Шестой месяц
Кельтская провинция Гарднерии
«Айвен».
Только о нём я и думаю, стоит опустить голову и увидеть мои исчерченные полосками обручения руки. А карета всё катит вперёд, несёт меня к Лукасу Грею, коммандеру Четвёртого дивизиона.
«Как ты, Айвен? Где ты?» Я всё время думаю о нём, хотя прошло уже больше месяца с нашей последней встречи. Как бы мне хотелось открыть портал и оказаться с ним рядом, где бы он ни был.
«Я найду тебя, и мы будем вместе», — безмолвно клянусь я.
Карета катит без остановок, увозя меня всё глубже в недавно завоёванную Гарднерией Кельтанию к военному лагерю, где командует Лукас.
Положив руки на колени ладонями вверх, я тщательно рассматриваю тёмные линии, опоясывающие каждый из моих пальцев.
Эти тонкие чёрные полосы навечно разделили нас с Айвеном.
Ужас случившегося охватывает меня с новой силой, драконий огонь вспыхивает вдоль магических линий с беззвучным треском. Как трудно обуздать ярость, когда она рвётся наружу лесным пожаром, не разбирая дороги. Всякий раз, глядя на тёмные следы обручения, я едва справляюсь с собой. Линии на руках неизменно напоминают мне о Лукасе.
Он принудил меня к обручению. Заставил против моей воли.
Память услужливо напоминает, как это происходило, как Лукас, солдаты и даже священники прижимали мои руки к алтарю, чтобы провести обряд. И в какой ярости был в тот день Лукас. Он ворвался в зал, обручился со мной и ушёл, едва удостоив меня взглядом.
И теперь я навечно связана с ним, с гарднерийцем, который отказался порвать с Фогелем!
Сжав кулаки, я напоминаю себе, как важно оказаться под защитой Лукаса. Слишком многое поставлено на карту. С глубоким вздохом я смотрю в окно — небо затянуто грозовыми тучами, и картины, которые открываются мне, не веселее погоды.
Все кельтские деревушки, мимо которых катит карета, изменились со времени завоевания гарднерийцами до неузнаваемости. Оставшиеся в родных местах кельты на вид гораздо беднее и несчастнее, чем те, с кем я познакомилась в нашу прошлую поездку в эти места с Айвеном. Гарднерийские солдаты повсюду, везде мелькают новые чёрные мундиры, рядом с которыми одежда кельтов выглядит ещё более бедной и потрёпанной. К тому же маги всем довольны, они смеются, сидя на порогах полуразвалившихся таверн и магазинов.
Гарднерийцы здесь для того, чтобы следить за кельтами, работниками на фермах. Всем владеют состоятельные гарднерийские семьи. Маги же заняли самые просторные и чистые дома из тех, что попадаются по дороге. Но страшнее всего видеть чёрные флаги, реющие на каждом строении и на городских площадях. Чёрные полотнища с белой птицей Древнейшего, а других нигде не видно, — будто признаки заразной болезни.
Это флаг Фогеля.
При виде ненавистных символов меня так и тянет коснуться Жезла Легенды, который я предусмотрительно спрятала под подкладкой походного рюкзака, а тот упаковала в багажный сундук.
Чем дальше, тем лучше.
Когда мы оказываемся в гарднерийском лагере, я выхожу из кареты. Меня встречают двое военных высокого ранга и без лишних расспросов показывают дорогу. Сумрачный день стал ещё угрюмее, в холодном воздухе витают грядущие неприятности, а вдали виднеется тёмное море чёрных походных палаток, будто отражение грозовых облаков.
Оглядываясь, я стараюсь не растерять остатки самообладания: ноги вязнут во влажной земле. При мысли о встрече с Лукасом меня снова охватывает озноб. Накрапывает дождь. Пряча лицо, я набрасываю капюшон и потуже стягиваю завязки плаща у горла. Быстро шагая за провожатыми, я смотрю на холодные капли, которые падают мне на руки.
Едва завидев меня, все без исключения встречные изумлённо останавливаются. Старательно не обращая на них внимания, я исподтишка оглядываю лагерь.
Впереди темнеет довольно большая палатка, её явно тщательно охраняют, и здесь же, судя по всему, и происходит всё самое главное. Над палаткой хлопает на ветру гарднерийский флаг — старый флаг, как ни странно, с белым шаром Эртии в центре, похожим на жирную точку в конце предложения.
Там-то я и увижу Лукаса.
Расправив плечи, чтобы выглядеть поувереннее, и делая вид, что не замечаю обращённых на меня со всех сторон взглядов, я мысленно готовлюсь к встрече с Лукасом Греем.
До боли сжимаю кулаки, а в голову лезут жестокие слова, которыми мы с Лукасом обменялись в последний раз, расставаясь.
«Ничего страшного, — прогоняя дрожь, твержу я себе. — Я его очарую, я справлюсь».
Может, соврать Лукасу и не получится — мы с ним связаны с магией дриад и не можем лгать друг другу, — но уж скрыть-то кое-что я смогу. Можно ведь и не говорить всей правды. Главное — добиться его расположения и защиты, чтобы выжить и в конце концов встать в ряды Сопротивления и бороться за всех, кто мне дорог.
Под небольшим навесом у входа в палатку мы останавливаемся. Один из провожатых сообщает моё имя бородатому стражу, и тот, смерив меня явно недовольным взглядом, исчезает внутри. Не самая радушная встреча, признаю. А ведь я никогда не думала, сколько народу так или иначе знает подробности нашего с Лукасом обручения. Что, если просочились слухи о том, как я сопротивлялась у самого алтаря? Как пропала неизвестно куда вскоре после церемонии? А линий, подтверждающих совершения брачного обряда, на моих руках до сих пор нет!
К тому же мои братья теперь предатели — они сбежали из Гарднерии и прячутся где-то на востоке с ликанами.
Бородатый возвращается, откидывает передо мной полотнище входа и нетерпеливым жестом приглашает войти.
О нет, я ещё не готова видеть Лукаса. Меня будто окатывает ледяной водой.
Лукас же, ещё красивее, чем прежде, сидит за массивным письменным столом в окружении военных. Судя по меткам на мундирах, некоторые из них сильные маги, не ниже пятого уровня, а несколько человек, и Лукас в их числе, одеты в старую гарднерийскую форму.
Лукас Грей неторопливо подписывает документы, выслушивает одного за другим обращающихся к нему военных, отдаёт приказы, которые тут же бросаются выполнять вестовые. От него веет силой, и каждый из находящихся в палатке явно относится к коммандеру с подобающим уважением.
Внутри тепло и сухо, пылает бездымная печка, однако я никак не могу унять дрожь.
Если Лукас меня и заметил, то никак этого не показывает: ни словом, ни взглядом, ни жестом. Я даже не чувствую его магических линий! Его линии огня и земной магии закрыты, спрятаны от окружающих. Такому искусству управлять собой можно только позавидовать. Мне ещё учиться и учиться…
Едва сдерживая бурлящие чувства, я скромно стою почти у самой стены, ожидая знака приблизиться. Другие мужчины ведут себя так же, как Лукас, то есть отводят взгляд, делают вид, что меня попросту нет.
Я разминаю застывшие под дождём руки, и снова мне бросаются в глаза линии обручения, такие же, как у Лукаса. И опять в памяти встают неприятные картины обручения, Лукас прижимает мои ладони к алтарю, священник бормочет едва различимые слова заклинания, которое связывает нас с Лукасом навеки.
И ещё я вспоминаю дядю.
Дорогого и любимого дядю Эдвина.
Его мучили, держали в тюрьме и, в сущности, довели до смерти такие же солдаты, как те, кто сейчас окружает меня в этой палатке. Они убили бы и Рейфа с Тристаном, если бы добрались до них конечно.
И Айвена тоже убили бы.
В груди разрастается ненависть к гарднерийской армии, и прогнать это чувство совсем не просто. Мой взгляд мечется по палатке от одной фигуры к другой, от одной волшебной палочки к другой, от деревянного стула к стулу, не упуская из виду даже подпорок из горной ели, на которых держится палатка.
«Пусть моя волшебная палочка далеко, — мысленно бормочу я, — но мне много и не надо — всего лишь кусочек дерева. Какой угодно, пусть старый, сухой… подойдёт любая щепка… и я спалю здесь всё адским пламенем, уничтожу вас всех, до последнего!»
Пока я верчу головой и стреляю глазами в поисках чего-нибудь деревянного, палатка пустеет, и вот я уже почти одна.
Рядом с Лукасом стоит только один военный. Юноша встречается со мной взглядом, и в его глазах вспыхивают искорки — он узнал меня! Высокий, суровый на вид, с правильными аристократическими чертами лица, этот воин обладает сходной с Лукасом хищной аурой. Судя по пяти серебряным полоскам на мундире, он тоже маг пятого уровня.
Лукас ставит подпись ещё на нескольких листах и передаёт их юноше.
— Можешь идти, Тьеррен, — говорит он, продолжая читать лежащие перед ним документы.
Тьеррен дежурно кланяется и украдкой бросает на меня ещё один взгляд.
Маг на меня не смотрит, он стремительно шагает к выходу, так что тёмный плащ развевается за спиной.
Вот мы с Лукасом и наедине. Кроме нас, в палатке, никого.
Надо бы выдавить улыбку и парочку притворно-льстивых замечаний, но ярость выжгла меня, отняв силы. Да и знакомая тяга говорить Лукасу только правду, наследие дриад, даёт о себе знать. Не в силах пошевелиться, я молча стою, охваченная ненавистью, и только до боли сжимаю кулаки.
Отложив перо, Лукас откидывается на спинку стула и поднимает на меня ледяной взгляд зелёных глаз.
— Чего ты хочешь, Эллорен?
«Я тебя ненавижу. Ненавижу!»
Я несколько раз сжимаю и разжимаю кулаки, будто пытаясь стереть с пальцев линии обручения.
— Я вернулась. Хочу остаться с тобой.
Каждое слово даётся с огромным трудом, наверное, полностью скрыть пожирающее меня бешенство не удаётся.
Лукас прищуривается и презрительно фыркает, снова склоняясь над письменным столом. Подписав ещё несколько документов, он поднимает голову и с усмешкой осведомляется:
— Что, кельту ты уже надоела?
В порыве исступлённой ярости я поднимаю вверх руки, обратив ладони к Лукасу: мои линии обручения невредимы — вот доказательство моего целомудрия!
Лукаса, похоже, мой жест не впечатляет, но, когда наши взгляды встречаются, его лицо темнеет от гнева, а магический огонь ощутимо тянется ко мне.
— Я спросил, чего ты хочешь, — мрачно напоминает он.
— Мне нужно где-то жить, — отчаянно говорю я, мысленно ругая себя за глупость.
«Так нельзя. Прекрати говорить ему одну только голую правду! Очаруй его, вынуди тебя защитить!»
Старательно придав лицу непроницаемое выражение, я поясняю:
— Мне… я готова занять своё место рядом с тобой.
Слова сочатся, будто густой, липкий сироп. Ничего не выходит. Я всё равно говорю правду, если не с помощью слов, то интонацией.
— Коммандер Грей, прошу прощения, но вынужден вас прервать…
Тьеррен в чёрном длинном плаще заглядывает в палатку, не снимая с головы мокрого от дождя капюшона.
— Прибыл лейтенант Браулин, — покосившись на меня, докладывает маг.
— Пусть войдёт, — приказывает Лукас, будто позабыв о моём существовании. — Наш разговор с магом Гарднер окончен.
«Как? И это всё?» У меня противно кружится голова.
— Но… Лукас, я…
— Выведите её, — коротко приказывает Лукас, не удостоив меня даже мимолётным взглядом.
— Лукас, — хрипло выдавливаю я, силясь собраться с мыслями, а Тьеррен настойчиво тянет меня наружу.
Как унизительно! Смаргивая злые колючие слёзы, я шарахаюсь от ненужного провожатого, а Лукас невозмутимо возвращается к работе с документами.
Пошатываясь, я выхожу из палатки и сразу встречаюсь взглядом с только что прибывшим лейтенантом, о котором докладывали Лукасу. Маг смотрит на меня с гневом и изумлением. Вырвав у Тьеррена руку, я медленно бреду в сторону.
— Маг Гарднер, — окликает меня Тьеррен, но я не оборачиваюсь, молча вытирая упрямо застилающие глаза слёзы. Ещё не хватало, чтобы все увидели, как я плачу!
Смеркается. Дождь накрапывает с прежним упорством, и я медленно ступаю по влажной земле. Что же делать? На лицах встречных военных написано недоумение, они как будто решают: выказать мне уважение или открыто смерить презрительным взглядом?
Мысли нудным водоворотом вертятся в голове. Дрожащими руками я натягиваю капюшон на влажные волосы.
«Где теперь искать защиты? Если Лукас не желает мне помочь… То кто же укроет меня от наёмных убийц ву трин, которые, вполне возможно, уже спешат выполнить приказ и разделаться со мной?»
Попытайся я защититься, призвав на помощь магию, управлять которой не могу и не умею, все в Гарднерии догадаются, кто я такая. К тому же от моего огня пострадают невинные люди, погибнут все, кто окажется рядом, и военные, и обычные жители.
Не оглядываясь, я плетусь по лагерю, обходя палатки. Куда я иду? Зачем? Не знаю.
«Денег у меня нет. Где мои вещи — неизвестно. Я в жизни не была так одинока. А Жезл Легенды…»
Вспомнив о волшебной палочке, я буквально примерзаю к земле.
«Мой Жезл… он в карете, а карета должна бы меня дожидаться. Жезл в походном мешке, за подкладкой…»
Вот только я не знаю, где карета.
Дрожа, как в ознобе, я оглядываюсь, верчу головой во все стороны: кареты нет.
«А вдруг мой Жезл найдут?»
Надо успокоиться. Скользнув в тихий уголок между палатками, где нет военных, я приваливаюсь спиной к деревянному столбу. Дышать. Медленно и глубоко. Дождь, кажется, решил разойтись во всю, по стенкам палаток струятся тонкие ручейки воды. А мой плащ уже почти промок насквозь.
«Надо обратиться за помощью и отыскать карету».
У меня же есть камень с руной! Дрожащими пальцами я выуживаю из глубокого кармана блестящий ониксовый диск с выбитой на нём руной и тихо проговариваю заклинание, чтобы достучаться до Чи Нам.
Ничего. Тишина.
Задыхаясь от волнения, я касаюсь руны и снова выговариваю заученные слова на языке ной. Наверное, что-то звучит неправильно — руна не откликается на отчаянный призыв.
Спрятав камень в карман, я горестно размышляю: остаётся только одно — просить помощи у тёти Вивиан, чего мне совсем не хочется. Да что там «не хочется»… От одной мысли о сестре дорогого дяди Эдвина меня охватывает ярость, а рука шарит в поисках волшебной палочки.
— Маг Гарднер! — слышится низкий мужской голос, и я оборачиваюсь.
Это Тьеррен, тот самый военный с суровым взглядом, который выпроводил меня из палатки Лукаса. Теперь он смотрит на меня встревоженно.
— Коммандер Грей приказал мне позаботиться о вас, — сообщает он с невысказанной яростью, за его спиной будто бы клубятся силы воды и ветра.
Странно… что происходит? Смысл его слов упорно от меня ускользает. Хочется спать.
«Лукас меня прогнал. Только что. Или он передумал?»
Тьеррен протягивает мне руку, приглашая идти за ним.
— Мне приказано приготовить карету и отвезти вас в поместье родителей коммандера Грейя в Валгарде. За день доберёмся. Полагаю, это ваши вещи? — Он протягивает походный мешок, и я едва сдерживаю возглас облегчения.
«Мой Жезл нашёлся!»
Как быстро всё изменилось. Пряча за спиной руки, чтобы не выхватить сумку из рук Тьеррена — не за чем возбуждать подозрения! — я отвечаю с тщательно выверенным безразличием:
— Значит… вы проводите меня к карете?
— Конечно, — отвечает он, буравя меня взглядом ярко-зелёных глаз.
Под громкий стук сердца я с усилием расправляю плечи.
— А Лукас приедет в поместье родителей?
— Да, маг, — после короткой, но весьма многозначительной паузы отвечает Тьеррен. — Коммандеру необходимо закончить некоторые дела здесь, в лагере. А потом он прибудет в Валгард. Там вы и встретитесь.
Как это неожиданно и неприятно. Меня охватывает дурное предчувствие. Без Лукаса, вдали от него я совершенно беззащитна. Кто знает, что может произойти? Однако, если я доберусь живой до места назначения, то у меня появится шанс выжить.
— У меня будет охрана? — Надеюсь, вопрос не покажется Тьеррену странным.
И опять — короткая пауза и подозрительный взгляд.
— Да, маг, — коротко кивает он. Судя по всему, юноша видит и понимает гораздо больше, чем говорит. — Вас будут сопровождать я и ещё трое опытных и сильных магов.
Не отводя глаз, я киваю.
— Хорошо. Едем.
Тьеррен едва заметно криво усмехается, и я решительно шагаю к нему.
Взяв в руки походный мешок, я первым делом ощупываю его в поисках волшебной палочки, стараясь действовать незаметно. Вот он! Жезл на месте. Витая ручка будто тянется к моей ладони. Надеюсь, мне удалось сохранить безмятежное выражение лица, ничем не выдав радости и облегчения.
Забросив мешок на плечо и обменявшись с Тьерреном ещё одним загадочным взглядом, я иду за моим новым стражем к карете.
Шестой месяц
Валгард, Гарднерия
— Маг Эвелин Грей желает видеть вас без промедления.
Дверца кареты открывается, и меня встречает широкоплечая уриска средних лет с сурово сдвинутыми бровями на нежно-лиловом лице. Над головой она держит вощёную ткань, по которой дробно стучат дождевые капли. Из-за её спины Тьеррен бросает на меня мимолётный взгляд — вместе с другими стражами он уезжает, спрятав голову под капюшоном.
Охрана меня бросает? Встревоженно глядя им вслед, я встаю и едва не падаю — ноги сводит судорогой, слишком долго я неподвижно просидела в карете. Выглянув в дверь, я застываю в восхищении: особняк тёти Вивиан — лесная избушка по сравнению с открывшимся дворцом.
У Греев великолепное и весьма обширное поместье, что сразу же наводит на мысль: а хорошо ли охраняют такой огромный дворец и парк? Не проберутся ли сюда убийцы? Впрочем, резиденция семьи Грей выстроена на холме, а точнее, на высоком утёсе над бухтой Мальторин.
«Так, утёс гигантский, очень хорошо, — рассуждаю я сама с собой. — По крайней мере с запада к особняку не подобраться».
К тому же парк окружён железным забором с островерхими решётками, а над каждым столбом сияют гарднерийские руны.
Два этажа особняка поддерживают колонны из железного дерева, над каждым входом ветви сплетаются, образуя шатры. Удивительный дом словно соткан из лесных деревьев. Лес повсюду, даже в огромном дендрарии под стеклянным куполом — за стеной дождя сейчас всё кажется тусклым и размытым.
Окна в особняке поразительной красоты, даже полусонная от усталости и взвинченная от постоянной тревоги, я не могу не остановить на них восхищённого взгляда: тонкие диагональные рамы расчерчивают наискосок изысканные витражи. На крыше — ещё один сад, множество деревьев в огромных горшках и кадках, опутанные побегами плюща, свисающими с крыши изысканным каскадом зелени.
А вот это мне не нравится.
«Убийца без труда спрячется в зарослях на крыше».
Впрочем, поместье высшего коммандера Лахлана Грея охраняют на совесть: маги в военной форме не только сторожат все входы и выходы, но и патрулируют парк и прилегающие земли. К этому отряду, похоже, присоединился и Тьеррен.
«Что ж, будем надеяться, что крепкие ворота и опытные стражи не позволят отправить меня на тот свет раньше времени».
— Маг, — вырывает меня из тревожных размышлений терпеливая уриска.
— Прошу прощения, — торопливо извиняюсь я. — Большое спасибо.
Закинув ставший привычным походный мешок на плечо, я осторожно спускаюсь по ступенькам на землю. Не знаю, что меня ждёт, но я очень рада наконец оказаться в столице после двух дней тряски в карете.
Уриска придерживает над моей головой вощёную ткань, крепко сжав губы. Струи воды стекают женщине на плечи — хорошо, что она в плаще!
От женщины исходят волны враждебности, но, даже ощутив эту нескрываемую неприязнь, я всё равно не могу ей не сочувствовать: не представляю, каково приходится уриске в услужении высшего коммандера Лахлана Грея!
От явной недоброжелательности мне слегка не по себе, но я сосредоточенно шагаю за женщиной к ближайшему природному шатру — сплетённым ветвям перед входом в особняк. Бросив взгляд за спину, я вижу, как отъезжает карета.
Позади в золотистом тумане виднеются призрачные огни гарднерийской столицы на берегу бухты Мальторин. Приглядевшись, я замечаю тонкую зеленоватую линию — она тянется вдоль берега, по воде, на некотором расстоянии от суши, а острова Фей за ней тают во мгле.
«Что это?»
Дождь с новой силой стучит по импровизированному навесу над моей головой, будто мелкие камешки бьются о ткань — в это время года у моря часто налетают проливные дожди и грозы. Ветер треплет выбившиеся из-под капюшона пряди, и я спешу укрыться от непогоды под ветвями железных деревьев.
Даже под дождём в саду Греев трудятся закутанные в плащи уриски, а солдаты охраняют ворота.
При взгляде на урисок меня охватывает жгучее раскаяние: к концу года все они должны покинуть Гарднерию по распоряжению Совета магов, что же уготовано этим несчастным женщинам? Стыдно рядом с ними бояться за свою жизнь.
С северо-востока поместью служит оградой стена густого леса. Интересно… с той стороны военных даже больше, чем в саду.
Мы вступаем под сень ветвей железных деревьев и по выложенной камнями дорожке идём дальше. Чёрные и зелёные плиты под нашими ногами выложены особым узором: мы идём по пятиконечным звёздам благословения. Оказавшись наконец у двери с высоким арочным проёмом, я с огорчением замечаю: подол платья промок и потемнел.
Уриска распахивает передо мной дверь в опрятную гардеробную. Быстро поставив сушиться вощёную ткань, она, впрочем, даже не пытается помочь мне снять мокрый плащ.
— Маг Эвелин ждёт, — грозно шипит она и настойчиво указывает вперёд.
Мы быстро минуем несколько освещённых фонарями широких коридоров, увешанных великолепными изображениями железных деревьев в цвету. Наконец уриска останавливается перед резной дверью — искусный орнамент складывается в картину осенней охоты: гарднерийцы с луками и стрелами окружают стадо оленей.
— Ждите здесь, — слегка притопнув, будто приказывая сесть собаке, говорит мне она.
Уриска открывает одну из великолепных створок двери и проскальзывает внутрь, тут же захлопнув за собой дверь. Я остаюсь в коридоре совершенно одна.
До моего слуха долетают обрывки приглушённого разговора. Вскоре дверь открывается, снова только одна створка и ровно настолько, чтобы выпустить уриску, и женщина выходит в коридор.
— Маг Эвелин желает вас видеть, — с мимолётной коварной улыбкой произносит она, будто предвкушая наказание, которого мне не миновать. Её глаза высокомерно сверкают.
Неохотно переступив порог, я изо всех сил пытаюсь не дрожать, когда за мной захлопывается дверь.
Маг Эвелин Грей, мать Лукаса, стоит у дальней стены, повернувшись ко мне спиной.
Она смотрит в огромное, почти во всю стену, окно, окаймлённое великолепными бордовыми портьерами с тёмно-зелёными кистями. Передо мной высокая, стройная женщина в роскошном платье, у неё царственная осанка, как у тёти Вивиан.
Не в силах унять стук сердца, я опускаю походный мешок на пол у ножки первого попавшегося кресла и направляюсь в середину комнаты.
Одну из стен почти полностью занимает массивный мраморный камин, в котором бушует пламя, согревая дом в этот промозглый день. У камина выстроились удобные кресла с мягкими подушками, вдоль следующей стены тянутся книжные полки. Фонари в стеклянных плафонах на железных подставках заливают комнату тёплым светом, развеивая подступающие сумерки. Искусно расписанные очень дорогие на вид фарфоровые вазы служат великолепным украшением. Всё выдержано в традиционных гарднерийских тонах — тёмно-красный символизирует пролитую Исчадиями Зла кровь, зелёный — покорённые леса и пустоши, оттенки голубых и синих — цветы железного дерева и, конечно, чёрный — как знак угнетения и пережитых страданий.
Вдали грохочет гром.
Маг Грей оборачивается, но лишь наполовину — одна её рука грациозно покоится на высоком подоконнике — и медленно оглядывает меня с ног до головы. Удивительно красивая женщина, однако в её красоте есть нечто пугающее. Чёрное бархатное платье с высоким воротником и длинная чёрная нижняя юбка ничем не украшены. Зелёные глаза впиваются в меня, холодные и твёрдые, как куски льда. Теперь понятно, от кого Лукас унаследовал классические черты лица и неколебимую уверенность в себе. Редкая проседь в чёрных, как ночь, прядях ничуть не портит Эвелин Грей, а лишь придаёт ей особый шарм.
Рядом с такой женщиной очень трудно сохранить самообладание.
Она медленно окидывает меня взглядом, как будто смотрит на отвратительное насекомое, которое хочется раздавить, а я жду, что же мне скажут. Удовлетворив своё любопытство, маг Грей резко отворачивается, кладёт руку на тонкую талию и переводит взгляд на великолепный сад и океан за окном.
— Вы хоть понимаете, маг Гарднер, — явно с трудом сдерживаясь, произносит она, — сколько девушек отдали бы всё на свете, чтобы обручиться с моим сыном?
У меня язык прилипает к пересохшему нёбу. Как ответишь на такой вопрос? Чёрные часы над камином тоже будто бы дожидаются моего ответа, недовольно тикая в тишине.
Эвелин Грей поворачивается к окну спиной и вновь бесцеремонно меня разглядывает.
— И всё же он выбрал невесту, которую пришлось силой держать у алтаря, чтобы совершить обряд.
При напоминании об этом я вспыхиваю от гнева, как высеченная из кремня искра.
«Да, он принудил меня силой. Я бы с бесконечной радостью вырвалась и сбежала от вашего драгоценного сына, владей я по-настоящему своей магией!»
Её лоб прорезает тонкая морщинка.
— Он сожалеет, что обручился с вами, — размеренно сообщает она, но отголоски отчаяния всё же прорываются в её голосе. Эвелин смотрит на меня так, будто я тюремщица, заковавшая её сына в цепи. — Жаль, что вы ни разу не видели его лица, когда при нём упоминают ваше имя. Он горько сожалеет о содеянном.
К горлу подступает тошнота, голова кружится, и мне стоит некоторых усилий вспомнить, как и почему я оказалась в этом доме и рядом с этой женщиной.
«Если Лукас не возьмёт меня под защиту, со мной расправятся убийцы ву трин».
— На обручении я была не в себе, — спрятав поглубже гнев, говорю я. — Мой дядя умер. Мне было очень плохо, я долго не могла собраться с силами… надеюсь, Лукас поймёт.
Широко раскрыв глаза, женщина с наигранным удивлением кивает.
— Неужели? — Уголки её губ приподнимаются в усмешке, глаза сверкают холодом. — И как он вас встретил? Тепло и радушно?
Я печально опускаю голову под её насмешливым взглядом.
— Где вы были, маг Гарднер? — Теперь в её голосе звенит сталь.
Ответ застревает в моём пересохшем горле. А Эвелин ждёт, не сводя с меня глаз.
— Я… я приехала из кельтской провинции… — медленно составляю я ответ, вовремя вспомнив правильное название Кельтании. — Там я была у Лукаса…
— Не надо, — едко прерывает она моё бормотание. — Вы прекрасно понимаете, о чём я вас спрашиваю.
Мысли в моей усталой голове сжимаются в безумный клубок хаоса.
— Мой сын обручился с вами, скрепил обряд, как положено, — продолжает она, — однако вы сбежали, и заклинание не обрело полной силы без осуществления брака. — Она показывает взглядом на мои запястья, пока не обвитые чёрными линиями. — Мне так и не удалось выяснить у сына, почему вы посмели так нагло и бесцеремонно его бросить. И вот я спрашиваю вас: где вы находились с момента обручения до сегодняшнего дня? Целый месяц. Где?
Мне всё труднее собираться с мыслями, но отвечать что-то необходимо, с этой женщиной шутки плохи.
— Я пыталась отыскать братьев, — выдаю я заранее подготовленную ложь.
— Ах да, ещё и братья-предатели… — хмыкает она.
Я молча киваю.
— И как? Получилось?
Сколько сарказма в её голосе!
Я отчаянно мотаю головой, едва не плача от горя.
«Ах ты ведьма! Нет, я не нашла братьев. И я не знаю, где они. Даже не представляю, живы ли…»
— Я думала… что если отыщу их… успею остановить… — лихорадочно придумываю я объяснение. — Надеялась их отговорить.
— Отговорить от чего? — уточняет Эвелин, склонив голову набок.
— Отказаться от мятежа, от предательства.
— Но вы и сами не до конца верны идеалам Гарднерии. — От этого заявления, да ещё высказанного так уверенно, волосы у меня на затылке встают дыбом. Эвелин разочарованно качает головой. — Как неумело вы лжёте, Эллорен Гарднер.
Я стою перед ней, как статуя, боясь шевельнуться или вздохнуть, а мать Лукаса медленно обходит меня по кругу.
— Я знаю, что вас видели в постели с кельтом, — произносит она. — Вы хоть представляете себе, на какие ухищрения нам с Вивиан пришлось пойти, чтобы замять готовый было разгореться скандал? — Сделав полный круг, она останавливается передо мной и смотрит мне в лицо испепеляющим взглядом. — А теперь вы обручены с Лукасом, с моим сыном. Девчонка из семьи предателей, которая при каждом удобном случае плюёт на могилу родной бабушки, порочит её имя и не обладает и каплей нравственности. — Губы Эвелин кривятся от ярости. — Чем мой сын заслужил такой позор?
— Я не такая, как мои братья, — заикаясь, выдавливаю я. Лгать трудно, каждое слово даётся с болью.
— Ты не подходишь моему сыну, — с отвращением цедит Эвелин сквозь стиснутые зубы. — Ты не достойна чистить его сапоги!
Внезапно она хватает меня за руки, и я, коротко вскрикнув от боли, пытаюсь вырваться — ведьма впилась в мои ладони ногтями!
Однако вырваться не так-то просто.
— Будь на свете способ разорвать это обручение, — в ярости рычит женщина, — я бы этого добилась. А я пыталась, — хрипло признаётся она. — В постели с кельтом… — горестно качает Эвелин головой, цепко держа мои пальцы и рассматривая линии обручения одну за другой. — Скажи-ка, Эллорен Гарднер, ты знаешь, что ждёт предателей народа Гарднерии по новым законам? — спрашивает она и тут же отвечает: — Смерть! Жестокая казнь!
— Я ничего не сделала, — настаиваю я, отчаянно взывая к разуму Эвелин. — Все всё не так поняли. Вот мои руки, взгляните! Я невинна! И мои нетронутые линии обручения тому лучшее доказательство!
Это правда. На моей коже нет ни единой кровавой язвы, какие я видела на руках Сейдж. Мне есть чем доказать свою невинность.
Эвелин Грей задумчиво смотрит на меня, а потом на её губах расцветает странная коварная улыбка. Она снова разглядывает мои руки будто в первый раз.
Повинуясь вдруг вспыхнувшему маячку тревоги, я резко отдёргиваю руки, не обращая внимания на оставшиеся от ногтей Эвелин царапины. Отступаю на шаг и прижимаю ладони к грохочущему сердцу.
Маг Грей выпрямляется и смотрит на меня с акульей улыбкой.
— Вечером ты отправишься на бал Совета магов, — торжествующе заявляет она, как будто отыскав чрезвычайно умное решение труднейшей задачи. Глаза её блестят коварством.
У меня перехватывает горло. Я задыхаюсь. Такой поворот вовсе не в моих интересах. А мать Лукаса явно что-то задумала и не собирается отступать. Мне же придётся ехать на бал, где я буду прекрасной мишенью для наёмных убийц.
— Сначала я спрошу, что думает об этом Лукас, — дрожащим голосом отвечаю я. — Отправлю письмо с руническим коршуном…
— Нет, — неумолимо отвечает она. — Ты сделаешь то, что я велю.
Я вдруг вижу, слышу и чувствую все деревянные панели, деревянные ножки стульев и кресел, поддерживающие потолок балки, — дерево отзывается мне в ответ на явную враждебность, которая исходит от матери Лукаса. А под ногами у меня деревянные доски из железного дерева…
«Мёртвое дерево. Повсюду мёртвая древесина».
Перед мысленным взором вспыхивают живые, цветущие железные деревья, магия покалывает пятки, и я сжимаю и разжимаю пальцы на ногах, ощущая разгорающийся в магических линиях огонь. С глубоким прерывистым вздохом я загоняю в тёмные глубины души ужасное желание спалить всё вокруг — и мать Лукаса, и особняк, и всё поместье.
Эвелин бросает взгляд на что-то у меня за спиной, и я оборачиваюсь — какое счастье, что нашёлся повод вовремя оторвать меня от мыслей об огненном безумии!
— Маг Грей, — звучит нежный голосок. У двери стоит другая уриска, гораздо моложе первой, с лавандовой кожей, лиловыми волосами и глазами, будто аметисты. У девушки приятные, правильные черты лица, и мне вдруг кажется, что мы с ней когда-то встречались. Она моя ровесница. — Нас прислала Оралиир, — присев в низком реверансе, говорит девушка.
Худенькая девочка-уриска неумело повторяет реверанс. Малышке лет восемь, не больше. У девочки большие заострённые уши и тёмно-лиловая кожа, знак высшего сословия урисок. Есть что-то тревожное в их скованности, в застывших позах. Они не смеют шевельнуться, стараясь лишний раз не сердить хозяйку. Можно подумать, им грозит смертная казнь на плахе за всякий неосторожный шаг.
Маг Грей с отвращением оглядывает служанок и снова смотрит мне в глаза.
— Спэрроу и Эффри — твои горничные, пока ты в этом доме. Спэрроу будет повсюду с тобой и станет докладывать мне о каждом твоём шаге и слове. На бал, кроме Спэрроу, тебя будут сопровождать двое стражей. Они тоже доложат мне всё, и подробно. Всё ясно, маг Гарднер?
Ясно, я птица в клетке, а ключ от дверцы у Эвелин Гарднер.
От волнения мне трудно дышать.
— Мне не нужны горничные, — отказываюсь я, пытаясь скрыть охвативший меня страх.
Маг Грей пронзает меня взглядом.
— Вы находитесь в моём доме, маг Гарднер, а значит, будете жить по моим правилам. И только по моим.
Опустив руку в карман, я глажу камень с руной, полученный от Чи Нам, и крепко прижимаю его к телу через платье и плащ.
— Понимаю, маг Грей, — сдаюсь я, хотя гнев и не даёт мне спокойно вздохнуть.
«Как я тебя презираю, проклятая ведьма! Тебя и всю твою презренную семейку. И особенно твоего ненавистного сына!»
— Эффри, — обращается Эвелин к девочке, не сводя с меня острых глаз. — Возьми у мага Гарднер плащ и вместе со Спэрроу отведите в подготовленную для неё спальню.
— Да, маг Грей, — поспешно отвечает ребёнок.
Эффри торопливо подбегает, и я расстёгиваю и снимаю плащ. Подхватив длинную накидку, девочка направляется к двери, волоча за собой полу плаща, но по дороге налетает на круглый столик и сталкивает стоящую почти у самого края вазу, искусно расписанную цветами железного дерева.
Глаза Спэрроу опасливо округляются — ваза покачивается и вот-вот свалится на пол. Быстрее молнии девушка бросается вперёд, успевает подхватить фарфоровую безделушку и вернуть её на место.
Эффри стоит, будто прилипнув к полу, с открытым ртом и с бесконечным ужасом смотрит на вазу. Медленно обернувшись к хозяйке, девочка прижимает к себе мой плащ, будто пытаясь спрятаться за ним, скрыться с глаз.
— Простите, маг, простите, — бормочет Эффри, склонившись едва ли не до самого пола, — я случайно, простите, я больше не буду.
И тут в памяти вспыхивает другая комната и другая, тоже очень неуклюжая девочка — это случилось в Валгарде, у модной портнихи. Вот где я видела этих горничных! В прошлом году, когда жила в Валгарде у тёти Вивиан. В ателье была и эта девочка, спотыкавшаяся о рулоны ткани, и грациозная Спэрроу. Я их вспомнила!
Эвелин Грей медленно подходит к столу с напитками и наливает себе что-то в хрустальный бокал.
— Эффри, — произносит она, — мне что, приказать Оралиир тебя выпороть? Может, порка научит тебя грации?
Глаза у Эффри становятся большими и круглыми, как блюдца, а мне так и хочется выхватить Жезл и…
— Спэрроу, — бесстрастно обращается к старшей из горничных маг Грей, будто позабыв о ребёнке, — отведи мага Гарднер в спальню. Сегодня вечером она едет на бал Совета магов. — Отпив немного из бокала, Эвелин бросает взгляд в окно на залитый дождём сад, и её губы изгибаются в злобной усмешке. — Отмойте её. И попробуйте придать ей хоть сколько-нибудь приличный вид.
Шестой месяц
Валгард, Гарднерия
Следом за Спэрроу и Эффри я иду по длинным коридорам огромного особняка в отведённую мне спальню на другой конец здания. Встреча с матерью Лукаса выбила меня из колеи. Магия во мне бушует, как гроза за окном.
Грохочет гром, и его звук эхом прокатывается по выложенным деревянными панелями залам.
«Хоть бы Лукас приехал поскорее».
Эвелин Грей явно что-то задумала. Что-то плохое, я это чувствую. Может, убийцы с востока здесь мне и не страшны, я всё же под защитой военных магов, но вот гарднерийцев опасаться стоит.
А если я найду Лукаса, он сможет мне помочь?
Мы подходим к очередной двери из железного дерева с искусно вырезанным рельефом. Эта дверь ведёт куда-то из небольшой гостиной, которую можно назвать и библиотекой. Спэрроу распахивает створку, и я цепенею, даже не переступив порога: большую часть спальни занимает огромная кровать под балдахином, который держится на четырёх высоких столбах. Балдахин и покрывало расшиты удивительными изображениями деревьев с изумрудными листьями, однако я не в силах оторвать глаз от великолепных столбов — выточенные из чёрного дерева, они витыми спиралями поднимаются к потолку.
Четыре громадных жезла.
Совершенно захваченная великолепным зрелищем, я медленно иду к кровати и провожу ладонью по деревянным колоннам, чувствуя, как сила собирается у моих ног, а роскошное дерево занимает все мысли.
Ишкартанское эбеновое дерево.
«Прекрасная древесина. Твёрдая, прочная. — Моя линия огня вспыхивает нежными лепестками пламени. — Как просто будет направить сквозь них огненную магию».
Тряхнув головой, я отнимаю ладони от деревянной колонны и отступаю на шаг. Надо же, как легко деревья забираются ко мне в мысли, подчиняют своей воле. Чтобы окончательно прийти в себя, я впиваюсь ногтями левой руки в ладонь правой — хватит грезить о волшебных палочках!
И мечтать о магическом огне, доставшемся мне в наследство и ищущем выхода.
Я упрямо отвожу взгляд от кровати, стараясь отвлечься. Спэрроу и Эффри тем временем раздвигают тяжёлые тёмно-зелёные портьеры, открывая окна, в которые стучит дождь. Пожалуй, в такие окна меня могут увидеть снаружи.
И нанести удар.
— Пожалуйста, закройте шторы, — торопливо прошу я горничных. Эффри поднимает на меня полный страха взгляд, а Спэрроу, настороженно кивнув, выполняет просьбу. — Спасибо, — выдыхаю я. — Спасибо вам.
— Ничего особенного, маг, мы рады вам служить, — равнодушно отвечает Спэрроу, аккуратно расправляя шнуры с кистями по обе стороны окна.
— Мы уже встречались, — напоминаю я Спэрроу, стараясь говорить спокойно, чтобы не напугать девушку, и выпуская на свободу правую руку. — Вы работали в ателье мага Элоизы. В Валгарде. Почти год назад.
— Верно, маг, — так же холодно отвечает Спэрроу. На её лице не отражается ни единой мысли.
Чтобы не смущать горничных ещё больше, я молча снимаю с плеча походный мешок и опускаю его на стул с искусно вышитой дубовыми листьями подушкой. Ковёр у меня под ногами тоже великолепной работы: оттенки лесной зелени и чёрные нити складываются в удивительный узор — сказочные деревья. Как же меня тянет к лесу, деревьям и всему деревянному! И ничего с этим не поделать. Я не хочу быть типичной гарднерийкой! Не хочу быть похожей на жестоких магов ни в чём!
С куда большим удовольствием я бы вырвала один из столбов, поддерживающих балдахин на этой кровати, и бросилась бы с ним на гарднерийцев.
Рокочущий гром прерывает мои мятежные мысли, и я оглядываю комнату. За кроватью открыты две двери — одна ведёт в небольшую гардеробную, другая — в комнату прислуги. Дровяная печь с изящной чугунной решёткой согревает спальню, не пропуская сквозняки к постели, трубы, по которым уходит дым, искусно спрятаны под потолком. С картин на стенах смотрят олени в густом лесу, на низком столике расставлены вазы. Похоже, фарфоровые безделушки матери Лукаса дороже, чем живые люди.
Разглядев роспись на одной из ваз тончайшей работы, я невольно мрачнею: гарднерийские солдаты убивают икарита.
Вот эту вазочку меня тянет сбить со стола и расколотить на мелкие кусочки.
Спэрроу переносит мой походный мешок поближе к кровати и собирается было открыть его.
Пожалуй, так рисковать не стоит.
— Я сама разберу вещи, — шагая к Спэрроу, вмешиваюсь я.
Вдруг горничная найдёт Жезл и отдаст его матери Лукаса? Та сразу же начнёт выяснять, почему женщина вооружена волшебной палочкой без одобрения Совета магов.
Оставив в покое мои вещи, Спэрроу принимается перетряхивать постель, бросая на меня озадаченные взгляды.
С серьёзным видом, не зная, как угомонить грохочущее сердце, я медленно вынимаю из мешка кое-какие личные вещи, накрепко затягиваю верёвку и заталкиваю мешок под кровать.
— Пусть так и лежит, — сурово приказываю я горничным. Как же мерзко я себя веду с бедными урисками, самой противно. Они молча одновременно кивают, отчего раскаяние охватывает меня с новой силой.
«Им нельзя быть здесь». По новому закону скоро всех урисок отправят на острова Фей, как и всех инородцев, то есть вообще всех жителей Гарднерии, но негарднерийцев, выселят с земель так называемого «священного» государства магов. Больно сознавать это, глядя, как худенькая Эффри старательно раскладывает мою одежду по ящикам комода.
«Она же просто ребёнок. И не должна прислуживать в этом доме, как рабыня, быть собственностью жестокой женщины во враждебной стране. Её нужно переправить в Восточные земли. И поскорее».
— Давай я сама, Эффри, — предлагаю я, отчего девочка подпрыгивает и поднимает на меня испуганный взгляд. И кто дёрнул меня за язык?!
В дверь стучат, и мы одновременно поворачиваемся на звук. Грациозно прошествовав к двери, Спэрроу открывает гостю.
На пороге стоит Оралиир, та самая мрачная уриска, которая встретила меня у кареты.
Метнув на меня испепеляющий взгляд, Оралиир вкладывает в руки Спэрроу небольшой свёрток.
— Когда она переоденется в это платье, я вернусь за тем, что на ней сейчас, — сообщает уриска и, презрительно фыркнув, уходит.
Спэрроу закрывает дверь и разворачивает пергамент, под которым оказывается таинственно мерцающая ткань. Девушка возвращается к кровати и, полностью освободив платье из пергаментного плена, раскладывает его на одеяле. Окинув наряд взглядом, Спэрроу изумлённо моргает, но быстро придаёт лицу равнодушное выражение.
— Платье для бала, маг, — с коротким поклоном говорит она, однако в её голосе слышится странное напряжение, и направленный на меня взгляд полон недоумения.
Рассматривая платье, я чувствую, как грудь теснит страх или дурное предчувствие, но всё же не могу не восхищаться великолепным фасоном и роскошной тканью.
Жаль, что наряд столь очевидно провоцирующий.
Плотный чёрный шёлк облегающего платья и широкой нижней юбки мерцает в свете фонарей и пламени печурки густо-красными отсветами в складках ткани. Платье щедро расшито рубинами, из которых выложены звёзды благословения. Облегающий лиф декольтирован очень смело, а чёрное кружево ещё сильнее это подчёркивает.
Я обескураженно вожу пальцем по великолепным рубинам, глажу необычную ткань, а уриски тем временем возвращаются к работе, убирая комнату и раскладывая мои вещи.
Странное платье прислала мне Эвелин Грей.
Алые камни и необычная ткань, не говоря уж о слишком смелом покрое, наверняка привлекут ко мне внимание многочисленных гарднерийских ценителей скромности и прочих женских добродетелей. Судя по убранству поместья Греев, да и по одежде самой Эвелин, мать Лукаса очень строго относится к традициям магов, даже строже, чем моя тётя Вивиан. Так зачем же Эвелин прислала мне именно это вычурное платье? Кстати, откуда у неё мои мерки? Неужели она заранее обо всём договорилась с моей отвратительной родственницей?
— Спэрроу, — не сводя задумчивого взгляда с платья, обращаюсь я к горничной, — ты не знаешь, Лукас будет сегодня на балу?
— Да, маг, — коротко отвечает она, тоже глядя на платье.
От созерцания слишком яркого шедевра неизвестной портнихи нас отвлекает резкий хруст — обернувшись, мы видим Эффри, а рядом, на полу, горстку осколков мерзкой вазы со сценой убийства икарита. Малышка в ужасе всхлипывает, по её щекам текут слёзы. Спэрроу, потрясённо глядя на осколки, молча хватает ртом воздух.
Чем дольше плачет Эффри, тем тщедушнее и несчастнее она выглядит.
Я быстро поднимаю вверх руку.
— Вазу разбила я, — твёрдо говорю я, и мой голос звучит громче, чем обычно. А иначе кто меня услышит за отчаянными всхлипами ребёнка?
Впрочем, от моих слов глаза Эффри мгновенно высыхают, а всхлипы превращаются в икоту. Сильно побледневшая Спэрроу смотрит на меня округлившимися глазами.
— Вазу разбила я, — повторяю я снова и с не меньшей твёрдостью в голосе. — Она мне сразу не понравилась, значит, и жалеть не о чем. Сейчас мы соберём осколки, и я скажу магу Грей, что терпеть не могу фарфор и вазы в особенности и попрошу убрать эти безделушки из моей спальни.
Сердце у меня стучит, как безумное. «Да уж, такими поступками отношений с кошмарной матерью Лукаса мне не наладить».
К Спэрроу наконец возвращается голос — и очень вовремя.
— Д-да, маг, — заикаясь, выдыхает она.
Эффри молча икает и моргает огромными глазами, явно сбитая с толку происходящим. Я же без лишних слов опускаюсь на колени и принимаюсь собирать острые как лезвие ножа осколки.
— Нет, маг, — вмешивается Спэрроу, — так нельзя. Давай, Эффри, помоги нам всё убрать, — ласково поглаживая девочку по плечу, просит она.
Спустя минуту ребёнок снова рыдает, на этот раз порезавшись острым куском фарфора.
Тогда я опускаюсь на колени перед Эффри и зажимаю ранку так кстати обнаруженным в кармане носовым платком. На белой ткани расцветают алые пятна, внося новые оттенки в вышитые цветы железного дерева.
— Принеси настойку ромашки, чтобы обработать рану, и бинт, — прошу я Спэрроу. Всё-таки у малышки Эффри удивительная способность вляпываться в неприятности. — Я училась на аптекаря, с ранкой точно справлюсь. — Зажимая порез платком, я кивком показываю на кресло в углу комнаты. — Эффри, мы сейчас всё вылечим, — не сводя с ребёнка успокаивающего взгляда, говорю я. — А потом ты посидишь тихонько вот в этом кресле, пока мы со Спэрроу всё не закончим.
— Настойка ромашки стоит дорого, маг, — говорит Спэрроу. — Маг Грей не позволит дать её слугам.
— О Древнейший! — с отвращением бормочу я. Как мне надоели и эти гадкие правила, и отвратительная мать Лукаса… — Спэрроу, скажи Оралиир, что это я порезалась, когда разбила вазу.
Заговорщически кивнув, девушка выскальзывает из комнаты.
Вскоре Эффри с забинтованной рукой тихо сидит, сжавшись в комочек под тёплым одеялом в кресле и время от времени всхлипывает.
Взгляд у ребёнка туманный, она будто бы смотрит на меня, но не видит.
— Девочке нужны очки, у неё слабое зрение, — вздыхаю я.
— Ох, маг! — Спэрроу умоляюще складывает руки на груди, а у Эффри из глаз снова льются слёзы. Малышка опять испугалась.
Но откуда такой ужас? Что я такого сказала?
— Эффри плохо видит, это правда, — покаянно произносит Спэрроу, едва не падая передо мной на колени. — Прошу вас, не говорите ничего хозяйке. Я работаю за двоих, я справляюсь, пожалуйста, не выдавайте нас, маг!
Сердце у меня сжимается от боли и сочувствия. Как это несправедливо! Бедные Спэрроу и Эффри. Конечно, я помогу им всем, что в моих силах.
И теперь я точно знаю кое-что ещё: ни Спэрроу, ни Эффри вовсе не преданные слуги Эвелин Грей. Они до смерти боятся хозяйку. А мне союзники не помешают. Любые. И как можно больше.
И пусть пока мне удалось переманить на свою сторону всего лишь обыкновенных горничных — этого вполне достаточно.
Шестой месяц
Валгард, Гарднерия
Незаметно опустив правую руку под выложенную мягкими подушками скамью в карете, я выцарапываю из перекладины ногтем большого пальца крошечный кусочек древесины. В мыслях сразу же возникает раскидистое, покрытое тёмной листвой дерево.
«Чёрный клён. Из Северных пустошей».
Осторожно ощупывая подушечками пальцев крошечную иголку, я рассеянно смотрю в окно кареты, которую сопровождают верхом двое магов четвёртого уровня. Меня везут на бал Совета магов.
И там на меня вполне может быть открыта самая настоящая охота.
«Смогут ли эти стражи защитить меня, пока не появится Лукас?»
Нервно перекатывая пальцами едва видимую щепку, я чувствую, как бежит по магическим линиям огонь. Настоящий жаркий огонь.
«Это не простая щепка — это мой крошечный Жезл».
Спэрроу едет со мной в карете, сидит на скамье напротив. Держится уриска великолепно, мастерски нацепив маску безразличия.
Я же, перекатывая пальцами кусочек добытой древесины, оцениваю ситуацию.
Итак, если Лукас меня не примет, защищать себя от нападения придётся своими силами и своим умом.
А напасть на меня могут скоро. Или очень скоро.
Чи Нам, вполне возможно, уже в тюрьме за то, что помогла мне бежать, а вместе с ней и Кам Вин, Ни Вин и Чим Дик. А если всё так и есть, значит, помощи от Сопротивления в ближайшем будущем можно не ждать. Добраться до братьев я не могу, равно как и не могу связаться с Айвеном или с кем-нибудь ещё, кто в силах меня защитить.
Скажем прямо: помощи ждать неоткуда.
Как ни трудно признавать очевидное, но я одна и рассчитывать могу только на себя.
Глубоко вздохнув, я сжимаю щепку большим и указательным пальцами. А что, если…
Как я успела убедиться, моя сила в некоторой степени зависит от волшебной палочки, которой я её направляю: многослойный, сложный Жезл выплёвывает море огня, несравнимое с простой веткой.
«А что, если взять щепку?»
Левую руку я намеренно держу подальше от деревянной рамы сиденья и сосредоточенно прислушиваюсь к ощущениям, которые вызывает во мне зажатая пальцами правой руки щепка. Сейчас я вполне в силах управлять своей огненной магией, меня не захлёстывает непреодолимое желание сжечь всё вокруг.
«А что, если сделать волшебную палочку из этой щепки?»
Мне надо обязательно скрыть от гарднерийцев огненную магию, но справлюсь ли я с этой силой, смогу ли управлять ею, если вместо волшебной палочки возьму в руки щепку?
Смогу ли я сама, без помощи извне, научиться владеть данной мне силой?
Определив планы на ближайшее будущее, я сжимаю пальцами щепку и поднимаю глаза на Спэрроу. Кстати, к ней у меня тоже есть один интересный вопрос.
— Почему ты больше не работаешь в ателье?
В аметистовых глазах Спэрроу проскальзывает что-то странное, девушка явно изо всех сил старается сохранить безразличное выражение лица.
— Эвелин Грей — ужасная женщина, — без обиняков говорю я в надежде, что Спэрроу расскажет, почему ей пришлось прислуживать такой злой хозяйке, да ещё и вместе с Эффри.
— Маг Грей по доброте своей дала нам работу, — осторожно произносит Спэрроу. Понять по голосу, что она чувствует, практически невозможно. Однако вскоре Спэрроу преображается, её лицо дышит отвагой, и, честно говоря, таких сильных чувств я от уриски не ожидала.
Похоже, девушка немало пережила за последнее время.
— Вы помогли Эффри, — вежливо, но гораздо откровеннее, чем раньше, произносит она. — Вы очень добры. Мало кто из магов поступил бы так же.
Сжав губы, я молча качаю головой. К чему эти благодарности? Я ничего особенного не сделала, а девушка видит в обычном поступке чуть ли не героизм.
Нахмурившись, Спэрроу цепляется за сиденье и устремляет на меня умоляющий взгляд изумительных глаз, обрамлённых густыми лиловыми ресницами.
— Маг Гарднер… Фэллон Бэйн вас ищет, — через силу выговаривает она. — Маг Бэйн влюблена в Лукаса Грея.
Моргнув от неожиданности, я покрепче сжимаю щепку, чтобы невзначай не выронить её, и чувствую, как огонь бежит по магическим линиям. Я протягиваю Спэрроу левую свободную руку и показываю чёрные линии обручения.
— Боюсь, с этим ей ничего не поделать, — горько вздыхаю я. — Дело сделано. Я обручена с Лукасом.
Спэрроу не моргая смотрит на меня.
— Если вы умрёте, Лукаса освободят от клятвы.
В карете становится очень тихо.
Спэрроу всё с той же убийственной серьёзностью смотрит на меня, будто предупреждая. И я всё понимаю. Меня накрывает ледяной волной страха.
Так и есть. Если супруга остаётся вдовой, заклинание не снимается, линии обручения навечно украшают её руки. А вот мужчин при тех же обстоятельствах освобождают. Об этом сказано даже в заклинании обручения.
Ну вот и вполне правдоподобная причина, по которой Эвелин так щедро одарила меня скандальным платьем, превратив в алый маяк, так легко различимый в море чёрных одежд.
Фэллон Бэйн без труда обнаружит меня и расторгнет наше с Лукасом обручение единственным возможным способом.
«Нет, — мысленно убеждаю я себя, — не может быть. Это уж слишком. Даже Фэллон не пойдёт на такое».
Вот бы заполучить сейчас мой Жезл Легенды! Но нельзя: белая волшебная палочка надёжно спрятана за подкладкой мешка, который покоится под широкой кроватью.
Да и если бы у меня был Жезл Легенды или любая другая волшебная палочка, разве я смогла бы защитить себя? Я до сих пор не знаю, как управлять силой, которая тогда непременно нашла бы выход.
Нагнувшись к Спэрроу, я взволнованно говорю:
— Если Фэллон нападёт на другого гарднерийца, используя магию, её разжалуют и отправят в тюрьму.
Поколебавшись, Спэрроу тоже склоняется вперёд, бросив осторожный взгляд на верховых стражей снаружи.
— Она Чёрная Ведьма, — с мрачной улыбкой напоминает девушка. — Никто не посадит её в тюрьму. — Нахмурившись, она ещё тише добавляет: — Маг Бэйн недавно приезжала в особняк Греев и долго разговаривала с хозяйкой.
От этой новости меня прошибает холодный пот.
— Ты слышала, о чём они говорили?
Спэрроу печально качает головой, однако взгляд её не меняется: он такой же суровый и тревожный.
У меня в голове вертится сразу несколько мыслей, обдумать которые как следует нет времени.
— Ты знаешь мою тётю? Вивиан Деймон? Она будет сегодня на балу?
От мыслей о тётушке меня захлёстывает волна ярости, мстительный огонь пробегает по магическим линиям. Да, добрых чувств к тёте Вивиан я не испытываю, однако она весьма заинтересована в том, чтобы увидеть наших с Лукасом детей, из которых могут получиться очень сильные маги.
— Маг Деймон сейчас в верпасийской провинции с другими членами Совета магов, — хмуро сообщает Спэрроу. — У них встреча с Королевским Советом Альфсигра, делят территории ликанов. Делегация возвращается только завтра.
Что же предпринять? Надо искать выход.
— А ты, случайно, не знаешь, когда на бал должен прибыть Лукас?
— Нет, не знаю. Но он обязательно приедет. Фогель лично потребовал присутствия нескольких высших коммандеров на этом вечере. И Лукас в их числе. Фогель собирается объявить о чём-то важном, к тому же маги празднуют присоединение к Гарднерии огромных территорий на западе. Войска Лукаса захватывали Кельтанию. Он непременно должен быть на балу. Возможно, коммандер Грей уже приехал.
Сколько информации! Надо будет расспросить Спэрроу, откуда она всё это знает. Но не сейчас. Пока надо как-то прогнать липкий страх и сосредоточиться.
«Фэллон ничего мне не сделает, — отчаянно убеждаю я себя. — Она меня и пальцем не тронет».
Пусть меня многие ненавидят, однако я внучка Карниссы Гарднер, и мои линии обручения не тронуты — я добродетельна и невинна.
Однако вопрос: чем на самом деле может грозить Фэллон нападение на меня? Особенно если она всё сделает исподтишка, как привыкла ещё в университете?
Мне вдруг вспоминается ледяная улыбка Эвелин Грей, с которой она сообщила мне о бале. И о том, что я непременно должна на нём присутствовать. Неужели она спланировала всё? Решила отдать меня на растерзание Фэллон Бэйн, и меня фактически везут на казнь?
— Сбежать не удастся, — сдавленным голосом признаю я, бросая взгляды на стражей за окнами кареты. — Мать Лукаса позаботилась об охране. Придётся войти во Дворец Совета.
— Это очень большое здание, и я знаю в нём все входы и выходы, — бесстрастно сообщает Спэрроу.
Мы с ней явно поладим.
— Мне нужна твоя помощь, — говорю я.
— Знаю, — кивает она. — Я сделаю всё, что нужно.
Невероятно… Уриска идёт на невообразимый риск, вмешиваясь в дела магов. Похоже, она здорово увязла, раз готова искать союзников среди таких магов, как я.
— Вам нельзя попадаться на глаза Фэллон, — предупреждает Спэрроу. — Постарайтесь держаться от неё подальше.
Нервно вскинув брови, я неуверенно хмыкаю:
— Трудноватая задача, сама понимаешь. На мне самое красное платье, какое шили за всю историю Гарднерии.
Оглядев меня с головы до ног, Спэрроу пожимает плечами:
— Значит, вам надо отыскать Лукаса прежде, чем Фэллон найдёт вас. Только и всего, — решительно произносит она.
Пожалуй… пожалуй у меня появился шанс на спасение.
Щепка, которую я держу в руке, впивается в подушечки пальцев, огненная магия бурлит и рвётся к крошечному Жезлу, пытаясь найти выход.
Ещё несколько минут — и начнётся игра в кошки-мышки. Причём в роли мышки буду я. Мой противник — маг пятого уровня, давно и искусно владеющий магической силой.
Карета, петляя по дороге, въезжает на холм, на вершине которого выстроен великолепный Дворец Совета магов, а я стараюсь набраться смелости в эти последние минуты покоя.
Дворец Совета встроен в горную твердь, его фасад выступает из утёса Стивиуса. Деревья, колонны и арки мастерски выточены из камня, мы словно приближаемся к густому каменному лесу. Каменные стволы поддерживают шесть этажей Дворца с великолепными балконами. Лес из каменных деревьев окружает ведущую к главному входу аллею, и такие же каменные ветви сплелись над нашими головами, будто живые.
Приоткрыв окно кареты, я с наслаждением вдыхаю солёный воздух. Дождь закончился, за утёсом шумит Волтийское море. Чайки с криком носятся над Дворцом Совета, залитым пробивающимися сквозь прореху в тучах розовыми лучами заката. Фасад освещают мерцающие факелы.
Повсюду развеваются гарднерийские флаги, новые, с белой птицей на чёрном поле. Полотнища трепещут на балконах, свешиваются из окон, а один флаг, самый огромный, закреплён между двумя каменными деревьями на уровне второго этажа. Окна над этим флагом освещены особенно ярко.
Гости — гарднерийцы в одежде всех оттенков чёрного — толпятся на широком балконе второго этажа. Стеклянные двери от пола до потолка открыты настежь, из зала доносится музыка, играет оркестр, звенит смех. А вот и военные — да как много! Сильные маги четвёртого и пятого уровней заняли всё пространство на нижней террасе у парадного входа во Дворец.
Целая армия магов!
Проходы освещены бесчисленными факелами, в воздухе витают ароматы благовоний из редких сортов древесины. Пламя факелов высушивает влажный от недавнего дождя воздух на террасах, в сгущающихся сумерках дышится легко, облака расступаются, на небе мерцают звёзды.
Какой прекрасный вечер! Как раз для праздничного бала.
Карета приближается ко входу, и я собираюсь с силами, готовлюсь бежать, что есть мочи, лишь бы не столкнуться с гарднерийцами в великолепных одеяниях, довольных и благодушных.
Все маги носят белые повязки выше локтя — знак поддержки верховного мага Маркуса Фогеля.
На меня удушающей волной накатывает дурное предчувствие. Никогда прежде я не видела так много карет в одном месте, дорога к Дворцу буквально забита. И какая огромная толпа! Моя карета вдруг останавливается совсем рядом с широкой изогнутой лестницей, ведущей на бельэтаж.
Один из моих стражей резко распахивает дверцу кареты, окидывает презрительным взглядом моё алое платье и с некоторым недоумением отмечает, что белой повязки у меня нет.
Сжав в правом кулаке добытую в дороге щепку, я выхожу из кареты. Сердце стучит слишком быстро, но я с напускным спокойствием подчиняюсь безмолвному жесту охранника — он показывает, куда идти. В любую минуту ожидая удар убийц, я иду к толпе гостей в сопровождении двух стражей. Спэрроу замыкает нашу маленькую процессию. С каждым шагом я всё острее ощущаю бегущую по моим линиям магию.
Один из стражей хмыкает и бросает на своего бородатого напарника чванливый взгляд, отчего мне становится не по себе. За спиной слышится шум — отъезжает моя карета. Что ж, вот и путь к отступлению отрезан. Осталось надеяться только на себя. Щепка в руке, как ни странно, придаёт мне уверенности. Пусть это лишь неровный кусочек древесины, однако в моей руке он может стать грозным оружием. Боевым мечом. Или сотней боевых мечей!
Или даже тысячей.
Опустив голову, я иду с толпой к огромной мраморной лестнице. Впрочем, прятать лицо бессмысленно — моё алое платье и так притягивает все взгляды, как факел.
Неловко оступившись, я случайно толкаю в спину пожилую гарднерийку — её пышное чёрное бархатное платье отсвечивает во время ходьбы изумрудно-зелёным цветом. Женщина оборачивается, и её приятная улыбка почти сразу превращается в гримасу ужаса и отвращения — она мгновенно узнала меня и успела заметить шокирующее алое платье с рубинами. Молча отвернувшись, женщина что-то шепчет спутнику, и он искоса бросает на меня удивлённый взгляд. Такими взглядами меня встречают ещё многие маги, обмениваясь, но не слишком тихо, короткими возгласами.
— Внучка Карниссы! Говорят, она противилась обручению!
— Пыталась сбежать с кельтом!
— Вся их семья перешла на сторону зла.
— Какой позор для Вивиан!
— Братья сбежали к ликанам!
— Предатели Гарднерии и народа!
— А что за платье!
— Как на шлюхе!
Короткие фразы свистят, будто удары кнута. Похоже, против меня настроена не только Фэллон. Враждебностью веет со всех сторон.
Надо найти Лукаса. И поскорее.
Борясь с нахлынувшей тошнотой, я оглядываюсь в поисках стражей. Толпа гостей поднимается по лестнице, а мои охранники остались внизу, у первой ступеньки, весьма многозначительно держа руки на рукоятках мечей и волшебных палочек и не спуская с меня глаз.
«Они перекрыли мне выход».
Оторвавшись от стражей, я смотрю в распахнутые двери, поверх карет, на площадь в окружении каменного леса.
Там что-то белеет.
Скульптура. Почти такая же, как та, что стоит перед кафедральным собором Валгарда. Высеченная из белого мрамора, она серебрится в ярком лунном свете. Две фигуры, как призраки, вернувшиеся из мира мёртвых: моя бабушка, Чёрная Ведьма, возвышается над отцом Айвена, икаритом. Жезл в руках бабушки направлен врагу прямо в сердце, ногой бабушка попирает грудь павшего.
Ещё немного и меня стошнит в этой толпе. Стиснув шершавую щепку, я с благодарностью прислушиваюсь к биению огненной силы в моих магических линиях. А ведь всё куда хуже, чем я надеялась.
Мне нельзя призвать огненную магию. Пока нельзя. Даже ради собственной защиты.
Вокруг гарднерийские солдаты. Стоит мне совершить одну ошибку, и вся Гарднерия узнает, что я и есть та самая Чёрная Ведьма из пророчества. И всё будет кончено. Меня отведут прямиком к Фогелю, который-то уж точно ни перед чем не остановится, лишь бы подчинить меня и мою силу себе и погубить с моей помощью Айвена и всех, кто мне дорог.
Нет, сейчас у меня одна задача: выжить.
Крайне неохотно я протягиваю руку над перилами и разжимаю кулак — тонкая щепка, вертясь, будто семечко клёна, медленно исчезает в каменных дебрях.
Моя магия тут же отступает.
«Ну вот. От искушения избавилась».
Я шагаю вверх по лестнице, однако Спэрроу крепко хватает меня за руку.
Обернувшись, я вижу её встревоженный взгляд. Девушка едва заметно кивает, указывая куда-то вверх и в сторону — там, на балконе второго этажа у самого парапета стоят три фигуры в чёрном.
И горло у меня сводит от страха.
«Фэллон Бэйн». И её братья Сайлус и Дэмион, маги пятого уровня.
Фэллон смотрит прямо на меня с коварной улыбкой, от которой пробирает озноб.
Она что-то говорит братьям, и вот уже все трое устремляют на меня взгляды, у всех на лицах одинаковые злобные ухмылки. Недолго думая Бэйны направляются к балконной двери и исчезают в здании, взмахнув на прощание чёрными, отделанными серебряными полосками плащами.
— Идите за мной, — едва слышно выдыхает Спэрроу, не выпуская мою руку. — Я знаю, с какой стороны входят во Дворец коммандеры высокого ранга.
Мы стремительно скользим в толпе, направляясь к террасе первого этажа и в празднично украшенный зал.
Все маги в толпе одеты в чёрное, в воздухе витают ароматы дорогих благовоний и изысканных угощений. Спеша за Спэрроу по лабиринту коридоров и переполненных залов, я дрожу от страха, а мои магические линии тянутся к любому деревянному изделию, особенно из дорогих пород редкой древесины.
Вот, например, стволы черешни — они поддерживают потолки в нескольких комнатах, которые мы минуем почти бегом, их ветви украшены листьями из тёмных кристаллов и небольшими алыми фонариками.
А вот горный дуб — из него выточены рамки бесчисленных картин, портретов бывших членов Совета магов и глав гильдий.
Рояль из орехового дерева гордо стоит в вестибюле. Его покрытая лаком крышка редкого красноватого оттенка по-праздничному сияет.
Сжимая и разжимая кулак правой руки, я приказываю себе не думать о магии и деревьях, но противостоять огненной силе не так-то просто.
Перед нами вырастает юная уриска, не давая ступить и шагу. Я оглядываюсь, отыскивая Фэллон, а девушка протягивает мне поднос с угощением — крошечными канапе на деревянных шпажках. Опустив на мгновение взгляд, я с трудом отворачиваюсь. Я не голодна.
Но рука упрямо тянется к деревянной шпажке.
«Ещё один крошечный Жезл!»
Спэрроу настойчиво увлекает меня вперёд, и уриска с подносом остаётся позади.
Музыка звучит всё тише, гостей встречается всё меньше. Мы спешим по узкому, едва освещённому коридору и влетаем в огромную библиотеку Совета магов. Там и тут стоят небольшими группками гарднерийские солдаты и военные стажёры, у некоторых на мундирах знаки отличия, говорящие о высоком положении в гвардии. Разговаривают здесь тихо и с уважением друг к другу. Мелькают и пять серебряных полос — знак отличия магов пятого уровня.
«Пятый уровень, как у Лукаса!»
Тяжело дыша, я отчаянно верчу головой. Где же Лукас?
— Прошу прощения, — обращаюсь я к седовласому магу с лейтенантскими нашивками на плече.
Он оборачивается и окидывает меня полным презрения взглядом. Точно так же смотрят на меня и другие стоящие рядом маги.
Неважно. Не время отступать.
— Вы, случайно, не видели моего жениха, Лукаса Грея? Он ещё не приехал?
Смерив меня с головы до ног брезгливым взглядом, маг отвечает:
— Я его не встречал.
Вежливо извинившись, я отхожу в сторону.
Спэрроу выводит меня из библиотеки, шепча на ходу:
— Здесь есть балкон, с которого хорошо видно, кто приезжает. — Твёрдой рукой девушка направляет меня к нужной двери. — Там можно подождать Лукаса.
Повинуясь указаниям Спэрроу, я выхожу в боковую дверь в дальнем конце зала и иду по длинному пустому коридору к другой библиотеке, поменьше. Там Спэрроу отодвигает шторы со стеклянной двери на балкон, который действительно выходит на фасад Дворца Совета. В библиотеке пусто, музыка сюда почти не долетает, и мне вдруг становится страшно. Мы совсем одни.
Спэрроу дёргает за ручку балконной двери, но та не поддаётся. Наконец девушка поворачивается ко мне и, настороженно озираясь, сообщает:
— Заперто. Поищем другой путь.
В коридоре раздаются шаги, и меня окатывает жаркой волной.
Горничная уриска с кожей цвета шафрана переступает порог библиотеки и подаёт знак кому-то невидимому в полутьме коридора. Девушка явно указывает на нас.
Когда спустя несколько секунд в библиотеку вихрем врывается Фэллон Бэйн, у меня едва не подгибаются колени.
Фэллон выглядит великолепно и устрашающе одновременно. Её мерцающее бархатное платье и длинная нижняя юбка искусно украшены вышивкой: чёрный дракон, вышитый от нижнего края юбки до горловины платья, будто обнимает её сбоку. Чёрные опалы покачиваются в ушах и украшают шею, длинные локоны искусно уложены и заколоты гребнем с когтем дракона, а на поясе дрожит в ножнах волшебная палочка.
— Мы с тобой раньше не встречались? — с жестокой улыбкой спрашивает Фэллон у Спэрроу. — Кажется, ты сейчас должна быть на островах Фей, я ничего не перепутала?
При виде Фэллон Спэрроу застывает на месте, будто обратившись в соляной столб. Даже дышит как придётся.
— Пошла вон, — коротко приказывает Фэллон.
Оказывается, ярость очень быстро вытесняет страх. Расправив плечи, я впиваюсь взглядом в Фэллон.
— Не смей приказывать чужим служанкам.
Фэллон недоверчиво распахивает глаза и с гортанным смехом поворачивается ко мне.
— Тебе всё равно никто не поможет, — фыркает она и снова переводит взгляд на Спэрроу.
— Убирайся, я сказала.
Спэрроу бросает на меня неуверенный взгляд, но я киваю — пусть идёт, так будет лучше, безопаснее. Вторая уриска бесцеремонно выталкивает Спэрроу за дверь и уходит следом.
Мы с Фэллон остаёмся одни.
Вынув из ножен волшебную палочку, Фэллон ритмично похлопывает ею по ладони, а на её губах расцветает неожиданная улыбка.
В отчаянии я оглядываю комнату — на противоположной стене темнеет дверь. Закрытая.
Проследив за моим взглядом, Фэллон насмешливо прищуривается.
— Думаешь, получится сбежать? И куда ты пойдёшь? — со смехом интересуется она. — Ты одна. Ни друзей. Ни Лукаса. Тебя все бросили. — Она с непонятной радостью рассматривает моё скандальное платье с красными бликами. — Ты выглядишь как настоящая шлюха. Да ты такая и есть!
Заметив тёмные линии обручения на моих руках, Фэллон заметно мрачнеет.
Зависть и ненависть исходят от неё почти ощутимыми волнами. А во мне вдруг просыпается магический огонь, правая рука тянется к деревянной подставке для факелов, вырезанной из железного дерева.
Ещё немного — и я сожгу Фэллон в страшном огне!
«Держи себя в руках! — напоминаю я себе. — Погибнет не только Фэллон. Ты убьёшь невинных людей. И Спэрроу тоже».
— Если я избавлю этот мир от тебя, никто не заплачет, — оскалившись, рассуждает Фэллон. — Мы с Лукасом теперь вместе. Тебе рассказали? И с искреннего благословения его матушки. — Её улыбка не предвещает ничего хорошего. — Мы созданы друг для друга. И Лукас это понял. Тебе больше не ослепить его сходством с Карниссой Гарднер. Все уже поняли, кто ты на самом деле.
Фэллон вытягивает вперёд руку с волшебной палочкой, кладёт другую на бедро, приподнимает подбородок, прицеливается… В странном оцепенении я опускаю взгляд — туфельки… на ногах у Фэллон изящные босоножки на высоких тончайших каблуках. В таких далеко не убежишь.
А что, если…
Медленно и осторожно я снимаю под покровом длинной нижней юбки бальные туфельки. Надеюсь, Фэллон не услышит, как стучит моё сердце. Голова кружится. Стоит мне коснуться ступнями деревянного пола — ореховые доски! — как моя огненная магия вспыхивает с новой силой.
Возможно, учуяв всплеск моей силы, Фэллон опускает палочку и без тени улыбки снова рассматривает мои линии обручения.
— Скажи, ты что-нибудь чувствуешь, когда Лукас обнимает меня? — спрашивает она, снова направляя на меня палочку. — Когда он меня ласкает?
В её голосе всё яснее проступает жестокость, она будто волчица, охраняющая территорию, готова разорвать меня на куски.
Из-за него, из-за Лукаса.
Внезапно Фэллон подскакивает ко мне, хватает за руку и прижимает кончик волшебной палочки прямо к моему горлу. Отшатнувшись, я замираю, с трудом сглатывая, а ледяная струя магии Фэллон покалывает моё тело от макушки до пят, ноги в одних чулках напряжённо упираются в деревянный пол, магические линии пылают огнём.
Фэллон жестоко ухмыляется.
— Я не позволю тебе разрушить его жизнь!
Из коридора доносится неясный шум, две женщины спорят на языке урисок. Фэллон по-прежнему держит волшебную палочку у моего горла, но я всё же чуть отстраняюсь, совсем чуть-чуть, но этого достаточно, чтобы заметить в дверном проёме Спэрроу.
— Маг! — кричит Спэрроу, округлив глаза.
Фэллон оборачивается и безотчётно опускает палочку на четверть дюйма.
Воспользовавшись неожиданной удачей, я вырываюсь и выбиваю из руки Фэллон волшебную палочку.
А потом, не отступая ни на шаг, коротко замахиваюсь и изо всех сил направляю кулак ей в лицо.
Фэллон с коротким всхлипом заваливается на бок.
Теперь только без паники! Я бегом проношусь по комнате, выскакиваю через заднюю дверь — опять коридор, длинный и пустой. Сердце колотится, правая рука болит от удара, костяшки пальцев ноют. Едва не поскользнувшись на покрытых лаком досках, я буквально цепляюсь ногами за ковёр. Подхватываю юбку, чтобы не мешала, и лечу дальше не оглядываясь.
За спиной раздаётся вопль Фэллон:
— Ах ты ТВАРЬ!
Огибая колонну, я уворачиваюсь от нескольких острых льдинок — они врезаются в стену и пробивают портрет бывшего верховного мага.
Что это? Боевая магия? Интересно. Вперёд меня тянет только одна мысль: надо выжить! Я мчусь по одному коридору, по другому, вылетаю в комнату, где веселятся гости, и отталкиваю с дороги седовласую матрону — бедняжка встревоженно охает. Налетаю на уриску — и поднос с закусками летит на пол.
Гости недовольно вскрикивают, но я бегу дальше, не прислушиваясь к шуму за спиной.
— Ах ты гадина! — вопит где-то Фэллон, отчего я бегу ещё быстрее. — Я тебя убью!
Пол покрывается ледяной коркой, и в комнате начинается настоящий бедлам. Скользко! Едва не падая, я всё же удерживаю равновесие, неуклюже взмахнув руками, и скольжу вперёд, к боковому выходу.
С размаху уткнувшись в стену рядом с дверным проёмом, я успеваю отодвинуться в сторону, уклоняясь от новых ледяных стрел, которые разбивают фарфоровые цветочные горшки под пышными папоротниками.
Снова мне вслед несутся крики и проклятия, и я, задыхаясь, бегу, но всё же… Я выиграла немного времени!
«Лёд её задержит».
С новыми силами я поворачиваю налево и бегу обратно по параллельным коридорам, потом сворачиваю в сторону, петляю по пустым и тёмным комнатам, мечтая лишь сбить преследовательницу со следа.
Крики Фэллон доносятся всё слабее. Музыка и голоса гостей пропадают вдали. Оказавшись в совершенно пустом коридоре, я пробегаю его до самого конца, слыша лишь своё дыхание. В боку колет, но я бегу, не замедляя шага, хоть музыки уже совсем не слышно. Деревянные стены постепенно уступают место каменным.
Впереди темнеет дверь, и, вбежав в пустую, тускло освещённую комнату, я останавливаюсь, уцепившись за спинку кресла. Я сгибаюсь пополам и пытаюсь успокоиться, прислушиваясь к малейшим шорохам.
«Ничего. Тишина».
Глядя на дерево, выложенное из мозаики на каменных плитах пола, я дышу ровнее, боль в боку постепенно слабеет, становясь почти незаметной.
Медленно поднимаю голову — передо мной огромная, во всю стену картина, написанная масляными красками.
На ней изображён икарит. Очень похожий на Айвена. Его грудь утыкана копьями, сверху нависают гарднерийские солдаты. А в вышине, над всеми, парит Древнейший в образе белой птицы. И эта птица благодушно и одобрительно взирает на ужасное убийство.
От нахлынувшего отвращения сводит живот, к горлу подступает тошнота.
«Надо убираться отсюда. Бежать. Подальше от этого кошмара».
Пошатываясь, я выбираюсь из комнаты и оказываюсь в очередном коридоре — на этот раз каменном, вырезанном в скале. Я торопливо шагаю, запрокидывая голову, чтобы рассмотреть высокий сводчатый потолок с рельефным изображением деревьев. Отчётливо пахнет морем, солью. Лунные дорожки прочерчивают каменные плиты пола серебряными полосами, свет падает сквозь высокие окна в каменной стене. Неподалёку волны с мерным рокотом бьются о берег. Холодает.
Свернув за угол, я открываю тяжёлую деревянную дверь и выхожу на совершенно пустой балкон.
Меня встречает лишь ветер. Бросив один-единственный взгляд на море внизу, я отхожу подальше от парапета — кружится голова. Повсюду, куда ни бросишь взгляд, расстилается бурное Волтийское море, пересечённое мерцающей зелёной полосой рун.
Похоже, я выбралась на дальнюю террасу Дворца Совета, выбитую в скале над утёсом. Мне повезло: все окна на этом этаже, к счастью, напоминают тёмные провалы. Нигде не горит свет. Я ещё немного отступаю вглубь террасы, ошеломлённая величием громадного утёса Стивиуса.
Здесь каменные стены тоже украшены барельефами: деревья поднимаются от самой воды, пенные волны бьются о скалу далеко внизу в призрачном лунном свете. Каменные лестницы и балконы, вырезанные в скале слева от меня, ведут ещё дальше вверх на невероятную высоту между переплетённых каменных ветвей и массивных стволов. Длинная цепочка лестниц и балконов оканчивается на вершине утёса, самый последний из балконов укрыт навесом из каменных листьев. Если приглядеться, заметно, что самый последний балкон уходит полукругом за утёс. Интересно, куда ведёт та терраса?
Возможно, там выход из Дворца.
Стараясь не смотреть вниз и делая вид, что не слышу морского прибоя, я бегом поднимаюсь по лестницам и балконам на самый верх.
Добравшись до последнего балкона, я огибаю выступ утёса и… упираюсь в тупик.
Лунный свет заливает вершину утёса. В стене вырезана скамья с роскошными виноградными лозами по краям. Вид отсюда открывается потрясающий, высота — невообразимая. Тяжело дыша, я осторожно подхожу к каменному парапету.
За утёсом Дворца Совета больше не видно, теперь передо мной сияет Валгард, прежде скрытый за высокой скалой. Огромная волна разбивается о камни, и я невольно охаю от восхищения. В небе появляются новые звёзды, а тёмные рваные облака медленно уплывают прочь.
Едва дыша, я прислушиваюсь: нет ли погони?
Нет. Всё тихо.
Голоса и музыка тонут в рокоте волн у подножия гигантского утёса.
И вдруг меня охватывает дикая паника: я в страхе верчу головой в поисках хоть какого-нибудь оружия, хоть крошечного кусочка древесины. Но вокруг только голые камни. И несколько цветов, видимо посаженных в скальных трещинах.
«О Древнейший, пожалуйста, не дай Фэллон отыскать меня здесь», — безмолвно молюсь я, впиваясь руками в перила. Ну почему у меня не хватило ума прихватить хотя бы нож или что-нибудь твёрдое и острое?
Меня неотрывно гложет страх.
«Как я отсюда выберусь? Что станет со Спэрроу? Допустим, сегодня Фэллон сбилась со следа, но разве она не попытается вновь?»
Мне очень хочется себя пожалеть. Как же глупо было возвращаться в Гарднерию! Очень глупо.
Кам Вин и Чи Нам ошиблись в своих расчётах.
Но куда же мне было идти?
Камень с руной, который дала мне Чи Нам, всегда со мной — вот и сейчас он холодит меня сквозь ткань нижней юбки, надёжно спрятанный в глубоком кармане. Коснувшись ониксового диска рукой, я с некоторым облегчением вздыхаю: от камня исходит покой. Как жаль, что я совсем одна.
«Где же ты, Айвен? Чем занят?»
К горлу подступает тугой ком, и я тревожно всматриваюсь в сияющие точки звёзд и в чернильно-чёрные волны Волтийского моря. Ветер приносит нежный аромат.
Розы.
В лунном свете у дальней стены балкона растут в вазонах розы. Густой аромат напоминает о цветочных клумбах возле дома дяди Эдвина, и у меня снова сжимается сердце. Чтобы не расплакаться, я крепко зажмуриваюсь.
Был бы здесь Айвен, он обнял бы меня, расправил крылья и унёс подальше от этого ужасного места. С ним я бы ни за что не угодила в этот капкан.
Вдруг что-то неуловимо меняется. Рядом со мной словно проносится лёгкий ветерок, а шею сзади едва заметно покалывает. Похоже, за мной следят.
Вот и тень, слишком широкая и длинная, падает из-за выступа утёса, и её отбрасывают не вырезанные из камня ветви деревьев. К тому же доносится шорох — как будто кто-то прижимается к скале.
Тишина. Ни звука.
Никого нет, однако странное ощущение не проходит.
Оцепенев, я смотрю на тени каменных деревьев. Жду, когда одна из них шевельнётся.
«Там никого нет. Мне просто показалось».
И всё-таки я что-то слышала. Могу поклясться…
Там кто-то есть.
Едва уловимое ощущение чужого присутствия перерастает в уверенность и страх — меня прошибает холодный пот.
Додумалась! Примчалась неизвестно куда, одна, без помощи и защиты. Рядом — никого. Да закричи я во всё горло — никто не услышит.
И сбрось меня кто-нибудь отсюда в море, никто не заплачет, когда моё тело прибьёт к берегу. Скажут — покончила с собой. Нервная девица, сошла с ума вслед за братьями. И даже подозрение в насильственной смерти не остановит священника — с Лукаса снимут заклятие обручения, он будет свободен, чтобы взять в супруги Фэллон Бэйн. Спэрроу меня предупреждала…
Тень двигается… из-за скалы выходит тёмная фигура.
Спотыкаясь, я отступаю, не сводя с неё глаз.
«О Древнейший, помилуй меня…»
Однако это не Фэллон Бэйн. Всё обстоит куда хуже. Гораздо хуже.
Передо мной Дэмион Бэйн собственной персоной. Его взгляд устремлён на меня, в руке зажата волшебная палочка, глаза поблёскивают любопытством.
Оглядываясь, я чувствую, как инстинктивно напрягаются мышцы — я постараюсь снова улизнуть.
Дэмион смотрит на меня спокойно и уверенно, будто читая мои мысли. Его губы медленно растягиваются в злорадную усмешку, как при виде добычи — точно так же он разглядывал урисок на университетской кухне.
— Ты… ты меня напугал, — заикаюсь я, стараясь не слишком выдавать своего страха.
— Где Лукас? — вежливо интересуется он, играя со мной, как кошка с мышью, ведь ответ ему известен. На руках Дэмиона темнеют линии обручения.
— Скоро придёт, — с громко бьющимся сердцем сообщаю я. — Мы… мы договорились здесь встретиться. — Я показываю на бушующее море. — Великолепный вид, правда? Лукас хотел показать мне стихию.
— Забавно, — медленно приближаясь и поглаживая волшебную палочку, говорит Дэмион. — А я думал, Лукас приедет гораздо позже.
Он подходит ближе, и я отступаю, почти сразу упершись спиной в каменный парапет. И всё время не свожу глаз с его волшебной палочки.
Как же мне хочется её выхватить!
«Нельзя! — отчаянно напоминаю я себе. — Использовать его палочку ни в коем случае нельзя!»
Дэмион останавливается прямо передо мной, в его глазах мерцают недобрые искорки. Вдруг он развязно тянется ко мне, чтобы погладить по голове, и я теснее прижимаюсь к парапету.
— Лукасу это не понравится, — резко сообщаю я. Мгновенно вскипевшая ярость прорывается в каждом слове.
Однако на Дэмиона мои слова не производят ни малейшего впечатления.
— Знаю, — бесстрастно кивает он и тянется заправить мне за ухо выбившуюся прядь. — Ты так предана Лукасу… очень трогательно. — Он склоняется ближе. — Все знают, что тётушка застала тебя в постели с кельтом. — Дэмион хватает меня за руку и с интересом рассматривает линии обручения, но мне удаётся вырвать ладонь из его цепких пальцев. — Вижу, что Вивиан успела как раз вовремя. — Оглядев меня жадным взглядом, Дэмион хохочет. — Мне говорили, что ты заявилась на бал полуголая. Нет, Лукас с тобой покончил, — прищурившись, выпаливает он.
Борясь с захлёстывающей меня паникой, я пытаюсь боком отодвинуться, однако Дэмиона не проведёшь, он шагает за мной следом и хватает за руку, приставляя к шее волшебную палочку.
Твёрдый деревянный кончик больно колет кожу, и я застываю, словно обратившись в камень.
— Ты едва не досталась мне, понимаешь? — шипит он, обдавая моё лицо отвратительным жаром.
— Как это? — выдыхаю я. Каменные перила впиваются в спину.
— Твоя тётя согласилась обручить тебя со мной, — вкрадчиво шепчет он. — И я приехал, был готов забрать тебя, но вдруг заявился он! Представляешь, какой сюрприз? Никто не ожидал, что Лукас так упорно будет… стремиться тебя завоевать. — Улыбка исчезает с его лица. — Не понимаю, что нашла в нём моя сестрица. Она очень огорчилась, когда узнала о вашем обручении, тебе говорили?
Дэмион сильнее прижимает волшебную палочку к моей шее прямо под подбородком, вынуждая запрокинуть голову. В его глазах пляшут уже неприкрыто похотливые искры.
— Она считает, что тебя надо наказать.
— Ты обручён! — хриплю я, стиснув зубы. — Твой брак скреплён! Я всё расскажу твоей супруге и всем гостям во Дворце, если ты сию минуту не оставишь меня в покое!
Презрительно усмехнувшись, Дэмион ещё сильнее упирается палочкой мне в шею.
— Думаешь, тебя защитит Айслин? Твоя старинная подружка? Я давно выбил дурь из своей убогой жены!
Нежное личико Айслин вспыхивает передо мной, и ярость придаёт сил.
— Мерзавец!
Бросившись на Дэмиона всем телом, я тянусь к его волшебной палочке. Даже пошатнувшись от удара, он не выпускает оружие из рук, и мои пальцы смыкаются на рукоятке палочки поверх его руки. И всё же большим пальцем я касаюсь древесины — моя магия просыпается.
Перед глазами тёмным пламенем полыхают изогнутые ветви дерева, магия стремится ко мне от самой земли, сквозь камень, бежит по ногам, к руке, наполняя всё тело огненной мощью.
Глаза Дэмиона округляются от изумления.
Заклинание огня уже готово сорваться с моих губ, жажда мести вот-вот победит разум, и пламя вырвется на волю. Однако в последний момент я всё же стискиваю зубы, так ничего и не сказав: выпусти я магию, и в пепел превратится не только Дэмион, но и весь Валгард.
Воспользовавшись моей нерешительностью, Дэмион сам произносит заклинание.
Из кончика волшебной палочки в мгновение ока вырываются тонкие тёмные полосы и, обратившись в путы, накрепко связывают меня, выбивая из груди воздух и прикручивая руки к телу. Дэмион отталкивает меня, и я падаю навзничь, гулко ударившись головой о каменный пол.
Мерзавец тут же усаживается на меня, его глаза сияют. Ткнув меня волшебной палочкой в бок, другой рукой Дэмион сжимает мне горло. Дышать становится всё труднее, а его сильные пальцы давят безжалостно. Дэмион уже практически лежит на мне, придавливая к каменной плите всем телом.
— Мне очень понравится эта игра, — мурлычет он, но я уже почти ничего не слышу, перед глазами мелькают чёрные точки.
Теряя сознание, совсем рядом я слышу стук тяжёлых сапог.
Как по волшебству, Дэмион вдруг исчезает, и я снова могу дышать. Путы развеиваются и превращаются в чёрный дым.
Глядя, как Лукас с перекошенным от гнева лицом волочёт Дэмиона прочь от парапета, я судорожно разеваю рот, глотая воздух. Вот уже и волшебная палочка Дэмиона в руке Лукаса, а вот она летит в пропасть с балкона. Лукас рывком швыряет Дэмиона к каменному дереву.
— Она моя! — рычит Лукас, прежде чем ударить Дэмиона в лицо с такой силой, что слышится хруст.
Спустя ещё несколько секунд Дэмион оказывается на полу, а Лукас нависает над ним, осыпая жестокими ударами. Дэмион вскрикивает, из его разбитого носа и рта брызжет кровь.
Отдышавшись, я на четвереньках отползаю — не хочется случайно угодить под удар.
Наконец Лукас на мгновение отстраняется, делает шаг назад, но кулаков не разжимает, по-прежнему нависая над противником.
Кашляя и отплёвываясь кровью, Дэмион перекатывается на живот и, поскуливая, встаёт на колени. При этом он поднимает руки, признавая своё поражение.
Затаив дыхание, я молча смотрю на эту сцену.
Лукас же, к моему удивлению, снова набрасывается на Дэмиона, пинает его и загоняет к самым перилам, не слушая криков и мольбы о пощаде.
Страшно видеть Лукаса таким. Что, если он и не собирается щадить Дэмиона? Судя по яростной гримасе, исказившей его черты, Лукас может и убить противника.
Дэмион пытается уползти, но на него сыплются всё более свирепые удары. Слабость врага только злит Лукаса, не пробуждая ни капли жалости.
Я отворачиваюсь как раз в то мгновение, когда до моих ушей явственно доносится треск сломанной кости.
По ступенькам грохочут шаги, вот уже кто-то бежит по балкону, и густой мужской голос требовательно рокочет:
— Лукас, прекрати!
И Лукас останавливается, не сводя глаз с Дэмиона, поднимает окровавленный кулак и долгую минуту стоит так, прежде чем медленно перевести взгляд на отца, высшего коммандера Лахлана Грея.
Отец Лукаса пришёл не один. Его сопровождают четверо гарднерийских солдат, среди них и охранники, которые везли меня на бал. Все четверо в ужасе оглядывают террасу. За их спинами безмолвно маячит Спэрроу, наверное, это она отыскала Лукаса и других военных.
Тяжело дыша, Лукас бросает неистовый взгляд на гвардейцев, и они невольно отступают на шаг. На месте остаётся только отец Лукаса.
— Его отец — член Совета магов! Ты не можешь его убить! — Каждое слово Лахлан произносит веско, сдерживая полыхающую в глазах ярость.
Взглянув сначала на Дэмиона, потом на отца, Лукас мимолётно загадочно улыбается.
— Он твой соратник и коммандер гарднерийских войск, — напоминает Лахлан.
Лукас стоит неподвижно, не разжимая кулаков.
— Я тебя разжалую, — грозит Лахлан, не пытаясь, однако, приблизиться к Лукасу, как и его сопровождающие.
Лукас коротко презрительно усмехается.
— Я тебя арестую, — упрямо продолжает Лахлан.
Недоверчиво прищурившись, Лукас снова оценивающе оглядывает Дэмиона с головы до ног и наконец отходит в сторону от распростёртого тела.
Гарднерийские солдаты с облегчением вздыхают и тоже отступают на несколько шагов. Похоже, арестовывать Лукаса Грея никто не хочет.
— Отнесите его к моему врачу, — приказывает Лахлан солдатам, взмахом руки показывая на Дэмиона, не сводя при этом глаз с сына.
Гарднерийцы тут же подхватывают истекающего кровью Дэмиона и уносят его безжизненное тело вниз по ступенькам.
«Дэмион почувствовал мою силу! — вертится у меня в голове. — О Древнейший! Сделай так, чтобы Бэйны не догадались, кто я на самом деле!»
Лахлан Грей жестом приказывает Спэрроу уйти, и девушка пристально и встревоженно смотрит на меня, будто пытаясь предупредить о чём-то, и лишь потом уходит следом за солдатами.
Я медленно поднимаюсь, ноги дрожат, колени подгибаются, огненная сила клокочет в моих магических линиях.
С нескрываемым отвращением смерив меня взглядом, Лахлан обращается к сыну.
— Лукас, нам надо поговорить, — лаконично требует он. — Без свидетелей.
Отойдя на несколько шагов, Лахлан взглядом приказывает сыну идти следом и уходит вниз по ступенькам, грохоча тяжёлыми сапогами.
Лукас на мгновение оборачивается ко мне — по его бесстрастному лицу ничего не прочесть, а магию он искусно прячет, однако отголоски пылающего в нём яростного гнева почувствовать легко — и уходит за отцом.
Всё ещё пытаясь отдышаться — воздух обжигает горло и лёгкие, — я отталкиваюсь от парапета и медленно иду следом. Снизу доносятся голоса, прохладный ветерок с моря приятно остужает лицо и шею.
Спустившись на два пролёта, я, скорчившись у самого пола, прячусь за массивным стволом каменного дерева и прислушиваюсь к голосам — разговаривают совсем рядом, у противоположной стены каменной террасы.
— Хочешь разрушить карьеру? И ради кого? — хрипло вопрошает Лахлан. — Ты ей не нужен!
— Она моя.
— Её отдали Дэмиону, но тебе надо было ворваться на обручение! И всё из-за девчонки, которую пришлось силой держать у алтаря. Вивиан Деймон здорово тебя обманула. Заставила обручиться с племянницей, на которую не позарился никто, кроме Дэмиона. Неужели я вырастил тебя таким дураком?
«Он меня спас. Лукас меня спас. О Древнейший и священные небеса! Если бы не Лукас, меня обручили бы с Дэмионом Бэйном».
Подступает тошнота, горло стягивает будто петлёй, но зато я отчётливо понимаю, что совсем недавно ожидало меня.
— Блудница! От неё одни неприятности, — бушует отец Лукаса. — Недалеко ушла от шелки…
— Осторожнее, не скажи лишнего, отец, — угрожающе произносит Лукас.
Минуту оба молчат, и я чувствую, как между ними сгущается воздух, как злится на сына Лахлан Грей.
— Дурак, — наконец бросает Лахлан. — Девчонка — предательница нашего народа. Или ты решил попрать священные традиции? Я знал, что ты не хотел обручаться, но так осквернить древний ритуал, выбрав девушку, которая очернила себя и к тому же происходит из семьи предателей рода…
— Может, хватит? — холодно и бесстрастно предлагает Лукас.
— Нет, мне есть что сказать! — гневно огрызается Лахлан. — Ты не убьёшь Дэмиона Бэйна. Дай слово!
— Если он коснётся её хоть пальцем, я убью его, — непреклонно сообщает Лукас.
И опять воцаряется тишина.
— Надо было тебе отдать её Дэмиону, — цедит Лахлан сквозь стиснутые зубы. — Он бы научил её послушанию кнутом. Советую и тебе заняться воспитанием собственной наречённой.
В тишине грохочут шаги, и Лахлан, не заметив меня за колонной, стремительно направляется к лестнице. Вскоре появляется и Лукас.
Увидев меня, он останавливается, будто споткнувшись.
Я тоже застываю, прижавшись к скале. Сердце отчаянно колотится, я совсем не готова к разговору. Только не сейчас.
Огонь пробегает по магическим линиям Лукаса и устремляется ко мне, хотя на его лице и застыло совершенно безразличное выражение.
— Эллорен, ты не ранена?
Мои линии тоже охвачены огнём, отчего голова кружится и мысли путаются.
— Нет, — выдавливаю я короткий ответ, сопроводив его неуверенным кивком.
Лукас протягивает мне руку.
— Идём, вернёмся во Дворец, — предлагает он, обнимая меня языками невидимого неистового пламени.
Моя огненная магия устремляется ему навстречу, и на мгновение мне хочется сжать его руку и отдаться волшебному всепоглощающему влечению.
И всё же я медлю.
Наше магическое пламя разгорается ярче, и чувства Лукаса горят в нём, не скрываясь.
Сжав правую руку, которой обычно держу волшебную палочку, в кулак, я крепко прижимаю её к боку, борясь с желанием коснуться Лукаса. Стоит нашим ладоням соединиться, и он поймёт, я точно знаю: Лукас ощутит мой жар и мгновенно догадается, что перед ним настоящая Чёрная Ведьма.
Шестой месяц
Валгард, Гарднерия
Я долго неподвижно сижу на каменном полу балкона, не сводя глаз с Лукаса. Он так и стоит, протягивая мне руку, а его магический огонь пляшет вокруг нас в безумном невидимом танце.
Моя сила тянется к Лукасу, и, поддайся я ей, меня, наверное, унесёт в его объятия.
И потому я не принимаю его руку.
Невидимое пламя вздрагивает, теперь Лукас смотрит на меня в замешательстве, не зная, что предпринять. Когда я встаю сама, оттолкнувшись от скалы, его огонь отступает, а во взгляде мелькает суровая решимость. Лукас убирает руку, а я поправляю юбки, тянусь к ссадине на шее, отгоняя эхо ужасных воспоминаний.
Огонь Лукаса вспыхивает с новой силой.
— Жаль, что я его не убил, — злобно произносит он.
Глядя в его невероятно зелёные глаза, я чувствую, как медленно отступает дрожь, а с ней и огненная сила.
Всё не так, как казалось, и голова у меня идёт кругом от бесчисленных вопросов.
Выходит, Лукас спас меня от обручения с настоящим чудовищем. Он никогда не сговаривался с тётей Вивиан, не хотел убить дядю Эдвина, чтобы без помех заполучить меня. Всё придумала тётя Вивиан — это она столкнула Дэмиона Бэйна и Лукаса ради своих целей.
Лукас угодил в её ловушку, спасая меня от чудовищной судьбы.
И ещё кое-что услужливо подбрасывает мне память… В тот день, в день обручения, тётя Вивиан нарочно собрала столько магов пятого уровня. Она хорошо подготовилась. Созвала такую стражу, сквозь которую Лукасу было бы не пробиться, реши он действовать силой. И когда всё было готово к церемонии, она поставила Лукасу ультиматум: обручись с Эллорен или смотри, как её обручат с Дэмионом Бэйном.
Прерывисто вздохнув, я с новыми силами смотрю в лицо Лукасу.
— Мне надо тебе кое-что объяснить, — говорю я.
Он молчит, лишь слегка хмурясь в ответ.
Как жаль, что между нами пролегла пропасть!
«Мне бы очень хотелось обо всём тебе рассказать, — мысленно говорю я. — Мне нужен друг. Мне нужна помощь. Ты не представляешь, сколь высоки ставки в этой игре. Если я выживу, то смогу победить Фогеля».
В памяти всплывают слова Лукаса о Фогеле: тогда он утверждал, что верховный маг отрывается от реальности, теряет рассудок. А теперь я вижу, что Лукас не приемлет религиозную нетерпимость, которую с таким упорством Фогель насаждает в Гарднерии.
— Где мы можем поговорить? — настаиваю я. Если надо, я стану умолять его, пока не вырву согласие.
Лукас сурово смотрит в сторону, будто пытаясь совладать с собой, но потом всё же переводит взгляд на меня и снова протягивает мне руку.
Мгновение я медлю… Как жестоко он избил Дэмиона, какая беспощадная ярость им вдруг овладела…
Дэмион Бэйн.
Не приди тогда Лукас, меня отдали бы Дэмиону.
На всю жизнь.
Наконец я аккуратно беру Лукаса под руку, старательно избегая касаться его ладони и пальцев.
Подстраиваясь под широкий шаг Лукаса, я иду рядом с ним по Дворцу Совета магов. Вдали играет музыка, слышится гомон толпы. Вскоре мы вступаем в уставленный кадками с живыми деревьями просторный вестибюль со сводчатым потолком, расписанным созвездиями. Словно во сне я шагаю под руку с Лукасом Греем, и воспоминания о нашем обручении всё яснее проступают совсем в другом свете. Я мысленно морщусь, вспоминая, как кричала тогда: «Я тебя ненавижу!»
Наверное, подробности той церемонии теперь известны всем.
Гарднерийцы, прихлёбывая алый пунш из хрустальных бокалов, провожают меня презрительными взглядами, а я чувствую, и как искрят огнём магические линии Лукаса, и как саднят мои исцарапанные ступни на гладком каменном полу. К нам направляется молодой военный с аристократическими чертами лица. Он идёт с таким видом, будто давно и безуспешно разыскивает Лукаса. Да это же Тьеррен, маг пятого уровня, это он вывел меня из палатки в военном лагере и привёз в поместье Греев!
— Где семейка Бэйнов? — вызывающе спрашивает Лукас, будто хочет сказать: «Всех найду и перебью».
Тьеррен переводит взгляд на меня, его лицо при этом остаётся абсолютно бесстрастным, как у Спэрроу.
— Коммандера Дэмиона Бэйна повезли к врачу, — коротко рапортует он. — Коммандер Сайлус Бэйн отправился с ним. Маг Фэллон Бэйн доставлена на военную базу Валгарда для дознания. — Тьеррен снова бросает на меня быстрый взгляд. — Для выяснения причин нападения на гарднерийку с использованием магии.
А что случилось со Спэрроу?
— Вы не видели девушку-уриску с лавандовой кожей? — встревоженно спрашиваю я. Вдруг Бэйны напакостили ей перед уходом? — Это моя горничная, ей понадобится охрана, чтобы добраться домой.
Взгляд Тьеррена меняется, он смотрит на меня уже небезразлично, а со странным интересом.
— С ней всё в порядке, она в карете, едет в поместье Греев, — вежливо отвечает он.
— Отправляйся на валгардскую базу, — приказывает Лукас Тьеррену, и лицо юноши мгновенно приобретает по-военному бесстрастное выражение. — Я скоро там тебя найду.
Тьеррен кивает и, бросив на меня ещё один испытующий взгляд, без лишних вопросов уходит. Мы с Лукасом остаёмся одни в залитой светом факелов толпе незнакомцев, большинство из которых смотрит на меня с нескрываемой враждебностью.
Наши с Лукасом магические линии коротко вспыхивают, отчего по моему телу пробегает дрожь — наше взаимное волшебное влечение полностью не подавить.
— Здесь есть одна библиотека, где почти всегда пусто, — говорит Лукас, явно не обращая внимания на магический огонь.
— Хорошо, — киваю я, стараясь тоже не замечать огненного влечения, — показывай дорогу.
Мы снова идём рядом по длинному коридору, Лукас натянут как струна, его губы крепко сжаты, и магию он держит в узде. Он молчит, и от его молчания мне не по себе. Мы долго петляем по коридорам, поднимаемся по лестницам, звуки музыки и голоса быстро тают вдали.
Наконец мы оказываемся в совершенно пустом, освещённом фонарями коридоре вдали от гостей, и Лукас открывает дверь в небольшую библиотеку, где царит мрак.
Выпустив мою руку, Лукас вынимает из ножен волшебную палочку, и мои магические линии мгновенно тянутся к ней. Подойдя к фонарю на стене, Лукас произносит заклинание огня и зажигает фитиль от кончика палочки. Свеча за стеклом вспыхивает красноватым пламенем.
Обходя комнату, Лукас по очереди зажигает несколько фонарей в плафонах из красного стекла. Каждый его шаг, каждое движение преисполнены особой цели — библиотека постепенно выступает из тьмы, чёрный плащ Лукаса раздувается за его спиной при резких поворотах.
Должна признать, он прекрасно выглядит: высокий, широкоплечий, атлетичный, при этом его движения не лишены грации. Моя магия непрерывно тянется к его огненным линиям, и я никак не пойму, что с этим делать. Это не похоже на огонь Айвена — тот драконий жар притягивал меня и укреплял мою решимость. Магия Лукаса, скорее, сила, которую я должна отталкивать, чтобы сохранить себя, не распасться на части.
Собираясь с мыслями, я отворачиваюсь и упираюсь взглядом в мраморную полку над незажжённым камином. В чёрном блестящем мраморе сияют изумрудные прожилки, а поверхность так отполирована, что в неё можно смотреться как в зеркало. Изумительная работа.
— Как красиво обработан мрамор, — рассеянно замечаю я, касаясь каминной полки, к которой меня неудержимо тянет.
На меня будто накатывает тёплая волна, щёки розовеют, и я понимаю, что ошиблась.
Это не мрамор. Это дерево.
Альфсигрская сосна, что растёт в дальних закоулках северного Бореального леса. Дерево твёрдое, как гранит. Я много слышала о нём, читала, но никогда не видела и не касалась. Проводя пальцем по мерцающей поверхности, я чувствую, как по руке поднимается тепло, мои земные магические линии оживают и пульсируют, перед мысленным взором встаёт тёмно-зелёное хвойное дерево с серебристым отливом.
— Эльфийская работа, — бормочу я, потрясённая новым ощущением: так мои земные линии прежде ни на что не отзывались. Лукас молчит, и я оборачиваюсь, отыскивая его взглядом, но не убирая пальцы от великолепной древесины.
Лукас стоит в нескольких шагах, сложив руки на груди, и устало смотрит на меня.
— Чего ты хочешь, Эллорен?
Его огненная магия посылает короткие язычки пламени в мою сторону, в них угадываются противоречивые чувства.
Я не моргая выдерживаю его пристальный взгляд. Да, нам есть что вспомнить и что обсудить. Своими необдуманными поступками я сильно навредила репутации Лукаса. Возможно, он стал объектом для не слишком приятных насмешек. Похоже, все гости на этом балу знают, что меня держали у алтаря силой, чтобы совершить обряд обручения. Все сплетничают: и священники, и охрана. А Бэйны наверняка рассказали всем в Валгарде о моём предосудительном поведении.
Лукас отлично понимал, что случится, если он завершит церемонию обручения, скрепит брак. И всё же решил меня защитить. А ведь он знает или подозревает, что я влюблена в другого.
С тяжёлым вздохом я отнимаю руку от гладкого твёрдого дерева. Нам предстоит решать куда более серьёзные задачи, так что чувства оставим в стороне.
«Можно ли довериться тебе, Лукас? — мучительно раздумываю я. — Я должна тебе доверять».
— Мне… нужна твоя помощь, — запинаясь признаю я.
— В чём? — Ответный вопрос звучит резко и настороженно.
Мне очень нужно придумать что-нибудь правдоподобное, но слова застревают в горле — мы не можем лгать друг другу. Лукас смотрит на меня сверху вниз, на его губах блуждает улыбка, но в глазах не мелькает и искры веселья. Он что, решил меня взбесить своим безразличием?
«Успокойся, Эллорен, — приказываю я себе. — Он тебе нужен. Да и Чи Нам предполагает, что Лукас поддерживает Сопротивление».
— Я готова занять своё место рядом с тобой, — буквально выдавливаю я из себя по слову, по звуку.
Ведь это не ложь или не совсем ложь. Правда, искусно выточенная из реальности. И за ней кроется куда бóльшая, страшная истина, способная изменить мир.
— Неужели? — горько усмехается Лукас. — Ты готова стать моей супругой? И мы, как полагается, скрепим наше обручение сегодня же вечером?
Он ехидно усмехается, будто заранее знает ответ.
В гневе, смешанном с отчаянием, я лихорадочно подбираю аргументы.
— Ты говорил, что мы друзья. — На последнем слове мой голос срывается, и я делаю шаг вперёд. — Лукас, мне нужна помощь. И я должна знать, на чьей ты стороне.
Затаив дыхание, я жду ответа. Опасно говорить о таком прямо.
Лукас, отвернувшись, качает головой, будто борясь с собой.
Неужели мне так и не добиться от него ответа?
— Фэллон сказала, что вы с ней теперь вместе, — с нескрываемым омерзением произношу я.
Он же бросает на меня саркастический взгляд, сопровождая его презрительной усмешкой.
— Нет, Эллорен, это не так. А как дела у тебя с кельтом? Вы вместе?
Он больше не улыбается, в его глазах вспыхивает ревность. Сжав губы, Лукас отворачивается.
«Да! — хочется мне крикнуть в ответ, и сердце отзывается болью. — Да, я люблю Айвена. И никогда не смогу по-настоящему быть с ним. Потому что я обручена с тобой».
Мы долго молчим. А когда наши взгляды наконец встречаются, я вижу, как печально хмурится Лукас, как ему больно.
И моя ярость тут же улетучивается.
Его кошмарная матушка права: Лукас действительно мог выбрать любую девушку Гарднерии. Он не больше меня желал этого обручения. И всё же сделал это.
Ради меня.
Опустив плечи, я печально вздыхаю. За последние часы я многое поняла.
— Если бы ты не вмешался, меня обручили бы с Дэмионом, — хрипло говорю я. Представляю, что пришлось вынести бедняжке Айслин! — А потом он отвёз бы меня в своё поместье и взял силой. И доказывал бы свою власть надо мной постоянно. Каждый день.
Губы Лукаса сжимаются ещё сильнее, если это вообще возможно.
Я вдруг понимаю, что на самом деле произошло в день обручения.
— Выходит, ты дважды спас мне жизнь.
Глаза Лукаса вспыхивают гневом.
— Он не убил бы тебя, Эллорен,
— Всё равно, жизни у меня бы не было.
— Нет, — качает головой Лукас. — Ты бы нашла способ бороться с ним.
— Возможно. И всё же ты поступил правильно. Заставив меня обручиться с тобой, ты поступил как настоящий друг.
Вздохнув, Лукас наконец смотрит на меня без враждебности.
— Так чего же ты хочешь?
«Я новая Чёрная Ведьма, и мне нужна твоя защита», — так и тянет меня ответить.
— Я же сказала, — размеренно произношу я, — я готова занять своё место рядом с тобой.
— Нет. Я хочу знать, почему ты здесь? Зачем вернулась в Гарднерию?
На меня обрушивается невыносимая тяжесть — моё невозможное задание, моя неконтролируемая, а потому совершенно бесполезная магия, опасность, грозящая всем, кто мне дорог — как страшно об этом думать!
Моя жизнь в опасности.
— Потому что мне больше некуда идти, — срывающимся голосом объясняю я.
Лукас испытующе всматривается в меня, будто проверяя, говорю ли я правду.
— Хорошо, я помогу тебе, — наконец отвечает он спокойно и уверенно.
К глазам подступают жгучие слёзы, и я прерывисто благодарно вздыхаю. Надо что-то сделать, как-то показать свою признательность.
— Давай вернёмся, — предлагаю я, показывая в ту сторону, где, вероятно, находится праздничный зал. — Потанцуем. Я скажу всем, что необыкновенно счастлива нашему обручению. Я понимаю, что все знают… как я сопротивлялась… и твоей репутации это очень навредило.
Прежде чем ответить, Лукас встряхивает головой и закатывает глаза к потолку. В его взгляде мелькают стальные искры.
— Мне безразлично, кто что думает… об этом, — указывая сначала на меня, потом на себя, неохотно говорит он. — Что бы там между нами ни произошло.
Веет знакомым жаром, между нами снова вспыхивает магическая связь, и не заметить этого Лукас не может. Я всё отчётливее ощущаю, как рядом пылают его магические линии, вспоминаю, как мы не раз целовались, и очень даже страстно, а наши линии переплетались.
Нет, не понимаю, почему меня так тянет к Лукасу, если я отдала сердце Айвену!
— Я должен встретиться с Маркусом Фогелем прежде, чем он обратится к собравшимся с речью. — Слова Лукаса разрывают возникшую, как по волшебству, связь между нами.
— Зачем?
— Он желает поговорить со всеми коммандерами гвардии. Хотя Дэмион Бэйн вряд ли сможет присутствовать. — В его голосе нет и капли радости, а глаза пылают мстительным огнём.
При мысли о Дэмионе возвращается страх: что, если он почувствовал мою огненную магию?
«Мне придётся рассказать тебе, какой я стала, Лукас. Но… как же я узнаю, на чьей ты стороне? Я обязательно должна понять, за кого ты будешь бороться».
— Когда встреча с Фогелем?
— Сейчас, — бросив хмурый взгляд на часы, отвечает Лукас.
Сколько презрения в его голосе. Он держится до странности дерзко, в нём что-то изменилось, что-то очень важное.
— Тогда поторопись, — киваю я на дверь. Нельзя допустить, чтобы мой единственный союзник, обладающий настоящей силой, решил вдруг затеять опасный мятеж.
Лукас, однако, не торопится.
— Подождёт, — бросает он.
Очень странно. Никто не смеет опаздывать к верховному магу. Никто! Даже самые одарённые и сильные маги не позволяют себе такой вольности. Даже коммандеры гвардии.
— Не заставляй его ждать, — с беспокойством в голосе прошу я.
Лукас снова испытующе смотрит на меня, выпуская крошечный язычок пламени в мою сторону. Наверняка он понимает: я знаю, что он чувствует, почему так ведёт себя с Фогелем, и в глубине души одобряю этот мятеж. Хорошо, когда рядом союзник и наши мысли и чувства совпадают. Лукас кивает, будто отвечая на невысказанное.
— Я найду тебя после обращения Фогеля, — обещает он.
— Я тоже буду тебя искать.
Вдруг Лукас протягивает ко мне руку, раскрыв ладонь.
— Эллорен, дай мне волос с твоей головы.
Очень странная просьба! Я даже отступаю на полшага.
— Зачем?
На щеках Лукаса проступают желваки.
— У меня есть руна поиска ной, — поясняет он. — С ней я усиливаю магию волшебной палочки, когда произношу нужное заклинание. — Он лукаво улыбается напоследок. — Пожалуй, мне лучше знать, где ты находишься. Не хочется больше тебя терять.
Я с изумлением выслушиваю это признание. Руническая магия ной запрещена в Гарднерии. Гарднерийцам ни при каких обстоятельствах не разрешается смешивать свою магию с заклинаниями и рунами других земель. К тому же заряжать руны Лукас не умеет, он же не маг света, а значит, наполняет энергией его руны кто-то из народа ву трин.
— Ты в союзе с ву трин? — храбро задаю я опасный вопрос. В ожидании ответа мой пульс начинает частить.
Похоже, теперь Лукас пытается подобрать слова, чтобы не солгать, но и не сказать всей правды.
— У нас с ними общие цели, — наконец уклончиво объясняет он.
Что ж, хороший ответ. Лукас Грей отрицает магические законы Гарднерии, это уже кое-что. Слегка поморщившись, я выдёргиваю из полурастрёпанной причёски волос и отдаю его Лукасу.
Он осторожно прячет его в карман мундира и уходит, бросив напоследок взгляд, который без слов говорит о его самоотверженной преданности.
Шестой месяц
Валгард, Гарднерия
Цветы железного дерева.
Перед обращением Фогеля в праздничный зал вносят цветы железного дерева, бесчисленные вазы ставят вдоль стен, оставив несколько в просторном вестибюле.
Факелы притушили, и в полумраке священные цветы и бутоны мерцают нежными серебристо-сапфировыми оттенками. Мне полутьма дарит короткую передышку — различить черты лица друг друга можно только стоя совсем рядом, и я скольжу сквозь толпу гарднерийцев, не опасаясь быть узнанной. Едва слышно переговариваясь и вытягивая шеи, гости столпились у широких арочных дверей главного зала, у всех на руках белые повязки в знак поддержки верховного мага.
Все ждут Фогеля.
Алые отсветы моего платья не заметны в голубовато-серебристом полумраке, а зеленоватое мерцание кожи, наоборот, становится ярче — я сливаюсь с морем так же призрачно окрашенных лиц.
Это какой-то кошмар — все кажутся одинаковыми.
Смешиваться с такой толпой мне не слишком приятно, и, чтобы вернуть самообладание, я незаметно вынимаю из вазы нежный цветок железного дерева и осторожно сжимаю его между указательным и большим пальцем. Мягкие, будто бархат, лепестки кружатся, рисунок вьётся тонкой спиралью, призрачный аромат уносит меня в мирное прошлое.
У нашего дома в Галфиксе росло старое железное дерево прямо за старой конюшней. Каждый год, стоило весне вступить в свои права, как в тени раскидистой кроны выбивались из-под земли крошечные мерцающие цветы — железное дерево покрывалось бутонами и спустя несколько дней расцветало. Помню, с какой радостью, не смея шелохнуться, мы с Рейфом и Тристаном смотрели на дерево в цвету. Мне кажется, я до сих пор слышу звонкий голосок младшего брата: «Рен! Бутоны раскрылись! Иди скорее!» Тристан всегда приглашал меня восхититься чарующей картиной.
Теперь мне остаётся только горестно вздыхать — от нахлынувшей тоски по братьям больно сжимается сердце. Я не свожу глаз с цветка, и постепенно на место грусти приходит гнев, острый и яркий, как молния, сосредоточенный на символе гарднерийской силы.
«Гарднерия. Ты чудовище, стремящееся поглотить весь мир».
Мои магические линии вспыхивают огнём, и я стискиваю кулак, сжимаю великолепный цветок и бросаю его на пол — от нежных лепестков остаётся лишь тускло мерцающие мелкие лоскутки. Недобро прищурившись, я вглядываюсь в переполненный зал Дворца Совета.
Пылающие синим огнём факелы на длинных железных подставках окружают возвышение в дальнем конце зала — раньше там играл оркестр, но музыканты ушли, освободив место магам. Стену за импровизированной сценой закрывает огромный гарднерийский флаг, закреплённый на отполированных до блеска выступающих из поверхности стволах железных деревьев. Пространство залито трепещущими синеватыми отсветами факелов.
Осторожно пробравшись сквозь толпу, я проскальзываю в зал.
Передо мной море гарднерийцев в чёрных как ночь одеждах. Высокий, густо расписанный листьями сводчатый потолок поддерживают ветви железных деревьев.
— Фогель возвращает в наш мир порядок, — благоговейно шепчет соседям маг в двух шагах от меня.
Повсюду раздаются приглушённые, полные восхищения возгласы:
— Он возжёг свет Древнейшего…
— Он защищает наших детей…
— Он даёт отпор злу. Освобождает землю магов от нечистых.
— Призывает благословеннейшее время кровавой жатвы…
При звуке этих слов в моей груди просыпается ярость, царапаясь, как хищный зверь. Легко повторять бредовые религиозные догмы, когда тебе ничто не угрожает.
А вот я отлично помню, каково это, когда банды бешеных молодчиков рыщут по Верпасии. Помню, как нашла Бледдин, помощницу кухарки, в переулке, едва живую. Помню залитое кровью лицо Олиллии и её обрезанные уши. И малышку Ферн, с невыразимым ужасом вцепившуюся в куклу, желая её защитить, пряча заострённые ушки.
Вспоминаю и малыша Коннора, сына Андраса, который уткнулся лицом в грудь Брендана в тот день, когда убили его родителей ликанов. Когда не осталось в живых никого из рода Дианы.
Мои магические линии вспыхивают янтарными искрами, и я прячусь в тени железных деревьев, которые в кадках выстроились в торце огромного зала. Хотя рядом с деревьями мне приходится изо всех сил бороться с собой, чтобы не коснуться правой рукой ближайшего ствола — ведь это так просто: превратить дерево в Жезл и испепелить весь этот зал со всеми гостями дотла.
Прерывисто вздохнув раз-другой, я напоминаю себе слова Чи Нам:
«Держи себя в руках, дитя».
И всё же я так глубоко увязла, что назад пути нет.
Запрокинув голову, я смотрю на расписанный изумрудной листвой потолок, а ярость и отчаяние разрастаются во мне, ища выхода. Айслин сейчас где-то в Валгарде во власти Дэмиона Бэйна. Моя драгоценная подруга угодила в капкан отвратительной жестокости, который предназначался мне.
«Я вытащу тебя, Айслин, — безмолвно, но пылко обещаю я. — Так будет, клянусь Древнейшим. Не знаю как, но я тебя вызволю».
А ведь есть ещё Спэрроу, тоже запертая в Валгарде вместе с Эффри.
Спэрроу, которая спасла сегодня мне жизнь.
«Я помогу тебе сбежать, Спэрроу. Спастись вместе с Эффри».
На возвышении что-то происходит, и я перевожу взгляд туда, следуя примеру окружающих. В воздухе явно ощущается трепет напряжённого предвкушения.
На сцену выходит процессия магов пятого уровня, потом гарднерийские коммандеры, среди них и Лукас с отцом, за ними — священники и члены Совета магов, которые занимают места в первом ряду.
Маркус Фогель стремительно поднимается на сцену в сопровождении двух эмиссаров Совета, и гости в зале разражаются приветственными криками и аплодисментами.
Вопли восхищения оглушают, маги рядом со мной без устали выкрикивают имя Фогеля, одна гарднерийка рыдает от счастья, при этом успевая вопить:
— Да пребудет с тобой навеки благословение Древнейшего!
Меня тоже захлёстывают эмоции, к которым я совсем не готова. Сегодня я вижу Фогеля впервые со дня резни ликанов, когда Диана и Джаред остались сиротами. Магический огонь пробегает по моим линиям, правая рука пылает, и я поспешно прячу ладонь в рукаве — вдруг пальцы засияют красноватым огнём, как тогда, в пустыне.
Фогель останавливается у края сцены и поднимает правую руку, будто благословляя собравшихся, и толпа в благоговении замирает, гарднерийцы буквально столбенеют, не сводя глаз с верховного мага. Фогель пристально и испытующе, будто хищник, скользит взглядом по подданным. Его одежды черны, как обугленные стволы деревьев, а на груди белеет силуэт священной птицы.
В опущенной руке он сжимает тёмно-серую волшебную палочку.
Один взгляд на этот Жезл с удвоенной силой разжигает мой магический огонь, моя правая рука сжимается в кулак, а руна, которую Сейдж начертила на моём животе для предупреждения о приближении демонов, начинает саднить.
От этого неожиданного покалывания я цепенею — надо понять, что же сейчас происходит.
И тогда Фогель поднимает вверх руку с Жезлом.
С противоположной стороны зала в меня бьёт невидимая волна чёрного огня, будто ножом прорезая мои магические линии. Я невольно сжимаюсь, теряя способность двигаться.
Перед глазами расцветает алый огонь, и зал погружается во тьму.
Я судорожно втягиваю воздух, борясь с подступающей паникой. Всё исчезло — нет ни зала, ни огромного флага, ни толпы гарднерийцев — ничего.
Со всех сторон ко мне подступают клубящиеся чёрным дымом тени.
Из самого большого облака вырисовывается силуэт обгоревшего дерева с устремлёнными к красному небу ветвями. Мёртвое дерево быстро исчезает, растворяясь в дыму. Как по мановению волшебной палочки и тьма, и дым тают, и вот я снова в залитом сапфировым светом зале — Фогель выпустил меня из тисков тёмного волшебства.
Голова идёт кругом, перед глазами плывёт, но я упорно стараюсь держаться ровно и незаметно, хотя меня и захлёстывает леденящий страх…
Фогель стал гораздо сильнее. И виной тому его Жезл.
Жезл Тьмы, который он держит в руке.
Я чувствую, как пульсирует в зале магия, извиваясь странными спиралями над толпой.
Я незаметно оглядываюсь: похоже, никто ничего особенного не заметил и не почувствовал, не понял, кто и что стоит перед ними.
Маркус Фогель поднимает вверх обе руки, и я инстинктивно съёживаюсь, готовясь к новому удару тьмы. Однако на этот раз сила Фогеля остаётся при нём.
Единственный маг света среди членов Совета выходит вперёд — его тёмная мантия испещрена сверкающими в полутьме тёмно-зелёными рунами, белая борода и волосы ниспадают на грудь и плечи подобно светлой реке. Маг света поднимает волшебную палочку и рисует в воздухе перед верховным магом руну усиления звука.
— Вознесите молитву со мною, маги, — мелодично, нараспев произносит Фогель, обращаясь к залу. Каждое его слово звучит громко и чётко, усиленное магией световых рун. Голос Фогеля будто проникает в меня. Опустив веки, верховный маг принимается читать по памяти благословение Древнейшего. К нему присоединяются преисполненные страсти голоса слушателей…
О благословенный Древнейший!
Очисти наш разум.
Очисти наши сердца.
Очисти Эртию от скверны Исчадий Зла.
Гарднерийцы одновременно прижимают сжатую в кулак правую руку к сердцу и бьют себя в грудь. Так делают все, кроме меня… и Лукаса — он стоит прямо, не шевелясь, будто железный стержень, и держит правую руку на рукоятке волшебной палочки, вставленной в ножны у пояса, не сводя при этом дерзкого взгляда с верховного мага Фогеля. Странно и удивительно видеть, что Лукас отказывается играть в эту общую имитацию благочестия. В этом поступке есть и отчаянная храбрость, и опрометчивость. И снова мне бросается в глаза, как тогда, в палатке военного лагеря, что здесь, в этом зале, Лукас один из очень немногих, кто до сих пор не сменил старую военную форму Гарднерии на новую.
Фогель открывает глаза и обводит взглядом толпу.
— Благословенные маги, — веско произносит он. — Сегодня мы празднуем то, что предопределил Древнейший.
Верховный маг умолкает, и подданные покорно ждут затаив дыхание. Во всём зале не раздаётся ни звука, кроме тихого шуршания шёлковых юбок.
— Древнейший приносит нам победу за победой над ордами язычников, которые мечтали уничтожить нас, — заявляет Фогель. — Они желали осквернить наши земли. Поработить нас. Попрать то, что для нас священно. И тогда Древнейший дал новые силы нашей магии и призвал нас оградить подвластные нам земли стеной из рун ради священной цели. — Фогель снова умолкает, вбирая безмолвный ответ толпы, а маги рядом со мной тянутся вперёд, будто вдыхая каждое его слово. — Возлюбленные маги, — звучно обращается он к слушателям, — мы прогоним Исчадий Зла с нашей земли. Ради спокойствия наших детей мы отгородимся от них стеной. Мы очистим нашу землю и пройдём кровавой жатвой по всей Эртии.
Толпа взрывается бурными овациями, а у меня перед глазами встаёт та самая непонятная мерцающая зелёным полоска в море, тянущаяся вдоль берега Мальторийской бухты.
Теперь я понимаю, о чём говорит Фогель.
«Он строит руническую границу. Стену».
Так он не пропустит в Гарднерию никого, кроме гарднерийцев. Уриски останутся в плену на островах Фей и лишатся последней возможности бежать на восток. В конце концов никто не сможет бежать из Гарднерии на восток, новая стена не пропустит.
«Та же участь ждёт и меня».
— Занимается рассвет нового дня, маги! — восклицает Фогель, дождавшись, когда восторги толпы немного стихнут. Впрочем, с первым его словом в зале воцаряется полная тишина. Все внимают ему как зачарованные. — Пришло время кровавой жатвы, — объявляет он таким зловещим голосом, что меня прошибает озноб. Верховный маг умолкает, но никто не издаёт ни звука, все напряжённо ждут. — Великое пророчество сбылось, — сообщает он с ужасающей уверенностью, не оставляющей места и капле сомнения.
Я с удивлением вскидываю глаза, по залу пробегает ропот недоумения. Маги переглядываются и смотрят на Фогеля в явном замешательстве. Большинство выстроившихся на сцене магов пятого уровня, судя по выражению лиц, ошарашены. Даже Лукас испытующе вглядывается в соседей по шеренге, пытаясь расшифровать загадочные слова верховного мага.
И только действительные члены Совета магов ничуть не удивлены. Они смотрят прямо перед собой, излучая уверенность и спокойствие.
С ветвей, сплетённых высоко под потолком, к Фогелю на плечо слетает чёрный ворон, и моя руна, предупреждающая о присутствии демонов, напоминает о себе острой болью. Меня охватывает неприятное ощущение: сейчас случится что-то очень плохое.
— Ужасный демон, икарит из пророчества обнаружен, — провозглашает Фогель, и голос его долетает до самых дальних уголков огромного зала.
Зрители перешёптываются, охают, и я некоторое время силюсь понять смысл последних слов верховного мага.
— Крылатого демона нашли в землях Ной, — продолжает Фогель. — Он принял облик кельта и назвался именем Айвен Гуриэль.
Эти слова отдаются в моём сердце ударами молота. Кровь бросается мне в голову.
«Нет! Нет!»
— Проклятые язычники укрыли демона-икарита на своей военной базе «Унлон», — не унимается Фогель. Теперь в его голосе звучит сталь, каждое слово режет, будто острая бритва. — Там его учили владеть огненной силой, готовили к удару по землям священного государства магов.
Фогель умолкает, а я пытаюсь перевести дыхание, собрать разбежавшиеся мысли.
— Демон-икарит — сын Валентина Гуриева, — сочась презрением, продолжает Фогель. — Он не Айвен Гуриэль, а Айвен Гуриев, сын демона, погубившего Карниссу Гарднер, нашу великую Чёрную Ведьму.
Внутри у меня всё переворачивается, глаза застилает туман, а гарднерийцы разражаются криками ярости. Я чувствую, как вспыхивает удивлением магическое пламя Лукаса, и с каждым биением сердца слышу только одно, самое главное имя: «Айвен. Айвен. Айвен».
— Милостью благословенного Древнейшего! — восклицает Фогель, перекрыв вопли толпы. — Демон-икарит был повержен. Айвен Гуриев, проклятый сын Валентина Гуриева мёртв!
Шестой месяц
Валгард, Гарднерия
Безжалостный, исступлённый вопль восторга волной проносится по толпе гарднерийцев. Все кричат, подпрыгивают, потрясают вскинутыми кулаками, празднуя смерть Айвена.
От ужаса и шока у меня подгибаются колени, и я, покачиваясь, невольно отступаю к стене, едва не падая на пол. Вытянув руку за спину, я нащупываю ствол железного дерева — моя правая рука, привыкшая к волшебной палочке, сжимает твёрдую древесину.
Невидимая магия в моих линиях взрывается огненным безумием.
Сила бурлит во мне адским пламенем, жар наполняет магические линии до краёв, желание отомстить захлёстывает, подкреплённое отчаянием и разбитым сердцем. Если я останусь здесь ещё на мгновение, то сожгу и Дворец Совета магов, и весь Валгард обращу в пепел.
И я убегаю прочь.
Я бегу и бегу, сначала по залу и вестибюлю Дворца к выходу мимо озадаченных стражей, потом по широкой витой лестнице, на улицу, в рощу железных деревьев, не обращая внимания на исцарапанные о корни ступни.
Бегу, не замедляя шага, через всю рощу, затем мчусь к океану, пока ноги не начинают скользить по твёрдому камню. На высоком утёсе над солёной водой, над бьющимися о берег волнами под призрачным сапфирово-синим светом цветов железного дерева я, задыхаясь, цепенею, уцепившись взглядом за мерцающие вдали руны, прочертившие в море зелёную полосу.
К горлу подступает горечь.
Ноги отказываются меня держать, и я без сил падаю на колени у невысокого уступа на краю скалы. Я покачиваюсь на ветру, одновременно вздрагивая от сотрясающих тело рыданий, а чёрные волны с клочьями белой пены яростно рокочут под скалой.
Я плачу, пока не заканчиваются слёзы. Пока глаза едва различают свет из-под распухших век. Пока боль не перехватывает тугими путами грудь и горло.
«Айвен.
Любимый мой. Единственный мой.
Мёртв.
Убит.
Я больше никогда тебя не увижу».
Мои глаза снова застилают слёзы, мне хочется кричать, взывать к небесам. Направить струю магического огня на Фогеля, испепелить всех солдат Гарднерии до последнего, прежде чем убьют и меня.
— Айвен! — жалобно всхлипываю я. — Айвен!
Я ещё долго рыдаю, стоя на коленях с закрытыми глазами, прижавшись лбом к холодному камню.
«Айвен…»
Вот и всё, я совсем одна, мне не на кого положиться, некому довериться, а искать дорогу самой слишком опасно.
«Какой бы ты хотел видеть меня сейчас? Что мне делать?» — безмолвно вопрошаю я, как будто мысль может отыскать путь к Айвену, отыскать ответ.
«Сражайся с врагом!»
Я застываю, будто обратившись в камень. Рыдания замирают в груди. Безжалостная реальность настигает меня с невыносимой ясностью.
Сила Фогеля темна и ужасна, и она продолжает расти.
У него в руках Тёмный Жезл. И его магия с каждым днём становится сильнее.
Ветвь Тьмы.
Руна, которую начертила на моём животе Сейдж, до сих пор заметно покалывает.
Фогель направит силу тьмы против всех, кто мне дорог. Против всего добра в мире.
Никто и ничто не смогут от него спрятаться.
Слова Айвена, сказанные в тот день, когда я узнала, что на самом деле обладаю магией Чёрной Ведьмы, всплывают в памяти: «Дело не только в нас, Эллорен. Если никто не выступит против тьмы, она победит».
В мельчайших деталях мне вспоминается и лицо Айвена, его прекрасные черты, как он смотрел на меня в тот день. От этого ещё горестнее осознавать, что я больше никогда его не увижу.
Горе с новой силой захлёстывает меня, грозя разорвать на части, скорбный вопль рвётся из груди. Рядом внезапно вспыхивает сапфировый шар, за ним тянется тонкая светящаяся нить, указывая путь в рощу. Лукас рядом, подсказывает огонь моих магических линий, его пламя ищет меня.
«Сработала поисковая руна ной!»
Оглянувшись, я вижу, как Лукас выбегает из рощи. Не замедляя шаг, он спешит к утёсу.
Наши взгляды встречаются, и при виде гарднерийской военной формы меня охватывает невероятная ярость — будь у меня в руке волшебная палочка, я могла бы запустить в Лукаса огненным заклинанием.
Не дожидаясь, пока он приблизится, я вскакиваю на ноги. Магия бурлит во мне, языки пламени Лукаса тянутся к моим линиям силы, разгораются сильнее, и мы оба цепенеем, захваченные невидимым волшебным огнём.
— Эллорен, — настойчиво произносит Лукас, — скажи, кто, кроме меня и твоей тёти, знает, что ты была с икаритом из пророчества?
Магические линии вспыхивают нестерпимым огнём, и я поднимаю правую руку ладонью вперёд.
— Прекрати, — сквозь стиснутые зубы цежу я, а моя левая рука сжимается в кулак. Тяга говорить только правду, наследие дриад, требует выхода. — Скажи мне ты, — не сдерживая ярости, прерывисто выдыхаю я, — ты порвал с Фогелем? Докажи, что чёрный мундир Гарднерии на тебе только ради того, чтобы подобраться к верховному магу и разделаться с ним!
В глазах Лукаса пылает гнев ничуть не менее яростный, чем тот, что сжигает меня изнутри.
— Да, Эллорен, это так, — наконец-то твёрдо отвечает он.
От нового шока мир будто переворачивается. Лукас Грей не в силах мне лгать, к тому же я чувствую его искренность сквозь магические линии свирепого огня. Он говорит правду.
Растерянно моргая, я быстро привыкаю к новой расстановке сил. Лукас явно скрывает подробности, которые мне необходимо вызнать.
Он до сих пор состоит на военной службе. В чине коммандера. И мне надо убедиться, что коммандер Грей порвал не только с Фогелем, но и с Гарднерией.
Потому что зло Фогеля заключено не только в нём самом.
Лукас медленно идёт ко мне.
— Эллорен, кто ещё знает? — настойчиво повторяет он вопрос.
«Мне плевать! — хочу крикнуть я, смаргивая злые слёзы. — Я его любила!»
Но в мои мысли вдруг врывается знакомый голос.
Голос Айвена.
«Ты должна выжить, Эллорен.
Выжить, чтобы сражаться с врагом».
— Я… я не знаю, — страшась снова разрыдаться, выдавливаю я.
«Я тебя люблю, Айвен. Я люблю тебя».
— Нам нельзя здесь оставаться, — с прежней настойчивостью, но уже мягче произносит Лукас. — Эллорен, если кто-нибудь узнает о твоих встречах с икаритом, тебя убьют. Тебе вообще нельзя находиться в Гарднерии.
Не сводя глаз с Лукаса, я отвечаю:
— Мне везде опасно.
Страх снова сковывает меня, но я изо всех сил гоню его прочь.
«Лукас, я в отчаянном положении и не знаю, что делать. А если отвечу магией, не спасётся никто. Даже ты».
— Мне нужна твоя защита. — Я смотрю ему прямо в глаза. «Иначе меня убьют».
— Я не отказываюсь от своих слов, — искренне отвечает он. — Если тебе нужна моя защита, ты её получишь.
Желание говорить правду сильнее меня, и молчать я не могу.
— Я его любила, — хрипло признаюсь я. — Я любила Айвена.
По лицу Лукаса пробегает тень боли.
— Я знаю, — наконец коротко, с горечью произносит он, и в его глазах вспыхивает пламя. — Я твой друг, Эллорен. И всегда им буду. Позволь тебе помочь.
Обессиленная горем, я отворачиваюсь — признание Лукаса и его забота очень много для меня значат. Особенно сейчас. Слёзы снова катятся по щекам, и я сжимаюсь от невыносимой мысли: Айвена больше нет.
Лукас подходит и нежно берёт меня за руку, и я не отдёргиваю дрожащих пальцев. Я сжимаю его ладонь, чувствуя в ответ твёрдое пожатие. А слёзы всё катятся из глаз, а волны тем временем разбиваются о берег у подножия скалы. Лукас ласково касается моей щеки, и, запрокинув голову, я смотрю в его изумрудные глаза — сколько в них сострадания! Сочувствие Лукаса странным образом придаёт мне сил. Спустя несколько мгновений, он берёт меня за другую руку, и приглушённая магия его огненных и земных линий обвивает нас защитным коконом. Небольшие язычки его волшебного огня стремятся к моему невидимому пламени, поддерживают мои силы и, не встретив сопротивления, бегут по моим магическим линиям тёплым потоком.
Меня вдруг встряхивает изнутри, всё тело наполняется жаром, и магические волны моего огня сталкиваются с пламенем Лукаса, смешиваются с его силой и поглощают её. Все его магические линии — огня, земли, воздуха и воды — пропадают в лавине моего пламени.
Прерывисто вздохнув, Лукас цепенеет и, твёрдо стоя на земле, сильнее сжимает мои руки.
И в это невероятное мгновение я вдруг отчётливо понимаю: я стала гораздо сильнее Лукаса Грея. Моя магия — сильнее.
Я встревоженно отдёргиваю руки и отступаю на шаг, сжав в кулак правую руку, — моё магическое пламя стремится к Лукасу, к его линиям силы, правая рука светится, будто раскалившись докрасна, и пышет жаром.
Всё вокруг замирает, сумерки густеют, меркнет даже сапфировое сияние рощи железных деревьев.
Лихорадочно втягивая солёный воздух, я оглядываюсь.
Цветы железного дерева больше не излучают свет, от деревьев исходят почти ощутимые волны страха.
Лукас бросает испытующий взгляд на померкшую рощу и снова оборачивается ко мне.
— Священные боги, Эллорен! Твоя сила выросла многократно!
Мысли у меня путаются, крутятся безудержным вихрем.
«Расскажи ему, кто ты есть. Ты должна ему всё рассказать. Дэмион тебя подозревает, и он не будет вечно лежать без сознания».
Но я не могу произнести ни слова. Вдруг откуда-то из глубины всплывает предупреждение Ни Вин: «Не дай гарднерийцам узнать, какой ты стала».
— Эллорен, — придвигаясь ближе, настойчиво требует ответа Лукас. И, судя по голосу, неповиновения он не потерпит. — Расскажи, что с тобой произошло. Почему твои магические линии так окрепли? Если ты можешь добраться до этой силы и использовать её… Значит, ты достигла уровня Чёрной Ведьмы?
Меня трясёт от бурлящей в крови магии, и я молча смотрю на Лукаса — не могу ни на что решиться.
— Я знаю, что ты вернулась в Гарднерию не просто так, есть какая-то причина, — встревоженный до крайности, жёстким шёпотом говорит Лукас. — Так расскажи, что происходит?!
Я упрямо сжимаю губы.
«Нет, Лукас. Сначала я должна убедиться, что ты порвал со всей Гарднерией, а не только с Фогелем».
Лукас внезапно выпускает мою руку и разочарованно отступает.
Голова невыносимо болит, в висках пульсирует. От Лукаса так явно веет отчуждением, что у меня внутри будто разверзается тёмная пропасть.
«Рейф, Тристан, где вы? Айвен мёртв, вы нужны мне. Я не знаю, кому довериться».
— Лукас, где мои братья? — срывающимся голосом спрашиваю я. — Ты что-нибудь о них слышал? Они живы?
Лукас в ярости окидывает меня взглядом. Он словно ненавидит себя за то, что его тянет ко мне.
— Да, — наконец отвечает он. — Насколько мне известно, они живы.
Мне становится легче, и к глазам вновь подступают слёзы.
Лукас отворачивается к роще и пристально рассматривает деревья. Когда наши глаза встречаются, он напряжённо хмурится.
— Лукас… — Вот и всё, что мне удаётся выговорить. Голова раскалывается от боли, мысли разлетаются, как стая птиц. «Я Чёрная Ведьма. И всякий, кто об этом узнает, захочет или убить меня, или подчинить своей воле. Я хочу сказать тебе правду. Я хочу довериться тебе». Закрыв глаза, я прижимаю ладони ко лбу. Лукас всё так же молча смотрит на меня. — Я не знаю, что делать, — в отчаянии признаюсь я.
Я больше ничего не понимаю. Совсем ничего.
Лукас молча ждёт.
— Ты прав. — Собравшись с силами, я смотрю Лукасу в глаза и бросаю полный отчаянной ненависти взгляд на Дворец Совета. — Мне надо отсюда выбраться. Вместе с тобой.
Лукас кивает, молча буравя меня неистовым взглядом — в нём смешались и ревность, и тревога из-за моей новой огненной магии.
— Мне нужны туфли, — вздыхаю я. «И ещё неплохо бы научиться управлять силой, которой я вполне могу разрушить весь этот мир».
Лукас задумчиво приподнимает брови, и я показываю ему ступни в одних чулках, слегка выставив их из-под юбок. Недоверчиво хмыкнув, он протягивает мне руку и ждёт, пока я приму его помощь.
Когда я беру Лукаса под руку, мой взгляд невольно падает на его ладони и пальцы, исчерченные такими же линиями обручения, как мои. Однако, заметив в его ножнах волшебную палочку, я уже не могу отвести от неё глаз.
Сколько ни сжимай правую руку в кулак, пытаясь отвлечься, магия ищет выход, пальцы зудят и тянутся к деревянной рукоятке.
Надо успокоиться. Вдох. Медленный выдох. Быстро приноровившись к широкому шагу Лукаса, я загоняю пылающий во мне огонь вглубь.
Море остаётся позади, мы проходим насквозь рощу железных деревьев и выходим с другой стороны. На опушке, среди сосен, окаймляющих драгоценную рощу, я на мгновение оборачиваюсь — мне вдруг кажется, что за мной пристально наблюдают.
Открывшаяся картина наполняет меня страхом.
Густая роща цветущих деревьев снова мерцает во тьме и даже сияет ярче, чем прежде.
«Чёрная Ведьма».
Слова царапают, будто сухие жёсткие листья, и я быстро отворачиваюсь, всё тело покрывается мурашками. Деревья меня не боятся. Они выставляют свою силу напоказ.
Внезапно что-то ощутимо тянет за мои магические линии с такой силой, что сводит мышцы.
Деревья впиваются в меня невидимыми крючками.
— Роща тянется к моим магическим линиям, — встревоженно сообщаю я Лукасу.
— Деревья ничего не могут тебе сделать, — тихо уверяет он. — Я тоже чувствую их враждебность, но это всего лишь аура. Оттолкни их огнём.
Не сдерживая вспыхнувшего возмущения, я запускаю невидимым пламенем в цветущие деревья.
Вся роща будто съёживается от боли и страха. Мгновение — и мои магические линии свободны. Ничто враждебное их не касается.
Деревья выпустили меня, потеряли, но пытаются вновь дотянуться, я это чувствую.
Возмущение перерастает в гнев, и я снова защищаюсь: бью новой волной невидимого пламени.
«Так вы мне враги? — презрительно вопрошаю я деревья. — Ну давайте, попробуйте напасть. Я отвечу. Тот, кто идёт против меня, играет с огнём».
Даже просто мысленно проговаривая эти слова, я чувствую, как сгущается во мне бабушкина магия, наполняя мои линии четырёх стихий, придавая им новую силу.
Тёмные ветви, пылающий огонь, сильный поток ветра, упрямый каскад воды — магические линии просыпаются по-новому.
Волшебная палочка Лукаса сильнее прежнего притягивает мой взгляд — как же хочется схватить её и дать выход бурлящей силе… И как страшно представить, что тогда произойдёт.
Шестой месяц
Валгард, Гарднерия
Мы едем с Лукасом в фамильной карете в поместье Греев. Сидя друг напротив друга, мы молчим — наверное, оба решаем, что можно рассказать, чем поделиться без опаски. Меня душит горе, кажется, ещё немного, и я совсем не смогу дышать. Лампа, покачивающаяся под потолком кареты, отбрасывает полосы неверного света на мерцающее в полумраке лицо Лукаса.
Карета катит по дороге среди фермерских угодий, которые отделяют Валгард от поместья. Лукас смотрит в окно, погрузившись в нелёгкие размышления.
Обычно его холодное и бесстрастное лицо сейчас мрачно. Время от времени он бросает на меня пронзительные взгляды, будто пытаясь разрешить особенно неприятную головоломку. Когда он отворачивается, я тайком посматриваю на него, отыскивая ответы на свои вопросы. Как бы ни разрывалось у меня сердце, надо думать о будущем, искать выход.
И ещё я никак не могу забыть о тёмной магии Фогеля, о том, как силён он теперь.
Его магия растёт, и скоро верховного мага никто и ничто не остановит. Войска Фогеля собраны и организованы, а противники, способные противостоять тьме, отступают всё дальше на восток. Сопротивление же намеревается уничтожить едва ли не самое мощное оружие на стороне света.
То есть меня.
За окном серебрится в лунном свете бескрайнее кукурузное поле, поблёскивают высокие стебли и листья. Пейзаж безжизненный и холодный, и точно так же холодно у меня на душе.
Лукас испытующе сверлит меня взглядом, так что мне даже становится не по себе. Опустив голову, я рассеянно вожу пальцем одной руки по тёмным линиям обручения на тыльной стороне ладони другой. Эти полосы, обвивающие мои пальцы, останутся со мной навечно.
Узор, в который складываются тонкие линии, прекрасен. Отрицать это невозможно.
Прекрасная клетка — она навсегда спрятала бы меня от Айвена.
Внезапно карета подпрыгивает.
Упершись руками в стены, я успеваю удержаться, чтобы не полететь прямо на Лукаса.
Впрочем, сказать что-либо или даже вскрикнуть времени не остаётся, потому что карета снова вздрагивает и подпрыгивает, а потом неожиданно набирает скорость, опасно покачиваясь при этом из стороны в сторону. Фонарь под потолком пляшет, расчерчивая небольшое пространство вокруг безумными бликами.
Лукас удивлён не меньше моего.
Снаружи доносится вопль ужаса — кричит мужчина — и громко ржут лошади. Лукас выхватывает волшебную палочку и бросается к окну, жестом приказывая мне оставаться на месте.
Широко распахнув глаза от страха, я выглядываю в окно и довольно быстро понимаю, что происходит.
— Лукас…
Карета, вздрогнув от колёс до крыши, заваливается на бок, но каким-то чудом удержавшись в колее, катит дальше.
Лукас крепко хватает меня за руку, помогая удержать равновесие. Он напряжён и готов распрямиться, будто тугая пружина, однако карета всё ещё катит вперёд, хотя и съезжая то и дело с дороги.
Подскочив на особенно высокой кочке, наш тарантас подпрыгивает и окончательно заваливается на бок.
Не удержавшись, я влетаю головой в оконную раму, и в глазах на мгновение темнеет от боли. Лукас падает на меня, а разбившаяся лампа осыпает нас дождём осколков.
Оглядываясь в полной темноте, я трясу головой, Лукас отстраняется, в тишине слышен лишь хруст разбитого стекла под его ногами. Я с трудом сажусь и открываю глаза — сначала перед ними вспыхивают лишь яркие точки, которые постепенно превращаются в звёзды, безразлично светящие с неба в разбитое окно кареты прямо над моей головой. Пол и потолок поменялись местами, а сердце стучит так сильно, будто пытаясь вырваться из груди. Мгновение мы молчим, стряхивая с одежды осколки, зачарованные их тихим звоном.
— Они пришли за мной, — выдавливаю я из пересохшего горла. В темноте лица Лукаса почти не видно.
— Кто пришёл? — недоумённо спрашивает он.
— Кин хоанг.
Глаза Лукаса округляются. Без промедления он хватает меня за руку всё под тот же перезвон осколков и оттаскивает вглубь кареты, подальше от окна, одновременно выхватывая волшебную палочку.
— Держись за меня, — не допускающим возражений тоном приказывает он. — И не отпускай!
Я стискиваю полу мундира, а Лукас, чуть приподняв волшебную палочку, произносит сквозь зубы какое-то заклинание.
Призрачное облако, вырвавшись из кончика палочки, в мгновение ока накрывает нас словно туча мельчайших колючих насекомых и прилипает, будто вторая кожа или очень тонкая броня. В следующее мгновение вслед за раздавшимся снаружи металлическим свистом что-то со взрывом пробивает крышу кареты и осыпает нас с Лукасом деревянной трухой. Серебристый вихрь устремляется ко мне и бьёт прямо в мой закрытый магическим щитом нос.
От резкой боли я откидываю голову, глаза будто сходятся на переносице, однако угодивший в меня снаряд, отрикошетив от щита, со стуком падает к нашим с Лукасом ногам.
Рассмотрев, чем в меня запустили, я в страхе сжимаюсь.
«Серебряный сюрикэн». Излюбленное оружие наёмных убийц кин хоанг.
Лукас оборачивается ко мне, и в ту же секунду меня осыпает целый дождь из серебряных «звёздочек»: они летят мне в грудь, голову, в руки и ноги, бьют даже из-под днища кареты. Всё это время Лукас крепко держит меня в объятиях. Меня будто забрасывают камнями, однако удары, пусть и довольно чувствительные, не превращаются в смертельные. Я словно закутана в особое спасительное одеяло, и сюрикэны, отпрыгивая от моего призрачного щита, падают к моим ногам.
А потом всё стихает. Крыша — если так можно её теперь назвать — больше напоминает дырявый солёный сыр сорта криллен, потому что изрезана бессчётным острым метательным оружием.
Выставив кончик волшебной палочки в одну из брешей над головой, Лукас перехватывает меня покрепче, застывает, словно ледяная статуя, и грозно выговаривает новое заклинание.
На этот раз из кончика его палочки рвётся огненная волна, которая ослепляет и разливается повсюду, даже внутри кареты, впрочем, не причиняя нам вреда — магический щит закрывает от пламени. Всё было почти так же, когда я произнесла заклинание огня в пустыне, устроив адский пожар, и точно так же все звуки исчезли, перекрытые рёвом пламени. Смотреть на огонь нет сил, и я зажмуриваюсь, как в тот раз, и опять чувствую жар. Стена кареты, на которой мы лежим, проваливается, и мы падаем спинами вперёд, скорее всего, в канаву — я ничего не вижу, а магический щит уже не просто колется, а обжигает тело.
Лукас прижимает меня к себе, и я не выпускаю из сжатого кулака полу его мундира. Я не могу открыть глаза — нестерпимо яркий отблеск пожара проникает даже сквозь веки.
Спустя несколько секунд алое зарево чуть светлеет, становясь оранжевым, потом жёлтым, а затем синим. И наконец всё вокруг чернеет.
Открыв глаза, я охаю.
Мы с Лукасом сидим, сжавшись, на дымящейся куче мусора и пепла посреди чёрной выжженной равнины. О нашей карете напоминает лишь уцелевшее каким-то чудом колесо, печально вращающееся в канаве неподалёку. Лошади мертвы, их шеи разорваны пополам, мёртв и наш возница — его обугленное тело распростёрто на земле. Горло кучера разорвано, точнее, разрезано очень ровно от уха до уха. При виде этой так несправедливо загубленной жизни меня пронзает холодный ужас.
Издали доносится стук копыт — кто-то скачет прочь. В дыму смутно вырисовывается силуэт: женщина на тёмной лошади в чёрной военной форме — рунами отмечены и лошадь, и мундир беглянки.
Мягко постукивая копытами по влажной земле, лошадь с наездницей мчится на свет луны.
Лукас, не выпуская моей руки, вскакивает на ноги и тянет меня за собой. Магический щит по-прежнему окутывает нас покалывающим сиянием.
— Вперёд, — приказывает Лукас и мчится вслед за кин хоанг, волоча и меня.
Пригнувшись к гриве лошади, женщина быстро отрывается от нас, но я успеваю заметить некоторые подробности: чёрный мундир с синими рунами ной, серая повязка на голове, меч с рунами на спине.
Да, так одеваются кин хоанг — это убийца из лучшего отряда наёмников ву трин.
Спотыкаясь о кукурузные стебли, я бегу за Лукасом — или, скорее, он тянет меня за собой, не давая отстать. Прелестные вышитые туфельки, которые Лукас добыл мне во Дворце Совета перед отъездом, совсем не подходили для погони за наёмными убийцами.
Лукас останавливается, не выпуская моей руки, поднимает волшебную палочку и выпускает новое заклинание в спину почти достигшей вершины холма всадницы.
Огненная стрела летит в кин хоанг, однако не успевает достичь цели. На вершине холма уже мерцает во тьме закрывающий луну портал, на сапфировых краях воронки будто из жидкого стекла поблёскивают переливающиеся руны ной.
Чародейка мчится в открытый зев волшебных врат и исчезает в золотистом сиянии вместе с лошадью, а огненная стрела Лукаса с яростным грохотом бьёт в закрытый проём. Пламя окутывает портал со всех сторон, лижет края, занимаются огнём и стебли кукурузы неподалёку.
Отпустив меня, Лукас спешит к порталу, бормоча ругательства.
Я же оглядываюсь вокруг, не веря своим глазам. Остов кареты дымится, мёртвые лошади и кучер на дороге кажутся издали тёмными кучами земли — и в гибели этих несчастных животных и неизвестного возницы тоже виновата я!
Лукас тем временем обескураженно останавливается перед поблёскивающим в темноте силуэтом портала и обгоревшими стеблями кукурузы.
Меня же будто волной накрывает усталость. Тяжело дыша, я наклоняюсь вперёд и упираюсь ладонями в согнутые колени, пытаясь сохранить равновесие. В голове один за другим вспыхивают вопросы.
Сколько убийц отправили за мной ву трин? Что случилось с Чи Нам и другими моими союзниками среди ву трин? Неужели за мной будет охотиться вся армия чародеек земли Ной?
И снова меня мучает вопрос: рассказать ли Лукасу о том, кто я на самом деле?
Щит, которым закрыл меня Лукас, почти испарился, и я всё отчётливее ощущаю, как пахнет гарью и дымом.
Я долго стою, согнувшись в три погибели, безуспешно пытаясь собраться с мыслями. Приподняв юбки, я оглядываю исцарапанные ступни и щиколотки и со вздохом распрямляюсь. Надо идти на холм, к Лукасу. Каждый шаг отзывается болью во всём теле: сюрикэны оставили на мне не один синяк, ноги саднит, голова гудит и кружится.
Добравшись до вершины холма, я подхожу к Лукасу, который медленно обходит тающую на глазах воронку портала — от волшебных рунических врат остался лишь призрачный свет в кромешной тьме. Лукас одновременно с восхищением и раздражением просовывает в портал руку, будто пытаясь выяснить, что там, по другую сторону врат.
— Чародейки ву трин открывают непревзойдённые магические врата, — невозмутимо сообщает он, стиснув губы в тонкую линию.
Глубоко вздохнув, он убирает волшебную палочку в ножны и вынимает откуда-то из-за пазухи другую палочку, отмеченную сияющими в темноте рунами ной.
С новой волшебной палочкой в руке Лукас шепчет заклинание, направив магическое оружие на туманный портал. Как только последнее слово заклинания сказано, портал на мгновение вспыхивает и исчезает без следа.
Минуту мы просто молча стоим на холме, глядя в темноту.
— Разве ты не мог пройти в этот портал? — наконец задаю я мучающий меня вопрос. Лукас явно не впервые соединяет заклинания и чары, созданные в разных традициях.
— Нет, — качает он головой. — Заново открыть врата я бы не смог. Не знаю нужных заклинаний. Чародейки ву трин в совершенстве владеют магией порталов, чем вызывают моё искреннее восхищение.
В странном оцепенении я смотрю на отпечатки копыт на мягкой земле — следы ведут от нашей изувеченной кареты от самой дороги и обрываются рядом со мной, то есть у недавно исчезнувшего портала.
— Эллорен, — сурово обращается ко мне Лукас. Судя по голосу, он полностью овладел собой.
Я же, поднимая на него взгляд, вся сжимаюсь. Этот тон мне не нравится.
— Почему за тобой отправили убийцу элитного отряда ву трин? — глядя мне прямо в глаза, спрашивает Лукас.
Я открываю было рот… но не могу произнести ни звука. Я не знаю, верить ли Лукасу, сказать ли ему правду, а лгать ему я не в силах.
Он ждёт. Просто стоит и ждёт, как будто у нас впереди целая вечность.
Высвободив ногу из туфельки — на пятке явно вздувается волдырь, — я безуспешно подыскиваю подходящее объяснение.
— Быть может… потому, что я напоминаю им о бабушке?
Лукас буравит меня взглядом, как будто пытаясь пронзить насквозь.
— Эллорен, — повторяет он, из последних сил сохраняя вежливый тон, — когда тебе стало известно, что за тобой охотятся кин хоанг?
Пожалуй, придётся признать, что, не сознавшись в этом сразу, я поступила ужасно глупо.
— Несколько дней назад.
Лукас поднимает глаза к небу, будто вознося безмолвную молитву, прося у Древнейшего сил сохранить спокойствие.
— Давай договоримся, что в будущем, — вкрадчиво произносит он, снова проникновенно глядя мне в глаза, — если за тобой будут охотиться наёмные убийцы, ты в первую очередь сообщишь об этом именно мне. Сразу, как только поздороваешься.
Я киваю в знак согласия, и голову пронзает боль в том месте, которым я ударилась о стену кареты.
— Ещё кто-нибудь тебя преследует? — не отстаёт Лукас. — Может, другие наёмные убийцы?
— Не знаю, — устало признаюсь я.
Больше мне нечего сказать, и я безмолвно выдерживаю огненный взгляд Лукаса. Он явно понимает, что всей правды ему не услышать.
Коротко вздохнув, Лукас потирает переносицу, потом прячет волшебную палочку с рунами в ножны под мундиром и бросает на меня острый взгляд.
— Идём, — говорит он, взмахом руки предлагая мне следовать за ним к дороге. — Здесь часто проезжают кареты. Мы реквизируем первую попавшуюся и приставим к тебе подходящую охрану.
Шестой месяц
Валгард, Гарднерия
Карета и вправду нагоняет нас очень скоро, и вот я уже сижу напротив почтенной четы гарднерийцев под пристальным взглядом двух пар глаз, и мы катим обратно в Валгард. Лукас устроился рядом с кучером, чтобы следить за окрестностями, держа волшебную палочку наготове.
Карета подпрыгивает на кочках, а ко мне после испытанного шока возвращается способность чувствовать. Меня переполняет леденящий душу страх. Кажется, что я не проживу и дня.
Сжав пальцами под сиденьем перекладину из красного вяза, я отчаянно пытаюсь остановить дрожь. Меня всю трясёт, мысли путаются. Перед глазами встаёт образ дерева — красные зубчатые листья, толстая морщинистая кора. Однако даже эта умиротворяющая картина не может отогнать овладевшую мной панику.
Вскоре мы высаживаемся у военной заставы на окраине Валгарда. Я по-прежнему едва держусь на ногах.
Гарнизон — несколько тёмных зданий, выстроенных из стволов железных деревьев с переплетёнными над крышами ветвями, — освещён факелами на высоких железных столбах. Главное строение — самое огромное и окружённое стражами — находится в центре небольшой площадки. Над ним, похлопывая на тёплом ветру, реет флаг Гарднерии.
Лукас, не теряя времени, направляется к зданию в центре — пламя факелов отбрасывает на его тёмную фигуру янтарные блики. У входа его встречает командир стражи с твёрдым взглядом, маг пятого уровня в чине капитана.
В ответ на историю о нападении, которую рассказывает Лукас, гарднериец мрачно кивает. В пересказе Лукаса недавние события обретают несколько иной окрас: чародейка кин хоанг жестоко убила нашего кучера и лошадей, после чего напала на Лукаса, однако быстро сообразила, что противник гораздо сильнее, чем предполагалось, и спаслась бегством. Прежде чем исчезнуть в портале, она пригрозила вернуться и погубить не только Лукаса, но и меня, его супругу.
Другим Лукас лжёт так искусно, что меня это не может не настораживать, хотя я с облегчением вижу, как принимают его историю — без малейших сомнений, лишь мрачно кивают и сочувственно ворчат.
Капитан, повернувшись к караульному, называет несколько имён. Военный уходит выполнять приказ и вскоре возвращается с отрядом магов, среди которых я вижу и знакомое лицо Тьеррена.
Наши глаза на мгновение встречаются, и во взгляде Тьеррена я читаю удивление и призыв к осторожности, что меня ничуть не успокаивает.
Военные с уважением кивают, выслушав приказы Лукаса, а Тьеррен просто молча слушает с совершенно бесстрастным видом, лишь однажды обменявшись с Лукасом встревоженным взглядом.
«Интересно, давно ли знакомы Лукас и Тьеррен и что их связывает?» — раздумываю я, прячась в темноте и спустив рукава как можно ниже, чтобы спрятать покрытые ссадинами руки.
За шумом отъезжающей кареты я не могу расслышать, о чём говорят Лукас с Тьерреном, а тут подъезжает и другая в сопровождении нескольких стражей верхом. Из командного пункта выходят ещё шестеро солдат — у двоих на рукавах нашивки магов пятого уровня.
Все шестеро решительным шагом направляются к Лукасу.
А передо мной вдруг возникает совсем юный солдат с ничего не выражающим лицом, закрывая собой и Лукаса, и Тьеррена.
— Ваша карета, маг Гарднер, — произносит он, настойчиво предлагая следовать за ним к только что подъехавшей карете.
Я не знаю, что делать, и пытаюсь взглядом спросить Лукаса, идти ли мне в ту карету. Не слишком ли это опасно?
Лукас в ту же секунду оборачивается и кивает, указывая на экипаж. Всё ясно.
«Не бойся. Садись в неё», — безмолвно говорит он.
Склонив голову, я иду за солдатом, надеясь, что в темноте пульсирующая ссадина у меня на лбу, прямо между глазами, не слишком заметна. Каретой будет править не обычный возница: на козлах сидят двое военных, а на дверце чётко виден герб гарднерийской гвардии.
Когда передо мной распахивают дверцу, прибывает ещё один отряд всадников. Они тоже собираются охранять карету в пути. Не многовато ли стражи? Как бы узнать, где пролегает граница между «защитой аристократа» и «охраной военного преступника»?
«Подозревают ли эти гарднерийцы, кто я? Куда меня повезут? Подчинятся ли они приказам Лукаса?»
Взобравшись на обитые бархатом сиденья кареты, я стараюсь не вздрагивать, когда двери захлопываются с неприятным металлическим щелчком. В бесплодной попытке успокоиться я сжимаю и разжимаю руки.
Когда дверь распахивается, я всё же вздрагиваю и растерянно моргаю.
Лукас одним движением впрыгивает в карету и приземляется на сиденье напротив. Закрыв двери, он вопросительно смотрит на меня.
От этого взгляда у меня перехватывает дыхание.
— Разве ты не поедешь… там? — сбивчиво спрашиваю я, взмахом руки указывая на верховую стражу. — Чтобы охранять нас?
— Нет, не поеду, — с некоторым вызовом отвечает он. — Нам надо поговорить.
Карета рывком трогается, и нас окружает толпа военных. Среди них мелькает знакомое лицо Тьеррена и два мага пятого уровня, которых я успела разглядеть у поста.
— Мы едем в ваше семейное поместье? — напряжённо уточняю я.
Лукас заинтересованно склоняет голову набок.
— Да.
Какой короткий ответ. А в его взгляде без труда читается вопрос: «А что такое? Разве нам нужно ехать в другое место?» Протянув правую руку к окну кареты, Лукас задёргивает штору. Потом точно так же поступает с другим окном.
Я судорожно сглатываю подступивший к горлу ком.
Откинувшись на спинку сиденья, Лукас холодно и серьёзно разглядывает меня, не выпуская из пальцев рукоятку волшебной палочки.
— У тебя ссадина на переносице, — указывая на свой лоб, произносит он.
Я осторожно касаюсь больного места. Да, неприятно, но, честно говоря, у меня ноет всё тело.
— Расскажи-ка мне ещё раз, с чего вдруг элитные наёмные убийцы ву трин открыли на тебя охоту.
И опять у меня начинается паника: сил хватает только молча смотреть на Лукаса, а губы уже сами раскрываются, чтобы ответить правду, которая изменит расклад сил в мире. Однако Ни Вин не зря меня предупреждала… И я не издаю ни звука.
Возможно, Лукас действительно выступает против Маркуса Фогеля, это более-менее ясно, и ещё он мой друг и союзник, насколько я убедилась. Но в то же время он военный и состоит на службе в гарднерийской гвардии.
Он гарднериец до мозга костей.
А я не желаю служить оружием небольшой группе восставших военных с весьма неоднозначными мотивами и целями.
Я буду сражаться на стороне Сопротивления и больше ни на чьей.
Устало вздохнув, я опускаю голову и тру глаза, ощупываю синяки на затылке, которым здорово приложилась к стене сгоревшей кареты. Вот бы открыть сейчас магический портал и перенестись к моим дорогим братьям!
— Лукас, я очень сильно ударилась головой, — жалобно сетую я. А сердце тем временем от волнения стучит всё быстрее. Надо отвлечь Лукаса, я же не знаю, на чьей он стороне. Осторожно бросив взгляд из-под сплетённых пальцев, я вижу, что жалобы моего собеседника ничуть не трогают — он по-прежнему испытующе смотрит на меня.
Опустив руки, я по привычке хватаюсь за край сиденья — под взглядом Лукаса я чувствую себя муравьём, которого придавили палочкой и не выпускают. Пальцы нащупывают перекладину под бархатной подушкой, и я впиваюсь ногтями в мягкую древесину.
«Сосна кружевнокорая».
Мягкая и гладкая древесина. И дешёвая. Вся карета сделана из дешёвых материалов, это ничуть не напоминает роскошный экипаж, принадлежавший семье Лукаса. Под ногтями у меня застревают крошечные щепки сосны.
«Прекрасная пористая древесина». Её так легко наполнить весенним ветром… или магией.
Искорки невидимой магии вспыхивают под ногтями, бегут вверх по руке, прорываясь сквозь страх и горе, бегут, будто солнечные блики по воде. Они притягивают магию к моим пальцам, ладоням, и она струится вдоль магических линий. Нервная дрожь стихает, земные и огненные линии земли вспыхивают с новой силой. Прикусив изнутри щёку, я разминаю пальцы, чтобы Лукас не заметил неожиданное преображение, прилив магических сил. Мне кажется, что из-под каждого из десяти моих пальцев выглядывает волшебная палочка, выдавая мою магию.
— Ты обманул солдат, — старательно не обращая внимания на искры, говорю я.
Лукас хмуро обдумывает мои слова.
— Если гарднерийцы узнают, что кин хоанг пришли за тобой, они сразу догадаются, что дело в твоей магии. И тогда тебя отвезут к Фогелю.
Он сосредоточенно рассматривает мои руки, и я застываю на месте. Наверняка ему показались странными мои движения, он не мог не заметить, как я царапаю деревянную перекладину. Представляю, что вообразил Лукас.
— Ты тоже гарднериец, — напоминаю я. А вдруг получится такими нехитрыми намёками выяснить, на чьей Лукас стороне. Судя по его последним внушающим надежду словам, вполне возможно, он полностью и не связывает себя с гарднерийцами, находится где-то на краю этой мощной силы.
Похоже, он занят новыми мыслями и меня не слушает.
— Я проверю твои магические способности, — наконец сообщает он.
Кончики моих пальцев вспыхивают невидимым огнём, будто сосновые ветки. Внезапно я ощущаю весь деревянный каркас кареты, все детали, все доски и перекладины, даже колёса, которые катят по неровной дороге.
— Только зря потратишь время, — фыркаю я, а сердце грохочет тяжёлым молотом. — Меня проверяли много раз.
«Сначала дядя — он сразу понял, что его трёхлетняя племянница и есть новая Чёрная Ведьма, и спрятал её в далёкой провинции. Потом меня проверяли в университете — вот только волшебную палочку заблокировали. А ещё меня проверял Айвен — и тогда я сожгла дотла целый лес. Ну и чародейки ву трин тоже искали ответы на свои вопросы и теперь мечтают меня убить».
Взгляд Лукаса твердеет.
— Дай правую руку, — требует он, протягивая свою.
— Зачем?
Я мгновенно сжимаю правую руку в кулак, кладу на колени и накрываю её левой, чтобы приглушить магические искорки.
Лукас не убирает руки.
Глядя на его открытую ладонь, я отчётливо понимаю: он не сдастся, а если я откажусь, то его подозрения вспыхнут с новой силой. Я неохотно высвобождаю правую руку и вкладываю её в ладонь Лукаса — меня будто подхватывает неумолимое быстрое течение.
Осторожно сжав мои пальцы, Лукас отодвигает рукав моего платья почти до локтя.
Всё моё предплечье покрыто синяками и ссадинами — последствия ударов сюрикэнов ву трин.
— А она действительно хотела тебя убить, — слегка озадаченно бормочет Лукас, внимательно разглядывая мою руку.
— Ты так думаешь? — нервно хихикаю я. — А мне показалось, эта дамочка забежала меня просто предупредить. Да и «звёздочками» швырялась вполсилы.
Бросив на меня настороженный взгляд, Лукас недовольно сжимает губы. Можно подумать, смеяться над неудавшейся попыткой убийства, по его мнению, дурной тон.
— Я её чувствую, — сообщает он, ещё немного подержав мою руку и поразмыслив, словно прислушиваясь к чему-то. Когда он водит большим пальцем по моей ладони, мои магические линии с радостью отзываются, вспыхивая ещё ярче. — Магия здесь, под твоей кожей. Её больше, чем раньше. Гораздо больше.
Высвободив руку из пальцев Лукаса, я лихорадочно подыскиваю правдоподобный, но не правдивый ответ.
— Дядя меня уже проверял, — говорю я, не упоминая о последовавшем за той проверкой ужасном лесном пожаре. — И в университете меня проверяли. И ещё… совсем недавно проверяли. И результат всегда был один и тот же. Так что с меня хватит — больше никаких проверок.
Лукас задумчиво хмурится.
— То есть ты вернулась в Гарднерию, чтобы шпионить?
— Ты что?! — охаю я. — Шпионить на тех, кто пытается меня убить?
— Вот ты и расскажи мне, что происходит, Эллорен.
— Мне нужна твоя защита, — в который раз повторяю я.
Лукас откидывается на спинку сиденья.
— Готов поспорить, что тебе нужна не только защита. — От его немигающего взгляда не спрятаться. — Полагаю, ты явилась что-то выведать.
Он опускает руку в карман мундира, вынимает камень Чи Нам с синей руной и протягивает его мне.
В панике я безотчётно ощупываю карман нижней юбки — пусто. Я чувствую, как кровь отливает от лица.
Лукас насмешливо кривит губы.
— Ты что-то потеряла?
«Я ничего не знаю. Никогда его не видела. Это не мой». Ложь застревает у меня в горле, как рыба в сети.
Лукас улыбается ещё шире. Склонив голову к плечу, он поигрывает камнем, держа руку на коленях.
— Чи Нам сказала тебе, что мы с ней знакомы? — спрашивает он, вертя камень пальцами. — Мы много лет устраивали с ней бои понарошку, вроде тренировок. Играли, как кошка с мышкой.
— И кто же был мышкой? — дрожа с головы до ног, уточняю я.
— Мы оба, по очереди, — со смехом отвечает он. — Если бы Чи Нам хотела тебя убить, ты уже была бы мертва, — прищурившись, сообщает он. — Выходит, чем-то ты ей понравилась. Иначе никаких камней ты бы от неё не получила. И всё же… — Лукас медленно потирает камень с руной, напряжённо раздумывая над чем-то. — И всё же её люди хотят тебя убить. Очень интересно.
— Не все, — буквально выплёвываю я два коротких слова, сил держать в себе правду почти не осталось. — Быть может, только… та чародейка, что явилась за мной…
— И она явилась за тобой, потому что… — подсказывает Лукас, намекая на необходимый ему ответ.
Прикусив губу, чтобы загнать обратно грозящие вырваться слова, я чувствую, как по рукам от деревянных щепок снова струится тонкими спиралями магия. Почти невыносимая тяга всё рассказать Лукасу нависает надо мной, как снежная лавина.
Долгую, мучительную минуту Лукас молча изучает меня, поглаживая пальцами камень. Наконец, будто решив головоломку, он крепко сжимает камень сильными пальцами и наклоняется ко мне. Его глаза пылают решимостью.
— Вот что я думаю: ты работаешь на Сопротивление и связалась с ву трин. Однако они каким-то образом почувствовали, что твои магические силы значительно выросли. Твою магию обязательно унаследуют твои дети, то есть на свет появится новая Чёрная Ведьма. Возможно, ву трин подумывали тебя прикончить… — Лукас умолкает, пытаясь оценить мою реакцию на сказанное. — Однако Чи Нам придумала кое-что получше. Она оставила тебе жизнь, потому что ждёт чего-то взамен. — Приняв, по-видимому, моё молчание за знак согласия, Лукас довольно откидывается на спинку сиденья. — В любом случае по крайней мере одну чародейку очень тревожит твоя возросшая сила. Тревожит настолько, что она решилась пойти против Чи Нам.
Сложив пальцы домиком, я в который раз выбираю, каким путём пойти. Если я не открою Лукасу всей правды, то при следующем нападении убийц у меня, вполне возможно, окажется куда меньше шансов выжить. К тому же Дэмион, быть может, подозревает, кто я. Однако рассказать Лукасу правду тоже может быть опасно: что, если он до сих пор поддерживает гарднерийцев? В глубине души мне хочется прижаться к Лукасу и никогда его не отпускать. С другой стороны, я совсем не против вырвать у него из руки камень с руной, выпрыгнуть из кареты и броситься прочь.
— Ты пойдёшь за ней? — спрашиваю я. — За чародейкой ву трин, которая скрылась в портале?
Лукас качает головой.
— Я не представляю, куда вёл тот портал. Могу только подозревать, что ву трин встретят её без особой радости, если несостоявшаяся убийца пошла против Чи Нам. С главной чародейкой шутить опасно. — Покатав камень по ладони, Лукас перехватывает его кончиками пальцев и устремляет взгляд мне прямо в глаза. — Эллорен, зачем Чи Нам дала тебе этот камень?
«Всего я открыть не могу… значит, разбавлю ложь капелькой правды… пусть он поверит в свою версию событий».
— Чи Нам дала мне камень… на случай неприятностей. Чтобы помочь…
— Нет, — резко обрывает меня Лукас. — Чи Нам ничего не делает просто так. Она пойдёт на всё, чтобы защитить свой народ. — Опустив камень с руной в карман, Лукас подаётся вперёд с очень неприятным выражением лица. — Что она велела тебе разузнать?
Я прикусываю изнутри нижнюю губу, однако ничего не получается. Слова вырываются быстрее, чем я успеваю их сдержать.
— Каким оружием убили ликанов, Лукас? Тем Жезлом, который держит в руках Фогель? Жезлом Тьмы?
Лукас молчит.
Вопрос будто повисает между нами в воздухе, как тёмное и отвратительное облако.
Усмешка исчезает с лица Лукаса, в его глазах вспыхивают недобрые искры. И в его взгляде появляется кое-что ещё, отчего меня пронзает страх.
— Тот Жезл, — с расстановкой произносит Лукас, — самый сильный из всех, что есть на свете. Да, я полагаю, что ликанов уничтожили с его помощью.
Меня пробирает дрожь — я помню, как не могла пошевелить и пальцем, когда Фогель взмахнул тем жезлом. Ликанов истребили за одну ночь. Устрашающая весть о жестоком уничтожении целого народа, к которому принадлежала моя подруга Диана, разнеслась по всей Эртии. Да, Тёмный Жезл обладает невероятной силой — его страшится даже Лукас.
— Ты говорил, что не поддерживаешь Фогеля. — Я тоже наклоняюсь к Лукасу, и в моём голосе звучат стальные нотки. Указав взглядом на серебряный шар Эртии, который покачивается на его груди, я продолжаю: — Однако ты передо мной в гарднерийской форме. Недавно командовал завоеванием Кельтании. Лукас, я должна знать правду. Ты поддерживаешь гарднерийцев? Хоть в чём-нибудь?
Лукас отстраняется. Его губы плотно сжаты, будто теперь он пытается утаить что-то важное.
— Что ты скрываешь от меня?
Карета подпрыгивает на кочке, лампа под потолком резко покачивается из стороны в сторону. Мы одновременно замираем, не сводя друг с друга глаз. Чуть-чуть отдёрнув штору, Лукас выглядывает в окно. Кажется, ничего странного он там не видит, потому что возвращает штору на место и откидывается на спинку сиденья.
— Нет, Эллорен, — отрывисто отвечает он. — Я ни в чём не поддерживаю ни Фогеля, ни гарднерийцев. Я давно пытаюсь разгадать сложную систему защиты, которую выстроил вокруг себя Фогель. Потому что намерен его убить. С недавних пор я привлекаю магов высоких уровней к работе на ву трин, чтобы рано или поздно свергнуть гарднерийское правительство.
Эти слова я выслушиваю с невероятным удивлением, но и с не меньшим облегчением. Лукас говорит правду — в этом у меня нет ни малейших сомнений: мы не можем, просто физически не в состоянии солгать друг другу.
— Твоя очередь, — не сводя с меня глаз, подначивает Лукас. — Скажи, что случилось с твоей магией, и поподробнее.
— Я стала гораздо сильнее, — хриплю я. Правда давно рвётся наружу. — Ты даже не представляешь…
— Так покажи мне, — подначивает он.
Я изумлённо отшатываюсь.
— Как?
— Поцелуй меня, — непререкаемым тоном предлагает он.
В замешательстве я только шире раскрываю глаза. Он что, хочет, чтобы я предала память об Айвене? Но…
Однако в тоне Лукаса нет и намёка на непристойность.
Он требует. Бросает мне вызов. И наконец я понимаю, чего он добивается.
— Во время поцелуя я смогу ощутить и оценить твою магию до последней капли, — говорит Лукас. — Ты прекрасно знаешь, что это мне под силу. И результат будет очень точный. Поцелуй меня, Эллорен. Всего один раз. Покажи, что ты таишь в себе. Я хочу знать, что так напугало чародейку ву трин.
Кровь отливает от моего лица — я в страхе вжимаюсь в стену, а искры невидимой магии стремятся от деревянных щепочек под ногтями к магическим линиям.
«Покажи ему, Эллорен. Ничто не связывает его ни с Фогелем, ни с гарднерийцами. Айвен хотел бы видеть тебя живой и под надёжной защитой. Позволь Лукасу ощутить твою силу. Один поцелуй — и он всё поймёт».
— Во мне больше магии, чем было у бабушки, — предупреждаю я, склоняясь к Лукасу. Горло перехватывает, сердце громко стучит, как будто я собираюсь спрыгнуть с высокой скалы.
Почти закрыв глаза, Лукас уверенно скользит вперёд и нежно кладёт правую руку мне чуть ниже затылка.
— Эллорен, — тихо, сочувственно говорит он, — покажи мне.
Дрожащей правой рукой я касаюсь щеки Лукаса.
Едва мои пальцы ощущают его кожу, щепки под ногтями вспыхивают с новой силой в ответ на мощь магических линий Лукаса — благодаря крошечным кусочкам дерева я чувствую магию Лукаса на редкость отчётливо, ощущаю каждую его линию.
Огонь, земля, воздух и тонкая, как ручеёк, линия воды.
Наши силы сочетаются идеально.
Просыпаются и мои магические линии, посылая невидимые сигналы сквозь мою руку к кончикам пальцев, а от них к Лукасу. Моя магия сталкивается с его горячим, взрывным потоком, а в ответ приходит его огонь.
В смятении от нахлынувших ощущений я отнимаю ладонь от его лица, однако Лукас мгновенно перехватывает моё запястье.
— В тебе бушует огонь, — хрипло произносит он. — Ты как факел.
Словно зачарованный, он подносит мою руку к губам и целует покрытую линиями обручения ладонь, словно пытаясь ощутить в ней что-то, прежде чем снова приложить мою руку к своей щеке.
Моя магия взрывается жарким пламенем, новый поток огня проносится через моё тело, устремляясь к Лукасу, проникая сквозь кожу его лица. Я уже не могу отнять ладонь, пальцы словно приклеились к щеке Лукаса, моя рука наполняется золотистым сиянием, напоминая расплавленный металл, а наши магические линии переплетаются.
Противостоять волшебному притяжению невозможно, скрыть внезапно вспыхнувшую жажду, дикое притяжение нет сил — и моё горе и страх тому не помеха.
Существует только магия.
— Раньше я ощущал твоё пламя только с поцелуем, — хрипло произносит Лукас, не пряча желания приникнуть к моей силе. — Теперь ты вся горишь.
Глядя ему в глаза, я тщетно пытаюсь сдержать так отчаянно рвущуюся к линиям Лукаса магию. Моё пламя неудержимо прокладывает себе путь.
Лукас приближается…
Касаясь его губ, я сдавленно охаю, ощутив жаркий порыв — моё пламя наконец соединяется с магией Лукаса и превращается в волну яростной, постоянно растущей магии — у меня сами собой распахиваются глаза, и всё тело вздрагивает, как от удара молнии.
Лукас чуть отстраняется и стискивает обеими руками по бокам мою юбку.
— Приложи другую ладонь к моей коже, — отрывисто выдыхает он, привлекая меня к себе.
Повинуясь просьбе, я кладу другую руку на шею Лукаса, и новый поток пламени устремляется от меня в его тело.
Лукас страстно меня целует, наша магия сливается с пугающей и всепоглощающей силой. Где-то в глубине души я понимаю, что мы слишком быстро перешли границу, однако бушующий в нас магический огонь стирает все сомнения.
Обжигающее пламя бушует, поднимается тугой спиралью. Наши магические линии соединяются будто навсегда. Огонь встречается с огнём. Ветви переплетаются. Воздух мощным потоком сильнее раздувает пламя. Наши волшебные силы, объединившись, ласкают магические линии одну за другой — противостоять этой нежности нет сил.
Лукас с силой прижимает меня к себе. Не отрываясь от его губ, я прерывисто вздыхаю, глаза заволакивает алой пеленой. Меня трясёт с головы до ног, повсюду огонь. Он неистово клокочет во мне и в Лукасе, рёв пламени стоит в ушах, перекрывая все звуки. Я чувствую, как напрягается тело Лукаса, слышу его сдавленный стон. На всём свете не осталось ничего — лишь буйствует наше пламя.
Когда силы наконец тают, я отнимаю ладони от кожи Лукаса. Пламя утихло, и мы одновременно понимаем: карета остановилась.
Оторвавшись друг от друга, мы поворачиваемся к двери — её уже открыла Оралиир, служанка Греев. Её глаза в изумлении округлились, на лице застыло странное выражение.
При виде того, кто стоит за спиной служанки-уриски, освещённый яркими бликами факелов, я цепенею.
Это верховный маг Маркус Фогель. И его пронзительно змеиные зелёные глаза устремлены на Лукаса, а Тёмный Жезл выглядывает из ножен на поясе.
Ужас пронзает меня, будто раскалённое железное копьё.
С Фогелем целая свита: отец Лукаса, молодой священник, несколько магов гарднерийской гвардии пятого уровня. А позади ещё солдаты, из кареты не сосчитать.
Фогель бросает на меня короткий взгляд, и перед моим мысленным взором вновь встаёт образ мёртвого дерева тьмы.
— Поздравляю, коммандер Грей, — произносит Фогель, устремляя на Лукаса ядовитый взгляд. — Похоже, из-за вас начинается война.
Лукас смотрит на меня, и я поспешно отстраняюсь, прогоняя из мыслей мёртвое дерево. Осторожно выйдя из кареты, он тянет меня за собой, и я иду, слушая, как в панике колотится сердце. Лукас мгновенно вбирает открывшуюся картину: оглядывает солдат, оценивает суровое выражение на лице отца, отдаёт должное присутствию Фогеля. Никто не позволяет себе ни единой шуточки в наш адрес — а ведь наша одежда далеко не в порядке, и меня не отпускает странное ощущение, как будто с минуты на минуту меня схватит чья-то злая рука, чтобы увлечь неизвестно куда.
— На нас напали кин хоанг, — сообщает Лукас Фогелю. Настороженно оглядываясь, он пересказывает свою версию событий, вынимает из кармана камень Чи Нам и без малейших колебаний передаёт его Фогелю. — Полагаю, убийцы искали вот это.
Фогель принимает камень с сияющей руной и, повертев его в руках, впивается острым взглядом в Лукаса.
— Не слишком ли много усилий ради какого-то камня?
Лукас в замешательстве хмурится.
— Мы видели только одну кин хоанг. Не целую армию убийц.
Фогель отвечает лишь испепеляющим взглядом. Лукас смотрит на отца, ожидая объяснений, однако Лахлан Грей тоже молчит, и в его глазах бушует пламя.
Молодой худощавый священник, застывший по левую руку от Лахлана, презрительно усмехается. Его мантия сшита из дорогой ткани, а глаза — такие же, как у Лукаса, невероятного изумрудного оттенка.
— Что за игру ты затеял, Лукас? — спрашивает священник.
К этому времени на лице Лукаса снова появляется привычное непроницаемое выражение, он абсолютно спокоен.
— Эллорен, полагаю, тебе не представилось случая познакомиться с моим братом Сильверном, — неопределённо взмахнув рукой в сторону священника, обращается ко мне Лукас.
— На тебя напали кин хоанг, — позабыв о вежливости, с холодной яростью напоминает Сильверн, — что равноценно объявлению войны Гарднерии, и ты так безответственно ведёшь себя?
В завершение тирады Сильверн указывает на меня, будто бы я источник позора и всех бед, обрушившихся на почтенное семейство.
— Сильверн, она ушла через портал, — насмешливо, как дурачку, объясняет Лукас. — Сейчас никто ничего не в силах сделать.
Будто враз лишившись дара речи, Сильверн хватает ртом воздух.
— Они частично уничтожили наши силы на восточном направлении, — мрачно сообщает отец Лукаса.
— Кто? — с искренним изумлением уточняет Лукас.
— Ву трин, — отвечает ему отец. — Наша военная база возле Восточного ущелья сметена превосходящими силами. Ву трин собирают войска, готовятся к атаке. Они ожидают прибытия драконов.
У меня от ужаса перехватывает дыхание.
«Армия. Они посылают за мной всю армию».
Фогель, не сводя пристального взгляда с Лукаса, задумчиво склоняет голову набок.
У верховного мага глаза, как у песчаной гадюки. Лишённый остатков милосердия, он очень похож на змею — всегда готов нанести смертельный удар.
— Мы недавно задержали немаленький отряд кин хоанг, идущий по вашим следам, — холодным, как стальной клинок, голосом говорит Лукасу Фогель. — У них были карты вашего семейного поместья. А также подробная информация о вашем служебном положении, обязанностях и последних передвижениях. — Во взгляде Фогеля вспыхивают молнии. — Таким образом, коммандер Грей, возникает вполне законный вопрос: что же такое находится в ваших руках, кроме рунического камня, чем не прочь завладеть ву трин?
Всё вокруг замедляется, звуки почти стихают, я оглядываюсь, как во сне. Лукас на мгновение встречается со мной взглядом, и я вижу, как с каждым взмахом ресниц на него нисходит озарение.
«Он догадался. Лукас всё знает.
Ему известно: я Чёрная Ведьма».
Внезапно замедлившаяся реальность исчезает, лопнув, как мыльный пузырь, а я не успеваю ничего сказать.
Лукас надевает привычную маску холодности и безразличия и размеренно отвечает верховному магу:
— Мне это неизвестно, ваше превосходительство.
Я внутренне сжимаюсь, как мышь, прижатая к стене, под взглядами всё прибывающих котов — я знаю, что очень скоро они проявят ко мне нешуточный интерес.
— Играть в военные игры с Чи Нам — это одно, — говорит Лукасу Фогель. — Однако самовольно напасть на неё — совсем другое. Когда вы намеревались сообщить об украденном руническом камне?
Лукас упрямо сжимает челюсти.
— Когда в этом возникла бы необходимость.
Судя по ледяной улыбке Фогеля, ответ неверный.
— Отправьте Четвёртый дивизион на помощь к ущелью, — приказывает Фогель, обращаясь к отцу Лукаса. — Коммандер Грей, — это уже Лукасу, — вы проводите меня в валгардский военный лагерь. Нам есть о чём поговорить.
Охрана Фогеля обступает нас тесным полукругом.
Лукас с уважением кланяется Фогелю.
— Непременно, ваше превосходительство. Прежде чем мы отправимся в путь, прошу разрешить мне обеспечить безопасность моей наречённой.
Фогель окидывает меня змеиным взглядом, и невидимые щупальца тьмы скользят по моим магическим линиям. Я застываю, будто примёрзнув к месту, забываю, как дышать, и не могу отвести глаз от руки Фогеля, которая поглаживает рукоятку Тёмного Жезла в ножнах. Верховный маг оборачивается к Лукасу, и наваждение проходит, воздух снова наполняет мои лёгкие, тело подчиняется мыслям. Фогель молча кивает.
Лукас решительными шагами направляется к Тьеррену, который стоит неподалёку со стражами, сопровождавшими нашу карету на пути к поместью. Слов издали не расслышать, до меня долетают лишь обрывки подробных приказаний Лукаса — Фогель по-прежнему не сводит с него злобного змеиного взгляда.
Лукас и Тьеррен обмениваются несколькими фразами, а рядом со мной солдаты, Лахлан Грей и священник Сильверн тоже затевают тихий разговор. Лахлан вдруг со всей возможной почтительностью обращается с вопросом к Фогелю, вынуждая верховного мага обратить ядовитый взгляд на нового собеседника.
Воспользовавшись тем, что Фогель отвлёкся, Лукас торопливо возвращается ко мне.
— Я вернусь, как только смогу, — говорит он до странности холодным и официальным тоном. Крепко обняв меня, он склоняется, чтобы поцеловать меня на прощание.
Коснувшись губами моей щеки, он вдруг стискивает мой локоть.
— Твоя магия… — отрывисто шепчет он мне в самое ухо. — Какую её часть ты можешь призвать заклинанием?
— Всю… — задыхаясь от страха, еле слышно отвечаю я.
Лукас отстраняется. Когда наши взгляды встречаются, я с ужасом вижу в глазах Лукаса страх. Он боится за меня. Снова качнувшись вперёд, он ещё сильнее сжимает мою руку и настойчиво шепчет:
— Никому не говори.
Я с невообразимым трудом киваю в ответ. Лукас взглядом напоминает мне об опасности, советуя быть настороже.
Стражи Фогеля, все маги пятого уровня, окружают нас, ожидая, когда Лукас присоединится к ним.
Отпустив мою руку, Лукас коротко прощается со мной взглядом. Ему явно не хочется уходить, и от этого мне ещё страшнее. Без Лукаса я совершенно беззащитна. Однако выбора нет. Фогель ждёт.
Скрывая чувства за маской безразличия, Лукас отвешивает мне традиционный поклон.
И уходит.
Шестой месяц
Валгард, Гарднерия
Побег.
Разглядывая широкие спины стражников, выстроившихся снаружи за великолепными витражными окнами моей спальни, я могу думать только о побеге.
Грудь сжимает от дурных предчувствий.
Вдобавок к внушительным стражникам в парке поместья появляются и военные верхом на лошадях. Дверь в мою спальню вытесана из тяжёлого куска железного дерева, за ней тоже стражники, правда только двое.
«Нас с Лукасом почти загнали в ловушку».
Из головы у меня не идёт образ Тёмного Жезла, которым так искусно овладел Фогель, да и воспоминания о тягостных встречах с парализующей сумрачной магией тоже не дают спокойно вздохнуть. Этой жестокой магией тьмы он и поглотит меня, как только узнает, кто я на самом деле.
Однако внезапно перед глазами встаёт образ другого Жезла и сияющего звёздным светом древа, способных уничтожить Фогеля и его мёртвое дерево мрака.
И этот Жезл послушен мне.
Жезл Легенды.
Прячась за массивной кроватью, я опускаюсь на колени и вытаскиваю Белый Жезл из-под подкладки походного мешка. Пламя в печи и фонарь на стене отбрасывают на мои дрожащие руки янтарные блики, пока я разворачиваю платок, в который тщательно обёрнут мой Жезл. И хотя, насколько я помню, его способность проводить магию как будто бы уснула — Тристану так и не удалось до него достучаться, — магия в моих линиях вспыхивает, стоит мне приблизиться к легендарному Жезлу, стремится к бледной плотной древесине.
Мне нестерпимо хочется его коснуться, ощутить кожей гладкую белую поверхность рукоятки, однако я не позволяю себе такой вольности и лишь молча смотрю на него, словно зачарованная. Великолепная работа… и дерево такое светлое, молочно-белое с перламутровым отливом.
В нём будто заключена путеводная звезда.
На мгновение мне кажется, что Жезл тоже смотрит на меня, и я вздрагиваю.
Перед мысленным взором появляются яркие картины: белые птицы, тёмное мёртвое дерево, вспышка яркого света — образы следуют один за другим, быстро сменяя друг друга. Я машинально вскидываю голову, меня наполняет бурлящая энергия, и я вдруг отчётливо понимаю: Жезл надо держать как можно ближе, не расставаться с ним.
И не позволить Фогелю наложить на него лапу.
С колотящимся сердцем, я потуже заворачиваю Жезл в платок, заталкиваю его в голенище ботинка и поправляю длинную, до пола, нижнюю юбку.
Мне всё сильнее кажется, что опасность близко, и с огромным трудом я не позволяю себе вцепиться в любой деревянный предмет в пределах досягаемости и выпустить наружу смертоносный магический огонь.
Сжав правую руку в кулак, я усаживаюсь в мягкое кресло у печки и выковыриваю из-под ногтей крошечные обломки сосновой древесины, которую нацарапала ещё в карете. Покончив с щепками, я обессиленно склоняюсь к коленям и тру ладонями глаза. Дыхание вырывается из моей груди прерывистыми неритмичными всхлипами. Надо взять себя в руки.
«Успокойся, Эллорен. Ты должна быть сильной. Что сказали бы твои братья? Какой хотели бы видеть тебя друзья?»
Я вспоминаю Диану Ульрих, мою близкую подругу-ликанку, почти сестру. Она так отважно встречала любую опасность! Думая о Диане, я постепенно успокаиваюсь, дыхание выравнивается, и сердце бьётся в нормальном ритме.
Убедившись, что нездоровая тяга к древесине больше не грозит захватить меня целиком, я медленно разжимаю правую руку и рассматриваю темнеющие на ладони линии обручения.
Иногда, впрочем, бросая короткие взгляды на стражей за окном.
«Если Лукас не вернётся, я вылезу в окно, спрячусь за кустами и сбегу… И охранники очень быстро меня поймают».
Меня уже в который раз охватывает отчаяние, и я снова сжимаю в кулак правую руку, которой обычно держу волшебную палочку.
«Лукас, отправит ли Фогель тебя на мои поиски? Что я буду делать, если верховный маг отошлёт тебя куда-нибудь далеко?
Я сбегу, вот что я сделаю.
Ну да! Конечно! Если меня не убьют ву трин. А если у них не получится, гарднерийцы быстро догадаются, что и кин хоанг охотились не за Лукасом, а за мной».
Я ещё долго сижу у огня, бессмысленно перебирая возможные способы побега, когда мои размышления прерывает скрип открывающейся двери.
В гостиной раздаются тяжёлые шаги, и я мгновенно вскакиваю и подбираюсь к двери в спальню.
Совсем рядом гремит голос Лахлана Грея:
— Все свободны, можете идти!
Опять топот тяжёлых сапог, и стражи, застывшие было у дверей моей спальни, уходят. Где-то вдали хлопает дверь.
Наступает тишина.
— Итак, — наконец неторопливо произносит Лахлан, — тебя разжаловали.
— Временно.
При звуке такого знакомого и совершенно невозмутимого голоса я с облегчением беззвучно вздыхаю.
«О Древнейший! Он вернулся!»
Медленно и осторожно я отпираю дверь и едва заметно приоткрываю створку, молясь, чтобы отец Лукаса не услышал металлического лязганья замка или скрипа петель. Мне везёт, всё тихо — и я приникаю к тончайшей щели.
Лукас стоит у пылающего камина, отбрасывающего блики на книжные полки и деревянные стены. Раздаётся хрустальный звон — видимо, он наливает себе выпить из кроваво-красного графина. С бокалом в руке он опирается локтем о каминную полку, стоя вполоборота ко мне, прихлёбывает напиток и внимательно смотрит на отца.
Лахлан Грей тоже выглядит спокойно и расслабленно — одна рука покоится на спинке кресла, другая лежит на бедре, однако я чувствую, как от старшего Грея исходят волны гнева.
— Могу я поинтересоваться, откуда у тебя рунический камень Чи Нам? — сдержанно спрашивает Лахлан.
Лукас загадочно улыбается в ответ:
— Трофей!
Вытащив камень из кармана мундира, Лукас бросает его отцу, и тот ловко ловит его на лету.
Лахлан задумчиво рассматривает руну, сияющую нежным сапфировым светом. Интересно, Лукас не пытался разобраться с заклинанием, чтобы вызвать Чи Нам?
Лахлан заинтересованно смотрит на сына.
— Фогель разрешил тебе его оставить?
— Пока — да.
Нахмурившись, Лахлан вертит камень в руке.
— Ву трин напали на Тринадцатый дивизион только из-за этого камешка?
— В последнее время я трижды покушался на жизнь Чи Нам. В шутку, конечно. Но и с намёком. — В глазах Лукаса пляшут весёлые искорки. — Похоже, ву трин слегка разозлились.
«Ах Лукас, ну и лжец!»
Лахлан угрюмо сдвигает брови, в его голосе звенит гнев.
— Ничего смешного, — бросает он, возвращая камень сыну. — Из-за тебя началась война.
— Которую противник не в состоянии выиграть. Они истратят все свои Западные войска. И ради чего? Самоубийство из гордости?
Лахлан качает головой:
— Что ответил на твои выходки Фогель?
Лукас молчит, внимательно рассматривая содержимое бокала.
— Кажется, ему даже понравились мои игры. — Улыбка сходит с его лица. — Но не совсем.
— Ты слишком долго состязался с той женщиной. Слишком долго!
Лукас по-кошачьи лукаво улыбается.
— Она очень умна. И восхитительно непредсказуема.
— Это не игра!
— Да, да, мне уже объяснили. И приказали её убить. — Он расстроенно трясёт головой. — Какая жалость.
— Лукас, ты не обделён ни талантом, ни магией, — слова вылетают у Лахлана, как стрелы из лука. — Однако неплохо бы серьёзнее относиться к делу и быть более уравновешенным, как твой брат. Эта женщина — ву трин! Самая могущественная чародейка своего народа! Благодаря тебе мы воюем с её соплеменниками. А ты имеешь наглость отзываться о ней с таким восхищением. Где твоя верность делу?!
Лукас упрямо сдвигает брови.
— Меряясь с ней магией, отец, я узнаю́, на что способны чародеи ву трин. Приоткрываю границы их рунической магии.
Лахлан задумчиво умолкает.
Лукас же, поворачивая бокал, следит за отсветами пламени на хрустальных гранях.
— Мне дали месяц. Я должен убить Чи Нам, или Фогель окончательно меня разжалует. И отправит служить под командование Дэмиона Бэйна.
— Возможно, эта угроза заставит тебя прислушаться и серьёзно подойти к заданию.
Лукас усмехается уголком рта.
— А ещё мне приказано получше следить за моей прелестной супругой.
Тонкие волоски у меня на шее встают дыбом в ответ на последнее замечание.
— От девчонки Гарднеров одни неприятности, — морщится Лахлан. — Твоя мать сама не своя после этого обручения. И ты знаешь, что я думаю о твоём выборе.
— Да, конечно, но вы оба забываете, какая кровь течёт в жилах Эллорен.
Склонив голову к плечу, Лахлан рассеянно смотрит на игру пламени в камине.
— Она наследница сильной магической линии, не спорю, — неохотно соглашается он. — Другой такой нет.
— Фогель чувствует в ней большую силу, — мимоходом сообщает Лукас. — Он знает, что Эллорен не в состоянии дотянуться до своей магии, однако наши дети вполне могут стать очень сильными магами. Фогель посоветовал мне обеспечить Гарднерии маленькую армию магов, прямых наследников Карниссы Гарднер. — Лукас приподнимает полупустой бокал в шуточном тосте. — Он требует как можно скорее провести церемонию скрепления брака. Завтра же вечером.
У меня пол уходит из-под ног.
«Он лжёт. Этого не может быть!»
— Фогель намерен лично проследить за совершением священного обряда и сам произнесёт последнее заклинание, — добавляет Лукас.
От накатившего ужаса кружится голова, стены комнаты сдвигаются, не давая дышать.
«Нет. Нельзя подпускать к себе Тёмный Жезл».
Лукас делает глоток и, прищурившись, смотрит на отца.
— Вот какую магию почувствовал в ней Фогель. И это настолько важно, что верховный маг сам намерен проверить, как пройдёт обряд скрепления брака, несмотря на военные игры ву трин у Восточного ущелья.
Когда Лахлан наконец находит в себе силы заговорить, его голос звучит ошеломлённо:
— Ты хочешь сказать, что мы должны подготовить церемонию за один день? Когда у порога война?
— Атаки ву трин практически отбиты. А нам не обязательно устраивать пышное празднество.
— Ты что, забыл, кто ты есть? — Теперь голос Лахлана едва не срывается от гнева.
— Мне некогда думать о всякой чепухе вроде старинных церемоний.
— Сам верховный маг Фогель произнесёт последнее заклинание!
Я потрясённо отшатываюсь от двери, вдруг осознав, из чего на самом деле складывается «церемония скрепления брака», да и сообщение об армии ву трин в боевой готовности не даёт расслабиться.
Судорожно сглотнув, я вновь приникаю к узкой щели.
Собеседники по-прежнему меряются взглядами, никто не желает уступать.
Наконец Лахлан с тяжёлым вздохом склоняет голову.
— Что ж, твоя мать терпеть не может эту девчонку, однако будет рада внукам, которые продолжат наш сильный магический род. А от твоего благочестивого братца нам потомков не дождаться, это точно.
Лукас делает глоток, насмешливо глядя на отца поверх бокала.
— Вот видишь, отец, и в отсутствии благочестия есть свои преимущества!
Во взгляде Лахлана снова вспыхивает гнев.
— Тогда поторопись! Скрепи обручение и обрюхать девчонку. Да поскорее. — Эти слова Лахлан сопровождает издевательским смешком. — Судя по тому, что мы наблюдали совсем недавно, драться с тобой она не станет.
Лукас лениво улыбается в ответ, а меня словно лесным пожаром охватывает ярость, мои магические линии полыхают невидимым огнём.
Лахлан уже с куда меньшим раздражением качает головой.
— Внук или внучка успокоят твою мать, смягчат удар от вашего ужасающего обручения. Она терпеть не может эту девчонку.
— Я догадался. Она так искусно натравила на Эллорен Бэйнов, что не понять её истинных чувств я не мог.
Лукас говорит с изысканной вежливостью, однако я чувствую, как вспыхивает его магическое пламя.
Лахлан бросает на сына неласковый взгляд.
— Девчонка упряма, как ослица, и твоя мать это чувствует, да и я тоже. Тебе следует взяться за неё как следует, привести в чувство.
— Взять верх в схватке с Эллорен будет не слишком трудно, она не чета Чи Нам.
Лахлан хитро усмехается.
— Полагаю, ты прав.
«Ну и мерзавец ты, Лахлан! Да ты не представляешь, на что я способна».
Мужчины пристально смотрят друг на друга, и Лахлан наконец спрашивает:
— Почему ты позволил ей пропадать непонятно где целый месяц? На этот раз я хочу услышать правду.
Он говорит беззлобно, однако в его голосе звенит сталь, и у меня сжимается горло.
Лукас спокойно встречает суровый взгляд отца.
— Я был занят присоединением Кельтании. — Нахмурившись, он опускает взгляд на бокал. — И раздумывал, не избавиться ли от неё.
Лахлан кивает, вполне удовлетворённый ответом. Я же почти киплю от ярости.
— Она вся в синяках, — бросает Лахлан. — Ву трин постарались?
— И ву трин тоже, — признаёт Лукас, стиснув челюсти. — Я её слегка приструнил по дороге.
Лахлан отворачивается.
— Ясно. Неприятно, конечно. Но необходимо. — Помолчав, Лахлан бросает короткий взгляд на сына. — Фогель прав. Если в ней есть магия, ваши дети вполне могут её унаследовать. А ты уверен, что отпрыски будут тебя слушаться?
— Мы вырастим их здесь, — равнодушно предлагает Лукас. — И вы с матерью сможете учить их послушанию, как сочтёте нужным.
«Ну это уж слишком! Что ты себе напридумывал, Лукас? Что за игру ты ведёшь?»
Лахлан довольно кивает.
— Девчонка Гарднер и её братья росли без присмотра, дядя предоставил им полную свободу. Сам видишь, что из этого вышло.
После этих слов мне очень хочется дать выход ярости.
И чтобы не допустить трагедии, я хватаю себя за правую руку, царапаю ногтями ладонь, чтобы отвлечься и не брызнуть огнём сквозь дверь прямо в Лахлана Грея. От горя и тоски по дяде Эдвину меня охватывает мучительное желание отомстить.
Лукас холодно улыбается.
— У тебя что-то ещё ко мне, отец? Пора заняться делами.
Лахлан недовольно хмурится.
— Куда ты собрался?
Поставив бокал на стол, Лукас многозначительно усмехается и кивком указывает на дверь в мою спальню.
— Привести её в чувство, конечно же.
Магия огнём бежит по моим линиям силы, и я сильнее царапаю ладонь, тянущуюся к волшебной палочке.
— Сохрани её невинность до завтрашнего вечера, — настойчиво напоминает Лахлан. — Слышишь? Развлекайся, как хочешь, но её линии обручения должны быть нетронуты до церемонии скрепления брака. Ты и так попрал все традиции, какие мог.
— Она останется невинной, — обещает Лукас, направляясь к моей спальне. Голос его, впрочем, звучит неубедительно.
Повернувшись спиной к отцу, Лукас мгновенно стирает с лица гадкую ухмылку. Вид у него встревоженный.
Я быстро закрываю дверь. Сердце у меня в груди бьётся, как сумасшедшее, а в магических линиях бушует настоящий огненный ад. Мне нужно время, чтобы пригасить этот огонь. И разобраться, что из услышанного правда, а что — ложь.
«Зря я вернулась. Очень зря».
Эта мысль упрямо вертится в голове, по спирали раздувая волшебное пламя. Внутри у меня всё сжимается в тугую пружину.
Повинуясь внезапному порыву, я закрываю дверь изнутри на замок.
Шестой месяц
Валгард, Гарднерия
Сквозь отверстия в латунном замке проникают тонкие вьющиеся стебли, и замок щёлкает.
Лукас распахивает дверь и переступает порог. Захлопнув створку, он тут же снова запирает дверь.
— Неужели ты действительно думала, что замки меня удержат? — лукаво изогнув бровь, интересуется он, указывая недоверчивым взглядом на дверь.
Схватив с туалетного столика щётку для волос, я с угрозой наставляю её на Лукаса деревянной ручкой вперёд. Моя огненная магия клокочет, ощутив в правой руке древесину.
Вздрагивая, я отступаю на шаг, будто загнанная в угол.
— Я слышала, о чём ты говорил с отцом, Лукас. Каждое слово. А теперь ты послушай меня. Я никому не позволю собой управлять — ни тебе, ни Фогелю, ни кому-то ещё. И никакого скрепления брака не будет.
Спокойно окинув взглядом наставленную на него щётку для волос, Лукас согласно кивает. Бросив ещё один взгляд на дверь, он подходит ко мне.
— Эллорен, положи расчёску на место, — с полным самообладанием произносит он. В его голосе проскальзывают нотки нетерпения.
— Я не знаю, чему верить, — прерывисто бормочу я, стараясь удержать рвущиеся к деревянной ручке магические искры, — но если ты действительно собираешься сделать то, о чём говорил с отцом, Лукас… Я буду сопротивляться. И ты не представляешь, что я здесь устрою.
Лукас примирительным жестом вскидывает руки ладонями вперёд.
— Представляю. Я же целовал тебя, а значит, всё понимаю. — Протянув ко мне правую руку, он спокойно, но настойчиво просит: — Эллорен, отдай мне расчёску.
Стиснув зубы, я не двигаюсь с места, лишь чуть опускаю щётку, потому что рука начинает дрожать.
Едва заметно нахмурившись, Лукас шагает ко мне, вынимает из моих ослабевших пальцев несостоявшееся оружие и направляется к печурке. Не оглядываясь, он открывает дверцу из толстого стекла и бросает щётку в огонь — древесина мгновенно занимается жарким пламенем. Потом Лукас подходит к окнам и плотно задёргивает шторы.
Наконец он оборачивается и, пригвоздив меня пристальным взглядом, тихо просит:
— Расскажи мне всё, что не успела.
От такой наглости я едва не теряю дар речи.
— Ты столько всего наговорил отцу… Что из этого правда?
Лукас встревоженно качает головой:
— Ничего. Кроме того, что Фогель хочет скрепить наш брак.
В голове у меня столько мыслей, что додумать до конца ни одну не получается.
— Хотела бы я тебе поверить.
— Эллорен, — устало вздыхает Лукас, — я не могу тебе врать. Ты давно это знаешь. И ты не можешь врать мне. — Он мимолётно улыбается. — Поверь, я пытался и не раз.
Да, тут он прав. Ничего не попишешь. Пожалуй, с каждой нашей встречей наследие дриад — тяга говорить только правду — становится всё сильнее.
Улыбка Лукаса становится заметнее.
— Давай. Попробуй ещё разок, — предлагает он. — Соври мне. Скажи, например… — Он задумчиво умолкает, будто подыскивая интересную тему. — Скажи, что я тебе совсем не нравлюсь, — наконец шутливо предлагает он.
В негодовании я широко раскрываю глаза. Да как он смеет шутить, когда вокруг творится такое! Расправив плечи и прищурившись, я решительно сообщаю:
— Ты мне совсем…
И всё. Больше я не могу произнести даже полуслова. В горле сухо. Я задыхаюсь, хватаю ртом воздух, кашляю и всё равно не могу издать ни звука, кроме стона разочарования.
Лукас широко улыбается, как сытый кот.
— Знаешь, я бы тоже не смог выговорить этих слов.
— Ты просто… наглец! — выплёвываю я. — Вот! Так тебя назвать я очень даже могу.
Отступив на шаг, я отчаянно пытаюсь собраться с мыслями.
— Чи Нам меня защитила. Я не позволю тебе её убить, даже чтобы выполнить приказ. Она была ко мне добра, не то что остальные.
Лукас хитро усмехается. Вынув из кармана камень с руной, он протягивает его мне.
Я осторожно прячу тёмный опал в складках юбки, сжимаю его в ладони в поисках утешения.
Лукас склоняется ко мне.
— Чи Нам защищает только ву трин. И всё. Точка. — Он вдруг ласково проводит пальцем по моей шее от уха и вниз. — Помни об этом. Потому что если ты встанешь на её пути, она лично и без колебаний перережет твою изящную шейку.
Отшатнувшись, я отступаю к кровати с балдахином.
Тяжело, оказывается, постоянно слышать о том, как меня собираются убить. Всё вокруг кажется нереальным, воздух сгущается, в глазах темнеет. Ухватившись за шест, поддерживающий балдахин, я снова чувствую, как вскипает, отзываясь на прикосновение к железному дереву, моя магия.
Лукас кладёт ладонь мне на локоть и настойчиво ловит мой взгляд.
— Скажи, какую часть переполняющей тебя магии ты можешь высвободить?
Смаргивая колючие слёзы, я сильнее стискиваю деревянный шест.
— Гораздо больше, чем могла моя бабушка, — тихо хриплю я в ответ. — Меня отвезли в пустыню. Чтобы научить…
— Кто отвёз? Ву трин?
Я коротко киваю.
— Мне дали самую простую волшебную палочку. И я произнесла заклинание огня, которым зажигают свечи. — Вызывая в памяти точную картину, я умолкаю. Губы сами собой складываются в горестную усмешку. — Я вызвала целый океан огня. Если бы ву трин не спрятались за магическим щитом, погибли бы все на месте. Я убила лошадь Ни Вин. Бедное животное просто расплавилось.
В глазах Лукаса мелькает удивление. Он с усилием вздыхает.
— И ты всё это сотворила простым заклинанием свечи?
Я киваю и рассказываю ему обо всём, что произошло в тот день, не упуская подробностей.
Терпеливо выслушав меня, Лукас задумчиво кивает.
— У нас есть дня два, не больше. Тебя или убьют ву трин, или Фогель догадается, что ты и есть Чёрная Ведьма, — без лишних эмоций произносит он.
В нахлынувшей панике трудно дышать… и думать.
— Мы можем выбраться отсюда?
— Дом и поместье окружены стражниками Фогеля.
— Что же делать?
Лукас лукаво прищуривается.
— Устроим отвлекающий манёвр и сбежим.
Кажется, я начинаю что-то понимать.
— Во время церемонии скрепления брака?
— Да, — кивает Лукас. — Воспользуемся лазейкой, которую предложил сам Фогель.
Вспомнив о Тёмном Жезле, с которым Фогель не расстаётся, я в страхе сжимаюсь — нельзя подпускать его ни ко мне, ни к Лукасу!
— Фогель наверняка будет скреплять заклинание своим Жезлом, который несёт в себе силы тьмы. Это опасно!
Лукас хмуро кивает.
— Нам придётся пойти на риск и позволить верховному магу произнести заклинание. Не знаю, как это обойти.
Меня захватывает вихрь самых разных эмоций.
— И всё же ты думаешь, что нам удастся сбежать?
— Шанс есть. Отвлекающим манёвром будет сама церемония. Гарднерийцы обожают пышные празднества. Подумать только, торжество в честь лишения невинности! И главную роль в этом представлении играет не кто-нибудь, а внучка самой Карниссы Гарднер!
Я раздражённо фыркаю, даже позабыв о панике.
— Хватит, Лукас, противно слушать.
— Да уж, обряд сам по себе неприятный. Убожество. Безвкусица, — соглашается Лукас. — И мы обратим его против тех, кто всё устроил.
Забавно: отвратительный гарднерийский ритуал станет оружием, которым мы нанесём поражение.
— Когда же мы сбежим? — уточняю я.
— Пожалуй, у нас будет всего один предлог выйти из-под наблюдения, — поколебавшись, сообщает Лукас.
Быстро прокрутив в памяти все этапы церемонии, я отыскиваю возможный вариант.
Благословение Владыки. Это наш единственный шанс. Наутро после церемонии скрепления брака и сразу после праздничного завтрака. По правилам, изложенным в священной «Книге Древних», супруги обязаны вдвоём, без сопровождения, отправиться в дикие пустоши и разбросать там пепел сожжённого накануне дерева как символ владычества священного государства магов над всей Эртией. Причём время, проведённое супругами наедине, нигде точно не оговаривается.
— Благословение Владыки, — говорю я.
Лукас многозначительно кивает.
— Видишь, ты сама догадалась.
И тогда я понимаю, что же это на самом деле значит. Мы не просто заново пройдём обряд обручения. Чтобы обмануть Фогеля и сбежать, нам придётся по-настоящему скрепить брак, иначе узор на наших руках так и останется незавершённым, и верховный маг откажется произнести последнее заклинание.
Фогель должен благословить наш брак.
И только когда из уст верховного мага прозвучит последнее заклинание, мы сможем остаться вдвоём.
К щекам приливает кровь, я смущённо краснею, пытаясь не расплакаться от горя. Всё не так. Я должна быть с Айвеном.
«Айвен желал бы видеть тебя живой». Даже если ради спасения придётся принести такую жертву — разбить собственными руками своё сердце.
— Благословение Владыки — хороший шанс, — не давая пролиться колючим слезам, говорю я.
— Другой бреши в нашей охране я не нашёл, — угрюмо подтверждает Лукас. — Я устроил бы побег хоть сейчас, но мы окружены. За нами следят. И за тобой, и за мной.
— Думаешь, Фогель подозревает, кто я на самом деле? — охаю я.
Лукас колеблется, от чего страх начинает терзать меня с новой силой.
— Нет, — наконец отвечает он. — Иначе он давно взял бы тебя под стражу. Возможно, он подозревает, что ты тоже предательница, как твои братья. У Фогеля нюх на инакомыслие, Эллорен, а тебя благочестивой гарднерийкой ещё никто не называл.
— Ну да, зато ты у нас безоговорочно предан делу Гарднерии, — фыркаю я.
— Моя верность государству ни у кого не вызывает сомнений, — парирует Лукас. — Другое дело мои нравственные устои и отсутствие должной серьёзности.
— В твоём списке не хватает благочестия, — ехидно напоминаю я.
Лукас горько усмехается.
— Да, конечно, благочестие здесь не ночевало.
Мы понимающе смотрим друг другу в глаза.
— Обряд скрепления брака заставит сплетников прикусить языки, нас обоих перестанут подозревать в предательстве, — сдаюсь я, отводя взгляд.
Лукас иронически усмехается.
— Тебе придётся войти в роль несчастной супруги, покорно склониться перед господином.
— Знаю, — огрызаюсь я, и магические линии раздражённо вспыхивают. — Только давай заранее договоримся, Лукас: неважно, кто во что поверит, ты мне не господин, а я тебе не сломленная супруга. Понятно? Ты никогда не будешь мною помыкать. Даже если мы скрепим это обручение как полагается.
Во взгляде Лукаса вспыхивает пламя.
— Мы друзья, — серьёзно напоминает он. — И, следовательно, равны во всём. Я хочу, чтобы ты была сама себе госпожа. И научилась управлять своей магией.
Поразительно… А ведь после обручения Лукас отпустил меня на все четыре стороны, хотя мог бы применить силу и следить за каждым моим шагом.
Пристально глядя ему в глаза, я вдруг понимаю, что мне хочется ему верить. Похоже, мы заключили неожиданный, но искренний союз.
Из нашей дружбы может получиться нечто очень важное для нас обоих.
Как будто подслушав мои мысли, Лукас мрачно улыбается.
— Сыграй роль покорной и кроткой супруги, Эллорен. Как только ты научишься управлять своей магией, Фогель будет бояться тебя. Впрочем, как и все в Эртии.
Я искоса бросаю на него недовольный взгляд — сколько ни старайся, говорить спокойно о том, что произнёс недавно Лахлан, я не могу.
— Я слышала весь твой разговор с отцом. Ему явно нравится воображать, как ты меня будешь бить.
Лукас усмехается, не в силах скрыть отвращения.
— Просто он уверен, что насилием можно чего-то добиться. В детстве он меня постоянно лупил.
Внутренне содрогнувшись, я отвечаю Лукасу сочувственным взглядом — вот так рождается откровенность.
— Ну да, из тебя получился тихий и забитый мальчик, — саркастически замечаю я.
Лукас смеётся, но вскоре его улыбка тает. В его взгляде — тревога, он боится за меня.
Глубоко вздохнув, я опускаю глаза на знаки обручения на моих ладонях и пальцах.
— Должна признать, что мне даже нравится эта идея: обратить отвратительную традицию Гарднерии против магов. Это так унизительно. Особенно для женщин.
— Согласен, — коротко кивает Лукас. В его глазах сверкают золотистые искорки. — Отличное получится оружие. Осталось только прицелиться в самую сердцевину гнилых устоев Гарднерии.
От его слов мне становится легче на душе. Всё-таки приятно узнать, что Лукас так же презирает «священные» традиции обручения и скрепления брака, как и я.
Теперь можно уверенно сказать, что мы заключили союз, и очень даже крепкий.
— Знаешь, а когда-то я и вправду раздумывала, не обручиться ли с тобой, — признаюсь я. — Пожалуй, скрывать нет смысла. И не только из-за твоих денег. И не из-за подвластной тебе магии.
Лукас смотрит на меня с неожиданной теплотой, а его магический огонь ощутимо тянется ко мне.
— Эллорен, — взволнованно произносит он, — я хотел обручиться с тобой с того вечера, когда впервые тебя увидел.
Как грустно слышать его слова — я виновато опускаю голову, чтобы скрыть навернувшиеся слёзы. Да, Лукас мне нравится, всегда нравился, но рана от потери Айвена ещё слишком свежа.
Не зная, что сказать, я печально смотрю в зелёные, будто лесная листва, глаза Лукаса. Он нежно касается моей щеки, гладит по голове, и я вижу в его лице затаённую боль. Как ласково он пытается меня утешить… Утерев слёзы, я с трудом балансирую в этой новой реальности, привыкая к чувствам, которые светятся в глазах Лукаса.
С гибелью Айвена я словно потерялась в этом мире. Однако обстоятельства не дают мне возможности и времени прийти в себя, залечить сердечную рану. А Лукас здесь, рядом, готов сражаться со мной плечом к плечу. Готов рискнуть ради меня жизнью и соединиться со мной во всех смыслах и навсегда.
— Я хочу, чтобы ты знал, — торопливо выдыхаю я, — со временем… когда-нибудь… мне кажется, я смогу стать тебе больше, чем другом. Но сейчас… — Горе от потери Айвена душит меня, не давая сказать больше ни слова.
В полных боли глазах Лукаса мелькает понимание. Он касается рукой моего плеча, утешая, даря надежду. Поглаживая, водит большим пальцем по моей спине.
— Я не могу согласиться на брак с тобой ради одного спасения. — Слова даются мне с трудом, в голосе звенят непролитые слёзы. — Понимаю, мы оба поступаем так, как требуют обстоятельства, но… если мне придётся скрепить наш брак, то я хочу, чтобы всё было по-настоящему.
Лукас долго молчит, мы оба чувствуем, как нас охватывает ураган чувств, новых, непривычных.
— Я тоже хочу скрепить наше обручение, — твёрдо отвечает Лукас. — По-настоящему, как должно.
Набрав в грудь воздуху, будто подступая к краю неимоверно высокой скалы, чтобы спрыгнуть вниз, я не мигая смотрю в изумрудные глаза Лукаса.
— Хорошо. Значит, мы скрепим обручение по всем правилам.
В лице Лукаса что-то неуловимо меняется, мы оба осознаём, насколько всё серьёзно.
— Завтра вечером, — наконец очень тихо говорит он. — Моя мать всё устроит.
При упоминании матери Лукаса меня снова охватывает беспокойство. Я не забыла, через что мне пришлось пройти совсем недавно.
— Лукас, я совершенно уверена, что твоя мать подговорила Бэйнов напасть на меня.
— Дэмион Бэйн теперь не скоро сможет на кого-нибудь напасть, — сдвинув брови, отвечает Лукас, и его глаза решительно сверкают. — Чи Нам я убивать не собираюсь, однако Дэмиону точно не поздоровится.
— Мне кажется, он что-то заподозрил, — вздрогнув от неприятных воспоминаний, сообщаю я. — Он почувствовал мою магию, когда мы боролись.
— Очень скоро нас здесь не будет, а Бэйн ещё долго проваляется на больничной койке.
— А твоя мать… её нельзя сбрасывать со счетов. Она хочет выгнать меня из Гарднерии. Или что похуже.
— Ну выгнать она тебя никуда не сможет, — резко напоминает Лукас. — На обручении будет сам Фогель. А при первых признаках того, что у тебя будет ребёнок, она навсегда оставит тебя в покое.
Закашлявшись от неожиданности, я взмахиваю обеими руками, будто в сжатых кулаках у меня рукоятки острых клинков.
— Не будет у меня никаких детей!
Лукас встревоженно вскидывает на меня глаза.
— Эллорен, что ты, успокойся! У меня есть корень санджира.
Корешки санджира давно используют для предотвращения нежелательной беременности. Лукас обо всём подумал заранее, можно вздохнуть с облегчением.
И всё же Эвелин и Лахлан Грей очень жестоки, особенно к женщинам.
— Твои родители — чудовища, — без обиняков сообщаю я.
Лицо Лукаса на мгновение вспыхивает гневом и бесконечной болью, однако он мгновенно надевает привычную маску холодного безразличия. Кажется, стоило промолчать.
— Да, Эллорен, — разжав стиснутые зубы, цедит он, — я лучше всех знаю, каковы мои родители.
Меня тут же охватывает жаркое раскаяние, и я пытаюсь взглядом попросить прощения. Пусть я и сказала правду, но сделала это слишком жестоко. Кажется, мы понимаем друг друга без слов, и выражение лица Лукаса немного смягчается. У меня страшно болит голова, и я прижимаю ладонь ко лбу, пытаясь ещё раз вернуться мыслями к нашему плану побега.
— Значит, завтра… Ночью мы скрепим наше обручение, — говорю я.
Лукас кивает:
— А на следующее утро уйдём.
— Скорее, убежим, обгоняя ветер, — усмехаюсь я слишком мягкому описанию нашего ближайшего будущего.
Лукаса не так-то просто удивить или сбить с толку.
— Нам придётся перевалить через горы, потому что к ущелью сейчас лучше не приближаться. И да, ты права, мы направимся на восток и будем двигаться как можно быстрее. А оттуда — в земли Ной, и там я научу тебя управлять магией и соберу армию.
Я недоверчиво качаю головой.
— Лукас, ты не забыл, что ву трин мечтают отправить меня на тот свет?
— Мы с ними договоримся.
— Но…
— Применим силу… силу убеждения, если потребуется. Нам нужны их драконы.
— Ты уверен, что мы сможем пройти через пустыню и добраться до земли Ной?
— Пожалуй, это самая непредсказуемая часть плана, однако у меня есть причины надеяться, что всё получится. Если нам немного повезёт. Церемония позволит нам выиграть достаточно времени, чтобы оторваться от преследователей и направиться к Восточным землям. — Лукас вздыхает. — Нам всё равно надо спешить — Фогель перекрывает границу рунической стеной, ещё немного — и Гарднерия будет отрезана.
Руническая граница. Стена… А как же Спэрроу и Эффри? И остальные уриски, смарагдальфары и феи, запертые в Западных землях? Что будет с ними? Те, кто не успеют выбраться, окажутся навечно в тюрьме, выстроенной Фогелем.
Во власти Тёмного Жезла.
Но если верховный маг может превратить целую страну в тюрьму своей тёмной магией, что будет с нами, когда он скрепит священным заклинанием и своим Жезлом наш брак?
— Лукас, расскажи мне всё, что ты знаешь о волшебной палочке Фогеля, — требую я.
— Хорошо, расскажу, — кивает он, — но попозже. А пока нам с тобой нужно выбраться отсюда и перевалить через хребет. А там уж начнём готовиться к настоящей войне с Фогелем и его Тёмным Жезлом. Теперь-то у нас есть настоящее оружие.
— У тебя тоже есть оружие? — со вспыхнувшей надеждой уточняю я.
Лукас хитро улыбается, как будто вопрос его развеселил.
— Конечно, Эллорен. Это ты.
Пожалуй, мне пора привыкать к своему новому положению.
Я заключила союз с Лукасом Греем. И собираюсь бежать на восток. Спасаться от войск Западных и Восточных земель.
Потому что я теперь оружие.
Мысли кружатся, как листья на ветру, и одной из них мне вдруг хочется поделиться с Лукасом.
— У меня тоже есть Жезл, — сообщаю я и достаю из-за голенища завёрнутый в лоскут грубой ткани Жезл Легенды. Светлая, почти белая древесина таинственно мерцает. — Я понимаю, в это трудно поверить, но мне кажется, что у меня в руках тот самый Белый Жезл, Жезл Легенды. Хотя… возможно, он временно «уснул». Тристану не удалось добиться от него выполнения простенького заклинания, — с некоторым раздражением поясняю я. — Поэтому ничего доказать я не могу. И всё же… в нём заключена первозданная, изначальная магия, как в волшебной палочке Фогеля.
Мне вдруг отчётливо вспоминается, как я застыла не в силах шевельнуться тогда, у Северной башни — меня пригвоздил к месту Жезл Фогеля… а мой Белый Жезл показал мне призрачно сияющие ветви звёздного дерева и освободил от тёмного заклятия.
— Знаешь, мне кажется, что эти два Жезла — враги, — делюсь я внезапно оформившейся мыслью.
— Враги? — Лукас удивлённо приподнимает брови.
— Мой Жезл противостоит Тёмному Жезлу Фогеля. Как в старинной легенде.
— То есть у тебя в руках дремлющий источник противодействия тьме?
И правда, звучит невероятно. По лицу Лукаса не поймёшь, принял ли он мой рассказ всерьёз.
— Кто знает, быть может, в легендах и есть зерно истины, — пожав плечами, произносит он, — и нам следует прислушаться к мифам. Эллорен, я испытаю твою волшебную палочку, но потом. Где-нибудь в безопасном месте. Договорились?
Облегчённо вздохнув, я прячу Жезл в узкое голенище сапога, и мой взгляд падает на комнату прислуги. Спэрроу… если бы не она, возможно, меня бы не было в живых. Она привела Лукаса, когда Дэмион напал на меня. А Эффри — всего лишь невинное дитя. Разве можно сбежать и бросить их без защиты…
— Моих горничных нельзя оставлять в поместье. Спэрроу спасла мне жизнь.
Лукас кивает.
— Они едут с нами. Ты знаешь, что Спэрроу предложила мне организовать шпионскую сеть из урисок?
Такой новости я не ожидала, хотя сразу поняла, что Спэрроу не так проста, как хочет казаться. Мне удалось разглядеть совсем немного, однако и этого хватило, чтобы понять: моя горничная лишь притворяется покорной служанкой, на самом деле у неё стальная воля.
— Айслин Грир тоже отправится с нами, — настойчиво говорю я. — Без неё я никуда не поеду.
Лукас удивлённо приподнимает брови.
— Супруга Дэмиона Бэйна?
— Кажется, он сейчас не в силах никому помешать.
Уголки губ Лукаса приподнимаются в хитрой усмешке, а в глазах вспыхивают искры.
Идея ему заметно понравилась — он совсем не против подложить шпильку Дэмиону, пока тот валяется в лазарете.
— Ты согласен? — Мне нужен чёткий ответ.
— Потом он сам меня найдёт, — с широкой улыбкой, от которой у меня встают дыбом волосы на затылке, кивает Лукас. У него взгляд опасного хищника перед атакой. — Нам с Дэмионом надо кое-что решить. Окончательно. Да, Эллорен. Мы возьмём с собой и Айслин Грир.
От Лукаса веет силой, настоящей, безграничной силой, которая несёт опасность. И пусть из нас двоих я гораздо сильнее, мало кто решился бы встать на пути Лукаса Грея. Его магия велика. И он умеет ею управлять. Чему мне ещё учиться и учиться.
От мысли о скорой, неизбежной близости с Лукасом меня бросает в жар. Получается, что я прыгаю в постель к мужчине в попытке сбежать из Западных земель, что само по себе предосудительно… но мой жених не простой гарднериец. Я словно беру в супруги тигра. Очень сильного и опасного хищника, владеющего огненной магией.
— Лукас… я… — Вспомнив наш поцелуй в карете, я забываю обо всём, и в груди нарастает страх. — Я ни с кем раньше не… — Безвольно махнув рукой, я умолкаю, не зная, как закончить мысль. — Не так, как мы собираемся это сделать.
Я вглядываюсь в его лицо в поисках понимания.
Он лишь вопросительно смотрит на меня.
— Просто…
Лукас по-прежнему молчит. Очень трудно выразить словами то, что я чувствую, чем хочу поделиться — гарднерийцы предпочитают о таком молчать. А если я даже сказать ничего не могу, то как же, интересно, я собираюсь оказаться с ним в одной постели?..
Расправив плечи, я отчаянно и безуспешно копирую пронзительный взгляд Лукаса.
— Просто хочу, чтобы ты понял: тебе придётся со мной считаться… и не спешить.
Брови Лукаса по-прежнему удивлённо приподняты, но голос звучит спокойно и уверенно.
— Конечно, я понимаю.
— Иногда ты бываешь непредсказуемым и агрессивным, — напоминаю я.
В его зелёных глазах наконец мелькают золотистые искорки, а лицо принимает серьёзное выражение.
— Не тревожься, Эллорен. В этот раз всё будет иначе.
Его неожиданно заботливый голос проникает мне в самое сердце. Прикусив губу, я изо всех сил гоню прочь непрошеные слёзы, от которых щиплет глаза.
Лукас нежно поправляет мои тёмные локоны и подходит ближе, не сводя с меня глаз.
— Обещаю, ничего не произойдёт, пока ты совершенно не расслабишься и не будешь готова, — твёрдо произносит он.
— Принеси алкоголь, — вспомнив о том, как подействовал на меня тираг, когда мы пили с Валаской, прошу я.
— Может, лучше вино? — предлагает Лукас.
— Очень крепкое вино, — настаиваю я.
— Эллорен, — легко и нежно касаясь моей шеи, ласково произносит он, — алкоголь тебе не понадобится.
Я стою перед ним, как натянутая струна, и едва нахожу в себе силы коротко кивнуть.
Лукас задумчиво хмурится. Его губы подрагивают в едва заметной улыбке, а голос звучит нежно и страстно.
— Тебе не о чем тревожиться, Эллорен. Моего опыта хватит на двоих.
Если он пытался меня успокоить, то ничего не вышло — его слова возымели прямо противоположный эффект. Меня омывает волной жаркого стыда, и я отступаю на шаг.
— Не хочу ничего знать о тебе и твоих… Не желаю быть для тебя ещё одной… из многих. — Перед глазами мелькают картинки: Лукас с другими женщинами. Я судорожно сглатываю и стараюсь успокоиться, отвернувшись к окну, глядя на блики пламени, падающие из печки на пол. Хочется смотреть куда угодно, лишь бы не на него. Я вдруг понимаю, что Лукас никогда, ни разу не сказал, что любит меня. И я никогда не говорила ему этих слов. — Церемония скрепления брака всегда представлялась мне особенной, я мечтала разделить её с тем, для кого это тоже будет важно, — срывающимся голосом поясняю я.
Лукас ласково гладит меня по плечу.
— Так и будет, — обнадёживает он. Невидимые язычки его магического пламени тянутся ко мне, утешая.
— Ты не понимаешь, — мотаю я головой, по-прежнему отводя взгляд. — Потому что не можешь… Я хотела, чтобы всё было… по-настоящему и навсегда.
«С тем, кого я люблю, и кто любит меня.
С Айвеном».
Когда я наконец собираюсь с силами и поднимаю голову, то вижу в глазах Лукаса бушующее пламя самых разных чувств. Он уязвлён, ему больно. Как странно… сама того не желая, я явно нанесла ему ощутимый удар.
— Лукас, прости… — с запоздавшим раскаянием охаю я.
Обессиленно уронив руку, которой гладил меня по плечу, он отступает на шаг и распрямляет плечи, будто готовясь к неизбежному. До меня долетают отголоски его бурлящих эмоций, он с усилием возвращает себе контроль над вырвавшимся на свободу огнём.
— Завтра, пожалуйста, никуда не ходи. Жди у себя — я пришлю за тобой, — отрывисто произносит он.
— Да, конечно, — без возражений соглашаюсь я. Угрызения совести дают о себе знать, и отвечаю я тоже коротко и смущённо.
— Советую выспаться, — напоминает Лукас, отворачиваясь. — Завтра тебе понадобится много сил.
— Тебе тоже, — пытаясь поймать его взгляд, неловко улыбаюсь я.
Загадочно взглянув на меня, Лукас уходит.