Прокатившись румяным колобком по трепещущему от изнурительного зноя небу, Красное солнце замерло на острие самой высокой вершины. Повисело немного, затем сорвалось и заскользило дальше, по невидимой стороне горы, постепенно пряча за ней свое сияние. В абсолютно пустой, прозрачной голубизне, накаленной вторым светилом, как будто из ничего материализовалось облачко. Сначала легкое, воздушное, будто сотканное из тумана, оно вскоре разрослось, нахмурилось, потемнело. Вокруг него точно так же возникали и мрачнели новые облака, сливались друг с другом, и вот полнеба затянула упругая сизая туча. Желтое солнце тщетно силилось прорваться сквозь темную вату. Туча набухала, округлялась, пока не начала проседать от собственной тяжести. Хлынул дождь.
В редакционном буфете, несмотря на сравнительно ранний час, уже сидели репортеры «Пальмиры-информ». Я на минуту остановился. Хотелось уединения. Но не строгого холодного уединения пустого кабинета, а уединения теплого, дружелюбного, которое пахнет резаным лимоном и варящимися сосисками. У входа, уткнувшись в чью-то рукопись, угрюмо тянул апельсиновый сок чернокожий Нгомо. Самый дальний, потому самый излюбленный мною угловой столик был уже оккупирован отделом искусства в полном составе: сгрудившись всемером вокруг четырехместного столика, заставленного чашками с дымящимся кофе, они яростно и самозабвенно обсуждали очередную изовыставку. Я прошел к единственному свободному столику в центре зала.
Мягко шурша резиновыми колесиками, подкатила Зоенька — кибер-буфетчик, наделенный юмористами из хозгруппы обликом хохломской матрешки.
«Завтра вылетаю», — я попытался сосредоточиться на своих проблемах.
В дверь буфета просунулась краснощекая голова, перечеркнутая вдоль аккуратным пробором.
— Салют сачкам! — жизнерадостно закричала голова. — Лестера тут нет? Никто не видел? Где ж тогда ему еще бездельничать… — Не дожидаясь ответа, физиономия ухмыльнулась и исчезла.
В буфете воцарилась напряженная тишина. Мужчины насупились, женщины обиженно порозовели. Фотооператор Сюзи Кадо возмущенно вскочила, хлопнула ладошкой по столу:
— Нет, сколько можно терпеть его выходки! Что он себе позволяет! Мы, между прочим, имеем право пить кофе, где нам хочется…
— Перестань, Сюзи, — флегматично махнул рукой Нгомо. — Что ты, Новичкова не знаешь?..
Сюзи осеклась и пристыженно села: она знала Новичкова.
Юрий Андреевич Новичков принадлежал к той категории людей, в которых сразу же, с первого знакомства, узнаешь шумных и нахальных бездельников. Новичковы становятся порой каким-то неотъемлемым элементом учреждения, словно кукушка при часах-ходиках. Часы делают свое нужное дело, а кукушка периодически выпрыгивает из штатного окошка с бодрым, всеми слышимым «ку-ку». Я, конечно, допускал, что излишне суров в оценке Новичкова, но ничего не мог с собой поделать: меня поражало, как много людей, не задумываясь, принимают кукушку за самую важную, работящую часть в часовом механизме.
«И с таким вот „служебным феноменом“ придется лететь на другую планету, может быть, опасную. Почему?» Я мысленно возмутился навязанному решению Таламяна.
Я допил кофе, вставил в ухо телефончик кассеты и, отбросив мысли о малоприятном партнере, углубился в прослушивание.
История экспедиции на Мегеру в самом деле оказалась загадочной. Я быстро набросал конспект.
Восемнадцать лет назад стартовала интересующая меня экспедиция Бурцена. В состав исследовательской группы входили:
Феликс Бурцен, руководитель экспедиции, специалист по космоэкологии.
Его жена, биолог Елена Бурцен, она же бортовой врач.
Терри Масграйв — пилот, кибернетик, механик по спецоборудованию.
Альберто Тоцци — космогеолог.
Анита Декамповерде геофизик.
Набиль Саади — астробиолог и контактолог.
Мегера оказалась первой и последней планетой в маршруте Тринадцатой гиперкосмической. На третий день после посадки Бурцен и Декамповерде, работая в лесном районе рядом с озером, сообщили на базу, что в их сознании возникают сумбурные, ни на что не похожие картины. Бурцен высказал предположение, что это могло быть первой попыткой мегерианского разума к контакту. Масграйв посоветовал им усилить защитное поле костюмов, но тут видения стали ослабевать и вскоре прекратились. Бурцен сказал, что они останутся еще на час и потом будут возвращаться.
Больше сообщений не поступало. Когда на базе заволновались и отправились на их поиски, исследователи исчезли. Защитные костюмы выловили в озере. Шлемы нашли позже в траве. Зачем Бурцену и Декамповерде понадобилось снимать шлемы, осталось тайной, но оплошность эта оказалась для них роковой: по мнению большинства экспертов, именно в этот момент они оказались жертвами непонятной стихии.
Неуверенной ноткой в первом отчете прозвучала версия о трагическом исходе телепатического контакта, но члены чрезвычайной, да и последующих экспедиций никаких видений не наблюдали, на основании чего был сделан вывод, что присутствие внеземного интеллекта на Мегере маловероятно.
А все-таки, что это за картины виделись Бурцену и Декамповерде перед гибелью? Почему астронавты сняли шлемы? Может, все же был контакт, который привел к трагедии?
Потоки воды хлестали землю, размывали, дробили, перемешивали спекшуюся корку, стекали в глубокие трещины, избороздившие поверхность. С жадным чмоканьем земля впитывала влагу, спешила напиться. Скалы и грунт темнели, приобретали мокрый блеск и неохотно позвякивали, разбивая дождевые струи на капли, а капли — на брызги. Чваканье, перезвон, треск, шуршание дождя слились в единый звук под этим пасмурным небом, которое начали кое-где разрывать канареечного цвета просветы.