Дракон из черного стекла

Глава 16

Со спины Баашалийи Никс наблюдала, как «Огненный дракон» снижается к россыпи песчаных развалин на самом западном краю Восточного Венца. Кораблю потребовалось четыре дня, чтобы достичь этой границы.

С высоты своего полета Никс могла лишь изумляться грандиозной необъятности руин внизу. Осыпающиеся строения простирались на сотню лиг к северу и югу и как минимум на полсотни к западу, образуя беспорядочный лабиринт, обрамляющий сверкающую Белую Пустыню там, где она заканчивалась высокими утесами Стологорья.

Еще в школе Никс читала о некрополях Сихка, но слова на страницах не могли передать всего масштаба этих древних руин. Тогда она и представить себе не могла, что когда-нибудь собственными глазами увидит этот величественный и жутковатый реликт Забытого Века.

Некоторые участки его давным-давно провалились в песок, скатившись со скалистых откосов в пустыню, где их пытались похоронить перекатываемые ветром дюны. Остальные располагались как на вершинах, так и внутри этих скальных откосов, превращая края Стологорья в коварный лабиринт, уходящий глубоко в скалу. Первые по-прежнему торчали над поверхностью, выступая из глубин. Однако за многие века влекомый ветром песок отшлифовал их до зловещей гладкости, сделав эти участки похожими на обветренные кости какого-то полузахороненного бога.

И даже сейчас падальщики продолжали обгладывать эти кости.

Из своего седла Никс заметила россыпь убогих деревень – как в пустыне, так и на вершинах. Углядела сотни снующих туда-сюда маленьких фигурок, одетых в белое, чтобы отражать солнечный жар. Тут и там копошились более крупные силуэты – огромные черные пескокрабы, закованные в хитиновую броню. В других местах завивающимися клубами поднимался дым, отмечая более глубокие раскопы, скрытые в руинах.

На протяжении бесчисленных столетий люди понемногу избавляли некрополи Сихка от таящихся в их глубинах ценностей: руды и металлов, кирпичей, обожженных в древних печах, стекла, которое, как говорят, было твердым, как сталь… Но более всего ценились загадочные артефакты Забытого века – находки, за которые можно было выручить целое состояние. Несмотря на огромный риск, связанный с таким собирательством, руины привлекали охотников за сокровищами со всего Венца, а также алхимиков и иеромонахов, желающих раскрыть тайны прошлого.

В последний раз пролетев над некрополями, Никс пристроилась за «Огненным драконом», который снижался к одной из деревень, затерявшихся в руинах на вершине Стологорья.

Ощутив, как напряжение скрутилось узлом где-то между лопатками, она бросила взгляд за спину. От искрящейся поверхности Белой пустыни отражалось солнце, словно поджигая песок. Чтобы защитить глаза, перед вылетом Никс надела защитные очки, которые раздобыла на Пенистом. Их янтарные линзы приглушали это режущее глаза сияние, хотя и лишь настолько, чтобы не дать ему ослепить ее.

Не обращая внимания на песок внизу, она присмотрелась к небу.

Солнце сияло на такой высоте, на которой Никс его еще никогда не видела. Его жар уже окончательно измучил, хотя она находила некоторое облегчение на этих высотах, где с Венца непрерывным потоком тек прохладный воздух. Еще выше, из горнила Пустоземья, текла более горячая река. Именно эти два воздушных потока, вечно бегущие в двух противоположных направлениях, и одарили земли Венца пригодным для жизни климатом. Иеромонахи верили, что происходит это благодаря двум богам-близнецам, огненному Гадиссу и ледяному великану Мадиссу, которые и гонят эти реки по небесам своими могучими выдохами, в то время как ученые-алхимики утверждали, что все дело в каких-то природных воздуходувных мехах, образовавшихся между двумя крайностями Урта.

Никс не знала, чему верить. Все, что она знала, это что «Огненный дракон» намеревался плыть по этой прохладной небесной реке как можно дольше. Но такая поблажка – какой бы незначительной она ни была, – будет недолгой. Зной Пустоземья в конце концов выжжет все дотла, оставив лишь жар, обжигающий легкие.

Именно такие опасения и погнали «Огненного дракона» к той деревне. Им требовалось узнать как можно больше о местности впереди, тем более что охладители та’винов упорно отказывались работать.

Джейс с Крайшем также хотели уточнить кое-какие детали карты, раздобытой в библиотеке в Бхестийе, а по возможности и расширить ее. Помимо того, что некрополи Сихка были местом раскопок и научной работы, они также служили и перевалочным пунктом для кочевников Пустоземья – древних племен, влачащих существование в этих суровых краях. Несомненно, у таких людей было куда больше знаний о том, что ждало группу Никс впереди, – информация, которая могла оказаться жизненно важной.

Тем не менее остановка здесь намечалась короткая.

Хотя насколько короткая, оставалось неизвестным.

Никс продолжала обшаривать взглядом горизонт позади себя в поисках ответа.

«Ну где же ты?»

Охвативший ее страх вырвался наружу тонкой струйкой обуздывающего напева, который достиг Баашалийи, заставив его сделать еще один круг над «Огненным драконом». Не так давно Никс вылетела с корабля, чтобы позволить своему брату немного размять крылья, а самой поискать какие-либо признаки возвращения Даала.

С первым рассветным колоколом Даал и его команда всадников рааш’ке высыпались с кормы «Огненного дракона» прямо на лету. В то время как огромный корабль на всех горелках несся на запад, он и его сотоварищи в некотором отдалении следовали за ним – дабы разведать, нет ли каких-либо признаков преследования. После нападения кезмека никому не хотелось опять быть застигнутым врасплох. Никто не знал, продолжит ли вероломный дядя Фенна свою охоту – или, что еще хуже, не удалось ли ему убедить короля Бхестийи объединить усилия с Халендией.

Никс прищурилась от отраженного сияния, представив себе, как Даал, низко пригнувшись в седле, мчится над этими дюнами, и попыталась ощутить живительный источник у него внутри. Обуздывающий напев, доселе накрепко запертый в горле, невольно вырвался из него, придав сущность этому желанию, мольбе ее сердца.

«Вернись ко мне!»

Словно влекомая этим призывом, вдалеке появилась черная пылинка. Никс напрягла зрение, пытаясь отличить мираж от реальности, и свистнула Баашалийе, направляя его туда.

Ее брат круто спикировал, чтобы подхватить крыльями воздух для разворота, а затем взмыл еще выше и понесся еще быстрее.

Вскоре точка превратилась в неистово хлопающие крылья. Яростно взбивая воздух, они неслись над пустыней. Стало ясно, что это не одинокий рааш’ке, спешащий домой, а нечто гораздо меньше размерами.

Черная стрела постепенно превратилась в силуэт почтовой вороны, способной опередить в полете любую из этих огромных летучих мышей – что миррскую, что рааш’ке. И хотя это могла быть любая из подобных посланниц, отправленных в небо абсолютно кем угодно, Никс знала, что это не так.

Она вздрогнула, охваченная смутной тревогой.

Почтовая ворона стремительно неслась в ее сторону, уже подворачивая к удаляющемуся летучему кораблю.

Команда Даала тоже прихватила с собой такую быстрокрылую птицу в клетке, чтобы в случае чего предупредить о приближении опасности. Ворона круто поднырнула под Баашалийю, не обращая внимания на его огромные крылья и целиком сосредоточившись на своей задаче.

Никс оглянулась туда, откуда та появилась, – в поисках других крыльев, спешащих домой.

Небо оставалось пронзительно-ярким и чистым.

С каждым ударом сердца ее тревога лишь усиливалась.

«Где вы все? Что там происходит?»

До боли подмывало отправиться туда самой, чтобы найти ответы на все эти вопросы. Баашалийя откликнулся на это невысказанное стремление – опять высоко задрал крыло, нацеливаясь на восток. Но Никс удержала его золотыми нитями обуздывающего напева. Развернув своего брата, она направилась к маячащему вдали «Огненному дракону» – вдогонку за почтовой вороной.

Никс хорошо сознавала горькую правду, которая хоть и терзала ей сердце, но с которой ей все же пришлось смириться.

«Если остальные в опасности, я все равно не смогу вовремя добраться до них».

Чтобы узнать, в чем может заключаться эта опасность, она помчалась вдогонку за вороной.

И все же повторила свою мольбу, бросив ее на восток Даалу:

«Вернись ко мне!»

Глава 17

Даал приподнялся в седле, направляя плавно скользящего по воздуху Пиллара одними только коленями.

В руке он сжимал дальноскоп, вытянутый на всю длину, наблюдая сквозь его линзы за тремя летучими кораблями, плывущими по воздуху в их сторону. Огни их горелок ярко сверкали даже на фоне ослепительно-голубого неба. Даал сосредоточил свое внимание на двух самых больших, явно военных, судя по виднеющимся на их палубах пушкам и рядам баллист, заряженных огромными стрелами, которые напомнили Даалу гарпуны, которыми пользовались охотники в Приюте.

Он уже убедился в том, что на одном из кораблей развевается зеленый флаг с изображением вставшего на дыбы багрового зверя с острыми когтями и клыкастой пастью. Это был герб королевства Бхестийя с изображением чудовищной пантеры, символической защитницы его берегов и лесов. Фенн уже предупреждал его, чтобы он следил за этим флагом.

«А что другие корабли?»

Даал повел трубой чуть вбок. Угол обзора и направление ветра не позволили ему понять, из какой страны прибыл второй военный корабль. Прежде чем он смог выяснить больше, промелькнувшая перед ним огромная тень на миг перекрыла обзор.

Досадливо ругнувшись, Даал опустил трубу. Тамрин облетела вокруг него, накренив Хеффу на крыло. Поравнявшись с Даалом, пантеанка окликнула его:

– Почему мы так копаемся? На то, чтобы вернуться к остальным, уйдет бо́льшая часть дня!

Даже несмотря на то, что ей приходилось кричать, Даал услышал надменность в этом ее предостережении. И сразу же окрысился:

– Вернуться с одним только предупреждением недостаточно! Нужно оценить истинные масштабы этой угрозы!

Тамрин сердито посмотрела на него из-под защитных очков.

Проигнорировав ее, Даал бросил взгляд на трех других летучих скакунов команды: двух самцов и еще одну самку, которые медленно описывали под ними круги. Всадники уставились вверх, ожидая приказов. Даал понял, что и летучие звери, и люди порядком вымотались и устали от солнца – как по выражению лиц, так и по раздувающимся ноздрям рааш’ке.

Он протяжно выдохнул, понимая, что беспокойство Тамрин небезосновательно. Она раздражала его почище песка, набившегося в уголки рта и под защитные очки, но Даал знал, что стоит прислушаться к ней на этот счет. Все-таки он не без причины выбрал ее своей заместительницей.

«Она высокомерна, но все-таки не до такой степени, чтобы окончательно ослепнуть».

Даал посмотрел на запад – в сторону далекой линии, обозначающей утесы Стологорья. Цепь их простиралась в двадцати лигах от них, так что полет до «Огненного дракона» обещал был долгим.

Он кивнул и остановил свой взгляд на Тамрин:

– Веди их к кораблю!

Даал подкрепил эту команду, подав условленный знак тем, кто кружил внизу, – поднял свободную руку и сжал ее в кулак, оттопырив большой палец и мизинец, после чего махнул рукой на запад. Это его послание было легко истолковать.

«Летите домой».

Тамрин озадаченно нахмурилась.

– Если поведу их я, – крикнула она, – то как же ты?

Даал развернулся лицом к врагу, который все еще находился где-то в трех лигах от них. Летучие корабли едва только пересекли границу Белой пустыни, выплыв из туманов, окутывавших знойные джунгли Дикой Чащобы.

– Я попробую подобраться чуть ближе! – откликнулся он, нацеливая на них свой дальноскоп. – Попытаюсь оценить, какую опасность они собой представляют. Нужно как можно больше знать о них, если нам придется противостоять им!

Тамрин покачала головой.

– Я полечу с тобой. С командованием отрядом справится и Баррат.

– Нет! Всего одна пара крыльев не настолько заметна. Если будет больше, нас наверняка обнаружат!

Тамрин пристально посмотрела на него, а Хеффа слегка покачалась под ней, как будто молча выражая опасения своей всадницы.

Даал не знал, вызвана ли эта нерешительность заботой о его безопасности или раздражением из-за того, что Тамрин не разделит с ним славу, добытую тайным наблюдением за врагом.

Наконец его заместительница недовольно фыркнула, накренила Хеффу и спикировала к ожидавшей ее команде. Все обменялись условными сигналами, лица на миг поднялись к нему, а затем Тамрин повела их прочь.

Даал несколько мгновений наблюдал за удаляющейся четверкой, после чего перевел взгляд на восток. Три корабля продолжили свой полет по голубому небу, обжигая своими горелками и без того раскаленное голубое небо.

«И с чем же нам предстоит иметь дело?»

Даал перенес свой вес вперед, отправляя Пиллара в плавное скольжение и нацелившись на гряды песчаных дюн, перемежающиеся ослепительно сверкающими солончаками – намереваясь использовать их блеск, чтобы скрыть свое приближение, спрятаться в отраженном свете.

По мере снижения воздух становился все горячее. Казалось, будто пустыня отражает тепло солнца не меньше, чем его ослепительный свет. Он протянул руку и провел пальцами по мохнатому загривку Пиллара.

«Спасибо тебе, друг мой, за то, что взвалил на себя это бремя!»

Ощутив под своей ладонью биение сердца своего скакуна, а также его довольное урчание, свидетельствующих о том, что эти мысленные слова услышаны, Даал еще ниже склонился в седле, позволяя ветру овевать его, и прикрыл веки от яркого сияния внизу, давая глазам отдохнуть. На миг наступившая перед ними тьма вдруг мерцающе рассеялась, сменившись панорамным видом проплывающего внизу ландшафта. Даал помотал головой, и этот вид исчез – словно один из миражей, часто наблюдаемых в этих песках.

Даал выпрямился в седле. За последние полгода он уже сталкивался с подобными зрительными чудесами, но лишь в виде проблесков, кратких и мимолетных. В такие моменты он словно смотрел на окружающее глазами Пиллара. Поскольку случалось такое довольно редко, Даал хотел отмахнуться от них, как от фантазий, хотя в последнее время видел нечто подобное все чаще и чаще.

– Пиллар… – прошептал он.

При звуке собственного имени уши летучей мыши навострились, превратившись в большие колокольчики. Темные глаза метнулись к Даалу, а затем снова нацелились вперед. И в этот момент он узнал золотистое свечение обуздывающего напева, сияющее в самой глубине этих зрачков. Такой дар, причем очень сильный, был у рааш’ке в крови.

«Как и у меня самого…»

Поскольку дар Даала был давным-давно перекован в источник силы, ему оставалось лишь гадать – не начало ли и время, проведенное с Пилларом, объединять их.

«Неужели я начинаю проникать в сердце Пиллара точно так же, как в сердце Никс? Не поэтому ли мой контроль над ним стал таким острым?»

Даал опустил взгляд на свое седло. Он разработал эту амуницию на основе седла и сбруи, которые использовались для езды на орксо, обитающих в морях Приюта. Даал усовершенствовал их, добавив привязной поясной ремень, крепящий всадника к седлу, а также еще пару поводьев, уходящих вперед и привязанных к пучкам шерсти за ушами летучей мыши. И хотя рааш’ке вполне можно было управлять простыми перемещениями веса и нажатиями коленей, поводья обеспечивали более надежную связь между всадником и скакуном.

Даал заметил, что его привязной ремень заметно ослаблен. Они с Пилларом чувствовали в полете такую слаженность, что у него никогда не возникало необходимости подтягивать его потуже. Поводья тоже свободно свисали с луки седла. Пока что он к ним даже не притронулся, не видя в этом необходимости.

«Может, это наш общий дар породил такую связь между нами?»

Прежде чем он смог и дальше поразмыслить над этим, Пиллар под ним издал низкое урчание. И вновь, всего на миг, зрение Даала тревожно раздвоилось – один вид был затемнен янтарными очками, а другой ярко светился. Пришлось несколько раз сморгнуть, пока зрение не остановилось лишь на том, что он видел собственными глазами.

К этому времени три корабля заметно приблизились и летели всего в какой-то лиге от них.

Опять подняв свой дальноскоп, Даал изучил их, сосредоточившись на втором военном корабле, выискивая его флаг. И вновь заметил вставшую на дыбы багровую пантеру Бхестийи.

Дядя Фенна явно не жалел средств на погоню за своим племянником.

Пока Пиллар продолжал подлетать ближе, Даал прикинул траекторию движения кораблей. Все три нацеливались совсем не туда, где среди руин Сихка должен был приземлиться «Огненный дракон».

«Похоже, эти охотники не знают точное местонахождение своей добычи».

И все же корабли направлялись к единственной хорошо заметной точке Белой пустыни – оазису, окружавшему озеро Каэр’нхал, на берегах которого располагалась деревня из белых камней. Городок Фхал служил торговым пунктом и местом для отдыха путников в этих далеко не гостеприимных землях.

Но Даал опасался, что Фхал устраивал врага и по другой причине.

Получше настроив дальноскоп, он заметил множество черных точек, снующих между городом и приближающимися кораблями.

«Почтовые вороны…»

Даал еще крепче сжал трубу. Командующий этими силами, должно быть, искал информацию у жителей деревни, наводя справки о корабле с головой змея, летящем над пустыней. При этой мысли Даал нахмурился. «Огненный дракон» и вправду прошел совсем неподалеку от этого озера, обогнув его с юга.

«И наверняка попался кому-нибудь на глаза…»

Встревоженный, он продолжал лететь дальше, нацелившись на озеро – единственный источник воды на большей части пустыни. Птицы всех размеров бродили по мелководью или темными тучами кружились в небе. Даал надеялся, что постоянное движение в воздухе, ослепительный блеск озера и сосредоточенность команды корабля на деревне помогут скрыть его приближение.

Быстро снижаясь, он наконец разглядел третий корабль, поменьше: обтекаемый буканир с заостренным газовым пузырем. Восхищенный летучими кораблями, Даал вызнал у Джейса все их виды и размеры. Главными плюсами буканиров были скорость и высокая маневренность. Даал осмотрел его палубы. Вооружен этот корабль был не столь хорошо, как бхестийские военные корабли, – всего лишь парой пушек в носу.

Подняв взгляд на флаг, Даал вздрогнул при виде белого полотнища, украшенного черной короной на фоне шестиконечного золотого солнца.

«Герб Халендии…»

Бхестийя явно выбрала свою сторону в этой разрастающейся войне, что лишь усугубило положение его группы.

Достигнув оазиса, окаймлявшего озеро, Даал заскользил прямо над густыми кронами рощи – так низко, что тяжелые ветви шевелились после его прохождения над ними. Он по-прежнему низко пригибался в седле, но взгляд его был устремлен ввысь. Добравшись до озера, Даал направил Пиллара в самую круговерть птичьих стай, пытаясь скрыть на их фоне размах крыльев своего скакуна и всячески стараясь спрятаться в ослепительном сиянии воды.

От дальнего берега озера к одному из бхестийских военных кораблей тек целый поток почтовых ворон. Желая получше рассмотреть, кто командует этими силами, Даал направил Пиллара чуть вверх, хоть и не осмелился подобраться еще ближе. Опять подняв дальноскоп, он навел его на нос головного корабля, над которым кружились почтовые вороны.

Получше настроив резкость, Даал осмотрел полубак, на котором собралось несколько фигур. У него на глазах рыцарь в доспехах снял с вороны принесенное ею послание и передал его высокому пожилому мужчине в коротком темно-синем плаще, отороченном серым мехом, поверх белоснежного жилета, с седыми волосами, умащенными чем-то до стального блеска.

Даал не испытал никакого удивления при виде этой величественного вида фигуры. Фенн уже описал этого человека в мельчайших подробностях, вплоть до аккуратной бородки, обрамлявшей подбородок и губы. Так что Даалу не составило труда опознать его.

«Вероломный дядя Фенна».

Удовлетворенный увиденным, Даал развернул Пиллара, собираясь вернуться на корабль к остальным. Но когда его скакун резко накренился, подняв крыло, Даал заметил женщину, стоявшую у поручней носовой надстройки. Рыцарь в доспехах крепко держал ее за плечо, словно опасаясь, что она может броситься за борт. На лице у нее было написано крайнее отчаяние, под глазом темнел синяк. И все же держалась она, непокорно выпрямив спину. Ее руки, вцепившиеся в поручень, были скованы цепями.

«Пленница…»

Даалу не составило труда опознать и ее – не по какому-то данному ему описанию, а благодаря явному сходству. У нее были такие же белоснежные волосы, такой же тонкий нос и большой, но красивый рот, как у судонаправителя «Огненного дракона». Эта женщина могла приходиться ему близняшкой, но Даал знал, что это не так.

Перед ним стояла старшая сестра Фенна.

Даалу припомнился рассказ судонаправителя о предательстве дяди и предостережении сестры в ночи. Судя по всему, эта история еще не закончилась. Прохождение «Огненного дракона» через Восточный Венец снова привело все в движение.

На миг ошеломленный, Даал развернул Пиллара на полный круг – и тут вдруг жгучая боль пронзила ему плечо, едва не сбросив вниз. Он скорчился в седле, выронив дальноскоп и одной рукой вцепившись в привязной ремень, чтобы удержаться в седле. Другой схватился за горящую огнем раненую руку, как будто ладонью мог погасить этот огонь. Нужно было остановить кровотечение.

Но пальцы нащупали лишь неповрежденную кожу.

Никакой крови.

По крайней мере, его собственной.

Его взгляд – уже нацеленный в сторону источника боли – упал на багровую струйку, срывающуюся с края крыла Пиллара. Его скакун резко отвернул, сильно накренившись в воздухе. Даал удержался в седле лишь благодаря тому, что вцепился в привязной ремень.

Мимо них молнией промелькнула какая-то тень, сверкнув сталью на конце.

Пиллар благополучно увернулся от этой новой угрозы, но небо прочертило еще больше стрел, похожих на гарпуны. Даал отследил их источник. Сосредоточившись на головном судне, он и не заметил, как второй бхестийский военный корабль подлетел ближе. Наблюдатели у него на борту, должно быть, заметили его.

Подавив панику, Даал перенес свой вес вперед, чтобы отправить Пиллара в крутое пике, но его напарник уже и без того валился вниз – то ли из чувства самосохранения, то ли подсознательно отреагировав на невысказанное желание Даала ускользнуть.

Озеро стремительно налетало на них. Птицы с хриплыми криками, теряя перья, панически рассыпались по сторонам. Огромные стрелы со стальными наконечниками решетили воду.

Когда Пиллар проносился над озером, кончики его крыльев порой задевали поверхность воды, поднимая брызги. Даал отводил его подальше от кораблей, хотя знал, что Пиллар не нуждается в каких-либо понуканиях. Острая боль по-прежнему жгла невредимое плечо Даала, отражая рану, нанесенную его скакуну.

Вместе, объединенные целью и сердцем, они мчались над озером, спасаясь от врага.

Оглянувшись, Даал увидел, что три корабля подворачивают в его сторону. Их горелки полыхнули ярче, когда противник бросился в погоню.

Он пригнулся пониже, мысленно представляя себе, что требуется от его напарника, и Пиллар опять отреагировал. Оказавшись вне досягаемости смертоносных баллист, рааш’ке замедлил полет, сбиваясь с ритма и покачиваясь в воздухе. Крылья шлепнули по воде, разбрызгивая ее по сторонам.

«Не останавливайся…»

Даал вызвал в голове одну картину из Приюта, зная, что Пиллар наверняка тоже это видит – как воробей-зимородок спасается от ледяного ястреба-крийи. Такая мелкая добыча частенько притворялась раненой, подпрыгивая и крутясь, чтобы отвести опасность от своего гнезда в скалах.

Пиллар повторял это сейчас, то снижаясь, то опять набирая высоту, рыская вправо-влево и беспорядочно маша крыльями. И все же, когда они убрались от озера и направились к пескам, их курс пролег строго на север – туда, куда направлялся «Огненный дракон».

Как и воробей, Даал надеялся сбить охотников с толку. Хотя, в отличие от птахи, не притворялся.

Он покосился влево.

Из крыла Пиллара вовсю струилась кровь, разлетаясь по ветру и оставляя четкий след на песке. Они оба были уже обессилены, и их полет не мог продлиться долго.

Даал осознавал эту мрачную реальность и понимал, что это значит.

В конце концов воробей угодит в когти ястреба.

Глава 18

Эсме Сахн взбиралась по веревочной лестнице, направляясь к следующему ярусу осыпающихся руин. Ладони у нее были скользкими от песка и пота, но бешеный стук сердца заставил ее еще больше ускориться. Наконец она всего на два вдоха приостановилась, глядя вверх.

Казалось, будто голубое небо по-прежнему чуть ли не в целой лиге от нее, ослепительно-яркое в полутьме, окутывающей эти глубины. Изломанные уровни некрополей над головой образовывали запутанный лабиринт из растрескавшихся стен, наклонных плит и кирпичных осыпей, крепко притиснутых друг к другу песчаниковыми утесами Стологорья и соединенных замысловатым переплетением лестниц, дощатых мостиков и перекрученных тросов. К последним нередко крепились ржавые шахтерские вагонетки, чтобы доставать собранные сокровища из глубоких разработок.

При виде того, как вверх со скрежетом ползет тележка, доверху нагруженная старыми кирпичами и какими-то искореженными железками, извлеченными из недр, Эсме уже подумывала перепрыгнуть через трещину и поехать на этой тележке наверх, но та двигалась слишком медленно.

А снизу между тем доносились сердитые голоса, побуждающие ее поспешить.

Она позволила себе еще немного отдохнуть, прежде чем двинуться дальше. Уткнувшись лбом в перекладину лестницы, прошептала молитву богу Мессику, благословляющему бесстрашных, если они заслуживают его благосклонности, пожалев при этом, что у нее сейчас нет пескокрыса, чтобы принести его в жертву этому слепому богу – сжечь приношение, чтобы то достигло его носа, – но у нее все равно не было на это ни времени, ни сил.

Какой-то царапающий звук заставил ее опустить взгляд.

Звук исходил от ее спутника.

– Давай-ка быстрей, Крикит! – недовольно поторопила она молодого молага.

Все восемь суставчатых лап Крикита под ней впивались своими загнутыми, как когти, шипами в малейшие трещины в крошащемся растворе, битом кирпиче и осыпающемся песчанике. Черная хитиновая пластина броней прикрывала ему спину – по краям зазубренная, как пила, и такая же ребристая вдоль спины. Там висел тяжелый кожаный мешок, содержащий лопаты, кирки, щетки и топоры Эсме.

Молодой пескокраб нетерпеливо пощелкивал двумя большими клешнями, размахивая ими и словно подгоняя ее вперед. Шесть черных глаз на вытянувшихся в струнку стебельках усиливали этот призыв, поблескивая в тусклом свете, проникающем в эти глубины.

– Я знаю, Крикит, – прошептала Эсме, опять начав подниматься по лестнице.

Она не могла рисковать, что ее поймают, – только не с тем сокровищем, что висело у нее сейчас на ремнях поперек спины. Эсме не осмелилась позволить даже Крикиту нести его, хотя полностью доверяла юному молагу. Она стала растить его, когда он был чуть больше дыни и только что вылупился из яйца.

«Это было четыре года назад».

С тех пор Крикит успел вырасти до размеров теленка – его спина теперь доставала Эсме до пояса. И все же он был всего лишь подростком. Взрослые пескокрабы были в три раза выше ее роста. А в самых отдаленных уголках Пустоземья, где обитали ее кочевые племена, древние крабы, как говорили, вырастали до размеров скалистых холмов.

Хотя не то чтобы Эсме когда-либо видела такое существо.

«Но, клянусь всеми чанаринскими богами, однажды обязательно увижу!»

С этим желанием в сердце она стала подниматься быстрее, проворно перебирая перекладины и почти не раскачивая лестницу. Крикит двигался рядом с ней, время от времени что-то щебеча.

Тут до нее донесся резкий крик:

– Я вижу ее!

Поморщившись, Эсме соскочила с лестницы на узенькую приступку из песчаника, на которой начинался дощатый мостик, после чего помчалась по нему, преследуемая Крикитом и слыша постукивание и побрякивание найденного глубоко внизу сокровища у себя за спиной. За этот единственный артефакт она могла бы выручить столько денег, что это позволило бы ей вернуться обратно в Пустоземье.

«Я не могу просто отдать его этим разорителям!»

Эсме проклинала себя за то, что была такой беспечной, что не заметила еще одного собирателя, прячущегося в тени. Но находка было слишком ошеломляющей и полностью завладела ее вниманием. Все остальное словно померкло, когда она извлекла это сокровище из его песчаной могилы, а после этого потратила слишком много времени на то, чтобы аккуратно очистить его бронзовую поверхность от грязи и патины.

«Нужно было действовать разумней».

За последние четыре года Эсме уже не раз теряла свои трофеи из-за разорителей – тех, кто грабил собирателей. В глубинах Сихка любая неосторожность могла привести к гибели, а то и к чему похуже. Слишком часто она натыкалась на изуродованные трупы тех, кто пытался сопротивляться или упорно молчал, отказываясь выдать местонахождение участка, неожиданно оказавшегося плодородным.

«Я не могу позволить, чтобы это случилось со мной, – только не сейчас, когда я так близко…»

Добравшись до конца моста, Эсме стала подниматься по следующей лестнице и, оглянувшись, увидела мелькание теней на пыльном ярусе внизу. Преследователи продолжали настигать ее.

И в этот момент за плечом у нее тускло блеснула бронза – находка показалась из-под грубошерстного одеяла, в которое она ее завернула. Должно быть, во время стремительного бегства артефакт вытряхнулся из него, словно отказываясь быть спрятанным вновь.

Из-под одеяла торчали металлические пальцы.

У нее не было времени заново закрепить находку. Эсме представила себе то, что еще оставалось прикрытым одеялом. Это была отлитая из бронзы рука, лишенная тела, настолько искусно изготовленная, что даже мелкие волоски на ней выглядели как настоящие. Заглянув внутрь оторванного плеча, она увидела блеск каких-то кристаллов, похожих на аметистовое вкрапление в скале.

Эсме понятия не имела, что именно выкопала из песка, знала лишь, что это нечто совсем древнее – скорее всего, из времен Великой Десятины, которую в Венце называли Забытым Веком. За такое сокровище гильдейские, присматривающие за некрополями, наверняка выложили бы кругленькую сумму.

«Достаточно монет, чтобы найти моего брата».

Вот и все, что имело сейчас значение.

Добравшись до последней перекладины лестницы, она запрыгнула на каменную плиту, которая образовывала песчаный скат, ведущий вверх, и подняла взгляд, чувствуя, как глаза щиплет от пота. Просвет неба над головой расширился, став уже по-настоящему ослепительным.

И все же путь ей предстоял еще долгий.

Подавив отчаяние, Эсме полезла вверх по склону плиты, нацелившись на следующую лестницу и слыша позади крики и брань. Она могла поклясться, что даже чувствует вонь, исходящую от этих охотников, которую доносил легкий ветерок. От них несло дерьмом, мочой и яростью.

Крикит последовал было за ней, но когтеобразные шипы на концах его ног не удержались на поверхности плиты, сглаженной за столетия кожаными сандалиями. Юный молаг соскользнул назад.

– Нет… – простонала Эсме.

За свои восемнадцать лет она потеряла слишком многое и отказывалась расставаться с чем-то еще.

Соскользнув вниз по камню, Эсме схватила Крикита за клешню и притянула его ближе.

– Держись как следует!

Глаза Крикита замотались в панике на своих стебельках, а затем в твердой решимости замерли. Протянув вторую клешню, он уцепился ею за пояс.

Эсме знала, что молаги, которых многие считали простыми вьючными животными, на самом деле могли быть гораздо сообразительней, скрывая за своей броней недюжинную проницательность. Она жалела этих более крупных крабов, сломленных временем и нередко порабощенных обуздывающим напевом. Торговцы и погонщики обычно отсекали им клешни – и ради собственной безопасности, и чтобы лишить крабов возможности вернуться в пески.

Эсме никогда не могла смириться с такой жестокостью.

Она двинулась вверх по плите. Тащить Крикита у нее не хватало силенок, но ее тело служило якорем, позволяющим ее другу сохранять равновесие и не отставать от нее.

Вместе они добрались до верха, а затем опять разделились. Эсме запрыгнула на следующую лестницу, в то время как Крикит взобрался на соседнюю стену и стал карабкаться по ней.

Позади них раздались крики охотников – в которых теперь звучали торжествующие нотки.

Эсме уставилась вверх, отказываясь признать свое поражение.

«Только не это – только не опять…»

Эсме в отчаянии опустилась на колени среди пепла, оставшегося от чанаринских повозок. От нескольких еще оставались обугленные остовы. Песок был усыпан обломками. Дымная пелена окутывала все вокруг, словно пытаясь скрыть эту жуткую картину от богов.

Те, кто выжил после набега работорговцев – всего около дюжины, – принялись медленно перевьючивать уцелевших молагов. Остальные крабы лежали вокруг, убитые копьями и топорами.

Эсме отказывалась двигаться с места.

Перед ее коленями возвышалась пирамида из камней, отмечавшая могилы ее отца и матери. Она попыталась отогнать страшные воспоминания.

Нападение было внезапным – работорговцы вырвались из ущелья верхом на лошадях. Ее отец затащил Эсме и ее брата под их семейную повозку. Но тут один из работорговцев, проскакав мимо и раскрутив веревку с петлей, набросил ее их матери на шею. Отец попытался спасти ее, с криком бросившись за ней по песку, но лишь получил удар копьем в живот. Однако даже это его усилие оказалось совершенно напрасным. Их мать, придушенная петлей и пытаясь освободиться, сломала себе шею.

Затем, столь же быстро, как и началось, нападение закончилось.

Неожиданно появившийся отряд чанаринов прогнал негодяев – однако не раньше, чем двадцать человек из ее клана были угнаны прочь, захваченные работорговцами.

Когда Эсме, едва ощутив прикосновение каменного лезвия к своим ладоням, благословляла могилы своей кровью, на нее упала длинная тень.

– Надо идти, – попытался убедить ее Аррен.

У нее не было ни желания, ни сил сопротивляться, когда брат поднял ее на ноги. Эсме обвисла в его объятиях, цепляясь за него, отказываясь отпускать.

– Пойдем с нами, – простонала она.

Он еще крепче прижал ее к себе.

– Мой путь лежит совсем в другое место. Туда, куда зовут меня боги.

Эсме умоляюще посмотрела на него снизу вверх.

Аррен был на два года старше – на исходе шестнадцатого лета своей жизни, знаменующего его возвышение до мужчины. Достойно выдержав испытания песком, водой и камнями, отмеченный шрамами, подтверждающими этот успех, он выбрал путь шамана, попав под суровую опеку элдрина, который давно ослеп на солнце, но был еще полон сил.

Она изучала лицо своего брата, фиксируя каждый контур, запечатлевая его в самой глубине глаз. Они были очень похожи друг на друга: оба высокие, на голову выше большинства своих соплеменников. Ее черные кудри, умащенные маслом и заплетенные в косу, были лишь на ладонь длинней, чем у него. У обоих были глаза густо-синего цвета, а темная кожа одинаково блестела, словно черное стекло на раскаленном песке.

Единственным заметным отличием были бледные шрамы на лице, свидетельствующие о том, что Аррен недавно стал мужчиной, в то время как у нее кожа оставалась совершенно нетронутой, поскольку Эсме была еще слишком юна для своих испытаний. Хотя в этот момент расставания она не чувствовала себя юной. Отчаяние давило на нее, заставляя чувствовать себя древней старухой.

– Тебе обязательно уходить? – умоляюще спросила Эсме. – Пожалуйста, останься со мной!

Аррен печально посмотрел на нее сверху вниз.

Ей и всем остальным предстояло, собрав уцелевшие пожитки, отправиться в путь к некрополям Сихка, чтобы присоединиться к другим оставшимся не у дел чанаринам. Их клан, теперь слишком немногочисленный, не смог бы выжить в песках без посторонней помощи, особенно после потери большинства своих повозок. Другие кланы стали бы избегать их, сочтя это нападение карой богов. Их навеки заклеймили бы как гьян-ра, или «забытых богами». Единственный путь, который был открыт для тех, кто потерял своих мужей, жен и родителей – это влачить жалкое существование в Сихке, надеясь вступить в брак с представителем другого клана, что позволило бы некоторым вернуться в пески.

Но это был не тот путь, который избрал Аррен.

– Элдрин Танн не может отправиться в пустыню в одиночку, – сказал Аррен. – Чтобы испросить наставления богов, я должен присоединиться к нему.

– Тогда я должна пойти с тобой. Я могу поддерживать огонь. Готовить вам еду.

– Нет, Эсме. Ты же знаешь, что это совершенно исключено. Одни лишь богоповязанные способны преодолеть этот путь.

Она понимала это – и знала, что переубедить его невозможно.

– Я найду способ вернуться к тебе, – торжественно произнес Аррен, после чего подтвердил эту клятву, приложив три пальца к сердцу.

Эсме уставилась на его руку. Кожу на ней, между большим и указательным пальцами, покрывали шрамы, однако заработал он их не в результате каких-либо испытаний. Задолго до этого эти отметины были выжжены у него на коже иглами, смазанными акцидовым маслом. Эти бледные линии образовывали остроконечные лучи солнца – или, вернее, одной половинки солнца.

Эсме подняла свою руку, положив ее рядом с его рукой. Между ее большим и указательным пальцами сияла другая половина этого бледного солнца.

Навсегда соединяя брата с сестрой.

– Мне пора, – прошептал он.

Она уже смирилась со своим поражением – но все-таки на своих собственных условиях.

– Если ты не вернешься, Аррен, я разыщу тебя. Даже если это означает, что мои кости присоединятся к твоим на песке.

Эсме схватила его за руку, крепко стискивая ее, привязывая к нему свои слова, намеренная никогда не нарушать данное ему обещание.

Пока Эсме лезла вверх, эта клятва все еще горела в ней. За последние четыре года данное брату обещание привело ее в самую глубь этих руин. Оно заставляло ее отвергать любого, кто проявлял интерес к тому, чтобы разделить с ней ложе, а особенно тех, кто ждал от нее и большего. Когда она вернется в пески, то не будет связана никакими обязательствами с кем-то еще. Чтобы оставалась хоть какая-то надежда найти Аррена…

«Я должна быть свободна».

С этой мыслью в голове Эсме полезла еще быстрее. Клятва, данная брату, подстегнула ее. Напитала сердце и мышцы энергией, ускорила дыхание.

Крикит следовал за ней по пятам.

По мере того как она одолевала лестницу за лестницей, солнце наверху светило все ярче и ярче. Сейчас его жар скорее придавал сил, чем отнимал их у нее. Охотники продолжали преследование, хотя и не сократили дистанцию. Их упорство тревожило ее. Они были созданиями темных глубин, и Эсме надеялась, что яркое солнце и риск разоблачения загонят их обратно вниз.

Крики позади опровергали это, поскольку разорители продолжали преследовать ее.

Хотя это и поддерживало ее панику, но также свидетельствовало о немалой ценности того, что она несла за спиной. Столь решительный настрой этого ворья лишь укрепил ее надежды.

Наконец Эсме добралась до последней лестницы и взлетела по ней. Заканчивалась та на узком плато, где из руин на поверхность вела череда широких каменных ступеней.

– Не отставай! – предупредила Эсме Крикита.

Вместе они взбежали по этим ступеням прямо в торговую факторию, обслуживающую этот уголок Сихка. Деревня, в которой та располагалась, лежала среди обширного скопления руин, торчащих выше всех остальных строений – будто мертвецы пытались выбраться из своих могил только для того, чтобы песок и бури загнали их обратно.

Для Эсме эта деревня была как провалившийся нос на трупе сифилитика. Она дымилась, воняла и текла по открытым желобам потоками нечистот, которые сливались в глубины руин. Она кричала, визжала и бранилась, проклиная все на свете.

Эсме сразу окунулась в весь этот хаос. В узких улочках и переулках было не протолкнуться от народу. Лоточники расхваливали свой товар. Коптели жаровни, испуская вонь горелого жира. Торговцы привалились к дверям своих лавок, сложив руки на груди и беззастенчиво разглядывая публику.

Эсме стала поспешно проталкиваться сквозь всю эту круговерть, опустив голову и натянув пониже капюшон, – но лишь после того, как опять как следует завернула свое сокровище в одеяло. Крикит держался за ней, иногда предупреждающе пощелкивая клешнями. И все же твердые плечи постоянно толкали ее, чья-то рука попыталась сдернуть у нее с пояса кошель, но Эсме вовремя оттолкнула ее. Зловеще ухмыляющийся беззубый мужчина уставился на нее так, словно она была чем-то, упавшим с одной из жаровен.

Стиснув зубы, Эсме упорно пробивалась дальше, направляясь к тому уголку деревни, в котором обосновались чанарины – такие же, как и она, вынужденные в свое время покинуть пустыню и в итоге осесть здесь. Располагался этот квартал на самых задворках, дальше всех от входа в руины.

Эсме постоянно оглядывалась, внимательным взглядом изучая обстановку у себя за спиной. Если охотники и продолжали преследование, она уже не могла их заметить.

«Надеюсь, что то же самое относится и ко мне».

Она пробиралась сквозь давку, дым и гам, пока толпа наконец не поредела. Вдали от входа в руины лавки вокруг уже представляли собой ветхие строения почти из одной только ржавчины и осыпающегося песчаника.

Эсме почувствовала, что ей стало легче дышать. Вскоре ее нос уловил запах благовоний, сопровождающий бесчисленные религиозные обряды чанаринов. В темных глубинах убогих лачуг без окон горели лампы и свечи. У многих не было и дверей – ее народ не выносил замкнутых пространств. Представителям чанаринских кланов, привыкшим к простирающимся до самого горизонта просторам Пустоземья, эти дома представлялись клетками работорговцев. В пустыне даже ложа для сна выкапывались в более прохладном песке и накрывались пологами из шкур ящериц, наружная чешуя которых отражала бесконечный свет солнца и его жар.

Проходя через этот уголок деревни, Эсме заметила, что ее соплеменники почему-то кучками собрались в дверях и в узеньких переулках, глядя куда-то вверх.

Крикит внезапно засуетился перед ней, его глаза возбужденно заметались на своих стебельках.

– Что такое? – прошептала она.

Он воздел клешни к небу, привлекая ее внимание. Эсме, которая по пути сюда почти не поднимала головы, теперь озабоченно выгнула шею и откинула капюшон – и тут даже сбилась с шага.

За окраиной деревни среди древних развалин была выровнена лопатами небольшая посадочная площадка. Летучие корабли иногда прилетали сюда, но такие зрелища были редкостью. Бо́льшая часть богатств, добытых в Сихке, в итоге оказывалась на спинах молагов или в длинных вереницах повозок, запряженных более крупными особями, отправляясь отсюда во все концы Венца.

Только вот то, что громоздилось сейчас перед ней, возвышаясь над деревней, превосходило своими размерами все, что Эсме могла себе представить. Летучий корабль – как минимум вдвое крупней самого большого, когда-либо ею виденного – представлял собой настоящую гору из дерева, железа и ткани летучего пузыря. Но отчего у нее на самом деле перехватило дыхание, так это от вида железного чудища, украшавшего его носовую часть. Огромный скульптурный дракон нависал над деревней, широко распахнув крылья и мягко покачиваясь на месте под дуновениями ветра, словно живой.

Под его стальным взглядом Эсме ощутила, что не способна даже пошевелиться – словно пескокрыс, беспомощно застывший перед готовым к броску песчаным аспидом. Наконец она с содроганием сбросила оцепенение и, натужно сглотнув, отступила еще на шаг, по-прежнему охваченная суеверным страхом. Такие крылатые монстры упоминались во множестве древних чанаринских преданий, повествующих о гневе богов и огненном разорении.

Судя по испуганному шепоту и обеспокоенным жестам, прочие люди на улице были в равной степени встревожены этим зрелищем. Ее соплеменникам оно наверняка представлялось гибельным предзнаменованием.

Увы, но такие представления подтвердились, когда чья-то рука схватила Эсме за локоть и резко развернула к себе.

Огромный бритоголовый мужчина хмуро смотрел на нее сверху вниз. Его густые брови оттеняли прищуренные глаза, черные, как самая глубокая яма. Она без труда узнала его. Все знали этого негодяя, грозу деревни.

При виде Рахла хи Пека, жестокого предводителя банды головорезов и угнетателей, Эсме испуганно съежилась. Хотя в деревне были и староста, и стража, никто не осмеливался перечить Пеку и ему подобным.

Жесткие пальцы больно впились ей в руку. Пек склонился еще ниже над ней, обдав ее вонью прокисшего эля.

– У тебя есть кое-что мое, детка… Я не могу позволить, чтобы у меня что-то украли, а тем более какая-то песчаная соплячка.

Эсме попыталась высвободиться, однако Пек еще крепче сжал пальцы. Никто не пришел ей на помощь – по крайней мере, никто из чанаринов. Один лишь Крикит, почуяв враждебность и угрозу, сунулся было к обидчику, но Эсме взмахом руки велела ему держаться подальше. Тем более что Пек явился не один. За плечом у негодяя стояли еще пятеро мужчин, чумазых и запыхавшихся. По их лицам струился пот.

Эсме поняла, что это наверняка те самые разорители, которые охотились на нее. Видать, как-то сумели передать сообщение наверх. Наверное, почтовой вороной. Или посредством тех мерзких нитей, что протянулись по всей деревне, соединяя таких вот подонков – одна из них и разбудила паука, который сплел эту паутину…

И все же Эсме отказывалась отступать.

– Я ничего не крала. Я сама добыла этот артефакт! По праву вольного собирательства он принадлежит мне.

– Наглое вранье! – презрительно бросил один из мужчин, стоявших позади Пека, лицо которого от волос до самого подбородка пересекал неровный шрам, отчего верхняя губа у него кривилась в вечной усмешке. – Она украла у меня его, когда я отвернулся!

– Лашан прав! – выпалил другой. – Я видел, как она его взяла!

У Эсме вспыхнули щеки. Воровство у чанаринов считалось столь же гнусным деянием, как и убийство.

– Я не воровка!

Глаза у Пека сузились.

– Не думаю, что ты поняла… Это не имеет никакого значения. Все в этой деревне моё, пока я не скажу, что это не так. – Он притянул ее ближе. – Покажи-ка мне, что ты подняла из развалин.

Эсме выпрямила спину, отказываясь подчиняться.

Пек взмахом руки подозвал двух своих людей. Оба держали в руках кинжалы. Остальные трое выхватили короткие мечи, чтобы не позволить чанаринам вмешаться, хотя никто и не пытался.

Неспособная остановить их, Эсме была вынуждена повиноваться. Срезав лямку, грабители сняли с нее завернутое в одеяло сокровище и показали его Пеку, который все еще держал ее.

– Открывайте! – потребовал Пек, брызжа слюной, которой давно уже исходил в предвкушении поживы.

Пара развернула на песчанике одеяло, и из него с лязгом выкатилась бронзовая рука. Хотя она и почернела от времени, часть металла не была затронута патиной и тускло блестела на солнце.

Собравшиеся поразевали рты. Даже тот тип со шрамом, Лашан, – что лишь выдавало его ложь касательно того, что он сам ее обнаружил.

Оттолкнув от себя Эсме, Пек рассмотрел бронзовую руку более внимательно.

– Ну что ж, вещица настолько достойная, что я, пожалуй, даже не стану тебя убивать. Ты сильно меня облагодетельствовала, детка.

– Что это? – спросил кто-то из воров, алчно сверкая глазами.

Ответ поступил из-за спины у Эсме:

– Это часть та’вина.

Она повернулась, так и не отступая от сокровища, лежащего у ее ног. К ним подходили еще трое каких-то мужчин в сопровождении старосты Хасанта, поставленного надзирать за осевшими здесь чанаринскими кланами.

Эти слова произнес самый высокий из трех чужаков – одетый в черную мантию алхимика.

Эсме подозрительно покосилась на него. Ей уже доводилось сталкиваться с учеными, стремящимися проникнуть в тайны этих руин, и далеко не всегда те оказывались настолько достойными людьми, как обещало их высокое звание.

Молодой человек с огненно-рыжей бородой что-то прошептал алхимику, словно советуясь с ним. Судя по его дорожному плащу, Эсме предположила, что это слуга или помощник ученого.

Пек откашлялся.

– Тараврина, говоришь? И сколько же ты готов за это выложить? Предлагаю сразу назвать достаточно высокую цену, чтобы убедить меня не сдавать эту находку гильдейским.

Эсме встала между ними.

– Это не его вещь, чтобы открывать торг. Это моя находка!

Еще больше скривив изуродованный шрамом рот, Лашан приблизился к ней с кинжалом, явно намеренный положить конец претензиям Эсме.

Сделав вид, будто не замечает его, она сосредоточилась на троице чужаков. Тот, что до сих пор молча наблюдал за происходящим, склонил голову к Хасанту. Взгляды обоих мужчин остановились на ней, и староста слегка кивнул, словно с чем-то соглашаясь.

Эсме внимательно изучила этого последнего незнакомца. У него была кожа цвета песка, мокрого от дождя, и темные блестящие волосы. Одет он был в короткий темно-синий плащ, в тон нездешнего вида штанам и тунике. На губах у него застыл намек на улыбку, но она явственно прочла опасность в блеске его черных глаз.

Алхимик повернулся к этому человеку.

– Ну что скажешь, Дарант?

– Скажу… – отозвался тот, делая шаг вперед. – Скажу, что предпочел бы обсудить свои собственные условия!

С этими словами темноволосый мужчина распахнул плащ и выхватил сразу два меча, держа по одному в каждой руке. Клинки их были настолько тонкими, что исчезли из виду, когда он эффектно покрутил ими в воздухе. Эсме лишь однажды видела такое оружие, которым владели с куда меньшим мастерством.

«Хлыстомечи…»

Пек попятился и махнул своим людям.

– Убейте их! И эту соплячку тоже!

Пятеро его спутников веером рассыпались по сторонам.

Из темных закоулков появились еще четверо воров. Пек хорошо подготовился. Ухитрившись прожить так долго, он явно знал, что нельзя недооценивать врага.

Алхимик отступил, увлекая за собой Хасанта. Его молодой рыжебородый помощник шагнул вперед, откинул в сторону свой дорожный плащ и выхватил упрятанную под ним здоровенную секиру, лезвие которой голубовато блеснуло на солнце, когда он угрожающе описал ею свирепую дугу.

– Держись позади меня, – приказал этот молодой человек Эсме.

Однако она отказалась повиноваться, не собираясь оставлять свое сокровище без присмотра. К этому времени Лашан уже подобрался к ней почти вплотную, мерзко ухмыляясь и держа кинжал чуть ли не у самой земли. Без единого отвлекающего слова, с одним лишь смертельным намерением он сделал выпад, нацелившись ей в грудь – только вот Эсме там уже не было.

Много лет назад, зная, что рано или поздно ей придется отправиться в Пустоземье, причем скорее всего в одиночку, она взяла несколько бесценных уроков у хешарина, чанаринского пескопляса – мастера владения клинками и собственным телом.

Эсме изогнулась в сторону, уклоняясь от удара кинжала. На ладони у нее уже покоилось ее собственное костяное лезвие. Она продолжила вращение. Застигнутый врасплох, Лашан с разбега пролетел мимо нее. Он удержался от падения, упершись ногой, и повернулся к ней – но только для того, чтобы встретить острие ее костяного ножа. Эсме вдавила его ему под подбородок, выдернула и вонзила еще раз.

«У змеи два зуба», – так наставлял ее учитель.

Лашан неловко попятился, изрыгая кровь, и рухнул на камни, где с хрипом и бульканьем в горле расстался с жизнью.

Зная, что не стоит упиваться победой, Эсме сразу же низко присела, отставив одну ногу в сторону и твердо упершись ее носком в камень.

И лишь разинула рот при виде расправы над остальными людьми Пека. Человек в плаще со своими хлыстомечами вихрем пронесся сквозь них, словно оживший песчаный дьявол. Вопли и кровь следовали за ним по пятам. Бородатый юноша подчищал все остальное, решительно и умело орудуя тяжеленной секирой.

Однако Пека оказалось не так-то легко запугать. Пока его люди погибали один за другим, он решил не терять времени – подхватил с одеяла бронзовую руку и стал отступать с ней. Его прищуренные глаза так и блестели при виде сокровища, наконец попавшему ему в руки.

«Нет…»

Эсме бросилась было вслед за ним, но бушующая перед ней стычка отрезала ей путь. Ей оставалось лишь смотреть, как Пек убегает с ее сокровищем, унося с собой всякую надежду на то, что она когда-нибудь найдет своего брата.

Но эту ее боль ощутил кое-кто другой.

Сорвавшись с места, на котором Эсме велела ему оставаться, Крикит метнулся к Пеку. Могучая клешня одним движением перерубила запястье негодяя. Пек в ужасе завопил. Рука из плоти и рука из бронзы одновременно ударились о камень.

Пек, спотыкаясь, двинулся прочь – сначала медленно, а затем все быстрей, полностью охваченный паникой. Оставшейся рукой он вцепился в запястье, тщетно пытаясь заткнуть пульсирующий фонтан крови.

Эми бросилась к упавшему на землю сокровищу, подзывая к себе Крикита.

К этому времени сражение закончилось. Единственный из грабителей, оставшийся в живых, бросился вдогонку за Пеком, оставляя за собой кровавый след.

Эсме подобрала бронзовую руку, после чего повернулась к незнакомцам и угрожающе подняла свой костяной кинжал.

– Это мое сокровище! Я его не отдам.

Дарант пожал плечами.

– Можешь оставить его себе. Это не тот артефакт, который нам нужен.

Она посмотрела на него, недоуменно нахмурившись.

Хасант в сопровождении алхимика проковылял вперед, опираясь на свой посох.

– Ри плайя ниш-ка, – официальным тоном произнес староста на чанаринском языке, после чего указал своим посохом на огромного дракона, нависшего над деревней. – Трис шишен вин.

Рыжебородый молодой человек кивнул, хотя чанаринского языка явно не знал.

– Нам нужен проводник. Который сможет присоединиться к нам на борту «Огненного дракона», – произнес он.

Эсме продолжала хмуриться.

– Проводник куда?

Ответил ей алхимик, хотя и более чем уклончиво:

– Люди из твоего клана отвергли нас. Все вроде боятся путешествовать с нами.

Эсме вполне это понимала, что и объяснили следующие слова Хасанта, произнесенные с истовой убежденностью:

– Нейе аугуран!

– Что это значит? – спросил Дарант.

– Это означает «дурное предзнаменование», – объяснила Эсме. – Ни один чанарин не отважится сесть на корабль с таким чудовищем на носу.

Алхимик оглянулся на громаду корабля.

– А почему…

– Куда вы все направляетесь? – продолжала Эсме, перебив его. – Зачем вам чанаринский проводник?

– Мы намерены отправиться в глубь Пустоземья, – объяснил рыжебородый. – Вероятно, даже еще дальше, чем когда-либо заходил кто-то из ваших людей.

Она представила себе лицо Аррена, каким видела его в последний раз.

«Может, и не стоит судить по большинству из нас…»

– Полетишь с нами? – прямо спросил Дарант.

Эсме посмотрела на всех троих, сохраняя невозмутимое выражение лица – пытаясь скрыть надежду, горящую у нее в сердце. Все последние четыре года она искала способ попасть в самую глубь пустыни, в далекое Пустоземье.

«Будет ли у меня когда-нибудь лучшая возможность?»

И все же Эсме все никак не могла избавиться от страха, опутавшего ее леденящими нитями, – вызванного не какими-то дурными предзнаменованиями, а тревогой за судьбу брата. Все эти годы она молилась, чтобы Аррен был по-прежнему жив, отказываясь признать обратное. Только это и поддерживало ее, двигало ею изо дня в день.

«Теперь у меня есть шанс узнать правду».

Пусть даже она и понимала, что такое знание – если подтвердится худшее – уничтожит ее.

Хотя имелся и еще один серьезный повод для беспокойства.

Эсме посмотрела на уходящий в глубь деревни кровавый след, прекрасно понимая, что возмездие Пека будет жестоким, если ее обнаружат здесь. И, без сомнения, его гнев обрушится и на всех обитающих в деревне чанаринов.

«Вот еще одна причина, по которой надо срочно покидать эти края».

Она повернулась к незнакомцам:

– Когда отправляемся?

Дарант посмотрел в небо, прикрыв глаза ладонью от солнца.

– Пока еще ждем, когда отставшие вернутся на корабль.

Эсме кивнула.

– Тогда я соберу все, что мне нужно. И Крикиту тоже.

– Крикиту? – недоуменно переспросил алхимик.

Эсме подала знак своему другу. Юный молаг подбежал к ней, лег на живот и тихонько защелкал клешнями, явно обеспокоенный.

Она наклонилась и почесала его за стебельками глаз.

– Не бойся. Я тебя не брошу.

А потом дерзко посмотрела на остальных, словно призывая их попробовать отказать ей.

Дарант пожал плечами и бросил озадаченный взгляд на алхимика.

– Да что же это такое со всеми этими юными девицами… и их привязанностью ко всяким странным зверям?

Глава 19

Никс и Баашалийя неусыпно наблюдали за воздухом с кормы, из просторного трюма «Огненного дракона». Поскольку корабль все еще стоял на земле, его кормовой люк был открыт, переведенный в горизонтальное положение и готовый выступить в качестве посадочной площадки. Горячий ветер задувал внутрь песок. Над головой палило солнце, обжигая продуваемые ветром руины.

Никс не отрывала взгляд от восточной стороны неба, высматривая какие-либо признаки Даала и его команды. В правой руке у нее был зажат дальноскоп, который она то и дело подносила к глазу, однако его линзы не предлагали ей ничего утешительного.

«Где же вы все?»

Другая ее рука покоилась на седле, на спине у Баашалийи. Никс так и не сняла с него сбрую после своего последнего полета, когда они с Баашалийей последовали за почтовой вороной обратно к «Огненному дракону». Птица принесла известие о приближении трех кораблей, один из которых нес бхестийский флаг.

Это было целый колокол назад. Если Даал и его спутники отступили от надвигающегося противника, отправив ворону и полетев вслед за ней, то уже должны были вернуться.

Никс опять подняла свой дальноскоп и обвела им горизонт. Сердце у нее гулко билось, требуя от нее немедля вскочить в седло Баашалийи и направиться на восток. Она едва сдерживала это побуждение. Это позволило бы ей лишь слегка сократить ее бдение, дав возможность засечь возвращающихся рааш’ке немного раньше, чем просто сидя на месте.

Никакого другого толку от этого не будет.

И все же Баашалийя сразу ощутил это ее желание. Теплое дыхание овеяло ей щеку, бархатистые ноздри коснулись подбородка. Уши наполнило тихое попискивание, эхом отражая ее нетерпение, гармонируя с ее сердцем. В этом его напеве Никс сразу узнала нотки тоски по чему-то потерянному… и одиночества.

Которые тоже отозвались у нее внутри.

Убрав руку с седла, Никс почесала нежное местечко за ухом у Баашалийи, пытаясь успокоить его – так же, как и себя. Он довольно взъерошил шерсть, но скрытая грусть по-прежнему никуда не девалась.

В то время как она тосковала по Даалу, Баашалийя тоже переживал такую же потерю. Он провел почти всю свою жизнь в недрах миррской колонии, в которой был и самим собой, и частью куда большего целого, общаясь с огромным и древним разумом орды, составляющим прошлое и настоящее его собратьев.

Чтобы присоединиться к Никс, он от многого отказался, но с пятью рааш’ке на борту «Огненного дракона» Баашалийя вновь обрел некое подобие семьи. Спустившись в трюм, она частенько обнаруживала, что он уютно устроился рядом с другими огромными летучими зверями, наслаждаясь теплом их тел и тихим хором их напева.

«Теперь он опять один…»

– Они скоро вернутся, – прошептала ему Никс, изо всех сил стараясь успокоить его – и саму себя.

Позади нее послышался грохот тяжелых сапог, усиленный гулким простором трюма. Она поняла, кто это, по твердой походке и мягкому топотку лап, сопровождающему вошедшего.

Никс обернулась на Грейлина, который с суровым лицом направлялся к ней. Сопровождающий его Кальдер возбужденно хлестал хвостом воздух – что, вероятно, было отражением напряжения, охватившего его напарника.

Она и сама сразу же напряглась, опасаясь худшего.

«Прилетела еще одна почтовая ворона? Я пропустила ее появление?»

– Что случилось? – спросила Никс, когда пара присоединилась к ней.

Грейлин выглянул в люк, устремив взгляд к горизонту.

– Только что вернулся Крайш, – наконец произнес он. – Им удалось найти проводника – молодую женщину из кочевых племен, которые странствуют по Пустоземью.

Это явно не могло быть причиной мрачного выражения лица рыцаря.

«Нам ведь и был нужен такой проводник!»

Грейлин тем временем продолжал:

– Дарант и Джейс сейчас с ней, пока она собирает вещи в дорогу. Но есть одна проблема. Они ввязались в стычку с толпой каких-то местных подонков. Если мы задержимся, могут возникнуть определенные сложности.

Никс обратила внимание, что при этом Грейлин прищурился, едва заметно. Он явно хорошо представлял себе ее реакцию на подобное заявление. И она не разочаровала его.

– Нам пока нельзя улетать, – настойчиво произнесла Никс. – Пока не вернутся остальные.

– Они могут просто последовать за нами.

Она покачала головой.

– Даал и все остальные уже наверняка настолько измотаны, что им будет трудно долететь даже досюда. Ожидать от них, что они найдут в себе силы…

Грейлин поднял ладонь, предупреждая ее возражения.

– Нам не нужно улетать слишком далеко или слишком быстро. Достаточно просто отойти на некоторое расстояние от того пожара, что мы разожгли внизу.

Никс открыла было рот, но тут же закрыла его, оценив смысл такого плана.

Грейлин развил его:

– Поскольку бхестийский военный корабль уже направляется сюда, совсем ни к чему, чтобы он застал нас заякоренными, тем более что и на земле возможны проблемы.

Несмотря на свои опасения, Никс медленно кивнула.

Грейлин очевидно испытал облегчение, что вызвало у нее раздражение. Он явно по-прежнему считал ее упрямым ребенком, слепым и глухим к разумным предостережениям.

«Неужели он так плохо думает о собственной дочери?»

Никс понимала, что так рассуждать по меньшей мере недостойно. С тех пор, как они отправились в это путешествие, она постепенно обрела право голоса, закаленное тяжестью навалившейся на нее ответственности, пережитыми трагедиями, пролитой кровью. Никс также подмечала, как Грейлин постепенно привыкал к этому, начиная прислушиваться к ней – не как к дочери, а как к полноправному члену команды.

Хотя и не всегда.

Слишком уж часто это обретенное ею право голоса раздражало его, как будто он не мог видеть женщину, которой она стала, а смотрел на нее только как на ребенка, которого чуть не потерял.

Грейлин тем временем продолжал:

– Я приказал людям Даранта отдать швартовы. Мы должны оказаться в воздухе, как только Джейс с капитаном поднимутся на борт вместе с нашей проводницей.

Прежде чем она успела ответить, со стороны Кальдера донеслось глухое рычание. Громадный варгр придвинулся ближе к открытой двери. Выглядывая наружу, он тяжело дышал, шерсть его угрожающе вздыбилась.

Баашалийя рядом с ним тоже издал резкую тревожную ноту, расправив крылья. Глаза обоих зверей были прикованы к горизонту.

Никс встала между ними.

Грейлин последовал за ней.

– Что их так переполошило?

Как следует присмотревшись, сквозь яркий свет она углядела несколько черных точек.

Когда Никс подняла дальноскоп, нацеливая его на эти далекие пятнышки, в ней боролись между собой облегчение и тревога. Она молилась, чтобы это была команда Даала, спешащая домой. Никс немного покрутила трубу, чтобы навести резкость. На таком расстоянии изображение то попадало в фокус, то расплывалось вновь.

– Это они? – спросил Грейлин.

Она сделала вдох, задержала дыхание и постаралась утвердить дальноскоп в подрагивающих от волнения руках. И сквозь яркий свет наконец различила быстро взбивающие воздух темные крылья, несущиеся наперегонки с ветром. Выдохнула, благодаря всех богов, и ответила Грейлину:

– Да, это…

И тут вся сжалась.

«Этого не может быть…»

Подавив охвативший ее ужас, Никс вновь поднесла трубу к глазу и подтвердила свои опасения.

Ахнув, она сунула сложенный дальноскоп в карман своего кожаного жилета и повернулась к Баашалийе. Уже догадавшись о ее намерениях, тот выгнул шею и одним махом подхватил ее на кожаное седло.

– Никс! – крикнул ей Грейлин.

– Да, это рааш’ке! – крикнула ему в ответ Никс. – Просто не все.

В глубине души она уже знала, кого там не хватает.

Грейлин, должно быть, догадался о ее намерениях.

– Никс, давай не…

Без всяких слов или напева с ее стороны Баашалийя выпрыгнул из открытого трюма. Ее брат не нуждался ни в каком ином поощрении, кроме воли своей наездницы. Он широко распахнул крылья, захватив ими воздух, и устремился на восток.

Грейлин что-то крикнул им вслед, но порыв ветра унес его слова, оставив лишь осуждающий сердитый тон, с которым они были сказаны.

Никс низко пригнулась в седле, смиряясь с этим.

«Может, в конце концов я все-таки та упрямая дочь, которой ты меня считаешь…»

Она пропела Баашалийе, поторапливая его.

«Ну и пускай…»

Глава 20

Даал все летел над плоскими солончаковыми равнинами Белой пустыни. Песок до крови сдирал кожу. Глаза, даже защищенные очками с янтарными линзами, болели от постоянного сияния. В ушах свистел ветер – хоть и не мог даже немного приглушить нарастающий рев горелок позади.

Даал обернулся, вывернув шею.

Три корабля по-прежнему летели высоко над пустыней, неуклонно приближаясь. С головного опять выстрелили из баллисты. Массивная стрела со стальным наконечником описала в воздухе дугу, но, не долетев до Даала, вонзилась в песок.

«Но это скоро изменится».

Крыло Пиллара продолжало пятнать солончаки кровью. Полет его скакуна становился все более неровным – одно крыло взбивало воздух сильней другого.

И все же Даал чувствовал под собой решительный стук сердца своего напарника. Протянув руку, он запустил пальцы в мохнатую холку Пиллара, изливая свои любовь и признательность в самую глубину этого крепкого сердца. Втянул в себя мускусный запах своего скакуна, паром исходивший от его разгоряченного, соленого от пота тела.

– Ты молодец, Пиллар, – одними губами прошептал он ветру, надеясь, что зверь услышит его, и опять перевел взгляд вперед.

В десяти лигах от него темной линией возвышался изломанный край Стологорья. Солончаки под ним начали превращаться в ряды странствующих дюн – сначала просто в рябь, а потом во все более высокие песчаные хребты. Песчаный ландшафт был теперь похож на волны, накатывающиеся на эти далекие утесы.

«Утесы, до которых нам никогда не добраться…»

Даал понимал это, утешаясь лишь тем, что они с Пилларом сбили охотников с толку, заманив их гораздо севернее того курса, которым направлялся «Огненный дракон».

Какое-то движение привлекло его взгляд вправо – в воздухе опять промелькнуло гигантское копье, на миг словно зависнув, прежде чем тяжелый стальной наконечник потянул его вниз. Стрела баллисты вонзилась в дюну, глубоко зарывшись в нее.

«Они уже близко…»

Даал знал, что не может требовать от своего слабеющего напарника большей скорости. Этому раненому воробью уже никогда не превзойти в скорости преследующих его ястребов. И все же Пиллар упорно боролся, выискивая самые сильные ветра, дующие к западу, чтобы быстрей продвигаться вперед.

Увы, но направление полета его скакуна постепенно склонялось к югу.

– Нет, Пиллар, – настаивал Даал. – Северней… подворачивай к северу!

Даал усилил эту команду, переместив свой вес вправо, в противоположную сторону от пути «Огненного дракона». Но Пиллар, словно не обращая на него внимания, продолжал упорно отклоняться к югу, словно пытаясь добраться домой до того, как умрет.

Осознав, что его скакун окончательно вымотался, Даал впервые взялся за поводья, чтобы попробовать направить Пиллара на север. Но, вздохнув, безвольно опустил руки, отказываясь подчинять это упрямое сердце своей воле, принуждать его подобным образом.

Вместо этого он просто позволил Пиллару лететь по собственной воле.

– М’бевван рааш’ке, – произнес Даал на пантеанском, восхваляя храбрость и стойкость своего скакуна. – М’лайя бренна!

И то и другое было правдой.

«Я буду горд умереть вместе с тобой, брат мой!»

Понимая, что они сделали все, что могли, Даал оглянулся через плечо. Как и ожидалось, корабли противника еще больше приблизились. Но, к его ужасу, один из тех, что побольше, военных, успел отвернуть от двух других и теперь направлялся к югу, уже преодолев целую лигу в этом направлении.

«Нет…»

Даал припомнил стаю почтовых ворон, гонявших между головным кораблем и городком Фхал. Наверное, одно из запоздалых сообщений предупредило охотников об огромном корабле с драконом на носу, летящем на юг. Либо так, либо кто-то на борту отвернувшего корабля догадался, что бегство Даала через пустыню могло быть отвлекающим маневром.

В таком случае было легко догадаться, кто это был.

Дядя Фенна.

Еще одна огромная стрела просвистела в воздухе, пролетев ближе, но все равно вонзившись в песок. Прогремела пушка – на носу надвигающегося военного корабля полыхнул огонь, после чего оттуда донесся раскат грома. Дюна слева от Даала взорвалась фонтаном взметнувшегося в воздух песка.

Вместо того, чтобы уклониться от него, Пиллар нырнул прямо в эту серую тучу, по-прежнему нацелившись на юг. Даал знал, что больше ничего не сможет с этим поделать. Он выгадал Никс и остальным столько времени, сколько смог, и теперь молился, чтобы их жертва – его и Пиллара – не пропала зря.

Даал решительно настроился и дальше увлекать за собой два оставшихся корабля.

«По крайней мере, пока мы еще будем в силах дышать».

Он еще ниже склонился в седле, намереваясь как можно больше затянуть погоню.

И тут прямо впереди в воздух высоко взметнулся столб песка, закручиваясь вихрем, в котором мелькали какие-то темные тени, казавшиеся скорее миражом, нежели чем-то реальным. Даал лишь недоуменно заморгал при виде этого зрелища, пытаясь осмыслить его.

Пиллар просто устремился к этому мельканию, как будто все это время целил именно туда.

Где-то глубоко в ушах Даала зазвучал отчаянный писк его скакуна, все усиливающийся и исходящий откуда-то из груди Пиллара. И почти сразу же Даал услышал ответ, хотя наверняка воспринятый скорее ушами Пиллара, чем его собственными – в этот отчаянный момент их чувства опять слились воедино.

Когда пыльный вихрь рассеялся, Даал различил пару рааш’ке. Они буквально на миг возникли в поле зрения, а затем нырнули куда-то прямо в песок.

Даал никак не мог справиться с охватившим его замешательством.

Когда Пиллар подлетел ближе, открылся ответ. Землю за очередным песчаным хребтом рассекала неровная трещина – а скорее, достаточно широкое и глубокое ущелье, прорезавшее пустыню.

В котором и исчезли оба рааш’ке.

Пиллар круто спикировал следом. Когда они влетели в ущелье, дюны по обе стороны исчезли, сменившись каменными стенами – грубыми, с острыми гранями разломов, как будто эта трещина появилась совсем недавно. Ветру и дождю еще только предстояло отполировать этот камень до гладкости остальной пустыни.

Один из рааш’ке сразу же помчался вперед, направляясь на юг. Другой поотстал, позволив Пиллару поравняться с ним.

Даал узнал Хеффу и ее всадницу.

– Тамрин! – крикнул он. – Я же велел тебе лететь к «Огненному дракону»!

– А я говорила тебе, что Баррат сумеет довести их до дома не хуже меня! – Она подняла зажатый в кулаке дальноскоп. – Все мы видели нападение на тебя. Видели, как ты летел на север. А потом наткнулись на этот разлом в Урте.

Даал все понял. Судя по всему, Тамрин и этот другой всадник отделились от двух оставшихся, отправив их к «Огненному дракону». А затем воспользовались ущельем, чтобы пересечь пустыню, оставаясь вне поля зрения, пока не пересеклись с ним. Также стало ясно, почему Пиллар упорно нацеливался на юг – он наверняка уловил еле слышный призыв приближающейся пары и подвернул ей навстречу.

Все еще обеспокоенный, Даал бросил взгляд на полоску голубого неба над головой. Было непонятно, как отнесутся охотники к его внезапному исчезновению. Он полагал, что они тоже быстро отыщут это ущелье, но вот только не будут знать, куда он по нему направился – на юг или на север. Даал был готов поспорить, что корабли разделятся и будут прочесывать ущелье в обоих направлениях.

И все же кратковременное замешательство противника должно было дать Даалу и двум другим всадникам больше шансов ускользнуть. Чтобы способствовать этому, Даал сосредоточился на своем полете. Поглядывая на проносящиеся по сторонам каменные стены, он опять обратил внимание на грубые очертания камня, уже догадываясь касательно причины. С приближением обрушения луны мир все яростней терзали штормы и землетрясения.

«Видать, эта трещина образовалась во время одного из таких недавних землетрясений».

Даалу оставалось лишь возблагодарить богов за столь ценный подарок. Хотя приближение луны к Урту грозило концом света, в данном случае одно из его последствий спасло их с Пилларом.

– Твой скакун дотянет до дома? – крикнула Тамрин, указывая на кровь, веерами слетающую с кожистого крыла.

Даал стиснул зубы, озабоченный тем же самым вопросом. Когда они мчались вдоль разлома, Хеффа сочувственно попискивала, изливая свою тревогу за Пиллара. И даже делала попытки кончиком своего крыла поддерживать его раненое крыло. Здесь, вдали от прямых солнечных лучей, прохладный воздух вроде немного оживил его скакуна.

«Или, может, все дело в этом воссоединении…»

За месяцы заточения на борту «Огненного дракона» Пиллар и Хеффа крепко сдружились – не обращая внимания на трения между своими всадниками, все больше сближались и стали почти неразлучны.

Тамрин постоянно поглядывала через разделяющую их пропасть. Даже несмотря на то, что голова у нее была закрыта капюшоном, а глаза защитными очками, Даал заметил, насколько она нервничает – как беспокойно сжаты ее губы, как крепко ее пальцы сжимают поводья.

Он ткнул пальцем вниз.

– Уходим глубже! Подальше от солнечного жара. Пиллару там будет легче!

Кивнув, Тамрин повела их в темные глубины ущелья. После ослепительного сияния пустыни сгущающиеся тени застилали ему зрение. Однако Даал полностью доверился Пиллару и второму рааш’ке, предоставив им самим выбирать дорогу в ущелье. Он слышал, как их пронзительный писк эхом отражается от стен, помогая им ориентироваться.

Время от времени Даал по-прежнему улавливал обрывки зрительных образов от Пиллара – растрескавшихся стен и массивных обломков скал, – полностью лишенные цвета, лишь очертания и рельеф.

Сквозь его тревогу все заметней проглядывало изумление. Хотя и ничуть не затмевая ее.

Он буквально собственными бедрами чувствовал, как колотится сердце его скакуна, ощущая натугу в каждом его ударе. Тело Даала неуклонно наливалось тяжестью – вновь отражая ослабленное состояние Пиллара.

– Далеко еще? – выдохнул Даал.

Когда Тамрин ответила, в голосе у нее прозвучала ложь:

– Недалеко. Мы справимся.

С огромным усилием повернувшись, Даал нацелился взглядом назад и вверх, где тьму прорезала неровная полоска неба. И в этот момент на нее накатила серая тень, поглощая свет и двигаясь их курсом.

По крайне мере один из охотников так и не сдался.

«Только вот что это – халендийский буканир или бхестийский военный корабль?»

Даал не мог этого знать, поэтому отчаянно цеплялся за единственную непреложную данность, внушая ее и Пиллару.

«Нам нельзя останавливаться!»

Однако одной только воли оказалось недостаточно.

Крылья Пиллара в последний раз дрогнули, а затем бессильно сложились.

Скакун и всадник камнем повалились в глубины ущелья.

Глава 21

Никс кружила над темным шрамом, рассекшим раскаленный песок, стараясь не представлять себя болотным стервятником, кружащим над разлагающимся трупом.

«Пусть они все еще будут живы!»

Она проклинала себя за то, что не присоединилась к Даалу и остальным, когда те оставили «Огненного дракона» и отправились в этот разведывательный полет. На другой стороне ущелья другой опытный всадник – пантеанец по имени Баррат – повторял все ее маневры, следуя изгибам неровного излома.

Еще одного Никс отослала обратно к руинам, чтобы предупредить экипаж «Огненного дракона» обо всем, что открылось, – не собираясь возвращаться на корабль, пока не выяснит судьбу остальных.

Хотя и знала, что эта задача может оказаться невыполнимой.

Она посмотрела на большой корабль, летящий в их сторону, – судя по всему, тот самый военный корабль с бхестийским флагом, о котором их предупреждал Даал. Дальше к югу над разломом проплывал корабль поменьше – в том же направлении.

Хоть это и не предвещало ничего хорошего, Никс в какой-то мере нашла спокойствие в пути второго корабля. Если те, кто находился у него на борту, исследовали ущелье, выискивая добычу в его глубинах, то не исключалось, что Даал и два его спутника были уже на пути к «Огненному дракону».

Баррат уже поведал Никс, как двое всадников – Тамрин и Арик – оторвались от остальных, чтобы перехватить Даала и проводить его домой. Выяснилась и причина, побудившая этих двух всадников действовать: во время обстрела с вражеского корабля скакун Даала был ранен.

Душу острым лезвием резанул страх. Это ранение наверняка всех сильно замедлило.

Подняв дальноскоп, Никс сфокусировалась на маленьком корабле. Судя по его обтекаемым очертаниям, это был скоростной и маневренный буканир. Она попыталась разглядеть его флаг, но порывистый ветер и расстояние не позволили определить принадлежность корабля. Никс оставалось лишь молиться, чтобы он не был вооружен до зубов.

Едва она опустила дальноскоп, как ее внимание привлекла яркая вспышка на носу буканира, а вскоре до нее долетел и приглушенный грохот.

«Палят из пушки…»

Охотники либо обнаружили свою цель, либо пытались выманить ее из укрытия.

Никс прикинула расстояние.

«Две лиги».

Опустив дальноскоп, она перевела взгляд в сторону приближающегося бхестийского военного корабля и лишь сглотнула, понимая, насколько рискованной может оказаться ее затея. Но это уже не имело значения.

– Возвращайся к «Огненному дракону»! – крикнула Никс Баррату.

– Но…

Она ткнула рукой на запад:

– Давай!

И, не глядя на то, выполнен ли ее приказ, бросила свое желание в Баашалийю. Ее крылатый брат сразу же отозвался, круто спикировав вниз. Напор воздуха попытался стащить Никс с седла, но привязной ремень надежно удерживал ее на месте.

Наконец они нырнули в ущелье, стены которого поглотили их. Еще один пушечный выстрел эхом разнесся по каньону. Она невольно съежилась, но не замедлила полет.

Спикировав в полутьму, Баашалийя наконец шире раскинул крылья, улавливая прохладный воздух. Никс опять опустилась в седло, когда отвесное падение перешло в стремительное планирование. Никс пела, подбадривая его, привязывая себя к его сердцу.

Писк Баашалийи рассеивал тьму впереди, пронзая мрак.

Видя перед собой то же самое, что видел он, она выбросила золотистые нити своего напева еще дальше, посылая вперед себя обещание.

«Я уже близко!»

Даал пригнулся, когда пушечное ядро отбило здоровенный кусок каменной стены справа от него. Выругавшись, он вцепился в Пиллара, пытаясь удержать его подальше от дна ущелья. Крылья его скакуна дрожали, из последних сил взбивая воздух.

Буквально только что пара была очень близка к тому, чтобы сверзиться в бездну – однако Хеффа вовремя поднырнула под них и подтолкнула Пиллара в грудь снизу. Маленькая самка мало что могла сделать. Даже Тамрин пыталась руками удержать Пиллара в воздухе. Удавалось им это всего несколько мгновений, но этого оказалось достаточно, чтобы Пиллар смог вновь обрести свои ослабевшие крылья.

С этого момента они летели в почти полной тьме, в более прохладном воздухе. Рааш’ке больше привыкли к морозу и льду, так что холод помог Пиллару собрать последние остатки сил.

И все же их темп неизбежно замедлился, позволив буканиру приблизиться к ним. Над головой еще раз прогремела пушка. Песчаник взорвался тучей мелких осколков. Один из них угодил Арику в голову – пробил кожаный капюшон и отскочил в крыло его скакуна. Парень едва удержался в седле. Когда он выпрямился, из-под капюшона хлынула кровь, заливая половину лица.

Тамрин отвернула было к нему, но он лишь отмахнулся, так что она сразу же вернулась к Даалу. Лицо у нее было таким же темным, как у Арика, но не от залившей его крови.

Даал все понял.

– Вперед! – приказал он ей. – Проводи Арика до корабля! Дальше я сам.

После чего поднял взгляд на темный силуэт буканира. Из своих наблюдений Даал знал, что на корабле всего две пушки. Потребуется время, чтобы перезарядить их. Оставалось надеяться, что эта задержка позволит Тамрин и Арику благополучно ускользнуть.

Тамрин лишь насупилась, но опять вырвалась вперед. Последовал обмен жестами, и Арик направился прочь, на сей раз быстрее. Вскоре густая тень окончательно поглотила всадника и его скакуна.

А Тамрин, отстав от него, вновь пристроилась к Пиллару почти вплотную. Даал начал было возражать, но Тамрин вытянула руку, словно собираясь ответить ему грубым жестом, хотя на самом деле из руки у нее вылетел моток веревки – судя по всему, она достала его из своей седельной сумки. Разматываясь в воздухе, эта веревка, брошенная с мастерством коренной пантеанки, забрасывающей сеть, ударила Даала в грудь. Он машинально поймал ее одной рукой, хотя так и не понял ее назначения.

Тамрин откинулась назад, показывая свой конец веревки, привязанный к луке седла и жестами предлагая ему поступить точно так же со своим концом. Быстро опомнившись, Даал завязал узел на луке Пиллара – пальцы сделали это сами, опираясь на память, хранившуюся в них с тех пор, когда он бороздил моря Приюта со своим отцом.

Закрепив веревку, Тамрин движениями коленей направила Хеффу вперед. Та сразу же туго натянула веревку, полная решимости помочь попавшему в беду сородичу, и потащила Пиллара за собой, делясь с ним своими силами.

Постепенно темп их продвижения увеличился, хотя и ненамного.

Рааш’ке, обитающие в суровых условиях, среди вечных льдов, обладали довольно массивными и увесистыми телами, хотя были и несколько мельче миррских летучих мышей. Всадник на спине требовал от них заметно бо́льших усилий. Даже при помощи Хеффы Пиллар с Даалом не могли развить высокую скорость.

Вскоре еще один пушечный выстрел предупредил, что опасность по-прежнему близко. Удар железного шара отколол от стены наверху огромную глыбу, которая повалилась прямо на них. Они едва избежали столкновения с ней, в самый последний момент круто спикировав. Глыба ударилась о дно ущелья сразу позади них – крупные и мелкие осколки ее со звоном и грохотом полетели им вслед.

Едва увернувшись от одного такого осколка, довольно увесистого, Даал осознал горькую правду.

«Еще один такой выстрел – и нам конец».

Вытащив нож, он поднес его лезвие к веревке – узел затянулся слишком уж туго, чтобы его можно было просто развязать. Тамрин что-то крикнула ему, явно это заметив – однако ее крик не имел никакого отношения к его попытке перерезать веревку.

Впереди вдруг показалась какая-то огромная тень. Широко распростертые черные крылья почти заполнили собой ущелье.

Даал изо всех сил пытался осмыслить эту картину, пока его не захлестнула волна обуздывающего напева, заполнившая собой тесное пространство между стенами. Она не несла с собой никаких слов – одно лишь намерение.

«Я здесь!»

Услышав пушечный выстрел, сопровождаемый грохотом обваливающегося песчаника, и опасаясь худшего, Никс понудила Баашалийю увеличить скорость, полностью доверившись его чувствам – его отдающемуся эхом писку, пронзающему тьму.

Несколько мгновений назад Никс пронеслась мимо Арика. По лицу у того струилась кровь, но не успела она сделать попытку замедлиться и приготовиться к развороту, как он махнул ей и выкрикнул одно-единственное слово, которое воспламенило ее сердце:

– Быстрей!

Никс подчинилась этому приказу.

Наконец за очередным поворотом ущелья она заметила пару рааш’ке. В темноте было трудно отличить одного зверя от другого. Но еще до того, как увидеть их, Никс ощутила впереди источник силы, взывающий к голодной бездне у нее внутри.

И сразу поняла, что это Даал.

Она устремилась к нему, мысленно пришпорив Баашалийю и не отрывая взгляда от сгорбившейся в седле фигуры Даала. Тамрин, летящая на Хеффе чуть впереди и чуть выше него, вдруг отчаянно замахала руками, словно призывая ее поспешить.

Однако смысл был не в этом.

Баашалийя вдруг резко накренился, чуть ли не вертикально поставив крылья, и Никс, отброшенная вбок, повисла лишь на привязном ремне. Миррская летучая мышь проскочила мимо двух рааш’ке, едва не задев их. И лишь тогда Никс мельком углядела туго натянутую веревку, соединяющую этих двух скакунов. Которую сама она не заметила. Баашалийя мог воткнуться прямо в нее, отправив всех троих беспорядочно падать, наталкиваясь друг на друга и путаясь в ней.

Избежав опасности и едва только миновав Даала и Тамрин, Баашалийя сразу же резко развернулся, опять высоко подняв крыло. Никс вернулась в седло, когда их полет выровнялся, и только теперь поняла назначение веревки впереди.

«Тамрин тащит раненого скакуна Даала…»

Когда Баашалийя устремился вдогонку за связанной парой, над ними уже нависла тень буканира. Уйти от охотника на такой черепашьей скорости им явно не светило.

Поняв это, Никс напрягла грудь и пропела свое желание, обращаясь к сердцу Баашалийи. Золотистые пряди сплелись в картину ее намерений, вспыхнув в глазах у обоих.

Баашалийя все понял и рванулся вперед – поднырнул под Пиллара и словно завис под ним, летя чуть позади.