Древо Тьмы

Глава 1. Залинор

Шестой месяц

Амазакаран, столичный город Сайм

Винтер потуже закутывается в тонкие крылья, будто в одеяло, направляясь в королевский зал для приёмов сквозь арку лилового полога. Перед ней шагают двое солдат-амазов, сзади идут ещё столько же.

Охваченная всёвозрастающей тревогой, Винтер готовится отвечать на вопросы. В зал Совета королевы Алкайи её вызвали неожиданно, и в голове вертятся мысли, как лодчонка в бурном море, не зная берегов и не имея возможности бросить якорь. Почему её вызвали к королеве именно сейчас? Что ещё произошло в этот вечер, когда объявили о войне между Ной и Гарднерией?

Винтер безошибочно чувствует напряжение, которое окутало весь город Сайм. Гвардию амазов мобилизовали на случай возможных атак со стороны Гарднерии и альфсигрских эльфов. Все солдаты и военные стажёры амазов, с которыми успела познакомиться Винтер, уже явились на базы, расположенные в приграничных территориях государства амазов.

Амазакаран.

Последний оплот. Единственное государство на западе, не павшее перед Гарднерией или Альфсигротом.

Ликаны отступили.

Верпасия пала.

Кельтания пала.

И теперь, когда две чудовищно мощные армии грозят в любую минуту появиться у границ Амазакарана, военные силы единственного союзника амазов, ву трин, значительно уменьшились в короткой стычке с гарднерийцами.

Винтер тоскливо морщится, вспоминая ужасные вопросы, которые задавали сегодня дети по всему городу на разных языках.

«Мама! Гарднерийцы и альфсигры придут и убьют нас?

Они пришлют стаи сломленных драконов? А что будет, если прилетят злые драконы?

Тётя, если мама Титлин пойдёт сражаться с гарднерийцами, её убьют? Пожалуйста, не отпускай маму. Я не хочу, чтобы её убили».

И ответы она слышала одни и те же. Сказанные разными голосами, на разные лады, утешая, вселяя надежду…

«Над нашей землёй самый лучший рунический купол, солнышко. Надо верить в нашу добрую королеву и в наших храбрых воинов.

Всё будет хорошо, тойя. Щит не пропустит драконов.

С тобой ничего не случится, милая. Наши храбрые воины нас защитят. И я никому не позволю тебя обидеть».

Однако дети чувствуют неуверенность, их страх так просто не развеять.

И на самом деле всё очень плохо.

Военные амазов храбры и сильны. Однако их слишком мало по сравнению с войсками гарднерийцев и альфсигрских эльфов. А значит, вся надежда только на рунический купол, наброшенный на земли амазов. Только он стоит между жизнью и полным уничтожением амазов.

Птицы Винтер вьются вокруг неё, пока она идёт по изысканно драпированному залу, борясь с тревожными мыслями. К ней слетелись самые разные птицы. Разноцветная стайка следует за эльфийкой повсюду.

Здесь и рыжеватые иволги, яркие, будто пламя.

И чёрные ласточки с синими перьями на спинках.

И крошечные колибри всех цветов радуги бьют изумрудными, сапфировыми и рубиновыми крыльями.

Золотистые зяблики, сияющие, будто солнце.

Есть и хищники — сейчас, даже днём, рядом с Винтер три совы. А ещё соколы и ястребы, согласившиеся на шаткий мир, лишь бы приносить Винтер послания — полные стрёкота и весёлого чириканья или резко вспыхивающих картинок. Но все сообщения наполнены бесконечным ужасом…

Берегитесь! Берегитесь! Берегитесь!

Леса горят! Реки отравлены! Повсюду бродит священник с Жезлом Тьмы!

И так постоянно — во всех посланиях страх. Всех страшит неотвратимое разрушение и гибель природы.

И в центре всего… убийца лесов. Огненная сила.

Чёрная Ведьма.

Винтер не раз пыталась мысленно успокоить птиц, рассказывая им добрые вести об Эллорен Гарднер, однако в ответ слышала лишь панический клёкот и щебет.

«Чёрная Ведьма! Чёрная Ведьма! Чёрная Ведьма!

Убийца лесов!

Убийца всего живого!»

Солдаты, за которыми идёт Винтер, замедляют шаг, и эльфийка следует их примеру, останавливаясь перед драпированным входом в палаты Совета. Птицы рассаживаются на деревянных балках и статуе богини в змеином обличье, вырезанной из верпасийского вяза.

Из-за вышитого змеями занавеса доносятся обрывки разговора.

Один из солдат перед ней оборачивается и будто спрашивает: «Ну как, готова?»

Стараясь взять себя в руки, Винтер осторожно кивает, хотя сердце у неё сжимается, готовое выскочить из груди.

Сопровождающий откидывает сильной синей рукой занавес, и Винтер в удивлении замирает.

Перед ней посреди украшенной алыми гобеленами залы стоит, повернувшись к королеве Алкайе и Совету эльфийка. Юная эльфийская девушка в кельтском платье. Её белые, как алебастр, локоны коротко подстрижены и торчат забавными иголками, а пустые, ничем не украшенные кончики длинных ушей торчат сквозь короткие спутанные пряди.

Эльфийка поворачивается и встречается взглядом серебристых глаз с Винтер.

И Винтер сразу же её узнаёт.

Сильмир Талонир.

Едва ли не единственная из альфсигров она была искренне добра к Винтер, когда та жила в Альфсигроте. Дочь благородного господина и кузина восставшего против закона чародея Ривьерэля Талонира.

Ей, наверное, лет тринадцать. Она подросла с тех пор, как Винтер видела её в последний раз. Теперь перед ней скорее юная женщина, нежели дитя. Однако в душе она осталась прежней решительной Сильмирой, иначе не стояла бы сейчас здесь, посреди увешанной алыми драпировками комнаты перед королевой амазов и её Советом.

Члены Совета расселись полукругом. Массивные гвардейцы королевы тоже на своих местах замерли, будто статуи, с оружием на изготовку, все лица расчерчены татуировками амазов. Богатырски сложенная воительница, Алкиппа Фейир, стоит за спиной королевы. Широкоскулое лицо Алкиппы розовеет под новыми руническими татуировками, розовые волосы стянуты в узлы, под татуировками на лице и шее скрывается широкий шрам.

Помедлив у порога, Винтер входит в зал, и птицы влетают следом, рассаживаясь на перекладинах под потолком, на которых держатся гобелены и драпировки. За спиной королевы Алкайи алеет огромный образ Великой богини на алой ткани. Птицы вьются перед богиней и стремятся к потолку, чтобы спрятаться повыше, подальше за спиной Винтер.

— Винтер Эйрлин, — вместо приветствия произносит Сильмир.

Её серебристые глаза горят, будто суровые звёзды. Девушка не сводит с Винтер пристального взгляда, пока хрупкая эльфийка идёт к ней по покрытому ковром полу, всё так же кутаясь в крылья.

И голос, и гордая посадка головы Сильмиры ничуть не изменились, однако девушка явно чем-то встревожена. И сильно. Винтер читает страх в загнанном взгляде, в серых глазах под светлыми ресницами, ужас в крепко сжатых губах.

По птичьей стайке пробегает волна беспокойства.

Винтер вопросительно оборачивается к королеве, опускается на колени и кланяется, касаясь лбом пола.

— Поднимись, Винтер Эйрлин, — ласково, но твёрдо произносит королева Алкайя.

Винтер поднимает голову, но остаётся на коленях.

Сильмир держится вызывающе прямо, упираясь одной рукой в бок.

«Как она сюда попала?» — удивляется про себя Винтер.

Сильмир почти достигла возраста, в котором проводится церемония Элианир — праздник совершеннолетия. Девушке следует находиться в окружении родственников и жриц. В такие дни выбраться из Альсигрота и доскакать до земель амазов — задача очень трудная.

— Если желаешь высказать королеве свою просьбу, стань на колени, — медленно и грозно произносит Алкиппа, обращаясь к гостье.

Команды, высказанной таким тоном, лучше послушаться.

Сильмир бросает острый взгляд на широкоплечую воительницу с топором в руках.

— Не встану я на колени, — бесстрашно заявляет она, презрительно кривя губы. — Я ни перед кем не унижаюсь.

Алкиппа собирается уже угрожающе шагнуть вперёд, однако королева примиряюще поднимает руку.

— Пусть стоит, — хладнокровно приказывает королева, не сводя внимательных изумрудных глаз на татуированном зеленокожем лице с девушки. — Иногда правда требует сильных слов. И решительных действий. Наша гостья проделала долгий путь. Путешествие было рискованным. — Королева манит девушку пальцем. — Говори, дитя.

— Я прошу вашей защиты, — объявляет Сильмир. Это, скорее, требование, чем просьба.

— Защиты от кого? — невозмутимо уточняет королева.

— От альфсигрских эльфов. — Храбрость, похоже, покидает девушку, её губы дрожат, а плечи вздрагивают, хотя она прилагает все силы, чтобы стоять прямо, будто готовясь к бою. — Они идут за мной. И убьют, если догонят.

Среди членов Совета слышен шёпот. Все взгляды устремлены на девушку. Винтер замечает ещё одну эльфийку в зале — она мрачно оглядывает собравшихся.

Исиллдир Иллириндор.

Высокая, гибкая воительница королевской гвардии, стоящая рядом с Алкиппой.

Её длинные снежно-белые волосы заплетены в тонкие косички, чёрные полосы рунических татуировок резко выделяются на белом лице, шее и руках. За спиной у эльфийки колчан и лук.

— Почему альфсигры хотят убить тебя, дитя? — спрашивает королева Алкайя.

Сильмир запускает руку в карман платья и достаёт мерцающее серебряное ожерелье. Крепко зажав тонкую цепочку в кулаке, эльфийка поднимает руку над головой, давая всем рассмотреть блестящий кулон с рунами, который, покачиваясь, сверкает в лучах магических ламп.

— Я сбежала из Альфсигрота, пока мне не исполнилось тринадцать лет, — сообщает Сильмир. — Прямо перед церемонией Элиантира. Потому что не хочу, чтобы меня заставили надеть вот это.

— Это Залинор? — спрашивает королева Алкайя. — Мне известно о существовании этого ожерелья. Его надевают всем альфсигрским эльфам, достигшим совершеннолетия. Это религиозный обряд, верно?

За подтверждением своих слов королева поворачивается к Исиллдире.

— Да, ваше величество, — невозмутимо отвечает воительница. Некоторые звуки она произносит так же грубовато, как Винтер. От альфсигрского говора избавиться нелегко, даже проведя у амазов пять из двадцати одного года жизни. Исиллдир вопросительно поднимает глаза на Сильмиру. — Такое ожерелье дают всем на двенадцатом году жизни, и оно навсегда сливается с нашей кожей рунической магией.

Исиллдир обеими руками оттягивает ворот военного мундира, открывая ключицы. На белой коже ясно видны очертания цепочки и кулона — овального диска с многочисленными альфсигрскими рунами.

По коже Винтер пробегает озноб: она мысленно представляет себе ожерелье под своим платьем.

— Залинор навсегда вживляется в наши тела, — продолжает Исиллдир, — церемонию проводит чародей Королевского Совета. С этим ожерельем мы получаем знание о нашей религии и традициях.

В голосе воительницы слышны отголоски презрения, и Винтер прекрасно понимает, откуда они взялись.

Винтер не раз прогуливалась с Исиллдирой, когда та обходила Сайм в карауле, и подруга обстоятельно изложила причины, вынудившие её сбежать из Альфсигрота. Исиллдир рассказала, что не могла выносить мыслей о страданиях, которым подвергаются эльфы-смарагдальфары, хотя изо всех сил пыталась быть покорной дочерью своей семьи и своего народа. Со временем Исиллдир стала замечать, что эльфы, высказывавшие недовольство эдиктами, изданными монархией или религиозными деятелями, незаметно исчезали в подземельях, где их заковывали в цепи рядом с опальными смарагдальфарами.

Однажды Исиллдир подслушала, как родители говорили, что пора обручить дочь с человеком, которого выбрал для неё альфсигрский Круг жриц. Наречённый был мужчиной с суровым взглядом и непререкаемой волей, старше девушки на двадцать лет.

Она сбежала к амазам в тот же день, едва удержавшись, чтобы не вернуться на полпути. Её неудержимо тянуло назад, как будто кто-то полностью подавил её волю.

— Залиор не только передаёт знания об истории и религии Альфсигра, — говорит Сильмир, злобно усмехаясь. — Он наполнен древней силой. Тёмной силой. Он способен контролировать разум.

Шёпот среди членов Совета становится громче.

Королева Алкайя терпеливо дожидается тишины, не сводя пристального взгляда с девочки.

— Разве мы можем верить твоим словам? — спрашивает королева. — Рядом с тобой твои сёстры-эльфийки. На шее каждой из них отпечатано ожерелье Залинор. Однако они живут своим умом.

— Не совсем, — оглядев Винтер и Исиллдир, объявляет Сильмир. — Они не такие, какими кажутся. Даже самим себе.

Королева Алкайя сурово сдвигает брови:

— Что ты хочешь сказать, дитя?

Сильмир крепче сжимает цепочку с кулоном, поднимая кулак ещё выше.

— Это ожерелье не просто передаёт знания о религии и культуре Альфсигра. Оно заставляет нас верить в непреложность этих истин. И подавляет все крамольные, мятежные мысли и желания. — Сильмир с отвращением кривит губы, бросив короткий взгляд на ожерелье, будто на змею. — Эта цепочка превращает владельца в послушного евнуха альфсигрского государства.

С этими словами в зале будто взрывается огненная руна. Все члены Совета одновременно заговаривают на повышенных тонах.

Королева Алкайя поднимает руку и ждёт тишины, не сводя глаз с Сильмиры.

Наконец воцаряется тишина.

— И Винтер Эйрлин, и Исиллдир Иллириндор покинули Альфсигрот и отказались следовать эльфийским законам и традициям, — напоминает королева Алкайя. — Разве смогли бы они вести себя так, если бы ожерелье действительно подчинило их себе?

— Только самые сильные духом способны частично сохранить разум. — Повернувшись к Исиллдир и Винтер, Сильмир сочувственно качает головой. — Вы обе лишь призраки себя истинных. Вы пленницы рун тьмы.

Винтер застывает, недоверчиво глядя на Сильмиру.

Нет! Это неправда!

В одном она уверена: судьба жестоко посмеялась над ней, заключив в тело проклятого деаргдула — крылатого существа.

В серых глазах Сильмиры вспыхивает серебристый огонь.

— Наверное, эти женщины одарены сильнейшей волей среди всех живущих на свете. Только так они смогли бы выжить под влиянием Залинор.

В зале поднимается новая волна тревожного ропота.

Сильмир снова встречается взглядом с Винтер.

— Твой брат, Каэль, и его оруженосец Ррис… они тоже мятежники. Иначе они не смогли бы воспротивиться Залинору и не поддержали бы тебя, хотя в Альфсигроте требовали казнить всех икаритов. — Помолчав и встревоженно нахмурившись, Сильмир неохотно добавляет: — Винтер… Каэль и Ррис вскоре после возвращения объявлены Королевским Советом вне закона. Это произошло незадолго до моего побега. Их заключили под стражу. — Сглотнув, эльфийка произносит на общем с Винтер языке: — Скорее всего, их приговорят к заключению в подземелье за помощь икариту.

Винтер ахает от нового ошеломляющего удара. Её дорогой старший брат Каэль… защитник и помощник… И добрейший Ррис, умница и книжник, её добрый друг с самого детства…

И оба они члены королевского дома Альфсигрота!

При мысли о заточении в подземелье в груди Винтер поднимается страх. Ведь там заключённых могут убить смарагдальфары из мести за жестокость, с какой альфсигрские эльфы относились к ним.

Мгновение Винтер стоит, не в силах шелохнуться. К глазам подступают слёзы, горло перехватывает.

— Слова этой девушки о Залиноре, — вмешивается Исиллдир, — не могут быть правдой, ваше величество. — Оглянувшись на Винтер, эльфийка снова устремляет серебристый взгляд на Сильмиру. — Я воительница амазов, — произносит она, резко вздёрнув острый белый подбородок. — Я оставила прошлое позади, хотя и на мне есть ожерелье Залинор.

— У тебя стальная воля, — настаивает Сильмир, отказываясь сдаваться. — Ты способна преодолеть влияние Залинора.

Исиллдир, не отвечая эльфийке, поворачивается к королеве:

— Ваше величество, я не вижу ни капли правды в этом…

— Скажи, тебе трудно избавиться от гнёта Сияющих? — вдруг прерывает её речь Сильмир.

Исиллдир умолкает, а в памяти Винтер проносятся строки из священной книги эльфов, напоминая, что она — отвратительная грешница, чудовище с мерзкими крыльями. Изгнанная Сияющими.

Проклятый икарит.

Винтер неудержимо тянет… каяться.

Покайся. Покайся. Покайся.

— Ты изгнана единственной истинной верой. Неужели от страха быть проклятой тебя не мучают кошмары? — не отстаёт Сильмир.

Слова юной эльфийки отзываются в душе Винтер, ей часто снятся кошмары, в которых она, изгнанная Сияющими, летит в чёрную бездну, в подземный мир.

Покайся. Покайся. Покайся.

Исиллдир не сводит глаз с храброй эльфийки, её глаза темнеют, а Сильмир будто заглядывает ей в самую душу.

— Залинор не просто управляет эльфами, внушая нам религиозные догмы, — говорит королеве Сильмир. — Он ещё и стирает романтические порывы личности. — Повернувшись к Исиллдир, девушка интересуется: — Ты ведь ни к кому не испытываешь влечения, разве тебя это не удивляет?

— Многие живут без влечений, — раздражённо парирует Исиллдир. — Для некоторых это нормально…

— Но не для всей страны, — снова прерывает воительницу Сильмир и обращается к Винтер: — Ты видела, чтобы Каэль, твой брат, испытывал к кому-нибудь влечение? Или Ррис?

— Альфсигрских эльфов на свете много, — недовольно вмешивается королева. — Невозможно представить, чтобы они не испытывали друг к другу романтического влечения.

— Это происходит лишь с одобрения Королевского Совета и верховных жриц, — качает головой Сильмир. — Маг Совета на время приостанавливает влияние Залинора, когда паре приходит время зачать ребёнка. Ожерелье перестаёт действовать ровно на один день.

Винтер прислушивается к словам девушки сквозь туман горя и тревоги. А ещё ей совсем не хочется верить Сильмир.

«Залинор управляет умами».

Расправив хрупкие плечи, Винтер заставляет себя осознать услышанное и сделать это достойно, хотя вихрь эмоций и захватывает её, настраивая против ужасных мыслей.

В самом деле, ни Каэль, ни Ррис, ни Исиллдир, ни сама Винтер никогда не чувствовали в себе влечения к другим или романтических чувств, которые захватывают всех, кроме эльфов. Винтер всегда считала эльфов другими, устроенными иначе, чем иные народы.

А что, если их мысли и чувства подавляют намеренно?

Рука Винтер безотчётно тянется к отпечатку Залинора на груди, прикрытому лиловым платьем, которое ей дали амазы. Ей непросто носить платье лилового цвета — любой цвет одежды, кроме белого, кажется неправильным.

— Моей сестре силой надели это ожерелье год назад, — рассказывает Сильмир королеве. Её губы неудержимо дрожат. — И она изменилась. Очень сильно изменилась. От неё остался лишь призрак. Внутри она стала другой. Я целый год пыталась спасти её, тайком пробиралась в палаты Королевского Совета и залы Гильдий. Читала тайные манускрипты. Я очень многое выяснила.

— Что именно? — подталкивает её к ответу королева.

— Верховная жрица Альфсигра получила руны деаргдулов в дни эльфийских войн, когда все народы Эртии восстали против власти демонов-деаргдулов и их Тёмного Стилуса. Жрицы знали, что в руки им попала злая, чёрная магия, однако решили обратить её на благо эльфам. Ведь жрицы считали себя носителями единственной истинной веры. — Губы Сильмиры кривятся от отвращения. — Чёрной магией они создали Залинор и силой укрепили нашу религию и культуру заодно с иерархией Совета. Альфсигр стал сильнее, возвысился и заключил в темницы смарагдальфаров, отправил их в подземелье, наживаясь на труде подземных пленников. Однако теперь Королевский Совет и жрицы встревожены. Их беспокоит Маркус Фогель и древние тёмные силы, которые несли разрушение во времена эльфийских войн, и Тёмный Жезл, оказавшийся в руках Фогеля. С этим волшебным артефактом Фогель сможет создать собственный Залинор и тёмные заклинания. — Сильмира оглядывает членов Совета. — Фогель получит влияние на мысли и чувства каждого, на чьей груди навечно отпечатается Залинор. А потом и навяжет всем землям волю Гарднерии, убедит другие народы в непререкаемой власти и величии Гарднерии, встанет во главе двух могущественных армий.

В зале воцаряется тишина.

Винтер встречается взглядом с Исиллдир — на лице воительницы проступает тревога, и крылатая эльфийка в ужасе понимает, что в словах Сильмир заключена правда. Возможно, они с Исиллдир действительно в плену Залинора и давно живут, как призраки.

Их разумом управляют.

— Мы пытались освободить Исиллдир от ожерелья, чтобы изучить его руны, — осторожно сообщает королева Алкайя, как будто осознав последствия описанного юной эльфийкой. — Наши чародейки долго пытались это сделать, однако не справились с рунической магией эльфов.

Сильмир бесстрашно встречает пронзительный взгляд королевы.

— Снять ожерелье может лишь чародей эльфов — так сказано в заклинании. На все земли Альфсигров у нас всего два рунических чародея.

Королева Алкайя грустно усмехается.

— Ты предлагаешь нам обратиться за помощью к Королевскому Совету Альфсигра, чтобы тот отправил к нам чародея, который знает эти древние руны?

— Нет, — резко отвечает Сильмир. — Я предлагаю просить помощи у моего кузена, Ривьерэля Талонира. Он единственный альфсигрский чародей, который умеет читать руны и не состоит на службе Королевского Совета. Возможно, только он и освободит всех, кто живёт под влиянием Залинора.

В зале поднимается настоящая буря.

— Он мужчина, — непререкаемым тоном напоминает королева Алкайя.

В глазах Сильмир вспыхивают яркие искры.

— Он снял Залинор с себя и восстал против Альфсигра! Он бежал на восток, чтобы поддержать Вивернгард! Он сможет разбить заклятие! Он должен это сделать!

Выражение лица королевы немного смягчается, её зелёные глаза сужаются.

— Он мужчина. И потому отвратительное существо. Мы не можем призвать нечто столь омерзительное на борьбу с магией. Так мы лишимся благословения Богини. Надо найти другой путь. — Умолкнув, королева долго изучает раздосадованное лицо эльфийки. — Сильмир Талонир, — наконец произносит королева, — нам необходимо выяснить, правду ли ты говоришь, чтобы не осталось и тени сомнения.

Сильмир отважно выдерживает взгляд королевы. Её глаза сияют, губы плотно сжаты.

— Доказательства перед вами. — Девушка показывает на Исиллдир. — Исиллдир Иллириндор, скажи, приходится ли тебе бороться с мыслями о том, что всё неэльфийское порочно и греховно?

Исиллдир растерянно вздрагивает под обращёнными на неё взглядами. Воительнице трудно признаться в своих чувствах.

— Я… мне всегда казалось, что со временем всё пройдёт, — сбивчиво объясняет она, — и я избавлюсь от лживых догм, которые мне внушали с детства…

Сильмир поворачивается к Винтер. В её суровом взгляде мелькает сочувствие к крылатой эльфийке.

— Винтер Эйрлир, считаешь ли ты себя наихудшей из демонических созданий, несмотря на все свои добрейшие поступки?

Голова Винтер кружится от душевной боли, горло сжимается, грозя задушить её.

— Переполняет ли тебя вина за собственное существование? — настойчиво задаёт вопросы Сильмир. — Ненавидишь ли ты свои крылья лишь потому, что так велит тебе Эалэйонториан?

— Перестань, умоляю, — просит Винтер, сжавшись в комок.

По её щекам текут слёзы, всё застит туман, а птицы слетаются к ней со свистом и чириканьем. Впрочем, птичьего гомона Винтер почти не слышит, в её голове громогласно звучат строки из священной книги эльфов:

— Приходило ли тебе в голову поинтересоваться, — не умолкает Сильмир, разгневанная положением Винтер, — почему ты не можешь летать? Почему в тебе нет огня? — Взгляд эльфийки вспыхивает. — Потому что тебя оболгали и украли твой огонь!

— Я не хочу летать! — в отчаянии выкрикивает Винтер.

Ярость душит её, она стыдится своих отвратительных крыльев. Как ей хотелось достичь невозможного, стать чистой бескрылой эльфийкой с прямой, гордой осанкой. Если бы кто-нибудь отсёк её крылья…

— Я проклята! — кричит Винтер, содрогаясь в лихорадочных спазмах. — Я отвратительна! Лучше бы мне никогда не появляться на свет!

— Довольно! — приказывает королева Алкайя, и все умолкают — и краснохвостый ястреб, и карликовая сова, а скворцы усаживаются Винтер на плечи, на колени, на крылья, изо всех птичьих сил утешая эльфийку.

Винтер поднимает глаза на Сильмир, найдя новые силы в птичьей любви. Юная эльфийка встречает её взгляд без гнева, скорбно сжав губы и сдерживая слёзы.

— Оглянись, — говорит Сильмир срывающимся голосом. — За тебя готова биться целая армия соколов. Все крылатые существа всех земель придут на битву за тобой против Маркуса Фогеля.

Прежде чем Винтер успевает ответить, сквозь гобелены врывается крылатое дитя. Чёрные крылья с силой прокладывают путь по воздуху, четырёхлетняя малышка Пиргоманчи, радостно сияя, направляется прямиком к Алкиппе под аккомпанемент птичьего гомона.

— Muth́li Alcippe! — весело кричит девочка на непонятном языке, и воительница принимает крылатое дитя в объятия.

Над Пирго уже кружатся, будто ожившие драгоценные камни, разноцветные колибри.

На розовой щеке, шее и руке Алкиппы ясно видны полузажившие ожоги, отчасти скрытые рунами. Обжигает её малышка Пирго, которой до сих пор снятся кошмары и преследуют припадки ярости. В раннем детстве её отобрали у матери-гарднерийки и бросили в тюрьму магов, откуда её чудом вызволили Айвен и Эллорен. Винтер и огненные феи амазов помогают Алкиппе заботиться о девочке — их огонь не берёт, чего не скажешь об Алкиппе. Чародейки амазов наложили на воительницу заклятия и начертили на её теле руны, предохраняющие от огня и быстро исцеляющие раны.

Однако сколько бы Пирго ни обжигала Алкиппу от ярости или от страха, воительница ни разу не пожалела о решении взять на воспитание крылатую малышку, которую полюбила как мать.

Следом за крылатой Пирго в зал вбегает девочка-подросток и, помедлив, падает перед королевой на колени.

— Простите, ваше величество! Уследить за малышкой нелегко.

Королева Алкайя поднимает руку, с удовольствием провожая взглядом кружащих по залу птиц, рассаживающихся на балках над Винтер и Пирго.

— Иногда Богиня нарушает порядок, — с добродушной улыбкой произносит королева. — Иногда она говорит с нами устами ребёнка.

Шелест крыльев стихает, изумрудная колибри успокаивается на плече Пирго — девочка, прижавшись к Алкиппе, лукаво улыбается королеве.

— Подойди, дитя, — ласково приглашает Пирго королева, протягивая к девочке руку.

Пирго, взмахнув крыльями, направляется к королеве и падает в её тёплые объятия.

Обняв девочку, королева чуть отстраняется и со счастливой улыбкой спрашивает:

— Пиргоманчи, скажи, Богиня хочет, чтобы ты усмирила свой огонь?

— Нет! — восклицает девочка.

Этот вопрос ей задавали не раз, как и всем детям амазов. Пирго пытливо оглядывается на Алкиппу, будто смутившись, как громко прозвучал её ответ.

Королева Алкайя улыбается шире.

— Скажи мне, дитя, желает ли Богиня, чтобы ты усмирила свой громкий голос.

— Нет! — со счастливой улыбкой кричит девочка.

— Или скрыла свою силу?

— Нет!

— Или поверила лживым словам о себе?

— НЕТ! — Это последнее отрицание девочка выкрикивает особенно грозно.

Королева Алкайя довольно кивает.

— Ответь, Пиргоманчи, желает ли Богиня, чтобы ты прятала свои крылья?

— НЕТ! — громче, чем грохот грома, кричит девочка, будто бы готовая вспыхнуть радостным пламенем, не сходя с места.

Винтер смотрит на девочку, разрываемая болью и недоверием.

На мгновение королева и Пиргоманчи умолкают и лишь счастливо улыбаются друг другу.

— Кто ты, дитя? — спрашивает королева, мгновенно посерьёзнев.

— Любимая воительница Богини! — не понижая голоса, кричит девочка.

Королева Алкайя кивает.

— А кто любит тебя, Пиргоманчи Фейир?

— Свободный народ Амазакарана!

Королева победно улыбается, подталкивая Пирго на пол с колен.

— Так покажи нам свои крылья, Пиргоманчи Фейир, любимое дитя амазов!

Спрыгнув с коленей королевы, девочка шагает вперёд и, взглянув ещё раз на королеву, расцветает гордой улыбкой. Пирго разворачивает сияющие, будто опалы, крылья, её глаза сверкают золотым пламенем, а на плечо девочке усаживается небольшой ястреб.

Королевский Совет поднимается, приветствуя малышку радостными восклицаниями, все воительницы салютуют ей, прижав кулак к груди. По лицу Алкиппы струятся слёзы. Воительница касается широкой ладонью затылка девочки, и Пирго отвечает ей благодарным взглядом.

В душе Винтер что-то вздрагивает, нечто маленькое, давно посаженное на цепь и лишь мечтающее сбросить оковы.

— Пиргоманчи Фейир, кто такие икариты? — спрашивает королева, перекрывая приветственные крики и благословения.

— Сородичи драконов! — тут же звучит ответ, и девочка взмахивает крыльями. — Возлюбленные Богиней!

Королева Алкайя смотрит Винтер прямо в глаза и долго не отводит взгляда, не выпуская измученную эльфийку.

— Вот твоё будущее, Винтер Эйрлин, — произносит королева, указывая на ребёнка. — Вот твоя правда. А вовсе не ложь, которой отравили тебя в Альфсигре. И не ложь, которой пленил Залинор твою душу.

Королева поворачивается к покрытым татуировками женщинам в Совете.

— Круг чародеек! — звучит её командный глас.

В наступившей тишине женщины поднимаются. На поясе у каждой виден целый ряд волшебных палочек в ножнах.

— Да, королева мать, — отвечает самая пожилая из чародеек с синей кожей и белыми, будто соль, волосами.

На её заострённых ушах горят алые руны амазов.

— Начинайте работу! Найдите управу на Залинор! — приказывает королева. — Сильмир Талонир, — обращается она к эльфийке, — дарую тебе право находиться на землях амазов. Ты будешь работать с Кругом чародеек и расскажешь им всё, что тебе известно. — Во взгляде королевы сверкает сталь. — Пришло время освободить Винтер Эйрлин и Исиллдир Иллириндор, а с ними и всех женщин солнечной страны эльфов!

Крошечная искорка надежды вспыхивает в душе Винтер и гаснет ещё прежде, чем утихают восторженные крики в зале Королевского Совета.

Крылатая эльфийка почти ничего не слышит, охваченная горем.

Конечно, если Залинор держит её в темнице, она с радостью выйдет на волю. И будет счастлива видеть свободными всех эльфиек на свете.

Однако ей нестерпимо хочется увидеть на свободе и Каэля с Ррисом.

А они — мужчины.

Слёзы стынут на щеках Винтер, когда они с Исиллдир сидят на широком камне на холме над городом в опускающихся сумерках. Густые леса темнеют за их спинами, широкие поля расстилаются перед ними, а внизу, в огромной чашеобразной долине, раскинулся город.

Сегодня, наверное, все лесные совы слетелись к Винтер. Маленькая ушастая сова с бледно-золотистыми глазами и светло-коричневыми перьями сидит у эльфийки на плече. Другие совы и совята расселись на ветвях неподалёку.

Эльфиек охватывает непонятная тревога, тишина будто предупреждает их о грядущем. Перед ними встают образы отвратительной тьмы.

Не в силах сбросить отупляющую тревогу за Каэля и Рриса и забыть о птицах, предупреждающих о беде, Винтер пристально вглядывается в заострившиеся черты лица Исиллдир. Воительница не сводит глаз с города. Её спина гордо выпрямлена и не очернена крыльями.

Слишком остро ощущая свои проклятые крылья, Винтер туже сворачивает их, до боли, будто пытаясь наказать. Неужели боль поможет ей, рождённой икаритом, избавиться от позора?

Позор. Позор. Позор.

— Как ты думаешь, какими мы были бы без Залинора? — вдруг прерывает тишину Исиллдир, обращаясь к Винтер на языке эльфов, врываясь в её мучительно сложные размышления.

— Я… не знаю, — поколебавшись, выдавливает Винтер.

В потоке предупреждений, который ей передают совы, Винтер трудно говорить. Предостережения сов мрачны и мешают размышлять сильнее, чем громкий щебет других птиц.

Исиллдир прожигает Винтер серебристым взглядом.

— Надо обязательно снять эти ожерелья.

Винтер отвечает не сразу, преодолевая желание молчать.

— Ты права, Исиллдир, — наконец выговаривает она и с усилием вдыхает, чтобы произнести следующие слова, пока не перехватило горло. — Мне кажется, Сильмир рассказала о Залиноре правду.

Исиллдир мрачнеет. Ей тоже трудно говорить, преодолевая запретные мысли.

— Когда на нас надели эти ожерелья, мы изменились. Мой старший брат тоже стал другим. Все, кого я знала, изменились до неузнаваемости.

Перед глазами Винтер вспыхивают воспоминания, как будто гладь озера памяти потревожил брошенный камень.

— Я помню брата, Каэля… помню, каким он был до того, как на него надели Залинор.

Храбрый, непримиримый Каэль. Залинор ему надели в одиннадцать лет, не стали дожидаться двенадцатого дня рождения. Всё потому, что он становился неуправляемым. Дрался со всеми, кто смел назвать его любимую сестру грязным икаритом.

Из глаз Винтер струятся слёзы.

Вспоминает она и тихого, всегда погружённого в книги Рриса, любимого друга Каэля. На него жрицы тоже надели Залинор раньше положенного срока. Он написал длинный трактат в защиту Винтер, поставил внизу своё имя и прибил листок к двери школы, к ужасу родителей, жриц и всех учеников. Не остался равнодушным и Королевский Совет.

Обоих альфсигрских эльфов в тот же день быстро и без особых церемоний привели в святилище Эалайонторлиан.

Винтер вздрагивает от ужасных воспоминаний: её любимый брат осыпал родителей ругательствами, пока альфсигрские военные тащили его прочь из дома, а Каэль с мольбой смотрел на сестру.

«Ты хорошая! — кричал он. — Все лгут! У тебя прекрасные крылья, и я тебя люблю! Помни об этом! Не забывай!»

Мгновение Винтер молчит, не в силах произнести ни слова, борясь с болью воспоминаний, а совы, подобравшись ближе, шуршат крыльями, будто накрывая её плащом доброты.

— Что случилось с Каэлем и Ррисом, когда они вернулись? Какими они стали? — тихо спрашивает Исиллдир.

Слеза тихо скатывается по щеке Винтер.

— Каэль будто примирился с жизнью. Его недовольство… раздражение… приглушили. Он перестал драться с мальчишками. Перестал спорить с матерью и отцом. И всё же иногда они с Ррисиндором тайком говорили, что Альфсигр не должен обращаться со мной так жестоко. Уверяли, что все неправы. И я вовсе не проклята.

Исиллдир пристально вглядывается в лицо Винтер серебристыми глазами.

— Их мятежный дух не был подавлен до конца.

Винтер раздумывает над её словами, возвращаясь к рассказу Сильмир освобождённым от предрассудков уголком сознания, хотя большая часть её разума сопротивляется страшным мыслям. И всё же в ней загорается искорка мятежа, которая ведёт к свету.

— Какой была ты до того, как на тебя надели Залинор? — спрашивает Исиллдир каким-то непривычным механическим голосом.

Винтер с усилием обращается к далёким дням, к тонущему в туманной дымке детству. Прошлое кажется сном.

Отчасти забытым сном.

Маленькая сова на плече Винтер прижимается к шее эльфийки и мысленно поддерживает её, будто помогая погрузиться в воспоминания.

— Я пряталась в комнате, — тихо отвечает Винтер. — Было так… трудно выходить, когда все с нескрываемым отвращением смотрели на меня и мои крылья. Мать и отец мучились и страдали оттого, что я родилась такой. И всё же… иногда мне бывало хорошо. Каэль и Ррис приносили мне кисти и краски и играли со мной. Вот тогда, с ними, я бывала почти… счастлива.

Голос Винтер срывается, когда память открывает ей прошлое.

Нестерпимо печальное прошлое…

Она тайком пыталась летать, поднималась в воздух среди усыпанных белыми цветами сливовых деревьев. Весна наполняла её сердце радостью под песни крылатых друзей, весело щебетавших вокруг. И Винтер летела, поднималась к самому центру небесного свода — цветочные облака принимали её в тёплые объятия, а солнце покрывало поцелуями её крылья.

И вдруг кто-то схватил её за щиколотку и сдёрнул вниз, к земле. На неё посыпались удары, и Винтер закричала, сжимаясь на зелёной траве. Птицы встревоженно щебетали, набрасывались на жрицу, но встречали лишь удары.

Некоторые падали замертво.

Любимый дрозд упал рядом с Винтер — оторванное крыло бессильно повисло.

Ужас в застывших глазах птицы навсегда врезался в память Винтер вместе с ударами по крыльям, с невыносимой болью, от которой она кричала, обещая, что больше никогда, никогда не станет летать.

Потом её отдали на обучение к жрицам. Заставили бесконечно читать вслух священную книгу эльфов Эалэйонториан.

В книге говорилось о порочных крылатых, о грехе, об искуплении, против чего восставала душа Винтер.

И ещё одна картина встала перед глазами Винтер…

Она вошла в комнату, где горел огонь, и вдруг всем существом она ощутила, как огонь устремился к ней, будто радостно приветствуя, а огонь внутри Винтер загорелся золотистым пламенем.

Она коснулась огня мизинцем, но не обожглась, а лишь согрелась, и по всему телу, до кончиков крыльев, пробежала тёплая волна.

Она будто ожила.

Ожили её крылья.

В ту же секунду холодные руки оттащили её от огня. Отвели к верховной жрице. Бросили в темницу, где поливали ледяной водой. Винтер кричала и звала брата, распростёршись на каменном полу в изорванной одежде. Её били. Заставляли учить страницы из священной книги, где говорилось о мучительной смерти грешников, которые играют с адским огнём.

От этих слов ей всегда хотелось сжаться в комок и оглохнуть.

И вспыхнуло самое жестокое из воспоминаний.

О времени, когда пришлось надевать её Залинор…

Как только ожерелье коснулось её кожи, она всё поняла. Осознала наконец без малейших сомнений, что всё, сказанное в священной книге о проклятых крылатых, было правдой. И верховная жрица тоже была права.

А сама Винтер явилась на свет живым проклятием. Грязным, греховным и порочным до глубины души. И целая жизнь в раскаянии не смоет с неё отвратительного пятна.

Подавленная знанием о своей порочности, она посвятила себя искусству, прославляла настоящих, чистых, бескрылых эльфов — тех, к кому ей никогда не приблизиться. Сияющих и благословенных.

Не таких, как она.

Но осталось в глубине её души нечто такое, до чего не добрался Залинор, что не смог потушить. Любовь к брату и его другу Ррису осталась с ней навсегда, не поддавшись даже силе Залинора.

— В тебе был огонь? — спрашивает Исиллдир, обрывая поток воспоминаний. — До того, как на тебя надели Залинор?

Поморщившись от смущения, Винтер едва заметно кивает. Как бы ей хотелось спрятаться, скрыться от нахлынувшего жестокого стыда!

— Я хочу снять Залинор, — говорит Винтер, и ей кажется, что от этих слов перед ней разверзнется земля.

Внутри у неё всё сжимается, крылья сворачиваются так плотно, что вот-вот разорвутся.

Исиллдир шире распахивает серые глаза.

— Я тоже, — выдыхает она.

— Мне едва удаётся удержать эти мысли, — признаётся Винтер.

— И мне, — мрачно усмехается воительница. — Винтер… — Исиллдир обрывает себя, и Винтер поворачивается к ней, на мгновение отбросив поток птичьих предупреждений. — Как ты думаешь, Сильмир сказала правду? Что если всех эльфов освободить от Залинора… — Исиллдир умолкает, но всё же собирается с силами и спрашивает: — Смогли бы мы ощутить страсть? Познали бы мы любовь?

Винтер смотрит на подругу с удивлением. Странный вопрос. Да и просто предположить, что альфсигры изменят традиционному хладнокровию, стоит снять с них Залинор, тоже непросто.

— Возможно, — осторожно выговаривает Винтер, хотя сама мысль о страсти кажется ей слишком напряжённой, чтобы додумать до конца.

Она вспоминает, как касалась других, и эти воспоминания окутывали её туманом нежности. Быть может, она познает страсть и более сильную тягу к другим…

— Тамалиин подошла ко мне после Совета, — мрачно продолжает Исиллдир. — Она уверена, что если Залинор снимут… то мы с ней предстанем перед Богиней, чтобы навечно связать наши судьбы. Я и правда ни к кому не испытывала такой особой дружбы, как к Тамал.

Винтер задумчиво смотрит на подругу. Она давно знакома с Тамалиин, хрупкой девушкой народа смарагдальфаров, страстной и шумной, полной противоположностью сдержанной Исиллдир.

Всем известно, что Тамалиин безумно влюблена в Исиллдир.

— Быть может, ты почувствуешь нечто более сильное к Тамалиин, если мы обретём свободу, — пожимает плечами Винтер, отодвигая воспоминания о детстве как можно дальше. — Или ты так и останешься спокойной и уравновешенной, как многие здесь, кто не познал любви.

— А что будет с тобой, Винтер Эйрлин? — спрашивает Исиллдир, возвращаясь к эльфийской традиции полных имён. — Есть ли на свете тот, кого ты полюбишь пылко и страстно?

Сердце Винтер сжимается от боли и горя.

Ариэль.

— Она умерла, — помедлив, признаётся она подруге. — Её убили гарднерийцы.

Исиллдир сочувственно кивает, а Винтер погружается в печальные воспоминания о тех, кого она потеряла в последние годы.

«Каэль, Ррис. Где вы, дорогие мои? Заперты в холодной тюрьме Альфсигра? Отошлют ли вас в подземелье?»

Эльфийки молча наблюдают за светлячками, вспыхивающими в темноте, когда солнце окрашивает горизонт золотом, а над городом загорается алая руна.

— Гарднерийцы не оставят нас в покое, — с мрачным предчувствием произносит воительница.

В её голосе звучит то же предупреждение, что и в совиных криках.

Винтер поднимает голову, рассматривая бесчисленные алые руны, сияющие в темноте на почти прозрачном куполе, которым закрыт город.

— Им не пройти сквозь рунический щит, — уверенно произносит Винтер.

— Значит, нас просто задушат, — парирует Исиллдир, хмуро оглядывая хребет. — Закроют торговлю. Перекроют дороги. Мы останемся в Каледонских горах, как в тюрьме. — Она пристально смотрит на Винтер. — Пока Фогель не найдёт способа проникнуть к нам.

Когда он победит заклинанием руны амазов.

Винтер вздрагивает, осознав, что готовит им будущее.

— Силы Фогеля растут, — неохотно признаёт Винтер. Страшные мысли накатывают, будто волна, которая всё сносит на пути. — Мои крылатые… друзья… приносят ужасающие сообщения. — Винтер отважно выдерживает взгляд воительницы. — Силы Фогеля почти равны силам природы.

Исиллдир многозначительно кивает.

— А скоро его силы захватят и наш разум.

Винтер в ужасе сжимается.

— Но… наш разум никогда никому полностью не подчинится.

— Что, если Фогель доберётся и до самых сокровенных уголков наших душ? — Исиллдир качает головой, и металлические серьги в её ушах поблёскивают в свете алых рун. — Винтер Эйрлин, я пришла к амазам пять лет назад и всегда была им верна. И никогда не подвергала сомнению их законы и правила. — На белом лбу эльфийки собираются морщины. — Но на этот раз боюсь, наша королева ошибается. Нам нужно отыскать чародея Ривьерэля Талонира и попросить его о помощи. Пусть он снимет с нас проклятие Залинора. Он мужчина, но какая разница?!

Деревья шуршат, и Винтер поднимает голову, провожая взглядом стайку воробьёв и скворцов, усеивающих стволы и ветви неподалёку. Птицы принесли новое сообщение. И оно звучит всё настойчивее.

Берегись. Берегись. Берегись.

Тьма идёт.

Тьма идёт.

Идёт. Идёт.

Тьма рядом.

Перед глазами Винтер мелькают страшные картины: тьма наползает на леса, поля, пустоши. Тьма повсюду. Она отравляет всё сущее, природу и стихии.

«Поторопись, Эллорен, — отчаянно призывает подругу Винтер. — Поторопись. Ты должна войти в силу, прежде чем Фогель тебя отыщет».

Эльфийка скользит взглядом по острым горным пикам на горизонте.

«Тьма идёт за тобой, Эллорен», — отправляет с птицами мысленное послание Винтер.

«Предупредите её», — настойчиво просит она, отметая протесты и страх перед Чёрной Ведьмой.

«Вы ошибаетесь. Она не такая, — убеждает птиц Винтер. — Вы ошибаетесь. Найдите Эллорен и предупредите её. Скажите, что тьма уже рядом».

Глава 2. Изгнанный

Шестой месяц

Альфсигрот

Рриса Торима разрывает от боли. Опустив голову, он смотрит на кровавые полосы, испещрившие снежно-белые эльфийские одежды. В глазах темнеет от бесчисленных ударов. Яркие солнечные лучи слепят даже сквозь опущенные веки.

Альфсигрские военные в мерцающих серебряных доспехах безучастно смотрят на осуждённого, сжимая в руках белые рунические хлысты, готовые снова ударить по команде монарха Иолрата Талонира.

Ррис прерывисто втягивает воздух — такой свежий и сладкий после многих дней в темнице. Не одна неделя понадобилась королевскому суду, чтобы вынести окончательный приговор.

Изгнание.

Его бросят в подземные шахты.

В небе кружат белые эльфийские голуби, и от узоров, которые они выписывают в небе, у Рриса кружится голова.

При мысли о том, что птицы, возможно, донесут весть о его изгнании и приговоре его любимой Винтер Эйрлин, покажут его окровавленным и избитым рядом с Каэлем, у Рриса тоскливо сжимается сердце.

Любовь Рриса к Винтер так сильна, что её не стёрло даже ожерелье Залинор.

Проведя языком по окровавленным губам, Ррис поворачивается к Каэлю, брату Винтер, эльфу, с которым он связан клятвой верности.

Каэль, тяжело дыша, тоже стоит на четвереньках на белом мраморе, залитый кровью. На его лице то же мятежное выражение. Из уголка рта Каэля свисает кровавая слюна. Его мускулистое тело не поддаётся ударам мощных рунических хлыстов.

Королевский чародей выступает вперёд.

Высокий эльф с суровым взглядом поднимает рунический стилус, гневно оглядывая Каэля и Рриса.

Ррис инстинктивно вздрагивает, когда прозрачный купол, сотканный из серебристых рун, накрывает их с Каэлем на мраморном полу. Мрамор, на котором они стоят, мгновенно превращается в серебристое озеро, оставаясь твёрдым на ощупь.

«Это ненадолго», — с мрачной уверенностью говорит себе Ррис.

А потом их сбросят под землю, в бездонную пропасть. За помощь Винтер Эйрлин.

Потому что она икарит.

В груди Рриса поднимается ярость, такая же сильная и горячая, как боль в исполосованной спине.

Однако он остаётся неколебим.

Пусть изобьют его до смерти, он никогда не отдаст Винтер альфсигру. Он лишь жалеет, что при последней встрече не признался ей в любви. Не сказал, что всегда любил только её.

— Каэлидон Эйрлин и Ррисиндор Торим, — громовым голосом объявляет монарх в белых одеждах.

Его серебристые глаза сверкают, как лёд. Королевский Совет и солдаты выстроились возле входа в подземный мир — колонны из белого мрамора украшены особым змеиным орнаментом.

— Вы противопоставили себя Альфсигроту и нашим благословенным Сияющим, когда укрыли демона-деаргдула, — безжалостно произносит Талонир. — И посему вы будете изгнаны из Альфсигрота. Вы недостойны стоять рядом с Сияющими на благословенной, залитой солнцем земле эльфов, жить в незапятнанном доме эльфов. Вы заражены злом деаргдулов, порочны и недостойны прощения, а потому несёте опасность Альфсигроту.

Монарх поднимает голову, его продолговатые глаза сверкают на солнце, а в голосе звучит сталь.

— За отказ привезти демона-деаргдула Винтер Эйрлин в Альфсигрот я приговариваю вас, Каэлидон Эйрлин и Ррисиндор Торим, к вечной ссылке в подземелье. Вы навсегда изгнаны из эльфийских земель, в этой жизни и в следующей.

Жрица в белых одеждах выступает вперёд. Её длинные снежно-белые локоны струятся до пояса, на голове — корона из слоновой кости. На одеждах серебром вышита стайка звёздных птиц — священные руны вычерчены на подоле. По обе стороны от неё стоят альфсигрские солдаты в серебристых доспехах.

Чародейка с непреклонным взглядом становится за спиной у жрицы.

Все они проходят сквозь рунический купол, будто он соткан из воздуха, а руны, соприкасаясь с их телами и одеждами, начинают сверкать серебром. Однако Ррис знает, что стоит ему или Каэлю попытаться выйти из-под купола, как они наткнутся на твёрдую стену.

Склонившись над Ррисом и Каэлем, солдаты ставят их на ноги и швыряют на пол — на спины, лицом к небу.

Из глаз Рриса от нового всплеска боли словно сыпятся искры. Удар пришёлся на свежие раны. Каэль тихо стонет, и Ррис поворачивается к нему — голова друга запрокинута, в глазах такая мука, что сердце оруженосца сжимается от тоски.

Жрица обнажает священный рунический кинжал и шагает к Каэлю, которого прижимают к земле солдаты. Встав на одно колено, она придерживает одной рукой тунику осуждённого, а другой разрезает её от ворота до пояса, открывая бледную, покрытую ссадинами грудь Каэля и руны Залинора. Перейдя к Ррису, жрица проделывает то же самое, вызывая новый прилив боли, и Ррис едва сдерживает крик.

Затем жрица прижимает рунический стилус к татуировке на груди Рриса. Слышится неприятное шипение, грудь покалывает, и на теле возникает настоящее ожерелье, кулон с рунами на тонкой серебряной цепочке. Вернувшись к Каэлю, жрица повторяет процедуру и грациозно поднимается.

— Более вы не дети Альфсигрота, — с нескрываемым отвращением объявляет жрица Ррису и Каэлю. — Вы злонамеренные творения, демоны-деаргдулы, и по велению нашей священной книги приговариваетесь к исходу в чёрную пропасть.

Ррис поднимает затуманенные болью глаза к сапфирово-синему небу, к порхающим птицам, к ослепительному солнцу и его тёплым лучам.

Его пронзает ужасающее ощущение, он отчётливо понимает, что теперь будет.

Их с Каэлем бросят в подземные шахты, и Винтер останется одна, когда ей так нужна их поддержка.

Они с Каэлем знают, что жрица получила новые полномочия, чтобы требовать выполнения всех заветов священной книги, не отклоняясь ни на йоту от строк Эалэйонториана.

А значит, за Винтер снова отправят наёмных убийц марефоров.

Но на этот раз их будет уже не двое. За Винтер пойдут тринадцать несущих смерть альфсигрских убийц.

Ррис пытается вырваться из крепких рук солдат, однако жрица невозмутимо опускается рядом с ним на колено и поддевает цепочку кинжалом, резко натягивая её в сторону.

Ррис в панике едва сдерживает стон, искренне страшась лишиться Залинора. Слова мольбы едва не срываются с его губ. Он готов пообещать всё что угодно и раскаяться в любых преступлениях, искупить мятежные мысли.

Готов очистить свой разум.

Однако Ррис всё же стискивает зубы и противится порыву, его любовь к Винтер сильнее чуждой воли Залинора.

Верховная жрица одним движением перерезает цепочку, серебристые искры сыпятся во все стороны, и Ррису кажется, что его тело потеряло форму. Жрица окончательно сдёргивает ожерелье с шеи осуждённого и нараспев произносит слова из священной книги, навсегда провозглашая Рриса не эльфом.

Теперь он один из порочных.

Ррис едва слышит её слова.

В нём поднимается, будто вулканическая лава, ощущение свободы, все чувства обостряются, горе, ярость и сопротивление сплетаются в бурлящий водоворот, а перед глазами мелькает ослепительно-белый образ небесной птицы.

Ррис резко поворачивает голову к Каэлю и успевает заметить, как жрица срезает ожерелье с шеи друга. Чужие руки, сдерживавшие Рриса, разжимаются, солдаты, жрица и чародейка уходят сквозь серебристый защитный купол.

Тяжело вздохнув, Ррис оглядывается. От злости к нему быстро возвращается способность двигаться, и он отталкивается от земли. Каэль рядом с ним тоже поднимается на ноги и выпрямляется во весь свой огромный рост.

В серебристых глазах Каэля, устремлённых на Королевский Совет и верховную жрицу, вспыхивает яростный огонь. Прищуренный взгляд обжигает, как огненная буря. Бледные пальцы эльфа сжимаются в кулаки.

Ррис выпрямляется рядом с другом, не обращая внимания на резкую боль.

Вместе они с презрением смотрят на правителей Альфсигрота.

— Что вы наделали? — шипит Каэль, и его голос разносится подобно урагану, всё сметающему на пути. — Что вы сотворили с собственным народом?

— Заставьте замолчать этих отродий зла! — требует верховная жрица.

— Вы требуете молчания не потому, что мы несём зло, — усмехается Каэль. — Вы готовы бросить нас в подземные шахты, потому что Залинор не в силах управлять нашим разумом. Вы нас боитесь. Вы не можете запретить мне говорить, а ему — писать.

Ррис ошеломлённо смотрит на друга, поражённый его открытым неповиновением. Перед ним будто ангел мести. Нет больше покорного эльфа Каэля. Он стал совсем другим.

Таким, каким был до заклятия Залинора.

Мятежный, воинственный Каэль.

— Вы никогда не подчините нас, — продолжает Каэль. — Потому что мы сильнее!

— Бросьте их в подземелье! — приказывает чародейке Талонир. — Туда, где место злу и пороку!

Чародейка шагает к осуждённым эльфам и наставляет им под ноги волшебный стилус.

— Да здравствует Сопротивление! — кричит Каэль, и от его голоса дрожит всё вокруг.

Земля разверзается у них под ногами.

Ррис безотчётно вскидывает руки, в животе у него всё сжимается в тугой ком, и он падает вместе с Каэлем в подземную тьму. Круг солнечного света над ними стремительно удаляется, птицы уменьшаются до белых точек на синем фоне.

От сильного удара о дно шахты Ррис вскрикивает, его раны вспыхивают новой болью, а солнечный свет над головой меркнет, будто закрытый отвердевшим туманом.

Вокруг тишина.

И вдруг… вспыхивает яркий зелёный свет, и сквозь марево боли Рриса пронзает страх.

Друзья одновременно поворачиваются к источнику света.

Зелёными огнями сияют рунические стрелы в луках, которые держат в руках приближающиеся эльфы смарагдальфары. Их глаза на изумрудных лицах горят жаждой крови и мести.

Оружие в их руках нацелено Каэлю и Ррису в головы.

Глава 3. Приближается буря

Шестой месяц

Восточные земли, Вивернгард

— Твоя сестра Эллорен Гарднер — Чёрная Ведьма!

Тристан Гарднер застывает на месте под мрачным взглядом коммандера Унг Ли. Новость и правда крайне неожиданная. Водная магия Тристана застывает в его линиях силы, словно заледенев.

Магия Воттендрила Ксантила тоже застывает, и он мгновенно осознаёт, почему они вдвоём оказались в отдельном кабинете Унг Ли в круглой башне на вершине северного острова Вивернгарда. И к тому же в окружении солдат.

И почему у Тристана отобрали у двери волшебную палочку.

Чернильно-чёрные облака на мгновение освещают вспышки молний, отбрасывая серебристые отблески на сапфировые рунические фонари. В горах Во грохочет гром.

— Не может быть, — наконец произносит Тристан. Он побледнел, его голос звучит непривычно механически. — Эллорен не владеет магией. Она маг первого уровня…

— Это не так, — бросает коммандер Ли, прожигая Тристана многозначительным взглядом. — Чародейки ву трин проверили её магические силы.

— Я ничего не понимаю.

— Твоя сестра гораздо могущественнее, чем когда-либо была ваша с ней бабка.

Унг Ли говорит так уверенно, что Воттендрил изумлённо замирает, потеряв дар речи. По магическим линиям Тристана пробегают молнии, и Воттен оглядывается на мага, не зная, как справиться с подступающими чувствами.

Враждебно встретив Тристана Гарднера, Воттен, хотя и без удовольствия, вскоре изменил мнение о гарднерийце. Уж слишком хладнокровно Тристан отвечал всем, кто пытался выдворить его из Вивернгарда. Маг искренне посвятил себя борьбе с Фогелем и его приспешниками. Он даже предложил ву трин проверить, как действует его магия, чтобы разработать новые защитные заклинания против гарднерийцев. И, даже в синяках возвращаясь после тренировок с ву трин, Тристан не жаловался.

И теперь оказывается, что его сестра — Чёрная Ведьма?! Могущественная чародейка, способная уничтожить Восточные земли!

Это меняет всё.

— Где она? — хрипло выговаривает Тристан, ясно понимая последствия такого события.

Помедлив, Унг Ли хмуро сводит брови, и у Воттена перехватывает горло — скорее всего, Тристан сейчас услышит ужасные вести.

Всем известно, что коммандер Ли редко медлит.

— Возможно, она мертва.

Тристан прерывисто вздыхает и чуть наклоняется вперёд. Его водная магия взвивает невидимым фонтаном, а руки он инстинктивно прижимает к животу, будто его по-настоящему ударили.

Воттен едва сдерживается, чтобы не шагнуть к гарднерийцу и поддержать его, однако сурово одёргивает себя. В его сердце бушует буря — он и сочувствует Тристану, и проклинает себя за неуместную доброту.

«Приди в себя, жилони́ль, — мысленно приказывает себе Воттен. — Помни, кто твои враги».

— Твоя сестра угодила под огонь сил ву трин, когда наши Западные войска атаковали Совет магов, — сообщает коммандер Ли, будто читая сводку военных действий, однако Воттен чувствует, что ему не по себе перед лицом такого искреннего горя.

Тристан выпрямляется и встречается взглядом с Унг Ли.

— И всё же точной информации у вас нет? — почти с мольбой уточняет он.

В его голосе слышны отзвуки бушующего в его магических линиях урагана. Воттену нелегко слышать нотки надежды в словах гарднерийца.

Унг Ли прищуривается.

— Шансы на спасение у неё мизерные.

Воттен ошеломлённо вскидывает глаза на коммандера. Драконьим чутьём он ощущает ложь.

Коммандер говорит неправду.

«Нет, всё не так, — проносится в его мыслях. — Шансы у неё были, и не маленькие».

Магические линии Воттендрила оживают, магия воды и ветра внезапно наливаются силой — он прекрасно понимает, что в скором времени ждёт Восточные земли.

Могущественная, как никогда, Чёрная Ведьма!

Жива!

— В Вивернгарде вскоре появятся плакаты, на которых ты без труда узнаешь свою сестру, — сообщает Унг Ли, глубоко пряча недовольство и раздражение.

— Какие плакаты? — непонимающе переспрашивает Тристан.

— Если твоя сестра жива, — поясняет Унг Ли, всем своим видом показывая, что едва ли верит в такую возможность, — и если ей удастся пробраться в Восточные земли, нам надлежит сделать всё возможное, чтобы её сразу же опознали и доставили в расположение сил ву трин. — После короткой, но всё же слишком длинной паузы Унг Ли добавляет: — Для её защиты.

На губах Унг Ли появляется сочувственная улыбка, однако глаза её смотрят мрачно.

Воттен чувствует, как застывает, будто на морозе, водная магия Тристана.

Искоса взглянув на гарднерийца, Воттен вдруг догадывается, что маг прекрасно понимает, что происходит.

Плакаты с изображением Эллорен Гарднер нужны вовсе не для защиты его сестры. Если она сильнее, чем когда-либо была их бабушка…

Значит, Эллорен — мощнейшее оружие на всей Эртии.

И ву трин наверняка стремятся отыскать её и убить.

Как можно скорее.

Унг Ли сверлит Тристана пристальным взглядом.

— Если твоя сестра доберётся до земель Ной, — с кажущейся безучастностью произносит она, — она, возможно, попытается встретиться с тобой или вашим братом Рейфом. В таком случае ты обязан привести её к нам без промедления. Всё понятно, маг Гарднер?

Магия Тристана невидимым водоворотом разлетается по комнате, и сердце Воттена бьётся сильнее. Впрочем, Тристан отзывает магию, всю, до последней капли, и Воттену, даже приложив усилия, не удаётся её ощутить. Ни следа.

Тристан механически салютует Унг Ли, с силой впечатывая кулак себе в грудь.

— Слушаюсь, коммандер, — мрачно произносит он. — Если моя сестра выжила и отыщет меня, я лично приведу её к вам.

«Лжец!» — мгновенно вспыхивает в голове Воттена. Молнии осыпают его изнутри, драконьи силы просыпаются, и он обещает себе усилить наблюдение за гарднерийцем, не обращая внимания на честные отношения Тристана с Вивернгардом.

Теперь Воттену совершенно ясно, что Тристан в первую очередь будет хранить верность своей семье.

Своей сестре.

С такими родственниками и такими предпочтениями у гарднерийца скоро могут возникнуть разногласия с Восточными землями.

Эллорен Гарднер теперь самый главный враг, возможно, она даже опаснее Маркуса Фогеля, и все военные силы ву трин и жилони́льских драконов будут брошены на её поиски.

Воттендрил приложит все усилия, чтобы её отыскать.

И если Эллорен Гарднер жива, долго ей не удастся прятаться.

Глава 4. Наступление тьмы

Шестой месяц

Восточные земли, Вивернгард

Стоя под дождём на пустынной террасе Вивернгарда, Тьерни не сводит глаз с бурных вод реки Во. Надвигается ночная тьма. Дождь и холодный ветер несут с севера бурю, и волны бродят по Во, как мятежные мысли в голове Тьерни.

Тьерни закрывает глаза, соединяет магию водных фей с водой вокруг и отодвигает дождь от своего тела, оказываясь в небольшом сухом коконе. Достав из кармана военной формы сложенный в несколько раз листок, она тщательно разглаживает его в руках. Сапфировый свет рунического фонаря падает на измятый лист.

Перед Тьерни нарисованное чёрными чернилами лицо Эллорен Гарднер. А под портретом приказ немедленно доставить её в расположение сил ву трин, если Эллорен Гарднер обнаружат в Восточных землях.

Приказ имеет силу военного эдикта.

Мысли в голове Тьерни кружатся бесконечным водоворотом, все мышцы в теле напрягаются. Смяв листок в кулаке, она бросает его на землю и разрешает каплям дождя снова молотить себя по спине и плечам.

Когда коммандер Унг Ли сообщила военным стажёрам ву трин о появлении новой Чёрной Ведьмы, никто не удержался от потрясённого вздоха. В главном зале Вивернгарда воцарился страх.

Услышав новость, Тьерни на некоторое время застыла, не в силах вздохнуть. Все вокруг напряжённо молчали.

Тьерни стала военным стажёром ву трин всего полмесяца назад, однако успела наслушаться историй об ужасающей магии прошлой Чёрной Ведьмы и её смертоносном пламени. Казалось, каждый выживший на той войне потерял в битве с Чёрной Ведьмой родных.

Тогда Карнисса Гарднер расширяла границы Гарднерии на восток.

Все отлично понимали, что сотворила бы с Восточными землями Чёрная Ведьма, не останови её тогда благословенный икарит.

И теперь пророчество, которое повторяли все ясновидящие Восточных земель, готово свершиться.

Новая Чёрная Ведьма вошла в силу.

И она гораздо могущественнее Карниссы Гарднер.

Чёрная Ведьма — Эллорен.

Тьерни сжимает сильными пальцами скользкую каменную балюстраду террасы, а дождь всё бьёт её по хрупким плечам под устрашающий рокот грома.

«Как удалось Эллорен добраться до своей магии? И как об этом прознали чародейки ву трин?

А как об этом узнала сама Эллорен?

Почему Эллорен попала под огонь военных, когда они били по Совету магов?

И почему ву трин вообще решили атаковать Совет магов?»

Тьерни далеко не дурочка, и разобраться в этих вопросах ей особенно интересно.

Вопросов много, а вот ответов на них не хватает. Однако кое-что Тьерни знает наверняка, и узнать это помогла ей водная магия.

Эллорен Гарднер жива.

И гарднерийцы, и ву трин знают, что Эллорен жива.

«Ох, Эллорен, — печально взывает к подруге Тьерни, — ты развязала настоящую войну! Конечно, миром бы дело не кончилось, однако предстоящая бойня начинается из-за тебя».

Если Фогель не сумел удержать Эллорен, то она вполне может добраться до Восточных земель…

Это означает, что она сбежала и прячется.

И скорее всего, не только от Фогеля.

Тьерни пробивает озноб, стоит ей вспомнить лицо подруги на плакатах по всему Вивернгарду. Теперь всё ясно.

Эллорен ищут вовсе не для того, чтобы защитить. На неё охотятся. В этом Тьерни совершенно уверена.

Как только ву трин отыщут Эллорен, они её убьют.

В душе Тьерни медленно и трудно принимает очертания очень важное решение. Вытянув руки ладонями к реке, она нараспев произносит заклинание — призывает келпи.

«Ты боишься за неё».

От неожиданности Тьерни встревоженно вздрагивает — в её мысли вторгается чужой низкий голос. Опустив руки, она снова стискивает каменный парапет и сжимает зубы. Сердце громыхает в её груди, а глаза устремлены на бурный поток реки Во.

Вспыхивает молния.

— Убирайся из моей головы, Вайгер, — требовательно произносит она, пытаясь скрыть отчаяние и вытеснить незваного гостя из мыслей.

Она собирается сделать то, за что вполне может угодить под военный трибунал. И если Вайгер это почувствует…

— Почему ты боишься за внучку Чёрной Ведьмы? — настойчиво ищет ответа Вайгер.

Вспыхнув от гнева, Тьерни оборачивается к темноглазому юноше. Дождь не касается его тела, превращаясь в водяной туман над чёрной аурой. Оторвать взгляд от чёрных глаз непросто, и Тьерни мгновенно попадает под их притяжение.

Белки глаз Вайгера исчезают, чернота занимает всё глазное яблоко, а Тьерни будто водяным вихрем окутывает страх.

— Сними свой морок, Вайгер, — огрызается Тьерни. — Предупреждаю! Я тоже кое-что умею!

Вайгер мгновенно исчезает в водяном тумане, и Тьерни только и остаётся, сжимая кулаки, безмолвно проклинать его.

— Почему ты боишься за неё?

Тьерни резко оборачивается к Вайгеру — теперь он спокойно сидит на перилах, сбросив привычный образ: нет ни коротких рогов, ни змеиной чешуи, ни когтей. Даже глаза стали обыкновенные — с белками и тёмной радужкой в середине.

— Если я тебе всё расскажу, — резко предлагает Тьерни, — ты оставишь меня в покое и избавишь от театральных мизансцен в духе фей смерти? У тебя здорово получается, но у меня нет настроения.

Вайгер умолкает, как умеют молчать только феи смерти. Это не обыкновенная тишина. Это безмолвие, которое волной колышет воздух на невероятно низкой частоте, отчего кажется, что собеседник похоронен в самом центре Эртии.

Сейчас Тьерни на удивление приятно быть рядом с Вайгером, ей нравятся и его странное притяжение, и его бледное холодное лицо. Он всем чужой.

Фей смерти никто не принимает. Они всегда в стороне от всех.

И на этот раз такое одиночество, пусть и вынужденное, и страшное, говорит в пользу Вайгера.

— Ты подружился с братом Эллорен Гарднер, — с некоторым вызовом отмечает Тьерни, будто напоминая Вайгеру, кто он и на чьей стороне.

— Он не такой, как все думают, — уверенно произносит Вайгер.

Дождь усиливается, и тёмная фигура с бледным лицом почти тает за полупрозрачным занавесом. Тьерни видит только его глаза, настойчивые, непреклонные.

— Ты собираешься вызвать водных скакунов смерти, чтобы отыскать Чёрную Ведьму, — с непререкаемой точностью читает Вайгер мысли Тьерни.

Водная фея тщетно подыскивает подходящую ложь, которую можно выдать за правду. Однако она быстро вспоминает одну из самых важных причин, по которым феи смерти всегда держатся особняком и не пользуются ничьим расположением.

Соврать феям смерти невозможно.

Тьерни, не отводя глаз, смотрит на Вайгера. Что ж, придётся впустить его в свои мысли. Только так он, возможно, поймёт её мотивы и не сдаст за предательство.

Прерывисто вздохнув, Тьерни открывает разум и чувства Вайгеру.

Глаза Вайгера чуть округляются и сразу же сужаются до чёрных щёлок.

Перед глазами Тьерни темнеет, и она будто бы летит вниз с огромной высоты — так Вайгер овладевает её мыслями, так непроглядная тьма охватывает их обоих, отрезая всё остальное. Нет больше ни дождя, ни ветра, ни мерцающих синих рун на волнах — исчезает всё.

Остаётся только Вайгер и его всеведущий взгляд.

— Эллорен Гарднер не такая, как все думают, — говорит Тьерни в темноту, где едва виднеется серебристый силуэт Вайгера.

На плече Вайгера появляется чёрный ворон.

— Она Чёрная Ведьма, — с непреклонной уверенностью слышится в ответ. — Так говорит лес. Так говорят мои вороны. — Голос Вайгера звучит всё тише, становясь едва различимым. — Так говорит страх.

Тьерни дерзко вскидывает голову.

— Может, она и есть Чёрная Ведьма, Вайгер. И всё-таки… разве тебе не кажется, что всё гораздо сложнее, чем все думают?

— Всё сложно, как на твоей глубине? — уточняет Вайгер.

От этих слов магия Тьерни теплеет, по её линиям прокатывается ласковая волна. Водная фея и страшится Вайгера, и не в силах отрицать, что её влечёт к нему. Феи смерти — творения древних легенд. Они порхают над миром, развеивая ощущение порядка и безопасности.

Напоминают о неминуемой смерти.

«Я тебя не выдам», — звучит в голове Тьерни голос Вайгера.

И её окутывает страх.

Неужели и правда не выдаст?

— Попробуй говорить прямо, Вайгер, — срывается Тьерни. — Сэкономишь нам кучу времени.

«Они приближаются», — отвечает Вайгер с едва заметной улыбкой, снимая морок.

Шумит ветер, льёт дождь, сверкают молнии, а они стоят на террасе вдвоём, залитые дождём, и Вайгер мокнет до нитки в своей чёрной униформе, его короткие волосы топорщатся над заострёнными ушами, а лицо белеет во тьме.

Речная вода огромной волной разбивается о балюстраду, и келпи запрыгивают на террасу.

Тьерни оборачивается навстречу гостям — по террасе в отблесках сапфирового рунического фонаря стучат копыта водных скакунов.

Эстриллиан выступает вперёд, и Тьерни на мгновение отшатывается — таким ужасом сверкают глаза келпи. Опустив мощную голову, он замирает перед Тьерни, и она гладит его по сильной гладкой шее, мокрой и твёрдой на ощупь.

Глядя, как переливаются через её ладонь струи воды, Тьерни ощущает исходящую от келпи тревогу.

«Тревога. Тревога. Тревога!»

Перед глазами Тьерни встаёт видение — её разум сливается с разумом келпи.

Закрыв глаза, Тьерни читает мысли водных созданий, узнавая, что они обнаружили в лесу Во.

Тёмный морок Вайгера подбирается к Тьерни с вопросом, осторожно влезая в её мысли.

«Что они говорят тебе, Тьерни Каликс?» — слова Вайгера звучат одновременно отовсюду.

— Что-то непонятное, — пересохшими губами выговаривает Тьерни. — Они говорят о животных, которых не бывает. Однако они есть, и многие среди них наполнены чуждой силой. Происходит нечто неправильное… противное природе… грозящее разрушить всё сущее.

«Что они узнали?» — снова звучит в её голове голос Вайгера, и от его слов по спине Тьерни пробегает озноб, его тёмный морок захватывает её всё сильнее.

— Они видели животных, которые есть только в книгах. Созданий пустыни. Насекомых. Порождений кошмаров. — Тьерни отшатывается от Эстриллиана, отрываясь от его настойчивого тёмного взгляда, и поворачивается к Вайгеру. — Они видели скорпионов, — задыхаясь, произносит она. — Тучи скорпионов пустыни, здесь, в лесах Восточных земель.