Древний род: Сотый Богомир (СИ)

Подгорный, Каменные горы и конец спокойствию.

На середине пути до Мохова, у подножья гор, прозванными Каменными, которые нам предстояло 'штурмовать', мы и караван остановились в единственном городе, на всем протяжении пути. Город звался просто и незамысловато, Подгорный. В нем мы простояли два дня, чтобы дать лошадям отдохнуть, перед преодолением перевала, и я смог посмотреть, как выглядят города в этом мире. Ведь я, так и не смог осмотреть достопримечательностей столицы, а, по словам здоровяков, там было на что посмотреть.

Подгорный, благодаря геологам, обнаружившим уголь в предгорьях, из вахтового поселка, всего за несколько лет, превратился в полноценный город. Уголь из него, расходился как горячие пирожки, по всей округе, включая Мохов и укрепрайоны на перешейке европейского полуострова. Уголь позволил жителям Подгорного возвести красные кирпичные стены, вокруг города, которые были видны за несколько километров. Из того же кирпича, были построены и дома в городе. Не одного деревянного сооружения на его территории не было. По словам Лены, которая взяла на себя роль экскурсовода, Подгорный, как и вся Россия, живет в ожидании войны с 'западом', отсюда и выбор строительного материала. Сам кирпич, близ Подгорного не делали, а доставляли через перевал, с другой стороны гор, где имелась отличная глина, для его изготовления. Продукты и остальные нужные предметы, для города, в большинстве своем, доставлялись по реке Холодной. Эта река брала свое начало в горах и уходила далеко на юг, где впадала в большое озеро.

По словам Лены, вода, в этой реке, соответствует своему названию даже летом и пиво, которое мы пили в местной закусочной, под названием 'Горный Шахтер', делают только из этой воды. Вынужден признать, пиво, 'Углекоп ?-1' - '?-2' крепкое - очень даже ничего. Как и копченый толстолобик, с которым мы его пили.

А самой большой достопримечательностью пятитысячного города, пока еще строящийся, храм, с пятью куполами.

Строительные работы, по возведению храма, как таковые, были закончены и мастера работали над отделкой. Но строительные леса, не мешали мне представить, каким будет божья обитель с золочеными куполами, резными каменными плитами с ликом святых, на облицовке арочного входа. Кованная и витиеватая ограда, с крестами, вроде как, образовавшимися из железной лозы. Храм, после завершения всех работ, станет воистину великим и красивейшим сооружением. Хотя Лена говорила, что в столице есть храмы гораздо красивее и масштабнее, но я-то их не видел, и не мог сравнивать. Поэтому храм в Подгорном, стал для меня величайшим из строений, которые я видел в новом мире.

Два дня я жил как человек и, даже, смог ощутить некоторые прелести семейной жизни. Нет, не склоки и ругань, а уют, созданный Леной в одном из домов, который я снял на эти два дня. Днем мы гуляли в местном парке, ходили по магазинам, на рынке, где жители Подгорного, по случаю приезда каравана, открыли аттракционы, играли в разные игры. Городки, бросание дротиков в мишень, и остальные развлечения, даже в лотерее поучаствовали. Как и ожидалось, выиграл Николай и в качестве приза, ему дали бочонок 'Углекопа ?-1', чему больше радовались Кузьма с Маэстро. В отличие от маленького Николая, их желудки могли вместить в себя гораздо больше пива. Но и они не смогли осилить сто литров 'студеного' и на помощь им пришло все охранение моховского каравана, во главе с Пашей Примаковым.

Вечером мы ходили в театр, - такой тоже имелся в Подгорном - а после шли в наш 'коттедж' и полностью, без остатка, отдавались плотским утехам.

Счастлив ли я был в эти дни? Да. И не просто счастлив, я был на седьмом небе. Но все хорошее, рано или поздно заканчивается и на утро, третьего дня, мы оставили добрый город Подгорный и двинулись в путь, через перевал.

'Каменные горы', не просто так заслужили свое название, они таковыми и были. Лишь в предгорьях росли деревья и чем выше мы поднимались, по извилистой дороге, тем реже становилась растительность. На второй день она вовсе исчезла, и начался сплошной 'скальник' покрытый снегом и тот был кое-где. Сильный ветер, просто-напросто, сдувал его в низину, и приходилось идти по голым камням. По этой причине, наши сани снова превратились в телеги.

Людям и обращенным это не сильно мешало, обувь защищала от травм и порезов об острые камни, а вот лошади от этого страдали. И хоть их ноги, до сустава, перед перевалом, обмотали накладками, из толстой кожи, без потерь не обошлось. На второй же день, одна из лошадей сломала ногу и весь караван, на ужин, почивал конину. Через три дня, подопечным Степановича, пришлось пустить в котлы сразу две лошади. В тот же день, десяток Кобзаря лишился одной из заводных лошадей. Она сгинула, упав с обрыва в 'бездонную', затянутую туманном, расселину, вместе с седлом и седельной сумкой одного из охранников каравана.

Нам удалось избежать потерь в лошадиной силе, только благодаря Николаю. Он сел верхом, на одну из передних лошадей 'состава' Маэстро и направлял их. Я, управляя кибиткой Кузьмы, следовал за ним. А вот самих здоровяков, Николай отправил вперед и, то и дело, тыкал им на тот или оной камень, который те убирали с дороги или сбивали его с помощью кувалды.

На вершине перевала, куда мы добрались раньше моховского каравана, увидев 'ГДЕ' предстояло вести лошадей, я обомлел.

Между двумя обрывистыми скалами, на одной из которых стояли мы, была не расселина, а целая пропасть, внизу которой виднелась горная река. Через эту пропасть, нарушая все законы физики, - как и везде в новом мире - был перекинут кусок скалы, по-видимому, некогда обрушившийся с верховий гор. Почему он не раскрошился при падении и продолжает стоять? Не понимаю, ведь он точно должен был развалиться под собственным весом. Расстояние небольшое, всего полтора десятка метров, но как то мне сомнительно, чтобы лошади шли по этому мосту.

Маэстро просветил меня на этот счет, лошадям завязывают глаза, перед преодолением пропасти и по одной переводят на другую сторону. После чего, люди и обращенные сами впрягаются в свои телеги и переправляют их через природный мост.

- Сегодня переправляться точно никто не станет, - Маэстро с сожалением вздохнул - поздно уже, не успеем.

Прав Маэстро, полдень уже позади, а такой способ переправы, займет весь день. Но с этим не согласился сильнейший богатырь России.

- Ага, щас, держи карман шире, - в своей обычной манере, обратился Николай к своему другу - я не собираюсь растягивать такое сомнительное удовольствие, как хождение по скалам. Сегодня переправимся все, и мы и караван.

- И как ты это себе представляешь, ночью лошадей вести по этому чуду природы? - Я кивнул на мост, который был не больше пяти метров шириной - и коней погубим, и сами сгинем.

Николай, моим доводам, рассмеялся.

- Удивляюсь я вам товарищи богатыри, вы вообще учились у моего отца, или нет? - И, продолжая усмехаться, изрек - музыка.

Дальнейшее объяснение не требовалось, и я и здоровяки вспомнили учения Матвеевича. Маэстро даже стукнул себя в лоб, что не вспомнил об этом раньше. Но и в этом способе, избавления лошадей от страха, существовал один изъян.

В теории, все помнили, что нужно делать, а вот на практике, кроме Николая, никто этого не применял. Но тот успокоил всех.

- Не ссы, прорвемся.

И мы стали ждать караван, в котором имелись и музыкальные инструменты и те, кто на них умеет играть. В это время, я сам решил пройтись по мосту, так сказать, попрактиковаться в его преодолении.

Подъем на упавшую скалу, был насыпным и довольно плавным, и как только я по нему забрался, я изумился великолепию 'природного художника'. Когда я вышел на середину моста, чувство изумления усилилось. Река, а, следовательно, и расселина, через которую был переброшен кусок скалы, уходила в крутой поворот, в обоих направлениях. Вода в ней не замерзла и была настолько прозрачная, что с высоты нескольких десятков метров я мог видеть каменистое дно. Вершины скал разглядеть не получалось из-за облаков, но это только добавляло изюминку этой картине. Но все это, не шло ни в какое сравнение со скалой, нависшей над тем местом, где стояли наши лошади. Она словно всадник, замерший в прыжке через расселину.

- Парни, - окликнул я своих клятвенников и мои слова эхом разнеслись по вершинам гор - идите сюда, - и когда они подошли, я кивнул на скалу - смотрите.

Несколько минут мы стояли в тишине и любовались делом рук природного скульптора.

- Да-а - нарушил Николай молчание - сейчас бы селфи сбацать, было бы в самый раз.

После этих слов, все четверо разом вздохнули, и я попросил Маэстро рассказать мне про эти горы.

Вся информация ограничивалась лишь перевалом, через который шли мы и караван. И перевал этот шел далеко не через середину гор, а лишь по южному краю хребта. Железная дорога, как я и предполагал, не шла через горы, она их огибала по большому кругу с севера, что не сильно уводило ее от белорусского направления. Чего нельзя было сказать о приграничном, с Украиной, направлении. Здесь уже 'крюк' был впечатляющим. Но средств на то, чтобы пустить отдельную ветку пути, в обход гор с юга, у государства пока не было. Вот и все, что знал Маэстро про каменные горы.

Когда прибыл караван, Николай, без задержек и, практически ничего не объясняя, занялся организацией переправы. Перво-наперво, он собрал всех, кто по вечерам и во время коротких привалов, играл на гитаре, дудке и гармошке, и погнал их с инструментом через мост. Балалаечников не взял, больно ритм у них быстрый, а это чревато непредсказуемой реакцией лошади. Поговорив с 'оркестром' несколько минут, Николай вернулся. Толкнул речь перед моховцами, состоящую из слов, 'смотрите и учитесь', и мы, вчетвером, держа лошадей Маэстро за узды, приготовились вести 'поезд' по лежащей, через пропасть, скале.

- Готовы? - тихо, чтобы не напугать лошадей, спросил Николай.

Он, как и я, стоял во втором ряду, только я справа, а он слева. Здоровяков я специально поставил вперед, чтобы они, своими габаритами, перекрывали обзор первым двум лошадям. Николай говорил, что это лишнее, но я решил перестраховаться. Ведь если одна из первых лошадей увидит пропасть, запаникует и взбрыкнет, то остальные последуют ее примеру, а это, как вы понимаете, может привести к фатальным последствиям и для людей, то-бишь, для нас.

- Готовы - ответили мы, и я стал поглаживать коня, которого держал под узды, как и остальные богатыри.

Маэстро, по команде Николая, поднял левую руку и показал музыкантам большой палец и через секунду, я услышал, как зазвучала музыка. Сначала дудка, как солист, а чуть позже к ней подключились гармошка и редкие струнные вкрапления гитары. Играли музыканты ту мелодию, которую им велел играть Николай, а именно, 'Одинокий пастух'. А когда эта, всемирно известная, мелодия, усилилась многократно, отражаясь от гор, мне пришлось показать кулак моховцам. Эти дурынды не смогли сдержать своего восхищения от звукового эффекта и стали охать и ахать, а это лишнее.

Минуту мы стояли, давая лошадям привыкнуть музыке, и, под предводительством здоровяков, тронулись с места. Идя по мосту, я все время смотрел на коня и гладил его по шее и морде. Уши коня крутились как локаторы, силясь определить источник звука, но в горах это невозможно сделать. Звук, неважно какой, постоянно отражается и сбивает с толку всех, включая разумных существ.

Так, с музыкой и моим волнением, которое, слава богу, никак не отразилось на лошадях, мы перешли пропасть по упавшей скале. И все бы ничего, да только, под это дело, за нами пошли и лошади Кузьмы, сами без понуканий, а за ними ломовые лошади здоровяков, привязанные к кибитки. Следом началась цепная реакция, всего моховского каравана. Лошади сами выстраивались колонной и тащили за собой телеги, по лежащей скале. Видя такое дело, Николай показал на пальцах, что станет с музыкантами, если они перестанут играть, а Маэстро и Кузьма, словно кукол, посадили их на вторую телегу 'поезда'. Я знаками сообщил моховцам, на другой стороне пропасти, чтобы те молча грузились в повозки и так же молча переправлялись на эту сторону. Сам же остался ждать, когда вся кавалькада переправится, и передать по 'цепочке', отбой для музыкантов.

Это мог бы сделать кто угодно, но я, ссадив Лену с ее экипажа, хотел показать ей каменного всадника. Конечно, она его видела и не раз, но это было без меня.

На следующий день я слег с температурой, и начался 'ад', в прямом смысле слова. Кибитка Кузьмы, тут же была превращена в чуть ли не парилку, путем установления в ней буржуйки, которая горела без остановки. Вместе со мной, в этой жаровне, душился врач каравана, 'босх' - полу-собака - по имени Роман Иосифович, которому Николай пообещал отрезать детородные органы, если со мной что-нибудь случится. Все мои заверения врачу, что это шутка, не возымели действия и когда мы спустились с гор и подъехали к поселку Кирпичный, где собственно и производили кирпичи для всей округи, я уже был 'здоров как бык'.

Лена, вопреки моим ожиданиям, ни разу меня не проведала, но постоянно передавала пожелания, чтобы я быстрее поправлялся, с начальником каравана, который справлялся о моем здоровье по три раза за день.

Сказать, что я был не рад, такому вниманию со стороны окружающих, все равно, что ничего не сказать. Но мои просьбы, ослабить внимание к моей персоне, никто не слышал, и мне пришлось с этим мириться, до самого Кирпичного.

В сам поселок, окруженный стеной, по моему настоянию, мы въезжать не стали, а развернули палатку на некотором отдалении от него. Я знал, что попади мы в поселок, будет то же самое, что и в Подгорном, а это перерыв в тренировках на целых два дня.

Утром, когда до Мохова, по словам Маэстро, оставалось два дня пути, мы как обычно выехали раньше каравана и приступили к пробежке.

- Слышь Кузьма - спрашивал Николай во время бега - сколько мы заработали на продаже 'холодного'?

- Если в золоте, то около трехсот монет - отвечал здоровяк.

Я перекинул обязанности казначея на кузнеца, потому-что он меня достал тем, что каждый вечер просил денег на наше с Николаем одеяние, которое мы до сих пор так и не увидели. После, когда выпал снег и стали попадаться встречные обозы, он стал их останавливать, и, если у них было что-то нужное кузнецу, он и тогда стал доставать меня. Впрочем, я был только рад, тому, что смог избавится хотя-бы от одной из обязанностей.

- И сколько у нас осталось? - продолжал спрашивать Николай у кузнеца.

Я уже знал, Николай, не тот человек, который просто так чем-либо интересуется. Скорее всего, его терпению пришел конец, и он сейчас обрушит на кузнеца, весь свой гнев и потребует результата.

- Меньше половины - после некоторого обдумывания сообщил Кузьма.

Эта новость, повергла не только меня в шок, но и Маэстро, который, услышав, сколько денег осталось, чуть не споткнулся. Я уже был в курсе, местных цен и соображал, что триста золотых монет, это цена постройки небольшой деревеньки, с хорошей каменной стенной. И судя, что та одежда, которую для нас взялся делать Кузьма, уже обошлась как половина этой деревни, она, как минимум, должна быть шита золотой нитью и шапка Мономаха для каждого.

- А конкретно? - Николай спрашивал настолько спокойно, что даже у Кузьмы не должно остаться иллюзий относительно того, что сейчас будет.

Однако, 'шторм' не состоялся.

- Стойте, - крикнул Маэстро и запрыгнул на первую телегу своего 'поезда', - кто-то бежит навстречу - сказал он, вглядываясь вдаль.

Мы втроем тоже пытались разглядеть, кого там увидел наш 'зоркий глаз', но кроме снега и березок с соснами, растущих по бокам дороги, ничего не увидели.

Зрение, у Маэстро, орлиное, как и говорил Фома Митрич. Это проявилось, когда, на четвертый день нашего путешествия, двое здоровяков, занялись стрельбой из лука.

- Видишь - говорил мне Маэстро, когда я заинтересовался его талантом - метров триста отсюда береза, у которой одна ветка кривая? - и кивнул вдоль дороги.

Я посмотрел туда, куда указывал стрелок, но ничего не увидел. Да и как тут увидишь, когда по обеим сторонам дороги, березы стоят сплошняком и все сливается воедино. А он, мало того, что на триста метров показывает, так еще и какую-то веточку просит увидеть.

- Нет - я отрицательно помахал головой.

- Ладно, не суть, - Маэстро наложил стрелу на свой лук - короче эта ветка сухая и я попаду ей в самое ее основание, прямо по центру.

Я смотрел на то, как Маэстро натягивает 'царь-лук', по другому и не скажешь, усиленный пластинами из рессорной стали, легко, как на прогулку сходил. Быстро натянул и 'шик', стрела улетела по сильной баллистической траектории. Я даже не понял, успел Маэстро прицелиться или нет, настолько быстро все произошло.

- А по виду вроде мощный - несколько огорчился я, ожидая долгого и мучительного натягивания и такого же прицеливания, а тут какой то 'шик'.

Маэстро, как то криво, посмотрел на меня и предложил самому попробовать, протягивая 'царь-лук'. Я взял оружие в левую руку и чуть не уронил, - тяжеловат - наложил стрелу, стал натягивать стрелу и... Все, приехали, дальше двух сантиметров тетива не продвинулась.

- Ха-ха-ха - заржал Николай - ты ляг на спину и упрись ногами в плечи, а тетиву двумя руками тяни, может чего и выйдет. Ха-ха-ха.

Я посмотрел на Маэстро, тот лишь еле улыбался, и понял, что я не первый, кто так опростоволосился. Потом посмотрел на Кузьму, тот старался скрыть улыбку, но получалось у него плохо.

- А ты сам то сможешь, а то ржать, все горазды - без злобы и обиды, предложил я Николаю, представил себя со стороны и уже сам пытался не засмеяться.

Николай, резко поменялся в лице на угрюмо-обиженную физиономию, быстрым шагом подошел ко мне, забрал лук со стрелой, наложил ее.

- Видишь, метров триста отсюда береза, у которой одна ветка кривая и в которой торчит стрела Маэстро? - спросил он.

Меня пробило по настоящему, ведь если и Николай стреляет так далеко и точно, то я вообще, в искусстве стрельбы, полный 'лошара'.

- Нет - медленно произнес я, даже не пытаясь смотреть, все равно не увижу.

- Так вот - Николай резко потянул тетиву на себя, она прогнулась не больше чем у меня и отпустил ее, 'плюх' и стрела упала прямо под ноги, не пролетев и метра - я не попаду в нее.

Ха-ха-ха. Гы-гы-гы. - Прозвучало над лесом.

Первым не выдержал Кузьма, и если бы не кибитка, которую он подпирал, он точно приземлился бы на пятую точку, от смеха.

Когда смех сошел, на нет, все погрузились в экипажи и поехали смотреть на искусство Маэстро. И действительно, в трехстах метрах у обочины, росла береза и одна ветка у нее кривая и сухая. Стрела Маэстро торчала прямо посередине ее основания. Что тут скажешь? Маэстро, он и а Африке, Маэстро.

- Держи - Кузьма бросил мне меч.

Честно признаюсь, этикет этого мира, где воин обязан, всегда быть при мече, мне уже надоел и сколько я не спорил со своими родственниками, толку, от этого, не было.

Человек, по виду парень, лет так пятнадцати, одетый в суконные штаны, черное короткое пальтишко, меховую шапку и низкие ботинки на шнуровке, свалился в снег, не добежав до нас нескольких десятков метров.

- Помогите - задыхаясь, закричал парнишка - сообщите в столицу, на нас напали.

Мы, не сговариваясь, ринулись к подростку.

- Что? Кто напал? - Маэстро сразу же включился в дело и склонился над подростком, который от усталости просто не мог встать.

- Кха-кха - парень хотел что-то сказать, но закашлялся и не смог.

Видя удручающее состояние подростка, я отложил расспросы, до того момента, как парень чуть отдохнет и согреется.

Кузьму я отправил, проредить лесок, с топором в руках, чтобы разжечь костер и закипятить воды для чая. Кстати, он, в этом мире, довольно дорогой, серебряный рубль за кило.

Маэстро принялся седлать 'Медвежонка' - понятно, что случилось, что-то серьезное и нужно предупредить караван моховцев.

Николай был озадачен приготовлением чая и постоянно бурчал, из-за этого, но это его естественная манера, к которой я уже начал привыкать.

Я же, расстелил, возле того места где будет костер, свой спальный мешок, на который усадил парня и достал рюкзак со своей одеждой, которую получил в отстойнике. Одежда Николая, минимум на два размера меньше моей и вряд ли парень ее сможет на себя натянуть.

- Раздевайся - велел я парню и стал извлекать одежду из рюкзака.

- Ага. - Сказал парень дрожащим подбородком и попытался развязать мокрые шнурки на таких же промокших ботинках, но из-за трясучки в руках у него ничего не получалось.

Видя такое дело, я принялся помогать ему.

- Как тебя зовут? - спросил я, стягивая с парня ботинки.

- Й-Егор, - ответил тот и продолжил - п-пер-ред-дайт-те в с-стол-лиц-цу, на-ашу д-дер-рев-вню з-захват-тили, х-хохл-лы.

Егора трясло, совсем не по-детски и я его с трудом понимал.

- Подожди Егор, сейчас отогреешься и все расскажешь, а то тебя без полиглота не разобрать.

Через минуту, Егор уже был, в чем мать родила, и я, с помощью Николая, который удерживал конечности парня от трясучки, натягивал на него свое барахло, полученное на вещь сладе.

Вернулся Кузьма, с 'охапищей' рубленого хвороста. После чего разожгли костер, да такой, что, вечно бурчащему Николаю, пришлось снимать чайник веткой. Всучили кружку, с горячим чаем, Егору и стали ждать, когда к парню 'вернется' речь.

- Вы ведь Маэстро?! - скорее не спрашивал, а утверждал парень, попивая горячий напиток. Было видно, что он стал согреваться - я вас сразу узнал.

Ну да, попробуй тут не узнать здоровяка, больше двух метров и с таким шрамом, что дети, и даже некоторые взрослые, взглянув на него, сразу идут на горшок.

- Мы встречались? - прищурился гигант.

- Нет - Егор энергично 'замотылял' головой из стороны в сторону - но у нас все вас знают, ведь вы в одиночку спасли тысячи человек, от гнета бандеровцев. Вы герой!

В голосе парня чувствовалось не только уважение, но и сильное восхищение.

- О боже, опять - Маэстро закатил глаза к небу - сколько можно. Я не спасал этих людей, они сами себя спасли.

В голосе Маэстро, чувствовалось некоторое раздражение, и было видно, что ему не очень хочется быть героем. В этом я солидарен с ним, известность, чаще мешает, чем помогает. Но сейчас меня больше интересовало, что произошло и кто, на кого, напал.

Накануне вечером, в поселок Егора, под названием 'Медовуха', прибыл небольшой караван, состоящий из тринадцати, груженых ранеными и другим грузом для долгого путешествия, саней и около двух десятков конных охранников. Каждый, из которых, вел в поводу заводного, а то и двух. Всего же, в этом караване, было примерно пять десятков людей и обращенных.

Они небыли торговцами или охраной каравана, они даже не являлись вольными охотниками за головами, а были именно воинами. Это 'читалось' по их повадкам, по одинаковой броне и, что гораздо характернее, они не пользовались арбалетами или каким другим, легким в использовании, стрелковым оружием. Почти у каждого, был лук, а этим оружием, без нескольких лет тренировки, никто не сможет орудовать полноценно, как бы ему этого не хотелось.

Три телеги и запряженные в них кони, были знакомы жителям 'Медовухи'. За три дня до этого, из отдаленного селения, севернее их деревни, в котором занимаются разведением овец, на этих же телегах везли шерсть на продажу. Но спросить, появившихся людей, о судьбе бывших хозяев, никто не успел. Как только открыли ворота, в них ринулись воины и буквально лавиною прошлись по селению и стене, окружающей 'Медовуху'. Убили трех дозорных, а остальных согнали в середину деревни и объявили, что как только подлечат своих раненых, уйдут миром. Взяли в заложники всех детей и сказали, что если о них узнают за пределами стены, то родители могут копать могилы своим детям.

Глава поселения, старый хитрец (полу-лис), которого звали Богдан, тут же предложил захватчикам отправиться на пасеку, иначе, если будет проходить мимо дружина или, не дай бог, ратники и им не откроют ворота, то это может стать причиной штурма. Бандеровцы, - как их продолжал называть Егор - приняли предложение старого лиса и отправились на пасеку, находящуюся в двух километрах от 'Медовухи', в лесу. Но оставили одного соглядатого, чтобы он, если появится военный отряд, мог предупредить своих подельников.

Все это Егор узнал от матери, которая прибежала к нему утром, по указанию старого лиса, на дальнюю пасеку, где он сторожил улики от дикого зверя, и рассказа о случившемся. Мать передала сыну указания главы, идти вдоль дороги, в сторону Великограда, и, как только встретится караван, просить их отправить гонца или голубя в столицу или Мохов за помощью. Глава 'Медовухи' не верит, что воины, разговаривавшие между собой на мове, сдержат слово. Моховцы, которых спас Маэстро, довольно подробно описывали все, что с ними проходило на территории 'незалежной', во всех деревнях, в которых останавливались.

Выслушав рассказ Егора, и оценив прозорливость старого лиса, который умудрился выпроводить 'гостей' за стены, мой мозг переключился в рабочий режим. Ждать помощи из столицы или еще, откуда, не вариант, могут пострадать дети, если помощь не успеет подойти вовремя, а захватчики надумают покинуть окрестности 'Медовухи'. Мы, вчетвером, вполне можем освободить детей и наказать захватчиков. Тем более у меня уже сформировался план действий, с применением таланта одного из моих родственников.

На все попытки отговорить меня от участия в этом мероприятии, я отмахнулся, как от назойливой мухи. Не хватало еще мне прятаться за спинами других, не зря же я бегал почти месяц. А то, что к оружию не прикасался, так это, как на велосипеде, если научился, уже не разучишься, главное чтобы 'дыхалка' выдержала.

- Маэстро, Николай - выдержав натиск отговоров, я начал раздавать указания, даже не пытаясь советоваться с другими богатырями. По ходу дела пусть говорят свои предложения, готов выслушать - берите карандаш, листок и рисуйте план пасеки, где сидят бандиты, со слов Егора и подробнее.

Николай побурчал, как положено, и занялся делом.

- Может, я караван предупрежу, 'Медвежонок' уже готов - похлопывая своего коня по шее, предложил Маэстро.

- Нет, - отрезал я - к каравану отправится Кузьма - кузнец, доселе стоявший у телеги, удивленно дернул бровью - седлай 'Шутника' и галопом на встречу с караваном. Предупреждаешь их, забираешь всех охранников и назад. Но перед этим, стащишь, с кого-нибудь, броню моего размера и главное, - я сделал упор на последнем слове - найди мне два меча или топора, одинаковых по весу и с одной балансировкой.

Упрек, в свой адрес, кузнец уловил, но это его не расстроило.

- Броня, для нас, - он посмотрел на каждого, кроме Егора - готова, кроме конского хвоста.

- Че? - непонимающе спросил Николай.

- Для всех? - так же, не понял Маэстро.

Я промолчал, радуясь тому, что не придется идти в бой, в чужой броне, которую Кузьма обязательно бы стащил с одного из моховцев.

- Ну?

- Чего, ну, - не понял кузнец моего намека, а через секунду до него дошло - а-а-а, ща, пару минут - и пошел к своей кибитки.

Вернулся он, как и обещал, через пару минут, волоча по снегу мешки, с которыми ходил в мастеровые НП, где мы останавливались. Вроде как, в них должна была быть только одежда, для нас с Николаем, но, как оказалось, Кузьма сделал для всех богатырей, включая себя, зимний комплект брони. И, как только я одел доспех, я понял, это то, что мне нужно, и я уверовал в то, что Кузьма великий кузнец. Потому-что он дал богатырям не то, что они требовали, а то, что им действительно было нужно. А внешне, это вообще отпад, даже Егор, следивший за тем, как мы облачаемся в новую бронь, долго не мог вернуть челюсть на свое место.

Изнутри, бронь была полностью покрыта коротким мехом. Грудь прикрывали две пластины, уходящие под руку, до самой шнуровки. Спину прикрывала одна пластина, но широкая и, в отличие от пластин на груди, которые доходили лишь до живота, эта прикрывал почти всю спину, кроме поясничного отдела, и также, с боков доходила до шнуровки.

На пояснице и животе, многослойная, стеганая кожа, благодаря чему, подвижность не теряется, и защита неплохая, если конечно никто не будет тыкать в живот копьем или бить со всего маху топором или мечем. Но Кузьма и это предусмотрел, он сделал толстые широкие ремни, с металлическими нашивками и овальной бляхой, неприлично большого размера, который одевался не на пояс, а на живот. И чтобы не допустить его сползания, во время боя, он фиксировался защелками.

Про защиту ног можно не говорить, ее Кузьма полностью содрал у меня. Сапоги, он сделал только мне, на меху, без каблуков, с защитой голени и подъема, имеющих ножны на внешней стороне. О двух метательных ножах, без рукоятки и с обоюдной заточкой, он так же позаботился.

Меховые наручи, с пластиной, налокотник, пластинчатые тяжелые наплечники для себя и поменьше и полегче для нас. Перчатки с шипами, как у Маэстро, достались только мне. У здоровяков они уже были, а Николаю они без надобности, он 'таким' не пользуется.

Порадовал и шлем. Даже и не знаю, как Кузьма, во время переездов, умудрился его сделать. Мой шлем, ведь не из кусочков, которые потом склепываются, делается, а цельным. И еще больше, я удивился, когда он достал такие же шлемы для Маэстро и Николая. Воистину, чтобы столько сделать, в перерывах между переездами, нужно быть великим кузнецом.

Но Больше всего, я был рад топорам, которые он для меня сделал и усовершенствовал. В частности, он их облегчил, за счет двух больших отверстий на каждом лезвие.

Николай, увидав мои топоры, поднял их на смех. Мол, это не оружие, а киношный реквизит. Я не стал его переубеждать, тем более я помню, как удивлялись мои наставники, что подобным оружием вообще можно полноценно сражаться. Маэстро не смеялся над моими топорами, но высказался примерно в том же духе. - 'Выкинь их на хрен, возьми лучше мечи'.

Тратить силы на демонстрацию и доказывать что я не верблюд, я не стал, бой на носу. И обратил всеобщее внимание на доспех.

Витиеватая гравировка, на всех металлических частях, по моему мнению, была лишней тратой времени. Но Кузьма сказал, что богатыри не шантрапа и должны выглядеть солидно. Ну и 'шут с ним', мне эти завитушки не мешают.

- А куда ты собрался лошадиные хвосты цеплять? - спросил Маэстро, одевая перевязи с колчаном и, разделенной надвое, 'палкой-убивалкой', как я ее, про себя, называл.

- Олег, помоги подцепить наплечники - попросил Кузьма.

И когда с наплечниками было закончено, Кузьма - попрыгал, покрутился, помахал руками - ответил.

- Да вот, думал, раскрасить под триколор и к верхушкам шишаков приторочить, - кузнец развел руки в стороны - но нигде их не нашел, думал в Мохове разжиться хвостами, да видать, пока, не судьба.

Мы трое замерли, и стали косится друг на друга. Видно, что эта инициатива Кузьмы, пришлась всем не по душе.

- Спасибо тебе Егор, что спас нас от участи стать клоунами - Маэстро, шутя, поклонился парню.

- Ага, обращайтесь - промолвил в ответ тот и мы засмеялись.

Потом Николай заметил гравировку рун, на левой стороне груди, на наших доспехах и поднял 'хай'. Мол, мало того, что дед вырвет кузнецу все достояние за самоуправство, так еще и над ратниками, как на Земле, поиздеваться не получится. На что, Кузьма ответил, что получившие от волхвов руну, должны носить ее не только на оружии и щитах, но и на броне. И все это по вине самого Николая, который постоянно подначивал ратное сословье, во время обучения, и выставлял их в неприглядном свете, одерживая верх сразу над несколькими.

Спор бы продолжался еще долго, если бы я не отослал Кузьму в караван и не заставил Николая, вместе с Маэстро, заняться детализацией пасеки на бумаге.

Я не думал, а просто 'саданул' гонца рукояткой 'вишни' по затылку, прямо из-за толстого ствола березы, за которым прятался. Эффект был ожидаемым, гонец свалился кулем, прямо в снег. Недолго думая, я проверил у него пульс, не переборщил ли? - Нет, не переборщил, живехонек гонец. - Постукав по карманам и за пазухой, на предмет колющего, ничего, кроме ножа на поясе - кстати, неплохого - 'местной', кузнечной работы - и меча, притороченного к обычной портупеи, я не нашел.

Связав гонцу руки и ноги - они же копыта - вместе - оттаскивать с дороги не стал, я не Кузьма, что бы таскать кентавров - я еще раз посмотрел на него и подивился тому, что он безбронный. Вроде Егор говорил, что все бандиты - так мы условились их называть - в броне и при нормальном оружии, а этот почему-то в куртке, хоть и меховой. А меч, - я крутанул им пару раз, проверяя баланс - с таким центром тяжести на конце, это скорее топор, для рубки дров.

Покидая гонца, я все же прихватил с собой и меч и нож, а то оклемается горемычный, извернется, да и перережет портупею.

Хотя последнее вряд ли, портупея не веревка, ее так просто не перерезать.

Далеко нести оружие я не стал, оно мне в обузу, как только дорога, от 'Медовухи' к пасеке, свернула вправо, я воткнул оба 'холодняка' прямо посреди дороги, чтобы потом не искать трофеи. Взял в руки топоры, покрутил, привыкая к немного другой балансировки и вернул в захваты за спиной. Глубоко вздохнул и, с хорошим настроением, потопал к пасеке, пора переходить к основному плану.

А план был такой.

Со слов Егора, Маэстро набросал рисунок пасеки. Дом, сараюшка и четыре больших навеса, где собраны ульи на зимовку. Между ними и дорогой, большая поляна, где летом и расставляют улья. Посередине поляны еще один навес, но поменьше, со столом и лавками, где пасечники, летом, трапезничают.

По прогнозам нашего 'оракула', детей держат в сарае, а в доме лечат раненых. На вопрос, почему он так решил, последовал специфический ответ. 'Оттуда же, откуда я знаю, что муха сядет на дерьмо, а не на баллончик с дихлофосом'.

Прискакал Кузьма на Шутнике, с тремя десятками конных охранников каравана, во главе с обеспокоенным Степановичем. Примакова среди них не было, его не одна лошадь, даже богатырской породы, не осилит, а жаль, его стать, могла бы сыграть неплохую роль, у ворот 'Медовухи'. Вместо него был кош, десятник Кобзарь, с которым, как и с половиной каравана, я уже был знаком. Так же, они привели на поводу двух оседланных лошадок, для меня и Николая. Больше чем десятикилометровый марш-бросок до Медовухи, который осилил Егор, топтать, желания не было.

Мой план заключался в следующем. Я обхожу медовуху лесом и жду соглядатого, он же гонец. Основная группа, Николай Кузьма и Маэстро, идут к пасеке, 'оракул' заходит со стороны сарая, здоровяки с луками, для его прикрытия, с флангов и, не высовываясь, ждут меня. Дальнейшее уже 'дело техники'. Отряд моховцев, через полчаса, после нашего ухода в лес, скачет в Медовуху, останавливается и начинает разминаться, вроде как долго скакали. Гонец, видя большой и вооруженный отряд, идет предупреждать своих 'коллег', про появление большого вооруженного отряда. Я делаю ему 'темную' и выдвигаюсь к пасеке, там, не таясь, выхожу и начинаю отвлекать бандитов. А Николай, под прикрытием Кузьмы и Маэстро, как только лиходеи отвлекутся, начинает спасательную операцию по спасению детей, по возможности, тихо и без лишнего шума. После, мы вчетвером, окружаем всю банду и предлагаем им сдаться, если те отказываются, то принуждаем их к этому.

План 'Б'.

Если же не получится сделать все тихо, то тогда я сам начинаю операцию по принуждению бандитов к сдаче в плен. Остальные богатыри, подключаются ко мне, только тогда, когда дети будут в безопасности, не раньше.

План конечно дерзкий и может показаться самоубийственным, но это только на первый взгляд. Я воин, заслуживший руну 'вихря', тридцать человек, для меня, вполне нормально. А то, что я еще слаб, так и те, против кого я иду, уже с кем-то рубились, не зря же у них столько раненых. Может они и неплохие бойцы, но до руны 'вихря', им, как от Великограда до Мохова пешком и в распутицу. Тем более что последнюю неделю, я уже бегал с рюкзаком набитым песком и, даже, начал делать растяжку. А мои руки, от постоянного массирования воска, достаточно окрепли, чтобы держать топоры в руках. Так что, минут десять, пока не собьется дыхание, я точно продержусь, а большего мне и не надо.

Несмотря на то, что три богатыря, одобрили мой план, почти не задумываясь, моховцы, были от него в шоке, если не сказать, в ужасе. Особенно, что касается окружения вчетвером, трех десятков воинов, и плана 'Б', в целом. Но мы не спрашивали их позволения, а ставили в известность и говорили, что от них требуется. Поэтому, через десять минут, оставив управление своими экипажами на Степановича и Егора, мы вместе с моховскими охранниками, на рысях, отправились в путь.

После того, как я 'приголубил' гонца, мне уже незачем было прятаться, и на поляну я вышел, не скрываясь, под удивленными взглядами полутора десятка людей и разномастных 'нелюдей', сидящих под навесом и о чем-то разговаривающих.

Эти, в отличие от гонца, уже имели приличные пластинчатые брони, а некоторые даже шлемы, висевшие на ремешке, через плечо. Оружие, у них, уже не так однообразно, тут выбор был побогаче, от топоров и мечей до перначей и луков. Так же имелись щиты и копья, первые лежали на столе, вторые подпирали столбы навеса. Кони, - приличный такой 'табунец' - находились в стороне, в импровизированном загоне, состоящим из поставленных кругом телег. В общем, трофеи, которые я увидел, не считая ножей, ремней и скарба в телегах, достойные, осталось их только взять и мы их возьмем, это не обсуждается.

- Э-э, ну ка стояти - гаркнул мне минотавр на украинском, с, выкрашенным в синий, чубом между рогов, когда до навеса оставалось не больше двадцати метров

Я остановился, предчувствуя потеху и наезды на меня.

- Ти хто такий и чёго прыперся? - спрашивал синий чуб, вставая из-за стола, а за ним и все остальные.

Разномастная банда расхватала щиты с копьями и взяла меня в полукольцо, на расстоянии пяти-шести метров, но пока не спешила ими пользоваться, а просто держала в руках.

- Добрыня Никитич, богатырь русский - ляпнул я первое, что пришло на ум.

- Боготир?! - повторил синий чуб и посмотрел на своих подручных и на их лицах заиграли улыбки - и откель ти такий взявся и де ще два боготира, як их там?

Синий чуб стал щелкать толстыми пальцами, пытаясь вспомнить имена богатырей, но так и не сумел, на помощь ему пришел один из его товарищей.

- Попович и Муромец - пророкотал босх, с темно-коричневым окрасом шерсти.

Я уже немного стал различать босхов - полу-собак - от волкулаков - полу-волков. А вообще, босхи составляли большую часть банды и лишь редкие представители 'нелюдей' и людей, говорили, что это интернациональный отряд. В смысле 'интерзверинолюдный'.

- Точно, де воны, або ти сам прыперся?

И я принялся врать, на ходу придумывая сказку. Как земля русская позвала богатырей на защиту Русичей, как прослышали мы про темного властелина запада. И что собирает он полчища несметные, чтобы поработить Русь матушку и извести род славянский. Как земля русская плачет и взывает к рассудку киевлян, но не слышат они ее, так как темный запад затуманил их ум. А князья ихние, самозваные, торгуют русичами, словно арабы пряностями. И в 'Медовуху' мы пришли, когда до нас донесся, плачь детей и их родителей, потому что прислужники самозваного князя, пришли за их кровью. А один я потому, что пришел раньше времени, но недолго этому быть, мои товарищи вот-вот появятся.

Пока я травил байки, по указанию синего чуба, на поляну, из дома, - как и говорил Николай - вышло еще полтора десятка 'предателей земли русской', чему я был только рад.

'Глядишь, у Николая получится все сделать по тихому, а мне не придется задыхаться от перенапряжения'.

Когда зашла речь, про богатырей, которые вот-вот должны появится, вся банда - те, у кого не было рогов - напялила шлемы, а те, у кого были щиты, вздели их. В рядах бандитов начала проступать некоторая доля страха. Не передо мной конечно, и не перед богатырями, которые вот-вот должны появиться, а от того, что про их место дислокации, стало известно за пределами 'Медовухи'.

Синий чуб, видя сумбур, в рядах своих подчиненных, начал раздавать указания. И как только он начинал говорить, я добавлял звука своему голосу, продолжая нести ахинею, и он сбивался.

- Заткнися пустодзвин - крикнул на меня синий чуб и, кивая в мою сторону, велел одному из своих подчиненных - Фадей, кинчай його.

Фадей, человек немногим выше меня, средних лет с усами, а-ля Тарас Бульба, со щитом на левой руке и с копьем в правой, двинулся на меня.

Уколоть меня в грудь, у него не вышло, я легко уклонился, схватил древко копья, ниже наконечника, правой рукой и дернул на себя. Фадей, не успевший или не захотевший, выпустить копье, по инерции последовал за ним и как только он оказался рядом, шипы моей левой перчатки, пробили ему висок, у самой кромки шлема. Человек упал замертво, а я сглотнул и постарался выбросить все мысли о своем первом убитом враге и обратил свое внимание на вражеский 'зоопарк'.

Банда увидела бесславную смерть Фадея и в руках некоторых появились луки. Ждать дальше, мне уже было нельзя, нужно действовать на опережение. Но, не успел я, схватится за топоры, как, из-за спин бандитов, послышался голос Николая.

- Покайтесь ироды и сложите оружие перед богатырями.

Банда, почти в полном составе, развернулась, уставилась на второго богатыря и некоторые из них засмеялись, позабыв про смерть Фадея, видя размеры оного. А он, не обращая на это внимания, обратился ко мне, через их ряды.

- Здрав будь Добрыня Никитич, смотрю, ты раньше положенного пришел?

'Вот ушастый и услышал же, как я тут распинался. Собственно говоря, почему нет, глотку-то я драл, будь здоров. Ну что же, 'назвался груздем, полезай в кузов'. Ну, а раз Николай, на данный момент, является сильнейшим богатырем России, значить и назвать я его должен соответственно'.

- И тебе не хворать Илья Муромец - крикнул я в ответ, и бандиты заржали во всю глотку в полном составе - долго же тебя не было, и чем же ты занимался?

- Огород пахал, да пару камней на пути попалось, пришлось убирать.

- И как, справился?

- А иначе меня бы здесь не было.

Ответ Николая, не мог не радовать. У меня будто груз с плеч упал, теперь, можно не опасаться за жизнь детей.

Снова я потянулся за топорами, чтобы бросится на левый, от меня, фланг врага. Там двое - полосатый кош и сероперый пит - уже наложили стрелы на лук, но пока держали их опущенными. И снова я опустил руки.

'Вжж'. И стрела Маэстро прошла насквозь шею первого стрелка и застряла в шеи второго.

- О, вот и Алешка подоспел, ты, где был, - практиковался Николай в красноречии - небось, девкам под подолы заглядывал?

- Какие девки, вишь, - здоровяк кивнул за спину, не сводя глаз с банды - из леса вышел, а там, кроме кикимор, никого нет - Маэстро снова наложил стрелу, но стрелять не спешил.

- Так ты что, к кикиморам приставал? Фу-у - донесся до меня шутливый тон Николая, и мы с ним рассмеялись.

И хоть мы это делали для понижения боевого духа бандитов, я не переставал следить за их действиями.

Лишившись двух лучников, синий чуб скомандовал атаку и, снова мне не довелось, взять топоры в руки, появился Кузьма, с правого фланга.

Он разом запустил две стрелы, во вражеский строй, от чего еще двое оказались на земле бездыханными, и атака захлебнулась, не успев начаться.

- Здорова братцы, извиняйте за опоздание, поэтому я взял штрафную - Кузьма кивнул на банду, которая, до начала боя, потеряла одну шестую личного состава и синий чуб, наконец-то, стал соображать.

Он приказал своим воинам построиться в 'коробку' и выставить щиты с копьями.

Ёж, по моему мнению, получился не ахти какой, всего то из двух с половиной десятков. Из них, две трети с щитами, из которых только половина имела копья, а остальные кто с чем, стояли в середине строя и мешали друг другу.

- Здравствуй, здравствуй, Кощеюшка, все с бабой ягой в карты играешь - и бандитам. - Вы не думайте, Кощей из наших, это молва темного запада, приписала его к злодеям, а так то, он богатырь земли русской - извиняющемся тоном сказал Николай, словно не враги перед ним, а родня.

Зачем Николай выбрал для Кузьмы роль Кощея, непонятно, но если бы у последнего, было, поднято забрало, скорее всего, я бы увидел перекошенное, от злости, лицо.

- Ну что же, все в сборе пора начинать - я решил перейти к кульминации действа, а именно, к принуждению 'предателей земли русской', к сдаче в плен, если они откажутся это делать по своей воле - последнее предложение, отступитесь от запада и примите руку славян!

- Николы, славни воини Кийевьскои Руси не сдадутся москалякам - без раздумий, со злостью в голосе, ответил синий чуб и крикнул - За Киевьську Русь! Бей москаляку!

Ответ дан, и мы его услышали.

На меня двинулись трое, Игун - полу-змей - по середине с мечем и без щита, и два босха, оба с копьями и щитами.

Ждать когда они окажутся рядом, я не стал. Выхватив топоры, я сделал перекат, навстречу трем противникам. Коснувшись ногами утоптанного снега, я тут же оттолкнулся и перекатился вправо, троица по инерции сделала еще пару шагов, пока не поняла что я уже не перед ними, а с левого фланга. Теперь передо мной стояла не шеренга из трех врагов, а колонна.

Вставая, я махнул наотмашь топором в левой руке, целя в боковую кромку щита, пока босх не успел повернуть его фронтом в мою сторону. С ударом переборщил, 'вражину' развернуло ко мне спиной. Медлить не стал и всадил шип второго топора по самый обух, в волосатый затылок. И пока тело босха не упало, выдернул топор и толкнул его ногой.

Стоящий за ним игун, упал, придавленный павшим товарищем.

С криком на меня бросился второй босх, обойдя упавших с права, прикрываясь щитом и целя копьем мне в живот.

Меня учили, что нельзя отбивать копье острием, хоть топора, хоть меча, можно перерубит древко и куда, после этого, полетит наконечник, - в глаз или в сторону - можно только догадываться. Я не планировал проверять, так это или нет.

Сместившись влево, я ударил по древку копья плашмя, левым топором. Супостат, по инерции, пошел следом и мой правый топор, так же плашмя, опустился на его шлем.

На мое удивление, полу-пес не упал в беспамятстве, а остался на ногах, но шатало его так, будто он вылакал литру горилки без закуски и на голодный желудок. И пока он искал 'опору', я переключился на того, кто уже выбрался из-под убитого мною бандита и намеревался всадить свой меч, в мой левый бок.

Крутанувшись вокруг своей оси, я сделал несколько шагов вправо, а затем влево, чем сбил противника с толку и его меч прошел мимо. Памятуя, что его предшественнику, удар плашмя топором, показался слабым, этому я 'засветил' с разворота. И, на этот раз, сработало, противник отключился и 'мешком' повалился наземь.

Повернувшись к 'шатуну', я обнаружил, что он уже нашел 'опору' лежа в 'отключке', мордой в снегу.

Поняв, что на меня больше никто не нападает, я несколько расслабился.

Сердце забилось с бешеной скоростью, в районе желудка появилось неприятное ощущение, дыхание, помимо моей воли, начало учащаться. Но, все впечатления от первого реального боя в моей жизни, тут же прекратились, когда я увидел, что происходит с остальными бандитами.

Большая часть этих бедолаг ринулась в направлении дома и сарая. Может они хотели добраться до заложников, чтобы, за счет угроз, принудить нас к сдаче. А может потому, что в этом направлении был маленький и щуплый богатырь, к тому же, единственный, кто не убил никого перед боем. Но это было самой большой их ошибкой.

Николай, не действовал столь грубо как я, он как угорь, вился в гуще супостатов, которые пытались его наколоть на меч или ударить топором, даже не извлекая сабель из-за спины. Он, своими ножами, наносил аккуратные порезы, в область предплечий и в район изгиба локтя. Ранки маленькие, но с больши-ими последствиями. Никто из тех, кого коснулись лезвия ножей Николая, никогда больше не сможет, не то, что брать меч, а вообще пользоваться своими руками, он резал сухожилия. По мне, так лучше смерть, чем возвращение в то состояние, из которого я вернулся. А с другой стороны, вспоминая рассказ Лены, об изуверствах бандеровцев на Украине, то так им и надо. Пусть живут теперь долго и вспоминают свои грехи.

А вот здоровяков, бандиты решили проигнорировать и это им не понравилось.

- А-а-а.

Услышал я справа от себя и посмотрел в ту сторону. Кузьма, оставив свой лук, в точности повторяющий лук Маэстро, висеть на ветке березы, держа свой боевой молот поперек тела, несся в 'свалку', устроенную Николаем.

Не успел я что-то подумать, как услышал слева.

- А-а-а.

То же самое делал и Маэстро.

Делать предположение, что сейчас будет, было некогда, да и незачем и так все понятно.

Я, делая огромные прыжки, рванул к синему чубу, который не ввязывался в бой, а отдавал приказы тем, над кем издевался Николай.

Перед тем как дернуть главаря бандитов за левый рог, чтобы спасти 'языка' от участи его подчиненных, я только успел крикнуть.

- Чуйка, берегись.

И 'гармошка', передо мной, сложилась, ломая кости последним, стоявшим на ногах, семерым бандитам. При этом звук ломающихся костей, был гораздо громче звона, от сталкивающегося метала.

И только после этого я осознал, что зря предупреждал Николая, он все-таки 'Чуйка'.