Подо мной промелькнули развалины горящего здания… Бесцветность… Вверху пронесся разорванный вой… Призрачная гора, процессия с факелами, поднимающаяся на гору, а потом спускающаяся с нее… Женщина висит на мертвом дереве, петля на шее, голова упала на бок, руки связаны за спиной… Гора, перевернутая вершиной вниз, черные и белые тучи под ней… Щелчок. Вибрация пространства, словно мы влетели в твердый слой. Затем все исчезло… Мерцание. Головы, катящиеся по склону, кровавый след за ними… Смешок из ниоткуда… Снова белый ослепительный свет… Щелчок, мерцание…

Какое-то время, равное одному удару сердца, мы скачем под полосатым небом. Это уже что-то конкретное. Я хочу использовать этот миг реального существования и хватаюсь за Камень, тянусь к нему через него. Щелчок, мерцание, щелчок. Гремит гром. Каменная тропа взбирается на высокий перевал… Мир по-прежнему одноцветен. За моей спиной ворочается гром. Пока мир не растаял окончательно, пока сознание вырывает его осколок, я судорожно верчу Камень, словно это ручка настройки, стараясь сфокусировать магическую силу. Вот снова мир на несколько мгновений вернулся. Я считаю: — Два… Три… Семь… Удары сердца… Удары копыт… Камень пульсирует, перекрывая звуковой фон… Восемь, девять, десять… Мир становится ярче. Я втянул в легкие холодеющий воздух. Между ударом грома и его эхом я услышал шелестящий шум дождя. Но с неба не упало ни капли. Я оглянулся. Метрах в ста от меня неподвижно стояла стена дождя. То, что находилось за этой стеной, было видно смутно. Угадывалось очертание горы. Я погладил Звезду, и мы двинулись быстрее по ровному каменному участку, лежащему между двумя вершинами, похожими на башни. Мир впереди все еще был похож на черно-белую гравюру, небо тоже наслаивалось тьмой и светом. Мы поднялись на перевал. Меня начало клонить ко сну. Мне смертельно хотелось остановиться — отдохнуть, поесть, покурить, пройтись пешком. Но гроза была рядом, и я не мог позволить себе этого.

Каменное эхо от стука копыт Звезды каталось между двумя вершинами по перевалу под полосатым, как зебра, небом. Я надеялся, что горы остановят стену низвергающейся с высот воды, хотя прекрасно понимал, что этого не произойдет. Гроза действительно была необыкновенной, у меня даже возникло подозрение, что она раскинулась на всем пространстве пройденного мной пути от этого перевала до самого Амбера. И я давно бы заблудился в этом бесконечном ливне, если б на груди моей не пульсировал спасительный Камень.

А небо делалось все более странным. И вот с высоты начали падать лепестки цветов. Воздух наполнился благоуханием. Гром отодвинулся за горизонт и глухо ворочался далеко за спиной. Уже окутали землю сумерки, когда я спустился с перевала. Я посмотрел вниз в долину. Там виднелись шпили и минареты. Над ними плыли облака. И каждое из них казалось затемненным зеркалом. Они были похожи на духов. А сама местность казалась необитаемой. С одной стороны круто вверх уходили террасы, с другой стороны простиралась волнообразная равнина. Не колеблясь, я начал спускаться. Почва была белая, как кость, а слева что-то темнело, и я подумал — не Черная ли это дорога. Теперь я уже никуда не спешил. Да я и не мог торопиться, так как Звезда устала. Если гроза не слишком быстро будет нас догонять, мы, наверное, сможем передохнуть около одного из озер, расположенных в долине. Я и сам мечтал о передышке. Спускаясь, я осматривался по сторонам, все еще надеясь увидеть хоть одну живую душу. Но не было ни людей, ни животных. Ветер в долине дышал, как живой. Белые цветы шевелились на длинных стеблях рядом с тропой. Наконец-то появилась настоящая зеленая листва. Оглянувшись, я увидел, что грозовой фронт не перевалил через хребет, хотя тучи за ним продолжали накапливаться. Я спустился в странное место. Снег из цветов давно уже перестал идти, но воздух был наполнен тонким ароматом. Тишина. Никаких звуков. Только стук копыт и дыхание мое и Звезды. Камни, стоящие вдоль дороги, казались изваянными, так совершенны были их контуры. Все еще проплывали клочья тумана, а под ними искрились негустые травы.

Когда я приближался к центру долины, поросшему густым лесом, перспектива вокруг меня продолжала смещаться, перекашивая пространства, искривляя дорогу, горизонт, озеро. Мне пришлось свернуть с тропы, чтобы попасть к берегу озера, учитывая смещенную местность. И по мере того, как я подъезжал к озерной воде, она от меня удалялась. И все-таки я достиг берега. Я опустил палец в воду и лизнул его. Вода оказалась ледяной и сладкой. Сперва я вдоволь напился воды, затем достал закуску из своей походной сумки и наконец растянулся на земле, поглядывая, как пасется Звезда. Гроза сделала новую попытку перебраться через горы. Она ей явно не удалась. Я наблюдал за ее усилиями, думая о том, что, если отец потерпел неудачу, то это начало Армагеддона, и мое путешествие бессмысленно. Однако думать об этом было бесполезно, так как в любом случае мне придется продолжать путь, чем бы все это ни кончилось. Может случиться так, что я достигну цели, увижу, что битва выиграна, а потом стану свидетелем того, как все будет сметено ураганом. Бессмысленно? Все-таки не бессмысленно. Нужно играть до конца, даже, если все будет потеряно. Черт бы побрал этого Бранда! Я услышал звук приближающихся шагов и повернулся, рука мгновенно нащупала рукоять меча. Тревога оказалась ложной. Ко мне направлялась женщина маленького роста, одетая в белое. У нее были длинные черные волосы и большие дикие темные глаза. Они приветливо улыбалась. Женщина несла плетеную корзинку. Она подошла ко мне и поставила корзинку у моих ног.

— Вы, наверное, проголодались, Рыцарь — по-кошачьи промурлыкала она на языке тари со странным акцентом, — я видела, как вы спускались, и решила угостить вас.

Я улыбнулся и, приняв соответствующую позу, произнес:

— Благодарю. Меня зовут Корвин. А вас?

— Просто Дама.

Я вскинул брови.

— Благодарю вас, Дама. Вы тут живете?

Она кивнула и опустилась на колени, чтобы раскрыть корзинку.

— Да, мой павильон находится дальше, на берегу этого озера, — она кивком головы указала на восток, туда, где должна была проходить Черная дорога.

— Понятно, — сказал я.

Еда и вино были свежими и ароматными. Не то, что мои зачерствевшие припасы. Подозрения, конечно, не исчезли — мало ли что? Но я не подавал виду.

— Вы разделите со мной трапезу?

— Если вы не против.

— О, конечно.

Она расстелила скатерть, уселась напротив меня, достала еду и разложила ее между нами. Затем, как могла, сервировала ее, быстро попробовала каждое блюдо, давая мне понять, что опасаться нечего. Я почувствовал себя чуточку неловко. Но если честно сказать — то только чуточку. Место было странным для того, чтобы жила в нем женщина, тем более одинокая. Видимо, целый век ожидающая того мига, когда можно будет оказать помощь первому же путнику, которого забросит сюда судьба. Дара, вспомнил я, тоже накормила меня при первой нашей встрече. Я приближался к концу путешествия. Совсем рядом было логово врага. Черная дорога темнела рядом. Я заметил, как Дама украдкой поглядывала на Камень. Все-таки что-то во мне не могло расслабиться до конца. Но кем бы она ни была, а замечательная получилась трапеза. Мы весело болтали, с удовольствием ели. Она оказалась идеальной слушательницей, смеялась всем моим шуткам, расспрашивала обо мне. Дама становилась серьезной, когда смотрела мне в глаза. Наши пальцы, как бы случайно, встречались и чуть-чуть задерживались. Вообще-то, если меня сейчас и обманывали, то делали это очень любезно и приятно.

Пока мы обедали и болтали, я краем глаза продолжал следить за грозовым фронтом. Наконец, после многих попыток, он пошел грудью на перевал и преодолел его. Гроза медленно спускалась к нам по склону.

Убирая скатерть, Дама увидела, куда я смотрю, и кивнула:

— Да, гроза надвигается.

Она быстро уложила в корзинку остатки пищи, столовые приборы и уселась рядом со мной, достав бутылку и две чаши.

— Выпьем за нее, что ли?

— Выпьем, с удовольствием, но только не за нее.

Она разлила.

— Не за нее, так не за нее. Не имеет значения, за что.

И, передавая мне чашу, задержала в моей ладони свою. Она коснулась моей чаши краем своей. Мы выпили. Дама улыбнулась.

— А теперь пойдемте, Рыцарь, в мой павильон, — предложила она и взяла меня за руку. — Там можно заняться любовным единоборством. Не возражаете?

— Спасибо, — неловко отказался я, — в другое время лучшего десерта после такого прекрасного обеда и представить невозможно. Но, увы, я должен продолжать свой путь. Долг выше наших чувств. Время летит, а задание мое еще не выполнено.

— Ладно, не так уж это и важно. Мне все известно о вашем задании. Теперь и это уже не важно.

— О! Если говорить правду, я ожидал того, что вы пригласите меня скоротать с вами вечерок. Я прекрасно понимаю, что, согласись я сделать это, и все потеряно. Гроза докончит начатую вами хитрость. А меня ждет одиночество на холодной горе.

Она рассмеялась:

— Должна признаться, именно так я и собиралась поступить с вами, Корвин. Но сейчас делать это я не намерена.

— Почему?

Она указала на приближающуюся линию искажения.

— Больше нет нужды задерживать вас. Я уже вижу, что Двор победил. И никто не в состоянии остановить наступление Хаоса.

Я внутренне содрогнулся, а она вновь наполнила чаши.

— Но, как женщина, я хотела бы, чтобы вы остались. Гроза все равно скоро будет здесь. Что может быть лучше, чем провести этот остаток времени в объятиях? Нет нужды даже отправляться в павильон. Здесь тоже совсем неплохое место.

Я опустил голову, и она придвинулась ко мне. Какого черта я ломаюсь. Женщина и бутылка. Прекрасно, Корвин. Я пригубил вина. Да, да, она тысячу раз права. Но такое у меня уже было. Стоит ли повторяться. Я вспомнил о женщине в маске, заманившей меня в западню на Черной дороге по пути из Авалона. Вначале я пришел ей на помощь, затем быстро поддался ее странным чарам, а потом, когда маска ее была снята, я увидел, что за ней вообще ничего нет — пустота. Я тогда чертовски испугался. И напрасно. Но надо быть большим философом, чтобы додуматься до такой простой вещи, что у каждого из нас есть набор масок на различные случаи жизни. Психологи не приемлют этого. Но я видел деловых людей, которые мне нравились, пока я не узнавал, какие они под маской. Бывало и такое, что срываешь с человека маску, а у него, как у той женщины, ничего нет за душой. Я заметил также, что порой маска у человека гораздо приятнее того, что находится за ней. Так что эта девушка, которую я прижимал к себе, скорее всего чудовище. Вероятно, так оно и есть. А чем она отличается от большинства из нас? Так что я выбрал не самый худший способ уйти из жизни. Короче, она мне нравилась. Я прикончил свое вино. Она тут же попыталась налить мне еще, но я остановил ее ручку. Она вопросительно посмотрела на меня, и я произнес:

— Вы почти убедили меня.

С этими словами я закрыл ей глаза четырьмя поцелуями, чтобы не нарушить очарования, затем тихо отошел, прыгнул в седло и оглянулся на ту, что скрасила мне дорогу.

— Прощайте, Дама!

Я довольно далеко продвинулся на юг, когда гроза сползла в долину и вовсю стала там бушевать. Передо мной открывались новые горы, и тропа вела к ним. Небо все еще было в черно-белую полоску. Линии эти начали смещаться. В воздухе по-прежнему висели сумерки, в некоторых местах сгущаясь в темноту. Но и там было беззвездно. Слабый ветерок, цветочный аромат, безмолвие, искривленные пространства, серебряная листва, влажная и блестящая — все это по-прежнему окружало меня. Рваные туманы двигались, как большая отара. Я попытался поработать с сутью Отражений, но это было здесь непросто. К тому же дорога меня здорово измотала, и сосредоточиться было невозможно. У меня ничего не получилось. Тогда я зачерпнул сил из Камня, как воду из колодца, а потом постарался передать их изнемогающей Звезде. Мы двигались довольно ровно, пока тропа не пошла на подъем. Дорога поднималась к новому перевалу, более крутому, чем тот, который мы преодолели раньше. Я обернулся, треть долины уже была захвачена псевдогрозой. Я подумал о Даме, о ее павильоне. И только головой покачал.

Поближе к перевалу дорога становилась круче. Мы перешли на шаг. Белые полосы в небе стали красноватыми. И, пока мы ехали, потемнели. Когда я добрался до перевала, весь мир, казалось, был окрашен кровью. Дорога расширилась, и я ехал по широкому каменному пути. Сильный ветер ударил в лицо. Почва выравнивалась, хотя подъем еще не кончился. Пространство за перевалом было еще скрыто. Мне надоело безмолвие, и я начал разговаривать сам с собой. Неожиданно что-то громыхнуло справа. Я подумал, было, что где-то очередной обвал. Но Звезда неожиданно резко дернулась подо мной, потом громко заржала, шарахнулась влево и стала валиться на бок. Я спрыгнул с седла. Мы упали, и я увидел под правой лопаткой Звезды стрелу. Я глянул в ту сторону, откуда она могла прилететь. На вершине скалы метрах в десяти от меня виднелся человек с арбалетом. Он снова поднимал его, целясь в меня. Я понимал, что добраться до него быстро не смогу. И стал шарить под собой, пытаясь найти камень потяжелей. К счастью, такой под рукой оказался, и я кинул его, стараясь, чтобы гнев не помешал точности моего броска. Но ярость, как оказалось, придала мне нужную силу, увеличила меткость удара. Камень угодил стрелку в левую руку. Он вскрикнул и выронил оружие. Оно упало и покатилось с возвышенности к моим ногам.

— Сукин ты сын! — заорал я. — Ты убил моего коня! И ответишь за это головой!

Я рванулся к нему, выбрав самый короткий путь. Я поднимался, как разъяренный зверь. Через миг я мог разглядеть напавшего на меня человека. От боли он согнулся и потирал ушибленную руку. Это был Бранд. В полыхающем свете неба он казался еще более рыжим.

— Ну все, Бранд, — крикнул я. — Теперь тебе конец. Жаль только, что кто-нибудь другой не прикончил тебя раньше.

Выпрямившись, Бранд смотрел, как я поднимаюсь. Он не пытался выхватить шпагу. Когда я к нему приблизился, он скрестил руки на груди и опустил голову.

Тем не менее я вытащил Грейсвандир и двинулся на него. Я был готов прикончить его. Он мне порядком надоел. Красный цвет вокруг нас сгустился. Казалось, мы купаемся в крови. Ветер неистовствовал, а снизу доносились раскаты грозы. Когда между нами был один шаг, он просто растаял, растворился, исчез. Я стоял на том месте, где только что был он, отчаянно ругаясь. Мне и раньше рассказывали о его способности удирать, превращаясь в живую Карту, которая в один миг может переправиться куда угодно. Внизу послышался шум. Я подошел к обрыву и посмотрел, что там происходит. Истекая кровью, Звезда корчилась в судорогах. Сердце мое сжалось. Но не только это увидел я. Рядом с лошадью стоял Бранд. Он поднял арбалет и стал целиться опять. Я же огляделся — нет ли тут еще одного камня. Под рукой ничего не было. Только поодаль валялся булыжник. И, сунув меч в ножны, я поспешил к нему. Он был размером с арбуз. С ним я вернулся к обрыву. Но Бранд снова исчез.

Я почувствовал себя беззащитным. Он мог невидимкой перемещаться в любое место и оттуда стрелять по мне. Я залег за ближайшей скалой. И услышал, как справа от меня зазвенела стрела. Вслед за этим я услышал издевательский смешок Бранда. Я встал, зная, что ему понадобится несколько секунд, чтобы натянуть тетиву, глянул туда, откуда прилетела стрела, и увидел его на каменном карнизе метрах в двадцати от меня.

— Сожалею, что попал в коня, — сказал он. — Я целился в тебя. Но этот проклятый ветер…

Я приметил в скале нишу и побежал к ней, прикрываясь, как щитом, большим камнем. Отсюда я наблюдал, как он направлял на меня смертоносную стрелу.

— Даже если и промахнусь, — смеялся он, целясь в меня, — ничего страшного. У меня много стрел.

Он выстрелил. Я нагнулся и прикрылся камнем. Однако можно было этого не делать, стрела пролетела на полметра правее меня.

— Надо было вначале изучить направление ветра, — рассуждал Бранд. — Я в общем-то знал, куда она полетит. Сейчас учтем погодные условия и выстрелим поточнее.

Я решил собрать камни, чтобы нанести ответный удар. Но, как назло, вокруг меня их не было. Тогда я вспомнил о Камне. Ведь он должен хранить меня от всех опасностей. Но у меня почему-то была уверенность, что в таких условиях он действует только тогда, когда противник близко. Более того, я чувствовал, что Бранд знает об этом. И все же, нельзя ли что-то придумать, чтобы действовать с помощью Камня отсюда? Парализовать его, как гномов, я не мог. Но однажды я побил его в схватке, додумавшись, как управлять погодой. Правда, сейчас гроза была довольно далеко от меня. И поэтому, чтобы притянуть на него молнию, силам Камня нужно не меньше минуты. Этого времени у меня не было. А ветер? Ветер совсем рядом. Надо подчинить себе ветер. Я потянулся к нему и почувствовал движение пространства. Бранд был готов к новому выстрелу. Я сосредоточился. Где-то рядом с ним засвистел порыв ветра. Стрела снайпера приземлилась так далеко, что я ее и не увидел. Бранд готовил арбалет еще к одной атаке. Я видел, как он целится, как делает глубокий вздох, как затаил дыхание. Затем он что-то понял, опустил арбалет и пристально посмотрел на меня.

— Мне только сейчас пришло в голову, — сказал он. — У тебя этот ветер в кармане, да? Это нечестно, Корвин. — Он огляделся вокруг. — Ну ладно, я сейчас найду место, где твой ветер будет беспомощен. Вот так-то.

А я сближал контакты, чтобы спалить его молнией. Однако это было не просто и требовало большой подготовки. Я смотрел на небо, на красно-черную полосу. Над нами формировалась туча. Скоро, скоро я смогу. Но пока еще рано.

Бранд снова испарился. Я лихорадочно искал его, но не мог обнаружить. Неожиданно он оказался прямо передо мной. Он перебрался на другую сторону от меня и теперь находился с южной стороны. А именно оттуда и дул ветер. Расстояние между нами было все-таки довольно большим, и я знал, что в один момент не смогу преодолеть его. Я уже подумывал, не запустить ли в него своим «арбузом». Но он наверняка пригнется, и камень пролетит мимо. А я останусь без щита. Он поднял арбалет к плечу.

— Послушай, Бранд, прежде чем выстрелить, скажи мне одну вещь.

Он секунду колебался, а потом опустил арбалет на несколько дюймов.

— Какую еще?

— Ты не соврал насчет отца, Лабиринта и Хаоса?

Бранд откинул голову назад и рассмеялся отрывистым, лающим смехом.

— Корвин, даже сказать тебе не могу, как я счастлив, что ты умрешь, не зная чего-то, что для тебя крайне важно.

Продолжая хохотать, он снова поднял оружие. Я как раз рванулся, чтобы запустить в него каменный «арбуз», но ни один из нас не завершил начатого движения.

Над головой Бранда раздался пронзительный крик, и кусок закатного неба, казалось, обрушился на его голову. Он завизжал и выронил свой арбалет. А затем вцепился руками в существо, так неожиданно его атаковавшее. Это была красная птица, рожденная от моей крови и отцовской руки. Она прилетела, чтобы защитить меня. Я отбросил камень и бросился к Бранду, на бегу выхватывая из ножен Грейсвандир. Он ударил птицу, она взмыла вверх и стала кружиться над ним, чтобы набрать сил для новой атаки. Бранд прикрыл руками лицо и голову, но я все же успел заметить текущую из его глазницы кровь. Когда я подбегал к Бранду, он уже начал таять. Но птица успела еще раз спикировать на него, и ее когти снова стремительно ударили его по голове. Затем начала таять и она. Я еще видел, как Бранд тянул к ней руки, как она рвала его клювом и когтями, потом они исчезли. На месте схватки остался только брошенный арбалет. И я с мстительным наслаждением раздавил его сапогом.

— Это еще не конец, — думал я. — Сколько еще ты будешь досаждать мне, брат, черт тебя побери? Что еще встретится мне на пути, пока я не доведу этого дела до конца?

Я вернулся на тропу. Звезда все еще мучилась в предсмертной агонии, и мне пришлось прикончить ее, чтобы прекратить ее муки.


За перевалом, как и следовало ожидать, была новая долина. По крайней мере, мне так казалось. Я не мог ничего разглядеть, так как внизу клубился туман, переходящий в облака. В небе происходили превращения. Один из красных сполохов становился желтым, другой — зеленым. Это меня обрадовало, это было уже знакомо. Точно таким я увидел небо, когда впервые попал сюда на край всего — это было напротив Двора Хаоса. Я закинул за спину свой вьюк, и начал спускаться по тропе. Ветер почти утих. Вдали послышался гром. Там бушевала гроза, от которой я улизнул. Я гадал, где же Бранд? У меня было чувство, что какое-то время он будет прятаться от меня, пока не придумает новую каверзу. Когда я вступил в полосу тумана, и он начал виться вокруг меня, я увидел древнее дерево и срубил одну из веток себе на посох. Дерево вскрикнуло, и я даже понял смысл произнесенных им звуков. Это было нечто вроде: — Черт тебя побери!

— Ты, оказывается, разумное? Я очень сожалею, я не знал этого.

— Я так долго растило эту ветку, — проговорило дерево. — Ты хочешь сжечь ее?

— Нет, нет. Мне нужен посох. У меня впереди еще большой путь.

— Через эту долину?

— Да, через нее.

— Подойди поближе, чтобы я почувствовало твое присутствие. На тебе что-то пылающее.

Я шагнул к дереву.

— Оберон! — воскликнуло оно. — Я знаю этот Камень!

— Я не Оберон. Я его сын. Камень дал мне он — для защиты, — сказал я.

— Тогда бери мою ветку, а вместе с ней и мое благословение. Я укрывало твоего отца. Это было странное время. Оно длилось долго. А до этого твой отец посадил меня.

— В самом деле? Никогда не видел, чтобы отец сажал деревья.

— Я не совсем обычное дерево. Я пограничное. Он посадил меня, чтобы отметить границу.

— Что же это за граница?

— Я — конец Хаоса и порядка, в зависимости от точки зрения. Я отмечаю разделение. В какую сторону от границы, то есть от меня, ты бы ни шагнул — там начинаются другие правила.

— Какие именно?

— Кто может на это ответить? Я не могу. Я только растущая башня разумной древесины. Так что моя ветка, скорее всего, может помочь тебе. Если ее посадить, она прорастет в любом месте. Но, конечно, она может и не пустить корни. Кто может знать заранее? Неси мою ветвь, сын Оберона, туда, куда ты держишь путь. Я чувствую, скоро будет гроза. Торопись и — прощай!

— Прощай. Спасибо тебе, дерево.

Я стал спускаться дальше по тропе, падающей из тумана в туман. Постепенно, пока я шел, туман терял розоватость. Опираясь на посох, который здорово помогал мне на этой скользкой тропе, я еще раз мысленно поблагодарил дерево. Затем стало проясняться. Окрестности были уже различимы. Скалы, пруд со стоячей водой, унылые деревья с висящим вдоль ствола мхом, запах гнили. Я поспешил дальше. На ветке одного из деревьев сидела и наблюдала за мной черная птица. Когда я посмотрел на нее, она поднялась в воздух и неспешно полетела ко мне. Крылья ее поднимались и опускались, как в замедленном кино. Все, что со мной произошло на этой дороге, научило меня ждать опасности в любую минуту, и я почувствовал тревогу, когда птица закружилась над моей головой. Но она, сделав круг, села на землю передо мной и, склонив голову, повернулась ко мне левым глазом.

— Да, — каркнула она, — ты тот самый.

— Что значит — тот самый? — удивился я.

— Тот самый, которого я буду сопровождать. Ты ведь ничего не имеешь против, Корвин, если за тобой будет следить птица дурного знака.

Тут она, хихикнув, исполнила нечто вроде танца.

— Не волнуйся, не волнуйся, Корвин, я тебе ничем не помешаю.

— Откуда тебе известно мое имя?

— Я жду тебя с самого начала времени, Корвин.

— Наверное, тебе это ужасно надоело?

— В этом месте я не так уж и давно. Ведь время — то, чем ты его делаешь.

Я обошел птицу и пошел дальше. Через некоторое время она пронеслась надо мной и села справа на скалу.

— Меня зовут Хуги, если тебе интересно, — представилась она. — Я вижу, ты несешь кусок старого Игга!

— Игга?

— Скучного старого дерева. Оно стоит у входа в эти места и никому не разрешает отдыхать на своих ветвях. Держу пари, оно орало как оглашенное, когда ты оттяпал от него ветку.

Птица рассмеялась клекочущим смехом.

— Как раз ты не права. Дерево вело себя достойно.

— Держу пари, — она опять держала пари, — оно не орало, потому что ты уже это сделал. А много ль тебе толку от этой палки.

— Конечно. Она помогает мне.

И я замахнулся палкой. Хуги шарахнулась в сторону.

— Эй, ты! Это не смешно!

Я рассмеялся.

— А я думал, что смешно.

Долгое время я прокладывал путь по болотистой местности. Ветер расчищал путь передо мной. Откуда-то издали доносились звуки музыки. Я бы не мог определить место, где играли. Музыка долетала то сверху, то справа, а то, казалось, из-под земли. Она была торжественной и величавой. Я мог бы поспорить, что ее рождали стальные струны. И вдруг меня окликнули:

— Эй, чужеземец! Остановись и посмотри на меня.

Я встал, как вкопанный, и начал таращить глаза, но в белом тумане, который еще не полностью рассеялся, ни черта не возможно было разобрать.

— Здравствуйте, — негромко произнес я. — Где же вы?

В этот миг туман передо мной разорвался, и я увидел гигантскую голову. Глаза ее были на одном уровне с моими. Безусловно, это была голова великана, который тонул в болоте. Голова была лысая, бледная, рыхлая, будто выточенная из камня ракушечника. А глаза, видимо, из-за контраста с белой кожей казались черней, чем были на самом деле.

— Понятно, — посочувствовал я. — Вы малость застряли. А руки поднять вы в состоянии?

— Если здорово напрягусь, — последовал ответ. — А зачем?

— Я сейчас найду какую-нибудь жердь, и вы ухватитесь за нее.

— В этом нет никакой необходимости.

— Разве вы не хотите выбраться из этой трясины? Я думал, что вы позвали меня, чтобы я помог вам.

Туман снова стал сгущаться, и я, чтобы не потерять его из виду, подошел ближе.

— Нет. Я просто увидел вас и окликнул, чтобы пожаловаться.

— Но что толку только жаловаться?

— А вы понимаете, в каком бедственном положении я нахожусь?

— Оно не такое уж и бедственное. Вы можете освободиться сами или с чьей-нибудь помощью.

— А что изменится, если я освобожусь?

— Это уже ваш вопрос, вот вы на него и отвечайте.

Разговор терял смысл. Я повернулся, чтобы уйти.

— Постойте. А куда вы направляетесь?

— На юг, чтобы сыграть свою роль в одной старой пьесе.

В это время откуда ни возьмись появилась Хуги. Птица не раздумывая села на макушку великаньей головы. Она клюнула ее и закудахтала:

— Не теряй зря времени, Корвин. Тот, кто здесь, гораздо меньше, чем кажется.

Губы великана произнесли мое имя. Затем он спросил:

— Ты в самом деле тот самый?

— Он, он, никаких сомнений, — затараторила Хуги.

— Послушай, Корвин, — произнес увязший в болоте великан, — ты ведь собираешься остановить Хаос, так?

— Так.

— Я тебя очень прошу, не делай этого. Да и вообще, не стоит Хаос твоих усилий. Пусть все эти дела скорее закончатся, и я наконец-то освобожусь.

— Я хотел тебе помочь. Ты отказался.

— Мне нужно другое освобождение. Я хочу, чтобы пришел конец всему.

— Ну, это сделать совсем просто, — махнул я рукой. — Только наклони голову и сделай глубокий вдох.

— Я хочу не только своей смерти, пусть придет конец всей этой игре.

— Но при чем тут твое желание? Я думаю, люди сами предпочтут решать, что им делать со своей судьбой.

— Пусть все кончится для всех. Ведь в моем положении рано или поздно окажутся все.

— Вот тогда пусть они и делают выбор, а пока отвечай только за себя. Счастливо тонуть, глупая голова!

Я направился дальше.

— Ты тоже окажешься в моем положении, — крикнула мне вслед голова.

Хуги догнала меня и уселась на посох.

— Ну и удовольствие посидеть на ветке старого Игга теперь, когда он не может… Ай-ай-ай! — Хуги взмыла в воздух и, причитая, закружилась.

— Он обжег мне лапу! Как он это сделал?

Я рассмеялся.

— Понятия не имею!

Хуги покружилась, пока боль не утихла, и села мне на плечо.

— Не возражаешь, если я отдохну здесь?

— Валяй.

— Благодарю, — птица устроилась поудобнее. — Голова, как ты наверное понял, клинический случай.

Я пожал плечами, а она замахала крыльями, чтобы не свалиться.

— Он, конечно, ищет путь, нащупывает выход, — философствовала птица. — Но рассуждает совершенно неправильно, считая, что весь мир в ответе за его несчастья.

— Пока что он не нашел выход даже из болота.

— Я имею в виду решение философских проблем, — заметила птица.

— Ах, из философского болота? Тем хуже для головы! — подвел я итог.

Но Хуги продолжала.

— Понимаешь, все дело в связи с миром его «Я» — с одной стороны, и Абсолютом — с другой.

— Неужели?

— Да, — подтвердила птица. — Нас высадили в этот мир, как на льдину, и мы дрейфуем по поверхности событий. Иногда нам кажется, что мы влияем на них, и тогда мы начинаем действовать с удвоенной энергией. И это — большая ошибка, потому что порождает в нас желания и раздувает ложное самолюбие, вместо простого существования нашего «Я». Одни желания порождают другие, а они влекут за собой еще более тщетные усилия — вот мы и в западне.

— В болоте?

— Как сказать. Надо сосредоточиться на Абсолюте. Надо научиться уходить от миражей и иллюзий, которые превращают человека в ложный остров сознания.

— Со мной тоже однажды случилось ложное самоотождествление. Оно-то в большой мере и помогло мне стать Абсолютом — то есть самим собой.

— Это тоже иллюзия.

— Не уверен. И даже думаю, что я завтрашний буду благодарен себе сегодняшнему, так же, как я сегодняшний благодарен себе вчерашнему.

— Ты упускаешь суть, — важно заметила Хуги. — Завтрашний «ты» — это тоже иллюзия.

— Почему?

— Потому что он по-прежнему будет полон тщетных желаний и суетных усилий, уводящих его от Абсолюта.

— Что же в этом плохого?

— То, что в конце концов ты останешься один в мире чужаков, в мире феноменов — субъективных, ложных сознаний.

— Мне нравится быть одному. Должен сказать, что я очень привязан к себе. Я себе нравлюсь. И феномены мне тоже по душе.

— И все же… Тебе никогда не удастся освободиться от Абсолюта полностью. Он всегда будет тревожить тебя, звать, лишать покоя.

— Значит, нечего и спешить с решением проблемы. В общем, я понял, что ты имеешь в виду. То, что Абсолют принимает форму идеалов. Да, они есть у каждого. И если ты утверждаешь, что к ним нужно стремиться, то тут и спорить не о чем. Я тоже так думаю.

— Ты не понял. Идеалы — тоже искажение Абсолюта, потому что толкают нас к новым усилиям.

— Так оно и есть.

— Я вижу, тебе еще многому надо учиться.

— Если тебе не нравится мой вульгарный инстинкт выживания, то эта тема не для обсуждения.

Тропа вела вверх. Мы вышли на гладкое ровное место. Оно было усыпано песком и хорошо утрамбовано. Музыка становилась громче. Затем я заметил в тумане медленно и ритмично передвигающиеся фигуры. Я догадался, что и эти тоже танцуют. Я подошел к ним. Это были красивые люди, мужчины и женщины, судя по одежде, крестьяне. Они ступали в такт музыке, которую играли невидимые музыканты. Танец был сложным и прелестным, и я остановился, чтобы полюбоваться им.

— По какому случаю праздник? — спросил я у Хуги. — И кто это танцует посреди нигде?

— Это не смертные, это духи времени. Они начали свое дурацкое представление, как только ты спустился в долину. Они празднуют твое пришествие.

— Духи?

— Да, наблюдай за ними внимательно.

Хуги взлетела с моего плеча, сделала несколько кругов над ними. Птичий помет упал с высоты на танцующих, но прошел сквозь них, не запачкав ни расшитого рукава, ни шелковой рубашки, никто даже не сбился с такта, словно это были люди-голограммы. Хуги каркнула над ними и вернулась ко мне.

— Зачем это нужно было — испоганить такое прекрасное представление, — возмутился я.

— Вполне декадентское, — возразила Хуги. — Я вижу, ты польщен этой встречей. И напрасно. Они предвкушают твою неудачу. И, прежде чем кончится грандиозный спектакль с твоим участием, желают попасть на финальное торжество.

И все равно я с удовольствием наблюдал за ними, опершись на посох и отдыхая. Делая свои па, танцоры перемещались в пространстве, и вот одна из женщин, рыжая красавица, оказалась около меня. Все лица были обращены ко мне. Но глаза танцующих ни разу не встретились с моими. Все происходило так, будто меня не было. Только эта женщина изящным движением бросила какой-то предмет. И он упал у моих ног. Я нагнулся и увидел, что предмет материален. Это была серебряная роза моя эмблема. Я прикрепил ее к вороту своего плаща. Хуги недовольно отвернулась. У меня на голове не было шляпы, чтобы я мог снять ее, выразив свое почтение. Я низко поклонился милой леди. И когда я хотел уже отойти, мне показалось, что она мне подмигнула. Я уходил, и музыка стихала за спиной. Тропа стала труднопроходимой, и, когда рассеялись туманы, впереди проступали только скалы и каменные плато. Я давно бы уже свалился от усталости, если бы не черпал силы из Камня. Но порций энергии мне с каждым разом хватало на все меньший отрезок времени. Одолев большое расстояние, я проголодался и остановился, чтобы прикончить остатки моих припасов. Хуги разделить трапезу отказалась, но сидела поблизости, наблюдая, как я ем.

— Признаться, я восторгаюсь твоей настойчивостью, — продолжала философствовать птица. — Мне нравится и то, что ты говорил об идеале. Но в остальном ты не прав. Мы здесь рассуждаем о бесплодности желаний и усилий.

— Это говорила ты. И знаешь, это не главная забота моей жизни.

— А зря.

— Хуги, я живу уже давно. Ты обижаешь меня, птица, считая, что я никогда не размышлял об этих проблемах из учебника философии для второкурсников. Кончай свою демагогию. Ты призываешь к бесплодной жизни. И истина в том, что это говорит не о положении дел в мире, а о тебе самом. Если ты и вправду веришь в то, что проповедуешь, то мне тебя жаль. Подумай, вместо того, чтобы быть свободной и двигаться к Абсолюту, ты, неизвестно почему, должна быть рядом со мной и предпринимать тщетные усилия в надежде воздействовать на мое ложное «эго». Что за чушь! Если же ты не веришь в то, что говоришь, то значит тебя послали, чтобы ты мешала мне и расхолаживала меня. Но тогда ты просто зря теряешь время!

Хуги прохрипела:

— А ты ведь не отрицаешь Абсолют — начало и конец всего.

— Зачем?

— Нет, скажи, — упорствовала Хуги, — ты признаешь это?

— Птица, я знаю это лучше тебя. Абсолют, как я понимаю, промежуточная стадия между разумом и рефлекторным существованием. Зачеркнуть его было бы преступлением. Но ответь, если ты происходишь от Абсолюта, этого самоизолирующегося Всего, зачем ты возвращаешься в свое гнездо? И неужели ты так презираешь себя, что боишься заглянуть в зеркало и увидеть, кто ты есть на самом деле? Почему бы тебе, Хуги, не извлечь пользу из нашего совместного путешествия? Развивайся, учись, живи, наконец! Если однажды ты была отправлена в жизненный путь, то почему ты так упорно стремишься вернуться в ту нулевую точку, из которой вышла? Или же твой Абсолют, сотворив существо, подобное тебе, допустил ошибку? Согласись, такая возможность вполне реальна. Вот! Больше мне нечего тебе сказать?

Хуги с ненавистью глянула мне в глаза и, наконец, улетела. Наверное, чтобы проконсультироваться со своим философским справочником.

Поднявшись с земли, я услышал гром. Гроза догоняла меня. Я должен был опять оторваться от нее. Тропа сужалась и расширялась, потом исчезла, оставив меня на усыпанной гравием равнине. Я чувствовал себя подавленным. Мой мысленный компас до сих пор вел меня в нужном направлении, И сейчас я тоже хотел бы следовать его указаниям, но мешала усталость. Солнца не было, звезд тоже. Я и ориентацию потерял с утратой тропы. И даже обрадовался, когда до меня донесся голос грозы. Так, по крайней мере, хоть узнаешь, где находится север. В тумане и звук рассеивается, так что полной уверенности у меня не было. Но гром становился все раскатистей, значит, буря меня догоняла. Проклятье! Я был огорчен потерей Звезды. Растревожила меня и философия бесплодности наших усилий, о которой неутомимо болтала Хуги. День был определенно мерзким. Я уже не верил, что могу завершить свое путешествие. Если кто-нибудь из моих многочисленных неприятелей не устроит мне засаду, я буду бродить здесь, пока не иссякнут мои силы, и меня настигнет гроза. Я не знаю, сумею ли я еще раз остановить небесные силы. У меня начали возникать сомнения на этот счет. Я попытался использовать Камень, чтобы рассеять туман, но его воздействие, казалось, ослабело. Может быть, это происходило потому, что я сам ослаб. Я смог расчистить небольшой участок и сразу же перешел через него. А постоянно бороться с туманом у меня не было ни сил, ни желания. Моя связь с Отражениями тоже нарушилась, я не мог, как прежде, чувствовать их суть.

Печально. Чем ползти в липком тумане в этой пустыне, куда лучше было бы нечто в духе вагнеровской оперы — герой эффектно появляется в финале, над ним — странное небо, перед ним — настоящие враги, с которыми можно сразиться в открытом поединке. Я миновал камень. Казалось, я уже здесь был, и камень этот мне словно бы знаком. И не брожу ли я по кругу? Когда заблудишься, именно так и ходишь. Я прислушался к звукам, чтобы хотя бы по ним сориентироваться, куда идти дальше. Стояла раздражающая тишина. Я подошел к камню. И уселся, привалившись к нему спиной. Нет смысла бродить без толку. Надо было подождать сигнала. Воздух был в предчувствии грома. Я вытащил Карты. Отец сказал, что они на какое-то время перестанут действовать. Но ничего другого мне не оставалось. Одну за другой я перебирал их, пытаясь дотянуться до тех, кого я знал, исключая Бранда и Каина. Отец был прав — Карты ее холодели, как обычно. Тогда я прямо на земле разложил всю колоду в пасьянсе. То, что мне по нему удалось прочитать, было попросту невозможно, и я снова перемешал Карты. Я вслушивался, пытаясь определить, где гроза. Несколько раз прогремело в отдалении, но это мешало определить, откуда доносился звук. Карты заставили меня вспомнить о семье. Мои близкие ждали меня впереди. Зачем они ждали меня? Я нес им Камень. Зачем он им? Сначала я думал, что решили его возможности использовать в сражении. Если это так и если я единственный, кому он подчинялся, мы, наверняка, проиграем. Затем я подумал об Амбере и окончательно пришел в отчаяние. Неужели для Амбера все кончено? Не может этого быть. Должен же все-таки найтись способ отбросить Хаос. Думая обо всем этом, я откинул камешек, который лежал рядом со мной. И хотя кинул я его с силой, он полетел замедленно и плавно, словно в невесомости. Опять этот замедляющий эффект Камня. Я зачерпнул из него еще энергии и подбросил новый камешек. Этот улетел, как пуля. Значит в прошлый раз я зачерпнул мало энергии из своего талисмана. Во второй же раз, когда я наполнил себя магической силой, мозг мой все равно оставался вялым и расслабленным. И я понял, что надо отдохнуть, лучше всего поспать. Все будет казаться проще, если я посплю. Как далеко еще до конца моего пути? Расположен он за ближайшим перевалом или до него еще бесконечно далеко? И на много отстала ли от меня гроза? Все эти мысли лениво роились у меня в голове.

А что если битва уже закончена, и мы проиграли? Мне казалось, что я прибуду к месту назначения слишком поздно и тогда смогу пригодиться своим только в качестве могильщика.

Надгробное слово… Кости… Хаос…

И где эта проклятая Черная дорога? Я бы шел вдоль нее, и не было бы никаких проблем. Мне казалось, что сейчас она где-то слева от меня… Я потянулся вперед, сжимая Камень. Раздвинул на некоторое расстояние туман, отбрасывая его вдаль. И заметил, что там кто-то движется. Это было животное. Скорее всего большая собака. Она не хотела выходить из тумана. Не подкрадывается ли она ко мне под его прикрытием? Я сжал Камень, потянулся еще дальше и дальше, отодвинул туман. Животное, попав в зону обозрения, встряхнулось и двинулось прямо ко мне. Я поднялся, когда животное было совсем близко. Тут я определил, что это шакал. Крупный шакал смотрел прямо в мои глаза.

— Ты подоспел рановато, — сказал я, — я еще живой, только отдыхаю.

Он ухмыльнулся:

— Я пришел только, чтобы взглянуть на принца Амбера. Я и не рассчитывал, что ты станешь моей едой.

На этот раз рассмеялись мы оба.

— Тогда пируй мысленно, а не то очень скоро обнаружишь, что сил у меня предостаточно.

— Нет, нет! — поспешил заверить меня шакал. — Я старый поклонник дома Амбера. Королевская кровь, принц Хаоса, схватка, — вот это меня привлекает.

— Ты награждаешь меня новым титулом. Моя связь с Двором Хаоса чисто генеалогическая.

— Я говорю об образах Амбера, проходящих через Отражения Хаоса. И все же в центре порядка, который олицетворяет Амбер, действует самая хаотичная семья, точно так же, как Двор Хаоса очень спокойный и мирный. И все же у вас есть не только конфликты, но и связи.

— Сейчас меня волнуют не парадоксы. Я пытаюсь добраться до Двора Хаоса. Ты знаешь туда дорогу?

— Конечно. Это совсем рядом, если мерить этот путь полетом стервятника. Идем, я покажу тебе, куда идти.

Он побежал по тропе, а я последовал за ним.

— Я не слишком быстро? — спросил он, оборачиваясь. — Ты, наверное, устал?

— Ничего. Продолжай в том же темпе. Двор за этой долиной, не так ли?

— Так, так. Вот уже и туннель.

Я последовал за ним через песок и гравий, а затем по сухой твердой земле. Странно было, что нигде ничего не росло. Туман уже совсем поредел и принял зеленоватый оттенок. Через какое-то время я окликнул шакала:

— Далеко еще? Сколько еще пути?

— Теперь уже совсем близко. Ты устал? Хочешь отдохнуть?

Он опять оглянулся, зеленый туман преобразил его, маленький уродец стал страшноватым, и все же я нуждался в проводнике, мы стали карабкаться вверх по склону, и путь мне казался верным.

— Есть ли где-то поблизости вода? — поинтересовался я.

— Нет, — ответил он, — за водой нужно сделать приличный крюк. Хочешь, повернем?

— Даже думать об этом не стоит. У нас нет времени.

Шакал вильнул хвостом, рассмеялся, и мы побрели дальше.

На этот раз перед нами была невысокая гора. Я, опираясь на посох, торопился за своим проводником. А тропа становилась все круче, почва каменистей, так мы шли примерно полчаса. Я с трудом дышал.

— Подожди, — окликнул я зверя, — надо передохнуть. Я полагал, путь будет короче.

— Извини меня, — сказал он, — за шакалоцентризм. Я выбрал скорость, с которой передвигаемся мы. Тебе она не совсем подходит. Но будь спокоен, мы уже почти у цели. Она находится в скалах, как раз перед нами. Может быть, отдохнем уже там?

— Ну, давай, — согласился я.

Вскоре мы добрались до каменной стены, которая поднималась у подножья горы. И, пробираясь среди камней, подошли наконец к отверстию, ведущему во тьму.

— Вот он, тоннель, дорога совершенно прямая, никуда не сворачивает. Шагай себе на здоровье и так быстро, как захочешь.

— Благодарю тебя, ты здорово мне помог. Я этого не забуду.

— Рад был помочь, — услышал я голос уже у себя за спиной.

Я шагнул во тьму, сделал несколько шагов, и что-то захрустело у меня под ногами. Передо мной был какой-то предмет. Я поддал его ногой, и раздалось сухое щелканье, которое запомнится мне надолго. Пол был усеян костями. Позади меня послышался шорох. Всем своим существом я почувствовал опасность и понял, что Грейсвандир выхватить не успею. Резко повернувшись, я поднял посох и сделал им выпад, как шпагой. Зверь уже был в прыжке. Посох угодил ему в грудь, и он упал. Но и я был отброшен назад, на груду загремевших костей. Посох мой отлетел в сторону. Искать его в темноте было пустым делом. Все еще лежа на земле, я успел вытащить меч, но, чтобы поднять его, времени не хватило — зверь прыгнул еще раз. И я, изловчившись, изо всех сил ударил рукоятью прямо по его хищной оскаленной морде. Удар был настолько сильным, что у меня заныло плечо. Голова шакала дернулась, и я, не теряя ни секунды, воткнул острие меча в землю и, опираясь обеими руками о рукоятку, поднялся сначала на колено, а потом и вовсе встал, приготовившись к новому нападению. Когда он прыгнул еще раз, я уже не отмахивался, а действовал наверняка. Клинок вошел в тело зверя. Я быстро вытащил его, отпрыгнул от щелкающих шакальих челюстей и откатился в сторону, почти к самой стене. Шакал завизжал, попытался подняться, но тут же опять свалился. Я, тяжело дыша, следил за каждым его движением. Моя рука случайно нащупала отлетевший сюда посох. Выставив его перед собой, я уперся спиной в стенку и стал ждать нового нападения. Но шакал так больше и не поднялся. Он лежал, и предсмертные судороги сводили ему лапы. В слабом свете, едва проникающем через вход, я разглядел, что его вырвало. Запах был ужасный.

Потом зверь посмотрел на меня. Так, не сводя с меня взгляда, он лежал совершенно неподвижно. Потом глаза его закрылись. Шакал больше не дышал. Непереносимое зловоние заполнило все вокруг. Я поднялся на ноги, все еще спиной к стене, все еще с посохом наизготовку, не сводя глаз с мертвого зверя. Много времени прошло, прежде чем я вложил Грейсвандир в ножны.

Привыкнув к темноте, я огляделся. Это был никакой не тоннель, а обыкновенная пещера. Когда я выбрался из нее, тумана уже почти не было. Его разогнал ветер, веющий с долины. Я прислонился к скале, гадая, какой путь выбрать. Тропы поблизости видно не было. Я решил идти налево. Здесь подъем был покруче, а мне нужно было как можно скорее выбраться из тумана, подняться в горы. Я опирался на посох и карабкался, вслушиваясь, не звенит ли где-нибудь родничок. Но кругом была тишина. Я упорно лез дальше. Туман, редея, менял цвета. И вот уже можно разглядеть каменное плато, над ним проблеск чистого неба. Где-то за спиной загремело. Но откуда движется гроза, определить было невозможно. Я ускорил шаг, но через несколько минут у меня закружилась голова. Пришлось остановиться и сесть на землю. Предчувствие неудачи не покидало меня. Вот я взбираюсь на плато. А ведь, наверное, гроза буйствует именно там, и я сейчас иду на грозу. Я протер глаза. Ну какой резон преодолевать дорогу, у которой все равно нет конца, и я так и не смогу добраться до цели? Сквозь фисташковую долину пробилась тень. Что-то падало на меня. Я поднял посох, чтобы защищаться. Но это была Хуги. Птица спикировала и села у моих ног.

— У, Корвин, — проскрипела она, — как много ты прошел.

— Мне кажется, ты преувеличиваешь. Гроза, наверное, наступает мне на пятки.

— Кажется, так оно и есть. А я вот поразмыслила над твоими словами и хочу сказать, что кое в чем ты прав.

— Хватит об этом. Лучше скажи, можешь ли оказать мне одну услугу?

— Какую именно?

— Слетай погляди, как далеко от меня гроза, И с какой скоростью она догоняет меня. А потом вернись и расскажи, что и как.

Хуги помялась, но потом все-таки согласилась.

— Так и быть, слетаю.

Птица взмыла вверх и полетела туда, где по моим расчетам находился северо-запад. Я оперся на посох и поднялся. Опять пришлось зачерпнуть сил из Камня, они заполнили меня, как вспышка багровой молнии. И я опять начал подъем. Когда я одолел склон, подул влажный ветерок с той стороны, куда улетела Хуги. Раздался одиночный удар грома. Я ждал. Второго не последовало. Я постарался максимально воспользоваться приливом энергии и быстро преодолел метров сто. Еще немного, и я буду на вершине, а там станет ясно, где я нахожусь и есть ли у меня шанс продолжать борьбу.

Небо прояснилось. Оно здорово изменилось с тех пор, как я смотрел на него на перевале. Половина неба была темной, вторая половина белела от летящих по нему цветов. И весь небесный свод вращался вокруг точки, которая находилась над моей головой. Это меня тревожило. Именно к этому небу я и шел. Значит, это и есть тот самый Хаос. Я стал карабкаться еще выше. Мне хотелось крикнуть самому себе что-нибудь ободряющее, но у меня пересохло горло. Подойдя к скале, я услышал хлопанье крыльев. И вот на мое плечо опустилась Хуги.

— Гроза готова наползти на твой зад, — сообщила птица, — она может нагрянуть сюда в любую минуту.

Я сделал последний рывок, уцепился за скалу, подтянулся, вылез на плато. И остановился, с минуту отдыхая. Здесь совсем не было тумана. По-видимому, постоянный ветер прогнал его отсюда. Были видны далеко и небо, и гладкая равнина, простирающаяся перед глазами. Я опять пошел вперед. А громыхание было уже совсем рядом.

— Думаю, что равнину пересечь сухим тебе не удастся.

— Ты знаешь, что это необычная гроза. Будь иначе, я был бы счастлив промокнуть и напиться.

— Понимаю. Я выражаюсь фигурально.

Я ответил какой-то грубостью и продолжал путь. Речка с прохладной водой была пределом моих мечтаний. Панорама передо мной расширялась. Небо продолжало свой безумный танец под вуалью дымки. Но освещения было вполне достаточно. Я увидел громадный простор и остановился, тяжело опираясь на посох. Теперь я был уверен — передо мной то, к чему я стремился.

— Что случилось? — заговорщически прошептала птица.

Я не мог говорить. Я показал на пустошь, вытянутую ниже края плато, на котором мы стояли. Она простиралась миль на сорок и упиралась в уходящую за горизонт гряду гор. А слева бесконечно тянулась Черная дорога.

— Ну и что? Пустошь. Я и раньше могла тебе сказать, что она находится здесь. Почему ты не спросил меня?

Из моей груди вырвалось нечто среднее между стоном и рычанием. Я опустился на землю. Не знаю, сколько прошло времени. Меня лихорадило. Кажется, я понял все, хотя что-то во мне не соглашалось с этой догадкой. Я услышал одновременно голос грозы и голос Хуги.

— Ты хочешь сказать, что проиграл? Но ты ошибаешься. В борьбе не бывает проигрыша. Все это иллюзии.

— Я не сказал, что проиграл.

— Ты решил, что не можешь дойти до конечной цели.

Я посмотрел на небо над горизонтом. Там уже полыхали молнии. Гроза подползла ко мне.

— Все верно, цель, к которой я шел, уходит от меня. Но если отец действительно проиграл, я должен сделать то, что хотел сделать Бранд. Я должен создать новый Лабиринт и необходимо совершить это прямо вот здесь.

— Ты? Создать Лабиринт? Этого не сумел сделать сам Оберон. Как же ты сможешь совершить это, — ты ведь едва держишься на ногах? Корвин, забудь об этом. Смирись и успокойся.

Я опустил посох на землю. Хуги слетела с моего плеча и уселась рядом с ним.

— Ты не веришь моим словам? — обратился я к птице. — Мы никогда не поймем друг друга. Мне кажется, что желание — это скрытое самоотождествление, а усилие — рост. Ты думаешь по-другому.

Я спокойно опустил руки на колени.

— Для тебя величайшее благо — слияние с Абсолютом. Почему же ты не летишь, чтобы соединиться с ним? Это ведь можно сделать и таким образом. Тебя поглощает всеохватывающий Хаос, который надвигается на нас, затем он сливается с Абсолютом и сам становится им. Да, если меня постигнет здесь неудача, то Хаос станет Абсолютом. Но пока я жив, пока дышу и надеюсь, я буду ему противостоять. И попробую воздвигнуть против него Лабиринт. Я это делаю потому, что я тот, кто мог бы стать королем Амбера.

Хуги опустила голову.

— Сперва я увижу, как ты съешь ворона, — противно захихикала она.

— Я не ем падали, — возразил я.

— Посмотрим, посмотрим, — продолжала хихикать птица.

— Боюсь, что тебе, столь приверженной Абсолюту, а также, я подозреваю, и Двору Хаоса, скоро попросту будет нечем смотреть.

Я схватил Хуги и свернул ей шею, прикидывая, хватит ли у меня времени, чтобы развести костер. Незачем заниматься пустословием с глупой птицей. Это выглядело жертвоприношением. Но трудно сказать, кто тут одержал моральную победу, поскольку я все равно планировал рано или поздно сделать это.


…И был запах цветущих каштанов. По всем Елисейским полям над листьями взлетали белые свечи… Я вспомнил игру фонтанов на площади Согласия… Воображение мое бродило по улицам, по набережной Сены. И всюду был запах старых книг и реки… Запах цветущих каштанов….

Почему я вспомнил вдруг 1905 год и Париж на Отражении Земля. Наверное, я мысленно вернулся туда, где был когда-то счастлив. Наверное, это нужно было мне, чтобы сейчас рефлекторно получить импульсы положительных эмоций, эдакое противоядие от настоящего, окружавшего меня. Скорее всего, это так… Белый абсент, «Амар Пикон», земляника со сливками… Шахматы в кафе «Регентство», вечера с актерами «Комеди Франсэз». Скачки в Шантильи… Вечера в бистро на улице Пигаль… Я твердо ставил левую стопу перед правой, правую перед левой, передвигая ноги почти наощупь. В левой руке у меня была цепь, на которой висел Камень. Я нес его высоко так, чтобы можно было видеть глубину Камня, наблюдая в нем за рождением нового Лабиринта. Я чертил его с каждым шагом. Я воткнул свой посох в землю и оставил его у входа в Лабиринт. Левая…

Вокруг меня свистел ветер, где-то совсем близко громыхал гром. Я не встречал физического сопротивления, с которым столкнулся в старом Лабиринте. Сопротивления вообще не было. Вместо него, и это наверное было хуже, была странная настороженность. Не обдумав, я не решался сделать и шага. Поэтому движения мои были замедленны. Мое продвижение было похоже на ритуальное действо. Я тратил больше энергии на подготовку к каждому шагу, чем на сам шаг. Прежде чем сделать движение, я совершал его мысленно. Заторможенность, замедленность мешали мне выполнять работу. Но зато это и не позволяло совершить ошибку. Я делал свое дело наверняка. Появлялась определенная четкость. Правая… Казалось, этой медлительной четкости требует от меня неведомая сила. И так же, как Лабиринт в Ребма, где восстановились когда-то мои растаявшие воспоминания, так и этот Лабиринт тоже разворошил мою память. И появились здесь в сломавшемся пространстве, во времени, потерявшем границы прошлого, настоящего и будущего, запах каштанов, полные овощей фургоны, тарахтящие по булыжной мостовой. Я не был в то время влюблен, но были увлечения — Иветт, Мими и Симона. И была в Париже весна, и плясали цыгане в «Луи», и удивительно пахли коктейли… Я вспоминал, и сердце не помещалось в груди, и время звенело, как колокол… Я вспоминал, и радость прустовского оттенка передавалась моим движениям, наполняла мое сознание, наделяла мощью мою волю… Я обдумал, а потом увидел, а потом сделал следующий свой шаг… Я уже совершил один круг, создал периметр своего Лабиринта. Спиною я чувствовал грозу. Она, видимо, уже коснулась края плато. Небо потемнело… Цветные огни плясали надо мной и качались… Вокруг появились сполохи… А я не мог отвлечься, не мог отдать ни капли энергии, чтобы контролировать бушевавшую стихию. Завершив круг, я увидел, что все расстояние, которое я прошел по Лабиринту, вычерчено на камне, и линия эта пылает бледным голубым пламенем. Я не чувствовал магнитных линий, не ощущал тока, который возникал там, где я ставил ногу. Необычными были только замедленные движения, будто нес я на спине непосильный груз… Левая…

Маки, маки и васильки и высокие тополя вдоль сельских дорог, вкус нормандского сидра… И снова город, запах цветущих каштанов… Сена, купаются звезды… Запах старых кирпичных домов на Вогезской площади после утреннего дождя… Бар под мюзик-холлом «Олимпия»… Драка… Окровавленные пальцы, забинтованы девушкой, пустившей меня к себе домой… Как ее звали? Цветущие каштаны… Белая роза… Тут я принюхался. Аромат розы в моей петлице такой же, каким был тогда. Удивительно, что хоть что-то осталось от нее. Это приободрило меня. Я двинулся вперед, чуть-чуть под углом вправо. Краем глаза я видел грозу. Она надвигалась стеной, гладкой, как стекло. За ней была пустота. Гром уже гремел оглушительно. Правая… Левая…

Надвигалась армада ночи. Устоит ли против нее мой Лабиринт! Я хотел поспешить. Но ничего не получилось, движения мои становились еще медленнее. Я испытывал странное чувство, мне казалось, что я нахожусь сразу в двух измерениях. В одном я медленно, шаг за шагом, делал свою работу. В другом, заключенный в Камень, впитывал энергию, проходя Лабиринт и там. И эти два измерения были связаны моим сознанием… Левая… Поворот… Правая… Грозу, казалось, уже можно потрогать. Сейчас она омоет кости Хуги. Я втягивал ноздрями запах озона и думал: «Что имела в виду птица, говоря, что она поджидает меня с начала Времени. Зачем поджидала? Чтобы поспорить со мной? Или же, чтобы быть съеденной в месте, которого не коснулась история? Но, уподобляясь моралистам, все преувеличивающим, можно было бы сказать следующее. Хуги с унынием в сердце из-за своих неразрешимых философских проблем, а также потому, что не смогла обратить меня в свою веру, была уничтожена под раскаты грома, как это обычно происходит в театре». Послышался гром — отдаленный, опять гром — поближе, и снова гром — уже совсем близко. Когда я повернулся и глянул назад, молнии были ослепительными. Я стиснул цепь и сделал еще один шаг… Гроза натолкнулась на границу моего Лабиринта и раскололась надвое. Она начала ползти вокруг меня. Ни одной капли не попало ни на меня, ни на мой Лабиринт. Но мы оказались островом внутри грозы. А может, в этой ситуации больше подходило такое сравнение — я находился в воздушном пузыре на дне штормового моря. Меня окружали стены воды и в них мелькали темные силуэты. Вся вселенная напряглась, пытаясь раздавить меня. А я все сосредоточивался на красном мире Камня, все глубже уходил в свою работу. Левая… Цветущие каштаны… Чашка горячего шоколада в кафе на тротуаре… Елисейские поля… Оркестр в садах Тюильри, звуки поднимаются вверх и висят в ярком, пахучем воздухе… Берлин в двадцатые годы… Тихоокеанские острова в тридцатые… Может быть, все это не прошлое. Может быть, прошлое длится сейчас. А там было будущее. И я не вспоминаю его, а предчувствую. Я? Или песчинка? Или звезда? Но какое это имеет значение? Через новый мост на улицу Ригали… Омнибусы и фиалки… Фиалки и фиакры… Художники со своими этюдниками в Люксембургском саду… Я, если все закончится хорошо, снова отыщу Отражение, подобное этому, такое же, как мой Авалон. Запах каштанов…

Продолжаю идти… Надрывается ветер, гремит без пауз, одна молния зажигает другую. Но это все в стороне от меня. Может быть, в другом мире я закончил еще один виток… Я неуязвим, пока не позволил отвлечь себя грозе, пока продвигаюсь, пока все, как в фокусе, сходится в Камне… Я обязан устоять, обязан медленно поднимать, а потом опускать ногу. Никогда не остановлюсь. Буду ходить еще медленнее, но остановки не будет… Лица… Целый ряд глаз рассматривает меня, находясь по ту сторону Лабиринта… Лица, огромные, потому что их увеличивает стена ливня, огромные, как та голова в болоте… Смотрят, усмехаются, ждут… Ждут, что я остановлюсь или сделаю неверный шаг… Ждут, что все вокруг меня распадется… В их глазах сверкают молнии, в их глотках гремит гром… Они кричат мне что-то со дна Темного Океана… Я проиграю и буду сметен разбушевавшейся стихией, а этот осколок Лабиринта будет разбит и тоже сметен. Они проклинают меня. Они плачут и плюют в меня, хотя я всего этого не слышу. Наверное, все это только кажется мне, а на самом деле их нет и не было там за силовой линией Лабиринта. Я теряю рассудок, но ступаю, ступаю, ступаю. Мой мозг сломлен напряжением. Тогда что толку в моих усилиях? Новый Лабиринт, созданный безумцем? Я сомневаюсь, а они кричат хором: «Безумец! Безумец! Безумец!» Я втягиваю в себя остатки запаха розы и опять вспоминаю о каштанах и том времени, которое заполняли радости бытия и органичный порядок. Голоса стихают, лица исчезают, когда мысли купаются в радостях тех лет. Ублюдки! У вас всего этого не было и никогда не будет… Цветут каштаны… Я делаю еще один шаг, и еще один… Они дразнят меня, играют на моих слабостях, чувствуют мои сомнения, мою усталость… В любом случае, я у них на виду и они используют это против меня… Левая… Правая… Пусть теперь они видят, как верю я в их силы. Пусть провалятся. Я прошел уже вон сколько раз. И пройду, сколько надо. Левая… Они кружат и набухают около меня, по-прежнему шевеля кривым ртом. Но и они тоже устали. Я затратил еще усилия, шагая по дуге, ступая по кругу, видя его перед собой в Камне — своем красном духовном оке. Я вспоминаю свой побег из Гринвуда, о своей хитрости, когда надо было разговорить Флору, о своей встрече с Рэндомом, схватку с его преследователями, наше путешествие в Амбер… Я вспоминаю о нашем бегстве в Ребма, о том, как я шел по Лабиринту, чтобы восстановить память, о принудительном браке Рэндома, о своем сражении с Эриком и бегстве к Блейзу… О битвах, что были после, о том, как ослеп, выздоровел, убежал, путешествовал в Лорен, а затем в Авалон…

Чем медленнее ступал я, тем быстрее скользила моя память по поверхности минувших событий… Ганелон и Лорен… Твари из Черного Круга… Рука Бенедикта… Возвращение Бранда… Нож в боку… Билл Поссет… Билл Рот… Больничные архивы… Моя автокатастрофа… Вся жизнь легла передо мной, с самого ее начала в Гринвуде, через все годы борьбы, постоянное ощущение приближения к чему-то важному, стремление к трону, месть, долг, его постоянное место в сознании во все времена вплоть до этого мгновения, когда оно обострилось необходимостью выжить. Я чувствовал всегда, что ожидание должно вот-вот закончиться, что должно произойти что-то важное… Левая… Очень, очень медленно. Все прочее неважно. Теперь вся моя воля в движении. Моя сосредоточенность — абсолютна. Все, что за пределами Лабиринта, мной забыто. Молнии, лица, ветер… все потеряло значение. Есть только Камень, существует пылающий Лабиринт и я сам. Хотя я уже себя почти не осознавал. Наверное, еще немного, и я сейчас слился бы с идеалом Абсолюта Хуги. Поворот… Правая стопа… Снова поворот…

Время тоже не имеет значения. Пространство ограничилось созданным мною узором. Теперь я черпал силу из Камня, не обращаясь всякий раз к нему. Связь установилась сама собой. Теперь и это было частью того процесса, той работы, которыми я был занят. Одна порция энергии шла вслед за другой. Маховик раскрутился. Видимо, я уже стерт, как личность. Я превратился в движущуюся точку, запрограммированную Камнем, выполняющую операцию настолько всепоглощающую, что нет больше места для самосознания. И все же я — частица этого процесса. Потому что, если бы то же самое делал кто-то другой, возник бы другой Лабиринт. Я подсознательно чувствовал, что пройдено уже полпути. Теперь идти стало еще сложней, а мои движения совсем замедлились. И хотя хотелось, чтобы дело шло скорее, я вспомнил свою первоначальную настройку на Камень — в той странной матрице, что, казалось, давала начало самому Лабиринту. Правая… Левая… Заторможенность вдруг исчезла, несмотря на прежнюю осторожность и выверенность каждого шага, я чувствовал себя очень легким. Казалось, со всех сторон меня омывает бесконечный океан энергии. Все звуки слились в белый шум и исчезли. Потом исчезла и напряженная медлительность моих движений. Это совсем не было похоже на преодоление какого-то барьера или на то, как входишь в Вуаль. Скорее всего, это была внутренняя перенастройка. Я чувствовал, что иду теперь нормальным шагом, и, прокладывая извилистую дорогу, делая все более тугие витки, приближаюсь к концу вычерченного мной сложного узора. Внезапно мир потемнел. Казалось, я находился среди великой пустоты, в которой существовал только пламенеющий Камень и, подобный спирали галактической туманности, сияющий Лабиринт. И по этой спирали я шел. Я опять усомнился в своих действиях. Но это продолжалось один миг. Последнее мое испытание, последняя атака. Нельзя отвлекаться. Камень показывал мне, что делать, а Лабиринт подсказывал, где делать это. Хорошо бы увидеть еще и себя рядом с ними — посмотреть на все это со стороны. Левая… Я внимательно следил за каждым своим шагом. Наконец я почувствовал силу, мне противодействующую — совсем, как в старом Лабиринте. Но я был готов к этому. И я боролся с этой силой за каждый свой шаг. Затем наконец-то внутри Камня я увидел окончание Лабиринта. В другое время я бы ахнул от неожиданного явления красоты. Но сейчас нельзя было растрачивать свои силы на чувства. Даже дыхание мое было подчинено единой цели. Я собрал все свои силы на то, чтобы сделать следующий шаг, и пустота вокруг меня пришла в движение. Я завершил его, но следующий был еще труднее. Я чувствовал себя так, словно находился в центре вселенной и ступал по звездам. Мне казалось, что я передаю движение небесным телам. Моя воля становилась космическим явлением. Ноги поднимались и переступали сами по себе. Я не видел своих шагов. Лабиринт светлел. Скоро он вспыхнет и осветит округу ослепительным сиянием. Еще совсем немного. Продвинуться чуть дальше… Я тратил гораздо больше сил, чем в старом Лабиринте, сопротивление стало абсолютным. Я должен был противостоять ему своею твердостью и постоянством воли. Исключить все остальное. Я почти не двигался. Вся моя энергия шла на просветление узора… Интересно, как выглядит Лабиринт со стороны. Наверное, это великолепное зрелище.

Минуты… Дни… Годы… Я не знаю, как долго это продолжалось. У меня было такое ощущение, что я был занят этим завершающим актом целую вечность… Затем я двинулся. И не знаю, сколько на это ушло времени. Шаг, другой, третий. Вселенная вращалась вокруг меня. Я прошел весь путь. Давление пропало… Чернота исчезла… Какое-то мгновение я был в центре Лабиринта, но не стал его рассматривать, на это у меня не осталось сил. Я упал на колени и согнулся в три погибели. Кровь лихорадочно стучала у меня в висках, голова кружилась, а тело сотрясала дрожь. Я сумел это сделать, пришла ко мне наконец мысль. Лабиринт создан, и что бы теперь ни произошло, он есть. И он выдержит… Я услышал звук там, где никаким звукам быть не полагалось, но отвечать на внешние раздражители я уже не мог. Лишь когда из моих окоченевших пальцев вырвали Камень, я поднял голову. Никого не было в моем Лабиринте. Я это знал твердо. Значит… Свет был ярким и, сощурившись, я разглядел улыбающегося Бранда. На глазу у него была черная повязка. В руке он держал мой Камень. Я догадался, что он сюда телепортировался. Он ударил меня в тот момент, когда я посмотрел на него, и я повалился на бок. Тогда он пнул меня ногой в живот.

— Так ты все-таки это сделал? — оскалился он. — Никак не думал, что это тебе удастся. Теперь мне придется уничтожить еще один Лабиринт, чтобы восстановить наш порядок. Но сначала мне понадобится этот камушек, чтобы повлиять на битву при Дворе. — Он помахал Камнем. — Прощай!

И исчез. Я лежал, тяжело дыша, и держался за живот. Волны тьмы поднимались и опадали внутри меня. Это было, как прибой. Но сознание не покидало меня. Огромное отчаяние заполнило мое сердце. Я закрыл глаза и застонал, И не было у меня Камня, чтобы восстановить силы. Каштаны в Париже…

Когда я лежал там, изнемогая от боли, у меня перед глазами стояла одна и та же картина. Я видел, как Бранд появляется там, где сражаются силы Амбера и Хаоса. На груди у него пульсирует Камень. Он уверен, что, овладев им, сможет сделать так, чтобы победил Двор Хаоса. Но ведь это вполне возможно, мучаясь, думал я. И представлял, как Бранд хлещет молниями наши войска, как направляет на них шквальные ветры. Видел, как на силы Амбера каменным градом низвергается послушная ему гроза. Я чуть не заплакал. Ведь Бранд еще мог бы искупить свою вину, выступив на нашей стороне. Ясно, что просто победы ему теперь мало. Бранду нужно победить так, чтобы диктовать свои собственные условия. А я? Я потерпел поражение, хотя и создал против Хаоса новый Лабиринт, даже не веря, что и в самом деле способен на это. Но если битва будет проиграна, все мои усилия пойдут прахом. Ведь тогда Бранд вернется сюда и сотрет мой Лабиринт с лица земли. Ужасно обидно — пройти через все трудности, подойти так близко к успеху и потерпеть неудачу. Мне хотелось заорать: «Это несправедливо». Но я знал, что вселенная, равнодушно вращаясь, не согласовывала свое движение с моими понятиями о справедливости. Я выплюнул песок, который скрипел у меня на зубах. Отец поручил мне доставить Камень к месту битвы. Я был в двух шагах от нее — и вот, пожалуйста. Неожиданно меня охватило странное чувство. Я ощутил, как что-то требует моего внимания. Но что?

Вокруг стояло безмолвие. Ветер и гром снаружи утихли. Воздух был неподвижен и прохладен. Даже с закрытыми глазами я чувствовал, что меня окружает свет. Я открыл их и увидел яркое небо. Я опять закрыл глаза, твердо зная, что-то маячит справа от меня. Дерево. Дерево стояло там, где я воткнул свой посох, взятый у старого Игга. Оно уже стало довольно высоким и так стремительно тянулось вверх, что я различил это движение. На нем были одновременно зеленые листья и белые бутоны. Но вот распустилось несколько цветов. Я ощутил тонкий аромат и почувствовал успокоение. Я ощупал свою грудь. Сломанных ребер вроде не было. Хотя боль от удара еще давала себя знать, я протер глаза и пригладил волосы. Затем поднялся, опершись на колено. Не торопясь, я смотрел на окрестности. Плато было таким же, как я его увидел в первый раз. И все-таки что-то вокруг изменилось. Оно было пустынным, но не суровым. Возможно, таким делало его новое освещение. Нет, было что-то еще. Я осматривался, изучая все, что находилось рядом. Безусловно, это было уже другое место, а не то, где я начинал свой Лабиринт. Изменились скалы, сгладились ямы, чуть поодаль появилась земля, плодородная почва.

Я встал. Ветер донес запах моря. Все это освежило меня. И я понял — здесь произошли большие перемены. Их сотворила не гроза, способная не уничтожать, а создавать. Какое-то воспоминание шевельнулось в глубине моей души. Я вздохнул полной грудью, стоя в центре Лабиринта, и не торопясь продолжал осматривать местность. Мое отчаяние как-то само по себе улетучилось, во мне поднималось чувство освещенности — другого слова не нахожу. Воздух был сладким. Появилась непривычная легкость. И я понял — все это напоминает мне первозданный Лабиринт. Я посмотрел на дерево. Оно стало еще выше. Похоже, и все же не похоже. Да, все менялось на глазах. Воздух, земля, небо. Это было новое место, это был новый первозданный Лабиринт. И, значит, все изменения сотворил я, мой Лабиринт, в центре которого я находился.

Прошло время. А я всё еще стоял, наблюдая за деревом, оглядываясь, наслаждаясь возродившейся во мне энергией. Во всяком случае, здесь я победил. И это будет длиться, пока Бранд не вернется, чтобы стереть это место с лица земли. Я опять отрезвел. Я должен остановить Бранда, должен защитить это место. Я находился посередине Лабиринта. Если этот Лабиринт такой же, как все остальные, я могу воспользоваться его силой и спроецировать себя, куда пожелаю. Я могу присоединиться к нашим. Я отряхнулся и вытащил клинок из ножен. Что ж, еще не все потеряно. Мне велели доставить Камень на поле битвы. Пусть Бранд это сделает за меня. Он все равно, наверное, уже там. Мне просто придется отобрать у него Камень, чтобы направить судьбу сражения по правильному руслу. Как я это сделаю? Еще не знаю. Я осмотрелся еще раз. Надо будет сюда вернуться, если позволит судьба. В этом месте есть тайна. Она висит в воздухе, плывет по ветру. Может быть, потребуются века, чтобы разгадать, что произошло здесь, когда я начертил новый Лабиринт. Я поклонился дереву. Оно, казалось, шевельнулось мне в ответ. Я поправил серебряную розу и закрепил ее на плаще. Пора двигаться дальше. Но для этого нужно было совершить особый обряд, и я начал уходить в себя, в свое воображение. Закрыв глаза, я попытался представить себе, как выглядят окрестности перед последней бездной у Двора Хаоса, Я увидел это место под диким небом и заполнил его своими родственниками, войсками Амбера. Создав все это в себе, я услышал звуки битвы. Сначала изображение было размытым, потом стало четче, Я удержал видение еще на один миг, и послал Лабиринту сигнал — переправить меня туда.

Еще через мгновение я уже стоял на вершине холма перед равниной. Холодный ветер срывал с меня плащ. Небо было тем же безумно вращающимся сводом, который так мне запомнился, — и черным, и разноцветным от мерцающих радуг. Воздух переполняли тяжелые испарения. Черная дорога находилась справа. Она пересекала долину и шла над бездной к мрачной цитадели, над которой мерцали зловещие светляки. Надо мной проплывали газовые мосты, простираясь из тьмы. По ним и по Черной дороге двигались страшные силуэты. Впереди меня, на поле, сосредоточились войска. За спиной я слышал шум крылатой колесницы времени. Повернувшись к северу, я вновь увидел дьявольскую грозу. Она полыхала и громыхала в горах, надвигаясь, словно поднявшийся до самых небес ледник. Значит, я не уничтожил ее своим Лабиринтом. Она обошла нас и продолжает двигаться. И не остановится, пока не доберется до места, которое наметила. Но, надо полагать, от нового Лабиринта будут исходить импульсы, они уже идут расширяющимися кругами, которые наведут порядок по всем Отражениям после разрушительной силы грозы. Сколько же времени потребуется ей, чтобы дойти сюда? Я услышал стук копыт за спиной и обернулся, выхватив меч. Рогатый всадник на огромном коне несся прямо на меня. Я выжидал. Безусловно, он спустился с одной из газовых дорог. Я следил, как конь встает на дыбы, как поднимает свой кривой меч разъяренный всадник. И когда меч начал опускаться, я мгновенно отклонился в сторону, а потом, поймав его руку, стащил с коня.

— Ах, эта роза, — прохрипел он, упав наземь. Не знаю, что он хотел сказать, потому что я воткнул клинок в его горло, и он навсегда умолк. Я догнал его черного коня и, схватив за узду, стал его успокаивать. Через несколько минут наши отношения наладились, и я взобрался в седло. Это был настоящий боевой конь.

Сначала он проявлял характер. Но я не мешал ему делать, что он хочет, и он постепенно успокоился. Как я определил, силы Амбера наступали. Поле устилали трупы. Вражеские силы отступали на высоту, неподалеку от рдеющего края бездны. Их ряды, еще не окончательно сломленные, но довольно-таки измотанные, под сильным натиском отходили назад. С другой стороны бездну пересекали свежие силы, присоединявшиеся к тем, что держали высоту. Оценив их растущую численность и выгодную позицию, я подумал, что они в состоянии перейти в контратаку. Бранда нигде не было видно. Даже если бы я был полон сил и на мне были бы доспехи, я бы не стал ввязываться в сечу. Я хотел найти Бранда и не спускать с него глаз. Я сомневался, что он примет участие в схватке. Но на всякий случай осмотрел поле битвы. Нет. Его, конечно, нигде не было. Видимо, он где-то в стороне. Может быть, он находился на другом конце поля, там, где идет битва. Ох, как далеко объезжать. Я спустился с холма. Как хорошо было бы, думалось мне, свалиться с коня, упасть ничком в траву и уснуть. Где же этот проклятый Бранд? Я добрался до подножия холма и свернул чуть в сторону, чтобы перескочить через канаву.

— Лорд Корвин Амберский?

Видно, он увидел меня еще тогда, когда я только свернул в долину, и терпеливо поджидал, когда я подъеду. Высокий, рыжий, бледный, словно мертвец, всадник восседал на коне, который тоже был рыжим. В медных доспехах с зеленоватыми узорами он был неподвижен, словно статуя.

— Я заметил тебя, когда ты был еще на холме, — произнес он. — А ты ведь без кольчуги, верно?

Я хлопнул себя по груди. Он кивнул. Затем поднял руку сначала к левому плечу, потом к правому, отстегнул застежки панциря и сбросил его на землю. То же самое он сделал с наколенниками.

— Я давно мечтал встретиться с тобой. Я Борель. Не хочу, чтобы болтали, будто у меня были преимущества.

Борель… Это имя показалось мне знакомым. Я вспомнил. К нему хорошо относилась Дара. Он был ее учителем фехтования, мастером клинка. Однако, он довольно глуп, подумал я. Все это, конечно, было чрезвычайно благородно, но битва — не игра, и я не желал становиться легкой добычей какого-то самонадеянного осла, да еще тогда, когда чувствовал себя таким раздавленным.

— Наконец-то мы разрешим давно мучающий меня вопрос, — надменно заявил Борель.

Я ответил замысловатым ругательством и поскакал по дренажной канаве. Положение мое было крайне невыгодным — спина моя была открыта врагу. Он может догнать и зарубить меня. Или же все равно заставит драться. Но отступать я не собирался.

— Трус! — крикнул Борель. — Ты избегаешь честного боя. Может, ты уже совсем не тот великий воин, о котором я столько слышал!

Я не отвечал ему, но на скаку снял плащ. Затем скатился с коня на край канавы, который был мне по пояс. Мой конь поскакал дальше, а я двинулся навстречу Борелю. И, как только приставала поравнялся со мной, набросил ему на голову свой плащ и дал здоровенного пинка. А когда он вылетел из седла и свалился на землю, проткнул его мечом как раз тогда, когда он, отбросив мой плащ, пытался привстать. Рана его занялась пламенем. И я увидел, как исказилось его лицо.

— О, как это низко! — воскликнул он. — Я полагал, что ты честный человек.

— Это не Олимпийские игры, — заметил я, стряхивая со своего плаща искры.

Затем я догнал своего коня и вскочил в седло. На это потребовалось несколько минут. Я двинулся на север. Холмы становились выше. Отсюда я увидел Бенедикта, он руководил сражением. Далеко в тылу я заметил Джулиана, командовавшего Арденнскими войсками. Бенедикт явно держал его в резерве.

Я держал путь навстречу грозе, темное с разноцветными радугами небо вращалось надо мной. Вскоре я добрался до подножья самого высокого холма и стал на него взбираться. Поднимаясь, я несколько раз останавливался и наблюдал за сражением. Я видел Дейдру в черных доспехах, размахивающую боевым топором. Льювилла и Флора были среди лучников. Фиону я не обнаружил. Жерара тоже не было видно. Затем я увидел Рэндома верхом на коне. Он размахивал тяжелым мечом и вел войска на вражескую высоту. Рядом с ним был рыцарь в зеленом. Он мне был незнаком. Этот воин так ловко размахивал палицей, что делал прямо-таки просеку в стане врагов. За спиной у него висел лук, а на бедре колчан блестел стрелами.

Гроза разразилась, когда я достиг вершины холма. Беспрерывно мерцали молнии, будто светилась дьявольская неоновая реклама. Дождь словно кипел вокруг. Передо мной животные и люди сплелись в объятиях незатихающей битвы. Над ними висело облако пыли. Но я видел сквозь него. И видел, что потеснить неприятеля не удается. Наступало время его контратаки. Вражеские воины приготовились в своих скальных гнездах и ждали только сигнала.

Я опоздал всего-навсего минуты на полторы. Вот сомкнулись ряды врагов. Вот хлынули они по склону, заставляя наши силы отступать. А из темной бездны прибывали все новые полчища. Наши бежали. А враги давили все сильнее. И когда мне стало казаться, что разгром неминуем, был отдан особый приказ. Я услышал, как трубит в рог Джулиан, а потом увидел и его самого. Он был на коне впереди воинов из Арденна. Его конница почти уравновесила противостоящие силы. Гул стоял невероятный, и разноцветное небо кружилось над нами.

Полчаса я наблюдал за боем, и было видно, как наши медленно отступали по всей линии фронта. Затем я увидел, как на отдаленном холме появился одинокий всадник на огненно-полосатом коне. Он держал наготове поднятый меч, острие которого было направлено на запад. На несколько минут он замер. Потом медленно опустил меч. Я услышал голос трубы на западе. Он прозвучал, но вначале ничего не произошло. Затем появилась шеренга кавалерии. Я удивился. Мне вдруг показалось, что впереди шеренги Бранд. Но потом я сообразил, что это Блейз вел свое войско, чтобы ударить по открывшемуся вражескому флангу. Наши больше не уступали. Они крепко держали свой строй. Блейз и его всадники продолжали атаковать, и было ясно, что Бенедикт снова одержал победу. Враг уже готов был к паническому бегству. Холодный северный ветер напомнил о грозе. Она все еще была здесь, рядом. Она набирала тьму, которую рассекали яркие молнии.

И я опять подумал, уж не прокатится ли она по полю, как аннигилирующая волна, — и тогда конец. Успеет ли вступить в действие с ней импульс Лабиринта? Пойдет ли за черной волной волна его сияния, восстанавливая смытый мир? Я начал сомневаться в этом. Если гроза разнесет наши силы, ни о какой победе думать не придется. Потребуется энергия Камня, чтобы мы смогли одолеть стихию, а потом ждать, когда все восстановится. А вдруг мы не дрогнем перед грозой. Я терялся в догадках.

Так в чем же заключался план Бранда? Чего он ждал? На что надеялся? В который раз я оглядел поле брани. В затаенном месте, где враг приводил свои ряды в порядок и получал подкрепление, происходило что-то странное. Но что это? Крошечная вспышка яркого света! Появилась и погасла. Я был уверен, что это не показалось мне. Она должна повториться. Я не отводил глаз от того места. Я должен увидеть и засечь ее. Прошла минута. Может быть, две.

И вот новая вспышка. Я развернул своего коня. Похоже, предоставилась возможность обойти вражеский фланг и подняться на ту, по-моему, никем не занятую высотку. Я поскакал во весь опор. Это, должно быть, Бранд упражняется с Камешком. Он выбрал неплохое, безопасное место, с которого виден и весь бой, и фронт приближающейся грозы. Оттуда он мог руководить потоком, владычествовать над молниями, направляя их на наши войска. В нужный момент он велит своим отступать и направит на нас страшное неистовство грозы. А затем отведет ее в сторону, чтобы она не задела тех, на чьей стороне он воюет. В данных обстоятельствах это было самым простым и эффективным применением магической силы Камня. Что ж, мне придется поспешить. Ведь моя власть над Камнем гораздо больше. Но он висит у него на груди. А я от него пока что далеко. А с расстоянием моя власть над Камнем уменьшается. Самое разумное было броситься на Бранда в открытую. Оказаться в диапазоне влияния на Камень. Перетянув управление над ним на себя. И использовать его против самого Бранда. Но он мог прихватить с собой телохранителя. И борьба с этим третьим отняла бы много времени, которого у меня не было. И еще. Ведь Бранд в любую минуту мог телепортировать себя в другое место. И быть уже настороже, Тогда — ищи ветра в поле. Начинай новую охоту. Добирайся до нового холма. А его уже и там нету. Я обдумывал, как наверняка перехитрить его и захватить Камень. Ничего толкового я придумать не мог, но решил попытать счастья.

План, конечно, у меня был. Не из лучших, но единственно возможный. Строить тонкие замыслы, хитрые козни, изобретать коварные интриги — на это не было времени. Уже в пути я увидел, что к высотке скачу не только я. Рэндом, Дейдра и Фиона в сопровождении восьми всадников прокладывали себе дорогу через вражеские ряды. А за ними скакал отряд воинов, И я не мог определить, наши сопровождают их или же это вражеская погоня. Я никак не мог узнать скачущих позади. Мне было ясно, зачем наш небольшой отряд направляется к высотке. Ведь среди них была Фиона. На сердце мое упало несколько капель надежды. Она умеет нейтрализовать необычную способность Бранда, при ней он не сможет стать невидимкой, Я пригнулся к шее коня и стал торопить его. Небо продолжало вращаться. Вокруг свистел ветер. Почти за хвостом моего коня великолепно громыхнуло, но я даже не оглянулся. Нельзя, думал я, чтобы они попали туда раньше меня. Но они шли так быстро, что я боялся все-таки не догнать их. Если бы только кто-нибудь из них догадался, обернуться и увидел бы, что я скачу за ними, они, конечно же, подождали бы меня. Но они не оборачивались. Как же известить их, что я тут, рядом. Проклятое место — и Карты тут не действуют. Я стал кричать им вслед. Но ветер относил в сторону мои слова, а гром заглушал их.

— Поживее, дохлая кляча! — орал я на коня и тут же продолжал. — Эй, постойте же, черт побери! Это я, Корвин!

Но никто не слышал меня, никто не оглядывался.

Я проскакал мимо ближайших ко мне схваток и помчался вдоль вражеского фланга вне досягаемости стрел. Враг отступал теперь стремительней, и наши войска занимали большую территорию. Это было явно предусмотрено заранее. И Бранд, видимо, выбирал мгновение, чтобы нанести удар. Часть неба уже покрыла черная туча, которая еще минуту назад не висела над полем. Я свернул направо и позади отступающих врагов поскакал к холму, на который уже взбирались мои родичи. Небо продолжало темнеть, когда я добрался к его подножию. Я боялся за своих. Они слишком быстро подходили к Бранду, он наверняка что-то предпримет, если Фиона не обезопасит его.

Конь встал на дыбы, и я был сброшен наземь. Ослепительная молния ударила прямо передо мной. Гром прогремел раньше, чем я коснулся земли. Несколько минут я пролежал оглушенный. Конь отбежал в сторону метров на пятьдесят. И теперь бегал испуганно по кругу. Я посмотрел на склон. Другие всадники тоже были выбиты из седла. Их явно поразило этим же разрядом. Одни уже пытались встать, другие лежали без движения. Но никто еще не поднялся. А над ними я увидел красное сияние Камня и темный силуэт того, кто держал его в руке. Я осторожно пополз вперед. Надо было уйти из поля зрения человека, стоящего на холме, а потом уже встать. На это ушло очень много времени. Но ничего не поделаешь. Необходимо держаться подальше от всей группы. Он наверняка сосредоточил внимание на них. Я проделывал свой маневр осторожно, медленно, используя каждое прикрытие. Я гадал, скоро ли ударит новая молния. Если нет, значит он обрушил магическое действие на наших солдат. Теперь это можно сделать в любую секунду. Я оглянулся и увидел, что наши силы расположены на той стороне поля, а враг быстро отходит, и все его войско уже собралось на этой. Человеку с Камнем скоро придется побеспокоиться и о них. Я добрался до канавы и теперь полз по ней. Выбравшись из нее, я воспользовался, как укрытиями, небольшой возвышенностью и несколькими валунами. Когда я поднял голову, чтобы оценить ситуацию, то не смог больше разглядеть сияние Камня. Он светился из расщелины, край которой загородил от меня человека, который его держал. Я продолжал ползти по самому краю скалы над бездной. Там, где место показалось мне более безопасным, я попытался встать. Я ждал новой молнии, нового грома, но ничего такого не было. Что же случилось? Почему не действует человек с Камнем. Я потянулся, пытаясь определить присутствие Камня, но не смог уловить его пульсации. Я поспешил к месту, где было заметно свечение. Но сначала глянул в бездну — нет ли опасности оттуда. Я вытащил свой меч и стал взбираться на вершину скалы. И вот я там, где стоял этот человек. Красного пылания не было. Темная фигура тоже исчезла. Каменная ниша была, по всей вероятности, пустой. Поблизости не было ничего подозрительного. Не мог ли он снова телепортироваться? А если так, то зачем? Ведь все пока что складывалось в его пользу. Я обошел всю возвышенность и снова попытался ощутить Камень. На этот раз слабый контакт получился. Кажется, он был где-то справа и выше меня.

Бесшумно и осторожно я стал красться в ту сторону. Меня мучил один и тот же вопрос: почему он покинул свое укрытие? Это было отличное место для его черных замыслов. В чем же дело? Я двигался вверх и вправо. Внезапно я услышал одновременно крик и проклятие. Никого не было видно, но слышно было, что говорят двое. Со всех ног я бросился туда. Что же там случилось?

Я пробежал мимо ниши и увидел тропу, которая, петляя, поднималась вверх. Впереди я никого не видел, но мое ощущение Камня усилилось. Я услышал шаги справа, резко повернулся, но там никого не было. И Камень в том направлении не ощущался, поэтому я побежал дальше, туда, где, как мне казалось, он должен находиться.

Когда я приблизился к возвышенности с висящей за ней черной каплей Хаоса, я снова услышал взволнованные голоса. Подойдя к гребню, я замедлил шаги и, пригнувшись, выглянул из-за скалы. Почти рядом со мной стоял Рэндом. Тут же были Фиона и лорды Чантрис и Фельдейн. Мужчины держали оружие так, словно готовы были пустить его в ход. Но пока они стояли неподвижно и, затаив дыхание, смотрели на скальный карниз, за которым начиналась бездна. До него было метров пятнадцать. Там стоял Бранд, державший перед собой Дейдру. Она была без шлема. Волосы ее развевались. И он приставил к ее горлу клинок. Похоже, что Бранд даже слегка порезал ее. Я в ужасе отшатнулся и слышал, как Рэндом тихо спросил:

— Ты больше ничего не можешь сделать, Фи?

— Я могу удержать его здесь. Я могу ослабить его власть над грозой. Это все. Ведь он хоть немного, но все же настроен на Камень, а я — нет. Ему помогает также близость Камня — он у Бранда на груди. Так что он будет противостоять всему, что я могу сделать против него.

Рэндом закусил нижнюю губу.

— Сложите оружие! — крикнул Бранд. Сделайте это немедленно или Дейдра умрет.

— Только попробуй убить ее, — ответил ему Рэндом. — И ты потеряешь единственный шанс на спасение. Только сделай это, и я покажу тебе, как я складываю оружие!

Бранд что-то пробормотал, а потом угрожающе крикнул:

— Ладно, тогда я начну резать ее по частям.

— Если можешь напугать нас, — придумай что-нибудь получше. А нет — заткнись и выходи на поединок.

Бранд не двигался. Я подумал, что мне пока лучше оставаться незамеченным. Должно быть, появится какая-нибудь возможность и мне войти в игру. Я изучал местность. Слева от меня лежала груда камней, но они были далеко и добраться до них незамеченным просто невозможно.

— По-моему, нам придется рискнуть и броситься на него. Не вижу другого выхода. А вы? — спросил Рэндом.

Прежде чем ему ответили, произошла странная штука — день начал светлеть.

Я посмотрел вокруг, пытаясь найти источник света. Потом посмотрел в зенит.

Тучи еще были на месте. Небо по-прежнему выкидывало свои сумасшедшие фокусы. Но тучи светились. Они пылали, словно через них проглядывало солнце.

— Что это он еще затеял? — спросил Чантрис.

— Мне кажется, ничего, — заметила Фиона. — По-моему, это не его рук дело.

— Тогда чьих?

Я не расслышал ответа.

Я следил, как тучи становятся все ярче. Самая большая и яркая из них закружилась, словно ее взболтали миксером! Внутри нее метались какие-то силуэты. Контуры начали сдвигаться, и туча стала принимать определенную форму. Внизу, на поле, стих гул битвы.

Гроза онемела. В небе возникало видение. Что-то формировалось над нашими головами. Казалось, в центре небес проступали черты огромного лица.

— Сказано же тебе, я не знаю, — долетел до меня голос Фионы.

И прежде чем туча закончила свои преобразования, я понял, что в небе лицо моего отца. Да, здорово он придумал! Но что это значит!

Отец повел глазами, словно оглядывал всех нас. Лицо его было озабоченным. Яркость возросла еще больше. Губы огромного лица шевельнулись. Когда же отец заговорил, голос его был самым обычным, а мне казалось, что он будет подобен грому.

— Я отправляю вам это послание, — произнес отец, — перед тем как начать ремонт Лабиринта. Когда вы его получите, я уже выполню то, что задумал, или же потерплю неудачу. Послание это будет предшествовать волне Хаоса, которую вызовет моя попытка. Мне кажется, эти усилия убьют меня. У меня есть причины так думать.

Его глаза быстро оглядели поле битвы.

— Радуйтесь или печальтесь, — продолжал он, — кому как нравится. Потому что это или начало, или конец. Я отправлю Камень Правосудия Корвину, как только перестану пользоваться его силой. Потому что именно Корвину я поручил донести Камень до места сражения. Все ваши усилия будут напрасны, если вам не удастся отвести волну Хаоса. Но Корвин с помощью Камня сумеет уберечь вас от этой всепоглощающей стихии.

Я услышал смех Бранда. Сейчас он казался безумцем.

— Когда я уйду, — продолжал отец, — кто-то из вас станет моим наследником. У меня были на этот счет свои пожелания. Но теперь я вижу, что они были напрасными. Выбора у меня нет. Это решение принесет вам Единорог на своем роге. Дети мои, не могу сказать, что я полностью доволен вами. Полагаю, это взаимно. Да будет так! Я оставлю вас с моим благословением, и, поверьте, оно не формально. А теперь я иду в Лабиринт. Прощайте!

Затем его лицо начало таять. Яркость вытекла из тучи. Прошло еще немного времени, и оно исчезло. Поле будто застыло.

— Как видите, — услышал я Бранда, — у Корвина Камня нет. Бросайте оружие и убирайтесь отсюда ко всем чертям! Или можете оставить его при себе, но все равно убирайтесь. Оставьте меня в покое. У меня много дел!

— Бранд, ты можешь сделать то, что он завещал Корвину? — спросила Фиона. — Можешь ты воспользоваться Камнем, чтобы заставить эту грозу миновать нас?

— Мог бы, если бы взялся за это дело, — пробурчал он. — Конечно, я мог бы отвести ее в сторону.

— Ты будешь героем, если сделаешь это, — мягко сказала Фиона. — Ты заслужишь нашу благодарность, и все твои ошибки и заблуждения будут забыты и прощены. Мы…

Бранд дико захохотал.

— Ты просишь меня? — глумился он. — Это ты, которая оставила меня в той башне? Ты, которая всадила мне в бок нож? Спасибо тебе, сестренка. Это очень любезно с твоей стороны — просить меня. Но извини брата своего, если он откажется выполнить твою просьбу.

— Ладно, — вмешался Рэндом. — Так чего же ты все-таки хочешь? Извинений? Сокровищ? Высокого поста? Или всего этого вместе? Так и быть, ты получишь все. Давай закончим эту глупую игру и отправимся домой, притворившись, что все это было дурным сном.

— Давайте! Давайте покончим! — откликнулся Бранд. — Только первый шаг за вами. Бросайте оружие. Потом Фиона освободит меня от своих чар. Вы сделаете поворот кругом — и на север, шагом марш! Делайте это, иначе я прикончу Дейдру.

— Тогда, я думаю, тебе лучше не медлить с этим. Но потом ты будешь драться со мной! — ответил Рэндом. — Потому что она все равно умрет, если мы позволим тебе поступить по-своему. Мы все тогда умрем.

Бранд снова рассмеялся.

— Вы что, всерьез думаете, что я позволю вам умереть! Ни в коем случае. Я нуждаюсь во всех, кого смогу спасти. Будем надеяться, и Дейдру тоже. Вы — единственные, кто сможет оценить мой триумф. Я сохраню вас, несмотря на то всеобщее разрушение, которое вот-вот начнется.

— Я тебе не верю, — ответил Рэндом.

— Тогда подумай хорошенечко надо всем этим. Ты знаешь меня хорошо. И прекрасно понимаешь, что я хочу ткнуть вас всех в мой выигрыш носом. Вы мне необходимы, как свидетели того, что я сделаю. Мне хочется, чтобы вы находились в том мире, который сотворю я. Но это потом. А теперь убирайтесь отсюда.

— Ты будешь иметь все, — начала снова Фиона, — кроме того, нашу благодарность, если только…

— Вон отсюда!

Я понимал — медлить больше нельзя. Мне нужно было сделать свой ход, хотя я и знал, что не смогу вовремя и незамеченным добраться до него. Но выбора у меня не было, мне оставалось только попытаться использовать Камень против него самого. Я потянулся и ощутил связь с Камнем. И, закрыв глаза, стал управлять магической его силой.

— Горячо! Горячо! Он жжет тебя, Бранд. Он заставляет каждую молекулу твоего тела вибрировать все быстрее и быстрее. Ты сейчас запылаешь. Еще немного, и ты превратишься в факел.

Раздался вопль Бранда.

— Корвин! — Взревел он. — Прекрати это! Где бы ты ни был. Я убью ее! Смотри!

Все еще приказывая Камню жечь его, я выпрямился и бросил на него бешеный взгляд через разделяющее нас пространство. Его одежда начала тлеть.

— Прекрати! — опять завопил он. И резанул Дейдру клинком по лицу. Я пронзительно закричал и перед глазами у меня все поплыло. Я потерял контроль над Камнем, а Дейдра, щека которой кровоточила, вонзила зубы в его руку, когда он попытался опять ударить ее ножом. Затем ее рука высвободилась, она ударила его локтем в бок и попыталась вырваться.

И тут мелькнула серебряная молния. Бранд охнул и выпустил кинжал. Стрела вонзилась ему в глотку. За ней последовала вторая и ударила его в грудь немного правее Камня. Он издал булькающий звук и сделал шаг назад, но позади была пропасть. Злая гримаса исчезла с его лица. Глаза широко раскрылись. И он начал заваливаться. Затем, уже падая, он, видимо, чтоб удержаться, схватил за волосы Дейдру. Я бежал к ним, я вопил, что было сил, но понимал, что не успею и ничем не смогу помочь сестре. Дейдра вскрикнула, залитое кровью лицо исказилось ужасом, она тянула ко мне руку… Затем Дейдра и Бранд с Камнем, окончательно потеряв равновесие, рухнули в бездну и исчезли.

Помню только, что я пытался броситься за ними следом. Но Рэндом схватил и удержал меня от этого. Ему пришлось даже ударить меня, и все смешалось передо мной. Когда я пришел в себя, я лежал на плоском камне, немного дальше от того места, где я потерял сознание. Кто-то свернул плащ и подложил его мне под голову. Первое, что я увидел — это небо, кружащееся надо мной. Оно напомнило мне сон о колесе, приснившийся в тот день, когда я встретил Дару. Я сознавал, где я, слышал, о чем говорят, но головы не поворачивал. Я лежал и смотрел в небеса, думая о гибели Дейдры. Грех говорить, но она значила для меня больше, чем все мои родственники вместе взятые. Я ничего не мог поделать с этим чувством. Сколько раз я желал, чтобы она не приходилась мне сестрой. И в конце концов смирился с этим, но знал, что чувства мои к ней никогда не изменятся, но…

И вот ее нет. Эта потеря значила для меня больше, чем неминуемое уничтожение целого мира.

И все же я должен был увидеть, что происходило вокруг. С исчезновением Камня надежда на спасение пропала. И все же… Я потянулся, пытаясь ощутить его присутствие. К сожалению, ничего не произошло. Тогда я поднялся и глянул, как далеко продвинулась волна Хаоса.

Чья-то рука легла на мое плечо.

— Отдыхай, Корвин, — послышался голос Рэндома. — У тебя такой вид, словно ты прошел через ад. Теперь ты ничего уже не сможешь сделать. Так что будь поспокойней.

— Какая разница, как я себя чувствую? — буркнул я.

Я снова попытался встать, и на этот раз рука Рэндома помогла мне.

— Ладно, — сказал он, — тебе надо увидеть все это самому.

Полагаю, он был прав. Бой в основном закончился. Только в отдельных местах враг еще сопротивлялся, но и там он был окружен. Неприятеля убивали или брали в плен, и все двигались в нашем направлении, отходя перед волной, занявшей уже противоположную часть поля. Я посмотрел, что же происходило позади нас. Там было пусто. Никаких новых отрядов для подкрепления своих войск цитадель больше не посылала. Мы все могли бы спрятаться в ней, когда черная волна доберется наконец до нас. Бездна, поглотившая Дейдру, казалась ответом на все. «Скоро, — прошептал я, думая о Дейдре. — Скоро. Почему бы и нет?»

Я следил за грозовым фронтом — кипящим, сверкающим, трансформирующимся. Да, совсем скоро.

— Бранд, — с трудом проговорил я. — Кто же в конце концов покончил с ним? Чьи это были стрелы?

— На эту честь претендую я, — ответил знакомый голос, хотя я и не мог вспомнить, где и когда я слышал его.

Я повернулся и уставился на говорящего. Человек в зеленых доспехах сидел на коне. Его лук и колчан лежали рядом на земле. Он сверкнул злой улыбкой. Это был мой брат Каин.

— Провалиться мне на этом месте, — воскликнул я, — забавный случай произошел со мной, когда я ехал на твои похороны. Не веришь?

— Ладно. Я слышал об этом. — Он рассмеялся. — Ты когда-нибудь убивал себя, Корвин?

— В последнее время не доводилось. А как тебе удалось это сделать?

— Прогулялся в нужное Отражение, подстерег там отражение самого себя, — объяснил он. — И обеспечил труп. — Он содрогнулся. — Жуткое ощущение. Одно из тех, которое я не хотел бы пережить еще раз.

— Но зачем? — Не унимался я. — Зачем это нужно — подделывать свою смерть, чтобы обвинить в убийстве меня?

— Я хотел добраться до корня всех бед Амбера. А потом выкорчевать его. И я решил, что для этого лучше всего кануть в неизвестность. Лучше способа исчезнуть, чем выставить напоказ свой труп, и не придумаешь. И, как видишь, я достиг цели. В конце концов я пришел вовремя. Я, конечно, сожалею, что погибла Дейдра. Но выбора не было. Это был наш единственный и последний шанс. Я, действительно, не думал, что он прихватит ее с собой.

Я отвел взгляд в сторону.

— У меня не было выбора, — повторил он. — Я надеюсь, ты это видел?

Я кивнул.

— Но почему тогда тебе понадобилось создать видимость, что прикончил тебя я?

Тут подошли Фиона и Блейз. Я кивнул им и опять повернулся к Каину, ожидая, что он ответит. Блейза я тоже хотел кое о чем спросить, но этот вопрос мог и подождать.

— Ну? — не терпелось мне.

— Я хотел убрать тебя с дороги. Я все еще думал, что за всем этим стоишь ты. Ты или Бранд. Вот так я сузил список подозреваемых. Я думал даже, что вы сообщники, раз он хотел привезти тебя обратно.

— Ты неправильно все это понял, — вступил в разговор Блейз, — Бранд пытался удержать его подольше. Он знал, что к нему возвратилась память, и…

— Теперь-то мне ясно, — ответил Каин, — но в то время это выглядело так, как я сказал. И я хотел вернуть Корвина в темницу, пока не найду Бранда. Я тогда затаился и слушал по Картам, о чем говорил каждый, надеясь из этих разговоров узнать, где же мне искать Бранда.

— Вот об этом и говорил отец, — сказал я.

— Отец? — спросил Каин.

— Он предполагал, что кто-то подслушивает Карты.

— Не понимаю, как он мог об этом знать? Я научился быть при этом совершенно пассивным. Я приучил себя сдавать их, едва прикасаясь к ним. И затаившись, ожидал появления. Когда оно возникало, я перемещал свое внимание на говорящих. Вызывая вас по одному, я обнаружил, что иногда могу проникать в ваши мысли. Это случалось тогда, когда вы сами не пользовались Картами. И еще вас должно было в этот момент что-то отвлекать. И я ни в коем случае не должен был показывать своего отношения к тому, что сообщили мне ваши мысли.

— И все же он узнал, — повторил я.

— Это вполне возможно, — подтвердила Фиона, и Блейз кивнул. Рэндом подошел поближе.

— Что ты имел в виду, когда спросил про бок Корвина? — поинтересовался он. — Как ты мог знать даже об этом, если не…?

Каин кивнул. В отдалении я увидел Бенедикта и Джулиана. Они обращались к своим воинам.

— Ты? — потрясенно спросил я Каина, — это ты ударил меня ножом?

— Выпей, Корвин, — Рэндом передал мне флягу с разбавленным вином.

Я глотнул. Меня мучила жажда, но, сделав несколько глотков, я остановился и попросил.

— Да, расскажи мне об этом.

— Хорошо. Когда я узнал из мыслей Джулиана, что ты вернул Бранда в Амбер, я решил, что прежняя моя догадка оказалась верной. Вы, думал я, оба участвовали в этом. Значит вас надо уничтожить обоих. Ночью я воспользовался Лабиринтом, чтобы проникнуть в твои покои. Я хотел убить тебя. Но ты каким-то образом ускользнул по Карте.

— Черт бы побрал твои глаза и уши! — выругался я. — Если ты читал наши мысли, как же ты мог не понять, что я не тот, кого ты ищешь?

— Я мог уловить только самые непосредственные мысли. И даже это получалось не всегда. Я слышал твое проклятье, Корвин. И оно сбылось. Ты был опасен. Вот я и решил убрать тебя и Бранда. Я понимал, что он может натворить, еще до твоего возвращения. Но в те времена я не мог добраться до него из-за Жерара. А Бранд в это время становился все сильней. Позже я предпринял еще одну попытку, но и она сорвалась.

— Когда это было? — спросил Рэндом.

— Это была та самая попытка, когда все подумали, что покушался на него ты, Корвин. Я не хотел раскрываться на тот случай, если он отделается легким ранением. Было бы нежелательно, если б, выжив, он знал, что я действую. Я воспользовался Лабиринтом, чтобы спроецировать себя в его покои, и попробовал его прикончить. Мы оба были ранены. Пролилось много крови. Но он сумел удрать по Карте. И вот недавно я вступил в контакт с Джулианом и присоединился к нему в этой битве. Я знал, что Бранд обязательно должен был появиться здесь. Я сделал несколько стрел с серебряными наконечниками, так как был уверен, что он не такой, как мы. Я хотел убить его быстро, стрелять в него решил издали. Я искал его долго и, наконец, нашел. Все убеждали меня, что я заблуждаюсь, подозревая и тебя. Так что, полагаю, твою стрелу использовать не придется.

— Премного благодарен.

— Возможно, мне нужно даже извиниться перед тобой.

— Это было бы просто трогательно.

— С другой стороны, я думаю, что, даже ошибаясь, поступал честно. Я делал это, чтобы спасти остальных.

Я так и не дождался извинений Каина. Когда он уже был готов сделать это, какие-то трубы заставили вздрогнуть весь мир.

Неведомо откуда раздался пронзительный звук. Мы заметались, стараясь увидеть, кто это так мощно трубит.

Каин приподнялся и указал:

— Вон там!

Мы глянули туда, куда он показывал. Занавес грозового фронта был разорван на северо-западе — из него вырвалась Черная дорога. Там скакал призрачный всадник на черном коне. Он трубил в свой рог. Через некоторое время мы услышали, что он опять трубит. А чуть позже из грозовой стены выехали еще два призрачных трубача. Они тоже скакали на черных конях. Двое новых присоединились к первому.

— Кто это может быть? — недоумевал Рэндом.

— А я, кажется, догадываюсь, — произнес Блейз, и Фиона кивнула, показывая, что и она тоже догадывается.

— Так кто же это? — спросил я.

Но мне никто не ответил. Всадники ехали по Черной дороге. А из полога грозы появились новые и скакали вслед за ними.

Я молча наблюдал за происходящим. На высотах и в долине царило великое безмолвие. Все замерли и смотрели на процессию. Даже пленники из Двора Хаоса, окруженные стальным заслоном, смотрели на удивительную процессию. Возглавляемые бледными трубачами, ехали всадники на белых конях, и над ними развевались знамена. Не все стяги были мне знакомы. Но впереди процессии скакал некто, и над ним реял Амберский штандарт с Единорогом. За ними следовали музыканты. Некоторые из них играли на инструментах, которых я никогда не видел. За музыкантами маршировали рогатые человекообразные существа в светлых доспехах, длинные колонны их дышали первобытной силой. Каждый двадцатый нес пылающий факел и держал его высоко над головой.

До нас докатился ритмичный гул, который сливался со звуками труб и прочих инструментов. И я вдруг понял, что это поют солдаты-пехотинцы.

Прошло немало времени, пока эта громада прошествовала по черному пути, по дороге, идущей издалека, но никто из нас не проронил ни единого слова. Зачарованные, смотрели мы на призрачные шеренги. Они прошли с факелами, знаменами, трубами и песней, подошли к краю бездны и продолжали идти по невидимому продолжению дороги, и факелы освещали им путь. Музыка стала громче, хотя они были далеко от нас. И было слышно, что тех, кто поет, становится больше. Все новые и новые полки выходили из-за сверкающего молниями грозового занавеса. Гром не мог заглушить голоса поющих. Движение действовало на всех гипнотически.

Мне показалось, что я наблюдаю за этим парадом бесконечно долго, возможно, месяцы, возможно, годы, слушая этот мотив, который неожиданно оказался мне знакомым.

Потом сквозь грозу стали прорываться к нам драконы. Сначала один, потом еще, еще. Они были зелено-золотисто-черные, как старое железо. Я наблюдал, как они летят, подхваченные ветром, и выпускают из пастей яркие языки пламени. Позади них сверкали молнии — это были огромные и яркие сполохи.

Под драконами прошло стадо белых коров и буйволов, топча копытами и мыча. Их сопровождали всадники, щелкавшие длинными черными бичами. Затем прошла колонна звероподобных существ из Отражений, с которыми Амбер имел торговые связи. Когтистые, покрытые чешуей, они с трепетным чувством играли на инструментах, напоминающих волынки. Они прошли, и опять появились факелоносцы, а за ними солдаты с белыми цветами. Мы смотрели, как они проходят перед нами и исчезают в темном небе, куда их ведет перекинутая через миры дорога. Сияющая миграция светлячков. Появившись из грозы, они пропадали в черной неприступной цитадели, которая называлась Двором Хаоса. Шествию не было конца. И, потеряв счет времени, мы продолжали наблюдать за ним. Но, странное дело, пока они шли, гроза стояла на месте. Я настолько был поглощен этим удивительным зрелищем, настолько растворился в нем, что на какое-то время даже забыл о себе самом, утратив ощущение личности. Я понимал, что такое событие больше никогда не повторится.

Над нами пролетали существа, излучающие сияние, а высоко в небе летели их черные собратья. Приглядевшись к летящим, я стал различать прозрачных барабанщиков, сотворенных из прозрачного света. Потом увидел стаю летающих машин. Вслед за ними по небу проплыли всадники в черном, которые оседлали различных зверей.

Дышали огнем драконы. Музыка, топот, гром барабанов, звуки труб — все это слилось в могучую звуковую волну, омывающую всех нас.

Когда я оглядел эти шеренги, из-за сверкающего занавеса выехала колесница, которую влекли два черных коня. В каждом углу ее торчал посох, пылающий голубым огнем. В колеснице был гроб, завернутый в наш флаг с Единорогом. Возницей был горбун, облаченный в пурпурно-оранжевые одежды. Даже издали я узнал в нем Дворкина.

— Значит, вот как все кончилось, — думал я, мысленно разговаривая с отцом. — Не знаю, почему, но есть какая то закономерность в том, что сейчас ты возвращаешься на свою родину. Как много мог я сказать тебе, когда ты был жив. Но сказано было очень мало. Теперь же все кончено — ты мертв. Так же мертв, и так же уходишь в это место, как все, кто ушел туда до тебя. Жаль, что я узнал тебя слишком поздно. И слишком поздно стал уважать тебя и испытывать к тебе симпатию, только тогда, когда ты принял другое лицо и облик. Хотя и в этом образе ты продолжал оставаться старым хитрецом. Было ли ганелоновское «Я» твоей настоящей сутью? Или же ты, старый лукавец, принимал его просто ради удобства?

Я никогда не узнаю, когда видел тебя настоящего. Мне хотелось бы верить, что тот, кого я узнал в конце, к кому отношусь с симпатией, кому мог доверять, — это и был ты истинный. Я хотел бы узнать тебя получше. Но и за то спасибо, что хоть в конце ты явился мне таким.

— Отец? — тихо спросил Джулиан.

— Он сам пожелал этого. Он хотел, чтобы, когда придет время, его отвезли во Двор Хаоса — в окончательную тьму, — сказал Блейз, — за пределы Хаоса и Амбера, туда, где никто не царит. Так мне говорил Дворкин.

— Так оно и есть, — подтвердила Фиона. — Но есть ли теперь порядок за той стеной, через которую они прошли? Или эта гроза будет продолжаться вечно? Если он успел восстановить Лабиринт, это в конце концов кончится, и мы спасены. Если нет…

— Это уже не имеет значения, — вмешался я, — успел он или нет. Потому что это удалось мне.

— Что ты имеешь в виду? — спросила Фиона.

— Я думаю, он потерпел неудачу, — объяснил я. — Видимо, он был уничтожен до того, как сумел закончить свою работу, Когда я увидел эту грозу, я понял, что никак не успею принести сюда Камень, который отец отправил со мной. Кроме того, Бранд всю дорогу пытался отнять его у меня. Может, именно из-за этого я и решился. Если я не успеваю, то единственный выход — создать новый Лабиринт. И я создал его, хотя это было очень трудно. Мир должен удержаться, даже если мы и погибнем. Нельзя допустить всеобщего распада. Бранд отнял у меня Камень, когда я уже завершил работу. Но я воспользовался энергией нового Лабиринта и спроецировал себя сюда. И что бы там ни произошло, Лабиринт существует.

Загрузка...