Две дамы и римские ванны

в которой появляются пчёлы

Ехать до монастыря было совсем недалеко, около получаса в большом шестиместном экипаже, любезно предоставленном отелем. Экипаж был роскошный: «Даймлер 745 МД», только пошедший в серию, как с гордостью сообщил водитель Пьетро. «Отель-то явно преуспевает!» – подумала Полина, и это почему-то было приятно.

Компания собралась небольшая, но изысканная: помимо леди Камиллы и Полины, осматривать монастырь Великой Матери в Пральи отправились Карл Оттоленги, его постоянный аккомпаниатор Майлз Вернер, плюс супружеская пара из Острейха, барон и баронесса фон Эшенбах.

Эшенбахи были удивительно похожи между собой, настолько, что Полина засомневалась: может, не супруги? Может, брат и сестра? Но спросить у них самих было неловко, да и вообще – какое ей дело до людей, которых она увидит, в лучшем случае, ещё пару раз за обедом или в термальном центре… Однако взгляд невольно притягивался к этим медным волосам, изрядно подёрнутым сединой, к костлявым длинноносым лицам с острыми подбородками и тонкими губами.

Всю дорогу Эшенбахи молчали, только переглядывались, когда Вернер особенно громко хохотал над собственными шутками. Да, господин аккомпаниатор не замолкал ни на минуту, сам задавал вопросы и отвечал на них, сам шутил и смеялся, поминутно обращался то к Оттоленги, то к леди Камилле или к Полине…

Словом, когда экипаж в последний раз повернул на длинном пологом серпантине и взгляду открылись здания, храм, уходящие вниз по склону виноградники, был повод выдохнуть облегчённо.

Водитель выскочил из экипажа и распахнул дверцу. Первыми выгрузились Эшенбахи, отошла в сторону и стали смотреть на виноградник. Оттоленги легко выскочил и подал руку леди Камилле. Потом протянул ладонь Полине, улыбнулся и чуть сжал протянутые ему пальцы.

В мудрой голове Кембриджского профессора галопом пронеслись мысли, главная из них была: «Это что, он мной заинтересовался? Да ну, не может быть! Вокруг него всегда такие красотки…». Усилием воли она затолкала дикий табун поглубже и улыбнулась в ответ.

Тем временем Пьетро трижды дёрнул верёвку колокола у закрытых ворот. Раздался ясный звон, и в ответ на него в центре створки открылось окошечко, откуда выглянула монахиня. Голова её была покрыта двухслойным покрывалом, белым возле лица и чёрным сверху. Пьетро что-то сказал ей, женщина кивнула, и окошечко захлопнулось.

– Сейчас к нам выйдет мать-настоятельница, – сообщил водитель. – Она расскажет вам об истории монастыря и передаст в руки одной из сестёр, чья очередь сегодня водить посетителей. Я вернусь за вами после обеда.

– Минуточку, – впервые открыла рот баронесса фон Эшенбах. – А если мы устанем, или нам будет неинтересно? Да вообще, мало ли почему мы захотим вернуться раньше?

– Никаким проблем, синьора…

– Баронесса!

– Синьора баронесса, – поклонился Пьетро; Полине показалось, что она расслышала хмыканье. – Вот моя карточка, здесь есть номер коммуникатора. Наберите, и через полчаса максимум я за вами приеду.

– Безобразие какое, – Клотильда Эшенбах вырвала карточку из пальцев мужчины. – Вы должны ждать здесь!

– Нет, синьора баронесса, здесь запрещено стоять дольше пятнадцати минут, чтобы не нарушать покой обители.

На счастье Пьетро, ворота открылись и оттуда вышла женщина в белой рясе и точно таком же чёрно-белом покрывале, как и у привратницы. Внешность этой дамы была столь впечатляющей, что Полина, кажется, даже рот приоткрыла.

Во-первых, ростом она была ненамного меньше Оттоленги, а в нём было почти два метра. Во-вторых, глаза её были ярко-синими, настолько синими, что Полина предположила бы магическое окрашивание, если бы не сан. Ну и, наконец, удивительная, какая-то завораживающая красота движений.

Оттоленги шагнул ей навстречу и спросил чуть хрипло:

– Джиролама?

Настоятельница покачала головой.

– Нет, Карло. Мать Октавия, и никак иначе… – отвернувшись от певца, она несколько раз хлопнула в ладоши и сказала: – Уважаемые гости, прошу вас следовать за мной!

Экскурсию начали с прогулки по территории монастыря.

Конечно, вела её не сама мать Октавия, она передала группку посетителей немолодой полной монахине с ясной детской улыбкой, представив ту как сестру Фелицию. Немного странно было слушать экскурсовода в чёрной рясе и чёрно-белом покрывале, но это ощущение у Полины быстро прошло. Она наслаждалась прогулкой – газоны, цветники, зацветающие розы, белые здания, украшенные то тут, то там росписями… Оттоленги шёл рядом, поддерживал её под локоть и время от времени шептал на ухо что-нибудь забавное, так что Полина с трудом удерживалась от совершенно непочтительного хмыканья.

Вымощенные разноцветными плитками дорожки были как раз такой ширины, чтобы можно было идти вдвоём, и они шли, разбившись на пары, словно первоклассники на прогулке. Фон Эшенбахи шли последними, и Полина периодически слышала фырканье мадам, прилетавшее ей в спину. Потом отвлеклась и слышать перестала, потому что сестра Фелиция остановилась возле крохотной часовни, наполовину вросшей в землю, и сказала торжественно:

– Вот отсюда всё здесь и началось в одна тысяча сто двенадцатом году. Епископ церкви Единого Амвросий своими руками построил эту часовню в память своей сестры Октавии. С тех пор те, кто принимает на себя тяжесть управления монастырём, носят это имя. Десятью годами позже вокруг этого места уже был монастырь, посвящённый Великой Матери, и тогда же были построены храм, трапезная и скрипторий с библиотекой. В скриптории мы с вами увидим фрески, написанные в период между одна тысяча сто тридцатым и тридцать вторым годом.

– Фрески? – прозвучал скрипучий голос баронессы фон Эшенбах. – Но, насколько мне известно, техника «чистой фрески» появилась лет на двести позже!8

– Конечно! – не моргнув глазом, ответила сестра Фелиция. – Я ведь сказала, что росписи были сделаны через восемь лет после постройки скриптория, конечно, по уже высохшей штукатурке. Темперой9. Но для простоты рассказа мы позволяем себе именовать росписи именно так. Мы ведь с вами не искусствоведы.

Госпожа фон Эшенбах снова фыркнула.

– Ну, вы-то, может, и нет. А я – да! – и с гордостью она добавила. – Я получала образование в Хайдельберге!

– Это замечательно, – сестра Фелиция снова мило улыбнулась и повернулась к остальным. – А теперь прошу вас пройти со мной в скрипторий.

После осмотра фресок – Полина твёрдо решила именовать настенные росписи именно так, – настал черёд музея изображений Великой Матери. По счастью, музей был невелик, он занимал в здании скриптория всего два зала, потому что гости к этому моменту несколько притомились, Полина так уж точно.

– Вот они, недостатки моей профессии: сидячий образ жизни и отсутствие привычки к движению, – прошептала она своему неизменному спутнику. – Вернусь в Кембридж, стану бегать по утрам!

– Возможно, со временем я составлю вам компанию! – прошептал в ответ Ототоленги. – Ничего, сейчас дойдём до знаменитой золотой статуэтки, подаренной венценосным Упрямцем, и нас поведут обедать. По программе так, во всяком случае.

Дар короля Гаральда, в истории получившего прозвище Упрямый, был почти не виден за силовыми линиями сигнализации.

– Вот Тьма, – буркнула Полина. – Всего толку от моего резерва, что я вижу магические потоки.

– Это ж хорошо!

– Было бы хорошо, если бы я умела отключать магическое зрение… А так вместо золотой статуэтки я вижу только радужный пузырь!

Оттоленги усмехнулся.

– Не расстраивайтесь, отливал её точно не Челлини. Вся ценность – в материале и древности. Захотите – посмотрите потом на снимках, вон, Эшенбах целый кристалл извёл.

После обеда сестра Фелиция попрощалась с гостями. Её сменила сестра Козима, высокая, сухая и желчная настолько, что даже баронесса фон Эшенбах притихла, не решаясь конкурировать.

Хлопнув в ладоши, сестра Козима сообщила:

– Мы с вами отправляемся на пасеку! Даже если вы знаете правила посещения пасеки, я их повторю, потому что лечить потом покусанных никакого удовольствия мне не доставит. Итак… – она обвела взглядом выстроившуюся шестёрку. – Я вижу, что у всех одежда с длинным рукавом и закрытая обувь, это хорошо. Духами кто-нибудь пользовался с утра? Одеколоном? Лосьоном?

– Ну-у… – протянул Майлз Вернер, аккомпаниатор великого баса. – Выветрилось уже вроде бы…

– Понятно! – сестра Козима поджала губы. – Я раздам вам амулеты, поглощающие запахи, не забудьте их вернуть! Далее, пчёлы обитают в тишине. Не кричите, не свистите, не ругайтесь. Разговаривайте тихо и размеренно – пчёлы будут вести себя спокойно. И последнее: пчёлы всегда атакуют угрозу, возникшую рядом с ульем, поэтому: не бегайте, не кувыркайтесь, не совершайте резких движений; не машите руками и ногами. Всё понятно?

– Да, сестра, – леди Камилла очаровательно улыбнулась.

Увы, кислое лицо сестры Козимы не изменилось.

– Вот шляпы с накомарниками, – жестом фокусника она вытащила из-за спину стопку широкополых шляп приятного зеленоватого цвета. – Разбирайте. Вот амулеты.

– Я… Я, пожалуй, не пойду, – сказала вдруг Клотильда фон Эшенбах. – Посижу вот тут на лавочке, посмотрю на розы. А ты иди, Мориц, ничего со мной не случится.

Её муж равнодушно пожал плечами и протянул руку за накомарником.

Ульи стояли в конце большого луга, заросшего разноцветными полевыми цветами. Большинство из них только набирало бутоны, но цвели уже примулы, дикие нарциссы, какие-то незнакомые Полине мелкие белые и лиловые цветочки. Разумеется, и вездесущие одуванчики тянули к солнцу золотые головы, и на каждом цветке виднелась деловитая толстенькая пчела. Сестра Козима шла впереди по узкой тропке. Примерно на полдороге до ульев она остановилась, привычным жестом нахлобучила шляпу и аккуратно расправила сетку-вуаль, закрывающую лицо и шею. Гости последовали её примеру.

Козима шла впереди и негромко рассказывала о пчёлах, ульях, сезонах, выкачивании мёда, его сортах… Вслушиваться Полина перестала довольно быстро, она просто впитывала этот солнечный и тёплый весенний день, высокое синее небо, цветочный ковёр вокруг, жужжание пчёл, в которое негромкий голос монахини вплетался самым естественным образом…

Когда они, слегка одуревшие, вернулись к исходной точке, баронессы фон Эшенбах там не оказалось. Никто не обратил на это внимания – пять экскурсантов вернули сестре Козиме её имущество, и сели за столы, приготовившись пробовать мёд.

– Лично я куплю вот этот, цветочный, – мечтательно произнесла леди Камилла. – Представляю себе, как буду завтракать у себя дома, и с каждой его ложечкой вспоминать тот цветущий луг!

– Пожалуй, я с вами согласна, – улыбнулась Полина. – Материальная часть воспоминаний, так это называется, кажется…

«Интересно, что имел в виду Оттоленги, когда сказал, что собирается ко мне присоединиться? Тоже начнёт бегать по утрам? Или?..»

Додумать эту мысль она не успела.

Мимо них прошла аббатиса. Милостиво кивнув и даже улыбнувшись, мать Октавия вошла в здание скриптория, чтобы буквально через пару мгновений выскочить оттуда. Она привалилась к стене возле двери и закрыла глаза.

Оттоленги вскочил и быстро подошёл к побледневшей аббатисе, склонился и что-то спросил. Женщина глубоко вздохнула, открыла глаза и одними губами произнесла несколько слов. Карл помрачнел, кивнул и вошёл в скрипторий.

Нахмурившись, Полина подхватила аббатису под руку, подвела к скамейке и помогла сесть.

– Воды? – спросила она.

– Нет-нет, благодарю вас, уже… всё прошло.

– Что-то случилось?

Отвечать на этот вопрос аббатисе не пришлось, поскольку Оттоленги вышел из скриптория. На лице его было написано недоумение, смешанное со злостью.

– Надо вызывать стражников, – сказал он. – И магбезопасность, наверное…

– Господин Оттоленги, – мягко сказала леди Камилла. – Пожалуйста, на секунду остановитесь и объясните нам ситуацию.

– Да-да… – Карл глубоко вздохнул, посмотрел на настоятельницу и ответил: – Украдена золотая статуэтка Великой Матери. При этом щиты с витрины не сняты… Да, а куда делись Эшенбахи?

– Морис вон там, разговаривает с повелительницей пчёл, – Полина кивнула в сторону перголы, увитой зацветающими мелкими розочками. – В смысле, с сестрой Козимой. А Клотильда оставалась тут, когда мы уходили на пасеку.

– Баронесса фон Эшенбах попросила, чтобы её проводили в туалет, и, честно говоря, за ней никто не следил. – сообщила аббатиса. – Ну что же, я вызываю стражу, нечего тянуть.

Офицер из следственного отдела городской стражи появился минут через пятнадцать. Молодой человек лет двадцати пяти вышагнул из портального окна, быстрым взглядом окинул двор, сидящую мать Октавию, сбившихся в группу экскурсантов и откашлялся.

– Добрый день, синьоры! Экселенца… – тут он поцеловал настоятельнице руку. – Что случилось?

– Беда, Паоло! – покачала она головой. – Пропала статуэтка Великой Матери.

– Та самая?

– Та самая. Это наши гости, из отеля синьора Бридели, – мать Октавия повела рукой в сторону леди Камиллы и остальных. – В тот момент, когда… когда всё произошло, они были вместе с сестрой Козимой на пасеке.

– Понятно… Синьоры, – он повернулся к группе и поклонился. – Лейтенант Фаббри, следственный отдел городской стражи города Падуя, я буду расследовать это дело. Минут через пятнадцать прибудет мой коллега из Службы магбезопасности, мы с ним вместе осмотрим место преступления и потом с вами побеседуем. Здесь все, кто приехал осматривать монастырь?

– Нет, – ответила леди Камилла. – Госпожа фон Эшенбах ушла некоторое время назад в туалетную комнату.

– И до сих пор не вернулась? – повёл бровью молодой человек. – Э-э-э… Может быть, пока вы представитесь, и я запишу ваши данные?

Он вытащил из сумки блокнот и магическое перо, сел на скамейку рядом с аббатисой и приготовился писать.

Представитель магбезопасности тоже ждать себя не заставил. Не прошло и обещанных пятнадцати минут, как в монастырском дворе вновь разгорелось портальное окно, и из него вышел ещё один молодой человек, до крайности похожий на первого.

– Они что, близнецы? – шепотом спросила Полина у леди Камиллы. – Как интересно!

Вновь пришедший офицер оказался тоже лейтенантом, звали его Гвидо Кальди. Молодые люди обменялись рукопожатиями и отправились осматривать место происшествия.

– Прошло больше полутора часов, – раздался вдруг голос где-то рядом.

Полина оглянулась удивлённо: оказывается, возле неё всё это время сидел Майлз Вернер, аккомпаниатор Оттоленги, и сидел так тихо, что она его не заметила! Ей стало ужасно неловко.

– Полтора часа после чего? – переспросила Полина.

– С момента, когда мы ушли смотреть пасеку, – ответил маленький человечек в ярко-зелёной куртке. – А баронесса осталась здесь.

– Может быть, она решила посмотреть другие части сада?

– Вряд ли монахини допустили бы, чтобы посторонние ходили по саду просто так, – Вернер подвигал бровями, и Полина невольно обратила внимание, какие они у него густые и… самостоятельные.

– Ну, ещё она могла плохо себя почувствовать, вызвать водителя и уехать.

– Да, скорее всего, так и было, – поддержала подругу леди Камилла. – Надо полагать, и мы сейчас отбудем. Вряд ли было бы уместно сейчас дегустировать вино или осматривать пещеры. И синьоре аббатисе не до нас, и сыщики этим не будут довольны.

Мать Октавия благодарно улыбнулась.

– Вы совершенно правы, экселенца. Но я буду рада видеть вас всех снова. Через два-три дня, я надеюсь, ситуация разрешится, тогда вы попробуете наше вино, осмотрите винные погреба и начало катакомб.

– Начало? – переспросил Оттоленги.

– Да, общая их протяжённость более двадцати километров. Когда-то монахини жили в подземных ходах, пока не были построены жилые здания, а потом в ближней к входу части этих катакомб стали хранить вино. У нас есть на северном склоне виноградник с местным эндемичным сортом, Фиор д’Аранчо, и получающееся из него розовое вино постоянно завоёвывает призы на конкурсах.

Говоря о вине и виноградниках, аббатиса оживилась, порозовела, и лицо её перестало напоминать мраморную статую бледностью и неподвижностью черт. Полина поняла, что мать Октавия очень красива, и красоту эту не портит чёрно-белый платок. «Вот интересно, кем она была до монастыря? И откуда её знает Оттоленги? – задумалась Полина. – Надо будет спросить у леди Камиллы, ей порой известны самые неожиданные вещи…»

***

Возвращение в отель было… не то, чтобы печальным, нет! С чего печалиться из-за того, что некто неизвестный украл статуэтку, особой художественной ценности не представляющую, а знаменитую только личностью дарителя? Ну, то есть, любое противоправное деяние вызывает возмущение, но это лишь краем коснулось всех, кто сидел молча в экипаже. Исчезновение баронессы фон Эшенбах было очень странным, но вот тут Полина была уверена, что это семейство преподнесёт им ещё немало сюрпризов.

Предвидение это оправдалось на все сто, но пока даже и сама Полина не могла себе представить, каким образом.

В отеле все быстро и молча разошлись по своим номерам, только леди Камилла задержалась, чтобы поблагодарить водителя Пьетро. Краем глаза Полина заметила, что Оттоленги приостановился возле лестницы, возможно, ожидая её… заметила и отвернулась. Не хотелось отчего-то разговаривать, улыбаться, поддерживать игру во флирт. Леди Камилла взглянула на её унылую физиономию, усмехнулась и остановилась возле стойки лобби-бара.

– Пойдём в мой номер, – сказала она, цепляя Полину за локоть. – Нам принесут кофе с коньяком, посидим и полюбуемся на сумерки. А потом отдохнём и отправимся ужинать.

– Может, и ужин в номер попросить?

– Можно, но не нужно. Ничего страшного ведь пока не случилось, к чему это уныние?

– Ну…

– Вот и я о том!

Кофе с коньяком, как и присовокуплённые к нему сладости, оказали своё магическое воздействие: Полина порозовела, перестала кукситься, и в голове у неё замелькали нормальные человеческие мысли.

– Всё-таки мне непонятно… – сказала она, надкусывая эклер.

– Что?

– Два момента. Нет, три! Нет, четыре!

– Дорогая моя, может быть, посчитаете получше? Лично мне непонятно очень многое! Итак?..

– Во-первых, кража. Там всего два зала, и похищенная статуэтка находилась во втором. Никаких дверей в нём не было, кроме единственной, ведущей в проходной зал и далее на улицу. Окна зарешечены, снаружи возле двери стояли мы. Никто ведь не выходил?

– Разве? – леди Камилла усмехнулась.

Полина закрыла глаза и представила себе здание скриптория: белую штукатурку, тёмные деревянные рамы, выкрашенные в белый цвет металлические решётки на окнах, резную деревянную дверь, окованную тёмным металлом. Дверь распахнута, возле неё растут розовые кусты, набирающие бутоны, и дверное полотно примяло ветки одного из кустов. Высокая монахиня поправляет эти ветки, стоя к ним спиной…

– А откуда она вышла? – распахнула глаза Полина. – Там была фигура в рясе, возле двери, но я не видела, откуда она появилась и куда делась. И это не была ни одна из монахинь, с которыми мы познакомились: сестра Фелиция намного меньше ростом и вдвое толще, а сестра Козима явно суше и старше, это видно по движениям.

– И не аббатиса, потому что её я видела в другом конце двора, – согласилась леди Камилла. – Интересный вопрос, правда?

– Да уж…

– А что во-вторых?

– Во-вторых? – Полина непонимающе нахмурилась. – Ах, да! Непонятно, зачем вообще красть эту статуэтку. Золота там не так много, чтобы строить столь хитроумные козни, вся её ценность – это история и возраст. Но чтобы продать по цене с учётом истории, нужен провенанс, доказанное происхождение предмета, а откуда воры его возьмут? Получается, что украли под заказ?

– Согласна. Дальше?

– Третий вопрос. Фон Эшенбахи…

Леди Камилла заулыбалась.

– О да, очень интересная пара!

– Угу… Самое интересное в них то, что я как-то не до конца поверила в то, что они супруги. Скорее, кузены, или даже брат с сестрой. И вообще, может они никакие и не Эшенбахи? – воскликнула расхрабрившаяся Полина. – Ведь вы, Камилла, знаете всё титулованное дворянство Старого света, знакомы ли вам эти двое?

– Нет, не знакомы, – леди Камилла покачала головой. – Но вы, дорогая, переоцениваете мои знания, высший свет Острейха я знаю мало. Впрочем, думаю, что как раз этот вопрос довольно быстро прояснят два молодых и симпатичных сыщика. Вам они понравились?

Полина равнодушно пожала плечами.

– Да я как-то не присматривалась…

– Неужели вас так увлёк наш прославленный бас?

Кончики ушей молодой женщины предательски заалели, и она поспешила задать последний вопрос.

– Вот кстати! Вам не показалось, что он давным-давно знаком с матерью Октавией? И вообще, она… какая-то слишком красивая для аббатисы!

– Красивая, да… – леди Камилла чуть сдвинула брови. – У меня такое ощущение, что когда-то я её знала, но это было не здесь, и вообще не в Лации. И очень давно…

***

Ужин Полина пережила на удивление легко. В ресторане не было ни Эшенбахов, ни Карла Оттоленги, ни его аккомпаниатора, ими с леди Камиллой никто не интересовался, и даже хозяйка отеля не появилась. Так что дамы с удовольствием съели всё, что им предложили, от запечённой в сливках баккалы10 до паннакотты на десерт, выпили по бокалу вина и ушли спать.

Перед сном Полина вышла на свой балкон, чтобы снова посмотреть на здание «Grand hotel del Sole». Парк отеля был тёмен, ни единой искорки света не мелькало и в окнах. Всё это казалось таким странным рядом с залитой светом, хохочущей и веселящейся до глубокой ночи главное улицей городка… Она уже повернулась, чтобы вернуться в спальню и забраться под одеяло, когда краем глаза увидела свет в окне. Свет? Ну да, слабый отблеск где-то в глубине заоконной тьмы, словно кто-то шёл по анфиладе комнат, прикрывая ладонью свечу.

– Нет, – пробормотала Полина, тщательно занавешивая окна. – Не свечу. Это был магический фонарик, потому что такой вот зеленовато-голубой свет дают только они. И что всё это значит?