Душа оборотня

Глава 11

Почти стемнело, когда они ступили в сосновый бор. Заря еще догорала, розовые облака парили в небе, словно стаи фламинго, а в лесу уже веяло ночной сыростью, сумрак таился в буреломе, прятался в распадках и оврагах, ожидая своего часа. Велена уверенно шла впереди, показывая дорогу. Она несла холщовый сверток. Невзор быстро шагал за ней, нервно поводя головой. Пальцы его то сжимались в кулак, то скрючивались, становясь похожими на медвежьи когти. Середин замыкал шествие, неся на плечах двухмесячного козленка. Выходя из избы, Олег прихватил саблю и серебряный кистень, и теперь сабля, съехав вниз, поддавала ему под зад при каждом шаге, болтающийся на руке кистень бил по ребрам, грозя наставить синяков, а козленок неистово блеял, словно намеревался созвать всех окрестных волков. Ведун ругался, но руки были заняты трепыхающимся козленком, и приходилось терпеть. Крест под повязкой вел себя, как обычно в присутствии Невзора — грел, но не обжигал.

Углубившись в чащу примерно на два полета стрелы, Велена вывела их на огромную поляну. Посреди поляны, будто спрятавшись от мира за вековыми елями и соснами, стояла светлая березовая рощица. Девушка со спутниками прошла в рощу, посреди которой оказался освобожденный от деревьев круг с вытоптанной травой. Вкопанный каменный очаг и деревянные идолы объяснили Середину назначение этого места. Местный скульптор более преуспел, по сравнению с отшельником Стояном, и славянских богов можно было узнать даже без подсказки: сурово хмурил брови Перун с окладистыми усами, рядом находился Сварог, спокойный, почти равнодушный. Велес, Ярило, Корс — все собрались здесь, поджидая дары и жертвы.

Велена попросила мужчин разжечь очаг, а сама ушла в глубь рощицы, за спины богов. Олег с облегчением свалил козленка на землю, поправил перевязь и на пару с Невзором стал собирать топливо. Навалив порядочную кучу хвороста, он положил внутрь бересту и зачиркал кремнем. Наконец трут зашелся капризным огоньком, Середин наклонился, поднес его под бересту, и принялся раздувать. Береста вспыхнула, тут же взялись сухие ветки. Олег удовлетворенно откинулся: он всегда испытывал гордость, когда удавалось разжечь костер с помощью древних приспособлений.

Невзор бродил вдоль выстроившихся идолов, угрюмо заглядывая в пустые равнодушные глаза.

Огонь запылал, трепетное пламя осветило поляну, его блики оживили деревянных истуканов: казалось, они зашевелились, задвигались в предвкушении жертвы. Из-за их деревянных спин выступила Велена. Поманив за собой Невзора, она сделала Середину знак, чтобы тот оставался на месте. Волкодлак шагнул за ней и пропал в темноте рощи, словно мрак слизнул его, унося из круга света.

Ведун подкинул веток в огонь. Козленок угрелся возле костра, прикрыл глаза. Оранжевое пламя освещало его белую шкурку, делая ее похожей на мифическое золотое руно. Олег успел еще два раза сходить за хворостом, когда вернулись Невзор с Веленой. Бывший дружинник был мрачен, лицо Велены застыло маской, стало похоже на лики окружавших поляну идолов. Она бросила на землю звякнувший сверток. Середин посмотрел на нее, Велена отрицательно качнула головой и отведя ведуна в сторону, тихо сказала:

— Я воткнула в осиновый пень двенадцать ножей, Невзор перекинулся три раза. Справа налево. Он не обращенный волкодлак.

— Ты сказала ему?

— Нет. Прежде надо узнать, из чьей он свиты.

— А Малуша?

— Ее, думаю, можно обратить в человека. Волчицы-оборотни обычно не остаются такими навсегда, слишком много человеческого в женщине, чтобы навечно сделать ее животным. Скорее всего, у нее одна из форм наведенной порчи, родовая трансформа.

— Ква… какие ты слова знаешь, — покачал головой Середин.

— Я много чего знаю. Впрочем, ты тоже не прост, ведун. Я ведь не ошибаюсь?

— М-м… — Олег замялся. — Не будем пока об этом. Что надо делать?

— Я все сделаю сама, ты не вмешивайся. — Она помолчала. — Если только Невзор не… Впрочем, я смогу остановить его.

Вершины берез зашумели, на землю посыпались сорванные порывом ветра сережки, подсохшие зубчатые листочки, заметался огонь в очаге. Велена взглянула в темное небо.

— Нам надо торопиться.

Невзор сидел, поджав под себя ноги, и завороженно глядел в костер. Велена развернула сверток, выбрала длинный обоюдоострый нож с костяной рукоятью. Разрезав веревки, связывавшие козленка, она велела Невзору держать животное. Тот прижал козленка к земле. Знахарка откинула животному голову, сквозь шелковистый мех на шее стало видно нежную розовую кожу. Велена резко взмахнула ножом, уверенно рассекая козленку горло. Жалобное блеянье перешло в хрип и бульканье. Девушка отбросила нож, подняла с земли бьющееся тельце и поднесла к затухающему костру. Зашипела в углях кровь, над очагом поплыл синий дым. Велена передала козленка Невзору, подставила руки под струйку крови, словно смывая что-то, потерла ладони.

— Следуй за мной.

Она подошла к Перуну, поклонилась в пояс, приложила окровавленные руки к суровому лику, провела вниз, оставляя на темном дереве кровавые следы.

— Прими кровь, возьми жертву, вели сказать, не вели таить, кто призвал воина, кто принял в свиту свою, кому служить будет, пред кем ответ держать станет?

Снова поклонившись, она отступила, обернувшись к Невзору, вложила пальцы в разверстую рану на шее животного, перейдя к следующему идолу, провела ладонями по лику божества, по одежде, поклонилась. Так, по кругу, они обошли весь пантеон, пятная богов кровью.

Ветер усилился, вершины берез гнулись, летели листья, сучья; из прогоревшего костра выпархивали искры, рассыпались, гасли на вытоптанной земле.

Велена взяла из рук Невзора тушку, положила на землю, ножом разровняла багровые угли. На поляне стало темно, едва угадывавшиеся фигуры богов, казалось, шагнули в круг, приближаясь к очагу. Велена обернулась к Невзору:

— Сними одежду.

Бывший дружинник замер. Середин увидел, как в темноте, словно отражая свет углей, блеснули его глаза.

— Ну, — повысила голос Велена, — быстрее! Время уходит. Я видела тебя во всех видах: забыл, как едва живой валялся в моей избе? Ни рукой, ни ногой шевельнуть не мог. Думаешь, твоя девка за тобой ходила? Ее Верша на порог не пускал. Ну!

Невзор скинул безрукавку, сбросил сапоги, стянул кожаные штаны и выпрямился, опустив руки. Огонь освещал снизу его тело, бросая на него бронзовые блики. Светлое платье Велены казалось, стало золотым, под цвет ее волос. Она приблизила темные, в подсыхающей крови ладони к лицу Невзора. Середин подался вперед, рассчитывая различить в едва слышном шепоте знакомые заговоры.

— Стань явь сном, стань мысль далекой, стань тело чужим, мне послушным… уведи… за край-берег… укажи, кому…

Ветер заглушал слова, но Олег понял, что раньше не слышал ничего подобного.

Велена положила руки на плечи Невзора, заставляя его повернуться вокруг себя, затем взяла за руку и подвела к очагу. Волкодлак следовал за ней, покорный и безвольный, словно в гипнотическом трансе. Встав за его спиной, девушка подтолкнула его вперед. Середин сцепил зубы, видя, как босые ноги Невзора ступили на едва подернувшиеся серым пеплом угли.

Ветер, казалось, взбесился: он продувал рощу насквозь, рвал одежду, перехватывал дыхание, трепал волосы. Неподалеку ударил раскат грома.

Велена отступила в темноту, Невзор поднял руки к небу, глаза его были закрыты, губы шевелились, будто спрашивая о чем-то. Он закружился, и угли захрустели под его ступнями. Невзор кружился все быстрее, искры веером разлетались из очага…

Внезапно ветер стих, тишина придавила их, словно могильной плитой. Где-то на границе слышимости возник тоскливый волчий вой. Олег продел руку в петлю кистеня, нащупал за спиной рукоять сабли. Облака над поляной разорвались, в просвет проглянул красноватый, будто окровавленный, серп молодого месяца. Тонкий луч, падая с неба, прорезал тьму и упал на изваяние сурового старика в одежде из шкур.

— Велес, — различил Олег шепот Велены.

Облака сомкнулись, скрывая месяц, снова грянул гром, теперь уже значительно ближе. Невзор замер, руки его упали вдоль тела, будто кто-то вынул из них кости, ноги подогнулись. Середин бросился вперед, подхватил его, не давая упасть в угли, потащил прочь от очага. Велена помогла ему отнести в сторону отяжелевшее безвольное тело. Они положили волкодлака на землю. Его била крупная дрожь, зрачки закатились под веки, белки глаз слепо пялились в небо, похожие на бельма столетнего старца.

— Оставь его, — сказала Велена, — пусть придет в себя.

Середин покосился на нее, принес одежду Невзора и стал одевать его, перекатывая с боку на бок. Знахарка отошла в сторону, собрала ножи, завернула их в полотно. Ослепительно вспыхнула молния, вырвав из темноты поникшие березы, статуи богов, замерших вокруг поляны, тельце козленка возле очага.

Грянул такой раскат грома, что Середин поневоле пригнулся, и тотчас ударил ливень: словно небесная река изменила русло и обрушилась на землю. Олег мгновенно промок, вода побежала под куртку, заструилась по лицу.

Невзор зашевелился, приподнялся на локтях. Ведун нашел на ощупь его плечо, легонько сжал.

— Как себя чувствуешь?

— Будто пьяный. Что было?

— Ты не помнишь?

— Ничего не помню. Только, как ходил за Веленой с козлом в руках. Где она?

— Где-то здесь. — Середин осмотрелся, пытаясь проникнуть взглядом сквозь темноту и стену дождя.

— Я здесь, — раздался совсем рядом женский голос. — Невзор, ты можешь идти?

— Попробую.

Середин помог ему встать, подхватил под руку. Вдвоем с Веленой они повели его из рощи. Дождь хлестал, не переставая, трава стала скользкая. Надвинулась стена леса. Невзор попросил отпустить его, встряхнулся, приходя в себя.

Долго шли они через лес, оскальзываясь на корнях, отводя от лица ветки. Дождь, быстро намочивший листву и хвою, низвергался водопадом, стучал по плечам, заливал лица. Наконец впереди посветлело. Ломая толстые стебли девясила, они пробились к перешейку. Ливень стоял плотной стеной, сквозь которую едва виднелась изба Велены. Гремел гром, молнии полыхали, жутким светом озаряя кипевшую в озерах воду. Летящие с небес струи топили листья кувшинок, гнули прибрежный камыш, стучали по озеру, словно кто-то сверху горстями бросал в воду немолотое зерно.

Они вбежали в дом, натыкаясь в темноте на лавки. Середин опрокинул в сенях бадью с водой, здорово ушиб ногу. В горнице Велена запалила лучину, воткнула ее в настенный держатель, вода с мокрой одежды натекла на пол лужами. Покопавшись в сундуке, девушка достала сухое платье, бросила им два рушника. Мокрая ткань облепила ее тело, став почти прозрачной. Ведун почувствовал, как заколотилось сердце, и отвел глаза.

— Там, в сенях, овчина и рогожка. Накиньте, пока одежда высохнет, — велела она.

— Мне без разницы, — хмуро сказал Невзор.

— А мне нет! Вытирай тут за вами. — Она толкнула низкую дверь, ведущую из горницы: — Живо переодевайтесь.

В сенях Олег скинул мокрую одежду, набросил на плечи овчину.

— Она всегда такая? — усмехнулся он.

— Сейчас еще тихая, — буркнул Невзор, пристраивая на чреслах рогожку.

Велена вытерла мокрые волосы, откинула их на спину и, не обращая на мужчин внимания, стала расчесывать деревянным гребнем, посматривая в висевшее на стене зеркало. Невзор присел на лавку, исподлобья глядя на нее.

— Ну, что скажешь?

— Не «нукай», не запряг.

Несмотря на тон, Середин услышал неуверенность в голосе девушки. На скулах у Невзора заходили желваки. Олег кашлянул.

— Послушай, друг, все не так просто… — Он помолчал, подбирая слова. — Твоей Малуше можно помочь, но для этого надо найти брата Велены.

— Я из него…

— Ничего ты ему не сделаешь, — вмешалась Велена. — И дай слово, иначе не скажу, где его искать.

Невзор засопел, поглядывая то на нее, то на Олега.

— Чего вы темните, прямо сказать не можете?

Велена подошла к нему, села рядом и обняла за плечи. Середин вздохнул: если бы она его так обняла, он бы простил что угодно.

— Мой брат не виноват… Постой, — приложила она ладонь к губам Невзора, предупреждая возражения. — В том, что стало с тобой, он не виноват. Ты рожден воином, ты изначально был посвящен, еще до рождения, и Верша только м-м… ускорил твое обращение в настоящий облик.

— Так кто же я? — хрипло спросил Невзор, и в глазах его отразилась такая мука, что Середин понял: кем бы тот ни стал — бессмертным воином, полубогом, богом, — он не захочет уйти от людей, от своей любви, пусть даже это принесет ему беду.

— Ты из свиты Велеса, ты волк-воин. Ты должен сопровождать души павших к воротам Нави, где их ждет Велес. Ты волен брать или оставлять жизнь, но теперь ты не определяешь свою судьбу, твоей жизнью и смертью правят боги.

— А Малуша?

— Мы поможем ей вернуться в прежний облик. Я расскажу тебе, как это сделать, если ты дашь слово простить Вершу.

Невзор сгорбился на лавке, закрыв руками лицо.

Потрескивала лучина, скреблась мышь под досками пола. Шум дождя за окном стих, только капли, шлепавшиеся с покатой крыши в лужи, напоминали о недавнем ливне.

В дверь избы постучали. Робко, чуть касаясь дерева костяшками пальцев. Велена поднялась с лавки и прошла в сени. Середин отправился за ней. Воздух после грозы был свеж, напоен влагой и ароматами трав. В просветах облаков виднелись звезды, месяц, вполне нормального цвета, повис над лесом.

У дверей стоял насквозь промокший мужик и, хлюпая мокрыми лаптями, переминался с ноги на ногу. С бороды у него текла вода — хоть выжимай, мокрая рубаха обвисла до колен. Мужик шмыгал носом и смущенно покашливал.

— Чего тебе? — спросила Велена.

— Я эта… того… люди прислали. — Он покосился на Олега, завернутого в овчину. — Мы завтра поутру хотели с бредешком пошастать по дальнему озеру, — мужик махнул рукой куда-то в сторону, — поспособствуй, коли не жалко, а мы тебе рыбки ужо, а?

— Принесите сеть — посмотрю. Молодняк ловить не позволю, сеть с большими дырками чтобы была, понял?

— Понял, понял, — закивал проситель. — А когда принести?

— Вот завтра с утра и несите. До того, как ловить.

— Ага, ага. — Мужик поклонился и бодренько потрусил к лесу, приговаривая: — И сеть принесем ужо, и рыбки, ага.

— Уважают, — заметил Середин.

— Один раз не спросились — мужик утонул. С тех пор всегда заходят. Пойдем-ка, посмотрим, что там Невзор.

В сенях резко пахло промокшей кожей, дверь в избу была приоткрыта. Невзор, полностью одетый, стоял возле стола. Хмуро взглянув на вошедших, он нехотя буркнул:

— Даю слово, что брата твоего не трону, ежели скажет, как Малуше помочь.

— Ты садись — в ногах правды нет. — Велена присела, похлопала ладонью по скамье рядом с собой. — Под Черниговом, на Десне, на правом берегу, стоит деревня. Два-три перехода от Чернигова. Узнаешь сразу: рядом два больших холма, еще с древних времен остались. Верша знает это место — мы там когда-то останавливались, дом наш там остался, если не заняли. Стараниями брата нас и оттуда попросили. Хорошо хоть в топоры не взяли. Если он там, то не в истинном облике. Найдешь Вершу — спроси у него пояс из тех, что он постоянно носит, пусть завяжет на поясе три узла. Этим поясом опояшешь свою девку, скажешь…

— Она не девка.

— Тебе виднее, — усмехнулась Велена. — Скажешь… — Она наклонилась и зашептала что-то Невзору на ухо. — Запомнил?

Невзор пошевелил губами, запоминая наговор, кивнул.

— Ты чего оделся, или уже в дорогу собрался?

— Душно мне в избе, — сказал Невзор, — на дворе я буду.

— Как хочешь, — пожала плечами Велена. — Утром мужики придут. Смотри, не напугай.

— Ладно. — Дружинник повернулся к Олегу: — Видишь, друг, не всякому горю помочь можно. Спасибо, что попытался.

— Не за что. Найдем Вершу — выручим твою зазнобу, заживете, как… — Олег осекся, виновато замолчал.

— Спасибо, — криво усмехнулся Невзор, кивнул и вышел.

Хлопнула дверь в сенях. Велена тяжело вздохнула. Было видно, что она изрядно устала: лицо осунулось, взгляд стал пустым. Плечи поникли, руки безвольно лежали на коленях, словно крылья выбившейся из сил птицы. Олег понял, что, несмотря на внешнюю независимость, ей не хватает в жизни опоры. Ему захотелось обнять девушку, чтобы она прислонилась головой к его груди, прошептать ей на ушко ласковые слова, ощутить теплоту ее молодого тела, поделиться с ней своей силой. А потом взять на руки, отнести в постель…

— Эх, так хорошо начал, а закончил, как и все, — негромко сказала Велена.

Середин обозлился.

— Ты всегда в чужих мыслях роешься? Тебе не говорили, что это просто невежливо?

— А чего в них рыться, ежели они у тебя на лбу написаны, — усмехнулась Велена. — Иди-ка ты в баню.

— Чего?

— Спать там будешь, вот чего! — Это была уже прежняя Велена: уверенная, насмешливая, острая на язык. — Да захвати рогожку — накроешься. А то замерзнешь еще — согреть-то некому.

— Спасибо, — проворчал Середин.

Взяв с лавки рогожу, он, гордо выпрямившись проследовал к выходу, толкнул дверь.

— И тебе спать-почивать спокойно, — холодно сказал он, глянул через плечо и поперхнулся: девушка, скорчив смешную рожицу, показала ему язык.

Олег шагнул в дверь и… искры брызнули из глаз — так крепко приложился он о низкую притолоку. Выругавшись сквозь зубы, ведун нырнул в темные сени. Позади рассыпался серебряными монетами заливистый смех Велены.

Спотыкаясь на едва различимой тропинке, Середин прошел в баньку, там нащупал полок, разложил рогожу. В бане было душно, пахло березовыми вениками и мокрым деревом. Он вернулся в предбанник, распахнул настежь дверь.

Лягушки на озере орали, норовя перекричать друг друга, где-то ухала выпь. Вода серебрилась под лучами месяца, звезды подрагивали в ней, словно подводные светлячки. Олег вдохнул прохладный воздух полной грудью, потянулся. Спать не хотелось.

«Вот тебе и ква, — посетовал он. — В кои-то веки встретилась женщина, при взгляде на которую просто оторопь берет, — так надо же было ей уродиться с таким характером». Он потер шишку на лбу, поморщился. Откуда она взялась? Явно не простая крестьянка, даже для боярской дочери слишком хорошо образована. Травницы обычно женщины нелюдимые, людей сторонятся, не говоря уже о всяческих ведуньях. Эти вообще живут на отшибе, и без крайней нужды — ну, там, корова заболела, в семье кто-то занемог — к ним не обращаются. А к этой мужик из деревни: рыбку, мол, будем ловить и тебе принесем. Ужо! Не может же Велена совсем одна жить! Ну, ладно, сруб ей мужики поставили, если от прежних хозяев не остался, рыбу приносят, наверное, продуктами за помощь платят — но должен же быть у нее мужчина! С простым мужиком она валандаться не станет — не интересно ей, даже если просто грех потешить. Тогда кто? Кто приходит к ней, кого она встречает, улыбается, кому с радостью отдает свою ласку, свое тело? Кто покрывает жаркими поцелуями уста сахарные, ланиты… или перси? Кто услаждает горячее лоно…

«Тьфу, что-то меня понесло, — придержал себя Середин, — еще немного, и, как какой-нибудь кощунник, пятистопным ямбом говорить стану».

От грешных мыслей бросило в жар. Он оглянулся, прикидывая, не прилечь ли, успокоиться. Нет, так не заснешь. Середин решительно скинул овчину и пошел к воде. Вода успокоит, охладит, вода все смоет… кроме грехов.

Зайдя в озеро по грудь, он поплыл, медленно раздвигая ладонями посеребренную месяцем воду.

«Завтра мы уйдем, — подумал Олег, — так что нечего сопли распускать. Выбросить ее из головы, забыть поскорее. Подумаешь, царица деревенская. Строит из себя не пойми чего, тоже мне, картинка с выставки. Да в любом селении бери чуть не любую девку, веди на сеновал, а эта… „Я много знаю! Рогожку возьми — замерзнешь!“ Да нужна ты мне тысячу лет! — Олег развернулся к берегу. — Да я таких…»

Он почувствовал, как бухнуло в груди сердце и кровь бросилась в голову: у самой кромки воды стояла Велена. Ее нагое тело будто сияло отраженным светом звезд. Золотые волосы, спадающие на плечи и грудь, приняли серебристый оттенок. Освобожденное от одежды тело было даже прекрасней, чем он представлял: мерно вздымалась высокая полная грудь, тонкая талия плавной волной перетекала в бедра, стройные длинные ноги были словно выточены гениальным скульптором. Она стояла спокойно, опустив руки, и смотрела, как показалось Середину, прямо ему в глаза.

Лишь хлебнув озерной водицы, Середин вспомнил, что он не на берегу. Он поплыл, не отрывая глаз от замершей у воды фигуры. Велена шагнула ему навстречу, зашла в озеро по грудь. Олег нащупал ногами дно. Глаза ее, днем удивительно зеленые, прозрачные, сейчас стали темными, будто вобрали в себя цвет ночного озера. Влажные губы были слегка приоткрыты, словно приглашали к поцелую.

Он стоял, как истукан, не зная, на что решиться, и тогда Велена сделала еще шаг вперед, положила ему на грудь ладони и припала к губам долгим поцелуем.

«И впрямь уста сахарные», — успел подумать Середин, прежде чем горячая волна желания захлестнула и унесла его.

Они кружились, едва касаясь дна. Ведун прижимал к себе ее горячее тело, чувствовал упругость груди, шелковую гладкость кожи, и сознание терялось в вихре ощущений. Он уже не понимал, плывут они или летят — звезды окружали их, проносились над головой, исчезали, качались на волне, поднятой движением их переплетающихся тел.

— Чего ты ждешь? — шепнула Велена, и он приподнял ее, сжимая ладонями гладкую кожу ягодиц.

Девушка застонала, откинулась назад, плотнее прижимаясь к нему бедрами, сомкнула ноги на его спине. Олег припал ртом к ее полной груди, руки Велены обхватили его голову, она вскрикнула… Вода сомкнулась над их головами, но Середин не обратил на это внимания: он вдруг понял, что все равно, где жить, дышать ли воздухом или свежей озерной водой, — лишь бы не выпускать из объятий это желанное тело, лишь бы целовать грудь, лаская языком твердые соски, наслаждаться движением и ощущать, что тебе отвечают, угадывая любое желание, исполняя любую прихоть. Вокруг скользили тени, колыхались нити водорослей; руки Велены, нежные и одновременно сильные, доводили до исступления; вода стремилась проникнуть между их слившимися телами, но каждый раз они прогоняли ее прочь, сжимая друг друга в объятиях.

Он почувствовал дрожь, поднимавшуюся от бедер, с губ сорвался беззвучный стон, пузырьки воздуха наперегонки устремились к подрагивающему зеркалу воды. Олег сжал зубы, пытаясь сдержать крик наслаждения, ощутил, как в руках бьется, вторя ему стоном, Велена, и подводный мир вспыхнул, рассыпаясь тысячами огней, закружился, засверкал и распался разбитым зеркалом, унося в темноту, в безмолвие, выплеснутые в последнем судорожном движении остатки сознания…

Они лежали на песке, наполовину погрузившись в воду разгоряченными телами. Звезды прекратили свой хоровод и светили, как им и положено, сверху, с очистившегося от туч неба. Гроза ушла на восток, там еще глухо ворчал гром, молнии озаряли горизонт, но здесь было тихо, и даже ветер, казалось, заснул в камышах. Велена приподнялась на локте, посмотрела Олегу в лицо, провела пальцами по губам. Ведун поцеловал их, и девушка улыбнулась.

— Ты знаешь, — сказал Середин, — я ведь тебя почти возненавидел. У тебя удивительная способность доводить людей до бешенства.

— Зато сразу видно, что за человек. Обожаю доводить людей до бешенства.

Он искоса взглянул на нее, увидел, что она смеется, и облегченно вздохнул.

— Опять издеваешься. Да, а что это было? Мне показалось, или мы и впрямь любили друг друга на дне озера?

— А ты как думаешь?

— Ну-у, не знаю. Я думал, у меня крышу снесло.

— Как?

— В смысле, мне казалось, что я схожу с ума.

— Обычное дело — сходить с ума от любви. Кстати, я чувствую себя еще недостаточно сумасшедшей.

— Только не в воде, — категорично заявил Середин, приподнялся и коснулся губами ее груди.

— Пойдем в дом, — шепнула она, — у меня там есть настоящая медвежья шкура. Ты любил кого-нибудь на медвежьей шкуре?

— Нет, но всю жизнь мечтал попробовать.

Олег встал на колени и поднял Велену на руки. Она оказалась удивительно легкой для своего роста. «А может, это у меня сил прибавилось», — улыбнулся он. Девушка обвила его шею руками, и ведун почувствовал, как снова забилось сердце, как дурманит близость ее тела.

— Я никогда никого не любил… на медвежьей шкуре, — шепнул он.

— Как хочется верить…

Медвежья шкура… Да это лучше любого персидского, таджикского — или какие там еще бывают ковры. Удивительно мягкая бурая шерсть наэлектризовала тела, и казалось, что вот-вот они начнут светиться, разбрасывать озаряющие темноту искры.

Словно собирающая мед пчела, ведун осторожно касался губами ее тела, раскинувшегося перед ним, покорного и доступного. Велена забросила руки за голову, голова ее запрокинулась, открывая стройную шею, ресницы подрагивали на закрытых в истоме глазах. Золотые волосы разметались по бурой шерсти, переплетясь, образовали невиданный узор. Он касался языком тонких ключиц, целовал ямочку между ними, опускался к груди, покусывал соски, и обнаженное тело перед ним вздрагивало, по нему пробегала дрожь, слабый стон срывался с ее губ, и нежные пальцы путались, замирали в его волосах. Олег гладил ее грудь, чуть касаясь подушечками пальцев, ласкал нежную кожу живота; она подавалась навстречу его рукам, но он придерживал ее, останавливал встречное движение и продолжал едва ощутимо ласкать мрамор бедер, вызывая трепет раскинувшегося перед ним тела.

— Я больше не могу! — взмолилась она, и они слились в одно целое, медленно принимая друг друга, растворились в глазах, смешались дыханием, потеряли опору — и снова закружились, отдаваясь на волю подхватившего их наслаждения. Не стало бревенчатых стен и низких окошек, глядящих в ночь. Бурый ковер унес их на себе в чащу леса, в ароматный сумрак ночи, где сновали светлячки и таинственно мерцали глаза невиданных зверей, где мягкие листья шептали и гладили их, поощряя каждое движение, вливая силы и унося усталость и сомнения. Они взмыли над лесом, к звездам, и завертелись с ними в едином хороводе, все быстрее и быстрее, лихорадочно пытаясь продлить упоение полета, оттянуть миг возвращения на землю. И звезды осыпались дождем, даря в последние мгновения своей жизни восторг обладания, соединения, радость и… печаль по воплощенному желанию…

— Все, я умер…

Сердце билось перепуганным кроликом, губы хватали воздух и никак не могли насытиться, напиться, восстановить спокойное дыхание.

— Значит, мы лежим в одной могиле. Я согласна — нам будет весело!

— Это невозможно, — сказал Олег одними губами, — так не может быть, такого не было, никогда не будет, и вообще…

— Будет по-другому, но лучше, а не хуже. У меня тоже м-м… крышу снесло, особенно, когда ты… — Велена прилегла головой ему на плечо и коснулась губами груди. — Я думала, это я колдунья. Ох, что ты сделал…

Он обнял ее за плечи, поцеловал золотые волосы.

«Если бы я мог умереть в этот миг, я бы ни о чем не жалел, — подумал он. — Ты — моя сказка, мой сон, как я мог жить, не зная тебя».

— Продолжай… — Девушка, словно кошка, потерлась о него щекой.

«А ведь на первый взгляд казалась такой стервой. Впрочем, говорят, что первое впечатление — самое верное!»

Велена стукнула его ладонью по груди.

— Прекрати немедленно думать обо мне всякие гадости.

— А ты не подслушивай. Голова моя — что хочу, то и думаю!

Она перекатилась на спину, потянулась, застонала в сладкой истоме. Середин почувствовал, что она встает, приоткрыл глаза, любуясь ее белеющим в темноте телом. Велена вышла в сени, вернулась и присела рядом. В руках у нее был запотевший кувшин, она придержала ведуну голову, помогая подняться, поднесла кувшин к губам.

— Что это? — спросил он, отрываясь, чувствуя, как восстанавливаются силы.

— Просто ягодный морс. А ты уж испугался?

Олег откинулся, расслабленный, умиротворенный. Велена прилегла, снова устроившись головой у него на плече. Ведун ощутил на груди ее легкое дыхание. Глаза закрывались, сладкая усталость охватила его, он обнял девушку, словно боялся, что она исчезнет, уйдет, как видение, как забытый сон, в который хочешь вернуться, который желаешь вспомнить, но уже чувствуешь, что это никогда не удастся…

…она стояла на помосте, под ярким безжалостным солнцем, в простом платье, босая. Стоящий за ее спиной здоровяк в расписной жилетке на голое тело и широких шальварах придерживал ее за плечи. У него была бритая потная голова, черные волосы курчавились на груди. Возле них суетился тощий человечек в халате, взмахивал руками, что-то говорил, то поднимая голос почти до крика, то переходя на шепот. Перед помостом пестрела многоликая толпа, мелькали разноцветные халаты, круглые шапки, темные, загорелые лица. Вздымались руки, кто-то выкрикивал на незнакомом языке то ли просьбу, то ли требование. Тощий человечек на помосте обернулся, что-то сказал здоровяку в жилетке. Тот вцепился в ворот платья и с силой рванул его в стороны. Затрещала ткань под мускулистыми руками. Солнце безжалостно осветило обнаженное тело девушки, она попыталась прикрыться руками, но здоровяк перехватил, скрутил руки за спиной, выставляя ее на всеобщее обозрение. В толпе заверещали, к тощему человечку потянулись руки с выброшенными вверх пальцами. Середин дернулся вперед, кто-то схватил его за плечо, зашептал с акцентом:

— Тихо, не время.

Олег рванулся из цепких пальцев…

— Что с тобой?

Он сидел на медвежьей шкуре, пот покрывал лицо, в глазах еще играли блики чужого солнца. Велена приобняла его, с беспокойством заглядывая в глаза.

— Ты кричал во сне.

— Извини… — Середин потянулся, поцеловал встревоженные глаза. — Просто кошмар приснился.

— Ляг, успокойся, ты просто устал. Я помогу тебе забыть кошмар.

Ее губы тронули грудь, язык коснулся соска. Олег ощутил ее легкие руки, снимавшие напряжение, скользящие по телу, ее дыхание, ее губы, покрывающие грудь, живот поцелуями. Они вновь растворялись друг в друге, усталые откидывались, чтобы опять прильнуть, обнять, слиться. Короткий сон — и снова объятия, трепет, стон, крик… И снова сон, и снова пробуждение…

Середин открыл глаза. В низкие окошки сочился рассвет, воздух был прохладен и свеж. Велена спала, прильнув к нему всем телом. Кто-то покашливал и скребся в дверь избы. Олег бережно снял руки, обнимавшие его, встал, укрыл девушку медвежьей шкурой и осторожно выглянул в окно. Несколько неразличимых, размытых туманом фигур топтались у порога. Середин вытянул из ножен саблю и, стараясь не скрипеть досками пола, вышел в сени.

За дверью что-то пробубнили и опять поскреблись. Олег встал сбоку и толкнул дверь. Туман хлынул в сени, вызывая дрожь, обволакивая мокрыми клубами. Трое мужиков таращились на него, как на привидение. Середин узнал вчерашнего просителя. Тот покосился на саблю, сдернул с головы шапку.

— Прощенья просим, что потревожили, — поклонился он. — Вот, значить, сеть принесли. — Мужик обернулся: — Давай.

Его спутники с готовностью развернули крупноячеистую сеть.

— Дык вот, значить, молодняк пройдет.

— Ага, — Середин зевнул, — вижу. Ну и ловите на здоровье.

— Ага, конечно. А мы рыбки вам.

— Ужо? — спросил Олег.

— Ага, ужо рыбки. Благодарствуем.

Мужики затопали прочь, а Середин прихлопнул дверь и, поеживаясь, вернулся в избу.

— Что там? — сонно спросила Велена, выглядывая из-под шкуры.

— Мужики, значить, сеть принесли. Молодняк пройдет.

— А-а, ну и ладно. Иди скорей ко мне, я замерзла.

— Иду, ужо…