Дом с привидениями

Глава 16

Девочка закричала, чувствуя, что теряет опору. Рванулась изо всех сил, скользя на кучах мусора. За спиной что-то рухнуло, обдав ее облаком пыли. Стали ломаться доски пола, треща и хрустя, словно лед на реке, когда начинается ледоход. Только из трещин забила не темная вода, а та же пыль и видимая только Юлианом темнота. Его самого что-то толкнуло под коленки, но он устоял и подхватил Анну, отрывая от пола.

На пару секунд все затихло — старый дом словно потерял одну из своих жертв. Впрочем, Юлиан не собирался недооценивать противника. Потеряв одну, он может накинуться на другую «дичь» и не сделал этого лишь потому, что готовит ловушку. Юноша ощущал изменения в самой атмосфере. Все пока оставалось на местах, но…

— Анна, бежим!

В тот же миг под ними угрожающе затрещал пол. Стоять на одном месте здесь было так же опасно, как и на весеннем льду в самом начале ледохода.

— Куда?

— За мной!

Мчаться с девочкой на руках было неудобно. Стоило ногам Анны коснуться пола, старый дом взвыл. Жуткий вой-стон-рев вырвался из каминной трубы вместе с облаком пыли, взвившейся чуть ли не до потолка. Одна доска пола проломилась, вставая на дыбы, как льдина, и, получив толчок, скамья сама проехала по полу, захлопнув дверь.

Анна закричала, но ее вопль оборвался, когда Юлиан, дернув девочку за руку, резко изменил направление, помчавшись к лестнице, ведущей на второй этаж.

— Зачем?

— Поверь!

Старый дом явно не ожидал от своих жертв такого шага. Он приготовился не подпускать их к двери и окнам, и про лестницу «сообразил» поздно, когда беглецы уже одолели больше половины ступенек.

Громкий треск заглушил их крики. Ступеньки ушли из-под ног. Готовый к любой неожиданности Юлиан успел оттолкнуться от рушащихся вниз, на глазах рассыпающихся в труху досок, совершил отчаянный прыжок, перескакивая на второй этаж, но Анна не успела. Руку юноши рвануло из плеча, когда девочка споткнулась и сорвалась вслед за обломками лестницы, повиснув над проломом и грудой досок. Пальцы едва не разжались от неожиданности.

Юлиан рухнул на пол. Анна висела, цепляясь за его руку и отчаянно болтая ногами. Совсем близко было ее белое от ужаса лицо, вытаращенные глаза, разинутый в крике рот. Она махала второй рукой, пытаясь отыскать опору, дергала ногами, нашаривая пустоту. Падать ей пришлось бы не на первый этаж с высоты каких-то трех-четырех аршинов, а глубже — рухнувшая лестница проломила пол, и ее обломки провалились в подпол. Словно зубы голодного хищника, торчали края обломанных досок.

— Держись!

Настил захрустел. Дом ломал сам себя, стараясь добраться до своих жертв. Но он опирался не только на поперечные потолочные балки, наверняка источенные короедами, но и на бревенчатые опоры, которые были еще достаточно крепкими. Не теряя времени, Юлиан протянул вниз и вторую руку:

— Хватайся!

Но Анна только кричала и размахивала рукой, не понимая, чего от нее хотят.

— Лезь! — Юноша схватил ее за одежду, потянул вверх. — Живее! Подтягивайся!

Что-то громко треснуло над головами — сверху упала оторвавшаяся доска, ударила по плечу. Юлиан чуть не разжал руки, но Анна уже уцепилась за манжету его рубашки второй рукой.

— Вытащи меня!

— Держись!

Вслед за обломком доски на них посыпалась труха, пыль, мелкий сор. Анна завизжала, когда ей на лицо, чуть не попав в глаз, шлепнулась жирная личинка жука-древоточца. Девочка замотала головой, пытаясь стряхнуть ее. «Она не ведьма! — молнией пронеслось в голове Юлиана. — Она боится…» Почему-то эта мысль принесла ему облегчение и придала сил.

Ноги наконец нашарили какую-то опору. Поднатужившись, юноша дернулся, перекатываясь на бок и волоча девочку за собой. Анна стукнулась макушкой о край настила, вскрикнула от боли, но рук не разжала. Перехватив ее за пелерину пальто, юноша затащил девочку наверх и тут же вскочил:

— Бежим! Нельзя оставаться на месте!

Доски настила, которые еще позавчера ночью казались такими крепкими, теперь прогибались под их тяжестью. Громко хрустнула поддерживающая их опора. Анна закричала.

— Бежим!

Взявшись за руки, пригибаясь от непрерывно сыплющейся на головы трухи и дождя мелких щепок, задыхаясь от лезущей в нос пыли, они бросились по коридору. Девочка кинулась к ближайшей двери — укрыться от того, что сыпалось сверху.

— Нет! Это ловушка. — Юлиан силой увлек ее за собой.

— А куда?

Трещал уже не только пол, но и потолок. Юноша бросил взгляд по сторонам. Доли секунды…

— Туда!

В конце коридора сверкал прямоугольник окна. Но до него было порядка двадцати шагов — огромное расстояние, если учитывать, что дом рушился им на головы.

— За мной!

Дернув Анну за руку, Юлиан сорвался с места.

Только то, что он мог видеть невидимое, спасло им жизни. Серебристая тень мелькнула перед глазами, словно сверкающая на солнце паутина. Юноша на миг зажмурился, шарахнулся назад, машинально вскинув руку и сложив пальцы в обережный знак, чтобы защититься, — и в этот миг часть потолка обрушилась прямо перед ним, чудом не задев и не покалечив. Только пахнуло порывом ветра, обдав облаком пыли и мелкого сора. Анна вскрикнула, прячась ему за спину. Путь вперед — к спасению — был отрезан.

— Дверь!

Падая, доски с потолка частично повредили одну из дверей. Ее перекосило, но Юлиан с размаху ударил плечом, выбивая из пазов. Метнулся туда, волоча за собой девочку. Отменная реакция спасла опять — потолок продолжал рушиться вместе с крышей. Поперечная балка упала косо, перекрыв выход и заблокировав беглецов в комнате.

Здесь было полным-полно старой мебели, покрытой таким толстым слоем пыли, что юноша и девочка расчихались с первых же секунд. Пыль вихрем поднялась в воздух, забив его от пола до потолка.

— Что делать? — всхлипнула Анна и тут же закашлялась.

— Окно.

Задержав дыхание, Юлиан метнулся к светлому прямоугольнику. Рама была плотно закрыта и даже заперта. Не теряя ни секунды, юноша зажмурился и ударил локтем, выбивая стекла.

— Берегись!

Пыль взметнулась еще выше, окутала их плотным слоем. Над головами и под ногами опять угрожающе захрустело. Дом знал, чувствовал, что беглецам некуда деваться, и готовился нанести последний удар.

Но, на их счастье, рама оказалась достаточно ветхой — или желание жить было слишком велико. Выбив часть стекол, Юлиан вскочил на подоконник, своим весом доламывая раму и позволив ее обломкам упасть вниз с высоты второго этажа прямо на какие-то кусты и груду мусора. Дернул за собой Анну, заставив подняться и встать рядом. Доски пола крошились под ногами, но на подоконнике еще можно было продержаться какое-то время, пока…

Глянув вниз, девочка вскрикнула, двумя руками вцепившись в запястье юноши:

— Мама!

— Придется прыгать. — Через ее голову Юлиан бросил последний взгляд на то, что осталось от комнаты.

— Я боюсь!

— Верь мне!

В недрах дома раздался такой треск и грохот, словно рухнул целый этаж. Подоконник под ними дрогнул, пошатнулся. Старый дом разламывался на куски.

— Не бойся.

На секунду взгляды их встретились. В расширившихся зрачках девочки Юлиан прочел страх и обнял, делясь силой и уверенностью. Но в следующий миг разжал руки:

— Ну!

Анна оттолкнулась ногами от подоконника, и в ту же секунду ее дернуло вперед и вверх. Девочка закричала, чувствуя, что летит. Крепкие пальцы сдавили кисть. Был короткий жуткий миг полета, когда, казалось, душа и тело существуют отдельно, — а потом их ударила земля.

Густые заросли крапивы и бурьяна немного смягчили падение. Девочка рухнула на коленки, упала, перекатившись на бок, ударилась локтем, животом, потом спиной, вскрикнула от пронзившей тело боли, замерла, теряя сознание и готовая отключиться, но две руки встряхнули ее за плечи:

— Анна! Ты как? Жива?

— Мм…

— Слава богу! Все в порядке?

— Больно…

— Потерпи!

Ее силой поставили на ноги. Чтобы не упасть, девочка крепко вцепилась в пояс юноши, который встал, заслоняя ее собой от рушащегося дома. Огромное строение — три этажа, высокий с надстройками чердак, боковые башенки, крыльцо, мансарды и прочее, что положено старинной усадьбе, — прилагало огромные усилия, чтобы устоять. Стены еще держались, но внутри все ломалось, рассыпалось в прах, проваливалось в подпол. Облака пыли вылетали из выбитых окон. С грохотом просела часть кровли, взметнув ввысь облака мелкого мусора и неизвестно откуда взявшийся пепел.

Воздух сотряс истошный вой, полный ненависти и тоски. В облаке пыли возник силуэт с воздетыми в ярости руками. Вихрь закружился, сворачиваясь в спираль, подхватывая мелкие щепки, сорванную с кустов листву, пыль, пепел, мусор, песок, обрывки ветоши и обломки мебели.

Вскинув руки ладонями вперед, Юлиан пятился назад, волоча за собой еле держащуюся на ногах, хромающую Анну. В отличие от крепко зажмурившейся девочки он видел мятущуюся душу дома — хищного стража, который не выполнил свое предназначение и позволил жертвам ускользнуть. И теперь он бился в агонии, ломал и крушил самого себя, умирая.

Наконец рухнула последняя балка. В небо взметнулся последний столб пыли. Затих треск и грохот. Прокатилось и запуталось среди деревьев эхо. Последней упала тишина, такая полная и неестественная, что раздавшееся минуту спустя испуганное чириканье какой-то птахи показалось неуместным кощунством. Юлиан потряс головой, взлохматил волосы, вытряхивая из них труху и мелкий сор. Похлопал по бокам, выколачивая из одежды пыль. Шлепнул по маленькой руке, опомнился.

Анна стояла, обхватив его за пояс, прильнув всем телом, крепко закрыв глаза. По покрытому пылью лицу бежали дорожки слез. Юноша осторожно разжал руки девочки, опустился перед нею на колени, бережно вытирая — размазывая — пыль с мокрых щек.

— Все в порядке. Ты как?

Девочка всхлипнула:

— Болит…

— Где?

Но он уже и сам чувствовал — в ее ауре наливалось, разбухая, уродливое темно-багровое пятно. Она здорово ушиблась. Просто чудо, что обошлось без серьезных травм, лечить которые он не умел. Да и вообще целительная магия не была сильной стороной ведьмака. Главное было — вовремя уклониться от удара. Тут ему действительно не было равных.

— Потерпи. Может быть больно. Целитель я так себе… аховый.

Прикусив губу от напряжения, дотронулся ладонями до отбитого бока, «сливая» по своей ауре в землю все повреждения. Полностью, конечно, не получилось ничего вылечить — синяк останется на несколько дней. И содранные в кровь коленки и ободранные до мяса ладони. И ссадина на щеке… Здесь он мог только унять боль, чтобы девочка могла нормально передвигаться. Так, что у нас еще. Вывих щиколотки. Ну это просто. Здесь достаточно всего одного касания. Но у самого Юлиана после сеанса распухли и так горели ладони, словно он сунул их в кипяток. Юноша не удивился, если бы с них стала слезать кожа.

— Ты… вы, — всхлипнула Анна, — что это было?

— Ничего. Я тоже кое-что умею. — Он выпрямился, держа руки на отлете. — Все хорошо?

— Почти. — Девочка оглядела свой капор, платье, чулки и башмаки. — Тетя меня убьет…

— Я куплю тебе новые чулки, — несколько опрометчиво пообещал Юлиан прежде, чем понял, что сказал. — Пошли, умоемся. Тут неподалеку речка течет. Помнишь?

— А как же омутник? — вспомнила девочка прикосновение мокрой холодной лапы.

— Не обращай внимания. Второй раз он не сунется! Только ты постарайся не делать резких движений!

Анна кивнула, снова беря его за руку. Прикосновение ее ладошки причинило боль и одновременно было до жути приятным.

Чуть в стороне Лебёдка вытекала на открытое пространство — во всяком случае, заросли тростника и камыша тут были намного меньше, а берег — сухой и твердый. Как и предсказывал Юлиан, на сей раз омутник не стал их беспокоить, и путешественники умылись, немного приведя себя в порядок. Юноша долго сидел на корточках, держа ладони в холодной воде, пока они не онемели. Только тогда он вытащил руки и стал разминать непослушные пальцы.

— Ничего, — подмигнул он Анне. — Обойдется. Главное, что мы остались живы.

— Да уж, — помрачнела девочка. — Я-то жива… А… что там было?

— Кажется, я могу объяснить. — Юноша обернулся на дом. — Там был дух.

— Призрак?

— Возможно. Неупокоенный дух кого-то из обитателей этого дома. По какой-то причине он — то есть тогда еще живой человек! — уничтожил сперва всех его обитателей, — продолжал Юлиан рассуждать вслух. — Потом умер сам и остался здесь. Ждать. Охранять… К нам в Третье отделение однажды пришло анонимное письмо о том, что тут уже более двухсот лет время от времени пропадали дети. Как было написано, раз в несколько лет в городе бесследно исчезали два-три ребенка, большинство в возрасте от десяти до четырнадцати лет. Мне поручили разобраться с этим делом. Вернее, я вызвался сам, потому что, — он осекся, решив оставить рассказ о Мартине Дебриче в тайне, — потому что мне это показалось интересным… В городских архивах я нашел отчеты, подтверждающие упомянутые в письме сведения. Я просмотрел их все, сделал кое-какие записи. Первый случай имел место сто восемьдесят девять лет тому назад, еще при ляхах. С течением времени случаи исчезновения детей стали отмечаться все чаще. В первое время раз в десять — двенадцать лет, потом — раз в семь-шесть, потом — раз в три-четыре года… Предпоследний раз такое было как раз три года назад. И вот — последний случай. Наверное, дом каким-то образом подманивал детей и убивал их.

Анну передернуло.

— А почему? Я хочу сказать, зачем он убивал детей?

— Не знаю. — Юлиан пожал плечами. — То есть у меня есть гипотеза… В доме хранилось нечто, представлявшее для духа при жизни огромную ценность. Такую огромную, что человек, не задумываясь, ради него расстался с жизнью и даже после смерти стал защищать свое добро. Призрак не мог перенести эту вещь в другое место, передоверить кому-то или не успел этого сделать…

— Не успел, — сказала Анна.

— Откуда знаешь?

— Ну мне девочки рассказывали. Что это был постоялый двор, который содержала одна семья. Однажды ночью, в метель и мороз, к ним пришел странный постоялец. Он умер. А потом начали умирать все остальные, пока никого не осталось. Поэтому дом и назвали Мертвым. Там все умерли, понимаете?

— Понятно, — кивнул Юлиан. Руки перестали гореть, юноша быстро привел в порядок свою одежду и вместе с Анной направился прочь по тропинке. — Тогда все встает на свои места. Этот человек принес с собой нечто ценное. Может, он прятал его от врагов. Может, просто искал укромное местечко. Может быть, хозяева постоялого двора узнали о том, какую ценность он несет, и прикончили его, чтобы завладеть сокровищем. Я больше, чем уверен, что где-то там до сих пор лежат его останки.

Анна вспомнила труп в постели и ту странную штуку под подушкой. Печать…

— Увы, мы никогда наверняка не узнаем, как все было на самом деле. Могу только предположить, что дух убитого отомстил убийцам и уничтожил всех, — и своих убийц и тех, кто просто случайно оказался рядом. Чтобы никто не мог унести эту вещь. И остался ее охранять. Но любому духу нужна подпитка. Пища. Еда. И он стал приманивать и уничтожать детей, забирая себе их жизненные силы, и таким образом поддерживать свое существование.

— Да, но почему детей? — Девочке стало жутко.

— Все просто, — пожал плечами Юлиан. — Дети доверчивее. Они неопытны, неосторожны, любопытны, любят рисковать, меньше задумываются о последствиях и склонны к бунтам. Если взрослые запрещают — значит, это надо непременно попробовать. Мертвый Дом — это загадка, которую никто не в силах разгадать. Вот дети и тянутся сюда, привлеченные тайной. Кроме того, у большинства из них нет внутренней защиты. Не стоит забывать и о жизненной силе, которой питался дух-убийца. У детей она на порядок больше, и забрать ее на порядок легче. Дети не умеют защищаться. Осторожность, скептицизм, рассудительность несвойственны юным сердцам. Я знаю. Я сам еще недавно был таким… Главное — цель. А какими силами и средствами ее достичь — не важно. У духа была цель — защитить нечто, что было неизмеримо дороже для него не только своей жизни, но и жизней всех остальных. Нечто ценное. Какая-нибудь реликвия… ключ…

— Печать, — шепотом подсказала девочка.

— Печать, — кивнул Юлиан. — Да, Печать тоже может… Погоди-погоди, — он тряхнул ее за руку, — ты о какой Печати говоришь?

— Ни о какой, — быстро соврала Анна. — Я просто так сказала. А вы про что?

Сердце на миг замерло. Что бы ни сказал ее спутник, ей все важно. Девочка почти поверила, что ночное происшествие не было сном. Она действительно была в старом доме. Действительно кое-что оттуда вынесла. И несмотря на то что тетя Маргарита не хотела в этом признаваться, Печать существовала. Но стоило ли о ней рассказывать?

— Да так, — пожал плечами Юлиан. — Ни про что.

А сердце забилось часто-часто. Печать. Наверняка одна из тех самых Печатей, которые ведьмы всей страны — и, наверное, всего мира — ищут уже много лет. В Третьем отделении пытались ловить этих охотников, но сведений было пока собрано до обидного мало. И вот девочка походя упоминает одну из самых ценных реликвий мира. Если в Мертвом Доме хранилась одна из Печатей и если Анна вышла из этого дома целой и невредимой, а дух-хранитель покончил с собой, значит, она и вынесла ее.

Юлиан испытующе посмотрел на девочку. Знает ли она, что наделала? Рассказали ли ей ведьмы о том, чем на самом деле являются Печати? Или они соврали ей и просто-напросто использовали ребенка для своих целей? Как бы то ни было, Анна являлась лишь орудием в чужих руках. И при всем желании Юлиан не мог бы привлечь ее к ответственности.

Надо было хорошенько поразмыслить. Юноша не спеша побрел в сторону дороги.

— И все равно это несправедливо! — притопнула ногой Анна. — И жестоко!

— Жестоко — когда нет смысла. — Он приостановился, поджидая ее. — А если смысл есть? Скажи честно, ты сама разве не желала никому зла? Никогда-никогда?

Он взял ее за руку, пожал.

Девочка уже открыла рот, чтобы возмутиться, но вспомнила, что в свое время ненавидела именно тех трех подружек, которые пропали без вести, — и закрыла его, семеня рядом. Какой смысл оправдываться? Вдруг это — не просто совпадение? Вдруг именно она виновна в их исчезновении?

— Ты же ведьма, — подначивал Юлиан. — А у ведьм всегда много врагов. Только не со всеми получается справиться.

Анна искоса посмотрела на своего спутника, вспомнила, как он накануне явился к ее тете, чтобы поговорить, — и как тетя метала молнии, выпроваживая его из дома. Ведьмак! Он ведьмак! Ведьмаки — враги ведьмам. Подумать только! И она как раз…

Подумав об этом, девочка остановилась на полдороге, потянув руку из ладони Юлиана. Тот вмиг все понял и встал тоже.

— Ты чего? Анна, что случилось?

— Ничего, — соврала девочка. — Я просто подумала…

— Что это сделала ты? Тебя никто ни в чем не обвиняет. Ты не могла заманить своих подружек в этот дом хотя бы потому, что приехала сюда не так давно и просто не знала о его существовании. И ты слишком мала, чтобы всерьез сделать такое. Это просто совпадение!

— Нет. — Она вспомнила про шабаш, про свои пожелания девочкам. — Нет. И… не ходите за мной!

Развернувшись, она бегом бросилась прочь. И бежала без остановки почти до самого дома.

Не успела Анна переступить порог, как услышала гневный голос тети:

— Ты где была?

Пожилая дама стояла наверху лестницы, уперев руки в бока, и выглядела очень рассерженной. Даже воздух вокруг нее, казалось, вибрировал и искрился. В передней пахло грозой и почему-то гарью — не то жжеными тряпками, не то птичьим пером.

— Я? — Анна обернулась на дверь. — Нигде.

— Не ври мне! Где ты была? Да еще в таком виде! Тебя что, собаки рвали?

Анна только сейчас заметила, что, кроме порванных чулок, у нее перепачкано в грязи платье, на рукавах — пыль, один манжет оторван. Но сдаваться не собиралась.

— В гимназии. Меня оставили после уроков. Наша классная дама велела мне и еще двум девочкам убрать класс.

— На то есть уборщицы. Где ты была?

— На уроках!

— Сегодня нет уроков. Признавайся!

— Да была я в гимназии, была! — притопнула ногой Анна. — Это правда!

— Тогда где твоя сумка с книгами и тетрадями?

Анна похолодела. Она действительно не помнила, где и когда ее оставила. В Мертвый Дом она точно пришла с пустыми руками. И, кажется, в соборе…

— В гимназии, — пролепетала девочка. — Я оставила ее в гимназии, потому что… ну…

— Я тебе не верю. — Тетя протянула руку, и дверь с грохотом захлопнулась, отрезав девочку от внешнего мира. — Тебя видели на площади возле собора.

— Ну и что? Мне нельзя туда ходить?

— Для тебя это может быть опасным. Ты представляешь ценность…

— Это вряд ли! Вы ведь получили от меня все, чего хотели!

— Ты что говоришь? — Уже начав спускаться, тетя Маргарита замерла на ступеньке с поднятой ногой. Это было бы смешно, если бы Анна не чувствовала смутный страх.

— Что слышали, — дерзко пожала плечами девочка. — Я же достала вам Печать!

— Не городи чушь! — повысила голос ее тетя. — Никакой Печати не было!

— Была! Я была в том доме сейчас! — закричала Анна, теряя самообладание. — Я нашла там заколку Анастасии Сущевской! Мы были там с нею вместе! И она и все остальные девочки! Я все видела! Это правда!

Она пятилась до тех пор, пока не врезалась спиной в угол, откуда сверкнула глазами на подходившую к ней тетю.

— Ты ничего не видела, — отчеканила та. — Слышишь? Ничего!

— Неправда! Я все видела! А вы мне врете! Зачем вы мне врете?

— Что?

Тетя Маргарита бросилась вперед. Анна шарахнулась в сторону, но пожилая дама вскинула руку — и ковер внезапно взвился в воздух, как живой. Девочка не удержалась на ногах, споткнулась, едва не падая, — и этой крошечной заминки хватило, чтобы ведьма настигла ее, хватая за руку.

— Попалась! Пойдем-ка…

— А-а-а! Пустите меня! Пустите!

Анна уперлась ногами в пол, упала на колени, отказываясь идти, но тетя Маргарита не собиралась сдаваться. Она силой подволокла упирающуюся племянницу к двери в кладовку и втолкнула девочку внутрь. Сделав пару шагов, Анна упада на мешок с какой-то рухлядью и услышала, как за спиной хлопнула дверь, и лязгнул засов.

— Нет, — прошептала она. Резко выпрямилась и кинулась к двери, замолотив в нее кулаками. — Нет! Нет! Тетя! Выпустите меня! Вы не можете так поступить! За что?

— Ты ничего не понимаешь, — вздохнула тетя, прислонившись к двери с другой стороны.

— Понимаю! — Анна ударилась о дверь плечом. Та, естественно, не поддалась. — Я не маленькая! Я с вами на шабаше была! Я — ведьма! А вы от меня все скрываете! Почему?

Некоторое время за дверью слышалось молчание. Оно было таким полным, что Анна уже решила, будто тетя ушла. Но вот снаружи раздался тихий вздох.

— Это для твоего же блага, девочка! — промолвила пожилая дама. — Да, нам пришлось приоткрыть тебе кое-какие тайны относительно твоего будущего, чтобы потом, когда ты подрастешь, твое превращение в ведьму не стало для тебя таким же ударом, как для твоей матери. Чтобы ты привыкла к своему дару, смирилась с уготованной тебе судьбой, научилась жить в мире с собой и окружающими…

— Ничего себе — «в мире», — проворчала Анна.

— Да, в мире. Он жесток и коварен по отношению к нам, людям, наделенным особым даром. И научиться жить в мире — значит в первую очередь научиться защищаться от мира. Пока ты еще слишком мала, защищать тебя будем мы.

— Я сама смогу себя защитить! — парировала девочка. — Выпустите меня!

— Не городи чушь, — отрезали с той стороны. — Знаю я, как ты себя защищаешь! Нет уж! Посиди взаперти, подумай о своем поведении. Здесь, под замком, ты в безопасности.

Послышались удаляющиеся шаги. На сей раз тетя Маргарита действительно ушла.

Вымещая злость и досаду, Анна несколько раз ударила кулаком в дверь. Даже побила ее ногой, повернувшись спиной, но лишь отбила кулак и пятку. Устав колотить, она села на пол, обхватив колени руками. Хотелось плакать. Слезы щипали глаза. Ее заперли в этой маленькой тесной кладовке, где из-за темноты еле-еле можно было рассмотреть составленные вдоль стен сундуки и сваленные на них мешки и узлы с ненужными вещами. Пахло пылью, мышами, старыми тряпками, соломой. Совсем как в том старом доме. Только там еще воняло гнилью и тухлятиной, а с потолка сыпались пауки. Анастасия Сущевская боялась пауков…

В глубине кладовки послышался шорох — как будто кто-то пытался отодвинуть мешки.

Крыса? Или кто-то пострашнее! Девочка вскочила и прижалась к стене, выставив руки вперед.

— Кто тут?

Шорох прекратился и послышался противный скрип.

— Кто здесь?

Скрип сменился натужным визгом. Куча мешков в дальнем углу дрогнула. Тот, что лежал наверху, зашевелился, медленно, как живой, принимая вертикальное положение. В темноте было трудно рассмотреть, но Анне показалось, что у него снизу вдруг начали расти две длинные суставчатые конечности, а сверху появилось что-то вроде хобота…

— Кричи!

Послушавшись голоса, Анна завопила во все горло, и орала до тех пор, пока до нее не дошло, что этот голос она где-то уже слышала.

— П-призрак? Т-ты?

— Я.

— Аа-а-аа? — дрожащей рукой девочка показала на мешок.

— Я…

— Тоже ты? — осенило ее. — Ты хочешь сказать, что сделал это нарочно?

Ответом был тихий вздох, такой тоскливый, что Анна все поняла:

— Это тетя приказала тебе меня напугать?

На сей раз ей ответили молчанием, но столь красноречивым, что слов не требовалось.

— Но почему? — ответом было молчание. — В воспитательных целях?

Призрак рядом вздыхал и сопел так печально, что у Анны при всем желании не получалось на него сердиться. Успокоившись, девочка по стеночке добралась до сваленных в углу мешков и присела там. Запах пыли, мышей, шерсти и старой ветоши стал сильнее. От пыли засвербело в носу. В дверную щель проникали тоненькие лучики света и, присмотревшись, можно было различить танцующие в них пылинки.

— Как думаешь, — помолчав, поинтересовалась Анна, — долго мне тут сидеть?

Призрак вздохнул. Этот вздох очень походил на растерянное пожимание плечами.

— А то я есть очень хочу, — пожаловалась девочка. — И… ну… мне в уборную надо. Очень-очень надо. Нет, я немножко могу потерпеть, но не знаю сколько. Может, ты мог бы… ну… попросить тетю?

Призрак ответил ей глубоким молчанием. Просто не знал, что сказать или как вздохнуть или исчез? Анна терялась в догадках, не зная, обижаться ей или нет, но внезапно рядом раздался прерывистый шепот, сразу все ей объяснивший:

— Нет…

— Это тетя так сказала? — попробовала угадать девочка и не удивилась новому вздоху. — Что же мне делать? Я правда в уборную очень хочу и… И вообще я хочу отсюда убежать! — вырвалось у нее.

Тишина отозвалась вздохом, таким тоскливым, что и без слов было понятно — призраку, кем бы он ни был, тоже очень этого хотелось. И, может быть, даже больше, чем ей.

— Я бы тебе помогла, — промолвила девочка. — Правда-правда… Я ведьма. Будущая, но все равно… Я бы постаралась что-нибудь сделать, но не сейчас. Я сама сижу тут взаперти… И если тетя меня отсюда не выпустит, так тут и умру. И тоже буду призраком… Хм…

В носу защипало. Она и раньше еле сдерживалась, а теперь слезы полились сами. Анна уткнулась носом в ладони, наклоняясь вперед и давая волю слезам.

Впрочем, лились они недолго — глупо плакать, когда никто не утешает. Призрак не в счет — ему не уткнешься носом в коленки, он не погладит по голове, не обнимет… Наревевшись вдоволь, Анна скорчилась на мешках и, обхватив себя руками, сама не заметила, как уснула.

Когда она проснулась, живот болел еще сильнее. Есть, пить и в туалет хотелось неимоверно. Но сон успокоил узницу. Вытерев лицо, девочка выпрямилась, по-новому оглядывая кладовку. Ничего интересного. Тесно. Душно. Пыльно. Плохо пахнет. Живот болит. Слишком сильно болит, чтобы терпеть. А что, если… Дальний угол показался ей вполне подходящим для этой цели. Все равно она собирается отсюда сбежать как можно скорее.

Шорох. Анна, уже присевшая на корточки за мешками, вскинула голову, прислушиваясь. Да, где-то что-то шуршит. Не мышка и не крыса, а как будто тихо-тихо тонкой струйкой журчит, пересыпаясь, песок. Если бы не полная тишина в кладовой, нипочем нельзя догадаться.

— Что это? Призрак, твои штучки?

Тишина. Только шорох и шуршание стали громче, как будто дырочка, через которую сыплется песок, кто-то немного расширил. Девочка выпрямилась, прислушалась. Звук доносился из противоположного, дальнего от двери, угла, где, как назло, было темнее всего.

— Призрак?

— Шш-ш-ш…

— Это ты? Что там такое?

Снова вздох. На сей раз в нем явное нетерпение: «Ну, как же можно быть такой тупой?» В другое время девочка бы обиделась, но теперь ей было не до того. Что там шуршит? Ох, лучше посмотреть, чем сидеть на одном месте. Тем более в этом углу!

Все же в темноте кладовки она видела не так хорошо, как хотелось бы, так что пробираться на звук пришлось, ощупывая перед собой дорогу.

Струйка песка сочилась откуда-то с потолка. Встав на сваленные друг на друга мешки, Анна нащупала в досках щель. Более того, одна из досок держалась настолько неплотно, что, немного пошатав ее, Анна выломала деревяшку. В увеличившееся отверстие песок хлынул рекой, но быстро иссяк. А в потолке обнаружилась дыра достаточного размера, чтобы можно было пролезть ребенку. Вдобавок — в стене, как раз на нужном уровне, нашлись старые выбоины. Есть куда поставить ногу.

— Призрак, это же… Ой, только не говори, что это сделал ты!

Звук, который послышался в кладовой, больше всего напоминал смущенное хмыканье.

— Ты? — изумилась девочка. — Но ведь призраки не могут двигать предметы. Копать землю, выламывать доски… Или могут?

— Я… давно.

— Давно — что? Давно сделал? Но как же…

Внезапно Анну осенило. Девочка хлопнула себя ладонью по лбу. Она вспомнила разговор с Юлианом о том, что дух старого дома тоже раньше был человеком, но после смерти стал духом, забиравшим себе чужую жизненную силу, чтобы продолжать охранять Печать и после смерти, раз не смог сберечь ее при жизни. Он был обычным человеком. Человеком…

— Призрак, — прошептала она, замирая от собственной смелости, — ты… ты сделал это, когда был живым?

— Да, — скорее, не вздох, а стон.

Девочка прижала ладони к щекам.

— И… каким ты был? Или была? Кто ты?

Звук, который издал призрак, можно было истолковать как угодно.

— Ты не хочешь мне сказать? Или не можешь? Ты так давно был живым, что все забыл?

Призрак не ответил, но его молчание было достаточно красноречивым. Анна подумала, каким он мог бы быть. Наверное, мальчишкой. Любил шалости, часто попадался на разных проделках, за что его неоднократно сажали в эту кладовку в качестве наказания. Но призрак — интересно, как его звали в те годы? — не отличался послушанием. Это был настоящий бунтарь, раз ухитрился проделать запасной выход. Наверное, его сажали на сутки или двое, а он убегал и снова принимался за свои проделки. Потом, правда, возвращался под арест как ни в чем не бывало. Да, подумала Анна, ощупав крепившиеся доски и выбоины в стене, этому уже много лет. Человек, проделавший их, вырос, умер, стал призраком, а лаз, закрытый последний раз и не открывавшийся много лет, ждал своего часа. Постепенно тут все пришло в негодность и оказалось достаточно, наверное, всего одного легкого касания, чтобы обнаружился ход.

Теперь девочка не колебалась. Взгромоздив на мешки еще одну коробку и воспользовавшись выбитыми в стене «ступеньками», она подтянулась на руках, без труда протискиваясь в лаз.

Тут было много мусора, пыли и трухи. Столько, что беглянка чуть не расчихалась. Лаз оказался невелик — она могла передвигаться только на четвереньках. Эх, чулки после этого точно придется выкинуть!

— Гуда дадше? — прогнусавила она, зажав нос двумя пальцами, чтобы не расчихаться от пыли.

Впереди что-то зашуршало — словно змея ползла. Но шуршание удалялось, и Анна подумала, что призрак зовет ее за собой. Стараясь дышать ртом, девочка поползла по лазу.

Он оказался коротким — через три или четыре аршина Анна стукнулась лбом об стену. Села прямо на пол, стала исследовать тупик — и ветхая доска рассыпалась у нее под пальцами.

Девочка осторожно высунула нос наружу. Оказалось, она выбралась в камин одной из комнат на втором этаже. Видимо, это когда-то был рабочий кабинет — вдоль стен стояли шкафы, битком набитые старинными книгами. У окна высился массивный письменный стол, за которым, наверное, надо было стоять — такой он был огромный. Рядом стояли два пюпитра для книг — сейчас пустые. На столе царил идеальный порядок — то есть, кроме пыли, ничего не было. Второй стол, больше похожий на обычный, находился у другого окна. А рядом с камином стояли два кресла, аккуратно укрытые чехлами.

Анна выбралась из камина, отряхнулась от пыли. Огляделась повнимательнее и заметила, что в простенке висит портрет.

Большинство картин украшали собой галерею на втором этаже. Еще одна, напугавшая девочку в день приезда, сейчас находилась в подвале, за дверью с медным замком. А сейчас перед нею оказалась еще одна.

Мужчина. В летах. Он мог бы быть для Анны дедушкой — столько ему лет. Незнакомец стоял, опираясь на какую-то невысокую мраморную тумбу, в другой руке держа трость. Пышный парик, камзол, смешные банты на туфлях, кружева, шпага на перевязи. Такой наряд носили, наверное, двести или триста лет назад. В лице, в глазах, форме бровей было что-то смутно знакомое, как будто она уже встречала этого человека раньше.

— Это, — голос упал до шепота, — призрак, это ты?

Она не ждала ответа, но внезапно возле самого уха раздалось:

— Нет.

— А кто? — Анна почувствовала разочарование.

Тишина. И, когда девочка уже перестала ждать, тихо, на выдохе прозвучало единственное слово:

— Отец…

Призрак промолвил это так тихо, что Анне пришлось переспросить, но на сей раз ответа она не дождалась. Привстав на цыпочки, она различила внизу маленькую медную табличку, на которой старинной вязью было вытравлено: «Князь Святополкъ Вторый Дебричъ». Ух ты! Значит, это было правдой. Тетя Маргарита вышла замуж за настоящего князя. И призрак когда-то жил в этом доме, ходил по этим же комнатам, может быть, сидел в одном из этих кресел, бегал по лестницам, когда был маленьким. И, наверное, кроме отца у него были мама, бабушка, братья и сестры…

Подумав о бабушке, Анна вспомнила о тете Маргарите и заторопилась. Не для того она убегала из кладовки, чтобы просто так стоять и рассматривать старинные картины! Беглянка на цыпочках подкралась к двери, прижалась к ней ухом.

— Посмотри, там никого нет?

Призрак ничего не ответил, но некоторое время спустя дверь отворилась сама. Коридор был пуст.

Раздумывать, куда делась тетя, было некогда и неохота. Девочка на одном дыхании пробежала по коридору и выскочила из дома. Старая уродливая груша, после того как сломался один из сучьев ставшая еще уродливее, что-то заскрипела ей вслед, но беглянке было все равно.

Уже на полпути она сообразила, что забыла поменять чулки и прихватить чего-нибудь из кухни, чтобы перекусить, но возвращаться было поздно.