Дом с привидениями

Глава 15

Гимназию свою Анна не любила, и особенно сейчас, когда там такое творилось. Сегодня туда вообще не хотелось идти — надо было разобраться с тем странным сном, с родной тетей, с призраком, со всем тем непонятным и пугающим, что произошло в ее жизни за эти дни. Девочка с трудом перебирала ногами, еле-еле плелась и уже предчувствовала выволочку от классной дамы за опоздание. «А, ладно! Скажу, что так переживала за пропавших одноклассниц, что забыла о времени!» — решила она.

Но, уже подходя к зданию гимназии, белокаменному, с колоннами, она заметила, что на дворе пусто и непривычно тихо. Обычно даже когда занятия уже начались, тут было больше народа — прогуливаются гувернантки и няни, ожидая своих воспитанниц. Спешит на второй урок какой-нибудь учитель. Выскочит из ворот посланный директором с поручением курьер. Дворник шаркает метлой. А сейчас все словно вымерло. «Как во сне!» — подумала Анна и ущипнула себя. Нет уж, второй раз такой реалистичный сон присниться просто не может… Тем более что и не сон это, оказывается.

Дворник, кстати, оказался на месте. Он присел на табурет на крыльце, Анна его поначалу не заметила и вздрогнула, когда ее окликнули:

— Эва, а ты-то куда собралась, барышня?

— На уроки. — Анна взялась за дверную ручку.

— Нет уроков. — Дворник шмыгнул носом и, привстав с табурета, сплюнул через перила крыльца на траву. — Отменили уроки.

— А почему? — Откровенно говоря, девочка только обрадовалась, но изобразила на лице тревогу и разочарование.

— По особому распоряжению. В связи с трауром! — Дворник продемонстрировал черную тряпицу, повязанную на рукаве.

Послышались шаги. Анна поспешно отпрянула. На пороге показались директор гимназии, всхлипывающая учительница музыки и сольфеджио и еще несколько человек из младшего обслуживающего персонала. Многие женщины старательно вытирали глаза. У директора на рукаве тоже был черный креп.

— Вы что здесь делаете? — заметил он девочку.

— Я, — та поспешно спрятала сумку с книгами за спину, — на уроки пришла… Опоздала и…

— Как фамилия? — сдвинул брови директор.

— Си… Сильвяните, — прошептала она.

Учительница музыки торопливо зашептала ему на ухо. Мрачное лицо директора чуть смягчилось.

— Идите домой, ученица Сильвяните, — промолвил он. — На три дня уроки отменены в связи с городским трауром. Приходите в следующий понедельник.

— А почему? Это из-за девочек…

Взрослые уже затопали с крыльца, обходя ребенка. Задержалась учительница музыки.

— Из-за похорон… Вы не знаете, Сильвяните, — голос ее дрогнул, — Валерия Вышезванская умерла. Вчера вечером…

Она разрыдалась, пряча лицо за платком.

— Валерочка, — слышались всхлипы, — такой чудный голосок… такая милая, тихая… умная и добрая девочка… Какое горе!

Анна стиснула зубы.

— Да, — только и удалось ей выдавить.

— Идите домой, — повторила учительница.

— А вы?

— Мы — прощаться. В собор на отпевание, потом на кладбище…

— А можно, я с вами? — рванулась с крыльца Анна. — Тоже попрощаться?

Домой уже расхотелось. А просто так ходить по улицам? Еще чего! Даже тревога за судьбу призрака как-то отступила. Ведь это так или иначе сделала она! Она хотела отомстить Валерии Вышезванской за ее поведение — и вот, пожалуйста. Ее обидчица мертва. А ее сообщницы… они, наверное, тоже.

Взрослые не стали гнать девочку, но Анна все равно держалась в сторонке. А вдруг заметят? Вдруг накажут? Вдруг не разрешат подойти и посмотреть?

По счастью, до главного городского собора идти оказалось недалеко — через две улицы на третью. Там уже собралось полным-полно народа — практически все первые лица города с семействами, все соседи, просто любопытные и зеваки. Анна заметила мальчишек — судя по форменным курточкам, они сбежали с уроков своей гимназии, чтобы поразвлечься, решив, что чужие похороны и такая толпа всяко интереснее, чем иксы, игреки, склонения неправильных глаголов и даты жизни Александра Македонского. На Анну они посматривали с заговорщическим и подозрительным видом — своя сестра-прогульщица или маменькина дочка? Анна показала самому наглому язык и поскорее убралась подальше.

Сделать это было легко — в такой толпе и взрослый растворится без следа, не то что ребенок. Ее толкали локтями. Несколько раз посылали замечания: «Девочка, ты откуда? Ты чья? Куда ты спешишь?» — Она ничего не слышала. Ею владел не страх, а просто нежелание оставаться на одном месте.

Проталкиваясь в поисках удачного местечка — и просто толкаясь, — Анна внезапно заметила Юлиана. Тот стоял в первых рядах, рядом с двумя какими-то незнакомыми девочке мужчинами. Один был в мундире полицейского, другого она видела в первый раз. Юноша казался таким мрачным, что в первый момент девочка даже его пожалела. Наверное, у него неприятности.

Пока она раздумывала, в конце улицы послышалась музыка, стук колес и цокот копыт. Толпа заволновалась. Показался катафалк, на котором был установлен гроб. За ним шли родные и близкие. Городской оркестр играл печальную музыку, от которой у Анны защипало в носу. Четыре вороные лошади с черным плюмажем на головах, — двигались неспешным шагом. Губернатор города господин Авксентий Вышезванский шел рядом с катафалком. Его супругу под руки вели сзади. Анне вдруг стало страшно, и она попятилась, пытаясь смешаться с толпой. Пальцы сами собой сложились в фигу, отгоняющую зло. «Со мной ничего не случится! Со мной ничего не случится!» — мысленно повторяла девочка.

Над ее головой шептались взрослые:

— Гроб-то закрытый! С чего бы?

— Может, болезнь какая заразная?

— Ох, не приведи господи!

— А если это тиф?

— Да, говорят, не болела она ничем. В одночасье угасла.

— А гроб-то почему тогда закрыт?

— Родным, вишь, тяжело смотреть на лицо дочери-то! В храме откроют для последнего прощанья.

Удовлетворив любопытство, Анна попробовала выбраться из толпы, но ее уже подхватило людское море и потащило в темные недра собора. Над головой протяжно и звонко зазвенели колокола.

Юлиан был погружен в мрачные размышления. О смерти дочери городского главы он узнал накануне и никак не мог поверить в случившееся. В том, что до этого дошло, он винил только себя. И надо было ему вмешиваться, варить это зелье? То, что его испортили ведьмы, знал он один. И стоявший рядом начальник полиции смотрел отнюдь не добрым другом. Через служанку и старую няньку стало известно, что он приготовил для девочки зелье. И когда Валерия умерла, губернатор прямо обвинил приезжего столичного чиновника в убийстве. Власти удерживали от немедленного ареста два обстоятельства — сперва надо было все-таки предать тело умершей девочки земле, и потом не так-то просто арестовать служащего Третьего отделения. Ты его сегодня посадишь за решетку, а завтра поменяешься с ним местами и будешь обвинен в государственной измене! Нужны были более веские основания, чем гнев отца, потерявшего дочь.

Начальник полиции мягко придерживал Юлиана под локоток и время от времени шептал извиняющимся тоном:

— Да все я понимаю, но и вы поймите. Доказательства нужны!

— Клянусь, я ее не убивал! — шепнул в ответ Юлиан. — С чего бы мне это делать? По личным мотивам? Но я до недавнего времени не был знаком с семейством Вышезванских и тем более не мог питать к нему настолько глубокой личной ненависти, чтобы решиться на убийство невинного ребенка!

— Да все это я понимаю! Но ведь есть же факт…

Вместе со всеми они прошли в собор к началу службы. Вместе со всеми протолкались поближе к первым рядам, туда, где установили гроб. Взяли свечи, зажгли.

— Я уже говорил вам, что всему виной ведьмы! — косясь на собравшихся и время от времени осеняя себя крестным знамением, отвечал Юлиан. — Я могу представить доказательства своей невиновности!

— Да я-то вам и без доказательств верю, только вот господину Вышезванскому не объяснишь! У вас-то детишки есть?

— Нет. Я не женат. — Юлиан невольно вспомнил своих родителей и детство в приюте. Семью он хотел, но работа не оставляла времени даже для влюбленности. Да и кто из родителей согласится отдать дочь за ведьмака практически без связей? Нет уж, сначала карьера, а потом сердечные дела. Ему всего двадцать три года, успеется…

— Вот когда заведете детей, тогда и поймете. Я, если честно, уж и не знаю… Ох, господи помилуй! Мне вы тоже глубоко симпатичны, но господина Вышезванского у нас в городе уважают и чтут. Его слово — закон! А вы для обывателей кто? Приезжий! Все равно что иностранец! Да и столичных не больно-то любят.

Юноша покосился на мужчину, стоявшего с другой стороны. Это был главный врач города. И он, ссылаясь на распоряжения самого городского главы, отказался вскрывать тело умершей девочки, чтобы установить истинную причину смерти.

— Да уж, — пробормотал Юлиан.

— Но, если позволите, — продолжал начальник полиции, — один совет… Уезжайте!

— Как?

— Как можно скорее! В ближайшие день-два господину Вышезванскому точно будет не до вас. Но когда схлынет горе, он все вспомнит. А вас уже нет, вы уже в столицах! А оттуда пойди достань! Готов даже посодействовать… замести следы, так сказать.

Умом юноша понимал, что это правильное решение. Если его арестуют — даже пусть потом и выпустят! — это потеря времени, репутации и связей. Но сердце говорило иное.

— Не могу, — вздохнул он. — Сначала я должен разобраться кое с чем.

В Третьем отделении его просто не поймут, если он явится с пустыми руками. Сведения о таинственном доме — действительно ли в нем причина того, что в городе время от времени пропадали дети — жизненно необходимы.

— Да что может быть важнее свободы? — всплеснул руками начальник полиции, вскрикнув так громко, что на них зашикали со всех сторон.

Юлиан сделал паузу, прежде чем ответить. Служба уже начиналась, и с гроба, розового, в цветочек, сняли крышку, открыв бледное до синевы, слегка распухшее, как от удушья, лицо покойницы. Люди, потянувшиеся было посмотреть, отпрянули. Какая-то женщина глухо вскрикнула.

Обычно пишут, что «покойная лежала в гробу, как живая, вот-вот встанет и откроет глаза» — особенно когда умирает молодая девушка. Но с Валерией все было не так. Достаточно оказалось взглянуть на ее опухшее лицо, на посиневшие губы, между которыми торчал кончик языка, на приоткрытые глаза, которые оказались выпучены настолько, что не желали закрываться, чтобы понять, что умерла она неестественным путем. Даже сейчас в ее искаженных чертах угадывались отчаяние и ужас. От былой красоты девочки остались только ее волосы, красиво уложенные на белой подушечке вокруг головы. Скрещенные на груди руки были сжаты в кулаки, словно она пыталась что-то оторвать от себя. Она была в праздничном платье, и кружева смотрелись неуместно на фоне изуродованного лица. Мать при виде дочери зарыдала в голос так отчаянно и громко, что начавший службу священник неодобрительно покачал головой.

— Вот это, — кивнул Юлиан. — Девочку убили. И убили жестоко. И это не единственная жертва среди детей вашего города. А я не люблю, когда убивают детей!

— Вы ничего не докажете, — вздохнул начальник полиции, вслед за остальными осеняя себя крестом. — Господин Вышезванский…

— Пусть. — Юлиан, в отличие от остальных, не спешил демонстрировать свое молитвенное рвение и не обращал внимания на слова священника. — Но как быть с другими девочками? Пропали трое детей. И я намерен…

И в этот момент он увидел ее.

Анна тоже протолкалась в первый ряд и во все глаза смотрела на мертвое лицо Валерии Вышезванской. В глазах ее стоял страх и отвращение. Она хотела отвести взгляд — и не могла, парализованная ужасом. «Не может этого быть!» — билась в голове мысль.

Юлиан смотрел на девочку и вздрогнул, когда почувствовал прикосновение с другой стороны. Скосив глаза, он увидел призрак князя Дебрича, проявившийся среди толпы. То, что кругом стояли люди, ему не мешало. Он печально кивнул юноше:

— День добрый.

— Д… добрый, — Юлиану понадобилось несколько секунд, чтобы сосредоточиться. — Простите, если я…

— Ничего-ничего. Мы привыкли! Так нам даже лучше. — Дебрич кивнул на еще две белесые тени. Призраки тех, кто был похоронен в соборе, вели себя как обычные праздношатающиеся гуляки — с любопытством тянули шеи, чтобы посмотреть, прислушивались и присматривались к окружающим.

— А где… — Юноша покосился по сторонам, надеясь отыскать призрак Валерии. Если бы можно было ее «разговорить», многое стало бы понятно. Кроме того, показания покойной в данном случае могли быть использованы в суде.

— Не трудитесь, — дух князя угадал его намерения, — она умерла от проклятия. Ей не дано подобного посмертия.

— Проклятие! — выругался Юлиан вслух, за что на него обернулись все соседи, а какая-то женщина даже пробормотала угрозу в его адрес. — Опять проклятие! Может быть, можно что-нибудь сделать? — опять перешел он на язык мертвых.

— Только одно. Снять проклятие, и душа девочки освободится.

— Как? — шепнул юноша и тут же, бросив взгляд на Анну, все понял. И не удивился, когда девочка внезапно встретилась с ним глазами.

Разделенные свободным пространством в центре храма, гробом и священником, ведущим обряд, они стояли и смотрели друг на друга сквозь огоньки свечей. И в неверном колеблющемся свете рядом с девочкой Юлиан вдруг заметил какую-то тень. Это было странно. Он, умевший видеть невидимое и слышать неслышное, несколько раз встречавшийся с этой девочкой, раньше ничего подобного не замечал. Может быть, потому что раньше они не сталкивались в церкви? Кстати, знает ли Анна о том, что у нее есть собственный призрак?

— Да, — послышался голос призрака князя Дебрича, — это она. Между прочим, внучатая племянница моей жены.

— Я знаю. Я уже был там. Говорил с ее тетей… вернее, пытался.

Он вспомнил неудачный визит и ведьму, сражавшуюся с ним вопреки всем законам. Да, если откровенно, он мог бы уже написать официальное прошение арестовать княгиню Дебрич, или как там ее зовут на самом деле, обвинив в покушении на жизнь официального уполномоченного. Одно дело — самооборона ведьмы от своего, местного, ведьмака или сопротивление при аресте. И другое — нападение на человека, пришедшего открыто, как гость. Но он не сделал этого ни тогда, не сделает теперь. И все из-за нее. Из-за Анны, девочки, которая стояла в нескольких шагах от него. Конечно, Третье отделение выпишет ордер на арест ведьмы. Потом, естественно, разберутся, извинятся, могут даже отпустить, но девочка все равно попадет в приют и потом уже не вернется к тете, так и оставшись на попечении государства. Еще одной сиротой станет больше, а этого Юлиан, сам лишившийся родителей в раннем возрасте, допустить не мог. Для ребенка нет ничего хуже, чем расти в приюте. Каждому маленькому человеку нужна семья. Даже если эта семья состоит из одной пожилой ведьмы и ее так называемых «сестер».

— Ну и как успехи? — полюбопытствовал призрак князя. — Поговорили?

— Нет. Она… начала закидывать меня молниями.

— Хо-хо-хо! — Призрак с удовольствием рассмеялся. — Узнаю свою супругу. Она такой была с молодости. Чуть что не по ней — сразу в драку. Как мы с нею прожили почти пятнадцать лет? Ума не приложу. Опоила она меня. Околдовала, вот что! Вы, стало быть, в моем доме побывали… Никого там не встретили?

Юлиан нахмурился, припоминая мелькнувшую в зеркале странную тень, внимательно всмотрелся в тень рядом с Анной. Нет, не похожа.

— Никого… почти.

— Да? А мне все казалось, что в доме обитает привидение. Я, кстати сказать, склонен в это верить. Вы же помните, что кое-кто из моих предков, хотя и не прямых, обладал некими «способностями»?

— Мартин Дебрич, — вспомнил Юлиан.

— Мартин Дебрич, — кивнул призрак князя. — И не только он. Вы читали историю нашего рода?

— Читал. Там… много непонятного. А кое-что явно подтасовано.

— А все потому, что наш род какое-то время славился своими необычными «талантами». И Мартин был выбран неспроста.

— Для чего выбран? — вытаращился Юлиан.

— Я точно не знаю. У нас его имя было под запретом. Но то, что Мартин обладал некими способностями, — точно. В те годы, знаете ли, мой юный друг, институт ведьмаков был, как бы это сказать, не настолько популярен.

— И ведьмака Мартина просто-напросто постарались забыть, — кивнул Юлиан.

Призрак князя промолчал, но и без того все было понятно. А ведь у всех ведьмаков особая судьба. Ни один ведьмак не мог умереть просто так. Это как ведьма или колдун — не скончается, пока не передаст свою силу наследнику. Да и смерти как таковой для ведьмака не существует. Но Мартин умер. Или нет? Если он умер, не передав своей силы никому, то его могло настигнуть проклятие, поразившее и его род. А если нет? Ему кто-то уже сказал что-то про Мартина Дебрича. Что-то он совершил… что-то такое, из-за чего был проклят и лишен… Чего? Посмертия? Покоя?

Юноша помотал головой, сжал пальцами виски, пытаясь вспомнить.

— Вам плохо? — Кто-то тронул его за локоть.

— Нет. Все хорошо.

— Тогда ведите себя прилично. Вы в божьем храме!

Ах да! Юноша выпрямился, озираясь по сторонам. Оказывается, он уронил свою свечу, которая откатилась прямо под ноги священнику и там погасла.

Поминальная служба подходила к концу. Подходили прощаться родственники. Мать девочки, глухо вскрикнув, упала на гроб дочери — ее еле оттащили. Анну оттерли в сторонку, да и сама девочка не горела желанием приближаться к останкам одноклассницы. Она казалась растерянной, испуганной, и Юлиан, поймав ее взгляд, постарался приободрить, помочь ей. Он улыбнулся и подмигнул Анне, но добился лишь того, что девочка побледнела как полотно. В ее глазах мелькнул ужас, и она постаралась исчезнуть в толпе. Юноша с трудом удержал себя, чтобы не кинуться вдогонку.

Улучив минуту, он все-таки протиснулся к выходу, но, конечно, у крыльца никого не было. Анна куда-то делась. Не станешь же приставать к прохожим — видели ли они девочку, которая только что отсюда вышла?

Ему пришлось постоять у выхода еще немного — служба завершилась, и гроб выносили из храма. Вслед за ним потянулись провожающие. Юлиан зорко смотрел по сторонам — а вдруг Анна просто смешалась с толпой? Высматривая девочку, он вместе со всеми двинулся к кладбищу, держась чуть в стороне, чтобы удобнее было наблюдать за окружающими.

Новое кладбище не было так густо засажено деревьями и кустами шиповника, как старое, но все равно тут можно было укрыться от нескромных взоров, наблюдая исподтишка. Пользуясь своим умением видеть невидимое, Юлиан сразу принялся высматривать девочку. Несколько раз ему казалось, что он вот-вот ее отыщет, но всякий раз ошибался. Анны не было ни в церкви, ни среди могил. Юлиан зря метался по дорожкам, иногда привлекая чужое внимание и мешая окружающим. Юная ведьма как сквозь землю провалилась! Он, как охотничий пес, несколько раз обошел могилу Валерии Вышезванской, постепенно расширяя круги, — безрезультатно. Такое впечатление, что Анна даже не подходила к кладбищу, а это значит, что он впустую потратил почти час. За это время могло произойти все что угодно!

После похорон все потянулись в особняк Вышезванских помянуть покойную. Юлиана не приглашали, да юноша особо не стремился. Есть, конечно, хотелось, но на привокзальном постоялом дворе тоже можно было перекусить. Так он и поступил, после обеда поднявшись в свою маленькую неуютную комнатку, и растянулся на жесткой узкой кровати, больше всего напоминавшей больничные койки. Тут действительно многое напоминало больницу или приют: минимум удобств, минимум комфорта, ничего такого, что вызывало бы желание задержаться среди этой безликой мебели и пустых, выкрашенных светло-желтой краской стен подольше. Даже подоконники были столь узки, что поставить на них можно было разве что стакан, а все убранство его комнатки состояло из кровати, стула, вешалки для верхнего платья и тумбочки в изголовье.

Вытянувшись на кровати и закинув руки за голову — даже разуваться не стал — Юлиан погрузился в размышления. Да, приходилось смириться с поражением. Расследование по делу Мартина Дебрича зашло в тупик. Анна от него ускользнула. Где искать девочку, он не представлял. Снова идти к ней домой? Опасно. Просто бегать по городу в надежде на удачу? Можно попасть в лапы к ведьмам, которые вряд ли отпустят его второй раз так легко. А господин Вышезванский имеет на него зуб. В довершение всего пропали еще три девочки, отправившись в какой-то старый дом. Он почему-то не сомневался, что это и есть тот самый Дом с привидениями, и что буквально на его глазах совершилось очередное преступление. Преступление, которое он должен был предотвратить. И чем скорее приезжий ведьмак отыщет хоть какие-то следы исчезнувших детей, тем лучше. Эх, жаль, не удалось поговорить с Анной! Девочка что-то знает! Она…

Он почувствовал чужое присутствие за несколько секунд до того, как послышался осторожный стук в дверь. Даже не стук — робкое царапанье. «Я очень боюсь, — словно говорил этот стук. — Я не знаю, правильно ли поступаю, и, если что, убегу так быстро, как смогу! И ни за что не вернусь, потому что мне очень страшно!»

— Войдите!

Мысленно Юлиан приготовился ко всему — даже к аресту по приказу губернатора, — но только не к тому, что увидел.

На пороге стояла Анна Сильвяните.

— М-можно войти?

Словно подброшенный, Юлиан сел на постели, уставившись на девочку и чувствуя, что губы сами собой расплываются в глупой улыбке.

— Д-да…

Она переступила порог, смущенно глядя исподлобья. Повисло неловкое молчание.

— Ты что здесь делаешь? — Юлиан постарался, чтобы голос звучал спокойно, но внутри все ликовало. Хотелось петь и прыгать от радости. Она здесь! Она пришла. Она ему доверяет. На миг стало стыдно убогой обстановки привокзального постоялого двора. Даже не двора — ночлежки!

— Я, — Анна потупила глаза, принялась теребить край передника, — я думала, что вы… Ну что мне надо… что вы хотели… Поговорить!

— О чем? — Он сел прямее, от души ругая себя за глупые мысли.

— Только пообещайте, что не станете надо мной смеяться, и вообще…

— Ну что ты! Пойми, Анна, это моя работа. Я привык относиться серьезно ко всему, что мне скажут! — тем более, если скажет она. — Ты что-то знаешь?

Девочка помотала головой.

— Я ничего не знаю, — произнесла она мрачно. — Мне кажется, что я схожу с ума. Тетя говорит, что мне приснился сон, что это только мое воображение, а я не знаю. Я не верю… Я ничего не понимаю! Я просто хочу узнать, было это или не было. — Она чуть не расплакалась, прикусив губу.

— Ты о чем?

Анна с отчаянием взглянула на него. Она боялась, что может сойти с ума, если и дальше не будет знать, что же произошло. Был ли это только сон — или реальность.

— Я о том, где мы с девочками были три ночи назад.

Час спустя они уже оказались на городской окраине, в двух шагах от ограды нового кладбища, где теснились низенькие домишки с огородиками и покосившимися сараюшками.

Извозчик довез их до последнего поворота, как-то слишком пристально окинул взглядом бледного взволнованного юношу — по всему видать, студент из столичных, хотя взгляд больно колючий, — и еще более взволнованную девочку, как будто запоминал их лица для полицейского отчета. Ни дать ни взять, сегодня же он остановит ближайшего городового и опишет приметы маньяка, который заманивает детей в глухомань и убивает их на пустыре! Юлиану было наплевать. Пусть рассказывает. Чем быстрее новость дойдет до начальника полиции, тем быстрее местные службы начнут расследование.

— Это надо идти туда, — указала Анна направление, когда извозчик отъехал. — Мы встретились вот тут.

— Кто — «мы»?

Анна назвала имена девочек. Все сходилось.

— И вы пошли…

— Да. Калерия показывала дорогу.

Теперь дорогу выбирала Анна, шагая по обочине.

Днем улица выглядела совсем не так, как ночью. Ничего особенного, зловещего или загадочного. Дома как дома. Палисадники как палисадники. Люди как люди. Даже лай сторожевых псов звучал как-то обыденно, скучно, неинтересно.

Они дошли до огородов, и какое-то время девочка молча шла вперед, пробираясь по межам и старательно обходя грядки, но возле первого же куста яблони-дичка, разросшейся так, что только по мелким яблочкам и можно было определить, что это за дерево, остановилась.

— Я не помню, — призналась она. — Мы немного прошли, а потом свернули напрямик. С дороги. Только где?

— Может быть, возле этого дерева?

— Может быть. А может, и дальше. Не помню я!

Здесь действительно все было не так. Она прекрасно запомнила улицу, она запомнила каждый дом и даже сараюшку, покосившуюся так, что казалось, вот-вот рухнет. Все это было на месте, но дальше… Ночью они только миновали огороды — и наткнулись на старый, почти сровнявшийся с землей вал, на котором росли деревья. Но теперь откуда-то взялся пустырь. Что за шутки?

Заколебавшись, она все-таки свернула и направилась напрямик. Юлиан шел рядом, предпочитая помалкивать, хотя на языке вертелось много вопросов. Все начало сходиться. Местное суеверие. Старый дом… Взрослые предпочитали в него не верить, а вот дети знали о его существовании. Но как такое возможно? Почему память местных жителей оказалась настолько избирательна? Должно же быть наоборот! Должно, да не бывает. И то, что Анна заблудилась, лишнее тому доказательство. Дом с привидениями можно увидеть только один раз — или не увидеть вообще.

А почему, кстати, Мертвый Дом? Юлиан поймал себя на мысли, что думает о нем как о живом существе. Ах, как бы ему хотелось поговорить с кем-нибудь из местных детей! С теми, кто слышал и передавал из уст в уста истории о старом доме! Почему его так называют? Из-за какой-то легенды? Сейчас не важно. Главное другое — это все-таки правда. Ведьмы и их колдовские обряды тут ни при чем, во всем виноват Мертвый Дом. Долгие годы его не могли отыскать именно потому, что никто из детей не возвращался оттуда живым и не мог указать точное местонахождение, а остальные лишь пересказывали чужие истории. Анна оказалась единственной, кто действительно был там и выбрался из Мертвого Дома, она, да еще тот мальчишка, Провка, чья жизнь висела на волоске, отравленная исходящими от дома чарами. Анна была в этом доме и вышла из него живой и невредимой. Ее спутницы — нет. Второй раз Мертвый Дом не допустит такой ошибки.

На противоположной стороне пустыря виднелись заросли. До них было всего ничего — не больше ста шагов от обочины. Они дошли меньше чем за минуту. И юноша увидел, что за деревьями начинается довольно крутой спуск в то, что еще несколько столетий назад было городским рвом. Склон был внушительным по размеру с многочисленными «ответвлениями», заросший на склонах ежевикой, крапивой и цепляющимися за склоны деревьями. С левой стороны к нему вплотную подходили огороды и баньки соседней улицы, не замеченные детьми накануне ночью. Во всяком случае, Анна их раньше не видела, и теперь заволновалась, озираясь по сторонам.

— В чем дело? — спросил Юлиан.

— Я не знаю, — прошептала девочка. — Мне кажется, это не то место! Улица та же самая, мы по ней прошли. Даже огороды — теперь я вспомнила, они те же самые. А овраг… он какой-то другой! Ночью все было иначе.

В этом не было ничего удивительного. Умевший видеть невидимое, Юлиан сразу сообразил, в чем дело. Дом защищал сам себя. Днем это было одно место, а ночью — совсем другое.

— Ночью все кажется другим, — сказал он. — Пошли?

Анна кивнула.

Тропинку, ведущую вниз и на ту сторону, удалось отыскать довольно быстро. Правда, совсем не там, где Анна нашла ее ночью. Здесь склон был не таким крутым, десятки ног, ступавших здесь до них двоих, оставили в земле что-то вроде ступеней. Только в самом низу склон оказался круче, но все равно оба спустились легко. Уже на последних шагах Юлиан поддержал Анну за локоть, когда девочка споткнулась о торчащий корень.

У подножия растительности было мало, и немудрено — тут доживала свой век загнивавшая речушка — та самая Лебёдка. Ночью она протекала с другой стороны от Дома с привидениями, поскольку тот не хотел, чтобы добыча встретила какие-нибудь препятствия. По краям она заросла камышами и прочей болотной травой, и лишь в середине мерцал открытый «глаз» умирающего водоема.

— А где… — Анна выглядела разочарованной. Ночью все было совсем не так. Ночью тут высился старый дом, а вместо озерца было что-то вроде дворика. — Он должен быть тут, но…

— Посмотри вверх.

Девочка послушно запрокинула голову — и удивилась, заметив на той стороне за деревьями темную громаду какого-то здания.

— Я ничего не понимаю.

— Зато понимаю я. — Юлиан махнул рукой. — Полезли?

Под кронами деревьев царил полумрак. Было сыро, холодно, пахло тухлой водой, гнилой рыбой, водорослями и туалетом. Меньше всего на свете Анне хотелось тут оставаться. Скорее бы вернуться к солнцу и свету! Она направилась по пятам за Юлианом, который быстрым шагом огибал заросли болотной травы, внимательно глядя под ноги, чтобы не оступиться.

Среди камыша нашли что-то вроде мостков — несколько старых досок и палок, перекинутых на другой берег того, что осталось от речушки. Ветхое сооружение шаталось и угрожающе трещало, и, одолев его в два прыжка, Юлиан подал Анне руку, помогая перебраться на ту сторону.

Когда их пальцы соприкоснулись, оба вздрогнули. Замершая враскоряку девочка покачнулась. Нога соскользнула с доски, сердито плеснула вода, и в тот же миг из глубины показалась покрытая слизью рука.

Почувствовав, как мокрые пальцы плотно обхватывают щиколотку, девочка завизжала — и юноша машинально протянул руки, подхватывая свою спутницу в охапку и выдергивая ее из воды и лап водяного. У того не нашлось достаточно сил — пальцы разжались, и рука скользнула под воду без единого всплеска. Только покосившаяся доска, брызги и мокрые пятна на чулке Анны свидетельствовали о том, что здесь что-то случилось.

Девочка все цеплялась за него, и Юлиан попятился от воды, не спеша разжимать объятий. Кто бы мог подумать, что в этом безобидном с виду водоеме водится такое существо? Наверное, речка глубже, чем кажется. Да и болотная растительность, наползавшая с берегов, еще зрительно уменьшает ее размеры. Но странно, что водяной выбрался так поздно осенью. То ли он слишком оголодал без людей, то ли его недавно что-то потревожило. А кто бы это мог быть, кроме неурочных посетителей?

Юлиан пятился до тех пор, пока спиной не уперся в заросли кустарника, окружавшего старый дом. Только тогда он слегка встряхнул прильнувшую к нему девочку:

— Ты как? В порядке? Испугалась?

Анна несколько раз быстро кивнула и тут же помотала головой.

— Сама пойдешь?

Она кивнула. Поставив ее на ноги, юноша не без сожаления разжал объятия, взглянул сверху вниз, улыбнулся:

— Все хорошо? Это водяной омутник был. Ума не приложу, откуда он тут взялся. Обычно они водятся в более крупных реках. Эта, наверное, была когда-то довольно широкой, вот он и завелся. А теперь деградировал и стал нападать на всех подряд.

— Я бы утонула? — Анна оглянулась через плечо.

— Да.

— Спасибо! — серьезно сказала девочка.

— За что?

— За то, что не дал мне утонуть!

И, приподнявшись на цыпочках, быстро чмокнула его в щеку, беря за руку.

Юлиан застыл, борясь с желанием потрогать кожу в том месте, где ее коснулись губы девочки. Неужели она не понимает, что только что сделала? Нет, не понимает. Анна совсем невинна, и не только потому, что ее силы пока еще спят. Ей всего двенадцать лет, ее поцелуй — порыв ребенка. Об этом не стоит забывать. И в то же время через несколько лет этот ребенок превратится в красивую девушку, одним взмахом ресниц сводящую мужчин с ума. Одного, во всяком случае, она уже…

— М-может быть, пойдем? — промолвил он просто для того, чтобы хоть что-то сказать.

— Конечно! Пошли!

Руки они так и не расцепили и направились напрямик через заросли кустарника, отыскивая тропу к старому дому.

Здесь пробираться было и проще и сложнее. Проще потому, что не приходилось сохранять равновесие, как всегда при спуске или подъеме, — знай шагай себе и шагай. А сложнее потому, что тропа-то осталась позади. Пробираться пришлось напрямик через заросли, выбирая место, куда поставить ногу и лавировать между кустами, то наклоняясь под ветками, то отводя их в стороны. Хорошо, что Анну всю осень лесная ведьма учила, как правильно ходить по лесу! Благодаря ее науке она сама и Юлиан довольно легко одолели заросли, несмотря на то что юноша благородно шагал впереди, прокладывая дорогу.

Выйдя на открытое пространство, девочка застыла, глядя на вставший перед нею дом. Ночью у нее не было возможности его рассмотреть.

Наполовину развалившееся крыльцо с косыми от времени ступеньками, три из которых вообще провалились внутрь. Отстающие доски обшивки. Окна с выбитыми стеклами и висящими на одной петле ставнями. Покрытые мхом и лишайником камни первого этажа и бревна второго и третьего этажей. На крыше местами отвалилась дранка, обнажая стропила, напоминавшие ребра огромного зверя, издохшего от старости и частично разложившегося. Высохший плющ карабкается по стене. Под крышей торчит тоненькое деревце.

Фундамент почти скрылся под травой. Вокруг старого дома раскинулось что-то вроде садика, сейчас превратившегося в совершенно дикие заросли, среди которых внимательный глаз мог заметить остатки покосившейся изгороди.

Пока они карабкались по склону, ветер пригнал облака, и казалось, будто старый дом нахмурился, взирая на пришельцев с гневом и раздражением. Во всяком случае, Юлиан не сомневался, что дом — живой и действительно смотрит на них, недовольный визитом.

Юноша почувствовал, что пальцы девочки крепче стискивают его руку, и сам ответил пожатием.

— Это здесь?

Собственный голос показался чужим.

— Наверное, — шепотом ответила Анна. Несмотря на то что был день, ей почему-то стало страшно. Будь она одна, девочка уже бежала бы без оглядки. Нет, бояться нельзя. Она — ведьма и с нею ничего не случится! — Я не помню этого дома. Ночью он казался совсем другим.

— Я ведь уже говорил, что ночью все кажется другим, — ответил Юлиан. — Тебе ли это не знать?

Анна кивнула.

— Но мне кажется, это то самое место. Просто… просто он не хочет, чтобы мы его видели… другим.

Снова кивок. Умевший видеть невидимое, Юлиан не удивился бы, отыщи они вместо дома только простые развалины. Или, хуже того, груду камней от провалившегося много лет назад фундамента. Собственно, он и сейчас видел дом лишь благодаря своему дару — и тому, что рядом стоит девочка. Невинное дитя, из тех, кому дано вообще знать о нем. Она привела сюда чужака. Привела взрослого. И дом…

Юлиан вздрогнул. Дом смотрел на него. Смотрел из пустых глазниц мертвых окон. Смотрел и видел насквозь. Смотрел — и злился. Интересно, что вызвало у него такой гнев? Присутствие взрослого или просто появление чужака? Узнать это можно было только одним путем.

— А что дальше? — поинтересовался он. — Ну вы пришли сюда ночью и…

— И вошли внутрь, — пожала Анна плечами. — Я пошла первая.

— Зачем? Ты разве бывала тут раньше?

— Нет, конечно. Это было мое испытание.

— Понятно. Пошли и мы? — шепнул Юлиан Анне.

— Зачем?

— Ну как тебе не понятно? Внутрь ты вошла… одна? Или с девочками?

— С девочками.

— А вернулась только ты. Как считаешь почему?

Судя по лицу Анны, у нее был ответ на этот вопрос, но она предпочла помалкивать. И лишь пожала плечами, заставив Юлиана ответить самому себе:

— Наверное, потому что твои подруги остались там.

— Никакие они мне не подруги! — тут же заспорила девочка, но осеклась: — Как это — там?

— А вот так. Ты не подумала, что дом — живой?

— Как он может быть живым, когда он — мертвый? — невольно рассмеялась она, но тут же осеклась и покосилась на мрачное строение. Над ним сгущались тени, и казалось, будто дом растет из земли, нависает над непрошеными гостями. — Это что же выходит?

— Я и сам не знаю, — пробормотал Юлиан. С таким ему приходилось сталкиваться впервые.

Он внимательнее всмотрелся в нависающую над ними громаду. Дом был живым — и неживым одновременно. И вовсе не потому, что представлял собой всего лишь рукотворное сооружение. Раньше дом был жив — той волшебной, магической псевдожизнью, которая давала ему силы. Но сейчас стимул, смысл его существования исчез, и он умирал. Но что и как произошло? Ответ на эту загадку только предстояло отыскать.

— Что нам делать? — Анна так и держала его за руку и слегка тряхнула кисть, привлекая внимание юноши.

Буквально в нескольких шагах от остатков ограды начинались огороды — то, чего не было той ночью. Но раньше и дом стоял на другом месте. Как так могло получиться? Выходит, они ошиблись? Чары этого места сыграли с ними злую шутку? Или все-таки это был сон? С каждой секундой девочка все больше верила в него. Ей все приснилось. Дом стоит совсем не так. Ссадины и царапины исчезли, поскольку существовали в ее воображении. Огромная птица вовсе была видением. Призрак ошибался. Даже тот предмет, который она достала под подушкой у скелета, — и тот пропал, как пропадает сон. Осталась одна зацепка — сам дом. То, что внутри. Если она не отыщет доказательств реальности происходящего…

— Я хочу войти внутрь.

Ступеньки стонали у них под ногами. Более тяжелый Юлиан старался держаться поближе к перилам, цепляясь за них одной рукой, но не был уверен в том, что, в случае чего, они выдержат его тяжесть. Одна гнилая доска все-таки сломалась, и, если бы не реакция, нога юноши провалилась бы внутрь. А так он успел отпрянуть.

Широкое крыльцо они пересекли, не дыша. Анна первая дотронулась до двери. Чешуйки уцелевшей краски посыпались на пол, как труха. Девочка провела пальцами по дверной ручке:

— Не заперто.

— Конечно, — кивнул Юлиан, — сколько детей входило в эти стены! И никто, кроме тебя, не выходил обратно.

Дверь отворилась неохотно, даже не со скрипом, а с хрустом и скрежетом. Приотворилась чуть-чуть, ровно настолько, чтобы протиснуться боком. С той стороны ее заклинила лавка. Ничего подобного в ее сне не было, и Анна почувствовала еще один укол разочарования.

Просторная передняя была завалена мусором — тут и превратившаяся в труху ветошь, и обломки старой мебели, и побелка с потолка, и осколки стекла, и налетевшие в окна листья.

Затаив дыхание, Анна робко сделала шаг. Днем тут все было отлично видно — можно рассмотреть каждую мелочь на полу. И девочка завертела головой, осматриваясь.

— Ну что? — шепнул Юлиан, протискиваясь следом. Щель была нормальной для того, чтобы прошел ребенок, но взрослому приходилось туго. Хорошо, что у него отнюдь не мужественное телосложение — втянув живот, сумел пройти вслед за девочкой. Но вот если придется удирать, он может застрять.

— Ничего не понимаю, — призналась Анна. — Я вроде тут уже была… и в то же время ничего не узнаю. Этот камин, — она показала рукой, — он был пустой, а теперь…

В камине валялись обломки досок, куски штукатурки, битый кирпич, клочки оторванной обивки или полуистлевших обоев. Все это было покрыто слоем пыли.

— И эта скамья. Она стояла совсем не там. Ее кто-то передвинул?

Юлиан мигом нагнулся, пытаясь приподнять скамью, которая одним концом заклинивала дверь, мешая ей открыться на всю ширину. Бесполезно. С виду деревянная, по ощущениям она казалась каменной, к тому же намертво прибитой к полу. Приподнять ее не получалось, сдвинуть — тоже. Опрокинуть — тем более.

— Не получается, — признался он пару минут спустя. — Ты уверена? По-моему, она стояла тут лет сто. Удивительно, как корни не пустила!

— Но она стояла вон там, у стены, — указала Анна. — Мы сначала сели вот тут… Смотрите! Тут есть следы!

Слой мусора и пыли у стены действительно был тоньше.

Приглядевшись, Юлиан заметил даже отпечатки ножек. М-да, тот, кто передвинул эту скамью, обладал уникальной силой — во всяком случае, он был сильнее Юлиана. Но кто мог это сделать?

И тут же юноша ощутил взгляд.

В доме действительно кто-то был. И этот кто-то сейчас за ними наблюдал. Это его взгляд, его присутствие ощутил Юлиан, стоя у крыльца. Дух дома? Привидение? Или сторож? Но какие сокровища он охраняет?

Медленно обернувшись, Юлиан прищурился, внутренним взором всматриваясь в стены и потолок. И почти не удивился, увидев паутину, которая пронизывала потолочные балки, причудливым переплетением нитей мерцала на стенах и потолке. Сейчас кое-где еще виднелись остатки узора. Так можно было заметить, что основные «нити» уходили куда-то вверх. Сосредоточие силы находилось на втором или третьем этаже. Однако что-то или кто-то нарушил узор, и теперь дом — или обитавший в нем сторож — как бы это помягче сказать, вышел из-под контроля. И готовился к атаке.

…А еще он был сыт и зол. Странное сочетание для такой псевдожизни. Сыт чужими жизнями как любой хищник, только что вернувшийся с удачной охоты. А зол потому, что, пока он гонялся за одной жертвой, другая ускользнула от него. И не просто ускользнула, но и здорово ему насолила. «Но совершила глупость, вернувшись на старое место, уверенная в своих силах!»

И только Юлиан так подумал, как понял, кого имел в виду старый дом.

— Анна? — позвал он шепотом, боясь слишком громким звуком выдать себя. — Анна? Ты…

Обернулся — и увидел ее. И все слова вылетели из головы.

Девочка стояла у самой лестницы, незаметно ухитрившись пересечь комнату, и смотрела на что-то остановившимися глазами. На долю секунды Юлиану показалось, что она подпала под чары дома и вот-вот сама шагнет в паутину, из которой ей не выбраться, но, услышав шепот, Анна обернулась, и он увидел, что она держит на ладони что-то маленькое, блестящее.

— Анна!

— Это был не сон, — прошептала девочка. — Смотрите!

На ее ладони лежала усыпанная разноцветными стекляшками заколка.

— Это — Анастасии Сущевской, — пояснила девочка. — Она здесь была. Мы все были здесь и…

— Анна, иди ко мне!

— Что?

Над головами раздался хруст. Так медленно под собственной тяжестью и давлением времени ломаются бревна. Звук, зловещий сам по себе. А тут еще и светящиеся «нити» пришли в движение, устремляясь к девочке.

— Ко мне! — не таясь, заорал Юлиан.

Пол и потолок сломались почти одновременно. Потолок все же чуть раньше, и Анна успела кинуться к Юлиану, раскинув руки, когда из-под ног начал уходить и пол.