Дороги Сонхи

Глава 14. Омлахарисият

Прорва оказалась тем самым местом, куда ему давно хотелось попасть. Как будто снится невероятно хороший сон, и просыпаться никакого желания – пусть продлится подольше.

Здесь и трава зеленее, чем в других краях, и какая же она вся разная… То же самое с деревьями, птицами, холмами, цветами, камнями, плывущими в небе облаками: все это реальное до звенящей радости, между всем этим и тобой – никакой преграды.

Его переполняла благодарность за то, что все это есть, и за то, что он здесь находится, и за это яркое, острое, непривычное ощущение единства с травой, водой, птичьими криками, дуновениями ветра… Если бы предложили остаться в прорве навсегда, он бы всерьез задумался. Но задерживаться нельзя, нужно выйти отсюда в срок, чтобы Тейзург не привел в исполнение свою угрозу. С него станется.

До этого Хантре лишь однажды побывал в прорве, но в тот раз все было иначе. Та прорва в Дуконе – столице Бартоги, криминальные городские дебри, там он был начеку и ничего подобного не испытывал.

Вскоре стало ясно, в чем дело: здесь отсутствует магия. В его случае это означало, что исчезло восприятие чужих эмоций и намерений, непрерывно плетущихся вероятностей, близких и далеких противостояний, пронизывающих импульсов чьей-то боли, бесчисленных жалоб, требований, хотений, сожалений. Исчез постоянный для него шумовой фон, от которого нигде не укроешься – разве что в прорве. До чего же здесь тихо.

Большую часть времени они с Хеледикой шагали молча, глядя во все глаза на этот сияющий многоцветный мир. Наговориться уже успели, да и молчать вместе – тоже хорошо. Иногда переглядывались, улыбаясь. Как будто, разобравшись с Огрызком, они наконец-то попали туда, где все будет замечательно… Хотя это кратковременная передышка – неожиданная и чудесная, покруче любого волшебства, но ненадолго, оба это понимали.

Деревни обходили стороной: в своем нынешнем состоянии, с отключенным восприятием, Хантре не мог определить, что за люди там живут и чего от них ждать.

У него при себе два ножа – один метательный, другой для рукопашного боя, но он надеялся, что пустить их в ход не придется.

Решили, если дойдет до стычки с кем-нибудь чересчур назойливым, они первым делом скажут, что у них есть покровитель – могущественный маг, за которым не пропадет прислать сюда армию головорезов. И поклянутся в том богами и псами, ибо это чистая правда. Но за минувшие несколько дней никаких ненужных встреч: если кто и замечал их издали, вдогонку не кидался.

Заблудиться в джунглях – с «Дорожным помощником», «Верным провожатым», «Навигатором Унца»? И ладно бы это были Хенга и Робровен, новички в Черугде, а то ведь с ними Горвен и Правурт, бывалые колониальные службисты, все тропы здесь исходившие. Ну, если не все, то добрую половину.

Они уже который день плутали по глухомани и не могли выбраться ни к человеческому жилью, ни на какую угодно дорогу, проложенную людьми. Ходили кругами. Вдобавок «Ментальные почтальоны» отказали, у всех разом. Впрочем, начальство наверняка уже заметило, что их группа куда-то запропастилась, вот только связаться с ними никак не может.

Два варианта: либо забрели в зачарованное место, либо их самих зачаровали.

Робровен помянул Тейзурга, Горвен на это возразил:

– На кой мы ему сдались?

Правурт предположил, что это козни демонов Хиалы, которые хотят вызволить кого-то из своих, пойманного охотниками за увхо: похоже, в этот раз им попалась знатная добыча.

– Вполне возможно, – согласился Горвен. – Тогда мы тем более должны всех упырей сдать магам. Насчет Тейзурга беру обратно, крухутаки его знают, у него в Хиале полно корешей. Ждем ультиматума и сохраняем боеготовность.

Хвала богам, паникеров и нытиков среди них не было. Все четверо понимали, что влипли, но сдаваться не собирались. Вначале парни настороженно поглядывали на Хенгу, не зная, чего от нее ждать, но вскоре убедились, что «барышня» держится не хуже остальных.

Пусть ей до сих пор не приходилось теряться в джунглях, зато у нее за плечами опыт блужданий по алендийским катакомбам. Если сравнивать, там было хуже.

Они умели ориентироваться по звездам, но небо над кронами вековых деревьев и днем, и ночью было затянуто пасмурной дымкой. Робровен, худощавый и ловкий, вскарабкался наверх, однако ничего утешительного не разузнал: эта хмарь простирается во все стороны, и такое впечатление, что висит низко, накрывая зачарованный участок.

Порой им попадались каменные статуи. Лишнее подтверждение тому, что они наматывают круги, потому что натыкались на одни и те же изваяния не раз и не два.

Крухутак со сложенными домиком крыльями, весь в засохших пятнах помета, присел на корточки на оплетенном лианами пьедестале и глядит на округлый предмет. Вначале кажется, что это чья-то голова, по которой он сейчас долбанет клювом – но нет, перед ним глобус: вот Великий материк, а с другой стороны россыпь островов Оборотного архипелага. Птицечеловек смотрит задумчиво и печально: мол, я-то все знаю, а ты не знаешь.

Дремлет, свернувшись клубком, дикий кот с кисточками на ушах. У него пьедестал сплошь в барельефах, целая история в картинках, но сюжета не разобрать – изображение где растрескалось и осыпалось, где съедено разводами плесени.

Зерл Неотступная с мечом на поясе, в увенчанном шипастым гребнем шлеме. Богиня протянула руку с раскрытой ладонью, словно в ожидании подношения. На ладони тускло блестят монеты: когда набрели на нее в первый раз, каждый положил, что нашлось – но это не помогло им отсюда выбраться, не тот случай, когда вопрос решается молитвой и пожертвованием.

Бредущий куда-то странник с котомкой и посохом, лицо изборождено морщинами. Его по колено захлестнули вездесущие лианы, на голове остатки рассыпавшегося гнезда, а ему все нипочем – идет себе и идет, не сходя со своего постамента.

– Ты когда-нибудь читал о таком? – спросил Горвен у Правурта.

Тот среди них самый эрудированный, ходячая энциклопедия. Был бы парень не амулетчиком, а магом, далеко бы пошел.

– Ничего не попадалось. И это, ребята, странно, потому что все, что относится к Черугде, я изучил от и до. Разве что информация засекреченная.

– Зачарованное место, чтоб его. Может, мы за энный отрезок времени первые, кого угораздило вот так сдуру сюда провалиться.

Две фигурки двигались в том же направлении, что и Хантре с Хеледикой. То скрывались за зелеными холмами, то снова появлялись в поле зрения.

В бинокль разглядели, что это мужчина и женщина с дорожными котомками. Скорее всего, местные жители идут из одной деревни в другую. Они тоже заметили далеких попутчиков, остановились и начали что-то кричать, размахивая руками.

– Подойдем или как? – спросила ведьма.

– Давай подойдем. Хотя наверняка они с кем-то нас перепутали.

Пошли в их сторону, те двинулись навстречу. Молодой парень в широкополой крестьянской шляпе, с суковатой палкой-посохом. Взгляд настороженный: «И за каким демоном вас сюда принесло?» Женщина зрелых лет, в красном платье и богато вышитой куфле, на шее монисто, на голове замысловато накрученный платок с подвесками из бронзовых кругляшей. В отличие от своего спутника, она держалась бойко и дружелюбно, улыбалась незнакомцам:

– Здоровья вам и кадаховой милости! А мы-то вас за соседей приняли!

Сурийская речь, только произношение отличается от олосохарского – медлительное, певучее, как журчащий ручей.

– Если держите путь в ту сторону, идемте вместе до нашей деревни, – предложила женщина. – Мы вас накормим, переночуете под крышей. Сейчас лучше ходить вместе. Бурбуки лютуют, свои гнезда ото всех стерегут, мимо пойдешь – могут до полусмерти заклевать. Хорошо, что со мной Чирван, старостин племянник, они по дороге два раза нападали, а он их палкой.

Чирван озабоченно нахмурился и покрепче стиснул свое оружие, аж костяшки побелели. То ли он был парнем ответственным, но недалеким, и у него взыграл боевой дух. То ли чужаки показались ему не менее опасными, чем бурбуки – голенастые хохлатые птицы с длинными клювами, помельче страусов, зато агрессивные хуже оголодавших диких собак. Хеледика всю дорогу высматривала их издали. Однажды стая из пяти-шести бурбуков устремилась к ним, угрожающе гогоча, но Хантре вытянул руку, и на ладонь ему выбралась из рукава сотканная из золотистого пламени саламандра. Этого хватило: звери и птицы избегают связываться со стихийными существами. Пернатые разбойники повернули обратно, обмениваясь обиженно-задиристыми воплями.

Стихийные и волшебные твари – существа разной природы, непреодолимые для вторых ограничения на первых не действуют. Другое дело, что без магии саламандра не могла притворяться браслетом на запястье у Хантре: когда пересекли границу прорвы, она приняла свой истинный облик и затаилась у него под одеждой.

Песчаная ведьма вопросительно взглянула на спутника, тот кивнул. Дальше пошли вчетвером.

Чирван с палкой на плече помалкивал и бдительно озирался, зато Нунефай сразу принялась непринужденно болтать, как со старыми знакомыми. Ничего удивительного, ведь она оказалась свахой.

Она и в соседние деревни ходила по этим самым делам, да не свезло, так и не нашелся жених для девушки, которую нужно выдать замуж завтра утром, иначе беда… Тут женщина перестала улыбаться, уголки ее губ скорбно опустились, а Чирван еще пуще нахмурился и сшиб палкой коробочку с семенами чешуелистника.

– Почему – беда? – поинтересовалась песчаная ведьма, угадав, что сваха ждет вопроса.

– Ох, беда, тогда мы ее всей деревней в жертву принесем. Так заведено, чтоб урожай не пропал, иначе голодать будем. Ийжу и Мусу, наши милостивцы, согласны на то, чтобы жертву взамен выдали замуж. А если никого не найдется, мы должны будем вспороть ей живот на алтаре милостивцев, ох, давно такой беды у нас не было…

Начала она ровным напевным голосом, а закончила с надрывными причитаниями, как на похоронах. Чирван ожесточенно орудовал палкой, сбивая бутоны и коробочки с травяных стеблей. Если где-то поблизости гнездились бурбуки, они предпочли сделать вид, что их тут нет.

Хеледика тоже помрачнела: это напоминало ее собственную историю. Хотя у нее тогда не было шанса откупиться замужеством.

– Кто такие Ийжу и Мусу? – спросил Хантре по-ларвезийски. – Здесь ведь прорва, откуда здесь волшебные существа?

Пришлось объяснять, что в Сонхи, кроме всем известных великих богов, встречаются местные боги, привязанные к своим территориям, их власть за пределы этих земель не распространяется. Вроде того Духа Местности, которого она вызволила из ловушки в Унских горах. Но местные боги и духи местности – не одно и то же, у этих сущностей разные возможности и обязанности. Местные боги есть не везде, можно обойтись и без них. Обычно за свою благосклонность они требуют с людей подношения, и это не обязательно кровавые жертвы. Если интересно, потом о них почитаешь.

– Можно что-то сделать, чтобы жертвоприношение не состоялось? – обратился Хантре по-сурийски к Нунефай.

– А вы не женаты? – глаза у свахи так и блеснули. – Сделайте доброе дело, возьмите бедняжку в жены, не понравится – сразу после свадьбы объявите о разводе, это дозволяется. Ийжу и Мусу будут довольны, и девушка останется жива, и мы кровопролития не совершим, перед Кадахом и Тавше не согрешим. Или вы… – она осеклась, перевела взгляд на Хеледику и вздохнула.

– Мы не муж и жена, – сказала песчаная ведьма. – Этого достаточно?

– Нужно, чтобы мужчина не состоял в законном браке перед лицом сонхийских богов, не был помолвлен и прежде не брал в жены девушек на алтаре Ийжу и Мусу. В том-то и беда, что у нас тут все или женаты, или помолвлены. А кто еще не успел или овдовел, те уже послужили милостивцам в прошлые годы. Никого не осталось.

Хантре не пришлось уговаривать. Повеселевшая сваха заверила, что развестись и уйти из деревни он сможет в тот же день, богами и псами поклялась. Честно говоря, невеста некрасива, да в придачу немая дурочка, но все равно живая душа, и никто не станет требовать, чтобы он женился на ней насовсем, хвала милостивцам, что все уладилось.

– Она из ваших? – спросила Хеледика.

– Не из наших, – снова вздохнула Нунефай. – Скинулись да на стороне купили, на рынке в городе Керете в магических землях. Не судите нас, кто ж захочет родную дочку в жертву отдавать… Главное, что все по-хорошему решилось, век будем вам благодарны. А после того, как выполните обряд да разведетесь, мы о ней позаботимся. К себе возьму, научу какой-нибудь нехитрой работе, пускай живет, сколько ей отмерено. Смотрите, вон наше кукурузное поле, а за ним домишки. Все ждут, с какой вестью я вернусь, приведу ли жениха, горевать нынче будем или праздновать. Самые глазастые небось уже разглядели, что мы с Чирваном не вдвоем возвращаемся, вот уж для всей деревни удача!

Солнце, почти добравшееся до горизонта, слепило так, что приходилось жмуриться. Горстка домиков за полем, а дальше сплошь золотое небо. Хеледика в душе порадовалась за девушку, которой повезло больше, чем ей пять лет назад.

Высыпавшие навстречу жители деревни одобрительно улыбались. Рослый седовласый староста в черной куфле и шляпе с пучком крашеных перьев степенно поклонился Хантре, после чего жениха увели на мужское застолье, а Хеледику в дом Нунефай, где ожидала своей участи невеста. Худенькая, смуглая, темноглазая, с шапкой черных как смоль вьющихся волос. Должно быть, из тех земель, что лежат к югу от Олосохара. Хотя имя похоже на сурийское – Омлахарисият. Лицо сплошь усеяно воспаленными нарывами, одни с гнойными белесыми головками, другие кровоточат. То ли возрастное – тогда это лечится мазями, то ли навели порчу.

Поглядев в ее затуманенные глаза и понаблюдав за ней, песчаная ведьма решила, что Омлахарисият похожа скорее на околдованную, чем на слабоумную. В прорвах магии нет, но если на человека раньше навели чары, никуда они не денутся, иначе всех пострадавших от колдовства прямиком везли бы сюда.

Хеледика не была до конца уверена в своей догадке: выяснить это можно только за пределами прорвы.

Устроилась в углу на подушке – удобный наблюдательный пункт. Вскоре к ней подсела Нунефай.

– Скажи-ка, милая красавица, господин Хантре бессилием по мужской части не страдает? Важно это… Он ведь должен взять ее, как жену, чтобы обряд состоялся. Если какие сомнения, ты уж мне шепни, не стесняйся, мы тогда для него отвар нужный приготовим, чтобы все как надобно стояло.

– Насколько я знаю, не страдает, – сдержанно ответила Хеледика.

– Что ж, отвар я все равно приготовлю, на всякий случай. Сама видишь, до чего невеста нехороша. Ну, можно и платком рожу прикрыть, лишь бы жених свое дело сделал.

Наконец сваха отстала, и вскоре после этого Хеледика ускользнула во двор. Ночная темень накрыла деревню своей мягкой лапой, лишь кое-где в окошках тускло мерцали масляные лампы. За эти несколько дней песчаная ведьма успела освоиться с тем, что в прорве она видит в темноте хуже, чем привыкла. Зато у нее был с собой иномирский фонарь, господин Эдмар передал им с Хантре через кладовку. Никакой магии, и никакой сложной начинки, которая в Сонхи, по его словам, сразу же выходит из строя из-за магических полей. Плоский кружок величиной с ладонь, изготовленный из особого материала. Главное, держать его весь день на свету, прицепив к котомке или к поясу специальной защелкой.

Едва Хеледика вытащила фонарь из кармана, как он засиял не хуже волшебной лампы. Чтобы не привлекать внимания, прикрыла его полой куфлы. Надо побольше разузнать о том, что здесь происходит. Господин Шеро одобрил бы такой подход. Отогнав тревожные мысли – ей еще предстоит объясняться с господином Шеро за Огрызок, она решила, что все-таки сознается в том, что сделала, но об этом можно подумать и после – ведьма отправилась бродить по деревне. Полученная в Ложе шпионская выучка очень ей пригодилась.

Дом старосты нашла сразу – оттуда доносились мужские голоса, окна светились. Там вовсю идет застолье, с Хантре все в порядке. А в других домах уже спать укладываются. Ничего интересного подслушать не удалось: разговоров не столько о завтрашнем обряде, сколько о предстоящих покупках на рынке в Керете – и у одних, и у других, и у третьих. Словно жители деревни внезапно разбогатели и собираются обзавестись всевозможным добром, которое давно хотели, но не могли себе позволить. Разве у них только что миновала пора сбора урожая? Судя по тому, как выглядят поля и огороды – вроде бы нет.

На окраине белел в лунном свете матерчатый шатер, а внутри стоял новый каменный алтарь. В выемках две фигурки из свежей древесины, условно изображающие мужчину и женщину.

Хеледика все это внимательно рассмотрела, не заходя под сень шатра и ни до чего не дотрагиваясь. Буквально затылком почувствовала, что она тут не одна – и развернулась вовремя, чтобы шагнуть в сторону.

– Что ты здесь делаешь, девушка? – спросил старик с еле теплящимся фонарем в оплетке.

Откуда он взялся? Наверное, сидел за кустарником, темнеющим с другой стороны шатра.

– Хотела поклониться милостивцам Ийжу и Мусу, – нашлась Хеледика. ­– Это ведь их алтарь?

– Ихний, чей же еще.

– Какое все новое да приглядное, – заметила она с почтительным восхищением.

– Милостивцы наши любят обновки, каждые пять лет все меняем, уж так им угодно. Ты ступай-ка в дом Нунефай, нечего тут ночью ходить. Завтра утром все вместе милостивцам поклонимся. Пошли, я тебя отведу. Как ты сюда забрела?

– Вышла по нужде, да заблудилась, – бесхитростным тоном ответила девушка. – В какую сторону идти, не поймешь в потемках. Это милостивцы ваши меня к своему алтарю вывели.

Старик что-то осуждающе проворчал, но ругать ее не стал. Проводил до дома, и после этого деревенские женщины глаз с нее не спускали. Устроили спать на тюфяке на полу, и до утра у чутко дремавшей Хеледики не пропадало ощущение, что ее стерегут.

Заснуть по-настоящему не рискнула. Вроде бы ничего им с Хантре не угрожает, и ситуация понятная, и в разговоре с Нунефай она упомянула о том, что господин Тейзург ждет от них вестей, в случае чего пошлет на поиски наемных солдат, поэтому нельзя им в прорве задерживаться – сваха понятливо покивала и в который раз заверила, что никто их тут не задержит, лишь бы с обрядом выручили.

Нет оснований для беспокойства, а все равно что-то слегка царапает. Как будто что-то не так. Возможно, ей просто кажется? В Мезре ей тоже все казалось и казалось, а потом выяснилось, что и впрямь дела плохи.

Она лежала, как неподвижный песок под луной, слушая дыхание и похрапывание спящих женщин, зудение мошкары, стрекот цикад за окном. Кто-то начал тихонько всхлипывать – в том углу, где уложили Омлахарисият. Потом послышалось утешающее воркование Нунефай, и девушка умолкла.

Дождаться рассвета. И до полудня отсюда уйти. Это же прорва, тут не может быть никаких магических ловушек.

На растянувшемся до полуночи застолье Хантре вначале почти не пил. Хмельной напиток, который местные гонят из кукурузы, оказался дрянным на вкус и куда крепче вина. Но после того как ему подсунули кружку травяного отвара – отследил, что налили только ему – плеснул себе в ту же посудину кукурузного пойла. С конкретной целью вызвать рвотные спазмы. Затея удалась, даже в большей степени, чем рассчитывал. И хотя желудок добросовестно избавился и от алкоголя, и от подозрительного отварчика, и заодно от всего остального выпитого-съеденного, Хантре принялся изображать пьяного.

Увидев, что жених набрался вдрызг, Руджадил, староста деревни, велел уложить его спать от греха подальше. Да и все остальные отправились на боковую: погуляли, и хватит.

Возле изголовья тюфяка ему поставили медный кувшин с кружкой. Когда проснулся незадолго до рассвета, с первого глотка понял – тот же отвар. Дальше пить не стал, потихоньку слил за окно, в котором маячила посреди чуть посветлевшей синевы ущербная луна. В комнате было душно, стоял крепкий запах пота и перегара.

– Ты чего? – сипло спросил Чирван, приподняв голову с соседнего тюфяка.

– Мне по нужде.

– Пошли.

Вернувшись в дом, Хантре потребовал воды – мол, в кувшине было на один глоток, а его сушняк мучает.

После этого уже не уснул. Лежал, пытаясь разобраться в своих ощущениях. Магии в прорве нет, но обычная человеческая интуиция осталась при нем, и что-то его настораживало. Была во всем происходящем нотка фальши – понять бы еще, где и в чем.

С первыми лучами солнца староста и его домочадцы начали просыпаться. Хантре снова попытались угостить тем же самым отваром, он заявил, что с этого питья его мутит. Сначала препирались, потом недовольный Руджадил махнул рукой, и все отправились на окраину деревни, где белел шатер.

К полотняным стенкам прицеплены букетики цветов, еще не успевшие завянуть на жаре. Вокруг собралась толпа. Вот и Хеледика, возле ее ног лежат две котомки. Значит, она предполагает убраться отсюда сразу после обряда? Правильно. Непонятно почему, но правильно.

Изобразив радостную улыбку, она помахала ему рукой и заодно сложила пальцы в условный знак: будь начеку.

Ага, ей тоже показалось, что дело нечисто.

Ответил таким же приветственным жестом.

Нарядная Нунефай вывела вперед девушку, с головы до пят укутанную в покрывало, поверх красовался венок из луговых цветов. Староста торжественно объявил Хантре и Омлахарисият мужем и женой перед лицом милостивых покровителей Ийжу и Мусу, толпа разразилась одобрительными криками.

Приглашающим жестом откинув полог шатра, сваха негромко затараторила, обращаясь к жениху:

– Личиком-то она некрасива, да в остальном не хуже других, ты ей на личико не смотри, тряпку не снимай. Возьмешь ее возле алтаря, а после как пожелаешь – или сразу вас проводим, припасов дадим в дорогу, или с нами пировать оставайтесь. И о разводе тут же объявим, все как уговорились.

Нунефай впихнула невесту в шатер, он вошел следом. Внутри мягкий полумрак – натянутое на жерди полотно просвечивало. Небольшой алтарь, как будто только вчера наспех сооруженный из кое-как обтесанного камня. Два деревянных болванчика. Тюфяк для новобрачных накрыт чистой простыней.

Омлахарисият стояла, как истукан. Хантре снял с нее венок и покрывало, положил на землю. Она была босиком, в безрукавой тунике до колен. Худенькая, чтобы не сказать истощенная. Голова и лицо наглухо замотаны платком, в щелке лишь глаза видны – затуманенные, словно время для нее остановилась.

Он сделал то, чего Нунефай категорически советовала не делать – размотал истрепанный платок с разлохмаченными краями. Лицо в нарывах, места живого не осталось. Но вряд ли это заразное – ниже подбородка кожа гладкая. Черные, как сажа, вьющиеся волосы острижены до мочек ушей и клубятся пышным облаком.

Вдруг девушка шагнула вперед и уткнулась ему в плечо – это движение застало его врасплох.

Отстранившись, заглянул ей в глаза, но там был все тот же туман застывшего мгновения.

– Ладно, – тихо сказал Хантре. – Найдем кого-нибудь, кто сможет тебе помочь.

По-ларвезийски, какая разница, Нунефай говорила, что она и по-сурийски ни слова не понимает.

Звук его голоса как будто ей понравился, и она снова прижалась к его плечу – бесхитростно и доверчиво, словно давно его знала.

Хеледика с котомками держалась позади людского сборища. Будто бы стояла расслаблено, греясь в лучах утреннего солнца, а на самом деле изнывала от напряжения. Пока не поднялась буря, песок спокоен.

Пусть силу песчаной ведьмы в прорве как отрезало, натренированная способность подмечать детали осталась при ней. Не нравились ей эти детали. Вызывали вопросы. Здесь ведь совершается традиционный священный обряд, влияющий на урожай и остальные блага, за которые отвечают Ийжу и Мусу? Но почему-то ни песнопений, ни хоровода, да и жреца не видно. Хоть один-то у них должен быть? Можно подумать, за него староста деревни Руджадил, но что-то не похож. Вдобавок жители напоминают толпу на Денежной площади в Аленде на Новый год, перед тем как король начнет бросать с балкона монеты: словно ожидают, что им что-то перепадет, и заранее радуются.

Она ни о чем не спрашивала, не выказывала удивления – и на нее не обращали внимания. А потом к ней протиснулась рассерженная Нунефай:

– Ты чего не сказала-то, что у него с этим делом не все ладно?! Я ж тебя спрашивала!

Сваха еще вчера отбросила церемонии и начала вести себя с ней, как старшая женщина с девчонкой.

– А что неладно?

– Да сидят они там рядышком и ничего больше! Уж сколько времени сидят. А он должен взять ее, как жену на брачном ложе. Отвар пить не стал, а куда он годится без отвара! Лицом красивый, да нутром немощный... Вот еще беда, какую не ждали!

– Я не знаю, чего он так, – изобразив простодушную улыбку, ответила Хеледика.

– Да платок он с нее размотал, хотя я говорила – не трожь, на личико не смотри. Если уж взялись помогать, должны помочь! Ты вот что, давай-ка залезешь к ним, да как-нибудь подсобишь. Ну, так или эдак, но чтоб он взял ее как положено. Ступай туда, и кувшинчик с отваром я тебе дам, пускай выпьет. А сумки свои тут оставь, никуда не денутся.

– Сумки мне понадобятся, – заявила Хеледика. – Я знаю, что никто не тронет, да у меня там лежит кое-что полезное – может, пригодится, как раз по этой части. Не помню, в которой лежит.

– Пошли! – раздраженно махнула рукой Нунефай.

Возле шатра сунула ей кувшин и кружку, и Хеледика ввалилась внутрь, как нагруженный багажом и угощением из буфета пассажир в вагон поезда. Кто-то опустил у нее за спиной холщовый полог.

Они и впрямь сидели рядом на тюфяке. Девушка с закрытыми глазами прислонилась к Хантре, тот одной рукой обнимал ее за плечи – ни намека на чувственность, жест защиты. Выражение лица у него было хмурое и напряженно-задумчивое, словно трудную задачу в уме решает.

– Надо отсюда сматываться, – тихо произнес он по-ларвезийски, подняв взгляд на песчаную ведьму.

– А с ней как же?

– Заберем с собой.

– Тогда нужно, чтобы ты взял ее в жены, как они требуют.

– Исключено.

– Почему? – прошептала Хеледика, присев напротив. – Мне тоже кажется, что они в чем-то темнят, но я все перебрала – и как-то ничего не сходится. По-моему, она зачарована, но навести чары на одного человека через другого в прорве невозможно. Если яд, то проще было отравить нас за ужином. Если зараза, как у нее на лице, то способ навредить слишком сложный, а до границы прорвы недалеко, выйдем отсюда – там и лекари под дланью, и магия. И господин Тейзург этого так не оставит, им тогда не жить.

– Не в этом дело.

– А в чем тогда?

– Не могу определить. Но я этого не хочу.

– Ну… бывает. Нунефай дала мне возбуждающего отвара. Иначе нам не позволят забрать ее с собой и принесут в жертву.

– Исключено, – повторил Хантре. – Как раз этого делать нельзя. Здесь у меня восприятие перекрыто, но все равно есть буквально шкурное ощущение, что так нельзя. Иначе… Как будто из-за этого что-то изменится. Если сравнивать, как будто солнце в небе потускнеет.

– По-настоящему?.. – у Хеледики мурашки по спине пробежали, таким тоном он это сказал.

Секунду-другую сосредоточенно помолчав, Хантре ответил:

– Не по-настоящему, но для нее – точно. И для меня тоже.

Все-таки он не просто видящий восемь из десяти, а бывший Страж Мира. Возможно, у него даже в прорве восприятие не полностью отказало, что-то осталось. Подумав об этом, ведьма с сожалением взглянула на Омлахарисият и согласилась:

– Тогда надо уходить. Только они ее нам не отдадут.

– Это я беру на себя. У тебя ведь есть еще одна пара обуви?

– Есть. Они подслушивают… Но я знаю, что делать.

Хеледика принялась рыться в своей котомке, приговаривая по-сурийски:

– Не беда, сейчас мы тебя приоденем – красавицей будешь! А ты пока отвернись, посмотришь на нее, когда я скажу. И сразу тебе захочется, потому что мы с ней станем одинаковые, будто бы две меня…

За полотняной стенкой Нунефай одобрительно цокнула языком.

Ведьма не очень-то рассчитывала на то, что им удастся прорваться втроем. Скорее всего, девушка обречена, но попытаться стоит. Вытащила свернутые шаровары и шнурованные парусиновые ботинки: убегать босиком и без штанов – это совсем не то, что убегать в удобной обуви и подходящей одежде.

Этой зимой в Аленде на нее напали: швырнули сгусток пламени Анхады, уничтоживший олосохарский песок, который был спрятан в том числе под стельками. Подошвы пришли в негодность, и как она ковыляла в дырявых сапожках по заснеженным закоулкам – такое нескоро забудешь. Поэтому в котомке лежали запасные ботинки: хорошо, если не пригодятся. Однако же пригодились, хоть и не для нее. Повезло, что размер ступни у них с Омлахарисият почти совпадает.

– Теперь ты нарядная, мы из тебя настоящую невесту сделали! – объявила Хеледика для тех, кто толпился снаружи. – Я тебя одела, а жених тебя разденет, давай-ка еще шарф на лицо…

Одновременно с этим она сунула за пояс стилет в ножнах и надела свою котомку, а Хантре надел свою, после чего шагнул за алтарь и полоснул ножом по задней стенке шатра.

Песчаная ведьма взяла девушку за руку. Если не захочет с ними пойти, начнет упираться – тогда никаких шансов… Но та пошла, как будто безоговорочно им доверяла.

Разумеется, они оказались лицом к лицу с жителями деревушки, обступившими шатер со всех сторон.

– С дороги! – приказал Хантре.

Люди негодующе зароптали, но тут он выдернул одну из поддерживавших полог жердей, крутанул, как боевой посох, и те попятились.

– К полю! – бросил он девушкам.

Рассчитывает оторваться, петляя в зарослях кукурузы? Хеледика решила, что это вряд ли получится, и решила воспользоваться другим путем к спасению:

– Вы смерти ищете?! Если мы послезавтра не выйдем из прорвы, господин Тейзург, князь Ляраны, пришлет сюда солдат, они тут всех вырежут!

– Уходите! – гневно крикнул Руджадил. – Никто вас не тронет, убирайтесь! Только ее оставьте!

– Обманщики бесстыжие, обещали помочь, а сами хотите беду на нас накликать! – подхватила Нунефай. – До чего же вы скверные люди, кто вашему слову поверит, тот тыщу раз слезами умоется, ворье бесчестное!

– Она уйдет с нами, – сказал Хантре, когда сваха умолкла.

– Она принадлежит деревне! – возразил староста. – Вас никто не держит, а девчонка останется для обряда. Ты мог бы ее спасти, да не пожелал, вот и не обессудь. Это будет твоя вина, что она умрет страшной смертью!

– Молодой да немощный, как столетний мул! – со злостью подхватила Нунефай.

– Лучше пропустите нас по-хорошему. Вместе с ней.

– Сказано тебе – уходи со своей девкой, никто вас тут не неволит! Обманули нас, а теперь еще и ограбить хотите?!

– У вас есть последняя возможность решить дело миром. Пропустите нас.

– А ежели вместе с ней не пропустим, тогда что сделаешь? – Руджадил сощурился, как будто отчитывал зарвавшегося мальчишку. – Чего ты бахвалишься, ты ведь на нашей земле колдовать не можешь! Парни у нас боевые, нас много, а у тебя только два ножа.

– А у меня только два ножа, – подтвердил Хантре. – И только одна голодная саламандра.

На ладонь ему выскользнула сияющая золотистым пламенем ящерка. Хеледика и забыла, что у него припрятан в рукаве такой козырь… В буквальном смысле в рукаве. Желтая саламандра – не самая опасная, ее можно прогнать с помощью заклинания или поймать в ловушку, именно желтых и красных маги чаще всего и ловят. Но только не в прорве, здесь люди перед ней беззащитны.

– Одно мое слово, и от вашей кукурузы ничего не останется. Насчет домов и сараев тоже как повезет. А мы все равно уйдем вместе с Омлахарисият, в огненном кольце.

Люди ошеломленно молчали. Потом в задних рядах начали негромко переговариваться и как будто спорить: кто-то предлагал их отпустить, другие не соглашались.

– Нет уж, перед этим ты должен взять ее на ложе, как жену, – отрезал Руджадил. – Или мы должны будем принести ее в жертву Ийжу и Мусу, и виноват в этом будешь ты! Ну, что тебе стоит сделать то, что надобно?! Отвар из наших травок тебе не повредит, полдеревни его употребляет, и никому с него худо не было, клянусь богами и псами!

– А можете поклясться богами и псами, что Ийжу и Мусу, боги-покровители вашей деревни, требуют, чтобы вы резали девушек на их алтаре? – вмешалась в разговор Хеледика.

– Клянусь богами и псами, если он не возьмет Омлахарисият в жены, мы должны вспороть ей живот на алтаре Ийжу и Мусу! – выпалила Нунефай.

«Ну что, довольна, дрянь ты этакая?!» – читалась у нее на лице.

– Не так! Поклянитесь, что боги-покровители вашей деревни требуют, чтобы на их алтаре резали девушек – в точности, как я сказала, – уставившись ей в глаза, потребовала ученица Шеро Крелдона.

– Клянусь! – выплюнула сваха.

– Богами и псами? – уточнила песчаная ведьма. – В том, что Ийжу и Мусу – боги-покровители вашей деревни, и у вас с давних пор заведено каждый год резать людей на их алтаре? Клянешься именно в этом богами и псами?

– Да много для тебя чести! – взвизгнула побагровевшая Нунефай. – Чтоб я за тобой, соплячкой бесстыжей, глупости повторяла, да еще и священной клятвой тебе клялась!

– Тогда сойдет и кто-нибудь другой. Кто из вас готов поклясться в этом богами и псами – произнести слово в слово, как я сказала?

Повисло тяжелое молчание. Люди смотрели угрюмо, у Руджадила ходили желваки. Из задних рядов донеслось горестное:

– Да зря мы…

– Это точно, что зря, – бросил Хантре. – Не знаю, зачем вам это понадобилось, но для вас дешевле обойдется отпустить нас. Иначе сейчас все тут полыхнет.

– Не дешевле! – Нунефай плюнула ему под ноги. – Да будьте вы прокляты!

– Забери себе! – яростно прошипела в ответ песчаная ведьма.

В прорве она не могла использовать отражающее заклятье, но вложила в сказанное столько воли, что женщина отшатнулась, словно получив оплеуху. Волевой импульс иной раз работает не хуже магии.

Хантре что-то тихо произнес, обращаясь к саламандре – стихийные существа понимают людскую речь – и ящерка, сверкнув золотистым бликом, спрыгнула на землю. Трава вспыхнула, люди шарахнулись в стороны.

– Идем! – он потащил за собой обеих девушек, отступая к полю.

Шатер охватило пламя, затрещал составленный из жердей каркас. В толпе поднялся крик: одни в панике взывали к Кадаху-Радетелю, защитнику нажитого добра, другие поносили окаянных гостей, которые оказались хуже демонов Хиалы, третьи ругались между собой, да еще в чем-то обвиняли Руджадила и Нунефай.

Так я и думала, хмыкнула про себя Хеледика.

Через несколько мгновений огонь погас, а саламандра вновь запрыгнула к Хантре на ладонь. Пахло гарью, от шатра осталось одно воспоминание. Посреди пепелища торчал почернелый закопченный алтарь, деревянные фигурки Ийжу и Мусу сгорели дотла.

– Если кто-нибудь захочет нам помешать, второй пожар уничтожит кукурузное поле, третий – ваши дома. Руджадил, ты бы послушал тех, кто говорит, что зря вы это затеяли.

Староста глядел мрачнее тучи, но не проронил ни слова.

– Уходите вместе с ней, только ничего не жгите! – ответил вместо него дряхлый старик, обеими руками опиравшийся на клюку. – И не серчайте, они не со зла…

Закашлялся, не договорив – то ли от едкой гари, то ли решил не выбалтывать лишнего.

– Если нам вдогонку что-нибудь прилетит, саламандра устроит большой пожар и не станет гасить пламя, как в этот раз, – предупредил Хантре. – Не важно, в кого из нас вы будете целиться и в кого попадете. Если не хотите большой беды, остановите тех, кто заодно с Руджадилом и Нунефай.

Ругань в толпе вспыхнула с новой силой.

Обогнув деревню, трое беглецов направились в ту сторону, где находилась граница Кукурузной Прорвы. Солнце нещадно пекло, распластавшаяся на плече у Хантре саламандра в его лучах казалась почти прозрачной: не присмотришься – не заметишь. Хеледика держала за руку Омлахарисият, та послушно шагала с ней рядом.

Ему давно не было так хреново. Даже весной в Аленде, когда там заправлял «Властелин Сонхи». Там он ничего не мог сделать против разгулявшихся подонков, а тут сам чуть не поступил, как подонок.

Он и в самом деле готов был спалить деревню, если им не позволят забрать с собой Омлахарисият. Хорошо, что у местных хватило ума пойти на компромисс.

Человеческие жертвоприношения – последняя дрянь, а если человек при этом испытывает страдания – дрянь втройне. Девушку собирались убить мучительным способом, нельзя было ее там оставлять.

Выполнить их требование, взять ее в жены? Тоже нельзя.

Не смог бы объяснить, в чем дело. Когда сказал насчет потускневшего солнца, это был не вычурный оборот, а попытка выразить свои ощущения хотя бы через метафору. У Эдмара получилось бы лучше, постоянно практикуется.

Но он знал наверняка, что если бы поддался на уговоры, выпил бы этот чертов отвар и сделал то, чего они так настойчиво добивались, солнце действительно потускнело бы. Как будто распахнула зев мутная трясина, где по определению не бывает солнца – он ощущал это позвоночником, костями, кровью, буквально на телесном уровне, как и сказал Хеледике.

Я бы после этого не захотел жить дальше.

Почему?.. Этого тоже не мог объяснить. И пусть он поступил хреново, любой другой из предложенных вариантов был бы еще хреновей. Чувствовал это хребтом, спинным мозгом, а в чем подвох, никак разобраться не мог.

Его лихорадило, несмотря на полуденный зной и на тепло, исходившее от Риии, которая так и сидела у него на плече.

– Тебя знобит? – спросила Хеледика.

– Пройдет.

– Пока я ее переодевала, налила во флакон немного этого питья из кувшина. Потом проверим, что за зелье.

– Ага.

– Околдована она или нет, смогу сказать, когда выйдем из прорвы. Выйти надо как можно скорее, за нами идут – Руджадил, Чирван и еще двое.

Перед этим песчаная ведьма приотстала, чтобы оглядеть окрестности в бинокль, а потом бегом догнала Хантре и Омлахарисият.

– Вопрос, на что они рассчитывают, если с нами саламандра.

– Возможно, кто-то из них и есть заказчик, и возможно, он тоже маг. Непонятная история… Как думаешь, она не может нести в себе «ведьмину мясорубку»?

– Вот это не исключено. Буду в готовности.

– В прорве «мясорубка» не сработает, но если расчет на то, что ты переспишь с ней, а потом заберешь с собой… Хотя тогда непонятно, зачем нужно было, чтобы ты во что бы то ни стало с ней переспал. «Мясорубки» активируются не так.

– Может, в этот раз закляли на такую активацию?

– Как только выйдем, я смогу определить, есть ли «мясорубка». Хорошо, что на ней мои ботинки с песком под стельками – это поможет мне ее контролировать.

Пока обсуждали этот вопрос, он более-менее успокоился, даже озноб начал утихать. Все нормально. Он не сделал ничего непоправимого. И не спалил эту чертову деревню. Но ведь мог?

Часы у всех четверых шли по-разному. У Горвена и Робровена спешили, у Правурта отставали, у Хенги и вовсе остановились.

Провизия закончилась. Питались съедобными кореньями и плодами, улитками, мелкой дичью, которая изредка попадалась – возможно, шныряла туда-сюда сквозь барьер, отделявший зачарованное место от остальных джунглей. Это подталкивало к выводу, что ловушка рассчитана не на любую живность, только на людей.

Обезьян тут, хвала богам, не было: неведомая сила, поймавшая амулетчиков, хотя бы в этом проявила милосердие. Хотя Робровен высказался, что не милосердие это, а подлый расчет, чтоб они поскорее совсем оголодали, потому что в обезьяне мяса побольше, чем в улитке или ящерице.

Пили из ручья, перед тем опустив в кружку с водой «Чистую каплю» и сосчитав до десяти. Правурт даже приспособился с помощью «Огнедела» варить в жестяных кружках супчик из улиток с мелко нарезанным бурым луком, жгучим и горьким, зато полезным. Тропический бурый лук используют для лекарственных снадобий, просто так не едят, но выбирать не приходилось.

Очертив защитный круг, измученная четверка устроилась на ночлег посреди душной темноты. Все на той же прогалине, в который раз сюда вернулись, проблуждав весь день в поисках выхода. У каждого был «Луногляд», позволявший видеть бледные, как в лунном свете, лица товарищей, стволы деревьев, извивы лиан, словно вырезанные из темной бумаги листья на ближайших ветках.

Может, они уже умерли, сами того не зная, и неприкаянно бродят по тропам серых пределов? Хенга подозревала, что не у нее одной закрадывалась такая мысль. Но это истерика и первый шажок к безумию, масса признаков указывает на то, что они живы. Пока еще живы.

Сидели в угрюмом молчании, допивая остатки теплой воды из кружек. Последнюю щепотку чайной заварки израсходовали позавчера.

– Крупная зверюга! – внезапно оживился Робровен. ­­– Гляньте туда, только не спугните.

Остальные повернули головы: венценосная ящерица с муаровым рисунком на спинке глядела на них, распластавшись на замшелой коряге. Длиной в локоть. Если такую запечь, каждому достанется порция с куриную ножку.

– Еще одна, – шепнул Правурт. – Эта покрупнее будет…

– Да их тут много, – заметил Робровен, теперь уже скорее с опаской, чем обрадовано. – Откуда взялись… Сожрать нас хотят?

Рептилии окружили стоянку со всех сторон. Сколько их – несколько десятков?

– Щиты! – скомандовал Горвен, и после того как все активировали «Незримые щиты», добавил: – Жрут они насекомых, на человека не нападают. Теоретически. Но эти ведут себя странно.

Люди поднялись на ноги. Венценосные ящерицы считаются любимицами Зерл, их нередко изображают в ее храмах. Однако это не исключает того, что маг или демон может взять животных под контроль и использовать в своих целях.

Происходило нечто непонятное, но наконец хоть что-то начало происходить.

Их прогалину как будто накрыло стеклянным колпаком. Возникло ощущение, что пространство сжалось до размеров небольшого зала, вдобавок все лесные звуки как отрезало. Абсолютная тишина, каждый из амулетчиков улавливал только дыхание товарищей. А потом послышался легкий шорох, и из темноты выступила еще одна венценосная ящерица – величиной с лошадь, от кожистого гребешка у нее на голове исходило сияние. Остановилась, глядя на людей, и в следующее мгновение ее голова превратилась в человеческую, вместо гребня рептилии – золотой обруч, усыпанный мерцающими самоцветами.

Лицо танцовщицы из «Несокрушимых столов». Грива черных волос с единственной рыжей прядью – в криффской харчевне этой пряди то ли не было, то ли она не бросалась в глаза, иначе хоть у кого-нибудь закралась бы догадка – ниспадала почти до земли.

Не просигналил ни один из амулетов, предупреждающих о присутствии демонов, нежити или волшебного народца. На сонхийских богов эти амулеты не реагируют.

Горвен первым преодолел оцепенение и низко поклонился, подавая пример остальным, после чего спросил:

– Чем мы тебя прогневали, Госпожа Зерл?

– Чем обычно, – и голос тот же, что Хенга слышала в «Несокрушимых столах». – Глупостью человеческой.

– Прошу указать, Неотступная Госпожа, в чем мы проявили глупость, и как можем исправить свой промах, чтобы снискать твою милость? – почтительно и дипломатично осведомился старший в четверке.

– Отдайте.

– Что мы должны отдать тебе, Госпожа?

– Захваченную вами душу воина.

– Госпожа, мы охотимся на увхо, и все, кого мы захватили, нападали на людей, – ответил Горвен, в то время как стоявшая рядом с ним Хенга взмокла от напряжения. – Возможно ли, что мы допустили ошибку?

– Этот не нападал, а защищал. Призрачный телохранитель, а вы приняли его за увхо, – богиня с лицом цвета бронзы слегка улыбнулась. – Отдайте мне эту сущность, и сможете отсюда уйти.

– От себя и от имени всех своих подчиненных прошу прощения за ошибку, – старший вновь согнулся в низком поклоне, и вслед за ним Хенга, Правурт и Робровен.

Выпрямившись, Горвен спросил:

– Прошу подсказать, милостивая Госпожа, у кого из нас находится нужный артефакт?

– У нее.

– Хенга, доставай все что есть. И надо будет еще определить, в котором из кристаллов...

– Я увижу, в котором, – Зерл опять поощрительно улыбнулась ему, после чего добавила: – Если бы вы приняли к сведению мои предыдущие подсказки…

Амулетчица торопливо повытаскивала из кармашков свою добычу.

– Вот он, – Неотступная всего на миг удостоила ее взглядом и ловко подцепила когтем, будто отлитым из золота, одну из подвесок.

Остальные Хенга выронила, пальцы тряслись. Ничего, потом она соберет их. Какая же она дура…

Богиня-ящерица с женской головой стояла на трех лапах, а четвертую, с покачивающимся на цепочке кристаллом, подняла на уровень своего лица.

– Ты согласен стать моим сыном?

Должно быть, пленник ловчего артефакта что-то ответил, потому что Зерл спросила:

– Искупить вину?.. Судя по тому, что я вижу, ты давно все искупил, пора начинать новую жизнь. У тебя будет хорошая жизнь, вот увидишь… Что?.. Нет, я не враждую с Творцом, и ты не станешь отступником… Вот как?.. В это я не могу вмешиваться, не спрашивай почему… Посмотрим, как будут развиваться события… Для того чтобы на что-то повлиять, тебе нужно переродиться в мире живых, и я тебе предлагаю наилучший вариант!

Она закинула кристалл в рот и через секунду выплюнула, словно вишневую косточку. Артефакт упал возле ботинка Хенги. Прозрачный, как бесцветное стекло – значит, пойманного духа внутри уже нет, он теперь по чреве у Неотступной.

– Госпожа… – тихо вымолвила амулетчица. – Прости…

Тело как будто одеревенело. Даже поклониться, как подобает, не смогла.

Зерл взглянула на нее сверху вниз.

– Я трижды давала тебе шанс. А теперь, если хочешь заслужить мою милость, приходи в монастырь Золотых Ящериц – одна, пешком, и по дороге постарайся понять хотя бы на полушку больше того, что понимаешь сейчас.

Сказав это, ящерица с женской головой скользнула в ночные заросли, и остальные рептилии исчезли вслед за ней.

– Звезды видны, – заметил после паузы Горвен, поглядев на небо. – Завтра отсюда выберемся, а сейчас ночуем.

Так ведь не бывает?.. Все произошедшее казалось Хенге сном. И не только ей, остальным тоже. Но в траве валялись ловчие артефакты, а чуть в стороне еще один, с бесцветным кристаллом – единственное доказательство того, что это не сон.

На западной границе Кукурузной Прорвы изгороди не было. Пересекли невидимую черту – и восприятие враз изменилось. Хантре невольно стиснул зубы, ощутив отдаленный ментальный шум, от которого отдыхал несколько дней.

– Омлахарисият зачарована, – минуту спустя сообщила Хеледика. – Она в этих чарах, как в паучьем коконе, нужно их распутать, я потом попробую. И никакой «мясорубки» у нее нет. Нас догоняют. Наверняка среди них маг или амулетчик, приготовься.

– Я готов, – отозвался Хантре, одновременно отправив мыслевесть Тейзургу.

«Я рад, что ты внял моему предупреждению, – довольно промурлыкал собеседник. – Иной раз доброе слово способно творить чудеса, даже без пистолета. В особенности, если это мое доброе слово».

«При чем тут бартогские пистолеты?»

«Да ни при чем, просто так. Где вы находитесь?».

Вытащив из поясной сумки «Навигатор Унца», Хантре сообщил координаты.

«Ближайший к вам город – Керет, двенадцать-тринадцать шабов на юго-юго-запад. Так себе дыра, но там рынок, и оттуда во все стороны ходят караваны. У меня там кое-кто есть, отправлю вам навстречу».

«У нас на хвосте погоня».

«Кто? По моим данным, из Шибевата за вами никого не посылали. Если осведомители ввели меня в заблуждение, они, надеюсь, понимают, что с ними будет...»

«Не оттуда. Это местные, из прорвы. И с ними кто-то еще. Потом расскажу, сейчас некогда».

«Ты везде найдешь приключений, даже если послать тебя в лавку за хлебом. Сколько их?»

«Четверо. Я справлюсь. Они уже близко».

Преследователи догоняли. Тоже пешие – лошадей в деревне не держали, а ишаков эти четверо с собой не взяли. Интересно, почему? Побоялись, что животных что-то напугает, и те сбегут?

Руджадил и Чирван. С ними еще двое в низко надвинутых шляпах – у одного с залихватским пером, у другого опоясывающая тулью лента сверкает стекляшками, и в придачу куфла так и переливается бисером. Нунефай, сменившая юбку на шаровары? Не она, вдобавок не разобрать, женщина это или мужчина.

В деревне Хантре этих двоих не видел. Старались не попадаться на глаза? Скорее всего.

– Ведьма, – тихо сказала Хеледика, после того как он передал ей бинокль. – Стекольная. Ее зовут Ламенга Эрзевальд. Она в розыске, весной в Аленде сотрудничала с Лормой и Мулмонгом. С пером не пойму кто, вроде бы его портрет я тоже видела среди тех, кого разыскивает Ложа. Ламенга сильная ведьма, но я сильнее.

– Знаю о ней. Это она тогда поймала нас в Жафеньяле по заказу Ктармы.

– На что они рассчитывают? – в раздумье произнесла девушка. – На что-то ведь рассчитывают, раз увязались за нами.

Хантре взглянул на Омлахарисият. Та безучастно стояла рядом, и выражение ее покрытого болячками лица нельзя было назвать ни пустым, ни осмысленным – просто юное человеческое лицо в застывшем мгновении. Вновь ощутил отголосок прежнего озноба: хорошо, что они избежали… Чего?.. Насчет этого так и не прояснилось, но если б не избежали, дальше было бы совсем плохо. Для обоих. Главная опасность позади, а теперь нужно доставить ее туда, где ей смогут помочь.

– Ламенгу я беру на себя, – деловито предупредила Хеледика. – У нее стекляшки, у меня песок.

– Возможно, у нее есть что-то еще.

– Вряд ли оно сильнее песка великой пустыни.

Погоня приближалась. Стекольная ведьма держала предмет, похожий на всклокоченную меховую муфту. Ловушка для саламандры? Риии лучше не выпускать, для нее это добром не кончится.

– Уважаемые, вы нас ограбили! – издали крикнул запыхавшийся от быстрой ходьбы Руджадил. – Верните то, что беззаконно присвоили, больше нам ничего не нужно! Мы честные люди, не разбойники!

– Если вы про кукурузные лепешки, мы их уже съели по дороге! – крикнул в ответ Хантре.

– Верните нам девушку! Мы ее купили в Керете, а вы взяли да увели с собой! Если вам нужна прислуга, сами на рынке покупайте, зачем же нас обижать? Отплатили за гостеприимство, пусть вам будет совестно!

– А вам убивать людей не совестно? – спросила Хеледика.

– Мы уже все решили по-хорошему, нашелся для нее жених. Богами и псами клянусь, мы не принесем ее в жертву на алтаре Ийжу и Мусу! Верните ее нам.

– Конечно, не принесете, потому что нет никаких Ийжу и Мусу. Для чего вам понадобилось это представление?

Староста еще больше побагровел и слегка дернул подбородком, словно хотел взглянуть на шагавшего рядом мужчину, но удержался. Не в курсе он, для чего. Ему за это заплатили, и не его ума дело, какую цель преследуют наниматели.

Обладатель шляпы с пером определенно не был сурийцем, несмотря на характерно подстриженную темную бородку. Военная выправка, немолод, взгляд из-под полей оценивающий, бывалый. Как будто не маг, но у него мощные амулеты.

– Капитан Начелдон? – обратилась к нему Хеледика по-ларвезийски. – Бывший капитан Начелдон, заочно разжалованный за предательство и сговор с врагами.

Сердце на миг сбилось с ритма, когда она назвала эту сомнительную личность по имени. Капитану Начелдону что-то известно о заснеженной тропе. Кто-то однажды об этом сказал... Но кто и когда, Хантре никак не мог вспомнить, да и не важно, потому что в Сонхи он дома, вдобавок не до того сейчас.

– Я, милая барышня, отставной капитан, и в отставку вышел давненько, после того как честно отслужил в колониях, – отозвался тот, кого изобличили, тоже на чистейшем ларвезийском. – В чем меня обвиняют, пусть сначала докажут.

– Обвиняют вас в том, что сейчас вы служите вурване Лорме, и доказательства у Ложи есть.

– Да что вы говорите, милая барышня, про Накопители-то небось знаете правду? Не судите других, не поглядевши на тех, кому служите сами. Тоже ведь продались с потрохами за шкурную выгоду.

– На государственной службе люди разные, есть хорошие, есть недостойные, я видела тех и других. Но вы-то на побегушках у кровопийцы, которая только и делает, что убивает людей, и при этом старается причинить им побольше страданий. Милый разжалованный капитан.

Последние слова Хеледика произнесла в точности с той же интонацией, с какой Начелдон называл ее «милой барышней». Мужчине это не понравилось, его взгляд потяжелел – словно сейчас пустит в ходу кулаки. Однако же он ничего больше не сказал и не двинулся с места.

Руджадил заметно нервничал, выглядел недовольным, на его набрякшем лице читалось «эх, зря вы меня в это втравили». Должно быть, ему наобещали, что все пройдет как по маслу, а потом щедро заплатят, но на деле получилось не так, как сулили заказчики.

Чирван переминался с ноги на ногу, дыхание сбилось, на лбу капли пота, но это не мешало ему с вожделением смотреть на Хеледику.

«Этот скоро умрет, – мелькнуло внезапной вспышкой. – И… и кажется, убью его я».

От этой мысли Хантре прошило коротким ознобом: как будто он не просто убьет, а сделает что-то запретное.

Самой невозмутимой в этой компании была стекольная ведьма Ламенга Эрзевальд. Грубоватое лицо тертой жизнью авантюристки затенено полями шляпы, мочки ушей оттягивают серьги – грозди красных бусин. Ей дает силу цветное стекло – желтое, красное, зеленое, коричневое, и она запаслась им с лихвой: лента на шляпе усыпана стразами, куфла и штаны расшиты стеклярусом, наверняка есть и в потайных карманах. Этого достаточно, чтобы она могла схлестнуться в поединке с сильным магом. А он сейчас не настолько силен, как до нангерских приключений. Зато с ним песчаная ведьма.

– Сударь, отдайте нам эту девушку, – голос Ламенги звучал миролюбиво и рассудительно. – Жениться не захотели, так зачем она вам?

– Доставлю ее туда, где ей окажут помощь.

– Мы сами о ней позаботимся. А ежели хотите ее забрать, женитесь, как вам раньше было предложено.

– Зачем?

– Что вам за интерес до чужих житейских дел? Попросили вас выручить деревню, вы не захотели – что ж, всяк сам себе хозяин. Разойдемся в разные стороны, только девушку отдайте, а то нехорошо получается.

– Так она тоже себе хозяйка. Сейчас она зачарована, и мы собираемся решить эту проблему, – он сумел произнести это ровным голосом, несмотря на проходящие по хребту волны дрожи.

– Сударь, мы в Суринани, в этих краях которые невольники, те себе не хозяева. Езжайте в просвещенную страну и там об этих материях толкуйте, а здесь вас не поймут. Для них дурная собой девушка – грошовый товар, и ничего не попишешь.

– А если она грошовый товар, что вы так распереживались? – вмешалась Хеледика. – Давайте, мы за нее заплатим, и вы от нас отвяжетесь. Сколько там грошей вы потратили?

Эдмар еще до Шибевата передал им через кладовку денег. Но если бы все решалось так просто…

– Мы сами готовы вам заплатить, – с напором, как рыночная торговка, возразила стекольная ведьма. – Нам лишь бы уладить это дельце полюбовно да разойтись, нет же вы уперлись… Какая сумма отступного вас устроит? Чирван, доставай кошель.

Чирван шагнул вперед косолапо и нетвердо, словно у него колени тряслись, и сунул руку в висевшую через плечо сумку с истрепанной бахромой.

Уловив опасность – не оттуда, откуда ждал – Хантре успел выставить магический щит, и тут стекляшки на шляпе Ламенги все разом сверкнули, да так, что его буквально ослепило.

Щит прорвало насквозь, и в следующий момент он истаял. Или, скорее, полыхнул и сгорел в мгновение ока. Рядом вскрикнула Хеледика.

Перед глазами плавали цветные круги, Риии уцепилась крохотными коготками за правую лопатку и как будто пыталась что-то ему сказать… Ага, понял: это пламя ей неподвластно.

– Они использовали огонь Анхады, – с холодной яростью бросила песчаная ведьма. – Мой песок пропал. Надеетесь, это сойдет вам с рук?

– Не всегда же, милая барышня, на вашей улице музыка да гульба, – с торжеством отозвался капитан Начелдон.

Плохо. Олосохарский песок уничтожен пламенем, добытым из огненной реки Нижнего мира, а без него песчаная ведьма за пределами великой пустыни колдовать не может. Сейчас она обыкновенная девушка без магических способностей, и если раньше они вдвоем защищали Омлахарисият, то теперь он должен в одиночку защитить двоих.

Несмотря на резь в глазах, Хантре сумел кое-что разглядеть. На земле валялся небольшой глиняный сосуд с треснувшим горлышком – видимо, его-то и достал из сумки Чирван, сорвал печать, швырнул в Хеледику. Та стояла рядом с Омлахарисият, и песок под стельками второй пары обуви тоже выгорел, превратился в стеклянистое крошево. Подвластно ли это крошево стекольной ведьме? Если оттенок желтоватый, то подвластно.

Пламень Анхады почти не оставляет ожогов, зато магию изводит без остатка. Те материальные предметы, которые содержали в себе что-либо волшебное, тоже могут частично пострадать.

Зрение кое-как сфокусировалось, и он увидел, что одежда обеих девушек превратилась в лохмотья, парусиновые ботинки тоже в плачевном состоянии. Капитан Начелдон глядел на них со злорадной ухмылкой, Руджадил – с явным облегчением: все ж таки сила на стороне его нанимателей. Чирван жадно уставился на Хеледику, разве что руки к ней не тянул.

– Сами видите, сударь, не выиграть вам эту партию, – Ламенга говорила сдержанным тоном, как будто давая понять, что совсем уж рассориться она не желает (а то мало ли, как в дальнейшем все повернется). – Омлахарисият мы заберем.

Она не только ослепила его вспышкой, заодно еще и навела какие-то чары, из-за которых он чувствовал себя оглушенным. Применить сейчас боевое заклятье или, на худой конец, просто ударить импульсом – все равно, что поднять онемелыми руками тяжелую гирю. Не получится. Прямо сейчас не получится. Сколько ему понадобится времени, чтобы прийти в себя – час, полтора часа?

Зачарованная девушка шатко двинулась вперед: стекло под стельками ее рваных ботинок по велению ведьмы заставляло ее переставлять ноги, как марионетку. Хеледика схватила ее за руку, а Чирван воспользовался поводом, чтобы схватить Хеледику.

Он шагнул вбок, заходя парню за спину. Оглушило его только в магическом смысле, двигаться он мог с нормальной для себя скоростью. Глаза болели и слезились, но это не помеха.

Ламенга не придала значения его маневру. Тем лучше, если противник отвлечется на потасовку, не имеющую отношения к предмету спора.

– Отпусти ее.

Ощутив лезвие ножа у горла, Чирван выпустил песчаную ведьму. Хантре отступил, рванув его за собой, а потом одним ударом рассек сонную артерию и негромко, но внятно произнес четыре слова.

Он действовал, как автомат. Выполнял программу, которую сам же и составил, на время отключив свои обычные чувства и реакции. Вернее, эту программу выполняла так называемая Черная Вдова – одна из его «малых личностей», или «малых сущностей». Когда-то сформировал ее, потому что было очень нужно, но это было еще до Сонхи, и он давно о ней забыл. А сейчас вспомнил, потому что другого выхода не осталось.

Ламенга оторопела. Потрясенный Руджадил застыл, как истукан. Начелдон вытаращил глаза и сделал осторожный шажок назад.

Одна Хеледика не растерялась: вцепилась в Омлахарисият и поволокла ее за собой, через мгновение обе оказались за спиной у Хантре.

Ее отпустили без проволочек. Как выяснилось, группа Горвена заблудилась неподалеку от Сузейма – городка, до которого добрались на следующий день. Поскольку «Ментальные почтальоны» вновь заработали, Горвен еще в пути связался с кураторами и доложил о происшествии, а те связались с абенгартским начальством. Амулетчица-службистка, прогневавшая Неотступную – это чревато возможными проблемами при выполнении заданий, так что Хенге было предписано совершить паломничество в монастырь Золотых Ящериц и «уладить этот вопрос».

Разрешили взять с собой стандартный арсенал, необходимый для выживания в джунглях. Еще и Горвен кое-чем с ней поделился, вдобавок засыпал наставлениями – лишь бы ничего не забыть и в нужный момент вспомнить.

Остаток дня в гостиничной хижине с окном на лягушачий пруд Хенга потратила на то, чтобы покрасить волосы. На висках опять пробилась седина, и пробор как будто солью посыпали: сразу видно, что вовсе она не рыжая. Зато нынешней покраски хватит надолго. В одной из деревушек, избавленных от увхо, ей подарили корешок бугги. С полмизинца, на один раз.

Бугга – редкое тропическое растение с магическими свойствами. Используется для приготовления некоторых снадобий, а если ее корень истереть в кашицу и смешать с краской, волосяные луковицы на полгода «уснут», и в течение этого времени волосы расти не будут. В странах просвещенного мира корень бугги продают на вес золота.

Под музыкальные рулады лягушек Хенга расставила на дощатом столе тазы и котелки, подогрела воду «Огнеделом». Последний вечер ее цивилизованной жизни. Относительно цивилизованной, с поправкой на Черугду. В паломничество она отправится завтра утром.

Абенгартское начальство прислало распоряжение с формулировкой «амулетчице Хенгеде Кренглиц надлежит принять наказание», но Хенга подозревала, что все немного не так, как может показаться со стороны.

Если бы Зерл отвернулась от нее, ничего не сказав, если бы никуда не позвала – это было бы наказание. А вместо этого Неотступная дала ей еще один шанс. В четвертый раз.

«Можно ли считать, что я уже кое-что поняла?» – подумала Хенга, прилаживая на столе складное зеркальце.

Ответом ей были лягушачьи рулады за окном.

Она пришла.

Да Хантре и не сомневался, что она явится на зов, хотя бы из любопытства.

– Не бойся, – донесся шепот песчаной ведьмы. – И не смотри туда.

– Как это мило и неожиданно, – Харменгера приветственно ухмыльнулась, показав клыки (левый с обломанным кончиком – раз не восстановился, значит, повреждение она получила в драке с серьезным противником). – Знала бы, побилась бы об заклад с Золотоглазым.

– Мне нужна твоя помощь.

– Сначала угости даму, как обещал, – она игриво подмигнула, в ее глазах без радужки и белков клубилась полуночная тьма. – Это неприличная дама сразу сделает все, о чем ни попросишь, а приличную ты первым делом напои чем-нибудь горячительным!

Легко подхватив тело Чирвана, она припала к ране.

– Нечем крыть, – выдавила, опомнившись, Ламенга. – Уходим!

Ей пришлось встряхнуть Начелдона за шиворот – тот заворожено вытаращился на демона, даже слегка подался вперед, пусть и с выражением смертного ужаса на лице. Совсем как Дирвен в долине Нетопыря. На княгине Хиалы ничего не было, не считая сапог на золотых каблуках-шпильках. Одежду ей заменяли ветвящиеся по мертвенно-синей коже извилистые узоры, как будто нанесенные черной тушью.

Стекольная ведьма с подельником пустились наутек, бросив Руджадила на произвол судьбы. Должно быть, у них были артефакты вроде «Скоробега» – вряд ли Хантре догнал бы их, даже в облике.

Корежить его будет потом. Сейчас главное – доставить в безопасное место Хеледику и Омлахарисият.

– А ты оказался шкатулкой с двойным дном, – отшвырнув труп и слизнув размазанную вокруг рта кровь длинным черным языком, снова ухмыльнулась демоница. – Не ожидала от тебя… А уж они-то как не ожидали! Этот, которого я выпила, еще и магом оказался, вдвойне приятно. Ты учуял, что от них так и несет эманациями Вуагобу?

– Не заметил. Но они связаны с Лормой, Вуагобу ее союзник.

Возможно, стекольная ведьма применила какую-то уловку, чтоб это скрыть? Люди Лормы хорошо подготовилась, ничего не упустили… И вопрос, какую цель они преследовали, так и остался без ответа.

– Тебе надо, чтобы я изловила их до того, как ведьма откроет Врата Хиалы?

– Не до них сейчас. Сможешь забрать отсюда нас троих и по дороге отбиться от Вуагобу?

– Отобьемся. В особенности если одолжишь мне немного своей крови – жало смазать. Будет для Вуагобу сюрприз, обожаю такие сюрпризы.

– Бери сколько нужно. При условии, что я не потеряю сознание.

– Чуть-чуть хватит. В Лярану?

Замешкался с ответом. Встретиться с Эдмаром – после того, что он только что сделал – и выслушивать все, что у Эдмара найдется сказать по этому поводу? Вот уж точно не суди других…

– А в Аленду можно? – тихонько спросила Хеледика, тронув его за руку. – Там госпожа Зинта и господин Шеро, я думаю, они сумеют помочь Омлахарисият.

– В Аленду.

– Не желаешь объясняться с Золотоглазым? – понимающе усмехнулась демоница.

Промолчал. Вытер нож о штанину, полоснул по запястью.

– Ж-ж-жется… – прошипела Харменгера, когда он окропил своей кровью ее хлыстоподобный скорпионий хвост с жалом на конце. – Но вполне выносимо. Для меня выносимо, а Вуагобу придется худо. Он даже среди нас последнее отребье. Разница между мной и Вуагобу намного больше, чем разница между мной и такими, как ты. И знаешь, откуда он взялся? Сгустился и вылепился из людских побуждений, эмоций, потребностей определенного толка – это люди его создали и раскормили, как тебе результат?

Он криво усмехнулся. Что тут скажешь? Но демоница и не ждала ответа. Искоса взглянув на девушек – побледневшая Хеледика обнимала за плечи Омлахарисият – она поинтересовалась:

– Ты умеешь закольцовку? Энергетическую закольцовку? Когда мы окажемся там, – кивок на призрачную арку, за которой зыбилась тошнотворно-переливчатая муть, – я рядом со смертными не смогу себя контролировать, против своей природы не попрешь. Но если я буду тянуть жизненную силу у тебя, а ты у меня, все останутся довольны. Сумеешь?

– Попробую. Бери только у меня. Постараюсь войти в закольцовку.

– М-да, обнадежил… Это как переплыть речку за компанию с кем-то, кто не умеет плавать. Тейзург не простит, если я тебя сожру.

– Меня не так просто сожрать. Главное, бери только у меня, не у них.

– Я не против. Говорят, твоя жизненная сила на вкус восхитительна. И поскольку есть вероятность стычки с Вуагобу, я приму свой истинный облик. Шкура у меня жесткая, комфортного путешествия не обещаю.

– Не страшно. Идем.

– Подождите, я завяжу глаза Омлахарисият, – попросила песчаная ведьма.

– И себе завяжи, – посоветовала Харменгера.

– Я буду смотреть, – не согласилась девушка.

Когда все приготовились, демоница велела:

– Теперь возьми их за руки и не отпускай.

В следующее мгновение на том месте, где она стояла, взметнулся черно-синий смерч высотой с двухэтажный дом.