Донкихоты Вселенной. Роман 2-х книгах

Глава пятая
КОЛЬЦА КОСМИЧЕСКИЕ

У костра сидели трое. Над огнем грелся котелок. К самому берегу тихой речки подступали исполинские сосны. В их, казалось бы, уходящих в небо вершинах гулял ветер, раскачивая ветви, а внизу все затаилось в тишине. Последние лучи солнца отразились в воде и погасли. Вверху за лесом разгоралась невидимая снизу вечерняя заря.

Все трое были в серебристых костюмах звездолетчиков. Двое под стать друг другу громоздкие, могучие, третий — складный, но миниатюрный, у всех волосы спускались до плеч, но были разного оттенка.

— Дядя Жора. Вы ведь так позволили называть себя в лесу, — обратился к седоватому командиру звездолета штурман, показав рукой на чисто земной пейзаж, чудом перенесенный в отсек отдыха эффектом голографии…

— А как же! В такой красоте земной какие чины и звания! Дядя Жора и есть. О чем спросить хочешь, Никитушка?

— Расскажите, как вы космонавтом стали.

— Ишь, чего захотели! — свистнул Бережной. — Так и быть, закольцую вас, ребятки.

— Как так закольцую? — удивилась звездолетчица корабля.

— Все с «КОЛЬЦА АСТЕРОИДОВ» началось. Со старого сонета, который Алешка Крылов в класс принес, невесть где достал. Фамилия автора была оторвана. Сам же сонет нам в сердце запал. Напомню вам.

КОЛЬЦО АСТЕРОИДОВ

Эти строчки и определили наш с Алешей жизненный путь. В космогонии появились представления о звездных кристаллах Вселенной, где домены в виде псевдосолнечных систем, подобно атомам в узлах кристаллов вещества, во всем подобны друг другу, развиваясь совершенно одинаково, и различаются только возрастом. Нам представилось, что где-то среди звездных туманностей существует псевдосолнечная система с такими же, как у нас, планетами, но где Фаэтон еще не успел погибнуть и что, прилетев туда, можно предотвратить катастрофу, убедив обитателей псевдо-Фаэтона избежать гибели, отказавшись от ядерного оружия.

— У нас на Земле к тому времени уже отказались от него.

— Да, Никита, мы с Алешей чуть поздновато родились, не успели «восстать», как призывала наша планета Земля в сонете, чтобы предотвратить появления второго кольца астероидов.

— А первое уже существовало, — снова пробасил Вязов.

— Свидетельствуя, что первая космическая цивилизация Солнечной системы погибла. Для Алеши этот вопрос не стоял. Ему все казалось бесспорным, я — другое дело. Мне подавай факты. Так, цели у нас с Алешей сохранились, а дорожки разошлись. Алеша посвятил себя созданию звездолета, войдя в группу впоследствии ставшего академиком Зернова, а я добывал доказательства, что кольцо астероидов — не поэтическая выдумка, а подлинные планетные обломки. Начал с прежних, бесспорных наблюдений, выпавших из поля зрения предвзятой науки. Еще в конце XX века американский космический аппарат, проходя мимо Сатурна и Урана, передал на Землю, по существу, ошеломляющие фотоснимки. На спутниках Марианде и Умбриэле виднелись бесспорные следы древней разумной деятельности.

— Я эти фото знаю! — вступил штурман. — «Землю и Вселенную» за прошлый век листал. В № 5 за 1986 год нашел.

— А я их не видела, — с сокрушением воскликнула звездолетчица. — В голову не пришло «будущее» в прошлых веках отыскивать.

— А зря не видела. Радиус спутника Сатурна Мерианды всего-то 120 километров, а на ее ровной сферической поверхности обнаружено прямоугольное углубление длиной в 80 километров, шириной 40 и глубиной до 10, словом, типичный карьер горняков с удобным для выезда машин дном. Поскольку можно судить, что-то полезное для себя обнаружили там наши космические предшественники. И не одно их поколение разрабатывало ценные месторождения, аккуратно вынимали там породу из карьера, соблюдая строго прямые линии и прямые углы, чего Природа, помимо кристаллов, никогда не соблюдает. И такой же карьер на луне Урана Умбриэле. При его радиусе в 298 километров выемка карьера имеет размеры опять же со строго прямыми сторонами и прямыми углами 120 километров на 70 километров при глубине до 20 километров!.. Это же грандиозная открытая горная выработка!

— Как же наши предки, закрыв глаза, проходили мимо подобного документа? — возмущенно воскликнула звездолетчица.

— Есть нечто подобное и на земной Луне. На фото там видны поразительно прямоугольные объекты, каких не знает природа, несколько попорченные кратерами впоследствии упавшим метеоритом[22].

— А почему на Марианде и Умбриэле не попорчены карьеры? — спросила звездолетчица.

— Удалены от Солнца, не в пример Луне и Марсу. Вы, друзья, и без меня должны знать тригональную систему космических тел нашей Солнечной системы, в которую входили Фаэтон, земная наша Луна и Марс.

— Фаэтон развалился на куски, превратился в кольцо астероидов, — продолжил за Бережного Вязов, — и гравитационные силы не могли уже сдержать Марс и Луну на прежних орбитах. Луна блуждала, блуждала и наконец «прибилась» к нам спутником Земли.

— Вот про Марс я уж сам расскажу, — перебил Бережной. — Это уже про мои веревку и палку.

— Это как же вас понять, дядя Жора?

— В прямом смысле, дорогая. Начнем с палки. Марс, связанный силами тригональной системы, двигался по более отдаленной околосолнечной орбите, чем нам ныне известная. Потеряв связь с погибшим Фаэтоном, он приблизился к Солнцу и стал высыхать, теряя более легкие части своей атмосферы. Да вы это знаете, иначе сюда не попали бы[23]. А когда-нибудь была там или собственная цивилизация, или колония фаэтов. И доказательство было получено опять-таки еще сто лет назад и снова не подверглось анализу из-за инертности мышления. Достаточно вспомнить во многих местах опубликованную фотографию горного хребта Марса, силуэт которого напоминает профиль прекрасной женщины! А у подножия гор вздымаются исполинские геометрически безупречные пирамиды, превосходящие размерами египетские[24]. Я сразу назвал изваянную из целой горы красавицу Аэлитой. Надо мной смеялись, показывали позднейшие снимки, где никакого женского силуэта не разобрать в хаосе нагромождения скал. Но было у меня сообщение одного писателя, который в середине XX века встречался с вернувшимся из-за рубежа замечательным скульптором Эрьзя. Принадлежал тот к народности эрзя, жившей в сердце России и имевшей свой главный город Эрьзянь, впоследствии ставший Рязанью. Так вот этот Эрьзя, живя в Бразилии, увидел своим художественным взором, что город окружен горной грядой, которую легко с помощью взрывных и землекопных работ превратить в силуэт спящего льва. Художника не поняли. Бразильские власти напомнили ему, что, не так давно освободившись от колониальной зависимости, бразильцы отнюдь не жаждут видеть всегда перед собой символ колониализма в виде британского льва, хотя бы и спящего.

— Это забавно! — воскликнула звездолетчица. — Обязательно съездила бы в Бразилию, представила бы себе такой горный силуэт.

— Вот-вот, силуэт! Я тоже решил съездить к интересующему меня горному силуэту, только на Марсе.

— Это тебе не Бразилия! — усмехнулся Вязов, глядя на смущенную звездолетчицу.

— Рассматривая разные фотографии, где была видна Аэлита и где ее не было видно, я решил, что так оно и должно быть. Горный хребет изменяли, стремясь, очевидно, к наименьшим работам, из расчета, чтобы облик красавицы, размером в несколько километров, был виден отнюдь не отовсюду, а лишь из определенного места. Впрочем, как и спящий лев, различался бы лишь из центра бразильского города. Так я и нашел свою палку.

— Палку?

— Условно говоря. Ну, знак, откуда Аэлита особенно четко видна. Ведь на Марсе все строения, если они и были когда-то, занесены или уничтожены неистовыми песчаными струями, свирепствующими там. Я был убежден, что, найдя место, откуда виднее всего Аэлита, я обнаружу без особых раскопок, для которых у меня не имелось возможностей, что-то вроде знака. И он нашелся. Уменьшенная копия делийской колонны. Сделанная из идеально чистого, а потому нержавеющего железа. В столице Индии она стоит тысячелетия. На Марсе колонна-знак тоже оказалась сделанной из такого же чистого железа (отнюдь не природного происхождения!). Это и была моя палка.

— А веревка? — не унималась звездолетчица.

— Веревку дядя Жора нашел привязанной к кольцу на обвалившейся стене былой набережной на планетке Весте, самом большом обломке Фаэтона в кольце астероидов.

— Ну конечно! — обрадовалась звездолетчица. — Об этом столько писали, только называли не веревкой, а обрывком синтетического каната…

— Сделанного из всяких там смол, позволивших разгадать, какие растения росли на несчастном Фаэтоне, — добавил Бережной.

— Так вы доказали, дядя Жора, что Фаэтон был обитаем разумными существами, имевшими колонии на других планетах (может быть, и у нас, на Земле?).

— Не берусь отрицать, что в состав моего экипажа затесалась-таки фаэтесса.

— Пусть, пусть я считаюсь фаэтессой! И самой счастливой притом! Ну а дальше, дальше, дядя Жора?

— А дальше спустя двадцать пять лет моих космических скитаний, когда я на Земле и семьей обзавестись, в отличие от Алешки, не успел, наука признала мои доказательства неоспоримыми. Группа же Зернова, куда входил Алеша, к тому времени завершила разработку звездного рейса с оригинальной конструкцией двух модульных звездолетов. Построили их два. Так и получилось, что Алеша решал вопрос, как лететь к звездам, а я — «зачем?». Ясно, что в первый полет пошел создатель звездолета.

— В космосе неизбежны дублеры, — вставил штурман.

— Всегда так должно быть, — отозвался Бережной. — И даже звездолет-дублер ждал нас с тобой, Никитушка, на всякий случай.

— Стал спасательным.

— Все верно, хлопцы, сказ… — начал было Бережной, но внезапно все трое взлетели в воздух над берегом затихшей речки, которая отнюдь не исчезла.

— Наконец-то! — радостно воскликнула звездолетчица.

— Ну что? Дождалась? — добродушно произнес командир, привычным движением выправляя свое тело, чтобы оно вертикально зависло над светящимися «угольями» электрического костра. — Как сама вычислила, так и произошло. Все в положенные мгновения.

Звездолетчица протянула в воздухе руку к штурману, их пальцы встретились и соединились, как у парашютистов в свободном падении, когда они готовятся к групповым движениям.

— Что? Невтерпеж? — улыбнулся командир. — Добре, добре. Приступлю сейчас к своим обязанностям представителя земной законности. Как вами задумано, так и будет.

— Да-да! Командир! Надо именно сейчас все проделать, пока наша жилая кабина догоняет тяговый модуль.

— Есть еще время, есть, нетерпеливые вы мои! Тяговый модуль только начал торможение. Пока еще выберется весь стокилометровый буксир, пока модуль отстанет от нас и натянет трос, снова вызвав весомость, десять свадеб можно сыграть в невесомости.

— Десять не надо, — усмехнулся штурман. — Только одну. Женить-то больше некого, разве что роботов?

— Все шуточки у тебя, штурман, шуточки. Пока некого, но начнет человечество осваивать дальнее космическое пространство. Мужчины и женщины в полете годами рядом будут жить, тогда браки в космосе станут обыденностью. А вы, мои дорогие, пока первые, и года рядом не вытерпели. А потому, представляя нашу матушку-Землю, задам каждому из вас пустяковый вопрос. А вдруг получу отрицательный ответ?

— Задавайте, командир, задавайте! Готова отвечать!

— Не то передумаем, — снова подтрунил штурман.

— Начнем с тебя, штурман. Не передумал ли ты не в шутку, а всерьез стать мужем нашей звездолетчицы, математика спасательного корабля «Крылов», которую так крепко за руку держишь, словно она улететь от тебя собирается?

— Это она меня так держит, командир. И мне от того радостно, потому что я никак не передумал стать ей верным мужем и даже постараюсь быть ее достойным.

— Добре сказано. А ты, звездолетчица, математик корабля «Крылов», решилась ли завладеть нашим штурманом и стать его женой?

— Согласна! Тысячу раз согласна.

— Зачем тысяча согласий? Достаточно одного. А вот за восемь месяцев тысячу раз, очевидно, обдумала свое намерение.

— Вовсе нет! Я Никите сразу после старта сказала, но…

— Вот-вот, знаю я ваши «но» и причуды… Все романтика! Каскадерство лихое. Непременно требовалось в «свободном падении» свадьбу сыграть, как у парашютистов!

— И вовсе это не каприз воздушных каскадеров, — запальчиво возразила звездолетчица. — Просто невесомость знаменует торможение нашего тягового модуля, начало сближения с обнаруженной оторвавшейся кабиной «Скорости». Потому и хотелось достойно отметить завершение первого этапа нашей экспедиции.

— Куда достойнее! — отозвался командир.

— И установление радиосвязи с первым звездным экипажем. Я была уже готова поговорить…

— С кем, с кем поговорить? — взъерошился командир.

— Хотя бы с первым американцем в Галактике.

— Это Вася-то Галлей — американец? — усмехнулся Никита. — Мы с ним вместе в калужской школе имени Циолковского учились. И родился он в Москве.

— В Москве-то в Москве, только в штате Массачусетс, — возразила звездолетчица. — Потом Иельский университет, Хьюстон, мыс Канаверал.

— Не в этом дело, — оборвал командир. — Ребята наши в невиданном энергетическом голоде живут, даже на радиоприем энергии тратить не смеют. Только радиопеленг. Потерпи до установления прямой видимости.

— Истинная женская красота соткана из божественной привлекательности и дьявольского терпения.

— Сократ! — возмущенно бросила Никите его подруга.

— А пока что мы еще не рядом…

— Ну что ты, командир, — пробасил штурман. — Как же не рядом? Еще наши предки управляли по радио автоматическими станциями не за один, а за сотни миллионов километров. Можно считать, что сближение со «Скоростью» началось. Нашему математику верить можно.

— Тебе, штурман, верить ей всю жизнь придется.

— Я готов.

— Коли так и невесомость стала символом завершения первого этапа нашего рейса, завяжем в знак этого ваши брачные узы.

— Брачные узы без уз тяготения, — подметил штурман.

— Приступим, — объявил командир, снова принимая в воздухе более внушительное, как ему казалось, вертикальное положение и делая торжественное выражение лица. — Зараз я вас обручу, а сам я уже, считайте, обручен.

— С кем? С кем, командир? — живо заинтересовалась звездолетчица.

— Надо думать, с космосом, — пояснил Вязов, — притом кольцом астероидов, а не золотым колечком, как в Дивном Веденеце дож с морем обручался, кидая его в волну.

— Только венецианский дож, — подхватила звездолетчица, — в свое колечко лишь дно морское разглядывал, а наш командир в кольцо астероидов — суть мироздания.

— Ну молодцы, добре рассудили, ребятки, мне слова вставить не дали. Теперь мой черед. Выковал я вам, славные вы мои, из запасных золотых проволочек пару колечек, ими обменяетесь, а третье в сердцах оставите.

— Кольцо астероидов, — хором подтвердили жених и невеста.

— В былые времена, — продолжал командир, — свадьбы на Земле хорами сопровождались. Придется и мне для вас песню спеть. Написал ее давний композитор Даргомыжский на дерзкие для тех времен слова Алексея Тимофеева, современника Пушкина. Пусть и для вас они, чуть мною переиначенные, тем же смыслом прозвучат.

И парящий в воздухе над голографическим изображением земного пейзажа командир звездолета запел глубоким грудным голосом, как «спивал» он дома ридные украинские песни.

— Все, — закончил он, вручая обещанные колечки. — Объявляю вас мужем и женой, первой космической парой, соединившейся не на земном шаре, а в звездном полете. Пока я говорю эти слова, на Земле нашей летят десятилетия, а вы, счастливые молодожены, вернетесь на Землю молодыми.

— Спасибо, командир. Будьте теперь нашим первым семейным гостем. Угостимся космической похлебкой, как бы в земном бору сваренной, — предложил штурман.

— Так лови котелок, Никита, лови! Вот бери ложку. Или у тебя есть?

— Есть, есть. Я каждому по ложке дала, «свадебный пир сервируя».

Пока происходила в звездной бездне эта необычайная свадьба, спасательный звездолет «Крылов» проводил сложный, точно рассчитанный маневр сближения с уже обнаруженным в космических просторах жилым модулем звездолета «Скорость», летящим по инерции с оборванным буксиром, его тяговый модуль давно умчался в безвестные дали, находясь уже в ином масштабе времени по сравнению с оторвавшейся кабиной.

Отдав должное свадебной похлебке, командир спасательного звездолета и счастливые молодожены перебрались в кабину управления, пролетев по знакомым коридорам и трапам, которые еще недавно не без усилий преодолевали в условиях повышенной тяжести, позволявшей им менее чем за год догнать потерянный модуль.

— Запись радиограммы со звездолета «Скорость», — доложил штурман, проглядывая ленты автоматических приборов.

— Знатно! Пока мы там на свадьбе гуляли, они…

— Отметили замедление нашего тягового модуля. Передают нам поздравления.

— Какие поздравления? Кто им про свадьбу сообщил?

— Они поздравляют и нас, и себя с нашим благополучным переходом в их масштаб времени.

— Есть с чем поздравить!

— Конечно, есть, — заметил штурман. — Каждого из нас с совершеннолетием.

— Это с каким же совершеннолетием?

— Каждому из молодоженов лет по двести пятьдесят, а вам и того больше.

— Ну, на какой-нибудь десяток! Так что, старцы мои, готовьтесь к встрече со сверстниками.

— Командир, — обернулась от компьютера звездолетчица. — Все о'кэй. Можно задавать программу нашему автозвездному пилоту.

— Тогда, Никита, заменяй меня у ручного управления. У тебя реакция более острая, а я буду сверять действия компьютера с натяжением буксира. Как считаешь, штурман? Справишься? При малейшем сомнении бери в руки управление.

— Не понимаю, — отозвалась звездолетчица. — Неужели человек может сравняться с таким компьютерным автоматом, в который я заложила совершенно четкую программу?

— Припоминай на Земле нашей, — со скрытым смыслом начал штурман, — одну старую песенку. Автомобиль — хорошо, паровоз — хорошо, пароход — хорошо, самолет — хорошо, а олени — лучше!

Командир расхохотался.

— Ты, математик, за своего Пифагора, Архимеда или Диофанта не обижайся. Мы твой компьютер уважаем. Только имей в виду, что хоть и миллиард попыток в секунду, но шахматная партия, бывает, за один ход проигрывается — натянись буксир рывком, случись и у нас обрыв, двум скитальцам, вместо одного, меж звезд блуждать придется. На Земле звездолетов такого класса не осталось. Разумеешь?

— Но доверяйте все-таки машине.

— И машине трошки, и вычислительнице немножко, уж ты не серчай. Командиром станешь, так же поступишь. Или не так? Ведь любой компьютер не замена, а только помощник человека.

— А я-то старалась, — вздохнула звездолетчица.

— И не зря старалась. Иначе тебя с собой мы не взяли бы.

Через иллюминатор кабины управления в электронный бинокль можно было следить, как постепенно выбирается на фоне застывшей звездной россыпи ниточка буксира, связывающего два модуля спасательного звездолета. В отличие от оборвавшегося буксира этот был заключен в трубу, по которой из технического модуля пропускался мощнейший высокочастотный ток, мгновенно превращая в пар любую крупинку вещества, возникавшую в результате перевозбуждения квантов вакуума, благодаря чему сам буксир со всеми кабелями энергоснабжения и передачи команд оставался надежно защищенным.

Ни Вязову, ни Бережному не привелось сдублировать автоматическое управление.

Отстающий технический модуль, когда буксир почти натянулся, по команде компьютера чуть прибавил скорости, почти сравнявшись со скоростью летящего по инерции жилого модуля. Буксир плавно натянулся и заставил жилой модуль сначала поворачиваться.

В кабине это отозвалось движением звезд, которые серебристым потоком понеслись в иллюминаторе, а потом звездолетчики ощутили появление веса и плавно опустились на пол кабины управления.

— Ну, штурман! Поздравляю, жинка твоя — гарна дивчина! К математике ее не подкопаешься, зря, выходит, мы с тобой наши грубые мужицкие руки к штурвалам протянули… Женский ум нам мужскую силу проявить так и не дал. Сочувствую тебе, Никита. Если всегда у вас так дело пойдет, жить тебе, бедняге, под каблуком, как в старину говаривали.

— Она высоких каблуков не носит, командир. Скорее на другие дела способна.

— Да уж трюки ее мне известны. Давай, телеграфируй командиру «Скорости» Алексею Крылову. Поздравь его, что мы теперь от него не дальше, чем Луна от Земли. Слова наши через какие-нибудь три-четыре секунды примут.

— Есть, командир. Передаю «Скорости» с Земли лунный привет.

— Ну, давай, штурман! Им всякий привет с Земли радостен, в особенности лунный.