Дороги богов и демонов

Часть первая МЫ С ПРИЯТЕЛЕМ ВДВОЕМ…

Аэродром неизвестного расположения

Местная дата не установлена

Местное время 23:34

Двое играли в мяч.

На ночном летном поле, меж стоянок мертвых самолетов с неразличимыми во тьме опознавательными знаками двое играли, как играют в детстве, пасуя друг другу руками и ногами светящийся зеленый шар с волейбольный мяч. Вот он беззвучно ударился о борт гигантского стратегического бомбардировщика, отскочил под ноги одного из играющих. Тот нагнулся, коснулся шара ладонью сверху. Мяч странным образом прилип к ладони и поднялся вместе с ней. Ладонь повернулась — теперь шар уютно лежал на ней. Он засветился сильнее. Превратился в полупрозрачный глобус планеты с голубой дымкой атмосферы.

Второй приблизился, и шар осветил его руку с вытянутыми пальцами. Но он не успел погладить глобус. Звенящий удар прокатился в пустом воздухе.

Секунда — и в руке второго появилось что-то похожее на компактный автомат со странным прикладом. Но звук не повторился. Второй расслабился и опустил оружие. Шар тихо затрещал и потек сквозь пальцы первого, все тускнея. Светящиеся капли падали на бетон и гасли, гасли.

Глобус растаял весь, быстрее, чем кусочек сахара в кипятке.

Ни ветерка вокруг. Ни огонька…

Все мертво.

Сине-серебристый «Паджеро» одиноко летел к городу по пустой дороге. Степи вокруг лежали в нежно-розовом утреннем цвете. Солнце едва выступило из-за горизонта. Солнце едва просыпалось.

Двое в машине почти не замечали светила. Они говорили, не уставая, как люди, встретившиеся после долгой разлуки. Так оно и было. Друзья детства не виделись вот уже год, и теперь один подвозил другого в новенькой машине из аэропорта. Пока пассажир крутит ручку настройки радио, стараясь поймать что-то приличное, а водитель поминутно бросает руль, чтобы жестикулировать, стоило бы поглядеть на них внимательнее.

Обоим лет по двадцать — двадцать пять, оба на пике сил и той бурной активности, какая свойственна человеку в молодости. Водитель широкоплечий, пепельный блондин с медальным, худощавым лицом и глазами то серыми, то голубыми, в зависимости от освещения. Его сосед пониже ростом, но не уже в плечах, с густыми, слегка вьющимися каштановыми волосами и узкими бледно-зелеными глазами, словно полученными в наследство от рыси. Оба в самой обыденной в это время года одежде — широких кожаных куртках и джинсах, вытертых добела и выпачканных маслом у водителя, франтоватых темно-синих у пассажира.

— Вот ты хочешь пойти в спасатели, а ты вообще представляешь, Андрей, что это за работа? Я тебя не совсем понимаю. Вроде обеспечен, не голодуешь, а тут вся эта кровь, боль…

— Вот именно, что не голодаю. У меня характер такой, что нужна встряска и польза другим. Я гуманист, не то, что ты, Илья.

— Порыв, порыв… Хомо гуманистус. Лучше за дорогой следи. Приключений на шею все ищешь. А родные…

— Ты сам бы отказался от хорошего приключения? Крутишь, Илюха, носом водишь. Мои родные не твоя забота, продуманный ты тихушник.

— Ну, положим, и не отказался бы, если с хорошим концом.

— С хорошим концом… Ох, романтик, пся крев!

Ели бы им действительно предоставился выбор… Но мир живет по-своему, не спрашивая, готов ли выйти на площадь. Сможешь ли выйти на площадь. А если сможешь, то зачем?

Жизнь все это решает сама. Плевала она на наши мечты и хороший жизненный план, если честно. Может, это и есть судьба?

Эти двое не верили в судьбу. Не верили в приметы, в черных кошек и встречу с покойником.

В общем-то, у обоих была здоровая психика.

Следует признать, не к чести Ильи, (а возможно, именно к чести), что первым телефоном, который он накрутил, добравшись домой, в снятую на полгода однокомнатную каморку, был не родительский. Ее звали Виктория. Кому еще надо позвонить так неотложно в эти годы?

Для молодого человека естественно умножать такие знакомства. Не стоит думать, что все они таят под собой интерес физически-меркантильный. Нет. Нельзя сказать, чтобы они были друзьями, они не состояли и в отношениях, которые иногда стыдливо — оправдательно именуют свободными. Вика была нужна молодому человеку. Не сводила с ума, но, не видя ее, Илья начинал скучать и «выпускать воздух, как шарик Винни-Пуха», по словам неунывающего друга Андрюши.

Насколько взаимно? Этого она не говорила. Они познакомились почти случайно, в коридоре библиотеки. В чем-то неуловимом они были схожи, несмотря на резко отличную внешность. «Без пяти рыжий», как говорил о себе мускулистый ясноглазый Илья, со своим бледным, жестким и правильным лицом, и смуглая, черноволосая и темноглазая Виктория с тонкими чертами и печальными губами. Разве что — оба были высокорослы и юношески стройны.

— … так я буду рад тебя увидеть! — Илья говорил громко и, это Вика знала точно, вполне искренне. Каковы мысли молодой и весьма привлекательной женщины при таком разговоре? Сия тайна велика. Илье, верно, было бы интересно разгадать ее, но вот еще в чем дело…

Он не догадывался, что не сможет встретиться с нею в ближайшее время. Да и вообще — сможет ли еще когда-нибудь…

В тот день небо было ясно, и ветер, вышвырнув прочь из города выхлопные газы, пах резким, утренним запахом, который так радует в юности и только горько бодрит в преклонные годы.

Водитель дряхленького бежевого «Москвича» уже далеко перешагнул не только рубеж «преклонности», но и старости. Старик в замызганном сером костюме, с нечесаной, неприятно несвежей седой бородой и в темных очках. Илья только вскинул руку, как он вывернул из потока машин. Торговаться не стал, только кивнул, повернул голову к пассажиру, и Илье вместе с тайным страхом вползла в голову совершенно дурацкая мысль: старик его не видит!

Изношенная машина свернула к центральному парку, и старик, кашлянув, заявил голосом сухим, как пергамент:

— Вы мне нравитесь, молодой человек. Хотите получить добрую работу? — он сказал именно «добрую». Илья осторожно поинтересовался, какую.

Старик ответил, что все законно и назвал сумму, от которой Илья слегка поехал с продавленного сиденья. Потом старичок сделал нечто еще более удивительное: достал из-за пазухи красное удостоверение и раскрыв, дал пассажиру. Не просто солидное учреждение, но весьма. Илья не казался себе наивным простачком, но книжечка выглядела самой настоящей. По правде сказать, она таковой и являлась.

И все же он не мог позднее сказать, в какую минуту он дал согласие. Казалось, тот миг все ускользал из памяти.

Он согласился.

Фауст поступил не умнее.

— Я уезжаю, знаешь ли. Не теряй меня особенно. Честно, не знаю, когда вернусь, такие дела.

Что ответила девушка, осталось неизвестным. Илья положил трубку, помрачнев. Родителям он уже сообщил, что подвернулся выгодный контракт, но надолго и далеко от дома. Как надолго и как далеко — знали только те, кому было позволено, но и они были только людьми, не пророками.

Или не только людьми?

Он совсем не боялся. Ни денег, ни опасных знаний у него или его близких не было, так что затевать такую сложную постановку было бы не с чего. Шантаж исключался. К тому же он полагался на себя и, порой немного наивно, верил, что сумеет за себя постоять. Голова побаливала. Илья не придал этому значения.

— Кому ты нужен, этот Вася? — он глянулся в зеркало, одеваясь. И добавив с подвыванием: «Чудовище, жилец вершин, с ужасным взглядом, похитил несшую кувшин с прекрасным задом…»[1], сам засмеялся.

Провел ладонью по волосам. Подхватил нетяжелую сумку с вещами и открыл обитую черным дерматином дверь.

Насвистывая: «Родина, еду я на родину…», Илья шагнул через порог, не ведая, что покидает этот дом навсегда.

Старик уже ждал в своем рыдване. Илья неохотно залез в тесную, пахнувшую отчего-то луком машину. Сумку бросил на заднее сиденье. Старик медленно, раздельно произнес:

— Вы познакомитесь с вашим инструктором на начальное время. Подчиняетесь пока ему. Пройдете первую подготовку, потом узнаете больше. Вы уладили свои дела?

— Да.

— Едем. Ничему не удивляйтесь и не волнуйтесь.

Тень сумерек быстро опускалась на город. Таратайка неожиданно легко взяла с места, набрала скорость, обойдя несколько мощных машин, — хозяева мрачно проводили глазами паршивую овцу советского автомобилестроения.

Старик был одет так же и в тех же старомодных темных очках. И снова Илью пронизало пугающе: шофер ориентируется в пространстве чем угодно, но только не зрением. Город повернулся неспешно, лениво, как сонный удав, но «Москвич» уже выскользнул на магистраль, и бетонные громады отступили. Темнело споро, лучи заката еще догорали в стороне от их пути. Небо все больше меняло цвет, углубляясь, проваливаясь внутрь себя. Пашни и чахлые леса вокруг. Вечерняя дорога ждала чего-то, и это случилось, когда сумерки уже поглотили мир, а старик включил фары.

Илья сбросил дрему от неприятного ощущения. Его словно бы на мгновение вывернуло наизнанку и внутренностями проволокло по ворсистому ковру. Туман в голове рассеялся, но он был уверен: что-то произошло.

Дорога изменилась. Теперь вокруг спали негустые и совсем зеленые леса. В приоткрытый ветровичок тянуло запахом теплой и чужой ночи. Разметка шоссе в свете фар теперь стала желтой.

«Куда нас, к лешему, занесло?» Илья не успел удивиться. «Москвичок» свернул в сторону и отрывисто просигналил. В ответ разделся более высокий по тону сигнал, и старик остановил машину рядом с угольно-черным спортивным авто.

В неярком отсвете фар к левой передней двери «Москвича» шагнул высокий человек. Старик о чем-то проскрипел ему. Илья расслышал только обрывки тихого разговора.

— …и вы мне хотите всучить этого мальчишку? Отправьте его в Арнхейм или под Нью-Мексико, но на меня…

— …он для этого не готов, а от вас требуется всего лишь…

— Вы же знаете мои принципы…

— Вот и поработайте в команде, это будет урок и для вас…

Похоже, через пару минут они договорились. Илью с вещами препроводили в спортивную машину — в «порше» он с удовольствием потянул онемевшие мышцы. Салон немецкого чуда оказался все же удобнее, чем прежний. Высокий сел рядом, завел мотор и почти с места включил третью. Он был черноволос, густобород, лет сорока на вид, но могло быть и больше, и меньше. Шрамик над бровью и усталые, глубокие голубые глаза в сетке морщинок. Недешевые импортные шмотки. Илья, взглянув, проникся невольным уважением, каким проникаются к пожилому, но могучему льву: руками незнакомец мог бы скручивать монетки. Руки эти, с длинными мускулистыми пальцами, ласково и бережно лежали на черном кожаном руле. Обручального кольца не было.

— Поскольку нам предстоит трудиться вместе, предлагаю перейти на «ты».

Глубокий, бархатистый голос не портил впечатления. Илья мельком подивился отсутствию кольца. Может, разведен, или принципиально не носит?

— Согласен. Где мы и куда едем? — Илья чувствовал, что многоглаголание у незнакомца не в чести и старался говорить сжато.

— Где? Вот вопрос… Не все ли равно? Мы в окрестностях Грайфсвальда, здесь одна из наших баз. Такой тихий немецкий городок.

— Германия?! — ахнул Илья. — И вот…

— Тебя же просили ничему не удивляться. Мы едем ко мне домой. Это не здесь, далеко. Меня зови Отшельником. Никак иначе. Твое имя мне известно. Твой предок сражался в Испании, знаешь?

— Слышал, но вы-то к чему…

— Он был одним из тех, кто оставил след в нашей истории. — Он так сказал это «нашей», что Илья не решился переспросить. Только слабо пошутил:

— «Славных прадедов великих правнуки поганы». — И добавил погодя: — И что там делать?

— Учиться, учиться и учиться. — В голосе Отшельника не было и капли иронии. Больше он не сказал ни слова.

«Порше 911 турбо» легко разогнался до двухсот, — на немецких дорогах нет ограничений скорости. Перелески за стеклами почти слились в туманную пелену, но Отшельник оставался спокоен и так же неторопливо правил движениями могучей машины. Яркие лучи рассекали ночь, и некому было проснуться с проклятием от кошмара, навеянного воем турбонаддува. Грайфсвальд остался далеко за спиной.

Еще один приступ дурноты — Илья начал привыкать к ней, и дорога вновь изменилась. Теперь вокруг лежала полустепь, а над горизонтом, куда уходила, сужаясь, серая лента пути, пробивались первые нежные лучи. Наливались розовым.

На двоих неудержимо накатывался день.

Бежевая двухэтажная вилла за высоким забором встретила хозяина и гостя тишиной. Из глубины светлого холла вышел старый бело-рыжий кот и потерся о ногу Отшельника. Тот нагнулся и погладил мягкий мех, бормоча что-то вроде: «Мы с тобой друзья-друзья, нас за ушки драть нельзя!» Кот поднял мордочку и мяукнул.

— Локи, здравствуй! Хорошо стерег дом? Мышь тебя не съела? Илья, спать будешь на втором этаже, там у меня… гостевая комната. Гостил один. Ну, не совсем один… — Хозяин чему-то улыбнулся, скидывая ботинки. Прошел в комнаты.

— А где телевизор? — уже в гостиной недоуменно спросил Илья.

— А тебе он что, нужен?

— Терпеть его не могу.

— Я тоже. А новости мы узнаем первыми, когда надо. Пойдем, поможешь машину отогнать в гараж. Права есть?

— Нету прав.

— Придется научиться вождению. Многому придется научиться. Позднее узнаешь.

И он действительно узнал.

— Что у вас так пусто кругом?

— Местность вокруг раньше была непригодной для человека. Сейчас здесь можно бы жить, но люди не торопятся возвращаться. Осталось много чего… странного. Если что увидишь — спрашивай у меня.

— Слушай, но ты ведь живешь?

— Кто тебе сказал, что я человек?

Сказано было вроде бы в шутку, но у Ильи пропала охота расспрашивать.

Так началась его жизнь у Отшельника.

Подвальный гараж больше напоминал ангар для авиалайнера. Поставив «порше» на место, Отшельник знаком поманил Илью за собой, мимо нескольких разномастных автомобилей. За стопой внедорожных покрышек от какого-то тяжелого грузовика, типа КРАЗа, на серой стене выделялась небольшая металлическая дверь. Отшельник легко распахнул ее ладонью, — дверь не запиралась.

Внутри Илья пораженно и довольно тупо огляделся. Комната оказалось оружейной, и пребогатой. Стеллажи, шкафы, ящики на полу, по стенам развешено все, что создавалось для кровопролития. В глаза бросался тяжелый шестиствольный пулемет напротив входа. Все новое, в густой консервационной смазке. В углу задрал жерло пехотный миномет.

Этот странный человек распахнул металлические дверцы большого стенного шкафа и сказал равнодушно:

— Выбирай. Разрешение на оружие для тебя уже выправлено.

Уж не в наемные убийцы меня… — мелькнула мысль молодого человека. Отшельник ответил тут же, не задерживаясь, словно слышал:

— В наемники хватает других. Мы редко носим оружие, но ты должен знать его в совершенстве и иметь решимость воспользоваться.

Среди многих блестящих от смазки стволов Илья углядел один, с висящей рядом изящной кобурой-прикладом черного пластика.

Пистолет был красив. Особой, изящной пластмассовой, как и кобура, рукояткой и жесткими, отточенными линиями затвора. Около двадцати сантиметров длиной. Илья снял оружие с креплений и провел пальцем по надписи, выбитой на кожух-затворе: «HECLER & KOCH GMBH». Номеров не было.

— «ВП-70» модели «милитари». Хороший выбор. Присоединяя кобуру-приклад с переводчиком огня, получаешь легкий и мощный пистолет-пулемет, но эта модель слегка модернизирована, — может стрелять очередями и без приклада. Жаль, что это оружие не стало популярным. Возьми, и следи, чтобы всегда был заряжен. — Учитель протянул Илье тяжелую двухрядную обойму. — Сам я предпочитаю «Глок 18», тоже пистолет-пулемет. Каждый день после завтрака — полчаса в тире, потом другие занятия. Получишь хотя бы минимальные навыки.

Илья вставил магазин и ладонью почувствовал щелчок. Пистолет сидел в руке, как влитой. Илья представил себя ежеутренне в тире… И со вздохом снял со стенки шкафа кобуру.

Теперь иногда ему казалось, что прежняя жизнь была почти райской. Отшельник муштровал его нещадно. Тир, полоса препятствий за домом, бассейн (хорошо хоть, Илья полюбил плавание с аквалангом), вождение на пустынных трассах вокруг маленького и непонятно безлюдного дачного поселка, если можно назвать дачами превосходные загородные новостройки. «Порше» уже начал прилично слушаться Илью. Отшельник сидел рядом, изредка подавая реплику. Навыки рукопашного боя и самолечения. Тренажерный зал. Овладение разнообразным оружием, от метательного ножа до снайперской винтовки. К удивлению Ильи, он прямо-таки безукоризненно садил из PSG-1 с лазерным прицелом. «Ремингтон» ему понравился меньше, тяжелый «Баррет» не пришелся по душе вовсе. Открылся талант. Учитель только посмеивался, советуя не очень полагаться на технику. Показывал мускулистые руки, — нет лучшего инструмента и оружия. Иногда Илья начинал ненавидеть чернобородого мужика вдвое старше его самого, который легко показывал, как нужно, совершенно не уставая.

Техника в доме скопилась прямо-таки фантастическая. Компьютерные очки и перчатки позволяли обучаться управлению виртуальной техникой, не выходя из комнаты. После первого полета в кабине истребителя, когда педагог-мучитель коварно завязал воздушный бой, у Ильи долго тряслись руки, и пот рекой струился по хребту. Но перед гибелью он все же успел ткнуть одного врага носом в землю.

Он долго снимал сенсорные перчатки, не мог отдышаться. Отшельник уже освободился от электронной сбруи и глядел на него, что-то насвистывая, с преувеличенной жалостью в небесных глазах.

— Та-ак эт-то что, такая первон-н-начальная подготовка, да?

— Это самое легкое. Только махать руками и ногами.

От злости Илья едва не треснулся затылком о подголовник кресла.

— А дальше что?

— Дальше труднее. Надо будет работать головой.

Все же Отшельник еще не наудивлял ученика до конца.

В то утро Илью посетил отвратительный и пугающий сон.

В темном сводчатом зале с тяжелыми черными колоннами, на подобии черного алтаря в гробу лежала Вика. Синеватый свет лился непонятно откуда косыми столбами. Клубы легкого дыма отливали сиреневым. Темно-коричневый полированный гроб с золотыми украшениями. Вика лежала в белом платье до пят, как умершая невеста. «Была я невеста, прекрасная дама…», вспомнил Илья. «Почему дама, если невеста?»

В руке он сжимал острый, украшенный желтыми камнями нож. Красивый. Вика тоже была красива в открытом платье и с распущенными волнами волос ночного цвета. И было что-то еще живое в тумане. Он знал, что Вика теперь не она, а оборотень. Не безобидный волк, а тот, который в душе. Тот, в котором чужой разум. Он подошел к телу, уже зная, что должен сделать. Прямое треугольное лезвие зависло над неподвижной грудью девушки. И Вика открыла глаза. Темные и неподвижные. Таких глаз у нее он никогда не видел.

Она смотрела покойницей.

У него отяжелели ноги, и затряслась рука с ножом. Вика приоткрыла губы, блеснули длинные, белые клыки. Илья плакал от горя во сне, но страха не было. Было странное, тупое упорство.

Он опустил нож в белое. Просыпаясь, услышал слабый стон.

С отвращением выдираясь из сна, Илья слабо забарахтался в постели. Разлепил тяжелые веки. Первое, что он узрел, была картина на стене, он все хотел спросить Отшельника об авторе.

На белом снегу под серым зимним небом человек в черном рваном плаще прижимался к высокому кресту. Илья встретился с ним глазами.

«С добрым утром!» — подумал Илья мрачно. Картина впечатляла.

К чему бы это такое снится? Ну-ка, проинтерпретируй по Фрейду и мадам Ленорман, хмыкнул он про себя. Валерьянку будем пить, лет по двести станем жить. Вскочил с кровати и, не открывая глаз, встал в стойку на одной ноге с вытянутыми руками, словно отталкиваясь ладонями и пяткой от невидимой стены. Через полчаса сменил ногу. Скоро тело заныло, и он прекратил упражнение. Вот мы как! Отшельник знал цигун в совершенстве и мог бы стоять в такой позе часами. Вспомнив об этом, Илья немного поморщился, но утешил себя тем, что хозяин уже старый, а у него все впереди.

После того, как на завтрак они съели по основательной миске окрошки (готовили поочередно), Отшельник отхлебнул кофе из бело-голубой чашечки мейсенского фарфора и предложил:

— Съездим поразвеяться. Покажу интересное место. Бабай во сне не давил?

— Хуже. Вампиры снились.

— Это к дождю. Возьмем с собою зонтик.

Старший товарищ и сэнсэй отставил пустую чашку, потянулся с удовольствием, как сытый кот на полатях. На этот раз он был в кремовом джинсовом костюме и при галстуке-шнурке.

Вышли они почему-то на плоскую крышу. Подойдя к парапету на краю, Отшельник нажал что-то на поясе. Квадратный кусок кровли разошелся на две половины, и на плите подъемника с тихим гулом явился красно-белый вертолет с яйцевидным фюзеляжем, сплошь застекленной кабиной, на широко расставленных полозьях.

— «Хьюз-530»[2], - пояснил бородач и открыл переднюю дверцу с овальным стеклом. — Лезь, чего же ты?

Он уже надевал черный шлем с окуляром перед левым глазом.

— Это что? — показал Илья.

— Нашлемный прицел. Вертолет оборудован встроенной шестиствольной пушкой, кевларовой броней и системой катапультирования, что стоит на камовских машинах. Так что не бойся. Мы за отечество постоять сумеем, ежели что.

Илья плюхнулся в удобное кресло, застегнул пряжки. Нахлобучил шлем с мягким подбоем. Отшельник рядом коснулся нескольких клавиш на приборной доске. Подсветка приборов затлела желтым. В ушах раздался мелодичный женский голос речевого синтезатора:

— Питание включено.

Пятилопастный ротор двинулся под басовый звук.

— Правый двигатель включен. Левый двигатель включен. К взлету готов.

Отшельник, зараза, ухмылялся ободряюще:

— Не дрейфь, не уроню!

Вертолет по крутой дуге пошел вверх, вверх. Илье стало слегка неудобно в районе желудка. Пыльная земля отодвинулась и развернулась. Темное птичье тело мелькнуло рядом, едва не задев остекления.

Сколько они пролетели, Илья не мог бы сказать: он забыл взглянуть на приборы. Но теперь под вертолетом расстилались невысокие, покрытые травой холмы. А за кольцом безлесых холмов в земле зияла страшная, опаленная рана. Глубоко уходящая заплывшая воронка, верно, занимала квадратные километры.

— До сих пор не заросла… — негромко произнес пилот, но радио отчетливо донесло слова до Ильи. Он вопросительно глянул влево и хотел задать вопрос, но Отшельник опередил:

— Здесь был ядерный удар. Даже четыре удара. Наверное, еще сотню лет будет видно. Надивился? Тогда идем домой. Когда-нибудь узнаешь и про это.

Илья закончил омовение и вышел из ванной в розовом махровом халате. Поджарым, похудевшим задом упал на тахту и потянулся к зеленой обложке недочитанного «Чужого в чужой земле» Хайнлайна, когда в дверь постучали. Отшельник никогда не входил без приглашения. Илья подозревал, что у райских врат он так же тактично и осторожно постучит, прежде чем войти.

Лицо у сэнсэя на сей раз было необычное. Все в том же светлом костюме и плетеных туфлях — он не переодевался. Отшельник присел в кресло и негромко сказал, проведя ладонью вдоль щеки, словно хотел, по давней привычке, пощупать шрам.

— Есть важный разговор…

…Через полчаса он закончил:

— У тебя есть три варианта. Либо ты отказываешься, получаешь свою сумму и отбываешь домой. Но тогда эту часть твоей памяти мы аккуратно сотрем.

— Вы и это умеете?!

— Мы много чего умеем, — он не улыбнулся. — Либо ты идешь на службу к нам просто как человек. Обычные люди тоже нам нужны. Тогда мы завтра расстанемся.

— Либо что?

— Либо ты соглашаешься на начало нового этапа обучения. Пробуждение твоих способностей. Но это тяжелый крест, и назад пути не будет.

— И у меня есть возможность… — самому себе задумчиво произнес Илья. Отшельник понял, промолчал. Потом, через минуту, сказал нехотя:

— Я себя впервые чувствую… Мефистофелем.

— А почему вы меня не отправили в один из центров?

— Во-первых, ты тогда был не готов, прежде всего, психологически. Мы это знали. Во-вторых… ну, они хотели, чтобы я занялся тобой по особой, несколько нестандартной программе.

— Почему?

— Потенциально — ты гигант. Не просто паранорм, а… титан! Нашлись считаные экземпляры с такой силой. Не все они согласились…

Илья не обиделся на «экземпляра». Поняв, вскинул брови на учителя.

— Ну да, и я тоже… Но у тебя возможности еще выше.

— Я подумаю… До завтра.

— До завтра, так до завтра! — казалось, он вздохнул облегченно. Сейчас он был совсем не похож на мага, как их представлял Илья.

Уснул в этот вечер юноша очень поздно.

«А наутро я встал, мне как давай сообщать… что, мол, хозяйку ругал, всех хотел застращать. Что будто голым скакал, будто песни орал, а отец, говорил, у меня генера-ал…»

Илья перевернулся в кровати, потом встал и прошлепал в душ. Долго стоял там, вытягивая шею под струями и растирая плечи. В голове немного стучало и, кажется, у него был небольшой жар. Яду мне, яду!

Потом, расчесав мокрые волосы, вышел, насвистывая сквозь зубы: «Ты не хочешь здесь спать, ты не можешь здесь жить…», просто голышом на балкон. За глухой оградой в полусумраке ветер гнал по степи волны высокой, подсыхающей травы. Он не знал, что не первый стоит на прохладных плитках, принимая решение. Он чего-то ждал, воздух давил на грудь, как перед грозой. Наверное, последней грозой этого года.

Маленький синеватый шарик объявился на углу балконной решетки, покатился по перилам. Илья испуганно отпрянул — он никогда не видел шаровой молнии, да еще так близко.

Шарик сыпанул искорками и взлетел выше, бешено вращаясь. Мигнул голубым светом.

Исчез беззвучно и бесследно.

Наставник уже сидел в отделанной янтарным и коричневым столовой. Попивал какао из тоненькой, как лепесток розы, чашки. Такой мужик — и какао! Илья немного удивился. Ему было бы понятнее, стой на изящном буковом столе бутылка ямайского рома и пей отец-командир чай по-адмиральски[3].

Да и он бы не отказался сейчас.

Отшельник не повернул головы — смотрел на мозаичное стенное панно. Там бравые средневековые рыцари с арбалетами и рогатинами загоняли белого единорога. Видимо, в тех краях для приманки не осталось ни одной девственницы. Илья посочувствовал охотникам.

— Я думаю, я согласен. Не потому, что хотел бы быть Homo super. Я хочу знать и уметь запретное для других, правда, но есть еще и эти другие, кому можно помочь… если что. Себе тоже. И вообще.

— Альтруист. — Хозяин произнес это, как скабрезность. Оторвал взгляд от бедного ископаемого животного. — Интересно, единороги исчезли не потому ли, что пропали порядочные девицы? Куда-то ушли, быть может? Я единорогов имею в виду… Пока отдыхай, новый этап зубрежки начнем завтра, а то у тебя круги под глазами. Хочешь коньяку? Ты перестал пить коньяк по утрам? Отвечай только «да» или «нет»!

— Я перестал пить коньяк по утрам. Наливай полнее стакан! — Илья тоже любил это место «Карлсона, который живет на крыше».

— …а теперь попробуй принять мою мысль, как я принимаю твои. — В полумраке кабинета фигура Отшельника за дубовым письменным столом в стиле ампир казалась вырезанной из того же темного дерева. В коричневом шотландском свитере он был еще габаритнее, чем в легкой куртке.

Илья ощутил себя совсем неумелым учеником. Учитель вздохнул, подошел и встал позади его кресла. Положил на каштановый затылок теплую, легкую ладонь. Илья чихнул. В голове, между полушариями, поползла холодная скользкая змейка. Он невольно поднял руку к виску.

Проламывая дремоту потенциально могучего разума, вплыли образы и смутно зашевелились, оживая и уплотняясь.

…Вот маленькое кошачье тельце на асфальте…

…Массивным темным чудищем несется тяжелый грузовик по высвеченному впереди мощными фарами шоссе среди полей, звучит хрипловатый голос певца: «Ты уехал за счастьем, вернулся — просто седым…»

Юрий Шевчук. «Ты не один».

…Бледное красивое лицо юноши. И дыры в красно-черной рубашке на его груди появляются одна за другой, а он все не падает. Острая сердечная боль и мука бесполезного сожаления…

— Извини, я не должен был поднимать это. Совсем размяк. — Отшельник резко убрал руку. Илья тряхнул отросшими волосами.

— Это будущее?

— Это прошлое. Пусть оно умрет.

Отшельник скептически перевел взгляд с Ильи на чайную ложечку, лежащую на письменном столе. Илья почесал грудь, под синей футболкой рука ощутила добротную пластину мускула. Он сильно изменился внешне. Сдвинув брови, попытался направить поток невидимых сил на подлый кусочек металла. Отшельник устало вздохнул и отвернулся:

— Ну, ты покамест не Геллер[4]. Не забывай об основных энергетических центрах. Не напрягайся, ты же не дрова рубишь. Используй аджначакру[5]. Но если…

Ложечка подпрыгнула, зависла в воздухе. Добавляя дикости в зрелище, начала закручиваться винтом, переломилась, оба обломка разлетелись по столу. Следом с оглушительным треском лопнуло стекло в окне. Осколки зазвенели о паркет, в дыру ворвалась струя холодного по-осеннему воздуха и зашевелила черные кудри старшего мага. Тот только развел руками.

— Кажется, была и еще одна причина того, что меня не отправили в ваш центр. — Глаза Ильи стали темно-зелеными и беспокойными. — Я опасен?

— Сейчас ты опасен прежде всего для себя самого. Ты, извини за сравнение, как червяк, превратившийся в бабочку: ползать крылья мешают, а летать на них он не догадывается. — Отшельник качнул ладонью, и на противоположной стене щелкнул выключатель. Круглый плафон на потолке осветил малиновые стены комнаты со старыми полотнами на стенах. Милые голландские пейзажи выступили из мрака, обрели положенную перспективу в молочном сиянии богемской люстры. На позолоченных крюках расположилось старинное оружие — настоящее, но без пятнышка ржавчины. Илья молча глядел на украшенный насечкой пернач. Видимо, семнадцатый век.

— Начало восемнадцатого. — Отшельник довольно улыбнулся. Уроки истории не пропали даром, Илья оказался хорошим учеником. — Как нибудь напомни, покажу приемы обращения с ним. Не печалься, будет тебе новое корыто… Не так быстро только.

В комнату прокрался кот и прыгнул Илье на колени. Свернулся, устраиваясь поудобнее. Хозяин дома улыбнулся шире и подмигнул. Плечистая фигура в коричневом свитере ручной вязки, серых шелковых брюках и шикарных кожаных мокасинах излучала довольство и покой. Никакая сила, подумал Илья, не вырвала бы его из этого ампирного кресла. Так и будет чудотворствовать, не подымая зада.

Чудотворец тихо рассмеялся, захватив кулаком бороду.

У края дороги сидела шестиногая жаба. Серая, под цвет асфальта. Облизнулась слабо светящимся белым языком и стала похожей на довольного Брахму.

Они выбрались из салона и хлопнули дверцами одновременно. «Порше», мрачновато окрещенный владельцем «Черным вороном» (юмора названия Илья сначала не понял), остался ждать у обочины. Ночного цвета красавец уже охотно подчинялся Илье. Он подумал, что машины в чем-то похожи на лошадей: им тоже нравится любящая рука. Пустая линия трассы терялась в тумане у горизонта. Утро стояло слишком раннее. Только вдали маячил круглый дорожный знак, то ли запрещая, то ли предписывая чего-то.

— Я понимаю, тебе иногда скучно, но лучше будет, если ты увидишь тех, кто тебе дорог, не раньше окончания обучения. Понимаешь ли, соблазн показать то, чем овладел… Не надо рисковать. Для них же — не надо. — Отшельник сейчас не читал его мысли. Это Илья уже почувствовал сам. Он уже мог кое-что, но предпочитал думать о себе, как о слепом щенке среди великанов. Отшельник давно понимал, что ученик мудреет не по возрасту. Он едва заметно усмехнулся:

— Еще я заметил, что ты слишком напрягаешься. Профессионал не тот, кто постоянно готовит себя к опасности, истощая нервы, но тот, кто умеет реагировать молниеносно. Гляди!

В эту секунду в его руке уже дернулся угловатый пистолет, левая рука закрыла глаза и возглас заглушила короткая дробная очередь, — Отшельник стрелял вслепую.

Ничего не случилось. Илья недоуменно глянул на него. В зеленых глазах было почти детское разочарование, он ожидал, по меньшей мере, падения подстреленной влет вороны. Они подошли к знаку, и выражение глаз явно и мгновенно переменилось.

Знак был аккуратно пробит четырьмя пулями по периметру. Пятая вошла в центр. Стрелявший спрятал «Глок» под мышку, в скрытую кобуру, и хлопнул спутника по плечу.

— То же яйджицу[6], только с огнестрельным оружием. Вон там стоит машина. Я сам ставил. Видишь? — там, куда указывал старший, виднелся белый «Фиат-Уно». — Пустая, конечно. Вот теперь покажи свое умение. Считай, что это полигон.

Две черные фигурки на шоссе остановились. Прошла минута, пошла вторая. Одна взмахнула рукой.

Авто подпрыгнуло, в окна вырвались потоки огня. Отлетели сорванные дверцы, пламя охватило кузов и с ревом принялось за краску.

Оба молча следили за столбом ядовитого дыма на месте горящей машины.

Отшельник застал Илью в тренажерном зале.

— Ну, что у нас плохого? — Полуобнаженный атлет с фигурой Аполлона бросил штангу. Взметнулась каштановая шевелюра. Яично-желтый пол загудел. Теперь ученик легко мог прятать массивную кобуру под мышкой — плечи и грудь раздались, а частое плавание придало мускулатуре гармоничность. Илья из лености отрастил небольшую бородку. Сам он подозревал, что пытается внешне подражать другу. Сейчас Отшельник был еще более похож на Хемингуэя, но на Папу постаревшего, уже тяжело больного. Одет как для дальней дороги — в широкой темно-рыжей замшевой куртке на молнии, вытертых черных джинсах и высоких альпийских ботинках. В таких ходят горные стрелки и туристы. Лицо мрачное и глаза уже не небесные, скорее цвета горного озера в грозу.

— Только что передали. Недалеко от нас что-то происходит. Пока соберут группу, пока то… В общем, я съезжу посмотреть. У меня свой опыт работы.

— Вертолетом?

— Нельзя, там непонятные перепады давления, дикие вихри. Уже потерян беспилотный аппарат. Ах, вот вернул же воякам «Урал»… Если бы знать. И джип в ремонте. Придется брать «порше», об осину бы только не ударить.

— Я прослежу. Поехали.

— Тебе туда не надо. Ты еще не…

— …Я еще только учусь, я знаю. Но тебе придется меня вязать, чтоб оставить. Едем вместе.

— Салага! — Отшельник явно сдавался. — Лучше бы, конечно, вдвоем. Ладно, замяли. Возьми оружие.

Илья быстрой мошкой оделся почти так же, чтобы потом благословлять свою предусмотрительность. Под широкой черной курткой вполне умещалась длинная жесткая кобура.

Внизу, в гараже, Отшельник на глазах Ильи уложил в передний багажник тяжело брякнувший угловатый мешок. Прихлопнул зеркально-черную крышку с трехцветным щитком. Дверь подземного ангара автоматически пошла вверх. Где-то Илья уже такое видел, но где? В каком фильме?

Черный болид вырвался на волю, оставив тающий запах сожженного бензина и черные следы на пандусе. Мощные вентиляторы через пару минут развеяли синеватый дым, дверь опустилась вниз. Дом надолго затих.

Турбонаддув гулко взревел, бросая купе вперед. Незадачливого пассажира хлопнуло об анатомическую спинку сиденья. Потом «порше» сделал вираж, Илью едва не приложило лицом о подлокотник, и он представил, как забрызгал бы кровью из разбитого носа элегантную серую обивку салона, если бы не пристегнулся. Отшельник не обращал на него внимания.

Там и впрямь было ветрено. Еще за полтора километра до цели ветер усилился и гнал вихрики серой пыли по обочинам. Небо затягивало тучами, стремящимися, казалось, к единому центру. Туда.

Грозно-фиолетовые, седые и невинно-белые — здесь смешивались все виды и роды облаков. Илья мельком подумал, что метеоролог сошел бы с ума от такого зрелища. Кузов мелко подрагивал на амортизаторах.

Место, где тучи собрались в хоровод, они увидели издали. Над чистым полем заворачивалась винтовым столбом облачная туша. Отшельник откинулся на сиденье, вспомнив пугающе — знакомое, Илья невольно и нелепо приоткрыл рот. Вихрь уходил на высоту километра и исчезал во взбаламученном небе.

Из фиолетового марева сверху блеснули искорки. Сперва слабые. Потом стало видно, что искорки — плети белых молний, венцом расходящихся вокруг кроны облачного древа. Молнии пали в землю сквозь кисею тумана, пленкой застлавшую стекла и капот перед стеклом. Треск, раздавшийся следом, даже не напоминал гром. Разряды били все чаще, и Отшельник вывернул руль влево. Еще левее — с визгом широкопрофильных шин «порше» сделал пируэт, и в этот момент обоих ослепил нестерпимый блеск.

— Ах, чертова холе… — Илья не услышал окончания хрипа. Мозг и глаза опалило жгучим, как тертый перец. Он умирал, успев подумать: «И это все, сколько пожи…»