Ее превосходительство адмирал Браге

Глава 6

Как и следовало ожидать, адмирал Ксенофонтов на совещание не пришел. Еще третьего дня уехал с Великим князем на охоту, а телефонная линия, как на грех, возьми да отключись. Обрыв кабеля. Такое по зимнему времени случается сплошь и рядом, тем более в дальнем северном заказнике, но по факту в нужный момент «Президент» Себерии, Набольший боярин Адмиралтейства и Председатель Государственной Думы оказались совсем не в том месте, где им полагалось бы теперь быть. Так что в совещании приняли участие премьер-министр Коновалов, министр Обороны Хлынов, министр Иностранных Дел Добролюбов, заместитель председателя Сената Ковров, начальник Генерального Штаба маршал Земцов и адмирал Елизавета фон дер Браге-Рощина, как ответственный представитель Адмиралтейства.

Ей никогда не нравились все эти тайные игрища. Не была интриганкой раньше, не стала и теперь, и политиканство на дух не переносила. Однако совсем уж обойтись без нелюбезных ее сердцу «тайн Мадридского двора» никак не получалось. Жизнь диктовала свои условия и устанавливала правила, к которым приходилось приспосабливаться. Так что на совещание в личном особняке премьер министра пришла, села в одно из кресел, расставленных так, чтобы образовывать замкнутый круг, и приготовилась слушать. Впрочем, причины для срочного и секретного совещания в узком кругу были ей, более или менее, известны. Разведка Флота никогда не дремлет, и лично ей адмирал Кениг все, что следует, уже сообщил.

«Впрочем, пустое! – отмахнулась она от неактуальных мыслей. – Послушаем других, авось, что-то новое узнаю!»

- Все в сборе? – чисто для проформы спросил между тем премьер, осмотрел присутствующих, кивнул и приступил к делу:

- Павел Миронович, - обратился он к министру Иностранных Дел, - прошу вас, голубчик. Ваше слово.

- Спасибо, Андрей Поликарпович, - кивнул Добролюбов. – Итак господа, мы получили наконец внятное предложение о посредничестве в переговорах. Как и предполагалось ранее, это Великобритания и Франкия. Суть предложения заключается в том, чтобы начать под эгидой этих держав мирные переговоры с Ниппонской империей в Амстердаме и с Цинской империей в Цюрихе. Предложение сделано официально, соответствующие вербальные ноты вручены нашим послам в Лондоне и Париже. Ноты идентичны и содержат лишь «приглашение к мирным переговорам при посредничестве третьей стороны». Однако официальному дипломатическому обращению правительств Объединенного Королевства и Франкской республики к правительству Себерии сопутствовали «устные неофициальные разъяснения частного порядка». Здесь, - указал министр на папки коричневой кожи, лежащие на кофейных столиках перед собравшимися на совещание людьми, - находятся тексты вербальных нот, сделанные по памяти протоколы состоявшихся бесед, отчеты о неформальных встречах наших послов в Лондоне и Париже с некоторыми из своих коллег по дипломатическому корпусу и чиновниками соответствующих министерств Объединенного королевства и Франкии, и, наконец, аналитическая записка МИД, содержащая в качестве приложения данные, полученные нашей политической разведкой.

Вы сможете ознакомиться с этими документами позже. Сейчас же позвольте сформулировать лишь общие тезисы, связанные с поступившим предложением. Во-первых, несмотря на соблюдение дипломатических формальностей, предложение о переговорах носит ярко выраженный ультимативный характер. Подразумевается, что в случае нашего отказа, виновником войны будет считаться Себерия, что может повлечь за собой вовлечение в конфликт Великобритании и Франкии на стороне ниппонцев и цинцев. Угроза недвусмысленная, хотя официально нигде не оглашена. Во-вторых, хотя переговоры еще даже не начались, посредники позволили себе сделать предположения о некоторых пунктах будущего соглашения. В частности, предполагается, что по итогам военных действий к Ниппонии отойдут остров Сахалин и острова Курильской гряды, а также большая часть полуострова Камчатка.

- А морда не треснет? – поинтересовался раскуривавший сигару маршал Земцов.

- Полагают, что нет, - усмехнулся в ответ Добролюбов. – Они ведь, кроме всего прочего, требуют, чтобы мы убрались с Земли Хабарова. Совсем ушли. Хотят, видите ли, создать, так сказать, демилитаризованную зону.

- А цинцы, небось, хотят Маньчжурию, Харбин и Порт-Артур, - подал голос премьер Коновалов.

- Да, Алексей Александрович, - кивнул министр Иностранных Дел, - именно так. Хотят всего и побольше.

- В чисто военном плане, что цинцы, что ниппонцы все еще далеки от захвата большей части указанных территорий, - внес поправку министр Обороны Хлынов.

- Это так, - подтвердил начальник Генерального Штаба. – Обе империи провели масштабную мобилизацию и воюют уже в полную силу, но за прошедшие пять месяцев понесли значительные потери и не слишком преуспели в реализации поставленных планов. На Сахалине бои, на Камчатке тоже. Закрепиться на Тихоокеанском побережье Земли Хабарова ниппонцы практически нигде не смогли. Есть два неприятных плацдарма, но они изолированы, и расширить их ниппонцам пока не удается. Что же касается Маньчжурии, то там мы действительно потеряли около трети территории, но Ляодунский полуостров с Дальним и Порт-Артуром мы удерживаем, так же, как и Харбин.

Что ж, так все и обстояло. Не вооруженный конфликт, а полноценная война, и расхлебывать эту кашу придется долго и трудно.

- Не смогли захватить, решили оттяпать путем переговоров, - покривился, услышав разъяснения маршала, премьер.

- Ну, не скажите, Алексей Александрович, - возразил дипломат. – Операция, насколько можно понять, имеет далекоидущие цели и задумана в большей степени в Лондоне и Париже, чем в Нанкине и Токио. Нас пытаются окоротить и, в частности, выжать с Дальнего Востока. Согласись мы на их условия, Земля Хабарова станет легкой добычей британских, франкских и североамериканских банков и промышленных корпораций, а учитывая в каких долгах перед этими тремя державами находятся сейчас цинцы и ниппонцы, Порт-Артур и Харбин, скорее всего, получат статус Порто-Франко[101] с преобладанием британского и франкского капитала. То же самое случится с Корсаковым на Сахалине и Петропавловском Камчатским. Туда метят как раз американцы. Мы же теряем не только территории и престиж и несем огромные убытки, нас удаляют со сцены Тихоокеанской торговли. И кстати проблемы в этом случае будут не только у нас, но и у наших союзников из Тихоокеанского Союза[102].

- Ультиматум? – уточнила Лиза, предпочитавшая пока держать свои мысли при себе.

- Практически, да, - подтвердил глава МИД.

- Каковы их аргументы? – подал голос заместитель председателя Сената Андрей Иванович Ковров.

- Угрожают войной на двух театрах военных действий, - пожал плечами Добролюбов. – Окажут военную и финансовую помощь империям и Польше и, возможно, атакуют нас сами через Польшу и Швецию, а возможно, и на Дальнем востоке.

- Швецию давно пора оккупировать, - сделал вполне уместное замечание премьер Коновалов, и Лиза не могла с ним не согласиться. По ее мнению, лучше бы шведы провозгласили нейтралитет, а так, не в этот раз, так в другой, они все равно станут для Себерии законной военной добычей

– Если впишутся, - продолжил между тем свою мысль Коновалов, - разорвем Кенигсбергский мирный договор и отменим, к чертовой матери, их независимость.

- Их финансово-промышленный комплекс нас в этом случае поддержит, но монархисты и армия будут против, - уточнил Добролюбов. – Но это, разумеется, если сдюжим.

- Кто будет против нас, более или менее, понятно, - подытожил Ковров. – Интересно, кто будет за нас?

- САСШ будет сохранять формальный нейтралитет, но в тихую будет выполнять военные заказы ниппонцев, - объяснил Добролюбов. – Техас и Тихоокеанский союз будут за нас, но объявлять войну никому не станут. Пришлют волонтеров, продадут все, что попросим и выполнят военные заказы, к тому же через них можно будет торговать с третьими странами. Опять же патрулирование Берингова пролива, ну и по мелочам: кредиты, пожертвования, красный крест…

- Что Киев? – спросил министр Обороны.

- Время для объединения самое неподходящее, - покачал головой премьер. – Условия не созрели. Так что, скорее всего, вооруженный нейтралитет. Через свою территорию никого не пропустят, но! – поднял он вверх указательный палец. – Мне по личным каналам передали, что сделают все, что смогут, не нарушая формальностей. Сосредоточат войска на границе с Польшей, обеспечат свободный пролет наших «невооруженных» транспортов над своей территорией, - имеется в виду, в Крым, то есть торговлю со средиземноморьем мы не теряем, - и готовы продать нам все новье с верфей. Буквально все, что есть. Очень уж им деньги сейчас нужны.

- Что конкретно? – заинтересовался министр Обороны.

- Два эскортных авианосца, - процитировала Лиза доклад флотских разведчиков, - линкор, три тяжелых крейсера, пять – легких крейсеров, девять эсминцев плюс еще три новых эсминца из вступивших в строй готовы списать, если не станем скаредничать, и еще сколько-то транспортов, но это уже обычные грузовики.

- Спасибо, Елизавета Аркадиевна, - поблагодарил ее премьер. – Хазары, скорее всего войдут в нашу коалицию, им есть, что предложить, но все их контингенты встанут на границу с Золотой ордой. Впрочем, рокада через Хазарию того стоит. Сибиряки в том же положении. В коалицию войдут и постараются удержать границу с Золотой Ордой и цинцами. И это все, к сожалению.

- Мы должны согласиться на переговоры, - высказал свое мнение Добролюбов. – С помпой и с фанфарами, с широкими улыбками и шампанским. Перемирие. Представительная делегация, обсуждение в прессе. Утечки и слив. Но соглашаться на их условия, разумеется, не станем. Продемонстрируем удивление столь наглыми требованиями, выскажем праведное негодование и, пожалуй, даже возмущение, призовем в свидетели всю мировую общественность…

- И дадим цинцам и ниппонцам время, чтобы пополнить арсеналы, довооружиться и перегруппировать силы, - закончил за руководителя МИДа министр Обороны.

- В принципе, все верно, - согласилась Лиза. – Но нам все равно деваться некуда. Откажемся от переговоров, будем выглядеть агрессорами даже при том, что первыми напали они. Поэтому постараемся использовать паузу в тех же целях. Надо пополнить арсеналы и склады, привести армию и Флот в порядок. Жалоб много. Бардак развели. Дураков и лентяев на командные должности допустили. Коррупция, опять же. Но по законам военного времени много кому можно руки укоротить, а то и прическу подправить в районе шеи. Будем готовиться. Скорее всего, новый круг начнется не раньше июля, вот и давайте готовить страну к большой войне, и не забывайте о запасах продовольствия. Получим хлеб из Киева или нет, это еще неизвестно, а нам, между прочим, сибиряков еще кормить.

- Запасы – это да, - согласился Коновалов и снова осмотрел всех присутствующих:

- То есть, мы все согласны, что поддаваться на шантаж не станем? Есть принципиальные возражения? Нет? Тогда, давайте, Павел Миронович, выносите предложение о переговорах на Совет Министров. Будем обсуждать официально и со всеми подробностями. Всем же остальным придется использовать время, оставшееся до перемирия, чтобы привести дела на фронтах в порядок… Вы уж постарайтесь, господа!

«Мы уж постараемся», - Лиза раскланялась с присутствующими, прихватила папку с документами МИДа и вышла из комнаты.

Дом этот она знала давно, бывала в нем часто, но в новом качестве, - так уж вышло, - попала сюда впервые, хотя заняла свой высокий пост в Адмиралтействе еще в октябре месяце.

«Чудны дела твои, господи!» - мысль неоригинальная, но она дала лишний повод подивиться причудам ее судьбы. Вот уж чего не чаяла, так это такого феноменального карьерного взлета. Стать в пятьдесят лет, ну, пусть даже в пятьдесят три, полным адмиралом и занять третью по важности позицию на Флоте Себерии, это вам не фунт изюма. Это настоящее приключение!

В холле адъютант помог ей надеть кожаный реглан с меховым подбоем, и она, не застегиваясь, вышла на мороз. Зима в этом году выдалась студеная и снежная, и сейчас на улице было не только темно, - девятый час вечера на их широте, почитай, уже ночь, - но и холодно. Как бы, не минус двадцать с прицепом. Однако, если так, как она сейчас, - накоротке, - выйти из домашнего тепла в морозный вечер, вдохнуть полной грудью после долгого сидения взаперти холодный, чуть влажный воздух, почувствовать его прикосновение к лицу, увидеть редкие снежинки, кружащиеся в желтом свете фонаря, то сразу отпускает, пусть и ненадолго, копившееся весь день напряжение. Отступает тревога. Рассеивается озабоченность.

«На лыжах бы сейчас… километров пять хотя бы… Но где найти время? И так уже зашиваюсь!»

- Куда едем? – спросил между тем капитан Бронников, открывая перед ней дверцу локомобиля.

– В Кобонский Бор! – ответила, взглянув быстро на циферблат наручных часов. – Поздно уже, пора и честь знать.

- Разрешите напомнить, Елизавета Аркадиевна, на мызе вас ожидает лейтенант Якунов-Загородский.

- Спасибо, Федор Кузьмич, - поблагодарила она севшего рядом с водителем адъютанта, - действительно забыла.

«Ну, не страшно. Максимум, Стеша его ужином накормит. Родственник все-таки, хотя и седьмая вода на киселе».

На самом деле, она вызвала Виктора с фронта по собственной инициативе. И дело здесь было отнюдь не в родственных чувствах. Лиза ведь и сама, без этого сегодняшнего совещания, понимала, что дело идет к большой войне. Даже то, что происходило сейчас на Дальнем Востоке, являлось тяжелым испытанием не только для себерской армии и Флота, но и для всей республики. Для людей. Для экономики. Для всего. Но за «все» Лиза не отвечала. Ее зона ответственности – Флот, и она делала все, что в ее силах, чтобы Флот выстоял. Но кроме того она готовила его к Большой войне, исподволь реорганизуя все, до чего руки дотянутся, везде, где это возможно без капитального слома системы, накапливая резервы, создавая запасы, выискивая способы усиления.

И вот в середине ноября она получила от Виктора Якунова-Загородского письмо, причем не дома, куда он на правах родича мог с легкостью адресовать свое послание, а на службе – в Адмиралтействе. К слову сказать, письмо дошло до нее, - и дошло довольно быстро, - только потому что было адресовано именно ей, княгине, адмиралу и прочая, и прочая. Рядовые офицеры флота редко обращаются к кому-либо из лордов Адмиралтейства напрямую, но, если все-таки пишут, значит тому есть веская причина. Так рассуждает секретариат и, в общем-то, секретари не ошибаются: случайные послания приходят в Адмиралтейство крайне редко. Таким оказалось и то письмо.

В нем, Виктор коротко, технически грамотно и по-военному лапидарно изложил идею, которая вот, вроде бы, давно витает в воздухе, но которую так никто до сих пор и не сформулировал. Виктор писал о том, что в линейке боевых летательных аппаратов Флота остро не хватает специального самолета, заточенного исключительно на бомбометание. Взлетел с грузом бомб, доставил куда велено, - а боевой радиус в этом случае, должен быть соответствующий, - сбросил и улетел. Если, разумеется, штурмовики не перехватят. Но для этого «бомбардировщик», такое название Виктор предлагал для этого типа самолетов, должен иметь оборонительное вооружение типа того, какое установлено в штурманской кабине торпедоносца. Впрочем, Виктор не ограничился одной лишь теорией, а сослался на экспериментальный аппарат, созданный инженерами и конструкторами товарищества «Самолет». Виктор этот аппарат испытывал еще прошлым летом, но тогда эта машина позиционировалась, как грузовой транспорт.

Прочтя это письмо, Лиза отметила, что голова у лейтенанта работает хорошо, и, судя по ее собственным воспоминаниям о мире победившего социализма, думает Виктор в правильном направлении. Поэтому первым делом она вытребовала всю основную техническую документацию на модель «Самолет-Е153Э» и практически сразу убедилась, что ее сводный родственник абсолютно прав. Речь шла об огромном аппарате с хорошей аэродинамикой[103] и двумя паровыми машинами общей мощностью в две с половиной тысячи лошадиных сил, крутившими два соосных трехлопастных воздушных винта, установленных сзади, сразу за крестообразным хвостовым оперением. Эти толкающие четырехметровые в диаметре винты позволяли аппарату поднимать в воздух три с половиной тонны груза и перемещать этот груз на огромное расстояние – боевой радиус аппарата три тысячи километров – на крейсерской скорости в 520 км/час при наибольшей скорости в 600 км/час. Правда, Виктор совершенно справедливо замечал, что вместо грузового трюма на новом «бомбардировщике» надо будет устроить отсеки для бомб с открывающимися наружу бомболюками. Ну, и, разумеется, на него следовало поставить оборонительное вооружение.

Вот тогда Лиза и вызвала Виктора с фронта. Идея создания бомбардировочной авиации показалась ей своевременной, а успевший понюхать пороху «родственничек» - отличным кандидатом в кураторы программы.

Виктор ждал ее в дубовой гостиной, сравнительно небольшой уютной комнате с разожжённым камином. Сидел в кресле, придвинутом к огню, курил папиросу и смаковал благородную, – другой в доме не держали, – темную, как крепкий цинский чай, старку, отпивая маленькими глотками из граненого хрустального стакана. Початая бутылка пятнадцатилетней «Тверской особой» стояла на столике в углу. Домашняя прислуга на мызе Кобонский Бор любила лейтенанта Якунова-Загородского еще с тех пор, когда он был юным гимназистом.

«Умеет располагать к себе людей, - отметила Лиза, окинув комнату своим фирменным «длинным коротким» взглядом истребителя. – Всего один раз ошибся. Правда, сразу по-крупному. Такую девушку, дурень, упустил! Идол стоеросовый!»

- Здравствуй, Виктор! – сказала она вслух, сразу обозначив неформальный стиль общения «без чинов».

- Здравствуйте, Елизавета Аркадиевна! – парень встал из кресла. Впрочем, уже не парень, а молодой мужчина. Высокий, широкоплечий. Мундир сидит, как влитой. На груди орден «Святого Михаила 2-й степени» и золотой знак пилота 1-го класса.

«В прошлую нашу встречу…» - В июле на крейсере «Кострома» Виктор носил серебряный значок, 2-го класса.

- Когда успел поднять класс?

- Да само как-то вышло, - пожал плечами Виктор. - За бой над Амурским проливом начислили семь балов, - он поставил стакан со старкой на каминную полку и выбросил окурок в огонь, окончательно обернувшись лицом к Лизе. – Потом «Изборск» поставили на ремонт, и я вернулся в штурмовой полк. Двадцать три боевых вылета, четыре воздушных боя, семь штурмовок. Начислили еще 12 балов. Так и набрал.

- Молодцом! – похвалила Лиза. Парень действительно оказался стоящим. Не только красив и умен, еще и пилот правильный. – Ужинал?

- Да, спасибо.

- Время позднее, так что ночуешь у нас, но прежде, чем пойдешь спать, поговорим, - Лиза села в кресло, в котором до нее отдыхал Виктор и вытянула ноги к огню. – Себе другое возьми и плесни-ка мне тоже старки. Надо, знаешь ли, расслабиться, а у меня в последнее время это не очень хорошо получается.

- Как поживает Вадим Николаевич? – спросил между тем Виктор, пододвинув себе кресло и направляясь за старкой.

- Третьего дня принял округ на польской границе.

Что ж, у военных всегда так. «Дан приказ ему на запад, ей в другую сторону…»

- А ребята где?

- Учатся, - пожала плечами Лиза, - взрослые, сам понимаешь, самостоятельные. Позвонить матери… Впрочем, оставим. Это не тема для разговора. Еще вопросы есть? – посмотрела на Виктора с интересом, примерно зная, о чем он может ее спросить.

- Как Варвара?

- Из госпиталя выписалась, - Лиза взяла из рук Виктора стакан со старкой и понюхала напиток. – Хороша! Но это я, как ты понял, о старке. А Варя вернулась в Академию. Ходит гоголем. Но все еще сильно кашляет. А тут еще зима, и климат у нас, прямо скажем, варварский. Мороз, влажность… Никак от ранения в грудь не оправится.

- Могут списать?

- Это вряд ли, - покачала головой Лиза. – Здоровая девка. Думаю, оклемается! А если нет, то есть у меня для нее дело. Но это пока не актуально. Садись, - кивнула на кресло. – Поговорим.

Виктор сел и выжидательно на нее посмотрел.

- Ты писал о бомбардировщиках. Объясни концепцию, как ты ее себе представляешь.

- Особый класс самолетов, - сразу же, словно был готов к докладу заранее, начал лейтенант. - Предназначены для нанесения бомбовых ударов. Думаю, что универсализм здесь только во вред. Коч, конечно, можно использовать для бомбометания, но он, прежде всего, истребитель-штурмовик. Одна бомба – даже если это 250 килограммовая бомба, - погоды не делает. К тому же штурмовик сбрасывает ее на большой скорости. Он может пикировать, - это плюс, - но входит в крутое пике на высокой скорости. Даже с бомбой, это порядка семисот-восьмисот километров в час. Невозможно нормально прицелиться. Невозможно обеспечить точность попадания. Во всяком случае для большинства пилотов из линейных полков это именно так. То есть, нужна машина побольше. Как струг-вампир, например, только вместо торпеды бомбы, и чтобы пикировала с меньшей скоростью.

- Их так и применяют иногда.

- Я летал на торпедоносце, Елизавета Аркадиевна, у него плохо получается пикировать, да и выход из пике так себе. В общем, надо думать, но принцип именно такой: бомбовая нагрузка под тонну, скорость в пределах 450-500, один или два двигателя, боевой радиус 800-1000 километров. Способность бомбить с пикирования, сбрасывая бомбы на малой высоте и на приемлемой для точного прицеливания скорости. Вот, собственно, и все.

- Вооружение? – поинтересовалась Лиза, удивленная тому, как близко к известным ей образцам – Юнкерсу и Туполеву – подобрался этот себерский провинциальный аристократ.

- Курсовые пулеметы и турельная установка для стрелка в задней кабине, как на торпедоносце.

- А тот монстр, которого ты испытывал? С толкающими винтами, - задала Лиза новый вопрос и сделала осторожный глоток. Старка была превосходна, но это она знала заранее. Напитки для дома выбирал Вадим, а он в этой гадости знает толк.

- Это тяжелый бомбардировщик, Елизавета Аркадиевна. Бомбит с большой высоты, но действует всегда группой. Бьет по площадям. Боевой радиус тоже должен быть больше.

- Еще идеи есть?

- Так сразу не соображу, - покачал головой Виктор. – Надо подумать.

- Хорошо, - кивнула Лиза. – Мне это подходит. Считай, что с завтрашнего дня ты прикомандирован к специальной технической группе при 1-ом заместителе набольшего боярина Адмиралтейства. И первым делом займешься ты именно бомбардировщиками. Их надо сделать быстро и поставить на конвейер. И не артачься! Это не обсуждается. Успеешь еще повоевать. Налетаешься. Обещаю. Но сейчас новая техника важнее еще одного пусть и классного пилота в строю. К тому же кому-то придется все это добро еще и испытывать. Так что, думаю, не заскучаешь.

Помолчали. Лиза закурила, сделала глоток старки. Посмотрела на родственничка:

- Ну, что, лейтенант, готов к труду и обороне?

- Всегда готов! – как-то очень уж быстро и точно ответил собеседник, и это заставило Лизу насторожиться.

- Ну, ну, - улыбнулась она, подыскивая правильное слово. – Пионер, понимаешь, выискался.

- Что, простите? – опешил Виктор.

А, по идее, не должен был.

- Не забивай голову! – предложила Лиза, почувствовав, что неожиданно взяла след, да и афаэр, словно бы, ожил. Потеплел, потяжелел, однозначно реагируя на явно занервничавшего лейтенанта.

- Нет, нет! Елизавета Аркадиевна, - заторопился вдруг Виктор, - вы ведь сказали «пионер», я не ослышался.

- Американское словцо, - «отмахнулась» Лиза.

- Или русское, - осторожно «предположил» Виктор. - И про труд и оборону что-то знакомое. ГТО?

- Так, - сказала тогда Лиза, привычно удивляясь превратностям судьбы. - И кто у нас, тогда, пионер?

- Ребенок в красном галстуке, лучший друг комсомольцев…

- Даже так? – хмыкнула Лиза. - Затейливо, но возможно. Так ты, друг Виктор, был пионером? Может быть, и октябренком тоже?

- Даже в комсомоле состоял, - несколько растерянно ответил лейтенант, тоже, небось, сообразивший, куда дует ветер.

- Кучеряво. - Лиза достала из портсигара папиросу, обстучала и, не закуривая, крутанула в длинных сильных пальцах. - В партии коммунистов-ленинцев тоже состоял?

- Коммунисты-ленинцы – это же троцкисты, - нахмурился Виктор, - разве нет?

- О, как! – Искренно восхитилась Лиза. - Ты в каком возрасте сюда перешел? Я же тебя в первый раз, вроде бы, подростком встретила. Лет шестнадцать тебе тогда было.

- Семнадцать, - уточнил собеседник. - Но там, ну, вы понимаете, мне было много больше. Я подробностей не помню, даже, как звали там не знаю. Но по ощущениям, взрослый. А про коммунистов я вообще только сейчас по случаю вспомнил. И… Думаю, там, у нас, они просто коммунистами назывались, но я в их партии по молодости лет не состоял. А потом… - он удивленно посмотрел на Лизу и помотал головой, словно, не мог поверить тому, что вспомнил. – А потом, вроде бы, СССР прекратил свое существование, и коммунисты потеряли власть…

«Вот даже как! – поняла Лиза. – Это же Машкин мир».

- А как сюда попал? – спросила вслух. – Когда? Где?

- Точно не скажу, но давно, - не стал скрывать мнимый Якунов-Загородский. – Мальчишке, в которого я попал, было лет шесть. Беспризорник, доходяга. Где-то на железнодорожной станции Кунгур-сортировочная.

- А как стал Якуновым?

- Прибился к старику. Остальное правда. Крепостица на краю земли, полусумасшедший старик - отставной бригадир. Люди в деревне прозвали Якуновым внуком. Так и пошло. А вы?

«А я?»

- Давно, - коротко ответила Лиза. – В здравом уме и твердой памяти. Откуда – знаю. Кто – помню. У нас, знаешь ли, не типичная картина, - пояснила, чтобы совсем уж не запутаться. – Симбиоз, слияние. Как хочешь, так и назови. Но я с самого начала – только я. Не прежняя, не новая, другая. Понял?

- Д-да, - кивнул лейтенант. – Но это, наверное, строго между нами?

- Именно так, - с некоторым облегчением вздохнула Лиза, сделала большой глоток старки и наконец закурила.

- Про бомбардировщики, это оттуда? – спросила после пары затяжек.

- Так точно! – подтянулся Виктор.

- Мы же без чинов, - напомнила Лиза. – Я тоже кое-что знаю. Помню из фильмов и книг. Там ведь это не секретные данные. Но я та, которая оттуда, по профессии инженер-электрик, так что у меня тоже, знаешь ли есть про запас пара идей. Другое дело, что я, Виктор, попросту не хотела слишком уж ускорять военно-технический прогресс этого мира. Ты же понимаешь: сделаем мы те же бомбардировщики, через полгода они будут уже у всех. И пошло!

- Что-то изменилось?

- Да, - кивнула она. – Себерия стремительно втягивается в Мировую войну.

- Про мировую войну помню, - наморщил лоб Виктор. – Кажется, даже про две.

- Две и было, - подтвердила Лиза. – Но ты вот что, лейтенант. Давай-ка мы сразу договоримся, такие разговоры только наедине, и когда точно знаешь, что никто не слушает. Нам обоим лишние вопросы не нужны. Согласен?

- Да.

- Тогда, еще вопрос. Есть сомнения в том, что Себерия – это наша родина?

Закономерный вопрос, между прочим. Личные интересы дело хорошее, лояльность тоже. Но, если сомневаешься в том, что это твоя родина и другой уже не будет, дело швах. Сотрудничать можно, разумеется. С осторожностью и оглядкой, но работать вместе – нет. Так что вопрос она задала самый что ни на есть уместный: родина тебе, друг сердечный, Себерия или нет?

- Родина! – твердо ответил Виктор. – Я здесь, считайте, второй раз родился и вырос.

- Отлично! - С известным облегчением кивнула Лиза. - Теперь вернемся к нашим баранам. У меня, я тебе об этом уже говорила, и у самой были идеи, но я их очень осторожно озвучивала, чтобы не ускорять гонку вооружений. Однако теперь не до щепетильности и моральных императивов. Себерии надо воевать и победить, и здесь приветствуется любая помощь. Поэтому Техническому Бюро быть. Я уже подобрала для него пару-другую гражданских «психов», они и сами не дураки, но, главное, под их прикрытием можно будет опробовать несколько небесполезных идей. Например, нормальная система наведения для торпед. Но под своим именем я такое предложить не могу, разве что озвучу завиральную концепцию. Доводить все равно придется тебе. Звание у тебя низковатое для наших целей, но думается, старлея я тебе в ближайшее время пожалую, а там, глядишь, и за немереные заслуги перед Флотом пробьем тебе внеочередного каплея. Идеи-то стоящие. Инфракрасный датчик, например, или, вообще сделать радиоуправляемую ракету.

- Радиоуправляемая ракета с радиоскопом, - предложил вдруг Виктор. – Чтобы оператор видел, куда ведет ракету.

- Умничка! – похвалила Лиза.

«Действительно, не дурак! Очень удачно, что он оказался под рукой».

- Ты по-русски читать умеешь? – спросила, вспомнив про свою секретную библиотеку.

- На таком? – спросил Виктор, переходя на «настоящий» русский.

- Да.

- Умею, - кивнул он. – У меня там какое-то высшее техническое образование, вроде бы, было.

- Это хорошо, - улыбнулась донельзя довольная этой встречей Лиза. – У меня одно время был канал в один из миров. Не мой. Может быть, твой…

Всей правды она ему открыть не могла. Слишком опасно, а береженого, как известно, бог бережет.

- У нас, там, откуда я родом, социализм, знаешь ли, победил. Те самые коммунисты-ленинцы Троцкого. А вот у тебя наступил капитализм. В общем, пока был канал, я оттуда книг натащила: физика, математика, химия, электроника… Кое-что по оружейной и авиационной тематике. Немного, но есть чему поучиться. Все книги на том русском, без обложек и форзацев. Но все равно светить их не стоит. Все, что нужно, переписываешь от руки и «продаешь», как новую идею. Свою или какого-нибудь безымянного гения. Или, скажем, наша разведка где-то что-то пришустрила. Хранилище я тебе потом покажу и предоставлю доступ…

Задействовать Виктора в операции «Научно-Технический Прогресс» представлялось правильным и уместным, а значит, так тому и быть.

Ара выписалась из госпиталя только в конце ноября и практически на следующий день вернулась в Академию. Она попросту не могла откладывать возвращение, поскольку и так уже пропустила почти весь осенний семестр. Отчислить, наверное, не отчислят, - все-таки она герой боев за Дальний Восток, - но легко могут оставить на второй год, а этого она себе позволить не могла. Интуиция подсказывала, что военные действия, идущие сейчас в Маньчжурии и на Земле Хабарова – это только начало. Возможно, мир попросту сходит с ума, или он всегда был таким, только историки забыли написать об этом в своих умных книгах? Однако, так или иначе, по ощущениям, - для аналитики у Ары не хватало самого главного – фактов, - эта война так быстро не закончится. Дай бог, чтобы не расползлась на другие страны! Но даже если не распространится на другие территории, в ближайшее время Себерия будет нуждаться в хороших пилотах, а у Ары, как ни крути, имеется настоящий боевой опыт. Она была под огнем, и знает, почем фунт лиха. Она битая, и не даром за таких, как она, двух небитых дают!

В общем, выписалась и притащилась в Академию. Там, разумеется, все смотрели на нее, как на икону Иверской Божьей Матери. Особенно курсанты. Мало того, что Ара уже мичман, так у нее еще и орден на груди, - и не какой-нибудь вообще, а «Себерский крест 1-й степени», - две медали за «Героизм в бою», да еще и золотая нашивка за ранение на левом рукаве тужурки и шинели. Правда, для курсантов-девушек не менее значимой оказалась информация о том, что Варвара Бекетова умудрилась на войне выйти замуж, и муж у нее зачетный – кавторанг и командир полка торпедоносцев. То есть, по факту, это был настоящий триумф. Вот только Ара едва стояла на ногах, мундир висел на ней, как на вешалке, лицо выглядело, как римская посмертная маска – бледное до синевы, бескровное, с черными тенями вокруг глаз. Про такие лица говорят, что краше в гроб кладут. Но бог бы с ней, с красотой! Хуже было другое. Ее все еще качало от слабости, мучили ноющие боли в груди и влажный кашель приступами. А ночью она просыпалась в холодном поту от не отпускающих ее военных кошмаров.

Так она промучилась почти две недели, стоически преодолевая и слабость, и боль, и тоску, а потом в Академию приехала ее крестная и своей властью адмиралтейского боярина забрала Ару домой. Впрочем, не к отцу, а именно к себе в Кобонский Бор.

- Поживешь пока здесь. - Голос адмирала звучал ровно, но не понять, что это приказ, было бы большой ошибкой.

– Летную практику тебе и так зачтут, - объяснила, чтобы погасить вспыхнувший в душе Ары пожар, - а теорию по всем предметам сдашь экстерном. Я тебя сюда не бездельничать привезла, а тяжело работать. Ты мне нужна в строю, и как можно скорее. С этим все ясно?

- Так точно! Но…

- Без «Но», - отрезала адмирал. - Сейчас тебя осмотрит доктор. Хороший доктор, ты уж мне поверь, и начнем приводить тебя в порядок. Отца твоего я предупредила, мужа тоже. Скоро приедет. Я имею в виду Олега. Ему все равно отпуск положен, так что не думай, это не протекция. Заодно получит очередной орден. С этим все?

- Так точно! – отрапортовала Ара, которая, не смотря на слабость и боль, соображала быстро.

- Тогда, так, - кивнула адмирал. – Я здесь иногда ночую, но чаще все-таки в городской квартире. Слуги предупреждены и будут о тебе заботиться. Не стесняйся, если что нужно – купить, приготовить, передать, - обращайся к Анне Карловне. Чаю, не забыла еще нашу Карловну?

- Никак нет.

- Хорошо, - снова кивнула адмирал. – Телефон, радиоскоп, библиотека – все в твоем распоряжении. Программу четвертого курса, все необходимые книги и, - подмигнула Браге, - комплект очень хороших конспектов от очень хорошего человека тебе завтра подвезут прямо сюда. Это все! Теперь пошли показываться доктору.

- Вот, Маша, - сказала адмирал, когда они вошли в одну из комнат второго этажа, - это Варя, ее надо бы подлечить.

В комнате их ожидала высокая и очень красивая молодая женщина. Стройная брюнетка с полной грудью. Не девочка. Это определенно. Но сколько ей лет на самом деле, понять было сложно. Не меньше двадцати пяти – это первое, что Ара могла о ней сказать.

«Не меньше двадцати пяти… И… Не более тридцати пяти!»

Но, разумеется, это были всего лишь догадки. Ничего определенного, однако в глазах… В красивых синих глазах чудилось отражение очень долгой и очень бурной жизни.

- Это Мария Ивановна Бессонова, - представила женщину адмирал. – Она очень хороший врач, Варя. Ты уж мне поверь на слово. Здесь, в Шлиссельбурге, оказалась сейчас случайно. Можно сказать, проездом. Так что, считай, тебе крупно повезло.

- Все, Маша, оставляю девушку на твое попечение, - обернулась адмирал к Марии Бессоновой. – Завтра поговорим, а сейчас мне надо бежать.

- Езжай, Лиза! – махнула рукой доктор. – Не волнуйся. Вылечим мы твою красавицу!

У Марии Бессоновой оказалось очень странное произношение. Ара каких только акцентов не слышала, - в Земле Хабарова вообще говорят по-русски так, что смех разбирает, - но такого необычного произношения нигде пока не встречала.

- Акцент не мешает? – Между тем спросила доктор, и ее вопрос прозвучал так, что становилось понятно, ее везде про это спрашивают.

- Нет, я вас хорошо понимаю, - заверила Ара.

- Ну ладно, тогда, - усмехнулась Мария Бессонова. - Я родом с Мадагаскара, из Старой колонии в Тулеаре. Это для справки. А теперь раздевайся, будем смотреть, что там у тебя, и как.

Следующие полчаса женщина вдумчиво слушала дыхание Ары и ее сердечный ритм через стетоскоп, осматривала шрамы, оставшиеся от пулевых ранений, пальпировала тут и там, выстукивала то пальцами, то молоточком, осматривала горло, надев ларингоскоп, и уши с помощью прибора, похожего на воронку, расспрашивала о том, о сем, и вообще делала много очень разных вещей, ничего, впрочем, не записывая, и никак результаты своего осмотра не комментируя.

- Ладно, душа моя, - сказала, закончив свои бесполезные, на взгляд Ары, исследования, ее в госпитале еще не так крутили и вертели. – Сейчас я тебя немного подлечу и пропишу кое-какие лекарства. Если станешь принимать их как скажу, через десять дней будешь, как новенькая. Тогда, останется только набрать вес и мускульную массу, но это, чаю, ты и без меня сделать сумеешь. Тем более, что в этом доме имеется вполне приличный набор тренажеров. Так что, вперед и с песнями! Жрать, спать, гулять и плавно увеличивать физические нагрузки!

Женщина была не только красива. Она была легка в общении, двигалась так, что на нее хотелось смотреть даже тогда, когда она ничего особенного не делала, и еще – не прилагая к этому никаких особенных усилий она удивительным образом располагала к себе. Ара была практически уверена, что все ее пасы-шмасы и прочие камлания бессмысленны и не эффективны, и, тем не менее, беспрекословно подчинялась Марии Ивановне и делала все, что та крайне вежливо от нее требовала. И не потому что так приказала адмирал, - хотя и поэтому тоже, - а вследствие удивительной симпатии, к этой неординарной женщине из далекой Тулеары, неожиданно и беспричинно возникшей у Ары буквально с первых минут знакомства.

А между тем, доктор Бессонова – «Да, да, Варя, я действительно доктор медицины, где-то даже диплом завалялся», - около часа делала Аре некий лечебный цинский массаж, большая часть которого сводилась, впрочем, к плавному движению рук Марии над телом Ары. Потом сделала несчастному мичману три разных инъекции - одну в зад и две прямо в вену на сгибе локтя – и отправила мыться и спать.

- Утром поговорим, - напутствовала она Ару, почувствовавшую вдруг нечеловеческую усталость и сильную сонливость, так что с трудом добралась до ванной комнаты, где без удовольствия, буквально засыпая на ходу, приняла душ, кое-как обтерлась полотенцем, доплелась до кровати, упала, и все, собственно.

Ночь прошла спокойно, без приступов кашля, кошмаров и прочих неприятностей. Утром, после десяти часов сна, - заснула накануне в полдесятого вечера, проснулась сегодня в семь тридцать утра, - Ара впервые после ранения почувствовала себя по-настоящему хорошо.

- Ну, вот! Совсем другое дело! – довольно улыбнулась Мария Ивановна, наблюдавшая, как Ара сметает со стола все подряд: манную кашу со сливочным маслом и клубничным вареньем, отварную осетрину, яйца вкрутую, белый хлеб с маслом и медом и большой кусок пирога с капустой. Запивала она все это водой, но уже с середины завтрака не могла думать ни о чем другом, кроме кофе. Но в госпитале ей не рекомендовали употреблять напитки с высоким содержанием кофеина. Якобы, они мешали восстановлению функций вегетативной нервной системы. Однако сейчас у нее был совсем другой доктор, и Ара решила попробовать:

- Как вы думаете, Мария Ивановна, мне можно выпить чашечку кофе?

- Кофе? – удивленно подняла бровь женщина. – Отчего бы и нет? Пейте на здоровье. Две-три чашечки в день вам не повредят. Вот от алкоголя пока воздержитесь. Начнете набирать вес, увеличите физические нагрузки, тогда и «велкам»[104] - добро пожаловать в клуб любителей кофеина, никотина и крепкого алкоголя.

Кроме странного акцента, в речи доктора, как успела заметить Ара, было также много англицизмов, которые она, худо-бедно, понимала, поскольку свободно говорила на этом языке, и немало необычных оборотов речи, которые, по-видимому на что-то намекали, но она не знала, на что именно. Странный язык, понятный и чужой одновременно, но впечатления от самой женщины это не портило. Напротив, придавало ей некое дополнительное очарование.

- Ну, как самочувствие? – спросила доктор Бессонова после завтрака. – Полегчало?

- Да, - подтвердила Ара. – Намного лучше. Ночь проспала без кашля…

- Это хорошо, - чуть улыбнулась Бессонова. – Ожидаемая реакция организма – это всегда хорошо. Но твой, Варя, индивидуальный ответ оказался даже лучше ожидаемого. И это вселяет… Ну, скажем, вселяет осторожный оптимизм. Поэтому давай-ка не будем жадничать и трахнем твой организм еще разок. Хуже не будет. Но, возможно, будет лучше.

Ара в ее словах ничего, разумеется, не поняла, но, учитывая перемены, произошедшие в ее состоянии со вчера на сегодня, готова была буквально ко всему. И это все – «пасы, шмасы и камлания», - приняла, как неизбежное зло, тем более, что не больно и даже не щекотно. Лежала и не дергалась, позволив доктору Бессоновой делать все, что та сочтет нужным. И вот что любопытно, если вчера Ара ничего особенного не почувствовала, то сегодня движения Марии Ивановны сопровождались то волной мягкого тепла, медленно прокатывающейся по всему ее телу, то дуновением испепеляющего жара, от которого на глазах выступали слезы, и стерпеть который, не заорав благим матом, можно было только большим усилием воли. Правда, волна смертельной стужи оказалась ничуть не лучше, так что с «не больно и не щекотно» Ара явно поторопилась. Однако с одра - обтянутого кожей топчана для медицинских процедур и массажа, - встала после лечения неожиданно бодрой и полной сил, что выглядело странно, но, разумеется, приятно.

- Согласись, так лучше? – улыбнулась Бессонова.

- Да, большое спасибо! – сразу же откликнулась Ара. – Как вы это делаете, доктор?

- Слышала про Тибет?

- Да, - кивнула Ара.

– Ну, вот один добрый человек из … Сычуани[105]… в смысле, из Лхасы научил. Искусство древнее, сакральное и сложное к постижению, но мне удалось, - улыбнулась женщина. - Где-то так. А сейчас, милая, пойдем-ка посмотрим на твои лекарства.

Лекарства, как выяснилось, были приготовлены в комнате Ары. Наверное, принес кто-то из немногочисленных слуг адмирала.

- Что ж, - Бессонова кивнула Аре на стул, придвинутый к столу. – Садись, бери бумагу и карандаш, записывай. Две склянки зеленого стекла, в них двухцветные капсулы[106]. Тридцать штук в каждой – это тебе как раз на месяц. Одна капсула после завтрака, одна – после обеда. Далее, у нас имеется склянка желтого стекла с белыми таблетками. Следует принимать одну таблетку утром после завтрака. Может вызывать жажду, но это не страшно. Выпьешь лишний стакан воды, и всех дел. В прозрачной склянке – большие коричневые таблетки, на которых по-франкски написано 20 миллиграмм. Там посередине есть углубление, так что таблетка легко ломается пополам. Половинку перед сном. И, наконец, вот эти баночки с синими капсулами. По одной с утра, можно и на голодный желудок, но лучше все-таки сперва что-то съесть. Курс три месяца. Как раз хватит времени, чтобы полностью восстановиться. Вот, собственно, и все. Записала?

- Записала, - подтвердила Ара, рассматривая эти странные лекарства в явно неродных банках и склянках без надписей. – А это…

- Это то, что поднимет тебя на ноги, и о чем никому не следует рассказывать. Понимаешь?

- Наверное.

- «Наверное» недостаточно! – отрезала доктор Бессонова. – Дай мне слово офицера Флота, что не станешь никому рассказывать, ни с кем консультироваться и, тем более, не передашь эти лекарства в руки врачей или фармацевтов. Меня Елизавета лично попросила, потому я и приехала. И привезла все это специально для тебя. Но ты же не хочешь подвести адмирала?

- Никак нет! – Ара встала из-за стола и вытянулась по стойке смирно. – Слово офицера, доктор. И спасибо!

- Ну, вот, - усмехнулась женщина, - другое дело. А по сути, ситуация такова. Всего этого мало, и на всех не хватит. Сейчас была возможность достать, в другой раз может и не получиться. А химический анализ дело тонкое. Решат, что поняли, начнут гнать вал, угробят массу народа. Это, чтобы ты совестью не мучилась. Все понятно?

Что ж, Ара была достаточно умна, чтобы понимать, не все тайное должно становиться явным. Ей повезло, что у нее такая крестная. И на этом все, собственно.

- Я все поняла, - сказала она вслух. Спасибо, Мария Ивановна!

Адмирал Браге выполнила свое обещание. Виктор получил звание старшего лейтенанта так быстро, что у него от такого карьерного взлета «даже голова закружилась». А служил он теперь в Особом Техническом Бюро, находившемся в прямом ведении первого заместителя Набольшего боярина Адмиралтейства адмирала флота Елизаветы Аркадиевны фон дер Браге-Рощиной. Служба, как и ожидалось, оказалась по-настоящему интересной, но работать приходилось, что называется, за троих. В буквальном смысле день и ночь.

Сейчас Виктор руководил доводкой до ума трех больших проектов. Два из них относились к программам краткосрочной перспективы и могли быть реализованы уже в ближайшие месяцы. Речь шла именно о тех машинах, о которых он рассказывал Елизавете Аркадиевне в их первую деловую встречу. На полигоне Липная Горка близ Тихвинского филиала авиастроительного завода товарищества «Мотор» уже испытывались первые предсерийные образцы двухмоторного пикирующего бомбардировщика. По новой, еще не утвержденной Адмиралтейством классификации это был «бомбардировщик поля боя»: относительно короткий разбег, способность взлетать с грунтовых аэрополей, боевой радиус 800 километров, крейсерская скорость 580 км/ч, грузоподъёмность 1100 килограмм. Как раз накануне выдался ясный день, и Виктор летал на геликоптере на полигон, чтобы посмотреть на испытания.

В течение дня в воздух подняли все три имевшихся на данный момент машины, и результаты не могли не радовать. Конечно оставалось еще много технических вопросов, требующих разрешения прежде, чем «Сапсан-7» пойдет в большую серию. Надо было довести до ума кислородную систему и герметичность кабины, так как бомбардировщик мог подниматься на высоту до десяти километров. Следовало так же решить вопрос о том, что важнее сто килограмм дополнительной бомбовой нагрузки или еще один стрелок. Пока в прототипах Первом и Втором предполагался экипаж из трех человек – пилот, штурман, стрелок-радист, - а на Третьем – из четырех. Там добавлялся еще один хвостовой стрелок, чтобы плотно перекрыть, как верхний, так и нижний сектора задней полусферы, и прикрыть при необходимости нижний передний сектор. Но на самом деле проблем было гораздо больше: тут и автоматика бомболюков, и механизм автоматического выхода из глубокого пике, а еще вооружение, радиостанция и множество других технических вопросов, над ответами на которые в ударном темпе бились лучшие конструкторы и инженеры полигона и завода.

Одновременно на заводах Кокорева в Вологде заканчивали работу над тяжелым бомбардировщиком с соосными толкающими воздушными винтами, там же на аэрополе Коржа-Испытательный облетывали его прототип. «Орел» был хорош и, в общем-то, практически готов для серийного производства, а перед инженерами и конструкторами стояли, в принципе, те же задачи, что и в случае с пикировщиком. Но, разумеется, с поправкой на размеры, грузоподъемность, потолок и боевой радиус. Кроме того, для «Орла» пятой модели требовалось спроектировать две, а возможно, и три герметичные кабины, чтобы рационально разместить в его недрах все шесть членов экипажа.

Однако самым интересным и наиболее секретным являлся третий проект, получивший обозначение «Удар грома». В рамках этого проекта разрабатывался первый в этом мире реактивный истребитель-штурмовик «Х-1», который позже предполагалось назвать «Болид-1». Как ни странно, идея была не нова, но дело тормозилось из-за двух крайне серьезных проблем. Первая была чисто психологической: командование флота не понимало зачем нужен этот сложный, опасный и дорогой аппарат, если максимальный прирост скорости будет всего сто километров в час. Новые модели штурмовиков – «Коч-15», например, - итак уже добрались до скорости в 700 км/ч, а для быстрого взлета или форсирования скорости в бою были разработаны реактивные бустеры.

Вторая проблема относилась к области науки и технологии. Для того, чтобы довести реактивный самолет до поточной линии, Рубинштейну нужен был надежный реактивный двигатель. Такой двигатель был давным-давно разработан в другом мире, успел устареть и, соответственно, был подробно описан в литературе по истории авиации и ракетостроения, но Виктору пришлось его «изобрести» заново, подбросив нужным людям в подходящий момент несколько интересных идей. Так в Себерии был создан первый по-настоящему работоспособный одновальный турбореактивный двигатель, работающий на искусственном топливе, производимом из каменного угля. Тем не менее, работы на «Болиде» было еще много. Что называется, начать и кончить.

Учитывая обстоятельства, Виктор старался успевать везде. Очень уж ему хотелось оправдать доверие адмирала Браге. Вот и крутился, словно белка в колесе, но все равно не успевал сделать все, что запланировано. Поэтому еще в декабре он внес в свою жизнь несколько рациональных изменений, позволявших сделать его деятельность более эффективной. Первым делом, Виктор отменил выходные, они при нынешних его обстоятельствах, были Виктору без нужды. Затем, чтобы сократить время на дорогу со службы и на службу, он переехал в здание, выделенное Адмиралтейством под Специальное Техническое Бюро. С разрешения Елизаветы Аркадиевны построил себе там под крышей небольшую холостяцкую квартирку. Входить в нее он мог или через Бюро, или с параллельной улицы.

Ничего особенного, не роскошь, а всего лишь служебная необходимость, которую вскоре оценили и некоторые другие сотрудники из холостых. Здание – небольшой трехэтажный особнячок постройки начала прошлого века – стояло на тихой улице на самой границе старого города. Четвертый – мансардный - этаж построили прямо в ходе ремонта. Ну, и кроме того Виктор обзавелся служебным геликоптером, организовав для него посадочную площадку у себя над головой, на крыше особняка. Так что по городу он носился на мотоцикле, окончательно перейдя по такому случаю на кожаную пилотскую униформу, а на испытательные базы, заводы и аэрополя летал на геликоптере. Это экономило ему массу усилий и позволяло сделать больше дел за единицу времени. Однако случались и передышки.

В тот день, вечером, закончив все дела в конторе, Виктор решил перекусить. Дело было в восьмом часу вечера, когда из кабинетов Бюро испарились все сотрудники, кроме горстки полубезумных гениев, которым он, увы, ничем в данный момент помочь не мог. Впрочем, он подумал было, что может еще немного посидеть в своем кабинете, чтобы изучить отчеты об испытаниях новой техники, но почувствовал вдруг лютый голод и по случаю вспомнил, что сегодня не только не обедал, но даже не позавтракал. Выпил чашку кофе с папиросой и спустился в Бюро, да так там и остался, выпив, правда, за день несметное количество чашек чая и кофе и выкурив две пачки папирос. Немудрено поэтому, что у него не только сводило живот от голода, у него еще и голова кружилась. В общем, сообразил, - не дурак, поди, - что так дальше дело не пойдет, сменил летный шлем на фуражку и пошел искать ресторан или чайную. На их улице подобных заведений не было вообще, - тихий «спальный» район, застроенный солидными домами, - но, если пройти несколько кварталов на восток, ты попадал на ярко освещенный и полный жизни Великокняжеский проспект. Вот там было полно ресторанов, чайных и пивных, а также кухмистерских, трактиров и новомодных франкских кафе.

Вот, собственно, на пути туда он и встретил ту, о ком, честно говоря, давно уже не вспоминал. Они одновременно вошли под свет фонаря: он с одной стороны, а боярыня Селифонтова – с другой. Увидели друг друга и встали, как вкопанные. Так и стояли, наверное, с минуту, рассматривая он ее, а она - его, и не зная, что сказать. Наконец, Виктор опомнился, - все-таки авиатор, - и сказал то, что думал:

- Ужасно рад тебя встретить, Настя.

- Серьезно? – неожиданно спросила она своим по-прежнему волнующим чуть хрипловатым голосом. – Я думала, ты меня никогда не простишь.

- Дело давнее, - дернул он губой, обсуждать их прошлое никак не входило в его планы. – Ты как здесь?

- Я здесь живу, а ты?

- Я здесь неподалеку служу, - объяснил Виктор.

- А сейчас куда? Домой?

- Домой? – переспросил он и улыбнулся. – Да, нет, Настя. Я живу прямо над своей конторой. Квартира у меня там служебная. А сейчас вот вышел, чтобы поужинать, пообедать и заодно позавтракать.

- Сурово, - покачала головой женщина. – Что же это за служба такая, Витя, что ты даже поесть по-человечески не можешь?

- Управление делами Адмиралтейства. – Таково было их официальное прикрытие.

- Давно? Впрочем, не важно! – остановила свои расспросы Настя бывшая Берг. – Потом расскажешь. Пойдем ко мне, накормлю домашним. Или будешь стесняться?

- Не буду, - пожал плечами Виктор. – Показывай дорогу.

Оказалось, Настя жила совсем рядом с тем местом, где они встретились, занимая большую квартиру на седьмом этаже солидного, облицованного гранитом здания. Просторная, хорошо устроенная и со вкусом обставленная квартира. Это Виктор успел увидеть и оценить даже по тем нескольким помещениям в которые попал. Между тем, сняв в прихожей кожаную летную куртку и оставшись в черной форменной тужурке, Виктор прошел за хозяйкой в гостиную, где она предложила ему обождать, пока кухарка сообразит ему «на скорую руку» обед.

- Выпьешь? – Казалось, за прошедшие шесть лет Настя ничуть не изменилась. Так же молода, красива и полна жизни.

- Только если составишь мне компанию.

- Составлю.

- Что тебе налить? – Виктор встал из кресла и на правах мужчины пошел к буфету.

- Немного коньяка.

Среди многочисленных бутылок, выставленных в буфете, - сейчас Виктор вспомнил, что где-то там, в его прошлом-будущем, это называлось баром, - виднелась и пузатая темного стекла бутылка франкского коньяка. Ее-то он и достал.

- Как поживаешь? – спросил, разливая коньяк по бокалам. – Как детки? Как Викентий Борисович?

- Тебе подробно или ну его? – поинтересовалась Настя.

- Тебе решать. - Виктор вернулся к креслам, передал Насте бокал и сел напротив нее.

- Живу неплохо, - ответила женщина, едва пригубив свой бокал. – Это лучшее определение, какое могу дать.

«Неплохо, - отметил Виктор. – Не хорошо или замечательно, а именно неплохо. Н-да…»

- Детка у меня один. Володя. Полагаю, он должен бы выйти, чтобы пожелать мне спокойной ночи, так что увидишь еще. А Викентий Борисович находится сейчас в Порт-Артуре. Назначен в декабре начальником Медсанупра 3-ей армии.

Третья армия защищала город, порт и весь Ляодунский полуостров. Серьезная военная сила, и должность начальника Медикосанитарного управления такого воинского объединения – важная ступень в карьере военного медика.

- Чаю, получил еще одну звезду на погоны?

- Правильно мыслишь, - кивнула женщина. – Ну а ты как? Вижу уже старший лейтенант, орден на груди… Успел повоевать?

- Да был на фронте в Земле Хабарова. Сначала летал на штурмовике, потом служил третьим пилотом на крейсере, ну а еще потом снова пересел на штурмовик, пока сюда не отозвали.

- Полагаю, не женат?

- Правильно полагаешь. – Виктор не смутился. Вопрос, как вопрос. Да и стесняться ему нечего.

- Есть невеста? – продолжала допытываться Настя.

- Нет, - покачал он головой. – Пока не встретил «ту самую».

- Даже так…

- Тебя что-то смущает? – Виктор был совершенно спокоен, хотя, положа руку на сердце, встреча оживила все те воспоминания, возвращать которые он никак не хотел.

- Да, нет, пожалуй. Ты кстати можешь курить.

- Спасибо.

Виктор достал папиросы и зажигалку, придвинул к себе пепельницу, закурил.

- А что не так было с той девушкой, с которой я встретила тебя в театре?

«Почти три года прошло, а она помнит? – Удивился Виктор, пыхнув папиросой. – Однако!»

- Варя Бекетова, - сказал он вслух. – Хорошая девушка и пилот от бога. Уже мичман, и орденов у нее поболее моего. А еще золотая нашивка на левом рукаве. Знаешь, поди, что это означает?

- Тяжелое ранение… Она?..

- Недавно выписалась из госпиталя, - успокоил он разволновавшуюся было Настю. – Еле ходит, но, даст бог, оклемается. Она крепкая. И она не моя, если ты об этом. Замуж вышла еще летом. На фронте. За своего комполка.

- А так разве можно? – нахмурилась женщина.

- На фронте все можно, - усмехнулся Виктор. – Знаешь же, как говорят, война все спишет.

Они еще поболтали о том, о сем. О войне, об адмирале Браге, которая им обоим, хоть и по-разному, не чужая. Вспомнили детство и общих знакомых, и еще что-то, что не имело особой ценности ни для него, ни для нее. А затем бонна привела в гостиную мальчика лет шести. Это был Володя Селифонтов, и он пришел «пожелать маменьке, покойной ночи». Настя представила мальчика Виктору, объяснила сыну, что Виктор друг ее детства, поцеловала и отослала спать. И как раз в этот момент их пригласили за стол.

- Не обсуждается, - сказала Настя, вставая из кресла, и твердо посмотрела в глаза Виктору.

- Могла бы раньше сказать, - покрутил головой он.

- Тема закрыта, - чуть более резко, чем следовало, ответила она.

- Принято, - кивнул Виктор и проследовал за хозяйкой дома в столовую.

Ну, что сказать? Мальчик был копия Виктора. Таким, только чуть постарше, он увидел себя, впервые в этом мире заглянув в зеркало. Сходство неслучайное, тем более, что и возраст соответствует.

«Да, дела, - подумал Виктор, садясь за стол. – Неожиданный поворот».

Почему она скрыла это от него тогда, он мог предположить, хотя гипотез, увы, было больше одной. Оставалось, однако, совершенно непонятно, зачем показала ему мальчика теперь. Что-то изменилось? Но что? Виктор думал об этом весь вечер, но вопросов больше не задавал и не отпускал никаких комментариев. Сидел за великолепно сервированным столом, вкушал поданные кухаркой «вкусности и разности», пил вино и неторопливо беседовал с Настей о самых разных вещах. Говорили о войне, о политике и финансах, и много еще, о чем, но того, что занимало его по-настоящему, не коснулись ни разу. Ни словом, ни намеком, никак.

Уходя тем вечером от Насти, Виктор мимолетно подумал, что судьба, верно, и дальше будет сводить их по случаю раз в сколько-то лет. Мысль эта его не расстроила, но и не вдохновила. Правду сказать, не даром говорят, с глаз долой – из сердца вон. Так чаще всего в жизни и случается. Впрочем, верно и обратное. Встретил, увидел, вспомнил. Бесследно такое не проходит. Однако, как вскоре выяснилось, на этот раз относительно Виктора у судьбы имелись совсем другие планы.

В субботу, как раз через три дня после той памятной встречи, его вызвала к себе адмирал Браге. Часа полтора они обсуждали накопившиеся за неделю рабочие вопросы, - из тех, о которых говорят лишь с глазу на глаз, - а в конце беседы Елизавета Аркадиевна обратилась к нему с «личной просьбой»:

- Не в службу, а в дружбу, Виктор, не мог бы ты слетать на своей «стрекозе» в Кобонский Бор? Надо передать Варваре учебники и конспекты. Если не трудно и есть время.

- Не трудно, - пожал он плечами. – А что случилось? Отчего Варя не в Академии?

- Плохо с ней, - коротко ответила адмирал. – В подробности вдаваться не будем, но, если ей сейчас не помочь, организм может не справиться. Поэтому я забрала ее к себе, а тут на удачу ко мне «приехала» одна моя давняя подруга. Опять-таки без подробностей, поскольку это не моя тайна, но есть люди, Витя, способные ходить между мирами. Вот моя Маша как раз из таких. Она из мира, похожего на твой, может быть, даже из твоего, но главное – она кто-то вроде колдуньи. Может лечить наложением рук. Вчера обследовала Варю, нашла массу серьезных проблем и, не откладывая, провела сеанс терапии. Сегодня с утра продолжила. А ночью сходила к себе и приволокла для Вари какие-то их особые лекарства. У них там сейчас есть такие лекарства, Витя, какие у нас появятся, дай бог, через семьдесят-восемьдесят лет. Что и для чего, не знаю, да и знать не хочу. Лишнее. Но обещает, что, если наша подруга будет вести правильный образ жизни и регулярно принимать таблетки, за месяц-другой придет в норму и снова сможет летать. И это замечательно. В Кобонском Бору и воздух здоровый, и накормят ее там правильно и вовремя. Есть тренажеры, опять же лыжи, то да се. Но мне надо, чтобы Варвара как можно быстрее закончила Академию и получила диплом. Летную практику ей зачтут автоматом: у Вари налет уже, как минимум, на 3-й класс плюс участие в реальных боевых действиях. Но всю теорию придется сдавать экстерном. Вот я и хочу, чтобы она сочетала приятное с полезным. Пусть поживет у меня, подлечится, наберет мышечную массу, а заодно уж и книжки умные почитает. Мне тут для нее собрали в Академии посылочку: книги, конспекты, экзаменационные вопросы. Отвези, будь другом! Тем более, что ты Варе не чужой. Заодно навестишь, поболтаешь, поднимешь настроение.

- Давайте посылку! – только и ответил Виктор и уже через два часа подлетал к замку адмирала Браге.

При свете дня – морозного и ясного, как если бы дело происходило не в Приладожье, а где-нибудь на западе Валдайского плато, - мыза Кобонский бор выглядела особенно хорошо. Старое здание, построенное на рубеже XVII-XVIII веков – темный камень и бурый кирпич, - и пристройки из светлого камня и нового кирпича цвета терракоты, поднявшиеся за последние двадцать лет на берегу Кобоны. А вокруг лес, кое-где облагороженный, расчищенный, с проложенными в нем аккуратными просеками и тропинками, и совершенно дикий, первозданный, если двигаться на запад и юго-запад.

Сейчас река была скованна льдом, а между деревьями лежал глубокий снег. Расчищены были лишь немногочисленные дорожки вокруг мызы, да кусок асфальтированного шоссе, связывающего имение с большим трактом, проложенным вдоль берега озера и Староладожского канала. Смотрелось это красиво, во всяком случае, Виктору понравилось. Однако долго любоваться красотами пейзажа было некогда, геликоптер стремительно приблизился к вотчине адмирала Браге, завис на мгновение над площадкой перед домом и, наконец, сел. Виктор, время которого было сильно ограничено, подхватил приготовленный для Вари рюкзак и, выскочив из «стрекозы», поспешил к парадному подъезду.

Не успел добраться до лестницы, как дверь наверху растворилась и навстречу ему вышла мичман Бекетова. Шинель в рукава не надела, набросила на плечи, а вместо фуражки на голове чей-то, - возможно, что и ее собственный, - лисий треух.

- Привет! – крикнул Виктор, он шел быстро, под толстыми подошвами ботинок скрипел снег, изо рта вместе со словами вырывались клубы пара. – Я к тебе.

- Привет! – откликнулась Варя, но Виктору решительно не понравился ее голос. Он был слабым, надтреснутым и глухим.

Взлетел по ступеням, обнял девушку, - разумеется, без эротического подтекста, а как старого товарища, - коротко поцеловал в щеку и, неожиданно смутившись, отступил назад. Варя тоже смутилась, почувствовав неловкость момента. Отвернулась, толкнула дверь:

- Я тебя ждала. За мной!

Прошли в дом.

- Это тебе, - показал он ей тяжелый рюкзак.

- Поставь где-нибудь здесь, - обвела Варя плавным жестом просторное фойе. – Я потом заберу. Кофе со мной выпьешь?

- Выпью, - кивнул Виктор, устраивая рюкзак рядом с лестницей наверх.

Сейчас он рассмотрел мичмана во всех подробностях. Выглядела она неважно, и это еще мягко сказано.

«Да, - констатировал он мысленно, - укатали сивку крутые горки…»

- Очень плохо? – спросил, когда сели в буфетной к стойке бара.

- Было очень, - честно призналась девушка, - сейчас несколько лучше. Вроде бы.

- Ну, даст бог, лечение поможет. Она тебе реально помогла?

- Откуда ты?.. – всполошилась Варя.

- Елизавета Аркадиевна просветила, - объяснил Виктор. – Действительно сильная лекарица?

- Похоже, что так и есть, - с облегчением призналась девушка. - Я знаешь ли, не устаю удивляться, сколько у Елизаветы Аркадиевны друзей и каких!

- Я уже обратил внимание, - улыбнулся Виктор. – Я здесь, в Кобоне раньше часто бывал. Когда еще в гимназии учился.

- Так ты, Витя, ее родственник? – спросила, тогда, она.

- Я - родня Рощиным, - объяснил Виктор, - но и то седьмая вода на киселе. Думаю, ты ей куда ближе, чем я.

- Возможно, но не суть! – отмахнулась мичман. – Ты, как вообще?

- Повоевал до ноября, потом отозвали в распоряжение управления делами Набольшего боярина. Там и служу. Занимаюсь новой техникой.

- Это, потому что ты испытатель?

- Это, потому что я не только пилот, но еще и флотский инженер.

- Как так? – удивилась Варя.

- Я учился на двух факультетах параллельно. На пилотажном и на инженерном.

- Ничего себе! – вскинула брови мичман. – И молчал!

- А что надо было хвастаться? – в свою очередь удивился Виктор.

- Нет, - пожала плечами Варя. – Но все-таки…

- Тяжело, небось, было? – спросила через мгновение.

- Непросто, - признал Виктор, вспомнив те сумасшедшие годы, - но дело прошлое.

- Что слышно от мужа? – спросил все-таки, сделав аккуратный глоток кофе.

- Воюет, - вздохнула Варя. – Пишет, сейчас затишье. Погода нелетная, то да се. Врет, небось. Но я его понимаю, сама то же самое написала бы, будь там хоть трижды Армагеддон.

- Да, - кивнул Виктор, соглашаясь. – Тут ты права. Писать близкому человеку в тыл та еще морока. И не написать нельзя, знаешь, что волнуются, и правды не скажешь. Зачем зря тревожить? А он у тебя мужчина правильный, ему не твоя жалость нужна, а твой душевный покой.

- Плохого не держим, - явно через силу пошутила мичман, и Виктор понял, что пора ему и честь знать.

Не выходит у них говорить так, как бывало говорили прежде. Ей отчего-то неловко, ему нехорошо. Наверное, должно пройти время, пока все как-нибудь да остынет, а пока не стоит им встречаться вот так с глазу на глаз. Поэтому Виктор «вспомнил по случаю», что у него сегодня еще полно дел. Пожелал скорейшего выздоровления и был таков. Запрыгнул в геликоптер, вернулся в Шлиссельбург и несколько часов кряду убивал дурные мысли ударным трудом. Сидел в своем прокуренном кабинете, пил крепкий до безумия чай и работал с бумагами. Трудился бы и дальше, но около девяти вечера неожиданно позвонила Настя Селифонтова бывшая Берг:

- Это ведь твой рабочий телефон? – даже не поздоровавшись, спросила она.

И от ее голоса у Виктора случился мгновенный сбой дыхания. Он о ней думал все эти дни. И хотел бы, да не мог забыть. Не уходила она ни из его сердца, ни из его головы, потому что нежданная-негаданная встреча внезапно воскресила все те чувства, которые он к ней когда-то испытывал. Память тела к тому же. Но не только. Потому что Володе Селифонтову шесть лет, и он похож на Виктора, а не на своего официального отца.

Что тогда произошло? Виктор мог лишь предполагать, но знать наверняка, естественно, не мог. Вероятно, Настя залетела. То есть, не вероятно, а точно. Забеременела и… Виктор был слишком молод. Заканчивал гимназию и не имел, по большому счету, ни кола, ни двора, ни внятной профессии. Какая-то квартира в Ниене, убогий замок на краю земли, небольшой счет в банке – вот и все его состояние на тот момент. И Настя это знала так же хорошо, как знал он сам. Но у нее – при всей ее внешней взбалмошности, - был трезвый и невероятно практичный ум, в чем Виктор убеждался не раз и не два. Вот она, возможно, и решила, что выйти замуж за другого – благо кандидат давно уже обивал порог родительского дома, - не самая плохая идея. Тем более, что Селифонтов фигура знаковая: умен, талантлив, харизматичен и, как говорят великобританские супостаты, «гуд лукинг»[107]. Староват, конечно, для восемнадцатилетней девушки, но в их среде такие браки обычное дело. Сорокалетний полковник медицинской службы, профессор Военно-Медицинской Академии и заведующий отделением центрального армейского госпиталя – вполне мог себе позволить жениться на молодой и даже сделать вид, что невеста ничуть не беременна. Для Насти, которая отчего-то решила сохранить плод, это тоже был неплохой вариант. А что же Виктор? Похоже, в его прежней жизни такого с ним никогда не случалось, а в этой второй своей жизни он привык считать себя молодым парнем. И к идее, что у него есть сын, никакого определенного отношения пока не выработал. Но и равнодушным не остался.

- Это ведь твой рабочий телефон? – даже не поздоровавшись, спросила она.

- Да, - опешил от такого напора Виктор.

- А квартира, ты говорил, у тебя там же? – продолжила Настя, словно, не замечая абсурдности ситуации.

- Да, - а вот Виктор на что уж был по жизни резкий мужчина, пилот-испытатель, как никак, а не просто так погулять вышел, внезапно оробел и растерялся и все еще не знал, что сказать ей в ответ, поскольку толком не понимал, что происходит на самом деле.

- Я хочу к тебе.

Вот теперь он все понял и от этого растерялся еще больше, но женщина ему отступить не позволила:

- Возражения не принимаются! – сказала, как отрезала.

- Да, я, вроде бы, и не собирался…

- И слава богу! – закрыла тему женщина. – Где?

- Соляной переулок дом 7, - ответил Виктор. – Я тебя встречу. Когда?..

- Соляной переулок? – переспросила Настя. – Через двадцать минут.

- Через двадцать минут, - повторил за ней Виктор и неожиданно для себя почувствовал, как его охватывает знакомое по прошлым их отношениям возбуждение определенного рода.

«Наверное, это потому что у меня давно не было женщины», - решил он себе в утешение, чертиком из табакерки вылетая из-за рабочего стола.

Времени у него было в обрез. Спрятать документы в сейф. Подняться к себе в квартиру и прибрать в беспорядке раскиданные по комнатам вещи. Виктор никогда не был педантом и аккуратистом и, живя один, не заморачивался особым порядком и чистотой. Хорошо хоть уборщица была у него в квартире третьего дня, так что пыль собраться не успела и кровать была застелена чистым бельем. Тем не менее, вечно опаздывая туда или сюда и не имея ни одной лишней минуты, он успел захламить свою небольшую квартирку даже за эти короткие два дня.

Раскидав вещи по «укрытиям», Виктор выскочил на улицу буквально в тот момент, когда в переулок из-за угла вышла Настя, одетая в просторную кунью шубу и шапку-малахай из черно-бурой лисы. Сам Виктор впопыхах выскочил на мороз даже без шинели, но, видит бог, ему сейчас не было холодно. Напротив, при виде идущей ему навстречу женщины он почувствовал, как на висках выступает горячий пот.

- Куда? – как-то очень уж по-деловому спросила она, приблизившись к нему практически вплотную.

- Иди за мной, - позвал он, поворачиваясь ко входу.

- Сумки возьми, - протянула она ему какую-то поклажу.

- Что это? – не понял Виктор, мысли которого были заняты совсем другим.

- Еда, выпивка, - чуть дрогнувшим голосом сообщила женщина. – У тебя же, поди, шаром покати…

Удивительное дело, иной раз между мужчиной женщиной говорится столько разных слов, что можно роман написать, и еще останется. А в другой раз прозвучат всего несколько слов, да и то, вроде бы, не к месту и не ко времени, а на самом деле, все уже сказано, и никаких дополнительных объяснений не требуется. Так и сейчас, говорили о еде, но оба уже знали, о чем на самом деле идет речь. И поэтому, наверное, больше они ни о чем не говорили. Виктор провел Настю через пост охраны, они быстро поднялись по довольно крутой лестнице наверх, прошли коридором и наконец оказались в его квартире. Остальное происходило, как в тумане, или при умопомрачении. Виктор сразу же, не раздумывая, отставил куда-то в сторону «сумки-клюмки» и привлек к себе женщину. Оказывается, он не забыл вкус этих губ и, наверное, поэтому никак не мог от них оторваться. И не запомнил толком ни как раздевал ее, ни как раздевался сам, но очнулся уже голый и со сбитым дыханием, лежа в объятиях не на шутку запыхавшейся женщины…

Глава 7

В полночь к ней в Кобонский Бор снова пришла Маша. Оставила третьего дня ночью зашифрованную записку в тайнике, оборудованном за одной из стенных панелей в рабочем кабинете адмирала Браге, забрала список очередного заказа, и вот наконец объявилась. Сюда, в Лизин личный кабинет, Маша наловчилась переходить без промежуточных остановок еще лет десять назад. И сегодня исполнила этот трюк ничуть не хуже, чем в предыдущие годы.

«Мастерство не пропьешь!»

Лиза приехала в Кобону заранее, оповестив все заинтересованные стороны, что смертельно устала и нуждается в немедленном отдыхе, как минимум, до шести утра, поскольку в семь за ней должен был прибыть геликоптер. Сказано – сделано. Она приняла душ, переоделась, плотно поужинала, - чтобы потом не отвлекаться, - и поднявшись к себе в кабинет, заперлась там за двойными дверями и плотно зашторенными окнами до самого утра. Ничего нового, тем более, необычного в этом не было. Ее домочадцы знали, Адмирал часто затворяется ото всего мира у себя в кабинете, к которому примыкает крошечная комната отдыха с удобным кожаным диваном, на котором она зачастую спала, когда решительно не было уже никаких сил идти в спальню. Но сегодня ей спать не придется, и оно того стоит.

Лиза проверила запасы: молотый кофе, сахар, шоколад. Заполнила водой емкость американской кофейной машины, сервировала журнальный столик на двоих, придвинув и его, и два удобных кресла к заранее разожженному камину, и завершила подготовительные мероприятия, водрузив на стол пузатую бутылку темного стекла с этикеткой, сплошь покрытой гербовыми печатями и изображениями золотых медалей. Это была эксклюзивная пятидесятилетняя старая польская водка «Starka Piastowska»: ржаные спирты, бочки из-под португальского портвейна, настояна на листьях яблонь сорта «Розмарин» - в общем, полный набор. Старка эта очень нравилась Маше, но дело еще и в том, что у самой Лизы она будила приятные воспоминания о ее первой большой войне, когда именно такие трофейные бутылки привез ей в госпиталь полковник Рощин. Дело происходило после высадки десанта на Роя и Калк – им как раз и командовал полковник, - и после эпического боя на траверзе Виндавы. Тогда, прежде чем окончательно потерять сознание, Лиза все-таки умудрилась посадить на воду разбитую артиллерийским огнем «Вологду». Вот после этого всего и трех дней в коме, к ней в госпиталь приехал Рощин и привез букет чайных роз сорта «Глория Деи» и благородную польскую старку на распив. А позже, когда она уже приняла командование авианосной группой, прислал в подарок целый ящик – двенадцать бутылок - этого благородного напитка.

«Да, - улыбнулась она мысленно, вспоминая те дни, - было время…»

И в этот момент в адмиральский кабинет «вошла» Мария Бессонова. Просто возникла из неоткуда. Беззвучно, без балаганных эффектов, но весьма впечатляюще.

- Ты что с гулянки? – вместо приветствия спросила Лиза, рассмотрев ночную гостью. – Бал-маскарад, тематическая вечеринка?

- На родину ходила, - объяснила красавица, одетая по последнему слову флорентийской моды пятнадцатого столетия. – Ностальжи замучила, понимаешь ли.

Она опустила на пол объемистый кофр коричневой кожи и, протягивая руки навстречу, шагнула к Лизе:

- Дай хоть обнять тебя, мой адмирал!

- Я тоже соскучилась! – улыбнулась Лиза. – Выглядишь, умереть не встать!

- Ты тоже могла бы.

- Мне нельзя, - не без сожаления повторила свою мантру Лиза. – Я при исполнении.

- Значит, «про уйти» ты все для себя решила. – Не вопрос констатация факта.

- Маша, ты же знаешь, у меня здесь семья, друзья и страна…

Так все и обстояло. Это была ее земля, и эту землю надо было защищать от супостата, и не только потому что Себерия – ее родина, как бы странно это не звучало из ее уст, но и потому что на этой земле жили близкие и небезразличные ей люди. Ее родня, ее друзья, ее боевые товарищи. Маша все это знала, потому и не стала усугублять.

- Можешь не объяснять, - сказала, закрывая тему, которую, на самом деле, они закрыли двадцать лет назад, сразу после Техасских приключений.

- Тогда, прошу к столу! – пригласила Лиза.

- Да уж, я бы выпила! – хмыкнула в ответ Мария.

Сели к камину, Лиза разлила старку и выжидательно посмотрела на подругу:

- Что у вас?

- У нас почти все готово, - Мария взяла свой стаканчик и с удовольствием понюхала напиток. – Думаю, через три-четыре месяца сможем перекрыть все каналы. Жалко конечно, но или так, или скоро через точки перехода попрут все, кому не лень. Оно нам надо?

- Обсуждали, - напомнила Лиза. – Решили. Я поддержала. О чем еще говорить? Твое здоровье!

Выпили. Закурили. Посмотрели друг на друга и почти одновременно кивнули, каждая своим мыслям. Расставаться после стольких лет дружбы, разделенной тайны и невероятных приключений было трудно, но, увы, необходимо. Хранить в секрете возможность перемещаться между мирами с каждым годом становилось все труднее, а желающих прибрать эту тайну к рукам – все больше. В особенности, опасными были в этой связи мир Маши и родной мир Лизы. Да и мир Себерии развивался слишком уж быстро. Еще немного и последователи незабвенного полковника Штоберля сообразят, что к чему и как этим всем воспользоваться в свою пользу. Так что решение перекрыть границы, что называется, напрашивалось, тем более, что появилась и подходящая технология. То есть, сначала-то – лет двадцать назад – возникла некая, казавшаяся в то время вполне сумасшедшей теория, а потом уже, несколько позже, теория воплотилась в металл и появилась техническая возможность поставить между мирами непроходимый барьер. Этим сейчас, собственно, и занималась Мария.

- Ладно, - закрыла гостья тему. – Знаешь, как говорят? Умерла, так умерла! Рассказывай, что у вас?

- Готовимся к мировой бойне, - сообщила Лиза старую новость. – Понимаешь, Маш, все настолько прозрачно, подло и логично, что даже оторопь берет. Мне кажется, у нас там, - я имею в виду свою родину, да и твою тоже, - все всегда происходило как-то более завуалированно. Хитрожопо и не без приличной дозы невезения. Часто даже без прямого умысла, просто так карта легла. А здесь…

И в самом деле, все было настолько очевидно, что хотелось взвыть. Вот только слезами горю, как известно, не поможешь. Великобритания и Франкия боялись Себерию. Боялись и ненавидели. Они и друг друга-то не шибко любили. Воевали не раз и не два. Строили друг другу козни. Но на данный момент их союз был выгоден и тем, и другим, поскольку они, похоже, нашли «общий знаменатель»: решили объединить под своей эгидой, - и, разумеется, на совершенно добровольных началах, - все европейские государства. В одиночку этот план было не реализовать, а вот вместе – вполне. Так возник этот комплот, что было, в принципе, не ново. Случалось уже пару раз в истории. Но на этот раз все было по-другому. В том новом мире, который они решили построить, не было места Великой Себерии. Объединение же Себерии с Киевским княжеством, Сибирским ханством, Хазарией и Землей Хабарова грозило возникновением именно такой Себерии, как бы она там потом ни называлась. Себерия являлась конкурентом давно – слишком долго на взгляд франков и бриттов, - но новая Себерия будет во сто крат хуже, потому что сильнее. В САСШ это тоже понимали, но в прямую конфронтацию вступать не хотели. Они по старой памяти не любили ни франков, ни великобританцев. Но это не значит, что американцы не захотят наловить так много крупной рыбы в мутной воде, взбаламученной франками и бриттами, сколько смогут. Как там у них говорят в этих их Североамериканских Соединенных Штатах? Только бизнес? Так и есть. Ничего личного, разумеется, поскольку все люди – ну, кроме негров и индейцев, естественно, - рождаются равными, и далее по тексту.

- Заключено перемирие, - рассказывала между тем Лиза. – Идут переговоры, но уже очевидно, мир нам с ниппонцами и цинцами заключить не дадут. Подзуживают суки. Предоставляют невероятные кредиты, долгосрочные и, вроде бы, под малый процент. Поставляют оружие. Да, что там поставляют! Оружие, боеприпасы, даже боевые корабли идут туда сплошным потоком. Я не сгущаю краски. У нас, Маша, сейчас апрель. А в марте одна только Ниппонская империя получила со стапелей САСШ три тяжелых крейсера и пять эсминцев. Из Великобритании пришли средний носитель и два старых тяжелых крейсера. Из Милана на франкские деньги – пять фрегатов, из Венеции под американский заем три старых эсминца. Хотели и в Пруссии купить. Но немцы сами в испуге. Они и нас боятся, и комплота франков с бриттами опасаются. В общем, при такой колоссальной военной помощи, ни ниппонцы, ни цинцы на мир с нами не пойдут. Ну только если мы им, и в самом деле, Землю Хабарова и Маньчжурию, да еще и с приличным куском Сибирского ханства не отдадим. Но, если мы, прогнемся, Золотая орда тут же нападет на сибиряков, а мы останемся ни с чем и в явно проигрышной позиции. Мало того, что понесем огромные финансовые потери, - не говоря уже о национальном унижении невероятной силы, - так мы к тому же ничего не выиграем. Просто тогда на нас и киевлян нападут уже не ниппонцы с цинцами, а поляки, бритты и франки. Ну, и Швеция, понятное дело, тоже подсуетится.

- Значит, действительно мировая война, - тяжело вздохнула Мария. Лиза знала, та ей сочувствует, но сломать жернова истории не в силах. Да и никто бы не смог.

- Ну, мы к ней, на самом деле еще с декабря готовимся, - Лиза пыхнула папиросой и взялась разливать по новой. - Наверное, сможем перетянуть на свою сторону пруссаков и византийцев. И еще, может быть, страны Тихоокеанского союза при негласном попустительстве Техаса впишутся. Но это все. Остальные или слишком слабы, или надеются отсидеться. Договориться, откупиться…

- Чем смогу помочь?

- Ты и так уже помогла.

Не без помощи Марии, на фармакологических заводах Себерии уже начался выпуск антибиотиков и некоторых других необходимых в будущей войне препаратов, включая витамины и нейростимуляторы. Нарастало производство искусственного горючего, а это двигатели внутреннего сгорания, которые кое-где все-таки лучше паровых машин. И, разумеется, электроника. В этом мире было много всякой автоматики, но все это богатство работало на основе электромеханических реле. Настоящие ЭВМ отчего-то не возникли, хотя и радары, и телевизоры существовали еще с двадцатых годов. Это было странно, но у Лизы на этот счет имелась одна совершенно безумная теория. Мир Себерии отличался не только географией и некоторыми отклонениями в действии общемировых физических законов, здесь и человеческое мышление было несколько иным. Мозги у людей были устроены как-то по-другому. Во всяком случае, вычислительные машины и боевая электроника пошли в серию только сейчас и не без помощи Марии. Ну, и кое-что еще по мелочам: кевлар для бронежилетов, пакет первой помощи в бою, включающий кровеостанавливающую пасту, перевязочные средства, кофеин, и два шприц-тюбика, - противошоковый и с антибиотиком, - ну и еще всякое-разное в том же духе.

- Двери еще не закрылись, - заметила Мария, не без удовольствия выцедив свой стаканчик.

- Есть одна идея, - припомнила Лиза свои размышления о сложности перехода с винтомоторной авиации на реактивную. - Нужен симулятор для МиГ-17 на английском языке.

Именно советские МиГ-15 и МиГ-17 из мира Марии послужили прототипами для создания себерского реактивного «болида», так что, если и тренироваться, то, естественно, на них.

- Почему на английском? – удивилась Мария.

- Я хочу подготовить хотя бы двух толковых инструкторов для первого призыва, чтобы было кому вывезти молодняк на спарке. Думаю в этой связи о Викторе и Варе. Их можно было бы послать к вам… на стажировку. Но тут такое дело, Виктор на вашем русском говорит и читает, а Варя – нет. Ей лучше английский или немецкий. Хох дойч[108], впрочем, и Витя знает.

- А сюда переправить симулятор нельзя? – удивилась Мария. - Можно по частям…

- Исключено! – возразила Лиза. - Неровен час кто-то что-то увидит, сообразит, заподозрит… Хлопот потом не оберемся. Это все-таки большой девайс. И отговориться не удастся.

- То есть, я возьму их к себе? А как к этому отнесется Варвара? – уточнила Мария.

- Да, где-нибудь на неделю, - кивнула Лиза. - А Варю я подготовлю. За нее не беспокойся. У нее нервы крепкие.

- Ну, это можно, - согласилась Мария. - Но мне понадобиться время. Постараюсь найти настоящий имитатор-тренажер с кабиной пилота и со всем прилагающимся барахлом.

- Дорого, наверное? – попробовала представить себе стоимость такой вот штуки Лиза.

- Не дороже денег, - отмахнулась Мария. – Готовь ребят к началу мая. Возьму их куда-нибудь, где народ поспокойнее. Но ты и сама, адмирал, не зевай. Строй пока тренажер прямо здесь. Хоть какой, но свой. Всяко лучше, чем никакой.

- Уже строим! – улыбнулась вполне довольная разговором Лиза. – Я бы тоже сходила, но, увы, мне теперь нельзя. Все время на виду. Твое здоровье, Маша!

Если честно, иначе, как чудом такое не назовешь. Ара хоть и молодая, но все-таки много чего успела в жизни испытать и повидала немало. Так вот, так быстро и так качественно поднять на ноги человека, загибающегося после тяжелого ранения, никто ни в Себерии, ни в других европейских странах, не умел. Если бы могли, отец бы ей таких чудотворцев еще в госпиталь притащил, не пожалел бы никаких денег. Но нет, не нашел и не притащил. Поднял на ноги всех профессоров, - а их в Себерии немало, - не скупясь платил врачам, покупал какие-то немыслимо дорогие лекарства, и, в конце концов, поднял ее с одра. Это факт. Ей не дали умереть, и через шесть-семь месяцев лечения, врачи обещали вернуть ее в строй. Но доктор Бессонова вернула ее к жизни всего за два сеанса этой своей невероятной тибетской терапии, дополнив свое «камлание» какими-то неведомыми безымянными снадобьями. Так что уже через неделю Ара почувствовала, что силы возвращаются.

Она стала лучше спать и больше есть, и довольно быстро легкие физические упражнения, от которых ее вначале бросало в пот, превратились в полноценную физподготовку. И сейчас, в апреле, Ара уже вовсю летала. Сдала экстерном все экзамены за четвертый курс Академии, получила диплом и начала летать на новой технике на полигоне Особого Технического Бюро. Не испытатель, как Виктор, но пилот, облетывающий новые серийные машины: штурмовики «Коч-17» и «Коч-21М», торпедоносец «Струг-вампир-7» и пикирующий бомбардировщик «Ушкуй[109]-2». От этих самолетов захватывало дух. Огромные скорости, невероятное вооружение и масса новых навигационных приборов, не говоря уже о мощных рациях, позволявших поддерживать связь на довольно больших расстояниях.

На фронтах было затишье, да и в любом случае, Ара же не строевой офицер, попавший в госпиталь из кадрового полка, а всего лишь выпускница Академии. Кто бы сейчас отправил ее сразу в бой! Она же не могла потребовать, как другие офицеры, возвращения в родную часть, тем более, что полком торпедоносцев командовал ее собственный муж. Так что, следовало сказать спасибо и за то, что ей позволили летать, да еще и на самой современной технике. Вот Ара и летала. Много и с удовольствием. А затем писала вместе с другими офицерами Бюро технические и тактические наставления для будущих пилотов серийных машин. Работа важная и нужная, точно так же, как вывоз переучивающихся на новую технику пилотов на спарке, чтобы на деле продемонстрировать возможности штурмовиков и торпедоносцев, разведчиков и бомбардировщиков «новой волны». Так продолжалось и месяц, и два, а потом на полигон «Воронье поле», где Ара безвылазно болталась уже пятую неделю, прилетел на геликоптере Виктор.

- Привет, мичман! – помахал он ей рукой. – Как служба?

- Здравствуй, лейтенант! – улыбнулась Ара, увидев знакомое лицо. – Служба идет, я не сплю, а тебя каким бесом занесло в наши провинциальные палестины?

- За тобой прилетел.

- Не поняла, - опешила Ара.

- Нам с тобой поручено спецзадание, - непонятно объяснил Виктор. – Иди, Варвара, собирай вещи, а я пока загляну к начальству и передам приказ на твой перевод.

- Куда? – недоверчиво взглянула на приятеля Ара.

- Поверь, тебе понравится! – рассмеялся Виктор. – Но не обо всем можно говорить вслух. Враг не дремлет, сама знаешь!

- Здесь, на полигоне? – скептически прищурилась Ара.

- А почему бы и нет? – пожал плечами Виктор. – Любой может оказаться великобританским шпионом.

- Издеваешься? – поняла Ара.

- Догадливая! – похвалил Виктор. – А теперь ноги в руки, господин мичман, и вперед. Через час мы должны быть уже в воздухе! Так что, давай, давай, быстрее, дальше, выше!

«Коноплю курил? – покачала она мысленно головой. - Или кокаин нюхал? Совсем крыша у бедолаги поехала!»

- Как скажешь, - пожала она плечами. – Иди докладывайся, я скоренько. Туда и обратно!

Жила она на самом полигоне, поэтому и обернулась быстро. На одной попутке доехала до авиагородка, - дюжины вагончиков, поставленных на фундаменты из старых шпал и обнесенных стеной из проволочной сетки, - на другой - вернулась обратно на аэрополе. А чтобы собрать вещи, когда их мало, много времени не требуется. Заскочила в общежитие, покидала шмотки во флотский походный сак, отметила у коменданта убытие и вскоре уже покуривала в тенечке под тентом, ожидая, когда Виктор вернется из штаба. Как раз успела выкурить сигаретку, а тут и он:

- Давай, Варя, залезай в аппарат.

- Куда хоть летим-то? – спросила, устраиваясь в кресле за спиной пилота.

- В Тихвин.

- Вот прямо в Тихвин? – насторожилась Ара, знавшая, что вблизи города находится полигон «Липная Горка», принадлежащий авиастроительному подразделению товарищества «Мотор».

- Нет, разумеется, - оглянулся на нее севший рядом с пилотом Виктор. – На полигон Липная Горка.

- Километров триста, поди?

- Чуть больше, - сделал Виктор неопределенный жест рукой. – Два часа полета, и мы там.

Летели действительно чуть больше двух часов. Ара, добиравшая время сна, где только возможно, все это время проспала. Проснулась уже при посадке. Ну, на то она и пилот, чтобы определять такие вещи на уровне подсознания. Почувствовала процесс снижения и касания земли, и готова. Вынырнула из сна, потянулась, а Виктор уже вылезает из геликоптера на бетонку. Ара отстегнула привязные ремни и последовала за ним.

- Вещи сюда! – скомандовал Виктор, указав на полулегковой локомобиль, стоявший чуть поодаль. – Он отвезет их в штаб, а мы потом заберем. Сама за мной. – И он пошел вдоль кромки аэрополя к одиночному ангару, стоявшему неподалеку от места посадки геликоптера.

Ангар, как вскоре выяснилось, был обнесен оградой из колючей проволоки, а у ворот и калитки дежурили часовые со штурмовыми винтовками.

«А ничего так, - отметила Ара, проходя вслед за Виктором через пост охраны. – Действительно, секретно… Но что нужно секретить на секретном полигоне?»

- Знакомься, Варя, - сказал Виктор, когда они вошли в ангар, и он включил свет, - это «Болид-1».

Перед ней стояла самая странная машина, какую она могла себе вообразить[110]. По размерам чуть больше «Коча» одиннадцатой серии. Довольно высокий и достаточно длинный самолет. Веретенообразный фюзеляж круглого сечения метров одиннадцать-двенадцать длиной с воздухозаборником – а чем еще это могло быть? – в передней части аппарата, там, где у нормального самолета должен быть воздушный винт. Крыло со стреловидностью порядка 35°-40°, стреловидное хвостовое оперение и каплевидный фонарь.

Ара молча обошла машину. Размах крыльев оказался почти равен длине самолета, если конечно это действительно был аэроплан. Сопло, как у реактивного бустера. Две пушки в крыльях – на глаз 22 или 23 миллиметра, зависит от того, кто производитель, – и одна подвешена под фюзеляжем. Эта наверняка 37 мм.

- Реактивный самолет? – спросила враз охрипшим голосом.

- Умная ты, Варя, - усмехнулся в ответ Виктор. – Цены тебе нет!

- Он летает? – боясь поверить в свое счастье, спросила Ара.

- Летает, - подтвердил ее догадку Виктор. - Пока только проходит испытания. Есть три пилота-испытателя. Они его поднимают в воздух и потихоньку облетывают. Тяга турбореактивного двигателя 2800 килограммов. Машина легкая. Скорость за тысячу километров в час. На максимуме один и один или даже один и две десятых звука. Представляешь себе?

- Не представляю.

- Полетаешь, представишь.

- То есть мне?..

- С завтрашнего дня мы – ты и я – начинаем осваивать эту машину. С утра подойдут инженер и один из пилотов испытателей и начнут нас учить. Мы должны освоить теорию за три дня и слетать пару раз на спарке в качестве пассажиров. Потом у нас будет короткая командировка и после этого начнем летать. Как тебе такой план?

- Мне нравится, - Ара начинала приходить в себя, но голова все еще кружилась. – Постой! А это что? Четыре узла подвески?

- Можно подвесить бомбу 250 или 100 кг.

- И скорость не упадет?

- Нет, - улыбнулся Виктор. – Но я понимаю, куда ты клонишь. На такой скорости пройти зону ПВО крейсера или эсминца можно на раз. Три-четыре таких «Болида» в комбинированной атаке, и не нужна никакая артиллерия. Стокилограммовая бронебойная бомба пройдет бронепалубу крейсера или авиаматки насквозь. А потом взрыв, который снесет переборки, обрушит палубу, вызовет пожар. А если это 250 кг? Но и это не все. На заводах твоего отца началось производство ракет воздух-воздух. Это вроде той торпеды, которую ты запускала по ниппонцам, но маленькая. Чуть больше двух метров длины, двадцать сантиметров в диаметре, крылышки… Ну, скажем так, крылышки, как у пчелки. Пятьдесят сантиметров… Скорость под 800 км/ч. Наводится радиолучом. Дальность два километра, и скорость цели может быть вдвое больше, чем у тебя. Боевая часть – десять килограмм взрывчатки. Штурмовик или бомбардировщик уничтожит сразу. Фрегату, если удачно попасть, тоже мало не покажется. Но, как ты понимаешь, всем этим еще предстоит овладеть. Научиться бомбометанию на высоких скоростях, тактике боя, запуску ракет воздух-воздух… В общем, работы непочатый край, и крайние в этом деле мы с тобой. Не то, чтобы одни единственные, но ответственность от этого меньше не становится…

До сих пор Виктор не имел дела с «Болидом». Реактивный истребитель-бомбардировщик первого поколения разрабатывали и испытывали другие люди. Каким образом, не привлекая к себе излишнего внимания, адмирал Браге смогла «продать» инженерам и конструкторам Иваницкого так много настолько сложных идей, он не знал. Елизавета Аркадиевна не спешила делиться с ним всеми своими секретами, но он ее и не спрашивал. Это ведь еще царь Соломон заметил, что «многие знания - многие печали»[111]. Однако теперь, когда он получил прямой доступ к этой машине, Виктор понял, что с этим самолетом она явно пошла ва-банк. Наверное, дела Себерии, и в самом деле, обстояли настолько плохо, что она решилась на такое эпическое прогрессорство. Насколько он понимал эту женщину, она не торопилась ломать местный технический прогресс под себя. Другое дело, если на кону судьба небезразличной тебе страны. И тут он не только мог ее понять, он готов был ее поддержать, потому что Себерия – это и его родина тоже. А насчет прогрессорства… Что ж, появление в бою двух-трех десятков «болидов» может переломить исход самого неравного сражения, и в ближайшей перспективе – в перспективе стремительно приближающейся Мировой войны, - это был правильный ход. Но зато в более отдаленной перспективе этот самолет означал конец эпохи тяжелых артиллерийских кораблей.

Сейчас, вплотную занимаясь «Болидом», Виктор вспомнил не только слово «прогрессор» и то, в чьей книге его впервые прочел. Он вспомнил кусок военной истории совсем другого мира, той реальности, из которой он в свое время попал в Себерию. Там это случилось не в ходе Мировой войны, а сразу после ее завершения, когда буквально за несколько лет обесценились – в военном отношении, - тяжелые броненосные эскадры. Самолеты новых моделей и ракеты с большим радиусом действия разом сделали этих монстров бесполезными и, в общем-то, беззащитными. Именно это произойдет и здесь, но только под нож пойдут и морские, и воздушные исполины. Пройдет пять-десять лет, и самыми важными кораблями Флота станут авианосцы и легкие крейсера, вооруженные ракетами. Изменится Флот, ускорится гонка вооружений. Но жалеть об этом не стоило. Впрочем, учитывая обстоятельства, Виктор об этом и не жалел. У него хватало других дел.

Три дня подряд они с Варей изучали «Болид» и два раза даже летали на нем, вернее, на его учебно-тренировочном брате близнеце. Если честно, это было захватывающее действо и произвело на него неизгладимое впечатление, хотя пилот-испытатель, вывозивший их «полетать», ни разу не превысил скорость в 800 км/ч. Это, как и некоторые другие приметы, многое объяснило Виктору, включая и то, зачем Браге посылает их «на ту сторону». Испытатели помогали доводить машину до ума и проверяли то, как она ведет себя в тех или иных обстоятельствах или при полете в том или ином режиме. И в этом смысле, они выполняли крайне важную работу и могли многое рассказать Виктору и Варе о новом реактивном самолете. Чего они не могли, так это научить их летать на «Болиде», как на боевом самолете, и не просто летать, а еще и воевать. Однако война приближалась к границам Себерии куда быстрее, чем хотелось бы, и значит, вскоре Флоту понадобится буквально все, что может обеспечить победу. Разумеется, нужны будут и «болиды» – их серийный выпуск должен был начаться буквально со дня на день, - но самолеты, как известно, сами по себе не летают, их пилотируют авиаторы. Вот подготовкой пилотов – то есть, переучиванием строевых истребителей на новую технику, - и должны были, по плану, заниматься Виктор и Варя. Но сначала, кто-то должен был научить их самих.

- Варя! – Окликнул он девушку вечером третьего дня занятий. – Надо поговорить.

- Ты уже знаешь, куда нас направляют? – сразу же спросила она.

- Знаю, - подтвердил он. – Разговор пойдет именно об этом.

- Тогда, я вся внимание!

Они отошли к краю ВПП, туда, где их никто не мог услышать, закурили и сели на скамеечку, сооруженную как раз для такой вот простой цели: посидеть и покурить.

- Слушаю тебя.

- Тебя лечила доктор Бессонова, ведь так?

- Да, а при чем тут…

- При том, что ты о ней никогда ничего не слышала, встретилась, получила помощь и снова не знаешь, ни кто она такая, на самом деле, ни где живет, ни чем занимается. Я прав?

- Да. – Варя была совершенно спокойна, похоже, тема разговора ее ничуть не удивила. – Я уже думала об этом, но поняла, что любопытство здесь неуместно. Есть вещи, о которых не спрашивают, и это одна из них.

- Молодец, - ухмыльнулся Виктор, сообразив вдруг, отчего Елизавета Аркадиевна выбрала именно Варю Бекетову, а не кого-нибудь другого. – Очень правильный подход к делу. Но сегодня я раскрою тебе эту тайны. Заметь, однако, что это, и в самом деле, военная тайна, о неразглашении которой ты дала письменные обязательства.

- Не томи, - поморщилась Варя. – А то я глупая и ничего не понимаю.

- Тогда, просто прими к сведению, что рядом с нашим миром существует другой мир, и это не рай, не ад и не другая планета. Просто мир. Другая вселенная, а в ней солнце, похожее на наше, и планета Земля, а на ней люди. История там другая, есть отличия в географии и многом другом, но, в целом очень похоже. Кое-какие государства там те же, что и у нас. Но вот Себерии там нет. Есть Россия – очень большая страна. Территориально это большая часть Себерии, Сибирское ханство, Чукотское царство и Земля Хабарова. Понимаешь, о чем говорю?

- То есть, это не шутка? – прищурилась Варя. – Не розыгрыш?

- Нет. – Ну, а что еще он мог ей сказать? Какими словами объяснить?

- И ты рассказываешь мне об этом, потому что…

- Потому что именно туда мы отправляемся в командировку.

- Зачем?

- Они построили наш «Болид» восемьдесят лет назад. Вернее, мы воссоздали их старую машину. Они на таких давно уже не летают, но зато у них есть симулятор, на котором мы сможем быстро обучиться пилотированию таких машин и тактике их применения в бою.

- Восемьдесят лет назад, - повторила за ним Варя. – Они нам помогают? Почему?

- Не знаю, - озвучил Виктор согласованную версию. – Это, Варя, не мой уровень допуска. Мне сказали об этом всего несколько месяцев назад, когда мы начали внедрять в производство кое-какие технические новинки, пришедшие с той стороны. Сама понимаешь, это секрет высшего приоритета. Нам говорят только то, что мы должны знать, и вопросов задавать не можем. Мы с тобой уйдем туда на десять дней. Рассказывать там кому-либо, откуда мы, нельзя. А здесь, соответственно, нельзя, чтобы кто-нибудь узнал, где мы побывали. Понимаешь?

- Доктор Бессонова оттуда?

- Да.

- Мы ее встретим?

- Не знаю.

Виктора удивило демонстрируемое Варей хладнокровие. Права была Елизавета Аркадиевна, у этой девушки железные нервы и холодная голова.

- Там говорят по-русски?

- К сожалению, нет. У них несколько иной русский. Мы там будем говорить по-немецки. Немецкий у них тоже отличается, но не так сильно. Легенда такая: мы оба из Швейцарии, богатые туристы, которые ищут острых ощущений и ярких впечатлений. Наш «Болид» - это их МиГ-15. МиГ – это фамилии конструкторов, Микоян и Гуревич. Они часто называют самолеты по фамилии главного конструктора. Этот Миг-15 считается очень удачным истребителем-бомбардировщиком. Для своего времени, конечно. Там на нем давно уже никто не летает, но нам организуют обучение на тренажере и лекции по тактике применения. Покажут фильмы. Организуют полеты на более современных, но тоже устаревших – для их мира - самолетах. Просто для того, чтобы мы почувствовали скорость, перегрузки, посмотрели вживе, что это значит - летать на скорости выше звука. Сейчас, как мне сказали, они – те, кто нам помогает, пытаются найти для нас учебно-тренировочный МиГ-17 в рабочем состоянии. Если найдут, мы задержимся еще дней на двадцать. Сами будем его пилотировать. Этот аппарат, как я понял, следующий в разработке после «нашего», но в их пилотировании много общего. Наша задача – научиться самим, чтобы потом переучивать строевых пилотов. Если случится большая война, а она, скорее всего, начнется уже этим летом, нам понадобится очень много таких машин, а самолетам нужны пилоты, которые смогут на них летать. Вот этим мы с тобой и будем заниматься: готовить пилотов для кадровых полков.

- А самим…

- Браге сказала, подготовишь десять инструкторов и два десятка пилотов для линейных полков и свободна.

- Как минимум, полгода, - печально вздохнула девушка.

- Думаешь, эта война закончится за полгода? – дернул губой Виктор.

- А что, нет? – нахмурилась Варя.

- Боюсь тебя разочаровать… - Начал было отвечать Виктор, но быстро сообразил, что «разочарование» здесь не подходящее слово. Тем более, для Варвары. – Думаю, мичман, успеем мы еще с тобой повоевать. Быстро эта война не закончится…

Переход оказался на удивление простым. В кабинет адмирала «пришла», появившись из неоткуда, Мария Ивановна, принесла одежду и снаряжение, кивнула Аре:

- Не робей, мичман. Одежда и белье мало чем отличаются от вашего, только качеством несколько лучше.

Так оно и оказалось. Хорошее белье – отличный трикотаж, только крой непривычный, - удобная одежда, знакомое, хотя и отличающееся от привычного снаряжение. В общем, переоделись и собрались они с Виктором достаточно быстро.

- Документы у вас там спрашивать не будут, - объяснила доктор Бессонова, осмотрев их с ног до головы, - но на всякий случай вот вам паспорта. Посмотрите, запомните и в путь.

Ара взяла в руки документ. Он довольно сильно отличался по виду и по качеству от себерских подорожных. Небольшая твердая карточка, - но, скорее всего, это был тонкий пластик, - покрытая чем-то вроде лака. На ней находилась ее фотография, небольшая, цветная и очень качественная.

«Анна Кофлер, 2023 года рождения… Ну, ни хрена себе! У них там уже наступило будущее, до которого нам, как до луны раком!»

Она вздохнула, гася ненужное возбуждение, и позволила доктору Бессоновой взять себя за руку.

- Поехали, - сказала женщина, и в следующее мгновение они оказались в каком-то слабо освещенном помещении. Скорее всего, это был какой-то склад или что-то вроде того.

- За мной! – Бессонова открыла дверь и вышла на улицу под неяркий свет электрического фонаря, укрепленного прямо над головой.

Они находились на неширокой улице, образованной сплошными бетонными стенами, в которых практически не было окон, и лишь кое где виднелись узкие металлические двери или такие же глухие ворота, в которые мог проехать довольно большой локомобиль. На дворе стояла ночь, и улица казалась вымершей. Стояла тишина, в которой не раздавалось ни единого звука, кроме тихо, на пределе слышимости работающего мощного двигателя под капотом стоявшей рядом с дверью большой машины. Двигатель в ней был явно не паровой, а внутреннего сгорания, но, к удивлению Ары, его выхлоп почти не пах никакой химией.

- Садитесь в машину и поехали! – скомандовала Мария Ивановна, и так началось их путешествие по чужому миру.

Впрочем, ничего сильно интересного увидеть в тот раз не удалось. Окна в машине были затемненными, а дорога сначала проходила по какому-то густо застроенному промышленному району, а потом через лес. Рассмотреть встречные автомобили толком не удавалось, да и было их совсем немного. Мелькнули построенные близ дороги ярко освещенные кафе и магазины – небольшие и немного – вот, собственно, и все, что удалось увидеть. А потом, проехав через сложно устроенный контрольно-пропускной пункт, их машина выехала на бетон аэрополя.

Здесь освещение было лучше, и даже через тонированные стекла, - так их здесь называли, - Ара рассмотрела несколько весьма странного вида летательных аппаратов. То есть, ошибиться было нельзя: это явно были самолеты и геликоптеры, попалось даже пара винтомоторных, но практически все они сильно отличались от того, к чему привыкла Ара. У нее от этих первых впечатлений даже воображение разыгралось. Однако долго наслаждаться видом этих чудес научно-технического прогресса им не дали. Машина подъехала к очередному аппарату, размерами напоминавшему новый бомбардировщик, на котором Аре посчастливилось уже полетать, - метров шестнадцать-восемнадцать в длину при прочих соответствующих этой длине размерностях, - и их пригласили подняться на борт. Невысокий трап, красиво оформленный, но эстетически чуждый салон на шесть кресел, в одном из которых устроилась Ара, и достаточно быстрый взлет на реактивных двигателях.

Во время взлета удалось увидеть аэрополе – оно оказалось не таким уж большим, - и ярко освещенные окраины какого-то большого города. А потом самолет стремительно ушел вверх и в сторону, пробил облачный покров и смотреть стало попросту не на что. Любой пилот видел достаточно этого добра, - ночных надоблачных пейзажей, - чтобы потерять к этому виду всяческий интерес. Так что сам полет был интересен только тем, что доктор Бессонова угостила их хорошим кофе и какими-то незнакомыми сладостями и коротко ввела в курс происходящего.

- Мы летим на заброшенный военный аэродром. По-вашему, аэрополе. Взлетно-посадочная полоса там нормальная, - чуть больше полутора километров длины, - есть ангар и несколько жилых домиков. Вокруг тайга, - это Зауралье, - и редкие далеко расположенные деревни. Никто вас там не увидит и вопросов никаких задавать не станет. Бытовые условия приличные – мы сделали все, что смогли, - обслуги минимум. Они знают про вас, что вы любители экстремального спорта из Швейцарии и, что вы хорошо заплатили за то, чтобы научиться летать на старом военном самолете. По-немецки говорит всего несколько человек, включая инструктора по летной подготовке, инженера и военного историка, который прочтет вам курс лекций по боевому применению МиГ-15 и МиГ-17. Народу приказано к вам с вопросами не лезть, но и вы уж будьте добры, лишнего не говорите. Там будут двое таких, кто знает, откуда вы на самом деле. Они проследят, чтобы все прошло гладко. Женщина – ее зовут Жанна – немного говорит по-немецки, неплохо по-английски и средненько по-польски. Здешний польский язык очень похож на себерский русский, так что с ней сможете общаться более или менее свободно. Мужчина – Николай – из известных вам языков говорит только по-английски. Местный русский сильно отличается от себерского, но простые вещи понять можно. Как-нибудь договоритесь.

Теперь о деле. Там установлен отличный тренажер, на котором имитируется полет на МиГ-15. Есть хорошо оборудованный спортзал. Имеется спутниковая антенна, так что сможете в свободное время смотреть местное дальновидение. В ангаре стоит отремонтированный МиГ-17 спарка. На нем будете летать. Так что вы сюда приехали на 30-40 дней в зависимости от обстоятельств. На случай ЧП, вот ваши рюкзаки. В каждом карта, инструкции на все случаи жизни, НЗ, пистолет и набор для выживания. Если случится нештатная ситуация, уходите в тайгу. Отрываетесь от преследования – стрелять можете, не стесняясь, на поражение, – читаете инструкции, выбираете подходящий вариант поведения и действуете, следуя этим инструкциям. В рюкзаке есть документы, деньги и специальные приборы связи с инструкциями, разумеется. Надеюсь, до этого не дойдет, но береженого, как говорится, - и кстати не зря, - и бог бережет. Рюкзаки сразу спрячете в тайге недалеко от дома. Вот тут в кармане водонепроницаемый мешок, а здесь лопатка. Прикопайте и пусть лежат. Если что, бегите не домой, а в тайгу. Прячетесь, позже возвращаетесь за рюкзаками и вперед! Алгоритм ясен?

- Вполне, - кивнул Виктор.

- Так точно! – В такого рода ситуациях, как эта, Ара предпочитала уставные формы общения, если не было приказа их не использовать.

- Всего не учтешь, - вздохнула Бессонова. – Вы не разведчики нелегалы и мира этого не знаете. На подготовку нет времени. Поэтому будем исходить из предположения, что все как-нибудь устроится, ну, а если нет – оба вы боевые офицеры. Варя вон и по тылам врага ходила. Оснащение у вас на такой крайний случай отличное, а я и мои люди, если что, постараемся сразу же прийти на помощь.

- То есть, вы с нами на этой вашей базе не остаетесь? – ухватила Ара главное.

- Именно, - подтвердила женщина. – Но я буду постоянно отслеживать ситуацию. Рапорты ко мне пойдут два раза в сутки, в полдень и в полночь. Так что о нештатной ситуации я узнаю самое позднее через двенадцать часов. А через сутки буду знать все, что требуется, и приму меры. В идеале – если до этого все-таки дойдет, - вам придется продержаться в тайге двое-трое суток. Все остальные инструкции предусмотрены на сценарии хуже идеального. И вот еще что.

- Это, - положила она на устроенный между креслами столик тонкую черную полоску из какого-то матового материала, - часы и телефон. Вообще-то, много чего еще, но вам все остальные функции этого прибора быстро не освоить. А вот часы – это просто. Надел на руку… Варя, дай руку!

Полоска обернулась вокруг Вариного запястья и неожиданно затвердела. Не метал, а, словно бы, мягкий кожаный ремешок. Обтянул запястье, сросся, и все – черный матовый браслет.

- Подумай о времени, - предложила Бессонова. – Только четко. Мол, хочу знать, который час.

Ара подумала. Представила себе часы. И вдруг там, где должен был бы находиться циферблат, будь эта полоска, и в самом деле, часами, возникло утолщение, быстро превратившееся в небольшой прямоугольник, а на нем голубые фосфоресцирующие цифры: 23:12.

- Двадцать три часа двенадцать минут, - сказала женщина. – Только подумаешь о времени, появятся цифры. Прибор настраивается на пользователя. Я их, - она положила перед Виктором вторую полоску, - заранее настроила на вас двоих. А теперь еще одно. Сейчас, Варя, подумай обо мне. Четко проартикулируй мысленно «Маша». Давай!

Ара произнесла мысленно имя их благодетельницы и неожиданно на руке доктора Бессоновой что-то тихо зажужжало.

- Звук я выставила специально для вас, а так прибор бесшумный. Просто почувствуете дрожание и все.

- Слушаю! – сказала она через несколько секунд, дав им вволю послушать жужжание, раздающееся из браслета – он был у Бессоновой золотистым. – Говорите!

В общем, следующие полчаса они учились связываться друг с другом, с Марией Ивановной, и с некоей «диспетчерской», куда следовало «телефонировать» при любом осложнении, недопонимании и возникновении нештатной ситуации.

Прибор представлялся невероятным чудом. Часы. Телефон. Компас. Градусник. И шагомер. И все это, по словам Бессоновой, всего лишь простейшие функции из достаточно длинного списка. Но даже на овладение ими ушло довольно много времени. Тем не менее, Мария Ивановна выдала им с Виктором по маленькой книжечке на немецком языке, в которой четко и ясно объяснялось, что потенциально может делать этот прибор, и как этого добиться. Коротко, логично и недвусмысленно. Так же к часам-телефону прилагались крошечные ушные телефоны и приклеивающийся к горлу микрофон в виде маленького черного пятнышка.

«И ведь это не военная техника, - отметила про себя Ара. – Чисто гражданские модели и, возможно, даже детские!»

Спрашивать об этом она не стала, но предположила, что для продвинутых пользователей – и уж, тем более, для военных, - наверняка существуют гораздо более сложные приборы. Ей, впрочем, хватило и этого. Но она ведь отнюдь не продвинутый пользователь…

Иногда ей даже хотелось, - такая греза, - чтобы что-то пошло не так. Неважно что. Для Ары, в ее ночных мечтаниях главным была не причина, а следствия. Убежать в тайгу… Вот где она смогла бы развернуться в полную силу, тем более, что и Виктор, почитай, вырос в таких вот богом забытых местах. Вдвоем они бы показали любому злодею, где раки зимуют, и уж точно, что не попались бы. Напротив, Ара знала множество способов убить человека в лесу, не прибегая к силе огнестрельного оружия, и штурмовой нож, в этом смысле, всего лишь одно из возможных решений. Есть еще ловушки с кольями и самострелы, разнообразные капканы и ловчие петли, и все это она могла соорудить даже без настоящей веревки, но как раз моток тонкого, но прочного троса, сплетенного из неизвестных ей синтетических нитей, входил в «малый набор выживальщика», приготовленный для них принимающей стороной. Так что, дай ей только волю, устроила бы какому-нибудь плохому парню – или даже парням во множественном числе, - таежные гонки с препятствиями, из которых этим супостатам живыми уже не выйти. Однако на деле, все это были всего лишь сладкие мечты. Доктор Бессонова все организовала настолько хорошо, что даже, если захочешь, ни к чему не придерешься. Просто потому что не к чему.

Другой фантазией Ары было путешествие по этому роскошному миру. Каков он на вид, она могла судить лишь по телевизионным передачам, идущим, в основном, на местном русском языке, который она, разумеется, не понимала. «Да», «нет», «хлеб, вода» и «твоя моя не понимай» - отнюдь недостаточно для понимания закадрового текста. Впрочем, зрительный ряд зачастую позволял кое в чем разобраться и уловить общий смысл происходящего на экране. Поэтому ей, собственно, и хотелось погулять по этому миру самой. Лично убедиться, что женщины здесь добились такой степени равенства, что, с одной стороны, могут ходить по пляжу в одних, ничего, на самом деле, не прикрывающих трусиках, а с другой – избираться главами правительств, директорами банков и министрами обороны. Об этом рассказывалось в документальном фильме на английском языке, который показывали на местном дальновидении с субтитрами на неизвестном Аре языке. Впрочем, Виктор откуда-то знал, что этот алфавит называется Кириллицей и, что на нем пишут русские, украинцы и белорусы.

Украинцы, как тут же выяснилось, это киевляне, а белорусы – частично себерцы, а частично литовцы. Но не суть важно. Прикольно было бы просто погулять там, среди этих людей, которые в силу неизвестно откуда взявшихся различий в календарях, являлись ее и Виктора потомками в третьем или даже четвертом поколении. Ара, по такому случаю, и сама была не против искупаться не только без лифчика, но и вообще без всего, как показывали в какой-то фильме про любовь. Что там и как случилось с героями рассказа, Ара не поняла, да, честно говоря, и не пыталась. Однако сцена на пляже запала ей в душу, как, впрочем, и несколько сцен настолько откровенного секса, что у Ары закралось подозрение, не крутят ли здесь на дальновидении обыкновенную порнуху. Может быть, так и обстояли дела, но тогда следовало признать, что в этом мире снимают очень качественные порнографические фильмы. Ара, будучи курсантом, видела несколько таких, и местных, себерских, и иностранных, франкских и шведских, и потому знала, что в Себерии – как и во всех прочих странах, - до такого уровня еще не доросли.

В общем, «мечт» было много, включая сюда эротические сны и предсонные фантазии на вечную тему «а можно еще и так, так и даже вот так». Однако Олег был далеко, а спать с Виктором обиженная его прошлым небрежением, Ара не желала. Можно было бы попробовать с кем-нибудь из местного персонала, но очень уж ей не хотелось смешивать рабочие отношения с личными. Так что и эти ее фантазии оставались бесплодными и, по большому счету, никак не осуществимыми. Зато их с Виктором будни были и сами по себе похожи на сон или предсонную фантазию.

«Полетав» с недельку на тренажере – а она резвилась на этом фантастическом имитаторе часов по восемь ежедневно, - Ара вылетела наконец в свой первый самостоятельный полет. Разумеется, не одна, а с инструктором за спиной, но взлет и пилотирование осуществляла она сама, и это для нее было главным.

Забралась в кокпит, устроилась, огляделась, проверяя, правильно ли запомнила расположение приборов и систем управления на приборной доске - средняя часть, левый и правый щитки – на правом и левом пультах, систему управления оружием под нижним краем средней части приборной доски и прицел, и сообщила диспетчеру, что готова к вылету. Получила добро, дождалась пока наружная команда запитает системы электричеством, и пошло: включить генератор на правом пульте, бустерная помпа на левом пульте, зажигание… Все-таки она была примерной ученицей. Ни страха, ни сомнения, и руки выполняют все требуемые регламентом действия в автоматическом режиме, и кажется, что все это настолько просто и очевидно, что и ребенок разберется, но, на самом деле, это всего лишь иллюзия. Нужно быть мичманом Бекетовой, прошедшей огонь и воду, - а заодно и медные трубы, - учившейся, воевавшей и снова учившейся, чтобы сейчас сделать все, как полагается, и поднять в воздух эту невероятную машину.

А потом был полет. Первый ее самостоятельный полет на реактивном истребителе-бомбардировщике, и это было, как говорят в Земле Хабарова «что-то с чем-то». Незабываемые ощущения, а ведь тогда, при первом подходе, она всего лишь выполнила ученический минимум. Техника пилотирования нарастала постепенно, от полета к полету. А вылетала Ара по два раза каждый день, так что не удивительно, что уже через неделю она демонстрировала неплохой уровень пилотирования. И еще через восемь дней – перешла от простого пилотажа к сложному, а к окончанию курса инструктор сказал ей, что на его взгляд, служи она в советских ВВС в 50-е годы, считалась бы асом.

- Талант – он и в Африке талант, - улыбнулся русский летчик. – Не знаю, на кой хрен вам, фройляйн Анна, этот цирк с конями, но вы в нем, по любому, первый номер!

Вообще, тридцатипятидневный курс прошел на ура. Сейчас, Ара была уже не только настоящим пилотом реактивной машины, она усвоила массу информации по тактике воздушного боя, штурмовке и бомбардировке вражеских позиций, работе в одиночку и группами, то есть стала настоящим военным летчиком. А кроме того, и она, и Виктор переписали от руки несколько крайне важных наставлений по пилотированию и боевому применению истребителя-бомбардировщика МиГ-15, заменив, разумеется, эту русскую аббревиатуру на себерское название машины «Болид». Каждый день, как заведенные, два часа упражнений в чистописании, чтобы «продать» потом эти тексты в качестве личных разработок. В эти же тетради – естественно, аутентичные себерские, - они занесли целый ряд общих идей, развивающих концепцию МиГ-15 до уровня МиГ-17, а также кое-какие мысли о некоторых необходимых этим аппаратам приборах и системах вооружений.

- Придется тебе идти учиться на инженерный факультет, - ожидаемо сказал ей Виктор в конце командировки. – Ты же понимаешь, мы двое сейчас ценнее трех авиаполков.

- Вот черт! – выругалась Ара. – Тут ты на сто процентов прав. Как думаешь, летать-то хоть не запретят?

- За это мы поборемся, - пообещал Виктор. – Думаю, Елизавета Аркадиевна разрешит. Она сама авиатор и нас с тобой должна понимать. Но вот насчет фронта… Есть у меня на этот счет серьезные сомнения. Боюсь целесообразность победит симпатию…

Что ж, с этим трудно было не согласиться, и Ара приняла к сведению, что, возможно, ей придется заниматься совсем не тем, чем она собиралась. Но такова жизнь, и нынешнее положение вещей было не самым худшим из возможных. Да, и потом флотские офицеры не выбирают, какие приказы выполнять, а какие – нет.

Возможно, Ара была права, когда предполагала, что их с Виктором теперь в жизни никуда не выпустят, учитывая, какими ценными кадрами и носителями каких секретов они стали после стажировки «где-то нигде». Однако человек предполагает, но располагает только бог. И все случилось совсем не так, как планировалось вначале. Во всяком случае, не так, как предполагала адмирал Браге.

После возвращения, Ара первым делом опробовал себерский «Болид». Он, ожидаемо, оказался несколько другим, чем МиГ-15 и, тем более, МиГ-17, но в целом, подготовка не пропала зря. Уже во время второго вылета, она опробовала машину на фигурах простого пилотирования. «Болид» оказался быстрым, маневренным и достаточно легким в управлении. За следующие пять дней Ара семь раз вылетала на серийном истребителе-бомбардировщике и на учебно-боевой спарке и опробовала новые системы вооружения, довольно метко постреляв по конусу и удачно побросав бетонные болванки весом в 100 и 250 килограмм по наземным целям. Во всяком случае, Елизавета Аркадиевна, наблюдавшая за их с Виктором вылетами, осталась всем увиденным довольна, показав Аре большой палец правой руки.

- Молодцом! – улыбнулась, прощаясь на аэрополе. – Летаешь красиво, и машина выше всяческих похвал. Эх, если бы не возраст, я и сама бы не отказалась на такой полетать. Да кто ж меня пустит за штурвал…

А вскоре на полигон Липная Горка прибыл первый отряд пилотов штурмовой авиации, и Ара с Виктором занялись их обучением. Теоретическую часть подготовки эти авиаторы получили на базе Флота «Пулково» близ Ниена. Там же они ознакомились с самой машиной и освоили кабину пилота. И вот теперь наступила очередь пилотирования. Два вывоза пассажиром на спарке и сразу после этого самостоятельный полет под контролем пилота-инструктора. Инструкторами выступали два испытателя, которые в свое время вывозили в небо Ару и Виктора, ну и они двое.

Понятное дело, что для того, чтобы подготовить двадцать пилотов, им всем приходилось летать очень много. Шесть-восемь полетов в день на каждого из четверых. И, само собой разумеется, что при такой нагрузке сил не оставалось практически ни на что. Только поесть, принять душ и в койку. Однако за две недели они подготовили пятнадцать пилотов, тут же отправившихся на комплектацию первого, вооруженного «Болидами», полка, и пять пилотов-инструкторов, оставшихся на полигоне, чтобы обучать следующую группу пилотов, отобранных в строевых полках. К середине августа таких инструкторов набралось уже восемнадцать, и половина из них перебрались в Пулково, где проходил переподготовку второй полк реактивных истребителей-бомбардировщиков.

Надо сказать, что Ара довольно быстро втянулась в работу инструктора и со временем даже стала меньше уставать, тем более, что чем дальше, тем больше у нее появлялось помощников. Менялись и ее задачи применительно к планам переподготовки. Она все больше занималась обучением скоростному воздушному бою и все меньше – техникой простого пилотирования. К тому же начальство не забывало поощрять. В конце июля Виктор получил звание капитана-лейтенанта, а ее, соответственно, произвели – вне очередности и сроков выслуги, - в лейтенанты. Следует, однако, иметь в виду, что это было не столько поощрение, сколько забота о сохранении субординации. Большинство пилотов, приходивших на переподготовку, имели звания лейтенантов и старших лейтенантов. Мичманов среди них не было вовсе, поскольку речь шла об опытных авиаторах. Встречались среди них – хоть и редко, - даже капитаны-лейтенанты, а учить летать старших по званию – это, как известно, большая головная боль. Что же касается наград, то и они не замедлили упасть на Ару и Виктора с высоты адмиралтейского звездного неба. Десятого августа их обоих наградили орденами «Святого Михаила 3-й степени», и у Ары неожиданным образом образовался на груди настоящий иконостас.

«Что ж, - подумала она, рассматривая себя в зеркале, - грудь это мне не увеличит, зато Эго будет ого-го какое!»

С Эго у нее, на самом деле, все и так обстояло более чем хорошо. Как авиатор она себе цену уже знала, а в последнее время поверила в себя, и как женщина. И могла теперь – спасибо Олегу и окружавшим ее мужчинам-авиаторам, - только дивиться тому, какого низкого мнения о своей внешности она была раньше. Сейчас Ара уже не казалась себе неказистым мальчуганом с женскими гениталиями, а, напротив, представлялась пусть и не красивой в общепринятом смысле слова, но симпатичной и более чем привлекательной женщиной. Последнее – половую привлекательность, - можно было бы списать на особую атмосферу военных гарнизонов, в которых по понятным причинам женщин мало или нет совсем. Однако на нее обращали внимание – к слову сказать, не только мужчины, - и во время увольнительных, например, в Ниене, где красивых женщин более чем достаточно. Она ведь там не всегда появлялась в форме, иной раз – благо командование смотрело на такие вольности сквозь пальцы, - Ара выходила в свет в платье. Однако и в этом случае вызывала у молодых мужчин живейший интерес определенного сорта, который трудно было спутать с чем-нибудь другим.

Не будь она воспитана в строгих правилах, могла бы и загулять. Муж далеко, да и влюбленность ее в Шкловского была скорее рассудочной, чем сердечной. Но это, чего уж там, случилось не из-за него, а из-за нее. Такой уж она человек, такая женщина. Не склонна к душевным безумствам, и, возможно, это даже неплохо, потому что безумие ни к чему хорошему не приводит. Но по факту, ей определенно не хватало секса. В июне, правда, Шкловский приезжал в очередной отпуск, а в начале августа его полк и вовсе передислоцировали в Печенгу. Далеко конечно, но, чай, не Земля Хабарова. Во всяком случае, Ара к мужу пару раз выбиралась, и это было никак не меньшей наградой, чем еще один орден на грудь.

Итак, девятого она вернулась – на перекладных – с дальнего севера, накувыркавшись с Олегом так, что у нее потом дня два или три ныло все тело. Десятого состоялось вручение наград, а двенадцатого цинцы и ниппонцы внезапно прервали переговоры и возобновили военные действия с еще большим ожесточением, чем в начале кампании. Тринадцатого по Флоту было объявлено «Состояние Войны», а пятнадцатого личным приказом адмирала Браге их с Виктором выдернули из Липной Горки и направили в 107-й полк специального назначения.

Полк – а на самом деле, чуть меньше двух эскадрилий, успевших пересесть на «болиды», - срочно перебросили на только что отстроенное аэрополе под Мемелем[112], и означать это могло только то, что ожидается вступление в войну, как минимум, еще двух государств: Польши и Швеции. Настораживало другое: почему именно сюда стягивают всю новейшую технику? По дороге в Мемель, на огромном аэрополе в Невгине[113], они с Виктором стали свидетелями ночного перелета суперсовременных торпедоносцев – это были тяжелые двухфюзеляжные «струги-максимы» - и их прикрытия, состоявшего из «кочей» одиннадцатой серии. И вся эта сила двигалась в сторону Варяжского моря и польской границы. Но ни Польша, ни Швеция, ни обе вместе не тянули на роль столь грозного противника, что Себерия вынуждена была бросать в бой свою лучшую и наиболее смертоносную технику. Другое дело, если в войну ввяжутся Великобритания и Дания. Датчанам, как и шведам давно не спится из-за норвежских и финских земель, ну а великобританцы попросту разбойники. Ара еще в детстве слышала историю о том, как в последнюю войну они попробовали наехать на Елизавету Аркадиевну.

«Ну, что ж, - думала Ара, не произнося, впрочем, свои кровожадные мысли вслух, - не получилось у нее, может быть, я кого-нибудь порву на великобританский флаг?»

Если честно, ей очень этого хотелось. В Себерии и вообще недолюбливали великобританцев, но в семье Авенира Кокорева их попросту ненавидели, как недобросовестных конкурентов и мошенников. Дело в том, что англичанам пару раз удалось сорвать Кокореву весьма выгодные контракты. И не то, чтобы предложили лучшую цену или более высокое качество. Отнюдь, нет. Просто один раз устроили госпереворот в пользу своего клиента, а в другом случае – задолбали саботажем и диверсиями. Но это, разумеется, были всего лишь сопутствующие мысли, потому что Ара снова ехала на войну. Вернее, первый-то раз она никуда не собиралась. Война нашла ее сама, а там уж и думать особенно времени не было. Другое дело – сейчас. В этот раз она действительно ехала на войну. Причем, не торопясь, то есть со всем комфортом, используя флотские попутки, так что времени на размышление у нее было хоть отбавляй. Вот и сейчас, в Митаве[114], ожидая свой рейс на аэрополе Кретинга, Ара зашла в уютный ресторанчик в польском стиле, чтобы пообедать и подумать о своем «о девичьем».

Путешествовала она одна, поскольку Виктор задержался в Шлиссельбурге. У него там – по непроверенным данным, - бурно развивался роман с некоей замужней дамой, но это не ее дело, так что Ара старалась в личные дела Виктора не вникать. Ждать его ей тоже не хотелось, вот она и дернула в Мемель на перекладных и по ходу дела оказалась в Митаве, где у нее нежданно-негаданно образовалось «окно». Поэтому она забросила сак с личными вещами на площадку подскока, откуда вечером должен был пойти в Кретингу флотский транспорт с пополнением, а сама вольной птицей пошла гулять по Митаве, пока не проголодалась и не зашла в ресторан «Лейка». Зашла, огляделась и первой, кого увидела, оказалась закончившая Академию в прошлом году Таня Теплова, тоже, к слову сказать, пилот.

- Таня! – обрадовалась Ара.

Радость ее была искренней, поскольку Таня опекала ее едва ли не со дня поступления в Академию. Такая вот душевная девушка, и пилот, как слышала Ара от инструкторов, совсем неплохой. Однако прошлым летом их пути разошлись. Ара уехала на летную практику и попала на войну, а Таня закончила Академию, получила диплом и погоны и распределилась куда-то на южный Урал. Во всяком случае, так она думала до сегодняшнего дня.

- Варя?! – Таня встала из-за стола, за которым сидела с несколькими девушками-флотскими офицерами, и шагнула навстречу Аре. – Варвара! Глазам своим не верю! Лейтенант… орденоносец… Постой! – Она схватила левую руку Ары и повернула ее к себе, чтобы лучше видеть шеврон за ранение. – Ох, ты ж! Куда тебя?

Похоже, если бы могла, она стала бы тут же в ресторанном зале ощупывать Ару на предмет выяснения, какой урон был нанесен ее юному организму.

- Можно я тебя лучше обниму? – улыбнулась Ара и потянулась вверх, чтобы обнять подругу.

- Можно! Нужно! Иди ко мне! – Татьяна, как и многие другие девушки-курсантки была едва ли не в полтора раза крупнее Ары, и, возможно, поэтому относилась к ней не просто, как старшая к младшей, но с известным оттенком материнской заботы.

- Так, дамы! – подвела она Ару после дружеских объятий к общему столу. – Это Варя Бекетова. Училась на год младше меня. Когда я выпускалась, была гардемарином, а сейчас даже не знаю, что сказать! Сами все видите и на плечах, и на груди.

- И шеврон золотой… Расскажешь? – спросила Ару лейтенант - льняная блондинка со знаками различия навигатора 2-го класса.

То есть, сначала они все конечно же перезнакомились, сделали заказ, - росул[115], бигос[116], кабанос, брынза подгалянская, водка и пирог с маком, - а потом уже Алефтина Первачова задала свой вопрос.

- Я прошлым летом… - Начала было Ара, но неожиданно смутилась, ей вдруг стало неловко, хотя и непонятно, почему. - Ну, то есть, как раз одиннадцатого июля я прибыла на авиабазу Веселый Яр в заливе Владимира…

- Круто! – прокомментировала коротко стриженная рыжая и сильно веснушчатая мичман Тоня Поликарпова.

- Ночью нас атаковали ниппонцы… - Ара вдруг поняла, что не знает, как рассказать о том, что с нею тогда произошло. – В общем, если коротко, у них там, на базе, после обстрела осталось два торпедоносца. «Струг-вампир», если знаете…

Девушки естественно знали. Не все кончали Академию, но общие курсы потому так и называются, что они общие.

- Не хватало одного экипажа, - продолжала между тем Ара. - Вот мы с одной девочкой, третьекурсницей Леной Жихаревой и взялись.

- То есть, как?! – обалдела от ее откровений Татьяна. – Они что с дуба там все свалились? Ну ладно ты. Все-таки четвертый курс, гардемарин, офицер… Но Жихарева-то твоя – вообще, ребенок.

- Ну, ребенок, - пожала плечами Ара. – А делать-то что? Вы, девочки, поймите. Там было не до этики с эстетикой. Все горит. Основная ВПП разбита. Ниппонцы ведут обстрел прямой наводкой из артиллерии главного калибра тяжелого крейсера, высаживают десант…

- Ладно, проехали, - продолжила, немного помолчав и махнув рюмочку водки. – В общем, слетали мы с Леной. И, как водится, новичкам везет. Всадили мы в крейсер «Кумано» торпеду и, как ни странно, попали, как раз в мидель. Так что у него от нашей «сулицы» рванула главная машина.

- С какой дистанции производили пуск? – деловито уточнила навигатор, наверняка, прикидывавшая в уме вероятности удачи.

- Две тысячи восемьсот метров примерно…

- Так близко! – покачала головой Алефтина. – Как же вы прошли через заградительный огонь?

- Везучие! – прокомментировала Татьяна, вытряхивая из пачки набитую духовитым табаком византийскую папиросу.

- Есть такое дело, - признала Ара. – Мы потом еще почти месяц летали на торпедоносце… Не на том, первом. Тот ниппонский штурмовик подбил… Садились на воду… Неважно! Так вот, повторить зачетный бросок уже ни разу не получилось. И в торпедные атаки ходили, и на бомбежку вылетали, но второй раз такой прухи уже не случилось. А во время наступления на Владивосток… Как раз к началу учебного года приурочили гады. Над заливом… - она показала свою нашивку, чтобы объяснить, о чем идет речь. – Три пули винтовочного калибра из зенитного пулемета… Опять свезло. Ни в сердце, ни в печень, ни в позвоночник, не говоря уже о голове, не попали, но мне и этого хватило. Дальнейшее помню смутно, мне потом Лена кое-что рассказала. Садиться было некуда, о парашюте, честно сказать, я забыла, но все равно… Внизу штормило. Не выжили бы мы в океане, да еще и вовремя боя. Дотянула до ближайшего аэрополя, там, собственно, и гробанулась. Садилась, не выпустив шасси. Попросту вырубилась. Ну, а после жесткой посадки, сами понимаете. Переломы, то да се… Но жива, как видите, - улыбнулась, снимая напряжение. - Тогда получила мичмана, а лейтенанта и «Михаила» буквально несколько дней назад. Всю весну и лето испытывала новую технику, переучивала строевых пилотов.

- А сейчас? – спросила, закуривая, навигатор Первачова.

- Сейчас направили пилотом в штурмовой полк. А вы, значит, вместе служите?

- Транспорт таскаем, - кивнула Таня. – У нас пол экипажа женщины.

- Это вы, что ли, сегодня идете на Кретингу? – удивилась совпадению Ара.

- Так точно, - усмехнулась Алефтина. – А ты, значит, тот пилот, которого нас попросили подбросить?

- Вероятно, так и есть!

- Ничего не понимаю, - покрутила головой четвертая девушка-лейтенант-инженер с петлицами связиста. – Там же полк специального назначения…

- Так ты что, на этом ужасе летаешь? – нахмурилась Таня.

- Кто еще знает об «ужасе»? – всполошилась Ара.

- Никто, - успокоила ее навигатор. – Мы туда уже неделю возим людей и технику. И «ужасы» эти твои тоже доставляли. Так что не волнуйся. Контрразведка нас крепко опекает. Но ты, что на самом деле?..

- На самом деле.

- Во ужас-то! – прикрыла рот ладошкой рыжая мичман.

- Ничего ужасного! – возразила Ара. – Нормальная машина. Но давайте, лучше, не будем об этом.

- Тогда, рассказывай про кольцо! – Показала пальцем Татьяна. – Когда успела?

- Да вот даже не знаю, что сказать…

Ара, и в самом деле, не знала, как объяснить другим свой порыв, о котором она, кстати, отнюдь не жалела. Так все и должно происходить в жизни настоящего пилота. Быстро и четко, и чтобы потом ни о чем не жалеть.

«Встретила, понравился, дала, - мысленно усмехнулась она, по ходу переиначив великого предшественника[117]. – Переспала, понравилось, вышла замуж! Лаконичненько так, без отклонений от заданного курса!»

Но, разумеется, говорить этого вслух не стала. Что бы там не говорил ей отец, отпуская в Академию, по факту, женщины не мужчины, и «давать» отнюдь не то же самое, что «иметь». Поэтому какими бы циничными ни были в силу своей профессии женщины-авиаторы, «базар» следовало тщательно «фильтровать». Поэтому из ее рассказа выходило, что кавторанг Шкловский не только военный герой и командир полка, но и галантный ухажер и едва ли не «трепетный воздыхатель». Так история больше походила на жизнь в ее литературном варианте, а значит, была приятна на слух и приемлема с точки зрения общепринятой этики.

- Наверное, хватит выпивки, - сказала на каком-то этапе затянувшегося обеда лейтенант Первачова. - Нам, дамы, еще нашу лайбу[118] толкать до самой Кретинги.

- Под такую закуску сто граммов на нос – сущая ерунда, - возразила ей Татьяна.

- Вообще-то, сто пятьдесят, - поправила ее мичман Поликарпова, - но кто считает! Детская доза!

- Сто пятьдесят – не сто, - улыбнулась Ара.

- Да будет вам! – остановила дискуссию Татьяна. – Давайте, девушки, еще по рюмочке, и на базу!

Глава 8

Тревогу сыграли в два сорок по Ниенскому меридеанальному[119] времени, а в два пятьдесят семь Виктор уже сидел в комнате для инструктажа и пил кофе. Просторное помещение с картой ТВД и тактическим экраном на фронтальной стене быстро заполнялось пилотами. Кое-кто, как и Виктор, даже успел побриться, но большинство выглядело так, как и должны выглядеть люди, выдернутые по тревоге из своих постелей. Единственной женщиной среди собравшихся на инструктаж истребителей была Варя, и она, пожалуй, единственная изо всех выглядела свежей, отдохнувшей и выспавшейся.

«Счастливая натура!»

- Ты как? – спросил тихо.

- Нормально, - пожала плечами девушка. – Не мандражирую, если ты об этом.

- Ну, и правильно, - поддержал Виктор подругу. – Мы с тобой здесь самые опытные пилоты.

Он не лукавил, так все и обстояло. Почти все пилоты «болидов» из 107-го полка учились летать или у них двоих, или у их учеников.

- Господа офицеры!

Виктор встал, приветствуя командира полка кавторанга Никифорова.

- Вольно! – скомандовал кавторанг и прошел на возвышение рядом с картой.

- Доброй ночи, господа офицеры! – приветствовал он их и тут же перешел к делу:

- По данным разведки, на рассвете противник начнет на нашем участке фронта генеральное наступление тремя колоннами: на Мемель, Ковно и Вильно. Нас эти направления не интересуют, но знать о происходящем, хотя бы в самом общем виде, следует.

- Далее, - продолжил Никифоров, сделавший короткую паузу, пока офицеры штаба не обозначат на карте направления главных ударов. - На морском ТВД предполагаются удары 2-го шведского флота и Экспедиционного датского флота на Ригу, Пернов и Ревель[120], а так же на наши базы на островах Готланд и Саарема. Против них действуют 5-й и 8-й флоты Себерии, а также несколько отдельных эскадр. Зона нашей ответственности – треугольник Мальмё – остров Мён – остров Борнхольм. Там замечена ударная эскадра Великобритании в составе трех носителей – предположительно, от 250 до 300 штурмовиков, - семи линкоров и двух линейных крейсеров, пяти тяжелых и шести легких крейсеров, и порядка двадцати пяти эсминцев и фрегатов. Как видите, речь идет о полноценном флоте, но они называют это все эскадрой. Формально они все еще не объявили нам войну, но, по мнению разведки, объявят с одновременным ударом в глубину нашей обороны. Поэтому ждем. С нами 19-й и 34-й полки, оснащенные «кочами» одиннадцатой серии, и торпедоносцы типа «струг-максима» 53-го полка.

В тот момент, когда британцы атакуют, в игру вступаем мы. Задача номер один, она же главная – уничтожение носителей. Тактическую раскладку мы получим сразу по поступлении приказа, но две вещи могу сказать сразу. У нас от полутора до двух часов времени, не больше. Томми ждут, пока шведы, поляки и датчане нас не измотают, тогда и ударят. Соответственно, у вас есть время привести себя в порядок, позавтракать и надеть противоперегрузочные костюмы. Не бойтесь катапультироваться над водой. Меня заверили, что у нас там довольно много субмарин и кораблей-спасателей. На базах находятся летающие лодки и геликоптеры. Прикрытие на низких высотах осуществляют истребители морской авиации. Это, во-первых. Теперь, во-вторых. Работаем группами по двенадцать-шестнадцать машин. Первая группа – позывной «Выпь» по номерам с первого по двенадцатый. Командир группы – капитан-лейтенант Якунов-Загородский, вторая группа – позывной «Гриф», шестнадцать машин, командир - лейтенант Бекетова, третью группу – еще шестнадцать «болидов» - поведу я сам, наш позывной «Лунь». Позывной командного центра «Щур». Всем пилотам подойти к господам штабистам и получить номера, позывные и частоты для связи внутри группы и с базой. На этом все. Все свободны.

Поскольку Виктор успел побриться и принять душ, он не стал возвращаться в свою комнату, а, забрав у штабистов карточку с данными, включая и код опознания, пошел в кантину. На дворе стояла ночь, но здесь уже было утро в том смысле, что кухня работала вовсю, и Виктор получил тарелку рисовой каши, два крутых яйца, кусок ветчины, два пластика желтого сыра и белый пшеничный хлеб. К кофе полагался шоколад с амфетамином и сухое пирожное. И все это следовало съесть. Пилотирование любого летательного аппарата требует от авиатора много сил и хорошей концентрации внимания. Расход энергии при полете на реактивном самолете еще выше, тем более, что они пойдут в бой, а это означает быстрое маневрирование на сверхзвуковой скорости. Виктор все это знал не только в теории, но и на практике, поэтому не отодвинул поднос, пока не съел все, что полагалось съесть на завтрак перед боевым вылетом. Варя, к слову, от него не отставала. Сидела за столом напротив Виктора и целеустремленно работала челюстями.

- По сигаретке? – спросила, покончив с едой.

- Ты же, вроде, не куришь?

- Вроде, не курю, - усмехнулась девушка. – А в охотку за милую душу. Да, и ты меня с сигареткой не в первый раз видишь.

- Тогда, держи! – протянул ей Виктор пачку византийских сигарет и зажигалку.

- Благодарствуйте, дяденька! – «пискнула» лейтенант Бекетова.

- Не издевайся! – отмахнулся Виктор. – Дело давнее. Я и сам толком не понимаю, как мог тебя с парнем перепутать!

- Да, я так, - улыбнулась Варя, - по-дружески. А кстати. Как там твоя любовь поживает?

- Нормально она поживает, - поморщился Виктор.

- Значит, не расскажешь.

- Могу и рассказать, - вдруг решился Виктор. – Только ты учти, подруга, это не мой секрет.

- С ума сошел? – вздернула Варя бровь. – Я не сплетница какая-нибудь. Не дура кухОнная. Я тебя по дружбе спросила и, ясное дело, никому ничего не расскажу. Еще не хватало!

- Настя, - сказал, тогда, он. – Ее зовут Настя. Была Берг. Да, да, Варя, это дочь Полины и Григория. Теперь она боярыня Селифонтова. Между прочим, моя первая любовь. Еще гимназическая. Недавно встретились… совершенно случайно… недалеко от нашего Бюро. В общем, сошлись снова, и, знаешь, словно бы, не было всех этих лет порознь… Тем не менее, приходится быть осторожными. Муж у нее хороший человек и ее любит. Обижать его не хочется, да и не за что.

- Дети есть?

- Сын.

- Понятно, - кивнула Ара. – Тяжело вам.

- Можно подумать, тебе легче!

- Мне легче, - неожиданно усмехнулась Варя. – Олег перешел на должность заместителя командира дивизии. Больше в торпедные атаки не пойдет.

- А ты пойдешь.

- Пойду, но ему сообщать не стану. Пусть думает, что продолжаю служить инструктором.

- Обман, однако, - ухмыльнулся Виктор и пыхнул сигареткой.

- Ложь во спасение, - пожала плечами девушка. – Зачем я буду его грузить? Кому от этого будет легче?

- Твоя правда, - согласился Виктор. – Я Насте тоже ничего не сказал. Наврал, что нас куда-то на север перебазируют…

Отношения с Анастасией пугали и радовали одновременно. Виктор был снова счастлив. Оказывается, без нее все в его жизни было не так хорошо, как ему представлялось. С ней мир наполнился красками и жизнью, и по контрасту Виктор вполне оценил то, чего был лишен расставшись с ней. Но одновременно, сила этого старого-нового чувства не на шутку его испугала. Все-таки он привык уже жить без драм и без никому не нужных страстей. Без «бурлящих и переливающихся через край» чувств. Без ревности к другому мужчине и прожитому с ним времени, без сожалений о несбывшемся и без выматывающей душу тоски, когда вновь приходилось расставаться с Настей, отпуская женщину в ее официальную жизнь. Все это было ново и необычно, но гораздо больше похоже на жизнь, чем то, как он жил прежде.

Вот обо всем этом он и размышлял, натягивая противоперегрузочный костюм и получая план задания от офицера-тактика. Думал, пока добирался на автобусе до капонира, выслушивал рапорт механика, обходил машину, проверяя на глаз, все ли в порядке, и устраивался в кокпите своего истребителя-бомбардировщика. Но в тот момент, когда надел летный шлем и, закрепив на горле ларингофон, подключился к радиостанции, все посторонние мысли оставили его, и он сосредоточился на боевой задаче. Сверился с полетной картой, переговорил с командным центром и, получив разрешение на взлет, дал отмашку водителю тягача, вывозившего его на взлетно-посадочную полосу. Там, впрочем, пришлось подождать, пока двойками взлетали и уходили на запад «болиды» Вариной группы. Самолеты отрывались от земли с видимым напряжением, неся на пилонах в перегруз по две двухсот пятидесятикилограммовые бомбы. Зрелище по всем статьям впечатляющее. Первыми стартовали «луни» комполка, теперь вот взлетали «грифы», а замыкали строй его собственные «выпи».

Великобританцы атаковали себерцев в пять двадцать утра, но о вступлении в войну объявили только через двадцать минут. Задумано было неплохо, ибо важность фактора внезапности в военном деле никто в здравом уме и твердой памяти оспаривать не станет. Так что первый удар оказался сильным и неожиданным, поскольку по приказу с самого верха, разведка делиться своей информацией с нижестоящими штабами не стала. Иначе могли потерять инициативу уже себерцы, а они предполагали напугать великобританцев до смерти.

Ядро экспедиционного флота Великобритании, состоявшее из трех огромных кораблей-маток, находилось довольно далеко от линии соприкосновения. Они дрейфовали почти сразу за островом Борнхольм, прикрываясь им от лучей радиоискателей. Расстояние от аэрополя Кретинга почти триста километров по прямой. Но вот чего не учел противник. Во-первых, местонахождение авианосцев было известно себерцам, не только потому что их засекли разведчики ВМФ, но и потому, что именно в этой операции Себерия впервые задействовала самолет разведчик нового образца. Это был все тот же двухфюзеляжный торпедоносец «струг-максима», но вместо тяжеленной ракеты он тащил на себе компактный радиоискатель. С точки зрения Великобританцев над ними никого не было: разведчик был маловат, чтобы считать его воздушным кораблем, и летел на огромной высоте. Он с одиннадцати километров «видел» великобританцев, как на ладони, они же о его присутствии даже не догадывались. Но все это лишь «во-первых», поскольку было кое-что и во-вторых. Новые «сулицы» уверенно поражали свои цели, даже если их сбрасывали в десяти-пятнадцати километрах от противника. Разумеется, это тоже было не идеально, поскольку на этой дистанции авианосцы защищали себя сами, задействовав палубную авиацию, а в случае великобританцев, их прикрывали еще и шведские истребители. Однако торпедоносцы тоже шли с прикрытием и, в результате, отстрелялись довольно хорошо. Впрочем, обо всем этом Ара узнала позже, а в тот момент, когда себерские торпеды поражали корабли противника или взрывались, расстрелянные автоматами ПВО, Ара, надев дыхательную маску, неслась в своем сверхзвуковом «болиде» - как ведьма на метле, - на высоте девяти тысяч метров, готовая, как только поступит приказ, ринуться сверху вниз на корабли вражеской эскадры.

- Внимание всем! – ожила радиостанция, работая на общеполковой частоте. – Противник применил новые самолеты. Повторяю. Палубная авиация противника включает бомбардировщики-торпедоносцы. Они отбомбились и легли на возвратный курс. Расчетное время прибытия - сорок минут.

Что ж, логично: сразу после удара по авианосцам, те, кто уцелеет, должны будут проредить возвращающуюся домой стаю «падальщиков».

- Внимание! – снова возник в эфире командный центр. - Зафиксированы девять попаданий в корабли противника. Ждем уточнения данных. «Грифам» пятиминутная готовность. Ждите целеуказания.

Ну, вот и все. Командный центр начал наводить каждую группу в отдельности, и теперь «луни», «грифы» и «выпи» будут действовать каждый сам по себе. Ара переключила радио на частоту своей команды:

- Грифам пятиминутная готовность. Держать строй. Ведомым подтянуться к ведущим.

Было странно вести в бой едва ли не полную эскадрилью сверхзвуковых истребителей-бомбардировщиков. Кто она, и кто они! Из шестнадцати пилотов, пятеро – старшие лейтенанты, двое – мичманы, а остальные, включая ее саму – лейтенанты. Однако дело не столько в званиях, сколько в том, что они означают на самом деле. Большинство этих парней служат на флоте по четыре-пять лет и имеют за плечами не сопоставимый с Арой опыт, в том числе и военный. И всей разницы, что она прошла специальный курс тактики, и у нее больше и разнообразнее опыт пилотирования именно этой реактивной машины.

- Гриф один, здесь Щур. Ваша цель – авианосец «Гермес». По данным разведки, поврежден, но не утратил боеспособности.

«Значит, взлетная палуба не задета».

- Передаю координаты.

Ара отметила координаты авианосца на карте. Лететь оставалось – совсем ничего.

- Грифы, - сказала она, снова сменив частоту, - наша цель авианосец «Гермес». Работаем по взлетной палубе и острову. Первые три пары, считая от меня, наносят удар по палубе от кормы к носу. Следующие две – по острову и палубе, от носа к корме. Замыкающие три пары атакуют с минутной задержкой. Действуют по обстоятельствам. Скорость один и две десятых звука. Все разобрались, кто с кем?

В следующие тридцать секунд отчитались все. Не дураки – разобрались, кто с кем и откуда атакует.

- Взяли карты, - снова заговорила Ара. – Передаю координаты…

И снова отчеты пилотов, а время неумолимо истекает, и, кажется, она уже видит внизу крошечные силуэты кораблей противника. К счастью, будучи опытными флотоводцами, великобританцы рассредоточились на огромной территории, так что выделить из «общей массы» именно «Гермес» оказалось относительно несложно.

- Вижу цель! – передала Ара на общей частоте, так, чтобы ее могли слышать и пилоты ее группы, и командный центр. – Атакую! Делай, как я!

Какую скорость она набрала при пикировании, Ара не знала. Боялась посмотреть. Верила, машина выдержит, главное – не сдохнуть самой после выхода из пике. Но, в конце концов, все-таки не удержалась и взглянула, что называется, краем глаза, что для истребителя обычное дело. Один и четыре десятых звука, и красная лампочка предельной скорости мигает, как сумасшедшая.

«С ветерком, однако… Сейчас!»

Поймать момент выхода из пике непросто. Еще сложнее заставить машину, словно бы замереть в «точке сброса», но у Ары это, кажется получилось «на раз». Две двухсот пятидесятикилограммовые бомбы сорвались с пилонов[121] и ушли вниз, а ее «болид» рванул вверх. От перегрузки потемнело в глазах, но ручку управления она не выпустила и сознание не потеряла.

- Первый! – услышала вдогон. – Одно попадание. Второй. Одно попадание…

Ушла вверх и в сторону, проморгалась и, довернув самолет, пошла возвратным курсом, по ходу дела увеличивая скорость. Поднялась выше, посмотрела вниз. «Гермес» пылал. На беглый взгляд он получил, как минимум, пять попаданий в палубу и одно в остров. Значит, остался без командиров, но даже это неважно. Уцелеет или нет, а боеспособность уже потерял. Вылетевшие на штурмовку себерских позиций бомбардировщики принять не сможет, как, и вообще, продолжить участие в войне. Такие повреждения тянут на крайне серьезный ремонт.

Сбор группы прошел более или менее гладко. Недосчитались только трех машин, но два пилота вскоре откликнулись, сообщив штабу, что «сбились с курса». Однако, двенадцатый номер молчал, и это сильно омрачало общий настрой. Атака прошла вполне успешно, но потеря даже одного «болида» снижала ценность победы, поскольку реактивные истребители-бомбардировщики задумывались, как некое «сверхоружие». Слишком быстрые для систем ПВО, маневренные и незаметные при выходе на цель. А тут такой афронт: потеряли машину в первой же атаке. Ара попробовала опросить своих. На скорую руку, разумеется, одновременно формируя подобие боевого строя, но никто ничего не знал, не заметил или не запомнил. Запросила штаб, но и там пока никто ничего не знал, потому что район возможного падения «Грифа-12» был сейчас недоступен для спасательных работ. Там на низких и средних высотах шел ожесточенный бой между себерскими и шведскими истребителями.

- Мы все выясним! – пообещал командный центр и начал выводить «грифов» на отряд британских палубных бомбардировщиков, которые, судя по всему, еще не знали, что возвращаться им уже некуда. Во всяком случае, за «Гермес» Ара была спокойна. Даже если он останется на ходу, как авианосец, он из игры все-таки выбыл: на разбитую палубу самолеты не посадишь.

Британцев они перехватили на траверзе Кенигсберга. Километрах в пятидесяти мористее и несколько западнее. Те шли плотной группой на высоте 3800. Севернее и несколько выше шла вторая группа, но на них выводили отряд Никифорова. «Грифы» летели почти на полтора километра выше британцев, и поэтому Ара видела обе колонны, и атаку «луней» увидела тоже. Те атаковали буквально на тридцать секунд раньше нее. И все-таки Ара урвала у времени и пространства кусок потрясающего зрелища. Никто еще в этом мире не видел атаку реактивных истребителей на колонну винтомоторных тихоходов, уступающих в скорости почти вдвое. Так что ей было на что посмотреть. Впрочем, недолго, потому что пришло время «грифов», и Ара скомандовала атаку.

Когда сапсан падает на свою жертву, это происходит практически мгновенно. Во всяком случае, утка или голубь заметить его не успевают. То же самое произошло с бомбардировщиками. Никто из их экипажей не успел отреагировать, тем более, открыть огонь. Зато Ара поохотилась на славу. Она прошла строй великобританцев насквозь, двигаясь под небольшим углом, так что успела поразить две машины одну за другой. Затем, поднырнув под них, проскочила почти до самого конца строя, выполнила боевой разворот и атаковала снизу-вверх. На этот раз она уверенно поразила лишь один бомбардировщик и взлетела несколько выше, чем рассчитывала первоначально, так что пришлось крутить Иммельман[122] и заходить в очередную атаку уже под другим углом и с другого направления. Зашла, ударила, но промахнулась, не рассчитав относительные скорости – свою и противника, - проскочила строй бомбардировщиков насквозь и лоб в лоб встретилась с вражеским штурмовиком. «Егерь» шел снизу-вверх, а она ему навстречу. Разминулись быстро, не успев пустить в ход автоматические пушки, но появление истребителей заставило Ару напрячься.

- Всем «грифам», здесь «егеря».

- Первый, - подал голос ведомый, пробиваясь сквозь шумы. – Я его срезал.

- Молодец! – похвалила Ара, пытаясь перекричать орущих на все лады истребителей.

В эфире стоял ор. На нерве орали все. Кто-то матерился, кто-то пел. Вообще-то, это было не по уставу. Своими «воплями» пилоты забивали канал связи, но Ара не стала даже пытаться призывать людей к порядку. Она и сама была на взводе. Адреналина и эндорфинов в крови было столько, что, казалось, еще немного, и из ушей пойдет пар. Но ей сейчас все было нипочем, да и не до чего. Вокруг шел бой. Невероятный. Скоротечный. На больших скоростях, но все тот же воздушный бой. И недооценивать британские истребители никак не стоило. Они стреляли. Старались перехватить себерские «болиды» на встречных курсах, достать вдогон. Пока это у них, к счастью, не получалось. Но из лекций «историка», прослушанных «где-то там» на таежной базе советских ВВС, Ара знала, что при правильной тактике даже отстающие в скорости истребители могут наделать много дел. Но в этот раз, не имея опыта и не успев сообразить, что к чему, великобританцы свой шанс упустили.

- Время! – напомнила Ара своим, в очередной раз взглянув на часы и на индикатор расхода топлива. – Всем «грифам»! Выходим из боя! Выйти из боя! Повторяю, выйти из боя!

И вот только тогда, когда они действительно вышли из боя, оторвались на скорости и ушли к базе, легко оставив неприятеля за спиной, Ара почувствовала, как наваливается на нее усталость. Лицо было мокрое от пота, но она все еще была в тонусе, отходняк ожидался после приземления. Там, на земле, он ее и настиг.

Выбралась из «болида», прошла несколько шагов и почувствовала, что силы кончились, словно, ее выключили. Ноги ослабели, перед глазами туман, и в голове ни одной законченной мысли. Одни невнятные обрывки вперемешку с «примороженными» за ненадобностью эмоциями.

«Только бы в обморок не грохнуться!» - это была единственная членораздельная мысль, и ее Ара удерживала изо всех сил, чтобы не потерять ненароком и не потеряться самой. Она все-таки дошла до автобуса, забралась с грехом пополам в салон, плюхнулась на свободное место и, вроде бы даже, поучаствовала в разборе полетов, попыхивая папироской и отхлебывая из фляжки, которую сунул ей в руку механик Пантелеев. Что пила, не запомнилось, но от автобуса до своей комнаты прошла «бодрым» шагом, и, закрыв за собой дверь, первым делом включила электрический чайник. Пока раздевалась, вода закипела. Тогда, как есть голая, Ара засыпала в большую эмалированную кружку двойную порцию молотого кофе, добавила три ложки сахара и, залив кипятком, накрыла блюдцем.

«Пусть заваривается!»

Под душем стояла долго, - слава всевышнему, напор воды был просто замечательный, - и в комнату вернулась уже во вполне вменяемом состоянии. Обтерлась насухо, закурила, глотнула кофе и поняла, что жизнь продолжается…

В тот день, ближе к вечеру они еще раз вылетали для удара по британским кораблям. К этому времени, в полку уже знали, что из первой атаки на базу в Кретинге не вернулись два пилота. Один «гриф» и один «лунь». Про парня из команды кавторанга Никифорова было точно известно, что у него заглох двигатель, но пилот катапультировался, и его подобрали наблюдавшие снизу за боем себерские подводники. Что же касается «двенадцатого номера» из отряда Ары, существовало подозрение, что он просто не смог выйти из пике. Возможно, потерял сознание из-за перегрузок при переходе с отрицательного тангажа в положительный при углах наклона близких к 90°[123] или, что тоже не исключено, поймал корпусом случайный выстрел. Фактически, он просто исчез, и оставалось лишь надеяться, что его судьбу смогут позже прояснить спасатели ВМФ. Однако итоги боя – по любым меркам, - были более чем впечатляющими. Торпедоносцы отстрелялись просто блестяще. Новые «сулицы» показали себя с лучшей стороны, и, хотя сброс был произведен с дистанции в двенадцать километров, было зафиксировано девять прямых попаданий. Правда, не только в авианосцы, которые являлись главной целью атаки, но и в линейные корабли. Однако даже в этом случае, результаты действий тяжелых торпедоносцев по-настоящему впечатляли.

Не менее результативной оказалась и атака «болидов». Получивший не совместимые с жизнью повреждения, авианосец «Гермес», в конце концов, взорвался, а два других сильно поврежденных британских корабля-матки ушли на территорию Швеции и, наверняка, сели там на озера. Теперь флотской разведке предстояло их искать, чтобы добить, но это явно было делом не сегодняшнего дня. Гораздо важнее было окончательно обескровить великобританский флот. Поэтому вторым заходом «болиды» атаковали два линкора и тяжелый крейсер, угрожавшие позициям себерцев в районе Ревеля. Корабли шли с охранением из легких крейсеров, эсминцев и фрегатов, и, если бы пришлось решать проблему классическим методом – то есть, выдвинув навстречу британцам себерскую эскадру, - дело завершилось бы затяжной артиллерийской дуэлью с непредсказуемым результатом. Однако у себерцев в этом районе не было резервов, и им было просто нечего противопоставить тяжелым кораблям противника. Поэтому в бой снова бросили полк Никифорова.

Атака прошла более или менее удачно, но повторить в полной мере утренний успех не удалось. Британцы получили серьезные повреждения и отошли, но потеряли при этом лишь один тяжелый крейсер. Себерцы, в свою очередь, убедились, что у реактивной авиации есть не только достоинства, но и недостатки. Слава богу, обошлось без жертв, но, тем не менее, надежность «болидов» и, в особенности, их двигателей вызывала нешуточную тревогу. И все-таки первый опыт боевого применения сверхзвуковой реактивной авиации следовало считать успешным. Это был хороший задел, и, вероятно, поэтому в течение следующих десяти дней полк Никифорова практически не выходил из боя. Летали каждый день, благо погода благоприятствовала, иногда даже по два раза. И все шло, более или менее, нормально, пока шведы и датчане, – разумеется, не без помощи англичан, - не устроили себерским «болидам» смертельную ловушку. Они вычислили, когда и куда ударят пилоты Никифорова, - было очевидно, что это один из двух британских авианосцев, - и перехватили их во время атаки.

«Болиды» превосходили по своим тактико-техническим характеристикам любые истребители противника, но, увы, они не были неуязвимы. Англичане значительно усилили ПВО лежащего на воде поврежденного авианосца, а датчане и шведы сконцентрировали в этом районе три истребительных полка. Бойня получилась жуткая. Ара сама едва не угодила под шквальный огонь многоствольных зенитных установок, но двое ребят из ее отряда взорвались прямо в воздухе. Впрочем, в этот раз Ара «положила» обе бомбы точно в цель, и это были всего лишь две бомбы из семи, попавших в корабль-матку. Приманка, - а ею британцы сделали свой носитель «Игл», - загорелась и, в конце концов, была уничтожен серией вторичных взрывов. Однако это случилось несколько позже. А тогда, выйдя из пике и переходя в крутое кабрирование, Ара попала под огонь шведских «викингов», атаковавших ее сразу с двух направлений. Каким шестым чувством она угадала эту атаку, не знает никто, включая ее саму. Но угадала и, еще не придя в себя от пережитых перегрузок, сманеврировала, уходя из-под огня. Вырвалась в чистое небо, крутанула боевой разворот и сходу срезала то ли шведа, то ли датчанина, идущего ей в лоб.

Бой длился без малого четверть часа. Такого массирования боевых средств себерцы от противника не ожидали и в начале схватки действовали не лучшим образом. Однако достаточно быстро взяли себе в руки и с непонятками разобрались, так что численное превосходство перестало играть ту решающую роль, на которую так рассчитывали авторы идеи. За неполных пятнадцать минут, пилоты «болидов» уничтожили сорок семь шведских и датских истребителей, не считая подбитых, но «оставшихся на плаву». Однако и сами схлопотали по морде так, что мало не покажется. От огня зениток и массированных атак истребителей, себерцы потеряли девять машин, и одной из них стал «болид» Виктора.

Его подбили в самом начале боя на выходе из пике. Подробностей никто не знал. В том бедламе, который творился над озером Миен, заметить что-нибудь кроме дымного следа, стелющегося за уходящим в горизонт самолетом, было невозможно. Правда один из пилотов утверждал, что Виктор все-таки успел катапультироваться где-то восточнее озера, там, куда начала смещаться собачья свалка. Однако бой происходил над леном Крунуберг, то есть довольно далеко, как от восточного, так и от южного побережья Швеции. А значит, и от спасателей Флота и ВМФ.

Когда вернулись на базу, Ара предприняла – параллельно с дознанием, устроенным контрразведкой, - самое тщательное расследование инцидента. Не то, чтобы у нее не болело сердце за всех остальных пилотов, но Виктор был свой, в какой-то степени «бывший». Его даже можно было считать не состоявшимся мужем. Однако сколько ни копала, так ничего путного и не нашла. Где-то – примерные координаты, когда-то – на второй-третьей минуте боя, похоже, что катапультировался. И это все. Горькое разочарование в купе с усилившейся болью в бедре, большой потерей крови и поднявшейся к вечеру температурой стали причиной глубокого обморока, в который она грохнулась незадолго до ужина. В медсанчасти пришлось признать очевидное: где-то ближе к концу боя Ара была ранена осколком снаряда. Кусок железа, летевший снизу-вверх, пробил борт кабины, разрезал на бедре противоперегрузочный костюм и, пройдя по касательной, распорол кожу, разбил правый пульт и, пробив остекление, ушел в небо. Механику Ара приказала молчать, а перебинтовалась сама. В суматохе прибытия на базу никто этих ее махинаций не заметил, но, как говорится, сколько веревочке не виться, всё равно конец будет. И то, что не сделала сразу, пришлось делать потом. Зашивать неопасную, но неприятную рану, накладывать перевязку и обкалывать антибиотиком и обезболивающим, и это, не говоря уже о том, что из-за большой потери крови спать пришлось под капельницей с физиологическим раствором и глюкозой.

Впрочем, между тем и этим, она долго – целых десять минут, - беседовала по штабному телефону с адмиралом Браге, пересказав ей все известные на данный момент факты и свои предположения относительно того, что могло случиться с Виктором, и где его теперь следует искать. А наутро, - чего и следовало ожидать после известия о ее ранении, Ару отозвали в Шлиссельбург. Елизавета Аркадиевна сказала по телефону, что «с этим следует кончать», потому что нерационально и неумно, а она слов на ветер никогда не бросает. Ара еще и позавтракать не успела, а ее уже вызывают в штаб. Ну, она не собачонка, чтобы бегать на свист. Доела завтрак, выпила чашку кофе, выкурила папиросу и только после этого пошла к начштабу полка, где ей и вручили письменный приказ: «отбыть в распоряжение», «по прибытии доложить» и прочее, и прочее, но суть одна – отозвали.

Уезжать не хотелось. Однако, пришлось. Ара козырнула начальству и отправилась собирать вещи. Между тем, девочки-связистки выяснили по своим каналам, что в два часа дня с аэрополя Шавли[124] в Шлиссельбург отправляется санитарный транспорт, и даже договорились со связистом с «Вуоксы»[125], что они прихватят с собой офицера-истребителя. Ну, а до Шавли от Крекинги рукой подать – сто сорок километров по хорошему шоссе, и попутки тут ходят постоянно. Так что, и этот вопрос решился положительно. Ара попрощалась с комполка и друзьями по группе, закинула на плечо флотский сак и убыла, прихрамывая, «в распоряжение Специального Технического Бюро при набольшем боярине Адмиралтейства».

В Шлиссельбург прибыла только в шесть вечера и, на этот раз, - возможно, ради исключения, - отправилась ночевать в дом отца. То есть, дом, разумеется, принадлежал всей семье, но даже официально – в телефонном справочнике Шлиссельбурга - назывался домом Кокорева. Впрочем, отец там практически не бывал, а члены семьи использовали особняк от случая к случаю. Просто чтобы не снимать номер в гостинице, если дела забросили в столицу. Ара тоже бывала в нем редко, даже реже, чем другие, но и у нее тут имелась собственная комната, и она знала, что дом обитаем. В нем жила немолодая чета, следившая за порядком и по мере необходимости принимавшая разнообразных Кокоревых. Сейчас была очередь Ары, но она никого не предупредила о своем приезде, и значит могла рассчитывать только на то, что ей откроют дверь, организуют ванну и перестелют постель.

Дверь ей открыл Поликарп Данилович. Удивился такой редкой гостье. Посетовал, что не телефонировала заранее, но обещал в пять минут затопить угольный бойлер, - в котором вода, разумеется, будет греться не менее получаса, - и сказать Василисе Ниловне, чтобы застелила чистым постель и принесла Аре полотенца и мыло.

- А еды купить в округе где-нибудь можно? – спросила Ара, у которой не было желания выходить из дома, чтобы поесть в каком-нибудь трактире поблизости.

- Это можно, - степенно ответил основательный мужчина. – Пока будете мыться как раз и схожу. Чего принести-то?

- Смотря, где собираетесь покупать.

- По лавкам не пойду, - решил мужчина. – Маята одна. Возьму все, что требуется, в трактире на Якорной.

- Ну, тогда купите мне, пожалуйста, пару расстегаев с мясом, - начала соображать Ара, одновременно доставая из кармана брюк портмоне, - кулебяку с капустой и что-нибудь копченое. Ветчину или язык со шпиком. Грамм триста, чтобы и на завтрак хватило. Сыр – пожирнее. Пять-шесть сладких пирожков с ягодой или яблоками. Бутылку старки и пару бутылок ситро.

- Старку не надо, - покачал седеющей головой Поликарп Жиздорин. – В буфетной чего только нет. Сами выберете или я вам чего подберу. Остальное принесу. А Василиса Ниловна вам капустки квашенной и огурчиков соленых соберет. У нас в подполе на всякий случай и сыр есть, костромской да пошехонский[126], и вологодское масло. Сельдь атлантическая пряного посола, еще что-то из разносолов. Но, тогда, надо бы и хлеб взять.

- Меня все устраивает! – улыбнулась Ара. – За все спасибо и низкий вам поклон. А я пока, с вашего позволения, Поликарп Данилович, возьму вот журнал и газету, - кивнула она на столик в углу прихожей, - и навещу уборную. Страшно сказать, как давно я мечтала о тихом спокойном месте, и чтобы не надо было никуда спешить…

Так, на самом деле, все и обстояло. Теплый правильно устроенный сортир в отсутствие необходимости куда-либо спешить, - есть великое благо, которое не все и не всегда способны оценить по достоинству. В особенности, штатские, но Ара, не смотря на юный возраст, штафиркой не была уже много лет подряд, и умела по-настоящему ценить тихие радости мирной жизни. Поэтому, забрав с собой журнал «Себерский гламур», оставшийся здесь, верно, еще с довоенных времен, когда в особняке Кокорева гостили ее сестра и невестка, Ара заперлась в уборной и, закурив папиросу, устроилась на горшке, чтобы, никуда не спеша, предаться чтению статьи о запрещенной в Себерии однополой любви.

Писали, впрочем, об одних лишь женщинах, что на взгляд Ары выглядело куда куртуазней, чем мужской гомосексуализм, от упоминания о котором ее всегда откровенно передергивало. Черт его знает, в чем тут было дело. Она же не мужик, чтобы опасаться за целостность своего очка. И даже более того. Как молодая, любопытная и склонная к авантюрам женщина, Ара не исключала того, что когда-нибудь в отдаленном будущем попробует с мужем, что это такое – анальный секс. На данный момент она все еще к этому была не готова, но теоретически принимала такую возможность в расчет. Ведь, если можно «туда», так отчего бы не дать мужу и «сюда», тем более, что мужики, как она слышала от опытных женщин, на это дело падки даже больше, чем на классику? И однако же, когда речь заходила о мужской заднице, ей – не смотря на все разговоры о равенстве полов, - об этом отчего-то даже думать было неприятно. То ли воображение у нее было слишком раскованное, то ли еще что, но, представив, что один мужчина имеет другого в зад, она всегда испытывала от этого позывы к рвоте… Так же и сейчас, подумала об этих бедолагах и тут же пожалела, что стала читать эту гребаную прогрессистскую статью, отбросила журнал в сторону и, забыв о своих планах на тихое уединение, поспешила закончить свое пребывание в домашнем сортире. Не то это было место, не те мысли и не то настроение…

Весь следующий день прошел в бегах. Начиная с восьми тридцати утра Ара три раза докладывала вышестоящему начальству о боевом применении реактивной авиации. В первый раз заинтересованными слушателями оказались полторы дюжины военных инженеров и штабных офицеров в звании от капитана 2-го ранга до контр-адмирала. Доклад длился полтора часа, и еще не менее часа, Ара, - совершенно не готовая к такому повороту дел, - отвечала на многочисленные вопросы. Вопросы были правильные, но у нее болело бедро и кружилась голова. Тем не менее, она выдержала. Однако это был всего лишь первый раунд, после которого у нее было всего полчаса времени, чтобы умыться, выпить чашку крепкого кофе и принять таблетку обезболивающего.

Вторая встреча прошла в узком кругу. В разговоре участвовали три адмиралтейских боярина, не считая Елизавету Аркадиевну, и два заместителя главкома. Просидели за чаем с бутербродами добрых три часа, и, выйдя из просторного кабинета одного из адмиралтейских бояр, Ара чувствовала себя, как выжатый лимон. Но, слава богу, Елизавета Аркадиевна знала, в каком она находится состоянии, и организовала обед на двоих. И вот здесь, поскольку разговор шел между своими, Ара выдала кое-какие подробности, о которых не стала бы говорить ни с кем другим. Впечатлений у нее за десять дней боев набралось столько, что хоть отбавляй. Но о большей их части Ара постеснялась бы говорить вслух. Во всяком случае, никому кроме крестной матери, она такое рассказать не могла. Даже родному отцу. Тем более, родной матери или сестрам. А так посидели полчаса в «Капитанской» кантине Адмиралтейства, Ара выговорилась, и на душе полегчало.

- Закончишь с делами, - сказала, прощаясь, адмирал Браге, - иди в правое крыло, спустись на цокольный этаж и найди портновскую мастерскую. Приведи себя в порядок, а то ходишь одетая не по уставу.

- Что такое? – всполошилась Ара, начиная ощупывать и оглядывать свой мундир.

- Забыла про нашивку за ранение, - напомнила адмирал.

- Да какое же это ранение! – возмутилась Ара. – Царапина…

- Если я сказала, что непорядок, значит так и есть! – отрезала крестная. – Серебряную нашивку за легкое ранение. Ты его, к слову, в бою получила, а не в койке!

- Будет исполнено! – подтянулась Ара.

- Так-то лучше, - улыбнулась адмирал. – Иди уж. А то, чаю, уже заждались там тебя!

На этот раз Ара встретилась с офицерами-тактиками среднего звена и коротко пересказала им то, о чем говорила уже сегодня с большими адмиралами. Но этим нужны были кое-какие подробности, которые не надобны большим начальникам, и наоборот. Так что проговорили без малого два часа. А когда она вышла из зала заседаний и собралась было поехать домой, - поскольку приступать к новой службе ей предстояло только с завтрашнего утра, - ее перехватил адъютант адмирала Браге и отвел – «Ну, хорошо хоть не отконвоировал!» - к адмиралу Ксенофонтову, набольшему боярину Адмиралтейства. Адмирал из-за стола не встал, но поздоровался приветливо и затем минуту или две с интересом ее рассматривал. Потом все-таки заговорил. Задал несколько ни к чему не обязывающих вопросов и сообщил, что у него для Ары есть три замечательные новости. Во-первых, в связи с исключительным вкладом в развитие себерской реактивной авиации и за отличное командование эскадрильей в бою, - Ара не стала поправлять заслуженного адмирала, эскадрилья, значит, эскадрилья, - лейтенанту Бекетовой досрочно присваивается звание старшего лейтенанта.

«Мать моя женщина! – оторопела Ара. – За два года из гардемаринов в старшие лейтенанты?! Умереть не встать!»

На самом деле она знала, что такое иногда случается, особенно на войне в разгар тяжелых боев. Но как-то не ожидала, что подобный карьерный взлет произойдет именно с ней и именно сейчас.

- Во-вторых, - продолжил между тем Ксенофонтов, передав Аре очередную пару погон, получать которые из рук вышестоящего начальства она начала уже привыкать, - за героизм, проявленный в бою, умелое и решительное руководство эскадрильей и уничтожение авианосцев «Игл» и «Гермес», старший лейтенант Бекетова награждается «Орденом Св. Михаила 2-й степени».

«Две степени есть, - отметила она краем своего вконец обнаглевшего сознания. – Могу выслужить полный бант!»

- Ну, и последнее, Варвара Авенировна, - криво усмехнулся адмирал. Сейчас вас проводят к портному. Приведите себя в порядок и выходите в Комендантский переулок. Там вас ожидает отец. Его локомобиль вы, чаю, узнаете…

Если честно, встреча с отцом не входила в ее планы, но делать нечего: поблагодарила набольшего боярина, спустилась в портновскую мастерскую, где ей буквально за десять минут переставили погоны, нашили серебряный шеврон за легкое ранение и даже просверлили дырочку под орден. Так что в Комендантский переулок она вышла во всем блеске свих нежданных обнов. Вышла, огляделась и увидела длинный черный лимузин отца. Естественно, «Кокорев-2000» - представительский локомобиль 1-го класса. И, разумеется, не перепутаешь. Пока шла к лимузину, дверь открылась и на мостовую вышел сам Авенир Кокорев. Даже будучи богат, как Крез, он все еще оставался немного разночинцем и вел себя соответственно, за что его многие и уважали.

- Дочь!

- Отец!

- Ну, ты меня поняла, - усмехнулся Кокорев старший. – В доме бабы, дым коромыслом! Шумно и нервно. Готовят для тебя праздничный обед и помаленьку истерят на предмет очередного твоего ранения. Поэтому предлагаю, пока суд да дело, зайти в мой клуб и поговорить по-мужски. Возражения есть?

- Я женщина, - хмыкнула в ответ Ара, - не забыл?

- Это ты к чему? – нахмурился отец.

- В клуб твой женщин, поди, не пускают.

- Ах, это! – махнул рукой Кокорев. – Пустое! Даже интересно, как выкручиваться станут!

А выкрутились, к слову сказать, вполне элегантно. Мажордом застыл было, опознав в Аре женщину, но выучка взяла свое.

- Разрешите вашу фуражку, господин старший лейтенант! – указал он на лакея, дожидавшегося чуть в стороне.

- Благодарю вас, - коротко кивнула Ара, передала фуражку мужчине, одетому в черный фрак, и вслед за отцом прошла к лестнице на второй этаж.

По дороге в отдельный кабинет на нее все-таки бросили несколько растерянных взглядов, но вякнуть никто не решился, то ли из-за отца, то ли из-за нее самой, героического, – если судить по орденам и нашивкам за ранения, – старшего лейтенанта Флота.

- Старку пьешь? – спросил отец, устраиваясь в покойном кресле.

- Пью! – Ара не заставила себя ждать и села напротив Кокорева старшего.

- Принеси! – приказал Кокорев лакею.

- Куда на этот раз? – спросил, когда остались одни.

- В бедро, - поморщилась Ара. – Глубокая царапина, честное слово! Болит, это да. Но никакой опасности для жизни не представляет. Говорят, правда, шрам останется. Но я теперь женщина замужняя, мне можно.

- Дура ты замужняя! – покачал головой отец. – Но ты в своем праве. Я тебе сам вольную выписал, так что поздно кулаками махать!

- Никак передумал? – улыбнулась Ара, доставая папиросы.

- Кто же знал, что начнется война! – пожал плечами Кокорев старший.

- Забрать вольную не получится.

- Знаю, - кивнул отец и тоже закурил. – Поэтому хочу озвучить две просьбы. Подчеркиваю, просьбы. И заметь, в отсутствие матери.

- Слушаю тебя, - Ара вполне оценила жест и потому не собиралась сразу же вступать в конфликт.

- Я получил от Адмиралтейства подряд на новый самолет. Продвинутый вариант «Болида», называется «Метеор». Мои инженеры его как раз сейчас доводят до ума. Твой свекор, кстати тоже в деле. Бюро Шкловского разрабатывает улучшенный планер под более мощный двигатель.

- Звучит многообещающе, - пыхнула папиросой, но больше ничего не сказала. Сам начал, вот сам пусть и заканчивает.

- Должность начальника летно-испытательного центра.

- Мне? – уточнила Ара.

- Тебе! И заметь, Адмиралтейство заранее дало добро!

Предложение, что и говорить, лестное, и должность сшита на кавторанга или бери выше. Но при всем при том, это тыловая должность, какое бы звание не носил шеф-пилот.

- Я боевой авиатор… - сказала вслух, но отец не дал ей закончить мысль.

- Тебя никто больше в бой не выпустит, - сказал, как отрезал. – Не знаю, что там у вас тогда случилось… По идее, ни тебя, ни Виктора не должны были посылать в бой, но, наверное, у командования на то была веская причина. Ну, или моча кому-то в голову ударила. Сейчас не суть важно, но Елизавета Аркадиевна твердо решила: хватит героизма! Хочешь летать – летай, но не на фронте. Летно-испытательный центр – это лучшее из того, что тебе могут сейчас предложить. Остаешься в кадрах, летаешь. Чего еще желать?

В словах отца, увы, было много правды. Если это решение адмирала Браге, то спасибо еще, что не законопатили в какой-нибудь долбаный штаб.

- Я подумаю. – У каждого должно быть право выбора, должно быть такое право и у нее.

- Вот и молодец! – неожиданно улыбнулся отец, а тут как раз давешний лакей принес поднос с графинчиком и рюмочками. В хрустале плескалось нечто многообещающее, цвета ну очень крепко заваренного черного чая.

- Ты сказал, несколько просьб, - напомнила Ара, принимая рюмочку со старкой. Высокая, похожая на маленький узкий бокал, граненая, она заставила напиток засиять, как подсвеченный солнцем красный мексиканский янтарь.

- Две, - кивнул отец.

- Какая вторая?

- Родила бы ты, что ли, – вздохнул он. – Вы оба пилоты. Вам дитя необходимо, как хлеб.

Что ж, и это было разумно, хотя на слух Ары звучало диковато. Рожать? Сейчас? Во время войны?

- Шкловские жмут? – спросила вслух.

- Совместные планы.

- Угу-угу, - покивала, словно бы, соглашаясь с отцом. – И кем он у нас будет? Старовером или иудеем?

- Бекетов-Шкловский – всяко разно столбовой дворянин.

- Или дворянка, - вставила Ара.

- Это уж как получится, - согласился отец.

- Хорошо, - неожиданно даже для себя самой согласилась Ара. - Я подумаю. Командировку в дивизию к Шкловскому организуешь?

Грех было не воспользоваться возможностью. Зачнут или нет – это еще вопрос, но секса хотелось так, что сводило спазмом низ живота.

- Сделаем, - ничуть не удивившись пожеланию дочери, пообещал отец. – И вот еще что. Ты не обижайся, Варюха, но я сейчас, когда ехал на эту встречу, сообразил вдруг, что задолжал тебе за четыре офицерских звания и за пять орденов. Про ранения молчу, как и про то, что жива осталась.

«Денег даст или еще что?» - Ара знала своего отца. Тот мог быть прижимистым, даже когда дело касалось собственной семьи. Не жадина и не скупердяй, а рачительный хозяин во всей своей красе. Однако, на Ару эта черта его характера никогда не распространялась.Напротив, с ней он всегда был более, чем щедр. На свадьбу с Олегом подарил дом, в Ниене, большую бриллиантовую парюру[127] из двенадцати предметов и полмиллиона золотых рублей. Олегу тогда перепал венецианский геликоптер и ручной сборки кокоревский армейский внедорожник в гражданском варианте. Так что сейчас можно было ожидать практически всего, чего угодно.

- Оно, конечно, война, и все прочее, - продолжил между тем отец. – Но жизнь идет своим чередом. Ворога, даст бог, одолеем, начнем жить на широкую ногу…

«А сейчас, стало быть, мы на всем экономим?» - усмехнулась мысленно Ара и опять же мысленно покачала головой.

- Мне тут на днях контрагент из Генуи прямым текстом «намекнул», что в связи с политической нестабильностью, сейчас в Крыму сильно упали цены на недвижимость. Можно купить большой кусок земли за малые себерские деньги.

- Предложил что-то конкретное? – поддержала разговор Ара, хотя видит бог, имение в Крыму было отнюдь не тем вопросом, который ее занимал или, мог бы заинтересовать.

- Да, - кивнул отец. – Долина, речка, впадающая в залив между скал. Дом, правда, старый, но есть пирс для яхты, виноградники и даже маленькая винодельня с такой же маленькой винокурней. Виноградную водку гонят. Джузеппе говорит, вино так себе, а вот граппа у них выходит отличная. В общем, решил я купить для вас с Олегом. И еще полмиллиона в банк положу, в американский, в долларах. Авось, не пропадут. После войны отстроитесь там, то да се…

- Отец, - улыбнулась Ара. – Спасибо, конечно, но на кой ляд мне сдалось имение в Крыму? У меня вон Бекетово в руинах лежит. Руки никак не доходят привести в порядок. А тут на другом краю вселенной, можно сказать.

- Если с Киевом объединимся, Крым станет намного ближе…

- Ну, если бы у бабушки были яйца, - хмыкнула Ара, - была бы дедушкой.

- Поверь, доча, у этой бабушки есть яйца.

- Серьезно? – Ара была далека от большой политики и, что там происходит на Олимпе, не знала. Однако то, что сказал отец, означало, прежде всего, то, что Себерия замахнулась на «великое». Из чего логически вытекало, что воевать придется долго и тяжело.

- Серьезно.

- Вот оно как… - Ара не знала, что сказать, просто поддерживала разговор.

- Именно так, - покивал ей Кокорев.

- И кстати, - неожиданно улыбнулся отец. – Не лежит твое Бекетово в руинах. На-ко вот, посмотри.

С этими словами отец достал из внутреннего кармана пиджака конверт и протянул его Аре. Конверт был самый обычный, почтовый, а вот содержание у него оказалось весьма любопытным. Цветные фотографические снимки, а на них мыза в стиле восемнадцатого века, небольшой аккуратный парк, геликоптерная площадка позади дома, березовая роща, луг и река с перекинутым через нее мостом, асфальтированная дорога, вдоль которой стоят столбы линии электропередач…

- Это что? – подняла Ара взгляд от фотографий.

- Это твое Бекетово, Варя. Дом восстановлен, отреставрирован и отремонтирован. Водопровод, электричество, телефонный кабель и нормальная дорога – три километра до Большого тракта Хлынов – Казань. Вот родишь, даст бог, и будет где пару месяцев пересидеть…

- Давно ты этим занимаешься?

- Второй год…

Что ж, в этом был весь ее отец. Ничего никогда не забывал и любое дело доводил до логического конца.

- Спасибо! – искренно поблагодарила отца Ара. – Это все или есть еще вопросы, которые следует обсудить тет-а-тет?

- Все.

- Тогда поехали домой!

Но сразу уйти не получилось. Оказалось, что есть еще много такого, о чем Ара могла говорить только с отцом, и уж точно, что не в присутствии матери, и ему, как видно, тоже хотелось поговорить с ней с глазу на глаз, «как с единственным кроме него мужиком в семье». И не то, чтобы о каких-то невероятно важных или донельзя секретных делах. Говорили о всякой ерунде, о том, например, чем отличается охота на волков от охоты на шведские «викинги», или о том, чем старка лучше полугара. Однако бывают времена, когда именно такой мужской треп нужен человеку позарез. Так все, собственно, и обстояло. Эти странные посиделки в мужском клубе пошли на пользу и ему, и ей. Поэтому домой они приехали только через полтора часа несколько излишне веселыми и, разумеется, слегка выпившими.

Мать поджала губы. Сестры попробовали ей подражать, но, хотя они и были старшими, кончилось все дело тем, что Ара их всех построила и объяснила в доступных им выражениях, что она, разумеется, им сестра и дочь, - и женщина, если иметь в виду анатомию и физиологию, - но на данный момент она, прежде всего, «господин старший лейтенант Себерского Флота» и вправе ожидать к себе соответствующего отношения.

- Поэтому нечего лить слезы, фыркать и закатывать глазки, - завершила она свой урок хороших манер. – Лучше прикажите, дорогие мои, подавать на стол, и давайте уже нормально пообедаем, поскольку выпито порядочно, а съедено покамест всего ничего.

Вот после этого все пошло, как по накатанному. Домашний разговор – в пастельных тонах, - мягкие улыбки и добрые слова, уха из белорыбицы и тушеная с антоновскими яблоками медвежатина, красный поморский рыбник и мясная кулебяка на четыре угла, и это, не считая салатов, разносолов и огромного торта на десерт. В общем, вечер прошел хорошо, и все остались друг другом довольны, даже Ара, которая, на самом деле, любила всех этих клуш, как родных. Спала она этой ночью тоже хорошо, а, проснувшись утром, поняла, что есть одно дело, которое она просто обязана сделать, причем не откладывая. Настя конечно Виктору не жена, и не невеста. Ей о том, что он не вернулся из боя, никто не сообщит. Да и не знает о ней никто, кроме Ары. И, значит, сообщить о происшедшем должна тоже она, не даром же ей одной Виктор рассказал о своих отношениях с замужней женщиной.

Ара позвонила в канцелярию специального Бюро, выяснила, что никто так скоро – на другой день после награждения, - ее там не ждет, и взялась за телефонный справочник. Селифонтовы, Викентий Борисович и Анастасия Григорьевна, нашлись сразу, и Ара тут же набрала указанный в книге номер абонента.

Ответили достаточно быстро.

- Але! – Женский голос, молодой, но какой-то тусклый. Во всяком случае, так показалось Аре.

- Добрый вечер, - сказала она. - Будьте любезны, Анастасию Григорьевну… Пожалуйста!

- Здравствуйте, - интонации не изменились, тот же ровный неживой тон. - Я у телефона.

- Здравствуйте, Настя, - поторопилась Ара представиться, - это Варя Кокорева. Может быть, вы меня помните. Мы встречались в детстве в Кобонском Бору у Елизаветы Аркадиевны Браге.

- Да, - помедлив мгновение ответила женщина, - помню. Вы были такая бойкая черненькая девочка с косичками. Все время прыгали на Виталика Рощина. Как же вас тогда прозвали? Тигра?

Голос Насти оставался все таким же холодновато никаким. Слишком ровным. Таким, где под внешним слоем учтивой вежливости скрывается почти неосязаемое напряжение, как быстрая вода под толстым льдом.

- Рыся, - напомнила Ара.

- Точно! – вроде бы, обрадовалась собеседница, но особой радости в ее голосе Ара не услышала. - Рада вас слышать, Варя. Чем могу быть полезна?

- Мы можем встретиться? – прямо спросила Ара, и тут же получила однозначный ответ:

- Боюсь, что это исключено.

- Почему?

- Я… - Женщина запнулась, но все-таки закончила свою мысль. - Я не выхожу из дома.

- Что-то случилось? – напряглась Ара.

- Вы не знаете?

«Она уже знает о Викторе? - удивилась Ара. – Но как?!»

- Нет, - сказала она вслух. - Извините. Я ничего про вас не знаю.

- Я в трауре…

«Знает?! - ужаснулась Ара. – Кто-то ей все уже рассказал!»

- На прошлой неделе погиб мой муж, - между тем, нашла нужным объясниться Настя. - В Порт-Артуре. Он… Он был генералом медицинской службы, знаете ли… Генерал, профессор… Всегда в тылу. И вот, подишь ты, попал под бомбежку. Такая ужасная судьба.

- Мне очень жаль. – А что еще она могла сказать находящейся в трауре женщине? - Примите мои соболезнования, Настя. И, ради бога, извините за этот звонок… Я… - теперь уже она не знала, что сказать, но было очевидно, что разговор надо заканчивать.

- Постойте! – неожиданно остановила ее женщина. – Вы… Вы хотели мне что-то сказать? Я правильно поняла?

- Да.

- Не телефонный разговор? – уточнила Настя, очевидным образом оживая. Но зато теперь в ее красивом голосе зазвучала откровенная тревога.

- Да.

- Понимаю. Тогда, может быть, вы могли бы приехать ко мне?

- Это удобно? – Ара уже не была уверена, что это такая уж хорошая идея, но отступать было поздно.

- Да, - подтвердила женщина. – Дома нам никто не помешает…

И вот спустя всего лишь час тридцать минут Ара вошла в квартиру Селифонтовых. Красивая квартира, хорошо, с любовью обставленная и декорированная. И Настя Селифонтова была ей под стать. Интересная женщина, которую не портил даже траур.

- Тогда, в театре это были вы, - сказала она, внимательно рассмотрев Арино лицо.

- Да, - подтвердила Ара.

Они вошли в небольшую изящно обставленную гостиную и остановились одна против другой. Настя была выше и намного красивее. Но Ару это не задевало, потому что они не были соперницами, а завидовать просто так было, по ее мнению, по большому счету, глупо.

- Вы… необычная женщина, - сказала наконец Настя.

Она тронула тонкими пальцами ордена на груди Ары. Посмотрела на нашивки за ранения. Теперь их у Ары было две, и обе – боевые: золотая и серебряная.

- Виктор рассказывал только про золотую… Он убит?

- Пропал без вести, - уточнила Ара.

- Где? – Настя побледнела так, что Ара испугалась, как бы женщина не упала в обморок.

- Над Швецией… Мы атаковали британский авианосец, но нас там ждала засада…

- Я читала, - голос не слушался Настю, и сейчас она не говорила, а шептала. – Бой за «Игл»… Вы тоже там были?

- Была, - подтвердила Ара.

- А он? Он…

- Настя, я говорю правду. Высока вероятность, что он катапультировался. То есть, успел покинуть свою машину еще в воздухе. Если так, то он жив, но, возможно, попал в плен. Я должна была вам сказать. Извините. Просто я единственная, кто про вас знает…

- Он вам рассказал? – хриплый шепот и безумный взгляд.

- Мы друзья, - попробовала Ара объяснить свои обстоятельства.

- Вы с ним?..

- Нет, нет! – поспешила она заверить бедную женщину. - Никогда. Даю вам слово офицера! Было время - хотела, а потом, вы помните – тогда, в театре, - увидела, как он на вас смотрит, и расхотела. Но мы действительно старые друзья, еще с моего поступления в Академию. Однако даже мне он рассказал о вас совсем недавно. Был такой, знаете ли, момент. Перед боем… В общем, я подумала, вы должны знать. Больше ведь некому рассказать …

- Спасибо! – Настя неожиданно обняла Ару, прижала к себе. – Спасибо вам!

- Ну, что вы! – смешалась Ара. Она неловко чувствовала себя в объятиях более высокой женщины, но при этом не решалась отстранится.

- Посидите со мной? – Словно почувствовав настроение Ары, Настя оставила ее в покое и даже отошла на пару шагов назад, восстанавливая дистанцию и Арино личное пространство.

- Да, конечно, - согласилась Ара.

- Выпьете? Вы что пьете?

- То же, что и вы.

В результате, пили белое франкское вино, что по нынешним временам выглядело не сильно патриотично, но, с другой стороны, будь эти франки хоть трижды нехристи и супостаты, вино они делали очень хорошее. Впрочем, коньяк у них получался ничуть не хуже. А вот флот у них оказался на поверку говенным. Адмирал Браге еще двадцать лет назад отделала их, как бог черепаху, но долбаные галльские петушки так ничему и не научились. Все так же красиво надувают щеки и шьют изумительную униформу, - этого у них не отнять, - но в бою удар не держат. Сливаются, едва получив по физиономии. Сама Ара с ними правда еще не воевала, но новости видела, и о чем в них говорится, поняла. Не бином Ньютона.

- Может быть, перейдем на «ты»? – спросила Настя после второго бокала.

- Принимается, - согласилась Ара.

Их посиделки затянулись на всю ночь. Они то говорили, вспоминая прошлое или обсуждая своих родных и близких, то подолгу молчали, не испытывая при этом никакой неловкости. Две темы, которых они ни разу не коснулись – это Виктор и война. А так, - уговорив за долгие ночные часы две бутылки белого сухого вина, - о чем только не говорили: о книгах, фильмах и ресторанах, о моде, диетах и занятиях спортом, и о многом другом, то есть практически обо всем. Даже о детях поговорили, тех, что уже родились, и тех, что еще только предстояло зачать. Но это уже ближе к утру…

Позже Виктор никак не мог вспомнить, каким образом сумел так быстро и так точно оценить ситуацию. Его «болид» был подбит на небольшой высоте, и промедли он хоть на мгновение с принятием решения, ему пришел бы конец. Но каким-то чудом Виктор все-таки успел. Сообразил, что подбит. Дернул за рычаг, приводя в действие механизм катапульты, а в следующее мгновение сработали пиропатроны, отстрелившие фонарь кокпита и выбросившие его кресло на двенадцать метров вверх. Раскрылись один за другим стабилизирующий, тормозной и основной парашюты, и, повиснув между небом и землей, Виктор увидел, что случилось все это в самый последний момент. Секундой позже парашюты его бы уже не спасли. Убился бы об землю, и вся недолга.

Потом было приземление, и, еще не вовсе придя в себя, Виктор отстегнулся от пилотского кресла и посмотрел вверх. В небе продолжался бой, то есть там летали и стреляли, а здесь на земле, вокруг него простиралось редколесье, а метрах в ста от места приземления и несколько ниже лежало озеро. Именно туда, к воде Виктор и потащил свои парашюты и кресло. Ему не надо было слишком много думать, чтобы понять, что и как следует теперь делать. В плен категорически не хотелось, и значит, следовало поспешить. Пока вокруг было тихо, но возможно, это звуки воздушного боя скрадывали бег вражеских солдат. Впрочем, к тому времени, когда он наконец дотащился до озера, бой сместился куда-то севернее места его посадки, и Виктор убедился, что, судя по отсутствию посторонних звуков, его никто пока не ловит. Долго такое положение вещей, разумеется, не продлится, но на данный момент он был предоставлен самому себе. Поэтому первым делом он утопил в озере кресло и набитые камнями мешки, связанные из парашютов, и поспешил покинуть место посадки.

«Чем дальше уйду, - думал он, продираясь через подлесок, - тем больше вероятности, что меня не найдут».

То, что будут искать, к гадалке не ходи. Кто-нибудь – не сверху, так снизу, - видел момент катапультирования и белые парашюты, раскрывшиеся над лесом. Так что, нагонят солдат и будут прочесывать местность, но, если сразу след не возьмут, могут упустить. Поэтому он пошел на восток, - отчего-то это казалось ему логичным, - нашел вскоре ручей и спустился по нему метров на двести к югу, чтобы затем снова идти на восток. Привал сделал только часа через два. Тогда напился из фляги и, достав из планшета карту, попытался сориентироваться на местности. Он нашел озеро, на котором лежал британский авианосец и проследил дальнейшее развитие боя до предполагаемого места высадки. У него были компас, шагомер и часы, и он, - пусть и не слишком твердо, - знал, как вычисляется местонахождение наблюдателя по положению солнца на северном небосклоне. Точной привязки к местности Виктор произвести, разумеется, не мог, но, в конце концов, у него получилось найти на карте район, в котором, по идее, он должен был сейчас находиться. Пока искал, вчерне продумал модус операнди. Решил идти не на восток, а к южному побережью. При этом, как минимум, первые несколько дней следовало держаться глухих мест, где его никто не заметит. Противоперегрузочный комбинезон, летный шлем и ботинки с высокими берцами были подходящей одеждой для долгого пешего путешествия через бездорожье южной Швеции. А еще у Виктора имелся НЗ, которого должно было хватить, как минимум, на три дня, револьвер и всякие полезные в походе мелочи. Погода стояла благоприятная. В лесу должно было быть полно ягоды. Малина, брусника, клюква… Возможно и даже скорее всего, грибы. Так что с голоду он явно не умрет. Ручьев с чистой проточной водой хватало тоже. Ну а ближе к побережью, Виктор предполагал добыть нормальную одежду и попробовать раствориться среди провинциальной публики. Шведский язык он учил в гимназии, и, хотя говорил на нем с сильным акцентом, мог выдавать себя за немца, живущего в Швеции. Но все это, разумеется, потом, когда его перестанут искать.

Итак, он мог идти прямо на юг, спускаясь к Карлсхамну, но, судя по карте, это были густонаселенные места, и Виктор взял восточнее, пошел по дуге, выводящей к Карлскруне. Здесь было меньше городов и поселков и реже попадались фермы, а побережье в районе Карлскруны было изрезано шхерами. Там можно было бы украсть лодку и попробовать пересечь Варяжское море. До Мемеля там где-то 300-350 километров по неспокойной холодной воде. Вроде бы, не близко. Но, если идти под парусом, тем более, на моторе, расстояние это уже не казалось таким уж большим. Впрочем, при любом раскладе, в море сейчас кого только нет, и не все они свои. Так что путешествовать придется ночью, и хорошо, если под звездами. Тем не менее, в таких ситуациях, как эта, Виктор предпочитал решать проблемы по мере их поступления. Поэтому мыслями о морском вояже решил себя пока не грузить. Для начала ему нужно было выжить и не попасть в плен. Затем добраться до моря, тоже задача не из простых. И только тогда можно будет подумать о том, как форсировать море, и добраться до своих.

Есть Виктор пока не хотел, адреналин все еще гулял в крови, и поэтому, он, не откладывая, отправился в путь. Если верить карте, ему предстояло пройти около ста километров. Но, увы, идти предстояло не по дорогам, а по пересеченной местности, изобилующей, озерами реками и болотами, а также скалами, через которые тоже не так просто перешагнуть. К тому же ему следовало держаться в стороне от дорог и человеческих поселений, что означало, пробираться через буреломы, затянутые мхом ледниковые валуны и прочие прелести путешествия в дикой природе.

В целом, его предположения оказались верны, и путешествие одинокого странника сильно затянулось. Правда, уже на второй день пути, пересекая шоссе, Виктор наткнулся на дорожный указатель и смог наконец точно сориентироваться на местности, но легче ему от этого не стало. Дорога заняла одиннадцать дней, а сто километров легко превратились в двести пятьдесят, потому что не везде можно было пройти напрямик. Много раз ему приходилось обходить стороной поселки и фермы, озера и непроходимый бурелом. Не везде получалось сразу же форсировать речку. Не говоря уже о нередких в этой местности болотах. Задерживала так же необходимость искать пропитание. Чтобы зажарить над костерком грибы, их сначала нужно собрать. А, чтобы наестся лесной малиной, пастись в ее зарослях приходилось, как минимум, час или два. Правда несколько раз, Виктору удалось добыть мясо. Выдра и два зайца, подстреленные из пистолета, обеспечили его печеным на углях мясом на шесть дней. И, слава богу, что так. На одной «траве» он долго бы не продержался. А так две рыбалки и три охоты, собирательство в духе раннего неолита и возможность двигаться только днем резко удлинили его путь, как с точки зрения пройденных километров, так и с точки зрения времени, ушедшего на дорогу.

На двенадцатый день он вышел к Твингу и сходу напоролся на британское аэрополе. И тут ему наконец повезло. Великобританцы развернули здесь две временные взлетно-посадочные полосы, собранные из решетчатых металлических плит. Раскатали проселок, ведущий к этому импровизированному аэрополю от шоссе. Поставили грузовики с кунгами, притащили вагончики и разбили большие армейские палатки. Однако обнести базу колючкой даже не подумали, пустив вдоль периметра редкие патрули. Осознав, какая ему выпала удача, Виктор двое суток наблюдал за жизнью аэрополя, пока ему не представился тот самый случай, который порой решает все.

Стоянка британских штурмовиков, - а базировались здесь, исключительно модернизированные «уланы» третьей серии, - находилась на западном крае аэрополя. При этом самолеты стояли под маскировочными сетями и хорошо охранялись. Но в тот день пошел довольно сильный дождь, облака опустились к земле, и командование великобританцев решило не рисковать, буквально в последний момент отменив боевой вылет. Снаряженные для вылета штурмовики вернулись под свои грязно-зеленые маскировочные сети, а промокшая до нитки охрана попряталась кто куда.

Виктор, увидев, что происходит на аэрополе, не колебался ни одного мгновения. Он ползком преодолел расстояние до ближайшего «улана», волею судьбы оказавшегося крайним и самым дальним от поста охраны, залез на крыло и, открыв фонарь, проник в кабину пилота. Сел в кресло, осмотрелся и, не найдя ничего, что было бы ему непонятно, закрыл фонарь и включил двигатель. Начинался самый опасный этап его плана. Но ему снова помог дождь. За шумом льющейся с неба воды, охрана, по-видимому, не услышала работающий двигатель. За три минуты Виктору удалось вывести двигатель на максимум и, боясь упустить свое счастье, он тронул штурмовик с места. Разбегался он уже под звуки выстрелов и вой серены, но великобританцы опоздали, он взлетел и ушел в низкую облачность.

Модернизированный «улан» очень хорошая машина. Практически ни в чем не уступая «кочу» одиннадцатой серии, он имеет такой же большой боевой радиус. Так что Виктору вполне должно было хватить горючего до Реквере или Кретинги, другое дело, что и там, и там его могли запросто срубить свои. Единственной разумной идеей, которая пришла ему в голову, пока штурмовик летел над Варяжским морем, это садиться по наглому, то есть сходу. Подойти на бреющем со стороны суши и сажать «улана» на ВПП так, чтобы при первой же возможности свернуть в кювет. Тогда, наверное, никто не будет стрелять. Захотят арестовать и побегут брать живьем…

Ну, он так в результате и сделал с той поправкой, что еле нашел в тумане свое аэрополе, проплутав над городом и окрестностями не меньше четверти часа и подняв «в ружье» практически всех, кого только можно. Но зато, когда увидел взлетно-посадочную полосу, уже не медлил ни секунды и сажал «улана» жестко, не жалея стоек шасси. Так что зенитчики его упустили, а на самом аэрополе никто просто не успел среагировать. А еще через сколько-то там секунд реагировать из пулеметов стало поздно, потому что штурмовик сошел с прямой и, свернув в сторону, выехал за пределы ВПП. Вот там, по колено в грязи Виктор и дождался бойцов охраны.

- Не стреляйте! – крикнул он им. – Я капитан-лейтенант Якунов-Загородский…

Было около двух часов ночи, когда в доме на Гвардейской улице зазвонил телефон. Ара проснулась сразу и, предположив, что телефонировать в такой час могут только ей, набросила халат и спустилась на первый этаж. Вообще, это был явный пережиток прежних времен, когда телефон в доме был редкостью. Давно пора было поставить несколько дополнительных аппаратов, чтобы не бегать по каждому звонку через весь дом. Но поскольку отец появлялся здесь редко, то модернизацией дома заниматься было некому. Большую часть времени особняк пустовал, если иметь в виду членов семьи Авенира Кокорева, которым в Шлиссельбурге попросту нечего было делать.

Ара жила здесь уже почти две недели, в первый раз в жизни, да и то по случаю. Елизавета Аркадиевна никак не могла определиться с тем, куда ее сунуть: в Бюро, как планировалось прежде, или в Вологду на авиастроительные заводы Кокорева. Поэтому Ара зависла между небом и землей и не столько служила, сколько отдыхала, изредка помогая адмиралу Браге в ее многочисленных заботах, тем более, что официально старший лейтенант Бекетова числилась для особых поручений при первом заместителе набольшего боярина Адмиралтейства. В общем, она застряла в Шлиссельбурге, и отец уговорил ее пожить наконец по-человечески в их собственном, Кокоревском особняке на Гвардейской улице.

- Бекетова у телефона! – сказала она, подняв трубку и помахала рукой Поликарпу Даниловичу, пришедшему на все те же телефонные звонки.

- Тут такое дело, - откликнулся откуда-то издалека знакомый голос. – Я вернулся, но быстро меня из Крекинги не отпустят.

- Витя, ты? – обомлела Ара. – Живой! Господи!

- Живой, - подтвердил Виктор, - но, понимаешь, какое дело…

- Ты ранен? – испугалась Ара.

- Да, нет вроде бы. Отощал порядком, да воспаление легких подхватил. Сама понимаешь, отвык я спать на голой земле. А в Швеции сейчас ночами не жарко. Даже на юге…

- Ты в госпитале, - поняла Ара. – Скажи, что надо сделать, я все сделаю.

- Позвони утром Елизавете Аркадиевне.

- В шесть тридцать. Что еще?

- Да, вот, знаешь ли…

- Позвонить Насте? – поняла Ара.

- А ты, что, с ней…

- Я с ней познакомилась, - объяснила Ара. – По случаю твоего исчезновения. Решила, уж извини, что она имеет право знать.

- Имеет, - согласился Виктор. – Скажешь ей, что я нашелся?

- В девять утра… хотя, знаешь, что, какого беса?! Ты ей сам сейчас…

- Нет, - отрезал Виктор. – Мне разрешили один звонок. Так что придется тебе.

- Хорошо, - поняла Ара. – Думаю, ты должен знать, ее муж погиб в Порт-Артуре…

- Ох ты ж! – откликнулся Виктор. – И что мне с этим теперь делать?

- Она вдова, - ответила Ара, сказав то, что считала правильным. – Женись. Вот траур закончится, и женись. Не упусти!

Она хотела добавить про себя, мол, не упусти, как прошляпил меня, но промолчала. Не стоит ворошить прошлое.

- Даже не знаю… Хорошо ли это? – засомневался Виктор. - Что люди подумают?

- Не будь бабой! – отрезала Ара. – Срать тебе, Виктор Ильич, на всех этих людей. Женись, если любишь!

- Меня тут отжимают от телефона.

- Тогда, коротко, - попросила Ара. – Что ей сказать? Как ты уцелел?

- Катапультировался. Пятнадцать дней шел лесами к морю. Думал украсть какую-нибудь лодку. А в результате угнал британский штурмовик и улетел в Крекингу.

- Ну ты даешь! – восхитилась Ара. – Кого хоть угнал-то? «Гренадера»?

- «Улана»! – успел ответить Виктор, но тут его и в самом деле взяли за жабры. - Все, все! – затараторил он. - Отбой!

«Дела!» - Ара повесила трубку и пошла одеваться.

Пока приводила себя в порядок, продумала и просчитала, что верно, а что нет. Поэтому глотнула коньяка, запустила кофе-машину, закурила и подняла трубку. Первым делом, не дожидаясь утра, позвонила адмиралу Браге. Та, как ни странно, ответила сама и практически сразу.

- Браге у аппарата!

- Елизавета Аркадиевна, - давя нерешительность, заговорила Ара. – Это лейтенант Бекетова.

- Что-то случилось? – сразу же ухватила главное адмирал.

- Виктор нашелся.

- Где? Что с ним?

- Говорит, что цел. Но у него воспаление легких, и он находится сейчас в госпитале в Крекинге, - отчиталась Ара. – Подробностей не знаю. С его слов две недели выходил лесами к морю, а потом угнал у британцев штурмовик и перелетел в Крекингу. Это все.

- Спасибо, Варя, что позвонила, - ответила на это адмирал Браге. – Камень с души сняла.

- В восемь утра жду тебя у себя в Адмиралтействе, - добавила после короткой паузы. - Полетишь в Крекингу и заберешь его домой.

- Так точно!

- Тогда, все.

Ара положила трубку, сходила на кухню за кофе, сделала еще глоток коньяка и вернулась к телефону.

«Ладно! Семь бед – один ответ!»

Ара набрала номер телефона Насти и приготовилась ждать. Но ждать не пришлось, Настя ответила на четвертом гудке.

«Совсем, небось, не спит», - покачала мысленно головой Ара.

- Настя, это Варя, - сказала она, услышав голос женщины. – Извини, что посередине ночи. Но… В общем, он жив и более или менее здоров.

- Ох! – Похоже, у Насти попросту не нашлось слов.

- У него воспаление легких, - продолжила Ара. – Выходил по шведским тылам. Простыл. Но все позади. Он в Крекинге, и я завтра… Ну, то есть, сегодня уже лечу туда, чтобы забрать его сюда, в Шлиссельбург.

- Возьми его к себе, - попросила Настя, с которой они неожиданно сблизились за эти десять долгих дней. – У тебя же большой дом, и я к тебе смогу прийти без опаски…

- Возьму, - пообещала Ара. – И сама за тобой заеду. Приглашу в гости. Скажу, что пора уже выходить, потому что слезами горю не поможешь…

- Боже, какая ты хорошая! – сквозь слезы ответила ей Настя. – Ну, почему, мы раньше не были знакомы?

- Я малявка, какой тебе был во мне интерес? – усмехнулась Ара. – Смотри, держись там. Привезу я его тебе целым и невредимым!

Как там говорится? Не дав слова, крепись, а дав слово, держись? Ара слов на ветер не бросала и лишь бы что никому никогда не обещала, но уж если случилось обещать, то могла из кожи вон вылезти, чтобы сдержать данное кому-то слово. Спала эту ночь, или нет, но к девяти часам утра она успела переговорить с адмиралом Браге, и получила от нее задание – доставить капитана-лейтенанта Якунова-Загородского в Шлиссельбург, и разрешение - поселить его на первый случай у себя дома, благо весь особняк Кокорева в ее единоличном распоряжении. А в десять она уже вылетела с аэрополя Каменка-2 на новеньком с иголочки легком транспортнике «Шитик-Т»[128], одной из тех странных машин, которые стали выпускать в Себерии буквально за пару месяцев до возобновления военных действий. Новинка себерского авиапрома продолжала удивлять, но, к счастью, Ара на таком аппарате уже летала во время его испытаний и знала, в чем прелесть именно таких машин. Они садились на те же взлетно-посадочные полосы, что и кочи со стругами, - то есть, практически на все ВПП страны, - но являлись при этом чисто транспортными самолетами. Четыре пассажирских кресла, установленных, как в автобусе сразу за сидениями пилотов, - и узкий трюм в фюзеляже на тысячу килограмм малогабаритного добавочного груза. При этом крейсерская скорость у шитика четыреста пятьдесят километров в час при максимальной дальности перелета в полторы тысячи километров. Отличные тактико-технические характеристики, если подумать, и остается только дивиться инертности человеческого мышления, только сейчас сообразившего, что такие машины тоже нужны, причем иногда даже больше любых других. Например, чтобы вывезти в тыл нужного человека или, напротив, по-быстрому перебросить на фронт небольшую группу спецов или штабных офицеров. Следующими за шитиком в новой линейке военно-транспортной авиации стояли «Иолы»[129] - двухмоторные машины с шестнадцатью пассажирскими местами и грузовым отсеком на полторы тонны – и «Боты» двух типов: грузопассажирский и артиллерийский. Но это были машины совсем другого класса. Достаточно сказать, что на боты ставился еще и левитатор. Небольшой и маломощный, но тем не менее.

В общем, в десять утра Ара подняла свой аппарат в воздух, а в двенадцать двадцать уже посадила его на запасную взлетно-посадочную полосу аэрополя в Шавли. Это была уже прифронтовая зона, и к тому же Шавли являлось тыловой базой для полудюжины аэрополей первой линии и тылового управления 11-й армии. Поэтому, прикрывая аэрополе от вражеских атак, в небе барражировали себерские истребители, а на самой базе, что называется, дым стоял коромыслом. Садились и взлетали истребители-штурмовики, бомбардировщики и торпедоносцы. Одни возвращались в части после ремонта, другие – двигались своим ходом прямо с заводов на пополнение строевых полков первой линии. По соседству с двумя основными и одной запасной ВПП на обширном аэрополе разгружались тяжелые транспортные корабли, снабжавшие фронт всем необходимым, от продовольствия до новых локомобилей, - а в их освободившиеся трюмы тыловики загружали требующие капитального ремонта «кочи», «струги» и «гридни», а также покоцаные противником бронеходы и артиллерийские орудия, сломанные локомобили и другую побитую в боях военную технику.

Что касается Ары, то хотя она прилетела специально за Виктором, - личный приказ адмирала фон дер Браге, - попутно, чтобы не гонять борт впустую, она выполняла и несколько других поручений, которых всегда много набирается на любом тыловом аэрополе. Притащила в Шавли мешки с полусекретной почтой для штаба 11-й армии, коробки с антибиотиками для медико-санитарного управления 5-го флота и четыре ящика с запчастями для радиопередающих станций и радиоискателей самой базы. Так что пока разгружалась и сдавала «посылки» адресатам, подъехал санитарный локомобиль, и Ара приняла на борт Виктора и еще троих раненых из того же госпиталя, транспортабельных, но нуждающихся в специализированном лечении в Шлиссельбургских военных госпиталях. Между тем, техники восполнили израсходованные в полете топливные элементы, и еще через час Ара стартовала, чтобы отправиться в обратный путь.

Виктора, - а выглядел он и в самом деле не так, чтобы очень, - она устроила рядом с собой, посадив во второе пилотское кресло. Так было удобнее говорить при том, что тем для разговоров набралось много, должно было хватить на всю дорогу до Шлиссельбурга. Для начала она расспросила его обо всех выпавших на долю Виктора приключениях, а затем кое-что рассказала ему сама. Прежде всего, разумеется, о Насте, немного о себе, и значительно больше о положении на фронтах.

За прошедшие две недели, обескровив шведов и датчан в первых боях в воздухе и на море и «выведя за скобки» великобританскую эскадру, себерцы силами своих горно-стрелковых и егерских дивизий довольно бодро продвигались с севера на юг в глубину шведской территории, захватив уже практически весь Норрботтен. Шведы оказывали ожесточенное сопротивление, но остановить наступление, темп которого диктовали одни лишь условия местности, пока не смогли. Кроме того, им остро не хватало резервов, так как драться приходилось в других местах тоже. Себерские морские пехотинцы захватили сразу несколько весьма перспективных плацдармов на шведском берегу Ботнического залива. В руки себерцев, в частности, попали города Умео и Хёрнесанд.

В Польше дела тоже шли совсем неплохо, но там уже появились франки и великобританцы, и наступление себерцев приостановилось. Впрочем, оставалась надежда, что в войну снова, как и двадцать лет назад, вступит Пруссия, тем более, что Себерия открыто предложила немцам и киевлянам упразднить Польшу за ненадобностью и разделить ее территорию на троих. Во всяком случае, такие слухи упорно циркулировали в армии и на Флоте. Возможно, это были пустые надежды, но кто знает, а вдруг этот сценарий осуществим на самом деле. Однако так или иначе, но напуганные таким развитием событий, датчане свои войска на помощь шведам не послали, а это, согласитесь, немалый успех.

Это что касается Европейского ТВД. На Дальнем Востоке военные действия начались на пару дней раньше и быстро приобрели весьма ожесточенный характер. Взвесив все за и против, Главный Штаб и Адмиралтейство решили бросить все силы против ниппонцев, тогда как с цинцами вести пока дела по остаточному принципу. Возможно, поэтому на побережье Ниппонского моря себерцы и хабаровчане за две недели уничтожили все вражеские плацдармы, однако ниппонцы не сдавались и предпринимали все новые попытки высадить десант на территории Земли Хабарова. Наступление же цинцев удалось всего лишь остановить, но о контрнаступлении ничего пока слышно не было. То есть, дела шли, вроде бы, не так уж плохо, но было очевидно, что Себерия, и в самом деле, вступила в мировую войну. По-видимому, это понимали и власть предержащие. В стране наконец было введено военное положение, в городах соблюдалась светомаскировка и вчерне была завершена большая мобилизация. Продукты все еще продавались свободно, но цены уже выросли, и, можно было, предположить, что вскоре правительство будет вынуждено ввести хотя бы частичную карточную систему.

- Знаешь, как странно, - сказал Виктор, когда Ара начала заход на посадку. – Улетал из одной страны, а вернулся в другую…

- Возможно, что и так, - согласилась с ним Ара, попробовав увидеть ситуацию его глазами. – Сейчас, сразу, как приземлимся, отзвонимся Елизавете Аркадиевне и Насте и поедем домой. В смысле, ко мне. И не спорь! – остановила она Виктора, которому вдруг стало неловко. – Это оптимальный в нашем случае вариант. Дом большой, и есть кому за тобой ухаживать. А во-вторых, ко мне Настя может открыто прийти в гости. Мы подружились. Я у нее уже раз пять за эти две недели была. А теперь она станет приходить ко мне. И прятаться вам больше не придется.

Возразить на это Виктору было нечего, и, в конечном счете, он согласился.

Глава 9

В конце концов, ее все-таки запихнули в Вологду, и Ара знала, кого должна за это благодарить. Тут к гадалке не ходи – папенька руку приложил. Впрочем, он этого и не скрывал. Еще в сентябре предложил ей занять должность начальника летно-испытательного центра в Устье Вологодском и со свойственной ему последовательностью прожал эту идею через все инстанции, включая сюда и саму Ару, которую сумел-таки в итоге уговорить принять «буквально сверстанную» под нее должность.

Взвесив все за и против, Ара согласилась. Все равно ведь на фронт теперь не отпустят, а в Вологде и работа, вроде бы, интересная, и летать сможет «на всем подряд». На поверку, однако, новая должность имела свои особенности и ограничения. Испытывать новую технику приказом Адмиралтейства ей строго на строго запретили, но зато разрешили летать на серийных и предсерийных образцах. При этом, едва она приехала домой, - в особняк Кокоревых в Устье Вологодском, - как тут же выяснилось, что новое место службы не медом намазано. Ей предстояло не только командовать летно-испытательным центром, - а это, между прочим, одна сплошная головная боль, - но также заседать на постоянной основе в совете директоров Авиастроительных заводов Кокорева. Отец, оказывается, не шутил, когда обещал назначить ее директором. Обещал и назначил. Должность называлась «советник по военно-техническим вопросам в ранге исполнительного директора». И сделал это не абы как, - по щучьему велению и по своему Кокоревскому хотению, - а с разрешения все того же Адмиралтейства и флотского командования. Так что не успела Ара прибыть на новое место службы, как на нее несчастную тут же обрушилась настоящая лавина дел. И большинство из этих дел, как и следовало ожидать, оказались административными, а значит, по большей части бумажными. Документов было много, и чтобы во всех них разобраться требовались особые усилия, так как Аре попросту не хватало специальных знаний. Однако слушать ее стенания и жалобы не захотели ни отец, ни брат, ни высокое адмиралтейское начальство.

- Ты девочка умная, - сказала ей по телефону фея-крестная, - надо, значит, выучишься.

Ну, не дура конечно. Это так. Но в реальности слова адмирала Браге означали, что после основной работы Ара должна была изучать и, разумеется, изучала – куда она денется с летящего в небе корабля, - многочисленные технические справочники, заводскую документацию и учебники по бухгалтерскому учету и финансам. Так что дел хватало, и полетать для удовольствия получалось отнюдь не каждый день. Впрочем, в линейных полках пилоты – кроме различного рода форс-мажоров - тоже летали нечасто, в смысле, не каждый день. Поэтому, как сказала ей в том же разговоре Елизавета Аркадиевна, и скулить нечего.

- Ты флотский офицер и кавалер боевых орденов, - сказала, как отрезала, - тебе скулить невместно!

И все, собственно. Ара вздохнула, впряглась и потянула казавшийся неподъемным воз. Четыре-пять часов сна, и пошла, родимая, пошла!

Однако, если не кривить душой, следовало признаться, что, если не на фронте, то лучше уж здесь, чем мелкой сошкой в каком-нибудь тыловом штабе. Здесь, в Вологде, и польза, приносимая отечеству, была очевидна, и масштаб ого-го какой. А еще новая работа оказалась на редкость интересной. И это был для Ары неожиданный поворот. Но правда такова: скучно не было. Тяжело – это да, но зато дико интересно, да, и вообще, имелись у новой должности свои неоспоримые плюсы. Куда ж без них!

Первым делом, воспользовавшись своим служебным положением, Ара выписала в Вологду мичмана Жихареву. Несмотря на все свои геройства, ранение и правительственные награды, Ленка после выпуска из академии служила третьим пилотом на патрульном фрегате, ходившем в темных небесах над Карским морем, где-то между Ямалом, Таймыром и Северной землей. Делать там было совершенно нечего, потому что так далеко на запад ниппонцы, разумеется, не залетали, как, впрочем, и великобританцы не забирались так далеко на восток. Жопа мира, одним словом. Жуткий холод, полярная ночь и сплошные льды под килем корабля, да еще и Гиперборея со всеми ее ужасами под боком. Вот откуда Ара достала Лену, переведя на должность заводского пилота. Здесь Жихарева облетывала серийные машины, а иногда и перегоняла их на расположенные поблизости флотские аэрополя. Иной раз даже в Ниен и Шлиссельбург, а иногда в Новгород или Тверь.

С появлением Лены жизнь в Устье Вологодском стала веселее. Было теперь с кем выпить в тихую, да и поболтать иногда о том о сем. Все-таки сколько ни работай, а все равно найдется иногда и время, и желание посидеть с устатку с кем-нибудь своим, кого не стесняешься, и кто понимает тебя куда лучше, чем родная мать, сестра или сноха. Поэтому, легко отметя «интеллигентские» возражения боевой подруги, Ара поселила ее в особняке Кокоревых в Устье Вологодском, откуда было рукой подать до обоих аэрополей: испытательного и заводского. Утром вставали теперь вместе, вместе завтракали и ехали на службу. Ну, а в те дни, когда Ара по долгу службы летала в Шлиссельбург или Новгород, в распоряжении мичмана Жихаревой оставался Арин вездеход. Да и в гараже Кокоревых хватало различных локомобилей на любой вкус.

Отец присутствию Лены не возражал. Напротив, увидев ее, обрадовался, припомнив, что уже предлагал ей считать себя наравне с Арой его дочерью. Что же касается остальных домочадцев, они давно и прочно привыкли идти в кильватере Авенира Кокорева. Не нарушили традицию и на этот раз. А вскоре, уже в декабре, в особняке в Устье Ладожском появились новые жильцы. Дело в том, что великобританцы и франки начали бомбить Ниен и Шлиссельбург. И, хотя ПВО столицы пока, в основном, справлялось с отражением налетов, жить в Шлиссельбурге стало, мягко говоря, некомфортно. Ара во время одного из налетов как раз оказалась в особняке на Гвардейской улице, - прилетела накануне на совещание в техническом управлении Адмиралтейства, - и, пережив ночь в бомбоубежище, пришла к выводу, что иногда следует проявлять инициативу самой. Поэтому уже утром она позвонила Насте. Каким-то и, на самом деле, вполне очевидным образом дружба с Виктором делала ее ответственной за эту женщину и ее сына, не говоря уже о том, что она и сама успела сблизиться с боярыней Селифонтовой за те дни, что ее старый друг считался без вести пропавшим.

- Настя, - сказала она, дозвонившись наконец до Анастасии бывшей Берг, - это Ара, я…

- Я тебя узнала, - сразу же ответила Настя. – Что-нибудь случилось? Виктор?

- С Виктором все в порядке, - успокоила Ара женщину, всполошившуюся от ее неожиданного звонка. – Он сейчас в командировке на западе. Но я по-другому поводу. Вам с Володей есть куда уехать? Я к тому, что, если некуда, то хочу вас пригласить к себе в Устье Вологодское. У нас там большой дом, и там не бомбят…

Говорила она быстро, стараясь высказать все, что хотела, раньше, чем Настя успеет сказать, «нет, спасибо!»

- Соглашайтесь! У нас там хорошо. И деток в доме много. Это дети моих брата и сестры. Вашему сыну будет весело. И вам не будет скучно. А Виктор, когда сможет, и туда доберется. На геликоптере – это прямо-таки рукой подать. Каких-то шестьсот километров. Сущая ерунда…

- Э… - сказала в ответ Настя. – А это удобно? Это же, как я понимаю, не ваш дом, а дом вашего отца?

- Если бы было неудобно, я бы не предложила, - отмела Ара любые возражения собеседницы. – И вот еще что, Настя. Я конечно служу и дома бываю редко, но все-таки я там живу. Вам не будет одиноко. Женщин в доме много и все разные, но, главное, там безопасно. Что скажете?

- Спасибо, Варя, - поблагодарила Ару собеседница. – Но это так неожиданно… А как я туда доберусь? Вы не знаете, в Вологду еще летают гражданские суда?

- Не нужен вам корабль, - отмела возражения Ара. – Я еду назад послезавтра. У меня большой внедорожник. Триста пятый «помор», если знаете. На всех места хватит. Четыре часа по хорошему шоссе, и мы на месте. Что скажете?

- А бонну можно взять? – Это уже был вопрос по существу, и Ара вздохнула с облегчением.

- Разумеется, берите! Дом большой, - повторила она. - Всем места хватит.

Так в особняке Кокоревых в Устье Вологодском появились новые жильцы, но теснее от этого никому не стало, дом-то действительно большой. Стало веселее. Причем, не кому-то одному, а многим всем. Боярыня Селифонтова умела строить отношения с женщинами любого склада, и делала это непринужденно, легко и быстро. Поэтому не прошло и пары дней с ее приезда в Вологду, как Алена, жена Ариного брата Федора, и Татьяна, собственная Арина старшая сестра, души уже в Анастасии не чаяли, и за стол без нее ни в завтрак, ни в обед не садились. Перезнакомили ее быстренько со всеми подходящими им по возрасту дамами местного бомонда, а вскоре приобщили ее и к общему занятию. Все эти женщины, не имевшие, в большинстве своем, никакой пригодной для военного времени профессии, работали «милосердными сестрами на подхвате» в большом эвакуационном госпитале, расположившемся прямо в городе недалеко от Предтеченского моста. Впрочем, как раз у Анастасии имелись не только довольно обширные медицинские знания, но и соответствующие бумаги.

Выйдя замуж за полковника Селифонтова она, оказывается, тут же поступила вольнослушательницей в Старую Лекарскую школу при Шлиссельбургской Академии. И, хотя не успела прослушать все необходимые для получения врачебного диплома курсы, не говоря уже об интернатуре, у нее на руках оказался патент хирургической сестры, который она выхлопотала на всякий случай еще в самом начале военных действий на Дальнем востоке. Причем патент у нее был самый настоящий, а не какой-нибудь липовый, поскольку Настя, и в самом деле, ассистировала время от времени своей матери хирургическому профессору Полине Берг. Так что она и в этом смысле легко пришлась ко двору, заодно заслужив немеряное уважение со стороны ничему путному не обученных провинциальных дам.

Декабрь в этом году выдался морозным и снежным, но ясных дней, как ни странно, было больше, чем пасмурных, и Ара спешила воспользоваться этой возможностью полетать. Впрочем, ее «полетать» зависело от многих переменных. И одной из них являлось настроение великого и ужасного дяденьки Скурихина. Не смотря на громкую и по-настоящему важную начальственную должность, которую занимала теперь Ара, царем и богом на аэрополе Летно-Испытательного центра, как и раньше, оставался шеф-пилот Кокорева-отца Гавриил Викентиевич Скурихин. Во всяком случае, обычно последнее слово во всем, что касается полетов, принадлежало именно ему. Ара, как военный человек, субординацию понимала от и до и к тому же уважала и, пожалуй, даже любила этого немногословного человека, которому в большой степени была обязана своей путевкой в небо. Поэтому, когда накануне Скурихин сказал ей, что дает добро на вылет, она даже не спросила, на чем, собственно, он разрешает ей полетать.

В ангарах аэрополя находилось сейчас довольно много крайне интересных машин, производившихся на заводах Кокорева. Из тех, что прошли уже испытания, и были разрешены к серийному производству, особый интерес представляли истребитель-перехватчик «Кнорр-А»[130], новый истребитель-штурмовик «Чайка-3»[131] и скоростной бомбардировщик «Карбас-2М»[132]. Ара была бы рада любому из них, но, как выяснилось, на аэрополе ее ожидала настоящая удача.

- Ну, что, госпожа начальница, - хмыкнул в седые усы Скурихин, - хочешь полетать на «коньке-горбунке»?

- Хотеть-то хочу, - улыбнулась Ара, уловившая главное, Скурихин не шутит и не дразнится, - но кто ж мне его даст?

- Когда «Метеор» подписан в серию? – Вопросом на вопрос ответил шеф-пилот.

- Третьего дня, - пожала плечами Ара. – Моя подпись там, между прочим, тоже стоит.

- Тут ты права, господин лейтенант, - кивнул явно продолжавший забавляться старый авиатор. – Но что из этого следует?

- Гавриил Викентиевич, - усмехнулась Ара, - ну что вы, право слово, крутите девушке яйца!

- Были бы яйца! – отмахнулся Скурихин.

- Уж поверьте, дяденька, вам лучше не проверять! – искренно рассмеялась Ара.

Она уже поняла, в чем заключается казус, связанный с подписанной ею третьего дня бумагой. Стоило приемной комиссии поставить под актом свои подписи, как «Метеоры» количеством три штуки, находившиеся в ангарах Испытательного центра, как по мановению волшебной палочки, превратились из опытных образцов в предсерийные машины, и значит, Ара получила формальное право их пилотировать. И это был просто праздник души, никак не меньше.

«Метеор» являлся продвинутой версией хорошо известного ей «Болида». При этом сам «болид» все время совершенствовался, и, хотя с начала серийного производства прошло не так уж много времени, сейчас на заводах товарищества «Самолет» перешли уже на производство 5-й модели этого истребителя-бомбардировщика. И «Болид-5» являлся куда более совершенной машиной по сравнению с той, на которой Ара вступила в бой в августе. Казалось бы, прошло всего четыре месяца, - то есть, всего ничего, - но в военное время многие процессы ускоряются и многое делается быстрее, чем в дни мира. Так произошло и с новыми самолетами. И в этом смысле, Кокоревский «Метеор» стал по-настоящему серьезным шагом вперед. Правда, первые опытные образцы были собраны только в начале декабря, но зато этот монстр получился даже лучше исходного МиГ-17. Если «Болид» превосходил по скорости и некоторым другим характеристикам классический МиГ-15, то «Метеор-3М», который и пошел, в конце концов, в серию, был уже настоящим совершенством, как с точки зрения своих тактико-технических характеристик, так и с точки зрения весьма продвинутой Авионики и значительно потяжелевшего вооружения. Чего стоил один только оптический прицел с радиодальномером, позволивший резко поднять точность бомбометания с пикирования.

Мощный двигатель, великолепная, заточенная под сверхзвук аэродинамика. Крейсерская скорость – 900 километров в час и боевая – до одной с четвертью скорости звука. А на пикировании и того больше, но зато и перегрузки при смене курса или выходе из пикирования такие, что легко можно потерять сознание и на хрен угробиться. Впрочем, Ара свои силы знала, как знала и свой предел, который у нее был вполне хорош, даже по сравнении с пилотами-мужчинами. Так что, получив от Скурихина «добро», она в десять часов утра была уже в воздухе и гоняла свой «метеор» до полного расхода горючего, попробовав все, что умела делать на «болиде». Покрутила фигуры простого и сложного пилотажа, сходила пару раз на бомбометание с глубокого пикирования, проверила скороподъемность и полет на разных высотах и на аэрополе вернулась такой счастливой, словно всю ночь кувыркалась в постели с Олегом, испытав при этом многократный оргазм. В общем, день удался, но, принимая душ после полета, Ара еще не знала, насколько. Она узнала об этом несколько позже, работая с бумагами в своем кабинете.

В три часа дня ей позвонил отец.

- Здравствуй, дочь!

- Здравствуй, отец!

Так они с ним теперь разговаривали.

- Слышал, гоняла сегодня «конька горбунка».

- Отличная машина, - коротко ответила Ара, гадая, куда заведет их с отцом этот разговор.

- Поверю на слово, но я хотел поговорить с тобой о другом, - неожиданно сменил тему отец. – Устала?

- В каком смысле? – насторожилась Ара.

- В прямом, - уточнил Кокорев.

- Да, нет, - ответила она, предположив, что у отца к ней некое важное дело, - не очень. Все в пределах нормы.

- Тогда, так, - смилостивился наконец отец. – В 0.30 сегодня ночью с нашего заводского аэрополя отправляется в Будё группа «карбасов» в варианте тяжелого торпедоносца. Пойдут своим ходом, но полет непростой – почти на пределе дальности, а в перегонной команде, так уж вышло, образовалась неожиданная вакансия. Хочешь слетать?

- Будё? – переспросила Ара, не до конца уразумев в чем здесь хитрость. – Это где?

- Это город такой в Нурланне[133], на атлантическом побережье. Наши войска его как раз на прошлой неделе отбили у шведов. А в городе, между прочим, находится крупная база Шведских Военно-Воздушных Сил, и аэрополе с бетонным покрытием.

- Это хорошо, - «кивнула» Ара. – А теперь объясни мне, в чем здесь цимес[134]?

- В цимесе, - хохотнул отец. – В Будё уже третий день благоустраивается Олег. Перегонишь машину и можешь задержаться у него дней на пять-шесть. Встретишь с ним Новый год, ну и прочее, о чем мы с тобой как-то уже говорили. Шесть дней отпуска я тебе, как и обещал, выхлопотал, но ты уж постарайся дочь. И вот еще что. Обратно придется добираться на перекладных – максимум сутки на дорогу, - и через Шлиссельбург. Ты мне будешь нужна там четвертого января на совещании в Отделе Вооружений Флота…

«К Олегу! – вскинулась Ара, но ни словом, ни звуком не показала отцу, насколько она впечатлилась. – Вот это да! Завтра уже буду там… Но это, значит, что придется подумать и о ребеночке…»

- Спасибо, отец! – сказала она вслух. – Лучшего новогоднего подарка ты мне сделать не смог бы!

- Родная кровь, - явственно улыбнулся Кокорев на другом конце провода. – Как не порадеть! Ты кстати имей в виду, бог знает, что у них там на базе со снабжением. Есть с чем праздники встретить или шаром покати. Поэтому снаряди с сбой чемоданчик с выпивкой и закуской. Чаю, не пропадет!

- Обо всем-то ты подумал!

- А как же! – усмехнулся в ответ отец. – О всем или нет, но постарался ничего не упустить. И вот еще что. Всех дел не переделаешь. Езжай-ка ты, дочь, домой. Отдохни, снарядись в дорогу и вперед. В 11.00 тебя будут ждать на аэрополе в Огарково. Полетите оттуда.

- Спасибо! – еще раз поблагодарила отца Ара. – Сейчас доделаю срочные дела, сдам вахту и рвану домой.

- Тогда, счастливой охоты! – рассмеялся отец и прервал связь.

«Вот же сукин сын! – беззлобно подумала Ара, кладя телефонную трубку на рычаги. – А может быть, действительно попробовать? Ребеночек, семья, то да се…»

Она посидела с минуту, не двигаясь, представила себя беременной, покрутила головой, словно, отгоняла непрошенные мысли и снова взялась за телефон. Прежде всего позвонила в лавку Бурмистрова и поговорила с самим Михаилом Никитичем. С продуктами и напитками, в особенности, в коммерческих магазинах, пока в Себерии все обстояло нормально. В смысле, дефицита не наблюдалось, хотя цены и выросли. Так что она заказала шесть литровых бутылок качественной самогонки и четыре бутылки французского шампанского из старых запасов, балык уральской севрюги и сибирской нельмы, пару килограммовых банок кетовой икры и еще пару банок черной-паюсной из Хазарии, десять килограммов местной ветчины и пару брусков копченой свиной спинки, затем сыр, разумеется, несколько головок жирного желтого сыра из Прибалтики и Вологодской губернии, бочонок с квашеной капустой и еще один с солеными огурцами, несколько караваев белого хлеба, масло, черный цинский чай, сахар, пряники и бельгийский шоколад. Посылочка получалась тяжелая и объемная, но «карбас», летящий без «сулицы» вполне потянет. Однако, чтобы два раза не заморачиваться, Ара попросила доставить заказ прямо к проходной аэрополя, там по дороге она его и заберет.

Дав отбой, она закурила и, глядя на карту Себерии, вдруг сообразила, что отец со своим отпуском подгадал так, словно знал.

«А может быть, что и знал?» - задумалась Ара, но по факту у нее на новогодние праздники приходились самые благоприятные для зачатия дни.

«К черту все! – решила она, все это обмозговав, - не буду предохранятся. А там пусть будет, что будет. Я тоже хочу быть состоявшейся женщиной!»

Подумав об этом, Ара телефонировала в особняк Кокорева и попросила к телефону Настю Селифонтову.

- Настена, не в службу, а в дружбу, - начала она, дико стесняясь своей просьбы, - я сегодня ночью лечу кое-куда, где служит мой муж…

- Можешь не продолжать! – Настя бывшая Берг, как всегда, поняла ее с полуслова. – Красивое белье и набор «настоящей женщины», так?

- Соберешь, пока суд да дело? – робко поинтересовалась Ара.

- Дура, что ли? – удивилась Анастасия. – И духи приготовлю, и противозачаточные…

- Противозачаточные не надо.

- О, как! Уважаю! – без тени сарказма или издевки оценила ее решение подруга. – Правильное решение, на самом деле, хотя это и не мое дело.

- Даже не знаю, что тебе на это сказать, - честно призналась Ара.

- А и не говори! – отмахнулась Анастасия. – Все с тобой и так ясно. Давай, приезжай скорей! Мы еще в баньку сходить успеем. Матушка твоя расстаралась…

- Мне бы еще поспать чуток… - осторожно заметила Ара. – Всю ночь лететь.

Лететь ей, и в самом деле, предстояло далеко и долго. Почти две тысячи километров. Не предел дальности, разумеется, - тут отец несколько сгустил краски, поскольку практическая дальность у «карбаса» 2800 километров, - но все равно не близко, ведь наверняка пойдут на крейсерской скорости, чтобы сэкономить горючее. И не только поэтому. На дворе зима, и, хотя в окрестностях Вологды ясно, ближе к Атлантике погода вполне может испортиться. Ветер, дождь, то да се. Всяко разно надо иметь некоторый запас хода, чтобы наверняка дотянуть до базы. А в итоге, торчать одной в кокпите торпедоносца и рулить, в лучшем случае, четыре с половиной часа. Так что, да – надо бы перед вылетом хоть немного поспать.

- Так ты не тяни, - пояснила между тем свою мысль Настя. – Попаримся и пойдешь баиньки.

Звучало соблазнительно, да и по времени получалось – вполне. Так что, закончив свои дела в конторе, Ара уже через час покинула свой директорский кабинет, а еще через сорок минут, припарковав вездеход у парадного крыльца, уже входила в дом…

Маршрут перелета был, в целом, известен и нанесен на карту, к тому же уверенно работали приводные радиомаяки. И, тем не менее, летели плотной группой, стараясь не потерять из виду идущие рядом машины, а вел всю стаю единственный хорошо знакомый с маршрутом пилот – капитан-лейтенант Куприянов. Ара шла мателотом сразу вслед за ним, - это ей по блату выделили плацкартное место в кильватере головного корабля, - а справа и слева летели еще два торпедоносца. В общем, она видела всех троих и старалась держать постоянную дистанцию и эшелон, так как, во-первых, не хотела позориться, а, во-вторых, попросту боялась заблудиться. Пилотом она была хорошим, а вот штурман из нее, если по совести, никакой. Так что лучше не задремывать и идти в косяке.

Кокпит у «карбаса» был довольно просторный, но кресло штурмана располагалось, как и на «струге-вампире», позади пилотского. Сейчас там были сложены Арин саквояж, флотский сак и два ящика с продуктами и выпивкой. Впрочем, следует отметить, что она была не единственной, кто вез в далекую Швецию подарки к Новому году. Всей разницы, что в ее торпедоносце находились гостинцы, предназначенные одному конкретному человеку, капитану 2-го ранга Шкловскому, - ну, и кто там еще у него будет в собутыльниках, - а в остальных машинах летела почта и заказы, поступившие из дивизии единым списком. Дивизия была новая, Олега в нее перевели совсем недавно для укрепления кадрового состава, и Ара никого там пока не знала. Просто не успела познакомиться. Так что самогоночка и шампанское лишними не будут. Олегу еще с этими людьми служить, да и ей не помешает начать строить систему отношений с сослуживцами мужа. Тем более, что она собиралась навещать его и в дальнейшем. Поэтому и тащила за тридевять земель и выпивку, и закуску. И себя любимую, разумеется, но это уже исключительно для собственного мужа.

Поколебавшись перед вылетом где-то с полчаса времени, она все-таки решила о своем прибытии ничего не сообщать и сделать Олегу настоящий сюрприз, свалившись на него нежданно-негаданно, как снег на голову. Конечно, существовал риск, что он там «служит» не один. На Флоте, тем более, на войне всякое бывает. Ара такого много видела и, на самом деле, прекрасно понимала, как это случается и отчего. Однако сама она соблазну ни разу не поддалась и полагала, что имеет право на взаимность. И пусть будет, что будет. Или он ей обрадуется, и они проведут вместе незабываемые зимние каникулы, или она улетит тем же транспортом, которым завтра ночью возвратятся в Вологду остальные девятнадцать пилотов. И тогда, естественно, ни о каком «зачать» не пойдет и речи. А вот, если Олег не гуляет – во всяком случае, не гуляет по наглому, - то будет им обоим и секс, и случай завести ребеночка. Мысли о ребеночке, впрочем, были пока какие-то невнятное, смутные и не определившиеся, - она даже не представляла пока, кто это будет, мальчик или девочка, - зато о половых излишествах думалось легко и конкретно, во многих и многих подробностях и с такими живыми и живописными деталями, что ее от одних только этих фантазий в жар бросало и стыд пробирал.

Не то, чтобы она была такая уж стыдливая. Никак нет. Но опыта определенного свойства ей очевидным образом не хватало, а теория практику заменить, увы, не может. Тут, как в пилотаже, важен налет, техника и навыки. Воображение и импровизация конечно тоже приветствуются, как и хорошее знание материальной части – своей и партнера, - однако экспериментировать можно и нужно только умеючи. И смущение Ары проистекало прежде всего от неуверенности в своих силах. Представить-то она себе могла много чего, а вот как такое реализовать на практике, не сбившись при этом с ритма и не поставив себя в глупое положение, пока не знала. Чувствовала, что надо бы попробовать, хотя бы из интереса или из принципа, но стеснялась провалить «задание».

Вот об этом, как, впрочем, и о многом другом, - связанном и не связанном с нежностью и страстью, - она и думала всю дорогу до аэрополя в Будё. Все четыре часа и сорок семь минут полетного времени, проведенные в затемненной кабине. Думала, - под шум моторов и под Новоорлеанский джаз, который передавала какая-то из радиостанций супостатов, - но при этом не забывала следить за приборами и за ведущим, поглядывая время от времени и на соседей слева и справа по временам бросая взгляд. Еще иногда смотрела на звезды. Группа занимала эшелон 5500 метров, и большую часть пути они летели выше облаков и даже выше возникшего ближе к Скандинавии грозового фронта. Так что звездное небо над головой хорошо просматривалось через остекление кабины. Но, когда пошли на посадку, пришлось нырять в белое марево, которое по ночному времени казалось обретшей плоть тьмой.

В районе аэрополя Будё, имевшего какое-то непроизносимое название на шведском языке, погода стояла, прямо сказать, мерзкая. Три градуса выше нуля по Цельсию и мелкий унылый дождь. К тому же в это время года и на этой широте, в пятом часу утра еще даже не рассвело. Да, если бы и рассвело, при такой низкой облачности все равно было бы темно, как ночью. Условия для посадки так себе, но зато аэрополе имело бетонное покрытие и было отлично оборудовано. Тут тебе и прожектора, и мощные электрические лампы в фонарях, обозначающих границы посадочные полосы, а полос здесь, к слову, имелось целых две, и вообще, все было устроено по высшему разряду. Насколько Ара понимала, город и базу пермские егеря взяли сходу, потому и аэрополе досталось себерцам целым и невредимым – летай не хочу!

Ара садилась третьей, но у нее и позывной был «горбушка-три», так что очередность посадки была известна заранее.

- Горбушка-три, - спросили с башни, - ты как, парень, полосу видишь?

- Здесь горбушка-три, - ответила Ара, - вижу проблесковые маяки. Разрешите посадку!

- Э… - сказала башня. – Вы кто вообще?

- Я пилот, - огрызнулась злая с устатку Ара. – Но да, парень, гениталии у меня чисто женские. Так что, посадку разрешаете?

- Разрешаю, - сказала после короткой паузы башня и в растерянности замолкла.

На самом деле, переговоры с башней были чистой формальностью, поскольку очередность посадки и интервалы между финишами были определены для каждого из пилотов еще в Вологде. Так что говорить-то Ара говорила, но и о деле не забывала. За разговором она снизилась, - выдерживая по альтиметру оптимальные параметры глиссады, - сбросила скорость и добралась до порога ВПП. Здесь она снизилась еще больше и, ориентируясь на габаритные огни и подсветку, пошла на посадку. В результате, села хорошо, - как на учениях, - пробежалась по бетону полосы и, следуя распоряжениям вновь ожившей башни, вырулила в сторону от ВПП, на обозначенную фонарями стоянку.

Заглушив двигатель, Ара осталась сидеть в кабине, чтобы зря не мерзнуть и уж точно не мокнуть. Но привязные ремни, разумеется, отстегнула и вытащила из набедренного кармана комбинезона фляжку с крепкой старкой. Во время полета она никогда к алкоголю не притрагивалась, да и вообще при длительном перелете лучше ничего не пить. В уборную ведь не сходишь. Но сейчас, прибыв на место, она сделала пару глотков крепкой старой водки и снова связалась с башней.

- А что, господа, - спросила напрямик, - случаем не знаете, где сейчас находится кадваранг Слуцкий?

- Отчего же, - откликнулась башня. – Здесь он, барышня, наблюдает за вашей посадкой. Что-то передать?

- Скажите, жена прилетела.

- Кто, простите? – поперхнулся голос.

- Передаю по буквам, - съехидничала Ара. – Женя…

- Не надо, - сказала тогда башня. – То есть, вы жена Олега Александровича?

- Родная, - хмыкнула в ответ Ара. - Так что, передадите?

- Ара? – раздался вдруг в ушных телефонах голос Олега. Слышимость была чудная, словно и не по радиосвязи, а из соседней комнаты.

- Не веришь своему счастью? – вопросом на вопрос ответила Ара.

- Не верю! – рассмеялся Олег. – То есть, от тебя всего можно было ожидать, но, чтобы вот так? Сюрприз удался!

- Я счастлива, милый, - улыбнулась Ара. – На самом деле, так и задумывалось.

- Я сейчас подъеду! – пообещал Олег.

- Давай, - обрадовалась Ара, - а то мне тут сидеть скучно, и еще у меня с собой гостинцы. Килограммов пятьдесят, чтобы не соврать. Самой не дотащить. Мышечной массы не хватит.

- Сколько, сколько? - опешил муж.

- Много! Я же скала, полста кило. Выпивка, закуска, то да се. Я же к тебе на Новый год прилетела!

- Ну, ты даешь!

- А вот об этом мы поговорим позже и наедине, - рассмеялась Ара. – Давай уже приезжай скорее!

- Еду.

И в самом деле, ее мужчина ждать себя не заставил. Подкатил к стоянке торпедоносцев буквально через четверть часа. И тут уже Ара вылезла из самолета, вернее, спрыгнула на землю через нижний люк. «Карбас» - машина довольно большая и высокая, к тому же двухмоторная. В кокпит можно попасть, или, сдвинув назад часть остекления фонаря кабины, или через люк в днище, если конечно там не подвешена «сулица». И в том, и в другом случае, если никто не озаботился притащить лесенку, придется прыгать. С крыла выше, а из люка – всего ничего. Так что Ара прыгнула и практически сразу оказалась в объятиях Олега. Он ее успел подхватить на руки. Буквально в считанных сантиметрах над бетоном ВПП, но все-таки успел.

«Внимательный и ловкий! Ставим псису!» - счастливо подумала Ара и, позволив поднять себя повыше, поцеловала мужа в губы.

Но долго миловаться им не позволили обстоятельства. Набежали техники и, следуя четким приказам Олега, сгрузили из торпедоносца Арин багаж и скоренько перенесли его в локомобиль заместителя комдива.

- Заедем на пару минут в ЦУП[135], - сказал Олег, устраиваясь за рулем, - потом в штаб. Должен же я тебя познакомить с основными действующими лицами и исполнителями. Ну, а после уже поедем домой. Я как знал, что ты приедешь. Такой коттедж себе отхватил, закачаешься. Здесь же целый авиагородок при базе, на всех место нашлось!

- Кончай тараторить! – остановила Ара словесный поток разволновавшегося от неожиданной встречи мужа. – Скажи лучше, вас сильно бомбят?

- Вчера первый раз попробовали, но мы отбились, - уже спокойнее ответил Олег.

- ПВО подтянули?

- Подтягиваем.

- Значит, истребители прикрыли…

- У нас смешанная авиадивизия, - объяснил Олег. – Чуть севернее в Лёпсмаке и восточнее в Мёрквиде базируется полк «кочей». На вооружении у них стоят семнадцатые. Ну и два полка торпедоносцев. В одном знакомые тебе «вампиры», а другой вы только что к нам перегнали. Пилоты из учебного полка тоже должны прибыть со дня на день. Тогда переведем их на второе аэрополе. Мы ведь буквально на ходу доформировываемся. А гладко такое может быть только на бумаге.

- А вот и ЦУП, - сообщил он через мгновение, останавливая свой вездеход у дверей приземистого здания, увенчанного башней, наподобие маяка.

- Там найдется какой-нибудь закуток, чтобы переодеться? – Ара была одета в тяжелый зимний комбинезон, унты и теплый шлем, но у нее с собой были прихвачены китель[136], фуражка и реглан с меховой подстежкой. Форменные брюки и свитер были поддеты под комбинезон, а унты являлись разрешенным элементом зимней формы одежды флотских пилотов легких сил.

- Найдем, - улыбнулся Олег. Он вылез из локомобиля, галантно помог выйти Аре, подхватил сак с ее обмундированием и повел жену в дом.

Понятное дело, их уже ждали. Всем было жуть, как интересно, взглянуть на жену командира, к тому же прибывшую на базу таким экстравагантным способом – за штурвалом тяжелого торпедоносца. Поэтому встретили их шумно, с интересом и с нескрываемым удивлением рассматривая представшую перед ними маленькую женщину в зимнем комбинезоне без знаков различия.

- Лейтенант Бекетова! – бросив руку к виску, представилась Ара. - Рада знакомству, господа! Но, если позволите, я бы переоделась по-быстрому, а то в комбе жарко и неуютно.

Все тут же засуетились еще больше, показывая сразу на три разные двери, а Олег закатил глаза, а затем, уже провожая Ару в кабинет оперативного дежурного, хищно улыбнулся:

- Кажется, кому-то обеспечен еще один сюрприз.

Ара об этом как-то даже не подумала, но сейчас, когда Олег высказал эту мысль вслух, сообразила, что ее флотская тужурка выглядит так, что при виде ее качают головой даже бывалые ветераны.

«Что ж, - усмехнулась она мысленно, буквально вывинчиваясь из комба, - если не в фамильных драгоценностях, то хотя бы так…»

Так, это значит, без наследственных уральских изумрудов и рубинов, карельских аметистов и якутских бриллиантов, но зато с Себерским крестом 1-й степени, двумя «Михаилами» и двумя медалями «За героизм в бою». На второй год войны даже среди авиаторов такой иконостас считался редкостью. А у нее ведь еще и два очень непростых значка прикреплены чуть выше орденов: золотой «Пилот 1-го класса» и серебряный «Асс», выдаваемый только после десяти воздушных побед. Она же, имея в виду и крейсер «Кумано», - а тяжелые крейсера засчитываются торпедоносцам за пять побед, - и удачные атаки на великобританские авианосцы, которые были расценены, как четыре победы, имела рейтинг «шестнадцать плюс», что в глазах пилотов вообще круть немереная. Ара даже надевать реглан из-за этого не стала, чтобы вдоволь покрасоваться перед подчиненными своего мужа и насладиться заслуженным успехом. Все-таки она женщина или как? Ей красоваться самой природой заповедано.

Ну, она и покрасовалась. Сюрприз, что называется, удался, но праздник длился недолго. Как раз до того момента, когда кто-то особенно глазастый не заметил на рукаве Ариной тужурки нашивки за ранения. Вот они произвели на господ офицеров очень сильное впечатление. У большинства даже настроение разом испортилось.

- Бекетова! – вдруг ударил себя по лбу довольно молодой еще капитан-лейтенант. – Вот же я губошлеп! Но как тесен мир! Я вас, лейтенант, - вы тогда еще мичманом были, - вывозил с аэрополя Круглая. Это на мысе Брюса… Я вас, стало быть, в госпиталь переправлял, во Владивосток. Это ведь вы были на торпедоносце? Я прав?

- Я, - кивнула Ара, - но вы уж извините меня, ради бога, ничего этого я не помню. В отключке была. Однако же, спасибо!

- Что за история? – спросил кто-то из молодых.

Ара вздохнула, но не стала вмешиваться, только бросила быстрый успокаивающий взгляд на мужа. Его при воспоминании о том дне до сих пор в пот бросает. Он же был в воздухе, когда ее подбили, знал, что ранена. Но на базу Ара тогда не вернулась, и пока выяснилось, что она направила торпедоносец на мыс Брюса, едва не поседел. Второй раз в тот же день его неслабо приложило, когда он добрался наконец до госпиталя и нашел там Ару, покоцаную японскими пулями и сильно побившуюся при посадке на брюхо. В общем, тяжелые воспоминания, причем для него даже больше, чем для нее.

- Я вас, лейтенант, оттого и не узнал, что вы тогда выглядели несколько иначе. Ты уж прости, Олег Александрович, но из песни слов не выкинешь. А жена у тебя, оказывается, не только герой, но и красавица.

- Не о чем, Кирилл Андреевич! - через силу улыбнулся муж. – Получается, я тебе за Варвару обязан и непременно проставлюсь. Да, вот, хотя бы, и сегодня вечером. Как мыслишь, Варя, можем мы ввечеру прием организовать?

- Легко! – улыбнулась Ара. – Заодно вспомним о нашей встрече в Каменке!

- Это да! – усмехнулся Олег.

- Отличная идея! – поддержал между тем Ару каплей. – Только давайте сделаем так. Во-первых, мы сейчас отпустим господина кавторанга домой. И не волнуйся, Олег Александрович, ничего здесь без тебя не развалится, а, если что пойдет не так, обещаю сразу же телефонировать. Ну, и, во-вторых. Не надо приглашать домой. Соберемся в кантине. У нас и оленина парная имеется, и кабанчиком в городе разживемся. Селедка опять же, лосось копченый, бараний окорок. Да мало ли что еще найдем. С продуктами, сам знаешь, дела обстоят лучше некуда. Аквавита[137] прикупим. Может быть, даже линье-аквавит[138] раздобудем. А вы с Варварой… Извините, лейтенант, не спросил вашего отчества…

- Авенировна, - усмехнулась Ара, представляя уже и день в объятиях мужа, и вечерний загул.

- Ну, а вы, стало быть, Варвара Авенировна, проставитесь, чем бог послал. Но кормить и поить эдакую ораву нечего. Сами себя прокормим!

Так начался ее отпуск, и надо сказать, все получилось у них даже лучше, чем она планировала. Офицеры штаба и, в особенности, комдив каперанг Коковцев, прибывший в Будё только на следующий день, буквально силой вытолкали Олега со службы, что бы он мог посвящать больше времени своей «замечательной супруге». Шкловскому было дико неудобно, но по факту он действительно проводил с Арой, что называется, дни и ночи. В том смысле, что они не заморачивались тем, ночь на дворе или день, и отправлялись в постель тогда, когда приспичит, а не тогда, когда положено. Можно было бы, конечно, не только в постели, но холодный климат и сырая зимняя погода занятиям сексом везде, где вздумается, не способствовали. Впрочем, имелось одно любопытное исключение – шведская баня, примыкавшая к дому, который занял Олег. Вот там, в сауне, у них получалось тоже неплохо, тем более, что оба они были пилотами, и здоровье им эти половые излишества пока позволяло. Другой бы кто мог и скончаться от перегрева и высокого кровяного давления, но не они. Да и, вообще, баня ведь – это чистота, а чистота, как известно, залог здоровья. Вот они и повадились оздоровляться, тем более, что с потом из организма замечательно выводится алкоголь. А пить приходилось едва ли не каждый день, благо поводов хватало…

В последний раз Маша пришла к ней перед самым Новым Годом. В Кобонском бору по случаю войны было пусто и тихо. Ни домочадцев, ни большинства слуг. Все разъехались. Кто на службу, а кто в «эвакуацию» в Рощинское имение на Печере, а те, кто остался – Анна Карловна и Стеша, - жили во флигеле и в дела «княгинюшки» не вмешивались. Понадобится что-нибудь, сама позовет, недаром же по всему дому телефонный кабель протянут. Однако на этот раз ничего ей от них не требовалось, да и заехала она в Кобону буквально на пару минут: знала, Маша, если и появится, то только затем, чтобы окончательно попрощаться. Так и случилось.

Подруга перешла, как обычно, прямо в Лизин кабинет, и они с минуту просто стояли друг напротив друга и, молча, смотрели одна на другу так, словно собирались запомнить на всю оставшуюся жизнь. Впрочем, так все и обстояло: встанет между мирами барьер, и они уже никогда больше не встретятся.

- Вот, - сказала наконец Маша и протянула Лизе пакет из плотной желтоватой бумаги, - на память. Чтобы вспоминала иногда.

- Что там? – спросила Лиза.

- Посмотри, - предложила Мария.

- Как скажешь.

Лиза вскрыла пакет и достала из него тоненькую пачку фотографических снимков. Все они, как она сразу же заметила, были выполнены в аутентичной для нынешней Себерии технике. Уже цветные, но несколько блеклые, так что найди их кто, никогда не догадается, кто на них изображен, и где сделаны эти снимки. А между тем, фотографии эти являлись, по большому счету, «последним прости» уходящей эпохи. Немолодая и несколько погрузневшая, но все еще симпатичная Лиза Берг. Она же с мужем и повзрослевшими детьми. И еще пара снимков на эту же тему, сделанных, однако, в таких местах, которые никому и ни о чем не говорят и сказать не могут. Ну а на остальных Маша, то одна, то со своим мужем Уго – бывшим техасским коммандером Уго Устари.

- Что ж, - сказала Лиза, убирая фотографии в пакет, - не даром говорят, что у дураков мысли сходятся.

- Вообще-то так только русские говорят…

- Не придирайся! – отмахнулась от подруги Лиза, подошла к письменному столу и, взяв со столешницы приготовленный на такой как раз случай пакет, вернулась к Маше.

- Держи! Тут наши фотографии. Снимала на твой телефон. Девайс тоже возьми. Нечего ему тут больше делать…

Обменявшись сувенирами, они еще посидели немного у столика в углу кабинета. Выпили по маленькому стаканчику старки, выкурили по сигарете, ни о чем практически не говоря, - ибо все уже давно и не единожды было сказано, - обнялись на прощание и расстались, что называется, на веки. Мария шагнула от стола и разом исчезла, а Лиза еще смотрела ей вслед, словно хотела заглянуть в мир, куда ушла ее подруга. А потом вдруг потяжелел афаэр, висящий у нее на груди вместе с нательным крестиком, и она поняла – уловила и осознала, - что между мирами встал непреодолимый барьер, и ходу ей теперь в эти далекие-близкие миры нет и не будет.

«Прощай».

С кем она прощалась? С Машей? С Лизой Берг? Со своей молодостью и другой жизнью? Наверное, со всем сразу.

- Ну, все, все! – сказала вслух, подавив нахлынувшую было слабость. – Нечего сопли распускать! Ты, Лиза, адмирал, тебе бабской дурью маяться невместно!

Она опрокинула еще один стаканчик старки и, заперев кабинет, пошла на улицу, где ее ждал геликоптер.

Тридцать первого декабря она работала, как в любой другой день. На дворе война, та самая, которую в ее прежнем мире назвали бы мировой, а здесь отчего-то прозвали общемировой. Впрочем, не в названии дело, а в сути. А суть, если правду сказать, была омерзительна до ужаса, потому что еще Лев Толстой, который в Себерии отчего-то не народился, писал, что война противоестественна и противна человеческой природе. Ну, или что-то в этом роде. Лиза за давностью лет точных цитат уже и не помнила почти. Но сути дела это не меняет, Себерия воевала, и мобилизация, имея в виду не только солдат и офицеров, набирала обороты. Увеличивалось военное производство и, значит, сокращалось гражданское. Уходили на войну мужчины, а на их место вынужденно заступали женщины. Указ Великого князя от пятнадцатого сентября разрешал мобилизацию в промышленность и системы здравоохранения, просвещения и тылового обеспечения всех женщин, имеющих гражданские профессии, а также выпускниц гимназий, слушательниц женских курсов и студенток университетов, кроме разумеется литерных специальностей, к которым относились медицина, технические профессии, юриспруденция и ветеринария. Напряжение росло, расходовались стратегические запасы и потихоньку таяли ресурсы, которые следовало восполнять. И ко всему этому в той или иной мере имел отношение Флот.

Взять хотя бы ресурсы. Хлеб и овощи, свежие и консервированные, поступали в Себерию из Византии и Техаса. Из САСШ через Техас и Тихоокеанский Союз поступало мясо, кукуруза, а также хлопок, железная руда, бокситы, промышленная продукция широкой номенклатуры и кое-какая техника двойного назначения. Но все это следовало доставить получателю, загрузив в трюмы морских и воздушных грузовиков, а их, в свою очередь, требовалось охранять при переходе из нейтральных стран в воюющие. И, разумеется, это была зона ответственности Флота. Так что Флот не только воевал, но и занимался снабжением. А еще он перевооружался, разворачивал новые соединения, укреплял кадровый состав, строился и ремонтировался, наступал вместе с армией и с нею же вместе держал оборону, эвакуировал раненых и обеспечивал тылы воюющих армий, строил планы и разрабатывал операции, вел разведку и охранял свои собственные секреты. Так что, видит бог, Лизе хватало головной боли. Чего ей не хватало, так это времени, а порой и сил. Ведь не двужильная же она, на самом деле!

Однако, куда ни кинь, всюду клин, - имя которому ответственность за страну и Флот, да еще и во время такой тяжелой войны, - и Елизавета впрягалась и тянула, без жалоб и стенаний, поскольку четко понимала, что делает и зачем. При этом Набольший боярин Адмиралтейства адмирал Ксенофонтов исполнял в последнее время исключительно представительские функции, переложив основной груз своих обязанностей на Лизу. Из этого однако отнюдь не следовало, что всегда и везде она обладала полной свободой действий. Время от времени, Ксенофонтов «просыпался» - чаще всего по просьбе некоторых высокопоставленных интересантов в промышленности, правительстве или великокняжеском дворце, - и начинал лезть куда не следует. И, значит, Лизе приходилось еще и объясняться с Самим, уговаривать его и искать с ним компромиссы, чтобы окончательно не испоганить то, что было с таким трудом выстроено. В общем, мало у нее было забот, так приходилось еще разруливать многочисленные ведомственные и межведомственные конфликты. И представительских функций, к слову сказать, никто с нее снимать не собирался, а это значит, что приходилось тратить время еще и на сидение в президиумах, награждение отличившихся в бою и на прочее все. Так что да, последние двенадцать месяцев она крутилась буквально, как белка в колесе, но и не крутиться было нельзя. Обязательства, взятые на себя добровольно и без принуждения, следовало исполнять.

Поэтому и тридцать первого – в Новый год, - она позволила себе взять паузу только в десятом часу вечера. Все-таки ей тоже хотелось хоть немного расслабиться, и Новый Год представлялся для этого великолепным поводом. Но домашнего праздника не получилось. Вадим был на фронте и выбраться домой, как планировал еще неделю назад, так и не смог: поляки активизировались и явно предполагали провести зимнее наступление. Аркадий и Борис учились в военных училищах, куда с началом войны перевелись из своих университетов. Из прочих родственников, так уж вышло, в Шлиссельбурге оставалась одна лишь Полина Берг. Вот с ней Лиза и договорилась встретиться и отметить праздник вместе. Поэтому без четверти десять она подняла телефонную трубку и попросила соединить ее с собственной квартирой на Смолянке.

Полина по случаю военного времени и по тем же обстоятельствам, что и Лиза, зимовала в Шлиссельбурге одна. Являясь действующим хирургом и главным врачом клиники при Старой Лекарской Школе Шлиссельбургской Академии, она и сама работала, как вол. Без выходных и нормированного рабочего дня. Поэтому еще в октябре они сговорились с Лизой съехаться, чтобы не возвращаться после работы в совсем уж пустой дом, и в качестве общего логова выбрали квартиру Лизы в доме Корзухина. Из этого, разумеется, не следует, что ни одной из них, - то одной, то другой, - не приходилось ночевать на Смолянке в одиночестве. Бывало, что уезжала по делам службы Лиза, случалось и Полине остаться на ночь в клинике, на три четверти превратившейся, как и следовало ожидать, в военный госпиталь. Однако конкретно сегодня Полина обещала приехать домой пораньше, купить по пути что-нибудь вкусненькое к праздничному столу, и даже, более того, этот стол накрыть.

- Привет! – сказала Лиза, едва Полина сняла трубку. – Извини, что закопалась. Буду буквально через сорок минут.

- Не оправдывайся, - отмахнулась невестка. – Пока ты на посту, у меня на сердце как-то спокойнее, и не у меня одной. Любит тебя народ, Веточка, - хохотнула, припомнив, как ее собственный муж, долгое время бывший по отношению к Лизе злобным хамом, в конце концов оттаял и назвал сводную сестру Веточкой, как звала ее в детстве одна лишь родная мать.

- Ладно, полковник, - хмыкнула в ответ Лиза, - не выпендривайся, а то живо на губу загремишь!

- Извиняйте, тетенька-адмирал, - хихикнула вредина-сноха, - я больше так не буду, честное скаутское!

- Ладно, не тянись! Скоро буду!

С началом войны, профессор Полина Берг получила звание полковника медицинской службы, чем ужасно развеселила и своего мужа – генерала-лейтенанта Берга, и Лизу, и Рощина, которые вдруг обнаружили, что теперь у них в семье «все подряд» военные, ну кроме разве-что Петра, но он Лизе не брат и не сват, а всего лишь бывший муж. А так, что ж, Иван Кениг – контр-адмирал, его жена Татьяна, приходящаяся Лизе двоюродной сестрой – кадваранг, а Виктор и Дарья Шумские - военные корреспонденты - майор и капитан. Впрочем, хотя звания у Лизиной двоюродной сестры и ее мужа были определенно армейскими, фильмы они снимают только о Флоте, получив аккредитацию в отделе печати Адмиралтейства. По блату, так сказать, но тоже, хоть и на свой лад, воюют.

Пока добиралась домой, пошел снег. Городское освещение было сведено к минимуму – редким синим лампам, - на окнах домов светомаскировка, а на улицах ни души. Просто сюрреализм какой-то, а не новогодняя ночь. Однако и то правда, что за последние пару месяцев город порядком опустел, за два часа до Нового Года, тем более. И не факт еще, что снова не будут бомбить. Великобританцы и франки, в этом смысле, как были подонками в мирное время, так говном и остались. На войне, как в дни мира.

Себерия принципиально не бомбила поляков и франков в Рождество, не собирались портить простым людям праздник и сегодня, но противник, любивший порассуждать о том, какие они утонченные гуманисты и джентльмены, джентельменских негласных соглашений не признавал и бомбил все, до чего мог дотянуться, и когда ему в голову взбредет. Летали франки и бриты из Польши, размеры которой в последнее время несколько сократились, но все еще позволяли бомбардировщикам и корветам, взлетевшим с аэрополей Слупска, Ломжи и Бреста, достигать Ниена, Шлиссельбурга, Пскова и Новгорода, еще недавно считавшихся тыловыми городами. Минску, Вильнюсу и Могилеву приходилось много хуже. Их бомбили постоянно и безжалостно. А в последнее время участились атаки еще и с северо-запада. Великобританцам и датчанам удалось построить аэрополя в Гренландии и на острове Сварвард. Ну, и великобританские и франкские авиаматки время от времени прорывались в Баренцево море и, тогда, их штурмовики и бомберы атаковали то Мурманск, то Архангельск, а то устраивали рейд и на Великий Устюг. Вологду и Ярославль, правда, пока не тревожили. Слишком далеко с любой стороны, что с севера, что с юга. В Вологде, к слову, гостевала сейчас у Ары Бекетовой дочь Полины Анастасия Селифонтова с сыном.

«Тоже головная боль, - покачала она мысленно головой, вспомнив про дом Кокорева в Устье Вологодском и о некоторых его обитателях. – И надо бы как-то выяснить, знает ли Полина, зачем Виктор повадился ездить в Вологду. Если не знает, то, наверное, лучше бы ей узнать, а то…»

«А то, что? – спросила она себя через мгновение. – Настя взрослая девочка и вправе сама решать, с кем и как ей любиться. Замужем была, по факту вдова, сына покойному мужу родила… Если, разумеется, это его сын. Но, если мальчика ей сделал Виктор, то, тем более, пусть уже сойдутся, что ли, и не дурят людям головы. Как говорится, лучше поздно, чем никогда. Так что пусть устраивают жизнь на свой манер, но Полине об этом все же следует знать, причем без всяких «а то».

«Накаркала!» – Лиза прислушалась к завыванию серены, сукины дети решили отбомбиться без десяти минут двенадцать.

- На психику давят, - сказала она вслух. – Не бери в голову, Полина! Прорвемся!

- Вот же злобные твари! – выругалась та, коротко взглянув на плотно занавешенное окно. – Пойдем в бомбоубежище?

- Еще не хватало! – отмахнулась Лиза. – Чему быть, Поля, того не миновать! А я от них бегать не стану! Не доросли еще! Но ты, подруга, никому об этом не рассказывай, а то выйдет неловко. Свои же собственные приказы нарушаю…

На самом деле война с Великобританией задела ее за живое. Она и раньше-то не слишком жаловала альбионских супостатов, - имелась у нее с ними любопытная история отношений, - но эта война… Война со страной, в которой ее бывший председательствует в Палате Лордов, а сын злейшего врага командует Роял Неви[139].

«Нарочно не придумаешь!»

- Давай-ка, проводим уходящий, - предложила она, разливая водку. – Запьем, стало быть, горечь горечью. А новый год встретим шампанским, чтобы нам было весело, а им, - указала она большим пальцем куда-то за зашторенное окно, где раздались первые выстрелы зенитных орудий и учащенные стаккато счетверенных крупнокалиберных пулеметов, - врагам нашим, чтобы стало горько до слез.

- Красиво излагаешь! – улыбнулась Полина и подняла рюмку.

- Ну, извини! – пожала Лиза плечами. – Само как-то вырвалось.

Водку они выпили под звуки первых, к счастью далеких взрывов, но не успела Лиза вернуть свою пустую рюмку на стол, как зазвонил телефон.

«Чего и следовало ожидать, - подумала, вставая из-за стола, - знать бы еще, что приключилось на этот раз».

- Готовь шампанское и бокалы, - попросила она Полину. – Я мигом!

Она подошла к аппарату, сняла с рычагов трубку, поднесла к уху:

- Браге на проводе!

- Три семерки, ваше высокопревосходительство! – Голос был незнакомым, очевидно, телефонировал кто-то из ночных дежурных.

- Подожди минутку, - коротко бросила в трубку и, вернув ее на рычаги, повернулась к подруге:

- Давай, - кивнула на бутылку «Моэт и Шандон». – Если застряну, разливай и приходи ко мне в кабинет.

Аппарат флотской связи с защищенной от прослушивания линией имелся в доме только в Лизином личном кабинете. Так что на связь она вышла даже раньше, чем обещала.

- Браге на проводе.

- Переключаю на Оперштаба, - сообщил давешний голос, и еще через десяток секунд ее соединили с оперативным дежурным штаба Флота.

- Капитан Валаамов, - представился тот. – Срочное сообщение.

- Слушаю вас. – Лиза уже поняла, что речь пойдет не о мелком инциденте. Оперативный дежурный штаба Флота не стал бы телефонировать первому заместителю Набольшего боярина Адмиралтейства по пустякам. Тем более, ночью. В особенности, если это новогодняя ночь.

- Атакован Крым! – сообщил Валаамов. – Существует опасение, что это только начало.

- Дакия[140]?

- Да, по-видимому.

- А что же разведка? – спросила, тогда Лиза, соображая, частью операции какого масштаба может являться удар по Крыму.

- Видно, проморгали, - коротко ответил Оперштаба.

- Если австрийцы в деле, то надо ждать удара по Киеву, - Лиза боялась даже представить масштаб ошибки, допущенной разведывательными службами Себерии. Однако сейчас было не время искать виновных и «рвать и метать», - хотя Кенигу и стоило бы морду набить, - надо было действовать и действовать безотлагательно. – Когда собирается Большой Форум?

- В два часа.

- Спасибо за информацию, - поблагодарила Лиза. – Буду ровно в два.

Она взглянула на часы. Было без двух минут двенадцать.

«Три минуты дела не решат!» - Она успела выйти к Полине на мгновение раньше, чем та надумала отойти от стола.

- Открывай!

- Что-то случилось? – спросила любимая невестка, возясь с пробкой.

Вообще-то, с тех пор, как Надя с Клавой окончательно перебрались в Милан, Полина осталась здесь, в Шлиссельбурге, единственной настоящей Лизиной подругой.

- Сначала выпьем, остальное потом, - отодвинула Лиза проблемы в сторону.

- Как скажешь!

В общем, они успели как раз к двенадцатому удару курантов – часов на башне Новгородского кремля, - бой которых традиционно транслировали в новогоднюю ночь по Себерскому радио. Подняли бокалы с франкским шампанским, - «ничтожные люди эти франки, но шампанское и коньяк делать умеют», - чокнулись, пожелав, чтобы «всё у них у всех было хорошо», выпили, и только тогда Лиза объяснила ситуацию:

- Похоже, начинается большая заваруха, - сказала она. – Я должна тебя покинуть, ты уж прости. Но еще по одной выпить успеем, да и закусить не помешает. Я только сделаю звонок и переоденусь.

Лиза вызвала по телефону машину и приказала поднимать людей по «списку 3». Затем надела форму и снова вышла к столу:

- У нас минут двадцать, - сообщила, взглянув на часы. – Как раз успею поесть.

После этого минут пять молчала, ела, - как всегда, быстро, но «интеллигентно», - потом разлила водку и взглянула на Полину:

- Деликатный вопрос, - сказал, наконец. – Вроде бы, и не мое дело и в то же время, как есть мое.

- Это ты, о чем? – заинтересовалась Полина.

- О Насте…

- Ах, это! – сразу же успокоилась Полина. – Это не секрет. Вова Селифонтов вполне мог родиться Якуновым-Загородским, но Вите тогда едва исполнилось восемнадцать, и Настя решила, как решила. Я к ее замужеству никакого отношения не имела. Замуж не толкала, но и не отговаривала. Селифонтов приятельствовал с Григорием, а Гриша про отношения Насти и Виктора ничего не знал.

- А ты, значит, знала…

- Ну, не дура же, - пожала плечами Полина. – Видела, знала, но решила не вмешиваться. Ну, а потом вмешиваться стало уже поздно.

- И что теперь? – поинтересовалась Лиза, поднимая рюмку.

- Не дети, разберутся как-нибудь. Твое здоровье!

Глава 10

Надо отдать должное «супостатам». Они подготовили, сумев сохранить это в секрете от Себерии и ее союзников, и осуществили, вероятно, самую грандиозную военно-политическую операцию в истории, имевшую весьма серьезные стратегические цели и могущую привести уже в ближайшей перспективе к весьма серьезным последствиям. Франки и великобританцы сумели уговорить Конфедерацию венгров и каваров[141], а так же австрийцев и даков вступить в войну. Не суть важно, как им это удалось. Все три страны имели свои интересы «по ту сторону границы». Причем жертвой их жадности были назначены Византия, Крым и Киев. Франки решили не ждать, пока Киев созреет, чтобы перейти от формального нейтралитета к открытой поддержке Себерии. Они – в данном случае, обошлось почти без участия великобританцев, - науськали своих младших партнеров, клевретов и сателлитов, напасть первыми. Идея, если честно, дорогого стоила. Киев к большой войне был практически не готов, Византия, пожалуй, тоже. Сокрушительный первый удар, поддержанный к тому же франкскими воздушными эскадрами, а позже и их экспедиционным корпусом, мог привести к быстрому прорыву в глубину территории, и тогда Себерии волей не волей пришлось бы помогать своим союзникам и побратимам. И не только из соображений чести и в соблюдение гласных и негласных договоров, а потому что падение Византии и оккупация Крыма, перекрывали Себерии доступ к средиземноморской торговле, а разгром Киева открывал противнику путь к княжествам северо-восточной и центральной Руси, к Итилю и далее везде. Соответственно, себерцы будут вынуждены вмешаться, увеличив и без того огромный фронт противостояния. Ну а для того, чтобы сделать задачу обороны еще более сложной, великобританцы, франки и поляки запланировали зимнее наступление. Его подготовку себерцы как раз заметили, но не могли знать, - вернее, не смогли вовремя узнать, - что это всего лишь часть грандиозной стратегической операции.

И вот вместо того, чтобы напиться и лечь спать, Лиза в новогоднюю ночь проводила срочный брифинг с разведчиками и оперативниками из «списка 3». Времени у них было мало, поскольку через час должно было состояться совещание в штабе главкома Флота адмирала Гаврилова, а дальше больше – наверняка придется совещаться и с главковерхом князем Кропоткиным и с политическим руководством Себерии, которое тоже уже ехало, кто куда, решать срочные и по большей части неотложные вопросы по линии МИДа и МВД, стратегической и политической разведок, и по линиям многих и многих иных министерств и ведомств.

Как и следовало ожидать, Набольший боярин Адмиралтейства адмирал Ксенофонтов весьма своевременно занемог, - в данном случае, однако, это шло на пользу делу, - зато все остальные адмиралы прибыли в Адмиралтейство незамедлительно и уже поднимали на крыло свои отделы, сектора и департаменты. Как и что случится затем, никто пока не знал, но этой ночью спать было нельзя, просто потому что некогда. Нужно было понять, что происходит и решить, что в этой ситуации можно и нужно делать. Этим, собственно, и занимался узкий форум, созванный адмиралом Гавриловым. На заседании в штабе Главкома присутствовали все основные игроки флотской команды и два представителя армии, от Главковерха и Генерального штаба. Было два часа ночи. Сведений за прошедшие два часа сильно не прибавилось, но кое-что все-таки прояснилось.

В Крыму были атакованы военные и гражданские объекты – прежде всего, морские порты, аэрополя и вещательные станции, - всех трех совладельцев полуострова: Киева, Византии и Генуи. По косвенным данным, - пленных пока еще не было, - в операции участвовали даки и франки. Византийцы и генуэзцы, как ни странно, от первой волны отбились совсем неплохо и, разобравшись по-первости, в том, что происходит, связались по секретным каналам не только с метрополиями, но и со штабом Флота Себерии. Киевляне же, понадеявшиеся на свой нейтралитет и общее с франками и великобританцами прошлое, удар, к сожалению, пропустили. И теперь, как передавали себерские официальные представители в Крыму, там «все горело и взрывалось» и, возможно, даки уже высаживали десант.

В Византии наступление франков и даков велось в нескольких направлениях: на города Варна, Пловдив, Лика, Триадица[142] и Ниш, но что там сейчас происходит, на самом деле, никто пока не знал. Сами византийцы, похоже, тоже. Ночь на дворе, линии связи нарушены, - возможно, диверсантами, а, может быть, артобстрелом и бомбардировкой, - города под бомбами, а население в шоке. Паника, противоречивые слухи, разрушенные мосты и узловые станции, беспомощность местных властей и, черт знает, что еще до кучи. В Киеве, к слову, тоже самое, но киевляне атакованы пока только в Крыму, и сейчас, насколько поняла Лиза намеки Главковерха, министр Иностранных Дел Добролюбов и премьер Коновалов изо всех сил пытаются вразумить своих друзей киевлян, чтобы перестали изображать из себя гребаных нейтралов и двинули войска к границе.

- Таким образом, - закончил свое выступление адмирал Гаврилов, - в ближайшие два-три дня нам придется туго, поскольку инициатива целиком на стороне противника. Пока определимся и разработаем контрмеры, предлагаю не предпринимать резких движений, но все-таки усилить наши главные группировки за счет стратегических резервов.

Адмирал замолчал и обвел всех присутствующих тяжелым взглядом, остановившись, в конце концов, на Лизе, которую он по необходимости терпел, но не любил, если не сказать жестче:

- Ваши предложения, господин адмирал?

- Спасибо, Иван Евстигнеевич, - Лиза встала и одернула китель. – Предлагаю, стратегические резервы пока не трогать, но привести в состояние готовности к выступлению сразу по поступлении приказа. В нашем распоряжении, однако, имеются фронтовые резервы, резервы командующих направлениями, учебные полки округов и части, находящиеся на отдыхе и переформировании. Как быть с генуэзцами, я не знаю. Это не нам решать, но вот византийцы – это другое дело. Они наши союзники, поэтому предлагаю сейчас же безотлагательно направить в Крым 23-ю эскадру, усилив ее авиаматкой «Бырранга», она как раз закончила ремонт в Ниене и готова к выходу, и крейсерами 8-й дивизии. А вечером, - полагаю, как раз успеем сформировать отряд, - восемь тяжелых транспортов с линии Кострома-Пермь-Амурск и пять тяжелых транспортов с линии Архангельск-Ниен с двумя бригадами ПВО и, как минимум, с двумя ударными бригадами из резервов Восточного направления. Прикрывать караван будет Онежская флотилия быстрого реагирования. Это тактический резерв Адмиралтейства. Этими силами мы гласно поможем византийцам в Крыму и негласно киевлянам. А то потеряем Крым, потом возвращать – кровью умоемся.

- Вы все это в голове держите? – встрял в паузу незнакомый Лизе генерал-лейтенант из Генерального Штаба.

- Да, - кивнула она, ничуть не удивившись вопросу. Этой ее способности удивлялись все и всегда, но свои уже привыкли, а этот генерал был явно из новичков. – У меня хорошая память, господин генерал. Но раз уж вы заговорили, было бы хорошо, если бы вы, я имею в виду армию. Так вот, если бы вы могли к середине дня сформировать, хотя бы небольшую группировку – две-три дивизии на первый случай, - мы бы следующей ночью перекинули их в помощь материковой Византии. Со своей стороны, я имею в виду Флот, мы имеем возможность послать туда уже сегодня 11-ю эскадру и перебросим дополнительно в течении дня, если адмирал Гаврилов, разумеется, не возражает, два истребительных полка и бомбардировочный полк из свежих формирований, а также истребительный полк и полк торпедоносцев, находящиеся на отдыхе и еще один бомбардировочный полк не полного состава с переформирования. Этим мы на первый случай поможем византийцам стабилизировать фронт.

- Это все? – Гаврилов был отличным командующим, но при этом привык работать в несколько ином, замедленном темпе. Будь он хозяином положения, он бы все сделал четко, но не торопясь: провел бы нынешнее заседание, наметив главные цели на день и следующую ночь, дал бы задания подчиненным выяснить, какими силами они могут сейчас оперировать, согласовал бы возможные решения с армией и политическим руководством и где-то через день развернул бы осознанную помощь в прояснившихся обстоятельствах. Лиза же считала, что это все конечно правильно и разумно, вот только действовать, по ее мнению, надо было так быстро, как только возможно. Гаврилов ее понимал, оттого Лиза его и раздражала. Но и конфликтовать он с ней не мог: в отсутствие Набольшего боярина лицом Адмиралтейства являлась адмирал Браге-Рощина.

- Нет, не все. – Другой бы кто вспылил или еще что, но только не Лиза. Она многому научилась за прошедшие годы. И конкретно, научилась держать себя в узде, ничем не выдавая своих мыслей и чувств. Этому научила ее работа в Сенате. – На границе с Киевом у нас сейчас стоят две армии и три эскадры. Войска, как я понимаю, так себе, да и эскадры никак не лучшие, но полагаю, на первый случай этого хватит. А там уж будем действовать по ситуации…

Следующие три дня слились для Лизы в один бесконечно длинный день. В Крыму шли тяжелые бои, впрочем, на всех остальных фронтах дела обстояли ненамного лучше. Однако с Крымом Лиза успела как раз вовремя, чтобы не дать дакскому десанту захватить ключевые районы полуострова. Разумеется, тут и там франкам и дакам удалось создать довольно крупные плацдармы, но все основные морские порты и аэрополя полуострова остались за себерцами и византийцами, которые здесь действовали куда лучше, чем на своей основной территории. Генуэзцы, как ни странно, тоже отбились, потеряв один лишь Чембало[143]. Киевляне, поддержанные своевременно пришедшими на выручку себерцами, вопросов о правомерности вмешательства задавать не стали, взбодрились и дрались теперь в полную силу. Однако киевских подкреплений было пока мало, да и Себерия ничем серьезным помочь не могла. У нее едва хватало сил поддержать киевлян на направлениях главного удара: на подступах к Едисану[144], Виннице, Черновцам, Станиславу и Львову.

В свою очередь, себерские войска были атакованы по всему польскому фронту, причем в наступлении приняли участие не только польские, но и франкские соединения, а поддержку с воздуха осуществляли еще и великобританские эскадры. Вообще, в Польшу через Австрию нагнали столько авиации, артиллерии и бронеходных дивизий, что возникла угроза прорыва к Клайпеде и Вильно. Крайне тяжелые бои шли так же на подступах к Гродно и Бресту. В общем, обстановка была близка к критической, но здесь – на западе, - новогоднее наступление противника все-таки ожидали и, хотя не успели упредить, неожиданностью для себерцев оно не стало.

Не менее драматическая ситуация сложилась и в южной Швеции, где совместными усилиями шведов, датчан и великобританцев продвижение себерцев, наступавших с севера и северо-востока, было остановлено, а плацдармы, захваченные комбинированным морским и воздушным десантом на побережье Ботнического залива, оказались изолированными и подвергались жесточайшему давлению. И все это, не считая войны против ниппонцев и цинцев на Дальнем Востоке.

Адмиралтейство в такой ситуации, как, впрочем, и Генеральный Штаб, работало с огромным напряжением сил, поскольку приходилось координировать военные действия сразу на многих направлениях и решать множество сопутствующих задач. Хорошо хоть киевляне наконец определились. После целого дня попыток остановить пограничное сражение путем переговоров, они смирились с судьбой и официально вступили в войну. В связи с этим в Шлиссельбург срочно прибыли их министры – Иностранных дел, Обороны и Финансов, - и после двадцати часов переговорного марафона подписали-таки соглашение о военном союзе. К слову сказать, все это время себерские части де-факто уже участвовали в приграничном сражении, но, как бы, семилегально[145]. Теперь же себерцам предстояло не только наладить с киевлянами боевое взаимодействие, но и помочь с мобилизацией и развертыванием армии и флота. То же, к слову, головная боль, поскольку всем этим занимались все те же себерские Генеральный Штаб и Адмиралтейство.

Понятное дело, что в таких обстоятельствах Лизе было не до сна и отдыха, да и, вообще, ни до чего. Она и ела-то, не глядя в тарелку и не отвлекаясь на то, что она там пережевывает в своем обычном энергичном темпе. Спала урывками. Час здесь, полчаса там. Однако Адмиралтейство действовало, и встающие перед ним вопросы худо-бедно решались. Не всегда идеально, но зато оперативно, что в таком цейтноте дорогого стоит. И ведь Адмиралтейство не только реагировало на вызовы, оно – вместе со штабом Главкома и Генеральным Штабом, - успевало думать на перспективу и действовать на опережение. И одним из таких дел было формирование контрнаступательных группировок. На всех без исключения форумах Лиза настоятельно требовала безотлагательно, но при этом тщательно и с умом готовить силы для контрударов. Оборона дело хорошее, но лучшей обороной, как известно, является наступление. Об этом Лиза и говорила, на этом настаивала.

В конце концов, по этому вопросу был выработан некий консенсус, являвшийся, на самом деле, компромиссом между осторожными стариками в лице главкома и энергичной «молодежью», к каковой отчего-то относили адмирала Браге. И в первую очередь было решено усилить давление на шведов. Их разгром мог бы обеспечить фланг себерской армии и резко ослабить вражеский лагерь, поскольку было очевидно, что, едва возникнет реальная угроза Дании, в дело вступят пруссаки. Но зимнее наступление в гористой местности с достаточно суровым климатом дело отнюдь не простое. Усилить себерские войска в Скандинавии должны были «Полярные волки» - элитная дивизия Сибирского ханства, 3-я Арктическая бригада Вооруженных сил Якутского царства и две бригады специального назначения хабаровских «партизан». Все эти части, однако, следовало скрытно и в кратчайшие сроки перебросить с одного конца евразийского материка на другой, и, разумеется, занимался этим делом тоже Флот.

Кроме того, как говорил Макиавелли, если уж бить, то насмерть, и значит, нужно было усилить авиационные группировки в Ливонии и Жемайтии, а также в Швеции: в Свеаланде, Мёре-о-Румсдал и Сёр-Тренделаге. И вот тут Лиза задействовала свои собственные резервы: она назначила Ару Бекетову ответственной за формирование усиленного истребительно-штурмового полка, вооруженного только что сошедшими с конвейера сверхсовременными «Кочами-17» и «Кочами-21М», а также полка пикирующих бомбардировщиков «Ушкуй -2».

В ангарах авиационных заводов Кокорева этих машин было сейчас достаточно много, а пилотов Лиза приказала спешно собрать из числа выздоровевших, но еще не отправленных в части, по Новгородским, Ниенским и Шлиссельбургским госпиталям. Конечно, звание у Варвары было для такого дела не слишком подходящим, но тут уж в силу вступал авторитет должности: «советник по военно-техническим вопросам в ранге исполнительного директора» вполне мог заняться спешным формированием авиационных частей. То же самое произошло и с Виктором. Капитан-лейтенант Якунов-Загородский вряд ли мог получить задание на формирование двух полков реактивных истребителей-бомбардировщиков, но вот начальник специального технического бюро при заместителе Набольшего боярина Адмиралтейства такой приказ получил и тут же взялся за дело. Лизе требовались эти части, чтобы завоевать полное господство в воздухе над Швецией и прилегающей к ней морской акваторией. Там дела и так уже обстояли совсем неплохо, но с должным усилением разгром обороняющихся шведов и помогающих им датчан и великобританцев можно было ускорить. Этим, собственно, - среди огромного множества других дел, - и занималась Лиза в эти дни.

К слову, в эти же первые дни нового года на западном фронте в районе Бреста предполагалось нанести контрудар местного значения, и там будут впервые задействованы установки залпового огня. Одиночные ракеты уже использовались тут и там в армиях разных стран, но скорее, как экзотика, чем в качестве полноценной замены ствольной артиллерии. Себерия тоже вовсю экспериментировала с наземными вариациями на тему ракет воздушного базирования. Однако установки залпового огня были чем-то принципиально новым. Это уже было уже настоящее оружие поля боя, и армейское командование решило провести войсковые испытания первых двух полков реактивной артиллерии именно под Брестом. Однако, поскольку, разработкой этого нового оружия занимался Флот, то флотские инженеры и артиллеристы – и, разумеется, разведчики, - тоже были командированы на польский фронт.

- Ради бога, Лиза, не подумай, что я против, - начал издалека Иван Кениг. – Я всей душой «за». Но ты же знаешь, нас шпиёнов хлебом не корми, дай только сунуть нос куда не надо.

Разговор этот состоялся накануне встречи Старого Нового Года. К этому времени, положение на фронтах, - во всяком случае, в европейском регионе, - в целом, стабилизировалось. А кое-где и заметно улучшилось: в южной Швеции, например, или в Польше, на Варшавском и Люблянском направлениях, где себерцы прорвали фронт и наступали, быстро продвигаясь вперед. Поэтому и Лиза позволила себе день отдыха, созвав всех родных и близких, кто находился в пределах досягаемости, у себя в Кобонском Бору. И вот, где-то за час до боя курантов и после двух-трех стопочек старки под легкую закуску, главный шпион Флота республики Себерия контр-адмирал Кениг зазвал лорда Адмиралтейства Елизавету Браге-Рощину в ее собственный кабинет и затеял там – разумеется, при плотно затворенных дверях, - весьма опасный разговор на потенциально крайне взрывоопасную тему.

- Не тяни кота за хвост, - небрежно ответила Лиза, закуривая одну из своих знаменитых папиросок, набитых египетским табаком. – Есть что спросить, спрашивай. А нет, так пошел сам знаешь, куда!

- Видел я на прошлой неделе на полигоне в Кичмендском Городке испытания новых установок залпового огня, - ничуть не обидевшись на посыл, начал объяснять родственник. - Старые, те, что появились на фронте в самом начале января, по рассказам знающих людей, ужас, что такое. Но оне, как я слышал, имеют калибр всего лишь 85 мм. А новая установка – это вообще ужас, летящий на крыльях ночи. Одновременный залп шестнадцати снарядов калибра 110 мм даже при не слишком хорошей кучности превращает квадратный километр территории в лунный ландшафт. И это я уже молчу о шумо-визуальных эффектах самого залпа, от которых, поверишь Лиза, сам чуть не обделался. И это я еще молчу о впечатлении, которое производит одновременный подрыв такого огромного количества взрывчатки.

- Я рада, что тебе понравилось, - пыхнула Лиза папироской. – Но пока не поняла, в чем вопрос.

Она, разумеется, догадывалась, о чем пойдет речь. Правду сказать, давно ожидала этого разговора. Но помогать Ивану не собиралась. Не дурак, сам сообразит, где лежит предел дозволенного.

- Понимаешь, случилось у нас в последнее время несколько крайне перспективных прорывов в военно-технических разработках. Не шаг вперед, если ты понимаешь, о чем идет речь, а настоящий прыжок выше головы. И все эти разработки, в той или иной мере, замыкаются, что характерно, на тебя и на твоих людей.

- В чем криминал? – почти равнодушно поинтересовалась Лиза.

- Дело не в криминале! – отмахнулся Иван.

- Тогда, в чем ты меня подозреваешь?

- Кто такая Мария Бессонова? – вопросом на вопрос ответил Кениг.

«Не дурак, но это и хорошо».

- Маша была моим адъютантом во время Мексиканской кампании. Погибла на «Рио Гранде» в последнем бою.

- Тем не менее, ее видели, как минимум, семь раз за прошедшие двадцать лет, - аккуратно возразил Кениг. - Живой и невредимой, и не только за бугром, но и в Шлиссельбурге, и в этом вот твоем доме. А в Старой Колонии в Тулеаре, между прочим, такой женщины отродясь не было.

- Может быть, она польская шпионка? – усмехнулась Лиза, пуская дым.

- Не ерничай! – поморщился Иван.

- Тогда, так, Ваня, - Лиза затушила окурок в пепельнице и повернулась к Кенигу. – Маша здесь больше не появится. Нигде и никогда. Увы, но это свершившийся факт. Была у нее такая тропка, по которой Маша приходила оттуда сюда. Где это «Оттуда» находится, я не знаю. Сама я там, Ваня, никогда не была. Но по словам Маши, там все то же, что у нас, только география чуть другая, нефти много, а мелита нет вовсе, ну и кое-какие различия в истории стран и народов. Там, к слову, Себерии нет, но есть Россия – огромная, говорит, страна в границах нынешнего союза, только без Киева, Прибалтики и Скандинавии. Но что важнее, они где-то лет на пятьдесят-семьдесят впереди нас. Поэтому мы с Машей решили ничего оттуда сюда не тащить, кроме всяких полезных пустяков, но, когда дело пошло к войне, я ее слезно попросила помочь. И она помогла по старой дружбе. Реактивная авиация, ракеты, установки залпового огня и антибиотики – это все оттуда. Но у всего есть цена. И те, кто контролировал тропу, в конце концов, решили больше не рисковать и закрыли ее навсегда. Вот, собственно, тот «Топ секрет», который ты хотел знать. И теперь, Ваня, ты за него так же ответственен, как и я, а значит, будешь отлавливать других любопытных и шибко умных и решать проблему на корню. В смысле, как сочтешь нужным. Главное, чтобы ни вопросов на эту тему, ни слухов больше не было. Договорились?

- Разумно, - кивнул Иван. – Спасибо за доверие, Лиза, и будь спокойна, я не меньший патриот, чем ты, и такую правду гулять по миру не выпущу.

- Ну, и славно, - улыбнулась Лиза. – И, пожалуйста, никаких дополнительных вопросов. Таковы условия моей с Машей сделки и нашей с тобой, Ваня, давней дружбы…

Весь январь Ара не вылезала с аэрополей и сборочных цехов, моталась на своем вездеходе едва ли не по всей губернии, лишь иногда пересаживаясь на геликоптер, когда позволяла погода. А еще она заседала в комиссиях, разбирала бумаги, лаялась по телефону и отправляла срочные телеграммы. Но она четко знала, за что рвет жопу. Момент был тяжелый, причем сразу на всех фронтах. И, значит, производство должно было работать, как хорошо отлаженный двигатель: выдавать на-гора все больше и больше новых истребителей, бомбардировщиков и торпедоносцев. А их, соответственно, нужно было облетывать и отправлять в войска. Однако в январе, в особенности, в первой половине месяца Ара, едва успевшая вернуться из Швеции в Шлиссельбург, занималась и вовсе не свойственным ей делом. Она формировала авиационные полки. Не по чину, разумеется, дело и не по Сеньке шапка, но приказы Адмиралтейства не обсуждаются, а Ара сколачивала наспех эскадрильи и полки, передавала их под командование каплеев и кадварангов, и сама до конца не понимала теперь, как ей это удалось. Но, по факту, справилась, хотя и чувствовала себя к концу месяца буквально, как выжатый лимон. Ведь не спала почти. Ела где и как придется. И уставала до последней возможности.

Времени не хватало ни на то, чтобы полетать, ни на то, чтобы попариться в баньке. Она и до дому-то добиралась отнюдь не каждый день, оставаясь спать то в своей конторе, то на дальних и ближних аэрополях. А еще в Ниене, Новгороде или Шлиссельбурге, в зависимости от того, куда занесет нелегкая на этот раз. Но самое интересное, что, похоже, наверху ею остались довольны. Причем речь не только об отце и крестной, - про этих все и так ясно, - но и о многих других высоких начальниках, которые на каком-то этапе работы вдруг обнаруживали, что боевые части сколачивает не какой-нибудь поседевший в боях каперанг, а пигалица в звании лейтенанта. Впрочем, к чести большинства этих старших офицеров, они вполне оценили, как результаты ее титанического труда, так и то, что оба офицерских звания она получила досрочно за подвиги и мужество, проявленные в бою, и что тужурку ее украшает отнюдь не одинокий «поплавок» Академии, но и вполне серьезные, в том числе заработанные кровью, награды.

Адмирал Твердохлебов, воочию увидев ее впервые на каком-то «стремительном» брифинге, где Ара коротко отчиталась о проделанной работе, впечатлился этим до такой степени, что лично пробил для нее «Александра 3-й степени», а в начале февраля опять же лично и с явным удовольствием поздравил с очередным «внеочередным» званием, когда ей присвоили по его же собственной настойчивой рекомендации, - как рассказала позже Елизавета Аркадиевна, - звание старшего лейтенанта[146]. По такому случаю, она взяла себе отпуск на целый вечер и одну ночь и напилась с Настей и Леной чуть ли не до потери сознания. А еще через два дня случилось то самое ЧП, и все ее художества едва не закончилось для Ары могильной плитой на Старо-Вологодском кладбище.

Как пишут в плохих романах, в тот вечер ничто не предвещало беды. Напротив, день прошел, можно сказать, «на ура». Все у нее ладилось и делалось, как надо, а не абы как. Настроение, как припоминалось позже, было превосходное, и его не могли омрачить даже вороха бумаг, которые пришлось просматривать и подписывать. И на испытательном аэрополе все обстояло просто замечательно Единственное, о чем она могла пожалеть, так это о том, что, не смотря на хорошую ясную погоду, ей так и не удалось полетать. Времени не хватило. Но такое бывало с ней сплошь и рядом, так что и расстраиваться не о чем.

В восьмом часу вечера Ара добралась до дома. Приняла душ, поужинала чем бог послал, – а провидение в лице кухарки, как всегда, расстаралось, приготовив много разного, вкусного и полезного, - выпила под разговор с Настей и Леной пару рюмок самогоночки и довольно рано, с устатку, отправилась спать. Но долго спать ей не пришлось. В час ночи зазвонил телефон, – тот самый, что был установлен в ее спальне, - и шеф-пилот Скурихин сообщил, что служба тыла передала предупреждение. Похоже, противнику удалось сильно удивить себерцев и прорваться к Вологде и другим городам северо-восточной Руси откуда-то со стороны Арктики. Подлетное время, если летят именно к Вологде, примерно семьдесят минут. На заводах и по городу объявлена тревога. Медики и пожарные предупреждены. А он, Скурихин, стало быть, срочно сколачивает группу пилотов на перехват, поскольку больше им отбиться будет нечем. Никто ведь такого афронта не ожидал, и частей ПВО в округе попросту нет. В смысле, зенитки в каком-то количестве, разумеется, имеются, но вот авиации, кроме той, что в заводских ангарах, нет. Снарядить самолеты будет непросто, - проблема с вооружением, - но на полигоне кое-что все-таки есть, так что один, максимум, два вылета Испытательный Центр обеспечить сможет. Ну, а пилотами на этих машинах пойдут все, кто сможет. Прежде всего, конечно, пилоты-испытатели, но их сейчас в Вологде всего трое в пределах часовой доступности…

- Понятно. Будем с Леной через полчаса, - коротко сообщила Лиза, выслушав старого пилота, и, положив трубку на рычаги, побежала будить подругу. Так началась для нее эта безумная ночь.

На самом деле, в полчаса не уложились, добрались до испытательного аэрополя только через сорок минут, и застали на месте «пожар в публичном доме во время наводнения». Народ бегал во все стороны, хорошо хоть не вверх и вниз по вертикали. Люди носились, как оглашенные, но опытный глаз Ары довольно быстро обнаружил скрытый за этой нервной суетой некий внутренний порядок. В перемещениях механиков, оружейников, двигателистов и инженеров Испытательного Центра определенно наблюдалась некая не очевидная на первый взгляд логика.

- Доброй ночи, Гавриил Викентиевич! – поздоровалась Ара, найдя наконец Скурихина. – Что происходит?

- Готовимся взлетать.

- Нам-то куда?

- Мичману в третий ангар, - указал шеф-пилот направление кивком. – Там четыре боеспособных «двадцать первых коча», один ваш, Елена Борисовна. У вас на нем какой налет?

- Двенадцать часов.

- Тогда, вперед. Там командует лейтенант Мотылев. Он все вам объяснит.

- Ну, а ты, Авенировна, - повернулся он к Аре, - дуй в первый ангар. Твой противоперегрузочный костюм и прочее имущество уже там. Поторопись! Скоро взлетать!

На то, чтобы добраться на машине до первого ангара ушло еще десять минут, зато на переодевании Ара переплюнула все нормативы, да еще успела выслушать вводную и полетное задание от капитана-лейтенанта Мотовкина. При этом пилот-испытатель стоял к ней спиной, стыдливый оказался, ну да бог с ним. Главное, ввел Ару в курс дел. С аэрополя взлетали сейчас два «Коча» 17-х модифицированных, четыре двадцать первых и два «Метеора-3М». Мотовкин вылетал на одном, Ара на другом. Но капитан был испытателем и в реальных боевых действиях не участвовал, поэтому, будучи человеком разумным и, что не менее важно, порядочным, вызвался быть у Ары ведомым. Их задача сводилась к тому, чтобы подняться максимально высоко и лететь по ориентирам, которые будет выдавать командный центр аэрополя. В бой они должны будут вступить последними, только после того, как «кочи» перехватят и разобьют строй бомбардировщиков.

Вообще, операцию великобританцы разработали блестящую и наверняка не без помощи своей разведки. Отряд бомбардировщиков был обнаружен совершенно случайно: ледокол, шедший из Кеми в Онегу, включил зенитный радиоискатель. Капитан решил устроить внеочередные учения боевых расчетов, задействовали и радиоискатель. И практически сразу обнаружили «цель». Сначала, как водится, этому не придали значения, затем, что не странно, задумались, а куда это на ночь глядя собрались такие большие самолеты, да еще и немалым числом. Но «куда» - это не тот вопрос, который следовало задать. Заинтересовало капитана другое – откуда им было взяться? Ну, а дальше отправил радиограмму кому следует, и полетели сообщения, что называется, во все концы света, пока опытные люди не догадались, что в сторону промышленных городов северо-восточной Руси двигается группа, состоящая примерно из сорока тяжелых бомбардировщиков. И, учитывая их размеры и возможный радиус действия, летели они, скорее всего, с аэрополя на острове Свалбард и, значит, по определению были великобританскими. Перехватить их к этому времени было уже нечем, и Скурихин созвал свое ополчение. Ну, а поскольку, формировался отряд на испытательном аэрополе, - где пилоты и инженеры много чего читали и много чего слышали и видели, - то, вылетая в февральскую ночь, перехватчики знали, что драться придется с очень серьезным противником.

Четырехмоторный «Виндзор» с двумя маломощными, но зато компактными левитаторами, являлся грозным бойцом. Мало того, что он нес шесть тонн бомбовой нагрузки, он был к тому же хорошо вооружен. А, сбившись в плотную группу, «Виндзоры» делали атаку на них отнюдь не простым делом. Другой вопрос, что ночью видимость у стрелков ограничена едва ли не кончиком носа, а все вылетевшие из Устья Вологодского истребители, имели бортовые радиоискатели и ночные прицелы. Это могло отчасти уровнять шансы, но было очевидно, как только прозвучит первый выстрел, великобританцы начнут палить из всех стволов во все, что движется, без разбору. Впрочем, об этом Ара не думала, сейчас ее занимали совсем другие мысли.

О том, что «наши планы свершаются, несмотря ни на что», она не столько знала наверняка, сколько верила в это на каком-то подспудном, интуитивном уровне. Поэтому и не удивилась, когда через две недели после возращения из Будё обнаружила, что месячные не пришли и, по-видимому, в этот раз уже не придут. Ара отметила этот факт в уме, но была тогда слишком занята, чтобы обдумать его, осмыслить и, как следует, прочувствовать. Никому, разумеется, ничего не сказала, - отложив этот разговор до лучших времен, имея в виду сразу всех заинтересованных лиц, - и продолжала жить, как жила. Внешне ее беременность пока никак не проявлялась, и Ара старательно делала вид – перед самой собой и окружающими ее людьми, - что ничего в ее жизни не изменилось. Она работала, крутясь, как белка в колесе, выпивала и даже летала. Однако сегодня, когда Скурихин поднял ее по тревоге, она сообразила вдруг, что отвечает уже не только за себя одну. Но теперь – сегодня, сейчас, - было уже слишком поздно что-либо менять. Ара попросту не могла отказаться от боевого вылета. Не сегодня, не в этом отчаянном форс-мажоре. Поэтому снова же никому ничего не сказала и даже записки не оставила. И теперь, разогнав свою «пороховую бочку» до скорости в девятьсот километров в час и поднявшись на высоту десяти километров, она мучилась сомнениями, задавая себе один и тот же вечный вопрос: «а правильно ли я поступила?» При этом, на самом-то деле, вопросов было несколько. Имела ли она право промолчать? Стоило ли так рисковать, вылетая сегодня ночью на перехват великобританцев? И сможет ли она вести бой без оглядки на новые свои обстоятельства?

Все эти душевные метания, правду сказать, занимали Ару лишь до того момента, когда оператор штаба выдал координаты цели и сообщил, что по уточненным данным, бомберы идут двумя сплоченными группами, в каждой из которых насчитывается от двадцати до тридцати машин. В связи с этим, Ара и капитан Мотовкин должны были атаковать группу, а скорее всего, полноценный полк тяжелых бомбардировщиков, идущих в верхнем эшелоне – высота шесть тысяч метров, - оставив вторую группу «кочам». Вот тут – сообразив, какое им с Мотовкиным предстоит «дельце», - Ара разом забыла обо всем, что не имело прямого отношения к предстоящему им с капитаном бою.

- Алмаз два! – окликнула она ведомого. – План такой. Падаем на них сверху вниз. Метим в центр строя. Я первая, ты за мной с уступом вправо. Одна-две ракеты с дистанции полтора-два километра. Больше не успеем. Проходим строй насквозь. Бьем из пушек. Боевой разворот с подъемом. Пуск ракет. И снова проход сквозь их построение. Остальное в зависимости от боезапаса. Если уцелеем, возвращаемся на базу.

- Вас понял, - коротко ответил Мотовкин, и буквально в этот момент радиоискатель Ары засек бомберы, идущие встречным курсом, но на три тысячи метров ниже.

- Ты их видишь? – спросила она.

- Цель вижу, - подтвердил Мотовкин.

- Атакуем!

Ара заложила вираж и пошла, как и планировалось, сверху вниз, выцеливая центр вражеского построения. Ведущие бомберы она собиралась валить на возвратном курсе, а сейчас следовало проредить строй и, если получится, вызвать у великобританцев панику.

«Ну, помолясь!»

Скорость в крутом пикировании увеличилась почти до тысячи ста километров в час, чуть-чуть не добирая до скорости звука, но все равно Ару не по-детски вдавило в спинку кресла, а счет пошел на десятые доли секунды. Сближение с вражескими самолетами происходило очень быстро, и здесь все следовало делать «на автомате», иначе попросту не успеть.

Пуск первой ракеты.

«Пошла!»

Это были те самые ракеты воздух-воздух, о которых ей год назад рассказывал Виктор. Наводятся они радиолучом. Скорость – 800 км/ч, и боевая часть у них полноценные десять килограмм взрывчатки. Но, запускать их стоило с дистанции не больше двух километров, а это при набранной «метеором» скорости, максимум семь секунд полета. Но Ара, похоже, все-таки успела: выпустила одну за другой, но с двухсекундной задержкой, две ракеты, вывела свой самолет из крутого пике в пологое и ударила из пушек. Стреляла экономно - весь боезапас к 37 мм пушке – сорок снарядов, к обеим 23 мм – по восемьдесят на ствол, - но не абы как, а с умом. Вообще, это был удивительный, если не сказать большего, феномен. Ара и в жизни была быстрой и находчивой, да и реакция у нее была будь здоров какая. Но в условиях боя она, словно бы, взлетала еще выше. Действовала стремительно, соображала еще быстрее и видела сразу столько всего, что в обыденной жизни от такого с ума можно сойти. Вот и сейчас она не только пилотировала свой самолет, - ну и прочее все, типа выцеливания противника, - но и отслеживала, что называется, краем глаза действия своего менее опытного ведомого. Однако Мотовкин не подкачал. Пусть капитан и не боевой авиатор, но пилот он исключительный и машину знает, как свои пять пальцев.

Строй бомберов прошли без приключений. Великобританцы их атаку не заметили – просто не успели, - ну а потом стало поздно. Взорвались, попав в цель ракеты воздух-воздух, вспыхнули выпущенные с короткой дистанции осветительные ракеты, ударили пушки, - Ара была уверена, что поразила, как минимум два вражеских самолета, - и ее «Метеор» уже летел прочь от великобританских бомбардировщиков.

«Есть первый заход!»

- Вызываю, Алмаз два. Ты как там, алмаз? – спросила она Мотовкина, завершая боевой разворот.

- Мне понравилось!

- Ну, я где-то так и думала. Доворачиваем и атакуем в лоб.

- Тебе решать, - ответил капитан. – Командуй!

Ну она и скомандовала.

На этот раз атаковали действительно со встречного курса, что при их скоростях было несложно: обогнал, развернулся, ударил в лоб. И снова, сначала две ракеты, а затем пролет над начавшим «разбегаться» строем и пушечный огонь. Прошли под хаотичным огнем великобританцев и практически сразу оказались позади них.

- Что с боезапасом? – спросила Ара.

У нее самой оставалось еще выстрелов по двадцать на «маленькие стволы» и семь штук к «большой хлопушке». У Мотовкина, как тут же выяснилось боеприпасов осталось меньше, но на еще одну атаку должно было хватить.

- Атакуем! – решила Ара, тем более, что и горючего должно было хватить как раз еще на одну атаку и на возвращение домой.

Другое дело, что ей это горючее уже не пригодилось. При выходе из атаки ее «Метеор» получил несколько прямых попаданий. Чудо, что не взорвался сразу, но держаться в воздухе перестал. Началось неконтролируемое падение с хаотичными движениями носом самолета. Хорошо хоть высота была порядочная, так что, уловив подходящее мгновение, Ара катапультировалась.

Пока спускалась на парашюте, успела себя мысленно всю «обхлопать». Но, к счастью, никакого урона своему беременному организму не нашла. Вторым важным делом было попытаться сориентироваться. И тут на ее счастье из-за облаков выглянула луна, и в лунном свете Ара увидела покрытую снегом гладь озера в обрамлении темных лесных массивов и, вроде бы, разглядела даже слабенькие электрические огоньки – понятное дело, светомаскировку в этих местах никто не соблюдал, - и зигзаг асфальтированного тракта.

Ара все это запомнила, но понять, где находится, пока не смогла. Она приземлилась на лед замерзшего озера совсем недалеко от берега и от края близко подобравшегося к воде леса. Теперь главное было не замерзнуть. Последние дни, как помнилось Аре, температура воздуха ночной порой падала в Вологодской губернии до пятнадцати, а то и до двадцати градусов мороза. Разумеется, сверху на противоперегрузочный костюм у Ары были надеты теплый зимний комбинезон с меховым подбоем и унты, но долго на морозе ей в этой одежке все равно не продержаться. В кабине самолета конечно не жарко, но не до такой же степени.

Отстегнувшись от кресла, Ара первым делом проверила личное оружие и планшет с картой. К счастью, все было на месте, как и рюкзачок с аварийным запасом, закрепленный с обратной стороны спинки кресла. А еще в кресле имелся радиомаяк, и Ара его тут же включила. Это на вражеской территории нельзя себя обнаруживать, а дома можно, в смысле, нужно. Потом посмотрела на парашют. Если придется ожидать спасателей на месте, из снега можно соорудить что-нибудь вроде лумитало[147], а из парашютного шелка – лежбище внутри, ну или снаружи, если не заморачиваться строительством дома, а залечь у достаточно большого костра. Наломать еловых лап, построить лежбище, накрыть его парашютом, задницу не отморозишь, а остальное согреет огонь. Так что бросать материальные ценности на произвол судьбы было бы глупо. Могло ветром унести. Поэтому полотнище следовало придавить чем-нибудь тяжелым, креслом пилота, например.

Так Ара и поступила, а еще через двадцать минут уже стояла около разгорающегося костра и изучала карту. Карта, компас, расчет времени и скоростей, точка начала боя, эволюции и маневры в ходе атак… Получалось, что она находится на западном берегу одного из трех озер на выбор. Это могло быть озеро Белое, Кубенское или Воже. Еще это мог быть разлив Шексны ниже Ратибора. С поселками, расположенными на восточном берегу, в которых к тому же имелось бы электричество, тоже все было непросто. В зависимости от озера мест таких было больше пяти. Ну и с трактом тоже имелись варианты. В этих местах было несколько асфальтированных шоссе.

«Ладно, - решила Ара, - ночью я все равно никуда не пойду. А днем по свету пойду к северному берегу. На всех трех водоемах с севера есть не город, так деревня».

Сказано – сделано. Костер, запас дров, лежка близ огня. Волки не тронут, к тому же револьвер под рукой. Замерзнуть не получится, и от голоду не умрет. В рюкзачке находился обычный набор «выживальщика»: шоколад, бисквиты, брусок сала, консервы и концентраты, соль, перец и даже кофе и сахаром. Была там и фляжка со спиртом. Котелок опять же. Спички. И всякие необходимые в походе мелочи, типа десантного ножа, которым хоть дрова заготовляй, хоть лося освежевывай.

Пока работала, - а ей пришлось-таки попотеть, - окончательно выдохлась и нешуточно проголодалась. Это по-первости адреналина в крови было столько, что хоть купайся в нем. Но пока работала, эффекты боевого возбуждения и стресса от катапультирования постепенно сошли на нет. И выяснилось, что бой и последующие события вымотали Ару до последней возможности. Устала так, что ноги не держали. Но она все-таки закончила начатое. Натащила к костру промерзшего сушняка, соорудила из еловых лап лежку, накрыла ее сложенным в несколько раз парашютом и им же укрылась. Готовить горячее не стала. Сгрызла полплитки шоколада и один бисквит, запила все это спиртом, разбавленным талым снегом, пригрелась и уснула. Но спала чутко. Время от времени просыпалась и подкладывала в костер дрова. Потом снова забывалась тревожным сном, но при этом откликалась едва ли не на каждый шорох, а их в ночном лесу до хрена и больше. Так что спала в полглаза и в пол-уха, но начало метели все-таки проспала. Проснулась в круговерти снежинок, и, хотя уже рассвело, не увидела ни озера, ни леса. Лишь несколько стоявших поблизости деревьев, да белое марево начинающейся пурги…

О попытке прорыва вражеских бомбардировщиков в глубокий тыл Себерии, Виктор узнал в тот же день, но, разумеется, не ночью, когда это все и происходило, а утром. Информация появилась в утренних выпусках газет девятого февраля. Впрочем, сообщалось лишь о попытке прорыва со стороны Баренцева моря и о том, что доблестные себерские авиаторы «на корню пресекли коварные замыслы противника, сорвали его гнусные планы, не позволив подвергнуть бомбардировке мирные города северо-восточной Руси, и нанесли агрессору серьезный урон». О том, насколько серьезный урон понесли великобританцы, сообщили ближе к вечеру ушлые «нейтралы» - репортеры североамериканских и техасских газет, радио и дальновидения. По их данным, речь шла о потере, как минимум, пятнадцати, а, возможно, и двадцати тяжелых «виндзоров».

В Адмиралтействе знающие люди подтвердили Виктору: да, мол, действительно имел место крайне неприятный прорыв. Две группы по тридцать бортов в каждой, и шли они на Вологду – бомбить авиационные и оружейные заводы. Перехватили их чудом. Бомбардировку сорвали и в ходе перехвата уничтожили от двадцати до двадцати пяти машин. Данные уточняются. Остальные бомберы ушли. Вывалили бомбы на северные леса и пустоши и, освободившись от груза, удалились по-великобритански: не попрощавшись. К сожалению, преследование их было невозможно за отсутствием на севере истребительного резерва. Не ждали там атаки противника, - понадеялись, как всегда, на авось, - вот и не подготовились. Но теперь придется, разумеется, создавать в тех местах полноценную зону ПВО.

Виктор послушал, покивал, покачал головой, вставил пару приличествующих случаю замечаний и ушел работать. Работы было много, и вся она была спешная, срочная, чрезвычайной важности, и далее по списку. Однако, и то правда, что в отличие от предшествовавшего периода, всю последнюю неделю он проторчал на одном месте, а именно, в своем Бюро в Шлиссельбурге, что уже можно было считать серьезным изменением к лучшему, потому что весь декабрь пятьдесят четвертого и январь пятьдесят пятого Виктор провел в постоянном движении. Руководил своим Специальным Бюро, - но больше чем на два-три дня в Шлиссельбурге не оставался, - мотался по испытательным площадкам, полигонам и аэрополям, и выполнял личные поручения адмирала Браге. Был при ней, - пусть и неофициально, - «для особых поручений». Так что ни дня покоя, ни минуты отдыха. Но здоровье, к счастью, носиться туда-сюда пока позволяло, а обстановка на фронтах, напротив, не позволяла расслабляться. Лишь в Новый Год удалось выкроить сутки времени, чтобы смотаться на геликоптере в Устье Вологодское и провести праздничную ночь с любимой женщиной. Учитывая обстоятельства, они с Анастасией решили плюнуть на условности, - договорились об этом по телефону, - и более своих отношений ни от кого из близких не скрывать, тем более, что все и так, наверняка, уже догадывались о причинах, заставляющих Виктора так часто видеться с Настей и телефонировать ей едва ли не каждый день. Не выставлять на показ, не бравировать и не игнорировать общественное мнение, но и не скрывать отношений. Не подростки, чай, чтобы тискаться по темным углам. Взрослые мужчина и женщина, где-то так.

Вот от Насти он и узнал подробности, о которых не писали газеты и не говорили в Адмиралтействе. Она позвонила ему ближе к вечеру прямо в служебный кабинет, и уже по первым ее словам, - по голосу, по интонациям, - Виктор понял, что стряслась какая-то беда. Так все, как тут же выяснилось, и обстояло. Оказывается, перехват осуществляли пилоты из испытательного центра в Устье Вологодском на предсерийных и опытных машинах, оказавшихся на тот момент в ангарах аэрополя. И группа эта, наспех сколоченная буквально в последнюю минуту, понесла в бою серьезные потери. Три машины из боя не вернулись, а два пилота, несмотря ни на что все-таки добравшихся до аэрополя, тяжело ранены. Одна из раненых – Лена Жихарева, а одна из не вернувшихся – Ара.

- Подожди плакать! – остановил он Настю. – На чем она летела?

- Не знаю, что это такое, но Авенир Никифорович сказал, что на «Горбунке».

Что такое этот самый «Горбунок», Виктор знал очень хорошо. Более того, он на нем тоже летал.

- Взрыв кто-нибудь видел? – спросил он поэтому.

- Ее ведомый сказал, что видел взрыв на земле.

- Наверняка, успела катапультироваться! – успокоил он подругу.

«Если конечно была на тот момент жива и в сознании», - добавил мысленно.

- Ее ищут? – Было бы странно, если бы не искали, тем более, в Устье Вологодском, где ее отец - и царь, и бог, и воинский начальник.

- У нас с утра пурга, - сказала в ответ Настя. - Метет так, что не видно ни зги. Полеты запрещены. На линиях связи обрывы, но Авенир Никифорович говорит, что Ара в зимнем лесу не пропадет. Умеет выживать.

«Если есть кому выживать…»

- Я знаю, - сказал он вслух. – Она, Настя, опытная охотница и знает, что и как надо делать в пургу. Не вешай носа. Ара вернется. Я же вернулся.

- Пойду в церковь, - не совсем логично ответила на это Настя, но тут же и объяснила. – Тебя вымолила, ее тоже вымолю!

Следующим, но уже часа через два, после Настиного звонка, с ним связался врач из Горне-Успенской больницы в Вологде. Телефонировал он по просьбе, находящейся в больнице на излечении, Елены Борисовны Жихаревой. Господин мичман сама пока говорить по телефону не может, объяснил врач, но велела передать, что она верит в то, что Варвара жива. И что надо, чтобы кто-нибудь связался с ее мужем и крестной, поскольку Ариному отцу сейчас, по-видимому, не до этого.

- Это все, - сообщил доктор Бобовников.

- Извините, доктор, - сказал тогда Виктор, - как вы сказали, вас зовут по имени отчеству?

На самом деле, доктор ему этого не говорил. Забыл, наверное, так как сильно нервничал.

- Александр Львович…

- Прежде всего, спасибо, Александр Львович, что телефонировали, - поблагодарил Виктор. – А теперь будьте любезны, скажите, какого состояние мичмана?

- Это не совсем этично, наверное… - засомневался доктор.

- Тогда спросите ее, разрешает ли она информировать меня о состоянии ее здоровья, - предложил Виктор.

- Боюсь, сейчас это невозможно, - смутился врач. – Она, видите ли, перенесла серьезную операцию и сейчас спит.

- Осколки? Снаряд? – нажал Виктор.

- Осколки снаряда… двух… Третий задел по касательной, сорвал кусок кожи с левого предплечья.

- Осколки куда попали?

- В живот и грудь… - Врач отвечал нехотя. По-видимому, он не привык рассказывать о своих пациентах вот так – по телефону.

- Осколки вытащили? – Виктор уже понял, Бобовников ему все расскажет, но не сразу, а, отвечая на наводящие вопросы.

- Да.

- Важные органы задеты?

- Желудок… и большая кровопотеря… Внутреннее кровотечение…

«Как же она до базы-то добралась? – удивился Виктор. – Умеет Ара подбирать себе подруг!»

- Она выживет? – спросил о главном.

- Полагаю, что да, - успокоил его врач. – Прямой угрозы жизни нет, но ранение тяжелое…

- На ноги встанет? – настаивал Виктор.

- По идее, должна…

На том и закончился разговор, а Виктор еще минут пять сидел молча и ничего не делал. Смотрел на стену напротив, где была повещена большая карта Себерии с флажками, отмечавшими движение фронтов. Смотрел и ничего не видел. Собирался с силами, чтобы позвонить Олегу. В конце концов, он телефонировал на базу в Будё и стал первым, кто сообщил кавторангу Шкловскому о том, что случилось в Устье Вологодском. Тяжелый получился разговор. Никому такого не пожелаешь, но чуть позже Виктору пришлось первым сообщать новость и адмиралу Браге. Так что не удивительно, что, завершив разговор, он поднялся к себе в квартиру, налил граненый стакан водки, выпил его в три глотка, закурил и стал вспоминать Ару и молиться, чтобы она осталась жива.

История повторялась. В этот раз, Виктор поднял тревогу, как и тогда, в самом начале войны с Ниппонией. Он сообщил адмиралу, что, возможно, с Арой случилась беда, но, как и в первый раз, именно Елизавета Аркадиевна, в конце концов, развеяла его страхи и опасения. Она связалась с ним вечером двенадцатого февраля по телефону.

- Отбой тревоги! – сказала в трубку своим жестковатым командным голосом. – Жива наша девочка. И, как ни странно, даже здорова, хотя и беременна.

- Что? – не понял Виктор.

- Ара нашлась, - объяснила адмирал Браге. – Пересидела пургу в снежной норе. Не помню, как это называется, но я тоже когда-то умела такое делать. В общем, жива и даже не простудилась. Но, когда дошла до жилья, ее, разумеется, тут же эвакуировали. Поместили в госпиталь. Вот там и выяснилось, что здорова эта дура условно, так как надо быть сумасшедшей на всю голову, чтобы беременной лететь на перехват чужих бомберов! Впрочем, черного кобеля, в смысле, суку не отмоешь до бела. Сама такая была, и только одного не понимаю, как могла в чужой семье уродиться моя собственная копия?

- Где она сейчас? – спросил Виктор, вполне оценив откровенность адмирала Браге.

- В Шлиссельбург едет. Так что сможешь навестить.

- Олег знает?

- Знает и тоже летит в Шлиссельбург. Настасью твою я, к слову, тоже выписала. Сынок ее пока остался в Устье Вологодском, - там квочек хватает, уж обиходят как-нибудь, - а Настя сопровождает в столицу нашу героэссу. Они на Арином драндулете едут. Ведут по очереди…

- Почему сюда? – заинтересовался Виктор. – Не то, чтобы я был против, но…

- Потому что я запретила ей летать, пока не родит, - жестко отрезала адмирал. – Поработает твоим заместителем и заодно будет представлять Кокаревых в Промышленном совете и еще в паре мест. Ну, и кроме того, ожидается звездопад…

- В каком смысле? – не понял занятый своими мыслями Виктор.

- Девка в одном бою сбила семь великобританских бомберов, - хмыкнула Елизавета Аркадиевна.

- Сколько, сколько? - Не поверил своим ушам Виктор. – Семь штук?

- Семь! – подтвердила Елизавета Аркадиевна. – Дралась, чего уж там, отменно. Проявила героизм, то да се… Опять же отечество нуждается в героине без страха и упрека, а молодые себерянки - в модели для подражания. Юна годами, не уродина, храбра и образована. Опять же пилот… Замужем за офицером-торпедоносцем и ждет ребенка… Беременная в бой пошла! Чуешь, куда ветер дует?

- Это вы ее так? – на всякий случай уточнил Виктор, который уже сообразил, что из Ары будут лепить настоящего военного героя.

- Да, нет, - снова хмыкнула адмирал. – Это адмирал Ксенофонтов очнулся от спячки, и его вдруг пробило на немереную щедрость.

- Опасаюсь даже спросить, чем он ее хочет наградить, - аккуратно выразился Виктор.

- Полярную звезду не дадут, - явно поморщилась Елизавета Аркадиевна, - проявят щедрость в разумных пределах, так сказать. Но вот внеочередные звания для вас обоих я из него под это дело выбью!

- А я-то здесь причем?

- Может быть, конкретно в этом случае и ни при чем, но иногда важен не факт, а момент! Так что готовь плечи под новые погоны!

- Елизавета Аркадиевна, - опешил Виктор, - да мы с Варей и так, за какие-то три года сколько ступеней перескочили!

- Так и сделали немало, - осадила его начальница. – А мне в Техническом Бюро нужны люди в чинах, чтобы никто больше к вам не прикапывался! Все! Конец связи.

И снова Виктор сидел перед картой Себерии, смотрел на флажки, отмечающие линию фронта, и думал о том, как причудлива судьба. Кто мог знать тогда в далеком уже пятидесятом, что девушка, поступившая на первый курс академии, станет наипервейшим себерским асом?

«Сколько же теперь у нее сбитых? – озадачился он, бездумно изучая карту отечества. – Двадцать три или двадцать пять? Если двадцать пять, должны добавить к значку аса алое эмалевое навершие с золотой цифрой двадцать пять. Круть невероятная!»

Этот вопрос он, к слову, ей и задал, когда заявился в особняк на Гвардейской улице:

- Так сколько у тебя теперь сбитых самолетов на круг?

- Не знаю, - пожала плечами Ара. – То ли двадцать четыре, то ли двадцать шесть. Надо дождаться, что скажут в отделе учета.

- Тогда, напьемся предложил Виктор. – Двадцать четыре – это конечно не золотой значок, но ведь, может быть, все-таки двадцать шесть!

- Дурак, ей же теперь пить нельзя, - остудила его Настя, бросив быстрый взгляд на Шкловского, опередившего Виктора на какие-то пять минут и не успевшего еще снять расстегнутый кожаный реглан.

- Можно немного красного или белого вина, - умерила пыл подруги Ара, улыбнувшись мужу.

- Но нам-то с тобой ничего не мешает? – посмотрел Виктор на Настю.

- Отчего же? – подняла та бровь. – Пьяный мужчина в постели, что бревно, а мне ты нужен в идеальном состоянии. Компреву?

Вообще-то она была права. Знал Виктор за собой такую слабость. Если перепивал, неожиданно оказывался ни к чему не годным. То есть, обычно он бывал более чем состоятелен, даже если выпивал. Но только до определенного уровня опьянения. Так что была, увы, в словах Насти сермяжная правда.

- Но пару-то рюмок меня с ног не собьют? – возразил он вслух.

- Пара рюмок и дитя не уронят, - улыбнулась Настя. – Пей, милый, но знай меру!

В результате, засиделись за полночь. Пили действительно немного. Но насмеялись в волю. Ара очень смешно рассказывала про то, как строила «землянку» в огромном сугробе, и про то, какой немыслимо сложной задачей оказалось пописать, когда на тебе противоперегрузочный костюм и зимний комбинезон.

- И в штаны не напрудишь, - ржала она, рассказывая, - а ну как морозом схватит!

- Ну, и как ты выкрутилась? – полюбопытствовала, отсмеявшись, Настя.

- Без комментариев! – еще сильнее разошлась Ара, из которой, похоже, выходило сейчас накопившееся за эти дни напряжение.

Ночью, утолив первую страсть, но не в силах заснуть, они лежали рядом и разговаривали вполголоса, хотя могли бы себя и не сдерживать. Толстые каменные стены и прочные двери надежно охраняли их приватность. Другое дело, что сейчас у них не было потребности ни в криках пылкой страсти, ни в громком смехе, ни в разговоре в полный голос. Настя рассказывала о том, о чем не захотела говорить Ара. О том дне, вернее, о той ночи, когда вызванные звонком с аэрополя, Ара и Лена сорвались с места, как подорванные, и спешно уехали на базу. О ночи в безвременье ожидания. О неизвестности и тревоге. О том, как связывались уже под утро со старшим Кокоревым, который находился в рабочей поездке на Урале, и как приходили к ним в дом отрывочные известия о том, что происходит или уже произошло. Трудный день. А затем еще один и еще. Тягостная неизвестность. Мучительное неведение в отсутствии достоверных данных, и невозможность эти данные получить. На улице мороз и не прекращающаяся метель. Снижающая видимость до метра-двух, заметающая дороги, не позволяющая поднять в воздух геликоптеры и самолеты. И в дополнение к этому потеря связи со многими населенными пунктами в округе. Усилившийся ветер и снегопад нарушили линии связи. Добраться до тех мест, над которыми предположительно был сбит Арин самолет можно было только на вездеходах. Но максимум, что они могли сделать в такую пургу, это прочесать дороги, да заглянуть в деревни и села на огромной территории, на которой иди найди что-нибудь даже в хорошую погоду. Сотни квадратных километров зимних лесов, заснеженных полей, покрывшихся льдом рек, озер и болот. И где-то там Ара, - если жива конечно, - одна и в безвестности. Никто бы ее не нашел даже после того, как утихла метель. Ара сама дошла до деревни и уже оттуда дала о себе знать. Радиомаяк на ее кресле, как позже выяснили специалисты, был поврежден и никаких сигналов не подавал. А заваленное снегом место посадки было не рассмотреть ни с дороги, ни сверху. Вот какую историю рассказывала ему Настя.

Виктор слушал ее, но думал о своем, и в конце концов придумал:

- Давай поженимся, - сказал он, когда она завершила рассказ.

- Так предложение даме не делают, - почти натурально «оскорбилась» женщина.

- Принести розы? – усмехнулся Виктор. - Встать на колено? Преподнести фамильное кольцо…

- А у тебя есть фамильное кольцо? - Подняла Настя бровь в искреннем удивлении.

- Да, что-то осталось от посадников, - припомнил Виктор. - Мелочи, но душу греет. Есть там, кажется, и колечко с рубином. Стиль старый, но в этом есть свое очарование.

- Вот даже как! – мечтательно улыбнулась женщина. – Кольцо с рубином… Мило.

- Так ты выйдешь за меня? – уточнил тогда Виктор.

- Ну, если ты вежливо попросишь…

- Выходи за меня замуж, пожалуйста!

- Можешь, когда хочешь, - еще шире улыбнулась Настя. – Придется, наверное, уважить вашу просьбу, граф… Но не раньше осени.

- Хочешь траур до конца доходить? – понял Виктор.

- Ну, не то, чтобы хочу, но Селифонтов был хорошим человеком, не хотелось бы оскорблять его память…

- Значит, осенью, - согласился Виктор. – Но слово твое твердо?

- Сомневаешься?

- Не то, чтобы сомневался, - усмехнулся в ответ Виктор, - но хотелось бы в этом вопросе большей определенности.

- Определяюсь, - объявила женщина, оседлав Виктора. – Выйду за тебя замуж, и слово мое крепко…

Глава 11

- Ваше высокопревосходительство, - бросила Ара ладонь к козырьку, - лейтенант Бекетова по вашему приказанию прибыла!

Адмирал смерила ее холодным взглядом, вздохнула тяжко, словно, пыталась сдержать рвущееся из самой глубины души какое-нибудь матерное ругательство, и, по-прежнему, молча покачала головой.

«Надо бы, наверное, сказать, что виновата», - отстраненно подумала Ара, глядя на адмирала Браге строго уставным «подчиненно-преданным» взглядом, но вслух, разумеется, ничего не сказала, тем более, что никакой особой вины за собой не чувствовала. Не особой, впрочем, тоже. Однако понимала, - чай, не дура, - что у Олега, отца с матерью и у крестной своя правда и свой взгляд на все ее художества.

Отец ей ничего пока не сказал. Не промолчал, - не его это амплуа, - а попросту не успел, но, наверняка, найдет еще время и место, чтобы высказать Аре все, что думает. Слов, как показывал опыт, будет немного, зато от смыслов хоть в монастырь уходи. Ну, или стреляйся, коли ты не дура кухОнная, а боевой офицер-авиатор. Олег же ей ночью выдал по полной программе, и отнюдь не в том смысле, что «отлюбил» свою непутевую жену, в грубой и извращенной форме, на что она, если честно, в тайне рассчитывала. Выслушивать от него упреки и нравоучения оказалось много хуже. Часа два учил Ару жизни, но, в конце концов, все-таки сжалился и подсластил горечь от выволочки образцово-показательным примирительным сексом.

Ара не возражала ни против первого, ни против второго, которое не грех было бы и повторить, даже не дожидаясь следующей ночи, но утром за завтраком, - а за столом они оказались по случаю вдвоем, - кое-что все-таки прояснила.

- Летом пятьдесят третьего, - сказала, подливая Олегу кофе, - на базе Веселый Яр, ты против нашего с Леной участия в атаке, помнится, не возражал…

- Нашла, что сравнивать! – отмахнулся Шкловский. – Тогда была одна история, теперь – совсем другая.

- Между прочим, у нас тогда шансов выйти живыми из боя было много меньше…

- Не от хорошей жизни, - попытался объясниться муж, но инициатива была уже полностью на ее стороне.

- А в этот раз, стало быть, мы с жиру бесились? – спросила, чуть прищурив глаза.

- Отчаянные времена, - кивнул Шкловский, - но не забывай, лейтенант, что тогда ты была чужой, незнакомой мне лично девушкой, да и приказ отдавал тебе не я. А сейчас, ты мне все-таки родная жена и будущая мать моего ребенка. Чувствуешь разницу?

- Чувствую, - согласилась Ара, - оттого и не спорила с тобой ночью, а дала высказаться «от и до», а потом еще и дала, - ехидно улыбнулась она мужу, - но это не значит, что у меня нет своего мнения.

- А, если честно?

- Если честно, - вздохнула Ара, - я вспомнила о том, что беременна только тогда, когда забралась в кокпит. Отменять вылет было уже поздно, тем более, что я никому ничего о своем положении допреж не говорила. Было бы как-то странно… Так что не гневись понапрасну и скажи спасибо, что дала высказаться…

Спасибо, он ей конечно же не сказал, но критику, видимо, принял и продолжать не стал, оставив возражения при себе. Но то Олег, а здесь и сейчас она предстала пред ясны очи крестной, и это был совсем другой случай. Адмиралу не возразишь и блох со своей шкуры на ее не перебросишь. Не на ту напала.

- Проходи, садись. – Коротко и неясно, однако делать нечего, Ара прошла и села в твердое кресло, установленное напротив стола. Села, вздохнула мысленно и стала ждать.

- Ну, ты и дура, крестница! – сказала, наконец, адмирал.

- Учусь у старших товарищей. – Вот те крест, она не собиралась дерзить, но характер в карман не спрячешь.

- А под арест за нарушение субординации? – спросила крестная.

- Вы начальник, господин адмирал, - легонько пожала плечами Ара. – Прикажете, сяду.

- Даже не знаю, что сказать, - дернула губой адмирал Браге, то ли сердилась, то ли, напротив, хотела улыбнуться. – Не знала бы, что ты мне не дочь, впору задуматься, как так вышло, что я не помню, когда это я умудрилась тебя родить?

- Вы, Елизавета Аркадиевна, извиняюсь сказать, блондинка, - прокомментировала Ара мнение крестной, - а я брюнетка. Про рост и цвет глаз, тем более, умолчу.

- Зато характером вылитая я, - покачала головой Браге. – Такая же дура, прости господи, стоеросовая! Но – воздела она к небу, вернее, к потолку, указательный перст, - в Себерии победителей не судят. Семь сбитых бомбардировщиков противника в одном бою – это, как ни крути, красивый результат.

«Но боя-то как раз и не было, утиная охота это была, а не бой!» – не согласилась было Ара, но тут же и вспомнила, что, если даже это действительно была стрельба по уткам, то ее-то саму, получается, одна такая кряква едва не до смерти «ущипнула».

- Ладно, - поставила точку адмирал. – К делу. Во-первых, ты уж поверь, Варвара, но я устала за тебя волноваться. Сил моих больше нет! Поэтому, уж извини, но считай себя с этого дня списанной на берег.

- Возражения не принимаются! – подняла она ладонь, останавливая возможный поток жалоб и притязаний. – Пока не родишь, никакого пилотирования. Во всяком случае, ничего тяжелее геликоптера.

- А после? – осторожно поинтересовалась Ара. На самом деле, она спорить и не собиралась. Поняла посыл и приняла, как есть.

- Вот родишь, оклемаешься, тогда и поговорим. Все понятно?

- Так точно!

- Ну, вот и славно, - кивнула Адмирал. – Мы тут посоветовались и решили, будешь представлять отца в Военно-Техническом совете, ну и при мне «для особых поручений».

Ну, что-то в этом роде она и предполагала, так что ерепенится смысла не видела.

- Я остаюсь в Шлиссельбурге? – спросила вслух.

- Да, - подтвердила адмирал. – Пока здесь, а ближе к делу отправим тебя в Вологду. Есть возражения?

- Никак нет!

- Ну, ты еще каблуками мне щелкни для полного счастья! – неожиданно улыбнулась Браге. – Разговор у нас, Варвара, неформальный, поэтому без солдафонщины, пожалуйста!

- Хорошо, - кивнула Ара. – Извините, господин адмирал, больше не повторится.

- Так-то лучше. – Браге встала, потянулась, повела плечами. – Устаю сидеть, но раз надо, значит, надо.

- Я понимаю. – Ара действительно понимала. Знала, что Елизавета Аркадиевна, дай ей волю, до сих пор гоняла бы супостатов на «коче» или на каком-нибудь «коньке-горбунке», а она днями из кресла своего начальственного не вылазит. Долг сильнее фанаберии, где-то так.

- Кадровики, Варвара, пересчитали твои подвиги с учетом всех покоцанных тобой кораблей и совместных побед и пришли к выводу, что у тебя на данный момент ровным счетом двадцать шесть побед. Так что получаешь золотой значок «Аса».

- Служу Себерии! – вскочила Ара.

- Конечно служишь! – одобрительно кивнула адмирал. – И хорошо служишь, чего уж там! Да, сядь ты уже! Или нет! Постой минуту, чтоб два раза не вскакивать. К ордену тебя, Варя, представили, но чем именно наградят не знаю.

- Да, я…

- Да, ты! – усмехнулась Елизавета Аркадиевна. – К ордену не я представляла, без меня нашлось, кому за тебя порадеть. Вас всех представили. Я имею в виду, всех, кто вылетел той ночью на перехват. Жихареву твою, к слову, тоже. Чаю, знаешь, что ее пока трогать нельзя. Оклемается немного после операции, переведем сюда, в центральный госпиталь. Поправится, найдем применение…

- Ко мне помощником… - аккуратно вклинилась Ара.

- Голова у нее как? – сразу же заинтересовалась адмирал.

- Отличная голова! – заверила ее Ара. – В Академии диплом с отличием получила. И пилот хороший…

- Ладно, тогда, - согласилась адмирал. – Присвоим очередное звание, и направим военпредом к твоему отцу. Вот и будете вместе: политес соблюден, и все довольны.

- Спасибо!

- Не за что, - поморщилась Браге. – Тем более, что она заслужила. Четыре сбитых «Виндзора», «Кумано» и ниппонский истребитель. Вполне!

- Спасибо! – повторила Ара.

- На здоровье! Но у меня, Варвара, к тебе еще одно дело. Вернее, два. Боюсь, что тебе это не понравится, но прими, будь любезна, как мою личную просьбу, а не как приказ.

- Что надо делать? – Что бы это ни было, раз крестная просит, придется ее уважить. И не потому даже, что она по факту третий человек на Флоте, а потому что она – это она.

- Первое. Шумские. Знаешь их?

- Да, - подтвердила Ара очевидное. – Я с их Екатериной одно время даже переписывалась.

- Ну, вот и чудно, - улыбнулась адмирал. – К слову, Катька сейчас здесь, в Шлиссельбурге, полагаю, увидитесь и возобновите знакомство. Но я о другом. Шумские заканчивают документальную ленту «Экипаж». Как раз про вас с Леной Жихаревой. Времена у нас сейчас тяжелые, ну, да не мне тебе объяснять, лейтенант. Патриотический фильм позарез, как нужен. Дашь им развернутое интервью… Появишься в кадре в форме, со всеми орденами и медалями. Если Лена будет чувствовать себя получше, то и к ней в госпиталь зайдете. Очень, понимаешь ли, Флоту нужен сейчас такой фильм. Но дело спешное, и на все про все есть у нас максимум неделя. Не подведешь?

- Раз надо, сделаю, - согласилась Ара. – Только неловко как-то. Что люди скажут?

- А что они могут сказать? – удивилась Браге. – Люди, Варя, увидят молодую женщину, которая воюет с первого дня войны, и хорошо воюет. Без страха, как говорится, и упрека. Кровь пролила. Врагов побила несчетно. Причем и ниппонцев, что характерно, и шведов с великобританцами. Как раз то, что доктор прописал.

- Ну все равно как-то… - покраснела Ара. Видеть себя она сейчас не могла, но, судя по тому, как бросило ее в жар, наверняка зарделась, как маков цвет.

- Оставь, Варвара, свои сомнения другим. Тем, кто из ерундовой истории раздувает эпохальный подвиг и тянет на себя славу, как одеяло. У тебя все заслуженно и не раз, а, если рассказать все, как есть, не приукрашивая и не спрямляя углов, так у некоторых волосы от ужаса дыбом встанут. Не забыла, поди, про ниппонских десантников?

- Забудешь тут!

- Вот и я об этом.

- Хорошо, - кивнула, тогда, Ара. – Сделаю.

- Отлично! Я на тебя рассчитываю, - крестная прошлась по кабинету, вернулась к столу, не торопясь, закурила, папироску.

- Виктор и Дарья Шумские люди талантливые, - сказала, пыхнув дымом первой затяжки. – И представь себе, начав работать над фильмом, они в тебя без малого не влюбились. Говорят, ты – это вылитая я в молодости. Не внешне, но такая же больная на всю голову. Это я почти дословно воспроизвожу их мнение. Так вот, пока суд да дело, написали они сценарий для игровой ленты. Условное название «Авиатор», и торговый дом «Русь» за эту идею ухватился, что называется, руками и ногами. Там, в фильме, как раз про тебя, но не дословно, разумеется, а обобщенно. Что-то от тебя. Что-то от меня, а что-то, вообще, высосано из пальца для красоты и образности. Просят тебя поучаствовать в качестве консультанта, а я прошу им не отказывать…

- Ну, если консультантом… - тяжело вздохнула Ара, но она еще не знала, чем кончится разговор, потому что напоследок крестная приберегла сюрприз огромной разрушительной силы.

- И вот еще что, - сказала, выбросив окурок в пепельницу, - мы тут посовещались и пришли к выводу, что даже для особых поручений звание у тебя мелковато будет. Попробуем, конечно, прожать для тебя очередное внеочередное, но это еще то ли получится, то ли нет. Однако для представителя «Заводов Кокорева» и этого будет мало. Поэтому принято решение официально разрешить тебе, Варвара, быть одновременно в двух лицах. В Адмиралтействе ты старший лейтенант Флота Варвара Бекетова, а в Военно-промышленной комиссии – «дочь самого» Варвара Авенировна Кокорева. Это, как ты понимаешь, в тех кругах, считай, адмиральское звание. Но, если так, то никаких мундиров. Денег у тебя, как я знаю, радением твоего батюшки более, чем достаточно, а посему вот тебе первое боевое задание. Давай, милая, пройдись скоренько по лавкам и оденься, как должна одеваться дочь «Самого». Вот тебе номер телефона на такой случай, - протянула она Аре листик, явно вырванный из записной книжки, - это ателье Надежды Федоровны Вербицкой на Староладожском бульваре. Знаешь, поди, о ком речь. Сама она давно уже живет в Милане, но ателье ее никуда не делось. Скажешь, что от меня, примут вне очереди и сделают все, что требуется, быстро и качественно. Ольга моя близкая подруга. С детства дружим, и я ее на твой счет предупредила. Так что вперед, лейтенант, и не посрами честь мундира!

Герой она или нет, беременная или только прикидывается, но крестная запрягла ее без жалости и сантиментов. Сразу после встречи с адмиралом, Ара попала в руки кадрового управления, и колесо закрутилось. Ну, а ей, стало быть, оставалось только бежать, как той дурной белке, и всей разницы, что бедное животное не понимает, куда и зачем оно бежит, а вот лейтенант Бекетова твердо знала, что делает и зачем. Однако легче ей от этого не было. Она даже с Олегом толком пообщаться не успела. Ему ведь разрешили отлучиться из части всего на три дня, да и то, только потому что героическая на всю голову жена-авиатор сначала пропала без вести, а потом счастливо нашлась. Но по факту, едва попав в Шлиссельбург, Ара без промедления включилась в работу.

В феврале положение на фронтах уже, более или менее, стабилизировалось, но напряжение, что не странно, никак не спадало, а значит, и Адмиралтейство, и военно-промышленный комплекс работали без сна и отдыха. Ну, и Ара вместе с ними, являясь одновременно «для особых поручений» при первом заместителе набольшего боярина Адмиралтейства и представителем заводов Кокорева в полутора десятках столичных комитетов, консультативных советов и прочих комиссий. И, следует сказать, все эти собрания отнюдь не являлись порождением излишней бюрократии и чиновничьей дури. Война навела порядок и в их стройных рядах, так что вкалывать Аре приходилось по-настоящему и совершенно не по-детски. Впрочем, последние месяцы перед зачетным боем с великобританскими «Виндзорами», она и так уже занималась похожими делами. Только теперь она уже попала «в жернова» на самом деле и на самом высоком уровне, где простые лейтенанты Флота «хождения не имеют». Среди небожителей правом голоса могла пользоваться лишь любимая дочь Авенира Кокорева, да и то это право еще надо было заслужить. И, видит бог, Ара старалась изо всех сил, потому что не для себя любимой жопу драла, а за отечество радела. Единственное, что было ей строжайше запрещено, это иметь касательство к самим заказам. Чтобы, значит, избежать конфликта интересов. Но зато все остальное, было, как говорится, в ее юрисдикции, - и с той, и с другой стороны, - как в игре в шахматы с самим собой.

Заводы Кокорева наращивали выпуск «метеоров», «кочей» семнадцатой и двадцать первой моделей, торпедоносцев «Струг-вампир-7» и пикирующих бомбардировщиков «Ушкуй-2». Однако для того, чтобы поток этой остро необходимой Флоту и армии техники не иссякал, а, напротив, нарастал, ее отцу нужны были алюминий, магний и титан, молибденовая и марганцовая сталь, медь, вольфрам и хром с кобальтом, редкие сплавы, высококачественные пластики и многое, многое другое. А еще производству требовались рабочие руки и умные головы, и одним бронированием необходимых специалистов дело не ограничивалось. Рост производства предполагал введения в строй новых мощностей, и, следовательно, надо было найти для этого строителей и станки, новых специалистов, деньги и множество других крайне важных и остро дефицитных в военное время вещей. Но все это, если смотреть на процесс глазами представителя Кокоревской империи. Однако свои требования имелись и у покупателя, имея в виду Адмиралтейство. Качество производства, тактико-технические характеристики изделий, вал, сроки и, разумеется, перспективы. Краткосрочные, среднесрочные и даже планы на послезавтра. В общем, Ару втянуло в этот водоворот и уже не отпускало, так что она даже толком не поняла, откуда кадровое управление Флота узнало, что в бою с великобританцами она была ранена.

Ранение, правду сказать, было ерундовое, хотя и неудобное. Когда она рассказывала мужу и друзьям о том, какой проблемой стало для нее во время пурги сходить пописать, она умолчала, разумеется, о том, какой морокой обернулась необходимость перевязать себе левое плечо. Когда катапультировалась и сразу после приземления на лед озера ей было не до того, чтобы думать о таких пустяках. Ара держалась в тонусе даже тогда, когда почувствовала боль и сырость в районе плеча, но потом-то этим все равно пришлось заняться. От отца ранение скрыть, впрочем, удалось, тем более, что беременность выглядела в этом смысле куда аттрактивнее. Олег же сам, - своими глазами, - увидел результаты ее самолечения. Этим отчасти и объяснялся его эмоциональный всплеск, но как об этом пронюхали кадровики, одному богу известно. Однако, в тот же день, когда Аре вручали в управлении золотой значок «Аса», от нее в ультимативной форме потребовали добавить на рукав еще одну нашивку за ранение. И сколько она ни объясняла им, что эту царапину даже ранением, строго говоря, назвать нельзя, - потому что перед людьми стыдно, - им все было нипочем. «Правила писаны для всех!» И все на этом.

А потом, - словно, ей мало было других забот, - за Ару взялись Шумские. Правда, под это дело удалось хоть ненадолго вырваться к Лене, которую как раз перевели из Вологды в Шлиссельбург. Выглядела боевая подруга так себе, да и чувствовала себя, прямо сказать, хреново, но, узнав, что о них с Арой снимают фильм, воодушевилась, сжала зубы и продержалась перед камерой ровно двадцать необходимых для дела минут. Ее, разумеется, подкрасили и причесали, и нарядили в новый халат, из-под которого весьма героически виднелись на груди бинты плотной повязки. А еще обкололи обезболивающим, чтобы не потела в кадре и не кусала губы. Но все равно, главным в этом деле было ее желание попасть в кино. И попала, разумеется. Шумские были настолько довольны отснятым материалом, что даже оставили девушек наедине, чтобы они могли хоть немного поговорить.

- Больно? – участливо спросила Ара.

- Очень, - честно призналась Лена. – Я только теперь по-настоящему поняла, как тебе тогда было худо.

Ну, что ж, Ара это помнила, как помнила и то, кто тогда держал ее за руку.

- Потерпи! – попросила она подругу. – Обещаю, это пройдет. К тому же у меня есть для тебя две хороших новости. Вернее, три.

- Давай, тогда, рассказывай! – через силу улыбнулась Лена. Улыбка вышла кривовато, но чем богаты, как говорится, тем и рады.

- Обещают наградить тебя орденом, но каким пока неизвестно. Зато точно знаю, что мичманом тебе быть уже не долго осталось. Лейтенантские погоны – не хухры-мухры. И третье, служить будем вместе, хотя летать вряд ли придется. Во всяком случае, мне. Тебе, может быть, и разрешат. Обещаю, Лена, что впишусь за тебя по полной, но как получится, один бог знает. С моей крестной бодаться, лоб разобьешь, а толку чуть.

Лена ее поняла, но мичману сейчас по любому было не до полетов, встать бы с госпитальной койки, и то дело.

Что же касается Ары, то, едва выйдя из госпиталя и наскоро распрощавшись с Шумскими и их съемочной группой, она сразу же рванула домой, на Гвардейскую улицу. Через полтора часа начиналось совещание у товарища министра финансов Глебова, а ей еще нужно было переодеться и привести себя в порядок. Первое появление на большой сцене в качестве личного представителя Кокорева, «великого и ужасного» – не фунт изюма. Спасибо еще, что у нее «Поморушка» на ходу, а то, не дай бог, опоздает. Кирилл ее тогда без соли съест.

«И без перца…» - Подрулив к особняку на Гвардейской, Ара оставила вездеход у подъезда, выскочила и пулей рванула к себе, то есть, сначала, разумеется, в дом, а потом уже и к себе, в спальню на третьем этаже.

Хорошо еще хоть догадалась приготовить все с вечера, а то ведь мог случиться форменный конфуз. А так сбросила мундир, - «надо бы, наверное, нанять служанку…», - надела темно-серый костюм-двойку с зауженным силуэтом юбки и белую блузку, к которой вместо галстука, как нельзя лучше, подошла большая бриллиантовая брошь. Но раз так, пришлось надеть так же серьги, пару перстней и часы от Dugena Festa[148] на витом браслете темного золота. И, разумеется, зимние кожаные сапожки на высоких каблуках а-ля шпилька-стилет. Вообще, как объяснила Аре женщина-модельер, высокие каблуки нужны не только для того, чтобы нравиться мужчинам, - что, к слову, тоже немаловажно, особенно для гражданской женщины, - но и для того, чтобы нравится самой себе: на каблуках меняется и осанка, и манеры, и взгляд. Опять же самооценка растет в геометрической прогрессии. И в этом смысле, Ара была в довольно-таки привилегированном положении: у нее при росте 159 сантиметров длина ног – почти восемьдесят пять[149], так что уж на двухвершковые-то[150] каблуки имеет полное право. Но по факту, ее каблуки всего лишь на «чуть» не дотягивали до трех вершков. Одиннадцать сантиметров – не кот насрал.

Однако к костюму, каблукам и бриллиантам полагалась так же соответствующая боевая раскраска: тушь для ресниц и бровей, тени, губная помада и тональный крем[151]. И все это требует времени, так что Ара едва успела к началу заседания. Вышла, как ни в чем ни бывало, - будто и не спешила никуда, - из своего вездехода, сбросила на руки лакея богатую шубу из бургузинских серебристых соболей и, улыбнувшись брату, помахала ему ручкой, затянутой в тончайшую лайковую перчатку. Кирилл ее такой еще никогда не видел и форменным образом обалдел. Они редко виделись в последние годы, так как он, руководя производством в Новгороде и Ниене, редко бывал в Вологде и Шлиссельбурге. А когда они все-таки встречались, она выглядела сильно иначе. Флотская штучка без особого упора на женственность. Офицер, герой, но… На свадьбе, которую они с Олегом все-таки устроили для близких родственников, Кирилл одобрительно взглянул на ее парадно-выходную форму и заметил, - вполне, следует сказать, искренно, - что она молодец, поскольку выбор представляется ему правильным. Не стоило ей надевать платье. А в мундире – «ты совсем даже ничего». Хам, разумеется, но что с него возьмешь, с «сиволапого»? Он к другим женщинам привык, Ара ему в этом смысле, как была, так и осталась непонятна. Тем приятней оказалось уязвить старшенького Кокорева.

- Здравствуй, Киря! – сказала она, подойдя к брату вплотную и небрежно стряхивая тонким пальчиком несуществующую пылинку с лацкана его пиджака. – Как поживаешь?

- Глазам своим не верю, - покачал Кирилл головой. – Ты ли это Кика?

Кикой – производным от Кикимора Болотная - ее звали в детстве братья и сестра. И, вроде бы, любя, поскольку семья у Кокоревых была, и в самом деле, дружная, но все-таки Кика, а не Рыся, как звали ее в доме адмирала Браге. Есть над чем задуматься.

- Я это, Кирюша, - довольно улыбнулась Ара, чувствуя приход неподдельного вдохновения. – Представишь меня широкой публике?

- Представлю, - кивнул брат. – Отец давеча звонил из Вологды и все про все мне разъяснил. Хитрожопые вы с ним, но что есть, то есть: с вами обоими лучше не связываться.

- Не сгущай краски, - поморщилась Ара. – Я для родни не опасная.

- Надеюсь, - ухмыльнулся на ее реплику Кирилл. – Ну, пошли, тогда, что ли?

И они пошли рука об руку, как и следует любящим друг друга брату и сестре, - а они друг друга, и в самом деле, любили, - поэтому, наверное, так хорошо прозвучали в зале для совещаний, куда они вскоре вошли, слова Кирилла Кокорева:

- Господа, разрешите представить вам мою младшую сестру Варвару Авенировну Кокореву. Со вчерашнего дня решением семейного совета она является официальным представителем семьи Кокоревых в военно-промышленном пуле Себерии…

Заседание, как и следовало ожидать, затянулось. Трепливый народ себерские бюрократы, не себерские, впрочем, тоже. Дай только повод, будут совещаться до потери сознания. Так что освободилась Ара только в восьмом часу вечера. Устала, что не странно, и мечтала только о стакане горячего чая с облепихой и гречишным медом, о ванной и о пуховом одеяле. Но увы, скромным ее фантазиям не суждено было сбыться, так как в секретариате товарища министра ее уже ожидала записка: мол, телефонировали из дома и убедительно просили, не откладывая, связаться с Иваном Никифоровичем Тороповым из торгового дома «Русь».

«Ох, грехи наши тяжкие!» - Ара вспомнила, разумеется, о ком идет речь, как и о том, что просьбы адмирала Браге принято удовлетворять по полной, или уж лучше сразу застрелиться, а она к тому же слово дала. Поэтому, воспользовавшись телефоном на столе секретаря, Ара сразу же позвонила Торопову, который, как ей помнилось, являлся режиссером будущей игровой фильмы про девушку-авиатора, и с удивлением узнала, что студийные павильоны товарищества, где ей придется теперь появляться не раз и не два, расположены практически в центре города, хотя и на левом берегу реки, в Драгунском ручье, что было совсем неплохо. Однако сегодня – и, видно, для разнообразия, - ее приглашают всего лишь познакомиться со съемочной группой, назначив встречу в ресторации «Шапка посадника» в проезде Чекмарева.

Выслушав, господина Торопова, Ара переспросила, «Когда, когда?», получила ответ и поняла, что съездить домой и переодеться уже не получится. Компания фильмоделов, оказывается, зарезервировал в ресторации даже не столик, а целый кабинет и как раз сейчас собирается перебираться из съемочного павильона в «Шапку посадника».

«Твою ж мать!» - прокомментировала Ара сообщение, изменившее, - а вернее, на корню убившее, - все ее планы относительно отдыха и раннего отхода ко сну.

Она распрощалась с Кириллом, условившись встретиться с ним на следующей неделе, когда он привезет в Шлиссельбург всю семью, и, обреченно вздохнув, пошла искать, где давеча припарковалась, впопыхах примчавшись к зданию Министерства Финансов республики Себерия. Впрочем, «Помор» нашелся на удивление быстро, стоял, где поставили, на подземной стоянке А7, и ждал свою неугомонную хозяйку.

«Ну, хоть что-то хорошее», - констатировала Ара, влезая в недра своего огромного внедорожника. Заседание оказалось слишком длинным и слишком муторным, да еще и все присутствующие пялились на нее, как на невидаль заморскую. Ну, как же! Единственная женщина в чисто мужской компании, да еще и дочь самого! А тут, ко всему, еще и погода к вечеру испортилась: резко похолодало и пошел сухой колючий снег. Так что подземная стоянка оказалась очень кстати. И вскоре, всего где-то через сорок минут, Ара парковалась уже в проезде Чекмарева поблизости от входа в ресторан, чтобы далеко потом по холоду не ходить. Снег к этому времени идти, правда, перестал, но теплее на улице от этого не стало, а между тем Ара была хоть и в шубе, но без шапки, и это с ее стороны оказалось весьма опрометчивым решением. Поэтому пришлось поспешить, не хватало еще заработать себе менингит.

А в самой ресторации было тепло и сухо и обслуга на высоте. Со всей вежливостью – и даже не без некоторого подобострастия, не иначе, как вызванного ее мехами и бриллиантами, - приняли шубу и проводили в искомый кабинет, где ее с нетерпением ожидала веселая компания из успевших уже приложиться к хмельному молодых мужчин и женщин, среди которых обнаружилась и упомянутая давеча в разговоре с Елизаветой Аркадиевной Катька Шумская, если конечно она не успела за прошедшие годы выйти замуж и сменить фамилию.

- Здравствуй, Катя! – небрежно бросила Ара, войдя в кабинет и вчерне определившись с составом комитета по встрече. – Господа, я Варвара Кокорева и с кем-то из вас где-то с час назад я имела разговор по телефону.

- Вы говорили со мной, Варвара Авенировна, - встал ей навстречу худощавый лощеный тип с усиками а-ля Кларк Гейбл. – Разрешите представить вам всех собравшихся. И вас, разумеется, представить им тоже. Дамы и господа, - обвел он взглядом притихшую при появлении Ары публику, – это Варвара Кокорева, которую Адмиралтейство и лично господин Шумский рекомендовали нам в качестве военного консультанта.

Тут все дружно посмотрели на Ару с таким выражением, что не трудно было понять, ни Елизавета Аркадиевна, ни супруги Шумские не удосужились сообщить господам фильмоделам ни того, кто на самом деле является прототипом главной героини фильмы, ни того, что Варвара Кокорева и Ара Бекетова – это один и тот же беременный человек женского пола.

«Вот же жопа!» - констатировала Ара, занимая предложенное ей место за накрытым столом.

- Вы, Варвара Авенировна, простите за вопрос, действительно знакомы с армейскими реалиями? – спросил ее между тем оператор фильмы Манусевич, и его обеспокоенность, следует заметить, имела право на жизнь. Не выглядела Ара «военным консультантом». Скорее уж смотрелась сейчас дамой из общества, но никак не солдаткой.

- С флотскими реалиями, - поправила она мужчину. – Армия и Флот, господин Манусевич, это две разные реальности. Часто даже нигде не пересекающиеся.

- То есть ты действительно служила на Флоте? – подняла красиво выщипанную бровь Екатерина, которая, оказывается, предполагала стать Ариным воплощением на экране.

- Я и сейчас служу, - ушла Ара от прямого ответа.

- Ты знакома с прототипом? – подалась к ней тогда Екатерина всем своим обильным телом.

«Да, будет у них вместо мелкой меня настоящая секс бомба за штурвалом истребителя!» - покачала Ара мысленно головой, но отступать было поздно, и она ответила, как есть:

- Да, я ее знаю.

«Как облупленную», - добавила про себя, но вслух этого, разумеется, не произнесла, зато припомнила, что Лена Жихарева как раз девушка в теле, так что бывают и такие авиаторы, как рыжеволосая и зеленоглазая Катя Шумская, с гордость носившая грудь, как минимум, третьего размера.

- Познакомишь?

- Как не фиг делать, - согласилась Ара, которой вдруг пришла в голову идея повеселиться за чужой счет. – Можно прямо сегодня. Закончим здесь, поедем ко мне, там и познакомлю.

- Она что у тебя дома живет? – поразилась Екатерина, заразив своим нетерпеливым энтузиазмом всех присутствующих.

- Ночевать точно придет, - ухмыльнулась Ара, снижая уровень ожиданий, а про себя подумала кое-что другое:

«Сука вы, адмирал, - решила она, по достоинству оценив возникшую комедию положений. – Интриганка и сука!Но… Но вы, Елизавета Аркадиевна, наша правильная флотская сука, и обижаться на вас попросту нельзя».

- Торопиться некуда, - охладила она возбудившихся было фильмоделов. – Выпьем, закусим и поедем ко мне на Гвардейскую…

Так и случилось, что еще через два часа вся компания, сократившаяся, правда, до трио – Катя, Торопыгин и Манусевич, - отправилась вместе с Арой на ее же вездеходе к ней домой, чтобы, значит, познакомиться уже с прототипом главной героини будущей «эпохалки». Ара вела машину по заснеженным улицам и мысленно улыбалась, предвкушая ожидающий ее пассажиров сюрприз. Раз не удалось отдохнуть и выспаться, так хоть получится покрасоваться перед штатскими, тем боле, видит бог, она конечно женщина скромная, но не до такой же степени, чтобы совсем уж никогда и не перед кем не похвастаться! Перед своими, допустим, перед флотскими, она никогда не выпендривалась и сейчас бы не стала. А перед гражданскими пройтись гоголем сам бог велел. Шпакам, как говорится, шпаково.

- Это твой дом? – удивленно подняла брови Екатерина, когда, припарковавшись у подъезда, сразу за Витиным «Гвардейцем», они выгрузились под мелкий снежок, как раз начавший снова сыпаться откуда-то с темных небес.

- Не мой, - отмахнулась Ара. – Отцовский, но отец то в Вологде, то еще где, а я здесь, в смысле, в Шлиссельбурге. Вот и живу.

- Идемте! – позвала она гостей. – Чего стоять на морозе! А я вас сейчас с настоящим флотским героем познакомлю!

Как она и заподозрила, увидев припаркованный у дома вездеход Виктора, он с Анастасией нашелся на кухне. О чем-то они там беседовали за чашкой чая, но Аре, разумеется, обрадовались и гостей ее приняли с радушием.

- Так, - сказала Ара, - вы тут знакомьтесь пока, а я скоро вернусь.

Уточнять не стала, но понадеялась, что Виктор лишнего не скажет. Однако не учла другого. Неуемного любопытства Екатерины и ее же шила в одном весьма аппетитном, следует сказать, месте.

- А вы, капитан, - нацелилась она тут же на высокого и красивого капитана 2-го ранга, - знакомы с лейтенантом Бекетовой?

- С кем, простите? – поперхнулся Виктор и бросил на Ару короткий вопросительный взгляд.

- Тебе же ясно сказали, Витя, - чуть нажала Ара, обозначая главную, пусть и не озвученную мысль, - с лейтенантом Бекетовой. Вот привезла господ синематографистов знакомить с нашей отмороженной на всю голову героиней.

- Ах, с Бекетовой! – сообразил наконец Виктор и оглянулся на Настю, мол, понимает ли. Но та и сама не дура. Сообразила уже в чем курьез.

- Лейтенант наверху, - улыбнулась она. – Сама позовешь или мне за ней сходить?

- Сама, - благодарно улыбнулась Ара. - Все-таки она моя подруга, а не твоя.

- Тоже верно, - не стала спорить Настя. – Иди тогда, а мы пока твоих гостей чаем напоим. Тебе-то заварить или как?

- Пусть Витя лучше кофе сварит. За чашку кофе я сейчас кого-нибудь точно бы убила…

Решение сделать Насте предложение, возможно, и выглядело спонтанным, но на самом деле Виктор в последнее время об этом думал часто и много. С одной стороны, ему казалась бессмысленной, - если не сказать комичной, - ситуация, при которой они с Настей должны скрывать от окружающих свои, прямо сказать, весьма близкие отношения. Взрослые люди все-таки, да и знакомы не первый день. А с другой стороны, они ведь не просто давно и хорошо знакомы. У них есть прошлое, и в этом прошлом чувство и отношения, которые, кажется, никогда на самом деле не прекращались. Во всяком случае, если говорить о чувствах. Ну, а если все-таки об отношениях, то у них с Настей ведь и общий сын имеется, а это уже практически готовая семья. Но настоящим толчком к тому, чтобы перейти от теории к практике, послужило исчезновение Ары. Варвара отсутствовала всего три дня, но Виктору и этого оказалось достаточно, чтобы окончательно понять: никогда не откладывай на завтра то, что можно сделать сегодня. Вот так прооткладываешь что-то важное с сегодня на завтра, а потом глядишь, а поезд-то уже ушел. Так у него, к слову, случилось с самой Варей, могло приключиться и с Настей. А что? Женщина она молодая, красивая и умная. Много ли таких найдется вокруг? Запросто могут увести. Тем более, что она сейчас в Вологде, а он здесь, в Шлиссельбурге и далее везде, куда пошлет родное начальство. К тому же война. А на войне всякое может случиться с боевым офицером-авиатором. Вон как с Арой, например. Потому и решил больше не тянуть. Сделал предложение, получил согласие, и даже на душе, кажется, полегчало.

Исчезло какое-то подспудное напряжение, которое он чувствовал не только в себе, но и в ней. И разговоры, кажется, изменили тональность. Но главное, теперь Настя уже не прятала от него «своего Володю», который «без комментариев». Могла о нем свободно с Виктором говорить, обсуждать будущее, - чего раньше себе никогда не позволяла, - да и вообще расслабилась как-то и временами выглядела счастливой не только после секса, но и вот в такие простые моменты, как сейчас, когда, сидя на кухне в доме Ары, они пили чай и неторопливо обсуждали планы на ближайшую перспективу: когда сказать близким друзьям и родственникам, и на когда назначить свадьбу. Где потом жить и заводить ли еще детей. Вопросы для Виктора абсолютно незнакомые и непривычные, но оттого не менее актуальные. И говорить об этом, как оказалось, совсем нетрудно, а временами даже интересно и приятно. А в тот момент, когда домой завалилась Варвара с новыми знакомцами, они как раз обсуждали не самый важный, но довольно актуальный вопрос: хорошо ли это, что они живут в доме Кокорева, ведь и у нее, и у него в городе есть свое жилье. Но в том-то и проблема, что пока не определились их намерения, он не мог в открытую прийти к ней, да и она должна была прятаться, приходя к нему в его служебную квартиру. Теперь же, сразу как объявят о помолвке, вопрос этот за неактуальностью отпадет сам собой. Об этом и говорили, когда на кухне неожиданно объявились новые лица.

Про кино Виктор и Настя уже знали. Ара успела им нажаловаться. Так что появление кинодивы и довольно известного в Себерии режиссера удивления у них не вызвало. Напротив, Анастасия, которая в обычное время вела активную светскую жизнь и знала в лицо, - как не знать, - всех сколько-нибудь значительных в Себерии властителей дум, двоих этих узнала сразу и, судя по всему, готова была начать с ними общаться. Однако в эти же полторы минуты обоим, - и Виктору, и Насте, - стала понятна скрытая за суетой знакомства забавная интрига. Киноделы, оказывается, не знали, что роскошная Варвара Кокорева и геройский авиатор Ара Бекетова – одно и то же лицо. Виктор этому открытию буквально умилился, тем более, что снова увидел ту самую девушку, которая однажды пришла к нему на свидание.

«Вот счастливая натура, - решил он, - и как офицер смотрится хорошо, и как светская дама не хуже!»

А между тем, мизансцена, построенная Арой не без помощи Виктора и Насти, подошла к концу, и, подав последнюю реплику, госпожа Кокорева направилась к выходу.

- Пусть Витя лучше кофе сварит, - сказала она. - За чашку кофе я сейчас кого-нибудь точно бы убила…

Прозвучало убедительно, тем более, что правда: любит Ара кофе, в особенности, с устатка, и обязательно горячий, крепкий и горький.

- Иди уж! – бросил Виктор вдогон и сам пошел, как и просили, готовить кофе.

– Кто будет пить чай? – включилась Настя. – Кто кофе?

- Я чай, если можно, - первым ответил оператор Манусевич. – От кофе у меня давление, знаете ли, поднимается.

- Это у вас от воображения, господин Манусевич, а не от кофе, - поделилась Настя житейской мудростью. – Содержание кофеина в кофе и в чае примерно одинаковое. Но я вам, не дай бог, не судья. Просто к сведению.

А вот остальные, в смысле режиссер Торопыгин и Катя Шумская, захотели кофе, а еще, разумеется, удовлетворить свое любопытство.

- А я вас обоих помню, - сказала Катя. – Вы, кажется, Настя Берг, а вас, капитан, уж извините, я по имени не знаю. Но точно помню, что вы бывали в Кобонском Бору.

- Все верно, - оглянулся Виктор. – Извините, господа, что толком не представился. Капитан Якунов-Загородский.

- Посадник? – вскинула бровь Екатерина.

- Да, - кивнул Виктор. – Так получилось, что я последний в роду…

- Или нет? – посмотрел он на Настю. Вопрос этот, к слову, они пока не обсуждали.

- Какой же ты последний? – вполне искренно удивилась Настя. – У тебя же сын есть, ему после тебя и быть графом.

- А я кстати, - добавила она для публики, - давно уже не Берг, а Селифонтова.

- Замужем, значит? – поинтересовалась Катя.

- Вдова, - коротко ответила Настя. – Мой муж погиб в Порт-Артуре.

Упоминание о войне и смерти заставило всех замолчать, и Виктор вернулся к кухонным заботам. Но, понятное дело, не те люди синематографисты, чтобы долго переживать и, уж тем более, молчать.

- А вы, Виктор Ильич, давно знаете лейтенанта Бекетову? – спросил после паузы Иван Торопыгин.

- С июля 1950, - ответил Виктор не оборачиваясь. – Я тогда в Академии Аэронавтики служил, ну а Бекетова как раз туда поступила, на пилотажный факультет.

- Ты еще за ней ухаживать вздумал, - напомнила Настя.

- Да, - согласился Виктор, вспоминая сейчас то чудное время, - было дело. Два раза на свидания сходил.

- А потом? – сразу же заинтересовалась Екатерина.

- А потом она приревновала меня к моей бывшей, - Улыбнулся Виктор, отлично помнивший, чем закончился их с Арой поход на «Травиату», - и мы остались друзьями.

- Какая она? – не желала отступать Екатерина.

- Хорошая она, - ответила ей вместо Виктора Настя. – Добрая и смелая. Сумасшедшая, как все истребители, но умная и великодушная. Где-то так.

- А вы ее тоже давно знаете? – вклинился Торопыгин.

- Еще бы не знать, - усмехнулась Настя. – Это ведь ко мне она тогда Виктора приревновала.

- И хорошо, что так, - добавила, мгновение помолчав. – Теперь и у нее муж имеется, и я не в накладе…

Развить тему, однако, не получилось. Манусевич задал гораздо более интересный вопрос:

- По сценарию, наша героиня выходит замуж за своего комэска, с которым не раз ходила в бой. А что было на самом деле?

- На самом деле? – переспросил Виктор, и при воспоминании о тех днях у него ожидаемо испортилось настроение.

- А вы что, документальную фильму Шумских еще не видели? – пришла ему на выручку, накрывавшая на стол Настя.

- Нет, - покачала головой Екатерина. – Они только сегодня должны были закончить монтаж.

- Так вы знаете? – не сдавался Манусевич. – Можете рассказать?

- В июле 1953, - Настя, видно, поняла, что Виктор с задачей не справится, что было близко к истине, и решила рассказать эту историю сама, - в первый день войны, ниппонцы атаковали базу Флота в Веселом Яре. Это на тихоокеанском побережье Земли Хабарова, если не знаете. Так вот, там после обстрела и бомбежки у командира базы остались всего два торпедоносца и один штатный экипаж. Штатным экипажем командовал капитан-лейтенант Шкловский, а на втором торпедоносце вылетели добровольцы: гардемарин Бекетова и курсант Жихарева. Бекетова перешла на четвертый курс Академии, а Жихарева – на третий. Они как раз накануне прибыли в Веселый Яр на практику. Коротко говоря, Шкловский вывел курсантов на ниппонский крейсер и шел впереди них сколько мог, но его, в конце концов, подбили, и, сбросив торпеду, он вынужден был отвалить в сторону, а девочки держались до дистанции две тысячи восемьсот метров. Знающие люди говорят, это верная смерть, но им повезло. Они взорвали крейсер и были подбиты только на отходе. По ходу дела сбили еще один ниппонский штурмовик, но на этом их везение закончилось, и их все-таки сбили. Впрочем, если бы везение закончилось, мы бы сейчас о них, наверное, говорили совсем иначе. Бекетова смогла посадить торпедоносец на воду, они с Жихаревой добрались до берега вплавь и пошли к своим через тайгу. По дороге убили трех ниппонских десантников, а через неделю Ара встретила Шкловского, которого считала убитым, и они сразу же поженились.

- Ничего себе история! – восхитилась Екатерина. – А сейчас они где? Я имею в виду Шкловского и Жихареву.

- Кадваранг Шкловский сейчас служит где-то на западе заместителем командира авиационной дивизии. Недавно был здесь, но третьего дня вернулся в часть. А мичман Жихарева лежит в госпитале. Ее ранили сильно, но она уже идет на поправку.

- Постойте, - нахмурился Торопыгин. – Я знаю, что Шумские брали интервью у девушки-пилота, которую перевели из госпиталя в Вологде. Это все как-то связано с перехватом великобританских бомбардировщиков?

- Связано. – Виктор справился наконец со слабостью и вернулся к разговору. – Бекетова сбила семь бомбардировщиков и была сбита сама. В течении трех дней считалась без вести пропавшей. Жихарева сбила четыре бомбардировщика и, будучи тяжело раненой, все-таки дотянула до аэрополя. Вот такое продолжение истории.

- Чума! – высказался на этот счет Манусевич, но пробрало и остальных, и в этот момент, словно, специально подгадав к окончанию рассказа, на кухню спустилась Ара.

- А вот и лейтенант Бекетова, - усмехнулся Виктор. – Легка на помине.

- Ты кофе сварил? – спросила она, словно бы, не замечая возникшую сама собой «немую сцену».

- Так вы, Варвара Авенировна, - озвучил общее изумление Иван Торопыгин, - и есть Ара Бекетова?

- Так точно! – улыбнулась Ара. – Мне не хотелось, чтобы на Флоте все относились ко мне, как к дочери Самого. Поэтому я в Академию поступила под фамилией бабушки, под ней и служу.

- А орденов-то! – восхитился между тем Манусевич.

- Ты лучше на нашивки за ранения посмотри! – одернула его Екатерина.

- Извини, Варя, - посмотрела она на Ару, - но такого я о тебе измыслить не смогла бы, даже если бы очень постаралась. Уела!

- Да, нечего, на самом деле, уедать, - отмахнулась Ара. – Ты вон какая красавица. Звезда синематографа. А я? Я, Катя, как была Рысей, так Рысей и осталось. А в остальном… Я просто очень люблю летать, и это все, на самом деле. А ордена, медали… Не то, чтобы я их не заслужила. Вон Витя не даст соврать. Заслужила, но мне и повезло немерено, как мало кому другому везет. То случай удачный, то невероятное стечение обстоятельств. То начальник правильный, то друзья хорошие. Везучая я, в этом все дело.

- Ну, не скажи, - попробовала возразить Екатерина. – Крейсер же ты взорвала, и вон Виктор рассказывал, семь бомбардировщиков сбила…

- В главную машину крейсера, Катя, - поморщилась Ара, - многие опытные торпедоносцы, как ни пытались, ни разу в жизни не попали. К примеру, Олег, это мой муж, он ведь шел на ниппонца точно так же, как мы с Леной, но его подбили, а в нас не попали. И между прочим, отчасти и потому не попали, что он нас прикрывал. Он опытный пилот, а я, прямо скажем, неумеха тогда была. Первый боевой вылет и сразу крейсер. Это, как в рулетку сыграть. Одни всю жизнь играют и ни разу не выиграли. А потом приходит какая-нибудь левая девица, вроде меня, ставит на номер, и раз – есть миллион!

- Глупости говоришь, - вмешалась вдруг Настя, хотя, видит бог, Виктор как раз сам собрался провести с Арой воспитательную беседу на тему личной доблести и столь же личной скромности, сильно смахивающей на приступ ничем не обоснованного самоуничижения. Хотел, но не успел. Его опередила Анастасия, и он в очередной раз понял, как ему с ней редкостно повезло.

- Глупости говоришь, - сказала Настя и со зла даже губой дернула, словно оскалилась на волчий манер. – И вроде не дура, а все равно несет тебя, Ара, куда-то не туда. Что попала крейсеру в мидель, согласна, в большой степени удача, но дистанция сброса две тысячи восемьсот метров – это чистое самоубийство. И вы с Леной это знали, а все равно не сбрасывали торпеду до последней возможности. Скажешь нет?

- А ты-то все это откуда знаешь? – откровенно удивилась Ара.

- Мне Лена как-то вечером рассказала, - объяснила Настя, - и про то, как вы попрощались друг с другом. И про мидель, и про дистанцию, и как вас трясло… И как ты в лесу ниппонских десантников из револьвера положила… В общем, прекрати прибедняться! Никто тебе все равно не поверит. Сказано герой, значит так тому и быть. Герой. В смысле, героиня!

- Ну, ты Настя и говорить! – покачала головой Варвара, совершенно обалдевшая от такого, следует заметить, совершенно неожиданного напора. – Вот у кого талант!

- Ладно тебе! – улыбнулась Настя.

- А давайте выпьем! – предложил вдруг Торопыгин, резко меняя тему, ставшую явно нежелательной. – У меня вот и бутылка старки в кармане завалялась.

- У меня здесь и кроме вашей бутылки, Иван Никифорович, найдется, чем напиться, - улыбнулась Ара и тут же кивнула Насте, успокаивая его женщину, мол, помню про свое положение и много пить не стану…

Глава 12

Следует отдать крестной должное: если адмирал Браге-Рощина чего-нибудь захочет, она этого обязательно добьется. И дело здесь не только в том, что она умеет «мочь», то есть знает, как дожать тех, кого следует дожать, тогда, когда нужно, и способом, который будет наиболее эффективен. Знает, умеет и всегда доводит дело до логического конца. Однако важно и то, что ее «хотения» практически всегда жизнеспособны и, пусть и с трудом, но все-таки реализуемы, даже если в глазах сторонних наблюдателей выглядят несбыточной мечтой, пьяной фантазией или сладкой грезой. И еще одно немаловажное обстоятельство: эгоизм княгини Виндавской практически всегда крайне далек от того, что называют эгоизмом другие люди. Вот и с Арой Бекетовой так. Решила крестная, что для дела, - а как же иначе, - ей нужен под рукой «свой в доску» герой-истребитель с мозгами и талантом, и пожалуйста: за год с небольшим провела Варвару от двух звезд с одним просветом до двух звезд с двумя просветами[152], что вызвало у Ары не только головокружение от положительной перегрузки, но и нешуточные сомнения. То есть, о том, что она герой, Ара догадывалась и сама. Скромность девушку, конечно, красит, но, во-первых, она два года, как не девушка, - даже забеременеть между делом успела, - а, во-вторых, как ни считай, но набила она супостатам в их посудной лавке столько горшков, что у самой при воспоминаниях об этих событиях только что дух не захватывает. И это, к слову, факт ее биографии, поскольку ни крестная, ни родной отец никак не могли повлиять на подсчеты кадрового управления Флота, которое признало Ару первостатейным асом, имеющим двадцать шесть официально признанных побед в воздухе.

Другое дело, ум и талант. Отец считает, что у нее есть и то, и другое. Елизавета Аркадиевна с ним согласно, но самой Аре такое мнение о себе принять, ой, как непросто. С этим делом, все получается ровно так же, как и со внешностью. Олег и Виктор – два не самых рядовых альфа-самца в их большой флотской стае, - на нее очевидным образом запали, но следует ли из этого, что она писанная красавица? Отнюдь нет. Мало ли какие случаются у людей извращения! И тем не менее, она уже замужем и ждет ребенка. То же и с умом. То ли он есть, то ли нет, но в Адмиралтействе она «для особых поручений» при 1-м заместителе набольшего боярина, а в семье – «дочь своего отца» в военно-промышленном пуле республики Себерия. И, если среди строгих костюмов-троек, кубинских сигар и разноразмерных лысин, ей офицерское звание ни к чему, - ну, разве только если бы была каперангом и выше, - то «на посылках» у адмирала Браге-Рощиной она ни мичманом, ни лейтенантом быть попросту не может. Даже каплей, сказать прямо, звание пограничное, но все же лучше, чем ничего, потому что на Флоте она нужна Елизавете Аркадиевне в звании никак не меньшем, чем капитан-лейтенант, и не она одна, к слову сказать. Поэтому сегодня в утренних газетах опубликован приказ главкома, из которого следует, что за немереные заслуги перед отечеством - в том или этом или еще в чем, - сто десять флотских офицеров получили решением Совета бояр Адмиралтейства и специальным приказом Главкома внеочередные, а в ряде случаев, и экстраординарные производства.

Княгиня Виндавская – это Ара знала, что называется, из первых уст, - женщина не жадная и, в принципе, не вредная, и перетягиванием одеяла на себя занимается редко и только ради дела. Поэтому и сейчас организовала «фестиваль невиданной щедрости» не только для своих приближенных, включая сюда и Ару, но также помогла нескольким коллегам по Адмиралтейству и командованию Флотом продвинуть вверх и своих людей тоже.

Тому же адмиралу Ксенофонтову – набольшему боярину Адмиралтейства, как поговаривали во флотских «кулуарах», давно хотелось присвоить звание вице-адмирала своему родному зятю. И не то, чтобы человек был недостоин, не заслужил или еще что. Напротив, хороший строевой командир. Но молод и слишком быстро двигается от звания к званию и от должности к должности. Могли бы и притормозить. Из принципа или из вредности, или еще по какой причине. Однако Елизавета Аркадиевна делать этого не стала, а, напротив, поддержала набольшего боярина. Так что и Ксенофонтову, и другим адмиралтейским боярам тоже пришлось пойти ей навстречу. Что поделаешь, «ты мне, я тебе» - есть великий и никем пока не отмененный закон «использования административного ресурса». А в результате, ее команда – люди, которых княгиня Виндавская подбирала «для особых поручений» с того момента, как стала боярыней Адмиралтейства, - получили те звания, которые обеспечат им больший вес при решении тех или иных жизненно важных для Флота вопросов. Таких среди «обласканных» Главкомом и Адмиралтейством было довольно много - аж чертова дюжина. Один вице-адмирал, три контр-адмирала, пять капитанов 1-го ранга – и один из них, к слову сказать, небезызвестный посадник Якунов-Загородский, – три кавторанга и, как вишенка на торте, один каплей. Последним, как раз и стала Варвара. Так что «Орденом Святого Михаила 1-й степени» награждалась тем же вечером уже не старший лейтенант, а капитан-лейтенант Флота Себерии Варвара Авенировна Бекетова.

Молода конечно для такого высокого звания, - так ей и сказал прямо в лицо один из старых себерских адмиралов, - да еще и беременна, о чем пока никто из небожителей, к счастью, не только не знал, но даже не догадывался. Однако офицер она, как сказал о ней еще один адмиралтейский старик «действительно толковый, обученный и понюхавший пороху на всех этапах этой гребаной войны». Так что пригодится адмиралу Браге-Рощиной и в качестве офицера для особых поручений, и в качестве агента влияния в совете директоров «Авиационных заводов Кокорева», и далее везде, куда пошлет ее родина, а она умеет посылать.

«Главное, чтобы на х…й не послала!» - констатировала не в меру разволновавшаяся в виду предстоящего награждения Ара, и как раз в этот момент выкрикнули ее имя, и она пошла, печатая шаг, - насколько умела и могла, - к раздававшему награды Главкому Флота адмиралу Гаврилову.

- Семь «Виндзоров» в ночном бою? – спросил он тихо, едва ли не на ушко прошептал. – На «метеоре»?

- Так точно! – ответила по-уставному Ара.

- Шведов и датчан тоже, поди, ломать приходилось?

«А то не знаете, господин адмирал!» - почти обиделась Ара, понимавшая, разумеется, что знать такие подробности Главком мог только из ее личного дела или из представления к награде. Впрочем, вслух она, разумеется, сказала совсем другое:

- Еще ниппонцев, ваше высокопревосходительство! А, возможно, и цинцев. Но в последнем не уверена!

- Молодцом! – сказал тогда Гаврилов, в принципе не любивший, но по необходимости терпевший флотских женщин. Сказал, усмехнулся какой-то своей не озвученной, впрочем, мысли и, уже ни на что, не отвлекаясь, надел ей на шею ленту с орденом «Михаила Святого 1-й степени».

- Поздравляю, господин капитан-лейтенант!

- Служу Себерии!

Теперь на груди у Ары собрался полный бант этого довольно престижного и крайне уважаемого на Флоте ордена, ибо рассматривался он, как во многом тождественный «Себерскому кресту», так что оба ордена 1-й степени считались лишь ненамного уступающими по значимости «Полярной звезде». Однако «Себерским крестом» награждали более широкий круг отличившихся: не только флотских офицеров, но и армейских, а так же гражданских чиновников, начиная с 7-го класса[153]. А вот «Михаилом» штатских не награждали вовсе, и очень редко им отмечали армейских офицеров. Так что орден неофициально считался именно флотским, и авиатор, имевший полный «Михайловский» бант, по определению пользовался на Флоте немереным авторитетом и уважением.

- Поздравляю, Варвара! – подошедшая к ней во время фуршета адмирал, смотрела на крестницу сверху вниз, - уж больно разница в росте была велика, - но при этом с таким выражением, с каким на нее смотрел один лишь отец. Любовь и гордость – вот, что было в этом взгляде, и еще уважение, и это последнее в глазах таких людей, как адмирал Браге-Рощина и миллионщик Авенир Кокорев, дорогого стоило.

- Семь дней отпуска, - продолжила между тем Елизавета Аркадиевна, - можешь к Олегу в Ставангер слетать…

- Слетать? – воспряла было духом Ара.

Но адмирал в ответ только хищно улыбнулась:

- И не надейся! Полетишь с адмиралом Тверетиновым, на «Иоле» и с кортежем истребителей прикрытия. Он туда как раз с инспекцией летит и согласился взять тебя с собой и туда, и обратно. Посыл ясен?

- Так точно, гос…

- Не солдафонствуй!

- Извините! – сдала Ара назад.

- Извинения приняты. И вот еще что, - продолжила между тем адмирал. - Знаю, вы с Виктором сегодня вечером собрались отмечать у тебя на Гвардейской, так вот я тоже хочу!

На самом деле, все так и обстояло, а идея устроить вечеринку, - которая позиционировалась, как насквозь неформальная, - принадлежала Насте Селифонтовой, предположившей, что пьянки и банкеты по поводу награждения и производства еще будут, а вот душевно посидеть в своем кругу, когда еще придется. Под своим кругом подразумевались, находившиеся в пределах досягаемости старые друзья Виктора и Ары, - даже Лена Жихарева, награжденная, к слову, таким же, как Ара, «Михаилом 1-й степени», успела выписаться из госпиталя, - ну, и киноделы, работающие над фильмой «Авиатор». С ними, но особенно, разумеется, с Катей Шумской, Ара совершенно для себя неожиданно сошлась, как в старое доброе время их подростковой дружбы.

- Мы будем рады! – А что еще она могла сказать Елизавете Аркадиевне?

- Значит, приду! – улыбнулась та. – И смотри мне, крестница, без чинов!

- Тогда, может быть, и Настина мама придет?

- Отличная идея! – согласилась адмирал. – Но ты не бойся. Мы с Полиной ненадолго зайдем. По-свойски, на огонек. Просто хочется, знаешь ли, душой отдохнуть…

И вот эти слова разом примирили Ару с фактом присутствия на их «сабантуе» представителей старшего поколения. Елизавета Аркадиевна, как догадывалась Ара, не знавшая, впрочем, все подробностей, тянула на себе весь, - ну, или почти весь, - Флот. И те застолья, в которых она вынуждена была участвовать, вряд ли позволяли ей по-настоящему расслабиться и, как она выразилась, «отдохнуть душой».

«А она ведь тоже не железная! И летать, поди, хочет не меньше меня, но кто ж ей разрешит…»

- Будем рады! – сказала Ара вслух.

- Отлично! – снова кивнула адмирал, - а теперь к делу. Есть у меня для тебя задание, но об этом лучше поговорить наедине. Зайди-ка ко мне в кабинет где-то через часик. Сможешь?

Вручение наград состоялось в южном крыле Адмиралтейства, а кабинет княгини Виндавской находился в северном крыле. Ну и фуршет, позволявший награжденным пообщаться между собой и с вышестоящим начальством, вряд ли затянется больше, чем на час. Так что все у адмирала, как всегда, было рассчитано от и до.

- Через час у вас в кабинете, - подтвердила Ара.

- Я тут подумала, прикинула варианты и вот, что я решила, - княгиня Виндавская сидела за своим огромным письменным столом и время от времени попыхивала сигарой. – Выполнишь еще одно мое поручение и поступаешь в распоряжение своего отца. Не спорь!

Ну, Ара пока и не собиралась спорить. Мало ли, а вдруг крестная действительно придумала что-то дельное? Сама она молча сидела в гостевом кресле и с интересом наблюдала за тем, как адмирал Браге-Рощина курит сигару. Такого она еще никогда не видела, но, с другой стороны, в силу возраста и своего статуса, многого о заместителе 1-го лорда адмиралтейства Ара не знала и знать не могла.

- Беременный офицер Флота – нонсенс, - продолжила Елизавета Аркадиевна излагать свои мысли вслух. – Я, разумеется, имею в виду продвинутые стадии беременности. Ты же не станешь шить специальный мундир, в который поместится твой живот? Это сейчас на тебе ничего не видно, а через месяц-два?

- Об этом я как-то не подумала, - честно призналась Ара.

- То-то и оно! – усмехнулась адмирал. – Поэтому на время беременности переходишь в полное подчинение своего отца. Вот слетаешь к Олегу… Его, к слову прочат на должность комдива, и я тут абсолютно ни при чем. Честное адмиральское! Мне в его дела лезть невместно. Но краем глаза заглянула я тут на днях в его личное дело, и, похоже, начальник его идет на повышение, и Олега за собой тянет. Сработались. Оценил. Так что, скорее всего, Олег идет на должность комдива, ну и звание в этом случае ему, как пить дать, повысят.

Новость была хорошая, и Ара была искренно рада за Олега, тем более, что со всеми своими «внеочередными» и «экстраординарными» чувствовала себя перед ним неловко. Она же всего два года назад, - ну, пусть, будет, почти три года, - была всего лишь гардемарином, а он тогда носил уже погоны каплея, и Аре совсем не хотелось, чтобы родной муж и отец ее будущего ребенка чувствовал себя обойденным в производстве и, значит, уязвленным. Он же мужчина, как никак. Командир отряда торпедоносцев, а значит, по определению альфа самец. Так что, его возможное производство было ей не только приятно, как жене и другу, но и полезно во избежание, так сказать, «конфликта интересов». Ей в семье нужен был мир, и она просто обязана была принимать в расчет самолюбие Олега.

- Вижу, рада, - усмехнулась между тем Елизавета Аркадиевна. – И хорошо понимаю, почему. У меня у самой сейчас звание и должность выше, чем у супруга. И уж поверь, я делаю все, что в моих силах, чтобы Вадим даже намеком не почувствовал это мое превосходство. Мне легче своими руками ему борщ сварить или еще что, лишь бы не обидеть и не унизить. Оттого, к слову, и его фамилию приняла. Он мужчина и мой муж, и оказать ему уважение мой долг. Как считаешь?

- Намекаете, что мне стоит принять фамилию Олега? – подалась вперед Ара.

- Не намекаю, а говорю прямым текстом, - поправила ее крестная. – От тебя, Варвара, не убудет, если добавишь к своей еще и его фамилию. Бекетова-Шкловская, чем плохо?

- Ничем.

- Вот и прояви инициативу!

- Спасибо, крестная, - искренно поблагодарила Ара заслуженного адмирала. – Как это я сама не сообразила? Вот ведь дура!

- Дура или нет, а у меня просто опыта больше, и я замуж выходила не в двадцать лет. Я тогда была уже взрослой тетенькой, а это многое, знаешь ли, меняет. Да и опыт у меня с сэром Паганелем был так себе. Знаешь, поди, о ком говорю?

- Знаю, - кивнула Ара.

Она, разумеется, слышала, что нынешний председатель великобританского парламента набивался когда-то Елизавете Аркадиевне в мужья, но подробностей не знала.

- Яков человек неплохой, - усмехнулась адмирал своим воспоминаниям, - и мужчина видный. В общем, я уже было надумала выходить за него замуж, но слава богу, вовремя одумалась. Он был весь из себя такой джентльмен, знаешь ли, настоящий великобританский лорд. И, возможно, он меня искренно любил. Ну, или думал, что любит. Однако при всем при том не хотел или не мог увидеть во мне авиатора. Хотел, представь себе, запереть меня в своем замке и никуда одной не выпускать. Это он любовь и заботу свою так проявлял. А Рощин сразу же предложил мне равное партнерство, и мне тоже же захотелось сделать ему приятное в ответ… Понимаешь, о чем говорю?

- Не дура и тоже хочу сделать Олегу приятное, - подтвердила свою позицию Ара.

- Ну, значит, мы друг друга поняли, - пыхнула сигарой княгиня Виндавская. – А теперь к делу. Слетаешь к Олегу, выполнишь мое задание и свободна. Видеть тебя в форме готова не раньше, чем через месяц после родов, а до тех пор ты – Варвара Кокорева. Помогай отцу, меня это вполне устраивает, и вот тебе мой совет. Витя докладывал, ты нацелилась на Высшее Инженерное училище Флота. Это так?

- Да, - подтвердила Ара.

- Не надо, - покачала головой крестная. – Не твое это. Иди лучше на заочное отделение Экономического факультета Шлиссельбургской Академии. Поверь мне, не только твоему отцу, но и Флоту нужны люди, способные грамотно руководить промышленностью. Понимаешь, о чем я?

- Кажется, да.

- Ну, вот и отлично! Во всяком случае, подумай об этом. Хуже не будет, тем более, что на фронт я тебя теперь не пущу при любом раскладе. И это не обсуждается! Все поняла?

- Не дура, - пожала плечами Ара, которая, разумеется, все прекрасно понимала умом, но ведь сердцу не прикажешь, а сердце… сердце рвалось в небо, в бой. Но, увы, на всякое хотение есть терпение.

«Ладно, - решила она, понимая, что на данный момент все так и обстоит. – Поживем – увидим!»

- Ну, вот и славно, что не дура, - продолжила между тем княгиня Виндавская. - Пить тебе, чаю, уже нельзя?

- Врач говорит, если чуть-чуть, то не навредит.

- Тогда, по чуть-чуть, - адмирал встала из-за стола, неторопливо подошла к стенному шкафу, достала из него бутылку полугара и две рюмки и так же молча вернулась к столу. Взглянула коротко на Ару, усмехнулась какой-то своей мысли, разлила полугар по рюмкам и кивнула новоиспеченному каплею:

- Угощайся!

- Спасибо! – Ара взяла рюмку, поднесла к носу, понюхала и отчего-то вспомнила вдруг, как разговаривала с отцом перед поступлением в Академию. Тогда они тоже пили с ним полугар.

«Забавно…» - она пригубила рюмку, сделала крошечный глоток.

- Качественный напиток, - сказала вслух.

- Коллеги из Киева презентовали… Впрочем, время – деньги, как говорят наши заокеанские партнеры. Поэтому перейдем к делу. Хочу отправить тебя в турне по странам Тихоокеанского Союза. Ново-Архангельск, Форт Росс, Лос-Анжелес… Тихоокеанцы наши союзники, и отдел пропаганды Адмиралтейства хочет послать туда несколько наших героев. Интервью, выступления перед публикой и военными, ну сама, верно, сообразишь. Это, Варвара, называется рекламой. Полезное дело, между прочим, для укрепления связей. И не корчи мне морды! Ишь, несчастная нашлась! Тебя там, между прочим, орденом наградить собираются. Орден «Первые среди равных» называется. Серьезная награда, да еще и 1-й степени. Так что, цени!

- Я ценю, - попробовала встрять Ара, но адмирал ей и слова вставить не дала:

- Вас там таких семь человек героев в ТОС с лекциями поедет. Виктор, к слову, тоже летит. Вот и суди, если уж я Виктора от дел его многосложных отвлекаю, то, уж верно, не из глупости. Сама же знаешь, чем он занимается! Но женщина у нас в делегации одна, и это ты. Так что не посрами честь мундира!

- Раз надо, значит сделаю, - тяжело вздохнула Ара и одним глотком допила свою мизерную порцию полугара.

- Да, не вздыхай ты так тяжело! – усмехнулась Елизавета Аркадиевна, с интересом наблюдая душевные страдания своей крестницы. – Поедете всего на две недели. Неделя в Союзе и неделя в Техасе. Техас, по факту, держит нейтралитет, но они за нас. Нас с ними многое связывает, и эти связи надо укреплять. Вот какое будет у меня к тебе дело. И кстати, помнишь, ты в детстве доставала меня расспросами о «Звезде Севера»?

- А она-то тут причем? – удивилась Ара. – Или это потому что в Техас летим?

- Это потому что полетите в турне на той самой «Звезде Севера», - объяснила адмирал.

- Но ведь дядя Иван давно уже не летает, разве нет? – удивилась Ара, видевшая пару раз Иана Райта и Рейчел Вайнштейн в гостях у отца. Они держали маленькую верфь на Южном Урале, где строили специализированные корабли-высотники.

- Иван не летает, - согласилась Елизавета Аркадиевна, зато летает шкипер Варзугина. Помнишь, поди, моего штурмана со «Звезды»? Вот она вас и повезет. Ходит она под техасским флагом, то есть, нейтрал, ее мы и подрядили. Так что посмотришь, на чем я ходила в Африку и Лемурию. И вот еще что. Вылетаете вы в середине апреля. К этому времени Торопов обещал доделать своего «Авиатора». Если успеет, тогда с вами в турне пойдут Торопов, Катя Шумская, ну и ее родители. Шумские будут снимать фильм о поездке и рекламировать свою ленту «Экипаж», а Торопов с Катей будут представлять «Авиатора». Ты после Техаса вернешься домой, а они полетят в САСШ. Будут там деньги выцыганивать и Флот рекламировать. Серьезное дело, между прочим.

«Да, уж – вздохнула про себя Ара. – Будет весело, но мне даже не выпить по-человечески! Такие, блин, обстоятельства…»

С миром синематографа Аре раньше сталкиваться не приходилось, если не считать, разумеется, довольно редкие в последние годы походы в иллюзион. Соответственно, все, что связано с производством художественных лент являлось для нее тайной за семью печатями. И, если честно, она никак не ожидала, что Торопов сумеет отснять свою игровую фильму всего за полтора месяца. Но он успел, - снял, смонтировал и озвучил, - и как раз подгадал к началу турне, так что практически на всех остановках «Звезды Севера» выступления Ары сопровождались премьерным показом или документальной фильмы Шумских «Экипаж», или художественной ленты Торопова «Авиатор». Успех у обеих картин был оглушительный, и Ара, - героиня первой фильмы и прототип истребителя Веры Алябьевой во второй, - узнала, наконец, что такое настоящая слава. Впрочем, быть знаменитостью – это, как выяснилось, тяжелый и неблагодарный труд. Отдохнуть, да и то не всегда, можно было только на борту крейсера, но стоило «Звезде Севера» бросить якорь на очередном аэрополе, как начиналась работа: бесконечные встречи с общественностью, брифинги с высшим офицерским составом, речи и интервью. С нею хотели встретиться и сильные мира сего, - кое-кто из них отлично знал, чья она дочь, - и журналисты, и местные авиаторы. И все это, не считая совершенно секретных встреч с теми, кто должен был начать производство по лицензии себерского «Болида». Этих специалистов, прежде всего, интересовали вопросы боевого применения и особенности пилотирования этих грозных машин. Насколько Ара знала от отца и крестной, решение о передаче Тихоокеанскому Союзу лицензии на производство «болидов» оказалось для военно-политического руководства Себерии той еще проблемой. Однако в конечном счете победила точка зрения прагматиков. Себерия нуждалась в сильном союзнике, способном оттянуть на себя хотя бы часть ниппонских сил. И в этом смысле, «кочи» 17-й серии, торпедоносцы «струг-вампир» и реактивные истребители-бомбардировщики были крайне важны, так как позволяли значительно увеличить военную мощь Союза. При этом себерские производственные мощности продолжали выпуск продукции для своего Флота и для менее развитых в техническом плане союзников: сибиряков и хабаровчан, а довольно развитая промышленность Тихоокеанского Союза могла взять на себя перевооружение своей собственной армии и дополнительные поставки на Землю Хабарова. И так уж вышло, что и в этом деле Ара оказалась более, чем востребована. Все-таки она была представителем военно-промышленного пула Себерии, дочерью своего отца и доверенным лицом адмирала Браге-Рощиной, да еще и опытным пилотом к тому же, не только летавшим, но и воевавшим на всех этих замечательных аппаратах.

В общем, загружена она была в этой поездке так, как ей и не снилось. И уставала порой больше, чем от двух-трех боевых вылетов день. Но, с другой стороны, турне предоставило ей возможность взглянуть на новые для нее города и страны, познакомиться со многими интересными людьми и сдружиться с теми, с кем ранее лишь водила знакомство. Особенно она сблизилась с Катей Шумской и с Иваном Торопыгиным. Правда, кинодела пришлось легонько охолонить еще в самом начале знакомства.

- И не мечтай! – остановила его Ара, когда он полез к ней целоваться. – Я женщина замужняя, и мужу изменять не намерена.

О том, что она ко всему еще и беременна, Ара ему тогда не сказала. Об этом он сам догадался, но уже несколько позже, когда их отношения стали вполне дружескими, и Торопов увидел и услышал кое-какие намеки на ее непростые обстоятельства. Впрочем, к его чести, Иван оказался мужчиной вполне вменяемым и попыток пойти «на сближение» больше предпринимал. Зато дружить с ним было одно удовольствие. Веселый и умный молодой еще мужчина, и к тому же отличный рассказчик, Торопов легко становился душой компании, да и выпить был не дурак, хотя никогда не переходил в этом деле некую негласно установленную крайнюю черту. Одним словом, не напивался до поросячьего визга и, соответственно, никому не портил хорошего настроения. Ну, и кроме того, Аре действительно понравилась снятая им фильма.

Конечно, Вера Алябьева в исполнении настоящей русской красавицы Кати Шумской была никак не похожа на Варвару Бекетову, но, надо отдать ей должное, сыграла Катька очень хорошо, а уж ее любовная история была и вовсе что-то с чем-то. Слезу выжимала на раз, - талант, как говорят себерцы, не пропьешь, - и пела Катя, к слову, тоже совсем неплохо. Сама себя озвучивала, сама играла на рояле и пела сама. Талантливая женщина, чего уж там, и, как ни странно, при ее-то стиле жизни, - а может быть, именно из-за этого, - Шумская хотела и умела дружить. Так что турне и в этом смысле оказалось для Ары более, чем удачным. Хорошие друзья, - тем более, подруги на дороге не валяются. А у нее, так уж сложилась жизнь, на данный момент, кроме мужа, разумеется, имелось на круг всего лишь трое друзей: Виктор, Настя и Лена. Теперь вот еще двое прибавилось, и это было более, чем хорошо. Ну, а по возвращении домой ее ожидало еще одно нетривиальное поручение крестной, и поучаствовав в этом деле, Ара неожиданно открыла в себе совершенно новый интерес к стезе, предложенной ей отцом…

Было без четверти пять, когда секретарь доложил, что к ней с внезапным, но «срочным и не терпящим отлагательства» визитом пожаловал адмирал Кениг.

«Без вызова или предварительной договоренности, – отметила Лиза. – Наверняка, стряслось что-то подлое!»

- Пропусти! – приказала, вставая из-за рабочего стола.

«Хоть кости разомну!»

Дверь открылась, Иван вошел в ее огромный кабинет, окинул его быстрым цепким взглядом и, дождавшись, пока закроется за ним дверь, шагнул на ковер.

- Здравствуй, Иван! – сказала Лиза, едва Кениг вошел в кабинет. – Что случилось на этот раз?

- Здравствуй, Лиза, - в том же тоне ответил главный шпион Себерского Флота, неторопливо продвигаясь ей навстречу. – Сорок минут назад от сердечного приступа скончался адмирал Ксенофонтов.

- Не было печали…

Ксенофонтова Лиза не любила, но зла ему никогда не желала. К тому же умер Михаил Борисович совсем не вовремя. То есть, вовремя такое не бывает никогда, ну или почти никогда. Но в данном конкретном случае, это был не иначе, как злой рок, ну, или голос судьбы, если посмотреть на проблему под другим углом зрения. На дворе война. И не просто какая-нибудь очередная заваруха с мордобоем, а Великая Война, хотя так ее еще никто не называет. Мировая бойня во всей своей красе, и Себерии с ее немногочисленными союзниками приходится в этой войне совсем непросто. Момент тяжелейший. На всех фронтах огонь и кровь. Страна в напряжении. Флот в бою, и вдруг умирает некто, делящий с главкомом первое-второе места в командной иерархии воздушных сил, а Флот, в какой-то мере, даже круче армии, поскольку начальник Генерального Штаба и Главком сухопутных войск подчинены Главковерху – в данном случае маршалу Кропоткину, а Первый Лорд Адмиралтейства номенклатура самого Великого князя.

- Есть мысли? – спросил Кениг.

«Мысли? О, да Иван, у меня есть на этот счет мысли, но вот хватит ли у меня на «эти сраные мысли» пороху?» - Вопрос на миллион рублей золотом, а сколько будет стоить ответ, не знает пока никто.

Всю свою жизнь – во всяком случае, все те годы, которые она прожила в Себерии, - Лиза, как черт от ладана бежала от политических интриг. Они ее, правда, порой находили сами, но и тогда она была крайне щепетильна в выборе стороны, соратников и средств, предпочитая старомодную порядочность хитрожопой византийщине. Однако сколько не зарекайся, однажды перед тобой все-таки встанет вопрос ребром. Выбирай, дескать, что для тебя важнее, польза дела или твое тщательно лелеемое чистоплюйство? Кто важнее сейчас для родины: ТЫ, адмирал Елизавета Браге-Рощина, знающая, что и как нужно делать во время такой вот войны, или ОНИ, дерьмовые людишки, готовые все просрать ради гребаного мгновения славы. И тогда – если уж прозвучал этот вопрос, - поздно колебаться и нельзя медлить, поскольку от твоего решения зависит ни много ни мало, как будущее родной страны, которую ты, между прочим, поклялась защищать любой ценой. Судьба родины и жизни миллионов, населяющих Себерию людей – вот, что на самом деле поставлено сейчас на кон.

- Вот что, Иван, - сказала она вслух, стремительно взвесив все «про и контра», - надо срочно переговорить с Тимофеевым и фон Торном. К девяти вечера они должны быть готовы поехать вместе со мной к Павлу Илларионовичу и, разумеется, не мямлить там, а высказаться однозначно и, само собой, исключительно в мою пользу. Это возможно?

- Фон Торн захочет, чтобы его зять получил эскадру.

- Кирилл отличный теоретик, но командующий из него никакой, - поморщилась Лиза, вспомнив по случаю профессора Кирилла Разумовского, возглавлявшего в Академии Генерального Штаба кафедру оперативного искусства.

- Лиза, - покачал головой Кениг, - ты же знаешь, бесплатных обедов не бывает.

- Ладно, - кивнула она. – Дадим ему Вторую Арктическую и хорошего заместителя в придачу, авось сдюжит.

- Корсакову можно было бы повысить в звании до контр-адмирала, - осторожно подсказал Кениг, знавший все обо всех куда лучше кадрового управления Флота. – Анна Викентьевна давно заслужила.

«Хорошее решение, - согласилась Лиза. – Всем сестрам по серьгам!»

Ане Корсаковой за четверть века службы на Флоте удалось добраться только до звания капитана 1-го ранга. Тоже неплохо, но и не сильно хорошо. Тем более, нечестно. И, если бы не война, через год-два отправили бы «старушку» в отставку. Лиза как раз под это дело и предполагала все-таки пробить для нее контр-адмиральское звание. Но, если ставить во главе эскадры адмирала Разумовского, то можно кое-что попросить и для Ани. Адмирал фон Торн не дурак. Знает, что, хотя его зять по званию вице-адмирал, а все равно на флотоводца не тянет. Будет умно рассуждать, но, не имея разумного и опытного зама, просрет все, что ему ни дай. Ученые мужи они такие, думают, что если могут написать дельную книгу по тактике воздушных флотов, то и с эскадрой в бою тоже справятся. Но не судьба. Большей частью губят людей и технику, а потом удивленно лупают своими умными глазками, как, мол, черт побери, такое могло случиться? А так и могло, что кто умеет – тот делает, а кто не умеет – учит других.

- Спасибо, Иван! – поблагодарила Лиза Ивана Кенига. – Вижу, что не забыл тот наш разговор. А Тимофеев, небось, спит и видит, как его семья получает госзаказ на броневую сталь?

- Так устроен мир, - пожал плечами Кениг.

«Ну, - пожала она мысленно плечами, - дело того стоит. А броню Тимофеевские заводы будут катать не хуже других. Надо будет только проследить, чтобы новый прокатный стан, который строят для нас в Кливленде, ушел не к Абаковым, а к Тимофеевым».

- Хорошо, - кивнула Лиза. – Можешь твердо обещать, что получат прокатный стан и новую технологию. Но пусть учтут, за технологию придется платить и стан выкупать за цену, учитывающую размер неустойки Абаковым.

- С Гавриловым поговоришь сама?

- Нет, - Лиза была уверена, что лично ей с Главкомом Флота говорить нельзя, потому что ничего хорошего из этого не выйдет. Только хуже станет. – Попрошу Бакланова переговорить. Они - родня, ему сподручнее.

С Василием Тимофеевичем Баклановым ее связывали давние дружеские отношения. Бакланов, Иваницкий, Рубинштейн и Кокорев, предложившие ей свою дружбу еще двадцать лет назад, должны были, по идее, встать на ее сторону и в этот раз. В конце концов, все они себерские патриоты, и душа у них болит не только о своей туго набитой мошне, но и о родине, как бы странно это не звучало для господ «прогрессивных либералов», которым франки и бриты с их «утонченной культурой» и «многовековой демократической традицией» милее и ближе себерских сиволапых мужиков с их кондовой «стоеросовой» дурью, рекомой любовь к родине. Однако в данном конкретном случае – в попытке не потерять достигнутых в войне преимуществ, - роль Василия Бакланова была особенно велика. И дело не только в том, что его диверсифицированная финансово-промышленная империя включает в себя банки и страховые общества, электростанции и верфи, на которых строятся тяжелые крейсера и авиаматки. Дело в другом. Главком Флота приходится Василию Тимофеевичу «любимым» племянником, и это родство многое означает в контексте непростых семейных и политических отношений, исторически сложившихся в республике Себерия.

Сам по себе, адмирал Гаврилов серьезный флотоводец, образованный, волевой, опытный и решительный, и должность свою получил, хоть и не без закулисных интриг, - куда ж без них! - но, по большому счету, вполне заслуженно. Флотом руководит грамотно, умно и без истерик. Он и Лизу, в принципе, ценит. Понимает, что работает она хорошо и что Флоту от нее одна лишь польза и никакого вреда. Беда в другом. Гаврилов убежденный женоненавистник, считающий, что «все беды от баб». Он не женат, не держит прислугу женского пола, но при всем при том не гомосексуалист. Просто рьяный приверженец аскетического направления в Себерской Православной Церкви. Женщин он всего лишь терпит, как неизбежное зло, и Лизу, увы, перед Великим Князем не поддержит. Другое дело, если выкручивать ему руки станет сам глава рода, а Бакланов уже лет несколько, как стоит во главе их клана. При этом Гаврилов, как сын сестры Бакланова, относится к младшей ветви, и имеет в глазах стариков тот ужасный недостаток, что не завел семьи и посему не оставит наследников. Поэтому, будь он хоть трижды заслуженный адмирал и главнокомандующий Флотом, позиция его в семье Баклановых заведомо слаба. И, если его настоятельно попросит о чем-нибудь сам глава рода, отказать ему Гаврилов попросту не сможет и, значит, как миленький, поедет вместе со всеми к князю Загоскину и поддержит там «общее мнение». Однако в нынешней ситуации даже этого могло не хватить, так как критически важным становился фактор времени. Чтобы упредить тех, кто захочет продвинуть на пост главы Адмиралтейства своего человека, - а кандидатов, по мнению Лизы, уже к завтрашнему утру будет не менее четырех, - встречу с Великим князем следовало организовать так быстро, как только возможно, то есть сегодня и не позднее девяти часов вечера.

«Кто не успел, тот опоздал, не так ли, господа?»

- Иди, Иван! – кивнула она Кенигу. – Время не ждет!

- Ты уверена, что именно сегодня и точно в девять? – спросил Иван, обернувшись к ней едва ли не с порога кабинета.

- Да, - твердо ответила Лиза, умевшая рассчитывать шансы так быстро, как мало кто другой.

- Хорошо, - кивнул адмирал. – Тогда это я тоже возьму на себя. В девять во дворце. Езжайте через Старый мост к Невским воротам. Там вечером свидетелей не будет…

«Свидетели есть всегда, - усмехнулась мысленно Лиза, - но, если мы опередим конкурентов, а мы их опередим, пусть потом хоть в газетах пропечатают! После драки кулаками не машут, ведь так?»

Как только за адмиралом Кенигом закрылась дверь, она вернулась к столу и сняла трубку с одного из трех телефонных аппаратов – черного. Эту линию проверяли по два раза в день, причем делали это не контрразведчики, - иди знай, какая вожжа ударит им под хвост на этот раз, - а доверенные люди из ее собственной охраны. По этому аппарату она разговаривала с ограниченным кругом лиц, чьи телефоны тоже не прослушивались. К слову сказать, это было ее личное «ноу хау»: посильный вклад советского инженера-электрика в себерскую НТР. Правда, пользовались этой новинкой пока только те, кого она выбрала сама, но, как известно, долго утаивать секрет производителя невозможно. Когда-нибудь кто-нибудь дойдет до этого своим умом. Впрочем, к тому времени сотрудники Особой Лаборатории Спецсвязи, которую Лиза создала в недрах Адмиралтейства, наверняка придумают что-нибудь новенькое.

Между тем, несколькими решительными поворотами диска Лиза набрала нужный номер и услышала длинный гудок вызова. Она приготовилась ждать, но абонент откликнулся уже на седьмом гудке:

- Иванов у аппарата.

- Здравствуйте, Егор Петрович! – поздоровалась Лиза.

- Здравствуйте, Елизавета Аркадиевна, - сразу же узнал ее Иванов. – Чем могу быть полезен?

- Эта линия не прослушивается, - сказала тогда она.

- Я здесь один, - Иванов понял ее правильно. – Говорите!

- Около часа назад умер Набольший боярин Адмиралтейства Ксенофонтов, - начала Лиза вводить Егора Петровича в курс дел. – Полагаю, наиболее разумным будет, если его заменю я. Смысл простой: коней на переправе не меняют. Но, если что-то предпринимать, то делать это надо прямо сейчас. Мне организуют встречу с Великим князем сегодня в девять вечера. Нужно, чтобы во встрече участвовал Главком Гаврилов, и чтобы он поддержал мою кандидатуру.

- Имеете в виду Василия Тимофеевича? – уточнил Иванов.

- Да.

- Понимаю. Что-то еще?

- Было бы замечательно, если бы Давид Моисеевич переговорил на эту тему с премьером Коноваловым. Вячеслав Никонович относится ко мне положительно, и знакомы мы давно, но ему может не хватить решительности.

- Что насчет Главковерха? – По-видимому, никаких проблем с Коноваловым Иванов не предвидел, и поэтому сразу же перешел к последнему пункту программы.

- С князем Кропоткиным я переговорю сама. Думаю, он согласится с тем, что со мною ему работать будет легче, чем с кем-нибудь другим.

- Да, возможно, - согласился Иванов. – Я перезвоню вам через час.

- Спасибо, Егор Петрович!

- Не за что, - на полном серьезе ответил «Господин посредник». – Одно дело делаем.

И он ее ожиданий не обманул. Перезвонил уже через час и сообщил, что «колеса крутятся», а еще через два часа Лиза узнала, что, во-первых, командующий Флотом поедет с ней к князю Загоскину и поддержит ее кандидатуру. Во-вторых, не вовремя приболевший премьер Коновалов телефонирует князю Загоскину и настоятельно рекомендует ему кандидатуру адмирала Браге. И, наконец, в-третьих, вечером в резиденцию Великого князя вместе Елизаветой Аркадиевной поедет господин Кокорев.

«Ну, вот и все! – подтянулась Лиза, услышав новости. – Быть по сему!»

К этому времени она успела переговорить с Главковерхом и еще несколькими важными людьми, а Кениг добился поддержки двух наиболее активных лордов Адмиралтейства: адмирала Тимофеева, отвечавшего за подготовку и проведение больших операций, и адмирала фон Торна, ведавшего кадровым управлением Флота. Так что подготовка и этой, - ее личной, - операции прошла без сучка и задоринки. Оставалось лишь поехать к Загоскину и реализовать задел раньше, чем очухаются ее конкуренты…

Наскоро пробежавшись по всем пунктам повестки дня, Лиза сообразила, что все-таки упустила один, - пусть и не самый важный, но имеющий определенное значение, - момент. Негоже ей появляться у Великого князя в чисто мужской компании. Слишком разительный будет контраст. Надо бы разбавить делегацию еще хотя бы одним женским лицом. И такое лицо у нее на удачу имелось и находилось, что называется, в шаговой доступности.

- Варя! – сказала она в трубку, как только услышала «Бекетова у телефона», - мне срочно нужна твоя помощь.

- Слушаю и повинуюсь, ваше превосходительство! - хихикнула в ответ крестница.

- Живот у тебя как, торчит уже или еще не очень? – спросила, тогда прямо.

- Пополнела немного, - удивленно ответила на вопрос Варвара. – Но все в пределах нормы. Мундир сидит, как влитой, хотя и тесноват, если честно.

- Тогда так, - не позволила ей шалить Лиза, - сегодня вечером ты сопровождаешь отца на встречу в Великокняжеском дворце. Кстати, информация это секретная и разглашению не подлежит. Поняла?

- Так точно!

- Тогда, идем дальше. Дресс-код а-ля «деловой стиль для особых случаев». Компреву?

- Уи, мадам адмирал.

- Надень самый изысканный свой костюм и самые дорогие бриллианты или что там у тебя есть на такой случай, но!

- Но? – поддержала ее Варвара.

- Добавишь ко всем этим роскошествам ленту с «Себерским крестом» и бантом «Святого Михаила».

- Может быть, тогда, лучше в форме? – засомневалась крестница.

- Не лучше! – остановила ее Лиза. - Ты идешь с отцом, а не со мной. Это тебе ясно?

- То есть, я представитель семьи Кокоревых?

- Ты представитель военно-промышленного пула.

- А можно спросить, зачем?

- Можно, - усмехнулась Лиза. – Мне, понимаешь ли, нужно разбавить чисто мужскую компанию еще одним женским лицом…

- Ага, - сказала на это Варвара. – И лицо вам нужно зачетное, и чтобы с вами напрямую не ассоциировали, и чтобы про мой немереный героизм не забывали. Это так?

- В точности до запятой! – подтвердила Лиза и, обговорив наскоро время и место встречи, дала отбой.

Теперь только пойти и дожать, и пусть потом все, кому не лень, кулаками машут. После драки – не возбраняется…

Мировая война официально завершилась 20 февраля 1957 года так называемым Римским миром. Именно в этот день в столице Римской республики был подписан меморандум о прекращении военных действий. Его подписали с одной стороны Себерия, Пруссия, Бавария, Хазария, Сибирское ханство и Тихоокеанский союз, а с другой - Королевство Великобритания, Франкская республика и две империи, Цинская и Ниппонская. По результатам войны, ни Цинская, ни Ниппонская империи не получили никаких территориальных приобретений, а Манчжурия и Земля Хабарова наравне с Якутским царством, Сибирским ханством, республикой Хазария и Киевом объединились с Себерией в единое союзное государство – Евразийский Союз. С карт Европы исчезли три государства – Швеция, Дания и Польша. Швеция вошла в состав республики Себерия, Дания была поглощена Пруссией, а территория Польского королевства была разделена между королевством Пруссия, Киевской республикой и республикой Себерия. Великобритания и Франкия эту войну проиграли, но, как всегда, вышли из воды сухими.

Адмирал флота кавалер ордена «Полярная Звезда» княгиня Виндавская Елизавета Аркадиевна Браге-Рощина была назначена Набольшим боярином Адмиралтейства республики Себерия 12 апреля 1955 года и оставалась на этом посту следующие двадцать три года. В 1978 она вышла в отставку.

Вице-адмирал посадник Виктор Ильич Якунов-Загородский в течении многих лет занимал должность начальника Военно-Технического управления Адмиралтейства и вышел в отставку в 1986 году с должности заместителя главкома Флота. Женат на боярыне Анастасии Георгиевне Селифонтовой, у пары трое детей.

Капитан-лейтенант Варвара Авенировна Бекетова-Шкловская вышла в отставку в 1958 году, став членом совета директоров товарищества «Заводы Кокорева». В 1964 году после смерти своего отца она возглавила военно-промышленную империю Кокоревых и до сих пор остается бессменным председателем ее совета директоров. Замужем за контр-адмиралом Олегом Исааковичем Шкловским, у пары двое детей.