая освежила всё вокруг, как будто смыв окончательно всю пыль с Мира, возродив его первозданную красоту. Молнии причудливыми изгибами сверкали где-то вдалеке, озаряя кроны деревьев яркими вспышками, однако в густом лесу их самих не было видно. Урсула смотрела на стену дождя за окном, глубоко задумавшись о чём-то. Лиза, поначалу, пытавшаяся втянуть веду в разговор, скоро оставила эту затею, раздражившись на неохотные односложные ответы, и тоже уставилась в окно. Девушка любила грозу, но сейчас она казалась ей тревожным предзнаменованием, гневом этого странного места на чужака, принесшего с собой разом столько несуразностей, о которых всё время недоговаривала Урсула, и которые вызывали такую ярость Терхенетар, создательницы всего, что её окружало. Елизавета вспоминала дом, своё одиночество и терзалась неизъяснимой, тянущей тоской, которую никак не могла победить, всё сильнее завладевавшей ею, сковывала и мысли и движения. "Если это продлится долго, я не смогу бороться с обстоятельствами и тогда всё окончательно потеряно, а я не могу не попытаться выбраться из этого кошмара"- так думала Лиза, глядя на медленно редеющий дождь. По мере того, как гроза проходила, она старалась продумать, как убедить всех в том, что она не та, которая им нужна. Но здесь вставала другая загвоздка: что будет, если она действительна не та, ведь она уже мертва, если верить Урсуле.

- Ты говорила про испытания - вспомнила Лиза

- Да, вас ждут три испытания. Обычно они проводятся после представления невесты двору. До сих пор все проходили их.

- А если я не пройду одно или все, что со мной будет?

- Я не знаю, такого не случалось до сих пор. Судит Терхенетар, а её невозможно провести. - На этих словах она хитро улыбнулась, но лишь на мгновенье этот проблеск живой эмоции озарил лицо веды, затем она вновь превратилась в истукана, а копыта лошадей звонко застучали по камням мостовой. Они въехали в ...

- Столицу Мира Теней, город Фьелу - предугадывая вопрос, сказала Урсула.

И тут же карету обдало шумом множества совершающихся действий: скрипом повозок, стуком копыт, криком торговцев, говором людей, пытавшихся перекричать всю эту какофонию, являющуюся неотъемлемой частью любого большого города. Приближение столицы заглушали гром, ветер и звук ливня, только сейчас прекратившихся. Теперь, глядя на запруженные экипажами и людьми улицы, необычные и непропорциональные дома, изумлявшие витиеватым декором фасадов, замечая пристальное и почтительное внимание, с которым люди провожали взглядом карету, в первый раз за всё это время в сердце Елизаветы постучалось тщеславие. Она представила себя королевой, мудрой и доброй, которая сделает этот Мир лучше, изменит его, сделает так, чтобы он больше никогда не разрушался. Правда все эти фантазии быстро рассеялись, и она усмехнулась своей восторженности, но теплое чувство всё же осталось в её душе и настроение пришло в норму.

- Это священное место для каждого жителя нашего Мира, его трепещущее сердце, совсем скоро вы предстанете перед двором и своим народом. Добро пожаловать! - всё-таки не выдержав официального тона, веда расплылась в улыбке и с интересом смотрела то на знакомые улицы и дома, то на Елизавету, пытаясь понять её впечатление и уверенная в том, что оно не может не быть положительным.

- Этот город был основан в средние века, судя по архитектуре. Сколько ему лет? - заинтересованно спросила Лиза, любопытство возобладало над всеми остальными чувствами. Жажда приключений ярким вихрем захватила существо девушки, как только она оказалась в более оживлённом месте. "Вот оно - жизнь, борьба, суета - всё то, чего мне не хватало, то, чем я пренебрегала, убегая от своих истинных желаний. Как чудесно снова оказаться в водовороте событий, быть в самой гуще, в центре внимания... " Эти мысли промелькнули вместе с лучом солнца, выглянувшим из-за туч, чтобы сверкнуть на флюгере ратуши, обдав всё вокруг снопом световых искр и снова скрыться, словно испугавшись своей яркости и силы. "Нет, не то, я не того хочу, мне нужны покой и одиночество. " Однако, хоть и приглушив свой первый порыв от встречи с этим новым местом, обещавшим ей совершенно новую и значительную судьбу, Лиза не могла снова вернуться к рациональному и осторожному состоянию, в котором собиралась явиться ко двору и попытаться изменить обстоятельства. Ей хотелось остаться здесь, стать частью этих людных улиц и пройти все нужные испытания, чтобы доказать, что она этого достойна.

- Вполне вероятно, что именно тогда. Фьела не меняется уже много веков, оставаясь анахронизмом по желанию владык. Вообще, в нашем Мире нет возраста и не принято считать годы и даже тысячелетия, особенно среди женщин.

- Тогда зачем вам менять королев? Куда они деваются? - Лизе только сейчас пришла в голову эта мысль и заставила похолодеть, она почувствовала себя жертвой, ведомой на заклание, ради очередного периода благополучного и тихого существования этого странного Мира. "Всё же мне не предлагают быть своей, мне просто диктуют ту роль, которую я буду какое-то время играть ради всеобщего удовольствия, однако ни об одной из королев я ничего не знаю". Это запоздалое озарение спустило девушку на землю и она, как и прежде, отрешённо посмотрела на расстилающийся за окнами вид, уже привычно почувствовав себя совершенно чужой в этом водовороте жизни. Следующую фразу она произнесла глухим голосом, как-то автоматически, потому что должна была удостовериться в своей догадке - Я увижу кого-нибудь из своих предшественниц? - она резко повернулась к собеседнице и успела заметить замешательство на её лице, однако заминка была делом секунды и официальная Урсула уже привычно сказала:

- Вам расскажут об этом позже.

Минутное воодушевление окончательно рассеялось, и апатия вновь мерзко начинала расползаться по членам и сознанию Елизаветы, когда в карету что-то стукнулось. Раз, второй, третий и вот в окно прилетел какой-то продукт, размазавшийся по стеклу. В толпе, собравшейся на площади, раздались вопли:

- Ведьмы! На костёр!

Сначала это были отдельные, ещё явно робевшие голоса, но вскоре их гул принял более массовый и грозный характер и вот уже по стенам экипажа забарабанили многочисленные камни и то и дело слышались мерзкие шлепки грязи, Морт прибавил скорость, которую он значительно сбросил в городе. Но вскоре карета резко затормозила, и с кучерского места донёсся полный ярости вопль возницы:

- Да как ты смеешь, прочь с дороги!

Взвизгнул хлыст и, опустившись на чьи-то плечи, вырвал крик боли у своей жертвы. Это раздражило толпу до того, что даже те, кто прежде безучастно наблюдал за беспорядками, сейчас принялись потрясать кулаками и, призывая к немедленной расправе, стали напирать на карету со всех четырёх сторон.

- Сдёрните королевского пса, его мы повесим! Не робейте, нас больше!

Крики раздавались со всех сторон, карету окружили плотным кольцом и, казалось, вся площадь была против них. Двигаться дальше не было никакой возможности, на козлах слышался шум борьбы. Иногда экипаж судорожно подвигался вперед, давя кого-то.

- Урсула, что нам делать, как выбираться отсюда? - Лиза в ужасе смотрела на изуродованные злобой лица, направлявшиеся к дверям кареты. Люди были вооружены дубинами и ножами, взятыми с продуктовых прилавков. Веда, казалось, была напугана больше Елизаветы, нижняя челюсть подрагивала, а широко открытые глаза смотрели в окно с отрешённостью приговорённого. Из ступора её вывел брошенный камень, разбивший стекло и обдавший их фонтаном осколков. В следующую секунду, она уже сидела на коленях Лизы, надеясь укрыть её при необходимости от бунтовщиков. Двери кареты были заперты. Один из нападавших залез в разбитое окно и попытался отодвинуть щеколду, но Урсула, подхватив с пола камень, со всей силы ударила его по голове и вытолкнула обратно в толпу. Сзади раздался звон разбиваемого стекла и уже другой человек попытался влезть в экипаж. Этот был с короткой дубинкой, которой он беспорядочно размахивал прямо перед лицами насмерть перепуганных девушек.

- Ведьмы, - с ненавистью прошипел он - вы заплатите за всё зло, которое сделали людям. - От нападавшего несло спиртным. Он был очень худ, с жёлтой кожей и мутными от алкоголя глазами, которые не мог ни на чём сфокусировать. - Справедливость восторжествует, больше не будет над нами этого проклятья, которое мы вынуждены терпеть...

Его речь прервала арбалетная стрела, насквозь пробившая ему голову. Со всех сторон зазвучали звуки труб и топот лошадиных копыт по мостовой.

- Ну, наконец-то, королевская гвардия - выдохнула Урсула, рухнув на сиденье и отбросив от себя окровавленный камень.

С козел донёсся победный рёв Морта, затем чей-то отчаянный, вопль: "Врассыпную!", не имевший смысла, все участники нападения и без того стремились как можно скорее выбраться из давки, вызванной поспешным бегством, в примыкавшие к площади переулки. Но каждый из выходов был уже перекрыт замковой охраной, никого не пропускавшей.

Шестеро гвардейцев проехали к карете. Когда они заняли места по обе стороны от неё, экипаж тронулся дальше, увозя от молчаливой и отрезвевшей толпы Урсулу, впавшую в прострацию, во время которой она периодически посматривала на спутницу, шепча лишь одно слово: " Немыслимо", и Елизавету, которая после такого потрясения больше не боялась встречи с Терхенетар и Илореном, но чувствовала себя окончательно растоптанной и бессильной, а главное очень несчастной невестой, зажатой между молотом и наковальней.

3.

В сопровождении гвардии, карета оставшуюся часть пути проделала без каких-либо происшествий. Вскоре дорога стала спускаться в низину, на дне которой разместилась резиденция. Половина здания представляла собой готический замок, а вторая дворец в стиле барокко. Различие между ними было столь разительно, что производило впечатление ада и рая. Тёмные каменные стены замка, угрюмо вздымавшиеся над пейзажным парком, аллеи которого уводили взгляд в темноту, затянутую туманом. Всё пространство низины с этой стороны резиденции было покрыто им. Плотным, высоко поднимавшимся над землёй, из которого то тут, то там торчали крыши маленьких построек, разбросанных в парке, плавно переходящем в густой лес, окутанный всё той же молочной кисеей тумана. Дворец же был воплощением барочной динамики и напоминал творения Бернини, расположившись на фоне парка с вычурно подстриженными кустами, газонами и клумбами, рисующими живописный узор на полотне земли. Его фонтаны, скульптуры, пруды и каналы, через которые перекидывались изящные мостики так и манили прогуляться. Сторона дворца выглядела столь светло и открыто, что для истерзанного всем происшедшим сердца Елизаветы не могло стоять выбора, в какую половину ей бы хотелось сильнее.

Экипаж, тем временем, быстро приближался ко рву, за которым высилась стена, скрывавшая за собой удивительное здание, где Елизавету ожидала встреча с правителями. Погода возвращала себе утреннюю безмятежность и, хотя солнце ещё не выглянуло окончательно из-за туч, но по всему было видно, что ждать его уже не долго. Карета загремела по широкому подъёмному мосту. "Хоть бы он длился вечно, а лучше пусть я проснусь сейчас, сию минуточку, ну..." и, подумав так, Лиза даже невольно зажмурилась, но стук колёс по дереву звучал так же настойчиво и крики стражников, приветствовавших гвардейцев, были столь же отчётливы, как и этот стук. Девушка открыла глаза и глубоко вздохнула, пытаясь унять отчаянно бьющееся сердце и выровнять дыхание. Отчасти это помогло и, когда они въехали под арку, в ней что-то оборвалось и установилось неловкое перемирие между сознанием, нервами и телом, направленное на то, чтобы продержаться с достоинством хотя бы первое время, нужное для оценки ситуации.

Дверца кареты открылась и молодой человек в ливрее, откинув подножку, поклонился и произнёс:

- Добро пожаловать в Селаркацу, Ваше Высочество, меня зовут Ульрих - он подал Елизавете руку, помогая выйти из экипажа.

- Вы, должно быть, очень утомились в пути. Надеюсь, этот ужасный инцидент на площади не слишком напугал вас? В резиденции все очень взволнованы случившимся и тревожились о вашем самочувствии.

"Угу, скорее о сохранности" подумала Лиза, а вслух произнесла с любезной улыбкой:

- Благодарю, я чувствую себя прекрасно, и уже практически оправилась от происшествия.

- Я безмерно рад это слышать, Ваше Высочество. Госпожа Терхенетар была так добра, что предложила вам до свадьбы разместиться на её половине, в замке. Я провожу вас в покои, где вы сможете отдохнуть и освежиться перед тем, как будете представлены правителям.

Юноша повёл Елизавету направо, туда, где возвышались угрюмые стены готического сооружения с его узкими стрельчатыми окнами с витражами, гаргульями и устремлёнными ввысь башнями. Девушка оглянулась в поисках Урсулы или хотя бы Морта, но не смогла различить их среди множества людей, сновавших по двору.

- Здесь всегда так оживлённо? - спросила Лиза, с любопытством наблюдая за пререкавшимися, шутившими и что-то приказывавшими людьми, которые в свою очередь с большим интересом разглядывали свою будущую королеву, пока взгляды их не встречались, после чего тут же отворачивались и продолжали своё занятие с удвоенной силой.

- О нет, обычно наш двор намного спокойней, но сегодня особенный день - ваше прибытие и на завтра готовится пиршество, но большинство этих бездельников высыпали сюда, чтобы просто взглянуть на вас - Ульрих, почтительно, но с едва уловимым оттенком насмешки, поклонился Лизе, взглянув на неё красивыми миндалевидными глазами. Только сейчас девушка обратила внимание на его внешность. Он был среднего роста, строен и гибок. Безупречно-белая кожа и ярко-синие глаза оттеняли тёмно-русые волосы, подстриженные до плеч и красивой волной ложившиеся на чёрную ливрею, покрытую витиеватыми письменами, вьющимися по воротнику, обшлагам и клапанам карманов серебряной нитью. На спине был вышит золотом сюжет, который Лиза видела на вратах: прекрасная дева, склонившаяся над юношей.

Несмотря на запруженность, их передвижению никто не мешал, все почтительно расступались, давая дорогу и кланяясь. Вскоре Лиза и её провожатый вступили в тень замка, и девушку пронял озноб. Ступая по массивной лестнице, ведущей к входу, она оглядывала место своего заточения, пытаясь определить к какой культуре принадлежала старая ведьма, воздвигнувшая себе подобное обиталище. Кованые двери медленно растворились перед ними и Ульрих, склонившись, пропустил Лизу вперед. Очутившись в громадном холле, она услышала шум закрывшегося за ней пути к отступлению и, на мгновенье, застыла при этом звуке в тени.

- Добро пожаловать в мой дом, дитя, проходи. - Хрипло и звучно сказала Терхенетар, спускаясь по парадной лестнице навстречу своей гостье. Она шла тяжело, опираясь на трость и, видимо страдая от своей старческой немощи не столько физически, сколько духовно. - Ты не выглядишь напуганной. Видно там, откуда ты родом разъярённая толпа не редкость? - Сказав это, она хрипло рассмеялась, зорко вглядываясь в девушку.

- Нет, я ни разу не видела ничего подобного. - И вдруг, предположив, что её могут посчитать причиной, пусть и невольной, беспорядков, она, словно ребёнок, воскликнула - это не я! В том смысле, что я не могу иметь к этому никакого отношения.

- О, тебе совершенно не о чем беспокоиться, моя дорогая, - Терхенетар подошла к Лизе и, взяв за локти, притянула к себе и поцеловала в щёку - никто не винит тебя, тем более что ты одна из первых пострадавших, до этого дня никаких столкновений не было. Все виновные понесут заслуженное наказание. Это заставит толпу забыть все те глупости, которые им внушил кто-то пришлый. А нам стоит забыть об этом прямо сейчас, теперь ты под нашей защитой и можешь нечего страшиться.

Ведьма приятно улыбалась, и глаза её излучали покой и доброжелательность. Казалось, она действительно испытывала искреннюю симпатию к девушке, от былой неприязни не осталось и следа, такое благодушие просто не могло быть поддельным, так светились старческие глаза ведьмы.

- Елизавета, - медленно и прочувствованно произнесла Терхенетар, беря Лизу под руку и ведя к лестнице, - какое терпкое, чувственное и гордое имя дали тебе родители, прекрасное имя. В нашем Мире есть древний обычай - называть новорожденных девочек, появившихся на свет в праздничные дни свадьбы, коронации и испытаний именем новой королевы. Как приятно будет слышать это сочетание звуков почаще.

- Благодарю.

- Не стоит, - подняв брови и весело глядя на Лизу, возразила ведьма, - я хвалила отнюдь не тебя, а то, что было тебе даровано. К чему нам, когда мы вот так, тет-а-тет, все эти условности, ничего не значащие сухие благодарности. Королева, король и Госпожа Ведьма, как официально звучит мой нелепый титул, это основа Мира. Мы должны быть едины. - Она взяла ладонь Елизаветы, скрепляя свои слова крепким пожатием её руки. - Забудь моё начальное нерасположение, твоё появление у нас совпало с началом странных времен. Наш Мир меняется, перерождаясь в нечто большее, чем был прежде. Но всё это мы обсудим уже за обедом. Я и без того утомила тебя своей болтовней, мой ангел. Вот твоя комната на первое время, пока не пройдут все праздники, посвящённые королеве. К обеду я приглашу тебя через два часа, надеюсь, этого времени хватит, чтобы восстановить силы. Все мероприятия были перенесены на завтра, сегодня ни о какой репетиции, разумеется, не может быть и речи.

Они остановились у двери. Снова взяв Лизу за локти и поцеловав её, Терхенетар уже повернулась, чтобы уйти и радушная улыбка на миг заменилась прежней досадой на своё тело, но, что-то вспомнив, она взглянула на девушку и с теплотой произнесла:

- Надеюсь, мы подружимся, у меня на тебя большие планы.

После этого, Лиза не то кивнула, не то сделала полупоклон и юркнула в свои апартаменты, обескураженная этой переменой в поведении старухи и такой подкупающей добротой, на которую она просто не могла не ответить взаимностью при своём податливом на ласку характере. Надо признать, что это качество не раз уже подводило Елизавету в прошлом. Стоило кому-нибудь отнестись к ней с теплотой и ей тут же хотелось сделать для человека что-то особенное. Пользуясь такой смешной и наивной открытостью и не сразу встречая отпор, многие уже не могут почувствовать грань, когда тон просьбы у них сменяется на приказной и друг в их мнении низведён до прислуги. Наученная таким образом, Лиза никогда не доверяла выражениям дружбы, стараясь как можно быстрее сбежать от всех доброхотов в своё тщательно отстроенное одиночество. Но здесь, в Мире Теней, она не могла прятаться, сколько бы ей захотелось, и благосклонность Терхенетар настораживала сильнее любой немилости.

Просторная комната, судя по мебели, состоявшей из пары маленьких столиков, дивана и нескольких кресел, должна была служить приёмной, из неё в противоположные стороны вели две двери. Елизавета обнаружила за ними кабинет и спальню, в которой нашлась ещё одна дверь, ведущая в ванную. Интерьер комнат был выполнен в том же стиле, что и весь замок с его переходами, гобеленами по стенам, резной мебелью, украшенной витиеватыми узорами и общим впечатлением прочности и массивности. Высокие стрельчатые окна с частым переплётом пропускали достаточно света, чтобы комната выглядела приветливо, несмотря на сдержанные тёмные тона. В приёмной, где Лиза расположилась в кресле перед одним из столиков, было четыре окна и в каждом по три медальона с витражами, изображающими знаки зодиака в обрамлении разных цветов. Лиза нашла свой знак льва, он был ярко-алым, с разинутой пастью и готовый для битвы в ореоле жёлтого цвета. Когда выглядывало солнце, эти витражи отбрасывали яркие разноцветные блики на пол, Лев разместился на юбке девушки, и несколько минут она просто смотрела на то, как рисунок то появляется, то исчезает с материи. Но из оцепенения её вывел Ульрих, который постучавшись, но, не дожидаясь разрешения, вошёл в комнату, а за ним двое слуг, один принес воду для умывания и понес её в ванную, а второй с подносом, где были чай и пирожные.

- Осмелюсь напомнить, что обед будет подан через час с четвертью, Ваше Высочество. Я зайду за вами. Приятного отдыха.

И троица откланялась, снова оставив её одну. После этого посещения, Елизавета почувствовала всю глубину тишины, царившую в замке. Дома всегда что-то шумело, а здесь беззвучие было просто абсолютным. Девушка никогда не любила отсутствие фона, все самые безнадежные мысли немедленно набрасывались на неё в такой атмосфере, буквально поглощая и третируя своей громадностью и неразрешимостью. Подобные муки сейчас были особенно остры и неуместны, но глушить их было нечем, кроме своего голоса и Лиза начала петь. Поначалу робко и тихо, но с каждым звуком всё более воодушевляясь. Этим звукам она отдавалась вся, без остатка и расцветала вместе с ними. Так, распевая, она умылась, приободрилась, а затем села пить чай и составлять вопросы, которые придётся задать ведьме, несмотря на опасения её раздражить. "Ну не запечёт же она меня в пирог, к тому же этому Миру нужна очередная королева, хотя бы на время, а за это время надо выяснить, что с ними происходит, и куда их девают. "Наш Мир меняется, он перерождается в нечто большее, чем был прежде. " - Так она говорила. Как это может повлиять на меня, может меня отпустят домой?"- но тут же она скривилась и нахмурилась" угу, за свидетельством о смерти. Мне некуда бежать, но и подчиняться во всём мне не обязательно, нужно просто органично влиться в те перемены, которые происходят в Королевстве. Знать бы только с чего начинать и как не усложнить своё положение слишком резкими действиями".

Раздался стук в дверь, и вновь не успела Лиза ответить, как Ульрих зашёл, поклонился и произнес:

- Ваше Высочество, Госпожа Терхенетар приглашает вас к обеду.

"Главное - ничего не бояться" - подумала Елизавета, и в этот миг луч света снова положил ей на колени изображение льва на фоне раскалённого солнечного диска.

4.

Комната, в которой ждала её ведьма, находилась в одной из башен. Круглой формы, с заштукатуренными белыми стенами, белым полом и ярким витражным потолком, где был изображён сюжет с Илореном и Терхенетар, сидевшей в одном из двух глубоких кресел перед небольшим столом, уставленным яствами. Возвышение из белого дерева в центре, на котором расположился гарнитур, приближало его к невысокому потолку и создавалось впечатление, словно позолоченная мебель с красной драпировкой и все предметы на ней это всего лишь отсвет витража, застывший в воздухе.

- Это самая светлая комната в моей обители. Признаться, редко сюда захожу в последнее время, но нашу беседу хотелось бы провести именно здесь. Прости, что не встаю. Тем чудовищней моя старость, что согнула внезапнее, чем даже в нашем бывшем доме. - Ведьма улыбнулась и хитро прищурилась, заметив, что Лиза заинтересована. - Присаживайся и угощайся, у меня замечательный повар. К сожалению, не смогу разделить с тобой трапезу - особый рацион, но пусть это тебя не смущает. На мой рассказ и без того уйдет уйма времени. Обычно в историю Мира посвящают либо веда, когда королева живёт ещё в старом дворце, либо церемониймейстер во время обучения придворному этикету, так что я не опытна в этом деле. Зато очевидец всех событий, свершившихся под этим небом.

Она тихо посмеялась, предаваясь ностальгии и, глядя в освещённый дневным светом потолок, приступила:

- Начну, пожалуй, с самого, на мой взгляд, главного - мы все родом из одного и того же мира - из мира людей. До сих пор предыстория возникновения королевства не освещалась широко, то есть знаем о ней только я, да Илорен. - усмехнулась Терхенетар - Сегодня покров тайны будет снят и для тебя. Итак, я родилась и выросла в северной стране, в деревне, запрятанной в горах, где чтились заветы предков с незапамятных времён и ведические знания передавались из поколения в поколение. Родители мои погибли, когда мне было четыре года, и я помнила их лица как в тумане. Воспитал меня дедушка по материнской линии, кам Кайракан. Нас никто не трогал. Мы общались только с племенами из других деревень, разбросанных по малолюдному суровому краю. Но однажды зимой охотники принесли обмороженного путника, найденного ими в чаще. Бедняга был на волосок от смерти, и даже самые опытные ведуны не чаяли его спасти. Мне шёл тогда шестнадцатый год, и я готовилась стать шаманом другого поселения, родом из которого был мой отец, где недавно умер их единственный кам, не оставив преемника. Вместе с дедушкой мы спасли беднягу и даже смогли вернуть тепло в его члены, так что через месяц он оказался совершенно здоров, хоть и слаб. Это стало моим испытанием, показавшим, что, несмотря на юный возраст, к лету буду готова отправиться на новое место. А пока я стала выхаживать чужеземца, оставленного в нашем доме. Когда этот человек пришёл в себя после нескольких недель лихорадки и бреда, первым, что он увидел, было моё лицо, склонившееся над ним. До сих пор в наших краях не появлялись европейцы и его облик неизменно притягивал моё любопытство, так что когда со всеми домашними делами бывало покончено, я подолгу смотрела на него. К тому же это был мой первый серьезный опыт камлания, и мне очень хотелось, чтобы он скорее окреп. Незнакомец поднял веки, и я впервые увидела цвет его зрачков, показавшихся двумя лепестками, только проклюнувшимися из почки, настолько сочной зеленью они выделялись на бледном лице, в обрамлении тёмных кругов вокруг глаз. Этот взгляд был смел и требователен, но насторожен. Человек попытался приподняться, но не смог и волна ужаса, захлестнув, исказила черты осунувшегося лица. Я попыталась успокоить его как могла, говорила, что он долго был в забытье и идёт на поправку, но больной ничего не понимал, а лишь видел перед собой дикарку, что-то лопочущую на незнакомом наречии, и чувствовал немощь. Вскоре наш гость успокоился и стал пристально вглядываться в меня, прячась от этого взгляда, я пошла за едой и питьем, чтобы кормить его. Дедушка ушёл за травами и должен был вернуться не раньше следующего вечера. Так мы остались один на один, и пока я кормила, поила и на языке жестов пыталась объяснить чужеземцу, что с ним произошло и куда он попал, между нами установилась та взаимная симпатия, которая возникает только в особенных случаях, таких как духовная связь людей на необитаемом острове. Он пытался понять мой язык, старался повторять какие-то слова, силился шевелить занемевшими членами. К возвращению дедушки он уже самостоятельно садился и ел. На языке жестов человек поведал, что звали его Грегор, он путешествовал по миру в поисках приключений и научных открытий. Скоро он освоился, начал немного понимать наш язык, даже говорить на нём, помогал по хозяйству, и вся деревня к нему привыкла. Если кому-то нужна была помощь - Грегор всегда соглашался помочь, так он завоевал всеобщую признательность. К тому же показав себя ловким охотником, он завоевал всеобщее уважение. А, будучи, к тому же, прекрасным певцом и замечательным рассказчиком, он завоевал всеобщую любовь. Решено было, что Грегор проживёт с нами до лета, а там ему подарят упряжку и пару оленей с условием, что он отвезёт меня в деревню, в которой я останусь камом, а он отправится дальше, куда захочет. Лето пришло и мы после пышных проводов с множеством напутствий и даров отправились в путь, но только не на моё место, а к его родине. Он убеждал меня дорогой, что жить среди этих гор в глуши и безвестности немыслимо, он будил в душе бурю тщеславия, подкупал комплиментами, обещал показать невероятные места и красоты, облачить в прекрасные платья и одарить драгоценностями, какие носят императрицы. Нельзя сказать, что я понимала всё, что он говорил. Я даже не представляла что такое парча и атлас, изумруды и рубины, для чего это и как выглядит. Мне внушали с детства, что я человек пользы, люди нуждаются в моей силе и знаниях, которые дал мне дедушка. Совесть не давала покоя и каждый раз, когда я ложилась спать, лица родичей и людей, приезжавших к дедушке чтоб просить его о помощи, вставали перед мысленным взором. Я думала о том, что скажу предкам, когда они будут меня встречать по ту сторону.

Когда мы достигли оживлённой местности, я очень испугалась и ходила за ним как привязанная. Мне казалось, что стоит ему уйти, и я пропаду, в принципе так и было. Я не знала ни одного языка, кроме родного, не имела понятия о деньгах. Так я оказалась в полной его власти, а когда мы приехали в его дом, и я увидела мягкие кровати, прекрасную мебель, изысканные наряды и драгоценности, то продала свою душу, но по ночам предки так же грустно глядели из омута сновидений. Он выполнил всё, что обещал. Возил меня в театры, водил на приёмы и, постепенно, я вошла во вкус этой роскошной жизни, изучила язык и манеры. Но не могла понять тогда, что среди этих людей я была лишь диковинкой, сезонным развлечением, забавной обезьянкой, для смеха облачённой в дорогое платье, не более того. У меня не было никаких шансов стать частью их жизни. Расспрашивая о том, как живут в далёких северных горах люди, которым врачей, учителей и священников заменяют шаманы, они не пытались узнать о другом мироустройстве, где не бывает войн, где человеческая жизнь почитается священной, где дети любят и уважают стариков, не тяготясь ими, где не бывает голодных, так как все работают на общее благополучие и достигают его, где душевный покой важнее материальных благ, где за помощь не нужно отдавать всё, что есть у тебя, а в ответ можно получить обман. Нет, они просто умилялись дикости подобной жизни, говоря за моей спиной, а те, кто считал себя более интеллигентным и цивилизованным, чем остальные и прямо в глаза, что мне несказанно повезло, что меня привезли в такую замечательную страну, где есть деньги, церковь и государственность. Я пыталась рассказать о том, сколько жизней спасли шаманы, да хотя бы жизнь Грегора, но всё это вызывало лишь снисходительные усмешки. Эти люди постоянно боялись даже предположить, что можно жить иначе, чем они и при этом быть людьми, а если слухи, доходящие до нас верны, то эти напыщенные варвары, напридумавшие себе кучу условностей, ограничений и зависимые от количества цветных бумажек и металлических кругляков, так и не изменились. В конце концов, Грегор сказал мне о том, что его вынуждают жениться на девушке своего круга и мне нужно уйти и жить самостоятельно, а о нем забыть навсегда. Разговор этот произошел через год после того, как я приехала к нему домой. Интерес в обществе ко мне угас, да и он сам начал мной тяготиться, ведь пока я жила в его доме на виду у всех, не понимая насколько вульгарно моё положение, он всё же не мог чувствовать себя совершенно свободным. И вот, после всей той роскоши, которая окружала меня, он отвел меня к женщине по имени Берта, давшей мне комнатушку на чердаке и обещавшей приносить заказы на шитьё, с которых я буду оплачивать комнату и стол. Так я стала швеёй. В этом месте я просуществовала самый страшный год моей жизни. Я работала по 12 часов, но денег всё равно не хватало, и Берта ворчала, а иногда и ругала меня последними словами, из которых я постепенно стала понимать, какое положение я изначально заняла в этом месте, традиции и правила которого я познавала под руководством Грегора. Порой Берта крепко выпивала и поднимаясь на чердак глубокой ночью будила меня чтобы поговорить, в такие моменты попытки просить её оставить меня или нечаянное проявление невнимательности к тому, что она говорила, могли завершиться для меня побоями. Я уже приготовилась уйти и не вернуться, когда ко мне снова явился тот, кто привёз меня в этот бездушный смрадный край. Он был бледен и истощён, очень похож на себя, когда только очнулся в нашей с дедушкой юрте, и я увидела его глаза. Тем больнее отозвался во мне вопль отчаяния за то предательство, за которое я расплачивалась сейчас. Он смотрел на меня отстранённо, без интереса, как на незнакомку, к которой зашли по делу. Поначалу Грегор задал формальные вопросы о делах, о жизни, о планах, на которые я не отвечала, а просто наблюдала за этим странным животным, облачённым в костюм, по которому другие могут определить его породу и ореол обитания. Он прекрасно всё понимал, но спрашивал, потому что эта страшная глупость среди них считается воспитанием. Убедившись, что поддерживать милую беседу я не намерена, и, избегая моего лихорадочного взгляда на обезображенном недоеданием, недосыпанием и отсутствием свежего воздуха лице, он перешёл к причине своего визита.

- Мне нужна твоя помощь. - Он вздохнул и посмотрел в мои глаза с мольбой и отчаяньем. - Моя жена очень слаба, ей скоро рожать, но все доктора лишь печально качают головами. Терхенетар, ведь у тебя доброе сердце и есть сила, которую должно применять во благо людей. Ты же спасла меня от верной смерти, ты сможешь ей помочь.

Вот так. Ни мольбы о прощении, ни желание улучшить моё положение. Я согласилась помочь, а потом решила броситься в реку, чтобы больше не видеть ни этих людей, ни их грязный немыслимый город. И вот я в том же доме, стою перед девушкой, располневшей от беременности, и смотрю на бледное лицо в холодном поту лихорадки, на руки, отчаянно вцепившиеся в одеяло, на светлые волосы, разметавшиеся по подушке. Она была очень красива, она была добра и совершенно безвинна. Дни её были сочтены, но, несмотря на сомнения, я согласилась постараться помочь ей и ребенку. Всё было приготовлено и камлание началось, не знаю, сколько времени длилось оно, но когда я закончила, девушка спала глубоким сном, румянец играл на её щеках и жар оставил тело. Ровное дыхание больной звучало музыкой для домашних и меня даже наградили парой монет, судя по которым стоимость этой музыки была не высока. Но они ещё и улыбались и даже дотрагивались до моего плеча в поощрительном жесте, а это само по себе в их глазах было выше любого сокровища. На ночь меня разместили в комнате для прислуги, причём эти смешные мерзавцы ещё год назад почтительно называвшие меня хозяйкой, в этот раз ни в какую не соглашались спать в комнатах, примыкающих к моей, чтобы я их не заколдовала. Утром весь дом проснулся от душераздирающего вопля Грегора: Лилиан, так звали его молодую супругу, скончалась. Когда я вошла в комнату, то увидела её в том же положении, что и накануне и даже румянец ещё задержался на прелестном лице, улыбавшемся каким-то грёзам перед тем, как душа ушла из него. Может быть, она видела своих ангелов, протянувших к ней руки. Не знаю почему мои усилия не спасли эту девушку, я искренно пыталась помочь, но всё же не смогла. Либо моих сил не хватило, либо смерти слишком она приглянулась. Но для всех остальных причина была несомненна. Тогда я впервые услышала тот самый призыв, который кричали сегодня на площади: "Ведьма! На костёр!" Грегор исподлобья посмотрел на меня налившимися кровью глазами и, трудно дыша, произнёс: "ты убила мою жену и моего сына". Гнев душил его и если бы чьи-то добрые руки не схватили и не уволокли оторопевшую меня, он разорвал бы моё тело в клочья, по крайней мере, казалось, что сила его ярости была именно такова. Я лепетала что-то в свою защиту, я говорила, что даже не думала причинять им вреда и смерть если пришла, то не по моей вине и девушка всё равно бы погибла, раз даже духи не смогли её спасти. Но всё это слышала лишь добрая кухарка, уволокшая меня на кухню и там пытавшаяся вытолкнуть меня через чёрный ход. Она говорила что верит, но больше никто не станет меня слушать. Я уже выходила, когда вспомнила про свой бубен и колотушку, я не могла расстаться с ними, у меня больше ничего не было, так что я стала рваться обратно и в этот миг в кухню вбежали слуги и схватили меня, связали руки за спиной и потащили в гостиную. Я не сопротивлялась, моя дальнейшая судьба интересовала меня мало, а страха перед этими людьми я не могла испытывать в принципе, слишком жалкими они мне казались со всеми своими угрозами. Они всех судят по себе и до истерик боятся всего на них не похожего, если не могут этим управлять или уподобить себе. Мне говорили про доверие, которое будто бы было мне оказано, хотя меня даже не спрашивали ни о чем, так что доверие было с заметным изъяном и работало лишь в случае удачного завершения ритуала. Мне рассказывали о своей вере, о том, что меня прилюдно предадут огню. Меня хотели заставить признаться в том, что я убила Лилиан специально, что моя "чёрная магия" свела её в могилу. Я говорила о том, что они сами просили меня попытаться, я обещала помочь и сделала всё, что смогла для спасения и мне не в чем упрекнуть себя. И тогда Грегор ударил меня несколько раз по лицу, но это было не самым страшным. Слёзы хлынули у меня из глаз, и стон раненного животного исторгла моя грудь, разрываемая от ощутимой физической боли, потому, что кто-то начал бросать в огонь мои инструменты, то, с чем напрямую была связана моя жизнь, то, что сделали для меня дедушка и соплеменники. Лёгкие словно превратились вдруг в камень, и я не могла ни дышать, ни держаться и тело стало клониться к земле под этой тяжестью. Я понимала, что духи отвернулись от меня и то, что произошло, было наказанием и моей душе никогда не вознестись к Тэнгри. Меня охватил жар, в глазах потемнело и давно не являвшиеся во сне лица предков снова отчётливо встали перед затуманенным взором. Я потеряла сознание, а когда очнулась, вокруг были лишь клубы сухого тумана, да небольшой отрезок пути. Я пошла вперёд, не оглядываясь и не думая ни о чём, пока туман не начал редеть и я не увидела огромную степь, по которой были разбросаны курганы из какого-то серого пуха или пыли. Всё здесь было пропитано ощущением удушающей пустоты и безнадёжности. На окраине этой степи, там, где с ней граничил туман, спиной ко мне стоял светловолосый юноша, рассматривая что-то у себя в руках. Приблизившись на безопасное расстояние, я окликнула его и, когда он повернулся, вскрикнула от ужаса - его саван спереди был весь залит кровью, которая продолжала вытекать из него. Осунувшееся лицо голубого цвета с заострёнными чертами и запавшими синими глазами, мутно и безучастно уставились на источник звука, но это было последнее, что он был в состоянии сделать. Юноша упал на землю, я подбежала к нему и перевернула на спину, положив его голову себе на колени. Ничего не сознавая, он по-прежнему крепко сжимал в руках предмет своего интереса. В отчаянии взглянув на них, я похолодела и тут же преисполнилась надежды на то, что смогу спасти и его и, может быть, даже себя, потому что в руках он держал мои бубен и колотушку для камлания. Позже, когда все страхи улеглись, я спросила у Илорена, а это, как ты, наверное, уже догадалась, был будущий король, откуда они взялись у него. Он рассказал, что сразу, как только оказался в тумане, на него напал кто-то, повалил на землю и стал разрывать когтями его тело, в пылу неравной борьбы Илорен схватил первое, что попалось ему под руку, и ударил чудовище. Этим предметом оказался зачехлённый бубен. За то мгновение, в которое существо замешкалось, его жертва вернулась на тропу и побрела, надеясь на помощь, вперёд. Я застала его, когда он увидел вместо жилища людей только пыльную степь, а в чехле, который был крепко зажат в онемевших руках только непонятный музыкальный инструмент.

Надежд на то, что духи отзовутся на мой зов или вместо помощи не накажут меня снова, не было, но у меня на руках умирал незнакомец, и я совершенно не догадывалась, где нахожусь. Я просила исцеления юноше и защиту для всех, кто попал сюда из подлунного мира через несправедливость, для всех, кто подвергся гонениям и был замучен до состояния, в котором душа больше не может поддерживать тело и, обретая новую плоть, бежит в иные миры. Выбивая неистовый ритм, как после рассказывал мне Илорен, я протяжно кричала на родном языке, а в глазах моих клубился тот же туман, что окружал нас. Вскоре волосы, встав дыбом, начали потрескивать и зигзагообразные молнии стали вспарывать землю в ритме, который задавала моя рука, подняв в воздух со степи всю пыль. Ветер, кружа её в вихре воздушных потоков, стал разносить этот пух в разные стороны, пока перед нами не оказалась сплошная тёмно-серая стена, ещё не определившаяся и бывшая только скоплением роящейся пыли. Змееобразный виток медленно отделился от этого хаоса и потянулся в нашу сторону, следом за ним отделился второй, двумя лианами они подбирались к нам, отгоняя по мере приближения туман. А чем дальше отступала молочная мгла, тем более прояснялся мой взгляд. И вот я прозрела и, по инерции, колотушка последний раз вонзилась в кожу бубна и разорвала её, в этот миг всё озарилось ослепительной вспышкой. Лианы, обхватив нас, подняли в воздух и понесли в сторону степи. Чудовищный грохот запоздалого грома потряс округу, и мне показалось, что больше я никогда не услышу. Щупальца, переносившие нас далеко от земли, вдруг вошли в наши тела, и мы зависли привязанные ими к этой степной буре, словно пуповиной. Потом я ощутила, что всё во мне словно сжимается в кулаке огромной руки, я посмотрела налево, туда, где висел Илорен, и увидела, что он окончательно потерял сознание и уже ничего не чувствует. Меня тряхнуло, и виток вышел из тела, зацепившись за инструмент, зажатый в руках. Илорен уже летел вниз, когда я ещё упрямо держалась как за соломинку за бубен, но виток ещё раз с силой дёрнулся и вот я уже лечу, чтобы разбиться. Я видела, как оба щупальца влились в общий хаос, забрав с собой, судя по бело-красной тряпке, мелькнувшей в серой массе того, что бросил Илорена, и саван юноши. Дальше всё потеряло значение, так как я снова, в который раз в тот день, готовилась к неминуемой гибели. Но соприкосновение с землёй хоть и было весьма болезненным, не убило меня. Убедившись, что цела, я посмотрела на совершенно здорового, без единой царапины на теле и нисколько не смущённого своей наготой, молодого человека. Заметив, что он очень красив, я, чтобы скрыть неуместный интерес, посмотрела туда, где была степь. Вместо неё я увидела то, что видит каждый, кто приходит в наш Мир также как ты: огромную скалу, вершина которой терялась в облаках, в неё были вделаны бронзовые врата, величественная монументальность которых поражали воображение. На дверях был высечен рельеф, изображающий молодую и очень красивую пару, только сюжет был грустный: девушка сидела на коленях, низко склонившись над умирающим юношей, из последних сил поднявшим руку к губам прекрасной девы, чьё лицо исказила маска горя. Воздух стал спокойным и безмятежным и, сколько хватало глаз, вправо и влево от ворот тянулась эта серая и неприветливая скала. Створки ворот стали медленно открываться. За ними я увидела лесную опушку, переливающуюся теплом разных оттенков зелёного и коричневого, искрившихся мириадами капель росы, сияющих в лучах летней зари. Мы услышали дивное пение птиц, и олень посмотрел из кустов прекрасными глазами на измученных путников, словно не понимая, почему они мешкают там, на мрачной туманной тропе, когда жизнь так близка. Первым решительно двинулся Илорен и, не столько веря в благостный край, где смогу отдохнуть, сколько боясь потерять единственного человека, которого видела здесь, я спешила за ним. Так мы вошли в новый Мир, рождённый чтобы восстановить справедливость и дать отдых потерянным душам, обвинённым несправедливо и попавшим на тропу немертвых.

Я полагала, что поначалу мы будем там единственными людьми, но это было не так. Дворец - первое строение, которое мы увидели. И он был обитаем. Ещё издалека я различила непонятную суету, происходившую во дворе. Когда мы подошли к распахнутым воротам, зазвучали звуки оркестра и ливрейные слуги, стоявшие вдоль расстеленной красной дорожки, склонились в почтительном поклоне. У них за плечами толпилось множество красиво одетых людей и в их рядах то тут, то там раздавались крики: "Да здравствуют король и королева!" Мы шли, стараясь ни с кем не встречаться глазами. А уже во дворце нас, как детей, водили в ванную комнату, в гардеробную, в столовую и, наконец, в спальню, где мы, не сказав друг другу ни слова, уснули на четырнадцать дней. Очнувшись, мы стали обсуждать всё произошедшее после встречи. Илорен полагал, что я наколдовала настоящее королевство с подданными и именно эта версия считается официальной в нашем Мире. Я сомневалась, что в моей власти сделать подобное, но не стала особо пытаться разубеждать своего спутника. Вскоре выяснилось, что большинство наших подданных это всего лишь тени людей: они не эмоциональны, ничем не интересуются, ничему не удивляются и существование их чисто формально, так как кроме заученного этикета и набора учтивых ответов на все случаи жизни, в них не было ничего осмысленного. Со временем эти странные обитатели Королевства эволюционировали, что можно заметить даже по нашему Ульриху, но всё же у них нет ни воли, ни желания её обрести. В основном это придворные и слуги, те, кто встречал нас по прибытии сюда. Однако население постоянно росло за счёт уже настоящих душ, навсегда покинувших свой мир ради новой жизни, только они ничего не знали о своём прошлом, сохраняя при этом свои знания и умения, нужные для ремесла и хозяйства, а так же характер и предпочтения. В скором времени отличить тень от настоящего человека стало практически невозможно, ведь здесь до последнего времени все жили вечно и никогда не старели, так что они стали подражать осмысленности людей, а те, в свою очередь, начали перенимать бессмысленность теней.

Признаюсь, всегда отдавала предпочтение своим придворным, они не судят меня за спиной, ведь, по сути, я им безразлична, как и всё окружающее. Поэтому им и в голову не придёт мысль о предательстве, незачем. А вот Илорен всегда любил живую силу, оригинальность, эмоции и энергию. Он был рождён под ослепительным солнцем, в тёплом краю, на берегу моря. Он был также красив и силён, как изваяния божеств, в изобилии разбросанных по его родному острову. Бесстрашие и любовь к риску сделали его ловцом жемчуга. Однажды Илорен гулял на закате вдоль берега моря и увидел вдалеке девушку, стоявшую на краю высокой скалы, раскинувши в стороны руки и запрокинув назад голову. Она раскачивалась, опасно кренясь над обрывом, который был печально известен во всех уголках острова. С этой скалы не раз прыгали неразумные, за что людская молва дала ей прозвище "мыс самоубийц". Илорен помчался к ней, страшась того, что не успеет, каждый миг мог стать последним. Он боялся окликнуть её, ведь это могло испугать несчастную. Вскоре юноша достиг скалы и стал медленно и бесшумно подходить со спины к девушке. Она же, судорожно всхлипнув, издала короткий детский стон и сделала шаг в пустоту, но повисла в сильных руках своего спасителя.

- Зачем? - спросил он, поставив её на землю и, развернув к себе лицом, пристально всматривался в незнакомые черты. Он держал юное хрупкое тело, на печальном лице которого под сведёнными бровями сверкали две серых звезды. Она молча смотрела сердитым взглядом, давая понять, что ничуть не нуждается в непрошенных покровителях. Но Илорен даже не думал её отпускать, более того это бесстрашное создание его привлекало той внутренней силой, которая незримыми волнами исходила от незнакомки. - Как твоё имя?

- София.

Как рассказывал мне король, это был голос сирены и, услышав его, он тут же словно упал на дно, не успев набрать воздуха в легкие. Сочетание этой тонкости, лёгкости, слабости с внутренним жаром и сталью само по себе пробудило в нём интерес, тем более мы склонны невольно преувеличивать достоинства тех, кому смогли оказать услугу. Но этот голос шёл, словно из глаз цвета штормового моря, в нём отразилось все её существо и Илорен снова, с большей настойчивостью и недоумением, спросил:

- Зачем?

- Я должна, мне нужно... - щеки её порозовели, брови ещё ближе сошлись к переносице и она, опустив глаза, попыталась высвободиться. - Прошу, отпусти.

- Нет, я не пущу тебя, где ты живёшь, у тебя есть родные?

- Меня станут искать и всех, кто будет рядом со мной, ждёт только несчастье. Прошу, отпусти - в её голосе зазвучали слёзы и, стараясь их скрыть, она ещё ниже опустила свою тёмно-русую голову.

- Истинное несчастье ждет меня, если я дам тебе умереть. У меня здесь много друзей и я могу тебе помочь, если только ты позволишь. Хотя даже если ты не позволишь, я всё равно не смогу оставить тебя пока не узнаю что жизнь твоя в не опасности и не увижу улыбки на твоём прелестном лице. Если тебе некуда идти, то можешь остановиться у нас с мамой, мы небогаты и дом наш не велик, но зато есть вкуснейшая еда и уютный очаг.

Смущённая София подняла на Илорена глаза, полные смятения и согласно кивнула. Они пошли к дому ловца жемчуга, на пороге которого по традиции, появившейся ещё когда Илорен был смешным чумазым сорванцом, стояла его старушка мать и ожидала любимого сына, кроме которого у неё не было никого родных и в котором состоял весь смысл её жизни. Когда она увидела что сын идёт с девушкой, она сразу всполошилась, по обыкновению всех матерей и стала упрекать юношу за то, что он не предупредил о гостях, и она не приготовила никакого особого блюда. Но София тут же успокоила старушку, своим ласковым голосом объяснив, что её визит совершенно случаен. И так сильна была магия этого голоса, что мать тоже сразу совершенно поверила всему, что произносило это дитя. В прекрасной атмосфере провели все трое этот тёплый вечер. Шторм в ясных серых глазах утих и порой, когда София смеялась над забавными историями, которыми всех развлекал Илорен, она становилась такой доверчивой и ранимой, что было невозможно оторваться от подобного обнажения чувств. Все лицо её было холстом, каждый мускул палитрой, в которой смешались всеми цветами, доступными человеку, эмоции.

Но, когда наступило утро, магия вечера, позволившая растворить призраки дня в тёмных сумерках, потеряла свою силу. Илорен, дождавшись, когда матушка отправится на рынок за продуктами, приступил с расспросами к гостье. В благодарность за всё, что он сделал для неё, София подробно рассказала свою печальную историю. Её украли ещё в детстве и продали в рабство. Внешность ребёнка обещала красоту, поэтому девочку отправили обучаться музыке, пению, танцам и прочим наукам, нужным для наложницы. Так она росла в закрытом от внешнего мира месте. Когда Софии исполнилось шестнадцать лет, она отправилась с караваном купцов, купивших её для своего господина в далёких землях. Но во время морской части пути, их корабль захватили пираты и, забрав все драгоценности с галеона, потопили его вместе с людьми. Девушку забрал один из матросов, нашедших её в трюме, забившейся за один из ящиков. Сначала Софию хотели оставить на корабле, но нашедший её головорез настоял на том, что рабыню можно выгодно продать и так она очутилась у пиратов.

- Так как я была товаром, меня не трогали и сносно кормили. И вот, недавно, мы причалили к этому острову починить судно и запастись провизией. Мне разрешили погулять под охраной двух флибустьеров. Я была так счастлива ходить по улочкам, по площадям, среди людей, толпившихся, шумных, свободных. На какой-то момент я совсем забыла о своём положении, мне представилось, что вот я такая же, как все они и могу идти куда глаза глядят и делать что угодно душе, петь солнцу и танцевать луне. Дышать и смеяться как когда-то могла, бегая по дикому лугу босиком, всё время оглядываясь на мать, в светлых глазах и волосах которой играли солнечные лучи. И так мне легко стало в тот миг, что песня, не из тех, что должны услаждать слух моего будущего владельца, а живая, настоящая, которую пели старшие сёстры, работая в поле, пока я в стороне уплетала морошку, и ждала, когда вечер уведёт всех домой, пролилась из моей души на незнакомую площадь. Я сидела у фонтана, и вокруг постепенно собрались люди и стали слушать. Когда я закончила, меня попросили спеть ещё, и я с удовольствием пела те песни, что помнила с детства. Так прошло полчаса, а потом мои провожатые подали знак, что пора возвращаться к кораблю. Когда мы шли по безлюдному берегу, пираты сказали что завтра мы снова пойдем на площадь, но другую и я снова должна буду петь. Сначала я не поняла для чего это нужно, но когда мы поднялись на судно, они стали рассказывать о том, как во время моего пения срезали кошельки у доверчивых горожан. Слёзы обиды и боли полились из моих глаз, и я не могла их сдержать, чтобы скрыть от этих людей, настолько чудовищно подлым был их поступок, хотя чего ожидать от разбойников. Но сама мысль о том, что я стала причиной несчастья добрых людей и соучастницей кражи, убивала меня.

И вот вчера Софию снова повели в город, и на этот раз вокруг неё было значительно больше пиратов. Она села около статуи, изображающей божество, и запела грустную песню о жизни в неволе и тоске по родным краям, которую часто пела её матушка, занимаясь починкой одежды в углу их маленькой избы. Когда же все разбойники растворились в толпе, она вскочила и помчалась в один из узких переулков. Так она сбежала от флибустьеровов, а к вечеру вышла на этот мыс и решила вернуть себе свободу. Едва ли стоит надеяться, что про неё забудут и не станут искать, а когда найдут, то и тем, кто попытается вступиться, тоже не поздоровится.

Илорен выслушал эту исповедь, не проронив ни звука. Он смотрел на профиль Софии, во всё время рассказа, отрешённо глядевшей на блестевшее море.

- Я сейчас же пойду и узнаю - не отплыли ли ещё они и попрошу, чтобы их спровадили из нашего края. В порту все меня знают и не откажут в помощи, а ты пока сиди здесь и никуда не выходи.

Первым делом он побежал на рыночную площадь, чтоб предупредить свою матушку о том, что гостью нельзя выдавать даже по секрету подружкам, которых у неё было великое множество. Просьба Софии никому не говорить, что они её видели, ещё совсем недавно не казалось такой важной, ведь ещё утром они о ней ничего не знали, а предположить, что такой прекрасной искренней девушке кто-то может желать вреда эти добрые люди не могли. Но, как не искал Илорен, он не мог найти мать. Больше всего его встревожило то, что по отдельным намёкам стало ясно, что старушка уже поделилась с кем-то новостью о гостье, разумеется под большим секретом.

Он помчался в порт и сразу приметил пиратское судно по описанию, данному Софией. Там полным ходом шла подготовка к отплытию, и надежда окрылила юношу. Начальник порта сообщил Илорену, что корабль отплывет нынче же вечером, хотя должен был сняться с якоря ещё вчера. Капитан и часть команды ушли в город по одному важному делу, но уверили его, что оно их не может задержать надолго.

Илорен был уверен, что делом этим был поиск Софии и особо тревожило то, что капитан сам пошёл с ними. Но всё же оставалась надежда, что пираты ушли не за беглянкой. Кроме того, хоть остров их был не велик и не густо населён, но всё же быстро найти желающего спрятаться нельзя. Со всеми этими новостями он побежал домой. Но там его ждала только матушка, готовившая праздничный ужин. Она радостно встретила сына, поцеловала его и объяснила отсутствие Софии:

- Когда я сегодня ходила по рыночной площади, покупая продукты, ко мне подошёл загорелый мужчина приятной наружности и поинтересовался: не видела ли я его дочь, которую зовут София. Я ответила, что не встречала, как мы и договаривались. Видел бы ты глубину его горя, когда он стал рассказывать, как сильно любит свою единственную дочь. Он говорил о том, как тяжело девочка переживает недавнюю смерть любимой матери, скончавшейся в пути. Накануне, они повздорили из-за пустяка, и София сбежала с корабля, на котором они должны плыть домой. Он подробно описал нашу гостью, её нежность и доверчивость и так он тепло говорил, слёзы стояли в его глазах. Дочка последнее, что ему осталось в жестоком мире, и я подумала как же это похоже на нас с тобой, ведь мы тоже одни друг у друга и сердце моё разорвётся, если что-то случится с тобой. "Если увидите, мою беглянку, передайте, что я не уплыву, пока не найду её". Сказав это, он повернулся и, согнувшись под бременем свалившихся на его плечи невзгод, побрёл к выходу с базара, а я глядела ему вслед, раздираемая сомнениями. Он подходил к разным людям и, видимо, говорил то же, что и мне, так как лица наших добрых горожан преисполнялись сочувствия и печали. Я ничего ему не сказала и скорей побежала домой, к Софии, передать, что отец её ищет. Когда я вошла, она ходила из угла в угол и глазки её были красны от слёз. Всё рассказав ей, я объяснила как от нас попасть к тому месту, где встретила того человека. Она побледнела, крепко обняла меня и, поблагодарив за всё, направилась к выходу. Я пошла проводить и сказать, чтоб она непременно бежала к нам, если что-нибудь случится и каково же было моё удивление, когда через дорогу от нашего дома я увидела, как отец спешит к ней, раскрыв объятия. София тихо ахнула, когда услышала, как он громко сказал ей: "доченька". Она схватилась за забор и сделала шаг назад, но, увидев меня, вышедшую вместе с ней, девочка с рыданием бросилась к своему батюшке. Ах, какая это была трогательная сцена, исполненная неподдельного чувства. Я пригласила их обоих сегодня к нам на ужин и обрадованный отец обещал прийти непременно. Он спросил Софию и она, улыбаясь сквозь непрекращающийся поток слёз, тоже дала обещание и сказала, что к вечеру будет уже совсем весела. Так, обнявшись, они уходили.

Илорен не стал сообщать матери свои сомнения относительно того, кто мог называться отцом Софии и, обещав вернуться к ужину, снова побежал в порт, глядя по сторонам в поисках разбойников. Там ему сказали, что капитан пиратского судна не возвращался, и никто здесь не видел в этот день похожую по описанию девушку. Он уже собирался идти обратно и продолжить поиски в городе, когда к нему подошёл человек и сказал что знает, где находится та, которую он ищет. Он привёл Илорена на безлюдный участок берега, со всех сторон защищённый скалами от посторонних взглядов. Здесь было десять человек пиратов, не считая провожатого. София с разметавшимися волосами, полулежала на песке и с отчаянием наблюдала за приближением юноши. Когда он хотел подойти к ней и помочь подняться, дорогу заслонил капитан и сказал:

- Если вам, молодой человек, приглянулась эта девица, можете её купить. У нас появились срочные дела, и мы не можем отправиться на рынок рабов. Здесь же торговля людьми запрещена, и нарушение этого запрета связано с некоторыми трудностями. За время пути мы кормили её и поили, здесь позволили гулять как свободному человеку и нас не в чем упрекнуть. В ответ же мы получили чёрную неблагодарность и оказались перед трудным выбором: привязать к носу корабля, чтоб у неё было больше времени на замаливание грехов перед смертью или предложить влюблённому ловцу жемчуга, с таким энтузиазмом разыскивающему свою сирену, достать для нас несколько жемчужин в счёт её долга перед нами. Тогда мы разойдёмся, каждый по своим делам. По рукам?

Илорен согласился, и капитан пригласил его в лодку, в которой сидели двое пиратов на вёслах. Отплыв подальше от берега, лодка встала, и юноша принялся за работу, но, сколько бы он не нырял, чёрные злые глаза флибустьера, блестя на солнце, далеко ушедшем на запад, всё так же алчно глядели на него и губы кривились в ненасытное "ещё". Удача была на стороне Илорена, и много жемчуга лежало уже в шляпе капитана, так что, вынырнув в очередной раз и подавая корзину, он сказал, что ему нужен отдых. Но пират отвечал, что его молодцы уже ждут на судне отплытия, а долг Софии ещё не покрыт.

- Но я уважаю всех тех, кто ищет своей удачи в море, так как сам принадлежу к их числу и поэтому с тебя не потребую много. Ещё несколько крупных жемчужин нужно мне и София останется с тобой и твоей доброй матушкой, которая должно быть уже ждёт всех нас на ужин.

Сказав это, он зло рассмеялся, и разбойники, сидевшие на вёслах, подхватили его сухой неприятный смех. Ненависть и ярость сдавили Илорену горло и, не думая ни о чём, желая лишь побыстрей освободиться от пиратов, он снова нырнул с корзиной на дно и вновь ему повезло, и несколько крупных жемчужин легли в шляпу корсара. Но дорого обошлись они юноше, сил его хватало только чтобы держаться за борт лодки, даже забраться в неё самостоятельно он не мог.

- Помогите мне забраться.

- Нет, плыви сам, - с этими словами капитан отнял ослабевшие руки ловца и он отправился ко дну.

Последнее, что услышал Илорен, был пронзительный крик Софии, когда корсар отцепил его от борта лодки. Последняя, о ком он подумал, была матушка, которая в маленьком белом доме на берегу моря, облачившись в самый лучший наряд, закончила все свои хлопоты. Целый день добрая женщина, радостно напевая, готовилась к вечернему празднеству, с удовольствием рассказывая заходившим соседями трогательную историю Софии и её отца. И, как всегда, по традиции, появившейся ещё, когда Илорен был смешным чумазым сорванцом, его старушка мать вышла на порог своего старого домика в ожидании любимого сына, кроме которого у неё не было никого родных, и в котором состоял весь смысл её жизни.

А будущий король тем временем очнулся в знакомом всем нам молочном тумане.

5.

Поначалу, когда мы только попали сюда, и стало ясно, что в Мир Теней приходят замученные, настоящие люди, Илорен каждое утро ходил к воротам и просиживал там целыми днями, встречая вновь прибывших. Я не спрашивала, но догадывалась, что он ждал свою Софию. Я даже немного завидовала ему, ведь мне совершенно некого было ждать, и моя совесть была нечиста. Мы пытались узнать у придворных об этом Мире, о том, почему выбрали нас для правления и тогда нам показали книгу, в которой было описано рождения мира, так, как видели его мы с Илореном и пророчество, в котором точно предсказано пришествие создателей и процветание Мира Теней. Мы были первыми людьми, попавшими сюда. Пока король вздрагивал всякий раз, как врата впускали очередного путника, а это случалось довольно часто, я старалась развеять свои мрачные мысли, отправившись в путешествие, чтобы изучить Королевство.

Когда в наш Мир приходили люди, где-то для них уже стоял домик со всем необходимым их ремеслу. Порой появлялись аристократы и вельможи, об их появлении говорили дворцы и замки со своей прислугой, появляющиеся там, где ещё вчера был лес. Понемногу стал укореняться определённый уклад, при котором Илорен исполнял свою роль в церемониале, не питая к нему ни малейшего интереса, а я, путешествуя повсюду, познавала устройство нового дома. Однажды, во время одного из своих недельных выездов, во время которого я познакомилась с вновь прибывшим герцогом и целой деревней образовавшейся вокруг его замка, на пути мне попалось полуразрушенное строение в форме барабана, к которому примыкала башня, от времени покосившаяся на сторону, здесь явно никто не жил. Всюду, где я бывала до сих пор, мне попадались только дома с хозяевами и все они имели ухоженный вид. Мои слуги осмотрели окрестности в поисках каких-нибудь следов людей, но никого не нашли. Мы пошли к зданию. Проржавевшие решётка и дверь в башне были не заперты, за ними оказалась небольшая комната, совершенно пустая и тёмная. Из неё в соседнюю залу вёл арочный проход. Как в первом, так и во втором помещении лежали горы пыли или того самого серого пуха, что был в степи, из которой появился этот мир. Дышать было очень трудно, но всё-таки мне хотелось рассмотреть это место получше, в центре залы я увидела что-то белое. Подойдя, я подняла испачканную тряпку, и в тот же миг из того места, на котором она лежала, начал просачиваться туман. Он моментально заполнил помещение. Я бросила находку приблизительно туда откуда взяла и стала ощупью пробираться наружу. С трудом выбравшись из здания, я шла в ту сторону, где, как мне казалось, должна была остаться карета, но не смогла её найти. Никто из слуг не откликался на зов. Холодный пот прошиб меня, и уже показалось, что я снова за воротами. Постояв некоторое время в нерешительности, и, определив направление, я побрела по дороге. В тот раз она заняла около часа, прежде чем туман начал редеть и яркое летнее солнце рассеяло мои страхи. Вскоре попалась деревушка, в которой я купила лошадь и отправилась во дворец поделиться своей находкой с Илореном. Все, кто был со мной тогда, были тенями, и никто из них не вернулся, пропала и карета и лошади. Так что этот туман, придя с тропы немёртвых, стёр все иллюзии Мира Теней, оставив только превратившиеся в здание бубен и колотушку, да окровавленный саван Илорена.

Моё возвращение в одиночестве, без кареты и слуг, разумеется, встревожило придворных и пришлось рассказать о тумане, в котором живёт неведомое зло и забирает людей. Отослав всех, сказавшись усталой, я смогла объяснить Илорену, что случилось на самом деле. Он захотел немедленно взглянуть на то место и, несмотря на мои попытки отговорить его опасностью поездки, отправился туда. А я решила заглянуть в ту самую книгу, что повествовала о Мире Теней. Историю в неё никто не записывал, но каждое обновление вносилось неизменно. Было ли это появлением очередного герцога, и в ней тут же оказывалась часть, посвящённая его роду, при том записи выглядели так, словно велись уже не первое столетие. Никто, кроме меня и Илорена, не замечал этого, хотя в библиотеке дворца стали появляться уже новые книги, посвящённые деревням, городам, замкам и знатным семействам. В тот раз, на привычном месте оказался новый фолиант, чёрная кожа и серебряное тиснение, вместо привычного красного переплёта и золотых букв, кроме того, теперь книга была написана на моём родном языке и имела название - "Книга о нашёптывании". Она начиналась главой, посвящённой Долине Туманов в центре которой стояла старая башня Госпожи Ведьмы, пуп Мира Теней. В тот день меня стали звать только так, а Илорен пропал на столетие, во время которого я посылала во все стороны людей и теней на поиски, а сама с фонарём постоянно прочёсывала Долину. Я поняла, что туман не забирает сделанного человеческими руками и рождённого здесь, а так как Мир к тому моменту просуществовал уже порядка пятисот лет, то сделано людьми было немало. Каждый день я читала книгу, смысл которой стал понятен теперь только мне, надеясь увидеть новость о возвращении Илорена. Без него меня стало тянуть к одиночеству, и я приказала построить замок в низине, рядом с Долиной.

Всё это время ко мне подступали с расспросами относительно короля и королевы, намекая, что можно было бы привести к власти новую династию. Но я всем отвечала, что Илорен явится вскоре, и страх передо мной заставлял всех отступать, но недовольство всё-таки росло и даже, кажется, зрел заговор, но, как и всё в этом королевстве, зрел очень медленно.

После того, как мой титул стал звучать совсем иначе, и я перестала играть в добрую королеву, пришло понимание, что эта роль мне больше по душе. Постепенно стал возвращаться интерес к своему человеческому ремеслу. В первый же день, как я решила вспомнить рецепты, оставшиеся в память от дедушки, в башне нашлась сумка, один в один схожая с той, что дарили мне в дорогу, а в ней ножик для срезания стеблей. Я стала превращаться в настоящего кама и отвлекалась только на государственные дела, которые на протяжении столетий фонтанировали с интенсивностью трясины. Я напускала грозный вид и предоставляла возможность министрам бурно обсуждать постройку замка и обустройство города вокруг него, так как больше ничего у нас не происходило. Всё же очень многое здесь оставалось не таким, как в земной жизни. Например, здесь никогда не было старых или больных. Все жили вечно. Не было пьяных, хотя открывались какие-то пивнушки и люди, так же как и в мире живых пили по праздникам или после работ. Здесь не было преступлений, самый воздух убаюкивал любую ссору и люди мирились незаметно для самих себя. Мир Теней был местом, где даже чувства имели только оттенок, были суррогатом настоящих эмоций, как тени были суррогатом людей. Но, как я уже говорила, наш Мир постоянно менялся, эволюционировал и вносил правки в Книгу о нашёптывании.

В один прекрасный день, возвращаясь из прогулки по горам, с сумкой набитой травами, я увидела заросшего щетиной бродягу, который плёлся по тропе, неся на руках умирающую девушку. С ними, чуть отставая, но по временам сокращая расстояние, шёл истощённый старик. Вся эта троица выглядела в нашей реальности совершенно не от мира сего, и я сразу поняла, что именно так и было. Я хотела властно окликнуть незнакомцев, но старик опередил меня. В очередной раз отстав, пришелец остановился, чтоб отдышаться перед новым забегом. Оглянувшись, он заметил меня и посеменил к своим спутникам со всей прытью, на которую только был способен, догнал их и забормотал что-то своему рослому другу. Тот обернулся и бросился в мою сторону, протягивая ко мне свою ношу. В первое мгновение я хотела бежать, но уже во второе узнала заросшего бродягу. Это был Илорен. Постаревший, он едва держался на ногах.

Я поторопилась навстречу и спросила, что случилось, и где он пропадал столько времени.

- Я был в мире людей и пробыл там всего несколько дней. За это время я успел познакомиться с Джованни и помочь ему спасти сестру, которую бросили в тюрьму по ложному обвинению и должны были казнить. Она совсем слаба от голода и побоев, ты можешь её спасти.

Интонация его лишь на четвертую часть содержала вопросительные нотки. Это было скорее утверждение и надежда, которую я не могла обмануть.

- Надо отвезти её в мой замок.

Мы пошли в старый дворец, а оттуда отправились в мои новые владения. Илорен был настолько измучен, что даже не удивился переменам, произошедшим в его отсутствие. А между тем замок был закончен и крупный город вырос над той низиной, где он расположился.

Девушку принесли в крыло, отведённое под мои опыты, там я вспоминала и придумывала рецепты и зелья. В первую очередь меня интересовала природа тумана и серого пуха, проникших в Мир. Придумывать зелье для больной приходилось на ходу, но всё же у меня получилось. Вскоре она стала глубже дышать, проявился румянец, и бедняжка улыбнулась во сне, чем заставила меня вспомнить Лилиан. Пока она спала, я боялась отойти от неё, пологая, что если что-нибудь случится, то меня опять обвинят. Джованни тем временем свалился в обморок, чем вызвал очередной переполох, но и этот пациент был напоен той же микстурой и уснул сном праведника на софе. Присмотревшись, я поняла, что он был молодым, только поседевшим и истощённым. Спустя неделю Илорен восстановился после своего путешествия. О наших гостях он ничего не спрашивал, видя моё участие к брату с сестрой.

Я рассказала королю обо всём, что изменилось за это столетие, а он поведал о том, куда пропал в тот день:

- Когда я отправился в туман, то надеялся найти щель, через которую можно было бы покинуть этот Мир хотя бы на время. Я обследовал каждый камешек, насколько позволяла обстановка, но, увы, старания были бесплодны, и тогда меня вдруг потянуло одеть саван. Забыв о предосторожностях, я накинул его на плечи. Тело, подхваченное вихрем, втянуло в воронку, приведшую меня в подвал здания. Я вышел из него и оказался на центральной площади какого-то города. Там, у ворот красивого палаццо я и увидел Джованни. Он брёл, не глядя по сторонам, и ничего не видя перед собой, порой он натыкался на прохожих, извинялся и сторонился, стараясь прижаться поближе к решётке ограды, вдоль которой лежал его бесцельный путь. Не знаю, почему именно Джованни привлек моё внимание, возможно, его горе было сродни моему, в то время, как всё вокруг нас дышало праздником жизни. Солнце ярко светило, отражаясь от крыш прекрасных зданий причудливой архитектуры, на моей родине я никогда не видел ничего подобного, да и у нас, несмотря на различие во дворцах и замках, появляющихся для знати, ничего хоть немного похожего мне не попадалось. Скульптуры, фонтаны, арки и галереи, под сводами которых толпилась, прячась от летнего зноя, прихотливо одетая молодёжь. И вот, в стороне от всей этой яркой и шумной картины, брели два неприкаянных скитальца, не приглашённых на празднество жизни.