Ее превосходительство адмирал Браге

Эпилог

Проснулась рано, но в этом, в сущности, не было ничего нового. Можно сказать, всю жизнь так: три-четыре часа сна, и все. Пять, если напилась или предавалась перед сном половым излишествам. Но это, увы, давно уже неактуально. В девяносто лет не только тело, но и голова работает как-то иначе, чем в тридцать или даже в пятьдесят. Впрочем, она и в шестьдесят была все еще ничего, и для себя любимой, и для не менее любимого генерал-полковника Рощина. Но все это теперь в прошлом, и бог с ним!

Лиза встала с кровати, - валяться в постели ее давно уже отучили жизненные обстоятельства, - сделала зарядку, приняла душ, оделась в повседневную «полевую» форму без знаков различия и вышла к завтраку. Анна Николаевна – единственная ее помощница и «слуга за все», - подала овсянку, которую, наплевав на рекомендации врачей, Лиза ела с маслом, ордынской курагой и черным изюмом из Хазарии, яйца вкрутую – сплошной холестерин, - ветчину, маринованные огурчики и черный хлеб. Запивала она все это водой, но закончила завтрак традиционной чашкой крепкого черного кофе и сигаретой.

Пока сибаритствовала, к газетам и почте не прикасалась, думала о своем, «о девичьем», и мысли эти то и дело соскальзывали на одну крайне неприятную для нее тему – на торжественное заседание в Адмиралтействе, назначенное на пять часов вечера, и на запланированное продолжение банкета, с фуршетом, музыкой и славословиями. Лизе этот праздник был ни к чему. Лишнее напоминание о бренности всего сущего и скоротечности жизни. Однако и отказаться нельзя. Девяносто лет адмиралу Браге-Рощиной – это вам не фунт изюма. Флот в своей почти нервной ажитации скорее уж похоронит ее с помпой, - и, разумеется, из лучших побуждений, - чем согласится на отмену заявленных торжеств. Так что придется надевать мундир с иконостасом и переться под софиты. Но все это позже, а пока…

- Анна Николаевна, голубушка, - попросила Лиза, пересаживаясь в кресло у журнального столика, - сварите мне, пожалуйста, еще одну чашечку кофе. В качестве исключения, что скажете?

- Коньяка налить? – улыбнулась женщина, понимавшая, верно, что творится в душе у старого адмирала. – В качестве исключения.

- Да, - благодарно кивнула Лиза. – Я тогда, с вашего позволения, Анна Николаевна, и сигарету внеплановую выкурю.

- Ни в чем себе не отказывайте, Елизавета Аркадиевна, - еще раз улыбнулась женщина. – Кофе будет через пять минут.

«Вот же жизнь!» - грустно усмехнулась Лиза, рассматривая свое «сегодня» из глубины своего прошлого.

И в самом деле, жизнь у нее сложилась причудливо, но, в целом, грех жаловаться, - только конец подкачал, но это, впрочем, как у всех. Все люди смертны, а некоторые, как, например, сама Лиза, смертны неоднократно. Была она когда-то молодой, и сразу в двух лицах. Потом умерла. Затем воскресла, и, став кем-то другим, - самой собой, если иметь в виду ее нынешнюю, - прожила яркую насыщенную событиями и прочим всем жизнь. По-первости, чудила. Не без этого. Тогда было много секса и алкоголя, и даже наркотой, - был грех, - забавлялась, что при ее прошедшем колдовской апгрейд организме ни разу не проблема, не то, что у других людей. Гордится нечем, но из песни слов не выкинешь. Правда, и жила на всю катушку: Африка, Лемурия, две войны… Рисковала, воевала, дралась не на жизнь, а насмерть…

Потом все-таки остепенилась. Но это уже после Техасско-Мексиканской кампании. Вышла замуж и родила полковнику Рощину двух сыновей. Однако в домашнюю клушу не превратилась. Избралась в Сенат, и пошло-поехало, но гулять, что характерно, перестала, как, впрочем, и пить. Выпивала, естественно, как продолжает делать это и сейчас, но, зная меру, и Рощину ни разу не изменила ни до его смерти, ни после. А ей, к слову, было тогда всего лишь семьдесят три, что при ее здоровье, то же самое, что у других – пятьдесят. Но нет. Не нашла необходимым, хотя кто б ее первого лорда адмиралтейства в чем упрекнул. Не посмели бы! Однако к тому времени она твердо знала, что, если любишь, все остальное побоку. Да и не главное. Без водки и блуда ее жизнь все равно была такой, что, с одной стороны, расскажешь кому, слюной от завести изойдут, а с другой – и упрекнуть себя не в чем. Работала на благо родины, служила ей, сражалась за нее. А теперь что? Финита ля комедия?

Девяносто лет – это даже при ее двужильном организме глубокая старость. Да и чего уж там – «износ механизмов» налицо. Участились болевые приступы и обнаруживалась, временами, некая непрошенная слабость в членах. Пришли болезни. Лет пятьдесят ничем не болела, не считая последствий давних уже ранений, а тут сразу вдруг: ни одно, так другое.

«То понос, то золотуха, - грустно усмехнулась в душе, вспомнив недавнее воспаление легких, воспоследовавшее за обычной, на первый взгляд, простудой. – Да уж, старость – не радость».

И еще одно, но принципиально важное обстоятельство. У разных людей по-разному, разумеется, но Лизу буквально убивало возникшее однажды и не желавшее покидать ее чувство одиночества. Муж умер, как и большинство старых друзей, а те, кто еще жив, и сами превратились в немощных стариков и старух. Дети давным-давно выросли. У них своя жизнь, свои взрослые дети, приходящиеся ей внуками. Да у нее и правнуки уже есть, - так что, есть чем гордится, - но, с другой стороны, она в их жизни, так уж вышло, занимает слишком мало места.

Не то, чтобы они ее не любили, любят. Ее все, вроде бы, любят, даже дети и внуки приравненных к близкой родне Виктора и Варвары, но ни у кого из них нет на нее времени. Варвара, вернув себе по завещанию отца фамилию Кокорева, возглавила, оттеснив братьев, всю их промышленную империю, а адмирал Якунов-Загородский и сам уже лорд Адмиралтейства. Этим двоим и без Лизы дел хватает. А вот она-то как раз и осталась не удел. Засела сычом в своей Кобоне – внутри оставленного людьми музея, - и строчит мемуары и монографии о применении Флота в бою. Но и это уже надоело: сколько можно писать? Но что ей еще остается? Гулять по лесным тропинкам, смотреть всякую фигню по дальновидению, читать… Еще она изредка посещала театры и концерты. Одевалась в штатское, - хотя ее обычно все равно узнавали, - и сидела в ложе, не желая выходить в фойе, где пришлось бы общаться с чужими и, по большому счету, совершенно неинтересными ей людьми.

- Ваш кофе, адмирал! - Это вернулась Анна Николаевна.

Принесла кофе, коньяк и пепельницу. Выставила все это на журнальный столик, но уходить не спешила.

- Там, - кивнула она себе под ноги, подразумевая первый этаж, - посетители объявились. Просят принять.

- Скажи, что я умерла, меня нет дома и, вообще, я никого не принимаю.

Все свои приходят без приглашения и не спрашивая разрешения. Для тех же, кто не так близок, дорога в Кобону начинается с телефонного звонка.

- Сказали, что вы их не знаете, однако, возможно, помните некую Марию Ивановну Бессонову, - дополнила свое сообщение помощница. - Они, мол, ее друзья и действуют по ее рекомендации.

«Бессонова? – поразилась услышанному Лиза. – Машка?! Но как?»

И в самом деле, как? Тропа закрылась без мало сорок лет назад и, как было обещано, навсегда. Это она и сама чувствовала. И вдруг привет.

«А что, если провокация?»

О Маше знал Кениг, но мог ли он кому-нибудь что-нибудь рассказать? Впрочем, знали и другие. Варвара, Виктор, Иан, экипаж «Звезды Севера»…

«Слишком много слишком разных людей…»

- Пригласите, - решила Лиза. – И спросите их, пожалуйста, не желают ли чего-нибудь выпить. Коньяк, кофе. Впрочем, сами знаете.

«Посмотрим, - сказала она себе, отдав эти распоряжение. – Поглядим, послушаем…»

Гости появились буквально через пять минут. Невысокий кряжистый господин лет сорока отроду с легкой сединой на висках и внимательными глазами «неравнодушного к чужим секретам» человека и при нем идеальная блондинка. Просто эталон, можно сказать. Вот только Лиза на эти невинные голубые глазки, точеную фигурку и безукоризненную молочно-белую кожу не повелась. Блондинке на вид было лет двадцать, но Лиза своим шестым чувством ведьмы сразу ухватила главное: дамочка гораздо старше, чем кажется, и ключевое слово здесь «гораздо». А еще она великолепный боец. То есть, и мужчина – крайне опасный тип, но женщина, притворяющаяся девушкой, – именно, что спец, заточенный под силовые операции.

«Любопытная пара…»

- Разрешите представиться, - уважительно, но без лишнего пиетета, чуть поклонился мужчина, - Кержак Игорь Иванович, моя жена, - повернулся он к женщине, - баронесса Кээр.

- Тата, - представилась блондинка.

- Баронесса Кээр, - кивнула Лиза, - а вы, Игорь Иванович?

- Тоже барон, - улыбнулся он. – По жене.

- Мило, - прокомментировала Лиза эту несуразицу. - Стало быть, баронесса, вы предлагаете называть вас Татой?

- Так точно! – очень по-строевому ответила женщина и тоже улыбнулась. Хорошо улыбнулась и сразу, словно бы, преобразилась. И уже не боец, вроде бы, и не опасна, как какая-нибудь вольно гуляющая пантера, а тихая милая девочка –натуральная блондинка. Лет восемнадцати-девятнадцати отроду, никак не больше.

«Любопытные гости!»

- Садитесь, пожалуйста, - указала Лиза на диванчик, стоящий по другую сторону журнального столика. – Я Елизавета Аркадиевна Браге-Рощина. Вы хотели меня видеть, и вот вы здесь. Итак?

- Маша просила меня передать вам это, - сказала женщина и протянула Лизе конверт.

Конверт, как конверт. Ничем особым не примечательный. Без надписей и печатного орнамента. Просто плотная белая бумага, сложенная и склеенная в форме конверта. Лиза повертела конверт в руках, открыла и достала из него фотографию. Это была одна из тех, которые она отдала Марии, когда та навсегда уходила отсюда, из этого мира и из этого дома, только не из гостиной, а из Лизиного кабинета.

- Что ж, объяснитесь, - сказала, рассмотрев себя, какой она была сорок лет назад. – Как к вам попал этот снимок? Откуда вы знаете Марию и заодно, кто вы сами и откуда?

- Начнем с конца, - предложил мужчина. – Но хорошо бы без свидетелей.

- Сейчас моя помощница принесет вам кофе и коньяк, и можно будет закрыть двери.

Ей стало действительно любопытно, что это за люди, поскольку, побыв рядом с ними всего пару минут, Лиза уже знала, что на них особым образом реагирует ее афаэр. Тридцать семь лет был просто украшением, которое она носила на груди вместе с нательным крестом, и вдруг – нате вам, - ожил. Сейчас, в присутствие этих людей. И хотя Лиза не знала, - а гадать тут бессмысленно, - как им удалось пройти через барьер, но факт: они пришли откуда-то «оттуда». С той стороны. Знать бы еще из какого именно мира. Из ее или Машиного?

«Что ж, я могу и подождать…»

Между тем, Анна Николаевна принесла поднос с кофейником и бутылкой коньяка и оставила их наедине.

- Угощайтесь и рассказывайте, - Лиза встала, прошла к дверям и заперла их на ключ. Затем задернула шторы, чтобы наверняка исключить возможность подслушивания, и вернулась в кресло.

- Может быть, зашторить также окно? – предложила блондинка.

- Не нужно, - отмахнулась Лиза. – Неоткуда там наблюдать, а, если кто-нибудь все-таки полезет, сработает сигнализация. Я же до сих пор секретоноситель, хотя грош цена этим моим секретам. Сколько лет, как в отставке. Итак?

- Что ж, - кивнул мужчина, - как я и обещал, начнем с конца. Это королева Нор.

И едва он произнес эти слова, в воздухе над столом возникло объемное изображение молодой рыжеволосой женщины. Красивой и едва ли не полностью обнаженной, такое на ней было надето, с позволения сказать, платье. А вот драгоценностей на ней, на вкус Лизы, было многовато, хотя, правду сказать, камни были, как на подбор крупные, да и все эти «кольца-серьги» были хорошей работы. Однако делали их не на Земле, это Лиза сразу поняла. А еще она достоверно знала, что такой техники ни у кого здесь пока нет. Голография, но такого качества и при абсолютном отсутствии соответствующих приборов – это технологии завтрашнего дня. Или даже послезавтрашнего.

- А вот и ваша подруга, Мария Ивановна Бессонова.

Рядом с рыжеволосой красавицей возникла вторая женщина. Платье у нее было скромнее и драгоценностей поменьше, но важно другое, это была Маша, и она выглядела именно так, как ее запомнила Лиза.

«Может, оттого она и не пришла сама, - подумала Лиза, рассматривая старую подругу. – Не хотела меня смущать, да и сама огорчаться не пожелала».

Между тем, изображение ожило, хотя и без звука. Женщины разговаривали, стоя перед прозрачной стеной, за которой лежал космос и освещенная солнцем Земля размером с полную Луну. Красиво и в меру фантастично. Похоже на кино, но, скорее всего, это все-таки не постановочная сцена.

- Когда была сделана эта запись? – Как ни старалась держать себя в руках, а голос все-таки предательски дрогнул. Возраст берет свое, и с этим уже ничего не поделаешь.

- Полтора года назад, - ответила блондинка и сама появилась в кадре.

На этот раз она была одета в какой-то странный мундир, явно сшитый из натуральной кожи, но при этом не декоративный, - это Лиза поняла сразу, - а настоящий.

- Съемка произведена на борту космического крейсера «Вашум», - продолжила блондинка отвечать на Лизин вопрос. - Я взяла эту запись, потому что она единственная, где мы появляемся втроем. Королева Нор, Маша и я.

- Какое у вас звание, Тата? – задала тогда Лиза уточняющий вопрос.

- Я меч королевы, - ответила блондинка и пояснила, увидев, что Лиза ее не поняла:

- Мечи – это нечто среднее между гвардией и членами ее клана. У королевы Нор нас двести, и я восемнадцатый меч, то есть вхожу в первые тридцать. Мы умрем последними, когда рядом с королевой не останется уже никого другого. Мы ее последний щит и последний меч. И, естественно, мы первые в дни мира.

- И где же правит ваша королева? – Этот вопрос напрашивался, вот Лиза его и задала.

- В Аханской империи[154], - ответил Кержак.

- Королева, но не императрица…

- Да, - подтвердил мужчина. – На данный момент в империи она местоблюстительница престола. Править со временем будет ее дочь, но пока она слишком мала. Ей всего три года, так что у нас регентство.

- То есть, своего королевства у нее нет? – уточнила Лиза.

- Отчего же, - удивился Кержак, - есть. Планета Ойг. Это королевство народа гекх, к которому принадлежит так же моя супруга.

- А вы? – Лиза «поймала ветер» и теперь уверенно держала курс.

- Я землянин, Елизавета Аркадиевна, но не отсюда, не из вашего мира, а из другой реальности.

- И вы военный?

- Там и тогда я был разведчиком. Внешняя разведка, если вы понимаете, о чем идет речь. А у королевы я занимаюсь всем понемножку: разведка, контрразведка, специальные операции. Что же касается звания, то на своей Земле, в Советском Союзе и позже в России, я был генерал-майором. Сейчас что-то вроде генерал-полковника.

- Сколько же вам лет?

- Восемьдесят один.

- А выглядите максимум на сорок.

- Хотите помолодеть? – прямо спросила женщина. – Это возможно. Девочкой, разумеется, уже не станете, - в детство возврата нет, - но тридцатилетней женщиной или даже моложе, – вполне. И при том здоровой женщиной, без тех болезней, что есть или могут случиться у вас в ближайшее время. Даже шрамы можно будет убрать, если захотите. Технология позволяет.

«Знает про шрамы, - отметила Лиза, - и, по ощущениям, говорит правду. И предложение, что и говорить, звучит весьма соблазнительно».

- Но не здесь? - на всякий случай спросила она вслух, хотя ответ был очевиден.

- Не здесь, - подтвердил мужчина.

- Технология, верно, недешевая… - Лиза как бы размышляла вслух, но ее интересовало, зачем она им понадобилась, вот и задала вопрос, замаскированный под «мысли вслух».

- Недешевая и, увы, не для всех. У нас, Елизавета Аркадиевна, не коммунизм, - продолжил объяснения Кержак. - Даже не социализм, а махровый феодализм, хотя и с человеческим лицом, - усмехнулся он какой-то своей мысли. - А теперь, если позволите, я отвечу на вопрос, который вы пока не озвучили. Почему вы?

- Да, - кивнула Лиза.

- Во-первых, потому что за вас попросила Маша, - кивнул Кержак на голограмму. – А во-вторых, мы сейчас начинаем, так сказать, реконкисту. У нас в империи случился, знаете ли, переворот плюс война. Император погиб, члены его семьи тоже. Все, кроме его дочери, но она на тот момент являлась всего лишь зародышем в животе королевы. И нам, не мне лично, но многим хорошо знакомым мне людям, включая моего бывшего начальника, пришлось уносить оттуда ноги. В общем, сейчас мы накопили достаточно сил, чтобы вернуться. И королеве нужны пилоты и флотские командиры. Корабли есть, экипажи набраны и проходят подготовку, но вот с адмиралами все обстоит не так просто. Мало их у нас, а вы, - нам об этом известно опять-таки от Маши, - и эскадрами командовали, и в Адмиралтействе много лет прослужили…

- Я командовала эскадрами воздушных кораблей, - возразила Лиза, приведя, как ей казалось, совершенно очевидный довод, - а вы, верно, о космосе говорите? О космических кораблях и эскадрах? Там же совсем другие знания требуются, не правда ли?

- Поверьте, знания не проблема, - кисло усмехнулся Кержак. – Уж я-то знаю. Сам начинал даже не с нуля, а с приличного минуса, и ничего – вписался. Проблема, как всегда, не в наличии знаний. Во всяком случае, не только в этом. Проблема - это талант и характер. У вас они есть, да и физиология, как я понял, непростая. Вы после омоложения много чего сможете, в том числе, и командовать эскадрой.

- Как вы прошли через барьер? – сменила тему Лиза. Она пока была не готова думать о таких невозможных вещах, как возвращение в строй, и все-таки уже начинала задумываться.

- Есть способ, - снова вступила в разговор женщина, и Лиза вдруг поняла, что говорят они не на местном русском, который себерский, а на том языке, на котором говорила когда-то в СССР инженер Лиза Берг. – Это кстати тоже повод. Королева знает, как по-настоящему перекрыть все существующие тропинки, но для этого сначала нужно отвоевать империю, поскольку центр управления этими тропинками… вернее, один из таких центров находится на Тхолане – нашей столичной планете.

- Подумать дадите или я, как секретоноситель, должна уйти с вами сразу сейчас или умереть на месте?

- Думайте, - пожал плечами мужчина. – Сегодня вы, в любом случае, должны присутствовать на вашем чествовании в Адмиралтействе. Юбилей, - тем более, свой собственный, - пропускать негоже. Дня три вас устроит?

- Да, - твердо ответила Лиза, мысли которой разбегались сейчас, как тараканы под лампочкой Ильича. Ей нужно было подумать. Успокоиться и обдумать поступившее предложение на трезвую голову. Впрочем, она понимала, что страшно хочет согласиться, благо и причин отказываться нет. Девяносто лет – серьезный возраст, старушка может и умереть.

- Хорошо, - кивнул Кержак, вставая, - тогда я позвоню вам через три дня вечером. Если ваше решение будет положительным, приготовьтесь заранее. Мы уйдем той же ночью.

- Багаж? – Ну не голой же отправлять в новую жизнь!

- Разумеется, - кивнул он. - Килограммов сто, но лучше не одним «сундуком», а несколькими, скажем так, чемоданами. Так нам будет легче.

На этом разговор закончился, и гости из иных миров покинули ее дом. Ни к кофе, ни к коньяку они так и не притронулись.

На чествование в Адмиралтействе собралась целая толпа зачетных стариков, из тех, разумеется, кто еще способен стоять, - пусть и с палочкой, - на своих двоих. Впрочем, двух адмиралов привезли в креслах-каталках, а ведь оба два были младше Лизы. Года на два, на три, как минимум. Но не у всех же такой организм, как у нее. И афаэра у них нет, так что негоже бахвалиться своим здоровьем. Она, на самом деле, и не хвасталась. Даже перед самой собой, не то, что перед другими. Напротив, ощущала в этой связи определенную неловкость. Взглянула на себя в зеркало, - не специально, а случайно, просто мимо проходила, - и увидела сухощавую высокую женщину. Старую – это да. Но не старуху, а именно женщину. Даже без брыльев, характерных для старых пилотов, неоднократно испытывавших большие перегрузки. Подтянутая, сохранившая осанку и вполне себе женский «рельеф». Если бы не лицо, - морщины, - седые волосы и старческие руки, могла бы и с молодыми посоревноваться. Но ни гордости, ни желания покрасоваться отражение в зеркале у нее не вызвало. Только чувство неправильности происходящего и неловкость, переходящую в стыд.

Потом она сидела в кресле, поставленном для нее с краю сцены в большом конференц-зале Адмиралтейства. Сидела, смотрела на зал, в котором собрался весь цвет Себерского Флота, не считая ее собственных родных и близких, и на выступающих, всходивших один за другим на трибуну, слушала панегирики[155], акафисты[156] и прочие осанны[157], - у кого уж там что получилось, - и думала о своем. Сидеть с бесстрастным лицом она умела. За годы службы научилась, не без этого. И сейчас, глядя на нее, никто не мог с уверенностью сказать, слушает она или нет, и куда именно смотрит через затемненные стекла своих очков в металлической оправе. И хорошо, что так. Поступившее предложение, - внезапное, нежданное и достаточно безумное, чтобы быть правдой, - требовало тщательного рассмотрения, анализа и осмысления, чем она сейчас на самом деле и занималась. Думала, взвешивала, решала.

Когда почти сорок лет назад Мария предложила ей уйти отсюда Туда, Лиза отказалась, не задумываясь. Не о чем там было думать, потому и не колебалась, о чем тогда же без обиняков и сказала Маше. У нее, дескать, семья, - муж и дети, - родня и друзья, и родина, которую она поклялась, между прочим, защищать. Так все и обстояло тогда, но прошли годы, и многое изменилось. Дети выросли и встали на крыло, и в ней они, по-всякому, уже не нуждаются. Своей головой живут, да и, вообще! Ей же девяносто. Помри сейчас, никто даже не удивится. Скажут, «Значит, время пришло». Погорюют, возможно. Всплакнут, но и только. Никаких греческих трагедий не предвидится. А в остальном… Помощи им от нее уже не требуется. Наследство она им оставит немалое, так что, наверное, быстро успокоятся и пойдут дальше.

Получалось, что нет у нее теперь причин оставаться. Но и вопрос сейчас стоял иначе: а стоит ли огород городить? И вот это был по-настоящему правильный вопрос.

«А оно мне надо?» – спросила она себя, привычно пропуская через фильтр ключевых слов «бу-бу-бу» со стороны трибуны.

Молодость – это ведь не только внешность и здоровье. Это еще и страсть… Так что вопрос касался, прежде всего, состояния души. Жива ли еще старушка? Сможет ли ожить? И горит ли в ней по-прежнему тот огонь, который так жарко пылал еще тридцать-сорок лет назад? Об этом она и думала у всех на виду под монотонное «бля-бля» положенных ей по статусу славословий. Думать ей это не мешало. Напротив, сказанные с трибуны слова, - «отважный и умелый пилот, энергичный и талантливый командир» и прочее в том же духе, - позволили ей заглянуть в себя так глубоко, как никогда прежде. И оказалось, что душа Лизы жива, - чего, впрочем, и следовало ожидать, - огонь не погас и сердце все еще тоскует без новых приключений. И ведь не для того же ее зовут на ту сторону, чтобы прибить или выбросить на свалку. Наверное, она им действительно для дела нужна, а что империя, короли и бароны, так ведь и в Себерии отнюдь не социализм. И ничего, не тошнит. Титулы вон носит, - баронесса и княгиня, - и статусом пользуется. Не стесняется, одним словом.

«Что ж, - решила она, вставая из кресла и выдвигаясь к трибуне, чтобы сказать ответную речь, - значит, решено. Мой ответ – да!»

Странная история и даже более того: насквозь подозрительная. Не может исчезнуть бесследно девяностолетняя женщина-адмирал. Но, по факту, именно это и произошло. Двадцать третьего января, - это, стало быть, всего через три дня после чествования в Адмиралтействе, - крестная отпустила свою служанку навестить родственников. Та отсутствовала в Кобоне ровным счетом десять часов: с одиннадцати утра, до девяти вечера. Вернулась на извозчике, вошла в дом, а там в прихожей на столике для почты пачка прощальных писем, и ни в доме, ни снаружи никаких следов адмирала Браге-Рощиной. Письма странные. С одной стороны, Елизавета Аркадиевна в них явным образом прощается, извиняется за причиненные неудобства и беспокойство, и все прочее в том же духе, а с другой стороны, нигде и намека нет на самоубийство или еще что, но и объяснений, с чего вдруг сорвалась и куда отправилась, тоже нет. Не ограбление, не убийство или похищение, ведь написала, - и явно не торопясь, - семь довольно длинных писем, включая письмо в Адмиралтейство. Вряд ли похитители могли заставить адмирала написать столько писем. Сомнительно и недостоверно, да и зачем бы им это? Но вместе с княгиней Виндавской исчезли все ее награды, примерно треть принадлежавших ей лично драгоценностей, несколько живописных полотен без рам, пара охотничьих ружей из ее богатой коллекции, два мундира и какая-то совершенно уже музейная одежда, которую она хранила едва ли не всю жизнь, типа кожаного реглана пилота палубной авиации, фантастического по откровенности бального платья или формы капитана гражданского флота: бутылочного цвета брюки-галифе, коричневые кожаные сапожки со шнуровкой и застегивающийся до горла темно-синий китель. Вообще, тщательный обыск дома показал, что Елизавета Аркадиевна собрала в тот день шесть больших кожаных чемоданов, сложив в них и часть своего архива, альбомы с фотографиями, любимые музыкальные пластинки, разнообразные сувениры и полтора десятка книг. Ну и личные вещи, разумеется, словно собиралась в долгое путешествие, только не известно куда, зачем и с кем. Поиски вокруг дома и в окружавшем его лесу ничего не дали, полицейские ищейки след адмирала потеряли сразу за порогом мызы. Вышла через заднюю дверь и исчезла, и спрашивается, кто помогал ей нести чемоданы? А за дверью, к слову сказать, площадка, вымощенная известняковыми плитами, и снега на ней нет уже вторую неделю, так что и следов, - даже если таковые имели место быть, - не найти.

- Скажи, Витя, ты думаешь о том же, о чем я? – повернулась к адмиралу Якунову-Загородскому невысокая худощавая женщина в шубе из чёрно-бурой лисы.

- Ты про то, что она ушла на «ту сторону»? - взглядом на взгляд ответил адмирал. Они стояли чуть в стороне от родственников и знакомых адмирала Браге, заполонивших старый дом в Кобонском бору, и обсуждали вполголоса первичный отчет следственного управления прокуратуры.

- Представляется логичным, - ответила Варвара Кокорева, доставая изящный дамский портсигар из тисненой испанской кожи. – Смущает только количество багажа. Одной ей столько не унести. Значит, или уходила не одна, или за ней кто-то пришел.

- Допустим, - согласился Виктор. – Но зачем? В чем смысл?

- Может быть, решила вернуться на родину…

- На какую такую родину? – нахмурился адмирал.

- Вот только не надо, Витя, делать из меня дуру, - поморщилась в ответ женщина. – Мы оба знали… Ну, пусть не знали, но догадывались. Вернее, я только догадывалась, а ты наверняка знал.

- Ты, о чем, Варвара? Знал? Откуда бы мне такое знать? Да и с чего ты, вообще, взяла, что Елизавета была оттуда, а не отсюда.

- Ладно, - согласилась Варвара Кокорева. – Могу объяснить, если тебе не надоели эти игры. Я, заметь, Витя, тридцать лет молчала, как воды в рот набрала. И сейчас не собираюсь делать никаких публичных заявлений. Но и за дуру себя держать не позволю. У меня, между прочим, должность не меньше твоей, а может быть, и больше.

- Хорошо, - кивнул Виктор, обдумав ее слова. – Давай поговорим. Ты первая.

- Про тебя я все поняла, когда мы были на той стороне. Понимаешь, Витя, чудес на свете не бывает, и то, что ты на их кириллице умеешь читать, я сразу догадалась. Ты же не агент разведки. Тебя никто не учил скрывать свои мысли и чувства.

- А тебя, значит, учили?

- Нет, не учили, но я женщина, а женщины, согласись, более внимательны к нюансам. Я тогда довольно быстро догадалась, что ты понимаешь их русский, умеешь читать, да и, вообще, многое из того, что мы увидели, вроде бы, впервые, тебе было уже знакомо. Я только не понимала, как это возможно, но со временем у меня возникла одна любопытная гипотеза. Ты же знаешь, что Елизавета была знакома с Мари Нольф?

- Разумеется, - подтвердил Виктор.

- Я как-то заинтересовалась работами этой женщины. Прочла одну книжку… Из-за Елизаветы, кстати, прочла. Очень уж хотелось понять, что там тогда произошло в Африке. Вот и стала читать.

- О яруба?

- О них, - кивнула Варвара. - Так вот у них, я имею в виду народ яруба, есть легенда о переселении душ. Сильная душа из одного мира, - а яруба верят, что миров таких много, во всяком случае, больше одного, - способна преодолеть Великий Барьер и заместить душу умирающего человека в другом мире. И в тот момент, когда это случается, смерть отступает, и для тела наступает новая жизнь. И как-то мне вдруг стали понятны все те странности и неувязки в жизни Елизаветы, о которых я, вроде бы, всегда знала, но на которые отчего-то никогда не обращала внимания.

- Приведи пример.

- Да хоть три. Ты у нас, Витя, универсал, потому что, прежде всего, пилот-испытатель, а вот я всегда была только истребителем. Я бы с крейсером в жизни не справилась, да и не захотела бы, наверное. Я оттого и в отцовское дело вошла, что поняла, летать на истребителе мне больше не позволят.

- А как члену совета директоров «Авиационных заводов Кокорева» тебе и спрашивать никого не надо было. Летай на чем вздумается и сколько влезет. Аэрополе твое, машины тоже твои…

- И это тоже, - согласилась Варвара. – Но я сейчас о другом. До того боя в районе Опочки, Елизавета, если судить по ее поведению и по воспоминаниям сослуживцев – пилот истребителя, и только. Их тогда в Академии конечно не готовили исключительно для штурмовой авиации, но по факту с окончания курса уже лет десять прошло. Карьера истребителя, потом тот бой с польским тримараном и кома. И обрати внимание. По первому впечатлению всех присутствовавших, она тогда разбилась насмерть, - да и по логике вещей так выходит, - но неожиданно ожила. И уже через полгода после выхода из комы пилотирует крейсер. И хорошо пилотирует.

- Не криминал, - пожал плечами Виктор.

- А то, что женщина, которая кроме летного комбинезона и мундира ничего другого из одежды просто не признавала, вдруг увлеченно занялась модными шмотками и драгоценностями, тебя не удивляет? Стильная, неожиданно похорошевшая и, скажем прямо, раскованная до неприличия – это, Витя, совсем не та Елизавета Браге, какой она была до того рокового боя. Она даже с матушкой твоей жены накануне ее свадьбы с Григорием Бергом переспала!

- Это ты точно знаешь? – поморщился адмирал, явно неприятно удивленный этими откровениями.

- Спроси Настену, она подтвердит.

- И что ты думаешь? Считаешь, что случился переход?

- Думаю, что так и случилось. А потом открылась тропка, по которой ходила ее подруга. Ты же помнишь Марию?

- Ну да, ну да…

- Твоя очередь.

- Ладно, - согласился Виктор, - но ты же понимаешь…

- Строго между нами, - пообещала Варя.

- Тогда, так, - адмирал тоже достал портсигар, тяжелый, серебряный с черненым рисунком и монограммой. – Тело принадлежало мальчишке-беспризорнику. Лет шести, полагаю, ибо точно не знаю. Он замерз насмерть, так что твоя догадка по сути верна. Но, по-видимому, у всех по-разному. Мне Елизавета ничего толком не рассказала, но мы с ней, как раз перед нашим с тобой походом на ту сторону, объяснились. Случайно вышло. Я какое-то не то слово сказал, вот она и поняла. Знаю только, что она себя прежнюю помнила и там, и здесь. Но считала, что она уже ни та, и ни другая. Новый человек. А вот я себя прежнего толком не помню. Здесь умер, но, похоже, и там умер. Характер, опыт, язык – это осталось, но того, кем я был на той стороне не помню. Совершенно новый человек, и здесь я с шести лет. Сама понимаешь.

- Но Мария переходила оттуда сюда и даже вещи с собой носила. Лекарства мне тогда принесла…

- Была тропа, - кивнул Виктор, закуривая. – Но потом ее закрыли.

- Значит, снова появилась возможность, - пыхнула сигаретой Варвара.

- Допустим, - согласился Виктор, - но зачем? Если решила умереть на родине, то столько вещей брать бы с собой не стала.

- Если только ей не пообещали вернуть молодость…

- Понимаю. Мария явно была в ту пору не младше Елизаветы, а выглядела, как молодая.

- Вот-вот, - поддержала Варвара. – И они на восемьдесят лет впереди. Новые технологии могли появиться… Но это значит, что ее позвали летать или, по минимуму, командовать.

- Там нет воздушных кораблей, - возразил Виктор.

- Зато наверняка есть космические.

- Ну, что ж, - пожал плечами Виктор. – Выглядит логично, но полагаю правду мы уже никогда не узнаем.

- Да и бог с ним! – отмахнулась Ара. – Я только надеюсь, что все так и обстоит. Елизавета заслужила, как мало кто другой.

- С этим не поспоришь, - вздохнул Виктор. – Дай ей бог удачи!

Конец

Август 2020 – Июнь 2021