Двенадцатая дочь

ПОСЛЕСЛОВИЕ ФЭН-ФАНК, ИЛИ ПРОФАНАЦИЯ ФЭНТЕЗИ КАК НОВЫЙ ЖАНР ОКОЛОЛИТЕРАТУРНОЙ ХАЛТУРЫ (критическая реплика для высоколобых читателей)

Полтора года посвященные с нетерпением поджидали продолжения сенсационной саги, обмениваясь сладкими слухами: вот, дескать, в очередном томе у князя Алексиоса будет ночь нежной близости с княжной Рутой, Данила красиво овладеет повзрослевшей Бустей, а Бисер пошло, обыденно трахнет Метанку. Ура, дождались: романтические длинноволосые девы, прыщавые ботаны, подслеповатые хакеры, юные почвенники бросились в книжные магазины и теперь шуршат, разбираясь, кто же кем же все же овладел.

Ну-ну. И что мы таки получили? Автор не обманул читательских ожиданий. Как и два предыдущих тома, свежеиспеченный клон мироновского сериала представляет собой прекрасно замученный (от слова «мутить») и недурно пахнущий коктейль — состряпанный между тем из… самых дешевых ингредиентов.

Внюхаемся, вчитаемся. Меж двух твердых корок книжицы — рыхлая мякоть литературного комикса. Ни сюжета, ни единой интриги: сплошные скетчи, рожицы и веселые картинки, раскрашенные от руки детскими фломастерами — неаккуратно, но ярко. Нравится девочкам, нравится мальчикам. Между тем давайте оторвем прикипевший к странице взгляд. Возведем его к потолку и задумаемся: о чем эта книга?

Да ни о чем, быстро ответит читатель. Читаю, потому что нравится мне. И плевать, куда выведет речка, главное — что плыть по ней приятно, тепло, и водичка благозвучно булькает, и цветочки по берегам благоухают. И не догадывается разомлевший читатель-пловец, куда течет и во что впадает тепловатая изгибистая Волга авторского повествования.

Все правильно: таков мироновский метод письма. Книга висит в воздухе сама по себе, подобно зачумленной маленькой планете в безвоздушном пространстве. Эту планету «Древнерусской Игры», этот зеленоватый лесистый глобус ничто не поддерживает — осевая нить единой авторской идеи оборвана, тренога жесткой сюжетности отброшена, и зажимы классических фэнтезийных коллизий презрительно отвергнуты литератором-демиургом. А почему, спросите вы? Да потому что — лень. Вот и весь «секрет» стиля фэн-фанк. Автору л-е-н-ь закреплять свою вымышленную реальность в рамках нормальной литературы. Лень проверять исторические факты, лень покрывать холст блестящим лаком…

Именно это я называю халтурой. Именно поэтому у Миронова девушка из десятого века неожиданно оказывается облаченной в сарафан (до шестнадцатого века так назывался м-у-ж-с-к-о-й костюм, но автор не удосужился заглянуть в учебники). Именно поэтому невесть откуда берется в позапрошлом тысячелетии масштабный сионистский заговор, вызревающий (как мило!) в глухих рязанских лесах. Наконец, именно поэтому кисть автора не выписывает детали славянского быта, скользит по ним пугливо, бегло и поверхностно: не дай бог умный читатель заметит-таки-же-ж-блин банку из-под кока-колы, закатившуюся под резной сундук в княжеской гриднице!

Кто-то неглупый упрекнет меня: критик не понял главную идею книги. Дескать, наш автор сознательно смешивает в одной салатнице сладкую мякоть различных эпох. Да к тому же «глядит» на мир Древней Руси глазами современного московского студента (а потому не замечает деталей конской упряжи, огульно называя все это хозяйство «хренью для управления лошадью»). Я отвечу просто: не надо халтурить. Не надо прикрывать непрофессионализм туманными ссылками на «небывалость» описываемой реальности. Дескать, и не Русь это вовсе, а — «метаисторическая Россия, мир преданий и легенд». Мой мир — на кого хочу, на того и сарафаны вешаю!

Ловкая маскировка, не правда ли? И читатепь удовлетворенно сглатывает: «А, понятно». Читатель сглатывает, не вдумываясь, почему ему так нравится это окололитературное пойло. И справедливо возражает мне, занудному критику: если это — халтура, то… почему так вкусно читается?

Объясняю. Последим за отточенными движениями писателя-бармена, колдующего за своей стойкой. Секрет очарования его коктейля прост: «Всем сестрам по серьгам». «Древнерусская Игра» устроена абсолютно так же, как любая знойная поп-группа типа «Спайс Герлз» или «Спэйс Гейз». Поп-группа под названием «Древнерусская Игра» тоже как бы состоит из четырех красивых девочек разной масти: одна рыженькая, другая блондинка, третья брюнетка, а четвертая — и вовсе мулатка. Ягодки на любой вкус. Любому зрителю понравится — если не все, то хоть одна из звездочек. Куда как ловко придумал господин Миронов: философоидные эрудиты читают Дневник Алексиоса, отвязные балбесы хихикают над бреднями Бисера, крутые пареньки из охранных фирм и нац-патр движений с удовольствием сожрут байки про Данилу Каширина. Всем угодил, всех накормил. Спасибо.

Вот так и получается, что для Миронова главное — яркий, попсовый имидж героя. И уж если удалось раскрутить брюнета Старцева, блондина Каширина и — пардон — ментального мулата Бисерова, то нет проблем! Отныне не важно, о чем эта книга: герои всегда будут блистать и очаровывать сглатывающего читателя. И не нужно никакого «авторского мира» с тщательно прописанными избушками, заборчиками и резьбой на ставенках; не нужно карты местного Средиземья, не нужно длинных аппендиксов с генеалогией и периодизацией, не надобно даже элементарной логики и связности событий! Герои вынесут книгу на своих плечах. Они сделают это.

Однако… у подобного метода «фэнтезийной профанации» есть одно странное и неминучее следствие: герои берут власть в свои руки. Воля автора нивелируется, его императивы слабеют. Герои разбухают, упиваясь соками читательской любви, они любуются собой, они любят себя, они вырастают выше звезд, которые (как теперь выясняется) автор слишком низко прибил на своем рукотворном небе. И вот… в какой-то момент герои начинают… диктовать автору свою волю.

Например: бедный автор по плану собирался заставить Мстислава Бисерова броситься с голыми руками на саблезубого енота. Видите ли, так нужно для сюжета. Но вдруг выясняется, что Мстиславу Бисерову… неохота бросаться на енота, возиться с ним и вышибать сабли. Он, Мстислав Бисеров, видите ли, гораздо б охотнее бы сейчас пивка бы выпил бы. И вот начинает герой капризничать: дескать, убийство енота ему «на характер» не ложится. И автор сникает. Перечитывает ранее написанные тома и грустно убеждается: действительно, не ложится. А смошенничать нельзя: читатель-то бдит! Читатель уже выучил наизусть этот проклятый бисеровский характер! И тоже прекрасно понимает: на то и Мстислав, чтобы вместо утомительной возни с енотами в ближайшем пивном баре прохлаждаться.

Вот так и вянет воля халтурящего автора. Так и тащится господин Миронов на поводу у своих героев. Точнее говоря, не тащится, а прется, несется, громыхает — как перепуганный Аполлон на квадриге распоясавшихся, отвязных и поддатых славянских жеребцов.

А читателю нравится, как несется эта квадрига. Читатель любит быструю езду. Что ж… так ему, читателю, и надо.