Глава 10

В пятницу Дэвид ушел с работы в пять и спустился в метро на станции «Пикадилли». Кэрол спросила, не хочет ли он послушать еще один концерт на следующей неделе, и Дэвид согласился – ему было поручено держать кастрюльку на медленном огне, как выразился Джексон, поэтому они раз в месяц посещали мероприятия.

Он вышел в Сохо. Вечер был сырой и промозглый, на скользкой мостовой отражались неоновые огни рекламы: «Боврил»[9], «Спички „Английская слава“», «Австралийские вина „Эму“ к Рождеству». На узких улочках было людно: джентльмены из Сити, пижонистые сутенеры, типы в опереточных нарядах, солдаты в толстых шинелях, приехавшие на побывку из Индии или Африки. Проститутки в дверных проемах щеголяли прическами по немецкой моде – блондинистые косички, уложенные в кольцо за ушами. Навстречу прошел, шатаясь, пьяный чернорубашечник.

Дэвид нырнул в сырой переулок у кофейни, перешагивая через смятые сигаретные пачки и кучку собачьего дерьма. В кофейне сидела стайка мальчишек-подростков, которые глазели на проходивших мимо женщин поверх чашек, покрытых пенкой. У одного был намасленный кок, на несколько дюймов поднимавшийся над лбом. Как-то ночью в субботу пару недель назад чернорубашечники устроили налет на Сохо, переловили всех «джазовых мальчиков», которых смогли найти, и побрили им головы опасной бритвой. Но молодежь ничто не останавливало.

Зеленая дверь оказалась не заперта. Одинокая лампочка тускло освещала лестницу. С сырых стен шелухой сползала краска. Крупный мужчина средних лет, держащий в руке шляпу-хомбург, вышел из квартиры проститутки. Дэвид отошел в сторону, пропуская его. Потное лицо мужчины выражало удовлетворение.

– Лакомый кусочек плоти, – проговорил он мечтательно. – Лакомый.

Дэвид постучал в противоположную дверь. Наталия впустила его. Как обычно, на ней была старая блуза в пятнах краски; никакого макияжа, волосы, как всегда, растрепаны. Обычно она встречала его приветливой, теплой улыбкой, но сейчас была серьезна.

– Входите, – сказала она.

В просторной комнате было холодно, пахло краской. На мольберте стояла очередная картина: ветхие дома на крутой улочке, вдалеке большой прямоугольный замок. Как на всех городских пейзажах Наталии, люди на улицах были изображены с опущенными головами либо спиной к зрителю.

Джексон стоял у камина. Здоровяк выглядел встревоженным, губы его были плотно сжаты.

– Спасибо, что смогли прийти в неурочный час, – сказал он.

– Садитесь, пожалуйста, – обратилась Наталия к нему, указав на потертые кресла у огня. Зачастую она прибегала именно к такому, вежливо-формальному тону. В таких случаях ее акцент походил на немецкий, но стоило ей разволноваться, как он становился резче, а гласные делались более ровными и протяжными.

– Что-то назревает, – сказал Джексон слегка обеспокоенно. – Что-то по-настоящему важное.

– Джефф и Бордман не придут? – спросил Дэвид.

– Не сегодня, – ответил Джексон, смотря ему в глаза.

Дэвид судорожно вздохнул:

– Нас раскрыли?

Джексон мотнул головой:

– Нет-нет, не беспокойтесь. Это никак не связано с работой нашей ячейки. Тут кое-что другое, информация, поступившая с самого верха.

Дэвид оглянулся на Наталию. Та серьезно кивнула.

– Если точнее, дело касается одного человека, знакомого вам по Оксфорду, – продолжил Джексон. – Его зовут Фрэнк Манкастер. Это имя вызывает у вас какие-нибудь ассоциации?

– Да. – Дэвид озадаченно нахмурился. – Джефф тоже его знает.

Джексон явно удивился, потом посмотрел на Наталию.

– Ну конечно! Они ведь учились в одном колледже.

– Там об этом не подумали, – сказала женщина.

– Это может быть нам полезно, – заявил Джексон.

Дэвиду вспомнился Фрэнк, когда они сидели вместе с ним и Джеффом в оксфордском пабе: длинные темные волосы, как всегда, спутаны, узкое лицо – нервное и напряженное, шарахается от всего на свете.

– Что с ним стряслось? – спросил он тихо.

– Как понимаю, вы с Манкастером делили комнаты в Оксфорде, – сказал Джексон. – Были его лучшим другом.

– Пожалуй, так.

– Какой он?

– Странный, застенчивый. Боится людей. Мне кажется, у него было чертовски поганое детство. Но парень хороший, в жизни никому не причинил вреда. И еще у него есть привычка думать, он высказывает любопытные суждения, если его разговорить.

– Видимо, вы его защищали, – заметила Наталия.

– С чего вы взяли?

– Нам известно, что он обращался к вам за поддержкой.

– Неужели?

– Мы так полагаем.

– Он держался рядом со мной и Джеффом, входил в наш круг друзей. Когда мы поступили на госслужбу, Фрэнк остался в Оксфорде и стал научным сотрудником. Очень умный. – Джексон и Наталия внимательно слушали. Дэвид продолжил: – В последние годы мы с ним мало общались. Раньше обменивались письмами, но теперь только посылаем друг другу рождественские открытки.

Дэвид посмотрел на Наталию.

– Фрэнк умер? – вдруг спросил он.

– Нет, – ответила она прямо. – Но у него серьезные неприятности.

– Какие?

– Манкастер ведь был геологом, так? – спросил Джексон. – Вел научные изыскания в Бирмингемском университете?

– Да. Преподавательская работа не для него.

Джексон кивнул:

– Его отец погиб во время Великой войны, насколько мне известно, и их со старшим братом растила мать в доме близ Лондона. Оба учились в частной школе в Шотландии.

– Вы хорошо осведомлены, – заметил Дэвид.

– Но мы должны узнать еще больше, – сказала Наталия. – Нам нужна ваша помощь.

Дэвид глубоко вздохнул:

– Фрэнк мало рассказывал о своем детстве. Но я знаю, что его мать находилась под пятой у какой-то мошенницы-спиритуалистки.

– Что насчет старшего брата? – осведомилась женщина.

– По-моему, они с Фрэнком не ладили. Где-то в тридцатых он уехал в Америку. Тоже ученый. – Дэвид нахмурился. – Фрэнк избегал говорить о себе. В школе с ним произошел несчастный случай, он сильно покалечил руку, но никогда не рассказывал, как это было. Сдается, ему там приходилось несладко. Думаю, его травили.

– Многих мальчиков травят в частных школах, – с сомнением заметил Джексон.

– Тех, кто не может за себя постоять, – нетерпеливо перебила Наталия. – Бедный мальчик.

– Брат Фрэнка Манкастера – тоже ученый, физик, – продолжил Джексон. – Он стал гражданином США и в последние десять лет занимал видную должность в одном из лучших калифорнийских университетов. Его работа связана с американской программой вооружений. Не знаю, как именно, но что-то очень важное. – Джексон помолчал, чтобы Дэвид осознал сказанное, потом заговорил снова: – В октябре старая миссис Манкастер умерла, и Эдгар приехал на похороны. Нам известно, что дом их матери выставлен на продажу. Вероятно, Эдгару нужны деньги. Он недавно развелся, и ему требуются средства для выплаты, как это там называется, алиментов. К тому же, надо думать, он сильно пристрастился к алкоголю.

– Это информация из Америки? – поинтересовался Дэвид. – Там тоже есть наши люди?

– У нас имеются контакты в их секретных службах, – ответила Наталия. – Но мы также получаем сведения из местных источников.

Джексон встал и стал неспешно расхаживать по потертому ковру. Через стену слышался взвинченный хохот очередного клиента проститутки. «Каково Наталии быть тут по ночам одной и слышать все это», – подумал Дэвид.

Джексон брезгливо замычал и продолжил:

– У Сопротивления есть связи с американцами. Мы им не слишком-то по вкусу, большинству из них, хотя, быть может, при Эдлае Стивенсоне они станут больше расположены к нам. Но им и нацистская Европа не нравится, а мы – полезный канал. Иногда мы помогаем им переправлять людей в Штаты – например, пару евреев-ученых, которых они недавно затребовали. – Он тяжело вздохнул. – Две недели назад на нас вышел один очень серьезный человек из их секретной службы. Получается, что в прошлом месяце Эдгара Манкастера доставили в Америку со сломанной рукой. Ему пришлось кое в чем сознаться.

– Сознаться?

– Да. Приехав сюда, Эдгар навестил брата Фрэнка в Бирмингеме. Они сильно поссорились.

Дэвид помотал головой:

– Не могу представить себе, как Фрэнк ссорится с кем-либо.

– А вдруг он боялся того, что может случиться, если он потеряет контроль над собой? – с горечью предположила Наталия.

Джексон бросил на нее раздраженный взгляд.

– Нам неизвестно, из-за чего они поругались, – продолжил он. – Американцы ничего не скажут. Как и Фрэнк Манкастер. Но американцы предполагают, что Эдгар мог сболтнуть что-то лишнее про их разработки в области вооружений. В любом случае Фрэнк Манкастер пришел в такое состояние, что вытолкнул брата в окно второго этажа.

Дэвид никак не мог поверить, что Фрэнк способен напасть на кого-нибудь. Всю свою жизнь парень держал себя в узде. Что заставило Фрэнка сломаться? И во что он вляпался?

– Мы считаем, что это несчастный случай. Рама прогнила, но Эдгару повезло – отделался переломом руки. А Фрэнк между тем принялся громить собственную квартиру и нести какую-то чепуху про конец света. В конце концов его поместили в клинику для душевнобольных под Бирмингемом, где он сейчас и находится.

Джексон помотал головой, словно такое поведение было выше его понимания.

– Американцы считают, что никто не должен пронюхать о том, над чем работает Эдгар, – тихо заметила Наталия. – Ни наше правительство, ни немцы. Мы полагаем, что Фрэнк ничего не сказал. Пока.

– Откуда вы знаете?

– У нас в клинике есть свой человек, один из сотрудников.

– Боже правый!

Джексон улыбнулся:

– Больница, как и все такие заведения, очень велика, там около тысячи пациентов. Тот сотрудник – один из наших «кротов», он спокойно делает свою обычную работу, пока в один прекрасный день нам не потребуются его услуги. Это медбрат, там их называют санитарами. Человек надежный, опытный.

– Он присматривает за Фрэнком, – добавила Наталия. – Заботится о нем.

– Что сталось с Эдгаром?

– Насколько нам известно, он в Штатах, сидит под замком в очень надежном месте, – сказал Джексон.

– Выходит, они знают, сказал ли он что-нибудь Фрэнку.

– Да, – согласился Джексон. – Знают. Нам они не говорят, но не надо сложных умозаключений, чтобы это понять.

– Господи! Может, он проболтался про бомбу?

– Или про ракеты, или про биологическое оружие, – добавила Наталия. – Американцы называют себя последними защитниками демократии, но некоторые из вещей, над которыми они работают… ужасны.

– Американцы хотят заполучить Фрэнка Манкастера, – заявил Джексон напрямик. – Нашему человеку удалось в какой-то мере войти к нему в доверие. Манкастер, естественно, прежде не бывал в подобных местах и наверняка боится того, что с ним могут сделать.

– Что именно?

– Электрошоковая терапия, а то и что-нибудь похуже.

Дэвид покачал головой.

– Быть может, нам удастся вытащить его оттуда, – сказала Наталия.

Джексон снова сел и посмотрел на нее:

– Возможно. Но пока надо соблюдать осторожность и не привлекать к нему внимание. Разумеется, если он разгласит секреты, которые мог выболтать Эдгар, это могут истолковать как бред сумасшедшего, но, если Фрэнк потом исчезнет, на вещи посмотрят под другим углом. – Он вскинул брови. – По счастью, главврач больницы, Уилсон, вовсе не светоч медицины, но он, похоже, питает к Фрэнку некий интерес. А еще он родственник видного государственного чиновника, который служит под началом Черча, помощника министра здравоохранения.

Дэвид посмотрел на него:

– Это Черч проталкивает билль о стерилизации неполноценных?

– Да, тот еще евгенист. Вносил этот билль в тридцатом году. Но при этом не ярый сторонник Германии, стоит за независимость британских ведомств. – Джексон сухо хохотнул. – Еще не осознал, что битва проиграна. Ну да ладно. Наш человек говорит, что Манкастер очень замкнут. Уилсону не удалось его разговорить. Ему нужен друг, искренне в нем заинтересованный. – Джексон вскинул брови. – Из его разговора с нашим медбратом создается впечатление, что единственный человек, которому Фрэнк доверяет, – это вы.

Дэвид сжался под опустившимся на него гнетом.

– У него что, нет друзей в Бирмингеме?

– Похоже, он держался очень обособленно. Вряд ли университетское начальство видело в нем сколько-нибудь ценный актив. А брата Эдгара американцы к нему допускать не хотят.

– Я всегда думал, что Фрэнк может слететь с катушек, – промолвил Дэвид тихо. – Но чтобы так? И разработка оружия… – Он посмотрел на Джексона. – Нашему правительству известно что-нибудь о случившемся?

Джексон посмотрел на него:

– Думаете, Манкастер прохлаждался бы в психушке, если бы там знали?

– Господи!

Дэвид провел пятерней по коротким кудрям. Наталия склонилась к нему:

– Вы готовы помочь ему? Поедете туда, встретитесь с ним, восстановите былую дружбу.

– А что потом? Что будет с ним? – Дэвид посмотрел на собеседников. Встретился взглядом с Джексоном. – Американцам он ведь наверняка нужен мертвым.

– Нет. – Джексон покачал головой. – Он как раз нужен им живым, чтобы допросить его. И эта операция находится под нашим контролем. – Он кисло улыбнулся. – А если бы он был нужен нам мертвым, то был бы уже покойником. Наш человек, санитар, имеет доступ к наркотикам.

Дэвид откинулся на спинку кресла. Пусть даже Фрэнку ничто не угрожало – пока, – от слов Джексона у него похолодело внутри. Наталия посмотрела на него.

– Мы не хотим его убивать. Если только не возникнет прямой риск того, что его заполучат немцы. А уж коли он попадет к ним…

– То лучше ему умереть, – закончил за нее Дэвид.

– Наш человек в клинике убеждает Манкастера связаться с вами, – сказал Джексон. – Если мы дадим ему знать, завтра вечером вам может позвонить Фрэнк с просьбой помочь ему выбраться из лечебницы. После чего вы с Наталией и, как я думаю, Джефф Дракс, тоже на правах товарища, поедете туда и навестите пациента. В воскресенье. Это день посещений. Войдите к нему в доверие, сообщите нам, в каком состоянии он находится. Тем, кто будет оформлять пропуск, вы назовете фальшивые имена и представитесь друзьями из школы. Наш человек позаботится о том, чтобы начальство клиники не узнало о вашем приезде. Вам дадут поддельные удостоверения личности, на тот случай, если на входе попросят предъявить документы.

Дэвид сделал глубокий вдох:

– Это ведь большое дело, да?

Джексон кивнул:

– Потенциально. Указания поступили с самого верха. Опасности тут нет, по крайней мере на ранней стадии. – На его губах появилась лукавая, уверенная улыбка. – Там на вас очень рассчитывают.

Дэвид невесело рассмеялся:

– Особый уполномоченный.

– Иногда приходится играть эту роль. Раз уж вы к нам присоединились. Как думаете, справитесь? – спросил Джексон.

– А как насчет моей жены?

– Ей не следует ничего знать, как и об остальной вашей работе. Придется вам придумать, как объяснить свое отсутствие в воскресенье.

Дэвид представил Фрэнка, которого допрашивает СС. В последние два года ему иногда приходило в голову, что это может ждать и его самого.

– Да, – сказал он. – Я навещу Фрэнка.

– Спасибо. – Джексон встал. – Мне нужно сделать несколько звонков. И я переговорю завтра с Драксом. Увижусь с вами обоими завтра утром в клубе.

Натягивая перчатки, он улыбнулся. В глазах его светилась искренняя благодарность.

– Джефф не был дружен с Фрэнком так, как я, – сказал Дэвид. – Фрэнк может удивиться, увидев нас двоих.

– Скажете ему, что Джефф вызвался отвезти вас, что ваша машина сломалась. – Джексон обратился к Наталии. – Вы изобразите подружку Дракса. Хорошее прикрытие. И затем вы дадите свой отзыв относительно состояния Фрэнка. – Он снова повернулся к Дэвиду. – Не спрашивайте Манкастера о том, что случилось с братом, просто подтолкните его к разговору. Посмотрим, что выйдет. Это важно. Оцените его умонастроение. Наталия, кстати, в воскресенье будет за старшего. Если произойдет что-нибудь непредвиденное, подчиняйтесь ее приказам. При ней будет оружие, на всякий случай. – Джексон улыбнулся. – И стрелок она отменный.

Дэвид посмотрел на Наталию, та спокойно кивнула.

– Так, значит, договорились? – Джексон говорил с деланой веселостью. – Проведаете Манкастера, потом заглянете к нему на квартиру – наш человек добудет ключ. Затем позвоните мне из телефонной будки.

– Отлично, – сказал Дэвид. Потом добавил: – Бедный старина Фрэнк.

– Воистину. – Джексон кивнул. – Нужно помочь ему, вытащить его оттуда. – Он помолчал, потом заговорил снова, сменив тему: – Сегодня Бивербрук встретился в Берлине со Шпеером и Геббельсом.

– Но не с Гитлером, – вставила Наталия.

– Да. – Джексон хмуро улыбнулся. – В прошлом году я был с делегацией Министерства иностранных дел в Германии на открытии новой художественной галереи фюрера в Линце. Впечатляющее зрелище. Там собраны сокровища, награбленные по всей Восточной Европе. Кто-то обмолвился, что накануне Гитлеру устроили персональную экскурсию. Его катили на коляске, и от болезни Паркинсона его трясло так, что он не мог даже толком сосредоточить взгляд на картине, не то что вскинуть руку в нацистском приветствии. – Лицо его помрачнело. – Знаете, я ведь встречался с ним однажды.

– С Гитлером? – переспросил Дэвид.

– Да. Я был с министром иностранных дел лордом Галифаксом, когда тот нанес ему визит в тридцать седьмом году. У канцлера было жутко зловонное дыхание, и он то и дело пускал ветры. Отвратительный человек. Большие, бешеные глаза. Но они отлично помогали воздействовать на толпу.

– Возможно, он уже тогда был болен.

– Да. – Джексон сдержанно улыбнулся. – А теперь он болен тяжело. И в Америке избран Стивенсон. Быть может, обстоятельства начнут-таки меняться к лучшему. – Он подошел к двери, готовясь уйти: они всегда выходили порознь. – Снова стало очень холодно. Надеюсь, в этом году нас не будут мучить густые туманы. Ну ладно, доброй ночи.

Джексон вышел. Дэвид слышал, как он тяжело спускается по лестнице.

Дэвид поднялся. Прежде он никогда не оставался с Наталией наедине.

– Мистер Джексон – англичанин во всем, – сказала она. – Не может обойтись без разговора про погоду.

– Да, это верно. Очень частно-школьный, как у нас говорят.

– Он ведет крайне опасную жизнь.

Видимо, Наталия уловила нотку недовольства в голосе Дэвида.

– Да.

– Мне жаль вашего друга. У меня был знакомый, который так же болел. Страшно мучился.

Дэвид вздохнул:

– Фрэнк не всегда был несчастным. Он просто…

– Не вполне от мира сего?

– Верно. Но у него есть право принадлежать к этому миру. Как и у всех нас. За это мы и сражаемся.

– Да, это так.

Он заметил, как в углу ее глаза блеснула слеза, и вдруг захотел подойти к ней и обнять. Потом подумал о Саре, ждущей дома, – он сказал ей, что в офисе аврал и ему придется задержаться. Теперь снова придется лгать жене. Он перевел взгляд с Наталии на картину, над которой она работала.

– Где это?

– Братислава, в Восточной Европе. Когда-то этот город был под властью Австро-Венгрии, потом стал частью Чехословакии, а сейчас является столицей Словакии. Одного из марионеточных государств Гитлера. – Женщина посмотрела на холст, на людей, бредущих по узким улочкам. – Когда я там росла, он был космополитичным, как большинство городов Восточной Европы. Словаки, венгры, немцы. Во многих жителях смешались все три национальности, как во мне. – Она снова улыбнулась своей печальной, горькой улыбкой. – Я космополит. Но потом подняли голову боги национализма.

– Там жило много евреев?

– Да. У меня было много еврейских друзей. Никого из них больше нет.

Потом Дэвид произнес резко:

– Мне пора возвращаться к жене.

Наталия медленно кивнула. Он повернулся и вышел.

Загрузка...