Его Величество Мертвец Том 4

Глава 40

— Хочешь, покажу всех, кого ты убил в этой жизни? — спросило существо, предположительно идентифицирующее себя женщиной.

Она не имела какой-то личности. Лишь в самом начале она походила на Бию, а чуть позже на Ежелин. Сейчас силуэт носил «маску», образ постоянно плыл, я лишь понимал, что лицо принадлежит женщине, но никаких чётких черт разобрать не мог.

— Нет, никакого желания на них смотреть, — отказываюсь я.

Если бы у меня спросили, как описать это место одним словом, я бы сказал: «дискомфорт». Всё здесь приносило дискомфорт, всё здесь неправильно, не таким, как должно быть. На первый взгляд этот мир отражал реальность. Кривое зеркало, страшный шизофренический сон. Садишься на диван, а обнаруживаешь себя уже в кресле. Или на табуретке. Или лежащим в гамаке. Спасибо хоть какие-то ассоциации прослеживаются, а то бы совсем печально стало.

— Тогда что тебе показать? Скажи. А то ты всё молчишь, даже не знаю, как к тебе подступиться.

Я не помню, как попал сюда. Последние… минуты? Часы? В общем, начало магии Агфас я ещё как-то помнил, а дальше ничего.

Сейчас мы… шли. Минуту назад мы шли по коридору, затем по тропе в лесу, вот уже я спускаюсь по длинной лестнице. Внизу что-то мелькает, что-то знакомое, будто я знаю, куда иду. И мне не нравится место, в которое мы идём. Это вообще единственное постоянство — мне не нравится. Мне не нравится лестница, меняющаяся узким неустойчивым мостом. Мне не нравится небо, низкое, алое с чёрным, тяжёлое, давящее. Всё вокруг отталкивает, напрягает, пугает. Поэтому я сказал: дискомфорт.

— Покажи мне, как выбраться отсюда?

У меня стойкое ощущение, что этот разговор повторяется. Как во сне. Я не могу чётко вспомнить, как и о чём мы говорили раньше, но разговор точно уже происходил. Или нет?

— Хм, — собеседница будто бы задумалась. — Выбраться куда? Тебе не нравится дорога?

Стоит мне обернуться, и я стою перед домом, появившимся только что. Полагаю, это не иллюзии. Просто само понятие места сейчас не имеет значения. Значит, просьбу надо формулировать иначе. Размышляя над этим, я вошёл в дом. Прихожая отвечала моим представлениям о прихожей. Только вывернутым, искажённым. Вроде бы стол, стулья, но у стола вместо столешницы витые прутья, и не сказать, чтобы плотные, даже стакан не поставить. Стулья такие же. Стоит мне отвернуться, как мебель меняется, становясь чем-то иным, но таким же странным, абсурдным.

— Смотри, как здесь уютно!

Вспыхнул камин, стало жарко и душно. Впрочем, ощущениям я не доверял. Никаким. Всё здесь иллюзорно, мимолётно. Стоило забыть о камине, как ощущение жара притупилось, а ещё через минуту сменилось проникающим под одежду холодом. Не резким, не обжигающим морозом, а лёгким дискомфортом от прохлады и ощущением постепенного замерзания, будто в неотапливаемое помещение кто-то пустил прохладный воздух, медленно опускающий температуру до отрицательной.

Я сел, не обращая внимания на неудобство стула.

— Может, перекусим?

Опустив взгляд на стол, увидел ожидаемый поднос и тарелку с «супом». Выглядело варево отталкивающе, уверен, вкус имело такой же. Наверное, если попробовать, вкус вызовет ассоциации со всем противным и неприятным, что попадало мне на язык за всю жизнь.

— Или выпьем?

Поднимаю вопросительный взгляд на собеседницу, а когда опускаю обратно, суп сменяется бутылкой чего-то непонятного и стопкой. Наливаю. Мне нужно время, чтобы подумать. Пить сначала не решаюсь, но, в конце концов, тела у меня нет. А то, что есть, оно такое же аморфное, как и всё вокруг. Сейчас у меня руки лича, до этого ладони красовались живой и здоровой кожей. Ничто не истина, нда.

На вкус жидкость оказалась отвратительной бурдой.

— Я могу поговорить с ней?

Говорил я о Ежелин, но имена называть нельзя. У мёртвых особые взаимоотношения с именами, я это ощущаю всем естеством. Очень сложно не понять, когда при попытке назвать имя или спросить чьё-то имя возникает острое ощущение жжения во рту, как бы говорящего: ты уверен в своём желании?

Моя собеседница улыбнулась.

— Можешь. Только она глубже. Готов отправиться туда?

— Нет!

Мне как раз наоборот, надо подальше от глубины и поближе к поверхности. Может попробовать обратиться к кому-то, кто, наоборот, ближе?

— А что насчёт моего создателя?

Собеседница отрицательно покачала головой.

— Его мир — это мир живых.

Понятно. Нет, не в ту сторону думаю.

— Я хочу вернуться в свою цитадель, — говорю я.

И через несколько секунд стою на стене крепости, какой я её принял. Просто стенка, перекрывающая участок между двумя горными грядами да чахлая крепость, требующая ремонта. Я уже успел подзабыть, как всё это выглядело раньше. Ностальгии не испытал, наоборот, вид неотстроенной крепости вселял в меня тоску. Собственно, снова дискомфорт, да.

— И мы здесь, — моя спутница оглядывалась, будто пыталась найти, ради чего мы здесь оказались.

Я думал дойти до места, где лежит моя филактерия. Только сейчас этого места нет, точнее, башня не достаёт до нужной высоты. А если я зайду внутрь? Так, будто Предельный уже построен таким, каким я его запомнил.

Вхожу и оказываюсь в старом заброшенном замке. Узнаю комнаты, но выглядят они так, как выглядели бы, забрось люди крепость. Всё выглядело так, будто меня не появлялось. Не существовало. Мы прошли по крепости и спустились в тронный зал. Здесь даже трона не было.

— Почему всё выглядит так?

— Крепость выглядит так, как и должна выглядеть, — получаю я ответ.

Как и должна? Ну да, это только мне пришло в голову строить укрепления. Никто другой этого бы не сделал. И тогда дикарей бы не остановили. Да пожалуй, тогда они бы даже сносить ничего не стали, просто прошлись насквозь.

Выхожу во двор и вижу разрушенные ворота. И следы стоянки. Единственные следы присутствия человека. Так почему здесь всё выглядит так, будто меня не существовало? Пошли экзистенциальные вопросы. В чём смысл жизни, ради чего мы продлеваем своё существование и прочее.

Стараюсь построить логическую цепочку сначала. Почему меня не существует? Почему меня не существует здесь? Ведь для живых я вполне реален. Для живых.

— Для живых.

Оглядываюсь, но понимаю, что остался один. Для живых. Меня не существует для мёртвых, потому что я никогда не умирал. Я был мёртв по прибытии, так сказать. Вроде мёртвый, но не умиравший. Ошибка системы, исключение из правил. Так почему боюсь нырнуть глубже? Чего мне там бояться? Умереть? Так уже.

Оглядываюсь, чтобы попросить отправить меня глубже, но проводника отчего-то не вижу. Впрочем, а нужен ли мне теперь проводник? Ведь я уже здесь. Именно там, где надо. Крепость, ставшая началом моего пути.

Иду в крепость, туда, где меня поднял Хаарт. И, когда вошёл в ритуальную комнату, впервые не ощутил дискомфорта.

— Что же. Здесь всё началось…

Ритуал, уставший Хаарт, Башбах и Роган, орк и наёмник, мои первые подчинённые. Мои первые опыты с подъёмом нежити. Сельское хозяйство. Первые опыты с усилением защиты скелетов. И всё дальше, дальше, дальше. Как отстраивал крепость, как учился у двух оболтусов, договаривался с эльфами, набирал магов. Создавал и строил, строил и создавал. А ещё воевал. Сначала отбивался от дикарей. Создал Воронку Душ. Потом отбивался от лоялистов. Начал плодить младших личей. Сделал себе вампира. Экспериментировал. Создал торговую гильдию, чтобы позднее превратить её в экономического монстра. Посодействовал созданию философского камня. Я много чего успел натворить за эти годы.

Не успел только умереть.

Благо с этим помогли добрые люди, не оставили в беде. Маги Серой Цитадели. Закрытая секта, считающая всех, кто в неё не входит, в лучшем случае потенциальными врагами. Я их мысленно обзывал фашистами. Не просто так, хотя отлично понимаю, что «научное» определение фашизма физически не налезет на сову средневековых реалий. Нет сейчас ни банковского капитала, ни сплочения вокруг одного лидера против всех инакомыслящих. Я всего лишь предпочёл несколько иное определение. Идея о делении общества по врождённому непреодолимому признаку, возведённая в ранг государственной идеи, закреплённая в законе и открыто декларируемая внутри общества, с признанием всех не прошедших ценз рабами или врагами. Какая разница, есть в стране финансовый капитал или нет, если в ней можно родиться бесправным двуногим скотом без права на изменение своего статуса?

Вокруг камера с оковами. Вы просмотрели телепередачу «Жизнь Замечательного Лича», конец первой серии. Осталось разобраться, выделили бюджет на продолжение, или придётся сливать концовку, чтобы оборвать повествование. Сделать хорошую мину при плохой игре.

Выхожу из камеры, внезапно оказываясь на улице совершенно незнакомого мне города. Незнакомого категорически, архитектура, даже культура никак не совпадают с тем, что я видел в обоих мирах. Вертикальная архитектура, дома-башни, широкие многоярусные мостовые, обилие зелени. Только прохожих совсем нет, поэтому сложно понять, с чем имеешь дело.

— Как тебе мой дом?

Оборачиваюсь и вижу Ежелин. Девушка улыбается, добродушно, открыто. На ней невесомая одежда, но не пошлая, а наоборот. Образ «ангела», чистый, незамутнённый.

— Необычно. Теперь хочу посетить ваш город. Вижу, есть на что посмотреть.

Ежелин пожимает плечами.

— Не знаю. Для меня всё это — привычное зрелище.

Она подходит ближе.

— Значит, смерть — ещё не конец? — возвращаю ей её же вопрос.

— Как видишь, есть варианты. Это место может быть как персональным адом, так и местом покоя. Я здесь обрела покой.

Оглядываюсь, пытаясь считать ощущения. Дискомфорта пейзаж не навязывает, конечно, но чего-то в нём не хватает.

— Но ты хотела жить.

— И всё ещё хочу, — подтвердила Ежелин. — Я слишком многого не попробовала и не сделала.

— И Биа?

Ежелин нежно улыбнулась.

— За это спасибо. Ощущения тусклые, сюда попадает очень мало, но попадает. У меня появилось несколько новых мест здесь.

Хмуро оглядываюсь.

— Из-за меня ты в подвешенном состоянии. Ни туда, и ни сюда.

— Может быть. Но это нравится мне больше забвения. Доведи дело до конца.

— Какое? — не понял я. — Какое из?

Ежелин улыбается.

— Моё.

— Как?

Вопрос не праздный. Если бы я знал, что сделать, что изменить, я бы уже давно это сделал.

— Ты всё поймёшь. Теперь поймёшь.

— Не люблю, когда люди говорят со мной загадками.

Эльфийка пожала плечами.

— Это то, что я не могу выразить словами. А вдаваться в пояснения… Зачем, если ты всё поймёшь, как только очнёшься?

Пожалуй.

— А как мне очнуться? Или тоже скажешь, что я и сам всё пойму?

— Видишь? Ты сам всё отлично понял, — не скрывая лёгкой издёвки, ответила Ежелин.

И действительно, чего это я?

«Восстань»…