Макс Мах
Дуэт в интерьере
или
Он, Она и Все Остальные
Пролог
Четвертьфинал Студенческой лиги проходил в городе Апп, в самом северном из университетов империи. Впрочем, город, построенный триста лет назад едва ли не в самом сердце Бергланда[1], был известен не столько своим университетом, сколько невероятной красоты пейзажами, горнолыжным курортом и водопадом Godafoss[2], грохотавшим всего в каких-то десяти километрах от городской черты. Кьяра, собиравшаяся закончить свою спортивную карьеру еще в начале зимы, узнав, с кем и где им предстоит играть под самое рождество, решила не торопиться со своим «пока, пока».
- Играем двадцать третьего, - сказала она родителям, - но, вы уж извините, я сразу домой не вернусь. Останусь на Рождество в Аппе. Там, говорят, очень красиво, весело и отмечают не как у нас.
- Все правильно, - улыбнулась ей мать, - они же там все язычники, детка. Рождество для них только хороший повод вволю погулять. Повеселись! Но будь осторожна, пьют они тоже не по-христиански!
- Отдыхай! – не стал вдаваться в подробности отец. – Заслужила! Денег дать?
На самом деле у нее были самые замечательные родители на свете. Спокойные, выдержанные. Любящие, но не суетливые, потрясающе умные и тактичные. Наверное, лучшие из всех, кого она знала, а знала Кьяра многих, потому что дружила со множеством парней и девушек ее возраста и даже с теми, кто постарше. Она же своих сверстников давно обогнала, но все равно общалась и с ними, и с теми, кто вместе с ней заканчивал гимназию. И, разумеется, у всех ее друзей были хорошие семьи, поскольку в Шен Гру[3] других попросту не было. Однако ее родители занимали в этой среде особое место. Являясь профессионалами, работавшими тяжело и много, они любили свою дочь и уделяли ей достаточно своего времени и заботы, никогда при этом не перегибая палку. Вот и на этот раз, они не стали «зудить и нравоучать» на тему, что Рождество семейный праздник, а сразу согласились с ее планами, прекрасно понимая, что работает она не меньше их обоих вместе взятых, а отдыхает, лишь когда придется и как получится. К тому же в отличие от многих других жителей Шен Гру, они не были глубоко верующими людьми. Просто верующими они, впрочем, тоже не были. Нормальные современные городские интеллигенты. Не атеисты какие-нибудь, не приведи господь, а скорее агностики[4]. Сама же Кьяра верила в Великую Магию, хотя и не принадлежала к этой Церкви в силу того, что не афишировала свои способности. А для обычного человека было бы более, чем странно ходить в храмы магов и открыто совершать принятые у них ритуалы.
В общем, так и вышло, что встречать Рождество Кьяра отправилась в Апп. Приехала вместе со всеми еще двадцать второго, сыграла двадцать третьего в четвертьфинале, принеся своей команде 23 победных очка, и, переселившись тем же вечером из гостиницы при спорткомплексе университета в четырехзвездочный отель в Замостье – старом историческом центре Аппа, начала свои каникулы с посещения ночного клуба «Barok App». То есть, сначала-то она зашла в обычное кафе при отеле, где плотно поела, чтобы потом не развезло от алкоголя, и уже после полноразмерного ужина, - что при ее габаритах и стиле жизни было нормой, а не исключением из правил, - пошла танцевать и «приключаться».
Клуб ей понравился. Бар, имея в виду выбор напитков, оказался выше всяческих похвал, просторный танцпол со светомузыкой и стробоскоп-проектором и, наконец, чилаут, как здесь называли зону отдыха, тоже на уровне. Впрочем, отдыхать было рано, да и не с чего. Поэтому Кьяра опрокинула в баре шутер водки с энергетиком и, подгадав под начало быстрого танца, «вышла в круг». Народу на танцполе было уже порядочно, но еще не толпа, и, значит, можно было с кем-нибудь познакомиться, рассмотрев визави, что называется, в упор. Не покупать же кота в мешке? А во время танца вполне реально оценить и внешний вид кандидата в «близкие друзья», и его пластику, и физические кондиции. Впрочем, открыв для себя секс без обязательств всего два года назад, Кьяра все еще не была уверена в том, каковы ее предпочтения. Временами ей нравились девушки, а иногда ее тянуло к парням. И сейчас на танцполе ее внимания настойчиво добивались одна девушка и один юноша, но парень, похоже, был сегодня фаворитом гонки, тем более что представлял собою отнюдь не рядовой экземпляр.
Кьяра в свои девятнадцать лет имела рост метр восемьдесят три и танцевала на восьмисантиметровых каблуках. Не трудно догадаться, что она достаточно отчетливо возвышалась над толпой. Однако, начавший к ней клеится парень был еще выше.
«За два метра, пожалуй, - оценила Кьяра. – Плечи широкие, ноги длинные, и двигается хорошо…»
Впрочем, молодой человек был не только высок и хорошо сложен, он был отмечен правильными, но при этом чисто мужскими чертами лица, имел темные, возможно, даже черные глаза и волосы, и не выглядел наглецом и хамом. Вел себя с Кьярой сдержанно-уважительно, но намекал при этом улыбкой и непошлыми шутками, что не прочь сблизиться, если, конечно, дама не будет против. В общем, он оказался даже лучше, чем она подумала, когда он впервые появился рядом с ней. Тогда она его лишь заметила, оценила же по достоинству несколько позже, после нескольких танцев, включая один медленный, пары шотов и нескольких минут легкого флирта между тем и этим. Мадс оказался хорошим собеседником и галантным кавалером, - во всяком случае, лучше других, кто приглашал ее танцевать, - и он приехал из Клаверинга в Апп на все каникулы, так что все, кажется, устраивалось для нее лучшим образом.
- Чем ты занимаешься? – спросила она, когда после доброго десятка танцев они устроились в зоне отдыха, чтобы немного поболтать и освежиться слабоалкогольным коктейлем.
- Я свободный стрелок, - усмехнулся в ответ Мадс.
– Фрилансер, - уточнил он, увидев, что Кьяра его не поняла. – Хожу в горы и мою по герцогской лицензии золото в отрогах Скалистого хребта. За сезон, а это два-три летних месяца, вполне можно заработать на год безбедной жизни.
- Хорошо, - кивнула Кьяра, имевшая весьма слабое представление о том, кто такие золотоискатели, и как они живут. – Заработал. Что дальше?
- Не знаю пока, но, наверное, поступлю в аспирантуру или у нас, в Клаверинге, или в столице.
— Значит, докторат… - протянула задумчиво Кьяра, посмотрев на собеседника новым взглядом. – Диссертация… В какой области?
И в самом деле, чем может заниматься такой парень, не говоря уже о том, что он не похож на старателя, хотя, скорее всего, об этом не врет.
- Я историк, - Мадс чуть пожал плечами, словно извиняясь за такой примитив. – Пока вот собираю материалы…
«Думаешь, я разочарована? – усмехнулась мысленно Кьяра. – Пожалуй, это даже хорошо, что ты не пилот и не горный спасатель!»
- О чем? – спросила она вслух. – О чем ты собираешься писать, Мадс?
- Боройская фронда, - ответил он. - Слышала о такой?
- Ты имеешь в виду восстание в Нор-о-Айар? – попыталась Кьяра вспомнить детали этой темной истории. О ней не любили говорить учителя, ее почти не вспоминали историки, но, как говорится, из песни слов не выкинешь. Император Оттон VIII недаром тогда отрекся от престола, но исправлять ошибки было уже поздно. Вот только, что именно тогда произошло, в школьных учебниках не рассказывалось.
- Да, - подтвердил парень, - именно об этом я и хочу написать.
- Расскажешь?
- Обязательно! – рассмеялся Мадс. – Я не привык отказывать красивым девушкам! Но, наверное, все-таки не сейчас и не здесь. Как считаешь?
Вообще-то, можно было заесться по поводу красивых и некрасивых девушек и о поводах для отказа в том или в этом. Однако Кьяра уже выстроила предварительный план их будущих отношений, которые, в принципе, могли начаться уже этой ночью, и не хотела «осложнять».
- Отложим на завтра, - согласилась она. – За тобой обед и рассказ!
Мадс, догадавшийся, что его только что перевели из разряда «партнер по танцам» в разряд «приятель и, возможно, любовник», разумеется, не возражал. А Кьяра подумала, что выбрала правильного парня. Галантен, хорош собой и не дурак, а это уже кое-что…
Глава 1. Предыстория истории
Зои (возраст от 5 до 19)
Позже она неоднократно возвращалась памятью к тому моменту, когда стала другой. Заснула одним человеком, - маленькой девочкой со всеми ее детскими интересами, радостями и горестями, но, главное, с присущим ребенку упрощенно-смазанным, лишенным конкретики видением мира, - а проснулась взрослым человеком, все еще находящимся, однако, в слабом детском теле. Проснулась, потому что кто-то позвал ее по имени.
- Зозо[5]! – позвал ее отдаленно знакомый женский голос. – Просыпайся, детка. Время не ждет!
Удивительно, но она проснулась не так, как обычно. В смысле, не по-детски, а по-взрослому. Не медленно и с трудом, а сразу вдруг, с ясной головой и в полном тонусе.
- Молодец! – похвалила Зои женщина, поселившаяся в ее голове. – А теперь поторопись, детка. Еще немного и будет поздно. Убийца уже проник в замок и направляется к тебе в комнату. Он идет от кухонного двора, так что у тебя есть максимум пятнадцать минут. Но они у тебя есть. Воспользуйся ими с умом!
«Пятнадцать минут!» - повторила про себя Зои, и у нее в голове тотчас сложился план действий, и одновременно начался отсчет времени.
Далее она действовала так быстро, как только могла, но ее тормозило слабое детское тело. Ограничения, накладываемые возрастом и полом, раздражали, но с ними приходилось мириться. Их следовало брать в расчет. Поэтому Зои не отвлекалась на глупости. Она не ругалась и не роптала, и не впадала в панику. Нашла среди огромного множества разнообразной одежды, сложенной и развешанной в ее личной гардеробной, чуть поношенные джинсы и толстовку, приготовленные к благотворительной акции, простые трусики и маечку из тех, что надевала обычно под спортивный костюм, и такие же носочки. Все это, как и ботиночки для походов в лес и свитерок для прогулок по парку было, как она знала своим новым знанием, из хороших, но не самых пафосных коллекций и не должно было бросаться в глаза. Просто хорошие добротные вещи, но никак не одежда из гардероба юной княжны. В общем, Зои потратила три минуты на то, чтобы одеться и еще три на то, чтобы собрать вещи в дорогу. Вернее, вещи были собраны заранее, но их надо было извлечь из тайника за задней стенкой одного из шкафов. Самое любопытное, что все это собирала пятилетняя девочка, по какой-то неведомой причине вообразившая, что сможет в одиночку найти спрятанное в горах Сокровище их рода. О том, что это за Сокровище, не знала ни маленькая девочка, услышавшая не предназначенный для ее ушей разговор между мамой и отчимом, ни «взрослая», - насколько это возможно в детском теле, - Зои Геннегау, которая лишь воспользовалась детской предприимчивостью себя самой. Рюкзачок был позаимствован у одного из поварят, - она отдала за него мальчику двойной золотой империал, - и собран еще неделю назад. Сейчас же Зои лишь добавила в него бутылку воды, запасные носки и сменное белье, ночную рубашку, ту, в которой она спала и которую предстояло позже выбросить, и деньги, но не те, про которые было известно всем в замке, а те, что лежали в бабушкиной шкатулке под кучей недорогой бижутерии из серебра и самоцветов. Шкатулку эту девочка получила как бы в наследство, поскольку эти серебряные украшения никому из старших женщин, по-видимому, не приглянулись. А о том, что под сваленными в кучу цепочками, колечками и сережками, вышедшими из моды еще в прошлом веке, - ведь на самом деле, речь шла не о бабушке, а о прабабушке, - лежат золотые империалы и банковские ассигнации на сумму в тысяча семьсот золотых гульденов, никто, похоже, не знал. Прежняя Зои в этом, разумеется, совсем не разбиралась, а вот нынешняя примерно представляла себе, как ценность оказавшихся в ее руках денег, так и их приблизительную покупательную способность.
Итак, на сборы, - то есть, на все про все, - ушло восемь минут. Часы в голове тикали. Время уходило, и ей явно следовало поспешить. Открыв окно в ванной комнате, Зои выбралась наружу и, захлопнув за собой узкую створку, пошла по карнизу, огибая башню. Откуда-то она знала, что с западной стороны Толстой Бригитты кладка стены позволяет такой маленькой девочке, как она, спуститься вниз до самого берега реки. Ночь была темная, но не настолько, чтобы не видеть камни под ногами, кусты и деревья, росшие на узкой полоске каменистой земли между основанием башни и рекой, и лодку, вытащенную на крошечную песчаную косу, образованную течением на границе заводи. В обычном случае Зои не смогла бы вернуть лодку на воду, не справилась бы она и с веслами, даже если бы они оказались на месте. Но той странной ночью магия, которая прежде отвечала ей от случая к случаю и не так, чтобы очень охотно, подчинилась Зои так, как никогда прежде, и поэтому уже через несколько минут лодка выплыла на середину реки и поплыла вниз по течению.
Много позже, спустя, как минимум, семь или восемь лет, Зои могла только удивляться той сосредоточенности, которую она демонстрировала в ночь побега. Она была не по-детски собрана и серьезна и, вроде бы, четко знала, что и как ей следует делать. Знакомый Голос в ее голове возникал еще буквально пару раз, подсказывая отнюдь не очевидные вещи. Все остальное в меру своего понимания она делала сама, но понимала она, похоже, много больше, чем мог это сделать пятилетний ребенок. Решения ее были логичны и оригинальны, но, что важнее всего, они были более чем разумны. Такой взрослой и умной она оставалась всего несколько дней, но ей этого хватило с лихвой. Впрочем, даже вернувшись после этого в детство, Зои уже никогда не была той наивной маленькой девочкой, какой ее помнили до побега. Она сильно повзрослела в ту ночь и, хотя почти не изменилась внешне, стала лучше понимать окружающий мир и научилась думать и поступать почти по-взрослому.
Скорость течения реки была довольно высока, и за ночь Зои сплавилась почти на тридцать километров, оказавшись близ какого-то большого города. Здесь она выбралась на берег и спряталась среди вагонов на сортировочной станции речного порта. Она лишь в общих чертах представляла себе географию империи, но твердо знала, что двигаться надо в направлении с востока на запад, то есть с той стороны, где восходит солнце, туда, где оно заходит. Следующие два дня, меняя на неизвестных ей станциях один грузовой состав на другой, Зои двигалась в избранном ею направлении, лишь незначительно отклоняясь по временам то на юг, то на север. Увы, но железнодорожные пути проложены не по линейке, они имеют склонность применяться к местности. Так что путешествие заняло чуть больше времени, чем она рассчитывала. Но на это время, - то есть на двое суток, которые она провела, прячась в товарных вагонах, - ей как раз хватило припасов, находившихся в ее крошечном рюкзачке. Пачка печенья, две шоколадки и литровая бутылка воды – на первый взгляд, недостаточное количество еды, чтобы ребенок продержался столько времени, не прося помощи у взрослых. Но Зои этого хватило, и в результате на рассвете третьего дня своего нечаянного приключения она оказалась на грузовой сортировочной станции города Карнак в герцогстве Висинг. Разумеется, в то время девочка не знала ни названия этого города, ни того, что он является третьим по величине в империи и крупнейшим в ней морским портом. Она лишь оценила размеры сортировочной станции и количество скопившихся на ней составов. И получалось, что это подходящее место, чтобы затеряться здесь, в этом безымянном пока городе, если не навсегда, то уж точно, что надолго. Интуиция, однако, подсказывала, что, если Зои хочет найти здесь надежное убежище, то ей следует поспешить. Ведь магия ненадежна. Она как пришла, так может и уйти, а без нее Зои не сможет справиться со стоящей перед ней задачей. Понимание своего ненадежного положения являлось еще одним признаком ее странной осведомленности в совершенно незнакомых ей вопросах.
Итак, она прибыла в Карнак ранним утром, но оставаться незамеченной здесь было трудно. В порту и на сортировочной станции жизнь кипела вне зависимости от времени суток. Маневровые паровозы формировали составы, огромные машины развозили грузы, прибывшие в товарных вагонах и на открытых платформах, и, разумеется, тут и там можно было увидеть довольно много людей: шоферов, железнодорожников и грузчиков, а еще охранников, пожарных и полицейских, чиновников и купцов. Стараясь не попадаться им на глаза, Зои покинула порт и побежала по пустынным улицам города. Ей следовало поспешить, потому что город уже просыпался, и вскоре ей стали попадаться первые прохожие, скрыться от взглядов которых было попросту невозможно. Впрочем, она довольно быстро нашла то, что ей было нужно, и где-то за час до открытия магазинов проникла в огромный и пустой по раннему времени универмаг. Здесь она сменила одежду и обувь, выбирая себе вещи из «средней ценовой категории», а также разжилась в одном из закрытых на ночь кафетериев новой бутылкой воды и несколькими шоколадками. Покинув магазин точно так же, как и вошла, то есть попросту телепортировав, она выбросила прежнюю свою одежду в мусорный бак как раз перед тем, как его опрокинула в себя мусороуборочная машина, и попыталась смешаться с толпой. Однако идея затеряться среди идущих на работу людей оказалась никудышной, потому что маленькая аккуратно одетая девочка, идущая куда-то без сопровождения взрослых, вызывала у прохожих, если не подозрение в том, что дело неладно, то уж точно любопытство. Пришлось спрятаться в подворотне, а затем, набросив на себя Вуаль Теней, двигаться по городу бесплотным призраком. Магия, однако, отнимала у нее слишком много сил, так что пришлось поспешить, чтобы не потерять сознание от истощения прямо посередине города. Но тут ей немерено повезло. Неподалеку от Зои остановился красивый автомобиль, и водитель, не заглушая мотор и не захлопнув за собой дверцу, направился к табачному киоску. Девочка, разумеется, не знала, куда он едет, но интуиция подсказывала, что такой «авантажный» господин едет или на работу, а это, судя по его внешнему виду, должно было быть какое-нибудь приличное место, - банк, контора или еще что-нибудь в том же роде, - или возвращается откуда-нибудь домой. Предположив, что живет мужчина не в худшем месте из всех возможных и, даже если не сразу, то уж вечером он всяко-разно направится домой, Зои залезла в его автомобиль и притаилась между передними и задними сидениями. К счастью, как выяснилось чуть позже, день был выходной, и, возвращаясь с затянувшейся вечеринки, ехал мужчина все-таки домой. Дом же его, как и предполагалось, располагался в очень хорошем районе.
Зои откуда-то знала, что заросшие плющом и оплетенные лозами дикого винограда двухэтажные особнячки, построенные из белого камня и бурого кирпича, означают, что она попала в подходящее место. Старый, основательный и хорошо обустроенный район, населенный состоятельными людьми, среди которых должно было быть много представителей интеллигентных профессий. Так оно позже и оказалось. В этом пригороде жили, в основном, успешные инженеры, врачи и юристы, разбавленные небольшим количеством рантье, средней руки предпринимателей, вроде владельца небольшой типографии, и людей искусства, включая первую скрипку городского симфонического оркестра, двух художников и одного писателя. А еще дома здесь стояли на просторных участках, огражденных декоративным кустарником и заросших старыми деревьями: каштанами, дубами и вязами, с небольшим представительством тисов, кедров и буков. Прятаться в таком месте было легко, и это было хорошо, поскольку Зои начала чувствовать усталость, не говоря уже о том, что ее неожиданно, хотя и ожидаемо, покинула магия. И единственное, что все еще оставалось в ее распоряжении, это здравый смысл и вдумчивая осторожность.
Держась в тонусе буквально из последних сил, Зои в течение дня наблюдала за жизнью пригорода, во всяком случае, за той его частью, которая примыкала к местному гольф-клубу. Несколько заасфальтированных улиц-аллей, зеленые фасады, хорошие автомобили, припаркованные возле домов, дети, играющие на лужайках, ухоженные женщины, накрывающие на стол к позднему завтраку, раннему обеду или ужину с друзьями, и, наконец их семьи: солидные мужчины и воспитанные дети. Впрочем, не все женщины были домохозяйками, и не во всех семьях имелись дети. День, на ее счастье, оказался то ли праздничным, то ли выходным, и Зои смогла проследить за жизнью нескольких перспективных семей, но, в конце концов, остановила свой выбор на той, которая понравилась ей больше других.
Доктор юриспруденции, мэтр[6] Август Аренберг и его супруга доктор медицины Вера Аренберг оказались симпатичной бездетной парой в возрасте под сорок. Оба высокие и подтянутые, она – светло-русая и зеленоглазая, он темно-русый и голубоглазый. В их гостиной Зои увидела пианино и многочисленные полки с книгами, и это хорошо говорило о хозяевах дома. Книг в доме, и вообще, было много, в особенности в рабочих кабинетах Веры и Августа, расположенных рядом с их общей спальней на втором этаже. А еще оба, и мужчина, и женщина, судя по наличию в доме двух ракеток и прочего инвентаря, играли в большой теннис и, вообще, уделяли время занятиям спортом, что опять-таки говорило в их пользу. Но последним доводом в пользу того, чтобы выбрать именно этот дом и этих людей, стал язык. Между собой Вера и Август говорили по-французски, но то и дело переходили на немецкий. Вот по-немецки Зои с ними и заговорила.
Спрятав в расположенной поблизости старой дубовой роще деньги и другие компрометирующие ее вещи, она вышла к дому супругов Аренберг и постучала в дверь. Когда та наконец открылась и на пороге появилась Вера, с удивлением взирающая на незнакомую маленькую девочку, Зои заговорила.
- Прошу прощения, добрая госпожа, - сказала она на отличном Hochdeutsch[7], - но не могли бы вы дать мне немного еды и стакан воды. Я голодна и хочу пить.
Разумеется, ее тут же пригласили в дом и первым делом напоили и накормили. Но по ходу дела ей также задали несколько крайне важных вопросов, не задать которые Аренберги попросту не могли. Однако девочка смогла сообщить немногое: ее зовут Кья, то есть, вероятнее всего, Кьяра, ей шесть лет, и она живет с дядей, но не здесь, а где-то далеко-далеко, потому что сюда они ехали почти целый день на дядином автомобиле. А потом дядя, - имени которого девочка не знала, называя его просто «дядей», - высадил ее из машины недалеко отсюда, и она долго ждала его на автобусной остановке, но он за ней так и не вернулся. Аренбергов ее история, разумеется, возмутила, но отнюдь не удивила. В стране, как поняла Зои из реплик, которыми то и дело обменивались между собой Август и Вера, свирепствовал жесточайший экономический кризис. Так что оставшийся без средств мужчина, воспитывавший к тому же не родную дочь, а в лучшем случае, племянницу, вполне мог оставить ее близ благополучного пригорода, надеясь, что здесь у нее будет гораздо больше шансов выжить, чем если бы она осталась с ним. Но это были всего лишь осторожные предположения и замечания общего характера, однако, будучи людьми серьезными, Аренберги сразу же занялись вопросами практического свойства. И, пока Вера, как врач, осматривала ребенка, разыскивая симптомы несуществующих болезней и плохого обращения, Август созванивался с какими-то полицейскими чинами и лично знакомыми ему членами судейской коллегии. А позже, не найдя у Кьяры никаких признаков опасного нездоровья, Вера помыла накормленную девочку под душем и уложила ее спать в гостевой спальне. Так началась новая жизнь княжны Зои Геннегау.
***
На следующее утро она снова проснулась ребенком. Необычным, талантливым, знающим и понимающим многое из того, что детям ее возраста знать и понимать не дано. Но все-таки Кьяре, - а теперь она уже полностью превратилась в Кьяру, - было всего пять лет, и, хотя она все еще помнила, кто она и откуда, скрывать правду ей было несложно. По-видимому, это являлось частью ее таланта: отличная память, трезвый, не свойственный ее возрасту взгляд на вещи и отличные актерские способности, подозревать наличие которых у ребенка было тем более сложно, что она буквально проецировала во вне свою чистосердечную искренность и очаровательную детскую непосредственность.
А между тем, расследование, предпринятое полицией, не принесло никаких ощутимых результатов. Сама девочка ничего существенного вспомнить так и не смогла, и, основываясь на немногочисленных объективных фактах, - имя, внешность и язык, на котором говорил ребенок, - прокурорский дознаватель предположил, что она родом из одной из немецкоговорящих коммун на юго-западе империи, ближайшая из которых находилась более, чем в семистах километрах от княжества Висинг. Ничего другого сказать о Кьяре было нельзя, кроме того, разумеется, что она происходит из хорошей интеллигентной семьи. Девочка была ухожена, - волосы, кожа, рост и вес, - хорошо воспитана и, несмотря на юный возраст, умела читать и писать и была знакома с четырьмя действиями арифметики. Много позже, анализируя события того времени и действия местных властей, Кья заподозрила и не без веских на то оснований, что предпринятое расследование было насквозь формальным и преследовало всего лишь одну цель: позволить Аренбергам удочерить Кьяру на законных основаниях. Так все, на самом деле, и произошло. Сначала она осталась жить в доме гостеприимной четы, так сказать, «до выяснения», но уже через три месяца, - срок, определяемый законом, - в связи с отсутствием других претендентов на роль опекунов и невозможностью найти ее родню, над Кьярой была установлена официальная опека Августом и Верой Аренберг. А еще через полгода и после проведения процедуры удочерения, она окончательно превратилась в Кьяру Аренберг, хотя все жители пригорода так ее и называли почти с самого ее появления в Шен Гру.
Кья не возражала. Здесь, в этом месте, в старом пригороде Карнака никто и предположить не мог, что приемыш семьи Аренберг, - высокая для своего возраста платиновая блондинка с голубыми глазами, — это пропавшая княжна Геннегау. Зои было пять лет, а Кьяре шесть. В замке Геннегау, как и во всей столичной области, доминирующим являлся французский язык, которым Кья Аренберг вполне овладела лишь спустя год. Глаза у княжны были прозрачно-голубыми, а у приемыша васильковыми, хотя девочка так и не поняла, как это случилось и отчего. И еще одно. Если в столичном округе голубоглазых блондинов было относительно немного, то на западе империи, где как раз и расположен город Карнак, их было очень много. Так что затеряться среди них было совсем нетрудно. Что, собственно, и сделала Зои Геннегау.
Итак, княжна исчезла, но зато на свет явилась Кьяра Аренберг и начала свою новую жизнь в одном из предместий Карнака, где уже через месяц после своего там появления поступила в частную начальную школу коммуны Шен Гру. В первые недели у нее были некоторые проблемы, связанные «со слабым знанием французского языка», но это были временные и по большей части незначительные трудности, тем более что как минимум, треть учеников и более половины учителей школы свободно говорили по-немецки, и это значительно облегчило для Кьяры врастание в новый для нее социум. К тому же она обладала довольно редким даром располагать к себе людей, и это касалось, как детей, так и взрослых. Она была из тех девочек, которых все любят, и о которых говорят только хорошее. Так что, жизнь ее в Шен Гру складывалась более, чем благополучно.
И тут прежде всего следует отметить тот факт, что Кьяра не ошиблась в своем выборе. Ее приемные родители оказались людьми образованными, интеллигентными и в меру состоятельными, но главное – они были просто хорошими людьми, которым боги не даровали своих детей. Тем с большим энтузиазмом они взялись опекать и обихаживать такого чудного ребенка, каким без сомнения являлась их Кья. Не секрет, что красивые люди гораздо чаще, чем некрасивые или просто обычные, вызывают у окружающих симпатию и желание помочь. И эта закономерность выражена еще сильнее, когда речь идет о детях и, тем более, о девочках. Кьяра же была красивым ребенком не только из-за цвета ее глаз и волос. У нее были правильные, можно сказать, классические черты лица, и ладная фигурка, не говоря уже о высоком росте. К тому же она была грациозна и мила в общении, не по-детски умна и талантлива практически во всем, за что бы она ни бралась. Большой теннис и программа младшей школы, языки и игра на фортепьяно, легкая атлетика, плавание и конный спорт – она легко осваивала все, что предлагало ей ее новое окружение, и очень быстро становилась лучшей, шла ли речь об учебе или о спорте, игре на фортепьяно или уходе за цветочными клумбами. В любом деле она проявляла недюжинные способности, недетское упорство, волю к достижению наилучших результатов и невероятный творческий потенциал. К тому же она оказалась хорошей подругой для других детей, живших по соседству или учившихся вместе с ней в школе, и не менее хорошей дочерью для своих приемных родителей. Причем, в ее поведении не было и тени притворства. С той роковой ночи, когда ее разбудил знакомый, но так и не опознанный ею женский голос, она изменилась самым решительным образом. Много позже, обдумывая этот феномен, Кьяра пришла к выводу, что Голос разбудил ее ото сна в прямом и в переносном смысле этого слова. Ее истинная натура, таланты и магия словно бы спали, но проснулись сразу же как только оказались востребованы. А Голос этот, к слову сказать, возник в ее голове за следующие десять лет всего лишь несколько раз. И в каждом конкретном случае речь шла о какой-нибудь критической ситуации, когда ее собственных сил, умений или жизненного опыта совсем чуть-чуть не хватало для того, чтобы спасти от опасности себя и оказавшихся рядом с ней людей. Так случилось, например, когда тринадцатилетняя Кьяра отправилась на прогулку под парусами на семейной яхте своей подруги. Неожиданно начавшаяся гроза застала их в открытом море и довольно далеко от ближайшего берега. А затем внезапно налетевший шквал опрокинул яхту, и Кья вместе со всеми членами семьи Вурстов оказалась в воде. Разумеется, на них были надеты спасательные жилеты, но это не утешало, и людей, - а кроме детей на яхте отдыхали трое взрослых, - практически сразу охватила паника. Но вернувшийся на пару мгновений Голос быстро привел Кьяру в чувство.
- Соберись! – приказала ей женщина, скрывавшаяся в ее собственном черепе. – Не до истерики, деточка. До ближайшего берега полтора километра, не доплывешь. Надо поставить яхту на киль!
Задача нетривиальная, но Кьяра с нею справилась. Она смогла собрать вместе всех потерпевших крушение, - и все это в бурю и под проливным дождем, - и заставить, их делать, что должно, ожидая, что в итоге все будет, как надо. Так и случилось. Они смогли, пусть и не без труда, - и магия ей в помощь, - вернуть яхту в исходное положение и в результате спаслись, отделавшись лишь легким испугом. А Кьяра после этого снискала не только любовь, но и немереное уважение, как членов семьи Вурст, с которыми она вышла на прогулку под парусами, так и всех остальных жителей Дубовой Рощи, довольно скоро узнавших о том, что и как происходило в открытом море во время бури.
В общем, мнение о том, какая она замечательная, укрепилось в обществе еще больше, и никого уже не удивляло то, что она закончила младшую школу в восемь лет вместо одиннадцати, среднюю – в 13 вместо 16 и старшую – в 15 вместо 18. При этом в свои пятнадцать лет она при весе в 63 килограмма имела рост 178 сантиметров, что при ее правильных женских формах и внешности «настоящей блондинки» производило практически на всех мальчиков и мужчин сильное, а порою и вовсе неизгладимое впечатление. Неудивительно так же, что, учась в старшей школе, она поддалась на уговоры тренера по баскетболу и достаточно быстро заняла в команде место тяжелого форварда[8]. Играла Кьяра хорошо, иногда даже отлично, но без ярко выраженного энтузиазма, что ужасно раздражало ее тренера, который хотел вырастить из девочки настоящую звезду суперлиги. Но это являлось его частным интересом, сама же Кьяра к этому не стремилась, и посвящать жизнь большому спорту не собиралась. Тем не менее, поступив в университетский колледж, она уже через месяц после начала занятий играла в основном составе команды Старого Карнакского Императорского университета, а Карнакские Фурии, к слову сказать, играли в первой лиге.
Новый ее тренер увидел в ней ровно то же, что и прежний: несомненный талант и возмутительное нежелание делать спортивную карьеру. Другое дело учеба, к ней Кьяра относилась совсем иначе. С интересом, с желанием, пожалуй, даже с азартом. В университете Кьяра параллельно изучала историю искусств и психологию, а в баскетбол, соответственно, играла постольку-поскольку, что называется, по остаточному принципу. При таком отношении к делу любую другую студентку сразу бы вышвырнули из основного состава, но правда заключалась в том, что, даже не слишком напрягаясь, она в каждой игре приносила команде огромное количество очков. Оттого и задержалась в основном составе едва ли не на четыре года, успев за это время сделать двойной бакалавриат[9], и самую малость не дотянула до степени магистра по клинической психологии. Ей оставалось совсем чуть-чуть, - завершить работу над своей магистерской диссертацией[10], - однако вмешались обстоятельства, и ее усилия пропали в туне. Как выяснилось, Кьяре не светило стать дипломированным нейропсихологом, поскольку ее странная судьба в последний момент распорядилась иначе.
На самом деле, последние четыре года к этому все и шло, но читать знаки Судьбы Кьяра тогда не умела, а ведь все было предельно ясно. В возрасте пятнадцати лет, - как раз перед поступлением в университет, - к ней вернулась магия. До этого времени Дар давал о себе знать лишь от случая к случаю. Происходило это редко и совершенно случайным образом, но главное, в этом не было никакой закономерности, на которую можно было бы обратить внимание, никакого порядка или системы, а порой, в этом не было даже какого-либо смысла. Что-то просто случалось с ней тут или там, но ни разу не предсказуемо и не по ее желанию, а иногда к тому же и в самое неподходящее время. Впрочем, кроме странных и по большей части бесполезных проявлений, в ряде случаев магия, и в самом деле, оказывалась крайне полезным и эффективным инструментом, как, например, в истории с яхтой Вурстов. Тогда, магия явно спасла Кьяре жизнь. Не дала впасть в отчаяние и потерять ориентацию, согрела в холодной воде и придала сил, которых бы им всем явно не хватило, чтобы, находясь в бурном море, поставить яхту на киль. Впрочем, такие запоминающиеся моменты случались исключительно редко, и отнюдь не свидетельствовали об окончательном раскрытии ее Дара.
Из книг Кьяра знала, что у разных людей «способность влиять на силы природы, предметы или живые существа, подчиняя себе сверхъестественные силы или манипулируя ими с помощью заклинаний»[11], проявляются по-разному, с разной силой и в разном возрасте. Однако, самым важным в этом определении являлась систематичность действий. Их стабильность и регулярность. Маг мог быть обыкновенным слабосилком, и все-таки он являлся состоявшимся волшебником, если мог воспроизвести тот или иной эффект более трех раз подряд. Отдельные проявления, какими бы впечатляющими они ни были, оставались всего лишь чудом, и ни о чем, на самом деле, не свидетельствовали, кроме того факта, разумеется, что магия существует.
Впервые Дар Кьяры дал о себе знать в возрасте пяти лет, и это сразу же была очень серьезная, сильная и довольно разнообразная магия, не говоря уже о том, что Кьяра явно продемонстрировала тогда знания и умения, которых у нее в то время не могло быть по определению. Тем не менее, то, что она проделала, покидая отчий дом, иначе как магией не объяснить. Точно так же, как не объяснить без помощи магии Голос, изредка возникавший в ее голове, и помогавший справляться с трудностями тогда и там, когда и где никаким иным способом возникшую проблему было не решить. Однако затем, когда она нашла себе приемную семью, магия почти полностью исчезла из ее жизни и давала о себе знать лишь немногими случайными проявлениями, вернувшись по-настоящему только незадолго до ее пятнадцатилетия. Но в этом возрасте она была уже достаточно взрослой, чтобы вполне оценить и сам феномен, и все последствия того, что с ней происходит. С одной стороны, это было удивительно, замечательно и, пожалуй, даже сказочно, ведь магия – это сила, открывающая перед человеком невероятные возможности и дарящая по-настоящему огромное наслаждение. Но, с другой стороны, наличие Дара являлось чем-то настолько особенным, что практически неизбежно должно было привлечь к себе внимание властей. А сильные магические способности, то есть, как раз такие, какие открылись у Кьяры, могли стать причиной повышенного интереса к ее происхождению, и тогда могли вскрыться факты, оглашать которые никак не стоило.
Во-первых, через два года после удочерения, воспользовавшись своими связями, мэтр Аренберг сумел «доказать» в Судебной Палате, что Кьяра является его родной племянницей. В ходе судебных слушаний Большое Жюри пришло к выводу, что Кьяра Аренберг не какая-то неизвестно откуда приблудившаяся левая девочка, а та, на кого распространяется определение «Родная Кровь». В этом случае к девочке были применимы три из восьми пунктов закона об усыновлении, - хотя достаточно было бы и одного, - и это позволило признать ее родной дочерью супругов Аренберг, а значит наделило ее правом наследовать не только имущество приемных родителей, но и принадлежащий им титул. Речь шла ни много ни мало о баронстве, причем не новообретенном или формальном, а древнем, полученном предком Августа Аренберга еще в тринадцатом веке. А это уже настоящая аристократия, даже если фон Аренберги не сохранили ни замка, ни обширных вотчин, ни баронских регалий. И было бы в высшей степени неприятно, если бы кто-нибудь стал теперь копаться в родословной Кьяры Аренберг. Она уже давно привыкла к тому, что у нее есть любящая семья и греющий душу титул высшего дворянства. И, если всего этого мало, то существовало ведь и некое «во-вторых».
Кьяра хорошо помнила, что ее настоящее имя Зои Геннегау, и, разумеется, за прошедшие годы она выяснила, в какой семье она родилась. Чего она, однако, не знала, так это того, что за причина заставила ее бежать из замка своих предков. Голос предупредил ее тогда об убийце, пришедшем в замок Геннегау за ее жизнью. Целью убийства, таким образом, был не ее отчим и не его вторая жена, а маленькая девочка, которая, возможно, не позволяла принцу-консорту стать полноправным князем. История темная, поскольку мать Зои умерла за год до ее бегства, а про отца никто ничего не знал. В родословце же было указано только, что Зои была рождена дочерью князя Геннегау вне брака и узаконена путем удочерения своим же собственным дедом. Если учесть, что ее мать была единственным ребенком в семье, и других родственников, во всяком случае, достаточно близких у них не было, наследником титула и состояния стал в связи с предполагаемой смертью Зои именно ее отчим, а она сама, соответственно, считалась покойницей.
По той версии, которая появилась по горячим следам в столичной прессе, Зои Геннегау была убита неизвестным преступником, который, по всей видимости, выбросил тело девочки в реку. Зачем он это сделал, не уточнялось, но отмечалось, что вся спальня княжны была залита кровью, а окно, выходящее на реку, осталось открытым. Между тем, Кьяра прекрасно помнила, что никакой крови в ее комнате не было и в помине, и что единственное окно, которое открывалось в ту ночь, это узкое окошко в ванной комнате, но и его Зои захлопнула, оказавшись снаружи. Таким образом, вся эта история была похожа на инсценировку с элементами мистификации и дезинформации, и оттого выглядела в ее глазах еще более подозрительной.
Ведь, что получается. С одной стороны, она единственный легитимный носитель титула князей Геннегау, но, с другой стороны, ее отчим, официально носящий сейчас этот титул, является, - если верить информации из открытых источников, - личным другом императора. Бодаться с таким человеком, если вдруг откроется тайна ее происхождения, может оказаться весьма опасным аттракционом. Не убили тогда, вполне могут сделать это сейчас. И ведь она даже не знает, кого ей следует опасаться в первую очередь: отчима, императора или кого-нибудь еще. Тот мир, в котором они все существуют – это для нее нынешней настоящая Терра Инкогнита.
Ей неизвестны ни игроки, ни правила игры, ни то, что это, вообще, за игра. Собственно, поэтому Кьяра и не хотела демонстрировать свой дар. Но это не означает, что она его не развивала. Развивала, разумеется. Изучала, исследовала, проводила эксперименты, и постепенно овладевала все более серьезными умениями, постоянно расширяя свои знания в этой области и ассортимент доступных ей «колдовских фокусов». К счастью, она умела учиться и любила это дело, если предмет изучения был ей по-настоящему интересен. А магия представлялась ей темой интересной во всех отношениях. Однако, поскольку Кьяра не объявила о себе, как о маге, учиться ей приходилось по одним лишь книгам. Впрочем, их в университетской библиотеке было более, чем достаточно. Во всяком случае, их хватило для того, чтобы разобраться в первом приближении в теории магии, изучить соответствующее законодательство и понять, как на протяжении веков взаимодействовали между собой маги и те, кто был лишен этого Дара. Кьяра догадывалась, разумеется, что в библиотеке обычного университета нет и не может быть книг, описывающих методы тренировки магических способностей и содержащих точные формулировки заклятий, которых, как можно было понять из доступной литературы, существовало великое множество. На библиотечных полках не было вообще ничего, что было бы связано с обучением магическим искусствам или посвящено практическому применению специальных техник, и это было логично. Зачем обычным людям знать, как и что делают маги, применяя свой Дар для того, чтобы созидать или разрушать?
Отсутствие специальной литературы, разумеется, огорчало Кьяру, но это была вполне преодолимая преграда. Все-таки она много лет почти профессионально занималась спортом и, соответственно, могла себе представить, что надо делать, чтобы развить ту или иную способность. А опыт научных исследований вкупе с сильным интеллектом позволил ей «вычислить» то, о каких именно умениях и навыках «недоговаривают» в своих трудах теоретики. Зная же, о чем идет речь, уже можно было выстроить систему тренировок, нацеленную на овладение предполагаемыми умениями и навыками. Наверное, это происходило медленнее и менее эффективно, чем если бы кто-нибудь взялся ее учить, но Кьяра предпочитала довольствоваться малым, чтобы не залететь по-крупному. Однако продержалась она недолго: всего четыре года. И спалилась, к слову сказать, по чистой случайности…
Разговор №1: Мария и Конрад Геннегау (Зои исполнилось три года и пять месяцев)
Зои не собиралась подслушивать родителей. Она и не подслушивала на самом деле, потому что не испытывала к этому разговору ни малейшего интереса. И в Горностаевой гостиной она оказалась совершенно случайно. Пряталась от гувернантки и горничных и ужиком вползла в щелку не до конца закрытой двери. Вползла, спряталась за канапе, потом переползла ближе к камину, чтобы ее не увидели от двери, и тогда услышала слово «Сокровище». Из всего разговора она поняла только, что мама и отчим говорили про дедушку, которого она все еще помнила. Про него и про Сокровище, спрятанное в горах. Горы были ей знакомы. Они окружали замок, стоящий на берегу реки, практически со всех сторон. Дед тоже говорил о «сокровище», но Зои не знала, то ли это было «сокровище», о котором говорили родители, или какое-нибудь другое. Впрочем, сокровищем он называл и саму Зои, но это явно было не о том. Просто он восхищался ею. Считал ее особенной и называл своим сокровищем.
- Не знаю, - устало сказала Мария, глядя не на Конрада, а на огонь в камине. – Я же тебе уже сколько раз говорила: я не знаю! Отец не стал посвящать меня во все таинства. Он сразу отчего-то решил, что я не буду ему наследовать. Сначала наследником считался его младший брат, потом им стал мой старший брат, а потом… Винсент умер, и отец… Конрад, я не знаю, как так вышло, но отец решил, что я негодный кандидат. Он был уверен, что я не подхожу. Это обидно, ты же понимаешь, но он считал, что даже Зои будет в этой роли лучше меня.
- Думаешь, он мог рассказать что-то существенное трехлетнему ребенку? – удивился Конрад.
- Нет, не думаю, - покачала головой мать. – Он просто назвал мою дочь своей дочерью и объявил наследницей. И все. Сказал и сделал. И ничего не объяснил.
- Но ты же сама рассказывала про Сокровище, спрятанное в горах, - напомнил Конрад. - Наследие, Таинства…
- Так и есть, - подтвердила Мария, по-прежнему, наблюдая за огнем и не поворачивая головы. - И это все, что я знаю.
- Но, если не знаешь ты, как узнает она? – никак не успокаивался Конрад. – Старик знал, что когда-нибудь, да умрет. Все умирают, и иногда это случается внезапно. Человек даже не успевает отдать последние распоряжения. Он не мог не принимать такую возможность в расчет.
- Поверь, он знал и понимал, - тяжело вздохнула Мария и повернулась, наконец, к своему мужу. – Он говорил об этом не раз и не два. Так и говорил: вот, мол, умру, и все Наследие пойдет прахом.
- И все-таки ничего тебе не рассказал.
- Он считал меня ненадежной. Говорил, что я все разболтаю. Все профукаю. И все уйдет на сторону.
- Допустим, что так, - как бы размышляя вслух, произнес мужчина, - ты, с его точки зрения, ненадежная, Зои маленькая, а Сокровище и все прочее спрятано в горах, я правильно пересказал канву событий?
- Ты умный, кто бы спорил! – едва ли не фыркнула женщина, то ли иронизируя, то ли констатируя реальный факт.
- Я вижу только один вариант, - сказал тогда Конрад, - старик должен был назначить кого-то третьего быть его душеприказчиком, и спрятал ключи к Сокровищу и Наследию в банковской ячейке, чтобы назначенный им человек передал все это Зои, когда она войдет в возраст.
- Возможно, - пожала плечами Мария. – Это кажется разумным, но, Конрад, я действительно не знаю. Он думал совсем не так, как ты или я. Он думал, как старый князь Геннегау.
- Ты знаешь кого-то, кто мог бы стать душеприказчиком твоего отца? – этот вопрос вытекал из предыдущего и носил несколько излишне личный характер, но тем не менее, он был задан, и Зои много лет спустя так и не разобралась, кто был дурнее, ее мать или отчим, а, может быть, оба?
- Душеприказчиком? – нахмурилась Мария. – Конрад, о чем ты? Почему, вообще, это должно тебя интересовать?
- Потому что наше с тобой благополучие зависит от того, что и когда узнает Зои, - объяснил Конрад. - А если этот человек умрет и унесет с собой не только тайну банковской ячейки, но и подлинное наследство твоей дочери?
- Не знаю, Конрад, - покачала женщина головой. - Наверное, отец предусмотрел и такое развитие событий.
- А если не предусмотрел?
- Тогда Зои ничего не узнает, и ее наследство будет меньше, чем могло бы быть, - пожала женщина плечами. – Но, Конрад, даже так оно будет достаточно большим и для нее, и для нас.
- Ты не понимаешь! – поморщился мужчина. - Наверное, твой отец все-таки был прав… Ты просто неспособна понять такого рода вещи.
- Ты хочешь меня обидеть? – вскинула на него взгляд женщина.
- Нет! – возразил Конрад. - Я просто пытаюсь до тебя достучаться. Напрягись, Мария! Постарайся вспомнить всех людей, с которыми общался твой отец.
- Он меня с ними не знакомил, - грустно усмехнулась в ответ мать Зои, - а с теми, с кем знакомил, и так все ясно. Это не кто-то из них.
- Как ты можешь знать?
- Садовник, - едва ли не глумливо предположила женщина, - управляющий имением, наш кастелян, поставщики, портной и белошвейка, конезаводчик, механик, мои горничные… Чиновники из министерства двора и канцелярии императора, наш семейный доктор, банковские клерки… Не думаю, что он доверил бы свои тайны кому-нибудь вроде них.
- А твой… Я имею в виду отца Зои… Он…
- Он здесь ни при чем, - зло взбрыкнула женщина, - он даже не был знаком с моим отцом.
- И все же…
- Конрад, я же тебя просила, никогда не затрагивать эту тему. Никогда! Неужели это так сложно? Но в любом случае, он не имел ничего общего ни с отцом, ни с нашим Сокровищем.
Продолжения разговора Зои не слышала, так как выдала себя, перебираясь из-за одного кресла к другому. Не посмотрела, куда ползет, и треснулась головой о ножку столика. Бумкнула головой и вскрикнула от неожиданности, тут-то ее мама и поймала…
Разговор №2: Мария Геннегау и неизвестный мужчина (Зои едва исполнилось два года)
- Мне жаль… - сказал он.
И Зои запомнила его интонацию. Похоже, он действительно сожалел. А еще она помнила его голос. Мягкий баритон. Позже она узнала, что у оперных певцов такой голос называется лирико-драматическим баритоном. И еще, пожалуй, следует отметить очень четкое произношение всех без исключения звуков высокого франка.
— Это все, что ты можешь сказать? – устало спросила ее мать.
- Дело не в словах, - возразил мужчина, - а в той ситуации, которая сложилась при Дворе. Сейчас я практически лишен влияния. Мои слова ничего для него не значат. Собака лает, ветер носит…
- Все так плохо? – спросила Мария, голос ее звучал напряженно, и было похоже, что она вот-вот заплачет.
- Он превратил меня в изгоя… - нехотя, признал мужчина.
— Значит, ты женишься на этой женщине?
- Все к тому идет.
Мужчина явно находился в угнетенном состоянии. Его переполняли чувства, но доминирующим, по всем признакам, было чувство отчаяния. Впрочем, его голос при этом не дрожал.
- Женись! – Слезы неожиданно исчезли из голоса Марии, и он зазвучал решительней некуда. – Но знай, это последняя наша встреча. Про дочь можешь забыть. Я вычеркиваю тебя из ее жизни. Из своей тоже. Тебя не было. Отец Зои неизвестен и никогда не станет ей известен.
- Геннегау…
- А ты думал, будет иначе? – жестко ответила женщина, настроение которой изменилось самым кардинальным образом. – Даже если отец лишит меня права наследования, ничего не изменится. Я родилась Геннегау и умру Геннегау. Зои тоже Геннегау. И тебя в ней не будет. Она будет Геннегау, а твое имя пусть носят всякие недоноски!
- Ты жестока.
- А ты сама доброта, разве нет?
- Мария, ты знаешь мои обстоятельства, - попытался он ей что-то объяснить, - мне просто ничего другого не остается!
- Обычные отговорки! Ты или мужчина, или нет. Если мужчина, делай, что должно и не думай о последствиях, - Мария, словно стала кем-то другим, из ее голоса исчезла мягкость, не было в нем и сочувствия, как не было теперь и любви. – Это, друг мой, касается нас обеих, и ее, и меня. Для одной из нас ты должен быть мужчиной, для другой – отцом. Но, если нет, то нет. Ты должен исчезнуть из нашей жизни раз и навсегда.
— Это не вопрос выбора! – возразил мужчина, сейчас в его голосе звучало что-то куда сильнее простого отчаяния.
- Ошибаешься, - не согласилась с ним Мария. – Выбор есть всегда. Не всегда у людей есть смелость признать, что это их выбор. И кстати, это не я такая умная. Это мой отец сказал, а он, как ты знаешь, слов на ветер не бросает.
- Если он вмешается…
- Не вмешается, - отрезала Мария, - а тебе не к лицу праздновать труса. Впрочем, а мужчина ли ты?
- Я не…
- Ты «не», - горько усмехнулась Мария. – Ты «не», и этим все сказано. Но, знаешь, спасибо!
- За что? – не понял ее мужчина.
- У меня есть дочь и нет иллюзий, - объяснила женщина. – Ты лишил меня иллюзий! Была дурой, признаю. Но больше не буду. И морочить себе голову не позволю. Нет, значит, нет. Иди, женись, делай, что хочешь. Меня это больше не касается. Просто забудь мое имя и живи дальше!
- Но так нельзя! – вскрикнул мужчина, расстроенный ее словами. – Откуда этот максимализм? Почему нельзя найти компромисс?!
- Компромисса не будет! – отрезала Мария. – Во всяком случае, такого компромисса, какой ты подразумеваешь. Я твоей тайной любовницей не буду. Не тайной фавориткой, тоже быть не хочу. И давай закончим этот бесполезный разговор. Уходи, тебе здесь больше не рады!
Герт (возраст от 8 до 20)
Несколько первых лет, проведенных им в горах Бергланда, Герт считал себя кем-то вроде Маугли или Робинзона Крузе. Он жил один «посредине нигде». Вокруг были только горы и девственные реликтовые леса. Впрочем, в то время Герт не знал ни одного из этих слов: ни слова «девственный», ни слова «реликтовый». Его словарный запас был чрезвычайно скуден, а речь – неразвита. Так сказала детский психолог, обследовавшая его по поручению Социальной службы коммуны Дрё. Психолог, страдавшая одышкой немолодая и очень толстая женщина произнесла тогда много «ученых» слов, большинство из которых Герт слышал в первый раз в жизни. Но вопреки мнению госпожи доктора, он не был ни дебилом, что бы ни значило это слово, ни дураком, и потому понял главное. По мнению властей, - а все взрослые были для него тогда властью по определению, - Герт Вейлант был ровным счетом ни к чему не пригоден, интеллектуально не развит и толком необучаем. К тому же, будучи чрезвычайно импульсивным, если не сказать агрессивным, он имел серьезные трудности с социализацией. В результате той беседы, которую, не стесняясь присутствием мальчика, вели госпожа психолог и чиновник из Министерства государственного призрения, Герт был признан способным лишь к простому физическому труду, и передан на воспитание, а точнее, продан за совсем небольшие деньги хозяину свинофермы в северном Хагерне, располагавшейся как раз на восточной границе Горной Страны.
Мастер Лунделль разводил свиней и растил для них корма, - кукурузу, брюкву, свеклу и картофель, - и в его обширном хозяйстве батрачили не только дети, переданные на его попечение социальной службой, но и его собственные дети и племянники с племянницами. Работа была физически тяжелой, еда скудной, а наказания «за лень» и «неподчинение» жестокими. Своих детей фермер кормил и одевал чуть лучше, зато на «приемных» экономил везде, где только возможно. На еде, на одежде, на продолжительности рабочего дня, то есть, практически на всем, что представляло для Герта хоть какой-нибудь жизненный интерес. Так что да, он спал на полу на охапке сена, застеленной дерюгой, питался впроголодь и одевался в обноски. Но и этого мало. Поскольку Герт был крупным и физически развитым мальчиком, мастер Лунделль заставлял его выполнять по-настоящему тяжелую взрослую работу, ну, а поскольку паренек отличался упрямой несговорчивостью и взрывным характером, то и наказания он получал чаще других. Розги, лишение еды и ночевка на холоде в подвальной каморке, расположенной рядом с ледником, должны были «вправить ему мозги», но привели к совершенно иному результату.
Герт был сиротой. Во всяком случае, он ничего не помнил о своей семье. Зато в его памяти хранились многочисленные воспоминания о домах призрения и сиротских приютах, в которых он провел свое детство. И, начиная с трехлетнего возраста, когда он совершил свой первый побег, Герт привык думать, что его никто и нигде не удержит, если он сам не захочет остаться. Впрочем, такого места, где бы ему было хорошо, он не нашел ни разу. Приюты и работные дома – все они были подобием детской тюрьмы. Про тюрьмы и колонии много рассказывали успевшие отсидеть подростки, с которыми он водил дружбу в то время, когда, сбежав из очередного «учреждения», переходил на нелегальное положение. Однако жизнь беспризорника, ночующего на чердаках и в подвалах заброшенных домов, ему тоже не нравилась. Голодно, холодно и опасно, да и не слишком вольно. Там, в этом мире криминального дна, беспризорного ребенка легко могли убить или покалечить по самой незначительной причине, ну или использовать «по назначению». В этом смысле разницы между мальчиками и девочками практически не было. Разве что у девчонок, как говорили урки, было на одну дырку больше. Герт много чего видел во время своих беспризорных странствий, и быстро понял, что это не для него. Оттого, возможно, нигде не задерживался дольше, чем на пару дней, и, если уж припекало по-настоящему, попросту сдавался полицейским и снова оказывался в каком-нибудь приюте. Там, конечно, тоже водились любители «свежего мясца», но в приюте страдали в основном именно девочки, а из мальчиков рисковали своей задницей одни лишь красавчики. Герд красавцем не был, - в том смысле, что не херувим, - и, кроме того, в любом месте за ним быстро закреплялась слава сумасшедшего, который чуть что может пырнуть ножом. А ножи он умел делать буквально из всего, что под руку попадет. Особенно, легко было изготовить оружие из осколков стекла. Их и найти проще, и обрабатывать несложно: заострил лезвие-скол, обмотал «рукоять» тряпкой, и готово. В общем, Герт умел выживать и не боялся убегать, даже если бежать, казалось бы, некуда.
С фермы мастера Лунделля бежать можно было только в горы. На единственной дороге, соединявшей ферму с остальным цивилизованным миром, поймать беглеца было проще простого. Во всяком случае, в первые сутки-двое, когда ему негде спрятаться и пересидеть погоню. В особенности, если беглеца ищут с собаками, а собаки у мастера Лунделля имелись. Поэтому Герт решил идти, ориентируясь по солнцу, через отроги гор в направлении на юг, где в нескольких днях пути должен был находиться городок, называвшийся Аксбургом и знаменитый тем, что в нем находилась железнодорожная станция. Там ходили поезда, а где поезда, там и свобода. Однако не вышло. Вернее, убежать-то он убежал, но совсем не туда, куда собирался.
Лунделль оказался умнее или, скорее, опытнее, чем думал Герт, и, не найдя следов беглеца на дороге, отправился за ним в горы. Псы взяли след, и, фермер, разумеется, знавший эту местность куда лучше Герта, перехватил его уже на следующий день. Прошел коротким путем и, опередив, встретил на переправе через горный поток. Знал сукин сын, что речку, где попадя, не перейдешь, и перехватил беглеца в том единственном месте, которое Герт нашел после трех часов безуспешных поисков выше по течению. Не учел мастер Лунделль лишь одного: «силы желания» обрести свободу, помноженную на открывшийся по такому случаю Дар. Впрочем, там и тогда, Герт ничего не знал ни о магии, ни о Даре. Он просто захотел оказаться так далеко от хозяина фермы, как только возможно, и тут же потерял сознание от волны жара, прокатившейся по его телу. А когда все-таки очухался, нашел себя именно что «посередине нигде».
В первое мгновение он естественным образом офигел! Судя по положению солнца и состоянию своего организма, в беспамятстве он находился максимум несколько минут, и, тем не менее, это было совсем не то место, где он, по-видимому, потерял сознание. Там, где его настиг мастер Лунделль, лежала местность, характерная для предгорий. Во всяком случае, горный хребет Оденвальда, стеной возвышался по левую руку от Герта. Сейчас же он видел, как минимум семь горных вершин, расположенных по всем сторонам света. Да и хребтов здесь было, как бы не два. В общем, это было именно то, чего он пожелал в тот момент, когда увидел фермера и его собак. И не надо было быть семи пядей во лбу, чтобы сообразить, что тут не обошлось без чуда или божественного вмешательства. Для Герта, не отягощенного сколько-нибудь значительным багажом знаний, разницы между тем и этим не было, так что он просто принял к сведению тот факт, что его желание исполнилось, и его куда-то перенесло. Пугаться, тем более отчаиваться было не в природе Герта, и он просто принял ситуацию, как есть, и занялся делом. На дворе стояла поздняя весна, и днем, - а солнце едва перевалило за полдень, - было достаточно тепло. Во всяком случае, в той долине, в которой он оказался, солнце припекало вполне по-летнему. Однако, Герт знал, едва стемнеет, как сразу же станет прохладно, а потом и холодно. Соответственно, имело смысл определиться с ночлегом и решить, куда он двинется следующим утром.
Карту Бегланда Герт никогда не видел. Он лишь знал, что Горная Страна огромна. Чего он не знал, так это того, где именно он сейчас находится, и как далеко отсюда до ближайшего человеческого жилья. Впрочем, было неизвестно и то, в какой стороне имеет смысл искать людские поселения, и как долго придется до них добираться, имея в виду не только расстояние, но и сложность пути через горы. Однако уже сейчас, по прошествии всего нескольких минут, Герт понимал, что ответить на эти вопросы без карты, часов и компаса он попросту не сможет, и значит выбирать направление придется «от балды», не зная заранее, не предпочел ли он ненароком самый длинный и сложный маршрут.
Еще раз оглядев долину, в которой он так неожиданно оказался, Герт решил не мудрить и идти туда, куда течет вода. Река же, похоже, имела исток где-то на севере, и значит идти ему предстояло на юг.
«Что ж, - сказал он себе, - полдела сделано. Я знаю, куда пойду завтра с утра. Осталось решить, где я заночую и что буду есть сегодня».
Отправляясь в побег, который предполагал двух или даже трехдневный переход через горы, Герт, как мог, приготовился к тяготам пути. С собой он взял свое одеяло и чехол от подушки, из которого соорудил себе самый примитивный сидр. Еще у него была бельевая веревка, рыболовная снасть, нож, уведенный из столярной мастерской, коврижка хлеба, украденная на кухне накануне, и бумажный фунтик с солью. Немного, но достаточно, чтобы продержаться пару-другую дней, тем более что по времени года в горах можно было разжиться черемшой и какими-то съедобными ягодами. Какими именно, Герт не знал. Ему рассказала о ягодах племянница мастера Лунделля. Она же дала ему попробовать черемшу. Но основную ставку он делал на рыбалку.
«Рыба – это отличная еда даже без соли, - сказал он себе, - а уж с солью – это вообще деликатес».
Слово деликатес Герт выучил в прошлом году, когда ему в компании двух старших девочек удалось увести с кухни какой-то большой гостиницы два пакета с недоеденными блюдами, оставшимися от банкета и приготовленными кем-то из работников, чтобы забрать их домой. Тогда-то одна из девочек и произнесла это слово и даже объяснила Герту его значение. Но все, что он почерпнул из ее объяснений, это то, что деликатесами называется вкусная еда…
***
Судьба Герта решилась в следующие пять дней, хотя в тот момент он не совсем понимал всей серьезности случившихся перемен. А началось все с того, что он открыл в себе Дар и нашел клад. Шел третий день его скитаний в горах, и Герт начал предполагать худшее. Он по-прежнему следовал вдоль русла реки и прошел уже значительное расстояние, но никаких признаков человеческого жилья так и не встретил. Над этими горами не летали даже самолеты, которые, по его мнению, летали везде. И более того, если в начале его путешествия река текла в общем направлении на юг, то теперь она довольно резко свернула к западу.
«Что, если она начнет петлять? – спросил он себя, представляя, как увеличивается расстояние до цели, если ты не можешь идти напрямик через горы. – И что мне теперь делать?»
Но делать было нечего. Оставалось идти в избранном направлении и надеяться, что когда-нибудь оно тебя куда-нибудь приведет. Правда, в этой связи возникали другие проблемы. У него закончилась соль, но и бог бы с ней. Хуже, что у Герта заканчивались спички. И, если накануне ему удалось добыть огонь с помощью увеличительного стекла, то этим днем погода испортилась. Небо заволокло тучами, и чутье подсказывало, что вскоре может пойти дождь. А это, в свою очередь, означало, что, во-первых, надо было искать такое место для ночлега, где можно будет укрыться от непогоды. И, во-вторых, что в отсутствии солнца и тем более в дождь увеличительное стекло разжечь костер уже не поможет, а огонь, между тем, понадобится не только для того, чтобы запечь очередную рыбину, но и для того, чтобы согреться в холодную ночь и отпугнуть диких зверей, которых, к слову сказать, оказалось в этих горах более, чем достаточно.
Пока шел, Герт видел на поросших лесом склонах оленей и кого-то, похожего на маленького олешка с двумя загнутыми назад рогами[12], семью кабанов и целую ватагу горных козлов. Кабаны его порядком напугали, но вели себя, к счастью, не агрессивно и быстро ушли своей дорогой. А вот медведя Герт, на свою удачу, видел только издали, но зрелище медвежьей охоты на рыбу произвело на него очень сильное впечатление. Однако настоящего страху нагнал на Герта волчий вой, хорошо слышимый здесь по ночам, «смех» шакалов и рык какого-то явно опасного, но неизвестного ему хищника. Возможно, это был лев или тигр, или еще кто-нибудь из племени больших кошек, но Герт плохо знал географию и совсем не представлял себе животный мир Бергланда, что заставляло его нервничать еще больше. А в тот вечер, когда с неба обрушился враз промочивший его до нитки ливень, он так и не успел развести огонь. Мокрый и продрогший до такой степени, что зуб на зуб не попадал, Герт нашел себе убежище только после получасовых поисков. Вообще, удивительно, что он разглядел в сгустившихся сумерках зев пещеры, но он его все-таки увидел. Однако следовало признать, что дела его обстояли так себе, если не сказать грубее. Крышу над головой он, конечно, нашел, но разжечь костер не смог. Спички отсырели. И толку от наваленной им кучи мокрого валежника было не больше, чем если бы ее не было вовсе.
«Ну, и зачем я старался? – спросил он себя, обнаружив, что коробок с последними тремя спичками размок и превратился в комок грязной бумаги. – Вот же облом!»
И вот тогда, когда от отчаяния и злости Герт заорал на кучу мокрых веток так, как если бы она была живым существом, виновным во всех его неудачах, костер неожиданно вспыхнул. Это случилось сразу вдруг и не так, как бывает, когда используешь растопку или лучину. Валежник запылал одним махом со всех сторон, и это было жаркое пламя, какое бывает только тогда, когда костер хорошенько разгорится. Это было неожиданно и очень вовремя, но, греясь у огня, Герт был озабочен самым важным в его жизни вопросом:
«Как, черт возьми, я это сделал?!»
Вопрос не праздный, поскольку одно чудо – это всего лишь чудо, но два разных чуда – это явно что-то другое. И у этого «другого» было название.
«Магия, - решил Герт. – Похоже, я одаренный, или как там они себя называют?»
Дети часто говорили о магии и магах, которых иногда называли одаренными, потому что у них имелся особый Дар, позволяющий творить волшбу. Среди беспризорников точно так же, как и среди приютских ходило множество страшилок про тех детей, у кого внезапно открылись магические способности. Рассказывали, что многие из них умирали в страшных мучениях или сходили с ума, будучи не в силах справиться со своим проклятым Даром. Но были и другие рассказы. Это были истории про тех людей, кто благодаря магии получил славу и богатство, был принят в какой-то дворянский род или даже взят на императорскую службу. В общем, рассказывали об этом много всякого, где среди откровенных глупостей наверняка имелись и крупицы правды. И вот сейчас Герт обнаружил такой Дар у себя самого.
В первый раз острая нужда забросила его в самое сердце Горной Страны, а во-второй – зажгла костер, сложенный из мокрых веток. Обдумав случившиеся с ним чудеса, а занимался он этим практически всю ночь, Герт пришел к выводу, что все дело в силе желания. Если по-настоящему сильно чего-то захотеть, магия исполнит твое желание. Предположение не безукоризненное, но поддающееся проверке. Поэтому, как только наступило утро Герт приступил к экспериментам. Легче всего оказалось вызывать огонь. Он промучился всего, быть может, минут двадцать, прежде чем смог наконец сформулировать свое желание, но не в словах, что оказалось бесполезно, а в ощущениях. И это был верный ход. Вспыхнул новый костер, загорелась отломанная от дерева веточка, возникшее из ниоткуда пламя опалило траву, а еще через час Герт научился создавать «комки» пламени, которые можно было бросать, как камни. Правда, недалеко, но и этого хватит, чтобы отпугнуть волка, медведя или кабана.
Получив в руки настоящее магическое оружие, Герт успокоился и решил попробовать что-нибудь другое. Этим «другим» оказался заяц, которого удалось приманить одной лишь силой желания. И, разумеется, обрадовавшись своему невероятному успеху, первый трофей Герт упустил, но зато второго зайца он не только приманил, но и убил ударом камня по голове. Неприятный опыт, но во время своих скитаний по трущобам больших городов, он видел и не такое. И убивать животных ему уже приходилось. Правда, это были кошки, собаки и голуби, но чем, собственно, заяц отличается от кошки? Хуже было другое: Герт не умел освежёвывать добычу. Тогда и там, где он охотился на кошек и голубей, разделкой «дичи» занимались ребята постарше. Однако, не зря говорится, что нужда хороший учитель. Кое-как Герт с этим делом справился, погубив по ходу дела, едва ли не половину добытого «на охоте» мяса и измазавшись кровью бедного животного с ног до головы. Но нет худа без добра: он начал понимать принципы магической охоты и сложности, возникающие при разделке дичи, как сообразил и то, какие нужны для того и этого специальные инструменты. Однако ни особых ножей, какие он видел на кухне у Лунделлей, ни какой-нибудь другой подходящей экипировки, типа мясницкого фартука или кольчужной перчатки на левую руку, у него не было. А мысль возжелать чего-нибудь эдакого, ему даже в голову не пришла, поскольку такие вещи на земле не валяются, тем более в диких горах, «посредине нигде». Так что по этому поводу он даже не заморачивался, но зато его неимоверно удручал тот факт, что у него нет обыкновенной соли. Ведь, найдя благодаря магии практически неисчерпаемый источник мяса, Герт мог теперь никуда не спешить, - еда есть, вода тоже, - но шашлык без соли получался так себе. Запеченная на углях рыба оказалась без соли тоже пресновата. То есть, с голоду он теперь не умрет, но и настоящее удовольствие от еды получит вряд ли. Вот, собственно, с соли все и началось, потому что мысли Герта все время так или иначе крутились вокруг этих белых кристалликов, взять которые здесь и сейчас ему было попросту неоткуда.
А между тем, дело шло к вечеру, поскольку эксперименты с магией, охота и приготовление обеда заняли у Герта слишком много времени. Пускаться же в путь всего за пару часов до заката было бы настоящим безумием. Иди знай, что его ждет там впереди, а здесь у него были пещера и огонь, и значит ему был обеспечен безопасный и сухой ночлег. С едой тут, вроде бы, тоже все обстояло благополучно: рыба в реке, кролики в лесу, черемша и какие-то кислые ягоды на открытых прогалинах. Так что решение отправиться в дорогу с утра показалось ему более чем разумным. Герт даже подумал, что было бы неплохо поймать пока суд да дело еще одного кролика, чтобы было чем позавтракать с утра и что затем взять с собой в дорогу. Но странное дело, размышляя о мясе прозапас, он так и не стал приманивать кролика. Вместо этого Герт встал от костра и вышел из пещеры. Ему вдруг стало как-то муторно и неспокойно, и попросту не сиделось на одном месте. Было ощущение, что он обязательно должен что-то сделать или, возможно, куда-то срочно пойти. Вопрос только, куда и зачем? Впрочем, это были вопросы без ответов. Однако, как тут же выяснилось, не пойти куда-нибудь немедленно он тоже не мог. И даже более того. Его начало снедать нешуточное нетерпение, заставлявшее едва ли не суетиться и куда-то зачем-то спешить, хотя Герт и не знал, что именно он ищет и почему это «нечто» так важно найти именно сейчас.
В общем, как в сказке: пойди туда, не знаю куда, найди то, не знаю что. Однако, на самом деле, глубоко в душе он прекрасно знал, что именно ищет, просто не отдавал себе в этом отчета. И сообразил, что да как, только тогда, когда, раскопав гальку, намытую мелким, но быстрым потоком метрах в трехстах от его нынешней стоянки, нашел под слоем песка и камней отлично сохранившийся кожаный мешок, доверху набитый невероятными сокровищами.
Герт не знал тогда, что такие мешки называются переметными сумами, и по первости даже не обратил внимания ни на внешний вид этой большой сумки, - а она была попросту роскошна, - ни на то, что, касаясь ее, чувствует под пальцами легкое покалывание. В тот момент Герта интересовало только содержание этого объемистого мешка, и оно его не разочаровало. Впрочем, разбираясь с найденными вещами, он все же мимолетно удивился тому, что они совсем не пострадали ни от воды, которая чудесным образом не попала внутрь мешка, ни от времени, а вещи эти явно пролежали здесь довольно долго. Иначе, как объяснить тот факт, что сумку успело занести весьма приличным слоем песка и гальки? Однако обо всем этом он задумался позже, а в тот момент, раскрыв, наконец, сумку, Герт стал вынимать из нее аккуратно сложенные вещи. Несколько деревянных коробок с вилками, ложками и столовыми ножами, про существование которых он знал, но пользоваться которыми, разумеется, не умел, а также большой набор разделочных ножей, как раз такой, какого ему сегодня так не хватало, и еще массу других полезных в хозяйстве вещей. Однако более всего его удивили и порадовали жестяные, плотно закрытые банки, в которых обнаружились сахарный песок, листовой чай, молотый кофе, соль и перец. Вот это было настоящее богатство, тем более что и чай, и перец, и даже кофе пахли так, словно их только что нарезали или смололи.
Находка Герта удивила, но, в особенности, его поразило то, что, едва он нашел мешок с нежданными гостинцами, как суетливое нетерпение, которое владело им еще пару минут назад, тут же сошло на нет. Он успокоился, и в этом снизошедшем на него спокойствии тщательно обдумал все то, что едва не упустил из вида. Сумка и все находившиеся в ней вещи были явно дорогими. Серебряные столовые приборы и украшенные резьбой деревянные коробки-шкатулки для них, сосуды из граненого хрусталя с какими-то остро пахнущими жидкостями, одна из которых была по вкусу похожа на уксус, серебряная с чернением фляга и набор подобных ей чарок и многое другое, включая тарелки, чашки и льняные скатерти. И вот что особенно любопытно, прохладное покалывание ощущалось лишь на самой сумке и на тех предметах, в которых хранились такие скоропортящиеся продукты, как алкоголь, чай или перец. Подумав над этим и еще несколько раз проверив свои ощущения пока перебирал найденные вещи, Герт предположил, что так он чувствует защитную магию. Ту самую магию, которая сохранила мешок и его содержимое в неприкосновенности и не дала выдохнуться уксусу и вину. Придя к этому умозаключению, Герт расширил радиус своих поисков, вооружившись для этого большим ножом и непонятного назначения серебряной лопаткой. И его раскопки привели к немедленному успеху.
За следующие час-полтора, пока совсем не стемнело, он нашел пару порядком попорченных черепов, - лошадиный и человеческий, - и две дюжины различных костей, часть из которых были явно человеческими. Обнаружились так же порядком проржавевшие металлические части конской сбруи, совершенно не пострадавший от времени кинжал в богато украшенных ножнах, от которых, что не странно, так и разило сильной магией, и еще штук пять больших кожаных сумок-мешков, разбирать содержимое которых Герт за недостатком времени пока не стал. И уже в наступившей вечерней полумгле, чисто по наитию он вытащил нечто, буквально шибанувшее по нему тем, что Герт решил считать древней магией. При ближайшем рассмотрении это нечто оказалось перстнем темного металла, украшенным черным камнем с вырезанным на нем то ли затейливым вензелем, то ли стилизованным дворянским гербом…
В общем, это и было то сокровище, которое в корне изменило жизнь Герта. Для начала он решил, что никуда отсюда пока не уйдет. Во-первых, не было причины спешить, поскольку теперь он был вполне обеспечен едой и всем необходимым для ее приготовления, а во-вторых, у него появилась серьезная цель: найти все остальное, что еще могло сохраниться в этом богами забытом месте. И он в своих предположениях не ошибся. За три недели раскопок Герт нашел довольно много человеческих и лошадиных костей, придав их земле в одной общей братской могиле, представлявшей собой сложенное из камней подобие пирамиды. Вместе с костями тут и там ему попадалось много ценных вещей, принадлежавших покойным путешественникам. Среди прочего он нашел два сундука со старинными книгами и что-то вроде архива, до которого у него пока попросту не дошли руки. А еще в его распоряжении оказалось порядочное количество наверняка непростого, имея в виду магию, и богато украшенного золотом и драгоценными камнями холодного оружия. Мечи, кинжалы, копья и шестоперы, и все это помимо казны, - трех приличного размера бочонков, доверху набитых золотыми монетами, - и сокровищницы, сундука, в который были сложены шкатулки с драгоценностями. В общем, в руки Герта нежданно-негаданно попало настоящее богатство, но дело не только в этом. Раскопки заняли достаточно много времени, да и уйти сразу после того, как он нашел все эти вещи, Герт не мог. Поэтому он обосновался поблизости от своего первого ночлега, найдя пещеру попросторнее, да еще и с родником, бьющим как раз рядом со входом. И поскольку устраивался он здесь не на один день, то и к оборудованию своего нового жилья он отнесся со всей серьезностью, тем более что теперь у него было все потребное для нормальной жизни.
Рядом со входом в пещеру Герт сложил из камней нормальный очаг, а в глубине, но недалеко от огня соорудил себе из еловых лап и найденных в тюках прекрасно сохранившихся меховых плащей отличное ложе, мягкое и теплое. Однако его главным достижением были не многочисленные находки, а то, что за время, проведенное в этой горной долине, Герт научился таким вещам, о каких раньше не мог и мечтать. Где-то случайно, а где-то после многочисленных проб и ошибок он научился создавать воздушные лезвия. Видеть их было нельзя, - вернее, поначалу он их не видел, - но результаты говорили сами за себя. Такое «лезвие», если правильно направить его рукой на объект, легко срезало с деревьев даже толстые ветви и напрочь отрубало головы животным. Во всяком случае, на близком расстоянии. Этот странный опыт был приобретен на некрупных зверях, - зайцах, белках и лисах, - которых Герт худо-бедно мог к себе приманить и удержать поблизости достаточно времени, чтобы создать лезвие необходимого размера. Ветки деревьев, кусты и несчастное зверье научили его не только формировать воздушные клинки, но и каким-то внечувственным образом их контролировать, меняя по необходимости их размер, скорость движения и расположение в пространстве. Так что к исходу второй недели он смог разрубить довольно толстую шею горного козла, находившегося как минимум в двухстах метрах от Герта. Замечательное достижение, поскольку воздушные лезвия становились теперь не только удобным и эффективным инструментом, но и опасным оружием, пополнив его арсенал, состоявший до этого из одних только сгустков пламени. А еще через неделю, Герт решил остаться в долине, как минимум до начала осени. Но и осенью он не тронулся в путь. Куда ему было идти? Никто нигде его не ждет, и даже, напротив, попадись он в руки властей, - а это, в сущности, неизбежно, - как снова окажется в приюте или на очередной ферме. Здесь же, в горах Бергланда, никто не принуждал его делать то, чего бы ему делать не хотелось, никто не угрожал ему, не притеснял и не использовал вопреки его желанию. Он был свободен. У него была крыша над головой и нескончаемый источник рыбы и мяса, не говоря уже о грибах, ягодах и орехах, появившихся в конце лета…
***
Так и случилось, что Герт решил остаться в Бергланде, если не навсегда, то уж точно надолго, просто потому что здесь ему было хорошо. Впервые в жизни он делал ровно то, что хотел, и никто его ни в чем не ограничивал. Никто ему ничего не приказывал, ничего от него не требовал и ничем ему не угрожал. Герт жил, как живется. Охотился, если это можно назвать охотой, и ловил рыбу, научившись выхватывать форелей из воды воздушным капканом, читал книги, оказавшиеся трактатами о магии, в которых он, грешным делом, мало что понимал, и обустраивал свое жилье, научившись срубать деревья и «распиливать» их на довольно ровные и гладкие доски. На глазок, разумеется, и не без брака, однако к середине своей первой осени в Горной Стране, он построил в обжитой им пещере настил из досок, приподнятый над каменным полом с помощью подложенных под него бревен. Впрочем, скрепить сооружение было нечем, во всяком случае, до тех пор, пока Герт не научился плавить метал и не «выковал» из имевшегося в его распоряжении ржавого железа пару дюжин «как бы гвоздей». Выглядели гвозди не так, чтобы очень, но забитые в доски ударом воздуха, - еще одно приобретенное им новое умение, - они держали настил, на котором Герт устроил себе кровать и рабочий стол. В общем, ему было чем заняться, и его вполне устраивала та простая жизнь, которую он здесь вел.
Все изменилось, когда в долине выпал первый снег. Тогда очередной «случайный случай» открыл перед Гертом еще более невероятные возможности, которые дарует человеку магия, и перспективы его дальнейшей жизни в Бергланде сразу же стали более, чем многообещающими. На этот раз на него то ли сдуру, то ли оголодав, попробовала поохотиться скальная рысь. Была середина ночи, огонь в очаге погас, и зверь проник в пещеру. Резко проснувшийся от направленного на него нехорошего внимания - магия разбудила его как раз вовремя, - Герт настолько испугался, что забыл даже о том, что может швыряться огнем. Огнем, воздухом, даже водой… Однако уже в следующе мгновение это стало неактуально, потому что он оказался не в пещере, а на смутно знакомой городской улице. Честно говоря, он был настолько ошеломлен этим открытием, что даже не сразу узнал место, куда его забросило. А для того, чтобы понять, что, черт возьми, с ним произошло, потребовалось еще не менее пяти минут. Хорошо хоть, что время было позднее, и на улице не было ни прохожих, ни транспорта. Зимняя холодная ночь, редкие фонари и темные громады домов с разбросанными тут и там огоньками неспящих окон. Оглядевшись и отдышавшись, Герт понял, что снова, как и полгода назад, переместился в пространстве. Но, если в прошлый раз его «швырнуло» наобум святых куда-то «Туда», сейчас он сбежал на одну из окраинных улочек Клаверинга, города, в котором Герту как-то пришлось беспризорничать несколько месяцев подряд.
Сообразив, что к чему, он снова испугался, но теперь Герт боялся того, что не сможет вернуться назад в свою пещеру, как-то незаметно ставшую ему домом, и к припрятанным в ней сокровищам. Однако к этому времени он имел достаточно богатый опыт воспроизведения «случайных» открытий. Получилось тогда, должно было получиться и теперь. И получилось, вот в чем дело.
Так Герт научился телепортировать, заодно сообразив, о чем говорилось в одном из трактатов по магии, который он прочесть-то прочел, но так и не разобрался, о чем там идет речь. Зато теперь все стало понятно, и оставалось лишь узнать пределы доступного. Поскольку Герт не знал, каким бесом, его закинуло именно в то место в Бергланде, куда его зашвырнуло в первый раз, он не мог знать и того, на каком расстоянии от его пещеры находится знакомая ему улица в Клаверинге. Поэтому снова пришлось экспериментировать, прыгая в знакомые ему по прежней жизни места. Впрочем, не зная географии и не слишком хорошо ориентируясь в картах, он не мог сразу же определить предельную дальность прыжка. Однако не зря говорится, что, имея подходящие книги, выучиться можно чему угодно. Добыть же необходимые ему книги Герт смог, проникая в библиотеки и книжные магазины. Переместиться с одной стороны витрины на другую ее сторону – это не труд, а развлечение. Раз, и ты уже там. А попав внутрь, остается только найти то, что требуется и взять это с собой.
Никаких моральных ограничений в этой связи бывший беспризорник, естественно, не испытывал, получив таким образом доступ не только к книгам, но и к «товарам первой необходимости». Так у него дома появились железная тренога, с помощью которой можно было подвесить над огнем котелок или чайник, и такое же приспособление для вертела. Эти железяки, как выяснилось, продавались в обычном магазине для туристов, в котором Герт разжился еще и чайником, кофейником, несколькими разноразмерными котелками, походной посудой и двумя полуторалитровыми термосами. В общем, он нашел великолепный источник снабжения, совершая теперь раз в неделю налет на один из тех, городов, в которые забрасывала его в прошлом судьба.
Сначала это были только те места, где он бродяжничал или жил в очередном приюте. Однако достаточно быстро Герт разобрался, что места эти сплошь находятся в неблагополучных районах городов, и стал постепенно продвигаться в сторону больших торговых улиц, на которых находятся по-настоящему хорошие магазины с огромным разнообразием предлагаемых товаров. Однако на этих улица было достаточно людно даже ночью, и на него стали обращать внимание. Выглядел-то он сущим оборванцем. Так что вскоре, кроме книг и еды, он стал тащить еще и подходящую случаю одежду. А в хорошей одежде он мог позволить себе появиться в том или ином городе даже днем. Конечно, это заняло достаточно много времени, пока он научился правильно одеваться и узнал, как следует себя вести в тех или иных обстоятельствах. Сложная наука, и он не раз и не два попадал по незнанию впросак, но, овладев искусством перевоплощения, - и, сообразив, что воровать можно не только вещи, но и деньги, - Герт получил возможность посещать изредка кинотеатры и кафе, в которых мог съесть что-нибудь более интересное, чем уха или мясная похлебка, которые он научился варить сам. Впрочем, шло время, он рос и вскоре, всего лишь чуть больше, чем через три года, у него появились новые интересы. Оказалось, что подростки его возраста ходят в молодежные кафе и на танцы, на вечеринки, организуемые в клубах, и на шоу в театрах. Конечно, туда ходили ребята постарше, но Герт в свои двенадцать лет выглядел, как пятнадцатилетний, а потому, - и снова же не без приключений, - приобщился к курению травки, алкоголю и флирту с девушками.
Травка ему понравилась, а вот алкоголь – нет. Что же касается девушек, то неожиданно для себя Герт открыл настоящий новый мир, в котором медленные танцы и скромные обжимания по темным углам достаточно быстро сменились нормальным сексом. В первый раз он переспал с девушкой, когда ему было тринадцать, хотя его семнадцатилетняя партнерша была уверена, что ему где-то между пятнадцатью и шестнадцатью. А все, потому что Герт вымахал здоровым лосем, ну или медведем, если кому не нравятся рога и копыта, но нравятся клыки и когти. В общем, оказалось, что в жизни есть место не только для страданий. Иногда человеку может перепасть и частичка счастья…
Интермедия №1: Герт и девушка
Подойти к незнакомой девушке непросто. В особенности, если делаешь это с целью «с ней начать», и хуже того, «начинаешь» ты в первый раз в жизни. До этого вечера Герт знакомился только, пригласив девушку на танец. Подошел, пригласил, представился, попробовал завести разговор. Однако дальше первого танца он обычно не заглядывал, по неопытности предоставляя инициативу партнерше. Иногда это срабатывало, но редко. Во всяком случае, в те разы, когда дело доходило до страстных поцелуев и поспешных обжиманий в темном углу, инициаторами «отношений» выступали именно девушки. Они же предлагали ему иногда встретиться еще раз и оставляли свой телефон. Но тут статистика была еще хуже. Вторых встреч, - совместный поход в кино и поцелуи в темном кинозале на последнем ряду, - было ровно три. Одно второе свидание сорвал он сам, случилось наводнение в его долине, и он боялся за свой «дом». Во втором случае, рассмотрев его при свете дня, красотка поняла, что он «сраный малолетка», и послала его подальше. Вышло грубо и обидно, но урок на то и урок, чтобы научиться чему-нибудь стоящему. Герт научился, так что, по большому счету, был не в претензии, сам виноват: не принял в расчёт разницу в возрасте. И только третья история была похожа на что-то более или менее приличное. Но там тупик случился на третьем свидании: у Герта тупо не было ни телефона, ни адреса, ни названия школы, в которой он, якобы, учился. И этот провал навел его на мысль, что, во-первых, отношения нужно создавать самому, и, во-вторых, нужно заранее прорабатывать и легенду, и технические подробности. Знакомясь с девушкой, надо твердо знать, кто ты, откуда и чем занят по жизни. Предусмотреть следовало так же то, куда пригласить девушку, если дела пойдут настолько хорошо, что такой вопрос станет вдруг актуальным. Ну, и все прочее в том же духе: дарить ли цветы, и какие, если все-таки дарить? Куда вести красотку, на следующем после знакомства свидании: в кафе, в кино или и туда, и туда? Повышать ли градус «галантности и куртуазности» уже на втором свидании или стоит подождать до третьего? И вот еще какой вопрос: что делать, когда и, если он окажется в постели с девушкой?
Разумеется, Герт не был наивным домашним ребенком и отлично знал, что за желание заставляет его с вожделением смотреть на женщин, вообще, и на красивых девушек, в частности. Знал он и то, как разрядить напряжение, наполняющее его штаны вставшим на дыбы членом. Собственными глазами видел, как драли парни девчонок в подворотнях и на чердаках и помнил, что, в большинстве случаев, девочкам это не нравилось. Просто у тех девочек не было выбора. Только терпеть и делать вид, что все в порядке. Однако в книгах, которые он читал для общего развития, описывался совсем другой тип отношений. И пусть там не было подробных описаний того, что происходило в постели между героями романов, по отдельным моментам можно было догадаться, что эти отношения отличались от тех, с которыми он был знаком. Одним словом, не изнасилование и не принуждение, а добровольный секс ко взаимному удовольствию. Однако, дьявол скрыт в деталях, не правда ли? И, поразмыслив над тем, что он должен сделать, чтобы получить девушку не за деньги, - и не силой, - а просто потому, что понравился, Герт взялся за дело. Подготовка заняла довольно много времени, наблюдение со стороны, осторожные расспросы девушек во время медленных танцев и парней в буфете под пиво и соленые орешки, любовные романы, оказавшиеся той еще макулатурой, романтические фильмы, которые были еще хуже, и, как вишенка на торте, создание фантомного образа. Герт был скрупулезен и последователен, но, тем не менее, первый блин вышел комом. Он все, вроде бы, сделал правильно. Выбрал девушку, у которой этим вечером не оказалось кавалера и которую не спешили ангажировать на танец другие парни. Потанцевал с ней раз-другой, познакомился и угостил коктейлем. Коктейли пили у барной стойки, смотрели друг на друга, смеялись и болтали о пустяках. Пригласил еще на два или три медленных танца, чем обозначил всю серьезность своих намерений, и, обнаружив, что Бинди не против того, чтобы прижаться к нему поплотнее и готова терпеть его ладонь на своей заднице, предложил выйти покурить. Она поняла его правильно, и они довольно долго целовались в каморке с гидрантом и пожарным шлангом. Там было темно и тесно, зато и «руки распускать» было куда проще. В общем, она ему много чего позволила, но остановила на самом интересном месте. Зато от встречи на следующих выходных не отказалась, оставив Герту номер своего телефона.
На втором свидании он пригласил ее в кафе и в кино, выяснив по ходу дела, что Бинди семнадцать лет и она заканчивает гимназию для девочек. Сам же, наврав ей с три короба, вынужден был признаться, что ему всего пятнадцать. Однако девушку это не смутило, ее, похоже, все устраивало, при том, что, к счастью, ей не пришло в голову, что ее парень «сраный малолетка». На самом деле, Герту было тринадцать. Просто он был ненормально крупным парнем. Трудно сказать, что являлось причиной столь бурного роста, - генетика, магия или образ жизни, - но он был выше своей семнадцатилетней подружки почти на целую голову и тяжелее, как минимум, на пятнадцать килограммов. Во всяком случае, он пару раз демонстративно подхватывал ее на руки во время прогулки в парке, и, если этого мало, у него уже проступил на лице черный «пушок» легкой небритости. Так что, на третьем свидании девушка получила букет цветов, и они посидели в по-настоящему дорогом кафе, а на вопрос, откуда у него деньги, Герт сказал, что ходил прошлым летом вместе со старшим братом и его друзьями в Бергланд нелегально мыть золото.
- Много намыл? – удивилась Бинди.
- Пять унций[13], - «гордо» ответил Герт.
- Так у тебя действительно есть деньги? – уточнила девушка.
- Ну, - аккуратно ответил Герт, чтобы не сильно повышать ставки, - нам с тобой хватит и на номер в гостинице, и на ужин с шампанским…
- Если, конечно, тебя отпустят, - добавил он, чтобы закончить мысль.
- Отпустят, - сказал Бинди после довольно длинной паузы. – Но не сегодня. Давай планировать на следующие выходные… Я на два дня поеду с подругами в кемпинг…
Так все и произошло, но, анализируя позже то, как и что они делали в отеле, Герт сделал ровно два вывода о своей нечаянной любовнице и один о себе. У Бинди это был, похоже, не первый раз, но, судя по всему, занималась она сексом редко и не с тем мужчиной, потому что ничего толком не умела. Лучше всего у нее получалось просто раздвигать ноги, но уже в позе по собачьи, которую сама же инициировала, у нее возникли трудности, тем более что у Герта это был действительно первый раз, и он ничего не умел вообще. В общем, они провели вместе всю ночь и пол дня, и «сделали это» пять раз. И дело пошло, было, на лад, когда Герт честно признался, что он еще никогда не был с женщиной. Бинди сразу же расслабилась, и они начали экспериментировать. Не сказать, что очень успешно, но на третий раз ей удалось даже сымитировать позу наездницы, хотя, в конце концов, чтобы нормально кончить, ей снова пришлось лечь на спину и классическим образом раздвинуть ноги. Герт же вынес из этой истории серьезный урок, всему на свете следует учиться, и секс в этом смысле не исключение. К слову сказать, Бинди, по-видимому, тоже кое-что поняла. Во всяком случае, встречаться с ним ей резко расхотелось, чему, обдумав ситуацию, Герт был только рад, переключившись с подобного рода случайных знакомств на тех женщин, которые могли его чего-нибудь научить. Поэтому весь следующий год он спал исключительно со шлюхами. За деньги, но зато Герт не только имел женщин в прямом и переносном смысле этого слова, но и кое-чему у них учился. И, в конце концов, научился, поскольку был хорошим учеником. Так что все последующие годы он демонстрировал своим пассиям не только недюжинную силу, - а Герт оказался в этом деле по-настоящему хорош, - но и редкую для парней его возраста изощренную технику, которая позволяла получить немереное удовольствие ему самому и не оставить при этом в накладе партнершу. В смысле, разочарованных не было, были уставшие…
[1] Бергланд (Bergland) – Горная Страна.
[2] Godafoss – Водопад богов.
[3] Местное диалектное произношение словосочетания Chêne Grove (фр.) – Дубовая роща.
[4] Агностицизм — философская концепция, согласно которой мир непознаваем и люди не могут знать ничего достоверного о действительной сущности вещей, позиция религиозного агностицизма заключается в том, что люди не могут знать ничего достоверного о Боге (или богах). Для агностиков существование Бога, божественного или сверхъестественного неизвестно или непостижимо.
[5] Зозо – уменьшительное от имени Зоэ (английское Зои) во французском и греческом языках.
[6] Употребление слова «мэтр» в данном случае указывает на то, что Август Аренберг является адвокатом.
[7] В данном случае Hochdeutsch (Верхненемецкий) используется в значении стандартного немецкого, то есть, культурного варианта немецкого языка.
[8] Тяжелые форварды обычно вторые по росту в команде игроки и находятся ближе всего к центру баскетбольной площадки. Главные параметры атакующих форвардов: выносливость и скорость. Это наиболее ценные в атаке игроки, способные забивать с дальней и средней дистанции. Чаще всего тяжелым форвардам предоставляют право трехочковых бросков.
[9] То есть, закончила 1-ю степень (бакалавр) по двум специальностям сразу.
[10] Диссертация (от лат. dissertatio — исследование, сочинение, доклад) — работа (и текст с описанием основных результатов этой работы), успешное выполнение которой является одним из требований для получения учёной степени или квалификации. Содержит обобщение результатов исследований соискателя, проводившихся им за время от нескольких месяцев до нескольких десятилетий.
[11] Цитата из статьи «Магия» в Википедии (большей частью основана на статьях из Большой Советской Энциклопедии и Словаря Ушакова).
[12] Наверное, это была серна.
[13] Если речь о тройской унции, то пять унций – это порядка 150 граммов и где-то 11 тысяч американских долларов. Полагаю, в империи это тоже немало.