Дом с привидениями

Глава 17

Трое городовых, исправник и артель плотников угрюмо взирали на приезжего из столицы.

— И чего делать? — поинтересовался старшой артели. — Дом ломать?

— Не ломать, — Юлиан обернулся через плечо, — а разбирать. И осторожнее. Там все трухлявое. Работы предстоит много. Действовать надо осторожнее.

Они стояли перед старым домом — вернее, перед тем, что от него осталось. Крыльцо, несмотря ни на что, уцелело, как и две из четырех стен. Осталось невредимым — разве что повылетали все стекла — и южное крыло. Зато угол, обращенный к пустырю, превратился в груду обломков, которые не растащишь и за неделю.

— Да на кой в эти развалины лезть? — Один из плотников подошел к крыльцу, примерился и с хеканьем оторвал одну доску. — Тут гнилье одно. Не ровен час, вся эта махина на головы рухнет.

Юлиан невольно улыбнулся. Он как раз был тут, когда все это рушилось, и знал, что ломаться тут больше нечему. Дух, призрак, привидение — зовите как хотите — развеялся, когда исчезло то, что он оберегал много лет.

— Рискнуть надо. Там, внутри, могут быть дети.

— Да ну?

— Да. Три девочки пропали два дня тому назад. Следы ведут сюда. Возможно, они заблудились, решили заночевать тут — какая-никакая, а крыша над головой! — а тут дом стал рушиться, и дети оказались внутри.

Плотники переглянулись.

— Ну так того… Чего стоим? Кого ждем?

Старшой артели, кивнув двум парням покрепче, первым направился к крыльцу. Примерился, дернул за перила, топнул ногой по ступени. Послышался треск и хруст, но дерево выдержало. Он осторожно добрался до крыльца, но открыть дверь не смог — ее так перекосило изнутри, что проще было порубить в щепки.

Семеро других плотников тем временем осматривали завал. Бревна, доски, стропила, поломанная мебель, камни, из которых слагались камины, образовывали куча-малу, перебраться через которую было почти невозможно.

— Да тут разбирать полгода придется! Эй, веди лошадей, бревна растаскивать будем!

Подвели трех тягловых лошадей. Люди работали споро, привычно. В бревна вбивали крюки, к которым цепляли веревки, крепившиеся к хомутам на конских шеях. Толстоногие коренастые битюги налегали, переступая широкими плоскими копытами, тянули бревна, которые медленно, с кряхтением и стонами ползли за ними.

— Гляди! Пошла! — раздавались команды. — Еще! А ну-ка, ваше благородие, пожалуйте в сторонку, а то, не ровен час, зашибем! Еще пошла! Н-но, хорош! Отцепляй!

Юлиан и городовые с исправником наблюдали за работой со стороны. Их дело начнется потом, когда будут хоть немного разобраны завалы. Заметив суету, подоспели люди из ближайших домов. Одни просто останавливались поглазеть, другие, кто посметливее, спрашивали у городовых, что тут делается. А, узнав ответ, кидались на помощь — отбрасывали камни, волокли доски. Что-то сваливали в кучу, что-то уносили к себе — в хозяйстве все пригодится. Хорошей доской можно забор поправить, загородку в курятнике сделать, или уж, на худой конец, порубить и в печку сунуть, сэкономив на дровах. В ближайших домах жила одна беднота, которая была рада любой мелочи. Если бы не чары, до недавнего времени защищавшие дом, его бы давно растаскали по бревнышку. Юлиан не препятствовал особенно — да, в этом доме много лет обитало зло, но сейчас дух исчез, и доски с бревнами совершенно безвредны. Постепенно и городовые включились в работу — все лучше, чем без толку стоять. Покрикивали на мужиков, торопили артельных плотников.

Под топором плотников рухнула дверь.

— Ух ты ж… твою мать! — Старшой первым заглянул внутрь. — Как тут все перекосило!

Юлиан бросился к двери, отталкивая мужика.

Пол был до того засыпан обломками лестницы, досками, обломками мебели, что некуда было ногу поставить — сюда обвалился потолок и рухнула часть мебели со второго этажа. Пришлось карабкаться по завалам, спотыкаясь и соскальзывая.

— Куда, ваше благородие? А ну рухнет вся эта махина?

— Продолжайте работу! — распорядился он. — И лестницы несите! Как бы на второй этаж лезть не пришлось!

— Да зачем наверх-то? Разобрать его по бревнышку — и вся недолга.

— Не забывайте о том, что тут могут быть дети. — Юлиан благоразумно удержался от упоминания, что дети, скорее всего, уже мертвы. — Они были в доме, когда тут все стало разваливаться.

— А ну-ка, парни, поосторожнее…

Плотники удвоили усилия. Отобрав из десятка двоих самых проворных и сильных и оставив остальных вместе с местными жителями разбирать завал, Юлиан пробрался внутрь.

…Тут веяло смертью. Она была повсюду. Стоило чуть сосредоточиться, и ее миазмы окутали его, как клубы едкого дыма. Даже оба плотника и то ощутили беспокойство и удушье. У ведьмака было этому объяснение — старый дом нарочно глушил всё лишнее, чтобы его жертвы до последнего ни о чем не догадывались. Теперь скрывать их было некому и не для чего.

— Зовите остальных, — распорядился он. — Придется, наверное, вскрывать полы. А для этого придется сначала тут все разобрать.

— А оно не рухнет нам на головы? — Старший из плотников с беспокойством огляделся.

— Не должно, — самоуверенно отозвался младший, на вид даже моложе Юлиана, лет восемнадцати. — Если до сих пор не рухнуло, теперь уж вряд ли.

— Мальчишка, — презрительно сплюнул старший и направился к выходу. — А как завалит тебя — чего я матери скажу?

— А, — отмахнулся парень, играючи взвешивая на руке топор, — бог не выдаст — свинья не съест.

Юлиан улыбнулся, слушая перепалку. Молодой плотник недалеко ушел от тех детей, которых старый дом уже несколько веков заманивал в свои сети. И он, конечно, невольно подпал под действие его чар — вернее, того, что от них осталось. Не может в одночасье исчезнуть то, что жило почти двести лет. Он покружился на месте, раскинув руки, выбрал точку:

— Здесь!

И отступил в сторонку, предоставив молодому плотнику в одиночку начать растаскивать доски и обломки мебели. Уже потом к нему присоединились еще двое артельных, и дело пошло быстрее.

— Ваше благородие! — крикнули снаружи, где разбирали завалы. — Тут, кажись, дверь какая-то. Открывать или как?

Дверь? Юлиан не был знаком с расположением комнат в старом доме.

— Что за дверь? — откликнулся он, не сводя глаз с разбиравших завалы на полу плотников.

— Да шут его знает! Не то кладовка, не то каморка какая…

— Открывайте! — кивнул Юлиан. Махнул людям, чтобы продолжали работу без него, и поспешил на зов.

Дверь в кладовую была заклинена обрушившейся балкой так, что юноша сразу почувствовал неладное. Там что-то было. Он чувствовал запах смерти. И столпившиеся рядом мужики тоже ощущали себя неуютно. Даже после того как балку, разрубив на несколько частей, оттащили в сторону, никто из взрослых мужчин не рискнул открыть ее.

Задержав дыхание, Юлиан толкнул створку. Заперто? Более того, изнутри послышался металлический лязг. Засов или крючок?

— Дайте топор, — распорядился он. Протянул назад руку, принял поданный плотниками топор, взвесил на руке, примерившись.

Бить пришлось несколько раз, и только после пятого или шестого удара удалось пробить дыру. Сунув внутрь руку, Юлиан нащупал железный крюк. Откинув его, юноша задержал дыхание. Он догадывался, кто мог запереть дверь изнутри, тщетно надеясь на спасение. И догадывался также, что вместо спасения беглец угодил в новую ловушку.

Внутри царила полная темнота. Юлиан благодаря своему острому зрению различал какие-то белесые тени, но колебался, не желая рисковать. Он осторожно сделал шаг, другой. Щеки коснулось нечто липкое, мягкое. Потрогал пальцами — паутина. Толстая, словно кисея, от налипшей на нее пыли и мелкого сора.

— Огня! — распорядился он. — Живо!

Пришлось ждать, пока наскоро соорудят факел и передадут ему — соваться сюда с открытым огнем никому не хотелось. Кругом сухое дерево и ветошь. Вдруг — вспыхнет. Но когда ему все-таки протянули палку, обмотанную горящей тряпкой, юноша пожалел о своем решении.

Тут когда-то была кладовая — если судить по наполовину истлевшим мешкам, неровной грудой сваленными на полу. Что здесь хранили — зерно, овощи, мягкую рухлядь, — теперь уже не разберешь, да не больно-то и хотелось. Все покрывал толстый слой пыли, а с потолка свешивалась паутина. Она оплетала потолок, стены, пол, остатки мешков. Толстые нити протягивались в воздухе. Одни были покрыты налипшей пылью, другие были совсем свежими, натянутыми не более двух-трех дней назад. Огромная сеть ждала добычу.

Юлиана слегка замутило. Он вспомнил, как читал про удивительных пауков, живущих в жарких странах. Они селятся колониями и плетут такие огромные паутины, что в них могут запутаться не только мухи и бабочки, но даже птицы, ящерицы и мелкие зверьки. Помнится, юноша еще тогда порадовался, что такие чудовища не живут у него на родине. Оказывается, он рано радовался. Такие пауки здесь жили. И охотились они на кого-то покрупнее воробьев и ящериц. В глубине комнаты у дальней стены в углу виднелось чье-то тело.

Очень осторожно Юлиан поднял факел, касаясь им паутины. Нити зашипели, мгновенно сгорая и осыпаясь на пол хлопьями пепла.

— Вы чего творите, ваше благородие? — воскликнул городовой. — А вдруг пожар?

— Да ну вас! Кажется, нашли!

Комната заполнилась удушливым дымом и мелким пеплом. Юлиан кое-как расчистил себе путь в угол, вышвырнул факел за порог и кинулся к опутанному паутиной телу. Когда он склонился над ним, во все стороны брызнули напуганные светом пауки — крупные, с алтын. Юлиан в жизни не видел таких пауков. Не теряя времени, он подхватил тело, с усилием оторвав от пола, выволок наружу. Бережно уложил ношу на пол и, встав на колени, дрожащими руками попытался отчистить свою находку, пока из уст в уста передавалось одно слово: «Нашли! Нашли!» Медленно снял паутину с лица…

— Ох ты господи!

Городовой, плотники, подбежавшие на крик мужики потянули с голов шапки, крестясь и бормоча молитвы. Даже самому Юлиану стало жутко.

Девочка, видимо, задохнулась в паутине — широко раскрытые глаза, распахнутый в крике и забитый паутиной рот. На бледном, без кровинки, лице написан ужас и отвращение. Наверное, напуганная девочка бросилась бежать, нырнула в кладовку, заперлась изнутри, спасаясь от преследования и…

Протянув руку, Юлиан тихо закрыл ей глаза.

— Унесите, — сказал он, — и позовите врача. Всем продолжать поиски!

Люди разбрелись в разные стороны. Кто-то крестился, кто-то вздыхал, шепотом обсуждая страшную находку. Юлиан несколько раз глубоко вздохнул, чувствуя как прочищается разум. Одна из бывших подружек Анны найдена. Где еще двое?

И, словно отвечая на этот вопрос, послышался треск ломаемых досок и крики:

— Нашли! Нашли!

Сорвавшись с места, юноша бегом бросился на зов.

Плотники встретили его у расчищенного от завалов угла:

— Вход в погреб нашли! Отворять или как?

— Отворять, — кивнул Юлиан. — Я пойду первым.

Он уже знал — чувствовал — что может там найти. Изнутри даже сквозь доски пола несло смертью и тленом. Люди постарше тревожно переглядывались, иные спешили отойти подальше. Лишь тот молодой плотник как ни в чем не бывало поигрывал топором, в одиночку стоя над дверью в подпол. Замка на ней не было.

— Полезете? — жадно поинтересовался он. — А с вами можно?

Он был молод и не чувствовал эманаций смерти, подпав под остатки чар старого дома. Ему тут было интересно.

— Можно, — кивнул Юлиан. — Только надо огня найти.

— Это я мигом, — кивнул молодой плотник и добавил с жадным любопытством: — А это правду говорят, что тут нашли уже кого-то?

— Да. Девочку. Мертвую.

— С нами крестная сила! — Парень перекрестился. — А чего с нею случилось? Завалило, что ль?

— Задохнулась.

Новый факел нашли быстро. Откинули крышку, осветив вход. Лестницы не было, и пришлось ждать, пока наскоро сколотят новую — к доске прибили перекладины — и опустят ее вниз.

Юлиан полез первым, светя факелом. Даже ему был нужен свет — в погребе было чересчур темно. Но сейчас он бы многое отдал за то, чтобы вообще ничего не видеть. Достаточно было и запаха — тяжелого смрада смерти и разложения. В спертом воздухе воняло пылью, гнилью, мышиным пометом, мертвечиной. Спустившийся следом молодой плотник сделал только один вдох, после чего побледнел, пролепетал: «Мама!» — и отвернулся, зажимая рот и нос обеими руками.

Юлиан видел многое, но такого даже ему встречать не доводилось.

Пол был усеян костями и полуразложившимися останками людей и животных. Юноша разглядел под ногами костяк кошки, еще облепленный свалявшейся в войлок шерстью. В стороне лежали останки двух собак и еще какого-то зверя — не то барсука, не то лисицы. Нет, все-таки барсук, если судить по отсутствию длинного хвоста и шерсти.

Но самое главное — тут были люди. Останки не менее дюжины детей — Юлиану некогда было считать всех. Выбеленные временем маленькие кости, превратившаяся в лохмотья одежда. Большая часть жертв старого дома находилась именно здесь. И самая последняя — тоже.

Когда юноша осветил погреб самодельным факелом, из дальнего угла с писком бросились в разные стороны мыши. Несколько десятков мышей, открывая жуткое зрелище, от которого замутило бы даже привычного к созерцанию чужих пыток инквизитора. Только по длинной растрепанной косе и разорванному платью и можно было понять, что обглоданные останки принадлежали девочке…

Он сам не помнил, как выбрался наружу, как, хватаясь за стены, добрался до выхода и полной грудью вдохнул свежий воздух. Молодой плотник куда-то исчез. Судя по звукам, доносившимся из-за угла, его там выворачивало наизнанку. Парень всхлипывал, захлебываясь слезами. У самого Юлиана в ушах нарастал противный звон. Перед глазами плавали темные пятна. Он еле держался на ногах и, когда ему под нос сунули ватку с нашатырем, вздрогнул от неожиданности.

— Я врач, — представился человек, державший ватку. — Вам плохо?

— Не настолько. — Юноша отвел протянутую руку, сделал несколько шагов, сел на ступеньку крыльца. — Там останки… Не думаю, что это надо показывать родителям девочки. Из милосердия.

— Понимаю. А что с нею?

— Мыши. Тело объедено мышами.

— Тело или тела? — не отставал врач.

— Тело. — Юлиан подсчитал на пальцах. — Пропали три девочки. Мы нашли двух. Вы осмотрели ту, первую?

— Да. Она задохнулась. А третья?

— Пока не нашли, но будем продолжать поиски.

Сказал — и сам себе не поверил. Конечно, искать будут, но что найдут? Не окажется ли третья — последняя — находка еще страшнее, чем первые две? Внутренне Юлиан был готов ко многому. Но все эти люди — готовы ли они?

Собираясь с духом, он сидел на отваленном в сторону бревне, слушал, как стучат топоры плотников, как перекликаются люди, трещат доски и бревна, фыркают лошади, волоком оттаскивая в сторону толстые балки. Когда из погреба стали выносить останки предыдущих жертв Мертвого Дома, работы приостановили. Люди снимали шапки, крестились. Побледневший врач — ему тоже не доводилось прежде такое видеть — руководил процессом, тщательно следя за тем, чтобы не перепутать кости. Кто-то из городовых предложил позвать священника. Юлиан кивнул, не дослушав до конца.

Еще час спустя стало ясно, что в доме больше нет ничьих останков. Юлиан почувствовал разочарование и тревогу. Нашли тела двух девочек. А где третья? Может быть, она как-то сумела выбраться из дома? Пока плотники наскоро сбивали ящики для костей, он встал и направился в обход дома.

Массивный фундамент глубоко ушел в землю. Когда-то он был сложен из грубо обработанных камней, щели между которыми были замазаны глиной, но сейчас раствор раскрошился, в щелях росла трава и мелкие кустики. Плющ, камнеломка, вьюнок так густо оплели камни, что приходилось рвать высохшие плети руками, чтобы добраться до кладки. Основание дома просело так глубоко, что оставалось лишь дивиться, как дом не рухнул раньше. Впрочем, этому-то как раз и было объяснение — его дух сам поддерживал подобие жизни, служа надежным местом захоронения. Сейчас то, что охранял дом, исчезло, дух хранителя развеялся, и строение перестало сопротивляться времени. Надо сказать плотникам, чтобы были осторожнее, — эта махина в любой момент могла сложиться как карточный домик.

Вдоль стены кроме плюща густо разросся бурьян и крапива. Тщательно выбирая, куда поставить ногу, Юлиан все-таки не заметил ямку и оступился. Щиколотку пронзила короткая боль. Юноша припал на колено, массируя ногу. Похоже на вывих. Он крикнул, зовя врача.

— Нашли? — отозвался тот, бросившись бегом.

— Нет. — Юлиан сел на траву. — Помощь нужна мне. И будьте осторожны. Тут земля неровная.

Доктор свернул, обходя по дуге.

— Похоже, тут было что-то вроде выгребной ямы, — определил он.

— Да, я заметил. — Юноша огляделся. Его что-то тревожило. Не так, как внутри дома, когда он чувствовал эманации смерти. Похоже, он забрел сюда не случайно, а подчиняясь интуиции и неслышному зову.

Короткий осмотр ноги показал, что вывиха и тем более перелома нет. Споткнуться может каждый. Но Юлиан все равно решил внимательно осмотреться. Никто другой не мог бы споткнуться здесь! Его привело неспроста. Он медленно огляделся по сторонам. Да, похоже, что тут что-то есть. И совсем близко. Но страх увидеть нечто столь же ужасное, как и открывшееся ему в подвале зрелище, удерживал юношу на месте. Нет, надо взять себя в руки, сосредоточиться… В конце концов, это его работа. Он знал, с чем может столкнуться. Он готов. Почти ко всему.

Людские голоса доносились смутно, приглушенно. Кто-то кому-то кричал: «Куда? Назад! Ты чего тут…» А потом совсем рядом раздался испуганный детский вскрик.

Детский?

Встрепенувшись, как от удара кнутом, Юлиан рванулся на голос и увидел ее.

— Анна? Ты? — не верилось глазам. — Откуда? И что ты…

И осекся. Девочка, которую он не ожидал тут увидеть, стояла и смотрела на что-то в густом бурьяне. Там, где, наверное, находилась сточная канава. И в глазах ее было столько ужаса, что юноша оцепенел, мгновенно угадав, что она нашла.

— Анна?

…Выбравшись из дома тети, она просто брела по улицам, сама не зная куда. Просто шла, глядя вперед, иногда заворачивала за угол. Иногда, когда ноги отказывались служить, присаживалась на чье-то крыльцо или на обочину, но быстро вскакивала и продолжала путь. Все было как в тумане. И лишь однажды девочка словно очнулась — когда неожиданно для себя оказалась возле вокзала. Каменное двухэтажное здание, приземистое, несмотря на надстройку. Два входа — собственно внутрь вокзала и в ресторацию, над которой располагался постоялый двор. Она уже была здесь недавно, когда такая же непонятная сила повлекла ее к Юлиану. Тогда девочка добралась сюда просто — шла за ведьмаком по пятам, прячась за углы, опасаясь, что ее увидят. Когда же юноша поднялся по ступеням наверх, пробралась следом. На счастье, в ресторации было мало народа. Никто из взрослых не обратил внимания на ребенка — вернее, на маленькую ведьму, которая очень хотела остаться невидимой для окружающих. Одолев последние ступеньки, девочка тогда несколько минут простояла в коридоре, собираясь с силами, прежде чем постучаться.

Сейчас ей понадобилось гораздо меньше времени, чтобы добраться до заветной двери. Но, уже подняв руку, Анна замерла. Что она скажет Юлиану теперь? «Я убежала от тети…» А дальше? Как бы то ни было, сейчас этот ведьмак был единственным человеком во всем мире, которого она хотела видеть.

Она, наверное, так и простояла бы несколько часов возле двери и, скорее всего, потом повернула назад, если бы проходившая мимо служанка не обернулась на девочку.

— Нету его, — сказала женщина. — Уехал.

— Ой, — Анна прикусила губу, борясь с разочарованием, — а куда?

«Только не домой!» — обожгла отчаянная мысль.

— А бог его знает. С утра пораньше укатил на дрожках с исправником и городовыми.

— Понятно. — Девочка с тоской посмотрела на дверь. Куда идти и что делать, она не представляла. Во всем городе у нее был один человек, которому можно довериться, — и вот он пропал. И куда теперь бежать? Что делать?

— Погоди. — Служанке стало ее жалко. — Я что-то слышала… к старому дому они поехали. На пустырь, за стеной. Не знаю только, где там может быть дом…

— Я знаю, — перебила Анна, мгновенно почувствовав прилив сил. — Спасибо!

Она со всех ног кинулась к пустырю, откуда ушла вчера днем. Она не спросила, как давно уехал Юлиан. Было все равно. Есть куда бежать и к чему стремиться.

На первых порах Анна бежала, потом шла. Потом, когда усталые ноги отказались служить, решила свернуть с прямого пути. Этот район города она знала намного меньше, и чисто случайно свернула на боковую Морковную улицу, которая выходила к Лебёдке с другой стороны.

Старый дом был виден издалека. Сейчас чары спали, и его ничто не защищало от посторонних взоров. Вокруг него, с той стороны, где обвалилась часть стены, суетились люди. Слышался стук топоров, крики, треск и грохот. Где-то там, среди них, должен быть и Юлиан, но Анна внезапно застеснялась и решила обойти дом, подобравшись окольными путями. Заросли бурьяна показались ей отличным местом, где можно было подкрасться незамеченной. Тут, судя по торчащим остаткам сруба, когда-то стояли сараи и хозяйственные постройки. Но поселившийся в доме дух не обращал на них никакого внимания, и они давно развалились и частично сгнили. Пробираясь через завал и ругая себя за глупость — чего потащилась напрямик? — Анна поздно заметила в бурьяне синее пятно. А когда присмотрелась — завопила во все горло.

— Анна?

Крик захлебнулся. Вскинув глаза, девочка уставилась на Юлиана, оказавшегося неожиданно близко, шагах в десяти от нее. Но в двух шагах, намного ближе, лежало это…

— Это не я! Я не хотела! Я не хочу! — воскликнула она, закрывая лицо руками и пятясь.

— Анна, что случилось? Что там такое?

Юлиан рванулся к ней, и девочка попятилась, со всех ног кинувшись прочь.

— Постой! Погоди!

Юноша рванулся вдогонку — и, не успев разогнаться, едва не наступил на то, что минутой раньше нашла девочка. Взглянул тоже — и выругался от неожиданности.

Осенние дожди, уже начавшись, пропитали землю влагой. Вода собиралась в низинах, превращаясь кое-где в жидкую грязь. И в этой грязи лежала девочка. Третья. Лежала спиной к дому, на боку, словно прилегла вздремнуть. Наклонившись, Юлиан машинально перевернул ее на спину и попятился, не в силах отвести взгляд от мертвого лица и большого жирного червя, который извивался на ее щеке.

Привлеченные шумом и криками, со всех сторон спешили люди. Вперед протолкался врач, наклонился над телом. Юлиан попятился, ощущая в душе странную пустоту. Первым порывом было броситься за Анной вдогонку, но надо было довести дело до конца. С девочкой можно было объясниться и позже.

Анна бежала, натыкаясь на кусты, рвала руками тянущиеся к ней ветки, задыхаясь от страха, отчаяния, гнева, боли. Крик рвался из груди вместе с хриплым дыханием. Куда угодно, только подальше отсюда! Это она… Это все из-за нее! «Ты же ведьма! Не бойся! С тобой ничего не случится!» — и не случилось. Зато случилось с другими. И она в этом виновата. Она — убийца.

Сердце билось где-то в горле, норовя выскочить наружу и разорваться. Невольно схватившись за ворот — блузка вдруг начала душить — девочка наткнулась на шнурок. Ладанка с зашитым в нее корнем тимьяна. «Пока он здесь, с тобой ничего не случится!»

Глухо вскрикнув, девочка сорвала ладанку с шеи, порвав шнурок. Тот лопнул, больно врезавшись в шею, и Анна, завопив, зашвырнула крошечный кожаный мешочек подальше в траву. Ничего не случится? Пусть! Пусть случится все что угодно! Пусть даже самое страшное! Это не страшнее того жгучего чувства раскаяния, которое снедало ее изнутри. Что же она натворила? Зачем? Какая она была гадкая!

— Я не хочу!

Отчаянный хриплый крик прокатился по лесу, подхваченный эхом. Где-то закричали птицы.

— Не хочу! Не хочу! Не хочу! Не хочу так жить…

Ей будет слишком страшно жить с памятью о том, что она натворила.

Крик словно прорвал плотину. Заплакав, Анна побежала вглубь леса напрямик, не разбирая дороги и лишь стремясь забраться как можно дальше в чащу. Туда, где ее никто не найдет, и откуда она уже сама не сможет выбраться.

Над ее головой сердито и тревожно шумели ветки. Лес пробуждался ото сна, сонный, недовольный. Осенью у него было отвратительное настроение, а тут еще эти крики и плач. Зачем его разбудили? Кто тут бродит в неурочное время?

Человеческий детеныш… Девочка… Ведьма… Что она тут делает? Разве она не знает, что нельзя соваться в чащу в это время года, да еще без защиты? Ну что ж. Сама виновата…

Под ноги нырнула тропинка, наполовину скрытая листвой. Приняла на спину и помчалась, уводя все дальше и дальше в чащу. Туда, откуда нет возврата.

Анна бежала, не разбирая дороги, задыхаясь, спотыкаясь, натыкаясь на стволы деревьев. Ноги заплетались в густой лесной траве, ветки били по лицу. Ей было все равно, куда бежать, она даже не заметила тропы под ногами. Ей отчаянно хотелось убежать от себя самой. Она бы не заметила сейчас ничего, и когда заросли внезапно расступились в стороны и девочка выскочила на большую поляну, она пробежала по ней несколько шагов и с разбегу налетела на стоящий там высокий, в человеческий рост, темно-серый, почти черный, камень. Налетела стремглав, еле успев выставить вперед ладони, чтобы не удариться о его твердый холодный бок, прижалась, чувствуя, как дрожат ноги и ходит ходуном сердце. В горле пересохло, дышалось с трудом. Воздух при каждом вздохе царапал горло.

Хотелось пить, а в двух шагах сквозь шум стучавшей в виски крови пробилось сонное журчание ручья. Сейчас, осенью, вода текла лениво, не звеня, а словно что-то спросонья бормоча себе под нос. Шатаясь, как после тяжелой болезни, протянув вперед руки, Анна сделала несколько неверных шагов и рухнула у берега на колени. Промахнулась, попала руками в ледяную воду, намочила рукава. Но пить хотелось ужасно и, наклонившись, девочка зачерпнула горстями ледяную, аж заломило зубы и заныло в горле, воду.

«Нельзя пить холодную воду! Можно заболеть!» — как издалека, донесся голос. А и пусть. Пусть она заболеет. Пусть совсем умрет. Так даже лучше! Она недостойна того, чтобы жить.

Напившись, она огляделась по сторонам, не спеша выпрямиться. Ручей, камень, поляна — все это показалось ей знакомым, но понадобилось минуты две или три, чтобы девочка сообразила, где находится. Это же тот самый валун, возле которого совсем недавно сестра Клара показывала ей последних танцующих лесавок! Сейчас духи леса уже уснули, улетев в свою страну. Но, может быть, для нее откроется дверь и лесавки заберут ее с собой? Все равно возвращаться к людям она не желает! Она убийца, ей нет места среди людей!

Странный низкий звук, похожий на утробный стон, раздался внезапно в двух шагах. Анна вскинула голову — и крик ужаса замер на ее губах.

Лес ронял листву. Многие кусты уже стояли полуголые, другие наполовину облетели. Осыпались листья и с нижних веток. И потому было издалека видно огромную тушу странного зверя, который вперевалочку брел в ее сторону.

«Медведь!» — была первая мысль. Но существо помотало головой, опять издало тот странный рев, приподнялось на задние лапы, и стало ясно, что это чудовище только размерами и цветом шкуры напоминает хозяина лесов. Подобных тварей Анна не видела даже на картинках в книгах.

«Боярин. Тот самый заколдованный боярин!» — почему-то подумалось ей, когда чудовище обратило в ее сторону взгляд алых глаз, в которых светился разум.

Рука сама цапнула шею — но ладанки-оберега не нашлось. Липкой волной по телу прошел страх, опутал руки и ноги. Оцепенев от ужаса, Анна стояла на четвереньках над осенним стылым ручьем и смотрела, как жуткое чудовище из старинной легенды, не спеша, вразвалочку подходит к избранной жертве. Боярин-оборотень был уверен в своей силе. Он знал, что его жертве некуда деваться.

А Анна и не торопилась двигаться с места. Несмотря на сковавший ее ужас, она почему-то не хотела бороться за свою жизнь. Она преступница. Из-за нее погибли три девочки. Даже четыре, считая Валерию Вышезванскую. И она сама еще несколько минут назад хотела умереть. Вот и умрет в пасти чудовища.

И все так бы и случилось, если бы в самый последний момент что-то сине-зеленое не мелькнуло перед глазами. Анна моргнула, пробуждаясь от оцепенения.

Лесавка. Она металась перед самым носом девочки, пытаясь оттеснить ее от ручья — и от чудовища на противоположном берегу. Крошечное существо в травяном платьице, перетянутом коричневой суровой ниткой вместо пояса. Увидев эту нитку, девочка вспомнила все — лето, сестру Клару, тетю Маргариту, Юлиана…

После бешеного бега ноги не держали Анну, но она все-таки выпрямилась, попятившись. Шаг, другой, третий… Спина вот-вот должна была коснуться камня, но вместо этого земля неожиданно ушла у девочки из-под ног, и она полетела куда-то вниз, вниз…

Последним, что она услышала, был полный ярости и разочарования рев боярина-оборотня.

Два часа спустя Юлиан сидел в приемной городской больницы, куда были доставлены найденные тела. Срочно вызванный следователь только что перестал задавать ему вопросы — как нашел, почему решил искать именно здесь. Юлиан рассказал все обстоятельно — как прибыл в Дебричев, чтобы расследовать случаи периодического исчезновения детей в возрасте от десяти до четырнадцати лет, которые происходили на протяжении последних полутора сотен лет, а может, и дольше, о чем не раз и не два писалось в вышестоящие инстанции. В один прекрасный момент у его руководства дошли руки проверить, внимательно перечитать все донесения, сопоставить и принять решение выяснить, имеет ли место совпадение. Или эти случаи никак не связаны друг с другом. В стране ежедневно пропадает несколько сотен детей, и не всегда в этом замешаны темные силы. Иных потом находят живыми или мертвыми. Иные так и остаются пропавшими без вести. Вот Юлиана и отправили. И это просто счастливое — или несчастное — совпадение, что пропажа девочек произошла в то время, когда он был еще в городе и мог заняться расследованием вплотную.

Он рассказал о том, что сначала заинтересовался странной болезнью Валерии Вышезванской, что позволило ему ближе познакомиться с некоторыми детьми. Потом до него дошли слухи об исчезновении трех ее подруг. О том, как в одном из ближайших сёл нашли мальчишку Провку, который и рассказал про странный дом. О том, как сопоставил сказанное мальчиком и то, что ему удалось узнать раньше, пока он больше месяца был вынужден довольствоваться только слухами и страшными сказками. О том, как на свой страх и риск отправился на поиски таинственного дома — и нашел его вопреки всей логике. Он выдумывал, выкручивался, даже кое-где приврал — делал все, чтобы следователь не заподозрил Анну Сильвяните. Юлиану не хотелось, чтобы девочка оказалась замешанной в этой истории.

Наконец следователь дал подписать ему бумаги и ушел побеседовать с врачом, который сейчас осматривал останки последних жертв дома с привидениями. Юлиан остался сидеть в коридоре возле кабинета главного врача, опираясь локтями о колени и вдыхая запах больницы — запах йода, спирта, старого белья и щей. Он очень устал и не сразу выпрямился, когда заметил приближающегося человека. За ним по пятам семенила свита — секретарь, главный врач, городовой, пара санитаров… Только когда губернатор остановился рядом, юноша поднял голову.

— Ваше высокоблагородие?

— Вы можете мне объяснить, что произошло? — холодным пустым голосом поинтересовался Авксентий Вышезванский. Он еще не отошел от похорон дочери, и лишь работа спасала его от тоски, прорывавшейся в голосе и пустом взгляде.

Юлиан встал.

— Я все уже изложил господину следователю, — ответил он. — Мои показания записаны слово в слово, вы можете ознакомиться с ними в любое время…

— Нет. Я хочу, чтобы вы мне объяснили все с самого начала!

— Это долгая история, ваше высокоблагородие, — вздохнул юноша, но потухший взгляд вспыхнул негодующим огнем, и он заговорил, спеша отвести от себя гнев человека, который только и ищет, на ком бы сорвать душившую его злость. — В вашем городе издавна происходили странные и непонятные вещи. Время от времени пропадали дети. Мальчики и девочки в возрасте от десяти до четырнадцати лет. Обстоятельства их исчезновения были до того странными, что кое-кто решил обратиться в Третье отделение с просьбой расследовать это дело. Сначала этим донесениям не придавалось значения, но недавно сменилось руководство. И новый начальник решил проверить, как обстоят дела на местах. Меня отправили с проверкой — в одном из донесений прямо было сказано, что виноваты ведьмы. А первая обязанность ведьмаков — это надзор за ведьмами, за их поведением, делами и… благонадежностью. Я должен был проверить, есть ли в Дебричеве ведьмы и имеют ли они отношение к массовым исчезновениям детей.

Вышезванский внимательно выслушал его речь.

— Ну и как? — поинтересовался он. — Проверили? Ведьмы есть?

— Нет, — соврал Юлиан. — За исключением одной-двух деревенских знахарок и травниц, которые по большому счету ведьмами являться не могут. И они тем более не могли быть причастны к тем несчастным случаям. Я решил отыскать другие причины и случайно узнал, что по городу ходит слух о таинственном Доме с привидениями…

— Это только сказки для детей!

— Не сказки, а быль, раз мне удалось отыскать этот дом! У меня есть свидетели! Есть или скоро будут протоколы их дознания. Дом существует… вернее, существовал. На пустыре вы сами можете увидеть то, что от него осталось. Через день-другой плотники закончат разбирать его полностью, до фундамента, но я бы рекомендовал сжечь строение целиком.

— Но почему? — Губернатор никак не показал, что принял рекомендацию к сведению. — Почему вам удалось его отыскать?

— Случайность, — улыбнулся Юлиан. — И мой дар. Видите ли, ваше высокоблагородие, я умею видеть невидимое, то, что скрыто от глаз обычных людей. Духов, призраков, привидения, следы наложенных чар и скрытых способностей. Могу взглянуть на человека и узнать, не висит ли над ним проклятие. Могу с одного взгляда, просто посмотрев, отличить ведьму от обычной женщины…

— И мою дочь? — на миг ожил Вышезванский. — Ее вы тоже…

— Да. На нее было наложено проклятие. Проклятие старого дома, — опять соврал он. — Видимо, она тайком ухитрилась подобраться к нему, но сумела ускользнуть от его чар… впрочем, не полностью, унеся на себе проклятие, которое и свело ее в могилу раньше срока. А вот остальным детям так не повезло. Они не сумели выбраться из дома и погибли там… или возле него, отойдя от силы на пять или десять шагов, — он умолчал о Провке, который тоже побывал в старом доме и ухитрился выжить. Правда, паренек схватил воспаление легких, и пользовавший его знахарь доносил, что жизнь его подопечного все равно висела на волоске.

— Тогда почему, — лицо Вышезванского потемнело, — почему этот проклятый дом не был найден раньше?

— Я же говорю — я умею видеть невидимое. Дом защищали чары, которые отводили глаза всем, кроме тех, кого он выбрал своей жертвой. Как паук в паутине, он ждал, раскинув сети, пока будущая добыча — чей-то сын или дочь — случайно не заденет его «сигнальные нити». И тогда дом проявлялся и заманивал ребенка внутрь. Мне же удалось найти и саму «ловчую сеть» и притаившегося в ней «хищника». Если бы в Дебричеве, — осмелился он добавить, — имелись настоящие ведьмы, сюда бы намного чаще наведывались с инспекцией ведьмаки. Возможно, кто-то из них вовсе бы поселился тут, так сказать, на рабочем месте. И кто-то из них отыскал бы проклятый дом раньше меня. И жертв было бы меньше.

— Что же вы предлагаете? Специально завести у себя парочку ведьм? — фыркнул губернатор.

Юлиан тихо улыбнулся. Не он это предложил, но было бы грешно не воспользоваться случаем.

— Ну я знаю кое-кого, кто мог бы… ну… так сказать, числиться ведьмами. Исключительно для того, чтобы в Третьем отделении взяли ваш город на заметку и периодически отслеживали всё таинственное и необъяснимое. Называть имена этих женщин я не буду, чтобы не пугать обывателей. Просто довожу до вашего сведения, что мог бы решить эту проблему.

— Не сомневаюсь, — кивнул Авксентий Вышезванский.

Да, это был отличный выход. Мало того что ему бы удалось повернуть дело к своей выгоде, не подставив Анну Сильвяните и ее тетю. Но и, как знать, а вдруг именно его назначили бы куратором местной общины! Тогда ему ничто не помешало бы время от времени навещать девочку, общаться с нею… дружить…

Вспомнив Анну, он улыбнулся. Какой испуганной она была там, возле старого дома! Самое время навестить ее и успокоить, пообещав в дальнейшем помощь и защиту. Тем более что ее тетя была замужем за его дальним родственником. И, если он сумеет войти в доверие к Маргарите Дебрич, ему однажды удастся расследовать и обстоятельства жизни и исчезновения Мартина Дебрича и — чем черт не шутит! — снять-таки проклятие со своего рода. Да, это был отличный вариант. Тот случай, когда всем хорошо и все довольны.

— Я могу быть свободен? — поинтересовался он, горя желанием немедленно приниматься за дела.

— Идите, — кивнул ему губернатор. — И надеюсь, вы покажете мне оригинал вашего рапорта прежде, чем отправите его своему начальству?

— Так точно, ваше высокоблагородие. Непременно!

Отвесил еще один почтительный поклон и поспешил к выходу. Пусть уже наступил вечер, но короткий визит Маргарите Дебрич он нанести успеет.

Второй раз отворял он эту калитку. Второй раз собирался подняться на крыльцо дома, откуда всего-то пару дней назад ему пришлось убегать от разъяренной ведьмы. Но теперь у него на руках были козыри, и хозяйка этого дома будет обязана его выслушать. Доказательства его правоты найдены и отправлены в городскую больницу.

Юлиан готовился ко многому, но не к тому, что ведьма сама выскочит ему навстречу бледная, растрепанная, напуганная и разгневанная:

— Где она?

Она бы схватила юношу за грудки, если бы Юлиан не отпрянул:

— Кто?

— Говори! — Два кулака взметнулись у самого его носа. — Говори, куда спрятал Анну, ты…

— Анну? Но мы расстались еще вчера! — он не хотел говорить о появлении девочки возле старого дома. — Она что, не пришла вчера домой?

— Вчера! — вскрикнула пожилая дама так, что обернулся случайный прохожий. — Она вчера была дома. Я ее наказала за то… Так она все это время была с тобой?

На сей раз увернуться Юлиан не успел — его крепко схватили за грудки и встряхнули с неженской силой.

— Ты? Проклятый ведьмак! Это ты во все виноват! Надо было тебя…

— Убить? — разозлился Юлиан. — Этого хотела ваша сестра, когда держала меня на привязи в погребе? Убить? Раньше надо было! А теперь поздно! Что с Анной?

Его злость, как ни странно, успокоила пожилую даму.

— Не знаю, — воскликнула она. — Я наказала ее, заперла в кладовке, чтобы подумала о своем поведении, а она… пропала. Выломала в потолке доску и убежала. Мы ищем ее уже почти сутки.

— Кто ищет? — поинтересовался юноша, уже зная ответ.

Ну конечно, ведьмы. Они ни за что не бросят ее. За девочек, наделенных колдовским даром, эти женщины цепляются отчаянно. Сами не в силах стать матерями, они удочеряют родных и двоюродных племянниц, дочерей и внучек своих сестер и дрожат над ними, сдувая пылинки. И если с Анной что-то случилось, вся местная община не успокоится, пока не отыщет.

Сам Юлиан тоже ощутил растущее беспокойство.

— Но ведь можно что-то сделать? Неужели вы не в состоянии отыскать ее? Я не верю! У нее могли быть…

Сестра Маргарита — княгиня Дебрич — супруга его дальнего родственника и сама в какой-то мере родственница самому Юлиану, хотя только по имени, — медленно разжала руки, отпуская воротник юноши.

— У нее была ладанка, — вздохнула она. — В ней — корень тимьяна и имбиря, чтобы с девочкой ничего не случилось, и оберег. Мы его нашли.

— Где?

— В лесу. А самой Анны — нет. След обрывается через несколько шагов от того места. Как будто ее подхватило неведомой силой и унесло… Клара знает лес вдоль и поперек. Она клянется, что ее там нет. Я не знаю, что думать. Если это не ты…

Ведьма — княгиня — махнула рукой и поплелась к дому. Юлиан остался стоять на дорожке, закрыв лицо руками. Мысли метались в голове как бешеные.

— Я найду ее, — глухо, в ладони, промолвил он. — Только мне надо знать, в каком именно месте она обронила ладанку. Вы меня проводите?

Пожилая дама — сейчас она больше, чем когда-либо напоминала старуху — обернулась через плечо.

— Зачем тебе это, ведьмак? Ты ведь должен радоваться тому, что одной из нас стало меньше!

— Я, — признаться, что ему нравится Анна, он не мог, — я просто не хочу, чтобы пострадал еще один ребенок. Четыре девочки умерли за последние несколько дней. Я не могу допустить, чтобы умерла и пятая.

Развернулся на каблуках и решительно направился прочь.

До опушки леса он добрался через час, в сгущающихся сумерках. Постоял немного, прислушиваясь к своим ощущениям. Все было тихо и внутри и снаружи. Никаких следов.

Сестра Клара — его проводник и еще недавно враг — держалась поодаль, хмуро зыркая из-под платка. Лесная ведьма чувствовала подвох, и юноша не собирался ее разубеждать. Это только святые прощают своих недругов. Юлиан был обычным человеком, он всю сознательную жизнь учился бороться с ведьмами и не мог простить и возлюбить одну из них…

Кроме Анны. Но девочке только двенадцать лет. Она еще не ведьма. Она пока ребенок, хотя и наделенный скрытыми силами. Рано или поздно эти силы проснутся в ее душе, и она станет ведьмой… Если он ее не спасет. С каждым годом законы против ведьм ужесточались все больше, и Юлиан не мог допустить, чтобы и этой девочки они однажды коснулись, сломав ее жизнь. Он должен успеть. Должен попытаться.

Лесная ведьма кивнула головой, показывая, что ведьмак должен идти следом, и нырнула в чащу. Юноша зашагал напрямик, стараясь ступать как можно осторожнее. Осенний лес уже готовится отойти ко сну. Он раздражен, утомлен, как всякий, кто терпеть не может, когда ему мешают. Лесные обитатели, как звери, так и нечисть, слишком озабочены своими делами. Большинство грибников, например, пропадают именно потому, что вольно или невольно вызвали неудовольствие леса. Порой виноваты даже не они сами, а кто-то, кто побывал тут до них и разбудил гнев деревьев, трав и нечисти. И, помня об этом, Юлиан старался идти так, чтобы не потревожить ни одной травинки. Хотя, надо признать, ему было далеко до лесной ведьмы, которая скользила впереди, стремительная и осторожная, как тень.

Она вела юношу уверенно, и ведьмак с полпути почувствовал тонкую нить магического следа. И ничуть не удивился, когда сестра Клара остановилась возле какого-то куста.

— Здесь.

Это было первое слово, сказанное ею за сегодня. Юлиан приблизился, сосредоточился…

Нить обрывалась тут. Он физически ощутил тепло в том месте, где за ветку зацепилась ладанка. Анна дошла до этого места, потом сорвала ее, отбросила в сторону…

Отбросила!

Жестом попросив ведьму отойти подальше, Юлиан стал ходить возле куста, постепенно расширяя круги и выискивая нить следа. Анна, где же ты? Отзовись, малышка! Отзовись, сестренка!

Наверное, последние слова он выкрикнул вслух, потому что внезапно почувствовал…

— Здесь. Она свернула здесь!

След.

— Анночка, — всплеснула руками лесная ведьма, кинулась вперед, но была остановлена повелительным жестом:

— Назад. Я сам!

Он не хотел общаться с этой ведьмой. Подвал, связанные за спиной руки, привязь и издевательства шуликунов не так-то легко забыть. Про себя юноша решил, что, если Анну не удастся найти, он по приезде в столицу напишет на эту женщину донос. И с удовольствием сдаст инквизиции. Покушение на ведьмака почти наверняка означает смертный приговор. Но, видит бог, никакой костер не сможет выжечь боль из его собственного сердца.

Лесная ведьма не желала сдаваться. Какое-то время она упрямо трусила по следам, но потом отстала, и Юлиан вздохнул свободнее.

Чем дальше он углублялся в чащу, тем темнее становилось вокруг. Осенний неяркий день почти закончился, и, хотя еще догорал закат, под пологом леса уже сгустилась ночь. Юноша шел, больше полагаясь на интуицию. Анна где-то здесь. Он чувствовал ее присутствие, узнавал по боли в груди, по тому, как трудно было дышать, как его неудержимо тянуло вперед. Ночное зрение помогало не отвлекаться на такие мелочи, как заросли кустарника, торчащие из земли корни, пеньки и упавшие стволы. Он просто шел, обходя все преграды и сосредоточившись на тонкой ниточке следа. Он не боялся потерять ее, не боялся, что она оборвется. В его душе жило нечто такое, что, наоборот, делало эту нить намного прочнее с каждым мигом. Только смерть могла разорвать связь. Но она, Анна, была жива. Пока еще жива.

Становилось все темнее и мрачнее. Юлиан уже не был уверен, что сможет отыскать дорогу домой, но упрямо продолжал продираться сквозь кусты. Здесь заросли были такими густыми, что пришлось потрудиться, раздвигая ветки. И он не поверил своим глазам, когда впереди внезапно раскинулась поляна, озаренная первыми звездами. Остановился на краю, мотая головой и силясь поверить тому, что чувствовал.

Это было Место Силы. Одно из немногих на Земле. Здесь не устраивали свои шабаши ведьмы, никто не проводил колдовские обряды по одной причине — тут находился вход в иной мир. В мир, где людям места нет. В мир фей, цветочных эльфов и прочей нечисти. Конечно, он чувствовал их, а сосредоточившись, мог даже увидеть. На поляне собралось около дюжины крошечных крылатых существ, лесавок, разбуженных в неурочное время, сердитых, расстроенных, полусонных.

А еще здесь пахло зверем. И не просто зверем — как ни мало было у Юлиана опыта, он сразу понял, что тут побывал оборотень. Но если сюда привел его след девочки…

— Анна!

Какая-то сила сорвала Юлиана с места, и он бросился вперед, крича ее имя. Заметался по поляне, отыскивая следы. Да, оборотень был здесь. Более того, он не ушел далеко. Юноша чувствовал тяжелый смрадный запах полузверя. Он пришел сюда, влекомый запахом девочки…

И все еще оставался тут. За камнем.

Огромный зверь, цветом шерсти напоминавший медведя, но на этом сходство и заканчивалось. Огромная уродливая голова, кривые лапы даже не с когтями, а с какими-то клешнями, мощный горб на загривке. Зверь лежал у большого серого камня, вытянув морду, но почуял человека и встал на задние лапы по весь свой немаленький рост, давая себя увидеть, несмотря на темноту.

Проклятие! На этом существе тоже висело старое проклятие, по счастью не имевшее никакого отношения к Мертвому Дому. Юлиан видел двойную ауру существа — верный признак того, что прежде у него было другое обличье.

Он же об этом читал! Память услужливо подсказала одну из старинных легенд. Дескать, много веков назад тут жил один боярин, которого заколдовала ведьма. Почему, за что — неизвестно. Боярин жил в этом лесу, убивая всякого, кто переступал его границы. Только он ничего не сторожил, ничего не охранял, кроме самого себя и, возможно, этого Места Силы.

Разбираться в этой легенде не было ни времени, ни желания. Это было не главное. Главное то, что чудовище знало, где Анна.

У ведьмаков нет особенной силы. Редко встретишь ведьмака, наделенного способностью колдовать. Вот чуять волшбу[7] и уметь ее нейтрализовать — это у них в крови.

Юлиан сделал шаг вперед, разминая пальцы. В ауре чудовища он видел несколько болевых точек — тех, на которых и было завязано проклятие ведьмы. Снять его, конечно, он не может — такие чары под силу лишь тому, кто их наложил, — но вот ослабить может попытаться… если успеет, ибо, что-то почувствовав, чудовище вдруг ринулось на него.

Юноша проворно увернулся от огромной туши и успел выбросить руку, безошибочно на лету ткнув сложенными в щепоть пальцами в одну из болевых точек. Ухватил, дернул, обжигая пальцы и вырывая с корнем «иглу» проклятия.

И упал на колени, зажимая руками уши.

Чудовище ревело. Ослепнув от боли и ярости, оно заметалось по поляне, натыкаясь на стволы деревьев. Его аура полыхала так, что казалось, шкура объята пламенем. Вскочив на ноги, Юлиан отбежал в сторонку, спрятавшись за дерево и во все глаза глядя на дело рук своих. Огромный зверь изнывал от боли. Сияние ауры становилось нестерпимым. Казалось, на поляне светилось маленькое солнце. И в этом свете было заметно, как постепенно меняются, оплывая, его черты.

Отпали клешни, превратив передние конечности в обычные когтистые лапы. Осыпался ворохами старой шерсти горб. Уменьшилась морда. Изменились пропорции тела. Еще несколько секунд — и на взрытой когтями земле поляны распростерся крупный матерый медведь. Просто зверь без каких-либо сверхъестественных сил и способностей. Обычное животное.

Медведь медленно встал. Помотал лобастой головой, негромко взревел. Он не понимал, что произошло, как он тут оказался, когда инстинкт твердил ему, что пора залегать в спячку. Несколько секунд зверь стоял, покачиваясь и озираясь по сторонам. А потом вразвалочку побрел прочь.

Юлиан из-за дерева смотрел ему вслед. Чары рухнули. Заклятие Боярского леса перестало существовать. Теперь вместо чудовища был только зверь, которого рано или поздно пристрелят на охоте. Но юноше было не до того. Он пришел сюда по следам Анны и должен ее найти.

Напуганные оборотнем, взбудораженные магией лесавки сначала устремились в разные стороны, но, когда юноша добрался до камня, вспорхнули, превратившись в дюжину мерцающих огней. Всем скопом они атаковали человека. Юлиан почувствовал короткие болезненные уколы их крошечных стрел. Особого вреда они причинить не могли, но когда их так много… Он остановился, закрывая лицо:

— Пропустите! Вы не можете меня остановить!

В ответ зазвенели возмущенные голоса, в которых слышался гнев и ярость.

— Прочь! Прочь! Прочь!

— Пропустите меня! Я должен найти Анну!

— Нет! Нет! Нет! Не пустим!

— Отдайте мне ее!

— Не отдадим! Наша она! Наша!

— Нет! — закричал он что было сил. — Она — моя!

Кинулся вперед, не обращая внимания на тонкие стрелки, впивающиеся в шею, застревающие в волосах, пронзающие одежду. Места уколов чесались. Стрелки лесавок отравлены? Похоже, что да. Только сейчас осень, их яд слаб и не может убить, даже когда его так много.

Прорвавшись сквозь строй, отмахиваясь от крошечных крылатых существ, как от роя рассерженных пчел, Юлиан добрался до камня и упал перед ним на колени.

Анна была там. Внутри камня, который почему-то с этой стороны оказался прозрачным, как слюда. В тщетной попытке согреться, она подтянула колени к животу и обхватила себя руками. Сквозь камень было видно ее бледное лицо, плотно зажмуренные глаза, мокрые от слез ресницы. Теперь стало понятно, почему чудовище ее не тронуло — ни у кого не достало бы сил пробить эту защиту.

Осторожно Юлиан дотронулся до холодной поверхности прозрачного камня, ощутив короткий болезненный укол.

— Анна? — позвал он. — Ты слышишь меня, Анна?

Девочка не шевелилась. Не дышала. Она казалась мертвой, но верить в это не хотелось.

— Нет, — прошептал он, догадываясь, что все-таки опоздал. Совсем чуть-чуть, на несколько последних мгновений, но опоздал.

— Да! — прозвенело рядом. Несколько лесавок опустились на траву, складывая крылышки. У той, что выступила вперед, на талии была завязана коричневая нитка. — Да. Она спит. Она будет спать. Спать, пока не настанет пора… Пока не исполнится срок.

— И когда…

— Ненадолго. Всего на сто лет.

— Нет, — покачал головой он, не веря своим ушам.

— Да, — прозвучало в ответ. — Она пришла к нам сама. Она хотела, чтобы мы ее защитили. И мы защитим. Прощайся и уходи.

— Бред какой-то. Этого не может быть, — покачал головой Юлиан. До сей поры он только читал о таких заклятьях вечного сна, но не думал, что ему удастся столкнуться с одним из них.

— Может. У нас она будет в безопасности до тех пор, пока не родится тот, кто сможет ее разбудить.

Не слушая щебета лесавок, Юлиан сквозь прозрачный камень смотрел на Анну и видел не маленькую девочку. В ее бледных чертах он видел девушку, которой она могла бы стать через несколько лет. Через сто лет его уже не будет в живых. И он больше никогда не услышит ее голоса, не посмотрит в ее глаза. Она, конечно, проснется, но одна-одинешенька в чужом мире. Без друзей, без помощи, без защиты. И хорошо, если тот, кто ее разбудит, будет любить ее, защищать, помогать. Если он только появится. Если он будет любить сильнее, чем…

И тогда Юлиан решился. Родится или нет тот, кому суждено снять заклятие с девочки, сейчас он не намерен был отдавать Анну никому в целом свете!

— Дайте мне шанс, — прошептал он.

Лесавок, казалось, удивила его просьба. Они совсем по-человечески переглянулись, защебетали что-то на своем наречии. Юлиан ждал, стоя на коленях возле камня и не сводя глаз с бледного лица Анны. От его дыхания полупрозрачная поверхность камня покрылась изморосью, и он смахнул ее ладонью.

Потом он почувствовал, как кто-то трогает его за запястье. Посмотрел и увидел лесавку с коричневой ниткой на талии.

— Разбей камень! — чирикнула она.

И это все испытание? Но как это можно сделать голыми руками? Ведь не из стекла же он! Юноша для пробы стукнул несколько раз кулаком, но только отшиб руку.

Но он может это сделать! Судьба никогда не дает человеку испытания, которое он не смог бы выдержать. Вот и Анна. Девочка бы смогла пережить это, как она считает, преступление — и она будет жить долго и счастливо, если он сейчас освободит ее из каменного плена.

Юлиан встал на ноги, окинул взором полупрозрачную преграду. Да полноте, камень ли это? Присмотревшись, он понял, что интуиция его не подвела. Не камень. Слюда! Хрупкая слюда! А как раскалывают слюду на тонкие пластинки?

Он отошел на несколько шагов, склонив голову набок, и прищурился, сосредотачиваясь. И почти сразу увидел щель. Кто-то другой, не обладавший его зрением, принял бы ее за блик, за неровности камня, но юноша чувствовал иное. Медленно, осторожно он сложил пальцы щепотью. Ведьмаков не учат сражаться с помощью колдовства. Но не только дух, но и плоть может стать оружием, — если уметь ею пользоваться.

Размахнувшись, он нанес удар и в самый последний момент зажмурился, чтобы не видеть, как его пальцы вонзаются в камень…

…и как тот крошится, раскалываясь, будто спелый арбуз. Только тихо ахнул, теряя равновесие и падая вперед и вниз.

Падение было болезненным — он ударился коленями, ладонями, даже лбом так, что из глаз посыпались искры и заныли все зубы до единого. От неожиданности он прикусил кончик языка и взвыл от боли. Но самое главное — камень треснул, разламываясь с хрустом, осыпаясь кучей осколков. И когда Юлиан, немного придя в себя, открыл глаза, в двух шагах от него в груде каменной крошки лежала, свернувшись калачиком, Анна. Она все еще спала, и этот сон походил на смерть. Но, по счастью, издавна человечество знало средство, как его одолеть.

Наклонившись, Юлиан сделал то, о чем не подумал бы никогда при других обстоятельствах, что не готов был сделать еще час тому назад и что пока еще, если уж на то пошло, не собирался делать в ближайшее время. Приподняв бесчувственное тело девочки, он несколько секунд смотрел на ее лицо, а потом осторожно коснулся губами холодных твердых губ, согревая своим дыханием.

Ему показалось, что сейчас непременно должен был грянуть гром и сверкнуть молния с ясного неба. Ждал, что содрогнется земля, что зашумят кроны деревьев и заорут перепуганные птицы. Ждал, что треснет земная твердь, низвергая их обоих в бездну. Ждал — и поэтому замер, готовый ко всему, но не спеша разжимать объятий.

Но ничего не произошло. Сонный осенний лес остался прежним. Где-то заухала спросонья сова. Послышался мышиный писк. Вяло бормотал что-то ручей. Только налетел порыв ветра, холодный, резкий как пощечина. Взъерошил волосы, пригнул кусты, посрывал с веток десяток листьев — и умчался дальше в чащу. Но с ним вместе исчезли и лесавки, оставив двух людей одних.

Двух людей? Или живого человека с мертвой девочкой?

Чуть отстранившись, Юлиан вгляделся в лицо Анны. Такое спокойное. Такое холодное. Осторожно дотронулся до щеки.

— Пожалуйста, не уходи, — прошептал и не услышал своего голоса. — Ты так нужна… не только мне.

И скорее почувствовал, чем услышал тихий вздох. Коснулся ладонью тонкой шеи, ощутил слабый толчок крови в жилах.

— Анна, — позвал дрогнувшим голосом, — Анна, очнись…

— Нн-н-нет… н-не хочу, — послышался тихий стон.

— Анна?

— Не хочу… жить… — Из-под плотно сомкнутых век выкатилась слезинка.

— Глупости! — Он слегка встряхнул ее, коснулся волос рукой. — Ты жива, ты будешь жить…

— Н-не хочу… Они…

— Кто? Лесавки?

Юлиан вскинул голову. Он сидел с Анной на руках среди россыпи обломков один-одинешенек. Если лесавки и были тут, они умело прятались от ведьмака.

— Они… девочки…

И тут юноша все понял. И обрадовался, потому что знал решение.

— Отпусти их, — прошептал он. — Просто прости. И сама попроси прощения. Просто попроси прощения — этого достаточно. Уж я-то знаю…

Первая осужденная им ведьма вовсе не была виновна в том, что ей приписывали. Уже после казни Юлиан понял свою первую и единственную судебную ошибку и попросил прощения у призрака казненной.

Анна всхлипнула. Еще одна слезинка показалась в уголке глаза.

— Прости, Валерия…

И вот тут действительно поднялся ветер.

Резкий порыв промчался по лесу, такой мощный и неукротимый, что Юлиана едва не опрокинуло на спину. Он ссутулился, закрывая Анну от сорванных веток, чувствуя, как его пригибает к земле и одновременно словно отрывает от нее неведомая сила. Слова прощения были произнесены на Месте Силы, и порыв ветра унес их в разные стороны вместе с потоками энергии. Домчал до Дебрянска, разрывая, ломая, круша оковы проклятий, и где-то там облегченно вздохнули не только обретшие свободу души, но и родители погибших детей вдруг улыбнулись сквозь слезы, светлея лицами и обретая силы жить дальше. Юлиан почти видел их — освобожденных, светлых, чистых. А Анна вскрикнула от боли, вздрогнула и потеряла сознание.

Впрочем, это был благодатный обычный обморок, который мог плавно перейти в целительный сон, и Юлиан успокоился. Бережно поднял девочку на руки и понес прочь, прижимая к груди, чувствуя приятную тяжесть ее тела, радуясь, что вот она лежит на его руках, настоящая, осязаемая, близкая, еле слышно сопит носом ему в шею. И был готов идти так всю оставшуюся жизнь, слушая легкое дыхание и чувствуя себя донельзя счастливым. Она здесь, с ним. Сестренка, которой у него никогда не было. Подруга, о которой он мог только мечтать. Или больше — самое дорогое, любимое существо на земле. И в будущем действительно великая ведьма, раз сумела сотворить такое.

Колоссальный выплеск силы не могли не заметить. На опушке леса их ждали. Навстречу ведьмаку бросились женщины. Впереди, толкая друг друга, всплескивая руками и причитая, спешили Маргарита Дебрич и лесная ведьма Клара. Они поспели первыми. Юноша спокойно позволил вынуть из онемевших усталых рук тело Анны и, пока ведьмы хлопотали над бесчувственным телом девочки, отчаянно, изо всех сил, цеплялся взглядом за ее бледное лицо. И даже когда подбежали остальные, оттерли локтями и плечами, все продолжал смотреть. Смотреть так, словно в этом облике для него отныне и заключался смысл жизни. Как на привязи, не отдавая себе отчета в том, что делает, побрел следом, по пятам, силясь ухитриться и увидеть ее еще раз. На него не обращали внимания, ни разу не обернулись, но когда все ведьмы — и несущие Анну Маргарита Дебрич с сестрой Кларой — поднялись на крыльцо, перед самым носом Юлиана захлопнулась дверь.

Знахарь колол на дворе дрова, когда к крыльцу подъехали дрожки. Из них выбрался знакомый ведьмак.

— Бог в помощь, — приветствовал он хозяина дома. — Как ваш подопечный?

— Да жив помаленьку. — Знахарь выпрямился, огладил бороду левой рукой.

— А взглянуть на него можно? Или он все еще слаб?

— Ну проходи в дом, раз приехал.

Вогнав топор в полено, знахарь первым зашагал к крыльцу. Юлиан распорядился, чтобы дрожки его подождали, и переступил порог.

Провка, исхудавший и спавший за время болезни с лица, уже сидел на постели, свесив босые ноги. Сейчас он казался моложе своих неполных пятнадцати лет — на вид ему вряд ли кто дал бы больше одиннадцати. Он встрепенулся навстречу вошедшим.

— Вот, — кивнул знахарь. — Вчера даже на ноги пробовал вставать.

Юлиан присел рядом на лавку. Выздоровление Провки не было связано с прощением Анны. Парнишка ухитрился справиться сам, совершив невозможное.

— Как ты себя чувствуешь, Провка?

— В груди пока жгёт да слабость, а так ничего. — Парнишка кашлянул.

— А я за тобой приехал. Собирайся! — Ведьмак посмотрел на знахаря — чего, мол, тот скажет.

— Слаб он пока еще, — отрезал тот.

— Сам вижу, только времени у меня нет. Я уезжаю и хочу взять тебя с собой.

— Но…

— Вот, — Юлиан полез за пазуху, достал свернутую бумагу, — у меня тут купчая… Ты ведь человек Сущевских… был?

Парнишка кивнул, нервно сглотнув.

— Ну вот, а теперь ты мой человек, — сказал Юлиан.

Он сам не знал, что заставило его решиться на этот странный поступок. Но мальчишка, который соприкоснулся с магией Мертвого Дома и остался жив, не мог быть обычным человеком. Возможно, в столице его протестируют и найдут способности — иногда они просыпаются после подобных потрясений. Как бы то ни было, оставлять его тут не хотелось. А Сущевские, которым он прежде принадлежал, легко согласились продать холопа за чисто символические пять рублей — мальчишка стал бы слишком сильно напоминать им о дочери, которую они потеряли.

— Поедешь со мной?

— А куда деваться? — вздохнул Провка.

И эта легкость, с которой он согласился на перемены в судьбе, подсказала юноше, что решение он принял правильное.

— Ну раз такое дело, — знахарь прошел к сундукам, — погодь пока, я одежонку какую-никакую подберу.