Si vis pacem, param mortem!

К смерти надо готовиться заранее! И поэтому утром на следующий день я принципиально не пошел на работу. Все почти одновременно проснулись около десяти утра, приказали хозяюшке воздвигнуть монументальный завтрак, и, кряхтя, начали подниматься, посмеиваясь над немного смущенным Юханом, который превесьма удивился обнаружив свои одежды выстиранными и сохнущими на батарее.

— Яа ничегоо не испаачкал вчераа? — только это его очень занимало, счастливца!

Впрочем, он сразу ушел, пошушукавшись в прихожей с Иринкой почти без акцента. Остальные хмуро отправились завтракать.

— Хорошо, что мне хватило ума заныкать с вечера две «Монастырские избы»! — навел


саморекламу Батюшка, ставя сухое на стол.


Но ели мы все равно молча. Казалось, говорить о дракошах всем было почему-то неприятно. Изредка я ловил на себе соболезнующие взгляды, и это не прибавляло мне уверенности в послезавтрашнем дне. Наконец, Княже поехал к родителям менять машину на очередную нахлобучку, а Кубик с Батюшкой, взяв две пятилитровые банки, смиренно отправились за пивом.

— Пойдешь со мной? — спросила, накидывая плащик, Иринка.

— Куда?

— В Гори — с - полком, — раздельно произнесла она, — там последний смотровой был куда-то на окраину, в Тьму-Комендань, ну да хрен с ним. Не ночевать же тут с дракошами!

— А почему Горе-с этим полком? — в тон ей поинтересовался я.

— Отдел распределения жилой площади, нас же город расселяет, попам потом или бесплатно или за духовность передадут.

— Ну так идем!

— Только осторожней ходи здесь, — грустно улыбнулась мать Ирина, — дома старые, куски отваливаются.

— Ну не сегодня же! — понял я ее.

Тот день мне удалось благополучно убить, а вечером я поехал домой к родителям. Было тревожно. В предсказания грязных цыганок я не верил с детства, но тут дело обстояло иначе. Бред, мистика, — но ведь случившееся со мной произошло на самом деле!

Весь следующий день я тихо просидел дома, так сказать, вспоминая немногие прожитые годы и пытаясь отогнать от себя мысль о смерти. Однако мой мозг не желал посылать мыслей ни в какую сторону, кроме этой. Захотелось было позвонить любимой девушке в Ревель, но потом это действие предстало передо мной во всей неприглядной нецелесообразности. Зачем? Болтать о пустяках? Пригласить на похороны? Предупредить, что приеду? Но и в Ревеле есть кирпичи. Перейти через дорогу в гости к Анюте? Но я и сам не терплю приходящих с грустными рожами и затягивающих тоскливые беседы. У меня на работе, на прошлой работе, вернее, была одна такая я сижу, наполняю винчестер, а эта подруга встает рядышком, подсвечивает глаза свои страданием и заводит горестную песню «Ох, как штрихуево-подстрахуево мне! Здоровье мое слабое, предки — злостные, люди вокруг — грубые да косные, суть страдания моего не поймут, боль души моей утонченной не осушат. Я ей советом помочь — „ах, ты не все страдание мое ведаешь“, посочувствовать — „ой, сейчас я еще одно горе доверю“, подбодрить — „и ты надо мной смеешься. Ох, как мне штрихованно!“»

Но окончательно в разряд «грубых и косных» попал я, когда сдуру при всех интерпретировал Хайяма — «Не то страдание, что соловьем стенает, а то страдание, что сдерживает стон!» Хорош же я буду сейчас в гостях — старший братец этой подруги! Решат, что это она у меня научилась. А шутить — тошно, странно.

Октябрь начал засевать город зернами мелкого дождя, и к моему окну слетелись нахохлившиеся птицы мира с окрестных помоек. «А как же, интересно, дракоши все-таки размножаются? — неожиданно подумалось мне — Может, на них идет какой-нибудь дождь человеческих мыслей и каждый дракоша, как семечко, лопается и прорастает десятком других?» Закрыв глаза я отчетливо представил себе, как это может происходить. И тут меня буквально прожгла какая-то, еще не очень четкая мысль.

«Ох, корень зла! Как же это я сразу-то не додумался! — Я даже привскочил и закурил новую папиросу — Так, так, тише. Значит, дракоши и этот Рот появились на свет следующим путем: какой-то дурак от нечего делать их просто придумал. И этого было вполне достаточно! Выдумка оказалась удачной, и эти твари покорили в том мире „материализующихся мечтаний“ все остальные фантазии — типа Бабы-Йоги или Щелкунчика. Бедняга Карлсон! Так, а почему дракош много, а Рот один?

Стоп. Не факт, что Рот — один. Сформулируем по-другому: почему же дракош явно больше, чем Ртов? Да потому, наверное, что это просто более распространенная фантазия, больше людей представляло себе их, думало о них. Значит, как только человек. Вот тебе и все размножение элементарно, Ватсон! На какую же удочку я чуть было не попался! А ведь Рот проговорился, как минимум, дважды: когда сказал, что их не так уж и много, и когда объяснял про свое происхождение!» — Я даже забыл стряхнуть с папиросы пепел, и его белый комочек упал прямо на пушистый ковер у моих ног. И его последние слова насчет того, что мы можем рассказывать обо всем происшедшем другим людям! Хорош расчет! Мы, допустим, рассказываем, а каждый, кто слушает, пусть на мгновение представляет себе и дракош. И Рта этого. Вот и размножение! Хорошо еще, не на Западе живем, у нас хоть в газетах сообщении не появится, а то сколько народу охвачено бы оказалось, не меньше миллиона дракош обеспечено было бы! Да я один за сегодняшний день их столько напредставлял!

А если какой-нибудь умник узнает, напряжется и изобретет ну хотя бы дракошину матку, наподобие пчелиной! — И тут я похолодел, стараясь не думать, не думать о том, а не оказалось ли в этой фотоном мелькнувшей в голове мысли, достаточно для морщинистых слизняков-дракош «Все. Больше я о них не думаю. Чтобы они на моих мыслях паразитировали? Штрихуй ушки им!» И тут меня передернуло. Да. Больше ты их действительно не напредставляешь, даже, если и захочешь, — одна ночь жизни всего осталась.

Дождь давно ушел куда-то на запад, а я все еще стоял у окна в позе Лермонтова, сочиняющего «Майн кампф». Пришли родители, но мне было слишком не по себе, чтобы с ними общаться. Я заперся в комнате. Уже и солнце отправилось догонять дождь, и город начал медленно отмирать. Я вспомнил, что можно позвонить Прекрасной Художнице М., с которой любил поболтать вечерами о смертях и рождениях, но тут же обнаружил, что в очередной раз забыл ее телефон. Понабирав наугад цифры 554 ХО-68, мои указательный палец предпочел постучать меня по лбу. Ночь навалилась на мир такая дурная, что чуть ли не до пяти утра я прометался по комнате, полностью презрев идею хорошенько выспаться, чтобы быть настороже в день гибели. Под конец, впав уже в какое-то расслабленное безразличие, сел писать предсмертно-прощальное стихотворение, но и из этой дикой затеи так ничего и не получилось. И когда я, черт знает в какой раз, не смог найти рифму на слово «лебедем», кроме олигофренического в небе дым или маяковского переедем, мной овладела абсолютнейшая апатия: «Ну, помру. А то, может, пойти завтра с утра на улицу с каким-нибудь подрывным плакатиком? Сразу повинтят и в дурку, а там стены крепкие, кирпичи не падают».

С этой успокоительной мыслью я уснул, а часов в десять меня разбудил мой шумливый слуга — телефон:

— Вставайте, граф, вас ждут великие дела! — прохрипел он.

— Кто спрашивает-то? — бессмысленного «алло» я избегал с десятого класса, когда меня напугали какие-то веселые хамы позвонив однажды, они просто сказали в рифму русское народное слово, которое на советский литературный можно перевести лишь эвфемически, как «ну ты и кайло'» А оскорбления — всегда повод к самоусовершенствованию.

— Кто меня будит в такую рань?

— А это я тебя буду в такую рань! — хрюкнул телефон Батюшкиным голосом, — Иринка переехала, давай со мной к ней заедем, окропим квартирку.

— С утра?!

— Именно, чтоб ты не кис дома.

— Спасибо, киса, — я оценил благородство друга, готового идти со мной в тот день, когда на мою голову должны были низвергнуться губительные кирпичи.

— Я-то сегодняшний день как раз дома переждать планировал.

— Это благоразумно только в том случае, если ты уверен в крепости своего потолка.

Я поднял голову. По желтоватому фону разбегалась паутинка трещин.

— Спасибо, Батюшка, кажется, помирать мне сегодня пришлось бы именно дома. Пожалуй, я… Где встречаемся?

От станции метро «Петроградская» нам нужно было добираться в автобусе 127-го маршрута. Более получаса мы проторчали на кольце, но народу все равно набралось немного.

— Дракоши-то не мерещатся? — не удержался я в салоне.

— Знаешь, что-то не тянет и вспоминать их, мерзких. Может, глюки?

— Раз ты сегодня будешь рядом со мной, у тебя есть шанс проверить!

Загрузка...