Дорога на запад

5

Время донесло до нас детскую песенку и игру времен легендарных подвигов Чарла, героя эпохи короля Новуса.

Кевин помахал рукой, чтобы ему подали очередную кружку кислого пива и мрачно уставился в кружку. Не важно, сколько раз он снова и снова мысленно сражался с разбойниками в Проходе, удар за ударом, шаг за шагом. Все равно воспоминания продолжали настойчиво копошиться внутри, пытаясь вырваться. И каждый раз все повторялось сначала. Снова и снова Кевин переживал свои промахи, все вместе и каждый в отдельности, но это не приносило ему облегчения. Ничто не менялось. Он не мог ничего изменить. Как там говорил Сэнтон?

- У тебя глаза как у орла, Кевин. Мне хотелось бы, чтобы ты направил их внутрь самого себя и сумел выследить всех крыс и мышей, которые продолжают грызть твою душу.

- Легко говорить, Сэнтон! - возразил Кевин робко и поспешно глотнул из кружки, когда головы посетителей повернулись к нему. Он сидел в крошечной, дымной и угрюмой таверне в Кроссривер, весьма гнусном месте, едва расчищенном от всей грязи, которую принес с собой паводок. В воздухе висела кислая вонь, но Кевин старался не обращать на нее внимания. Весь Кроссривер пропитался запахом гнили. Повсюду громоздились кучи навоза и прочего хлама, то тут, то там попадались полуразрушенные хижины, и все это, выставленное горячим лучам солнца, потихоньку высыхало, не прекращая распространять зловоние.

- Ты, наверное, думал, что река слегка помоет и вычистит Кроссривер, - сказал кто-то по этому поводу, - но она сделала его еще хуже. Как это может быть?

Артур-оружейник, после того как в течение нескольких дней постоянно жаловался на отсутствие сухого угля, наконец заканчивал работу над мечом. Его мастерская находилась как раз напротив таверны. Это обошлось Кевину в двенадцать золотых, так как именно на этой цене они с мастером в конце концов остановились, - при том, что поначалу с него запросили семнадцать, - но, по крайней мере, это была хорошая сталь. Во всяком случае, все говорили об Артуре именно так. Кевин вызвал в "Голубом Кабане" настоящий взрыв смеха, когда заикнулся о своем желании получить клинок работы гномов.

- Моя бабка всегда говорила: "В одной руке - помочиться, а в другой - на принцессе жениться", дескать, много хочешь, а куда меньше можешь!

- Ты совсем спятил, парень! Уговорить гнома продать тебе клинок так же невозможно, как долететь по воздуху до Верхних Равнин!

- В следующий раз он захочет лук эльфов!

- И плащ волшебника.

После этого случая Кевин перестал появляться в "Голубом Кабане" и стал проводить свое время и столоваться в целом десятке различных таверн. Его заставили сделать это вовсе не шутки по поводу меча, а общая обстановка в целом. Теперь его уже узнавали и приветствовали ухмылками, н него многозначительно поглядывали и, отвернувшись с улыбкой, принимались шептаться. Иногда только одно слово доносилось до его слуха, но это слово было "Викет..."

- А-а-а... пусть все они провалятся в ад! Они... - Кевин вдруг понял, что снова громко разговаривает сам с собой. Мрачный одноглазый крестьянин, отвернувшись от своих товарищей и, злобно глянув на Кевина, сказал:

- Не слишком ли ты расшумелся здесь, балаганный шут?

Кевин всем корпусом повернулся к нему. По крайней мере, это он мог понять.

- Когда я в последний раз видел что-то похожее на твою одноглазую рожу, - сказал он, - это оказалась свинья, повернутая ко мне задницей. Вы с ней были очень похожи.

Крестьянин зарычал и вскочил, сжимая в руке рукоять заткнутой за пояс узловатой дубинки, однако двое его товарищей в тот же миг схватили его з руки.

- Нет, Хубер, не делай этого!

- Успокойся, приятель, возьми себя в руки. Это тот самый боец...

- Никакой он не боец, судя по тому, что я слышал, - огрызнулся Хубер. Тем временем еще один человек поспешил на помощь державшим Хубера. Кевин наблюдал за их возней с выражением легкого раздражения на лице.

- Отпустите его, - сказал он, - у меня как раз подходящее настроение, чтобы оторвать этому муравью его безмозглую голову.

Хубер испустил хриплый яростный вопль и чуть было не вырвался. Тогд четвертый из сидевших за столом мужчин тоже встал, схватил табурет и с размаху ударил Хубера по голове. Тот сразу обмяк и выскользнул из рук державших его людей. Те отпустили его, и Хубер лицом вниз распластался н грязном полу.

- Не обращайте на него внимания, - обратился к Кевину один из мужчин. - Время от времени он бывает совершенно непереносим. По правде сказать, редкий день обходится без того, чтобы он на кого-то не прыгнул. А вообще-то он - маленькое глупое дерьмо.

- Верно, - подтвердил еще один крестьянин. - И мы регулярно спасаем ему жизнь подобным образом.

Кевин, не говоря ни слова, снова вернулся к своему пиву. Он продолжал хмурить брови, но теперь его гнев был направлен больше против самого себя, нежели против чего-либо другого. О Боги! Как ему хотелось, чтобы это случилось! Знакомый голос демона хихикнул над ухом и принялся причитать, что если бы Кевин повел себя поумнее, то он мог бы втянуть в драку всех посетителей таверны.

Разве не получил он тогда удовольствия? Возможно...

К тому же это могло помочь ему хоть немного утолить свою ярость, как огонь сжигает высохшую прошлогоднюю траву и жнивье. Совсем как это было три ночи тому назад, когда этот болван в "Знаке Потерянной Собаки" затеял пошутить над Кевином. Теперь он долго не сможет бросить никому вызов.

И перед его мысленным взором снова пронеслась вся сцена.

- Эй ты, великий воин! Если ты хочешь уйти, то должен притвориться, что вот эта дверь - Проход, а я буду разбойником, - и он ухмыльнулся.

- Прекрасная мысль, - отвечал Кевин, кивал, - давай посмотрим, как у меня получится на этот раз.

Некоторое время спустя один из восхищенных зрителей, осматривая неподвижное тело на полу, заметил:

- Похоже, Проход теперь свободен.

"Да, Раскер, я знаю, - отвечал Кевин далеким ворчливым голосам, доносящимся из прошлого. - Я знаю! Я становлюсь ничем не лучше их. Да, Сэнтон, я знаю, что совершить хороший поступок не значит стать хорошим человеком. Я знаю, я выучил ваши уроки, я знаю..."

Но знание ничем не могло ему помочь. Что, ради всего святого, он делает в этой гнусной забегаловке, скорчившись над кружкой кислого, как моча, пива?

- Это ты тот самый воин, который сразился с бандитами в Проходе? - заданный тихим голосом вопрос заставил Кевина повернуться. Это был молоденькая служанка, кривляка, полуженщина-полуребенок, на вид не старше пятнадцати лет.

- Нет, - проворчал Кевин. - Если бы я был тем самым благородным парнем, разве сидел бы я в таком месте, как это?

Служанка наклонила голову и нахмурилась:

- Совсем недавно ты так не разговаривал.

- Да, конечно... это, наверное, твое пиво сыграло со мной такую скверную шутку. Скажу тебе как на духу, красавица, именно пиво способно изменить все на свете к худшему.

Он встал из-за стола и бросил ей несколько медяков.

- Мне надо возвращаться к своим свиньям, крошка. Они начинают скучать, когда я слишком задерживаюсь.

Когда Кевин вышел на улицу, там уже сгустились сумерки. Кевин быстро пересек улицу по направлению к оружейной мастерской. На севере снов гремела гроза. Кевин потер лицо обеими руками, потряс головой, словно пытаясь прогнать прочь наступивший вечер. Сколько кружек этого пойла он выпил?

И он сам себе ответил, что это не имеет никакого значения, потому что он сам и только сам мог довести себя до состояния, граничащего с глупостью. Он снова с яростью затряс головой, желая, чтобы его стошнило вот тут, прямо посреди улицы, и чтобы вместе со рвотой он мог извергнуть из себя все, что скопилось в нем плохого и неправильного. Без сомнения, он попал в беду, и поэтому, что бы он ни предпринимал, ничто не было решением проблемы.

Итак?..

- Однажды, - пробормотал он, припоминая один из девизов Сэнтона, - однажды ты бросишь вызов всем демонам. Сначала эль и вино, потом...

Он не был уверен, что будет потом. Но он узнает, когда с первыми двумя будет покончено.

Новый меч очень удобно помещался в ладони. Кевин заранее оговорил, что он должен быть на пол-ладони короче обычного боевого меча, однако, несмотря на это, он был великолепно сбалансирован, а длинная рукоятка был обкручена проволокой для двуручного обхвата. Упертый концом в землю, меч как раз достигал навершием рукояти до пояса Кевину, который немедленно испробовал оружие, несколько раз взмахнув им в воздухе.

- Нет ли у тебя акульей кожи, чтобы обтянуть рукоятку? - спросил он.

- Акульей кожи? - оружейник с подозрением посмотрел на Кевина. - А что такое акулья кожа?

- А, не обращай внимания, - отмахнулся Кевин. - Это... очень грубая и шершавая кожа, которая очень хорошо подходит для всего того, что не должно выскальзывать из рук.

- Понятно... - протянул оружейник. - Но что такое акула?

- Ну... это такая очень большая рыба.

- И очень шершавая, да? - угол рта его начал кривиться в усмешке.

Кевин энергичным движением руки отодвинул вопрос об акулах далеко в сторону:

- А как насчет шлема и щита?

На шлеме сзади была довольно глубокая вмятина от меча, которая точно совпадала с болезненной опухолью у Кевина на затылке.

- Со шлемом все в порядке, так... легкая шероховатость. Я выправил его довольно легко. Но вот щит... - Артур покачал головой, прислонив щит к скамье. По его верхней части тянулась глубокая впадина, словно щит согнулся в этом месте.

- Что за меч нашелся в двух или трех преисподнях, который сделал это? И каким же огромным был тот, кто держал этот меч в руках?

- Да, не маленьким.

- Я так и думал.

- К тому же он был в прескверном расположении духа, - добавил Кевин. - А как с наплечником?

- Я сделал вам новый. Никогда нельзя доверять пластине, которая однажды была разрублена. Кстати, что бы вы хотели сделать со своим щитом?

- Выпрямить изгиб и отрихтовать вмятину.

- Вы хотите, чтобы на нем осталась отметина? - оружейник нахмурился и покачал головой, глядя на изуродованный щит. - Выглядит так, словно его пополам сложили. Вы точно хотите, чтобы я сделал по-вашему?

Внутри Кевина поднялась жаркая волна, но это не было пламя гнева или огонь стыда. Это была вспышка уверенности.

- Да, я хочу именно так, - подтвердил он. - Я должен всегда помнить о том, как появилась эта метка.

На хуторе к северу от Мидвейла женщина, стоя в дверях, вглядывалась в темноту, пытаясь рассмотреть что-то сквозь завесу дождевых струй. Ей был виден только отблеск света от фонаря в том месте, где едва угадывался во мраке навес для скота.

- Норма! - позвала женщина, сначала тихо, а потом чуть громче. - Но-орма, ты сказала, что идешь ненадолго!

Никакого ответа, только ровный шорох дождя.

- Оставайтесь здесь, в тепле, - приказала женщина двоим маленьким детям, а сама накинула на голову платок и вышла из дома в уютную темень.

На мокрой глине возле навеса отпечатались свежие следы. Они были похожи на человеческие, только большие. Ужасно большие.

Слегка пригибая голову, женщина вошла под навес и спросила в пустоту:

- Ты не знаешь, кто напугал стадо? Ты ушла...

Затем голос ее упал до хриплого шепота:

- Норма?

Фонарь стоял на крышке ларя с зерном.

Рядом лежала рука.

На утоптанном полу валялась нога.

А все, что осталось от Нормы, свисало вниз головой с крюка для разделки мяса.

Мышцы рук и плеч горели, как расплавленный свинец. Мышцы под левой лопаткой начинало сводить судорогой, острой, как наконечник копья. Проклятье! Кевин чувствовал, что придется спрыгнуть вниз.

Он повисел еще мгновение, прикидывая расстояние до каменных плит двора. До них был целый этаж. Внизу белели запрокинутые лица, кто-то улыбался, кто-то хмурился, кто-то качал головой.

Кевин спрыгнул. В момент приземления острая боль, словно копье, пронзила его левое поврежденное колено. Кевин стиснул зубы, но все равно гримаса боли слегка исказила его лицо. Шериф, уперев кулаки в бока, наградил его кривоватой улыбкой.

- Ладно... я думаю, каждый дурак может покончить жизнь самоубийством и любым дурацким способом, но если ты собираешься совершить это именно здесь, на территории казарм Стражи, это будет не всем понятно, да и не слишком хорошо. Что, ради всего святого, ты собираешься делать?

Кевин поднял голову и поглядел на зубчатый парапет стены, расположенный на высоте второго этажа и окружающий площадку со всех сторон. Он был меньше, чем парапет, ограждающий тренировочную площадку в академии - одна сторона того парапета была около пятидесяти шагов в длину, а здесь - около сорока, и все-таки Кевину не удалось пройти его целиком.

И Кевин объяснил.

В академии это называлось "Прогулка по парапету". Каждое утро после пробежки по периметру внешней стены обучаемые должны были совершить путешествие вокруг тренировочной площадки, но уже непосредственно по зубчатому парапету внутренней стены. Вниз и вверх, подтягиваясь на руках на зубцы стены, спрыгивая в промежутки между ними, и все это на высоте примерно двух этажей над вымощенным каменными плитами двором. В первый месяц они осваивали одну из сторон прямоугольного периметра, на следующий месяц - две и так далее, до тех пор, пока они оказались в состоянии сделать полный круг. Те, кто спрыгивал или падал, должны были немедленно начинать заново, если, конечно, они оказывались в состоянии ходить. Те, кто оказывался на мостках для стражников с внутренней стороны, тоже должны были начинать все сначала. Пять неудач подряд означали, что незадачливый курсант получал испытательный срок, в течение которого ему предоставлялась возможность исправиться. Отказ от "Прогулки по парапету" означал немедленное отчисление из академии. Лишь только у курсантов появлялась свободная минута, и их сразу загоняли на парапет. Однажды ночью, в одиночестве, Кевин сделал по парапету два круга подряд, просто чтобы доказать самому себе, что он на это способен.

- Я подзабросил свои тренировки, - объяснил Кевин шерифу. - С вашего позволения, я хотел бы тренироваться здесь.

- М-м-да, - шериф разглядывал стены казарм с явным подозрением. - Интересно, какие еще странные и членовредительские трюки у тебя на уме.

Кевин снова оглядел парапет.

- Нужно натянуть между зубцами канаты так, чтобы они шли поперек двора. Упражнение заключается в том, чтобы, перебирая руками, пересечь двор от стены до стены, а в самом конце - суметь перепрыгнуть на соседний канат и двигаться в обратном направлении. - Кевин указал на фрагменты старой городской стены: - А сюда можно влезть без снаряжения. Вверх и вниз.

Шериф изобразил на лице наиболее вероятную из всех своих ухмылок и, задрав голову, поглядел на верхушку древней Восточной башни.

- У тебя в роду не было белок?

Кевин бросил взгляд в сторону ухмыляющихся стражников.

- Кое-кому из ваших людей не повредила бы подобная подготовка.

- Ага. Я прямо вижу распластавшиеся на плацу мертвые тела! У Стражи есть иное назначение, нежели мостить собой мостовые.

- Это для развития силы. Некоторые из стражников не могут пробежать от одного конца плаца до другого, не скорчив при этом такой рожи, словно их рубанули секирой.

Шериф медленно кивнул, окидывая взглядом своих солдат.

- А в твоем арсенале есть такие упражнения, которые не прикончат их на месте? - поинтересовался он. Кевин улыбнулся.

- Я постараюсь что-нибудь придумать, но я не собираюсь присматривать за ними. Я буду слишком занят самим собой.

Шериф в последний раз оглядел лениво развалившееся, улыбающееся воинство и задумчиво кивнул.

- Пойдем, поедим, - пробормотал он, - я оплачу твой обед, а ты расскажешь мне о вашей тренировке в академии.

И Кевин рассказал ему.

Каждый день они бились на шестах, один на один. Победитель покидает круг, а проигравший должен сражаться с новым противником, а потом еще с одним, если он проигрывал и во второй раз, и так до тех пор, пока ушибы или полное истощение сил не заставляли его сдаться окончательно. Пять таких сдач подряд - и курсант получал испытательный срок.

Было еще такое упражнение, когда один курсант вставал в центре тренировочной площадки со щитом в руке, а второй курсант должен был поразить его камнем из пращи. Если с пяти попыток ему это не удавалось, то наступал его черед вставать в круге со щитом.

Бывало, что по ночам, вооруженные измазанными мелом шестами, они охотились друг за другом в темных коридорах и дворах академии. Каждый должен был отметиться в десяти определенных точках, расположенных по всему периметру внутренней стены, начертив свой особый знак, дабы преподаватели были уверены, что никто не пытался отсидеться в темном углу. Те трое курсантов, кто бывал перепачкан в мелу больше всех остальных, немедленно отправлялись на "Прогулку по парапету".

Кроме этого, были ежедневные занятия по отработке фехтовальной техники, в паре с Раскером или с кем-нибудь из старших курсантов.

Были и тренировки по стрельбе из лука, когда нужно было поразить мишень только одного, определенного цвета, внезапно появившуюся в створе ворот.

Облаченные в доспехи, они учились закрываться щитом от летящих стрел.

Еще одно упражнение включало в себя ловлю летящих камней небольшой каменной корзинкой.

И еще был бег. На протяжении тренировочного дня они передвигались исключительно бегом, а сам этот день начинался тогда, когда первые лучи восходящего солнца освещали верхушку флагштока на сторожевой башне, и заканчивался тогда, когда последний луч солнца переставал освещать этот же флагшток. В пасмурную погоду они сверяли время по Раскеру; когда он говорил, что день начался - день начинался, а кончался тогда, когда Раскер объявлял, что день кончился. Все остальное время занимала учеба.

И каждое утро, после пробежки, но перед "Прогулкой по парапету" они стояли на плацу, подняв вверх правую руку, как будто сжимая рукоять меча, и громко выкрикивали: "Мужество! Милосердие! Благородство! Мудрость! Честь! Самоуважение!"

А затем они сгибали руку, словно заслоняясь щитом, и бормотали чуть слышно: "Зависть! Ложь! Самообман! Эгоизм! Алчность! Злоба!"

Кевин не упомянул об этом, но он очень хорошо помнил, как при слове "самообман" Сэнтон иногда поглядывал на него с легкой улыбкой.

Старая, давно не используемая тренировочная площадка в казармах, фактически расположенная на крыше того крыла здания, которое спускалось с холма вниз, была приведена в порядок. Там установили мощные мишени для стрельбы из лука, пирамиды с шестами, вращающиеся фехтовальные тренажеры и манекены, изображающие вооруженного противника. С этого времени воины Городской Стражи начали относиться к Кевину с изрядной долей неприязни, как к наглому и дерзкому пришельцу, который своим появлением перевернул всю их упорядоченную жизнь. Теперь они знали, из какого источника шериф почерпнул свои замечательные идеи. Жилистому старому негодяю, казалось, доставляло немалое удовольствие наблюдать за тем, как стражники, задыхаясь и ловя ртом воздух, тяжелым шагом носятся по плацу и площадкам казарм или пытаются по веревке взобраться на парапет. И все время этот проклятый рейнджер либо болтался на канатах у них над головами, либо, размахивая руками, носился кругами по зубцам стены, словно обезумевшее порождение Темного мира.

- Я пошел в стражники вовсе не для того, чтобы со мной обращались как с рабом.

- Ну да. Я рассчитывал, что буду спокойно ходить в патруле, но если мне придется работать, как лошади, то скоро я стану на нее похож.

- Брекен, как взводить этот треклятый арбалет?

- Алден, отдери у него эту штуку! Никаких арбалетов на этой крыше, пока кого-нибудь не убило!

- Все равно у нас больше нет арбалетных стрел, Брекен. Какой-то умник выпустил все стрелы в направлении реки, наверное, хотел подстрелить рыбу!

- Это очень хорошо, иначе мы разозлим и перекалечим половину жителей города. Все и так никуда не годится, а если еще горожане решат, что на них напала Городская Стража... Проклятый рейнджер!

- Ты слышал, что он еще придумал? Он проплыл по реке отсюда до Переправы и обратно, а ведь река еще не успокоилась, и течение очень сильное. Слышал ли ты что-нибудь подобное?

- Он проделывает это каждый день. Половина женщин города собирается на Нижнем Рынке, чтобы полюбоваться на его голую задницу, когда он проплывает мимо.

- Да, это не такой человек, как все. Он каждый день встает еще до восхода солнца и пробегает бегом пять миль.

- И еще он бегает по Длинной Лестнице, снизу доверху! Попробуй-к сделать то же самое, и увидишь, как из тебя песок посыплется!

- Клянусь преисподней, он больше никуда не ходит, только бегает!

- Ради всего святого, Клайд, смотри за своими стрелами! Одна из них опять улетела в сторону Стип-стрит.

- Прекрасный выстрел, не так ли?!

День уходил прочь, и горы Макааб казались на фоне кроваво-красного закатного неба похожими на зубастую нижнюю челюсть огромного дракона. Н севере снова клубились грозовые облака. Кевин и шериф ужинали в небольшой таверне на Пурли-Лэйн, которая называлась "Знак Танцующего Поросенка". Шериф говорил, не поднимая взгляда от тарелки:

- Значит, ты снова собираешься в горы, не так ли? Вот, значит, для чего понадобилась вся эта тренировка. Стало быть, ты навел на себя весь этот блеск для того, чтобы вернуться в Проход у Замка и отплатить той же монетой тем нехорошим мальчишкам, которые вываляли тебя в пыли в прошлый раз?

Кевин отвечал, тоже не поднимая головы:

- Я поднимусь туда, шериф, и вышибу эту проклятую гору у них из-под ног!

- Гм-м... и ты считаешь, что твоего лечения и тренировок, на которые ты потратил последние полмесяца, будет достаточно, чтобы снова встретиться с этими ребятами и поотрезать им задницы?

Кевин отвечал, взмахивая ножом в такт каждому слову:

- Если бы у меня было хотя бы двое из тех, кто заканчивал академию вместе со мной с дипломом лучника, тогда мы бы не оставили там ничего живого, кроме ворон и стервятников!

- Так-так... - шериф нахмурился над своим ростбифом так, словно ростбиф совершил небольшое преступление и не желал в нем признаться, - вот как ты запел, вольный рейнджер Кевин из Кингсенда.

Кевин почувствовал, что краснеет:

- То, что случилось... ни в коем случае не должно было случиться. Я... я опозорил академию.

- И теперь нужно что-то делать с твоей гордостью.

- Называйте это как вам угодно. Меня это не заботит. Не важно, каким способом, но я добьюсь результата, который нужен.

- Ну-ка, посмотрим, правильно ли я тебя понял. Ты будешь сражаться не потому, что это будет правильно, а потому, что тебя побили в прошлый раз. Это верно?

Кевин в молчании поедал свое мясо.

Шериф кивнул:

- Так-так... понадобилось затронуть какое-то твое личное чувство, чтобы у тебя вскипела кровь. Неужели ты впервые ощущаешь себя неловко?

- Это не из разряда вещей, к которым я хотел бы привыкнуть. Но вам-то что за дело до этого?

- Ты - самый нетерпеливый и ершистый недотрога из всех, кого я видел! - шериф в сердцах вонзил свой нож в стол. - Что, ради всего святого, с тобой происходит? Ты не боишься целой шайки бандитов, но стоит задать тебе невинный вопрос, касающийся лично тебя, и ты готов оторвать этому человеку башку!

- Я не люблю насмешек.

- А я не люблю языки, которые постоянно спешат поперед мозгов!

Ответа не последовало. Кевин хмурился, низко наклонившись над своей тарелкой. Шериф выдернул нож из столешницы, и некоторое время оба молч поглощали пищу. Затем шериф заказал еще вина. Когда мальчик с кувшином подошел к их столу, Кевин отрицательно покачал головой в ответ на его вопросительный взгляд. Шериф тотчас оторвался от тарелки и откинулся н спинку стула. Жуя, он пристально рассматривал Кевина.

- Значит, ты считаешь, что пара надежных ребят могла бы тебе пригодиться?

- Да, они могли бы быть полезны, чтобы я смог подойти к противнику вплотную. Теперь это особенно важно.

Шериф в раздумье перекатывал во рту глоток вина, глядя в пространство поперек головы Кевина. Тот тем временем окунул палец в свой чай и написал на столе несколько букв.

- Вам известно, что это такое?

Шериф уставился на буквы.

- Б-е-С-Т-р. Похоже на "бесстрашный". Ну что, я что-нибудь выиграл?

- Я обнаружил это на Восточной башне, снаружи на стене, на пять камней ниже вершины. Надпись свежая. Чтобы сделать ее, нужно было либо вскарабкаться наверх, либо спуститься вниз с вершины башни, а потом висеть на одной руке, чтобы другой нацарапать эти буквы.

- Проклятье, - отозвался шериф.

- А на полпути вверх, при подъеме по северной стене казарм, я снов обнаружил эту же надпись. - Кевин нахмурился. - Странный способ написания слова "бесстрашный" - одно "с" и три заглавные буквы. Вам это ни о чем не говорит?

- Ползая по стенам вверх и вниз, нет-нет да обнаружишь что-нибудь интересное.

- Кто-нибудь из стражников поднимается на эти скалы?

Шериф слегка пожал плечами:

- Очень может быть. Среди стражников есть несколько человек, которые воспринимают твои тренировки как личный вызов. Наверняка среди них есть кто-нибудь, напрочь лишенный здравого смысла.

- Кто бы он ни был - он не так уж плох.

- Или просто дурак, - шериф приканчивал вино.

Кевин внимательно посмотрел шерифу в лицо. Ему показалось, что в глазах промелькнуло что-то... что-то похожее на юмор или на искру смеха. Он как раз собирался спросить, что в этом смешного, когда таверн вздрогнула и заходила ходуном. Издалека доносился глухой гул, заглушаемый более близким стуком, который производили мелкие, незакрепленные предметы. Кевин схватился за стол, встревоженно глядя на шерифа. Тот откинулся н стуле, хладнокровно пережевывая кусок мяса.

- Это просто земля трясется. Иногда это бывает.

Кевин немного ослабил хватку.

- Никогда не приходилось ощущать ничего подобного. Почему это происходит?

Шериф пожал плечами:

- Может быть, это дурные предзнаменования. Народ верит, что это дракон ворочается под горами, но, возможно, это просто сказки.

- Мне это не нравится, - признал Кевин.

- Не могу сказать, чтобы и я был в восторге, - согласился шериф и кивнул.

Капитан Вейлской Стражи лорда Дамона Микел был бородатым, седеющим мужчиной, ростом чуть выше Кевина, прямым, как дубовая рейка. Он был одет в яркую форму зеленого цвета с серебром, замысловато перетянутую ремнями. На ногах его были надеты вычищенные ботинки, а на голове - сверкающий шлем. Разукрашенные ножны на левом бедре завершались резной рукоятью изогнутого меча. Садиться он отказался; Кевин подумал, что он, вероятно, просто не может согнуться - таким прямым и твердым он казался. Он так и остался стоять возле стола, теребя себя за бороду и с угрюмым видом наблюдая за тем, как усаживается Кевин. Шериф тоже сидел за своим столом, сложив руки в замок на затылке и уставившись взглядом куда-то в верхний угол своего кабинета. Казалось, он увидел там нечто весьма любопытное.

- Значит, ты утверждаешь, что видел Стоянку, - сказал капитан. Его утверждение прозвучало совсем как обвинение. - Это такая постройка - деревянная мазанка о двух этажах, построенная вплотную к скале со стороны...

- Да, я видел ее, - коротко сказал Кевин.

Ему доставляло извращенное удовольствие перебивать обстоятельную речь напыщенного офицера. В ответ капитан снова потянул себя за бороду и нахмурился:

- Итак, тебе удалось увидеть Стоянку... таким образом, ты добрался...

- До поворота дороги, непосредственно за которым и находится Стоянка.

- И разбойники...

- Устроили мне сюрприз, спрятавшись в скалах над дорогой.

- И ты говоришь, что их было...

- Около двадцати, вы правы.

- Но ты...

- Нет, не сосчитал. - Кевин подумал и добавил: - Увы.

- И у них...

- У них было полно всякого разного оружия, но в плачевном состоянии, и у них все постоянно чесались, потому что все они изрядно грязны. К тому же они много шутили и смеялись. Не слишком остроумно, но много.

Шериф издал некий звук, который сначала напоминал сдавленный смех, но потом перешел в кашель.

- Да... - сказал капитан, - и этот их... лидер... э-э-э...

- Сандер, как он подписался, - пришел на помощь шериф, не отводя глаз от того места на потолке, которое он разглядывал.

- Да, Сандер. Ты говоришь, что он...

- Высокий, низкий, тощий, толстый человек с большим изумрудом в заднице, который стоял на голове и немузыкально орал песни! - Кевин раздраженно хлопнул ладонью по столу. - Я понимаю, что под этим шлемом для мозгов осталось не так много места, но все-таки, сколько же раз нужно повторять одно и то же, чтобы вы наконец запомнили?!

Капитан вспыхнул от гнева и стал еще прямее и тверже.

- Послушайте, молодой человек... - начал он, вытянув в направлении Кевина напряженный прямой палец.

- Слушать я готов. Я был бы рад услышать что-нибудь разумное! Но пок мне только задают одни и те же вопросы, и я даю на них одни и те же ответы. Как они были организованы! Как они были настроены! Мог ли кто-нибудь из них свистеть и одновременно скакать на одной ножке! Мне кажется, что спустя некоторое время вы, похоже, сможете напасть на след!

Некоторое время они яростно сверлили друг друга взглядами, причем капитан, казалось, никак не мог перевести дух.

- Послушай, ты... ты...

Шериф шумно вздохнул и посмотрел на капитана.

- Послушай, Микел, ты действительно топчешь одну и ту же грядку. Это утомляет почище кошачьей течки. Пора бы нам сдвинуться с места. - Он посмотрел на Кевина: - Как я уже сказал, существует один план...

- О милостивые боги! - произнес Кевин тонким девчачьим голосом. - Неужели кто-то решится что-то предпринять? Я не переживу этого, это просто невозможно - что-то будет делаться.

Шериф молча смерил его взглядом.

- Ты закончил? Или у тебя есть еще несколько подначек, которые свербят и торопятся выбраться наружу?

Кевин покраснел и затих в ожидании. Шериф помолчал, по обыкновению хмурясь, и продолжил:

- Итак, поскольку ты так стремишься попасть обратно в Проход и убить там любого, кто попадется тебе под руку, то для тебя в нашем плане найдется подходящая роль. Хочешь ли ты ее получить?

- Я еще не слышал, в чем заключается этот план.

- Я скажу тебе самую важную его часть - ты этого и не услышишь до тех пор, пока не согласишься. Не правда ли, замечательно? Если ты не согласишься, я посажу тебя под замок до тех пор, пока этот план не будет осуществлен. Любопытное начало, а?

Кевин сверкнул на него глазами:

- Однако...

- "Однако" у коня между ногами, рейнджер. Я не хочу, чтобы ты атаковал разбойников в самый неподходящий момент и испортил все дело, превратив наш план в хаос. Предупреждаю тебя заранее! Этот план из таких, что могут сработать только один раз, и поэтому, если мы станем претворять его в жизнь кое-как или очертя голову, то другой возможности у нас не будет. Итак, ты идешь с нами или ты вообще никуда не идешь. Что ты выбираешь?

Оба обменялись свирепыми гримасами.

- Вы не оставили мне никакого выбора, - пробормотал Кевин.

- Ну, наконец-то хоть какой-то просвет. Налицо светлый сдвиг к лучшему.

Кевин хмуро уставился на него, потом перевел взгляд на стену, потом - на неподвижного Микела и на залитый солнцем плац за окнами.

- Согласен, - проворчал он. - Объявлено и подписано.

- Хорошо, - шериф откинулся на стуле и развернул начертанную н пергаменте карту. Некоторое время он прислушивался, косился и оглядывался по сторонам, как испуганная лошадь, затем ткнул пальцем в то место, где было четко написано: "Проход у Скалы-Замка".

- Вот! Дорога проходит именно здесь. Стоянка, которую ты видел, находится по эту сторону от верхней точки перевала в... приблизительно в четырех сотнях шагов.

- От дверей стоянки до верхней точки перевала пятьсот пятьдесят шагов, - уточнил капитан Микел. - А оттуда... - он поперхнулся и замолчал, встретив взгляд шерифа.

- Судя по всему, что мы слышали и видели, разбойники используют старую Стоянку в качестве постоянного места дислокации. Прах меня побери, но это - единственная постройка там, наверху, которую можно использовать для постоянного проживания.

Капитан откашлялся.

- Если не считать того, что они могут использовать древние чертоги гномов под Макаабами...

- Я думаю, мы не станем вступать в бесконечную вздорную дискуссию о пещерах гномов под Макаабскими горами и о том, как их можно использовать. Необходимо только упомянуть о том, что эта банда отыскала какой-то удобный путь, который позволяет им очень быстро перемещаться между Проходом у Замка и Северным Проходом. По прямой - это двадцать с чем-то миль птичьего полета над совершенно непроходимыми зубчатыми вершинами и скалами.

- Около семи лиг, - вставил Кевин.

- Называй как знаешь! Для меня не имеет значения, используют ли они древние пещеры гномов, летают ли, ухватившись за хвост орла, или носятся по горным тропам, как стадо горных козлов с горящими задницами. Важно, что они каким-то образом делают это!

- А это не могут быть две разные группы? - спросил Кевин.

- Нет, - шериф уверенно покачал головой. - Этот парень в коже, о котором ты рассказывал, Сандер, кажется... Его слишком много раз видели в обоих местах. Те, кто уцелел, описывали его совершенно одинаково. Какими-то путями он узнает, когда к Проходам отправляется что-либо, достойное нападения. Это, впрочем, не удивительно, учитывая, какое огромное количество незнакомого народа в последнее время болтается в городе. И у него есть удобный путь, по которому он может быстро добраться до той или другой тропы. Мы подсчитали, что он преодолевает это расстояние чуть больше чем за день. Если двигаться вдоль гор, то очень просто потерять последние подметки!

- Лошади? - предположил Кевин.

- Вряд ли. Лошадь сломает себе все четыре ноги быстрее, чем ты успеешь сказать "На дворе трава, на траве дрова". Гномы клянутся, что там нет ни дороги, ни даже приличной тропы. Должен, правда, заметить, что, когда они утверждали это, они использовали слова из нашего языка, а не свои. Иногда, когда они говорят на языке торговцев, они придают словам иные значения.

- Значит, дорога все же может существовать, - предположил Кевин. - Но не совсем дорога, как мы это понимаем.

- Да, что-то в этом роде.

- Что же это может быть?

Шериф пожал плечами:

- Я не утверждаю, что через горы существует дорога гномов. И я не утверждаю, что ее там нет. Я просто делаю некоторые выводы из того, что нам достоверно известно, но ни словечка не говорю о том, чего не знаю!

- Но это вполне возможная вещь! - настаивал Кевин, припоминая, как в академии они сплетничали о гномах и их подземных чертогах. Общее мнение было таково, что люди знают о гномах примерно столько, сколько об океанском дне.

- Много чего бывает возможным, - кивнул шериф. - Как говорится, тех вещей, о которых мы никогда не слыхали, гораздо больше, чем тех, которые, как нам представляется, нам известны. Итак, - он поглядел Кевину в глаза, - вот что мы задумали...

Торговец ювелирными изделиями Эссен Элдер был мелким, сморщенным стариком. Казалось, словно в далеком прошлом какая-то внутренняя пружина в нем сломалась, и с тех пор его тело старело, предоставленное самому себе. Однако внутри него продолжал пылать жаркий огонь, отблески которого виднелись время от времени в его узких, бесстыдных глазах, вспыхивающих, как драгоценные камни. Говорили, что он был достаточно стар, чтобы знать по именам большинство драгоценных камней в Западной Латонии. Теперь же он вертел в чутких пальцах темно-фиолетовый сапфир, поднося его близко к глазам и вглядываясь в игру света, который попадал на грани камня сквозь единственное окно его лавки.

- Триста, - сказал он наконец утомленным и сердитым голосом.

Кевин в ответ лишь ухмыльнулся. Он радовался тому, что вся эт словесная канитель вокруг купли-продажи была ему понятна и хорошо знакома.

- Я думал о тебе лучше, торговец. Это беланезийский торговый сапфир, везде в прибрежной торговле его цена стандартна - пятьсот золотых.

- Не надо учить меня, молодой человек. Хотя это и Беланезийская огранка, но он не слишком чистой воды. К тому же, как вы, должно быть, заметили, здесь отнюдь не прибрежная зона. Три сотни.

- Я тоже не нуждаюсь в поучениях. - Кевин вздохнул и потянулся з камнем. - Это не первый беланезийский сапфир, который я имел или держал в руках. То, что это место расположено вдали от крупных центров торговли, делает его еще дороже. Чем дальше от зоны прибрежной торговли, тем дороже они становятся. Фактор редкости, так сказать. Придется оставить его у себя до тех пор, пока я снова не попаду в такое место, где в них понимают толк.

- Гм-м, - длинные и блестящие глаза некоторое время пристально всматривались Кевину в лицо. - Если у тебя есть еще один такой камень, то я, пожалуй, дам тебе восемьсот за пару.

- Конечно, у меня есть еще один, и если ты действительно хочешь их получить, то должен выложить тысячу золотых. Это их точная цена в качестве торгового эквивалента деньгам. Мне следовало бы потребовать за пару двенадцать сотен, учитывая то, что они здесь так редко встречаются, но я сегодня что-то не в настроении или слишком устал, чтобы играть в эти игры. Если тебя это не устроит, то мне придется обратиться к Честеру-младшему с Бокс Корт. В прошлый раз он очень хорошо со мной обошелся.

Эссен хмыкнул:

- Честер имеет дело с булыжниками и треснувшими стекляшками, и...

- Тогда он сумеет оценить настоящий беланезийский меновый бриллиант, - перебил Кевин, пожимая плечами. - Спасибо, добрый сэр, но я лучше...

- Девятьсот за пару.

Кевин улыбнулся и покачал головой.

- Вы совсем меня не слушаете, любезный торговец. С моей стороны - это чистая глупость, отдавать здесь, на краю света два беланезийских сапфир за какую-то жалкую тысячу золотых. Вы это знаете так же, как и я! Мы об знаем, какой доход это принесет нам. Вам бы следовало относиться к вашим клиентам с таким же благоговением, с каким вы относитесь к своей торговле, добрый Эссен.

- Не надо учить меня моему ремеслу, молодой человек!

- Не надо держать меня за дурака, торговец!

Лицо старого торговца не изменило своего выражения, однако в глазах промелькнуло что-то похожее на гнев, либо на уважение. Возможно, это даже был юмор.

- Дайте мне посмотреть его братца.

Кевин с готовностью вынул из внутреннего кармана плаща второй камень. Старый торговец принялся разглядывать его на свет. Затем он долго рассматривал его сквозь увеличительное стекло и взвешивал на своих весах.

- Так... а теперь первый, пожалуйста.

После такого же тщательного исследования он кивнул.

- Второй немного получше. Тысячу за пару я дам.

Кевин постарался скрыть улыбку. Оба сапфира были абсолютно одинаковыми. В этом как раз и заключалось основное достоинство беланезийских камней, которое и позволяло им стать законным и общепринятым средством платежа наравне с деньгами.

- Сейчас мне не нужна тысяча, - сказал он, - и к тому же я не хотел бы таскать с собой такую тяжесть. Выбери себе любой из этих камней за пять сотен. С этой целью я и пришел, и с ней я уйду, или мне придется выйти отсюда с обоими сапфирами в кармане, но в этом случае ты их больше не увидишь.

- Я могу дать расписку на всю сумму, и вам не придется носить золото с собой.

Теперь настал черед Кевину раздумчиво возводить глаза в потолок и произносить многозначительное "Гм-м". Он знал, что расписки будет достаточно; шериф дал этому торговцу самую лестную характеристику, как самому надежному и заслуживающему доверия на много миль в округе и славящемуся своей честностью на всем протяжении Торгового пути. Как говорили, "расписки Эссена так же хороши, как и его золото". Местные торговцы и купцы принимали их без возражений.

- Или вы слишком недавно приехали в Мидвейл, молодой человек, или не слишком уверены в своих поступках, раз колеблетесь так долго, - поторопил его старый торговец. - Мои расписки всегда можно превратить в звонкую монету.

Кевин кивнул.

- Тысяча за пару - заметано. Я возьму расписку на восемьсот золотых и две сотни паланскими платиновыми гинеями.

Паланские монеты имели рубчатый гурт по краям, что служило гарантией того, что они не были соскоблены.

- Я не имею дела с неполноценными монетами, молодой человек, я их не принимаю и не даю. Если хотите, я могу взвесить их, Кевин из Кингсенда.

- Если это вас не затруднит, торговец. Кстати, у меня есть собственный эталон. - Кевин протянул Эссену сверкающий латонский золотой, завернутый в кусок мягкой ткани. Старик тщательно взвесил золотой, положил на другую чашку весов свой одноунцевый разновес, кивнул и снова вручил золотой Кевину. Еле заметная улыбка тронула уголок его губ и прорезала н лице новые морщинки.

- Я не думал, что ты тоже торговец, Кевин из Кингсенда.

- Если хочешь выжить среди торговцев, ты должен сам стать таким, Элдер Эссен. - Кевин улыбнулся: - Каждый человек одновременно и стрела, и мишень.

Услышав старинную пословицу, торговец улыбнулся Кевину. Взвесив платину, он принялся писать расписку:

"Я, Эссен Элдер, торговец ювелирными изделиями, проживающий в Ясеневом квартале города Мидвейла, что находится на Великом Западном торговом пути, торжественно заявляю и клянусь выплатить подателю сего, Кевину из Кингсенда, восемьсот золотых по его первому требованию.

Если упомянутый Кевин из Кингсенда пожелает, то он может переписать данную расписку на другое лицо, которое в свою очередь может переписать ее еще кому-либо, но не более трех раз".

- Заходите еще, Кевин из Кингсенда, когда ваш кошелек снова будет нуждаться в том, чтобы его наполнили, - пригласил он, вручая Кевину расписку. Кевин ухмыльнулся:

- В следующий раз, торговец, тебе не удастся заработать на мне так легко.

Легкая, неуверенная улыбка снова появилась на лице Эссена:

- Я буду с нетерпением ждать этого момента.

Кевин шагал обратно в казармы, низко опустив голову и хмурясь, словно булыжники мостовой вызывали его гнев. Радостное настроение, в котором он пребывал после сделки с Эссеном, полностью улетучилось. Кевин был зол н проклятого шерифа, зол на весь этот проклятый и шумный город, но больше всего он злился на самого себя! Из простого мальчишества, как говорили в академии, чтоб в заднице защекотало, он остановился перед старой, похожей на ведьму гадалкой. Это произошло на обратном пути от Эссена, и теперь Кевин мрачно раздумывал над тем, почему человек время от времени совершенно сходит с ума и совершает подобные вещи. После обычных ритуальных фраз о том, как счастлив он будет, несмотря на все тяготы, лишения и тяжелый труд; о том, как несправедливо неуловимо то, что он ищет; а также о том, как длинна и нелегка была дорога, по которой он путешествовал, она вдруг замолчала, широко раскрыв глаза. Затем он вздрогнула и, обхватив впалую грудь, заговорила высоким, угрожающим голосом:

- Тебя окружает смерть! Ты носишь ее с собой! Смерть ждет тебя н дороге! Смерть - твой верный попутчик!

Это звучало даже лучше той фразы, которая так рассердила шерифа. "Опасность и Смерть - мои старые товарищи" - это звучало весомо.

- Это все? - спросил Кевин едко.

- Ты устремлен в ужасную тьму, как стрела уносится в ночь. Там ждет страшное зло, - гадалка состроила такую рожу, чтобы сразу было видно, как она потрясена открывшимся ей зрелищем. Закутавшись в свой темный плащ он вся тряслась, светлые старческие водянистые глаза устремились в невидимые простому смертному дали. Замогильным голосом она объявила: - А теперь уходи. Я не смею продолжать.

Он заплатил ей ее цену - целую серебряную крону - и пошел дальше. Болтливая старая карга!

Итак, это была его собственная вина. Никакая банда разбойников не волокла его сюда силком.

Но он оказался здесь и был вовлечен шерифом в какую-то авантюру! И это жгло его, словно стрекательные нити медузы. Это и еще - последние слова шерифа, сказанные после ухода капитана Микела: "Ты, парень, словно монета из далекой страны - новенькая и блестящая, но пока - неизвестного достоинства. Ты пока еще остался неистраченным".

Что ему-то об этом известно? Властный, надутый, утомительный старый ублюдок!

Кевин знал, что не должен был раздражаться. Мелкая раздражительность скверно влияла на душевное равновесие и могла его нарушить. Я знаю, Сэнтон, я знаю, знаю, знаю! Но, милостивые боги, как же он не любил, когд ему приказывали что-то делать! Казалось, что весь мир состоит из одних только самодовольных, надутых и претенциозных дураков, которые каким-то образом получили возможность командовать остальными, указывая им, как надо вести свои дела.

Кевин припомнил один случай. Это было в прошлом году, в Северо-восточном королевстве. Кевин навьючивал мула, а какой-то человек, которому больше нечем было заняться, сидел поблизости с мрачной гримасой на лице и наблюдал за ним. В конце концов он промолвил с усмешкой:

- Ты, парень, неправильно увязываешь тюки.

Кевин даже не повернул головы.

- Ты невнимательно смотрел, старина. Мулов навьючивают именно так, как я делаю.

Последовала негодующая пауза, затем человек сказал:

- Вы, молодые шакалы, всегда все знаете лучше, не так ли?

- Знаем достаточно, чтобы не лезть не в свое дело.

И тогда он возмущенно хрюкнул и ушел в гневе.

"Старый дурак! - подумал Кевин. - Чаще всего советы дают те, кто меньше всех знает..."

Ассоциация была совершенно неожиданной, но Кевин внезапно вспомнил, как Сэнтон однажды рассказал ему историю о человеке, у которого был лошадь по кличке Гордость. Это была восхитительная лошадь, непревзойденная в своей красоте. Все предупреждали владельца, чтобы он не пытался ездить на ней верхом, но он не послушался их совета. Однако, оказавшись в седле, этот человек обнаружил, что не может слезть, и тогда лошадь затоптал сначала его семью, потом друзей, а потом унесла его далеко и навсегда, в какое-то навеки проклятое место. Кевин слушал, а внутри его все бурлило от того, что Сэнтон усадил его и заставил выслушивать какие-то детские сказки. Он чувствовал себя очень смущенным тогда...

- Рейнджер!

Кевин поднял голову. Шериф махал ему рукой, приглашая зайти в свой кабинет.

Кевин тяжело вздохнул. Что там еще?

Шериф был гораздо более официален, чем в последний раз, а его обычная неприветливость не так бросалась в глаза.

- Это Балак Флинтхилл, мастер секиры, из клана Гранита племени гномов Стальных гор, - сказал шериф. - Он пойдет с тобой.

На первый, невнимательный взгляд, человек, стоящий возле шерифа, в сумерках мог показаться медведем, одетым по-человечески, - низкорослый, коренастый, покрытый рыжеватой шерстью. Открытые участки кожи, в тех местах, где не было бороды, были сожжены красноватым загаром, словно от долгого пребывания на солнце. Борода была окладиста и курчава, такие рыжевато-коричневые волосы свисали до самых бровей из-под плотной кожаной шапочки. Гном был одет в свободную коричневую шерстяную рубашку, поверх которой был надет кожаный камзол темного цвета. На ногах его были надеты сверкающие короткие башмаки, толстые кожаные чулки, перетянутые многочисленными ремешками, а также потертые кожаные штаны. Темный плащ с прихотливым узором переплетающихся темно-синего и черного цветов был небрежно наброшен на его квадратные мускулистые плечи. Светло-голубые глаза, сверкающие из-под низких, кустистых бровей, производили впечатление, что он не одобряет ничего из того, что видит перед собой. В настоящее время эти глаза были устремлены на Кевина. Крупная голова, казавшаяся несколько великоватой, была посажена прямо на плечи, без всякого намека на шею. Гном стоял, упрямо расставив ноги, уперев руки в бока и немного запрокинув назад голову, прямой, словно дубовая колода в аршин высотой, слегка подтесанная посередине.

Позади него возле стены было свалено в кучу снаряжение: небольшой круглый щит с эмблемой молотка и наковальни, конический шлем, тяжелый арбалет с колчаном стрел, кольчужная рубашка, искусно сделанная из колец и чешуй, а также мех с вином. Едва заметные складки плаща указывали, что под ним скрывается еще какое-то оружие.

- Боюсь, что могут возникнуть некоторые языковые проблемы, - осторожно предположил шериф. Кевин покачал в ответ головой.

- Не думаю. Я говорю на гномьем языке, - отвесив легкий поклон, Кевин заговорил: - Gartaggen, Balak Fruntalish. Shatta daelsta Keven d'Breeskerkrunstad. Ta mournik s'om postarnatteparg.

Гном некоторое время хмурился, затем голубые глаза блеснули. Он внезапно поклонился в ответ и повернулся к шерифу.

- Fruntalish? - его голос оказался низким горловым басом, однако не ровным, а слегка вибрирующим. Шериф замялся, глядя поверх его головы.

- Farn d'Karshen. Флинтхилл.

Балак хмыкнул и снова посмотрел на Кевина. Затем он произнес длинную лающую фразу. Кевин вопросительно повернулся к шерифу:

- Этого я не понял.

- Ну... - шериф кашлянул и задумчиво почесал бороду, - мне кажется, он сказал, что ты говоришь на гномьем языке почти так же, как он... В общем, это не важно. Видишь ли, гномы из племени Стальных гор иногда и друг друга не слишком хорошо понимают.

При этих словах Балак снова хмыкнул, во взгляде, который он бросил в сторону шерифа, было что-то похожее на улыбку.

- Люди нижних земель всегда трудно понимать гномы, - загудел он. - Старый говорить, очень старый. Гораздо лучше язык. - Он смерил Кевин взглядом с ног до головы: - Ты говоришь, Кевин, что ты хорошо сражаться?

- Да... - Кевин неуверенно кивнул.

- Я слышать не так. Ты побили, так был, - последовало неразборчивое ворчание. Кевин выпрямился.

- Вы же не знаете всех подробностей, секирмастер Балак!

Шериф поднял вверх ладони, призывал его остановиться.

- И не начинай! Во-первых, ты еще и войти не успел, а уже затеваешь перебранку, а во-вторых, если тебе нравится орать, то можешь пойти н улицу, выбрать булыжник по вкусу и орать на него сколько влезет - толку будет больше, чем от спора с гномом. Тебе достаточно знать только то, что это гном способен драться, как пять разъяренных демонов вместе взятых, и остаться стоять там, где стоял, когда последняя собака уползет прочь зализывать раны. Кроме него, правда, есть кое-кто еще...

Шериф указал в дальний полутемный угол комнаты, и Кевин впервые осознал, что там кто-то стоит. Это была та самая девушка, которая пришл на помощь Бестиану в ту ночь, когда погиб Викет. Она дерзко улыбнулась ему:

- Здравствуй еще раз, Кевин из Кингсенда. Сегодня ты в гораздо лучшей форме, чем в нашу прошлую встречу.

Она была одета в темную, грубую холщовую рубашку и такие же брюки. Н левое плечо был наброшен темно-коричневый плащ с капюшоном. При виде его Кевину немедленно пришла в голову мысль, что это была именно та одежда, которую должен носить человек, если он хочет незамеченным появляться и ускользать. Смешливые темно-зеленые глаза смотрели на Кевина из-под пряди темных волос. Она была изящной, привлекательной девушкой, однако ее красота была несколько вызывающей... как показалось Кевину, дерзкой и неуместной.

- Меня зовут Слит, - сказала она спокойно, делая шаг вперед. На ее губах плясала сдерживаемая улыбка. Она и двигалась плавно и бесшумно, как тень. Кевин следил за ней взглядом, чувствуя, как внутри него разливается жар.

- Ты воровка, - это было беспристрастное, но уверенное утверждение. Улыбка на губах Слит ничуть не изменилась и не потеряла своей живости.

- Кое-кто на самом деле так думает, - зеленые глаза продолжали улыбаться Кевину.

- Я совершенно убежден, - продолжал шериф, - что эта прелестная безответственная чертовка обладает талантами, которые будут весьма полезны нам в нашем предприятии, - он наклонился ближе. - Ее еще зовут Кошечка. Слышал ли ты когда-нибудь что-то подобное ее хитрым речам?

- Добрый шериф! - Слит изобразила низкий, но насмешливый поклон. - Вы преувеличиваете мои скромные добродетели. Я искренне взволнована, однако должна заметить, что поскольку я женщина мирная и одинокая, то любое предприятие, связанное с насилием, будет мне...

- Разумеется, - перебил шериф, продолжая обращаться к Кевину. - Ее таланты настолько полезны, что я настаиваю на том, чтобы им было найдено достойное применение. Эти таланты настолько просятся наружу, что если он откажется пойти с тобой, то я буду вынужден предоставить ей возможность упражняться в одной из лучших моих камер. М-м-м... посмотрим... Ты когда-нибудь была в камерах третьего нижнего уровня, Слит?

- Ах, шериф Гаскин! Как любезно с вашей стороны пригласить меня... - она повернулась лицом к свету и теперь откровенно улыбалась Кевину. - В свете вышеперечисленных причин я не могу отказаться. Хотя мне и чуждо грубое железное оружие...

- Не позволяй ей вешать тебе лапшу на уши, рейнджер. Она изворотлива, как форель. В городе рассказывают немало интересного о ее быстрой шпаге.

- Это все слухи, шериф, уличные сплетни, которые я сама и распускаю. Подчас отточенная репутация режет лучше, чем самая острая сталь. Разве вы не согласны?

Кевин не отрывая глаз смотрел на тоненькую женщину с зелеными раскосыми глазами. Он чувствовал, что на виске запульсировала жилка и по лицу и шее разливается жар, но голос его был холоден и ясен:

- У меня есть основания не любить тех, кто промышляет воровством. Это животные, которые отнимают пищу у других, и я не стану терпеть никого из них подле себя.

- Гм-м... - шериф потер лоб, на мгновение крепко зажмурившись. Затем он вздохнул. - Я очень не люблю повторять одно и то же дважды. Мне очень тяжело делать это, но все-таки я повторяю вам в последний раз. - С этими словами он уперся твердым пальцем прямо в грудь Кевина:

- Я - шериф, это должно быть ясно всем, кто принимает участие в этом деле. А ты - самый молодой человек, который согласился в этом деле участвовать. Думаю, что это должно быть ясно и не подлежит обсуждению. Это... - он сделал широкий указующий жест в направлении гнома и девушки, - это те люди, которые пойдут с тобой. Вот так! - он помахал пальцем под носом Кевина.

- Тебе не нужно ухаживать за этой Кошечкой. Тебе не нужно танцевать с ней. Тебе не нужно любить ее или не любить. Тебе даже не нужно слишком часто оборачиваться и смотреть на ее хорошенькое личико! Она абсолютно надежна, потому что ты знаешь, когда она лжет, а лжет она всякий раз, когда хоть что-нибудь произносит. Но она пойдет с тобой! И ты должен с этим согласиться. А она... - шериф повернулся и поглядел прямо в улыбающиеся глаза Слит, - она будет стараться изо всех сил. Она будет подчиняться приказам! Она никуда не исчезнет, если вас вдруг прижмет! И когда ей придется драться, она будет драться так, как будто от этого зависит ее драгоценная жизнь. За это она будет служить!

- Ах, шериф! - Слит простерла руки жестом беспомощного ребенка. - Снова ваш волшебный язык чарует меня! Я буду счастлива составить компанию этому молодому воину, если это доставит вам хоть капельку удовольствия!

- Слит, кошечка, - шериф отвечал на улыбку холодной усмешкой, - я знал, что стоит копнуть поглубже, и я найду мозги. Но и ты знай, - он доверительным жестом положил руку на плечо Слит, - если ты меня разочаруешь, если я буду чем-то недоволен, если хоть одно твое слово или самый маленький шаг огорчит меня, то и в самом глубоком аду не сыщется такого уголка, где ты могла бы скрыться от меня.

Он повернулся к Кевину, при этом в его глазах вспыхивали и гасли яркие искры:

- Есть ли у тебя еще какие-то проблемы, которые я мог бы помочь разрешить?

Кевин отрицательно покачал головой.

Шериф удовлетворенно кивнул, сарказм чувствовался в каждом его слове и жесте, словно виноград в меду:

- Вот и отлично. Мы все теперь - добрые товарищи, почти как одн семья.

- Ты! Воровка! - прогудел вдруг Балак, нацелив палец в Слит. - Смотри! Никогда не оказывайся у меня за спиной! Никогда!

Слит церемонно поклонилась:

- Добрый гном, я буду именно с этой стороны от вас.

Кевин наградил шерифа таким взглядом, который мог сбить с ног более слабого человека, но шериф только рассмеялся.

Две твари пробирались сквозь темный ночной лес неуклюжей тяжелой походкой, однако ни та, ни другая не производили ни малейшего шума, словно обе были рождены для жизни лесу. Внезапно твари остановились, одинаковым движением повернув головы. Их ноздри затрепетали, принюхиваясь. Одна из тварей легко прикоснулась к плечу другой, и некоторое время они тихо ворчали, словно совещались. Затем они так же беззвучно разошлись по сторонам. Единственным звуком, нарушавшим тишину ночного леса, был легкий ночной ветерок, шевелящий угрюмые кроны неподвижных деревьев.

По темной тропе фермер гнал корову, на шее которой неравномерно позвякивал хриплый колокольчик. Фонарь, который он держал в руке, отбрасывал на тропу причудливые световые пятна, а вокруг метались неясные тени. Фермер подгонял корову ударами кнута и бранился:

- Проклятая тварь, что это тебе пришло в башку потеряться?! Куда тебя понесло? Тебя, конечно, не пугает, что волки могут на тебя напасть и задрать! Да я сам тебя сожру, проклятый мешок с костями!

Кнут снова свистнул в воздухе и опустился на коровью спину.

- Я обегал весь Вейл, глупая скотина! Нужно было бы бросить тебя здесь, волкам на съедение! Уж они бы доглодали твои косточки!..

Одновременно с этим фермер часто и пугливо озирался по сторонам, непроизвольно стараясь идти быстрее.

- Ты даже и не представляешь, что может тебя здесь поджидать! - он изо всех сил стегнул корову кнутом. - Так я тебе покажу, что тебе за это будет!

Бросив через плечо еще один быстрый и боязливый взгляд, он не заметил, как на тропе перед ним выросла массивная темная фигура. Он обернулся только тогда, когда корова резко остановилась, а затем в панике помчалась в лес, ломая кусты.

- Стой! Куда! Да что с тобой... - фермер застыл, высоко подняв фонарь. - О святая мать всех богов!

Правой рукой, в которой был зажат кнут, он быстро начертил в воздухе несколько магических знаков.

- Кто ты?

Темная фигура не ответила. Она возвышалась на тропе, не делая никаких движений, и эта неподвижность была особенно ужасна. Фермер почувствовал, как сердце его останавливается. Свет фонаря отражался в крошечных брусничинах глаз.

- Я... я ношу серебро и железо! - громко предупредил фермер. - А еще заговоренное ожерелье из волчьей ягоды... - голос его дрожал. Но ничего не произошло. Только далеко в лесу внезапно прекратился шум и треск, производимый мчащейся сломя голову коровой.

- О боги! - фермер совсем пал духом. - Я понял, ты - оттуда, из Темного мира, да?

Тварь шагнула вперед, огромная рука поднялась для удара. Фермер проворно повернулся, чтобы бежать, но внезапно издал сдавленный крик и упал на колени. Сзади него стояла еще одна фигура, однако эта была гораздо ниже и тоньше. Если бы она не загораживала тропу, фермер, возможно, даже не заметил бы ее, настолько она сливалась с темнотой. Фигура подняла вверх руку, обратив ладонь к наступающей твари, и заговорила низким, переливчатым голосом, произнося слова на незнакомом языке.

Тварь остановилась и жалобно взвыла. Тонкая фигура произнесла еще несколько слов. Тварь захныкала и медленно уползла в темноту.

- О боги! - простонал фермер. - Ты ведь эльф, да? Я всегда хорошо относился к волшебным существам, когда оставлял для них хлеб и молоко.

- Не бойся меня, - сказал эльф. - Ступай домой и никогда больше не броди по ночам. Это очень опасно. Твоя корова больше тебе не принадлежит - вторая тварь поймала ее в лесу. Зато твоя жизнь спасена.

Эльф сделал шаг и растворился в темноте. Фермер подобрал кнут и изо всех сил помчался домой, спотыкаясь и падая, совершенно забыв о несчастной корове. В голове его билась только одна мысль: "Я видел эльфа! Милостивые боги, я видел эльфа и еще я видел чудовище!"