Две дамы и римские ванны

в которой гостям открывается Серениссима

Венеция была наполнена утренним солнцем, словно хрустальный бокал игристым вином. Лёгкая туманная дымка чуть смазывала жёсткость очертаний, придавая дворцам и мостам, воде и воздуху, стеклу и камню обманчивую лёгкость, розовый флёр исполнения желаний. Лодка, встретившая их возле стоянки экипажей, плыла неспешно, давая гостям глазеть вволю. Плеснула волна, и хищный узкий катер обогнал их, только мелькнула нарисованная на его борту ярко-синяя стрела и буквы SDCM.

– Servizio di sicurezza magico, – расшифровал аббревиатуру гид, представившийся как Джакомо. – Служба магической безопасности.

– Они так торопились… – Что-то произошло? – спросил Оттоленги.

– Нет, синьор, не думаю. Скорее всего, Пьетро Скальци решил испытать обновку на ходу, – гид усмехнулся. – Городская стража и магбезопасность получили только что четырнадцать новых катеров, только-только с верфей семьи Торнабуони. Скальци вообще-то потомственный гондольер, но, поскольку в семье он четвёртый сын, отец позволил ему пойти служить городу, а не только роду.

– Испытать на ходу кажется мне разумным, – Полина не поддержала насмешку. – В какой-то момент от того, как владеет управлением тот, кто сидит у штурвала, может зависеть чья-то жизнь.

– Вот, Джакомо, слушай, что умная синьора говорит! – не поворачиваясь, крикнул их лодочник. – Твоё дело о городе рассказывать, а не сплетни переносить.

Странное дело, но гид слегка побледнел, подтянулся и улыбнулся так широко, что у Полины от одного вида этой улыбки заболели щёки. Впрочем, в этот момент лодка свернула из узкого rio, и глазам пассажиров открылась широкая водная лента со снующими по ней лодками и лодчонками.

– Гранд Канал, – Джакомо повёл рукой. – Самая роскошная гостиная Старого света, как говорят некоторые. Сколько бы раз вы ни попадали сюда, всё равно дух захватывает.

Тьма его знает, отчего Карл Оттоленги, слушая эти дифирамбы, морщился, будто у него ныли все зубы сразу…

***

Само собой, у гида был план, который он и изложил за кофе и коктейлями в лобби отеля: после заселения гостей Венеции ждала прогулка на гондоле, обед и экскурсия по нескольким палаццо. Оттоленги снова поморщился.

– Я, с вашего разрешения, всё это пропущу. У меня… дела. Встреча.

– Как жаль! – леди Камилла улыбнулась сочувственно. – Но ведь вечером мы увидимся на спектакле?

– Да-да, – оживился гид. – Вас ждёт ложа в театре «Ла Фениче»! И сегодня «Дон Жуан», его несколько дней назад отменили из-за болезни одного из певцов.

Майлз Вернер, сопровождавший Оттоленги повсюду, сегодня был молчалив и печален, но после слов о болезни одного из исполнителей внезапно оживился.

– Да? В самом деле? А кто заболел?

– Кажется, исполнитель роли Лепорелло… – гид нахмурился. – Я узнаю, если хотите!

Он отошёл в сторону, вытаскивая из кармана коммуникатор и тыча в него пальцем. Вернер повернулся к Оттоленги.

– Карл, вам не кажется, что это судьба?

– Нет! – резко ответил тот. – Я не выступаю в «Ла Фениче», и это не обсуждается. Простите, но я неважно себя чувствую, пойду в номер. Зря, наверное, я сюда приехал… – он поклонился дамам и пошёл к лестнице.

– Майлз, расскажите нам, в чём тут соль? – леди Камилла повернулась к аккомпаниатору.

Вернер замялся и поглядел вслед Оттоленги, явно сожалея, что не успел удрать.

– Не знаю, могу ли я…

– Уверена, что история общеизвестная, просто мы её пропустили, – Полина взглянула на леди Камиллу. – Или это неловко, неудобно и нельзя обсуждать?

– Вовсе нет, просто история… не самая обычная, вот и всё. Каждый раз, когда Карл подписывал контракт на выступления в этом театре, у него начинались неприятности. Самые разные, от мелких, вроде потерянного багажа, до серьёзных, когда он простудился, и долгих четыре дня было неизвестно, вернётся ли к нему голос. Вы понимаете, два или три случая можно было считать совпадением, но их было восемь! И господин Оттоленги решил, что больше ноги его не будет в «Ла Фениче».

– Печально, – заключила леди Камилла и встала. – Ну что же, значит, мы встречаемся здесь через час?

Полине показалось, что грустная история, рассказанная Майлзом Вернером, Камиллу не заинтересовала. Сама же Полина же не удержалась и спросила у аккомпаниатора:

– Может, это происки каких-то… конкурентов?

– У Карла Оттоленги нет конкурентов, – маленький человечек в ярком жилете напыжился и задрал подбородок. – Все знают, что у него самый широкий диапазон, самый глубокий голос и самое блистательное исполнение сложнейших партий! Мы прекрасно обойдёмся без «Ла Фениче», а уж как они будут обходиться без нас – это их дело!

Пафос этого заявления был несколько сбит вернувшимся гидом Джакомо, который сообщил:

– Вы были совершенно правы, синьор Вернер! Заболел Йотам Гвидау, исполнитель партии Лепорелло. Ну, вы знаете, этот молодой бас, который так уверенно идёт к вершине…

Полина заподозрила, что Джакомо был совсем не так прост, как показался поначалу, и жёсткий смешок Майлза Вернера подтвердил это.

– Юноша слишком торопится! – Вернер брезгливо оттопырил губу. – А оперная карьера рассчитана на годы, не на месяцы. Посмотрим на результаты ближайших конкурсов, например.

Гид пожал плечами и повернулся к леди Камилле.

– Экселенца, через… – он посмотрел на часы. – Через пятьдесят шесть минут я жду вас здесь, в этом прекрасном холле!

***

Вернер на экскурсию тоже не поехал, так что на бархатных малиновых скамейках гондолы оказались только леди Камилла и Полина. Каналы и узенькие рио, дворцы и дома, стрельчатые окна, мрамор и облупившаяся штукатурка, перевёрнутое деревянное тело будущей гондолы на старинной небольшой верфи и десятки белых, нераскрашенных ещё масок в мастерской возле моста Риальто – всё это склеилось в памяти в один яркий, небывалый, фантастический ком. Разве что лестница палаццо Контарини дель Боволо запомнилась совершенно отдельно, и потом, слушая речи гида, Полина всё думала о том, каково жить в таком дворце и ходить каждый день по такой лестнице? Может ли обыкновенный, нормальный человек это вынести?

Гондола остановилась у причала, и Джакомо объявил:

– Это причал ресторана вашего отеля, экселенца, – поклон в сторону леди Камиллы. – Синьора! – поклон Полине. – Здесь для вас сервирован обед, столик на террасе, с отличным видом. Через полтора часа нас ждут в храме Единого на площади святого Марка, для вас даже откроют крипту! Гондола подойдёт сюда же, и я буду счастлив сопроводить вас.

Он изящно поклонился и исчез, словно театральный персонаж, какой-нибудь Панталоне, провалившийся в люк на сцене.

– Ой! – только и смогла выдавить Полина.

Леди Камилла усмехнулась, милостиво кивнула метрдотелю в дивного покроя фраке, отодвигавшему для неё кресло, и уселась. Полина заняла место напротив.

Им принесли просекко. Леди Камилла посмотрела сквозь золотистые пузырьки на здание напротив – серый мрамор, стрельчатые окна, тёмно-красные шторы, – и спросила:

– Вы разве не были раньше тут, в Венеции?

– Была, – Полина вздохнула довольно уныло. – А что?

– Ну, вы так живо реагируете, что мне стыдно становится: я-то уже видела здешние чудеса и слышала болтливых гидов.

– Я была здесь… лет пять или шесть назад, – прикрыв глаза, Полина пригубила просекко. – В декабре проводилась большая всемирная конференция по математическому моделированию магических процессов, и меня пригласили прочесть доклад по исчислению ковариантной производной вектора в магическом поле… Да, простите. В общем, по моей теме. Со мной поехал коллега из Новосибирского университета, нам даже оплатили портальный переход. А потом всё пошло как-то наперекосяк…

Она замолчала, потому что два торжественных официанта под командованием метрдотеля принесли блюда под серебряными крышками-клош и синхронно эти крышки сняли. Полина ощутила запах еды и поняла, что голодна просто ужасно, так, словно не ела уже три дня, да и до этого питалась в основном акридами безо всякого мёда.13

За столом воцарилось молчание. Леди Камилла, в общем-то, тоже проголодалась, так что от подруги не отставала. Только тогда, когда пустые тарелки были окончательно убраны, и перед ними поставили вазу с пирожными и рюмки с тягучим сладким вином, она спросила:

– Так что же пошло не так в прошлый ваш приезд сюда?

– А! – Полина махнула рукой. – Почему-то нас всех поселили на Лидо ди Венеция. Там вообще-то в декабре всё закрыто, это же курортное место, но для математиков открыли пару гостиниц. В зал, где проводился конгресс, должны были возить катерами каждое утро, по строгому расписанию. А как ещё можно перевезти две сотни участников лодочками, в которые влезает по шестнадцать пассажиров? Вот только расписание тут же перепутали, кому-то надо было что-то обсудить с коллегами, кто-то с кем-то враждовал… – она помолчала и спросила. – А почему Оттоленги не поёт в театре «Ла Фениче»?

Леди Камилла аккуратно сняла с колен и сложила салфетку из узорчатой ткани, разгладила получившийся квадратик, вздохнула и всё-таки ответила.

– Потому что у Карла Оттоленги есть один большой недостаток.

– Какой?

– Он сам. К сожалению, великий бас в то же время мелкий завистник, для которого любой соперник – это нож острый. Подробностей конкретно этой истории я не знаю…14

– Тогда, может быть, он не так и плох? – с трудом выговорила Полина.

У неё защемило сердце. Ну как же так, ей ведь не показалось, что Оттоленги смотрел именно на неё, и ей улыбался, и вёл под руку, ведь это было на самом деле?

– Может быть, – пожала плечами леди Камилла. – Думаю, если не подпускать его слишком близко, он будет замечательным курортным спутником. Просто… взвешивайте каждый шаг, хорошо?

– Тогда уж лучше сказать не «взвешивайте», а «рассчитывайте»! – Полина улыбнулась. – Всё-таки я математик по профессии!

***

Ложа, в которой их разместили, находилась на уровне бельэтажа и словно нависала над сценой и зрительным залом. Чрезвычайно возбуждённый Майлз Вернер словно стал выше ростом, что не мешало ему беспрерывно болтать, то и дело потирая пухлые ручки.

– Вы знаете, что эта ложа – секретная? – спросил он, блестя глазами. – Её невозможно разглядеть из зала, и на схеме её нет.

– Как это? – лениво переспросила Полина.

За длинный набитый экскурсиями день она так устала, что сейчас могла только растечься в кресле медузой и иногда шевелить пальцами.

– Вот так! Ложу напротив вы видите? Нет! А она есть! – Майлз снова потёр руки. – Я вам больше скажу, до последнего пожара даже дирекция не знала, что есть эти ложи. А вот когда зал горел, обе ложи и проявились. Само собой, билеты в них не продают…

– Ещё бы, – хмыкнула леди Камилла. – Мы не видели ни входную дверь, ни портьеру, которая её заслоняет, пока старший капельдинер не дотронулся до неё. Так что обычным театралам свои места просто не найти. А в каком году горел театр?

– Последний раз – в одна тысяча девятьсот девяносто шестом. Тогда театр сгорел почти дотла, только фасад и часть главного фойе остались. А когда зрительный зал горел, тут-то эти две ложи и проявились…

– Интересно… Значит, эта – директорская, а та, что напротив, чья? Королевская?

Вернер оглянулся через плечо, будто в ложе мог появиться кто-то подслушивающий, и зашептал:

– Та ложа не открывается. Но говорят, в ней периодически появляется призрак…

– Ой, перестаньте, господин Вернер! Призрак оперы – это анекдот с большущей бородой! – засмеялась Полина.

Майлз обидчиво поджал губы.

– Можете не верить, дело ваше. Только господин Оттоленги здесь пел не один десяток раз, и про театр я кое-что узнал, да!

– Кстати, а где сам господин Оттоленги? – леди Камилла решила перевести разговор на менее опасную тему. – Неужели не появится.

Тут нос Вернера задрался вверх.

– Не скажу! Сами увидите!

Тут свет в зале стал гаснуть, разговоры стихли, и перед занавесом в круге яркого света появился невысокий и довольно полный господин в строгом фраке с кремовой розой в петлице. Он поклонился, и его лысина блеснула в луче прожектора. Зал зашумел. Распрямившись, господин с розой воздел руки, и шум оборвался.

– Добрый вечер, господа! – сказал он приятным и очень звучным голосом. – Я суперинтендант этого театра, меня зовут Бруно Кавальери.

Зрители одобрительно заревели, раздалось даже несколько криков «Браво!». Кавальери раскланялся и снова поднял руку.

– Итак, у меня небольшое объявление! Как, возможно, слышали многие из вас, синьор Йотам Гвидау, заявленный в составе как исполнитель партии Лепорелло, заболел. Увы, мартовские простуды не щадят никого, – и господин суперинтендант скорчил потешную физиономию. – Но вот сегодня вам повезло, и на помощь нашему театру пришёл знаменитый Карл Оттоленги!

Суперинтендант пережидал восторги зала с усталой улыбкой, словно этого самого Оттоленги он лично поймал, связал и притащил в гримёрку. Майлз Вернер радостно пробормотал что-то, неразличимое на фоне криков и аплодисментов, и снова потёр руки.

Дамы переглянулись, и леди Камилла хотела что-то сказать, но тут за пультом появился дирижёр, прозвучало «ля» первой октавы, сыгранное гобоем, его поддержали скрипки, виолончели, духовые… Всё стихло в зале, и дирижёр вскинул палочку…

***

В антракте Вернер исчез мгновенно, словно телепортировался.

– Пойдём прогуляться? – спросила Камилла. – Рассмотрим фойе, поглядим на публику…

Полина прислушалась к себе и ответила:

– А пойдёмте! Вот правду говорят, что музыка Моцарта воздействует на организм в самом положительном смысле! У меня такое чувство, что я отлично отдохнула за эти полтора часа.

Фойе было роскошным, публика блистала во всех смыслах этого слова, то и дело слышен был хлопок открываемого игристого вина…

– Хотите просекко? – спросила леди Камилла.

– М-м-м… Пожалуй, нет. Во-первых, и ещё ужин, и там тоже ведь будет вино? Ну вот… А во-вторых, меня Моцарт только-только взбодрил, а от просекко снова в сон потянет.

Леди Камилла засмеялась.

– Экая вы… необыкновенная. Обычно люди пьют игристое для бодрости!

Пересмеиваясь, они пошли ко входу в ложу.

– Вроде здесь? – в голосе Камиллы звучала неуверенность.

– Точно здесь! Вот видите портрет господина с голубой орденской лентой? Дверь должна быть справа от него… Надо только найти капельдинера, – Полина завертела головой, увидела господина в красной куртке и помахала ему рукой.

С поклоном тот прикоснулся к стене правее приметного портрета, и там, где только что была лишь гладкая поверхность, проступила тёмно-малиновая портьера и полускрытая ею дверь. Капельдинер отворил дверь перед дамами и спросил:

– Может быть, желаете что-нибудь заказать? Просекко, кофе, пирожные? Может быть, альбом по истории «Ла Фениче» или кристаллы с записью опер?

– Хм… – леди Камилла повела бровью. – Альбом… Это хорошая идея! Да, пару альбомов и кристаллы, упакуйте и отправьте в «Иль Палаццо», для графини Торнфилд.

– Да, экселенца!

Вернер появился в ложе, когда свет уже начал гаснуть.

– Миледи, госпожа Разумова, желаете ли после спектакля пройти за кулисы? – спросил он с нотками торжественности.

Полина обречённо кивнула. Камилла посмотрела на неё искоса, но возражать не стала, тем более что у пульта возник дирижёр и в лучах прожекторов ослепительно сверкнула его палочка.

***

Очень поздним вечером, практически уже ночью, Полина вышла на балкон своего номера в отеле «Иль Палаццо». Напротив виднелась громада храма Великой Матери «Делла Салюте», выстроенного больше пятисот лет назад в память избавления от чумы. Рядом с храмом магические фонари светили золотым и сиреневым, и громадный купол в этом свете выглядел совершенно фантастически. Лагуна была тёмной, но и слева и справа горели факелы вдоль её берега, высвечивая покачивающийся борт гондолы, ferro15 на её носу или полосатый причальный столб.

Справа открывался вход в Гранд Канал. Бронзовые гиганты на часах Торре делл’Оролоджиа уже давно пробили двенадцать раз, отмечая наступление новых суток, и все лодки, большие и малые, сновавшие по этой водной дороге днём, давно спали под непромокаемыми чехлами.

Полина села в кресло, положила ноги на специальный пуфик и смотрела на воду, стараясь ни о чём особенно не думать. Получалось неважно – день был насыщенный, яркий, и всё время вспоминалось что-нибудь особо впечатлившее: фрески Тьеполо на потолках Ка’Редзонико и памятник кондотьеру Коллеоне, мозаики и рельефы собора, позолоченная квадрига Святого Марка, книга под лапой льва и причудливые костюмы персонажей «Дон Жуана»…

Да, «Дон Жуан»…

Ничего не скажешь, пел Оттоленги совершенно потрясающе. На его фоне как-то потускнели, полиняли остальные исполнители, и знаменитый бас, конечно, заслужил и овацию в финале, и бесчисленные букеты, которыми осыпала его восторженная публика. Синьор суперинтендант, казалось, сиял собственным светом. Срочно организованный им «небольшой приём в фойе» собрал, помимо артистов, несколько десятков венецианских аристократов, самых привилегированных лиц из числа сегодняшней публики, сколько-то странных персонажей, регулярно оказывающихся на встречах, куда их не приглашали… Примерно через четверть часа Полина осознала, что леди Камилла является центром одного из людских водоворотов. С ней раскланиваются, её одобрения ищут, с ней жаждут побеседовать… почему?

Оттоленги окружала толпа поклонниц, он возвышался над ними, словно бронзовый Коллеоне над досужей публикой. Кому-то кивал, с кем-то смеялся, но при этом его взгляд Полина чувствовала всё время. Ей даже казалось, что у неё горит одна сторона лица. Правая. На которую смотрит Оттоленги.

Порывисто вздохнув, Полина вздрогнула и пришла в себя. Оказывается, она просидела на балконе больше получаса.

– Вот я балда! Размечталась и в результате промёрзла, как сосулька, – она шмыгнула носом. – Вот прекрасно, завтра буду кашлять и хлюпать, и говорить хриплым голосом. Красота неземная, как раз чтобы романы заводить!

Словно древняя старушка, она покряхтела, встала и вернулась в комнату. Плотно закрыла и занавесила окно, налила в ванну горячей воды и щедро плеснула туда ароматного геля.

– Так, сейчас согреюсь, потом выпью рюмку коньяку и заберусь под одеяло. Сон вообще лучшее лекарство!

Тьма его знает, какая из предпринятых экстренных мер подействовала, но уснула Полина моментально, и спала прекрасно. Проснувшись же, немедленно вспомнила мысль, пришедшую к ней на самой границе сна и яви, и тогда показавшуюся очень важной.

– Вот не зря мне не давала покоя эта фамилия, фон Эшенбах! Я её слышала, и было это лет шесть-семь назад. В Москве, в университете… Ну точно, на защите Маринкиной диссертации по истории магии!

Нетерпение Полины были так велико, что она схватила коммуникатор и набрала номер подруги, даже не поглядев на часы.

– Марин, привет! – выпалила она. – Кто такой фон Эшенбах?

– Приве-ет, – протянула подруга, зевая; шёлковая пижама и подушки вокруг чётко говорили, что Полина её разбудила. – А других вопросов у тебя нет в половине девятого утра?

– Других? Нет, нету! Ох, ну прости, пожалуйста, я тебе наберу завтра и всё-всё расскажу в подробностях, а сейчас очень спешу, и мне очень нужно знать, кто это такой.

– Тебя интересует сегодняшний, барон Арнольд-Мориц, или его выдающийся предок?

– Предок.

– Это долгая история… – Марина повозилась, устраиваясь поудобнее. – Ульрих Мартин фон Эшенбах был одним из наиболее сильных магов крови, во всяком случае, считается, что именно благодаря его поддержке трансильванский господарь Жигмунт Батори так успешно противостоял императору Рудольфу. Вспоминаешь?

– Да-а… Да, точно! Он рассчитал формулу кровной клятвы мага, конечно же! Это шестнадцатый век, так?

– Ну, тут трудно сказать. Считается, что он был убит в тысяча шестьсот тринадцатом году в Трансильвании, сразу после похорон Жигмунта, какие-то там были споры вокруг оставленного господарем наследства. Но что было на самом деле, никто достоверно не знает. А почему ты спрашиваешь?

– Потому что два дня назад я встретила человека, назвавшегося бароном фон Эшенбах, – ответила Полина. – И это совершенно точно не был конезаводчик Арнольд-Мориц… Вот я и пыталась вспомнить, где и в связи с чем слышала это имя. У того Эшенбаха, мага, были потомки?

– Это тоже неизвестно… – Марина задумчиво прикусила ноготь. – Ты понимаешь, очень уж мутный период. Историю магии того времени писали те, кто состоял при императоре Рудольфе, тот же Джон Ди. А Эшенбах был на другой стороне. Достоверно известно лишь то, что в восемьдесят… пятом, кажется, году он женился на панне Марии Кристине Косинской, и вроде бы в этом браке родился сын.

– Получается, чисто теоретически…

– Чисто теоретически твой знакомец может быть потомком мага крови Ульриха Мартина фон Эшенбаха, и даже унаследовать способности. Практически – фиг его знает, – и Марина снова зевнула. – Знаешь что, давай я ещё чуть-чуть посплю, потом покопаюсь в источниках и сообщу тебе результаты раскопок. Ладно?

– Ладно, – рассмеялась Полина. – Спи!