Две свадьбы и одни похороны

ДЕНЬ ВОСЬМОЙ

Новая Земля. Свободная территория под протекторатом Ордена, город Порто-Франко.

22 год, 29 число 5 месяца, понедельник, 08:30.

Утром меня еле-еле добудилась Антоненкова.

— Что? Опять? — прохрипел я, глядя на красивое длинное тело, стоящее рядом с кроватью. Бесстыдно голое тело.

— Нет, работа! — смеется. — И не опять, а снова.

— Работа?.. — переспросил я осоловело. — Какая работа?

— Разная, — ответила лучащаяся довольством Галина. — Тут у тебя на столе целый список нарисован. Зачитать?

— Работа. Работа! Работа!!! — радостно заорал я, осознав, что меня перестали грязно домогаться, а просто будят, чтобы я сделал что-либо полезное для коллектива. — Попить дай, а… — попросил тихо, когда прекратил орать.

Да. Ночь была…

Во дела…

Все объекты разбомбили мы дотла…

Галя, дорвавшись до бесплатного, высосала из меня все соки, как в прямом, так и переносном смысле. Жутко техничная девочка, еще не понимающая по молодости, что техника секса и сам секс — вообще-то разные вещи. Но вот некоторым техника секса заменяет сам секс. «Камасутра» для них — смысл жизни и священное писание. И любопытства ко мне у нее больше, чем эмпатии. С ней в койке не наслаждаешься, а вкалываешь, как в забое! При всем при этом до Ингеборге Гале, как отсюда до старосветской Москвы. Раком. И даже до Розы ей далеко. От них я хотя бы не уставал, как ломовая лошадь, хотя удовольствия получал на порядок больше.

Ой. Все. Мне срочно нужен выходной. Иначе придется тут где-то «виагру» доставать. А это прямой путь к истощению любимого организма. Потому как взялся за грудь — скажи что-нибудь. Но только не то, что «сегодня не могу»… Они-то ко мне в постель прыгают оголодавшие слегка. А я уже пресыщен. Супружеский долг, будь он неладен. Хочешь — не хочешь, а долби. Ибо должен.

Валить надо из города. Валить, как можно скорее, от комфорта. В антисанитарию пустыни. Где можно будет под благовидными предлогами заставить мой гарем слегка попоститься, без соблазнов города и ужасных последствий этих соблазнов. Только там я смогу сачкануть от этого сладкого плена.

Новая Земля. Свободная территория под протекторатом Ордена, город Порто-Франко.

22 год, 29 число 5 месяца, понедельник, 10:00.

Разорваться мне, что ли?

Розу, Дюлю, Таню и Анфису надо везти к Профу на учебу. Прямо сейчас.

Альфию, Булю, Сажи, Галю, Наташу и Ингеборге — на фотосессию к Зорану.

И все одновременно.

Машины Доннермана сегодня не будет — он к свадьбе готовится. Хорошо, что согласился девчат от Профа забрать на обед, и то потому, что ему Дюле надо платье подвенечное покупать.

Катя заявила, что с нее хватит. Отфоткалась она еще вчера, радио ей ни к чему теперь, и она лучше у Билла в магазине приберется.

— И мне еще к свадьбе готовиться, Жорик, если ты не забыл. — И руки в боки уперла фертом,[75] мол, по фигу ей теперь, где у меня тюбетейка. Вот так вот.

А сама вся довольная такая. Видать, у Билла заночевала, и предбрачная ночь, так сказать, удалась.

Все. Катя — отрезанный ломоть.

Я рад за нее.

Новая Земля. Свободная территория под протекторатом Ордена, город Порто-Франко.

22 год, 29 число 5 месяца, понедельник, 10:48.

На площадке отправления конвоев, между знакомым уже карго-плацем и северным КПП, в диспетчерскую — белую бытовку, обшитую пластиковым сайдингом, толпилась небольшая очередь. Человек так с десяток. И это совсем меня не порадовало, так как градусник, несмотря на утро, в тени уже зашкалил за тридцать по Цельсию. А торчать пришлось на самом солнцепеке. И никакого тебе тут удобства для посетителей, типа примитивного навеса или тента хотя бы, не говоря уже о лавочках, предусмотрено не было.

Отойти и переждать жару в ближайший тенек никакой возможности не представлялось. Козе понятно, что сразу же заявят: «вас тут не стояло». Хоть номера на ладошках пиши, по старой советской традиции. Хорошо, блин, что у западников нет привычки, как у славян, из любой очереди моментально создавать толпу и давку.

Но и я молодец, что догадался сначала девчат в ангар закинуть, к Профу на обучение. Даже зашел только на секунду — убедиться, что там все в порядке. И сразу сюда.

Очередь двигалась довольно медленно, быстрее у нее рос хвост. Но все когда-нибудь кончается. Не прошло и получаса.

В тесном помещении тучный рыжий мужик мучительно потел в потоке горячего воздуха, разгоняемого потолочным вентилятором. Не завидую я ему. Рабочий день, можно сказать, только начался, а он уже в насквозь мокрой футболке сидит.

На мой запрос о конфедератском или русском конвое до Одессы он немного пощелкал клавиатурой компьютера, вытер лицо большим платком в сине-розовую клетку и выдал тираду по-английски:

— «Ящерицы», наверное, уже в Аламо пиво пьют. Другой конвой из Конфедерации надо ждать, пока он из Нойсхавена вернется. А они там всегда на несколько дней у проституток зависают. Отдыхают с дороги. На неделе было два русских конвоя, куда смотрел?

— Машину чинил, — развел руками.

— Вот. Есть русский конвой по Южной дороге до Москвы, — ткнул он толстым пальцем в старенький монитор, — в четверг.

— А кто караван-баши?

— Не понял? — оторвал он свой взгляд от монитора.

— Командует конвоем кто? — пояснил я близкой ему терминологией.

— Не знаю я его. Какой-то желторотый офицерик из московского ОМОНа. Новенький, наверное. Ему по саванне ехать, а он в городском камуфляже рассекает, сине-сером. С автоматом под пистолетный патрон. Прикинь? — усмехнулся он с превосходством старого стреляного волка.

— Откуда взял, что он из ОМОНа? — задал интересующий меня вопрос.

— Так у него же это на спине большими буквами написано. Желтыми. Издалека заметно.

— Он русский хоть?

— Русский, русский, — проворчал диспетчер, — они там все русские, только протектораты у них разные и друг на друга волками смотрят. Так тебя записывать?

— Других конвоев точно нет? — стряхиваю сам обильный пот со лба ребром ладони.

— Конечно, есть. Только заказанных тобой вояк нет. Завтра вот китайцы лес развозить будут по Южной дороге. До Портсмута с ними без проблем доберешься, а там дальше движение куда интенсивней.

— Лады. Записывай нас на четверг, — решился я.

— Сколько машин?

— Одна, — и тут же уточнил: — Автобус.

Вывалившись из этой душегубки мокрее мыши, сразу заявил невозмутимому Фреду, все это время прокайфовавшему в автомобиле под кондиционером:

— Гони в самое ближайшее место, где есть тень и холодное пиво.

Новая Земля. Свободная территория под протекторатом Ордена, город Порто-Франко.

22 год, 29 число 5 месяца, понедельник, 11:14.

Не охваченных фотосессией девчат вез в жуткой тесноте Фреддиного джипа. На заднем диване сразу пятерых утрамбовал. А мелкую Бульку на своих коленях вез, чему она по-детски радовалась и постоянно оборачивалась назад, показывая остальным язык. Не забывая при этом каждый раз целовать меня в щеку или усы. В губы на ходу она не попадала.

Фредди время от времени только головой качал, скашивая на меня взгляд. И не понять по его морде: то ли завидует, то ли осуждает.

Сгрузил девчат у Зорана во дворе, предупредив последнего, чтоб не увлекался: на каждую модель у него по сорок минут максимум, и метнулся с готовыми вчерашними фотографиями в издательство на Седьмую улицу.

Там полтора часа ушло на обсуждение типографских проблем календаря. Составление подписей, таблицы месяцев и дней и прочую лабуду.

Немного посомневавшись, плюнул на политкорректность и незнакомые мне местные реалии и разместил на каждом черно-белом листе красную звезду — всем в обоих мирах известный бренд нашей армии. И плевать, что двухцветная печать дороже одноцветной. Импресс[76] важнее.

Лист календаря, таким образом, представлял собой не карликового негра, а вертикально вытянутую черно-белую фотографию моих этуалей в стиле милитари форматом А2 (действительно офигенных фотографий, повезло мне в этом с Зораном): в правом верхнем углу — красная звезда в белой каемке, а снизу, в зачернении, белыми литерами — календарная таблица месяца. Выходные — красным.

Подписи между фотографией и таблицей гласили, что данная этуаль — девушка месяца. Имя. Фамилия. Национальность. Возраст. И ее пожелание благородной легкой пехоте Русской армии, которая громит дорожных бандитов и обеспечивает всем людям Новой Земли одно из базовых прав личности — право на свободное передвижение. Не обошлось без рекламы освобождения русской легкой пехотой русских девчат из сутенерской неволи в Порто-Франко. От лица Кати, которая от сутенеров отбилась сама. Так, на будущее…

Пожелания, как всегда, сочинял сам.

И, как всегда, самое трудное заключалось в том, чтобы сказать одно и то же, но разными словами.

И так одиннадцать раз.

Общий заголовок на титуле: «Легкая пехота Русской армии. X лет» Юбилейный выпуск… Русская эмблема автомобильных войск — колесная пара с рулевой колонкой и крылышками. И георгиевская ленточка красивым извивом.

В принципе я не знал точного времени рождения этого рода войск на Новой Земле, но мне, откровенно говоря, это было похрен. Те, кто получит этот календарь, тоже этой даты не знают. А кто знает — думаю, в суд не подаст, даже если обидится.

Весь календарь получился из 12 больших листов, включая титул. На титуле был сюрприз для фотографа — в правом нижнем углу небольшая, но очень хорошо заметная надпись «Календарь Зорана». Задел ему от меня на будущие годы. Надеюсь, новые заказы ему последуют еще до мокрого сезона, так как Новый год тут приходит в разгар сезона дождей. Так получилось, что первопопаданцы именно в дождик подгадали на Новой Земле появиться.

Лишних денег я Зорану платить не собирался, а вот идею, как и все доходы от календаря, кроме моей рассылки, — уже подарил. Только он того еще не знает, зачем я это сделал. Так Александр Сергеевич Пушкин, который «наше все», давно указал, что «талантам надо помогать, бездарности пробьются сами». А Зоран талантлив, но… При всем своем большом даровании без хорошего менеджера тут просто загнется, если не создать устойчивый спрос на его услуги. Хоть так.

Еще час, даже больше, угробил на составление списка рассылки по каталогам и справочникам, какие только нашлись в издательстве.

По дислокациям Патрульных сил.

Диспетчерам конвоев.

Полицейским участкам городов.

Офисам шерифов.

Прочим квазиправоохранительным структурам Новой Земли по маршруту нашего следования.

И по всем книжным магазинам, сотрудничавшим с издательством Линдера, тоже по одному — в чисто рекламных целях, для наглядности и возможных заказов в будущем.

Спасибо фрау Ширмер — надоумила ненароком. Никто моих девочек не видел? Теперь все с ними будут знакомы и заочно влюблены.

Попробуй укради всемирно известных звезд, которым благоволит сама Русская армия в лице ее героической легкой пехоты, и если та сама не справится, всегда может на помощь позвать свою тяжелую сестру.

Старик Линдер мило согласился взять все хлопоты по упаковке и почтовой пересылке на себя, только тут же подвинул ко мне тарифную сетку орденской «Почты Новой Земли» и нарисовал свой процент в плюсик. Я не торговался, хоть встало это мне далеко не в копеечку, даже не в экюцент. Но на пиаре и безопасности не экономят. Главное правило бизнеса. Так что полетят календарики впереди нас по нашему маршруту авиапочтой. А по остальным дорогам можно и медленней, по земле. Там скорость не критична.

Экономия вышла только на местной немецкой мелованной бумаге, которая была в пять раз дешевле заленточной, и на работе самого издателя, который, почуяв нехилую выгоду в моем предложении отдать все права на календарь Зорану, оценил свои затраты практически по себестоимости.

Что такое 10 % сверху? Да еще за сверхсрочный заказ? По российским меркам — даром.

Новая Земля. Свободная территория под протекторатом Ордена, город Порто-Франко.

22 год, 29 число 5 месяца, понедельник, 15:25.

Обедали все у Саркиса.

Я своих девчат от Зорана привез несколько в пьяненьком состоянии. Конечно, под кондиционером в фотостудии трехлетней выдержки сливовая ракия[77] пьется как вода, но зато потом, когда на солнышко выйдешь… Да еще на такое злое, как здесь. Дорвались девки до бесплатного в отсутствие мужниного пригляда. М-дя…

Сержант своих подопечных тоже вовремя представил.

Опоздала на обед только Роза Шицгал, которая, по словам девчат, вместо предсвадебного шопинга под охраной целого стаф-сержант-майора, напросилась на дополнительные занятия к Профу, когда за ними заехал Доннерман.

И действительно, Розу привезли отдельно и почти вовремя — обед еще не закончился и я пока икру метать не начал. Привезли ее на какой-то сузукиобразной барбухайке с мятым задом и без передних крыльев.

Судя по ее сияющей морденции и походке вприпрыжку, она таки трахнула профессора. Зуб даю. Возможно, даже с особой дерзостью и цинизмом, в «путанабусе» на рабочем месте радиста.

Все. Срочно бечь из города, как можно быстрее. Пока не началось…

После обеда личному составу было объявлено личное время. А также упаковка ненужных на ближайшее время вещей. Подготовка походного снаряжения. Потом: боевая раскраска, переодевание к свадьбам и прочие ништяки.

Все равно Билловы плотники своими молотками никому нормально отдохнуть не дадут.

Однако зря я на плотников гоню. Помост для церемонии бракосочетания на заднем дворе растет быстро и качественно. Прямо стахановскими методами.

Все разбежались по домикам. Осталась около меня только Ингеборге.

— Пойдем, Жор, я тебе отчет о готовности к путешествию представлю.

Бросил бычок на гравий.

Притоптал.

И устало промолвил:

— Только без секса, гярай?[78]

Ингеборге рассмеялась серебряными колокольчиками и согласилась:

— Гярай-гярай. Можно и без секса. Только голову тебе сегодня побрить не мешает. Праздник же, а ты выглядишь — как с зоны откинулся.

Я провел рукой по ежику на затылке.

— Ты права. Не мешает… И пиджак от «Бриони» погладить тоже не мешает.

— Поглажу, — согласилась Ингеборге, — все поглажу.

И улыбается так загадочно, как Мона Лиза дель Джоконда.

Новая Земля. Свободная территория под протекторатом Ордена, город Порто-Франко.

22 год, 29 число 5 месяца, понедельник, 15:40.

Но сразу заняться отрядными делами не удалось. Неожиданно примчался Зоран, нещадно треща большим трехколесным мотоциклом и потрясая пачкой фотографий. И мы с Ингеборге потратили некоторое время на их отбор. Все же надо выбрать одну (из десятка как минимум) у каждой модели. Предварительный отбор снимков Зоран уже провел сам.

По ходу обсуждений щепетильный сербохорват попытался разделить доходы от календаря между нами поровну, но я его уболтал оставить все как есть, выторговав себе привилегию на будущее: мне и девочкам любая фотка из его ателье будет стоить всегда сто экю. И фунтовую баночку меда в каждый мой приезд в Порто-Франко.

Дальше разговор потек уже свободнее, в нем неожиданно выяснили, почему Зоран оказался на Новой Земле.

— Понимаешь, Жора, раньше наш бизнес в Милане обкладывала поборами одна сицилийская семья. Но все было довольно патриархально. Платили импресарио, а исполнители были не при делах, как не ведущие бизнес. И могли за всю жизнь вообще ни разу не столкнуться с мафиозо.

Зоран разволновался и стал «разговаривать руками», как самый заправский итальянец:

— Потом в город пробилась бригада Ндрангеты[79] из Козенцы и потеснила мафию. А у калабрийцев нет вековых криминальных традиций и вообще старых людей нет. Средний возраст «торпеды» там — пятнадцать лет! Отморозки безбашенные. Они даже по-итальянски плохо говорят, все больше бормочут на своем греканико.[80] Образования — ноль, культура ублюдочная, а самомнения — как у древнеримских патрициев. Им потолок — коз своих драть на луканских холмах, а они в столицу мировой моды приперлись порядки устанавливать. К тому же жадные очень. Мало им показалось крышевать только импресарио, они захотели стричь всех подряд. В том числе и меня.

Зоран прервался, чтобы выпить стакан минеральной воды, выдохнул и продолжил свою исповедь:

— Я же сделал ошибку, когда по привычке послал их к импресарио — решать все вопросы с ним. Меня тут же сильно избили. Переломали аппаратуру в студии и поставили меня на счетчик, по которому каждую неделю сумма моего «долга» им удваивалась. К чему я тоже отнесся легкомысленно. В общем, когда я уже почти простился с белым светом, совершенно случайно наткнулся на вербовщика Ордена. И, не раздумывая, удрал сюда. Жизнь спас, но какая тут жизнь? Безопасно, почти сытно, но провинция — она и есть провинция. Нет тут ни блеска, ни культурной жизни.

— Думаю, в Нью-Рино твой бизнес шел бы веселее, — заметила Ингеборге.

— Хватит с меня мафии, — рубанул Зоран, раздув ноздри.

Собрал со стола фотографии и, треща мотором, отчалил в типографию. Доделывать календарь. Завтра заказ должен быть готов. Таково мое условие. Хорошо оплаченное.

Ингеборге, правда, забракованные нами фотки с ней, прекрасной, себе заначила. Еле успел у нее одну отобрать. Для себя. На память.

Новая Земля. Свободная территория под протекторатом Ордена, город Порто-Франко.

22 год, 29 число 5 месяца, понедельник, 19:52.

В 20:00 в «Арарате» на дверях ресторана и воротах появилась табличка на четырех языках: «Извините. Ресторан сегодня закрыт на спецобслуживание», что совсем не отразилось на состоянии Саркиса. Он шуршал как электровеник по всему мотелю с сумасшедшими глазами, пытаясь руководить всеми одновременно. И только приехавший с русской Базы Арам смог его хоть как-то осадить и заставить шуршать вместо него венгерок. А также всех остальных, кто под руку подвернется.

Тут и мы нарисовались.

Ингеборге действительно меня не домогалась, пока речь шла об отрядных делах, но когда она стала меня брить в ванной, тут все и началось, после качественного бритья, слава богу, не во время.

Нельзя так прижиматься к моей спине разными выпуклостями да еще из-под мышки руками внизу теребунькать, одновременно ухо вылизывая.

Так-то вот. Зарекался кувшин по воду ходить.

Все успела Ингеборге погладить.

И меня.

И мои вещи.

И даже поспать мне дала полтора часика до вечера. А вечер был уже посвящен свадьбе. Точнее — свадьбам.

Благодаря ее заботам я был свеж и готов к подвигам.

В Москве, той — староземельной, я бы тоже не пожалел на нее две сотни евро в час. Стоит Инга того.

Сама церемония была по русским меркам, не говоря уже об армянских, весьма скромной и проходила на заднем дворе магазина. Там, где когда-то (боже мой, несколько дней всего прошло, а я уже говорю «когда-то»)… где когда-то мои девочки под руководством Билла чистили свои новые американские винтовки.

Гостей было человек сорок, включая и нашу дюжину.

Несколько человек армян.

Братья-буры в белых чистых, но неглаженых рубашках.

Остальные все — прихожане местной методистской церкви, у которой был скромный молельный домик на Шестой улице и большой участок под застройку на берегу океана. Пустой пока.

Сорок — это если не считать нарядно одетых вездесущих детей разного возраста, которым приготовили отдельный безалкогольный стол в ресторане.

И Зоран. Но он не гость на этой свадьбе, а обслуживающий персонал — фотограф. Если бы я не подсуетился, то Билл точно постеснялся бы припахать такую знаменитость. А то, что знаменитость тоже кушать хочет, тут как-то пропускают мимо сознания. Тем более что лишнего Зоран не запрашивал.

Все гости сбились в две небольшие отары на помосте, оставив проход посередине, который был выстлан целой штукой бордового сукна и вел к арке, целиком увитой цветами.

На постройке арки настоял Билл. И когда я ему попенял, что можно было и не выкидывать столько денег на дорогущие здесь оранжерейные цветы, которые все равно завянут, он только сурово ответил:

— Цветы на свадьбе — это святое.

Я и заткнулся. Кто я такой, чтобы покушаться на святое?

Так вот под этой самой цветочной аркой, держа в руках довольно увесистый том Библии, сейчас топтался местный методистский священник, чем-то неуловимо внешне схожий с Керенским.[81] Коротко стриженным ежиком, что ли? Падре был гладко выбрит, одет во все черное, только с белым стоячим воротничком на шее — «ошейником раба Божьего».

Я с удивлением только час назад узнал, что Билл — верующий и принадлежит к этой конфессии: когда ко мне прибежала в растрепанных чувствах Катя, уже одетая в подвенечное платье, прося совета — как быть? Она же православная.

Ответил ей просто:

— Бог у нас един, Катя, а что веры разные, так это уже от людей. И так как православного храма тут нет, то не будет для тебя большим грехом венчаться у протестантов, потому как они тоже христиане, к тому же тринитарии. А англикане и методисты — по догматам наиболее близкие к православию из всех христиан. Так что не бери дурного в голову. Не в униаты записывают. Вспомни, как в Библии завещано: «Прилепися жена к мужу своему, да станут они одна плоть», — вот блин, даже в образ проповедника вошел не без удовольствия.

— Ты так думаешь? — спросила Катя с подозрением, растягивая слово «думаешь».

— Не думаю, Катюха, а знаю.

Ответил с апломбом, а то как еще ее убедить? Накрутит себя, взбрыкнет в одночасье, забыкует на религиозной почве и все насмарку пустит. Все мои труды по сводничеству. Какой же я тогда свах?

Посмотрел ей прямо в глаза и добавил, понизив голос:

— Если тебя мучает, что под венец идешь без исповеди, так я готов у тебя ее принять. И отпустить грехи.

— Обломись, Жорик, — фыркнула невеста, — ты и так про меня слишком много знаешь.

— Ну тогда иди и не греши, — перекрестил я ее, — я тебя благословляю.

— Нет, Жора, ты для меня все же загадка, — покачала головой Катя и, крутанув пышными юбками, умчалась по своим хлопотам.

Наконец все заняли свои места на помосте.

Билл с Саркисом в качестве шафера, или, как тут говорят, — бестмэна, отделились от толпы и встали рядом с пастором.

Потом по проходу пустили чьих-то детей лет семи-восьми. Девочка была в коротком, но пышном белом платьице, из-под которого двумя коронами выглядывали кружева длинных панталончиков. Она гордо несла маленькую корзинку и, как толстовский сеятель, раскидывала по суконной дорожке лепестки цветов, беря их горстью из этой корзинки. А мальчик в белой рубашке с черной бабочкой и серых штанах до колен рядом с ней на вытянутых руках осторожно нес белую бархатную подушечку с золотыми кистями по углам. На подушке лежали обручальные кольца. И было заметно, что он очень боится их уронить, хотя кольца на такой случай были заранее слегка прихвачены ниткой.

Эта пара юных ангелочков, дойдя до падре, все названные причиндалы сложили на импровизированный алтарь под аркой и, получив от пастора по конфете, гордые бросились в толпу к родителям.

Затем я, на правах посаженого отца,[82] взяв Катю за пальцы по-королевски, то есть с прямым выносом рук вперед движения, неторопливо повел ее этим проходом, шагая по цветочным лепесткам к алтарю, у которого ее ожидал толстый, красный, рыжий, лысоватый счастливый Билл, одетый во все белое.

С первым нашим шагом по помосту из динамиков торжественно взревел марш Мендельсона. Скорее всего, кто-то из наших девчат расстарался и выкопал этот музон по случаю на MPЗ-флешке или в телефоне. А может, и сам Саркис. Но точно не прихожане методистской церкви.

На Кате было надето длинное легкое платье нежно-персикового цвета, с декольте и кринолином и короткая смешная фата без флердоранжа.[83]

Я вел Катю к алтарю, чувствуя пальцами, как ее начинает нехило колбасить.

На середине пути Катя заполошно воскликнула, и, слава богу, за громкой музыкой ее слов никто, кроме меня, не услышал:

— Жора, ты не сказал мне главных слов.

— Каких?

— Ты со мной не развелся, придурок.

Да, мой косяк, ничего не попишешь. И для Катиного душевного равновесия я ей тут же сказал три раза «талах», что ее ненадолго успокоило.

Наступил момент истины.

Мы с Катей, неторопливо пройдя дорожкой, встали напротив жениха с шафером.

Пастор, прижав Библию к сердцу, вскинул в сторону толпы правую руку. Музыка стихла, и он выкрикнул неожиданно высоким тонким голосом:

— Есть здесь человек, который может сказать что-то, из-за чего не может быть совершен данный брачный обряд?

Наступившая молчаливая пауза показалась мне вечностью. Я подспудно все ждал от кого-то подлянки. Чуйка свербила под копчиком, что без этого не обойдется. А пальцы чувствовали, как снова колотит Катю. Сквозь фату мне было видно, как она закусила нижнюю губу, закатив глаза под брови. Она тоже очень трусила, что кто-то сейчас выйдет и опорочит ее перед всеми. И убьет ее второй шанс.

Но обошлось. Все промолчали. Хотя чуйка моя успокаиваться даже не собиралась. Просто вибрировала.

Пастор продолжил:

— Пусть такой человек выйдет сюда и скажет это всем громко. Или молчит об этом всю свою жизнь, до смерти. — Он приподнял обеими руками над головой том Библии, как будто бы хотел такому нахалу, буде тот обнаружится, вбить этой книгой голову в штаны.

Никто не вышел.

Катю отпустило. Она уже улыбалась сквозь фату. Победно так.

— Подойдите ко мне, дети мои, — сказал пастор.

И мы с Саркисом подвели к нему брачующихся.

— Возьмитесь за руки и скажите друг другу пред Богом и людьми слова брачного обета.

Билл осторожно поднял фату на невесте, потом снова взял Катю за руки и, глядя ей в глаза, с чувством сказал:

— Я буду любить тебя и почитать тебя во все дни моей жизни. Я, Вильям, беру тебя, Екатерина, в мои законные жены, чтобы быть с тобой и хранить тебя, начиная с этого дня. Я обещаю быть верным тебе во времена хорошие и плохие, в богатстве и бедности, в болезни и здравии, в горе и радости, пока смерть не разлучит нас.

Катя, держа Билла за руку, смотря ему в глаза и сияя запредельным счастьем, чуть сбивчиво произнесла ответную формулу брачного обета:

— Я буду любить тебя и почитать тебя во все дни жизни моей. Я, Екатерина, беру тебя, Вильям, как своего законного мужа, чтобы быть с тобой и хранить тебя, начиная с этого дня. Я обещаю быть верной тебе и в хорошие времена и в плохие, в богатстве и бедности, в болезни и здравии, в горе и радости, пока смерть не разлучит нас, — и сама лучилась просто ангельским светом.

Было заметно, что говорила она не на своем языке. Заучила наизусть, скорее всего. Я же помню, что Катя довольно посредственно знала английский.

Потом они взяли с алтаря кольца и обменялись ими.

Методистский священник, прижав к груди Библию, бросил в толпу слова, словно пригрозил:

— Что Бог соединил, никакой человек да не разделит.

Потом, обратившись к молодоженам, произнес:

— Супружество, вами заключенное, я авторитетом Матери нашей Методистской церкви Новой Земли подтверждаю и благословляю. Отныне вы муж и жена пред Богом и людьми. Во имя Отца и Сына и Святого Духа! Аминь.

Он перекрестил новобрачных книгой.

— А теперь скрепите свой союз поцелуем.

Тут же раздался шквал аплодисментов, и на радиоточке снова врубили Мендельсона. А Зоран стал усерднее тратить пленку под вспышку.

Итак, первая часть Марлезонского балета[84] завершена благополучно, а чуйка гадская все ноет про возможную подлянку и сдаваться не собирается.

Теперь осталось найти вторую невесту для продолжения банкета, пока первая целуется с законным мужем. Я же и второй невесте тоже посаженый отец.

Душа стремилась завершить наконец-то действо, которое снимает с меня ответственность за двух юных дев.

А кто спас хоть одну душу — спас весь род человеческий, говорит Писание.

Воздастся тому.

Надеюсь.

Вот Дюлекан стоит чуть в сторонке в своем подвенечном платье. Вижу. Одна стоит.

А где Доннерман?

Нет Доннермана.

Чуйка заныла просто бормашиной.

Пробежался глазами по толпе гостей.

Потом по периферии — и краем глаза зацепил знакомую фигуру, заворачивающую за угол оружейного магазина.

Я немедленно бросился туда, как самонаводящаяся ракета по тепловому следу.

Выскочив за угол, увидел, как Борис в свадебном костюме садится в служебный «хамви», с которого он уже оборвал все цветы, и они убитыми трупиками валялись на гравии.

— Стой! Ты куда? — крикнул я ему, подбегая к машине.

— Домой! — огрызнулся сержант, садясь на водительское место. — Обломись, Жора, не выйдет меня на проститутке женить. Думаешь, нашел лоха педального? — Он торжествующе показал мне комбинацию из трех пальцев, покрутив этой фигой у меня под носом.

— Кто тебе сказал, что она проститутка? — спросил я как можно спокойнее.

— Какая тебе разница? Главное — сказали.

— А ты не подумал, что тебе могли неправду сказать?

— А то нет? — взвился Доннерман.

Было такое ощущение, что еще чуть-чуть — и он начнет на себе рубаху рвать и пуп царапать. Накрутил себя парень нехило.

— Нет, — ответил я ровным тоном. — Эскорт — это торговля красотой, а не телом.

А внутри у меня все так клокотало, даже пристрелить его захотелось, урода. Взять и всадить три-четыре пули в эту наглую рожу. Даже не знаю, что бы было, не оставь я свой «шмайсер» в домике.

— Жора, не звизди, — отмахнулся от меня Борис, — мне глаза уже открыли. Можешь даже не стараться мне по ушам ездить. Живите дальше, как хотите, только без меня. Я вам не санитар города! — На последней фразе в голосе сержанта появились несвойственные ему визгливые нотки.

Он резко воткнул в торпедо ключ, показывая мне этим, что дальше говорить со мной не намерен.

— Я понял тебя, Боря, — сказал я ему. — Гад ты, Доннерман. Жениться ты с самого начала не хотел. А сейчас просто нашел повод соскочить. Ну и соскочил бы вчера, хрен с тобой! Но не на свадьбе же. Зачем ты, урод, сделал девочке больно! Козел ты после этого! Кстати, сколько я тебе должен за занятия?

— Нисколько. Отдай эти деньги бывшей невесте в качестве компенсации за несдержанное слово. — Сержант со стуком захлопнул дверцу.

Я развернулся и пошел к гостям.

За спиной зафырчал дизель и захрустел гравий под колесами отъезжающего автомобиля.

Обломись, Жора! Вот так вот, чисто по-человечески.

— Ну и хрен с тобой, золотая рыбка, — пробурчал я себе под нос. — Желаю тебе, Боря, в жены британскую стерву-феминистку с хорошим каблуком и большим самомнением. Традиционно воспитанной девочки ты просто недостоин, козел. Тем более — такой красивой девочки.

Как же пакостно, блин, на душе. Вот гад какой — всем праздник испортил, мент поганый, волк позорный.

Практически бегом добрался до места церемонии, где падре уже выкликал имена Бориса и Дюлекан.

Вскочил на помост, как в последний вагон уходящего поезда, слегка бедром потеснив пастора. Очень некультурно, но я торопился. И это меня извиняет в данной ситуации.

— Друзья, — улыбнулся я всем как можно радостнее, — второй свадьбы сегодня не будет по взаимному желанию жениха и невесты. Они просто не могли выбрать место для совместного проживания. Комлева терпеть не может Порто-Франко, а Доннерман в Москве — персона нон грата.

Боже, что за хрень я несу? Хотя сейчас любая хрень, которая не испортит свадьбу Кате, во благо. Дюле уже не помочь. А Катино счастье надо спасать.

— В общем, они поругались и разбежались. Дело житейское: «если к другому уходит невеста, то неизвестно кому повезло».

И тут я задорно запел, неожиданно даже для себя:

Припев старой песенки Эдиты Пьехи народ встретил без понимания. А потому пришлось снова перейти к разговорному жанру:

— Но ничто не помешает нам чествовать начало счастливой семейной жизни Кати и Билла. Смотри, Билл, чтобы Катю не бил, — погрозил я кулаком, а народ заулюлюкал, — иначе вернемся и отметелим тебя всем автобусом. Музыка! Туш! Гостей прошу к столу — откушать, чем Саркис послал.

Фу-у-у… Вот это спич. Охренеть, не встать.

— И вас, падре, тоже прошу к столу, — повернулся я к недоумевающему священнику, — на почетное место. Около жениха.

И тут же, спрыгнув с эстрады, ужом протиснувшись сквозь толпу, побежал разыскивать Дюлекан.

Какой-то местный дебил поставил в радиоточке запись шотландского оркестра волынщиков, и под эти нудные визгливые звуки все пошли пробираться в ресторан к накрытым столам. Музон, мля, только под нынешнее Дюлино настроение. Как по заказу. Только душу рвать…

Пока я нашел Дюлекан, весь взопрел. Все же жаркий сегодня вечерок.

Так и бегал по всему мотелю, раздираемый противоречивыми переживаниями. Успел то порадоваться, что в отряде сохранился классный снайпер, то побеспокоиться за ее душевное состояние. В таких случаях у баб, бывает, крышу сносит. И что выкинут в следующую минуту — они и сами не знают. Как бы руки на себя не наложила.

Вот я и беспокоился.

За снайпера.

Какая из Дюлекан баба — я не знаю.

В дальнем углу стоянки автомобилей перед мотелем нашлась наша таежница, скрытая большим «Ниссан-патрол».[85] Она в подвенечном платье сидела на грязной подножке кабины «Унимога»[86] братьев-буров и ревела навзрыд белухой, периодически поскуливая.

Заглянув в проход между машинами, нашел там же и самих братьев ван Ритмееров, сидящих около нее прямо на гравии. Они, скорее всего, в очередной раз разливали по оловянным стопарикам виски. В бутылке уже солидно убыло. Больше на дастархане ничего не было.

— Дула, — говорил по-английски короткими фразами для лучшего понимания один из братьев, протягивая ей стаканчик, — выпей. Отпустит. Верное средство.

Дюлекан взяла посуду и молча замахнула вискарь залпом, как за ухо. Отдала стакан и снова, все так же молча, принялась плакать, размазывая кулачком по щеке тушь. Я еще удивился: зачем ей, с ее угольно-черными ресницами, их еще тушью мазать? Пойми этих женщин!

Увидев меня, другой брат призывно махнул рукой:

— Джордж, садись с нами. Выпьем бурбона[87] за то, что Дуле крупно повезло. Ты представляешь, как ей было бы худо жить с таким ушлепком?

У меня с души большой камень свалился. Алконавты-психотерапевты милые мои, как вы вовремя тут нарисовались! Везет мне здесь на хороших людей.

Но сказал другое:

— А вы что не за столом? Вас же тоже приглашали.

— Мы тут из классовой солидарности. Охотники — все братья из одной гильдии и должны друг друга поддерживать и утешать, если это требуется. — Для убедительности Ханс ударил себя кулаком в область сердца, тут же ткнул указательным пальцем в небо, и гордо добавил: — Вот.

— Тем более — что там такое на столе есть, чего у нас нет? — поддакнул Клаас.

— Эта бутылка тоже с того стола, так что, считай, мы за ним и сидим. Удаленно, — добавил Ханс и заржал собственной шутке.

— Тогда и мне накатите, — сказал я, усаживаясь рядом с Дюлекан на гравий.

— Аск? — воскликнул Клаас и, сунув руку в приоткрытую дверь джипа, достал четвертый стакан.

— Только закуски у нас нет, — посетовал Ханс.

— Нэ трэба, — ответил я почему-то по-украински, но буры меня поняли.

Когда нас нашел Арам, мы все четверо хором пели песни на трех разных языках одновременно. Но вполне слаженно и полифонично, с полным пониманием друг друга. Рядом валялись три большие квадратные бутылки из-под виски. Пустые, естественно. И нам всем, включая Дюлю, было очень хорошо.