Глава 5

Слейн редко видел доктора. Мальчику становилось все хуже, и Гарри часами просиживал у его постели, по нескольку раз в день брал кровь для анализа, делал больному уколы, вливания, готовил новые лекарства. Потом уходил в электростанцию. Возвращался поздно, усталый, молчаливый, все более хмурый.

— Сложный случай, — говорил он журналисту. — Или не хватает моих знаний или… или какая-то новая болезнь. Не могу разобраться, что с этим мальчиком.

Слейн старался не беспокоить доктора, реже попадаться ему на глаза.

На четвертый вечер после приезда доктор возвратился в свой домик поздно ночью.

Слейн, удобно развалясь в кресле, курил и просматривал старые журналы под зеленым абажуром настольной лампы, в гостиной стоял мягкий, спокойный полумрак. Но журналист сразу заметил тоскливо опущенные плечи доктора.

— Что случилось, Гарри? Ты болен?

Доктор молчал, стоя неподвижно в дверях.

— Гарри! — Слейн отбросил журнал и встал. — Может быть, болезнь у мальчишки заразная, и ты…

— Мальчик умер, — глухо сказал доктор. — А я так и не понял ничего…

Он ушел в комнату и закрыл за собой дверь.

Наутро палатки не оказалось на месте, семья индейцев ушла в горы.

Доктор больше не говорил о смерти маленького пациента. Но свободного времени у него не прибавилось. Каждый день приходили больные из соседних поселков или доктор уходил к ним. Кроме того, Слейн заметил, что друг его проводит долгие часы в помещении электростанции, засиживаясь иногда до глубокой ночи. Журналист считал себя не в праве мешать его занятиям и никогда не подходил к бетонному зданию, хотя порой его одолевало любопытство. Валялся на траве в тени скал, читал старые журналы, слушал болтовню Паулы о жизни в горах или беседовал с индейцами, приходящими в больницу. Слейна удивляло такое трудолюбие и интерес к самым разнообразным делам.

— Гарри, я давно хочу спросить, как же все-таки ты стал врачом? Ведь медицинский диплом…

— Для работы среди индейцев диплом не так уж и обязателен. Да и его можно купить… наконец, принять в подарок.

— Да? Оригинальный подарок, ничего не скажешь! Но ведь знания нельзя купить и так далее. Ты изучал в университете радио и электронику…

— И, кроме того, охотно посещал в качестве вольнослушателя лекции по медицине, это меня всегда интересовало. Даже ассистировал при операциях.

— Верно, припоминаю. Зато твоя Анита и обижалась, что ты вечно занят и не находишь времени для нее. Да, Анита… Теперь можно признаться, она мне здорово нравилась. Но мне кажется, она по-настоящему любила тебя. Почему вы расстались, Гарри? Ведь вы никогда не ссорились, разве что из-за танцев, которых ты не любил.

— Оставь в покое прошлое, Джо. Если уж тебе так хочется, когда-нибудь мы устроим вечер воспоминаний, — доктор постарался улыбнуться как можно беспечнее, но от Слейна не ускользнула грусть, промелькнувшая в глазах друга. — Не знаю, пригодились ли бы мне танцы, а вот медицина выручила в трудные дни. Если у тебя приключится лихорадка или аппендицит, можешь быть спокоен, окажу помощь.

— Не хочу аппендицита. И лихорадки не будет! Твое заведение похоже скорее на санаторий, чем на больницу. Честное слово, вы, русские, — способная, даже талантливая нация. Но практичности ни на цент. Американец из Штатов построил бы здесь курорт для богатых туристов и, будь уверен, не остался бы в накладе. Тропа через перевал, ущелья, настоящие индейцы, обрядовые пляски племен, весь антураж приключенческих романов прошлого века! Джек Лондон, плюс Фенимор Купер, плюс доктор Эдвард Беллингем вкупе с журналистом Джозефом Слейном! Да ведь это золотое дно, Гарри!

— Курорт мне ни к чему, Джо. Считаю, что моей практичности достаточно, чтобы помочь здешним беднякам, и пока меня это устраивает. Ведь в наследство от предшественников мне достался только хилый барак.

— Как же тебе удалось выманить от правительства деньги на постройку всего, что есть сейчас?

— Очень просто. Написал прошение о денежной помощи для постройки больницы…

— Ну и что?

— Прошение и по сей день лежит где-то в комитете по индейским делам. Если не выбросили. Я написал, а сам принялся за стройку на те небольшие средства, которые у меня к тому времени оказались. Здесь не вложено ни сентаво государственных денег. Ведь я просил на больницу для индейцев, а не на новое оружие.

— И все-таки ты сумасшедший, Гарри! — сказал Слейн, восторженно глядя на друга.

— У меня своя цель, — жестко сказал доктор. — Хорошо, что попутно могу помочь местному населению. Но хотелось бы, чтобы эта помощь оказалась более решительной… Ты не собираешься в поселок, Джо? Зашел бы в факторию. Ее агент ездил за перевал, и он должен привезти лампы к моему приемнику.

— Ну разумеется, я рад хоть чем-нибудь тебе помочь. Иду!

— Хочешь верхом?

— Да избавит меня святая дева от такого несчастья! До сих пор не могу вспомнить без содрогания тряску в седле. Мне полезны пешие прогулки.

Слейн несколько раз ходил в Кхассаро и соседние селения потолковать с индейцами, познакомиться с бытом горцев. С другом сеньора доктора вступали в разговор охотно, оказывали знаки внимания и расположения, хотя со стороны «белой» администрации чувствовалась некоторая настороженность. Власти считали доктора Беллингема чудаковатым самодуром, имеющим, однако, деньги, весьма решительный характер и огромную популярность у тхеллуков. А с настроениями индейцев приходилось до некоторой степени считаться — ведь не прошло и десяти лет со времени последних крупных волнений среди горцев. Чиновникам-испанцам и полицейским-метисам удалось кое-как наладить мирные отношения с тхеллуками, и они отнюдь не собирались наживать себе лишние хлопоты.

— Доктор — местный Иисус Христос, — сказал Слейну начальник полиции с иронией, сидя за коктейлем на террасе муниципалитета, когда столичный журналист явился к нему с визитом вежливости. — В делах доктора я умываю руки. Бог с ним, он, в общем-то, славный парень, хотя и большой оригинал.

Поселок Кхассаро, административный центр земли тхеллуков, представлял из себя несколько коротких улиц, вымощенных камнем и все же довольно грязных.

В большом помещении фактории крутился шустрый одноглазый метис-приказчик, за конторкой кассы сидела миловидная молодая индианка. Несколько женщин племени тхеллуков в оборчатых пестрых юбках и длинных шалях таращили глаза на яркие этикетки консервных жестянок, коробок с мелкой галантереей. Хозяин фактории сеньор Лопес, смуглый здоровяк в широком ковбойском поясе и шляпе «вестерн», казалось, больше всех рад Слейну. Все интересовался, как помещают рекламу в столичных газетах и сколько за это берут. Он скупал у тхеллуков кустарные изделия, шерсть, кожи и всякую мелочь, которая могла иметь сбыт за перевалом, а в Кхассаро торговал всем, что пользовалось спросом, даже медикаментами, которые сам же и дозировал на свое усмотрение. Зажиточным горожанам отпускались лекарства и по рецептам доктора Беллингема, хотя цену назначал все равно сам сеньор Лопес. Он же держал и ломбард. Словом, сеньор Лопес, сколько хватало сил, стремился облагодетельствовать тхеллуков, отнюдь не забывая при этом и себя.

— Святая Мария, я целый день на ногах! — сокрушенным баском жаловался он Слейну, сквозь дым хорошей сигары наблюдая за покупателями. — Что поделаешь, торговля с индейцами хлопотное занятие. И порой, я бы даже сказал, убыточное. Они как дети, сеньор Слейн. Если завелась лишняя монета, норовят истратить на пустяки, не заботясь о завтрашнем дне. А ведь живут в нищете и грязи!

Сеньор Лопес и впрямь считал себя благодетелем.

А нищета в поселках была удручающая, Слейн убедился в этом. Жилища, слепленные из глины, камней и веток, грязные и унылые, наполненные оборванными ребятишками, могли вызвать у поверхностного наблюдателя презрение к тхеллукам. Но Слейн два года назад почти месяц провел в индейских селениях, знал тяжелую судьбу этих древних племен, бывших хозяев плодородных долин. Да и сейчас, вытесненные в резервации, тхеллуки хранили дух былой независимости. В том же селении Чулу, расположенном в нескольких милях от Кхассаро, люди выглядели чище и достойнее, хотя и не богаче. Мужчины здесь не унижались до любопытства к приезжему сеньору, не клянчили сигарету и говорили с ним как с равным. Женщины и дети не выпрашивали подачек. Даже собаки казались яростнее и непримиримее, чем в Кхассаро. И все-таки журналист, как и в прошлый приезд на территорию, не мог понять, как ухитряются существовать в таком нищенском положении целые поселки. Все это угнетало Слейна, напоминало, что сроки поездки истекают…

Как-то, возвращаясь из Чулу в больницу, он увидел на вершине возле телеантенны две человеческие фигуры. Слейн остановился и долго смотрел вверх. Один из двоих несомненно был доктор, его можно было узнать на расстоянии по энергичному взмаху руки, по осанке. Второй — скорее всего Руми. Они то скрывались под скалой, то снова появлялись возле мачты, занятые каким-то важным делом.

За ужином Слейн не удержался и спросил:

— Там у тебя торчит что-то вроде мачты. Но вот телевизора я нигде не вижу.

Доктор пожал плечами:

— Какой смысл тащить через перевал телевизор, если приборы не отмечают ультракоротких волн столичной станции.

— По-моему, гиблая это затея насчет телевизора.

— Я тоже так думаю, — согласился доктор и перевел разговор на другое: — Как тебе нравится суп?

— Очень вкусно! Твоя Паула могла бы работать в первоклассном ресторане.

— В самом деле тебе нравится? Это я научил индианку готовить русский борщ.

Загрузка...