На небе развевались мягкие серые знамена. Более плотный сгусток облаков нависал над северным горизонтом, словно лилово-черный поднятый кулак. Погода снова стала пронзительно холодной, и Саймон очень радовался своей новой плотной шерстяной рубашке. Это был подарок от тоненькой девушки из Нового Гадринсетта, одной из тех двух, с которыми он танцевал на празднике посвящения в рыцари. Когда девушка и ее мать пришли к нему, чтобы вручить этот подарок, Саймон обращался с ними изысканно вежливо, как, по его мнению, должен был бы вести себя рыцарь в такой ситуации. Он только надеялся, что им не придет в голову, что он может жениться на этой девушке или что-нибудь в этом роде. Он встречался с ней уже раз шесть, и она почти ничего не говорила, но зато очень много хихикала. Приятно, когда тобой восхищаются, решил Саймон, но лучше бы это был кто-нибудь другой, а не эта глупая девчонка и ее не менее глупая подружка. Но все-таки рубашка была хорошая и очень теплая.
– Пошли, сир рыцарь, – сказал Слудиг. – Будешь ты работать этой палкой, или мы сегодня будем бездельничать? Я так же устал и замерз, как ты.
Саймон посмотрел на него.
– Да, да, спасибо. Я просто задумался. Здорово холодно, верно?
– Да уж верно.
– Имею впечатление, что наша короткая дегустация лета пришла к концу, – отозвался Бинабик со своего места на поваленной колонне.
Они были в самом центре Сада Огня, так что укрыться от ледяного ветра было негде.
– Лето!? – фыркнул Слудиг. – Это потому лето, что две недели снега не было? У меня каждое утро лед в бороде!
– Во всяком случае это было короткое исправительство погоды, если иметь сравнение с тем, что мы переносили прежде, – спокойно сказал Бинабик и кинул еще один камешек в Кантаку, которая свернулась меховым клубком в нескольких шагах от него. Она покосилась на, тролля, но потом, видимо решив, что не стоит из-за случайного камешка вставать и кусать своего хозяина, снова закрыла желтые глаза. Джеремия, сидевший рядом с троллем, недоверчиво наблюдал за волчицей.
Саймон снова поднял деревянный тренировочный меч и двинулся вперед по каменным плитам. Хотя Слудиг все еще не хотел использовать настоящие мечи, он все же помог Саймону привязать к палкам куски камня, чтобы их вес более соответствовал железным клинкам. Саймон аккуратно взвесил свою палку на руке, определяя центр тяжести.
– Тогда пошли, – сказал он.
Риммер побрел вперед, навстречу резкому ветру, его тяжелый камзол хлопал, словно черные крылья. Внезапно он повернулся и на удивление быстро взмахнул мечом. Саймон отступил в сторону, отбив вверх выпад Слудига, и нанес ответный удар. Слудиг, защищаясь, подставил меч. Эхо ударов дерева о дерево раскатилось над плитами.
Они тренировались почти час. Покрытое пеленой облаков солнце медленно проплывало над их головами. Наконец Саймон начинал чувствовать себя уверенно с мечом в руках. Ему часто казалось, что его оружие стало продолжением его руки, как и следовало, по словам Слудига. Теперь он понял, что в основном это вопрос равновесия – не просто размахивать тяжелым предметом, но и двигаться вместе с ним, умножая его силу, опираясь на ноги и спину, и мгновенно переходить в защитную позицию, а не просто молотить мечом своего противника и потом отскакивать в сторону.
Пока они сражались, он вспомнил шент, игру ситхи, с ее ложными атаками и отвлекающими маневрами, и подумал, можно ли использовать нечто в этом роде в битве на мечах. Он позволил нескольким следующим ударам вывести его из равновесия, так что Слудиг не мог. этого не заметить. Потом, когда после одного из обманных промахов Саймона, риммер широко размахнулся, чтобы, поймав противника в момент чрезмерного наклона, ударить его по ребрам, Саймон как бы по инерции полетел вперед и, перекувырнувшись. Покатился в сторону. Деревянный меч северянина просвистел над ним. Тогда Саймон вскочил и аккуратно хлопнул Сдудига мечом по колену. Тот выронил меч и с проклятиями запрыгал на одной ноге.
– Умму бок! Очень хорошо, Саймон, – крикнул Бинабик. – Удивляющее движение!
Рядом с ним весело ухмылялся Джеремия.
– Больно. – Слудиг тер ногу. – Но это било хитро придумано. Давай кончать, пока наши пальцы не онемели окончательно так, что мы не сможем держать рукоятки.
Саймон был очень доволен собой.
– Это сработает в настоящем бою, Слудиг?
– Может и сработать. А может и нет, если Ты в.латах. Тогда ты упадешь, как черепаха, и не сможешь вовремя встать. Надо быть очень уверенным в себе, если уж валишься с ног. Иначе ты будешь скорее мертвым, чем хитрым. Но все равно, это было здорово. – Он выпрямился. – У меня даже кровь застыла. Пойдем, спустимся в кузницу, чтобы согреться.
Фреозель, молодой констебль Нового Гадринсетта, велел нескольким поселенцам построить кузницу в одной из самых больших пещер. Они взялись за работу быстро и умело, и теперь переплавляли все то. железо, которое можно было найти на Сесуадре, собираясь выковать новое оружие и починить старое.
– Кузницы очень хороши для согревания, – согласился Бинабик и щелкнул языком Кантаке, которая поднялась и потянулась.
Пока они шли, застенчивый Джеремия держался немного поодаль, так что несколько шагов отделяли его от них. Резкий ветер дул через Сад Огня, горстями швыряя ледяные хлопья за шиворот Саймону. Возбуждение от его блестящей победы несколько стихло.
– Бинабик, – внезапно спросил он. – Почему мы не могли отправиться в Эрнистир вместе с Изорном и графом Эолером?
Эта пара выступила накануне, ранним туманным утром, в сопровождении маленькой почетной стражи, состоящей в основном из всадников Тритинга.
– Я думаю, что те причины, которые ты слышал в исполнении Джошуа, были весьма правдивые, – сказал Бинабик. – Нехорошо, когда одни и те же люди все время имеют много риска… или славы; – Он поморщился. – Это мы будем иметь в достаточности в наступающие дни.
– Так мы же. принесли ему Торн! Почему бы нам не попробовать добыть Миннеяр – Сверкающий Гвоздь?
– То, что ты рыцарь, парень, вовсе не означает, что теперь ты всегда будешь делать только то, что хочешь, – зарычал Слудиг. – Радуйся своему везению и будь довопен. Не высовывайся.
Удивленный Саймон повернулся к риммеру:
– Ты злишься?
Слудиг смотрел в сторону.
– Ну уж не я. Я-то всего лишь солдат.
– А не рыцарь. – Саймону показалось, что он понял. – Но ты же знаешь, почему все именно так, Слудиг. Джошуа не король. Он можетпосвящать в рыцари только своих эркинландеров, а ты человек герцога Изгримнура. Я уверен, что он воздаст тебе должное, когда вернется.
– Если он вернется, – в голосе Слудига звучала горечь. – Я устал говорить, об этом.
Саймон заговорил, тщательно выбирая слова:
– Мы все знаем, что ты сделал, Слудиг. Джошуа всем рассказал об этом. Но Бинабик и я, мы были там, и мы никогда не забудем. Пожалуйста, не злись на меня. Рыцарь я или нет, я остаюсь тем же простаком, которого ты учил держать меч, – и остаюсь твоим другом.
Слудиг взглянул на него из-под кустистых желтых бровей.
– Довольно, – сказал он. – Ты конечно простак, а мне надо что-нибудь выпить.
– Может быть и согреться тоже? – Саймон старался не улыбнуться.
Бинабик, молчаливо слушавший их диалог, важно кивнул.
Джулой ждала их на краю Сада Огня. Она была закутана, лицо ее было замотано шарфом, так что виднелись только круглые желтые глаза. Когда они приблизились, она подняла покрасневшую от холода руку.
– Бинабик, я хочу, чтобы ты и Саймон перед самым закатом присоединились ко мне у Обсерватории. – Она указала в сторону разрушенного купола в нескольких сотнях шагов к востоку от них. – Вы мне нужны.
– Нужна помощь волшебника-тролля и убивающего драконов рыцаря, – улыбка Слудига была не вполне убедительной.
Джулой внимательно посмотрела на него.
– Это не честь. Кроме того, риммер, я не думаю, что ты бы захотел пойти по Дороге снов, даже если бы мог. Не теперь.
– Дорога снов? – Саймон был изумлен. – Почему?
Колдунья махнул рукой в сторону безобразного комка чернильных туч на северном горизонте.
– Приближается новая буря. Кроме ветра и снега, она принесет ближе мысль и руку нашего врага. Дорога снов становится все опаснее и скоро может стать недоступной. – Она спрятала руки под плащ. – Мы должны использовать время, которое у нас еще остается. – Джулой повернулась и пошла к океану колышущихся палаток. – Закат! – крикнула она.
– Ах, – сказал Бинабик после недолгого молчания. – Все-таки у нас оставалось время для вина и согревания рук, как мы и говорили. Пойдемте к горнам с большой быстротой. – Он двинулся прочь, и Кантака прыжками последовала за ним.
Джеремия сказал что-то, что трудно было расслышать сквозь усиливающийся вой ветра. Саймон остановился, чтобы он мог подойти поближе.
– Что?
Оруженосец склонил голову набок.
– Я сказал, что Лилит не было с ней. Когда Джулой уходит гулять, Лилит всегда идет с ней. А сейчас ее не было. Надеюсь, она здорова.
Саймон пожал плечами.
– Пошли греться.
Они поспешили вслед за удаляющимися фигурами Бинабика и Слудига. Далеко впереди серой тенью бежала Кантака, рассекая заросли засыпанной снегом травы.
Саймон и Бинабик вошли в освещенный фонарем зал Обсерватории. Сумеречное небо над разрушенной крышей казалось чашей темно-синего стекла. Джулой не было, но Обсерватория не пустовала: на куске разрушенной колонны, поджав тонкие ноги, сидела Лилит. Она даже не повернулась, когда они вошли. Как обычно, она казалось отстраненной и печальной, но что-то в ее неподвижности встревожило Саймона. Он подошел и мягко позвал ее по имени, но, хотя глаза ее были открыты и смотрели в, звездное небо, мышцы девочки были расслаблены, дыхание медленное, как у спящей.
– Ты думаешь, она больна? – спросил Саймон. – Может быть это из-за нее Джулой попросила нас прийти?
Несмотря на тревогу за Лилит, он обрадовался забрезжившей надежде, что им не придется идти по Дороге снов – эта перспектива беспокоила его. Хотя он и добрался до безопасной Сесуадры, сны его оставались яркими и тревожными.
Тролль пощупал теплую руку ребенка, а потом отпустил ее, и рука девочки упала обратно на колени.
– Мало можем мы делать для нее, чего Джулой не мота бы делать лучше. Надо ждать с огромной терпеливостью. – Он повернулся и оглядел широкий круглый зал. – Имею мысль, что некогда это было очень прекрасное место. Мой народ уже давно грызет горы, но мы в десять раз меньше искусны, как это были ситхи.
Бинабик говорил о народе Джирики, как об исчезнувшей с лица земли расе, и это было неприятно Саймону, но он все еще не готов был оставить разговор о здоровье Лилит.
– Ты уверен, что мы ничего не можем сделать для нее? Может, дать ей плащ? Так холодно…
– С Лилит все будет в порядке, – сказала от дверей Джулой. Саймон виновато подскочил, как будто замышлял измену. – Она просто немного путешествует по Дороге снов, пока меня нет. Мне кажется, там она счастливее.
Колдунья вошла в комнату. За ее спиной появилась долговязая фигура отца Стренгьярда.
– Привет, привет, Саймон и Бинабик, – сказал священник. Лицо его было счастливым и возбужденным, как у ребенка, которого взяли на праздник Эйдона. – Я собираюсь идти с вами. Спать, я имею в виду. На Дорогу снов. Я, конечно, читал об этом. Это страшно интересовало меня, но я и подумать не мог. – Он пошевелил пальцами, как бы демонстрируя восхитительную неправдоподобность происходящего.
– Это не сбор ягод, Стренгьярд, – сердито отрезала Джулой. – Но поскольку ты теперь носитель свитка, неплохо бы тебе научиться хоть чему-нибудь из нескольких видов Искусства, оставленные нам.
– Конечно нет. Я хочу сказать, конечно хорошо учиться. Но собирать ягоды – нет, то есть я хотел сказать… О-о! – Совершенно смешавшись, Стренгьярд врал в молчание.
– Теперь я имею знание, почему Стренгьярд присоединялся к нам. И я тоже могу оказывать немного помощи. Но почему Саймон, валада Джулой? И почему здесь?
Колдунья быстро провела рукой по волосам Лилит и, не подучив от ребенка никакого ответа, седа на колонну рядом с ней.
– Во-первых, потому что у меня есть особые вопросы и Саймон может помочь найти ответы на них. Но дайте мне объяснить все сначала, чтобы не делать никаких ошибок. – Она подождала, пока остальные рассядутся вокруг нее. – Я говорила вам, что приближается еще одна страшная буря. По Дороге снов пройти будет трудно, если вообще возможно. Кроме того, приближается и еще кое-что. – Она подняла руку, предупреждая вопрос Саймона. – Больше я сказать не могу. Не раньше, чем поговорю с Джошуа. Мои птицы принесли мне новости, но даже они спрячутся, когда буря придет. Тогда мы будем слепы на этой скале. – Продолжая говорить, она проворно сложила маленькую кучку щепочек на каменном полу и подожгла ее прутиком, зажженным от одной из ламп. Потом Джулой залезла в карман платья и достала оттуда кожаный мешочек. – Так что, – продолжала она, – пока это возможно, мы должны сделать последнюю попытку собрать тех, кто может быть нам полезен или нуждается в укрытии, которое мы можем предоставить. Я привела вас сюда, потому что это самое лучшее место. Сами ситхи выбрали его, чтобы разговаривать друг с другом через огромные расстояния, пользуясь, как говорят старые предания, камнями, которые они называли своими Свидетелями. – Она достала из мешочка горстку сушеной травы и взвесила ее в ладони. – Вот почему я назвала это место Обсерваторией. Как в обсерваториях старой империи наблюдали звезды, так ситхи однажды явились сюда, чтобы наблюдать за империей Светлого Арда. Это могущественное место, чтобы видеть.
Саймон кое-что знал о Свидетелях. Адиту нашла его при помощи зеркала Джирики, и он видел, как Амерасу использовала Лампу Туманов – себе на гибель. Внезапно он вспомнил свое видение в ночь бдения – факельную процессию ситхи и их странную церемонию. Мотали сама природа этого места иметь какую-то связь с его ясным, отчетливым видением прошлого?
– Бинабик, – сказала Джулой. – Может быть, ты слышал о Тиамаке, вранне, который был другом Моргенса. Он, кажется, посылал что-то иногда твоему наставнику Укекуку? – Тролль кивнул. – Диниван из Наббана тоже знал его. Он говорил мне, что изобрел какой-то превосходный план и втянул в него Тиамака. – Джулой нахмурилась. – Я так и не узнала, в чем он состоял. Теперь, когда Диниван мертв, я боюсь, что болотный человек потерян и одинок. Лилит и я пытались достичь его, но у нас не совсем получилось. Дорога снов полна предательства в эти дни.
Она потянулась через колонну и подняла маленькую баночку с водой с усыпанного галькой пола.
– Я надеюсь, что объединенными усилиями нам удастся отыскать Тиамака. Мы скажем ему, чтобы он пришел к нам, если нуждается в защите. Кроме того, я обещала Джошуа, что еще раз попытаюсь достичь Мириамели. Это еще более странно. На ней какое-то покрывало, тень, которая не дает мне найти ее. Ты был близок к ней, Саймон. Может быть, эта связь поможет нам прорваться наконец.
Мириамель. Ее имя вызвало в Саймоне бурную, волну чувств – надежду, любовь и горечь. Он был рассержен и разочарован, обнаружив, что ее нет на Сесуадре. В глубине души он почему-то был уверен, что если он пробьется к Скале прощания, она будет ждать его там. Ее отсутствие показалось ему предательством. Кроме того он очень встревожился, узнав, что она исчезла неизвестно куда в сопровождении вора Кадраха.
– Я сделаю все, что смогу, – сказал он.
– Хорошо, – Джулой встала, вытирая руки о подол юбки. – Вот, Стренгьярд, я покажу тебе, как смешивать травы ложный след и ночную тень. Твоя религия не запрещает тебе этого?
Священник беспомощно пожал плечами.
– Может быть…То есть, я хотел сказать… Я не знаю. Времена сейчас странные…
– Да уж, – колдунья улыбнулась. – Ну тогда пойдем, я покажу тебе. Можешь считать это уроком истории, если хочешь.
Пока Джулой показывала очарованному архивариусу нужный пропорции, Саймон и Бинабик сидели тихо.
– У нас не будет больше таких трав до тех пор, пока мы не покинем эту скалу. Еще одна причина, чтобы на этот раз все удалось нам. Вот. – Она намазала зеленой мазью ладони, лоб и губы Саймона, потом проделала то же со Стренгьярдом и Бинабиком. Саймон почувствовал, как мазь холодит ему кожу.
– А как же ты и Лилит? – спросил Саймон.
– Я могу обойтись и без этого, а Лилит мазь никогда не была нужна. Теперь сядьте и возьмитесь за руки. Помните, на Дороге снов теперь очень страшно. Не пугайтесь и не теряйте присутствия духа.
Они поставили на пол одну из ламп и сели в круг у разрушенной колонны. С одной стороны Саймон сжимал маленькую руку Бинабика, с другой – такую же маленькую руку Лилит. По лицу девочки медленно расплывалась улыбка, слепая улыбка человека, которому снятся радостные неожиданности.
Ледяная волна пробежала по рукам Саймона и всему его телу, голова наполнилась каким-то туманом. Снаружи все еще угасали сумерки, но в комнате быстро темнело. Вскоре Саймон уже не видел ничего, кроме извивающихся языков оранжевого пламени. Потом и этот свет померк, сливаясь с темнотой… и Саймон провалился в нее. Там, за тьмой, все было туманно-серым – море небытия без дна и поверхности. Из этой бесформенной пустоты медленно начало возникать что-то – маленькая фигурка, стремительно летящая, словно воробей. Всего через мгновение он узнал Лилит – но это была Лилит сна. Она вертелась и кружилась невероятным вихрем, ее черные волосы развевались под напором неощутимого ветра. Он не мог ничего слышать, но видел, как в восторженном смехе раздвигаются ее губы, когда она поманила его за собой; глаза ее были такими сияющими и живыми, каких он никогда не видел наяву. Это была маленькая девочка, которую он никогда не встречал – этот ребенок каким-то образом избежал смертоносных челюстей собак Пика Бурь. Здесь она жила, освободившись от ужасов мира бодрствования и от своего искалеченного тела, и сердце Саймона взлетело при виде ее раскованного танца.
Лилит неслась вперед, безмолвно умоляя его спешить и следовать, следовать за ней. Саймон очень старался, но в сером сне это он был хромым и неповоротливым. Маленькая фигурка Лилит вскоре сделалась смутной и призрачной, а потом и вовсе исчезла в сером тумане впереди. И Саймон, существующий во сне, понял. Что какое-то тепло ушло вместе с ней. Теперь он был один и в одиночестве плыл куда-то в безбрежном сером мареве.
Неизвестно, сколько прошла времени. Саймон плыл, не ощущая ни поддержки, ни сопротивления, до тех пор пока не ощутил, как его коснулись осторожные, невидимые пальцы. Он почувствовал, что его тянут вперед – сперва медленно, потом со все возрастающей скоростью; он оставался бестелесным, но какое-то непостижимое течение подхватило его. Новая фигура возникла из пустоты перед ним – темная башня колеблющихся теней, черный вихрь, пронизанный красными искрами, словно водоворот огня и дыма. Саймон понял, что его затягивает в этот водоворот, и внезапный страх пронзил его. Смерть была в этой вихрящейся тьме – смерть или нечто худшее. Паника, охватившая его, была сильнее, чем он когда-либо мог вообразить. Он заставил себя вспомнить, что не обязан видеть этот сон, если не хочет этого. Что-то в нем не забыло, что в это самое мгновение в другом месте он держит руки друзей…
Едва он подумал об этом, как они оказались рядом, незримые, но присутствующие. Набравшись сил, он немного замедлил свое неумолимое скольжение к кипящей, искрящейся тьме. Потом, мало-помалу, он оттащил себя в сторону. Теперь его сонное я каким-то образом двигалось против течения. Когда он отплыл на достаточное расстояние, водоворот вдруг втянулся сам в себя, и Саймон оказался на свободе. Теперь он плыл по какому-то новому месту. Серость здесь была спокойнее, и свет изменил качество, как будто солнце светило за густыми облаками.
Лилит уже была здесь. Она улыбнулась его появлению, радуясь, что он теперь с ней – хотя Саймон точно знал, что никогда не сможет разделить все, что переживает этот ребенок.
Бесформеннность сна изменилась. Теперь Саймон чувствовал себя так, словно он парит над пробуждающимся миром. Погруженный в тень город лежал под ним, обширное пространство странных сооружений, построенных из всяких невероятных вещей – колес от фургонов, детских игрушек, статуй неизвестных животных и даже опрокинутых осадных башен с какой-то давнишней войны. Случайные улицы между безумными, неправдоподобными зданиями были полны бегающих огней. Разглядывая все это, Саймон почувствовал, что его тащат к сооружению в виде башни, составленному в основном из свитков и пожелтевших книг, которое, казалось, в любой момент могло рассыпаться бесполезной кучей старых пергаментов. Лилит, кругами летавшая вокруг него, быстрая, как шмель, стремительно двинулась к окну, горевшему в нижней части книжной башни.
На кровати лежала фигура. Форма ее была расплывчатой и неясной, как у предмета, находящегося глубоко под водой. Лилит распростерла над кроватью тонкие руки, и фигура беспокойно зашевелилась.
– Тиамак! – сказала Лилит, но это был голос Джулой, и к нему примешивались отзвуки голосов остальных их товарищей. – Тиамак! Проснись для нас!
Фигура на кровати; снова зашевелилась, потом медленно села. Она колебалась, и ощущение, что она находится под водой, усилилось. Саймону казалось, что он слышит, как она говорит, но сначала в голосе нельзя было разобрать слов.
– Это Джулой, Тиамак, Джулой из Альдхорта. Я хочу, чтобы, ты пришел и присоединился ко мне и остальным на Сесуадре. Здесь тыбудешь в безопасности.
Фигура снова покрылась рябью.
– .снится?
– Да – но это истинный сон. Иди к Скале прощания. Трудно говорить с тобой. Вот как ты можешь найти ее. – Лилит снова распростерла руки над смутной фигурой, и на этот раз в воздухе медленно возникло изображение Скалы.
– .Диниван… хотел…
– Я знаю. Все теперь изменилось. Если тебе нужно убежище, приходи на Сесуадру. – Лилит опустила руки, и изображение исчезло. Сидящая фигура тоже начала тускнеть. Она пыталась сказать что-то важное, но быстро исчезала в тумане вместе с башней и окружающим городом. -.С Севера… згрим… нашел старого царя… – потом была пауза и последняя героическая попытка: -.книга Ниссеса…
Призрачная тень исчезла, и все снова стало туманно-серым.
Когда непроницаемая мгла снова окружила их, мысли Саймона вернулись к Мириамели. Конечно же, раз им удалось добраться до Тиамака, теперь Джулой попытается найти потерянную принцессу. И как только он подумал об этом, образ Мириамели возник перед ним – она была такой, какой он видел ее в домике у Джулой – в мальчишеской одежде, с коротко острижеными, выкрашенными в черный цвет волосами. Мгновение она мерцала перед ним, и он подумал, что волосы ее вновь стали золотыми, а потом вдруг превратилась во что-то другое – дерево? башня? Саймона охватило холодное предчувствие. Он видел башню во многих снах, и никогда она не предвещала ничего хорошего. Но нет, это не было одной высокой фигурой – деревья? лес?
Пока он напрягался, чтобы сделать изображение более отчетливым, призрачное видение начало соединяться, и наконец Саймон понял, что это корабль, столь же расплывчатый и туманный, каким был Тиамак в своей пергаментной башне. На высоких мачтах колыхались обвисшие паруса и трепещущие канаты, словно сделанные из серой, пыльной и оборванной паутины. Корабль качался, как будто дул сильный ветер. По черной воде под ним бежали сверкающие барашки, а небо было таким же черным, как и вода. Какая-то сила навалилась на Саймона, не подпуская его к кораблю, несмотря на то, что он изо всех сил стремился достичь его. Он боролся с этой силой – ведь там могла быть Мириамель.
Напрягая волю, Саймон пытался заставить себя подойти ближе к призрачному кораблю, но перед ним возник темный занавес – буря из дождя и тумана, такая плотная, что казалась почти твердой. Он остановился, потерянный и беспомощный. Внезапно рядом с ним оказалась Лилит. Улыбка ее исчезла, лицо девочки исказилось от усилий.
– Мириамель! – закричал Саймон. Его голос почему-то вырывался изо рта Лилит. – Мириамель! – повторил он. Лилит с трудом немного приблизилась к призраку, словно пытаясь принести его слова так близко, как только возможно, прежде чем они сорвутся с ее губ. – Мириамель! Иди к Скале прощания!
Корабль теперь полностью исчез, а шторм все разрастался, закрывая почерневшее море. Саймону показалось, что он видит сверкающие арки красных огней, такие же, какие были в черном водовороте. Что это значит? Грозила ли Мириамели какая-то опасность? Может быть кто-то вторгся в ее сны? Он заставил себя сделать последнее усилие, пытаясь пробиться через бурю сна, но безуспешно. Корабль исчез. Буря полностью окружила его. Он чувствовал, как она несется сквозь само его существо, ударами гигантских бронзовых колоколов раскачивая его с такой силой, что ему казалось, будто он раскалывается на части. Теперь и Лилит исчезла. Пронизанная искрами чернота сжала его в чернильном кулаке, и он внезапно подумал, что умрет здесь, в месте, которое и местом-то не было.
Дорожка света появилась вдали – тонкая, серая, как потускневшая серебряная монетка. Он двинулся к ней, темень колотила его, и красные искры с шипением пронизывали его, как маленькие огненные кинжалы. Он пытался ощутить руки друзей, но не мог. Казалось, что полоска серого света не приближается к нему. Он уставал, как устает пловец, заплывший далеко в море.
– Бинабик, помоги мне! подумал он, но друзья его пропали в бесконечной тьме. Помоги мне! Даже крошечная серая точка тускнела с каждой секундой. Мириамель, подумал он. Я хотел снова увидеть тебя…
Он последний раз достиг светлой точки и ощутил прикосновение, словно кончики чьих-то пальцев коснулись его руки, хотя у него и не было рук, которых кто-нибудь мог коснуться. У него немного прибавилось сил, и он еще ближе скользнул к серому… Ближе, ближе… Ближе…
Деорнот думал, что в других обстоятельствах он бы рассмеялся. Вид Джошуа, который восхищенно слушает эту необычную пару советников – суровую женщину с ястребиным лицом, в мужском платье и с мужской стрижкой, и тролля, едва доходящего ему до пояса, – был воплощением перевернутого мира.
– Так что, вы надеетесь, принесет этот Тиамак, валада Джулой? – спросил принц и подвинул лампу поближе. – Если это такой же умный человек, как вы и Моргенс, мы будем очень рады ему.
Колдунья покачала головой.
– Он не владеет Искусством, Джошуа, и он, конечно, не может планировать битв. По правде говоря, он просто застенчивый маленький болотный человек, который очень много знает о травах, растущих во Вранне. Нет, я пыталась вызвать его сюда только потому, что он был близок к Ордену, и еще потому, что я боюсь за него. У Динивана были какие-то планы относительно него, но Диниван мертв. Мы не можем бросить Тиамака одного. Мы должны попытаться спасти все возможное, до того как придет шторм.
Джошуа без особого энтузиазма кивнул головой. Воршева, сидевшая рядом с ним, казалось, была не более довольна, чем он. Деорнот подумал, что жена принца может негодовать по поводу любой новой ответственности, взваленной на плечи ее мужа – даже если это очень маленькая ответственность из страны болот.
– Спасибо тебе за это, Джулой, – сказал принц, – и спасибо за то, что ты еще раз попыталась добраться до моей племянницы Мириамели. Я все больше беспокоюсь о ней.
– Происходят очень странные вещи, – сказала колдунья. – Что-то, смысл чего я не могу понять. Похоже, что Мириамель отгородилась от нас каким-то барьером, но у нее нет этого таланта. Я озадачена. – Она выпрямилась, как бы отгоняя бесполезную мысль. – Но это еще не все, что я должна рассказать вам.
Бинабик переминался с ноги на ногу. Прежде чем Джулой снова заговорила, он дотронулся до ее руки.
– Прошу извинения, но я имею должность посмотреть на Саймона, чтобы убеждаться, что он разошелся с неприятностями Дороги снов и хорошо отдыхает.
Джулой почти улыбнулась.
– Мы сможем поговорить и позже.
– Иди, Бинабик, – убежденно сказал принц. – Я и сам зайду к нему немного позже. Он храбрый мальчик, хотя, может быть, немного слишком нетерпеливый.
Тролль низко поклонился и рысью выбежал из палатки принца.
– Я бы хотела, чтобы другие мои новости были хорошими, принц Джошуа, – сказала Джулой, – но птицы принесли тревожные вести. Армия вооруженных людей подходит к нам с запада.
– Что? – Джошуа выпрямился, пораженный. Воршева прикрыла руками живот, словно пытаясь защитить будущего ребенка. – Я не понимаю, кто послал вам это известие?
Колдунья покачала головой.
– Я говорю не о птицах Ярнауга, которые переносят узкие полоски пергамента, я говорю о вольных птицах. Я могу разговаривать с ними… немного… достаточно, чтобы понимать смысл. Небольшая армия идет из Хейхолта. Они уже прошли через Хасу Вейл, и теперь идут южным краем Альдхорта по направлению к степям.
Деорнот уставился на нее. Когда он заговорил, голос даже в его собственных ушах звучал слабым и дрожащим.
– Ты разговариваешь с птицами?
Джулой бросила на него острый взгляд.
– Может быть это спасло твою жизнь. Откуда, ты думаешь, я знала, что должна помочь тебе, когда ты в темноте на берегу Стефлода собирался сражаться с людьми Хотвига, и как, ты думаешь, я могла так быстро отыскать вас на громадном пространстве Альдхорта?
Джошуа положил руку на плечо Воршевы, как бы успокаивая ее, хотя она и выглядела совершенно спокойной. Когда он заговорил, голос его был необычно резким:
– Почему вы не сказали нам об этом раньше, Джулой? Какую еще информацию мы могли бы получить, если бы знали об этом?
Валада Джулой, казалось, подавила гнев.
– Я говорила обо всем, что было важным. Но мало что произошло за эту бесконечную зиму. Большинство птиц погибли или прячутся от холода. Кроме того, поймите меня правильно. Я не могу разговаривать с ними так же, как мы с вами разговариваем сейчас. Слова не всегда годятся для них, и не всегда я могу понять, что говорят они. В любом случае, эти знаки были достаточно ясными, для того чтобы я могла их прочитать. Кроме того, только очень большое количество пеших и верховых вооруженных людей могло привлечь их внимание. Пока люди не охотятся за ними, они очень мало о нас думают.
Деорнот поймал себя на том, что бессмысленно уставился на нее, и отвел глаза в сторону. Он подумал, что она может больше, чем просто разговаривать с птицами – он не забыл крылатую тварь, налетевшую на него в роще у Стефлода – но глупо было говорить об этом. Это больше, чем глупо, это грубо, понял он. Джулой была преданным и хорошим другом, и он не должен выдавать тайны, на которых основана ее жизнь.
– Я думаю, валада Джулой права, сир, – сказал он тихо. – Она много раз доказывала, что она верный союзник. Что сейчас важно, так это новости, которые она принесла.
Джошуа смотрел на него некоторое время, потом согласно кивнул.
– Очень хорошо, Джулой. А есть ли у твоих крылатых друзей какие-нибудь сведения о том, сколько людей подходит и как быстро они идут?
Она немного подумала.
– Я бы сказала, что их несколько сотен, Джошуа, хотя это только догадка. Птицы ведь не умеют считать так, как мы. Похоже, что они не торопятся, но я не удивлюсь, если они окажутся здесь в течение месяца.
– Кровь Эйдона, – выругался Джошуа. – Держу пари, что это Гутвульф и эркингарды. Так мало времени! Я надеялся, что мы можем набираться сил до весны. – Он поднял глаза. – Ты уверена, что они идут сюда?
– Нет, – просто сказала Джулой. – Но куда еще они могут идти?
Страх, который вызвало у Деорнота это сообщение, был почти равен какому-то облегчению, которое он испытал одновременно. Это было не то, чего они хотели – не так скоро, но ситуация и в любом случае была безнадежной. Хотя их невозможно мало, но пока они удерживают эту удобную для защиты скалу, со всех сторон окруженную водой, у них остается шане отбиться от нападающих, и это была бы первая возможность как-то ответить Элиасу со времени разрушения Наглимунда. Деорнот почувствовал, что жажда битвы просыпается в нем. Не так уж плохо упростить мир, раз нет другого выхода. Как это говаривал Айнскалдир?.. Живи сражаясь и умри сражаясь. Бог примет всех. Да, так оно и есть. Очень просто.
– Так, – сказал наконец Джошуа. – Зажаты между страшной грядущей бурей и армией моего брата. – Он покачал головой. – Мы должны защищаться, вот и все. Так мало времени прошло с тех пор, как мы нашли это убежище, и вот нам уже снова предстоит сражаться и умирать. – Он встал, потом повернулся и нагнулся, чтобы поцеловать жену.
– Куда ты идешь? – Воршева подняла руку, чтобы коснуться его щеки, но избегала его взгляда. – Почему ты уходишь?
Джошуа вздохнул:
– Я должен пойти и поговорить с этим мальчиком, Саймоном. Потом я немного поброжу и подумаю.
Он вышел навстречу тьме и быстрому ветру.
Во сне Саймон сидел на массивном троне из гладкого белого камня. Его тронный зал был и не зал вовсе, а огромный газон жесткой зеленой травы. Небо над его головой было ненатурально синим и лишенным глубины, как раскрашенная чаша. Большой круг придворных стоял перед ним. Их улыбки, так же как и голубое небо, казались застывшими и фальшивыми.
Король несет возрождение, крикнул кто-то. Ближайший из придворных шагнул к трону. Это была одетая в серое темноглазая женщина с длинными прямыми волосами. Она поставила перед ним куклу, скрученную из листьев и тростника, потом отступила назад и исчезла, хотя вокруг не было места, где можно было бы укрыться. Тогда вперед вышел следующий. Возрождение! – закричал один. Спаси нас! – закричал другой. Саймон пытался объяснить, что у него нет такой власти, но отчаянные лица продолжали непрерывное кружение вокруг него, неразличимые, как спицы поворачивающегося колеса. Гора подношений росла. Там были и другие куклы, снопы солнечно-желтой пшеницы, охапки цветов, яркие лепестки которых казались поддельными, такими же, как и глянцевое небо. Перед ним ставили корзины с фруктами и сыром, приводили даже животных – коз и телят, чье блеянье и мычание перекрывало ровный гул назойливых голосов.
Я не могу помочь вам, крикнул Саймон. Ничего нельзя сделать!
Бесконечная смена лиц продолжалась. Крики и стоны разрастались – океан мольбы, от которого ныло его сердце. Наконец он снова посмотрел вниз и увидел, что на кучу подношений положили ребенка, как бы поверх похоронных дрог. Лицо его было мрачным, глаза широко раскрыты.
Когда Саймон потянулся к ребенку, взгляд его остановился на кукле, которая была первым даром. Она гнила у него на глазах, чернея и обугливаясь, до тех пор пока не превратилась в еле заметное черное пятнышко на вызывающе яркой траве. Остальные дары тоже менялись. Со страшной скоростью они разлагались. Фрукты растекались лужицами слизи, и покрывало плесени окутывало их. Цветы высыхали, обращаясь в пепельные хлопья, пшеница рассыпалась серой пылью. На глазах у потрясенного Саймона животные стали кучками белых костей.
Саймон попытался слезть со своего трона, но сиденье начало изгибаться и скользить под ним, качаясь, как во время землетрясения. Он упал на колени в гниющее месиво. Где же ребенок? Где? Он. же будет уничтожен, как и все остальное, смят разложением, если только Саймон не спасет его. Он нырнул вперед, разрывая зловонные отбросы, которые раньше были кучей подношений, но нигде не было ничего похожего на ребенка, если только к нему не вело это золотое мерцание где-то в глубине… Саймон зарывался в темную массу до тех пор, пока она не окружила его со всех сторон, забиваясь в его ноздри и засыпая глаза, словно могильная земля. Там ли это светящееся сквозь тени золото? Он должен пробраться еще глубже! Не было ли на ребенке золотого браслета или кольца? Так трудно дышать! Глубже! Глубже!
Он проснулся в темноте. После мгновенной паники он высвободился из складок плаща и подкатился к двери. Рывком открыв клапан палатки, он увидел несколько незакрытых облаками звезд. Сердце его перестало бешено колотиться. Он был в палатке, которую разделял с Бинабиком. Джулой, Стренгьярд и тролль помогли ему добраться сюда из Обсерватории. Как только они они положили его на постель, он мгновенно впал в забытье и увидел странный сон. Но ведь был еще и другой сон, верно? Путешествие по Дороге снов, призрачный дом и заколдованный корабль? Теперь трудно было вспомнить, что к чему и где проходила граница между ними. Голова его была тяжелой и как бы опутана паутиной.
Саймон высунул голову из палатки и вдохнул холодный воздух, глотая его, как вино. Постепенно мысли его прояснились. Они все собрались в Обсерватории, чтобы пойти по Дороге снов, но не нашли Мириамели. Это было важно – гораздо важнее, чем кошмар о куклах, младенцах и золотых кольцах. Они пытались дотянуться до Мириамели, но что-то мешало им, как и предупреждала Джулой. Пробиваясь вперед, когда остальные уже отказались от всяких попыток, он едва не потерял себя в чем-то плохом – в чем-то действительно очень плохом.
Я почти добрался до нее, почти. Я уверен, что сделал бы это, если бы попробовал еще раз.
Но они использовали последние травы Джулой, и как бы то ни было, время, когда можно ходить по Дороге снов, почти прошло. У него никогда не будет другого случая… Если…
Идея – пугающая, остроумная идея едва успела забрезжить, как мысли его внезапно были прерваны.
– Я удивлен, что ты уже проснулся. – Лампа, которую держал Джошуа, озаряла его лицо слабым желтоватым светом.
– Я только что открыл глаза, ваше высочество, – Саймон попытался встать, но запутался в клапане палатки и чуть не упал.
– Тебе не следует вставать. Тролль сказал, что тебе пришлось очень трудно. Я не совсем понимаю, что делали вы четверо, но знаю достаточно, чтобы понимать, что тебе лучше лежать.
– Со мной все в порядке. – Если принц подумает, что он нездоров, он никогда и никуда не отпустит его. Саймон не хотел, чтобы его отстраняли от участия в будущих экспедициях. – Правда, это было просто что-то вроде дурного сна. Со мной действительно все в порядке.
– Хмм-хмм. – Джошуа скептически посмотрел на него. – Ну если ты так говоришь, будем считать, что так оно и есть. Тогда пойдем, прогуляйся со мной немного. Может быть потом ты снова захочешь отдохнуть.
– Прогуляться?.. – Саймон выругался про себя. Как раз когда ему действительно хотелось побыть одному, его глупая гордость снова сыграла с ним злую шутку. Но все-таки это был лишний случай поговорить с Джошуа.
– Да, недалеко. Просто перейдем через верхушку горы. Возьми что-нибудь теплое. Бинабик никогда не простит мне, если ты под моим присмотром схватишь какую-нибудь лихорадку.
Саймон нырнул обратно в палатку и нашел свой плащ.
Некотрое время они шли молча. Свет лампы Джошуа жутко плясал по обломкам камней Сесуадры.
– Я все-таки хотел бы чем-нибудь помочь вам, принц Джошуа, – сказал он наконец; – Я хочу вернуть меч вашего отца. – Джошуа не ответил. – Если вы отпустите со мной Бинабика, нас никто никогда не заметит. Мы слишком мелкая рыбешка, чтобы привлечь внимание короля. Мы принесли вам Торн, и с тем же успехом мы можем добыть для вас Миннеяр.
– Приближается армия, – сказал принц. – Похоже, что мой брат узнал о нашем бегстве и пытается исправить свою прежнюю небрежность.
Когда Джошуа передал ему новости Джулой, Саймон неожиданно почувствовал возникшее в нем странное удовлетворение. Значит, у него в конце концов еще будет шане хоть что-то сделать! Через мгновение он вспомнил женщин, детей и стариков, для которых стал домом Новый Гадринсетт, и устыдился своего восторга.
– Что мы можем сделать? – спросил он.
– Будем ждать. – Джошуа остановился перед массивными очертаниями Дома Вод. Темный ручей бежал по разрушенному каменному шлюзу. – Теперь все остальные пути закрыты для нас. Мы будем ждать и готовиться. Когда Гутвульф или другой, кто ведет эти войска, появится – пусть это даже будет брат собственной персоной, – мы будем сражаться, чтобы защитить наш новый дом. Если мы проиграем…Что ж, тогда все будет кончено. – Ветер на вершине поднимал их плащи и теребил камзолы. – Если каким-то образом Бог даст нам победить, мы постараемся продвинуться вперед и использовать нашу победу.
Принц сел на выпавший из стены камень, поставил рядом лампу и жестом предложил Саймону присоединиться к нему; тени, которые они отбрасывали на стены Дома Вод, стали гигантскими чудовищами.
– Теперь мы должны просто жить день за днем, не заглядывая далеко вперед, иначе мы потеряем даже то малое, что у нас уже есть.
Саймон смотрел на танцующий огонь.
– А что будет с Королем Бурь?
Джошуа зябко закутался в плащ.
– Это слишком велико, для того чтобы обсуждать. Лучше нам держаться вещей, которые мы понимаем. – Он протянул руку к спящему палаточному городку. – Там спят невинные, которых надо защитить. Ты теперь рыцарь, Саймон, и ты клялся в этом.
– Я знаю, принц Джошуа.
Старший из них некоторое время молчал.
– – А я, кроме всего прочего, еще должен думать о моем ребенке. – Его мрачная улыбка в мерцающем свете лампы была только легким движением губ. – Я надеюсь, что это девочка.
– Правда?
– Когда я был моложе, я мечтал, что моим первенцем будет сын. – Джошуа запрокинул голову и посмотрел на звезды. – Я думал о сыне, который будет ученым и справедливым и не сделает ни одной из моих ошибок. – Он покачал головой. – Но теперь я надеюсь, что наш ребенок – девочка. Если мы проиграем, а он уцелееет, за ним никогда не прекратят охотиться, если это будет сын. Элиас не сможет оставить его в живых. А если мы каким-то образом победим… – он замолчал.
– Да?
– Если мы победим и я займу трон моего отца, когда-нибудь мне придется послать моего сына делать то, чего никогда не мог делать я – навстречу опасностям и славе. Таков обычай королей и их сыновей. Я никогда не буду спать спокойно в ожидании известия о его смерти. – Он вздохнул. – Вот что я ненавижу в королевской власти, Саймон. Принц должен играть с людьми, которые живут у дышат, в государственные игры. Я послал тебя, Бинабика и других навстречу страшным опасностям – тебя, почти ребенка. Нет, я знаю, что теперь ты уже мужчина – кто посвятил тебя в рыцари, в конце концов? – но это не спасает меня от угрызений совести. По милости Эйдона ты уцелел, исполняя мое поручение, но остальные твои спутники – нет.
Саймон немного помедлил, прежде чем заговорить:
– Но быть женщиной не означает избежать ужасов войны, принц Джошуа. Подумайте о Мириамели. Подумайте о вашей жене, леди Воршеве.
Джошуа медленно кивнул.
– Боюсь, что ты прав. А теперь будут новые битвы, новая война и новые невинные жертвы. – Мгновение подумав, он ошеломленно поднял таза: – Элисия, Матерь Божья, хорошее лекарство я нашел для страдающего от ночных кошмаров! – Он пристыженно улыбнулся. – Бинабик взгреет меня за это – вытащить его подопечного из постели и. беседовать с ним о смерти и горестях. – На мгновение он обнял Саймона за плечи, потом встал. – Я отведу тебя обратно в палатку. Ветер усиливается. – Когда принц нагнулся, чтобы взять лампу, Саймон посмотрел на его похудевшее лицо, ощутил острый укол любви, смешанной с жалостью, и подумал, все ли рыцари так относятся к своим лордам. Интересно, если бы отец Саймона Эльференд остался в живых, был ли бы он таким же суровым и добрым, как Джошуа? Говорили бы они с Саймоном о таких вещах?
А самое главное, думал Саймон, пока они пробирались сквозь сухую траву, гордился бы Эльференд своим сыном?
Они увидели горящие глаза Кантаки еще до того, как различили в темноте Бинабика – маленькую фигуру, стоящую возле двери палатки.
– А, хорошо, – сказал тролль. – Я был по своему признанию полон беспокойства, констатировав твое отсутствие, Саймон.
– Это я виноват, Бинабик. Мы разговаривали. – Джошуа повернулся к Саймону. – Я оставляю тебя в надежных руках. Спокойной ночи, юный рыцарь. – Он улыбнулся и ушел.
– Теперь, – непреклонно сказал Бинабик, – ты имеешь должность возвращаться к себе в постель. – Он указал Саймону на дверь, и потом сам последовал за ним внутрь. Ложась, Саймон подавил стон. Неужели этой ночью с ним захочет поговорить все население Нового Гадринсетта? Его стон стал актуальным, когда вошедшая Кантака наступила ему на живот.
– Кантака! Хиник айа! – Бинабик шлепнул волчицу. Она зарычала и, пятясь, удалилась за дверь. – Теперь время для спанья.
– Ты не моя мама, – пробормотал Саймон. Как он сможет обдумать свою идею, если вокруг будет постоянно вертеться Бинабик. – Ты тоже собираешься спать?
– Не имею возможности. – Бинабик взялеще один плащ и кинул его сверху на Саймона. – Этой ночью я караулю вместе со Слуднгом. Я буду возвращаться с тихостью, когда время закончится. – Он склонился над Саймоном. – Ты хочешь поговорить немного? Джошуа сказал тебе о вооруженных людях, которые идут к нам?
– Он сказал мне, – Саймон притворно зевнул. – Поговорим об этом завтра, ладно? Я действительно хочу спать.
– Ты имел день большой трудности. Дорога снов была предательской, как Джулой и предупреждала.
На мгновение любопытство пересилило его желание как можно скорее вернуться к своим планам.
– Что это было, Бинабик? Эта штука на Дороге снов, похожая на бурю с искрами, ты ее тоже видел?
– Джулой не имеет знания, и я тоже. Какая-то помеха, она сказала. Буря – это подходящее слово. Я предполагаю, это было что-то вроде плохой погоды на Дороге снов. Но о ее причинности мы можем только иметь догадки. И даже догадывание не подходит для ночного времени и темноты. – Он встал. – Спокойной ночи, друг Саймон.
– Спокойной ночи, Бинабик. – Он услышал, как тролль свистит Кантаке, потом долго лежал тихо, сосчитав двести сердцебиений, прежде чем выскользнул из-под теплых плащей и стал искать зеркало Джирики.
Он нашел его в седельных сумках, которые Бинабик успел снять с его лошади. Белая стрела тоже была там, и еще тяжелый мешок, на мгновение озадачивший его. Саймон вытащил мешок, потом некоторое время возился с узлом шнурка. Внезапно он вспомнил, что это Адиту дала ему при прощании, сказав, что в мешке лежит что-то, посланное Амерасу для Джошуа. Любопытно, подумал Саймон, что будет, если взять и открыть этот мешок где-нибудь в более уединенном месте. Но время поджимало. Саймон чувствовал, что Бинабик может вернуться раньше, чем предполагал. Лучше будет, если его накажут за отсутствие, чем если его остановят, прежде чем он сможет испробовать свою идею. Он неохотно запихнул мешок обратно в седельную сумку. Позже, обещал он себе. Потом он отдаст его принцу, как и должен был.
Остановившись, чтобы достать маленький мешочек, в котором лежали кремни, он вышел из палатки в холодную ночь. Скудный лунный свет пробивался сквозь пелену облаков, и его было достаточно, чтобы найти путь через вершину горы. Несколько смутных фигур двигались по палаточному городу, но никто не окликнул его, и вскоре Саймон вышел из Нового Гадринсетта и подошел к руинам Сесуадры.
Обсерватория была пуста. Саймон прокрался сквозь темное помещение и вскоре нашел остатки костра, который разводила Джулой. Пепел был еще теплым. Он добавил несколько сухих веток, лежавших рядом с углями, и высыпал на них пригоршню опилок из своего мешочка. Он ударил кремнем по тупому концу кресала и высек искру. Она угасла, прежде чем он успел раздуть ее, так что ему пришлось с тихими ругательствами повторить эту процедуру. Наконец ему удалось разжечь маленький костер.
Резной край зеркала Джирики потеплел под его пальцами, но сама поверхность была холодной, как кусок льда, когда он поднес ее к щеке. Он дохнул на нее, как дышал на добытую с таким трудом искру, и поднес к лицу. Его шрам побледнел немного – теперь это была просто красно-белая линия от уголка глаза до челюсти. Он подумал, что это придает ему мужественный вид – внешность человека, который сражался за правое и благородное дело. Снежно-белая прядь в его волосах тоже, казалось, придавала его облику оттенок зрелости. Борода, которую он постоянно теребил, пока рассматривал себя, делала его похожим уж если не на рыцаря, то по крайней мере, скорее на молодого человека, чем на неоперившегося юнца. Интересно, что подумала бы Мириамель, если бы увидела его сейчас?
Может быть, я скоро узнаю.
Он слегка наклонил зеркало, так что в свете огня виднелась только половина его лица, а по второй половине зеркала мелькали красноватые тени. Он подумал о том, что Джулой говорила про Обсерваторию – о том, что некогда отсюда ситхи переговаривались друг с другом через огромные расстояния. Он постарался закутаться, словно в плащ, в ее древность и тишину. Однажды он уже увидел в зеркале Мириамель, ничего не сделав для этого – и почему бы этому не повториться сейчас, в этом сильном месте?
Пока он смотрел на свое половинное изображение, огонь костра, казалось, изменился. Беспорядочное мерцание превратилось в мягкое колебание, потом в равномерную пульсацию алого света. Лицо в зеркале растворилось в дымно-сером, и когда он почувствовал, что падает в него, в мозгу Саймона еще успела промелькнуть торжествующая мысль:
А никто не хотел учить меня магии!
Рамка зеркала исчезла, и серый туман окружил его. Наученный опытом предыдущего путешествия, он не испугался – это была старая и знакомая территория. Но как только он сказал это себе, другая мысль внезапно охватила его – раньше у него всегда был наставник и с ним были другие путешественники. В этот раз не будет Лилит, которая могла бы разделить его заботы, и не будет Джулой или Бинабика, которые могли бы помочь ему, если он зайдет слишком далеко. Легкий холодок страха пробежал по его спине, но Саймон отогнал его. Он ведь уже использовал зеркало, чтобы позвать Джирики, разве нет? Тогда тоже никто не мог помочь ему. Тем не менее какая-то часть его понимала, что несколько проще позвать на помощь, чем самому исследовать Дорогу снов.
Но Джулой предупредила, что время подходит к концу, что скоро Дорога снов станет непроходимой. Может быть, это последняя возможность дотянуться до Мириамели, последний шане спасти ее и привести назад. Если Бинабик и остальные узнают, это уж наверняка будет последним шансом. Он должен идти вперед. Кроме того, Мириамель будет потрясена, обрадована и удивлена…
Серая пустота на этот раз казалась плотнее. Если он плыл – то плыл в ледяной и мутной воде. Как можно найти здесь дорогу без вех и опознавательных знаков? Саймон попробовал представить себе Мириамель – такую, какую он видел на закате, когда шел по Дороге снов. На этот раз, однако, картинки не получалось. Ведь глаза Мириамели выглядели совсем иначе? Ее волосы, даже когда она красила их, чтобы изменить внешность, никогда не имели такого коричневатого оттенка. Он сражался с непокорным видением, но лицо потерянной принцессы никак не получалось. Он уже не мог вспомнить, как она должна была выглядеть. Саймон чувствовал себя так, как будто он пытается сделать цветное стеклянное окно из окрашенной воды – все плывет и смешивается, не подчиняясь его стараниям.
По мере того, как он продвигался все дальше, мутная серость начала меняться. Разница не сразу стала заметной, но если бы Саймон был в своем теле – а ему внезапно захотелось вернуться туда – волосы у него на'голове встали бы дыбом и мурашки побежали бы по спине. Что-то находилось в этом пространстве вместе с ним. Что-то гораздо большее, чем он Он почувствовал идущую извне волну его силы, но в отличие от сонной бури, затягивавшей его раньше, эта Сила обладала разумом. От нее веяло умом и зловещим спокойствием. Он чувствовал ее безжалостное любопытство, как пловец в открытом море может чувствовать, как в черных безднах под ним проплывает огромная холодная тварь.
Одиночество Саймона внезапно показалось ему чем-то вроде ужасающей наготы. Он безнадежно пытался связаться с чем-нибудь, что может вытащить его из этого ошеломляюще пустого пространства. Он чувствовал, как уменьшается от страха, угасает, словно пламя свечи. Он не знал, как уйти отсюда. Как ему покинуть это место? Он пытался вырваться из этого сна и проснуться, но как и в детских кошмарах, это наваждение нельзя было разорвать. Он вошел в этот сон, не засыпая, так как же он теперь может проснуться?
Смутное изображение, которое не было Мириамелью, все еще оставалось с ним. Он попытался пробиться к нему, уйти от той огромной медленной твари, чем бы она ни была, от твари, которая подкрадывалась к нему.
Помоги мне! закричал он безмолвно и почувствовал, как где-то на краю сознания возникает узнавание. Он потянулся туда и вцепился в мутную фигуру, как потерпевший кораблекрушение хватает обломок доски. Новое присутствие усилилось, но по мере того, как сила его возрастала, тварь, разделявшая с ним пространство, прибавила сил ровно настолько, чтобы не дать ему ускользнуть. Он ощутил злобную усмешку – тварь радовалась безнадежности его борьбы, но кроме того он понял, что ужасное существо устает от этого развлечения и скоро прекратит игру. Что-то вроде смертоносной силы окружило его. Непереносимый холод сковал его волю в тот самый момент, когда Саймон в очередной раз потянулся к слабому присутствию другого создания. Юноша коснулся его и через несколько ужасных мгновений крепко уцепился за него.
Мириамель? подумал он, молясь, чтобы это была она, и боясь потерять неощутимый контакт. Кто бы это ни был, он, кажется, наконец понял, что Саймон здесь. Но то, что его держало, больше не медлило. Черная тень надвинулась на него сверху, стирая собой свет и мысль…
Сеоман!? Другое присутствие внезапно оказалось с ним. Не то, колеблющееся, женское, и не то, смертельное и темное. Иди ко мне, Сеоман, позвало оно. Иди!
Тепло коснулось его. Холодная хватка другого на мгновение усилилась и потом отпустила. Непобежденное, понял Саймон из уходящей мысли темного существа, но утомленное и не желающее возиться с такой мелочью. Так кошка может потерять интерес к мыши, которая скрылась под камнем. Серость вернулась, все еще бестелесная и беспредельная. Потом она завихрилась, как закрученные ветром облака. Перед ним возникло лицо – узкое тонкокостное лицо с глазами цвета расплавленного золота.
Джирики!
Сеоман! сказал он. Лицо его было тревожным. Ты в опасности? Тебе нужна помощь?
Думаю, теперь я в безопасности. И действительно, подкрадывающееся присутствие, казалось, совсем исчезло. Откуда взялась эта ужасная тварь?
Я не знаю точно, что держало тебя, но если оно исходило не из Наккиги, то в мире даже больше зла, чем мы подозревали. Несмотря на странную разобщенность этого видения, Саймон видел, что ситхи тщательно изучает его. Ты хочешь сказать, что позвал меня без причины?
Я вовсе не собирался звать тебя, ответил Саймон, теперь, когда худшее было уже позади, слегка пристыженный. Я пытался найти Мириамель, дочь короля. Я говорил тебе о ней.
Один на Дороге снов? В этих словах была ярость и некоторое холодное восхищение. Глупое человеческое дитя! Если бы я не отдыхал и не был поэтому поблизости от того места, куда ты забрался – в мыслях, я имею в виду – один Гров знает, что бы тогда с тобой стало. Через мгновение ощущение его присутствия стало теплее. И все-таки я рад,, что у тебя все хорошо.
Я тоже счастлив видеть тебя. И это была правда. Саймон даже не понимал, оказывается, как сильно ему не хватало спокойного голоса Джирики. Мы на Скале прощания – Сесуадре. Элиас послал к нам войска. Ты можешь чем-нибудь помочь?
Треугольное лицо ситхи помрачнело.
Я не смогу ничем помочь тебе в ближайшее время, Сеоман. Ты должен сам заботиться о своей безопасности. Мой отец, Шима'Онари, умирает.
Мне… мне очень жаль.
Он убил собаку Нику' а, самого большого зверя, когда-либо выращенного в псарнях Наккиги, но был при этом смертельно ранен. Это еще одно звено в бесконечной цепи – еще один долг крови Утук'ку и… он помедлил, остальным. Тем не менее. Дома собираются. Когда мой отец наконец уйдет к Грову, зидайя снова начнут войну. После предыдущей вспышки гнева ситхи снова был невозмутим, но Саймон думал, что различает подспудное чувство напряженного радостного возбуждения.
У Саймона снова появилась надежда.
Ты присоединишься к Джошуа? Ты будешь сражаться вместе с нами?
Джирики нахмурился.
Не могу сказать, Сеоман, – и не буду давать опрометчивых обещаний. Если бы это зависело от меня, то да, и в последний раз зидайя и судходайя сражались бы вместе. Но многие будут говорить после того, как скажу я, и у многих будут свои мысли на этот счет. Мы танцевали Танец Лет много сотен раз, с тех пор как все Дома собирались вместе на военный совет. Смотри!
Лицо Джирики замерцало и потускнело, и некоторое время Саймон видел большой круг сребролистых деревьев, высоких, словно башни. У их подножия собрались сонмы ситхи, сотни закованных в разноцветную броню бессмертных. Их броня сверкала и переливалась в колоннах солнечного света, пробивавшегося сквозь вершины деревьев.
Смотри. Члены всех Домов собрались у Джао э-Тинукай. Чека'исо Янтарные Локоны здесь, так же как и Зиниаду, легендарная госпожа затерянного Кементари, и Йизахи Серое Копье. Даже Куроии Высокий Всадник приехал сюда – он не соединялся с Домами на Танце Лет со дней Ши'ики и Сендиту. Изгнанники вернулись, и мы будем сражаться, как один народ, чего мы не делали со времени падения Асу'а.
Видение вооруженных ситхи потускнело, и перед Саймоном снова появилось лицо Джирики.
Но у меня слишком мало власти, Чтобы вести за собой это собрание, сказал он. И у нас, зидайя, много обязанностей. Я не могу обещать, что мы придем, Сеоман, но я сделаю все возможное, чтобы выполнить свой долг по отношению к тебе. Если нужда будет велика, зови меня. Ты знаешь, я сделаю все, что могу.
Я знаю, Джирики. Казалось, он еще многое мог бы сказать ему, но мысли Саймона смешались. Надеюсь, мы скоро увидимся.
Наконец Джирики улыбнулся.
Как я уже говорил, человеческое дитя, простой здравый смысл подсказывает мне, что мы еще встретимся. Будь храбрым.
Буду.
Лицо ситхи стало серьезным.
Теперь иди, пожалуйста. Как ты уже понял. Свидетели и Дорога снов теперь ненадежны – в сущности, они опасны. Кроме того, я сомневаюсь, что здесь нет лишних ушей, которые могли бы подслушать нас. То, что собираются Дома, не секрет, но то, что будут делать зидайя, никто не должен знать. Избегай этого места, Сеоман.
Но я должен найти Мириамель., упрямо сказал Саймон.
Боюсь, так ты найдешь только беду. Оставь это. Кроме того, возможно, она прячется от тех, кто может и не найти ее, если только, не желая этого, ты не приведешь их к ней.
Саймон виновато подумал об Амерасу, но понял, что Джирики не хотел напоминать ему об этом, а просто предостерегал его.
Будь по-твоему, согласился он. Значит, все это было напрасно.
Хорошо. Ситхи сузил глаза, и Саймон почувствовал, как его пристутствие начинает таять.
Но я не знаю, как вернуться!
Я помогу тебе. А сейчас прощай, мой Хикка Стайа.
Черты Джирики расплылись и исчезли. Осталась только серая дымка. Когда и она начала таять, Саймон снова ощутил легкое прикосновение, женское присутствие, до которого он дотянулся в мгновение своего страха. Была ли она с ними все время? Была ли она шпионкой, как предупреждал Джирики? Или это действительно была Мириамель, как-то отделенная от него, но тем не мене? чувствующая, что он поблизости. Кто это был?
Когда он пришел в себя, дрожа от холода под разбитым куполом Обсерватории, он задумался, суждено ли ему узнать когда-нибудь.