Дважды в одну и ту же реку не войти

Глава 3

Лена, совсем не такая, как на работе, вся домашняя, с заплетенной косой, в простеньком платье и шерстяной кофточке, робко уселась за стол.

Открыв шампанское, я наполнил бокалы и предложил тост.

— Давай, выпьем за то, чтобы в нашей жизни все получалось, и чтобы наши мечты сбылись.

Про себя же я думал:

— А в прошлой жизни, я сейчас сидел и на листе ватмана делал задание по начерталке или мусолил учебник Фихтенгольца. Нет, уж повторять ту жизнь я не буду!

— Прошел час, Бутылка шампанского опустела. Из списанного магнитофона Яуза, доносилась негромкая музыка. Мы в комнате танцевали босиком медленный танец. Лена в одной комбинации, я в одних трениках, поэтому шторы на окнах были наглухо закрыты Периодически мы целовались и прижимались друг к другу. Она уже не просила выключить свет, как делала это, когда я еще за столом начал расстегивать ее кофточку.

— Саша, — обратилась она ко мне, когда закончилась музыка, и мы плюхнулись на диван, — Ты, наверно презираешь меня?

За что? — спросил я.

Она замялась.

— Ну, мы с тобой делаем ужасные вещи, я, наверно, не должна была соглашаться на них. Мне так стыдно, просто кошмар.

— Перестань говорить глупости, — тихо сказал я, закрывая ей рот поцелуем. — мы ничего плохого не делаем, и ни перед кем не должны отчитываться за наши поступки.

— Ты, странный,совершенно не похож на своих сверстников — сказала девушка, — я рядом с тобой чувствую себя маленькой девочкой, хотя старше на год. Почему так происходит? И еще, я знаю, ты меня не любишь.

— Почему?

— Потому, что ты делаешь в постели все, чтобы мне было хорошо, но я до сих пор остаюсь девушкой. Значит, ты считаешь невозможным связать со мной свою жизнь.

Слова Лены прозвучали холодным душем. Она ведь была права. Мне совсем не хотелось брать на себя какие –либо обязательства.

На миг я разозлился.

— Ну, что тут будешь делать,думал, что делаю доброе дело, а оно мне боком вылезло. Женскую логику мужчинам не понять. Но доказывать, таким образом, свою любовь сегодня все равно не буду, — думал я

— Лена, солнышко мое,ты неправа. Ты прекрасно понимаешь, что сейчас мы не можем быть вместе. Тебе надо учиться, Меня в следующем году заберут в армию. Жизнь сложная штука, всякое может случиться за это время. Давай не будем спешить. Время все расставит по местам, — уговаривал я свою студентку.

Говоря эти слова, мысленно смеялся над собой.

— До чего же ты Саня дошел, для своей девушки роль мамы выполняешь, уговариваешь не торопиться, вместо того, чтобы заняться настоящим мужицким делом. Тебе ведь все давно разрешили. Но вот дети сейчас совершенно были бы некстати.

Закончив свои проникновенные речи, я опустил с плеч Лены тонкие бретельки комбинации и принялся целовать ее грудь.

К сожалению, время шло неумолимо. Лене нужно было идти домой, собственно, как и мне. Она хотела помочь в уборке остатков пиршества, но я убедил девушку, что завтра загляну сюда и сам все сделаю.

Улица встретила нас все той же непогодой. На нашу удачу, почти сразу навстречу выехало такси с манящим зеленым огоньком. Усевшись на заднее сиденье, я сказал водителю адрес и обнял спутницу.

Водитель глянул на нас в зеркало, ухмыльнулся, включил счетчик, и нажал на газ.

Ехать было всего ничего. Когда машина остановилась, я попросил водителя подождать, и хотел положить на сиденье часы, как залог возвращения.

На этот жест шофер сморщился и сказал:

— Иди, а то девица сейчас убежит. Подожду, сколько нужно. И часы забери, знаю я вас обоих.

В подъезде мы в последний раз поцеловались, и Лена торопливо застучала каблучками вверх по ступенькам. Я же вернулся в такси и назвал следующий адрес.

— Что-то рановато сегодня с работы, — как бы между делом произнес водитель.

— Да, нет у нас сегодня выходной, в кино просто ходили, — сообщил я.

— Понятно, — сообщил собеседник. — Значит, отбил девку у Таракана?

В ответ я промолчал, только пожал плечами.

— Вот же городишко, — раздраженно пролетела мысль. — Куда не сунься, все тебя знают.

— А чего злишься? Сам ведь этого хотел, — моментально пришел в голову ответ на эту мысль.

Видимо водитель понял мое нежелание говорить на эту тему, поэтому перешел на рассказ о трудностях таксерской работы.

Когда мы подъехали к нашему дому, на счетчике натикало рупь девяносто. Я широким жестом выложил на сиденье трешку, и вышел из машины.

— Эй, Сашок, погоди, — остановил меня шофер. — говорят Таракан все еще хочет с тобой поквитаться. Ты бы осторожней по городу вечерами бродил.

— Спасибо за предупреждение, — поблагодарил я и зашел в подъезд.

— Ну, и где ты весь день болтался? — такими словами встретила меня маман. — Какая нужда по улицам по такой слякоти бродить. Тебе девчонку свою не жалко?

— Ну, мама, мы в кино ходили на «Мужчину и женщину», потом у Лены дома были, Агафья Тихоновна нас обедом кормила.

Мама тяжело вздохнула.

— Саша, когда ты у меня повзрослеешь. Разве можно целый день в гостях сидеть у пожилого человека. Ей, что, больше делать нечего, как недоросля развлекать.

— Юра, ну скажи хоть ты ему, что нельзя быть таким эгоистом, — повернулась она к отцу, безучастно слушавшему наш разговор.

Батя мечтательно вздохнул и сказал.

— Знаешь, Марина, я тут не удержался и как-то зашел в шашлычную.

— И что?

— У нашего сына губа далеко не дура, — сообщил папахен и снова мечтательно вздохнул.

— Не поняла, — нахмурилась мама.

— Чего же тут не понять,- сказал отец. — Софи Лорен рядом с этой девчонкой делать нечего.Оказывается, мы своего сына совсем не знаем. Все за мальчишку держим. А он у нас, орел!

— Это как понимать? — начала маман строить из себя дурочку.

— Марин, перестань. Все ты поняла, — улыбнулся отец. — Меня тогда, как пыльным мешком из-за угла стукнули. До сих пор не верится, что Сашка с такой красоткой гуляет.

Тут он спохватился, вспомнив, с кем говорит, и попытался исправить свою ошибку.

— Ну, она почти, такая же красивая как ты двадцать лет назад.

— Все, батя попал, — понял я и попытался смыться к себе. Попытка удалась, маман переключилась на отца и сейчас выясняла, почему это она сейчас не так красива, как двадцать лет тому назад.

Следующим утром, идя на работу, я обдумывал каким образом еще немного заработать. Ведь доходы резко упали с началом учебы. Вечерами мне удавалось работать только в выходные дни. А именно вечера давали большую часть дополнительных средств. После съема и ремонта квартиры мои накопления упали до нуля, однако, я уже привык, что в кармане всегда имеется какая-то копейка. Сильно бодяжить коктейли и недоливать спиртное мне не хотелось. Испорченную репутацию уже не исправишь ничем. Чаевых днем давали мизер. Основную долю получал Гена, работавший вечерами. Поэтому я решил, что приму предложение Валеры Незванцева, сделанное еще месяц назад.

Тогда он с комсоргами обсуждал итоги очередного комсомольского собрания. По завершению прений, Валера попросил меня остаться.

Когда мы остались одни, он встал, прикрыл плотнее дверь кабинета и начал говорить.

— Александр, я не слепой и давно заметил твой реальный взгляд на нашу действительность. Наталья Петровна тобой довольна. Недавно, так и сказала, Сапаров — наш человек. Я тоже, честно говоря, не ожидал от тебя такого профессионализма в комсомольских делах. Короче, есть деловое предложение, — с этими словами Валера выложил на стол пачку сигарет Кэмел.

— Понятно, — прервал я его. — Мне это не нужно. Продавать левые сигареты,не собираюсь.

Незванцев снисходительно улыбнулся.

— Ну, какие же они левые. Закуплены в Финляндии, официально Минторгом республики, по разнарядке выделены тресту. И официальная цена у них имеется.

— Поэтому их в свободную продажу не пускают, и продают по блату нужным людям, — закончил я.

— Правильно, — подтвердил мои выводы Валера, — Только ты не представляешь, сколько сигарет лежит на складе. Их там еще лет пять будут таким макаром продавать.

Я ехидно улыбнулся.

— Так в чем же дело, отправьте по торговым точкам, через пару дней все расхватают. Даже с тройной наценкой.

Вот именно, с наценкой,- сказал Валера. — Тебе они уйдут по полтора рубля, за сколько ты будешь их продавать, нас не волнует.

— Интересно, — думал я, — По-видимому, есть неучтенные сигареты, которые и собираются продавать. Иначе они бы шли обычным путем, накладные, склад и прочие формальности. Учитывая, что со мной разговаривает сексот, КГБ в курсе происходящего.

— Хорошо, Валера, я подумаю над этим предложением, и мне бы хотелось знать, как этому вопросу отнесется наш общий знакомый, — ответил я.

— Думай, только недолго, — равнодушно сказал Незванцев. — а знакомый нормально отнесется.

Придя на работу, я позвонил по знакомому номеру. По голосу Валеры было трудно понять, обрадовался ли он моему звонку. Но поскольку у нас уже появлялись посетители, гордо выкладывающие на стойку пачку американских сигарет, и интересовались покупкой, было понятно, что где-то ими уже торговали.

— Хорошо, — сказал он. — Забеги ко мне в обеденный перерыв. Обговорим детали.

В обед, быстро поев, я отправился в трест. Здороваясь по пути со знакомыми, зашел к Незванцеву.

Беседовали мы с ним недолго, уяснив расклад, я пошел обратно на работу.

Через час меня вызвала к себе Наталья Петровна и провела еще один инструктаж, сообщив, что уже завтра привезут первую коробку сигарет. Деньги, полученные от их продажи, нужно было сдавать ей лично в руки, оставляя себе все сверх оговоренной суммы.

Вечером, когда я пришел на занятия меня ожидал небольшой сюрприз.

— Слушай, Сашок, — обратился ко мне Борис Ефремович с просительным выражением лица. — Тут такое дело, я заметил, как ты Петровичу помогал в гараже. Руки у тебя из правильного места растут. И в моторах волокёшь. Петрович, хрен моржовый, раскидал движок с УАЗа и запил. Коленвал я в расточку отправил, его завтра, послезавтра должны привезти. Там еще гильзы надо поменять, кольца ну и по ходу дела сальники там заменить. Может, займешься этим делом, а я тебя от занятий освобожу, чего тебе на них зря штаны протирать.

— Блин! Как же я забыл, что здесь практически армия и инициатива наказуема, — с досадой подумал я. Сидеть вечером в гараже и возиться с железяками совсем не хотелось.

На кой хрен сунулся помогать? Сидел бы лучше за столом в учебной комнате, да глазами лупал по сторонам.

Борис Ефремович, у нас ведь пока не коммунизм, — сообщил я механику. — Каждый труд должен быть оплачен по справедливости.

Ефремович почесал затылок.

— Да, я в общем и не против, давай я завтра с утра переговорю с начальством, если даст добро мы с тобой договорчик составим на ремонт, рублей на сто. Потянет такая сумма?

— Потянет, — признался я, думая в этот момент, что лучше сто рублей, чем ничего.

Хотя если бы движок для переборки отвезли в Сельхозтехнику, там бы с ДОСААФа слупили бы рублей четыреста.

— Только мне инструмент нужен, одной кувалдой не обойтись, — добавил я.

— Будет тебе все, будет родной! — сообщил Ефремович.

— Ишь, как тебя прижало, — удивился я про себя. — Что-то Боря мудришь, жаль, все водители уже слиняли, не узнать с чего это Ефремыч такой ласковый.

Следующим вечером, меня уже ожидал напечатанный договор, в котором я обязался перебрать уазовский двигатель.

Водители, присутствовавшие при этом эпохальном событии, ходили с кислыми рожами, зато Ефремович буквально сиял от удовольствия. Только сейчас меня осенило, в чем, собственно, дело. Мужики не хотели браться за работу по дешевке. А я получается, по незнанию влез в это дело за копейки, и помощи теперь от них ждать не приходится. Но деваться было некуда, обещал, так обещал, и договор пришлось подписать.

Когда Ефремыч ушел, один из водителей громко высказался:

— Откуда ты такой шустрый выполз, перебил нам всю малину, мать твою!

Я с покаянным видом сообщил:

— Мужики, так получилось, извините, меня Ефремович уговорил. Откуда же я знал, что он вас динамит.

— Простите, не отделаешься, — мрачно заявил второй воитель постарше.

— Без проблем, — заявил я, — Как только закончу с движком, накрываю поляну.

— Ты смотри Жека, — воскликнул первый водитель. — Понимающий пацан попался. Далеко малый пойдешь, если милиция не остановит.

Я давно не занимался подобной работой. Поэтому сборка заняла у меня несколько вечеров. Так, как все крутилось вокруг коленвала, пришлось ждать его появления.

Водилы, сопровождавшие ехидными комментариями мои труды, постепенно заглохли. И даже откликались на просьбы, что-нибудь придержать, или помочь поднять.

Ефремович, похоже, тоже не очень мне доверял, поэтому при свободной минутке, приходил глянуть, как у меня идут дела.

Когда он трясущими руками выдал мне завернутые в промасленную бумагу вкладыши, то сразу предупредил.

— В гараже нигде не оставляй. Носи с собой, пока по месту не поставишь.

Я же в это время с любопытством оглядывал его кандейку, где на полках лежали запчасти, составлявшие предмет мечтаний тогдашних автолюбителей. Увы, несмотря на то, что автомашин в стране было мизер, запчастей к ним было еще меньше.

Увидев мои любопытные взгляды, механик быстро погнал меня оттуда, тщательно закрыл дверь на два замкаи, завязав веревочки, шлепнул на них пластилиновую печать

Все бы было неплохо, нос утра надо было идти на основную работу. А там мне нужно было иметь ухоженные, чистые руки с аккуратно подстриженными ногтями.

Поэтому утро у меня начиналось с мыльно-содовой ванночки для рук. Не будешь ведь подавать посетителям коктейли грязными руками да еще с черной каймой под ногтями

Но все же ремонт был закончен. С помощью тали, мотюгов, и известной матери, движок был затолкан на место.

Некоторые торопыги подбивали сразу его и опробовать. Но меня одолевали сомнения. Вкладыши я затянул вроде, как надо, но коленвал практически не проворачивался, что наводило на всяческие подозрения.

— Херня! — заявил Жека, — стартером провернет.

— Помолчал бы, сынок,- сказал механик, — ты уже допроворачивался. Кто двигатель на сухую завел, не ты ли? По идее тебя надо было забесплатно заставить все сделать. Так, ведь тебе доверить ни хрена нельзя.

— Не мужики, давайте лучше на холодном двигателе УАЗ потаскаем, — предложил я. — Надежней будет.

Молчание было знаком согласия.

В девять часов вечера на тускло освещенном единственным фонарем гаражном дворе мы начали кругами таскать еще не старый уазик. Я сидел за рулем шишиги, а Ефремович в УАЗе.

Остальные водители давно отправились по домам.

Минут через двадцать я остановился. Борис Ефремович тоже выскочил из кабины и доставал из кармана новые свечи.

— Давай, вкручиваем и заводим, — предложил он.

Машина завелась без проблем.

— Вроде клапана на третьем цилиндре постукивают, — озабоченно сообщил Ефремыч. — Ладно, на сегодня все. Поехали домой, я сегодня с тобой и так задержался. Завтра доведешь все до ума, я подпишу акт выполнение работ, и можешь в бухгалтерию дуть за деньгами.

— Ага, задержался ты, — подумал я, — ты в десять вечера только должен нас с учебы отпускать, а на деле мы уже дома в девять часов.

Через день я нашел время и получил свои семьдесят с чем-то рублей и отправился в магазин, поливая матом советское законодательство. Ведь совсем выпустил из вида, что у меня высчитают два налога, подоходный, и за бездетность. Возмущенные возражения, что мне нет восемнадцати лет, не произвели на кассира никакого эффекта.

— Разбирайтесь с бухгалтером, начисляющим зарплату, — сообщила она равнодушно.

Желания терять время на разбирательства из-за семи- девяти рублей, не было, а обеденный перерыв уже подходил к концу.

Вечером, когда я зашел в гараж и многозначительно позвенел сеткой, там раздались одобрительные возгласы. А когда из сетки появились три бутылки водки и закуска, аплодисменты перешли в бурные овации.

Чего было не отнять у водителей, так это умения организовать стол. Уже через пару минут рабочий верстак был застелен газетами. На них один из водил резал тонкими пластинками розовое сальцо, пахнущее чесноком.и свежий черный хлеб. Соленые огурцы были вывалены из банки в жестяную миску, а когда в такую же миску я вывалил полбидончика шашлыка, на миг наступило молчания.

— Шоб я так всегда жил, — сказал только что вышедший из недельного запоя Петрович, нарушив тишину. — Саня, да мы так не пили никогда. Краюшка черняшки в радость была, рукавом занюхаешь, да сухарик пожуешь.

Он одним движением раскрутил бутылку и удовлетворенно крякнул, глядя на кружащиеся в ней пузырьки. После чего опытной рукой разлил бутылку по стограммовым стаканчикам.

— Ээ — ребята! Вы что тут устроили за представление? — раздался голос Никулина, бесшумно подошедшего к нашей компании.

— Так, вот, Санек нам угощение выставил — заявил нисколько не смутившийся Петрович.

— Борис Ефремович свирепым взглядом уставился на того.

— Ты б… п… еб… м…. совсем ох…л, заорал он. — Неделю гулевонил, и опять хочешь нажраться, пошел отсюда на х…

Он спихнул Петровича с табуретки и уже спокойней предложил тому.

— Ты сегодня отдыхаешь, иди лучше покарауль, чтобы кому не надо не заходили

После этого он взял оставшийся налитый стакашек, и предложив выпить за здоровье всех присутствующих, ловко опустошил его одним глотком.

Что для четверых мужиков и примазавшегося меня, три бутылки, через сорок минут Жека уже бежал в ближайший гастроном за добавкой.

— Вот, оказывается, чего мне не хватало! — думал я, выходя на улицу. — Обычного мужицкого трепа, о машинах, работе и о бабах, конечно.

В этой кампании скидку на возраст не делали.

В голове слегка шумело. Я хоть и старался пить немного, но все же ухитрился опьянеть. Мужики пошли на второй заход, я бы с удовольствием остался, но домой надо было придти трезвым, если мама унюхает запашок будет скандал.

Мне повезло, потому, как шел какой-то фильм по телику, и мама даже не вышла из комнаты, только крикнула,что ужин на столе.

— Может, признаться, что я снимаю квартиру и хочу пожить один, — в который раз подумал я. Но представив предстоящий скандал, опять, малодушно, оставил этот вопрос на потом.

Ноябрь принес ранний холод и снег. Седьмого числа, задул резкий ветер, и температура опустилась до двенадцати градусов мороза. Но демонстрацию никто не отменял. Я, носился, как савраска вдоль формирующейся колонны нашего треста и раздавал плакаты с членами Политбюро и ЦК КПСС. Несмотря на морозец, спина была уже взмокшая.

Получил я наглядную агитацию еще вчера у Незванцева. Огромная комната была завалена плакатами, лозунгами и прочими атрибутами. Хорошо, что нам выделили грузовую машину, иначе весь этот хлам было не увезти.

К сожалению, приходилось отрабатывать высокое звание комсорга. За полчаса я раздал, наконец, осточертевших Сусловых, Брежневых и Громык, и сам встал в ряды демонстрантов. Наталья Петровна все еще ходила рядом и брала на карандаш тех, кто не явился на демонстрацию.

Из громкоговорителей доносилась маршевая музыка, песни военных лет, Народ был бодр и весел. То тут, то, там, собираясь в круг, люди сами запевали песни, смеялись, радовались происходящему.

К сожалению, Лена на демонстрацию не пришла, у нее была рабочая смена.

— Саша, мне плаката не хватило! — обиженно воскликнула Зинка Бахирева, незаметно появившаяся рядом.

— Да, пожалуйста, бери, — ответил я и протянул девушке своего Брежнева с мохнатыми бровями. Та сразу скорчила жалобную мину.

— Ой, я же пошутила, не хочу такую тяжесть таскать, — сообщила она.

Я не стал настаивать и снова положил плакат ручкой на плечо.

В это время машина с названием нашего треста тронулась в путь, и вслед за ней двинулось начальство во главе с директором.

Зина ловко прихватила меня под свободную руку и плотно прижавшись, пошла рядом.

— Лена говорила, ты квартиру снимаешь? — внезапно спросила она, в ее дыхании явственно чувствовался аромат вина Изабелла.

— Ничего себе? — мысленно удивился я. — Не думал, что Ленка такая болтушка. А эта подруга уже успела винца глотнуть

— Ну, да, снимаю,- нехотя вслух признался я.

— Может, после демонстрации покажешь, как ты устроился? — спросила она, глядя на меня смеющимися глазами.

Я в ответ окинул ее взглядом, еще в первые рабочие дни мне стало понятно, что Зина неровно дышит в мою сторону. Но она была замужем, воспитывала двухлетнюю дочку, поэтому я не обращал внимания на ее намеки, тем более, что увлекся Леной.

— Странно, только сейчас дошло, что фигурой она на Бьянку похожа, один в один, такая же жопастая и грудастая, хотя лицо совсем другое, — подумал я. Даже сейчас смешное зимнее пальто не могло скрыть ее грудь четвертого размера.

Неожиданно возникшее желание заставило сбиться с шага. Встревоженная девушка отпустила мою руку и воскликнула

— Саша, это же шутка, никуда я с тобой не пойду!

— Нет, уж, дорогая, в каждой шутке есть доля правды, -усмехнулся я.

— У девочек вино есть, — внезапно прошептала Зина, — будешь пить?

Я мотнул головой в знак согласия.

Когда колонна в очередной раз остановилась, мы встали в кружок и дружно выпили по полстакана венгерского хереса.

Наталья Петровна, наблюдавшая все это мероприятие, погрозила нам пальцем и сама отправилась пить армянский коньяк с директором треста.

Еще через полчаса мы прошагали мимо трибуны, на которой стояло руководство республики и города, прокричали «Ура партии и правительству». Выйдя с площади, закинули плакаты в кузов подъехавшего грузовика и начали разбегаться в разные стороны.

Зина стояла неподалеку и искоса наблюдала за мной.

— А чего, собственно,парюсь, — внезапно пришло мне в голову. — Если она хочет гульнуть, на стороне, то, кто я такой чтобы ей читать мораль.

Проходя мимо нее, шепнул свой адрес и медленно пошел вдоль улицы.

Зинка осталась на месте, затем присоединилась к девчонкам и, хихикая, шла с ними, ничем не показывая, что собирается навестить мое скромное жилище.

Не успел я повесить пальто на вешалку, как в дверь осторожно постучали.

— Бегом что ли бежала? — пришло мне в голову, когда повернулся, чтобы открыть дверь.

Зина стояла в расстегнутом пальто, тяжело дыша, и смотрела на меня шалыми глазами.

Я отступил в сторону и дал ей пройти. Закрыв дверь, начал помогать снять пальто. Оставшись в платье и кофточке, Зина, сняв войлочные ботики, схватила меня за руку, и сказав:

— Показывай, где у тебя кровать? — потащила в комнату.

Через два часа мы с ней пили чай на кухне. Вымотанный до предела я хотел одного, улечься в койку. Зато моя гостья чувствовала себя прекрасно, Она, похоже, не собиралась идти домой. Зина сидела, накинув мою рубашку на голое тело, и беззастенчиво демонстрировала задорно торчащие груди.

— Вот еще одну чашку выпьем, и скажу ей, что пора и честь знать,- думал я.

— Однако, некий орган, отдохнув, решил, что еще не вечер, поэтому речь о прощании я так и не завел.

Все-таки хорошо, что есть квартирка, — думал я, направляясь в сторону родительского дома. — Сейчас, даже стыдно вспомнить, как в той жизни приходилось зимой с девчонками по подъездам отираться. Только под юбку залезешь, или бюстгальтер расстегнешь, опять какой-нибудь жилец запоздалый домой топает. И начинаешь все по новой.

Летом можно было в лес пойти, но там комары, да мошки портили всю малину. Да и подглядывальщиков там хватало.

Время было около пяти, и я никуда не торопился. Зинку все-таки пришлось отправлять домой насильно. Он намеревалась у меня оставаться до ночи, мотивируя это тем, что ребенок у бабушки, а муж в рейсе.

Настроение у меня испортилось, когда она начала жаловаться на мужа, дескать, тот в постели не особо себя проявляет, не то, что я.

Было бы мне семнадцать лет на самом деле, я, наверно задрал нос кверху после таких слов. Но прожившему жизнь человеку, стало противно.

— Лучше бы ты мужа не вспоминала! Не нравится, возьми и разведись. Завтра может, также будешь говорить обо мне, — ядовито вертелась мысль в голове. — Нет уж, провели седьмое ноября в постели, отпраздновали, так сказать, пятьдесят первую годовщину революции и на этом закончим такие встречи.

И я намекнул, что меня ждут дома, поэтому нам нужно закругляться.

Зина сначала обиделась на мой намек, но быстро пришла в себя. От провожаний мы благоразумноотказались.

— Я тебя еще навещу, — улыбаясь, сказала она в дверях на прощание. Я же ничего на это не ответил, только чмокнул пухлую щечку.

Дома меня ждал накрытый стол, ждали только меня. Отец, для порядка надел свой китель с майорскими погонами украшенный орденами и медалями, и мы слегка отметили сегодняшний праздник.

Потом разговор опять перешел на мою работу, мама так и не смирилась с ней и вслух строила планы, куда я буду поступать после армии.

Не хотелось портить ей настроение, поэтому я послушно кивал головой в ответ на все ее предложения.

Незаметно наступила зима. Иногда казалось, что вся моя прошлая жизнь была просто сном, закончившимся этой весной. Но сном очень полезным, дававшим возможность выбрать другую дорогу в будущее. К сожалению, я знал о свободе выбора не понаслышке и прекрасно понимал, что каждое решение одновременно ограничивает меня в выборе следующего.

Решение работать барменом, собственно ничем пока не грозило. Вскоре у меня будут права с тремя категориями, так, что если надоест работа за стойкой, можно сменить ее на таксиста. Тем более, что в лихие девяностые такой опыт пришлось получить. Когда месяцами не выдают зарплату, приходится крутиться, как можешь.

Можно было подумать о заочной учебе в институте торговли. Но из-за маячившей впереди службы, пришлось этот вариант временно откладывать.

А пока я исправно ходил на работу, меня узнавали на улице и здоровались десятки людей. Даже появилась постоянная клиентура, оставлявшая изрядные чаевые. Зина Бахирева несколько раз намекала на продолжение наших отношений, но мне этого не хотелось. Зина, правильно поняв мои недомолвки, быстро от меня отвязалась и успокоилась, загуляв с приятелем Виноградова.

На учебе также все было неплохо, Ефремович меня освободил от занятий и я большую часть времени проводил в гараже, помогая Петровичу в ремонте. Зато мой заместитель в команде Вовка Иванов, не переставал удивлять. В очередной заезд он ухитрился загнать Урал с кунгом в самую глубокую канаву на пустыре. Как Ефремович не ругался, но пришлось ему все-таки заводить пятьдесят четверку и вытаскивать тяжелую машину.

Сам Урал остался практически, невредим, а вот кунгу наступит полный крандец.

Десятого февраля мне исполнилось восемнадцать лет, а первого марта я успешно сдал экзамены на водительские права. В отличие от своих товарищей, я сдавал еще вождение на мотоцикле, Заботливый Ефремович расстарался для меня, не забыв посыпать песком бревно, по которому нужно было проехать, и также песком нарисовать восьмерку.

Экзамены сдали дружно, даже Иванов. Инспектор сидевший в кабине, вздрагивал, матерился, тяжело вздыхал, но ставил зачеты всем подряд. Советской армии нужны адские водители.

Сложнее было с письменным экзаменом, но и тут все решалось без проблем.

Дома я с гордостью показал новенькие права и талон, пока еще девственный без единой дырки.

— Может, бросишь свой бар, пойдешь к нам водителем,- без особой надежды в голосе предложила мама.

— Не мама, не пойду, все равно через месяц в армию, зачем зря дергаться, — сообщил я в ответ.

Что меня напрягало, так это отношения с Леной. По мере приближения предстоящего призыва, она все больше нервничала, на свиданиях плакала, и требовала доказательств любви. Вообще ситуация была дурацкая. Ведь доказательств в основном требуют парни. А тут черт знает что, все шиворот навыворот.

На женские слезы всегда смотреть неприятно, наверно, это генетически запрограммировано в мужском характере, чем женщины беззастенчиво и пользуются.

Короче, в один прекрасный день, я не выдержал очередных упреков и сделал то, чего от меня давно добивались.

Правда, перед этим я скрупулезно подсчитал дни, прошедших у Лены после месячных, чтобы не попасть в положение солдатиков, приезжающих в десятидневный отпуск домой, чтобы зарегистрировать свои отношения в ЗАГСе.

— На фиг, на фиг, — думал я, — Лена, конечно, красавица, и вообще хорошая девчонка, но два года, это два года. И вообще жениться мне ни к чему.

Повестку принесли второго мая. Придя с работы, я застал маман в слезах.

— Саша, тебе надо двенадцатого на комиссию явиться, — сообщила она сморкаясь в платок.

— Мама, ну чего плачешь, два года быстро пройдут.

— Конечно, вам мужикам, что два года, а в мире такое деется. В прошлом году в Чехословакии мятеж. В этом году, не дай бог, в Польше, или с Китаем опять из-за Даманского воевать начнем, — плачущим голосом говорила она.

В военкомате было людно. Коридоры заполнены возбужденной толпой.

Отстояв небольшую очередь, я получил документы и зашел в дверь с надписью врачебная комиссия.

В небольшом зале на стульях раздевались и одевались призывники, пока еще не подстриженные под ноль.

Раздевшись до трусов, я по стрелке направился в первый кабинет. Окулиста и невропатолога я прошел влет. Лор-врач, пожилой старичок, долго разглядывал мою глотку, что-то бормоча себе под нос. Ничего не обнаружив подозрительного, написал годен и отправил дальше.

Зайдя к хирургу, я обнаружил там молодую симпатичную женщину.

Она попросила меня присесть, развести руки, а затем буркнула:

— Снимай трусы.

Я спокойно снял свои черные сатиновые труселя, и стоял с радостной улыбкой идиота.

Женщина неожиданно покраснела. Видимо мое поведение вышло за рамки привычного поведения молодых парней и это ее смутило.

Сев на табуретку передо мной, она пальцем ткнула в мошонку, проверяя наличие паховой грыжи.

В задницу пальцем она не полезла, зато заставила лечь на кушетку и раздвинуть ягодицы.

— Как анус, симпатичный? — спросил я, насмешливо улыбнувшись.

— Вот так достали ваши жопы! — сказала врачиха, проведя ребром ладони по горлу. — Слава богу, еще два дня и закончим этот балаган.

После заключения терапевта я вместе с другими ребятами уселся у дверей с надписью призывная комиссия.

Среди ожидающих оказались трое одноклассников. Мы не виделись с момента получения аттестатов, поэтому нам было о чем поговорить.

В этот момент в кабинет прошел знакомый мне майор Жилин, он внимательно глянул в нашу сторону, перед тем как закрыть за собой дверь.

— Интересно, что он на меня так таращился? — подумал я. — Ох, не к добру!

В свою очередь, пройдя в кабинет я обнаружил там несколько человек, сидящих за сдвинутыми столами.

Отдав секретарю свои бумаги, я молча ожидал вопросов.

За столом сидел военный комиссар, милиционер, молодой парень с комсомольским значком, наверно представитель райкома ВЛКСМ, непонятная женщина, а сбоку притулился, майор Жилин.

— Так-так, значит вы молодой человек закончили десять классов в прошлом году, — поинтересовался военком.

— Так точно, -товарищ полковник, — сообщил я в ответ.

— Ну, что товарищи, — сказал тот, коротко глянув мое дело. — Парень с образованием, комсомолец, спортсмен разрядник, в школе был комсоргом и на предприятии. Окончил курсы ДОСААФ. Имеет права категории А В и С. Кстати, у милиции к нему нет замечаний?

Милицейский капитан отрицательно покачал головой.

— Нет, данных на Сапарова не имею.

Отлично, направим мы тебя паренек в учебную часть, будешь служить сержантом, — заключил полковник

— Черт побери, неужели все повторится, как в той жизни? — подумал я. Но в этот момент Жилин заявил:

— Товарищ полковник, по сведениям из учебной части ДОСаАФ, Александр Сапаров во время учебы зарекомендовал себя с лучшей стороны, являлся старшим учебной группы, Принимал активное участие в восстановлении автотехники и блестяще сдал выпускные экзамены. В мой отдел поступил рапорт коменданта городского гарнизона, направить для него личного водителя, в связи с увольнением в запас предыдущего. Поэтомуесть предложение направить Сапарова Александра Юрьевича в Н-скую часть, в распоряжение коменданта гарнизона…

— Ну, что же, товарищи, уважим просьбу коменданта, — улыбаясь, сказал военком. — Возможно, у кого-то имеются возражения?

Возражений, естественно, не было

Выйдя вслед за мной в коридор, Жилин сообщил:

-два дня тебе на сборы и чтобы утром пятнадцатого мая ты стоял на КПП Н-ской части с сопроводительными документами. Все понятно?

— Так точно товарищ майор, — уныло сообщил я.

— Ты, что не рад, что дома будешь служить? — удивился майор.

— Да, нет, все путем,- буркнул я. — Конечно, рад.

— Ну, тогда бывай здоров. Отцу передавай привет.- сказал он и удалился.

— Как это в городе остаешься? — возмутился батя. — А как же проводы? Так вот просто, соберешься и пойдешь?

— Ну да, соберусь и пойду, — подтвердил я. — Возьму только мыло одеколон, зубную пасту, щетку, да иголку с ниткой, кстати, пап, у тебя где-то валяется приспособление для чистки пуговиц, да асидола чуть-чуть.

— Возьми лучше брусок ГОИ, — посоветовал батя. — Асидола на пару раз осталось, да и лет ему немало.

— Не, не возьму, меня, наверняка, в карантин с остальным молодняком пихнут, там эту пасту на следующий день украдут или сержанты наедут. — Сообщил я в ответ.

— Ну, да, вполне возможно, — согласился отец.

Маму наш разговор не интересовал, с того момента, как она узнала, что сынок, родная кровиночка, остается служить практически дома, у нее началась почти эйфория.

Лена, узнавшая вечером о моем месте службы, радовалась не меньше. К сожалению, владелец квартиры, Мишка Петров неделю назад вернулся из длительного рейса, и ее пришлось освободить. Поэтому мы прогулялись по вечернему городу, и потом пили чай в кампании Агафьи Тихоновны.

Пятнадцатого мая, я сел в автобус и проехав три остановки, вышел у входа в часть.

Около КПП с деловым видом прохаживался часовой, АКМ без магазина висел у него на плече, на поясе болтался штык-нож.

— Мда, расслабуха полная,- насмешливо подумал я.

Зайдя на КПП, положил сопроводиловку и военный билет на стол кепешника. Грузинистый рядовой недоуменно разглядывал документы.

— Ты, эта кто такой? — наконец, спросил он.

— Там все написано, — пояснил я, показав на бумаги.

Грузин снова уткнулся в мой военный билет, затем взял трубку телефона.

— Товарищ капитан, докладывает дежурный по КПП рядовой Чхеидзе, тут какой-то гражданский хочет пройти, бумажки показывает, а пропуска у него нэт.

— Из трубки послышались громкие маты на голову грузина. Тот положил трубку и сказал:

— Жды, придэт дежурный по полку и все решит.

За окном светило солнышко, дул весенний ветерок, поэтому я вышел на улицу и, усевшись на солнечную сторону, зажмурил глаза от удовольствия.

— Эй, сынок, просыпайся, — раздался над ухом мощный бас. Открыв глаза, я увидел здорового краснорожего капитана с петлицами мотострелка и повязкой «дежурный по полку»

Вскочив, я представился

— Призывник Сапаров Александр Юрьевич, прибыл в в/ч № для прохождения срочной службы.

— Ни х… себе! — громко прокомментировал мой доклад капитан.– Ты чего, от команды отстал? Почему один?

— В сопроводительных документах все написано, товарищ капитан, — бодро отрапортовал я.

Тот прошел на КПП и, взяв документы, вновь вернулся ко мне.

— Ага! –воскликнул он. — Понятное дело, значит, водителем в комендатуре будешь служить. Хм, что мнес тобой сейчас делать? У нас молодежь уже две недели в карантине, отдыхает, хе-хе. Так, пожалуй, я тебя сейчас в свою роту отведу, старшине поручу тобой заняться.Он научит Родину любить.

Капитан широким шагом двинулся по асфальтовой дорожке, с обеих сторон которой росли молодые березки, со стволами, покрашенными известью метра на полтора в высоту.

По дороге я не утерпел и задал вопрос

— Товарищ капитан, так вроде бы в штате мотострелковой роты не предусмотрен водитель коменданта, комендатура вообще самостоятельная структурная единица?

Капитан удивленно глянул на меня и сообщил:

— Для слишком умных и любознательных отвечаю, мы направляется в роту материально- технического обеспечения. В ней имеется хозвзвод в котором ты будешь служить. Комендатура, понимаешь, у нас не доросла до комендантского взвода.

Больше, на всякий случай, я вопросов не задавал, пока мы не зашли на первый этаж стандартного казарменного здания.

В пустынном коридоре на тумбочке сидел дневальный и чистил ногти штык-ножом.

Увидев нас, он спрыгнул с тумбочки, заорал:

— Рота Смирна!- и, типа строевым шагом направился к нам, на ходу пытаясь вставить штык-нож в ножны.

— Рядовой Мамедов, — заорал капитан. — Какого х… ты на тумбочке жопу протираешь, где б… п…. дежурный по роте. Думаете, если у меня дежурство по полку, то можно бардак устраивать.

В этот момент появился дежурный, заспанный сержант, он подбежал и доложил, чем занимается личный состав.

Слегка взгрев сержанта, капитан двинулся дальше, туда, где, как я предполагал, была каптерка старшины.

Старшина крепкий плечистый парень, в отличие от дежурного по роте, вел себя спокойно, при нашем появлении он встал и просто произнес:

— Добрый день Николай Павлович, кого это вы нам доставили?

— Здорово, Петро, — сказал капитан, — привел тебе молодца, будет у нас служить.

Старшина нахмурился.

— Товарищ капитан, так, может его в карантин, пусть там его уму разуму учат, на хер мне с ним возиться. Примет присягу, тогда к нам заберем.

— Понимаешь, Петя, не все так просто, — задумчиво поделился капитан. — Парень будет водителем у подполковника Климова, а тот уже неделю пешком ходит. Так, что придется тебе новобранца в темпе вальса, одеть, обуть, и научить. Чтобы он б… п… на х… послезавтра сидел за рулем у входа в комендатуру. Усек?

— Усек, — хмуро пробормотал старшина.

— Вот и отлично, — резюмировал капитан и хлопнув меня по плечу вышел из каптерки.

Старшина взял у меня военный билет и начал его изучать.

— Сапаров, Сапаров, что-то парень у тебя фамилия не русская, из Чуркестана что ли приехал? — недовольно проворчал он.

А в чем проблема, — хладнокровно осведомился я, демонстративно разглядывая висевшую на стене табличку с надписью ' ответственный, старшина Пузенко Петро Михайлович'. — Мы все единый советский народ, так нас учит Коммунистическая Партия и Правительство.

Старшина заткнулся, поняв, что на этой теме может здорово погореть.

— Однако, как ни странно не обиделся. Одобрительно хмыкнув, он сказал:

— А тебе, я смотрю, палец в рот не клади. Бойкий на язык, наверно активным комсомольцем был.

— Комсоргом,- буркнул я.

— Это хорошо! — оживился старшина, — осенью мы с нашим комсоргом на дембель собираемся, будем иметь тебя в виду.

К словам старшины я отнесся спокойно, до осени еще было время, а про то, что я был комсоргом, на работе, при желании узнали бы все равно.

— Ну, что пойдем на склад, что ли, надо тебя в человеческий вид привести, — сказал Петро и поднялся.

Мы вышли из казармы и извилистой тропкой, сократив путь, прошли к длинному зданию склада. Войдя в неприметную дверь, оказались в маленькой комнатушке, в одной из стен которой имелось окно, закрытое сейчас ставнями.

Старшина забарабанил в него изо всех сил. Через минуту из-за ставен послышался мужской голос.

— Минутку, сейчас открою.

Увидев нас, пожилой старшина сверхсрочник доброжелательно улыбнулся и заговорил с Пузенко на украинской мове. Они говорили так быстро, что я почти ничего понять не мог. Несколько раз в разговоре проскакивала фамилия моего будущего командира.

Поговорив, сверхсрочники исчез в глубине склада, оставив окно открытым. Оттуда несло кожей и лежалой мануфактурой.

Минут через десять он появился, неся на руках целую кипу одежды и сапоги.

Когда он выложил ее на прилавок, теперь уже я в удивлении воскликнул

— Ни х… себе.

Передо мной лежала п/ш — полушерстяная повседневная форма солдата, под ней простая хэбеэшка, а рядом парадная форма. И все нового образца.Кроме того яловые сапоги а не простая кирза!

— Сейчас еще шинелку принесу и зимнюю шапку, сообщил кусок и снова скрылся в глубине склада.

— За какие заслуги мне все это, — спросил я у старшины.

В ответ тот подняв указательный палец вверх сказал:

— Сынок, ты, где будешь служить? В роте материального- технического обеспечения.

Я недоуменно пожал плечами.

— Все равно не понимаю, сапоги яловые, п\ш мне с какой радости выдали?

Пузенко подозрительно глянул на меня.

— Ты что-то слишком много знаешь хлопец, п\ш сразу разглядел. Откуда сведения.

— У меня отец военный, майор, только четыре года, как ушел в запас. — ответил я, — Мы всю дорогу по военным городкам мотались. Так. что про форму я знаю все. Бате сапоги чистил, как только щетку смог в руках держать, тоже самое, и с пуговицами на кителе.

Старшина сдвинул пилотку назад и вытер пот со лба.

— Ну, это радует, слышал же сам, как кэп приказал, чтобы ты послезавтра уже машину подал в комендатуру. А п\ш тебе выдали из-за Климова, тот вечно требует, чтобы у него водитель нормально выглядел.

В это время кусок притащил шинель и зимнюю шапку. Забрав всю амуницию, мы двинулись обратно в казарму.

Там я переоделся в х\б в каптерке у старшины, свою домашнюю одежду запихал в наволочку, рассчитывая при случае отвезти ее домой. Кучку петлиц и погон распихал по карманам, рассчитывая пришить их, как только пристроюсь на табуретку рядом со своей койки. Остальную форму старшина аккуратно повесил на вешалку.

Посмотрев, как я заправился, он опять удивленно покачал головой, затем, щедро оторвав полметра белого материала, спросил:

Может тебя не надо учить, как подшиваться?

— Не надо — ответил я и мечтательно добавил. — Жаль не выдали гимнастерку старой формы, ее можно с проводком подшивать.

— Но, но сынок, — сообщил старшина. — Со стариками себя не ровняй, походишь и так. Ты пока никто и звать тебя, салабон.

Он забрал у меня все документы, сказав, что сам отнесет в строевую часть, после чего мы вышли в расположение. В большом помещении с четырьмя рядами двухъярусных коек почти никого не было. Около вешалки с шинелями топтался дневальный, видимо, на десятый раз,приводя их в нужное состояние. Рядом за столом сидел дежурный по роте и разглядывал свою рожу в зеркале.

— Синицын, ко мне! — негромко скомандовал Пузенко. Тот для начала подскочил, потом, повернувшись, сказал:

— Петя, достал со своими шуточками. Хорош под Ахрамеева косить. Так и сердечником стать недолго.

Старшина показал на меня.

— Поручаю тебе молодого бойца. Хватит прыщи перед зеркалом давить, делом займись. Проследи, чтобы он до обеда с гимнастеркой разобрался, а когда народ начнет подтягиваться, передай его Яшенкову. Я ушел в штаб. Все понятно?

— Понятно? — ответил Синицын и метнул на меня злой взгляд.

Как, же, салага заметил его испуг, да потом еще и по поводу прыщей старшина прошелся.

Стоило тому выйти из расположения, как младший сержант Синицын крикнул свободного дневального.

— Эй, Жан Тотлян ху…в,мухой сюда!

Мелкий армянин подбежав к нам с жутким акцентом доложил:

— Товарищ сержант дневальный, рядовой Гаспарян по вашему приказанию прибыл.

— Дневальный, дневальный, тащи станок еб…й, -пробормотал как бы про себя, сержант, искоса поглядывая на меня.

Э! Да ты позёр, братец, — подумал я. — Перед молодым выступаешь, как в театре.

— Слушай сюда, — обратился Синицын к Гаспаряну. — Садишься рядом с этим раздолбаем, и показываешь, как надо пришить погоны и петлицы, на все, про все даю полчаса, все понял?

— Портянки то хоть умеешь наматывать? — обратился он ко мне, проявив неожиданную заботу.

— Умею, — ответил я, временно проглотив слово раздолбай.

Ну, и хорошо, — сообщил Синицын, отправляясь дальше давить угри на своем носу.

Ближе к обеду в роту стал подтягиваться народ. Мимо меня без шуток никто не проходил. Но пока особо не приставал.

Только я закончил шитье, как появился Синицын, вместе с еще одним старшиной лет тридцати.

Как оказалось, это был командир хозвзвода, Яшенков Илья Сидорович.

Он пристально оглядел меня со всех сторон и неожиданно спросил:

— Как насчет подъема переворотом рядовой, слабо?

— Без проблем, — ответил я и подошел к турнику. Демонстративно поплевал на ладони, подпрыгнул и ухватился за перекладину.

На десятом перевороте около турника появились зрители, на двадцатом они уже делились впечатлениями, ну а на двадцать пятом перевороте я сам решил завязать.

— Отлично, — хлопнул меня по плечу Яшенков. — Еще бы десять раз и перебил рекорд Гаспаряна.

— Мда, хорошо, что решил остановиться, — подумал я. — Только соревнований мне здесь не хватает.

— Так, что сынок через неделю от нашей роты пойдешь на полковые соревнования, вместе с ним, — обломал мои надежды комвзвода.

Стоявшие рядом парни весело засмеялись.

— Правильно, пусть салажня теперь за нас отдувается, — кто-то из них высказал общую мысль.

Яшенков посмеялся вместе со всеми, потом отвел меня в сторону и сообщил:

— Будешь служить в моем взводе во втором отделении, у младшего сержанта Синицына,Расслабляться некогда, после обеда займемся с тобой строевой подготовкой. Ротный, капитан Ахрамеев, приказал тебя гонять по плацу до отбоя, но чтобы послезавтра ты стал хоть чуточку похож на бойца.

Он подозвал к нам рослого светловолосого сержанта.

— Это мой заместитель Ромас Мицкунас, он лично займется твоим воспитанием.

Замкомвзвод хищным взглядом уставился на меня.

— Точняк, загоняет до смерти, — правильно понял я взгляд сержанта.

— Рота! Выходи строиться! — раздался крик дневального.

Бойцы вразвалочку двинулись на выход.

— Однако, хозвзвод нехреново живет, — подумал я, двинувшись вместе со всеми. — Помню, мы в учебке пулей вылетали на улицу.

На улице большинство сразу кинулось к курилке, на ходу закуривая сигареты. Однако долго курить не удалось.

Раздалась громкая команда Пузенко:

— Рррота, в пааходную колонну по четыре, станооовись!

Я слегка замешкался, не зная, куда бежать. Но тут рука Мицкунаса сгребла меня за воротник и вдернула в строй.

— Сынок, твое место сегодня здесь, сразу за мной. — Сказал он, нехорошо улыбаясь. — И попробуй только наступить мне на пятку. Будет очень х…во.

Я без возражений встал, куда было указано, а чего выступать? Молодой, есть молодой.

Между тем раздалась следующая команда, и рота не очень дружно двинулась в сторону столовой. Не доходя метров сто, до нее старшина, ведший колонну, скомандовал:

— Запеевай!

Шедший рядом со мной боец дискантом громко запел:

— Путь далек у нас с тобою, веселей солдат гляди,

И тут остальные подхватили:

Вьется, вьется знамя полковое, командиры впереди!

Я тоже принял участие в пении. Орал от души. Подумаешь, мне медведь на ухо наступил, Кто не шел в таком строю и не пел, все равно не поймет, Это даже бессмысленно объяснять. Вроде бы мы все разные, можем не любить друг друга, ссориться, но когда идем в одном строю, мы чувствуем себя единым целым, готовым к защите своего отечества.

Похоже, замкомвзводу делать было нечего, иначе, отчего он так взялся за строевую подготовку. Через час после обеда он вывел жалкие остатки взвода на плац, под руку ему попало всего восемь человек. Кроме меня все были из прошлогоднего осеннего призыва 1968 года. Остальные на их счастье были на работах. И тут сержант принялся нас муштровать и делал это буквально с садистским удовольствием. И было понятно почему, Несмотря на то, что он служил уже два года, а рядовые всего шесть месяцев, в следующем семидесятом году они уйдут на дембель в одно и то же время. С одной стороны прошлогоднему призыву повезло, им служить всего два года, но зато они уйдут в запас, так и не побыв дедами. Злые трехгодичники отыграются на них по полной. Мне повезло больше, целых полгода буду наслаждаться положительными сторонами дедовщины. Хотя, по большому счету, для меня все это было безразлично. Послезавтра начну возить коменданта городского гарнизона, и все разборки в роте будут до лампочки. Появляться буду в ней вечерами, да в выходные дни. Лелею, правда, небольшую надежду, что комендант, будет давать мне увольнительные на эти дни.

Несмотря на середину мая, солнце пригревало чувствительно.

Мицкунас уселся на скамеечку в тени и подавал команды оттуда.

Мы же дружно шагали строевым шагом под его непрестанные вопли:

— Ногу тяните выше! Е… вашу мать.

Шел уже второй час издевательств, я уже боялся, что завтра придется набивать набойки на каблуки. Но тут вдруг в тенистой аллее появился офицер, он шел медленным шагом, слегка прихрамывая. Вначале он не обратил на нас внимания, но потом он обнаружил, что команды подаются непонятно откуда. Насторожившись, он прошел между кустами и вышел прямо на скамейку с развалившимся на ней сержантом.

И тут я услышал маты, нет, это были Маты! Офицер ругался самозабвенно, Мицкунас стоял перед ним с бледным видом. Если передать все это обычными словами то он говорил примерно следующее:

— Ты…. нехороший…. пидорас….какого…… тебя надо…… доложишь Ахрамееву, чтобы он тебя…… и высушил. Чтобы я такой…. больше не видел. Ты…. должен пример показывать, а ты……

— Это кто такой? — спросил я у соседа по шеренге

— Замполит наш, майор Куницин, — вздохнул тот. — Сейчас он Роме пистон вставит, а тот потом на нас отыграется.

— И что он так всегда ругается?

— Да, ты что, разве это он ругается? Слышал бы, как он политзанятия проводит, там вообще полный п…ц

— Что прямо так на политзанятиях матерится?

— Конечно, он так и говорит, что без мата не было бы русского солдата. Что с одной МПЛ пехотинец выкопает окоп, а с помощью МПЛ итакой-то матери, два.

Но вот потоки брани из уст политработника иссякли. Он подошел к нам и доброжелательно глянул на наши лица.

— Устали, ребятки, — ласково спросил он.

— Я ничего не успел сообразить, как мои товарищи дружно отрапортовали:

— Никак нет, товарищ майор, не устали!

— Вот и хорошо, товарищи бойцы, тяжело в ученье, легко в бою, как говорил Александр Васильевич Суворов.

— А точно ли это Суворов сказал?- думал я, когда замполит тяжелой походкой направился к штабу.

— А если бы сказали, что устали? — успел еще спросить я, пока Мицкунас раскуривал сигарету.

— Да, ты чего, тогда бы точно песец! — ужаснулся сосед. — До ужина пришлось бы маршировать.

Настроение после получения люлей у сержанта испортилось, наверно поэтому, всего через полчаса он закончил нашу муштру. И мы строевым шагом, правда, без песен, направились в роту.

Куда в роте исчезли мои спутники, не знаю. Мне же Ромас вручил строевой устав.

— Учи, сынок, от корки до корки, завтра будем проверять на практике.

Он хотел еще что-то сказать, но тут к нам подошел кряжистый ефрейтор.

Он потряс перед Мицкунасом сидором, в котором, что-то брякало.

— Купил⁈ — выдохнул тот.

— А то, — гордо сказал ефрейтор. — Как заказывал, десять бутылок Жигулевского.

Говоря это, он внимательно оглядывал меня

— Салабон, я ведь тебя где-то уже видел? — неожиданно спросил он.

— Вполне возможно, — ответил я. — В городе ведь живу, недалеко от части.

Ребята переглянулись.

— Ты, наверно, по блату к нам попал? — совсем другим тоном заговорил Мицкунас. — Так просто рядом с домой служить не оставляют.

Оправдываться я не собирался. Все равно не поверят. Я и сам не до конца понимал, как все произошло.По крайней мере, к этому не приложил ни малейшего усилия. Батя, естественно тоже, он бы даже пальцем не шевельнул, чтобы оставить меня служить практически дома.

Видимо, все было решено где-то на уровне Ефремовича и Жилина. Одному я пришелся в нос, а второй — батин друган, отсюда и следует плясать.

Поэтому просто пожал плечами, оставляя собеседникам свободу предположений.

— О, я вспомнил! — воскликнул ефрейтор. — Ты барменом в шашлыке работал!

Он повернулся к Мицкунасу.

— Помнишь, дней десять назад я в увольнение ходил, мы с Бекасом тогда в гражданку переоделись и завалили в шашлык. Вот он мне коктейли наливал.

— Понятно, — сказал Ромас. — теперь понятно, почему ты у себя дома служишь.

— От зависти, или волнения у него даже прорезался литовский акцент, до этого совершенно незаметный.

Похоже, мои акции в глазах старослужащих взлетели на небывалую высоту.

— Послушай, пацан, -обратился ефрейтор ко мне. — а сестры у твоей девушки случайно нет?

— К сожалению, нет, — развел я руками.

— Ромас, ты бы видел его девчонку, не поверил глазам, — сообщил он, ничего не понимающему сержанту.

— Что такая красивая? — переспросил тот.

— Просто слов нет, мы с Бекасом только на нее и таращились. А она кроме этого обормота никого не замечала, — кивнул ефрейтор в мою сторону.

Мицкунас вновь уставился на меня, видимо искал, что во мне могло привлечь такую красотку, как ее описывает сослуживец. Не найдя, спросил у ефрейтора.

— Славка, ты ничего не попутал?

— Ты. чо, Рома, у меня же глаз — алмаз. Я потом два раза еще туда заходил, только, чтобы на нее глянуть. Специально останавливался, когда белье в прачечную возил. Яшенкову, говорил, что за сигаретами.

— Слушай, может, познакомишь, а? — Славка с надеждой повернулся ко мне.

— А смысл? — улыбнулся я.

— Ну, просто, хоть поговорить.

— Ладно, — согласился я.- Если представится такая возможность, познакомлю. Только учти, это моя девушка.

Вот так, совершенно неожиданно, я стал своим для Славки Позднякова, одного из шести дедов в нашей роте.

Но это не избавило меня отеще одной обязанности. Когда в одиннадцать часов после вечерней поверки я забрался на койку второго яруса, ноги почти не шевелились. Как-то не привык я еще к строевой подготовке. Да после ужина еще два часа читал уставы, и подшивался…

Хоть в помещении были выключены лампочки, еще было достаточно светло. Белые ночи уже начинались.

— Ну, что там, кто сегодня кричит за дембель? — раздался чей-то голос в тишине.

— Эй молодой, че молчишь? не знаешь что кричать? — шепнул сосед.

— Старики! — изо всех сил крикнул я. — День прошел!

— Ну, и х… с ним! — дружно отозвались деды.

— Презрение кускам! — завопил я.

— У, суки! — загудели мне в ответ.

— До приказа осталось….- тут я замолчал, как-то не удосужился подсчитать.

— Сто двадцать один день, — прошипел мне в ухо сосед.

— До приказа осталось сто двадцать один день! –снова крикнул я.

— Уррраа!- отозвались мне в ответ.

Когда утром нас разбудили на зарядку, у меня было ощущение, что я служу уже, хрен знает сколько времени.Выбежав на улицу, обнаружил, что на зарядке присутствует едва ли треть взвода. Ни одного старика на ней не было, как и сержантов. Только тощий младший сержант Синицын командовал парадом.

— Хозвзвод, этим все сказано, — думал я, бегая по спортплощадке вместе остальными несчастными.

До обеда день прошел суматошно и с приключениями, После построения меня вызвал в канцелярию капитан Ахрамеев, где вместе с Яшенковым и командиром второго взвода лейтенантом Гавриловым кололина предмет, как я попал на место водителя коменданта. Так и не расколов, выгнали в коридор. Минут через десять вышел Яшенков и вместе со мной отправился в автопарк.

Идти до него было недолго.Автопарк ничем не отличался от виденных мной ранее. На входе в него у ворот стояла дощатая будка, в ней сидел боец, поднимавший при необходимости хлипкий шлагбаум.

Мы прошли мимо здания с открытыми боксами, в них вокруг машин возились солдаты в рабочих комбинезонах. Завернув за угол, уперлисьв закрытые ворота. Яшенков потянул на себя дверь в одной из створок и вошел вовнутрь. Пройдя следом за ним, я обнаружил, что стою в большомярко освещенном боксе. На ямах в нем стояли три машины, два 69 газика и одна Волга. Ее сейчас осторожно протирал тряпкой какой-то старший сержант.

— Генеральская машина, — кивнул в сторону волжанки Яшенков. — Толик, привет! — крикнул он сержанту, — Все драишь свою Антилопу Гну?

— Ух, ты! –удивился я, — Начитанный мне комвзвод попался!

— Сидорыч, здорово! Все драю, дембеля ожидаю, — эхом отозвался сержант. — Как служба?

— Нормально, вот тебе соседа привел вместо Васьки Грищенко, — сообщил Яшенков. — На девяносто третьем будет ездить.

— Давно пора, — сказал сержант. — Климов на ваши головы все маты сложил.

Он пристально посмотрел на меня и протянул руку

— Здорово, сынок, — меня Толя Иванов зовут, вожу командира дивизии.

— Здорово, — сказал я и, пожав руку, представился. — Сапаров Саша, рядовой.

— Ха-ха1 — засмеялись мужики. — Это и так видно, что рядовой.

— В общем так, Саня, — перешел к делу Яшенков, — говорят, ты в автоделе петришь, так, что бери ключи, флаг тебе в руки и чтобы к вечеру машина была к выезду готова. Перед ужином приду проверю, как справился.

Сказав все это, он вышел из бокса на улицу.

Когда мы остались вдвоем, Толик задумчиво посмотрел на меня.

— Теперь, салабон, послушай мой расклад, — сказал он. — Сейчас ты до обеда обслужишь мою машину, а после обеда, займешься своей.

— На кой, интересно, хрен мне это нужно? — поинтересовался я.

— На тот, что я так сказал! — повышая голос, ответил Толик.

У меня же не было ни капли сомнения в том, что такие наезды надо давить в зародыше, иначе всю дорогу буду работать за того парня.

— Послушай Толик,хочешь, покажу, куда тебе надо пойти с твоими требованиями? — предложил я.

Сержант покраснел от злости.

— Это ты меня сейчас так на х… послал?

— Точно! Как угадал?

Я даже не успел договорить, как Толик ринулся на меня, демонстративно замахиваясь правой рукой. За эту руку я его и ухватил,резко опуская ее вниз. Пришлось ее даже придержать, чтобы он не ударился головой в борт газика.

— Ну, и что дальше, спросил я, держа сержанта в полусогнутом положении.

— Отпусти, сука! Тебе теперь полный песец, — бубнил Толик. — нападение на старшего по званию,

Я освободил руку и сделал шаг в сторону.

— Ну, бл… получи! — заорал Толян и снова попытался меня ударить. Драться он явно не умел, поэтому сразу получил удар в поддых, от которого скрючился, и упал на бетонный пол.

— Послушай, сержант, — проникновенно начал я, — Давай на этом закончим. Я никому не скажу, что тебя молодой с одного удара уложил, а ты успокоишься и больше не будешь выступать. Ну, что договорились? Или мне продолжить? А потом всем рассказать, как я тут тебя п…л, а ты сопли жевал.

— Не надо, — прохрипел Толя, — все путем.

— Давай, помогу встать, предложил я и осторожно взял его плечи. Подняв, довел до скамейки и усадил на нее.

— Ну, как? Оклемался? — спросил я, оглядываясь по сторонам в поисках воды.

Воды так и не обнаружил, но за это время бледность с лица Толика ушла.

— Черт, сильно вмазал! Надо было удар придержать, — с раскаянием подумал я.

— Да не мельтеши, я в порядке, — уже без хрипоты сообщил Толик. Он встал, прошелся по боксу и без слов вышел за ворота.

Через сорок минут в каптерке старшины Пузенко шел следующий разговор.

— Мужики, тут приходил Толик Иванов, жаловался на нашего салабона. Дескать, тот борзый, старших не уважает, Толян ему предложил машину помыть, так тот его на х… послал. Просил молодого на место поставить. Что будем делать? — Спросил Пузенко у присутствующих здесь Мицкунаса, Позднякова и Шедиса — второго замкомвзвода.

— Я пас, — решительно сообщил Поздняков, — этот парень меня обещал с такой девушкой познакомить, так что решайте без меня.

Мицкунас заговорил следующим.

— Вообще неплохо бы его сегодня в каптерке отпи…ть, чтобы не борзел. Но тут такое дело. Вы в курсе, что он барменом работал здесь в городе? Значит всех бандюг города знает. Мне лично здесь еще год служить, и хочется в увольнения ходить спокойно, а не ждать, что мне из-за этого кадра перо в бок засунут, так, что я не при делах.

Шедис глянул на своего земляка и коротко сказал:

— Я согласен с Ромасом.

Услышав мнение сослуживцев, Пузенко подвел итог совещания.

— Точно, хлопцы, все так. Добавлю от себя, непонятный этот парень, мутный какой-то. Вас не было, когда он форму одевал. Все ведь видели, как в ней молодежь выглядит, мешок мешком. А этот как будто в ней родился. Портянки намотал, приходи глядеть.

А подворотнички, он же их не глядя, подшивает. Да вы только подумайте! Он в часть один пришел, прямо из дома. Точняк, есть у него кто-то там наверху. Не, на хер, на хер! Трогать его не будем, Толику надо, пусть сам разбирается. Я осенью хочу дома дембель праздновать, а не в дисбате пару лет бревна таскать.

На этом заседание негласного трибунала завершилось.

Я выгнал машину из гаража и, включив воду, мыл ее из шланга, когда вернулся Толик. Не глядя на меня, он прошел в бокс и принялся за работу.

— Настучал и вернулся, — понял я. Ух, как бы я ссал в прошлой жизни в такой ситуации! Скорее всего, ее бы просто не было, согласился бы мыть машину без звука. Сейчас же страх отсутствовал совершенно.

— Если пригласят на разговор, так и скажу, завтра рапорт будет лежать у ротного на столе, — думалось мне. — Это в восемнадцать лет можно благородно докладывать под смешки окружающих, что получил фонарь под глаз, когда нечаянно упал лицом на угол табурета. Я, со своим теперешним опытом, так распишу в рапорте все подробности, что виновные будут долго плакать и рыдать. Если ротный начнет юлить, до командира части доберусь. Правда потом со мной строго по уставу разговаривать начнут, и хрен с ним, переживу, зато ни один долбоеб больше докапываться не будет.

Ближе к обеду я снял танковый комбинезон, вымыл руки с кальцинированной содой. После чего отправился в роту.

Идти одному по территории части было неприятно. Видимо это осталось еще с той жизни. Тогда приходилось, передвигался по части только в строю.

Взяв себя в руки,пошел спокойней, отдавая честь проходящим мимо офицерам.

Успел во время, только-только к построению. Когда вставал в строй, Пузенко проводил меня странным взглядом, как будто хотел что-то сказать, но так и не сказал.

После обеда я снова отправился в автопарк, то, что меня никто ни о чем не спрашивал, ничего не значило. По своему опыту я знал, что все такие разговоры проходят в туалете или каптерке после отбоя.

Сейчас же я намеревался,как следует отмыть двигатель и вообще все подкапотное содержимое.Машина, на которой мне придется ездить два года, была неплоха. На спидометре было всего двенадцать тысяч км, хотя пломба на тросике казалась очень подозрительной. На кузове ни сколов, ни особой ржавчины я не обнаружил.

— Хорошо этот Грищенко за машиной следил, — одобрительно думал я, намывая движок, а затем полируя крышку трамблера.

Время шло незаметно, В половине пятого я сидел на корточках и посвистывал, скептически разглядывая изношенные колодки, машина стояла без колес, с подложенными под раму чурками. Тормозные барабаны лежали рядом, а у стенки гаража сохли колеса после покраски дисков.

— Так, так, что это тут происходит? — послышался сзади мужской голос. Обернувшись, я увидел пожилого, можно даже сказать старого майора. У него в отличие от прочих офицеров петлицы были черного цвета с автомобильными эмблемами.

Не успел я встать, как из бокса выскочил Иванов и вытянувшись начал докладывать:

— Товарищ майор провожу обслуживание автомобиля Волга командира дивизии, согласно графика, — старший сержант Иванов.

Я к этому времени вскочил и встал рядом с ним

— Ну, ты, кто таков, — обратился ко мне майор.

— Рядовой Сапаров, — товарищ майор, провожу обслуживание автомашины ГАЗ-69 номер 23–93, по приказу командира взвода старшины Яшенкова. — бодро доложил я.

— Ага, значит, ты будешь возить подполковника Климова, — оживился майор. Он кивнул Толику.

— Можете продолжать работу, товарищ сержант.

Потом повернулся ко мне.

— Я смотрю, ты тут канитель развел на весь день. — улыбнулся он, — Молодец! Вижу, Ефремыч тебя не зря нахваливал. Ну, расскажи, что тут у тебя делается.

— Товарищ майор, разрешите узнать вашу должность, Хотелось бы знать, с кем я разговариваю.

Майор удивленно подвигал бровями.

— Хм, вообще то я зампотех комдива, товарищ рядовой, если удовлетворены ответом, докладывайте. –добродушно ухмыльнулся он.

— О! Вот откуда корни всей истории растут! — понял я. — Оказывается, Ефремыч служил с майором, он меня ему и сдал.

— Так точно, удовлетворен, товарищ майор. В порученной мне машине обнаружены следующие неисправности и недостатки.

В течение минут десяти я перечислял все то, что нарыл, за время осмотра. Майор слушал меня, склонив голову набок и прищурив глаза. Толик тоже оставил в покое свою Волжанку и, открыв рот, слушал мои слова.

— Какие у вас будут предложения по ремонту, товарищ рядовой? — пожевав губами, спросил майор.

— В настоящее время машина может эксплуатироваться, однако в течении летнего периода необходимо провести следующий ремонт… Еще в течение нескольких минут я перечислял, что нужно заменить и сделать, чтобы безопасно передвигаться на этом вездеходе.

— Меня вообще Дмитрием Федоровичем зовут, — неожиданно сказал зампотех и, сняв фуражку, добавил. — Что могу сказать, солдатик, котелок у тебя варит.

Среди его поредевшей, совершенно седой шевелюры, был хорошо заметен длинный уродливый шрам.

Заметив мой взгляд, он пояснил, — это мне в сорок пятом году досталось, под Кенигсбергом. Полгода в госпитале провалялся.

Я в ответ сказал:

— Мой отец тоже в сорок пятом был ранен, только в самой Польше.

— Да многих людей война зацепила, — вздохнул офицер, — Ладно паренек, трудись, не буду мешать, но завтра перед выездом специально приду, проконтролирую, что да как.

Он повернулся и пошагал дальше.

Через час ушел Толик, на прощанье, сказав, чтобы я закрыл все сам и сдал под охрану, а если у него хоть что-то пропадет, то мне песец.

Нитрокраска на колесах никак не хотела сохнуть, не знаю, что уж в нее было намешано. Еле дождавшись момента, когда она перестала прилипать, я быстро начал ставить их на место.

Вроде все, что мог на сегодня выполнил. Народа к этому в времени в парке убавилось. Я убрал машину в бокс и закрыл ворота. Идти в роту не хотелось, На верстаке валялась замызганная книга «Военный ремонт автомобиля ГАЗ 69».

Взяв книгу я перебазировался в яму, включил там переноску и усевшись на табурет приступил к чтению. В ДОСААФе такой учебник имелся, но там мне было не до него, хватало других забот.

Сейчас же я сидел в холодке и просматривал карты ремонтных работ.

— Молодцы, все-таки вояки, — думалось мне. — Не надо быть семи пядей во лбу, открывай книжку и делай, растолковано, как для детского сада.

— Заскрипела входная дверь, и раздался голос Яшенкова:

— Сапаров, мать твою, куда ты делся?

— Здесь, товарищ старшина, под машиной, — крикнул я и начал выбираться наверх.

Оценив мой рабочий вид, в спецовке, в одной руке раскрытое руководство, в другой переноска, старшина одобрительно покачал головой.

— Вижу, вижу, не сачкуешь, парень, — пробурчал он.

— А то, — подумал я. — Создавать деловую рабочую обстановку — наше все!

— Ну, как, разобрался? — спросил он, обходя отмытую от пыли машину.-Так точно, товарищ старшина, разобрался, — сообщил я. — Машина к выезду готова. Масло заменено, зажигание отрегулировано, люфты, где возможно убраны. Тормоза прокачаны. Только заправиться и можно в рейс.

— Хм, а кто тебе помогал тормоза качать? — с любопытством спросил Яшенков.

— Точно, Толян уже кому мог, всем рассказал, что я его послал подальше, даже старшина в курсах, — понял я.

— Из соседнего бокса ребят попросил, они мне помогли, — ответил я, улыбнувшись.

Яшенков в ответ ухмыльнулся и сказал:

Я с тобой тоже все берега попутал, начальство кричит, скорей, скорей, Климов уже достал. Забыл совсем, что в журналах инструктажа ты не расписался.

Сейчас опломбируем бокс, и пойдем на ПТК, там, в журнале распишешься.

Когда старшина закрыл бокс на замок и сделал оттиск печати на пластилиновой пломбе я, на всякий случай его предупредил:

— Товарищ старшина, мне старший сержант Иванов, обещал голову оторвать, если у него что-нибудь пропадет. На всякий случай, взгляните, у меня при себе ничего нет.

Старшина ухмыльнулся.

— В свидетели берешь.Так может, ты за это время пол бокса в кустах распихал, воон там, у забора. Не ты первый, между прочим. Может, пойдем, глянем? — И решительно направился в сторону забора.

Я последовал за ним.

Яшенков сунул руку между веток… и вытащил оттуда пару гаечных ключей.

— Хе-хе, не ты ли Сапаров их туда засунул? — ехидно улыбаясь, спросил он.

Я улыбнулся не менее ехидно:

— А вы, товарищ старшина, отпечатки пальцев снимите. Работал то я без рукавиц, мне их как-то забыли выдать.

— Слушай, а это идея, — воодушевился старшина. — У всех, на хер, рукавицы отберу, и все что найду эксперта вызову и проверю. А то пи…дят все, что плохо лежит.

После отбоя ко мне подошел озабоченный Синицын.

— Сапаров, я за тебя пи… лей огребать не собираюсь. Быстро в каптерку, забери п\ш и ко быстро ко мне.

— Товарищ сержант, а в чем деле.

— Я бл… тебе что сказал? Мухой бл… лети.- заорал Синицын. Под левым глазом у него желтел старый синяк.

Я пожал плечами и отправился в каптерку. Пузенко там не было. За столом сидел каптенармус, ефрейторВитя Малышев и пилил старые зубные щетки. Я уже знал, что его любимое занятие делать маленькие финки, с лезвием 4−5сантиметров и с наборными ручками.Получались они у него одно загляденье.

— Он бросил на меня хмурый взгляд и спросил;

— Какого х… надо.

— Синицын приказал п\ш взять.

— О бл…! Я и забыл.

Малышев залез на табуретку, и с верхней полки достал аккуратно сложенную форму.

Взяв п\ш я вернулся обратно.

Там меня дожидался еще и Мицкунас.

Сердце тревожно екнуло. Сейчас начнутся разборки. Но тут последовала команда:

— Давай сынок переодевайся.

Я надел форму, сапоги и после чего меня начали разглядывать, как невесту на выданье.

— Ну, как пойдет? — спросил Мицкунас у появившегося Пузенко. Тот обошел вокруг меня склонил голову набок, прищурился, и затем оценил:

— В общем, неплохо, но левый погон надо пришить ближе к воротнику на четыре миллиметра.

Левая петлица криво пришита, тоже отпороть и перешить. Так, комсомольский значок, надо переколоть вот сюда. И последнее, сынок, возьмешь утюг тряпку, отпаришь форму, и повесишь на вешалку. Пилотку я завтра найду другую. Приступай время пошло. Да, если спалишь п\ш, лучше сразу вешайся,.

— Что это было? — спросил я у Синицына, когда деды скрылись в каптерке.

— Вот завтра встретишься с подполковником Климовым и поймешь, что это было, — злорадно сообщил сержант, — Папа Клим тебя научит Родину любить. Сейчас слушай, завтра на зарядку не идешь, вместе с дежурным по роте двигаешь в столовую, завтракаешь, летишь сюда, переодеваешься и в парк за машиной. Там тебе скажут, куда и что, все понял?

— А что вы так все дергаетесь, как будто вам самим завтра Климова возить? — спросил я.

Мне что-то стало не по себе, загадочный подполковник начал меня пугать.

Синицын усмехнулся.

— Все боятся папу Клима, Если завтра он найдет к чему придраться, сразу отправит тебя обратно, позвонит Ахрамееву, и мы ночью отправимся строевым шагом хоронить окурки, или побежим три километра в противогазах, а литер Гаврилов будет бежать рядом и проверять, не вытащил ли кто-нибудь клапан из него. Щетку и гуталин не забудь в машину положить,

А сейчас двигай, перешивай погоны и петлицы и отпаривай форму.

Утром восемнадцатого мая я подъехал к подъезду №2 ДОСа, там уже нетерпеливо топтался невысокий, полный подполковник.

Увидев меня, он демонстративно взглянул на часы, лежавшие у него на ладони, после чего закрыл крышку и убрал их в карман.

Я выскочил из машины и хотел, было, рапортовать, но не успел.

— Смиррна,- скомандовал толстяк. Я вытянулся, боясь лишний раз вздохнуть.

Климов. нахмурив брови, задумчиво обошел вокруг меня.

Затем, подойдя вплотную, подергал за пряжку поясного ремня. Та, начищенная с утра, сверкала под лучами утреннего солнца, точно также сверкали яловые сапоги.

— Вольно!- скомандовал офицер. — Умеют ведь, чертяки, когда захотят, — сказал он в никуда.

Я ощутимо расслабился. Но это был еще не конец.

Климов подошел к машине. С невозмутимым лицом поглядел на свежевыкрашенные колеса с белыми ободками.

— Открой капот! — приказал он, извлекая из кармана белый платок.

Я быстро выполнил приказ и вновь встал по стойке «Вольно».

Подполковник провел платком по головке блока цилиндров. После чего удивленно начал разглядывать, оставшуюся белой, материю.

Ткнув еще в паре мест, он приказал закрыть капот, и опустить задний борт. После того, как с надеждой заглянув туда, не нашел к чему придраться, он скомандовал мне.

— Садись в машину, едем в комендатуру, надеюсь,адрес знаешь?

— Так точно, товарищ подполковник, знаю, — браво доложил я и, усевшись за руль, завел двигатель. В голове царило полное уныние.

— Это что, он так каждый день меня проверять будет! — билась в мозгах единственная мысль. — Я же чокнусь от такого контроля.

Утешало одно, мой предшественник Вася Грищенко ведь как-то дослужил до дембеля.

Я уже хотел нажать на газ, когда Климов сообщил:

— Еще минуту погоди.

Через эту минуту дверь подъезда распахнулась и оттуда выбежала симпатичная, немного полная, девушка. В руках у нее был портфель.

Она открыла заднюю дверь и, усевшись на сиденье, поздоровалась со мной.

В животе ощутимо похолодело. Эту девицу я знал. Последние полгода она частенько заходила в бар в компании подружек и беззастенчиво клеила меня.

Она ничего больше не сказала, но пока мы ехали до университета, куда ее приказал отвезти отец, в зеркале я видел ее довольное лицо.

Пока мы ехали до комендатуры, я успел придти в себя и размышлял, чем для меня может грозить такое знакомство. И пришел к выводу, что пока особо ничем.

Высокие металлические ворота распахнулись сразу, как только я просигналил.

Стоило подполковнику опустить ногу на землю, как к нам уже бежал старлей с повязкой «дежурный по комендатуре» и орал: — Смирна.

Пришлось и мне срочно выскакивать и стоя дожидаться окончания доклада.

Закончив доклад, старший лейтенант продолжал глазами «есть» начальство.

— Вольно, — лениво произнес Климов. — Ну, пойдем, поглядим, какой у нас нынче улов.

Он повернулся ко мне и коротко приказал:

— Следуй за мной.

Мы зашли в одноэтажное кирпичное здание.

В пустом холодном коридоре,выкрашенном в темно-синий цвет, тускло горела одна лампочка. В коридор выходили несколько дверей, на дальней, металлической, крупными буквами было написано «гарнизонная гауптвахта».

Климов повернулся к нам и прошипел.

— Тише, не топайте сапожищами.

Сам он осторожно прошел к двери и прислушался. Когда мы с старлеем подошли и встали рядом, он рывком распахнул дверь.

Часовой, разговаривающий рядом с сидящим за решеткой, солдатом дернулся, из его рук выпала пачка сигарет и те рассыпались по полу.

— Так, так — ехидно произнес подполковник, глядя на лейтенанта, — это мы значит, так караульную службу несем, мать, перемать,

Лейтенант побледнел, а часовой вообще застыл мумией. Лишь арестованный самоходчик лыбился из-за решетки.

— Товарищ лейтенант, немедленно вызвать сюда начальника караула, — приказал полковник.

Через минуту на гаупвахту влетел запыхавшийся сержант.

— Начальник караула старший сержант Яхонтов, товарищ подполковник, — представился он.

— Товарищ сержант, приказываю вам произвести замену часового. А ты голубок, — повернулся он к часовому,- после снятия с поста сдашь оружие начальнику караула и поясной ременьтоже. Отдохнешь на губе пару суток.

Тут он повернулся к улыбающемуся солдату за решеткой и тихо произнес:

— Ты чего лыбишься, сынок, мать твою, чему так рад? Что своего товарища под монастырь подвел? Ты этому радуешься бл…?

Он снова повернулся к лейтенанту.

— Товарищ дежурный, откройте камеру.

Лейтенант с обреченным видом открыл замок.

Климов схватил караульного, уже снятого с поста и без оружия, и втолкнул в камеру.

— Ну ка, сынок, дай этому нарушителю в морду, я приказываю!

Караульный не веряще смотрел на офицера.

— Бей, я что тебе сказал! –заорал тот еще сильней.

Растерянный солдат легонько шлепнул товарища по щеке.

— Кто же так бьет, разве это удар, мать твою, бей сильнее.

Караульный размахнулся и уже чувствительно заехал противнику по морде.

Климов расслабился.

— Ну, вот это уже кое-что.

Затем он уставился на арестованного.

— А теперь, ты, дай этому говнюку в морду!

Через несколько секунд в камере ожесточенно били морды друг другу оба рядовых.

— Все, закончили, — приказал подполковник спустя минуту. — Развести их по камерам. Пусть посидят, подумают, как дальше службу нести. А мы пройдем, посмотрим, кто тут еще отдыхает.

Из следующей камеры несло перегаром так, что можно было опьянеть. Троица стройбатовцев в расстегнутых гимнастерках без подворотничков со страхом взирали на Климова. Они, видимо, были в курсе, кто это такой.

— Ого! Какие «редкие» гости! — радостно воскликнул подполковник,- Три солдата из стройбата заменяют экскаватор! Сегодня мы это в очередной раз проверим. Быстро сюда две лопаты.

Он открыл камеру и закинул туда две совковые лопаты. Троица кинулась на них, как коршуны, мутузя, друг дружку.

— Встать смирррна! — скомандовал Климов. Троица вскочила. Два счастливца прижимали к телу драгоценные лопаты. Третий понуро глядел в пол.

— Ага! Так ты, парень, у нас лентяй! Почему без лопаты? Работать не желаешь? — заорал наш комендант. — Сегодня работаешь ассенизатором, давно у нас сральник не выгребали. А вы ребята молодцы! Сразу видно, трудяги! Будете до обеда заниматься строевой подготовкой.

Парни переглянулись. По их лицам трудно было сказать, предпочли бы они чистить туалет, или четыре часа заниматься шагистикой.

С утра, раздав люлей, Анатолий Петрович Климов превратился в милейшего человека, и, до обеда не беспокоил никого своим присутствием.

Меня тоже никто не трогал. От скуки пришлось заняться машиной. Благо, что ветоши я припас изрядно.

Отвлекали только маты сержанта, командующего стройбатовцами.

Те дружно топали по закатанному асфальтом двору комендатуры, пот тек с них градом. Наверно выходило вчерашнее спиртное. Но строевого шага у них все равно не получалось.

Около часу дня подполковник вышел на крыльцо и оглядевшись крикнул мне:

— Сапаров, заводи машину, поедем на обед!

Когда мы подъехали к ДОСу, я думал, что Климов сейчас отправит меня в часть.

Но тот смог удивить.

— Давай, пошли, пообедаем у меня,- сказал он, улыбаясь. Глядя на его румяное улыбчивое лицо, было трудно поверить, что всего несколько часов назад он заставил двух солдат драться друг с другом.

— Товарищ подполковник, может, не стоит, — сказал я. — Неудобно, вроде бы. Лучше я в части пообедаю.

— Неудобно штаны через голову надевать, — ответил тот. — Не дергайся, пойдем, никто тебя не съест.

Я особо и не стеснялся, но для приличия стоило слегка поупираться.

Моему появлению никто не удивился. Жена Климова такая же полная женщина лет сорока, приветливо улыбнулась и поздоровалась в ответ на мое приветствие.

Накормили меня от всей души, так. что я с трудом вылез из-за стола, в душе надеясь, что это не последний раз. Алефтина Ивановна готовила не хуже моей мамы. Хотя до Гиви Хорбаладзе ей было далеко.

Вторая половина дня прошла без особых приключений. Я отвез Климова в штаб армии, затем в нашу часть, после чего домой. На ужинопоздал, и пошел в роту.

В курилке одиноко сидел старшина Пузенко и курил самокрутку с махрой.

— Как день прошел?- полюбопытствовал он.

— Вроде нормально.

— Ты чего из парка идешь? В столовой не был?

— Не был, опоздал, — признался я.

Старшина хмыкнул.

— Ты, где служишь, сынок, в хозвзводе. Бегом в столовую, подойдешь к поварам, они найдут, чем накормить сослуживца.

После роскошного обеда есть мне не очень хотелось, но отказываться от предложения еще меньше. Поэтому я двинул в сторону столовой. Действительно, повар встретил меня дружелюбно и навалил здоровую миску тушеной картошки с тушенкой.

Я ел и вспоминал первую службу. Тогда мы питались рагу из смеси гороха и квашеной капусты, а вместо мяса на стол нам ставили миску, в которой в комбижире плавали десять кусочков свиного сала с кожей. Иногда даже со щетиной.

— Мда, такая служба мне нравится больше, — думал я заедая сладкий чай ломтем белого хлеба.

К сожалению, через неделю мне пришлось оставить Климова без водителя. Ротный приказал каждое утро отправляться в карантин и вместе с остальной молодежью готовиться к принятию присяги. Я естественно, не сообщил ему, что уже принимал, однажды, присягуи повторно ее принимать не стоит, только в это никто не поверит, и отправят меня в одно хорошее заведение для дураков. Поэтому я стойко переносил строевую подготовку, кроссы в противогазах, разборку и чистку оружия. Тем более, что в отличие от своего призыва, мне это нужно было делать всего неделю. А ночевал я в роте, поэтому был избавлен от такой сержантской забавы, как Отбой — Подъем, и так раз пять-шесть, по утрам и вечерам.

Присяга, по крайней мере, для меня прошла без фанфар. В эти годы еще не было моды на эту церемонию приезжать родителям. Тем более, что почти все призывники направлялись подальше от родных мест.

На следующий день после присяги мое появление у ДОСа Климов встретил радостным воплем. И даже не доставал с открыванием капота.

— Отлично! — воскликнул он. — Все думал, что опять не повезет.

— Чего он так радуется, — думал я, но спрашивать не торопился.

Все выяснилось после обеда.

Сегодня, оказывается, была суббота и, семейство Климовых нужно было везти на дачу. А у Алефтины Ивановны было очень много рассады помидоров, огурцов и перца.

Меня тут же привлекли к их переноске. В этом процессе я не раз сталкивался с Юлей, дочкой Климова и каждый раз она делала вид, что это происходит нечаянно. Отец, конечно, ничего не замечал, а вот мама пару раз укоризненно качала головой.

Девчонка она была очень даже симпатичная, но у меня хватало соображения не флиртовать с ней на виду у командира.

Нагрузив полную машину баулов и рассады, климовское семейство загрузилось в машину, и мы направились за город.

— Это хорошо, что ты местный, — неожиданно выдал подполковник. — Не надо ничего объяснять.Васька был неплохой водитель, но пока ему растолкуешь куда ехать, язык сотрешь.

Я тем временем выехал за город и катил по новому асфальту в сторону деревни Машезеро.

Мне не довелось в первой жизни в это время побывать здесь, поэтому я с любопытством разглядывал небольшую карельскую деревеньку, стоявшую на берегу одноименного озера. На нем сейчас несколько человек вытаскивали невод. К сожалению, с дороги не было видно, что за рыба им попалась.

Как обычно, старые карельские дома поражали размерами. Все двухэтажные с огромными прирубленными сараями, в которых на втором этаже имелись ворота. В эти ворота в старые времена по помостам заезжали на телеге и разгружали сено прямо на сеновале.

Сейчас деревня оставляла жалкое впечатление. Никто еще не предполагал, что пройдет всего двадцать лет и все здесь будет застроено сотнями дач, в которых старая деревня просто растворится.

Климову повезло купить дом в хорошем состоянии, по крайней мере, на первый взгляд нижние венцы были еще целые. И место было просто классным, небольшой пригорок, практически на берегу озера.

Мы быстро разгрузили привезенные вещи, и Алефтина Ивановна понеслась ставить самовар, выхватив из кучи вещей старый сапог.

Климов же с задумчивым видом разглядывал меня.

— Не знаю, что с тобой делать, — признался он, наконец, — Ахрамееву я сообщил, что машину с водителем забираю до вечера воскресенья. Ты сам что хочешь, поедешь в часть, или у нас до завтра останешься.

— Хм, это он так тонко намекает, что надо помочь по хозяйству, — подумал я. — Напрямую сказать неудобно. Интересный мужик. На службе зверь зверем, а тут стесняется сказать, мол, поработай парень у меня на участке.

— Останусь, товарищподполковник, если вы не против, может, помогу чем, — сообщил я в ответ.

Климов повеселел на глазах.

— Вот и хорошо, — сказал он и сразу предложил:

— Пошли для начала чайку дернем, а потом посмотришь что тут у нас делается.

Он озабоченно оглядел меня.

— Только переодетьсятебе придется, есть тут у меня кое-что в запасе. А п\ш мы повесим на вешалку, чтобы не помять.

Мысленно я усмехнулся.

— Служака остается служакой, в первую очередь беспокоится о форме.

Мы сидели за столом и пили чай из самовара. Тот, закопченный, огромный, стоял посередине стола и тихонько гудел.

Вода из местного колодца была выше всяких похвал. В меня влез уже третий стакан крепкого чая. Юлька сидела напротив и беззастенчиво стреляла в меня глазами.

— Хм, может ее ночью на сеновал пригласить? — подумал я, после очередной стрелялки. — Такая домина, никто ничего не услышит, а девка сама напрашивается. Хрен с ним с Климовым. Не убьет же он меня, даже если узнает.

Но все же чаепитие было завершено. Алефтина Ивановна приступила к готовке обеда. Юля взяла какой-то учебник и в открытом купальнике отправилась на улицу, не обращая внимания на мамин укоризненный взгляд. Несмотря на легкую полноту, фигурка у нее была вполне ничего.

Я же, переодевшись в старую форму Климова, пошел вместе с ним на обход хозяйства.

Те, кто жил в этом доме раньше, явно не были дачниками. На участке не росло ничего, кроме единственного куста крыжовника. Два огромных картофельных поля завершали композицию.

— Вот, Санек,посмотри, тут я собираюсь сделать теплицу, — показал мне подполковник на кучу старых досок и бревен.

— Ну, что же хорошее место,- согласился я. — Солнечное, и колодец рядом. С поливкой проблем меньше будет,

— Да? — удивился Климов. — Я об этом и не подумал.

— Ты еще о многом не подумал,- мысленно засмеялся я, вспоминая свою многолетнюю дачную эпопею.

— Так, давайте товарищ подполковник я займусь ей. По крайней мере, за сегодня и завтра каркас сделать успею. Только бы инструмент бы мне, — предложил я.

Климов чуть не засветился от счастья, но, тем не менее, с подозрением спросил:

— Ты хоть справишься с этим делом, это не твои железки, тут думать надо, что да как.

— Все будет нормально, товарищ подполковник, — попытался я его успокоить.

— Что ты пристал товарищ подполковник, да подполковник, мы же сейчас не в форме, обращайся ко мне Анатолий Петрович, — немного раздраженно сообщил Климов и повел меня за инструментом.

Увидев его инструменты, я немного приуныл. Конечно, привыкнув в последние годы работать электроинструментом, вновь перейти на ручной труд — перспектива нерадостная. Но ничего не поделаешь, придется привыкать.

Взяв в руки видавшую виды ножовку, глянул ее прищурившись. Как и предполагал, никакого развода не было и в помине. Зубья стерты напрочь.

Климов только развел руками в ответ на мой взгляд. Пошарив в ящике, я нашел трехгранный напильник, насечка на нем еще была чуточку жива, разводки обнаружить не удалось, но ржавые плоскогубцы в ящике имелись.

— Для начала пойдет, а там посмотрим, — подумал я и приступил к разводке зубьев.

Заметив, что я занялся делом, Климов тоже решил приложить усилия к чему-нибудь и решительно снял со стены сарая, висевшую под стрехой, косу.

Даже не проверив, плотно ли забит клин, он попытался начать косьбу. И при первом же взмахе, коса слетела с косовища.

С кучей матов он схватил все прибамбасы и понес обратно в сарай. В течение минут двадцати оттуда раздавались громкие маты.

Я уже с лопатой в руках пытался очертить контур будущей теплицы, когда подполковник подошел ко мне.

— Слушай Сашок, может, ты что-нибудь посоветуешь, ни хрена у меня не выходит, — признался он.

Глянув на его работу,я еле удержался от смеха. Коса на косовище вместе с клином фиксировалась полоской жести вырезанной из консервной банки. Но у Климова никак не получалось как следует ее намотать и затем зафиксировать гвоздиком.

Зайдя в сарай, я начал рыться в куче хлама и на счастье нашел кусок водопроводной трубы диаметром два дюйма.

Пила по металлу также удалось обнаружить. Тиски, к сожалению, отсутствовали, поэтому пришлось одной рукой держать трубу, другой пилить.

За тем, как я работаю, увлеченно наблюдал Климов и Юля, стоявшая у него за спиной.

— Конечно, — думал я. — Все, как в известном выражении, можно бесконечно долго наблюдать за горящим костром, текущей водой и за работающим человеком.

Отпилив кусок трубы нужной длины, слегка обстрогал косовище и надел получившееся кольцо на него.

Затем пришлось взяться за косу. Отбив ее молотком на какой-то здоровой железяке, уже окончательно посадил ее на место и закрепил клином. Бруском снял огрехи отбивки, после чего вручил косу хозяину.

Климов, взяв косу в руки, смотрел на меня каким-то новым взглядом.

— Ты разве в деревне рос?- спросил он внезапно.

— Нет, вы же знаете, у меня детство по военным городкам прошло, — сообщил я.

— Да, конечно, знаю, — рассеянно ответил он, видимо, что-то соображая в мыслях.

Повернувшись, он увидел сзади, стоявшую в купальнике дочку и звонко шлепнул ее по мягкому месту.

— Быстро оделась! — скомандовал он. — Ишь, выпялились перед парнем.

Но злости в его голосе не было. Мне показалось, что он даже доволен, как Юля демонстрировала себя.

Та и не подумала выполнять его приказ. Ушла к одеялу, расстеленному на траве, и улеглась на него лицом к солнцу.

До ужина я успел, сделать один венец из бревен и запилить в них места для стоек. Климову сказал, что надо бы их пропитать отработанным маслом, тогда они простоят года на три-четыре дольше, но тот махнул рукой, дескать, сойдет и так. Ну, мое дело маленькое, делаю, как сказано.

Но свое эстетическое чувство я потешить успел. Пилить бревна ножовкой не хотелось, поэтому я взял двуручную пилу и позвал Юлю, по-прежнему наблюдающую за мной, помочь в распиловке.

Та без колебаний пришла на помощь. Бревна лежали невысоко, поэтому пилить пришлось, стоя на коленях. В начале у нас не получалось, но затем мы приноровились и дело пошло. Я же с удовольствием наблюдал за колыханием Юлькиных грудей при движении.А когда одна грудь выпала из бюстгальтера, сверкнув розовым соском, вообще прибалдел. Юля, между прочим, обратно прятать ее не спешила.

— Все-таки молодое тело, это вещь! — пришло мне в голову в этот момент, — я думал, что такие вещи на меня уже не действуют.

Наши переглядывания закруглила Алефтина Ивановна, приказав Юле одеться, этот приказ та выполнила моментом. Видимо, боялась маму больше чем отца.

— Когда мы допилили бревна, я сказал ей, глядя в глаза.

— Я сегодня ночую на сеновале, если хочешь, приходи.

Девушка ничего мне не ответила, повернулась и молча ушла в дом.

— Придет, — понял я, глядя на ее походку.

Увы, надежды не сбылись. Юля не пришла. Почти сразу, как забрался на сеновал, понял, что зря это затеял. Лучше спал, как было предложено, в комнате на нормальной кроватке, укрывшись одеялом, на чистых простынях. Нет, захотелось экстрима, мать его! Прошлогоднее сено пахло мышами и пылью. Сами мыши сначала притихли, но потом начали во всю шуршать рядом со мной. Я ворочался на покрывале, думая, придет ли девушка. И как-то незаметно для себя заснул.

Проснулся неожиданно, от глухого бубнения за дверями. Бубнила Алефтина Ивановна.

— Юлька, паршивка, ты опять за свое. И в кого ты такая уродилась? Отец в прошлом году тебя со скандалом заставил из Ленинграда уехать. Вроде начала здесь учиться, все хорошо, и опять за свое взялась. ведь ты врач будущий, разве можно так себя вести?

— А как я себя веду? — раздался тихий шепот дочери.

— Как профура последняя, — в сердцах шептала мать. — Увидела парня смазливого и сразу в постель к нему лезешь. Хочешь отца до инфаркта довести.

— Никуда я не лезла, хотела только воздухом подышать, очень душно у нас.

Алефтина Ивановна хмыкнула.

— Кому ты сказки рассказываешь, горюшко мое. Я тебя насквозь вижу. Сейчас же идешь и ложишься спать, и без фокусов. Тебе паразитка сессию надо сдавать, к экзаменам готовиться, а ты другими делами озабочена.

Раздался звук подзатыльника, и за дверью стало тихо.

— Вот тебе Саня и Юрьев день! — уныло подумал я, повернулся на другой бок и довольно быстро заснул.

Утром за завтраком, девушки не было, Алефтина Ивановна была мрачнее тучи и только Анатолий Петрович был бодр и весел, рассказывал старые анекдоты и первым над ними смеялся.

Зато день прошел у меня плодотворно, так, как ночью сил тратить не пришлось весь энтузиазм, я вложил в стройку. Поэтому к отъезду мы с подполковником успели закрыть ее полиэтиленом. Видимо, полиэтиленсчитался жутким дефицитом, потому что Алефтина Ивановна ругала мужа за каждый испорченный кусочек.

Уезжали мы с Климовым вдвоем, его домочадцы оставались еще на пару дней, до очередного Юлиного экзамена.

И тут я в разговоре совершенно нечаянно ляпнул глупость.

— Эх, баньку бы мне как-нибудь срубить, — сообщил подполковник между делом. — Третий год, как купил этот дом и все никак не могу начать. Сам боюсь взяться, никогда этим не занимался, а найти никого не могу. Лес куплен еще хозяином дома, ты бревна для теплицы из него выбирал. Все переживаю, что так и сгниет.

— Так, чего там сложного, удивился я, — руби себе да руби. У вас в укках весь инструмент для этого имеется.

В чем, чем? — удивился Климов.

— Ну, в сарае, укки — просто местное название помещения в доме между жилым помещением и хлевом. — пояснил я.

— Так, ты говоришь, можешь баню срубить? — заинтересованно спросил собеседник.

— Блиин! Ну, какого хрена я не могу придержать свой язык? — подумалось мне. Тем более, следовало учесть, что после сегодняшней стройки, командир воспылал ко мне необычайным доверием по этой части и выслушивал внимательно все мои советы.

Товарищ подполковник, — попытался я юлить. — В одиночку это сложно, да и когда это делать?

Климов не возразил. Но всю дорогу до города находился в странной задумчивости. А я думал, что, похоже, все лето мне придется провести на природе с топором, теслом и чертой.

Вечером в роте пришлось рассказать дедам о поездке на дачу к Климову. Всем было интересно, где я ночевал.

— Ну, ты дал шороху, — сказал Мицкунас, после того, услышал о постройке теплицы. — Хохол, еще в апреле, перед дембелем хвастался, как он там с дочкой Климовской прошлым летом кувыркался, да жрал от пуза, а ты пахал целый день.

— Я хмыкнул про себя, услышав эти слова. Похоже, Вася Грищенко изрядно привирал. Мама Юлю блюла, как могла, поэтому вряд ли Васе что-то обломилось.

— Кстати, — продолжил Мицкунас, — завтра мы в комендатуре встретимся. Я в патруль иду вместе с летехой Гавриловым,Славка Поздняков еще будет да еще несколько годков.

Следующим утром я, как обычно, начищал машину во дворе комендатуры.

По двору строевым шагом шагали несколько солдат, задержанных вчера вечером, гонял их сегодня Ромас, оставшийся в резерве патруля.

Делал он это с большим удовольствием, что не преминул отметить и Климов, на минуту выглянувший из дверей комедатуры.

— У вас хороший командный голос товарищ сержант, — похвалил он. И снова ушел заниматься своими делами.

Ближе к одиннадцати часам дня ко мне подбежал растерянный дневальный с КПП.

— Слушай там к тебе пришли, такие, такие, амбалы! — он даже не мог подобрать слов.

Я вышел за КПП и попал в объятья Вовки Сякина.

— Санек, здорово! Как брат дела⁉ –заорал он, выжимая из меня последний дух.

— Да отпусти ты его! — крикнул Зиганшин. — Парень даже вздохнуть не может.

Вова разжал объятья, и мне полегчало.

Привет ребята, — воскликнул я. — Какими судьбами? Даже не думал, что вы меня навестите.

— Понимаешь, Санек, тут такое дело,- замялся Вова. — На той неделе ты звонил Наталье Петровне, рассказал, где ты и что, вот мы и решили пройтись мимо комендатуры. Тут тебя легче выцепить, чем в части. Вот пришли кое-что сообщить.

Тут он замялся. и слово взял Рифат.

— Ты, главное не бери в голову. Не переживай, у тебя девок еще будет много.

— Да, что стряслось? Говорите прямо, — пробурчал я.

— Твоя Ленка выходит замуж. — Сообщил Сякин.

— Что, вот так, уже через три недели после моего призыва? — Вслух удивился я.

— Так, вот почему она к телефону не подходила. А Наталья Петровна, сучка, причины придумывала, — понял я ситуацию.

— Да, вот так, неожиданно, мы сами все в шоке, — подтвердил Зиганшин.- Никто ничего не понимает. А в пятницу она заявление на расчет подала.

Ты, как, ничего? — встревожился он, глядя на мое лицо.

— Нормально, — процедил я. Мысли в черепной коробке толклись, в сумятице. Такого поворота я никак не ждал. Нет, если бы это произошло через полгода, год, было бы все понятно и ожидаемо. Но через три недели, уму непостижимо!

Я еще минут десять потрындел с мужиками о том, о, сем. Они, увидев, что я перенес их сообщение без особых эмоций, и рыданий, повеселели и ушли в гораздо лучшем настроении, чем приходили.

Зайдя обратно во двор, я подошел к Славке Позднякову, который вместе с Мицкунасом наблюдал за моей беседой.

— Ну, что Славик, к сожалению, выполнить обещание не смогу, — сказал я.- Замуж моя девушка выходит.

— Что! Уже! — вырвалось сразу у обоих. — Ни х… себе!

Они посмотрели друг на друга и заржали.

— Не мы одни, в дураках,- констатировал Поздняков, хлопая меня по плечу. — Не бери в голову, салабон, выше нос! Все будет путем.

— Похоже, после моего сообщения у них даже поднялось настроение, — подумал я и пошел дальше заниматься машиной и думать, что же случилось с моей девушкой, клявшейся ждать меня сколько угодно времени.

Мицкунас, глядя на уходящего салагу, тихо сказал Позднякову.

— Видал, с какими ребятами он дружбу водит? Так, что мы вовремя задний ход дали, Даже присягу ложками не отбили, как остальным.

Поздняков согласно кивнул головой.

— Точно, особенно страшен тот верзила, который его обнимал. Ну и рожа! Ночью увидишь, так сразу обделаешься. Этот Сапаров еще тот прохиндей, только притворяется активистом, а девка, наверно, сто раз пожалеет, что замуж выскочила.

— Может, она узнала, что я с Зинкой Бахиревой шуры-муры крутил? — в который раз подумал я, ожесточенно протирая стекла газика.

Ничего больше не приходило в голову. День, между тем, подходил к концу, И тут перед распахнутыми настежь воротами комендатуры остановился горбатый запорожец.

Из него вышла Лена и направилась ко мне, убивая всех очевидцев наповал своей красотой.

К ней из помещения КПП уже бежал дневальный, чтобы остановить у ворот.

Поэтому я поспешил выйти сам на дорогу, чтобы многочисленные свидетели не слышали нашего разговора.

Лицо у Лены было заплаканное, но выглядела она решительно.

— Саша, — сразу начала она подготовленную речь. — Я знаю, что тебе уже все доложили, и хочу, чтобы ты знал, почему я так поступила, и прошу простить, если сможешь. Игорь Федорович, давно оказывал мне знаки внимания, а на следующий день, после того как ты ушел в армию, он сделал мне предложение, и я его приняла.

Я только хочу объяснитьпричины своего поступка. Понимаешь, Саша, ты работал барменом и был удовлетворен своей работой и не хотел ничего больше от жизни. Сейчас ты служишь в армии, а потом снова придешь работать в шашлычную. Меня такая перспектива не устраивает, через три года я окончу институт и получу высшее образование, о чем мы с тобой будем говорить всю жизнь. О том, сколько денег ты сегодня заработал? У тебя в будущем нет никакой перспективы, так и будешь коктейли свои разливать.

— Да, товарищ, Лена совершенно права, — сообщил плюгавый молодой человек с козлиной бородкой,выбравшийся из автомобиля — она очень талантлива, и ее ожидает отличная карьера в науке. Поэтому вам с ней не по пути. Вы же совершенно разные люди.

— А вы собственно, кто такой? — спросил я его.

Тот приосанился, и важно сообщил:

— Я доцент кафедры биологии Дементьев Игорь Федорович, в настоящее время жених уважаемой Елены Сергеевны.

— И какие вы можете предложить Елене Сергеевне перспективы? — ехидно спросил я. К этому моменту я уже полностью пришел в себя. Все было ясно и понятно. Оставалось только смеяться над своей глупой уверенностью в верности девушки.

— Как это, какие? Я, в настоящее время пишу докторскую диссертацию по иглобрюхим рыбам, обитающим в бассейнах Японского и Южнокитайского моря, очень, кстати злободневная тема. Через год два стану доктором наук. А Елена Сергеевна — талантливая студентка. В этом году она перейдет на дневное отделение и под моим руководством, начнет заниматься научной работой.

А вообще, молодой человек, вы должны поблагодарить девушку, за то, что она чувствовала себя обязанной объясниться с вами. — одним духом выпалил доцент.

— Иглобрюхие! Ха-ха-ха, — я закатился слегка истерическим смехом. — Иглобрюхие! Хорошая перспектива! Ой, не могу! Ха, через двадцать лет останетесь точно с голым брюхом. Ну, Лена, ты пролетела, по полной программе.

Парочка смотрела на меня удивленными глазами, не понимая причин смеха, а я не собирался им ничего объяснять.

— Пойдем, Игорь, — презрительно сказала Лена. — У Саши началась истерика. Никогда бы не подумала, что он такой слабак. Я думала, что ты встретишь мои слова, как настоящий мужчина.

Я перестал смеяться и сказал.

— Да ладно Лен, мне все понятно и ясно. Идите себе с богом. Обидно только за то, что не разглядел в тебе таких черт характерараньше. Так, что благословляю вас, плодитесь и размножайтесь.

Лена, сбавив накал эмоций,всхлипнула и тихо спросила:

— Ты, действительно меня прощаешь?

Я улыбнулся.

— Ну, что мне остается делать, прощаю, конечно. Желаю вам счастья.

Похоже, мои слова ей пришлись не в нос. Она фыркнула и, повернувшись, пошла к автомобилю, где ее нетерпеливо ожидал будущий муж.

— Хм, смотри-ка, не понравилось девушке, что я так легко с ней расстался, — думал я, смотря вслед тронувшейся машине. — Рассчитывала, небось, что я Отелло изображать начну, нет уж дорогая, трагедии не получится. Душить сегодня никого не будем, бить тоже.

А в будущем, не исключено, что твой будущий муженек очень удивится, когда женушка оставит его ради декана или ректора, к примеру. Судя по сегодняшнему дню, такое событие вполне может иметь место.

Когда я вернулся обратно к своему газику, на меня сочувственно уставились сослуживцы.

— Слышь, Сашка, не расстраивайся сильно, все бабы такие, — сказал подошедший Поздняков. — Я своей ребенка заделал перед тем, как в армию пойти, так она все равно с Костей гармонистом спуталась. Мать мне сразу отписала. Я из-за этого в отпуск не поехал, боялся, что ему ноги переломаю. Хотя, все равно, приеду отп-жю, как бог черепаху.

А хахаля твоей девушки даже бить не надо, его ткни, он сам развалится. Ленкатвоя еще пожалеет, что за такого козла пошла. Хиляк какой-то! — выдал он пренебрежительно.

— Зато доцент,- сказал я.

Славка удивленно уставился на меня.

— А это кто такой доцент?

— Ну, ученый, одним словом.

— А, тогда понятно чего он доходягой выглядит, ученые они такие, — констатировал Поздняков, неопределенно поводив рукой перед носом, сам то он на доходягу никак не походил.

После этого визита служба у меня вступила в однообразную колею. В части я только ночевал, даже на обед ходил в столовую, расположенную недалеко от комендатуры. В субботу я частенько увозил подполковника с семьей на дачу, а вечером тот отпускал меня домой, для порядка выписывая увольнительную. Хотя я бы посмотрел, какая ВАИ рискнет останавливать машину коменданта гарнизона. Баней он меня пока не напрягал, так, иногда просил помочь в какой-нибудь мелочи по хозяйству. Зато Юлька изощрялась, как могла, чтобы попасться мне на глаза. Хорошо, что после сдачи сессии, к ней приехала подружка, и они больше времени болтались на озере, чем дома и не будили во мне гормональный взрыв своими телесами.

Маме очень понравились мои субботние приезды, поэтому она к ужину готовила всяческие деликатесы и внимательно следила, чтобы я все съел до конца. Бате, наоборот, мои частые визиты не очень нравились, он обычно ворчал:

— Что это за служба, совсем распустили молодежь, если бы я был твоим командиром, ты бы на своей шкуре узнал, что такое настоящая служба.

В начале августа такая идиллия была нарушена визитом неизвестного мне капитана.

Вернувшись с ужина, я проходил мимо дверей в канцелярию, когда те открылись и, незнакомый голос крикнул:

— Товарищ солдат, зайдите, пожалуйста, в кабинет!

Повернувшись, я увиделв дверном проеме капитана с общевойсковыми петлицами. Тот улыбнулся.

— Да, да именно вы товарищ Сапаров меня интересуете, — сообщил он и шагнул в сторону, освобождая проход. Краем уха я уловил в гуле множества голосов слова:

_Особист, особист пришел.

В канцелярии кроме этого капитана присутствовал наш ротный.

Когда я зашел он обратился ко мне.

Так, Сапаров, товарищ капитан хочет с тобой поговорить, я пока пройдусь по роте, гляну, что да как.

— Присаживайтесь, Александр Юрьевич, — предложил капитан, когда ротный вышел из помещения. — Скажите, как хорошо вы водите мотоцикл?

— Ну, участвовать в кроссе я бы не рискнул, а так, думаю вполне прилично.

— А что скажете насчет мотоцикла с коляской?

— Без проблем,- лаконично ответил я.

— Хорошо, — сказал капитан и заметно повеселел.

— Ты представляешь, — наклонился он ближе ко мне, — на всю дивизию один ты с правами на мотоцикл.

— Бреши больше, -насмешливо подумал я.

Капитан, между тем продолжил говорить.

— Что же, твои слова я услышал, сейчас пойдем с тобой прокатимся, посмотрю, не расходятся ли слова с делами.

Мы вышли из роты и вновь направились в автопарк, откуда я недавно вышел.

Там у КПП уже маячил разводящий с недовольной мордой. Вместе с ним мы прошли на территорию, где нас громким 'Стой! Кто идет! остановил испуганный часовой.

Со страху он даже забыл крикнуть, как положено «Разводящий ко мне, остальные на месте!» Поэтому подошли мы к нему втроем.

Капитан не преминулсообщить о незнании часовым устава караульной службы, когда срывал пломбу с гаражных ворот. По взгляду разводящего стало понятно, когда часового сменят, то его ожидает продолжительная беседа, не исключено, подкрепленная телесным воздействием.

Мы вдвоем выкатили из бокса почти новый мотоцикл Урал с коляской. Я, по быстрому, проверил, есть ли бензин в баке и кик-стартером завел двигатель. Офицер плюхнулся в коляску и скомандовал

— Поехали!

— Куда? — спросил я.

— Куда глаза глядят, — сообщил тот.

Катались мы по вечернему городу, потом выехали на загородное шоссе. Вернулись в часть, когда совсем стемнело. Мотоцикл оставили у караульного помещения.

И потом вновь продолжили беседу в ротной канцелярии. Капитан Рубцов вытянул из меня все сведения о родителях, родственниках, школьных друзьях. Рота спала спокойным сном, а мы все продолжали разговор.

Когда мы закруглились, я все же рискнул спросить, к чему все это было.

Капитан в ответ сообщил, что все узнаю в свое время.

Следующим утром Климов был в жутком настроении, для начала без разговоров забрал у меня военный билет, потом в комендатуре выместил все зло на молодом лейтенанте, начальнике караула. Тот имел после этого бледный вид и шаткую походку.

Катались мы с ним целый день из штаба дивизии в штаб армии и обратно.

В конце дня он сунул мне военный билет и сообщил:

— Возьми лычки у старшины. Приказом командира полка тебе присвоено звание ефрейтора.

— За, что? — невольно вырвалось у меня.

— За все хорошее, мать твою, — сообщил подполковник. — Завтра убываешь в командировку, так, что экипируйся, как положено. Ахрамеев в курсе.

Как ни странно деды о моей беседе с особистом, не задали ни одного вопроса, что, собственно было понятно, меньше знаешь, крепче спишь.

Только попивая чаек в каптерке молча следили за моими сборами. Также молчанием и переглядыванием отреагировали на лычки на моих погонах.

Потом, когда они остались одни, Пузенко сказал:

— Видали? Сегодня салабону ефрейтора дали, завтра с особистом в командировку уезжает. Интересно, в каком звании он из нее приедет, и приедет ли вообще. Точно засланцем у нас служил. Кого только выслеживал, непонятно.

Он подозрительным взглядом обвел сослуживцев.

— Вы случайно не из зеленых братьев будете? — ехидно спросил он Мицкунаса с Шедисом. — Может, он вас выпасал?

— Ты, чо охренел! Какие зеленые братья? Мы оба комсомольцы, -возмутился Мицкунас. — У нас биография чистая. А зеленых братьев уже лет пятнадцать, как нет. Несешь всякую ерунду!

— Да, ладно, уже и пошутить нельзя, — засмеялся старшина. — Но все равно, уж очень странные дела вокруг этого парня происходят.

Утром меня разбудил дежурный по роте.

— Эй, ефрейтор, подъем, — тихо скомандовал он, трогая за плечо,- приказано тебя разбудить в шесть часов. Собирай вещички и дуй в столовую, Особист в семь утра ждет тебя у караулки.

Когда я со скаткой и сидором подошел к караулке, у мотоцикла суетились два солдатика, что-то монтируя в коляске.

Капитан Рубцов, покуривая, ожидал меня на крыльце, беседуя с начальником караула. Тот видимо только, что проснулся, потому, что стоял с заспанным лицом.

— Ага! Вот и водитель! — воскликнул Рубцов, и спустившись с крыльца, протянул руку, чтобы поздороваться.

Я не успел, как положено, отрапортовать, поэтому пришлось протянуть руку в ответ. Пожатие капитана было железным. Но мы не лыком шиты, я также сжал ладонь сильнее.

— Нормально, — сказал капитан и отпустил руку. — Смотрю, ты к поездке готов. Сухпаек, надеюсь, тебе на неделю выдали?

— Так, точно, — я погремел сидором.

— Тогда клади его в коляску, только осторожней, там рацию ребята установили. И в путь.

— Товарищ капитан, разрешите спросить, а куда, собственно, мы едем?

Рубцов усмехнулся.

— Ну, пожалуй, конечный пункт маршрута я могу назвать. Едем мы в Алакуртти.

— Ни хера себе! — мысленно воскликнул я, — тысячу км на мотоцикле! Блин, охренеть и не жить. Да у капитана жопа отвалится на заднем сиденье сидеть. В коляску из-за рации и груза не усесться. Хотя Алакуртти это здорово, можно глянуть знакомые места.

Мы ехали, не останавливаясь часа четыре. Остановились около небольшой речушки. Рубцов вытащил туристический топорик и предложил мне заняться костром.

— Когда костерок разгорелся и у капитана на плащ-палатке был накрыт стол, две банки с тушенкой, полбуханки хлеба и сахар рафинад, пачка грузинского чая. И кроме того стояла фляжкас неизвестным содержимым.

Повесив котелок над костром, я присел к столу, капитан недрогнувшей рукой налил в кружки по пятьдесят грамм и первым опрокинул их в рот, перед этим лаконично сказав,- За успех.

Ну, что же дают, бери, а бьют беги, поэтому я тоже выпил водку и придвинув банку с тушенкой начал есть.

Покемарив с часок после чаепития, Евгений Иванович встряхнулся и, встав на ноги, предложил:

— Сашок, как насчет размяться? Ты же у нас вольник, вроде даже призером был каким-то.

— Я встал и, оглядев капитана, ответил:

— Вообще то можно, только вы товарищ капитан легче меня будете кил на пятнадцать, как бы нечестно получается.

— Какая на хрен честность, — ответил тот. — Враг в бою тебя не спросит, сколько ты весишь.

— Ну, тогда давайте, — согласился я, и в этот же момент Рубцов кинулся ко мне.

Мое молодое тело послушно сдвинулось в сторону, подсечка, и капитан кубарем полетел на речной песок.

— Встав, он подозрительно посмотрел на меня, отряхнулся и сказал:

— Что-то я такого приема у вольников не встречал. Откуда дровишки?

— Товарищ, капитан, — не преминул я его подколоть, — вы же меня позавчера два часа расспрашивали. Вам напомнить, где учился мой батя.

Рубцов озадаченно почесал затылок.

— Уел, салага, — расстроено сказал он. — Как есть уел. Тогда давай еще раз попробуем.

— Второй раз мой номер не прошел. Разошедшийся капитан валял меня, как хотел по песку. Через полчаса он закончил экзекуцию и встав заключил:

— Потенциал у тебя есть, но заторможенный ты какой-то. Никак не могу понять почему?

Мне то было понятно почему. Но рассказывать об этом было бессмысленно. Никто не поверит. Хорошо еще, что у тела остались кое-какие наработанные движения, а то и этого бы не смог продемонстрировать, Все же занимался борьбой пятьдесят лет назад.

Рубцов глянул на часы.

— Так, давай собираться, сейчас мы заедем кое-куда.

Пока я собирал все вещи, он включил рацию и сказал в нее несколько слов. Затем снял китель и надел выгоревшую гимнастерку с старшинскими полосами. На мой удивленный взгляд толькоподмигнул и ухмыльнулся.

Мы проехали с десяток километров, когда он похлопал меня по плечу.

— Сейчас поворот будет, поверни направо и остановись.

Я остановился на наезженной грунтовке. Рубцов, внимательно глядя мне в глаза, сказал:

— Сегодня мы займемся с тобойпроверкой боеготовности некой воинской части. Твоя задача вести мотоцикл, выполнять мои команды и не отсвечивать. Понятно.

— Так, точно, — ответил я, хотя непонятно было все.

Мы двинулись дальше. Через пару километров дорога уперлась в хлипкий шлагбаум. В стороны от него в лес уходила высокая ограда колючей проволоки. Рядом располагался небольшой КПП.

— Сигналь! — шепнул мне из-за спины Рубцов.

На мой сигнал из будки лениво вышел рядовой с повязкой на рукаве и направился к нам.

Рубцов соскочил с мотоцикла и заорал:

— Какого х… плетешься, как баба беременная⁉ Быстро бл… поднимай шлагбаум. С какого подразделения? Кто командир?

Ленивый шаг у дежурного превратился в бег. Он шустро поднял шлагбаум и отдал честь, браво вытянувшись, когда мы проезжали. Довольный тем, что строгий старшина забыл уточнить подразделение, он ушел обратно в будку.

— Езжай прямо, — шепнул мне Рубцов, — Видишь здание штаба,сейчас поверни и подъезжай прямо к нему.

Я остановил напротив дверей. Капитан слез с сиденья, одернул гимнастерку и, козырнув выходящему офицеру, зашел в штаб.

— Прошло полчаса. Мимо периодически проходили военнослужащие, кое-кто кидал любопытствующие взгляды, но в основном никто внимания на меня не обращал.

Еще через полчаса на улицу вышел капитан, рядом с ним перебирал ножками толстый майор, то и дело вытиравший шею платком.

— Товарищ капитан, — может, задержитесь, поужинаете у нас в офицерской столовой, — заискивающим голосом произнес он, когда Рубцов подошел к мотоциклу. — Вам ведь еще обратно ехать.

— Нет, спасибо, — сказал капитан, — Поедем пока светло. Мне еще на доклад к генералу надо успеть.

— После этих слов майор окончательно побелел и еле нашел в себе силы попрощаться с нами.

Зато когда мы подъехали к КПП, оттуда пулей вылетел сержант, потребовал документы и прочитал от корки до корки.

— Поздно пить шампанское, -вздохнул Рубцов.- Вероятный противник подорвал штаб, похитил знамя полка, и убил командира части.

— Когда мы выехали на шоссе, я остановился в раздумьях.

Вроде бы капитан говорил, что надо возвращаться.

— Что задумался, едем дальше на север, у нас еще дел полно, — бодро сказал Рубцов. — До Сегежи всего ничего осталось, там, в гостинице заночуем, а завтра уже рванем дальше.

Чем ближе оставалось до Полярного круга, тем выше над горизонтом поднималось солнце, леса становились заметно ниже а болота обширней.

В Кандалакше мы повернули в сторону границы. Каменистая грунтовка сменялась песком, но ехать было достаточно легко.

На одном из поворотов на дорогу неожиданно вышли два пограничника и требовательно махнули рукой.

Я остановился и ждал когда они подойдут.

— Молодцы, парни, — прошептал мне в ухо Рубцов, — еще двое страхуют из леса, да как грамотно встали, директрисы огня не перекрывают.

После того, как погранцы просмотрели наши документы, капитан спросил у старшего наряда:

— Сержант, мне нужно переговорить с капитаном Филипповым.

После чего он с сержантом ушел в лес, а остальные остались на своих местах, внимательно наблюдая за дорогой, а заодно и за мной.

Рубцов вышел из леса необычно хмурым, и что-то ворча под нос.

— Поехали, — сказал он мне и уселся на свое место.

Мы проехали еще километров пятьдесят, когда он приказал остановиться и, вытащив планшет, начал разглядывать карту.

— Так, пролетели мы с тобой поворот, — сказал он огорченно, поворачивай назад.