База интервентов.


Три дня мы 'курсировали' по заснеженным холмам, пока не добрались до места, обозначенном на рисунке синего чуба, как облепиховые заросли, где можно скрытно оборудовать лагерь. Эти заросли шли вдоль берега почти до самой базы интервентов и не воспользоваться этим, мы не имели права. К тому же, синий чуб сообщил, что в ней нет, не единого 'секрета'.

Когда Маэстро сообщил эту новость, я, Кузьма и Николай восприняли ее как уловку синего чуба, чтобы заманить нас в ловушку. Но рыжий здоровяк заверил нас в том, что минотавр, с ножом у интимных мест, не врет и вообще, по его словам, интервенты чувствуют себя на 'нашем' берегу настолько вольготно, что ночью все патрули спят.

Сомнительно конечно, что бы вот так, в наглую, на чужой территории, пренебрегать очевидными мерами безопасности, но синий чуб заверил Маэстро, что все так, как он сказал. Ну что же, раз так, то мы 'в шоколаде', а если нет, мы здесь для разведки, посмотрим с расстояния, что да как, доложимся Мише и в Мохов, укреплять обороноспособность города.

Выдвинулись всемером, Николай, Кузьма, Маэстро и Витя, верховыми. Степанович, управлял повозкой, запряженной двумя лошадьми, которых нам одолжил град Мохов, в лице Моисеевича, как и ее содержимое. 'Поезд' Маэстро и кибитка Кузьмы, с палаткой и всем остальным, еще не добрались до города. Ну а поскольку врач запретил мне верховые прогулки, я ехал вместе со Степановичем. И седьмой член нашего отряда был посыльный, по имени Вадим.

В дороге, я первый раз увидел, как бегают кентавры. Посыльный, которого Миша послал с нами, принадлежал к этому виду обращенных. Вадик, когда набирал скорость, вытягивался горизонтально как струна и для бега использовал только переднюю пару ног. Вторая пара служит балансиром, чтобы кентавр не запахал носом. И скажу вам честно, он - на тех участках, где ветер вымел снег - не уступал лошадям, а по маневренности превосходил их в разы.

На нем была стандартная, для армии России, бронь, состоящая из десятисантиметровых, расположенных поперек, от шнуровки до шнуровки, металлических полос. На голове - явно сделанный под заказ - шишак с длинными - доходившими до подбородка - нащечниками. Нижнюю, четырехконечную, часть туловища, защищали кожаные, покрытые кольчужной сетью, штаны. На передних конечностях щитки, задние - короткие - кроме стеганых штанин, защиты не имели.

Из оружия, на правом боку лук и колчан со стрелами, за спиной овальный щит, раскрашенный под триколор, на левом боку полуторный меч.

Еще в Мохове, мне показалось, что Вадим больно дорого одет для посыльного. К тому же, умеет обращаться с луком, что редкость, даже в армии, не считая ратного сословья. Это заметил не только я и по этой причине, в зарослях низкой облепихи, им занялся Николай. Началось все с подначек, а закончилось тем, что кентавр решил проучить мелкого и наглого людишку.

- Говори Вадик, зачем Миша тебя послал с нами? - вставая на ноги, после переката, во время которого он саданул рукояткой одного из своих ножей, прямо в коленную чашечку правой передней ноги Вити, третий раз спрашивал Николай - я не такой терпеливый, когда надоест, ты уже никогда не сможешь говорить.

- Ах ты, козявка - сквозь зубы, гырчал Вадим, опираясь на меч и потирая ушибленное колено левой рукой. Щита он лишился после первого же выпада 'козявки', которая врезала ему рукояткой подмышку, от чего рука, на некоторое время, обвисла, и щит просто упал - я тебя урою гнида - продолжал поливать оскорблениями Вадик, игнорируя вопрос Николая.

- Вадя, Вадя - крутил головой Николай - не знаешь ты, как разговаривать с богатырями, а я ведь и обидеться могу.

Николай пошел по кругу, огибая кентавра слева, где тому будет неудобно орудовать мечем, да еще и ушибленная нога не даст полноценно на нее наступать.

Ни я, ни кто-либо другой, не вмешивались в такой своеобразный метод допроса, который применил сильнейший богатырь России, тем более я сам санкционировал его. Но с условием, что кентавр останется целым и невредимым. Однако результата я не видел и мое условие не выполнено, Вадик сильно хромал и левая рука у него до сих пор не отошла.

- Говори или я продолжу.

Николай стал ускоряться, продолжая идти по дуге, что заставило Вадика вприпрыжку разворачиваться к нему фронтом. Раз прыжок, два прыжок, три ... и он упал. Николай среагировал мгновенно и бросился на противника.

- СТОЯТЬ - крикнул я, пока человек не искалечил полуконя.

Первый тут же остановился и повернулся спиной к кентавру, провоцируя того на действие. Но Вадику было не до этого, он кое-как смог подняться и с помощью меча старался не упасть снова. Про нападение не могло быть и речи.

- Николай, ты слышал что я сказал?

- А я че, я ни че - ответил тот и повернулся к болезному - считай, тебе повезло.

- Коля-я - протянул я, и тот посмотрел на меня - помоги Степановичу разжечь мангал - и когда тот стал открывать рот чтобы ответить нечто в своем стиле, я 'отрезал' - это тебе за то, что обещал не калечить посыльного. - И самому Степановичу - Николаю не помогать.

Николай поджал губу и молча пошел к телеге, чтобы заняться не только розжигом мангала, - который сварганил Кузьма, из халявного железа, еще в Мохове - но и приготовлением ужина.

Мангал нам нужен не для шашлыков, - хотя и для этого тоже - а чтобы не рыть снег каждый вечер для костра пока сюда добирались.

- Спрячь оружие Вадим, на сегодня драк хватит - велел я кентавру и повернулся к здоровякам и зайцу-самураю - посмотрите, что там у него с ногой и ставьте палатку. Те кивнули, а я отправился через плотные заросли облепихи, где, подальше от глаз, Николай будет разжигать последний древесный уголь, который мы брали в дорогу.

- Ты уверен, что он сможет передать Мише послания, после твоих выкрутасов?

- Да чего ему будет, - отвечал Николай, высыпая остатки угля из мешка в мангал, поверх бересты, служившей розжигом - вернемся с разведки, и он уже будет как огурчик.

На небольшую полянку вышел Степанович с котелком - точнее котелищем - и сумкой с припасом.

- Ты ничего не хочешь нам рассказать?

Степанович бросил груз на снег и принялся заполнять котелок нетронутым снегом.

- Ты про письмо?

Я кивнул. Миша и глава Мохова нам не сообщили его содержимого и вежливо 'послали нас подальше' из кабинета, заверив, что все договоренности, со стороны гарнизона, остаются в силе. А вот Степанович, после нашего ухода, остался.

- В письме говорится, чтобы Мохов готовился к приему ста тысяч жителей через месяц, а к весне еще столько же прибудет. Опа... - сказал он, ставя котелок на мангал, в котором уже начали заниматься угли.

Мы с Николаем переглянулись.

- ...Мохову предписывается встретить их в Подгорном, со своим транспортом и своей охраной.

Николай присвистнул, а я почесал затылок. Получается, что, по неизвестным нам причинам, начался переселенческий бум. И если в отдаленный город отсылают разом сто тысяч, то, что говорить про столицу, ее окрестности и ближайшие к ней города. Завал! Теперь понятно, почему Моисеевич отказался отсылать горожан с Мишей, у него действительно сейчас каждая душа на счету. Саней и повозок, - неважно хороших или плохих - в нужном количестве, нет. Охраны, - даже если под 'ружье' поставить женщин и детей, не хватит. С Жильем еще хуже, а сейчас не лето и до него еще о-го-го.

- Куда-же селить их, в Мохов столько не влезет, даже если штабелями улаживать? - озаботился Николай.

- В том-то и дело, - Степанович развел руки в стороны - Герман всех мастеровых отправляет валить лес и из сырого посад возводить.

- Ну не хрена себе посадик получается, - Николай снова присвистнул. - О чем он думает, враг на носу, а за пределами стен десятки тысяч людей и обращенных?

- А что ты предлагаешь, сам же сказал, что даже если штабелями трамбовать все в Мохов не поместятся?

- Не знаю - Николай стал мерить маленькую полянку шагами - но обрекать землян на смерть не стал бы.

- А их никто на смерть и не обрекает, в посаде будут жить только мужики, наших это тоже касается. В городе поселят только женщин и детей, администрацию и казармы тоже освободят. Мишины воины будут жить в палатках, и организовывать оборону посада...

- Стоп - остановил я эмоциональную речь Степановича - а вот с этого момента поподробнее.

- Я говорю никто никого на смерть не ...

- Да нет, я спрашиваю про то, что Миша со своими бойцами будет заниматься организацией обороны.

В свете углей - начало смеркаться - я увидел как, от непонимания вопроса, 'захлопали' веки Степановича, и попросил его рассказать, что дословно сказал Миша. И по всему выходило, что полу медведь, больше не собирался идти делать засады на диверсантов. Но нас об этом, почему то, не посчитали нужным проинформировать.

- А Вадик, у Миши, на каких ролях?

- Хм, - Степанович запустил пятерню в бороду, пошевелил ей и сказал - на вродь приказчика, но - он ткнул в небо указательным пальцем - не простой.

- То есть?

- А то, что его приказания выполняются сродни Мишкиным и никто, даже полу-сотники, не смеют ему перечить.

- Адъютант короче - сорвал у меня с языка Николай.

'Снова интриги, что за жизнь такая, родня в них погрязла, так еще и армия пропиталась насквозь этим дерьмом'

- Когда мы вышли из кабинета, Миша не спрашивал про нас?

- Как же, не спрашивал, но не про всех, а только про тебя - увидев мое удивление, он продолжил - спрашивал кто ты? Откуда взялся? Почему Петька и Кузьма лебезят перед тобой? И еще про топоры твои расспрашивал, мол, выпендрежник, насмотрелся фильмов и теперь думает, что самый крутой.

Степанович прервался, снег в котле растопился, и он принялся подкидывать свежую порцию.

- Я рассказал им то, что знают все, секретами вы со мной не делились. Еще просили последить за тобой, задать наводящие вопросы, касаемо твоего прошлого, у парней поспрошать - он кивнул на Николая, который, как не странно, слушал молча и не перебивал. - Я согласился, но - ... - я не 'СУКА', - с резкой злобой в голосе, заговорил Степанович - чтобы 'плевать в лицо' Петки, которому обязан свободой весь город. И тем, кто, не заботясь о собственной 'шкуре', спас детей от неминуемой гибели...

- Ну все-все, - остановил я эмоциональный порыв Степановича - то, что ты свой в доску, я знаю, лучше скажи, что по этому поводу думает глава города?

Степанович снова почесал бороду и честно сказал что Герман - как он его называл - на эту тему с ним не разговаривал, времени на это, просто не было. Однако Степанович уверен, что на главу Мохова, которого, как и почти весь город, Маэстро вывел из Украины, можно положиться.

Но у меня, на этот счет, свое мнение. Моисеевич еврей, а это уже потенциальная опасность, ведь еврей еврею никогда не откажет и этим, вовсю, - на старой Земле - пользуется израильская разведка. Думаю, в этом мире, Израиль не откажется от проверенной годами, разведывательной стратегии. Я вообще не понимаю, куда смотрел Маэстро, давая добро на то, что его городом будет править личность такой спорной национальности.

- Степанович, не в обиду, приготовь ужин сам, нам нужно кое-что обсудить - попросил я старика, который и так этим занимался, во время разговора. Получивший наряд вне очереди Николай и не думал ему помогать.

- Э-хе-хех - наиграно замахал головой из стороны в сторону Степанович, долбя ножом замороженную, в камень, утку - надеюсь, премию мне за это дадут?

- Не переживай, - усмехнулся я - и премия, и тринадцатая зарплата тебе обеспечена.

Вернувшись на большую поляну, где Витя и Кузьма уже поставили палатку, а Маэстро занимался обиходом лошадей, я направился сразу к Вадиму, который сидел в сторонке, приложив снег к ушибленному колену.

Несколько минут я молча смотрел на кентавра, который забыв про колено и взявшись за рукоять меча, но, не извлекая его из ножен, ждал моих действий.

- Николай - я добавил железа в голос, памятуя привычку сильнейшего богатыря России постоянно перечить.

- Да - отозвался тот из-за моей спины.

- Помоги Вити обустроить палатку, - и, не дожидаясь ответа и не сводя взгляда с Вадима - Маэстро, Кузьма идите сюда.

Здоровяки бросили свои дела и подошли.

- У вас времени до ужина, если ничего не скажет, в сторонку его и кончайте.

Вадик тут же извлек меч, вздел щит и приготовился к бою.

- Миша нас обманул, - говорил я богатырям, не обращая внимания на оборонительную стойку кентавра - он не придет сюда, а этого послал к нам как лазутчика.

Идя, со щеткой в руках, к лошадям, которой Маэстро их чистил и которую я у него забрал, я услышал лишь сдавленный крик Вадима, за своей спиной.

Я не сомневался, что кентавр заговорит, в руках таких 'виртуозов' невозможно молчать. Так и случилось, когда здоровяки, держа допрашиваемого верх ногами за передние копыта и придавив кисти рук, с тремя пальцами, ногами.

Миша, как и Вадим, как и добрая часть военной верхушки, состоят в сговоре, дабы сместить главу рода Богомира с поста главкома. Провести выборы по всей стране и, посредством угроз, заставить того получать из ковчега только то, что ему скажет выборный президент.

Другого, от тех, кто привык к 'демократическим выборам', ожидать и не приходилось. Вообще удивительно, что это не произошло раньше. Этого не миновать, как и раздела страны на княжества. Как бы дед с отцом не старались, им не удержать страну от развала, слишком уж велик соблазн, для некоторых слоев населения, стать царями своего собственного царства. Неважно, каким оно будет, разумное существо, имеющее к этому возможности и желание, никогда не откажется от власти.

По поводу меня, Вадим сообщил, Миша подозревает меня в том, что я 'носитель крови' и если это подтвердится, то я могу стать козырем, в принуждении деда отказаться от власти.

Мы конечно посмеялись над этим, мол, 'носители крови' не бегают по стране и не нападают на тридцать супостатных рыл, больно уж они ценны.

Вадима связали, по рукам и ногам, затащили в палатку, чтоб не околел, распределили дежурства и легли спать, на утро богатырям идти в разведку к перевалочной базе интервентов. Витя, в связи с непредвиденными обстоятельствами, остается в облепихе, караулить Вадика.

Полдня мы шли вдоль берега моря, перемещаясь от одних зарослей облепихи, к другим, пока не наткнулись на первые следы, патруля.

На каждом из нас была бронь, оружие, - я в моховской оружейной, подобрал себе неплохой составной лук - два колчана со стрелами, по двадцать штук в каждом. Рюкзак с сух-пайком, на пару дней, точило, огниво, - спички в этом мире не загораются - спальником и остальными нужными мелочами. И это только то, что нес я, здоровяки же, тащили на себе и того больше. Кузьма, вообще, напялил на себя еще и зерцало, да две перевязи, со своими метательными 'бронебойками'. И когда мы вчетвером, следуя карте, которую, 'по просьбе Маэстро', набросал синий чуб, наткнулись на первые следы, я объявил привал, который был больше нужен мне, а не моим спутникам. А пока я отдыхал, в компании Кузьмы, 'слон и моська', в белых маскхалатах, которые по нашей просьбе пошили в Мохове, отправились на разведку. Через пару часов мы уже вчетвером лежали на холме, в полутора сотнях метров от лагеря и только что не смеялись, над тем, как патрули делают рабочий вид.

Из того, что рассказывал мне в дороге Маэстро и, во время привала Лена, я уже знал, что с дисциплиной, в незалежной, дефицит. Киевская Русь, типичное бандитское государство, поделенное между бандами, которым, в свою очередь, дает указания верхушка, во главе с оператором ковчега. Но я никак не думал, что увижу, как патрули, когда встречаются, 'забьют' на свои обязанности и будут играть в карты.

До вечера мы осматривали базу интервентов с холма, перемещаться по окрестностям, не рискнули. Николаю, изъявившему желание самолично разведать все подступы к базе, я тоже запретил покидать нашу диспозицию. Уж больно у него поганая привычка не следовать приказу, а все делать по-своему.

В основном - я, Кузьма и Николай - сидели на склоне, чтобы нас случайно не увидели с другой его стороны. А вот Маэстро, словно червь, ползал на его вершину, спускался, зарисовывал увиденное на бумаге и возвращался назад. И пока он был на верхушке, мы рассматривали его 'каракули'.

Залив, по форме, напоминал каплю, с боковым расположением и горловина его была всего несколько десятков метров, к тому же, вода в нем не была покрыта льдом. Что давало возможность круглогодичного использования порта, который, на данный момент был деревянным и напоминал увеличенный рыболовный мостик.

Только взглянув на залив, невозможно не оценить его достоинства. Если в нем будет стоять судно, то никакой шторм ему не страшен. Большая волна, если и войдет в залив, то рассеется за секунды, эффект бутылочного горлышка, никто не отменял.

Деревья, по виду акация и облепиха, росли только в лагере, который, из-за нагромождения палаток, напоминал курорт дикарей, на побережье черного моря. По крайней мере, мне так казалось, с той дистанции, с которой мы вели наблюдение.

Чуть в стороне от палаток стояло большое количество ящиков, накрытых брезентом, но нижние брезент не прикрывал. Поэтому, Маэстро смог разглядеть, что эти ящики здорово похожи на армейские, как на старой земле и такого же зеленого цвета. Рабов он смог рассмотреть только женского пола и детей, и по всему выходило, что они заложники. Мужики же, скорее всего, добывают золото. Расположение прииска, мы знали лишь примерное, как сообщил синий чуб, он находится на полтора-два километра восточнее базы.

Когда начало темнеть, обозначили дальнейшие действия каждого из нас.

Как стемнеет, Николай отправится в обход палаточного лагеря, к горловине залива слева, Маэстро справа. Там, по словам синего чуба, расположены дозоры, которые предупреждают о появлении судов.

На обратном пути, Николай должен прогуляться к прииску и найти для всех нас подходящее место наблюдения за ним.

Мне, под присмотром Кузьмы, как самому ценному члену группы, предписывалось сидеть на месте, не рыпаться и дожидаться возвращения 'слона и моськи'. Что, как вы понимаете, не очень меня радовало. И когда мы с кузнецом остались одни, я смог его убедить обеспечить мое прикрытие, пока я буду ползать вокруг палаточного лагеря и 'греть ухо', в надежде подслушать что-нибудь стоящее.

- Не нравится мне, что мы с американцами связались - на чистом русском говорил один из двух человек, сидевших на ящиках, которых я обнаружил с северной стороны лагеря.

Слышно было плохо, но разобрать разговор все же можно.

Я не мог подползти к лагерю ближе пяти-шести метров. В самом лагере горело пять костров, а по периметру он был неплохо освещен фонарями, работающими по той же схеме, что и на стенах российских городов. Так что я не стал рисковать и решил понаблюдать с расстояния.

- Не о том сейчас надо думать, - говорил второй - а о том, как бы ватники не нагрянули.

- Ха, - усмехнулся первый - с чего бы им нагрянуть, уже год здесь сидим, а о них ни слуху, ни духу.

- А вдруг корабли заметят - не унимался второй.

- Да с какого перепуга, зимой они в море не выходят, а наши к берегу не приближаются. Меня больше американцы заботят, устроят тут войну и писец нашему предприятию по добычи золота. А эти группы, что они засылают в тылы русских, неужели ты думаешь 'колорады' настолько немощные, чтобы не выследить и не уничтожить их? А после того, как из допросов узнают, откуда они взялись, русские обязательно припрутся сюда, и помяни мое слово, хорошего, от этой встречи, нам ждать не стоит.

Несколько секунд стояла тишина, а потом тот же голос продолжил.

- Надо валить отсюда.

- Ага, - усмехнулся первый - и жить впроголодь, таких барышей как здесь, ты во всей Киевской Руси не сыщешь, да еще в серебре и золоте.

- Это точно - с нескрываемым раздражением ответил второй - ладно, пойдем, съедим чего-нибудь, ты как?

- Пойдем - ответил первый после глубокого вздоха.

После я еще некоторое время полазил вокруг лагеря, в попытках еще где-нибудь, 'погреть ухо', но тщетно. Все интервенты находились в глубине лагеря. Выяснил, где содержат рабов - три больших армейских палатки, окруженные колючей проволокой - пересчитал всех бандитов, кто попадал в мое поле зрения, и пополз назад.

Когда Мы с Кузьмой прибыли на точку, Маэстро и Николай уже были там.

Выслушав в свой адрес, ряд не очень лесных, сказанных шепотом, претензий и обещание Кузьмы, если Николай не заткнется, открутить тому голову, мы, после моих угроз, отправится всем составом в Великоград на перевоспитание, перешли к обмену собранной информацией.

После этого картина вырисовывалась неприятная. Бандиты ночью ждут катер, с какой-то шишкой из американцев. Кузьма поправил, говоря, что Маэстро, - который подслушал разговор дозорных на правом берегу горловины - ошибся, называя корабль, катером. Но тот ответил, что дозорные несколько раз произнесли именно слово катер, а не корабль.

После пошел подсчет живых интервентов, кто, сколько насчитал, и получалось, что всех вместе, их набиралось около семи десятков. Включая дозоры, надсмотрщиков на прииске и тех, кого я увидел, ползая вокруг лагеря, на пузе. Но это не говорило, что интервентов именно столько, сколько мы насчитали, их могло быть в несколько раз больше. Потому что количество разнокалиберных палаток, в их лагере, превышает количество подсчитанных, а я не рентген и не мог видеть сквозь стенки палаток.

Николай нашел пленных там же, где и сказал синий чуб, примерно в полутора километре от основного лагеря и судя по его лицу, он в шоке от увиденного.

- Там не только взрослые, - Николай замялся, подбирая нужное слово - но и пацанва, и работа не прекращается даже ночью. Прииском это место назвать сложно, оно больше похоже на грязевую яму, освещенную фонарями. Мужики, на ее дне, черпают грязь ведрами, а пацаны поднимают ее наверх и промывают, выискивая драгоценные крупицы.

Услышав, какие ужасы нам сообщил Николай, мы выдвинулись к прииску немедленно.

Прошагав по натоптанной интервентами и рабами дорожке примерно километр, мы с нее свернули, и Николай повел всех в обход небольшого холма, где следов тоже имелось в избытке.

Обойдя этот холм, у подножья соседнего холма, мы увидели, хорошо освещенный, прииск.

Он представлял собой спиральное углубление, в пару десятков метров и шириной пятьдесят на семьдесят, края которого, омывали незамерзающие плавни.

Мы видели, какой адский труд здесь проделан. Рабы, рыли котлован в грязи, обсыпали ей края, чтобы предотвратить попадание воды внутрь, но как не крути, водичка дырочку найдет. И чем глубже они рыли, тем шире приходилось рыть котлован, а стало быть, делать новую насыпь и убирать предыдущую.

Рядом находился загон, - по-другому и не назовешь - в нем содержали обращенных и людей. Саманное сооружение барачного типа, с камышовой, перемазанной глиной, крышей и деревянными столбами по периметру, с натянутой, между ними, металлической сеткой, скорее всего, полученную из ковчега. Больно правильная форма у ячеек.

Мне не верилось, что это удержало бы здесь тех, кто на Земле был свободным, если бы не одно но.

Из допроса синего чуба, мы уже знали, что для покорности, рабов держат семьями, - которые сейчас находятся в лагере - и только этот факт сдерживал обращенных от того, чтобы не вырваться из загона и не передавить 'бандеровскую и евро-американскую 'нечисть' своими руками или лапами и не затоптать копытами.

Со своего наблюдательного пункта, я видел как облепленные грязью люди и обращенные черпают грязь, в холодной воде, на дне котлована. И у меня пропала всякое чувство к западной цивилизации, с этого момента, я стал считать их лишними в этом мире. Они стали для меня паразитами, которые паразитируют на других. Но мое негодование, не шло ни в какое сравнение, с негодованием кузнеца, которого кое-как удалось уговорить, не брать приступом прииск и крепость, сиюминутно.

- И что - часто и глубоко дыша, с неприкрытой злостью в голосе, полушепотом говорил Кузьма - мы бросим несчастных и вот так просто уйдем? Вы как хотите, а я отсюда не уйду, пока не освобожу всех до единого или меня не убьют.

'Замечательно! Ай да Кузьма, ай да красавчик. И что же нам теперь, вчетвером идти на превосходящие силы? А как же клятва в верности?'

Николай не заставил себя ждать и напомнил кузнецу про эту самую клятву.

- Держи - Кузьма протянул мне свой нож, по размерам, не уступающим сармасаксу - можешь перерезать мне горло, за нарушение клятвы, но я отсюда не уйду.

'Ого, да у Кузьмы это серьезно, а это значить 'звездец' всем нам'.

- Убери, - велел я здоровяку - я до сих пор не считаю вашу клятву чем-то серьезным, но и бросать тебя здесь одного я не намерен, так что я остаюсь с тобой.

- Какие речи, прямо хоть сейчас в большую политику, - так же полушепотом, сострил Николай - они значить остаются, а нас с Маэстро в утиль? Хренушки вам, это мы остаемся, а вы, если есть желание, можете к нам присоединиться, так Петя?

- Угу - ответил здоровяк, после чего, нам стоило больших усилий, чтобы не раскрыть нашу дислокацию своим смехом.

Вернулись к месту первой дислокации, где приступили к проработке вариантов освобождения рабов, а стало быть, и уничтожению интервентов. Но ничего путного, так и не придумали. Да и как тут придумаешь, если нас четверо, а врагов от семидесяти, до хрен знает сколько.

- Слышь Петь, а что за шипастые шары весят на каждом интервенте?

Я спросил об этом Маэстро, так как он, как побывавший в тылах противника, мог знать для чего евро-американская братия, помимо стандартного оружия, обвешана непонятно чем, как яблоня в период созревания.

- Это 'ежи', вроде противопехотной бомбы, с ленточной пружиной внутри. Срабатывает от удара, разлет несколько метров, против доспехов не прет, если конечно не в упор. Используется только против рабов поднявших бунт, доспехов то на них нет.

В моей голове тут же стал прорастать зачаток примерного плана уничтожения, некоторого количества, интервентов, без прямого контакта.

- А если на броне сработает, пробьет?

- Естественно, даже если не убьет, то 'вавку' оставит добрую. А с чего это ты заинтересовался 'ежами', придумал чего?

- Еще не знаю.

Несколько минут я пытался продумать все аспекты своего замысла, но все равно не получалось избежать полного контакта. И не только из-за катера, который должен прибыть с неизвестным количеством интервентов и 'американской шишкой' на борту, но и из-за полной неизвестности, сколько их сейчас в лагере.

В итоге я озвучил свою идею богатырям и, на мое удивление они согласились без раздумий. Хотя, будь я на их месте, я бы поспорил на счет плана 'сделанном на коленке', о чем и сообщил своим коллегам. На что был получен от Николая своеобразный ответ.

- Ты Олег, еще не понимаешь истинной силы потомков Богомира, мы вчетвером, в открытом бою, сделаем эту когорту под орех.

Я отнесся к этому высказыванию сильнейшего богатыря России, как к вполне обыденному бахвальству и не придал этому значения.


'Вижж'. И горящая стрела взлетела вверх, слабо озаряя горловину залива. Пару секунд и с левой стороны, где был расположен такой же дозор, взлетела еще одна стрела. А это значит, что дозорные заметили приближение судна, в данном случае катера.

Как мог выглядеть катер в мире, где не работает ничего, из достижений человечества на Земле, просветил Маэстро. Он описал суда, которые строили в России для нужд армии. Корыто ничем принципиальным не отличались от парусных и гребных судов, а вот что касается движителя, тут уже отличие было, что говорится на лицо. Вместо мачт и парусов, на кораблях, в зависимости от габаритов судна, устанавливались высокие оси, на которых, в несколько рядов, горизонтально, вращались ложкообразные лопасти вентиляторов. Они передавали усилие на вал, раздаточную коробку и, посредством другого вала, на винт.

Как рассказал Маэстро, такая схема, с передачей усилия на винт, гораздо эффективнее, чем парус и не привязывает судно к направлению ветра. Суда по такой схеме есть не только в России, их строят во всех странах, но в небольшом количестве. Слишком дорого и строительство, и обслуживание и, особенно, смазочные материалы, которые берут в ковчеге, нефть, 'здесь', не одна страна, не добывает.

Так выглядит катер интервентов или нет, предстояло еще выяснить, а пока, мне нужно избавиться от двух дозорных. После того как они пустили горящую стрелу в небо, предупреждая лагерь о приближении катера, они стали для нас обузой. С левой стороны, горловины, дозорными занимается Кузьма. На Маэстро возложили тихий захват катера с моря, с помощью угнанной лодки, которая была случайно им обнаружена, недалеко от пирса, на неосвещенном участке, и недопущению на него интервентов, когда начнется заварушка. Николай занялся самым сложным, освобождением рабов на прииске и, с началом заварушки, зачисткой лагеря. Мы с Кузьмой, отвечаем за фланги, и прикрытие Маэстро, используя луки и не ввязываясь в открытый бой.

Лежать в снегу дальше не имело смысла, я поднялся на ноги, правой рукой извлек 'вишню' и, стараясь не шуметь, двинулся к костру, который своим светом обозначал границы горловины и возле которого стояли игун и волкулак. Брони на них не было, вместо нее кожаные куртки на меху, что значительно облегчает мою задачу, не придется выцеливать незащищенное место.

Они смотрели в сторону моря и не могли видеть, как к ним, со спины, подкрадывается человек в белых одеяниях.

Обойдя костер справа, я пошел по дуге, чтобы не спугнуть 'добычу' своей тенью.

Ближайший ко мне был игун, за ним, на расстоянии вытянутой руки, полу-волк.

Остановившись на границе света, я сделал глубокий вдох и бросился на полузмея, сокращая дистанцию, между нами, большими прыжками. Игун успел только повернуть в мою сторону голову и лезвие 'вишни' прошлось по его горлу. Не снижая темпа, я отпихнул его в сторону и сблизился с волкулаком.

Он так ничего и не успел понять, моя 'вишня' вошла в его глаз по самую рукоять, не встретив препятствия. Когда тело мертвого полу-волка начало падать, я выдернул нож из его глазницы и присел возле дергающегося и хрипящего в агонии игуна, чтобы избавить его от предсмертных мучений.

После того, как с дозорными было покончено, я посмотрел на ночное море. Четыре фонаря, расположенные близко друг к другу, синхронно прыгали в темноте и вот-вот должны войти в залив. И двигались эти фонари довольно шустро.

Сбросив с себя маскхалат, чтобы не стеснял движения, подобрал лук и стрелы, оставленные в том месте, где я дожидался сигнала, я побежал к лагерю.

Вообще, мы не предвидели, что дозорные будут подавать сигнал горящей стрелой. Мы предположили, что один из дозорных побежит в лагерь, а оказывается, мы все еще мыслим Земными стереотипами. Нет связи, беги и сообщай начальству, важную информацию, лично.

Пробежав два с лишним километра, в полной темноте, я встретил Маэстро, который стоял рядом с лодкой на берегу и дожидался катера.

- Ну как?

- Фух, елки моталки, пока бежал пару раз упал - делая взмахи руками, чтобы успокоить дыхание, ответил я.

- Да не, я про дозор, снял?

Я перестал делать взмахи руками, уставился на очертание здоровяка.

- Бли-ин, забыл - я легонько хлопнул себя по бедрам - придется бежать назад.

Маэстро понял, насколько глупый вопрос он задал.

- Не, ну мало ли.

- Петя, мало ли, это когда вышел из дома, а посрать забыл, рядом не одного туалета и народу куча - ерничал я. - По-твоему, я мог пробежать больше двух километров и забыть вообще, на хрена я это делал, такое разве может быть?

- У Чуйки было - усмехнулся тот.

- Как это? - хоть этого никто не видел, но мои брови чуть ли не 'соединились' с макушкой.

- Мы тогда занимались доставкой оружия повстанцам в Афганистане, в составе группы ССО, под видом гуманитарной помощи. Шли в наглую, можно сказать дикарями, положившись на чутье Кольки. По пути, в одном из кишлаков, заметили временный лагерь янки и дозорную вышку с прожектором. Обходить не захотели, слишком большой крюк пришлось бы делать. Посовещавшись, решили 'раскатать' америкосов ночью и свалить все на повстанцев. Наступила ночь, Чуйка пошел снимать дозорных на вышке, чтобы потом крутить прожектором куда угодно, только не на нас, но перед этим он должен его направить в небо, такой сигнал. Полчаса, час, второй пошел, а сигнала нет, и тут возвращается Чуйка. Ну, мы к нему, мол, что да как - Маэстро усмехнулся, и я увидел, как очертание его головы покачалось из стороны в сторону - оказалось, в кишлаке он повстречал симпатичную афганку и, забыв про задание, принялся уламывать ее на постель. А когда та его послала куда подальше, он злой и недовольный вернулся к нам.

'Мать моя родная, это насколько же ему 'приспичило', что он даже забыл о своих обязанностях'

- Охренеть, - сказал я, после того как мне удалось справиться со своим желанием рассмеяться

- Да-а, мы тогда все охренели.

- Ну а с лагерем янки как, взяли или в обход пошли.

- Взяли, но не мы. Чуйка, поняв как опозорился, снова пошел к янки, но на вышку полез после того, как вырезал сотню американцев под чистую. И только для того, чтобы в мегафон сообщить нам, что все чисто. Но самое смешное, та афганка, к которой он клеился, после этого, чуть ли не сама, затащила его на себя.

- 'УХУ-ХУ', 'УХУ-ХУ' - затыкая не только рот, но и нос, смеялся я, пока Маэстро не сообщил, что пора возвращаться в реальность, катер швартуется.

Катер оказался именно с таким движителем, каким его и описал Маэстро. Две железных мачты, возвышались над деревянным корпусом, который около пятнадцати метров в длину и метров пять в ширину. Верхняя часть мачт, до половины, напоминала турбину в разрезе, только лопасти пореже и с одной стороны обтекаемые, а с другой вмяты внутрь, чтобы ветер крутил их только в одну сторону.

На носу, этого технологического чуда, был установлен 'новодел'.

- Слышь Петь, а что за хрень на носу катера? - я рефлекторно кивнул на судно, хотя знал, что Маэстро, будь он трижды 'орлиным глазом', не мог этого видеть.

Некоторое время Маэстро молчал, всматриваясь в бочкообразное устройство, с выходящей из него трубой и рукояткой сбоку, похожей на кривой стартер.

- Это 'ежи-меты', вроде теннисной пушки.

- То есть?

- Ну, это фигня, которая плюется теми 'ежами', что ты видел на 'евро-козлах'. Бьет метров на сто и очередями, с каждым оборотом ручки, вылетает один 'еж', а стало быть, чем быстрее крутишь..

- Понял, можешь не продолжать, лучше скажи, ты сумеешь с ним совладать?

- А-а, вона к чему ты клонишь, если он заряжен, никаких проблем нет, целься и крути ручку.

- А что не так с заряжанием?

- 'Ежи', предмет легко-детанируемый и в эту бочку его нужно укладывать по-особому. Когда я был в незалежной, его заряжал обученный раб, чтобы, значит, если шваркнет, не жалко было.

- Понятно - сказал я - своих 'тупарей' жалеют.

- Угу, - согласился Маэстро - но давай об этом попозже, 'делегация' спускается.

Тем временем, на слабоосвещенный помост, названый Маэстро пирсом, набежала куча разномастных встречающих. На площадку, перед пирсом, два минотавра, вытащили тяжелый и массивный стол, персон на десять, не меньше. А из палаточного городка к нему стали подтягиваться, если не все, то большая часть, его обитателей, что не могло нас с Маэстро не радовать. Наконец то мы сможем прикинуть близкое к истине количество интервентов, с которыми мы - благодаря совести Кузьмы - должны разделаться.

- Чуть меньше сотни, - проинформировал меня 'зоркий глаз' и добавил - посчитаем новоприбывших и можно начинать.

'Не можно, а нужно, скоро рассвет и все наши следы станут видны как на ладони. Перемещать действа на следующую ночь, поздно. Даже если спрятать тела дозорных, их пропажу заметят, а от крови на снегу, в темноте, вообще не получится избавиться'.

Отбросив свои мысли, я переключил внимание на пирс.

На него, по сходням, спускались семь интервентов, как людей так и обращенных, все, кроме одного, которому встречающая делегация, по очереди, стала пожимать руку, были в легкой кожаной броне, поверх теплой, шерстяной одежды. Тот, кому жали руку, был человек в дорогом - по меркам Земли - пальто, под которым, как сообщил глазастый Маэстро, виднелись брюки от, не менее дорогого, костюма тройки. На голове легкая шапка, совсем не по погоде, а чтобы уши не мерзли, их прикрывали меховые наушники. На шею намотан белый шарфик. Но самая дебильная вещь, которую американец на себя напялил, черные лакированные туфли.

Может на европейском континенте климат мягче нашего, но неужели этот дебил не знал куда направляется. Или он считает себя 'ферзем' и что его будут носить на руках и укутывать в меха?

'Тфу-ты ну-ты, конечно считает, он же американец. Ну ничего, поживем-увидим, как он запоет, когда попадет с пирса на заснеженную площадку. 'Здесь' асфальта нет, это Россия'.

- Ну чего тут у вас?

- Тфу-ты ..., Чуйка, чтоб тебе пусто было.

Появление Николая напугало не только Маэстро, я сам чуть от неожиданности, не всадил в него 'вишню'. И когда маты и оскорбления, в его адрес, сказанные шепотом, сошли на-нет, он ответил на вопрос, что он здесь делает, когда должен заниматься освобождением прииска, который находится гораздо дальше нашей с Маэстро дислокации.

Оказалось, что с прииском Николай уже разобрался, рабов освободил и велел им сидеть и не рыпаться, пока не закончится спецоперация богатырей по захвату диверсионной базы и освобождению заложников. Потом он, как и планировалось, направился к восточной границе лагеря, чтобы дожидаться начала наших действий и заняться освобождением рабов в самом лагере. Но, произошло 'НЕПРЕДВИДЕННОЕ', ему надоело сидеть в одиночестве.

Услышав такое, я даже не знал, то ли смеяться, то ли плакать, настолько меня поразила безответственное отношение Николая к делу.

- Ладно, - махнул я рукой - сейчас пробежишься вокруг лагеря к Кузьме, и обрисуешь ему новый план...

- А что со старым?

- В мусорном ведре.

- И какова теперь моя задача? - Спросил Маэстро.

- Ты так же плывешь на лодке, зачищаешь по-тихому катер, но, на этот раз будешь орудовать не луком, а той хренью, что метает 'ежи' и по возможности оставить американского языка в живых..

- И как я это сделаю, - удивленно перебил здоровяк - мало того что 'ежи' осколочного действия, так этот 'дебил' еще и без брони?

- Тебе сказали оставить языка в живых, будь добр разбейся в лепешку, но выполни приказ - вмешался Николай.

- Но..

- Никаких но.

- Цыц - шикнул я на Николая и обратился к Маэстро. - Петя, получится сохранить ему жизнь, хорошо, не получится, ну и хрен с ним, найдем себе другого языка.

На этом дискуссия была закончена. Маэстро спустил лодку и не спеша - дабы не поднимать много шума - заработал веслами в направлении катера по дуге. Николай побежал к Кузьме, сообщить, что ему оказана честь, открывать 'веселье', выстрелом в ногу языка. Но тянуть с этим он должен до последнего, чтобы дать Маэстро больше времени на захват катера. Дальше все как сговаривались, Николай обезопасит рабов и 'шурудит' лагерь. Маэстро 'шмаляет' во всех кого не попадя, а мы с кузнецом отсекаем тех, кто хочет укрыться в темноте. На фоне освещенного лагеря, мы сможем увидеть каждого, кто захочет его покинуть и укрыться в темноте. Единственное, что может привести к негативным последствиям, если вся 'орава' разом 'рванет' в мою или Кузьмы сторону.

К тому времени, как все разошлись по местам, 'согласно купленным билетам', я оборудовал стрелковую позицию за кучей снега, который, как мне кажется, рабы вынесли из палаточного лагеря, понатыкал перед собой стрелы, из одного колчана, на этом приветственная часть закончилась. Встречающие и встречаемые переместились на площадку перед пирсом. И вот тут-то я заметил, как у янки стал проявляться дискомфорт, связанный с туфлями. Он начал переминаться с ноги на ногу, продолжая при этом улыбаться и что-то говорить босху в добротной панцирной броне и шлеме, который повторял обводы его, полу-собачей, головы. Потом янки стал поочередно стоять на одной ноге и улыбка, все реже появлялась на его лице. Наконец разговор с босхом закончился и янки направился в лагерь, но не тут-то было. По взмахам рук интервентов, я понял, что его приглашают к столу, возле которого нет стула. Сперва он, улыбаясь, пытался отнекиваться, но двое минотавров - может даже те, кто и принес стол - подхватили его на руки и поставили на стол. Тут же зазвучали овации, а американец, помахивая рукой, с белоснежной улыбкой до ушей, слегка кивал головой, приветствуя публику.

Что он там 'тарабанил' на английском, я не слышал, а если бы и слышал, то ничего бы не понял, английского то, я не знаю.

Минут пятнадцать, с луком в одной руке и наложенной на него стрелой, в другой, я ждал, когда закончится этот пафос. И когда он, наконец, закончился, а янки намеревался слезть с 'трибуны', я стал волноваться.

'Где же Кузьма, ведь можем упустить момент, пока у Маэстро убойная позиция, 'хоть стреляй хоть подавай''.

Под одобрительные крики и хлопанье толпы, янки, с помощью тех же минотавров, стал спускаться со стола. Мое переживание усилилось, и я решил, что нужно начинать самому, иначе будет поздно. Интервенты могут в любой момент, разойтись по палаткам, ночь все-таки.

Но в тот момент, когда моя стрела была готова сорваться с натянутой тетивы, я увидел, как оратор не удержался на краю стола и завалился, опрокидывая его на себя, а в его левой голени торчало 'инородное тело', то бишь стрела Кузьмы.

'ПОМ', 'ПОМ'. - Послышалось со стороны с катера.

'ВПИУЖ', 'ВПИУЖ' - с этим звуком пружины высвободили энергию и передали ее на шипы, которые, разлетаясь во все стороны, и подняли над площадкой снежное марево. Послышались душераздирающие крики интервентов, но как только во мне просыпалась толика жалости, я душил это чувство воспоминанием о рабах на прииске.

И опять звук срабатывания пружин, один, два, пять, десять...

'Что за ересь, вроде с катера ничего не летит, а 'ежи' детонируют раз за разом'.

Снежным маревом затянуло всю площадку, настолько плотно, что разглядеть, что-нибудь, в этом снежном тумане, было невозможно. А ежи продолжали срабатывать один за другим и только крики 'говорили' о том, что внутри снежной пелены есть живые существа.

Я старался высмотреть, выбегающих из этого облака интервентов и готов был всадить стрелу в каждого, но никто так и не появился. Через минуту - может меньше - звук 'ежей' прекратился, а вместе с ним крики уменьшились до нескольких глоток.

Я перестал надеяться, что в мою сторону выбежит хоть один интервент. Идти в это марево, пока оно не осядет, я не собирался, а то мало ли чего, вдруг кто живой захочет всадить мне нож или меч перед своей смертью.

Но и стоять без дела я не собирался. Не спеша, я принялся собирать стрелы, которые, для удобства заряжания воткнул в снег, назад в пустой колчан. После чего закинул его вместе с луком, за спину. К этому моменту снежная дымка почти осела, и я направился к площадке, с топором в левой руке и метательным ножом, из засапожника, в правой. Все это время я следил за палаточным лагерем, ожидая, что в любую секунду из него появятся супостаты.

Выходить на освещенное место не стал, а боковым зрением разглядывал дело наших рук из тени, у края площадки.

То, что я увидел на площадке, вызвало у меня рвотные позывы. Множество тел, были утыканы, что дикобразы, небольшими, пятисантиметровыми шипами. Да так часто, что казалось, нет, не одной части тела, где бы у интервента не торчало это смертоносное 'жало'.

Жалость к павшим врагам? Нет, у меня ее не было. Думаю, бывает такой враг, которого не только уважаешь, но и не хочешь его смерти, но не в этом случаи. Это ленивая 'гниль', которая не хочет работать сама, а принуждает к этому других, путем угроз. И эту евро-американскую заразу нужно уничтожать на подходе к границам славян, иначе она поглотит и наш мир 'здесь', как уже сделала это на Земле.

У края поляны, где я стоял, харкает кровью игун, чуть дальше, хрипит гип, правее, в нескольких метрах, кричит человек, у которого посечены руки и ноги и так далее. Но чем ближе к середине перемещался мой взгляд, к тому месту, где лежит, перевернутый верх ногами и посеченный шипами, стол, тем меньше признаков жизни я видел. И тем сильнее у меня позывы, потому что там лежат такие тела, что и телами не назовешь.

Наблюдая эту картину, я не забывал смотреть по сторонам, вдруг объявится какой-нибудь живчик, и он появился, точнее их было двое, один со стороны палаточного городка, второй шел по деревянному помосту, со стороны катера.

- Какое из слов, 'брать языка живым', тебе не понятно? - орал Николай через всю площадку, идя навстречу Маэстро и переступая через трупы и раненых, словно через камни или ненужный хлам.

Появление Николая, давало понять, что лагерь зачищен, а это значит, операция прошла успешно и гораздо лучше, чем мы ожидали.

- А я че, стрелял что ли, - кричал тот в ответ, идя навстречу другу - это эти придурки, обвешались 'ежами' как новогодние елки, вот и сработала одна из них, ну и еще одна ... или две.

А появление Маэстро, говорило о том, что в поле его зрения, больше нет, не единого боеспособного врага.

- 'Еж' у него сработал, лучше бы у тебя голова сработала или 'ж...'.

- Вот в следующий раз... - начал было Маэстро, когда до середины обоим было рукой подать.

- Какой на хрен следующий раз, чтоб я еще раз понадеялся на твой 'зоркий глаз' - начал распылятся Николай и я понял, надо опять тушить этот огонек, пока он не перерос в пожар.

- Вы как европейская супружеская пара - крикнул я, выходя из тени и продолжая движение к столу, возле которого Маэстро и Николай встретились, стараясь ставить ноги на 'БЕЛЫЙ' снег. Да куда там, вся площадка покрыта кровью настолько, что и не понять, снег под ней или еще что.

Оба замолчали и уставились на меня, не понимая, к чему я клоню, а через мгновение, с противоположной, от меня, стороны, послышался еще один крик.

- А почему европейская? - Кузьма, как и я, старался не замарать сапоги, продвигался к столу.

Я не спешил отвечать, пока не подошел к 'слону и моське' сам и не дождался, когда то же самое сделает и Кузьма. И когда четыре богатыря собрались вместе, я ответил

- Если бы один из вас был женщиной, тогда я бы вас назвал русской парой, а так... - я помахал правой рукой, из стороны в сторону, в которой держал метательный нож.

Первым заржал Маэстро, затем его поддержали Николай и Кузьма, ну и я не остался в стороне. Пошел откат.

Мы не думали о том, как выглядели со стороны в этот момент, а стоило. Когда, минут через пять, мы утерли слезы, выступившие от смеха, и посмотрели по сторонам, то увидели, что за нами наблюдают.

На краю палаточного городка стояли рабы, с выжженной буквой 'R' на щеках, в одежде а-ля Алла Пугачева, конца восьмидесятых, только очень грязного цвета. В большинстве своем это были женщины и дети, но и парочка мужчин тоже присутствовала. Но не это поразило меня, а то, что на их лицах явственно читался страх. Они боялись нас, ржущих в окружении поверженных врагов и залитой кровью площадки.

'Да елки моталки, опять напугали народ. Теперь точно молва припишет нас к кровожадным и беспощадным 'бармалеям'. Вот срань то какая'.

- Это с тобой?

Николай кивнул за спину Маэстро и потянул из-за спины один из своих ножей.

Я посмотрел на пирс и увидел того, кто там стоял. Моя правая рука, в которой был нож, рефлекторно отодвинулась назад, делая замах для броска. Боковым зрением я заметил, как Кузьма потянул, из перевязи, одну из своих 'бронебоек'.

- Отставить - скомандовал Маэстро, видя, как трое его коллег собрались утыкать ножами того, кто появился на пирсе вслед за ним. - Знакомьтесь, это Мигель, заряжающий 'ежи-мета'.

Убрав нож, я стал внимательно осматривать Мигеля. Посмотреть было на что, ведь он был первым иеворумом, которого я увидел вживую.

Я сразу же вспомнил рассказ Лены, про серба с четырьмя руками, четырьмя коленками, кисти и стопы с крестообразным расположением толстых четырех пальцев и по одному глазу спереди и на затылке. Мигель, одетый в одежду непонятного фасона с множеством разноцветных заплаток, - наверное, штопал дыры тем, что было под рукой - соответствовал этому описанию в полной мере.

- Все Мигелька, можешь сообщить семье о свободе - как о чем-то обыденном объявил ему Маэстро и показал большой палец правой руки, после чего сказал нам - его жена на катере поварихой, а дети в роли подай-принеси.

Ясно, для покорности держали всех вместе.

Мигель, увидев палец Маэстро, понял, что его заветная мечта исполнилась, сложил ноги гармошкой, стал плакать и причитать на незнакомом мне языке. Рукавами передней пары рук, он вытирал слезы одного глаза, рукава второй пары, терли затылок.

- 'Грациа русси' - послышалось из его зубастого рта, с клыками в его уголках, что говорило о его принадлежности к испанцам.

- Да ладно тебе, - Николай сделал шаг в направление пирса - хорош выть коровой, иди лучше семью порадуй.

Маэстро - к моему удивлению - перевел Мигелю сказанное Николаем, после чего сильнейший богатырь России, обратился к рабам, стоявшим у палаточного городка.

- Вы на территории России, - злобным голосом начал он - рабство в этой стране вне закона, а это значить, все вы свободны и вольны делать, что вашей душе заблагорассудится. Любой, неважно человек или обращенный, решивший поработить разумное существо, достоин смерти - Николай указал пальцем на мертвые тела вокруг нас - и так будет со всеми, пока существует Россия и богатыри. Мы - он указал на каждого из нас - богатыри. Это - Николай развел руки в стороны, пытаясь объять необъятное - Россия. Вы - с железом в голосе и направленным указательным пальцем правой руки в испуганную толпу, Николай изрек долгожданное - СВОБОДНЫ.

И тут пошло-поехало. Уже, до бывших рабов, понимающих русский язык, дошел смысл речи Николая, а чуть позже до тех, кому перевели его слова. А так как большая их часть - не считая детей - была женской, слезы полились рекой, оханья и аханья заглушили редкие хрипы уцелевших интервентов. Кто-то не выдерживал и терял сознание, мужики, которых на всех женщин не хватало, тоже со слезами, пытались успокоить слабый пол, а кого-то привести в чувство.

- ТИХО - заорал Николай - потом будете выть, а сейчас, будьте добры, намотать сопли на кулак и заняться организацией банного дня для всех без исключения, постирушками и приготовлением праздничного застолья. Но - его гримаса настолько исказилось злобой, что казалось он не освободитель, а кровожадный маньяк - без спиртного и спиртосодержащих напитков.

Бывшие рабы не смогли 'намотать сопли на кулак', а так и отправились выполнять поручение Николая. Но, из этой хныкающей от радости толпы, выбежал маленький кош, в балахоне цвета грязи, с полосато-серой расцветкой меха. Он - или она - не обращая внимания на кровь и мертвые тела, бежал босыми ногами прямо по ним в нашу сторону.

- Вы те самые, из сказки? - Остановившись в нескольких метрах от меня, спросил маленький кош на чистом русском.

В голосе, этого малыша, звучало столько надежды, что словами не передать. Конечно, я понимал, о чем он спрашивает, и развенчивать его ожидания, никто из нас не имеет права. И так думал не только я.

- Да парень, мы те самые - выходя из-за моего правого плеча, сказал Маэстро.

- Самые, что ни на есть, настоящие - подтвердил Кузьма, обходя меня слева.

В глазах ребенка, на фоне света от фонарей, заиграли искорки счастья. Как будто все его мечты сводились только к одному, увидеть богатырей.

- И вы пришли спасти нас, да? - спросил маленький кош.

Маэстро подошел к мальчику, - а то, что это именно мальчик, я уже не сомневался. Ну не могут девочки интересоваться богатырями - снял шлем, одной рукой взял парня на руки и сказал.

- Конечно, мы пришли спасти вас, как же иначе, ведь мы богатыри - говорил он - и по-другому не могли поступить.

Мальчик-котенок задышал со скоростью вентилятора.

- Мама говорила, что вы обязательно придете и спасете нас, и вы пришли - на глазах мальца появились слезы.

В этот момент подошел Николай, который наблюдал за тем, как Мигель, его жена и двое их детей, обходят по дуге 'поле трупов', в направлении палаточного городка.

- Не ругайся Илья, здесь дети - предупредил того Кузьма, так как тот не может без ругани.

- Вижу, не слепой.

Ребенок на руках Маэстро посмотрел на Илью Муромца, повернулся к Маэстро и тихо, чтобы сильнейший богатырь России не слышал, спросил.

- А это точно Илья Муромец?

Кузьма, как и я, слышавший этот вопрос 'крякнул' и, дабы не рассмеяться у парня на глазах, отправился осматривать уцелевших интервентов.

- Конечно - так же тихо отвечал маленькому кошу Маэстро, пытаясь не засмеяться - просто он еще растет.

- 'АХА-ХА-ХА' - заржал Кузьма, не успев дойти до ближайшего живого интервента.

Это было последней каплей, и мы все, снова заржали во всю мощь. Маленький кош, сидевший у Маэстро на руках, заразившись нашим смехом, вкладывал свою лепту в нашу дурь.

- Саша, сынок - с этими словами к нам, со стороны палаток, бежала полу-кошка того же цвета, что и мальчик.

И надо же было Маэстро повернуться к ней именно той стороной, где его шрам, под светом фонаря, виднелся во всей своей красе.

Увидев сына на руках 'великана' с уродливым шрамом через всю щеку, у нее сразу подкосились ноги-лапы, и наверняка-бы она упала, но ее вовремя подхватил 'Илья Муромец'.

- А мы с отцом тебя ищем - в полуобморочном состоянии произнесла полу-кошка.

В этот момент, за нашими спинами, где находился перевернутый стол, послышался звук шевеления.

Я, дабы не выходить из образа богатыря перед мальчиком, начал давать указания своим 'коллегам'.

- Илья, заходи слева, Алеша, по центру, - секунду я думал, как назвать Кузьму, Кощей, как его назвал Николай в Медовухе, явно не подходил его фигуре - Святогор с тыла.

Кузнец, услышав, как я его назвал, расплылся в улыбке и стал обходить стол.

- Тебе плохо? - Николай уставился на меня, как на умалишенного.

- Делай что говорят, иначе нарядом по столовой не отделаешься - сказал ему Маэстро, опуская мальчика на красный снег.

Не знаю как, но Николай подчинился словам Здоровяка. Так мы, вчетвером, двинулись к тому месту, откуда доносился шум. К этому времени, крики раненых, сошли на-нет. Те, кому суждено было умереть, умерли, а тем, кто еще жив, просто не хватало на это сил.

Шум исходил из-под стола и когда Маэстро его поднял, под ним нашелся тот самый раненый оратор, только теперь еще и с выбитыми - скорее всего самим столом - зубами. И когда он пытался говорить, слышалось посвистывание.

Услышав это, мальчик кош подбежал к, еще не пришедшей в себя, матери-кошке и стал ее теребить с криками. Что богатыри взяли соловья-разбойника, а потом стал кричать, что соловью нужно заткнуть чем-нибудь рот, чтобы он не свистел. Маэстро так и сделал, сорвал с бедолаги белый шарф, скомкал его и запихнул 'соловью' в окровавленный рот. После здоровяк подошел к женщине-кошке, которую все еще теребил ребенок и говорил. - 'Мама ты была права, они существуют' - и поблагодарил за правильное воспитание сына. Женщина-кошка, не понимая, что происходит, смогла лишь кивнуть в ответ. Затем цирк закончился, и пришло время заниматься делами, но уже не воинскими, а гражданскими, тем более, на востоке, начала появляться заря.


Оставив захваченный лагерь богатырям, и распределив между ними обязанности, - Кузьма, допрашивает 'соловья', Маэстро, занимается организацией уборки трупов и их мародерством (ничего не поделаешь, брони и оружие пригодится бывшим рабам), а Николаю вменялось хоз. обеспечение, как тому, кто первым до этого додумался - я отправился в облепиху. Чтобы 'обрадовать' Степановича, что премия и тринадцатая зарплата, ему выдается авансом, в виде прииска и крепости, которую еще предстояло построить.

Будить, во временном убежище никого, не пришлось, солнце, хоть и скрытое тучами, давно осветило берег, а люди и обращенные, давно привыкли вставать с первыми лучами.

Узнав о том, что мы захватили базу интервентов, человек, связанный полуконь и заяц-самурай, были в шоке. А когда я объявил, что совет богатырей, назначает Степановича наместником крепости, которой пока нет, а Витю на должность воеводы, в этой самой крепости, они вообще 'выпали в осадок'.

Сборы, по переезду в новую обитель, затянулись на полдня. Не из-за того, что нас было вполовину меньше, чем сутки назад, а по той причине, что Степанович и Витя, мягко говоря, не очень-то жаловали оказаться в подаренных богатырями должностях. Аргументировали свой отказ, новоиспеченные начальники, тем, что место это, 'наезжено', и евро-американцы знают все подходы к нему, как с моря, так и с суши. И то, что рядом ведется добыча золота, превратит этот залив, в постоянное место военных баталий. Так же Степанович сетовал на то, что только оформление этого прииска, не считая остальных бюрократических проблем, лишат его последних волос на голове. Витя жаловался, что, за короткий промежуток времени, невозможно сделать из обывателя, полноценную боевую единицу. И только мое обещание, что богатыри окажут всю посильную помощь на начальном этапе боевых действий, смогло убедить обоих, принять 'крепость', - которой нет - под свою опеку.

К заливу подъехали во второй половине дня, и Степанович сразу же вжился в роль начальника. Он буквально спрыгнул с саней и, матерясь как сапожник, побежал к месту, - примерно в километре от палаточного городка - где, по указанию Маэстро, 'кремировали' мертвых интервентов.

Причиной, такого поведения Степановича, оказалась банальная прагматичность.

Ведь чтобы сжечь тела, - а их не мало - уйдет не один кубометр заготовленного интервентами, возле прииска, леса, которого не сыщешь во всей округе, в степи деревья не растут.

Но все обошлось, бывшие рабы, - уже помытые и одетые в одежду из запасов интервентов - во главе с Маэстро, объяснили наместнику, что заготовленный лес никто не трогал. Для сжигания тел интервентов, использовали вырубленную, еще по осени, акацию, которая настолько корявая, что ее используют лишь для костров.

Представление Степановича, как наместника и его обещание, что по весне, любой из освобожденных, сможет получить документы и переселится в любой регион страны, восприняли с воодушевлением. Тем более у него, как и у бывших рабов, на правой щеке имелось клеймо, что сняло с них некоторую напряженность в общении. На вопросы, - которые посыпались как из рога изобилия - Степанович отвечать не стал, а сразу перешел к подбору кадров и, в этом деле, у него, было чему поучиться.

Я, например, озадачился бы опросами каждого и уже изходя из этого, делал бы выводы, кто-есть-кто и кем его назначить.

Но Миронов Алексей Степанович поступил проще и гораздо быстрее. Он назвал вслух всего две должности, из которых бывшие рабы должны выбирать. Это хоз. служба и ополчение, которым будет руководить Витя.

- Степанович - сильно зевая, обратился я к наместнику, на время, прекратившим свою организационную деятельность - нам бы помыться перекусить и в люлю, спать охота, спасу нет.

- Хоз. служба - тут же крикнул он самой большой группе - обеспечите помывку, обед и теплые места отдыха, для богатырей.

После чего он потерял к нам интерес и принялся подгонять бывших рабов с выбором, чтобы, как можно быстрее, приступить к работе.

Лечь спать сразу, после разговора с наместником, не вышло. После бани, которую бывшие рабы соорудили в одной из больших палаток, рассчитанной на двадцать человек, пришлось 'сражаться' за свою одежду. И эту 'битву' мы проиграли здоровенной кентаврихе. Она, словно 'катком', прошлась по нашим нервам, доказывая, что стирка и чистка доспехов, лишь малая благодарность за освобождение. Так что мы, напялив на себя вторые комплекты одежды, взятые из саней наместника, отправились в столовую, устроенную в такой же большой палатке, без особого настроения. Там нас почивали ухой из осетра, который водился в море и которого я, на Земле, отродясь не пробовал. На второе, жареная рыба, - по виду судак - черная икра, маринованная рыба, копченая рыба, рыбные котлеты и остальные рыбные дары моря. На вопрос о рыбной 'диете', все та же кентавриха, по имени Ирина, сообщила, что с поставками провизии, у интервентов, не вах и приходится кормиться с моря.

Ирина сама вызвалась взять на себя обязанности, нашего благоустройства и была старшей над еще четырьмя женщинами, двух клыкастых кобсов, волкулачихой и босхой.

Когда постоянное мелькание чересчур заботливых женщин стало нам досаждать, Николай не выдержал и, в грубой форме, само собой с использованием нецензурной лексики, попер обслугу куда подальше. После чего мы смогли приступить к 'разбору полетов' и планированию наших дальнейших действий.

Обед затянулся на пару часов и нам еще не раз, приходилось просить женщин не беспокоить богатырское сословие и не предлагать добавки, отвара иван-чая и всего остального, что отвлекало нас от совещания. И когда мы, все же, смогли нормально все обсудить, отправились к Джону Смиту, как назвался Кузьме, во время допроса, 'соловей'.

Мне не понравилось, что он ничего толком не рассказал, во время запугивания. Мол, ничего не знаю, назначен, в Нью-Йорке, на должность главы гарнизона. Дела принять не успел, с катера открыли огонь и всех перебили, включая старого начальника гарнизона. Короче, врет он и я посчитал, что пора переходить от запугивания к практике. А проверить его информацию было не у кого. Те раненые, что остались в живых, после ночного налета 'ежей', не смогут говорить еще долго, если вообще выживут.

'Соловья' Кузьма оставил на попечение Вити, который вовсю занимался организацией самообороны, в бараке у прииска, куда мы и отправились.

У вокруг сетчатой загородки Витя установил, постоянно барражировавшую вокруг периметра, охрану. Одел ее в броню, из трофеев, опоясал мечами, выдал арбалеты и болты к ним, словно это поможет стать им воинами. Но выбора нет, нам всем, придется рано или поздно сражаться за жизнь, независимо от того, умеешь ты обращаться с оружием или нет.

Поздоровавшись с охраной, мы вошли в загон, затем в барак и я ужаснулся. Под светом двух фонарей, стоявших возле раненых, над которыми 'колдовал' игун и пит, пытаясь вытащить их с того света, я увидел условия в которых приходилось существовать рабам. Темно-коричневое помещение, где нет, не одной кровати, их заменяли лежаки, слепленные из глины и сухой травы. А вонь, словами не передать, как в нем воняет. Нет, не экскрементами, а непонятно чем. До невозможности стойкий и застоялый запах.

Поздоровавшись с врачевателями, я приступил сразу к делу, попросив пита оставить в покое Джона и заняться другими интервентами. Рассусоливать, и тратить время на расспросы, не стал, - спать хотелось так, что глаза слипались - а присел рядом с допрашиваемым и принялся интенсивно бить его рукояткой 'вишни' в рану, оставленную стрелой Кузьмы. Не обращая внимания на крики и попытки закрыться руками, я бил до тех пор, пока Смит не потерял сознание. После чего, схватил ведро, с побуревшей от крови водой, в которой игун и пит полоскали тряпки, и окатил нового начальника гарнизона. Когда тот пришел в себя, первое что я у него спросил, - на русском - это его настоящее имя.

Как только я услышал от Кузьмы имя Джон Смит, мне стало понятно, почему все запугивания тому до лампочки.

Джон Смит, не только самое распространенное имя и фамилия в США, но и самый распространенный псевдоним в их спецслужбах. А что касается, почему я стал спрашивать его на русском? Я не верю, что 'всемогущие' американцы, отправят в Россию того, кто не владеет нашим языком.

И мои ожидания оправдались, Джерри Монтгомери - а именно так звучит настоящее имя 'соловья' - заговорил на русском, хоть и с акцентом, но понять можно. После этого я допустил к нему врачей, которые обалдели от богатырских методов допроса. А еще через полчаса, когда все процедуры были закончены, Кузьма, за шиворот, волок его в лагерь, где в тепле и без вони, мы смогли его выслушать. Потом, раскорячив его на полу, и угрожая отдавить яйца, послушать еще, и картина вырисовывалась в самых темных тонах.

Европейские страны договорились с Киевской Русью о совместном походе против России и сейчас из ковчегов прут, по большей части, высококачественные металлы и обмундирование для солдат. Все это сразу же доставляют на Украину, где ковка оружия, и производство новых видов вооружения идет непрерывно. Там же происходит формирование боевых соединений, проводятся учения. По всей Европе, ускоренными темпами, идет строительство железнодорожной сетки, в которую внесли и Украину, как опорный пункт для нападения на Россию.

К сухопутным границами России тайно стягиваются войска. Караваны идут нескончаемым потоком, подвозя новые силы и ресурсы. Оборонительные сооружения вовсе не строятся, потому что Евро-Америка не намерена вести оборонительную войну. Она собирается только наступать и уничтожать все, что связанно с Россией, под лозунгом 'Мир без русских'.

На вопрос, как к этому относится народ, он, 'соловей', сказал. Спецслужбы периодически делают диверсии против мирного населения и сворачивают все на Российских диверсантов. Также ведется сильная пропаганда и агитация, и теперь каждый готов идти на Россию хоть с голыми руками.

На море так же предусматривается ведение военных действий. Но, как напел 'соловей', новая доктрина не включает в себя абордажные бои, а посему, все суда русских будут уничтожаться с расстояния, при помощи всевозможных стреляющих и метательных орудий, в том числе и личного оружия.

Некоторые арабские страны, заключившие союз с западной коалицией, также примут участие в войне против России. На их плечи ложилась задача по захвату Кубы. Ведь кто владеет Кубой, тот владеет всем Кубинским морем.

Маэстро с Кузьмой на эту новость отреагировали смехом. По тому, что они бывали на 'острове свободы', пару лет назад и заверили, что взять его не получится при всем желании. Кубинцы, за то недолгое время, что находятся в этом мире, в искусстве морского боя поднаторели настолько, что не один 'вонючий', без их разрешения, во всем архипелаге, 'перднуть' не смеет. А в постройке кораблей, предназначенных для боя, увлеклись настолько, что не хватает экипажей, чтобы все их укомплектовать.

А вот новость о нападении Израиля, - еще одного западного союзника - на Армению, вызвало у здоровяков беспокойство.

Поскольку я и Николай были не в курсе, чем таким армяне приглянулись западу, перешли к географии. Маэстро по быстрому набросал карту, прямо на обороте рисунка лагеря интервентов, который вчера рисовал под холмом. А после комментариев, которыми он сопровождал свое художество, я понял всю удрученность ситуации, если задуманное западом увенчается успехом.

Кубинское море, сродни Черному на Земле и из него тоже есть пролив, подобный Босфору. Конечно он не такой узкий, как в нашем старом мире, а километров этак на пятьдесят больше. Но все же, при умелом подходе к делу и имея достаточное количество кораблей, его можно легко перекрыть и прекратить доступ торговым кораблям России и Кубе в южные моря. А это повлечет за собой шантаж торговцев, которые 'за рубль' готовы продать не только родину, но и родную мать. Те начнут подкупать 'крикунов', которые будут настраивать народ против власти.

При чем здесь Армения? Да при том, что ее ковчег находится на восточном берегу, в северной части, этого пролива и является единственным, более или менее, государством с государственностью. Южнее находится Ирак, но там государственностью и не пахнет, сплошные племена и междоусобицы, оператор контролирует лишь небольшую часть страны.

Западный берег, контролируют сирийцы, с обществом, немногим лучше, чем в Ираке. Единственное что не дает этому государству впасть в средневековье, война с Турцией. А поскольку война ведется на суше, то военного флота, как такового, у Сирии нет.

Армения, на данный момент, вот кто является реальной силой в проливе. С ее падением, южные страны, для России, станут недоступными и поток денег - а это один из жирнейших кусков бюджета страны - иссякнет. Армяне, сами, не устоят против Израиля, с его многовековым опытом, два фронта им не потянуть. Если бы они не воевали, все то время, что то они находятся в этом мире, с Азербайджаном, то, - по словам Маэстро - армяне вполне смогли бы надавать евреям на орехи, да еще и навариться на захвате израильских судов. Но в нынешней ситуации, это невозможно.

Еще Джерри рассказал, когда, на чем и в каком количестве, в залив прибудет новая партия евро-американских войск. И по всему выходило, что сроку, нам, на подготовку, неделя, а еще лучше, 'брать ноги в руки' и валить отсюда до назначенной даты. На этот раз, в залив прибудет не группа диверсантов, а регулярные войска, в количестве полутора тысяч, для постоянной дислокации, до дня 'Р'. Таким, незамысловатым названием, в штабе западной коалиции, обозначили первое мая, когда по всем фронтам должна начаться освободительная война против России.

Переправлять, такое большое количество войск и ресурсов, будут при помощи двух больших барж, которые потащат два корабля, сродни катеру, на котором приплыл сам Джерри. Только эти корабли будут больше и с четырьмя лопастными мачтами. На смазочных материалах и на постройки новых видов кораблей, 'запад' не экономит.

Карта, которой 'любезно' поделился Джерри, показывала места прорыва южных рубежей сухопутной границы. И таких мест два, горы все-таки, поэтому и регулярных войск, на этом участке границы, нет. Никто, почему то, не подумал, что в горах могут быть перевалы.

Может дед проглядел, а может и военные, жаждущие его свержения, не посчитали нужным пустить хотя бы патрули вдоль восточной стороны горного хребта. Как бы там ни было, но граница, на этом участке, незащищена вообще ничем и никем.

Мохов, находится всего в неделе пути, от мест прорыва, и его осада и последующий захват, неизбежны. Но хуже всего то, что интервенты, от этих двух перевалов, смогут беспрепятственно пройти в тылы российских войск, расположенных на границе с Киевской Русью.

Джерри перешел к южным землям нашей новой родины. Они, по договоренности с другими участниками коалиции, отходят янки и теперь, сюда, будут высаживаться только американские войска, чтобы самолично начать 'освободительный поход' по югу России. К тому же залив, - благодаря прииску - имеет для них стратегическую важность.

Мы еще в 'Медовухе' поняли, что бандеры с прииском пролетели. Не один американец не сможет отказать себе в обогащении, тем более на халяву. Нужно всего лишь спровадить 'союзников' на войну.

По нашей просьбе, Ирина - кентавриха заделалась в наши помощники и как бы мы не отнекивались, от ее помощи, она все время была неподалеку - велела подручным позвать наместника и воеводу. Когда те прибыли, я решил пройтись, подышать свежим воздухом, чтобы отвлечься и уже с не замыленным взглядом, снова вернуться к проблеме обороны залива.

Лучшим местом, чтобы очистить голову от проблем, я выбрал берег моря. Ведь, на Земле, я его видел только по телевизору, а до захвата залива, было не до созерцаний.

Как только я вышел за пределы лагеря, меня облепили детишки во главе с Сашкой и засыпали меня вопросами, типа как стать богатырем или как тренируются богатыри. Ответить я не успел, появилась Ирина и одним только криком разогнала детвору. Но это навело меня на мысль, на что пустить доход от прииска, который, почувствовавший прибыль Степанович, обязательно доведет до ума.

До моря, я не дошел, увидел на катере Мигеля, и решил подняться на борт и посмотреть на существо с необычной внешностью, даже для обращенных, при свете дня.

Увидев, что на борту появился один из богатырей, Мигель перестал возиться с ежиметом и низко поклонился. На что я показал ему кулак. Иеворум, пролепетал что-то на испанском и показал раскрытые ладони - если их так можно назвать - передней - или задней - пары рук. Проблему перевода решила Ирина, стоящая у сходень. Нет она не знала испанского, она позвала того кто знает и испанский, и русский. И когда чехван (полу-черепаха), по имени Федор появился на борту, четырехрукий, четырехплечий, четырехколенный, 'двуглазый', с кожей матово-коричневого стола, высокий испанец, провел для меня экскурсию по катеру.

Судно было неплохо спроектировано, для скоростного (в рамках этого мира) движения по воде. Корпус узкий, заостренный, что, в купе с низкой осадкой, уменьшало сопротивление деревянной конструкции о водную гладь. Каждая из двух лопастных мачты, приводила в действие два винта. Что, со слов Мигеля, при хорошем ветре, позволяло развить скорость около тридцати-тридцати пяти километров в час. Про маневренность и говорить нечего, при помощи руля на корме, с приводом на две рулевых лопасти, была возможность развернуть катер практически на месте. Трюм небольшой и низкий, с двумя каютами, в каждой по две койки. Четыре редуктора, два угловых, в основаниях мачт, два в корме, увеличивающие обороты винтов.

Когда вернулись на палубу, Мигель рассказал, как он попал в заряжающие. Все просто, его новое телосложение, заменяло двух-трех людей или обращенных при зарядке орудия. В его кисти, с крестообразным расположением четырех пальцев, идеально ложились 'ежи' и возможность их детонации, во время перезарядки, практически сводилась на-нет. А имея в своем 'арсенале', глаз на затылке и дополнительные конечности, иеворумы, которых, в Евро-Америке, старались привлекать только на должность заряжающих ежи-метов, крутясь на месте, между орудием и ящиком с зарядами, умудрялись выполнять эту процедуру за считанные минуты.

Про корабли, которые должны доставить баржи с десантом и которые Мигель видел в действии, он высказался сдержано. Мол, конструкция недоработана, осадка большая, редукторы, не рассчитанные на такую нагрузку, постоянно ломаются. Передвигаются со скоростью улитки, с баржами вообще еле идут, но зато, имеют большое количество оборонительного вооружения и личного состава. Короче линкор в 'современной' интерпретации.

Экскурсия по катеру, знакомство с 'адской машиной' и линкорами, навело меня на мысль, как не позволить вражескому десанту высадится на берег.

В палатку я вернулся вместе с Мигелем. Степанович и Витя, узнав какие напасти грозят их не построенной крепости, были смурнее тучи. Увидев меня, посмотрели так, что, если бы взглядом можно было убить, то мой хладный труп был бы сильно изуродован. А после того как я озвучил идею морского боя, а поддержавший меня Кузьма, радостно заржал и пообещал в абордаже перебить большую часть супостатов, заяц-самурай и наместник, не сдержались и высказали все что они думают о нас, нашем плане и вообще всего, что касается богатырей, с их малохольностью.

Тем не менее, деваться им было некуда, не только потому-что моя идея была поддержана всеми участниками 'дурного отряда', но и потому, что другого плана просто ни у кого не было.

Степанович, правда, предложил всем уйти в Мохов, но в стратегическом плане, это только усугубило бы положение самого города. Город не сможет отбиться от тех, кто пройдет через перевалы, а если по нему ударят еще и со стороны залива..., даже думать страшно.

Спал я в отдельной палатке и на противоположной, от Кузьмы, стороне лагеря. Мне удалось выспаться и подняться полным сил и в хорошем настроении, но, ровно до тех пор, пока я не стал надевать штаны, напевая незамысловатую мелодию из старого мира. Когда Ирина 'ввалилась' в палатку, одетая в тулуп, - такого покроя, что не одному двуногому он не подойдет - в меховую шапку, с длинными ушами и в рукавицах. Стало понятно, она стояла у входа и ждала, когда я проснусь. Мое настроение мгновенно испортилось, и я стал ее отчитывать, на что кентавриха, как мантру, говорила одно и то же.

- Это лишь малая пла...

- Будешь чудить 'по дурному', поругаемся - взмахом руки я пресек новую попытку оправдать дурное дело. - Нам не пять лет, руки ноги на месте, а то, что ты делаешь, ведет к лени и тупости и если за нас, наши обязанности, даже мелкие, будут делать другие, то очень скоро богатыри прекратят свое существование и превратятся в обычных разжиревших богатеев с кучей прислуги.

Прониклась Ирина моей речью или нет, выяснять не стал, а велел вернуть мне бронь и будить богатырей, чтобы они приводили себя в порядок и присоединялись к моей тренировке у пирса. Минуты через две, дородный гип, - немногим меньше Паши - по имени Виго, мне принес бронь. Одевать я ее не стал, а взяв сумку с 'мыльно-рыльным', отправился в помывочную, где имелось зеркало и, как сказал Виго, на плохом русском, горячая вода.

В помывочной я встретил Николая, который уже занял зеркало и тщательно скоблил намыленное лицо, 'опаской'.

- Доброе утро - поздоровался я.

- Угу, только оно не доброе.

- Что так, - я принялся смешивать в тазу горячую и холодную воду - сон плохой приснился?

- Лучше бы плохой сон, чем спросонья ругаться с Иркой, представь, я открываю глаза, потягиваюсь, вскакиваю, с криком э-эх, и тут, без стука, вваливается эта кентавриха, как джин из бутылки..

Я улыбнулся знакомому сюжету.

- Я ей, 'ты чего приперлась', а она мне, 'чего изволите'. Я даже дар речи на мгновение потерял. Пришлось наорать и пригрозить неприятностями.

Свой рассказ Николай обильно снабжал жестикуляциями, что задерживало мое бритье, и я ему об этом сообщил. Но особых результатов это не принесло, с темы подъема, он перешел к волосам.

За то время, как мы покинули Великоград, волосы у всех изрядно отросли, но не на столько, чтобы их можно было собрать в хвост или заплести косу. Это несколько мешало, но приходилось с этим мириться. Длинные волосы, не дань моды этого мира, а необходимость. Не везде есть места, где можно подстричься и, с учетом нашей профессии, не всегда на это будет время. А самое главное, длинные волосы, это своего рода термоподушка, предохраняющая голову, зимой от холода, летом от перегрева. Мы в дороге, шутки ради, даже планировали, как будем собирать волосы, но все сошлись на одной прическе, которая нам, как универсальным бойцам, подойдет безоговорочно. С боков косы, идущие от висков по дуге вокруг уха, до краев затылка. Верх улаживался назад и стягивался в небольшие плетеные гульки, которые не будут давать металлическому затыльнику, дотрагиваться о шеи. Уж больно он холодный зимой и сильно грелся летом.

Когда Николай освободил зеркало и отправился помогать Ирине, делать коллегам 'рота подъем', я приступил к бритью. После того как я привел себя в порядок и одел свой доспех, со шлемом подмышкой, я направился к пирсу.

Выйдя из палаточного городка, в котором, кроме старого коша, рубившего дрова для бани, никого не было, я встал как вкопанный. Я увидел, как играют дети разных видов обращенных и людей вместе, при этом ни тех, ни других, не заботила внешность друг друга. Они бегали, смеялись, кувыркались и это образец того как должны люди и полу-звери относится друг к другу.

'Подняв' отвисшую челюсть, я немного присмотрелся к играм детей.

Вот маленький кентаврик, погнался за черным полу-котом. Но догнать не смог, тот ловко взобрался на кривую акацию и показал язык.

Человеческий мальчик и игун, взяв в руки палки, имитирующие мечи, изображали ратный бой. Получалось плохо у обоих, но в отличие от человека, у обращенного ребенка, здорово получалось уклоняться, за счет физиологической гибкости тела.

Девочек было немного, около десятка, они держались в стороне от мальчиков и болтали, перебивая друг друга. Показывали пальцами на мальчиков, и сочно смеялись над ними.

Будут, эти же дети, когда вырастут, жить в едином социуме, как их родители, которые, под командованием Степановича, бегают и суетятся, как ужаленные, но довольные и улыбающиеся, остается лишь надеяться. И пока до этого далеко, они играют друг с другом, а я, смотря на них, вижу то, что мы, богатыри, всю свою недолгую жизнь, обучаемые воинскому искусству, обязаны спасать от рабства и защищать наше будущее, которое сокрыто во всех детях этого мира.

Набравшись позитива, я направился к Вите Биденко, который что-то 'втулял' двум кентаврам, облаченным в трофейную бронь и с такими же трофейными мечами на поясах и рюкзаками за спиной.

- ..и смотрите мне, - заяц, поочередно, помахал кулаком снизу вверх, обоим полуконям - из облепихи носа не высовывать, как только что-нибудь заметите, сразу сюда, поняли? - Оба кентавра кивнули, и тут Витя увидел меня - доброе утро.

- Доброе - ответил я и поочередно пожал всем руки. Бывшие рабы стушевались с непривычки и их руки 'бил' небольшой мандраж, но я не стал на этом зацикливаться - чем занимаетесь?

Витя пояснил, что отправляет дозорных на север, по нашему пути, караулить море, на случаи, если Джерри соврал или интервенты направят сюда корабли раньше времени. Еще он посетовал на то, что близ Великограда построен целый научный город, а толку от него нет. Так как ученые не-то что бинокль, даже лупу, для себя, не могут придумать и с этим были согласны все, кого я встречал в этом мире.

Дело в том, что 'здесь', не работает примерно девяносто - может больше - процентов технологий, до которых люди додумались на Земле. Казалось бы, бинокль, чего проще, купи в ковчеге и смотри куда вздумается. Но не тут-то было. Увеличительное стекло, не передает четкую картинку, точнее сказать, то, что оно передает, вообще картинкой назвать нельзя, одни плывуны. Или скажем компас. У планеты есть магнитное поле, и намагниченная стрелка должна на него реагировать. В этом мире, либо нет магнитного поля планеты, либо это вообще не планета, потому-что стрелка в компасе, как ты его не крути, показывает туда, куда ты его направишь. То же самое и с остальным, сера не горит, бензин и газ тоже, электричество не вырабатывается, на паровых машинах клапана не срабатывают и так далее. И остается надеяться только на то, чем пользовались предки, водяные колеса, мельницы и грубую силу.

Нет, некоторые современные наработки, конечно, работают, взять хотя бы пружины и карданные валы, но это крохи, большинство же технологий, забудутся и будут преданы забвению, как бесполезности.

- Хаять все могут, а самому слабо что-нибудь придумать?

Витя дернул ухом и посмотрел на меня как на 'врага народа'.

- Ладно тебе дуться, - я легонько хлопнул его по плечу - ты лучше скажи, где нам четверым можно размяться?

- Да где хотите, - заяц-самурай кивнул на площадку, которая все еще была бурой, от вчерашнего налета 'ежей' - хоть здесь.

- Да нет, здесь не пойдет, Степанович рассердится, помнишь, как он лютовал в Мохове, а теперь он теперь на-мест-ник - разложил я последнее слово по слогам и вздел указательный палец правой руки к небу.

Мы с Витей засмеялись, а после он сказал, чтобы я вел свой отряд к прииску, там детей нет и можно разминаться хоть до 'усёру'.

Маэстро и Кузьма так же были недовольны подъемом, но не из-за Иры, а из-за того что Николай, стал стучать половником по кастрюле, которые позаимствовал на кухне, и кричать во всю глотку 'полундра, наших бьют'. Кузьма даже пытался его догнать в исподнем, когда тот дал деру, маневрируя между палатками, но, как обычно, тщетно.

На прииске, кроме охраны, врачей и покалеченных языков, никого не было, и мы приступили к разминке. Все как обычно, пробежка, отжимание, растяжка, - у меня она пока хромала - перекаты, прыжки и так далее. А когда я почувствовал что готов, решил сделать себе небольшой экзамен.

Позаимствовав у охраны фонарь, я установил его посередине утоптанной площадки возле ворот загона.

- Решил попробовать спасти принцессу?

Я посмотрел на Николая.

- Ты знаешь это упражнение?

- Мы все его знаем - за всех ответил Кузьма - да только никто из нас его до конца так и не прошел.

- Что так? - спросил я, рисуя на снегу круг, на расстоянии примерно двух метров, вокруг фонаря.

- У каждого свои причины, - заговорил Маэстро - у Кузи проблемы с гипкостью, у меня дыхалка не тянет, а у Кольки, - здоровяк посмотрел на друга, который демонстративно отвернулся, как будто разговор его не касается - у него чуйка на тенях не работает.

Вот тебе и приехали, вот тебе и слабое место сильнейшего богатыря России. Но говорить по этому поводу я ничего не стал, но взял на заметку, вдруг пригодится.

Парни отошли на расстояние, а я встал возле круга, сделал несколько глубоких вздохов и вошел в него. Как учили, я представил бесконечное количество врагов, но если раньше представлял только людей, то в этот раз, обильно разбавил их обращенными.

Двигаться я начинал медленно, не хотел резко давать сильную нагрузку на тело, можно получить растяжение и не только. Двигаясь с постоянным ускорением, я продолжал наращивать врагов на границе круга, в разнообразной амуниции и оружием, и одновременно как бы отключаться от реального мира и переходить в мир теней. И вот, когда я почувствовал, что ждать дальше некуда, на меня стали набрасываться 'враги'.

Первый 'враг', человек с кистенем и без брони. Уклонившись от его удара, я снес ему голову, одним ударом топора. Перекат в сторону, удар правым топором по ногам мечника. Перекат назад, удар в бок соплеменника кобсов, с копьем. Прыжок над просвистевшим, подо мной мечом, приземление и уход от бокового удара топором, одновременный удар шипом топора, в грудь быка. Удар ногой в кадык кошаре, с самурайским мечом. Нырок под булаву кентавра и удар в его затылок. Еще перекат, бам в пузо, фляг назад и рука, по плечо, упала. Уход в сторону и дзынь, увел удар сабли в сторону и бах, и бум, и вжик.

Крутясь вокруг принцессы, в роли которой выступал фонарь, я старался не подпустить к ней не единого врага, но силы постепенно таяли. Мое тело все еще не готово к таким испытаниям.

'Держи' - обухом топора я выбил щит у волкулака, почему-то в земном бронежилете и с разворота, в присесте, ударил в незащищенную коленную чашечку. Не дожидаясь пока тот упадет, на подъеме ударил кентавра в подбородок, перекат по кругу и в голове кобса дырка, от шипа моего топора. Прыжок и бью обеими ногами в грудь человеку в дощатой броне. В прыжке встаю снова на ноги и вижу, как в меня тычут сразу тремя копьями, босх, игун и чехван. Кручусь вокруг себя, отбиваюсь и чувствую, как дыхание вот-вот сорвется.

'Не готов, елки палки' - думаю про себя - 'хрен я сдамся, сдохну, но всех уложу, падлы'

'Шкряб, Дашка вареничек', - втыкая шип в очередного врага из тени - 'а вот и тебе порция' - это я следующему - 'не переживай и на тебя хватит' - это я тому, кто за следующим.

Дыхание на пределе, мышцы 'орут как резанные', я уже знаю, что ничего у меня не выйдет и от этого хочется орать, да так, чтобы волкам, в зимнюю лунную ночь, было завидно.

Случайно, боковым зрением, улавливаю стоящих парней и наблюдающих за моими взбрыками.

'Да что же вы стоите, сволочи, меня сейчас как поросенка затыкают'

Мысленно, чуть ли не на грани отчаяния и злости на самого себя, я произнес эти слова, ну никак не ожидая, что меня услышат.

'Пригнись' - зазвучало в моей голове, и я еле успел пригнуться, чтобы молот Кузьмы, сшиб, не ее, а двух теней.

'Налево не иди, я этот фланг на себя беру' - Маэстро 'включил' свою 'палку-убивалку' и вихрем ворвался в круг теней.

'Да не прыгай ты как кузнечик, вишь, тут самый сильный богатырь России пашет' - орал у меня в голове Николай. - 'Кузьма, у тебя справа двое, сам возьмешь, или мне оставишь'?

'На чужой вершок не разевай роток'

'Жмот'

'Чуйка, твою дивизию, не хватай моих теней, самому мало' - злился Маэстро.

'Все претензии к Олегу, мало нафантазировал'.

Минут десять мы волчками крутились вокруг фонаря и мысленно переговаривались, пока все тени, коих я на представлял, не закончились. После чего я просто упал на снег в полном бессилии. Мои мышцы 'горели' от напряги, дыхание не просто сбилось, я глотал воздух, что паровоз уголь. Пот лился со всех щелей, включая и те, про которые не говорят. Но меня заботило одно, ЧТО СЕЙЧАС БЫЛО.

Тщетно, никто из нас не мог объяснить того ментального процесса, который произошел, во время тренировки. Как парни смогли услышать мои мысли? Как они видели тех, кого я представлял? Как вообще получилось, что мы смогли мысленно друг с другом общаться, не прилагая к этому никаких усилий? Вопросы требовали ответов, а здесь, на берегу залива, не было тех, кто бы мог нам их дать.

На послетренировочном совещании, которое мы провели под обескураженными взглядами охранников, было решено возвращаться в Великоград и 'брать за жабры' родню. Но не сиюминутно, а весной, когда решим проблему с евро-американской угрозой, если вообще сможем ее решить.

Вернувшись к палаточному городку, мы сразу ощутили все прелести бюрократической машины. Степанович и Витя буквально засыпали нас посланиями, которые нужно было передать в почтовую службу Мохова, для их дальнейшей транспортировки в столицу.

Еще вчера было решено, что нам четверым, придется возвращаться в город Маэстро, и причин тому было несколько.

Первая и самая главная, это, конечно же, вторжение с запада, которое грозит не только городу, но и всей стране.

Вторая, это отсутствие квалифицированного экипажа, для катера, как собственно и бойцов.

Третья, военный заговор внутри страны, который, как мне кажется, не мог обойтись без западных спецслужб. Однако, трое моих коллег, подозревали в этом моего дядю. В принципе, одно другому не мешает и вообще, наше дело сообщить об этом семье. Такое дело, сидя в месяце пути от столицы, не решить.

Помимо посланий, Степанович стал засыпать нас всякими цифрами и списками оружия, амуниции, одежды, провизии, разного инвентаря и много еще чем.

Признаюсь, первые минуты я пытался вникнуть в это 'болото', но как же я был от всего этого далек. Короче, я вежливо его послал и пошел мыться вслед за своим дурным отрядом.

Перед тем как покинуть побережье залива, Степанович снова к нам пристал, но не с цифрами, а с вопросом названия для крепости и посерения вокруг нее, которое обязательно образуется.

Маэстро, с гордым видом, предложил назвать ее Мохов-2. Мол, он внес самую большую лепту в захват залива.

Глядя на краснеющего от злости Николая, и ржущего во всю глотку Кузьму, я отверг это предложение. А дабы уравновесить положение 'слона и моськи', я предложил назвать это место Николаевском. Противников такому решению не нашлось, за исключением того, что таких городов по России, уже было несколько. Тогда Николай сам предложил назвать его Курохтин, на том мы и двинулись в путь.

Путь до Мохова, хоть и налегке, оказался очень тяжелым. Ближе к вечеру первого дня, с моря подул ветер и принес с собой пургу, и она продолжалась целых два дня. Первый день и половину второго, нас хоть как то спасали облепиховые заросли. О том, что бы поставить палатку на ночь, не могло быть и речи. Пришлось резать ее на части и укрывать лошадей, а самим притуляться к ним.

- Ура, добрались - сказал я, когда Николай, исполняя роль компаса, вывел нас к городу, в первой половине дня.

Когда перед нами открыли ворота, мы без задержки пустили лошадей в галоп, в направлении Мишиной резиденции. Мы боялись, что полу медведь, узнав о нашем прибытии, без Вадика, может что-то заподозрить и дать деру через другие ворота или недостроенный участок стены. Бегать и искать его, после тяжелой дороги, желания не было. Нам повезло, Миша никуда не убежал, а мирно проводил совещание с полу-сотниками в своем кабинете.

Ворвавшись в кабинет, рассусоливать не стали. Под недоуменные взгляды полу сотников, Маэстро прямо с порога, вместо 'здрасте', заехал медведю в ухо, своей огромной пятерней. Тот, вместе со стулом, улетел в угол комнаты и сшиб тумбочку с графином воды.

'БАБАХ' - Кузьма опустил свой молот плашмя на стол, упреждая реакцию подчиненных Миши.

- Только дернитесь 'б...', все здесь останетесь - грубо сказал он.

- У кого руки будут не на столе, а где то еще, пойдет общаться с предками - добавил Николай.

Подействовало, полу сотники сели как первоклашки, а я, обойдя стол, приблизился к, с трудом поднимающемуся, медведю с мокрой головой.

- Вы рехнулись, - рычал он - да зна..

'БУМ' - каблук сапога Маэстро, после моего кивка, оборвал речь Миши.

- У тебя есть два пути, - сказал я, лежащему на лопатках начальнику гарнизона - первый, ты собираешь всех предателей в городе и отправляешься завтра с нами, искупать кровью свой косяк. - Хоть Вадик и рассказал нам, что в городе только он и Миша в курсе всего, но мало ли, вдруг у медведя есть тайный связной. - Второй, завтра поутру, ты с нами не едешь, но тогда я объявляю за твою голову награду в пятьдесят золотых и угадай, куда отправятся сорвиголовы в первую очередь?

Хотя тут и гадать нечего, к семье Миши, которая проживает в столице.

- Чего глазами лупаете, - сказал я полу-сотникам - а вы разве не знали, что ваш начальник предатель и состоит в сговоре по свержению действующей власти?

Первым отреагировал гок (полу-козел).

- Что-о - медленно вставая, сказал он, но тут же сел, после 'легкого' удара молота Кузьмы по столу.

- Этого не трогать - я кивнул на подымающегося Мишу - захочет свалить из города, не препятствовать, посмотрим, насколько сильно он любит свою семью. То, что сей час здесь было, не должно выйти за пределы этого кабинета.

- И что же нам теперь, спасибо ему сказать? - не выдержал тот же гок.

Разговорного настроения, у меня не было, и я лишь велел тому, кто по рангу идет за Мишей, явиться в дом Маэстро к полудню, для решения безотлагательной проблемы, связанной с нападением на город евро-американцев. Чем, собственно, и ошарашил офицерский состав. Еще раз, взглянув на Мишу, который уже стоял и старался держаться подальше от Маэстро, мы отправились заниматься другими делами.

В эти дела входила вербовка - на время - выздоровевших и дожидающихся отправки в свое подразделения, ратников в госпитале. В принципе, тут проблем не возникло, никто из них не отказался от шабашки, за долю в добыче и все что будет на теле убитого. Пришлось даже 'завернуть' некоторых, врач, - тот самый бор, что осматривал мой зад - из-за серьезности ранений, не дал добро, и я с ним согласился. Раненый, в корабельном строю, потенциальная опасность всему строю.

Абордажный бой, это не суша, здесь побеждает те, кто прикрывает друг друга. Здесь не помашешь оружием в обеих руках, щит обязателен для всех без исключения. И неважно, насколько богатыри круче остальных на суше, в море все равны, как перед братом по оружию, так и перед врагом.

После мы разделились, Кузьма и Николай, пошли искать Пашу Примакова и Серегу Кобзаря, Степанович берет их, и Серегин десяток, на работу. Они же организуют небольшой караван, состоящий из кибитки Кузьмы, 'конно-телега-поезда' Маэстро и всех трофейных лошадей с повозками и всем содержимым, кроме доспехов и оружия. Оказалось, что ящики, накрытые брезентом, битком набиты разнообразным оружием, броней, новоделами, на основе пружин, и метательными механизмами в разборе. Так что мы решили подарить, взятые в Медовухе брони и оружие, городу Мохову, в обмен на повозку и лошадей, которых нам выделили для похода. Еще Маэстро пригласил жить в Курохтин, 'ковбоев'. Земля - если не лезть в плавни - вокруг него хорошая, в смысле не надо расчищать от деревьев и корневищ, а братья и их семьи всю жизнь были фермерами, так что для них там самое то.

Мы с Маэстро, отправились к его знакомым, за стену к берегу реки, где 'сушились' вытащенные на берег полдюжины ладей и большой деревянный амбар. В нем то и работали знакомые здоровяка, верстая корабли, способные преодолевать пороги. Нет, это не драккары викингов, а старые добрые ладьи.

Вопреки распространенному мнению, корабли викингов, не могли это делать, их струганный киль, ломался на порогах как тростинка. В старые времена, на это были способны лишь суда одного типа. А именно, русская ладья с долбленным, из цельного ствола, килем и нашитыми к нему бортами.

Как рассказал Маэстро, ладьи нужны Мохову для того, чтобы добираться до Кубинского моря, по рекам, через волоки и не обходить вокруг Турцию. Так как турки, одичавшие без российских туристов, стали на кривую дорожку и нападают, на своих 'лоханях', на всех, кто приближается к их берегам.

В амбар, к знакомым Маэстро, мы пришли, потому-что у них был опыт обращения с таким типом кораблей, как захваченный нами катер. Ходить, не ходили, но они их строили для Киевской Руси.

- Э-ге-гей - крикнул Маэстро в приоткрытые створки больших ворот, в ответ тишина.

- Может, нет там никого? - предложил я.

- Как же, - усмехнулся здоровяк - Романыч отродясь выходных не делал.

- Кого там '...' принесло '...' - донеслось из глубины амбара.

- Ты чего ругаешься? - крикнул в ответ Маэстро и вошел внутрь.

Я направился за ним. Внутри амбара, на стапелях, стояло три посудины, разной степени готовности. Первое, находилось в степени долбления ствола-киля, второе, в стадии установки шпангоута и обшивки бортов, а вот третье считай готово, не хватало только мачты и такелажа.

- Я '...' не ругаюсь '...', а разговариваю '...', начну ругаться '...' уши отпадут '...'.

Из-за третьего судна вышел Кобс, с седой щетиной на загривке, большими - в отличие от других кобсов, которых я видел - клыками и неизменным клеймом раба на щеке. На нем были простенькие широкие штаны, по виду льняные, обмотки на голенях, теплый шерстяной свитер и фартук из плотной ткани.

- О-о, - взмахнул он руками - '...' кто к нам пожаловал '...', а я уж думал '...', забыл старика '...' - и полез обниматься к Маэстро.

Маэстро предупреждал, что глава артели, мужик матершинный, но чтобы настолько?

- Как же, забудешь такого 'сапожника' - отвечал здоровяк, хлопая по плечу старого кобса, после чего указал на меня - вот, знакомься Олег Серов, богатырь...

- Да уж '...' наслышан, как прибыл караван, так весь город зашумел про ваши похождения в Медовухе - перебил кобс Маэстро и протянул мне руку с тремя пальцами - Павел Романович '...' Синельников глава артели моховских корабелов и начальник тех '...', которые сейчас сидят в кандейке, чтоб им '...' приснился, и чай '...'.

'Ого, елки-моталки, детей к такому подпускать нельзя, за минуту превратятся в такого же и ремень не поможет'.

- Ну что же, '...' пойдемте и вас чайком попотчую '...', заодно и расскажете, с чем пожаловали - он посмотрел поочередно на каждого из нас - или вам '...' заняться больше нечем '...', как проведывать старых кляч, вроде меня?

- Конечно по делу, к тебе просто так ходить нельзя - сказал Маэстро.

- Те, кто просто так ходит, лентяи - констатировал кобс, махнул рукой и мы последовали за ним вглубь ангара, маневрируя между стапелей и различного строительного материала.

В кандейке, куда нас завел Синельников, стояла буржуйка с выведенным в стену дымоходом. В углу стоял небольшой столик, с двумя стульями, а напротив самодельный диван, обтянутый серой льняной тканью. В помещении находилось пять человек, не считая нас и Синельникова. Двое чехванов, сидели на стульях, бор, игун и гип, сидели на диване, все примерно в таких же одеждах, как и Синельников.

Как оказалось при знакомстве, последний был сыном Примакова.

Увидев Петра, все ринулись с ним обниматься. Познакомились со мной, поговорили, - минут пять, не больше - пока Синельников наливал нам с Маэстро чай из стоящего на буржуйке чайника, в котором, помимо заварки, были молодые вишневые веточки, что придавало чаю вишневый аромат.

За те пять минут, что мы говорили с корабелами, мы смогли только узнать, куда подевался народ из города. Поскольку пока мы 'блукали' по городу, кроме ребятни, - и то, совсем маленькой - нескольких женщин и тех, кто прибыл с караваном, никого не встретили. Оказалось, Моисеевич отослал всех вверх по реке, валить лес, из которого будут строить посад. Хотели и корабелов отправить, да Синельников, словестно, 'обгадил' главу города так, что тот посчитал за лучшее оставить их в покое.

После того как чай, без дефицитного сахара, был готов, Павел Романович, изредка вставляя в свой лексикон не матерные слова, перешел к делу. И после того, как мы изложили ему свою просьбу, я услышал.

- '...' '...' порвем их '...' и '...' '...', а еще '...' заклеймим их '...' чтоб живого места не осталось. Я их '...' '...' даже иметь не собираюсь, '...' '...'.

Минут пять я пытался уловить в этой тираде, согласился главный корабел на наше предложение или нет и только после слов Маэстро, 'расшифровавшего' язык Синельникова, мне стало понятно, что согласие корабелов мы получили. При этом, никто даже не подумал спрашивать мнения подчиненных Синельникова. Позже, когда мы покинули ангар, Маэстро сообщил, что Синельников сам поговорит со своими подручными, без свидетелей, и спросит их мнение. Еще он рассказал, что Павел Романович, сам мог стать главой города, когда голосовали, но на результат повлияла его манера общения, и он набрал на семь процентов голосов меньше, чем Моисеевич.

Войдя в ворота, Мы с Маэстро разделились, он пошел на почту, где должен передать письма Степановича и отправить в столицу все, что мы узнали от Джерри. Так же к этому прилагалось записка о заговоре среди военных и предложение по спасению Армении от израильского флота и недопущенью арабского флота в Кубинское море. Всего-то нужно сообщить кубинцам, что на них готовится нападение и изоляция от южных морей, остальное, как сказали смеющиеся здоровяки, кубинцы сами сделают. И дай бог, чтобы после этого, арабы и евреи вообще могли выйти в море.

Я же направился к главе города, где с ним предстоял непростой разговор. С одной стороны Моисеевич хороший человек, много сделал для города и его жителей, к тому же за него радели Степанович и Маэстро. С другой, он еврей, а в преддверии войны с Израилем, даже и не знаю, как оно может обернуться.

'Тук-тук' - постучался я в дверь его кабинета и после приглашения вошел.

- Здравствуй Герман Моисеевич - с порога сказал я, плотно закрывая за собой дверь.

- И тебе здравствовать богатырь русский - вставая из-за стола и протягивая мне руку - знал что зайдете..., а где остальные?

Тут до него доходит, что я не собираюсь жать его руку. Ведь руки жмут только тем, кому доверяют, а я пока не знаю, могу я ему доверять или нет.

- Грех за мной или натворил чего, что ты не принимаешь моей руки? - опуская пятерню, спросил старый игун.

- Пока не знаю.

Моисеевич вскинул бровь, а я предложил сесть и поговорить.

- Мы тут кой чего узнали, после взятия лагеря интервентов на берегу залива...

- Вы сами взяли залив? - удивился игун.

- Да, мы взяли залив и наместником там теперь Алексей Степанович Миронов.

Моисеевич провел рукой по чешуйчатой бороде, без единой волосинки, и откинулся на спинку стула.

- Я так понимаю, он больше не будет водить караваны, на благо Мохова?

- И он и Примаков и Кобзарь со своим десятком, - я показал мэру открытую ладонь, чтобы не перебивал - но вот вопрос, останешься ли ты на своем месте?

Мэр оперся руками на стол.

- Поясни?

- А чего тут пояснять, война с Израилем на носу, а ты, каким бы не был начальником, все же еврей.

Моисеевич некоторое время молчал и сверлил меня взглядом, а я не спешил спрашивать, давая ему время подумать.

- И что с того - после пятиминутного молчания сказал он - израильская разведка, в этом мире, уже не та, что была, да и я после рабства уже далеко не еврей.

Услышав за дверью шум шагов, я повернулся, аккурат в тот момент как она открылась, и открыл ее Миша.

- Так ты про него, - Миша кивнул в сторону мэра, мне за спину - тоже знаешь?

Что? - не понял я.

- Ну, что он то же в заговорщиках?

Переварить эту информацию, как и повернуться к Моисеевичу, я не успел.

Я почувствовал удар, чуть выше поясницы, в место прикрытое поясом из толстой кожи. Дальнейшее происходило без вмешательства мозга, на одних рефлексах.

Крутанувшись на месте вместе со стулом, я перехватил кисть игуна, которая собиралась нанести повторный удар, правой рукой и открытой ладонью левой руки, приложился в локоть. Да так приложился, что рука мэра, с хрустом, сложилась в обратную сторону.

- 'А-А-А'.

Не обращая внимания на крики мэра, я рванул из захвата топор левой рукой, а правой выдернул из ножен 'вишню'. Ей, в стесненных условиях, орудовать гораздо сподручнее.

Видя мой топор, нацеленный шипом в свою грудь, Миша показал открытые ладони.

- Я с первого раза все понял - примиряюще сказал он.

- 'А-А-А' - продолжал орать мэр, валяясь под столом, куда упал после 'рихтовки' руки.

Его трясло, он пытался вернуть правую руку в исходное состояние, но как только он ее касался, его тело пробивал новый спазм боли.

Поняв, что опасность миновала, я вернул топор в захват и стал ощупывать место удара.

'Фу-ух, елки-палки, кажись, пронесло, в пряжку попал 'сука''.

- Кто еще в городе из заговорщиков? - спросил я у Миши, пока на крик не сбежались все, кто остался в городе.

- Из тех, кого я знаю, только Вадик и он, - кивнул тот на мэра - может он кого еще знает, связь то через него была.

'Хорошая новость, нечего сказать. Получается вся переписка заговорщиков идет по гражданской почте, умно. Если бы по армейским каналам пускали переписку, их бы давно вычислили. Хотя... кому вычислять, Вадик же ясно сказал, все, включая разведку и контрразведку, в числе заговорщиков'.

- Ладно, посылай за богатырями, ах да - я вспомнил, что сам же лишил Мишу поста начальника - давай ка сам зови.

- Ага, - Миша собрался уже идти выполнять мое поручение, как повернулся назад - а где они не подскажешь?

- Маэ... тфу ты, Петр на почте, Кузьма и Николай на его подворье, собирают караван.

Не успел Миша уйти, как на крики явился охранник, и мэр стал кричать, что я пытаюсь его убить. Тот попытался выдернуть меч, но Миша, его остановил и отправил охранника назад охранять вход от посторонних зевак.

- И стоило Маэстро тебя спасать, чтобы ты предал его здесь?

На что уже точно бывший мэр, продолжая трястись, заплакал.


Загрузка...