Двуликий бог (СИ)

Глава 18

Просыпаться в обществе Хельги — главного лекаря золотых чертогов — входило у меня в печальную привычку. Женщина почти никогда не задавала вопросов и, казалось, бодрствовала целый день. Я смутно помню, как покидала покои огненного бога и как пришла к ней, приходила ли вообще. Но, так или иначе, наши пути пересеклись, и исцеляющие руки Хельги снова выручали меня из беды. В этот раз всё обошлось — я догадывалась по тихому, недоверчивому ворчанию целительницы. Когда ситуация была серьёзной, лекарь всегда работала молча, максимально сосредоточенная. Тогда она вся собиралась воедино и действовала точно, не ведая промахов. Движения её становились отрывистыми, но быстрыми и ловкими. Если же она успевала отчитывать меня за безрассудство или сетовать на неуправляемую ярость повелителя, значит, случай у меня был пустяковый. По меркам вспыльчивого аса, конечно. Бедная Хельга! С крутым нравом Локи работы у неё никогда не убывало в пламенном дворце.

Я слепо подчинялась повелениям лекаря, словно безвольная деревянная фигурка. Мысли мои были где-то далеко и от Хельги, и от жестокой реальности. На всё тело навалилась усталость, тяжесть бесконечных горных хребтов. Злость улетучилась, уступая место слабости, и воспоминания в голове сменяли друг друга очень медленно, нехотя. Я сожалела обо всём произошедшем. Я желала спокойной беседы, но когда увидела эту девушку верхом на мужчине, которого любила, его отстранённый, жестокий взгляд… Стало так больно, что лучше не вспоминать. Оставалось только надеяться, что и Локи отойдёт, остынет к утру, как всегда и бывало.

Мысль о том, что отныне путь в его покои может быть для меня заказан, обжигала неприятным холодком где-то между лопаток, заставляя поёжиться. Одно обнадёживало: повелитель пощадил меня. Наказание Локи было зрелищным и доходчивым, это несомненно, но мне уже доводилось видеть, какой силы может быть удар кнута, если он призван покалечить. В первый момент меня ослепило болью, но я смогла подняться на ноги, добраться в свои покои самостоятельно. Хельга обработала алую полосу жгучей мазью, а затем перевязала, и ей не понадобилось ни останавливать кровь, ни сшивать воедино края раны. Хитроумный супруг позаботился о том, чтобы не рассечь кожу слишком глубоко и не оставить шрамов, уродующих тело. Это была очень своеобразная забота, и мне становилось жаль. Забавно, любая другая асинья пришла бы в ужас и непременно лишилась бы чувств, расскажи я ей хоть малую часть того, что мне довелось пережить в чертоге бога обмана, а я… Верно, со мной было что-то не так.

И, слабо улыбнувшись, под уютное, почти родное воркование лекаря я заснула. Я спала очень крепко, мертвецким сном и не видела ни сновидений, ни воспоминаний о прошедших днях. Ночь пролетела незаметно, будто её и не было, и я очнулась на рассвете вместе с пением птиц оттого, что кто-то, как мне показалось, не сводит с меня глаз. Первые несколько минут я не разнимала век, надеясь продлить сладостные мгновения забвения, в которые мне не надо было ничего помнить или решать. Но, увы, я окончательно проснулась. Притворяться спящей не было смысла, и я приподняла ресницы. Солнечный свет привычно ударил в глаза, заставляя зажмуриться и часто заморгать, пока зрачок не привыкнет к нему. Рядом сидел он — этот профиль я бы узнала с одного быстрого взгляда. Воспоминания о прошлой ночи нахлынули яркой эмоциональной волной, и я сама не заметила, как вздрогнула. Длинные пальцы коснулись моих волос, убрали волнистые после сна пряди с лица. Я испытывала смешанные чувства от едва ощутимых нежных прикосновений, а потому молчала, боясь проронить неверное слово. Сердце в груди билось подстреленной птицей.

Локи был, как всегда, непростительно хорош собой. Яркие волосы, почти золотые на солнце, собраны в высокий хвост — было так непривычно видеть его в новом образе, который, несомненно, был богу огня очень к лицу. На плечи была накинута тонкая рубашка насыщенного изумрудного цвета, перетянутая поясом. Глаза горели, и было решительно непонятно, что читать по ним, да и я всё как-то не смела остановить на них взгляд. Почему мне было так тягостно общество собственного мужа? Такого восхитительно притягательного в своей лёгкой небрежности и природной грации и силе? Не потому ли, что меня мучило чувство вины? Или обиды? Страх утратить его любовь? Или свою?.. И в то же время страхи более низменные, земные. А он лишь смотрел на меня своим внимательным задумчивым взглядом и не говорил ни слова. Кончики пальцев красивого аса дотронулись до саднящего плеча, заставив меня немного поморщиться, мягко проскользнули по ключице, коснулись перевязи на груди. Воздух между нами замер в напряжении. Молчание становилось невыносимым.

— Я хочу уехать, — тихо сорвалось с моих губ. Я даже не узнала своего голоса. Я смотрела невидящим взглядом в окно и понимала, что мне страшно. Но боюсь я вовсе не Локи, хотя иногда и его тоже, а скорее себя саму. Что я вчера сделала с собой? Руками мужа, пусть, но зачем я провоцировала его, разжигая в нём ярость, губительную для нас обоих? Даже если моральная боль была невыносима, куда делось моё чувство самосохранения? Я словно старалась узнать, где же та грань, после которой уже не вернёшься назад. Может быть, это было связано с тем, что где-то в глубине души я не могла поверить, что всё это правда, что Локи — Локи! — действительно любит меня.

Я обещала доверять ему, но всё время сомневалась и в муже, и в себе самой, потому что безумно боялась. Каждую минуту своей новой жизни я боялась, что всё это лишь обман. Я так рассердилась, когда он утаил от меня правду, ведь я просила его, глядя прямо в глаза! А он смотрел на меня своим насмешливым нежным взглядом, заранее приняв решение поступить наперекор чужим мольбам. Выходило, что ни моя жизнь, ни моё слово не значили ровным счётом ничего. И я наговорила супругу таких вещей, каких не стоило бы произносить даже наедине, не то, что в цветущем чертоге. А потом увидела эту девушку, так, по сути, похожую на меня, и поняла: я действительно одна из многих. И всё, как в тумане. Весь мой иллюзорный мир обрушился. Я ощутила себя бесконечно одинокой и ненужной и переступила грань, только преумножавшую боль. Глупая.

— Ты останешься, — бескомпромиссно отрезал Локи, но голос его звучал спокойно, хоть и твёрдо. Глаза смотрели ласково, но я уже не знала, чему верить. Такого искусного умельца по части обмана и лицемерия было не сыскать больше во всех девяти мирах. Его ладонь мягко коснулась моего лица, обратила взгляд на себя. Я смотрела в родные глаза, и почему-то к горлу подступали слёзы, губы дрогнули, и я шумно вздохнула. Эмоции обуревали меня, и я чувствовала, что не владею ясностью мысли. — Что так огорчило тебя? Ты ведь знала, с кем связываешься, и если бы ты не спровоцировала меня этой ночью, то не пострадала… — я жестом остановила его. Закусив нижнюю губу, я молчала. Сама не знаю, почему мне было так трудно сказать ему всё, что терзало душу. Может, боялась, что над моими чувствами посмеются. В конце концов, мною уже не раз играли.

— Я больше не знаю, кто ты такой, — наконец, с трудом вымолвила я после долгого молчания, — я просила тебя только, чтобы между нами не было тайн. Но, очевидно, я не могу заслужить твоё доверие, не то, что верность… — я запнулась слишком красноречиво, чтобы проницательный бог огня не заметил этого и не понял, что на самом деле огорчило меня. Было так мучительно больно вспоминать и тем более говорить о его предательстве, не состоявшемся только волей случая. Как он смотрел на неё! Любимый мной ас вожделел другую женщину, и от этого я страдала так сильно, что не могла вздохнуть полной грудью. Сжав тонкими побелевшими пальчиками ключицы, я задыхалась от горя. По щекам струились горькие слёзы отчаяния и бессилия. Мне понадобилось несколько минут, чтобы я сумела снова овладеть собой и продолжить: — И я сама пугаюсь той, кем становлюсь под влиянием разных твоих личин. Я себя не узнаю.

— Только ты одна и знаешь, кто я такой на самом деле, — наклонившись ко мне, улыбнулся Локи и стёр тыльной стороной ладони дорожки слёз с горящего лица. Его глаза были совсем рядом, искренние, любящие, и я окончательно запуталась в своих мыслях и чувствах, страхах и сомнениях. Затаив дыхание, я молчала и только всё смотрела в его глаза, как околдованная, словно лишь они и были способны открыть мне истину, — поэтому только ты можешь довести меня до неуправляемого бешенства. Ты не хуже меня знаешь, что наложница была лишь порывом мести. Я не помню ни её лица, ни имени. Но ты… Ты доводишь меня до исступления каждую ночь, однако на утро… — Локи прервался и поморщился, словно ему было больно от подобного признания. — Все мои мысли снова о тебе. Ты ведь знала, что со мной не будет просто, когда дала своё согласие, что покой тебе придётся забыть, — каверзный ас замолчал, чтобы перевести дыхание, склонив голову, заглянул в мои глаза, словно пытался прочесть мысли, а затем продолжил:

— Я знаю, ты ходила к Хеймдаллю, но не выдала меня, хотя твои подозрения небеспочвенны. Я не хотел говорить тебе правду, чтобы защитить тебя, не впутывать в злоключения, частью которых я сам не хотел бы быть. Но ты слишком чуткая, чтобы что-то утаить от тебя. А мне не слишком хочется делиться своими мыслями с окружающими. Я не привык открываться кому бы то ни было, как сейчас, это причиняет мне почти ощутимую боль. Всю свою жизнь я был один…

— Но больше нет! — тронутая прямотой супруга, с чувством вмешалась я, приподнявшись на локте и легонько коснувшись своим лбом его. Я всё ещё пребывала в замешательстве, но не могла совладать с нежностью, идущей изнутри. Несмотря на страх и боль, я любила его и принимала всего: его лучшие проявления и самые тёмные и ужасные тайны и черты. Я полюбила его так безрассудно, что бессознательно принимала все безумства и удары судьбы, словно крошечная ладья в бурных водах северных морей. Я хотела сбежать из чертога, чтобы спрятаться от самой себя, той, с кем я не справлялась, и это было ужасно эгоистично. Мысли путались. Довериться ли мне желанным словам, или всё это не более чем умелая уловка красноречивого и обаятельного бога обмана?

— Я начал верить в это, Сигюн, правда, — со скрытой горечью в голосе отвечал мужчина, и мне вдруг стало страшно стыдно за события прошедшего дня и своё несдержанное поведение. Слёзы снова подступили к глазам. Мне казалось, я уже знала, что он скажет в следующий момент, — пока ты прилюдно не обвинила меня в похищении Идунн, даже не разобравшись в случившемся. Сколько бы проступков не было мной совершено, ты должна оставаться на моей стороне до конца как моя жена. Особенно если ты требуешь доверия. А как поступила ты?

— Я была не права, и мне очень жаль, — дрожащими губами едва выговорила я, бессознательно перебирая кончиками пальцев блестящий огненный хвост, чтобы занять руки. — Я не должна была вести себя подобным образом, даже если ты в этом замешан…

— Ты не веришь мне! — сокрушённо покачав головой, Локи отстранился, я едва успела поймать его сильную ладонь. Мне казалось в тот миг, что если он уйдёт, я его больше не увижу. И мне не хотелось спорить. Мне хотелось только быть рядом, загладить свою вину и доказать богу огня, что есть в девяти мирах хоть кто-то, кто никогда не предаст его, куда бы он ни шёл. Мысли в голове метались беспечными летними ветрами, я никак не могла сосредоточиться, а потому мне оставалось только прислушаться к сердцу. Сев в постели, я посмотрела на собеседника необычайно серьёзно.

— Верю, — решительно произнесла я, прижав его тёплую руку к своей щеке и умиротворённо прикрыв глаза. Внутри всё трепетало, но частицы разрушенной, как мне казалось ещё совсем недавно, жизни собирались воедино. Я продолжала страстно любить двуликого бога вопреки всему и особенно здравому смыслу. Глядя в его потерянные глаза, слушая полный горечи тон, такой искренний и чуть надрывный, я понимала, что могу всё ему простить, всю себя отдать, пойти за ним на край света, если придётся. — Я верю, что ты непричастен к исчезновению Идунн. Она обязательно найдётся.

— Это я похитил Идунн, — в свою очередь невозмутимо признался Локи, исподлобья наблюдая за моей реакцией. Я же была так поражена неожиданной честностью, что раскрыла губы от растерянности и несколько минут смотрела на мужа непонимающим взглядом, лишь изредка удивлённо хлопая ресницами. Наверное, я представляла собой забавное зрелище, потому что уголок губ пламенного бога, доселе серьёзного, дрогнул в улыбке. — Что скажешь теперь?

— Я защищу тебя, — начиная приходить в себя от потрясения, вполголоса пробормотала я в ответ. Голос и взгляд хитроумного аса, в момент признания показавшиеся мне полными вызова, вновь переменились. Казалось, мужчине стало любопытно. — Если твои слова правдивы, Один разгневается, однако я сумею смягчить его. Но, мой лукавый Локи, чем тебе не угодила добрая богиня юности?

— Глупая, — усмехнулся в ответ повелитель, однако мои слова определённо польстили его самолюбию, и настроение бога лукавства улучшалось. Он снисходительно поцеловал меня в лоб, погладил тыльной стороной пальцев по щеке, — ты себя-то не можешь защитить. Всеотец не явится сюда, призовёт совет верховных богов, тебя туда никто не впустит. Пойми, Сигюн, я был вынужден выманить Идунн из Асгарда. Последнее наше с Одином путешествие в мир людей закончилось для меня невесело.

Много лет назад, когда только возводились стены Асгарда, великан Гримтурсен помогал асам закончить работу. За его старания боги пообещали отдать ему в жены красавицу-Фрейю, если успеет возвести стену в срок. Работа была тяжела, однако йотун оказался неутомим и забрал бы свою «награду» из Асгарда, да только моя хитрость встала на его пути. С моей помощью асам удалось обойти своё обещание, не совершив клятвопреступления, что, конечно, привело Гримтурсена в бешенство. Тор убил чужака, защищая богов от его неистового гнева. Эта история совсем позабылась бы, если бы я на свою беду не повстречал в Йотунхейме брата того великана. Его зовут Тьяцци, и он жаждет мести. В отличие от большинства турсов, он неглуп и неплохо колдует. В первую же нашу встречу он заточил меня во льдах горных вершин страны великанов…

По мере того, как я слушала рассказ Локи, глаза мои всё сильнее округлялись от удивления. Я помнила, каким хмурым и замкнутым он тогда вернулся в Асгард, но никогда не осознавала в полной мере, что ему довелось пережить. Разум мой был одурманен чарами Хельги, а затем… Затем… Занят скорбью потери. И оказалось, что мне известна только часть правды, гораздо более страшной на самом деле. Ярая ненависть уходила корнями в кровное родство, и за кровь платили кровью. Пусть даже пролил её Тор, расплачиваться пришлось тому, чьё имя разнесли по разным краям злые и болтливые языки. Тому, кто украл у могучего великана победу. Гордец-ас никому, конечно, ничего не рассказал, не попросил помощи, предпочитая справляться в одиночку. Это было ясным, как взор Бальдра, но кое-что всё ещё оставалось непонятным для меня. Словно предугадав созревающий в моей голове вопрос, бог обмана продолжал:

— Я пережил долгий день в умертвляющем холоде льда — чуждой мне стихии. Йотунхейм не освещается светом луны или солнца, Сигюн, и я не знал поначалу, сколько времени провёл в мучительном плену. Тьяцци пришёл снова. Может, он не мог убить меня там, в Йотунхейме, а может, не захотел, только алчный турс решил извлечь выгоду из своего выигрышного положения. Две извечные страсти есть у великанов, и ни одной они не могут завладеть. Каждый из них желает взять в жены прекрасную Фрейю и заполучить золотые яблоки из сада Идунн, а вместе с ними вечную молодость. Если Гримтурсен жаждал первого, то Тьяцци потребовал от меня второго. Я отказал ему и остался во льдах на второй день.

Конечности отказывались повиноваться, а сквозь кожу прошли тысячи ледяных игл, остужая мою кипящую кровь. Каждый новый порыв северного ветра казался сродни удару молотом в грудь, но самым скверным был его бесконечный гул в голове, смешивавший мысли и медленно сводивший с ума. Когда противник явился ко мне снова, я едва помнил своё имя, замёрзшие губы почти не шевелились. Гибкость ума подводила меня, и нужно было выиграть время. Я втолковывал ему, что никак не смогу принести волшебных яблок Идунн, которые остаются таковыми только в руках своей хозяйки, но Тьяцци не желал ничего слушать. Сказал, раз их может дать ему только Идунн, вымани её из Асгарда. Мне нужно было лишь поклясться мировым древом, что я выполню своё обещание, и я мог вернуться в родные чертоги. Что мне оставалось делать, Сигюн?

— О, Локи… — только и смогла выдохнуть я в ответ, после чего бросилась в объятия супруга. Я была так непростительно глупа и упряма, не верила и не понимала, что даже великолепный бог огня может быть уязвим, что мир и его опасности не ограничиваются Асгардом, что и хитроумный ас способен ошибаться или попадать в безвыходные ситуации. — Если бы ты только всё рассказал мне, скольких ошибок я могла бы избежать! — мужчина только скривил губы. Поставив себя на его место, я понимала, что гордость не позволяла ему кому-либо рассказать о случившемся. Чтобы какой-то великан смог пленить и пытать самого бога обмана! Это казалось немыслимым и возмутительным! Да, я была способна понять его чувства. Тем более виноватой чувствовала себя в тот момент. Всё, что я могла — лишь судорожно прижиматься к груди мужа, даря свою любовь и тепло. Локи крепко обнимал меня в ответ, задумчиво поглаживая по волосам. — Но как же… Идунн ведь в беде, правда? Что этот ужасный Тьяцци сделает с ней?..

— Не бойся, моя милосердная Сигюн, ей не грозит ничего мучительнее страха, — пояснил лукавый бог, коснувшись моего виска губами. Спокойный тон его внушал доверие, но я всё равно мелко дрожала от одной мысли, что хрупкая нежная Идунн может сейчас находиться в грозных лапах великана в холодном и диком Йотунхейме. — Идунн нужна Тьяцци, потому что он не сможет отобрать золотые яблоки силой. Он не причинит ей вреда. По крайней мере, пока не добьётся своего.

— Но что мешало тебе нарушить своё обещание, когда ты уже вернулся в Асгард? — вдруг осенила меня запоздалая догадка. Было даже странно и удивительно, что бог лукавства и обмана, непревзойдённый лжец и плут вдруг сдержал своё слово перед каким-то йотуном. — Почему ты всё же отдал ему Идунн?

— Это было бы клятвопреступление, — с небывалой серьёзностью отвечал мне Локи. Я удивлённо взглянула на него. Выдержав паузу, бог огня пояснил: — Именно с клятвопреступлений начнётся гибель Асгарда и приближение Рагнарёка.

— Ведь ты выручишь её, правда? — дрожащим голосом уточнила я, коснувшись похолодевшими ладонями его волевого лица. Задумчивые карие глаза смотрели на меня как будто с сожалением. Наверное, Локи и сам был не рад подставить Идунн под удар — отзывчивую и милосердную богиню, которая никогда и никому не отказывала в помощи, когда та была необходима. Особенно после того, что она сделала для нас лично. Вот так благодарность вышла… — Я не сомневаюсь, что ты можешь всё исправить.

— Нужно только время, чтобы всё обдумать, — к моему огромному облегчению согласился супруг. Я верила: Локи по плечу что угодно, и что бы он ни натворил, он всегда мог вернуть всё на свои места. — Чтобы незаметно добраться из Асгарда в страну великанов, лучше лететь, но обращения рунами не хватит на такое долгое путешествие. Да и как успеть унести Идунн, когда нет орла сильнее и проворнее, чем тот, в которого обращается Тьяцци… — вполголоса рассуждал бог лукавства. Я следила за едва уловимыми переменами на его лице, и мне смутно казалось, что дело не в расстояниях.

Я понимала, как сильно не хотелось пламенному асу возвращаться в ледяные горы Йотунхейма. Локи медлил, и, хотя я очень любила богиню юности, мне точно так же не хотелось, чтобы повелитель покидал Асгард и золотой дворец. Двуликий бог хотел сказать что-то ещё, когда страшный грохот раздался за дверьми, вмиг оглушительной волной прокатившийся по всем чертогам. Вдалеке послышались голоса, крики и в считанные минуты поднявшаяся суматоха.

— Прощай, покой, — только коротко бросил догадливый ас и поднялся на ноги. Я поспешила вслед за ним, но муж мягко остановил меня. — Останься здесь, Сигюн.

— Где этот подлец?! — громогласно раздалось из-за приоткрытой двери, за которой скрылся пламенный супруг. Я узнала этот голос, даже несмотря на то, что он разительно отличался в своих яростных интонациях от привычного мне спокойного и доброжелательного тона. Меня вдруг ударило в дрожь: Тор! Тор, бушуя от гнева, пришёл за Локи, бесцеремонно ворвался в наш чертог, и теперь то тут, то там небеса разрывали раскаты грома, хотя ещё несколько минут назад ничто не предвещало беды.

Напрочь забыв указания своего господина, я торопливо накинула на ночной наряд первое попавшееся верхнее платье, переложила длинные волосы на одно плечо, нашарила тканевые туфельки и подбежала к дверям опочивальни, выглянула наружу. Стража торопливо стекалась в центральный зал золотых чертогов. Несколько особенно несчастливых молодых людей, которым не повезло первыми попасться под горячую руку рассерженного бога-громовержца, лежали у стен, раскинутые в разные стороны необъятной силой старшего сына Одина. И во всём этом зарождающемся безумии, лукавый бог огня непринуждённо спускался по широкой лестнице прямо к Тору, ни на миг не теряя достоинства и лица.

— Чем обязан? — невозмутимо приветствовал разбушевавшегося гостя Локи, остановившись в конце ступеней и отзывая стражников. К месту встречи двух верховных богов постепенно начали собираться все обитатели золотого дворца, приглушённо перешёптываясь, тут и там встречались мне родные лица. Движимая смутным беспокойством, я сделала несколько неуверенных шагов к началу лестницы.

— Ты подстроил, чтобы простодушная Идунн вышла из Асгарда! — всё сильнее распаляясь, вскричал Тор и в тот же миг метнул в бога огня хитрости тяжёлый аркан, скрутивший его по рукам и ногам, повалил Локи на землю. Тихо вскрикнув, я выбежала на лестницу. Лукавый ас не сопротивлялся, даже бровью не повёл, лишь немного поморщился, когда ударился головой об пол. Глаза незваного гостя метали молнии, и когда он потащил моего мужа за собой, мне стало по-настоящему страшно.

— Так ли ведут себя в гостях, о Тор-громовержец?! — в отчаянии выкрикнула я, сбегая вниз по ступенькам. Рыжебородый герой удивлённо обернулся на звук моего дрогнувшего, но полного вызова голоса. Казалось, он давно забыл о моем существовании, и ему понадобилось несколько долгих минут, чтобы вспомнить лицо дочери брата.

— Дочь Бальдра… — наконец, негромко выдохнул он, на миг утратив свой праведный гнев. Локи переводил насмешливый взгляд то на незадачливого бога грома, то на моё пылающее негодованием лицо. Его, казалось, ничуть не трогало и не смущало происходящее, а только забавляла драматичность момента. — Твой муж украл прекрасную Идунн, а ты…

— И слышать не желаю! — от возмущения я даже топнула туфелькой, вводя сына Одина в окончательное замешательство. От меня не укрылось, как весело и восхищённо сверкнули глаза Локи. Казалось, он едва сдерживал смех. — Как смеешь ты разбрасываться столь громкими обвинениями?!

— Оставь, Сигюн, — неожиданно вмешавшись, пришёл на помощь опешившему Тору бог огня. Взгляд его мгновенно стал холодным, серьёзным. Я осеклась. Однако почти сразу же каверзный Локи добавил: — Тор слишком давно мечтал связать меня, чтобы я целиком оказался в его власти… — лицо плута стало в ту минуту столь лукавым и выразительным, а тон — двусмысленным, что волна приглушенного смеха пробежала под сводами пламенных чертогов. Даже я, не сдержавшись, улыбнулась. Кто-кто, а Локи умел разрушить самый напряжённый момент. Бог грома побагровел так, что вены вздулись у него на лбу. Дыхание его участилось, брови грозно сдвинулись к переносице.

— Убью! — взревел могучий сын Одина и, сорвав с пояса свой тяжёлый молот, замахнулся. Всё замедлилось. Мой испуганный крик затерялся в тишине, когда я бросилась укрыть любимого своим телом, но, хотя время было милостиво ко мне, я всё равно никак не успевала. Локи смотрел прямо в глаза обезумевшему асу, и ни тени испуга или сомнения не читалось на его волевом гордом лице. Зато ужас охватил всех остальных обитателей золотых чертогов, бросившихся во все стороны с самыми разными мотивами. Время вернулось в свою привычную колею, лишь когда двери главного входа снова распахнулись грозным порывом холодного ветра, гром в который раз расколол небеса, и вспышка молнии, ослепившая на миг весь дворец, явила взору высокую и величественную фигуру Всеотца.

— Постой, — не повышая тона, велел Один, но голос его заполнял собой всё пространство. Старший сын мудрейшего из богов так и замер на месте, лишь немного не достигнув своей цели. Забывшись, я осела на пол. Сердце защемило, и я едва могла дышать. В голове истерично билась только одна мысль: «Потеряй я его, мне жизни больше нет!» Я медленно перевела взгляд на Всеотца. Плащ его развивался на ветру, крылатый шлем грозно сверкал, а единственный глаз смотрел строго, угрюмо. Казалось, он был одинаково огорчён и сыном, и наречённым братом.

Переступив через одного из стражников, лишившегося чувств от удара Тора, а может, и вовсе погибшего, отец всех богов вошёл в пламенные чертоги. Двое верных всевидящих ворона — Хугин и Мунин — чинно парили по обе руки его, и становилось ясно: нет той правды, что укрылась бы от взора старейшего из асов.

— Ни один ас не смеет убить другого, каким бы тяжёлым ни был его проступок. Смерть Локи никому не поможет. Пусть уж лучше он искупит свою вину и отнимет Идунн у вероломного Тьяцци, — покорно склонив голову, Тор стыдливо потупился и убрал молот за спину. Всеотец взмахнул ладонью, и путы, скрутившие бога огня, отлетели прочь, извиваясь, словно ядовитая змея. Полуас невозмутимо поднялся на ноги, отряхнул одежды.

— Именно это я и собирался сделать, — надменно распрямившись, отвечал он. — Но как мне добраться до его ледяного чертога? Ведь у меня нет восьминогого жеребца или бронзовой колесницы, летающей по небу.

— Попроси волшебное соколиное оперение у Фрейи, что позволяет летать быстрее ветра, — подсказал мудрейший из богов. — Мы все окажемся в большой беде, если Идунн не вернётся, поэтому Ванадис не откажет тебе. Поспеши, хитроумный Локи. Хорошенько обдумай свои действия и с новым рассветом отправляйся в путь. И пусть твоя ловкость в этот раз послужит добрым целям, — всезнающие вороны покинули золотой дворец, следом вышел и Всеотец, за ним, склонив голову, его буйный сын. Высокие двери захлопнулись им вслед. Широкие тёмные тучи над Асгардом медленно рассеивались.