Дьявольские близнецы

Глава 14. Ночная птица

Светлана извелась в ожидании судебного заседания об усыновлении. И Павла задёргала. Говорила только о девочках. Какие они необыкновенные и красивые. Что она, ещё толком не зная их, любит до безумия. Одну из комнат Светлана решила полностью отремонтировать и превратить в детскую. Жена наняла рабочих, и те поклеили стены новыми обоями с забавными зверушками. Полы застелили толстым ковром, который скрадывал шаги. Были куплены кроватки с кружевными балдахинами, как для маленьких сказочных принцесс. Она то и дело таскала Павла в «Детский мир» и в «Дом игрушки», где он под её руководством покупал бесчисленные распашонки, крошечные ползунки и погремушки. Павел вразумлял жену, напоминал, что дети очень быстро растут. Но материнский инстинкт, проснувшийся в Светлане, требовал, чтобы у дочек было всё самое новое и лучшее. Павел устал бороться впустую и перестал обращать внимание на прихоти жены. Пусть она тешится, лишь бы была счастлива. Сам он, как ни пытался почувствовать хоть слабое подобие любви к младенцам, кроме безразличия не чувствовал ничего. Хотя нет. Сказать честно, дети смущали его, вызывали некое беспокойство. Он не представлял себе, как будет сдерживать эмоции перед женой и не показывать истинное отношение к ним, когда малышек после судебного постановления отдадут ему и Светлане. И виной тому был разговор двух женщин в роддоме, подслушанный им случайно.

...В тот день он измучился, торопя ночь. Светлана не должна ни о чём подозревать. Ему не терпелось уединиться и проштудировать домашнюю библиотеку в поисках странного слова, произнесённого подвыпившей акушеркой. Поначалу он тоже не обратил внимания на разницу между «подкидышем» и «подменышем», но потом его осенило. Менять и кидать – ведь это совершенно разные действия. Но в чём подвох в таком мене, кого на кого поменяли? Ведь девочек просто напросто подбросили к окну роддома. Павел всю голову сломал, обдумывая этот вопрос. Светлана же, возбуждённая поездкой и обилием эмоций, никак не укладывалась на ночь и почти раздражала его своей жизнерадостностью. Наконец, после долгих утомительных для Павла разговоров о будущей счастливой жизни и быстротечного секса, не доставившего ему особого удовольствия, Светлана уснула. Павел полежал ещё минут пятнадцать рядом с женой, давая ей перейти в фазу более крепкого сна. Затем потихоньку выскользнул из супружеской постели. Он плотно закрыл дверь в спальню и в темноте прокрался в бывший некогда кабинет отца, ставший после его смерти убежищем Павла. Здесь он занимался, читал научные труды по эмбриологии и генетике. Здесь он, словно улитка в раковине, скрывался несколько долгих месяцев от укоризненных взглядов жены, когда она потеряла двойню из-за его измены.

Павел обожал эту комнату. Всё в ней было расставлено его рукой. Он не позволял Светлане даже убираться в кабинете. Не от того, что боялся, что жена обнаружит какой-то компромат. Просто он считал, что у каждого человека должно быть своё личное пространство, хранящее отпечаток его индивидуальности. На массивном письменном столе всегда царил идеальный порядок. Окно скрывали плотные бархатные портьеры густо бордового цвета. Две стены помещения, противоположные друг другу, полностью занимали книжные стеллажи. На полках с одной стороны можно было найти художественную литературу на любой вкус, на другой стороне расположились энциклопедические тома, медицинские справочники, анатомические атласы и научные труды. Книги начал собирать ещё прадед Павла, работавший земским врачом. Затем дед, погибший в сорок пятом под Берлином. Он был военным хирургом. Семейную династию и пополнение библиотеки продолжил отец Павла. Теперь и сам Павел готовился стать врачом и использовал любую возможность для увеличения домашнего библиотечного фонда.

Павел призадумался. Коллега Алевтины вскользь обмолвилась о сказках. Что бы это значило? Причём здесь сказки? С самой верхней полки Павел выудил толстенную книгу о фольклоре и открыл её на оглавлении. Он пробежался глазами по списку и вздрогнул. Одна из статей так и называлась: « Подменыши в сказках разных народов». Павел вдруг почувствовал дурноту. Он положил книгу на стол, хотя внутри него бушевало жгучее желание немедленно прочесть о неведомых сказочных персонажах. Старясь успокоиться, он решил покурить в открытое окно. Обычно дома он не баловался табаком. Светлана ненавидела запах дыма. Но жена ничего не унюхает. Спит она крепко, да и покурит он в открытую фрамугу.

Павел подошёл к окну, отдёрнул штору и отшатнулся от неожиданности. По ту сторону стекла на дождевом отливе сидел огромный чёрный ворон и буравил его взглядом. Птица казалась неправдоподобно большой. Ворон сидел боком. Его глаз, видимый Павлу, был жуткий: ярко жёлтый с узким вертикальным зрачком. Павел никак не мог вспомнить, какую форму имеют зрачки птиц. От испуга знания по зоологии начисто вылетели у него из головы, впрочем, как и все остальные. Стряхнув оцепенение, Павел резко взмахнул рукой. Ворон не шевельнулся и всё так же пристально разглядывал его. Павлу совершенно расхотелось курить. Он нервно задёрнул шторы, чтобы не видеть мерзкую птицу. За окном стояла тишина. Павел вернулся к столу, взял книгу и открыл на нужной странице. Вскоре чтение настолько захватило его, что он на время позабыл о странном пернатом госте.

Оказалось, издавна в фольклоре множества народов существовала вера в «подменышей». Люди считали, что если ребёнок мало ест или, наоборот, прожорлив, много плачет и выглядит необычно, то его подменила нечистая сила. Отсюда и родилась метафора, которую используют по сей день, не задумываясь, откуда она произошла. «Его как будто подменили!». Подменили обычное человеческое дитя на порождение нечистой силы. Обычно подменыши были худые, бледные с пронзительным взглядом тёмных глаз. Они не умели говорить и отличались злобным нравом. В русских деревнях считалось, что подменыша следует избивать. Тогда богинки вернутся, заберут уродливого младенца, а вместо него оставят настоящего ребёнка. Только дети, побывавшие у нечистой силы, потом долго не жили. Почти до начала XX века, матери, которые убивали собственных детей, оправдывающие это жуткое деяние тем, что якобы избавлялись от подменышей, в общественном мнении не воспринимались, как преступницы. Матери достаточно было объявить окружающим, что ее ребенок украден нечистой силой, а вместо него в колыбель подложили подменыша. Её не только не осуждали, даже жалели. Такой младенец не воспринимался, как человек.

Девочки, подброшенные в роддом, были совершенны, словно маленькие ангелочки. Единственное, что напрягало, это их взгляд. Казалось, что они видят человека насквозь – все его мысли и переживания. Что перед ними ты остаёшься беспомощный и нагой, уязвимый и беззащитный. Но они абсолютно не подходили под описание жутких младенцев, оставляемых лешими, русалками или другими демоническими созданиями.

« Господи! У меня совсем ум за разум зашёл! – опомнился Павел. – Какая ещё нечисть в современной Москве? Мало ли что привиделось допившейся до чёртиков бабе. Может, она сама причастна к смерти девушки в ту ночь? Травила её, тиранила. Оскорбляла как-нибудь или сплетни распускала? Молодые такие впечатлительные. А если у девчонки давно мысль о самоубийстве в голове сидела, достаточно было малейшего толчка? И страшный финал. Причём тут крохи? Нет, что-то не складывается картинка. Может, Алевтина не договаривает о главном? Вдруг девочка ей рассказала ещё что-то о том, кто принёс детей? Или записка какая-нибудь при них была? Вот услужил Аркадий Семёнович. Светлана ни за что от детей не отступится. Чует моё сердце, хлебнём мы горя с ними. Надо навестить Алевтину и попытать её как следует. Завтра же, пока дети не стали нашими!»

Жестяной грохот с улицы вырвал Павла из раздумий. Стыдя себя за ребяческий страх, он подошёл к окну и слегка отодвинул гардину. Ворона на отливе не было. Павел перевёл дыхание. В тот же миг из тьмы материализовалась огромная чёрная птица и с силой ударилась о стекло. Она билась за окном, исходя ненавистью к Павлу. Безмолвное чудовищное создание, вышедшеё, казалось, из самых жутких кошмаров. Стекло дрожало, но всё ещё оставалось целым, даже не треснуло. Неосознанно Павел метнулся к столу, выдвинул верхний ящик и, не отрывая взгляда от взбесившегося ворона, судорожно принялся шарить внутри. Наконец, он нащупал необходимый ему предмет. Павел выбросил вперёд руку, напряжённо сжимавшую серебряное дедово распятье. Ворон мгновенно исчез, словно его никогда не было. Истаял серым дымом в предрассветной мгле.