Дорога, откуда не возвращаются

***

Деревня состояла из одной улочки, приткнувшейся к горному склону и вытянувшейся вдоль тракта — солома, дерево, грязь, покривившиеся заборы. Едва они подъехали, псы подняли гвалт. Конь Висенны спокойно стоял посреди дороги, не обращая внимания на вившихся вокруг него собак. Сначала никого не было видно. Потом из-за заборов по ведущим с гумна тропкам к ним осторожно приблизились жители, босые и хмурые. С вилами, кольями, цепами. Кто-то наклонился, поднял камень. Висенна подняла руку. Корин увидел, что она держит золотой ножик, маленький, серповидный.

— Я — врачевательница, — сказала она ясно и звонко, хоть и негромко.

Крестьяне опустили оружие, переглянулись. Подходили все новые. Те, ко стоял ближе, сняли шапки.

— Как называется деревня?

— Ключ, — раздалось из толпы.

— Кто над вами старший?

— Топин, милостивая госпожа. Вон его дом.

Сквозь толпу протолкалась женщина с младенцем на руках.

— Госпожа… — робко коснулась она колена Висенны. — Дочка у меня… Горячка…

Висенна спрыгнула наземь, потрогала головку ребенка, зажмурилась.

— Завтра будет здорова. Не кутай ее так.

— Спасибо вам, милостивая… Уж так спасибо…

Староста Топин был уже здесь: казалось, он раздумывал, что ему делать с зажатыми в руке вилами. Наконец сбросил ими с крыльца куриный помет.

— Здравствуйте, госпожа, и вы, рыцарь, — сказал он, поставив вилы к стене. — Извините, времена нынче такие смутные… прошу в дом, окажите такую честь.

Они вошли.

Жена Топина (за юбку ее цеплялись две светловолосые девочки) подала яичницу, хлеб и простоквашу. Висенна, в отличие от Корина, ела мало, сидела тихая и угрюмая. Топин не находил себе места и говорил, говорил:

— Смутные времена. Ох, смутные. Беда у нас, благородные господа. Мы овец разводим, на шерсть, и шерсть ту продаем, а купцов теперь не стало, вот и приходится овец резать, это рунных-то овец, да что делать, есть что-то надо. Раньше купцы за яшмой, за зелеными камнями ездили в Амелл, за перевал, где копальни. Там яшму копают. А как проезжали они, то и шерсть у нас брали, платили хорошо, добро разное оставляли. Да не стало теперь купцов. Даже соли нет, убоину теперь за три дня съесть нужно, чтоб не пропала.

— Караваны здесь больше не ходят? Почему? — Висенна, задумавшись, касалась ремешка на лбу…

— Ох, не ходят, — сказал Топин. — Закрыт путь в Амелл, на перевале расселся проклятый Кащей, ни одной живой души не пропускает. Что ж купцам туда идти? На смерть?

Корин не донес ложку до рта:

— Кащей? Что за кащей?

— А я откуда знаю, господин? Говорят, Кащей, людоед. На перевале будто бы засел.

— Караваны не пропускает?

Топин бегал по избе:

— Смотря какие. Свои. Свои, говорят, пропускает.

Висенна нахмурилась:

— Как это — свои?

— Свои, — сказал бледный Топин. — Людям в Амелле еще горше, чем нам. Нас хоть чащоба спасает. А они сидят на своей скале и тем только живут, что им кащеевы меняют на яшму. Обдирают как липку, но что им, в Амелле, делать? Яшму есть не будешь.

— Какие такие «кащеевы»? Люди?

— Люди, и Вороны, и другие. Стража его, стало быть. Они в Амелл возят что отберут у нас и меняют там на яшму да на зеленый камень, а у нас все силой отбирают. Грабят по селам, девок позорят, а кто упрется, убивают, дома жгут. Стражники Кащеевы.

— Сколько их? — спросил Корин.

— Кто бы их там считал, благородный господин. Сильные они, друг за дружку держатся. Не дашь — налетят ночью, избы сожгут. Лучше уж дать им, чего требуют. А то говорят… Топин еще больше побледнел, задрожал.

— Что говорят, Топин?

— Говорят, Кащей, если его разозлить, слезет с перевала и пойдет сюда, в долину.

Висенна рывком поднялась. Лицо ее изменилось. Корина пробрала дрожь.

— Топин, — сказала чародейка. — Где тут ближайшая кузница? Конь у меня потерял подкову.

— За деревней, у леса. Там кузница, и конюшня там.

— Хорошо. Теперь иди узнай, где есть больные или раненые.

— Висенна, — сказал Корин, едва за старостой закрылась дверь.

Друидесса обернулась к нему.

— У твоего коня все подковы целы.

Висенна молчала.

— Зеленый камень — это, конечно, жадеит, им славятся копальни в Амелле, — сказал Корин. — А в Амелл можно попасть только через перевал. Дорога, откуда не возвращаются. Что говорила покойница на поляне? Почему хотела меня убить?

Висенна не ответила.

— Молчишь? Ну и не надо. И так все начинает проясняться. Бабулька ждала кого-то, кто остановится перед дурацкой надписью насчет того, что идти на восток нельзя. Это было первое испытание — умеет ли путник читать. Потом другое — ну кто сейчас поможет голодной старушке? Только добрый человек из Круга Друидов. Любой другой, голову даю на отсечение, еще и клюку бы у нее отобрал. Хитрая бабка начинает говорить о несчастных людях, которым нужно помочь. Путник, вместо того, чтобы ублаготворить ее пинком да грубым словом, как сделал любой здешний житель, развешивает уши. И бабка понимает — это он и есть, друид, идущий расправиться с теми, кто грабит эти места. А поскольку бабка наверняка сама из тех грабителей, она хватается за нож. Ха! Висенна, я ведь не глуп?

Висенна не ответила. Смотрела в окно. Мутная пленка рыбьего пузыря не препятствовала ее взгляду, и она видела пестрокрылую птицу, сидевшую на ветке вишни.

— Висенна?

— Слушаю, Корин.

— Что это за Кащей?

Висенна резко обернулась к нему:

— Корин, ну что ты лезешь не в свое дело?

— Послушай, — Корина ничуть не смутил ее тон, — я уже влез в твое, как ты говоришь, дело. Так уж вышло, что меня хотели убить вместо тебя.

— Случайно.

— А я-то думал, что чародеи не верят в случайности — только в магическое притяжение, стечение обстоятельств и все такое прочее. Висенна, мы ведь ехали на одном коне. Давай уж, смеха ради, продолжать. Я тебе помогу в твоей миссии, о которой, похоже, догадываюсь. Если ты откажешься, я посчитаю это спесью. Говорят, вы там, в Круге, очень уж высокомерно относитесь к простым смертным.

— Это ложь.

— Душевно благодарю, — Корин блеснул зубами. — Ну, не будем зря тратить время. Поедем в кузницу.