Древо Тьмы

Глава 1. Исчадия зла

Наши дни

Четвёртый месяц

Северный лес Гарднерии

Лошадь Тьеррена идёт в ногу с отрядом элитных магов. Всадники следуют за своим молодым, уверенным в себе командиром Сайлусом Бэйном. Они направляются вглубь Северного леса Гарднерии.

Бесчисленные листья шелестят на лёгком ветерке, и Тьеррен с благоговенным трепетом смотрит на окружающий их лес. Никогда раньше он не видел таких деревьев.

Старые железные деревья. Древний нетронутый лес. Первозданный.

Стволы деревьев огромные, такие обхватишь только втроём. Под роскошными густыми кронами изумрудных листьев пасмурный день кажется ещё сумрачнее. На западе изредка грохочет далёкий гром. Пахнет сыростью и глиной. И чем-то ещё.

Короткие волосы на затылке Тьеррена встают дыбом от щемящей душу тревоги.

В сгущающихся предвечерних тенях деревья всё ниже клонятся к всадникам. И совсем неприветливо.

«Деревья нам не рады».

Эта мысль возникает так внезапно, что Тьеррен тут же с негодованием её гонит. Бросив долгий взгляд на густой лес, он медленно выдыхает и качает головой. Отряд скачет вперёд. Нет ни малейшей причины пугаться леса, уж деревья-то точно не могут причинить никому вреда. И вообще бояться нечего. Тьеррен оглядывает свою новую военную форму: мундир без единого пятнышка, у обшлагов мерцают пять серебристых полосок — знак практически непревзойдённого уровня владения магией воды и ветра.

— Готов поохотиться на фей? — с довольной улыбкой спрашивает внезапно появившийся рядом Бреннет, вечно взлохмаченный толстяк. — Взорвём остроухие головы?

Вечно этот зануда пристаёт со своими глупостями! Зачем-то втирается в доверие. Они оба гарднерийские маги пятого уровня, но на том их сходство заканчивается. Бреннет непростительно туп и совершенно не отягощён моральными принципами, как и остальные его родственники, в то время как семья Тьеррена принадлежит к общине Стивианов, наиболее благочестивых гарднерийцев.

Истинных гарднерийцев.

Тьеррен, стараясь не отставать от отряда, отвечает Бреннету лишь взглядом, в котором мелькает едва заметное осуждение. На шее у Бреннета нет цепочки с серебряной сферой, мундир отмечен не белой птицей Древнейшего, как у благочестивейших гарднерийцев, а шаром Эртии. Сам Тьеррен постоянно ощущает вес серебряного ожерелья на шее, единственно правильный способ носить символ Древнейшего — шар Эртии, скованный цепью священного государства магов. На военной форме Тьеррена белеет благословенный силуэт белой птицы.

Поднявшийся ветер будто высвистывает в ветвях деревьев совершенно недвусмысленный приказ: «Уходите!»

Тьеррен тревожно оглядывается. Холодок скользит по его шее и спускается по спине вдоль позвоночника, будто скелет касается его пальцами. Что-то неладно.

От деревьев веет непонятной враждебностью.

Прежде чем ему удаётся отогнать неприятные ощущения, в груди вспыхивает праведный гнев. Тьеррен в ярости оглядывает густой лес. Проклятые дикие земли! Истинно сказано в «Книге Древних»: дикие земли — прибежище Исчадий Зла, и живые леса гарднерийцам ещё предстоит превратить в мёртвую древесину.

Стволы и ветви пойдут на волшебные палочки, на церкви и дома в священном государстве магов.

Дикие земли необходимо очистить. Подчинить воле сильного, как требует того «Книга».

«Мы срубим вас под корень, — мысленно обещает в праведном гневе Тьеррен. — Сожжём, оставив лишь пепел, спалим вместе со всем, что вы прячете в чаще».

И это не пустая угроза. Гарднерийские войска постоянно сжигают большие участки Северного леса, освобождая пространства для ферм и заодно выкуривая затаившихся фей. Прежде гарднерийцы полагали, что порочные феи и их потомки давно исчезли в пламени Войны миров, но многие, как оказалось, выжили, скрываясь в отдалённых Северных лесах.

Пока маги не взялись за лес всерьёз.

Всем известно, что феи — это чудовища, отвратительные безнравственные существа, преисполненные беспричинной ярости и греха. Тьеррену о них достаточно рассказали, предупредили, как они умеют вбирать злые силы диких земель и нападать на безвинных магов-гарднерийцев, изгоняя их прочь с возделанных пашен.

Тьеррен горделиво приосанивается в приливе пьянящей отваги.

Как бы ни были опасны феи, он готов, если потребуется, отдать жизнь, защищая свой народ от страшной угрозы. Он с радостью впишет своё имя в благословенную историю освобождения гарднерийцев. И это будет подлинная история.

Да исполнится воля Древнейшего.

— Говорят, там будут женщины, — сально ухмыляется вдруг Бреннет, подмигивая Тьеррену. — Не помешает вытряхнуть их из лохмотьев и как следует осмотреть, прежде чем окончательно от них избавиться. — Он снова усмехается, приоткрывая крупные потемневшие зубы, как будто они с Тьерреном лучшие друзья.

Тьеррен брезгливо отворачивается и упирается взглядом в колонну солдат, скачущих впереди по двое.

«Раздеть фей». — От этой мысли Тьеррена передёргивает.

Как это порочно, мерзко, да и попросту… неправильно. Всё равно что раздевать демонов.

Тьеррен, уже не скрывая омерзения, поворачивается к Бреннету. Видимо, жирный вояка уловил наконец настроение так называемого лучшего друга, потому что его широкая улыбка исчезает, и он нервно сглатывает, сплюнув напоследок под копыта лошадей.

«Да что с ним такое?» — удивляется Тьеррен. Такие желания могут возникнуть только между магами. Так думают друг о друге лишь наречённые и супруги.

Вспомнив нежное лицо Элисен, Тьеррен невольно смягчается.

«Милая, прелестная Элисен».

Взглянув на линии обручения, обвивающие его руки, он вспоминает розовые губы Элисен и её ярко-зелёные глаза, великолепные чёрные локоны, нежную кожу, мерцающую изумрудными оттенками в лунном свете.

Она подарила ему один короткий, но головокружительный поцелуй. Всего две недели назад им удалось скрыться от повсюду сопровождавшей Элисен дуэньи и уединиться за густой изгородью его поместья. Тьеррен до сих пор ощущает на губах вкус её губ, помнит, как обнимал тонкую девичью талию, как прижималось к нему тело наречённой.

Тьеррен мечтает, как вскоре познает её всю. Им обоим недавно исполнилось восемнадцать, и через неделю обряд скрепят в храме. Их брак вступит в законную силу.

Вот только надо разделаться с феями, завершить эту охоту.

«Тебя ждут великие дела, Тьеррен», — сказал ему утром маг Сайлус Бэйн.

Вспомнив мудрые советы матери, Тьеррен уже спокойнее смотрит на Бреннета.

«Древнейший осеняет земли магов своей милостью, видя нашу чистоту и добродетель. Те, кто не придерживается наших строгих правил, пребудут с нами из милости. Однако, если не примкнут к нам, раскаявшись и приняв наши законы, во времена Великой жатвы Древнейший отбросит их прочь с истинного пути и наречёт их Исчадиями Зла».

Вот так. В жизни всё просто. Следуй закону священной книги, и удостоишься благодати. А нет — выпадешь из жизни, станешь парией.

«Убирайтесь!»

От деревьев пышет ненавистью, и Тьеррен, ощутив эту горячую волну, невольно вздрагивает. Несколько лошадей сбиваются с рыси и пятятся, как будто почувствовав исходящее от леса предостережение. Тьеррен, покрепче ухватив поводья, оглядывает лес. Бреннет делает то же самое. Надвигается буря, тени становятся всё гуще и мрачнее.

Бреннет раздражённо озирается.

— Спилить бы тут всё, и поскорее, — бормочет он, не сводя глаз с деревьев.

Кроны на глазах как будто становятся гуще. Ветви переплетаются. В воздухе разливается напряжение.

Точнее, враждебность.

От тёмных стволов, будто злым ветром, веет холодной неприязнью, однако Тьеррен не намерен отступать. Он прочёл священную книгу вдоль и поперёк и потому знает, чем закончится эта история.

«От вас ничего не останется», — мысленно говорит он деревьям, невозмутимо глядя вглубь леса, отважно желая приблизить время жатвы и сразиться за священное государство магов.

Поднимается ветер, ветви склоняются к всадникам ниже, чем прежде. Лошади встают на дыбы и прядают ушами, гарднерийцам снова приходится успокаивать скакунов.

«Убирайтесь!»

— Чувствуешь? — свистящим шёпотом спрашивает Бреннет. На его лице проступает страх. — Нас окружают, что ли… — Он натянуто ухмыляется, словно пытаясь убедить себя, что несёт ерунду. — Или мы двигаемся прямиком в ловушку. — Из горла Бреннета вырывается глухой смешок, но в глазах, блуждающих по тёмным гладким стволам, застывает страх. — Хорошие феи — мёртвые феи, — угрюмо бормочет он и поворачивается к Тьеррену в поисках одобрения. — Согласен?

Коммандер Бэйн, возглавляющий их отряд, поднимает руку, требуя внимания. В воздухе пахнет гарью.

Всадники переходят на медленную рысь и останавливают лошадей там, где обрывается лесная дорога. Их встречают двое пеших магов. Тьеррен удивлённо оглядывается: странно, дальше дороги нет. Как всё-таки далеко на север они забрались!

«Невероятно, — думает он, вздрагивая от озноба. — Мы на краю северных дорог. У самого дальнего предела. Впереди только бесконечные дикие пустоши».

Один из пеших магов — серьёзный, сосредоточенный — приближается к коммандеру Бэйну, салютует ему, прижимая кулак к груди, и тут же кивает на стену деревьев.

— Они там, недалеко, — сообщает он. — Мы выкурили из чащи целую толпу дриад.

«Дриады — древесные феи».

Тьеррен вглядывается в непроходимый лес, его сердце бьётся чаще, зрение и слух обостряются в предвкушении первой битвы с феями. Вдохнув поглубже, он с новой верой в себя и священное дело гарднерийцев готовится наконец-то сразиться с Исчадиями Зла, встать на защиту государства магов.

— Спешиться! — командует Бэйн. Его уверенный голос ясно доносится до самых последних рядов.

Всадники спрыгивают на землю, привязывают встревоженных лошадей к деревьям, оставляя их на попечение конюха, и следуют за коммандером в лес. Бэйн двигается уверенно, не колеблясь; запах дыма ощущается всё острее.

Беззвучно проговаривая заклинания стихий воды и ветра, Тьеррен достаёт из ножен волшебную палочку, готовясь к бою и обращаясь к магии.

Древесные феи опасны, среди них есть и те, кто умеет черпать магию из сил природы, притягивать её и направлять на врагов через ветви деревьев. Иногда дриады натравливают на противников диких зверей. Недавно гарднерийским войскам сообщили о дриадах, которые совсем недалеко, к югу отсюда, направили на магов небольшие, но мощные смерчи и целые стаи хищных птиц в отместку за сожжённые леса и зачищенные пустоши.

Они мстят за возвращение земель, по праву принадлежавших государству магов.

«Всё равно. — Тьеррен вглядывается в деревья, от которых по-прежнему исходит угроза, и неуклонно продвигается вместе с отрядом в самую чащу. — Скоро я создам огромный смерч, который поглотит и тебя, лес, и всех фей, прячущихся в глуши».

Пронзительный детский крик прорезает тишину, и Тьеррен, вопросительно оглядываясь, замедляет шаг, однако товарищи по оружию, кажется, не обращают на неуместный звук ни малейшего внимания.

Тьеррен в замешательстве ускоряется, чтобы не отстать от отряда, каблуки его сапог проваливаются в мягкий мох.

Снова детский плач — совсем рядом плачет ребёнок.

Надрывный крик младенца не даёт сосредоточиться.

Женщины о чём-то просят, умоляют на непонятном языке.

Тьеррен озадаченно вглядывается вперёд, в просветы между деревьями. Наконец отряд выходит на небольшую полянку, на другой стороне которой деревья сгрудились ещё гуще, если это вообще возможно. По краям вырубки горят костры — там солдаты уже подожгли деревья.

А вот и они.

Дриады.

Остроухие зеленокожие древесные феи выстроились длинной вереницей, плечом к плечу перед стеной нетронутого Северного леса.

Как будто защищая деревья собственными телами.

Однако… более жалкой линии обороны Тьеррену видеть не доводилось.

Маг изумлённо оглядывается. Он видел изображения дриад, ему показывали ужасных существ с безумным взглядом, увитых гнилыми и гниющими ветвями, с отвратительными длинными, острыми зубами. Чудовищно опасных.

А эти, стоящие перед ним феи, совсем другие.

Да, у них зелёная кожа, гораздо более глубокого изумрудного оттенка, чем у гарднерийцев, чёрные волосы, зелёные глаза и остроконечные уши. И одеты они в странные балахоны, которые, судя по всему, сделаны из непонятно как склеенных листьев.

Но на этом сходство с кошмарными чудовищами с картинок заканчивается.

Пожилая дриада с седыми, почти снежно-белыми волосами складывает на груди руки, как в молитве. Она падает на колени, обращаясь к гарднерийцам с длинной, непонятной, но явно умоляющей речью. Рядом с ней мальчик, он цепляется за старуху, уткнувшись лицом в её накидку, и девочка лет десяти, не старше, твёрдо стоит, словно упершись ногами в землю, и сжимает в руке большой камень. Её лицо дышит ненавистью, дыхание со свистом вырывается сквозь зубы вместе с угрожающими словами. Внезапно она бросает камень в шеренгу магов, но девочка слишком слаба, и камень не долетает до цели.

Здесь женщины, старики, дети и подростки.

Все они будто покрыты сажей: их кожа, одежда, волосы усеяны тёмными крупинками, напоминающими мелкие градины. Дриады тяжело дышат и едва не падают на землю, словно придавленные невидимой силой.

— Что с ними такое? — ни к кому в особенности не обращаясь, спрашивает Тьеррен.

— Они попытались атаковать нас вихрем.

Тьеррен поворачивается к ответившему бородатому солдату, соседу по шеренге.

Тот искоса бросает на мага острый взгляд:

— Вон тот парень постарался.

Бородач показывает на мальчишку лет двенадцати, с голым торсом и покрытого с головы до ног чёрными крапинками. Мальчик без устали изрыгает в сторону магов проклятия — смысл его криков понятен даже без знания чужого языка.

— Он отбросил двух магов на двадцать шагов водяным смерчем, который выплеснулся вдруг из ветвей. Керлин так шарахнулся о ствол, что сломал ногу. Ну мы и перекрыли их проклятую магию.

Тьеррен, пытаясь справиться с затопившими его разум мыслями, поворачивается к лесным феям.

Вот младенец. С круглыми щёчками. Весь в крапинках железной стружки — он плачет и кричит от боли на руках прелестной молодой женщины. Царапая лицо крошечными ручками, малыш в ужасе оглядывается на магов. Женщина, видимо, мать младенца, тщетно пытается его успокоить, отводя от розовых щёчек упрямые пальчики и стряхивая с детской кожи железную стружку.

— Вы укротили обнаруженных келпи? — деловым тоном обращается коммандер Бэйн к лейтенанту, просматривая какие-то документы и не обращая внимания на стоны, плач и угрозы дриад.

— Мы отравили их, маг. Воткнули железные стержни во все водные протоки.

Коммандер Бэйн удовлетворённо кивает, сворачивает длинный свиток в трубочку и заталкивает в походный ранец. Решительно и спокойно он оглядывает вереницу фей на противоположной стороне поляны.

— Чистокровные дриады, — восхищённо произносит он, перекрывая звучным голосом детский плач и бесконечную мольбу старухи. — Отличная работа, лейтенант, вовремя вы их выкурили.

Тьеррен не сводит глаз с детей, и к его горлу подступает комок, во рту чувствуется горечь. Малыши всхлипывают и что-то лепечут, наверное, на языке дриад, но если закрыть глаза, то кажется, что плачут гарднерийские дети.

И внешне эти дриады очень-очень похожи на гарднерийцев.

От внезапного головокружения и судорог в животе Тьеррен едва не падает на колени. Запрокинув голову, он видит короткие белые вспышки в верхушках деревьев над цепочкой дриад.

Белые птицы. Полупрозрачные, будто сотканные из тумана. Они безмолвно наблюдают.

От деревьев исходит новая волна ненависти, едва не сбивая Тьеррена с ног. Его магические линии откликаются на призыв леса, деревья будто заигрывают с ним, стараются отобрать его силу. Он с трудом ставит внутренний щит, возводя крепкую, хотя и прозрачную стену вокруг личной магии. Укрепляет броню, нанося один за другим новые пласты, однако атаки деревьев не прекращаются, они упрямо бьют в щит, пытаясь его проткнуть.

Младенец на руках у дриады плачет и плачет, и мысли Тьеррена бегут по кругу.

Он вспоминает подготовку к походу, рассказы о том, что казалось совершенно очевидным. Тогда он пропустил мимо ушей почти все инструкции и советы для глупых, сентиментальных магов.

«Они могут показаться вам похожими на людей. Так Великая тьма обманом заставляет нас верить в ложь. Не поддавайтесь. И следуйте слову священной книги».

Но Тьеррен не ожидал увидеть детей. Младенца и его прелестную мать. В глубине души он понимает, что перед ним феи в истинном обличье. Здесь нет никакого обмана.

Молодая женщина нежно и грациозно укачивает малыша. Магические силы Тьеррена устремляются к ней тонким, но сильным потоком.

Женщина отрывает взгляд от лица младенца и смотрит Тьеррену прямо в глаза.

Глядя в её зелёные, как летняя листва, наполненные слезами глаза, он в смятении замирает. Её тёмно-изумрудные губы раскрываются, и ужас страдающего сердца пронзает Тьеррена.

Откуда-то доносятся слова на всеобщем языке, понятные, хотя и произнесённые с сильным акцентом:

— Маги! Остановитесь!

Тьеррен переводит взгляд на старую, убелённую сединой женщину. Её руки сложены у груди в молитвенном жесте, зелёные глаза смотрят настойчиво и сурово. Она указывает на тёмную лесную чащу за спиной, пытаясь сообщить нечто важное.

— Сохраните нашему лесу жизнь, — зловеще произносит она. — Если умрут деревья, умрём и мы. А потом умрёте вы. Мы все погибнем.

Слыша этот непреклонный твёрдый голос, Тьеррен в глубине души понимает, что старуха-дриада, как бы неприятно было это сознавать, говорит правду. Его охватывает смутное, но и непреодолимое желание остановить грядущую бойню.

— Тьма надвигается, — предупреждает старуха всё тем же суровым голосом, предрекающим неотвратимую беду.

— На колени! — приказывает феям коммандер Бэйн.

Удивлённый до странности спокойным, почти беззаботным тоном старшего по званию, Тьеррен недоумённо оглядывается. Глаза коммандера опасно вспыхивают. Происходящее его будто бы забавляет.

Тьеррена передёргивает от отвращения. Его взгляд возвращается к молодой женщине с ребёнком на руках. Их глаза встречаются, и они пристально смотрят друг на друга, будто невольные свидетели и одновременно персонажи разыгрывающейся трагедии. Тьеррена охватывает неудержимое желание схватить эту юную дриаду с ребёнком и унести их как можно дальше от страшной поляны.

Женщина обращается к Тьеррену на языке фей, в её мелодичном голосе слышны нотки горестной мольбы. Тьеррен собирается было ответить, но его опережает коммандер Бэйн.

— «Согласно решению правительства Гарднерии, — громко читает Бэйн, — вам приказано прекратить сопротивление и освободить принадлежащие Гарднерии территории». — Коммандер Бэйн вздыхает, как будто приказ слишком простой и короткий, сворачивает свиток, достаёт из ножен волшебную палочку и, наставив её на фей, грозно повторяет: — На колени, я сказал!

Выстроившиеся вереницей феи упрямо отступают на шаг, и, судя по всему, этот шаг даётся им нелегко. Они стоят, вытянув перед собой руки, как будто укрепляя барьер между магами и густым лесом. Ненависть в глазах дриад пылает ещё ярче. Мальчик, яростно прищурившись, хрипло проклинает магов, молодая женщина, горестно скривив губы, прижимает младенца к груди.

Тьеррен понимает, что грядёт нечто ужасное. Его всё сильнее охватывает желание спасти женщину с ребёнком. В вышине, в самой гуще ветвей, над дриадами снова мелькают белые птицы. Эти лёгкие, почти бесплотные создания, словно зеркальное отражение белых птиц на мундирах некоторых гарднерийцев. Такая птица есть и на его мундире.

Тьеррен в замешательстве трясёт головой: неужели он сходит с ума?

— На колени! — рявкает потерявший терпение коммандер Бэйн. — Сию минуту!

«Подождите! — хочет крикнуть Тьеррен в стремительно рушащемся мире. — Разве вы не видите? Здесь какая-то ошибка! Остановитесь! Всё не так, как мы думали. Это вовсе не чудовища, не воины! Это просто женщины и дети!»

Седая старуха, не обращая внимания на Бэйна и направленную на фей волшебную палочку, поднимается с колен и тяжело шагает вперёд, будто отталкивая коммандера вытянутыми руками.

Быстро, быстрее ядовитой змеи, коммандер Бэйн коротко взмахивает волшебной палочкой и решительно вытягивает руку вперёд. Из кончика палочки вырывается острое ледяное копьё и бьёт женщину прямо в грудь.

С коротким криком, быстро перешедшим в хрип, женщина падает на спину, заливаясь кровью.

На поляне воцаряется хаос: феи кричат и рвутся к старухе сквозь железную пелену. Дети в ужасе заливаются пронзительным плачем.

Коммандер Бэйн бесстрастно оглядывает противника.

— По решению правительства Гарднерии, — невозмутимо повторяет он, — вам приказано прекратить сопротивление и освободить принадлежащие Гарднерии территории.

— Мы никогда не сдадимся! — с заметным акцентом выкрикивает на всеобщем языке худенький мальчик, выпрямляясь во весь рост.

Вместе с ним, будто тёмная, неудержимая волна, поднимается и лесная сила. Тьеррен чувствует эту мощь, она пронзает его до костей.

Проникает в магические линии.

Мальчик сжимает пальцы в кулаки.

— Сейчас мы слабы, но наши Хранители узнают, как вы обошлись с нами. Деревья им расскажут. И они придут, чтобы обрушить на вас всю мощь древнего леса.

Коммандер Бэйн с деланным восхищением растягивает губы в улыбке. Оглянувшись на стоящих рядом магов, чтобы поделиться ликованием, он отвечает мальчику, оскалив в ухмылке зубы:

— Неужели сами деревья придут за нами? Притопают на ножках?

Подняв голову, Тьеррен видит, как верхушки деревьев, сплетаясь, тянутся со всех сторон к гарднерийцам. Листья угрожающе шелестят. По магическим линиям снова бьёт волна невидимой силы.

— Мы с деревьями — одно целое! — в ярости кричит мальчик.

Коммандер Бэйн издевательски фыркает и обращается к стоящему рядом бородатому магу:

— Пора заткнуть этих болтунов! Ради Древнейшего!

Выпрямившись, развернув плечи в боевой стойке, коммандер оглядывает шеренгу гарднерийцев и приказывает:

— Маги! Приготовить волшебные палочки! К бою!

Дриада с ребёнком, рыдающая на коленях у тела седой старухи, поднимает голову и печально смотрит на Тьеррена.

Облако ужаса сгущается, и Тьеррен понимает, что больше ему не вытерпеть ни секунды. Он бросается на поляну и поворачивается к шеренге магов.

— Стойте! — кричит он, поднимая левую руку ладонью вперёд.

Чуть опустив кончик волшебной палочки, коммандер Бэйн останавливает взгляд на Тьеррене.

— Ты с ума сошёл?

«Вот именно», — вспыхивает в голове Тьеррена короткая мысль.

— Здесь дети! — кричит он гарднерийцам. — Остановитесь!

— Здесь только дриады, — грохочет в ответ коммандер Бэйн. — Назад, маг Стоун! Встать в строй!

Тьеррен оглядывается на молодую женщину. Феи притихли, слышен только детский плач и редкие всхлипы. Все взгляды устремлены на Тьеррена. И вдруг он ощущает неизъяснимое родство душ с этой молодой женщиной, связь настолько сильную, что его чувство самосохранения испаряется.

— Здесь не с кем сражаться, — уверенно говорит Тьеррен коммандеру. — Это ошибка.

— О Древнейший! — раздражённо восклицает в ответ Бэйн. — Тьеррен, уйди с линии огня!

Тьеррен лишь качает головой.

— Нет. Это не воины. — Он показывает на лесных фей. — Здесь беззащитные дети.

Потирая затылок, коммандер Бэйн недоверчиво мотает головой. Он будто хочет сказать, что знавал таких обманутых дураков и раньше, но никак не предполагал увидеть в их рядах Тьеррена.

— Послушай, ты прекрасно знаешь, зачем мы сюда пришли, — обращается коммандер к подчинённому тоном, каким строгий родитель увещевает расшалившегося ребёнка. — И что собираемся сделать. — Не глядя на фей, он указывает в их сторону. — Эти Исчадия Зла нападали на наших фермеров и солдат, которые всего лишь пытались очистить землю под пашни. А вон тот «ребёнок», как ты его называешь, — не глядя на бормочущего проклятия мальчика, Бэйн указывает на него пальцем, — пытался убить наших воинов. — Острый взгляд коммандера пронзает Тьеррена. — Ты что, хочешь разрушить свою жизнь ради… нечестивых дриад?

Во власти праведного гнева, позабыв обо всём, Тьеррен целится в грудь коммандеру.

— Остановитесь! Это преступление!

Бэйн мгновенно взмахивает волшебной палочкой, и чёрные щупальца опутывают оружие Тьеррена, выбивая его из рук. И тут же другие чёрные путы охватывают Тьеррена, не давая пошевелить рукой и выдавливая воздух из лёгких. Повинуясь едва заметному движению Бэйна, тёмные прочные шнуры охватывают и ноги Тьеррена, отчего он кулем валится на землю. Больно ударившись, юноша всё же не оставляет попыток высвободиться.

— Приготовиться! — командует Бэйн магам.

Гарднерийцы поднимают волшебные палочки.

— Нет! — отчаянно выкрикивает Тьеррен, теряя остатки самообладания, позабыв о всякой осторожности и рассудительности.

Лес темнеет.

— Целься!

— Нет! Стойте! — безнадёжно взывает к соратникам Тьеррен, всем существом содрогаясь в волнах гнева, катящихся от деревьев. — Здесь дети!

— Огонь!

Дриады исступлённо кричат, тщетно пытаясь уклониться от магического огня, бьющего из волшебных палочек гарднерийцев. Лес трепещет в невыразимой ярости. Леденящие кровь вопли мальчика, молодой женщины и младенца смешиваются с криком Тьеррена.

Глава 2. Хранители леса

Четвёртый месяц

Зал Совета магов

Валгард, Гарднерия

В вышине рокочет гром, и маг Вивиан Деймон бросает взгляд на полупрозрачный витражный сводчатый потолок. Снаружи собирается настоящая буря: сверкают молнии, порывы ветра врезаются в величественное здание Совета магов, свинцовые тучи затягивают небо.

Вивиан восседает вместе с двенадцатью членами Совета магов за овальным столом из железного дерева с изумительной инкрустацией — над ветвистым деревом вьётся стая белых птиц. Руки Вивиан покоятся на гладком древесном корне, которым заканчивается рисунок у дальнего конца стола, она взволнованно предвкушает предстоящее заседание Совета.

Высокие двери, искусно вырезанные из железного дерева, открываются, и сердце Вивиан бьётся быстрее, в её груди вспыхивает живительный огонь. В сопровождении двух адъютантов стремительно входит Маркус Фогель, и члены Совета встают, приветствуя верховного мага.

Моложавый высший маг Гарднерии — воплощение праведности и в то же время утончённости, его лицо пленяет идеальными чертами, взгляд пылает изумрудным пламенем. Волшебная сила, которую несёт в себе Фогель, наполняет комнату, отзываясь в магических линиях Вивиан. И тотчас все краски блекнут, мир становится чёрно-серым.

Вивиан торопливо моргает, чтобы избавиться от наваждения, и краски возвращаются так же быстро, как только что исчезли.

Фогель садится во главе стола, там, где ветви вырезанного на столешнице дерева образуют величественную крону. Адъютанты, юноши с одинаковыми квадратными подбородками, встают позади верховного мага и застывают будто неживые. Вивиан и другие члены Совета опускаются за стол. Над головой Фогеля свисает с потолка огромное перевёрнутое железное дерево, подвешенное на цепях к толстым балкам, пересекающим витражный потолок. Это весьма необычная массивная люстра: древесина цвета обсидиана отполирована до блеска. Фонари, закреплённые в ветвях, освещают зал магическим пламенем, разгоняя мрак грозовых туч.

Напряжение ощутимо сгущается, когда член Совета маг Сноуден, окунув перо в хрустальную чернильницу, выжидательно замирает, глядя на Фогеля, готовый записать аккуратным почерком постановления Совета или новые законы на гладком листе пергамента.

Вивиан опускает взгляд на лежащую перед ней ровную стопку бумаг — угол каждой страницы отмечен литерой «М», печатью Совета магов. Фонари отбрасывают мерцающий свет на тщательно составленные списки недавно обнаруженных на землях Гарднерии чужаков — зачарованных фей, полукровок, урисок, сбежавших с островов Фей и прочих Исчадий Зла, одним присутствием оскверняющих священное государство магов. Все тёмные личности уже благополучно схвачены гарднерийской гвардией и отправлены на Пирранские острова.

Бóльшая часть работы по очищению земель магов была проделана под личным руководством Вивиан.

Она незаметно делает короткий вдох, чтобы успокоиться, сохранить самообладание. Вивиан уверена: все отчёты в идеальном порядке и верховный маг Маркус Фогель непременно и по справедливости оценит её неустанные усилия.

Но как же трудно стряхнуть преследующее её ощущение неловкости и смутного беспокойства, из которого вырастает желание снова и снова доказывать, что она, Вивиан Деймон, достойна находиться рядом с ярчайшей звездой — Маркусом Фогелем. Чтобы удержаться в кресле Совета магов, Вивиан необходимо выказать предельную преданность власти и делу, отделить себя от прочих членов семьи — гнусных предателей: от переметнувшегося к врагу брата и племянников, равно как и от неожиданно взбрыкнувшей племянницы, сбежавшей один Древнейший знает куда.

Даже Лукас Грей, наречённый Эллорен, кажется, не представляет, куда запропастилась эта дрянная девчонка.

Беспокойство, терзающее Вивиан, вспыхивает с новой силой и постепенно переходит в гнев: «Я найду тебя, Эллорен! И тогда ты узнаешь…»

— Начнём, маги, — произносит Фогель, обводя сидящих за столом светло-зелёными, пронзительными, как у ястреба, глазами. Его длинные пальцы покоятся на тёмно-серой волшебной палочке, которую верховный маг положил перед собой на стол.

Вивиан взволнованно отзывается на вкрадчивый голос Фогеля, её гнев мгновенно испаряется, как нечто несущественное. Куда важнее ощущение магической силы, наполняющей комнату.

Долгую минуту Фогель молчит — его прожигающий насквозь взгляд готовит слушателей к дурным вестям.

— Икарита обнаружили в землях Ной.

Каждое слово обрушивается на членов Совета, будто удар молота. Со всех сторон летят яростные возгласы, и Вивиан подхватывает вихрь всеобщего негодования. Фогель остаётся мёртвенно недвижим, и, когда в комнате наконец воцаряется тишина, все взгляды устремляются на него, верховного мага.

— Где? — не удержавшись, коротко выдыхает Вивиан. Все здравые рассуждения об осторожности смывает страшная мысль: сын Сейдж Гаффни не единственный икарит-нечестивец на свете.

Под испытующим взглядом Фогеля по спине Вивиан бежит озноб, воздух в комнате едва не искрится, наполненный волшебной силой верховного мага, к которой неудержимо тянутся слабые земные линии Вивиан.

— Наши шпионы обнаружили икарита на военной базе «Унлон», принадлежащей ву трин. — Вивиан медленно осознаёт сказанное. — Найденный икарит — кельт… сын того икарита, который погубил нашу горячо любимую Карниссу Гарднер. — За столом снова звучат гневные восклицания, однако Фогель не сводит острого взгляда с Вивиан. — Он называет себя Айвен Гуриэль.

Вивиан словно пронзает насквозь горячей взрывной волной, а члены Совета возбуждённо переговариваются.

«Айвен Гуриэль! Тот кельт, в постели с которым я застала Эллорен. Он икарит».

— Икарит из пророчества, — хрипло, едва дыша, произносит Вивиан.

Она не может пошевелиться. Пол уходит из-под ног. Выходит, ребёнок Сейдж Гаффни вовсе не икарит из пророчества, настоящий демон — проклятый сын Валентина Гуриева, того крылатого, который убил её мать.

И никакой он не Айвен Гуриэль.

Его настоящее имя — Айвен Гуриев.

Растерявшая остатки самообладания, Вивиан с трудом сдерживается под пронизывающим взглядом Фогеля. Он намеренно не сводит с неё глаз, будто следя, как она леденеет от страха.

«Никто никогда не должен узнать, что Эллорен была в одной постели с сыном Валентина Гуриева», — в отчаянии говорит себе Вивиан.

— Убить его — и немедленно! — настойчиво обращается к Фогелю маг Грир.

Фогель медленно переводит пристальный взгляд на двух магов пятого уровня, охраняющих дверь в зал Совета.

— Пригласите Маврика Гласса! — приказывает он.

Стражи распахивают двери, и в зал входит высокий, статный юноша, маг пятого уровня. За его спиной развеваются полы тёмного плаща. Молодой маг весьма хорош собой, он двигается плавно, а пальцами правой руки обвивает рукоять волшебной палочки из красного дерева, вложенной в ножны сбоку. С другой стороны к его поясу прикреплены ещё три палочки из разных пород древесины и две палочки — в ножнах на левом предплечье.

— Мастер волшебных палочек Гласс, — обращается к вошедшему Фогель с всезнающей улыбкой, расцветшей на тонких губах, — продемонстрируйте Совету, что мы реквизировали у ву трин.

Маг Гласс, понимающе ухмыльнувшись в ответ, достаёт из внутреннего кармана мундира и выкладывает на круглый столик шесть небольших дисков — светящихся камней, по виду из оникса. На каждом вырезаны одинаковые руны народа ной, над которыми поднимается призрачное бирюзовое сияние.

Вивиан поражённо ахает.

— Неужели это камни портала Ной? — спрашивает она Фогеля.

— Они самые, — кивает верховный маг.

Маги за столом недоумённо перешёптываются, члены Совета оглядываются явно в замешательстве — им передаётся настроение Вивиан. В священной «Книге Древних» ясно сказано: использовать чужую языческую магию строго запрещено.

Маг Грир с отвращением на лице отодвигается от камней с рунами, дёргая чёрной бородой.

— Магия ной нечиста, — заявляет он.

— Нельзя смешивать нашу волшебную силу с чужими заклинаниями, нельзя рисковать, — поддакивает пожилой маг Сноуден, искренне негодуя.

— Мы ничего не смешиваем, — сообщает Фогель. Скользя пристальным взглядом от одного члена Совета к другому, он крепче сжимает сильными пальцами серую волшебную палочку. — Мы поглощаем.

Фогель по очереди касается камней кончиком палочки, и Вивиан отшатывается от стола, удивлённо хлопая ресницами: синеватое свечение над каждым камнем втягивается в волшебную палочку Фогеля, а руны темнеют, наполняются пульсирующей тёмной материей, и над ними медленно поднимаются колечки густого серого дыма.

— Язычники знают толк в магии, — задумчиво произносит Фогель, рассматривая тонкую струйку дыма у кончика своей волшебной палочки. — Они умеют строить порталы, владеют силой рун — слишком долго они использовали эти преимущества против нас. Вся магия должна принадлежать гарднерийцам. Только мы с волшебной силой в руках можем исполнить волю Древнейшего. Значит, и владеть магией должны только мы. Всей магией. Безраздельно.

Фогель запрокидывает голову и сосредотачивает взгляд на люстре, перевёрнутом дереве, — в ветвях вдруг слышится шелест крыльев, и на плечо верховному магу слетает прятавшаяся где-то под потолком тёмная птица.

Все члены Совета, и Вивиан вместе с ними, ахают при виде пернатого гостя одновременно с восхищением и отвращением.

Птица напоминает ворона, однако на её голове, над клювом, расположены несколько глаз неопределённого серого цвета с отсветами грядущей бури.

А вот глаз в самом центре птичьей головы другой.

Он особенный, того же пронзительного зелёного оттенка, что и глаза Фогеля.

— Что это за волшебство? — встревоженно шепчет маг Гаффни.

Дым, серой тенью поднимающийся над рунами, скрывает грудь птицы, её крылья и темя.

Фогель и птица одновременно поворачиваются к магу Гаффни. В этой синхронности движений есть что-то страшное, и Вивиан пробивает озноб.

— Рунический глаз, — спокойно сообщает Фогель.

«Он видит не только своими глазами, но и зелёным глазом птицы», — ошеломлённо понимает Вивиан.

— А зачем этой… твари столько глаз? — с непреходящим отвращением осведомляется маг Грир, сам не в силах отвести взгляда от птицы.

Фогель и многоглазый ворон без промедления поворачиваются к спросившему, и Вивиан снова вздрагивает как от порыва ледяного ветра.

— Таковы результаты усвоенной мною магии, — отвечает Фогель.

Члены Совета недовольно переговариваются.

— Есть ли другие изменённые птицы? — интересуется маг Грир.

— Пока только эта, — холодно вздёрнув подбородок, отвечает Фогель. Птица перелетает на плечо Маврика Гласса, и юный маг, сохраняющий безмятежное спокойствие, многозначительно улыбается. — Пока! — повторяет Фогель, прозрачно намекая членам Совета на возможные перемены в будущем.

— Рунический шпион, — ошарашенно выдыхает маг Сноуден и устремляет на Фогеля почтительный взгляд.

— Это явное военное преимущество, — благоговейно делится своим мнением маг-жрец Алфекс. — Древнейший одарил нас своей милостью.

Вивиан окидывает взглядом кошмарную птицу и серую волшебную палочку Фогеля: «Разве это не опасная магия, от которой стоит держаться подальше? Первобытное волшебство, сила слишком уродливая, искажённая, попросту неправильная…

Эту магию нельзя подчинить».

Однако следом за первой мыслью рождается другая.

«Что, если эта сила попадёт в руки Исчадий Зла?»

«О нет, — мысленно убеждает себя Вивиан, отгоняя страх перед тёмной магией. — Фогель прав. Конечно, как же иначе. Гарднерийцам необходимо узнать всё, научиться управлять всей магией, волшебством всех земель. Потому что гарднерийцы — избранные, путь им указывает слово Древнейшего».

— Показать Совету ещё кое-что, ваша светлость? — почтительно спрашивает Маврик Гласс.

Фогель отвечает коротким кивком, и Маврик довольно усмехается. Он вынимает другой камень и даёт членам Совета внимательно его рассмотреть. На тёмном овальном камне чернеет другая руна, сложная, многослойная, и её дымные отражения медленно поворачиваются над камнем, будто хлопья густого тумана.

Маврик крепко сжимает камень пальцами одной руки, а другой мгновенно выхватывает из ножен волшебную палочку из красного дерева. Закрыв глаза, он склоняет голову набок и касается кончиком палочки своего плеча, лицо у него при этом суровое, сосредоточенное.

Вивиан едва слышно охает, заметив, как очертания тела юного мага, вибрируя, обращаются в туман. На месте густого облака, в которое превращается Маврик Гласс, материализуется мускулистая фигура воительницы ву трин с кудрявыми чёрными волосами, угловатыми чертами лица и в чёрной военной форме солдата армии народа ной и с кошмарной чёрной птицей на плече.

По комнате прокатывается волна глухого ропота.

— Чары, — заикаясь, бормочет маг Флад. Он не скрывает восхищения новообретёнными заклинаниями. Ведь раньше менять внешность умели только феи, а привилегия открывать порталы всецело принадлежала войскам ву трин.

Глаза Маврика Гласса — тёмные, как у всех воительниц ву трин, — поблёскивают коварством.

— Камни для создания порталов заряжены почти до предела, — говорит Маврик Фогелю. Низкий мужской голос никак не подходит женственной оболочке дочери народа ной. — Сегодня вечером, не откладывая, я нанесу визит в Восточные земли, — с усмешкой сообщает он Совету.

— Икарит ещё не вошёл в полную силу, — поясняет Фогель, пока Маврик, коснувшись плеча кончиком волшебной палочки, возвращает себе привычный облик. — Маг Гласс отправится сквозь портал в сопровождении рунического глаза. Там он отыщет икарита и убьёт его.

Вивиан захлёстывает волна облегчения. Она забывает о страхе перед новыми магическими силами Фогеля, важно одно: всё будет как прежде, как должно.

Да, её родная племянница по глупости спуталась с демоном-икаритом. С тем самым отвратительным демоном-икаритом из пророчества.

«Однако не пройдёт и нескольких часов, как Айвен Гуриев будет мёртв», — думает Вивиан, заставляя себя дышать медленно и размеренно. Великое пророчество разлетится под ударом гарднерийской магии, и её мать будет отомщена.

Гарднерийцев теперь ничто не остановит, взволнованно понимает Вивиан. Они смогут открывать порталы, посылать шпионов по воздуху, превращаться в кого захотят — кровавая жатва всё ближе.

Члены Совета согласно кивают, переговариваются тихими довольными голосами — они поняли и приняли силу, которую показал им верховный маг, их глаза сияют новым стремлением к общей цели.

В дверь коротко стучат, и все тут же оборачиваются.

Фогель подаёт знак птице, и она закрывает все глаза, кроме двух, превращаясь в обычного ворона, а тёмные руны растворяются в тумане. Бросив восхищённый взгляд на умную птицу, Вивиан поворачивается к двери.

Входит совсем юный худощавый вестник. Заметно нервничая, он неловко застывает, не сводя глаз с Фогеля. Стражи закрывают двери.

В зале воцаряется тишина.

— Верховный маг, вести с севера, — неуверенно произносит гонец.

— И что же нам сообщают? — невозмутимо спрашивает Фогель.

— Отряд коммандера Сайлуса Бэйна выманил из леса диких фей, ваше сиятельство. — Гонец упрямо сдвигает брови. — Их было восемнадцать. Все дриады.

Вивиан внутренне сжимается, услышав последнее слово, а по комнате проносится встревоженный шёпот.

— Дриады?! — восклицает маг Сноуден.

— Древесные феи? — округлив глаза, уточняет маг-жрец Алфекс. — Но это невозможно.

— Они же давно вымерли, — резко, будто выплёвывая каждое слово, произносит маг Грир. — Все! До одной! Откуда же взялись эти?

Наконец все взгляды устремляются на Фогеля, в зале воцаряется напряжённое молчание.

— Началось. — Верховный маг произносит это слово внушительным низким голосом, слышным в самых дальних уголках зала. Прикрыв глаза, он бесстрастно нараспев читает по памяти из священной книги, будто жрец, читающий молитву: — «И настанет время, и проснётся в диких пустошах тьма, и придёт на нашу землю. И Дети Древнейшего в сражении с ней обретут силу и славу».

В груди Вивиан нарастает волнение, она гордо расправляет плечи, готовая встретить опасность на праведном пути — Первые Дети встанут против Исчадий Зла.

На груди Фогеля вышита белая птица, за его спиной висит на стене новый флаг Гарднерии — белая птица Древнейшего на чёрном поле.

«Мы — стая Древнейшего», — думает Вивиан, не вытирая выступивших на глазах восторженных слёз.

Открыв глаза, Фогель обращает взгляд на гонца:

— С дриадами покончено?

— Д-да, ваше сиятельство, — заикается юноша. — Убиты все. Никто не выжил.

По залу проносится вздох облегчения.

— Однако… они пригрозили, ваше сиятельство, — добавляет вестник с неожиданными нотками сомнения в голосе.

Пульс Вивиан от нарастающего волнения учащается, а гонец будто съёживается под тяжёлыми взглядами членов Совета.

— Пригрозили? — не мигая, переспрашивает Фогель.

— Дриады, которых выкурили из леса, — натужно произносит юноша, — разговаривали на всеобщем… и сказали, что мстить за них придут воины.

За столом снова вспыхивает гневный ропот. Маг Сноуден и маг Флад осеняют себя защитным знаком звезды.

— Древесные феи очень опасны, — мрачно роняет маг Флад.

— Священному государству магов они не страшны, — тут же откликается маг Грир.

— В их руках ветви деревьев становятся волшебными палочками, — нахмурившись, качает головой маг Сноуден. — Дриады вбирают магию леса.

— А мы ударим по ним стрелами с железными наконечниками, — усмехается маг Грир. — Слегка усмирим их волшебные силы.

— Что ещё они сказали, маг? — обращается Фогель к гонцу, который, кажется, не замечает бурных обсуждений, вызванных его сообщением. Члены Совета умолкают.

Вестник встревоженно оглядывается — внимание стольких магов его смущает. Юноша смотрит на Фогеля, будто загнанный в угол зверь, и сглатывает подступивший к горлу ком.

— Говорят, дриады пригрозили, что явятся нам мстить. Магией леса.

Все взгляды снова устремляются на Фогеля, словно безмолвно прося у него совета и защиты.

Верховный маг поднимает руки, словно обнимая зал и всех, кто в нём находится, на его лице проступает выражение мучительной озабоченности, он сильнее сжимает серую волшебную палочку.

— Вознесём же молитву, маги!

Вивиан послушно опускает голову, следуя примеру остальных членов Совета, и Фогель в тишине произносит молитву — размеренный речитатив успокаивает знакомой гармонией слов:

О святейший Древнейший,

очисти наш разум,

очисти наши сердца,

очисти Эртию.

Защити нас от скверны Исчадий Зла.

Как и все за столом, Вивиан осеняет грудь знаком пятиконечной священной звезды, каждый луч которой отмечает одну из магических линий гарднерийцев.

Фогель медленно опускает руки, не поднимая головы, и члены Совета не произносят ни звука.

Они ждут.

Наконец верховный маг открывает глаза и обводит суровым взглядом Совет магов. От его взгляда не спрячешься. Он замечает всё до мелочей. Неожиданно Вивиан ощущает новый прилив сил.

Это его магия. Волшебство наполняет зал Совета, исходя в равной мере от Фогеля и от волшебной палочки в его руке. Магия пронзает воздух.

Фогель переводит зоркий взгляд на гонца, не замечая пляшущих над стеклянным потолком молний и грохочущего грома.

— Передайте мой приказ коммандеру: отправить отряд магов пятого уровня в Северный лес, — решительно произносит верховный маг. — Грядут события, предсказанные Древнейшим. Дриады говорят, что придут мстить магам? Нападут на Гарднерию? За них вступятся деревья? Хорошо. Значит, мы обратим леса в пыль. — Прищуренные глаза Фогеля смотрят беспощадно. — Отыщем всех оставшихся дриад и уничтожим.

Фогель поворачивается к Совету и под аккомпанемент сотрясающего здание грома приподнимает волшебную палочку.

— Благословенные маги, Древнейший призвал нас овладеть всей Эртией, всеми её землями. Вскоре границы священного государства магов будут укреплены руническими заклинаниями и выдержат набег любых сил зла. Земля магов будет очищена от скверны.

От кончика потемневшей волшебной палочки в ру-ке Фогеля поднимается тонкая струйка дыма, и Вивиан едва сдерживает вздох восхищения этой непостижимой красотой.

— Настало время кровавой жатвы, — нараспев произносит Фогель, и в его глазах отражаются вспышки молний. — Пришёл час уничтожить всех Исчадий Зла, проникших на священную землю магов.

Глава 3. Отщепенец

Пятый месяц

Валгард, Гарднерия

— Известно ли вам, маг, — обращается к Тьеррену коммандер Сайлус Бэйн, — что постыдное увольнение из рядов гарднерийской гвардии лишит вас права служить в дальнейшем? И вас отвергнут все гильдии магов? Даже беднейшие фермеры с Нижней реки не наймут предателя ходить за скотиной.

Сайлус Бэйн сидит за письменным столом, окружённый старшими офицерами гвардии, все они сверлят Тьеррена гневными взглядами.

Тьеррен с не меньшей страстью отвечает на взгляд Бэйна — перед его глазами всё плывёт, в груди застыл ледяной ком. Какая разница, что о нём думают эти… Ничто теперь не имеет значения.

Когда Тьеррен вернулся домой, родители с ужасом и удивлением заметили произошедшие в нём перемены. Их любимый сын, золотой мальчик, не мог спать — его мучили кошмары, от которых он вскакивал с криком, а в тисках напавшей вдруг бессонницы Тьеррен застывал в неудачное время в странных позах. Порой он сидел неподвижно, уставившись бессмысленным взглядом в стену, вглядываясь в пустое пространство перед собой так напряжённо, как будто следил за страшными картинами. Его лицо искажали гримасы боли и страха, а под глазами залегли тёмные круги.

Сначала родители пытались понять сына. Даже заплатили жрецу, и тот провёл церемонию изгнания злых духов — родные опасались, что Тьеррена осквернили своим дыханием Исчадия Зла, с которыми он столкнулся в военном походе.

Однако вскоре тревога семьи обратилась гневом: Тьеррен стал неуправляем. Ночами он бродил по улицам, отыскивал запрещённый алкоголь и напивался дома, ни от кого не таясь. Одну бутылку родители вовремя отобрали и уничтожили, но Тьеррен принёс другие — алкоголь заглушал воспоминания, помогал справиться со страшными картинами, не желавшими покидать его мысли.

Перед глазами у него стояло лицо юной дриады. И тот малыш.

Родители советовались с жрецами и лекарями — мать жалко кривила губы от унижения, на её глазах выступали слёзы всякий раз, когда она, сжав руки на груди, признавалась в нравственном падении сына. Как же случилось, что лишь одна встреча с Исчадиями Зла так его изменила, сломала, превратила в злодея, который едва отвечал за свои поступки. Совсем недавно он изрезал на куски свою военную форму — мундир гарднерийской гвардии! И поджёг флаг Гарднерии.

Тьеррен поглощал весь алкоголь, до которого ему удавалось добраться. Скупал нилантир у фермера-кельта и жевал горькие ягоды, проваливаясь в чёрное забытьё. Вскоре только так он мог прогнать постоянные кошмары, которые преследовали его во сне и наяву.

Элисен, его наречённая, пришла навестить жениха и убежала в слезах, отказываясь видеть Тьеррена и слышать о нём — родители девушки прилагали отчаянные усилия, чтобы разорвать помолвку. Тьеррену всё было безразлично. Он думал только о дриадах — о женщинах и детях, день и ночь слышал их крики.

Спустя время Тьеррен принялся развешивать повсюду фигурки белых птиц. Вырезал их из бумаги, привязывал к крыльям бечёвки и крепил к балкам и стропилам. Сначала мать и приходившие с визитами жрецы и лекари видели в этом занятии важный символ, знак возвращения заблудшей души на истинный путь, указанный Древнейшим.

Однако вскоре случилось нечто душераздирающее, превосходящее всё произошедшее ранее: Тьеррена обнаружили в спальне — он сидел на полу, а вокруг лежали страницы, вырванные из священной книги. Тьеррен же держал в руках страницу с откровениями Древнейшего и рвал её на тонкие полоски.

Тогда-то родственники всерьёз озаботились его душевным здоровьем и задумались, не пришло ли время поместить Тьеррена в валгардский госпиталь для душевнобольных.

Всё это Тьеррен лениво прокручивает в памяти, стоя перед коммандером Сайлусом Бэйном и другими старшими офицерами. Он смотрит на них безмятежно, как на пейзаж за окном кареты. Ему всё равно. И подыгрывать он никому не будет. Пусть не делают вид, будто верят в собственное враньё.

— Там были дети, — безжалостно напоминает Тьеррен, буравя взглядом Сайлуса Бэйна.

Сайлус с отвращением фыркает и ухмыляется.

— Нет, Тьеррен, там были гнусные варвары. Вы забыли, кто вы есть.

— Там были младенцы, — не шелохнувшись, произносит Тьеррен.

Сайлус больше не усмехается, его глаза презрительно сужаются.

— Гнусное отродье фей.

Гнев охватывает Тьеррена, будто налетевшая ледяная буря. Когда с ним такое случается, он ничего не может поделать, ярость захлёстывает его целиком. Без остатка.

И Сайлус Бэйн наверняка понимает, что происходит с его подчинённым. Он прекрасно знает, что Тьеррен очень изменился. Превратился в нечто совершенно далёкое от истинных гарднерийцев. Коммандер Бэйн с жестокой радостью разделался бы с потерявшим рассудок магом, но, к сожалению, приказ есть приказ.

— У вас весьма влиятельные родители, на ваше счастье, — не пытаясь скрыть омерзения, произносит Сайлус. — Они обивали пороги, какие только могли, и отыскали-таки коммандера гарднерийской гвардии, который согласился принять вас, лишённого всех званий и привилегий. — Губы Бэйна кривятся в коварной ухмылке, в глазах мелькает странная искорка. — Однако уверяю, что в компании с мальками кракена и то оказаться было бы предпочтительнее. Вся ваша магия — детские игрушки по сравнению с силой, подвластной вашему новому коммандеру. К тому же он не раз доказывал, что умеет… приводить в чувство неблагонадёжных личностей.

«Как интересно…» — равнодушно думает Тьеррен.

— Кто же это? — спрашивает он вслух.

— Маг Лукас Грей, — с широкой улыбкой отвечает Сайлус Бэйн.

Глава 4. Побег

Пятый месяц

Юго-восточный остров Фей

Стоя на восточном берегу юго-восточного острова Фей, Спэрроу скользит взглядом по бурным волнам Волтийского моря. На другом берегу — континент, Западные земли.

Небо затягивают тёмные тучи. Сверкают тонкие полоски кривых молний, то и дело освещая воду. Облака мчатся по бескрайнему небу, впереди — устрашающее бурлящее море. По сравнению с ними Спэрроу кажется такой маленькой, беззащитной.

Вечер выдался необычно холодный. Ветер без труда пронизывает её тонкую серую робу, и Спэрроу, вздрагивая, поплотнее обхватывает себя руками за плечи. Солёный бриз бросает её спутанные лиловые волосы на нежно-лавандовое лицо, не давая рассмотреть тёмный берег за бушующими волнами.

Там, далеко, самая западная оконечность материковой Гарднерии.

Спэрроу напряжённо хмурит брови, в свинцовых волнах мерцает тёмной зеленью узкая полоса, скользящая вдоль побережья, будто водяная змея.

Это новая руническая граница Гарднерии. Её воздвигли сильные маги, проникнув в тайны древнего волшебства. Тысячи и тысячи гарднерийских рун выстраиваются в стену, и она растёт с невообразимой быстротой.

Особенно если учесть, что в Гарднерии всего один маг света — и тот весьма преклонных лет.

Прищурившись и заправив волосы за остроконечные уши, Спэрроу силится рассмотреть непреодолимый рунический барьер, оценивает его, будто жестокого и коварного врага.

Руническая преграда, которую строят гарднерийцы, охватывает западный берег Гарднерии до самой дальней точки на севере, какую только в состоянии рассмотреть её глаза, и тянется в населённый кракенами океан, отделяющий самую восточную оконечность островов Фей от материка.

Все магические силы Гарднерии брошены на то, чтобы удержать урисок, вроде неё и Эффри, на островах, подальше от Большой земли.

Как только вся Гарднерия будет окружена рунической границей, никто не сможет проникнуть на континент, чтобы перебраться по суше в Восточные земли.

Руническая граница ползёт на юг с каждым днём всё дальше и совсем скоро запечатает весь западный берег. А там доберутся и до островов — закроют их теми же рунами, непреодолимыми и вечными.

Времени до побега остаётся всё меньше.

В волнах мелькает быстрая тень, и Спэрроу, заметив её уголком глаза, покрывается мурашками, но всё же провожает долгим взглядом.

Кракен. Чёрный, гладкий, он пронзает волны, направляясь на север.

Раньше чудовища не приближались к островам, держались вдали от берега, однако в последнее время что-то влечёт их ближе к землям Гарднерии.

Их будто призвали.

Отгоняя леденящий страх, Спэрроу тщательно взвешивает все «за» и «против». Она давно привыкла делать страшный выбор. Как все уриски.

«Нет. Сегодня ночью лучше не пытаться».

Слишком опасен путь по бурному морю в утлой лодчонке, когда есть риск наткнуться на кракена. Сегодня побег отменяется. Им с Эффри придётся подождать.

— Раздумываешь, как бы сбежать?

Спэрроу, подпрыгнув от неожиданности, оборачивается. Каблуки её сандалий вязнут в холодном мокром песке, а сердце бьётся в груди барабанной дробью.

Тилор следит за ней глазами-бусинками, стоя в нескольких шагах под сросшимися кронами морских сосен. При виде его Спэрроу охватывает отвращение.

«Опять этот наглый ублюдок!»

Стоит там, в своём наглаженном военном мундире с единственной полоской на рукаве, и пожирает её сальным взглядом. Слабый, почти лишённый магии гарднериец, едва ли старше девятнадцатилетней Спэрроу. И ведь не скажешь, что слабак, если посмотреть, как он расхаживает по острову и командует урисками — прям верховный маг, не иначе.

Спэрроу делает медленный вдох, пытаясь обрести равновесие. Обычно она не позволяет себе ни единой дурной мысли об охранниках, чтобы ни жестом, ни взглядом не навлечь на себя или подруг гнева этих чёрных воронов.

Тилор, здоровяк с квадратной челюстью, ухмыляясь, направляется к ней, и Спэрроу с усилием смотрит на него совершенно спокойно и бесстрастно, хотя её и обжигает мысль об украденном ноже, спрятанном в голенище короткого сапога.

Она покорно склоняет голову, пряча глаза.

— Я люблю гулять по берегу, маг Баннок.

Тилор раздувается от гордости при виде выказанного уважения.

«Будь я уверена, что мне ничего не будет, перерезала бы ему глотку», — в приливе ярости думает Спэрроу. Вот только на проклятых островах ничего не скроешь, а убийство охранника тем более.

Прикидываться доброй простушкой, болтая с Тилором, опасно, но что поделаешь? Он следит за группой урисок, к которой приписана в лагере Спэрроу, и отлично знает, что бежать ей некуда. А потому пользуется её слабостью.

«Подлый мерзавец».

Гарднериец скользит по девушке сальным взглядом.

— Что ж, рад слышать, что ты просто гуляешь, — произносит он, подходя ближе.

Он всё чаще подбирается совсем близко. Протянув руку, заправляет длинную прядь волос за ухо Спэрроу, игриво щиплет её за кончик уха, как будто не замечая, что девушка стискивает зубы и борется с желанием впиться ногтями в его гладкие щёки.

С маяка, возвышающегося к северо-востоку на каменистой морской косе, доносится тревожная сирена, и они оборачиваются на звук. Огромный, высокий маяк кажется в тумане маленьким и жалким, будто белый палец, осуждающе устремлённый в небо.

— Я дежурил там прошлой ночью, — сообщает Тилор. — Банда синекожих ушастиков решила было рвануть на материк.

Он осуждающе качает головой, будто рассказывая о непослушных детях.

Спэрроу одновременно охватывают сразу два чувства. Во-первых, ярость: как мерзко смеяться над ушами и кожей урисок! К этим шуточками ни за что не привыкнуть. И во-вторых, тревога. Ведь ей известно, о каких «ушастиках» он говорит. Спэрроу знает, где прятались беглянки, пытаясь выгадать день-другой.

— Они прошли полпути до Большой земли, — с гадкой ухмылкой продолжает Тилор, — а потом их сожрал кракен. — Последние слова он произносит с притворным вздохом.

Спэрроу отшатывается, как от удара, из последних сил стараясь держаться прямо и не упасть.

«Нет! Не может быть! Анна-Лиз. Мариллия. И крошка Силланиль… они забрались в тесную лодку, укутанные в тёплые шали, малышка сжимала в ручонках тряпичную куклу, которую ей сшила Спэрроу. Силланиль… она так любила собирать ракушки. Прелестное дитя с розовыми щёчками и розовыми кудряшками. Как она пела, словно птичка. Даже жестокие гарднерийцы на смогли уничтожить её нежную детскую душу».

Тилор, нахмурившись, фыркает.

— С маяка в подзорную трубу было отлично видно. Кракен их проглотил. Ужасное зрелище. Откусил ребёнку голову. — Тилор устрашающе лязгает зубами. — Они сами виноваты, если начистоту. Как им такое в головы пришло? Что, кракенов у берега ни разу не видели? — Пожав плечами, он медленно выдыхает. — Какое-никакое развлечение. Хоть и ужас, конечно. — Бросив взгляд на уродливые строения неподалёку — фабрики, теплицы и амбары, — Тилор устало пожимает плечами. — Что угодно сойдёт, лишь бы забыть хоть ненадолго об этом убожестве.

На Спэрроу вдруг накатывает презрительная ярость, к которой примешивается разрывающая сердце печаль. Она изо всех сил пытается отогнать непрошеные чувства, спрятать их подальше, всё забыть. Но всепоглощающий гнев растёт, будто морской прилив.

— Так нельзя. — В её голосе совсем нет покорности, только холодная, как океанские глубины, тьма. — Вы обращаетесь с нами плохо. Так нельзя.

Тилор ошеломлённо оборачивается и смотрит на Спэрроу так, словно она отвесила ему пощёчину.

«Дура! Вот дура!» — Остатки здравого смысла возвращаются к Спэрроу, но лишь на мгновение. Она вдруг понимает, что ей всё равно. Согнув пальцы, чтобы поскорее добраться до ножа, она даже не думает, удастся ли ей одолеть гораздо более крупного противника.

Тилор, оправившись от первого шока, уже злобно усмехается ей в лицо.

— У вас, урисок, нет души, — заявляет он. — Так сказано в нашей священной книге. Вы просто пустые раковины. — Оглядев Спэрроу с головы до ног, он со вздохом признаёт: — Попадаются симпатичные раковины вроде тебя, но всё равно пустые. Когда-нибудь, когда ты умрёшь, от тебя ничего не останется, совсем ничего. — Его губы изгибаются в горькой ухмылке. — А потому никому и нет дела до того, как мы с вами обращаемся, ясно?

Спэрроу беззвучно всхлипывает от горя, огненным шаром разгорающегося в груди.

Силланиль. Малышку должны были отвезти в Валгард. А оттуда в Верпасию и через ущелье в горах на восток, а потом, когда-нибудь, в земли Ной, где безопасно. Из горла Спэрроу готов вырваться вопль отчаяния, и сдерживать его она уже почти не в силах.

Тилор снова тянется к её длинным волосам, и Спэрроу впивается ногтями в ладони, чтобы не расцарапать ненавистное лицо.

— Знаю, тебе здесь не нравится, — мурлычет охранник, поглаживая девушку по щеке, будто бы сочувствуя её горю. — Надо принять свою судьбу. Покориться. Вы служите нам, так велел Древнейший. В книге всё сказано. Мы сильнее, значит, вам никуда не деться. Особенно теперь, когда у нас опять есть Чёрная Ведьма.

Его слова — будто удар под дых. Сначала Фогель пришёл к власти, а теперь… ещё и Чёрная Ведьма?

Спэрроу отлично знает, кто стал новой могущественной Ведьмой.

— Фэллон Бэйн, — благоговейно выдыхает Тилор, и его взгляд затуманивается. — На неё покушались убийцы из Ишкарта, но просчитались. Она выздоравливает. И её сила растёт.

Спэрроу пронизывает леденящий ужас. Такое слишком страшно даже вообразить. Из-за Фэллон Бэйн она и оказалась на островах Фей вместе с Эффри. Всё потому, что однажды, больше года назад, маг Эллорен Гарднер выбрала себе на платье ту же ткань, что и Фэллон Бэйн.

Маг Флорель, добрейшая гарднерийка из всех, встретившихся на пути Спэрроу и Эффри, не испугалась угроз Фэллон, даже когда та вернулась в ателье и открыто запретила Элоизе Флорель шить то самое платье. Маг Флорель отказалась повиноваться, к сожалению недооценив способности Фэллон Бэйн и её возможности отомстить.

Вскоре Фэллон пустила слух, что пользоваться услугами Элоизы Флорель не стоит. Никогда и никому.

И талантливая портниха потеряла модное ателье, а потом и вовсе оказалась в доме призрения. Вспоминая, как её с Эффри купили Бэйны и отослали в трудовой лагерь на острова, чтобы отомстить за то платье, девушка внутренне съёживается. Говорят, на острова Фей отослали с материка всех урисок или почти всех.

— Как нагуляешься, — снисходительно произносит Тилор, отрывая Спэрроу от горьких воспоминаний, — приходи ко мне в комнату.

Спэрроу от неожиданности заливается краской до корней волос.

— В вашу комнату?

— Да, именно в мою комнату, — неожиданно резко произносит он, как будто устав от уговоров. — Ты и так слишком долго водишь меня за нос. Я выдал тебе лишний паёк прошлой зимой. Дал тёплые одеяла и одежду. — Выпрямившись, он окидывает девушку оценивающим взглядом, как выгодную покупку. — Я был очень терпелив, Спэрроу. Гораздо терпеливее, чем любой другой маг на моём месте. Так что иди гуляй. А потом приходи ко мне. Я устал ждать.

На его лице мелькает жестокое выражение, отчего сердце Спэрроу на мгновение превращается в кусок льда. Ей кажется, что он узнал о её планах, подслушал мятежные мысли и готовится наказать её за непослушание.

Тилор, пыхтя, уходит, но вдруг останавливается на опушке сосновой рощи и снова поворачивается к девушке.

— Спэрроу, если задержишься, я расскажу о твоих променадах коммандеру. — Угрожающе покачав головой, он сочувственно советует: — Мне бы этого очень не хотелось, Спэрроу.

— Я не задержусь, маг, — отвечает она, в воображении разбивая его череп топором на две ровные половинки.

Мазнув её ещё раз грязным взглядом, гарднериец наконец уходит.

Начинает накрапывать холодный дождь, однако Спэрроу неподвижно ждёт, пока смолкнут шаги ненавистного стража. Убедившись, что он действительно ушёл, она разворачивается и бежит со всех ног к другой сосновой рощице на берегу, мчится, как быстроногий олень.

Крошка Эффри поднимает голову навстречу вылезшей из густого кустарника Спэрроу. Ребёнок, уютно устроившийся в небольшой, искусно спрятанной среди ветвей лодке, смотрит на девушку широко раскрытыми круглыми глазами. Большие остроконечные уши выбиваются из-под капюшона и тёплого пледа, в который закутано маленькое тельце. Лиловая кожа кажется темнее в тусклом свете, лиловые же глаза внимательно смотрят по сторонам. Дождь накрапывает всё упорнее. Хорошо, что кое-какие припасы Спэрроу и Эффри загрузили в лодку заранее.

В четвёртый раз поёт военная труба — сигнал к смене караула. Значит, на несколько минут охрана расслабится и утратит обычную бдительность. Спэрроу бросает короткий взгляд на море.

Кракена в бурных волнах не видно. Тот, которого она заметила раньше, наверное, уже уплыл далеко на север. Эти чудовища путешествуют стаями, придерживаясь одного направления. Возможно, тот кракен тоже плыл не один, а с сородичами.

— Мы уходим! Прямо сейчас! — настойчивым шёпотом сообщает Спэрроу.

Пригнувшись, она подбегает к Эффри. Нет, она не останется, чтобы оказаться в постели Тилора, и не станет ждать, пока гарднерийцы догадаются, кто Эффри на самом деле. Тогда-то их точно убьют. Обеих.

Спэрроу в последний раз оглядывается через плечо на притихший остров, выискивая тени шагающих охранников, прислушиваясь, не принесёт ли ветер других звуков, кроме бесконечного шума волн и барабанной дроби дождя по песку. Так и не услышав и не увидев ничего подозрительного, Спэрроу подбирает юбку и накрепко подвязывает подол поясом. Она упорно толкает лодку к воде, а потом — как можно дальше от берега, и, лишь когда вода доходит ей до середины бёдер, Спэрроу переваливается через борт. Эффри предусмотрительно отодвигается к противоположному борту, чтобы сохранить равновесие. Оказавшись в лодке, девушка хватает вёсла и неистово начинает грести к материку.

Лишь когда до Гарднерии остаётся половина пути, Спэрроу останавливается передохнуть. Будто смилостивившись над беглецами, дождь и ветер стихают, и море лишь слегка покачивает лодку. Тяжело дыша, Спэрроу слизывает с губ капли дождя, руки и плечи горят огнём — грести против течения тяжело. Волны упрямо пытаются нести их лодчонку на юг, сбивают с курса, тянут в опасные водовороты южного Волтийского моря.

Промокшая до костей девушка дрожит и встревоженно оглядывается на Эффри: одеяло, в которое закутан ребёнок, промокло — постарались и дождь, и морские брызги, малыш стучит от холода зубами. Похоже, уже простыл.

— А в землях Ной мне можно будет стать самим собой? — спрашивает Эффри. Этот вопрос он никогда не устаёт задавать.

— Да, можно, — уверенно отвечает Спэрроу. — Там ты будешь самим собой.

Там — но не здесь. Сейчас Эффри носит девичьи платья, потому что мальчику его племени в Гарднерии один приговор — смерть. Мальчики-уриски обладают геомантией, магией земли и камней, а потому слишком опасны для обитателей Западных земель.

Спэрроу оглядывается назад, на острова Фей, балансируя в скачущей по волнам лодке, которую то и дело освещают вспышки молний. С такого расстояния острова напоминают спящее морское чудовище, прикорнувшее посреди моря. Девушка возвращается взглядом к материку, огромной массе тёмной земли — эта суша лежит между ними и Восточными землями, куда они так стремятся.

В своём воображении Спэрроу рисует большую лодку с удобной каютой, которая плывёт где-то в восточных водах. У Эффри удобная кровать и тёплые одеяла. Мягкие, пушистые, в которые так приятно кутаться. У них много еды. И книг. И всё, что нужно портнихе, — швейная машинка, ткани, нити и иглы, и всё аккуратно убрано в ящики.

А больше ей ничего на свете и не нужно. Работать портнихой, чтобы платили за честный труд, жить в собственном доме или даже на маленькой лодке в тепле и уюте в Восточных землях.

С таким же успехом можно желать хоть дворец на вершине горы — этот жестокий мир желаний не исполняет.

И всё же сейчас, между приоткрывшимися на мгновение челюстями темницы-Гарднерии, Спэрроу наслаждается свободой. Тилор далеко. Нет рядом и охранников-гарднерийцев. Никто ей не угрожает.

Свобода.

Из-под одеяла, в которое закутан Эффри, выглядывает маленькая змеиная головка, белая, на тонкой шейке. Взгляд узких красных глаз устремляется на Спэрроу, и она тут же забывает о призрачной свободе и безопасности.

— О нет! — охает она, отодвигаясь от Эффри. — Только не говори, что ты украл дракона!

Драконьи глаза прищурены, на его почти белой, цвета слоновой кости, голове мерцают короткие рожки. На морде рептилии виднеются кровавые следы, а на шее вспыхивает тёмно-зелёными рунами гарднерийский металлический ошейник. Наложить такое руническое заклятие стоит недёшево.

Выходит, дракон принадлежит очень состоятельным магам.

Дрожащие губы Эффри складываются в упрямую линию.

— Иначе было нельзя. Я его спас. Хозяева запускали его к большим драконам как приманку. У него никого нет. Только я.

Дракон утопает в складках одеяла, настороженно поглядывая рубиново-алыми глазами на Спэрроу.

— Если снять с него ошейник, он вырастет. У тебя в руках настоящий огромный дракон! — восклицает Спэрроу, узнав рунический воротник, который не даёт животным расти. — Эффри… это опасная игрушка. Маги платят большие деньги за любых, даже самых маленьких драконов. — Её вдруг охватывает страх. — Если нас поймают с этим драконом…

— Его никто не найдёт, — упрямо заявляет Эффри и крепче прижимает к себе друга. — Я его спрячу. А когда у него заживёт крыло, он сможет летать.

— Это лунный дракон, — борясь с накатившим головокружением, вздыхает Спэрроу. — Говорят, они приносят несчастье. Потому-то вороны и запускают их к другим драконам как приманку.

Эффри обнимает белого дракона, пряча его от дождя и вновь загрохотавшего грома.

— Что для них несчастье, то нам — наоборот.

Дракон и Эффри смотрят на Спэрроу, взглядами убеждая её согласиться с очевидным.

Спэрроу только посильнее сжимает губы: «Вот повезло — глупый ребёнок и глупый дракон нашли друг друга».

Внезапно лодка резко подпрыгивает и кренится на бок.

Спэрроу, вскрикнув, цепляется одной рукой за борт, другой хватает Эффри и в ужасе смотрит на поднимающуюся из глубин огромную голову. В брызгах солёной воды раскрываются огромные челюсти, блестят глаза и извиваются щупальца.

От ужаса, горячего, как калёное железо, Спэрроу едва не теряет сознание.

«Кракен!»

Рванувшись вперёд, она сталкивает Эффри вместе с драконом на дно лодки, а сама хватается обеими руками за борта, чтобы удержать равновесие и не вылететь в море. Ледяная вода окатывает их и без того промокшие тела, а лодка безумно пляшет по волнам.

Ещё один удар, короткий и резкий. Эффри вскрикивает, а лодка едва не переворачивается вверх дном. Спэрроу вертит головой и, наконец наткнувшись взглядом на морского монстра, застывает от всепоглощающего страха.

В тумане водяных брызг вновь появляется широко раскрытая пасть кракена, утыканная зубами длиной с огромные мечи. Чудовище похоже одновременно на огромного осьминога или змею и на паука. Из пасти веет зловонием, а острые зубы медленно, но неуклонно приближаются. Острые когти, которыми оканчиваются длинные щупальца, бьют по бортам лодки, впиваясь в деревянную обшивку.

Кракен испускает неописуемый и ни с чем не сравнимый вопль, от которого Спэрроу вздрагивает всем телом.

Приподняв промокшие юбки, она трясущейся рукой выхватывает нож, понимая, что попытка защитить себя и ребёнка, скорее всего, окажется бесплодной. Свободной рукой Спэрроу прижимает к себе Эффри, малыш всхлипывает под свист и бульканье морского чудовища, которое острыми когтями терзает их лодку.

Слёзы застилают Спэрроу глаза: «Вот и конец. Прости, Эффри. Прости меня».

Но вдруг белый дракон выбирается из одеяла и бесстрашно бросается на кракена.

Заметив светлую тень, чёрный монстр отшатывается, покачивая глянцевой шеей, и бросается вперёд лишь для того, чтобы замереть в полудюйме от крошки-дракона.

Спэрроу замирает, словно превратившись в ледяную статую.

Серебристый силуэт дракона чётко вырисовывается на фоне огромного чёрного существа. Дракон смотрит кракену в глаза, резко вскрикивая, шипя и прищёлкивая.

Эффри исступлённо всхлипывает и, не в силах сдержать рыданий, утыкается в грудь Спэрроу, лишь бы не видеть, как маленький дракон смотрит в огромный глаз морского чудовища.

Гибкая шея кракена поднимается и снова опускается, будто в удивлении. Чёрная голова медленно приближается к белой, и хищники касаются друг друга лбами.

Лодка подпрыгивает на волнах, и Спэрроу, по-прежнему затуманенным взглядом, замечает, что чёрный коготь, острый и огромный, как рог горного козла, успел пробить деревянный борт лодки.

«Они… разговаривают», — поражённо понимает девушка.

Чудовищные когти выпускают лодку, и деревянное днище с тихим плеском касается волн. Кракен, выдохнув струи морской воды, бесследно скрывается в пучине.

Вспыхивают молнии, гремит гром, а струи дождя резко бьют в море, лодку и путешественников.

Спэрроу тревожно оглядывает свинцовые волны в поисках кракена, безуспешно пытаясь не дрожать и с прежней силой прижимая к груди Эффри.

Чёрная блестящая голова кракена с острым гребнем снова появляется за кормой. На этот раз монстр всплывает медленно, над волнами мерцают лишь огромные глаза. От страха Спэрроу снова забывает обо всём. Закрыв собой Эффри, она поднимает нож, однако щупальца кракена очень осторожно, будто руки, берут за корму лодки — и судёнышко, медленно набирая скорость, движется к материку. Кракен же почти не показывается из воды. Кончик длинного хвоста вращается, как винт мотора, и лодка уверенно набирает ход.

«Да он же везёт нас к земле», — наконец понимает Спэрроу.

— Что происходит? — дрожащим голоском, икая от слёз, спрашивает Эффри.

Маленький дракон победно сияет алыми глазками, сидя на корме, и Спэрроу недоверчиво вглядывается в белую фигурку. Наконец она с неимоверным облегчением произносит:

— Мне кажется, дракон договорился с кракеном. — И, опасливо выдохнув, поясняет: — Он нас… спас.

Из горла Эффри вырывается счастливый смех вперемешку со слезами.

— Я же говорил, что Раззор принесёт нам удачу!

— Спасибо, — благодарно кивает дракону Спэрроу. — Спасибо тебе, Раззор!

Дракон коротко склоняет изящную головку в поклоне и улыбается в ответ, показав острые зубы. Белой тенью он стремительно подлетает к Эффри, мерцая в темноте, будто лунное пламя, и усаживается на прежнее место, в складки промокшего одеяла.

— Он очень тёплый, Спэрроу, — со счастливой улыбкой говорит Эффри, обнимая друга.

Раззор бросает на девушку короткий, полный надежды взгляд, такой же, как у Эффри, и Спэрроу радостно улыбается ему в ответ. Точнее, находит в себе силы, чтобы улыбнуться. Ведь сейчас всё так удивительно, неожиданно и благословенно хорошо.

Спэрроу всё прекрасно понимает: уриска-белошвейка с ребёнком-уриском, мальчиком, переодетым девочкой, совершают дерзкий побег с островов Фей и стремятся к землям Гарднерии, пересекают по суше Гарднерию, добираются до Верпасии, в которой тоже заправляют гарднерийцы, а оттуда по полной опасностей восточной пустыне — в земли Ной. Что тут скажешь? Шансы на благополучное завершение такого путешествия практически равны нулю.

И потому надежда, которой светятся глаза Эффри, разбивает ей сердце, как и взгляд приносящего несчастья белого дракона. На гарднерийском берегу им наверняка встретится патруль, стражи границы или просто разгневанные маги, всегда готовые помучить беглецов.

Так почему бы не забыть обо всём в эти редкие минуты счастья, пока страшный кракен, чудовище морских глубин, везёт их прямо к берегу? Белый дракон согревает Эффри, буря уходит на восток, а серые облака, уже не такие густые, приоткрывают серебристый лунный серп и пригоршни звёзд, бросающих на свинцовые волны призрачный свет.

Спэрроу вдыхает холодный солёный воздух и наслаждается короткими мгновениями свободы.

«Что ж, пусть Эффри надеется на лучшее». Спэрроу смогла подарить ему хотя бы надежду.

Однако, когда берег материка приближается, а кракен уходит в глубины Волтийского моря, Спэрроу с новой силой ощущает, как они уязвимы. Взявшись за вёсла, она гребёт, не сводя внимательного взгляда с чернеющего неподалёку берега, отыскивает опасность — свобода осталась позади, мрачная, будто тюрьма, Гарднерия — совсем рядом.

Побегом она лишь выгадала немного времени для себя и Эффри. Страшные силы собираются будто тучи, и дни беглецов сочтены.

И всё из-за Фэллон Бэйн. Следующей Чёрной Ведьмы.

Если не считать Маркуса Фогеля, в Гарднерии Фэллон, наверное, превосходит всех жестокостью.

«Ну почему, почему именно Фэллон?» — мучается Спэрроу. Да не всё ли равно? Она не раз слышала, как гарднерийские солдаты смеялись над слабым Сопротивлением. Икарит из пророчества ещё совсем малыш, а гарднерийская гвардия преследует его по пятам. Его непременно убьют, причём очень скоро, пророчество исполнится, а с появлением новой Чёрной Ведьмы тают и последние надежды.

Холодный липкий страх окутывает Спэрроу, будто тёмными крыльями.

Чёрная Ведьма обретёт полную силу, Маркус Фогель выставит новые войска, и кровавая жатва развернётся по всей Гарднерии, дойдёт до самых дальних уголков Эртии. В конце концов чёрные вороны убьют или поработят всех, кто хоть чем-то отличается от гарднерийцев.

Спэрроу смотрит на Эффри, и её сердце в отчаянии сжимается: бедный малыш с его безумными надеждами! Конечно, она попытается спасти мальчика, а заодно и дракона. И сама постарается выжить.

Очень постарается.

Спэрроу выпрыгивает из лодки за мгновение до того, как деревянное днище упирается в прибрежные камни. Осторожно ступая в чёрной ледяной воде, девушка заводит судёнышко в укромную бухту. Лунный свет, льющийся с почти безоблачного неба, теперь таит в себе угрозу для беглецов, и Спэрроу жестом приказывает Эффри вести себя тихо. Вытащенный из лодки мальчик заботливо прячет под плащом белого, будто жемчужного, дракона.

С берега доносится шум шагов, кто-то идёт, шаркая по песку, и Спэрроу с Эффри прячутся за большими камнями.

— Стой, ни с места! — кричит мужчина где-то рядом, за соседним высоким камнем справа.

Вся дрожа, Спэрроу с опаской выглядывает, стараясь остаться незамеченной в густой тени.

На песке стоит на коленях, подняв руки с голубыми ладонями и покорно опустив голову, молодая женщина, уриска.

Её окружают гарднерийцы: два молодых солдата, маги третьего уровня, и один чернобородый, маг четвёртого уровня, с фонарём в руке. Все трое направили волшебные палочки в голову женщины, свет фонаря выхватывает из темноты её скорчившуюся фигурку.

— Документы! — требует маг четвёртого уровня.

Женщина стоит неподвижно, не издавая ни звука.

Презрительно фыркнув, бородатый маг произносит заклинание. Из кончика волшебной палочки вылетают тонкие, гибкие ленты, опутывающие уриску будто сетью. Спэрроу со страхом смотрит, как женщина, связанная по рукам и ногам, с завязанным ртом бессильно валится на мокрый песок.

Как бы ни хотелось Спэрроу в ярости броситься на гарднерийцев и помочь сестре по несчастью, она не двигается с места. Против трёх хорошо обученных и вооружённых магов выходить с одним ножом бессмысленно.

Надо остаться в живых и на свободе. Повинуясь этому простому первобытному инстинкту, Спэрроу хватает Эффри за руку и бежит изо всех сил в противоположную сторону, стараясь не прислушиваться к гортанному мужскому смеху и сдавленным всхлипам уриски и почти не замечая пронизывающего до костей холода.

Наконец впереди вырастает невысокий утёс, и на самом его краю, у обрыва, из мрака выступает похожее на заброшенный сарай строение.

Спэрроу и Эффри из последних сил взбираются на утёс и бредут к убежищу, которое вблизи оказывается старой конюшней. Внизу, у воды, раздаются мужские голоса, и Спэрроу с отчаянно бьющимся сердцем торопится в укрытие.

Обежав конюшню, построенную из железного дерева, и отыскав дверь, они проникают внутрь и спешат к самому дальнему стойлу. Спрятавшись, они задвигают за собой низкие двери.

Спэрроу встречает в темноте испуганный взгляд Эффри — сквозь щель в двери в стойло пробивается узкая полоса лунного света, падающего в конюшню через окно.

Вдруг с протяжным скрипом дверь в сарай открывается. Кто-то входит, шаркая ногами, и с силой захлопывает створку. У Спэрроу перехватывает дыхание, она крепко прижимает к себе Эффри и тянет его в самый дальний и тёмный угол стойла, туда, где тень гуще всего. Белый дракон мудро прячется под мокрым плащом Эффри, не пытаясь вылезти наружу.

В проходе между стойлами слышатся шаги, они медленно приближаются под аккомпанемент пляшущих по стенам отблесков фонаря.

Сквозь железные прутья, разделяющие стойла, Спэрроу различает в густом сумраке молодого человека — гарднерийца с мужественными чертами лица. Юноша идёт уверенно, от него исходит почти ощутимая волна ярости, желание отомстить. Тяжело дыша, он с размаху опускает фонарь на подоконник. Подбородок у этого гарднерийца упрямый, квадратный, на шее, сзади, светится тёмно-изумрудная руна, а кисти рук покрыты тёмными полосами: это знаки обручения, но незавершённого, брак ещё не скреплён, как положено. Пошарив в куче сена, юноша вынимает бутылку тёмно-красного стекла, встряхивает её, вынимает пробку и подносит горлышко ко рту. Резко пахнет спиртом.

«Алкоголь!»

Спэрроу отлично знает, что случается, стоит напившимся запретного алкоголя магам оказаться рядом с урисками.

Затаив дыхание, она прижимает к себе дрожащего Эффри.

«Ты нас не видишь. Нас здесь нет».

С каждым ударом сердца девушка безмолвно повторяет молитву и тянется влажной от пота рукой к ножу, очень живо воображая, как всадит острое лезвие прямо в вышитую на груди этого ворона белую птицу. И пусть у него на рукаве пять серебристых полосок, а значит, перед ней маг пятого уровня, и плевать на волшебную палочку в ножнах на бедре.

Гарднериец наконец опускает бутылку на подоконник и яростно стягивает мундир.

Перед дрожащей, как в лихорадке, Спэрроу мелькает голое мужское тело. Под гладкой, мерцающей в свете фонаря зеленоватой кожей перекатываются мышцы.

Тяжело дыша, молодой человек медлит, сжав в кулаке мундир, будто пытаясь испепелить плотную ткань взглядом, потом хватает с подоконника бутылку и опрокидывает её содержимое на мундир, на себя, заодно поливая и солому под ногами. Вынув из ножен волшебную палочку, он тихо произносит заклинание, и Спэрроу ясно видит из тёмного угла крошечное пламя.

«Так вот что он задумал!»

Девушка вскакивает и, распахнув дверь стойла, с воплем бросается к юноше:

— Нет!

Мотнув головой в её сторону, он с удивлением замирает, в его зелёных глазах бушует такая буря, что Эффри, прячущийся за юбками Спэрроу, тихонько всхлипывает, а Раззор угрожающе рычит.

Маг тяжело и беззвучно вздыхает, глядя на нежданных гостей, будто в тумане, и крошечное пламя на кончике его волшебной палочки медленно исчезает.

— Ты что задумал? — хрипло спрашивает Спэрроу. Ей вдруг кажется, что земляной пол уходит из-под ног. Она давно привыкла держать язык за зубами, однако сейчас совсем неважно, что и как она скажет этому вóрону. Он может разделаться с ними одним взмахом волшебной палочки и наверняка уже догадался, что перед ним беглецы с островов Фей.

Гарднериец опускает палочку и смотрит на Спэрроу так, будто она призрак, и отвлекает его лишь громкий рык дракона. Спэрроу тоже оборачивается на незнакомый звук и едва не падает с ног.

Белый и светящийся, будто огонь маяка в ночи, дракон сидит, изготовившись к атаке, на усыпанном клочьями соломы полу и буравит противника алыми прищуренными глазками.

А что же Эффри, милый малыш Эффри?

Безобидный крошка крепко сжимает булыжник, который зачем-то прихватил у воды. Камень в его руке сияет, будто лиловая звезда, выдавая одновременно магические способности Эффри и его самую большую тайну — принадлежность к мужскому полу.

«Ну вот, всё пропало, — теряя силы, думает Спэрроу, — всё кончено. Раззор и Эффри, конечно, храбрецы, но им не совладать с сильным магом, на которого они нарвались».

Спэрроу медленно поворачивается к проклятому гарднерийцу — теперь ей совершенно нечего терять.

— Зачем ты решил всё тут взорвать и себя заодно? — осипшим голосом спрашивает она, глядя на юношу сквозь застилающие глаза слёзы.

Маг дёргает шеей, сглатывая ком в горле, и переводит на неё отчаянный взгляд тёмно-зелёных глаз. Он судорожно сжимает обеими руками мундир, будто пытаясь разорвать его, и, задыхаясь, произносит:

— Мы их убили. — Его губы дрожат, лицо складывается в горестную гримасу. — Наша гвардия пришла в лес и убила дриад. Женщин. Детей. Младенцев. Я пытался… — Он болезненно морщится, будто перед его глазами проносятся ужасные картины. — Я пытался их удержать… но не смог…

Последние слова он произносит низким, срывающимся голосом.

Встретившись с юношей взглядом, Спэрроу в то же мгновение забывает о страхе: чего бояться рядом с познавшим такой беспросветный ужас? Что бы ни случилось с дриадами, для стоящего перед ней гарднерийца воспоминания о них будто жестокая буря на далёком озере, поглотившая все его мысли.

— Что это у тебя? — резко спрашивает Спэрроу, непроизвольно дотрагиваясь до своей шеи и сразу отдёргивая руку.

Рядом с магами лучше не привлекать внимания к своему телу, а этот гарднериец к тому же полуголый. Девушка покрепче сжимает рукоятку ножа.

Без боя она не сдастся.

Однако юноша скользит по ножу безразличным взглядом, его будто бы совершенно не волнует, вонзится это лезвие ему в грудь или нет. Пристально посмотрев девушке в глаза, он горько усмехается.

— Гарднерийская гвардия пометила меня, чтобы не сбежал. А если сбегу, меня найдут. Родители выложили много денег, чтобы спасти меня от тюрьмы для военных преступников и отправить обратно на службу. — Он с трудом растягивает губы в печальной улыбке. — Однако с меня хватит, — цедит он сквозь зубы, мрачно и отрешённо, хотя глаза его наполняются злыми слезами.

Воздух между ними будто сгущается, возникает странное чувство: Спэрроу вдруг ошеломлённо понимает, что испытал и испытывает этот чужой гарднериец.

Почти не размышляя — всё равно выбора нет, — она подходит вплотную к измученному кошмарами юноше.

— Если ты не такой, как они, то помоги нам! — настойчиво произносит девушка, и её горло тут же перехватывает. Что она делает? Обращается за помощью к магу, который едва не покончил с собой? Но разве у неё есть выбор?

В повисшей тишине лицо гарднерийца принимает растерянное выражение.

«А он симпатичный, — проносится в голове Спэрроу, — красавчик, из аристократов».

Юноша смущённо оглядывает уриску, и девушка поёживается, хотя в глазах гарднерийца нет и намёка на вожделение. Когда их взгляды снова встречаются, он с искренней заботой произносит:

— Ты промокла.

Не выпуская из застывших пальцев нож, Спэрроу решительно расправляет плечи. Когда она наконец отвечает, её голос звучит грозно, будто сообщая: «Держись подальше, маг, не подходи!»

— Мы сбежали с островов, — произносит она дрожащими губами. — На лодке. И идём на восток.

— Вы приплыли… сегодня? — Его глаза удивлённо округляются.

Спэрроу коротко кивает. Её вдруг охватывает озноб: она так замёрзла, да и страх от встречи с гарднерийцем никуда не делся. Ведь она боится всех проклятых магов.

— В море видели кракенов, — сообщает юноша, и Спэрроу едва сдерживается, чтобы не завопить ему прямо в лицо: «Да! Я знаю! Океан кишит кракенами, тупой ты ворон!»

Эффри раскатисто кашляет у неё за спиной и сдавленно всхлипывает.

— Почему ты так поступила? — вдруг спрашивает маг, решительно шагая к уриске, как будто этот вопрос важнее всех, какие он задавал в жизни. — Зачем пошла на такой риск?

Вытянувшись во весь рост, напряжённая, как струна, Спэрроу отвечает честно, честнее, чем когда-либо прежде:

— Потому что вы, маги, настоящие чудовища.

Глава 5. Тьма поднимается

Шестой месяц

Земли амазов

Птицы спускаются к Винтер Эйрлин, рисуя в небе широкие причудливые спирали.

Птицы к ней слетаются разные.

Винтер опускается на колени на прохладную, покрытую каплями росы траву пастбища. Ночная тьма ещё не выпустила из объятий Каледонские пустоши у неё за спиной, а перед ней расстилается город Сайм, столица амазакаринов, где живут её защитницы, храбрые амазы.

Горе поселилось глубоко в её сердце — печаль о возлюбленной Ариэль. Скорбь теперь её вечный спутник, эту тоску ничем не облегчить и не прогнать.

«Сердце моё с тобой, любимая». Пронзительные слова Винтер посылает на восток, к предрассветному небу, как будто там поселилась Ариэль, покинув этот мир, и нежные чувства однажды отыщут к ней дорогу.

Туман клубится у края бирюзового неба, алые, будто благородные розы, блики играют на бледных вершинах хребта, поднимающегося стеной на южной оконечности города. Розовые сполохи поднимаются выше от линии горизонта, и мягко шелестящие крылья окружают эльфийку на поле.

Винтер встречается на этом укромном пастбище с крылатыми друзьями уже не в первый раз. Она читает их мысли и передаёт им свои, рисуя в воображении понятные пернатым образы. Некоторых птиц она направляет на восток в надежде отыскать Нагу, давнюю и близкую по духу подругу-дракона.

Винтер посылает крылатых соратников и на запад с просьбой взглянуть на те земли и принести ей вести — добрые или злые. Птицы спускаются к ней целыми стаями.

Винтер сидит неподвижно, опустив голову, и пернатые собираются в круг, взволнованно подпрыгивают и тянутся к ней, чтобы коснуться крылом.

Как много птиц! Они собрались со всех концов Эртии!

Здесь и золотистые мэлорские журавли, и синеухие скворцы, и розовые зяблики, и серебристые альфсигрские голуби, и пара больших коршунов пустыни с яркими жёлтыми полосками и ярко-красными перьями на крыльях, чтобы оставаться незамеченными на алых песках востока.

А вот и крошечная колибри с лиловой короной на голове трепещет крылышками возле уха Винтер. Её крылья бьются быстро, овевая шею эльфийки прохладным ветерком, пока крошка-колибри не усаживается на плечо подруге и не прижимается к белой, как алебастр, коже всем телом.

Винтер ещё ниже склоняет голову, прислушиваясь к родственным птичьим душам. Закрыв глаза, она на ощупь выбирает птицу. Потом другую… Следующую…

В груди Винтер зажигается слабая искорка страха, горячая и неугомонная, — тысячи образов вливаются в разум эльфийки из воспоминаний птиц.

Что-то неправильное происходит в природе.

Птицы чувствуют что-то непривычное среди деревьев.

Озёра чёрной воды, в которой ничто не отражается. Потаённый огонь, горящий вниз, а не вверх. Вползает стеной мёртвый туман, смывает многоцветье.

Тьма. Мрачная и непроницаемая мгла идёт в мир.

Сумрак.

Винтер глубоко и прерывисто вдыхает, открывая свои мысли крылатым друзьям, будто по своей воле падая с утёса в бесконечную пропасть общего птичьего разума.

Она мгновенно переносится в другой мир, где сидит, скорчившись, на покрытой пеплом земле и исподтишка бросает короткие взгляды на чудовищный пейзаж.

Повсюду мёртвые деревья стремятся к кроваво-красному небу искривлёнными ветвями. На безжизненный лес медленно и беззвучно надвигается мрак.

Винтер выпрямляется на дрожащих ногах и входит в лес, минует опушку и сразу оказывается на поляне, наполненной густым серым туманом. Обхватив себя крыльями, будто они могут защитить её от опасности, эльфийка ждёт: надо узнать, что так напугало птиц.

Из тёмной клубящейся мглы появляется фигура молодой гарднерийки.

Она сжимает в руке волшебную палочку серо-стального оттенка, за которой, как и за женщиной, тянется тонкий шлейф дыма.

Гарднерийка подходит ближе, и под встревоженные крики птиц Винтер вдруг её узнаёт. От тёмного силуэта веет волшебной силой, с которой Винтер, пусть мимолётно, сталкивалась в прошлом, когда коснулась руки Эллорен Гарднер. Точно так же давным-давно эльфийка узнала о тайных крыльях икарита, дотронувшись до Айвена Гуриэля.

— Нет, — хрипло отвечает птицам Винтер. Качая головой, она пытается отогнать ужасную картину, плотнее закутывается в истрёпанные крылья. — Не может быть, это не Эллорен.

Тёплые птичьи тела прижимаются к Винтер, мысли и воспоминания крылатых друзей наполняют её разум. Ей никак не избавиться от видения, и Винтер признаёт суровую реальность, её глаза наполняются слезами.

— Тьма идёт за тобой, — шёпотом говорит Винтер, обращаясь к Эллорен посреди мёртвого леса. Печаль и сочувствие сильнее пронизывают её мысли, когда она вбирает новые образы из воспоминаний птиц и ощущает отчаяние погибшего леса. — Мгла стремится к тебе всей своей мощью.

Потому что она знает. Тьма всё знает. И лес, её противник, тоже знает всё.

Пророчество исполнится, спасения от него нет.

Икарит расправляет крылья… и Чёрная Ведьма вернулась.