Дорога Короля

Патриция Маккиллип БРАТСТВО ДРАКОНА (Перевод И. Тогоевой)

Великий плач разнесся по всей земле: у королевы Селендайн пропал любимый арфист, и она взывала к помощи жителей севера, юга, запада и востока. Мы много дней мчались верхом сквозь дождь по раскисшей земле к месту встречи, в Триллиум, и снова нас стало пятеро. И уже впятером из Триллиума мы поскакали в Карнелейн, где в королевском дворце собрался, кажется, весь мир. Хоть мы и жили далеко от этих мест и не могли услышать, как играет ее знаменитый арфист, но и до нас долетали слухи о том, что каждое полнолуние Селендайн дарит ему перчатки из золототканой парчи и, согласно старинному обычаю, наполняет его уста драгоценностями. И вот, когда мы уже стояли в парадном зале дворца среди блестящих королевских придворных и слушали ее мольбы о помощи, Джастин, которая любит говорить загадками, шепнула мне на ухо:

— Скажи, что это такое: «Невидим он, но всюду слышен; как ветер быстр, да не имеет ног; многоязык и говорить умеет чудно, а вот лица лишен он, к сожаленью»?

— Ну, это легко, — еле слышно откликнулась я. — Слух.

— А слух, этот застенчивый зверек, нашептывает мне, что королева ценила руки своего музыканта не только за игру на арфе, да и уста его наполняла не только драгоценностями.

Я, в общем-то, и не удивилась. Селендайн дивно хороша собой как вблизи, так и издали; и красавицей она остается уже очень давно благодаря своей способности к колдовству, которую унаследовала по женской линии в результате одной весьма темной истории; а королева наша не такова, чтобы дать пропасть хоть одному из своих дарований.

Замуж она вышла должным образом и вела себя достойно — верно любила мужа, хорошо воспитывала наследников. А когда десять лет назад ее муж умер, она, будучи добродетельной женой, оплакивала его с той же умелой искренностью, с какой вступила в брак и взошла на трон. Она всегда умела держать нос по ветру, а то, как при дворе действовали серебро, пепел и золото, было и вовсе чистым волшебством.

Но когда мы подошли поближе и преклонили перед нею колени, я сразу поняла: тот арфист для нее — не пустая забава; он своими песнями сумел проникнуть ей в самое сердце.

— Вам пятерым, — тихо промолвила королева, — я доверяю больше, чем всем своим придворным вместе взятым. На вас я всегда могу положиться. — Глаза ее, зеленые, как листики чистотела (а ведь имя «Селендайн» и значит «чистотел»!), смотрели мрачно; тонкие морщинки, свидетельства затаенного страха и гнева, собрались у прекрасных губ. — Среди собравшихся в этом зале есть и такие — ибо я сама далеко не всегда вела себя достаточно мудро и сдержанно, — кому гораздо больше хотелось бы увидеть моего арфиста мертвым, чем спасти его.

— Знаешь ли ты, госпожа моя, где он? — прошептала я.

Она тоже перешла на шепот, так что даже я едва могла ее расслышать, а сгоравшие от ревности рыцари у меня за спиной изо всех сил навострили уши, тщетно надеясь уловить хоть словечко.

— Я искала его везде — смотрела в воду, в магический кристалл, в зеркало: ответ был один и тот же. Он в плену у Черного Тремптора.

— Ах вот как! Ну что ж…

Она наклонилась, чтобы поцеловать меня: мы с ней двоюродные сестры, хотя порой она относилась ко мне как к своенравной дочери, а я к ней — причем куда чаще — как к капризной и взбалмошной матери.

— Найди его, Анна! — Она так сказала это, что мы впятером тут же поднялись с колен и вышли из зала.

— Что она там тебе нашептала? — спросила Даника, когда мы уже садились на коней. — Она действительно сказала «Черный Тремптор»?

— Ш-ш-ш! Тише!

— Но это же гора! — удивилась Флер.

— Никакая это не гора, а ужасный злобный дракон! — огрызнулась Даника, и я злобно зашипела на обеих:

— Да тише вы! Неужели нельзя помолчать какое-то время или хотя бы не долдонить во все горло, куда мы направляемся, пока об этом не узнают все на свете?

Даника, рассердившись, яростно вонзила шпоры в бока своего коня, и гулявшие во дворе замка павлины с шумом бросились врассыпную, спеша унести с дороги свои великолепные хвосты, и сразу стали похожими на суетливых кур. Джастин смотрела на меня задумчиво: она явно была весьма заинтригована. Кристабель, которая никак не могла избавиться от жестокого насморка, сказала стоически:

— Ду что ж, богло быть и хуже!

Впрочем, что может быть хуже возможности превратиться в кучку пепла после одного лишь огненного плевка разъяренного дракона, она не сообщила.

Флер, которая очень любила хорошую игру на арфе, была тронута до глубины души.

— Нам следует поспешить. Ах, бедняга! — Она взлетела в седло и поскакала следом за Даникой.

Осторожно пробравшись верхом через огромный двор, где было уже полно народа, мы обнаружили обеих уже за воротами; одна смотрела на запад, другая — на восток, словно темные тучи на утонувшем в серой мгле горизонте были клубами дыма, вырвавшегося из ноздрей проклятого дракона.

— Куда направимся? — спросила Флер.

Джастин, которая в таких предметах, как география, разбиралась отлично, молча указала ей, в какую сторону лежит наш путь. Кристабель высморкалась. И наше путешествие началось.

Впрочем, сперва мы, разумеется, сделали пару кругов по городу, оставив с носом тех рыцарей, что пытались нас преследовать. Укрывшись в придорожной таверне, мы видели из окна, как они галопом промчались мимо к одному из «случайно» названных нами перекрестков. Даника, настроение которой ежесекундно менялось от солнечного до дождливого, точно погода в осенний день, пришла в восхищение от того описания, которое дала Флер объекту наших поисков.

— Арфист он просто чудесный! — заверила нас Флер. — И мы должны спасти его во что бы то ни стало, потому что другого такого нет во всем белом свете. Селендайн, возможно, и наградит нас по-королевски, одарит и золотом, и почестями, зато его награда будет вечной, ибо он сочинит о нас чудную песнь.

Кристабель, прикрывая свой бокал рукой и стараясь вдохнуть как можно больше паров горячего, сдобренного различными специями вина, спросила:

— А кто-нибудь знает, как его зовут, арфиста этого?

— Кестраль, — ответила я, — Кестраль Хант. Он появился при дворе год назад, после смерти старого Тарлоу.

— А где находится Черный Тремптор, кто-нибудь из вас знает? — задала второй вполне разумный вопрос Кристабель.

Мы дружно уставились на Джастин. Она в кои-то веки смутилась и невнятно ответила:

— В общем, на севере. — Словно это о чем-то говорило! — Гиблое место! Недалеко от границы. Ох и странные там вещи творятся! Нужно все время быть начеку.

Мы молчали. Хозяин таверны принес нам ужин. Даника налила всем вина, которое было того же светло-медового цвета, что и ее волосы. После слов Джастин она выглядела очень задумчивой и никому не грубила.

— Какие странные вещи? — осторожно спросила она.

— Очевидно, арфистов похищают особые драконы, — предположила я. — Такие, у кого есть определенный музыкальный вкус и слух.

— Черный Тремптор любовью к музыке как раз не отличается! — тут же возразила мне Джастин. — Но, в общем, ты до некоторой степени права… Об этих местах столько всякого рассказывают… Кто его знает, что здесь правда, а что ложь? Да и арфиста этого мы знаем не лучше, чем те далекие северные края.

— Это верно, — промолвила я. — Мы знаем только его имя да еще то, что он хорошо играет.

— О, играет он просто потрясающе! — воскликнула с придыханием Флер. — Так все говорят.

— И ему удалось привлечь к себе внимание королевы, — заметила Кристабель, вгрызаясь в куриную ножку, — так что он наверняка и с виду ничего себе. Хотя для хорошего музыканта смазливая физиономия не так уж и важна.

— Еще мы знаем, что он отправился на север, — подсказала Джастин, — а зачем?

— В поисках песен? — предположила Флер.

Действительно, для талантливого музыканта такое путешествие казалось вполне естественным.

— А может, арфы? — догадалась я. — Волшебной арфы, например?

Джастин молча кивнула, соглашаясь со мной.

— И эту арфу охраняет, по всей видимости, могущественный дракон. Такое часто случается — тем более на севере.

Флер оттолкнула от себя тарелку, не выпуская из рук вилку с ножом. Флер тоненькая, как соломинка, но аппетит у нее точно у кузнеца; лишь пребывая во власти собственных фантазий, она могла пренебречь последним пастернаком, так и оставшимся на тарелке. У Флер светлые вьющиеся волосы, похожие на овечью шерстку, и чудесный ласковый голосок; глазки у нее маленькие, нос большой, зубы кривые, однако своим страстным мелодичным голосом она столько раз умудрялась доказать свою правоту в спорах с Кристабель, что мужу Флер лучше было об этом не знать. Как грубоватая практичная Кристабель, которой, в общем, наплевать было и на музыку, и на мужчин, понимала утонченную Флер, я так никогда и не смогла догадаться.

— Итак, — воскликнула я, — на север!

И мы углубились в страну под названием «А помнишь, когда…», ибо наша дружба началась, когда мы все были еще детьми, — при дворе в Карнелейне, где мы затем стали членами ближайшего королевского окружения и верными друзьями и где собственные идеалы вечно заводили нас во всякие неприятные истории. Мы поздно легли спать, совершенно завороженные этими воспоминаниями, а встали слишком рано, мрачно размышляя, с какой стати оставили родной очаг, мужа, ребенка, кошку и привычную пуховую перину ради такой вот, довольно-таки угрюмой компании. Кристабель все время чихала, Даника то и дело огрызалась, Флер что-то недовольно бубнила себе под нос, а у меня внутри все сжалось в комок. Как всегда, сносно вела себя только Джастин.

И мы двинулись на север.

Чем дальше вела нас дорога, тем более дикой казалась нам местность вокруг. Мы продвигались вперед достаточно быстро; ночевали прямо в лесу или в какой-нибудь самой захудалой гостинице, ибо пять вооруженных женщин сразу, да еще и едущих верхом запоминаются легко, и рыцарям, охотившимся на этого несчастного арфиста и во что бы то ни стало желавшим выслужиться перед королевой, легко было бы проследить наш путь. Постепенно огромные утесы, темневшие вдоль границы королевских земель, стали подступать все ближе и ближе, словно двигаясь нам навстречу, и однажды, солнечным днем, мы наконец въехали в их тень.

— Ну, и что теперь? — раздраженно спросила Даника. — Может, попробуем через это перелететь?

Утесы выпирали из земли и высились над лесом, точно огромные голые кости мертвого зверя, прорвавшие истлевшую шкуру.

Даника вопросительно смотрела на Джастин; все мы тоже. На лице у Джастин было какое-то странное выражение, словно она вдруг узнала нечто такое, что раньше могла увидеть только во сне.

— Там будет дорога… — тихо промолвила она.

Нас со всех сторон окружал густой лес; старые деревья теснили нас, словно сердились, что им тоже не удалось отыскать свой путь и вскарабкаться на эти голые вершины.

— Где, Джастин? — осторожно спросила я.

— Нужно подождать, пока сядет солнце.

Подходящая поляна нашлась там, где дорога, по которой мы ехали, резко сворачивала к западу и шла вдоль ручья. Кристабель и Даника отправились на охоту. Флер, проверив наши запасы, уронила на плащ слезу. Я занялась лошадьми. Джастин тоже отправилась в лес и вскоре вернулась с грибами и орехами, а заодно прихватила и несколько диких яблок. Положив свою добычу на землю, она взяла вторую щетку и принялась помогать мне чистить коней.

— Далеко еще нам отсюда? — спросила я.

Меня беспокоило то, что в этих диких краях будет весьма затруднительно пополнить запасы провизии и корма для лошадей; беспокоил меня и насморк Кристабель, который никак не хотел проходить, а также — правда, гораздо меньше — судьба этого несчастного арфиста. Джастин задумчиво вытаскивала из конской гривы репей. На ее гладком лбу пролегла морщинка.

— Нет, уже недалеко. Сразу за этими скалами, — медленно ответила она. — Вот только…

— Да?

— Нам нужно быть очень осторожными!

— Мы и так всегда осторожны. Кристабель может попасть стрелой в любую движущуюся цель. А Даника…

— Нет, я совсем не об этом… Просто за этими утесами наш мир предстает совсем в ином обличье. — Я озадаченно на нее посмотрела, но она лишь молча покачала головой, не сводя глаз с горных вершин. Она была одновременно и странно настороженной и словно впавшей в транс. — Причем иногда обличье это представляется вполне реальным, а иногда — нет…

— Зато королевский арфист вполне реален, — резко возразила я. — И мы тоже. Если я смогу постоянно об этом помнить, у нас все будет прекрасно.

Джастин, улыбаясь, коснулась моего плеча.

— Ты, наверное, права, Анна. Я думаю, именно твой трезвый, практический ум и поможет нам вернуться назад.

Увы, она ошиблась.

Солнце садилось за мрачные, точно сердитые на кого-то тучи; напоследок луч света, точно в подарок, высветил вдруг в сплошной каменной стене скал едва заметную белую тропу, которая, тонкой чертой рассекая лес, вела к подножию двух еще более высоких утесов. А последний луч солнца, чуть приоткрыв каменную стену и обозначив проход в ней, тут же померк, и мы оказались в темноте, тщетно вглядываясь в высившиеся перед нами утесы и пытаясь вспомнить, где же видели ту тропу.

— Силуэт горы похож на женский профиль, — фантазировала вслух Флер, — и тропа проходит как бы у нее по переносице…

— Нет, гораздо больше похоже на одноухую кошку, — возразила Кристабель.

— Тропа проходит вдоль западного склона самого высокого из этих утесов, — нетерпеливо прервала их Даника. — Нам просто следует до этого утеса доехать.

— Но очертания гор еще не раз переменятся, прежде чем мы туда доберемся, — сказала я. — Тропа выходит из леса вон там — где как будто лоб человека и надо лбом лес, словно волосы… Это самая высокая часть гор. Так что если мы пройдем по опушке до этого места…

— Только лоб как бы перевернут вверх тормашками! — шепотом возразила упрямая Даника.

Я только плечами пожала.

— Но ведь арфист нашел дорогу, верно? — сказала я. — Значит, это, наверное, было не так уж и трудно?

— А что, если, — предположила Флер, — это заколдованная тропа? И он ушел по ней в горы?

— Нет, он раздвигал каменные утесы, играя на арфе! — язвительно заявила Кристабель. — И если он такой умный, так может и назад дорогу найти. Даже из пасти дракона удрать. А раз так, нам всем можно преспокойно повернуть назад и отправляться по домам, а не спать на земле под деревьями.

— Ой, Кристабель, дорогая! — печально пропела Флер, и голос ее прозвучал, точно нежная флейта. — Присядь, пожалуйста, и я приготовлю тебе вкусный чай из трав с диким медом. После него ты сегодня будешь спать, точно на облаке!

Чай из трав пили мы все — с коньяком и медом, который отыскала Флер, но только Флер продолжала крепко спать и во время разразившейся ночью грозы. Едва забрезжила заря, мы, мокрые до нитки, потащились сквозь чащу, где на нас усердно капало с каждого листка, и вдруг деревья кончились, и дождь — тоже, а в небе неожиданно засияло яркое солнце, отлично освещавшее белую, точно старые кости, тропу, которая вела под некую каменную арку, странным образом напоминавшую женскую косу, уложенную в прическу.

Итак, перед нами были совершенно неведомые нам края.

Я не помню, где мы спали в самую первую ночь — видимо, там, где и свалились на землю от усталости. А утром мы увидели ту самую гору — обитель Черного Тремптора, драконий дворец из черных утесов, извилистых выступов, напоминавших колонны, и отвесных стен, вздымавшихся прямо к облакам.

Когда мы спускались по тропе к этому драконьему дворцу, одно из облаков плотным кольцом обвило гору и совершенно скрыло ее от глаз. Тропа, словно не желая иметь ничего общего с логовом дракона, на опушке леса вдруг резко свернула в сторону. Нам туда было совсем не нужно, так что пришлось пробираться сквозь чащу.

Лес на этой стороне гор был очень старым, а деревья такими высокими, что за их густыми зелеными кронами совсем не было видно неба. Не говоря уж о логове дракона. Но у меня очень развито чувство направления — я всегда чувствую, где восток, а где запад, — что и спасло нас от бессмысленных скитаний по лесу.

Вокруг царило полное безмолвие. Флер и Кристабель держали стрелы наготове, надеясь подстрелить какую-нибудь птицу или оленя, но ни четвероногих, ни двуногих, ни крылатых существ мы так за целый день и не увидели. Зато вокруг было полно пауков, которые казались такими же старыми, как сам этот лес, а их паутина имела такой сложный рисунок и была такой плотной и огромной, что казалась диковинными гобеленами, развешанными на ветвях среди деревьев.

— Здесь все так застыло, — выдохнула Флер, — словно только и ждет, когда заиграет музыка…

Кристабель посмотрела на нее затуманенным взором и чихнула. А ведь Флер была права: эта неподвижность и впрямь казалась волшебной, точно кто-то нарочно заставил застыть эти предметы.

Пока мы прислушивались к тишине, снова начался дождь. Мы стояли и слушали, как капли дождя мягко постукивают по листьям, соскальзывая нам на волосы и за шиворот.

Точно так же с невидимого неба медленно и неслышно соскользнула и ночь, застав нас врасплох: костер мы не разожгли, свежатинки на охоте не добыли, да еще и промокли до нитки. Мы молча двинулись дальше, пока еще могли различать тропу, но потом все же пришлось остановиться: мы уже с трудом угадывали в темноте лица друг друга.

— Но ведь арфист-то здесь прошел! — тихо сказала Даника.

Разумеется, то, что смог этот проклятый безликий любовник Селендайн, конечно же, должны были суметь и мы!

— У нас есть еще травы, мед и немного бренди, — сказала Кристабель.

Флер, которая больше всех страдала от голода, обладая не большим запасом сил, чем у колибри, промолчала. А Джастин вдруг резко вскинула голову и воскликнула:

— Я чувствую запах дыма!

И тут я увидела свет: среди деревьев вдали светились два квадратных глаза и один круглый. Я вздохнула, испытывая огромное облегчение и не чувствуя ни малейшей жалости по отношению к хозяину этого тихого домика, хотя через несколько минут этот человек, кто бы он ни был, должен был обнаружить у себя на пороге нас пятерых.

Однако хозяйка домика отнюдь не смутилась при виде пятерых вооруженных, мокрых и голодных путешественниц, явно намеревавшихся вторгнуться в ее жилище.

— Входите, входите! — радушно пригласила она.

И когда мы гуськом просочились в дверь, я наконец увидела всех тех птиц и животных, о которых мы так тосковали в лесу; все они были представлены в этой комнате: олень и кабан, филин и красная косуля, заяц и горлинка. Я мигнула, но животные остались неподвижны, ибо были сделаны из ниток, или нарисованы, или вырезаны из дерева, или вышиты на занавесках, или написаны маслом на ставнях… Не успела я открыть рот и что-то сказать, как почувствовала, что нас обволакивают всевозможные ароматы готовящейся пищи, и заметила, как Флер рядом со мной пошатнулась.

— Ах вы, бедные девочки! — воскликнула старушка. И хотя все мы были вполне взрослыми женщинами, она в ее возрасте имела полное право называть нас так. — Вымокли до нитки, проголодались…

Хозяйка домика и сама была похожа на птицу: у нее были блестящие и любопытные глаза, как у сороки, и крючковатый нос, как у ястреба. Ее мягкие и совершенно седые волосы напоминали паутину, которую мы видели в лесу, а скрюченные от ревматизма пальцы — древесные сучки. Голос ее, впрочем, звучал по-доброму, добрым выглядел и ее теплый очаг, и те запахи, что доносились из кухни. Даже ее юбка была по подолу вышита птицами.

— Садитесь за стол, — пригласила она. — Я как раз хлеб пекла, да и в духовке пирог с мясом почти поспел… — Она повернулась, чтобы помешать какое-то варево, кипевшее над огнем. — Откуда вы и куда направляетесь?

— Мы принадлежим ко двору королевы Селендайн, — сказала я, — а пришли сюда в поисках ее арфиста. Не проходил ли он здесь случайно, госпожа моя?

— Ах вот вы кого ищете! — воскликнула, просветлев, старушка. — Да-да, проходил! Такой высокий, с золотистыми волосами? Очень красивый и на арфе замечательно играет!

— Звучит похоже, — сказала Кристабель.

— Он и мне играл! И такие чудные песенки! Он говорил, что ему непременно нужно найти какую-то особенную арфу. Есть ничего не стал и ушел еще до рассвета. — Она снова помешала варево в горшке. — Он что же, заблудился?

— Его захватил в плен Черный Тремптор.

— О, как это ужасно! — Старушка покачала головой. — Ну что ж, ему повезло: у него такие хорошие друзья, всегда готовые прийти ему на помощь…

— Точнее, его добрым другом является наша королева, — сказала я, едва слыша собственные слова, поскольку от аромата, исходившего из горшочка, у меня начинала кружиться голова. — А мы — ее друзья и верно ей служим. Скажи, госпожа моя, что это у тебя там такое варится?

— Так, кое-что для моей птички.

— Так в этом лесу все-таки водятся птички? — слабым голосом спросила Флер, стараясь поддержать разговор. — Мы тоже видели одну… Что же это за корм такой — пахнет замечательно! Просто самой съесть хочется!

— Ой, что ты, детка! Не надо! Вам нельзя это есть; это только для птички. А вас я найду чем угостить.

— Что же это за птичка такая особенная? — спросила Джастин.

Старуха постучала ложкой о край посудины, стряхивая капли варева, и положила ложку поверх горшка.

— О, ничего особенного в ней нет. Просто я нашла в лесу маленькую голодную пташку… Кстати, вы правы: в этом лесу очень мало птиц и животных. Вот я их и вышиваю да рисую, чтоб не скучно было. Ой, у меня же вино есть! — спохватилась она. — Сейчас принесу.

И вышла. Даника тут же принялась нервно мерить шагами комнату; Кристабель уселась поближе к огню, благодаря заложенному носу совершенно равнодушная к ароматам кипевшего над огнем варева. Джастин взяла маленького деревянного кабанчика и от нечего делать лениво его рассматривала. Флер едва держалась; она была бледна, как снег, и я не сводила с нее глаз, чтобы она не упала ненароком в очаг. Старуха, судя по ее ворчанию, никак не могла отыскать бокалы для вина.

— Как странно! — со вздохом пробормотала Джастин. — Эта свинка выглядит совсем как настоящая: каждая крошечная щетинка…

Флер добралась-таки до очага и уставилась в горшочек, где жирно булькало пахучее варево. Флер умоляюще глянула в ту сторону, куда ушла старуха; есть нам по-прежнему ничего не предложили, кроме обещаний. И вдруг я увидела в руках Флер ложку. Сперва я решила, что она просто хочет помешать в горшке, но потом услышала, как она пробормотала:

— Какая странная птичка — грибы ест… — И прибавила: — А вот это очень похоже на… — Джастин так резко стукнула деревянным кабанчиком об пол, что я подскочила от неожиданности, но Флер, поднеся ложку к губам, счастливо улыбнулась и сообщила: — На молодого барашка! — Она пригубила варево и в тот же миг исчезла; а на том месте, где она только что стояла, бился о ставни насмерть перепуганный жаворонок, жалобным писком моливший выпустить его на волю.

И тут откуда ни возьмись появилась старуха.

— Моя птичка! — вскричала она. — Моя красавица!

Я вскочила с мечом наперевес, так и не успев закрыть разинутый от изумления рот, и угрожающе взмахнула мечом. Но старая ведьма и не думала вступать со мной в поединок: оборотившись ястребом, она схватила жаворонка, дверь сама собой распахнулась перед нею, и обе птицы исчезли в ночи.

Мы выбежали на крыльцо, ошеломленные и испуганные, и дверь тут же захлопнулась за нами, точно чья-то пасть. Тьма окружала нас со всех сторон. Пламя в очаге разделилось на два языка, и темные окна домика смотрели на нас, словно два страшноватых горящих глаза. Но свет этих окон ничуть не рассеивал кромешную тьму, и нам не удалось ничего рассмотреть.

— Ах ты, проклятая старая паучиха с паутиной вместо волос! — в гневе воскликнула Даника. — Ах ты, ведьма вонючая!

Я услышала, как она злобно пнула ствол дерева, застонала от боли и выругалась. Кто-то наносил тяжелые методичные удары по окнам и двери. Кристабель начала осаду, догадалась я. Но ни окна, ни дверь не поддавались. И Кристабель застонала от отчаяния.

Почувствовав чье-то прикосновение, я угрожающе подняла меч, но Джастин быстро шепнула: «Это я» — и положила руку мне на плечо. Только тут я почувствовала, что вся дрожу.

— Ну, и что же нам теперь делать? — сдавленным голосом спросила я.

Это стоило мне огромного труда; мне хотелось одного — действовать. Но в этой непроглядной тьме мы были точно слепые щенки, беспомощно копошащиеся на земле.

— По-моему, она их не убивает, — сказала Джастин, — а меняет их обличье. Да встряхнись же и послушай меня! Она вскоре, конечно же, вернется домой вместе с Флер. А мы тем временем постараемся отыскать того, кто подскажет нам, как освободить Флер от заклятья. В этих диких волшебных краях непременно отыщется существо, которое это знает. Не все здесь такие жестокие!

— Нет. Мы будем ждать здесь, пока эта проклятая ведьма не вернется!

— Сомневаюсь, чтобы она вернулась, пока мы тут торчим. А если даже она и вернется и нам удастся как-нибудь ее уничтожить, то Флер, вполне возможно, так и останется, скажем, вышитой на занавеске.

— Мы останемся здесь!

— Послушай, Анна, — сказала она, и я топнула ногой, заставляя ее замолчать.

Душа моя разрывалась от желания ругаться, рыдать в голос, рвать в клочки эту чертову тьму, что липла к лицу, точно паутина, не давая видеть ничего вокруг…

— Бедная Флер, — шептала я, — она ведь всего лишь хотела чуть-чуть утолить свой голод… В общем, будь что будет с этим арфистом, а ее мы спасем в первую очередь! Вот только узнаем, каким способом.

— Да, она будет первой, — согласилась Джастин и задумчиво прибавила: — А ведь арфисту, похоже, удалось-таки от ведьмы уйти! Хотя от дракона он не ушел…

— Откуда же он мог узнать о ее чарах? — с горечью спросила я. — С помощью какого волшебства?

— Скорее, с помощью песен и легенд. Возможно, он уже слышал об этой ведьме и раньше?

Утром мы оказались разбросанными меж корней деревьев, словно павшие воины того войска, что безнадежно проиграло сражение. Но по крайней мере мы опять могли видеть!

Домик проклятой колдуньи неведомым образом исчез, и над тем местом, где он стоял, кружилось лишь два-три перышка огненного цвета.

Мы молча встали, чувствуя пустоту в душе и с тайной надеждой прислушиваясь, не раздастся ли вдруг знакомая утренняя болтовня Флер. Затем мы накормили лошадей, позавтракали совсем окаменевшим хлебом с капелькой меда и глотком бренди, оставили Флер дожидаться нас и поскакали дальше.

Чудовищный темный лес наконец немного поредел, затем сменился золотистой дубовой рощей, и мощные дубы тоже постепенно расступились, оставшись лишь по краям просторных лугов. Мы снова увидели небо над головой и высокие темные вершины гор вдалеке.

Вскоре мы миновали какую-то деревню — похожие на грибы домишки, лоскутное одеяло возделанных участков земли. Люди здесь не отличались ни особым дружелюбием, ни угрюмостью, ни любопытством. Мы нашли гостиницу, купили кое-какую провизию, а за деревней заметили дорогу, которая, как нам показалось, вела прямо к той горе.

Дорога была ухоженной и расчищенной, и нам сказали в деревне, что ее проложили еще до того, как гора превратилась в логово дракона. Нам также сказали, что здесь действительно проходил недавно какой-то арфист. Хотя он, похоже, произвел на жителей этой деревни крайне малое впечатление. Впрочем, они все же его запомнили, будучи людьми искушенными и практичными, да еще и живя, можно сказать, в тени дракона.

Этот арфист тоже спрашивал дорогу и еще задавал множество всяких вопросов насчет Черного Тремптора и здешних сказок про золотую волшебную арфу и тому подобную чепуху. Вот только уже много десятилетий, сказали жители деревни, никто не ходит по этой дороге, ибо ведет она прямо к дракону в пасть.

Но мы двинулись именно по ней. С каждым шагом гора становилась видна все более отчетливо; вскоре ее громада уже нависала прямо над нами, и деревья вокруг казались карликами. Мы все надеялись вот-вот услышать шелест драконовых крыльев, увидеть языки пламени, вырывающиеся из пасти дракона, но, похоже, Черный Тремптор днем предпочитал не летать.

Дождь прекратился, небо расчистилось. Тропа была окутана ароматом увядающих роз и дивными запахами старого леса, омытого дождем и согретого солнцем. Мы устроили привал у корней одного из этих огромных деревьев на краю просторной, поросшей травой поляны и видели, как взошла полная луна, все вокруг затопившая своим молочно-белым светом и явственно высветившая черное логово дракона на фоне звездного неба.

Если бы не трагическое исчезновение Флер, эта ночь могла бы показаться нам дивно прекрасной. И разговор наш неизменно начинался и кончался Флер. Мы говорили о ней — и о доме; мы говорили о ней — и о придворных сплетнях; мы говорили о ней — и об этом арфисте, а также о том, что же могло настолько увлечь его, что заставило покинуть Селендайн и угодить прямо дракону в когти.

И когда мы заговорили об арфисте, нам показалось, что его музыка окружает нас со всех сторон, падает прямо со звездного неба, а белый лунный свет в дубовом лесу становится золотистым.

— Ш-ш-ш! — Кристабель вдруг приложила палец к губам, и мы, уже сонные, примолкли и стали слушать.

Через несколько минут Даника зевнула.

— Это же просто звуки арфы! — Данике музыка была безразлична. А вот Флер восхищалась игрой этого арфиста настолько убедительно, что сама его игра, казалось, уже и не так важна. — Кто-то в лесу играет на арфе и ничего больше.

— Играет и поет! — сказала Кристабель.

И я изумленно вскинула брови, чувствуя, что этой мирной, дивно пахнущей ночью с нами может случиться все что угодно.

— Уж не наш ли это Кестраль там поет?

— Ну да! Залез на ветку дерева и распевает себе на весь лес! — предположила Даника.

Кристабель резко села; прямая спина ее была напряжена.

— Помолчи-ка! — довольно резко сказала она Данике.

Джастин, которая, лежа на животе, меланхолично подбрасывала веточки в костер, удивленно на нее посмотрела. Мы с Даникой только рассмеялись в ответ на гневную вспышку Кристабель.

— Сердца у вас нет! — возмутилась Кристабель и яростно высморкалась. — Вокруг такая красота, а вы только и знаете, что языком болтать!

— Ну, не сердись, — примирительным тоном сказала Джастин. — Мы тоже помолчим и послушаем.

Однако луна отчего-то никак не давала нам с Даникой сидеть спокойно. И мы возбужденным шепотом продолжали рассказывать друг другу всякие старинные истории о любви, а Кристабель, сердито на нас поглядывая, все сильнее напрягала слух, все более сосредоточенно вслушивалась в звуки неведомой арфы, доносившиеся из леса. Джастин внимательно и с любопытством наблюдала за ней. Странно, но до чего тронула эта музыка нашу Кристабель! А может, решила я, ей просто нездоровится: простыла под холодным дождем?

И тут какой-то всадник выехал из леса на залитую лунным светом опушку. Светлые волосы его, точно лунный свет, рассыпались по широким плечам, с которых ниспадал золототканый плащ, почти полностью укрывавший спину коня. Только вот корона, возвышавшаяся над его скрытым в тени лицом, выглядела несколько странно: нечто вроде золотого венка из неровных колючих веток, очень похожих на оленьи рога. Оружия при нем не было, и он играл на арфе.

— Это не наш арфист! — тут же заявила Даника. — Если только он, конечно, не поседел в обществе дракона.

— Он, безусловно, чей-то король, — сказала я. — Но не наш.

Мне достаточно было всего лишь мгновение послушать его игру, чтобы понять, что эти звуки способны заставить расступиться воды, заставить заговорить птиц и зверей… Я затаила дыхание; на глазах у меня вскипели слезы. Потом Даника что-то сказала, и я рассмеялась.

Кристабель встала. Лицо ее в лунном свете показалось мне совершенно незнакомым. Она сняла башмаки, расплела косы, и ее золотистые волосы свободно рассыпались по спине, а мы с Даникой только смотрели на нее и смеялись, время от времени равнодушно поглядывая в сторону лесного арфиста, который как будто чего-то ждал.

— Вы обе безнадежные невежды, — сказала Кристабель и чихнула. — А вот я намерена поговорить с ним и пригласить его немного посидеть с нами вместе.

— Ну так ступай, — сказала Даника, жуя травинку. — Может, мы его и домой с собой возьмем. А что? И отдадим Селендайн вместо ее арфиста.

Я так и покатилась со смеху. Когда я наконец перестала смеяться и вытерла выступившие на глазах слезы, то увидела, что Кристабель босиком идет по траве прямо к этому арфисту.

Джастин вскочила. Мне показалось, будто какая-то тревожная мысль легким ветерком коснулась моих затуманенных мозгов. Я тоже вскочила и встала рядом с Джастин, все еще не в силах согнать с губ улыбку, но твердо намереваясь удержать ее, если она сделает хоть шаг из круга, очерченного светом нашего костра. Джастин не сводила глаз с Кристабель. А Даника, мечтательно улыбаясь, продолжала смотреть в костер. Кристабель остановилась перед арфистом. Он потянулся к ней, на мгновение оторвав руку от струн.

И во внезапно наступившей тишине Джастин отчаянно крикнула:

— Кристабель!

Прелестный лунный свет разом померк. Облако, точно драконово крыло, смахнуло с неба луну, и черная ночь плеснулась навстречу Кристабель. Я еще успела заметить, как она взяла этого короля-арфиста за руку, вскочила позади него на коня, обняла его за плечи, и ее чудные золотисто-рыжие волосы в последний раз взметнулись на ветру.

А потом наша веснушчатая, флегматичная, храбрая и вечно чихающая Кристабель исчезла во тьме вместе с неведомым музыкантом. Они ускакали куда-то по той светлой тропе, что поблескивала меж скал, — должно быть, в мир, лежащий за пределами ночи.

Мы искали ее до рассвета.

Наконец взошло солнце. Мы смотрели друг на друга в страшном смятении, не в силах выговорить ни слова. Кристабель словно проглотил один из этих огромных дубов; она исчезла, растворившись в песне неведомого арфиста…

— Можно сходить в деревню и позвать на помощь… — устало сказала Даника.

— Вряд ли у деревенских глаза лучше наших, — сказала я.

— Между прочим, арфист нашей королевы и здесь прошел без малейшего ущерба для себя, — задумчиво проговорила Джастин. — Возможно, ему было кое-что известно и об этой стране лесного короля.

— Надеюсь, он стоит таких потерь! — сердито буркнула Даника.

— Таких потерь не стоит ни один мужчина на свете, — просто ответила ей Джастин. — Однако даже потери наши будут напрасны, если Черный Тремптор убьет арфиста прежде, чем мы его найдем. Возможно, Кестраль сумеет хотя бы вывести нас потом за пределы этого северного края.

— Я ни за что не покину Флер и Кристабель! — громко воскликнула я. — Ни за что! Ты можешь потом сама отвести чертова арфиста к Селендайн. А я останусь здесь и буду искать их, пока не найду.

Джастин посмотрела на меня; глаза ее были красны после бессонной ночи, но видела-то она по-прежнему прекрасно. Особенно ту кашу, которую мы сами же и заварили.

— Мы никогда не расстанемся с тобой, Анна, — сказала она. — Если Кестраль не сможет помочь нам, то пусть сам ищет путь назад. А что, если сможет? Ведь тогда придется пока что оставить Кристабель здесь и сперва попытаться спасти его.

— Хорошо, тогда давайте сделаем это поскорее! — отрывисто бросила я, стараясь не смотреть на тот дуб.

Легкий ветерок пробежал по его золотистой листве, точно беззвучный смешок.

Путь наш был еще очень долог и труден. Дорога снова шла лесом; мы то поднимались, то спускались по склонам невысоких холмов и в итоге оказались у мощного темного отрога огромной горы.

Мы стали подниматься по его могучему гребню к логову дракона. Казалось, все движется у нас перед глазами: расступаются каменные утесы-колонны, открывая невидимые проходы; трескаются и тают, точно медовые соты, гранитные стены… Мы словно вступали в некий дворец ветров, открытый на все четыре стороны и все же каждым своим коридором ведущий в глубь горы, во тьму, в потайную обитель дракона.

— Туда? — спросила Даника, указывая куда-то в темные глубины. В голосе ее не было страха, только свойственное ей нетерпение: Даника всегда предпочитала поскорее покончить с любым заданием. — Мы что же, сперва постучимся или просто войдем?

И тут ветер прямо-таки взревел, налетев на нас с еще большей силой и пригибая к земле деревья. Я слышала, как камни стонут и поют под его напором, словно струны арфы; я слышала голос дракона. Мы повернули коней, почти лежа в седлах, пока ветер свирепствовал над нами.

Когда его дикий порыв немного стих, Даника снова спросила, но уже шепотом:

— Мы все вместе пойдем туда?

— Да, — сказала я и быстро поправилась: — Нет! Я пойду первая.

— Не сходи с ума, Анна! — рассердилась Даника. — Если мы будем держаться вместе, то по крайней мере каждая из нас будет на виду у остальных.

— Ага, и даже дракон сразу поймет, что мы полные дуры! — мрачно заметила я. — Он тут же нас сцапает, как и этого арфиста, и мы вместе с ним будем ждать, пока рыцари Селендайн придут нам на помощь. — Я повернулась к Джастин: — Слушай, а ты не знаешь случайно какого-нибудь секрета, какой-нибудь загадки, чтобы оттянуть время и постараться уцелеть, даже попав дракону в пасть?

Джастин беспомощно покачала головой:

— Все от самого дракона зависит… Я об этом Черном Тремпторе ничего не знаю. Вот только вряд ли он стал бы держать при себе арфиста ради его замечательной игры на арфе…

— Ну хорошо, — сказала я. — Тогда пойдут двое. А одна будет ждать здесь.

Мои подруги спорить не стали. Аргументов у них, похоже, больше не осталось, разве что в душе всем им хотелось, чтобы в логово к дракону не ходил никто. Мы подбросили три монетки: выпало два павлина и одна Селендайн.

Джастин, которой выпал королевский профиль и которая теперь обязана была остаться, отнюдь не выглядела счастливой, однако спорить с монетками не решилась. Мы с Даникой оставили ее и лошадей за густым зеленым щитом из колючего кустарника, откуда ей было отлично нас видно, и стали очень осторожно карабкаться по голому склону, стараясь не ронять из-под ног камни. Да и самим соскользнуть вниз ничего не стоило.

Даника, упорно глядевшая только перед собой, вдруг замерла и выковыряла что-то из земли.

— Посмотри-ка, — еле слышно выдохнула она.

Я ожидала увидеть порванную струну от арфы или пуговицу из слоновой кости с профилем Селендайн, но это оказался изумруд величиной с ноготь моего большого пальца, аккуратно ограненный «розочкой».

Некоторое время я молча смотрела на него, потом сказала:

— Это камень дракона. Не забывай, мы пришли сюда за арфистом!

— Но Анна… А вот и еще один! — И Даника вытащила из-под осколка скалы еще один сверкающий камень. — Топаз. Ой, там еще и сапфир!..

— Даника! — взмолилась я. — Можешь хоть всю гору домой унести, когда дракона убьешь.

— Иду, иду, — беззвучно прошептала она, однако, стоя на четвереньках, вдруг поползла по склону вбок, точно краб, охотясь за очередным самоцветом. — Ну, еще только один, Анна! Они такие красивые! И лежат здесь просто так, точно застывшие капли дождя… И любой их взять может!

— Даника! Они точно так же будут лежать здесь, когда мы будем спускаться!

— Иду-иду-иду!

Я отвернулась: мне была отвратительна ее внезапная сорочья жадность.

— Я полезла вверх, Даника!

— Минуточку! Не ходи одна! Ах, Анна, это же настоящий бриллиант! Я никогда не видела бриллиантов такой чистой воды и такой изумительной огранки!

Скрепя сердце я позволила ей еще несколько секунд понаслаждаться блеском камней. Это было такое долгое путешествие. На нашу долю выпало столько невзгод, и я оказалась не в силах отказать Данике в столь неожиданном маленьком удовольствии. А она ползала на коленях по склону от одного самоцвета к другому, и они сверкали, как капли воды в солнечных лучах.

— Иду-иду, — заверяла она меня, повернувшись ко мне спиной. — Иду-иду.

А потом вдруг один из валунов поднялся с земли, как живой, и из-под него высунулось нечто комковатое, покрытое щупальцами и похожее на уродливый корень дерева.

Тварь что-то злобно прошипела, схватила Данику за руку и за прядь густых медового цвета волос и мгновенно утащила в свою нору. Валун тут же с грохотом снова упал на землю, земля вокруг шевельнулась, крепко его сжала, и теперь он выглядел так, словно никогда и не трогался с места.

Ошеломленная, я долго не могла отвести глаз от этого камня. Не помню, как я доползла до проклятого валуна, помню только, как стучала по нему кулаками и рукоятью меча, как что-то яростно кричала и чего-то требовала. Но тут обломки у меня под ногами вдруг поднялись единой сухой и гремящей волной и отшвырнули меня, больно раня своими острыми краями, — вниз, назад, к опушке леса…

Джастин бросилась ко мне. Я была вся в крови, но боли почти не чувствовала. Я выкрикивала проклятья, плакала и долгое время никак не могла успокоиться и что-то объяснить.

— Боже мой, какая глупость! Она купилась на самый что ни на есть жалкий трюк! Ловушка для обезьян, только вместо риса драгоценные камни! Возможно, и не настоящие… А Даника словно с ума сошла — позволила увлечь себя в западню и исчезла в недрах этой горы из-за какой-то горсти угольков, а может, и вовсе драконьего дерьма…

— Ее нельзя было так просто поймать в ловушку, — твердо сказала Джастин. Но лицо у нее было цвета воска. — Ты видела, кто ее схватил?

— Да, но не поняла… Нечто совершенно отвратительное, все перекрученное… Может, какой-то демон или горный тролль… Ох, Джастин! Она ведь теперь там, внизу, одна, в кромешной темноте, полной шепота неведомых существ… Я просто поверить не могу, что мы оказались так глупы!

— Анна, успокойся, мы ее найдем!

— Да не могу я успокоиться! — Я схватила ее за плечи и сильно тряхнула. — Только уж ты-то не исчезай, а? Не оставляй меня одну, не заставляй и тебя искать…

— Я никогда тебя не оставлю, обещаю тебе это. — Она пригладила мне волосы обеими руками, убрала их с лица. — Послушай, Анна, послушай же меня: мы ее непременно найдем. Мы найдем и Кристабель, и Флер, и мы не оставим эти края, пока…

— Но как мы найдем ее? — выкрикнула я. — Как, Джастин? Над ней ведь сплошная скала!

— Есть разные способы… Что-нибудь да придумаем. Земля любит загадывать нам загадки, но у каждой загадки всегда есть отгадка. Флер обязательно снова превратится из птички в женщину, и мы непременно отыщем ту тропу, по которой Кристабель сможет уйти из страны лесного короля. И мы спасем Данику из лап горных бесов. Есть множество всяких решений для этих задач, нужно лишь отыскать верное…

— Но как же мы его отыщем? — снова вскричала я. Мне казалось, что чем дальше мы заходим в драконовы владения, тем глубже увязаем в различных бедах. — Да стоит нам повернуться, и одна из нас исчезает! Теперь, наверно, твоя очередь…

— Я не исчезну! Я тебе обещаю…

— Или моя…

— Я знаю кое-какие загадки, — послышался рядом чей-то голос. — Может быть, я смогу вам помочь?

Мы отпрянули друг от друга, потрясенные так, словно рядом с нами заговорило дерево; хотя, возможно, в этой немыслимой стране деревья и умеют говорить.

Но то была женщина. В черном плаще с серебряной каймой. Из-под капюшона плаща были видны ее светлые волосы; прекрасные синие глаза цвета темного ириса смотрели мрачновато-спокойно.

В руке светловолосая женщина держала странный посох, похожий на черную кривоватую ветку. В черную древесину посоха был инкрустирован самоцвет того же цвета темного ириса, что и ее глаза. Голос ее звучал тихо; она, похоже, была ничуть не удивлена нашим появлением. Возможно, обитателей этих мест ничем удивить было нельзя. Поскольку мы молчали, она заговорила снова:

— Меня зовут Айрекрос. Вы подвергаетесь огромной опасности, ибо находитесь теперь в непосредственной близости от страшного дракона. Вы должны понимать это.

— Мы явились сюда, чтобы спасти одного арфиста, — с горечью промолвила я. — Нас было пятеро, когда мы пересекли границу этих земель.

— Ах вот как!

— Знаешь ли ты этого дракона, госпожа моя?

Она ответила не сразу. Джастин со мною рядом и вовсе как-то странно застыла. Черный кривой посох, похоже, шевельнулся сам собой, а камень, вделанный в него, и вовсе, точно живой, смотрел то туда, то сюда.

Наконец женщина по имени Айрекрос промолвила:

— Вы можете спрашивать меня о чем угодно.

— Но я же только что спросила! — растерянно пробормотала я, и тут Джастин крепко сжала мое плечо.

Я посмотрела на нее: лицо ее было очень бледно, глаза горели странным ярким светом, который был хорошо мне знаком, — значит, она почуяла нечто неуловимое и теперь пытается понять, что же это такое. В такие моменты Джастин становилась совершенно невозможной.

— Айрекрос, — тихо сказала она, — мое имя Нитсажд.

Женщина улыбнулась.

— Что ты делаешь? — прошипела я сквозь зубы.

— Это такая игра, — едва слышно выдохнула Джастин. — Вопрос — ответ. Она расскажет нам все, что нужно.

— Но почему это обязательно должно быть игрой? — запротестовала я.

Джастин и та женщина не сводили друг с друга глаз, немыслимые соперницы, готовые начать изысканную и опасную схватку умов. Они, казалось, были уже полностью поглощены друг другом, сгорали от любопытства и нетерпения, ничего не видели и не слышали вокруг…

— Джастин! — громко окликнула я подругу.

— Тебе ведь хочется получить обратно этого арфиста, да? — проговорила незнакомка.

Я с трудом повторила ее имя вслух и закрыла глаза.

Джастин кивнула:

— Мы за этим сюда и пришли. А если я проиграю?

— Тогда я получу тебя, — просто ответила Айрекрос. — И ты станешь моей ученицей. — Она снова улыбнулась — совсем не зло и без всякой угрозы. — На семь лет.

Мне стало трудно дышать.

— Нет! — выкрикнула я, хотя едва могла говорить, и, стиснув руку Джастин, сильно ее встряхнула. — Джастин, Джастин, прошу тебя!

На какое-то мгновение мне удалось привлечь к себе если и не ее взгляд, то по крайней мере ее внимание.

— Все хорошо, Анна, — проговорила она очень тихо. — Мы получим этого арфиста, не вступая в бой, и спасем Флер, Кристабель и Данику.

— Джастин! — заорала я.

И все бесконечные утесы и выступы у нас над головой повторили ее имя; огромные птицы с широкими зубчатыми крыльями неторопливо вылетели из леса.

Но Джастин в отличие от птиц и скал меня так и не услышала.

— Ты гостья в здешних краях, — милостиво предложила ей Айрекрос, — и можешь спрашивать первой.

— Где та дорога, что ведет в страну лесного короля?

— Белый олень в дубовом лесу всегда следует тем путем, что ведет в страну короля арфистов, — отвечала Айрекрос, — и если ты пойдешь за ним, то будешь идти с утра и до ночи без отдыха и без оружия. Что такое «Песнь Дюкирка», и на каком инструменте она впервые была исполнена?

— «Песнь Дюкирка» — последнее творение убиенного поэта; она посвящена его возлюбленной и была исполнена перед окнами ее высокой башни на инструменте, сделанном, можно сказать, из перьев, когда все птицы в лесу, услыхав эту песнь, подхватили ее и превратили в плач об убитом поэте. — Джастин мгновенно ответила на этот вопрос, и я слегка перевела дух: она всю жизнь рассказывала нам подобные истории. — Как поймать в ловушку ведьму, что живет в лесу на границе этих земель, застав ее в истинном обличье, и как лишить ее силы?

— Ведьму, стерегущую границы этих земель, нужно посадить в железную клетку, а ее волшебный посох — это та ложка, которой она помешивает свое колдовское зелье. Что с огня начинается и огнем кончается, а меж огнями полосой черно-белой простирается?

— Ночь, — тут же ответила Джастин. Даже я знала эту загадку.

На лице женщины на мгновение возникла улыбка, похожая на тонкий светлый серпик месяца.

— Где проходит тропа, что ведет к корням этой горы, и чего обитатели горных недр боятся больше всего на свете? — спросила Джастин.

— Это огненная тропа, ибо огонь открывает проход среди их камней, а больше всего на свете они боятся света. Что всегда должно наступить, но прожить его нельзя, что имеет имя, но само как бы и не существует, что длиннее суток, но порой короче дня?

Джастин помедлила лишь мгновение.

— Завтрашний день, — сказала она и прибавила: — Зимой.

Женщина снова улыбнулась своей прелестной улыбкой, а я тихо вздохнула от облегчения.

— Что защитит нас от дракона? — спросила Джастин.

Некоторое время Айрекрос задумчиво на нее смотрела, словно отыскивая ответ на какой-то свой собственный, очень личный вопрос. Однако ответ ее был очень прост:

— Вежливость, — сказала она и тут же спросила: — Где спрятано истинное имя Черного Тремптора?

Джастин молчала. Я чувствовала, как трепещут ее душа и разум — точно обессилевшая птичка, тщетно ищущая в воздухе опору. Молчание затягивалось; по моему телу бродили ледяные пальцы озноба.

— Не знаю, — сказала наконец Джастин, и женщина ответила:

— Имя дракона скрыто внутри одной загадки.

Джастин, прочитав мои мысли, крепко стиснула мне запястье и еле слышно выдохнула:

— Только не вступай с ней в бой.

— Но это же не… — начала было я.

— Ответ правильный.

Женщина задумчиво сдвинула брови и спросила:

— Ты что-нибудь еще хочешь узнать? — Она легко коснулась своим посохом плеча Джастин, и при этом синеватый самоцвет, обращенный к бледному лицу моей подруги, вдруг вспыхнул ярким аметистовым светом, точно признавая ее. — Имя мне — Колдовство, — сказала Айрекрос, — и то же имя носит путь, которым я следую. И ты будешь идти со мною по этому пути целых семь лет. А потом, возможно, и сама захочешь не уйти, а остаться.

— Скажи мне, — взмолилась я, — как ее спасти! Ведь все остальное ты мне уже сказала.

Айрекрос покачала головой и улыбнулась своей мимолетной «лунной» улыбкой. А Джастин наконец посмотрела прямо на меня, и в ее глазах я прочла ответ на свой вопрос.

Я стояла, онемев от горя, и сквозь слезы смотрела, как она от меня уходит. Ни молить, ни проклинать я не могла — то была игра внутри другой игры, и я проиграла в ней; только я одна.

Джастин еще раз оглянулась на меня, но меня по-настоящему она уже не видела; теперь она видела только тот путь, к которому стремилась всю жизнь.

И тогда я наконец повернулась к ней спиной и двинулась дальше, навстречу дракону.

Только теперь я осталась совершенно одна. Никакие сокровища не привлекали мой взор, ничей голос не нашептывал мне мое имя. Даже дракон не желал здороваться со мною. Бродя среди отвесных скал и провалов, по залам и коридорам с каменными стенами, я слышала лишь, как стонет ветер меж обнажившимися костями горы.

Я заходила все глубже в это царство камня. На стенах бесконечных коридоров сверкали яркие мазки, точно на крыльях прекрасных бабочек: то были выделения драконьего тела, а также отдельные чешуйки, содранные с его боков грубым камнем. Некоторые чешуйки отливали сине-зелено-черным, другие сверкали, как пламя.

Однажды я нашла кусочек драконьего когтя, твердого, как рог; сам коготь был явно длиннее целой моей руки.

Иногда в коридорах отчетливо пахло серой, а иногда — дымом, но чаще всего сквозняк, рыскавший в залах и переходах, приносил запах горячего камня.

Наконец я услышала звуки арфы.

И увидела арфиста. Он сидел, по колено утопая в золоте и драгоценных камнях, в какой-то темной яме и устало перебирал струны арфы одной рукой. Вторая его рука в золотых кандалах была прикована золотой цепью к золотому штырю, вбитому в стену ямы.

Увидев меня, арфист от изумления широко раскрыл глаза, но не произнес ни слова. Он действительно оказался стройным золотоволосым красавцем, но, сидя в яме на цепи, явно давно не мылся и не расчесывал своих золотых кудрей; пахло от него, надо сказать, отвратительно.

Но даже и теперь мне было совершенно ясно, почему Селендайн так хотела его вернуть.

— Кто ты? — еле слышно выдохнул он, когда я, разгребая сокровища, подобралась к нему поближе.

— Анна, кузина Селендайн. Между прочим, она почти весь свой двор отправила тебя выручать.

— Многовато же времени вам потребовалось, чтобы меня отыскать! — проворчал он и, спохватившись, прибавил: — Надеюсь, ты не могла забраться так далеко одна?

— Ты же забрался! — сердито ответила я, изучая цепь, которой он был прикован. Даже Флер в одну минуту выдрала бы ее из стены! — Послушай, ведь золото — такой мягкий металл! Так почему же ты…

— Я пытался, — сказал он и показал мне в кровь изодранные руки. — Но все дело в драконовой магии. — Он испуганно вырвал цепь у меня из рук. — Можешь не стараться. Ключ вон там, у той стены. — Он растерянно посмотрел за мое плечо, надеясь, видимо, разглядеть там моих спутников. — Так ты действительно одна?! — воскликнул он потрясенно. — И Селендайн не послала никого из своих рыцарей сразиться с этим чудовищем?

— Она им не доверяла — боялась, что они забудут, кого именно должны убить, — сухо пояснила я.

Арфист промолчал. Я потащилась к противоположной стене и долго рылась среди золотых застежек, кубков и ожерелий в поисках ключа. Потом все-таки решила кое-что ему пояснить.

— Видишь ли, мы прибыли из Карнелейна впятером. Но пока мы искали здесь твой след, я потеряла четырех своих спутниц.

— Потеряла? — На мгновение мне показалось, что я слышу в его голосе сочувствие, а не только бесконечную жалость к самому себе. — Они погибли?

— Думаю, нет.

— Тогда что значит «потеряла»?

— Ну, одна просто взяла и исчезла в домике у той ведьмы, что живет в чаще леса.

— Так это была ведьма? — удивился он. — Я ей сыграл, как и полагается, но она даже не предложила мне поесть, хотя я умирал от голода. В доме сильно пахло едой, но она сказала, что кушанье сильно подгорело и никуда не годится.

— А вторая моя спутница, — сказала я, бесцельно перебирая монеты и удивляясь странному вкусу ведьмы, — ушла вместе с лесным королем-музыкантом.

— Вы его видели? — задохнулся он. — Я играл всю ночь, надеясь, что он придет. Я мечтал услышать его знаменитую игру на арфе, но он так и не откликнулся… Ни одной ноты в ответ не сыграл!

— Может быть, ты сам ни разу как следует не прислушался? Ведь ты говоришь, что играл не умолкая всю ночь, — предположила я. Отчаяние охватывало меня все сильнее: ведь этот глупец ломился через волшебную страну, точно слепой! — А третью мою подругу утащила под землю какая-то тварь, живущая в недрах горы.

— Утащила тварь?

— А последнюю, — не слушая его, с трудом продолжала я, — увела колдунья с кривым черным посохом, в который вделан большой драгоценный камень. Они играли в загадки и отгадки, и в этой игре победителю должен был достаться ты. Но моя подруга проиграла.

Он дернулся, цепь и монеты вокруг зазвенели.

— Она только подсказала мне, где найти то, что я ищу! Но ни словом не предупредила о подстерегавших меня опасностях. А ведь могла бы и помочь! Но она не сказала даже, что сама колдунья.

— А имя свое она тебе назвала?

— Не помню… Да и какая разница? Лучше поскорее ключ ищи, пока дракон тебя не почуял. Да уж, куда лучше было бы, если б твоя подруга не проиграла игру в загадки!

Я перестала искать ключ и внимательно на него посмотрела.

— Действительно, — сказала я, помолчав. — А уж для всех нас куда лучше было бы, если б ты никогда не совал сюда свой нос! Ну с какой стати тебя понесло прямо к дракону в пасть?

— Я пришел вот за этим.

И он указал мне на костяную арфу.

Ее струны блестели и переливались теми же ускользающими, мерцающими яркими красками, какими испятнаны были стены в туннелях. Рядом с арфой лежал небольшой золотой ключ. Я обладаю самыми заурядными музыкальными способностями, однако стоило мне увидеть мерцающие струны костяной арфы, и меня охватило страстное желание узнать, что за дивные звуки способен издавать этот инструмент, и я, лишь мгновение помедлив, прежде чем схватить ключ, легко коснулась одной волшебной струны.

И чуть не оглохла: казалось, запела и загудела сама гора!

— Нет! Не смей! — крикнул арфист, вскакивая на ноги; золото полетело от него во все стороны, точно брызги прибоя. И тут же остатки воздуха с хлюпаньем устремились из пещеры: вход в нее закрыло чье-то огромное крыло. — Ты — дура безмозглая! Как, по-твоему, поймали и меня самого? Кинь мне скорее ключ! Скорее!

Я не спешила. И нарочно подкинула ключ на ладони, дразня этого грубияна. Но тем не менее именно его я обещала отыскать и доставить в королевский дворец. И я отлично понимала, что, оказавшись вновь в руках Селендайн, отмытый и сытый, он вновь обретет былое очарование.

Я бросила ему ключ. Ключ упал, немного не долетев до его протянутой руки.

— Дура! — рявкнул он. — Такая же неуклюжая корова, как твоя драгоценная Селендайн!

Я прямо-таки остолбенела, а он словно ничего и не понял. Он вовсю тянулся к ключу, надеясь до него добраться. И тогда я резко повернулась к арфе и всеми пальцами с маху пробежала по струнам.

То огромное, что устремилось по каменным переходам к нам, испускало дым и пламень, оставляя позади грохочущие осколки камней. Арфист застонал и в ужасе закрыл лицо руками. Когда дым рассеялся, я увидела огромные глаза, которые, точно огненные луны, смотрели на меня откуда-то из-под высокого свода пещеры. Чудовищный коготь длиной с мою ногу нетерпеливо стукнул по полу в дюйме от моей ступни.

Прежде всего соблюдай правила вежливости, лихорадочно соображала я. Да, эта колдунья так и сказала: вежливость. Хотя, конечно, соблюдать правила вежливости в таких обстоятельствах было все равно что предлагать солнцу запросто поболтать. Но не успела я открыть рот, как арфист крикнул:

— Это она играла! Она тоже пришла сюда за арфой, хотя я пытался остановить ее…

На меня пахнуло нестерпимым жаром; я чувствовала, как золотая цепочка у меня на шее раскалилась и жжет кожу огнем. И я сказала, чувствуя, что при вдохе опалила себе все внутренности:

— Прошу прощения, господин мой, за то, что вторглась сюда непрошеной и этим оскорбила тебя. Но я пришла не по своей воле, а по просьбе моей королевы, которая мечтает получить назад своего арфиста. По-моему, ты, господин мой, не слишком интересуешься игрой на арфе? Так что, если позволишь, я с удовольствием заберу из твоего дворца того, кто, должно быть, весьма тебя раздражает. — Я умолкла. Огромные глаза немного приблизились ко мне. И тут я, вспомнив, что подобные вещи здесь считаются весьма важными, прибавила поспешно: — Мое имя — Анна.

— Анна, — шепнул кто-то в облаке дыма.

Я слышала, как дергается, звеня цепью, королевский арфист. Чудовищный коготь слегка отодвинулся от моей ступни, и ко мне склонилась огромная плоская голова ящера. Яркая чешуя дракона в густом дыму казалась закопченной; меж страшных зубов мелькали крошечные огненные искорки.

— А как его имя? — спросил дракон.

— Кестраль, — торопливо ответил арфист. — Меня зовут Кестраль Хант.

— Ты права, — вздохнул дракон, обдав меня жаром. — Он меня раздражает. Ты уверена, что хочешь забрать его назад?

— Нет, — сказала я, и глаза мои наполнились слезами от удивления и облегчения, ибо я наконец нашла в этой опасной стране нечто такое, чего мне не нужно было бояться. — Мне он совершенно не нужен. Он чрезвычайно груб, неблагодарен и начисто лишен какой бы то ни было чувствительности. Но я полагаю, моей королеве нет нужды его слушать; она любит его за красивые волосы и умелые руки музыканта. Так что я лучше все-таки возьму его с собой. Мне очень жаль, что он тайком пробрался в твой дом, да еще и пытался тебя обокрасть!

— Эта арфа сделана из кости дракона и его сухожилий, — сказал дракон. — Именно поэтому я и не люблю арфистов. Они совершают такие отвратительные поступки, а потом поют, какие они умные и талантливые! И этот тоже наверняка стал бы петь!

Дракон зевнул, и сквозь стиснутые челюсти вырвался язык пламени, расплавив золото, о которое арфист опирался рукой.

Несчастный рванулся, прижался к стене и торопливо забормотал:

— Прости меня! Я прошу у тебя прощенья! От всего сердца!

Окутанный клубами дыма дракон криво усмехнулся, фыркнул, снова обдав меня жаром, и промолвил задумчиво:

— А может быть, мне стоит оставить тебя здесь и попробовать сделать арфу из твоих костей.

— Она будет чудовищно врать, — тут же заявила я. — Не угодно ли тебе, господин мой, чтобы я исполнила какое-нибудь твое поручение в обмен на свободу этого арфиста?

Один драконий глаз, круглый, как луна, спустился совсем близко к моему лицу, поглощая пляшущие цветные блики.

— Назови мне мое имя, — прошептал дракон. Я молчала, медленно осознавая, что это не требование, а мольба. — Одна женщина давным-давно отняла у меня мое имя во время игры в загадки. И я столько лет все пытаюсь его вспомнить, но не могу.

— Айрекрос? — выдохнула я.

И дракон тоже выдохнул, при этом чуть не спалив мне дотла волосы:

— Так ты ее знаешь?!

— Она и у меня кое-что отняла! Она отняла у меня самого дорогого моего друга! А о тебе она сказала: имя дракона спрятано внутри загадки.

— Где она сейчас?

— Ходит волшебными тропами твоей страны.

Страшные когти, царапнув по камням, вдруг улеглись, успокоились, гладкие и черные, как крылья жука-скарабея.

— Когда-то и я немного разбирался в колдовстве. Во всяком случае достаточно, чтобы принимать человеческое обличье. Ты поможешь мне отыскать мое имя?

— А ты поможешь мне отыскать моих подруг? — Я умоляюще посмотрела на него. — Я потеряла четырых в поисках этого проклятущего арфиста! Одна из них, правда, а возможно и две, могут и не захотеть уже принять мою помощь, но это я смогу узнать наверняка, только когда увижу их.

— Дай-ка подумать… — промолвил дракон.

Вокруг меня вдруг заклубился густой, белый, как зола, дым, пахнущий остро и кисло. Наглотавшись дыма, я закашлялась, из глаз сами собой потекли слезы, а когда глаза мои вновь обрели способность видеть, передо мной стоял золотоволосый арфист. И у него были глаза дракона!

Ахнув от изумления, я снова глотнула дыма и, яростно откашливаясь, слышала, как Кестраль у меня за спиной яростно дергает свою цепь и вопит что было сил:

— А как же я? Ведь ты была послана, чтобы меня спасти! Что же ты теперь скажешь Селендайн? Неужели так и объявишь, что нашла меня, а потом оставила гнить среди этого проклятого золота? — И тут на него глянуло его же собственное лицо, и он мгновенно умолк, продолжая лишь отчаянно дергаться на цепи. — Ты же не умеешь играть на арфе! Она сразу это поймет! И по твоим ужасным древним глазам догадается, что это не я!

— Скорее всего, — насмешливо заметила я, приведенная в восторг подобными глупыми опасениями, — ей это будет совершенно безразлично.

— Меня все равно найдут королевские рыцари! Ты сама говорила, что они мечтают меня убить! А впрочем, это ты убьешь меня… Даже хуже, чем убьешь!

— Те, кто хочет твоей смерти, скорее всего, последуют за нами, — устало сказала я. — За мной и за тем золотоволосым арфистом, что будет скакать бок о бок со мною. И, в конце концов, право освободить тебя принадлежит дракону, а не мне. Если он захочет даровать тебе свободу, тогда уж ты сам ищи дорогу назад, к Селендайн. В ином случае тебе придется дать обет молчания и открывать рот только для того, чтобы спеть.

И я повернулась к нему спиной.

Дракон, превратившийся в арфиста, взял свою костяную арфу и сказал хриплым, точно насквозь прокуренным голосом:

— Учти: я свои обещания выполняю всегда. Ключ к твоей свободе заключен в песне.

И мы оставили злополучного музыканта прикованным цепью к его музыке. Пусть поищет разгадку, пусть попытается услышать своими глухими ушами и фальшивой душой ту единственную мелодию, которую он вечно наигрывал Селендайн, но которой никогда сам не слышал, ибо лишь эта музыка души могла бы вернуть его назад.

А я, выбравшись наружу, к свету, сперва повела дракона к тому камню, который поглотил Данику, чтобы он дохнул на проклятый камень своим страшным огнем, а затем мы двинулись в обратный путь — на поиски Айрекрос.